Избранные фантастические циклы. Компиляция. Книги 1-24 [Гарри Гаррисон] (fb2) читать онлайн

Гарри Гаррисон Запад Эдема

Т.А. Шиппи и Джеку Коэну, без помощи которых эта книга никогда не была бы написана.

От Автора

И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке,

И поместил там человека, которого создал.

И пошел Каин от лица Господня;

И поселился в земле Нод, на восток от Эдема.

Первая Книга Моисея БЫТИЕ

Крупные рептилии были самыми удачными жизненными формами, когда-либо населявшими этот мир. 140 миллионов лет назад они царили на земле, в воздухе и в воде. В это время предки людей были всего лишь крохотными, похожими на землероек существами, на которых охотились более крупные и более сильные ящеры.

Затем 65 миллионов лет назад все изменилось.

Метеорит диаметром шесть миль столкнулся с землей и вызвал необратимый сдвиг в атмосфере. Следствием этого, было уничтожение свыше шестидесяти пяти процентов видов животных, живших тогда на Земле.

Век динозавров кончился. Эволюция млекопитающих, которую они сдерживали сто миллионов лет, началась.

А если бы этого метеорита не было? Как выглядел бы наш мир сегодня?

Пролог: Керрик

Я пишу эту историю и верю, что это – правдивая история мира.

Родился я в небольшом лагере, насчитывавшим всего три семьи. Все теплое время мы стояли на берегу большого озера, в стальных водах которого, отражались окрестные высокие горы, с вершинами, белыми от снега. Когда снег начинал покрывать наши палатки и траву вокруг них, приходило время охотникам идти в горы. Я был маленьким и очень хотел поскорее вырасти, чтобы тоже охотиться на обычных и гигантских оленей. Это и был весь мой мир, которым я жил.

Однако то, что я считал полной картиной жизни, оказалосьлишь небольшой ее частью. Мои горы и озеро были только малым участком великого континента, раскинувшегося между двумя великими океанами. Этот континент состоял как бы из двух континентов, соединенных между собой узким перешейком. Мы жили в северной его части, а южную населяли огромные и ужасные мургу.

Я научился ненавидеть их еще до того, как впервыеувидел. Из рассказов старших я знал, что по ту сторону западного океана есть еще один материк и там совсем нет охотников, ни одного. Только мургу. Весь мир принадлежит им, кроме нашей маленькой части.

Теперь я кое-что расскажу вам о них. Мургу – холодные и гладкие, и у них есть когти и зубы.

Они ненавидят нас так же, как и мы их. Это не имело бы особого значения, будь они только крупными и безмозглыми животными.

Однако есть мургу такие же умные и свирепые, как охотники. Число их сосчитать невозможно, но достаточно того, что они заполняют все земли нашей огромной планеты.

То, что вы сейчас услышите, не очень-то приятно, но это было, и все должны знать об этом.

ЭТО – ИСТОРИЯ НАШЕГО МИРА.

Книга первая

Глава первая

Амахасг уже проснулся, когда первый свет приближающейся зари появился из-за океана. На его фоне были видны только самые яркие звезды. Амахаст знал. Откуда они берутся: это были души умерших охотников, которые поднимались на небо каждую ночь. Но сейчас даже эти последние, самые отважные и хитрые охотники, бежали от восходящего солнца.

Это было горячее солнце далекого юга, разительно отличавшееся от северного солнца, слабо розовевшего в блеклом небе под заснеженными лесами и горами. Это было совершенно другое солнце. Сейчас до его восхода рядом с водой быдо прохладно, но днем жара вернется вновь. Амахаст почесал искусанную насекомыми руку и стал ждать рассвета.

Из темноты медленно появилась их деревянная лодка. Она была вытащена на песок за линию сухой травы и пустых ракушек, означавших границу прилива. Рядом с ней можно было уже различить темные силуэты спящих членов его саммад, четверо из которых отправились с ним в это путешествие. Тут же он с горечью вспомнил, что один из них, Дикен, умирает и скоро их останется только трое.

Один из мужчин медленно поднялся на ноги, тяжело опираясь на свое копье. Это был старый Огатир; руки и ноги его одеревенели и болели от сырой земли и холодных зим. Амахаст тоже встал, держа копье в руке. Двое мужчин встретились и вместе направились к ямам с водой.

– День будет жарким, курро, – сказал Огатир.

– Здесь все дни жаркие, старик. Солнце будет поджаривать нас на медленном огне.

Медленно и осторожно шли они к темной стене леса. Высокая трава шелестела под утренним бризом, первые проснувшиеся птицы перекликались на деревьях. Какое-то животное рылось под низкими пальмами в поисках травы. Охотники с вечера углубили ямы, и сейчас они были полны чистой воды.

– Пей в волю, – сказал Амахаст, повернувшись лицом к лесу. За его спиной Огатир, тяжело дыша, опустился на землю и начал пить.

Из темноты между деревьями еще вполне могли появиться ночные животные, поэтому Амахаст стоял с копьем наготове, вдыхая влажный воздух, наполненный запахами гниющих растений и слабым ароматом ночных цветов. Закончив, старик занял его место и дал напиться Амахасту. Глубоко погрузив лицо в прохладную воду, тот брызгал водой на свое обнаженное тело, смывая грязь и пот прошедшего дня.

– Сегодня вечером у нас должна быть последняя стоянка, а завтра утром нужно возвращаться, возвращаться тем же путем, – сказал Огатир через плечо, продолжая вглядываться в кусты и деревья.

– Я понял тебя. Но не думаю, что несколько дней могли что-нибудь изменить.

– Пришло время возвращаться. Каждый закат я завязывал на своей веревке узлы. Дни становятся короче, закаты приходят все быстрее, с каждым днем солнце слабеет и не может подняться высоко в небо. И ветер начинает меняться, даже вы должны замечать это. Все лето дул с юго-востока, а теперь нет. Ты помнишь прошлогодний шторм, который едва не потопил лодку и свалил деревья в лесу? Шторма приходят в это время. Мы должны возвращаться. Я запоминаю все это, завязывая узлы на своей веревке.

– Я знаю это, старик, – Амахаст расчесал пальцами мокрые пряди своих нестриженых волос. Они доходили у него до плеч, а влажная светлая борода лежала на груди. – Но я знаю и то, что наша лодка пуста.

– Есть же сушеное мясо...

– Этого мало. Нам нужно больше, чем было прошлой зимой. Охота была плохой, и потому мы должны идти на юг дальше, чем заходили прежде. Нам нужно мясо...

– Еще один день, потом мы должны возвращаться. Всего один день. Тропа в горах трудна и путь длинный.

Амахаст ничего не сказал в ответ. Он уважал Огатира за его знание верных дорог, умение делать оружие и находить магические растения. Старик знал ритуалы, необходимые для подготовки к охоте, и песни, которые отгоняли души умерших.

Он собрал все знания своей жизни и жизни тех, кто были до него, то, что ему рассказали, и то, что он помнил сам, что можно было прочесть по восходящему утром и садящемуся вечером солнцу и многое другое. Но было и кое-что, о чем старик ничего не знал, и это беспокоило Амахаста, который требовал ответов.

Причиной этого были зимы, суровые зимы, которые, казалось, не имели конца. Уже дважды должна была наступить весна, дни становились длиннее, а солнце горячее – но весна не приходила. Глубокий снег не таял, а лед на реках оставался твердым. Потом начался голод. Олени и гигантские олени двинулись на юг, покидая свои привычные долины и горные луга, оказавшиеся теперь в ледяных объятиях зимы. Когда людям стала угрожать смерть от голода, он повел свой саммад вслед за животными, вниз, на широкие равнины. И все же охота была плохой, и стада поредели от ужасной зимы. Но не только у их саммад были эти проблемы. Другие саммад тоже охотились здесь, причем не только те, с которыми они были связаны союзом, но и такие, которых его люди никогда прежде не видели. Все саммад принадлежали к роду тану и никогда до этого не воевали между собой. Но теперь они делали это, и кровь тану окрасила острые каменные наконечники их копий.

Это беспокоило Амахаста также сильно, как бесконечная зима. Копье должно служить для приготовления пищи. Тану никогда не убивали тану. Чтобы не совершать этого преступления самому, он увел саммад прочь с холмов, двинулся навстречу утреннему солнцу и не останавливался до тех пор, пока они не достигли соленых вод великого моря. Он знал, что северные дороги закрыты, что лед сковал океан, и только парамутаны – люди кожаных лодок – могут жить на этой замороженной земле. Дороги на юг были открыты. Но здесь, в лесах и джунглях, где никогда не падал снег, были мургу. А там, где они были, была смерть.

Итак, оставалось только открытое море. Его саммад давно было известно искусство делать деревянные лодки для летней рыбалки, но никогда прежде они не рисковали выплывать в открытое море так далеко, чтобы терять из виду свой лагерь на берегу. Этим летом они были вынуждены сделать это. Сушеного сквида было слишком мало для зимы. Если охота будет такой же плохой, как зимой, никто из них не доживет до весны.

Поэтому они отправились на юг и охотились вдоль берега и на морских островах. И постоянно боялись мургу.

Проснулись другие мужчины, солнце поднялось над горизоягом, и первые крики животных доиеслись из глубины джунглей. Пора было отправляться в море.

Амахаст торжественно кивнул, когда Керрвк принес ему кожаный мешок с экотазем, а затем сувул руку в густую массу раздавленных орехов и сушеных ягод. Потом протянул другую руку и взъерошил густые спутанные волосы на голове своего сына, своего первенца. Скоро он ставет мужчиной и возьмет себе мужское имя, но пока он еще мальчик, хотя растет быстро и уже довольво высок. Его кожа, обычно бледная, стала золотистой с тех пор, как, подобно всем им, он носил только шкуру олегаг, перевязанную на поясе. На шее у него висел на кожаном ремне небольшой нож из небесвого металла. Такой же, только более крупный, косил и сам Амахаст. Нож этот был не так остер, как каменный, но высоко ценился из-за своей редкости. Эти два ножа – большой и малый – были всем небесным металлом, которым владела саммад.

Керрик улыбнулся отцу. Ему было восемь лет, и это была его первая охота с мужчинами. Это было самое важное событие в его жизни.

– Ты напился? – спросил Амахаст. Керрик кивнул.

Он знал, что воды больше не будет, пока не наступят сумерки.

Это было одно из правил, которому учились охотники. Когда он жил с женщинами и детьми, то пил, когда бы ни почувствовал жажду, а если был голоден, то собирал ягоды или ел свежие корни, которые тут же выкапывал. Но теперь нет. Теперь он шел с охотниками и делал то, что делали они, шел от восхода до заката без еды и питья. Он гордо держал свое маленькое копье и старался не вздрагивать от испуга, когда что-нибудь трещало в джунглях позади него.

– Спускайте лодку, – приказал Амахаст.

Мужчин не нужно было понукать: крики мургу становились все более громкими и угрожающими. В лодке было довольно мало груза: только их копья, луки и колчаны со стрелами, шкуры оленей и мешки с экстазом. Они столкнули лодку на воду, и Хастила с Огатиром держали ее ровно, пока мальчик ставил туда большой горшок, в котором лежали горячие угли из костра.

Позади них, на берегу, Дикен попробовал встать, чтобы присоединиться к ним, но сегодня он был слишком слаб. Его кожа побледная от усилий, и крупные капли пота покрыли лицо. Амахаст подошел, опустился рядом с ним на колени, взял за угол оленью шкуру и вытер раненое лицо мужчины.

– Отдохни немного. Мы отнесем тебя и лодку.

– Лучше бы мне подождать здесь вашего возвращения. – Голос Дикена звучал хрипло, он задыхался и говорил с трудом. – Это будет лучше для моей руки.

Его левая рука выглядела очень плохо. Два пальца на ней были оторваны, когда крупный зверь из джунглей однажды ночью по ошибке забрел в их лагерь. Они ранили его своими копьями и прогнали в темноту. Поначалу рана Дикена не казалась серьезной, охотники жили и с более худшими, и они сделали для него все, что могли. Промывали рану в морской воде, пока она не перестала кровоточить, затем Огатир наложил повязку из мха, который собирал в высокогорных болотах. Но этого оказалось мало. Ладонь сначала покраснела, потом почернела, а потом черной стала и вся рука Дикена. Кроме того от него отвратительно пахло. Скоро Дикен должен был умереть. Амахаст перевел взгляд с распухшей руки на зеленую стену джунглей.

– Когда звери придут за моей душой, ее не должно быть здесь, чтобы они ее не съели, – сказал Дикен, проследив направление взгляда Амахаста. Его рука сжалась в кулак. Он сжимал и разжимал пальцы, показывая при этом кусок камня, лежавший на ладони. Камень был достаточно остер, чтобы перерезать им вены.

Амахаст медленно встал и отряхнул песок с обнаженных колен.

– Я увижу тебя на небе, – сказал он, и его бесстрастный голос прозвучал так тихо, что только умирающий услышал его слова.

– Ты всегда был моим братом, – сказал Дикен. Когда Амахаст отошел, он отвернулся и закрыл глаза, чтобы не видеть, как они уплывают.

Лодка была уже в воде и слегка покачивалась на слабой зыби, когда Амахаст догнал ее. Это было хорошее, крепкое судно, выдолбленное из ствола большого кедра. Керрик сидел на носу, раздувая на камнях, лежавших там, небольшой костерок. Кусочки дерева, которые он бросал в него, слегка потрескивали. Мужчины уже сунули в уключины свои весла, готовясь отплыть. Амахаст поставил на место рулевое весло.

Он видел, как мужчины смотрят мимо него, на охотника, оставшегося на берегу, но они ничего не сказали. Все было правильно. Охотник не должен показывать, что ему больно, или проявлять жалость. Каждый мужчина был волен выбирать, когда его свободная душа отправится на небо, к небесному отцу Эрманпадару, который правит там. Душа охотника должна присоединиться к другим таким же душам среди звезд.

Каждый охотник был свободен в своем выборе, и никто не мог помешать ему. Даже Керрик знал это и сейчас молчал, как и все остальные.

– Вперед, – приказал Амахаст. – К острову.

Тихий, поросший травой остров лежал в открытом море, защищая берег от ударов океанских вод. К югу он поднимался высоко над солеными морскими брызгами, и здесь появились деревья. Это обещало хорошую охоту. За исключением мургу, все здесь было хорошо.

– Смотрите туда, – крикнул Керрик, указывая на море.

Огромный косяк сквида прошел под ними. Хастила схватил свое копье за толстый конец и занес его над водой. Он был более высок, чем Амахаст, и поэтому проделал все это очень быстро. Выждав секунду, он погрузил копье в воду, пока туда не ушла вся рука, затем поднял его вверх.

Острие копья ударило правильно, в мягкое тело за раковиной, и сквид был вытащен из воды и брошен на дно лодки.

Щупальца его слабо шевелились, темная жидкость сочилась из пробитого мешка. Хастилу не зря называли «Копье-в-руке». Его копье не знало промаха.

– Хорошая еда, – сказал Хастила, поставив ногу на раковину и освобождая копье из тела добычи.

Керрик был возбужден: так просто это выглядело! Один быстрый удар – и пойман крупный сквид, которого хватит им всем на целый день. Он взял свое собственное копье за толстый конец, как это делал Хастила. Оно было наполовину меньше копья охотника, но наконечник был так же остер. Сквиды еще были здесь, и один из них всплыл на поверхность прямо перед носом лодки.

Керрик сильно ударил, и наконечник погрузился в тело животного. Схватив древко обеими руками, мальчик дернул его. Деревянная рукоять задрожала в его руке, но он держал ее крепко, напрягая все свои силы.

Вода вспенилась, и влажно блестящая голова поднялась рядом с лодкой. Копье вдруг освободилось, и Керрик упал на спину. Рядом с ним раскрылись челюсти с рядами зубов, и из пасти существа на него пахнуло падалью. Острые когти царапали лодку, вырывая куски дерева.

Хастила прыгнул на помощь, его копье вонзилось между этими ужасными челюстями раз, другой... Мараг пронзительно закричал и фонтан крови забрызгал мальчика. Затем челюсти закрылись, и на мгновение Керрик увидел перед собой огромный немигающий глаз.

Секундой позже он ушел под воду среди кровавой пены.

– Держать к острову, – приказал Амахаст, – здесь может быть больше этих тварей, плывущих за сквидами. Мальчику больно?

Огатир плеснул водой в лицо Керрика и обмыл его.

– Он просто испугался, – сказал он, глядя на искаженное лицо Керрика.

– Ему повезло, – мрачно заметил Амахаст. – Но такое везение бывает только один раз. Никогда больше он не ударит копьем в темноту.

НИКОГДА! Керрик едва не выкрикнул это слово, глядя на борт лодки, где когти твари оставили глубокие царапины. Он слышал о мургу, видел их когти в ожерельях, даже касался маленьких многоцветных мешочков, сделанных из шкуры одного из них. Но рассказы никогда всерьез не пугали его: высотой до неба, зубы, как копья, глаза, как камни, когти, как ножи. Однако сейчас он испугался. Почувствовав, что на глаза навернулись слезы, он отвернулся к берегу, кусая губы оттого, что они так медленно приближаются к земле. Лодка вдруг показалась ему хрупкой скорлупкой среди моря чудовищ, и ему отчаянно захотелось оказаться на твердой земле. Он едва не крикнул этого вслух, когда нос лодки ткнулся в песок. Пока остальные вытаскивали лодку на песок, он смыл с лица остатки крови марага.

Амахаст издал тихий шипящий звук – сигнал охотников, – и все замерли, безмолвные и неподвижные. Он лежал в траве и смотрел поверх ее. Потом сделал охотникам знак приблизиться. Керрик делал все так, как и другие, осторожно раздвигая листья пальцами, чтобы можно было смотреть между ними.

Впереди были олени. Стадо небольших животных паслось на расстоянии выстрела из лука. Растолстевшие на богатом травой острове, они двигались медленно, длинные уши их дергались, отгоняя насекомых, жужжавших вокруг. Керрик принюхался и почуял сладковатый запах пота, шедший от их шкур.

– Идем тихо вдоль берега, – сказал Амахаст. – Ветер дует от них к нам, и они нас не учуют. Мы подкрадемся незаметно.

Скрываясь за берегом, они наложили стрелы на луки, затем выстрелили все разом.

Прицел был точен: двое животных упали, а третье было ранено. Шатаясь, олень сделал несколько шагов. Амахаст выскочил из укрытия, подбежал к нему и, схватив за рога, крутанул. Животное захрипело, затем упало на бок. Амахаст оттянул ему голову назад и подозвал Керрика.

– Возьми копье, это будет твоя первая жертва. Коли в горло с этой стороны, а потом поверни.

Керрик сделал как ему было приказано, и олень захрипел в агонии, а его красная кровь брызнула на руки мальчика. Он вонзил копье в рану еще глубже, и животное, дернувшись, умерло.

– Хороший удар, – с гордостью сказал Амахаст, и Керрик с надеждой подумал, что ему больше не напомнят о мараге в лодке.

Охотники с удовольствием выпотрошили добычу. Амахаст указал на юг, на высокую часть острова.

– Отнеси их к деревьям, на которых можно подвесить туши.

– Мы будем охотиться еще? – спросил Хастила.

Амахаст покачал головой.

– Нет, если мы возвращаемся завтра. Весь день и ночь мы будем разделывать и коптить мясо, которое у нас есть.

– И есть его, – сказал Огатир, громко причмокивая, – есть до отвала. Чем больше мы положим в наши желудки, тем меньше придется нести на спине.

Хотя под деревьями было прохладно, всем очень досаждали летающие насекомые. Охотники давили их и просили Амахаста устроить коптильню у залива.

– Снимите шкуры с добычи, – приказал он, затем пнул ногой упавшей ствол.

– Слишком сырой. Древесина здесь под деревьями слишком сыра, чтобы гореть. Огатир, принеси огонь из лодки и корми его сухой травой, пока мы не вернемся. Я возьму мальчика и мы посмотрим на берегу плавник.

Он оставил свой лук со стрелами, но взял копье и отправился к океану. Керрик торопливо следовал за ним.

Берег был почти широким, а мелкий песок, покрывавший его, почти таким же белым как снег. Идущие с океана волны с грохотом разбивались о берег, оставляя пузырящуюся пену.

Прибой выбрасывал разбитые губки, многочисленные разноцветные раковины, фиолетовых улиток, большие зеленые водороош с маленькими крабами. Несколько маленьких кусков плавника не стоили того, чтобы о них бссиокоиться, поэтому они направились к каменистому мысу, выдающемуся в море.

Поднявшись по пологому склону, они увидели между деревьев море, а вдалеке на песке что-то темное: может быть, тюдени, греющиеся на солнце.

И в этот момент они заметали, что кто-то стоит под соседним деревом, тоже глядя на залив. Может другой охотник?

Амахаст открыл было рот, но тут незнакомец шагнул вперед, под лучи солнца.

Слова замерли в горле охотника, все мышцы напряглись.

Это был не охотник и даже не человек. Человекообразный, но сильно отличный от него во всех отношениях.

Существо было безволосым, с окрашенным гребнем, который начинался от макушки его головы и спускался вниз по спине. Оно было очень ярким в солнечном свете, с чешуйчатой и разноцветной кожей.

Это был мараг. Меньший, чем гиганты в джунглях, и тем не менее, мараг. Подобно своим собратьям, он стоял неподвижно, будто высеченный из камня. Затем серией небольших резких движений повернул годову в их сторону, и они увидели его глупые бесстрастные глаза и массивные челюсти. Люди стояли, не двигаясь, крепко сжимая свои копья, и существо повернуло обратно свою годову, видимо, не заметив их среди деревьев.

Амахаст подождал, когда взгляд марага обратится опять к океану, перед которым он стоял, а затем беззвучно скользнул вперед, поднимая копье. Он успел достичь края рощи, прежде чем животное успело услышать его и заметить его приближение, оно резко повернулось и уставилось ему прямо в лицо.

Охотник вонзил каменный наконечник копья прямо в безвекий глаз и, навалившись, вогнал его дальше в мозг. Существо вздрогнуло, судорожно дернулось всем телом и тяжело упало. Оно было мертво, прежде чем коснулось земли. Амахаст выдернул копье и окинул взглядом склон и берег вдали. Других существ поблизости не было.

Керрик подошел к отцу и стал рядом с ним. Молча они смотрели вниз, на лежащий у их ног труп.

Это была примитивная безвкусная пародия на человека.

Красная кровь еще сочилась из развороченного глаза, тогда как другой глаз пусто таращился на них: его зрачок превратился в узкую вертикальную полоску. Носа у существа не было, а там, где он должен был находиться, виднелось что-то вроде клапана. Массивные челюсти открылись в агонии внезапной смерти, обнажив белые ряды острых зубов.

– Что это? – задыхаясь спросил Керрик.

– Не знаю. Мараг одного из видов мургу. Какой-то он маленький, и я никогда прежде не видел такого.

– Он стоял и ходил совсем как человек. Это мургу, отец, его руки похожи на наши.

– Нет, не похожи. Сосчитай! – один, два, три, четыре пальца и большой палец. А у него два пальца и два больших пальца.

Амахаст взглянул на существо, и губы его раздвинулись, приоткрыв зубы. У твари были короткие кривые ноги с заостренными когтями на пальцах. Сзади торчал короткий и толстый хвост, существо лежало скорчившись, одна рука была придавлена телом. Амахаст пинком перевернул его. Странное дело, в руке, скрытой до этого телом, был зажат длинный сучковатый кусок дерева.

– Отец – на берегу! – крикнул вдруг Керрик.

Они спрятались под деревьями и внимательно следили, как из моря прямо перед ними выходят еще несколько существ.

Это были трое мургу. Двое из них были похожи на убитого ими, а третий был крупнее, жирнее и двигался медленнее. Он лег наполовину в воду, перевалился на спину, глаза его закрылись, и конечности замерли: Двое других вытащили его из воды и потащили дальше по песку. Крупное животное что-то бормотало своим дыхательным клапаном, затем медленно и лениво почесало когтистой ногой живот. Один из маленьких мургу хлопнул лапами в воздухе над ним и издал резкий щелкающий звук.

От гнева у Амахаста перехватило дыхание. Ненависть ослепила его, и почти не сознавая, что делает, он бросился вниз по склону, размахивая копьем.

Оказавшись рядом с мургу, он ударил ближнего из них, однако тот успел повернуться, и каменный наконечник рассек только бок ему, скользнув по ребрам. Существо широко раскрыло рот, громко зашипело и попыталось убежать, но следующий удар Амахаста был точен.

Затем охотник освободил копье и повернулся к другому марагу, мчавшемуся к воде. Однако прежде, чем он успел что-либо сделать, в воздухе просвистело маленькое копье и вонзилось беглецу в спину.

– Хороший удар, – сказал Амахаст, вырвав его из тела и возвращая его Керрику.

Только большой мараг остался на месте. Глаза его были закрыты, и, казалось, он не обращает внимания на происходящее вокруг. Когда копье Амахаста вонзилось ему в бок, мараг застонал, почти как человек. Он был очень толстый, и Амахаст бил его снова и снова, пока тот не умер. Амахаст оперся на свое копье и, тяжело дыша, посмотрел на убитое существо. Гнев его еще не прошел.

– Твари, вроде этой, должны быть уничтожены. Мургу не похожи на нас, достаточно взглянуть на их кожу и чешую. У них нет меха, они боятся холода, их нельзя есть. Если мы встретим их, то должны уничтожить. – Он ворчал что-то еще, Керрик только кивал головой, соглашаясь. – Пойдем за остальными. Этих тварей может быть больше, нужно убить их всех.

В эту минуту его глаза уловили какое-то движение, и он потянулся за копьем, думая, что существо еще живо. Это двигался его хвост...

Точнее хвост был неподвижен, но что-то шевелилось под кожей, в нижней части тела животного. Там имелось что-то вроде кармана, образованного складкой кожи у толстого хвоста. Острием копья Амахаст откинул кожу и с трудом сдержал тошноту, увидев бледных существ, которые упали на песок.

Это были сморщенные, слепые, маленькие копии взрослых животных. Вероятно, их дети. Рыча от гнева, охотник стал топтать их ногами.

– Уничтожить, всех их уничтожить! – бормотал он снова и снова, и Керрик побежал вдоль деревьев, чтобы не видеть этого.

Глава вторая

Энтисенат рассекал волны ритмичными движениями своих веслообразных плавников. Его голова высунулась из океана, и вода ручьями стекала по темной шкуре. Подняв ее повыше, он повернулся и посмотрел по сторонам. В воде под ним виднелось темное пятно.

Это был косяк сквида, и второй энтисенат возбужденно защелкал. Их огромные хвосты заработали, и они помчались сквозь воду, широко раскрыв пасти, прямо в центр стаи сквидов.

Выбросив струи воды, сквиды бросились наутек во всех направлениях. Многие пытались ускользнуть под прикрытием облака краски, которую вырабатывали, но большая часть из них была схвачена мощными челюстями и проглочена. Это продолжалось до тех пор, пока море не опустело. Насытившись, огромные животные медленно поплыли обратно.

Перед ними плыло другое крупное животное: вода перекатывалась через его спину и пенилась вокруг длинного спинного плавника урукето. Приблизившись к нему, энтисенаты нырнули и поплыли рядом с его закрытым и длинным бронированным клювом. Урукето заметил их, один его глаз с черным зрачком, окруженный костяным ободком, следил за ними.

Постепенно их образ проник в мозг существа и клюв начал открываться, пока не раскрылся во всю ширь.

Один за другим они подплыли к широко открытому рту и сунули свои головы в похожую на пещеру пасть. Оставаясь в этом положении, они отрыгнули недавно пойманного сквида.

Только когда их желудки опустели, они отступили назад, повернувшись боком, и заработали плавниками. За их спинами челюсти сомкнулись так же медленно, как и открылись, и массивная туша урукето двинулась за ними следом.

Хотя большая часть огромного тела животного была под водой, спинной плавник урукето высоко поднимался над водой. Его плоская вершина была сухой и испачканной белыми экскрементами там, где садились морские птицы, и покрытой шрамами там, где они рвали кожу своими крепкими клювами.

Одна из этих птиц опустилась сверху на вершину плавника, паря на больших белых крыльях и вытягивая паучьи ножки.

Вдруг она пронзительно закричала и замахала крыльями, испуганная длинным разрезом, появившимся на вершине плавника. Разрез расширился и протянулся по всему плавнику, образовав большую щель в живой плоти, оттуда вырвался затхлый воздух.

Щель раскрывалась все шире и шире, пока из образовавшегося помещения не появилась одна из ийлан. Это был второй офицер, командовавший вахтер. Выбравшись на широкий костяной выступ, расположенный рядом с вершиной плавника, она глубоко вдохнула свежий морской воздух и осторожно оглянулась. Потом, довольная, что все нормально, вернулась вниз, мимо рулевого, который вглядывался вперед сквозь диск перед ним. Офицер посмотрела поверх его плеча ва стрелку компаса, отклонившуюся ог указателя курса. Пальцами левой руки рулевой схватил узел нервных окончаний и сильно сжал. Дрожь прошла по всему телу животного-корабля. Офицер кивнула и продолжила спуск вниз, в большую внутреннюю полость, зрачки ее глаз расширились в полутьме помещения.

Флюоресцирующие пятна были единственным освещением этого помещения, тянувшегося вдоль всего позвоночника урукето. Сзади в почти полной темноте лежали пленники, щиколотки которых были связаны. Ящики с запасами и контейнеры с водой отделяли их от команды и пассажиров, находившихся впереди. Офицер направилась вперед, к командиру, чтобы отдать ей рапорт. Эрефиаис взглянула на светящуюся карту, которую держала, и кивнула, соглашаясь. Довольная, она свернула карту, убрала ее в нишу и поднялась на плавник сама. Из-за поврежденной в детстве спины, она приволакивала ноги при ходьбе, и только выдающиеся способности позволили ей занять такой высокий пост с подобным физическим недостатком. Появившись на вершине плавника, она тоже глубоко вдохнула свежий воздух и посмотрела вокруг.

За ними скользил берег Манинле, на горизонте впереди виднелась пустынная земля, а к северу тянулась цепочка низких островов. Удовлетворенная, она наклонилась и произнесла несколько слов. Отдавая приказы, она могла быть резкой, почти грубой, но сейчас избрала форму обращения к старшей по званию. Она командовала этим кораблем и должна была быть действительно достойной своего положения.

– Ради вашего удовольствия на это стоит взглянуть, Вайнти.

Сказав это, она отошла назад, освободив место в передней части плавника. Вайнти выбралась из укрепленной внутренности плавника и вышла на его край, следуя за двумя своими спутниками. Наверху они почтительно отошли в сторону, пропустив ее вперед. Вайнти взялась за край, глубоко вдыхая свежий, холодный воздух. Эрефнаис смотрела на нее с восхищением: она была действительно прекрасна. Даже если она не знала, какие обязанности возложат на нее в новом городе, ее положение ясно читалось в каждом движении ее тела. Не замечая внимательного взгляда, Вайнти стояла гордо, высоко подняв голову, ее челюсти выступали вперед, а зрачки под ослепительными лучами солнца превратились в узкие вертикальные полосы. Руки крепко держались за борт, широко расставленные ноги удерживали равновесие. Медленная пульсация пробегала по ее красивому гребню. Она была рождена, чтобы повелевать, это не вызывало сомнений.

– Что там впереди? – вдруг спросила Вайнти.

– Цепь островов, высочайшая. В их названии их жизнь. Алакасаксехент – непрерывный ряд золотых падающих камней. Их пески и вода теплы круглый год. Острова вытягиваются в линию, которая доходит до материка. Здесь на берегу растет новый город.

– Прекрасный город, – сказала Вайнти так тихо, что остальные ничего не услышали. – Может, это моя судьба? – Она повернулась к командиру. – Когда мы будем там?

– Сегодня после полудня, высочайшая. Еще до темноты. Здесь есть теплое течение, которое быстро донесет нас до берега. Сквида в изобилии, поэтому энтисенаты и урукето кормятся хорошо. Правда, это одна из проблем, стоявших перед командиром в дальних путешествиях! Мы должны были внимательно следить за ними, если они движутся медленно и наше прибытие...

– Замолчи. Я хочу остаться одна со своим эфензеле.

– Слушаюсь. – Эрефнаис мгновенно исчезла.

Вайнти повернулась к молчаливым стражам, внимательно следящими за каждым ее движением.

– Итак, мы здесь. В конце концов борьба дотянулась и до этого нового мира, до Гендаши. Сейчас они пойдут вокруг строительства нового города.

– Мы поможем тебе добиться своего, – сказала Этриг.

Крепкая, как камень, она была готова на все. – Командуй нами, до самой нашей смерти. – В устах другого это могло показаться претенциозным, но только не у Этриг. Она была искренней в каждом движении своего тела.

– Этого от тебя не требуется, – сказала Вайнти, – но я прошу тебя быть на моей стороне и первой помогать во всем.

– Это дело моей чести.

Затем, Вайнти повернулась к Икеменд, которая ждала ее приказаний.

– У тебя самое ответственное задание из всех нас. Наше будущее в твоих руках. Ты возьмешь на себя ханале и самцов.

Икеменд знаком выразила свою решимость выполнить порученное, и Вайнти почувствовала теплоту к своим спутницам. Однако вскоре ее настроение изменилось.

– Спасибо вам обеим, а теперь оставьте меня, – сказала она. – Я хочу поговорить с Энги наедине.

Вайнти держалась за плотное и твердое тело урукето, который то погружался в воду, то появлялся над волнами. Зеленая вода перекатывалась через его спину и разбивалась о черную башню плавника. Летели соленые брызги, некоторые попадали в лицо Вайнти. Прозрачные веки скользнули на ее глаза, затем вернулись на место. Она не замечала уколов соленой воды, ее мысли далеко опережали это огромное животное, которое несло их через море Инегбана. Впереди лежал Альпесак, золотой берег ее будущего – или черный камень, который раздавит ее. Или то, или другое, третьего не дано.

Покинув океан своего детства, она поднялась высоко, оставив позади многих из своей эфенбуру. Если она хочет достигнуть вершины, нужно подняться на гору, наживая по дороге туда множество врагов. Однако Вайнти знала, что приобретать союзников не менее трудно. Она добилась этого, помня обо всех из своей эфенбуру, даже тех, кто был на низших должностях, и навещала их при каждом удобном случае. Не менее важным было ее умение вызывать уважение и даже восхищение, особенно среди молодежи. Они были ее глазами и ушами в городе, ее тайной силой. Без их помощи она никогда не решилась бы на это путешествие, на этот огромный риск. Ее ждало блестящее будущее или полный провал. Ориентировка на Альпесак, этот новый город, была важным шагом, который провел ее мимо многих других. Однако, если будут задержки с его устройством, она упадет низко, так низко, как никогда еще не падала. Так уже было с Дисти, наделавшей много ошибок, работа при которой шла слишком медленно. Вайнти сменила ее и взялась за все нерешенные проблемы. Если она не оправдает надежд, ее тоже заменят. Это было опасно, но риск стоил этого. Если она сделает то, чего от нее ждут, звезда ее поднимется высоко, и никто не сможет остановить ее.

Кто-то поднялся внизу и встал рядом с ней. Вайнти чувствовала присутствие кого-то из своей эфенбуру, и это была самая сильная связь из всех существующих. Однако она была смягчена темнотой будущего, лежавшего впереди. Вайнти хотелось поговорить с подругой о том, что ждет их там, на берегу, и это была последняя возможность поговорить наедине перед высадкой. Там, внизу, было слишком много подслушивающих ушей и подсматривающих глаз, а здесь они могли говорить, не опасаясь последствий.

– Там, впереди, Гендаши. Командир обещала, что мы будем в Альпесаке сегодня после полудня. – Вайнти поглядывала на собеседницу краем глаза, но Энги ничего не говорила, только подергивала большим пальцем. Жест не был оскорбительным и не выдавал никаких чувств. Это было плохо, но Вайнти не позволила гневу захватить себя и отвлечь от того, что нужно было сделать. Она повернулась и оказалась лицом к лицу со своей эфензеле.

– Покидая родительское чрево и выходя в жизнь, в объятия моря, мы испытываем первую боль в жизни, – сказала Вайнти.

– А первая радость – это друзья, которые ждут тебя здесь, – сказала Энги, закончив фразу. – Я унижена, Вайнти, ведь ты напомнила, как мой эгоизм повредил тебе...

– Я жду не унижения, извинений или объяснений твоего необычного поведения. Мне непонятно, почему ты и твои последователи не выбрали смерть, однако обсуждать это я не собираюсь. И я думала не о себе, меня интересуешь ты и только ты. Мне нет дела до введенных в заблуждение существ, которые сидят внизу. Если они были достаточно умны, чтобы пожертвовать свободой из-за ошибочной философии, из них получатся хорошие рабочие. Город может использовать их. Может он использовать и тебя, но не как пленника.

– Я не просила развязывать меня.

– Ты не просила, а я приказала сделать это. Мне стыдно находиться рядом со своей эфензеле, которая связана как обычный преступник.

– Я не хотела заставлять тебя стыдиться меня, – коротко извинилась Энги. – Я действовала согласно своим убеждениям, убеждениям настолько сильным, что они полностью изменили мою жизнь и могут изменить твою, эфензеле. Но мне приятно слышать, что ты испытываешь стыд, ведь стыд это часть самосознания, которое является сущностью моих убеждений.

– Перестань, мне стыдно только за нашу эфенбуру, которую ты позоришь. К тебе я испытываю только гнев и ничего больше. Сейчас мы одни и никто не услышит моих слов. Я погибну, если ты повторишь их, но я знаю, что ты не захочешь причинить мне вреда. Выслушай меня. Вернись к остальным. Ты будешь вместе с ними, когда мы высадимся на берег, но ненадолго. Как только судно уйдет, я отделю тебя от остальных, освобожу, и ты будешь работать со мной. Альпесак – моя судьба, я хочу помочь и расширить его. Ты знаешь, что происходят ужасные вещи. Холодный ветер с севера дует все чаще и сильнее. Два города уже погибли, несомненно, следующим будет Инегбан. Но прежде, чем это произойдет, благодаря предусмотрительности наших вождей, на этом дальнем берегу должен вырасти новый город. Когда Инегбан умрет, Альпесак уже будет ждать нас. Я буду твердо стоять за привилегии живущих в этом городе. Я добьюсь этого и приготовлю все к тому дню, когда придет наш народ. Я просто обязана сделать это. Те друзья вокруг меня, которые будут работать вместе со мной, возвысятся вместе со мной. Я прошу тебя, Энги, присоединиться ко мне и помочь мне в этой великой работе. Ты – моя эфензеле, мы вместе родились и выросли, а это узы, которые нелегко разорвать. Присоединись ко мне, поднимись со мной, стань моей левой рукой. Ты согласна?

Энги опустила голову, закрыв лицо руками, потом подняла взгляд на собеседницу.

– Я не могу. С Дочерями Жизни меня соединяют узы не менее крепкие, чем с нашей эфенбуру. Они последуют за мной, куда бы я их ни повела...

– Ты поведешь их в пустыню, в изгнание, на верную смерть.

– Надеюсь, что нет. Я только объясняю, в чем состоит правда, открытая Угуненапсой, отдавшей за нее свою вечную жизнь. За нее, за меня, за всех нас. Ты и подобные тебе ничего не видят, и только одно может помочь вам прозреть – знание смерти, которое даст тебе и другим знание жизни.

Вайнти была вне себя от гнева, который появился еще тогда, когда связанная Энги не обращала на это внимания и говорила с ней очень спокойно и мягко.

– Это невозможно, Вайнти. Ты можешь присоединиться к нам, открыв, что это выше личных желаний, важнее верности своей эфенбуре...

– Важнее верности нашему городу?

– Возможно, потому что это превосходит все.

– Это настоящее предательство всей нашей жизни, и я испытываю только отвращение. Прежде ийланы жили как ийланы, но потом в их рядах появилась презренная Фарнекши, проповедовавшая этот мятежный вздор. Она была упорна и осторожна, кроме того, ее долго терпели, и все же пришло время, когда ее изгнали из города. Но она не умерла, став первым живым мертвецом. Если бы не Олпесаг, она продолжала бы жить и по-прежнему сеять среди нас раздор.

– Ее называли Угуненапса, потрму что с ее помощью была найдена эта великая правда. Олпесаг разрушила только ее тело, но не откровения.

– Так ее называешь ты, а на самом деле ее звали Фарнекши, и она умерла за свои преступления. Это был закономерный конец ее детской веры, родившейся среди кораллов и водорослей. – Вайнти глубоко вздохнула, с трудом сдерживаясь. – Неужели ты не понимаешь, что я тебе предлагаю? Это твой последний шанс. Жизнь вместо смерти. Присоединяйся ко мне, и ты поднимешься высоко. Если твоя вера так важна для тебя, можешь придерживаться ее, но не говори об этом со мной и ни с каким другим ийланом. Ты должна сделать это.

– Я не могу. О правде нужно говорить вслух...

Гневно заревев, Вайнти схватила Энга за шею, грубо выкрутила ей гребень и с силой ударила ее лицом о грубую поверхность плавника.

– Вот правда! – прокричала она, развернув лицо Энги так, чтобы она могла слышать каждое слово. – То, что я дергаю твое глупое, лунообразное лицо это и действительность и правда. Вне этой правды есть новый город на краю диких джунглей, тяжелая работа, грязь и никаких удобств, к которым ты привыкла. Я обещаю тебе это, если ты не откажешься от своего высокомерия...

Услышав слабый шипящий звук, Вайнти повернулась и увидела командира, которая пыталась укрыться в тени.

– Подойди сюда! – крикнула Вайнти, швырнув Энги вниз, себе под ноги. – Это что за шпионство?

– Я не шпионю, высочайшая... и могу сейчас же уйти. – Эрефнаис говорила скромно, без утонченности и прикрас, настолько велико было ее смущение.

– Тогда что привело тебя сюда?

– Я хотела указать на белые берега рождений, которые видны впереди.

Вайнти обрадовалась возможности закончить эту неприятную сцену. Неприятную для нее, потому что она не смогла сдержать себя. Она знала, что это может стать оружием в чужих руках. Командир могла разнести сплетни дальше, и ничего хорошего выйти из этого не могло. Вайнти крепко ухватилась за край плавника, глядя на близкий уже берег.

Гнев ее прошел, дыхание замедлилось. Униженная Энги поднялась на ноги – ей, как и всем, хотелось взглянуть на берег.

– Мы подойдем к нему как можно ближе, – сказала Эрефнаис.

– Наше будущее, – подумала Вайнти. – Первые величественные гребненосные самцы, первые отложенные яйца, первые рождения и первые эфенбуру, растущие в море.

Гнев прошел окончательно, и она почти улыбнулась мысли о толстых и вялых самцах, развалившихся под солнцем, о молодых, сидящих в безопасности в хвостовых сумках. Первыерождения – памятный момент для их нового города.

Под руководством экипажа урукето торопился к берегу, уже почти достигнув разбивающихся о него волн. Берег приближался, притягивал взгляд. Прекрасный берег.

И вдруг Энги и командир замерли, потрясенные увиденным, а Вайнти издала громкий крик, крик боли.

На берегу на ровном песке лежали истерзанные и расчлененные трупы.

Глава третья

Крик Вайнти резко оборвался. Когда она снова заговорила, речь ее была изысканна и утонченна по форме.

– Командир, немедленно возьмите десяток самых сильных членов экипажа, вооружите их хесотсанами и высадите на берег. – Она подтолкнула ее к краю плавника, затем остановилась, повернувшись к Энги. – Ты пойдешь со мной.

Вайнти провела ногой по шкуре урукето, нашла складки в его коже, спустилась по спине вниз и нырнула в прозрачное море. Энги последовала за ней.

Они вынырнули из прибоя возле растерзанного трупа самца. Мухи кружились вокруг открытых ран, покрывая тело сплошным слоем. Энги покачнулась при виде этого зрелища.

Не так вела себя Вайнти. Каменнотвердая, она крепко стояла на ногах с ничего не выражающим лицом, и только глаза ее двигались, разглядывая сцену бойни.

– Я должна найти тех, кто сделал это, – сказала она бесстрастно, шагнула вперед и низко наклонилась над телом. – Они убиты, но не съедены. И убиты либо когтями, либо клыками, либо рогами. Видите эти раны? И не только самцы, но и их слуги убиты таким же образом. Где охрана?

Она повернулась к командиру, которая только что появилась из моря, ведя за собой вооруженных членов экипажа.

– Вытянуться в линию, приготовить оружие и прочесать берег. Найти охрану и, идя по следам, установить, куда они ведут. – Она проследила, как они отправились выполнять приказ, и повернулась к Энги, которая окликнула ее.

– Вайнти, я не могу понять, какого рода существа нанесли эти раны. У всех у них по нескольку ран, хотя у животных всего по одному рогу или клыку.

– У ненитеска единственный рог на конце носа, большой и шершавый, и у белого хуруксаста тоже один рог.

– Это все огромные, медлительные и глупые существа, они не могли сделать такого. Ты сама предупреждала меня об опасности здешних джунглей, о неизвестных животных, быстрых и смертельно опасных.

– А где была охрана? Они же знали об опасности, так почему не выполнили свой долг?

– Они здесь, – сказала Эрефнаис, медленно выходя на берег. – Убиты точно таким же образом.

– Невероятно! А их оружие?

– Не использовано. Полностью заряжено. Эти существа так опасны...

Одна из членов экипажа окликнула их снизу, от берега.

Движения ее тела были непонятны на таком расстоянии, а голос заглушал шум прибоя. Потом она бросилась бежать к ним, явно чем-то взволнованная, остановилась, попробовала объяснить, затем побежала дальше, пока не приблизилась на расстояние, на котором слова ее стали понятны.

– Я нашла след... идемте... там кровь.

В ее голосе было нечто, придавшее сказанному вес. Вайнти вместе с другими быстро двинулась ей навстречу.

– Я шла по следам, высочайшая, – сказала та, указывая на деревья. – Существо было не одно, их было, как мне кажется, пятеро, потому что следов много. Все они кончаются у воды. Они ушли. Но есть нечто такое, что вы должны увидеть сами.

– Что?

– На месте убийства много крови и костей, но есть и еще кое-что. Вы должны увидеть это сами.

Они услышали яростное гудение насекомых еще до того, как добрались до места. Там действительно было много признаков бойни, но было в еще кое-что, более важное. Их проводник молча указал на землю.

Там кучей лежали куски обуглившейся золы. Из центра поднималась струйка дыма.

– Огонь? – сказала Вайнти, удивленная увиденным не меньше других. Она видела такое и прежде, но это ей не нравилось.

– Отойдите в сторону, – приказала она командиру, которая шагнула вперед к дымящемуся пеплу. – Это огонь, он очень горяч и опасен.

– Я этого не знала, – извинилась Эрефнаис. – Я слышала о нем, но никогда не видела.

– Есть и еще одно, – сказала приведшая их сюда. – На берегу есть подсохшая на солнце грязь, на которой остались отпечатки ног, очень отчетливые. Я выломала один из них – вот он.

Вайнти шагнула вперед и посмотрела иа выломанную пластинку грязи, потом наклонилась и ткнула в углубление на твердой поверхности.

– Эти существа маленькие, очень маленькие, меньше, чем мы. И у них нет когтей... Смотрите!

Она выпрямилась и, вытянув вперед руку с растопыренными пальцами, показала ее остальным.

– У них пять пальцев, а не четыре, как у нас. Кто знает животное с пятью пальцами?

Молчание было ей ответом.

– Во всем этом слишком много таинственного. Мне это не нравится. Сколько охранников было здесь?

– Трое, – сказала Эрефнаис. – Двое убиты на берегу, третий возле центра...

В этот момент ее прервал другой член экипажа, продравшийся через подлесок.

– Здесь маленькая лодка, – сказала она. – Пристала к берегу.

Когда Вайнти подошла туда, она увидела, что лодка покачивается на волнах, нагруженная контейнерами. Один из пассажиров оставался в лодке, двое других были на берегу и таращились на трупы. Когда Вайнти подошла, они обернулись, и она увидела проволочное ожерелье у одной из них.

Вайнти внимательно оглядела ее.

– Вы эсекасак, которая должна охранять берега рождений. Почему вы не защитили своих питомцев?

Ноздри эсекасака гневно раздулись.

– Кто вы такая, чтобы так говорить со мной...

– Я – Вайнти, новая Эйстаи этого города. Отвечайте на мой вопрос, пока я не потеряла терпение.

Эсекасак с мольбой коснулась своих губ и сделала шаг назад.

– Простите, высочайшая, я не знала. Потрясение, эти смерти...

– Это на вашей ответственности. Где вы были?

– Городу нужна пища и новые охранники.

– Как долго вас не было здесь?

– Два дня, высочайшая, как всегда.

– КАК ВСЕГДА! Что-то я не понимаю. Почему вы покинули свой берег? Где защитная стена?

– Пока не выращена. Река разлилась, стала глубже, поэтому звери не могут через нее перебраться. Именно поэтому берег рождений поместили у океана. Разумеется, временно, и только ради безопасности.

– Ради безопасности! – Не в силах больше сдерживать гнев, Вайнти закричала, указывая на трупы. – Они все мертвы, и вы виноваты в этом. Думаю, что вы умрете вместе с ними. За это преступление я требую строжайшего наказания. Вы изгоняетесь из нашего города, из общества имеющих голос и присоединяетесь к безмолвным. Вы проживете недолго, но до самой смерти будете помнить об ошибке, приведшей к этому приговору. – Вайнти шагнула вперед, зацепила большим пальцем металлический знак высокой должности и сильно дернула его. Разорванная проволока соскользнула с шеи эсекасака, и Вайнти швырнула ее в прибой, продолжая распевать формулу лишения гражданства. – Я снимаю с вас ваши обязанности, все здесь присутствующие лишают вас вашего звания за этот промах. Каждый гражданин Иногбана, города, который является вашим домом, каждый ийлан поддержит нас в лишении вас гражданства. Теперь я лишаю вас имени, и никто из живущих больше не произнесет его вслух. Я объявляю вас безымянной и безмолвной. Идите.

И Вайнти указала на океан. Разжалованная эсекасак припала к ее коленям и вытянулась во всю длину на песке у ее ног.

Слова ее были едва понятны.

– Только не это... я вас умоляю... Я не виновата, это приказала Дисти, она нас заставила... Здесь не должно быть рождений, она не блюла сексуальную дисциплину, и в этом нет моей вины...

Голос ее замер, губы двигались все медленнее и наконец остановились.

– Уведите ее прочь, – приказала Вайнти.

Эрефнаис сделала знак двум членам экипажа, и те оттащили Лекмелик в сторону. Глаза ее были открыты, дыхание почти замерло, скоро она должна была умереть. Вайнти одобрительно кивнула и перестала думать о ней: здесь нужно было сделать слишком много.

– Эрефнаис, ты останешься здесь и проследишь, чтобы с телами было сделано все, как надо, – приказала она. – Затем приведешь урукето в город. Я поплыву туда на этой лодке. Мне хочется взглянуть на Дисти, сменить которую я направлена.

Когда она вошла в лодку, одна из охранниц знаком попросила разрешения говорить. Говорила она медленно и с усилием.

– Вы не можете увидеть Дисти. Она умерла много дней назад. У нас была лихорадка, и она стала одной из последних ее жертв.

– Значит, с моим отправлением слишком долго тянули, – Вайнти села, глядя, как охранница властно говорила что-то на ухо лодке. Плоть существа завибрировала, и оно двинулось вперед, выбрасывая из себя воду.

– Расскажи мне о городе, – сказала Вайнти. – Но сначала назови свое имя.

Она говорила спокойно и сердечно. Эта охранница не была виновата в смерти, это было не ее дело. Сейчас Вайнти должна думать о городе и подбирать себе сторонников.

– Я – Инленат, – сказала охранница. – Это должен быть хороший город, мы все надеемся на это. Мы упорно работаем, хотя есть много трудностей и проблем.

– Дисти была одной из них?

Инленат убрала руки, пряча цвет своих эмоций.

– Не мне говорить об этом. Я была гражданином еще очень мало.

– Если ты в городе, значит, ты из города. Ты должна говорить со мной, потому что я – Вайнти, новая Эйстаи города, и ты должна быть верна мне, подумай об этом. Со всеми проблемами ты должна приходить ко мне, это твоя обязанность. А теперь говори и честно отвечай на мои вопросы.

– Я буду отвечать, если вы мне приказываете, – сказала Ииленат.

Постепенно, по ходу осторожного и терпеливого допроса, Вайнти начала понимать ход событий в городе. Охраиница имела слишком низкую должность, чтобы знать о происходящем в высшем кругу общества, но она хорошо знала о результатах. А они были неутешительны.

Дисти была непопулярна, и это было очевидно. Она, повидимому, окружила себя группой закадычных друзей, которые работали мало или вообще ничего не делали. Если это правда и правда легко обнаруживаемая, суд общественности не требовался. Преступников следовало отправить на работу за город, чтобы они трудились, пока не свалятся, будут убиты или съедены дикими зверями. Меньшего они не заслуживали.

Однако не все новости были плохими. Первые поля были очищены, город уже наполовину вырос и продолжал расширяться согласно плану. Единственная лихорадка доставила медикам проблем не больше, чем обычные повреждения при тяжелой охоте. Пока они плыли на лодке, Вайнти составила себе четкий план действий. Разумеется, рассказ Инленат нуждался в проверке, но инстинкт подсказывал, что это единственное существо, которое введет ее в сущность проблем города.

Кое-что в ее рассказе было явной болтовней, но в основных фактах можно было не сомневаться.

Солнце уже садилось за облака, когда лодка прошла между водяными корнями города и пассажиры вышли на пристань.

Вайнти машинально подтащила к себе один из плащей, поскольку было холодно. Существо было хорошо накормленное и теплое. Кроме прочего оно скрывало ее должность, и в этом не было ничего плохого. Из-за резни на берегу она не могла настаивать на формальном приглашении, когда прибыл урукето – это могло показаться неприличным. Она должна была добраться до Альпесака как можно быстрее, чтобы уже руководить им, когда сообщение об убийстве дойдет до города.

Смерти не должны быть забыты, но их должны помнить как конец плохого периода и начало хорошего. Она торжественно пообещала себе, что с этой минуты все здесь будет по-другому.

Глава четвертая

Прибытие Вайнти не прошло незамеченным. Когда лодка добралась до дока, она увидела, что кто-то стоит там, завернувшись в плащ и, видимо, поджидая ее.

– Кто это? – спросила Вайнти. Инленат проследила ее взгляд.

– Ее зовут Ваналпи, я слышала. Ее должность выше моей, и я никогда не говорила с ней.

Войнти знала Ваналпи, по крайней мере, по рапортам. Деловые и формальные, они не содержали ничего о личностях и трудностях. Она была эсекаксона, что буквально значило: та-что-изменяет-форму-вещей, и являлась одной из немногих, кому было известно искусство превращения растений животных в новые и полезные формы. Сейчас она была одной из ответственных за проектирование и рост города. Вайнти старалась не выдать своего напряжения: эта первая встреча была жизненно важной для развития всех их дальнейших отношений. А от этих отношений зависела судьба Альпесака.

– Я – Вайнти, – сказала она, ступив на сырое дерево дока.

– Я приветствую вас. Добро пожаловать в Альпесак. Одна из фарги видела урукето и прибытие этой лодки и известила меня. Меня зовут Ваналпи, – произнесла она, сделав знак покорности старшему начальнику. Она делала это в старомодной манере, выполняя движение обеими руками. После этого она встала, ожидая приказаний. Вайнти сразу потеплела к ней и дружески взяла за руку.

– Я читала ваши рапорты. Ты хорошо трудишься для Альпесака. А скажи, фарги говорила тебе еще что-нибудь... Она говорила о береге?

– Нет, только о твоем прибытии. А что с берегом?

Вайнти открыла было рот, чтобы ответить, и поняла, что не может. После первого и последнего крика боли она держала свои чувства под строгим контролем. Она чувствовала, что сейчас, если она расскажет о резне самцов, ее снова охватят гнев и ужас.

Это было бы необдуманно и разрушило бы образ хододной расчетливости, который она всюду создавала у окружающих.

– Инленат, – приказала она, – расскажи Ваналпи, что мы нашли на берегу.

Вайнти шагнула в сторону и отвернулась, не слушая их голосов и составляя приказ обо всем, что нужно сделать. Когда голоса смолкли, она посмотрела в ту сторону и увидела, что обе ждут, когда она заговорит.

– Теперь ты понимаешь? – спросила она.

– Чудовищно! Те, кто это сделал, должны быть найдены и уничтожены.

– Ты знаешь, кто это может бьпъ?

– Нет, но мне известна та, кто знает. Ее зовут Сталлан, она работает со мной.

– Она действительно охотница?

– Да, она в одиночку ходила по джунглям и лесам, окружавшим город, и знает, что там можно найти. Узнав об этом, я внесла изменения в проект города, который должна представить тебе...

– Об этом потом. Хотя я и Эйстаи города, менее важные дела могут подождать, пока не будут найдены убийцы. Город растет хорошо, но нет ли у вас каких-либо срочных вопросов?

– Ничего такого, что не может подождать. Лихорадка остановлена, и умерло не так много.

– Дисти тоже. О ней сожалеют?

Ваналпи молчала, и глаза ее сузились. Когда она заговорила, стало ясно, что она сознает свою ответственность и подбирает слова очень осторожно.

– Город оставлял плохое впечатление, и многие говорили, что в этом виновата Дисти. Я согласна с ними. Только немногие будут сожалеть о ней.

– Кто именно?

– Ее товарищи. Ты быстро поймешь, кто они такие.

– Понимаю. Сегодня же пошлю за Сталлан и вызову ее к себе. А пока покажи мне город.

Ваналпи прошла между высокими корнями, затем толкнула в сторону висящий занавес, который разошелся от ее прикосновения. Внутри было тепло, и они сбросили свои плащи возле двери. Те медленно выдвинули щупальца, изучили стену и прикрепились к ней.

Они прошли через временные сооружения, открытые в сторону порта, где полупрозрачные листья прикрывали скелетные быстрорастущие деревья.

– Это новая технология, – объяснила Ваналпи. – Наш город – первый из заложенных на очень долгое время. – Она говорила с воодушевлением, улыбаясь и поглаживая хрупкие листья. – Я сама разработала их. Куколки насекомых растут быстро, и чтобы они хорошо питались в личиночную стадию, мы должны производить большое количество этих листьев. А сейчас смотри, мы входим в город деревьев.

Она указала на сеть тяжелых корней, которые, переплетаясь, образовали стену и поглощали полупрозрачные листья.

– Листья – это чистый углевод. Они абсорбируются деревом, и оно вырабатывает ценную энергию.

– Превосходно! – Вайнти смотрела по сторонам с неподдельным восхищением. – Не могу выразить, насколько я довольна этим. Я читала все твои рапорты и знала, что ты была главным исполнителем, но увидеть все своими глазами – это совсем другое дело. Все это просто потрясает. – Она несколько раз повторила последнее слово. – В моем первом рапорте в Энтобан речь пойдет только об этом.

Ваналпи молча отвернулась, не осмеливаясь говорить. Всю жизнь она реализовывала проекты городов, и Альпесак был вершиной ее труда, но безудержный энтузиазм у новой Эйстаи буквально подавил ее. Прошло немало времени, прежде чем она продолжала, указывая на нагреватель:

– Это тоже новое, о чем вы не могли прочесть в моих донесениях. – Она погладила нагреватель, который на мгновение выдернул свои клыки из мякоти дерева, повернул к ней светящиеся глаза и тонко запищал. – Эксперименты с ними заняли у меня годы, но сейчас я могу смело сказать, что они были успешными. Они живут долго и довольствуются только сахаром из мякоти деревьев. И чувствуют температуру тела лучше, чем кто-либо другой.

– Я могу только еще раз высказать свое восхищение.

Гордая собой, Ваналпи снова пошла вперед, между занавесей из спутанных ветвей. Она наклонялась, пролезая в отверстиях, и придерживала корни, чтобы Вайнти могла пройти. Затем указала на толстый ствол, бывший задней частью стены.

– Это место, где я посадила семя города, – она рассмеялась и вытянула руку ладонью вперед. – Оно лежало здесь, на моей руке, такое маленькое... и казалось невозможным ввести в него мутировавшие гены. Пока оно росло, многие сомневались, что наша работа кончится успехом. Я сама очистила это место, затем удобрила и полила почву, сделала пальцем углубление и посадила семя. В ту ночь я спала рядом, не в силах уйти. А на следующий день показался зеленый росток... Я не могу передать, что чувствовала тогда!

Гордая и счастливая, Ваналпи похлопала по толстой коре огромного дерева, которое росло здесь. Вайнти подошла и встала рядом с ней, касаясь дерева и чувствуя ту же радость. Ее дерево, ее город...

– Именно здесь я буду сидеть. Расскажи всем, что это мое место.

– Да, это место Эйстаи, и мы посадим вокруг него стены. А сейчас я пойду за Сталлан и приведу ее сюда.

Пока она ходила, Вайнти сидела молча, затем, увидев проходящую фарги, послала ее за мясом. Но когда фарги вернулась, она была не одна

– Меня зовут Хексей, – сказала вновь прибывшая, как того требовали формальности. – Разошлись известия о твоем прибытии, великая Вайнти, и я поспешила приветствовать тебя в твоем городе.

– Что ты делаешь в городе, Хексей? – тоже формально спросила Вайнти.

– Я стараюсь быть полезной, помогаю другим и верна городу.

– Ты была подругой прежней Эйстаи? – Это было скорее утверждение, чем вопрос, и оно попало точно в цель.

– Я не знаю, что ты слышала. Кое-кто здесь завидует другим и разносит сплетни...

Ее прервало возвращение Ваналпи, шедшей за другим ийланом, несшим на плече ремень, на котором висел хесотсан.

Вайнти взглянула на него, затем отвела взгляд и ничего не сказала, хотя его ношение здесь было запрещено законом.

– Это Сталлан, о которой я говорила, – сказала Ваналпи, и взгляд ее скользнул по Хексей, как по пустому месту.

Сталлан сделала знак обычного приветствия, затем скользнула назад, к двери.

– Я сделала ошибку, – хрипло сказала она, и Вайнти только теперь заметила длинный шрам, пересекавший ее горло. – Не думая ни о чем, я взяла свое оружие, но, увидев твой взгляд, поняла, что должна вернуться.

– Подожди, – сказала Вайнти. – Ты носишь его всегда?

– Да. Это новый город, и в нем есть опасности.

– Тогда носи его и дальше, если это необходимо. Ваналпи рассказала тебе о береге?

Сталлан молча кивнула.

– Ты знаешь, что за существа могли это сделать?

– И да и нет.

Вайнти не обратила внимания на недоверчивый жест Хексей.

– Объясни, – сказала она.

– В этом новом мире много болот, джунглей, лесов и холмов. На западе расположено большое озеро, а за ним начинается океан. На севере бесконечные леса. И животные. Некоторые очень похожи на известных нам по Энтобану, другие сильно отличаются. Причем к северу различия увеличиваются: там встречается все больше и больше устозоу. Некоторых я убивала: они могли оказаться опасными. Многие фарги, которых я брала с собой, пострадали от них, а некоторые погибли.

– Опасными! – На этот раз Хексей рассмеялась открыто. – Мышь под полом – опасна? Нужно послать за элиноу, чтобы он показал, как расправляться с этой опасностью.

Сталлан медленно повернулась к ней.

– Ты всегда смеешься, когда я говорю такое, о чем ты и понятия не имеешь. Пришло время прекратить это. – В ее голосе была такая холодность, что ответа не требовалось.

Она вышла и через несколько минут вернулась с большим свертком.

– Здесь находятся устозоу с этого континента, которые крупнее мыши под полом, над которой ты смеялась. До прибытия сюда ты знала лишь один вид устозоу и считала, что все они должны быть маленькими тварями. Сейчас пришло время отказаться от этой мысли. Здесь бывали разные, как, например, это безымянное животное.

Она положила сверток на пол и развернула его. Это была покрытая мехом шкура животного, и протянулась она от стены к стене. Все молчали, потрясенные, а Сталлан подняла одну лапу и показала на когти, каждый из которых был длиной с се руку.

– Я ответила и да и нет, Эйстаи, и вот почему. Здесь, как видишь, пять когтей, а у многих более крупных и опасных устозоу по пять пальцев. Я верю, что убийцы с острова были устозоу такого вида, с которым мы никогда прежде не сталкивались.

– Думаю, ты права, – сказала Вайнти, отбрасывая шкуру в угол и стараясь сдержать дрожь от ее мягкого и отвратительного прикосновения. – Как, по-твоему, мы сможем найти эта существа?

– Я выслежу их. На севере. Это единственное место, куда они могли уйти.

– Тогда найди их и побыстрее. Доложишь мне, и мы уничтожим их. Ты уйдешь на рассвете?

– С твоего позволения я уйду сейчас.

Вайнти разрешила и осторожно, чтобы это не было оскорблением или насмешкой, спросила:

– Скоро будет совсем темно. Ты можешь путешествовать ночью? Разве это возможно?

– Я могу делать это только возле города, где береговая линия более правильная. У меня есть большой плащ и лодка, которая плавает ночью. Следуя вдоль берега, я к рассвету уйду далеко.

– Ты настоящий охотник. Но я не хочу, чтобы ты рисковала в одиночку. Тебе нужна будет помощь. Хексей говорила мне, что помогает другим. Пусть она едет с тобой и поможет тебе.

– Это будет напряженное путешествие, – бесстрастно сказала Сталлан.

– Я уверена, что она с честью выйдет из этого положения, – заметила Вайнти и отвернулась, не обращая внимания на неистовые знаки Хексей. – И пусть ваше путешествие будет удачным.

Глава пятая

Сверкнув из-за темных облаков, низко над горизонтом вспыхнула молния, а после долгой паузы, вызванной расстоянием, прокатился глубокий грохот. Гроза уходила, двигаясь от моря, и уносила потоки дождя и шквальный ветер. Однако высокие волны все еще обрушивались на берег, далеко выкатываясь на песок и траву и почти доставая до вытащенной лодки. Рядом с лодкой била небольшая рощица, где охотники устроили временное жилище из шкур, привязанных к веслам.

Из-под навеса выплывал дым и стлался низко над ветвями.

Старый Огатир выглянул из убежища и зажмурился от первых лучей послеполуденного солнца, прорывавшегося сквозь уходящие облака.

Затем он понюхал воздух.

– Гроза ушла, – объяснил он. – Мы можем идти.

– Но не при таких волнах, – заметил Амахаст, помешивая угли, пока огонь вновь не вспыхнул. Кусок оленины дымился на костре, и сок из шипящего мяса капал в огонь. – Лодка может перевернуться, и ты знаешь это. Может быть, утром...

– Мы опаздываем, очень опаздываем...

– С этим ничего не поделаешь, старик, Эрмандарат посылает свои угрозы, не слишком заботясь, устраивает нас погода или нет.

Он отвернулся от огня к оставшемуся оленю. Когда он будет разделан и зажарен, лодка заполнится. Амахаст ухватил переднюю ногу оленя и резанул острым куском камня, но тот, видимо, уже успел затупиться. Амахаст отбросил его прочь и обратился к Огатиру.

– Вот, что ты можешь сделать, старик, – приготовь мне новые лезвия.

Что-то проворчав, Огатир с усилием поднялся на ноги.

От постоянной сырости у него ныли кости. Он с трудом дошел до лодки, обошел ее, а затем вернулся с камнем в каждой руке.

– Сейчас, мальчик, ты кое-чему научишься, – сказал он и протянул камни Керрику. – Смотри, что ты видишь?

– Два камня.

– Да конечно, но что это за камни? Что ты можешь сказать о них?

Он повернул камни так, чтобы мальчик мог внимательно разглядеть их.

– Я вижу просто камни.

– Это потому, что ты молод и никогда ничему не учился. Ты не мог научиться этому у женщин, потому что это искусство мужчин. Как охотник ты должен иметь копье, а копье должно иметь наконечник. Следовательно, ты должен научиться отличать один камень от другого, видеть наконечники для копий, которые скрываются в камнях, учиться вскрывать камень и находить то, что скрыто внутри. Сейчас начинается наш урок. Это ударный камень. Видишь, он гладкий? Чувствуешь его вес? Этим камнем можно ломать другие камни. Его нужно отличать от другого, который называется лезвенный камень.

Керрик повертел гальку в руках, сосредоточенно глядя на нее, отмечая обратно шероховатую поверхность и блестящие грани. Огатир терпеливо сидел, пока он делал это, затем забрал камень.

– Здесь нет скрытых наконечников, – сказал он, – это не тот размер и не та форма. А вот здесь они есть. Видишь их? Чувствуешь? Сейчас я освобожу их.

Огатир осторожно положил лезвенный камень на землю и ударил по нему, острый кусок отскочил в сторону.

– Вот это, лезвие, – сказал он, – острое, но не очень. А теперь подойди и смотри, что я сейчас буду делать.

Он достал из своей сумки кусок оленьего рога, затем положил обломок камня себе на бедро и осторожно нажал на его край кончиком рога. Каждый раз, когда он делал это, в сторону отлетал небольшой кусок. Выбрав самый длинный и острый, он протянул его Амахасту, который терпеливо ждал конца всей этой процедуры. Амахаст подбросил его на ладони, удовлетворенно кивнул. Затем проткнул отверстие в шкуре оленя и разрезал его от шеи до паха.

– Никто в нашей саммад не может делать такие лезвия, как он, – сказал Амахаст. – Учись у него, сын, ибо охотник без лезвия вовсе не охотник.

Керрик нетерпеливо схватил камни и ударил ими друг о друга. Ничего не произошло. Он попробовал еще раз и с тем же успехом. Тогда Огатир взял его руки своими руками и поставил зазубренный осколок. Однако и этого хватило, чтобы он был горд собой и работал с куском оленьего рога, пока у него не заболели пальцы.

Большой Хастила уныло следил за их усилиями, затем выполз из укрытия, понюхал воздух, как это сделал Огатир, и побрел к насыпи. Гроза ушла, порывистый ветер стих, и солнце проглядывало между облаков. Только белые барашки волн бежали кгориэоиту – последние свидетели ярости стихии. По обращенной к стуже стороне насыпи он спустился вниз к травяному болоту, осмотрел темные следы, пересекавшие его путь, затем медленно вернулся в убежище.

– Здесь миого оленей. Вообще в этих местах хорошая охота.

– Лодка уже полна, – сказал Амахаст, отрезая кусок дымящегося мяса. – Еще немного и она утонет.

– Мои кости болят от лежания здесь весь день, – проворчал Хастила, берясь за свое копье. – Следующий урок должен быть проведен на охоте с новым наконечником для копья. Пойдем, Керрик, бери свое копье и следуй за мной. Если мы не можем убить оленя, то можем, по крайней мере, подкрадываться к нему. Я покажу тебе, как двигаться под ветер и подползти близко к самой осторожной дичи.

Керрик взял копье, но прежде чем последовать за охотником, взглянул на отца. Амахаст кивнул, продолжая жевать кусок мяса.

– Хастила может показать тебе многое. Иди за ним и учись.

Керрик счастливо улыбнулся и побежал за Хастилой. Затем замедлил шаг.

– Ты слишком шумишь, – сказал Хастила, – Все звери лесов имеют чуткие уши и услышат тебя задолго до того, как увидят...

Хастила остановился, поднял руку, призывая сохранять тишину. Затем приложил руку к уху и указал на углубление в дюнах впереди. Керрик прислушался, но услышал только далекий грохот прибоя. Потом тот на мгновение ослаб, и мальчик услышал другой звук: слабое похрустывание с обратной стороны дюны. Хастила поднял копье и молча двинулся вперед. Сердце Керрика забилось учащенно, когда он последовал за охотником, двигаясь так быстро, как только мог. Похрустывание становилось громче.

Пезднявшись на верх дюны, они сразу же определваи запах гниющего мяса: здесь лежали останки разделанных ими оленей.

Хруст теперь был очень громким, таким же как жужжание многочисленных насекомых. Хастила сделал Керрику знак подождать, пока он поднимется по склону и выглянет из-за него. Потом повернулся к мальчику, кривясь от отвращения и сделал знак приблизиться. Когда оба они оказались у гребня, он поднял свое копье как для броска. И Керрик сделал то же самое. Что там было? Какое существо они выследили? Испытывая одновременно и страх и любопытство, Керрик согнулся, а затем прыгнул вперед, сразу за охотником.

Хастила громко закричал, и три существа оторвались от своего страшного занятия и уставились на него. Рука охотрика дернулась вперед, копье полетели прямо и вонзилось между передними лапами одного из животных. Оно упало и забилось, громко крича от боли, а другие бросились бежать, визжа от страха.

Керрик не двинулся с места, стоя с копьем в вытянутой руке, одеревенев от страха. Мургу... Тот, что был убит, очень походил на марага, появившегося у моря. Открытый рот... острые зубы... Прямо-таки существо из ночного кошмара.

Хастила посмотрел на мальчика и не заметил его явного страха. Он был слишком захвачен своей Ненавистью. Мургу... Как он ненавидел их! Этот пожиратель падали, еще с куском гнилого мяса и пятнами крови на голове и шее, слабо огрызнулся, когда он подошел к нему. Охотник ударил его ногой, а потом, наступив на шею, выдернул свое копье. Существо было покрыто чешуей и зелеными пятнами, а ростом с человека, хотя голова его была не больше кулака мужчины. Хастила еще раз ударил копьем, животное дернулось и умерло. Керрик опустил копье и следил за его последними содроганиями. Заметив это, Хаствла положил руку на плечо мальчика.

– Не нужно их бояться. При своих размерах они очень трусливы и питаются падалью. Ненавидь их, но не бойся, и всегда помни, что они есть. Когда Эрманпадар создал тану из речного ила, он сделал оленей и других животных, чтобы тану могли на них охотиться. Потом он отправил их вниз, на луга возле гор, где есть чистый снег и свежая вода. Однако затем он посмотрел на юг и увидел там пустоту, но был слишком утомлен и далек от реки, а потому не стал возвращаться и вместо речного ила взял болотной тины. Из нее он сделал мургу, и они остаются зелеными по сей день и годятся только для убийства, чтобы могли вернуться в тину, нз которой были рождены.

Говоря это, Хастила раз за разом втыкал копье в песок и поворачивал его там, чтобы счистить остатки крови марага.

При этом он был совершенно спокоен, и вскоре страх Керрика прошел. Мараг был мертв, остальные убежали. Скоро они покинут этот берег и вернутся к своей саммад.

– А сейчас я покажу тебе, как нужно подкрадываться к добыче, – сказал Хастила. – Эти мургу были заняты едой, иначе бы обязательно услышали тебя. Ты шумел, как мастодонты, идущие по склону.

– Я был осторожен! – защищался Керрик. – Я знаю, как нужно ходить. Однажды я подкрадывался к белке и был так близко, что мог коснуться ее копьем.

– Белка – глупое животное, а длиннозубый гораздо умнее ее. Олень не так умен, зато слышит лучше всех. Я буду стоять здесь, а ты уйдешь за насыпь и попробуешь подобраться ко мне. Только тихо – помни, что и у меня уши оленя.

Керрик радостно побежал по склону, пробираясь через мокрую траву, затем пригнулся и стал удаляться от моря. Он делал это тихо, как только мог, затем вновь повернул к океану, стараясь зайти охотнику в тыл. Он трудился очень старательно, но это ни к чему не привело, и, когда он наконец добрался до гребня горы, Хастила уже ждал его там.

– Ты должен внимательно смотреть каждый раз, как ставишь ногу на землю, – сказал охотник, – затем двигаться вперед и не топать ногами. Нужно раздвигать траву, а не прокладывать дорогу через нее силой. Но попробуем еще раз.

В этом месте берег был невысокий, и Хастила спустился вниз к реке и опустил в нее копье, чтобы окончательно очистить его. Керрик, запыхавшись, выбрался на вершину.

– На этот раз ты не услышишь меня! – крикнул он, потрясая копьем.

Хастила махнул рукой и наклонился над водой. Что-то темное мелькнуло в волнах прибоя. Керрик предостерегающе крикнул, и Хастила повернулся с копьем в руке. Раздался звук, как будто сломалась ветка, охотник выпустил копье, схватился за грудь и упал лицом прямо в воду. Мокрые руки тянули его вниз, и он исчез среди пенящихся волн.

Керрик дико закричал и бросился к насыпи, навстречу остальным, бегущим к нему. Задыхаясь, он рассказал о том, что видел, и повел их назад, вдоль берега, к месту, где все произошло.

Песок был пуст, океан тоже. Амахаст нагнулся и поднял из воды длинное копке охотника, затем снова посмотрел на море.

– Ты не заметил, на что оно было похоже?

– Это были руки, – стуча зубами, сказал мальчик. – Они протянулись из моря.

– А их цвет?

– Я не заметил. Мокрые, кажется, зеленые. Они могли быть зелеными, отец?

– Они могли быть любыми, – мрачно сказал Амахаст. – Это мургу. Теперь нам нужно держаться всем вместе, и один всегда должен бодрствовать, пока остальные спят. Нужно быстрее возвращаться к саммад. На этом южном берегу нас ждет только смерть.

Глава шестая

Гроза ушла, дождь прекратился, и почва купалась в теплых солнечных лучах. Вайнти стояла в тени мертвого дерева и смотрела, как рабочие осторожно размещают саженцы ровными рядами. Ваналпи лично размечала эти ряды на почве.

Потом она подошла к Вайнти, двигаясь медленно с широко раскрытым от жары ртом, и стала рядом с ней в тень.

– Не опасно ли трогать саженцы руками? – спросила Вайнти.

Ваналпи, еще тяжело дыша, сделала отрицательный жест.

– Только когда начнут расти колючки, а это будет через восемь дней. Для жвачных они горьки на вкус, а для тех, кто меньше их – смертельны.

– Это одно из твоих усовершенствований? – спросила Вайнти, выходя на солнце.

– Да. Оно было сделано еще в Инегбане, и мы привезли семена с собой. Мы настолько привыкли к колючим изгородям вокруг наших городов, к изгородям гораздо выше нашего роста, что совсем забыли, что их здесь прежде не было. Когда-то они были маленькими, потом подросли и распространились. Сейчас молодые ветви переплетаются со старыми, создавая непреодолимый барьер. Но новая изгородь в новом городе задает нам новые вопросы. – Теперь она говорила спокойно, нешироко открывая рот. – Новая изгородь, которую я вывела, быстро растет, живет недолго и очень ядовита. Но прежде чем она умрет, мы посадим обычную колючую изгородь и окончательно займем это место.

– А деревья? – спросила Вайнти, глядя на безжизненное мертвое дерево, стоявшее возле новой площадки.

– Они уже начали уничтожаться: взгляни, какие веточки падают с них. Они изъедены жуками-древоточцами. Когда запасы древесины кончатся, жуки превратятся в куколок, а мы соберем их и сохраним, пока они не понадобятся вновь.

Вайнти шагнула обратно в тень и заметила, что большинство рабочих сделало то же самое. Время было жаркое и приятное, но только не для работы.

– Когда саженцы будут посажены, отправь рабочих обратно в город, – сказала Вайнти.

Энги работала вместе с другими; Вайнти дождалась, когда она поднимет голову, и сделала ей знак подойти. Прежде чем она заговорила, Энги поблагодарила ее.

– Ты приказала снять кандалы с узников, и мы очень благодарны тебе.

– Не за что. На урукето я заставила одеть их только потому, что они могли попытаться захватить судно и бежать.

– Неужели ты до сих пор не поняла Дочерей Жизни? Насилие – это не наш метод.

– Рада слышать это, – сухо сказала Вайнти. – Только я не люблю полагаться на случай. После прибытия урукето сюда бежать можно только в джунгли, а это незавидная участь. Кроме того, твои товарищи будут лучше работать без оков.

– И тем не менее мы по-прежнему узники.

– Нет, – решительно сказала Вайнти, – ты – нет. Ты свободный гражданин Альпесака со всеми правами и обязанностями других граждан. Пусть тебя не смущает то, что произошло. Совет Инегбана признал тебя недостойной быть гражданином города и направил сюда. Начни новую жизнь на новом месте. Надеюсь, здесь ты не повторишь ошибок, допущенных там.

– Это что, угроза, Вайнти? Эйстаи Альпесака думает, что мы отличаемся от других граждан и будем угрожать им?

– Не угроза, а предупреждение, эфензеле. Учись на своих ошибках. Я не сомневаюсь, что ты будешь общаться с другими, но держи свои секреты при себе. Тебе запрещается говорить об этом с другими. Остальные не хотят этого знать.

– Ты уверена? – сурово спросила Энги. – Ты настолько умна?

– Я достаточно умна, чтобы понять, что от тебя исходят неприятности, – парировала Вайнти. – И я буду пристально следить за тобой. Тебе не удастся причинить нам здесь неприятности вроде тех, что ты устроила в Инегбане. Я буду такой терпеливой, как совет города.

Энги почти не двигалась, пока Вайнти говорила.

– Мы никому не причиняли неприятностей и не хотим их. Мы просто верим.

– Вот и отлично. Только занимайтесь этим в таких местах, где вас не могут услышать другие. Я не потерплю ничего подобного в МОЕМ городе.

Вайнти чувствовала, что начинает выходить из себя, как бывало всегда, когда она оказывалась лицом к лицу со странной верой Энги. И в этот момент она заметила фарги, спешащую к ней с сообщением. Хотя та говорила не очень внятно, Вайнти поняла самое главное.

– В город пришла одна... по имени Сталлан. Новости слишком важны... необходимо ваше присутствие...

Вайнти сделала ей знак уходить, затем повернулась к Энги спиной и отправилась в город. Сталлан уже была там, ожидая ее присутствия, и в позе ее ясно читалось торжество.

– Ты уже сделала то, о чем я говорила? – спросила Вайнти.

– Да, Эйстаи. Я следовала за убийцами, пока не настигла их. Затем я выстрелила, убила одного и вернулась с телом. Оно здесь, недалеко. Я оставила это ничтожество Хексей следить за ним. Есть странные вещи, относительно этих устозоу.

– Вот как? Ты должна рассказать мне.

– Лучше я покажу.

Сталлан повела ее в часть города, более низкую, к реке.

Хексей ждала там, охраняя плотно связанный узел. Кожа ее была грязной и поцарапанной, и она начала протестующе причитать, как только они появились. После первых же слов Сталлан ударила ее по голове и повалила на землю.

– Совершенно ни на что не годна, – прошипела она. – Ленивая, шумливая, всего боится... из-за нее нас обеих едва не убили. Я больше не хочу иметь с ней дела.

– И Альпесак не будет, – вынесла свой приговор Вайнти. – Оставь нас. Вообще уходи из города.

Хексей было запротестовала, но Сталлан грубо ударила ее ногой по губам. Хексей бросилась бежать, и ее вопль отразился от воздушных корней и исчез наверху. Вайнти тут же выбросила мерзкое существо из памяти и указала на сверток.

– Это убитое существо?

– Да.

Сталлан дернула за угол, и труп Хастилы покатился на влажную траву. При виде его, Вайнти онемела от ужаса и удивления. Овладев собой, она шагнула вперед н с отвращением ткнула его ногой.

– Там было четыре существа, – сказала Сталлан, – все остальные меньше этого. Я нашла их и следовала за ними. Они не шли по берегу, а плыли по океану, хотя лодки у них не было. Вместо этого они садились в ствол дерева и двигали его по воде кусками древесины. Я видела, как они убивали других животных – вероятно так же были убиты самец и его охрана на берегу. Они не пользуются зубами, когтями и рогами, потому что рогов у них нет, а зубы и когти невелики и очень слабы. Вместо этого, они пользуются предметом, похожим на острый зуб, прикрученный к длинной палке.

– Они хитры, эти меховые животные. У них есть мозг.

– У всех животных есть мозг, даже у примитивного хесотсана, вроде этого. – Сталлан постучала по оружию, висевшему у нее на плече. – Но хесотсан не опасен, если с ним правильно обращаться, а эти опасны. Сейчас, если желаешь, взгляни на него поближе. Как видишь, у него много меха здесь на вершине тела, вокруг головы. Но есть и другой мех, не принадлежащий существу, а только обернутый вокруг него.

Кроме того, оно носило сумку, а в ней я нашла вот это – небольшой кусок камня с острым краем. Смотри, эта окружающая его шкура снимается, и существо оказывается без меха.

– Это самец! – закричала Вайнти. – Самец мехового существа со слабым примитивным мозгом, который однако достаточно дерзок, чтобы угрожать нам, ийланам. Так что ты хотела сказать мне? Что эти безобразные твари опасны для нас?

– Я уверена в этом, Вайнти. Но ты – Эйстаи и одна из тех, кто решает, кто есть кто. Я просто рассказала тебе о том, что видела, и показала то, что нашла.

Вайнти зажала тонкое острие камня между пальцами и смотрела на труп. Прошло немало времени, прежде чем она заговорила снова.

– Я верю, что это возможно, что даже устозоу могут иметь малую толику интеллекта и хитрости. Например, наши лодки понимают наши приказы. У всех животных есть мозг и, скажем, энтисената можно научить искать пищу в воде. В этой дикой части мира, такой далекой от нашего дома, возможны самые странные вещи, и вот они начали происходить. И не ийланы контролируют их и руководят ими. Поэтому вполне возможно, что некоторые виды млекопитающих достигли определенной извращенной цивилизации. Достаточно найти кусок камня и научиться убивать им. Да, это возможно. Но они должны остаться в своих джунглях, убивая и поедая друг друга. Они ошиблись, уходя вперед. Эти самцы живут, как паразиты, и к тому же убили наших самцов. Отсюда ясно следует, что должны сделать мы. Мы должны найти их и уничтожить всех до одного. У нас нет выбора, если мы хотим, чтобы наш город остался на этом берегу. Можем мы сделать это?

– Должны. Нонужно идти всей силой, собрав всех свободных в городе. И вооружить всех хесотсанами.

– Но ты говорила, что их было всего четверо и только трое из них остались в живых...

Ответ пришел к Вайнти так же, как пришел к Сталлан, когда та наткнулась на небольшую группу, двигающуюся на север.

– Могут быть и другие? Более многочисленные?

– Должны быть. Эти несколько наверняка ушли от основной группы по каким-то причинам. Сейчас они возвращаются. Я в этом уверена. Мы должны собрать все силы и найти их всех.

– Найти и убить. Да, конечно. Я отдам приказ, так что мы сможем отправиться сразу же.

– По-моему, лучше не двигаться днем, потому что нас будет много. Если мы выступим на рассвете, взяв только хорошо накормленные и быстроходные лодки, то легко настигнем их, потому что они двигаются медленно. Последуем за ними и найдем остальных.

– И перережем, как они перерезали наших самцов. Это хороший план. Отнесите это существо на амбесед, пусть все посмотрят. Нам нужны продукты и свежая вода на несколько дней, чтобы не нужно было останавливаться.

Фарги были срочно отправлены во все части города, приказывая гражданам явиться в амбесед, и скоро собралась огромная толпа. Гневный ропот поднимался от масс ийланов, толкавших друг друга, чтобы увидеть тело. Когда Вайнти вошла в амбесед, ее остановила Икеменд.

– На несколько слов. Эйстаи...

– Неприятности с нашими питомцами? – с внезапным страхом спросила Вайнти. Икеменд, ее эфензеле, была назначена на важный пост в охране и присматривала за самцами. После краткого расследования были обнаружены недостатки в системе контроля прежнего опекуна, приведшего к смертям на берегу. Опекунша заболела и умерла, когда Вайнти лишила ее имени.

– Нет, все хорошо. Но самцы прослышали об убитом устозоу и хотят видеть его. Можно разрешить им это?

– Конечно, они уже не дети. Но пусть приходят, когда все кончится – нам не нужны истерики.

Икеменд была не единственной, обратившейся к ней. Энги преградила ей дорогу и не ушла, когда она приказала ей удалиться.

– Я слышала, что у тебя есть план преследования и истребления устозоу.

– Это так. Сегодня я сделаю официальное сообщение.

– Прежде чем ты сделаешь его, выслушай меня. Я не могу поддержать тебя, и никто из Дочерей Жизни не может, это противоречит тому, во что мы верим. Мы не можем участвовать в этом убийстве. Эти существа не знают понятия смерть, и нельзя уничтожать их за это. Мы убиваем, когда нам нужно есть, во всех других случаях убийство запрещено для нас. Теперь ты понимаешь, что мы не можем...

– Молчи! Ты должна делать все, что я прикажу. Все прочие действия будут изменой.

– То, что ты называешь изменой, мы называем подарками жизни, – холодно ответила Энга. – Мы не будем помогать вам.

– Я могу приказать убить всех вас.

– Да, ты можешь стать убийцей, но потом тебя замучает чувство вины.

– Никакой вины, только гнев. И ненависть, что моя эфензеле предает свою расу таким способом. Я не могу убить вас, потому что ваши тела нужны для тяжелой работы. Пока мы не вернемся, твои люди будут скованы вместе и ты будешь прикована к ним. У тебя нет больше особой привилегии. Я отрекаюсь от тебя, как от своей эфензеле. Ты будешь работать с ними и умрешь вместе с ними. Проклятие и ненависть за измену – вот твоя судьба.

Глава седьмая

Керрик сидел на своем обычном месте на носу лодки, поддерживая огонь. Правда это было занятие для мальчика, а ему хотелось грести вместе с другими. Амахаст разрешил ему попробовать, но мальчик был слишком мал, и весло оказалось велико для него. Сейчас он наклонился вперед и искоса поглядывал сквозь туман их море, ио ничего ие было видно. Морские птицы, невидимые в тумане, почитали где-то впереди. Только удары набегающих слева волн служили им указателем направления. В другое время они дождались бы, пока туман поднимется, ио не сегодня. Память о Хастиле, утащенном в воду, была слишком свежа. Сейчас они двигались так быстро, как только могли: всем захотелось закончить это путешествие. Керрик понюхал воздух, поднял голову и снова принюхался.

– Отец, – крикнул он, – я чувствую дым.

– Это дым от нашего огня и от мяса, – сказал Амахаст, но все же начал грести еще чуть-чуть быстрее. Могла ли саммад быть так близко?

– Нет, это не старый дым. Он свежий, ветер дует спереди. И прислушайся к волнам, разве они не другие?

Так оно и было. Относительно дыма могли возникнуть сомнения из-за их продымленных шкур и мяса, но с волнами все было иначе. Они стали слабее и уменьшались за ними. На берегу большой реки, в месте впадения в море, были разбиты палатки саммад.

– Правьте к берегу! – приказал Амахаст, резко наклоняясь над своим веслом.

Небо начало светлеть, туман поднимался. Сквозь пронзительные вопли чаек они услышали крики женщин и закричали в ответ.

Сквозь туман, поднимавшийся все быстрее и быстрее, проглядывало солнце. Он еще лежал близко от поверхности воды, но вдали были берег и ждущие их палатки, и жаркий огонь – вся хорошо знакомая суматоха лагеря. Лодку заметили, и люди вышли из палаток и подошли к самой воде. Кто-то радостно закричал, и с луга, где паслись мастодонты, донесся ответный рев. Они были дома.

Мужчины и женщины вбегали в воду, но приветственные крики стихли, когда они сосчитали находящихся в лодке.

Пятеро уходили в охотничью экспедицию – только трое вернулись обратно. Когда лодка заскрежетала по песчаному дну, множество рук подхватили ее и вытащили на берег. Никто не сказал ни слова, но Алет, женщина Хастила, поняв вдруг, что его нет, в ужасе закричала. Ее крик подхватила женщина Дикена и его ребенок.

– Оба мертвы, – сказал Амахаст, чтобы сразу рассеять ложные надежды, что остальные следуют позади. – Дикен и Хастила. Они уже среди звезд. Многих нет в лагере?

– Алкос и Кассис на реке ловят рыбу, – сказала Алет.

– Пошлите за ними, – приказал Амахаст. – Передайте, чтобы немедленно возвращались. Сворачивайте палатки, грузите на животных – сегодня мы выходим в горы.

Послышались крики, протестующие возгласы, потому что никто не был готов к внезапному уходу. Во время движения они собирали лагерь каждое утро и делали это довольно легко, потому что распаковывалось только самое необходимое. Но сейчас все было иначе. Летний лагерь у небольшой реки, и в палатках все было свалено в полном беспорядке.

Огатир закричал на них, и голос его перекрыл причитания женщин:

– Делайте, как сказал Амахаст, или все вы умрете в снегах! Сезон кончается, а дорога длинная.

Амахаст ничего не сказал. Это объявление ничем не хуже любого другого. Возможно, даже лучше истинной причины, которую он не мог подтвердить никакими доказательствами. Однако, несмотря ни на что, он был уверен, что нужно быть настороже. Он, охотник, знал, что сам превратился в дичь: весь этот день и день накануне он чувствовал на себе чей-то взгляд. Но ничего не видел, море всегда было пусто, когда он смотрел на него, и все же что-то было, и он знал об этом. Он не мог забыть, что Хастилу утащили в океан и он не вернулся.

Сейчас Амахасту хотелось поскорее собрать вещи, привязать их сзади к мастодонтам и бежать прочь от моря и того, что скрывается в нем. Пока они не вернутся в родные горы, он не сможет чувствовать себя в безопасности.

Хотя все трудились в поте лица, сворачивание лагеря заняло весь следующий день. Амахаст кричал на женщин и колотил подростков, если те двигались медленно. Нелегко было покинуть летний лагерь. Разбросанные вещи сносили в одно место и укладывали, щупальцами сквида упаковывали корзины, однако их не хватало, и было много жалоб и причитаний, когда он приказал бросить здесь часть добычи. Сейчас было не время оплакивать потери: это можно сделать и потом. Солнце опустилось за холмы, когда они были готовы. Небо было чистым, молодая луна освещала землю, а духи воинов были яркими и могли указывать путь.

Мастодонты долго не давали запрячь себя и протестующе мычали, но потом позволили мальчикам забраться на свои спины и привязать к ним большие шесты. Пара их волочилась за каждым животным с обеих сторон, образуя каркас, к которому привязывалась перекладина. Палатки и продовольствие разместились на самой вершине волокуш.

Керрик сидел на шее большого быка, привязанный, как и все, но очень довольный, что саммад уходит. Ему хотелось оказаться подальше от океана и существ, живущих в нем. Он был единственным из всей саммад, кто видел руки, поднявшиеся из океана и утащившие туда Хастилу. Темные руки в океане, темные фигуры в море...

Он взглянул на море, и его пронзительный крик перекрыл другие голоса, заставив их умолкнуть, и привлек внимание к океану, куда указывал мальчик.

Из вечного полумрака появились темные силуэты. Низкие черные лодки, которые и без весел двигались быстрее, чем лодки тану, приближались к берегу ровной линией. Они не останавливались, пока не достигали полосы прибоя, и не выбрасывались на берег, несмотря на полумрак.

Огатир был рядом с водой, когда они высадились, и мог хорошо разглядеть их. Он знал, кто они и зачем пожаловали сюда.

– Мы убили нескольких из них на берегу...

Ближайший мараг поднял длинную палку и сжал ее обеими руками. Что-то громко щелкнуло, боль пронзила грудь Огатира, и он упал.

Вокруг начали щелкать другие такие палки, и воздух наполнился криками боли и ужаса.

– Они бегут! – закричала Вайнти и махнула рукой, указывая вперед. – За ними! Никто не должен уйти!

Она первой выскочила на берег, первой выстрелила и первой убила устозоу. Сейчас ей хотелось убивать еще и еще.

Это была не битва, а избиение. Ийланы убивали все живое без разбору: мужчин, женщин, детей, животных. В их рядах потерь было немного. У охотников не было времени найти свои луки и стрелы, и они схватились за копья, но прежде чем успевали ими воспользоваться, выстрелы укладывали их одного за другим.

Все, что могли сделать тану, это бежать; бежать, преследуемые убийцами из моря. Испуганные женщины и дети бежали мимо кару, и мастодонт, подняв вверх голову, в страхе затрубил. Керрик ухватился руками за грубую шерсть животного, чтобы тот не смог сбросить его, опустился на землю по деревянной оглобле и бросился за своим копьем. Сильная рука ухватила его за плечо и повернула кругом.

– Беги! – приказал отец. – Спасайся в холмах!

Амахаст повернулся и увидел, что один из мургу бежит вокруг мастодонта, прыгая через деревянную раму. Прежде чем он успел воспользоваться своим оружием, Амахаст пронзил его копьем и тут же вытащил его обратно. Вайнти видела смерть фарги, и жажда мести захватила ее.

Острие с капающей с него кровью качалось перед ней, но она не отступала. Подняв хесотсан, она сжала его и несколькими выстрелами свалила устозоу, прежде чем он успел добраться до нее.

Она не заметила маленького существа, даже не подозревала о его существовании, пока боль не пронзила ее ногу. Взревев от ярости, она ударила его тупым концом хесотсана.

Рана сильно кровоточила и болела, но была не очень серьезной, это она определила сразу, и гнев ее прошел. Внимание ее вновь привлекло сражение, шедшее вокруг.

Оно уже почти заканчивалось. В живых оставалось всего несколько тану. Они лежали беспорядочными грудами среди корзин и трупов на шкурах и рамах. Атаковавшие из моря соединились сейчас с теми, кто зашел в реку и бросился в бой с тыла, использовав прием, который они применяли в молодости, охотясь в море. На суше он тоже сработал хорошо.

– Немедленно прекратите убийства, – приказала Вайнти ближайшей к ней фарги. – Передайте это другим. Несколько из них нужны мне живыми: я хочу больше узнать об этих существах.

Теперь она понимала, что они были всего лишь животными, которые пользовались острыми кусками камней. Правда, у них было подобие социальной организации и они даже использовали более крупных животных, которые сейчас были либо убиты, либо в панике разбежались. Все это указывало на то, что если здесь была одна такая группа, то могут быть и другие. Если это так, она должна знать как можно больше об этих существах.

Малыш у ее ног, которого она ударила, шевельнулся и захныкал. Вайнти окликнула Сталлан.

– Свяжи его, чтобы он не мог убежать, и брось в лодку.

Из контейнера, который носила на ремне, она достала несколько дротиков. Нужно было пополнить запас, израсходованный в бою. Хесотсан был хорошо накормлен и мог сделать еще несколько выстрелов. Она заталкивала их пальцем, пока зарядное устройство расширялось, затем поставила дротики в нужное положение.

Первые звезды появились на небе, красные отблески заката угасали за холмами. Пора было доставать из лодки плащ.

Она сделала фарги знак привести ей плащ и уже завернулась в его теплоту, когда всех уцелевших устозоу доставили к ней.

– Это все? – спросила она.

– Наши воины были очень злы, – сказала Сталлаи. – Раз начав убивать, им было очень трудно остановиться.

– Это я знаю по себе. А взрослые – все мертвые?

– Да, все. Этого малыша я нашла под шкурой и принесла сюда. – Она взяла его за длинные волосы и тряхнула так, что ребенок закричал от боли. – А этого нашла в другом месте, – и она указала на месячного младенца, которого вытащили из рук мертвой матери.

Вайнти с отвращением смотрела, как Сталлан подносит к ней безволосое существо. Той уже приходилось касаться самых отталкивающих животных, но мысль о том, чтобы сделать это самой, вызвала у Вайнти отвращение. Однако она была Эйстаи и должна была уметь делать все, что могут делать другие граждане. Она медленно вытянула обе руки и взяла извивающееся существо. Оно было теплым, теплее чем плащ, почти горячим. На мгновение ее отвращение ослабло, когда она почувствовада приятное тепло. Когда она возвращала младенца обратно, тот открыл красный беззубый рот, захныкал и облил руку Вайнти горячей жидкостью. Прежнее удовольствие от тепла исчезло, сменившись волной отвращения.

Это было уже слишком, и она изо всей силы ударила существо о ближайший валун. Потом быстро направилась к воде, чтобы обмыться, а оттуда обратилась к Сталлан.

– Этого довольно. Передай остальным: пусть возвращаются к лодкам, но сначала убедятся, что живых нет.

– Это уже сделано, высочайшая. Все мертвы. Это конец.

– Конец? – Вайнти думала об этом, опуская свои руки в воду. Конец ли это? Вместо удовлетворения победой она все больше погружалась в мрак депрессии. Конец ли или начало?

Глава восьмая

Энги шла вдоль стены и прислонилась к ней, почувствовав тепло от светильника. Хотя солнце уже взошло, в городе еще сохранился ночной холод. Вокруг нее растения и животные Альпесака жили полной жизнью, но это было естественно, и она не обращала на них внимания. Под ее ногами шелестел покров сухих листьев, в которых копошились жуки и другие насекомые. Все вокруг двигалось в предвкушении наступающего дня. Высоко вверху солнце уже сверкало на листьях деревьев и многих других растений, составляющих этот живой город.

Для Энги это все было так естественно, как воздух, которым она дышала, и богатство переплетенных и зависящих друг от друга жизненных форм. Порой она думала об этом, но сегодня, после того, что она услышала, это было трудно. Хвастаться убийством другого вида! Она долго разговаривала с этими наивными хвастунами, объясняя им смысл жизни и стараясь показать ужас преступления, которое они совершили. Жизнь уравновешивала смерть, как море уравновешивало небо. Если они начинают убивать жизнь – они убивают себя.

Ее внимание привлекла одна из фарги, смущенная ее статусом и не знающая, как к ней обратиться. Молодая фарги знала, что Энги была одной из высочайших, однако запястья ее сейчас были скованы, как у самых низших. Не находя слов, она решила коснуться Энги, чтобы привлечь ее внимание.

– Эйстаи хочет, чтобы ты пришла к ней сейчас, – сказала фарги.

Когда появилась Энги, Вайнти сидела на своем месте, сделанном из живого ствола городского дерева. На стволе перед ней сидели запоминальники, и один из них с усиками над высохшими глазами упирался им в складку кожи угункшаа – диктора-демонстратора. Угункшаа что-то говорил, а его органические молекулярные линзы мерцали, показывая черно-белые картины жизни ийлан, которые передавали ему запоминальники. Вайнти молча слушала угункшаа, когда появилась Энги, и подняла со стола каменный наконечник копья, лежавший рядом.

– Подойди, – приказала она, и Энги повиновалась. Вайнти сжала каменное лезвие в руке и подняла его. Энги не дрогнула и не отступила, и тогда Вайнти схватила ее за руку.

– Ты не боишься, – сказала она, – даже видя, как остер этот кусок камня? Он ничуть не хуже наших струн-ножей.

Она взмахнула им, и связанные руки Энги стали свободны.

Энги осторожно потерла кожу в тех местах, где началось раздражение от оков.

– Ты освобождаешь всех нас? – спросила она.

– Не будь такой жадной. Только тебя, ибо мне нужны твои знания.

– Я не буду помогать тебе убивать.

– В этом нет необходимости. Убийства закончились. – В данный момент Вайнти сама думала так, хотя знала больше, чем говорила вслух. Если она говорила что-то, то полностью высказывала все свои мысли. Для нее не только невозможно было сказать ложь, само это понятие было ей совершенно чуждо.

Трудно лгать, когда каждое движение тела выдает правду. Для ийлан единственным способом сохранить свои мысли в тайне было не говорить вообще. Вайнти была энатоком такого рода тактики и применяла ее сейчас, поскольку нуждалась в помощи Энги.

– У нас появилось время для изучения. Можешь ты изучить их язык?

– Ты же знаешь, чем я занималась с Ийлеспей. Я была ее первой ученицей.

– Первой и лучшей. Пока гниль не испортила твой мозг. Как я помню, ты делала множество глупостей: следила за способами общения молодежи и даже прислушивалась к самцам. Это всегда ставило меня в тупик: ну чему можно научиться от этих глупых животных?

– У них были способы переговариваться друг с другом на расстоянии, способы по-разному смотреть на вещи...

– Я говорю не об этом. Меня интересует, зачем было учиться этому. Какая разница, как говорят между собой другие?

– Это очень важно. У нас есть язык, и забывая это, мы становимся не лучше животных. Мысли вроде этой и привели меня к великой Угунепансе и ее учению.

– Ты сделала бы гораздо лучше, продолжая изучать язык. Это избавило бы тебя от неприятностей. Те из нас, кто станут ийланами, должны учиться говорить по мере роста, и это факт, иначе ни ты, ни я не были бы здесь. Но могут ли научиться говорить молодые? Это представляется мне глупой и отталкивающей идеей. Скажи, возможно ли это?

– Да, возможно, – сказала Энги, – и я сама делала это. Это легче, ибо самые молодые ничего не хотят слушать, но я делала это. Я пользовалась методикой обучения, которую применяют водители лодок.

– Но лодки почти так же глупы, как плащи. Все они могут обучиться понимать только несколько команд.

– Методика обучения та же самая.

– Хорошо, – сказала Вайнти и продолжила, осторожно подбирая слова. – Значит ты можешь научить животное понимать и говорить?

– Нет, не говорить, а только понимать несколько простейших команд, если у него достаточно развитый мозг. Но для разговора требуется голосовой аппарат и области мозга, которых у животных нет.

– Но я слышала разговаривающих животных.

– Не разговаривающих, а повторяющих звуки. Птицы тоже могут делать это.

– Нет, я имела в виду разговаривающих. Общающихся друг с другом.

– Это невозможно.

– Я говорю о животных, покрытых мехом. О мерзких устозоу.

Энги наконец начала понимать, о чем говорит Вайнти.

– Да, конечно. Если у этих существ есть признаки интеллекта, – а использование примитивного орудия подтверждает это, – почему бы им не говорить друг с другом? Ты слышала, как они говорили?

– Да. И ты можешь услышать, если захочешь. Двое из них здесь, у нас. – Вайнти подозвала проходившую фаргу. – Найди охотника Сталлан и передай, пусть она немедленно придет сюда.

– Как поживают животные? – спросила Вайнти, когда Сталлан появилась.

– Я вымыла их, потом осмотрела повреждения. Синяки, не больше. Кроме того, я убрала этот отвратительный мех с их голов. Та, что крупнее, самка, то, что меньше – самец. Они пьют воду, но не едят ничего из того, что мы им предлагаем. Вам нужно быть осторожными, если вы хотите приблизиться к ним.

– Я не собираюсь этого делать, – содрогнулась от отвращения Вайнти. – Это Энги хочет посмотреть на них.

Сталлан повернулась к ней.

– Все время держи их в поле зрения и никогда не поворачивайся спиной к диким животным. Маленький кусается, кроме того, у них есть когти, и я для безопасности все время связываю их.

– Я сделаю так, как ты говоришь.

– И еще одно, – сказала Сталлан, сняв с перевязи небольшой мешок. – Когда я чистила животных, то нашла эту вещь на шее у самца. – Она положила перед Вайнти на стол маленький предмет.

Это было что-то вроде лезвия, сделанного из металла. На одном конце его было просверлено отверстие. Вайнти осторожно коснулась его пальцем.

– Оно тщательно очищено, – заметила Сталлан.

Вайнти взяла его и осмотрела вблизи.

– Не могу понять, где животные нашли это, – сказала она. – И кто это сделал? Откуда взят металл? Не пытайтесь меня убедить, что они умеют добывать его. – Она провела краем по своей коже. – Вообще не острое. Что это может значить?

Никто не ответил на этот тревожный вопрос, да она и не ждала этого. Вайнти передала кусок металла Энги.

– Еще одна тайна, которую тебе придется решить, когда ты научишься говорить с ними.

Энги осмотрела предмет и вернула его обратно.

– Когда я моту увидеть их? – спросила она.

– Сейчас, – ответила Вайнти и сделала знак Сталлан. – Проводи нас к ним.

Сталлан повела их коридорами города к высокому, мрачному проходу. Сделав знак сохранять молчание, она открыла люк, проделанный в стене, и через появившееся отверстие Вайнти и Энги увидели комнату, в которую вела тяжелая запечатанная дверь. Других отверстий не было, и только через круглый иллюминатор высоко вверху сочился слабый свет.

Два отвратительных маленьких существа лежали на полу.

Это были уменьшенные копии изувеченного трупа, который Сталлан выставила на обозрение в амбесед. Их черепа были голы и поцарапаны там, где был удален мех. Вместе с мехом исчезли и куски вонючих шкур, которые они обертывали вокруг себя, и было видно, что они полностью покрыты одноцветной восковой кожей. Более крупная самка лежала спокойно, издавая повторяющийся ноющий звук, а самец сидел возле нее на корточках, издавая что-то вроде ворчания. Так продолжалось довольно долго, пока нытье не прекратилось. Вайнти сделала Сталлан знак закрыть люк.

– Они могут быть говорящими, – возбужденно сказала Энги. – Но они очень мало двигаются, произнося звуки, которые очень запутанны. Это потребует долгого изучения. Несомненно это новый для нас язык, язык устозоу, который нужно изучать. Это огромная и волнующая новость.

– Действительно. Настолько волнующая, что я приказываю тебе изучить ее, чтобы иметь возможность говорить с ними.

Энги знаком выразила свою покорность.

– Ты не можешь приказать мне думать, Эйстаи. Даже твоя огромная власть не распространяется на другой череп. Я буду изучать язык этих животных, потому что хочу этого.

– Пока ты выполняешь эти распоряжения, меня не волнуют побудительные причины.

– Почему тебе нужно понимать их? – спросила Энги.

Вайнти ответила осторожно, чтобы не раскрыть своих истинных мотивов.

– Как и ты, я считаю, что эти животные могут говорить. Ты сомневаешься в том, что я способна на интеллектуальные занятия?

– Прости за черные мысли, Вайнти. Ты всегда была первой в нашей эфенбуру. Когда мне начинать?

– Сейчас, немедленно. Как ты войдешь к ним?

– Пока у меня нет никакой идеи на этот счет. Позволь мне вернуться к люку и послушать. После этого я что-нибудь придумаю.

Вайнти молча отступила, весьма довольная тем, что сделала.

Было крайне важно привлечь Энги к сотрудничеству, ибо если бы она отказалась, пришлось бы посылать сообщение в Инегбан, а потом долго мучиться, пока кто-то не будет прислан и не займется изучением говорящих зверей. Конечно, если они действительно говорят, а не просто издают звуки.

Вайнти эта информация была нужна немедленно, ведь вокруг города могло быть гораздо больше этих существ, таящих угрозу. Ей нужна была эта информация ради безопасности города.

Во-первых, она должна изучить все, что имеется об этих существах, узнать, где и как они живут. Это должен быть первый шаг.

Во-вторых, их нужно убить. Всех. Полностью стереть с лица земли. Со всей своей хитростью и каменными орудиями, они были всего лишь животными, но смертельно опасными животными, которые безжалостно перебили самцов и детенышей. Это должно стать их гибелью.

Глядя из темноты, Энги глубоко задумалась, изучая животных. Сразу же поняв скрытые намерения Вайнти, она, конечно, должна была отказаться от сотрудничества и не сделала этого только потому, что ее захватила эта лингвистическая проблема.

Стоя в молчании, она почти полдня наблюдала, прислушиваясь к звукам и стараясь понять их. Хотя она не поняла ничего из того, что услышала, у нее появился туманный план, с которого можно было начать. Она тихо закрыла люк и отправилась на поиски Сталлан.

– Я пойду с тобой, – сказала охотница. – Они могут быть опасны.

– Только очень короткое время. Пока они ведут себя тихо, я должна быть с ними наедине. Ты будешь стоять снаружи и, если мяе что-то понадобится, я тебя позову.

Неудержимая дрожь покрыла рябью гребень Энги, когда Сталлая открыла дверь, и она шагнула внутрь. Тяжелый запах животных ударил ей в нос. Это было слишком похоже на звериную берлогу, и все же разум поборол отвращение, и она твердо стояла, пока дверь не закрылась за ее спиной.

Глава девятая

– Они убили мою мать, потом моего брата, – сказала Исел. Она перестала уже пронзительно кричать, но глаза ее были по-прежнему полны слез, которые стекали вниз по щекам. Она вытерла их тыльной стороной ладони, потом потерла обритую голову.

– Они убили всех, – сказал Керрик.

Он не кричал с тех пор, как его принесли в это место. Может быть, женщины привыкли все время кричать и причитать? Она была старше его на пять или на шесть лет и все же кричала, как младенец. А он не должен был этого делать. Охотник не должен кричать, а он именно охотник. Так же, как его отец. Амахаст – великий охотник, но сейчас он мертв, как и все остальные из саммах. При этой мысли к горлу мальчика подкатил комок, но он справился с ним. Охотник не должен кричать.

– Они не убьют нас, Керрик? Ведь они не должны убить нас? – спрашивала Исел.

– Да, конечно.

Она вновь начала хныкать и прижалась к нему, обхватив его обеими руками. Это было неправильно, только маленькие дети жмутся друг к другу. Но хотя он знал, что это неправильно, ему было приятно чувствовать ее рядом с собой. Ее груди были маленькие и твердые, и ему нравилось прикасаться к ним, но, когда он сделал это сейчас, она оттолкнула его и громко закричала. Он встал и с отвращением отошел в сторону. Она была глупой, и он не любил ее. Она никоща не говорила с ним до того, как их принесли в это место, но сейчас, когда их осталось только двое, для нее все изменилось. Но не для него. Было бы гораздо лучше, окажись здесь вместо нее кто-нибудь из его друзей. Но все они были мертвы, из всей саммад кроме них, не уцелел никто. Теперь их очередь. Исел не понимает этого, она заставила себя поверить, что теперь с ними ничего не случится. Он осторожно осмотрел помещение, но в этой деревянной комнате не было ничего, что можно использовать, как оружие. И не было никакой возможности бежать. Тыквы были слишком легкие, чтобы нанести вред даже ребенку. Он поднял тыкву с водой и сделал глоток. Пустой желудок судорожно сжался. Он был голоден, но не настолько, чтобы есть мясо, которое им принесли. От одного взгляда на него Керрика начинало тошнить. Оно не было приготовлено, и в то же время не было сырым. Что бы с ним ни сделали, то, что висело на кости, походило на холодный студень. Он оттолкнул его от себя и содрогнулся. В этот момент дверь скрипнула, затем открылась.

Исел прижала свое лицо к основанию стены и заскулила, закрыв глаза и не желая видеть того, кто сейчас войдет. Керрик остался стоять, его кулаки были сжаты и напряжены. Он думал о своем копье, о том, что мог бы сделать, будь оно здесь.

На этот раз вошли двое мургу. Он мог уже видеть их прежде, а мог и не видеть. Впрочем, это не имело значения, они все казались одинаковыми. Чешуйчатые, прыщеватые, толстохвостые, покрытые разноцветными пятнами, с этими безобразными штуками, тянущимися позади их голов. Мургу эти ходили, как люди, и хватали предметы своими деформированными руками с двумя большими пальцами. Керрик медленно отступал, по мере того как они приближались, пока его плечи не уперлись в стену и он не почувствовал, что дальше идти некуда. Мургу уставились на него ничего не выражающими глазами, и он снова подумал о своем копье. Один из них шевельнулся, издавая при этом мяукающие звуки.

– Они уже поели что-нибудь? – спросила Энги. Сталлан отрицательно покачала головой и указала на тыквы.

– Это хорошее мясо, обработанное зизимами и готовое к употреблению. Но они пользуются огнем, чтобы приготовить мясо перед тем, как его есть, и потому не хотят есть его сырым.

– Может предложим им фрукты?

– Нет, они питаются мясом.

– Они могут быть всеядными. Мы мало знаем о их привычках. Принеси им фруктов.

– Я не могу оставить тебя здесь одну. Вайнти лично приказала мне охранять тебя. – В словах охотницы был страх, ведь она противоречила приказу.

– Я сама могу защитить себя от этих маленьких существ. Нападали они на кого-нибудь прежде?

– Только когда мы принесли их сюда. Самец очень злобен, и нам пришлось бить его, пока он не перестал сопротивляться. Больше он этого не делает.

– Значит, я в безопасности, и ты выполнила свои инструкции. А сейчас подчиняйся мне.

У Сталлан не было выбора. Она вышла неохотно, но быстро, Энги молча ждала, ища способа общения с существами.

Самка по-прежнему лежала лицом к стене, издавая писклявые звуки, маленький самец молчал, несомненно, такой же глупый, как все самцы. Она подошла, взяла самку за плечо и перевернула ее. Стонущий звук стал громче, и вдруг резкая боль пронзила руку Энги.

Зубы малыша вонзились ей в кожу, и потекла кровь. Энги заревела от боли и ударила самца об пол. Тот вырвался и пополз в сторону, а она последовала за ним. Потом остановилась, чувствуя свою вину.

– Мы виноваты, – сказала она, и гнев ее пошел на убыль. – Мы убили всю вашу стаю. Но вы не должны винить нас в этом. – Она потерла больную руку, потом взглянула на яркое пятно крови на ладони. Открылась дверь, и вошла Сталлан, неся тыкву с оранжевыми плодами.

– Маленькое существо укусило меня, – спокойно сказала Энги. – Они не ядовиты?

Сталлан швырнула тыкву в сторону и направилась к ней взглянуть на рану. Потом подняла сжатый кулак, чтобы ударить сьежившегося самца. Энги остановила ее мягким прикосновеяием.

– Нет, в этом виновата я. Так что насчет укуса?

– Нет, не опасен, если хорошо очистить рану. Тебе нужно пойти со мной, чтобы я могла ее обработать.

– Нет, я подожду здесь. Не хочу, чтобы они решили, что я испугалась. Все будет хорошо.

Сталлан вышла, всем видом выражая неудовольствие, но ничего не сказала. Прошло совсем немного времени, и она вернулась, держа деревянный ящичек. Из него она вынула контейнер с водой и промыла укус, потом сняла покрывало с ныофмайкела и подготовила его. Влажная кожа Энги возбудила существо и оно прилипло к телу, уже начиная выделять антибактериальную жидкость... Покончив с этим, Сталлан достала из ящика два узловатых черных комка.

– Я хочу обеспечить вам безопасность от рук и ног самца. Уж больно он злобный.

Маленький самец попытался убежать, но Сталлан схватила его и швырнула на пол. Упершись коленом ему в спину и придерживая одной рукой, другой она взяла один из комков, обмотала его вокруг щиколоток самца и вставила хвост существа в его собственный рот. Животное рефлекторно глотнуло, превратив свое тело в прочное кольцо. Только сделав это, Сталлан оттащила самца в сторону.

– Я останусь и буду охранять тебя, – сказала она. – Я должна это сделать. Из-за моей небрежности ты получила повреждение, и я не могу позволить, чтобы это повторилось.

Энги жестом выразила свое согласие. Затем взглянула на отброшенную тыкву и фрукты, рассыпанные по полу, и указала на них распростертой самке.

– Я принесла тебе круглые сладкие съедобные фрукты. Повернись, и ты сама увидишь их.

Исел пронзительно закричала, когда холодные руки схватили ее, грубо подняли и прислонили спиной к стене. Она грызла костяшки своих пальцев и всхлипывала, а второй маpar подошел к ней, остановился и взял апельсин. Его рот медленно открылся, показав ряды острых белых зубов. Исел могла только в страхе стонать, не замечая, что кусает свои пальцы и что кровь течет по ее подбородку.

– Фрукт, – сказала Энги. – Круглый, сладкий, съедобный. Наполни свой желудок, и тебе будет хорошо. Еда сделает тебя сильной. Ну делай, что тебе сказали. – Сначала она пыталась соблазнить ее, потом начала приказывать. – Возьми этот фрукт и немедленно съешь его!

Тут она увидела кровь там, где существо искусало свои руки, и отвернулась с отвращением. Положив тыкву с фруктами на пол, она сделала Сталлан знак выйти с ней за дверь.

– Они пользуются примитивными инструментами, – сказала Энги. – Кроме того, ты говоришь, что у них есть подобие убежищ и крупные животные, которые служат им. – Сталлаи кивнула. – Значит, они должны обладать некоторым интеллектом. – Но это не значит, что они могут говорить.

– Хорошо сказано, охотник. Но представим на мгновение, что у них есть язык, что они используют его для общения друг с другом. Я не позволю, чтобы одна неудача остановила меня... Смотри, самец двигается! Вероятно, почуял фрукты. Мужская реакция груба, его больше волнует голод, чем исходящая от нас угроза. Но он еще следит за нами... Смотри! – Она победно вскрикнула. – Он ест фрукты. Это наш первый успех. По крайней мере, теперь мы можем накормить их. Ты видишь, он принес фрукты самке. Альтруизм означает разум.

Однако Сталлан это не убедило.

– Дикие животные кормят своих детенышей, и я видела, как они охотятся вместе. Так что это не доказательство.

– Может и нет, но я так просто не сдамся. Если лодки могут понимать простые команды, то почему этим существам не уметь делать то же самое?

– Ты будешь учить их так же, как учат лодки?

– Нет. Поначалу я думала, что все будет так же, но теперь мне хочется добиться более высокого уровня взаимопонимания. Обучая лодки, используют поощрения и наказания за исполнения того или другого приказа и за неисполнение его. Неправильная реакция карается электрошоком, правильная поощряется куском пищи. Это хорошо для дрессировки лодок, но я не собираюсь дрессировать этих животных. Я хочу говорить с ними, общаться.

– Речь – это очень трудное дело. Многие из тех, кто появился из моря, так никогда и не могут научиться этому.

– Ты права, охотница, но это вопрос положения. Молодежь испытывает трудности в разговоре со взрослыми, но не забывай, что все молодые разговаривают между собой, когда находятся в море.

– Тогда научи этих животных детскому языку. Уж им-то они должны овладеть.

Энги улыбнулась.

– Прошло уже много лет с тех пор, как я говорила, как ребенок. Ты помнишь, что это значит?

Она подняла руку, и кисть ее изменила цвет из зеленого на красный, потом вновь стала зеленой, в то время как пальцы делали какие-то знаки.

Сталлан улыбнулась.

– Сквид-много-для-всех.

– Ты помнишь. Но ты заметила, насколько важен при этом цвет моей руки? Без него смысл сказанного будет неясен. Могут эти меховые существа изменять цвет своих кистей?

– Сомневаюсь. Я никогда не видела, чтобы они делали это. Хотя их тела имеют красный и белый цвета.

– Это может быть важной частью их речи...

– Если они ею обладают.

– Верно. Если они ею обладают. Я должна присмотреться к ним поближе, когда они будут вновь издавать свои звуки. Подобно ийланам, их может заставить говорить только крайняя необходимость. Они должны научиться совершенному общению.

Сталлан жестом выразила свое непонимание.

– Я не знаю, что это значит.

– Тогда я продемонстрирую смысл этого. Слушай внимательно, что я скажу. Готова? Итак, я теплая. Ты поняла?

– Да.

– Я теплая – это утверждение. Совершенным ее делает более тесная связь частей этого утверждения. Сейчас я повторяю его более медленно. Я... теплая... Я двигаю своим большим пальцем вот так, глядя при этом немного вверх, потом говорю ТЕПЛАЯ и слегка поднимаю хвост. Все это: производимые звуки и движения, – составляет полное утверждение.

– Я никогда не задумывалась над такими вопросами и, признаться, у меня болит голова, когда я делаю это.

Энги рассмеялась.

– Я так же плохо чувствовала себя в джунглях вокруг города, как ты в джунглях языка. Очень немногие могут научиться этому, возможно, потому, что это так сложно и трудно. Думаю, что первый шаг в понимании этого, предположение, что наш язык отражает нашу сущность.

– Ну вот моя голова и заболела. Ты думаешь, что животные, вроде этих, могут понять то, чего не понимаю я? – Сталлан указала на существ, замерших у стены, на пустую тыкву из-под фруктов и кожуру, разбросанную по полу вокруг них.

– Я не собираюсь ничего усложнять и имела ввиду только то, что история нашего языка соответствует нашему развитию в жизни. Когда мы были молодыми и только вышли в море, мы не умели говорить, но искали защиты у других членов нашей эфенбуру, вошедших в воду одновременно с нами. Простые движения рук и ног, изменение цвета кистей. По мере роста мы учились все больше и больше и, когда вышли из моря, то добавили к умению издавать звуки кое-что еще, чему научились, пока становились ийланами. Это привело меня к моим сегодняшним проблемам. Как научить нашему языку эти существа, которые не прошли нашего цикла развития? Или все же они прошли через водный период?

– Мои знания по этому вопросу далеки от полных, и ты должна помнить, что эти виды устозоу – новые для нас. Но я весьма сомневаюсь, что они жили в воде. Я добывала и выводила у себя некоторых из наиболее часто встречающихся видов, которые кишат в джунглях. У всех них была одна общая черта – они все время теплые.

– Я заметила. Это довольно странно.

– Есть и другое, не менее странное. Взгляни на этого самца. У него только один пенис, который он не может втягивать. Ни у одного из видов устозоу, которых я добывала, не было нормального двойного пениса. Кроме того, я изучала их метод спаривания и скажу, что он отвратителен.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что после оплодотворения яйца, его носят самки. Когда же рождаются детеныши, они носят их с собой и кормят из мягких органов, которые растут на их торсах. Ты можешь видеть их там, у маленькой самки.

– Это очень необычно. Значит, ты полагаешь, что молодежь остается на суше? И не поплавает хорошенько в море?

– Да, и эта черта характерна для всех устозоу, за которыми я наблюдала. Их жизненный цикл совершенно непохож на наш.

– Значит, ты признаешь важность наших наблюдений? Если они имеют язык, то изучают его не так, как это делаем мы.

Сталлан жестом выразила свое согласие.

– Теперь я признаю это и благодарю тебя за разъяснение. Но тут появляется более важный вопрос: если у них есть язык, как они обучаются ему?

– Это действительно более важно, и я должна найти ответ на этот вопрос. Но честно говоря, у меня нет никаких идей на этот счет.

Энги взглянула на дикие существа: лица их были перемазаны соком фруктов, которые они съели. Найдет ли она способ общения с ними?

– Сейчас оставь меня, Сталлан. Самец надежно связан, а самка не проявляет агрессивности. Если я буду одна, они будут смотреть только на меня, ни на что не отвлекаясь.

Сталлан долго думала, потом неохотно согласилась.

– Я сделаю, как ты просишь. Сейчас опасность невелика. Но я останусь снаружи, у двери, которую можно быстро открыть. Крикни, если что-то будет угрожать тебе.

– Хорошо, обещаю. А сейчас я должна начинать работу.

Глава десятая

Устройство нового города – непростое цело. Особенно много потребовалось сделать для исправления ошибок прежней Эйстаи, вовремя умершей Дисти, и дни Вайнти были заполнены от рассвета до заката. Погружаясь иногда в сон, она завидовала ночным лодкам и другим существам, которые могли двигаться ночью. Если бы она могла бодрствовать немного дольше каждый день, можно было бы успеть сделать гораздо больше дел. Это была безумная идея, но она преследовала ее каждую ночь, перед тем, как она засыпала. Правда, эти мысли не мешали ее сну, потому, что бороться со сном было для ийлан физически невозможным. Закрыв глаза, она засыпала и была настолько неподвижна при этом, что со стороны могла показаться мертвой. Однако этот сон был настолько легок, что его без труда могло прервать что-либо необычное. Много раз за ночные часы крики животных будили Вайнти. Ее глаза открывались, и на мгновение она прислушивалась. Если вокруг было тихо, она закрывала их и снова засыпала.

Только серый свет утра пробуждал ее окончательно. В это утро, так же как и во все прочие, она шагнула из теплой постели на пол, ткнула постель большим пальцем ноги. Когда та зашевелилась, она направилась в место, где бесчисленные стволы жилого дерева раздувались в тыквообразные утолщения, наполненные водой. Вайнти приложила губы к отверстию и сосала сладковатую воду то тех пор, пока не напилась.

Ночью прошел дождь, и сырой пол неприятно холодил ступни ног Вайнти, пока она пересекала открытое место, затем до самой амбесед дорога ее проходила под крышей, и фарги выстраивались в ряд по мере того, как она шла.

Каждое утро перед началом работы, руководители проекта, подобно всем прочим гражданам города, должны были пройти через амбесед. Здесь они ненадолго останавливались поговорить друг с другом. Это большая открытая площадь в центре города была центром, вокруг которого вращалась вся жизнь.

Задумавшись, Вайнти направилась к своему любимому месту на западнойстороне, куда в первую очередь падали лучи солнца, не замечая при этом граждан, которые расступались, освобождая проход. Она была Эйстаи, одна из тех, кто всегда ходил по прямой линии. Кора дерева была уже теплой, и она удовлетворенно прислонилась к ней, сузив зрачки до вертикальных щелей, когда повернулась к солнцу. С удовольствием смотрела она, как Альпесак пробуждается к жизни. В этом была своя теплота, даже более приятная, чем тепло солнца.

Город рос, строился, расширялся, существовал на этом враждебном берегу. Когда холодные ветры уничтожат Инегбан, этот город должен быть готов. Тогда ее народ придет сюда, будет жить и прославлять ее за то, что она совершила. Когда она думала об этом, в дальнем углу ее памяти шевелилась раздражающая мысль, что, когда это произойдет, она может уже не быть Эйстаи. Малсас – Эйстаи Инегбана – может прийти вместе с другими и решить править новым городом.

Что ж, ВОЗМОЖНО... Однако Вайнти никогда не произносила это вслух. Возможно... многое может случиться за это время. Малсас была уже не молода, а со временем все изменится.

У Вайнти будет возможность переплыть эту реку, когда она придет сюда. А пока нужно строить новый город – строить хорошо.

Этдирг перехватила взгляд Вайнти и подошла, повинуясь ее жесту.

– Ты нашла, кто убил мясных животных? – спросила Вайти.

– Да, Эйстаи. Крупный устозоу черного цвета с убийственными когтями и длинными острыми зубами, такими длинными, что они торчат из его пасти даже тогда, когда она закрыта. Сталлан устроила засаду у дыры, которую он проделал в изгороди, и сегодня утром мы нашли его там мертвого. Петля схватила его за ногу, он не мог убежать и рвался до тех пор, пока не захлестнул себе шею и не задохнулся.

– Обезглавьте его, а череп, когда его очистят, принесите мне.

Вайнти отпустила ее и тут же подозвала биолога. Та покинула группу, с которой разговаривала, и подошла к ней.

– Он уже почти готов, Эйстаи. Почва очищена, колючая изгородь высока, коралловый риф в море растет хорошо. Думаю, скоро все будет готово.

– Прекрасно. Значит, мы на пороге новых рождений, которые навсегда уничтожат память о смертях на старом берегу.

Ваналпи согласилась с этим, но выразила и некоторые сомнения.

– Хотя берег почти готов, он не безопасен.

– Та же самая проблема?

– Это покажет время. Я работаю в тесном контакте со Сталлан, и мы верим, что решение близко. Эти звери будут уничтожены.

– Они должны быть уничтожены. Сампам нужна безопасность. Случившееся никогда не должно повториться.

Плохое настроение покидало Вайнти по мере того, как она говорила с другими, вовлеченными в огромную работу в новом городе. Однако мысли ее никогда не уходили далеко от охотницы. Когда через некоторое время она собралась уходить, а Сталлан не появилась, Вайнти подозвала фарги и приказала ей найти охотницу. Около полудня Сталлан появилась и подошла к Вайнти, стоявшей в тени.

– У меня хорошие новости, Эйстаи. Скоро берег будет безопасным.

– Если это правда, позорное пятно будет смыто с города.

– Мы нашли место, где размещаются аллигаторы. Я приказала фарги принести сюда все яйца и весь молодняк – они восхитительны.

– Я ела их и согласна с тобой. Значит, ты будешь разводить их вместе с другими мясными стадами?

– Нет, для этого они слишком злобны. Мы построим для них отдельный загон возле реки.

– Очень хорошо. Но что ты будешь делать со взрослыми?

– Те, что слишком велики, будут убиты. Это бессмысленная трата хорошего мяса, но у нас нет выбора. Используя ночные лодки, мы приблизимся к ним, когда они будут спать, и убьем их на месте.

– Покажи мне, где они размножаются, я хочу увидеть это сама.

Вайнти уже достаточно долго находилась в амбесед. По мере того, как поднималась температура, все вокруг нее становились вялыми и дремали в тени. Но она не хотела отдыхать: нужно было слишком много сделать.

Группа фарги последовала за ней, когда она медленно направилась к берегу. Поскольку даже под деревьями было жарко, многие погружались в бассейны, вырытые вдоль тропинки. Большая часть болот, через которые они проходили, еще не была очищена, и над ними кружились тучи маленьких кусачих насекомых. Наконец дорога привела их на крутой песчаный берег, окруженный густыми зарослями. Там была высокая трава и маленькие пальмы, вооруженные чрезвычайно длинными колючками. Эта земля – Гендаши – была совершенно другим миром, чем тот, который они знали. Она была полна бесконечного разнообразия форм и требовала осторожности.

Впереди была река – медленный и глубокий поток. Лодка уже стояла здесь, только что накормленная сопровождавшей фарги. Кровь текла из ее маленького рта, куда фарги заталкивала куски красного мяса.

– Аллигатор, – сказала Сталлан. – Это лучше, чем выбрасывать его. Лодки так хорошо едят, что, мне кажется, готовы размножаться.

– Значит, нужно подержать немного их голодными. Все они нужны мне сегодня в хорошей форме.

Множество деревьев росло вдоль речного берега. Одни из них были серыми с массивными стволами, рядом с ними стояли высокие, зеленые деревья, покрытые мелкими иголками, и еще более высокие, красные, с корнями, изгибающимися во всех направлениях. Под деревьями почва была покрыта ковром пурпурных и розовых цветов, но, пожалуй, еще больше растений было над ними, среди ветвей. Это были крупные цветы разного цвета. Джунгли кишели жизнью. Птицы кричали в темноте, и красные улитки ползали между стволами деревьев.

– Какая богатая земля, – сказала Вайнти.

– Энтобан тоже был таким когда-то, – сказала Сталлан, широко открыв носовые клапаны и вдыхая воздух. Пока не появились города и не покрыли всю землю от одного океана до другого.

– Ты думаешь, это возможно? – Вайнти старалась осознать эту новую для нее мысль. – Это трудно представить. Кое-кто всегда думал, что города существовали там вечно.

– Я уже не раз говорила об этом с Ваналпи, и она все объяснила мне. То, что мы видим здесь, в этой новой земле Гендаши, могло быть и в Энтобане, только много лет назад. И до ийлан росли города.

– Конечно, ты права. Если мы растим свои города, должно было быть время, когда имелся один город. Однако, если следовать этой странной мысли, можно прийти к тому, что когда-то городов вообще не было. Неужели это возможно?

– Не знаю. Тебе лучше поговорить с Ваналпи, которая изучает такие головоломные вопросы.

– Ты права. Я спрошу у нее. – Тут она заметила, что фарги толпятся слишком близко к ним, рты их широко открыты, и они стараются понять смысл разговора. Вайнти быстро повернулась к ним спиной.

Наконец они добрались до места размножения аллигаторов. В это время самые крупные животные уже покинули берег. Последними ушли самки, проявив поразительную для этих примитивных животных заботу о своих яйцах и детенышах. Лодки выбросились на берег там, где под солнцем трудился рабочий отряд фарги. Они подтащили свои лодки к ним, и Вайнти повернулась к надсмотрщице Эхекакот, следившей за всем из укрытия под большим деревом.

– Расскажи мне о своей работе, – сказала Вайнти.

– Сделано уже много, Эйстаи. Две, груженные яйцами, лодки отправились в город, а всю молодежь мы выловили сетями. Они глупы и легко дают себя поймать.

Она наклонилась над загоном со своей стороны и тут же выпрямилась, держа на вытянутой руке детеныша аллигатора, схваченного за хвост. Он извивался, пищал и пытался дотянуться до нее своими маленькими зубами.

Вайнти одобрительно кивнула.

– Хорошо, очень хорошо. Угроза устранена, а ваши желудки наполнены. Хотелось бы мне, чтобы все наши проблемы решались также просто.

Она повернулась к Сталлан.

– Есть еще другие места размножения?

– Между этим местом и городом нет. Когда мы закончим очистку здесь, то начнем работу выше по реке и в болотах. Это потребует времени, но это должно быть сделано тщательно.

– Хорошо. А сейчас, перед тем как вернуться в город, заглянем на новые поля.

– Я должна вернуться к другим охотникам, Эйстаи. Если ты согласна, дорогу покажет Эхекакот.

– Согласна, – сказала Вайнти.

Тем временем становилось все более душно и жарко, ветер совсем стих. Лодки вышли из реки, и Вайнти заметила, что небо приобрело странный желтый цвет, которого она никогда прежде не видела. Даже погода была другой в этой странной части мира. Так они двигались вниз по течению, а ветер начал усиливаться вновь, но направление его изменилось, и теперь он дул им в спину. Вайнти повернулась и увидела темную линию, появившуюся на горизонте. Она указала на нее.

– Эхекакот, что это может значить?

– Не знаю. Какие-то особые облака. Я никогда прежде не видела ничего подобного.

Черные облака приближались к ним с невероятной скоростью. Одно время они были просто пятном над деревьями, потом разрослись и приблизились, затемняя небо. И с ними пришел ветер. Он бил, как кулаком, и одна из лодок, получив удар в бок, перевернулась.

Послышались громкие крики, когда ее пассажиры оказались выброшенными в беспокойное море. Лодка нырнула и ухитрилась вернуться в прежнее положение, тогда как ийланы отплыли от нее во всех направлениях, чтобы избежать ударов.

Никто из них не пострадал, и с большим трудом всех вытащили из воды и разместили в других лодках. Все они покинули океан своей юности много лет назад и плавали с трудом. Вайнти выкрикивала распоряжения до тех пор, пока одна из самых отважных фарги, стремящихся к высокой должности, даже если это означает риск покалечиться, не подплыла ко все еще возбужденной лодке и не ухитрилась взобраться на нее.

Она резко заговорила с ней, ударяя по чувствительным местам, и наконец добилась полного контроля над ней.

Ветер злобно завывал над ними, угрожая потопить остальные лодки. Все ийланы закрыли от проливного дождя носовые клапаны. Из леса даже сквозь завывание ветра доносился громкий треск, с которым рушились на землю гигантские деревья.

Голос Вайнти не был слышен сквозь ветер, но все поняли ее указание держать лодки подальше от берега, чтобы не разбить их о какое-нибудь упавшее дерево.

Лодки раскачивались на огромных волнах, ийланы сбились в кучу, стараясь сохранить тепло под холодным проливным дождем. Казалось, прошло много времени, прежде чем ветер стал порывистым, затем совсем ослабел. Худшее было позади.

– Возвращаемся в город! – приказала Вайнти. – Быстро, как только возможно.

Невероятный ветер промчался через джунгли, валя даже самые крупные деревья. Насколько обширны были эти разрушения? Обрушился ли ветер на город? Это наверняка произошло, аведьдеревья,образующиегород, былиещемолодые, еще растущие. Но хорошо ли они укрепились? Насколько обширные повреждения мог получить город? От этой ужасной мысли невозможно было отделаться. Перед глазами Вайнти стояла страшная картина разрушений, и она то и дело хлестала лодку, заставляя ее увеличивать скорость.

Держа связанное животное за шею, Сталлан сняла петлю, предохраняющую от ее дергающихся лап, и опустила существо в клетку. Эта операция настолько поглотила ее, что она заметила изменения в погоде, только когда выпрямилась. Ее носовые клапаны открылись и втянули воздух. Это было что-то хорошо знакомое и плохое...

Она была в первом исследовательском отряде, который пересек океан и достиг Гендаши, чтобы подобрать место для нового города. Когда они высадились на берега Альпесака, она была одной из тех, кто остался здесь, когда урукето повернул обратно.

Они были вооружены и хорошо представляли себе опасности, таящиеся в неисследованных джунглях, но их едва не погубила неизвестная опасность, уничтожившая запасы пищи и заставившая их охотиться или умирать с голоду. Это был штормовой ветер и дождь такой силы, какого она никогда не видела.

И начиналось все это с желтого неба и неподвижного душного воздуха. Сталлан закрыла клетку с животными и изо всех сил крикнула:

– Опасность!

Все ближайшие к ней фарги обернулись на звук, поскольку это было одно из первых слов, которым они научились.

– Ты – к амбесед, ты – скажешь другим. Предупредите всех, что шторм с сильным ветром вот-вот будет здесь. Всем покинуть открытые места и спрятаться под деревьями!

Они бросились бежать, но не быстрее, чем Сталлан. Когда начались первые порывы ветра, сотни ийлан укрылись в безопасном месте. Затем шторм ударил со всей силой, и стена дождя скрыла город.

Сталлан нашла группу фарги, сбившихся на речном берегу, и присоединилась к ним, спасаясь от дождя. Они стояли под бешеными порывами ветра, и самые юные из них пищали от страха, пока Сталлан резкими приказами не заставила их замолчать. Ее авторитет удержал их на месте, пока буря бесновалась над ними, заставил их ждать, пока она не пройдет и им не прикажут возвращаться в город.

Когда уставшая лодка Вайнти приплыла к изуродованному берегу, Сталлан была там, ожидая ее. Задолго до того, как можно было разговаривать словами, она просигналила, что все хорошо. Не прекрасно, но хорошо.

– Расскажи мне о повреждениях, – крикнула Вайнти, выпрыгнув на берег.

– Две фарги погибли и...

Вайнти гневным жестом заставила ее замолчать.

– Меня интересует город, а не граждане.

– Ни о чем серьезном пока не докладывали. Много мелких повреждений, вроде обломанных веток, некоторые части города рухнули на эемлю. Фарги отправлены на проверку новых полей и стад, но никто еще не вернулся.

– Это гораздо лучше, чем я ожидала. Донесения пусть доставляют в амбесед.

Повреждения стали ясны им, когда они прошли через город. Во многих местах крыши обвалились, а прогулочные дорожки были завалены листьями. Из одного загона доносились жалобные стоны, и, заглянув туда, Сталлан увидела, что один из оленей сломал ногу во время бури. Дротик из ее неразлучного хесотсана заставил его умолкнуть.

– Это плохо, но не так плохо, как могло быть, – сказала Вайнти. – У нас крепкий и хороший, разросшийся город. Скажи, может ли такая буря повториться?

– Вероятно нет, по крайней мере, не в этом году. Ветер и дождь бывают в любое время, но только в этот период бывают такие бури.

– Год – это все, что нам нужно. Повреждения будут устранены, и Ваналпи увидит, что все растения окрепли. Этот новый мир жесток и упрям, но и мы можем быть такими же упрямыми и жестокими,

– Все будет, как ты скажешь, Эйстаи, – сказала Сталлан, и ее слова выражали не только согласие, но и уверенность, что ийланы сделают именно так и выполнят все, что она прикажет.

Выполнят любой ценой.

Глава одиннадцатая

Альпесак рос, и через некоторое время его раны зажили.

Целыми днями Ваналпи и ее помощницы осматривали город, ведя детальную запись повреждений, нанесенных ураганом.

Применение гормонов ускоряло рост растений, и вот уже лиственные крыши разрослись больше прежнего, дополнительные древесные стволы и воздушные корни стали стеной. Но простое восстановление не устраивало Ваналпи. Крепкие виноградные лозы, жесткие и эластичные, обвивали стену и прорастали сквозь крыши.

Однако город не только укреплялся, но и становился более безопасным по мере того, как с каждым прошедшим днем в окружающих джунглях расчищались все новые участки. Это расширение, казавшееся со стороны случайным, на самом деле умело планировалось.

Самая опасная часть работы делалась Дочерями Смерти.

Хотя от диких животных их защищали вооруженные фарги, они не могли защитить их от несчастных случаев: ушибов, ран от колючек или укусов змей, в изобилии водившихся здесь. Многие из них были ранены, некоторые серьезно, несколько умерло. Но это не тревожило Вайнти: город для нее стоял на первом месте.

После того как распространились личинки, смерть джунглей была только вопросом времени. Прожорливые гусеницы были выведены специально для этой цели. Птицы и животные находили их горькими, а гусеницы находили всю растительность соответствующей своему вкусу. Слепые и ненасытные, они ползли по стволам деревьев и сквозь траву, уничтожая все на своем пути. Только остовы деревьев оставались там, где проходили они. Наевшись, они превращались в отвратительных существ, покрытых щетиной, длиной в руку ийлана.

Затем они умирали, поскольку смерть была заложена в их генах и гарантировала, что эти существа не сожрут весь мир.

Итак, они умирали и гнили в слое своих собственных выделений. Сущность проекта Ваналпи и других генных инженеров была отчетливо видна даже в этом. Черви нематоды с помощью бактерий в своих внутренностях превращали отталкивающую массу в удобрения для почвы, затем пускались жуки, поедавшие мертвые деревья, высевалась трава и высаживалась колючая изгородь. Новые площади буквально выедались у джунглей, отталкивая их прочь от города и образуя еще один барьер против опасностей, скопившихся там.

В этом медленном продвижении не было ничего неестественного или грубого, ийланы жили так же, как и их окружение, являясь частью внешней среды, и были тесно с ней связаны. Размер площадей, завоевываемый ими, невозможно было проектировать, их форма и размеры зависели только от сопротивления листвы и аппетитов гусениц.

Пасущиеся стада изменялись точно так же. Каждый раз, когда урукето возвращался из Инегбана, он привозил оплодотворенные яйца или новорожденных детенышей. Самые беззащитные виды размещались возле центра города, а на естественных пастбищах могли расти до достижения зрелости урукуб и онетсенсаст. Эти бронированные, но мирные всеядные паслись сейчас на краю джунглей: громадные размеры, большие рога и бронированная шкура защищали их от всех опасностей.

Вайнти была довольна прогрессом в своих делах. Каждый день, приходя в амбесед, она была уверена, что не может возникнуть проблемы, которую она не сможет разрешить. Но в это утро, когда фарги, спешащая к ней с донесением, грубо расталкивала окружающих, показывая тем самым важность новостей, она поняла, что все не так хорошо.

– Эйстаи, урукето вернулся. Я была на рыбалке и сама видела...

Вайнти прервала глупое существо резким жестом, потом подозвала своих помощников.

– Мы встретим их на пирсе. Мне нужны новости из Инегбана...

Она величаво пошла вниз по дороге, за ней ее друзья и помощники, а в самом конце фарги. Хотя в Альпесаке никогда не бывало холодно, здесь были сильные дожди и сырость в это время года была такая, что Вайнти, подобно многим другим, ходила завернувшись в плащ для тепла и защиты от моросящего дождя.

Медленно движущиеся веслообразные ноги эйсекола углубляли реку и прилегающую гавань. Груз урукето не нужно было перевозить лодками, потому что сейчас это огромное существо прижалось к берегу. Оно только появилось из закрытого дождем океана, когда Вайнти и ее свита прибыли к месту причаливания. Начальник гавани отправила фарги, которые бросали свежую рыбу в подводный резервуар, кормя урукето.

Глупое существо приняло это подношение и встало в правильное положение в безопасном доке. Вайнти удовлетворенно следила за этой операцией. Хороший город – эффективный город. Ее город был хорошим. Ее глаза двигались вдоль огромного черного корпуса к плавнику, где стояла Эрефнаис. Рядом с командиром стояла Малсас.

Вайнти замерла при виде ее, потому что совершенно выбросила из своей памяти существование другой Эйстаи. Но действительность настигла ее, поразив до глубины души.

Малсас, Эйстаи Инегбана... Для нее начинал строиться этот город. Она должна была привести сюда свой народ и занять место Вайнти. Малсас, прямая и настороженная, смотрела на нее. Она не была больной или старой, и именно она должна была стать Эйстаи Альпесака.

В то время как Малсас, ее последователи и ассистенты выходили из урукето и направлялись к Вайнти, она оставалась сдержанной. Она могла только надеяться, что формальности скроют ее истинные чувства.

– Добро пожаловать в Гендаши, Эйстаи, добро пожаловать в Альпесак, – сказала Вайнти.

– Я очень рада оказаться в Альпесаке, – ответила Малсас, соблюдая все формальности. Но последний слог этого выражения требовал открыть рот и показать все свои зубы, и после этого она не закрывала рот несколько долгих секунд.

Этого легкого признака неудовольствия было вполне достаточно для Вайнти и повторения не требовалось. Вайнти уважали за проделанную работу, но должны были заменить. Вайнти прогнала прочь все завистливые и предательские мысли и на мгновение опустила глаза вниз, как бы предупреждая.

Это краткое изменение было настолько неуловимым, что другие ийланы не заметили его. Дела на этом уровне их не касались. Когда все направились в город, Малсас отправила всех своих помощников и фарги подальше, чтобы те не могли подслушать или подсмотреть их будущий разговор.

– Последняя зима была одной из самых холодных. Этим летом молодежь и фарги из Соромсета не искали входа в Инегбан. Когда стало теплее, я направила отряд охотников посмотреть, что с городом. Он был мертв. Соромсет просуществовал недолго и умер так же, как умер Эргитри. Жители города были мертвы, и пожиратели падали грызли кости ийлан, живших там. На берегах и в теплых водах моря Исегенети ийланы жили в трех крупных городах...

Она замолчала, и Вайнти закончила вместо нее:

– Эргитри умер от холода, за ним последовал Соромсет. Остался только Инегбан.

– Да, остался только Инегбан, и каждую зиму холод подбирается все ближе. Наши стада почти не увеличиваются и скоро начнут голодать. – Альпесак ждет.

– Мы вспомним об этом, когда придет время. Но сейчас самое необходимое – расширить поля и увеличить поголовье животных. Мы, со своей стороны, должны увеличить число урукето, но это медленная работа, которую мы начали слишком поздно. Однако есть надежда, что новое поколение будет удачным. Оно меньше, чем то, на котором я прибыла, но развивается гораздо быстрее. Нам нужно их столько, чтобы можно было перевезти весь город за одно лето. А теперь покажи мне, что найдет наш народ, прибыв в Альпесак.

– Он найдет вот это, – сказала Вайнти, указывая на стволы-стены и плетеные полы города, которые тянулись во все стороны от них. Дождь прекратился, и появившееся солнце сверкало в каплях, покрывавших листву. Малсас выразила свое одобрение, и Вайнти повела рукой вокруг.

– За городом – поля, уже полные животных всех видов, приятных и для глаза и для желудка.

Пока они шли через луга с пасущимися животными, Вайнти приказала вооруженной охране следовать впереди. Сквозь высокие стены из переплетенных стволов и шипов видны были гигантские туши урукубов, поедавших зеленые листья на краю джунглей, и даже на этом расстоянии был слышен грохот камней в их двойных желудках, которые помогали им переваривать огромное количество поглощаемой пищи. Малсас некоторое время молча смотрела на это зрелище, затем повернулась и направилась к центру города.

– Ты хорошо потрудилась, Вайнти, – сказала она, – и все сделала хорошо.

Жест Вайнти, выражающий благодарность, несмотря на свою ритуальность, был полон искренней признательности.

Похвала Эйстаи настолько выделялась среди других похвал, что в эту минуту никакие предательские или завистливые мысли не могли возникнуть в голове Вайнти. В этот момент она готова была последовать за Малсас на верную смерть.

Возвращаясь, они позволили остальным подойти поближе и прислушаться к их разговору: для них это был единственный способ учиться и запоминать. Только когда они прошли через отверстие в стене Истории, их разговор снова вернулся к неприятным вещам, поскольку история на стене была мертвой.

Между кольцами амбесед и берега рождений колючая стена истории. Запечатленное на ней было символической защитой того, что когда-то имело смысл и значение. Неужели ийланы когда-то действительно размахивали огромными крабами, вроде хранящихся здесь, беря их в океане и используя как орудие для защиты самцов? Это была правда, но не всегда было известно, что это правда. Жгучая крапива наверняка использовалась в прошлом так же, как и сейчас, но причем здесь эти раковины гигантских скорпионов? О них не было известно ничего, и все же эти экзоскелеты хранились здесь, а до того были осторожно сняты со стены в Инегбане и привезены сюда как знак непрерывности города.

Поскольку Стена была также и живой историей, на стороне, обращенной к берегу, закреплялись тела мертвых хесотсанов, которым позднее прикладывались черепа убитых ими.

В самом конце находился округлый череп с пустыми глазницами, выбеленный солнцем и окруженный наконечниками копий и острыми каменными лезвиями. Малсас удивленно остановилась перед ним и потребовала объяснений.

– Это один из устозоу, населяющих эту землю. Все черепа, которые ты видишь здесь, принадлежат меховым, теплокровным и вонючим устозоу, которые угрожали нам и были нами убиты. Но этот безымянный был хуже всех. Со своими остроконечными камнями они совершили такое, что было хуже всего остального.

– Убили самцов и детенышей? – Малсас произнесла эти слова с безразличием к смерти.

– Да. Мы нашли их и убили за это.

– Разумеется. Больше от них неприятностей не было?

– Нет. Этот вид не жил здесь, а пришел с севера, мы выследили и убили их, всех до единого.

– Значит, теперь берег в безопасности?

– За исключением коралловых рифов. Но они растут быстро и, когда достигнут достаточной высоты, мы начнем первые рождения. Тогда берег рождений будет безопасен во всех отношениях. – Вайнти протянула руку к белому черепу. – И особенно безопасен от этих убийц младенцев.

– Нам никогда больше не придется беспокоиться о них.

Глава двенадцатая

Пища в этот день была особенной, по случаю прибытия Малсас и ее окружения. События подобного рода были настолько редки, что самые молодые фарги никогда прежде не видели такого, они возбужденно крутились вокруг весь день и переговаривались друг с другом. Впрочем, били и такие, что прислушивались. Для них это было новым и необычным явлением. В повседневной жизни ийлан, хотя они и наслаждались своей пищей и ложились спать с полным желудком, потребление мяса было очень редким событием. Каждый мог принести широкий лист в одну из мясоразделок и получить порцию восхитительного мяса, которую мог съесть в каком-нибудь укромном месте. Это был привычный способ получения пищи, и никто не представлял, что может быть иначе. В тот день в городе было сделано очень мало, потому что жители его заполняли амбесед, плотно прижимались к ее стенам, карабкались на нижние ветки ограды в стремлении увидеть побольше.

После осмотра города и его полей Вайнти и Малсас отправились в амбесед. Там Малсас встретилась с ответственными за растения Альпесака, проведя большую часть времени с Ваналпи. Наконец, удовлетворенная услышанным, она отпустила всех и поговорила с Вайнти.

– Тепло солнца и растения этого города прогнали зиму из моих глаз. Я вернусь в Инегбан с этой новостью. Это сделает следующую зиму менее холодной для наших граждан. Эрефнаис доложила, что урукето загружен, хорошо накормлен и готов отправляться в любое время. Мы поедим, и я покину вас.

Вайнти выразила огорчение скорым расставанием, и Малсас поблагодарила ее, но отказалась продлить свое пребывание.

– Я понимаю твои чувства, однако урукето медлителен и мы не можем терять ни одного дня. Я видела достаточно, чтобы понять – работа здесь в хороших руках. А сейчас накорми нас. Ты знаешь Алакенши, моего первого советника и эфензеле? Она будет подавать тебе мясо.

– Это большая честь для меня, – сказала Вайнти, думая только о привилегиях этого предложения, отгоняя мысли об Алакенши, которую знала давно. Это было существо хитрое с недобрыми замыслами.

– Хорошо. – Малсас жестом подозвала к себе Ваналпи. – Сейчас мы будем есть. Алакенши, моя ближайшая соратница, будет подавать мясо Вайнти, а ты за то, что сделала для этого города, можешь подавать мне.

Ваналпи лишилась дара речи, как неопытный юнец из океана, но в каждом движении ее тела была гордость.

– Для такого торжественного случая у нас есть два мяса, – сказала Вайнти. – Одно из старого мира, другое из нового.

– Старое и новое мясо смешаются в наших желудках так же, как Инегбан смешается с Альпесаком, – сказала Малсас.

Стоявшие рядом восторженно закричали, что она сказала очень хорошо и высказала оригинальную мысль, что они должны передать ее тем, кто стоит дальше и ничего не слышит.

Вайнти пришлось подождать, пока они повторят слова Малсас.

– Мясо из Инегбана – это урукуб, выращенный из яйца, доставленного на этот берег, вылупившийся под солнцем Гендаши и выросший на его травах. У нас есть и другие, но это один из самых крупных, и все вы видели его, когда проходили по пастбищу на болоте. Все вы восхищались его лоснящейся шкурой, длинной шеей и толстыми боками.

Вокруг одобрительно забормотали, что все видели эту маленькую голову на конце длинной шеи, высоко поднявшуюся из воды с большим куском зеленого растения.

– Это первый урукуб, убитый здесь, и он так велик, что им могут наесться все присутствующие. А для Малсас и всех прибывших из Инегбана мы приготовили животное, которого они никогда не пробовали. Это олень одного из видов, встречающихся только здесь. Итак, мы начинаем.

Те, что должны были прислуживать, торопливо вышли и вернулись, неся тыквы с мясом: каждая стала на колени перед Эйстаи, которой прислуживала. Малсас потянулась и взяла длинную кость с небольшим черным копытом и мясом, свободно висевшим над ним. Оторвав большой кусок, она подержала его так, чтобы могли увидеть все.

– Урукуб, – произнесла она, и те, кто слышал ее, прокомментировали эту шутку. Самая маленькая кость урукуба была больше всего этого животного.

Вайнти была довольна, обед прошел хорошо. Когда они закончили и обмыли руки в тыквах с водой, поданных фарги, церемония окончилась и все разошлись, чтобы поесть до наступления темноты.

Воспользовавшись тем, что за ними никто не следит и не подслушивает, Малсас завела с Вайнти конфиденциальный разговор. Голос ее был мягок, а движения тела всего лишь намекали на движения.

– Все сказанное здесь сегодня было более чем правдиво. Все работают упорно, и ты упорнее всех. Поэтому ты можешь использовать Дочерей Смерти, которые прибыли со мной.

– Я видела их. Они будут использованы.

– Пусть работают, пока не умрут! – Зубы Малсас громко щелкнули, выражая всю силу ее чувств. – Их становится все больше, подобно термитам, пожирающим основы нашего города. Смотри, чтобы они не пытались съесть и твой город.

– Сделать это здесь не так-то просто. У меня для них есть опасная и тяжелая работа. Это их судьба.

– Значит, мы думаем одинаково. Это хорошо. А сейчас о тебе, неутомимая Вайнти. Нужна ли тебе какая-то помощь?

– Нет, у нас есть все необходимое.

– Ты не говоришь о личных нуждах, но я знаю, что тебе нужна помощь. Поэтому я хочу, чтобы моя правая рука, моя эфензеле Алакенши, помогала тебе в твоих занятиях. Она будет твоим первым помощником и разделит с тобой твои трудности.

Вайнти не позволила себе ни малейшего движения или самого мягкого слова, которое могло бы выдать волну внезапного гнева, захлестнувшего ее. Но ей не нужно было говорить.

Малсас смотрела ей прямо в глаза и все поняла сама. Сделав лишь один небольшой победный насмешливый жест, она повернулась и повела своих приверженцев к урукето.

Имей Вайнти в это время оружие, она послала бы смертоносный дротик в эту удаляющуюся спину. Малсас наверняка запланировала все свои действия задолго до прибытия сюда. В Альпесаке были ее шпионы, доносившие обо всем, что происходило здесь. Она знала, что Эйстаи Вайнти вряд ли охотно откажется от своей власти. Поэтому сюда и была привезена отвратительная Алакенши. Она должна была следить за Вайнти и докладывать обо всем происходящем. Ее присутствие должно было постоянно напоминать Вайнти о ее судьбе.

Она работала и строила этот город, а когда он будет создан, должна будет уйти на дно. Сейчас Вайнти понимала, что произошло: ее прошлое лежало рядом с будущим. Все было заранее запланировано: позволяя Вайнти строить город, ей позволяли создавать свою судьбу.

Сама того не сознавая, Вайнти загребала ногами по полу, ее острые когти рвали доски. НЕТ! Все будет совсем иначе.

Сначала она хотела выдвинуться своей работой, присоединиться к тем, кто управлял городом, не больше. Малсас никогда не будет править здесь. Алакенши умрет: ее назначение станет ее смертью. Детали плана пока не ясны, но будущее покажет. Когда зима придет в Инегбан, над Альпесаком взойдет солнце. Слабость будет править там, пока здесь растет сила. Альпесак принадлежит ей, и никто не сможет отнять его.

Вайнти покинула присутствующих и прошла через город окольными путями, где ее могли видеть только фарги, но и они разбежались от ее гневного взгляда. В каждом движении тела была смерть.

Когда-то здесь был пост охраны, перенесенный сейчас выше порта. Вайнти пришла сюда и стояла в удлиняющейся тени, пока погрузка урукето не была закончена. Последним грузом, который он принял, были безвольные тела многочисленных оленей. Ваналпи улучшила некий препарат, используемый для обездвиживания крупных животных. Новый наркотик не повергал животных в транс и не убивал их, но приводил в состояние, очень близкое к смерти. При этом пульс едва прослушивался, а дыхание было крайне замедлено. Получив дозу этого вещества, они могли пересечь океан и достичь Инегбана, не нуждаясь в пище и воде, и снабдить необходимым мясом голодных жителей Инегбана. Вайнти горячо желала и высказала это желание вслух, хотя ее никто не мог слышать, чтобы Малсас тоже получила бы дозу. Внешне мертвая, она будет жить, пока не кончится ее время.

Когда урукето скрылся в сумерках, Вайнти молча вернулась через сгущающуюся тьму, и, несмотря на то, что гнев все еще душил ее, немедленно уснула.

Сон очистил ее голову от ненависти, но утром она еще таилась на краю ее мыслей. Тем, кто видел ее в амбесед, она показалась такой, как обычно, но стоило ей мельком увидеть прошедшую мимо Алакенши, ненависть снова вернулась. В то утро многие почувствовали ее характер, и одной из них была Энги.

– У меня есть маленькая просьба, Эйстаи, – сказала она.

– Нет. От тебя и твоих ходячих мертвецов мне нужна только работа.

– Ты никогда прежде не была жестокой без всяких причин, – спокойно ответила Энги. – В моем понимании, для Эйстаи все граждане равны.

– Вот именно. Я решила, что Дочери Смерти больше не будут гражданами. Они теперь рабочие животные и будут трудиться, пока не умрут. Вот их судьба. Что касается тебя, то ты учишь говорить устозоу. Как обстоят дела с этим? Время уходит, очень много времени.

– Его и нужно много, и в этом заключается моя просьба.

– Объясни.

– Каждое утро я начинаю работать с устозоу в надежде, что это будет день взаимопонимания, и каждый вечер я покидаю их с твердой уверенностью, что все это напрасный труд. Самка умна, но это ум элиноу, который подкрадывается к городу, разглядывает его и убивает мышей. Эти действия похожи на разумные, хотя и не являются ими.

– А что с самцом?

– Глуп, как и все самцы. Не реагирует даже, когда его бьют, просто молча сидит и смотрит. Но самка, подобна элиноу, реагирует на доброту, и ей это нравится. Однако за все время она научилась произносить всего несколько фраз, как правило, не к месту и всегда плохо. Ее нужно учить этому, как учат лодку, и фразы эти, несомненно, ничего для нее не значат.

– Эти новости меня не радуют, – сказала Вайнти, и это действительно было так. Все это время Энги могла работать на полях, а теперь ее труд потерян. В данный момент контакт с устозоу был бы слишком важен. Дальнейшей угрозы от этих существ пока не было, зато были неприятности с другими видами. Если же опасность придет... она оборвала эту мысль и спросила вслух:

– Если существа не могут выучить наш язык, почему бы тебе не научиться их языку?

Конвульсивными движениями тела Энги выразила отчаяние и сомнение.

– Это вопрос, на который я не могу ответить. Сначала я думала о них, как о бездомных, которые не могут общаться между собой, но теперь вижу, что это не так...

– Невозможно! – Вайнти полностью отвергла эту идею. – Как может существо любого вида общаться, но не давать или не получать информации? Ты задаешь мне загадки, вместо того, чтобы отвечать на них.

– Я знаю, но мне очень жаль, и я не могу придумать этому другого названия. Их звуки и движения не похожи одно на другое, и, чтобы научиться говорить, я должна запомнить не одну сотню их. И все они бессмысленны. В конце концов, я могу поверить, но только теоретически, что они обладают другим уровнем общения, который никогда не станет доступен нам. У меня нет никаких идей, что это может быть. По теории психологического излучения один мозг может обращаться прямо к другому. Может это радиоволны? Если бы у нас в городе был психолог, который мог ответить на это!

Энги молча слушала, как Вайнти выражает отчаяние, сомнение и неверие.

– Ты не перестаешь удивлять меня, Энги. Твоя первоклассная память была потеряна для города, когда ты посвятила свою жизнь этой омерзительной философии. Но сейчас я думаю, что твои эксперименты и надежды кончились. Я навещу твоих устозоу и решу, что с ними делать. – Вайнти заметила проходящую Сталлан и сделала ей знак следовать за ней.

Когда они подошли к тюремной комнате, Сталлаи торопливо вышла вперед, чтобы открыть комнату. Вайнти прошла мимо нее и стала смотреть на молодую устозоу, а Сталлаи тем временем стояла рядом, готовая вмешаться в случае ее возможного нападения. Самка сидела на корточках, но ее губы были приоткрыты, показывая зубы, и Вайнти почувствовала гнев при такой явной угрозе. Маленький самец молчал, неподвижно стоя у задней стены.

Вайнти обратилась к Энги и приказала:

– Покажи, чего ты достигла.

Когда Керрик услышал скрежет засова на двери, он метнулся на свое место, уверенный, что пришел день его смерти.

Исел начала смеяться над ним.

– Глупый мальчик, – сказала она, потирая царапины на своем голом черепе, – глупый и пугливый. Мараг принес нам еду и поиграет с нами.

– Мургу приносят смерть, и однажды они убьют нас.

– Глупый! – она бросила в него кожуру апельсина и с улыбкой на лице повернулась к входящим.

Первым вошел странный мараг, который тяжело ступал по полу, и ее улыбка исчезла. Однако за ним следовал другой, знакомый, и улыбка вернулась.

Она была ленивой и не очень смышленой девочкой.

– Поговори со мной, – приказала Вайнти, остановившись перед устозоу. Затем с ударением, медленно и отчетливо, как будто говоря с молодой фарт, повторила: – Поговори... со мной!

– Умоляю тебя, позволь мне попробовать первой, – сказала Энги. – Я смогу добиться от нее ответа.

– Ничего ты не сможешь. Если это существо не умеет говорить, с ним все будет кончено. Слишком много времени потрачено впустую. – Повернувшись к самке устозоу, Вайнти четко и ясно просигналила:

– Вот мое последнее требование: ты будешь говорить сейчас и не хуже, чем другие ийланы. Если ты сделаешь это, тебе будет сохранена жизнь. Разговор означает жизнь, поняла?

Исел поняла – по крайней мере, угрозу, содержащуюся в словах.

– Я буду говорить, – сказала она, но слова тану не произвели впечатления на большое безобразное существо, возвышающееся надпей. Она должна вспомнить, чему ее учили... И она пыталась, как могла, делая движения и одновременно произнося слова.

– ...хес лейбе эна уу...

Вайнти была поставлена в тупик.

– И это разговор? Что она сказала? Что значит «Старая самка растет ловко»?

Энги тоже ничего не поняла.

– Возможно, это означает, что гибкость увеличивается у самок с годами.

Гнев захлестнул Вайнти. Возможно, в другой день она могла бы принять это объяснение как доказательство того, что устозоу научилась говорить. Но не сегодня, после вчерашних оскорблений и приводящего в ярость присутствия Алакениш.

Этого было слишком много, и она даже не пыталась обходиться с отвратительным существом вежливо. Наклонившись, она схватила его обеими руками и подняла в воздух перед собой, тряся глупую тварь и приказывая ей говорить.

Однако та даже не пыталась. Вместо этого она закрыла свои глаза, из которых потекла вода, откинула голову назад, широко открыла рот и испустила звериный крик.

Вайнти не успела ни о чем подумать, как ее захлестнула слепая ненависть. Наклонившись вперед, она вонзила ряды своих острых конических зубов в глотку устозоу.

Горячая кровь брызнула ей в рот, она почувствовала ее вкус и резко отшвырнула труп, выплевывая кровь. Сталлан шевельнулась, выражая молчаливое одобрение.

– Вайнти схватила из рук Энги тыкву с водой, прополоскала рот, сплюнула и выплеснула остаток воды себе на лицо.

Слепой гнев прошел, она снова могла думать и почувствовала удовлетворение от того, что сделала. Однако она еще не закончила. Второй устозоу был еще жив, а с его смертью все его племя будет уничтожено. Быстро повернувшись, она двинулась прямо на Керрика, свирепо глядя на него.

– Теперь ты, последний, – сказала она и потянулась к нему. Отступать было некуда. Он задвигался и заговорил.

–...эсекакуруд – эсекилшаи – элел лейбе – лейбе.

В первый момент это показалось бессмыслицей, и Вайнти шагнула вперед. Затем остановилась и посмотрела на существо в упор. Оно раз за разом приседало, по крайней мере, пыталось это сделать. Но что означали эти движения из стороны в сторону? И вдруг пришло понимание – ну конечно, у него же нет хвоста, и он не может сделать все, как надо! Но если бы хвост у него был, это могло быть попыткой общения. Отдельные фрагменты соединились в мозгу вместе, и Вайнти громко вскрикнула:

– Ты поняла, Энги? Смотри, он делает это снова.

Неуклюже, но достаточно ясно для понимания, устозоу говорил:

– Я очень не хочу умирать. Я очень хочу говорить. Очень долго, очень сильно.

– Ты не убила его, – сказала Энги, когда они покинули комнату и Сталлан закрыла дверь. – А прежде у тебя не было жалости к ним...

– Те ничего не стоили. Ты должна научить этого последнего так, чтобы его можно было использовать в любое время. Здесь могут появиться другие стаи этих существ. Однако ты утверждала, что он никогда не говорил?

– Никогда. Вероятно, он более сообразительный, чем самка. Он все время следил за мной, но никогда не говорил.

– Ты лучший учитель, чем тебе кажется, Энги, – великодушно сказала Вайнти. – Твоей единственнойошибкой было обучение не того устозоу.

Глава тринадцатая

Хотя небо сверху было чисто голубым, ветер гнал через перевал мелкий снег. Порывы северного ветра поднимали его со склонов внизу, а затем холодными волнами несли через перевал.

Херилак, наклоняясь вперед, с трудом шагал через высокие сугробы. Его правый снегоступ был сломан, и это затрудняло движение, однако, остановившись для починки, он мог умереть, прежде, чем закончит ее. Потому он и спешил. Наконец, он почувствовал, что вступил на перевал и миновал его.

Когда он пересек крутой склон, серые скалы поднялись из сугробов и преградили дорогу ветру. Херилак почувствовал, что ветер слабеет. Еще несколько шагов, и он полностью стих, оставшись за скалами. Человек со вздохом сел, прижавшись спиной к шершавому камню: подъем потребовал напряжения всех его огромных сил.

Его рукавицы покрылись слоем льда и снега и он колотил их друг о друга, пока они не приобрели прежний вид, а затем теплой внутренней рукавицей стряхнул с бровей и ресниц хлопья снега, мешавших увидеть долину внизу. Это было укрытое место, где еще зимовали гигантские олени – он видел темные пятнышки их шкур в долине.

Там же стояли высокие деревья, под которыми расстилался луг и бежал ручей. Этот ручей никогда не замерзал, так же как источник, дававший ему начало. Здесь был прекрасное место для лагеря и зимовки, известное как место лагеря саммад Амахаста. Амахаст был женат на сестре Херилака.

Но долина внизу была пуста.

Херилак слышал об этом от охотника из своей саммад, который встретил охотника из саммад Ульфадана, а тот клялся, что был здесь и что говорит чистую правду. Херилак понял, что должен увидеть все сам. Он взял копье и лук со стрелами, натер тело гусиным жиром и надел на себя одежду из шкур бобра мехом внутрь, а затем одежду из шкур гигантского оленя. Со снегоступами, прикрепленными к тяжелым меховым ботинкам, он был готов к зиме. Чтобы двигаться быстрее, он должен был идти налегке, и потому мешок за его плечами имел более чем скромный запас сушеного мяса и смеси растертых орехов и ягод – эккотаза.

Сейчас он нашел то, что искал, и был весьма доволен.

Наклонившись, чтобы починить снегоступ, Херилак грыз снег и каждый раз, когда он ненадолго отрывался от работы, пустая долина внизу напоминала о неприятной правде.

Был поддень, когда он закончил работу и пожевал немного сухого мяса, обдумывая, что делать дальше. У него не было выбора. Покончив с едой, он поднялся на ноги, – большой человек, на голову выше самых высоких членов его саммад, и посмотрел в долину, куда должен был идти. Там был юг... Он выбрал себе путь вдоль склона и, двинувшись, ни разу не оглянулся назад на пустую долину.

Весь день он шел и остановился тогдаа, когда первые звезды засверкали в темноте. Завернувшись в шкуры, он смотрел в ночное небо, пока не закрыл глаза, чтобы спать. Однако тут же открыл их снова и поискал в небе знакомые созвездия.

Мастодонт атаковал охотника, который держал свое копье наготове; изгибался ряд звезд в поясе охотника. Были ли там новые, более близкие к центру звезды? Не такие яркие, как остальные, и видимые только в холодную, прозрачную зимнюю ночь? Он не был в этом уверен. Это могли быть души отважных воинов, помогавшие охотнику. Думая об этом, Херилак снова закрыл глаза и уснул.

На третий день после полудня, после трех дней ходьбы от рассвета до заката, Херилак подошел к деревьям, росшим рядом с быстрой рекой, которая мчалась с такой скоростью, что до сих пор не замерзла в центре. Он шел, как обычно ходят охотники, и застал врасплох небольшого оленя, умчавшегося между деревьями, взметая в воздух снежную пыль. Этот олень был легкой добычей, но Херилак был здесь не ради охоты. Не ради оленей пришел он сюда. Пробравшись сквозь чащу, он вдруг остановился и посмотрел на землю. Петля из внутренностей кролика была натянута между двумя ветвями.

После этого он запел о том, как пришел сюда, и провел копьем по нижним веткам деревьев, чтобы они загремели. Ни в одном из рассказов стариков не говорилось о подобных действиях, это стало нужно только сейчас. Тану убивали тану.

Мир не был безопасным местом, где охотники могли не бояться охотников.

Вскоре он почувствовал под ногами тропу и, выйдя на очередную поляну, остановился, воткнув свое копье в сугроб, и сел на корточки возле него. Ждать ему пришлось недолго.

Тихо, как струйка дыма, на другой стороне поляны появился охотник. Его копье было наготове, но он опустил его, увидев сидящего Херилака. Когда охотник тоже вонзил копье в снег, Херилак медленно поднялся и пошел ему навстречу.

Они встретились в центре поляны.

– Я здесь на своих охотничьих землях, но я не охочусь, – сказал Херилак. – Здесь охотится саммад Ульфадана, и ты ее вождь.

Ульфадан согласно кивнул. Подобно имени, его светлая борода была длинной, почти до талии.

– Ты, Херилак, – сказал он. – Моя племянница замужем за Аляосом из твоей саммад. – Он обдумал их отношения, затем указал рукой себе за спину. – Возьми наши копья и пойдем в мою палатку. Там теплее, чем на снегу.

Они шли рядом и молчали, ибо не годится охотникам болтать, как птицам. Наконец подошли к месту, где река делала изгиб, и на этом изгибе стоял зимний лагерь – двенадцать больших и крепких палаток. На лугу за палатками мастодонты рыли снег своими бивнями, стараясь добраться до сухой травы, скрытой под ним. Из каждой палатки в безоблачное небо поднимались тонкие струйки дыма. Это была мирная сцена, хорошо знакомая Херилаку: то же самое можно было увидеть в его саммад. Ульфадан откинул шкуру, закрывавшую вход, и вошел в темную палатку.

Они сидели молча, пока старая женщина наливала из ведра, стоявшего у огня, талую воду в деревянную кружку и добавляла в нее сухую траву, заваривая вкусный напиток. Оба охотника глотками пили горячую жидкость, пока женщины, болтавшие друг с другом, завертывались в шкуры и одна за другой выскальзывали из палатки.

– Ты будешь есть, – сказал Ульфадан, коща они остались одни.

– О гостеприимстве Ульфадана говорят в палатках тану от моря до моря.

Банальные слова не совсем соответствовали поданной пище – несколько кусочков сушеной рыбы, явно очень старой.

Зима была длинной, и до весны еще далеко, и, прежде чем она придет, мог начаться голод.

Херилак допил до конца последние капли жидкости и даже ухитрился вызвать отрыжку, показывая, какой обильной была еда. Он знал, что должен говорить сейчас об охоте, погоде, миграции стад и только потом переходить к цели визита. Но этот обычай, поглощавший массу времени, тоже изменился.

– Мать жены моего первого сына – жена Амахаста, – сказал Херилак. Ульфадан согласно кивнул. Все саммад в этой горной долине были соединены друг с другом узами брака. – Я пришел на место лагеря Амахаста, но оно тоже пусто.

Ульфадан кивнул и на это.

– Они ушли на юг прошлой весной, но тропа всегда приводила их в эту долину. Тогда была плохая зима и половина мастодонтов погибла.

– Сейчас все зимы плохие.

Ульфадан что-то проворчал, соглашаясь.

– Они не возвращались после этого.

– А раньше они уходили к морю?

– Каждый год они ставили лагерь на реке у моря.

– Но в этом году они не вернулись.

Однако, что бы ни случилось, он этого не знал. Возможно, саммад нашла другой зимний лагерь. Уже не одна саммад была уничтожена холодом, и их лагеря стояли пустыми. Это было возможно. Но еще более возможно было то, что произошло нечто такое, о чем они не имели понятия.

– Дни коротки, – сказал Херилак, поднимаясь на ноги, – а дорога длинна.

Ульфадан тоже встал.

– Это долгий и одинокий путь к морю. Эрманпадар поведет тебя к нему.

Больше говорить было не о чем. Херилак плотно завернулся в свои меха и указал копьем на юг. Достигнув равнины, он пошел быстрее, потому что снег там был более плотным. Сейчас на этом покрытом льдами континенте его единственным противником была зима. Только однажды за много дней пути он увидел гигантского оленя, и за этим худым и несчастным существом гналась стая длиннозубых. Все они двигались через долину в его направлении. Херилак остановился под деревьями и стал ждать, следя за происходящим.

Несчастный олень ослабел, его бока были разодраны и с них капала кровь. Достигнув склона холма, он остановился, слишком уставший, чтобы бежать дальше, и повернулся, не подпуская преследователей к себе. Гнавшиеся длиннозубые бросились на него со всех сторон, не обращая внимания на опасность. Одного из них подцепил острый, как кинжал, рог и отбросил в сторону, но это оказалось удобным случаем для вожака стаи, который прыгнул на искалеченного оленя, раздирая ему задние ноги. Замычав, животное упало, и все было кончено. Вожак – крупный, черный зверь с огромной гривой вокруг шеи, отступил в сторону, позволив остальным есть первыми. Еды должно было хватить на всех.

Отойдя в сторону, зверь вдруг инстинктивно почувствовал, что за ним наблюдают. Он зарычал, посмотрел на холмы, где стоял Херилак, нашел его взглядом. Затем подобрался и двинулся в том направлении, подойдя так близко, что Херилак мог заглянуть в его немигающие желтые глаза.

Взгляд Херилака был непоколебим, охотник не двинулся и не поднял копья, но в его молчании таилось невысказанное предупреждение. Пусть они идут своим путем, а он пойдет своим. Если на него напасть, он будет убивать – длиннозубый знал, что копья могут это. Желтые глаза смотрели внимательно и, видимо, зверь понял все, потому что вдруг повернулся и пошел вниз с холма. Однако, прежде чем погрузить морду в теплую кровь, он еще раз взглянул на холмы. Под деревьями никого не было. Копьеносное существо ушло. Зверь опустил голову и стал есть.

Метель задержала Херилака на целых два дня. Он спал большую часть суток, стараясь не есть слишком много из своих истощившихся запасов пищи. Однако нужно было либо есть, либо умереть с голоду. Когда пурга стихла, он вновь пошел.

Через несколько дней ему повезло найти свежие следы кролика. Заткнув копье за ремень за спину, он убил его стрелой из лука и устроил пир из жареного мяса.

Здесь на юге было меньше снега, но мороз был таким же сильным. Сухая трава речного берега хрустела под ногами.

Услышав какой-то звук, он остановился и прислушался. Издалека доносилось что-то вроде шепота. Это был звук прибоя, звук волн, набегающих на берег. Море...

Когда он вновь пошел вперед, трава больше не хрустела, а копье было наготове. Херилак был готов встретить любую опасность.

Но опасность была уже далеко. Под серым зимним небом он вышел на луг, усеянный костями мастодонтов. Холодный, как смерть, ветер свистел в их изогнутых высоких ребрах.

Пожиратели падали уже сделали свое дело, после них пришли и пировали здесь волны и морские птицы. Здесь же, только вдали от мастодонтов, он нашел первые скелеты тану. Его челюсти крепко сжимались, а глаза сужались по мере того, как он понимал, как много скелетов разбросано по речному берегу.

Это было место ужасной бойни, место смерти.

Что же произошло здесь? Прежде всего было ясно, что вся саммад убита. Скелеты взрослых и детей лежали там, где они упали. Но кто убил их? Другая саммад? Невозможно, ведь они забрали бы оружие и палатки, и увели бы мастодонтов, а не убивали бы их вместе с владельцами. Палатки были еще здесь, большинство сложены и погружены на волокуши, лежавшие рядом со скелетами мастодонтов. Это саммад собирала свой лагерь, чтобы уйти отсюда, когда смерть обрушилась на нее.

Херилак продолжал поиски, и среди костей крупного скелета увидел блеск металла. Осторожно раздвинув в сторону кости, он взял покрытый ржавчиной нож из небесного металла. Смахнув ржавчину, он увидел сам нож, нож, который так хорошо знал... Его копье упало на мерзлую землю, когда он схватил нож обеими руками и стал тыкать им в небо, завывая от горя. Слезы катились из его глаз, когда он громко выкрикивал свои боль и гнев.

Амахаст был мертв, так же, как все женщины, дети и охотники. Мертвы, все до единого... Саммад Амахаста больше не существовал.

Херилак стряхнул слезы с глаз и с гневным рычанием погнал прочь печаль. Сейчас он должен найти убийц. Низко согнувшись, он ходил взад и вперед по лагерю, сам не зная, что ищет. Но искал осторожно и внимательно, как могут только охотники. Темнота помешала ему, и он лег на ночь рядом с костями Амахаста и стал искать его дух на ночном небе. Он наверняка был там, среди самых ярких звезд.

На следующее утро он нашел то, что искал. Поначалу это показалось ему обрывком кожи, одним среди многих, но когда он убрал черный мороженый кусок, то увидел под ним кости.

Осторожно, чтобы не повредить останков, ои убрал кожаный покров. Задолго до конца работы он понял, что нашел, но все же продолжал поиск, пока все кости не были обнажены.

Это было длинное худое существо с маленькими атрофировавшимися негами, с большим числом костей в позвоночнике.

Мараг особого вида, ошибиться было невозможно, хотя он и не видел подобных прежде. Он был нездешним, потому что мургу не могли жить так далеко от жаркого юга.

Юг? Что это значило? Херилак посмотрел на запад, откуда пришел. Там мургу не было, это было невозможно. Он медленно повернул лицо к северу и мысленным взором увидел холодные льды и снега, не сходящие никогда. Там жили парамутаны, очень похожие на тану, хотя и говорившие иначе. Но здесь побывали только немногие из них, они редко приходили на юг и воевали только с зимой, и не с тану или кем-то еще. На востоке, за океаном, тоже никого не было.

Но с юга, с жаркого юга, мургу могли прийти, принести смерть и уйти обратно. Юг...

Херилак встал коленями на мерзлый песок и изучал скелет мургу, запоминая все его детали, пока не смог по памяти нарисовать его изображение.

Затем он поднялся, затер изображение ногами, повернулся и, не оглядываясь назад, пошел в обратный путь.

Глава четырнадцатая

Керрик так никогда и не понял, что жизнь ему спас его возраст. Не то, чтобы Вайнти пощадила его, потому что он был так молод, она испытывала настолько сильную ненависть к устозоу любого возраста, что с удовольствием наблюдала бы их смерть. Исел была слишком стара, чтобы усвоить новый язык, особенно такой сложный, как язык ийлан. Для нее марбак был единственным способом разговора, и они много смеялись с другими женщинами, когда охотники с Ледяных Гор приходили в ее палатку и говорили так плохо, что их с трудом можно было понять. Она была всего лишь глуповатым, несмышленым представителем тану. Поэтому она не выказывала особого интереса к изучению языка ийлан и довольствовалась заучиванием наизусть нескольких звуков, доставлявших удовольствие марагу, и получением за это пищи. Иногда она даже запоминала движение тела, сопровождавшее эти слова. Для нее это было глупой игрой, и она умерла за веру в это.

Керрик никогда не думал о языке отдельно от бытия. Он был слишком молод, чтобы изучить язык без осознанных усилий. Если бы ему сказали, что в языке ийлан есть сотня понятий, которые можно комбинировать в 125 миллионов вариаций, он только пожал бы плечами. Это ничего не значило для него, ибо он не мог считать и не представлял числа больше двенадцати. Все, что он изучил, он изучил без осознанных усилий. Но теперь, по мере языкового роста, Энги привлекала его внимание к очевидным утверждениям, способам интерпретации понятий и заставляла его повторять движения тела до тех пор, пока он не стал делать их верно.

Из-за невозможности изменять участками цвет своей кожи, он был вынужден обучаться так называемому сероцветному разговору. В диких джунглях, на заре или в сумерках, ийланы общались без изменения цвета, так подбирая выражения, что он становился не нужен.

Каждое утро своего заключения, когда открывалась дверь, он ждал своей смерти. Он слишком хорошо помнил резню саммад, уничтожение всех живых существ – мужчин, женщин, детей, даже мастодонтов. Его и Исел тоже могли убить в один из дней, альтернативы не было. Когда безобразный мараг вместо смерти принес пищу, Керрик понял, что их резня откладывается на один или несколько дней. После этого он стал молча следить за происходящим, стараясь не смеяться, когда глупая Исел день за днем совершала ошибки. У него была гордость охотника, и он не помогал ни ей, ни марагу. Через несколько дней он обнаружил, что понимает кое-что из того, что говорит Энги, когда разговаривает с другим марагом, который бил его и связывал и которого он ненавидел гораздо сильнее. Теперь сохранять молчание стало еще важнее, чем прежде, чтобы не выдать секрета своего знания его языка. Это был маленький успех после предшествовавших ему несчастий.

А затем Вайнти убила девушку. Он не жалел ее, потому что она была глупа и вполне заслужила присоединиться к своей саммад. Только когда Вайнти схватила его, и он увидел на ее челюстях свежую кровь, выдержка изменила ему. Позднее, стараясь объяснить свой страх смерти от этих острых зубов, он говорил себе, что охотился всего один раз, что никто не воспринимал его как охотника. И действительно, он испугался больше, чем тогда, когда копье пронзило марага под водой. Откровенно говоря, за своим ужасным страхом он едва лишь сознавал, что жизнь ему спасло умение говорить.

Керрик по-прежнему не сомневался, что однажды, когда мургу надоест возиться с ним, они убьют его. Но этот день был в будущем, а сейчас он позволил себе немножко надеяться.

Каждый день он понимал все больше и говорил все лучше.

Однако с того момента, как Керрик попал сюда, он еще не покидал этой комнаты. Если они не собираются его держать под замком, то в один из дней ему позволят выйти и тогда-то он сможет бежать. Мургу ходили переваливаясь, и он был уверен, что сможет бежать быстрее, чем они, если вообще они умеют бегать. Это была его тайная надежда, и потому он делал все, что ему говорили, и надеялся, что его мятежность будет забыта.

Каждый день начинался одинаково. Сталлан открывала дверь, входила и одинаково внимательно осматривала Керрика. Хотя он больше не сопротивлялся, охотница швыряла его на пол и, больно надавливая коленом на спину, накладывала живые кандалы на его щиколотки и запястья. Затем Сталлан терла его голову струной-ножом, удаляя отросшие волосы.

Энги появлялась позднее, с фруктами и гелевым мясом, которое он все-таки заставил себя есть, ведь мясо означало силу.

Керрик никогда не говорил со Сталлан, если та не била его, требуя ответа, что случалось очень редко. Он знал уже довольно много, чтобы не надеяться на сострадание этого безобразного, хриплоголосого существа.

Но Энги во всем была другой. Острым мальчишеским взглядом он присмотрелся к ней вблизи и заметил, что она реагирует иначе, чем остальные мургу. Прежде всего она выразила свое огорчение тем, что была убита девушка, а Сталлан эта сцена доставила удовольствие, и она одобрила ее. Когда Энги появилась вместе со Сталлан, речь Керрика улучшилась, и он был уверен, что может сказать именно то, что хочет. Когда же Сталлан приходила сюда одна, Керрик начисто забывал все до следующего утра.

Однажды утром, когда они пришли вместе, он ничего не сказал, но тело его было таким неуклюжим, что Сталлан обошлась с ним грубее, чем обычно. Когда его руки были вытянуты вперед и холодные оковы заняли свое место, он заговорил:

– Почему ты причиняешь мне боль и связываешь меня? Я же не делал тебе больно?

Единственным ответом Сталлан был жест отвращения и удар по голове, но краем глаза мальчик заметил, что Энги прислушивается.

– Мне тяжело говорить, когда я связан, – сказал он.

– Сталлан, – произнесла Энги, – он говорит правду.

– Он же нападал на тебя, или ты забыла?

– Нет, не забыла, но это было, когда его только что принесли сюда. И вспомни, он напал на меня только тогда, когда думал, что я причиняю боль самке, – она повернулась к Керрику. – Ты хочешь снова напасть на меня?

– Никогда. Ты мой учитель. Я знаю, что если я буду говорить хорошо, ты наградишь меня пищей и не сделаешь мне больно.

– Меня удивляет, что устозоу может говорить, но это еще дикое существо и должно быть надежно обездвижено, – непреклонно ответила Сталлан. – Вайнти возложила ответственность за это на меня, и я выполню приказ.

– Пожалуйста, выполняй, но освободи ему хотя бы ноги. Это облегчит с ним разговор.

В конце концов Сталлан неохотно согласилась, и в тот день Керрик трудился особенно старательно, зная, что его тайный план продвинулся вперед на один шаг.

Не умея считать дни, Керрик не особенно заботился о том, сколько прошло времени. Когда он был на севере со своей саммад, зима и лето резко отличались друг от друга, и было важно знать время года для охоты. Но здесь, в бесконечной жаре, прошедшее время не имело значения. Порой дождь барабанил по прозрачному иллюминатору вверху, а иногда его затемняли облака. Керрик знал только, что прошло много времени после смерти Исел.

Однажды их ежедневный урок был неожиданно прерван.

Скрежет в замке привлек внимание их обоих, и, повернувшись, они увидели открывшуюся дверь. Пока Вайнти входила в дверь, Керрик мысленно приветствовал новое происшествие.

Хотя мургу были очень похожи друг на друга, он научился замечать различия, и Вайнти была одной из тех, кого он никогда не забудет. Он автоматически сделал знак покорности и уважения, когда она двинулась к нему, и с удовольствием отметил, что она была в хорошем настроении.

– Ты хорошо потрудилась со своим дрессированным животным, Энги. Глупые фарги не могут ответить так быстро и ясно, как делает он. Пусть он говорит еще.

– Ты можешь беседовать с ним сама.

– Вот как? Я не верю этому. Это похоже на отдачу приказаний лодке и получения от нее ответа. – Она повернулась к Керрику и сказала: – Иди влево, лодка, иди влево.

– Я не лодка, но могу идти влево.

Он медленно прошел по комнате, пока Вайнти выражала недоверие и восторг одновременно.

– Стань передо мной и скажи имя, которое тебе дали.

– Керрик.

– Это ничего не значит. Ты – устозоу, поэтому не можешь говорить правильно. Это нужно произносить так: Экерик.

Вайнти не могла понять, что именно этот единственный звук означал его имя. Она слегка изменила его, и теперь в целом это означало: медлительный, глупый. Но Керрика это мало заботило.

– Экерик, – сказал он, затем повторил, – медленный, глупый.

– Это почти так же, как говорить с фарги, – заметила Вайнти. – Но ты видишь, как нечетко он произносит: «медленный, глупый»?

– Он не может лучше, – объяснила Энги. – У него нет хвоста, и он не может правильно выполнить все движения. Но все же он старается воспроизводить их.

– Скоро мне понадобится это существо. Урукето привез из Инегбана Зхекак, которая работает с Ваналпи. Она тщеславна и толста, но она лучший ученый ум Энтобана, и останется здесь до тех пор, пока мы нуждаемся в ее помощи. Я хочу ублажать ее всеми способами и надеюсь, что устозоу привлечет ее внимание. Зрелище говорящего устозоу должно иметь успех.

Когда она повернулась к нему, Керрик выражал только почтительное внимание. В отличие от ийлан, у которых что на уме, то и на языке, он умел лгать. Вайнти оглядела его с ног до головы.

– Он выглядит грязным. Нужно его помыть.

– Он моется ежедневно. Это его естественный цвет.

– Отвратительно. Так же, как его пенис. Нельзя ли заставить убрать его в сумку.

– У него нет сумки.

– Значит нужно сделать и прикрепить ему. Такого же цвета, как его плоть, чтобы не было заметно. А почему его череп поцарапан?

– Мех ежедневно убирается. Это твой приказ.

– Действительно, мой, но я не приказывала делать это таким способом. Поговори с Ваналпи, пусть найдет другой способ убирать его. И сделай это немедленно.

Керрик выражал покорную благодарность и смирение, пока они не ушли. Однако не успела Сталлан опечатать дверь, как он позволил себе выпрямиться и громко рассмеяться. Это был суровый мир, но в свои девять лет он отлично овладел искусством выживания в нем.

Ваналпи пришла в тот же день в сопровождении Сталлан и обычной свиты своих помощников и нетерпеливых фарги.

Их было слишком много для такого маленького помещения, и Ваналпи приказала всем, кроме первого помощника, ждать снаружи. Помощник положила узлы и контейнеры на пол, а Ваналпи тем временем ходила вокруг Керрика, разглядывая его вблизи.

– Я никогда не видела таких существ вблизи и живыми, – сказала она, – но мне приходилось анатомировать их.

Говоря это, она находилась за спиной Керрика, поэтому он не все слышал. В переводе с ийланского это звучало примерно так: резать-мертвое-тело-отдельно-изучать.

– Скажи, Сталлан, он действительно говорит?

– Это животное. – Сталлан не разделяла общего интереса и хотела его смерти.

– Говори! – приказала Ваналпи.

– О чем ты хочешь поговорить со мной?

– Великолепно! – воскликнула Ваналпи. – Чем вы пользуетесь для удаления меха?

– Струной-ножом.

– Очень плохо. Эти штуки годятся только для резки мяса. Принеси унутака, – приказала она помощнице.

Коричневое, слизнеподобное существо вытряхнули из контейнера на ладонь Ваналпи.

– Я использую это для подготовки образцов. Он переваривает мех, но не портит кожу. Правда, пока я использовала его на мертвых образцах, а сейчас посмотрим, как он действует на живых.

Сталлан швырнула Керрика на пол и наклонилась над ним, пока Ваналпи сажала унутака ему на голову. Существо медленно поползло по его черепу.

– Очень хорошо, – объявила Ваналпи. – Плоть не повреждена, а мех удален. Теперь другая проблема – ему обязательно нужна сумка. У меня есть выделанная шкура, почти точно подходящая по цвету. Остается примерить ему по месту и окончательно отделать. Я пущу по ее краю повязки, и она прилипнет к коже. Ну, хорошо, а сейчас встань сюда.

Керрик едва не расплакался от грубого и оскорбительного обращения, но сдержался. Мургу не должны видеть его плачущим. Холодные слизняк еще ползал по его голове. Когда он двинулся обратно, Керрик взглянул на маленькие куски кожи, которые как раз примеряли на него, и забыл о твари, которая медленно ползла по реснице его глаза.

Никогда за всю короткую жизнь он не предполагал, что будет носить сумку, сделанную из хорошо выделанной кожи Исел, девушки, убитой у него на глазах.

Глава пятнадцатая

– Я долго думала о твоем статусе, – сказала Энги. – И пришла к выводу, что ты нижайший из низших.

– Я – нижайший из низших, – согласился Керрик, стараясь сосредоточиться на ее речи и не обращать внимания на ползающего по его черепу унутака. Шел всего третий день, как тот очищал его тело от волос, и Керрик находил это отвратительным. Он с нетерпением ждал, когда тот кончит, чтобы смыть его липкие следы. Сейчас унутак ползал по его затылку, и мальчик мог вытереть лишенные бровей и ресниц глаза тыльной частью ладони.

– Ты не очень внимателен, – сказала Энги.

– Я стараюсь. Я нижайший из низших.

– Но ты говоришь это не так. Ты никак не научишься произносить это правильно, а сейчас это необходимо. Смотри: я нижайший из низших.

Керрик заметил ее согбенную позу, подогнутый хвост и постарался повторить.

– Уже лучше. Тебе нужно побольше практиковаться, потому что скоро ты будешь в обществе тех, кто правит здесь, а они не потерпят искажения языка.

– Откуда ты знаешь, что я нижайший из низших? – спросил Керрик.

– Вайнти – Эйстаи и правит здесь, в Альпесаке. Она выше всех. Под ней, но бесконечно выше тебя и меня, находятся Сталлан, Ваналпи и другие, которые приказывают в городе. У них есть свои помощники и, конечно, фарги, которые во всем прислуживают им. Хотя сейчас ты говоришь лучше, чем многие фарги, ты должен быть ниже их, поскольку они ийланы, а ты только устозоу, говорящий, но все же животное.

Керрика нисколько не заинтересовала структура их сложных общественных отношений, рангов и привилегий. Сейчас его занимало новое, никогда прежде не слышанное слово.

– Что такое фарги?

– Они... ну просто фарги.

Едва сказав это, Энги осознала пустоту такого утверждения. Долгое время она сидела неподвижно, пытаясь достичь ясности. Это было трудно. Энги никогда не задумывалась над этим. Она просто принимала факт их существования.

Поскольку Энги готовила устозоу к выступлениям перед высшими, она решила объяснить ему все с самого начала.

– Когда молодые покидают берег рождения, они уходят в море. Много лет они живут в океане, растут и взрослеют. Это счастливое время, потому что рыбы много, а опасностей мало.

Все, кто выходят в океан одновременно, принадлежат к одной эфенбуру. Они эфензеле друг друга и связаны узами, которые сохраняются на всю жизнь. Постепенно они взрослеют и покидают океан. Самцов сгоняют в одно место и приводят в город, потому что они слишком глупы, чтобы обеспечивать себя самим. Это очень тяжелое время для каждого, ведь им нужно найти собственную дорогу в жизни. Пищи много, но есть и опасности. Жизнь сосредоточена в городах, и молодежь идет туда. Они слушают и учатся, и те, что научились говорить, и есть фарги. Ты же находишься еще ниже, чем они.

– Я понял это, но не понял относительно самцов. Фарги – это самки?

– Конечно.

– Но ты же самец...

– Нет. Ты никогда не видел самцов, потому что их содержат в канале.

Новость ошеломила Керрика. Самки, все мургу – самки!

Даже отвратительная Сталлан. Действительно, все у мургу не имело смысла. У тану все могли говорить, даже молодежь, а у мургу нет. Наверное, они были слишком глупыми.

– А что происходит с теми, кто не научился говорить? – спросил он.

– Это не должно тебя интересовать. Достаточно запомнить, что даже нижайшие фарги, из тех, кто не умеет говорить или говорят с трудом, выше тебя.

– Я – нижайший из низших, – согласился Керрик и подавил зевоту.

Вскоре их урок был прерван скрипом открывающейся двери. Керрик постарался скрыть ненависть, которую испытывал всегда, когда входила Сталлан. Она принесла закрытый контейнер.

– Время пришло, – сказала она. – Вайнти хочет представить устозоу.

Керрик не протестовал, когда Сталлан взяла унатака и провела им по нему с головы до ног. Потом ей не понравились живые кандалы, державшие его руки, и она заменила их на свежие. Затем извлекла из контейнера длинную тонкую ленту, которая извивалась, когда она держала ее за один конец.

– Нам не нужны неприятности с этим устозоу, – сказала Сталлан, толкнув Керрика назад, и захлестнула существо вокруг его шеи. Затем она закрепила пасть животного на его собственном теле, сделав тем самым петлю, и крепко взялась за другой его конец.

– Прикажи ему следовать за тобой, – обратилась она к Энги, недовольная, что Керрик был чем-то большим, чем дрессированное животное. Они были равны в своей ненависти друг к другу.

Керрика это не задело: впервые после захвата он смог увидеть, что находится за дверью. У него сохранились лишь смутные воспоминания о боли, лесе и деревьях, когда его первый раз принесли сюда. Сейчас он был настороже и изо всех сил старался казаться послушным. Энги широко распахнула дверь, и он последовал за ней: руки его были крепко связаны впереди, а сзади шла Сталлан, крепко державшая конец петли.

Перед ним тянулся тускло освещенный зеленый туннель.

Пол у него был плетеный, как пол тюремной камеры, но стены были менее плотными. Их образовывали растения многих видов, тонкие и толстые стволы деревьев, вьющиеся лозы, цветущие кусты и многие странные растения, названия которых он не знал. Переплетенные листья скрывали происходящее по сторонам. В многочисленных коридорах он мельком замечал движущиеся фигуры, которые затем появлялись в освещенных солнцем отверстиях. Он поглядел на них искоса, ослепленный после долгого заключения. Свет причинял боль, но он смотрел слезящимися глазами, стараясь разглядеть все.

– Вот все это и есть Альпесак? – думал он. Когда Энги рассказывала об этом, он представлял себе гигантский лагерь с бесчисленными палатками, уходящими вдаль.

Коридор вдруг кончился открытым пространством, гораздо большим, чем все то, мимо чего они проходили. Глаза Керрика уже привыкли к свету, и он разглядел группу ийлан, стоявших вокруг этого пространства. Сталлан выкрикнула какую-то команду, и фарги покорно расступились в стороны, освобождая проход. По плотно утоптанной земле они прошли до дальней стены, где стояла небольшая группа. Двое из них были весьма высокопоставленные, потому что даже на таком расстоянии были заметны согбенные спины прислуги. Когда они подошли ближе, Керрик узнал Вайнти: она была одной из тех, кого он никогда не забудет.

Рядом с Эйстаи сидела на корточках очень толстая ийлан, кожа которой натянулась, готовая лопнуть. Вайнти знаком приказала им остановиться и повернуться к толстяку.

– Перед тобой, Зхекак, один из устозоу, совершивших преступление, о котором тебе известно.

– Толкните его ближе, – тонким голосом приказала Зхекак. – Он не кажется очень уж опасным. Этот пока еще молод. Взрослые, они огромных размеров.

– Интересно... Покажите мне расположение его зубов.

Пока Керрик ломал голову над смыслом этой фразы, Сталлан схватила его за голову и раздвинула челюсти, чтобы Зхекак могла заглянуть ему в рот. Та была заинтригована зрелищем.

– Очень похожи на экземпляры, которые имеются у Ваналпи. Это весьма интересно, и их нужно изучать. Я уже вижу день, когда Альпесак превзойдет все другие города своими знаниями об устозоу и их практическом использовании.

Вайнти излучала удовольствие.

– Есть кое-что еще, что ты должна знать об этих существах. Они говорят.

Зхекак отступила назад, выражая одновременно недоверие, удивление и уважение.

– Покажите, – приказала Вайнти.

Сталлан подтащила Керрика поближе, а Энги стала так, чтобы он мог видеть ее...

– Скажи свое имя этим высочайшим над тобой, – сказала она.

– Я – Керрик, нижайший из низших.

Зхекак не скупилась на похвалы.

– Великолепный образец дрессировки. Никогда прежде я не встречала животного, которое могло бы произнести свое имя.

– Он может и больше, – заметила Энги. – Он может говорить, почти как ийлан. Если хочешь, можешь побеседовать с ним.

Восторг и недоверие Зхекак были велики. Наконец, она наклонилась вперед и произнесла очень медленно и отчетливо:

– Я поняла, в чем дело. На самом деле ты не можешь говорить.

– Я могу говорить очень быстро и очень четко.

– Просто тебя хорошо выдрессировали.

– Нет. Я научился, как учатся фарги.

– В океане?

– Нет, я не умею плавать. Я научился говорить, слушая Энги.

Зхекак даже не взглянула на Энги, и речь ее была полна презрения.

– Это очень хорошо. Сердечные слова говорит та, что причинила так много неприятностей далекому, славному Инегбану. Ничего удивительного, что глупое животное, вроде этого, нашло общий язык с Дочерью Смерти. – Она повернулась к Вайнти. – Тебя можно поздравить с умением делать что-то из ничего: город из джунглей, оратора из устозоу, учителя из бессмертной. Явно будущее Альпесака всегда будет теплым.

Вайнти жестом отпустила Энги и Керрика и обратилась к Зхекак:

– Я помню эти слова всегда. Новый мир означает новые дела, и мы сделаем свои хорошо. А сейчас – не хочешь ли мяса? У нас здесь есть много разновидностей, которые ты никогда не пробовала.

Зхекак щелкнула челюстями, выражая свое удовольствие.

– Это именно то, что я хотела бы изучать для себя.

«Поешь и лопнешь, толстый мургу».

Это была мысль Керрика, но даже намека на нее не было в его покорной позе.

– Верните его на место, – приказала Вайнти.

Сталлан дернула за петлю и потащила Керрика за собой.

Он спотыкался, почти падал, но не жаловался. Они покинули большое открытое пространство и вернулись в зеленые тоннели города. Сталлан свернула в один из них, и Керрик осторожно осмотрелся. Когда вокруг никого не оказалось, он вскрикнул от боли.

– Помоги мне... такая боль... эта штука на моей шее... я задыхаюсь...

Сталлаи повернулась и ударила Керрика по голове за то, что тот посмел побеспокоить ее. Но она знала, что хозяева города хотят сохранить это существо живым, а потому распустила петлю. Бросив свободный конец, она потянула животное за голову.

Керрик повернулся и побежал, не обращая внимания на гневный рев за его спиной.

Беги, мальчик, беги так быстро, как могут нести тебя ноги, быстрее, чем любой мургу. Вдруг перед ним появились двое ничего не знающих мургу.

– Уходите! – приказал он, и они послушались.

Глупые, глупые существа... Петля хлопала по его плечу, он поднял руку и рванул ее, чтобы она не задерживала его.

Пробегая через одно из открытых мест, он огляделся через плечо и увидел, что Сталлан далеко за ним. Он был прав – эти существа не могли бегать.

Он побежал легче, свободнее. Так он мог бежать весь день.

Легкие размеренно прокачивали воздух, ноги шлепали по плетеному полу.

Ничто не останаадивало его. Когда он видел впереди группы мургу, то выбирал другой путь, а фарги расступались в стороны, когда он приказывал. Один мараг не ушел, попробовав вместо этого схватить мальчика, но тот увернулся от этой неловкой попытки и побежал дальше. Оказавшись, наконец, один в закрытом листьями уголке, он остановился, чтобы отдышаться и подумать.

Город все еще окружал его.. Солнце пробивалось сквозь листья и слепило его. Сейчас было далеко за полдень, значит, море находилось за ним, а суша впереди, в направлении заходящего солнца. Именно туда и должен он идти.

Город переходил в поля без резкой границы. Теперь Керрик двигался быстрым шагом, переходя на бег, только когда его замечали.

Вскоре он был уже на дальнем поле. Джунгли по ту сторону ограды выглядели мрачно и враждебно. Но это не испугало мальчика. Он проскользнул под изгородью и обомлел: перед ним стояло огромное существо. Существо не двигалось, но внимательно разглядывало человека.

Страх парализовал Керрика. Существо было огромным: больше чем мургу, больше чем мамонт. Сердце мальчика колотилось так бешено, что казалось, будто оно сейчас выпрыгнет из груди. Однако существо не делало попыток приблизиться к человеку, а всего лишь рассматривало его.

Очень медленно, с остановками, Керрик начал обходить существо и оказался наконец в спасительной темноте леса.

Свобода! Он ликовал! Раздвинув лианы, Керрик ступил на холодную землю джунглей.

Однако двинуться вперед он не смог: лианы прилипали к его ногам и плотно обвивали их.

Это были не обычные лианы. Он рвал их, пытался их бить, но все было бесполезно. Он был связан, и достаточно крепко.

Извиваясь в холодных объятиях лиан, Керрик увидел ийлан, шедших к нему по полю.

Обессилевший, совершенно не готовый к сопротивлению, мальчик повернулся лицом к лесу и почувствовал, как двухпалые лапы грубо схватили его.

Прощай, свобода! Он снова стал пленником.

Глава шестнадцатая

Вайнти удобно откинулась назад, прислонившись к дереву, и погрузилась в мысли. Ее тело было неподвижно. Помощницы, окружавшие ее, тихо переговаривались между собой.

Их в свою очередь окружали вездесущие фарги. Вайнти была окружена островком тишины, потому что никто не осмеливался потревожить покой Эйстаи.

Она отдыхала в полном покое, и только правый глаз ее следил за тремя удаляющимися спинами. Это были: Ваналпи – ее незаменимый помощник в расширении города, Зхекак – приезжая ученая и Алакенши – смертоносный груз, висевший на ее шее. Сейчас самым важным для Алакенши было доказать, что она приносит пользу. Она наблюдала и запоминала, чтобы потом передать все Малсас, когда та прибудет сюда. Сейчас она заискивала перед Зхекак, слушая все, о чем говорили между собой двое ученых.

Троица исчезла из поля зрения, и глаза Вайнти вернулись обратно и сфокусировались на Энга, которая молча подошла и сейчас стояла рядом, согнувшись в умоляющий позе.

– Оставь меня, – сказала Вайнти так сухо, как умела только она одна. – Я не хочу с тобой говорить.

– У меня дело величайшей важности. Я умоляю тебя выслушать.

– Уходи.

– Ты должна выслушать. Сталлан бьет устозоу, и я боюсь, что она убьет его.

Теперь все внимание Вайнти переключилось на Энги, и она потребовала немедленных объяснений.

– Существо пыталось бежать, но было перехвачено, и сейчас Сталлан избивает его.

– Этого я не приказывала. Передай, чтобы она перестала. Нет, подожди, я сделаю это сама. Я хочу услышать подробности об этом побеге. Как это случилось?

– Это знает только Сталлан, а она никому не рассказывает.

– Мне расскажет, – заметила Вайнти с мрачной угрозой в голосе.

Когда они достигли тюремной камеры, то увидели, что дверь открыта, и услышали глухие звуки ударов и стоны, слышимые даже в коридоре.

– Стоп! – приказала Вайнти, останавливаясь в дверях, произнося это слово с такой силой, что Сталлан тут же остановилась, замерев с окровавленной петлей в руке.

У ее ног корчился от боли Керрик, избитый до потери сознания.

– Присмотри за устозоу, – приказала Вайнти, и Энги бросилась вперед. – А ты положи эту штуку и объясни, что все это значит.

От ее слов так крепко повеяло смертью, что даже крепкая и бесстрашная Сталлан задрожала. Петля выпала из ее ослабевших пальцев при мысли, что стоит Вайнти сказать несколько слов и она погибла.

– Существо убежало от меня. Очень быстро, так, что никто не мог поймать его. Мы преследовали его, но не могли подойти достаточно близко, и оно могло удрать, если бы не одна из ловушек, размещенных вокруг поля для предотвращения ночных набегов.

– С этим ясно, – сказала Вайнти, глядя вниз на маленькое тело. – У этого дикого животного есть способности, о которых мы не подозревали. – Гнев ее прошел, и Сталлан вздохнула с облегчением. – Но как оно могло убежать?

– Не знаю, Эйстаи. Точнее, я знаю, что произошло, но не могу объяснить этого.

– Все же попробуй.

– Хорошо, попробую. Он шел рядом со мной и выполнял мои приказания. Когда мы отошли на некоторое расстояние, он остановился и поднял руки к ошейнику, хрипя и говоря, что задыхается. Это было возможно. Я ослабила ошейник, но прежде, чем я коснулась его, устозоу бросился бежать. И он вовсе не задыхался.

– Но он сказал тебе, что задыхается?

– Да.

Вайнти снова охватил гнев, когда она задумалась над словами охотницы.

– Ты не держалась за петлю?

– Я потянулась за ошейником и отпустила ее. Существо задыхалось и не могло бежать.

– Конечно.Ты думала, что это так, но оказалось, что оно вовсе НЕ задыхалось. Ты уверена в этом?

– Безусловно. Оно проделало долгий путь и дышало хорошо. Когда его схватили, первым делом я осмотрела ошейник. Он был таким же, как тогда, когда я его надевала.

– Эти вещи необъяснимы, – сказала Вайнти, глядя вниз на лежавшего без сознания устозоу. Энги склонилась над ним, вытирая кровь с его спины и груди. Под глазами у него были синяки, лицо тоже было испачкано кровью. Удивительно, что он был жив после вмешательства Сталлан, и уж совсем необъяснимым было то, что ошейник не задушил его. Но он говорил, что задыхается... Это было невозможно, но это произошло.

И вдруг Вайнти замерла. В голову ей пришла невозможная мысль, одна из тех, что никоща не посещают неотесанных охотников, вроде Сталлан. Она на мгновение отогнала ее и грубо сказала; – Уйди же наконец!

Сталлан тут же заторопилась прочь, выражая облегчение и благодарность и зная, что жизнь ее в этот момент вне опасности. Она была счастлива выбросить все происшедшее из своей памяти.

Она могла забыть, но Вайнти – нет. Энги по-прежнему стояла к ней спиной, поэтому она могла думать, не боясь, что кто-то подсмотрит ее мысленный процесс.

Это была совершенно невозможная идея. Но все-таки это произошло. Первым, что она усвоила из искусства думать, это то, что когда отпадают все возможные объяснения, оставшееся, каким бы невозможным оно ни казалось, и будет единственно верным.

Устозоу сказал, что ошейник душит его.

Ошейник не душил его.

Утверждение этого факта не является фактом.

Устозоу сказал такое, что не являлось истиной.

Значит, это была ложь. Устозоу ЛГАЛ.

ИЙЛАНЫ НЕ МОГЛИ ЛГАТЬ, ОНИ МОГЛИ ЛИШЬ СКРЫВАТЬ СВОИ МЫСЛИ ПОЛНОЙ

НЕПОДВИЖНОСТЬЮ ТЕЛА. СЛОВО БЫЛО МЫСЛЬЮ, А МЫСЛЬ БЫЛА СЛОВОМ, И РАЗГОВОР У

НИХ БЫЛ ПРЯМО СВЯЗАН С МЫШЛЕНИЕМ, У НИХ, НО НЕ У УСТОЗОУ.

Он мог думать одно, а говорить другое, мог казаться послушным, а на самом деле думать только о побеге. Он мог лгать.

Это существо нужно сохранить живым, надежно охранять и не допустить, чтобы оно сбежало. Будущее было серым и неопределенным, и Вайнти не была уверена в его деталях, но она знала наверняка, что устозоу будет ее будущим. Она использует его и его умение лгать. Использует, чтобы подняться и достичь предела своих стремлений.

Но сейчас она должна спрятать все мысли об этом невероятном таланте в своей памяти. Она должна сделать так, чтобы другой не узнал об этом. Прежде всего нужно запретить все разговоры на эту тему. А может, убить Сталлан? На мгновение она задумалась, но потом отбросила эту мысль: охотница была слишком ценна. Сталлан должна выполнять приказы без рассуждений, должна наслаждаться выполнением их. Нужно, чтобы она запомнила, как близко была к смерти.

Успокоившись наконец, Вайнти привлекла внимание Энги.

– Он очень поврежден?

– Не могу сказать. Он весь в синяках и царапинах, но, может быть, этим все и ограничилось. Смотри, он двигается, открывает глаза.

Керрик как в тумане видел двух мургу, склонившихся над ним. Он не смог убежать, был избит и обессилен. Придется ждать другого раза.

– Скажи, как ты себя чувствуешь, – приказала Вайнти, и его поразила тревога, звучавшая в ее словах.

– У меня все болит, – он подвигал руками и ногами. – Вот и все.

– Это потому, что ты пытался бежать, – сказала Вайнти. – Ты воспользовался тем, что Сталлан выпустила из рук петлю. Я постараюсь, чтобы в будущем это не повторилось.

Керрик сразу понял: Вайнти должна знать, что он сказал Сталлан, чтобы заставить ее выпустить петлю. Энги ничего не заметила, а он заметил, но потом забыл об этом. Он был слишком сильно избит.

Одна из учениц Ваналпи перевязала его раны, и после этого, пока они заживали, он был на много дней оставлен совершенно один. Ученица каждое утро приносила пищу, а потом проверяла состояние его ран. Уроков языка больше не было, так же как и визитов страшной Сталлан. Кандалы с него сняли, но дверь всегда была старательно заперта.

Когда боль ослабла, он стал думать о своей попытке бежать и о том, что он сделал плохо. В следующий раз он не попадется в ловушку, перепрыгнет через фальшивые лозы и убежит в джунгли.

Еще его очень волновало, действительно ли он видел среди листьев бородатое лицо, или это ему только привиделось.

Твердой уверенности у него не было. Может, это была только мечта, что кто-то ждет его там? Впрочем это неважно. Ему не нужна никакая помощь, представилась бы только возможность бежать. В следующий раз они его не остановят.

Дни медленно следовали за днями, пока заживали его раны, а струпья отваливались, оставляя после себя белые шрамы. Ученица по-прежнему осматривала его каждое утро, когда приносила пищу. Когда наконец с черепа мальчика исчезли последние синяки, она принесла унутака, чтобы убрать щетку отросших волос. После этого он стал постоянно пользоваться скользким существом. Когда ученица была у него, дверь всегда была закрыта, и Керрик чувствовал зловещее присутствие Сталлан по другую ее сторону. Здесь дороги к бегству не было. Но не могли же они вечно держать его в этой камере.

Однажды, когда ученица пришла необычайно возбужденной, Керрик понял, что что-то должно случиться. Она вымыла его, осторожно осмотрела его тело, следя, чтобы кожаная сумка закрывала нужное место, затем согнулась и уставилась на дверь. Без всяких расспросов Керрик понял, что должно было случиться, поэтому сел и тоже стал смотреть на дверь.

Это действительно был важный день. Когда дверь открылась, вслед за вошедшей Вайнти появилась толстая, переваливающаяся с боку на бок Зхекак. Фарги и помощники несли контейнер.

– Это был первый и последний побег, – сказала Вайнти. – Я хочу быть уверенной, что такое больше не повторится.

– Это интересная задача, и она доставила мне много счастливых минут. Я верю, что нашла ответ, но лучше я все покажу тебе, чем буду рассказывать, в надежде, что ты получишь такое же удовольствие, как и я.

– Я получаю удовольствие от любой заботы Зхекак, – бесстрастно ответила Вайнти, но за внешней бесстрастностью было видно, что она довольна. Зхекак сделала знак фарги и приняла от нее контейнер.

– Это абсолютно новое, – сказала она, вытаскивая из него ленту гибкого материала. Она была тонкой, темно-красной и чрезвычайно крепкой. Зхекак продемонстрировала, что ее невозможно порвать, заставив двух фарги тянуть за ее концы, что они и делали, скользя и падая к развлечению остальных. В завершение показа она взяла струну-нож и провела им взад и вперед по туго натянутой ленте. Когда после этого она передала ленту Вайнти, та увидела, что у нее попрежнему блестящая и ровная поверхность. Она выразила свое восхищение и удивление.

– Я буду счастлива объяснить, – самодовольно сказала Зхекак. – Как тебе известно, струна-нож – это одна длинная молекула. Он режет потому, что имеет малый диаметр и практически не ломается из-за сильнейших интрамолекулярных связей. И здесь – мы имеем подобную картину. Гибкая лента сделана из молекулярного углерода, росшего в углеродистой среде. Такие ленты сгибаются, но не ломаются и не могут быть разрезаны.

Вайнти выразила свое одобрение.

– Итак, у тебя есть петля, которая гарантирует сохранность животного. А теперь я задам тебе еще вопросы: как ты прикрепишь его к устозоу и к чему будет прикреплен другой его конец?

Зхекак довольно завиляла своим мягким телом.

– Эйстаи, ты хорошо разбираешься в этом вопросе. У меня есть существо – ошейник.

Ассистент положила перед ней полупрозрачную медузу размерами с ее руку. Та лениво извивалась, когда Зхекак набросила ее на шею Керрику, ему не понравилось холодное прикосновение, но он знал, что на его протесты не обратят никакого внимания. Зхекак отдала быстрый приказ, ассистент смазала концы животного какой-то мазью и соединила их вместе в виде ошейника вокруг шеи Керрика.

– Быстрее! – приказала Зхекак. – Процесс уже начался.

Осторожными движениями они обернули конец петли вокруг животного, затем дернули его так, что она погрузилась в прозрачную плоть существа.

– Наклонись ниже, Эйстаи, – сказала Зхекак, – и ты увидишь начало процесса.

Прозрачная плоть начала обесцвечиваться и застывать вокруг инородного предмета.

– Это животное – единственный выдедитель металла, – сказала Зхекак. – Оно отлагает молекулы железа вокруг гибкой сердцевины, и скоро та становится твердой. Мы будем кормить это существо до тех пор, пока вокруг шеи устозоу не образуется сплошной металлический ошейник. Он будет слишком крепок, чтобы его сломать или разрезать.

– Великолепно. Но к чему ты собираешься прикрепить другой конец?

Обвисшая плоть Зхекак заколыхалась, когда она прошла через комнату к следящим за ней фарги и вытащила одну из них вперед. Это существо было выше и шире остальных, и когда она двигалась, под кожей перекатывались крепкие мускулы. Зхекак сжала одну из мускулистых рук своими большими пальцами, но не смогла оставить в ней вмятину.

– Эта фарги служит мне много лет и сильнее ее мне не встречался никто. Она едва может говорить, но выполняет всю самую тяжелую работу в лаборатории. Теперь она твоя, Эйстаи, для более важного дела. – Маленькие глазки Зхекак почти исчезли в складках ее плоти, когда она оглянула на свою молчаливую и ожидающую свиту.

– Вот в чем будут заключаться ее услуги. Вокруг ее шеи тоже будет выращен металлический ошейник, и второй конец будет прочно прикреплен к нему. Устозоу и фарги будут соединены вместе, как два фрукта, растущие на одной ветке!

– Это оригинальная идея, – сказала Вайнти, и все помощники, и ассистенты выразили свое согласие. – Соединены вместе, навсегда и неразделимо! Скажи мне устозоу, как далеко ты сможешь убежать, таща за собой эту маленькую фарги?

Этот вопрос не требовал ответа, и потому Керрик молчал, тогда как все вокруг его веселились. Он взглянул на глупые черты лица существа по ту сторону поводка и не испытал ничего, кроме растущей ненависти. Затем он заметил, что Вайнти в упор смотрит на него и молчаливо выразил смирение и покорность.

– У этой фарги будет теперь новое имя, – сказала Вайнти. – С этой минуты ее будут звать Инлену, за ее мощное тело, которое сделает весь мир тюрьмой для устозоу. Ты запомнила свое имя, фарги?

– Инлену, – довольно ответила та, зная, что получила его от самой Эйстаи, Которой отныне будет прислуживать.

Покорность Керрика была настолько же фальшивой, насколько искренне было удовольствие всех остальных. Он уже сейчас думал о том, как разорвать ошейник.

Глава семнадцатая

Вечернее небо над темной линией деревьев было красным, как огонь, когда над океаном появились первые звезды – духи самых известных воинов. Но четверо мужчин на берегу смотрели не на звезды, а на темную стену джунглей перед ними, боясь проглядеть существо, которое рычало там. Они прижимались спинами к деревянным бортам своей лодки, черпая силы из их прочности. Она доставила их сюда и должна была, как они надеялись, унести назад из этого опасного места.

Не в силах больше молчать, Ортнар высказал мысли их всех:

– Там может быть мургу, выслеживающий нас и готовый напасть. Мы не должны оставаться здесь. – Его воображение было полно неведомых опасностей, а сам он был худой и нервный и легко поддавался тревоге.

– Херилак приказал нам ждать здесь, – сказал Телгес, для которого вопрос был ясен. Он не боялся того, чего не мог увидеть, и предпочитал выполнять приказы, данные ему. Он будет терпеливо ждать, пока не вернется саммадар.

– Но он должен бы уже прийти. Что если его уже убили и съели мургу? – Ортнар пришел в ужас от этих мыслей. Мы можем никогда не вернуться с этого далекого юга. Мы прошли мимо стад оленей, а могли бы поохотиться...

– Мы поохотимся, когда вернемся, – сказал Серриак, почувствовав страх Ортнара. – А сейчас закрой рот.

– Почему? Да потому, что я говорю правду! Из-за желания Херилака отомстить мы все умрем. Мы не вернемся...

– Замолчи, – сказал Хенвер. – Что-то движется вдоль берега.

Они скорчились, держа копья наготове, и с облегчением опустили их только тогда, когда на фоне неба появился силуэт Херилака.

– Тебя не было очень долго, – укоризненно сказал Ортнар, когда саммад подошел ближе. Херилак, сделав вид, что не слышит, остановился возле него и устало оперся на свое копье.

– Принеси мне воды, – приказал он, – а потом выслушай, что я скажу.

Он утолил жажду, потом уронил сосуд на песок и сам опустился рядом с ним. Когда он заговорил, голос его был низок.

– Саммад Амахаста больше нет, все убиты, вы видели их кости на берегу моря. Вы видите, что нож Амахаста из небесного металла висит сейчас на моей шее и знаете, что я нашел его среди костей прежнего хозяина. То, что я нашел среди скелетов на берегу, подсказало мне, что смерть пришла к ним с юга. Я выбрал вас, чтобы идти со мной искать эту смерть. Я выбрал вас потому, что вы сильные охотники. Мы шли на юг много дней, останавливаясь только для того, чтобы добыть мяса и набить наши желудки. Придя на юг, в страну мургу, мы видели многих из них, а вчера нашли кое-что другое. Мы нашли следы, которые не были следами животных. Я пошел по ним и сейчас расскажу вам, что я видел.

В голосе его было что-то такое, что заставило замолчать всех, даже Ортнара. Последние лучи заходящего соднца окрасили лицо Херилака в красный цвет, как будто надели на него кровавую маску. Гнев заставил его обнажить зубы и так сильно сжать челюсти, что слова получились приглушенными.

– Я нашел убийц. Эти тропы были сделаны мургу особого вида, которых я никогда прежде не видел. Там было огромное гнездо их, где они кишели, как муравьи в муравейнике. Но они не муравьи и не тану – хотя стоят вертикально, как мы. Они не принадлежат к животным, которых мы знаем, эти мургу нового вида. Они двигаются по воде на спинах существ, подобных лодкам, а их гнездо защищает колючая стена. И у них есть оружие.

– Что ты говоришь? – в голосе Ортнара был ужас, словно ожили все его ночные кошмары. – Мургу, которые ходят, как тану? Имеющие копья и луки и убивающие, как тану? Нужно уходить сейчас же, немедленно, пока они не добрались до нас...

– Замолчи! – угрюмо приказал Херилак. – Ты охотник, а не женщина. Если ты покажешь свой страх животным, они будут знать об этом и смеяться над тобой, а все твои стрелы пролетят мимо.

Даже Ортиар знал, что это правда, и прикусил губу, заставив себя замолчать. Если ты говоришь об олене, неважно на каком расстоянии от него, он может услышать тебя и убежать.

Еще хуже, если охотник испытывает страх: все животные знают это, и его каменные наконечники никогда не ударят как надо. Ортнар чувствовал, что другие отвернулись от него, и знал, что сказал, не подумав.

– Эти мургу похожи на тану и в то же время не похожи. Из своего убежища я следил за ними и видел, что они делали многое такое, чего я не понимаю. Но я видел что-то, что было оружием, хотя это не копье и не лук. Это похоже на палку. Мараг направил одну из них на оленя, что-то щелкнуло, и тот упал мертвым. – Он повысил голос, как бы бросая им вызов, но все промолчали. – Вот, что я видея, хотя не мегу объяснить этого. Похожая на палку, вещь была оружием, и там было много мургу и много палок. Это они перебили саммад Амахаста.

Долгое молчание, последовавшее за этими словами, нарушил Телгес.

– Ты уверен, что эти мургу, убивающие из щелкающих палок, перебили саммад Амахаста?

– Да, уверен, – неумолимо произнес Херилак. – Уверен, потому что знаю о тану, потому что видел в плену у них мальчика тану. Они знают о нас, теперь и мы знаем о них.

– Что же нам делать, Херилак? – спросил Серриак.

– Мы вернемся к саммад, потому что нас только пятеро против неисчислимого количества мургу. Но мы вернемся не с пустыми руками. Тану нужно предупредить против этой опасности, показать, что она действительно есть.

– А как мы это сделаем? – спросил Ортнар, – и голос его все еще дрожал от страха.

– Я обдумаю это и утром поговорим. А сейчас всем спать, потому что нам нужно многое сделать завтра.

Херилак не сказал всей правды. Он уже решил, что нужно сделать, но не хотел тревожить своих товарищей. Особенно Ортнара. Тот был одним из лучших охотников, но слишком много думал о том, что еще не случилось. Иногда же было лучше не думать, а просто действовать.

На заре все проснулись, и Херилак приказал грузить все вещи в лодку, готовую к спуску на воду.

– Когда мы пойдем обратно, – сказал он, – нужно, чтобы это происходило без задержек. Может быть, нас будут преследовать. – Он улыбнулся, увидев тревогу на их лицах. – Но вероятность этого невелика. Если вы сделаете все, как настоящие охотники, этой вероятности не будет вообще. Вот что мы должны сделать. Мы найдем небольшую группу мургу, рядом с которой никого не будет. Вчера я видел такие группы, которые что-то делали. Мы найдем их, а затем перебьем. Всех до единого. И тихо. Если мой брат ранен, я истекаю кровью. Если мой брат убит, смерть придет и за мной. А сейчас мы уходим.

Глядя на мрачные лица, Херилак видел, что они взвешивают его слова. То, что он предлагал, было новым для них и опасным. Но они должны были охотиться и убивать мургу, мургу, которые вырезали все саммад Амахаста. Всех женщин и детей, и даже мастодонтов. Когда они задумались над этим, гнев охватил их и вот они уже готовы на все. Херилак кивнул и взял оружие, остальные взяли свое и последовали за ним в джунгли.

Под деревьями, куда густая листва не пропускала солнечные лучи, было темно, но тропа была хорошо утоптана, и идти по ней было легко. Они шли молча, а вокруг под пологом леса кричали яркие птицы. Не единожды они останавливались с копьями наготове, когда что-то тяжелое и невидимое ломилось сквозь чащу рядом.

Тропа, по которой они шли, извивалась среди песчаных холмов, на которых высились сосны, шелестевшие своими иглами высоко вверху. Вдруг Херилак поднял руку, и они остановились в напряженном молчании. Он поднял голову и понюхал воздух, затем прислушался. Теперь все могли слышать слабые звуки, похожие на треск ветвей или звук волн, накатывающихся на каменный берег. Они еще прошли вперед, туда, где деревья расступались, открывая вид на заросшие травой луга. Луга, полные движения.

Вдалеке бродили стада мургу. Четвероногие, круглые, каждый второй размером с мужчину, они рвали траву и жевали сосновые шишки. Внезапно один из них заревел, схватив ветку своим утиным клювом. Херилак сделал знак отступать – напрямик пути не было, но прежде, чем охотники успели двинуться с места, из джунглей донесся рев, и огромный мараг появился между деревьями, скачками несясь к одному из пасущихся животных. Он был бронирован, чешуйчат, с белых кинжалообразных зубов капала кровь.

Его передние лапы были маленькими и неопасными, но когти мощных задних лап мгновенно вырывали жизнь у намеченной жертвы. Остатки стада, завизжав, бросились бежать, охотники тоже торопливо скрылись, пока мараг не заметил их.

Тропа вела к деревьям внизу и густому кустарнику, росшему между ними. Почва стала мягче, вода брызгала между пальцами ног охотников, когда они шли по ней. Солнце жгло им спины на открытых местах и исчезало, когда они вступали под защиту леса, влажный воздух затруднял дыхание. Все были мокрые от пота и с трудом вдыхали воздух, когда Херилак сделал знак остановиться.

– Видите, впереди? – он произнес это так быстро, что они едва смогли понять его слова. – Это долина реки, там я и видел их. Идем вперед молча, и чтобы никто не увидел нас.

Они двигались как тени. Под ними не шелестела трава, за ними не колыхнулась ни одна ветка. Один за другим они выбрались к воде, откуда и стали смотреть, сами невидимые в темноте. А потом у одного из охотников вырвался тихий вздох удивления, и Херилак зло посмотрел на него.

Хотя саммадар рассказал им о том, что видел, и они поверили ему, увидеть это самим было совсем другое дело. Молча следили они за двумя темными фигурами, скользившими по воде. Первая из них подплыла ближе, двигаясь перед убежищем охотников.

Это была лодка и в то же время не лодка, потому что двигалась без весел. Нос ее украшала большая раковина, хотя нет, не украшала, она росла там, являясь частью живого существа, которое служило лодкой. На своей спине оно несло других существ – мургу. Они могли быть только теми, о ком говорил Херилак. Но его слова не подготовили их к неотвратимой реальности. Некоторые из них держали странные толстые предметы, похожие на темные палки, – это было оружие, описанное Херилаком. В напряженном молчании смотрели охотники, как существа проплывают мимо, на расстоянии полета стрелы. Один из них издал щелкающий ворчащий звук. Наконец лодки проплыли мимо и остановились у дальнего берега, где мургу выбрались на сушу.

– Вы видели, – сказал Херилак. – Все, как я говорил. То же самое они делали и вчера, а потом вернулись назад.

Сейчас мы должны незаметно подобраться и найти место на берегу, где можно использовать наши луки. Положите стрелы на землю рядом со мной и молча ждите. Когда они вернутся, я дам сигнал к готовности, выберите себе мишени и ждите. Натяните луки, но не пускайте стрелы, а когда я скомандую – убивайте их всех. Никто не должен уйти, чтобы предупредить остальных. Все понятно?

Он заглянул каждому в мрачное, застывшее лицо, и каждый охотник кивнул, соглашаясь. Молча они заняли свои места, потом также молча стали ждать. Солнце поднялось высоко, жара усиливалась, досаждали насекомые, а рты пересохли от жажды, но они не двигались, они ждали.

Мургу были заняты странными, непонятными делами, издавая при этом громкие звериные звуки. Они были либо неподвижными, как камни, либо дергались в отвратительных движениях. Все это продолжалось невыносимо долго, а кончилось так же внезапно, как и началось. Мургу уложили свои инструменты в живые лодки, затем сели в них сами. Те, что носили смертоносные палки, – несомненно охрана – сели первыми.

Птицы в это жаркое время дня молчали, и единственным звуком было журчание воды, рассекаемой носовыми раковинами с приближающимися существами. Они были все ближе и ближе, пока цветные пятна на их шкурах не стали видны отвратительно ясно. Все они поравнялись с невидимыми охотниками...

– Пора!

Щелкнули тетивы луков, засвистели стрелы. Только один мараг успел вскрикнуть, но тут же затих, когда вторая стрела пронзила ему горло.

Стрелы вонзались и в темные шкуры живых лодок: те поднимались из воды, крутились на одном месте, тела мертвых мургу сползали с них. Затем раздался громкий всплеск, когда Херилак прыгнул в воду и поплыл к месту бойни. Вернулся он, таща за собой одно из тел, которое подхватили руки охотников. Они перевернули марага и смотрели в его невидящие глаза, тыча в тело своими луками.

– Это было сделано хорошо, – сказал Херилак. – Все мертвы. Сейчас мы уходим – и возьмем это с собой.– Он показал им одну из смертоносных палок. – Возьмем мы и тело.

Охотники молча посмотрели на него, ничего не понимая.

Ответная улыбка Херилака была улыбкой смерти.

– Другие должны увидеть то, что видели мы. Их нужно предупредить. Мы возьмем этот труп с собой в нашу лодку и будем грести весь день и всю ночь, чтобы уйти подальше от этого места и мургу. Затем, до того как этот мараг начнет слишком сильно вонять, мы освежуем его.

– Хорошо, – сказал Телгес. – Возьмем его череп и шкуру.

– Верно, – согласился Херилак. – Ни у кого не должно быть никаких сомнений. Каждый тану, увидевший то, что мы принесем, будет знать, что мы видели.

Глава восемнадцатая

Макет имел практическое значение, он был неотъемлемой частью планировки и проектирования города. Поэтому какие бы ограничения ни существовали, масштабный макет Альпесака был сделан, как необходимый для будущего планирования и просто для созерцания.

Вайнти медленно прохаживалась вокруг него, испытывая огромное удовлетворение. Он значительно улучшился с тех пор, как из Инегбана прибыла Сокайн со своими обученными ассистентами. Сейчас маленькие чахлые деревца образовывали сердце города, окруженное небольшими полянами амбесед. Наклонившись ниже, Вайнти увидела золотой полумесяц берега рождения, полностью окруженный колючими стенами.

Алакенши была разумеется справа от нее, как постоянное напоминание, что Малсас получит сообщение о каждом ее движении и решении, и ее присутствие притупило удовольствие. Керрик, как обычно в последнее время, находился рядом.

Он испытывал даже большее возбуждение, чем Вайнти, хотя из осторожности старался ничем не выдавать себя. Сегодня он впервые видел макет, о существовании которого даже не подозревал. Он должен изучить его и постараться запомнить. Потом, когда он убежит из города, он должен знать ключ к своей безопасности.

Когда он двигался, то же самое делала в нескольких шагах от него Инлену, державшая петлю поводка, соединявшего их вместе. Керрик так привык к ее присутствию, что обычно совсем забывал о ней. Она была как неизбежный факт, подобно металлическому ошейнику у него на шее. Когда он останавливался, она останавливалась тоже и, повернувшись спиной, не слушая, о чем идет разговор, думала о чем-то своем, пока рывок поводка не пробуждал ее к жизни.

Вокруг макета была всего лишь узкая дорожка, поэтому внимательные фарги были вынуждены остаться снаружи, пытаясь заглянуть через вход, переговариваясь между собой о том, как прекрасен этот макет, и восхищаясь формой прозрачного потолка, который окрашивал солнечные лучи в золотистый цвет.

Вайнти направилась к дальнему концу макета, где со своими ассистентами работала Сокайн, и подошла к ним вплотную, прежде чем они заметили ее присутствие.

– Добро пожаловать, Эйстаи, – сказала Сокайн, торопливо выпрямившись и стряхивая грязь с колен. В руках она держала похожее на луковицу оранжевое существо.

– Не прерывай из-за меня своей работы, – сказала Вайнти.

– Она уже завершена. Сейчас идет перевод размеров.

– И ты пользуешься этим? – Вайнти указала на оранжевое существо. – Я никогда не видела ничего подобного.

Сокайн передала ей существо. На макушке у него была труба, а с нижней стороны многочисленные зубцы.

– Объясни, – приказала Вайнти. Сокайн указала на щепки, воткнутые в землю в том месте, где макет начинал расширяться.

– Эти куски дерева соответствуют колышкам, которыми мы пользуемся при землеизмерении. Когда мы находимся в поле, я ставлю это измерительное существо на определенное место на земле и смотрю через эту трубу на колышек, находящийся на некотором удалении. Когда это сделано, я нажимаю на зубец, заставляя инструмент запомнить угол и расстояние.

Затем я поворачиваю трубу на другой колышек и делаю то же самое. Это повторяется много раз. Когда я возвращаюсь к макету, существо-инструмент сообщает мне об измеренном расстоянии между колышками и точный угол между ними. Результат – этот макет.

– Великолепно. А что значат эти извилистые линии, нанесенные на земле?

– Это водные пути, Эйстаи. С этой стороны города находится много болот, и сейчас мы переносим на макет их размеры.

Позднее Вайнти вспомнила этот разговор, потому что это был последний разговор с измерителем земли.

Подобно всем ее дням, этот был полон до отказа. Работы в городе расширялись, и нужно было решать, что делать. Когда тени стали удлиняться, она почувствовала, что устала, а потому отослала фарги и подозвала Керрика с питьевым плодом.

Тот был полон сладкого сока, и мальчик сжимал его зеленую луковицу до тех пор, пока он весь не вытек. Потом он принес его Вайнти, которая открыла рот и вылила туда прохладную сладковатую жидкость. Опуская сосуд, она заметила Сталлан, спешащую в амбесед и расталкивающую фарги в разные стороны.

– Говори, – приказала она, когда Сталлан подбежала к ней.

– Измерительный отряд не вернулся, а сейчас уже почти ночь.

– Прежде они задерживались так долго?

– Нет. Мои приказы были вполне определенны. У отряда была вооруженная охрана, которая привозила их обратно в это время.

– Значит, это первый раз, когда они не вернулись в указанное время?

– Да.

– Что можно сделать?

– До утра – ничего.

– Мне нужен большой вооруженный отряд, готовый выступить на рассвете. Я сама поведу его.

Вайнти проснулась, когда первые лучи пробились между деревьями, и тут же послала фарги за Керриком. Он зевнул, потянулся и тут же последовал за Эйстаи, еще не совсем проснувшись. Вайнти не вызывала Алакенши, но та пришла сама.

Нетерпеливая, как всегда, она высматривала что-нибудь, о чем можно будет сообщить Малсас.

Сталлан и вооруженная охрана уже сидели в лодках, когда они появились на берегу реки. Керрик уже не раз плавал на лодке, но существо это до сих пор восхищало его. Эту только что покормили, и хвост детеныша аллигатора до сих пор еще торчал у нее из пасти. Маленькие глазки существа, неподвижно смотревшие из-под раковины, на мгновение закрылись, когда оно глотнуло, и остатки аллигатора исчезли из виду.

Керрик поднялся на лодку вместе с другими. Пилот нагнулся и произнес в открытое ухо существа какую-то команду. Тело под ним ритмично закачалось, сзади показалась струя воды, и маленькая флотилия двинулась вперед под кроваво-красным рассветом неба.

Сталлан была на головной лодке, показывая дорогу. Поля медленно проплывали по обе стороны, животные на них либо разбегались, либо глупо таращились на проплывающие лодки.

Вдалеке дренированные поля были окружены со всех сторон обширными болотами. Огромные деревья с многочисленными корнями, уходящими в ил, стояли слева, соединенные в южную изгородь. Ветви их были гибкими и прочными. Эти изгороди образовывали загоны для урукубу, крупнейших живых существ на земле. Когда они двигались, их огромные тела посылали во все стороны высокие волны, их головы казались карикатурно маленькими на концах длинных шей. Они паслись вокруг деревьев, глубоко ныряя в болото за подводными растениями. Один из детенышей, уже сейчас крупнее мастодонта, пронзительно закричал, когда мимо него проплыла лодка, и бросился в сторону. Керрик никогда раньше не бывал в этой части города и поэтому старательно запоминал путь, которым они двигались.

Когда они миновали последние поля, начались нерасчищенные болота, и Сталлан направила маленькую флотилию в узкую протоку. Высокие деревья вздымались со всех сторон, их водные корни высоко поднимались над лодками. Повсюду было множество цветов. Жалящие насекомые вились вокруг и, давя тех, что садились на него, Керрик пожалел, что отправился в это путешествие. Впрочем, выбора у него не было.

Теперь они двигались медленнее, плывя по еще более узким протокам, пока Сталлан не сделала знак остановиться.

– Здесь они работали, – сказала она.

Медленно приблизились они к этому месту. Вверху громко щебетали птицы, но других звуков не было. Охранники сжимали свое оружие, поглядывая по сторонам. Ничего. Молчание нарушила Вайнти.

– Их нужно найти. Разойдитесь во все стороны и будьте бдительны.

Керрик первым заметил какое-то движение.

– Там! – крикнул он. В этой протоке. Я видел, как что-то двигалось.

Все оружие немедленно было направлено в ту сторону, пока Сталлан не приказала поднять его.

– Вы начнете стрелять и убьете друг друга. Или меня. Я сама пойду туда, а вы направляйте хесотсаны в другую сторону.

Ее лодка медленно скользнула вперед. Сталлан поставила одну ногу на раковину и вглядывалась в темноту.

– Все хорошо! – крикнула она наконец. – Это одна из наших лодок. – Затем после долгого молчания она неохотно добавила. – Пустая...

Лодка вздрогнула, когда ее коснулась лодка Сталлан, потом вздрогнула еще сильнее, когда Сталлан прыгнула в нее.

Ей пришлось прокричать несколько команд и хорошенько ударить ее ногой, прежде чем лодка двинулась обратно к берегу.

Когда она приблизилась к другим лодкам, Сталлан молчала, но ее указательный палец был достаточно красноречив.

В толстой шкуре лодки что-то торчало. Сталлан потянулась к ней, вырвала, и лодка вздрогнула от боли. Керрик почувствовал, что сердце его учащенно забилось в груди, когда он заметил, что именно держит в руке Сталлан.

Это была стрела тану!

Сталлан опустила стрелу в воду, вымыла ее дочиста, затем наклонилась и передала Вайнти. Та повертела ее в руках, изучая этот отвратительный предмет, затем взглянула на Керрика, и тот съежился, как от удара.

– Ты узнал ее, не так ли? Я тоже знаю, что это такое. Вещь устозоу с острым наконечником из камня. Оказывается, здесь больше отвратительных устозоу, чем мы думали, и мы убили не всех. Ничего, мы сделаем это сейчас – убьем их всех до единого. Найдем их и устроим резню. Земля Гендаши велика, но не настолько, чтобы укрыть устозоу. Или ийланы, или устозоу, и конечно, мы победим!

Со всех сторон послышалось одобрительное шипение, и Керрик вдруг испугался, что его убьют первым. Вайнти подняла стрелу и отшвырнула ее подальше от себя, затем с внезапным интересом посмотрела на Керрика.

Смерть Сокайн и других может оказаться кстати, подумала она и долгое время сидела неподвижно, глядя куда-то вдаль, на что-то, видимое только ей. Все вокруг терпеливо ждали, пока она шевельнется и снова заговорит.

– Сталлан, ты будешь искать, пока не обретешь уверенность, что все пропавшие исчезли, и вернешься до темноты. Я же немедленно возвращаюсь в город. Мой долг быть там.

Она сидела неподвижно и молчала всю обратную дорогу в Альпесак. Ее план был составлен, и, если она посмеет шевельнуться, все вокруг легко поймут его. Только когда она прибыла в док, и все вышли на берег, она встала со своего места. Ее взгляд нашел широкую спину Алакенши, секунду поколебался и двинулся дальше.

План действительно был готов.

Глава девятнадцатая

Никаких следов измерительного отряда найдено не было, и стрела была единственным мрачным свидетелем его судьбы.

Войдя в свою комнату, Вайнти села на свое сиденье и послала за Ваналпи и Сталлан, которые прибыли вместе с вездесущей Алакенши, и закрыли за собой дверь. Керрик заглянул было туда, но был отослан властным жестом. Вайнти не могла теперь думать в присутствии устозоу. Так, втроем они долгое время обсуждали безопасность города. Нужно было больше ловушек, больше охранников – и никаких измерительных отрядов. Потом Вайнти отпустила всех и крикнула одной из фарги, которая недавно помогала ей и к тому же довольно хорошо говорила.

– Скоро здесь будет урукето. Когда он отправится обратно, я хочу, чтобы ты отправилась вместе с ним. Я хочу, чтобы ты вернулась в Инегбан и нашла Малсас. Ты скажешь ей то, что я сейчас скажу тебе, и скажешь теми же словами. Ты поняла?

– Да, Эйстаи. Я сделаю так, как ты прикажешь.

– Вот это сообщение: « Приветствую тебя, Малсас, я принесла тебе сообщение от Вайнти из Альпесака. Это печальное и гневное сообщение большой важности. Сокайн мертва. Она и другие ийланы были убиты устозоу того же вида, что учинили резню на берегу рождений. Мы не видели их, но знаем это наверняка, потому что нашли оружие из дерева и камня, какими пользуются они. Эти устозоу должны быть найдены и убиты. Сейчас они незаметно крутятся вокруг Альпесака в джунглях, их нужно найти и убить, убить всех. Когда урукето отправится в Альпесак, я прошу тебя прислать на нем много фарги, которые умеют хорошо стрелять, с хесотсанами и запасами дротиков. Я чувствую, что это необходимо сделать. Судьба Альпесака зависит от уничтожения устозоу».

Здесь Вайнти замолчала, подавленная правдой и мрачностью своих слов, а фарги раскачивалась перед ней в страхе от ужасного донесения, которое она должна была нести. Но Вайнти справилась с подавленностью и приказала фарги повторять сообщение до тех пор, пока та не заучила его наизусть.

Наутро, после ухода урукето, Вайнти прошла в свою комнату и послала за Керриком. Мальчик приблизился к ней с явным страхом. Но это было лишним: Вайнти, казалось, была рада видеть его.

– Инлену, – сказала она, и огромное существо послушно вышло вперед. – Ты станешь у входа, заслонив его спиной, и любого, кто приблизится, будешь отправлять обратно. Ты поняла?

– Они уйти прочь.

– Да, но говори это тверже, вот так: уходите, Вайнти приказывает! Повтори.

– Уходите, Вайнти приказывает!

– Вот так, правильно. А теперь делай это.

Инлену была хорошим охранником, и вскоре послышался топот убегающих ног. Вайнти повернулась к Керрику и сказала, как Эйстаи, отдающая приказ.

– Сейчас ты расскажешь мне все об устозоу, о своем виде. Говори.

– Я не понимаю смысла слов Эйстаи.

Вайнти заметила его страх и замешательство и поняла, что вопрос был слишком общим. Нужно было его сузить.

– Как называется ваш город?

– У устозоу нет городов. Ваш город первый, который я видел. Устозоу живут в... – он тщетно рылся в своей памяти.

Прошло уже много времени, с тех пор как он думал и говорил на марбак, поэтому он не мог подобрать слов. Тогда он представил себе эту картину – ... в мягких постройках из шкур, висящих на шестах. Они ходят порознь, а шесты тянут крупные животные с шерстью...

– Почему они ходят порознь? Почему они вообще движутся?

Керрик пожал плечами, потом заерзал, стараясь соединить воедино осколки стершихся воспоминаний.

– Они охотятся в одном месте, а ловят рыбу в другом, а для этого нужно двигаться.

Продолжение допроса позволило получить еще несколько ответов. Устозоу жили группами, подобными той, которую они вырезали, и сейчас вокруг бродили другие группы, но неясно было, насколько они многочисленны. Воспоминания мальчика были смутны и недостоверны. Наконец Вайнти прекратила задавать вопросы и жестом остановила его. Сейчас начиналась самая важная часть. Используя страх и обещая награды, она должна была научить устозоу, что ему предстоит сделать. Ее поведение вдруг изменилось, и она заговорила, как Эйстаи, распоряжающаяся жизнью города и ее жителей.

– Я могу убить тебя сама или приказать другому – и ты знаешь это.

– Я знаю это, – он умоляюще согнулся, смущенный резким изменением ее тона.

– Но я могу и возвысить тебя, и ты не всегда будешь устозоу – нижайшим из низших. Тебе это нравится, не так ли? Сидеть рядом со мной и командовать другими, работающими на тебя. Я могу сделать это для тебя, но взамен ты должен кое-что сделать для меня. Такое, что можешь сделать только ты.

– Я сделаю, как ты скажешь, Эйстаи, но я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Это то, что ты делаешь, когда говоришь одно, а делаешь другое, что ты сделал со Сталлан, сказав ей, что задыхаешься, хотя на самом деле ничего такого не было.

– Я не знаю, что ты имеешь в виду, – сказал Керрик, изображая непонимание и наивность. Вайнти радостно шевельнулась.

– Прекрасно! Ты сделал это сейчас. Ты делаешь, это говоря о том, чего не было, так, словно это произошло. Признайся в этом или я убью тебя на месте!

Он содрогнулся от резкой перемены настроения Вайнти: ее лицо приблизилось к его лицу, а рот открылся, показав ряды острых зубов.

– Да, я делал это, признаю. Я делал это, чтобы убежать.

– Очень хорошо. – Она шагнула назад и момент опасности миновал. – То, что делаешь ты, но не могут сделать ийланы, мы называем ложью. Я знаю, что ты лгал и несомненно будешь лгать мне в будущем. Я не могу помешать этому, но Инлену будет следить, чтобы твоя ложь не позволила тебе убежать. А сейчас, зная, что ты лжешь, мы попробуем использовать эту ложь для добрых дел. Ты будешь лгать для меня.

– Я сделаю, как приказывает Эйстаи, – сказал Керрик, ничего не поняв, но спеша согласиться.

– Вот и хорошо. Ты сделаешь, как я прикажу, и никогда никому не скажешь об этом – иначе умрешь. А сейчас – вот ложь, которую ты должен произнести, и произнести возбужденным голосом: «Там, среди деревьев, устозоу, я вижу его!» Повтори.

– Там, среди деревьев, устозоу, я вижу его.

– Хорошо. Но не забудь этих слов и произноси их только, когда я прикажу. При этом я сделаю вот такое движение.

Керрик с радостью согласился. Сделать это было довольно просто, хотя он и не видел особой необходимости в этом. Угрозы были вполне реальны, поэтому он постарался запомнить слова и сигнал, бормоча их про себя на обратном пути через город.

Много дней прошло с тех пор, как Керрик в последний раз видел Энги. Теперь он даже редко думал о ней в своей новообретенной свободе, занимавшей все его дни. Сначала он боялся выходить один и даже получал удовольствие от молчаливого присутствия Инлену, как некоторой гарантии безопасности.

Покинув свою комнату, он очень быстро обнаружил, в чем заключается действительное социальное разделение города.

Он быстро понял, что его положение быстро поднялось к самой вершине, с тех пор как его часто видели в обществе Эйстаи, сидящим рядом с ней. Для безымянных фарги это было доказательством того, насколько его ранг выше их, и, грубо говоря, это было действительно так.

Проходя по зеленым коридорам, он видея, как эти фарги быстро преуспевают в жизни города. Они становились охранниками, заготовителями птиц, мясниками, надсмотрщиками над рабочими и занимали еще великое множество должностей, о которых он знал очень мало. С этими ийланами он говорил в нейтральной манере, обращаясь как с равными или несколько более низшими, чем он, и они охотно принимали это.

Уважительно он разговаривал с теми, кто правил городом.

Их должность была ясной, хотя то, что они делали, было не всегда понятно, потому что их окружали помощники и ассистенты, нетерпеливые фарги, стремящиеся занять постоянные места в администрации города.

Видя каждый день так много, Керрику некогда было скучать по ежедневным визитам Энги. Город напоминал гнездо трудолюбивых муравьев, и иногда мальчику хотелось, чтобы Энги была рядом и объясняла некоторые таинственные аспекты жизни Альпесака. Он спрашивал ее несколько раз, но резкое прекращение его обучения не позволило развить эту тему дальше. Ее ответы только разжигали его любопытство. Когда Вайнти и Энги разговаривали между собой, они вели себя как равные. Тогда откуда это предубеждение даже против простого упоминания ее имени? Он долго думал об этом, потом спросил у Вайнти о ее местонахождении. Эйстаи дала ему понять, что она была одной из тех, кто начинал, и прервала разговор.

Снова он увидел Энги чисто случайно. Он был возле амбесед, когда среди фарги началось волнение. Они задавали друг другу вопросы, апотом заторопились все в одном направлении. Из любопытства он последовал за ними до тех пор, пока не увидел четырех ийлан, которые несли пятого. В этой толпе он не мог подойти к ним ближе и решил не обращать на них внимания. Керрик уже хотел уйти, когда четверо ийлан вернулись и теперь медленно шли, разинув рты. Их кожа была испачкана грязью, а ноги покрывал красный ил. И вдруг Керрик увидел, что одна из них была Энга. Он окликнул ее, и она повернула к нему свое лицб. Она была внимательна, но ничего не говорила.

– Где ты была? – спросил он. – Я не мог тебя увидеть.

– Мой ум больше не требовался, поэтому меня перевели к остальным обреченным. Сейчас я работаю на новых полях.

– Ты? – Он выразил удивление, даже страх, что не понял ее слов.

– Я.

Остальные трое тоже остановились, она сделала им знак идти дальше, и предложила Керрику сделать то же самое.

– Я должна вернуться к работе.

Она повернулась, и он засеменил рядом с ней. В этом была какая-то тайна, которую он обязательно хотел разгадать, но не знал, – с чего начать.

– Что случилось с той, которую вы несли?

– Укус змеи. Их много там, где мы работаем.

– Но почему ты? – Сейчас их никто не мог подслушать – тащившуюся сзади Инлену можно было не считать. – Ты говоришь с Эйстаи, как с равной, а сейчас выполняешь работу, которую лучше может сделать нижайшая фарги. Почему?

– Причину этого не просто объяснить. Кроме того, Эйстаи запретила говорить об этом с другими ийланами.

Едва произнеся эти слова, Энги осознала заключенную в них двусмысленность.

Керрик не был ийланом. Она показала на Инлену.

– Прикажи, чтобы она шла впереди нас, следуя за теми тремя.

Как только это было сделано, Энги повернулась к Керрику и так горячо заговорила, как он еще не слышал от нее.

– Я и другие находимся здесь потому, что слишком сильно верим в то, во что не верят наши правители. Нам приказали отказаться от этой веры, но мы не можем. Тот, кто однажды узнал правду, не может забыть ее.

– О какой правде ты говоришь? – удивленно спросил Керрик.

– О жгучей, беспокойной правде, согласно которой мир и все в нем содержащееся может стать гораздо лучше. Ты думал о подобных вещах?

– Нет, – честно признался Керрик.

– А я думала. Но ты еще молод и не ийлан. Ты удивил меня своей первой попыткой заговорить, а твое существование до сих пор загадка для меня. Ты не ийлан, а в то же время не дикий устозоу, потому что можешь говорить. Я не знаю, кто ты и каково твое место в планах великих.

Керрик начал сожалеть, что встретил Энги. Очень немногое из того, что она говорила имело для него смысл. Но сейчас, начав говорить, она уже не могла остановиться.

– Наша вера должна быть правдивой, потому что ее сила в передаче понимания неверящим. Первой это поняла Угуненапса, посвятившая свою жизнь упорядочению своих мыслей. Она принесла идеи, которых никогда прежде не было. Она говорила о своей вере другим, а они смеялись над ней. Эйстаи города узнав о ее странном поведении, вызвала к себе и приказала все рассказать. И она рассказала. Она говорила о существе внутри нас, которое нельзя увидеть, но которое дает нам возможность говорить и возвышает нас над животными. У животных этого существа внутри нет, и потому они не могут говорить. Следовательно, речь – это голос существа внутри, и оно есть жизнь и знание смерти. Животные не знают о жизни и смерти, сейчас они есть, потом их не будет. Но ийланы знают, а сейчас знаешь и ты. И в этом загадка, которую я должна попытаться разрешить. Кто ты? Каково твое место в жизни?

Энги повернулась к Керрику и заглянула ему в глаза, как будто могла найти в них ответ на свой вопрос. Но он не мог сказать в ответ ничего, и она поняла это.

– Когда-нибудь ты узнаешь, – сказала она. – А сейчас ты слишком молод. Но я сомневаюсь, что ты сможешь понять прекрасную мечту Угуненапсы, мечту о правде, которую она объясняла другим. И доказывала тоже! Этим она разозлила Эйстаи, которая приказала ей отбросить эту фальшивую идею и жить так, как всегда жили ийланы. Угуненапса отказалась, тем самым поставив веру выше города и приказов Эйстаи. Эйстаи узнала о непослушании и лишила ее имени, изгнав из города. Ты знаешь, что это значит? Конечно нет. Ийлан не может жить без своего города и имени, если однажды он уже получил его. Лишение этого означает смерть. С незапамятных времен ийланы, покидающие город, очень страдали, падали духом, потом теряли сознание и быстро умирали. Так было всегда.

У Энги было сейчас какое-то странное настроение, нечто среднее между радостью и восторгом. Она остановилась, мягко взяла Керрика за руку и заглянула ему в глаза, пытаясь полнее выразить свои чувства.

– Но Угуненапса не умерла, и это было неоспоримым доказательством ее правоты. С того дня ее правота доказывалась снова и снова. Мне приказали уйти из Инегбана, приказали умереть – но я не умерла. Никто из нас не умер, потому мы и оказались здесь. Они называют нас Дочерями Смерти, считая, что мы заключили с ней договор. Но это неправда. Мы называем себя Дочерями Жизни, и это правда, потому что мы живем там, где умирают другие.

Керрик осторожно отстранился от ее холодного и мягкого прикосновения и повернул назад, солгав:

– Я зашел слишком далеко. Мне запрещено бывать здесь на полях. – Он дернул за поводок, избегая пристального взгляда Энги. – Инлену, мы возвращаемся.

Энги молча смотрела, как он уходит, потом молча направилась к полям. Оглянувшись, Керрик увидел, как она медленно бредет по пыльной дороге. Он удивленно покачал головой, не понимая, зачем она говорила все это, потом заметил поблизости апельсиновые деревья и потянул к ним Инлену.

Его горло пересохло, солнце сильно пекло, и он не понял десятой доли того, о чем говорила Энги. Он не знал, что ее вера была первой трещиной за миллионы лет существования ийланов. Быть ийланом означало жить, как ийлан, больше он ничего не смог понять.

У деревьев, как и вокруг всего города, стояли вооруженные охранники, с любопытством смотревшие, как он срывает спелые плоды. Эти охранники следили за входом в город днем, тогда как большие и сильные ловушки блокировали его ночью.

Но днем проходящие охранники не видели ничего, тогда как ловушки собирали большое количество всевозможных животных. Однако устозоу-убийцы не попадалось.

Тем временем урукето пересек океан, достигнув Инегбана, и сейчас находился уже на подступах к городу, на обратном пути. Когда он наконец прибыл, Вайнти и ее свита ждали на берегу. Первым на берег сошла его командир, Эрефнаис, которая остановилась перед Вайнти, признавая тем самым ее высокое положение.

– Эйстаи, я привезла личное послание Малсас, которое касается зверств устозоу. Кроме того, она приказала мне сказать о необходимости усиления бдительности и уничтожения устозоу. Для этого она повелела послать своих лучших охотников с хесотсанами и дротиками и надеется, что угроза будет полностью ликвидирована.

– Мы все думаем так же, – сказала Вайнти. – Сейчас ты пойдешь со мной, потому что я хочу услышать все новости из Инегбана.

Новости действительно были, и Эрефнаис изложила их Вайнти в личной комнате в присутствии одной Алакенши.

– Зима была мягкой. Некоторые животные погибли, но погода была лучше, чем в предыдущие годы. Это светлая часть того, что я должна передать тебе, а в темной говорится о падеже урукето. Более половины их погибло. Они выросли слишком быстро и были слишком слабые. Теперь началось выведение других урукето, но граждане Инегбана еще не прибудут в Альпесак ни в этом, ни в следующем году.

– Ты привезла тяжелые известия, – сказала Вайнти, и Алакенши тоже выразила свои сожаления и соболезнования. – Но тем более необходимо истребить устозоу. Ты должна вернуться с сообщением о нашем росте, и это приглушит горечь других твоих слов. Тебе нужно увидеть макет... Алакенши, пошли фарги передать Сталлан, чтобы она немедленно шла туда. Алакенши была недовольна, что ей приказывают, как фарги, но скрыла свою обиду и пошла выполнять приказ.

Когда они добрались до макетов, Сталлан уже была там.

Альпесак не вырос после смерти Сокайн, но его защита была усилена. Сталлан указала на заново выращенные колючие изгороди и посты охраны, где вооруженные ийланы находились день и ночь.

– Но что может сделать охрана ночью? – нетерпеливо спросила Алакенши. Сталлан ответила ей коротко и ясно.

– Очень мало, но они снабжены осветителями и плащами, поэтому работают хорошо. И им не нужно каждый день проделывать долгий путь от города и обратно.

– По-моему, наши средства можно использовать более мудро, – сказала не убежденная Алакенши, а Вайнти, обычно не обращавшая на нее внимания, заметила:

– Возможно, Алакенши права. Давайте посмотрим на это сами, и ты тоже Эрефнаис, чтобы могла рассказать Малсас о нашей защите, когда вернешься.

Они прошли через город нестройной толпой со Сталлан и Вайнти во главе, остальные следовали за ними соответственно своим должностям. Керрик со своей неразлучной Инлену – шел сразу за командиром урукето, помощники и фарги тянулись сзади. Из-за шедшего дождя Вайнти и некоторые другие закутались в плащи, но дождь был теплым, поэтому Керрик не взял плащ и наслаждался, чувствуя его на своей коже.

Возле леса, у края последнего поля, росла группа деревьев.

Когда все подошли к ней, стало видно, что лозы и колючие кусты со всех сторон окружают рощу, оставляя единственный выход. Сталлан указала на ийлан с хесотсанами, стоявшими на платформе вверху.

– Когда они на посту, никто не может пройти, – сказала она.

– Это кажется вполне надежным, – заметила Вайнти, поворачиваясь к Алакенши и неохотно выслушивая ее мнение. Затем она направилась к роще, но Сталлан попросила ее остановиться.

– Там есть самые разные животные, поэтому пусть впереди идет охрана.

– Согласна. Но я – Эйстаи и вместе со своими советниками хожу в Альпесаке, куда хочу. Остальные могут остаться здесь.

Когда линия охранников с оружием наизготовку заняла место перед ними, они пошли дальше. У дальней стороны рощи Сталлан показала им ловушки и западни.

– Ты все сделала хорошо, – сказала Вайнти. Алакенши попыталась не согласиться, но Вайнти не обратила на нее внимания и повернулась к Эрефнаис. – Расскажи обо всем этом Малсас, когда вернешься в Инегбан. Альпесак охраняется, он в безопасности.

Она повернулась назад и в последний момент, когда только Керрик мог ее видеть, сделала ему знак говорить. Мгновение он смотрел, не понимая, потом до него дошло.

– Там! – громко закричал он. – Там, среди деревьев, я вижу устозоу!

Его слова были настолько убедительны, что все повернулись и посмотрели. В тот момент, когда внимание всех сосредоточилось на деревьях, Вайнти сбросила свой плащ на землю.

Под ним она держала деревянную стрелу с каменным наконечником.

Крепко держа ее обеими руками, она легко повернулась и вонзила стрелу в грудь Алакенши.

Только Керрик видел это, только его взгляд не был направлен на деревья. Алакенши схватилась за древко, ее глаза широко раскрылись от ужаса, затем она покачнулась и упала.

Тут только Керрик понял, для чего нужна была его ложь, и мгновенно нашелся!

– Стрела устозоу прилетела из леса! Она попала в Алакенши!

Вайнти отступила в сторону и склонилась над телом.

– Стрела из леса! – закричала Инлену, обычно повторявшая то, что слышит. Другие сказали то же самое, и факт был установлен. Слово стало делом, а дело – словом. Тело Алакенши унесли назад, Сталлан и Эрефнаис торопливо увели Вайнти в безопасное место.

Керрик ушел последним. Некоторое время он смотрел на стену джунглей, такую близкую и такую далекую, потом дернул за поводок, прикрепленный к ошейнику, и Инлену покорно пошла за ним.

Глава двадцатая

Запершись в своей комнате, Вайнти горевала о смерти верной Алакенши. Об этом сказал Керрик, выйдя к нетерпеливо ожидавшим ийланам. Она не хочет никого видеть. Опечаленные, все разошлись, Керрик был превосходным лгуном.

Вайнти удивлялась его таланту, глядя и слушая через небольшой просвет в листьях и сознавая, что это было именно то оружие, которое она всегда хотела иметь. Она не показывалась сейчас перед другими, потому что пока она двигалась, победу и радость выражал каждый мускул ее тела. Но никто не видел это, ведь она не появлялась перед публикой, пока не прошло достаточно времени с момента ухода урукето. При этом она не долго сожалела о смерти Алакенши, потому что это было не в обычаях ийлан. Кем бы ни была Алакенши, больше ее не было.

Ее телом распоряжались сейчас нижайшие фарги.

Жизнь в городе шла своим чередом. По распоряжению Эйстаи, те, кто управлял им, пришли навестить ее. Керрик стоял сзади и наблюдал, чувствуя в воздухе какие-то важные перемены, определив это по позе Вайнти. Она приветствовала всех прибывших по имени, чего никогда прежде не делала.

– Ты здесь, Ваналпи, та, что вырастила этот город из семени, и ты здесь, Сталлан, та, что защищает нас от опасностей этого мира. Зхекак, помогающая нам своими научными знаниями, и Акасест, снабжающая нас пищей, ты тоже здесь.

Она называла их так, пока они собирались – небольшая, но важная группа лидеров Альпесака. Когда Вайнти обратилась ко всем сразу, они замерли неподвижно.

– Некоторые из вас прибыли сюда с первой группой, еще до того, как возник город, другие прибыли позднее, как и я. Но сейчас все мы работаем для роста и славы Альпесака. Вы все слышали о позоре, который я обнаружила в день своего при бытия – об убийстве самцов и детенышей. Мы отомстили за это преступление – устозоу, совершившие его, были убиты, и больше такого никогда не повторится. Наш берег рождений безопасен, защищен, он теплый и свободный.

Когда она произнесла эти слова, волна движений прокатилась по всем телам слушателей. Только Керрик не шевельнулся, молча ожидая следующих слов Вайнти.

– Да, вы правы. Время пришло. Золотой песок должны заполнить толстые и медлительные самцы.

За все время своего пребывания в Альпесаке Керрик не видел ийлан в таком возбуждении. Идя быстрее, чем обычно, они громко разговаривали и смеялись, а он недоуменно следовал за ними через город ко входу в канал, где жили самцы.

Охранница Икеменд шагнула в сторону при их появлении, выражая движениями тела свое почтение. Керрик хотел войти следом, но был остановлен резким рывком железного ошейника на шее. Когда он дернул за поводок, соединявший его с Инлену, та осталась стоять неподвижно, как камень. За его спиной раздался глухой стук, и дверь закрылась.

– Что случилось? – раздраженно спросил он. – Говори, я приказываю.

Инлену повернулась, и пустые глаза уставились на него.

– Не нас, – сказала она и повторила: – Не нас.

Больше он ничего не смог от нее добиться. Некоторое время он думал об этом странном происшествии, а потом забыл, сочтя его еще одним необъяснимым фактом жизни этого полного тайн города.

Постепенно его исследования Альпесака продолжались.

С тех пор как все узнали, что он сидит рядом с Эйстаи, куда бы он ни пошел, ничто не преграждало ему пути. Он не пытался покинуть город – охранники и Инлену препятствовали этому, но мог бродить где угодно. Подобное занятие было вполне естественно для мальчика из саммад, но теперь он помнил о своей прежней жизни все меньшей меньше, и постепенно приспосабливался к жизни ийлан.

Каждый день начинался одинаково. С первыми лучами солнца город пробуждался к жизни. Подобно всем прочим, Керрик умывался, но в отличие от них хотел пить, да и есть тоже. Ийланы ели один раз в день, иноща и еще реже, а пили всегда в одно и то же время. С ним все-было по-другому. Он мог бесконечно пить сок из питьевых плодов, возможно, из-за своих бессознательных воспоминаний о своем охотничьем периоде. Затем он ел фрукты, отложенные с вечера. Если у него были другие важные дела, он давал задание – принести их – фарги, но, когда возможно, старался сделать это сам.

Фарги, как бы подробно он их ни инструктировал, всегда возвращались с помятыми и гнилыми фруктами. Для них все они были одинаковы – корм для животных, которые едят все, что дадут, не взирая на качество. И действительно, если какие-нибудь фарги были рядом, когда он ел, они собирались вокруг, внимательно смотрели и переговаривались между собой, пытаясь понять, что он делает. Самые смелые пробовали фрукты, а потом долго плевались, и это было очень смешно. Поначалу Керрик пытался прогнать фарги, досаждавших ему своим присутствием, но они всегда возвращались. В конце концов он привык к ним, подобно прочим ийланам, и прогонял только, если нужно было обсудить какой-то важный и личный вопрос.

Постепенно он начал замечать в кажущемся беспорядке Альпесака естественный порядок и контроль, который правил всем. Думая об этом, он пришел к мысли сравнить движения ийлан с движениями в подземном муравейнике. Внешне бессмысленная суета, а на самом деле разделение труда между рабочими, собирающими пищу, ухаживающими за малодняком, охраной, предохраняющей от возможных нападений, а в центре всего этого – матка, дающая начало потоку жизни, гарантирующему существование муравьиного города. Не самая точная аналогия, но лучшей он подобрать не мог. В конце концов, он был всего лишь мальчиком, попавшим в исключительное положение.

Часто по утрам он выходил вместе с фарги, чтобы привезти фруктов из рощ, окружавших город. Этим было приятно заниматься, пока не наступила дневная жара. А его растущее тело требовало упражнений. Он мог ходить быстро, даже бегать с тяжело топающей сзади Инлену, и останавливался только потому, что она перегревалась и не могла идти дальше. Он испытывал огромное удовольствие, сознавая, что он может продлить бег, тогда как этого не может одолеть даже такая сильная ийлан, как Инлену.

Вокруг города широкими, постоянно изменяющимися кольцами тянулись рощи деревьев и зеленые поля. Ассистенты Ваналпи и ее помощники все время выводили новые растения и деревья, некоторые из новых фруктов и овощей были восхитительны, другие имели дурной запах или вкус. Керрик пробовал их все, потому что знал – перед посадкой их проверяют на токсичность.

Видов растений, употреблявшихся в пищу, было даже больше, чем видов животных. Керрику не был известен глубоко укоренившийся консерватизм ийлан. Будущее должно было быть как прошлое – неизменным. Новые виды выпускались в мир после осторожного генного манипулирования и уже не изымались из него. Леса и джунгли Гендаши кишели новыми растениями и животными, которые были источником постоянного восхищения Ваналпи и ее ассистентов. Большинство из них были слишком знакомы Керрику, чтобы представлять для него какой-либо интерес. Что удивляло его, так это огромное, неуклюжие, холоднокровные животные, которых он называл мургу: это слово было на языке марбак, который он почти забыл.

Поскольку Альпесак вырос из Инегбана, жизнь старого мира то и дело проглядывала в новом. Керрик мог полдня провести, разглядывая трехрогого ненитеска, обрывающего листву в своем неутолимом голоде. Их бронированные шкуры и огромные роговые плиты вокруг черепа развились как защита от хищников, вымерших миллион лет назад, хотя, возможно, небольшое их количество тоже сохранилось в старых городах Энтобана. Видовая память об этой угрозе была еще запечатлена в мозгах этих существ, и порой, если по их понятиям, что-то могло угрожать им, они собирались большими группами и рыли своими рогами землю. Но это было очень редко, обычно они спокойно паслись, поедая каждый день огромное количество пищи. Керрик заметил, что если двигаться медленно, то можно подойти вплотную к этим огромным существам. Вероятно, они не видели опасности в такой маленькой букашке. Их шкуры покрывали морщины, маленькие разноцветные ящерицы бегали по их спинам, поедая паразитов, живших в складках кожи. Однажды, несмотря на тревогу Инлену, дергавшую за поводок, он рискнул приблизиться к одному из них и коснуться его холодной шершавой шкуры.

Результат был неожиданным: он вдруг увидел другое серое существо, мастодонта Кару, светлый глаз которого взглянул сверху на Керрика. Так же неожиданно, как появилось, видение исчезло, и перед ним вновь была стена шкуры ненитеска.

Он вдруг возненавидел это существо, бесчувственное, как камень, неповоротливое и глупое. Повернувшись, отошел прочь.

Единственное, что не понравилось Керрику, была бойня, где каждый день убивали и разделывали большое количество животных. Убийство было быстрым и безболезненным: у входа во двор охранники просто стреляли в животных, которых вводили внутрь. Когда они падали, их тащили во двор крупные животные, которые были очень сильными и очень глупыми: по-видимому, им было все равно, что их ноги измазаны кровью. Внутри еще теплые туши разделывались и разделялись на куски, которые затем подвергались обработке энзимами. Впервые с тех пор, как Керрик употребил в пищу желеобразное мясо, ему захотелось поскорее забыть об этом процессе.

Лаборатории, где работали Ваналпи, Зхекакиих ассистенты, были далеки от его понимания и быстро наскучили ему.

Керрик редко заходил туда. Ему больше нравилось изучать невероятные детали растущего города, макета города, или говорить с самцами. Он обнаружил их после того, как вернулся с берега рождения. Никому не разрешалось находиться здесь, кроме охраны и провожатых, а то, что ои увидел через колючую изгородь, было невероятно скучным: только толстые самцы лежали под солнцем.

Но самцы в канале были разными. К этому времени он забыл чувство глубокого потрясевия, которое испытал, узнав впервые, что все икланы, с которыми он встречался, были самки. Теперь он принимал это, как факт жизни, забыв о роли мужчин и женщин у тану. Его просто мучило любопытство относительно той частя города, где он никогда не был. Спустя некоторое время после возвращения из канала, он спросил об этом Вайнти. Ее это развлекло, хотя она не объяснила почему.

Она решила, что поскольку он самец, нет причин не пускать его туда. Но Инлену войти не могла и, следовательно, вход был запрещен и ему. Он думал об этом долгое время, пока не нашел четкого ответа. Он входил в дверь, которая тут же закрывалась за ним, оставляя снаружи Инлену с поводком, соединявшим их.

Правда, при этом он не мог отойти от двери и увидеть все, но это не имело особого значения. Самцы подходили к нему, радуясь его появлению в их уединенной и скучной жизни.

Однако Керрик был слишком юным, чтобы разговаривать с самцами о самках, и постепенно новизна его появления притупилась.

Многие самцы время от времени разговаривали с ним или задавали вопросы. Алипол подходил приветствовать его, когда бы он не появился. Всеми делами в канале руководила Икеменд, но ее власть заканчивалась перед дверью, а за ней царствовал Алипол. Он был прислан из Инегбана специально для этого ответственного места руководителя и был гораздо старше всех остальных. Ко всему прочему Алипол был художником, но об этом Керрик узнал спустя много времени. Это случилось в один из его визитов, когда Алипол не появился, как обычно, и мальчик спросил о нем у кого-то другого.

– Алипол, как всегда, занят своим искусством, – ответил тот и заторопился прочь.

Керрик не понял этого выражения – большинство самцов знали язык даже хуже, чем фарги – но уловил, что тот делает новые красивые вещи. В тот день Алипол не появился, поэтому Керрик высказал свое любопытство в следующий раз.

– Искусство – это очень важное, может, даже самое важное из того, что я знаю, – сказал Алипол. – Но глупые молодые самцы этого не знают, а жестокие самки даже не подозревают о его существовании.

Алипол и другие самцы всегда выражались о самках подобным образом, со смесью страха и уважения, чего Керрик никакие мог понять. Они и сами не могли объяснить этого, и вскоре он перестал спрашивать.

– Пожалуйста, расскажи мне, – сказал Керрик с любопытством и интересом, которое Алипол принял с явным подозрением.

– Редкое отношение, – сказал он, затем ненадолго задумался. – Стой здесь, а я покажу тебе, что я делаю. – Он хотел уйти, но тут же повернул назад. – Ты когда-нибудь видел ненитеска?

Керрик не понял уместности вопроса, но подтвердил, что действительно видел этого зверя. Алипол ушел и вернулся с предметом, увидев который, Керрик выразил нескрываемую радость и удовольствие. Что касается Алипола, то его удовольствие было неизмеримо больше.

– Ты видишь то, чего не видели другие, – просто сказал он. – У них нет глаз и они ничего не понимают.

Алипол соединил вместе все четыре своих пальца и поднял их вверх в виде чаши, внутри которой была изящная статуэтка ненитеска, ярко сверкавшая в солнечных лучах, и казалось, сотканная из этих лучей. Глаза сияли красным цветом, а все линии хвоста и рогов, огромных роговых плит и толстых ног излучали сияние. Керрик наклонился ниже и увидел, что маленькое существо сделано из тонких прядей какого-то блестящего материала, сотканных вместе. Он вытянул указательный палец и осторожно коснулся скульптуры.

– Что это? Как ты сделал это? Я никогда прежде не видел ничего подобного.

– Это проволока, золотая и серебряная проволока. Два металла, которые никогда не тускнеют. Глаза – это маленькие драгоценные камни, которые я привез из Инегбана. Их находят в реках и на отмелях, и я умею их полировать.

Потом Алипол показал Керрику другие вещи, которые он сделал, все такие же удивительные. Керрик оценил искусство и ему захотелось иметь одну из этих вещиц, но он не осмеливался попросить, чтобы не разрушить завязавшуюся между ними дружбу.

По мере роста, у города осталась всего одна проблема – устозоу. В дождливые месяцы, когда на севере было холодно, город охранялся и был окружен защитным кольцом. когда тепло вернулось на север, Сталлан начала устраивать рейды вдоль берега. Только однажды они наткнулись на большую группу устозоу и перебили всех, кто не успел убежать. В другие разы им встречались небольшие группы, которые тут же уничтожались, а однажды они вернулись с раненым пленником. Вместе с другими Керрик отправился взглянуть на это грязное, покрытое мехом существо, но тот вскоре умер, не приходя в сознание.

Время, прошедшее без смены времен года, едва ощущалось в Альпесаке. Город разрастался, захватывая леса и джунгли, пока не покрыл обширную площадь от реки до моря. По сообщениям из Инегбана, погода была прежней, ураганов не было.

Прошедшая зима оказалась довольно мягкой, поэтому кое-кто надеялся, что холода кончатся, хотя ученые считали, что это временное улучшение. Они приводили в доказательство температуру воды и воздуха, измеренные на летней станции в Тесхете, и указывали на увеличение числа прожорливых диких устозоу, которые спускались вниз со своих родных северных гор.

В Альпесаке подобные новости вызывали, конечно, большой интерес, но они были всего лишь историями с далекого континента. Урукето уже выращивались, это было приятно слышать, и однажды Инегбан придет в Альпесак, и город будет полон. Однажды... К тому времени здесь будет много сделано, и солнце всеща будет теплым.

Для Керрика мир был бесконечным летом. Со своего места – рядом с Эйстаи – он наблюдал как растет город – и рос вместе с ним. Воспоминания о прошлой жизни постепенно тускнели и исчезали, за исключением редких сновидений. Не телом, а разумом он был ийланом, и никто не осмеливался говорить так в его присутствии. Он больше не был устозоу, не был и Экериком. Когда Вайнти назвала его так, она изменила услышанное от него слово, и все стали подражать ей. Но теперь он стал не Экерик – медленный и глупый, а Керрик – близкий к центру.

Ему было нужно новое имя, потому что он вырос и стал теперь высоким, как ийлан, даже еще выше. На его теле было теперь так много волос, что унутак умер, возможно от переедания, и его пришлось заменить более крупным и прожорливым. Но без зимнего холода в конце года и весенней зелени в его начале Керрик не мог измерять проходившее время.

Он не знал этого, но ему было уже пятнадцать лет, когда однажды Вайнти позвала его к себе.

– Когда утром урукето уйдет в океан, я поплыву на нем в Инегбан.

Керрик выразил некоторый интерес и сказал, что ему будет жаль расставаться с ней. Инегбан был всего лишь словом, ничем больше.

– Близятся большие перемены. Новые урукето достигнут зрелости и через год, максимум через два, Инегбан будет покинут. Те, кого это касается, смотрят в будущее и на перемены, которые должны произойти, с таким страхом, что недооценивают реальных проблем, имеющихся здесь. Их нисколько не заботят устозоу, угрожающие нам, едва замечают они Дочерей Смерти, которые подрывают нашу мощь. Меня ждет много работы, и ты должен помочь мне. Вот почему ты поедешь со мной в Инегбан.

Интерес Керрика сразу возрос. Путешествие внутри урукето через океан, визит в новые места! Он был одновременно обрадован и испуган.

– Ты привлечешь всеобщее внимание и, пользуясь им, я попробую убедить их, что нужно делать. – Она насмешливо посмотрела на него. – Но ты сейчас стал слишком ийланом.

Ты должен показать им всем, что как был устозоу, так и остался им.

Она подошла к месту, где много лет назад положила маленький нож, и достала его. Зхекак, изучив его, определила, что он сделан из метеоритного железа, а затем покрыт антикоррозийным слоем. Вайнти отдала нож Этдирг, своему первому ассистенту, и приказала повесить его на шею Керрику.

Глава двадцать перва

Этдирг взяла кусок витой золотой проволоки и прикрепила сверкающее железо к ошейнику, в то время как в дверь заглядывали любопытные фарги.

– Это должно показаться им довоньно-таки странным, – сказала Вайнти, сдавливая острый конец проволоки. Ее пальцы впервые за многие годы коснулись кожи Керрика, и она удивилась, почувствовав ее теплоту.

Керрик смотрел на тупой конец ножа без особого интереса: он вообще не помнил его.

– Устозоу одеваются в шкуры, и одна из них была у тебя, когда тебя сюда принесли. – Она сделала знак Этдирг, которая развязала сверток и вытряхнула из него мягкую оленью шкуру. Фарги начали переговариваться с отвращением, и даже Керрик отшатнулся от нее.

– Стой смирно, – приказала Вайнти. – На ней нет ни грязи, ни вшей. Этот кусок вычищен и стерилизован, и это будет повторяться ежедневно. Этдирг, убери старую сумку и прикрепи это на старое место.

Этдирг сняла сумку и попробовала приладить шкуру, но застежки были не на месте. Она отправилась перекреплять их, а Вайнти с интересом посмотрела на Керрика. Он вырос и изменился, и она смотрела сейчас на него со смесью интереса и отвращения. Потом она прошла через комнату, потянулась к нему, и Керрик вздрогнул от ее прикосновения. Вайнти удовлетворенно улыбнулась.

– Ты – самец, такой же, как наши самцы. Правда, у тебя всего один пенис вместо двух, но ты реагируешь точно так же, как и они!

Керрик почувствовал себя неудобно от того, что она делает, и пытался оттолкнуть Вайнти, но она схватила его второй рукой и подтащила поближе к себе.

Вайнти была возбуждена сейчас и агрессивно настроена, как все самки ийлан, и Керрик прореагировал на это, как другие самцы.

Он не знал, что происходит с ним и что за странные чувства он испытывает, но Вайнти знала это хорошо. Она была Эйстаи и могла делать все, что захочет. Отработанным движением она бросила его на пол и наклонилась над ним.

Ее кожа была холоднее его, а он теплый, странно теплый – и вот это случилось. Он не знал, что это было, знал только, что это самое восхитительное, что случалось с ним за всю его жизнь.

– Я принесла почтительное послание от Эрефнаис, – сказала фарги, которая говорила медленно и даже дрожала от усилия передать сообщение правильно. – Погрузка закончена, и урукето готов к отплытию.

– Мы идем, – объявила Вайнти, и, повинуясь ее жесту, Этдирг и Керрик выступили вперед. Она посмотрела на лидеров Альпесака, собранных вместе, и сказала самым формальным и официальным языком. – Город ваш, пока я не вернусь. Сохраните его.

Сказав это, она попрощалась и медленно двинулась через город с Керриком и Этдирг, соблюдавшими приличествующую дистанцию.

Керрик долго учился контролировать свои движения и поэтому приближался сейчас к урукето так же спокойно, как все остальные, хотя внутри у него все бурлило от противоречивых чувств. Это путешествие было коренным изменением его привычной жизни. И потом он никак не мог понять, что произошло у него вчера с Вайнти. Что вызвало у него такие чувства?

Может ли это повториться? Он надеялся на это, но как этого достичь?

У него не было никаких воспоминаний о любви у тану, о различиях между полами, о притягательно-запретных разговорах старших мальчиков, шептавшихся друг с другом, даже об удовольствии, которое он однажды испытал, коснувшись обнаженного тела Исел. Все это исчезло перед необходимостью жить с ийланами. Самцы в канале никогда не говорили о своих отношениях с самками, a ecли и делали это, то не в его присутствии. Инлену молчала по этому вопросу. Вообще у него не было никаких знаний о сексе ни тану, ни ийлан, и он мог лишь строить догадки об этой увлекательной тайне.

Небо позади них было красным от лучей заходящего солнца, когда они добрались до гавани. Энтисенат, прыгавший в предвкушении путешествия, появился из моря и вновь обрушился в воду, в подкрашенную красным пену. Керрик поднялся на борт последним, вошел в высокий плавник и заморгал в слабо освещенном помещении. Пол под ним запульсировал, Керрик потерял равновесие и упал. Путешествие началось.

Новизна плавания быстро прошла, потому что вокруг было только море и абсолютно никакого занятия. Большая часть помещения была занята мертво-живыми телами оленей и другой дичи. Они лежали, сваленные в кучу, с безвольными лапами и закрытыми роговыми клювами. Некоторые из оленей, хотя и неподвижные, лежали с широко открытыми глазами, и это было хорошо заметно в свете люминесцентных пятен. Керрик чувствовал себя неловко оттого, что они смотрят на него и беззвучно кричат в своем парализованном состоянии. Впрочем, этого не могло быть, просто он переносил на них свои чувства. Пока наверху бушевал казавшийся бесконечным шторм, плавник урукето оставался закрытым, и воздух в нем становился затхлым и вонючим.

В темноте ийланы становились вялыми и засыпали. Только один или два из них бодрствовали все время. Однажды Керрик попытался заговорить с ийланом на руле, но тот не ответил: все его внимание было сосредоточено на компасе.

Керрик спал, когда шторм кончился и волнения на море улеглись. Он проснулся от холода – сверху задувал хододный ветер.

Ийланы суетились, натятвая плащи, но ему воздух и лучи света доставили удовольствие. Он дергал за свой поводок до тех пор, пока медпительная Инлену не проснулась, а потом потянул ее в отверстие, ведущее наружу. Он быстро поднялся по морщинистой спине урукето и остановился рядом с Эрефнаис, которая стояла там, плотно закутавшись в большой плащ. Индену стояла ниже, так далеко, как позволял ее поводок. Керрик крепко ухватился за край и посмотрел вниз, в зеленые волны, катившиеся к ним и пенившиеся у спины урукето, смеясь, когда соленые брызги попадали ему в лицо. Это было великолепно. Лучи солнца, пробиваясь сквозь облака, освещали бескрайнее море, которое тянулось до горизонта во все стороны. Дрожавший от холода Керрик обхватил себя руками, но не хотел уходить. Эрефнаис повернулась, увидела его и восхитилась его эмоциями.

– Тебе холодно. Пойди вниз и возьми плащ.

– Нет, мне это нравится. Я понимаю теперь, почему ты пересекаешь океан на урукето. Ничто не может сравниться с этим.

Эрефнаис была довольна.

– Очень немногие испытывают эти чувства. Если у меня отнять море, я буду чувствовать себя странно. – СТРАННОСТЬ подразумевала несчастье, отчаяние и, может, даже смерть.

Прямо по курсу перед урукето носились морские птицы, и Эрефнаис указала в этом направлении.

– Сейчас мы недалеко от земли. Видишь, там у самого горизонта видна темная линия? Это берег Энтобана.

– Я слышал это название, но никогда не понимал его значения.

– Это огромный континент, настолько большой, что никто не обогнул его с юга. Это дом ийлан, где один город сменяется полями другого города.

– Это и есть цель нашего путешествия?

Эрефнаис подтвердила.

– Да, на северном берегу. Сначала нужно миновать проход, называемый Генагли, и войти в теплые воды Алканала, на берегах которого расположен Ингебан.

Когда она говорила это, в ее глазах смешались радость и боль.

– Сейчас в середине лета, можно быть довольным, но прошлая зима была худшей за всю историю города. Урожай погиб, животные тоже. Звери с севера приходили стадами. А однажды, правда недолго, из облаков сыпалась твердая вода, и земля была вокруг белой, пока она не растаяла.

Твердая вода! Смысл был ясен, но что это такое? Керрик уже хотел попросить объяснений, но тут перед его глазами возникли покрытые снегом горы. Правда, видение это сопровождалось угрызениями совести и страхом. Он потер глаза, потом посмотрел на море и отогнал воспоминание прочь. Что бы это ни было, понимания оно не принесло.

– Мне холодно, – сказал Керрик полуправду-полуложь, я, пожалуй, вернусь внутрь.

Однажды утром он проснулся от теплого воздуха и солнечных лучей, лившихся через открытый плавник. Он быстро поднялся и присоединился к Вайнти и Этдирг, которые уже стояли там. Их внешний вид вызвал у него удивление, но поскольку они ничего не говорили об этом, он тоже промолчал:

Вайнти не любила вопросов. Краешком глаза он посмотрел на нее. Ее лоб и углы мощных челюстей были окрашены в красный цвет и украшены мелкими завитками. У Этдирг на лице не было краски, но вокруг ее рук обвивались черные ветви, заканчивающиеся листьями на тыльной стороне ладоней.

Керрик никогда прежде не видел, чтобы ийланы украшали себя подобным образом, но постарался сдержать свое любопытство и стал смотреть на берег. Его линия быстро приближалась, зеленые лесистые холмы четко виднелись над голубым морем.

– Инегбан, – сказала Этдирг, вложив в это слово все свои чувства.

Покрытые травой поля чередовались с лесами, по ним бродили темные фигуры пасущихся животных. Когда миновали последний выступ суши, открылась величественная гавань.

На ее берегу и раскинулся Инегбан.

Керрик, считавший Альпесак великолепным, увидел теперь настоящий город и выражением своих чувств доставил удовольствие Вайнти и Этдирг.

– Когда-нибудь Альпесак будет таким же, – сказала Вайнти, – хотя и не при нашей жизни, ведь Инегбан растет с начала начал.

– Альпесак будет лучше, – со спокойной уверенностью сказала Этдирг. – Ты сделаешь его таким, Вайнти.

Вайнти не ответила и не стала отрицать этого.

Когда урукето вошел во внутреннюю гавань, Эрефнаис поднялась на вершину плавника, затем отдала вниз какую-то команду. Огромное существо замедлило ход и остановилось, покачиваясь на чистой воде. Пара энтисенатов плыла впереди, потом резко повернула назад, достигнув плавучего заграждения из огромных бревен. Им не хотелось даже слегка касаться жалящих щупалец медуз, подвешенных к бревнам. Энтисенаты носились взад и вперед, жаждущие, чтобы преграда открылась и они смогли бы достичь долгожданной награды – пищи.

Они должны были оставаться в гавани, пока урукето не двинется обратно. Еще не до конца обученные, они плохо выполняли приказы и уже едва сдерживались, когда заграждение открылось. Энтисенаты бросились в гавань, урукето не спеша последовал за ними.

Керрик молча наблюдал за всем этим. Площадь пристани была большой, и всю ее заполняли ийланы, ждущие их прибытия. Вдали поднимались стволы древних деревьев, и их ветки и листья высоко вверху, казалось, касаются неба. Дорожки, ведущие от пристани в город, были такими широкими, что по ним мог двигаться урукуб. Ийланы, толпившиеся на берегу, расступились, пропуская мимо небольшую процессию, во главе которой четыре фарги несли конструкцию из гнутого дерева, завешанную цветными тканями. Ее назначение стало ясно, когда фарги осторожно опустили ее на землю и сели вокруг нее на корточках. Чья-то рука изнутри отдернула ткань, и ийлан с раскрашенным золотой краской лицом ступил на землю. Вайнти сразу же узнала его.

– Гулумбу, – сказала она, внимательно следя за своими движениями. – Я знаю ее уже давно, потому что она из тех, кто поддерживает Малсас. Нужно встретить ее.

Они сошли на берег и стали ждать на пристани, когда Гулумбу подойдет к ним. Она униженно приветствовала Вайнти, отметила присутствие Этдирг и медленно скользнула взглядом по Керрику.

– Добро пожаловать в Инегбан, – сказала она. – Добро пожаловать в родной город, Вайнти – строительница Альпесака, пересекшая бурное море.

Вайнти ответила так же формально.

– А как поживает Малсас, Эйстаи нашего города?

– Она приказала мне приветствовать тебя и пригласила посетить ее в амбесед.

Пока они разговаривали, паланкин унесли обратно. Вайнти и Гулумбу пошли рядом, возглавляя процессию, идущую в город. Керрик и Этдирг медленно следовали за ними вместе с другими помощниками, как того требовали обычаи.

Керрик смотрел по сторонам широко открытыми глазами.

Все широкие дороги, отходившие от той, по которой они шли, были заполнены ийланами, и не только ийланами. Маленькие существа с острыми когтями и яркой чешуей сновали в толпе.

На некоторых из крупных деревьев, мимо которых они проходили, были устроены платформы, с которых ийланы, многие с раскрашенными лицами и телами, смотрели вниз на кружащиеся толпы. Под одним из этих жилых деревьев, которое было больше других, стояла вооруженная охрана.

Ийланы вверху двигались и разговаривали между собой так, что не оставалось сомнений – это самцы.

Разговоры были знакомы Керрику по Альпесаку, они были формальными и не касались работы. Ийланы тыкали в него пальцами и открыто переговаривались о его странном внешнем виде.

Кроме того, здесь были ийланы, подобных которым он никогда прежде не видел, некоторые раза в два ниже других.

Они стояли группами, прижимаясь друг к другу. Керрик коснулся руки Этдирг и вопросительно указал на них.

– Нинсе (безответные), – сказала она, каждым своим движением выражая презрение. – Ийлейбе (плохо говорящие)

Безответные – значит, немые, Керрик понял это достаточно ясно. Они не могли ни говорить, ни понимать того, что говорили другие. Этдирг больше ничего не могла сказать про них, и Керрик на время отложил этотвопрос вместе с другими, на которые хотел получить ответы.

Амбесед была такой большой, что дальняя сторона ее терялась за бурлящей толпой, которая расступилась, чтобы пропустить процессию. Она прошла сквозь нее к солнечной стене, где Малсас вместе со своими советниками полулежала на платформе, задрапированной мягкими тканями. Она вся сверкала от золотой и серебряной краски на лице и руках, и золотых колец, покрывавших ее толстое тело без талии. Она разговаривала с помощниками, не замечая появления процессии до тех пор, пока та не оказалась перед ней, считая, что небольшое ожидание не оскорбит, но напомнит о ее высоком положении. Затем она повернулась, и увидела Вайнти и выступила ей навстречу.

Традиции обязывали их приветствовать друг друга.

Керрик смотрел с интересом вокруг, не обращая внимания на то, что говорится, и поэтому был поражен, когда двое ийлан подошли и схватили его за руки. Когда они потащили его, он испуганно посмотрел на Вайнти, а та сделала ему знак не сопротивляться и идти с ними. Впрочем, выбора у него не было.

Они с силой тащили его за собой, и он подчинился, позволив увести себя вместе с Инлену, которая покорно шла следом.

Недалеко от амбесед был вход куда-то, довольно странного вида. Между стволами виднелись полупрозрачные хитиновые панели, тянувшиеся в обе стороны. Посредине была крепкая дверь из того же самого материала, без ручки или отверстия на ее поверхности. Все еще держа руку Керрика, один из ийлан потянулся и вдавил в дверь что-то похожее на луковицу. После недолгого ожидания дверь открылась и выглянула фарги.

Затем Керрика втолкнули внутрь вместе с Инлену, следовавшей за ним, и дверь закрылась.

– Сюда, – сказала фарги, игнорируя Керрика и обращаясь к Инлену, затем повернулась и пошла вперед.

Это было весьма необычно. Короткий коридор из того же самого материала привел их к другой двери, затем еще к одной. Следующее помещение было меньше, и здесь фарги остановилась.

– Опустите глазные мембраны, – сказала она Инлену, затем, вытянув, руки попробовала сделать то же самое с веками Керрика.

– Я слышал тебя, – сказал он, отталкивая ее. – Оставь свои грязные пальцы для себя.

Фарги уставилась на него, шокированная тем, что он говорит, и только через некоторое время пришла в себя.

– Важно, чтобы глаза были закрыты, – сказала она, наконец, затем опустила свои собственные мембраны и вдавила в стену красную луковицу какого-то растения.

Керрик держал глаза открытыми, пока сверху на них не обрушилась теплая вода. Некоторые струйки, попавшие ему в рот, были жгучими и горькими, и он плотно сжал губы. Потом все кончилось, но фарги повторила:

– Глаза не открывать.

Повеявший теплый ветер быстро испарил воду с их тел.

Керрик подождал, пока его кожа полностью высохнет, затем осторожно открыл глаза. Мембраны фарги скользнули вверх, и, заметив, что его глаза открыты, она толкнула его через последнюю дверь в длинное низкое помещение.

Это было совершенно непонятно для Керрика – никогда прежде он не видел ничего подобного. Пол, потолок, стены – все из того же самого твердого материала. Солнечные лучи падали через полупрозрачные панели вверху и пятнали пол тенями листьев. Вдоль дальней стены возвышалась плоскость из того же материала, на которой стояли совершенно незнакомые ему предметы. Ийланы занимались с ними и совершенно не заметили его появления. Фарги, ничего не сказав, покинула их. Во всем этом Керрик не видел никакого смысла, а Инлену, как всегда, нисколько не беспокоилась о том, где она была и что происходило вокруг. Она повернулась и удобно уселась на свой хвост.

Затем одна из работающих заметила их и обратилась к сидевшему на корточках ийлану, который смотрел на маленький квадратик какого-то материала так, словно это было очень важно. Она повернулась, увидела Керрика и, затопав ногами, остановилась перед ним. Одного глаза у нее не было, зато второй был так сильно навыкате, словно стремился работать за двоих.

– Посмотрите на это, Эссаг, – громко воскликнула она, – посмотрите, что нам прислали из-за моря.

– Это странно, Икемент, – вежливо ответила Эссаг. – Но это напоминает мне один из видов устозоу.

– Верно, только этот почему-то не покрыт мехом. А почему он закутан в эту ткань? Убери ее.

Эссаг направилась вперед, и Керрик приказал ей:

– Не трогай меня. Я запрещаю тебе это делать.

Эссаг попятилась назад, а Икемен радостно воскликнула:

– Он говорит, устозоу, который говорит! Хотя нет, что я говорю. Он просто выучил несколько фраз. Как твое имя?

– Керрик.

– Вот видишь! Его хорошо обучили.

Керрик испытывал все возрастающий гнев на этих тупиц.

– Это неверно, – сказал он. – Я могу говорить не хуже вас и гораздо лучше фарги, которая привела меня сюда.

– В это трудно поверить, – сказала Икемен. – Но предположим на мгновение, что ты действительно говоришь, а не повторяешь заученный урок. Если это правда, значит, ты можешь ответить на мои вопросы.

– Я готов.

– Как ты появился здесь?

– Я прибыл с Вайнти, Эйстаи из Альпесака. Мы пересекли океан на урукето.

– Верно. Но это тоже может быть заученной фразой. – Икемен долгое время размышляла. – Но должны же они кончиться! О чем не мог знать твой дрессировщик? Ну вот, скажи мне, что произошло за дверью, пропустившей тебя сюда?

– Мы были вымыты очень горькой водой.

Икемен восхищенно затопала ногами.

– Великолепно. Ты действительно животное, которое может говорить. Как удалось достичь этого?

– Меня научила Энги.

– Да, если кто-то и годился для этого, так это она. Однако хватит говорить. Сейчас ты будешь делать то, что я скажу. Иди к этому рабочему месту.

Керрик прекрасно видел, что они делают, но не понимал, зачем это. Взяв губку, Эссаг смочила подушку его большого пальца, затем Икемен проткнула ее каким-то острым предметом. Керрик удивился, что он ничего не почувствовал даже тогда, когда Икемен выдавила из пальца крупные капли крови. Эссаг поймала их небольшим контейнером, который закрылся, когда она нажала на его макушку. Затем его руку положили на стол и потерли другой губкой, от которой стало прохладно, а затем она онемела.

– Посмотри туда, – сказала Икемен, указывая высоко на стену. Керрик взглянул туда, но ничего не увидел. Когда он перевел взгляд обратно, то увидел, что за это время она, пользуясь струной-ножом, срезала тонкий слой его кожи. Боли он и сейчас не чувствовал. Мелкие капли крови, которые начали появляться, были закрыты адгезивной повязкой ныофмейкела.

Керрик больше не мог сдерживать любопытства.

– Ты взяла немного моей крови и кожи. Зачем?

– Любопытный устозоу, – сказала Икемен, давая ему знак лечь на низкую лежанку. – Это не последнее чудо в нашем мире. Я изучаю твое тело, вот что я делаю. Эти цветные кусочки будут подвергаться хромографии, в то время как эти ускорительные колонны и прозрачные трубы будут открывать другие секреты твоей химии. Доволен?

Керрик промолчал, ничего не поняв. Икемен положила ему на грудь серое шишковатое существо, которое пробудило его к жизни.

– А сейчас эта штука – генератор ультразвука – заглянет внутрь твоего тела. Когда это закончится, мы будем знать о тебе все. Вот и готово. Фарги покажет тебе обратную дорогу.

Когда за Керриком и Инлену закрылась дверь, Икемен заметила:

– Разговорчивое животное. Первое время мне очень хотелось в Альпесак. Я слышала, что тамошние устозоу очень разнообразны и интересны. А теперь слушай.

– Я готова, Икемен, – сказала Эссаг.

– Сделай полную серию серных проб, все металлические пробы и представь мне полную картину биологии этого существа. И тогда начнется настоящая работа.

Икемен вернулась к своему рабочему столу.

– Мы должны узнать все о процессах их метаболизма. Нам приказано найти паразитов, которые могут жить только на этом виде. – Сказав это, она вздрогнула, и ассистенты поняли и разделили ее замешательство. Икемен жестом призвала их к молчанию.

– Я знаю ваши мысли и вполне разделяю их. Мы создаем, жизнь, а не уничтожаем ее. Но эти устозоу представляют для нас большую опасность и должны быть изгнаны. Да, именно так, изгнаны. Поняв, что им угрожает, они уйдут и не станут больше беспокоить новый город. И мы не убьем их, мы только прогоним их прочь.

Она говорила это со всей искренностью, на которую была способна. Вместе с Эссаг они испытывали огромный страх, что такие задачи будут в будущем, и их уважение к жизни – любой жизни вступило в противоречие со стремлением выжить.

Глава двадцать вторая

Когда начали закрывать огромные двери, звуки, доносившиеся в амбесед начали утихать, и когда все заняли свои места, воцарилась тишина. Прежде Вайнти не обращала на них внимания, хотя бывала в этой комнате не один раз. Двери были сделаны из различных переплетенных растений и животных, украшенных вставками из сверкающих металлов и драгоценных камней. Они были единственной роскошью в этом древнем городе. Как отличалось все от нового Альпесака, где дверей почти не было, да и те, что имелись, были влажными от сока составляющих их растений. Все там было еще неотделанным и растущим, новым и зеленым, прямо противоположным этому древнему и степенному городу. Да и сама она была всего лишь Эйстаи далекого города, пришедшей перед теми, кто правит бессмертным Инегбаном.

Вайнти вдруг резко оборвала эти мысли. Ей нечего было стыдиться и чувствовать себя худшей в этом великом городе.

Древний и богатый Инегбан был обречен, в этом можно было не сомневаться. Эти деревья умрут, ветер погонит через пустой город холодные туманы и опавшие листья, эти тяжелые двери упадут под ударами времени и превратятся в пыль.

Ийланы Инегбана могут смеяться над грубостью ее далекого города, но он был спасением. Вайнти высоко оценила эту мысль, повертела ее и так и этак, и позволила ей овладеть собой. Альпесак был их спасением, а она была Альпесаком.

Когда Вайнти повернулась лицом к Малсас и ее помощникам, то стояла прямо, с гордостью, которая граничила с высокомерием. Они почувствовали это, и – по крайней мере – двое из них беспокойно заерзали. Это были Лекмелик и Мелпон, которые знали ее многие годы и сейчас надеялись на некоторое почтение. Малсас тоже не пришла в восторг от такого кажущегося недостатка уважения. Когда она заговорила, ее поза была твердой и непреклонной.

– Ты кажешься очень довольной, Вайнти, и должна объяснить почему?

– Я довольна оттого, что снова оказалась в Инегбане, среди всех его удобств, среди эфензеле моей эфенбуру. Я довольна сообщить тебе, что работа, за которую я отвечаю, идет хорошо. Альпесак растет и процветает, поля его обширны, животные многочисленны. Гендаши – богатая и плодородная земля, и Альпесак будет расти, как не рос ни один другой город.

– Твои слова оставляют сомнение, все ли так хорошо, как ты говоришь, – сказала Малсас.

– Ты очень проницательна, Эйстаи, – ответила Вайнти. – Есть и темные стороны. Устозоу и все прочие животные этой земли многочисленны и опасны. Мы не можем устроить берег рождений, пока не уничтожим аллигаторов, существ очень похожих на известных тебе крокодилов, но гораздо более многочисленных. Некоторые виды устозоу восхитительны, и ты сама пробовала их, когда почтила наш город своим посещением, но есть и другие устозоу, которые стоят на задних лапах, подобно грубой копии ийлан. Они наносят большие повреждения и представляют собой настоящую угрозу.

– Я понимаю опасность. Но как могут эти животные противостоять нашему оружию? Если они так сильны, то не потому ли, что вы слабы?

Это была откровенная угроза, и Вайнти тут же повернула вспять.

– Возможно, это только моя слабость. В таком случае я могу уйти вниз, предоставив более сильным занять мое место. Но взгляни, как опасные существа эти проникают прямо в наши ряды и убивают нас! Погибла твоя эфензеле, сильная вездесущая Алакенши. Возможно, их не так уж и много, но они устраивают засады. Сокайн и все, кто был с ней, погибли в одной из таких засад. Если умирает фарги, всегда найдется кто-нибудь, кто займет ее место, но кого можно поставить вместо Алакенши и Сокайн? Устозоу убивают наших животных, и нам приходится растить новых, но они убивают и на берегу рождений... Кто заменит погибших самцов и молодняк?

После этих слов Мелпон громко вскрикнула. Она была очень старой и испытывала сентиментальные чувства к берегу рождений. Ее крик подействовал на всех, даже на Малсас, славившуюся своей выдержкой. Но сейчас она позволила себе несколько раз качнуться от отчаяния.

– Угроза, кажется, зашла слишком далеко. А ты все делаешь хорошо.

– Это так, но мне хочется большего.

– Чего?

– Позволь сначала дать тебе больше сведений об устозоу. Я хочу, чтобы ты все выслушала из уст пленного устозоу.

Малсас обдумала предложение и согласилась.

– Если у него есть сведения, представляющие ценность, мы выслушаем его. Он действительно говорит и отвечает на вопросы?

– Сейчас ты убедишься в этом сама, Эйстаи.

Керрик видимо был недалеко, потому что посланец быстро вернулся с ним. И вот он предстал перед собравшимися – нижайший перед высочайшими, ожидая приказов.

– Прикажи ему говорить, – сказала Малсас.

– Расскажи нам о своей стае, устозоу, – сказала Вайнти, – но так, чтобы все поняли.

Керрик быстро взглянул на нее, когда она говорила это, и тут же отвел взгляд. Ее последние слова были сигналом. Он должен был сообщить слушателям сведения, которым Вайнти научила его.

– Я могу сказать немногое. Мы охотимся, роемся в земле в поисках насекомых и убиваем ийлан.

Гневный ропот и быстрые движения тел были ему ответом.

– Объясни насчет убийства ийлан, – приказала Малсас.

– Это вполне естественная реакция. Я знаю, что ийланы испытывают отвращение к устозоу, и те отвечают тем же. Но будучи существами грубыми, они хотят лишь убивать и уничтожать. Их единственная цель – убить всех ийлан. Они стремятся сделать это, а если не получается – убивают сами себя.

Это звучало глупо даже в устах Керрика. Кто мог поверить такой ясной и грубой лжи? Ответ был вполне ясен: только ийланы, которые сами никогда не лгали. Керрик в страхе отпрянул, видя их угрожающие движения, и был рад, когда ему приказали выйти из комнаты. Как только дверь закрылась, Малсас сказала:

– Устозоу должны быть уничтожены раз и навсегда. И все до единого. Выследить и убить уже лишь за то, что они убили Алакенши, сидевшую рядом со мной. Искать их и уничтожать! Ты можешь сказать нам, Вайнти, как этого достичь?

Вайнти поняла, что одержала тактическую победу. Опершись на хвост, она продолжала движение вперед – к победе окончательной.

– Во-первых, там должно быть больше вооруженных фарги. Их никогда не бывает слишком много. Они будут охранять поля, прокладывать дороги в джунглях и не подпускать к городу устозоу.

– Это будет сделано, – согласилась Малсас. – У нас есть хесотсаны и фарги, обученные обращаться с этим оружием. Когда ты будешь возвращаться, урукето примет столько вооруженных фарги, сколько сможет поднять. Два меньших урукето уже готовы к морским путешествиям и тоже повезут фарги. Что еще?

– Существа-шпионы и существа-убийцы. Ийланы – не убийцы из джунглей, но их наука может вывести таких существ, которые будут делать это в совершенстве.

– Об этом мы тоже позаботимся, – сказала Малсас. – Многое уже сделано, и работа будет продолжаться до ее завершения. Икемен, руководящая этим, уже вызвана. Она все объяснит.

– Значит, делается все, что можно? – спросила Вайнти, каждым движением своего тела выражая удовольствие и благодарность.

– Да, – ответила Малсас, но в голосе ее звучало недовольство. – Начато, но не закончено, и время работает не на нас. Вернувшиеся из Тесхета сообщают о холодном лете, ранней осени и возможности долгой и суровой зимы. Мы ОБЯЗАНЫ продолжать работу.

Она сделала такое ударение на этих словах, а ее гнев и страх были так велики, что слушатели отшатнулись назад от этой волны эмоций. Прошло немало времени, прежде чем Малсас нарушила молчание.

– Пошлите за Икемен. Послушаем, что уже сделано.

Керрик не только услышал об этом, но и увидел результаты своими глазами. Икемен вошла в сопровождении тяжелонагруженной фарги, которая торопливо поставила свою ношу и удалилась. Икемен одернула покрывало с клетки, которая была достаточно большой, чтобы вместить даже ийлана.

– Повелитель небес, – гордо сказала она, и ее единственный глаз еще больше выкатился.

Огромная птица взъерошила свои перья и повела головой вокруг. Ее кривой клюв предназначался для того, чтобы разрывать плоть, длинные крылья – летать высоко, быстро, неутомимо, пальцы ног заканчивались острыми когтями, пригодными только для убийства. Существу пришлось не по вкусу, что его разглядывают, оно встряхнуло крыльями и гневно закричало. Икемен показала вытянутый длинный предмет, прикрепленный к одной щиколотке птицы.

– Это животное – нейрологический фиксатор изображения, – сказала она. – Причем, гораздо более совершенный, чем прежде. Как вам известно, изображение на его глазе фокусируется на мембране внутри, нейроны записывают его в нервных узлах и впоследствии возможно его воспроизведение. Количество этих изображений почти не ограничено.

– Изображение чего? – спросила вдруг Малсас, прерывая технический разговор, в котором ничего не понимала.

– Того, что мы хотим записать, Эйстаи, – пояснила Икемен. – Эта птица почти нечувствительна к холоду и летает на больших высотах, выискивая свою добычу. Во время дрессировки ее учили летать на север, и обучение прошло успешно. Обычно она не интересуется длиннозубыми, хищными устозоу, которые живут на севере. Они не угрожают ей и слишком велики, чтобы напасть на них и съесть. Но птица была обучена и знает, что получит награду, если точно выполнит инструкции. Один раз она уже летала на север, и сейчас мы можем увидеть, что она там видела.

Икемен открыла один из свертков и вытащила пачку отпечатков. Они были зернистыми и черно-белыми, но очень выразительными и она разложила их в нужной последовательности. На первом было белое поле с черными точками, затем точки приблизились, стали более отчетливыми. Это были четвероногие, покрытые мехом устозоу. Одно из них выросло и заполнило весь снимок – оскаленная морда с торчащими изогнутыми клыками. На следующем снимке оно уже убегало, спасаясь от атакующей птицы. Этот снимок был самым драматичным из-за птицы, тень которой падала на длиннозубого и на снег. когда Малсас отложила снимки, их тут же взяла Вайнти.

– И ее можно научить искать любое животное?

– Да, любое.

– Даже устозоу, которого я привезла из Альпесака?

– Особенно этого устозоу. Она может искать их, найти и вернуться. Используя эти снимки и подготовленную карту, можно легко определить, где она была.

– Тогда это то, что нам нужно! Устозоу ходят небольшими группами, а страна велика. Мы нашли одну такую группу и легко уничтожили ее. Сейчас мы найдем другие...

– И уничтожим тем же самым способом, – сказала Малсас.

– Да. Я обещаю тебе – мы уничтожим их.

– Очень хорошо. А сейчас все могут идти. Вайнти – останься.

Малсас сидела молча, пока тяжелые двери не закрылись за уходящими. Только тогда она шевельнулась и повернула к Вайнти лицо, выражавшее несчастье и страх. Эйстаи Инегбана боится? Причина могла быть только одна. Вайнти все поняла еще до того, как Малсас начала говорить.

– Дочери Смерти, не так ли?

– Да. Они не умирают, и число их все увеличивается.

– Не умирают они и в Альпесаке. Вначале, когда работа была тяжелой и опасной, умирали, но сейчас, когда мы разрослись, все изменилось. Правда, и сейчас они калечатся и иногда гибнут, но этого слишком мало.

– Ты возьмешь самых злостных нарушителей особой, когда отправишься обратно. Тех, что говорят перед народом и обращают его в свою веру.

– Хорошо. Но каждая из них будет уменьшать число вооруженных фарги. В Альпесаке эти бессмертные существа будут мне только, мешать, поскольку не хотят помогать в уничтожении устозоу. Они будут лишь обузой.

– Так же, как и в Инегбане.

– И все же я возьму их, но только на новом, еще не проверенном урукето.

В знаке Малсас, которым она выразила согласие, чувствовалось уважение.

– Ты жестока и опасна, Вайнти. Если молодой урукето не сможет пересечь океан, его неудача окажется нашим успехом.

– Я думаю точно так же.

– Хорошо. Мы еще поговорим об этом, перед тем как ты вернешься в Альпесак. А сейчас я устала – день был очень длинным.

Вайнти сделала жест формального прощания и вышла.

Идя через город, она думала о будущем и движения ее тела отражали эти мысли. В них было не только хорошее настроение, но и смерть, так что встречные фарги, мимо которых она проходила, торопливо разбегались в стороны. Она была голодна и направилась к ближайшему месту выдачи мяса. Там стояло много желающих, но она приказала им уйти с дороги.

Поев, Вайнти вымыла руки и направилась в свои комнаты. Обе они были функциональными и удобными, со стенами, закрытыми расшитыми тканями.

Фарги расходились от ее резких команд, все, кроме одной, которой она приказала подойти.

– Найди моего устозоу, – сказала она, – и приведи его сюда.

Это потребовало времени, потому что фарги не знала, где его искать. Но она сказала об этом другой фарги, та – третьей, и постепенно через живую ткань города приказ дошел до той, которая знала Керрика.

К тому времени, как он появился, Вайнти почти забыла о своем приказе, глубоко погрузившись в планирование будущего. Однако едва он вошел, воспоминание вернулось.

– Это был день успехов, день моих успехов, – сказала она задумчиво, не заботясь, понимает ли он. Инлену удобно уселась на свой хвост, разглядывая вышитые ткани на стенах и восхищаясь ими.

Вайнти подтащила Керрика к себе, сдернула с него мех и засмеялась, когда он попробовал отпрянуть.

Керрик недолго сопротимялся тому, что должно было произойти. Когда все кончилось и она оттолкнула его от себя, он ушел с сожалением и надеждой, что это будет происходить снова и снова.

Глава двадцать третья

В темных тучах зловеще громыхал гром, а проливной дождь хлестал по поверхности океана. Урукето медленно уходил от берега, за ним следовали два поменьше. Энтисенаты, счастливые вновь оказаться в открытом океане, помчались вперед, выскакивая из воды и снова погружаясь в нее. Инегбан остался вдали, потускнел, а затем исчез за пеленой дождя.

Это было нелегкое путешествие. После восторгов и удовольствия Инегбана – обратная дорога на урукето была постоянным мучением. Помещение было полно до предела, весь пол был занят фарги и невозможно было пройти, не наступив на них. Запасы пищи и воды были ограничены, и их выдавали весьма скупо. Это было нестрашно для ийлан, которые просто проспали большую часть времени, но не для Керрика. Он чувствовал себя как в ловушке и постоянно задыхался, отчего никак не мог уснуть. Если ему это удавалось, то ненадолго, и скоро он с криком просыпался, весь в поту. Он не мог ходить где ему вздумается и только дважды за все путешествие выбрался на плавник подышать свежим воздухом.

Когда посреди океана начался шторм, плавник не открывался много дней и дышать спертым воздухом стало невозможно. В конце концов, плавник открыли, оставив узкую щель, но и этого было достаточно, чтобы впустить внутрь ветер и брызги волн. Сырость и жару, холод и тепло Керрик переносил молча.

Когда шторм, наконец, кончился и плавник можно было снова открыть, Вайнти приказала всем оставаться внутри и поднялась на верхушку одна. Море еще волновалось, и белопенные волны бежали со всех сторон. Море было пустынным, два меньших урукето исчезли и больше их никогда не видели.

Морская болезнь Керрика закончилась только тогда, когда они прибыли в порт Альпесака. Болезнь и дни без пищи ослабили его настолько, что он едва мог подняться на ноги. Сидевший в клетке рептор страдал почти так же, как и он: низко свесив голову, он слабо закричал, когда его стали выносить наружу.

Керрик покинул урукето последним, вынесенный Инлену и двумя другими ийланаыи.

Вайнти глубоко вдыхала влажный теплый воздух, насыщенный запахами живого города, и испытала огромное наслаждение, стряхнув с себя летаргию путешествия. Она скользнула в первый же прохладный бассейн, смыла с себя морскую соль и грязь, вынырнула наружу освеженной и готовой к дальнейшей работе.

Ей не нужно было вызывать лидеров города, потому что они ждали в амбесед ее прибытия.

– В Альпесаке все хорошо? – спросила она и почувствовала еще большее удовольствие, когда все ответили утвердительно. – Что с устозоу, Сталлан, как себя ведут эти паразиты, разъедающие окраины нашего города?

– Неприятностей гораздо меньше. Они выкрали несколько наших мясных животных, других зарезали в ночное время и унесли до наступления утра. Но наша защита крепка, и они могут сделать немногое.

– И все же слишком много. Они должны быть остановлены. Я привезла много фарги, обученных пользоваться оружием. Устозоу будут выслежены и уничтожены.

– Их нелегко выследить, – с сомнением сказала Сталлан. – У них звериное чутье, и они не оставляют после себя следов, а если и оставляют, то они ведут в засаду. Уже многие фарги погибли таким образом.

– Больше не будут, – сказала Вайнти, и как будто поняв ее, рептор пронзительно закричал. Его клетку принесли сюда носильщики, и сейчас птица чистила свои перья.

– Сейчас я вам все объясню, – сказала Вайнти. – Это летающее существо даст нам возможность найти устозоу, найти их норы, где они прячутся, где прячут своих детенышей и самок. Но сейчас я хочу подробно рассказать вам о том, что произошло в Инегбане.

Рептор быстро оправился от морского путешествия, и Вайнти с нетерпением ждала очередного набега устозоу. когда ей сообщили о нем, она отдала быстрый приказ и немедленно направилась на дальнее пастбище, где произошло нападение.

Сталлан уже была там.

– Расточительство – взяты только задние части.

– Это очень практично, – спокойно сказала Вайнти. – Легче нести и разделывать тоже. Каким путем они ушли?

Сталлан показала на отверстие в колючей изгороди и след, исчезавшей вдали под высокими деревьями.

– На север, как обычно. Их след слишком ясен и рассчитан на то, что мы его заметим, но в конце его наверняка ждет засада.

– Птица пройдет там, где мы не сможем, – сказала Вайнти, поворачиваясь к принесенному рептору. Пленная птица гневно закричала и рванула цепь, державшую ее за ногу.

Вместо клетки она сидела на деревянном насесте. Длинные столбы поддерживали его там так, что птица не могла дотянуться до фарги, принесших ее, ни когтями, ни клювом. Срочно вызванный появился Керрик.

– Делайте свое дело, – приказала Вайнти дрессировщицам.

Керрик вдруг понял, что он не зритель, когда твердые пальцы схватили его и толкнули вперед. Рептор, возбужденный видом и запахом кровоточащих трупов, закричал и сильно взмахнул крыльями. Одна из дрессировщиц вырезала кусок мяса из бока растерзанного животного и бросила птице. Та жадно схватила красное мясо свободной лапой, прижала к насесту и начала отрывать от него куски. Только когда это было сделано, можно было продолжить, и Керрика толкнули вперед, почти в пределы досягаемости этого окровавленного кривого клюва.

– Проследи, найди... Проследи, найди... – снова и снова выкрикивали дрессировщицы, пока остальные держали Керрика.

Рептор не бросился вперед, вместо этого он откинул голову назад и уставился холодным, серым взглядом на Керрика. Он неподвижно смотрел на него, пока выкрикивались команды, а когда они прекратились, моргнул и втянул голову.

– Поверните насест, чтобы он увидел следы, – приказала одна из дрессировщиц, затем повернулась к нему и быстро освободила ногу. Рептор закричал, согнул свои ноги, затем сильным ударом крыльев бросил себя в воздух. Он был хорошо обучен, и потому быстро поднялся вверх, сделал один круг и направился на север.

– Начало положено, – удовлетворенно сказала Вайнти.

Однако энтузиазм ее пошел на убыль, когда прошло несколько дней, а рептор не возвращался. Встревоженные дрессировщицы избегали ее, да и другие тоже, видя гнев в ее движениях.

Пока Керрика не вызывали к ней, он старался быть от нее как можно дальше. Канал был отличным убежищем, где его нелегко было найти, к тому же он не заглядывал туда с тех пор, как вернулся из Инегбана.

Икемен открыла дверь при его приближении.

– Ты был в Инегбане, – сказала она, и в словах ее были одновременно и вопрос и ответ.

– Я никогда прежде не видел такого города.

– Расскажи мне о нем, потому что я никогда не увижу его снова своими собственными глазами.

Керрик знал, что она хочет услышать, и рассказал только о величии города, толпах его жителей и всеобщей радости, и ничего о суровых, холодных зимах. Она слушала долго и заторопилась прочь только тогда, когда работа потребовала ее личного присутствия. Самцы не любили Икемен и избегали ее, поэтому сейчас в пределах видимости никого не было. Керрик заглянул в темный коридор и, заметив кого-то в дальнем конце, окликнул его:

– Это я, Керрик, я хочу поговорить с тобой.

Самец заколебался, затем пошел дальше и остановился, только тогда, когда Керрик окликнул его вторично.

– Я был в Инегбане. Ты хочешь послушать об этом городе?

Искушение было слишком велико, чтобы ему противиться. Ийлан медленно двинулся к Керрику, и тот узнал его. Это был Эсетта, нудное существо, с которым он разговаривал один или два раза. Все самцы восхищались пением Эсетты, хотя Керрику оно казалось монотонным и немного скучным. Правда, он никогда не говорил этого вслух.

– Инегбан – настоящий город, – сказал Эссета, как будто слегка запыхавшись, как говорили все самцы. – Там мы могли бы сидеть среди листьев и следить за всем, что происходит внизу. Там мы никогда бы не испытывали скуки, как здесь, где нам нечего делать, кроме как думать о судьбе берега. Скажи мне...

– Чуть позже. Сначала сходи за Алиполом. Я хочу рассказать ему тоже.

– Я не могу.

– Почему?

– Почему не могу? Ты хочешь знать, почему я не могу? Хорошо, я скажу тебе. – Он замешкался с ответом и провел языком по губам, чтобы увлажнить их. – Ты не сможешь говорить с ним, потому что он умер.

Керрика потрясла эта новость. Могучий Алипол, крепкий, как ствол дерева, умер? Это казалось невозможным.

– Болезнь или несчастный случай?

– Хуже. Его забрали, забрали силой. Его, который уже дважды был на берегу. И они знали, эти грубые животные, они знали, он говорил им, умолял, но они только смеялись над ним. Некоторые из них повернули обратно, но одна, отвратительная, со шрамами и грубым голосом, та, что возглавляет охотников, сочла его протесты возмутительными и забрала Алипола, и задушила его крики своим телом. Весь день они были там, весь день. Я видел это.

Керрик понял, что с его другом случилось что-то страшное, но не понял, что именно. Эсетта, забыв о нем, начал что-то напевать про себя, погребальное, затем хриплым голосом затянул песню, полную страха:

Наконец Эсетта замолчал. Он забыл о том, что Керрик должен был рассказать ему об Инегбане, или, скорее всего, не хотел больше слушать об этом далеком городе. Он повернулся, игнорируя вопросы Керрика и приволакивая ноги, пошел обратно. Потом, хотя Керрик громко кричал, никто больше не появился. В конце концов он ушел, захлопнув за собой дверь.

Что имея в виду Эсетта? Что убило Алипола на берегу? Этого он понять не мог. Инлену спала на солнце, прислонившись к стене, и он грубо дергал за поводок, пока она рассеянно не взглянула на него, и, зевая, поднялась.

Глава двадцать четвертая

Фарги торопилась доставить послание, послание самой Эйстаи, но в своей торопливости двигалась слишком быстро в это жаркое время дня, когда она добралась до амбесед, рот ее широко открылся, а дыхание так участилось, что говорить она не могла. Страдая от нерешительности, она шатаясь вышла на солнце, но затем вернулась обратно в прохладную тень. Нет ли поблизости бассейна? В своем теперешнем состоянии она никак не могла этого вспомнить. Никто из проходивших мимо фарги не обращал внимания на движения ее пальцев и изменения окраски кистей рук. Они были эгоистичны, думали только о себе и никогда не помогали другим фарги. Она почувствовала растущий гнев, забыв, что на их месте в сама поступила бы так же. Она решительно заглянуда в ближайший коридор и наконец нашла питьевой плод. Высосав большую часть его содержимого, она вылила остатки на свои руки и шею. Дыхание ее замедлилось, и она рискнула заговорить:

– Эйстаи, я принесла тебе послание. – Получилось грубовато, но понятно. Двигаясь теперь медленно и оставаясь при этом в тени, она обошла амбесед, пробиваясь через толпу фарги, собраввихся перед Эйстаи, и замерла в позе выжидательного внимания.

Через некоторое время Ваналпи заметила ее и обратила внимание Вайнти на молчаливую фигуру.

– Говори, – приказала Вайнти.

Фарги вздрогнула н заставила себя говорить, осторожно вспоминая слова.

– Эйстаи, я принесла послание от той, что кормит рептора. Птица вернулась.

– Вернулась! – восторженно воскликнула Вайнти, и фарги задрожала от радости, веря в своей простоте, что удовольствие доставана она. Вайнти вызвала другую фарги. – Найди Сталлан. Пусть немедлеино идет ко мне. – Потом повернулась к той, что принесла послание. – А ты вернешься к тем, с птицей, и останешься там ждать, пока снимки не будут готовы для просмотра. Затем известишь меня. Повтори.

– Вернулься к тем, с птицей, ждать. Вернуться к Эйстаи, когда будут готовы...

– Снимки, виды, пейзажи, – сказала Вайнти тремя разными способами, чтобы существо могло запомнить. – Повтори, акайил.

Акайил – отвратительный в разговоре. Глазевшие фарги тревожно зашептались друг с другом и расступились, пропуская посланца.

– Ваналпи, как долго будет продолжаться процесс? – спросила Вайнти.

– Это зависит от имеющейся сейчас информации. Запасы памяти будут переведены в долговременный банк памяти. Я сделаю это сама. Первое и последнее изображения можно сделать немедленно, но получение информации, находящейся между ними, потребует много времени.

– Я не понимаю тебя.

– Ты права, Эйстаи, это было глупое объяснение. Птица летала где-то много дней, и все это время, ночью и днем, каждые несколько секунд запоминались новые картины. Каждый снимок нужно перенести на пластинку жидкого кристалла и записать или отбросить. Это займет дни, много дней.

– Значит наберемся терпения и будем ждать. – Она оглянулась и увидела приземистую фигуру Сталлан, приближающуюся к ней.

– Птица вернулась, и скоро мы узнаем, найдены ли устозоу. Вы готовы атаковать их?

– Да. Фарги уже хорошо стреляют, и хесотсаны накормлены. Посажено много дротиковых кустов и еще больше дротиков собрано. Лодки успешно разводятся и некоторые из молодых уже достаточно велики, чтобы использовать их.

– Подготовь их. Загрузи пищу и воду, затем приходи ко мне. А твой опыт в обращении со снимками найдет сейчас, Ваналпи, хорошее применение. Ты сейчас же отправишься помогать тем, кто делает эту работу.

Остаток этого дня и весь следующий Вайнти руководила городом, выбросив из головы все мысли об устозоу. Но каждый раз как она расслаблялась и ей не с кем было поговорить, воспоминания возвращались. Найдены ли устозоу? Если найдены, то они должны быть выслежены и уничтожены. Ее носовые клапаны болели от гнева, когда она думала об устозоу.

В таком состоянии она не испытывала даже удовольствия от еды и часто пугала фарги смертью. К счастью для города на третий день пришло долгожданное сообщение.

– Снимки готовы, Эйстаи, – сказала фарги, и дрожь облегчения прошла по телам всех, кто это слышал. Когда Вайнти покинула амбесед, даже Керрик присоединился к большой группе следовавших за ней и желавших узнать, что произошло.

– Они найдены, – сказала Вайнти. – Большинство снимков уже готово.

Пластины целлюлозы были извлечены из отверстия. Ваналпи отделила их друг от друга, и Вайнти схватила снимки – еще сырые и теплые.

– Они действительно найдены, – сказала она, и снимки задрожали в ее руках. – Где Сталлан?

– Здесь, Эйстаи, – откликнулась Сталлан, откладывая в сторону снимки, которые разглядывала.

– Ты знаешь, где находится это место?

– Пока нет. – Сталлан указала на центр одного из снимков. – Достаточно знать, что река проходит мимо этого места. Мы атакуем из воды. Я сейчас пойду по их следам, эта дорога мне известна, и первая часть пути уже нанесена на карту. Со снимками я могу двигаться, пока не достигну этого места. Смотри, это их логово. Укрытия из шкур крупных животных, все, как в прошлый раз.

– И они будут уничтожены также, как в прошлый раз. – Она сделала Керрику знак приблизиться, затем постучала по снимку большим пальцем. – Ты знаешь, что это такое?

Черно-белые снимки ничего не значили для него: он никогда прежде не видел их. Взяв пластинку, он повертел ее в руках, даже заглянув на обратную сторону, пока Вайнти не вырвала ее из рук мальчика.

– Ты уже видел этих существ и эти укрытия прежде, – сказала она.

– Позволь заметить, Эйстаи, – смиренно вмешалась Ваналпи, – но фарги ведут себя точно так же. Пока они не обучены разглядывать снимки, они кажутся им бессмысленными.

– Понимаю, – Вайнти отбросила пластинки в сторону.– Конец приготовлениям. Мы уходим, как только будет определено место. Ты, Керрик, пойдешь вместе с нами.

– Спасибо, Эйстаи. Я буду рад помочь тебе.

Керрик был вполне искренен сейчас. Он понятия не имел, куда они отправляются и что там будут делать, его просто привлекало путешествие на лодке.

Его энтузиазм прошел очень быстро. Они выехали на заре, до самых сумерек плыли, а затем легли спать на берегу. Это продолжалось день за днем, пока он не начал завидовать ийланам и их возможности погружаться в бездумное состояние. Он вместо этого смотрел на берег и пытался представить, что находится за стеной деревьев, высившихся там.

По мере продвижения к северу, берег менялся. Джунгли уступали место лесу, затем болотам, а потом низкому кустарнику.

Они миновали устье большой реки, но продолжали движение. Только когда была достигнута большая бухта, маршрут был изменен. Вайнти и Сталлан на головной лодке направились к ней. Это было нечто новое, и дремавшие до сих пор фарги пробудились к жизни. Когда они приблизились к тростнику у берега, оттуда вылетели птицы, кормившиеся там. Их было так igmoro, что от их больших крыльев небо потемнело, а крики оглушили. Когда вдоль берега вновь потянулись болота, Вайнти сделала знак плыть к нему, хотя солнце не прошло еще и половину своего пути.

Подобно другим Керрик подвинулся ближе, чтобы услышать принятое решение. Сталлан коснулась одного из снимков.

– Мы сейчас здесь, и устозоу тоже здесь – на речном берегу. Если мы подойдем сегодня ближе, нас могут заметить.

Самое разумное для нас: облегчить здесь лодки, оставив всю воду и пищу на берегу. Тем самым мы подготовимся к быстрому удару с первыми лучами солнца.

Вайнти согласилась.

– Мы атакуем с реки, чтобы не упустить их на этот раз. Я хочу, чтобы они все были убиты, за исключением нескольких, Сталлан даст вам нужные инструкции относительно пленных. Все понятно? Повторите.

Начальники групп повторяли приказание снова и снова, пока самые тупые фарги не поняли, что нужно делать. Керрику это быстро надоело, и он отвернулся, но Вайнти окликнула его.

– Ты останешься здесь с запасами и подождешь нашего возвращения. Я не хочу, чтобы тебя по ошибке убили в сражении. Твоя работа начнется позже.

Прежде, чем Керрик успел ответить, она отвернулась. Он не хотел видеть никаких убийств, даже устозоу, и поэтому приветствовал ее решение.

На рассвете все пришло в движение. Керрик сидел на берегу, пока они садились в лодки, затем следил, как те исчезают в утреннем тумане. Инлену тоже смотрела, хотя и с явным отсутствием интереса и, как только от скрылись из виду, открыла один из мясных контейнеров.

– Ты отвратительная обжора, – сказал Керрик. – Ты станешь толстой.

– Есть хорошо, – ответила Инлену, – ты тоже есть.

Ему не хотелось этого мяса, хранившегося в пузырях и имевшего затхлый запах, но он заставил себя немного поесть и запил его водой. Заставить Инлену двигаться, пока она не поест, было невозможно, поэтому он начал разглядывать ее вблизи и вдруг понял, что сказал правду: она толстела и жир уже мягким слоем покрывал все ее тело.

Постоянно находившийся в обществе других, Керрик обнаружил, что еще может получать удовольствие от одиночества. Инлену можно было не считать. Когда лодки ушли, вокруг стало тихо и он услышал другие звуки: шелест ветра в высокой траве, плеск волн, катившихся на берег. Не было только голосов, постоянных разговоров амбесед.

Керрик и Инлену медленно пошли по чистому песку, между пучками травы, заставая врасплох птиц, которые выпархивали из-под самых ног. Они прохаживались так, пока Инлену не начала что-то недовольно бурчать. когда они подошли к гребню высокой черной скалы, начался отлив. Водоросли свисали с ее боков, под водой виднелась россыпь темных раковин, прицепившихся к трещинам.

– Есть хорошо, – сказала Инлену и громко прищелкнула челюстями.

Став по колено в воде, она попыталась оторвать некоторые из раковин, но они крепко прикрепились к камню. Она не протестовала, когда Керрик потянул ее на берег, где вскоре нашел камень размером с кулак. Пользуясь им, он отбил несколько раковин, а Инлену, схватив их, отправила в рот и разгрызла своими огромными челюстями. Она выплюнула оскодки раковин в воду и, счастливая, проглотила сладкую плоть моллюсков. Керрик собрал еще для себя и, пользуясь металлическим ножом, висевшим у него на шее, открыл их.

Они ели, пока не наелись до отвала.

Это былпрекрасный день, лучший из всех, которые он помнил. Но Керрик хотел быть на месте, когда вернутся другие, поэтому они пошли обратно к месту высадки. Ждать им пришлось долго, солнце почти село, когда показались лодки.

Вайнти вышла на берег первой. Широко ступая, она пересекла его, подошла к запасам, опустила оружие в песок и вскрыла контейнер с мясом. Откусив большой кусок, она заметила вопросительную позу Керрика.

– Никто не ушел. Убийцы были наказаны. Они сражались отчаянно, мы потеряли много фарги, но в мире их вполне достаточно. Мы сделали то, за чем пришли сюда, а сейчас ты тоже выполнишь свой долг.

Она отдала приказ, и две фарги принесли и швырнули на песок тяжелый узел. Сначала Керрик решил, что это связка шкур, но узел вдруг шевельнулся.

Когда фарги развязали шкуры, Керрик увидел бородатое лицо. Волосы устозоу были залиты кровью, а глаза широко открыты от ужаса, При виде Керрика он издал странный резкий звук.

– Устозоу, – сказала Вайнти, – делает то, что считается разговором у этих грязных существ. Что он говорит, Керрик? Я приказываю тебе послушать и сказать мне, что он говорит.

Нечего было и думать не выполнить приказа – когда Эйстаи приказывала, все делали то, что она говорила. Но Керрик не сделал этого и движения его выражали страх.

Он не понимал этих звуков. Они ничего не значили для него. Совсем ничего.

Глава двадцать пятая

– Существо говорит? – настойчиво спросила Вайнти. – Отвечай немедленно.

– Я не знаю, – пробормотал Керрик. – Может быть. Я вообще ничего не могу понять, вообще ничего.

– Значит это просто шум?

Вайнти была в ярости – это нарушало ее планы. Она никогда не винила Энти, которая настойчиво утверждала, что грязные существа действительно могут общаться друг с другом. Она наверняка ошибалась. Вайнти выместила свой гнев на устозоу, ударив его ногой в лицо. Тот застовал от боли, затем громко вскрикнул.

– Эйстаи, подожди – что-то есть.

Она отступила назад и повернулась к нему все еще гневная, и Керрик торопливо заговорил, не дожидаясь, пока она обратит свой гнев на него.

– Ты слышала, что он выкрикивал много раз одно и то же слово, и я знаю, то есть думаю, что знаю, что это значит.

Он помолчал и закусил губу, ища в своей памяти давно забытое слово.

– Мараг, вот что он сказал. Мараг.

– Это ничего не значит.

– Нет, значит. Это примерно то же, что устозоу.

Вайнти ничего не могла понять.

– Но ведь это существо само устозоу.

– Нет, я имел в виду другое. Это примерно то же, что для ийлан устозоу.

– Это не совсем ясно, но я начинаю понимать, что ты имеешь в виду. Задавай ему вопросы, а если думаешь, что этот устозоу не может говорить хорошо, мы найдем тебе другого. Начинай.

Но Керрик не мог этого сделать. Пленник молчал. Когда Керрик, чтобы подбодрить, наклонился к нему, устозоу плюнул ему в лицо. Это не понравилось Вайнти.

– Почисти себя, – приказала Вайнти, затем сделала знак фарги принести другого устозоу.

Керрик почти не замечал происходящего. МАРАГ. Это слово снова и снова возвращалось к нему и пробуждало воспоминания, неприятные воспоминания. Керрик в джунглях, какая-то схватка на море... Мургу. Это было больше одного марага. Мургу, мараг, мургу, мараг...

Он вдруг заметил, что Вайнти гневно кричит ему.

– Ты что, стал плохо слышать, как фарги, только что вышедшая из моря?

– Прости, я задумался. Звуки, производимые устозоу, разбудили мою память...

– Для меня они ничего не значат. Поговори с другим устозоу.

Керрик взглянул вниз на широко раскрытые, испуганные голубые глаза, на спутанные светлые волосы на голове. Испуганное существо заскулило, когда Вайнти схватила одно из копий с каменным наконечником, которые захватили у устозоу, и направила его на пленника.

– Смотри, – сказала Вайнти, – я покажу, что тебя ждет, если ты будешь молчать.

Бородатый пленник хрипло закричал, когда Вайнти повернулась и вонзила в него копье. Она делала это снова и снова, пока он не замолчал. Второй узник застонал и откатился в сторону, насколько позволяли его путы. Вайнти отбросила окровавленное копье в сторону.

– Развяжи ему конечности и заставь говорить, – приказала она и ушла.

Пленник тяжело закашлялся и из глаз у него потекли ручьи слез. Керрик наклонился ближе и ждал, пока он успокоится, потом произнес единственные слова, которые знал:

– Мараг. Мараг.

Ответ пришел немедленно, но был слишком быстр, чтобы он его понял, хотя он различил слово «мургу» и что-то еще.

Саммад. Да, саммад, которое было убито. Эти слова что-то значили для него. Все саммад было убито мургу. Это было то, что она сказала.

ОНА. Слово это пришло ему на язык. Самка. Она была линга, а тот, которого убили – ханнас. Самец и самка. И он сам тоже был ханнас.

Понимание приходило, но очень медленно. Некоторые слова он не мог понять вообще – запас слов восьмилетнего мальчика значительио отличался от запаса слов взрослой женщины.

– Вы оба производите похожие звуки. Ты понимаешь их?

– Да, конечно, понимаю, Эйстаи.

– Это хорошо. Свяжите ее снова, чтобы она не могла убежать. Утром ты сможешь продолжить и, когда будешь понимать все, задашь устозоу несколько вопросов, которые требуют ответа. Если существо откажется отвечать, его ждет судьба первого. Я уверена, что этот аргумент подействует.

Женщина произнесла несколько слов, и он осознал, что понимает их, несмотря на то, что не видит ее движений!

– Мне холодно.

– Ты можешь говорить в темноте и я понимаю тебя.

– Холодно...

Ну конечно, язык марбак отличался от языка ийлан тем, что не зависел от движения тела. Это были звуки, только звуки. Это удивило его, и он снял несколько окровавленных шкур с тела мертвого мужчины и накинул их на женщину.

– Мы можем говорить даже ночью, – сказал он, вытирая свои грязные руки о песок. Когда она ответила, ее голос был низким и еще испуганным, но в нем уже чувствовалось любопытство.

– Я Ива из саммад Охсо. А кто ты?

– Керрик.

– Ты тоже пленник, захваченный мургу. И ты можешь говорить с ними?

– Да, могу. Как вы оказались здесь?

– Странные вопросы ты задаешь. Конечно пришли ногами. Мы никогда прежде не заходили так далеко на юг, но прошлой зимой очень многие погибли от голода, и нам не оставалось ничего другого. – Она взглянула на его силуэт на фоне темного неба и спросила: – А когда тебя захватили в плен, Керрик?

– Когда? – На этот вопрос было трудно ответить. – Это случилось много лет назад. Я был тогда очень маленьким.

– Они все мертвы, – сказала вдруг женщина и зарыдала. – Эти мургу убили всех, всех, за исключением нескольких пленников.

Она рыдала все громче, и вдруг Керрик почувствовал боль в шее. Он схватил обеими руками ошейник и тут его дернули в сторону. Все было просто: шум мешал Инлену спать, и она откатилась в сторону, потащив за собой Керрика. После этого он больше не пытался говорить.

Утром он проснулся с трудом. Голова была тяжелой, кожа горела. Видимо вчера он слишком много был на солнце. Найдя контейнер с водой, он жадно пил, когда появилась Сталлан.

– Эйстаи сообщила мне, что ты говоришь с другими устозоу, – сказала она, и в словах ее было столько ненависти, что Керрик возмутился.

– Я – Керрик, тот, что сидит рядом с Эйстаи. Твои слова оскорбительны.

– А я – Сталлан, убивавшая для Эйстаи устозоу. В том, что я сказала, нет ничего оскорбительного.

Охотница вчера пресытилась убийствами, и ее манера говорить была как всегда грубой, как и ее голос. Но Керрик чувствовал себя сегодня слишком плохо, чтобы спорить с грубым существом. Не сегодня. Игнорируя ее движения превосходства и удовлетворения, он повернулся к ней спиной, заставив ее следовать за ним к месту, где лежала связанная женщина.

– Говори с ней, – приказала Сталлан.

Женщина задрожала при звуке ее голоса и испуганно взглянула на Керрика.

– Я хочу пить.

– Я принес немного воды.

– Она корчится и издает звуки, – сказала Сталлан. – Что это значит?

– Она хочет воды.

– Хорошо, дай ей немного, а потом я буду задавать вопросы.

Ину пугал мараг, стоявший рядом с Керриком и холодно, без всякого выражения смотревший на нее. Потом руки его шевельнулись и он издал какие-то звуки. Керрик перевел:

– Где есть большие тану?

– Где? Что это значит?

– Я говорю за этого безобразного марага. Он хочет знать, где находятся другие саммад.

– На западе, в горах. Ты же сам знаешь.

Сталлан не удовлетворил этот ответ, допрос продолжался.

Через некоторое время даже со своим неполным знанием языка Керрик понял, что Ина уходит от прямого ответа.

– Ты не говоришь всего, что знаешь, – сказал он.

– Конечно, нет. Этот мараг хочет найти другие саммад, чтоби убить их. Я не скажу ему. А ты сам хочешь этого?

– Мне все равно, – искренне ответил Керрик. Он устал и у него болела голова. Мургу могли убивать устозоу, устозоу убивать мургу, для него это ничего не значило. Он кашлянул раз, другой, третий, а когда вытер губы, увидел, что слюна с кровью.

– Спроси снова, – сказала Сталлан.

– Спрашивай сама, – ответил Керрик в такой оскорбительной манере, что Сталлан зашипела от гнева. – Я хочу выпить воды – мое горло пересохло от жажды.

Он выпил воды, жадно глотая ее, затем на мгновение закрыл глаза.

Потом он почувствовал, что кто-то дергает его, но нужно было слишком много усилий, чтобы открыть глаза. Через некоторое время его оставили в покое. Ему было холодно, хотя с неба ярко светило солнце.

Глава двадцать шестая

Самые худшие времена медленно уходили прочь. Правда были еще периоды беспамятства, но во время них боль утихала и становилась тупой. Он видел все как в тумане, но крепкие прохладные руки, поддерживающие его за плечи, чтобы он мог пить, могли принадлежать только Инлену. Постоянный слуга и провожатый, подумал он и, сам не зная почему, рассмеялся от этой мысли.

Этот бесконечный период закончился, когда он окончательно пришел в себя, но не смог двинуться с места. Не то, чтобы он был связан или его кто-то держал, просто страшная слабость приковала его к постели. Потом он обнаружил, что может управлять своими глазами, но их туманили непроше ные слезы. Инлену была возле него, упорно сидя на своем хвосте и молча глядя в никуда. С огромным трудом он мог произнести одно единственное слово – вода, но не смог сопроводить его нужным движением тела. Один глаз Инлену повернулся к нему, пока она соображала, что он имеет в виду.

Постепенно его мысль дошла до нее, она засуетилась, принесла сосуд с водой и приподняла Керрика, чтобы он мог напиться.

Он закашлялся, затем откинулся назад, утомленный, но в сознании. У входа что-то задвигалось, и в поле его зрения появилась Акотолп.

– Я слышала, он говорит? – спросила она, и Инлену знаком подтвердила это.

– Хорошо, очень хорошо, – сказала ученая. Керрик мельком взглянул на ее толстое тело, плывшее перед ним, как восходящая луна.

– Ты должен был умереть, – довольно сказала она, – и ты умер бы, не окажись здесь меня. Покажи, как ты благодарен мне за это.

Керрик ухитрился сделать слабое движение челюстью, Акотолп приняла это как должное.

– Болезнь захватила все твое тело, эти язвы на твоей коже только самая малая часть ее. Фарги не хотели касаться тебя, слишком глупые, чтобы понять, что инфекция этого рода очень специфична. А меня это привлекло. Это было очень интересно, поскольку я никогда не работала с теплокровными устозоу. Твоя смерть казалась неизбежной.

Говоря это, Акотолп обмывала его тело. Это было довольно больно, но не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал прежде.

– Некоторые устозоу, захваченные нами, имели ту же самую болезнь, но в слабой форме. Антитела от них ввели тебе, потому что у тебя их не было. Ну вот и все. А сейчас съешь что-нибудь.

– Как много? – ухитрился прошептать Керрик.

– Как много пищи? Или как много антител? А может ты еще бредишь?

Керрик сделал рукой движение, означавшее время.

– Понимаю, как много времени ты болел? Очень много, я даже не могу сказать точно. Но это неважно. Выпей это, ведь ты потерял много веса и тебе нужен протеин. Это восхитительный мясной бульон.

Керрик был слишком слаб, чтобы протестовать, и выпил немного жидкости. Затем он уснул, утомленный. Кризис миновал, болезнь ушла, и он поправился. Его никто не навещал, кроме толстой ученой, да он и не хотел никого видеть. Воспоминания о тану, с которой он разговаривал, возвращались к нему снова и снова. Нет, не о тану, об устозоу, дегенератах, теплокровных убийцах. Плоть от его плоти – тану. Одни люди, одни существа. Он не мог этого понять и старался найти в этом смысл. Конечно, он сам был тану и был принесен сюда еще маленьким, но это случилось так давно и так много произошло с ним с тех пор, что его воспомиаания об этом исчезли.

Хотя физически он не был ийланом и не мог бить им, сейчас он думал, как они, двигался, как они, говорил, как они. Но его тело было телом тану, и в его снах он двигался среди таких же, как он, людей. Эти сны тревожили его, даже пугали, и он был рад, что проснувшись, почти не помнил их. Он пытался вспомнить больше слов тану, но не мог, потому что даже слова, произносимые им вслух, ускользали из его памяти, пока он выздоравливал.

Если не считать постоянного молчаливого присутствия Инлену, он был совершенно один. Акотолп была единственным посетителем, и это его удивляло.

– Они все еще остаются за городом, те, что отправились убивать устозоу? – спросил однажды Керрик.

– Нет. Они вернулись по крайней мере двенадцать дней назад.

– И никто не пришел сюда кроме тебя?

– Конечно нет. – Акотолп удобно уселась на свой хвост. – Ты слишком мало знаешь об ийланах, примерно столько, сколько места между моими пальцами. – Она плотно сжала их и показала ему. – Ты живешь среди нас и ничего не знаешь.

– Я никто и ничего не знаю. Ты же знаешь все и можешь просветить меня.

Керрик отдавал себе отчет в том, что говорит, и это было не простой вежливостью. Они жил в джунглях тайн, в лабиринте вопросов без ответов. Большую часть своей жизни он провел здесь, в этом загадочном городе. В жизни ийлан было много моментов, о которых знали все, но никто не хотел говорить. Если лесть и подхалимаж могли заставить говорить это толстое существо, он готов был пойти и на это.

– Ийланы не болеют, болезнь бывает только у низших существ, вроде тебя. Я думаю, когда-то были болезни, которые поражали и нас, но прошло уже много времени с тех пор, как они побеждены, подобно лихорадке, убившей некоторых из первых ийлан, пришедших сюда. Поэтому твоя болезнь поставила в тупик глупых фарги, они не могли понять и принять этого, а потому игнорировали тебя. Однако у меня, поскольку я работала со всеми формами жизни, есть иммунитет к подобной глупости.

Она выразила удовольствие собой, и Керрик поспешил согласиться с ней.

– Нет ничего неизвестного для тебя, высочайшая, – добавил он. – Могу ли я осмелиться задать тебе вопрос?

Акотолп знаком выразила свое разрешение.

– А есть ли болезни среди самцов? Я слышал в канале, что многие из них умирают на берегу.

– Самцы глупы и ведут глупые разговоры. Ийланам запрещено обсуждать эти вопросы.

Акотолп взглянула на Керрика одним насмешливым взглядом, одновременно направив второй глаз на спину флегматичной Инлену, думавшей о чем-то своем.

– Но я не вижу вреда в разговоре с тобой. Ты не ийлан, к тому же самец, поэтому с тобой можно говорить. Я буду говорить просто, ибо только тот, у кого есть знания, подбные моим, может понять меня. Я опишу тебе сложные подробности процесса воспроизведения, но прежде ты должен уяснить свое низшее происхождение. Все теплокровные самцы, включая тебя, извергают сперму, и в этом ваш вклада процесс рождения. У нашего, высшего вида, все по-другому. Во время полового сношения оплодотворенные яйца откладываются в мужскую сумку. Этот акт начинает метаболические изменения в телах самцов: они становятся вялыми, расходуют мало энергии и толстеют. Яйца высиживаются, и молодежь питается в защитной сумке, выходя из нее, когда вырастает достаточно, чтобы выжить в море. Этот прекрасный процесс освобождает высших самок для более важных дел.

Акотолп причмокнула губами, потянулась, схватила тыкву Керрика с жидким мясом и одним глотком осушила ее.

– Высших во всех отношениях! – Она удовлетворенно рыгнула. – Когда молодежь выходит в море, роль самцов в воспроизведении заканчивается. Повернуть вспять метаболические изменения в телах самцов невозможно, и примерно половина из них умирает при этом. Конечно, самцам это не нравится, но на выживание всего вида это не влияет. Я вижу, ты так и не понял, о чем я говорила, верно? Это заметно по пустоте твоих глаз.

Но Керрик все-таки кое-что понял. ТРЕТИЙ РАЗ НА БЕРЕГУ – ВЕРНАЯ СМЕРТЬ, подумал он, а вслух сказал:

– Твоя мудрость недосягаема, высочайшая, живи я даже с начала времен, и тогда я знал бы только малую часть того, что знаешь ты.

– Разумеется, – согласилась Акотолп. – Низшие теплокровные существа неспособны на серьезные метаболические изменения, поэтому их так мало и они могут жить только на краю света. Я работала в Энтобане с животными, которые зарываются в ил на дне высохших озер на время сухого периода и живут там, пока очередные дожди не заполняют их снова. Поэтому даже ты можешь понять, что метаболические изменения могут помочь выжить так же хорошо, как и умереть.

Разные факты соединились в мозгу Керрика, и он сказал:

– Дочери Жизни.

– Дочери Смерти, – поправила его Акотолп. – И не говори при мне об этих существах. Они не служат своему городу и не умирают, как принято, покидая его. – Когда она вновь посмотрела на Керрика, в ее движениях читалась холодная злоба. – Икемен умерла, а она была великой ученой. Ты имел честь встречаться с ней, когда она брала образцы твоего тела. Это ее и погубило. Какие-то глупцы на высших этажах потребовали от нее найти биологический путь уничтожения твоего вида устозоу, а она не смогла, как ни старалась. Поэтому, подобно ийланам, отвергнутым своим городом, она умерла. Но я вижу, что тебя это не трогает, и не хочу больше говорить с тобой.

Она затопала прочь, но Керрик почти не заметил ее ухода.

Впервые он начал понимать то, что происходило вокруг него.

А он-то принимал мир таким, каким видел его! Он считал, что существа вроде хесотсанов и лодок появились естественным путем, а что было на самом деле? Ийланы изменяли их тела каким-то неизвестным способом и могли сделать это с любым растением или животным в городе. Если толстая Акатолп знала, как добиться этого, ее знания действительно превосходили все, что он мог вообразить. Впервые он искренне уважал ее, уважал за то, что она знает и что может сделать. Она вылечила его, без нее он бы просто умер. Потом он уснул и во сне стонал, а животные вокруг него изменялись, и он таял и изменялся вместе с ними.

Скоро он поправился настолько, что мог уже сидеть, а потом, опираясь на Инлену, ухитрился даже сделать не сколько шагов. Постепенно силы возвращались к нему, и вскоре он рискнул покинуть свою комнату и посидеть у зеленой стены, на солнышке. Фарги снова приходили, когда он окликал их, приносили ему фрукты.

Силы его продолжали прибывать, и наконец, то и дело останавливаясь, чтобы отдохнуть, он рискнул дойти до далекой амбесед. До его болезни это была короткая прогулка, а сейчас получилось целое путешествие, он тяжело опирался на Инлену, чтобы достигнуть цели. У стены амбесед он тяжело опустился на землю, задыхаясь от усилий. Вайнти заметила его появление и приказала ему приблизиться. Он с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь, направился к ней.

– Ты еще болен, – сказала она.

– Болезнь прошла, Эйстаи, осталась только слабость. Бесконечно знающая Акотолп велела мне есть больше мяса, чтобы мое тело обрело прежнюю форму и силу.

– Делай, как она сказала – это и мое распоряжение. Победа идет с нами на север, и все устозоу, которых мы встретили, уничтожены, за исключением нескольких пленников. Я хочу, чтобы ты поговорил с ними и получил от них информацию.

– Как прикажет Эйстаи, – сказал Керрик. Он говорил с покорной вежливостью и вдруг почувствовал возбуждение: кожа его покраснела, и сам он задрожал. Керрик понял, что ненавидит этих отвратительных существ, и все же продолжал общаться с ними.

– Ты будешь говорить, но не с теми, кого мы приносили тогда, они уже мертвы. А сейчас восстанавливай свои силы. Когда теплое солнце вернется на север, мы пойдем туда снова и снова будем убивать.

Керрик знаком выразил покорность и удивился своей досаде.

Ему оказалось достаточным полежать на солнце, чтобы болезнь окончательно ушла и силы вернулись. Прошло много дней, прежде чем Акотолп послала за ним. Фарги указали ему дорогу в ту часть города, где он никогда прежде не бывал.

– Закройте глаза, – приказала фарги. – И Керрик быстро закрыл глаза, когда сверху брызнула теплая жидкость.

Акотолп прервала работу, когда они вошли, вытянула руку и ущипнула Керрика своими большими пальцами.

– Хорошо. Ты уже поправился. Теперь тебе нужны упражнения, это приказ Эйстаи. Для нее важно, чтобы ты мог идти на север вместе с другими.

– Я слышу и выполню это. – Вагляд Керрика обежал странную лабораторию, вникая во все и не понимая, что он видит. – Однажды в далеком Инегбане я был в месте, похожем на это.

– Ты мудр в своей глупости. Одна лаборатория, действительно, похожа на другую.

– Расскажи мне, что ты делаешь здесь, великая.

Акотолп причмокнула губами, и ее толстое тело задрожало от переполнявших ее чувств.

– Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе, существу бесконечно глупому? Даже прожив десять жизней, ты не сможешь этого понять. С тех пор, как первый ийлан вышел из моря, у нас есть своя наука и с тех самых пор она развивается. Наука – это знание о жизни, взгляд внутрь жизни, взгляд на клетки, образующие все живое, на клетки генов, на спираль, которая может быть разорвана и изменена по нашему желанию. Можешь ты понять мои слова, ползающее и пресмыкающееся существо?

– Очень мало, бесконечно знающая, но достаточно, чтобы понять, что ты управляешь жизнью.

– Это верно. По крайней мере твоего интеллекта хватает, чтобы оценить то, чего ты не понимаешь. Взгляни на это удивительное существо. – Акотолп оттолкнула в сторону одного из своих ассистентов и указала на шишковатое, разноцветное животное, сидевшее на корточках рядом с прозрачной частью стены. Яркие солнечные лучи сверкали на его больших глазах, направленных в их сторону. Кроме того у него был еще один глаз на махушке. Акотолп пригласила Керрика вперед, затем закачалась из стороны в сторону, развеселенная его отвращением.

– Тебя что-то беспокоит?

– Эти глаза...

– Они ничего не видят, глупец. Эти глаза изменены для наших нужд в линзы, преломляющие солнечные лучи так, чтобы мы могли видеть невидимое. Взгляни сюда, на эту прозрачную пластину. Что ты видишь?

– Каплю воды.

– Удивительная наблюдательность. А сейчас, смотри, я вставлю ее в сандуу. – Акотолп ткнула пальцем, и в боку сандуу появилось отверстие, куда она вставила пластину. Затем она мельком заглянула в самый верхний глаз и, довольная, подозвала Керрика.

– Закрой один глаз и загляни сюда другим. Теперь скажи мне, что ты видел.

Он не видел ничего, кроме пятен света. Моргнув несколько раз, он шевельнул головой и тут увидел их. Это были прозрачные существа с быстро двигающимися щупальцами. Ничего не поняв, Керрик повернулся к Акотолп за помощью.

– Я вижу каких-то движущихся существ. Кто они такие?

– Мельчайшие животные, живущие в калле воды, их изображения, увеличенные линзами. Ты поиимаешь, о чем я говорю?

– Нет.

– Ну, разумеется, ты же никогда не учился. Твой интеллект не выше интеллекта других усхозоу. Иди.

Керрик повернулся и задохнулся, увидев бородатого тану, стоявшего в нише стены. – В следующее мгновениеон понял, что это всего лишь чучело животного.

Идя обратно, он чувствовал странное беспокойство.

Солнце грело его плечи, Инлену тащилась сзади. Мыслями и речью он был ийланом, но телом – тану, а значит – не был ни тем, ни другим, и это огорчало его. В конце концов он решил, что он ийлан и не стоит сомневаться в этом, но пальцы, снова и снова ощупывающие тело, касались теплой плоти тану.

Глава двадцать седьмая

– Пришло время уходить, – сказала Сталлан. – Мы уже знаем все места, изображенные на снимках.

– Покажи, – распорядилась Вайнти. Ее помоищики и фарги подошли ближе, чтобы тоже увидеть, но властный жест заставил их отойти. Сталлан покаывала снимки один за другим, объясняя каждый из них.

– Эти, самые ранние, показывают горные долины, где устоэоу обычно зимуют. Но прошлой зимой ручьи замерзли, а оттепелей, которые приносят им жизнь, небыло. Поэтому, в поисках пищи, устозоу должны двигаться на юг.

На юг, подальше от зимних холодов, подумала Вайнти. Мы тоже бежим на юг от зим Ивегбана. Впрочем, она тут же откинула эту отвратительную мысль. Между этими фактами нет никакой связи, как нет ее между ийланами и устозоу. Это только случайное совпадение. Что касается устозоу; то они передвигаются на юг в поисках пищи.

– Юг – это место, где мы можем настигнуть их, – сказала Вайнти.

– Ты отчетливо видишь будущее, Эйстаи. Если они останутся, то умрут от голода, а если не останутся, то придут прямо к нам.

– Когда мы выходим?

– Очень скоро. Посмотри сюда и сюда, на крупных животных, которые тащат волокуши. Они идут вниз с холмов. Там есть трава, но она еще серая и мертвая после холодной зимы.

И там лежит белая, твердая вода. Им придется идти дальше на юг.

– И они пойдут. Приготовления закончены?

– Да, Эйстаи. Запасы собраны, лодки накормлены, вооруженные фарги готовы.

– Следи, чтобы они всегда были наготове.

Она отпустила Сталлан и тут же начала думать о предстоящей кампании. На этот раз они отправлялись далеко и должны были отсутствовать все лето. Они не смогут взять с собой продуктов в достаточном количестве, поэтому нужно подумать о поставках продовольствия. А может лучше жить за счет той земли? Это проще, к тому же, чем больше животных они убьют, тем меньше достанется устозоу. Но кроме того, нужно иметь и запасы консервированного мяса, чтобы продвижение их не замедлялось. Все должно быть предусмотрено. Пленников тоже нужно будет брать. Летавший наугад рептор нашел только несколько стай устозоу, но допросы пленников дадут необходимую информацию о расположении всех стай устозоу.

Вайнти нетерпеливо подозвала к себе фарги.

– Вызови ко мне Керрика.

Ее мысли вновь обратились к будущей кампании, пока она не заметила, что он стоит перед ней.

– Расскажи о своем здоровье, – приказала она, – ты выглядишь более худым, чем прежде.

– Да, но болезнь ушла и шрамы от язв зажили. Каждый день я устраиваю этой толстой Инлену пробежку со мной по полям. Она теряет вес, а я набираю его.

– Скоро мы пойдем на север, и ты с нами.

– Как прикажешь, Эйстаи, так я и сделаю. – Он выразил это самым обычным образом, не проявляя никаких эмоций, но мысли его под спокойной внешностью были совершенно другие.

Ему хотелось пойти, и в то же время он боялся этого.

Большинство его воспоминаний о последней экспедиции были упрятаны под болью болезни. Проще всего было, когда он лежал без сознания, потому что это не оставляло воспоминаний о прошедшем. Но затем пришли бессонные дни, боль в груди, язвы, покрывавшие его тело. Он знал, что должен есть, и смутно осознавал приближение смерти, был слишком слаб, чтобы что-нибудь сделать. Только когда началось постепенное и болезненное выздоровление, он снова смог думать о еде.

Но это было в прошлом – и должно было остаться там.

Хотя он еще чувствовал усталость к концу дня, каждый день делал его более сильным. Все будет хорошо. Он снова пойдет с ними и там, где будут другие устозоу, будет говорить с ними.

Долгое время он даже не позволял себе думать об этом, но сейчас странное возбуждение охватило его, и он нетерпеливо ждал экспедиции. Он снова будет говорить с тану и на этот раз запомнит больше их слов.

Они отправились на север спустя несколько дней, раньше, чем планировали, потому что должны были двигаться медленно: Вайнти хотелось посмотреть, смогут ли они запасать мясо по пути. В первый день они плыли лишь до обеда, а затем высадились на каменистый берег. Сталлан взяла своих лучших охотников и ушла, а следом за ней двинулись возбужденные фарги.

Они вернулись назад перед сумерками, фарги тащили туши оленей. Керрик с каким-то странным возбуждением смотрел, как они подходят и кладут оленей у ног Эйстаи.

– Это хорошо, это очень хорошо, – довольно сказала она. – Ты носишь правильное имя, Сталлан – как охотнику тебе нет равных.

ОХОТНИК. Керрик никогда не задумывался над смыслом ее имени. Охотник. Входить в лес, осторожно двигаться по равнине и убивать, убивать...

– Я тоже люблю охотиться, Сталлан, – сказал он, наклонившись, чтобы взять хесотсан, лежавший рядом, но Сталлан грубо оттолкнула его ногой.

Отказ был жестоким и резким.

– Устозоу убивают из хесотсана, а не дают его им в руки!

Керрик отпрянул. Он вообще не думал об оружии, а только об охоте и погоне. Пока он составлял ответ, Вайнти заговорила первой.

– Твоя память такая короткая, Сталлан, что ты забила, кто приказывает здесь? Дай Керрику свой хесотсан и объясни, как он действует.

Сталлан неподвижно замерла от силы этого приказа. Вайнти не меняла повелительного положения своего тела – ей было важно, чтобы все ийланы, даже такого ранга, как Сталлан, помнили, что она – Эйстаи.

Сталлан оставалось только повиноваться. Фарги подошли ближе, как делали всегда, когда что-то должны были объяснять, а охотница с отвращением протянула оружие Керрику.

– Это существо – хесотсан – выведено для того, чтобы быть оружием. – Керрик осторожно взял длинную темную палку и стал следить за ее указательным пальцем. – Пока молоды, они двигаются, а достигнув зрелости, изменяют свою форму. От ног остаются лишь следы, позвоночник костенеет, и существо выглядит подобно этому. Его нужно кормить, иначе оно умрет. Вот это рот – она указала на черное отверстие, – и его нельзя смешивать с отверстием, в которое вставляют дротики. Дротики собирают на кустах и сушат... НЕ ДВИГАЙ СВОИМИ РУКАМИ!

Сталлан вырвала оружие из рук Керрика и держала, пока не усмирила свою злость. Присутствре Эйстаи сковывало охотницу, будь они одни, она разорвала бы этого устозоу на куски. Ее голос стал еще бодее хриплым, когда она заговорила снова.

– Это оружие убивает. Чтобы сделать это, нужно сдавить его тело одной рукой там, где была твоя рука. А затем нажать вот здесь, в основании, большим пальцем другой руки.

Раздался резкий щелкающий звук, и дротик, свистнув, улетел в море.

– Дротик вставляется сюда. Когда хесотсан получит импульс, он выделяет небольшое количество секрета, который превращается в пар и с силой выталкивает дротик. При заряжании дротики можно держать руками, но когда они движутся через эту трубку, то слегка касаются железы, которая выделяет яд настолько сильный, что невидимая капля его убивает такое крупное животное, как ненитеск.

– Ты стала отличным учителем, – сказала Вайнти, резко обрывая эту сцену. – А теперь хватит.

Сталлан вырвала хесотсан у Керрика и быстро ушла.

Однако не настолько быстро, чтобы он не заметил жгу– чую ненависть в ее движениях. Он быстро забыл это обучение пользования оружием, ему не терпелось опробовать его на охоте. Но Керрик был слишком осторожен, чтобы остаться со Сталлан наедине, и предусмотрительно держался от нее подальше, особенно на охоте. Отравленные дротики могли убить его так же легко, как любое другое животное.

Когда подходил день очередной охоты, он смотрел, куда идут Сталлан и другие, а затем уходил в противоположном направлении, ему не хотелось стать жертвой несчастного случая.

Охотиться с неуклюжей Инлену на привязи было нелегко, но он делал это как мог.

Счастье не оставляло его, и Инлену со временем приносила на берег все больше и больше оленей. Но для Керрика важнее, чем олени, были чувства, которые он испытывал, подкрадываясь к ним в высокой траве. Это было высшее удовольствие. При этом он не замечал усталости, его аппетит был огромен, а сон крепок. Охота продолжалась по мере продвижения на север, и с каждым днем он замечал, что делает это все лучше. Когда они покинули океан и вошли в широкую реку, Керрик чувствовал себя сильным, как и до болезни. Через несколько дней после этого произошел первый бой, первая бойня этого лета.

Когда все ушли, Керрик остался на своем обычном месте, в лагере. Снимки рептора показывали, что устозоу двигаются в этом направлении вдоль реки, и в удобном месте была устроена засада. Но это не касалось Керрика. Скрестив ноги, он сидел на земле и открывал рот хесотсана ногтем указательного пальца. Затем втолкнул туда кусок мяса, думая при этом о следующей охоте. Он хотел описать широкий круг вокруг найденного стада оленей, а затем лечь в засаду с подветренной стороны. Олени будут бежать от других охотников и выскочат на него. Это был хороший план.

Далекий пронзительный крик нарушил его мысли. Даже Инлену засуетилась, оглядываясь по сторонам. Звук повторился ближе и громче. Керрик вскочил на ноги, держа оружие наготове, когда крик раздался снова, сопровождаемый глухим стуком падения.

Потом с берега донеслось громкое мычание и появилась большая голова. Огромные белые бивни, поднятый хобот и оглушительный рев.

– Убей устозоу! – Взмолилась Инлену. – Убей! Убей!

Керрик поднес хесотсан к глазам, взглянул вдоль него и вдруг прошептал:

– Кару... – Рука его опустилась, и он не выстрелил.

Инлену застонала от ужаса.

Мастодонт поднял хобот, снова заревел, затем повернулся и исчез из виду.

Кару... Почему он сказал это? Что это значило? Его поразило это гигантское существо, но он вовсе не боялся его. Это странное слово кару, и эта смесь воспоминаний: теплый и дружеский... холодный, как смерть... Весь дрожа, он отбросил их прочь. Сражение должно быть очень близко: огромный волосатый зверь испугался схватки и побежал этим путем.

Керрик был рад, что не убил его.

– Эйстаи вызывает того, кого зовут Керрик, – сказала фарги, медленно шедшая вдоль речного берега. Она была ранена острым предметом, и широкая повязка покрывала ее руку. Кровь стекала по ней и капала на землю у ее ног.

– Вымой себя, – приказал Керрик, затем дернул поводок и Инлену неуклюже поднялась на ноги. Хесотсан доел кусок мяса и, прежде чем идти, Керрик ловко закрыл ему рот: у существа были маленькие острые зубы и оно могло пребольно укусить, если этого не сделать.

Они дошли до речной отмели, затем повернули, наткнувшись на хорошо утоптанную тропу. Множество раненых фарги проходили мимо них, направляясь в обратную сторону.

Некоторые из них стояли, другие лежали на земле, слишком слабые, чтобы идти дальше, а потом попалась мертвая, лежавшая у дерева с широко раскрытым ртом. Сражение, видимо, было жестоким.

А затем Керрик увидел первых мертвых тану. Они лежали рядом – мужчина и женщина, а в стороне валялись маленькие детские трупики. Еще дальше виднелся мертвый мастодонт, окруженный рассыпавшимся скарбом.

Потрясенный Керрик, спотыкаясь, отошел от них. Они были устозоу, и их нужно было убивать, и в то же время они были тану.

Они были отвратительные устозоу, которые устроили резню ийланских самцов и детенышей на берегу. Но что он сам знал об этом? Он никогда даже не подходил к берегу.

Фарги, пронзенная копьем, лежала в луже крови, обхватив охотника, убившего ее. Она была ийланом, и он, Керрик, тоже был ийланом.

Но нет, он был тану. А может быть, не был?

На этот вопрос он ответить не мог, как не мог и забыть его.

Когда-то он был мальчиком, но этот мальчик давно умер, и сейчас он был ийланом, а не грязным устозоу.

Фарги дернула его за руку, и он пошел за ней, мимо новых трупов тану, мастодонтов, ийланов. Смотреть на это было невыносимо. Вскоре они подошли к группе вооруженных фарги, которые расступились, пропуская Керрика. Там стояла Вайнти, каждым движением своего тела выражая нескрываемый гнев. Увидев Керрика, она молча указала ему на что-то, лежавшее у ее ног. Это была шкура животного, плохо выделанная и бесформенная, за исключением головы, которая была набита травой.

Керрик в ужасе отпрянул. Это было не животное, а ийлан, и он узнал его. Это была Сокайн, убитая устозоу. Убитая, ободранная и принесенная сюда.

– Посмотри на это. – Каждое движение Вайнти, каждый звук, издаваемый ею, излучали ненависть и неукротимый гнев. – Посмотри, что сделали эти животные с одним из интеллигентнейших наших ученых. Я хочу знать об этом все: кто это сделал, сколько их было и где их можно найти. Ты задашь эти вопросы захваченному нами устозоу. Вероятно, это вождь стаи, его пришлось заставить покориться дубиной. Я хочу знать все, когда вернусь обратно. Нескольким устозоу удалось бежать, но Сталлан со своими охотниками преследует их.

На поляне, окруженной высокими деревьями, лежал связанный тану. Стоявшая рядом фарги избивала его копьем.

– Заставь его страдать, но не убивай до моего возвращения, – сказала Вайнти, затем повернулась и заторопилась прочь.

Керрик медленно, почти против своей воли, подошел и увидел, что борода и волосы охотника густо измазаны кровью.

Он молчал, и фарги продолжала избиение.

– Прекрати, – приказал Керрик, ткнув фарги хесотсаном, чтобы привлечь ее внимание. – И уходи отсюда.

– Кто ты? – Хрипло спросил мужчина, затем закашлялся и выплюнул кровь и осколки зубов. – Ты тоже пленник?.. Где твои волосы?.. Кто ты?.. Ты можешь говорить?..

– Я... Я Керрик. Здесь я задаю вопросы. Скажи мне твое имя.

– Это имя мальчика, а не охотника, а ты уже взрослый. Я – Херилак, а это моя самка. Была... Они мертвы, все мертвы, не так ли?

– Некоторые убежали, и за ними гонятся.

– Имя мальчика... – его голос стал мягче. – Подойди ближе, мальчик, ставший мужчиной. Дай мне взглянуть на тебя. Я плохо вижу, поэтому тебе нужно подойти... Да, я вижу. Хоть у тебя и нет волос, я вижу, что у тебя лицо тану.

Херилак повертел головой, пытаясь стряхнуть кровь, заливавшую ему глаза. Ведя это, Керрик наклонился и вытер ее.

Это было, как прикосновение к самому себе, к теплой коже, похожей на его собственную, он вздрогнул от этого незнакомого ощущения.

– Ты издавал какие-то звуки, – продолжал Херилак, – и ерзал, как это делают они. Ты можешь говорить с ними, да?

– Здесь я задаю вопросы, а ты должен отвечать па них.

Херилак не обратил внимания на эти слова, но с пониманием кивнул.

– Они хотят, чтобы ты делал их работу. Давно ты у них?

– Я не знаю, много лет... зим...

– И все это время, Керрик, тану убивали их. Мы убивали их, но слишком мало. Однажды я видел мальчика, которого схватили мургу: у них что, много пленников?

– Ни одного, кроме меня...

Херилак заговорил почти шепотом:

– Ты можешь говорить с ними. Нам нужна твоя помощь, всем тану... – Он вдруг замолчал, увидев, что висит на шее Керрика, затем заговорил вновь. – Повернись, мальчик, повернись к свету. Что это у тебя на шее?

– У меня? – переспросил мальчик, касаясь холодного металла ножа. – Они сказали, что это висело у меня, когда меня захватили.

Голос Херилака становился все более глухим и далеким, по мере того, как он погружался в воспоминания.

– Небесный металл... Я был одним из тех, кто видел его падение с неба, искал его и нашел. Я был там, когда делались эти ножи, пилил куски металла крепкими камнями, ковал и сверлил их. Подними мой мех спереди и посмотри...

Под ним на ремне висел металлический нож. Керрик недоверчиво коснулся его – он был таким же, как его собственный, только в два раза больше.

– Я видел, как их делали – большой для саммадара, а маленький для его сына. Возможно, детское имя мальчика было Керрик, я не помню, но его отец был близок мне. Его звали Амакаст. Потом много лет спустя, я вновь нашел нож из небесного металла – среди сломанных костей его тела. Тела Амахаста.

Керрик молча слушал, как охотник произносил это имя. Имя, приходившее к нему во сне и забываемое наяву. АМАХАСТ.

Это слово подобно кличу, освободило поток воспоминаний, хлынувших на него. Кару, его мастодонт, убитый рядом с ним, его отец, Амахаст, убитый вместе со своей саммад...

Воспоминания туманились и накладывались на сегодняшнее зрелище трупов, лежавших повсюду. Сквозь эти воспоминания медленно пробивались слова охотника:

– Убей их, Керрик, убей их, как они убивали всех нас!

Керрик повернулся и вместе с Инлену, спотыкавшейся сзади, бросился прочь от охотника и его голоса. Но от них убежать было невозможно. Он пробежал мимо вооруженных фарги к вершине травянистого склона, который спускался к морю, опустился на землю, сел, обхватив колени, и уставился на море, глядя и не видя его.

Вместо этого он видел Амахаста, своего отца, и его саммад. Поначалу нечетко, но со все большим количеством деталей – по мере того, как возвращались воспоминания. Глаза его наполнились слезами, которых он никогда не проливал, будучи ребенком, видя гибель своей саммад, вырезанной так же, как саммад Херилака сегодня. Две эти сцены слились в его мыслях воедино и превратились в одну. За долгие годы жизни с ийлаиами, он забыл все это, но сейчас вспомнил и в воспоминаниях был одновременно устозоу, говорящим как ийлан, и мальчиком тану.

Мальчиком? Он взглянул на своя руки и пошевелил пальцами. Он больше не был мальчиком. За эти годы его тело выросло, и теперь он был мужчиной, хотя только сейчас осознал это.

Вскочив на ноги, Керрик громко закричал от гнева. Кто он такой, и что произошло с ним? Внезапно что-то дернуло его за шею. Он повернулся и обнаружил, что Инлену тянет осторожно за свой конец поводка. Ее глаза были широко открыты, а движения выражали тревогу и страх из-за его странного поведения.

Ему вдруг захотелось убить ее, и он начал поднимать оружие, еще зажатое в его руке.

– Мараг! – выкрикивал он. – Мараг! – Но гнев исчез так же быстро, как и появился, и Керрик сконфуженно опустил оружие. Не стоило стрелять в это существо, которое было пленником еще более, чем он.

– Успокойся, Инлену, – сказал он. – Все в порядке, так что успокойся.

Успокоенная Инлену вновь села на свой хвост и уставилась на вечернеесолнце. Керрик смотрел мимо нее на поляну среди деревьев, где ждал Херилак.

Но чего он ждал? Конечно ответа на вопрос, на который Керрик не мог ответить, хотя тот был совершенно ясен.

Кто он такой? Физически он был тану, мужчиной с мыслями мальчика, и это было ясно и очевидно для него, когда он думал об этом. Этот мальчик, оставшись в живых, стал ийланом, и это тоже было очевидным. Ийланом по своим мыслям и тану для окружающего мира.

Это было ясно, непонятно было только, что будет с ним дальше. Если он ничего не сделает, его жизнь станет прежней – высокое положение, правая рука Эйстаи, почет и уважение.

Но было ли это тем, чего он хотел? Его будущим? Никогда прежде он не задумывался над этим и даже не имел понятия, что такой конфликт может существовать. Керрик пожал плечами и встряхнулся, освобождаясь от невидимой ноши. Он сделает, как сказала Вайнти, и будет задавать вопросы устозоу, а чтобы подумать обо всем этом, будет время позднее, сейчас же у него слишком болит голова.

Когда он вернулся, все было по-прежнему. Херилак лежал связанный на земле, а три фарги стояли на страже, послушные и не рассуждающие. Керрик взглянул вниз, на охотника, попробовал заговорить, но слова не приходили. Первым молчание нарушил Херилак.

– Делай, как я говорю, – прошептал он. – Убей мургу, разрежь мои путы и бежим вместе. В горы, к зимнему снегу, к хорошей охоте и костру в палатке. Вернись к своему народу.

Сказанные шепотом, эти слова прогремели в голове Керрика, как раскаты грома.

– Нет! – Закричал он. – Замолчи! Ты должен только отвечать на мои вопросы. Ничего не говорить, только отвечать...

– Ты был потерян, мальчик, потерян, но не забыт. Они пытались сделать из тебя своего гражданина, но ты не стал им. Ты – тану и можешь вернуться в саммад.

Керрик гневно закричал, приказывая Херилаку замолчать, но не мог избавиться от голоса охотника и его слов, как не мог и уступить ему. Все решила фарги, державшая копье охотника. Она ничего не понимала, но видя, что что-то не в порядке и помня прежний приказ Эйстаи, двинулась на помощь Керрику.

– Нет! – Громко крикнул Керрик на языке марбак. – Не делай этого!

Оружие в его руке щелкнуло почти без усилий, и фарги рухнула мертвой. Еще охваченный гневом, он повернулся и выстрелил во вторую фарги, ее рот был недоверчиво открыт, когда она падала. Третья начала поднимать оружие, но Керрик оказался быстрее, и она тоже упала. А он продолжал снова и снова сжимать хеозтсан, пока трупы фарги не ощетинились дротиками. Потом хесотсан опустел и Керрик швырнул его на землю.

– Возьми копье и освободи меня, – приказал Херилак.

Инлену, шатаясь, последовала за Керриком, когда он подошел к фарги и вырвал копье из ее мертвых рук, а затем освободил руки и ноги Херилака.

– Что такое? Что случилось? – услышал он вдруг гневный голос Вайнти.

Керрик резко повернулся и увидел ее, стоявшую за ним с открытым ртом и белыми блестящими зубами. Потом глаза его затуманились и он вспомнил, как эти зубы разрывали горло девушки, увидел ряды зубов над собой, когда она сидела на нем, расставив ноги и ревя от наслаждения, разделенного с ним.

Наслаждение и ненависть – сейчас он испытывал их одновременно. Она сказала что-то, чего он не услышал, и, видя, что он не повинуется, повернулась и потянулась за одним из валявшихся рядом хесотсанов.

То, что он сделал в следующий миг, было настолько естественным, что не потребовало ни размышления, ни усилий.

Копье поднялось, рванулось вперед и глубоко погрузилось в тело Вайнти. Она схватила его, выдернула, и из раны фонтаном брызнула кровь, силы покинули Вайнти, и она упала на землю.

– Беги! – крикнул Херилак, схватив Керрика за плечо. – Идем со мной. Тебе нельзя оставаться после того, что ты сделал. Единственный выход – бежать.

Он взял Керрика за руку и потянул к темной стене леса, на дальней стороне поляны. Поначалу Керрик сопротивлялся, но потом, спотыкаясь, последовал за ним, держа в руке забытое копье. Протестующая Инлену топала сзади.

Потом все трое скрылись среди деревьев, и вскоре их шаги затихли вдали. Поляна снова была пуста и тиха.

Тиха, как смерть.

Книга вторая

Глава первая

Стая ворон описывала широкие круги и громко каркала перед тем, как снова сесть на деревья. Полдень был близок, и слабый ветерок не спасал от жары. Под деревьями было прохладнее, ибо листва берез и дубов была настолько плотной, что лишь редкие солнечные лучи пробивались сквозь нее. Те, которым это удавалось, весело прыгали по трем телам, лежавшим в мятой траве.

Даже могучая сила Херилака была на исходе. Его раны открылись, и кровь заливала волосы и бороду. Он лежал на спине, закрыв глаза, и тяжело дышал.

Инлену лежала напротив него, широко раскрыв рот, чтобы остыть после долгого бега.

Керрик не был утомлен и потому отдавал себе отчет, что случилось и где они находятся: среди предгорий, недалеко от берега. Они могли двигаться, пока двигалась Инлену, а когда она зашаталась и остановилась, Херилак тоже свалился на землю. За время долгого бега паника Керрика прошла, но ее место занял убийственный страх.

Что же он наделал?

Впрочем, он отлично знал ответ на этот вопрос. Убив Эйстаи, он уничтожил самого себя. Сейчас, когда все было позади, он не мог понять, что заставило его совершить этот безумный поступок. Одним ударом копья он разорвал все узы, соединявшие его с ийланами, противопоставил себя им. Жизнь, которую он вел, закончилась со смертью Вайнти. Он никогда не сможет вернуться к удобствам Альпесака, к легкой жизни, которую вел там. Впереди его ждала пустота. Содрогнувшись от этой мысли, он повернулся и посмотрел на склон. Там ничего не двигалось и ничего не указывало на погоню. Пока нет, но она будет, обязательно будет. Убийце Эйстаи нельзя было позволить уйти безнаказанно.

Да, возврата не было. Сейчас он был изгнанником, ийланом среди устозоу. Чей-то голос нарушил его мысли, и прошло некоторое время, прежде чем он понял, о чем тот говорит.

– Ты все сделал хорошо, Керрик. Это был отличный удар. Ты убил одного из их командиров.

– Это был больше, чем просто командир, – бесцветным голосом сказал Керрик. – Это был глава города, саммадар города.

– Это еще лучше.

– Лучше? Ее смерть означает мою смерть.

– Ее? Этот безобразный мараг – самка? В это трудно поверить.

– Они все самки. Самцы содержатся отдельно, в другом месте.

Херидак приподнялся на локте и холодно взглянулна Инлену.

– Значит она тоже самка? – спросил он.

– Да, как и все.

– Дай мне копье. Пусть их будет на одну меньше.

– Нет!

Керрик отдернул копье прежде, чем пальцы Херилака нашли его.

– Только не Инлену! Она безвредна и такой же пленник, как и я. Ты не убьешь ее.

– Почему? Разве не такие, как она, вырезали всю мою саммад, всю до единого человека? Дай мне копье. Я убью ее, и ты будешь свободен. Неужели ты рассчитываешь далеко уйти с таким грузом?

– Ты не причинишь ей вреда, ясно?

Керрик сам был удивлен теплотой своих чувств к Инлену.

Прежде она ничего не значила для него, и он воспринимал ее как помеху своим передвижениям. Но сейчас ее присутствие было чем-то успокаивающим.

– Если не хочешь убивать ее, перережь поводок наконечником копья.

– Его нельзя перерезать. Смотри, край камня даже не царапает его. – Он безуспешно водил острием по гладкой и твердой поверхности ошейника. – Некоторые из твоей саммад убежали, – продолжал Керрик, стараясь отвлечь внимание Херилака от Инлену.

– Ты знаешь, кто они и сколько их?

– Нет. Только то, что несколько сбежало.

– Мне нужно подумать. Кто бы они ни были, они не пойдут дальше на юг, а вернутся туда, где мы были прошлой ночью. Нужно и нам идти туда же. – Он взглянул на Керрика. – За нами есть погоня?

– Не думаю, чтобы кто-нибудь из ийлан видел наше бегство. Но они придут. Они хорошие следопыты и не позволят мне уйти, после того, что я сделал.

– Ты тревожишься без причины: пока они еще не пришли. Но мы не будем в безопасности до тех пор, пока не уйдем на достаточное расстояние от этого берега. – Херилак поднялся, убрал с глаз засохшую кровь и огляделся. – Мы пойдем на север, пересечем гребень горы и выйдем к реке.

Всю оставшуюся часть дня они медленно двигались к горам, следуя за хромавшим Херилаком. Войдя в заросшую травой долину, тот вдруг остановился и принюхался.

– Олень, – сказал он. – Нам нужна пища. Не думаю, что за нами гонятся, но даже если и так, мы все равно не должны упускать случая. Ты принесешь хорошего бычка, Керрик.

Керрик взглянул на копье, прикидывая его вес.

– Я не бросал копье с тех пор, как был мальчиком. Я не смогу сделать это сейчас.

– Это вернется.

– Но не сегодня. А как ты, Херилак? У тебя хватит сил?

Он протянул копье, и Херилак схватил его.

– Когда? У меня не хватит сил для охоты, я умру. Идите к реке и ждите, я скоро вернусь.

Он выпрямился, держа в руке копье, а затем быстро и бесшумно исчез из виду. Керрик повернулся и направился к реке, где досыта напился, а затем плеснул несколько пригоршней воды на свое потное тело. Инлену встала на колени и шумно всасывала воду.

Керрик позавидовал ее спокойствию и равнодушию. Наверное, приятно быть таким глупым.

Керрик знал, что он оставил за собой, а будущее было для него темно. Сможет ли он жить вдали от города, ведь он ничего не знает об этом грубом существовании. Детские воспоминания тут не годились. Он даже не мог бросить копье.

– Ийланы идут, – сказала вдруг Инлену. И Керрик, испуганно вскочив на ноги, метнулся в кусты. Однако страх его был беспочвенным: из кустов вышел Херилак, на плече он нес оленя.

Керрик гневно повернулся к Инлену, но тут же понял, что она ни в чем не виновата. Для Инлену все, кто говорил, были ийланы, и сейчас она имела в виду только то, что кто-то идет.

– Я видел мургу, – сказал Херилак, и страх Керрика вернулся. – Они были в соседней долине и возвращаются к морю. Думаю, они потеряли наш след. А сейчас мы будем есть.

Пользуясь копьем, он выпотрошил еще теплого оленя и, поскольку у них не было огня, сначала вырезал его печень, разделил ее пополам и половину, протянул Керрику.

– Я не голоден, – сказал Керрик, глядя на сырой и кровоточащий кусок плоти.

– Прошу тебя, не отказывайся.

Лицо Инлену было повернуто в сторону, но ее ближний глаз следил за каждым движением Херилака. Тот заметил это и спросил:

– Она ест мясо?

Керрик улыбнулся этому вопросу и приказал Инлену открыть рот. Инлену сделала это, Херилак увидел пасть, полную блестящих зубов.

– Да, она ест мясо. Накормить ее?

– Конечно.

Херилак ободрал шкуру с передней ноги оленя, вырезал большой кусок и передал его Керрику.

– Дай ей сам. Мне не нравятся ее зубы.

– Инлену безобидна. Это просто глупая фарги.

Инлену сомкнула пальцы вокруг куска мяса и принялась медленно жевать его, тупо глядя куда-то вдаль.

– Как ты назвал ее? – переспросил Херилак.

– Фарги. Я не могу объяснить, что значит это слово. Что-то вроде существа, которое учится говорить, но у него это плохо получается.

– Ты тоже фарги?

– Нет! – оскорбился Керрик. – Я – ийлан, то есть вообще-то я тану, но говорю, как ийлан. И поэтому причислял себя к ним. ПРИЧИСЛЯЛ.

– А как все это произошло? Ты помнишь?

– Сейчас да, но долгое время не мог вспомнить.

Его голос прерывался, когда он впервые начал вслух рассказывать о том, что произошло с саммад Амахаста. Резня на берегу, плен, страх неизбежной смерти и неожиданная передышка... Дойдя до этого места, он замолчал, потому что словами нельзя было описать его жизнь за годы, прошедшие с того дня.

Херилак тоже молчал, мало поняв из того, что случилось с мальчиком Керриком, который ухитрился остаться в живых, когда все остальные погибли. Единственный выживший, как то сумевший договориться с мургу. Научившийся их языку, он был слишком похож на них, хотя не осознавал это. Разговаривая, он то и дело дергался телом, а закончив, сидел неподвижно.

Что-то они там сделали с ним. И потом эта сумка, сделанная из кожи, похожей на его собственную... Тут мысли Херилака прервал громкий всплеск воды.

Керрик тоже услышал его и побледнел от страха.

– Они нашли нас. Я погиб...

Херилак сделал ему знак замолчать, схватил копье и повернулся к воде. Из кустов, росших на берегу, появился человек, и Херилак опустил копье.

– Это Ортнар, – сказал он и окликнул охотника.

Оргнар замер на месте, потом, увидев их, расслабился. Он был здорово измотан и, идя к ним, опирался на копье. Только подойдя ближе, он увидел Инлену и, подняв копье, хотел метнуть его, но остановился, услышав голос Херилака:

– Стой! Этот мараг пленник. Ты один?

– Да... – Он остановился и тяжело опустился на землю, положив рядом лук и пустой колчан. – Со мной был Телгес, и мы охотились, когда на нас напали мургу. Мы сражались, пока у нас были стрелы, а потом они подошли к нам со своими смертоносными палками и мы ничего не могли сделать. Все, кроме нас, были уже мертвы, и я хотел уходить, но Телгес колебался и бежал недостаточно быстро. Они преследовали нас, и он повернул обратно, а потом упал... Я остался один... А сейчас скажи мне, что это за существо?

– Я не существо, я – тану, – гневно сказал Керрик.

– Не очень-то похоже. Ни волос, ни копья... соединен с этим марагом...

– Замолчи, – приказал Херилак. – Это Керрик, сын Амахаста. Его мать была моей сестрой. Он был в плену у мургу.

Ортнар потер лицо рукой.

– Я поторопился со словами. Сегодня был-день смерти... Я – Ортнар, и я приветствую тебя. – Его лицо исказилось в мрачной гримасе. – Добро пожаловать в саммад Херилака, хотя и несколько малочисленную. – Он взглянул на темнеющее небо. – Сегодня ночью там появится много новых звезд.

Солнце было уже низко, и воздух на этой высоте был холодным. Инлену отложила в сторону обглоданную кость и взглянула на Керрика.

– Униженно спросить, снизу вверх, где плащи?

– Плащей нет, Инлену.

– Мне холодно.

Керрик тоже дрожал, но не от холода.

– Я ничего не могу сделать, Инлену, совсем ничего.

Глава вторая

Инлену умерла ночью.

Керрик проснулся на рассвете, дрожа от холода. На траве сверкали капли росы, над рекой клубился туман. Когда он повернулся к Инлену, то увидел, что ее рот широко открыт, а глаза слепо смотрят в одну точку.

Холод, подумал он. Она умерла от холода.

Затем он увидел лужицу крови под ее головой. Острие копья пробило ее горло, убив на месте. Но кто же сделал это?

Херилак еще спал, но глаза Ортнара были открыты и холодно смотрели на него.

– Убийца! – крикнул Керрик, вскакивая на ноги. – Ты убил это безвредное животное, пока оно спало.

– Я убил марага, – нагло ответил тот, – а это всегда было хорошим поступком.

Дрожа от гнева, Керрик протянул руку и схватил копье Херилака. Однако поднять его он не успел: большой охотник крепко взялся за древко.

– Существо мертво, – сказал Херилак, – и тут ничего не поделаешь. Она все равно скоро умерла бы от холода.

Керрик перестал дергать копье и вдруг прыгнул к Ортнару, схватил его за горло и начал душить. Ортнар извивался под ним и ощупью искал копье, но Керрик прижал руку мужчины к земле. Охотник слабо сопротивлялся, царапая спину Керрика свободной рукой, но в гневе он ничего не чувствовал.

Наверное, Керрик так бы и задушил Ортнара, если бы не вмешался Херилак. Он схватил запястья Керрика своими ручищами и развел их в стороны. Ортнар хватал воздух широко открытым ртом, но не мог отдышаться. Потом он застонал и схватился за свое помятое горло. Слепой гнев Керрика прошел, и, как только он перестал вырываться, Херилак отпустил его.

– Тану не убивают тану, – произнес большой охотник.

Керрик хотел было возразить, но промолчал. Инлену мертва, и смерть ее убийцы ничего не изменила бы. К тому же Херилак прав: зима все равно убила бы ее. Керрик сел рядом с неподвижным телом и посмотрел на солнце. Кем она была для него? Просто глупой фарги, всегда и везде ходившей за ним?

С ее смертью оборвалась последняя нить, связывавшая его с Альпесаком. Он снова стал тану и должен забыть, что когда-то был ийланом.

И тут он осознал, что по-прежнему связан с Инлену гибким поводком, перерезать который невозможно. Вместе с этой мыслью пришло понимание того, что есть лишь один способ освободиться. Керрик испуганно взглянул на Херилака. Саммадар понимающе кивнул.

– Я сделаю все, что нужно. Отвернись, чтобы не видеть этого.

Керрик отвернулся к реке, но отчетливо слышал все, что происходило у него за спиной. Тем временем Ортнар пришел в себя и, спотыкаясь, спустился к речке обмыть лицо и шею.

Чтобы заглушить страшные звуки, Керрик начал выкрикивать в его адрес разные оскорбления.

Вскоре все кончилось. Прежде чем подать Керрику ошейник, Херилак вытер его о траву, а тот торопливо направился к воде, где долго мыл его. Когда ошейник стал чистым, Керрик взял его обеими руками и пошел по склону вдоль берега, не желая видеть того, что лежало позади.

Услышав шаги охотников, он быстро обернулся; ему не хотелось быть убитым сзади.

– Он хочет тебе, что-то сказать, – произнес Херилак, вытолкнув вперед Ортнара. На лице маленького охотника застыла ненависть, и он то и дело прикасался к горлу. Голос его был хриплым.

– Возможно, я ошибся, убив марага, но я не жалею, что сделал это. Саммадар приказал мне это, и я говорю: ты пытался убить меня, чужак, а это нелегко забывается, но твоя связь с марагом была сильнее, чем я думал, поэтому я говорю по доброй воле, что твоей спине незачем бояться моего копья. А что скажешь ты?

Оба охотника смотрели на Керрика, и он понял, что решить все нужно именно сейчас. Инлену умерла, и ничто не могло вернуть ее к жизни. Кроме того, он понимал холодную ненависть Ортнара после уничтожения всей саммад.

– Твоей спине не грозит мое копье, Ортнар, – ответил Керрик.

– И не будем больше говорить об этом, – сказал Херилак, и это был приказ. – Ортнар, ты понесешь тушу оленя, сегодня ночью мы добудем огонь и хорошо поедим. Пойдете вдвоем, дорогу ты знаешь. Привал в полдень, тогда же я и присоеденюсь к вам. А пока я выясню, не идут ли за нами мургу.

Некоторое время двое мужчин шли молча. Тропа была хорошо видна и вела почти до конца долины. Ортнар тяжело дышал под своей ношей и, когда они дошли до медленно текущего по дну долины ручья, взмолился:

– Немного воды, чужак! Потом пойдем дальше.

Он бросил оленя на землю и погрузил лицо в воду.

Когда Ортнар напился и отдохнул, Керрик обратился к нему с вопросом:

– Меня зовут Керрик, сын Амахаста. Может ты находишь, что это слишком тяжело запомнить?

– Мир, Керрик. Мое горло еще болит после стычки с тобой. Я не хотел тебя оскорбить, но ты выглядишь очень странно.

Вместо бороды и волос у тебя только щетина.

– Со временем они вырастут, – Керрик потер свое лицо.

– Да, наверное, это выглядит странно только сейчас. Но это кольцо на шее, почему ты не снимешь его?

– Пожалуйста, попробуй, – Керрик протянул ему кольцо, которое нес, и улыбнулся, когда Оргнар безуспешно попытался распилить прозрачный поводок острым краем наконечника копья.

– Он гладкий и гибкий, но я не могу разрезать его.

– Ийланы многое делают из того, что мы не умеем. Если я расскажу тебе, как это было сделано, ты не поверишь мне.

– Ты знаешь их секреты? Ну конечно, ты должен их знать. Расскажи мне о смертоносных палках. Мы захватили одну, но ничего не смогли с ней сделать. В конце концов она начала вонять, и когда мы разрезали ее, то оказалось, что это какое-то мертвое животное.

– Это существо называется хесотсан. Как и любое другое животное, его нужно кормить, чтобы оно не умерло. В определенном месте вставляешь в него дротик, и, когда нажимаешь определенным образом, тот с силой вылетает.

Челюсть Ортнара отвисла, когда он попытался осмыслить это.

– Как это? Где водятся такие животные?

– Нигде. Это секрет мургу. Я видел, что они делают, но не могу объяснить это. Они могут делать с животными странные вещи. Это трудно объяснить.

– И еще труднее понять. Однако нам пора идти. Теперь твоя очередь нести оленя.

– Херилак приказал нести оленя тебе.

– Да, но ведь ты будешь помогать есть его.

Ортнар улыбнулся, говоря это, и, несмотря на злость, Керрик ответил ему улыбкой.

– Хорошо, давай его сюда. Но потом ты возьмешь его обратно. Кажется, Херилак говорил, что у нас будет огонь?

При воспоминании об этом его рот наполнился вдруг слюной.

– Горячее мясо... Я совсем забыл, что это такое.

– Значит, мургу едят мясо сырым? – спросил Ортнар, когда они снова вышли на тропу.

– Нет. То есть и да и нет. Они каким-то образом размягчают его.

– А почему они просто не поджарят его?

– Потому... – Керрик вдруг остановился. – Потому что у них нет огня. Я только сейчас понял это. Я всегда считал, что огонь им не нужен, потому что там, где они живут, всегда тепло. А по ночам, когда было холодно или когда днем было сыро, мы накидывали специальные теплые плащи.

– Шкуры? Меховые накидки?

– Нет, живые существа, выделяющие тепло.

– Звучит отвратительно. Чем больше я слышу о мургу, тем больше я ненавижу их. Не понимаю, как ты смог выжить среди них?

– У меня не было выбора, – мрачно ответил Керрик.

Херилак присоединился к ним вскоре после того, как они достигли места стоянки.

– За нами никого нет. Они повернули обратно.

– А сейчас мы будем готовить мясо, – сказал Ортнар и причмокнул губами. – Но я бы предпочел, чтобы мы принесли огонь с собой.

Эти слова заставили Керрика вспомнить давно забытое.

– Когда-то и я хранил огонь на носу лодки.

– Это занятие для мальчика, – сказал Херилак. – Как охотник ты должен иметь свой собственный огонь. Ты знаешь, как это делать?

– Кажется, я видел это, но все забыл. Это было слишком давно.

– Тогда смотри и учись. Теперь ты тану и должен уметь такие вещи, если хочешь быть охотником.

Это был медленный процесс. Херилак принес ветвь сухого дерева и отделил от него прямой кусок. Пока он делал это, Ортнар углубился в лес и скоро вернулся с пригорошней трухлявого дерева, которое размял и растолок в порошок.

Когда подготовка была закончена, Херилак сел на землю, установил плоский кусок дерева неподвижно, зажав его ногами, и захлестнул тетиву от лука Ортнара вокруг обструганной палки.

Затем он вставил конец палки в отверстие и начал дергать лук взад-вперед, так что палка начала вращаться. Пока Херилак вертел палку, Ортнар постепенно подсыпал в отверстие древесный порошок. Показалась тонкая струйка дыма, потом исчезла.

Когда Херилак сделал вторую попытку, показался небольшой язычок пламени. Охотники тут же принялись подсыпать древесную пыль и осторожно дуть на огонек, закрывая его руками. Разведя большой костер, они дали дровам прогореть и разровняли еще пылающие угли. На эти угли охотники положили сырое мясо, и скоро Керрик вдохнул давно забытый запах жареного мяса.

Обжигая пальцы горячим мясом, они отрезали большие куски и ели, пока их лица не покрылись жиром и потом.

Отдохнув, ели снова и снова. Керрик не помнил, чтобы он когда-нибудь так ел.

Этой ночью они спали, вытянув ноги к огню. Впервые с начала их бегства, Керрик был спокоен и чувствовал себя в безопасности. Их никто не преследовал. Им не угрожали.

Не угрожали? Но возможно ли это? Ведь он знал, как безжалостны их враги и как они сильны. Репторы найдут каждого тану в любой долине. Они никогда не будут в безопасности. Вооруженные ийланы будут атаковать снова и снова, пока не погибнут все тану. Убежать от них невозможно. Эти мысли мешали Керрику погрузиться в спасительную глубину сна. Он лежал и наблюдал, как на востоке светлеет небо.

Начинался новый день – первый день его новой жизни.

Глава третья

После долгой ходьбы накануне ноги Керрика опухли и болели. Сидя на большом валуне и жуя кусок мяса, он опустил их в прохладную воду ручья. Херилак заметил, что он делает, и указал на длинный порез, тянувшийся через всю правую ступню Керрика.

– Нужно с этим что-то делать.

И он и Ортнар носили мягкие, но очень прочные мокасины, сделанные из двух кусков выделанной кожи и сшитые вместе кусками животных. У них не было материала, чтобы сделать такие же и для Керрика, однако Херилак кое-что придумал.

Он нашел камни, которые могут колоться, и отбил от них маленькие острые куски. Тем временем Ортнар снял с оленя шкуру. Раскроив с помощью острых кусков шкуру, он очистил ее от мяса, промыл в воде и обернул вокруг ног Керрика.

– Пока хватит и этого, – сказал он. К тому времени, как шкура затвердеет и начнет вонять, мы будем далеко отсюда.

Керрик подобрал остатки шкуры и обнаружил, что их хватит, чтобы обернуть вокруг талии. Он снял мягкую кожаную сумку, которую носил столько лет, и с отвращением швырнул ее в воду. Прошлое осталось позади. Теперь он был тану.

Но тут Керрик вспомнил, что на шее у него все еще болтается ийланский ошейник. С гневом он швырнул его на торчащий из воды камень и принялся неистово молотить другим камнем. Когда гнев прошел, Керрик осмотрел ошейник. На нем не осталось даже царапины.

Ортнар, с интересом следивший за происходящим, протянул руку и потер гладкую поверхность кольца.

– Не режется и не царапается. Крепче, чем камень.

Я никогда не видел ничего подобного. Вода не размягчает его?

– Нет.

– Даже кипяток?

– Я никогда не пробовал. Нельзя вскипятить воду без огня.

Произнося эти слова, Керрик вдруг замер, глядя на кольцо и гибкий поводок. Затем он медленно перевел взгляд на дымящийся на берегу костер.

ОГОНЬ.

Это должно подействовать.

Ортран проследил направление взгляда Керрика и радостно захлопал в ладоши.

– Почему бы и нет? Ты говорил, что у мургу нет огня. Давай попробуем.

Охотник поднял свободный конец ошейника и положил его на дымящиеся угли. Ничего не произошло. Ортнар поднял и очистил ошейник, гладкая поверхность которого была чиста. Тогда он зажег от углей палку и поднес ее к кольцу.

В следующее мгновение охотник пронзительно вскрикнул, потому что ошейник вспыхнул ослепительно ярким пламенем.

Керрик внезапно увидел перед собой быстро растущее облако черного дыма и горящий ошейник. Не раздумывая, он бросился вперед и погрузился в воду.

Выйдя из воды, он обнаружил красную полоску там, где горящий поводок касался тела. Керрик с удивлением потрогал остаток поводка.

Он стоял выпрямившись, не чувствуя ожогов, сознавая только, что огромный груз свалился с плеч. Последняя связь с ийланами была разорвана.

Когда охотники натирали оленьим жиром ожоги Керрика, Ортнар указал на кусок поводка, торчащий из кольца на шее мальчика.

– Мы можем сжечь и его. Ты ляжешь в воду так, чтобы торчал только этот кончик, а я принесу головешку...

– Я думаю, что на сегодня достаточно, – ответил Керрик. – Подождем, когда заживут ожоги.

Они были готовы идти дальше, но Херилак стоял, опершись на копье, и глядел туда, откуда они пришли.

– Если бы еще кто-нибудь спасся, – сказал он. – Они уже пришли бы сюда, да и мы достаточно набегались, как испуганные женщины. Сейчас нам нужно обдумать дальнейший путь. Расскажи мне о мургу, Керрик. Что они сейчас делают?

– Я не понимаю.

– Они еще преследуют нас? Может ждут на берегу?

– Не думаю. Скорее всего они уже ушли. У них с собой очень мало пищи, и им приходится постоянно охотиться. Целью экспедиции было добраться сюда и уничтожить саммад, а затем вернуться. Ничто не могло заставить их остаться здесь.

– Значит, ты думаешь, они ушли?

– Почти наверняка.

– Это хорошо. Тогда мы вернемся на берег.

При этих словах Керрик содрогнулся от страха.

– Они могут поджидать нас там.

– Ты же уверял, что они ушли?

– Но ведь нам незачем...

– У нас всего два копья и один лук, без стрел, – резко прервал его Херилак. – Когда пойдет снег, мы погибнем. Все, что нам нужно, находится там. Мы возвращаемся.

Они шли быстро, слишком быстро для Керрика. Для него это было похоже на возвращение к верной смерти. К сумеркам они добрались до предгорий и увидели перед собой бескрайний океан.

– Ортнар, ты пойдешь вперед, – приказал Херилак. – Бесшумно и незаметно. Посмотришь, нет ли там мургу.

Ортнар повернулся и исчез за деревьями. Херилак поудобнее устроился под деревом и вскоре заснул. Керрик был слишком расстроен, чтобы думать о чем-то другом, кроме своих опасений. Он смотрел на лес, и его воображение населяло округу подкрадывающимися ийланами.

Солнце висело над горизонтом, когда внизу прокричала птица. Херилак тут же проснулся и издал ответный крик. В кустах затрещало, и на поляну вышел Ортнар.

– Ушли, – выдохнул он.

– Ты не можешь быть уверен в этом, – возразил Керрик.

Ортнар презрительно взглянул на него.

– Я абсолютно уверен. Кругом были только пожиратели падали, а они очень пугливы. – Его лицо говорило красноречивее слов. Он указал на стрелы, заполнявшие его колчан. – Там есть все, что нам нужно.

– Мы идем, – решил Херилак.

Было уже совсем темно, когда они достигли места побоища. Запах падали был уже довольно сильный. Пока охотники искали то, что им было нужно, Керрик стоял на берегу и смотрел на море до тех пор, пока Херилак не окликнул его.

– Кладите все сюда, – скомандовал саммадар. – Это принадлежало великим охотникам и должно принести тебе хорошее будущее.

Там были меховые ботинки с крепкими кожаными подошвами, накидка, пояс и другая теплая одежда. Длинное копье, крепкий лук и стрелы.

Из большой водокуши Херилак сделал маленькую, которую они смогли бы тянуть втроем, и загрузил ее всем необходимым.

– Можно идти, – сказал он, и голос его был мрачен, как смерть. – Мы никогда не забудем, что сделали здесь мургу.

Они шли всю ночь, таща волокуши до тех пор, пока от усталости не могли сделать и шагу. Усталость была настолько велика, что Керрик упал, где стоял и проспал до рассвета.

Утром Херилак отвязал от волокуши мешок с экстазом, и все погрузили кисти рук в восхитительную смесь сушеных орехов и ягод. Керрик был еще мальчиком, когда в последний раз пробовал ее, и детские воспоминания начали охватывать его, когда он принялся слизывать экотаз со своих пальцев.

Все-таки хорошо быть тану. Но едва подумав об этом, он почувствовал жжение в области поясницы. Скинув меха, Керрик обнаружил, что храбрый охотник, носивший эту одежду до него, кишел блохами. Теперь жизнь тану не казалась юноше такой приятной. Его спина болела от жесткой земли, а мускулы ныли от непрерывных усилий. Кроме того, подгоревшее и жесткое мясо не годилось для его нежного желудка, и он заторопился к ближайшим кустам.

Измученный рвотой, он увидел блоху, ползающую по его сброшенной одежде, и раздавил ее между ногтями. Он был грязен, утомлен и кишел блохами. Что он делает здесь с этими грязными устозоу? Почему он не в Альпесаке? Почему он не может вернуться? Вайнти умерла от удара копья, но кто в городе знает, что нанес его он? Его никто не видел. Почему бы ему не пойти обратно? На берегу двое охотников вновь привязывали груз к волокуше. Они могут идти без него. Но действительно ли он хочет вернуться в Альпесак? Многие годы он мечтал о побеге из города – и вот он свободен. Было ли это тем, к чему он стремился?

Керрик стоял по колено в холодной воде и сжимал кулаки.

Заблудший, не принадлежавший ни к одному из миров, отверженный и одинокий.

Херилак окликнул его, и слова разрушили паутину мрачных мыслей юноши. Он вышел на берег и медленно натянул свою одежду.

– Мы сейчас выходим, – предупредил Херилак.

– Куда мы направляемся? – спросил Керрик, все еще разрываемый противоречивыми чувствами.

– На запад. Найдем других охотников, вернемся и отомстим мургу.

– Они слишком сильны и многочисленны.

– Ну что ж, тогда я умру, но умру, отомстив этим тварям, уничтожившим мой народ. Это будет смерть, достойная саммадара.

– Хороших смертей не бывает, – возразил ему Керрик.

Херилак молча взглянул на него, поняв, видимо, противоречивые чувства юноши. Годы плена не прошли бесследно для этого мальчика, который теперь стал мужчиной. Эти годы нельзя просто вычеркнуть из жизни.

Херидак медленно потянулся к своей шее, медленно снял ремешок с ножом из небесного металла и протянул его Керрику.

– Это нож твоего оща. Ты его сын, и у тебя такой же, но поменьше. Возьми, пусть они висят на твоей шее рядом. Носи их и помни о смерти отца и всей твоей саммад. И о том, кто убил их. Храни ненависть в своем сердце и ищи способ отомстить.

Керрик заколебался, затем протянул руку, взял нож и крепко сжал его.

Он не вернется в Альпесак. Никогда. Он должен научиться испытывать только ненависть к убийцам своего народа.

Однако сейчас он чувствовал внутри только страшную пустоту.

Глава четвертая

Охота была очень плохой. Ульфадан вышел еще на рассвете, но смог увидеть совсем немного. Единственный кролик свисал с его пояса. Он был молод, и его мяса едва хватило бы одному. А что будет есть вся его саммад? Он подошел к краю леса и остановился под большим дубом, глядя на луг перед собой. Дальше идти он не смел.

Там были мургу. Отсюда и до конца мира, если мир кончался где-то, были только эти отвратительные и ужасные существа. Некоторые из них годились в пищу, и он однажды попробовал мясо с ноги одного небольшого мургу с клювом, которые паслись огромными стадами. Но смерть подстерегала охотников, рисковавших выходить из леса. В траве скрывались ядовитые мургу, змеи всех размеров, многоцветные и смертельно опасные. Однако еще хуже были гигантские существа, рев которых был подобен грому, а от поступи содрогалась земля. Как обычно, думая о мургу, он сжимал пальцами зуб одного из этих гигантов, который висел у него на груди. Один единственный зуб был таким же большим, как его предплечье.

Он был молод и глуп, когда рисковал жизнью, чтобы доказать свою храбрость. Из леса он увидел мертвого марага и отвратительных пожирателей падали, которые ссорились и рвали тело существа. Только когда наступила темнота, он осмелился покинуть убежище под деревьями, чтобы вырвать этот зуб из огромной челюсти. А потом вдруг появился ночной мараг, и только случай спас жизнь Ульфадана. Длинный белый шрам на бедре остался напоминанием об этой встрече. Нет, находиться вдали от спасительных деревьев было вовсе не безопасно.

Но саммад должна есть, а дичи вокруг становилось все меньше и меньше. Мир изменился, и Ульфадан не знал почему. Шаман говорил им, что с тех пор как Эрманпадар создал тану из речного ила, мир оставался тем же самым. Зимой они уходили в горы, где лежал глубокий снег и оленей легко было убивать. Когда весной снег таял, они следовали за быстрыми потоками вниз, к реке, а иногда к морю, где в воде резвилась рыба, а на земле росли вкусные плоды. Правда, они никогда не уходили на юг слишком далеко, ибо там были только мургу и смерть, а горы и темные северные леса всегда поставляли им все необходимое.

Но с некоторых пор все это кончилось. Горы сейчас были в объятиях бесконечной зимы, стада истощились, снег лежал в лесах до поздней осени, а постоянные источники пищи исчезли. Сейчас у них было что есть – рыбы в реке хватало на этот сезон. Они пришли к этой реке, соединились с саммад Келлиманса, как делали каждый год. Это было время встреч и разговоров, когда молодые мужчины искали женщин. Но хотя сейчас пищи было достаточно, ее не хватит на всю зиму. А без пищи очень немногие из них увидят весну.

Из этой западни не было выхода. К западу и востоку находились другие саммад, такие же голодные, как и его, Келлиманса. Мургу на юге, лед на севере, а они в западне между ними. Выхода не было. Голова Ульфадана разламывалась от этой проблемы, которая не имела решения. В отчаянии он громко закричал, как пойманный зверь, затем повернулся и пошел обратно к саммад.

С вершины покрытого травой склона, спускавшегося к реке, все выглядело нормально. Темные конусы кожаных палаток неровными рядами вытягивались вдоль речной отмели.

Между палатками ходили люди, а от костров поднимался дым.

Недалеко от них один из привязанных мастодонтов поднял хобот и заревел. Еще дальше на берегу виднелись женщины, которые разрывали землю палками в поисках съедобных корней. Корни сейчас были хорошей пищей. Но что будет, когда земля снова замерзнет? Он знал ответ на этот вопрос, но гнал его подальше от себя. Голые дети, визжа, плескались в реке, старые женщины сидели на солнце перед своими палатками, плетя корзины из ивы и тростника. Когда Ульфадан подошел к палаткам, лицо его было сурово и непроницаемо. Один из маленьких сыновей бросился к нему, торопясь сообщить важное известие.

– У нас три охотника из другой саммад. Один из них очень смешной.

– Отнеси этого кролика своей матери. Беги.

Охотники сидели вокруг костра, выпуская клубы дыма из каменной трубки, передаваемой по кругу. Келлиманс был здесь, и шаман Фракен тоже. Пришельцы поднялись, приветствуя Ульфадана. Одного из них он хорошо знал.

– Приветствую тебя, Херилак.

– Приветствую тебя, Ульфадан. Это Ортнар из моей саммад, а это – Керрик – сын Амахаста и моей сестры.

– Ты хочешь есть?

– Мы уже поели и напились. Гостеприимство Ульфадана хорошо известно.

Ульфадан взял трубку и глубоко вдохнул едкий дым. Его удивлял странный охотник без волос, который должен был погибнуть со своей саммад, но остался жив. Он спросит его об этом в свое время.

– Зима длинная, а пищи все меньше и меньше, и мы знаем об этом. Вся моя саммад мертва, за исключением двух человек, – заговорил Херилак.

Охотники встретили эти страшные слова молча, но из толпы женщин послышались вопли ужаса, многие были связаны с саммад Херилака родственными узами, и сейчас они смотрели на небо на востоке, где начали появляться первые звезды.

Когда Херилак заговорил снова, ни один звук не помешал ему.

– Вы знаете, что я с моими охотниками ходил далеко на юг, где нет снега и зимы теплые и где живут только мургу. Это была моя идея, что мурту убили Амахаста и всю его саммад. Идея оказалась верной, и мы нашли мургу, которые ходили, как тану, и убивали смертоносными палками. Одну из этих палок я нашел среди костей саммад Амахаста. Мы убили встреченных мургу и вернулись на север. Теперь мы знали, что на юге ждет смерть и что это за смерть. Но мы голодали последнюю долгую зиму, и многие из нас умерли. Летом охота была плохой, и вы это знаете. Тогда я повел саммад на юг вдоль берета, туда, где охота намного лучше. Мы знали об опасности и о том, что мургу могут атаковать нас, но без пищи мы все равно погибли бы. Мы выставили охрану и нападений не было. Это случилось только тогда, когда мы повернули назад. И вот мы с Ортнаром здесь, а остальные мертвы. С нами пришел Керрик, сын Амахаста, захваченный в плен мургу, а сейчас снова свободный. Он многое знает о них.

После этих слов по рядам слушателей прокатился ропот удивления, и все зашевелились, стараясь поближе взглянуть на Керрика. Они указывали на отсутствие у него волос, на сверкающее кольцо и ножи из небесного металла, висевшие у него на шее. Керрик смотрел прямо перед собой и не говорил ни слова. Когда все умолкли, заговорил Келлиманс:

– Для тану настали дни смерти. Зима убивает нас, мургу убивают нас, и другие тану убивают нас.

– Разве недостаточно того, что нас убивают мургу? Почему мы боимся друг друга? – спросил Керрик.

– Нас заставляет сражаться долгая зима и короткое лето, – ответил Ульфадан. – Мы пришли сюда потому, что олени ушли с гор. Но когда мы попробовали охотиться здесь, лучники многих здешних саммад прогнали нас прочь. Сейчас у нас мало пищи, и зимой мы умрем от голода.

Херилак печально покачал головой.

– Это не выход. Наши враги мургу, а не тану. Если мы будем сражаться друг с другом, конец неизбежен.

Келлиманс согласно кивнул, а Ульфадан сказал:

– Я верю тебе, Херилак, но дело тут не только в нас. Тебе нужно говорить с другими саммад. Если они согласятся, мы сможем охотиться и не умрем с голода. Оии приходят с далеких гор, они многочисленны и голодны. Они гонят нас обратно, и мы не можем охотиться. Им хочется увидеть нашу смерть.

Херилак отмел это предложение резким взмахом руки.

– Нет, это плохо. Им дела нет до нашего горя. В их горах охота тоже может быть плоха, иначе они не пришли бы сюда. У тану есть два врага, бесконечная зима и мургу. Они объединились вместе, чтобы уничтожить нас. Мы не можем сражаться против зимы, но мы можем убивать мургу.

Тут заговорили сразу многие, но все замолчали, когда начал говорить Фракен. Они уважали старика за его знания и надеялись, что он сможет указать ответы на их вопросы.

– Мургу подобны листьям и также многочисленны. Ты сказал нам, что у них есть смертоносные палки. Как можно бороться против существа, подобного этим? И почему это должны делать мы? Что мы выиграем, если рискнем схватиться с ними? Нам ведь нужна пища, а не война!

Когда он закончил, раздался одобрительный ропот. Только Херилак не согласился с ним.

– Нам нужно не только получить пищу, но и отомстить, – холодно сказал он. – Мы должны убить мургу, которые живут на юге. Когда все они будут мертвы, мы сможем спокойно охотиться там.

После этого было еще много обсуждений и разговоров, но никакого решения не приняли. В конце концов Херилак сделал знак Ортнару, они поднялись и ушли. Керрик смотрел, как они уходят, но не мог решиться последовать за ними. Его жажда мести была гораздо меньше, чем у них. Если они ничего не сказали ему, то, может, ему не следует идти с ними. Он сможет остаться здесь, у огня, и включиться в разговор с другими охотниками. Возможно, ему даже лучше остаться здесь, с этой саммад, начать охотиться и забыть о мургу.

Но это был не выход. Он знал то, чего не знали другие. Он знал, что ийланы не забудут его и не оставят в покое тану. Их ненависть была слишком глубока. Они будут посылать репторов, найдут каждую саммад и не успокоятся до тех пор, пока не уничтожат всех. Ульфэдан и Келлиманс со своими людьми боялись только зимы, голода и других тану, не зная, что настоящие убийцы уже близко.

Никто не заметил, как Керрик забрал копье и ушел. Он нашел своих товарищей у отдельного костра и присоединился к ним. Херилак тыкал в огонь палкой и внимательно вглядывался в него, будто ища ответа в языках пламени.

– Нас только трое, – сказалон. – Мы не можем сражаться с мургу в одиночку. – Он повернулся к Керрику. – Ты знаешь о мургу то, чего не знаем мы, расскажи нам об этом. Расскажи нам, как они ведут войну.

Прежде чем заговорить, Керрик задумчиво потер подбородок.

– Это непросто сделать. Для начала вы должны знать об их городе и о том, как он управляется. Вы должны понять различия между фарги и ийланами, узнать, как они думают и действуют.

– Так расскажи нам об этом, – сказал Херилак.

Сначала Керрику было трудно говорить на языке тану об этом, потому что он никогда не думал на нем. Он искал новые слова для описания знакомых ему сцен, новые способы описания понятий, совершенно чуждых этим охотникам. Они снова и снова спрашивали его о том, чего не могли понять. В конце концов они кое-что уяснили из общественной организации ийлан, но этого было слишком мало.

Херилак молча смотрел на свои сжатые кулаки, лежавшие на бедрах, и старался понять смысл того, что слышит. Наконец он встряхнул головой.

– Я никогда не пойму этих мургу, а потому не буду и пытаться. Мне достаточно знания о том, что они делают. Крупная птица летает по ночам и высматривает нас, затем возвращается и говорит им, где находится саммад. После этого они могут атаковать нас. Это верно?

Керрик хотел запротестовать, но передумал и согласно кивнул. Детали здесь были не важны.

– Узнав, где остановилась саммад, они готовят нападение. Вооруженные фарги плывут туда на лодках, потом выходят из моря и убивают всех, кого встретят.

– Но ты говорил и еще кое-что, – заметил Херилак. – В ночь перед нападением они устраивают лагерь на берегу.

– Да, они делают это. Они останавливаются как можно ближе, проводят ночь, а утром следующего дня нападают.

– Они всегда поступают так?

– Всегда? Я не знаю, я был с ними только два раза. Но сейчас это не имеет значения. Судя по тому, как они думают и действуют, они ДОЛЖНЫ каждый раз поступать одинаково. До тех пор, пока что-то удается, они ничего не меняют.

– Значит, мы должны найти способ использовать эти знания для уничтожения их.

– Но как мы сделаем это? – спросил Ортнар.

– Пока я этого не знаю. Нужно думать об этом и искать, пока не найдем способа. Мы охотники и знаем, как подкрадываться к добыче. Мы найдем способ и убьем мургу.

Керрик молчал, погруженный в свои мысли, представляя уничтожение саммад так, как никогда еще не представлял.

Однажды он был на берегу, когда началась атака, и не забыл ужаса при виде темных фигур, появившихся из моря. Но он был также и с атакующими, пришедшими из Альпесака. Он наблюдал за подготовкой нападения, слушал все распоряжения и точно знал, как это делается. Сейчас он пытался соединить две эти точки зрения и искал способ повернуть все вспять.

– Повернуть все вспять, – сказал он вслух, затем громко выкрикнул, когда они повернулись к нему. – Повернуть все вспять! Но чтобы сделать это, нам будут нужны Ульфадан и Келлиманс, и их саммад. Мы должны объяснить им, заставить их понять нас и помочь. И потом мы сделаем вот что: отправимся на юг с саммад и охотниками. Охота будет хорошей, и пищи будет много. Но когда мы пойдем на юг, наше появление будет наверняка открыто мургу – об этом им расскажут большие птицы. Но мы будем осторожны и, когда увидим большую птицу, будем знать, что должно произойти. Увидев птицу, мы должны выслать охотников на берег. Так мы узнаем, когда должна начаться атака, и будем готовы к ней. Вместо того, чтобы бежать, мы будем сражаться и убьем их.

– Это опасно, – сказал Херилак. – Ведя с собой саммад, мы будем рисковать жизнями женщин, детей и тех, кто не может сражаться. Это должен быть хороший план, или саммады не рискнут пойти с нами. Думай еще. Разве ты не говорил мне что-то очень важное, что-то о ночи? Мургу могут ходить по ночам?

– Их тела отличаются от наших, и по ночам они должны спать. Так и происходит каждую ночь.

Торжественно крикнув, Херилак вскочил на ноги.

– Мы тоже спим ночью, но не все время. Поэтому мы сделаем так: поговорим с охотниками и убедим их, что нужно идти на юг вдоль берега и охотиться, чтобы уйти от голода. Таким образом, саммад получат пищу на зиму. Но пока мы охотимся, мы будем следить за крупной птицей, которая говорит с мургу. Когда птица увидит нас, мы отправим охотников спрятаться там, откуда они смогут незаметно следить за берегом. Когда мургу остановятся на ночь, мы будем знать, где они. Затем подкрадемся к ним под покровом темноты. Только охотники. Мы будем идти тихо и тихо выйдем на берег... Он сжал кулаки и свел их вместе. – Потом мы обрушимся на них. Мы будем колоть их копьями, пока они спят, убьем их так, как они убивали нас.

Охваченный внезапным порывом, он поднялся и стремительно пошел обратно к кострам охотников.

– Нужно сказать им... Они должны согласиться!

Но сделать это было нелегко. Ортнар и Керрик присоединились к нему и снова и снова объясняли свою мысль. О том, как атакуют мургу и как их можно победить. О том, как они могут охотиться и добывать пищу на зиму. И убить мургу.

Ульфадан был крайне обеспокоен этим, и второй саммадар тоже. Это была слишком новая для них идея и слишком опасная.

– Ты предлагаешь мне рискнуть всеми нашими жизнями ради твоего плана, – сказал Ульфадан.

– Ты предлагаешь нам подставить женщин и детей, сделать из них приманку. Тут возникает слишком много вопросов.

– И да и нет, – сказал Херилак. – Возможно у нас нет выбора. Без пищи немногие из вас переживут зиму. И вы не можете охотиться здесь. Идем на юг, мы знаем, что там будет хорошая охота.

– Но там будут и мургу.

– Да, но на этот раз мы будем настороже. Если хочешь, мы не будем ждать, пока увидим большую птицу, и пошлем охотников, чтобы они проследили за берегом. Они предупредят любое нападение. Когда мургу достигнут берега, мы будем знать, что опасность близка. После этого палатки и весь груз погрузим на волокуши, и мальчики уведут мастодонтов подальше от берега, забрав женщин и всех маленьких детей с собой. Так они уйдут от опасности. Это риск, но риск на который мы все должны пойти. Или это, или смерть в снегах этой зимы. Без пищи никто из вас не встретит весну.

– Ты говоришь грубо, Херилак, – гневно сказал Келтаманс.

– Я говорю только правду, саммадар. Решение зависит от твоих людей, мы сказали то, что хотели сказать, и уходим.

Но решение не было принято ни этой ночью, ни следующей, ни через одну. А потом начались дожди, тяжелые долгие дожди, которые гнал холодный ветер с севера. Осень в этом году должна была прийти раньше. Запасы пищи были малы, и все знали это. Трое пришельцев садились в стороне от остальных и чувствовали, что люди, проходящие мимо, смотрят на них злобно, многие даже с ненавистью за то, что они заставляют их делать выбор. Наконец они стали понимать, что выбора у них нет вообще. Много было женских криков и причитаний, когда палатки были собраны и погружены на волокуши. Поход начался без обычного возбуждения, ведь он мог оказаться путем к смерти. Покорные и промокшие, они шли на восток, подгоняемые проливными дождями.

Глава пятая

В суматохе снимающегося лагеря Керрик был слишком занят, чтобы думать обо всех опасностях, которые ждали в будущем. Неожиданные воспоминания захватили его, когда волокуши были закреплены за благодушными мастодонтами.

Это было прекрасное зрелище, когда огромные животные налегли на свою упряжь и потащили скрипящие деревянные сооружения. Они были загружены палатками и на вершине каждой сидели дети. Когда движение началось, охотники ушли вперед, расчищая окрестности от дичи, которая встречалась им на пути. Саммад собирались вместе только по вечерам, в лагере; охотники тянулись к огню и вдыхали запах горячей пищи.

Первые несколько дней все испытывали страх перед тем, что ждет впереди, перед страшными мургу, которые могут подстерегать их. Но тану были фаталистами и жили в постоянно меняющемся мире. Они всецело зависели от милости погоды, от пищи, которой могло не оказаться, от охоты, которая могла быть неудачной. Они оставляли позади голод и верную смерть, меняя ее на пищу и возможность продолжать жизнь. Это была выгодная сделка, и их дух поднимался по мере того, как дни становились теплее, а охота лучше.

После нескольких первых дней они даже стали принимать Керрика, хотя дети еще смеялись над его безволосым лицом и указывали на его железный ошейник. Правда, на черепе уже выросла щетина в палец длиной, однако борода была слишком редкой. Он был еще очень неловок в обращении с копьем и плохо стрелял из лука, но с каждым днем делал это все лучше. Керрик даже начал думать, что этот мир неплохое место для жизни.

Так продолжалось, пока они не дошли до океана.

Первый же взгляд на голубую воду напомнил Керрику его прежние страхи, и он резко остановился. Хорошо еще, что в это время рядом с ним не было никого из охотников. Вместе со страхом пришло желание повернуться и убежать. Впереди была только смерть. Как может эта горстка охотников надеяться устоять против вооруженных фарги? Ему хотелось только бежать, найти убежище в горах. Идти вперед равносильно самоубийству.

Борясь с этими чувствами, он постепенно понял, что не может уйти сейчас. Это было бы слишком трусливым поступком. После всего случившегося, после того, как он помог разработать план, у него нет выбора. Он должен пройти через это.

Еще испытывая страх, он крайне неохотно сделал шаг вперед.

Затем еще и еще, пока снова не пошел нормально – несчастный и испуганный.

Этим вечером они остановились недалеко от берега. Еще до того как были разгружены волокуши, мальчики уже ловили рыбу в солоноватой лагуне, приманивая ее костяными крючками с земляными червями. Вода кишела хардальтом, нетерпеливо хватающим приманку. Было много крика и смеха, когда они пытались отдернуть свои пойманные щупальца. Их быстро выдергивали из раковин, потрошили и резали ломтиками, которые вскоре уже шипели на огне. Хоть и жесткие, и с сильным привкусом, они были желанным дополнением к рациону.

Керрик выплюнул жесткий, нежующийся кусок и вытер пальцы о траву, затем встал и потянулся. Потом посмотрел на огонь и вдруг краем глаза заметил какое-то движение. Прямо перед ним в воздухе была большая морская птица.

Он взглянул на большие машущие крылья птицы, на ее белую грудь, которая сейчас была красной в лучах заходящего солнца, и замер. Она была уже здесь. Он не мог видеть черные шишки с никогда не закрывающимися глазами, глядящими с ног рептора, но знал, что они там. С трудом Керрик поборол охвативший его паралич и заторопился к Херилаку, сидевшему у костра.

– Она здесь, – сказал он. – Летает над нами. Теперь они узнают о нас...

В голосе его звучала паника, на которую Херилак не обратил внимания. Когда он заговорил, голос его был холоден и спокоен.

– Это очень хорошо. Все идет по плану.

Керрик не разделял его уверенности. Он старался не смотреть на птицу, которая кружила над ними, зная, что снимки, принесенные в город, будут внимательно изучены. Тану не должны выказывать интереса к птице, показывать, что знают о ее задаче. Только когда она закончила последний ленивый круг и полетела прочь, он повернулся и посмотрел ей вслед. Не было никаких сомнений, что теперь нападение состоится.

Вечером, когда охотники собрались покурить и поговорить, Керрик рассказал им о том, что видел и что это означает.

Сейчас это не вызвало у охотников недовольства. Они долго расспрашивали его, затем обсудили, что нужно делать.

Утром саммад отправились на юг. Херилак был впереди и вел их все дальше и дальние от берега. Керрик знал местность и понимал, что они обходят то место, где была уничтожена саммад Херилака. Не было нужды напоминать тану, какая опасность может выйти из моря. Позднее, когда охотники собрались, было решено сделать Херилака сакрипексом – военным вождем. Он согласно кивнул и отдал свой первый приказ.

– Керрик и Ортнар пойдут сейчас впереди. Они видели мургу и знают, за чем нужно смотреть. Они будут ходить вдоль берега и охранять ночью. С ними пойдут еще двое, которые вернутся с предупреждением, когда это будет необходимо. Они будут делать это каждую ночь, начиная с сегодняшней. Остальные тоже будут бодрствовать каждую ночь, следя за морем от наших палаток. Мы должны быть уверены, что ничего не произойдет.

Они ходили вдоль берега четыре дня, а на пятый Керрик вернулся в лагерь на рассвете. Услышав его бегущие шаги, охотники схватились за оружие.

– Это не тревога, мургу еще нет. Но я осмотрел берег, и там есть нечто такое, что мы можем использовать.

Он подошел к ним и подождал, пока пришли оба саммадара и Херилак, и объяснил.

Охота сейчас хорошая, в море много рыбы. Вы должны решиться не снимать сегодня лагерь, а остаться в этом месте и ловить рыбу, и коптить мясо. К югу отсюда есть скала, а за ней длинный отрезок берега с толстыми березами, которые спускаются почти до воды. Это очень хорошо. Если мургу придут, они не смогут найти место для высадки там, где скала, поэтому наверняка выйдут на берег, поросший лесом.

Херилак согласно кивнул.

– Когда мы пойдем в атаку, то сможем подойти к ним незаметно, под прикрытием деревьев. Все согласны со мной?

Последовало небольшое обсуждение, но против не высказался никто. Керрик вернулся туда, где Ортнар и остальные два охотника лежали в укрытии, осматривая море.

Началось долгое ожидание. В следующие дни они заполняли свободное время сооружением убежища из бересты: ночи сейчас стали холоднее, и порой шел дождь. Однако в течение дня двое из них всегда следили за океаном. После полудня к ним присоединялись остальные, потому что это было время наибольшей опасности. Так продолжалось много дней от полнолуния до полнолуния, пока однажды к ним не пришел Херилак.

– Что видно? – спросил он, остановившись под деревьями рядом с ними.

– Ничего, море, как обычно, пусто, – ответил Керрик.

– Охотники решили, что теперь у них достаточно мяса.

Они благодарны за то, что мы показали им эти охотничьи угодья. Теперь они готовы уходить.

– Это хорошее решение, – сказал один из охотников. – Никто из нас не хочет нападения мургу.

Керрик был согласен с ними и испытывал внезапный прилив надежды, хотя и промолчал.

– Ты сказал свое мнение, – резко сказал Херилак. – Да, переселение было удачным. Теперь пищи хватит на зиму, и я понимаю, почему они торопятся вернуться. Наполнив свои желудки, они забыли о голоде и не вспомнили, что случилось на этом берегу с другими саммад. Это будет последняя ночь. Они уходят завтра на рассвете, а мы остаемся и выйдем через день после них, на случай, если мургу все-таки придут.

– Мы пойдем быстро, – воскликнул второй охотник, – и они не смогут догнать нас.

Херилак презрительно отвернулся от него.

– Мы сделаем это не только для того, чтобы наполнить желудки. Мы пришли сюда, чтобы убить мургу, – горько сказал Ортнар.

– Мы не сможем сделать этого в одиночку, – напомнил Херилак.

Керрик повернулся и стал смотреть на море, чтобы они не заметили изменений выражения его лица. Они смогут спорить сколько угодно, но саммад все равно уйдут. Ничто не может удержать их здесь, ибо они не хотят сражаться. Маленькие белые облака плыли по чистому небу над ними, отбрасывая темные тени на воду. Большие тени. Движущиеся...

Он продолжал стоять, глядя на тени, и ничего не говорил, пока не обрел полной уверенности. Когда он заговорил, голос его слегка дрожал:

– Они здесь. Мургу пришли.

Все было так, как он сказал. Темные лодки были теперь отчетливо видны, выйдя из тени облаков. Они медленно двигались к северу.

– Они не останавливаются! – воскликнул Херилак. – Может, сразу пойдут в атаку на саммад?

– Нужно предупредить их, времени осталось мало! – сказал Керрик.

Один из охотников хотел уже бежать с донесением, но Херилак остановил его.

– Подожди. Сначала нужно убедиться в этом.

– Они поворачивают к берегу! – заметил Ортнар. – К берегу под нами.

Охотники лежали молча, с ужасом глядя, как лодки подходят все ближе, покачиваясь на волнах прибоя. Раздалась громкая команда, и вооруженные фарги попрыгали из лодок, направляясь к берегу. Когда они начали переносить на берег запасы пищи, сомнений больше не осталось.

– Теперь идите, – прошептал Херилак, – оба. Идите разными путями, чтобы один из вас наверняка донес сообщение. Когда станет темно, и они не смогут видеть, волокуши должны быть загружены, и саммад должны уходить подальше от берега. Пусть идут до рассвета, а затем спрячутся в лесу.

Как только волокуши будут готовы, все охотники должны покинуть лагерь и присоединиться к нам здесь. Бегите!

Сцена на берегу была знакома Керрику, но оба охотника были потрясены ею. Они смотрели, как припасы выгружались из лодок и фарги, завернувшись в плащи, укладывались на ночь. Командиры собрались вместе у самой воды, но Керрик не пытался подкрасться к ним, чтобы увидеть, кто они. Командовать наверняка должна была Сталлан, и подумав об этом, он почувствовал жажду мести, которая сжигала его товарищей.

Сталлаи, которая избивала его, а потом неожиданно грубым вниманием убила Алипола. Какое это будет удовольствие – проткнуть копьем ее тело!

Луны не было, но звезды ясно освещали белый песок на берегу и темные фигуры фарги, отдыхавшие на нем. Много звезд поднялось из-за моря, прежде чем в лесу послышался шорох – это приближались первые охотники.

К рассвету все было готово к атаке.

Глава шестая

Весь день Херилак думал только об этой атаке, планировал ее снова и снова, так что мысленно видел, как все это должно произойти. Керрик и Ортнар были проинструктированы, поэтому знали, что нужно делать, так же хорошо, как и он. Херилак оставил их у края рощи наблюдать за берегом и приказал первым подошедшим идти обратно через лес к поляне. Там они подождали, пока не собрались все охотники. Он был военным вождем, и все ждали его приказаний.

– Ульфадан, Келлиманс, – тихо позвал он. – Идите к своим охотникам, убедитесь, что все собрались.

Никто не разговаривал и не шевелился во время ожидания, ведь они были охотниками. Они молча сидели на корточках, держа оружие наготове, и ждали приказов Херилака. Только убедившись, что все здесь, Херилак рассказал им, что нужно делать.

– Мы должны ударить одновременно, – сказал он. – Для этого мы вытягиваемся в одну линию, и каждая саммад возьмет на себя половину берега. Затем мы молча поползем вперед до тех пор, пока не достигнем травы, растущей над берегом.

Ветер дует от воды, поэтому мургу не почувствуют, когда мы подойдем ближе. Но они могут услышать, и поэтому не должно быть ни звука. Вы должны знать свои места, а саммадары ваши должны быть уверены, что вы заняли их правильно. Оказавшись там, вы должны ждать и не двигаться, пока не увидите меня, Ульфадана и Келлиманса, пришедших на берег. Это будет сигналом к движению вперед. А потом своими копьями вы будете убивать мургу, сохраняя тишину, пока это будет возможно.

Херилак вытянул руку с копьем и коснулся его тупым концом Чуть ниже подбородка ближайшего охотника, а все остальные подались вперед, чтобы увидеть что он делает.

– Старайтесь, если возможно, колоть мургу в горло, это их самое уязвимое место. У них много ребер, и в отличии от животных, на которых мы охотимся, ребра закрывают переднюю часть тела, а не кончаются под грудью. Сильный удар пробивает их, но слабый будет отклонен ими в сторону. Поэтому – только в горло.

Херилак подождал, пока они осмыслят это, а потом продолжал:

– Едва ли мы сможем убить их всех в тишине. Когда поднимется тревога, вы будете кричать как можно громче, чтобы усилить замешательство. И продолжать убивать. Если они побегут, пользуйтесь луками: стрелы остановят их. Не допускайте колебаний и неустанно убивайте. Остановиться можно только тогда, когда все они будут мертвы.

Вопросов не было. Всем было ясно, что нужно делать. Если кто-нибудь из охотников испытывал страх, то он не показывал этого. Они жили убивая и были весьма опытны в этом.

Тихо, как тени, они двинулись через лес, потом покинули его темноту и также тихо поползли. Керрик еще оставался на страже. Он отвернулся от спящих фарги и вздрогнул, увидев движущиеся фигуры. Они не издавали ни звука, даже самого слабого. Потом из темцоты вынырнул Херилак. Керрик коснулся его плеча, затем наклонился и произнес ему в ухо:

– Их командиры должны умереть первыми. Я хочу сделать это.

Херилак кивнул и двинулся дальше. Керрик медленно направился к краю опушки, а потом вдоль нее к месту, которое заметил раньше.

Внезапно в ветвях дерева закричала ночная птица, и он замер на мгновение, потом пошел дальше. Единственным звуком сейчас был плеск волн о берег. Охотники двигались тихо, как смерть, и смерть шла вместе с ними.

Ни один звук не выдал их присутствия, когда они заняли отведенные им места и стали терпеливо ждать сигнала.

Напряжение стянуло желудок Керрика в плотный узел.

Он был уверен, что прошло уже много времени, и значит, что-то неладно. Херилак и саммадары должны быть на берегу.

Если они промедлят еще немного, начнет светать и охотники окажутся в ловушке...

Керрик знал, что его страхи беспочвенны, но знание этого не могло прогнать их прочь. Кулаки его были сжаты так крепко, что начали болеть. Где же они? Что с ними случилось?

Облака покрывали небо, скрывая звезды. Увидит ли он вождей, когда они появятся?

И вдруг они появились так тихо и так внезапно, будто были тенями. Движущиеся тени следовали друг за другом, пока темная линия едва различимых фигур не окружила весь берег.

Они стояли впереди Керрика, потому что могли двигаться быстро и абсолютно тихо. Ему еще не доставало их умения незаметно подкрадываться к добыче, и он оказался далеко за ними, когда линия достигла первых спящих фарги. Оттуда донеслось глухое ворчание и больше ничего...

Наконец Керрик почувствовал под ногами мягкий песок и смог идти быстрее. Он бросился вперед, поднимая свое копье, и почти достиг груды запасов, у которой лежали ийланы, когда ужасный крик боли прорезал молчание ночи.

За ним тут же послышались новые крики, и берег мгновенно заполнился движущимися фигурами. Керрик тоже закричал, промчался вдоль сваленных запасов и вонзил копье в ийлану, которая только что поднялась.

Она пронзительно вскрикнула, когда наконечник пронзил ее тело, и она упала навзничь, а он ударил еще раз, теперь в горло.

Это была настоящая бойня в ночи. Фарги просыпались быстро, но от страха ничего не могли понять и были в полном замешательстве. Если они и вспоминали о своем оружии, то не могли найти его в полной темноте. Они бежали и искали спасения в океане своей юности, однако и там было нелегко спастись, потому что всюду их ждали острые копья, а стрелы летели вслед тем, кто достигал полосы прибоя. Это была резня без пощады. Тану были умелыми мясниками.

Однако фарги были так многочисленны, что некоторые из них ухитрялись удрать, достигая моря и в панике натыкаясь на мертвые тела, ныряли и плыли к лодкам. Охотники пробирались за ними к набегающим волнам, их луки сеяли смерть, пока не были исчерпаны запасы стрел.

Избиение прекратилось только тогда, когда стало некого убивать. Охотники пошли вдоль лежащих грудами тел, пиная их и коля кольями, если слышали хоть один звук или видели движение. Один за другим они останавливались, измученные, и молчали, пока один из охотников не издал победного вопля.

Все последовали его примеру и завывали скорее как животные, чем как тану. Эти крики летели над водой к уцелевшим фарги в лодках, которые тихо стонали и сжимались от страха.

Первые лучи зари открыли отвратительные подробности ночной резни. Керрик с ужасом хотел отвернуться, но трупы лежали со всех сторон, наваленные грудами. Однако это зрелище нисколько, казалось, не беспокоило охотников. Они кричали от счастья, хвастаясь своими подвигами, и бродили среди трупов, лежавших в прибое, вырезая из них стрелы. Когда стало светлее, Керрик заметил, что его руки измазаны кровью.

Он отошел в сторону от тел фарги и вымыл их в море. Когда он вернулся, Херилак ждал его, бурно выражая свое ликование.

– Мы сделали это! Мы ударили по мургу и прогнали их прочь, отомстив за саммад, которые они уничтожили. Это была хорошая работа.

Далеко в море лодки спешили к югу. Большая часть их была пуста или же с одной или двумя фарги. Резня действительно удалась.

Керрик чувствовал, что устал от ненависти я страха и тяжело сел на груду емкостей с консервированным мясом.

Херилак погрозил копьем удирающим лодкам и закричал:

– Убирайтесь прочь и скажите остальным, что произошло этой ночью! Расскажите всем мургу, что это случится с каждым, кто рискнет явиться на север.

Керрик не разделял его неразумной ненависти, потому что слишком долго жил среди ийлаи. В свете наступающего дня он увидел лицо ближайшего мургу и узнал его: это была охотница, которую он иногда видел вместе со Сталлан. Потрясенный, он отвел взгляд от ее растерзанного горла. Чувство огромной утраты охватило его, хотя он и не совсем понимал, в чем она заключается.

Когда Херилак повернулся, Керрик взял себя в руки и спросил:

– А сколько потеряли мы?

– Одного. Разве это не полная победа? Только одного, ужаленного отравленной стрелой дротика. Неожиданность была полной. Мы сделали то, зачем приходили сюда.

– Но мы еще не закончили здесь, – сказал Керрик, стараясь забыть о своих чувствах. – Он постучал по емкости, на которой сидел. – Они содержат мясо. До тех пор пока цела внешняя оболочка, мясо не испортится. Я ел такое. Вкус неважный, но жизнь поддержать можно.

Херилак задумался, опершись на копье:

– Значит, этой победой мы выиграли жизнь. С этими запасами еще больше тану переживут будущую зиму. Нужно послать гонцов к саммад и позвать их сюда за этим сокровищем. – Он оглядел усеянный трупами берег. – Что еще мы можем сделать здесь?

Керрик наклонился, подобрал брошенный хесотсан и стряхнул песок с его тела. Когда он направил его в пустое море и определенным образом нажал, раздался резкий треск и дротик исчез в прибое. Потом он ткнул животное пальцем и крошечный рот широко раскрылся. Погладив, он закрыл его и протянул оружие Херилаку.

– Соберите смертоносные палки. И дротики тоже. Я покажу вам, как с ними обращаться. Мы не можем разводить эти существа, но если их кормить, они проживут годы. Яд их дротиков убивает мургу так же легко, как и тану. Будь они у нас сегодня ночью, ни один мараг не ушел бы отсюда живым.

Херилак восторженно хлопнул его по плечу.

– Эта победа только первая из многих. А сейчас я пошлю за саммад.

Оставшись один, Керрик взял контейнер с водой и напился, а затем взглянул на возбужденных охотников. Это была победа, первая победа тану. Но у него было смутное чувство, что будущие победы не будут такими легкими. Он посмотрел на ближайший труп фарси, затем заставил себя начать поиски на берегу.

Прошло немало времени, прежде чем он осмотрел всех. Он даже прошел вдоль всего прибоя, осматривая тела и переворачивая их лицами вверх. Закончив, он устало опустился на песок.

Он узнал несколько ийлан, в основном, охотников. Керрик посмотрел на юг, туда, где уже давно исчезли лодки.

Сталлан наверняка была с ними, в этом он не сомневался.

Она, безусловно, возглавляла эту экспедицию и сумела спасти свою жизнь, скрывшись в темноте.

Они встретятся, Керрик был в этом уверен. Это поражение не остановит ийлан, а сделает их более решительными. Это не конец сражения, а только его начало, и чем оно кончится, Керрик понятия не имел.

Но он знал, что однажды произойдет битва, которой этот мир никогда прежде не видел. Жестокая битва между двумя расами, у которых одинаковым было только одно: ненависть друг к другу.

Глава седьмая

Дождь хлестал по лодкам. Тяжелые капли барабанили по влажным шкурам и, шипя, скатывались в океан. Темный берег исчез из виду, и сейчас море было пустым. Признаков погони не было. Сталлан осмотрелась, затем приказала своей лодке остановиться и сделала знак другим сделать то же самое.

Они собрались вместе в сыром свете зари. Даже беспилотные лодки протиснулись поближе, стоя вместе с занятыми, смущенные, потому что не получили инструкций. Сталлан смотрела на уцелевших фарги с растущим гневом.

Их было так мало! Охваченная паникой горстка, вот все, что осталось от большой ударной силы, которую она привела на север. Что же было сделано плохо?

Ее гнев рос; она знала, что было сделано плохо, но, когда думала об этом, гнев становился таким страшным, что она гнала эти мысли прочь.

– Кто из вас ранен? – спросила она, встав так, чтобы все могли понять ее.– Поднимите руки.

Почти половина из них была ранена.

– У нас нет повязок, они остались на берегу вместе со всеми запасами. Если раны открытые, обмойте их морской водой и больше ничего не делайте. А сейчас посмотрите вокруг: видите ли вы незанятые лодки? Они скоро отделятся от нас, а мы не можем позволить себе потерять хотя бы одну из них. Я хочу, чтобы, по крайней мере, одна фарги была в каждой лодке. Сделайте перемещение сейчас, пока мы все вместе.

Некоторые фарги были слишком потрясены и испуганы, чтобы думать самостоятельно. Сталлан направила свою лодку сквозь всю флотилию, толкая их и громко командуя, пока они не начали повиноваться.

– Эта лодка не пустая, – сказала одна из фарги. – В ней лежит мертвая фарги.

– Выбрось ее в океан, и если найдешь еще, сделай то же самое.

– Эта лодка ранена, стрелы устозоу вонзились в нее.

– Оставь их на месте: ты причинишь больше вреда, вытаскивая стрелы.

Наконец Сталлан удалось разместить в каждой лодке по фарги. Несколько раненых лодок пришлось оставить, бросив их на произвол судьбы. Как только все перемещения были закончены, она приказала потрепанной флотилии двигаться на юг.

Они плыли, не останавливаясь, весь остаток дня. Сталлан не хотела приближаться к берегу, пока темнота не заставила их сделать это. Там могли быть другие устозоу, прячущиеся в засаде и готовые напасть. Лодки двигались, неся испуганных и упавших духом фарги, пока солнце было над горизонтом. Только тогда Сталлан приказала приблизиться к берегу, к месту, где в море впадала река. Истомленные жаждой фарги засуетились, но Сталлан приказала им оставаться в лодках, пока не обследует берег. Она стояла на страже и держала свой хесотсан наготове, пока они пили, поза ее выражала презрение к этим глупым существам. Единственное, что они имели – это оружие, и вот в панике большинство их них совершенно забыли о нем.

– Ближайшая к высочайшей, – сказала одна из фарги, после того как напилась, – где есть пища?

– Не здесь, малоговорящая и безмозглая. Может быть, завтра. Иди обратно к своей лодке. Мы не будем спать на берегу сегодня ночью.

Плащей, чтобы сохранить температуру их тел ночью, небыло, поэтому все фарги стали медлительны и лежали неподвижно, пока утром их не согрели лучи солнца. Отступление продолжалось.

На третий день, когда по-прежнему не было никаких признаков погони, Сталлан решила пристать к берегу, чтобы поохотиться. Они нуждались в пище, если хотели вернуться живыми.

Она внимательно изучила место, где дельта реки разбивалась на множество протоков, разделенных островками, и там выследила несколько разноцветных животных, пасшихся среди тростника.

Внешне они напоминали урукуба, только гораздо более маленького, с такими же длинными шеями и маленькими головами. Она ухитрилась подстрелить двух из них, прежде чем стадо убежало.

Животные были слишком велики для нее, поэтому она вернулась за фарги, и те притащили добычу на берег. Все хорошо поели, разрывая мясо зубами, поскольку не имели никаких режущих инструментов.

Двое раненых фарги умерли за время путешествия, кроме того, было потеряно несколько беспилотных и раненых лодок, которые одна за другой исчезали во мраке ночи. Только сила и воля Сталлаи и резкость приказов удерживали выживших вместе до тех пор, пока они не добрались до знакомых вод. Был полдень, когда они прошли мимо рыбацких лодок, а затем обогнули мыс, за которым открывался вход в гавань Альпесака. Их появление, конечно, было замечено, как и то, что вернулось гораздо меньше, чем отплывало, поэтому в гавани не было приветственного комитета, когда они вошли туда. На берегу ждал только один ийлан – Этдирг, исполнявшая сейчас обязанность Эйстаи.

Когда Сталлан вышла из лодки, она шагнула вперед, но ничего не сказала. Первой заговорила Сталлан и заговорила самым формальным образом.

– Когда однажды мы остановились на берегу, ночью нас атаковали устозоу. Они хорошо двигаются в темноте. Мы ничего не смогли сделать, чтобы защитить себя.

Этдирг холодно взглянула на фарги, которые подгоняли лодки к причалу.

– Это несчастье, – сказала она. – Это произошло до или после вашей атаки на устозоу?

– До. Мы ничего не добились, совсем ничего. Я не ожидала нападения и не выставила часовых. Это моя ошибка, и я умру сейчас, если ты прикажешь.

Ожидая ответа, Сталлан затаила дыхание и не шевелилась.

Смерть ее зависела от одного только короткого слова. Она флегматично смотрела на море, но один глаз следил за Эщирг.

– Ты будешь жить, – сказала наконец Этдирг. – Хоть ты и совершила ошибку, но Альпесаку нужны твои услуги. Твоя смерть не нужна нам.

Сталлан выразила свое согласие и благодарность.

– Как стало возможно такое несчастье? – спросила Этдирг. – Это выше моего понимания.

– А для меня все ясно, – сказала Сталлан, каждое движение ее тела выражало гнев и ненависть. – Я знаю, как это произошло.

Краем глаза она уловила какое-то движение, замолчала и повернулась лицом к городу, откуда из-под деревьев выносили паланкин. Четыре сильные фарги шли, сгибаясь под тяжестью его, а следом, переваливаясь, двигалась толстая Акотолп.

Фарги осторожно поставили паланкин на землю и отошли назад. Акотолп заторопилась к нему, широко открыв рот, затем наклонилась над фаргой, лежавшей в паланкине.

– Вам нельзя резко двигаться и много говорить, – сказала она. – Это еще опасно.

Вайнти согласно кивнула, затем повернулась к Сталлан.

Она сильно потеряла в весе, так сильно, что кости ясно виднелись под ее кожей. Рана от копья зажила, но внутренние повреждения были велики. Когда ее принесли к Акотолп, она много дней оставалась вялой и все ее потребности составляли малую часть нормальных функций. Акотолп залечила все повреждения, сделала переливание крови и делала все возможное, чтобы сохранить жизнь Эйстаи. Это было трудной задачей, и только огромные научные знания Акотолп, объединенные с силой воли Вайнти, позволили ей выжить. Этдирг занимала ее место в течение долгой болезни, но вскоре Вайнти должна была занять сама это место. Вот и сейчас ова заговорила как Эйстаи.

– Расскажи мне, что случилось, – приказала она. – Сталлан сделала это, ничего не опуская, и, как могла, осторожно рассказала о всех деталях путешестввя, высадки и бойки, закончив своим возвращевием. Окончив свое повествование, ока произнесла те же слова, что говорила Этдирг:

– Это моя ошибка, я я умру сейчас, если ты прикажешь.

Вайнти отбросила это вредложение таким резким жестом, что Акотолп наклонилась вперед и третожно зашипела.

– Ошибка или-нет, но ты нужна нам, Сталлан. Ты нужна нам, чтобы отомстить. Ты будешь моей рукой и убьешь того, кто сделал это. Это мог быть только он один.

– Эйстаи права. На снимках рептора, которые мы изучали, не было второй группы устозоу. Все выглядело так, как должно выглядеть. Однако кто-то знавший о репторе, приказал устозоу пойти ночью в атаку. Кто-то знал, что мы высаживаемся на берег в ночь перед нападением.

– КЕРРИК!

Столько ненависти было в этом слове, что Акотолп запротестовала.

– Вы рискуете своей жизнью, Эйстаи, говоря таким образом. Вы еще слишком больны для таких эмоций.

Вайнти откинулась на мягкое покрытие и сделала знак согласия.

– Я должна обдумать все это. Когда в будущем мы будем атаковать устозоу, нам нужно делать это новыми и разными способами. Наши знания уменьшились, потому что мы теперь можем верить снимкам рептора только наполовину. Оказывается, устозоу могут передвигаться под прикрытием темноты. – Она повернулась к Акотолп, – ты знаешь эти тонкости. Скажи, можно сделать снимки ночью?

– Вообще-то, да. Но для этого нужны птицы, которые летают ночью. Думаю, что-нибудь можно сделать.

– Ты займешься этим немедленно. И еще один вопрос. Есть ли способ увеличивать снимки рептора?

– Смысл этого вопроса ускользает от меня, Эйстаи.

– Тогда слушай снова. Если устозоу Керрик руководил атакой, значит он должен находиться в той стае. Следовательно, он будет на одном из снимков. Можем ли мы обнаружить это?

– Вопрос понятен. Детали снимков можно увеличить, так что мелкие детали станут во много раз больше.

– Ты слышала, Этдирг. Иди и посмотри.

Этдирг поспешно повернулась и заторопилась прочь. Вайнти вновь переключила свое внимание на Сталлан.

– В будущем мы будем атаковать разными способами. Систему защиты ночью тоже нужно пересмотреть. Об этом следует подумать. Такое не должно повториться никогда.

– Нам будет нужно очень много фарги, – сказала Сталлан.

– Эта проблема уже решена. Пока тебя не было, мы получили отличные новости о том, что вся подготовка завершена. Инегбан придет в Альпесак еще до конца лета. Два города снова станут одним – сильным и непобедимым. У нас будет все необходимое, чтобы смести устозоу с лица земли.

И Акотолп и Сталлан, следуя примеру Вайнти, выразили радостное удовольствие этим фактом. Если бы это произошло до ее ранения, она нашла бы способ сказать об этом более формально, каким-нибудь намеком. Тогда ее стремление править Альпесаком было движущей силой ее жизни, ее единственной и сильнейшей мечтой. Ее ненависть к Малсас была безгранична, потому что Эйстаи Инегбана должна была стать Эйстаи Альпесака, когда оба города соединятся.

Сейчас она приветствовала принтие Малсас. Удар копья, погрузивший ее в темноту, болезнь и боль, изменили все. Когда сознание вернулось к ней, она вспомнила, что произошло, что сделал с ней устозоу, которому она спасла жизнь, а потом подняла из грязи и приблизила к себе. Устозоу, который отплатил за все это попыткой убить ее. Этот грубый поступок нельзя было оставить безнаказанным. Мысли о Керрике только укрепили ее намерение очистить землю от этих вредных тварей. Все ийланы будут чувствовать то же самое, когда узнают, что произошло с фарги, ушедшими на север. Когда Инегбан придет в Альпесак, ийланы поймут, что жизнь здесь резко отличается от жизни, которую они вели прежде в спокойном и мирном городе. Когда их собственные жизни и будущее окажутся под угрозой, они приложат все силы, чтобы разделаться с устозоу.

Вся мощь ийлан, их знания и энергия объединятся для решения главной задачи: уничтожить устозоу, стереть все их следы с лица земли. Они начнут кампанию, чтобы искоренить их, вылечить землю от тяжелой болезни – устозоу.

Кампания эта могла иметь только одного вождя, и в этом Вайнти видела свою судьбу.

Глава восьмая

Воздух под высокими деревьями был таким спокойным, что холодный туман висел неподвижно. Это холодное молчание нарушалось только каплями, падавшими с листьев, и далекими криками птиц. Из-под куста осторожно выскочил кролик и начал обкусывать сочную траву на поляне. Потом вдруг замер и сел, уши его повернулись, прислушиваясь, затем одним прыжком он скрылся в лесу.

Издалека послышались тяжелые медленные шаги, похожие на раскаты грома. Потом к ним присоединился скрип кожаных ремней и шуршание деревянных волокуш, которые тащились по земле. На краю поляны появились два охотника.

Хотя они носили меховые накидки и мокасины, их руки были обнажены и покрыты каплями воды. Другие охотники вышли из-под деревьев и пошли через поляну. Затем появился первый мастодонт – огромный горбатый самец. Его поднятый хобот срывал ветви с деревьев и запихивал их в рот.

Один за другом мастодонты выходили из леса. Рамы волокуш, которые они тянули, прокладывали глубокие колеи в мягкой почве. Тану были в пути, который никогда не кончался.

День перевалил далеко за полдень, когда они достигли удобного места для лагеря на берегу реки. В сгущающихся сумерках между деревьями кружился первый снег. Ульфадан взглянул на север и понюхал холодный воздух.

– Рано, – сказал он. – Раньше даже, чем в прошлом году.

Здесь в долине снег будет таким же толстым, как бывает в горах. Нужно обсудить это сегодня ночью.

Келлиманс неохотно кивнул, соглашаясь. После резни мургу решение о возвращении в старый лагерь было принято безо всяких обсуждений. Как только были поставлены палатки и желудки наполнены, все собрались вокруг костра и разговор начался.

В отличие от оседлых, живших в городах ийлан, тану были охотниками. Они вели кочевую жизнь без постоянной базы.

Всегда в движении, идя туда, где была лучше охота или рыбалка и где можно было найти лучшие плоды. Для жизни им не требовалась определенная площадь – вся земля была их домом. И они не образовывали, подобно ийланам, большие группы. Их саммад были небольшими группами, объединенными общими интересами.

Саммадар не был вождем, который отдавал приказы, скорее, это был охотник, который предлагал самые разумные планы, находил больше всех дичи и обеспечивал процветание саммад. Его решения обсуждались всеми, и он не мог отдать приказа, который не нравился бы остальным. Охотник и его семья могли просто исчезнуть в лесу и присоединиться к другой саммад, если саммадар не нравился им.

Сейчас как раз нужно было принимать решение. Пламя костра поднималось высоко, когда в него подбрасывали поленья, а круг охотников тем временем становился шире. Они смеялись и говорили друге другом, стараясь занять лучшее место возле огня, где было тепло и не было дыма. Их желудки были полны, у них была пища на зиму, и этого пока им хватало. Когда Ульфадан встал и повернулся к ним лицом, разговоры стихли.

– Я слышал много слов о том, что мы должны зимовать здесь, в этом месте, которое все вы знаете. Охота здесь плохая, но у нас хватит пищи, чтобы дотянуть до весны. Но сейчас нужно думать не об этом. Если мы останемся здесь, выживут ли наши мастодонты? Хватит ли им травы и листьев на деревьях? Это важный вопрос, который мы должны обсудить. Если мы переживем зиму, а они пагибнут, мы тоже умрем,когда придет время двигаться, а мы не сможем. Вот о чем сейчас нужно думать.

Судьба мастодонтов серьезно волновала всех охотников. Все, кто хотел быть услышанным, поднимались и говорили, обращаясь к остальным, и споров было очень много. Херилак и Керрик слушали, но сами ничего не говорили. Херилак был военным вождем, а сейчас, когда сражение закончилось, сидел вместе со всеми. Что касается Керрика, то от был доволен, что допущен в круг охотников, а не сидит снаружи, вместе с женщинами и детьми. Ему было достаточно того, что сидит здесь и слушает.

Потом было много бессвязных речей об их проблемах, немного жалоб и гораздо больше хвастовства. Когда разговор угас, Ульфадан предложил обратиться к фракену и другие поддержали его. Старика очень уважали за его память и знавне медицины, он был шаманом, который знал тайны жизни и смерти. Возможно, он мог указать им выход. Фракен подошел ближе к огню, сопровождаемый мальчиком без имени. Когда мальчик вырастет, а Фракен умрет, он должен будет принять имя старика. Сейчас у него имени не было и он был просто учеником шамана. Склонившись перед Фракеном, он порылся в кожаной сумке и достал темный шар, который осторожно положил на землю у огня. Фракен принялся тыкать в нето двумя палочками и вскоре обнаружились крохотные мышиные кости. Шаман собирал эти кости и по их содержимому предсказывал будущее.

– Зима будет холодной, – сказал ои. – Я вижу долгое путешествие.

Это было похоже на то, что происходило в действительности, и произвело на слушателей большое впечатление.

Керрик не обратил на его слова внимания. Кто угодно мог сказать тоже самое и без мышиных костей. Он вдруг поиял, что они не решат эту проблему, если не сделают что-нибудь живое и не изменят всех своих представлений о внешнем мире.

Когда он ясно осознал все это и увидел, что никто больше не собирается выступать, поднялся и заговорил.

– Я выслушал все, что было сказано здесь, и слышал, как одно и то же повторялось снова и снова. Зима-у-которой-нет-конца пришла в горы, и олени покинут их, потому что снег лежит там большую часть года и им негде пастись. Если здесь есть кто-нибудь, не верящий этому, я хотел бы послушать, что скажет этот охотник.

Все промолчали, и ответил только охотник по имени Илгет, известный своим скверным характером.

– Сядь на место, – сказал он. – Мы знаем это, маловолосый. Дай говорить охотникам.

Керрик слишком хорошо помнил о своей редкой бороде и волосах, которые не доставали даже до ушей, поэтому, устыдившись, хотел сесть, но тут рядом с ним встал Херилак. Он коснулся руки юноши, и тот остался стоять.

– Этого охотника зовут Керрик, а не маловолосый. Впрочем, Илгет должен хорошо знать о маловолосых, ведь на его голове гораздо больше кожи, чем волос.

Большинство охотников расхохоталось, хлопая себя по бедрам, а Илгет нахмурился и замолчал. Когда Херилак был саммадаром, он часто пользовался шуткой, чтобы убедить других. Но сейчас он еще не все сказал и потому терпеливо ждал, когда все успокоятся.

– Волосы Керрика должны напоминать нам о том, что их удалили мургу, когда он был у них в плену. Мы не должны забывать, что он может говорить с ними и понимать их. Наши желудки полны потому, что он показал нам, как можно убить мургу. Мы охотились там, где они могли напасть на нас, а он показал, что делать, чтобы напасть первыми, и мы убили многих. Когда Керрик говорит, мы должны слушать.

Со всех сторон послышалось одобрительное ворчание, и Керрик почувствовал, что уверенность вернулась к нему.

– Значит, все мы понимаем, что не можем идти на север. На востоке земля бесплодна так же, как здесь, и там нет места для зимовки. Нет его и на западе, где земли лучше, но дороги туда заняты тану, которые не позволят нам пройти. Поэтому я спрашиваю вас: почему бы нам не пойти на юг?

Послышались удивленные возгласы, а потом смех, который стих, когда Керрик свирепо нахмурился. Херилака уважали за талант военного вождя и за силу рук, поэтому смех прекратился, прежде чем он выразил свое недовольство. В тишине поднялся Ульфадан.

– Я ходил к краю леса на юге, а когда был молод, даже выходил на южные луга, едва не оставшись там навсегда. Это я нашел там. – Он коснулся длинного зуба, висевшего на его шее. – Я был молод и достаточно глуп, чтобы рискнуть ради этого жизнью. Там нет оленей и бродят только мургу, которые убивают. Мургу высокие, как деревья. На юге нас ждет только смерть. Мы не должны идти туда.

Охотники согласно закричали, и Керрику пришлось ждать, пока все замолчат.

– Позвольте мне рассказать вам о мургу, потому что многие годы я жил так далеко на юге, что там никогда не падал снег и всегда было тепло. На этой теплой земле живут мургу, которые едят траву и пасутся в лесах и на болотах. Хотя они не похожи на оленей или других животных, на которых мы охотимся, их можно есть, и мясо их вкусное. Я знаю это, потому что именно их я и ел все эти годы.

Теперь кругом царила полная тишина. Даже женщины перестали болтать друг с другом, дети прекратили свои игры, и все слушали удивительный и пугающий рассказ Керрика.

– То, что сказал Ульфадан – правда. Там есть огромные мургу, которые едят более мелких. Я видел их, и даже еще более удивительные вещи. Но не это важно сейчас, а то, что мургу-ходящие-как-тану живут там. Они едят мясо животных так же, как это делаем мы. Почему их не убивают мургу высотой с деревья?

Имелось много причин, которые он мог упомянуть, но все они были сейчас неуместны. Кроме одной. Керрик решил говорить только об этом.

– Их не убивают потому, что мургу-ходящие-как-тану сами убивают всех, кто угрожает им или их мясным животным. Они убивают их вот этим.

Он наклонился, схватил хесотсан, лежавший на земле возле него, и высоко поднял его вверх. Никто не издал ни звука, и все глаза смотрели на него.

– Неважно, насколько крупно животное – это убьет его. Мургу, против которых обращены все ваши луки и копья, упадут мертвыми, когда дротик отсюда кольнет их шкуру.

– Я видел это, – с горечью в голосе произнес Херилак. – Я видел мургу, вышедших из моря с этими смертоносными палками, видел всю мою саммад, падавшую перед ними. Я видел огромных мастодонтов, падавших после щелчка этих штук. Керрик говорит правду.

– Но сейчас мы тоже имеем их, – сказал Керрик, – много палок и дротиков. Я знаю, как ухаживать за этими смертоносными существами, и могу показать вам, как они действуют. Я знаю, как заправлять в них дротики смерти, и скажу вам это тоже. Если мы пойдем на юг, там будет хорошая охота и много пищи для мастодонтов. А с этим, – он поднял оружие над головой, чтобы все могли его видеть, – мы победим.

После этого было много разговоров, – высказывалась масса предложений, но решения так и не было. Керрик мало ел днем и, увидев, что Херилак уходит, последовал за ним. Они подошли к костру, где женщины жарили мясо и заваривали чай из коры.

Одна из них, Меррит, увидев пришельцев, предложила им чаю.

– Надеюсь, смертоносные палки будут слушаться нас так – же, как и тебя, иначе наши кости останутся далеко на юге, – обратилась она к Керрику. Голос у нее был хриплый, почти мужской, но мысли свои она излагала свободно.

– Значит, ты думаешь, что мы пойдем на юг? – спросил Херилак, говоря с трудом из-за набитого пищей рта.

– Они будут говорить всю ночь, но в конце концов решат именно это. Они слишком много говорят. Мы пойдем на юг, потому что нам некуда больше идти. – Она с нескрываемым любопытством посмотрела на Керрика. – Какие они, эти мургу, у которых ты был в плену? Большие у них палатки?

Керрик улыбнулся при мысли об этом, затем попробовал объяснить.

– Они не живут в палатках, а выращивают специальные деревья и спят в них.

Меррит громко рассмеялась.

– Ты рассказываешь глупые истории. Как они могут погрузить на мастодонтов свои деревья, когда им нужно переезжать на новое место?

Женщины вокруг костра прислушались к их разговору и теперь, представив себе эту картину, захихикали.

– Это правда, потому что они стоят все время на одном месте и им не нужно перевозить свои спальные деревья.

– Сейчас я точно зиаю, что ты рассказываешь мне сказки. Они соберут все плоды, убьют всех животных, а потом умрут от голода. Отличная сказка.

– Это правда, – сказал Херилак. – Именно так они и живут. Я был там и видел это, но тогда не понял. Им не нужно охотиться, потому что они держат всех своих животных в местах, откуда те не могут убежать, и убивают их, когда это нужно. Верно я говорю? – обратился он к Керрику.

Меррит пожала плечами, слыша такие бессмысленные слова, и вернулась к своему костру, но другие женщины остались, глаза их были широко открыты, когда они слушали сумасбродный разговор. Правда или нет, во это стоило послушать.

– Это только часть их жизни, – сказал Керрик. – Там происходит много удивительных вещей. Одни мургу расчищают землю и возводят изгороди, чтобы животные были в безопасности, другие заботятся о самцах во время сезона рождений, чтобы молодежь росла в мире. Одни выращивают животных, другие убивают их, когда приходит время. Третьи ловят рыбу. Все это очень сложно.

– Самцы заботятся о детенышах? – тихим грудным голосом спросила одна из женщин. Старуха рядом с ней ударила ее.

– Сиди тихо, Армун, – сказала она.

– Это хороший вопрос, – заметил Керрик, пытаясь разглядеть говорившую, но она отвернулась и волосы закрыли ее лицо. – Мургу откладывают яйца, и самцы высиживают их. Затем, когда детеныши выходят из яиц, они отправляются жить в океан. Они не заботятся о них, как это делаем мы.

– Они мерзкие твари, и все должны быть убиты! – крикнула Меррит, которая все слышала. – Не годится женщинам слушать такие речи.

По ее приказу слушательницы разбежались, и двое мужчин доедали мясо в молчании. Херилак отправил в рот последний кусок, затем мягко коснулся руки Керрика.

– Ты должен побольше рассказывать мне об этих вещах, потому что я хочу все знать об этих существах. Я не женщина и верю каждому твоему слову. Как и ты, я был их пленником, правда, недолго, но мне этого хватило. Если ты поведешь, я пойду за тобой, Керрик. Сильные руки и быстрый лук – вот, что нужно охотнику, но тану нужны и знания. Мы – тану, потому что можем обрабатывать камни и дерево, и ты единственный, знающий то, что должны знать все. Ты один можешь указать нам дорогу.

Никогда прежде Керрик не думал об этом, но сейчас он согласно кивнул. Знание могло быть силой и оружием. Он имел знания, и Херилак уважал его. Это была большая честь – заслужить похвалу такого мудрого и сильного охотника, как Херилак. Керрик почувствовал гордость. Впервые он начинал верить, что он не чужой в этом мире.

Глава девятая

Меррит оказалась права: после затянувшегося далеко за полночь обсуждения охотники с большой неохотой решили, что нужно идти на юг искать пастбища для мастодонтов.

С принятием этого решения они оказались перед очередной проблемой: как идти?

Когда рассвело, Херилак вышел из палатки. Он разводил огонь, когда к нему подошли Ульфадан и Келлиманс. Саммадары официально приветствовали его, затем сели рядом с ним у огня. Херилак наполнил для них деревянные кружки чаем и стал ждать, когда они скажут, с чем пришли. За его спиной Ортнар выглянул из палатки, затем быстро втянул голову назад.

– Ты думал, что этой ночью они наговорятся досыта, но они уже снова здесь, – сказал он. Керрику. – Лично я не вижу в этом никаких проблем. Убивать мургу – вот все, что там нужно делать.

Керрик сел в спальном мешке и вздрогнул, когда холодный воздух коснулся его тела. Он быстро натянул через голову свою теплую куртку, затем провел пальцами по коротким волосам, зевая и почесываясь. Клапан палатки был откинут, и было видно, что трое охотников еще говорят. Ортнар был прав: Керрик считал, что им хватит ночных разговоров.

Но последней встречи избежать было невозможно. Херилак поднялся с земли, подошел к палатке и окликнул его:

– Ты нам нужен, Керрик. Пойдем!

Керрик встал, сел у костра и стал маленькими глотками пить горячий чай, пока Херилак рассказывал, что они решили.

– Саммад пойдут на юг, потому что у них нет другого выбора. Однако они не знают, что будут делать, когда достигнут земли мургу. Впрочем, одно несомненно – мургу должны быть убиты, и потому нужен военный вождь. Они предложили эту должность мне.

Керрик согласно кивнул.

– Так и должно быть. Ты вел нас к победе, когда мы уничтожили мургу на берегу.

– Я действительно знаю, как нужно атаковать, но сейчас мы планируем больше, чем одну атаку. Мы планируем покинуть леса и идти на юг, в поросшие травой земли, где живут только мургу, мургу всех видов. Значит мы должны убить их смертоносными палками. Сейчас я скажу вам правду: я мало знаю о мургу и смертоносных палках, но ты, Керрик, знаешь это отлично. Поэтому я говорю, что сакрипексом должен быть ты.

Керрик никогда не думал о такой возможности. Это было слишком неожиданно. Он неуверенно покачал головой, потом неохотно заговорил:

– Это огромное доверие, но я знаю слишком мало, чтобы быть сакрипексом. Да, я знаю много о мургу, но слишком мало об охоте и других делах племени. Херилак же уже испытанный вождь.

Все молчали, ожидая, что он скажет дальше. Саммад видели в нем вождя, и он не мог отказать им. Ортнар, слышавший разговор, вышел из палатки и присоединился к ожидающим охотникам. Они хотели, чтобы Керрик вел их, но он сомневался в своих силах. Что же делать? Что бы сдедали на его месте ийланы? Едва он задал себе этот вопрос, как тут же пришел ответ.

– Я расскажу вам сейчас, как мургу решают эту проблему, – сказал он. – В их городах есть саммадар, который является первым во всем. Ему подчиняются саммадар охотников, саммадар пищевых животных и другие, отвечающие за различные работы в городе. Почему бы нам не решить вопрос таким образом. Херилак будет сакриперсом, как вы и предлагаете, а я буду помогать ему и давать советы относительно мургу. Однако он будет единственным, кто станет решать, что делать.

– Мы должны подумать об этом, – сказал Ульфадан. – Это ново для нас.

– Сейчас новые времена, – сказал Келлиманс. – Мы сделаем так, как ты сказал, Керрик.

– Мы сделаем так, – согласился Херилак. – Керрик расскажет нам о привычках мургу и о том, как нужно охотиться на них. Он будет маргалусом.

Ульфадан согласно кивнул и встал.

– Да будет так, – сказал он.

– Я согласен, – добавил Кеялиманс. – Мы расскажем всем охотникам и, если они согласятся, мы пойдем на юг, когда скажет маргалус.

Когда они ушли, Херилак повернулся к Керрику.

– Что нужно делать сначала, маргалус? – спросил он.

Керрик пощупал свою жидкую бороду. Ответить на это было легко, и он надеялся, что все другие проблемы будут такими же простыми.

– Чтобы бороться с мургу, нужно научиться обращаться со смертоносными палками. Этим мы сейчас и займемся.

Херилак и Ортнар были, как всегда, вооружены копьями и луками, но Керрик положил свои на землю, а вместо них взял хесотсан и запас дротиков. Он повел их вверх по течению, подальше от палаток, к открытому месту возле реки. Среди валунов там лежал ствол высохшего дерева, занесенного сюда половодьем.

– Мы будем учиться стрелять здесь, – сказал Керрик, если кто-то еще подойдет к нам, мы сможем увидеть его. В этих дротиках таится смерть, а я не хочу никого убивать.

Охотники положили свои луки и копья и неохотно подошли ближе, когда Керрик взял хесотсан.

– Сейчас он неопасен, потому что в нем нет дротиков. Сначала я покажу вам, как надо кормить его и заботиться о нем. Потом мы вставим дротик и используем этот пень как мишень.

Охотники часто имели дело с инструментом и оружием и потому вскоре перестали думать о хесотсане, как о живом существе. Когда Керрик выстрелил первый дротик, они вздрогнули от резкого щелчка, а затем бросились к дереву, взглянуть на торчащий шип.

– Это стреляет так же далеко, как лук? – спросил Херилак.

Керрик задумался, затем отрицательно покачал головой.

– Не думаю, но дело не в этом. Нам нужно будет убивать на расстоянии, если мургу бросятся в атаку на нас. Когда дротик поражает существо, его яд действует почти мгновенно. Сначала оно падает, потом костенеет и умирает. А теперь вы должны научиться пользоваться смертоносными палками.

Он уже передавал оружие Херилаку, когда заметил движение в небе над собой. Это была большая птица.

– Быстро берите свои луки, – приказал он. – Над нами рептор, один из тех, кто говорит с мургу. Он не должен вернуться, его нужно убить.

Не задавая вопросов, охотники схватили луки и натянули тетивы, ожидая, когда птица спустится пониже. Когда она пролетела над ними, паря на широко раскинутых крыльях, тетивы почти одновременно щелкнули. Две стрелы взвились в воздух и вонзились в рептора.

Пронзительно закричав, птица упала вниз, плюхнувшись в воду.

– Не давайте ей уплыть? – закричал Керрик.

Он осторожно положил хесотсан на землю, но прежде чем успел выпрямиться, охотники уже прыгнули в воду. Ортнар был лучшим пловцом и первым достиг плывущей птицы.

Схватив ее за крыло, он потащил ее за собой. Однако птица была слишком большой, и он подождал, пока Херилак поможет ему вытащить ее на берег. Когда оии вышли из реки, с их одежды стекали потоки воды. За собой они тащили огромную птицу, которую бросили на песок.

– Смотрите сюда, – сказал Керрик, – на ее ногу, на это черное существо.

Птица была мертва, но это животное нет. Его когти плотно обхватывали ногу рептора. Существо было ничем не примечательное, за исключением выпуклости на его теле. Херилак присел на корточки, чтобы взглянуть на него поближе, но тут же отпрыгнул назад, когда открылся огромный глаз, взглянул на него и медленно закрылся снова. Он потянулся за своим копьем, но Керрик остановил его.

– Для этого еще будет время? Сначала мы должны показать это охотникам, показать им глаз, который следит за ними, и птицу, которая носит его. Это животные, которые говорят мургу, где мы находимся. Где бы охотники ни увидели этих существ, они должны быть убиты. Если мургу не будут знать, где мы находимся, они не смогут напасть на нас.

– Ты прав, маргалус, – уважительно сказал Херилак. – Мы единственные, кто знает об этих существах.

Херилак пользовался новым знанием Керрика просто и искренне. Он говорил это так естественно, что Керрик вдруг почувствовал прилив гордости. Возможно, он не умеет охотиться так хорошо, как они, и его стрелы часто летят мимо цели, но он знает о мургу, а они нет. Если его нельзя уважать за охотничью доблесть, то он может быть первым в другом вопросе. Они подхватили птицу и потащили обратно в лагерь.

Рептор сам по себе был достаточно интересен, никто из охотников не видел до сих пор такой большой птицы. Они раскинули его крылья во всю длину, затем измерили их шагами, охотники были изумлены точностью выстрелов: обе стрелы попали прямо в грудь птицы. Дети подбирались поближе и пытались потрогать ее, но их гнали прочь. Одна женщина наклонилась и ткнула черное существо на ноге рептора, а затем завизжала, когда глаз открылсяи взглянул на нее. Увидев, что случилось, все столпились вокруг. Херилак наклонился, вырезал стрелы, отдал Ортнару его стрелу, и они ушли к себе.

– Теперь ты должен научиться стрелять из смертоносных палок так же хорошо, как из лука, – сказал он.

К вечеру оба охотника обращались с оружием так же уверенно, как и Керрик. Ортнар накормил существо кусочками сушеного мяса из своей сумки, затем закрыл его рот.

– Этим нельзя убить оленя на охоте, – сказал он, – им трудно прицелиться, да и дротики летят недалеко.

– Мы гораздо проще можем убить оленя копьем или стрелой, – ответил Херилак, – но это будет нужно нам для мургу, когда мы пойдем на юг.

– Прежде чем отправиться в путешествие, я хочу, чтобы все охотники знали, как этим пользоваться, – сказал Керрик. – Только тогда мы пойдем.

Они искупались в реке, и тут запах жареного мяса позвал их обратно к палаткам. Ночь была ясна, и в небе мерцали звезды. Меррит подала им мясо, а потом подошел шаман.

Каждую ночь он ходил от одного костра к другому, и люди говорили с ним о вещах, которые знал только он. Сейчас он подозрительно поглядывал на Керрика, который обладал знанием, неизвестным Фракену. Херилак заметил это я ловко отвел внимание старика.

– Прошлой ночью я видел во сне, что вместе с другами охотниками охочусь на мастодонта, – сказал он.

Фракен кивнул и почмокал губами, потягивая горячий чай.

– Как это могло быть? Я только однажды охотился на мастодонта, когда был совсем молодым.

– На этот раз охотился не ты, – сказал старик. – Это был твой дух.

Вокруг костра стало тихо. Все внимательно слушали.

– Когда мы умираем, дух покидает тело, но может делать это и во время, когда мы спим. Твой дух покинул тебя и присоединился к охотникам. Именно поэтому охотника нельзя будить, если он крепко спит, потому что его духа может не быть на месте и тогда охотник умрет. Если умерший охотник был искусен в охоте, его дух присоединится к другим среди звезд.

Его голос понизился и теперь напоминал резкий скрежет.

– Но остерегайтесь охотника, который причиняет неприятности и ведет плохую жизнь. Когда он умирает, его дух остается поблизости и причиняет неприятности другим. Совсем по-другому с искусным охотником. Его дух будет среди звезд, и все могут его увидеть. Он будет приходить во сне и помогать другим, предупреждая их об опасности.

Керрик слушал, но ничего не говорил. Сейчас он вспомнил, как старый Огатир рассказывал истории вроде этой, вспомнил дрожь страха, когда он пытался заснуть, боясь, что чей-то дух может бродить рядом. Теперь все это было только сказками. Ийланы рассмеялись бы от этих разговоров о духах и звездах. Для них смерть была просто концом существования и не содержала никакой тайны. Они знали, что звезды находятся далеко и их существование не может влиять на события на земле. Он вспомнил Зхекак, рассказывавшую ему о звездах, о том, насколько они горячи и как холодна луна, планета, весьма похожая на землю. Когда Керрик взглянул на лица других вокруг себя, он увидел уважение и веру и решил, что сейчас не время и не место говорить об этом вопросе.

Когда Фракен ушел к другому костру, многие последовали за ним, остались только несколько охотников, сидевших у огня и разговаривающих. Никто из них не обратил внимания, как девушка, принесшая горсть перьев, присоединилась к ним.

Керрик вспомнил, что ее зовут Фарлан и она старшая дочь Келлиманса. Она была высокой и сильной, и волосы ее были заплетены в длинную косу. Когда она коснулась его, Керрик испытал чувство, которое не мог понять, и нетерпеливо зашевелился. Она обошла вокруг костра и села возле Ортнара.

– Это перья большой птицы, которую вы убили, – сказала она. Ортнар согласно кивнул, едва взглянув на нее. – Если их пришить на твою одежду, все будут знать, как хорошо владеешь ты луком. – Она на мгновение заколебалась. – Я могу сделать это.

Ортнар долго обдумывал предложение, но потом все-таки согласился.

– Я покажу тебе свою одежду, – он направился в темноту, а она последовала за ним.

Охотники как будто не заметили этого, но один из них улыбнулся и подмигнул Керрику. Только когда пара исчезла из виду, охотники зашептались друг с другом, а один громко рассмеялся.

Что-то случилось, что-то важное, но никто не заговорил с Керриком об этом, а он продолжал молчать, боясь задать глупый вопрос.

Ортнара не было в их палатке, когда Керрик вернулся, и только утром он заметил, что исчезли и все его вещи.

– Где Ортнар? – спросил он.

– Спит в другой палатке, – коротко ответил Херилак, всем видом показывая нежелание продолжать разговор.

Керрик начал понимать, что в жизни тану есть вещи, о которых не говорят. Но он тоже тану и должен знать их. Однако он не знал, как подступиться к этому делу. Нужно было обдумать это.

Впрочем, таинственное поведение Ортнара вылетело из его памяти в суматохе сборов.

Они отправлялись на юг, в неизвестность.

Глава десятая

Ульфадан, хорошо знавший эти места, вел их через леса прямо на юг. Когда деревья начали редеть и впереди показалась поросшая травой равнина, он приказал остановиться и побежал назад к Керрику.

– Впереди открытое пространство. Мы остановились, как ты и говорил, маргалус.

– Хорошо, – сказал Керрик. – Мы с Херилаком обсудим, что нужно делать, когда мы выйдем на равнину и окажемся среди мургу. Если мы пойдем, как обычно, одной колонной, то будем открыты для нападения в любое время и с любой стороны. В лесу мастодонты должны идти один за другим, потому что проходы между деревьями узки, но здесь нет деревьев, и мы можем двигаться иначе. Вот что мы решили.

Охотники подошли ближе и смотрели, как Керрик чертит палочкой на земле.

– Мы пойдем вот так, – сказал он. – Мастодонты будут идти рядом одной группой. Херилак с группой охотников пойдет перед ними, потому что он сакрипекс, и возглавит сражение с мургу, если оно начнется. Но атака может начаться с фланга или сзади, поэтому мы должны быть защищены отовсюду. Ты, Келлиманс, с охотниками своей саммад, будешь слева, а ты, Ульфадан, справа. Я пойду вместе с оставшимися охотниками сзади. Все мы будем вооружены смертоносными палками, а также копьями и луками. Таким образом, охотники со всех сторон смогут защитить саммад в центре...

В этот момент его прервал тревожный крик одного из мальчиков, который следил за лесом. Охотники повернулись, держа оружие наготове. Странный охотник вышел из-за деревьев и встал неподвижно, глядя на них. Он был из саммад, пришедших из-за гор, о чем говорили его краги из березовой коры, которые он носил на ногах. Херилак направился ему навстречу. Когда он подошел ближе, охотник наклонился и положил свое копье на землю. Херилак сделал то же самое, и тогда охотник заговорил с ним. Херилак покачал головой, затем повернулся и сказал, обращаясь к остальным.

– Он говорит, но я ничего не понимаю.

– Пусть с ним поговорит Невасфар, – сказал Ульфадан. – Он охотился по ту сторону гор и знает, как они говорят.

Невасфар отложил копье и пошел к странному охотнику, а все молча смотрели ему вслед. Последовал быстрый обмен фразами, потом Невасфар перевел:

– Он саммадар по имени Хар-Хавола. Он говорит, что их мастодонты умерли зимой от холода и они съели их, чтобы самим остаться живыми. Сейчас все их запасы пищи кончились, и они умрут, когда выпадет снег. Он слышал, что здесь есть много пищи и просит немного.

– Нет, – тут же ответил Херилак, и другие охотники закивали, согласившись.

Хар-Хавола отступил назад – видимо, это было слово, которое он знал. Он посмотрел вокруг на бесстрастные лица, попытался заговорить, но тут же понял, что это бесполезно.

Он наклонился, поднял копье и повернулся, чтобы уйти, но тут его окликнул Керрик.

– Подожди. Невасфар, скажи, чтобы он не уходил. Спроси его, сколько охотников в его саммад.

– У нас нет лишней пищи, – сказал Херилак. – Он должен уйти.

– Я говорю сейчас как маргалус. Слушайте, что я хочу сказать.

Херилак признал это и замолчал.

– У нас сейчас больше мяса, чем мы можем съесть... Мясо, добытое охотой, такое же хорошее, как мясо, захваченное у мургу. Когда мы выйдем на равнину, охота станет отличной и мяса будет еще больше. Но там будут и мургу, от которых нам придется защищаться. Когда они нападут, то, чем больше будет у нас людей, тем увереннее мы будем себя чувствовать. По-моему, мы должиы позводить им присоединиться к нам, чтобы мы могли использовать их копья.

Херилак немного подумал, потом кивнул.

– Маргалус говорит правду. Нам нужны сейчас охотники, потому что нужно выставлять охрану на ночь. Я тоже говорю: позволим им идти с нами. Поговори с ним, Невасфар, и объясни положение. Скажешь ему, что, если его охотники будут сражаться на нашей стороне, вся его саммад получит пищу.

Услышав это, Хар-Хавода выпрямился и ударил себя в грудь. Невасфару не нужно было переводить его слова, все поняли их и так: тану из-за гор – великие охотники и воины.

Они пойдут.

Затем саммадар повернулся к деревьям и выкрикнул приказ. Цепочка испуганных женщин появилась из-за деревьев, ведя за собой детей. Охотники шли следом. Все они были истощены и, не колеблясь, приняли предложенную им пищу.

Когда все поели, колонна двинулась вперед, выходя на равнину.

Пока мастодонтов собирали в одну группу, Херилак поговорил с саммадарами.

– Сейчас у нас стало больше охотников и, значит, опасность уменьшилась. Керрик как маргалус может идти впереди вместе со мной. Хар-Хавола пойдет со своими охотниками там, где опасность меньше, потому что у них нет смертоносных палок. Когда охотники займут свои места, мы двинемся.

Травянистая равнина тянулась перед ними до самого горизонта. Тут и там были разбросаны группы деревьев, но на большей части росла только трава. Стада животных, слишком далеких, чтобы определить их, бросились наутек и скоро исчезли из виду. Больше ничто не двигалось: равнина была обманчиво мирной. Ульфадан знал это отлично, глядя вокруг, он коснулся пальцами большого зуба, висевшего у него на шее.

Все охотники крепко сжимали свое оружие, хорошо понимая, что они чужие здесь. Даже мастодонты, казалось, почувствовали напряжение и то и дело трубили, поднимая большие головы.

Поначалу далекие животные были только темными пятнами, появившимися из небольшой долины. Но они двигались быстро, и скоро топот их ног слышался все лучше, приближаясь к тану. По сигналу Херилака мастодонты остановились, охотники быстро вышли вперед и встали в линию между неизвестной угрозой и саммад. Теперь стадо животных было хорошо видно: это были незнакомые существа с длинными шеями и ногами. Передние повернули прочь, увидев тану, и помчались вдоль их линии, поднимая тучи пыли.

После этого маневра стали видны несколько крупных странных существ, которые преследовали убегающее стадо. Ближайшее из них увидело мастодонтов, громко закричало и бросилось в атаку.

Керрик поднял свое ружье и выстрелил в приближающуюся фигуру. Существо подпрыгнуло, заверещало, а затем, когда яд начал действовать, тяжело рухнуло в траву. В предсмертных судорогах оно задергалось, потом широко раскрыло рот и хрипло закричало. До охотников донеслось отвратительное дыхание.

Мастодонт испуганно затрубили, становясь на дыбы, давя свои и соседние волокуши. Одни охотники бросились успокаивать их, другие продолжали держать оружие наготове, глядя вперед.

Но опасность уже миновала. Стадо исчезло вдалеке, попрежнему преследуемое огромными хищниками. Керрик осторожно подошел к убитому животному. Оно лежало неподвижно горой мертвой плоти, его задние ноги были длинными и мускулистыми, а челюсти были усеяны рядами острых зубов.

– Можно ли есть мясо этого существа? – спросил один из охотников, обращаясь к Керрику.

– Не знаю. Я никогда прежде не видел такого. Но оно питается мясом, а мургу питаются только теми животными, которые кормятся только травой и листьями.

– И мы поступим так же, – сказал Херилак. – Оставим это животное.

Тану ели мясо хищников только в случае сильного голода: оно было жестким и имело отвратительный вкус. Сейчас у них было достаточно пищи и никто не хотел возиться с этим отвратительным существом. Они быстро прошли мимо него. Мастодонты вращали глазами и испуганно мычали, проходя мимо мертвого зверя. И тану и мастодонты хотели оказаться подальше от этого места.

Равнина была полна жизнью. Темные существа, которые явно были не птицами летали высоко над ней. В мелком озере, которое они обошли по широкой дуге, плескались огромные животные. Маленькие мургу разбегались в разные стороны, едва видимые в высокой траве. Хотя охотники не теряли бдительности и держали оружие наготове, атак больше не было.

День прошел без новых выстрелов. Тени начали удлиняться, когда они остановились у ручья, чтобы напоить своих животных. Херилак указал на невысокие холмы поблизости, вершины которых покрывали толстые деревья.

– Мы остановимся там на ночь. Деревья защитят нас, и вода будет рядом.

Керрик взглянул на рощу: она беспокоила его.

– Мы не знаем, что может скрываться там, – сказал он. – Не лучше ли остановиться здесь, на равнине, где мы можем видеть всех, приближающихся к нам?

– Мы знаем сейчас, что днем равнина кишит мургу, но нам ничего не известно о ее ночных обитателях. Деревья дадут нам убежище.

– Тогда нужно убедиться, что мы будем единственными, кто прячется там. Отправь лучших охотников, чтобы они осмотрели холм, пока не стало слишком темно.

Они осторожно вышли вперед, но среди деревьев не скрывалось ничего опасного. Маленькие мургу, задрав хвосты, бросились наутек от охотников. Когда охотники вспугнули нескольких птиц, кормившихся плодами деревьев, поднялся громкий крик и хлопанье крыльев. Больше в роще никого не было. Это было хорошее место для остановки.

Мастодонты, едва их освободили от груза, успокоились и уже обрывали с деревьев листья. Мальчики развели огонь, принеся в глиняных горшках угли, и вскоре среди деревьев уже стояли палатки. Когда стало темно, вокруг лагеря выставили охрану, которая должна была меняться в течение ночи.

– Мы сделали все, что могли, – сказал Херилак. – Мы прожили здесь наш первый день.

– Надеюсь, проживем и ночь, – сказал Керрик, поглядывая по сторонам. – Хочется верить, что мы не сделали ошибки, придя сюда.

– Ты слишком много думаешь о том, что нельзя изменить. Решение принято, и у нас нет иного пути.

«Херилак прав, – подумал Керрик. – Я слишком много тревожусь. Но он был саммадаром и сакрипексом и знает, как руководить другими, а для меня все это ново».

Поев, он быстро заснул и проснулся только, козда Херилак коснулся его плеча. Ночь была темной, но звезды Охотника вышли из-за горизонта, и скоро должен был появиться мастодонт: рассвет был близок.

– Никто не подходил к нам этой ночью, – сказал Херилак, – хотя вокруг полно животных. Может, им не нравится наш запах?

Темные фигуры других охотников двигались между деревьями, меняя друг друга. Керрик стоял на вершине склона смотрел вниз, на темную линию ручья.

– Мы видели там пьющих животных, – сказал Херилак, – но никому не говорили об этом.

– До тех пор, пока они не беспокоят нас, это не имеет значения.

Они молча ждали, пока приближающийся рассвет не осветил небо на востоке.

– День и ночь, а мы все еще живы, – сказал Херилак. – Говорят, что хорошо начатый путь, также хорошо и закончится.

Глава одиннадцатая

Медленное движение на юг продолжалось весь день, потом еще и еще. Охотники по-прежнему соблюдали осторожности, идя по сторонам саммад днем и выставляя посты ночью, но шли со все меньшими опасениями и спали без страха. Равнина кишела животными, но большинство из них были травоядными мургу, которые разбегались перед саммад и их мастодонтами. Были там и хищники, самые крупные из которых пытались атаковать колонну. Охотники убили тех, кто подходил слишком близко, а остальные, видя это, стали держаться поодаль.

Но охотники знали, что без оружия, которое ови захватили, им недолго удалось бы прожить здесь. Только под его защитой саммад могли идти все дальше на юг.

Путь их пролегал вдали от болот, вдоль реки, и они могли видеть крупные существа, пьющие из нее. Там, где было возможно, они избегали густых лесов, потому что там приходилось идти цепочкой и охранять саммад было труднее.

Вопреки постоянной опасности, охотники каждое утро вглядывались вперед, гадая, что принесет новый день, а каждую ночь говорили у костров о том, что видели днем. Окружающий мир был для них существенной частью жизни. Обычно они знали каждого животного в лесу, каждую птицу на деревьях, знали их повадки и то, как на них охотиться.

Но сейчас они открывали для себя совершенно новый мир.

В начале пути они прошли через пограничные земли, где можно было встретить оленей и других знакомых животных, а также мургу самых различных видов, но потом все это вдруг изменилось, и животные, которых они знали и на которых охотились всю жизнь, исчезли. Только некоторые из птиц выглядели знакомыми, да рыба в реке вроде бы не изменилась, все же остальные были мургу, мургу настолько разные, что их нельзя было назвать одним этим именем. Под ногами в траве кишели маленькие ящерицы и змеи, а в травяном море паслись животные всех размеров и цветов. Охотники были особенно внимательны, когда проходили мимо их стад, потому что их часто преследовали группы прожорливых хищников.

Однажды они увидели стервятников, разрывающих гниющий труп крупного животвого. Они были так же велики, как рептор, когда-то выследивший их. Это были неуклюжие птицы с темнокрасным оперением и длинными хвостами. Когда охотники проходили мимо, они отпрыгивали в сторону на своих длинных ногах и, открывая клювы, гневно шипели. Это были настоящие пожиратели падали, и их клювы были полны острых зубов.

Земля была богатой, а дичь настолько обильной, что стрелы охотников всегда находили цель, когда они выбирали время для охоты. Когда они отправились в путешествие, листья начинали опадать с деревьев, а по ночам приходили первые заморозки – предвестники скорой зимы. Но сейчас время как будто повернуло обратно и они вновь оказались в теплом лете. Даже по ночам не было холодов, а днем они снимали теплые одежди и ходили с обнаженными телами, что прежде делали только летом.

Наконец в один из дней они пришли на место, где большая река, вдоль которой они двигались, сливалась с другой, более широкой. Хотя едва миновал полдень, Херилак остановил движение и послал за Керриком и саммадарами.

– Здесь хорошее места для лагеря. У реки всегда можно напоить животных, кроме того, ночью ее проще охранять. Вокруг отличные пастбища для мастодонтов и много дров для наших костров.

– Еще слишком рано, – сказал Ульфадан. – Почему мы остановились сейчас?

– Это я вам и хочу объяснить. Когда мы отправились в путь, то решили только, что пойдем на юг. И вот мы здесь. Сейчас пришло время решать, где будет наш зимний лагерь. Нужно подумать об этом.

– Сегодня мы прошли мимо утиноклювых мургу, мимо большого стада, – сказал Келлиманс. – Мне нравится их мясо.

– Мое копье дрожит в моей руке, – добавил Херилак, поглядывая вдаль за реку. – Мы не охотились уже много дней.

– Потому я и предлагаю остановиться здесь.

Охотники согласно закивали.

– А я думаю о мургу-ходящих-как-тану, – сказал Керрик. – О них никогда нельзя забывать.

Ульфадан фыркнул.

– Мы не видели ни одной из их больших птиц. Они не могут знать, что мы здесь.

– Никогда нельзя быть уверенным, что они знают, а что нет. Они выследили саммад Амахаста, а тогда у них не было птиц. Где бы мы ни были и что бы ни делали, мы не должны забывать о них.

– Тогда, что ты предлагаешь, маргалус? – спросил Херилак.

– Вы охотники. Мы остановимся здесь, если это вам нравится, но лагерь нужно охранять и днем и ночью, следя за рекой на случай нападения. Видите, какая она широкая здесь? Дальше к югу, она наверняка впадает в океан. Океан и река могут стать дорогой для мургу, если они узнают о месте нашего лагеря.

– Маргалус прав, – сказал Херилак, – мы должны соблюдать осторожность, пока будем находиться здесь.

Ульфадан взглянул на голый океан и нахмурился.

– До сих пор мы всегда ставили лагерь среди деревьев. Здесь слишком открытое место.

Керрик вспомнил город Альпесак, который тоже стоял у реки, но был хорошо защищен.

– Мургу в этом случае делают так: выращивают крепкие деревья и защищают свой лагерь колючими кустами. Мы не можем выращивать деревья, но можем нарезать колючих кустов и выложить из них защитную линию. Это задержит снаружи маленьких животных, а больших мы сможем убивать.

– Мы никогда прежде не делали так, – запротестовал Келлиманс.

– Но мы никогда прежде не находились так далеко на юге, – заметил Херилак. – Мы сделаем так, как сказал маргалус.

Хотя они должны были провести здесь всего ночь или две, прошло много дней, а они еще не двинулись отсюда. В реке было много рыбы, а охота была очень хороша, лучше даже, чем они могли себе представить. Утиноклювые мургу были так многочисленны, что дальнюю границу их стад не всегда можно было увидеть. Они были очень быстрыми и в то же время очень глупыми. Если группы охотников внезапно возникали перед ними, они бросались наутек. Если все было сделано правильно, другие охотники, сидя в засаде, ждали их, держа копья и луки наготове. Существа эти были не только быстрыми и глупыми – они имели очень вкусное мясо.

Охота была хорошей, мастодонты жирели на пастбищах, словом, это было хорошее место для зимовки, если эту теплую погоду можнно было назвать зимой. Однако времена года явно менялись и здесь: дни становились короткими, и созвездия ночного неба постепенно менялись. Колючая стена была достаточно густой, и без каких-либо обсуждений было решено, что они останутся в этом месте, у слияния двух рек.

И женщины, и охотники были рады, что кончилось их долгое путешествие. Переходы, погрузки и разгрузки не оставляли им времени ни для каких других занятий. Теперь, когда палатки прочно заняли свои места, все изменилось к лучшему. В земле здесь росли съедобные растения с коричневожелтыми клубнями, которых они никогда прежде не видели.

Испеченные на углях, они приобретали восхитительный сладковатый вкус.

Было много работы и разговоров обо всем. Поначалу саммад Хар-Хаволы держались отдельно от других, ведь они говорили на другом языке и знали, что являются чужаками. Но женщины всех саммад, встречаясь за готовкой пищи, обнаружили, что могут говорить друг с другом, поскольку язык этот во многом походил на марбак. Дети первое время дрались между собой, но когда пришельцы выучили марбак, все различия были забыты. Даже одинокие женщины были довольны, ведь теперь на них посматривало больше молодых охотников.

Никогда прежде еще не бывало такого большого зимнего лагеря. Три саммад, собравшиеся в одном месте, сделали жизнь полной и интересной.

Даже Армун получила передышку, затерявшись в большом числе женщин. Она была в саммад Ульфадана тесто три зимы, и все они были трагическими для нее. В саммад, которую они покинули, был такой голод, что мать девушки, Шесил, оказалась слишком слабой, чтобы выжить в первую зиму в новой саммад. Это означало, что, когда ее отец уходил на охоту, Армун оставалась без всякой защиты.Мальчики смеялись над ней, и из осторожности она старалась не говорить в их присутствии. Когда Броит, ее отец, не вернулся. с охоты во вторую зиму, стало невозможно скрываться от других, С тех пор она стала работать на Меррит, женщину сапшадара, позволявшую ей есть у ее костра, но-даже не питавшуюся защитить девушку от постоянных насмешек. Меррит даже сама присоединялась к нем, когда была в гневе, к вместе со всеми называла ее «беличье лицо».

Армун была такой от рождения, и об этом ее мать рассказывала ей. Шесил всегда винила себя в том, что однажды, во время большого голода, убила и съела белку, хотя все знают, что женщинам запрещено охотиться. Из-за этого ее дочь родалась с передними зубами, расставленными широко, как у белки, и с разделеяной верхней губой. Но не только губа была разделена надвое – у нее было еще отверстие в небе. Из-за этого отверстия ее не возможно было как следует накормить, когда она была младенцем, потому что она громко кричала и кашляла.

Потом, когда она стала говорить, все слова звучали очень забавно.

Неудивительно, что другие детт сеялись над ней.

Они смеялись еще и сейчас, правда, когда она не могла до них дотянуться. Теперь она была молодой женщиной, быстроногой и сильной и, кроме того, имела характер, бывший единственной ее защитой в детстве. Даже старшие мальчики не осмеливались смеяться над ней, держась поодаль, ибо кулаки ее всегда были наготове и она умела ими пользоваться. Подбитые глаза и окровавленные носы были ее меткой, и скоро самые глупые научились избегать этого демона с беличьим лицом.

Она росла без друзей, в стороне ото всех. Ходя по лагерю, оиа обычно расстегивала верх своей кожаной одежды и прятала в нее нижнюю часть своего лица. Волосы у нее были длинные, и она постоянно делала ими тоже самое.

До тех пор, пока она не говорила, остальные женщины терпели ее присутствие. Армун прислушивалась к ним, видела молодых охотников, их глаза, слушала их возбужденную болтовню. Фарлан была самой старшей в этой группе, и, когда Ортнар присоединился к саммад, она быстро сошлась с ним, несмотря на то, что знала его короткое время. Обычно девушка знакомилась с юношей из другой саммад на ежегодных встречах, но теперь все изменилось, и Фарлан первой извлекла выгоду из этой перемены. Хотя остальные молодые женщины говорили скверные слова о ее смелости, она одна имела свою палатку и своего охотника, а у них ничего не было.

Армун не завидовала другим, а просто злилась. Она знала равнины и леса лучше других: мать хорошо научила ее. Со сбора корней она возвращалась с полной корзиной, тогда как другие женщины постоянно жаловались на бесплодие земли.

Она много работала, хорошо готовила, и вообще делала все, что могло сделать ее желанной для любого молодого охотника.

И все же она держалась вдали от них, зная, что они будут смеяться над ней. Когда они видели ее лицо, они смеялись, когда она говорила – тоже, поэтому она предпочитала молчать и находиться в стороне. Точнее, пыталась это делать. Но с тех лор, как она ела у костра Меррит, ей приходилось делать все, что приказывала старая женщина. Она носила дрова и резала мясо, обжигая руки об угли. Меррит смотрела, как она готовит, и каждый вечер ждала возвращения усталых и голодаых охотников. Но Армун не хотела их насмешек и поэтому всегда находила себе другие занятия, когда они собирались вокруг костра.

Хотя здесь не было снега, дожди шли большую часть зимы.

Это было неудобно, но не холодно, и это неудобство было меньше, чем морозы и глубокий снег. Способы охоты тоже изменились, ибо большие стада утиноклювых ходили по всей широкой равнине. В холмистой части жило много мургу, на которых можно было охотиться, и поэтому охотники уходили все дальше и дальше за холмы. Это было довольно опасно.

Было уже темно, когда отряд охотников возвращался. Дни теперь стали очень короткими, и это было очень необычно для людей. Некоторые охотники преследовали дичь целыми ночами. Но на этот раз что-то было неладно, потому что охотники громко кричали, оказавшись в виду лагеря, и их крики привлекали общее внимание. Охотники, бывшие в лагере, бросились к ним на помощь. Когда они подошли ближе к кострам, стало видно, что двоих охотников несут на носилках, сделанных из веток деревьев и кустов. Херилак шел впереди хмурый и усталый.

– Среди деревьев прятался мараг, – сказал он, – он напал на нас, и все произошло прежде, чем мы смогли убить его. – Первые носилки тяжело поставили на землю. – Это Ульфадан. Он мертв.

Услышав это, Меррит громко завыла и бросилась вперед.

Откинув меха, закрывавшие лицо Ульфадана, она пронзительно вскрикнула и стала рвать вблосы у себя на голове.

Херилак нашел взглядом Фракена и позвал его.

– Нам нужно твое умение залечивать раны. Мараг упал на Керрика, и его нога сломалась.

– Мне понадобится крепкая палка и кожаные ремни. Ты поможешь мне.

– Я принесу палку. – Херилак огляделся и увидел Армун, стоящую рядом. – Принеси мягкой кожи, – приказал он. – Быстрее.

Керрик закусил губу, но не смог сдержать стон, когда они взяли его с носилок и подежили на землю у костра. Сломанные концы кости разошлись, и резкая боль нронзила его, когда Фракен коснулся ноги.

– Держи его за плечи, Херилак, а я дерну ногу, – приказал Фракен, затем наклонился и схватил ногу Керрика. Он дергал и поворачивал ее до тех пор, пока сломанные концы не встретились. Боль от этого заставила Керрика потерять сознание.

– Палки сохранят кости на месте, – сказал Фракен, крепко связывая их ремнями из мягкой кожи.

Все было сделано очень быстро.

– Отнесем его в палатку и накроем шкурами. Ему нужно тепло. Ты, девушка, поможешь нам.

Керрик пришел в себя от резкой, пульсирующей боли в ноге. Однако она была намного слабее, чем раньше. Он приподнялся на локтях и в мерцающем свете огня увидел кожаные ремни, закрепившие его ногу. Кожа не была разорвана, и все должно было хорошо зажить. Кто-то шевельнулся в темноте перед ним.

– Кто здесь? – воскликнул он.

– Армун, – неохотно ответила она.

Он откинулся на спину.

– Принеси мне немного воды, Армун.

Темная фигура быстро исчезла. Армун? Он не знал этого имени. Встречал ли он ее прежде? Это было возможно. Его нога пульсировала ровной болью, как гнилой зуб, а горло настолько пересохло, что он закашлялся. Воды, вот что было ему нужно, большой глоток холодной воды.

Глава двенадцатая

Керрик проснулся до рассвета все от той же пульсирующей боли и, повернув голову, увидел рядом чашку с водой. Высунув руку из-под шкуры, он схватил ее и сделал глоток, потом еще и еще, пока не осушил целиком. Девушка подошла к нему и забрала ее. Волосы закрывали ее лицо. Как же ее зовут? Ведь она говорила свое имя...

– Армун?

– Да. Ты хочешь еще воды?

– Хочу. И чего-нибудь поесть.

Он не ел прошлой ночью, потому что не хотел, но сейчас испытывал голод. Девушка повернулась и вышла. Он никак не мог разглядеть ее лицо, но голос ее был приятным. То, что она говорила через нос, показалось ему знакомым. Но почему это знакомо ему? Это мучило его, пока он не понял, что это был один из звуков, которыми пользовались ийланы. АРМУН. Он произнес это вслух, тоже через нос, потом повторил еще раз.

Он не говорил по-ийлански уже так долго, что сейчас постарался отбросить непрошеные воспоминания об Альпесаке.

Вернувшись с водой, девушка принесла немного копченого мяса на плетеном подносе, и все это поставила перед ним.

С полными руками она не могла закрывать лицо, и он увидел ее вблизи, когда она наклонилась. Сжав кулаки, она ждала смеха, но его не было. Ничего не понимая, Армун смотрела, как он жует мясо. Если бы она могла сейчас прочесть его мысли, то она не поверила бы им.

«Нет, – думал Керрик, – я никогда не видел ее раньше. Почему я удивился? Я бы обязательно запомнил ее. Может, сказать, что напомнил мне ее голос? Впрочем, лучше не надо, она может разозлиться за сравнение с мургу. Но она произносит звуки так же, как ийланы, кроме того, ее рот устроен так же, как у них. Возможно, это из-за раздвоенной верхней губы. Инлену была немного похожа на нее лицом, но, конечно, пошире и потолще».

Армун сидела перед Керриком и недоумевала. Наверное, его мучает боль, иначе бы он уже рассмеялся или задал вопрос о ее лице. Мальчики никогда не оставляли ее в покое. Однажды пятеро из них захватили ее среди деревьев, когда она была одна. Она сопротивлялась, но они крепко держали ее и, смеясь, тыкали в губу и нос, пока она не расплакалась. Это было не больно, но очень обидно. Она так отличалась от других девушек, что они даже не пытались сорвать с нее одежду, как делали с другими, когда заставали их одних, а только тыкали в ее лицо. Она была для них всего лишь забавным животным.

Эти мысли так захватили Армун, что она не сразу заметила, что Керрик повернулся и смотрит на нее. Она быстро закрыла лицо волосами.

– Так вот почему я не узнал тебя, – удовлетворенно сказал он,– ты всегда закрываешь лицо волосами.

Она напряглась, ожидая смеха. Вместо этого, он с трудом сел, затем повернулся к ней, завернувшись в шкуры, потому что утро было сырое и туманное.

– Ты дочь Ульфадана? Я видел тебя у его костра.

– Нет. Мои отец и мать умерли. Меррит заставляет меня помогать ей.

– Мараг набросился на Ульфадана и ударил его о землю. Мы закололи его, но было слишком поздно: он сломал Ульфадану шею. Это был сильный зверь: один удар его хвоста переломил мне ногу. Нам нужно было брать больше смертоносных палок с собой. Это единствеююе, что остановило безобразную тварь.

Он не мог винить себя. Действительно, это было его распоряжение, чтобы каждый отряд охотников имел с собой смертоносные палки для предотвращения подобных случаев. Но в лесу одной было мало. Теперь охотники будут носить с собой, по крайней мере, два хесотсана.

Но все мысли об охоте и мургу тут же исчезли, когда Армун подошла к нему поближе. Ее волосы коснулись его плеча, когда она наклонилась, чтобы забрать чашку из-под воды, при этом он почувствовал сладковатый запах женского тела. Никогда прежде он не был рядом с девушкой, и возбуждение охватило его. Вернулись незваные воспоминания: Вайнти над ним, рядом... Это было отвратительно, и он прогнал мысли прочь.

Однако они не уходили, мучая его. Когда Армуя снова наклонилась, чтобы взять поднос, он коснулся ее обнаженной руки. Она была теплая, а не холодная. И мягкая. Армун замерла, вся дрожа, не зная, что делать. Не задумываясь, она повернулась к нему. Их лица оказались совсем рядом, а он не засмеялся и не отпрянул. И в это мгновение голоса снаружи нарушили молчание.

– Как там Керрик? – спросил Херилак.

– Я как раз иду к нему, – ответил Фракен.

Странный момент кончился. Керрик убрал руку, а Армун заторопилась прочь, унося поднос. Фракен вошел в палатку, и Херилак последовал за ним. Шаман дернул кожаный ремень, крепивший на ноге Керрика деревянное сооружение, и счастливо улыбнулся.

– Все, как должно быть. Скоро нога будет здорова. Если эти ремни жмут, подложи под них сухой травы. А я пойду петь об Ульфадане.

Керрику хотелось быть там, когда старик будет петь. Большинство охотников пойдет туда. Когда отпевание закончится, тело Ульфадана завернут в мягкую траву и повесят высоко на дерево, высыхать на ветру. Тело уже не нуждается ни в чем, если дух уже покинул его. Кроме того, это делалось, чтобы пожиратели падали не нашли его.

– Я хотел бы пойти с тобой, – сказал Керрик.

– Это понятно, – ответил Хералак, но невозможно из-за твоей больной ноги.

Когда они ушли, Армун вышла из задней части палатки и нерешительно остановилась. Когда он повернулся к ней, она быстро потянулась за волосами, но затем опустила руку, потому что на его лице не было смеха.

– Я слушала тебя, когда ты рассказывал о жизни мургу, – она говорила быстро, стараясь скрыть свое смущение. – Тебе было страшно там, в плену, одному среди иих?

– Страшно? Сначала, да. Но я не был один, со мной вместе захватили девушку, я забыл ее имя. Правда, потом они убили ее.

Воспомиваше об этом было еще очетливым, ярким и сильным...

Мургу с окровавленным лицом, склонившийся к нему... Вайнги...

– Да, я был испуган, очень испуган. Мне нужно было молчать, но я заговорил с мургу. Меня убили бы, не начни я разговаривать с ними, и я сделал это, потому что очень испугался. Но мне не следовало говорить.

– Почему, если разговор спас твою жизнь?

И в самом деле почему? Сейчас он понял, что в его поступке не было ничего постыдного. Это спасло ему жизнь и привело сюда, к Армун, которая понимала его.

– Я думаю, что ты вел себя храбро, как охотник, хотя и был только мальчиком.

Неизвестно почему, эти слова потрясли его. Без всякой причины он почувствовал, что глаза его наполиились слезами, и отвернулся от девушки. Слезы сейчас, у охотника?! Без причины? Впрочем, причина была – он не пролил их тогда, когда был маленьким мальчиком, попавшим к мургу. Однако это все в прошлом, а он уже не маленький мальчик. Он взглянул на Армун и неожиданно ддя себя взял ее за руки. Она не вырывалась.

Керрика смущало то, что он чувствовал сейчас, он не знал, что это значит: правда, это напоминало ему происходившее, когда он оставался наедине с Вайнти и та хватала его... Ему не хотелось думать сейчас о Вайнти и вообще об ийланах. Не сознавая того, он все сильнее сжимал руку девушке, делая ей больно, но она не вырывалась. Что-то важное происходило с ним, но он не знал, что это.

Совсем иначе дело обстояло с Армун: она знала. Она часто слушала разговоры молодых женщин, слышала и более взрослых, имевших детей, когда они говорили о том, что происходило ночью в палатках, когда они оставались наедине с охотниками. Она знала, что происходит сейчас, и хотела этого, открывая себя для переполнявших ее чувств. Может, это было потому, что она почти не надеялась на это. Если бы только сейчас была ночь и они были одни! Женщины были предельно откровенны, описывая то, что происходило, но сейчас был день, а не ночь. И все же вокруг было так тихо, а она была так близко к нему сейчас... Когда она мягко отстранилась, Керрик разжал руку. Она отодвинулась от него, встала, и, провожаемая его взглядом, направилась к выходу.

Армун вышла из палатки и огляделась вокруг. Рядом никого не было: даже дети молчали. Что все это значит?

Ну, конечно, отпевание! Поняв это, она вдруг подумала о том, что Ульфадан был саммадаром и они должны быть на его отпевании, все до одного человека. Они с Керриком были сейчас одни.

Двигаясь осторожно и неторопливо, она повернулась и вошла в палатку, уверенно зашнуровав за собой клапан. Потом также уверенно расшнуровала шнурки своей одеязды, встала на колени, откинула в сторону шкуры и опустилась на Керрика.

Когда он обнял девушку, тепло ее плоти зажгло его. Воспоминания о холодном теле начали ускользать прочь. Армун была все ближе, и у нее не было твердых ребер, а только теплое тело, округлое и крепкое. Он стиснул руки, прижимая ее голову к себе, а та, прижавшись губами к его уху, что-то говорила без слов.

Снаружи утреннее солнце светило сквозь туман и поднималось все выше, а в палатке под теплыми шкурами жар их тел растопил воспоминания о холодном и грубом теле. Воспоминания о другой жизни ушли прочь, сменившись гораздо более важной действительностью.

Глава тринадцатая

Альпесак буквально кипел от рассвета до заката. Где по широким улицам города двигались когда-то несколько фарг, теперь маршировали и двигались в паланкинах ийланы, фарги в одиночку и группами тащили какие-то грузы, и даже встречались хорошо охраняемые группы самцов, смотревших на непрерывное движение. Гавань была значительно расширена, и все же не вмещала всех прибывающих, поэтому темные тела урукето, приходивших из океана, останавливались в реке, прижимаясь к берегу, ожидая своего часа. Когда их ставили в док, толпы фарги бросались разгружать их, и пассажирам, стремившимся ступить на твердую землю после долгого путешествия, приходилось расталкивать их.

Вайнти смотрела на всю эту суматоху с гордостью, выражавшейся в каждой линии ее напрягшегося тела. Ее желание исполнилось: Инегбан наконец-то пришел в Альпесак. Союз этих двух городов приводил ее в возбуждение, которому невозможно было сопротивляться. Молодость и неопытность Альпесака были смягчены возрастом и мудростью Инегбана.

Этот союз образовал соединение, которое казалось, более жизнеспособным, чем каждый из них в одиночку. Мир рождался заново, и все в нем было возможно.

Была только одна тень на всем этом солнечном настоящем и будущем, но пока Вайнти гнала ее прочь: этим можно было заняться попозже. Сейчас она хотела только греться под солнцем в свое удовольствие на этом берегу успехов. Ее большие пальцы крепко сжимали твердую ветвь балюстрады, причем возбуждение было так велико, что она не замечала того, переступая с ноги на ногу в своем одиноком марше победы.

Издалека кто-то окликнул ее и, неохотно повернувшись, Вайнти увидела, что это Малсас зовет ее к себе на верхнюю платформу.

– Да, Эйстаи, – сказала Вайнти, выражая гордость каждым движением своего тела. – Зима не придет в Инегбан, а сам он явится сюда, в бесконечное лето, царящее в сердце Энтобана. Отныне наш город будет расти и процветать.

– Ты права, Вайнти. Когда мы были разделены, наши два сердца бились вразнобой, а наши города жили каждый по-своему. Сейчас мы объединились. Я, как и ты, чувствую, что наша мощь безгранична, что мы можем сделать все. И мы сделаем. Ты еще не надумала сесть рядом со мной и помогать мне? Я уверена, что Сталлан может повести фарги и очистить от проклятых устозоу северные земли.

– Возможно, она сможет это. Но я ЗНАЮ, что могу и буду это делать, – Вайнти быстро провела большими пальцами между глаз. – Сейчас, когда здоровье вернулось, ненависть переполняет меня. Твердый клубок ненависти растет во мне с каждым днем. Сталлан, конечно, может уничтожить устозоу, но мне нужно разбить камень, который лежит у меня на сердце. Когда все они умрут, когда существо, которое я приблизила к себе и воспитала, будет мертво, только тогда этот камень исчезнет. После этого я буду рада сесть рядом с тобой и делать все, что ты прикажешь. Но сначала должна совершиться моя месть.

Малсас охотно согласилась.

– Ты нужна мне, но не такая, как сейчас. Уничтожь устозоу и этот камень в своем сердце. У Альпесака впереди большое будущее.

Вайнти жестом выразила свою благодарность.

– Сейчас мы собираем все наши силы и будем готовы к удару, когда на севере станет тепло. Холод, который держит нас в Альпесаке, гонит их на юг. Но здесь зимний холод будет нашим союзником. Устозоу охотятся сейчас в местах, где мы можем легко добраться до них: они уже выслежены. Когда придет подходящее время, все они умрут. Мы сметем их слица земли, а потом пойдем на север и ударим по остальным. Мы будем делать это снова и снова, пока не перебьем их всех.

– Вы не воспользуетесь лодками? Нанесете удар с суши?

– Они ждут нас из воды и не знают, что сейчас у нас есть уруктопы и таракасты. Ваналпи были хорошо известны эти существа, доставленные в Энтобан из далекого города Месескей. Она забрала их для наших нужд, для борьбы с угрозой устозоу и вывела более крепкие виды. Уруктоп достигает зрелости раньше чем за год – молодежь сейчас подрыгает и скоро будет готова. Таракасты требуют больше времени для достижения зрелости, поэтому их доставлено всего несколько особей, но даже они окажут нам большую помощь. Мы пойдем в наступление по суше. Устозоу, удравший от меня, сейчас руководит ими и вместе с большой группой находится на юге. Я видела его на снимках. Он умрет первым. Когда это произойдет, остальные не доставят нам больших хлопот.

Вайнти смотрела вдаль, планировала свою месть и видела только мучительную смерть для того, кого ненавидела. Подобно ее мыслям, небо покрылось плотными облаками, закрывшими солнце, и тень наползла на собеседниц. Когда она коснулась их, еще более темная тень окутала их мысли о том, что беспокоило их больше, чем устозоу. Так было всегда: свет дня сменялся темнотой ночи. Их город света всегда скрывала тьма, когда они думали о том, что видели сейчас внизу.

Цепочка ийлан, связанных за руки, медленно двигалась по улице. Первая из них посмотрела вокруг, потом вперед, и вдруг ее взгляд обратился без всякой причины к двум фигурам наверху. Расстояние было не таким большим, чтобы их нельзя было узнать, узнать Вайнти. Ее рука быстро шевельнулась в жесте узнавания, и она прошла мимо.

– Она из моей эфенбуру, – горько сказала Вайнти. – Это тяжесть, которую я никогда не смогу сбросить.

– Это не твоя вина, – сказала Малсас. – Дочери Смерти есть и в моей эфенбуру. Эта болезнь гложет всех нас.

– Но болезнь эту можно лечить. Однако я не смею больше говорить об этом сейчас: нас могут подслушать. Правда, я не теряю надежды на выздоровление.

– Ты для меня первая во всех делах, – сказала Малсас. – Сделай это, вылечи болезнь, и не будет никого выше тебя.

Энги не собиралась признавать эфензеле, жест получился у нее сам собой, и, уже делая его, она поняла свою ошибку. Вайнти никогда не была довольна этим, но сейчас в присутствии Эйстаи могла воспринять это как оскорбление, а Энги совсем не хотела этого.

Цепочка остановилась перед запертыми воротами, ожидая, когда их откроют и впустят. Впустят в тюрьму, но для всех их это было свободой. Здесь они были свободны, здесь они могли верить в правду и, что гораздо важнее, говорить о ней.

Будучи с другими Дочерьми Жизни, Энги не чувствовала себя связанной обещанием не говорить с ийланами о своей вере – все они здесь имели одни убеждения. Когда Инегбан пришел в Альпесак, вместе с ними пришли и верующие. Их было так много, что пришлось устроить эту тюрьму, обнести ее стенами и снабдить охраной, чтобы не позволить распространиться интеллектуальному яду. Правителей не интересовало, о чем они там говорили, за стенами тюрьмы, но только до тех пор, пока эти изменники оставались за этими стенами.

К Энги, дрожа от принесенных новостей, подошла Эфенейт.

– Там Пелейн, – сказала она. – Она говорит с нами, отвечает на наши вопросы.

– Я сейчас приду, – пообещала Энги, неподвижностью тела сдерживая беспокойные мысли.

Учение Угуненапсы всегда было ясно, как сияние солнца в темноте джунглей, но другие не всегда понимали его и потому интерпретировали его по-своему. Единственная правда же была в том, что Угуненапса учила свободе от власти, что означало понимание всего, а не только силы жизни и смерти. Хотя Энги была согласна с этой свободой, ее беспокоили некоторые объяснения слов Угуненапсы и особенно объяснения Пелейн.

Пелейн стояла на высоком корне высокого дерева так, чтобы все собравшиеся могли понимать, о чем она говорит.

Энги остановилась с краю толпы, уселась, подобно другим, на свой хвост и стала слушать. Пелейн говорила о новом предмете дискуссии, который был весьма популярным, используя вопросы и ответы и говоря о том, чему хотела их научить.

– Фарги, только что вышедшая из моря, спросила Угуненапсу: «Что делает меня отличной от сквида, плавающего в море?» Угуненапса ответила: «Различие, дочь моя, в том, что ты знаешь о смерти, тогда как сквид знает только о жизни».

– Но, зная о смерти, как я могу знать о жизни? Ответ Угуненапсы был так прост и понятен, что, хотя она и сказала это на заре времен, он будет звучать и завтра, и всегда. Ответ этот поддерживает нас: «Мы знаем об ограничении жизни, и потому живем тогда, когда другие умирают. Это мощь нашей веры, и эта вера является нашей мощью».

Тогда фарги, вышедшая из моря, спросила в своей простоте: «Разве, поедая сквид, я не приношу ему смерть?» И Угуненапса ответила: «Нет, сквид приносит тебе жизнь своей плотью и, не зная о смерти, не может умереть».

Среди слушателей послышался ропот одобрения. Энги тоже была очарована ясностью и красотой этой мысли и на мгновение забыла все свои возражения, которые могла сделать оратору. Нетерпеливая в своем желании узнать, одна из ийлан крикнула из толпы слушателей:

– Мудрая Пелейн, а что если сквид будет таким большим, что станет угрожать твоей жизни, а его вкус будет таким отвратительным, что его нельзя будет есть? Что нужно будет делать в этом случае? Позволить себя съесть или же убить сквида, даже не зная, что не сможешь его съесть?

Пелейн признала трудности проблемы.

– Тут мы должны поближе познакомиться с мыслями Угуненапсы. Она говорила о вещи внутри нас, которую нельзя увидеть, хотя нам она дает возможность говорить и выделяться среди бездумных животных. Она должна быть сохранена и, следовательно, убивая сквида для сохранения ее, мы поступим правильно. Мы Дочери Жизни и должны сохранять жизнь.

– А что если сквид может говорить? – спросил кто-то, и этот близкий всем вопрос заставил слушателей напряженно замолчать. Пелейн заговорила:

– Угуненапса не дает ответа, ибо не знала говорящего сквида.

Она помолчала и продолжила:

– Не знала она и говорящих устозоу. Следовательно, мы должны искать в словах Угуненапсы истинное содержание. Разве только речь выражает знание жизни и смерти? Если это правда, то, спасая свои жизни, мы должны убить устозоу, которые умеют говорить. Вот решение, которое мы должны принять.

– Нет, мы не можем решить так! – воскликнула Энги. – Не можем, потому что не знаем наверняка и тем самым оскверним все, чему учила Угуненапса.

Пелейн повернулась к ней и знаком выразила согласие с ее тревогой.

– Энги говорит правду и одновременно задает новый вопрос. Мы должны считаться с возможностью того, что устозоу могут знать о жизни и смерти. Это должно быть уравновешено фактом, что мы-то наверняка знаем об этом. С одной стороны, сомнения, с другой – уверенность. Поскольку мы ценим жизнь превыше всего, то должны выбрать уверенность и отбросить сомнения. Другого пути нет.

Посыпались новые вопросы, но Энги не слушала их, да и не хотела слушать их. Она не могла избавиться от уверенности, что Пелейн говорила неправильно, и в то же время не могла выразить эту уверенность. Нужно подумать над этим.

Она нашла укромное место от других и сосредоточилась на этом вопросе.

Захваченная своими мыслями, она не заметила охранников, которые прошли сквозь толпу, набирая рабочий отряд.

Пелейн стала одной из отобранных, хотя ничем не отличалась от других. Отряд был связан вместе и уведен.

Небольшая группа, куда попала Пелейн, не была связана, потому что предназначалась для особой работы. Никто из них не замечал, что постепенно Пелейн осталась одна. Охранников тоже отослал какой-то властный ийлан, который повел ее длинным путем вокруг города к двери, открывшейся перед ней. Она неохотно вошла, и дверь закрылась за ее спиной.

В комнате был только один ийлан.

– Вот теперь поговорим, – сказала Вайнти.

Пелейн стояла, склонив голову, глядя невидящими глазами на свои руки и нервно сплетая и расплетая пальцы.

– Я чувствую, что все, происходящее здесь, плохо, – сказала она наконец. – Я не должна быть здесь и говорить с тобой.

– У тебя нет причин для таких чувств. Я просто хочу услышать, что ты можешь сказать. Разве не долг Дочери Жизни говорить с другими о своей вере и нести им просвещение?

– Это правда. Значит, вы хотите просвещения, Вайнти? Вы сейчас назвали меня Дочерью Жизни, а не Дочерью Смерти. Вы уже верите мне?

– Пока нет. Тебе придется привести много убедительных аргументов, прежде чем я встану в ваши ряды.

Пелейн выпрямилась, каждым движением своего тела выражая подозрение.

– Но если вы не верите, как это делаем мы, то что вам нужно от меня? Может быть, посеять разногласия в рядах Дочерей Жизни?

– Я хочу убедить тебя, что устозоу, которые убивают нас, сами должны быть убиты. Так будет-справедливо. Мы защищаем наши берега и убиваем эти существа, которые угрожают нашему существованию. Я не прошу тебя изменять своим убеждениям. Мне только нужна твоя помощь в этой войне. Если ты сделаешь это, польза для всех нас будет огромной. Нужно спасать наш город. Эйстаи изменит свое решение, и вы все снова станете гражданами. Ваша вера будет узаконена, ибо тогда вы уже не будете представлять опасность для существования Альпесака. Ты станешь настоящим лидером Дочерей Жизни и будешь во всем следовать учению Угуненапсы.

Пеяейн выразила смущение и тревогу.

– Я все еще сомневаюсь. Если устозоу могут говорить, они могут осознавать существование смерти и понимать жизнь. Если это так, я не могу помогать в их уничтожении.

Вайнти подошла к ней так близко, что их руки почти соприкоснулись, и с жаром сказала:

– Они – животные. Один из них научился говорить, как лодки учатся выполнять команды, только один из них. Остальные хрюкают, как животные в джунглях. И этот единственный, который может говорить как ийлан, теперь убивает нас. Этим они разрушают все наши планы, и их нужно вышвырнуть отсюда – всех до единого! И ты поможешь этому. Ты выведешь Дочерей Смерти из мрака смерти, и оии станут настоящими Дочерьми Жизни. Ты сделаешь это. Должна сделать.

Говоря это, она мягко касалась больших пальцев Пелейн жестом, которым пользовались только эфензеле. Пелейн приняла этот знак внимания.

– Вы правы, Вайнти. Совершенно правы. Все должно быть так, как вы. говорите. Дочери Жизни слишком долго жили в стороне от своего города. Мы должны вернуться и снова стать его частью. Но мы не свернем с пути истины.

– Этого и не требуется. Вы будете верить, как верили, и никто не будет запрещать вам этого. Дорога впереди ясна и понятна и ведет к триумфальному будущему.

Глава четырнадцатая

Это был первый лук Харла, и он страшно гордился им.

Вместе со своим дядей, Надрисом, он ходил в лес, чтобы найти нужное дерево, покрытое тонкой корой, с плотной и упругой древесиной. Надрис выбрал тонкий побег, и Харл с беспокойством смотрел на пружинящий зеленый ствол, пока тот не был перепилен.

Затем под руководством Надриса, он соскоблил кору, покрывавшую его, пока не показалась белая сердцевина дерева. А потом пришлось ждать, и это ощущение было хуже всего. Надрис повесил кусок дерева высоко в палатке, чтобы он сох, и держал его так день за днем, пока он не дошел до нужного состояния. Когда пришло время, Харл внимательно смотрел, как Надрис методически скоблит его каменным скребкам. Концы лука были осторожно заострены, и на них сделали зарубки для тетивы, сплетенной из длинных, крепких волос с хвоста мастодонта.

Даже поставив тетиву на место, Надрис не был доволен и для пробы дернул ее, после чего снял тетиву и вновь занялся деревом.

Но наконец и это было закончено. Поскольку лук был Харла, он и должен был первым выпустить из него стрелу.

Это был самый длиный и счастливый день в жизни Харла.

Получив лук, он должен был научиться хорошо стрелять из него, чтобы поскорее отправиться на охоту. Это был первый и самый важный шаг, который выводил его на дорогу из детства, дорогу, которая однажды выведет его в мир охотников.

Хотя его руки болели, а кончики пальцев покрылись волдырями, он не останавливался. Это был его лук и его день. Он хотел быть наедине с ним и ускользнул от других мальчиков, забравшись в маленькую рощу рядом с лагерем. Весь день он ползал по деревьям, прятался по кустам, пуская свои стрелы в невидимые пучки травы, как будто это были настоящие олени.

Когда стемнело, он неохотно отложил лук и направился к палаткам. Он был голоден и смотрел вперед, на мясо, которое должно было ждать его. Придет день, когда он станет охотником и убьет свою первую дичь. Наложив стрелу, натянет тетиву и убьет... Однажды...

Что-то зашуршало на дереве над ним, и он остановился, молчаливый и неподвижный. Там что-то было, какой-то темный силуэт на фоне серого неба. Оно шевельнулось, и снова послышался шорох. Птица.

Это была слишком соблазнительная мишень, чтобы отказаться от нее. В темноте он мог потерять стрелу, но он делал их сам и мог сделать еще. Если же он попадет в птицу, это будет его первая добыча. Первый день с луком – и уже добыча. Мальчишки будут по-другому на него смотреть, когда он пройдет со своим трофеем между палатками.

Медленно и тихо он наложил стрелу на тетиву и натянул ее, глядя на темный силуэт наверху. Затем выстрелил.

Послышался пронзительный крик боли, и птица свалилась с ветки вниз. Она упала на сук над головой Харла и повисла на нем, неподвижная. Он стал на цыпочки и с трудом достал ее концом своего лука, и тыкал до тех пор, пока она не упала на землю у его ног. Его стрела пронзила тело птицы, и ее круглые глаза смотрели на него. Харл отступил назад, испуганно глядя на нее.

Сова. Он убил сову...

Почему, ну почему он не остановился, чтобы подумать?!

Испуганный своим поступком, он громко застонал. Он должен был знать, что никакой другой птицы не может быть в темноте.

Это была запрещенная птица, и он убил ее. Только прошлой ночью старый фракен развертывал меховой комок, извергнутый совой, и тыкал своими пальцами в маленькие кости внутри, предсказывая будущее и результат охоты по тому, как они там лежат. Делая это, Фракен рассказывал о совах, о единственных птицах, которые летали ночью, о птицах, которые ведут души умерших охотников сквозь темноту на небо.

Сов нельзя убивать никому. И все же Харл убил.

Может, если закопать ее, никто ничего не узнает? Он начал торопливо рыть землю руками, потом остановился. Это было плохо. Сова знала и, значит, будут знать другие совы.

Они все запомнят, и однажды для его духа не найдется проводника, потому что животные никогда ничего не забывают. Никогда. На его глазах были слезы, когда он склонился над мертвой птицей и выдернул стрелу. Потом наклонился еще ниже и в сгущающейся темноте взглянул на нее в упор.

Армун сидела у огня, когда мальчик подбежал к ней. Он стоял, ожидая, когда она обратит на него внимание, но женщина не торопилась этого делать, а сначала поворошила палкой огонь. Теперь она была женщиной Керрика и чувствовала тепло удовлетворенности, разливающееся по всему телу.

Женщина Керрика... Теперь мальчики не смели смеяться над ней, и ей больше не требовалось закрывать лицо волосами.

– В чем дело? – спросила она, стараясь быть суровой, но счастье переполняло ее, и она улыбнулась.

– Это палатка маргалуса? – спросил Харл дрожащим голосом. – Может он поговорить со мной.

Керрик услышал их голоса и медленно поднялся на ноги.

Хотя его сломанная нога срасталась хорошо, когда он наступал на нее, было больно. Он вышел из палатки, и Харл повернулся к нему. Лицо мальчика было бледно и покрыто темными пятнами, хотя слезы он уже вытер.

– Ты – маргалус и знаешь о мургу все.

– Чего ты хочешь?

– Пойдем со мной, пожалуйста, это очень важно. Я должен что-то показать тебе.

Керрик знал всех здешних животных. Вероятно, мальчик нашел что-то, чего не мог определить. Керрик хотел отправить его обратно, но передумал. Это могло быть что-то опасное, лучше на него взглянуть. Кивнув, он последовал за мальчиком. Как только они отошли достаточно далеко, чтобы Армун не могла их подслушать, Харл остановился.

– Я убил сову, – сказал он дрожащим голосом.

Керрик сначала удивился, затем вспомнил истории, которые рассказывали о совах, и понял, почему мальчик так испугался. Нужно постараться успокоить его, но так, чтобы не осквернить учения Фракена.

– Это плохо – убивать сову, – сказал он. – Но ты не должен так сильно беспокоиться...

– Дело не в сове. Там есть еще что-то.

Харл наклонился и за конец длиниого крыла вытащил сову из-под куста, затем поднял ее так, чтобы свет ближайшего костра осветил птицу.

– Вот из-за чего я пришел за тобой, – ответил Харл, указывая на черную шишку на лапе совы.

Керрик наклонился ближе. Свет костра быстрой вспышкой отразился в открывшемся глазе существа, который тут же снова закрылся.

Керрик медленно выпрямился, затем взял птицу из рук мальчика.

– Ты все сделал правильно, – сказал он. Стрелять в сов плохо, но это не та сова, которых мы знаем. Это сова мургу, ты правильно поступил, убив се и придя ко мне. А сейчас беги быстро и найди охотника Херилака, скажи ему, чтобы он пришел в мою палатку. Расскажи ему, что мы видели на лапе у совы.

Услышав, что нашел мальчик, пришли и Хар-Хавола, и Сорли, занявший место Ульфадана. Они взглянули на мертвую птицу и живого марага, обхватившего когтями лапу совы.

Сорли содрогнулся, когда большой глаз открылся, уставившись на них, а потом снова закрылся.

– Что это значит? – спросил Херилак.

– Это значит, что мургу знают, где мы, – сказал Керрик. – Они больше не посылают шпионить за нами репторов, потому что слишком многие из них не возвращаются. А сова может летать ночью и видеть в темноте. – Он ткнул черное существо пальцем, и то дернулось. – Этот мараг тоже может видеть в темноте. Он видит нас и рассказывает мургу. И это могло быть уже много раз.

– Это значит, что мургу могут готовить сейчас атаку на нас, – сказал Херилак, и голос его был холоден, как смерть.

Керрик покачал головой, лицо его было мрачным.

– Не «может быть», а так оно и есть. Здесь, на юге, для них достаточно тепло, даже в это время года. Они нашли нас, и это существо рассказало им, где наш лагерь. Они жаждут мести, это несомненно.

– Что же делать? – спросил Хар-Хавола, глядя на звездное небо. – Может, уйти на север? Но весна еще не пришла туда.

– Мы должны идти, весна там или нет, – заметил Керрик. – Пока же нужно узнать все о возможном нападении. Нужно выбрать лучших бегунов, которые пойдут на юг, вдоль реки. Они должны идти от лагеря один или даже два дня, все время смотреть за рекой, и, если увидят лодки мургу, немедленно предупредить нас.

– Сигурнад и Переманду, -сказал Хар-Хавола. – Они самые быстроногие в моей саммад. Они бегали за оленями по горам и бегали так же быстро, как олени.

– Пусть выходят на рассвете, – сказал Херилак.

– Некоторые из моих охотников еще не вернулись, – вставил Сорли. – Они ушли далеко и ночуют вне лагеря. Мы не можем покинуть это место, прежде чем они вернутся.

Керрик взглянул на огонь, как бы надеясь найти там ответ.

– Я чувствую, что нам нельзя терять времени. Как только вернутся охотники, нужно уходить на север.

– Но там еще морозы и нельзя охотиться, – запротестовал Хар-Хавола.

– У нас еще много пищи, – ответил Керрик. – Свое мясо и мясо, захваченное у мургу. Его можно есть. Если мы останемся здесь, мургу обрушатся на нас, я чувствую это. Более того, я это знаю. – Он указал на мертвую сову и живое существо, плотно обхватившее ее лапу. – Они знают, где мы, и придут убивать нас. Я жил у них и знаю их повадки. Если мы остановимся, то умрем.

Они мало спали этой ночью. Керрик поднялся с первыми лучами солнца, когда Сшурнат и Переманду отправились в путь. Оба они были высокие и крепкие и носили краги из березовой коры, защищавшие их от подлеска.

– Оставьте копья, чтобы они не мешали вам, – сказал Керрик. – Возьмите сухого мяса и эккотаза, но только на три дня. Вам не нужны копья, потому что вы не будете охотиться. Вы будете только смотреть. Возьмите с собой ваши луки и хесотсаны, чтобы защищать себя. Идя на юг, вы будете следовать вдоль реки, даже если от этого ваш путь станет длиннее. Идите до темноты и оставайтесь у реки на ночь. Вернитесь на третий день, если никого не встретите, и не вздумайте оставаться там дольше. Все время следите за рекой и немедленно возвращайтесь, если увидите мургу. Заметив их, вы должны как можно быстрее вернуться назад.

Двое охотников бежали легко и свободно, их ноги буквально пожирали расстояние. Небо покрывали обдака, день был прохладный, и это делало бег более легким. Они бежали вдоль берега широкой реки и шлепали по мелководью или поднимались повыше, не теряя при этом воды из виду. Река оставалась пустой. Когда солнце поднялось высоко, они остановились, мокрые от пота, напились из чистого ручья, который падал каскадом с каменного обнажения, затем искупались в нем сами. Умывшись, они пожевали немного сухого мяса и продолжили путь.

После полудня они добрались до места, где река делала большую петлю. Они были на возвышении и видели, как она извивается сначала в одну, а потом в другую сторону.

– Можно пересечь ее здесь – это короче, – сказал Сигурнат.

Переманду взглянул вперед, затем тыльной стороной ладони вытер пот с лица.

– Да, короче, но тогда мы не будем видеть реки. Они могут пройти, и мы ничего не будем знать. Нужно идти вдоль реки.

Посмотрев на юг, он вдруг увидел облако, которое приближалось к ним. Пока они смотрели на него, оно все росло, и это было загадкой для них, никогда не видевших ничего подобного.

– Что это? – спросил Сигурнат.

– Пыль, – ответил Переманду, известный остротой своего зрения. – Облако пыли. Возможно, большое стадо утиноклювых.

– Сколько охочусь, никогда не видел ничего подобного. Оно слишком большое и широкое и продолжает расти.

Они подождали, когда облако пыли приблизилось и стали видны животные, поднимавшие его. Это действительно было большое стадо. Часть из них бежала впереди отдельной группой, и Переманду, прикрыв глаза от солнца рукой, пытался разглядеть их.

– Это мургу! – крикнул он вдруг с ужасом. – Мургу со смертоносными палками. Бежим!

Они пробежали обратно вдоль берега реки, хорошо заметные в траве, едва достигавшей им до колен. Позади раздался громкий крик, топит тяжелых ноги резкие щелкающие звуки.

Сигурнат вскрикнул и упал. Быстро взглянув на него, Переманду увидел дротик, торчащий из его затылка.

На равнине спасения не было. Переманду свернул влево, почва осыпалась под его ногами, и он упал с высокого берега, рухнув в воду далеко внизу.

Два крупных животных затормозили и остановились у края обрыва. Двое всадников-ийлан спустились на землю с высоких седел и взглянули на мутную реку. Там ничего не было видно. Довольно долго они стояли неподвижно, затем один из них повернулся и направился к таракасту.

– Доложи Вайнти, – сказал он. – Скажи, что мы встретили двух устозоу. Оба они мертвы, а остальные ничего не знают о нашем присутствии. Мы обрушимся на них, как ова и планировала.

Глава пятнадцатая

Керрика разбудили далекие крики, доносившиеся из темноты. Армун тоже забеспокоилась и что-то пробормотала во сне, когда он отодвинулся от ее теплого тела. Крики стали громче, и Керрик заторопился, зашарил в темноте, ища свою меховую одежду.

Когда он откинул клапан палатки в сторону, то уввдед группу охотников, бегущих к нему. Они несли факелы, а двое изних тащили какую-то темную массу. Это был еще один охотник, едва переставлявший ноги. Херилак бежал впереди всех.

– Они идут! – крикнул он, и Керрик почувствовал, что волосы зашевелились у него на голове.

– Это Переманду, – сказал Херилак, – он бежал весь день и большую часть ночи.

Переманду был в сознании, но совершенно истощен. Волоча ноги по пыли, охотники подняли его к Керрику, затем осторожно усадили на землю. В мерцающем свете факелов его кожа была бледной, темные пятна окружали глаза.

– Идут... – хрипло сказал он. – За мной... Сигурнат мертв.

– Есть охрана у реки? – спросил Керрик, и Переманду, услышав эти слова, покачал головой.

– Они идут не по реке. По суше.

– Бегите, – приказал Херилак охотникам, которые принесли Перемавду. – Будите остальных и вызовите сюда саммадаров.

Армун высунулась из палатки и наклонилась над Переманду, поднеся чашку с водой к его губам. Он жадно осушил ее, задыхаясь от усилий. Теперь он мог говорить, ему стало легче.

– Мы следили за рекой, но они идут по суше. Сначала мы заметили облако пыли, которое было больше, чем все, что мы когда-либо видели. Там были мургу, их невозможно сосчитать, они бежали быстро, тяжело топали и несли на своих спинах мургу со смертоносными палками. Впереди двигались разведчики на других мургу, более быстрых и крупных. Когда мы побежали, они увидели нас и убили Сигуриата. Я бросился в реку и задержал дыхание так долго, как мог. Потом поплыл вниз по течению. Котда я вынужден был вынырнуть, они уже ушли.

Пока он говорил, к ним подошли саммадары, а за ними собиралось все больше и больше охотников. Мерцающий свет факелов освещал их мрачные лица.

– Когда я вышел из воды, они ушли, но вдалеке видна была пыль, оставшаяся после них. Они шли быстро. Я последовал за ними по широкому, как река, следу, вытоптанному в траве и усеянному навозом мургу. Когда солнце опустилось низко, я увидел, что они остановились у реки. Тогда я остановился тоже, ие подходя ближе. Маргалус говорил, что они не любят ночь и не движутся, когда она приходит. Помня об этом, я подождал, пока солнце село и, ковда стало темно, обошел их с востока, чтобы не проходить рядом с ними. Больше я их не видел.

Я бежал, не останавливаясь, и вот я здесь. А Сшурнат умер...

Он откинулся назад, утомленный своей речью. Слова его наполнили сердца слушателей страхом, и они поняли, что смерть подходит все ближе.

– Они будут атаковать, – сказал Керрик. – Вскоре после рассвета. Им точно известно, где мы находимся, к этому они подходят очень внимательно. Они остановились на ночь достаточно далеко, чтобы их нельзя было заметить, и достаточно близко, чтобы ударить на нас утром.

– Мы должны защищать себя, – сказал Херилак.

– Нет! Мы не должны оставаться здесь, – быстро, почти не задумываясь, ответил Керрик.

– Если мы уйдем, они нападут на нас на марше, – сказал Херилак. – Мы будем беззащитны, и они нас уничтожат. Лучше уж оставаться здесь.

– Выслушайте меня, – сказал Керрик. – Если мы останемся здесь, это будет именно то, что им нужно. Они и планировали напасть на нас в этом месте. Можно не сомневаться, что атака разработана во всех деталях и это будет означать наше уничтожение. Нам нужно подумать о лучшем пути к спасению. Они едут на животных, которых я никогда не видел и с которых не слышал. Однако это ничего не значит. Мы даже представить не можем все странные существа, которые есть у мургу. Но сейчас мы знаем о них, сейчас мы предупреждены. – Он посмотрел вокруг. – Мы выбрали это место для лагеря, потому что здесь была вода и мы могли защищаться от нападения с реки. Но идут ли они по реке? Ты видел хоть одну лодку?

– Нет, – ответил Переманду. – Река была пуста. Их было так много, что им не требовалась помощь. Их было, как птиц, когда они собираются лететь на юг осенью, как листьев, которые нельзя сосчитать.

– Наша колючая изгородь будет просто растоптана, – сказал Керрик. – Нет, мы должны немедленно уходить на север. Нам нельзя оставаться здесь.

Ропот стих. Никто не хотел говорить, для них все было слишком ново и необычно. Охотники смотрели на своих вожаков, а те на Херилака. Решать должен был он. Его лицо было мрачно из-за груза ответственности, лежавшего сейчас на нем. Он посмотрел вокруг, затем выпрямило и стукнул другим концом копья,

– Мы уходим. Маргалус прав: оставаться здесь, значит наверняка погибнуть. Если нам нужна позиция для сражения, это должно быть место по нашему выбору. Прошла только половина ночи, и мы должны использовать оставшееся темное время. Снимайте палатки...

– Нет, – вмешался Керрик. – Это будет ошибкой по многим причинам. Это займет время, а время – единственное, чего нам не хватает. Если мы соберем палатки, волокуши будут тяжело нагружены, и это задержит нас. Нужно взять только оружие, пищу и одежду – больше ничего.

Женщины тоже слушали его, и одна из них жалобно закричала об этой потере.

– Мы можем сделать новые палатки, но не новые жизни, – сказал Керрик. – Грузите на волокуши только то, о чем я говорил, и можете посадить на них маленьких детей.

Палатки пусть стоят. Мургу не будут знать, что палатки пусты, начнут атаку, используют дротики, а это займет время, очень нужное нам.

– Делайте, как приказал маргалус, – сказал Херилак, указывая своим копьем. – Идите.

Мастодонты громко трубили, выражая свое недовольство, но сильные удары по нежным губам заставили их повиноваться. Перед палатками развели костры, и волокуши быстро занимали свои места. Керрик оставил Армун, грузившую все необходимое, и вышел из лагеря в голову формирующейся колонны, где ждал Херилак.

Тот указал на север.

– Если помнишь, местность там повышается. Холмы поросли деревьями, и кое-ще из земли торчат скалы. Мы должны добраться туда, прежде чем они настигнут нас. Там можно найти место для обороны.

Луна поднялась, прежде чем они собрались, и рассвет был совсем близко. Колонна двинулась вперед, и мастодонты визжали, когда бегущие рядом охотники то и дело подгоняли их.

Они охотились здесь долгое время и знали все складки местности, и сейчас саммад шли на север самой легкой дорогой.

Когда первый свет зари осветил пейзаж вокруг колонны, они уже не бежали, но еще двигались. Мастодонты слишком устали, чтобы протестовать, и размеренно двигались, переставляя вперед одну ногу за другой. Охотники тоже шли, оглядываясь назад, хотя там ничего не было видно.

Пока.

Марш продолжался.

Прошло довольно много времени, прежде чем Херилак объявил остановку.

– Напиться и отдохнуть, – приказал он, глядя назад, откуда они пришли, и ожвдая, пока растянувшаяся колонна соберется. Потом подозвал к себе Переманду.

– Ты знаешь, на каком расстоянии от лагеря были мургу. Дошли они уже до него?

Переманду посмотрел на юг, и глаза его сузились. Он неохотно кивнул.

– Я бежал долго, но они гораздо быстрее меня. Сейчас они должны быть там.

– И скоро отправятся следом за нами, – мрачно заметил Херилак. Он повернулся, взглянул на восток, затем указал на предгорье. – Туда. Мы должны найти место, которое можно защищать. Идем.

Местность вскоре начала подниматься, и уставшие мастодонты пошли медленнее, как их ни подгоняли. Путь их пролегал по долине с ручьем, текущим по ее дну. Один из охотников, разведывавших дорогу, подбежал к Херилаку.

– Долина становится круче, и вскоре подниматься будет очень тяжело.

Они поднялись наверх, и, когда закончился подъем, Херилак указал на крутой, покрытый камнями склон, который постепенно уходил к поросшим лесом возвышенностям вдали.

– Это то, что нам нужно. Если мы заляжем там, они не смогут атаковать нас сзади. Им придется идти по этому склону, и они будут на виду, а мы под защитой деревьев. Занимаем позицию здесь.

Керрик облегченно вздохнул, услышав эти слова, потому что уже едва шел. После долгого пути его нога пульсировала болью, и каждый шаг был мучением. Но сейчас не было времени думать о себе.

– Это хороший план, – сказал он. – Животные устали и не могут идти дальше. Их нужно увести поглубже в лес, покормить и дать им передохнуть. Женщины пусть идут с ними. Нам всем нужно немного отдохнуть, потому что, когда стемнеет, придется снова идти. Если мургу так много, как говорит Переманду, мы не сможем убить их всех. Нам удастся только остановить их. Что ты скажешь на это, Херилак?

– Я скажу, что эта мысль тверда, как камень, и, в то же время, правдива. Мы будем ждать атаку у опушки леса. Хар-Хавола, пока светло, пусть лучшие бегуны из твоей саммад поищут дорогу через лес и дальше. Мы будем сражаться, а когда стемнеет, пойдем дальше.

Отставшие еще с трудом поднимались по склону, когда охотники предупреждающе закричали, указывая на запад, на растущую тучу пыли, появившуюся у первых предгорий. Зрелище это заставило последнего поторопиться.

Подул свежий ветер, качая голые ветки над их головами. Керрик сел на мягкую траву рядом с Херилаком и принялся осторожно вставлять дротики в хесотсан. Облако приближалось. Херилак поднялся и сделал охотникам знак укрыться.

– Всем в укрытие, – приказал он. – И не сжимать смертоносные палки, пока я не скажу, как бы близко они ни подошли. А потом убивать их. Никому не отступать, пока я не прикажу. Потом отходить, но не всем сразу и прячась за деревья. Помните, что все мы стоим между мургу и саммад. Они не должны пройти.

Мургу были все ближе, пыль клубилась уже в последней долине, из которой поднялись люди. Керрик вытянулся во всю длину за стволом большого дерева и положил хесотсан на ветку. Трава на склоне колыхалась под ветром, стаи птиц поднимались из нее и разлетались в стороны. Грохот, похожий на далекий гром, становился все громче.

Линия темных фигур появилась на вершине гребня, двигаясь медленно, но неумолимо. Керрик лежал неподвижно, прижавшись к земле, прислушиваясь к торопливым ударам своего сердца.

Верховые животные были крупные, немного похожие на эретрука, двигались широким шагом на своих толстых задних ногах, таща по земле тяжелые хвосты. На спине у каждого сидел ийлан. Вот они остановились, оглядывая склон и деревья за ним и ожидая остальных.

Керрик задохнулся, когда гребень хребта потемнел от движущихся фигур, у которых было слишком много ног. Они тоже остановились и закрутились на одном месте. На их спинах сидели вооруженные фарги. Выведенные для перевозки, они доставили фарги сюда и теперь накапливались внизу склона.

Наконец армада двинулась вперед.

Ветер дул от них, донося крики ийлан, глухой топот ног, пронзительные вопли животных и их тяжелый запах.

Выше и выше поднимались они, приближаясь к горстке охотников, спрятавшихся за деревьями. Каждая деталь их пятнистых шкур была сейчас отчетливо видна. Фарги сжимали свое оружие и всматривались сквозь пыль, а ийланы на своих крупных скакунах постепенно пропускали их вперед.

Почти неслышный в громком топоте атакующих прозвучал крик Херилака, и тут же щелкнули первые смертоносные палки.

Глава шестнадцатая

Керрик выстрелил в ближайшего ийлана, промахнулся, но зато попал в его животное. Существо заревело, затем тяжело упало. Всадник рухнул на землю целым и невредимым и прицелился из своего хесотсана. Следующий дротик Керрика поразил его в шею, и он исчез в траве.

Это было избиение. Первые ряды атакующих полегли под массированным огнем из-под деревьев. Многие из неуклюжих восьминогих существ были поражены и тоже упали, сбрасывая фарги со своих спин. Те немногие, что продолжали движение, были убиты, не дойдя до линии деревьев. Уцелевшие бросились обратно, налетая на всадников, еще стремившихся вперед. Дротики летели в ту смешанную толпу, и трупы громоздились все выше. Атака захлебнулась, остановленная трупами. Воздух наполнился криками боли раненых фарги, придавленных упавшими животными.

Ийланы, бывшие в рядах атакующих, принялись отдавать приказания, и под их руководством фарги бросились искать убежище, стреляя при этом назад. Керрик опустил оружие и прислушался, понимая кое-что из того, что говорилось. Один из всадников привлек его внимание отдаваемыми приказами.

Керрик поднял хесотсан, но, приглядевшись, понял, что не видит его. Однако голос был слышен отчетливо, наводя порядок среди этого хаоса.

Керрик замер, широко раскрыв глаза, все его мысли напряглись. Этот голос... Он знал его.

Но ведь Вайнти была мертва, он сам убил ее. Заколол копьем. Она должна быть мертва.

И все же это несомненно был ее голос: громкий и командный.

Керрик вскочил на ноги, пытаясь увидеть ее, но она стояла к нему спиной. Потом, когда она повернулась, кто-то сильно толкнул его в спину и, повалив на землю, потащил в укрытие.

Дротики зашелестели по листьям над его головой. Херилак опустил его и укрылся сам.

– Это она, – с трудом сказал Керрик. – Та, которую я убил, саммадар всех мургу. Но ведь я убил ее, ты сам видел это.

– Я видел только, как ты пронзил марага копьем. Их очень трудно убить.

Вайнти была жива, в этом не было сомнения. Все еще жива...

Керрик покачал годовой и поднял хесотсан. Сейчас было не время думать об этом, и он заставил себя думать о сражении.

Потери атакующих были огромны, но сейчас они нашли укрытие за телами своих павших и начали отвечать на огонь: ветви шелестели и колыхались от ударов бесчисленных дротиков.

– Никому не высовываться! – крикнул Херилак. – Сидите внизу! Подождем, пока они пойдут в атаку.

Ийланы, уцелевшие в первой атаке, держали теперь своих таракастов в безопасности за массой уруктопов и фарги. Они громко кричали и требовали идти вперед. Фарги неохотно поднимались, бежали вперед и умирали. Атака захлебнулась, даже не успев как следует начаться.

– Мы остановили их, – удоволетворенно сказал Херилак, глядя на заваленный трупами склон. – Мы можем держать их здесь.

– Но не очень долго, – сказал Керрик, указывая вниз. – Атакуя с моря, они заходят с двух сторон, а потом идут навстречу друг другу. Думаю, они сделают так и сейчас.

– Мы можем остановить это?

– Ненадолго, да. Но я знаю их стратегию. Они будут атаковать все более широким фронтом, пока не обойдут нас с флангов. Нужно быть готовым к этому.

Керрик был прав. Фарги слезли с неуклюжих уруктопов и начали подниматься по склону холма, медленно двигаясь вперед. Они умирали, но приказ бросал вперед других. Резня была страшная, но командиров ийлан это не беспокоило. Новые и новые фарги поднимались из-за трупов, а некоторым даже удалось достичь края леса, прежде чем их убивали.

Только далеко за полдень первые фарги нашли защиту среди деревьев. Другие присоединились к ним, и тану пришлось отступать.

Началось новое, и не менее кровопролитное сражение...

Очень немногие из фарги знали лес, и, когда они покидали свои укрытия, смерть обычно находила их. И все же они поднимались. Больше не было определенной линии фронта, противники перемешались друг с другом в темноте под деревьями.

Керрик отходил вместе со всеми. Нога его почти не болела, и он старался, чтобы между ним и фарги всегда были деревья.

И все же однажды дротик вонзился в кору дерева совсем рядом с ним. Керрик резко повернулся, держа копье наготове, вонзил его в подкравшуюся фарги, затем вырвал и заторопился быстрее в лес.

Отступление продолжалось. Издалека донеслись резкие приказы, и Керрик остановился, приложив руку к уху. Он внимательно прислушался, потом повернулся и побежал обратно, ища Херилака.

– Они отошли назад, – сказал Керрик. – Не видя их, я не могу быть уверен в том, что они говорят, но по обрывкам приказов можно догадаться.

– Они сдались и отступили?

– Нет. – Керрик взглянул в темнеющее небо над деревьями. – Скоро ночь, и они хотят перегруппироваться. Утром они снова пойдут в атаку.

– К этому времени нам нужно уйти подальше. Сейчас пора идти к саммад.

– Сначала нужно еще кое-что сделать. Мы должны осмотреть лес и собрать все смертоносные палки, которые найдем. Потом можно уходить.

– Ты прав. Смертоносные далки и дротики. Мы слишком много стреляли.

До наступления ночи они подобрали оружие и вернулись к саммад. Керрик шел последним. Он стоял, глядя вниз, на склон, пока Херилак не окликнул его. Керрик знаком подозвал охотника к себе.

– Прикажи остальным возвращаться с оружием. Я хочу, чтобы мы вдвоем подобрались ближе к лагерю мургу. Они не любят ночи, и, возможно, мы сможем что-нибудь сделать.

– Ночное нападение?

– Это мы и должны узнать.

Они медленно двинулись вперед, держа оружие наготове, но враги ушли вниз. Однако ушли недалеко: их лагерь был хорошо виден на поросшем травой склоне. Множество темных тел собрались вместе, молчаливые и неподвижные.

Двое охотников соблюдали все предосторожносто. Сначала они осторожно шли по травe, потом поползли вперед, держа оружие наготове. Когда они оказались на расстоянии полета стрелы от лагеря ийлан, Херилак легко тронул Керрика за плечо.

– Это слишком просто, – прошептал он ему на ухо. – Нет ли у них какой-нибудь охраны?

– Я не знаю. Они все спят по ночам. Нам нужно все разузнать.

Они проползли вперед еще немного, и тут пальцы Керрика коснулись чего-то, похожего на виноградную лозу, спрятанную в траве. Она медленно двигалась между его пальцами.

– Уходим! – приказал он Херилаку, когда пылающая пружина поднялась из темноты вперед. Сначала слабый свет ее становился все ярче и ярче, и скоро они все отлично видели. И были видимы сами. Послышались щелчки хесотсанов, и дротики зашуршали в траве вокруг них. Они поползли, как могли быстро, потом встали и побежали в спасительную темноту. Спотыкаясь и падая, едва дыша от усталости, они не останавливались, пока не достигли гребня горы.

Позади них свет потускнел, и снова стало темно. Ийланы извлекли урок из бойни на берегу – теперь атаковать их ночью было невозможно.

Когда Херилак и Керрик добрались до саммад, дротики и хесотсаны были уже собраны и погружены на волокуши. Отступление продолжалось. Херилак на ходу поговорил с саммадарами.

Четверо охотников не вернулось из сражения в лесу.

Они шли медленно, слишком медленно, чтобы уйти от атаки, которая наверняка начнется утром. Все были утомлены двумя ночными переходами, отсутствием сна. Мастодонты протестующе кричали, когда их пытались подгонять.

Но все-таки саммад двигались вперед, потому что выбор у них был небольшой: остановка означала смерть.

Почва была жесткой, каменистой, а дорога в основном шла в гору. Продвижение становилось все медленнее, и задолго до рассвета они остановились. Сорли принес Херилаку сообщение.

– Животные не хотят идти, даже если их подгонять копьями.

– Значит, мы остановимся здесь, – устало сказал Херилак. – Отдыхать и спать. На рассвете мы пойдем дальше.

Не рассвете подул холодный ветер, и, выбравшись из своих спальных мешков, все дрожали от холода. Все устали, и настроение было унылым. Только сознание, что враг приближается, заставило их снова пойти вперед. Армун шла рядом с Керриком, молча – говорить сейчас было не о чем. Нужно было самой передвигать ноги и подгонять протестующих мастодонтов.

Охотник, стоявший у дороги, опершись на копье, подождал, пока Керрик подойдет поближе.

– Сакрипекс хочет, чтобы ты пришел к нему, – сказал он.

С большим трудом, не обращая внимания на пульсирующую боль в ноге, Керрик направился в голову колонны, мимо волокуш и движущихся саммад. Маленькие дети шли сами, младенцев несли матери и старшие дети, но даже освобожденные от части груза мастодонты двигались с трудом, и ясно было, что надолго их не хватит.

Когда Керрик добрел до Херилака, тот указал на горы впереди.

– Они нашли там лесистый гребень, – сказал он, – очень похожий на тот, где мы остановили мургу.

– Нет... хорошего помаленьку, – ответил Керрик, борясь с кашлем. – Врагов слишком много, они обойдут нас и нападут стыла.

– Они усваивают преподаваемые уроки. Эти мургу не такие уж глупые и должны повернуть обратно. Они знают, что будут убиты, если начнут атаку.

Керрик задумчиво покачал головой.

– Так сделали бы тану. Видя, как умирают другие, они боятся умереть сами, но мургу совсем другие. Я знаю их, знаю слишком хорошо. Ийланы, которые едут на крупных животных, действительно, будут держаться позади, в безопасности, но они прикажут фарги атаковать, как сделали это вчера.

– А если те откажутся?

– Это невозможно. Если они поняли приказ, то должны его выполнять. Иначе для них нельзя. Они будут атаковать.

– Мургу... – сказал Херилак, и губы его разошлись, показав зубы. – Что же нам тогда делать?

– Что еще мы можем оде-лать, кроме как продолжать уходить? – беспомощно спросил Керрик, дыша широко открытым ртом. Кожа его была серой от усталости. – Если мы остановимся здесь, на открытом месте, нас перебьют. Мы должны идти и найти какой-нибудь холм, который сможем защитить.

– Холм можно окружить, и тогдa нам всем конец.

Дорога, которой они шли, резко пошла вверх, и им пришлось все силы напрячь, чтобы туда забраться. Достигнув гребня, они были вынуждены остановиться. Керрик согнулся вдвое, страдая от судорог. Задыхаясь, он выпрямился и с трудом посмотрел вперед, туда, куда им предстояло идти. Затем замер неподвижно, с открытым ртом и с широко открытыми глазами.

– Херилак! – крикнул он. – Смотри туда, вперед, на эти высокие горы. Ты видишь это?

Херилак прикрыл глаза рукой и посмотрел, потом пожал плечами и отвернулся.

– Снег. Зима еще не ушла оттуда.

– Неужели ты не понимаешь? Мургу не могут жить в холоде. Эти существа, на которых они едут, не смогут пройти по снегу. Они не пойдут за нами туда!

Херилак снова поднял взгляд, но теперь в его глазах была надежда.

– Снег не так далеко от нас. Мы можем дойти до него даже сегодня – если продолжим движение.

Он окликнул охотников, выбиравших дорогу, подозвал их к себе и дал новые указания. Затем уселся, что-то довольно ворча.

– Саммад уйдут, но некоторые из нас должны остаться сзади и остановить мургу.

Теперь у них была надежда, и новый шанс выжить подбодрил другие саммад. Даже мастодонты, почувствовав возбуждение, подняли хоботы и затрубили.

Охотники завернули колонну, направляя ее к высоким горам.

Сейчас им предстояло охотиться на мургу, как они охотились на других опасных животных. Саммад уже скрылись из виду, когда Херилак остановил охотников на самом верху долины. Здесь, среди осыпей, было разбросано множество крупных валунов.

– Мы остановимся здесь, в этом месте. Позволим им зайти между нами, а затем начнем стрелять. В первую очередь в тех, кто командует. Погоним их обратно и захватим оружие и дротики. Что они сделают после этого, маргалус?

– То же самое, что делали вчера, – ответил Керрик. – Они будут атаковать нас в этом месте и одновременно пошлют фарги через гребень, чтобы они обошли нас с флангов и с тыла.

– Это то, что нам нужно. Прежде чем ловушка захлопнется, мы отойдем назад...

– И будем устраивать ловушки! – воскликнул Сорди. – Будем делать это снова и снова.

– Верно, – сказал Херилак и холодно улыбнулся.

Они нашли места среди валунов по обе стороны долины, где можно было спрятаться. Многие из них, включая Керрика, уснули, как только легли на землю, но Херилак, как сакрипекс, не спал и был настороже, глядя на дорогу сквозь щель между двумя каменными щитами, которые сдвинул с места.

Когда показались первые всадники, он разбудил спящих. Скоро долина заполнилась тяжелой поступью уруктопов. Ийланы на таракастах двигались впереди отдельной группой, возглавляя движение. Они прошли мимо, не заметив тану, и уже достигли гребня, прежде чем более медлительные уруктопы вошли в западню.

Херилак скомандовал, и началась стрельба.

Бойня была чудовищной, гораздо более страшной, чем накануне. Охотники стреляли непрерывно и кричали от радости, делая это. Ийланы падали сверху вниз, их трупы громоздились кучами и скользили вниз в смертоносный хаос. Уруктопы погибали, фарги, сидевшие на них, тоже, те, что пытались спастись, скатывались вниз. Первые ряды атакующих были смяты, и враги отошли назад, чтобы перегруппироваться. Охотники преследовали их, используя оружие мертвых против живых.

Только когда часовой на гребне горы закричал, они отступили, поднявшись выше, вне досягаемости вражеского оружия. Следуя вдоль колеи, оставленной волокушами, они поднимались все выше и выше в горы.

Еще дважды они устраивали мургу западни, дважды нападали, убивали и разоружали их, а потом уходили.

– Мы больше не можем действовать так, – сказал Керрик, шатаясь от усталости и боли.

– Мы должны делать это. У нас нет выбора, – мрачно ответил Херилак, равномерно передвигая ноги. Даже его могучая сила была на исходе. Он еще мог идти, но знал, что другие скоро не смогут. Холодный ветер дул ему в лицо. Он поскользнулся, но устоял на ногах и взглянул вниз.

Победный крик Херилака прорвался сквозь усталость, навалившуюся на Керрика. Он огляделся, ничего не понимая, затем его взгляд, следуя за указательным пальцем Херилака, устремился к земле. Дорога была грязной, перепаханной, с большими кучами навоза мастодонтов, лежавшего в глубоких отпечатках их ног. Керрик никак не мог понять, чему так радуется Херилак, но затем увидел белые пятна грязи на земле вокруг.

Это был снег.

Он тянулся по склону перед ними, пересекая грязный след, оставленный саммад. Снег... Спотыкаясь, Керрик побежал к сугробу у дороги, выхватил из него полные пригоршни холодного белого снега и подбросил в воздух, пока остальные кричали и смеялись.

На вершине гребня они остановились по колено в снегу и посмотрели вниз на первых верховых ийлан. Достигнув белого снега, те поворачивали своих скакунов обратно.

Следующие за ними орды остановились. Они кружили на месте, пока верховые ийланы о чем-то совещались, потом снова двинулись. Однако не вперед, а назад, вниз по склону. Они спускались медленно, но неуклонно, и скоро скрылись из виду.

Глава семнадцатая

Покрывший реку лед тронулся, образуя большие заторы, пока вода не унесла льдины далеко к морю. Хотя наступила весна, в укромных местах берега еще оставался лед, а снег заполнял ямы на берегу. Но на лугу, там, где река делала широкую петлю, небольшое стадо оленей поедало тонкие листья молодой желто-зеленой травы. Они то и дело оглядывались по сторонам, шевеля ушами и принюхиваясь. Потом что-то встревожило их, и они грациозными прыжками умчались в лес.

Херилак стоял в тени высоких вечнозеленых деревьев, вдыхая резкий запах их иголок, и смотрел на лагерь, который они покинули осенью. Объятия зимы ослабли, весна в этом году была ранняя. Возможно, зимние льды уйдут. Возможно...

За его спиной послышался скрип кожаных ремней и рев мастодонтов. Животные знали это место и поняли, что путешествие окончилось.

Охотники тихо выходили из-за деревьев, и Керрик шел вместе с ними. Теперь можно было остановиться, разбить лагерь в этом знакомом месте и построить шалаши из веток кустарника. Но остановка здесь будет недолгой. Только что кончилась зима, и люди могли отбросить мысли о следующей.

Керрик взглянул на белых птиц, пролетавших высоко над ними. Это были другие птицы.

Возможно, другие... Мрачные воспоминания нахлынули на него и затемнили солнечный свет. Ийлан здесь не было, но они были, как ураган, который всегда может налететь. Что бы ни делали сейчас тану, что бы они ни собирались делать, их действия будут всегда окрашены этим смертоносным присутствием на юге... Громкий торжествующий рев мастодонта прорвался сквозь его мысли. Хватит. Для размышлений будет время потом, а сейчас нужно ставить лагерь, разводить костры и жарить свежее мясо.

В ту же ночь они собрались вместе вокруг костра: Керрик, Херилак, старый Фракен, саммадары. Желудки их были полны, а сами они были довольны. Сорли поворошил костер так, что искры лететели вверх, теряясь в темноте. Из-за деревьев поднялась полная луна, ночь была тихой. Сорли вытащил обугленную ветку, помахал ею, пока она не вспыхнула ярким пламенем, и приложил к каменной чаше трубки. Он глубоко затянулся, выпустил облако дыма, затем передал трубку Хар-Хаволу, который тоже глубоко вдохнул дым. Они были сейчас одной саммад, составленной из нескольких, и больше никто не смеялся над теми, кто пришел из-за гор. Это было немыслимо из-за зимы, проведенной вместе, и сражения с мургу. Трое из его молодых охотников уже нашли себе женщин в других саммад. Это был путь к миру.

– Фракен, – окликнул Херилак, – расскажи нам о битве и об убитых мургу.

Фракен покачал головой, притворяясь усталым, но, когда все стали упрашивать его, а за спинами сидевших появились другие охотники, он позволил уговорить себя. Некоторое время он гнусаво напевал что-то, раскачиваясь из стороны в сторону, потом начал петь историю прошедшей зимы.

Хотя все они были там и участвовали в перечисляемых событиях, лучше было, когда он рассказывал о прошедшем.

Его истории с каждым разом были все лучше. Бегство становилось тяжелее, женщины сильнее, охотники храбрее, а битва невероятнее.

– ...снова и снова подходили они к холму, снова и снова охотники вставали на их пути, убивая их раз за разом. Скоро вокруг каждого охотника высились такие груды тел, что за ними их самих не было видно. Каждый охотник убил столько мургу, сколько стеблей травы растет на склоне горы. Каждый охотник снова и снова ударил копьем, и каждый удар пронзил пятерых мургу. В тот день охотники были сильны, а горы мертвых поднялись выше их голов.

Они слушали его, кивали и испытывают все большую гордость от того, что сделали. Трубка переходила из рук в руки, а Фракен пел историю их побед. Голос его поднимался до крика и опускаются до шепота, и все, даже женщины и маленькие дети, собрались вокруг, внимательно слушая. Когда он закончил, все продолжали молчать, вспоминая. Им было, что вспомнить...

Огонь почти погас, и Херрик привстал, подбросил в него и тут же сел, потому что у него закружилась голова. Дым из трубки был крепок, и он еще не привык к нему. Фракен завернулся и отправился в свою палатку. Остальные тоже начали расходиться, и скоро Керрик увидел, что осталось, только несколько охотников. Херилак смотрел в огонь, Хар-Хавопа покачивал головой в полусне. Херилак взглянул на Керрика.

– Они счастливы сейчас, – сказал он. – Мир.., Хорошо, что сейчас они испытывают это. Зима была долгой и горькой, и им нужно забыть ее, прежде чем они начнут думать о следующей. Да и мургу со смертоносными палками тоже нужво эабыть.

Он помолчал, потом произнес:

– Мы убили многих из них. Может, теперь они забудут о нас и оставят нас в покое.

Керрик не хотел отвечать отрицательно, но понял, что не сможет сделать этого. Он покачал головой, и Херидак вздохнул.

– Они придут снова, – сказал Керрик. – Я знаю этих мургу. Они ненавидят нас так же, как мы ненавидим их. Скажи, ты убил бы их всех, если бы мог?

– Тотчас же и с большим удовольствием.

– И они чувствуют то же самое.

– Так что женам делать? Лето будет коротким, и мы не знаем, будет ли хорошая охота. Но что мы будем делать, когда на нас навалится будущая зима? Если мы пойдем на восток к следующему берегу, где можно охотиться, мургу найдут нас там. На юге же – все мы помним, что произошло там. А на севере царствуют морозы.

– Есть еще горы, – сказал Хар-Хавола, которого разбудили голоса. – Нам нужно уходить в горы.

– Но твоя саммад пришла именно из-за гор, – сказал Херилак. – Вы пришли, потому что там не было охоты.

Хар-Хавола покачал головой.

– Это ты назвал мою саммад пришедшей из-за гор. Но то, что ты называешь горами, на самом деле всего лишь холмы. За ними находятся настоящие горы. Они достают небо, и снег на их вершинах никогда не тает. Вот это горы!

– Я слышал об этом, – сказал Херилак. – Я слышал, что их невозможно пересечь и смерть ждет смельчаков.

– Это может случиться, если ты не знаешь перевалов, зима может поймать тебя в ловушку, и ты умрешь. Но Мунан, охотник из моей саммад, пересекал горы.

– Мургу ничего не знают об этих горах, – сказал Керрик с надеждой в голосе. – Они никогда не говорили о них. Что лежит за ними?

– Мунан говорил, что там пустыня. Очень мало травы, очень мало дождей. Он говорил, что шел по ней два дня, а потом, когда кончилась вода, вернулся.

– Мы можем пойти туда, – сказал Керрик, думая вслух.

Херилак фыркнул.

– Через ледяные горы в безводную пустыню? Мургу и то лучше. По крайней мере, мы можем убивать их.

– Мургу убьют нас, – гневно сказал Керрик. – Мы убьем иекогорых из них, но придет еще больше, потому что их много, как капель в воде океана. В конце концов все мы умрем. Но в пустыню не обязательно уходить навсегда. Мы можем взять воды и найти дорогу через нее. Стоит подумать об этом.

– Да, – согласился Херилак. – Нам действительно нужно побольше узнать об этом. Хар-Хавола, позови охотника Мунана. Пусть он расскажет нам о горах.

Мунан был высоким охотником с длинными шрамами, пересекавшими его щеки, как у всех охотников из племени, пришедшего из-за гор. Он пыхнул трубкой, когда та дошла до него, и выслушал их вопрос.

– Там были трое из нас, – сказал он. – Все очень молодые. Это был один из тех поступков, которые совершают юноши, чтобы доказать, что из них получатся хорошие охотники. Они должны сделать что-нибудь очень трудное. – Он коснулся шрамов на своих щеках. -Только доказав свою отвагу, они носят эти знаки.

Хар-Хавола согласно кивнул. Его собственные шрамы белели в свете костра.

– Трое ушли, двое вернулись. Мы отправились в начале лета и поднялись на перевалы. В нашей саммад был старый охотник, который знал о них и рассказал нам, как найти дорогу. Он научил нас, на что обращать внимание и на какой перевал подниматься. Это было нелегко, и на самом высоком перевале был глубокий снег, но мы все же прошли его. Все это время мы шли на заходящее солнце. За горами оказались холмы, где была хорошая охота, но за ними начиналась пустыня. Мы прошли через нее, но там не было воды. Выпив все, что мы несли в мешках, мы повернули обратно.

– Но там можно было охотиться? – спросил Херилак.

Мунан кивнул.

– Да, в горах, где шли дожди, а зимой падал снег. Ближние к горам холмы были зелеными, и только за ними начиналась пустыня.

– Ты можешь снова найти эти перевалы?-спросил Керрик.

Мунан кивнул.

– Тогда нам нужно послать туда небольшой отряд. Они найдут дорогу и холмы за горами. Сделав это, они могут вернуться и перевести туда саммад.

– Лето сейчас очень короткое, – сказал Херилак, – и мургу слишком близко. Если уж идти, то идти всем. Думаю, нужно сделать именно так.

Они говорили об этом всю ночь, потом еще и еще. Никому не хотелось подниматься на ледяные горы летом: зима и так скоро придет, и незачем добровольно приближать ее. Однако все знали, что нужно что-то делать. Они немного охотились здесь, поэтому имели свежее мясо. Были здесь и съедобные корни, растения и зерна, но этого было мало для зимы. Их палатки пропали и многие вещи, которыми они дорожили, вместе с ними. Единственное, что они еще имели, это мясо, захваченное у мургу и заключенное в контейнеры. Правда, вкус его никому не нравился, до тех пор, пока было что есть, контейнеров не касались. Но им нужно было поддерживать жизнь, и его не выбрасывали.

Херилак смотрел и терпеливо ждал, пока они охотились в ели все, что только хотели. Женщины выделывали шкуры оленей, и когда их наберется достаточно, у них снова будут палатки. Мастодонты паслись на лугах, и скоро их мощные шкуры снова стали гладкими. Херилак смотрел на это и ждал.

Каждую ночь он смотрел на небо, где луна то становилась яркой, то вновь убывала, и вот однажды, когда она исчезла в очередной раз, он наполнил каменную трубку корой и созвал всех охотников к своему костру.

Когда все покурили, он встал перед всеми и рассказал о том, что думал все это время, с тех пор, как они вернулись назад, к изгибу реки.

– Зима приближается. Нам нельзя оставаться здесь и встречать ее, мы должны уйти туда, где хорошая охота и нет мургу. Я предлагаю пересечь высокие горы и дойти до зеленых холмов за ними. Если мы выйдем сейчас, пока еще не кончилось лето, мы сможем пройти через перевалы. Мунан говорил, что они проходимы только в это время. У нас не будет забот о пище, потому что мы сможем есть мясо, взятое у мургу, и дойдем до зеленых холмов до наступления зимы. Я думаю, сейчас самое время грузить волокуши и отправляться в путь.

Никому не хотелось уходить отсюда, но ни один не нашел причины, чтобы остаться. Выбор был невелик: льды или мургу.

Они говорили большую часть ночи, но так и не нашли другой дороги, открытой для них. Оставалось одно: горы.

Утром волокуши были собраны и старые постромки починены новой кожей. Маленькие мальчики разворачивали комки меха, извергнутые совами, и по костям, которые были у них, Фракен прочел будущее.

– Не сегодня, но завтра, – сказал он. – Мы выходим на рассвете, поэтому, когда солнце выглянет из-за холмов и засияет на небе, оно не увидит здесь ничего. Мы должны уходить.

В ту ночь, после того как они поели, Керрик сидел у огня, связывая травинками длинные шипы с ягодных кустов. Запасы дротиков для хесотсанов значительно уменьшились, а здесь не было деревьев, на которых они росли. Впрочем, они и не требовались. Хесотсан мог выстрелить любую щепку того же размера. Керрик затягивал узел, когда мимо него прошла Армун и подбросила остатки дров в огонь, а затем принялась увязывать все свое имущество в узел. Она делала это молча, и Керрик вдруг понял, что она вернулась к своей старой привычке закрывать лицо волосами.

Когда она подошла ближе, он схватил ее за запястье и подтащил к себе, но она снова отвернулась от него. Только когда он взял ее за подбородок и повернул лицо к себе, то увидел слезы, переполнявшие ее глаза.

– У тебя что-то болит? – участливо спросил он. – В чем дело?

Она покачала головой и продолжала молчать, но он был встревожен и заставил ее говорить. В конце концов, отвернувшись от него, закрывая лицо волосами, она рассказала.

– У нас будет ребенок. Весной...

От возбуждения Керрик забыл о ее слезах и тревогах, привлек ее к себе и громко засмеялся. Он знал теперь о детях, видел их рождение и гордость родители и никак не мог понять, почему Армун плачет, вместо того, чтобы радоваться. Она не хотела говорить с ним и продолжала отворачивать лицо. Сначала он тревожился, затем начал злиться на ее молчание и наконец встряхнул ее, когда она запричитала громче. Впрочем, он тут же устыдился сделанного, вытер ее слезы и привлек к себе. Когда она успокоилась, то уже знала, что ему рассказать.

– Ребенок будет девочкой, и лицо ее будет похоже на мое, – сказала она, касаясь отверстия во рту.

– Это будет хорошо, ведь ты прекрасна.

Она слабо улыбнулась и ответила:

– Только для тебя. Когда я была маленькой, все указывали на меня и смеялись, я я никогда не была счастлива, как другие дети.

– Но теперь над тобой никто не смеется.

– Это потому, что ты здесь. Но дети будут смеяться над нашей дочерью.

– Не будут. Вместо дочери может быть сын, и он будет похож на меня. У твоей матери иди отца губа была такой же, как у тебя?

– Нет.

– Тогда почему это должно быть у нашего ребенка? Значит, ты одна имеешь это, и я счастлив иметь женщину с таким лицом. Тебе незачем плакать.

– Я не буду, – она вытерла слезы. – Я больше не буду беспокоить тебя своими слезами. Ты должен быть сильным и крепким, когда завтра мы отправимся в горы. На той стороне действительно будет хорошая охота?

– Конечно. Мунан говорил об этом, а он там был.

– А будут там... мургу? Мургу со смертоносными палками?

– Нет. Мы оставий их здесь и уйдем туда, вде они никогда не появятся.

Он не упомянул о темных мыслях, которыми не хотел делиться ни с кем. Вайнти была жива, а она ничего не забудет и не успокоится до тех пор, пока все тану не будут мертвы.

Они могут уйти, но так же, как ночь следует за днем, она последует за ними.

Глава восемнадцатая

На пятый день местность начала подниматься. Западный ветер стал холодным и сухим. Охотники Хар-Хавола нюхали воздух и радостно смеялись, ведь они хорошо знали эту часть мира. Они возбужденно переговаривались между собой, указывая на знакомые ориентиры, и торопились вперед, подгоняя медленно тащившихся мастодонтов. Херилак не разделял их радости, потому что понимал, что охота здесь плохая. Несколько раз он видел, что этой дорогой проходили другие тану, а однажды нашел остатки костра с еще теплым пеплом. Правда, самих охотников он ни разу не видел: видимо, они избегали приближаться к этой большой и хорошо вооруженной саммад.

Дорога, которой они шли, уходила все дальше и дальше в холмы, каждый из которых был выше предыдущего.

Однажды утром Хар-Хавола радостно закричал и указал туда, где поднимающееся солнце касалось высоких белых пиков. Это были покрытые снегом горы, которые им предстояло пересечь.

День за днем дорога поднималась все выше и выше, пока горы, бывшие сначала барьером впереди, не окружили их со всех сторов. Они казались бесконечными и грозными. Только когда саммад подошли ближе, они увидели, что из самого их сердца течет река. Вода была быстрой, холодной и серой. Они шли вдоль нее, следуя всем ее изгибам и поворотам, пока предгорья не исчезли из виду. Пейзаж тоже изменился: деревьев стало мокше, и болыпино-о из них были вечнозелеными.

Однажды на склоне горы над ними появились белые рогатые животные, прыгавшие по камням. Одно из них остановилось у края, и тут же стрела, выпущенная Херилаком, сбросила существо вниз. Его мех был курчавым и мягким, а мясо, поджаренное тем же вечером, восхитительно жирным. Хар-Хавола облизал со своих пальцев жир и удовлетворенно хмыкнул.

– До сих пор я только однажды ел горного козла. Их очень тяжело добыть: они живут только высоко в горах. Кстати, сейчас нам нужно подумать о корме для мастодонтов и дровах для наших костров.

– А это зачем? – спросил Херилак.

– Мы идем выше. Скоро не будет деревьев и даже трава станет чахлой и скудной.

– Значит, нам нужно взять все необходимое, – сказал Херилак. Без палаток волокуши нагружены слабо. Мы загрузим их бревнами, а для животных возьмем молодые побеги с листьями. Они не должны страдать от голода. А есть ли там вода?

– Нет, но это неважно, мы можем растапливать снег.

Хотя дни были еще теплыми, по утрам уже начались заморозки, и мастодонты недовольно ревели, выдыхая облачкапара. Хотя многие были недовольны тем, что стало труднее дышать, Керрик радовался всему, что было для него новым.

Прозрачность воздуха доставляла ему удовольствие так же, как и тишина гор. Все это здорово отличалось от влажной жары, пота и насекомых юга. У ийлан были болота и бесконечное лето, что вполне подходило для них. Ийланы сочли бы жизнь здесь невозможной. Здесь был не их мир, так почему бы им не оставить его тану?

Хотя Керрик то и дело поглядывал на небо, он не видел больше репторов или других птиц, которые могли бы следить за их передвижениями. Возможно, ийланы больше не преследовали их, и люди наконец-то избавились от своих врагов.

Прошел еще один день непрерывных усилий, прежде чем они достигли вершины перевала. Все очень устали и с трудом передвигали ноги. Когда наступила ночь, саммад были еще на склоне, и им пришлось провести там бессонную ночь рядом с животными, которые визжали от холода. Не имея возможности развести огонь, люди кутались в меха и дрожали до рассвета. С первыми лучами солнца они двинулись дальше, зная, что если не сделают этого, то замерзнут. Когда они перевалили через гребень и стали спускаться, это оказалось труднее, чем идти вверх. Но они не останавливались. Пища кончилась, и мастодонты наверняка не пережили бы еще одну ночь на снегу.

Саммад шли сквозь облака и к полудню достигли каменной осыпи. Идти по ней было еще труднее, чем по снегу. Уже стемнело, когда они вышли из-за облаков и почувствовали на своих лицах тепло заходящего солнца. Далеко внизу виднелись долины, покрытые зеленой растительностью.

Стало темно, но люди остановились только для того, чтобы зажечь факелы. В их мерцающем свете утомленные саммад двинулись дальше. Они шли до тех пор, пока не почувствовали, что почва под ногами стала мягче. Люди поняли, что тяжелое испытание кончилось. Все устало повалились на землю.

Мастодонты щипали траву. В ту ночь даже консервированное мясо мургу показалось всем довольно приличным.

Худшее было позади. Очень скоро саммад вновь оказались среди деревьев, где мастодонты жадно набросились на зеленые листья. Охотники были счастливы. В тот день они нашли свежий помет горных козлов и поклялись, что скоро у них будет свежее мясо. Но козлы были слишком осторожны и исчезали до того, как охотники могли приблизиться к ним на расстояние выстрела из лука. На следующий день охотники выследили стадо небольших оленей и убили двух, прежде чем остальные удрали. Впрочем, здесь были не только одени, сосны здесь оказались со сладкими орехами.

На следующий день ручей, по которому они шли, закончился небольшим водоемом, на берегах которого было множество следов различных животных. Выхода водоем не имел, видимо, вода уходила из него под землю.

– Здесь мы и остановимся, – сказал Херилак. – Здесь есть вода, пастбища для животных и хорошая охота, если мы правильно читаем следы. Саммад расположатся на этом месте, и охотники будут приносить свежее мясо. Кроме того, здесь есть ягоды, съедобные грибы и корни. Нам не придется голодать. А мы с Мунаном, который бывал здесь и раньше, посмотрим, что лежит впереди. Керрик пойдет с нами.

– Дальше воды станет меньше, а в пустыне она вообще исчезнет, – сказал Мунан.– Нам придется нести воду в шкурах.

– Так мы и сделаем, – согласился Херилак.

Перемены начались сразу же, как только трое охотников спустились с холма. Чем ближе подходили они к предгорьям, тем реже становилась трава, и скоро они уже шли по камням и кучам песка. Все растения были теперь колючими, казались сухими и отстояли далеко друг от друга. Воздух был сух и неподвижен.

– Это был долгий и трудный день, – сказал Херилак. – Остановимся здесь. Это и есть пустыня, о которой ты говорил?

Мунан кивнул.

– Она вся похожа на это место, хотя кое-где может быть побольше песка, а где-то камней. Здесь нет воды и ничего не растет, кроме этих колючек.

– Утром мы пойдем дальше. У пустыни должен быть конец.

Пустыня была горячей, сухой и, вопреки словам Херилака, казалась бесконечной. Четыре дня они шли от рассвета до заката, отдыхая в середине дня, когда становилось слишом жарко. На закате Херилак остановился на небольшой возвышенности, прикрыл глаза рукой и посмотрел на запад.

– То же самое, – сказал он. – Ни холмов или гор и ничего зеленого. Только пустыня.

Керрик коснулся шкуры с водой.

– Это – последняя.

– Знаю. Утром мы возвращаемся.

– А что мы будем делать, когда вернемся? – спросил Керрик, подбрасывая в костер сухие колючки.

– Нужно подумать. Если охота будет хорошей, возможно, мы останемся здесь. Посмотрим.

Ночью Керрик был разбужен внезапным близким криком совы. Это была всего лишь сова. Они живут здесь, в пустыне питаясь ящерицами. Всего лишь сова...

Ийланы могут знать, что они здесь, но не смогут преследовать их через покрытые снегом горные перевалы.

В туже ночь ему приснился Альпесак. Он снова был один среди суетящихся фарги, и на другом конце поводка находилась Инлену.

Когда на рассвете Керрик проснулся, сон все еще был с ним, давил на него. Это был всего лишь сон, убеждал он себя, но ощущение несчастья ее покидало его, когда они шли назад.

Был уже вечер, когда они поднялись на последний гребень и с удовольствием посмотрели на воду, появившуюся впереди.

Путь их пролегал через густой-перелесок, который трещал, когда они продирались сквозь него. Дорогу прокладывал Херилак. Заметив, что оторвался от остальных, он остановился.

Едва он сделал это, как мимо наго просвистела стрела. Херилак мгновенно упал на землю, предупреждая остальных криком. Лежа за деревом, он вытащил стрелу из собственного колчана и наложил стрелу на тетиву. Вдруг сверху его окликнул чей-то голос:

– Херилак, это ты?

– А ты кто?

– Сорли.

– Что ты здесь делаешь?

– Стою на посту. В лесу опасно.

Херилак осторожно осмотрелся, но ничего не заметил. Какая опасность может быть здесь? Но кричать еще раз все-таки не стал. Среди деревьев появился Керрик. Херилак сделал ему знак проходить мимо, держась того же направления. Когда прошел и Мунан, он последовал за ними, соблюдая тишину и держась на некотором расстоянии.

Сорли ждал их, укрывшись за большим валуном. Он был не один: другие охотники прятались рядом. Сорли повел путешественников в лагерь.

– Простите, что стрелял в вас. Я принял вас за других. Они напали на нас утром, сразу после рассвета. Охотники, стоявшие на страже, были убиты, но успели предупредить остальных. Пришедьцы убили одного мастодонта, вероятно, ради мяса, но мы отогнали их раньше, чем они смогли что-либо сделать с ним.

– Кто они?

– Не тану.

– Мургу! – В голосе Керрика звучал ужас, когда он произнес это слово. – Не здесь, только не здесь!

– Не мургу, но и не тану. Мы убили одного из них, вы можете посмотреть на него. У них есть копья, но нет луков.

Стоило нам пустить несколько стрел, как они тут же бросились наутек.

Сорли, остановился и указал на мертвое тело.

Труп лежал вниз лицом. На спине у него была кровавая рана. Кожа мертвеца была темнее, чем у тану, а длинные волосы – черными. Херилак склонился над трупом и перевернул его.

– Охотник, только с другим цветом волос и кожи.

Подошел Мунан, посмотрел на труп и с отвращением плюнул.

– Харван, – сказал он. – Когда я был маленьким, меня пугали черными людьми из-за гор, которые приходят в темноте, крадут и едят детей. Их называли харванами. Одни верили в эти истории, другие смеялись.

– Сейчас мы знаем, что это правда, – сказал Сорли. – Но есть и еще кое-что. Взгляните на это.

Он подвел их к темной туше, лежавшей под деревьями.

Херилак взглянул на нее и удивленно воскликнул:

– Длиниозубый. Один из самых крупных, которых я видел.

Длиннозубый был огромен, в полтора раза больше чем человек. В момент смерти пасть существа открылась и два длинных зуба торчали вперед: острые, огромные, смертоносные.

– Он пришел с темными тану. Причем, он был не единственный. Они шли с ними, как мастодонты с нами, и атаковали, когда те им приказывали.

– Это опасно: вооруженные тану и длиннозубые. Откуда они пришли? – спросил нахмурившийся Херилак.

– С севера. И ушли туда же.

Херилак взглянул на север и покачал головой.

– Значит, и этот путь для нас закрыт. Мы не знаем, насколько многочисленны эти темные тану и сколько длиннозубых идет с ними. Мы не будем сражаться с ними. У нас остается только один путь.

– На юг,– сказал Керрик. – На юг, через эти холмы. Но там могут быть мургу.

– Они могут быть везде, где угодно, – ответил Херилак, и лицо его окаменело. – Это не имеет значения. Мы должны идти. Пустыня должна иметь конец. Мы уходим завтра, на рассвете. А сейчас дайте нам напиться.

Глава девятнадцатая

Даже ребенок мог прочесть следы, оставленные прошедшими саммад, настолько ясно они отпечатались на мягкой глине. Глубокие колеи, прорезанные полозьями волокуш, огромные следы мастодонтов, кучи навоза. Херилак даже не пытался скрыть эти следы, но охотники продолжали быть наготове и после двухдневного марша некоторые поверили, что их не преследовали. Проходили дни, и не было оснований считать, что темные тану и их длиннозубые компаньоны идут следом. Но несмотря на это, Херилак требовал, чтобы охрана была наготове в любое время дня и ночи.

Поскольку все долины вели вниз с высоких гор, исчезая на сухой равнине, саммад тоже спустились туда. Вместо того, чтобы идти через гребни гор, они шли сейчас вдоль края пустыни.

Охотники уходили вперед, осматривая долины в поисках воды. Когда по вечерам саммад останавливались и разбивали лагерь, мастодонтов отводили в долину напоить и накормить.

Марш продолжался. В предгорьях и на равнине охота была плохой. Поросшие травой подножия склонов постепенно превращались в пустыню, пересекаемую сухими руслами ручьев.

Но воды там не было, значит, не было и жизни. Люди могли только идти дальше.

Луна дважды вырастала и исчезала, прежде чем они достигли реки. Вода стекала с высоких гор, течение ее было быстрым, а прорезанное русло очень глубоким, они остановились у края, глядя вниз на воду, бурлящую среди камней.

– Здесь мы не сможем перейти реку, – сказал Керрик.

Херилак кивнул и взглянул по течению вниз.

– Разумнее будет не переходить реку, а пойти вдоль ее течения. Так мы сможем дойти до конца пустыни, и там, где она кончится, может быть дичь. Мы должны сделать это, потому что у нас кончается даже мясо, взятое у мургу. Нам нужно найти место, где есть съедобные растения и животные, на которых можно охотиться.

Помолчав, он высказал вслух мысль, которая появилась у него давно:

– Нужно найти это, прежде чем придет зима.

Они шли вдоль реки, пока не добрались до ряда холмов.

Здесь было много мест, где берег обрушился вниз и где можно было поить мастодонтов. В некоторых из этих мест были следы оленей. Но было и что-то еще. Первым об этом заговорил Мунан. Однажды вечером он подошел к костру Херилака и Керрика и сел возле них, спиной к холмам.

– Я охотился много лет, – сказал он. – И только однажды охотились за мной. Сейчас я расскажу вам об этом. В высоких холмах, которые вы называете горами, я выслеживал гигантского оленя. Это было ранним утром, и след был совсем свежим. Я шел тихо и вдруг почувствовал, что что-то не так. Вскоре я понял, что это такое: кто-то преследовал меня и я чувствовал на себе его взгляд. Поняв это, я резко прыгнул в сторону и повернулся. Он был на гребне, надо мной – длиннозубый. Правда, еще слишком далеко, чтобы прыгнуть. Видимо, он преследовал меня, как я выслеживал оленя. Он взглянул мне в глаза и тут же скрылся.

Херилак кивнул, соглашаясь.

– Животные знают, когда за ними наблюдают. Однажды я следил за несколькими длиннозубыми и они повернулись, почувствовав мой взгляд. Охотник тоже может почувствовать это.

– Так вот, – тихо сказал Мунан, вороша угли костра, – сейчас за нами следят. Не поворачивайтесь, а сделайте вид, что собираете дрова, и при этом взгляните на холм за моей спиной. Там есть кто-то, следящий за нами, я в этом уверен.

– Сделай это, Керрик, – сказал Херилак, – у тебя глаза лучше моих.

Керрик медленно поднялся, сделал несколько шагов и вернулся с сучьями, которые подбросил в костер.

– Я не уверен, – сказал он. – На гребне у вершины холма есть какая-то тень под камнем. Это может быть охотник.

– Сегодня ночью охрана будет усилена, – сказал Херилак. – Это новая страна, и в холмах здесь может быть все, что угодно. Даже мургу.

Однако ночью тревоги не было. Перед рассветом Херилак разбудил Керрика, и они отправились к Мунану, решив воспользоваться военной хитростью. Двигаясь разными путями тихо, как тени, они подошди к скальному гребню с разных сторон. Когда солнце поднялось, они уже были на своих позициях.

Когда Херилак крикнул как птица, они направились к краю, держа оружие наготове. Однако сейчас там никого не было.

Керрик указал копьем.

– В этом месте трава была примята, а потом выпрямилась.

Кто-то был здесь, следя за нами.

– Разойдемся и поищем следы, – сказал Херилак.

Нашел их Мунан.

– Здесь отпечаток ноги.

Они склонились, разглядывая его. Не было никаких сомнений относительно существа, оставившего его.

– Тану, – сказал Херилак, глядя на север. – Неужели темные тану последовали за нами сюда?

– Это было бы нелегко, – сказал Керрик. – Если они сделали это, то им пришлось обойти нас по холмам и зайти вперед. Нет, пожалуй, это отпечаток других тану. Я уверен в этом.

– Тану позади, тану впереди, – нахмурился Херилак. – Не придется ли нам сражаться, чтобы иметь возможность охотиться?

– Эти тану не хотят сражения, они только наблюдают, – сказал Керрик, – тану не всегда убивают тану. Это начинается только тогда, когда приходит холодная зима. А сейчас мы находимся далеко на юге, где зимы не такие плохие.

– Что же нам делать? – спросил Мунан.

– Следить за ними самим и попытаться договориться, – сказал Керрик. – Может, они боятся нас.

– А я боюсь их, – сказал Мунан, – боюсь копья в спину.

– Значит, мы боимся друг друга, – сказал Керрик. – До тех пор, пока мы идем все вместе, со множеством копий и луков, эти новые тану будут слишком бояться нас, чтобы подойти поближе. Если я пойду один, взявши с собой только копье, возможно, я встречусь с ними.

– Это опасно, – сказал Херилак.

– Вся жизнь опасна. Здесь есть тану, и вы видели их следы. Если нам не удастся установить с ними мирные отношения, нам останется только одно. Ты хочешь этого?

– Нет, – ответил Херилак, – смертей хватает и без этого, чтобы мы убивали друг друга. Сегодня мы останемся в этом лагере. Дай мне свои стрелы и лук, не заходи слишком далеко в холмы. Если до полудня ничего не произойдет, возвращайся. Ты все понял?

Керрик, кивнул и молча положил свое оружие. Затем подождал, пока двое охотников вернутся в лагерь тем путем, которым пришли, повернулся к ним спиной и медленно пошел по склону.

Вокруг был камень и твердая почва, поэтому, кто бы ни оставил первый след, выследить его было нелегко. Керрик дошел до следующего гребня и остановился, оглянувшись назад, на палатки, которые были сейчас далеко внизу. Пожалуй, здесь было хорошее место для ожидания. Оно было открыто со всех сторон, и никто не смог бы подобраться к нему незамеченным. К тому же, в случае бегства, путь был ясен. Керрик сел лицом к долине и, постукивая копьем, стал ждать.

Холмы были тихие, голые и лишены какого-либо движения. Только муравьи суетились в песке перед ним. Они облепили мертвого жука, который был во много раз больше их, и пытались утащить его себе в гнездо. Керрик смотрел на муравьев и одновременно краем глаза поглядывал по сторонам.

Что-то пощекотало ему шею сзади, он потер ее, но там ничего не было. Чувство не исчезало, хотя и не было настоящей щекоткой, и вскоре Керрик понял, что это. За ним следили.

Он медленно встал и повернулся, взглянув на травянистый склон холма и стоявшие вдали деревья. Никого не было видно.

На склоне росли и кусты, но они были так редки, что не могли служить убежищем. Если за ним следили, то только из-за деревьев. Керрик смотрел на них и ждал, но ничего не двигалось. Если прячущийся наблюдатель боится, значит, нужно брать инициативу в свои руки. Только положив копье на землю, он осознал, что его пальцы сильно сжимают древко. Это была его единственная защита, и он не хотел расставаться с ней. Но это было необходимо, чтобы наблюдатель или наблюдатели поверили, что он пришел с миром. Сделав над собой усилие, с решительностью, которой не чувствовал, он отбросил копье в сторону. Под деревьями по-прежнему не двигались.

Керрик нерешительно сделал один шаг вперед, потом другой. Горло его пересохло, а удары сердца громко звучали в ушах, пока он медленно шел к деревьям. Оказавшись на расстоянии броска копья от их убежища, Керрик остановился не в силах заставить себя идти дальше. Хватит. Пусть теперь идут те, кто прячется. Он медленно поднял руки с открытыми ладонями и громко крикнул:

– У меня нет оружия. Я пришел с миром.

Никакого ответа. Но было ли движение в тени под деревьями? Он не был уверен. Отступив на шаг, он снова крикнул.

В темноте что-то шевельнулось, там явно кто-то стоял.

Керрик сделал еще шаг назад, и фигура двинулась вперед, выйдя на солнце.

Первой реакцией Керрика был страх. Он отшатнулся, но ухитрился взять себя в руки и остаться на месте, а не броситься бежать.

У охотника были черные волосы и темная кожа, бороды не было. Руки его были пусты, как и у Керрика, и он не носил мехов, как это делали охотники из предгорий. Голова его была обмотана чем-то белым, а вокруг поясницы была кожа. Не серо-белая, а белая как снег.

– Мы будем говорить! – крикнул Керрик, делая шаг вперед.

В ту же секунду черный охотник повернулся и чуть не бегом бросился под защиту деревьев. Увидев это, Керрик остановился. Охотник обернулся, и даже на этом расстоянии Керрик заметил, что мужчина дрожит от страха. Поняв это, он медленно сел на траву, подняв руки в жесте миролюбия.

– Я не причиню тебе вреда, – сказал он, – подходи, садись, поговорим.

После этих слов он больше не двигался. Когда его поднятые руки устали, он опустил их и положил ладони на бедра, начав что-то напевать вполголоса. Потом взглянул на небо, на пустой склон вокруг себя, стараясь не делать резких движений, которые могли бы испугать незнакомца.

Охотник сделал один нерешительный шаг вперед, потом другой. Керрик улыбнулся и кивнул ему, не шевеля своими руками. Шаг за шагом охотник двигался вперся, пока не оказался шагах в десяти от Керрика. Там он опустился на землю, скрестив ноги, как это делал Керрик, и уставился на него широко открытыми испуганными глазами. Сейчас было хорошо видно, что он не молод. Кожа его была морщинистой, а черноту волос то тут, то там нарушали седые пряди. Керрик улыбнулся, не делая никаких других движений. Челюсти мужчины шевельнулись, и кадык дернулся, но из горла не донесся ни один звук. Он пожевал губами и наконец заговорил. Сдова буквально хлынули потоком.

Однако Керрик ничего не понял. Он улыбнулся и кивнул, давая собеседнику возможность выговориться. Наконец тот замолчал, наклонился вперед и опустил голову.

Керрик терялся в догадках. Он подождал, пока охотник взглянул на него, затем сказал:

– Я не понимаю тебя. Ты знаешь, о чем я говорю? Хочешь узнать мое имя?

Он коснулся груди.

– Керрик. Керрик.

Ответа не было. Незнакомец сидел молча с открытым ртом, его глаза были круглые и белые и выделялись на темной коже. Когда Керрик замолчал, он снова наклонил свою голову, что-то сказал, затем встал, направился обратно к деревьям.

Другой охотник шагнул из тени и что-то подал первому. Увидев, что за ним есть еще и другие, Керрик подобрал ноги под себя, готовый вскочить и убежать, однако, когда никто не вышел вперед, он немного расслабился. Он продолжал следить за деревьями и приближающимся охотником.

На этот раз охотник подошел ближе. Керрик увидел, что он принес темную чашу, наполненную водой. Подняв ее обеими руками, он отхлебнул, затем протянул далеко вперед и поставил перед ним на землю.

Охотники, пившие из одной чаши, делятся между собой, подумал Керрик. Ему хотелось верить, что это акт миролюбия.

Подняв чашу, он отпил из нее и вернул обратно.

Охотник снова взял чашу и вылил оставшуюся воду на землю рядом с собой. Затем постучал по чаше и произнес одно слово:

– Валискис.

После этого передал чашу обратно Керрику, удивленному этим поступком. Однако он улыбнулся, пытаясь казаться уверенным. Он подаес чашу к глазам и увидел, что она сделана из какой-то темно-коричневой массы, которую он не мог определитъ.

Она была шершавой и имела черный узор вдоль верхнего края.

Керрик повертел ее в руках и обнаружил на другой стороне крупный черный рисунок. Это был хорошо сделанный черный силуэт.

Не случайное пятно или повторяющийся простой узор, а фигура животного, у которого отчетливо виднелись бивни и хобот.

Это был мастодонт.

– Валискис, – сказал охотник. – Валискис.

Глава двадцатая

Керрик повертел чашу в руках, затем коснулся изображения мастодонта. Охотник кивнул и улыбнулся, снова и снова повторяя слово «валискис». Но что это означало? Были ли у этих тану мастодонты? Они не понимали друг друга, и потому выяснить это было невозможно. Охотник осторожно взял чашу из рук Керрика, повернулся и пошел с ней к зарослям.

Когда он вернулся, чаша была полна жареными растениями какого-то вида, белыми и шишковатыми. Охотник пальцами зачерпнул из чаши немного пищи и съел ее, затем поставил чашу на землю. Керрик сделал то же самое: вкус был довольно хороший.

Как только он сделал это, незнакомец повернулся и снова заторопился к деревьям. Керрик подождал, но он не показывался.

Похоже, их встреча закончилась. Никто не появился, тогда Керрик крикнул, а когда он медленно пошел через поле к роще, то нашел ее пустой. Встреча была непонятной, но многообещающей.

Темный охотник не показал оружия, а принес пищу. Керрик подобрал чашу, забрал свое копье и вернулся к палаткам. Охотники, стоявшие на страже, узнали его и окликнули, когда он приблизился.

Херилак приветствовал его. Он попробовал пищу, выразил удовлетворение ею, но, как и Керрик, не смог определить ее смысла.

Саммад собрались послушать Керрика, и ему пришлось рассказывать свою историю снова и снова. Всем хотелось попробовать новую пищу и выразить удовлетворение ею. Вскоре чаша опустела. Сама по себе она вызвала большой интерес. Херилак повертел ее в руках и постучал по ней костяшками пальцев.

– Это твердое как камень, но слишком легкое, чтобы быть камнем. И потом этот мастодонт... Я ничего не понимаю.

Даже Фракен не рискнул высказать свое мнение. Для него это было новым. В конце концов Керрик решил все сам.

– Завтра я пойду обратно и отнесу им в чаше мяса. Может, они хотят поделиться с нами пищей?

– А может они хотели, чтобы мы накормили этим мастодонтов? – предположил Сорли.

– У нас нет способа узнать это, – сказал Керрик. – Я отнесу им немного нашего мяса, но не в их чаше. Дайте мне один из плетеных подносов с рисунком.

Под вечер Армун взяла лучший поднос, который плела сама, и дочиста вымыла его в реке.

– Идти туда опасно, – сказала она. – Пусть с тобой пойдет еще кто-нибудь.

– Нет, теперь эти охотники знают меня. Я чувствую, что опасности нет, самое худшее было, когда я пришел к ним впервые. Эти новые тану охотятся в этих местах, и мы должны жить с ними в мире, если хотим остаться здесь. К тому же нам просто некуда идти. А сейчас давай поедим, но лучшие куски мяса положим на поднос, и завтра я отнесу его.

Когда на следующее утро он пришел на луг перед рощей, там никого не было, но, когда он отбросил свое копье в сторону и пошел через траву, держа в руках поднос, под деревьями появилась знакомая фигура. Керрик сел на землю и положил поднос на траву. На этот раз незнакомец вышел к нему без страха и тоже сел на траву. Керрик съел кусок мяса, затем отодвинул поднос и смотрел, как охотник берет кусок и ест его, показывая свое удовольствие. Затем он повернулся и громко крикнул. Пятеро черноволосых и безбородых охотников, одетых так же, как первый, появились из рощи и направились к ним.

Сейчас уже Керрик испугался. Вскочив на ноги, он бросился обратно, потому что двое незнакомцев несли копья. Когда он побежал, они остановились, глядя на него с явным любопытством. Керрик указал на копья и сделал движение, как будто отбрасывает копье. Первый охотник понял значение этого жеста и крикнул товарищам. Видимо, это было равносильно приказу, потому что они положили копья на траву и снова двинулись вперед.

Керрик ждал, согнув руки и стараясь не показывать своего интереса. Все это выглядело достаточно мирно, но под своей белой кожей они могли скрывать ножи. Впрочем, им даже не нужны были ножи: впятером просто-напросто они задавили бы его. Теперь нужно было решать: бежать или оставаться на месте?

Когда они подошли ближе, Керрик увидел, что двое из них несут короткие дубинки. Он указал на них и сделал движение, как будто взмахнул дубиной. Остановившись, они поговорили между собой, и прошло некоторое время, прежде чем они поняли, в чем дело. Вероятно, куски дерева вовсе не были дубинами.

Один из охотников вернулся к копьям, и Керрик замер, готовый броситься наутек. Однако тот хотел просто продемонстрировать, как используется это деревянное оружие. Он поднял одно из копий и вложил его толстый конец в выемку на конце этой якобы дубины. Затем, прижав копье к своей руке и придерживая его пальцами, он отве-л его далеко назад и послал высоко в воздух.

Оно помчалось вверх, затем упало обратно, глубоко вонзившись в землю. Керрик не смог объяснить, как это действует, но копье явно летело дальше, чем пущенное рукой. Он больше не пытался убежать, когда охотник положил деревяшку рядом с копьем и присоединился к остальным.

Они собрались вокруг него, возбужденно переговариваясь.

Они осторожно касались пальцами двух ножей из небесного металла, которые свисали с кольца на его шее, трогали само кольцо и удивленно бормотали. Керрик, взглянув вблизи на их белые покрытия, понял, что это вовсе не было кожей. Когда он повел пальцем по куску, который один из них обернул вокруг своей голени, охотник снял его и передал Керрику. Это было мягкое, как мех, а когда он взглянул вблизи, то увидел, что оно сплетено, как корзина, хотя вещество, из которого его сделали, было тонким как волос. Он хотел передать кусок обратно, но охотник оттолкнул его и показал на голову Керрика. Котаа тот покрыл им свои волосы, все окружающие улыбнулись и восхищенно зацокали языком.

Все они казались довольными первым контактом и, переговорив между собой, приняли какое-то решение. Повернувшись, пришельцы направились к роще. Первый тану взял Керрика за руку и показал на остальных. Их намерение было ясно: они хотели, чтобы он присоединился к ним. Пойти с ними? Возможно, все это было только уловкой, чтобы захватить его в плен и убить. Но они казались такими естественными, а двое копьеносцев даже не подобрали свои копья, проходя мимо них.

Это заставило Керрика принять решение. Будь это ловушкой, им вовсе не нужно было бы проходить мимо копий: другие вооруженные охотники могли ждать его между деревьями. Он должен действовать так, словно верит в их миролюбие, и не должен показывать им своего страха. Однако Керрик не мог оставить здесь свое собственное копье. Он указал па него и направился обратно. Первый охотник бросился бежать и подобрал копье. Керрик испытал острую боль, когда тот побежал обратно, держа копье наперевес, но тот просто передал его Керрику, а затем повернулся и последовал за остальными.

Напряжение слегка ослабло: возможно, они действительно были такими миролюбивыми, как хотели казаться. Керрик глубоко вздохнул: был только один способ узнать это. Охотники остановились у края рощи и оглянулись.

Керрик медленно выдохнул, затем направился за ними.

Тропа привела их к вершине холма, затем вниз по его другому склону. Там было ущелье, и Керрик понял, что это работа реки, вдоль которой он следовал. Река делала здесь петлю и поворачивала обратно. Теперь они шли к реке по ясно видимой тропе, пока не достигли ее берега.

С каждым поворотом каменные стены поднимались все выше и выше, а река между ними бежала все быстрее. Они шли вдоль узкого берега из камня и песка, который весной наверняка затапливала вода. Местами каменные стены были частично разрушены, и вода рассыпалась брызгами на огромных валунах, свалившихся в поток. Люди поднимались все выше, карабкаясь по камням, которые когда-то заполняли глубокое русло реки. Подъем был труден. Керрик повернулся и внезапно остановился.

Темноволосые, вооруженные копьями охотники смотрели на них снизу. Он окликнул охотников, ушедших вперед, и указал им вниз. Они поняли и крикнули, заставив нижних вновь спрятаться среди камней. Поднявшись на вершину, Керрик, тяжело дыша, остановился, глядя на пройденный путь.

Наваленные груды валунов остались далеко внизу, в темных водах реки. Высокие утесы поднимались из реки по обе стороны. Их естественный барьер легко могли защищать охотники, которые сейчас отошли в сторону, чтобы пропустить их.

Это была идеальная защитная позиция, но была ли она охраняема? Страх Керрика сменялся любопытством, по мере того как они спускались вниз по ту сторону барьера, он заторопился за остальными.

Пока они шли, пейзаж изменился. Каменные стены отступили, а песчаные дюны приблизились к реке. Тут и там их покрывали чахлые деревья. Через некоторое время земля стала ровнее.

Керрика удивили две вещи: ряды растений и охотники, работающие среди них, выполняющие работу женщин. Это было достаточно необычно. Но ийланы сажали поля вокруг своего города, так почему бы тану не делать этого, почему мужчинам не делать работу, которую выполняют женщины? Керрик повел взглядом вдоль зеленых рядов растений к каменным стенам вдали и темным отверстиям среди камней.

Они миновали группу женщин, завернутых в мягкое белое вещество, которые указывали на небо и щебетали своими высокими голосами. Керрик подумал, что должен испытывать страх в этой долине среди темных незнакомцев, но его небыло.

Если они хотели убить его, то могли сделать это гораздо раньше. Впрочем, опасность еще могла быть, но любопытство сильнее страха. Впереди поднимались трубы костров, бегали дети, а утесы все приближались, и вдруг Керрик остановился, пораженный внезапной мыслью.

– Город тану! – произнес он вслух. – Город тану, а не ийлан.

Охотник, за которым он шел, остановился и ждал, пока он осмотрится. Деревянные балки с зарубками, вероятно, сделанные из целых стволов деревьев, поднимались к отверстиям в стенах утесов. В них он видел лица, смотревшие вниз, на него; как в городе ийлан, всюду были движение и суматоха и люди занимались делами, которых он не мог понять. Затем он заметил, что охотник, первым встретившийся с ним, подзывает его к себе, к длинному темному отверстию у подножия утеса. Керрик подошел к нему и взглянул на каменную стену, немного отклоненную назад. Оказавшись в темноте, он заморгал, не в силах разобрать какие-либо детали внутренностей.

Охотник указал на каменную стену наверху.

– Валискис, – сказал он, повторяя то же слово, которое говорил, когда показывал на чашу с водой.

Керрик поглядел туда внимательно и постепенно начал понимать, что сказал ему охотник.

Там были различные животные, в цвете изображенные на камне. Многих из них Керрик узнал. На почетном месте, над всеми ними, почти в натуральную величину был изображен мастодонт.

– Валискис, – снова сказал охотник и наклонил голову к изображению огромного животного. – Валискис.

Керрик согласно кивнул, хотя и не понимал значения этой живописи. Это был точный портрет, так же как и черный мастодонт на чаше. Все картины были весьма реалистичны. Керрик вынул руку и коснулся оленя, говоря одновременно «олень». Однако темноволосого это ровным счетом не интересовало. Он шагнул назад, на солнце, и сделал Керрику знак следовать за ним.

Керрику хотелось остаться и осмотреть все это место, но охотник торопливо вел его к одному из бревен с зарубками, которое доставало до склона утеса. Вскарабкавшись по нему, он подождал Керрика. Подъем оказался довольно легким. За краем оказалось темное отверстие, приведшее их в комнату, и, чтобы войти в нее, пришлось согнуться. На каменном полу там стояли горшки и другие предметы, а в углу были свалены шкуры. Одетый в белое охотник заговорил, и из кучи мехов ему ответил тонкий голос.

Взглянув на кучу вблизи, Керрик заметил, что там что-то есть, какая-то фигура, лежавшая так, что была видна только голова. Губы на морщинистом лице шевельнулись, и беззубый рот прошептал:

– Откуда ты пришел? Как твое имя?

Глава двадцать первая

Когда глаза его привыкли к темноте комнаты, Керрик увидел, что кожа существа, хотя и темная от возраста, была подобна его коже, а глаза голубые. Волосы, которые когда-то были светлыми, стали сейчас редкими. Когда тонкий голос вновь заговорил, он услышал и понял большинство слов. Это был не марбак, который он знал, больше это походило на язык Хар-Хаволы, который пришел из-за гор.

– Твое имя, твое имя! – снова сказал голос.

– Керрик. Я пришел из-за гор.

– Я знаю это, да, знаю... твои волосы такие светлые. Подойди ближе, чтобы Хаунита могла увидеть тебя. Да, ты – тану. Смотри, Саноне, разве я не говорила, что еще могу говорить, как они?

Слабый голос сухо рассмеялся.

Керрик и Хаунита начали разговор, а Саноне, так назвали темнокожего охотника, слушал и довольно кивал, хотя и не понимал слов. Керрик не удивился, обнаружив, что Хаунита была женщиной, захваченной в плен еще в молодости. Все, что она говорила, было довольно бессвязно. Много раз за время разговора она засыпала, а проснувшись, заговаривала с ним на языке саску, как называли себя темнокожие охотники, и очень злилась, когда он ничего не понимал. Затем она захотела поесть и накормить Керрика. Был уже вечер, когда Керрик опомнился.

– Скажи Саноне. что я должен вернуться в свою саммад, но я приду сюда утром. Скажи ему это.

Однако Хаунита как раз заснула, храпя и что-то говоря, и разбудить ее было непросто. Правда, Саноне, казалось, понял, что хотел сказать Керрик, потому что вывел его обратно к каменному барьеру, а затем окликнул двух мужчин с копьями, стоявшими на посту.

Едва миновав барьер, Керрик бросился бежать в лагерь у реки, стараясь добраться до палаток до темноты. Херилака беспокоило долгое отсутствие Керрика, и он задал много нетерпеливых вопросов. Однако Керрик молчал, пока не добрался до палатки и не напился холодной воды. Херилак, Фракен и саммадары сели рядом с ним, остальные окружили их плотным кольцом.

– Сначала вы должны знать вот что, – сказал Керрик. – Эти темнокожие тану называют себя саску и не собираются сражаться с нами или прогонять нас прочь. Они хотят помочь и даже дадут нам пищу, и мне кажется, что это из-за мастодонтов.

Послышалось удивленное ворчание, и он подождал, пока все успокоятся, прежде чем заговорить снова.

– Я был так же изумлен, как и вы, и совершенно не понимаю их. У них есть старая женщина, которая говорит так, что ее можно понять, но слова ее не всегда ясны для меня. У саску нет мастодонтов, но они знают о них, вы видели мастодонтов на их чаше, а в пещере на каменной стене у них есть большие рисунки мастодонта и других животных. Значение этого не совсем ясно, но что-то в мастодонтах очень важно для них, хотя они и не имеют ни одного. Увидев наших животных, увидев то, что они слушаются нас, саску решили помогать нам всем, чем смогут. Они не хотят причинять нам вреда. У них есть множество других вещей, вроде этой чаши, но я не могу вспомнить их все сразу. Завтра утром я вернусь к ним с Херилаком и мы поговорим с ними и с их саммадарами. Я не знаю точно, что будет дальше, но в одном я уверен: мы нашли безопасное место для зимовки.

Это было больше, чем просто убежище для зимовки: это обещало безопасность от неприятностей мира, которые засасывали их. Ийланы никогда не были здесь, саску даже не слышали о них, и, когда старая женщина засыпала, забывая переводить такие сложные мысли, они мало понимали из того, что произошло с охотниками. Самым важным было их желание, чтобы незнакомцы оставались радом с ними. Это было как-то связано с харванами, с темнокожими охотниками с севера, которые постоянно беспокоили их своими набегами. Барьер на реке возник сначала как естественный оползень, но саску поднимали рычагами валуны, передвигая их, и за годы создали стену, которая теперь закрывала доступ в долину с севера. И все же, несмотря на эту преграду, харваны продолжали их беспокоить, проникая в долину там, где обрывы были ниже. Все это окажется в прошлом, если саммад станут лагерем где-нибудь поблизости. Харваны будут держаться на расстоянии от них. Саску были счастливы поделиться с ними своими запасами пищи. Такой порядок вещей устраивал всех.

Саммад поставили свой лагерь у реки, где были хорошие пастбища и поросшие лесом холмы. Охота здесь была плохой, и им угрожал бы голод, если бы не саску. Они ничего не просили взамен, хотя после удачной охоты с благодарностью принимали мясо. Единственное, о чем они просили, это посмотреть на мастодонтов, подойти к ним поближе, и как крайнюю милость принимали разрешение коснуться их морщинистой кожи, поросшей волосами.

Керрик был доволен не меньше их, находя каждую деталь жизни саску крайне увлекательной. Другие охотники совсем не проявляли к саску интереса и даже смеялись над мужчинами, которые, как женщины, копались в грязи. Керрик лучше понимал саску, видя связь между их работой на полях и выпасом животных ийланами, отлично улавливая безопасность от голода, гарантируемую запасами пищи, которая не зависела от времени года.

Поскольку вокруг было больше охотников, чем дичи, охотники саммад были очень довольны, что они так много времени проводят среди саску. Многие ночи проводили они в высеченных среди камней комнатах. В конце концов, Керрик вместе с Армун и всеми своими вещами перебрались в одну из них.

Встретили их приветливо, женщины и дети собрались вокруг них, восхищенно глядя на нее и неуверенно касаясь рассыпавщихся по плечам волос.

Армун оказалась весьма прилежной в изучении языка, на котором говорили саску. Керрик часто уходил к старой Хауните и узнал от нее несколько слов из языка племени и то, как они говорят. Армун тоже не терпелось выучить его, и она стала практиковаться с другими женщинами, когда Керрик уходил.

Они смеялись, когда она начинала говорить, и Армун улыбалась в ответ, потому что в смехе их не было злобы. Когда они наконец понимали, что она пыталась сказать, они говорили слова правильно, произнося их снова и снова, как будто она была ребенком, и она повторяла за ними. Вскоре она уже сама начала учить Керрика, и он перестал зависеть от Хуаниты и ее старческих капризов.

Когда Армун всерьез занялась изучением языка, Керрик смог посвятить все свое время исследованию удивительных ремесел саску. Он обнаружил, что твердые чаши в действительности сделаны из мягкой глины, залегающей тонкими пластами в некоторых холмах. Глина эта хорошо мялась, пока была влажной, а затем помещалась в печь для сушки, сделанную из камней и той же глины. День и ночь в ней горели дрова, и жара превращала глину в камень.

Еще интереснее были волокна и шкуры, из которых делались веревки, которые потом сплетались в одежду. Их получали из небольших зеленых растений, называвшихся харадис.

Семена их годились в пищу, а когда их давили и мяли, получалось масло. Однако самым ценным были стебли растений.

Стебли харадиса помещали в мелкий пруд и придавливали тяжелыми камнями, чтобы они оказались под водой. Через некоторое время серые стебли извлекали и сушили на солнце, а затем разбивали на каменных плитах. Специальные деревянные инструменты с зубьями использовались, чтобы разровнять их и отделить волокна, которые женщины потом скручивали и пряли крепкие нити. Множество таких нитей, соединенных вместе, образовывали веревки, из которых потом вязались сети для рыбалки и ловли животных. Лучшие из них тонкие нити натягивали на деревянные рамы и соединяли вместе. Затем женщины переплетали их вместе с другими нитями, и в результате получалась ткань, так восхитившая Армун. Вскоре она отказалась от своих мехов и, как другие женщины, переоделась в мягкую одежду из волокон харадиса.

Армун была счастлива среди саску, счастливее, чем когда-либо прежде, ее ребенок должен был вскоре родиться, и она радовалась, что живет в тепле и удобстве, а не встречает зиму в холодной палатке. Ей вовсе не хотелось в своем теперешнем состоянии подниматься на завал и возвращаться к саммад у реки. Но это была не главная причина, ее саммад была здесь, и Керрик был ее саммадаром. Она считала начало своей настоящей жизни с того момента, когда он впервые взглянул на нее и не рассмеялся. Саску тоже не смеялись над ней, не замечая ее раздвоенной губы, а лишь восхищались ее кожей и бледными, как харадис, волосами. Они говорили, что ее волосы почти так же белы, как и ее одежда. Она чувствовала себя среди них дома, легко говорила на их языке, научилась прясть и готовить растения, которые они выращивали. Да, ребенок должен родиться здесь.

Керрик не подвергал сомнению это решение и был доволен им. Чистота каменных пещер, мягкость и роскошь тканой одежды были гораздо лучше продуваемых ветром палаток и кишевших паразитами мехов. Жизнь среди саску была намного схожа с суматошной жизнью ийлан, хотя он и не делал таких наблюдений сознательно. Он не хотел думать об ийланах и гнал такие мысли прочь, когда бы cam ни появились. Горы и пустыни были преградой – ийланы не смогут найти их здесь. Рождение будущего ребенка сейчас было самым важным вопросом.

Саску же больше интересовало другое рождение, и все они только и говорили об этом. Мастодонтиха Духа тоже готовилась рожать. Это был ее четвертый теленок, поэтому и она, и саммад воспринимали это как вполне обычное событие.

Совсем иначе думали саску. Керрик начал понимать почтение, которое они испытывали к мастодонтам. Они знали о мире многое, чего не знали тану, особенно о духах животных и камней, о том, что находится за небом, как возник мир и каково его будущее. У них были специальные люди, называемые мандуктос,которые ничего не делали и только думали над этими вопросами. Саноне был первым среди них и управлял ими, как мандуктос управляли остальными саску. Его власть немного напоминала власть Эйстаи у ийлан, поэтому, когда он послал за Керриком, тот сразу пришел к нему в пещеру. Саноне сел на землю под изображением мастодонта и сделал Керрику знак сесть рядом.

– Вы прошли большое расстояние, чтобы прийти в эту долину, – сказал он. – И вы сражались с мургу, которые ходят, как люди. Мы никогда не видели этих мургу, и ты должен рассказать нам о них.

Керрик часто рассказывал им об ийланах и сразу понял, что это предлог, чтобы вызвать его к себе. Саноне содрогался, думая о зле, которое причиняли ийланы.

– Они убивают не только тану, но и мастодонтов? – В голосе его звучал нескрываемый ужас.

– Да, они делают это.

– Ты уже знаешь немного о нашем почтении мастодонтам. Взгляни на картину передо мной. Сейчас я расскажу тебе, почему эти существа пользуются таким уважением. Для этого ты должен знать, как образовался мир. Некогда Кадайр сотворил мир, который ты видишь сейчас. Он заставил реки течь, дожди падать, а урожай расти. Он создал все это, когда он создал мир, тот был пуст. Тогда Кадайр превратился в мастодонта, и когда мастодонт-который-был-Кадайром ставил свою ногу, камни расступались и появлялись долины. Хобот мастодонта разбрызгивал воду, и потоки рек побежали по земле, из его навоза выросли травы, и мир стал плодородным. Когда Кадайр ушел, мастодонт остался, чтобы всегда напоминать нам, что он сделал. Теперь ты понимаешь, почему мы поклоняемся мастодонту?

– Да, я понимаю. И рад слышать это.

– А мы рады, что вы пришли сюда. Ты привел сюда людей, которые охраняют мастодонтов, и за это мы благодарны тебе. Прошлой ночью все мандуктос собрались и долго говорили об этом, а потом смотрели на звезды. На небе вспыхнул огонь, и это предзнаменование указало нам путь.

– Во всем этом было свое скрытое значение. Мы давно знали, что Кадайр привел сюда саммад с какой-то целью, и прошлой ночью эта цель открылась нам. Мы должны стать свидетелями рождения теленка мастодонта.

Саноне наклонился вперед и с большим интересом спросил:

– Можно ли привести сюда корову? Очень важно, чтобы теленок родился здесь, в присутствии мандуктос, но я не могу сказать зачем, это тайна, о которой мы не должны говорить. Но клянусь, что, разрешив это, ты получишь богатый дар. Можешь ты сделать это?

Керрик уважал их веру, хотя и не понимал ее, поэтому ответил:

– Я могу сейчас сказать «да», но решение зависит не от меня. Решать будет саммадар, которому принадлежит корова Духа. Я поговорю с ним и скажу о важности этого.

– Тогда иди к этому саммадару. Я пошлю с тобой мандуктоса с дарами, чтобы наша искренность не вызывала сомнения.

Армун спала, когда он вернулся, и Керрик двигался тихо, чтобы не разбудить ее. Он надел на ноги мокасины с толстыми подошвами и вышел. Саноне ждал внизу. С ним были двое мандуктос, сгибавшихся под тяжестью плетеных корзин.

– Они пойдут с тобой, – сказал Саноне. – Поговорив с саммадаром, ты скажешь им, если нашу просьбу удовлетворят, и они побегут сюда с известием.

Керрик был рад случаю поразмяться: он уже давно не был в лагере. У каменного барьера он заметил, что вода поднялась высоко: в далеких долинах таяли снега. Миновав залив, он пошел ровным шагом, но потом остановился подождать тяжело нагруженных мандуктос. Солнце пригревало, и весенние дожди вернули траве зеленый цвет. Голубые цветы покрывали склоны холмов. Керрик сорвал длинный стебель травы и стал жевать его, поджидая мандуктос.

Потом они пошли дальше через небольшую рощу идут, где он впервые встретился с Саноне. Оттуда уже было видно реку и лагерь рядом с ней.

Он был пуст.

Саммад ушли.

Глава двадцать вторая

Керрик был удивлен и даже немного обеспокоен отсутствием саммад, но на мандуктос это произвело ошеломляющее впечатление. Упав на колени, они жалобно запричитали. Их несчастье было так велико, что они не обратили внимания на Керрика, когда он заговорил, и ему пришлось толкнуть их.

– Мы пойдем за ними и найдем их. Они не могли уйти далеко.

– Но они ушли, может, вообще исчезли с этой земли, а мастодонты умерли, – простонал один из мандуктос.

– Ничего подобного. Саммад тану не привязаны к одному месту, как саску. У них нет полей и каменных жилищ, они должны двигаться в поисках пищи, искать места с наилучшей охотой. В этом лагере они провели всю зиму и не могли уйти далеко, иначе нашли бы меня и предупредили. Идем за ними.

Как всегда, путь, каким шли саммад, был хорошо виден. Сначала глубокие колеи вели к северу, затем повернули на запад к низким холмам. Они прошли по ним совсем немного, и Керрик увидел тонкие струйки дыма, поднимавшиеся впереди, и указал на них мандуктос. Сдеды поворачивали обратно к реке, к месту, где высокий берег был разрушен и рухнул, позволяя спускаться к воде. Мандуктос, чей недавний страх смешался с возбуждевюм при виде мастодонтов, заторопились вперед. Заметив их приближение, дети громко закричали. Широко шагая, Хервлак вышел приветствовать их и улыбнулся белой одежде Керрика.

– Может, это лучше меха, но в настоящую зиму ты замерзнешь. Пойдем сядем с нами, закурим трубку, и ты расскажешь мне, что происходит в долине.

– Хорошо, но сначала пошли за Сорли. Эти саску принесли ему подарок и просьбу.

Сорли позвали, и он довольно улыбнулся печеным лепешкам из молотого зерна, свежим сладким корням и редкому, но высоко ценимому меду. Мандуктос, озабоченно смотревшие, как он рылся в корзинах, облегченно вздохнули.

– Это хорошая еда после зимы. Но почему они принесли эти подарки моей саммад?

– Я объясню тебе, – сказал Керрик серьезно, указывая на подарки и мандуктос. – Но ты не должен даже улыбаться тому, что я скажу, ведь для этих людей это очень серьезный вопрос. Ты знаешь, как они уважают мастодонтов?

– Да. Я не понимаю этого, но это должно быть важно, иначе они никогда бы не сделали этого.

– Это крайне важно. Думаю, не будь мастодонтов, они не стали бы нам помогать. А сейчас у них есть просьба. Они просят твоего разрешения привести корову Духа в долину, чтобы теленок родился там. Они обещают кормить ее и стеречь, пока она не родит. Ты согласен?

– Они хотят оставить ее? Я не позволю им этого.

– Они хотят не оставить ее, а подождать, пока не родится теленок.

– В таком случае они ее получат. Неважно, где родится теленок.

Сорли медленно повернулся лицом к мандуктос и поднял руки ладонями вверх.

– Все будет, как вы просите. Я сам приведу туда Духа. Сегодня же.

Керрик перевел его слова, и мандуктос низко поклонились ему.

– Поблагодари этого саммадара, – сказал старший из них. – Скажи ему, что наша благодарность никогда не кончится. А сейчас мы должны передать его слова нашим.

Сорли взглянул на их удаляющиеся спины и покачал головой.

– Я не понимаю этого и даже не пытаюсь. Но мы будем есть их пищу и не будем задавать вопросов.

Потом был пир и все саммад разделили свежую пищу. Керрик, который ел это всю зиму, сейчас не притронулся к ней, но выбрал большой кусок копченого жесткого мяса. Когда пир кончился, охотники закурили трубку, пустили ее по кругу, и, когда она дошла до Керрика, тот с удовольстеием затянулся.

– Это место лучше, чем было прежде? – спросил он.

– Сейчас, да, – сказал Херилак. – Пастбища для животных здесь лучше, но охота такая же плохая. Чтобы найти дичь, нужно идти далеко в горы, а это опасно, ведь там охотятся темные тану.

– Что же тогда делать? Охота может быть плохой, но здесь всю нужную пищу мы получим от саску.

– Это хорошо одну зиму, но не всю жизнь. Тану живут охотой, а не подаянием. Хорошая охота может быть на юге, но на пути туда мы встретили голые и безводные холмы, которые трудно преодолеть, и все же мы попытаемся.

– Я говорил с саску об этих холмах. Там есть долины, где охота хорошая, но каргу – так они называют темнокожих – уже там. Значит, этот путь для нас закрыт. А на запад вы заглядывали?

– Однажды мы шли пять дней по пескам, а потом повернули обратно. Пустыня продолжалась и дальше, и в ней ничего не росло, кроме колючих растений.

– Об этом я тоже поговорю с саску. Они говорят, что по ту сторону, если до нее добраться, есть леса. Я думаю, они могут знать дорогу через пустыню.

– Тогда спроси их об этом. Если мы сможем пересечь ее и найти место с хорошей охотой и без мургу, мир снова станет таким, каким был до прихода холода и мургу. – Херилак невидящим взглядом уставился на затухающий огонь.

– Не думайте о них, – сказал Керрик. – Они не найдут нас здесь.

– Они не уходят из моих мыслей. В своих снах я иду вместе со своей саммад, вижу их, слышу охотников, женщин, детей и огромных мастодонтов, тянущих волокуши. Мы смеемся и едим свежее мясо. Потом я просыпаюсь, и все они мертвы, их голые кости заносит на далеком берегу пыль. После этих снов саммад, в которых мы живем, кажутся мне чужими и я хочу уйти от них подальше. Мне хочется вернуться на восток, пересечь горы, найти мургу и убить, сколько смогу, прежде чем погибну сам. Может, после этого мой дух обретет покой среди звезд и боль воспоминаний кончится.

Кулаки охотника сжались. Керрик понимал его ненависть к ийланам, но сейчас с Армун и ребенком, который должен был родиться, жизнь среди саску была пределом его мечтаний. Он не забыл ийлан, но они были в прошлом, а сейчас он хотел жить настоящим.

– Пойдем со мной к саску, – сказал Керрик. – Поговорим с мандуктос. Они знают многие вещи, и, если есть дорога через пустыню, они будут знать ее. Если саммад уйдут туда, мы будем иметь за собой двойной барьер из пустыни и гор. Мургу никогда не пересекут его, о них можно будет забыть.

– Хорошо бы. Ничего другого я не хочу так сильно, как выбросить их из своей памяти днем и ночью. Да, нам нужно пойти и поговорить с саску.

Херилак не одобрял поведения других охотников, которые смеялись над саску, работавшими на своих полях, над сильными мужчинами, копавшимися в грязи, подобно женщинам, вместо того, чтобы выслеживать дичь, как пристало настоящим охотникам. Благодаря поставляемой пище, все они прожили зиму хорошо. Когда Керрик показал ему, как выращивают и собирают растения, он. слушал с большим вниманием.

Он увидел, как сушат тагасо с кистеобразными желтыми колосьями на длинных стеблях, а затем развешивают на деревянных рамах. Крысы и мыши жирели на этих запасах, и, чтобы избавиться от них, саску использовали бамсемнилл, уменьшавших их количество. Эти гадкие длинноносые существа, многие с детенышами, сидящими на материнских спинах, обхватив тонкими хвостиками материнские хвосты, выслеживали в темноте грызунов, убивали и поедали их.

Они остановились посмотреть на женщин, которые извлекали сухие зерна из колосьев, а затем размалывали их между двумя камнями. Муку смешивали с водой, потом нагревали на огне. Херилак съел несколько лепешек, которые еще обжигали ему пальцы, макая их в мед и острый перец, вызвавший довольные слезы на его глазах.

– Это хорошая еда, – сказал он.

– И всегда обильная. Они высаживают их, собирают и запасают, как ты сам мог видеть.

– Я видел и то, что они зависят от своих зеленых полей так же, как поля зависят от них. Они должны постоянно оставаться на этом месте, а это не каждому по душе. Если я не смогу свернуть свою палатку и уйти отсюда, жизнь ничего не будет стоить для меня.

– Они, должно быть, думают о тебе так же. Они должны скучать, возвращаясь по вечерам к одному и тому же костру и не видя по утрам своих полей.

Херилак задумался и согласно кивнул.

– Да. Это возможно. Ты, Керрик, единственный, кто может взглянуть на это с разных точек зрения. Это потому, что все эти годы ты жил среди мургу.

В этот момент кто-то позвал Керрика по имени и Херилак замолчал. Одна из женщин саску торопилась к ним, пронзительно крича. Керрик с беспокойством посмотрел на нее.

– Ребенок родился, – сказал он и бросился бежать, а Херилак неторопливо последовал за ним.

Последнее время Армун каждый день плакала и все ее прежние страхи вернулись. Ребенок будет девочкой и будет походить на нее, значит, все будут смеяться и презирать его, как когда-то ее. Керрик никак не мог изменить ее мысли: только рождение могло прогнать эти черные мысли. Женщины здесь были искусны в этих делах, и он искренне надеялся на них, поднимаясь по бревну в комнату.

Один ее взгляд сказал ему, что все хорошо.

– Смотри, – сказала она, разворачивая белую ткань,-мальчик во всем похож на своего отца. Такой же красивый и сильный.

Глядя на сморщенного, лысого и красного младенца, Керрик не заметил никакого сходства с собой, но был достаточно умен, чтобы оставить это мнение при себе.

– Как мы назовем его? – спросила Армун.

– Сейчас можно, как угодно. Мы дадим ему имя охотника, когда он вырастет.

– Тогда назовем его Арнвит. Я хочу, чтобы он был силен, как эта птица, так же красив и свободен.

– Хорошее имя, – согласился Керрик. – Арнвит еще и отличный охотник с прекрасным зрением. Только он может парить в воздухе, а потом упасть вниз и схватить добычу. Арнвит станет великим охотником, когда начнет жить с таким именем.

Когда Керрик окликнул Херилака, тот легко поднялся по бревну в комнату. Войдя вовнутрь, он увидел, что Армун ухаживает за ребенком, окруженная группой восхищенных женщин. Керрик гордо стоял рядом. Женщины принесли ей поесть, кувшин воды и вообще все, что требовалось. Херилак одобрительно кивнул.

– Это будет великий охотник, – сказал он. – Смотри, как работают мускулы на его мощных руках.

Херилака восхитила окружающая обстановка. В глиняных горшках хранилась пища и вода, на полу лежали плетеные маты и мягкая ткань. Под конец Керрик снял с уступа резной деревянный ящичек и передал его Херилаку.

– Здесь саску хранят один из своих секретов. Сейчас я покажу тебе его. С этим тебе не нужно будет сверлить дерево или носить огонь с собой.

Херилак удивленно смотрел, как Керрик взял из ящичка кусок темного камня, затем достал другой, полированный с царапинами на его поверхности. Насыпав перед собой щепотку истертого дерева, он быстро ударил одним камнем по другому. Посыпались искры. Теперь оставалось только подуть, чтобы вспыхнуло пламя. Херилак взял камни из рук Керрика и удивленно осмотрел их.

– В этом камне заперт огонь, – сказал он, – а второй камень освобождает его. У саску действительно есть странные и могущественные секреты.

Керрик осторожно поставил ящичек на место, а Херилак подошел к краю и стал смотреть на суету внизу. Когда Керрик присоединился к нему, он указал туда и попросил рассказать об этом. Внимательно выслушав рассказ о прядении и ткачестве, он указал на дымящиеся печи, в которых обжигались горшки. Керрик рассказал Херилаку о глине и что можно из нее делать.

Херилак заметил его энтузиазм и счастье.

– Ты остаешься здесь? – спросил он.

Керрик пожал плечами.

– Этого я еще не знаю. Для меня привычно жить в подобном месте, ведь я многие годы провел в городе ийлан. Здесь нет голода и зимы теплые.

– Твой сын будет копаться в земле, как женщина, вместо того, чтобы преследовать оленей.

– Это совсем необязательно. Саску охотятся на оленей и со своим копьеметателем делают это очень хорошо.

Херилак больше не говорил об этом, но его чувства явно отражались на его лице. Все это было очень интересно и достаточно хорошо для рожденных здесь, но не шло ни в какое сравнение с жизнью охотника. Керрик не стал спорить с ним.

Он смотрел на Херилака и на саску, роющихся в земле, и понимал их обоих – как когда-то понимал ийлан. Не впервые чувствовал он себя выброшенным из жизни – не охотник и не земледелец, не человек и не мараг. Они вернулись обратно.

Керрик взглянул на Армун, державшую сына, и понял, что его дом здесь, в этой маленькой саммад из трех человек. Одна из женщин подошла к нему и прошептала:

– Пришел мавдуктос и хочет говорить с тобой.

Мандуктос стоял у края и дрожал от возбуждения.

– Все было, как сказал Саноне. Мастодонт родился, как и твой сын. Саноне хочет говорить с тобой.

– Иди к нему. Скажи, что я приду с Херилаком. – Он повернулся к охотнику. – Сейчас мы узнаем, что хочет Саноне, потом поговорим с мандуктос, и, если действительно есть дорога через пустыню на запад, они расскажут нам о ней.

Керрик знал, где искать Саноне в это время дня. Лучи утреннего солнца попадали в пещеру в основании утеса, освещая картины на каменной стене. Подобно Фракену, Саноне знал множество вещей и мог говорить о них с восхода солнца до ночной темноты. Но Саноне делился своими знаниями с другими мандуктос, как правило, более молодыми. Он пел, а они повторяли, что он говорил, и заучивали его слова. Керрику было разрешено слушать, и это было весьма почетно, ведь обычно только другие мандуктос допускались до этого.

Когда они подошли ближе, Керрик увидел, что Саноне сидит, скрестив ноги под изображением огромного мастодонта, и, глядя на него, что-то говорит ему, а трое молодых мандуктос внимательно слушают его.

– Подождем, пока он кончит, – сказал Керрик. – Он говорит им о Кадайре.

– А что это такое?

– Не что, а кто. Они не знают, что тану создал Эрманпадар из речного ила. Вместо этого они верят в Кадайра, который в образе мастодонта ходит по земле. Он был так одинок, что начал топать ногами, отчего раскололись черные камни и появился первый саску.

– Они верят в это?

– Да, и очень сильно. Это имеет для них большое значение. Они знают многих других духов, например, камней и воды, но все они были созданы Кадайром. Все до одного.

– Теперь я знаю, почему они приветствовали нас здесь и дали нам пищу. Мы привели сюда мастодонтов. Есть у них хоть один свой?

– Нет, они знали о них только из картин и верят, что мы привели их сюда по какой-то важной причине. Сейчас, когда теленок родился, они могут понять это. Ну вот, молодые уходят, и мы можем поговорить с Саноне.

Саноне вышел вперед, приветствуя их и довольно улыбаясь.

– Теленок мастодонта родился, ты уже знаешь это? И мне сказали, что родился твой сын. Это очень важно. – Он заколебался. – Вы уже назвали его?

– Да. Мы назвали его Арнвит, что на нашем языке значит ястреб.

Саноне помолчал, потом склонил голову набок и сказал:

– Есть причина, почему они родились в один и тот же день, как есть причины у всего, происходящего в этом мире. Ты привел сюда мастодонтов, и у этого была причина. Твой сын родился в тот же день, что и теленок, и у этого тоже была причина. Ты назвал его Арнвит и хорошо знаешь причину этого. Это наша просьба. Мы хотим, чтобы имя твоего сына было дано и теленку.

Это очень важно для нас. Разрешит ли саммадар сделать это?

Керрик без улыбки встретил эту просьбу, он знал, как серьезно Саноне и все остальные относятся к своей вере.

– Я уверен, что саммадар согласится на это.

– Мы пошлем ему больше подарков, чтобы убедить выполнить нашу просьбу.

– Он согласится. А сейчас я тоже хочу попросить тебя. Это Херилак, военный вождь людей валискиса.

– Скажи, что мы приветствуем его здесь и славим победу, приведшую к нам мастодонтов. Мы знали о его приходе. Скоро соберутся мандуктос и мы выпьем порро, сделанное специально для этого события.

Херилак удивился, когда Керрик перевел ему слова старика.

– Они знали, что я приду? Как это может быть?

– Не знаю, как они делают это, но знаю, что они предсказывают будущее гораздо лучше Фракена. Я еще многого не понимаю из их поступков.

Мандуктос собирались молча, принося с собой большие закрытые горшки. Они были искусно сделаны, и на поверхности каждого был выжжен черный мастодонт. Питьевые чашки были украшены точно так же. Саноне лично наполнил каждую чашку пенистой коричневой жидкостью, передав первую из них Херилаку. Керрик сделал маленький глоток и нашел, что порро горчит, но в то же время удивительно приятен. Он жадно проглотил остаток, как это сделали другие, и чашки тут же наполнились снова.

Очень скоро голова его начала кружиться и стала странно легкой. По возбуждению Херилака Керрик понял, что тог испытывает то же самое.

– Это вода Кадайра, – сказал Саноне. – Кадайр приходит к нам через нее, а изображения его следят и слушают.

Керрик постепенно начал понимать, что Кадайр могуч, более могуч, чем он предполагал.

– Кадайр привел сюда людей валискиса, что известно. Одновременно с теленком водился ребенок Керрика. Сейчас вождь людей валискиса пришел к нам в поисках путей на запад через пустыню.

Когда Керрик перевел это Херилаку, глаза того расширились от страха. Эти люди могли читать будущее. Подождав, когда Керрик переведет все Херилаку, Саноне продолжал:

– Люди валискиса покинут нас, ибо их дело сделано: воплощение Кадайра на земле здесь. Теленок Арнвит здесь и останется с нами. Так будет.

Херилак принял это без вопросов. Теперь он верил, что Саноне может видеть будущее и то, что он говорит, должно произойти. Головокружение Керрика прошло и он надеялся, что Сорли отнесется к потере теленка так же спокойно. Это была хорошая сделка за пищу на всю зиму.

Саноне указал на молодого мандуктос и вызвал его вперед.

– Это Маскавино, который поможет вам найти дорогу через пустыню. Я открою ему секрет водных бассейнов в пустыне, и он запомнит это. Я расскажу ему о знаках, на которые нужно обращать внимание, и он запомнит это. Никто еще не пересекал пустыню, но дорога туда есть.

Саммад уйдут, понял Керрик, но должен ли он идти с ними? Для них решение было легким, для него – нет. Каким будет его будущее?

Его чашку снова наполнили порро, он схватил ее и жадно осушил.

Глава двадцать третья

Это была долина саску. Широкая и богатая долина, которая тянулась между защитными каменными стенами, высокими и непреодолимыми. Сначала здесь был только камень, который потом по воле Кадайра расступился в разные стороны.

Ненни верил в это, ведь доказательства были у него перед глазами. Кто, кроме Кадайра, мог иметь такую силу, чтобы разрезать камень, как мягкий ил? Разорвав камни, Кадайр проложил по дну долины русло реки и наполнил его свежей водой. Все это было ясно. Ненни сидел в тени у края и думал о том, что услышал от Саноне. Мысли, подобные этим, заполняли его мозг каждый раз, когда он охранял их долину.

Только Кадайр мог разрезать камни одним махом, но прав – дай было и то, что даже крепчайшие камни разрушает время.

В этом месте стены долины расходились в стороны, образуя откосы с осыпями, по которым можно было подняться. Саску ходили здесь, когда покидали долину для охоты. Потому-то Ненни и сидел здесь сейчас, ибо ходили они, но могли пройти и другие, а в дальних холмах охотились каргу.

Ненни уловил какое-то движение среди камней. Может, животное или птица, а может и нет. Саску не обращали внимания на каргу до тех пор, пока те держались на расстоянии.

Им даже иногда позволяли подходить ближе, чтобы обменять мясо на ткани или горшки, но за ними постоянно следили, ибо каргу предпочитали постоянно действовать крадучись. Подобно животным, они жили под открытым небом и, безусловно, были ближе к животным, чем к саску, хотя и умели говорить.

Правда, говорили они плохо, а их меха мерзко пахли, как и они сами. Движение повторилось, и Ненни вскочил на нога, держа в руке копье.

Там что-то было, что-то большое, двигающееся между двумя большими валунами. Ненни вставил копье в копьеметатеяь, держа его параллельно руке.

По склону карабкался каргу. Он должно быть устал, потому что часто останавливался отдохнуть. Нении не двигался и следил за ним, пока не убедился, что он один. Место, которое он охронал, господствовало над дорогой, и каждый, кто хотел попасть в долину, должен был миновать его. Убедившись, что за первым каргу не идут другие, Ненни тихо спрятался за выступом.

До него доносился звук катящихся камней, потом послышался топот бегущих ног. Охотник бежал между высокими каменными столбами, которые стояли на вершине как часовые. Когда он миновал Ненни, тот прыгнул и тупым концом ударил в спину нежданного гостя. Каргу глухо вскрикнул и упал. Ненни наступил на его запястье, затем отбросил копье незнакомца в сторону и ткнул острием своего копья в грязный мех, закрывавший желудок каргу.

– Твоему племени запрещено ходить в долину.

Острие наконечника сделало его слова более понятными.

Каргу свирепо взглянул на него темными глазами, окруженными спутанными волосами и бородой.

– Я хотел пресечь... выйти к холмам за ней... – сказал он.

– Уходи обратно или останешься здесь навсегда.

– Нужно быстрее идти дальше... к другим саммад...

– Ты пришел сюда тайком. Твоему племени запрещено пересекать долину, и ты знаешь это. Почему же ты пытался проскользнуть?

Неохотно и бессвязно каргу объяснил почему.

Порро кончился, и Керрик обрадовался этому. Он творил с его головой странные вещи, и он не знал, было это хорошо или плохо.

Он встал, потянулся, а затем вышел из пещеры с картинами, и Херилак присоединился к нему. Они смотрели, как Саноне ведет торжественную процессию мандуктос к новорожденному теленку, лежавшему на подстилке из соломы. Потом все они запели хором, а Саноне натер красной краской хобот существа. Его мать не привлекала к себе никакого внимания и спокойно жевала зеленые ветки.

Керрик заговорил было об этом, но тут его внимание привлекли движущиеся по берегу фигуры. Одна из них, с темными волосами и одетая в меха, была каргу, и Керрика удивило его присутствие здесь. Он знал, что иногда охотники приходят для торговли, но этот шел с пустыми руками, а шедший за ним саску нес два копья. Покалывая каргу одним из них, он подталкивал его в направлении Саноне.

– Что это? – спросил Херилак. – Что случилось?

– Не знаю. Давай послушаем.

– Он пришел в долину, – сказал Ненни. – Я привел его к тебе, Саноне, чтобы ты услышал его рассказ. – Он снова подтолкнул каргу копьем. – Говори, что ты рассказал мне.

Каргу посмотрел по сторонам, нахмурился, вытер пот с лица грязной рукой, испачкав его при этом.

– Я был в холмах, охотился, – неохотно начал он. – Всю ночь прождал у водяной ямы, но олени не пришли. Утром я вернулся к своим, но все они были мертвы.

Холодное предчувствие кольнуло Керрика.

– Мертвы? – спросил Саноне. – Твоя саммад? Что с ними случилось?

– Они умерли. А у саммадара не было головы. Он провел пальцем поперек шеи. – Ни копья, ни стрелы, а все мертвы. Там было только это.

Он порылся под своими мехами, достал мятый кусок кожи и медленно развернул его. Керрик знал, что там лежит и что он сейчас увидит. Небольшие острые предметы.

Дротики от хесотсана.

– Они пришли сюда!

Херилак громко выкрикнул эти слова, заревев, как от невыносимой боли. Его кулак ударил каргу по руке так, что тот застонал.

Дротик упал на землю, и Херклак принялся топтать его ногами.

Саску удивленно смотрели на него, ничего не понимая, а Саноне повернулся к Керрику, ожидая объяснения. Но Керрик испытывал ту же самую смесь черного гнева и страха, что и Херилак. Наконец, пересилив себя, он сказал:

– Это те... с юга. Мургу... мургу, которые ходят, как тану. Они снова пришли.

– Те мургу, о которых ты рассказывал мне? От которых вы бежали?

– Те самые. Мургу, которых мы никогда прежде не видели и даже не представляли. Они ходят, говорят, строят города и убивают тану. Они убили мою саммад и саммад Херилака. Охотников, женщин, детей, даже мастодонтов...

При этих последних словах Саноне кивнул с почтительным пониманием. С тех пор, как Керрик впервые рассказал ему о мургу, он много думал об этом вопросе, но ничего не говорил вслух, потому что не был уверен. Теперь же уверенность пришла к нему, ибо он знал учение и знал, что есть только одно существо, которое осмеливается убивать мастодонтов.

– Карогнис... – сказал он, и в голосе его звучала такая ненависть, что ближайшие к нему содрогнулись, отступив назад. – Карогнис ходит по земле и теперь пришел к нам.

Керрик едва слышал, что говорит Саноне, не интересуясь его словами.

– Что же нам делать? Снова бежать? – спросил он Херилака.

– Если мы побежим, они последуют за нами. Теперь я понял значение моих снов. День, о котором ты говорил, пришел. Я встречусь с ними и буду сражаться, а потом умру. Но это будет смерть воина, потому что многие мургу умрут вместе со мной.

– Нет, – сказал Керрик, и слово это прозвучало резко, как пощечина. – Это было бы хорошо, будь ты одиноким человеком, который хочет умереть. Но ты сакрипекс. Может, ты хочешь, чтобы охотники и саммад умерли вместе с тобой? Может, ты забыл, что мургу бесчисленны, как песчинки на берегу? В открытом бою мы можем проиграть. Сейчас я хочу, чтобы ты ответил мне, кто ты – сакрипекс, который поведет нас в бой, или охотник Херилак, который хочет в одиночку выйти против мургу и умереть?

Херилак был на голову выше Керрика, и теперь он смотрел на него сверху вниз, а пальцы его сжимались и разжимались от гнева. Однако Керрик был зол не менее, чем он, и холодно смотрел на него, ожидая ответа.

– Это грубые слова, Керрик. Никто еще не говорил так с Херилаком.

– Я говорю с сакрипексом как маргалус. С охотником Херилаком я буду говорить по-другому, потому что его боль – это и моя боль. – Его голос смягчился. – Это твой выбор, великий Херилак, и никто не сделает его за тебя.

Херилак молча смотрел вниз, сжав кулаки с такой силой, что побелели костяшки. Потом он медленно кивнул, а когда заговорил, в словах его были понимание и уважение.

– Вот так сын учит отца. Ты напомнил мне, что однажды я заставил тебя выбирать! Тогда ты выслушал меня, покинул мургу и снова стал охотником тану. Если ты смог сделать это, то я должен выполнить свой долг сакрипекса и забыть о том, что видел во сне. Но ты маргалус и должен рассказать мне, что будут делать мургу.

Инцидент кончился и был забыт. Сейчас нужно было принимать решение. Глубоко задумавшись, Керрик смотрел на охотника каргу, видя вместо него ийлан и фарги, пришедших сюда, и пытаясь представить, что и как они будут делать.

Каргу тревожно задвигался под его пристальным взглядом.

Наконец Керрик заговорил:

– Ты, охотник, нашел свою саммад мертвой. Какие следы ты обнаружил там, какие знаки?

– Там было очень много следов животных, которых я никогда прежде не видел. Они пришли с юга и ушли на юг.

Керрик почувствовал внезапную надежду. Повернувшись к Херилаку, он перевел ему слова каргу. Кажется, он понял значение действий ийлан.

– Если они вернулись, то это должна быть часть большого отряда. Маленькая группа фарги не зашла бы так далеко, это просто невозможно. Их существа летают, и поэтому они знают, где мы находимся, перед тем как напасть. Они узнали, что в этом месте находится лагерь тану, напали и вырезали его. Это значит, что они знают и о саммад и о саску в этой долине.

Слова Саноне нарушили ход его мыслей и вернули Керрика к действительности.

– Что произошло? Я ничего не понимаю.

– Я говорю о мургу, которые ходят, как тану, – сказал Керрик. – Они пришли с юга и пришли в большом количестве. Единственное, чего они хотят – это убить нас, и у них есть способы узнать, где мы находимся, перед тем как напасть.

– Значит, они атакуют и нас? – Саноне задал вопрос, прозвучавший как эхо слов Херилака.

– Они узнают об этой долине и будут убивать здесь всех, потому что это тану.

«Действительно ли они сделают это? – подумал Керрик. – Да, конечно. Сначала они несомненно пойдут на лагерь саммад, потом придут сюда. Но когда? Они, конечно, окружат долину и, может, делают это уже сейчас. Но могут ли они ударить сейчас, в это время? Нет, ийланы думали иначе. Выследить добычу, залечь на ночь, напасть на рассвете. Они наступали так всегда в прошлом и всегда удачно и не будут менять этого сейчас».

Он быстро повернулся к Херилаку.

– Мургу атакуют саммад в лагере утром, я уверен в этом. Завтра утром или в один из следующих дней.

– Я пойду предупрежу их, чтобы немедленно уходили.

Он повернулся и побежал, но Керрик окликнул его.

– Куда вы пойдете? Куда вы можете уйти, чтобы они не пошли за вами?

Херилак повернулся, глядя на Керрика.

– Куда? Лучше всего на север, к снегам. Они не смогут пойти туда.

– Они слишком близко и настигнут вас в холмах.

– Тогда куда?

Когда Херилак выкрикнул это слово, Керрик внезапно увидел ответ на него. Он указал на землю.

– Сюда. За каменный барьер, в эту долину без выхода. Пусть мургу приходят за нами, их встретят смертоносные палки, копья луки. Пусть их дротики бьют в камни вместо нас, а мы будем лежать и ждать их. Они не уйдут, думая, что мы в ловушке, но в ловушке окажутся они, а не мы. У нас здесь есть пища и вода, а крепкие копья помогут нам. Пусть они атакуют и умрут. Думаю, что время бегства подошло к концу. – Он повернулся к Санояе. – Решение зависит от тебя, Саноне. Саммад могут уйти на север или в эту долину, где будут ждать нападення. Впрочем, они могут и не напасть...

– Они нападут, – сказал Саноне со спокойной уверенностью. – Будущее также ясно сейчас, как и прошлое. Мы жили в этой долине, копили свою силу и ждали возвращения мастодонтов. Вы сделали это, привели их сюда, и теперь мы должны защищать их. В мастодонтах сила Кадайра, а вне их – Карогнис, стремящийся уничтожить эту силу. Вы не знаете о нем, но мы знаем. Если Кадайр – это солнце и свет, то Карогнис – ночь и темнота. Кадайр поселил нас на эгой эемле, а Карогнис хочет уничтожить, мы знали о существовании Карогниса, знали, что однажды он придет, а теперь мы знаем его облик и знаем, что он пришел. Мургу эти больше, чем ты о них думаешь, и в то же время меньше. Они сильны, ведь это Карогнис, пришедший на землю и воюющий пролив Кадайра и его людей. Вот почему вы пришли к нам, вот почему был рожден детеныш мастодонта Арнвит. Он – воплощение Кадайра, и мы скоро увидим, как будет остановлея Карогнис. Быстрее зови сюда своих остальных, сражение начинается.

Глава двадцать четвертая

– До чего же безобразны эти существа! – сказала Вайнти. – А этот самый безобразный среди них.

Она тронула ногой отделенную от тела голову. Лицо и волосы ее были в пыли и измазаны засохшей кровью.

– Этот несколько иной, – сказала Сталлан, тыкая в голову своим хесотсаном. – Смотри, какой темный у него мех. Это новый вид устозоу. У всех других были белая кожа и мех, и только у этих они темные. Но эти существа тоже имеют палки с острыми камнями на концах и носят куски грязных шкур на своих телах.

– Устозоу, – резко сказала Вайнти. – Их нужно убить.

Движением руки она отпустила Сталлан и посмотрела вокруг на организованную суматоху фарги. Пока одни разгуливали и кормили уруктопов, другие расстилали чувствительные лозы по кругу вокруг всего лагеря. Теперь никто не мог приблизиться в темноте к лагерю незамеченным. Выведенные световые существа стали сейчас более яркими и более чувствительными, к тому же они указывали на потревоженное место, заливая его потоком света из своих глаз. Впрочем, гораздо интереснее были маликассеи, которых фарги осторожно разматывали вдали от лоз. Это было новое открытие – животные, жившие фотосинтезом в течение дня и безопасные в это время, но в темноте из потайных мест у них выдвигались отравленные шипы, несущие смерть любому дотронувшемуся до них существу. Шипы втягивались обратно только с наступлением дня.

Один из ийлан приблизился к Вайнти. Это была Окотсеи, обезображенная возрастом, но не было ума, равного ей. Именно она вывела существо, которое могло видеть и записывать изображение при свете звезд. Она улучшила и сам этот процесс, поэтому теперь ее летающие разведчики находились в воздухе день и ночь, и снимки, которые они приносили, были доступны почти тотчас после их возвращения. Обратив на себя внимание Вайнти, Окотсеи протянула ей пачку пластинок.

– Что это? – спросила Вайнти.

– То, что вы просили, Эйстаи. Они сделаны сегодня утром, вскоре после рассвета.

Вайнти взяла снимки и внимательно просмотрела их. Все они были одинаковы. Длинные тени вытянулись от пасшихся на лугах мастодонтов. Никаких изменений. Слезы, душившие ее три дня назад, когда они нашли пустой лагерь, оказались беспочвенными. Животные не ушли, а просто переместились с одного места на другое. Они не были встревожены, присутствие ее ударной силы не заметили.

– Покажи мне это место на большом снимке, – сказала она.

– Птицы летали ночью и днем то близко к земле, то высоко в небе. Эти новые снимки были взяты у высоко летающего рептора, охватывали большие участки реки, речную долину и большой участок прилегающей территории. – Окотсеи постучала по нему пальцем. – Вот это место, тце мы провели прошлую ночь. Там было логово устозоу, которых мы уничтожили и откуда принесли эту голову. – Ее палец передвинулся. – Сейчас мы вот здесь, а устозоу обнаружены здесь, у реки.

– Ты уверена, что это именно те, которых мы ищем?

– Я уверена только в том, что это единственная группа по эту сторону снежных гор, которая имеет мастодонтов. Другие устозоу находятся здесь, здесь и здесь. Самая крупная из этих групп – в этой речной долине. Дальше к северу, за пределами этого снимка, еще больше этих существ, но нигде, за исключением этого места, нет ни одного мастодонта. На восточной стороне гор есть много групп, подобных этой, но на этой стороне – только одна.

– Хорошо, отдай это Сталлан, она планирует утреннюю атаку.

Фарги принесла Вайнти вечернее мясо, но та была настолько захвачена своим планом, что съела его, почти ничего не почувствовав. Снова и снова она прокручивала в памяти все приготовления, чтобы убедиться, что ничего не забыто. Все было так, как должно быть. Они атакуют утром, и, прежде чем солнце сядет, Керрик будет мертв или в ее руках. Лучше, в ее руках, гораздо лучше. При этой мысли пальцы ее судорожно сжались.

Она пыталась думать об этом логически, без всяких эмоций, но ненависть кипела в ее душе, и ничего не вышло.

Сколько снимков она уже посмотрела? Сосчитать их было невозможно. Одна группа устозоу походила на другую, и все же она была уверена, что того, кого она искала, не было ни на одном из предыдущих снимков, сделанных к востоку от гор.

Только увидев снимок с изображением мастодонтов к западу гор, она почувствовала, что наконец-то нашла его. Завтра она будет знать об этом наверняка.

С приходом темноты она уснула, как делали все ийланы, под охраной осторожно уложенных лоз. Тревог ночью не было, и ничто не потревожило их сон. С первыми лучами солнца фарги засуетились и подготовка к маршу и сражению началась. Было еще холодно, и Вайнти не снимала с плеч плаща.

Сталлан присоединилась к ней, когда она следила за погрузкой. Все шло спокойно, с настоящей ийланской организацией, группы, возглавляемые начальниками, умело выполняли свои задачи. Вода, мясо и другие запасы были уложены на специально выведенные крупные уруктопы. Впрочем, удовольствие от оперативности подчиненных было испорчено, когда Вайнти заметила Пелейн, пытавшуюся привлечь ее внимание.

– Вайнти, я должна поговорить с тобой.

– Вечером, когда дневная работа будет сделана. Сейчас я занята.

– Вечером может быть слишком поздно и твой план сорвется.

Вайнти не шевельнулась и не сказала ни слова, но один глаз ее холодно взглянул на Пелейн, которая была слишком взволнована, чтобы заметить неудовольствие начальника.

– Я хотела, чтобы все было иначе, но Дочери много говорят между собой и очень беспокоятся. Они начинают чувствовать, что совершили ошибку.

– Ошибку? Ты уверяла меня, что отныне вы перестанете быть Дочерьми Смерти и будете Дочерьми Жизни во всем. Настоящими гражданами Альпесака, оставившими свои ошибки позади и готовыми помогать нам во всем.

– Выслушай меня, могущественная Вайнти. – Пелейн сжала руку в невыразимом страдании, ладони ее выражали ее переживания. – Говорить о чем-то и принимать решения – это одно дело, а принести его другим – совсем иное. Мы пошли с тобой по своей воле, пошли через море, землю и реки, ибо считали, что твои поступки правильны. Мы согласились, что устозоу – хищные животные, которых нужно убивать, как мы убиваем мясных животных.

– Да, с этим вы были согласны.

– Да, до тех пор, пока не увидели этих животных. Две из Дочерей были с отрядом, который нашел вчера устозоу.

– Я знаю об этом, потому что сама посылала их.

«Испытание кровью, – подумала она, – как это называет Сталлан. Она всегда так делает с фарги, которые должны стать охотниками. Имелось много таких, которым было тяжело убивать, потому что они слишком долго были в городах, слишком давно вышли из моря и забыли, что значит убивать быстро и эффективно. Убийца должен не думать, а действовать. Эти Дочери Смерти слишком много думают, думают все время и не делают больше ничего. Испытание кровью должно излечить их от этого».

Пелейн было трудно говорить, и Вайнти терпеливо ждала, когда та возьмет себя в руки.

– Они могли не вернуться, – сказала наконец Пелейн.

– Ты смеешь обсуждать мои приказы?! – Вайнти выпрямилась, дрожа от гнева.

– Они мертвы, Вайнти. Мертвы обе.

– Этого не может быть. Сопротивление было слабым, и никто не пострадал.

– Они обе вернулись, рассказали о лагере устозоу и сказали, что он походил на маленький город. У устозоу было много странных вещей, и они кричали от боли, умирая. Когда они рассказали нам обо всем, кто-то заметил, что теперь они стали Дочерьми Смерти, а не Жизни, они согласились с этим. Потом они воспользовались своими хесотсанами и умерли. Умерли так, будто Эйстаи лишила их имен и выгнала из города. Теперь мы знаем, что заблуждались и, убивая устозоу, несли смерть, а не жизнь. Мы не можем больше помогать тебе, Вайнти, не можем убивать для тебя.

Пелейн прервала свои нервные движения – то, что она хотела сказать, было сказано. Решение было принято, точнее, навязано им. Дальше все зависело только от Вайнти.

Вайнти задумалась, и Пелейн замерла, ожидая, они неподвижно смотрели друг на друга, широко раскрыв глаза и расставив ноги. Вокруг было тихо.

«Это бунт, – думала Вайнти, – и его нужно немедленно прекратить». Но с этой мыслью пришло понимание невозможности этого, понимание того, что эти существа наверняка откажутся брать оружие в будущем. Смерть теперь была ее врагом. Эти неуправляемые самки видели смерть двух из них и верят, что это случится и с ними. Что ж, ведь они правы. Они не могут сражаться, но зато могут умереть.

– Можешьидти, – сказала она. – Иди к своим Дочерям Смерти и скажи им, что они позор нашего города. Хесотсаны будут у них отобраны. Они будут работать, и от них не будут требовать убивать.

Пелейн знаком выразила свое согласие, повернулась и заторопилась прочь. Если бы она осталась еще ненадолго, то услышала бы, как Вайнти закончила свое высказывание:

– Их будут просить не убивать, а умирать...

Она подозвала к себе таракаста. Доверенная фарги подбежала к ней и наклонилась, прижавшись к боку животного так, что Вайнти по ее плечам поднялась на спину своего скакуна.

Развернув его, она направилась в голову колонны, где возглавила марш.

Вооруженные ийланы на таракастах ехали впереди армии и по сторонам колонны, охраняя ее фланги. Сталлан, как всегда, детально изучила снимки и теперь показывала дорогу.

Спуск к месту будущей стоянки у реки был легким, и Вайнти приказала остановиться, только когда один из разведчиков примчался назад.

– Идут, – просто сказала она, подразумевая большую группу устозоу.

– Они идут к месту своей прежней стоянки, – сказала Вайнти, выражая движением тела свою надежду.

– Возможно, – сказал разведчик. – Я видела по следам, что они повернули к месту, где стояли раньше. Следы ведут вдоль реки в речную долину, поняв это я вернулась доложить вам.

– Могут они повернуть назад или уйти другим путем? – спросила Сталлан.

– Это невозможно. Я следовала за ними, пока по сторонам не поднялись высокие стены. Там была только одна дорога.

– Ловушка! – ликующе воскликнула Сталлан, подтолкнув своего животного ближе к Вайнти и показывая ей снимок. – Смотри сюда, сарн'эното, смотри на ловушку, в которую они вошли. Речная долина широка, но у нее высокие стены, и единственный путь идет вдоль реки, которая усыпана камнями и очень быстра. Здесь для них выхода нет.

Сарн'эното – древнее название из полузабытого прошлого – означало командира в вооруженном конфликте, которому все повинуются. Вайнти взяла снимок и коснулась его пальцами.

– Здесь, на этой стороне, ты сама показала мне дорогу вниз, в долину.

– Эту дорогу можно блокировать. Отправим отряд закрыть этот выход, а главные силы останутся здесь, для атаки.

– Что ж, пусть будет так. Это мой приказ. Кстати, на других снимках я видела в долине больше устозоу.

– Значит, больше устозоу умрет в ней, – тут же ответила Сталлан, так ухватив когтями таракаста, что тот заревел от боли. Она легко справилась с ним, повернулась и ускакала.

Солнце еще только прошло зенит, когда Окотсеи передала Вайнти самые свежие снимки, еще теплые и влажные. Та внимательно просмотрела их, один за другим, передавая стоящей рядом Сталлан.

– Все готово, – сказала Сталлан, взглянув на последний из них. – Отсюда они не убегут. – Ее пальцы сжали снимок, он хрустнул и сломался. – Дорога закрыта и охраняется. Мы ждем твоих приказаний, сарн'эното.

Глава двадцать пятая

– Атаковать вдоль реки, – сказала Вайнти. – Сначала резким броском занять каменный барьер и убить всех устозоу, которые могут прятаться там, затем ворваться в долину. Пусть впереди идут фарги, а вы не высовывайтесь. Возможно, устозоу знают о наших передвижениях, в этом случае первые атакующие погибнут. Начинайте.

Толпы фарги двинулись вдоль берега реки. Их было так много, что, пытаясь прорваться через узкую брешь, некоторые из них прыгали в воду. Вайнти проследила за их уходом, затем села на хвост и, замерев, стала ждать результата. Позади нее остальные фарги спешивались и разгружали запасы. Они как раз закончили, когда из долины вернулась усталая Сталлан и медленно подошла к молчащей Вайнти.

– Они лежат в укрытии, – сказала она. – Мы стреляем, но невозможно определить, есть ли попадания. Первые атакующие мертвы, как ты и предполагала, но прежде чем выйти из боя, мы подобрали все хесотсаны, которые могли. Я подготовила защитную линию за пределами дальности их оружия и пришла сюда.

Вайнти вовсе не казалась удивленной этим неприятным событием.

– Они знали, что мы пришли, и потому пришли в долину. А сейчас я хочу видеть все сама.

Сталлан провела ее сквозь толпу фарги, приказав им расступиться, чтобы пропустить сарн'эното. Река бурлила сквозь камни, и именно здесь Сталлан создала линию обороны. Одни фарги прятались за камнями, другие рыли защитные траншеи в мягком песке. Сталлан подняла свой хесотсан и указала на изгиб реки.

– Сейчас нужно быть осторожными, я пойду первой. – Они осторожно двинулись вперед и вскоре увидели первые тела.

Большинство из них лежали у подножия скалы, и только некоторые успели немного подняться, прежде чем упасть. Река омывала барьер и бурлила в узком проходе. Здесь тоже лежали трупы фарги, наполовину в воде, наполовину на суше.

Вайнти взглянула на них, на солнце, висевшее еще довольно высоко, и заговорила:

– Мы будем атаковать снова. Если не ошибаюсь, хесотсаны могут жить и под водой.

– Да. Их носовые клапаны при этом закрываются.

– Очень хорошо. Вот что мы сделаем. Атака барьера будет продолжаться, я не могу прекращать попыток из-за смерти нескольких фарги.

– Это будет нелегко, и многие погибнут.

– В мире нет ничего легкого, Сталлан, иначе все мы сейчас были бы Эйстаи без прислуживающих нам фарги. Ты знаешь, что Дочери Смерти отказались сражаться?

– Я забрала у них хесотсаны.

– Хорошо. Но они могут еще послужить нам. Пусть возглавят атаку на барьер.

Когда Сталлан поняла смысл этих слов, губы ее разошлись в стороны, открыв ряд острых зубов.

– Ты первая и мудрейшая из всех, великая Вайнти. Их тела примут множество смертоносных дротиков, а вооруженные фарги пойдут дальше. Ты единственная, кто смог извлечь пользу из этих обременительных существ. Все будет сделано, как ты приказала. Устозоу и Дочери Смерти умрут вместе. Это подходящая компания для них!

– Но это еще не все. Таким образом мы можем подавить их, но наши потери будут слишком велики. Поэтому я хочу, чтобы одновременно с атакой по фронту вооруженные фарги спустились вниз по течению реки и ударили защитникам в тыл, отвлекая их. Потом мы сметем их с барьера и уничтожим остальных.

Мухи уже роились над телами, лежавшими на камнях внизу. Кроме них, ничто не двигалось, и журчание было хорошо слышно в тишине. Керрик взял пригоршню дротиков и один за другим стал вставлять их в хесотсан.

– Они отошли назад, – сказал Саноне, осторожно выглядывая из укрытия.

– Настоящее сражение еще не началось, – ответил Керрик. – Они только проверили нашу силу. Скоро они вер нутся. – Он повернулся к Саноне и замер. – Стой, как стоишь. Не двигайся!

Осторожно протянув руку, он вытащил из головного платка Саноне дротик.

– Если бы он прошел насквозь, ты был бы уже мертв.

Саноне спокойно взглянул на смертоносный кусок шипа.

– Наша ткань гораздо ценнее, чем я думал. Она не остановит копья, но достаточно прочна, чтобы защитить от яда мургу! Если мы полностью завернемся в нее, то можем стать неуязвимыми.

Керрик отбросил дротик в сторону.

– Потому-то мы и прячемся за этими валунами. Но когда дротики полетят, как листья осенью, мы окажемся в опасности.

Он повернулся и посмотрел на охотников, лежавших на вершине барьера. Все они были вооружены хесотсанами и хорошо пользовались ими, храня свои стрелы и копья. Вооруженные копьями саску ждали на другой стороне стены и на земле, готовые, если понадобится, помочь. Сейчас все они могли только ждать.

Херилак, стоявший на вершине каменной стены, первым увидел атакующих.

– Они снова идут! – крикнул он, затем скрылся в убежище.

– Не тратьте дротиков зря, – приказал Керрик. – Подпустите их поближе.

Он знал, что этот приказ – правильный. Когда атакующие приблизились в первый раз, некоторые выстрелили из своих хесотсанов задолго то того, как они оказались в пределах досягаемости, и, глядя на них, начали стрелять другие. Это было бесполезно: запасы дротиков были велики, но хесотсаны уставали и реагировали недостаточно быстро, если из них стреляли слишком много. На сей раз защитники подождут, пока фарги поднимутся на камни.

Они были все ближе, и Керрик вдруг заметил, что идущие впереди безоружны. Что бы это значило? Какая-то уловка?

Впрочем, это было к лучшему – тем проще будет их убивать.

– Стреляйте! – закричал он. – Стреляйте! – И, сжав свой хесотсан, послал смертоносный дротик в ближайшего атакующего. Тану тоже закричали и начали стрелять, но враги все наступали. Некоторые из них пронзительно вскрикивали, но большинство умирали молча. Защитники барьера издавали такой шум, что Керрик не сразу услышал голос, окликнувший его.

– Река! Смотрите на реку!

Керрик повернулся, глянул и отшатнулся. Среди бурлящей воды двигались какие-то темные пятна, которых становилось все больше и больше. Некоторые из них направлялись к берегу. Ийланы, плывущие по течению с хесотсанами в руках, выходили на берег.

– Убивайте их вводе, копьями и стрелами!

Херилак бросился со стены вниз, его могучий голос перекрыл другие шумы сражения.

– Керрик, оставайся здесь со смертоносными палками. Сейчас они пойдут в лоб, их нужно остановить...

Заставив себя повернуться, Керрик увидел, что Херилак верно угадал намерения врага. За безоружными атакующими, лежавшими сейчас грудой тел, появились толпы фарги, стрелявших на ходу.

– Не давайте им пройти! – закричал Керрик. – Стойте на месте и продолжайте стрелять. – Он выстрелил раз, другой... Фарги была так близко, что он ясно увидел дротик, вонзившийся ей в горло, увидел широко раскрытые глаза, когда она падала вниз.

Теперь живые поднимались по мертвым, используя их как укрытие. Сражение перестало быть односторонним. Упал один охотник, за ним второй... Хесотсан Керрика задрожал в его руке, и прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что тот пуст.

Времени на перезарадку не было. Схватив копье, он ударил фарги, карабкавшуюся к вершине, и та, вереща от боли, полетела вниз.

Она была последней, и атака захлебнулась. Тяжело дыша, Керрик прижался спиной к камню, заставляя свои пальцы двигаться осторожно, пока он вставлял дротики в хесотсан.

Другие охотники тоже прекратили стрельбу. Керрик быстро взглянул на реку.

Довольно много фарги достигли берега, но все они были уже мертвы. Правда, и защитники понесли потери. На мелководье темные фигуры саску лежали вперемежку с трупами пйлан, сплетенные в последнем усилии. Другие трупы, утыканные стрелами, плыли вниз по течению. Саноне окликнул Керрика и, повернувшись, тот увидел, что саску стоит на вершине барьера и прикрывает глаз от заходящего солнца.

– Они ушли обратно, – крикнул он. – Прервали атаку. Мы победили!

«Победили, – подумал Керрик, глядя по сторонам на мертвых тану. – И это называется победой? Мы уничтожили несколько фаргу в мире, которяй кишит ими. Часть из нас погибла, и они будут атаковать до тех пор, пока мы не умрем все. Мы отбросили их, но не выиграли ничего. Если даже на этот раз мы заставим их уйти, они все равно вернутся. Их ненависть так же сильна, как и наша, и они найдут нас, где бы мы ни спрятались, поэтому бесполезно прятаться. Они пойдут за нами, куда бы мы ни пошли, поэтому нам бесполезно уходить».

И вдруг он осознал, что охота идет только за ним. Если бы они хотели просто убивать тану, то по другую сторону гор их было предостаточно. Репторы и ночные птицы могли выследить их всех до единого. Но нет, эта огромная сила пришла сюда и ударила прямо в эту долину. Почему? Да потому, что здесь был он. Вайнти, оставшаяся в живых, по-прежнему искала мести.

Что же делать? Куда бежать? И можно ли защититься от них?

Гнев охватил его, сотряс его тело, заставил поднять над головой хесотсан и закричать:

– Тебе это не удастся, Вайнти, ты не сможешь убить нас всех. Ты будешь пытаться, но не сможешь. Это земля, на которой мы живем, и ты со своими холодными тварями не пересечешь океан, чтобы изгнать нас отсюда. Тебе не одолеть нас и, поняв это, ты уведешь уцелевших фарги домой. Потом ты придешь снова...

Керрик вдруг заметил, что Саноне удивленно смотрит на него, не понимая ни слова из того, что он говорит. Его запал прошел, но холодный гнев остался. Криво улыбнувшись мандуктос, он заговорил на саску:

– Ты видел их сегодня в первый раз. Нравятся ли тебе эти мургу, убивающие твоих людей? Мы должны покончить с ними раз и навсегда!

Керрик замолчал, тяжело дыша, и оглядел горы трупов и немногих оставшихся в живых. Смогут ли они остановить ийланов? И если да, то как?

Выбора у них не оставалось, они не могли больше ни отступать, ни прятаться.

Нужно переносить сражения на земли врага. Это был четкий и решительный ответ. Неизбежный ответ.

Саноне изумленно уставился на Керрика, когда тот снова заговорил. Нет, он не говорил, потому что звуки, которые он издавал, Саноне прежде никогда не слышал. Говоря, он двигал всем телом, откидывая голову назад, а руки его дрожали, как будто удерживая что-то.

Керрик заметил удивление Саноне и понял, что говорит на языке ийлан. Холодно проанализировав, что нужно делать, и изучив все факты, он принял решение. Когда он заговорил снова, то говорил на саску четко и понятно.

– Мы объявим войну мургу и будем искать их город, далеко на юге. Мы найдем его, убьем их всех, сожжем это место, которое они называют Альпесак. Я знаю этот город и знаю, как его уничтожить. Этим мы и займемся.

Он повернулся и крикнул Херилаку, стоявшему у края воды:

– Ты получишь то, что видел в своих снах, Херилак. Мы уйдем отсюда на юг, и ты будешь сакрипексом всех тану, которые пойдут с нами. Мургу умрут, я знаю теперь, что нужно сделать, чтобы уничтожить их. Что ты скажешь на это, великий охотник? Поведешь ли ты нас?

Херилак, услышав в голосе Керрика властные нотки, понял, что тот не говорил бы так, не зная, что нужно делать.

Надежда ожила в его душе, и торжествующий вопль был достаточным ответом на вопрос маргалуса.

– Они снова идут, – сказал Саноне.

Битва начиналась снова, и мысли о будущем были забыты перед лицом сегодняшней угрозы.

Глава двадцать шестая

Ийланы вновь штурмовали каменную стену, но дух их был, похоже, сломлен, и атака не достигла цели. Это была последняя атака в тот день, потому что солнце висело низко над горизонтом, прячась в облаках. Немногие уцелевшие фарги отошли назад.

Керрик не думал о будущих боях до тех пор, пока не закончился этот. Стоя на вершине каменного барьера, он смотрел на ворон и насекомых, уже собравшихся на роскошный пир. Скоро стемнеет, и сегодня атак больше не будет, потому что ийланам нужно разбить свой ночной лагерь и подготовить его защиту.

Если бы он мог видеть, что они делают, то придумал бы несколько способов беспокоить их в темноте. Нельзя было позволить провести им мирную ночь и подготовиться к утру. Сегодня они все-таки были слишком близки к успеху, но больше этого допускать нельзя. Добыча должна сейчас стать охотником.

– Нужно что-то делать, а не просто лежать и ждать нападения, – сказал он Херилаку, когда охотник поднялся наверх и присоединился к нему. Херилак согласно кивнул.

– Я пойду по их следам, – сказал Керрик.

– Значит, мы пойдем вместе.

– Хорошо, но нам нужно остаться живыми. Сегодня кое-что произошло: дротик ударил в головной платок Саноне, но не пробил его. Дротики не похожи на стрелы и копья. Они легки и летят не очень далеко.

– Но они тоже убивают. Достаточно простой царапины.

– Это верно, – Керрик указал на валяющиеся трупы и собравшихся стервятников. – Я не хочу, чтобы, отправившись к мургу, мы присоединились к ним. Что если нам обернуть свои тела материей, достаточно плотной, чтобы останавливать дротики? Если мы сделаем это, то охрана, которую они, конечно, оставили здесь, начнет стрелять и выдаст себя. Они умрут, а мы будем живы. Я не собираюсь выходить против всех врагов, нам нужно только подойти поближе, чтобы понаблюдать за ними.

Керрик переговорил с Саноне, тот быстро понял его предложение и отправил двух мандуктос за тканью. Он обмотал ее вокруг Керрика, сложив в несколько слоев, чтобы задержать дротики. Затем, сложив ткань в узкую ленту, обернул ее вокруг головы, оставив только узкую щель, через которую можно было смотреть. Херилак взял дротик и воткнул его в покрытие, но не смог достичь кожи Керрика.

– Удивительно! – воскликнул он. – Скажи им, пусть обмотают так и меня. А потом мы пойдем и глянем на мургу вблизи.

Ткань была теплой, но это было вполне терпимо при стоявшем низко солнце. Керрик чувствовал, что лоб его покрывается потом, но материя поглощала его, и он не стекал им на глаза. Осторожно они начали спускаться по внешней стороне баррикады.

Единственным способом достать землю было идти по грудам тел, которые очень неприятно шевелились под их ногами.

Керрик старался не видеть широко открытые зубастые пасти и продолжал осторожно спускаться, пока не ступил на землю.

Повернувшись, он окликнул наблюдателей на стене.

– Все мургу здесь мертвы. Подождите, пока мы не пройдем вперед, а потом спускайтесь и соберите смертоносные палки, которые они оставили. Они забрали те, что смогли, но здесь их еще много.

Ийланы действительно оставили охрану. Когда одетые в белое охотники подошли к изгибу каменной стены, раздались три резких щелчка. Они бросились вперед, а затем сами выстрелили в фарги, притаившихся среди камней. Две из них упали, а третья вскочила и бросилась бежать, но дротик Херилака, вонзившийся в спину, свалил ее на землю. Расправившись с охраной, Херялак осторожно выдернул дротик из ткани, покрывавшей Керрика, и отбросил его в сторону.

– В этом покрывале жарко, но зато мы живы.

Прежде чем идти дальше, Керрик выдернул два дротика из защиты Херилака.

– Я знаю этого ийлана, – сказал он, указывая на третий труп. – Она охотник из окружения Сталлан. Значит, Сталлан здесь и Вайнти тоже. – Его руки сжали хесотсан, когда он представил, что целится в этих двоих.

– Мы заберем их смертоносные палки, когда пойдем обратно, – сказал Херилак, глядя вперед и держа палки наготове.

Поднявшись по берегу реки, они вышли на равнину и увидели лагерь ийлан, расположенный на открытом месте.

Там было великое множество верховых животных, горы запасов и, конечно, фарги – гораздо больше, чем ходили сегодня в атаку. Керрик почувствовал укол страха при виде этой сцены и заставил себя вспомнить, что атака все же была отбита. Если они пойдут снова, их снова остановят. Если Вайнти хочет потерять всех своих фарги, тану охотно помогут ей.

Множество постов стояло вокруг лагеря, но солнце уже скрылось за горизонтом, и, когда в сгущающихся сумерках появились две одетые в белое фигуры, они отступили за линию защиты, входя через проход, оставленный для работающих фарги.

– Смотри под ноги, – сказал Керрик, – и ищи в траве их ловушки. Эти длинноногие существа могут излучать свет.

– Они все внутри сейчас и закрыли последний проход.

– Хорошо. А сейчас проверим, насколько близко они подпустят нас. Пока темно, они на нас не бросятся, а я хочу проверить, как они защищены.

Херилак заколебался, не решаясь выходить против этой огромной армии мургу и быстроногих верховых животных, которые бегали гораздо быстрее охотников, но Керрик хорошо знал ийлан и пошел вперед широкими шагами. Было еще достаточно светло, когда они достигли внешнего круга лоз и увидели колючки, медленно выдвигающиеся на них.

– Можно не сомневаться, что они отравлены, – шепнул Керрик.

– Почему они не стреляют? – спросил Херилак, указывая на мургу со смертоносными палками, стоявшими по другую сторону барьера. Они стояли неподвижно, флегматично глядя на двух охотников. За их спинами другие фарги расхаживали, ели, укладывались спать, как будто не замечая своих врагов.

– Им никто не приказывал стрелять, – сказал Керрик. – Фарги никогда не думают сами и потому ничего не делают без приказа. Я думаю, им приказали стрелять, если вспыхнет свет. И они повинуются. – Он указал на небольшой уголок поблизости. – Сейчас мы проверим, какой прием они нам приготовили. Даже если дротики долетят сюда, пригорок защитит нас от них.

Керрик подобрал большой комок земли и обвязал вокруг него длинный гибкий стебель травы. Потом раскрутил его над головой, крякнул Херилаку:

– Ложись! – И отпустил стебель.

Тот взлетел высоко в воздух и упал среди защитников.

В ту же секунду сумерки разорвала вспышка света и послышались щелкающие выстрелы из хесотсанов. Воздух вокруг охотников наполнился бесчисленными дротиками. Они прижимались к земле, пока стрельба продолжалась и раздавались громкие крики. Однако после того, как свет потускнел и погас, все стихло. Охотники поднялись, осмотрелись и едва сдержали удивленные возгласы. Было еще достаточно светло, чтобы они разглядели большой дротик, вонзившийся в землю.

– Это что-то новое, – сказал Керрик. – Он больше, чем все те, которые я видел до сих пор, летит гораздо дальше. В два раза дальше, чем из ваших смертоносных палок. Наверное, они вывели более мощную смертоносную палку и научили ее стрелять, когда кто-нибудь касается охранных лоз. Достаточно побеспокоить их, как вспыхивает свет и эти штуки начинают стрелять. Думаю, что даже с материей, которую мы носим, нам лучше отойти подальше.

Они быстро пошли обратно и, выйдя за пределы полета дротиков, повернулись, и взглянули на темную и молчаливую массу вражеского лагеря.

– Херилак, ты лучший лучник. Скажи мне, можешь ты достать отсюда до лагеря?

Херилак снял ткань с головы, вытер разгоряченное лицо и взглянул на пригорок, от которого они ушли, и дальше – на лозы и линию световых животных.

– Думаю, можно послать стрелу так далеко, но попасть в мишень на таком расстоянии очень трудно.

– Цель не имеет значения до тех пор, пока стрелы падают за линией защиты. И мне кажется, что саску с их копьеметателями тоже могут бросать так далеко.

– Твой план хорош, маргалус, – сказал Херилак и засмеялся. – Мургу лежат там, как семена в стручке. В них просто невозможно промахнуться.

– Вместо спокойного сна сегодня ночью у мургу будут другие дела! Нужно пометить это место, чтобы мы нашли его, когда вернемся.

– С копьями и луками!

Херилак оказался прав. Стрела устремилась высоко вверх, далеко перелетела линию защиты и нашла себе мишень в лагере. Оттуда донесся пронзительный крик боли, и охотники громко засмеялись, хлопая себя по бедрам. Они утихли только тогда, когда Саноне вставил свое копье в копьеметатель, потом отвел его назад и резким движением послал в темноту.

В лагере завизжало раненое животное, и все поняли, что и копье нашло свою цель. Яркий свет вдруг ослепил их, и они отпрянули от тучи дротиков, но все они падали слишком далеко. Одностороннее ночное сражение разыгрывалось дальше.

Несмотря на заверения Керрика, не все охотники верили, что враги будут молча лежать и умирать, не пытаясь атаковать своих мучителей, и потому стояли готовые броситься в темноту, когда это произойдет. Однако атаки не было. Единственным ответом были вспыхивающие огни да движение в лагере, когда фарги подались назад, чтобы скрыться от стрел и копий.

Запас стрел у охотников был ограничен, поэтому Херилак вскоре приказал им прекратить стрельбу. Свет погас, мургу погрузились в сон – и тут стрелы полетели вновь.

Это продолжалось всю ночь; отдохнувшие охотники занимали место уставших. Керрик и Херилак немного поспали, затем, когда рассветало, проснулись и приказали охотникам вернуться к Каменной баррикаде.

Весь день они стояли наготове, ожидая атаки, и по очереди спали. Но прошло утро, а ничего не происходило. После полудня, когда все было по-прежнему тихо, Херилака окружили добровольцы, желавшие разведать позиции врага. Он отказал всем им. Когда начали сгущаться сумерки, все еще без малейших признаков атаки, они вместе с Керриком вновь обмотались материей. Они осторожно двигались, держа оружие наготове, но на этот раз не обнаружили охраны. Все еще осторожно они поднялись на речной берег и высунули замотанные годовы за его край, следя сквозь щели для глаз.

Равнина была пуста.

Быстро, как только мог, враг исчез, и следы его уходили к горизонту.

– Они ушли! Мы разбили их! – закричал Херилак, восторженно размахивая руками.

– Нет, не разбили, – ответил Керрик, у которого вдруг закружилась от усталости голова. Он сел на землю, сорвав с лица душившую его ткань и глядя на уходящие вдаль следы. – Они потерпели поражение и отброшены назад, но они подобны отравленным шипам. Мы срезали их в одном месте, а они вырастут в другом и крепче, чем были.

– Тогда мы вырвем эти шипы с корнем раз и навсеща. Уничтожим их, чтобы они не могли вырасти и вернуться.

Керрик согласно кивнул.

– Да, это нужно сделать, и я знаю, как этого достичь. Нужно поговорить с саммад и мандуктос саску. Пришло время вышвырнуть ийлан прочь, как они пытались сделать это с нами.

– Теперь мы сами придем к ним сражаться.

Глава двадцать седьмая

Двое мальчиков, истекавших потом от близости к огню, подбросили в костер сухих веток. Те ярко вспыхнули, заливая внутренность пещеры волнами золотого света, и нарисованные на стенах животные, казалось, задвигались. Саноне еще не было, но остальные мандуктос уже сидели под изображением мастодонта, как того требовали правила. Керрик, Херилак и саммадары сидели по ту же сторону костра.

По другие стороны располагались охотник, а за ними все остальные члены саммад. Саноне пошел на это с большой неохотой, ибо по обычаям саску все решения принимали мандуктос, и ему было трудно понять, что у тану саммадары не имеют такой же власти. Однако, в конце концов, компромисс был достигнут, и вожди сели по одну сторону, а саммад – по другую. Саску это необычное положение было в диковинку, и только немногие из них подошли ближе, слушая из темноты и выжидающе глядя из-за плеч сидящих перед ними. Когда из темноты, тяжело ступая, вышел мастодонт, они зашевелились со смешанными чувствами удовольствия и страха. Сначала были слышны только шаги тяжелых ног, потом вспыхнули факелы и осветили темные фигуры.

Наконец мастодонты вошли в круг света. Корову Духу вел Саноне, а один из мальчиков сидел у нее на шее. Однако саску смотрели не на нее, а на новорожденного малыша, шедшего рядом с ней. Когда Саноне вытянул руку и коснулся маленького хобота, из темноты донесся одобрительный ропот. Только после этого мандуктос занял свое место у костра.

Армун сидела позади охотников, спящий ребенок удобно висел в кожаной сумке у нее на спине. Когда Керрик поднялся, чтобы говорить, и все разговоры стихли, она закрыла лицо руками, чтобы другие не видели ее гордой улыбки. Освещенный пламенем костра, он казался таким прямым и сильным, его длинные волосы были перевязаны лентой из харадиса, а борода спускалась на грудь. Когда все замолчали, он повернулся так, чтобы все могли слышать его.

– Вчера мы убивали мургу, а сегодня хоронили их, поэтому вы все знаете, как много их погибло во время атаки. Мы убили огромное количество, и только немногие оставшиеся в живых бежали от нас. Теперь они не скоро вернутся обратно.

После его слов из темноты раздались одобрительные крики, а когда он перевел их на саску, загремели барабаны, сделанные из тыкв. Керрик подождал, пока все стихнет, н продолжал:

– Они вернутся не скоро, но все же вернутся. Вернутся более сильными, с лучшим оружием. Они всегда возвращаются и будут приходить снова и снова, и не успокоятся, пока все мы не умрем. Это правда, и мы должны всегда помнить об этом. Об этом и о тех, кто уже погибли.

Мрачную тишину нарушил Херилак, и в голосе его звучала горечь:

– Это действительно так. Керрик знает об этом, потому что его саммад была первой уничтожена мургу. Он один выжил, был захвачен мургу в плен и научился говорить с ними. Он знает их обычаи, и поэтому вы должны слушать, когда он говорит о мургу. Вы должны слушать меня и сидящего здесь Ортнара, ибо мы одни уцелели из нашей саммад. Все охотники, все женщины, все дети и все мастодонты были убиты мургу.

Слушатели горько застонали при этих словах, а Саноне взглянул на мастодонта, возвышающегося над ним, и зашептал слова мольбы к памяти этого огромного животного, одновременно слушая перевод Керрика.

– Нет места, куда бы мы могли уйти от них, где они не сумели бы нас найти, – сказал Керрик. – Саммад, сидящие здесь, сражались с ними на берегу великого океана, на равнине утиноклювых и наконец в этой долине, перевалив через высокие горы перед этим. Сейчас пришло время прервать наше бегство. Теперь мы знаем, что они всегда найдут нас, и поэтому я скажу вам, что нужно делать.

Керрик сделал паузу, чтобы набрать воздуха, обвел взглядом ожидающие лица и продолжил:

– Мы должны перенести войну к ним, прийти в их город – и уничтожить его.

Послышались недоверчивые возгласы и одобрительные крики. Саску вопросительно смотрели на него, и Керрик перевел им свои слова. Затем все голоса перекрыл голос Хар-Хавола, и охотники замолчали, готовые выслушать его.

– Как мы можем это сделать? Как можно сражаться с этими вооруженными мургу? И уничтожить целый город? Я не понимаю этого.

– Тогда послушайте, – сказал Керрик. – Вот. что нужно сделать. Херилак знает все пути к городу Альпесак: однажды он водил туда своих охотников, убил несколько мурту и вернулся живым. Он может сделать это еще раз. Только теперь он поведет не горстку охотников, а всех, кого мы соберем. Он тайком проведет их сквозь джунгли, и мургу не найдут их, как бы ни искали.

Он приведет охотников в Альпесак, а я скажу им про способ, как уничтожить этот город и всех живущих в нем. Сейчас я расскажу вам, как это можно сделать. – Он повернулся к мавдуктос и перевел им все это, чтобы они тоже знали, о чем вдет речь.

Воцарилась полная тищина, никто из слушателей не шевелился. Все глаза следили за ним, когда он шагнул вперед. Где-то в стороне закричал ребенок, но его тут же заставили замолчать. Один шаг, и вот уже Керрик у огня. Схватив суховатую ветку, он сунул ее в пламя и постучал по головешкам, так что в воздух взвился сноп искр. Затем он вытащил ее из костра, пылавшую и потрескивающую, и поднял высоко над головой.

– Вот что мы сделаем – принесем огонь в их город деревьев, туда, где его никогда не было. Мургу не пользуются огнем и не знают о его разрушительном действии. Что ж, мы покажем им его. Мы пустим огонь в Альпесак, разрушим его до основания сожжем всех мургу и не оставим там ничего, кроме угля!

Последнее его слово утонуло в диком восторженном реве.

Херилак встал рядом с ним, тоже держа зажженную ветвь и что-то крича, но голоса его не было слышно из-за криков охотников. Остальные саммадары сделали то же самое, пока Керрик переводил для мандуктос. Поняв, в чем дело, Саноне подождал, пока стихнет шум, и подошел к огню. Выхватив из него пылающую головню, он поднял ее над головой.

– Кадайр создал для нас эту долину в привел нас сюда, когда вокруг была темнота. Затем он создал звезды, чтобы небо не было пустым, и луну, чтобы она освещала нам путь. Но вокруг было слишком темно, чтобы могли расти растения, и тогда он поместил на небе солнце. Так был создан мир. Мы живем в этой долине, ибо мы дети Кадайра. – Он медленно обвел взглядом аудиторию, глубоко вздохнул и громко произнес одно единственное слово: – Карогнис!

Женщины саску закрыли свои лица, а мужчины громко застонали, как от боли. Тану с интересом смотрели на них, хотя и не поняли слов. Говоря, Саноне расхаживал возле костра, голос его был громок и требователен.

– Карогнис скрывался в этих существах, называемых мургу, и они были разбиты, а те, что не умерли – бежали. Но это еще не все. Пока они живы, живет Карогнис, и значит, мы не можем чувствовать себя в безопасности. Потому-то Кадайр и пришел к нам в этом новорожденном мастодонте, чтобы показать путь к победе над Карогнисом. Люди мастодонтов будут нападать и убивать мургу. – Он вдруг остановился, схватил другую горящую ветку и закрутил ее над головой. – Мы пойдем с вами, и Карогаис будет уничтожен! Мы будем сражаться рядом с вами, и убийц святых животных поглотит пламя.

Его жесты были вполне ясны, и слушатели разразились одобрителишм ревем. Будущее было предрешено. Каждому хотелось висказаться, и было много криков, которые постепепо стихали, когда Херилак потребовал ташины.

– Хватит! Мы знаем, чего хотим, но я хочу услышать от Керрика, как это будет сделано. Я знаю, что он много думал об этом. Пусть говорит.

– Я скажу вам, как это будет сделано, – сказал Керрик. – Когда на горных перевалах растает снег, мы всеми саммад снова пойдем в горы. Скорее всего, на той стороне сразу же заметят мургу, и поэтому они должны видеть движущиеся вместе с женщинами и детьми саммад, а не вооруженную армию тану. Нужно их обмануть. Идя на запад, мы будем встречаться с другими саммад, разделяться и соединяться вновь, путая свои следы. Для мургу все мы выглядим одинаково. Поэтому они наверняка потеряют наш след. Только после этого мы выйдем на берег океана. Мы будем охотиться и ловить рыбу, как делали это раньше, когда убили мургу, пришедших убить нас. Они заметят это, задумаются и решат, что это очередная ловушка.

Керрик потратил много времени, пытаясь представить себя иа месте ийлан и думать, как думают они. Как думала Вайнти, которая – он не сомневался в этом – пока жива, будет возглавлять фарги. Она могла, конечно, заподозрить ловушку и попытаться обратить ее против тану. Было много вариантов ее поведения, но Керрика это не беспокоило. Саммад не будет там, когда она ударит.

– Для нас не важно, что об этом думают мургу, – сказал он. – Саммад уйдут с берета прежде, чем враг успеет его достичь... Они простоят там столько, сколько нужно для заготовки запасов на зиму. Это будет легко, ведь там будет много охотников и мало едоков. Когда мы повернем обратно и пройдем через холмы, мы разделимся и саммад уйдут в горы, к снегам безопасности.

– А охотники пойдут на юг. И быстро. Мы понесен с собой кое-какие запасы, а остальное придется добывать охотой. Херилак знает дорогу через холмы, потому что дважды проходил по ним. Мы пойдем, как могут ходить по лесу только охотники, и, может быть, нас не заметят. Однако у мургу много глаз, и трудно надеяться скрыться от них. Но это не важно – они не смогут остановить нас. У них всего несколько охотников знают лес, а у нас множество. Если они найдут нас, то умрут. Исчезнув в лесах, мы будем ждать, когда придет время, а перед зимними дождями, когда подуют сухие ветры, ударим по ним, сожжем город и уничтожим его жителей. Вот как мы достигнем своей цели.

Решение было принято, и если кто-то с ним не согласен, он молчал и ничего не говорил. Все выступавшие поддерживали его – им хотелось сразиться с врагом на его земле.

Когда костер погас и разговоры стихли, собрание закончилось и все разошлись по своим палаткам и пещерам. Армун шла рядом с Керриком.

– Должен ли ты делать это? – спросила она, хотя и знала его ответ заранее. – Будь осторожен, Керрик. Я не хочу жить на свете без тебя...

– Как и я без тебя. Но это нужно сделать. Вайнти будет приходить до тех пор, пока один из нас не умрет. Я принесу войну в Альпесак, чтобы быть уверенным, что это будет она. С ее смертью город сгорит, ийланы будут уничтожены, а мы сможем жить в мире: но не раньше, и ты должна понимать это. Больше я ничего не могу сделать.

Глава двадцать восьмая

Вернувшись в Альпесак, Вайнти поняла, что потеряла расположение Малсас. Причины этого были вполне понятны. Вайнти была первой сарн'эното города, и со временем ее власть переросла власть Эйстаи. Малсас одобряла это, как одобряла и все приготовления Вайнти. Она потеряла благорасположение только после возвращения с запада.

Когда устозоу были найдены на западе, куда они пробрались, перейдя через горы, Вайнти сразу решила, что их нужно уничтожить. Расстояние было большое, но жажда мести еще больше.

Урукето перевезли огромное количество фарг, и на берегу выросли груды снаряжения. Когда зима кончилась, Вайнти двинулась вперед во главе армады, какой мир еще не видел. Они шли вдали от царя, хорошо вооруженные, с большим количеством запасов продовольствия и прочной защитой. Положение всех устозоу было известно, и их стаи одна за другой окружались и уничтожались. Это должно было стать концом всех устозоу.

А потом разбитая армия вернулась домой.

Известие о происшедшем достигло города задолго до того, как первая фарги ступила на берег. Когда Вайнти докладывала совету, Малсас на берегу не было. Отсутствие Эйстаи было весьма многозначительно. Совет холодно выслушал объяснения Вайнти, подсчитал потери, а затем отпустил ее. Точнее, отправил прочь, как обычную фарги.

После такого падения Вайнти перестала приходить на амбесед, где ийланы собирались каждый день, где сидела Эйстаи и находился центр города. Она оставалась в стороне, одинокая, и, видимо, забытая, и ждала сообщения, которое все не приходило. Она лишилась расположения, и никто не приближался к ней, как бы ни сочувствовал изгнаннице.

Прошло много дней, прежде чем к ней явился посетитель, которого Вайнти вовсе не желала видеть. Но встреч с эфензеле никогда не следовало избегать.

– Это могла быть только ты, – мрачно заметила сна. – Единственная, кто рискнула увидеться со мной – это Дочь Смерти.

– Я хочу поговорить, эфензеле,– сказала Энга. – Я слышала много рассказов о последнем походе, и все они огорчают меня.

– Мне они тоже не доставляют удовольствия. Когда я уходила отсюда, то была сарн'эното, а сейчас сижу одна и жду вызова, который все не приходит, и даже не знаю, кто я – попрежнему сарн'эното, которая может командовать, или же упала ниже фарги.

– Я здесь не для того, чтобы умножать твои страдания. Правда, те, что плавают на вершинах высоких волн...

– Могут только погрузиться в пучину. Оставь эти рассуждения для своих подруг. Я знаю эти глупости, сказанные вашей основоположницей Фарнекши, и полностью не согласна с ними.

– Сейчас я коротко изложу причину моего прихода. Я хочу услышать от тебя правду.

Вайнти резко оттолкнула ее, щелкнув при этом пальцем.

– Меня не волнует, что говорят друг другу глупые фарги, я не собираюсь обсуждать их бессмысленные рассуждения.

– Значит, будем говорить только о фактах. – Движения Энги были мрачны и неумолимы. – Эти факты известны нам обеим. Своими сомнениями Пелейн внесла в ряды Дочерей раскол. Она убедила многих из нас поддержать тебя, и эти введенные в заблуждение существа пополнили твою армию. Они ушли с тобой на эту убийственную кампанию и не вернулись.

– Разумеется, – разговаривая, Вайнти делала телом как можно меньше движений, сообщая лишь минимум информации, и тут же замирала, когда все было сказано. – Они умерли.

– Ты их убила.

– Их убили устозоу.

– Ты послала их против устозоу без оружия, они могли только умереть.

– Я послала их против устозоу, как делала это со всеми другими. Они сами отказались нести оружие.

– Почему они сделали это? Ты должна объяснить мне. – Энги наклонилась вперед, и Вайнти отпрянула от нее.

– Я не хочу говорить с тобой, – сказала она, по-прежнему делая минимум движений. – Оставь меня.

– Только после того, как ты ответишь на мой вопрос. Я долго думала над этим и пришла к неизбежному выводу, что причина их действий жизненно важна для самого нашего существования. Пелейн и я по-разному объясняли учение Угуненапсы. Пелейн и ее последователи решили, что твое дело правое, и пошли за тобой. Теперь они мертвы. Почему?

– Ты не получишь от меня ответа. Ни одного слова в поддержку вашей разрушительной философии. Уходи.

В стене мрачной неподвижности Вайнти не было ни одной трещины, но Энги была не менее решительна и тверда в своем намерении.

– Они несли оружие, когда уходили отсюда, и были с пустыми руками, когда умерли. Ты утверждаешь, что по своему выбору, но их выбор не зависит от мясника, пославшего их на бойню.

Вайнти с трудом вынесла это рассчитанное оскорбление.

Губы ее задрожали, но она по-прежнему молчала, Энги безжалостно продолжала:

– Я снова спрашиваю тебя, почему ты сделала это? Что могло изменить их взгляды на ношение оружия? Что-то явно случилось. Ты знаешь это и скажешь мне.

– Никогда!

– Скажешь!

Энги качнулась вперед и сжала руки Вайнти своими мощными пальцами, ее рот широко раскрылся в гневе. В то же мгновение она заметила слабые движения радости и выпустила Вайнти, оттолкнув ее от себя.

– Тебе нравится, что я использую насилие, не так ли? – сказала Энги, тяжело дыша. – Ты хочешь увидеть меня опустившейся до уровня насильника. Но И не унижу себя, как бы меня ни провоцировали. Я не присоединюсь к тебе в твоей подлой животной испорченности.

Терпение Вайнти кончилось, и весь гнев, сдерживаемый со дня возвращения, вырвался наружу.

– Ты не присоединишься ко мне – ведь ты уже присоединилась! Ты, как и я, поддалась гневу, значит, как и я, будешь убивать.

– Нет, – сказала Энги, снова спокойная. – Этого я никогда не сделаю, так низко я никогда не опущусь.

– Никогда? Ты будешь делать это... все вы будете. Те, что присоединились к Пелейн, уже делали. Они стреляли из своих хесотсанов и убивали устозоу. В эти минуты они были настоящими ийланами, а не жалобно ноющими, презренными изгнанниками.

– Они убивали – и умерли, – мягко сказала Энги.

– Да, они умерли. Подобно тебе, они не смогли перенести факта, что оказались не лучше всех остальных...

Тут Вайнти остановилась, поняв, что в гневе ответила на вопрос Энги, укрепив тем самым ее веру.

Когда Энги осознала правду, весь ее гнев испарился.

– Спасибо тебе, эфензеле, спасибо. Сегодня ты оказала мне и Дочерям Жизни огромную услугу. Ты сказала, что мы на правильном пути и должны идти по нему, не сворачивая. Только на этом пути можем мы достичь правды, о которой говорила Угуненапса. Те, что убивали, умерли сами после этого убийства, а другие, видя это, решили поступить иначе. Так и было, верно?

Вайнти ответила холодным гневом:

– Да, так было, но по другим причинам. Они умерли не потому, что были лучше, а для того, чтобы позволить выжить другим ийланам, потому что были точно такими, как те, первые. Они думали, что могут избежать смерти изгнанного из города, но они ошибались, и умерли точно так же. Вы не лучше всех прочих, а кое в чем гораздо хуже.

Молча, погрузившись в свои мысли, Энги повернулась и пошла, но у входа остаиовилась иоглянулась.

– Спасибо тебе, эфензеле, – сказала она, – спасибо за огромную правду. Жаль, что так много погибло, чтобы открыть ее, но, возможно, это был единственный путь. Может, даже ты в своем стремлении к смерти приносишь нам жизнь. Спасибо.

Вайнти зашипела от гнева и желания вцепиться Энги в горло, но быстро взяла себя в руки. Сейчас на вершине ее неопределенного положения ей приходилось многое сносить.

С этим нужно било что-то делать. Может, пойти на амбесед к Эйстаи и поговорить с ней? Нет, это может ничего не дать, а после такого публичного унижения ей уже не подняться. Но что тогда? Есть ли кто-нибудь, кого она может вызвать? Да, есть одна, которая, как и она, верит, что нет ничего важнее уничтожения устозоу. Она вышла, подозвала проходившую мимо фарги и проинструктировала ее.

Большая часть дня прошла, но никто не появился, и постепенно гнев Вайнти сменился полной пустотой, и она молча сидела, ни о чем не думая. Настолько темным и мрачным было ее настроение, что она с трудом пришла в себя и поднялась, когда наконец заметила, что рядом кто-то стоит.

– Это ты, Сталлан?

– Ты посылала за мной?

– Да. Ты не пришла навестить меня по своей воле.

– Нет. Это могли заметить и передать Малсас, а мне не нужно подобное внимание со стороны Эйстаи.

– Я верила, что ты поможешь мне, но ты, видимо, больше ценишь свою шкуру.

Сталлан стояла, широко расставив ноги, и уходить не собиралась.

– Нет, Вайнти, я не ценю свою шкуру. Мое дело убивать устозоу, и, когда ты вела, я шла следом. Сейчас ты в стороне, и я жду.

Плохое настроение Вайнти немного улучшилось.

– Я не ошиблась, приняв это за намек, Сталлан? За легчайший намек, что моя энергия нашла бы лучшее применение, устрой я резню ближайших устозоу? Что мне не стоило затевать большую кампанию, чтобы убить одного жалкого устозоу?

– Это твои слова, Вайнти, а не мои. Но знай, что я разделяю твое желание разорвать горло этому устозоу.

– Но преследовать его, куда бы он ни побежал, слишком мало?

Вайнти ходила по комнате взад и вперед, извиваясь от гнева, ее когти рвали плетеное покрытие пола.

– Я говорю это тебе, Сталлан. Возможно, наша последняя атака была ошибкой, но, начиная ее, никто из нас не знал результата, а у всех были честолюбивые стремления. Даже у той, что сейчас не хочет говорить со мной. – Она повернулась и ткнула пальцем в Сталлан.

– Скажи мне, верная Сталлан, почему ты, все время избегавшая меня, пришла сюда?

– Потери забыты. Кроме того, большинство убитых просто фарги. Сейчас здесь говорят только о тех ийланах, которых устозоу убили в лесу, и о мертвых самцах на берегу. На многих снимках, которые приносят птицы, изображены устозоу. Ийланы смотрят на них, и гнев их растет. Они удивляются, почему прекратилось их уничтожение.

Вайнти от удовольствия запела.

– Верная Сталлан, я ошибалась в тебе. Пока я пряталась в темном гневе, ты сделала то, что приведет к концу моей ссылки. Ты напомнила им об устозоу, показала, что они делали и делают вновь. Скоро за мной придут, Сталлан, потому что вспомнят: уничтожение устозоу – одна из вещей, которые я делаю хорошо. Мы совершили свои ошибки – и научились на них. Теперь это будет спокойная, умелая резня устозоу. Как срывают с дерева плоды, чтобы накормить животных, так мы будем срывать этих животных и будем делать это до тех пор, пока дерево не опустеет и Гендаши не станет только ийланским.

– Я с тобой, Вайнти. Увидев первого устозоу, я сразу поняла, что кто-то из нас должен умереть. Или они – или мы...

– Это правда. Придет день, когда череп последнего устозоу повесят на шипы Стены Истории.

Сталлан ответила тихо, но с большой искренностью:

– Его повесят твои руки, Вайнти. Только твои.

Глава двадцать девятая

У Вайнти вошло в привычку каждый вечер перед заходом солнца приходить к макету Гендаши. Его создатели, закончив работу, уходили, и все это широкое, слабо освещенное пространство переходило в ее распоряжение. Здесь она могла изучать изменения, происшедшие за день, если птицы приносили интересные снимки.

Сейчас было лето, животные передвигались с места на место, и стаи устозоу делали то же самое. Она видела, как они сходились вместе, затем расходились, и так до тех пор, пока их невозможно было отличить одну от другой. У нее не было власти, и она не могла распоряжаться полетами птиц, поэтому безо всяких вопросов принимала любую информацию, запечатленную на снимках.

Однажды, когда она была здесь, пришла Сталлан и принесла только что поступившие снимки, которые хотела сравнить с другими. Вайнти нетерпеливо схватила их и просмотрела в слабом свете уходящего дня. Хотя между ними не было никакого договора, только Сталлан знала, что Вайнти бывает здесь в это время дня, и в последние дни приходила сама, принося все новые данные о движении устозоу. Таким образом, Вайнти больше, чем кто-либо в городе, знала об этих существах, уничтожить которых она поклялась.

Когда появились новые снимки долины устозоу на юге, она изучила их особенно внимательно и ее не удивило, когда однажды кожаные укрытия и большие животные исчезли. Керрик не хотел ждать ее возвращения и ушел. Но он появится снова, она была в этом уверена.

Все это долгое лето она изучала макет и ждала. Она следила за передвижениями различных стай устозоу и видела, как одна из особо крупных движется на восток. Когда, наконец, эта стая вышла из-под защиты гор и достигла океана, она еще молчала и продолжала ждать. Ждала она и тогда, когда они остановились так, что их легко можно было атаковать из моря.

Ее терпение было безгранично. Сталлан передавала ей разговоры ийлан, встревоженных приближением этой стаи и тем, что с ней ничего не делается. Малсас тоже слышала эти разговоры, видела снимки и должна была что-то делать. Теперь давление оказывалось на нее, а не Вайнти, и этот факт позволял Вайнти надеяться на скорый вызов к Эйстаи. Когда, наконец, пришли фарги, Вайнти постаралась скрыть свое приподнятое настроение.

– Сообщение Вайнти от Эйстаи.

– Говори.

– Требуется твое присутствие на амбесед.

– Возвращайся. Я иду.

Вайнта много думала об этви моменте, высчитывая, какой интервал может пройти между сообщением и ее появлением. Не очень большой: не стоит злить Малсас без причины. Сначала она хотела обратиться к ней формально, но потом отказалась от этого. Вайнти капнула несколько капель душистого масла на ладони и натерла свой гребень, так что тот слабо засиял, а остатками смаэала руки. Теперь можно было идти. Она вышла и пошла неторопясь, но выбрала кратчайшую дорогу к амбесед. Там, в середине города, она кода-то сидела как Эйстаи. Теперь она возвращалась туда, но кем? Кающимся просителем? Нет, тодько не это, она скорее умрет, чем попросит о милости. Она готова принять приказ на служение Альпесаку, но не больше. Это решение было в каждом движении ее тела, когда она шла по улицам.

Амбесед теперь стала больше, приняв всех, прибывших из Инегбана и увеличивших население города ийлан. Появление Вайнти было замечено, и все расступились, позволяя ей пройти, но никто не взглянул на нее и не поприветствовал. Она была здесь и вроде бы ее не было до тех пор, пока она не поговорит с Малсас.

Группа вокруг Эйстаи освободила для нее проход, когда она приблизилась, но никто не поднял на нее глаз. Не обращая внимания на эти полуоскорбления, она уверенно прошла вперед и остановилась перед Малсас. Сталлан стояла рядом с Эйстаи, и ее ладони сменили окраску, показывая, что она ее узнала. Вайнти приветливо ответила ей, поклявшись в душе запомнить это проявление дружбы в то время, когда все отвернулись от нее. Остановившись перед Малсас, она молча ждала, когда та взглянет на нее.

– Я здесь, Эйстаи.

– Да, ты здесь, Вайнти. – Это была просто констатация факта, а не приветствие или отталкивание.

Когда Вайнти замерла и выжидательно замолчала, Малсас продолжила:

– Самые смелые из северных устозоу вышли к берегу океана, где их можно выследить и уничтожить.

– Я знаю об этом, Эйстаи.

– А знаешь ли ты, что я приказала Сталлан пойти туда и убить их?

– Это мне неизвестно. Но я знаю, что Сталлан первая и лучшая в уничтожении устозоу.

– Мне приятно слышать это от тебя. Но Сталлан не согласна с тобой. Она считает, что знает слишком мало, чтобы стать сари'эното в погоне за устозоу. Ты согласна с этим?

Вопрос был задан прямо и отвечать на него надо было без ошибок. Когда Вайнти заговорила, в ее движениях была искренность и твердость намерений.

– Сталлан – великий охотник и истребитель устозоу, и все мы учились у нее. Что же касается ее способностей как сарн'эното, это решать не мне. Только Эйстаи может назначить сарн'эното и Эйстаи снимет его.

Ну вот, это было сказано. Не возмущение, не попытка нажима или лести, а простая констатация фактов. Как всегда, решение принадлежало Эйстаи. Другие могут советовать, но решает только она.

Малсас обвела взглядом молча стоявших вокруг ийлан. Сталлан стояла крепко, как дерево, как всегда готовая выполнить полученный приказ. Никто из видевших ее не сказал бы, что она может согласиться с Эйстаи. Если та скажет, что у нее мало знаний, чтобы стать сарн'эното, это будет принято без возражений.

Малсас оглядела обеих и приняла решение.

– Устозоу должны быть уничтожены. Я – Эйстаи – назначаю Вайнти сарн'эното, которая займется этим. Как ты хочешь достичь этого, сарн'эното?

Вайнти отогнала от себя все мысли о победе и заставила себя не выдать ликования, переполнявшего ее душу. Вместо этого она знаком выразила готовность повиноваться и заговорила:

– Все стаи устозоу избегают сейчас берега, где были уничтожены их сородичи. Но одна пришла и расположилась рядом с нами. Увидев ее, я сразу поняла, что это новая ловушка, а это значит, что нужно сделать две вещи. Первое – избежать западни, второе – устроить западню устозоу.

– Как ты достигнешь этого?

– Мы выйдем из города двумя группами. Сталлан поведет первую, которая двинется на север на лодках, чтобы напасть на устозоу так же, как это делалось в прошлом. Ее группа проведет ночь на берегу перед утренней атакой. Я поведу вторую группу на быстроходных урукето так, чтобы с берега нас не было видно. Мы высадимся севернее устозоу и внезапно ударим по ним, прежде чем они обнаружат наше присутствие.

Малсас сделала знак понимания и в то же время удивления.

– Это избавит нас от стаи устозоу, но как защищаться от тех, что спрячутся от атакующих и ночью перебьют группу Сталлан, когда те будут спать на берегу?

– Эйстаи показала мудрость в этом вопросе. Когда устозоу заметят высаживающихся на берег фарги, они увидят только выгружаемые мясо и воду. После наступления темноты эти запасы перенесут обратно, а вокруг поставят наше новое ночное оружие. Когда это будет сделано, ийланы, очень искусные в этом, перейдут на ночные лодки и, если начнется атака, лодки уйдут, а на берегу останется только смерть.

Малсас задумалась, потом выразила свое согласие.

– Делай так, это хорошо разработанный план. Я вижу, ты много думала над этим, Вайнти.

В этом был слабый намек на то, что Вайнти еще не может быть уверена в своем положении, хотя ее план и принят. Но это было очень слабое замечание, к тому же заслуженное, и Вайнти не обратила на него внимания. Она снова сарн'эното – и это самое главное. Еще держа свое настроение под контролем, она заговорила так спокойно, как только могла.

– Есть еще кое-что, о чем я хотела сказать тебе. Когда мы разрабатывали ночное оружие, выяснилось, что только немногие ийланы могут работать в ночной темноте, даже со светом. Это те специалисты, которые освободят оружие, а затем сядут в лодки. Остальные фарги останутся на берегу и, если начнется атака, весьма вероятно, что все они будут убиты.

– Это плохо, – сказала Малсас. – Уже и так убито слишком много фарги.

– Я знаю это, Эйстаи, да и все знают. Поэтому я хочу, чтобы фарги не подвергались больше опасности, и предлагаю заменить их Дочерьми Смерти. Пусть эти паразиты, пожирающие запасы нашего города, принесут ему какую-то пользу.

Малсас высоко оценила это предложение, и на ее ладонях выступили пятна удовольствия.

– Ты – настоящая сарн'эното, Вайнти. Сделай так, сделай немедленно.

– Подготовка и погрузка запасов займут весь день. Обе группы выступают на рассвете.

Времени было мало, но Вайнти планировала этот штурм не один день. Торопливые приготовления были проведены со свойственным ийланам размахом, и только Энги восприняла это не так, как все. Она настаивала на разговоре с Вайнти и была очень удивлена, когда просьбу ее тут же удовлетворили.

– Что значат отданные тобой приказы, Вайнти? Что ты хочешь сделать с Дочерьми Жизни?

– Я – сарн'эното, и поэтому обращайтесь ко мне как положено.

Энги отпрянула, но тут же поняла, что личная гордость сейчас не главное.

– От нижайшей к высочайшей,– поспешила она. Пожалуйста, скажи мне о сущности твоих приказов.

– Ты и твои подруги отправляетесь на север на лодках. От вас не требуется носить оружие или убивать, нам нужна только ваша работа на благо города.

– Тут кроется больше, чем ты говоришь. Ты не раскрываешь мне всех своих планов.

– Нет, не раскрываю. И не буду. Вы едите запасы Альпесака и живете под защитой тех, кто готов умереть за него. Когда ваша помощь понадобится, вы сделаете так, как вам прикажут.

– Тут кроется что-то плохое, и мне это не нравится. А если мы откажемся?

– Вы все равно отправитесь туда. Если потребуется, вас свяжут, но вы пойдете. А сейчас оставь меня. Уходи, мне нужно многое сделать.

Холодность Вайнти и равнодушие к их решению убедили Энги, что Дочерей действительно свяжут и погрузят на лодки, если они не сделают, как им прикажут. С первыми лучами зари Дочери Жизни уже работали на загрузке лодок, а затем без сопротивления сели в них.

Вайнти проверяла, все ли ночные защитники на месте, когда ее заставило отвлечься появление Сталлан, принесшей пачку снимков.

– Это увеличенные снимки, которые ты просила, сарн'эното.

– Ты уже просмотрела их? Он с этой стаей?

Движения Сталлан были двусмысленны.

– Здесь есть одно существо, которое может быть им, но они все в мехах и все кажутся мне одинаковыми.

Вайнти взяла снимки и начала быстро просматривать их, бросая один за другим на землю, пока не нашла то, что искала. Она с триумфом подняла снимок.

– Это несомненно Керрик! Как ты и говорила, у него вырос мех, но в этом лице ошибиться невозможно. Он там, на берету, и он не уйдет. Ты знаешь, что нужно делать?

– Да. Это хороший план. – Сказав это, Сталлан позволила себе одну из редких демонстраций хорошего настроения. – Очень удачно разработанный план. Впервые я приветствую атаку устозоу.

Закончив погрузку, Сталлан повела лодки на север. Хотя они сделали все, как наметили, весь день плыли на север, достигли берега, выгрузили и подготовили ловушку, все это не потребовалось. В последнем свете дня среди бурунов показался урукето, сопровождаемый энтисенатами, и какой-то ийлан с вершины плавника принялся передавать сигналы. Сталлан приказала одной из ночных лодок доставить себя туда. Когда они подплыли ближе, ийлан сказал:

– Я говорю от имени Вайнти. Она приказывает тебе утром возвращаться в Альпесак, захвати всех с собой. Атака не состоится.

Этого Сталлан не ожидала. Приняв вопросительную позу, она с тревогой смотрела на посланца.

– Дело в том, – сказал ийлан, – что устозоу ушли в глубь суши так быстро, как только могли. Здесь нет никого, кого мы могли бы уничтожить.

Глава тридцатая

Только после полудня рептор улетел на юг. Огромная птица убила утром кролика, а затем, держа добычу в когтях, поднялась на вершину высокого мертвого дерева. Усевшись там, она разорвала зверька и съела его. Темная шишка на ее ноге была ясно видна тем, кто следил за ней из палаток внизу.

Рептор посидел, почистил изогнутым клювом перья и наконец взлетел. Набрав все расширяющимися кругами высоту, он повернулся и улетел на юг.

Одан из мальчиков, которому приказали следить за птицей, тут же побежал известить Керриха, который, прикрыв глаза, взглянул на небо и увидел белое пятно, исчезающее вдали.

– Херилак, она улетела, – сказал он.

Большой охотник с руками по локоть в крови повернулся от туши оленя, которую разделывал.

– Там могут быть другие.

– Да, могут, в этом никогда нельзя быть уверенным до конца. Но эта стая морских птиц улетела, и мальчики говорили, что других крупных птиц не видно.

– Что же нам делать, маргалус?

– Уходить сейчас же и не ждать темноты. Мы уже запаслись пищей и ничего не выиграем, оставшись здесь на ночь.

– Согласен. Мы уходим.

Внутри палаток все их содержимое было уже увязано и подготовлено к отходу. Когда сняли палатки, мастодонтов запрягли в волокуши и быстро загрузили их. Всем не терпелось покинуть опасный берег и уйти в спокойные горы. Уходя, охотники оглядывались назад, но берег был пуст, как и небо.

Костры еще дымились на берегу, и полуразделанная туша оленя висела на раме, но саммад ушли.

Они шли до темноты, потом остановились поесть жареного мяса и двинулись дальше. Марш продолжался всю ночь с короткими оставовками для отдыха животных. На рассвете они были среди поросших лесом холмов, далеко от пути, которым шли на восток, к берету. Мастодонтов освободили от груза и пустили пастись, пока усталые охотники спали под деревьями.

Когда Армун открыла глаза, лучи света, пробивающиеся между деревьями, подсказали ей, что полдень уже прошел.

Голодный младенец кричал, беспокоя ее. Она села, прижавшись спиной к стволу дерева, и дала ему грудь. Керрик недолго спал рядом с ними: она увидела, что он разговаривает на поляне с саммадарами. Лицо его было серьезно, когда он устало пошел обратно, но взглянув на Армун, он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ и, когда он сел рядом, взяла его за руку.

– Мы скоро уйдем, – сказал он и отвернулся, увидев, как улыбка сходит с ее губ. Ее рука сильно сжала его руку.

– Это обязательно?! – сказала она, и ее слова были полуутверждением, полувопросом.

– Ты знаешь, что я должен так поступить. Это мой план и я не могу позволить, чтобы другие штурмовали город, а я стоял в стороне.

– Ты покидаешь меня... – хрипло сказала она, и в словах ее зазвучала вся боль одинокой жизни. – Ты все, что у меня есть.

– Ты ошибаешься, сейчас у тебя есть еще и Арнвит, и ты будешь беречь его, пока я не вернусь. Я, да и все мы, делаем это только ради безопасности саммад, которая невозможна, пока мургу будут охотиться на нас. Только после их смерти мы можем жить в мире, как прежде. Отправляйся вместе с саммад на луга у изгиба реки, и прежде, чем придет зима, мы присоединимся к вам.

– Скажи, что ты вернешься ко мне...

Она опустила голову, и густые волосы закрыли его лицо, как тогда, когда он впервые увидел ее. Ребенок сосал и причмокивал, глядя на него круглыми голубыми глазами. Керрик протянул руку, мягко взял Армун за подбородок и поднял ее голову. Отбросив в сторону волосы, он ласково провел по ее лицу пальцами, задерживаясь на раздвоенных губах.

– Как и ты, я жил одиноко, – сказал он тихо, так, чтобы слышала только она, – все это в прошлом. Когда я вернусь, мы никогда больше не разлучимся. Это я тебе обещаю.

Ласка Керрика обезоружила Армун, она знала, что он действительно испытывает то, о чем говорит, и может смотреть на ее лицо без смеха. Слезы хлынули из ее глаз, и она смогла только согласно кивнуть, когда он поднялся и ушел. Взглянув на ребенка, она подняла его и уложила спать, стараясь не поднимать глаз, потому что знала – охотники уходят.

Херилак вел их через холмы, все время держась в тени деревьев. Он шел быстро и ровно, и остальные следовали за ним.

Они шли без остановок, пока не стемнело настолько, что невозможно стало различать дорогу. К тому же все уже шатались от усталости. Херилак объявил остановку и положил свой ранец на землю. Остальные, довольно ворча, сделали то же самое. Керрик подошел и сел рядом с Херилаком. Они ели молча. Тем временем сумерки сгустились и на небе появились звезды. Прокричала сова.

– Неужели они уже выследили нас? Может, эта сова говорит другим птицам, что мы здесь? – с интересом спросил Херилак.

– Нет. Это просто сова. Птицы, которые выслеживают нас, говорят только с мургу, а не друг с другом. Рептор, который видел нас вчера, еще не вернулся в Альпесак, поэтому мургу еще верят, что мы стоим лагерем на берегу. Когда они обнаружат, что мы ушли, пошлют других птиц искать нас, мы должны быть далеко. Они будут искать саммад и их путь, но мургу не подумаются заглянуть сюда. Опасность будет поджидать нас только, когда мы пойдем к городу.

– Значит, это должно быть как можно позднее...

– Да, когда будет слишком поздно для них.

«Храбрые слова, – подумал Керрик и криво улыбнулся в темноте. Сможет ли эта маленькая группа охотников действительно уничтожить могучий город? Это казалось невозможным. Сколько их тут? Не больше трех дюжин. Правда, они вооружены хесотсанами, но тоже самое есть и иийлан. Хесотсаны, копья и стрелы против могущественной расы, населяющей мир с начала времен». Эта невозможность покрыла его мысли мраком более черным, чем окружающая ночь. Как же этого достичь?

Едва появились эти мысли, пальцы Керрика нашли деревянный ящичек, который он принес из долины. Внутри ящичка лежали камни, в которых был заключен огонь. С этим это можно сделать, и они сделают это. С твердым решением, захватившим его так же. крепко, как он сжимал ящичек, Керрик лег и уснул.

– Вернулись первые птицы, которых мы отправляли, – сказала Вайнти. – Снимки изучены, и мы думаем, что стая устозоу ушла к этим горам, лежащим к северу.

– Ты уверена? – спросила Малсас.

– С этими устозоу никогда нельзя быть твердо уверенным, потому что все они похожи друг на друга. Но мы знаем, что на берегу их больше нет и ни одна из стай не идет на юг.

Сталлан молча стояла позади Вайнти и слушала разговор.

Действительно, на берегу не было найдено ни одной стаи, но это еще ничего не значило. Во всем этом было что-то зловещее.

Это ей подсказывал охотничий инстинкт, но она не знала, что вызвало это чувство. Малсас, хоть и не была охотницей, неосознанно разделяла ее тревогу.

– Я не понимаю этого. Зачем эти животные совершили такой долгий марш на берег и почти сразу же ушли обратно?

Вайнти неуверенно шевельнулась.

– Они запасли пищу на зиму и ловили рыбу.

– У них было мало времени для охоты, – сказала Сталлан.

– Вот именно, – согласилась Малсас. – Что же тогда двигало ими? Ты, Вайнти, долго держала у себя одного из них и должна знать это.

– Они хитры и могут быть очень опасны. Мы не должны забывать, как они убили самцов на берегу.

– Твой усгозоу сбежал, не так ли? – спросила Малсас. – Он с этой стаей на берегу?

Вайнти ответила спокойно, как только могла:

– Я верю в это. Он один из опаснейших, потому что кроме звериной хитрости кое-чему научился у ийлан.

Видимо, Малсас следила за ней и знала о ее интересе к увеличенным снимкам. Этого и следовало ожидать: она сама поступила бы так же.

– Это существо должно быть уничтожено, а его шкура должна быть повешена на Стене Истории.

– Мы хотим того же, Эйстаи.

– Что же ты планируешь сделать?

– Я думаю, что гораздо важнее убить всех устозоу и тогда цель будет достигнута сама собой. Когда умрут все, будет мертв и он.

– Это мудрый план. Как ты его собираешься выполнить?

– С разрешения Эйстаи, я начну трумал, который полностью покончит с устозоу.

Малсас в одном движении выразила свое одобрение и сомнение. Как и все ийланы, в годы своей юности она принимала участие в трумал в океане; когда различные эфенбуру объединялись вместе и сообща нападали на какой-нибудь один объект.

– Я понимаю твои сомневня, Эйстаи, но это необходимо.

Нужно будет доставить из городов Энгобана новые фарги, урукето и оружие, а когда кончится весна, мы двинемся на север и убьем их всех. Прежде чем кончится лето, мы достигнем гор и повернем к теплому морю. Запасов, которые мы возьмем с собой, хватит на всю зиму. Когда же придет следующая весна, мы ударим к западу от гор, и к зиме этот вид устозоу перестанет существовать. Не оставется ни одной пары, которая могла бы размножаться где-нибудь в укромном месте. Вот что должно быть сделано.

Малсас выслушала ее, но все еще сомневалась в возможности такого великолепного плана. Реально ли все это? Можно ли истребить их всех?

– Они все должны быть убиты, – сказала она наконец, отвечая на собственный вопрос. Но можно ли достичь этого уже следующим летом? Не лучше ли посылать небольшие отряды для уничтожения обнаруженных стай?

– Они будут прятаться и уходить на север в холодные зимы, куда мы не можем за ними последовать. Думаю, нужно делать так, как я сказала. Вооруженные фарги пройдут по всей стране, и угроза с севера исчезнет.

– Что скажешь ты, Огаллан? – обратилась Малсас к молчаливой охотнице. – Ты наш лучший истребитель устозоу. Принимаешь ли ты план Вайнти?

Сталлаи взглянула на огромный макет и привела в порядок свои мысли, чтобы высказать их четко и ясно.

– Если здесь будет трумал – устозоу умрут.

Все малча ждали, пока Малсас взвешивала сказанное. Когда она, наконец, заговорила, это был приказ:

– Начинай трумал, сарн'эното, и уничтожь устозоу.

Глава тридцать первая

– О, снова работающая, прости вмешательство малозначащей, – сказала Крунат, неуверенно приближаясь к Вайнти.

Вайнти стояла перед макетом Гендаши, задумчивая и сосредоточенная. Все ее мысли занимала будущая кампания.

Мельком взглянув на пришельца, она автоматически ответила на приветствие. Они встречались и прежде, когда Круват работала над проектом расширения города. Она была в числе помощников Сокайн, делавших эту модель, и, кроме того, помогала в планировании. Сейчас она стояла перед Вайнти покорная, как нижайшая фарги. Вайнти с трудом оторвалась от плана кампании и заставила себя говорить приветливо, хотя и была раздражеяа вторжением.

– Для меня честь говорить с Круват. Чем я могу помочь тебе?

Крунат перебирала в руках снимки, каждым движением тела выражая смирение.

– Прежде всего, спасибо за наведенный порядок, Вайнти, и за развитие технологии снимков. Это было очень важно для планирования и расширения города. Моя благодардость безгранична.

Вайнти сделала легкое движение, принимая благодарность и не желая показывать растущее нетерпение. Тем временем Крунат продолжала:

– К северу от Альпесака растут сосновые леса, но почва там бедная и песчаная. Я изучаю возможность расширения каналов, несущих туда воду, и создания купальных полян для некоторых крупных мясных животных. Поэтому у меня есть много снимков, сделанных на этой территории, но все они, за исключением одного, не представляют для тебя интереса. Возможно, он тоже не много стоит, во мы интересовались местными жизненными фермами и возможностями их использования, поэтому я сделала увеличение...

Раздражение Вайнти было так велико, что она старалась не говорить, но часть ее чувств прорвалась наружу, когда она грубо вырвала снимки из пальцев Крунат. Та раболепно отступила назад. Одного взгляда хватило, чтобы полностью изменить поведение Вайнти.

– Хорошо, Крунат, – тепло сказала она, – ты правильно поступила, принеся их мне. Ты можешь показать на макете место, где были сделаны эти снимки?

Когда Крунат повернулась к макету, Вайнти еще раз изучила снимки. Несомненно, на нем был устозоу, несущий в лапах палку с каменным наконечником. Эта идиотка наткнулась на что-то важное.

– Вот здесь, Вайнти, недалеко от этого места.

Так близко?! Это были всего лишь устозоу, животные, но их присутствие так близко настораживало. Даже тревожило.

Где есть один, могут быть и другие. Когда-то эти существа убили ийлан возле города. Вайнти подозвала фарги.

– Позови сюда Сталлан. А теперь, мудрая Крунат, в благодарю тебя от имени Альпесака.

Сталлан не меньше Вайнти заинтересовалась снимком.

– Он один?

– Да. Я просмотрела все, прежде чем Крунат забрала их.

– Снимок по крайней мере двухнедельной давности, – сказала Сталлан и указала на макет. – Если устозоу еще движется на юг, он должен быть сейчас в этом месте. Что прикажешь, сарн'эното?

– Удвоить охрану вокруг города и проверить все системы тревоги. А сейчас скажи, на что похожа эта территория?

Сталлан показала на макете участок, поросший кустами.

– В этом месте колючие кусты очень густы и почти непроходимы, если не двигаться по звериным тропам. Я хорошо знаю эти тропы. Прикажи отправить в полет лучших сов, и пусть они найдут устозоу. Когда они определят их положение, я возьму лучших охотников и устрою ловушку.

– Хорошо. – Гребень Вайнти распрямился и дрожал. – Думаю, что Керрик с ними. Только он мог отважиться так близко подойти к Альпесаку и привести с собой других устозоу. Убей его для меня, Сталлан, и принеси сюда его шкуру. Мы приколем ее колючками на Стену Истории.

– Твои желания – это мои желания, Вайнти. Я хочу его смерти, так же как и ты.

– Это последнее копченое мясо, – сказал Керрик, веточкой счищая с него личинки. – У некоторых охотников есть еще Эккотаз, правда немного.

Херилак сжевал свой жесткий кусок мяса вместе с личинками.

– Мы уходим, – сказал Херилак, поднимаясь на ноги и забрасывая лук через плечо.

Керрик сделал знак ближайшему охотнику, и тот передал приказ дальше. Марш начался снова, как обычно, с Херилаком во главе. Они шли за ним по покрытой кустами равнине, а затем вдоль края болота, где летали тучи насекомых. Выход из болота пролегал через долину между низкими холмами. Херилак замедлил шаг, раздувая ноздри, потом скомандовал остановку. Когда приказ был выполнен, он подошел к Керрику и сед рядом с ним в тени ивы у кромки воды.

– Ты видел птиц впереди? Они кружатся над деревьями и улетают, так и не сев на них.

– Нет, Херилак, я ничего не заметил.

– В лесу ты должен замечать все, если хочешь остаться в живых. А что ты чуешь?

– Болото. – Керрик улыбнулся, но лицо Херилака оставалось мрачным.

– А я чую мурту. Не оборачивайся и не смотри.

Керрик почувствовал, как его сердце неистово заколотилось, и с трудом сдержался, чтобы не повернуть голову.

– Ты уверен?

– Никаких сомнений.

– Что будем делать?

– Убьем их прежде, чем они убьют нас. Оставайся здесь, пока я не пришлю гонца, потом медленно иди к долине. И держи наготове смертоносную палку.

– Я пойду туда один?

– Нет. С тобой пойдут саску. Все охотники пойдут со мной: они знают, как подкрадываться к добыче.

Херилак тихо скользнул обратно вдоль тропы, быстро перекинулся несколькими словами с сидящими охотниками, и они исчезли среди деревьев. Вскоре появился Саноне, ведя своих вооруженных копьями саску.

– Что случилось? – спросил он. – Херилак сделал нам знак идти вперед и назвал твое имя.

– Мы идем дальше по тропе, но в кусты не входим, – ответил Керрик и, понизив голос, объяснил Саноне, что произошло. Мандуктос это не обрадовало.

– Значит, мы будем приманкой в западне? И когда нас убьют, их смерть будет местью за нас?

– Думаю, мы вполне можем доверять Херилаку. Он не впервые подкрадывается к добыче.

Они молча ждали, посматривая на темную стену джунглей, скрывавшую неведомую опасность. Вон там что-то шевельнулось, Керрик вынул хесотсан, но тут же узнал одного из охотников Херилака. Охотник махнул им рукой и снова исчез среди деревьев.

Керрик двинулся к долине, стараясь не обращать винмания на страх, охвативший всех. Темная долина выглядела угрожающе, там могла скрываться целая армия ийлан. Оружие поднято, вот они целятся, готовясь стрелять... Он медленно делал шаг за шагом, так сильно сжимая хесотсан, что тот извивался в его руках.

А потом впереди донесся пронзительный крик боли, затем еще один, и тут же раздались резкие щелчки из хесотсанов. Керрик заколебался: идти ли им вперед? Что происходит в долине? Он знаком приказал сасху залечь в укрытки и держать оружие наготове. Вскоре они услышали треск ломающихся кустов и приближающиеся шаги. Керрик поднял оружие, и тут из-за кустов выскочила темная фигура.

Ийлан.

Керрнк прицелился и выстрелил, но кусты отклонили дротик, и он пролетел мимо. Ийлан повернулся и посмотрел на него.

Время остановилось. Взглянув в лицо, Керрик узнал его, а по глазам понял, что и она узнала тоже.

Мгновение неподвижности кончилось, когда копье одного из саску ударило в дерево с марганом. Ийлан бросился в сторону и исчез среди деревьев, прежде чем Керрик успел прицелиться и выстрелить.

– Сталлан! – закричал он. – Это Сталлан!

Он бросился было за ней, слыша как саску бегут следом, но скоро остановился, увидев впереди сплошную стену густых кустов. Керрик повернул обратно на звериную тропу и встретился глазами с бегущим Хералаком. Тот был мокрым от пота, но улыбался и победно потрясал копьем.

– Глупые мургу! Мы подобрались к ним сзади. Они лежали в укрытии и ничего не замечали, пока мы не бросились на них. Мы убили их всех.

– Кроме одной. Главной охотницы Сталлан.

– Это неважно. Они знают, что мы здесь, но мало что могут сделать, а мы предупреждены и в другой раз не подойдем к ним так близко.

– Что же теперь делать?

– Собрать их смертоносные палки и вдти вперед. Битва за город началась.

Глава тридцать вторая

Вайнти обсуждала с Малсас детали будущего трумал, когда послышались резкие звуки тревоги. Ийланы, повернувшиеся, чтобы посмотреть, что случилось, были грубо отброшены в сторону Сталлан, которая пробиралась к Эйстаи. Когда она приблизилась, причина ее возбуждения была ясна: ее кожа была поцарапана и измазана грязью, из некоторых царапин еще сочилась кровь. Она шла, пока не оказалась перед Малсас, а затем резко упала на колени. Это было удивитеяьно само по себе, ведь до сих пор ее видели только прямой и гордой. Все молча ждали, что она скажет.

– Несчастье, Эйстаи. Все погибли. Я единственная вернулась.

– Я не понимаю. Как погибли?

Сталлан подняла голову и от гнева спина ее распрямилась.

– Я сидела в засаде. Мы должны были убить устозоу, когда они подойдут ближе. Но они – животные, и мне следовало бы помнить об этом. Они подошли сзади, и мы даже не почувствовали этого. Все охотники и фарги убиты, а я бежала. Останься я там – погибла бы тоже, и вы не знали бы, что случилось. Я рассказала вам об этом, а теперь готова умереть. Достаточно одного твоего слова, Эйстаи!.

– Нет! – гневно и требовательно крикнула Вайнти, отметая эту возможность. Сталлан тревожно уставилась на нее, просьба о смерти была на мгновение забыта. Даже Малсас была просто удивлена этим вмешательством. Вайнти быстро заговорила, не дожидаясь, пока удивление перейдет в гнев.

– Я не хотела оскорбить тебя, Эйстаи, и сказала это только, чтобы сохранить жизнь Сталлан. Не приказывай ей умереть. Она верна городу, и город должен быть верен ей... Я приказала ей взять охотниц и устроить устозоу западню. Если в этом кто-то и повинен, то только я. Нам нужен храбрый боец, а смерть охотниц не ее вина. Мы воюем с устозоу... Я знаю, что говорю бессвязно, и жду твоего решения.

Вайнти стояла, опустив голову. Она пошла на огромный риск, говоря так, и за свою дерзость могла поплатиться жизнью. Но Сталлан была слишком ценна, чтобы терять ее сейчас.

Она оказалась единственным ийланом, приветствовавшим одинокого изгнанника, каким еще недавно была Вайнти.

Малсас смотрела на две фигуры, склонившиеся перед ней, и думала о том, что они говорили. В наступившей тишине был слышен только шорох ног ийлан, которые пытались протиснуться поближе. И пора было принимать решение.

– Ты говорила грубо, Вайнти, и в любое другое время я наказала бы тебя смертью. Но я предвижу слишком много других смертей и хочу сохранить твою жизнь для защиты Альпесака. Сталлан тоже будет жить. А сейчас расскажи мне о значении этих событий.

– Прежде всего, спасибо, Эйстаи. Подобно Сталлан, я живу только для блага Альпесака. Значение этих событий ясно, так же как и всех прошлых. Вооруженные и опасные силы устозоу идут на Альпесак, и их нужно остановить. Значение визита этих существ на берег моря тоже понятно. Это было сделано, чтобы отвлечь нас. Вернувшись в горы, они разделились, и одна группа дикарей двинулась на юг. Узнав об их присутствии, я послала охотниц атаковать их, однако они потерпели поражение. Это должно быть нашим последним поражением, или наш город погибнет.

Малсас удивилась.

– Какой вред могут причинить Альпесаку эти зверьки?

– Не знаю, но боюсь. Мой страх вызван решительностью их продвижения и мощью их атак. Нужно проверить нашу защиту.

– Да, это нужно сделать, – Малсас повернулась к Сталлан. – Теперь я понимаю, почему Вайнти рискнула жизнью ради тебя. Ведь это ты проектировала защиту нашего города, верно?

– Да, Эйстаи.

– Тогда усиль ее. От имени Эйстаи требуй все, что необходимо. Безопасность города в твоих руках.

– И я не позволю ей ослабнуть, Эйстаи. С твоего позволения я пойду проверять охрану...

После ее ухода Малсас огляделась по сторонам.

– Так трудно понять все происходящее на этой новой земле. Здесь все не так, как в Энтобане. Порядок нарушается здесь устозоу, убивающими ийлан. Когда это кончится, Вайнти? Ты знаешь это?

– Я знаю только, что мы будем сражаться с этими существами. И должны победить. – Говоря это, Вайнти изо всех сил старалась не выдать своих сомнений, и все же они были отчетливо видны в каждом ее движении.

Херилак поднял руку, когда из леса впереди донесся пронзительный крик. Охотники остановились, а затем в страхе огляделись, когда эхо повторило крик. Почва под их ногами тяжело сотрясалась.

– Ты знаешь, что это? – спросил Херилак.

– Думаю, что да, – ответил Керрик. – Теперь нужно двигаться медленно, потому что впереди могут быть поля для разведения животных.

Деревья впереди росли близко друг к другу, и тропа, по которой они шли, была очень узкой. Крик из-за деревьев повторился, еще более пронзительный, и Керрик поднял руку.

– Стойте! Видите эти лозы впереди, которые пересекают тропу? Постарайтесь, чтобы они не вцепились в вас. Мы сейчас на самой дальней окраине города, и нужно быть особо осмотрительными.

Охотники осторожно двинулись вперед, внимательно осматривая все по сторонам. У опушки леса они остановились и со страхом взглянули на представшее перед ними зрелище.

Два огромных существа, каждое больше самого большого мастодонта, кружили друг перед другом в высокой траве, а третье наблюдало за ними со стороны. Морщинистые шкуры зверей были желтовато-коричневыми, огромные головы украшали рога, а спины были покрыты кроваво-красными костяными пластинами. Одно из животных сделало выпад и щелкнуло клювом.

Противник отпрянул в сторожу и взмахнул хвостом, который ударился о землю, едва не задев первое существо.

– Руутса, – сказал Керрик. – У них брачный период, и они сражаются за самку, которая пасется в стороне. Я вспомнил это поле и теперь знаю, где мы!

Он утоптал ногами землю, затем наклонился и острием своего ножа провел линию.

– Смотри, Херилак, как выглядит этот город. У них есть его макет, который я долго изучал, и потому хорошо помню его устройство даже сейчас. Море находится здесь, берег рождений здесь, за ними идет стена. А вот тут амбесед, большая пустая площадь, где все они собираются.

Херилак внимательно следил, как Керрик рисовал город и поля вокруг него.

– Поля окружают город по кругу, со всех сторон.

Херилак смотрел на рисунок, задумчиво пощипывая бороду.

– Ты уверен, что мы именно здесь? Прошло много времени с тех пор, как ты покинул город, они могли изменить поля и увести животных в другое место.

– Это невозможно. То, что у них есть, никогда не меняется, а то, что они сделали на одном месте, никогда не будет перенесено на другое место.

– Я верю тебе потому, что ты единственный, кто хорошо знает мургу.

Их прервал крик боли и, повернувшись, они увидели, что один из саску зашатался и тяжело рухнул на землю. Они бросились на помощь, и Херилак потянулся сорвать колючую лиану с его руки, но Керрик остановил его.

– Не трогай его или тоже умрешь. Ему ничем не поможешь: яд уже попал в его тело.

Тело саску изгибалось от боли дугой, на губах выступила пена, смешанная с кровью из прокушенного языка. Он был парализован, потерял сознание и вскоре умер.

– Если не хотите подовой смерти, – сказал Керрик, – не позволяйте ничему прикасаться к вам, пока мы не пройдем поля. Смотрите, куда идете, и не отодвигайте в сторону никаких растений. Некоторые просто схватят вас, а другие, как вы только что видели – убьют.

– И весь город похож на это? – спросил Херилак.

– Нет, только внешняя граница. Это держит на расстоянии животных... и тану. Когда мы пройдем этот барьер, единственной опасностью останется вооруженная охрана. Они прячутся за стенами, и заметить их будет очень трудно.

– Но ночью они должны спать, – сказал Херилак.

– Они, да, но здесь могут быть ночные защитники, которые поднимут тревогу. Мы найдем их позиции и пройдем мимо незамеченными.

– Какой у тебя план?

Керрик вернулся к рисунку на земле и указал на внешний круг.

– Мы должны пройти через эти поля. Большинство из их обитателей травоядны, подобно руутсе, и не нападают, если их не трогать.

Он поднял голову и понюхал воздух.

– Ветер с запада, поэтому нужно обогнуть это место так, чтобы он дул нам в спину. Сразу за полями начинаются деревья города. Они растут близко, и, если мы подожжем их, ничто не остановит огня.

– А можно ли там найти сухое дерево? – спросил Херилак.

– Сомневаюсь.

– Тогда нужно поискать его сейчас и взять с собой.

– Подождем, пока не дойдем до полей к западу от города.

Потом соберем дрова и все будет готово. А барьер нужно пересекать до захода солнца, когда все ийланы, кроме охранных постов, вернутся в город и нас никто не заметит. Мы минуем охрану и дойдем до первых деревьев города уже в темноте. И тогда зажжем огонь.

Когда охотники двинулись в обход, все три руутся спокойно паслись, забыв о недавнем сражении.

Было уже далеко за полдень, котда они обошли внешние поля. Им приходилось идти через рощи деревьев и густые, спутанные заросли кустов. Когдаони подошли к лениво текущему ручью, Керрик скомандовал остановку, а затем передал, чтобы все собрались вместе. В центре потока вода была чистой, и они зашли в нее, чтобы напиться. Когда все утолили жажду, Керрик объяснил, что нужно делать. Все слушали с мрачным вниманием. Теперь их ждала победа или смерть.

Всех настолько захватила речь Керрика, что никто не заметил, как небо затянуло тучами.

Взглянув на небо, Херилак нахмурился...

– Если пойдет дождь – город не загорится.

– Сухой сезон еще не кончился, – сказал Керрик с уверенностью, которой не чувствовал. Он не подумал о том, что они будут делать, если пойдет дождь.

Боязливо поглядывая на небо, все разошлись на поиски сухих дров.

– Мы не должны ждать до вечера, – сказал Херилак. – Нужно зажечь огонь до дождя.

– Здесь могут быть мургу, и нас заметят.

– Придется рискнуть. Пока другие ищут дрова, помоги мне проложить дорогу через колючий барьер.

Они отломили от дерева толстые сучья и придавили ими к земле отравленные лозы. Херилак примял ветки ногами и первым пересек барьер, знаками подозвав к себе остальных охотников.

Дождавшись, пока соберутся все, охотники осторожно двинулись вперед во главе с Керриком.

После долгого перерыва он вернулся в Альпесак. Впереди уже громыхало, и когда первые капли дождя упали на его плечи, Керрик перешел на бег.

Глава тридцать третья

Ребенок, висевший на спине Армун, проснулся и закричал, промокнув к замерзнув под дождем. Стоя на коленях на земле, она и сама промокла насквозь, а руки и ноги ее были измазаны грязью, когда роя землю острой палкой, она искала в ней съедобные корни.

Небо на мгновение осветила молния, и от ударившего сейчас же грома у нее заложило уши. Эрманпадар рассердился на что-то, и нужно было возвращаться в палатку. Ребенок захныкал еще громче, когда она схватила корзину с кореньями и поднялась на ноги.

Уловив над собой какое-то движение, женщина подняла голову и увидела птицу, бесшумно парящую в воздухе. Армун разглядела черную шишку на ее лапе и в страхе бросилась бежать. Гром, молния и птица, говорящая мургу, где находятся тану – это было слишком много для нее. Задыхаясь от страха, она нырнула в спасительную палатку.

Леденящая догадка заставила ее остановиться. Устозоу в городе?! Это было невозможно! Помощница прошла мимо, и в следующую секунду с поля донеслись резкие щелчки хесотсанов.

Фарги падали одна за другой. Помощница с грохотом бросила связку колышков, и тут же дротик вонзился ей в бок.

Крунат в панике повернулась и бросилась бежать обратно, под защиту деревьев. Она хорошо знала город и знала, что поблизости есть пост охраны. Нужно их предупредить.

Вайнти смотрела на макет Альпесака, когда фарги принесли ей известие, что в гавань входит урукето. Резким движением руки она отпустила посланца, но ход мыслей был нарушен.

Взгляд на макет города не помогал. Защита была прочной, к тому же Сталлан еще больше усилила ее, и Вайнти не могла найти ни одного слабого места, где устозоу могли бы причинить какой-нибудь вред. Разве что убьют несколько мясных животных. Стоя здесь, она только напрасно раздражала себя.

Нужно пойти встретить урукето и посмотреть, что за груз он привез. Скоро должны прибыть фарги из Энтобана и хесотсаны увеличенной мощности. Ее армия будет сильна и покончит с устозоу.

Крунат шла по пыльной тропинке вслед за группой фарги, а ее помощница плелась сзади, неся связку деревянных колышков. Каждая из фарги несла молодое фруктовое дерево из теплицы, корни которых были готовы к посадке. На этот раз Крунат шла с рабочим отрядом сама, чтобы иметь полную уверенность, что деревья будут размещены там, где надо. Некоторые ийланы в этом городе были такими же глупыми, как фарги, забывали инструкции и небрежно выполняли самую простую работу. Она обнаружила многочисленные поля и плантации, вообще не нанесенные на макет, и должна была провести корректировку. Но не сейчас. Сегодня нужно расставить свои метки и убедиться, что деревья посажены, где следует. Крунат одним взгладом взглянула на темнеющее небо. Кажется, будет дождь. Что ж, это пойдет на пользу молодым деревьям.

Изгиб тропы привел ее к краю зеленого поля. Навстречу по заросшему травой пространству двигалась цепочка фарги.

Это была первая мысль Крунат, но она тут же отметила, что что-то неладно. Они были слишком худощавы и высоки. И их покрывал мех.

– Одна из них убежала! – крикнул Херилак, бросаясь в погоню.

– Нет времени! – остановил его Керрик. – Нам незачем идти дальше. Нужно разводить огонь, пока не пошел дождь.

Он побежал, широко раскрыв рот, и охотники бросились за ним следом. Эти деревья вполне подойдут. Сзади щелкнул хесотсан, но Керрик уже не оглядывался. Он опустился на землю под высоким дубом, отбросил свое оружие и вытащил из сумки свой деревянный ящик.

– Они знают, что мы здесь, – задыхаясь, сказал Херилак. – Мы убили несколько мургу и отошли за деревья.

– Давай мне ветки, – приказал Керрик, заставляя себя двигаться спокойно. Опустившись на колени, он достал из ящичка огненные камни. Когда он достал щепотку сухих опилок, резкий порыв ветра едва не выбил из его рук ящичек, а по листьям вверху застучали капли дождя. Обломок ветки упал рядом с ним, затем свалился второй.

Спокойно, только спокойно! Все нужно сделать правильно с первого раза, потому что второй попытки может и не быть. Трясущимися руками он поставил ящичек на землю и сложил в него все сухое дерево. Тереть камень о камень и резко ударить, какой делал бесчисленное количество раз. Посыпались искры.

Тонкая струйка голубого дыма поднялась из ящичка.

Керрик склонился над ним и осторожно подул, потом положил горсть сухих листьев и подул снова. Вспыхнуло красное пламя. Постепенно он добавил в него все листья, потом подбросил кусочек коры и веточки из своей сумки, и только когда все это ярко вспыхнуло, Керрик рискнул осмотреться.

На поле лежали трупы ийлан и тану, но не очень много.

Херилак отбросил нападающих и расставил охотников ддя охраны. Пригнувшись, они прятались за деревьями, готовые встретить новую атаку мургу. Херилак подбежал к Керрику, лицо его было залито потом, но он улыбнулся при виде огня.

Деревянный ящичек горел уже сам, когда Керрик сунул его в груду дров, а затем кинул сверху еще груду сучьев. От костра начало исходить тепло, а капли дождя шипели, падая на огонь. Керрик старался не думать о приближающейся грозе, стремясь поднять пламя костра раньше, чем она начнется.

Только когда сучья ярко вспыхнули и жар, бьющий от них, заставил его закрыть лицо руками, он крикнул изо всех сил:

– Все к огню! Поджигайте город!

Радостно возбужденные, они бросились к нему. Охотники схватили пылающие головни и потащили их в стороны, рассыпая по дороге искры. Керрик тоже схватил ветвь и бросился в чащу, тыча факелом в сухие листья. Они задымились, потом вспыхнуло яркое пламя. Он продолжал поджигать кусты, пока жар от них не погнал его обратно, а дымящаяся ветка не обожгла ему руки.

Он швырнул ее через пламя к деревьям, росшим вдали.

У края рощи, где метались кричащие охотники, вспыхивали все новые и новые деревья. Пламя уже охватило ветки могучего дуба и тянулось к следующим деревьям. В костре лежала еще одна горящая ветка, и, схватив ее, Керрик побежал в сторону.

Промчавшись мимо Саноне, который поджигал деревья в дальнем конце поляны, он ткнул факелом в подлесок. Ветер швырнул искры на кусты, и почти сразу же их охватило пламя.

Огонь и дым поднимались высоко вверх, разгоняя темноту.

Деревья трещали и вспыхивали, гром гремел, но гроза еще не разразилась.

Икеменд открыла дверь ханале и выглянула наружу. Акотолп сделала повелительный жест, приказывая открыть ее пошире.

– Сначала ты посылаешь за мной, а теперь преграждаешь мне путь, – сказала толстая ученая, оскорбленно шевеля челюстями. – Сейчас же пропусти.

– Нижайше прошу меня простить, – сказала Икеменд, вводя Акотолп и закрывая за ней дверь. – Самцы снова ссорятся, наверное из-за погоды. Один из них ранен...

– Приведи его сюда.

Твердость ее голоса и резкие движения заставили Икеменд броситься выполнять приказание. Впрочем, она тут же вернулась, таща за собой разозленного Эссету.

– Вот он, – сказала она, выталкивая самца вперед. – Постоянно устраивает драки, а теперь получил по заслугам.

Акотолп молча осмотрела Эссету.

– Обычные царапины, ничего больше. Вполне хватит антисептика. Самцы остаются самцами...

Вдруг она замолчала, подняла голову, широко открыв носовые клапаны, и понюхала воздух.

– Этот запах... я его знаю... – возбужденно сказала она, выражая тревогу движением рук. Акотолп подошла к наружной двери и, несмотря на протесты Икеменд, открыла ее. Запах стал сильнее, воздух был полон им.

– Дым, – сказала Акотолп, встревоженная и заинтересованная. – Дым бывает только от одной реакции – горения.

Эссета отпрянул назад, дрожа от силы чувств Акотолп.

Икеменд выразила только непонимание. Дым быстро густел.

Издалека послышались голоса и треск. Теперь в приказах Акотолп ясно чувствовался страх.

– Эта реакция называется горением и может быть опасна. Скорее собирай самцов, их нужно увести отсюда!

– У меня нет приказа! – простонала Икеменд.

– Я приказываю тебе это! Дело идет о смерти. Собирай всех самцов и следуй за мной к океану.

Икеменд, больше не колеблясь, бросилась выполнять распоряжение, а Акотолп шагнула обратно, не замечая, что еще держит дрожащую руку Эссеты и тащит упирающегося самца за собой. Порыв ветра загнал в открытую дверь новую порцию дыма, заставившую их закашляться.

– Мы не можем ждать! – сказала Акотолп и громко крикнула: – Мы уходим! – надеясь, что Икеменд правильно поймет ее, и потащила Эссету за собой.

Когда Икеменд вернулась в коридор, ведя за собой самцов, она испытала большое удовольствие, видя, что он пуст. Поспешно закрыв наружную дверь, она приказала самцам возвращаться на свои места, радуясь, что нарушение приказа не зашло слишком далеко. Разве может быть что-нибудь безопаснее ханале?

И только когда появились первые языки пламени, она поняла свою ошибку. Спасать подопечных было слишком поздно, и она умерла, слыша их пронзительные крики.

Альпесак горел. Несомый ветром огонь прыгал с дерева на дерево, и листья одного зажигали листья другого. Заросли кустарника, стены, плетеные полы – все было пищей огня, все горело.

Для ийлан это было непостижимым бедствием, физический факт, которою они не мокли понять. В тропических странах естественного огня не было, поэтому они не имели о нем ни малейшего представления, никаких знаний. Правда, некоторые ученые знали это явление, но лишь как интересный лабораторный феномен. Но того, что происходило сейчас, они не могли себе даже представить.

Здесь со всех сторон были огонь и дым. Сначала это их привлекало как приятный источник тепла, а затем приходила неизбежная боль... Поэтому они умирали, а пламя все ширилось.

Смущенные и испуганные ийланы и фарги бросились к амбесед в поисках руководителя. Они заполняли ее до тех пор, пока это большое открытое пространство не оказалось полностью забито.

Все ждали совета Малсас и пытались пробиться к ней ближе. Пока она не приказала им отойти. Ближайшие к ней пытались выполнить приказ, но не смогли справиться со впавшей в панику толпой.

Когда огонь достиг амбесед, паника усилилась. Толпам ийлан было некуда бежать, и они в страхе пятились назад.

Малсас, подобно многим другим, была растоптана и умерла задолго до того, как пламя поглотило ее.

Альпесак умер вместе со своими жителями. Огонь промчался от полей до океана, пожирая все на своем пути. Клубы дыма поднимались к темным облакам, а рев и треск пламени заглушал крики умирающих.

Охотники, распластались на земле, почерневшие и измученные. Ийланы, с которыми они сражались, были убиты или загнаны обратно в огонь. Бой закончился, а вместе с ним и война, но они слишком устали, чтобы понять это. Только Керрик и Херилак еще стояли, покачиваясь от усталости.

– Мог кто-нибудь уцелеть? – спросил Херилак, тяжело опираясь на копье, – Не знаю, может и да.

– Их нужно тоже убить.

– И я так считаю.

Керрик вдруг почувствовал отвращение к уничтожению Альпесака. В своей жажде мести он не только убил ийлан, но и разрушил этот чудесный город. Он вспомнил удовольствие, с каким изучал его, открывая секреты города. Разговоры с самцами в ханале, мириады животных, заполнявших пастбища... Ничего этого больше не было. Если бы он мог убить ийлан и сохранить город, то обязательно сделал бы так. Но такого способа не было. Ийланы умерли, и с ними умер Альпесак.

– Где они могут быть? – спросил Херилак, и Керрик уставился на него, слишком уставший, чтобы понять значение вопроса. – Выжившие. Ты говорил, что они могут быть.

– Да. Но только не в городе. Возможно, некоторые на полях с животными или на берегу. Когда огонь погаснет, мы сможем пойти посмотреть.

– Cлишкoм долго ждaть. Я ужe видeл лecныe пoжapы – большие деревья будут гореть несколько дней. Можно ли попасть туда вдоль берега?

– Да. Там есть песчаные отмели, которые открываются при отливе.

Херилак взглянул на лежащих охотников, затем что-то буркнул и сея на землю.

– Сначала отдохнем немного, потом пойдем.

В небе сверкнула молния и прогремел далекий гром.

– Эрманпадар любит мургу не больше нас. Он забрал дождь обратно.

Когда они наконец двинулись, то идти пришлось между почерневшими, дымящимися деревьями, но вскоре они оказались на нетронутых пастбищах. Хотя поначалу дым и потревожил животных, сейчас они спокойно паслись. Олени умчались прочь от приближающихся людей, а гигантские рогатые и бронированные существа едва обратили на них внимание. Когда они вышли к ручью, то обнаружили, что тот покрыт слоем пепла, и чтобы напиться, пришлось разгонять его в стороны.

Было время отлива, и они пошли по холодному, плотному песку. С одной стороны тянулся океан, с другой – почерневшие, дымящиеся руины Альпесака. Они шли, держа оружие наготове, но никто не противостоял им. Обогнув мыс, они остановились. Впереди была река и что-то большое и темное, едва видимое сквозь завесу дыма, входило в нее из моря.

– Урукето! – воскликнул Керрик, – идет к гавани. Там, около реки, могут быть уцелевшие.

Он побежал, и остальные поспешили за ним.

Сталлан окинула взглядом тела ийлан, распластанные на речном берегу и плавающие в воде, потом ткнула ближайшее ногой. Фарги повернулась на спину, глаза ее были закрыты, рот широко открыт, дыхание еле прослушивалось.

– Посмотри на них, – сказала Сталлан, и отвращение было в каждом ее движении. – Я привела их сюда и ради безопасности загнала в воду – а они – умерли. Они закрыли свои глупые глаза, откинули назад головы и умерли.

– Их город мертв, – устало сказала Вайнти. – Они умерли вместе с ним, не желая стать изгнанниками. А если ты хочешь увидеть выживших, то взгляни на этих бессмертных. – Она указала на группу ийлан, стоявших по колено в воде.

– Дочери Смерти, – прошипела Сталлан. – Это все, что осталось от Альпесака? Только они?

– Ты забыла нас, Сталлан.

– Я помню, что мы с тобой здесь, но не понимаю, почему мы не умерли вместе с остальными?

– Мы живы – потому что слишком сильно ненавидим. Ненавидим устозоу, которые сделали это. Теперь мы знаем, зачем они пришли сюда. Они принесли огонь и сожгли наш город...

– Смотри – урукето! Идет к берегу...

Вайнти взглянула на темный силуэт, рассекающий волны.

– Я приказала им уйти, когда огонь подойдет близко, и вернуться, когда все кончится.

Энги тоже увидела урукето и вышла на берег. Вайнти заметила ее, но решила итерировать ее вопросительную позу.

Поняв это, Энги остановилась перед ней и заговорила.

– Что будет с нами, Вайнти? Урукето подходит все ближе, а ты не хочешь говорить с нами.

– Это мое дело. Альпесак мертв, и я хочу, чтобы вы все умерли. Вы останетесь здесь.

– Жестокий приговор, Вайнти, для тех, кто не причинил тебе никакого вреда... Не годится говорить так со своими эфензеле.

– Я отрекаюсь от вас и не хочу иметь с вами ничего общего. Именно вы посеяли слабость среди ийлан, когда нужна была вся наша мощь. Умрите здесь.

Энги смотрела на свою эфензеле, которая всегда была сильнейшей и лучшей во всем, и отказ читался в каждой линии ее тела.

– Ты, чья ненависть уничтожила Альпесак, отрекаешься от меня? Я принимаю это и говорю, что все, бывшее между нами, отныне не существует. Я тоже отрекаюсь от тебя и отказываюсь выполнять твои приказы.

Она повернулась к Вайнти спиной и, глядя на урукето, подходящего к берегу, крикнула Дочерям:

– Мы уходим отсюда. Плывите к урукето!

– Убей их, Сталлан! – заверещала Вайнти.

Сталлан повернулась, подняла свой хесотсан и, не обращая внимания на крики Энги, принялась стрелять в плывущих ийлан. Прицел был точен, и они одна за одной исчезали под водой. Потом хесотсан опустел, и Сталлан наклонилась, оглядывая берега поисках дротиков.

– Ты приносишь только смерть, Вайнти, – сказала Энги. – Ты стала смертельно опасной, и будь это возможно, я отказалась бы от своей веры, чтобы покончить с тобой.

– Так сделай это, – насмешливо сказала Вайнти, откидывая голову назад так, чтобы кожа на ее горле натянулась. – У тебя есть зубы. Можешь убить.

Энги качнулась было вперед, но тут же вернулась на место, не в силах убить даже многократно заслуживающую смерть.

Вайнти опустила голову и заговорила, но тут ее прервал хриплый крик Сталлан:

– Устозоу!

Вайнти повернулась и увидела, что они бегут к ней, размахивая хесотсанами и палками с камнями. Внезапно решившись, она соединила пальцы рук и одним ударом повалила Энги на землю.

– Сталлан! – крикнула она, бросаясь в воду. – К урукето!

Именно это и увидел Керрик, когда выскочил на берег. Мертвые ийланы, лежавшие тут и там, и один живой в воде. А посередине пляжа, глядя на него, стояла та, которую тог никогда не забудет.

– Не стрелять! – громко сказал он, затем повторил это на саску. – Этот мараг мой.

Затем он заговорил по-ийлански, хоть смысл слов и путался при движении, все же смысл был достаточно ясен.

– Это я, Сталлан, устозоу, который ненавидит тебя и хочет убить. Убежишь ли ты, как трус, или подождешь меня?

Сталлан не нуждалась в этих насмешках, она едва слышала их. Ей вполне хватило зрелища бегущего Керрика. Это было существо, которое она ненавидела больше, чем кого-либо в мире, устозоу, который уничтожил Альпесак. Она бросила пустой хесотсан и, рыча от гнева, бросилась на него.

Забыв о хесотсане, Керрик поднял копье и ударил им Сталлан, но она хорошо знала диких животных и отскочила в сторону, так что копье скользнуло мимо, не причинив ей вреда. Затем она прыгнула на Керрика и повалила его на землю.

Сильные мускулы были, как камень, твердыми, и, как ни старался Керрик, он не мог даже шевельнуться. Тем временем Сталлан широко открыла рот, и ряды острых зубов начали приближаться к горлу человека.

Копье Хсфилака мелькнуло в воздухе и вонзилось между челюстями Сталлан, глубоко войдя ей в мозг. Керрик столкнул с себя ее тяжелое тело и, шатаясь, поднялся на ноги.

– Хороший удар, Херилак! – сказал он.

– Сядь и не двигайся! – крикнул в ответ Херилак, вытаскивая из-за плеча свой лук.

Керрик повернулся и увидел Энги, встающую с земли.

– Положи свой лук, – приказал Керрик, – все опустите оружие. Она не причинит вреда.

Крупные дождевые капли упали ему на лицо, их становилось все больше и больше, и наконец хлынул дождь. Долго собиравшаяся гроза началась, но было уже поздно спасать Альпесак. Сейчас сильный тропический ливень поднимал облака пара, когда струи его хлестали по тлеющим руинам.

– Ты принес нам смерть, Керрик, – сказала Энги. Голос ее перекрывал шум дождя, а в каждом движении была печаль.

– Нет, Энги, ты ошибаешься. Я принес жизнь не только моим устозоу, потому что без меня существа, вроде этого куска мяса, лежащего перед тобой, убили бы вас всех. А сейчас она мертва и Альпесак тоже. Этот урукето уйдет, и последние из вас уйдут вместе с ним. Я приведу сюда своих устозоу, и это будет наш город, а вы вернетесь в Энтобан и останетесь там. Со страхом будете вы вспоминать то, что случилось здесь, и никогда не придете сюда снова. Расскажи всем, как горел город и его жители, Эйстаи, ее советники, Вайнти...

– Вайнти там, – сказала Энги, указывая на судно.

Керрик внимательно осмогред урукето, но не заметил среди ийдан Вайнти, а в душе вдруг почувствовал не только ненависть к ней, но и какое-то облегчение оттого, что она осталась жива.

– Иди к ней, – крикнул он, чтобы громкими словами скрыть свои чувства, – и передай: любой ийлан, пришедший сюда снова, умрет.

– А нельзя ли сказать, что убийства кончились и отныне здесь будет жизнь, а не смерть? Это было бы лучше.

Он махнул рукой.

– Я забыл, что ты была Дочерью Жизни. Иди к ней и скажи, что если бы она послушала тебя, то все, умершие в Альпесаке, были бы живы. Я очень сожалею, Энги, но теперь слишком поздно для мира, даже ты должна понять это. Между нами теперь только ненависть и смерть, ничего больше.

– Между устозоу и ийланами -да, но не между нами, Керрик.

Он хотел возразить, что это холодное существо ничего не значит для него, что он может поднять копье и убить ее сейчас, но он не мог сказать этого. Вместо этого он криво улыбнулся.

– Это правда, учитель. Я буду всегда помнить, что где-то далеко есть ийлан, которого я не хочу убить. А сейчас уходи и больше не возвращайся никогда. Я буду помнить тебя, даже если забуду все остальное. Иди с миром.

– И вам тоже мира, Керрик. И пусть между нами, между ийланами и устозоу, будет мир.

– Нет. Только ненависть и широкий океан. Мир будет, пока мы живем каждый на своей земле, на своей стороне. Иди.

Энги скользнула в воду, а он оперся на свое копье, утомленный переживанием, и смотрел, как она плывет к урукето и поднимается на борт. Затем, когда урукето вышел в море, Керрик почувствовал, что усталость покидает его.

Вот все и кончилось. Альпесак умер, и вместе с ним умерли мургу.

Его мысли вернулись к северу, к горам и палаткам, стоящим у изгиба реки. Там ждет его Армун. Херилак медленно подошел к нему, а Керрик повернулся и взял его за руки.

– Мы сделали это, Херилак. А сейчас возьмем свои копья и, пока не пришла зима, вернемся на север.

– Вернемся домой с миром...

Зоология (подписи к рисункам)

Рисунок 01. Бансемнилла

Хищное сумчатое животное. Обладало цепким хвостом. Разводилось саску для уничтожения крыс и мышей.

Рисунок 02. Лодка

Поверхностный водный транспорт ийлан. Двигалось вперед за счет сильной струи воды, отбрасываемой назад. Имело только зачатки интеллекта, но могло быть обучено выполнению простейших команд.

Рисунок 03. Плащ

Животное, используемое ийланами для защиты от холода. Хорошо накормленный плащ поддерживал температуру тела около 102 градусов по Фаренгейту. Совершенно не имея разума.

Рисунок 04. Олень

Объект охоты тану. Мясо имело прекрасные вкусовые качества. Из шкур изготовляли одежду, обувь, сумки и т.д.

Рисунок 05. Энтисенат

Хищная морская рептилия, хорошо приспособленная для жизни в океане. Имело маленькую голову и змеевидную шею, а веслообразные плавники делали его похожим на черепаху. Разводились ийланами в качестве заготовителей пищи для урукето.

Рисунок 06. Эйсекол

Травоядное водное млекопитающее. Разводились ийланами для прокладки и очистки подводных каналов.

Рисунок 07. Элиноу

Маленький проворный динозавр, весьма ценившийся ийланами за уничтожение мелких грызунов. Из-за пестрой окраски и услужливого характера часто становились любимчиками.

Рисунок 08. Эретрук

Крупный хищный динозавр. Длина достигала 40 футов. вес – 7 тонн. Передние лапы маленькие, но сильные. Очень медлителен.

Рисунок 09. Гигантский олень

Крупнейший из оленей. Тану охотились на него не только из-за мяса, но и из-за шкуры, которую они использовали в качестве материала для палаток.

Рисунок 10. Хесотсан

Искусственно выведенный ийланами вид ящериц, которые по мере старения костенели и превращались в грозное оружие. Парообразующие железы с силой выталкивали дротик, который отравлялся при прохождении через половые органы. Яд хесотсана в количестве всего 500 молекул приводил к параличу и смерти.

Рисунок 11. Длиннозубый

Член семейства сумчатого тигра. Крупный и свирепый хищник, получивший свое название за выступающие наружу клыки. Охотники каргу использовали длиннозубых в качестве помощников при охоте.

Рисунок 12. Мастодонт

Крупное млекопитающее с длинными бивнями и цепким хоботом. Использовалось тану в качестве тяговых животных.

Рисунок 13. Ненитеск

Травоядное животное, имевшее рога на костяной лобовой пластине. Размножалось, откладывая яйца. Интеллект невелик. Использовался, в основном, в декоративных целях.

Рисунок 14. Онетсенсаст

Крупнейший из бронированных динозавров. Для защиты имел два ряда роговых пластин на шее и спине, колючки на хвосте.

Рисунок 15. Сандуу

Используя интенсивное генное вмешательство, ийланы нревратили это существо в живой микроскоп. Увеличение изображения предмета, помещенного в сандуу, до 200 раз достигалось прохождением солнечных лучей через систему органических линз в их голове.

Рисунок 16. Таракаст

Остроклювый хищный динозавр, крупнейшие экземпляры которого достигали 13 футов в высоту. Плохо поддавались обучению. Однако, при правильном обращении, позволяли себя оседлать.

Рисунок 17. Угуншаа

Поскольку язык ийлан зависел от цвета кожи, движения тела и звуков, записывать его было невозможно. Поэтому у ийлан никогда не было письменности, а исторические сведения передавались устно. Запись информации стала возможной только тогда, когда органические жидкие кристаллы угуншаа приспособили для зрительного сопровождения слуховых памятных записей.

Рисунок 18. Унутак

Одно из сильно измененных ийланами животных. Этот цефалопод легко усваивал ороговевшую ткань, особенно волосы.

Рисунок 19. Урукето

Крупнейший из семейства водяных динозавров. Тысячелетия генной инженерии вывели породу ихтиозавров, весьма отличающихся от своих предков. Над его позвоночником имелось крупное помещение, расположенное в спинном плавнике, и использовавшееся для перевозки экипажа и грузов.

Рисунок 20. Уруктоп

Одно из сильно измененных ийланами животных. Использовалось для наземных перевозок тяжелых грузов на большие расстояния, поскольку после генного дублирования имело восемь ног.

Гарри Гаррисон Зима в Эдеме

От Автора

И насадил Господь Бог рай в Эдеме,

на востоке: и поместил там человека,

которого создал.

Бытие, гл. II, ст. 8

И пошел Каин от лица Господня; и

поселился в земле Нод, на восток

от Эдема.

Бытие, гл. IV, ст. 16

Из всех существ, что населяли когдалибо Землю, самый долгий век выпал на долю громадных пресмыкающихся. Целых сто сорок миллионов лет на Земле господствовали рептилии, затмевали небо, кишели в морях. Тогда млекопитающие, прародители человечества, были крошечными зверьками, вроде землеройки; крупные, быстрые и более смышленые завры пожирали их.

И вдрут шестьдесят миллионов лет назад все переменилось. Метеорит диаметром целых шесть миль поразил Землю и вызвал чудовищные изменения. За короткое время вымерло семьдесят пять процентов существовавших тогда видов. Век динозавров закончился; началась эра млекопитающих, которых ящеры подавляли более ста миллионов лет.

Ну а если бы не метеорит? Каким оказался бы наш мир?

Предисловие Керрика

Жизнь нынче нелегка. Слишком многое изменилось, слишком многие погибли, и зимы длятся теперь так долго. Так было не всегда. Я еще помню ту стоянку, на которой рос, помню три семьи, долгие сытые дни, приятелей. В теплое время года мы жили на берегу озера, так и кишевшего рыбой. И первое, что я помню на этом свете, – белые вершины гор над тихой водой, знак приближения зимы. Когда снег покрывал наши шатры и жухлую траву, наступало время отправляться в горы. Я рос и мечтал стать охотником, чтобы вместе со всеми добывать оленя и большого оленя.

Но сгинул этот простой мир с его бесхитростными радостями. Все изменилось – и не к лучшему. Иногда я просыпаюсь ночью и думаю: если бы всего этого не было. Глупо, конечно, ведь мир есть мир, и он полностью изменился. И то, что я считал целой Вселенной, оказалось лишь кусочком реального мира, а мое озеро и горы – одним из уголков огромного континента, со всех сторон окруженного морем.

Помню я и про тех тварей, которых мы зовем мургу. Я научился их ненавидеть задолго до того, как увидел первого марага. Наше тело теплое, их плоть холодна. У нас на головах растут волосы, и каждый охотник гордится своей бородой. Звери, на которых мы охотимся, тоже теплые и лохматые. Но мургу не такие. Они гладкие и холодные, шкура их покрыта чешуйками, а еще у них есть зубы и когти, – чтобы рвать и терзать. Среди них есть огромные и ужасные, вселяющие страх. И ненависть. Я знаю, что живут они у теплого океана, на юге, в дальних жарких краях. Мургу не переносят холода и потому прежде не беспокоили нас.

Но все так изменилось. Страшно подумать, что прошлого не вернуть. А все потому, что есть среди мургу разумные существа, разумные, как и мы сами. Эти мургу зовут себя иилане. На несчастье свое я знаю, что весь мир тану составляет крошечную часть владений иилане. Мы живем на севере огромного континента. А на необъятных просторах к югу от нас обитают лишь мургу и иилане.

Хуже того, к востоку, за океаном лежат огромные равнины континентов, где не ступала еще нога охотника. Никогда. Там повсюду иилане, только иилане. Весь мир принадлежит им, а нам только горсть земли.

А теперь я поведаю вам самое плохое. Иилане ненавидят нас, как и мы их. И все бы ничего, будь они огромными, неразумными тварями. Тогда мы жили бы спокойно в холодных краях и никогда не встречались с ними.

Но среди них есть и такие, что разумом и свирепостью не уступят охотнику. Даже не счесть, сколько на свете мургу, достаточно сказать, что они занимают все земли огромного мира.

Я знаю об этом, потому что иилане взяли меня в плен ребенком, вырастили и обучили. Ужас я впервые познал, когда они убили моего отца и всех, кто был с ним, но с годами забылся и ужас. И когда я научился разговаривать на языке иилане, то стал одним из них, забыл, что рожден среди охотников, даже привык называть свой народ «устузоу», грязные твари. Власть и порядок у иилане шли вниз от вершины, и я очень гордился собой. Ведь я был близок к Вейнте, эйстаа города – правительнице его. И я сам себе казался правителем.

Живой город Алпеасак недавно начал расти на наших берегах, в нем поселились прибывшие из-за моря иилане, которых выгнали из родного города холода, с каждой зимой становившиеся все свирепее. И те же зимы гнали на юг моего отца со всеми другими тану. Так заложили иилане город на наших берегах и убивали тану, едва заметив. И тану отвечали им тем же.

Много лет ничего не знал я об этом. Я рос среди иилане и думал так, как думали они. И когда они пошли войной на тану, то своих кровных братьев я считал врагами. Так было до тех пор, пока не попал к ним в плен Херилак. Мудрый саммадар и вождь тану, он понимал меня куда лучше, чем я сам. Я говорил с ним словно с врагом, а он видел во мне плоть от плоти своей. И тогда вспомнил я позабытый с детства язык, сама собой вернулась и память о прежней жизни, о матери, семье, друзьях. У иилане нет семьи, яйцекладущие ящерицы не знают молочного запаха младенца, нет и дружбы среди холодных самок, которые всю жизнь держат самцов под замком.

Херилак сумел разбудить во мне тану, я освободил его, и мы бежали. Поначалу я сожалел, но пути назад не было, – ведь я поразил копьем Вейнте, правительницу иилане, и едва не убил ее. Потом я жил в саммадах – семейства тану объединяются в такие небольшие группы – и с ними бежал от тех, кого еще недавно считал своими. Теперь у меня появились другие спутники, да такие, о которых я даже никогда не думал, живя среди иилане. У меня была Армун, она сама пришла ко мне и научила тому, чего я прежде не ведал, пробудила во мне чувства, которых я не мог испытать среди чуждой мне расы. Армун, которая дала мне сына.

Но мы жили все время под угрозой смерти. Вейнте со своими воительницами преследовала нас, гнала без пощады. Мы отбивались, иногда побеждали, иногда захватывали живое оружие иилане – палки смерти, убивающие любого зверя, каким бы огромным он ни был. С таким оружием мы могли уходить далеко на юг, убивать мургу, мясо которых можно было есть, отбиваться от хищных и злобных. И снова бежали, когда Вейнте и неистощимое воинство ее, пополнявшееся из-за моря, выслеживали нас и нападали.

Наконец мы – те, кто уцелел, – отправились туда, куда мургу не было пути. Через снежные хребты в дальние земли. Иилане не живут в снегах, и мы считали себя в безопасности.

И обрели ее, но ненадолго. За горами мы встретили тану, которые не только охотятся, но и выращивают урожай в своей уютной долине, а еще умеют лепить горшки из глины, ткать одежду и делать прочие чудесные вещи. Имя им было «саску», и они наши друзья, потому что поклоняются богу-мастодонту. Мы привели к ним мастодонтов и жили одним народом. Хорошо было в долине саску.

Но Вейнте вновь отыскала нас.

И когда это случилось, я понял, что бежать уже некуда. Словно загнанные в угол звери, мы должны были биться с ними. Сначала меня не хотели слушать, ведь никто не знал врагов так, как я. Но потом они поняли, что иилане неведом огонь. А чтобы они узнали, что это такое, мы подожгли их город.

Да, так мы и сделали. Спалили их город Алпеасак, а немногие уцелевшие бежали обратно в свою заморскую страну, в свои дальние города, И хорошо, что среди уцелевших оказалась Энге, учительница моя и друг. Она не верила в кровопролитие, как другие, и возглавляла малую часть иилане, называвших себя Дочерями Жизни, которые верили, что жизнь священна. Если бы уцелели только они...

Но спаслась и Вейнте. Исполненная ненависти, она пережила гибель города и бежала в море на урукето, огромной живой лодке иилане.

Вот что было. А теперь я стою на берегу, и пепел города под моими ногами, и я стараюсь представить себе, что еще случится, что придется делать в грядущие годы.

Глава первая

Thannan i ermani lasfa

katiskapri ар naudinz modia -

em bleit hepellin er otta,

so faldar elka ensi hammar

Пусть воплотившиеся

в звезды тхармы

глядят на охотника

с благосклонностью -

от прохладного их внимания

не вспыхнет горячий огонь.

Марбакская поговорка

Гроза уходила в море, слабела. Дальние полосы ливня укрыли урукето от глаз. Когда дождь ушел еще дальше, живое судно вдруг вынырнуло из его пелены, чернея среди белых гребней. Низкое заходящее солнце пробивалось сквозь клочковатые облака, окрашивало красным высоко выступавший из воды плавник урукето. Но вскоре он исчез в сумеречной мгле.

Стоя по колено в воде, Херилак взмахнул копьем и гневно крикнул:

– Пусть все они погибнут, чтобы некому было возвращаться!

– Все кончено, – вяло возразил Керрик. – Кончилось... завершилось... Мы победили. Мы убили мургу, сожгли их город. – Он кивнул в сторону обугленных дымившихся стволов. – Ты отомстил за каждого тану из твоего саммада. Ты испепелил не один хольт мургу. Ты сделал это. За каждого охотника, женщину и младенца ты убил столько мургу, сколько может сосчитать охотник. И довольно. Теперь забудем про смерть и подумаем о живущих.

– Ты говорил с этой тварью, ты дал ей бежать! Копье дрогнуло в твоей руке – не нужно было тебе этого делать.

Керрик видел, что Херлак разгневан, и готов был ответить ему тем же, но сдержался. Все устали, все вымотались после такого дня. И не следует забывать, что Херилак повиновался ему и не убил Энге, дал ему возможность поговорить с ней.

– Для тебя все мургу на одно лицо, и всех следует убивать. Но эта – моя учительница – не такая, как другие. Она говорила им о мире. И если бы мургу прислушались к ней, поверили ей, война могла бы закончиться раньше,

– Они же вернутся, вернутся, чтобы отомстить.

Высокий охотник все еще не мог успокоиться и потрясал обагренным кровью копьем вслед исчезнувшему из вида врагу. Воспаленные от дыма глаза его яростно сверкали в лучах заката. Охотники были перемазаны сажей, длинные светлые волосы и бороды покрывал пепел. Керрик, понимал, что сейчас Херилаком движет ненависть, желание убивать и убивать мургу. Но знал Керрик – и страх уже невольно стискивал его сердце, – что Херилак прав. Мургу-ийлане, враги тану, вернутся. Уж Вейнте-то позаботится об этом. Она осталась жива, а раз так – не будет ни покоя, ни мира. И когда Керрик понял это, силы вдруг оставили его, он вдруг пошатнулся, оперся на копьё и принялся мотать головой из стороны в сторону, пытаясь отогнать отчаяние. Надо забыть о Вейнте, забыть мургу, забыть все, что знал о них. Пришло время жить, смерть отступила.

Чей-то крик прервал его мрачные мысли, и, обернувшись, Керрик увидел, что от почерневших руин Алпеасака его зозет Керидамас, охотник саску.

– Там живые мургу, они у нас в западне!

Херилак стремительно обернулся, но Керрик остановил его, мягко положив руку ему на плечо.

– Не надо, – попросил он. – Опусти копье. Дай, я взгляну. Надо же наконец перестать убивать.

– Нет-нет, ты не прав, добром с ними нельзя. Но я кладу копье, потому что ты все еще маргалус, предводитель в битвах с мургу. Я повинуюсь твоему приказу.

И они оба пошли к сожженному городу, увязая в глубоком песке. Керрик безмерно устал и мечтал только об отдыхе. Но как тут отдохнешь? Неужели кто-то из иилане уцелел? Это едва ли возможно. Когда погиб их город, фарги и иилане умерли – каждая из них сразу стала отверженной. Когда случалось, что иилане изгоняли из города, в ее организме совершались необратимые изменения, и она погибала – он сам видел это. Но встречались и исключения: например, Дочери Жизни не умирали, как остальные... Придется проверить.

– Они показались из полусгоревшей рощи, – сказал Керидамас. – Одного мы убили, а другие снова попрятались, И Симмахо сказал, что тебе, маргалус, может быть, захочется самому сразить последних мургу.

– Да! – воскликнул Херилак.

Керрик устало покачал головой.

– Да подожди ты убивать. Надо посмотреть, кто это. А лучше – пусть живут. Я поговорю с ними.

Они пробирались между обгорелых деревьев: повсюду валялись мертвые тела. Дорога привела их на амбесед, и Керрик в ужасе замер перед горами трупов. Все как будто были целы – ни ожогов, ни ран, – и все мертвы. И все до единой лежали головами к задней стене. Керрик тоже поглядел туда, на трон, на котором некогда восседала Вейнте, теперь обгоревший и пустой. Топча друг друга, фарги и иилане пробивались туда, надеясь на помощь эйстаа. Но не было ее в живых, трон опустел, и город умер. Тогда умерли и они.

Первым шел Керидамас, осторожно ступая между распростертыми телами; Керрик, словно окаменев, шел следом. Столько мертвых... Надо что-то делать, пока не начали разлагаться. Хоронить? Их слишком много. Надо что-нибудь придумать.

– Там, впереди, – указал копьем Керидамас. Симмахо подошел к обгорелой изломанной двери и заглянул внутрь, но ничего не увидел: было очень темно. Заметив Керрика, он показал ему на лежавший здесь труп иилане и перевернул его ногой. Керрик мельком взглянул на него, потом наклонился, чтобы рассмотреть получше. Это место показалось знакомым – это ханане.

– Это самец, – пояснил он. – Там, внутри, должны быть одни самцы.

Симмахо пнул труп ногой. Как и многие тану, он удивлялся, что злобные мургу, с которыми они бились, все до одной самки.

– Он хотел убежать, – объяснил Симмахо.

– Самцы не сражаются... Они вообще ничего не делают. Их запирают здесь.

Симмахо был явно озадачен.

– Почему же тогда он сразу не умер, как остальные?

В самом деле, почему? – размышлял Керрик.

– Самки умерли, когда погиб город. Они не могут жить вне его. Когда их изгоняют из города, случается то же самое. Только в чем причина, я не знаю. Но в том, что для них это смертельно, ты можешь убедиться сам – взгляни по сторонам. Похоже, что самцы, которых всегда держали в изоляции, вдали от прочих, всегда были в какой-то мере отверженными, а потому гибель города не повлияла на них.

– Теперь они умрут от наших копий, – проговорил Херилак. – И сейчасже, а то сбегут ночью.

– Ты же знаешь, они никуда не ходят по ночам. К тому же отсюда нет иного выхода. Прекратим же проливать кровь и отдохнем до утра. Будем есть, пить и спать.

Никто не возражал. Заметив на уцелевшем дереве водяной плод, Керрик сорвал его и показал всем, как из него напиться. Пищи не было, но усталость была сильнее голода, и все вскоре уснули.

Не спал только Керрик. Он устал не меньше других, но пережитое не давало ему уснуть. Ветер разогнал на небе облака, появились первые звезды. Наконец усталость взяла свое, и он крепко заснул и проснулся, когда заря уже осветила небо.

Кто-то шевельнулся в утреннем сумраке, и Керрик разглядел Херилака, с ножом в руке пробиравшегося ко входу в ханане.

– Херилак, – негромко окликнул он, с трудом поднимаясь на ноги.

Охотник обернулся. Увидев Керрика, он немного поколебался, потом сунул нож за пояс и пошел назад. Чем, какими словами можно было уменьшить терзавшую его боль? Все происшедшее не притушило в Херилаке ни гнева, ни ненависти, а только обострило его страдания. Может быть, буря в его душе скоро уляжется. Может быть...

Керрик глотнул из водяного плода. Нужно еще столько сделать. Но прежде всего надо проверить, не уцелел ли кто-нибудь из иилане в ханане. Он посмотрел на свое копье. Брать или не брать? Внутри могут оказаться самки, еще не знающие о гибели города. С копьем наперевес Керрик шагнул за обгорелую дверь.

Повсюду еще дымились угли. Пламя прошло повсюду, по прозрачной крыше и стенам. Пахло дымом. Держа копье наготове, он прошел по залу – единственной части ханане, которую ему довелось видеть, – вышел в коридор и попал в другое помещение. Здесь сильно пахло горелым мясом. Потолок сильно выгорел, и можно было разглядеть ужасную картину.

У ног Керрика лежал обгорелый труп Икеменд, хранительницы ханане, с широко раскрытым в предсмертных муках ртом. За ней громоздились трупы ее подопечных. Комната была полна обгоревших тел. Керрик поежился, отвернулся и направился дальше.

Он блуждал по лабиринту комнат и переходов, большей частью испепеленных огнем. Но встречались и зеленые ветви – молодая поросль почти не поддалась огню. Сделав очередной поворот, он очутился в каморке с нарядными коврами на стенах и мягкими подушками на полу. С круглыми от страха глазами к стене жались два юных самца. Увидев его, они застонали:

– Смерть пришла! – и закрыли глаза.

– Нет! – громко крикнул Керрик. – Глупым самцам слушать высшую!

Глаза открылись и с изумлением уставились на него.

– Говорите! – приказал он. – Где остальные?

– Он, у говорящей в руках острый зуб, он убивает, – простонал один из самцов.

Бросив копье на циновку, Керрик шагнул в сторону.

– Смерть ушла. Вы одни здесь?

– Одни! – проскулили оба, их ладони окрасились в цвет ужаса.

Керрик заставил себя не сердиться на глупых созданий.

– Слушайте меня и молчите! – приказал он. – Я – Керрик-сильный-и-знатный-что-сидит-рядом-с-эйстаа. Вы слыхали обо мне? – Оба торопливо сделали знак согласия. Быть может, весть о его бегстве не дошла до затхлого мирка ханане. А может, они просто забыли. – А теперь отвечайте на мои вопросы. Сколько вас здесь?

– Мы спрятались, – начал тот, что помоложе. – Мы играли: остальные искали нас. Я был там. Елкиман спрятался вместе со мной, а Надаске за дверью. Но другие так и не пришли. Что-то случилось. Было тепло и приятно. Но скверный запах драл нам горло и ел глаза. Мы позвали Икеменд, но она не пришла. А мы боялись выходить. Я очень испугался – меня потому и зовут Имехеи, – но Елкиман очень смелый. Он пошел вперед, мы за ним. И я не могу сказать, что мы увидели, это было ужасно. Мы решили уйти из ханане, – хотя это и запрещено, – и Елкиман уже вышел, а потом он закричал, и мы убежали обратно. Что с нами теперь будет?

Действительно, что их ждет? Неизбежная смерть, если сюда забредут охотники. Они увидят мургу, зубастых и свирепых врагов. Но Керрик-то знал, что перед ним слабые, глупые создания, не умеющие даже позаботиться о себе. Он не мог допустить, чтобы их убили, он уже устал от крови.

– Оставайтесь здесь! – приказал он.

– Но мы боимся, мы хотим есть, – заныл Имехеи.

«Мягкий-на-ощупь» – так переводилось его имя. Второй же, Надаске – «выглядывающий-в-щелку». Дети, хуже чем дети, ведь им никогда не стать взрослыми.

– Молчать! Здесь есть вода, а накопленный жирок позволит вам поголодать немного. Не выходите из этой комнаты. Еду вам принесут. Понятно?

Они успокоились, выражая жестами повиновение и доверие. Ну и самцы! Подобрав копье, Керрик оставил их. Выйдя из ханане, он столкнулся с Херилаком. За ним теснились его охотники. Саску во главе с Саноне держались в сторонке.

– Мы уходим! – объявил Херилак. Он уже взял себя в руки, и гнев его сменился холодной решимостью, – Мы сделали то, зачем пришли. Мургу и гнездо их уничтожены. Больше нам здесь делать нечего. Мы возвращаемся домой.

– Надо остаться. Еще не все сделано...

– У тану здесь нет больше никаких дел. Керрик, ты был нашим маргалусом и вел нас против мургу; мы тебя почитали за это и повиновались тебе. Но теперь мургу уничтожены, и ты больше не командуешь нами. Мы уходим.

– Значит ты, могучий Херилак, говоришь от лица всех тану? – сердито спросил Керрик. – Я не помню, чтобы охотники тебя выбирали. – Он повернулся к ним. – Херилак говорит от имени всех вас... или у каждого свое мнение?

Разгневанный Керрик переводил взгляд с одного лица на другое, и люди смущенно опускали глаза. Саммадар Сорли шагнул вперед.

– Мы думали, мы говорили. Херилак говорит правду. Нам здесь ничего не нужно. Дело сделано, и нам нужно успеть домой еще до зимы. Мы выступаем, Керрик. Твой саммад на севере, а не здесь.

Армун. Зачем ему этот город мертвых? Она его саммад, она и малыш. И Керрик едва не поддался искушению немедленно выступать на север. Но позади Сорли стоял Саноне, а с ним все саску, и они не двигались с места. Обернувшись к ним, Керрик спросил:

– Что скажут саску?

– Мы уже говорили и еще не закончили разговор. Мы только что пришли сюда, и нас ничто не гонит, подобно тану, на холодный север. Мы понимаем их. Но нам нужно другое.

– Давайте немного повременим, – попросил Керрик, обращаясь к охотникам. – Посидим, покурим, обсудим... Потом решим.

– Нет, – ответил Херилак. – Все уже решено. Мы сделали все, зачем пришли сюда. Мы уходим. Сейчас.

– Но я не могу уйти прямо сейчас, – проговорил Керрик, все еще надеясь, что его поймут. – Я тоже хочу вернуться. Там Армун, там мой саммад, но я не могу уйти сейчас.

– Я позабочусь об Армун, – отвечал Херилак. – Она будет под моей защитой в моем саммаде, пока ты не вернешься.

– Мне еще рано уходить. Я хочу подумать.

Последние слова Керрик произнес уже в спины охотников. Решение было принято, разговоры окончены. Битва завершилась, и каждый охотник вновь сам себе господин. Они молча уходили вслед за Херилаком по тропе, исчезавшей среди деревьев.

И никто даже не оглянулся. Ни один тану. Керрик смотрел им вслед, пока последний охотник не пропал из виду. Ему казалось, что какая-то часть его ушла вместе с ними. Хотелось догнать их, упросить не торопиться или просто отправиться вслед за охотниками по той тропе, что приведет к Армун.

Но он не сделал этого. Что-то удерживало его. Хоть он и чувствовал себя тану и знал, что его место возле Армун, среди людей.

Но он только что разговаривал с этими глупыми самцами, приказывал им, как положено иилане, с удовольствием ощущал свою власть над ними. Что это? Неужели его дом – это жилище ящеров, а не шатры тану?

– Керрик, – донесся до него голос Саноне. – Ты наш маргалус. Приказывай!

Мудрый старик все понимал, мандукто саску умели видеть. Быть может, он понимал чувства Керрика лучше, чем он сам. Довольно. Нужно еще столько сделать. А пока нужно стараться не думать об Армун.

– Нам нужна еда, – проговорил он. – Я покажу вам поля, где пасутся животные. Все они не могли сгореть. И еще – нужно что-то сделать с мертвыми.

– В реку их, пока не засмердели, – буркнул Саноне. – Пусть их унесет в море.

– Пусть будет так. Приказываю. И выбери тех, кто пойдет со мной. Я покажу дорогу. Поедим, а потом нужно будет еще многое сделать.

Глава вторая

Befesekesse ambeiguru desguru kakkusarod. Munibeiek munibelek.

Та, что взлетает на гребне самой высокой волны, может попасть в самую глубокую впадину.

Апофема иилане

Эрефнаис распоряжалась на урукето, командовала экипажем и пассажирами. Урукето уходил все дальше в море, а она оставалась наверху, и только когда волны захлестывали темный бок живого корабля, прикрывала глаза прозрачными мембранами. Между двумя очередными порциями холодного душа она успевала еще раз бросить взгляд на погибший город, на столб дыма над ним, на безжизненные пляжи. Картина эта словно впечаталась в память. Гибнущий город стоял перед глазами. Она пробыла наверху до темноты, когда урукето замедлил ход, отдавшись воле течения до завтрашнего утра. Только тогда она спустилась вниз и уснула на опустевшем месте кормчей.

Когда прозрачное окошко над головой посветлело, Эрефнаис выбралась из-под плаща и устало поднялась на ноги. Потом она медленно вскарабкалась наверх, хоть и ныла старая рана. Утро было прохладным и ясным. Вчерашнюю грозу унесло далеко, и небо очистилось. Плавник дернулся – урукето проснулся и стал набирать скорость. Эрефнаис поглядела вниз – кормчая была на месте, – а потом вновь уставилась в океан. Позади огромного тела урукето вскипели буруны, пара сопровождавших энтиисенатов рванулась вперед. Все было как всегда.

Да ничего не было как всегда. Мрачные думы вновь овладели Эрефнаис. Она крепко вцепилась в толстую шкуру урукето. Инегбан наконец пришел в Алпеасак – в этом был и ее труд, – и Алпеасак обрел мощь. И умер – в один ужасный день. Она видела его гибель и не понимала; ей никогда не приходилось слышать об огне. Он был горяч – горячей, чем само солнце, – он ревел, и трещал, и вонял, и душил тех, кто был рядом, ослеплял, оставляя за собой безжизненную пустыню. Он погубил город. Горстка уцелевших иилане, пропахших дымом, спала внизу. Остальные умерли, как умер весь город, оставшийся на берегу далеко позади. Она поежилась и стала внимательно вглядываться вперед. Если бы это был ее город, она тоже умерла бы, – как умерли те, кого пощадил огонь.

Теперь у нее были другие проблемы. Ученая Акотолп сидела внизу, вцепившись в руку самца, которого притащила с собой. Но с того мгновения, как они оказались на урукето, она ни разу не шевельнулась, а неподвижно сидела и не отвечала ни на какие вопросы. Не реагировала она и на стоны и причитания самца. Что делать с ней? И с теми, бессмертными? Что делать? Пусть решает она... эта... Ее имя не хочется произносить.

Эрефнаис вздрогнула – наверх поднималась Вейнте. Легка на помине, ее единственную она не хотела видеть этим солнечным утром.

Словно не замечая капитана, Вейнте направилась в заднюю часть плавника и стала смотреть на пенистый след урукето. Эрефнаис, поколебавшись, тоже обернулась к далекому горизонту. Там было темно. Может быть, еще не отступила ночь, или опять надвигалась гроза, но земли уже не было видно... города тоже. Слишком далеко. Один глаз Вейнте медленно повернулся в ее сторону.

– Молча ты поднялась сюда, Вейнте, и молчишь до сих пор. Все... умерли?

– Все... И город.

Невзирая на ужас, охвативший ее при этих словах, Эрефнаис заметила, что Вейнте разговаривает как-то странно. Не как высшая с низшей, даже не как равная с равной. Она не выражала никаких эмоций. Словно разговаривала сама с собой.

Эрефнаис не хотелось говорить, но вопрос сорвался с ее губ:

– Огонь... откуда взялся огонь?

Недвижная маска мгновенно слетела с Вейнте, и все ее тело задрожало от эмоций; рот так широко раскрылся, что было трудно разобрать слова: «Устузоу пришли... устузоу огня... их ненавистью... ненависть к нему. Смерть. Смерть. Смерть...»

– Смерть, – выдохнула она, руки ее рефлекторно шевельнулись.

За спиной Эрефнаис наверх поднялась Энге. Вейнте увидела ее и затрепетала, каждое ее слово сочилось ядом.

– Дочь Смерти, место тебе и всем твоим в этом огненном городе. А здесь должны были оказаться лучшие из погибших там иилане.

В гневе она заговорила, как равная с равной, как эфенселе с эфенселе, В детстве, в море, все равны, все оказываются в воде одновременно, в одном эфенбуру – это естественно, как дышать. Ты навсегда будешь эфенселе для всех из твоего эфенбуру. Но Энге не приняла тона.

– Твоя память слаба, нижайшая, – отвечала она самым оскорбительным образом, как говорит высочайшая из высочайших с самой низшей из низших.

Эрефнаис, стоявшая между ними, застонала от ужаса. Ее гребень заалел, потом стал оранжевым, и она в страхе бросилась вниз. Вейнте отшатнулась, словно от удара. Энге безжалостно продолжала:

– Ты отвергнута. Твой позор пал и на меня, и я отвергаю тебя как эфенселе. Твое маниакальное стремление убить Керрика и всех устузоу привело к гибели гордого Алпеасака. Ты приказала низкой твари Сталлан убивать моих подруг. От яйца времен не было подобной тебе. Лучше бы ты никогда не выходила на сушу. Если бы весь наш эфенбуру погиб там, во влажных безмолвных глубинах, вместе со мной, – и то было бы лучше. От слов Энге кожа Вейнте покрылась краской гнева, но сразу же потемнела. Гнев ушел вглубь, не тратить же его попусту на это низменное создание, считавшее себя равной ей, Вейнте.

– Оставь меня, – произнесла она, вновь поворачиваясь к морю.

Энге тоже отвернулась, устыдившись своей внезапной вспышки. Не в это она верила, не этому учила других. Огромным усилием воли она заставила себя застыть на месте и приглушить яркие краски ладоней и гребня. И только после этого она позволила себе заговорить. Внизу кормчая направляла путь урукето по морю. рядом с ней стояла Эрефнаис. Энге нагнулась и крикнула:

– От ведомой к ведущей, не доставит ли мне удовольствия Эрефнаис, поднявшись сюда?

Эрефнаис вскарабкалась наверх и нерешительно взглянула на безмолвную Вейнте.

– Я здесь, Энге, – отозвалась она.

– Я и все, кто вместе со мною, благодарим тебя за то, что ты спасла нас от гибели. Куда мы идем?

– Куда? – переспросила Эрефнаис с виноватым видом. Она еще не думала, куда им плыть. – Мы бежали от огня в море и взяли курс на Энтобан. Но сделано это было из страха, а не по мудрому рассуждению.

– Ты не виновата, ты спасла всех нас. и мы тебе благодарны, Энтобан – край иилане, куда ж еще держать нам путь? Но в какой город мы направляемся? Ответ последовал мгновенно.

– Домой. К моему эфенбуру, туда, где этот урукето впервые оказался в волнах моря. В окруженный водами Икхалменетс.

Глядя одним глазом на волны, Вейнте устремила другой на говоривших. Она попробовала обратить на себя внимание, но к ней повернулась только Эрефнаис.

– Икхалменетс-на-островах – не Энтобан. Покорно прошу взять курс на Месекеи.

Эрефнаис жестом показала, что поняла, но вежливо и твердо заметила, что не изменит курса. Вейнте замолчала. И все-таки она доберется до него. Месекеи, большой город на большой реке, богатый, процветающий, далекий от северных морозов. И главное, его жители больше всех помогали ей в подготовке к войне с устузоу. Сейчас ее будущее было скрыто серой пеленой. Но настанет день, пелена исчезнет, и она вновь обретет силу. Хорошо тогда оказаться среди друзей. В Икхалменетсе не один урукето, можно найти и другой способ добраться до цели.

А здесь... кругом враги. Энге и уцелевшие с нею Дочери Смерти, – а сколько достойных погибли в Алпеасаке. Этого не должно было случиться. Здесь, в море, она бессильна. Она одна против всех; Эрефнаис и экипаж ей не помогут. Но на берегу все будет по-другому. Она стала размышлять и прятала мысли за неподвижностью тела.

Энге жестом дала знать Эрефнаис, что оставляет ее, и стала спускаться вниз. При взгляде на неподвижную Вейнте на мгновение Энге показалось, что она видит ее мысли. Злые, темные... Что делать с амбициями Вейнте? Мысль эта так овладела Энге. что конечности ее непроизвольно зашевелились, и даже в тусклом фосфоресцирующем свете ее было нетрудно понять. Запретив себе думать, она медленно пошла вперед в полумраке. Мимо неподвижной Акотолп и ее несчастного спутника – к маленькой группе иилане, сбившейся у стены. Заметив Энге, одна из них, Акел, встала, шагнула навстречу – и остановилась.

– Энге, предводительница, что так волнует тебя, что я опасаюсь за свою жизнь, находясь возле тебя?

Энге остановилась.

– Прости, верная Акел, я думаю не о тебе, не о наших. – Она оглядела четырех уцелевших Дочерей и жестом дала понять, что рада их обществу. – Когда-то нас было много. А теперь нас мало, и каждая из вас стала мне дороже во сто крат. И раз мы выжили, когда остальные погибли, то мы в ответе за наше дело... и нам даны силы, чтобы его исполнить. Но я потом расскажу вам об этом. Прежде нужно кое-что сделать. – Проведя пальцами по ребрам, она дала им понять, что уши слышат и глаза видят. – Скорбь моя не о нас. И я хочу обдумать ее причины.

Она выискала за пузырями с консервированным мясом темный уголок и улеглась лицом к живой стене урукето, заставив тело недвижно застыть. Овладев собой, она вернулась к мыслям о Вейнте. К мыслям, что не должны были нарушить внешнего покоя.

Вейнте! Полная ненависти. Теперь, освободившись от привязанности к бывшей эфенселе, Энге поняла, что та из себя представляла. Темная сила, воплощение зла. Было ясно, что первые же действия этой силы будут направлены против Энге и ее спутниц. Они выжили, когда умерли все остальные. В Икхалменетсе они не будут молчать, и слова их будут не в пользу Вейнте. И она попытается заставить их умолкнуть. Это было очевидно.

Зная, откуда грозит опасность, – нетрудно ее избежать. Следует все продумать. Первым делом самое легкое. Надо выжить. Энге встала и направилась к подругам. Акел и Эфен еще не спали, а Омал и Сатсат уже погрузились в коматозное оцепенение, в котором им предстояло пробыть все время долгого путешествия в темном нутре урукето,

– Проснитесь, прошу, надо поговорить, – произнесла Энге. Спящие зашевелились. – Здесь не место для долгих разговоров – я прошу помощи и повиновения, Выполните ли вы мою просьбу?

– Говори, Энге, – ответила Омал, остальные согласно зажестикулировали.

– Значит, так. Одна из нас всегда должна бодрствовать, пока остальные спят. Нам грозит опасность. Если очень захочется спать, разбуди подругу. Будем караулить по очереди. Ну как? – Она взглянула на слушающих, те знаками выразили одобрение и согласие. – Тогда все в порядке. А теперь спите, сестры, а я буду сторожить.

Энге сидела все в той же позе, когда Вейнте спустилась вниз. Заметив внимательный взгляд Энге, она задрожала от ненависти. Та не отвечала, но и не отворачивалась. Ее спокойствие так взбесило Вейнте, что она улеглась подальше, спиной к Дочерям.

Путешествие проходило без приключений, подруги были так потрясены гибелью Алпеасака, что скрывались от кошмарных воспоминаний во сне, пробуждаясь, чтобы поесть, и засыпали снова. Но одна из пятерых всегда бодрствовала и была настороже. Когда показалась земля, Энге спала.

– Показались деревья на берегах Энтобана, – сказала Сатсат, легким движением разбудив Энге.

Та жестом выразила удовлетворение и стала дожидаться, когда Эрефнаис останется наверху одна. Уловив такой момент, Энге поднялась, и они обе стали молча смотреть на далекий берег, на котором высились зеленые джунгли.

– Прошу покорно просветить, – начала Энге.

Эрефнаис ответила жестом внимания. – Перед нами берег теплого и вечного Энтобана. Но известно ли, в каком именно месте мы находимся?

– Где-то здесь. – Эрефнаис держала карту между большими пальцами одной руки и показывала пальцами другой. Энге внимательно следила. – Мы пойдем на север вдоль берега, – сказала Эрефнаис, – мимо Йибейска к островам Икхалменетса.

– Не сочти меня назойливой, если я попрошу сообщить, когда мы будем возле Йибейска.

– Будет сделано.

...Через два дня они приблизились к городу. Вейнте тоже интересовал Йибейск. Она стояла в заднем конце плавника, Эрефнаис и Энге были впереди. Вскоре уже можно было разглядеть высокие деревья, золотые пляжи, с обеих сторон подходившие к городу, дальние силуэты лодок, возвращавшихся домой с дневным уловом. Энге словно и не обнаруживала особого интереса. Полюбовавшись на берег, она поблагодарила Эрефнаис и спустилась вниз. Вейнте бросила ей вслед взгляд, полный ненависти, и вновь принялась разглядывать берег.

Утром она услышала разговор Эрефнаис с одной из членов экипажа и всем телом затрепетала от гнева. Она должна была догадаться.

– Они исчезли, Эрефнаис, все пятеро. Проснувшись, я увидела, что ни одной нет на месте. Их нет ни внизу, ни наверху.

– И ты ничего не заметила?

– Ничего. Сегодня я проснулась первой, чтобы заступить на вахту... Просто уму непостижимо.

– Вовсе нет! – громко выкрикнула Вейнте, и говорившие вздрогнули. – Непостижимо то, что я не догадалась об этом. Им прекрасно известно, что в Икхалменетсе их не ждет ничего хорошего. Они хотели укрыться в Йибейске. Поворачивай назад, Эрефнаис!

Вейнте говорила повелительным тоном, властно выпрямившись. Но Эрефнаис и не подумала повиноваться, а лишь неподвижно застыла. Словно окаменели и члены экипажа; каждая одним глазом наблюдала за говорившими. Вейнте знаками выражала срочную необходимость, требовала повиновения, грозила гневом, словно грозовая туча, возвышаясь над низенькой Эрефнаис.

Это сгорбленной-то, приволакивающей ногу Эрефнаис своевольничать? Однако ее мало интересовал конфликт бывшей эйстаа и Дочерей Жизни. Энге была добра к ней, никогда не обижала... Эрефнаис мало что слыхала о Дочерях Жизни, и они не вызывали у нее беспокойства. Хватит крови, она была уверена в этом, а в каждом движении рассвирепевшей Вейнте сквозило желание убивать.

– Следуем прежним курсом. Мы не повернем. Пассажир может быть свободен.

Она повернулась и пошла прочь, и только хромота не давала ей в полной мере выразить чувство удовольствия и торжества.

Вейнте застыла в отчаянии. Она здесь не распоряжалась, – как, впрочем, нигде отныне, мрачно напомнила память, – не могла она прибегнуть и к силе. Экипаж не допустит этого. И она замерла, пытаясь побороть холодный гнев. Логика выше, сейчас не время для чувств. Деваться некуда – теперь она ничего не могла сделать. Энге и ее подруги сумели скрыться... пока. Но это неважно. Они еще встретятся, и возмездие будет мгновенным. Об Эрефнаис тоже пока придется забыть. Не стоит и думать о пустяках. Она должна думать о Месекеи, о тех больших делах, что ей придется совершить. Своих целей она может добиться лишь тщательно спланировав действия, выбросив из головы ненужные эмоции. Всю жизнь ей приходилось сдерживать свои чувства, и она только удивлялась обретенной силе. А все этот устузоу... Он подбил ее покой, обрек ее на вечную ненависть. Это из-за Керрика и его родни она стала такой. Она не забудет. И пока будет сдерживать гнев. И только однажды... Ненависть надо таить в уголке сердца. Чтобы однажды предаться ей.

Так думала она и постепенно успокаивалась; тело вновь становилось ее собственным. Оглядевшись, Вейнте обнаружила, что осталась в одиночестве. Эрефнаис с вахтенными была наверху, остальные дремали. Вейнте посмотрела туда, где еще вчера спали Энге и ее подруги, – и ничего не ощутила при этом. Так и должно быть. Она вновь владела и телом своим, и эмоциями. В темноте кто-то пошевелился. Вейнте вспомнила об Акотолп и самце. Едва разглядев их в темноте, она подошла поближе.

– Помоги беспомощному самцу, великая Вейнте, – захныкал самец, тщетно дергаясь в мертвой хватке Акотолп.

– Да, я помню тебя по ханаке. – Вейнте заинтересовал мяукающий голос самца. – Ты и есть певец Эсетта, не так ли?

– Вейнте, вечно первая, потому что она помнит имена всех, от нижайшего до высочайшего. Но теперь несчастному Эсетте не о чем петь. Эта толстая вытащила меня из ханане, волокла меня через вонючий туман, мешавший дышать, едва не утопила по пути к урукето, а теперь больно стискивает мою руку. Я пытался говорить, просил, чтобы она меня отпустила, пока не умерла.

– А почему ты не умер? – грозно спросила Вейнте.

Эсетта взвизгнул и отшатнулся.

– О великая Вейнте, почему ты хочешь смерти ничтожнейшего?

– Не хочу, но остальные ведь умерли. Храбрые иилане Алпеасака. Умерли, когда умер их город.

И тут Вейнте вдруг почувствовала страх. Они умерли, а она? Почему она осталась жива? Верной Сталлан она сказала тогда, что они осталось живы лишь из ненависти к устузоу. Так ли? Неужели этого довольно, чтобы выжить, когда умерли все? Она мрачно поглядела на Акотолп и только сейчас начала понимать, в каком состоянии та находится. Сомнение в жизни, сопротивление смерти. Акотолп случалось работать во многих городах, и она не была всей душой предана одному из них. Но она была ученой, а потому знала, что смерть может наступить в любой момент. Сейчас в этом оцепеневшем теле шла борьба. Только силой воли удерживала себя Акотолп среди живых.

И когда Вейнте поняла это, в нее словно влились новые силы. Если эта толстуха может жить, если у нее хватает сил для этого, на что будет способна она сама, обладающая силой воли эйстаа... она может жить, она будет жить... и снова править. Ей это по силам!

И Вейнте в победном жесте подняла обе руки и полоснула когтями неподатливую стенку. Перепуганный стон проник в ее сознание, и она посмотрела вниз, на скрючившегося на полу Эсетту. Желание пришло мгновенно.

Она нагнулась и сильной рукой разжала пальцы ученой. Он начал торопливо благодарить, но она грубо возбудила его и уселась на него верхом.

Акотолп продолжала сидеть в той же позе, но один глаз вдруг медленно повернулся и уставился на соединившуюся пару.

После трудов праведных Вейнте решила поспать. Проснувшись, она сразу увидела жирную Акотолп, которая пыхтя лезла наверх, в плавник. Вейнте огляделась, самца не было видно – спрятался, должно быть. Она с усмешкой шевельнулась при этой мысли и вдруг почувствовала, что от мысли об Эсетте сон оставил ее. Урукето качнулся на высокой волне, и внутрь плавника проник яркий солнечный луч. Вейнте окончательно проснулась и встала, зевая и потягиваясь. Свет манил ее к себе, и она неторопливо поднялась наверх. Там стояла Акотолп, зрачки ее при ярком свете превратились в две узкие щелочки. Она поглядела на Вейнте и быстро зажестикулировала, выражая радость и благодарность.

– Грейся на солнце, добрая Вейнте, наслаждайся теплом, а я буду благодарить.

Вейнте знаком выразила согласие и удовольствие. Акотолп переплела большие пальцы в дружественном жесте и заговорила;

– Благодарю тебя, сильная Вейнте, ты спасла мне жизнь. Научная логика определяет мое существование, но я знаю и про важную роль тела, хоть оно и подчиняется мозгу. Я знаю, что по приказу эйстаа в организме любой иилане могут начаться метаболические изменения, которые заканчиваются смертью. И когда в бедном Алпеасаке все умерли, я поняла, что причиной тому смерть города. Осознав это, я испугалась за себя, ведь, несмотря на мои неограниченные познания, этот удар мог сразить и меня. Помогло то, что остался жив самец. Раз может он, могу и я. И поэтому я так держалась за него, пока боролась за жизнь. А потом пришла ты и отобрала его, и я пришла в себя, возвратилось и зрение. Я увидела, какая ты живая, великолепная и прекрасная. Это придало мне силы, и я поняла, что смерть отступила. Благодарю тебя, сильная Вейнте. Моя жизнь в твоем распоряжении. Я – твоя фарги, и жду повелений.

В этот миг урукето покачнулся на волнах. Акотолп потеряла равновесие и упала бы, если бы Вейнте не схватила ее за руки. Она ответила Акотолп как равная равной.

– А теперь мой черед благодарить великую Акотолп. Мне многое надлежит сделать, и путь мой долог. Потребуется помощь. И я рада видеть в тебе свою первую помощницу на этом долгом пути.

Урукето снова качнуло. Они взглянули на берег, и Акотолп сделала жест удовольствия-от-зрелища.

Живое судно проплывало мимо устья большой реки. Светло-зеленые джунгли тянулись по обоим берегам. Там, где воды реки встречались с океанскими, вздымались и пенились крутые валы. И повсюду на воде кормились естекелы. Опустив в воду длинные клювы, так что из нее торчал лишь костяной выступ на затылке, они качались на волнах, сложив крылья. Другие медленно кружили в небе, их тени быстро скользили по волнам. Птицеящеры хрипло кричали, гомон становился сильнее – урукето нарушил покой стаи.

– Посмотри, посмотри, они поднимаются в воздух! – воскликнула Акотолп. – Если приглядеться, можно заметить, что у них слишком короткие ноги и чересчур длинные крылья – в другом месте они даже не смогли бы летать. Здесь высокие волны, и часто они идут против ветра. А естекелы прямо с гребня волны взмывают в воздух. Чудесно!

Вейнте не разделяла восхищения Акотолп пропахшими рыбой и покрытыми коротким мехом летающими тварями. Они ныряли, гадили и очень громко орали. Поэтому Вейнте оставила Акотолп, спустилась вниз и, не обращая внимания на качку, заснула. Остаток путешествия она провела в оцепенении и еще спала, когда Эрефнаис прислала кого-то из экипажа известить ее о том, что урукето близок к островам и скоро войдет в гавань Икхалменетса.

Вейнте поднялась наверх и увидела пустынный океан. Чтобы добраться до архипелага, им пришлось отойти от берегов Энтобана почти на день пути. Они были возле большого острова, в середине которого высились горы... Их высокие вершины были покрыты снегом. Шел дождь – мрачное напоминание о зиме. Вейнте показалось, что эти скалистые острова слишком уж неприветливы и мрачны, и, поежившись от холода, она уже подумала о том, что в самое ближайшее время отсюда надо будет уехать.

Уехать? Они приближались к Икхалменетсу, к его зеленым джунглям и желтым песчаным пляжам. Пункт назначения был близок. Глядя на заснеженные горные вершины, Вейнте неподвижно застыла: в ее голове рождались новые идеи. Быть может, и хорошо, что она оказалась именно в Икхалменетсе.

Глава третья

Es et naudiz igo kaloi, thwot et fretnazmal.

За двумя кроликами погонишься, ни одного не поймаешь.

Марбакская поговорка

В полдень саску убили и разделали на пастбище оленя. Керрик нашел камни и выложил ими круглое кострище перед входом в ханане, затем натаскал с берега сухого плавника. Остановиться можно было в любом месте, но он хотел быть поближе к оставшимся в живых иилане. Хоть охотники-саску не столь быстры на расправу, как тану, он не мог доверить им самцов. Если он утратит бдительность, их сразу же убьют.

Когда охотники вернулись, Керрик уже развел высокий костер, и раскаленные угли для мяса были готовы. Проголодавшиеся охотники, не дожидаясь, пока мясо прожарится как следует, хватали полусырые куски и усердно жевали. Керрику по праву досталась печень, и он поделился ею с Саноне.

– Здесь много нового для нас, – сказал старик, облизывая пальцы, прежде чем вытереть их о свою юбку. – И многие тайны нам надо понять. Есть ли здесь мастодонты?

– Нет, здесь живут одни только мургу, привезенные из-за океана.

– Но ведь мы едим оленя, а не марага.

– Они ловят оленей и держат здесь. Но в дальнем краю, откуда пришли те, которых мы убили, живут одни лишь мургу.

Саноне задумчиво жевал кусок печени.

– Мне не правятся такие края, где бродят одни мургу. Но ведь Кадайр сотворил и те земли за океаном, когда топнул ногою и разделил скалы. Из скалы он создал все, что мы видим и знаем: и оленя, и мастодонта, и... мургу. Всему есть причина. И неспроста мы явились сюда, н неспроста здесь оказался их город. Все надо запомнить до тех пор, пока не придет время понять.

Когда Саноне говорил как мандукто, все в этом мире, и все по ту сторону мира приобретало особенное значение. Керрика же интересовали куда более практические вопросы. Как покормить самцов в ханане? И что с ними делать потом? Почему он решил взвалить на себя заботу о них? Если он перестанет за ними следить, их убьют – в добровольцах недостатка не будет. Он не хотел смерти простодушных созданий, однако этого было мало, чтобы сохранить им жизнь. Он попытается решить этот вопрос позже. А пока их надо кормить. Жареное мясо самцы есть не станут – их пугал даже запах дыма. Керрик отрезал несколько кусков мяса от передней ноги оленя и открыл дверь в ханане. Трупы уже начали дурно пахнуть. Надо убрать их до темноты. Подойдя к уцелевшей части ханане, он услышал пение, хотя звуки без жестов смысла не имели. Незамеченный, он стоял у входа и слушал хрипловатый голос Имехеи. Грустная песня напомнила Керрику о том дне, когда Эсетта пел после смерти Алипола.

Заметив Керрика, Имехеи умолк. Когда он увидел принесенное Керриком мясо, его ладони окрасились цветом радости. Они ели с жадностью, мощные челюсти и острые зубы легко справлялись с каждым куском.

– Вы знали Эсетту? – спросил Керрик.

– Это наш брат, – быстро ответил Имехеи и поинтересовался: – Еще мясо будет?

Керрик сделал отрицательный жест, добавил: «Не скоро» – и спросил:

– Здесь жил еще самец Алипол – вы знали его? Он... был моим другом.

– Имехеи недавно приехал из Энтобана, – произнес Надаске. – Я здесь давно. Я был здесь, когда Алипол в первый раз ушел на пляж.

– Алипол умел делать красивые вещи. Вы слыхали о них?

– Мы все знаем о них, – вмешался Имехеи. – Мы не так грубы, как самки, и знаем, что такое красота.

Он повернулся, отодвинул ковер на стене: за ним оказалось углубление. Поднявшись на цыпочки, он пошарил в нем, достал проволочную статуэтку и подал ее Керрику.

Это был ненитеск, быть может, тот самый, которого показывал ему Алипол. Высокий костяной воротник, грозные острые рога, вместо глаз самоцветы. Керрик взял фигурку и повернулся к солнцу; она засверкала. Он ощущал такое же восхищение, как и в тот день, когда Алипол впервые показал ему статуэтку. Но к радости примешивалась и печаль, – ведь Алипола уже не было на свете. И отправила его на верную смерть Сталлан. Теперь она мертва – и это справедливо.

– Я возьму это, – заявил Керрик.

Самцы испуганно зажестикулировали. У Имехеи хватило смелости сделать жест, означавший самку. Керрик понял. Его считали самцом, об этом знал весь город. Но сейчас он вел себя как самка: дерзко и грубо. Он попытался поправить положение.

– Вы меня не поняли. Я хотел взять этот красивый предмет, но он останется в ханане, для которого и сделал его Алипол. Заботившаяся о вашем ханане эсекасак мертва, и теперь вы в ответе за него. Храните его и берегите.

Они не могли скрыть свои мысли, даже не попытались. Они не были на это способны, они, лишенные обязанностей затворники, с которыми обращались как с бессловесными фарги, только что выбравшимися из океана. И теперь они выслушали новую для себя мысль, сначала перепугались, а затем ощутили какую-то гордость. Заметив это, Керрик начал понимать, зачем он сохранил им жизнь. Не ради них, а ради себя. Он был не только тану, но и иилане тоже. И перед самцами он был готов признать это, не стыдясь. Когда он говорил с ними, в голову ему приходили мысли, которые принадлежали части его существа, считавшей себя иилане. Их двое – Керрик-тану и Керрик-иилане.

– Вода у вас есть, еду я принесу. Не выходите отсюда.

Они сделали жесты понимания и согласия. Он удивился силе разделения общества иилане на полы. Один жест, означавший самку, сразу поставил его на место. И, когда он начал понимать кое-что из того, что крылось за услужливыми и обходительными манерами, самцы начали нравиться ему.

В огне потрескивали обглоданные кости: саску, набив животы, дремали на солнце. Керрик вышел из ханане и уселся у костра. Саноне открыл глаза.

– Мандукто саску, нам есть о чем поговорить! – официальным тоном обратился к старику Керрик.

– Я слушаю.

Прежде чем начать говорить, Керрик постарался привести в порядок свои мысли.

– Мы выполнили все, зачем явились сюда. Мургу погибли, нам ничто не грозит. Теперь ты со своими охотниками можешь возвращаться в свою долину, к своему народу. Но я должен остаться здесь, – хотя причины такого решения еще не совсем ясны и мне самому. Я – тану, но я же и иилане, часть меня принадлежит мургу, вырастившим этот город. Здесь много ценного для тану. И я не могу уйти, не попытавшись все увидеть и понять. Я думаю о стреляющих палках, без которых мы никогда бы не победили мургу. – Он умолк, потому что Саноне остановил его движением руки.

– Я слышу твои слова, Керрик, и начинаю понимать многое из того, что тревожило меня самого. Мой путь не был прям и становится еще более запутанным. Теперь я понимаю: когда Кадайр принял обличье мастодонта, он тяжело топнул о скалу и оставил в ней глубокие следы. Эти следы привели тебя к нам и мастодонта вместе с тобой, чтобы мы не забыли, откуда мы и куда нам идти. Карогнис наслал на нас мургу. Но Кадайр послал мастодонта, переведшего нас через ледяные горы, чтобы в этом месте вкусили мы месть. И мургу погибли, их город сожжен. Ты ищешь здесь мудрость, а значит, как и мы, ты идешь по следам мастодонта. Теперь я знаю, что наша долина лишь часть долгого пути, по которому ведет нас Кадайр. Мы останемся здесь, и все саску присоединятся к нам.

И хотя Керрик не понимал причины, побудившие мандукто принять такое решение – глубина познаний старика была от него сокрыта, – но он приветствовал его с радостью.

– Конечно же... ты сказал именно то, что я думал. Здесь в Алпеасаке сокрыто столько, что человеку не понять и за сотню жизней. Твой народ умеет делать шкуры из зеленых растений, камень из жидкой грязи, вы знаете новое. Алпеасак будет жить.

– Есть ли смысл в звуках, что ты издаешь, и в движениях, что производишь? Было ли имя у этого города?

– Его звали местом тепла, света... Я не знаю, как сказать это на сесеке... пески вдоль побережья.

– Деифобен, «золотые берега». Удачное имя. Хотя даже мне, привыкшему к тайнам и поискам их разгадок, трудно постичь, что мургу одарены речью, а эти звуки и есть их язык.

– Выучиться было так сложно. – Подумав об иилане, Керрик не смог удержаться от воспоминаний...

Саноне с пониманием кивал.

– И это след, оставленный нам Кадайром, трудный, нелегкий путь... Теперь расскажи о пленных мургу. Почему мы не можем убить их?

– Мы воевали вовсе не с ними, они не хотят нам зла. Это самцы, они никогда не выходили из этой рощи. В действительности они сами были пленниками самок. Когда я разговариваю с ними, возникает чувство общности, иное, чем при разговоре с охотниками. Но это касается меня одного. Куда важнее – они могут помочь нам понять этот город, ведь они – часть его в большей степени, чем я.

– Путь Кадайра – все существа идут им, даже мургу. Я поговорю с саску. Твоим мургу не причинят вреда.

– О Саноне, мудрейший из мудрейших, Керрик благодарит тебя.

Саноне невозмутимо выслушал панегирик и кивнул.

– Я скажу это саску прямо сейчас, а потом ты покажешь мне Деифобен.

...Они ходили по городу, пока не стемнело, и уже нельзя было видеть дороги перед собой, а потом возвратились к приветливому костру возле ханане. Сопровождавших Керрика саску удивили поля-пастбища, и люди с радостью обнаружили, что почти все они уцелели. С трепетом взирали на огромных ненитесков и покрытых броней онетсенсастов. А потом все ели плоды и перемазались соком, купались в теплой воде возле золотого берега. Всех восхитила живая модель города – она уцелела, выгорела только часть прозрачного потолка. Керрик с изумлением обнаружил, как вырос город за эти недолгие годы. Голова его была так набита впечатлениями и воспоминаниями, что впервые после расставания с саммадами он не вспомнил об Армун, о шатре, утонувшем в далеких северных снегах.

Саммады тану опять остановились в том же месте – возле речной излучины. Снова снег слишком рано выбелил землю, слишком рано остановилась река. На лугу теперь стояло куда больше шатров. Мастодонты сбились в стадо. Они трубили и пытались разыскать под снегом траву. Но перед зимою звери отъелись и каждый день получали корм – запасенное осенью сено. Тану тоже были сыты. У них хватало и копченого мяса, и вяленых спрутов, они до сих пор хранили и консервированное мясо мургу. Дети играли в снегу, ведерками из коры таскали его в шатры, чтобы растопить воду. Все было хорошо, но и женщины, и дети ощущали отсутствие охотников. Конечно, остались старики и несколько юношей... Но остальные ушли далеко на юг, где с ними могло произойти всякое. Старый Фракен вязал узлы на шнурках и знал, сколько времени миновало с тех пор, как они ушли, – но что значили дни? Выполнили охотники задуманное или нет?

Или погибли все до единого?

Эта мысль сначала изредка посещавшая умы, теперь Прочно овладела всеми оставшимися. И женщины толпились возле старого Фракена, когда он разламывал совиные шарики, открывая мышиные косточки, чтобы по ним прочесть грядущее. Все хорошо, уверял он. Победа. Все хорошо.

Женщины хотели чаще слышать эти слова и носили старику самые нежные кусочки мяса, доступные его зубам. По ночам же, во тьме шатров страхи возвращались. Охотники... где же охотники?

Армун так боялась, что Керрик погиб, что часто вскакивала ночью, задыхаясь от страха, и прижимала к себе младенца. Проснувшийся Арнхвит громко вопил с перепугу, а потом утихал, присосавшись к груди. Но Армун ничто не могло принести утешения, и, окаменев от страха, она лежала, пока рассвет не вползал на небо. Одиночество возвращалось. Недавно какой-то мальчишка показал на ее рот и расхохотался. Смех сразу превратился в плач, когда быстрой рукой она покарала обидчика, но пробудил горькие воспоминания. Сама того не замечая, Армун ходила теперь по стойбищу. прикрывая лицо воротом одежды. Будущее без Керрика было пустым и холодным, она даже не хотела думать о том, что ее ожидает.

А потом много дней подряд валил снег – столько дней, сколько пальцев на двух руках. Он безмолвно ложился в огромные сугробы, и, когда возвратилось солнце, невозможно было понять, где земля, где река в этом убеленном мире. Мастодонты сердито трубили и топтались в снегу; их дыхание белыми клочьями исчезало в бледно-голубом небе.

Прежде чем устроить Арнхвита за спиной, Армун завернула его в оленью шкуру. Снег завалил шатер, и ей пришлось раскапывать его изнутри. Кто-то из женщин уже выбрался наружу. Ониокликали друг друга по именам. Но не ее. Гнев заставил ее позабыть отчаяние. и, уложив ребенка в ременную плетенку, она отошла от шатров подальше, чтобы не слышать приветливых голосов. Снегу было по пояс, но она была сильна, и так хорошо было на воле. За спиной, явно наслаждаясь свежим воздухом, гукал Арнхвит.

Армун шла, пока деревья не закрыли шатры, и только потом остановилась, чтобы перевести дух. Вперед белела равнина, где-то под снегом таилась река. Вдали чернели какие-то точки, постепенно приближаясь, и она пожалела, что зашла так далеко. Оружия у нее при себе не было, даже ножа она не прихватила с собой. Но все равно, что смогла бы сделать она одна с целой стаей изголодавшихся хищников.

Точки приближались, Армун уже решила бежать... и замерла.

Точек становилось все больше, они выстроились в цепочку...

Охотники! Неужели?

Застыв, она следила за ними, и наконец стало ясно – это охотники в шкурах и на снегоступах. Могучая фигура впереди могла принадлежать только Херилаку. Он вел охотников, прокладывая путь. Прикрыв глаза ладонью, она попыталась увидеть среди них Керрика, сердце ее бешено колотилось в груди. Она громко засмеялась и замахала руками. Ее заметили, над равниной прокатился громкий приветственный клич. Она не могла шевельнуться и только следила, как они приближаются. Наконец она разглядела заиндевевшую бороду Херилака, и он услышал ее крик:

– Керрик, где ты?

Но молчал Херилак, и никто из идущих не отозвался – она покачнулась и едва не упала.

– Он погиб! Я умру! – зарыдала она, когда Херилак подошел ближе.

– Жив твой Керрик. Жив и здоров. Мы победили!

– Почему же он не ответил мне?. Керрик!

Она метнулась вперед, но охотник задержал ее.

– Его нет здесь. Он не вернулся. Остался в спаленном городе мургу. Он попросил меня позаботиться о тебе. Ты останешься в моем саммаде.

– Керрик! – закричала она, пытаясь вырваться.

Но не смогла.

Глава четвертая

Слова Херилака в один миг прогнали все невысказанные страхи Армун.

«Он не вернулся. Остался в спаленном городе мургу. Он попросил меня позаботиться о тебе, и ты останешься в моем саммаде. Мир и так суров, нечего представлять его более жестоким». Молча она отвернулась от охотников и побрела по глубокому снегу к своему костру.

Мимо, громко крича, спешили охотники. Услышав со стоянки знакомые голоса, они припускали еще быстрее.

Армун слышала это... но не разбирала слов, вслушиваясь только в свой внутренний голос. Жив. Он жив. Если Керрик не вернулся, значит для этого у него были более чем веские причины. Она все выспросит у Херилака, но позже, когда уляжется радость возвращения. Значит, тану одержали победу. Мургу наконец уничтожены. Бесконечный бой закончится. Он вернется – и они заживут, как все. Она что-то забормотала себе под нос, и Арнхвит за плечами радостно засмеялся.

Когда ребенок уснул, Армун вышла послушать разговоры охотников. Как сожгли город мургу, как поубивали их всех и как возвратились с победой. По протоптанным в снегу тропкам она добралась до костра Херилака. Он стоял у шатра и, заметив ее, отвернулся. Она окликнула его, и слегка помедлив, Херилак взглянул на нее.

– Нужно поговорить, Херилак. Расскажи, что с Керриком.

– Я же сказал, он остался в городе мургу.

– Но ты не объяснил, почему он это сделал, почему он не возвратился со всеми.

– Не захотел. Может, ему лучше там, возле мургу. Может, он больше мараг, чем тану. Там остались живые мургу, а он не стал убивать их и не позволил нам это сделать. Тогда мы ушли – нам незачем было там оставаться.

Она почувствовала недоброе, и все страхи немедленно возвратились.

– А он говорил, когда вернется?

– Уходи, я все сказал, – ответил Херилак и, войдя в шатер, опустил за собой полог.

Гнев разогнал все страхи Армун.

– А я не все сказала! – закричала она так громко, что к ней стали поворачиваться, прислушиваясь. – Выходи, Херилак, и все расскажи мне! Я хочу знать, что случилось. Ты что-то скрываешь.

Ответом было молчание, и Армун сердито ударила в шкуру. Но Херилак уже успел зашнуровать вход изнутри. Ей захотелось высказать все, что она думает о таком поступке... но она овладела собой. Это только развлечет окружающих.

Она повернула назад, и бывшие неподалеку поспешно отходили, чтобы не попасть под горячую руку. Но она уже шагала между шатрами к саммаду Сорли. Тот сидел возле огня со своими охотниками; из рук в руки они передавали каменную трубку. Армун подождала, пока трубку выкурили и положили, потом шагнула вперед, стараясь сдерживаться.

– Сорли, я слыхала о том, каким долгим и трудным был ваш путь. Ты устал и охотники тоже, вы нуждаетесь в отдыхе.

Сорли пренебрежительно махнул рукой.

– Охотник, для которого трудна дорога, не может быть охотником.

– Рада слышать это. Значит, великий охотник Сорли не слишком устал, чтобы поговорить с Армун.

Прищурившись, Сорли глядел на нее, чувствуя, что попался на слове.

– Да, я не устал.

– Это хорошо, потому что шатер мой не так уж близок, а я хочу кое-что показать тебе.

Сорли огляделся в поисках поддержки, но не нашел ее: охотники заново набили трубку и передавали ее друг другу, не глядя в его сторону.

– Хорошо. Идем в твой шатер. Только помни, уже поздно, а у меня еще много дел.

– Ты очень добр к одинокой женщине. – Она молчала, пока они не подошли к ее шатру. Запахнув за собой полог, она показала на спящего младенца. – Вот что я собиралась тебе показать.

– Дитя...

– Сын Керрика. Почему он вместе со всеми не вернулся в свой шатер, к своему сыну? Почему он не вернулся ко мне? Херилак отворачивается и молчит. Теперь говори ты.

Сорли повел по сторонам глазами, но деваться было некуда. Он вздохнул.

– Дай мне попить, женщина, и я скажу. Теперь Керрика и Херилака разъединяет недоброе чувство.

– Вот, пей. Я поняла. Объясни почему.

Сорли вытер губы рукавом.

– Я не понимаю причин. Просто расскажу тебе, что случилось. Мы сожгли город мургу, и тот, кто не погиб в огне, умер сам. Почему – я не знаю. Это же мургу, как понять их? Некоторые спаслись и уплыли на какойто плавучей штуке. А Керрик говорил с марагом и не дал Херилаку убить его. Он отпустил этого марага. А потом нашлись и другие мургу, и Керрик снова не дал их убить. Херилак воспылал великим гневом и сказал, что уйдет без промедления. Нас ждал долгий путь, и мы согласились.

– Но Керрик остался? Почему? Что он говорил?

– Он разговаривал с Херилаком. Я не слушал его и не знаю... – Неловко поежившись, Сорли хлебнул воды.

В глазах Армун отсвечивали угольки костра, она едва сдерживалась.

– Смельчак Сорли, храбрец Сорли, ты говоришь мне не все. Ты крепок, в силах объяснить, что случилось в тот день.

– Язык мой говорит правду, Армун. Керрик говорил, что там нужно многое сделать. Я ничего не понял, Вот саску поняли – они остались, а мы ушли. Мы все ушли с Херилаком. Ведь все, что было нужно, мы сделали. А дорога назад далека...

Армун на миг опустила голову, потом встала и откинула полог.

– Я благодарю Сорли, рассказавшего мне обо всем.

Он помедлил, но Армун молчала. Что мог он добавить? И Сорли с облегчением поспешил назад, радуясь, что освободился.

Вечерело. Армун вновь закрыла вход, подкинула ветвей в очаг и села рядом. Лицо ее было гневным и мрачным. Как легко эти смельчаки отвернулись от Керрика. Шли за ним в бой... и бросили одного. Если саску остались там, значит, он просил об этом и охотников. В городе мургу, должно быть, случилось что-то, из-за чего рассорились двое предводителей. Она сама выяснит это. Зима закончится, к весне Керрик вернется. Конечно он вернется весной...

Армун старалась не сидеть без дела, чтобы не предаваться горестным думам. Арнхвиту пошел второй год, и внутри шатра ему уже становилось скучно. Армун выскабливала оленьи шкуры и шила сыну мягкую одежду, соединяя куски сухожилиями. Его ровесников матери еще носили за спиной, а он уже с восторгом играл в снегу. По обычаю детей кормили грудью лет до четырех, даже до пяти. Армун уже почти отлучила его от груди, невзирая на укоризненные взгляды и явное неодобрение женщин – она привыкла быть отверженной. Она понимала, что они просто завидуют ей и кормят только затем, чтобы избежать новой беременности. И пока другие младенцы болтались в мешках за спинами матерей и сосали кулаки, Арнхвит набирался сил и уже грыз жесткое мясо крепкими зубками.

Однажды солнечным зимним днем, когда весной еще и не пахло, она отошла от шатров, а кроха Арнхвит старательно трусил за нею, стараясь не отставать. Покидая стойбище, она теперь всегда прихватывала с собой копье... Впереди среди деревьев послышалось странное мяуканье. Выставив вперед копье, она стала ждать. Арнхвит прижался к ее ноге и молча смотрел округлившимися глазами. Армун вглядывалась вперед. Вдруг она заметила уходивший вбок от тропы человеческий след. Опустив копье, она направилась по нему и, разведя заснеженные ветви, обнаружила под ними мальчишку. Он обернулся и перестал всхлипывать; лицо его было перепачкано слезами и кровью.

– Я тебя знаю, – проговорила Армун, вытирая рукавом его лицо. – Ты из саммада Херилака. Тебя зовут Харл? – Мальчик кивнул, в глазах его стояли слезы. – Однажды ты пришел к моему костру с убитой совой. – Когда она сказала это, он вновь зарыдал, закрыв лицо ладонями. Армун помогла ему подняться и отряхнула от снега. – Пойдем ко мне в шатер. Я дам тебе попить чего-нибудь теплого.

Мальчишка нерешительно упирался, наконец Арнхвит доверчиво взял его за руку. Так они и вернулись, ведя Арнхвита за обе ручонки. Армун насыпала сладкой коры в горячую воду и дала Харлу. Арнхвит тоже захотел, но крепкий настой ему не понравился, и по его подбородку побежали две струйки. Вытерев кровь с лица мальчика, Армун уселась и показала на синяки на его лице.

– Расскажи, что случилось?

Она слушала молча – Арнхвит уснул на ее руках – и скоро поняла, почему мальчик разревелся, когда она вспомнила про сову.

– Я не знал, что это сова. Это был мой первый лук, моя первая стрела, и мой дядя помог мне сделать их. Саммадар Керрик похвалил меня, потому что сова оказалась не настоящей, а прислужницей мургу, и ее можно было убить. Это было тогда, но теперь алладжекс сказал, что все не так. Что я напрасно убил ее. Он сказал это моему отцу, и теперь он бьет меня и не позволяет сидеть у костра, когда холодно.

Мальчик всхлипнул. Осторожно, чтобы не разбудить спящего малыша, Армун протянула Харлу горсть эккотаца. Он с жадностью проглотил еду.

– Ты поступил правильно, – сказала она. – Это старый Фракен ошибается. Керрик-маргалус все знает о мургу, их прислужниках, и он правильно похвалил тебя за то, что ты убил эту сову. Теперь возвращайся в свой шатер и передай мои слова отцу. Ты поступил правильно.

Ветер крепчал, и она туго зашнуровала вход, когда мальчик ушел. Старый Фракен чаще все-таки ошибался, чем оказывался прав. С той поры как умерли ее родители и она осталась одна, Армун понемногу теряла доверие к предсказаниям Фракена и его совиным комочкам. Керрик тоже смеялся над Фракеном и догадками сов, – и она освободилась от страха перед стариком. Недалекий и глупый, он только доставлял одни неприятности, как сейчас с мальчиком.

Ночью Армун вдруг проснулась, сердце колотилось от ужаса – кто-то скребся в шкуры снаружи. Она поискала в темноте копье, но услышала голос, назвавший ее по имени. Раздув поярче угольки, она подбросила в костер веток и расшнуровала вход. Просунув в отверстие сначала стрелы и лук, внутрь пролез Харл.

– Он бьет меня, – сказал он с сухими глазами. – Он бьет меня моим луком, когда я говорю ему твои слова. Он даже не хочет слушать меня. Он кричит, что Керрик знает все о мургу, потому что сам наполовину мараг... – Он умолк и опустил голову. – И ты тоже, сказал он и снова побил меня. Я убежал.

Армун кипела гневом: не за себя, ей-то приходилось слышать и худшие оскорбления.

– Пусть Фракен читает будущее по помету мургу. Твой отец не лучше его, раз слушает такие глупости. Керрик спас саммады – и как быстро все забыли об этом... Сколько тебе?

– Это моя одиннадцатая зима.

– Достаточно взрослый, чтобы получать побои, но слишком молод, чтобы стать охотником и дать сдачи. Оставайся до утра, Харл, пусть отец твой придет ко мне за тобой. Я расскажу ему о мургу!

Утром Армун вышла из шатра, послушать, что говорят женщины. Все беспокоились о пропавшем мальчике, и охотники уже искали его. Хорошо, подумала она, а то заплывут жиром, без дела валяясь в шатрах.

Подождав, пока солнце опустится пониже, она остановила первую из встретившихся женщин.

– Пойди в шатер Нивота и передай ему, что мальчик Харл нашелся и сидит в моем шатре. Быстрее.

Как Армун и рассчитывала, женщина не стала торопиться и тут же разболтала новость. Армун вернулась в свой шатер и стала ждать. Наконец кто-то окликнул ее снаружи. Она вышла, аккуратно задернув за собой полог.

Старый шрам на щеке кривил рот Нивота в злобной ухмылке. Характер был под стать выражению лица.

– Я пришел за мальчишкой, – грубо сказал он.

Позади него собралась толпа, люди с интересом прислушивались: зима была длинной и скучной.

– Я – Армун, а это шатер Керрика. Как твое имя?

– Отойди в сторону, женщина, – мне нужен мой парень.

– Чтобы опять избить? Это ты говорил, что Керрик наполовину мараг?

– Он совсем мараг, если тебе хочется знать мое мнение. И сейчас я накажу мальчишку, чтобы не болтал... и тебя тоже, если ты не пропустишь меня.

Она и не шевельнулась, и он грубо толкнул ее. А напрасно. Не стоило ему забывать, что случалось, когда она была моложе и ее дразнили беличьей мордой.

Кулак Армун угодил Нивоту прямо в нос – охотник полетел спиной в снег. Едва он встал на колени – кровь капала у него с подбородка, – она снова ударила его в лицо. Толпа разразилась радостными криками. Доволен был и Харл, подглядывавший в щелочку.

Охотники не бьют женщин... кроме своих собственных, поэтому Нивот не знал, что ему делать. Не было у него и времени подумать. Армун не ниже его ростом и страшна в гневе. И он бесславно бежал. Толпа не торопилась расходиться, сожалея об окончании интереснейшего зрелища.

Но на этом все кончилось. Харл остался в ее шатре, никто за ним не пришел, в присутствии Армун об этом даже не вспоминали. Мать Харла умерла прошлой голодной зимой, и отец явно тяготился мальчишкой. Армун стало повеселее.

...Весна запоздала. Она всегда теперь запаздывала. И, когда лед на реке затрещал и громадные льдины тронулись вниз, Армун начала высматривать на востоке Керрика. Каждый день ей было все труднее справляться со своим нетерпением, и наконец, в самый разгар цветения деревьев она отослала Арнхвита с Харлом поиграть на берег реки, а сама пошла к Херилаку. Он сидел перед шатром, натягивая на лук новую сплетенную из кишок тетиву, – приближалось долгожданное время охоты. Когда она заговорила, он лишь кивнул, не поднимая глаз от работы.

– Лето пришло, а Керрика нет.

Он что-то нечленораздельно буркнул. Взглянув на склоненную голову, она подавила в себе гнев.

– Настала пора путешествий. Если он не вернется, я сама уйду к нему. Я прошу, чтобы кто-нибудь из охотников проводил меня.

Ответом ей было молчание, и, когда Армун хотела повторить, Херилак поднял к ней лицо.

– Нет, – ответил он. – Не будет тебе охотников. Ты не уйдешь. Ты из моего саммада, и я запрещаю тебе. Оставь меня.

– Я хочу уйти! – закричала она. – Оставить тебя, оставить твой саммад. Уйти туда, где должна быть. И ты скажешь им...

– Еще раз говорю – уходи, – проговорил он, вставая перед ней во весь рост.

Это был не Нивот. Она бы никогда не решилась ударить Херилака, а он не хотел даже слушать ее. Говорить было не о чем.

Она пришла на берег реки и долго сидела там, следя за мальчишками, катавшимися в молодой траве. От Херилака ждать помощи не приходилось, скорее наоборот. К кому бы еще обратиться? Оставался только один охотник, и она направилась к нему. Тот сидел в шатре один.

– Ортнар, ты один уцелел из первого саммада Херилака, не попал в лапы мургу...

– Да, Армун. Зачем ты напоминаешь мне об этом?

– Значит, ты не можешь не знать, что Керрик остался на юге и мое место рядом с ним. Отведи меня к нему. Ты ведь друг его.

– Я – Друг его, – тяжело вздохнув, согласился Ортнар. – Но я не могу тебе помочь. Херилак говорил со всеми и сказал, что не отпустит тебя.

Армун недоумевающе взглянула на него.

– Кто ты, маленький мальчик, который писает в Шкуры от громкого голоса Херилака? Или же охотник-тану, который поступает по собственному разумению?

Не обратив внимания на оскорбление, Ортнар отмахнулся.

– Охотник я, охотник... Но нас с Херилаком связывает память о мертвых, о погибшем саммаде... а это не шутка. Но я и не против Керрика, который был нашим маргалусом, когда мы убивали мургу...

– И что же?.

– Я помогу тебе, если у тебя хватит для этого сил.

– Ортнар, я сильна. Скажи мне, какая твоя помощь потребует от меня всех сил.

– Ты умеешь убивать мургу стреляющей палкой. Я видел, как ты ловко справлялась с нею, когда на нас нападали. Ты возьмешь мою палку. И я расскажу тебе, как добраться до города мургу. Когда выйдешь к океану, подумай, что будешь делать дальше. Можешь подождать Керрика там. Или иди прямо к нему.

Армун улыбнулась – потом расхохоталась:

– И ты отсылаешь меня одну в город мургу? Чудесное предложение, но выбора у меня нет. У меня хватит сил, храбрый Ортнар. Я понимаю, что ты рискуешь навлечь на себя гнев Херилака, когда он узнает обо всем.

– Я сам расскажу ему, – с угрюмой решимостью буркнул Ортнар.

И он отдал Армун стреляющую палку и все шипы, которые заготовил за зиму.

Шатер Армун находился чуть поодаль от прочих, она редко ходила по стойбищу, поэтому ее исчезновение обнаружили дня через два.

А через несколько дней разосланные Херилаком охотники вернулись с пустыми руками. Армун знала лес – следов не осталось... никаких.

Глава пятая

У меня есть для вас кое-что интересное, – сказал Керрик. Молча жуя сырое мясо, оба иилане знаками выразили любопытство и признательность. – Но, чтобы это увидеть, придется оставить ханане.

– Здесь тепло, безопасность, там – холод и смерть, – ответил Имехеи, поеживаясь.

Поглядев на опустевший лист, он робко выразил желание получить добавку. Керрик игнорировал его жесты. Оба самца были склонны переедать и набирать лишний вес.

– Снаружи бояться нечего, уверяю вас. Следуйте за мной и держитесь рядом.

Они шли, едва не наступая ему на пятки, и озирались вокруг перепуганными глазами. При виде пожарища они сделали знаки страха и горя, еще больший страх они выразили, когда навстречу попались охотники, а при виде опустевшего города изобразили одиночество. И лишь оказавшись возле модели, они ощутили себя в относительной безопасности.

Модель города Алпеасака – про себя Керрик всегда называл его этим именем, хотя при разговоре с охотниками именовал его Деифобеном, – была своеобразной «слепой» картой города. Были видны все поля и рощи, но какие животные паслись там, обозначено не было. Многие из них Керрик хорошо помнил, по крайней мере все ближние поля. И пока саску обследовали их и дивились всяческим чудесам. Керрик старался осмотреть те части города, что выросли за время его отсутствия.

Керрик показал самцам на ряды каналов, перемежающихся с прудами.

– Идем туда. Здесь недалеко. Прогулка пойдет вам на пользу.

По дороге, наслаждаясь непривычной свободой, самцы порастеряли весь страх: перед ними открывались такие места, о существовании которых они и не подозревали. На многочисленных городских полях паслись животные, местные и заморские, привезенные из-за океана. Было еще утро, когда они подошли к огражденному дамбой озеру, так заинтересовавшему Керрика. Вдоль насыпи шла хорошо утоптанная дорога, поднимавшаяся по откосу на плоскую вершину. Внизу лежало заросшее травой озеро, в дальнем конце его растительность расступалась, открывая воду. Водные заросли колыхали какие-то существа, их трудно было разглядеть.

– Пустота-интереса, скука-ожидания, – вздыхал Имехеи.

– Теплота-солнца, радость-общения, – отвечал более смышленый Надаске.

Керрик не обратил внимания на их высказывания – самцы постоянно обменивались ими, в отличие от самок-иилане, открывавших рот лишь для того, чтобы сказать что-нибудь стоящее. Но Имехеи был прав, смотреть было не на что. Керрик уже хотел уйти, когда Надаске указал на воду.

– Интересное движение: какое-то существо.

Из воды выбралась какая-то рептилия. Длинная и узкая, похожая на змею, она глядела на них крошечными глазками. За ней вылезла другая, потом еще... еще. Должно быть, их внимание привлекли обрисовавшиеся на фоне неба силуэты. Повнимательнее приглядевшись, Керрик заметил возле воды белевшие кости. Должно быть, их кормили возле воды. Он все еще не понимал, что это за твари. Он выковырнул ногой камень и зашвырнул в грязь у края воды. Зазмеившиеся тела устремились к месту падения камня. У мургу были зеленые гибкие тела – совершенно змеиные, если не считать крошечных ног, и небольшие приплюснутые головки. Керрик был уверен, что прежде не встречал подобных, но они были странным образом знакомы ему.

– Вы не встречали таких? – спросил он.

– Скользкие, ползучие...

– Невкусные.

Словом, толку от самцов не было. Керрик уже пошел прочь, но все-таки оглянулся еще разок. И тут его осенило... сомнений не оставалось, он знал, что за существа перед ним.

Проводив самцов до ханане, Керрик разыскал охотников. Саноне был среди них, и Керрик заторопился ему навстречу, не слушая церемонных приветствий мандукто.

– Срочно необходимо мясо, пока они не передохли. Ведь они уже несколько дней без еды.

– Я помогу тебе, Керрик, только скажи, в чем дело.

– Торопливость затуманила мой разум. Я нашел там что-то вроде озерца с небольшими мургу. За ними надо приглядывать, их надо кормить, я знаю, кто это. Все совпадает – форма, размер. Это детеныши хесотсанов. Стреляющих палок.

Саноне в изумлении покачал головой,

– Многое, что я вижу и слышу в Деифобене, превосходит мое понимание.

– Это можно понять. Мургу не делают вещей так, как мы делаем луки и ткани. Они их выращивают. Стреляющие палки живые – ты ведь знаешь это, сам не раз кормил их. Но маленькие они другие – это небольшие змейки с ногами, живущие в озере; старея, они становятся такими, к которым мы привыкли.

Теперь Саноне понял и с удовольствием ударил кулаком о кулак.

– О мудрый не по годам Керрик, в тебе наше спасение. Эти создания, о которых ты говоришь, будут накормлены, чтобы у нас всегда было оружие в мире, полном мургу. Немедленно несем им еду и заодно приглядимся.

Когда рептилии кинулись из воды к мясу, стало совершенно ясно, что это маленькие хесотсаны. И Керрик подумал, что город, служивший врагам, начинает служить людям. Саноне соглашался с ним, и каждое новое открытие еще более укрепляло его уверенность в грядущем.

Охотники укрывались от дождя в одной из уцелевших рощ. Прошел хольт дней, и дожди прекратились, хотя ночи оставались прохладными. Саноне тратил много времени на раздумья, часто уходил к модели города, простиравшегося от океана в глубь суши. Он явно сделал какие-то выводы и долго обсуждал их с прочими мандукто. Когда они пришли к согласию, послали за Керриком.

– Принято решение, – провозгласил Саноне. – Мы долго пытались понять путь Кадайра, но наконец все стало ясным. Теперь мы поняли, что, когда Кадайр обрел вид мастодонта и ступил на эту землю, и следы его глубоко впечатались в скалы, он наметил нам путь, который не всем дано понять. Мы – дети его, и мы учимся следовать по пути его. Он привел вас в наши края, а вы привели мастодонтов, чтобы напомнить нам, откуда мы и куда нам идти. Карогнис послал мургу, чтобы погубить нас, но Кадайр послал через обледеневшие горы мастодонта, который привел нас в эти края, чтобы свершить свою месть над мургу. И они погибли, и город их сгорел. Зло сожжено, а все, что осталось, по замыслу его может послужить нам на пользу. И теперь я знаю, что наша долина – лишь привал на пути, намеченном для нас Кадайром. Здесь лежит будущее. Сегодня вечером мы сойдемся пить порро, и Кадайр явится нам. А потом на заре первые охотники вступят на тропу, что ведет отсюда, из Деифобена, на запад, к югу от снежных гор... на тропу, которой шли мургу, чтобы напасть на нас. Теперь этот путь будет дорогой охотников, и мой народ придет сюда и поселится здесь.

Отведав ночью перебродившего порро, Керрик оказался во власти странных сил, вполне убедивших его в правоте мандукто, – в том, что задуманное ими верно. Ему хотелось поделиться со всеми, и в конце концов он сумел это сделать, – едва держась на ногах, он хрипло крикнул:

– Этот город будет рожден заново! И вы будете в нем, и я буду в нем, и я буду тану и иилане, и город станет прежним!

Мандукто одобрили и содержание его речи, и манеру, в которой она была произнесена, хотя не поняли ни слова: он говорил на иилане. Но незнакомый язык только усугубил впечатление.

На следующее утро Керрик заспался, при малейшем движении болела голова. Поэтому он старался не открывать глаз и впервые с того дня, как охотники отправились без него на север, подумал об Армун. Надо бы привести ее сюда, но он опоздал, – теперь путешествие пришлось бы на самую суровую часть зимы. И ему вовсе не хотелось лезть в эти снега – так уютно и тепло было здесь, на юге. Армун тоже не стала бы путешествовать зимой. И ребенок – он ведь забыл о ребенке, – ему лучше вообще не высовываться из шатра до конца зимы. Словом, ничего сделать он не мог. Когда дни начнут удлиняться, он что-нибудь придумает. А пока хорошо бы окатить голову холодной водой.

Армун тщательнейшим образом спланировала свое бегство. Она понимала, что Херилак пошлет за ней самых быстроногих охотников, от которых нечего было даже пытаться ускользнуть. Оставалось только перехитрить их, выбрать такой путь, который им даже не придет в голову. Никто не обращал на нее особого внимания, и поэтому она смогла понемногу, с помощью Харла, вынести из стойбища все необходимое. Вскоре приготовления были закончены. Вечером она плотно прикрыла полог, тщательно затушила огонь и убедилась, что дети в шатре.

Армун проснулась, когда утренняя звезда едва поднялась над горизонтом. Взяв сонного малыша, она велела Харлу прихватить шкуры и первой вышла в ночь. При свете звезд они бесшумно миновали черные шатры, в которых еще все спали, прошли мимо темных силуэтов мастодонтов и отправились к невысокой скале к северу от стойбища. Там под скалистым навесом она укрыла все необходимое.

Здесь они провели три дня и три ночи. У них было сушеное мясо и эккотац, пузыри с консервами мургу. Рядом в ручье была вода.

В укрытии она обстругивала длинные шесты и связывала из них волокушу-травоис, на которую и погрузила все припасы. На четвертый день они опять поднялись до рассвета. Удобно устроенный на травоисе, Арнхвит радостно ворковал. Харл взял свой лук со стрелами. Армун подняла жерди; долгий путь начался. Сперва они лесом направились к югу, далеко обойдя стойбище стороной. И к полудню добрались до колеи, оставленной саммадами во время перекочевки на север. В бороздах уже выросла трава, но она не могла скрыть следов мастодонтов и колеи травоисов. Харл высматривал оленей впереди. Армун налегла на шесты и повернула на восток. Убаюканный ритмом движения, младенец уснул.

Когда стемнело, они остановились, поужинали холодным мясом – она не рискнула разжечь огонь – и уснули, закутавшись в шкуры.

Было трудно, но ведь она и не рассчитывала на прогулку. Если бы старая колея не пролегала по ровному месту, она бы никогда не одолела пути. Когда дорога шла в гору, за целый день отчаянных трудов ей удавалось осилить только малую часть того пути, который прошел бы саммад. Она не думала об этом и не позволяла усталости овладевать собой. Каждый вечер Харл собирал хворост, они разжигали костер, и Армун готовила еду. Поиграв с ребенком, она рассказывала ему сказки, внимательно слушал и Харл. Дети не боялись темноты, начинавшейся за чертой Круга огня. И она не могла позволить себе страха. Костер горел всю ночь, и она спала с копьем в руке.

Много дней погода была солнечной, потом хлынули проливные дожди. Они долго не прекращались, колею развезло, и она уже не могла тащить по ней травоис. В конце концов она соорудила укрытие из ветвей и листьев, и они стали в нем жить. Отдых был необходим, но она жалела о потерянном времени. Лето оказалось слишком коротким. Харл каждый день отправлялся на охоту и однажды принес кролика. Она моментально ободрала его и зажарила. Свежее мясо показалось всем необыкновенно вкусным.

Дождь прекратился, и земля подсохла, можно было трогаться в путь. Но на следующую ночь перед рассветом ударил мороз, и трава побелела от холода. Вновь начиналась зима. Армун с отчаянием поняла, что не одолеет долгого пути на юг, даже если успеет выйти к побережью до начала зимы. Отправившись собирать волокушу, она обнаружила, что их постигло новое несчастье. Стреляющая палка погибла, крошечный рот не закрывался, нежную тварь убил северный холод... недобрый знак.

Той ночью, когда ребята уже давно уснули, она долго лежала под шкурами, вглядываясь в мерцающие огоньки звезд. Луна зашла, звездное небо огромной чашей накрыло землю, и река тхармов текла от горизонта к горизонту. Звездочки-тхармы мертвых охотников поблескивали холодным светом. И никто не мог ей помочь. Как могла она оказаться такой дурой, как могла рисковать не только собственной жизнью, но и жизнями двоих детей. Она ошиблась, но жалеть было поздно. Сделанного не воротишь. Они здесь. И надо решать, что делать дальше. Есть ли у нее выбор? Ортнар утверждал, что она может дождаться Керрика на берегу, но он говорил глупость, просто подыскивал повод, чтобы не идти с ней. У нее не было припасов, чтобы перезимовать на берегу, не было шатра... ничего необходимого. Оставалось выбирать одно из двух: остаться зимовать и замерзнуть или отправиться на юг и замерзнуть на полдороге. В последнем случае оставался крохотный шанс, – если они не позволят зиме обогнать их. Впервые с того дня, как они оставили лагерь, она почувствовала, что слезы защипали глаза, рассердилась на себя за слабость и, отогнав страхи, завернулась в шкуры и уснула: на следующий день ей потребуются все силы.

Ночью выпал первый снежок, утром она стряхнула его со шкур, упаковала пожитки и навалилась на жерди. Вечером за едой она поймала на себе внимательный взгляд Харла.

– Ешь, – сказала она, – мясо мургу мне нравится не больше, чем тебе, но оно сохраняет в нас силы,

– Я не о мясе, – ответил он, – снег... Когда мы доберемся до того места, о котором ты говорила нам... где будет ждать нас Керрик?

– Хотелось бы и мне знать... – Склонившись вперед, она отвела длинные тонкие волосы с его лба и вдруг заметила легкие морщинки возле глаз. Да, ему одиннадцать, и он сильный мальчик, но они уже идут так долго. – А теперь спать, чтобы легче шлось поутру.

Ночью снега не было. День оказался ясным, солнце Почти не грело. Колея втянулась в речную долину, и она сразу поняла, где находится. Саммады останавливались здесь недалеко от океана. Армун показалось, что ветер стал припахкаать солью, и она заторопилась вперед.

Так и есть... у края песка пенились буруны, под обрывом начинался берег. Опустив голову, она налегла на жерди. И остановилась, только заслышав предупреждающий крик Харла.

Перед нею к подножию обрыва притулилась крытая дерном землянка, возле нее стоял закутанный в шкуры охотник. Он застыл без движения, испуганный ее появлением не менее, чем она. Армун попыталась что-то крикнуть, но слова застыли в горле.

Это был не тану, одежда его была иной. И лицо. Оно было покрыто шерстью. Не бородой... мягкая бурая шерсть покрывала его целиком.

Глава шестая

Uposmelikfarigi ikemespeyilane.

VposmelikyUane ikemespeneyil.

Eleiensi topaa abalesso.

Фарт засыпает однажды и утром пробуждается чилоне. Но от яйца времен иилане всегда просыпается иилане.

Апофегма иилане

Вейнте с интересом наблюдала за обычной в порту суетой. До этого самого мгновения Икхалменетс был для нее просто названием – окруженный морем Икхалменетс. Название выражало все, и теперь она видела почему. Икхалменетс вырос на берегах уютной бухты. Все ближние острова были скалистыми и безлесными. Леса подходили к подножью высоких гор, перехватывавших влажные ветры, которые здесь же проливались дождями или выпадали снегом. Но снег белел на вершинах гор, а дожди по склонам сбегали вниз. И все-таки Икхалменетс принадлежал не столько суше, сколько морю. Вдоль берега сплошной чередой выстроились урукето, иногда между ними попадалась тяжело нагруженная сегодняшним уловом лодка. Эрефнаис выкрикивала команды, направляя огромное живое судно к причалу. Вейнте отступила в сторону, пропуская вниз экипаж.

– Всем оставаться на борту! – приказала Эрефиаис.

Стараясь сдерживаться, Вейнте спросила:

– Этот приказ относится и ко мне?

Эрефнаис задумалась, потом проговорила:

– Я не хочу, чтобы разные дикие слухи о событиях в Алпеасаке распространялись по городу. Сначала я поговорю с эйстаа, а там, как она прикажет. Но ты... я не могу приказывать тебе, Вейнте. Я только прошу...

– Просьба излишняя, граничит с оскорблением, капитан.

– Я не хотела оскорблять!

– Понимаю и не вижу причин обижаться. Вейнте не из тех, что болтают на амбесиде.

Сзади послышалась возня – толстая Акотолп с шумом поднималась наверх, волоча за собой упиравшегося Эсетту. Знаком она попросила внимания Эрефнаис.

– Я хочу избавиться от этой обузы, этого бестолкового самца, Я слышала ваш разговор и обещаю, что никто в городе не услышит от меня о гибели Алпеасака.

– Я помогу тебе, – сказала Вейнте. – Мы отведем его в ханане. И покой фарги не будет нарушен.

– Я в долгу перед Вейнте, – ответила Акотолп, выражая удовольствие и благодарность. – Самца редко можно увидеть в одиночестве. И мне не хотелось бы вызывать неподходящих эмоций.

Эрефнаис отвернулась. Слухи пойдут немедленно, только не от Вейнте или толстой ученой. Ее собственный экипаж с радостью разнесет по городу все, что знает. Нужно немедленно разыскать Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса, и сообщить ей обо всем. Пусть она решает, что делать, и Эрефнаис хотелось побыстрее избавиться от ответственности.

Пока Акотолп медленно вылезала из урукето, Вейнте ждала на выщербленных досках причала, жадно вдыхая запахи города, почти забывшиеся во время путешествия по морю. Она вспоминала резкий запах рыбы, теплого дыхания фарги, гниющей палой листвы и над всем – аромат города. Чувство радости переполняло ее – наконец-то на берегу!

– Верно, Вейнте, я разделяю твои чувства, – пропыхтела Акотолп.

Эсетта, которого она крепко держала за руку, с интересом разглядывал город, но, когда Вейкте взяла его за другую, мгновенно съежился от страха. Такая реакция развеселила Вейнте, и она сильнее стиснула пальцы.

Они шли по направлению к главной улице Икхалменетса. Фарги поглядывали на них, выпучив от любопытства глаза, увязывались следом; скоро за ними шла уже целая процессия. Вейнте обратила к сопровождавшим один глаз и жестом потребовала внимания.

– Кто из вас обладает совершенной речью и знанием города?

В последовавшей суете совсем юных фарги, стоявших впереди, оттеснили те, что постарше.

– Нижайшая к высочайшей, которую сопровождает самец. Я обладаю накоторыми познаниями и хочу быть полезной.

– Знаешь ли ты, где находятся ханане?

– Местоположение мне известно.

– Веди нас.

Раздувшись от важности, фарги торопливо проковыляла вперед, и процессия двинулась по улице. Идущих покрывала густая тень от крепких сучьев, а солнечных лучей так не хватало под северным ветерком. По освещенной солнцем полоске вдоль края мостовой они добрались до громадного сооружения. По обеим сторонам закрытой двери стояли две фарги с сушеными хесотсачами – знаком их положения.

– Вызови эсекасак ханане, – сказала Вейнте. Часовые смущенно топтались на месте, покуда Вейнте, сжалившись, не уточнила: – Пойдет эта, ты останешься на страже.

Появившаяся эсекасак, увидев прибывших, принялась демонстрировать незнание-о-прибытии и желание повиноваться, Вейнте, жесты которой требовали уважения и повиновения, обратилась к ней:

– Вот новый самец, которого я отдаю под твою опеку. Давай войдем.

Когда за ними захлопнулась дверь, Вейнте заговорила:

– Его зовут Эсетта; он прибыл из дальнего города за океаном. Эсетта устал и нуждается в отдыхе. И в уединении, пока эйстаа не прикажет иначе. Ты будешь приносить ему мясо, и он будет говорить только с тобой. Ты поняла?

– Великая Вейнте пересекла океан, чтобы стать эйстаа в дальнем городе, – со смирением и гордостью добавила Акотолп.

Вейнте оценила ненавязчивую поддержку.

– Как сказала Вейнте, так и будет, – почтительно ответила эсекасак и жестами попросила отпустить ее, чтобы немедленно увести Эсетту.

У того хватило ума сдержать раздражение и страх, – ведь его ждал уют и покой ханане, – и движения его являли только удовольствие-от-окончания-пути, что было в общем-то верно. У входа все еще торчали фарги – ничего более интересного они еще не видели и теперь, притихнув, ждали, что будет дальше. Самая старшая из них, приведшая гостей сюда, стояла в сторонке, демонстрируя уважение и покорность, Вейнте поманила ее к себе.

– Как твое имя?

– Мелихеле. Не будет ли позволено низкой узнать. как зовут высокую, которая говорит?

– Это Вейнте, – ответила Акотолп, стараясь, чтобы славному имени соответствовали жесты высочайшего уважения.

– Хочешь ли ты последовать за мной, Меликеле? – спросила Вейнте.

– Куда бы ни вела дорога, я – твоя фарги.

– Сначала поесть. А потом я хочу узнать побольше об этом городе.

Акотолп уже знала, как естественно для Вейнте повелевать, и сейчас заново оценила этот дар. Даже в этом городе на скале, где еще не ступала нога ее, она требовала немедленного повиновения. Кстати, она говорила о еде! Акотолп громко щелкнула челюстями при этой мысли.

Меликеле повела их обратно на берег. Для еды было не время, и просторное помещение под прозрачной крышей пустовало. Вдоль стен выстроившись баки, откуда прислужницы-фарги выхватывавши рыбину за рыбиной, взрезали их струнными ножами, потрошили, чистили и укладывали тушки в растворы энзимов.

– Расточительность! – заявила Акотолп. – Подобная обработка нужна для мяса столетнего ненитеска, а не для рыбы. Посмотрим, что там у них в баках. Мелкие ракообразные... восхитительны в свежем виде, смотри!

Схватив одного покрупнее, Акотолп мгновенно отодрала ему голову и конечности, ловкими движениями обломала панцирь. Вейнте всегда мало интересовалась тем, что ест, и положила на лист кусок рыбы. Едва Вейте отвернулась, Меликеле последовала ее примеру.

Акотолп радостно бурчала под нос, и кучка объедков возле ног ее росла. Излучая удовольствие-от-еды, она не замечала работавших рядом фарги, не обратила она внимания и на иилане, появившуюся из строения рядом. Та взглянула на нее, присмотрелась повнимательнее и наконец приблизилась.

– Шествие-времени – конец-разлуке, – взволнованно проговорила прибывшая. – Ты Акотолп, ты обязана быть Акотолп, есть только одна Акотолп.

Акотолп с удивлением оглянулась – кусок белого мяса прилип к верхней губе, – и защитные мембраны на глазах ее затрепетали от изумления.

– Голос знаком, лицо знакомо, не ты ли это, Укхереб, тоненькая-как-всегда?

– Толстая-как-обычно, годы прошли...

Вейнте с интересом смотрела, как в порыве приязни сплетают они пальцы в жесте приветствия эфенселе, хотя обе воспользовались модификатором, слегка менявшим смысл слов и жестов.

– Вейнте, вот Укхереб. Мы с ней дружны как эфенселе, хотя и не принадлежим к одному эфенбуру. Мы вместе росли и учились у старой, все ведающей Амбаласи, древней, как яйцо времен.

– Приветствую тебя, Вейнте, в Икхалменетсе. С подругой подруги приходит двойная радость. А теперь удалимся из этого общего места в мое собственное, где можно удобнее насладиться едой.

Рядом была лаборатория. Акотолп шумно восхищалась приборами. За лабораторией оказалась уютная комнатка с мягкими подушками, с красивыми занавесями, на которых отдыхал глаз. Откинувшись на подушки, Вейнте вслушивалась в разговор ученых. Она терпеливо ждала, наконец разговор о новых открытиях и старых знакомых иссяк, и Укхереб спросила:

– Я слыхала, что ты была в Алпеасаке, когда туда явился весь Инегбан. Я читала о проведенных там исследованиях, об изобилии открытых вновь видов. Сколько радости-от-открытий вы получили. И вот вы в Икхалмекетсе. Зачем вам эти крошечные острова, если перед вами континент, полный открытий?

Акотолп не ответила и повернулась к Вейнте, ища поддержки; та успокойся ее жестом понимания и желания помочь, прежде чем Акотолп успела открыть рот.

– Труднопостижимые вещи случились там, Укхереб. Акотолп не решается даже говорить об этом. Я могу ответить на твой вопрос, если ты разрешаешь, поскольку я участвовала во всех событиях. Вот что произошло.

И, не прибегая к усложнениям и отступлениям, Вейнте поведала ученой о гибели далекого Алпеасака. И когда она завершила повествование, Укхереб издала крик и прикрыла глаза рукой в детском жесте стремления позабыть.

– Просто не могу представить себе, а ведь вы все это пережили... Что делать, что делать?

Она медленно покачивалась из стороны в сторону – снова детский жест, – так бездумную фарги уносит течение.

– Ваша эйстаа узнает об этих горестных событиях. И когда это свершится, я буду говорить с нею. Но тебе, Укхереб, не следует горевать о случившемся. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Поговорим об этой горе над нами: черной скале, увенчанной белым снегом. Как красиво. На вершине всегда лежит снег?

– Раньше такого не случалось, но теперь снег на вершине не тает. Зимы стали холодными и ветреными. Лето стало короче. Потому-то я и скорблю вдвойне о несчастье в далекой Гендаси. Там жила надежда и на наше спасение. Города умирают, в Икхалменетсе становится все холоднее. Страх поселился там, где прежде обитала надежда.

– Надежду нельзя убить, будущее прекрасно.

Вейнте произнесла эти слова с таким энтузиазмом, с такой уверенностью в грядущем счастье, что Акотолп и Укхереб воспряли духом.

Еще бы ей не быть энергичной. Смутные идеи превращались в надежные планы. Скоро все определится, иона будет знать, что следует делать.

Энге чувствовала себя иначе. Слишком часто угрожала смерть Дочерям Жизни. Слишком близко подступала.

Они покинули урукето на заре, незаметно соскользнув в воду со спины гиганта. Море волновалось, и валы захлестывали их. Плыть до берега оказалось долго и утомительно. Урукето исчез в утреннем тумане, и они остались одни. Сначала они перекликались, но только сначала. Потом им потребовались все силы, чтобы добраться до берега. Опасаясь за спутниц, Энге первой пробилась через береговой прибой, а потом по очереди помогла им преодолеть валы. Наконец беглянки распростерлись на песке под лучами теплого солнца.

Все, кроме одной. Напрасно Энге бегала вдоль берега по воде в одну сторону, в другую. Та, которую она искала, так и не вышла на берег. Добрую, крепкую Акел поглотил океан.

Подруги Энге тянули ее за руки, гладили, требуя, чтобы и она отдохнула. И принялись искать сами. Безуспешно. В море никого не было. Акел исчезла навсегда.

Наконец Энге нашла в себе силы сесть, потом встать, потом отряхнуть песок с кожи усталой рукой. Прямо перед ней вдруг закипела вода – круглые головенки совсем еще юного эфенбуру вынырнули на поверхность. Едва она шевельнулась, они, испугавшись, исчезли. Даже эта трогательная картина не могла развеять ее отчаяния, и все же она отвлекла Энге, заставила прийти в себя, понять, что остальные зависят от нее, и долг ее перед живыми, а не перед умершими. Она глянула вдоль берега на маячивший над песками пляжа далекий силуэт Йибейска.

– Идите в город, – сказала она, – Смешайтесь с фарги, уподобьтесь им. Но будьте осторожны, не забывайте ужасных уроков, которые мы получили в страшной Гендаси. Многие сестры погибли там, но в смерти их может быть какой-то смысл, если мы правильно усвоим эти уроки. Помните, что Угуненапса отчетливо видела истину, ясно говорила о ней и завещала нам свои знания. И теперь мы знаем, что Угуненапса говорила кстинную правду. Мы знаем истину, но что нам делать с ней?

– Поделиться с другими! – отвечала Эфен, пылко подчеркивая жестом ожидание радости. – Вот наше дело, и мы выполним его.

– И мы никогда не забудем об этом. Но я должна как следует подумать, что нам теперь делать. Я найду уголок, чтобы отдохнуть и подумать. И там подожду вас.

Молча, с чувством единодушия и непреклонности они соприкоснулись пальцами. А потом отправились вслед за Энге в сторону города.

Глава седьмая

Hoatil ham tina grunnan, sassi pena malom skermom mallivo.

Несчастье может пережить всякий, удачу – немногие.

Марбакская поговорка

В городе Деифобен еще нужно было многое сделать. С точки зрения Керрика, дел было куда больше, чем в то время, когда он звался Алпеасаком, а Вейнте была эйстаа его. Керрик вспоминал жаркие, полные досута дни с сожалением: почему он не наблюдал тогда, не стремился узнать, как управляли огромным городом. И хотя он устроился на месте эйстаа возле стенки амбесида – там, куда падали первые лучи солнца, – руководить отсюда он решительно был не в силах. У Вейнте было столько прислужниц, помощниц, ученых, наконец, бесчисленное множество подручных фарги. В его же распоряжении была голько горстка саску, которые горели желанием помочь, но мало что смыслили в этом. Простые дела, рутинные и повседневные, они могли выполнять, если их научить, конечно. Но никто из них даже не мог представить всех сложных хитросплетений жизни в Алпеасаке. Керрик и сам знал не много, но по крайней мере он понимал что к чему. Каждая часть города непонятным образом зависела от прочих. А сейчас город страдал от ран. Местами они затягивались сами... но не всегда. Широкая полоса зелени вдоль побережья просто увяла, побурела и умерла. Деревья, лианы, подлесок, стены, окна, склады, жилые помещения... Умерло все, и Керрик ничего не мог поделать.

Можно было только заботиться о животных, конечно не обо всех. Огромные ненитески и онетсенсасты во внешних полях не требовали внимания: корм они находили в нетронутых болотах и джунглях. Олени и большие олени паслись, – им корма тоже хватало, как и некоторым травоядным мургу. Но некоторые умирали, и Керрик не мог понять отчего. Не то что бы люди допускали какие-то промахи... Злобные ездовые таракасты никого не подпускали к себе. Иилане разъезжали на них, а он не мог даже приблизиться. Они не щипали траву и по виду были хищниками. Но визжа топтали предложенное мясо. И умирали. Как и уцелевшие в своем болоте уруктопы. Эти восьминогие существа были предназначены для перевозки фарги и, похоже, ни для чего более. Когда Керрик приближался, они глядели на него остекленевшими глазами, не убегали и не пытались напасть. Они не принимали никакой пищи, даже воды. И, беспомощные и тупые, падали и околевали один за другим.

Наконец Керрик начал уже считать, что город этот теперь принадлежит тану. Следовало просто делать то, что нужно, и не думать о прочем. Это решение облегчило жизнь, но все равно целые дни от рассвета до сумерек проходили в трудах и заканчивались долгими вечерними разговорами.

Потеряв счет дням в ровном и теплом климате, Керрик забыл, какое время года сейчас на севере. Зима закончилась, и он не заметил этого; заканчивалась и весна, когда он вновь обратился мыслью к саммадам. И к Армун. Только прибытие первых женщин саску напомнило ему о ней, и он устыдился подобной забывчивости. В такой жаре нетрудно спутать все времена года. Керрик знал, что мандукто ведают о многом, и решил обратиться к Саноне.

– Здесь никогда не опадает листва, – сказал он. – И плоды созревают круглый год. Трудно уследить здесь за течением времени.

Саноне, скрестив ноги, грелся на солнце.

– Верно, – ответил он. – Но есть способы заметить времена года. Можно следить за луной, – как она наполняется и исчезает, – и запомнить. Ты слышал об этом?

– Алладжекс что-то говорил – и это все, что я знаю.

Саноне неодобрительно фыркнул, услышав о примитивном шамане, и разгладил перед собою песок. Он-то знал все тайны земли и неба. Указательным пальцем он аккуратно начертил на земле знаки лунного календаря.

– Здесь и здесь две луны, которые меняются. Смерть зимы, Смерть лета. Здесь дни становятся дольше, здесь ночи чернеют. Я вчера видел луну, она была новой, это значит, что мы здесь.

Довольный, он воткнул короткий сучок в землю и сел на пятки.

– Тебе, мандукто саску, эти рисунки говорят о многом. Но я, о мудрый Саноне, вижу, к своему горю, перед собой только сучок и песок, – сознался в невежестве Керрик. – Истолкуй свои знаки, прошу тебя. Скажи мне, успели реки на севере взломать лед, расцвели ли уже цветы?

– Это случилось вот когда, – проговорил Саноне, перемещая сучок по кругу назад. – С того времени луна успела дважды стать полной...

Угрызения совести Керрика усилились. Но, подумав, он решил, что сейчас только начало лета и времени еще много. А нужно еще столько здесь переделать... Но однажды ночью ему приснилась Армун, он словно ощутил языком ее раздвоенную губу... и вскочил дрожа, вознамерившись немедленно отправиться за нею. И за ребенком, конечно.

Но благие намерения остались таковыми: делам, которые следовало завершить, чтобы Деифобен сделался пригодным для жизни тану, не было конца. Долгие летние дни сменяли друг друга. И снова настала осень. Керрик просто разрывался надвое. Злился на себя, что так и не выбрал времени отправиться за Армун, – и одновременно испытывал облегчение: теперь нечего было и думать успеть туда и обратно до зимних снегов. Но на этот раз он все рассчитает, закончит все к ранней весне, а Саноне будет напоминать ему о прошедших днях. И тогда отправится на север. Все-таки там они в безопасности: и она, и ребенок – это было утешением, когда он особенно тосковал.

Появление тану не испугало Калалеква. Ему уже приходилось встречаться с ними, но он прекрасно понимая, что оказался в их охотничьих угодьях. Однако он видел, что женщина боится его.

– Эй, не бойся, снежноволосая! – крикнул он и засмеялся, чтобы показать дружелюбие.

Но смех его вызвал противоположный эффект. Женщина в страхе отступила назад и замахнулась копьем. Мальчишка рядом повторил ее жест. Младенец на травоисе жалобно завопил. Калалекв, укоряя себя за поспешность, опустил глаза и увидел, что его руки и нож обагрены кровью убитого им пушного зверя. Быстро отбросив нож в сторону, он спрятал руки за спину, надеясь, что улыбку его сочтут дружелюбной.

– Что ты сказал? – крикнула Ангаджоркакв, отодвигая шкуры, закрывавшие вход в землянку. Выбравшись из нее, она замерла, разглядывая пришельцев.

– Погляди, какие у них светлые волосы! И кожа белая! Это тану? – спросила она.

– Они.

– А где охотники?

– Не знаю, я вижу только троих.

– Женщина, подросток, младенец. Раз они одни, их охотник, наверное, умер, и они горюют. Поговори с ними, скажи, чтобы не боялись.

Калалекв тяжело вздохнул:

– Я не знаю их языка, только слова «мясо», «вода» и «прощай».

– Смотри не попрощайся. Предложи им воды. Так будет лучше.

Когда охотник с волосатым лицом отбросил нож, страх Армун отступил. Здесь, на берегу, мог оказаться только парамутан, один из тех охотников, что живут у моря на севере. Она слыхала о них, но никогда не встречала. Она медленно опустила копье, но не выпустила оружие из рук – из землянки выскочил еще один. Но это была женщина, не охотник, и Армун почувствовала облегчение. Они принялись неразборчиво переговариваться высокими голосами. Потом охотник широко улыбнулся и выговорил одно слово:

– Ваудаа. – Армун не отреагировала, и улыбка исчезла с его лица. Он повторил: – Ваудаа, ваудаа!

– Он говорит «вода»? – спросил Харл.

– Наверное. Вода, конечно, вода. – Армун кивнула и улыбнулась в ответ.

Темная фигура женщины исчезла в шатре. Когда она вновь появилась, в руках у нее была черная кожаная чашечка. Она протянула ее гостям. Харл шагнул вперед, взял чашку, заглянул в нее и попробовал.

– Вода, – сказал он, – ужасная на вкус.

Слова эти словно разом обезоружили Армун. Страх исчез, и сразу навалилась огромная усталость, она даже пошатнулась – пришлось опереться на копье, чтобы удержаться на ногах. Вид дружелюбных волосатых лиц, сознание того, что теперь она наконец не одна, дали волю усталости, которую она до сих пор превозмогала. Парамутанка заметила это и, быстро подбежав, взяла у Армун копье и помогла ей опуститься на землю. Армун машинально подчинилась – опасности как будто не было, а если и была, то уже поздно было что-либо делать. В этот момент закричал младенец, да так требовательно, что ей пришлось встать, взять его на руки и сунуть ему в рот кусок копченого мяса. Парамутанка понимающе зацокала языком и, протянув руку, погладила светлые волосики Арнхвита.

Издали донесся пронзительный крик. Армун даже не вздрогнула. По берегу трусил невысокий мальчуган, волосы на его лице были светлей, чем у родителей, в руках он держал ловушку с попавшимся в нее кроликом. Заметив пришельцев, он замер с раскрытым ртом. Любопытный, как все мальчишки, Харл отправился поглядеть на кролика. Мальчик-парамутан казался постарше Харла, хотя на полголовы уступал ему в росте. Они сразу признали друг друга. И, несмотря на великую усталость, к Армун вдруг вернулась надежда. Может быть, они и доживут до весны...

Калалекв был хорошим охотником, и один мог прокормить многих. По обычаю парамутанов он должен был всем поделиться с незнакомцем, даже если бы сам при этом остался голодным. У себя на севере они сражались лишь с непогодой. Гостю радовались и отдавали ему все. Тем более женщине... Он угадывал очертания полных грудей под одеждой и уже жаждал к ним прикоснуться. Ребенок – еще лучше. Особенно с такими волосами, светившимися, словно солнечный зайчик на леднике. Он позаботится о них. А она, наверное, знает, где охотники, с которыми он пришел торговать. Охотники-эрквигдлиты всегда приходили к этой стоянке на берегу. Но нынешним летом он ждал их напрасно. Снежноволосая должна знать.

Хотя Армун ничего не поняла из слов парамутанки, она ощутила в них теплоту и гостеприимство. Ее ласково пригласили в землянку и усадили на мягкие шкуры. Она с любопытством огляделась – все здесь было иначе. Она поглядела на женщину. Та стукнула кулаком в грудь и несколько раз повторила слово «Ангаджоркакв». Наверное, это ее имя.

– Ангаджоркакв? Тебя зовут Ангаджоркакв, а я – Армун.

Она тоже постучала себя по груди, и обе рассмеялись. Захлебываясь от смеха, они повторяли имена друг друга...

Весело напевая под нос, Калалекв обдирал еще теплого кролика, мальчики заинтересованно наблюдали. Закончив, Калалекв отхватил пушистую лапку – ее нижняя часть приносила удачу – и высоко подбросил в воздух. Белокурый мальчик, высоко подпрыгнув, схватил ее и бросился бежать, а Кукуджук, вопя, рванулся следом. Отбежав подальше, они стали играть, перебрасываясь окровавленным пушистым комочком. Калалекв с удовольствием смотрел на детей. Здесь Кукуджуку не с кем было играть, и он соскучился без друзей. Очень удачный день, он еще долго будет его вспоминать и заново переживать долгими зимними ночами. Он вернулся к своему кровавому занятию и, вырезав печень, окликнул мальчишек. Кукуджук подбежал, и Калалекв отдал ему кусок мяса – долю охотника, добывшего зверя.

– Поделюсь с другом, – сказал сын.

Просияв от радости, Калалекв кремневым ножом быстро разрезал печень пополам. Кукуджук еще мальчик, но поступает, как подобает мужчине, понимает, что всегда лучше отдать, чем взять себе.

Харл взял угощение, не представляя, что с ним делать. Кукуджук немедленно подал пример, жуя свой кусок и с удовольствием поглаживая живот. Харл колебался, но тем временем Калалекв проделал дырочку в задней части черепа кролика и на глазах удивленного мальчика высосал мозг. После этого сырая печенка показалась тану даже вкусной.

Глава восьмая

Армун не стала есть сырое мясо, как Харл. Одно дело свежая дичь – ей случалось есть ее сырой, другое – осклизлый кусок мяса, который Ангаджоркакв извлекла из ниши в земляной стене. От полуразложившейся плоти ужасно воняло. Ангаджоркакв этого словно не замечала и отрезала кусок для себя, а потом и для Армун. Отказаться она не могла, но и не в силах была затолкать его в рот. Она неуверенно мяла кусок мяса в руках. Что будет, если она откажется съесть этот скользкий кусок? Оскорбит ли она этим хозяев? Она поискала взглядом вход, потом положила Арнхвита на шкуры, – тот радостно сосал жесткий кусок копченого мяса, – отвернулась и поднесла руку ко рту, будто отправляя туда угощение. Делая вид, что жует, она раздвинула шкуры у входа и направилась к травоису. Там незаметно спрятала мясо среди шкур и отыскала открытый пузырь с мясом мургу. Студенистая, почти полусырая плоть, от которой тану воротили нос, наверняка придется по вкусу парамутакам.

Тек и случилось. Они были просто в восхищении. Ангеджоркакв нашла вкус потрясающим и позвала Калалеква попробовать новое яство. Он жадно набросился на него, заталкивая в рот огромные куски окровавленными пальцами, и стонал от удовольствия. Угостили и Кукуджука, Харл тоже получил свою долю. Пока все ели, Ангаджоркакв согрела воду в каменной чаше над маленьким очагом и залила ею сушеные листья в кожаных чашечках. Калалекв шумно выхлебал настой, потом съел и листья. Армун попробовала, и ей понравилось. День заканчивался куда лучше, чем начался. В землянке было тепло и не дуло. Она могла поесть и отдохнуть и, ложась спать, не думала со страхом о завтрашнем дне, как в прошедшие ночи.

Утром Калалекв покопался в глубинах землянки и извлек оттуда несколько узлов. Это были черные шкуры такой длины, что Армун даже не могла представить себе, с какого зверя их сняли. Несколько сшитых из шкур мешков были заполнены густым белым жиром. Калалекв зачерпнул немного, попробовал и дал отведать ей. Жир оказался сытным и вкусным. Выразил желание попробовать и Арнхвит.

– Есь, есь! – проговорил он, и Армун дала ему облизать свои пальцы.

Тем временем Калалекв разыграл целое представление. Он разворачивал и сворачивал шкуры, глядел на Армун, показывал на тропу, держа в одной руке кремневый нож. Тряс другой рукой шкуру, а затем менял местами предметы в руках и говорил «до свидания». Все это было совсем не понятно.

Однако Харл, похоже, лучше понимал этих людей.

– Я думаю, он хочет узнать, где остальные тану. Он хотел бы отдать им часть жира.

Армун показала на себя и детей, потом в сторону тропы и несколько раз сказала «до свидания». Когда Калалекв понял ее наконец, он глубоко вздохнул и свернул шкуры. Потом понес их к морю. Кукуджук поспешил на помощь, следом за ним побежал Харл. Добежав до воды, он вернулся к Армун с восторженным криком:

– Смотри, смотри! Видишь черную скалу?.. Это вовсе не скала. Пойдем, увидишь сама. Это лодка, вот что это!

Следом по дюнам, мимо кочек с засохшей травой на песчаном берегу, заковылял Арнхвит. Харл оказался прав, черная глыба действительно оказалась лодкой, перевернутой днищем вверх. Калалекв внимательно осмотрел поверхность днища, проверяя, нет ли в нем дыр. Лодка оказалась странной – она была не выдолблена, как челноки тану, из целого ствола дерева, а сделана из огромной черной шкуры. Удовлетворившись осмотром, Калалекв нагнулся и, ухватившись за борт, перевернул ее. Харл немедленно перегнулся через высокий борт и заглянул внутрь. Заплакал Арнхвит. Его подняли, чтоб он тоже смог посмотреть.

Это была удивительная конструкция. Длинные палки были связаны вместе, образуя прочный каркас. На него была натянута шкура. Армун увидела, что шкура скроена по форме каркаса, а отогнутый край прошит. Швы были замазаны каким-то темным веществом, что делало лодку непромокаемой. Это было удивительно.

Теперь, когда Калалекв решил сниматься с места, попусту время не теряли. Из землянки вынесли все пожитки, вплоть до плотной шкуры, закрывавшей вход, и свалили на песок. Работали все, даже Арнхвит, спотыкаясь, тащил какую-то шкурку. Когда все оказалось на берегу, Калалекв столкнул лодку в воду и забрался в нее. Она закачалась на невысоких волнах. Похоже, только он знал, как и куда укладывать вещи, а потому все время кричал, чтобы ему несли тот или иной предмет. Когда Ангаджоркакв взяла с травоиса припасы и понесла к лодке, Армун поняла, что время решать, вернее, – что все уже решили за нее. Она оглянулась на дюны, на холмы за ними, прекрасно представляя себе, что там их ждет только голодная смерть. Выбора не было. Придется отправляться с парамутанами, куда бы ни вел их путь.

Харл забрался в лодку вслед за Кукуджуком, Армун передала ему радостно верещавшего Арнхвита, считавшего все это великолепным развлечением. Ангаджоркакв мягкими движениями подтолкнула ее вперед, и Армун забралась в лодку. Усевшись на песок, Ангаджоркакв сняла свои поножи и забросила их в лодку. Так же, как лицо и руки, ее ноги покрывала мягкая коричневая шерсть. Подобрав кожаную юбку, она вошла в воду и, визжа от холода, стала толкать лодку вперед. Калалекв уже приготовил весло. Когда лодка оказалась достаточно далеко от берега, Ангаджоркакв прыгнула в суденышко головой вперед; ее довольный смех заглушала упавшая на лицо одежда. Армун помогла ей освободиться от нее и укутала ее волосатые ноги, улыбаясь и удивляясь, почему парамутанка все время хохочет.

Калалекв греб весь остаток дня, не обращая внимания на начавшийся снег с дождем. Почувствовав голод, он позвал Ангаджоркакв, и та стала кормить его лучшими кусками тухлого мяса. Нечаянно он укусил ее за палец и, залившись смехом, даже забыл про весло. Армун куталась в шкуру, прижимая к себе обоих мальчишек, и всему удивлялась. В сумерках Калалекв подвел лодку к берегу, высматривая место для ночевки. Волна вынесла лодку на гладкий песок, и всем пришлось потрудиться, вытаскивая ее подальше на берег, куда бы не дотянулся прилив.

Так шли дни, им не было числа. Целыми днями Калалекв неутомимо греб, не зная усталости. Вычерпывая воду кожаным черпаком, Ангаджоркакв напевала, как в землянке на берегу. Армун мутило от постоянной качки; она куталась в шкуры, прижимая к себе Арнхвита, который тоже чувствовал себя не лучшим образом. А Харл через несколько дней привык, и мальчишки все время проводили на корме возле рыболовных снастей и разговаривали – каждый на своем языке.

День был похож на день, и трудно было счесть, сколько их миновало. Лодка двигалась на север, и погода все ухудшалась. Волны становились все выше, путешественников носило по водяным горам, как кусок плавника.

Наконец шторм утих, воздух стал сухим и холодным. В полудреме Армун лежала под шкурами, прижимая к себе Арнхвита, когда услыхала, что Харл выкрикивает ее имя.

– Погляди вперед, мы к чему-то приближаемся. Лед, а на нем черные штуки. Я не понимаю, что это.

У берега залив был покрыт толстым слоем льда. Куски льда плавали в воде, и приходилось лавировать между ними. На севере в дымке маячили огромные айсберги. Калалекв показал на предметы, темневшие на поверхности льда. Когда они подплыли поближе, стало ясно, что это перевернутые вверх дном лодки. У оконечности льда Армун разглядела, что эти лодки были в несколько раз больше той, в которой они находились. Это казалось невероятным. Кукуджук стоял на носу лодки и, когда она коснулась твердого льда, выпрыгнул, привязал ее сплетенной из полос кожи веревкой к неровному ледяному выступу и побежал к берегу.

Армун не могла понять, почему так ослабела за время путешествия. Калалекв и Ангаджоркакв вместе помогли ей выбраться на лед. Ей вручили Арнхвита, и она, сотрясаясь в ознобе, сидела, слушала его воркованье и следила за разгрузкой. Не успели ее начать, как возвратился Кукуджук. За ним спешили парамутаны. Их было много, и все – и женщины, и охотники, – дивились волосам и коже пришельцев, гладили Харла по голове, пока ему не надоело и он не стал уворачиваться. Это вызвало восторженный хохот, и тут началась настоящая разгрузка. Скоро все вещи понесли на берег, а лодку вытащили к другим на лед. Армун брела за всеми, за ней ковылял Арнхвит. Какой-то охотник подхватил его и посадил, довольного и повизгивавшего, себе на плечи.

Они прошли мимо группы парамутанов, сооружавших на снегу шатер из черных шкур; прекратив работу, они повернулись к пришельцам. Сзади виднелись и другие шатры, от ветра их защищали сложенные из снега стены. Много шатров, – думала, спотыкаясь от усталости, Армун, – здесь два или три саммада. Над, ними вился дымок, и она представляла себе, как тепло и уютно внутри у очага. А еще спокойно. Ветер срывал снег с сугробов и обжигал ее щеки. Сюда, на север, зима уже пришла.

Миновав уютные шатры, они пошли дальше, где у берега высоко торосился покрытый снегом лед. Перелезть через торосы оказалось нелегко. За ними берег круто и ровно поднимался вверх. У основания холма было вырыто несколько полуземлянок, крытых такими же черными шкурами.

Ангаджоркакв потянула Армун за руку к одной из них. Она была закрыта, и Калалекв стал расшнуровывать вход. Все взятые из лодки свертки лежали рядом на снегу. Калалекв протиснулся внутрь и сразу же развел огонь – должно быть, дрова были заранее приготовлены. Дым так и повалил через дыру в потолке, Когда Армун ощутила под ногами твердую землю, хворь ее быстро прошла, и она вместе со всеми стала перетаскивать внутрь шкуры и узлы. Хорошо. Все будет хорошо. Она в безопасности, Арнхвит и Харл тоже. И все они увидят весну. С этой мыслью она прижала к себе ребенка и тяжело села на кучу шкур.

– Побыстрее с костром! – крикнула Ангаджоркакв. – Солнечноволосая устала. Я вижу. Она голодна, ей холодно. Я принесу еды.

– Надо перенести наш паукарут на лед. – отозвался Калалекв, раздувая костер, – бухта замерзла, настала зима.

– Завтра. Сперва отдохнем.

– Да, сделаем это завтра. На льду теперь теплей, чем на суше, морская вода гонит холод. И я нарежу снега, чтобы укрыться от ветра. Будет тепло, мы будем есть и веселиться.

Мысль эта заставила его улыбнуться: предвкушая, он потянулся к Ангаджоркакв. Она шлепнула его по руке.

– Не время, – проговорила она. – Потом, сперва поедим.

– Да, сперва поедим! Я ослабел от голода, – притворно застонал он, но с лица не сползала улыбка.

Зима обещала быть доброй, очень, очень доброй.

Глава девятая

Esseka"cisak, elinaabele nefalaktus"

tusilebtsan tustoptsan. Alaktustsart

nindedei yilcinene.

Когда волна бьет о берег, маленькие рыбки,

которые плавают, дохнут; их глотают птицы,

которые летают; а тех пожирают звери,

которые бегают.

А иилане едят их всех.

Апофема иилане

Ланефенуу была эйстаа Икхалменетса так давно, что лишь самые старые из помощниц не забыли еще предыдущую эйстаа, а уж вспомнить ее имя могли и совсем немногие. Ланефенуу была столь же высока духом, как и телом, – она была на голову выше почти любой иилане – и за время своего правления сильно изменила город.

Амбесид, где она восседала на почетном месте, был сооружен при ней, прежний засадили плодовыми деревьями. Здесь, в естественном углублении горного склона над городом и гаванью заложила она свой амбесид, повинуясь своим причудам. И лучи утреннего солнца озаряли инкрустированный разноцветным деревом трон в задней части углубления. Остальное пространство было в тени. Склон за троном был выложен деревянными панелями дивной работы, покрытыми искусной резьбой и живописью. Изображения казались живыми, и днем фарги вечно толкались возле них, раскрыв рты от изумления. На панелях были изображены темно-синие волны, бледно-голубое небо, энтиисенаты, резвящиеся среди волн, и огромный, от края картины до края, почти в натуральную величину силуэт урукето. На верху высокого плавника была вырезана фигурка капитана урукето, вовсе не случайно похожая на сидевшую под ним эйстаа. Прежде чем подняться к вершинам власти, Ланефенуу командовала урукето, и в душе до сих пор не перестала быть капитаном. Руки и верхняя часть ее тела были разрисованы пенящимися волнами.

Каждое утро Элилилеп в компании еще одного самца, которому доверялось нести кисти и краски, прибывал из ханане в занавешенном паланкине обновить росписи на ее теле; Ланефенуу прекрасно знала, что самцы более чувствительны и артистичны; к тому же каждое утро пользоваться самцом полезно для здоровья. Для этих целей и предназначался кистеносец Элилилепа; сам же Элилилеп представлял собой слишком большую ценность, чтобы держать его на пляже. Ланефенуу была твердо убеждена, – хотя и не высказываема это Укхереб, зная, что ученая начнет язвить, – что ежедневное сексуальное удовлетворение и было причиной ее долголетия.

Но сегодня она ощущала свой возраст: зимнее солнце не грело, и лишь тепло живого плаща на плечах позволяло не впасть в оцепенение. И ко всем прочим бедам добавилось еще и отчаяние от известия капитана прибывшего урукето. Умер Алпеасак – драгоценность Запада, надежда ее города. Его погубили безумные устузоу, если верить словам Эрефнаис. Но приходилось верить, ведь говорила она сама, а не йилейбе фарги, получившая сообщение из вторых-третьих уст. Эрефнаис, капитан урукето, облеченная высшей ответственностью, побывала там и видела все своими глазами. Как и Другая из уцелевших, Вейнте, та, что вырастила город и увидела гибель его. Она поведает обо всем подробнее, она знает больше, чем капитан, которая все время провела в урукето и так и не ступила на берег. Ланефенуу шевельнулась на высоком троне и потребовала внимания. Подручная Муруспе, никогда не оставлявшая се, гразу же подвинулась ближе, ожидая приказа.

– Муруспе, я хочу видеть вновь прибывшую по имени Вейнте, что приплыла сегодня на урукето. Доставь ее ко мне.

Сделав знак немедленного повиновения, Муруспе заторопилась к прислуживающим фарги и в точности передала им распоряжение Ланефенуу. Она велела им повторить приказ; некоторые путались – от забывчивости или неумения говорить, неважно. Таких она отослала с глаз долой. Они исчезли со-стыдом-неудачи. Оставшихся она заставляла повторять распоряжение эйстаа до тех пор, пока они не справились с делом в точности.

Наконец фарги разбежались с амбесида во все стороны с радостной поспешностью, – ведь они несли распоряжение эйстаа. И каждая, кого они встречали, передавала сообщение другим встречным, и очень скоро одна из помощниц торопливо вошла к Укхереб, делая жесты информации-большой-важности.

– Эйстаа разослала слово по городу. Требуется присутствие твоей гостьи Вейнте.

– Иду. – поднимаясь, ответила Вейнте. – Веди меня.

Укхереб жестом отослала помощницу.

– Я пойду с тобой, Вейнте. Так будет уместнее. Эйстаа знает мои труды на благо Икхалменетса, и, боюсь, я знаю, о чем пойдет речь. Мое место возле нее.

Амбесид был пуст, словно была ночь, а не пасмурный день. Суетливых фарги прогнали, и во всех дверях расставили помощниц, не пускавших их внутрь. Они стояли спиной к эйстаа, чтобы не нарушить ее уединения. Ланефенуу правила твердой рукой, это был ее город, и если она желала уединиться на амбесиде, а не в собственных небольших покоях, значит, это было необходимо. Мощь, исходящая от строгой и суровой фигуры под расписными рельефами, восхищала. Вейнте ощущала в ней равную.

Она шла твердым шагом возле Укхереб – никак не следом, – и походка выдавала ее чувства. Ланефенуу невольно заинтересовалась, поскольку от яйца времен никто не обращался с ней, как с равной.

– Ты и есть Вейнте, недавно прибывшая из Алпеасака. Расскажи мне о твоем городе.

– Он погублен, – последовали движения, означавшие боль и смерть, – руками устузоу, – жесты во много раз усилили предыдущие знаки.

– Расскажи мне все, что знаешь, во всех подробностях с самого начала, ничего на скрывая, потому что я хочу знать, как подобное стало возможным.

Вейнте пошире расставила ноги, выпрямилась – и долго не умолкала. Все это время Ланефенуу ни разу не пошевелилась, а Укхереб то и дело дергалась, словно от боли, и слегка вскрикивала. И если Вейнте была не совсем откровенна, когда речь зашла о ее отношениях с этим устузоу, особенно тогда, когда нельзя было не солгать, – это объяснялось простой забывчивостью, не более. Она сочла неуместными всякие упоминания о Дочерях Смерти, о них можно было поговорить и позднее. Она просто рассказывала, как строила город, как устузоу убили самцов на родильных пляжах, как она защищала город от пришельцев и как, обороняясь, была вынуждена напасть на устузоу. Добравшись до конца повествования, она, тщательно сдерживая все чувства, описала всеобщую гибель, разрушение города, бегство горсточки уцелевших. Потом она умолкла, но положение ее рук говорило о том, что сказано не все.

– Что еще ты собираешься добавить к этому ужасу? – спросила Ланефенуу, безмолвно слушавшая Вейнте.

– Две вещи. Я расскажу тебе с глазу на глаз кое-что важное о тех, кто покинул город и сейчас находится в Энтобане. Это серьезный, но отдельный вопрос.

– А второй?

– Он! – громко начала она, подкрепляя слова жестами необходимости, силы и уверенности. – Он имеет отношение ко всему, о чем я говорила. Я знаю теперь, как защитить город от огня. Я знаю, как уничтожить устузоу в огромном количестве. Теперь я знаю, в чем ошибались те, кто погиб ради этого знания. Я знаю, что просторы Гендаси, пустынные земли за морем, будут принадлежать иилане. Так будет. Никогда еще от яйца времен не дули такие холодные ветры, никогда не гибли северные города иилане. Никто не знает, когда придет этому конец. Вот Эрегтпе, только сухие листья носит ныне ветер по его улицам; вот Соромсет, где белые кости иилане белеют в белой пыли. Вот мой родной Инегбан, который давно умер бы в Энтобане, не отправься мы в Гендаси. А теперь я чувствую, как холодные ветры продувают окруженный морем Икхалменетс. И я боюсь за него. Что если холода придут и сюда? Я не знаю, что будет. Но я, сильная Ланефенуу, знаю одно. Если придут холода и Икхалменетс будет жить, он должен жить в Гендаси, ибо ему больше некуда отправляться.

Ланефенуу искала слабость и сомнение в словах и жестах Вейнте – их не было.

– Возможно ли это, Вейнте? – спросила Ланефенуу.

– Возможно.

– Когда холодные ветры ворвутся в Икхалменетс, сможет ли Икхалменетс перебраться в Гендаси?

– Этот теплый мир дожидается вас. Ты отвезешь туда Икхалменетс, Ланефенуу, я вижу в тебе силы для этого. Я прошу только разрешения помочь тебе. А когда мы переберемся туда, я попрошу лишь твоего разрешения убивать устузоу, которые убивают нас. Позволь мне служить тебе.

Как требовала вежливость, и Вейнте и Укхереб отвернулись, когда Ланефенуу застыла в глубоком раздумье. Но каждая одним глазом поглядывала назад, – чтобы вовремя отозваться на любое движение. Шло время, Ланефенуу должна была многое обдумать. Облака рассеялись, солнце уже спускалось к горизонту, а трое застыли, словно вырезанные из камня, как могут только иилане.

Когда Ланефенуу наконец шевельнулась, они повернулись к ней, полные внимания.

– Следует принять решение. Но оно слишком важное, чтобы можно было торопиться. Пусть сперва Укхереб доложит мне, о чем сообщают ученые с севера. Вейнте должна рассказать о том, другом, деле, которое нельзя обсуждать при всех. Имеет ли оно отношение к теплой Гендаси?

– Косвенно, но может статься, в значительной степени.

– Следуй за мной, поговорим.

Ланефенуу двигалась медленно, тяжелые размышления отягощали тело. Спальня ее была невелика, темная комната напоминала внутренность урукето. Слабый свет лился от пятен фосфоресцирующей краски, в стене было круглое окошко, за которым виднелся красивый морской пейзаж. Ланефенуу взяла водяной фрукт, наполовину осушила его и опустилась на ложе для отдыха. Для гостей предназначались еще два ложа: одно у задней стенки, другое возле входа. Ланефенуу знаком велела Вейнте опуститься на то, что у входа.

– Говори, – приказала Ланефенуу.

– Сейчас. Я буду говорить в Дочерях Смерти. Знаешь ли ты о них?

Ланефенуу вздохнула понимающе, но без отчаяния.

– Я знаю о них. Из того, что говорила Эрефнаис, следует, что именно они были теми ее пассажирами. И теперь они могут разливать яд своих мыслей в теплом Иибейске. Как ты относишься к ним?

Этот простой вопрос выпустил наружу всю ненависть, которую так долго сдерживала Вейнте. Жесты хлынули потоком. Она не в состоянии была ни сдержаться, ни остановиться. Ее тело и конечности дергались, выражая неприязнь, неприятие, ненависть... и только нечленораздельные звуки вылетали с пеной гнева сквозь стиснутые зубы. Она не сразу овладела собой, но стала говорить, только полностью успокоившись.

– Мне трудно выразить всю свою ненависть к этим созданиям. Я стыжусь этой вспышки гнева. Но я здесь по их вине. И я хочу поведать тебе об их развращенности, предупредить об опасности, если ты еще не слыхала о них. Хочу спросить еще, добрался ли этот духовный яд и носительницы его сюда, в Икхалменетс?

– И да и нет. – Хоть Ланефенуу даже не шевельнулась, в ее интонациях слышалось ощущение смерти и разрушения. – Я давно узнала об этих тварях. И решила, что эта болезнь не проникнет сюда. Не без причины Икхалменетс называют окруженным морем. Только те, кто рождается здесь, остаются в этом городе, из других городов фарги к нам не приходят. Только урукето связывают нас с остальным миром. И обо всем, что привозят они, я немедленно узнаю. Приезжали сюда и Дочери Смерти, я сразу же отправила их назад, не позволив даже ступить на берег. Так можно поступать с не имеющими ранга.

– Но иилане идет, куда хочет, – проговорила Вейнте, недоумевая; ведь свобода передвижения была так же естественна, как вода, воздух, иного она не могла и представить.

– Верно, – с трудом ответила Ланефенуу, сильная эмоция сковала ее мышцы. – Когда я впервые увидела тебя, Вейнте, я поняла, что передо мной та, которая мыслит, как я, и идет той же тропою. И твои речи подтвердили это. Нас ждет общее будущее, и я скажу тебе то, чего не знают другие. Да, иилане прибывают в окруженный морем Икхалменетс. Среди них попадались и такие, что добром поминали Дочерей Смерти. И все, кого я подозревала в этом пороке, были здесь у меня и говорили со мной, я слушала. – Ланефенуу надолго умолкла, вслушиваясь в себя, припоминая былое, вновь представляя события, о которых знала она одна. – Те, кто решался говорить здесь об этом, хотя я просила их покинуть Икхалменетс, те и только те расстались здесь с жизнью. Узнав все, что нужно, я просила их сесть, так же, как и тебя, но на другое ложе. Погляди, видишь пятнышко в середине. Это живое существо с ядовитой железой хесотсана. Ты поняла, что я имею в виду? Отсюда они не выходили, Вейнте. Понятно ли тебе, что это значит? Все они там. – Она махнула в сторону маленькой дверцы в стене. – Питают корни города своими телами, избавив его от своих скудных умишек, как и должно быть.

Когда смысл слов Ланефенуу проник в сознание Вейнте, она склонилась перед эйстаа в позе нижайшей перед высшей и произнесла с почтением:

– Позволь служить тебе, Ланефенуу, всю мою жизнь. Тебе дана сила, которой нет у меня: сила поступать, как считаешь нужным, невзирая на чужие мнения, сила преступить вековые обычаи ради нужд города. Я буду твоей фарги и всегда буду служить тебе и повиноваться твоим приказам.

Наклонившись, Ланефенуу ласково тронула пальцами гребень Бейнте, жестом своим выражая радость. И в словах ее было слышно облегчение.

– Служи мне, сильная Вейнте, как я сама буду служить тебе. Мы шли к одной цели, только разными тропами. А сейчас я вижу, дороги наши соединились. Дальше мы пойдем вместе. И ни устузоу, ни Дочери Смерти не устоят перед нами. Они будут сметены с нашего пути. И завтрашнее завтра станет таким, как вчерашнее вчера, и не останется даже памяти об этих созданиях.

Глава десятая

Uveigil as пер, as rath at stakkiz – markiz foliar ey to mami.

Каким бы долгим и жарким ни было лето – все ровно придет зима.

Марбакская поговорка

Зима опять пришла в Деифобен. Зарядили проливные дожди, северный ветер обрывал с ветвей пожухлые листья.

Перед рассветом Керрик проснулся: по потемневшей прозрачной кровле опять барабанил дождь. Снова уснуть не удалось. Едва забрезжил рассвет, он взял свой хесотсан и накормил кусочками мяса, оставленными от ужина специально для этого. Теперь он не разлучался с оружием. И приказал всем за пределы города выходить вооруженными. Покончив с кормлением, он вышел. Как почти всегда, путь его лежал среди полей на север города к последней роще, где огромные ненитески обрывали листья и громко хрустели ветками. Липучие лианы, которыми иилане преграждали дорогу, оставались на своих местах, он осторожно перешагнул их. Весь ядовитый терновник был уничтожен, потому что охранял от людей, а не от животных. Оружие Керрик держал наготове, опасаясь хищников, бродивших вокруг города. Внимательно вслушивался и приглядывался. Он был один. Пустынная тропа уходила на север.

На ней никого не было. Керрик стоял, не обращая внимания на дождь, насквозь промочивший бороду и длинные волосы; капли стекали с обоих ножей на груди за пазуху, ручейками бежали по коже. Никого. Каждое утро он приходил сюда – это было самое плохое время. Потом, среди забот, он забывался. Но тяжелей всего были часы сразу после пробуждения. Если бы Херилак вернулся и привел с собою Армун, если бы пришел хоть охотник с весточкой от нее. Но, не тронувшись еще в обратный путь, он уже знал, что надежды напрасны. Надо было отправляться за ней самому, еще той весной. А сейчас было поздно, и до новой весны оставалось еще столько... Что понадобилось ему в этом городе, когда все возвратились? Он уже и сам не понимал. Но сделанного не воротишь. Весной он уйдет за ней, и на этот раз ничто не остановит его.

И когда он пошел назад, тропа осталась такой же пустынной...

Дождь редел, среди туч уже проглядывало голубое небо. В городе его ожидали дела, нужно было решать. Он не хотел никого видеть, не хотелось даже говорить. Океан был неподалеку, глухой шум прибоя доносился даже сюда. Он прогуляется по пляжу и вернется в город.

Едва он вышел из-под деревьев, солнце озарило чистый песок и покрытые белой пеной волны. «Алпеасак», «прекрасные пляжи» – сами собой пришли в голову эти слова. Правая рука и подбородок привычно и незаметно для него изобразили правильные модификаторы. Опустив голову, он побрел по песку. Мир – такое пустынное место.

Пустовавшая гавань за год заросла кустарником. Многое изменилось в городе с тех пор, как ушли иилане, и на смену им явились тану. Перебравшись через нагромождение поломанных ветром ветвей, он приблизился к гавани. Они с Саноне единодушно решили: перед рассветом и после темноты караульные должны охранять пути, ведущие от моря в город. Враг изгнан, – но это не значит, что он не может возвратиться. А вот и караульный, прислонившийся спиной к дереву. Керрик не хотел разговаривать с ним и направился прямо в город, но саску не пошевелился; он сидел, как-то обмякнув, и не замечал Керрика.

С внезапным страхом Керрик остановился и припал к земле, выставив хесотсан. Никто не шевелился. Над головой крикнула птица, больше ничего не было слышно. Керрик дополз до ближайшего куста, укрылся за ним и теперь мог разглядеть охотника. Наклонившись вперед, он сидел с закрытыми глазами, едва не роняя копье. Спит.

Керрик встал, улыбнулся собственному необъяснимому страху и, шагнув вперед, окликнул уже...

Но увидел шип, сбоку вонзившийся в шею охотника, и понял, что не ошибся в худшем.

Иилане вернулись!

Лихорадочно озираясь, он отступил за куст. Где они, где, куда подевались? И, прежде чем поддаться панике, Керрик постарался подумать, а не действовать сразу. Здесь побывали иилане, в этом не было сомнений. Нельзя было исключить и несчастный случай... или убийство, ссору между охотниками. Теперь все делали собственные шипы и тщательно обрабатывали их, чтобы точнее попадать в цель. Но та игла, что вонзилась в шею охотника, выросла на кусте. Ее обломила фарги, и иилане ею выстрелила. Они пришли с моря. Сколько их? Надо предупредить. Где поблизости работают саску? И, стараясь быть осторожным, он заторопился к центру города, уклонившись от кратчайшего пути.

Впереди послышались голоса... Саску! Он побежал им навстречу и хотел уже позвать, когда заметил двух воинов рядом с апельсиновыми деревьями. Вдруг послышатся треск, один из них пошатнулся и упал. Второй обернулся, вздрогнул – и рухнул на упавшего товарища.

Крик застрял в горле Керрика, он припал к земле застволом дерева, так чтобы видеть обоих саску. В небольшой рощице зашелестели сухие листья, и он застыл не дыша, – темная фигура медленно вышла на свет. Иилане!

Она остановилась, и, неподвижно застыв, стала озираться, водя по сторонам глазами. Ее опущенные руки выдавали страх, хесотсан был обращен к земле. Она была молода. Это фарги, подумал Керрик. С ней должны быть и другие. Он оказался прав: мгновение спустя послышался раздраженный голос: «Вперед!» Фарги помедлила в страхе и нерешительности и наконец шагнула. Сзади из укрытия показались еще две фигуры, объятые тем же всепоглощающим страхом. А потом из тени выступила четвертая – повелевающая... знакомая. Шаг – и она уже на свету. Вейнте!

Волна ярости захлестнула Керрика. Ненависть, отвращение... что-то еще – он не знал, что это, да и знать на хотел. Вейнте вернулась, будет нападение, надо предупредить остальных.

Но сначала надо убить ее, он знал это наверняка. Когда-то он ранил ее копьем, но она осталась жива. А теперь маленькая капелька на острие стрелы, незаметная капелька яда – и мгновенная смерть. Да!

Он медленно поднял оружие, прицелился... ветерок дунул – надо это учесть... вот она повернулась – как хорошо он помнит это лицо.

Стреляй!

Оружие громко треснуло в его руке; в этот момент одна из фарги шагнула вперед и, сраженная иглой, пошатнулась и рухнула.

– Ты! – выкрикнула Вейнте, глядя Керрику прямо в глаза; ненависть сотрясала ее тело.

Не думая, Керрик выстрелил снова, но она скрылась из глаз. Обе фарги бросились за нею. Оружие его опять треснуло, одна из них упала наземь. Раздался звук удалявшихсл шагов.

Бегут. Значит, это еще не нападение, а только разведка.

– Они здесь! – завопил Керрик изо всех сил, закончив военным кличем тану. А потом выкрикнул на языке иилане: – Смерть, смерть, смерть – Вейнте, Вейнте, Вейнте! – надеясь, что она поймет смысл этих звуков.

Вдали послышались крики, и он, предупреждая, крикнул снова. И вдруг, забыв об опасности, он помчался вслед за иилане. Он мчался следом, надеясь убить ее. Выбежав на берег, он увидел, как две фигуры прыгают в воду с причала.

Стоя на выщербленном помосте, Керрик вновь и вновь стрелял по удаляющимся черным головам, пока опустошенный хесотсан не задергался в руке. Его стрелы не достигали цели; плывущие давно были вне пределов досягаемости, они удалялись к черному пятну, маячившему посреди гавани. Плавник урукето, ожидающего их.

Наконец Керрик почувствовал, что тело его сотрясает крупная дрожь. Опустив оружие, он следил, как мелькают в волнах головы плывущих. Вейнте была здесь, а он промахнулся... Позади послышался топот, подбежали двое охотников.

– Мы видели двух мургу, они убили Керидамаса и Симмахо! Что случилось?

Все еще дрожа, Керрик ответил:

– Вон они. Они остались живы и плывут к своей живой лодке. Они приплыли посмотреть город и знают теперь, что мы здесь.

– Они вернутся?

– Конечно же, вернутся! – оскалившись, завопил Керрик. – И с ними их предводительница, та самая, что объявила войну нам, та, что хочет перебить нас. Раз они были здесь – они вернутся!

Отступив от Керрика, оба охотника мрачно глядели на него.

– Саноне должен узнать об этом, – проговорил Мескавино. – Мы побежим сообщить ему эту весть.

Керрик остановил их.

– Известить Саноне может и один из вас. Ты, Мескавино, останься.

Поколебавшись, тот повиновался: ведь Керрик был главным в городе, Саноне был их мандукто, и все саску привыкли видеть в нем вождя, но он-то и приказал им всегда слушаться Керрика. Сжав в руках мотыгу, Мескавино внимательно огляделся. Заметив его взгляд, Керрик попытался взять себя в руки. Не время для слепого гнева. Надо думать трезво, как иилане, думать сразу за всех. Он прикоснулся в дрожавшей руке охотника.

– Они ушли, пусть уйдет и твой страх. Я видел их главную, она убежала, а с нею помощница. Они ушли, все ушли. Оставайся здесь и будь внимателен – как бы они не вернулись.

Приказание было четким и недвусмысленным. Мескавино взял мотыгу, как оружие.

– Я буду наблюдать, – проговорил он, поворачиваясь к морю. Увидел неподвижное тело караульного и тихо завыл. – И он погиб... брат мой!

Мотыга свалилась на землю, и, встав на колени, он склонился над телом.

Снова кровопролитие, думал Керрик, вглядываясь в опустевшую гавань. Вейнте, несущая смерть. Но не только она. Города не стали бы ей помогать, если бы холодные зимы не пугали даже иилане Энтобана, где города соприкасались. Зима наступала на северные города, оставаться на месте – значило умереть. И лучше пересечь океан и затеять войну. В этом их убеждала Вейнте. Он-то слыхал ее, знал, что она не прекратит убивать, пока не погибнет сама.

Когда-нибудь. Но сейчас до нее не дотянуться. Оставалось только пытаться разгадать ее планы. Ее он знал как никто, куда лучше, чем прочие иилане. Что же она предпримет теперь?

Ясно было одно: она явилась не одна. Целый флот урукето мог быть за горизонтом, а внутри живых кораблей – полчища фарги, ждущие приказаний. Горестный вопль отвлек его от размышлений, и он заметил приближавшихся саску. Первым шел Саноне, семенившие следом женщины начали рвать на себе волосы, заметив мертвого охотника. Саноне поглядел на труп, потом на Керрика, перевел взгляд на море.

– Значит, они вернулись, как ты предупреждал. Будем защищаться. Что нам делать?

– Выставить стражу, дневную и ночную. На пляжах и на всех дорогах, ведущих в город. Они вернутся.

– Морем?

Керрик заколебался.

– Не знаю, прежде, если было возможно, они всегда нападали с воды, такой их обычай. Но это было тогда, когда этот город принадлежал им и у них были небольшие лодки. Потом они нападали на суше... Нет. Я уверен, в следующий раз опасность придет не с воды. Я в этом уверен. Придется держать караул – и здесь, и со всех сторон.

– И это все, что мы сможем сделать? Сидеть, следить и ждать смерти, как животные? – В голосе Саноне слышалась горечь.

– Нет, мы сделаем больше, Саноне. Теперь мы знаем о них. Пусть самые быстроногие охотники отправятся к северу и югу вдоль побережья и отыщут их лагерь – и тогда мы их убьем. Но для этого нам нужна будет помощь. Нужен будет тот саммадар, который живет, чтобы убивать мургу, и охотники-тану, могучие и знающие лесные тропы. Надо выбрать двоих скороходов, самых крепких, которые способны бежать день за днем. И послать их на север на поиски тану. Пусть скажут Херилаку, что мы зовем его со всеми охотниками. Он придет, если объяснить ему, что мургу здесь ждут только его руки.

– На севере зима, и снега глубоки в это время. Саску не разыщут саммады. Но даже если им это удастся, в самые морозы охотники едва ли выступят в путь. Ты, Керрик, просишь слишком многого. Хочешь, чтобы саску гибли понапрасну?

– Но смерть, может быть, уже рядом с нами. Нам необходима помощь. И мы должны отыскать охотников.

Саноне невесело качнул головой.

– Мы умрем, если такова наша участь. Мы идем туда, куда ведет нас Кадайр. Он привел нас сюда, имея на это причины. И здесь мы останемся, раз пришли по следам мастодонта. Я не могу просить саску умирать в зимних снегах ради фантазии. Другое дело весной. Тогда мы решим, что делать. А пока мы можем расспросить Кадайра о нашей участи.

Керрик в гневе открыл было рот, но прикусил язык. Трудно было угадать, что повелит Кадайр, впрочем воля его всегда подкрепляла доводы старика. Но в словах его была правда. Саску не одолеют пути, трудного и для тану. Они не привыкли к зиме. Но если и дойдут... как знать, быть может, Херилак и не отзовется на его просьбу. Придется ждать весны.

Если они доживут до нее...

Глава одиннадцатая

К югу от города, за рекой, начинались болота. Непроходимые джунгли и топи подходили к самому океану, для передвижения оставалась лишь узкая песчаная полоска вдоль моря. На песке, у линии прибоя длинноногие морские птицы рвали дохлого хардальта, выброшенного на берег волнами. Когда к ним приблизились двое саску, они вдруг перепугались и с криками закружили над головами людей, осторожно пробиравшихся по пляжу. Белые головные повязки саску украшало охряное пятно на самом лбу в знак особой важности поручения. Но такая честь их не радовало. Оба с опаской озирались на стену джунглей, надеясь защититься от невидимой опасности стреляющими палками. Они миновали труп хардальта, Мескавино с отвращением поглядел на него.

– В долине было лучше, – проговорил он. – Зачем мы ушли оттуда?

– Разве ты забыл, – отвечал Ненне, – как мургу явились туда, чтобы погубить нас? А потом по воле Кадайра мы пришли сюда уничтожить их обиталище... Вот так.

– Они вернулись.

– Их мы тоже убьем. Ты, Мескавино, хнычешь словно младенец.

Но тот был слишком испуган и не замечал обидных слов. Ему не нравилось жить возле океана, размеренная жизнь в уютной долине устраивала его куда больше. Как тосковал он по этим надежным каменным стенам.

– Что это там впереди? – спросил его Ненне.

Мескавино остановился, шагнул назад.

– Я ничего не вижу. – Голос его дрожал от страха.

– Там на воде, видишь... и еще...

На воде действительно что-то чернело, но что именно – на таком расстоянии нельзя было разглядеть. Мескавино попробовал повернуть обратно.

– Надо сообщить Керрику, это важно.

Выражая сомнение, Ненне высунул язык.

– Мескавино, кто ты? Саску или женщина? Убежишь, испугавшись плавающих в океане бревен? Что ты скажешь Керрику и Саноне? Мы что-то видели. А что именно, спросят они... Что мы ответим?

– Ты что-то распустил язык...

– Мой язык у меня во рту, пока ты поступаешь, как подобает саску. Идем дальше, надо разобраться, что это.

– Идем, – обреченным тоном повторил Мескавино, уверенный, что идет на верную смерть.

Теперь они держались поближе к деревьям и подальше от моря, стараясь двигаться незаметно. Но на берегу никого не было. Добравшись до подмытого прибоем пригорка, они поднялись на него, осторожно пробираясь через заросли кустарника между редкими пальмами, – так чтобы их не могли увидеть со стороны моря. Оказавшись на вершине, они тихонько раздвинули ветви...

– Мургу! – Мескавино со стоном повалился наземь, пряча лицо в ладонях.

Ненне испугать было труднее. Рядом мургу не было, они находились вдалеке – на берегу и в прибрежных водах. Там были живые корабли, вроде того, что унес в себе уцелевших после пожара. Тот корабль он видел своими глазами и знал, на что они похожи. Но в океане их было куда больше – сколько пальцев на обеих руках, – маленькие лодки сновали между ними и берегом, высаживая мургу-убийц. Оказавшись на берегу, они сразу принимались что-то делать. Чем они были заняты, Ненне определить не мог – мешали густые кусты. С дальнего островка на море приплывали все новые корабли. Все было очень странно.

– Подберемся поближе, посмотрим, – предложил Ненне. Но Мескавино только стонал, не поднимая лица от земли.

Ненне с грустью глядел на него. Отец и единственный брат Мескавино погибли от рук мургу. Гнев и страстное желание отомстить привели Мескавино сюда. Он храбро бился. Но это было прежде. Вся эта кровь и смерть что-то надломили в нем: теперь он переменился. Ненне попытался было вновь устыдить его, пробудить в нем саску, но безуспешно. Нагнувшись, он тронул лежавшего за плечо.

– Иди назад, Мескавино. Расскажи обо всем, что мы видели. А я подберусь поближе, чтобы узнать, какими трудами помогают они Карогнису. Иди назад.

Когда Мескавино поднял голову, на лице его кроме страха было облегчение.

– Ничего не могу поделать с собой, Ненне, со мной что-то творится. Я бы пошел с тобой, но у меня нет сил. Ноги так и тянут меня, но не вперед, а назад. Я все передам.

Ненне долго следил, как его попутчик удаляется обратно, ноги у него в эту сторону действительно бежали быстрее. Наконец он повернулся к мургу. Надо выяснить, чем они заняты на берегу. И, обратившись к опыту следопыта, он осторожно двинулся вперед краем леса.

Путь оказался долгим, и солнце уже стало спускаться, когда он наконец подобрался к барьеру. Высокая стена тянулась от леса и уходила в море. Ее образовывали какие-то кусты с крупными зелеными листьями, они переплетались с растениями с более темной листвой. Шагнув вперед к опушке, он увидел первое тело, а потом другое... третье. И долгое время в ужасе не мог тронуться с места, подобно Мескавино, наконец он осторожными шагами двинулся в обратную сторону.

Назад он буквально несся, но так и не смог нагнать Мескавино, – подгоняемый страхом, тот, должно быть, летел как ветер. И Ненне впервые по-настоящему понял страх своего спутника.

Керрик уже узнал о прибытии иилане от Мескавино и с трудом сдерживал нетерпение, пока Ненне жадно пил из водяного плода, лил остатки себе на руки и голову. Когда разведчик наконец заговорил, темная кожа его побледнела от страха, а глаза стали круглыми.

– Сперва был один – олень, который пришел пастись в кустах, колючая лиана охватила его ногу, а потом я увидел других, – от которых остались одни кости: там были все, звери, птицы, мургу разного рода и величины. В этих кустах обитает смерть, она убивает всех, кто оказывается рядом.

– Но почему? Что это значит? – спросил Саноне и присутствующие недоуменно закивали.

– Что это значит? – мрачно заговорил Керрик. – Да ничего хорошего для нас. Сами подумайте. Сюда явились мургу на многочисленных живых кораблях. Там, на острове, у них наверняка поселение, до которого мы добраться не сумеем. Можно наделать лодок, только, по-моему, все, кто попробует высадиться на берегу, погибнут. Если бы они там и оставались, не было бы никаких проблем. Но мургу устроили на берегу эту смертоносную стену.

– Но она же далеко еще... – не без некоторого воодушевления начал Мескавино.

– Пока далеко, – без всякой надежды промолвил Керрик. – Но – или она будет ползти в нашу стороку, или мургу вырастят другую, поближе. Они меняют тактику, и я начинаю бояться. Прежде, нападая, они гнали на нас вооруженных фарги, и мы одолевали их. Но теперь я боюсь великим страхом. Та, что ведет их, наверняка задумала нечто куда более ужасное и коварное.

Велика ли опасность? Уязвима ли стена? И вновь нахлынул изнуряющий страх. И когда он заговорил вновь, все услышали этот страх в его голосе.

– Придется взглянуть на эту стенку на берегу. Покажешь, Ненне? Придется кое-что прихватить с собой.

– Я покажу. Пойдем сейчас?

– Нет, отдохни, уже поздно. Отправимся утром.

...Они вышли на рассвете, внимательно и осторожно двигаясь вперед по следам, уцелевшим со вчерашнего дня над линией прилива. К полудню они дошли до стены, зеленой дугой охватившей кусок суши. Сегодня здесь что-то изменилось.

– Никого нет, – проговорил Ненне. – Вчера было иначе. Здесь были живые корабли, лодки перевозили мургу на берег, с острова приплывали другие корабли. Теперь все исчезли.

Керрик заподозрил неладное. В море никого не было, только в полуденной дымке вдали серел остров. Позади него виднелись еще островки, поменьше. Керрик вспомнил их. – он плыл на урукето мимо этой цепочки островов. Алакас-Аксехент, драгоценное ожерелье. Идеальное место для высадки, вне пределов досягаемости тану. Но эта дуга смерти на берегу... Зачем она?

– Залезу на дерево, вот на это, повыше, – сказал Ненне. – С верхних ветвей можно будет заглянуть внутрь, увидеть, что скрывается там.

Он был умелым скалолазом и не раз поднимался на окружавшие долину утесы – подъем не составил для него никакого труда. Пока он лез, вниз сыпались листья и ветки. Почти не задержавшись наверху, он стал спускаться так же быстро.

– Ничего, – произнес он озадаченно. – Там внутри просто песок. Пусто. Твари, бывшие здесь вчера, исчезли. Если они не зарылись в песок, значит, они ушли.

– Пойдем туда, где ты видел убитых зверей, – проговорил Керрик, снимая с плеча лук. Ненне закинул кожаный мешок за плечо.

Труп оленя уже кишел мухами, у зеленой стены лежали мертвые звери. Керрик изогнул лук и выбрал стрелу. Ненне развязал мешок.

Тщательно обвязав тканью наконечник стрелы, Керрик сунул ее в кожаный мешок с харадисовым маслом. Встав спиной к ветру, Ненне высекал огонь. Он подложил сухие веточки, и скоро в вырытой в песке ямке заплясал огонь. Керрик встал, натянул тетиву, отпустил, наклонился и поднес пропитанную маслом тряпку к огню. Она вспыхнула: огонь, едва видимый при ярком солнечном свете, рождал клубы дыма. Керрик выпрямился, натянул лук, поднял ее вверх и спустил тетиву. Описав высокую дугу, стрела исчезла в зеленом барьере. Обожженный пламенем, свернулся листок, но дым быстро растаял; Керрик послал вторую горящую стрелу следом за первой, и еще, и еще... Но результат был тот же.

– Научились... – проговорил он голосом, зловещим, как смерть. – Они поняли, что такое огонь. Мы не сумеем поджечь их еще раз.

Озадаченный Ненне постучал себя по лбу.

– Ничего не понимаю.

– Зато я понимаю. Теперь у них есть база на суше, и мы не можем ни напасть на нее, ни сжечь.

– Но у нас ведь и стрелы, и копья. За такой стеной им придется несладко.

– За этой да, я согласен, здесь они не будут в безопасности. Но они могут вырастить другую, повыше, и прятаться за ней на ночь.

– Эти мургу творят странные вещи. – Ненне с негодованием плюнул в сторону зеленой стены.

– Ты прав, это потому что они думают не так, как мы. Но я знаю их, я сумею разгадать их замыслы. Я буду думать. Крепко думать. Во всем этом есть смысл, и я должен понять, почему эта стена оказалась здесь. Подойдем поближе.

– Это верная смерть!

– Мы не животные, мы люди. Ступай осторожно. Но ноги Керрика дрожали, когда он начал медленно двигаться в сторону оленьего трупа. Ненне схватил его за руку и остановил.

– Смотри, лиана с шипами схватила оленя за ногу, – видишь, она выходит из песка, – там, где он стоял... Почему он не заметил ее?. .

– Кажется, понимаю.

Керрик поднял с песка раковину, размахнулся и бросил. Описав невысокую дугу, она упала возле трупа.

Разбросав песок, вверх взметнулась колючая зеленая ветвь и ударила по раковине.

– Значит, они прячутся под песком, – проговорил Керрик, – а наступишь – выскакивают.

– Но здесь они могут быть повсюду, – ответил Ненне, осторожно отступая по собственным следам. – Здесь обитает смерть, здесь нет места жизни.

– Не совсем, глянь-ка вниз, под самую стенку. Едва дыша, они следили за заколыхавшимися вдруг листьями. Наконец они раздвинулись, и появилась чьято пятнистая оранжево-фиолетовая голова, огляделась и исчезла. Через мгновение тварь высунулась целиком. Оказалось, что это какая-то ящерица. Она быстро пробежала по песку и неподвижно застыла. Только глаза ее поворачивались, оглядывая все вокруг. Уродливая приземистая тварь с толстым и плоским хвостом и раздутыми, словно мокрыми, бородавками на спине. Она снова двинулась вперед, оставляя за собой полосу слизи, остановилась возле кустика травы и, повернув голову боком, принялась ее пожирать. Керрик осторожно полез в колчан и, когда тварь отвернулась, вытащил стрелу и натянул тетиву.

И выстрелил.

– Отлично, – отозвался Ненне, глядя на пронзенную стрелой тварь, не сразу переставшую дергаться.

Сделав большой круг, они подошли к ней со стороны океана.

– Уродина, – проговорил Ненне, – вся скользкая, как слизняк.

– Может быть, слизь защищает ее от яда. Ее вырастили, чтобы она жила там, где все остальное гибнет. Видимо, у мургу есть причина для этого. Иилане ничего не делают без причины.

– Она больна – видишь нарывы на спине, они лопаются.

– Это не болячки, не нарывы, посмотри, они расположены правильными рядами.

Концом лука Керрик ткнул в лопнувший бугорок, из него посыпался бурый порошок. Нагнувшись, Ненне поглядел на них.

– Они сухие... не понимаю. Похоже на какие-то семена.

Медленно выпрямившись, Керрик поглядел на грозную зеленую стену и вздрогнул, хотя солнце припекало

– А я понимаю, – проговорил он. – Понимаю. увы, даже слишком хорошо понимаю. Перед нами, Ненне, наше поражение. Верное поражение. И как выжить, как одержать победу в этой битве, я не представляю.

Глава двенадцатая

Один нз мандукто помоложе поворошил уголья и подкинул дров. Отсветы пламени озаряли немногих людей, сидевших у костра рядом с Саноне, который расположился напротив Керрика. Он хотел говорить со всеми охотниками, но не таков обычай саску. Мандукто решали, остальные повиновались. Они негромко переговаривались, а Керрик глядел в огонь, словно старался увидеть в нем грядущее, но только отчаяние нес ему этот теплый свет.

– Мы не согласны, – проговорил Саноне, поворачиваясь к Керрику. – Это же просто догадки, у тебя нет доказательств. Надо подождать и убедиться.

– Будем ждать, пока не начнем гибнуть? Разве непонятно, что они сделали? Поглядите на юг, на берег, на их новый якобы брошенный лагерь. Что в том, что в нем нет мургу? Так и задумано, чтобы он оставался пустым. Там растения, они смертельно ядовиты, но их надо выращивать, чтобы получать семена. Почему бы не сделать этого на берегу? Ведь в этих условиях они и должны расти. И мургу посадили их там, чтобы они росли и плодоносили, чтобы зрели семена. Все понятно. Понятно и зачем этот маленький мараг, которого мы убили.

– Но это просто догадка...

– Возможно, только она похожа на истину. Ну представьте себе эту тварь, которая создана, чтобы жить среди ядовитых лиан и растений, где все прочее гибнет. Зачем она нужна, если вся эта ядовитая поросль необходима мургу только для защиты? Нет, у этих растений ужасное предназначение. Они должны вырасти повсюду на побережье, в том числе и здесь. А мелкие мургу будут разбегаться и разносить эти семена повсюду. Они прибегут и сюда, в Деифобен, принесут сюда смерть, и нам останется только умереть или бежать отсюда.

– Если здесь появятся маленькие мургу, мы перебьем их! – крикнул один из мандукто. Прочие отозвались одобрительным ропотом.

Керрик с трудом сдержал гнев.

– Неужели? Или ты так великолепно владеешь луком и стреляющей палкой и можешь денно и нощно рыскать по всему огромному городу, можешь выследить и убить всех мургу в нем? Ты глуп, если считаешь, что это возможно. Вы все поступаете глупо. Я вас понимаю – мне и самому не хочется в это верить. Но я вынужден. И нам придется бежать отсюда – и чем скорее, тем лучше.

– Нет, этого не будет. – Саноне поднялся на ноги. – Кадаир привел нас в эти края и не покинет.

– А что если это Карогнис загнал вас сюда? – не обрашдя внимания на возмущенные возгласы, угрюмо буркнул Керрик, надеясь хотя бы оскорблением заставить их обратиться к разуму. – Мы не сумеем перебить всех ящериц, когда они появятся здесь. Мы не сножем помешать семенам вырасти. Надо уходить до первых смертей!

– Этого не будет, – опять возразил Саноне. – Мургу не пойдут на это, – ведь город станет бесполезным. То, что несет смерть нам, опасно и для мургу.

Керрик постарался перекричать одобрительные возгласы.

– Детский лепет! Или вы решили, что мургу выращивают эти лианы и не знают, как их можно уничтожить при необходимости? Когда город вновь окажется в их руках, все смертоносные кусты погибнут.

– Но если они умеют это делать – сумеем и мы.

– Нет, не сумеем. У нас нет знаний, которыми владеют мургу.

Саноне поднял руку, и все примолкли.

– Мы сердимся, мудрость оставляет нас. Мы говорим слова, о которых потом будем жалеть. Быть может, сбудется все, о чем говорил Керрик. Пусть так, но разве есть у нас выбор? Если они могут убить нас здесь, значит, смогут это сделать и в нашей долине, на любом привале в долгом пути. Быть может, Кадайр привел нас в этот город затем, чтобы мы умерли здесь, возможно, такова его воля. Мы не знаем. И нам почти не из чего выбирать. Значит, легче остаться.

Впервые Керрик промолчал: ему нечего было ответить на слова Саноне. Неужели выхода нет? Остаться здесь и умереть... Или бежать далеко-далеко. И встретить там затаившуюся смерть. Не говоря более ни слова, он встал, завернулся в плащ из оленьей кожи и отправился в свою спальню. День был долог, труден, он устал, но заснуть не мог. Лежа во тьме, он искал выход – тропу к спасению, не замеченную никем. Весной придется вызвать Херилака, он вернется вместе с тану. Они нападут на остров, где засели иилане. Захватят кого-нибудь из ученых, сумеют добиться, чтобы она выдала способ погубить лианы-убийцы. А пока придется убивать ящериц, выкапывать растения. Многое можно сделать... нужно сделать.

...Утро было ясным, солнце грело, свет его рассеял ночные страхи. Керрик чистил апельсин, когда из покрытого листвой бокового прохода появился Саноне. Лицо его страдальчески кривилось, он с трудом волочил ноги. Керрик вскочил, забытый плод упал на землю.

– Первая... – сказал Саноне. – Как ты говорил, так и началось. Дитя, девчушка, играла возле реки, шип пронзил ее ногу, и она умерла. Мы выкопали копьями растение из земли – оно было всего лишь с мою ладонь – и сожгли его. Но как оно могло попасть сюда, в самую середину города?

– Как угодно. Они могли просто высыпать семена в воду или накормить ими птиц, чтобы они разносили их в своем помете. Они мудры, эти иилане, которые выращивают новое. И когда они делают что-то, то делают хорошо. Предупреди всех, пусть будут осторожны. Или все-таки уйдем?

Саноне словно постарел на его глазах, морщины еще глубже врезались в кожу.

– Не знаю. Сегодня вечером вновь потолкуем. Есть некоторые вещи, которые я могу сделать, чтобы выяснить волю Кадайра. Очень трудно понять, что именно нам следует делать.

Керрик отправился вместе с Саноне поглядеть на обугленные остатки растения, потыкал их палкой.

– Какое маленькое, а шипы словно у взрослого. Нашли еще?

– Мы искали. Пока только это.

– Все должны обмотать ноги кожей. Нельзя прикасаться к неизвестным растениям. Дети постарше должны следить за малышами. И чтобы все держались в одном месте, которое мы будем по утрам тщательно осматривать.

Керрик почувствовал, что голоден, и направился к костру Ненне. Его женщина, Матили, всегда была рада ему. Она великолепно пекла мясо на угольях, обмазывая его глиной, так что внутри затвердевшей корки оно становилось мягким и сочным. К мясу она подавала на небольших тарелках пасту, сделанную из фруктов, растертых с солью и жгучим перцем, чтобы обмакивать мясо. Это было так вкусно, а теперь он был голоден.

Но, когда он подошел к костру, Матили холодно глянула на него и сделала жест, которого он прежде не видел: ладонь ребром легла на нос между глазами. Он заговорил, а она не ответила и удалилась в комнату, где они с Ненне спали. Это было непонятно, и Керрик хотел было уйти, когда появился Ненне.

– Надеюсь, ты не голоден, Керрик, – мяса нет, – проговорил он, отворачиваясь, что было на него не похоже.

– Что случилось с Матили? – спросил Керрик. – И почему она сделала так рукой?

Он повторил ее жест. Но, как иилане, он воспринимал жест руки. как продолжение движения всего тела, всех конечностей. И, не замечая того, на миг опустил плечи и прикрыл грудь ладонью женским беспомощным жестом, даже расставил ноги, как это делала Матили. Всего этого вихляния телом Ненне не понял, как не понимал многого в Керрике. И все это ему не понравилось, хотя свои чувства он решил держать при себе. Нужно все сказать Керрику, он должен понять.

– Идем, я попытаюсь тебе объяснить.

Они зашли под деревья, чтобы их никто не услышал.

– Виной всему твои вчерашние слова. Ты говорил с мандукто, кричал, и тебя слышали. Матили передали твои слова. Этим жестом глупые женщины отгоняют Карогниса прочь.

Керрик был озадачен.

– Мои слова... Карогнис... не понимаю.

– Карогнис зол, злы мургу, и взгляд его не должен падать на нас, чтобы не стряслась беда.

– Но я-то какое отношение имею к Карогнису?

– Некоторые говорят, что Карогнис разговаривает твоим языком. Твои слова о Кадайре услышали. Не нужно было их говорить.

Керрик посмотрел на мрачное лицо Ненне и понял, что охотник чувствует сейчас то же самое, что и Матили, хотя будет отрицать это. Саску слушали мандукто и понимали их, когда те говорили о живом мире, о том, как Кадайр сотворил его и как познать все в этом мире. В этом они были подобны тану, считавшим живыми не только животных и птиц, но и деревья, и реки... Они знали, кто породил жизнь, и упоминали Ерманпадара с глубочайшим почтением. Керрик всегда забывал об этом, он вырос, не зная строгой веры саску и тану. И попытался объяснить.

– Я говорил в гневе, в страхе. Скажи Матили, что это не я говорил, я вовсе не хотел сказать ничего такого.

– Мне пора.

Ненне повернулся и молча ушел. Теперь было понятно, он верит, как и женщины. Керрик сдержал вспышку гнева: любые слова, сказанные вслед удалявшемуся, только усугубили бы их размолвку. Но он ненавидел их глупость.

Они же просто устузоу...

Да, но откуда взялась эта мысль иилане, которой не должно было быть? Он ведь и сам устузоу, а вовсе не иилане!

С этой мыслью он пошел в ханане узнать, как поживают самцы. Он был тану, но в этот миг ощущал себя иилане.

– Скучно, – сказал Надаске и добавил жест спать-навеки. – Мы все время здесь, но никто не приходит навестить нас. Только раз ты вывел нас погулять на солнце, и это было удовольствие. Но ты больше не делаешь этого, и нам остается только разговаривать между собой. И уже просто не о чем говорить, ведь дни так однообразны. Прежде ты разговаривал с нами, но теперь дела мешают тебе бывать с нами.

– Но вы же живы, – раздраженно ответил Керрик. – Разве это вас не радует?

Надаске отвернулся, сделав жесты женственности и недоумения. Керрик улыбнулся – самец намекал, что он груб, как самка. Вот и женщина совсем недавно прогнала его от своего очага. И он еще не ел. Он огляделся. Аппетит у самцов был переменчив, и со вчерашнего дня оставался большой кусок консервированного мяса. Схватив его, Керрик впился в него зубами. Имехеи взвыл.

– Мы умрем здесь под замком, умрем с голода.

– Не будь глупым. – Керрик сделал жесты, изображающие глупость и равенство, и ощутил неловкость – последний из них использовался только среди самок. К тому же эта парочка воспринимала его как доминирующую самку. Он внезапно разозлился: неужели теперь он никому не нужен?

– Вейнте вернулась, – сказал он. – Они где-то неподалеку.

Самцы загорелись вниманием, стали просить прощения за дурной нрав, заверяли в своей преданности, просили информации. Он побыл некоторое время с ними – общение с ними доставляло ему удовольствие, все-таки между ними было немало общего. С ними он мог беседовать на сложном языке иилане! И мог не вспоминать о Кадайре, Карогнисе и Ерманпадаре тоже. Здесь он забывал о своих заботах.

Ушел он после полудня и вернулся перед наступлением тьмы. Он прихватил с собой мясо. Все трое с удовольствием поели.

Но за радостью темной тучей стояло грядущее. Вейнте неподалеку, и смерть между ее большими пальцами. Ядовитые лианы будут расти на солнце, маленькие ящерицы побегут, разнося смертоносные семена. Будущее было неизбежно и страшно.

Глава тринадцатая

Когда настала весна и потеплело, а зимние бури утихли, к югу от города началась бурная деятельность. Ядовитые колючки все чаще попадались на подступах к городу, но по неизвестным причинам в самом городе их не находили. Похоже было, что иилане приготовились к нападению, опробовали эффективность всех предпринятых мер и теперь только дожидались условленного сигнала. Но дни проходили, никаких тревожных признаков не было, и Керрик начал сомневаться в своих опасениях. Не то чтобы он совсем успокоился, просто страхи как бы отодвинулись. Он понимал, что последняя битва непременно когда-нибудь разразится. Где-то там затаилась Вейнте. И она не остановится, пока не погибнут все тану. Поэтому, не обращая внимания на протесты, Керрик распорядился, чтобы подходы к городу караулили денно и нощно, а вооруженные патрули совершали вылазки к югу и к северу в поисках признаков деятельности иилане. Керрик всегда возглавлял отряды, отправлявшиеся на юг. Он был уверен – нападение последует именно оттуда, но на берегу они видели только стену ядовитой зелени, медленно выбрасывавшую отростки. Но однажды жарким полднем, возвращаясь из очередной вылазки, он увидел на тропе поджидавшего его Ненне.

– Пришел охотник с севера, пришел тану, он говорит, что будет разговаривать только с тобой. Саноне ходил к нему, но охотник не стал говорить с мандукто. Он твердит, что его слова предназначены для тебя одного.

– Ты знаешь, как его зовут?

– Это саммадар Херилак..

Когда Ненне выговорил это имя, предчувствие холодной волной охватило Керрика. Армун... Что-то случилось с Армун. У страха еще не было причины, – но власть его была так сильна, что руки Керрика затряслись.

– Херилак пришел один? – спросил он, застыв на месте.

– С ним никого нет, но мы заметили, что за городом его ждут другие охотники.

Один, остальные прячутся в лесу. Зачем это? И Армун... Что случилось с ней? Ненне ждал отвернувшись, чтобы не видеть, как на манер иилане дергается тело Керрика, отражая его эмоции. Сделав усилие, Керрик взял себя в руки.

– Пойдем к нему... побыстрее.

Пыхтя и обливаясь потом от жары, они трусили по городу. Херилак ожидал их посреди амбесида. Он опирался на копье, но, завидев Керрика, выпрямился и заговорил, не дожидаясь, пока тот подойдет.

– Я пришел к тебе с просьбой. Наши стреляющие палки...

– Поговорим о них потом, сперва расскажи об Армун.

– Ее нет со мной, – мрачно ответил Херилак.

– Я вижу, Херилак, С ней все в порядке? А с ребенком?

– Я не знаю об этом.

Предчувствия Керрика оправдались. С ней что-то случилось. Он гневно потряс своим хесотсаном.

– Говори понятнее, саммадар. Ты взял Армун в свой саммад и обещал мне оберегать ее, не так ли? Почему же ты теперь говоришь мне, что не знаешь о них?

– Потому что она сбежала. Одна, хотя я запретил ей это делать и приказал всем не помогать ей. В том, что Армун сделала, виновата только она сама. Впрочем, охотник Ортнар ослушался меня и помог ей. Это было в прошлом году, в это же время. Теперь он в другом саммаде. Я послал следом за ней охотников, но они не сумели найти ее. Теперь поговорим о других делах...

– Мы будем говорить об Армун. Она просила тебя помочь ей, но ты отказал. И теперь говоришь мне, что она сбежала. Куда она отправилась?

– Она ушла на юг... к тебе. Она должна быть здесь.

– Ее нет, она сюда не приходила.

Слова Херилака обдавали Керрика зимним холодом.

– Значит, она погибла в пути. Поговорим о другом.

Глаза Керрика застлал кровавый туман гнева и ненависти, трясущимися руками он поднял хесотсан и прицелился в Херилака, который невозмутимо глядел на него, опершись на копье. Покачав головой, Херилак сказал:

– Если ты убьешь меня – она от этого не оживет. Тану не убивают тану. Есть и другие женщины.

Другие женщины. Два этих слова обескуражили Керрика. и он опустил оружие. Нет для него иной женщины, кроме Армун. А она мертва. И нечего винить Херилака. Виноват только он сам. Если бы он тогда вернулся, Армун осталась бы в живых. А теперь все. И даже говорить не о чем.

– Ты хотел говорить о стреляющих палках, – проговорил Керрик безжизненным голосом. – Что тебе нужно?

– Они умерли, все до одной. Зимой, от холода. Мы пытались согревать их, но многие погибли еще в первую зиму. А теперь нам приходится идти на охоту в земли мургу – на севере дичи не стало. И нам нужно много стреляющих палок. Они нужны, чтобы саммады выжили. У вас они есть. Ты поделишься?

– У меня их много, мы выращиваем новые. Где же саммады?

– Они с мастодонтами остались на севере, на берегу, и ожидают. Половина охотников охраняют их, половина ждет неподалеку в лесу. Я пришел один. Я подумал, что ты убьешь меня, и не захотел, чтобы они видели, как это случится.

– Ты был прав. Но я не дам тебе палки, чтобы вы охотились на равнине.

– Что? – Херилак гневно потряс копьем. – Ты отказываешь мне... отказываешь саммадам? Ты мог взять мою жизнь, если бы захотел. Я бы отдал тебе ее за саммады. Но почему ты отказываешь?

Не владея собой, он замахнулся копьем, и Керрик, холодно улыбаясь, заметил:

– Тану не убивают тану – не замахивайся. – Он подождал, пока Херилак справится с гневом и опустит копье, и заговорил снова: – Я сказал, палок для охоты на равнинах я вам не дам. Городу угрожает опасность, чтобы защитить его, нужны охотники. Здесь все саску. Однажды они помогли тану, и теперь я прошу тебя в свой черед помочь им. Останьтесь и помогите. Палок хватит на всех.

– Я не могу решать. Есть и другие саммадары. А что скажут сами саммады?

– Веди всех сюда. Пусть решают здесь.

Херилак гневно нахмурился, но выбора не оставалось. Наконец он повернулся и зашагал назад мимо Саноне, даже не взглянув в его сторону.

– Неприятности? – спросил Саноне.

Неприятности... Армун мертва. Керрик просто не мог осознать этого. С трудом он проговорил:

– Сюда идут саммадары тану. Я сказал им, что если тану хотят получить стреляющие палки, то пусть остаются в городе. Они приведут с собой саммады. Вместе мы сумеем помочь друг другу... иного пути нет.

...Другого пути действительно не было. Саммадары вели долгие и гневные речи, дымили трубками, передавая их по кругу. Они останутся – куда им деваться. Керрик не участвовал в обсуждении и даже не обращал внимания на сердитые взгляды, которые они устремляли в его сторону, услышав про ультиматум. Какое дело ему до их эмоций. Тану и саску останутся здесь, они уйдут отсюда только если их прогонят. Наконец ход его тревожных и гневных мыслей нарушил оказавшийся перед ним охотник. Керрик даже не сразу понял, что это Ортнар. Но, узнав его, он жестом пригласил охотника сесть рядом.

– Садись сюда, в тень, и поведай мне об Армун.

– Ты говорил о ней с Херилаком?

– Он сказал, что велел ей оставаться в стойбище и приказал всем не помогать ей. Но ты помог. Почему?

Лицо Ортнара стало печальным. Он заговорил тихим шепотом, опустив голову, длинные волосы закрыли лицо.

– Керрик, все это просто раздирало меня на две части и теперь еще не перестало тревожить. Херилак был моим саммадаром, только мы с ним уцелели из всего саммада, который погубили мургу. Такую привязанность трудно разрушить. И когда Херилак распорядился, чтобы Армун не помогали, я согласился – слова его были справедливы. Долог путь сюда и опасен. Но когда Армун попросила моей помощи, я почувствовал, что права и она. И пока мысли эти спорили во мне, по глупости своей я оказал ей только половину той помощи, в которой она нуждалась. А надо было помочь во всем, надо было проводить ее. Я понял это. А тогда я показал ей дорогу и отдал свою стреляющую палку. Какая же это помощь?

– Другие вовсе не помогли. Ты оказался ее единственным другом, Ортнар.

– Я обо всем рассказал Херилаку. Он ударил меня, и я без памяти провалялся два дня – так мне потом сказали. Вот сюда. – Пальцы Ортнара нащупали шрам на макушке. – Я более не принадлежу к его саммаду. С того времени мы не сказали друг другу ни слова. – Подняв голову, Ортнар не дал ему перебить себя: – Я сказал это, чтобы ты знал обо всем, что случилось. Когда мы пошли на восток, я повсюду искал следы Армун. И ничего не обнаружил – ни обглоданных костей, ни скелетов твоей женщины и твоего сына. Они ушли втроем: Армун, твой сын и мальчишка, которого она приютила. Но следы должны были остаться. Я расспрашивал всех попадавшихся по пути охотников – их не видел никто. Наконец мне попался охотник, что выменивает каменные ножи на меха, – он торговал на севере с парамутанами. И он говорил, что видел среди них светловолосую женщину тану с двумя детьми.

Керрик вскочил и обнял его за плечи.

– Понимаешь ли ты, что говоришь, понимаешь?

Ортнар улыбнулся и кивнул.

– Знаю. Я пришел на юг, чтобы и ты узнал об этом. А теперь я ухожу на север к парамутанам, чтобы отыскать Армун.

– Нет, не надо.

В одно мгновение все переменилось для Керрика. Он выпрямился, словно огромная тяжесть упала с его плеч. И будущее вдруг протянулось вдаль ясной тропою – словно следы Кадайра, о которых все твердил Саноне. Он поглядел мимо Ортнара, на тропу, уходящую к северу.

– В этом нет нужды – я сам пойду туда. Пусть саммады останутся здесь – город надо защищать. Херилак умеет убивать мургу, и ему не нужны мои наставления. Я отправляюсь на север и разыщу ее.

– Ты пойдешь не один, Керрик. У меня теперь нет саммада. Веди, и я последую за тобой. Два копья сильней одного.

– Ты прав, не хочу тебе возражать, – улыбнулся в ответ Керрик. – Ортнар куда лучший охотник, чем я. Нам придется голодать, если положимся только на мой лук.

– Мы пойдем быстро, чтобы не терять времени на охоту. Если у тебя есть еще мясо мургу, возьми его с собой.

– Его много. Саску предпочитают свежее.

Керрик давно обнаружил большой запас консервированного мяса и носил его самцам в ханане. Что теперь ждет их? Верная смерть? Они заслуживают лучшей участи. Придется подумать и об этом. Придется многое решить.

– Мы уйдем утром, – сказал он, – встретимся здесь, когда рассветет. К этому времени саммадары должны прийти к соглашению, ведь выбора у них нет.

Керрик отправился в ханане, затворил за собой тяжелую дверь и громко крикнул свое имя. По коридору к нему уже торопился Надаске, цепляясь когтями за плетеный пол, на ходу он делал движения радости и приветствия.

– Дни без числа миновали, одиночество и голод уже терзают нас.

– Ну-ну, не буду спрашивать, что больше вас беспокоит, скука или голод. Скажи мне, где Имехеи? Есть важный разговор. Мне придется покинуть город.

– Покинуть?! – взвизгнул Надаске, жестами давая понять, что умрет от отчаяния. Тут подоспел Имехеи.

– Я не хочу. чтобы вы умерли, – сказал Керрик. – И не надо подражать глупым фарги, лучше слушайте. Сейчас мы пойдем по городу. Саску не обратят на вас внимания – они уже видели нас втроем, им приказано не трогать вас. Своему мандукто они повинуются куда лучше, чем вы мне. Мы выйдем за пределы города. А потом вы пойдете на юг, пока не увидите остров, о котором я вам говорил. Там вы найдете иилане и урукето. Там устузоу вам не будут угрожать.

Переглянувшись, Надаске и Имехеи выразили согласие и решимость. Показав жестом, что выражает общее мнение, Надаске сказал:

– Мы говорили. Многие часы в одиночестве мы говорили. Мы видели город и в нем устузоу, мы ходили по его улицам, и мы говорили. Как это странно, когда рядом нет самок, только устузоу Керрик, самец и самка одновременно. Очень странно. Мы дивились всему увиденному. И наши глаза были круглыми, как у фарги, только что вышедшей из моря. Ведь мы видели, что устузоу живут в нашем городе, как иилане. Но самоестранное – это самцы устузоу с хесотсанами и самки с детенышами. Мы говорили и говорили об этом,

– Ты много болтаешь, – перебил его Имехеи. – Мы не только говорили, мы решили. Мы решили, что не хотим отправляться на пляжи. Мы решили, что не хотим даже видеть этих больно-царапающихся-грубых-самок иилане. Мы не хотим на юг. – Они одновременно выразили жестами решимость.

Керрик удивился.

– Я не ожидал такой смелости. Я никогда не видел таких смелых самцов.

– А ты и не мог видеть, ведь всю свою жизнь мы проводим в ханане, – ответил Надаске. – Но мы ведь тоже иилане, как и самки.

– И что же вы собираетесь делать?

– Мы останемся с тобой. Не пойдем на юг.

– Но я завтра утром оставлю город. Я иду на север.

– Значит, и мы пойдем на север. Все лучше, чем в ханане и на пляжах.

– Но там холодно, на севере вас ждет верная смерть.

– Она ждет нас и на теплых пляжах. А так мы хоть увидим что-нибудь кроме стен ханане, прежде чем погибнем.

Глава четырнадцатая

Керрик мало спал в эту ночь: нужно было многое обдумать. Саммады придут на юг. Об этом уже договорились, и охотники с новыми хесотсанами утром должны будут отправиться за семьями. Если охотники останутся тут, город будет в безопасности... насколько это вообще возможно. Теперь Керрик может обратиться к нему спиной. И подумать о собственном саммаде. Он оставил Армун с саммадами, а она сбежала к нему. Он и думать не хотел, что она могла погибнуть: она жива, она на севере, иначе не может быть. Он отыщет ее – Ортнар поможет – отыщет среди парамутанов. Они найдут Армун и ребенка... Значит, остается только один предмет для заботы. Два самца иилане.

Почему он так печется о них? Ведь они ничего не значат для него. Неправда, они значили для него многое. Всю свою жизнь они провели в заточении, как он сам когда-то. Пусть его привязывали за шею – он невольно прикоснулся к металлическому кольцу, – а их запирали в ханане. Одно и то же. И все-таки у них нашлась смелость отправиться в мир, о котором они ничего не знали. Они были готовы пойти за ним, потому что верили в него. Они хотели жить в его саммаде. При этой мысли он расхохотался в темноте. Ничего себе саммад! Саммадар, не способный попасть в цель стрелой из лука, охотник с дырой в черепе, проломленной прежним саммадаром, женщина, ребенок да два перепуганных марага! Такой саммад воистину может вселить страх в сердца... если только не в сердце самого саммадара.

Но что еще можно сделать с этими несчастными беспомощными созданиями? Оставить их в городе – означало обречь на верную смерть. Уж лучше самому убить их, чтобы не мучились. Они не хотят возвращаться к самкам иилане. Это понятно. Но если они пойдут с ним на север, то погибнут в снегах. Что же делать? Взять их с собой? А что потом?

Он уже придумал, что именно следует предпринять, и чем более размышлял об этом, тем удачнее казалась ему эта идея.

Ортнар ожидал его на амбесиде с оружием, все пожитки охотника были собраны в аккуратный тючок за спиной.

– Выйдем попозже, – сказад Керрик. – Оставь здесь свои вещи, пойдем вместе, я хочу поглядеть, как нам лучше идти на север.

Они отправились к уцелевшей модели окрестностей города. Керрик принялся внимательно разглядывать ее.

– Зачем? – брюзжал Ортнар. – Я знаю путь. Много раз ходил этой дорогой.

– Мы пойдем другим путем, по крайней мере сначала. Скажи мне, Ортнар, будешь ли ты повиноваться моим приказам, даже если они тебе не понравятся или же отправишься искать себе другой саммад?

– Возможно, когда-нибудь так и будет, ведь охотник повинуется саммадару, если только тот прав. Но не сейчас. Сперва нам надо разыскать Армун и твоего сына. Я знаю, что неправильно поступил, когда отказал ей в помощи. И поэтому я буду следовать за тобой, пока мы не найдем их.

– Твердые слова, и я верю им. Скажи мне, пойдешь ли ты со мною на север, если с нами отправятся два самца мургу?

– Что мне до них. Они и так погибнут в снегах.

– Хорошо. Тогда выйдем после полудня, когда уйдут охотники. Боюсь, как бы напоследок тану не решили потешиться и попробовать свои новые стреляющие палки на этих самцах.

– Я бы и сам был не прочь... если бы ты не был моим саммадаром.

– Охотно верю. Давай прихватим с собой побольше мяса мургу. Если тебя спросят, зачем мы берем на север мургу, отвечай, – чтобы несли мясо и не надо было останавливаться для охоты. Скажи им, что мы убьем самцов, когда мясо кончится и они станут не нужны.

– Понимаю тебя, саммадар. Хороший план. Если хочешь, сам убей их, когда настанет время.

Они направились в ханане, где оба иилане с большим испугом уставились на незнакомого устузоу.

– Будьте самцами, – приказал им Керрик. – Мы отправимся путешествовать вместе, и вы должны привыкнуть друг к другу. Это Ортнар, следующий за мной.

– Но он ужасно пахнет гибелью-дымом, – деликатно пояснил Имехеи.

– А ему кажется, что у вас изо рта дурно пахнет сырым мясом. Но стойте смирно, пока я прилажу вот это.

Ортнар смастерил из кожи тючки для мяса – и иилане взвыли от тяжести.

– Молчать! – приказал Керрик. – Или я добавлю еще. Вы подобны еще влажным фарги и никогда в жизни не работали. За пределами ханане столько дел, и вам придется поучаствовать в них. Или же вы предпочтете отправиться на юг... на родильные пляжи?

Недовольные умолкли, хотя Имехеи жестами выражал крайнюю ненависть, когда Керрик, по его мнению, смотрел в сторону. Хорошо. Чуть посердиться вовсе не вредно. Надаске повернулся к нише в стене, извлек оттуда металлическую фигурку ненитеска, когда-то сплетенную покойным Алиполом.

– Куда мы, туда и она, – твердо проговорил Надаске.

Керрик сделал знак согласия.

– Получше заверни и положи в свой тюк. И оставайтесь здесь с этим устузоу, пока я не вернусь, – велел Керрик и, повернувшись к Ортнару, заговорил с ним на марбаке. – Я иду за вещами и оружием. Побудь с ними до моего возвращения.

– С ними? – Ортнар озабоченно потянулся к копью. – У них и зубы, и когти... к тому же их двое, а я один.

– Они боятся тебя куда больше, чем ты их. Побудь с ними без меня какое-то время. Недолго.

– Горе нам, смерть пришла, – застонал Надаске. – Когда ты выйдешь за дверь, этот устузоу пронзит нас своей палкой. И я пою предсмертную песню...

– Молчать! – приказал Керрик, как могущественнейшая из высших приказывает нижайшей. – Я повторю тебе то, что сказал ему. Побудьте вместе. Все вы повинуетесь мне. Вы оба – мои фарги. И устузоу тоже моя фарги. Вы будете друг другу эфенселе. Это будет нашим эфенбуру.

Пересказав то же самое Ортнару, Керрик ушел. Возле ханане его поджидал Саноне.

– Ты покидаешь нас, – сказал саску.

– Я вернусь вместе с Армун.

– Все мы идем путями Кадайра. Ты пойдешь один?

– Ортнар идет со мной. Он хороший охотник и знает все пути. Мы берем с собой мургу, чтобы несли мясо.

– Хорошо. После твоего ухода я не мог бы поручиться за их жизнь. Мы будем ожидать здесь твоего возвращения.

На сборы ушло немного времени, собственно, собирать было нечего. Прочное кольцо всегда было на шее. Оба ножа – и большой, и маленький – висели на груди. На севере ему понадобятся все шкуры, какие есть. И Керрик тщательно увязал их, привязал к своему тюку и взвалил его на плечи.

Вернувшись в ханане, он обнаружил, что крохотный саммад его не уменьшился; правда, Ортнар жался к одной стене, оба иилане к другой. Увидев Керрика, все трое с облегчением зашевелились.

Весть облетела всех, и поглядеть на странную процессию собрались едва ли не все саску. Не глядя по сторонам, Керрик шел первым, позади ковыляли согнувшиеся под грузом самцы, – страх чувствовался в каждом движении их тел. Последним шел Ортнар, на лице которого было написано явное желание оказаться где-нибудь в другом месте.

На плече у него, как и у Керрика, было два хесотсана – на случай, если одно оружие погибнет. Они прошли через весь город к северному выходу, мимо пасущихся ненитесков, кроткими глазами глядевших им вслед. Отойдя довольно далеко от города, Керрик позволил всем передохнуть. Ортнар остановился, а оба самца сразу повалились на землю, извиваясь от усталости и отчаяния.

– Смерть лучше. Лучше родильные пляжи!

– Ханане – дом наш родной...

– Тихо, негодные самцы! – скомандовал Керрик. – Передохните, потом отправимся дальше.

– Почему они так трясутся и стонут? – спросил Ортнар.

– Они как дети. Эти двое никогда не выходили из города, никогда не работали, да и тяжестей не таскали.

– Разве это тяжесть, – презрительно буркнул Ортнар. – Похоже, эти уроды обладают достаточной силой. Пусть поработают, пока еще живы.

– Они – мои друзья. Я не хочу убивать их.

– Тогда за тебя это сделает зима. По-моему, это одно и то же.

– Нет, будет иначе. Помнишь, когда мы разглядывали схему этой земли, большое озеро к северу отсюда?

– Мы зовем его Круглым. Я бывал там.

– Хорошо. Сначала мы пойдем к нему, а ты покажешь дорогу.

Из-за стенающих Надаске и Имехеи до озера они добрались только на третий день. С юга к озеру примыкало болото, но Ортнар знал тропинку в обход.

– Здесь неплохая рыбалка, – сказал Ортнар, – и охота тоже.

– Тем лучше, – ответил Керрик, – мы оставим здесь мургу с запасами мяса, дальше пойдем одни. Так будет быстрее.

– А мы не убьем их? Почему бы тебе не сделать этого?

– Я не стану убивать их – это мои друзья. Они из моего саммада. И ни разу не просили, чтобы я убил тебя.

Ортнар не унимался:

– Но ты же тану. а это всего лишь грязные мургу. Пожалуйста, я могу убить их сам, чтобы избавить тебя от хлопот.

– В какой-то мере я тоже до сих пор грязный мараг, Не забывай этого, Ортнар. Я ведь вырос среди них, и мне они кажутся иными. Забудь ненадолго про свою ненависть. Помоги мне устроить их в безопасном месте, а потом отправимся дальше.

Ортнар глянул в сторону мургу: один из них как раз зевнул, обнажив остроконечные зубы.

– Если ты хочешь этого, саммадар, я помогу тебе. Но скажу честно: я не понимаю тебя, и мне не нравятся твои поступки.

– Я благодарен тебе за помощь к больше ничего не прошу. А теперь я скажу им, что мы решили.

Керрику пришлось подождать, пока страдальческие вопли не превратились в стоны отчаяния. Потом он велел самцам замолчать.

– Кто вы, мокрые-из-океана фарги или бесстрашные самцы? Здесь вы можете жить, не зная самок и ханане. Здесь вы будете сильными и независимыми. Мы соорудим для вас укрытие от дождя. И обучим вас ловить рыбу и охотиться. Когда я вернусь с севера, то заберу вас отсюда. Но для этого вам придется постараться остаться в живых. – Оба задрожали от страха. – А вот любая самка смогла бы жить здесь, – ехидно добавил Керрик.

Ортнар нарезал ветвей для шалаша. Иилане с интересом следили за его действиями.

– И я тоже могу это сделать, – заметил Надаске. – У устузоу такие неуклюжие руки – всего один большой палец.

– Попробуй. – предложил Керрик, передавая ему свой кремневый нож.

Заметив это движение, Ортнар с опаской отпрыгнул, выставив вперед руку с ножом. Керрик вздохнул.

– Ортнар, будет только лучше, если они сами соорудят для себя укрытие. Думаю, что твоя ловкость нашла бы куда лучшее применение, если бы ты взял стреляющую палку и добыл нам свежего мяса.

– Хорошо, – согласился Ортнар, с явным удовольствием оставляя их общество.

Надаске и Имехеи тоже были довольны этим.

– Гневливый-необщительный, – сказал Имехеи. – Я боюсь каменного зуба на его палке.

– Он отправился на охоту добывать для нас мясо. Давайте закончим тем временем эту работу. Возьмите мой каменный зуб и нарежьте еще ветвей, чтобы крыша укрытия была поплотнее. Но сперва я открою вам секрет хесотсана, чтобы вы сумели защищаться и добывать свежее мясо. В озере довольно рыбы и ракушек, их легко поймать, если знать, как это делается.

Керрик закончил инструктаж задолго до возвращения Ортнара. Он понимал, что охотник будет вполне однозначным образом реагировать на оружие в руках иилане. Поэтому он упрятал хесотсан в глубине шалаша и сейчас давал самцам последние наставления.

– Консервы ешьте, лишь когда не добудете ни мяса, ни рыбы – надолго их не хватит.

– Боль-в-руках, усталость-тела, – вздохнул Надаске.

Имехеи согласился с ним, давая об этом знать расцветкой ладоней. Керрик сдержал раздражение.

– Убедительно-требую полного внимания. Вы должны поступать, как я вам велел. Иначе умрете с голоду. Умрете медленной смертью: похудеете, кожа станет свисать складками, зубы раскрошатся, а потом выпадут... – Страдальческие стоны и жесты покорности свидетельствовали, что его слушают с вниманием. – Но этого не случится, если у вас хватит ума, – здесь много дичи. И самое ужасное для вас: если вы не будете соблюдать предосторожности, вас могут заметить самки. – Теперь самцы притихли и глядели на него округлившимися глазами. – Вы знаете, есть такие птицы, которые летают повсюду и приносят самкам картинки. Старайтесь оставаться в укрытии. И следите за всеми крупными птицами. Когда листья на шалаше засохнут, забросайте крышу свежими ветками. Будете поступать, как я велел, вас тут никто не разыщет и не вернет в ханане и на пляжи.

...Керрик с Ортнаром ушли на рассвете, самцы следили за ними круглыми, испуганными глазами. Но они сами сделали свой выбор. Керрик дал им все, что мог, снабдил и оружием, и пищей. Оставалось только надеяться, что они научатся охотиться еще до того, как у них выйдет все консервированное мясо. Кроме того у них всегда оставалась возможность, которой вовсе не было у тану. Они могли вернуться к своим. Хватит. Он и так сделал для них все, что мог. А теперь пора подумать о себе, о долгом пути, лежащем перед ним. Об Армун, которая ждет не дождется его на дальнем севере.

Озеро и шалаш на берегу скрылись за поворотом тропы.

Глава пятнадцатая

Efenabbu kakhalabbu hanefeitsat sathanapte!

Жизнь уравновешивает смерть подобно тому, как море уравновешивает небо. Если убиваешь жизнь – убиваешь себя!

Так говорила Угуненапса

Энге сплела для себя тент из широких пальмовых листьев и привязала его к стволам деревьев, чтобы не попасть ночью под дождь. Здесь, на берегу Энтобана, начиналось время дождей, и почва под деревьями не просыхала. Чтобы не сидеть на влажной земле, Энге соорудила помост из ветвей и теперь восседала на нем, обратившись лицом к солнечной поляне. В воздухе прямо перед ней порхали крупные, ярко раскрашенные стрекозы, чуть ли не в локоть длиной, но Энге не замечала их. Она вглядывалась в себя, вспоминала слова Угуненапсы, пыталась увидеть многочисленные истины за внешней их простотой. Перед ней в тыкве-горлянке стояла вода, принесенная из ближайшего ручья, а также еда, которую подруги принесли из города. Сейчас, когда она размышляла над словами Угуненапсы, ей и не нужно было больше ничего. Она была так рада этой возможности. Теплый день сменялся новым теплым днем, а она все размышляла и ни о чем не просила.

Она настолько углубилась в себя, что даже не заметила, как из лесу вышли Эфен и Сатсат и пересекли поляну. Только когда их фигуры заслонили от Энге чистое небо, она пришла в себя.

– Вы здесь, – произнесла Энге, приветствуя их большими пальцами.

– Мы принесли тебе свежего мяса, Энте, – сказала Сатсат. – То, что перед тобой, протухло от жары.

Энге опустила один глаз.

– В самом деле. А я и не заметила.

– Не заметила и даже не съела ни кусочка. Твоя плоть умирает, уже все ребра можно пересчитать. Есть значит жить.

– Я питалась словами Угуненапсы, приобщалась к жизни, исполненной безграничного великолепия. Но ты права, плоть тоже хочет жить. Расскажите мне о городе – и поедим прохладного скользкого мяса. – Она приготовилась внимательно слушать.

– Как ты и велела, мы смешались с фарги и прошли весь город, чтобы увидеть жизнь Йибейска. Через амбесид протекает ручей, а над ним проложено множество золотых мостиков, фарги так и роятся на амбесиде. Поля возле города богаты животными без счета, в гавани снуют урукето, солнце греет... восхитительный город,

– А что слышно о Дочерях Жизни? Есть ли они в городе?

Эфен осела на хвост с чувством печали и сожаления. Сатсат последовала ее примеру.

– Я сначала говорила о дневном, чтобы скрасить темноту ночи. Дочери живут в этом городе, мы их видели, но не могли с ними поговорить. Они работают в садах за высокой стеной из ядовитых шипов. Каждый день они приносят плоды к выходу, но выйти оттуда не имеют права. Вокруг многочисленная стража. Когда мы спросили, нам ответили, что внутри Дочери Смерти, больше спрашивать не разрешили и велели немедленно уйти. Когда Омал услышала это, она прикоснулась к нашим большим пальцам и велела отнести тебе это известие. Те, кто внутри, должны знать учение Угуненапсы, все истины, которые мы познали. Омал сказала, что ты поймешь; она подошла к стражникам и заговорила с ними, но ее бросили на землю и потом отправили за колючие стены.

Энге поежилась, представив себе творимое во имя жизни насилие, сопровождая мысли знаками глубочайшего понимания,

– Омал – сильнейшая из нас, и будь у меня ее сила, я поступила бы точно так же.

– Это твоя сила, Энге, направляет всех нас. Она понимает твое стремление, знает, что ты придешь. И потому заняла твое место, чтобы ты не попала в заточение. Ты должна быть на свободе, чтобы проповедовать слова Угуненапсы.

– Так я и поступлю, и Омал будет свободна. Расскажи мне об эйстаа.

– Ее все любят и уважают, – сказала Сатсат. – Каждая может обратиться к ней на амбесиде, если есть необходимость.

– Есть необходимость, – повторила Энге, вытирая рот от остатков мяса. – Эти дни здесь, в тишине и покое, я обдумывала слова Угуненапсы и поняла, как они со всей ясностью могут войти в нашу жизнь. Я думала о том, как донести ее учение до каждой иилане, и ответ оказался невероятно простым. Спрашиваю: почему нас боятся и ненавидят? И отвечаю: потому что верования наши предстают перед иилане в искаженном виде, как угроза эйстаа и всей пирамиде власти, нисходящей от нее в город. Эйстаа распоряжается жизнью и смертью. Когда право карать смертью исчезает, ей кажется, что власть ее уменьшается. Поэтому я должна поступить следующим образом. Я буду говорить с эйстаа и поведаю ей правду о словах Угуненапсы. Если она поймет, то станет Дочерью Жизни и обнаружит, что власть ее не уменьшилась и не пошатнулась. Вот что я сделаю.

– Не надо! – в отчаянии воскликнула Эфен. Сатсат вторила ей, сопровождая стоны жестами отчаяния. – Нас мало, а их так много. Тебя отправят в сады, и ты погибнешь там.

Энге сделала успокаивающий жест.

– Это говорит боль-от-временной-разлуки, а не сильная Эфен. Что такое любая из нас по сравнению с правдой Угуненапсы? Я только выполняю свой долг. Следуйте за мной на амбесид, но не обнаруживайте себя. Ждите, наблюдайте, учитесь. Если меня постигнет неудача, вы сможете исправить дело – здесь или в другом городе. А теперь пошли.

И подруги направились вдоль берега, где пролегал кратчайший путь в город. Они с удовольствием наблюдали, как в море резвилась детвора. В одном месте целый эфенбуру высунул головы из воды, глядя на взрослых широкими удивленными глазами. Близилась пора выходить на сушу.

Энге ласково поманила их за собой, но они перепугались и исчезли в волнах. Дальше начинались охраняемые пляжи, и путешественницы остановились на пригорке, часто посещавшемся наблюдательницами. Внизу ленивые самцы нежились на солнце или качались на волнах. Прекрасная и умиротворяющая картина вселяла новые силы.

Амбесид был в точности таким, как его описала Эфен. Чистый ручей пересекал площадь, и многие наклонялись к воде, чтобы напиться. В разных местах над водой висели легкие мостики из сверкающего металла, и самый красивый из них высоко взлетал и опускался к ногам эйстаа, восседавшей на почетном месте. Тело ее было покрыто изящными узорами, а на запястьях, повторяя конструкцию мостиков, змеились витые браслеты из золотой проволоки.

Энге взмахнула рукой, чтобы все отошли, склонилась к ручью, омочила в нем ладонь и стерла пыль с рук и лица, кожа мгновенно высохла на солнце. Высоко подняв голову, она по золотому мосту приблизилась к Саагакель, эйстаа Иибейска, и застыла в выжидательной позе, низшая перед высшей.

– Приветствую тебя в моем городе, – произнесла Саагакель, отмечая силу, которая чувствовалась в прибывшей, и покорность власти эйстаа перед обладающей властью.

Ей это нравилось. Теперь такое можно было увидеть нечасто, даже лучшие ее помощницы использовали формальное обращение нижайшей из низких к высочайшей из высоких.

– Я зовусь Энге, я прибыла из далекой Гендаси, чтобы рассказать тебе обо всем, что там случилось. – Советницы, окружавшие Саагакель, заохали, заметив жесты, означавшие смерть и разрушение. – Разрешаешь ли ты говорить?

– Говори, ибо все они принадлежат к моему эфенбуру и как ближайшие из близких, должны знать обо всем. За твоей спиной протекает ручей. Так сделано неслучайно. Все могут перейти через него, но остаться здесь можно лишь по моему приказу. Говори открыто, хотя отчаяние твоих жестов гнет меня к земле, точно буря стебель травы.

– Все будет сказано: как Инегбан пришел в Алпеасак, как иилане приняли бой с устузоу и как погиб великий город.

Лгать Энге не умела, однако описывала события так, как ей было нужно.

– Так погиб город. Огонь испепелил его; все, кто был в городе, умерли.

– Но ты, Энге, здесь, не так ли? И твои слова не были закончены жестом прекращения речи, значит, ты собираешься продолжать. Но прежде чем ты продолжишь, дай мне отпить из водяного плода, я чувствую этот огонь в моем горле. Однажды, когда я была еще молода, мне случилось коснуться огня. Погляди.

Саагакель подняла правую руку, и собравшиеся загудели при виде белых рубцов на месте одного из больших пальцев. Пока она пила, свита забросала Энге вопросами.

– Все погибли?

– Города больше нет?

– Устузоу владеют огнем, говорят и убивают?

Саагакель потребовала молчания. Отложив плод в сторону, она велела Энге продолжать. И все с ужасом слушали ее слова.

– Я сказала тебе, что Вейнте была моей эфенселе. и обо всех событиях я знаю потому, что сама учила говорить этого устузоу. Я не учила создание ненависти, Но оно ненавидит Вейнте с не меньшей силой, чем она его. Он жив, уцелела и Вейнте – в числе немногих, спасшихся на урукето. Ведь когда город умер, с ним погибли и те, кого пощадило пламя, – ибо разве может иилане жить, когда погиб ее город? – Потрясенные советницы отозвались одобрительным ропотом, но Саагакель сидела неподвижно и молчала. – Вейнте осталась жива, потому что она была эйстаа, а эйстаа – это город. Я тоже выжила.

В отличие от советниц, Саагакель поняла ее.

– Скажи мне, Энге, почему выжила ты, или хочешь, чтобы я сделала это за тебя?

– Как тебе угодно, эйстаа. Ты есть город.

– Действительно так. Ты не умерла потому, что ты Дочь Смерти.

– Дочь Жизни, эйстаа, ведь я жива.

Они говорили, стараясь движениями не выдавать змоций. Советницы остолбенели от неожиданности.

– Слыхала ли ты о наших фруктовых садах? – Энге сделала утвердительный жест. – Хорошо. Есть ли какие-нибудь причины, которые смогут помешать мне немедленно отослать тебя в это место?

– Сколько угодно, эйстаа. Я знаю о Гендаси больше, чем кто-нибудь в Энтобане. Я знаю повадки тамошних устузоу и могу разговаривать с ними через своего ученика, он пощадил меня и спас от остальных устузоу.

– Да, все это интересно. Но все же не настолько, чтобы не отослать тебя в сады – разве ты не согласна?

– Я согласна. Но есть одна причина, по которой ты не должна посылать меня туда. Я знаю жизнь, знаю смерть и выжила, когда умерли остальные. Этим знанием должна обладать и ты, эйстаа, и я могу научить тебя. Ты властна над жизнью всякой иилане на амбесиде и можешь приказать умереть даже своей эфенселе. Прикажи только – и они умрут. Но это лишь половина всех знаний, которыми ты должна обладать. Жизнь уравновешивает смерть, как море уравновешивает небо. Я могу научить тебя силе жизни.

Энге умолкла и замерла в ожидании, не обращая внимания на рассерженный ропот советниц, как и сама Саагакель. Она молча глядела на Энге, ничем не выдавая своих мыслей.

– Всем замолчать! – приказала Саагакель. – Я решила. Твои слова достаточно интересны, – но они и опасны. Ты сама сказала – существование Дочерей Смерти угрожает власти эйства. Поэтому нам, эйстаа, не из чего выбирать. – Жестом она подозвала к себе двух советниц. – Схватите смелую иилане, свяжите и отведите в сад. Пусть в моем городе не распространяется эта зараза.

Глава шестнадцатая

В тело Энге впились сильные пальцы – ее схватили, поставили на колени, одна из свиты эйстаа поспешила за путами. Саагакель с достоинством уселась, за спиной ее раздавались возбужденные голоса. Прозвучал приказ всем расступиться, послышался крик боли – кому-то наступили на ногу. Сквозь толпу протиснулась иилане и застыла перед Энге, глядя на нее сверху вниз.

– Я Амбаласи, – хрипловатым голосом сказала она.

Теперь Энге видела на ее лице морщины, край побледневшего гребня разлохматился от старости. Повернувшись лицом к эйстаа, она в знак великого неодобрения провела когтями ноги по полу.

– В этом нет мудрости, Саагакель. Энге говорит толковые вещи, она может научить многому.

– В речах ее чересчур много толкового, мудрая Амбаласи, чтобы разрешить ей на свободе заражать всех этим ядом. Я уважаю твои великие познания в науке, но здесь речь идет о политике, а в ней я буду руководствоваться лишь своими соображениями,

– Не закрывай свой разум, эйстаа. Учение Дочерей прямо связано с нашей биологической сущностью и имеет отношение к нашему существованию.

– А что тебе известно об их учении? – удивилась Саагакель.

– Довольно многое. Я разговаривала с Дочерьми. Случайно они обнаружили связь тела с разумом, имевшую колоссальную важность для биологии старения и долгожительства. И поэтому я покорно прошу, чтобы арестантка Энге была передана в мое распоряжение для изучения в целях науки. Разрешишь ли ты это?

Хотя все выражения были вежливыми, произнесены они были лишь с внешней формальностью, граничившей с оскорблением, поскольку в обращении к эйстаа ощущались негативные нотки и превосходство во всем, что имеет отношение к науке.

Взревев от гнева, Саагакель вскочила на ноги.

– Оскорбление из оскорблений! Да еще на моем собственном амбесиде! Я всегда уважала твои великие познания, Амбаласи, уважаю их и по сей день, как и почтенный твой возраст. Поэтому я не приказываю тебе немедленно умереть, а просто изгоняю тебя с амбесида, с глаз моих, и ты вернешься сюда, когда я захочу этого. А лучше – оставь мой город. Ты всегда говорила, что собираешься уходить, все строила планы. Так уходи же подальше, мне надоело слышать об этом. Что же, пора поступать сообразно словам... Исполняй же свои угрозы!

– Я не угрожаю. Я уйду, как и хотела. А заодно избавлю тебя от обузы и возьму Энге с собой.

Саагакель тряслась от ярости, в гневе прищелкивая большими пальцами.

– Сейчас же удались от лица моего и не возвращайся. Уходи из города – и не испытывай более моей кротости.

– Ты кротка, как эретрук, разинувший пасть на добычу. Раз ты считаешь абсолютную власть жизненно важным условием собственного существования, почему бы не опробовать силу ее? Изгони меня из города. прикажи умереть. Интересный получится опыт...

Голос Амбаласи утонул в яростном реве. Саагакель сорвалась с места и застыла над мучительницей с раскрытым ртом и расставленными большими пальцами. Старая ученая стояла, не выказывая испуга, а лишь короткими жестами требуя уважения к возрасту и к науке – в вопросительной манере.

Саагакель вновь нечленораздельно заревела, брызгая слюной и дрожа всем телом. Наконец она справилась с собою и рухнула на трон. Окружающие потрясенно застыли вокруг нее в молчании, вдали топотали донельзя перепуганные фарги, торопливо уносящие ноги с амбесида. Трое или четверо уже лежали неподвижно на песке – возможно, они были мертвы, – так велик был гнев эйстаа.

Когда наконец Саагакель заговорила, первым жестом она приказала убрать виновных с глаз долой.

– Не желаю их более видеть. Обеих в сады – и немедленно!

Прислужницы с готовностью вцепились в Энге и Амбаласи и повлекли их прочь с амбесида. Там, где эйстаа уже не могла видеть их, конвой пошел медленнее – день был жарок, – не выпуская при этом рук арестанток. Энге было о чем подумать, и она молчала, пока их наконец не втолкнули за тяжелее дверь. Когда ее заперли за ними, она обернулась к Амбаласи и жестами выразила свою благодарность.

– Ты всем рисковала, сильная Амбаласи, и я благодарю тебя.

– Я не рисковала ничем. Саагакель не может убить меня словами и не посмеет напасть на меня.

– Да, так оно и вышло. Но я вижу, что ты намеренно разгневала ее, чтобы попасть в тюрьму.

Амбаласи жестом выразила одновременно удовольствие и усмешку, обнажив желтеющие от старости зубы.

– Ты мне нравишься, Энге. Я ценю твое общество. Ты права. Я хотела посетить этот сад, твое прибытие просто на несколько дней поторопило события. В этом городе царит великая скука, здесь нет новых идей, и я удивляюсь, зачем вообще явилась сюда. Наверное из-за тех возможностей, которые представляют здешние лаборатории. Я бы давно ушла отсюда, но тут она начала арестовывать Дочерей Отчаяния.

– Дочерей Жизни, прошу прощения.

– Жизни, смерти, отчаяния – какая разница. Для меня они Дочери Отчаяния, потому что я уже отчаялась продвинуться дальше в своей работе. Довольно давно, когда стены этой тюрьмы едва высадили, меня отправили инспектировать состояние работ. Мне удалось тогда поговорить кое с кем из Дочерей, но их интеллект поверг меня в тоску. Они напомнили мне онетсенсастов, поедающих листья одного только вида деревьев. И, нырнув один раз в темные глубины этой мрачной философии, они с восторгом останутся там навеки и даже не шевельнутся. Ты не такая, Энге, ведь ты и сама это знаешь.

– Скажи, что я должна делать, и я попытаюсь помочь. Итак, я приветствую тебя как Дочь Жизни.

– Не надо. Я не принадлежу к вам.

Энге была озадачена.

– Но ты говорила, что не рисковала ничем, если бы эйстаа приказала тебе умереть. Значит, ты должна верить...

– Нет, я не верю. Я знаю. А это другое дело. Я принадлежу к числу ученых, а не верующих. Чувствуешь разницу? Или подобное не может уложиться в ваши воззрения?

– Меня это не смущает ни в малейшей степени, – ответила Энге с жестом радости-от-мыслей. – Напротив. Я вижу в этом испытание моей храбрости и веры в слова Угуненапсы и готова долго беседовать с тобой обо всем.

– И я тоже. Приветствую тебя в плодовых садах Йибейска, приветствую. А теперь я спрошу тебя. Если освободить тебя со всеми Дочерьми, всех до единой, отправитесь ли вы со мной в город, где вам будут рады? Где вы будете жить на свободе, где вас никто не станет угнетать.

– Мудрая Амбаласи, мы не хотим ничего иного. Мы мечтаем только об этом, и, если ты сумеешь нам помочь, все мы охотно станем твоими фарги.

– Это возможно. Но, прежде чем оказать вам помощь, я потребую у тебя кое-чего. Подумай, прежде чем ответить мне. Когда вы будете на свободе, я потребую от вас покорно отдаться мне для исследования. Я хочу понять сущность этого явления, а струнный нож моих мыслей наносит глубокие раны. – Энге жестом выразила боязнь боли, Амбаласи отрицательно махнула. – Ты не поняла. Я использую мысль, острую, словно струнный нож, им я рассеку вашу философию, чтобы понять, как она действует.

– Я буду рада этому. Я и сама хочу понять нашу природу, а потому охотно приму твою помощь.

– Более чем помощь, Энге. Я могу копнуть так глубоко, что подрою все корни дерева твоих знаний и выворочу его наружу.

– Если это случится, значит, дерево было мертвым, и мне останется только приветствовать это. Я открою тебе все, до последней подробности.

Амбаласи тронула Энге за руку в знак величайшего удовольствия.

– Тогда решено. А теперь мне следует позаботиться о нашем общем исходе. Поскольку я давно уже решила оставить этот город, то уже приказала помощницам принять все необходимые меры. Через день, самое большое два, все будет готово.

Энге жестом выразила полное непонимание и попросила прощения за это.

– Поймешь, когда придет время. А пока следует кое-что сделать. Среди Дочерей есть одна, с которой мне хотелось бы поговорить. Ее зовут Шакасас.

– Ты ошибаешься, – ответила Энге. – Шакасас, быстрое и неуловимое движение, имя, которым мы не пользуемся. Такие имена принадлежат к тому миру, где мы жили до обращения. В знак принятия мудрости Угуненапсы мы принимаем новые имена.

– Я знаю об этом. Однако сомневаюсь, что ваши обращенные забыли свою жизнь до обращения. Позови ее этим именем, и я буду разговаривать с ней так, как она сама захочет.

Энге почтительно повиновалась и обернулась, чтобы отдать распоряжение. Товарки, молчаливым кольцом окружившие их, расступились, и вперед шагнула Омал и поприветствовала ее.

– За той, чье присутствие необходимо, уже послали. Но я рада видеть тебя, жаль, что в тюрьме.

– Забудь о горестях. Эта бесконечно мудрая иилане может принести нам спасение. А теперь я хочу видеть сестер и узнать каждую.

Пока они приветствовали друг друга, Амбаласи стояла в сторонке и ждала с невозмутимым спокойствием, пока перед нею не остановилась иилане, уважительны– ми жестами потребовавшая внимания.

– Ты и есть Шакасас? – спросила Амбаласи.

– Я была ею, пока не уверовала. И счастье, которое я обнаружила в словах Угуненапсы, позволяет мне зваться Элем. Что ты хочешь от меня, Амбаласи?

– Ответь мне на один вопрос. Я слыхала, что когда-то ты была в экипаже урукето. Верно?

– Это была моя радость, когда я стала иилане. Так возник мой интерес к воздушным и морским течениям. Тайны навигации стали предметом моего изучения и привели к познанию слов Угуненапсы.

– Удовлетворительное объяснение. Теперь скажи мне, кто вами руководит?

– Угуненапса, ведь ее пример...

– Довольно! Я имею в виду вашу работу в этих презренных садах. Кто отдает вам распоряжения?

– Никто, все мы равны.

Амбаласи грубо приказала ей умолкнуть, царапнув когтями ноги по земле.

– Молчи! Ваша Угуненапса и так много наворотила. Есть ли хоть кто-то, кто стоит выше тебя в этой иерархии отупения? Видишь Энге? Может ли она распоряжаться тобой?

– Конечно. Я столько слыхала о ней и ее мудрости, что охотно выполню ее распоряжения.

– Ну наконец. Поняла. Теперь мы втроем будем говорить. А потом ты останешься возле меня и будешь исполнять мои приказы. Считай, что тебе так велела Энге.

Элем с радостью согласилась, и Амбаласи быстро отпустила ее, прежде чем та вновь обратилась к Угуненапсе.

Островок возле берега Гендаси к югу от Алпеасака был невелик, на нем были только временные сооружения, пригодные только как укрытия от дождя. Только проходные комнаты, в которых работала Укхереб, являли некоторые признаки постоянства. Едва эйстаа Ланефенуу покинула урукето, перенесшего ее через океан, она сразу же направилась сюда. Пояснения эйстаа слушала с явной скукой и нетерпением – ее интересовали только результаты работы, а не подробности. Лишь масиндуу привлек ее внимание.

– Очень интересно, – сказала Ланефенуу. – Ты должна вырастить для меня такого же, чтобы можно было взять его в Икхалменетс. Я еще не видела ничего подобного.

– По очень простой причине, эйстаа. – не скрывая гордости, отвечала Акотолп, – раньше таких не было. Нам с Укхереб потребовалось поработать над дальнейшим усовершенствованием созданных нами ранее растений. Но с ними почти невозможно иметь дело – такие они ядовитые. И поэтому нам потребовались способности увеличивать, которыми обладает сандуу. Тебе известно это существо?

– Нет, – будто гордясь незнанием, ответила Ланефенуу. – У меня слишком много дел, чтобы тратить драгоценное время на ваших грязных тварей.

– Именно так, эйстаа, – согласилась Акотолп. – Грязное дело эта наука. Предлагаю пояснения. Сандуу увеличивает объекты, для глаза они становятся больше в две сотни раз – это важный научный инструмент. Однако с ним может работать только одна иилане, а мы с Укхереб работали вместе. Поэтому мы и придумали этого масиндуу, которого можно назвать проекционным сандуу. Мы применяем его в микрохирургии, но теперь просто показываем с его помощью свои достижения, не подвергая твое досточтимое тело опасностям.

– Досточтимое тело благодарно за хлопоты. Что это мы видим сейчас?

Акотолп повернула один глаз к ярко освещенному изображению на стене. Солнечный свет, падавший в глазок масиндуу, усиливаясь, создавал яркое изображение.

– Это диатомеи, эйстаа, крошечные существа, живущие в морской воде. Мы пользуемся ими для настройки масиндуу. Цвета создаются поляризационным фильтром...

Акотолп умолкла – Ланефенуу жестом обнаружила скуку от излишних научных подробностей.

В комнате стало светло – вошла Укхереб, а следом за нею фарги с подносом, полным картинок.

– Все готово, эйстаа, – сказала она, жестом отсылая оставившую поднос фарги. – Вот последние отпечатки, они продемонстрируют тебе беспримерный успех наших трудов, предпринятых по твоему слову.

– Начинайте, – скомандовала Ланефенуу.

Изображение диатомеи сменилось прибрежлым ландшафтом. Море лизало белый песок, за пляжем зеленела стена джунглей. Укхереб меняла изображения в масиндуу, и казалось, что берег подступал все ближе.

– Вот берег Гендаси к югу от города Алпеасака. Это место мы выбрали потому, что могли действовать скрытно. Почва и температура здесь такие же, как в городе, так что растения растут в естественных условиях.

– А почему не в самом городе? – спросила Ланефенуу.

– Его захватили устузоу, – ответила вошедшая Вейнте. – Я была там. Город сгорел не весь, но эти паразиты так и кишат в нем.

– Их ждет смерть, Вейнте, – сказала Ланефенуу. – Я приказала тебе явиться, потому что эти искусные ученые должны показать сейчас, чего они достигли моим именем. Ты делала это – гляди со мною.

Вейнте выразила удовольствие и благодарность и уселась на хвост возле эйстаа, приказавшей ученым продолжать.

Изображения зеленых кустов становились крупнее, наконец стали отчетливо видны повисшие на шипах трупы животных.

– Мутировавшие кустарники и лианы, – пояснила Акотолп, – растут среди широколиственных растений, Их плотные листья содержат много воды и защищают всю изгородь от огня. До сих пор работа была несложной, подобные стены охраняют многие города. Но эту изгородь мы выращиваем ради семян и для этого создали это существо.

Весь экран заняло яркое изображение пестрой ящерицы. Акотолп подошла поближе, чтобы указать на ряды бородавок на спине ящерицы.

– Эти пузыри образуются, когда ящерица достигает зрелости, потом они лопаются и вырастают заново. Взгляните на толстую шкуру и слой слизи, защищающий животное от ядовитых колючек. Идеальная конструкция.

– Необходимо пояснение, – бросила Ланефенуу.

– Масса извинений, эйстаа. Дополняю. Только что показанные нами ядовитые растения предназначены для того, чтобы выгнать устузоу из города. Были рассмотрены различные варианты их распространения, но предпочтение мы отдали этому. Лопаясь, пузыри выбрасывают из себя семена ядовитых растений. Они растут, и ящерицы живут под их защитой – там, где не выживет никто из животных. Так, без каких-либо усилий с нашей стороны, не подвергая опасности жизнь даже одной иилане, город сам прогонит пришельцев. Это произойдет не вдруг, но так будет, и своей участи устузоу не избежать, как не отвратить им прилив. Растения займут город, выгонят устузоу, и завтрашнее завтра станет подобным вчерашнему вчера.

– Великолепно. – Ланефенуу жестами выразила удовлетворение и радость. – Но как сами иилане будут жить в этом городе смерти?

– Как обычно. Мы уже подготовили паразитов и вирусы, которые уничтожат ящерицу и растительность, ничего более не трогая.

– Великолепный план. Почему же он еще не пущен в ход?

– Мы решали небольшую проблему, – ответила Акотолп. – Выводили паразитирующего червя, в теле которого закапсюлированы семена. Червь поражает ящерицу, вызывает появление пузырей, в которых и переносятся семена. Яйца же червей, также зараженные семенами, передаются через испражнения ящериц...

Она умолкла, подчиняясь жесту эйстаа.

– Добрая Акотолп, я знаю, что подобные вопросы неотразимо привлекают тебя как иилане науки. Но для меня они отвратительны и скучны. Ограничивай дальнейшее изложение описанием достигнутого.

– Все готово, эйстаа, – сказала Вейнте, отворяя дверь – и указывая на солнечный свет. – Как только Акотолп и Укхереб доложили о своих успехах, я сразу же послала за тобой. Пока ты путешествовала сюда, мы вырастили не одно поколение ящериц – они здесь, в вольере, я покажу тебе. Все готово и ждет лишь твоей команды.

– Прекрасно. Тогда я скажу свое слово. Пусть избавится Алпеасак от паразитов и отстроится заново. Чтобы Икхалменетс ушел в Алпеасак прежде, чем холодные ветры придут в Икхалменетс. Начинайте!

– Начинаем, эйстаа, – отозвалась Вейнте.

«Начинаем, но окончим не здесь, – добавила она про себя, не шевелясь, чтобы никто не мог прочесть ее мыслей. – Город будет очищен, он вновь станет городом иилане. А когда это свершится, я попрошу кое-что для себя. Я попрошу у эйстаа разрешения воспользоваться этими ящерицами, чтобы очистить всю землю от устузоу. Я найду их... я погублю их. И устузоу Керрику придет конец».

Глава семнадцатая

Саагакель раздувалась от гнева, отвисшие щеки тряслись от ярости. Амбесид был пуст и безмолвен – слышно было даже легкое журчание воды под мостиками, все бежали при первых признаках гнева, оставив в одиночестве несчастную вестницу. Одинокая беспомощная фарги покорно скрючилась перед эйстаа. Сохраняя молчание, Саагакель пыталась овладеть своими эмоциями: бесхитростное создание не было виновато в принесенных вестях и не заслуживало смерти. Саагакель считала, что правит справедливо, а смерть неопытного создания была бы неоправданна. Но она могла бы убить ее одним своим словом. И, зная это, эйстаа позволила себе наслаждаться собственной силой: она с удовольствием откинулась на спинку теплого сиденья, любуясь сооружениями собственного города, окружавшими амбесид. И заговорила отчетливо и строго:

– Встань, молодая, обратись лицом к своей эйстаа изнай, что будешь жить долго, служа эйстаа и своему городу.

Фарги перестала трястись и поглядела на эйстаа влажными от обожания глазами, изображая всем телом готовность к исполнению любой команды. Саагакель приняла все как должное и проговорила уже мягче:

– Повтори еще раз то, что тебе наказали. Тебе не причинят вреда – эйстаа обещает.

Тело фарги застыло – она пыталась в точности припомнить слова.

– От той, что смиренно служит высочайшей Саагакель, зйстаа Йибейска. – Побежали цвета глубокой грусти. – Уже два дня, как болезнь поразила рощи, где паслись окхалаксы, и многие лежат неподвижно, некоторые уже мертвы. Чтобы спасти живых, нужна помощь.

Случайностью это не могло быть: глаза Саагакель так и полыхали гневом, но тело застыло без малейшего движения. Фарги умолкла и замерла в ожидании. Это не могло быть случайностью. Несколько лет назад та же болезнь распространилась среди здешних окхалаксов, но Амбаласи тогда справилась с ней. И сейчас, всего через несколько дней после заточения Амбаласи болезнь возвратилась.

– Передай мое желание-присутствия тем, кто сидит возле меня. Иди через эти ворота – ты найдешь их там.

И они вернулись, сотрясаясь от страха при виде застывшего в смертельной угрозе тела. Их испуганный вид обрадовал Саагакель – неплохо было напомнить даже высочайшим, что власть ее абсолютна. И когда первая из приближенных с опаской стала в выжидательную позу, хорошее настроение возвратилось.

– Меня известили, что окхалаксы гибнут в огромных количествах, а вы, как впрочем и все, знаете, что это – мое любимое мясо. На их трупах я вижу тень Амбаласи. Остуку, сейчас же отправляйся в сады, да побыстрее, – ты растолстела, прогулка пойдет тебе на пользу, – и приведи сюда Амбаласи. Это мой приказ.

При ужасной мысли, что впредь ей, может, и не доведется попробовать мяса окхалакса, Саагакель ощутила острый приступ голода – и послала за куском мяса. Пища появилась почти мгновенно, и эйстаа с наслаждением впилась в нее зубами.

Она еще обгрызала кость, когда на амбесиде появилась небольшая процессия. Впереди шла Остуку, сзади две крепкие фарги, между ними, опираясь на широкое плечо спутницы, медленно шествовала Амбаласи.

– Я приказала привести сюда одну Амбаласи, – произнесла Саагакель. – Удалите эту.

– Тогда и меня тоже, – с раздражением бросила Амбаласи. – Ты ссылаешь меня во влажные сады – в моем ли возрасте спать на земле? Ночами там так сыро и прохладно, что теперь я не могу ходить сама. Пусть эта сильная останется – я не могу идти без нее.

Сделав жест, означавший, что дальнейшее препирательство она считает ниже своего достоинства, Саагакель подчеркнула особенную важность последовавших слов.

– Окхалаксы гибнут в рощах. Что тебе известно об этом?

– Они ложатся и замирают? Если так, это легочная болезнь, занесенная из джунглей.

– Но ты же вылечила их давным-давно. Как болезнь могла снова начаться?

– В лесу несчетное множество троп...

– Ты заразила их?

– Ты, наверное, хотела бы этого, – двусмысленно ответила Амбаласи и, прежде чем Саагакель успела потребовать пояснений, продолжила: – Но каким бы путем ни проникла болезнь на поля, только я могу вылечить ее. Хочешь ли ты этого?

– Так и будет, я приказываю тебе.

– Я повинуюсь твоему желанию, а не приказу. Взамен я прошу освободить меня из мокрых садов, меня и ту-на-которую-я-опираюсь. Когда я почувствую, что ноги мои стали такими, как прежде, ты сможешь отослать ее обратно в сады.

«И тебя вместе с нею, старая дура», – не шевеля ни единым членом, подумала Саагакель.

– Немедленно приступай, – скомандовала она, отворачиваясь с жестами неприязни и неудовольствия.

Амбаласи раздраженными движениями отослала стражу и заковыляла назад, опираясь на плечо Элем. Она молчала, пока они шли по городу. Наконец у них за спиной захлопнулись двери собственной лаборатории Амбаласи. Тогда она выпрямилась и непринужденно отправилась во внутренние помещения. На стене, вцепившись когтями, висел гулаватсан, присосавшийся к лиане. Амбаласи сильно надавило на нервный узел в середине его спины, создание обратило к ней невидящие глаза – с губ его стекала вода – и пронзительно вскрикнуло. Ошеломленная Элем отступила.

Амбаласи, одобрительно кивая, ждала появления помощниц.

– Ты, – приказала она первой прибывшей, – возьми вакцину для окхалаксов из холодного шкафа и отправляйся к больным животным. А ты, Сетессеи, проводишь эту иилане туда, где работают с картами.

– Мне запрещено туда входить,– сказала Элем.

– Только эйстаа в этом городе обладает более высоким рангом, чем я, – ласково проговорила Амбаласи, – поэтому в городе мне повинуются. Сетессеи отведет тебя туда и будет говорить от моего лица. Ты вернешься с навигационными картами. Приказ ясен?

Пока Элем согласно жестикулировала, Амбаласи торопливо отдавала распоряжения помощницам. Следовало сделать многое, а времени было мало. Она могла успеть лишь потому, что уже год готовилась к этому дню. Энге поторопила события, да и сама она постаралась прогневать эйстаа... Неважно. Ей давно уже надоел скучный город, и она готова покинуть его. Наступают интересные времена.

Амбаласи боялась лишь того, что эйстаа успела отменить свое распоряжение, предоставляющее ей право пользоваться урукето. Но приказ был отдан давным-давно – тогда плавали вверх по реке за дикими животными. О нем уже все забыли. А когда вспомнят, будет слишком поздно.

– Экипаж подчинился, – сообщила вернувшаяся Сетессеи, – все оборудование погружено на борт. Решила ли ты, что будет с твоими помощницами?

– Решила. Все останутся здесь.

– Следует ли мне остаться с ними? Я была твоей фарги и первой помощницей. Мне тоже остаться?

– А ты хочешь?

– Нет. Я хочу по-прежнему служить одаренной великим гением Амбаласи. Этот город неинтересен мне.

– Хорошо сказано, верная Сетессеи. И ты уйдешь со мной, даже если наше будущее полностью неизвестно?

– Я – твоя фарги, – ответила Сетессеи, добавляя жесты, означавшие верность и силу.

– Хорошо сказано. Ты отправишься со мной. Пригляди за погрузкой остальных моих вещей.

Когда возвратилась Элем с картами, Амбаласи отослала их на урукето с какими-то тюками. А потом приказала навигатору следовать за ней.

– Возьми два больших плаща – хватит с меня ночевок на мокрой земле. Все остаются здесь, но ты пойдешь со мной. – Путь привел их к саду под открытым небом. Одним глазом Амбаласи взглянула в сторону заходящего солнца. – Быстрее, у нас осталось очень мало времени.

Раскрыв рот от натуги, Элем торопившись следом за Амбаласи: кроме плащей она тащила какой-то тяжелый цилиндр. Когда они наконец остановились, голова Элем кружилась от жары. Она хрипло дышала, пытаясь перевести дух.

– Иди в тень деревьев и оставайся там, пока не остынешь, – приказала Амбаласи, забирая у Элем цилиндр. – Я сама сделаю все, что следует, – с делом нужно покончить до темноты.

Элем, ничего не понимая, смотрела, как Амбаласи открутила конец цилиндра, из которого немедленно вырвалась струя жидкости. Держа цилиндр на вытянутых руках, она принялась увлажнять барьер лиан и растений, протянувшихся между деревьями. Элем еще не была в этой части города, а посему не знала, что здешние деревья были частью тех стен, которые окружали сады, где томились в заточении. Когда Амбаласи выбросила пустой цилиндр и медленно пошла в сгущающихся сумерках обратно, Элем уже отдышалась и даже набросила плащ. Амбаласи взяла второй, расстелила его на земле и со знаками великого неудовольствия растянулась на нем.

– В последний раз в жизни я буду спать на земле, Нам надо проснуться с первым светом, прежде чем шевельнется город.

Свои слова она подкрепила жестами, означавшими предельную серьезность и крайнюю спешность. Элея сделала знак понимания, закрыла глаза и уснула...

Элем разбудили птичьи крики, и она поняла, что скоро рассвет. Она получше закуталась в теплый плащ и стала глядеть вверх – на небо. Когда пятна между сучьями посветлели, она поднялась и почтительно обратилась к старой ученой:

– Свет... приказы... время...

Темнота мешала понять ее, но голос возымел желанный эффект. Амбаласи поднялась и, оставив на земле плащ, подошла к живой изгороди. Было достаточно светло, чтобы видеть – там, где она поливала вчера стену, листья скрючились и побурели. Выразив жестом удовольствие от содеянного, она протянула руку и переломила толстую лиану. Та рассыпалась в пыль прямо в руках.

– Вперед, – приказала она Элем, – закрой ноздри, опусти на глаза мембраны и сделай отверстие в стене,

Элем принялась размахивать руками, и ее с ног до головы окутало облако белой пыли, из которого то и дело вылетали обломки ветвей. Она мгновенно проделала брешь в толстой стене и обнаружила за ней двух Дочерей Жизни, вопросительно глядевших на нее и удивленных чудесным появлением.

– Не пяльтесь, как фарги, – приказала подошедшая Амбаласи. – Будите всех и отправляйте сюда. Пусть все приходят быстро и абсолютно молча.

В полумраке стали появляться Дочери, Амбаласи указывала им на брешь. Первой из подошедших она приказала караулить и проследить, чтобы никто не остался, а самой уходить последней.

Амбаласи повернулась и направилась через пробуждающийся город, Дочери безмолвной чередой последовали за нею. Немногие иилане, повстречавшиеся им на пути, не проявляли даже признаков интереса. Только вечно любопытные фарги как всегда увязались следом в надежде увидеть и узнать что-нибудь новое. Солнце уже поднялось над горизонтом, когда Амбаласи остановила процессию за круглыми складами у края воды и приказала прислать к ней Энге.

– Иди рядом и молчи. – ответила она на вопрос Энге и, выйдя из тени, направилась к ближайшему урукето с высоким плавником. Наверху появилась иилане из экипажа и уставилась на них, щурясь от утреннего солнца.

– Передай мой приказ капитану немедленно предстать передо мной.

Иилане исчезла, и через несколько мгновений капитан спустилась вниз и перескочила со спины мягко раскачивающегося на волнах урукето на неровный деревянный причал.

– Приказу повиноваться немедленно, – с жестом поспешности проговорила Амбаласи. – Иди к эйстаа.

Сделав знак подчинения, капитан поспешила прочь. Когда она исчезла из виду, Амбаласи обратилась к любопытствующим членам экипажа, высунувшим головы из плавника:

– А ну, все на причал! Мы будем грузиться, не путайтесь под ногами! – Потом она повернулась к Энге и проговорила: – А теперь пусть все быстро идут сюда. Только без фарги – для них места не хватит. Когда эйстаа поговорит с капитаном, она сразу же заподозрит неладное. Нужно поторопиться.

Дочери торопливо грузились в урукето, а не отличавшаяся терпением Амбаласи расхаживала по причалу. Любопытным членам экипажа она жестом велела отойти, потом поманила к себе Энге и Элем.

– Отплываем сразу же, как погрузятся все. Без экипажа. Элем, ты будешь командовать, раз служила на урукето. – Последовавшие было возражения она пресекла повелительным жестом. – Я видела, что делают капитаны. Для этого не требуется особых знаний. Обучишь остальных тому, что им следует знать.

– Рискованно, – проговорила Энге.

– У нас нет выхода. Они не должны отыскать нас. Нам не нужно свидетельниц, которые могут вернуться сюда и сообщить эйстаа, где мы находимся.

– А куда мы поплывем?

Амбаласи промолчала, сделав жест окончания разговора. Когда урукето отошел от причала и вслед за резвым энтиисенатом вышел в реку, возмущенные члены экипажа забегали по причалу, недоуменно крича в испуге. Увидев, как плавник урукето стал быстро удаляться в волнах, они разразились горестными стенаниями.

Когда появились запыхавшиеся посланницы эйстаа, оставшиеся молча глядели на стаю естекелов, которые ловили рыбу в устье. На вопросы невразумительно бормотали и делали отрицательные жесты. В море было пусто. Урукето исчез.

Глава восемнадцатая

Мет senstal

Мы погибаем!

Боевой клич тану

Они неустанно пробирались на север, и Керрика переполняла радость, ему хотелось кричать, но он знал, что охотник в лесу должен быть безмолвным. Шаг за шагом он уходил все дальше от города, от груза ответственноста за него.

Он сделал все, что мог, и пусть теперь другие спасают город. Это больше не его забота. Широкая спина Ортнара, покрытая потом, размеренно двигалась перед ним, Над головой охотника звенели москиты, и он отмахивался от них свободной рукой. Внезапно Керрик почувствовал, как сильно он к нему привязаться: ведь они столько испытали вместе с тех пор, как Ортнар убил прикованную к Керрику Инлену. Тогда ему хотелось убить Ортнара. Но теперь между ними существовала связь, которую нельзя было нарушить. Она была такой же реальной, как окружавший их лес. Они шли и шли на север, и город со всеми его проблемами оставался все дальше позади. К ночи Керрик очень устал и думал только об отдыхе, но не хотел первым проявлять слабость. И, когда они добрались до заросшей травой поляны возле ручья, первым остановился Ортнар. Он показал на серый пепел старого кострища.

– Хорошее место для ночевки.

Слова марбака, обычная для тану мысль. Здесь Керрику не нужно было разговаривать на языке иилане или на сесеке, стараясь понять витиеватые высказывания мандукто. Не было ничего, кроме неба и леса. А там, в конце пути, его ждет Армун. Он был бы рад сбросить с себя груз, который раньше не замечал. Ему было двадцать четыре года, он столько прошел дорог, столько разных миров видел за последние шестнадцать лет, в плену у иилане. И этой ночью он спал спокойнее и глубже, чем за все последние годы.

Когда он утром проснулся, над ручьем висела легкая дымка. Коснувшись его плеча, Ортнар приложил палец к губам, потом поднял хесотсан и прицелился. Небольшой олень, зашедший по колено в воду, тревожно дернул головой и рухнул, едва в его шею вонзилась игла.

После консервов мургу свежее мясо показалось необычайно вкусным, и они наелись досыта, пока на углях запекалось и подвяливалось оставшееся мясо.

– Расскажи мне о парамутанах, – проговорил Керрик с набитым ртом. – Я знаю только их название к то, что они живут на севере.

– Я однажды видел парамутана; он пришел торговать с нашим саммадом. Все лицо его было покрыто шерстью – не бородой, как у нас с тобой, а как у долгозуба. Он был невысок – только чуть выше меня, а я был тогда еще мал. Я слыхал, что они живут на берегу моря, далеко на севере, там, где лед никогда не тает. Они ловят рыбу в море, у них есть лодки.

– А как: мы найдем их? У них ведь тоже наверное много саммадов?

Ортнар погладил щеки в знак того, что не знает.

– Не знаю. Мне не говорили об этом. Но я слушал, как они разговаривают, – ведь они слишком глупы, чтобы понимать марбак. Охотник из нашего саммада знал несколько их слов – он и разговаривал с парамутаном. Я думаю, что нам надо добраться до северных берегов и там искать следы Армун.

– Но пока мы доберемся туда, начнется зима.

– Там всегда зима. У нас есть шкуры, добудем мяса. Если мы не сойдем с этой тропы, мы встретим идущие на юг саммады. Они дадут нам эккотац. Вот так.

– И сушеных хардальтов – наверняка у саммадов они есть.

...Прошло много дней, прежде чем влажный ветер сквозь струи дождя донес до них запах дымка. Пойдя на запах, они вышли на луг, посреди которого за пеленой дождя чернели шатры саммада Сорли. Они прошли мимо трубящих мастодонтов... Досыта наевшись и выспавшись в сухом шатре, утром направились дальше. Более тану им не попадались.

Они шли на север, и лето сменялось осенью. Сухие листья падали на тропу, и у подстреленного Керриком кролика – с каждым днем он все увереннее чувствовал себя с луком в руках – уже пробивался белый пух.

– Очень ранняя зима. – озабоченно покачал головой Ортнар.

– Зимы нынче ранние. Но мы с тобой должны спешить на север.

Небо стало серым, и охотники уже чуяли в воздухе снег, когда добрались до становища возле реки. Керрик узнал это место сразу, едва поднялся на прибрежный откос. Валявшиеся кое-где клочья перегнивших шкур да осколки костей отмечали теперь место, где погиб саммад его отца. Здесь, среди костей Амагаста, Херилак нашел нож из небесного металла, который теперь висел на шее Керрика. Керрик прикоснулся к ножу. Тогда, давным-давно, иилане вышли из океана и погубили весь его саммад. Это случилось так давно, что он уже почти не помнил, как это было. Теперь саммад его на севере – там, где Армун, туда лежит и его дорога. Он обернулся на зов Ортнара, и они пошли по берегу реки.

День уже клонился к вечеру, когда они обнаружили на берегу сухое дерево, способное выдержать их обоих; оно было не очень большим, и им удалось вытащить его из подлеска. Они трудились весь вечер и закончили уже затемно.

Наутро, крякая от холода, охотники полезли в ледяную воду. Привязав оружие и мешки к торчавшим корням, охотники оттолкнули ствол от берега и уцепились за него, подгоняя неуклюжее дерево в быстром течении. Перебравшись на другой берег, оба тану буквально посинели, и зубы их выбивали непрерывную дробь. Пока Керрик вытаскивал на берег пожитки, Ортнар развел высокий костер. Они недолго сидели возле него – обсохли сами и просушили одежду. Потом они напялили еще влажные шкуры и вновь пошли на север. Быстрая ходьба не даст замерзнуть... Медлить нельзя – первые хлопья снега уже кружились среди деревьев.

Дни стали короче, и они вставали до рассвета и долго шли в бледном свете звезд, прежде чем небо начинало розоветь. Они были сильными и выносливыми. Но страх закрался в их сердца.

– Мяса осталось немного, – сказал как-то Ортнар. – Что будем делать, когда оно кончится?

– Найдем парамутанов...

– А если нет?

Они молча переглянулись – ответ на этот вопрос был известен обоим, но произносить его вслух не хотелось. Подбросив сухих веток в огонь, они придвинулись поближе к костру, наслаждаясь теплом.

Густой лес подходил прямо к берегу. Невдалеке от воды высились огромные ели. Временами им приходилось углубляться на сушу, когда отлогие песчаные берега сменялись высокими утесами, у подножия которых грохотал прибой. Лес был безмолвным и неподвижным. В глубоком снегу было трудно идти. Выходя на берег, они всякий раз внимательно вглядывались вдаль, пытаясь заметить признаки поселения парамутанов. Но пусто и безлюдно было в море и на берегах его.

Еда почти кончилась, когда разразился буран. Охотникам ничего не оставайтесь, как идти против северного ветра в поисках какого-нибудь укрытия. Они промерзли до костей, прежде чем у подножия утеса им удалось обнаружить неглубокую пещерку рядом с песчаным откосом.

– Туда! – крикнул Керрик, преодолевая рев ветра. Темный вход в пещеру был едва заметен в снежном вихре. – Заберемся туда и укроемся от ветра.

– Нам нужны дрова, и немало. Давай спрячем вещи и сходим за дровами.

Вход наполовину закрывал сугроб. Оступаясь и падая, они разметали его и забрались в пещеру. Без ветра в ней казалось тепло, несмотря на то что изо рта валил пар.

– Нельзя лежать, пошли, – вставая, сказал Ортнар и вытолкнул Керрика на мороз.

Непослушными руками они ломали и рубили ножами нижние ветви. Ортнар выронил каменный нож – и пришлось потратить много времени на поиски его в сугробах. Из последних сил они приволокли охапки хвороста – пришлось ограничиться этим, второй вылазки они бы не осилили. Керрик нащупал шкатулку с огненными камнями, но онемевшие от холода пальцы не слушались.

Он согрел руки на теле под шкурами, и ему удалось разжечь огонь; они развели пламя пожарче и улеглись рядом, глотая дым и ощущая, как тепло возвращает жизнь продрогшим телам. Уже стемнело, вовсю выл ветер, заметая вход снегом. Время от времени его приходилось отбрасывать, чтобы выходил дым.

– А мы не первые здесь, – сказал Керрик, указывая на нависающий скальный потолок, где углем были набросаны очертания большого оленя.

– По крайней мере они не сложили здесь своих костей, – буркнул Ортнар, ковыряя ногой землю возле костра.

– Что-то будет с нами... – задумчиво проговорил Керрик.

Вместо ответа Ортнар взял свой мешок и вытряхнул из него остатки еды.

– Вот все, что у нас есть. В твоем мешке не больше. Слишком мало, чтобы вернуться.

– Значит, надо идти вперед. Мы разыщем парамутанов. Они не могут быть далеко. Они где-то рядом.

– Мы пойдем, когда прекратится метель.

По очереди они выходили за хворостом, оставшийся следил за очагом. Стемнело быстро, и Ортнар едва нашел вход в пещеру со своей охапкой. Резко похолодало, и ему пришлось растирать снегом белые пятна на щеках. Друзья молчали, потому что время для бесед миновало.

Метель не утихала столько дней, сколько пальцев на руке у охотника, включая большой. Выходили только за дровами, растапливали снег и пили горячую воду. Голод уже начал терзать их желудки, но охотники берегли оставшиеся крохи.

Наконец настал день, когда метель начала утихать. Ветра почти не было, и снег как будто редел.

– Кончается... – с надеждой проговорил Керрик.

– Не уверен.

Они вылезли из пещеры. Медленно кружили снежинки, ненадолго просветлело, и они увидели, как на галечный берег набегают тяжелые волны, темные с белыми гребнями.

– Смотри! – крикнул Керрик. – Там что-то мелькнуло... какая-то лодка! Маши руками, скорее!

Они добежали до края воды и стали подпрыгивать среди хлопьев пены, крича охрипшими голосами. Высокая волна подкинула лодку вверх, и Керрику показалось, что он заметил в ней какие-то фигуры. Потом волны вновь скрыли неясные фигуры из виду. Лодку уносило на север.

Наконец она исчезла среди огромных волн и более не появлялась.

Промокшие и разочарованные, вернулись друзья в пещеру. Снова начавшаяся метель едва не спрятала от них вход в нее.

На следующий день они доели последнее. Керрик слизывал с пальцев последние прогорклые крохи, когда поймал на себе взгляд Ортнара. Керрик хотел что-то сказать, но промолчал.

Что он мог сказать?

Закутавшись в шкуры, Ортнар отвернулся. А снаружи выла метель, ветер стонал в утесах. И земля под ними содрогалась от могучих ударов валов о берег.

Настала ночь – а с нею пришло и отчаяние, великое и безграничное.

Глава девятнадцатая

За стенами паукарута завывала метель, яростный ветер нес снег по вечным льдам. Ничто живое не могло стать на пути у пурги, ничто не шевелилось на заметенных снегом просторах... только снег, только ветер. Он взмывал над окруженными снежными стенами паукарутами. Поземка, похожая на белую бороду, вилась возле хижины. Над мерзлой пустыней царили только тьма и смерть.

Внутри паукарута желтым огоньком светилась масляная лампа, освещая черную шкуру уларуаква, поддерживающие ее белые ребра, смеющиеся лица парамутанов. Они макали куски тухлого мяса в открытый пузырь с жиром, кормили детей и то и дело разражались хохотом, когда те размазывали по лицу сало.

Армун было приятно их общество, и даже постоянное внимание Калалеква, вечно пытавшегося ее обнять как только она оказывалась рядом, не докучало ей. Они были другими, не такими, как она, вот и все. Они делили внимание женщин между собой, и никто не обращал на это внимания. Только посмеивались. Но темперамент Армун был не таким, как у них. И она не могла так же бурно радоваться,

Но она улыбалась их шуткам и не забеспокоилась, когда Харл присоединился к смеющимся. Они расступились, давая ему место, – некоторые как обычно трогали его светлые волосы, это развлечение никак не могло надоесть им. Между собой они звали тану эрквигдлитами, сказочными людьми. Сами для себя они были ангурпиаквы – истинные, настоящие люди. Армун понимала их разговор, ведь в паукарутах она проводила уже вторую зиму. Когда парамутаны приняли их, она была рада, что осталась в живых; она очень ослабела тогда, совсем исхудала и все беспокоилась, как Арнхвит будет себя чувствовать в этом странном месте. Все здесь было совершенно иным: еда, язык, образ жизни. Время шло очень быстро, и она сумела приспособиться, поэтому вторая зима нагрянула прежде, чем она успела осознать ее приближение.

Третьей зимы она здесь не проведет – Армун это знала. Весной она постарается объяснить им, что ей нужно уйти. Силы вернулись к ней, мальчики отъелись. Надо уходить, ведь Керрик наверняка уже узнал от саммадов об их бегстве. И он решит, что они погибли. Темная мысль стерла улыбку с ее лица. Керрик! Она должна идти к нему на юг, в то особенное место, где жили мургу и которое сожгли охотники, в далекие неведомые края...

– Алуторагдлакв, алуторагдлаквокв! – произнес Арнхвит, теребя ее за колено.

Сильный мальчишка, он уже встретил свое третье лето; он взволнованно тараторил, показывая неровные еще зубы. Она улыбнулась и стерла с его лица остатки жира.

– Что ты хочешь? – спросила она на марбаке.

Она поняла его, но не хотела, чтобы сын разговаривал только по-парамутански. И так уже они общались с Харлом лишь на языке их хозяев.

– Хочу оленя! Моего оленя!

Заливаясь смехом, он барабанил по ее колену маленькими твердыми кулачками. Армун покопалась в груде мехов и отыскала игрушку. Она сделала ее из кусочка оленьей кожи, прикрепив вместо рогов изогнутые косточки. Схватив ее, он со смехом убежал.

– Ешь больше, – произнесла Ангаджоркакв, усаживаясь рядом и протягивая к ее рту пригоршню белого жира.

В тепле паукарута она сбросила почти всю одежду, обнажив покрытые шерстью груди. Армун пальцем зацелила немного жира и отправила в рот. Ангаджоркакв горестно зацокала языком.

– Жила-была женщина, которая не хотела есть наловленную рыбу, – начала она. У Ангаджоркакв на все находилась сказка и присказка, в каждом, даже пустяковом, событии она видела смысл. – Рыба была очень большой и толстой, она смотрела на нее, поблескивая чешуей, и ничего не понимала. "Скажи мне, – спросила рыбина, – почему ты не хочешь меня есть? В глубинах моря я услыхала заклинания рыбака и схватила крючок с яркой наживкой. Я проглотила наживку, как и положено рыбе, а ты не хочешь есть меня, Почему? " Когда женщина услышала это, она рассердилась и сказала, что не рыбе учить ее, а есть или не есть – ее собственное дело. Но рыбий дух услышал ее речи и разгневался еще больше, он поднялся из темных глубин океана, где обитал, и направился к поверхности моря. Он плыл быстро-быстро. И он проломил лед, а потом открыл рот и проглотил паукарут со всеми шкурами, и ребенка, и масляную лампу, и женщину тоже. Вот что бывает с теми, кто отказывается есть. Ешь!

Армун слизнула жир с пальца.

– Когда окончится буря и вернется солнце, когда станет тепло, мы с мальчиками уйдем...

Громко взвизгнув, Ангаджоркакв выронила пузырь и, зажав уши, принялась раскачиваться из стороны в сторону. Услышав шум, Калалекв поднял расширившиеся от изумления глаза, потом поднялся на ноги и отправился посмотреть, что вызвало такой переполох. От жары он сбросил с себя всю одежду, и гладкая бурая шерсть его лоснилась в свете масляной лампы. До сих пор Армун не могла привыкнуть к тому, что все парамутаны покрыты шерстью с ног до головы. Зажав хвост между ног, Калалекв благопристойно прикрывал его пушистым кончиком признаки пола.

– Ангаджоркакв издала звук великой печали, – проговорил он, подавая Женщине кость, которую принес с собой. – Вот посмотри, я сделаю из нее свисток, на нем будет уларуакв, и звуки будут выходить у него изо рта.

Ангаджоркакв оттолкнула его руку, не желая слишком быстро расставаться со скорбью.

– Сейчас зима, сейчас темно, но волосы эрквигдлитки словно солнце освещают паукарут. Мы едим, и смеемся, и нам тепло. А теперь... – она застонала, раскачиваясь из стороны в сторону... – теперь Армун уйдет, и светлые мальчики с ней вокруг станет темно.

Калалекв открыл от изумления рот.

– Но они не могут уйти, – проговорил он. – Когда задувает метель, смерть, разинув пасть, караулит возле паукарута. Тот, кто ушел из паукарута, ушел к ней в зубы. Они не уйдут, и нечего плакать.

– Весной, – проговорила Армун, – мы уйдем весной.

– Видишь, – отвечал Калалекв, поглаживая Ангаджоркакв по шерстке, чтобы успокоить. – Видишь, они остаются. Лучше съешь чего-нибудь. Они остаются.

Парамутаны жили только сегодняшним днем, наступление каждого нового утра было для них удивительным праздником. Армун молчала, – ведь она уже решилась. Они уйдут, как только достаточно потеплеет. Она вылизала пальцы дочиста. Надо есть, чтобы хватило сил на дорогу. Ведь придется идти далеко на юг.

Ночью метель прекратилась, и, когда утром Калалекв раздвинул шкуры на дымовом отверстии, внутрь хижины проник тоненький луч солнца. Все обрадованно заголосили и принялись разыскивать в кучах шкур свою одежду, разражаясь хохотом, если под руку попадались чужие вещи. Пурга продержала их взаперти невесть сколько дней, и дети повизгивали от нетерпения. Крепко держа извивающегося Арнхвита, Армун натягивала на него нижнюю одежду с мехом внутри. Сверху надевались более толстые шкуры, потом капюшон, теплые сапоги, рукавицы – все, что помогало выжить здесь, на крайнем севере.

Калалекв ползком, пыхтя, пробивался наружу сквозь снег, навалившийся у окончания выходного тоннеля. Вход осветился, потом потемнел, пока Калалекв выбирался – и наконец внутрь хлынул яркий свет. Внутри опять начался смех, все подталкивали друг друга к выходу.

Армун сначала отпустила мальчиков и последовала за ними. Выбравшись нарубку, она прикрыла глаза ладонью. После сырого тепла паукарута, запахов мочи и тухлого мяса, свежий воздух был восхитительным.

Вокруг белыми холмиками были разбросаны паукаруты. Из них на солнечный свет выползали парамутаны, криками и смехом приветствуя друг друга. Огромной бледно-голубой чашей накрывало их небо, по которому нетерпеливо ползли редкие облака, за краем льдов оно тонуло в темной синеве океана. Лодки возле края воды были завалены снегом.

Кто-то тревожно крикнул, показывая рукой:

– Там в море уларуакв!

– Не может быть!

– Это не уларуакв, это одна из наших лодок!

– Значит, это Ниумак, только его лодка еще не вернулась. Но он должен быть мертв: мы спели смертную песню и ему, и всем, кто был с ним.

– Поторопились! – расхохотался Калалекв. – Они одурачили нас на этот раз. Теперь они нам это припомнят.

Харл со всеми бежал к приближавшейся лодке.

Арнхвит отстал, споткнулся и негодующе завопил, упав в снег. Армун подхватила его и вытерла слезы – ревел он в основном от обиды.

Общими силами лодку быстро извлекли из воды и уложили вверх дном рядом с остальными. Арнхвит стоял, держа Армун за руку; он успокоился и с интересом смотрел на вернувшихся. Ниумак отправился к жилищам, все заторопились следом, стараясь прикоснуться к его одежде, чтобы удача, сохранившая жизнь четверым охотникам, перешла и к остальным людям в стойбище. Это же надо – выжить в такую пургу! Все четверо устало опустились на снег, жадно припав к поднесенным чашам и вынесенным отборным кускам мяса. Когда прибывшие стали удовлетворенно поглаживать животы, начались вопросы. Ниумак поднял вверх ладони, требуя молчания, и умолкли даже малые дети.

– Вот что случилось, – проговорил он, и все неслышно придвинулись ближе, чтобы лучше слышать. – Мы уже видели здешние льды, когда начался буран. Мы уже представляли себе наши паукаруты, тепло их, еду и играющих детей, чувствовали запах их шерсти и готовы были вылизать малышей языком... но начался буран и унес нас отсюда.

Он сделал паузу и поднял руку. Слушатели немедленно разразились горестными воплями, мгновенно прекратившимися, едва он уронил руку вниз.

– Мы не могли добраться до льда и паукарутов, мы могли только спасаться в ней, но не могли выйти на берег, потому что там всюду скалы, как всем известно. А потом ветер переменился, и нас снова вынесло в открытое море, тогда мы сами спели свою смертную песню.

Тут слушатели вновь горестно застонали, и повествование долго еще продолжалось подобным образом. Никто не перебивал – всем хотелось знать подробности. Но усталый Ниумак начал замерзать, и наконец история завершилась.

– В последний день шторм стал слабее, и нас принесло к берегу, но волны были еще слишком высоки, и мы не стали высаживаться. А теперь узнайте странную вещь. Там, на берегу, есть пещера, именуемая Оленьей, потому что на своде ее нарисован олень. Из нее выскочили двое наших братьев и стали махать руками. Но ветер гнал нас назад. Мы хотели присоединиться к ним, переждать непогоду в теплой пещере, но не смогли. Кто они? Все ли наши здесь? Все ли лодки вернулись? Есть ли поблизости другие парамутаны? Обычно такого не бывает зимой. А потом мы приплыли сюда, и вы увидели нас, и вот мы здесь; и теперь я отдохну.

Армун остолбенела, она смотрела вперед и ничего не видела. Она знала, кто был в этой пещере на берегу, знала... Словно кто-то нашептывал ей: «Керрик». Только он мог оказаться здесь с другим охотником. Только он. У нее не было ни малейшего сомнения. Она знала это, знала, и слова Ниумака только подтвердили то, что она понимала и так. Наконец-то он пришел за ней. Он узнал, что ее нужно искать на севере. А теперь она должна идти навстречу ему.

Наконец оцепенение оставило ее, и она обернулась.

– Калалекв! – закричала она. – Мы должны немедленно отправиться к этой пещере. Я знаю, кто там. Это мой охотник. Это Керрик.

Калалекв открыл в изумлении рот. Эрквигдлитка часто удивляла его. Но он и не подумал усомниться. Встав, он вспомнил слова Ниумака.

– Хорошо, что твой охотник здесь, что он в безопасности и тепле... так говорил Ниумак.

– Это не так, – сердитым голосом сказала она. – Он не парамутан и не может быть здесь в безопасности. Он же тану, он пришел в эти края. он нес с собой пищу и был застигнут пургой. Надо идти на помощь.

Когда смысл ее слов дошел до Калалеква, тот крикнул:

– Лодка, моя лодка! Спускаем лодку на воду!

Армун обернулась и увидела, что Ангаджоркакв смотрит на нее округлившимися глазами.

– Будь добра, – сказала Армун, – пригляди за Арнхвитом, пока я не вернусь. Сделаешь это?

– Тебе не надо плыть, – неуверенным голосом ответила Ангаджоркакв.

– Я должна.

Когда она добралась до края льда, лодка была уже на воде, и в нее укладывали припасы. Рядом с Калалеквом суетились еще четыре парамутана, уже разбиравшие весла, не дожидаясь окончания приготовлений. Она спрыгнула в лодку, и легкий ветер с севера понес их в море.

Они гребли до вечера. Отвесные скалы, обрывавшиеся в воду, не позволяли даже думать о высадке. Они подошли поближе к каменной стене и уцепились за камень веревкой с тяжелым грузом на конце, чтобы лодку никуда не отнесло за ночь. Потом перекусили тухлым мясом, заедая его снегом, который им дали в дорогу. Парамутаны хлопотали вокрут Армун, гладили ее, старались утешить. Она не отвечала – только молча глядела на берег. Только на рассвете ей удалось уснуть. Когда она проснулась, мужчины уже гребли.

Заснеженные берега ничего не говорили Армун. Но парамутаны время от времени указывали друг другу на невидимые ориентиры и разражались радостными криками. Наконец с возгласами всеобщего согласия они направили лодку к покрытому галькой берегу. Когда волна бросила их на гальку, двое мгновенно выпрыгнули и по грудь в ледяной воде повлекли лодку в сторону суши. Армун спрыгнула с носа, споткнулась, вскочила и понеслась в сторону лесистых холмов. Длинные ноги стремительно несли ее вперед, но пришлось остановиться и оглядеть нетронутый снег.

– Туда, – указал ей Калалекв, спотыкаясь и оступаясь в снежных наносах. Никто больше не смеялся – до самых деревьев на снегу не было ни единого следа.

Они принялись копать, разбрасывая снег во все стороны. Появилась дыра, ее стали расширять. Армун отчаянно копала вместе со всеми и первой вползла в прокопанное отверстие.

Впереди под грудой шкур...

Она осторожно отвела обледенелые заскорузлые шкуры...

Серое лицо Керрика было покрыто инеем. Сорвав рукавицу, она протянула руку, затаив дыхание от страха.

Осторожно прикоснулась к коже... Холодная.

Он мертв.

Она закричала. Вдруг веки его затрепетали, и глаза приоткрылись.

Она не опоздала.

Глава двадцатая

Заснеженные просторы севера для парамутана что дом родной. Они умеют жить и выживать среди снега и льда, знают, как возвращать к жизни замерзающих и обмороженных. Озабоченно перекрикиваясь, они оттеснили Армун в сторонку. Пока Калалекв распахивал шкуры над Керриком и срывал с него одежду, двое парамутанов торопливо раздевались, складывая еще теплую одежду на оледеневшую землю. Замерзшее тело Керрика осторожно уложили на нее, и нагие охотники прильнули к нему своими телами. Остальные завалили их сверху шкурами.

– Какой холод – сейчас и я сам замерзну, придется петь смертную песню! – выкрикнул Калалекв.

Все расхохотались, хорошее настроение вернулось к ним, когда оказалось, что охотники живы.

– Иди за дровами, разводи огонь, топи снег. Их надо согреть и напоить.

С Ортнаром поступили таким же образом. Армун поняла, что может помочь, только отправившись за дровами. Он жив! Солнце согревало ее лицо, грело душу – Керрик жив и в безопасности, они снова вместе. Ломая ветки, она поклялась, что никогда более не оставит его. Слишком долго они были в разлуке. Невидимая веревка, соединявшая их, так натянулась... едва не разорвалась. Это не должно повториться, она больше не допустит такого. Где он – там и она. Никто и ничто не сможет их разделить. Она навалялась всем телом на толстую ветвь. Гнев и радость переполняли ее. Больше такого не случится!

Развели костер, в пещере стало тепло. Калалекв склонился над бесчувственным Керриком. Растирая его конечности, он довольно кивал.

– Очень хорошо. Смотри, какое белое тело! Только лицо поморозил – видишь темные пятна. Кожа сойдет, и все. А вот второй – плох.

Он сбросил шкуры с ног Ортнара. Все пальцы на его левой ноге почернели.

– Придется отрезать, пока он без сознания и не почувствует.

Не приходя в сознание, Ортнар громко застонал, и Армун старалась не вслушиваться в хрустящие звуки за спиною. Лоб Керрика стал теплым, на нем выступила испарина. Она прикоснулась к нему кончиками пальцев – и веки вновь задрожали. Керрик открыл глаза и снова закрыл. Обняв за плечи, она приподняла его и поднесла к губам кожаную чашечку с водой.

– Пей, пожалуйста, пей, – попросила она.

Керрик глотнул и откинулся назад.

– Пусть они будут в тепле, их надо покормить, чтобы набрались сил, прежде чем их можно будет везти в стойбище, – произнес Калалекв. – Мы оставим мясо, которое привезли в лодке, попробуем наловить рыбы. Вернемся к вечеру.

Парамутаны оставили целую кучу дров. Она поддерживала огонь, подбрасывая хворост. После полудня, отвернувшись от костра, она вдруг увидела, что глаза Керрика открыты и губы безмолвно шевелятся, словно он пытается заговорить. Прикоснувшись губами к его руке, она погладила его по лицу.

– Говорить буду я. Ты жив, и Ортнар тоже. Я вовремя отыскала тебя. С тобой все будет в порядке. Здесь еда и питье – выпей.

Она помогла ему привстать и держала, пока он пил, кашляя от сухости в горле. Потом уложила, прижавшись к нему всем телом, зашептала ему в ухо:

– Я дала себе клятву. Я поклялась, что не позволю тебе впредь оставлять меня. Где ты, там и я. Так должно быть.

– Так... должно быть, – хриплым голосом отозвался он.

Глаза Керрика закрылись, и он вновь уснул: трудно быстро вернуться к жизни, если побывал рядом со смертью. Рядом пошевелился Ортнар, она дала попить и ему.

Парамутаны вернулись уже в темноте.

– Погляди-ка, какую крохотную рыбешку я принес, – проговорил Калалекв, пробираясь в пещеру с огромной уродливой рыбиной, покрытой пластинами: во рту ее торчали острые зубы. – Она даст им силу. Пусть поедят.

– Но они без сознания...

– Долго, нехорошо. Им нужно мясо. Я покажу.

Двое парамутанов посадили Ортнара, а Калалекв мягко тронул голову охотника, щипнул его щеки, что-то шепнул на ухо и громко хлопнул в ладоши. Глаза охотника приоткрылись, и он застонал – все обрадованно завопили. Один из парамутанов держал охотника за челюсть, а Калалекв отхватывал от рыбины куски мяса и выжимал из них сок в рот охотника. Тот давился, кашлял, но глотал, что встречалось радостными воплями. Когда он почти пришел в себя, парамутаны стали подносить куски сырой рыбы к его губам.

– Скажи ему на своем языке, чтобы эрквигдлит понял, – надо есть. Жевать, жевать.

Керрика она покормила сама: она не хотела, чтобы это делали парамутаны, словно своим прикосновением она могла поделиться с ним силой.

Ортнар был готов к путешествию только через два дня. Он до крови закусил губу, когда с его ног срезали почерневшее мясо.

– Но мы живы, – подбодрил его Керрик, когда мучения закончились.

– Я во всяком случае не полностью, – задыхаясь, выговорил Ортнар. Капли пота выступили у него на лбу. – Но мы нашли их – или они нас, – и это главное.

Спускаясь к лодке, Керрик опирался на руку Армун: Ортнара несли на сделанных из сучьев носилках. Ему было слишком больно, и он ничего не замечал. Но Керрик жадно разглядывал все вокруг.

– Из шкур сделали... Легкая, прочная. И весла какие! Эти парамутаны умеют строить не хуже саску.

– А кое-что и лучше, – проговорила Армун, обрадованная его реакцией. – Погляди... Как по-твоему, что это такое?

Она подала ему длинную, покрытую резьбой кость. Керрик покрутил ее в руках.

– Какой-то крупный зверь, только не знаю какой... А это еще что такое? – Он тронул кожаную трубочку, поглядел в отверстие кости, в котором ходила круглая палка не толще стрелы. – Интересно, но непонятно. Больше не могу ничего сказать.

Армун улыбнулась – в щели, рассекавшей ее губу, мелькнули ровные зубы – и опустила кость открытым концом в воду, плескавшуюся возле ног. Она потянула палку вверх, послышалось хлюпанье, и тонкая струйка воды хлынула через борт из кожаной трубки. Он изумленно открыл рот, а потом вместе с Армун расхохотался. Потом снова взял у нее кость.

– Совсем как у иилане, только они выращивают нужные вещи, а это ручной работы. Мне нравится.

Он с восторгом крутил ее, разглядывая резьбу с изображением рыбы, извергавшей струю воды.

Возвращение к паукарутам вызвало настоящий триумф: заливаясь смехом, женщины толкались, чтобы только пройти мимо носилок, на которых несли светловолосого гиганта. Ортнар с удивлением смотрел, как они пытались прикоснуться к его волосам, переговариваясь между собой на своем странном языке.

Арнхвит с удивлением гляделна отца: он успел позабыть про охотников-тану. Чтобы разглядеть сына, Керрик встал перед ним в снег на колени: крепкий мальчик с широко поставленными глазами почти не напоминал младенца.

– Тебя зовут Арнхвит, – проговорил Керрик, и мальчик серьезно кивнул, отодвигаясь на всякий случай, потому что Керрик протянул к нему руки.

– Это твой отец, – сказала Армун, – не бойся.

Но мальчик жался к ноге матери.

Слова Армун пробудили в памяти давние воспоминания. Запустив руку за пазуху, Керрик нащупал на шее ножи, осторожно высвободил меньший. Он снова склонился к ребенку, тот не стал отодвигаться. Держа на ладони сверкающее металлическое лезвие, Керрик сказал:

– Как я получил этот нож от своего отца, так отдаю его тебе.

Арнхвит робко потрогал нож, посмотрел на Керрика и улыбнулся.

– Отец, – проговорил мальчик.

Ортнар выздоравливал до самого конца зимы. Он потерял в весе, боли не отпускали его, но могучий организм одолел хворь. На ногах оставались черные пятна: они гноились и отвратительно пахли, но парамутаны знали, что делать в подобных случаях. Когда дни удлинились, раны зажили, и на ногах образовались рубцы. Подложив в обувь меха, он каждый день ковылял возле паукарутов, заново овладевая собственными ногами. Ходить, не имея пальцев на одной ноге, трудно, но он начинал привыкать. И однажды, далеко уйдя вдоль кромки льда, он увидел подплывающую лодку. Она была из больших – с большой шкурой на поперечной жерди – и выглядела незнакомой. Так и оказалось, Доковыляв до паукарутов, Ортнар увидел, что все повысыпали наружу и с криками размахивали руками.

– Что это? – спросил он у Армун, так как понимал только несколько слов из странного языка. – Чужие, не из наших паукарутов. Очень интересно... Что происходит? Все орут, машут руками. Словно им что-то очень нужно.

– Не пойму, они кричат все сразу. А ты слишком много прошел. Иди в паукарут, а когда я узнаю, в чем дело, – приду и все расскажу тебе.

Ортнар оказался в паукаруте один – парамутаны, а с ними и Керрик, Арнхвит и Харл выскочили к лодкам. Он тяжело, с громким стоном опустился на землю – его никто не мог услышать, а ноги так болели. Радуясь отдыху, он жевал кусок мяса, когда наконец вернулась Армун.

– Добрые вести, – сказала она. – Весь шум из-за уларуаква. Зимой парамутаны все время сокрушались, что они никак не попадаются им. А теперь наконец их выследили. Это очень важно.

– А что такое уларуакв?

– На них охотятся в море. Я еще не видела их, но говорят, что они куда больше, чем мастодонт. – Она указала на ребра над головой. – Это уларуакв, и шкура тоже его, и еда: мясо, жир – это тоже уларуакв. Парамутаны едят любое мясо... – Тут она заметила морскую птицу, благополучно гниющую под кожаным потолком на костяной распорке. – Но в основном их кормит и укрывает уларуакв, лодки они тоже делают из него. Они говорят, что холода и долгие зимы гонят уларуаквов на юг. С каждым годом льды продвигаются все дальше и дальше. Что-то случилось с водой – я не знаю что, но она изменилась. Добывать уларуаквов теперь все трудней и трудней, а это самая большая беда, которая может постичь парамутанов. Нам придется подождать, пока все выяснится.

Все вернулись в паукарут нескоро. Первым заполз внутрь Калалекв, толкая перед собой решетку из тонких косточек. Остальные следовали за ним. Он радостно помахивал замысловатой костяной сеткой, связанной по углам сухожилиями. Армун попросила его говорить помедленнее и, когда он стал объяснять, принялась переводить его слова на марбак.

Керрик не сразу догадался, о чем говорит Калалекв.

– Кости – это карта, по ним они находят путь в океане, как это делают иилане. Попроси, чтобы он показал, где мы сейчас находимся.

После многих вопросов, ответов, объяснений, побывавший за океаном Керрик понял.

– Виноваты зимы. Они изменили не только сушу, но и океан, преобразили все, что находится в нем. Ледяной щит, на котором мы живем, простирается через весь северный океан до другого его берега. Я был в тамошних краях, хотя и не на севере. По неведомой причине уларуакв больше не хочет жить по эту сторону океана, и парамутаны перебрались к его противоположному берегу. Этот иккергак прибыл с другого берега океана, он видел их. Что будут делать наши парамутаны?

Калалекв знаками пояснил свой ответ. Он жестами поднимал паруса, качался на волнах. Все понимали его почти без пояснений Армун.

– Парамутаны хотят спустить на воду иккергаки и подготовить их к дальнему плаванию. Они собираются отплыть сразу же, как только начнет ломаться лед, чтобы вдоволь поохотиться на уларуаква, а потом вернуться, прежде чем настанет зима.

– Значит, пора отправляться и нам, – проговорил Керрик. – Мы ели их пищу, и нам нечем отблагодарить хозяев.

Он искоса взглянул на мрачно улыбавшегося Ортнара.

– Да, пора отправляться на юг, – согласился он, – но для такой прогулки я не гожусь.

– Тебе не придется идти, – сказала Армун, ласково прикасаясь к его руке. – Я знаю парамутанов. Они помогут. Мне с мальчиками они помогли не задумываясь. Мы им нравимся, несмотря на то, что мы отличаемся от них. Они хотят, чтобы мы остались, но весной сами отвезут нас на юг, если мы будем настаивать. Я знаю.

– А разве не все иккергаки потребуются им для охоты? – поинтересовался Керрик.

– Не знаю, но я расспрошу их и все выясню.

– Надо отправляться сразу, как только это станет возможным, – сказал Ортнар. – Нужно возвращаться к саммадам.

Лицо Керрика словно окаменело: слова Ортнара вызвали воспоминания. А с ними и забытые было страхи.

И первым делом он вспомнил Вейнте с ее неистребимой ненавистью: она ждала их на юге, замышляя гибель тану, саску и всех устузоу на свете. Он обратился спиной к городу иилане – потому что не мог забыть Армун. Ну а теперь? Что их ждет? Безопасность? Да найдется ли для него во всем мире хоть один безопасный уголок, пока жива Вейнте, пока не иссякла ее ненависть? Пора возвращаться. Назад, к иилане и их хесотсанам, в мир мургу и устузоу, к битве, которой нет конца... В мир, где саммадам все время грозит смерть.

Армун молча смотрела на Керрика, читая на его лице мысли. Пока он думал словами мургу, тело его корчилось, вторя им, а лицо подергивалось – и вдруг стало мрачным.

Итак, они возвращаются.

Но что их ждет?

Глава двадцать первая

Ambesetepsa ugunenapsossi, nefatep lemefenatep. Epsatsast efentopeneh. Deesetefen eedeninef.

Угуненапса учила: мы знаем смерть, а потому знаем и пределы жизни, в этом и кроется сила Дочерей Жизни, живущих, когда остальные умирают.

Апофема иилане

Когда урукето покинул гавань Йибейска, Амбаласи приказала плыть на запад. Там легче было затеряться в море, и никакие соглядатаи не могли догадаться об их истинном курсе. Элем вскарабкалась наверх; ученая стояла у края плавника, наблюдая за темными силуэтами энтиисенатов, скользящими возле урукето. Элем вежливо попросила внимания.

– Я не командовала раньше урукето, а только служила на нем. Есть проблемы...

– Решай их, – твердо сказала Амбаласи, жестами положив конец разговору на эту тему и переходя к следующему вопросу. – Кто ведет урукето?

– Омал, иилане со спокойным умом, способная быстро обучаться.

– Я сказала – можешь командовать. А теперь давай посмотрим карты.

Спустившись вниз, они миновали Омал, которая стояла, положив руки на живую стенку, неподалеку от нервных окончаний, с помощью которых меняли курс урукето. Она внимательно следила за морем через прозрачный диск. Рядом, на жердочке, нахохлившись, сидела розово-серая птица, смотревшая в ту же сторону. Остановившись, Амбаласи взъерошила перышки на спине – птица довольно заворковала.

– Новый компас, – пояснила Элем, – более совершенный, чем прежние.

– Еще бы... я сама и делала. Точный, надежный, да и развлекает в долгой дороге. Если его сориентировать в нужном направлении, не свернет, пока не умрет.

– Мне непонятно...

– А мне понятно. В лобные доли мозга введены намагниченные частицы. Где карты?

– Здесь.

Ниша была едва освещена, но, когда развернули первый свиток, карта ярко засветилась под тусклым пурпурным мазком на живой стенке.

– Эта самая подробная, – произнесла Элем. – И самая сверкая. Вот Энтобан, а вот за широким океаном Гендаси.

– А что означают эти цветные завитки?

– Прохладными цветами показаны ветры, подобно рекам текущие в атмосфере. Здесь, в тропиках, где солнце нагревает воздух, потоки поднимаются высоко, потом, поскольку планета вращается, растекаются на юг и на север. Это крайне интересно для моих исследований, но для практической навигации куда важнее другое. Вот эти теплые оранжевые и красные линии – они обозначают океанические течения...

– Объясни подробнее.

– С удовольствием. Мы сейчас находимся в океане к западу от Йибейска. По твоему приказанию мы будем плыть на запад до наступления темноты – на тот случай, если за нами увяжется погоня. Тогда мы окажемся здесь, в этой красной струе, уходящей на юг. Всю ночь течение будет нести нас. На рассвете, определив свое местоположение, мы можем отправиться в нужном направлении. Желательно знать скорость и направление.

– Пока неизвестно. Расскажи, что ты будешь делать, если пунктом прибытия будет Гендаси?

– Немедленно приступлю к расчетам. Двигаясь к Гендаси, мы должны оставаться в этом течении, уходящим на юго-запад в самую середину океана. Там очень интересный район – середина океана просто изобилует жизнью. Там мы выберем нужное течение. Вот это течение нам необходимо – мимо Алакас-Аксехента око уходит к заокеанским зеленым краям.

Амбаласи внимательно разглядывала карту, начиная от Йибейска, потом одним глазом окинула путь до Гендаси.

– Вопрос. Мы плывем по большой дуге на юго-запад к середине океана. Потом поплывем по другой дуге – на северо-восток. Подумай, насколько быстрее будет, если мы просто пересечем океан по прямой линии.

Она провела пальцем по карте. Элем отступила на шаг, гребень на ее голове покраснел.

– Это невозможно! – Она сопроводила замечание знаками отчаяния и страха. – То, что ты предлагаешь, нереально. Мы плавали по прямой только на коротких расстояниях, от острова к острову... или вот как сейчас. Но никто не движется по прямой. Морские создания следуют за морскими течениями, птицы – за воздушными потоками. Курс, который ты предлагаешь, противоречит законам природы. Днем надо будет вести урукето против течения, а ночью он будет дрейфовать. Утром нужно вновь рассчитывать координаты... Нет, это невозможно!

– Соберись, Элем, вот простой научный пример, ты обладаешь познаниями, и ради блага твоих работ я поведаю тебе о двух различных состояниях материи. Или тебе уже известен закон Атепенепсы?

– Смиренная-в-невежестве, желаю знаний.

– Говоря в самом общем виде – невидимая материя передвигается по прямым линиям, в отличие от видимой... Перестань смотреть на меня стеклянными глазами и закрой рот! Ты – изображение глупости фарги! Знаешь ли ты о невидимой материи?

– Нет...

– Куча невежественности. Тяготение невидимо: если я уроню эту карту, она упадет по прямой. То-что-переносит-свет невидимо само по себе, и лучи идут в глаз по прямой линии. Инерция невидима, однако же она направляет движение тел по... Впрочем, довольно. Я вижу, что все это тебе неизвестно. И не стыдись своей глупости. Лишь немногие иилане подобно мне самой обладают интеллектуальными способностями, позволяющими понять все это. Вернемся к нашему курсу. Что это?

Амбаласи закрыла растопыренной рукой пустое пространство под Манинле к югу от Гендаси.

– Ничего, ничего вовсе, – пробормотала Элем.

– Пустая умом, не-ощущающая-своей-жизни! Или это я должна учить тебя твоей специальности? Что здесь изображено на карте, тут и тут?

– Течения, океанические течения.

– Удивительно. Обратимся к деталям – что вызывает течения?

– Разность температур, ветер, вращение планеты, береговые линии, изменение глубины...

– Хорошо. Вот погляди на эти течения, внимательнее погляди. Они же не возникли из темноты сами собой. Погляди-ка.

– Вижу! Поняла! Великая Амбаласи, ты извлекла меня из невежества, словно фарги из морских глубин. Там, куда ты показываешь, должна быть земля. Никто не видел ее и не сообщал о ее существовании, но только поглядев на карты, ты поняла, где она...

И в знак глубокого уважения Элем склонила голову, как нижайшая из низших перед высочайшей из высших – она сразу поняла, что Амбаласи смыслит в навигации не меньше, чем она сама. А может быть, и больше, Амбаласи кивнула, принимая все как должное.

– Ты искусна в своей науке, Элем, – проговорила она. – Но я искусна во всех науках... и только что доказала это. Я не с первого взгляда обнаружила это: несколько лет мне пришлось изучать навигационные карты. И наше путешествие докажет, что я права. Мы направляемся туда, к этому белому пятну на карте, чтобы оно навсегда исчезло. А теперь иди и пришли мне Энге.

Энге немедленно явилась вместе с Элем. Амбаласи застыла в важной позе, выпрямившись, насколько возраст позволял ее позвоночнику, в руке она сжимала карту. Элем приближалась к ученой смиренно, словно фарги. Энге, сложив руки в предельном уважении всетаки ограничилась меньшим. Амбаласи протянула ей карту с предельной серьезностью-значимостью в жесте.

– Теперь я покажу тебе, Энге, место нашего назначения и город, который ожидает нас там.

– Мы искренне благодарны за все, что ты для нас сделала. – Жестами она дала понять, что говорит за всех.

– Великолепно. Здесь, на этом месте ждет нас судьба. А вот и наш город.

С этими словами она раскрыла ладонь – на ней лежало большое сморщенное семя. Энге перевела взгляд с карты на семя, потом обратно и понимающе кивнула.

– Мы благодарны. Раз на карте ничего нет, я могу только предположить, что твои огромные познания позволили обнаружить там сушу. Землю, где нет города, где нет иилане, и выращенный из семени город станет нашим собственным.

– Именно, – резко ответила Амбаласи, опустив семя и карту с излишней поспешностью: по гребню ее волнами пробежали краски. – У тебя первоклассный разум, Энге, но я хочу доказать свое превосходство.

Она не стала добавлять, что на сей раз не сумела сделать этого. Энге тоже оставила инцидент без внимания, знаками выказав благодарность и согласие. У старой ученой был крутой нрав, но, учитывая все, что она сделала для Дочерей, с подобными выходками нужно было мириться.

– Дозволено ли будет узнать подробнее о месте нашего назначения, чтобы насладиться плодами работы столь совершенного разума?

– Дозволено. – Краски на гребне поблекли. Амбаласи была удовлетворена обращением. – Смотри внимательно и учись. Сила, ширина и температура течений этих рек в океане помечены на картах для тех, кто в состоянии понять надписи. Конечно же я принадлежу к их числу. Я не стану входить в детали, ты не поймешь их, и только ознакомлю тебя с выводами. Здесь лежит не маленький остров и не гряда островков, здесь расположена огромная земля, в величине которой мы убедимся, когда достигнем ее. Она лежит к югу от Алпеасака, а значит, там еще теплее. Знаешь ли ты имя этой новой земли, Энге?

– Знаю, – ответила та твердо.

– Так скажи нам, – потребовала Амбаласи, не в силах скрыть удовлетворение в движениях.

– Она именуется Амбаласокеи, чтобы в завтрашнем завтра знающие иилане произносили имя той, что привела разум на дальние и пустынные земли.

– Хорошо придумала, – отозвалась Амбаласи, и Элем выказала согласие, дополнив его жестами увеличения. – А теперь я нуждаюсь в отдыхе, чтобы сберечь силы. Конечно же вам потребуется мое руководство, поэтому будите меня без колебаний, даже если будете опасаться моего гнева.

Весть о случившемся быстро обежала живой корабль и привела ко всеобщему возбуждению. Дочери Жизни настаивали, чтобы Энге поведала им о важном открытии Амбаласи. Поэтому она встала в круге света, падающего на дно помещения, чтобы все могли ее слышать.

– Угуненапса, учительница наша, сказала: слабейший силен, а сильный слаб. Этой притчей она хотела напомнить нам, что жизнь едина и что еще-влажной-из-моря фарги жизнь дорога в той же мере, как и эйстаа. Угуненапса давно сказала эти слова, но истинный и вечный смысл их только сейчас достиг нас. Амбаласи, даже не будучи Дочерью Жизни, сумела извлечь пользу из учения Угуненапсы, и потому она ведет нас теперь из заточения в новый мир, где мы вырастим город, который станет нашим. Трепещите перед этим чудом. Город, где не будет гонений за веру, где не будет смерти. Город, где мы будем вместе вырастать, и вместе учиться, и приветствовать фарги, чтобы и они росли вместе с нами. И я сказала – с благодарностью и без малейшего колебания, – что новая земля, где вырастет город, будет называться Амбаласокеи.

Волна эмоций прокатилась по телам слушательниц, в унисон колебля их, словно ветер траву в поле. Все они придерживались одного мнения. -

– А теперь мы отдохнем – по прибытии придется заняться многим. Элем потребуется помощь на урукето. Пусть все, кто умеет и хочет помочь, идут к ней с жестами готовности и поддержки. Остальные из нас соберутся с мыслями и подготовятся к тому, что нас ждет.

Амбаласи, как и подобало в ее возрасте, продремала большую часть путешествия. Но остальные не спали. Слишком уж необычной, удивительной была ситуация для Дочерей Жизни. Впервые они были в большинстве, их не гнали и не презирали. Теперь они могли открыто говорить о своих верованиях, обсуждать различные тонкости, обращаясь за разъяснениями к тем, кто подобно Энге обладал ясностью мысли. И с каждым днем они все приближались к ослепительной новой жизни.

В соответствии с указаниями Амбаласи, ее не тревожили, пока урукето не вошел в течение, которое должно было унести их мимо Манинле и Алакас-Аксехента к главным землям Гендаси. Попив прохладной воды и съев мяса, она медленно вскарабкалась на верхушку плавника урукето. Элем и Энге ожидали ее там и принялись почтительно приветствовать.

– Тепло, – проговорила Амбаласи, от солнечного света ее зрачки превратились в вертикальные щели, выражая чувство удовольствия и уюта.

– Мы здесь, – отметила пальцем Элем на карте их местоположение. – Воды кишат жизнью. Здесь много неизвестных громадных рыбин.

– Неизвестных тебе и прочим, обладающим ограниченными познаниями, но от меня у океана секретов нет. Поймали вы хотя бы одну из этих рыб?

– Они восхитительны.

Элем знаком изобразила удовольствие от еды. Амбаласи мгновенно отозвалась жестами презрения к обжорству, отдавая предпочтение высшей-важности-знаний.

– Ты в первую очередь думаешь о желудке и только потом вспоминаешь, что у тебя есть мозги, – раздраженно проговорила она. – Прежде чем ты съешь все научные ресурсы океана, доставь мне образчик.

Существо действительно оказалось внушительным – прозрачное, с зеленоватыми плавниками и длиной с иилане. Мельком взглянув на него, Амбаласи выразила пренебрежение-к-невежеству и высшее-знание.

– Ничего себе рыба! Или только у меня есть глаза, чтобы видеть, и мозг, чтобы полагаться на него. Это такая же рыба, как я сама, это личинка... личинка угря. Судя по твоим остекленевшим глазам, эти слова ничего тебе не говорят. Хоть что такое угорь ты знаешь?

– Очень вкусный, – ответила Энге, прекрасно понимая. что таким образом поощряет ученую к новым оскорблениям, в чем та находила очевидное удовольствие.

– Вкусный! Только о пищеварении и думаете! Едва ли мы относимся к одному виду. Ну что же, придется снова наполнить ваши пустые головы новой информацией. Знаете ли вы, что длина самой крупной из личинок угря не превосходит когтя на моей ноге? А эти вырастают до невероятной величины, так что их можно есть. Потороплюсь, пока вы сами этого не сказали.

Энге поглядела вниз на слабо извивавшуюся личинку и со знаками понимания и растущего удивления проговорила:

– Это значит, что взрослые угри будут просто гигантскими!

– Так. И это в свою очередь говорит от том, что нас ждет неизведанная земля, – ведь угрей такого размера наука не знала... до сегодняшнего дня.

Через несколко дней Амбаласи потребовала, чтобы ей принесли пробу морской воды. Выбравшись из плавника, одна иилане спустилась на широкую спину урукето и зачерпнула воды прозрачным контейнером прямо из плещущихся у ног волн. Амбаласи критически оглядела контейнер... и поднесла к губам. Элем жестами выразила опасение, зная, что пьющая морскую воду обречена на иссушение тела и смерть.

– Благодарна за заботу, – проговорила Амбаласи. – Только твои опасения напрасны. Попробуй сама.

Элем нерешительно пригубила... и разразилась жестами удивления и недоверия. Амбаласи с понимающим видом покачала головой.

– Только великая река, равных которой иилане не знают, может принести пресную воду в эти края. Помоему, мы на пороге великого открытия.

На следующий день они заметили кружащих над урукето птиц – где-то рядом была земля. В воде появилась растительность, окружающее море стало не таким прозрачным и чистым, как океан.

Исследовав несколько образцов воды, Амбаласи заявила:

– Взвесь частиц почвы, бактерий, икринок, планктона, семян. Мы приближаемся к могучей реке, собирающей воды с просторов необъятного континента. С весьма большой точностью могу предсказать – мы близки к цели, близки к Амбаласокеи.

Почти весь следующий день шел дождь, прекратившийся только к вечеру. И когда облака впереди разошлись, перед иилане предстал невероятно величественный и красочный закат. С гребня очередной высокой волны, приподнявшей урукето, они заметили темную полоску между водой и полыхавшим небосводом.

Всю ночь они спали, как положено иилане, не шевелясь в глубоком забытьи, – но с первыми лучами солнца проснулись. Элем согнала с плавника почти всех. Как подобает, Амбаласи заняла самое удобное место, чтобы в подробностях видеть, как вырастала, приближаясь, далекая суша. Вблизи она распалась на множество островков.

– Нет реки, – проговорила Элем, делая знаки разочарования.

– Не-способная-к-пониманию, – ехидно махнула руками Амбаласи. – Это у маленьких рек большие рты, А река, орошающая целый континент, несет много ила и образует дельту из множества островков. Плыви вперед по протокам и выплывешь в реку. На ее берегах возле обильных вод мы и посадим семя города.

– Не может быть даже мысли, что Амбаласи ошибается, она всегда права, – сказала Энге. – Впереди наша судьба, начало новой жизни для всех нас. Земля Амбаласокеи, где вырастет наш город.

Глава двадцать вторая

Angurpiarnik nagsoqipadluinargog mungataq ingekaqaq.

Всяк парамутан свежей рыбке рад.

Пословица парамутанов

В конце концов решение было принято. Потребовалось много времени, но только так положено решать дела у парамутанов. Бесконечные разговоры прерывались время от времени горстью сала или куском тухлого мяса – как же иначе решать важное дело? Когда запасы мяса в паукаруте заметно сокращались, совет перебирался в другой. Парамутаны входили и выходили, засыпали, утомленные переговорами. Проснувшимся и возвращавшимся приходилось пояснять все, что произошло, тем более, если мнение отсутствовавшего было существенным для остальных.

И все же решение было принято. Иккергаки пойдут через океан бить уларуаква, но путь неблизок, и раньше осени они не вернутся... Может быть, даже придется и зазимовать в дороге, а пища в паукарутах окончится задолго до этого. И раз прибрежные воды изобиловали рыбой, было решено, что один из иккергаков пойдет на юг, проверить, что ловится в этих краях, а заодно прихватит гостей-эрквигдлитов и отвезет в родные края. Предприятие было новым и просто потрясающе интересным, так что участвовать в нем хотели все парамутаны, однако все сходились на том, что именно Калалекву следует распоряжаться на иккергаке, раз именно у него хватило смекалки доставить сюда эрквигдлитов.

Но решив, попусту время не тратили. Солнце пригревало, дни становились длиннее, и лед начинал ломаться. Впереди недолгое лето, а за ним снова зима. И с неприличной после долгих размышлений торопливостью в иккергаки стаскивали запасы. Все необходимое грузили с радостными криками и хохотом, кораблики по одному провожали в море – унылые физиономии и слезы сулили верную неудачу. Когда их иккергак уже был готов к отплытию, Ангаджоркакв спряталась, но Армун остановила мужчин и разыскала подругу под шкурами в дальней части паукарута.

– Глупая, – произнесла Армун, отирая слезы с мохнатого лица женщины.

– Поэтому я и спряталась.

– А у нас, эрквигдлитов, слезы при расставании – добрый знак.

– Вы – странные люди, и я не хочу расставаться с вами.

– Мы должны отплывать. Но мы скоро вернемся.

Глаза Ангаджоркакв расширились, и она удивленно присвистнула.

– Чтобы так говорить, надо видеть сквозь снег и лед, сквозь грядущие дни. Я не знала.

Армун и сама не думала об этом – слова сами собой слетели с языка. Мать ее умела приподнимать мглу неведения над завтрашним днем. Быть может, она и не знала, что унаследовала от матери эту способность.

Погладив Ангаджоркакв по лицу, Армун поднялась и вышла. Иккергак ждал, с борта кричали, чтобы она поспешила, и Армун побежала. Арнхвит радостно скакал у борта, Харл торопил ее криком. Даже Ортнар казался довольным, только на лице Керрика было все то же мрачное выражение – оно стало таким, когда все решили отправляться на юг. Он пытался бороться с собой, вымученно улыбался и шутил, – но долго не выдерживал. Маску уныния не удавалось прогнать с лица его. Ночью в объятиях Армун он ненадолго забывал гнетущие думы, но по утрам они возвращались.

Начался путь на юг. Керрику еще не случалось путешествовать в иккергаке, и новизна занимала и тело, и мысли его. Это не то что плыть через океан в урукето – в покрытой кожей внутренней камере, в вонючей и зловонной полутьме, где ничего не видно и нечего делать. На иккергаке все было не так. Они плыли по воде, а не под ней, над головами кричали птицы и спускались к волнам. Дерево скрипело о кожу, и распущенный большой парус гнал суденышко вперед по волнам. Здесь Керрик не был оцепеневшим пассажиром – он трудился со всеми. На дне иккергака всегда набиралось много воды, а Керрику не надоедало возиться с костяной трубкой и следить, как сбоку выливается струйка чистой воды. Он все гадал, как это происходит, но так и не мог понять секрета. Наверняка все дело в воздухе, как в надувной игрушке, но разобраться он не мог. В конце концов и неважно – достаточно было знать, что движениями рук он может доставать воду со дна лодки и выбрасывать в океан.

С парусом было проще. Керрик чувствовал лицом дуновение ветра и видел, как напрягаются плетеные веревки, передавая силу ветра иккергаку. Следуя наставлениям парамутанов, он научился правильно тянуть за лини и завязывать их узлами. Ему даже разрешили нести вахту возле кормила. Лишние руки были нужны: они плыли и ночью, и днем, и зима отступала назад, сменяясь весною. Так что днем при хорошем попутном ветре он уже мог держать курс не хуже парамутанов.

Иккергак оказался сложным, воистину изумительным сооружением. Весь его корпус был сделан из шкуры одного уларуаква, так что Керрик мог догадываться, какими огромными могут быть морские гиганты. Кожаная обшивка обтягивала прочный деревянный каркас. Гнутую деревянную решетку скрепляли кожаные ремни. В известной мере это было похоже на урукето – при движении иккергака гибкие бока «дышали».

По мнению Армун, плыть на юг в иккергаке было куда лучше, чем на север в маленькой лодке. Здесь было просторнее, и чувствовала она себя лучше. Дни становились теплее – хватит с них льдов и снега. Но она боялась, что мальчики свалятся в воду, и следила за ними, когда они играли. Но несмотря на ее заботы, как-то раз разыгравшийся Харл потерял равновесие и свалился-таки за борт. Вопль его переполошил кормчего, тут же развернувшего иккергак боком к ветру. Парус вяло затрепетал, а Калалекв, перегнувшись за борт. бросил линь испуганному мальчишке. Все произошло в какой-то миг. Воздух не успел выйти через кожаную одежду и поддержал его на воде. Когда мальчика вытащили на борт, все парамутаны просто покатились со смеху при виде промокшей фигурки. После этого Харл стал осторожнее, да и Арнхвит приутих после того, как его приятель кувырнулся за борт.

Парамутаны были отличными рыбаками и постоянно забрасывали в воду снасти. Костяные крючки состояли из двух частей: одна заостренная, в другой просверлено отверстие для шнурка. В середине крючок был чем-то склеен и перевязан. Три-четыре таких крючка привязывали к одной снасти и наживляли кусочками кожи, вымазанными чем-то желтым и красным. В качестве грузила использовали просверленный булыжник, который привязывали к длинной снасти. Камень бросали за борт, и вся снасть отправлялась следом за ним. Когда ее поднимали, она часто была полна рыбы. Конечно же добычу парамутаны, как всегда, поедали сырой, но тану уже успели привыкнуть к этому.

Воду везли с собой в мехах, запасы ее пополняли из пресных ручьев и речек на берегу. И намного скорее, чем рассчитывали, тану оказались возле большой реки – там, где саммады останавливались по дороге на юг. Стало гораздо теплее, дни удлинились. Теплые дни радовали тану, а парамутанам становилось все более и более не по себе. Они давно уже сбросили всю одежду и старались держаться в тени, но их бурый мех был постоянно влажен от пота. Смех прекратился. И как-то раз после солнечного и жаркого дня Калалекв поманил Армун в сторону. Он прятался в тени борта лодки, утомленно обмахиваясь кисточкой хвоста.

– Тебе надо учиться водить иккергак, остальным эрквигдлитам тоже. Настало время расставаться – мы, парамутаны, умираем...

– Не говори так, – в ужасе вскрикнула она, зная, что смерть всегда прячется где-то рядом и готова прийти, едва заслышит свое имя. – Причиной всему жара. Высадите нас на берег, а сами возвращайтесь на север. Парамутаны давно уже страдали от жары, но стали настаивать на продолжении плавания и не позволяли тану высадиться, чтобы самим повернуть обратно. Нужно было что-то предпринять, но Армун не знала, что именно. И тут судьба распорядилась по-своему...

Парус вдруг захлопал, и иккергак закачался на волнах. У руля был Керрик. Бросив кормило, он показывал на берег и кричал.

Они плыли вдоль берега, мимо ровного отлогого пляжа, с обеих сторон уходившего к горизонту. Был отлив, и гладкое песчаное дно обнажилось на всем протяжении. Керрик указывал на какой-то темный предмет, похожий на серую скалу. Армун не могла понять, что его взволновало. И вдруг, затаив дыхание, поняла.

Мастодонт. Мертвый.

Иккергак подвели поближе к берегу. Керрик первым прыгнул за борт. Преодолевая волны, он побрел к неподвижному телу. На хобот мастодонта набегали волны. Морские птицы успели выклевать глаза мертвого зверя. Керрик обошел вокруг туши. И с мрачным как смерть лицом поднял извлеченную из шкуры иглу хесотсана.

– Иди назад! – закричала Армун по-парамутански. Ее голос дрожал от страха. – Будем идти на север всю ночь, а потом – в глубь суши, подальше от океана.

Она потянулась за Арнхвитом. Подняв массу брызг. Харл выбрался на берег следом за ней. Ортнар, морщась, вылез из лодки. Армун объяснила случившееся испуганному парамутану. Слова выплеснулись потоком:

– Твари, о которых я тебе рассказывала, мургу, побывали здесь. Они приходят с юга, морем. Возвращайтесь на север, спасайтесь.

– Мастодонт пришел оттуда. – Керрик махнул в сторону деревьев за дюнами. – Видишь следы? Два или три дня назад. Пусть они передадут наши вещи. И возвращаются.

Видя мертвое тело мастодонта, спорить было невозможно.

– Мы уходим, – ответил Калалекв, не скрывая страха в голосе. – Мы уходим на север, ловить рыбу, кормить паукаруты. Плывите с нами, иначе мургу убьют и вас.

– Мы должны остаться.

– Тогда мы вернемся за вами. На это место. Прежде чем наступит зима. Надо ведь ловить рыбу. И вы возвратитесь с нами.

– Пойми, мы не можем этого сделать. Наше место здесь. А теперь плывите, быстрее.

Армун стояла на берегу около скромной груды пожитков, прижимая к себе мальчишек. Поймав ветер, иккергак быстро двинулся вдоль побережья. Расставаясь, парамутаны припомнили свои правила приличия, и их громкие шутки и смех еще долго доносились до тану сквозь шум волн.

Ортнар медленно двинулся вперед, тяжело опираясь на копье. Взвалив вещи на плечи, остальные пошли по его следам и догнали охотника на лесной опушке. Ужасное зрелище было прискорбно знакомо всем, кроме четырехлетнего Арнхвита, в страхе безмолвно цеплявшегося за руку матери.

Покосившиеся шатры, распростертые тела, мертвый мастодонт.

– Саммад Сорли. Они шли на север, – мрачно произнес Ортнар. – Прошлой осенью мы встретили их, когда саммад шел на юг. Почему...

– Ты знаешь почему, – перебил его Керрик голосом столь же безысходным, как и окружающая картина. – В городе что-то случилось. Надо идти туда, узнать...

Он умолк, заслышав в лесу звук, который все тану знают от рождения, – рев мастодонта. Керрик бросился к нему мимо останков саммада по ясно обозначенной сломанными сучьями тропе. Во время нападения мастодонты убежали. Перед Керриком лежала бездыханная туша, за нею другая. Он остановился, прислушиваясь, и вновь услышал трубный зов, теперь уже ближе.

Стараясь не делать резких движений, он двигался в сгущающейся темноте, пока не увидел зверя. Керрик тихо позвал его. Заметив его, мастодонт негромко заворчал и приподнял хобот.

Когда зверь шевельнулся, Керрик заметил за спиной у него девочку, жавшуюся к стволу дерева. Испуганное, залитое слезами личико... Ей было лет восемь, не более. Успокаивая ребенка и зверя словами, Керрик подошел поближе и подхватил девочку на руки.

– Дай сюда. – Вышедшая из-за деревьев Армун отобрала у него ребенка.

Стало слишком темно, чтобы продолжать путь. Они остановились под деревьями, поджидая отставших. Мальчики оказались близко, а еле ковылявший Ортнар сильно отстал.

– Без огня, – сказал Керрик, – мы не знаем, куда они ушли. Если они приходили с суши, то могут быть неподалеку.

Девочка наконец заговорила, но Армун так и не сумела чего-нибудь добиться от нее. Звали ее Даррас. Она ушла в лес и как раз присела под кустиком, когда все закричали. Она растерялась и не знала, что делать, потому и осталась в своем укрытии. А потом она обнаружила мастодонта и осталась возле него. Она была голодна. Почему саммад шел на север, Даррас тоже не знала. Она просто набросилась на холодное мясо и, насытившись, уснула.

Сказать было нечего, наконец Керрик нарушил молчание:

– Утром я проверю, нет ли следов иилане, впрочем, они наверняка ушли уже отсюда. Если так – мы отправляемся на юг, к озеру, где я оставил двух самцов-мургу. Если они живы, мы возьмем их стреляющие палки. Там много пищи, можно будет остановиться. А я должен узнать, что случилось в Деифобене. И мне придется пойти туда одному, а вы останетесь у озера.

– Так и будет, – мрачно сказал Ортнар. – Или саммады там, или их нет. Надо узнать, что случилось.

Глава двадцать третья

Утром, тяжело опираясь на копье и хромая, Ортнар отправился выслеживать иилане. Керрик хотел пойти сам, но понимал, что рослый охотник гораздо лучше его разбирается в лесных следах. Пока Армун кормила детей, он вырезал длинные и прочные шесты для травоиса, связав их взятыми из поклажи ремнями. Когда он примеривал волокушу к мастодонту, вернулся Ортнар.

– Они пришли с моря, – проронил он, устало опускаясь на землю. Осунувшееся от боли лицо было покрыто бисеринками пота. – Я нашел, где они вышли из моря, – там они устроили засаду, и саммад попал в нее. А потом они вернулись в море.

Керрик поглядел на небо.

– Пока мы не на юге, можем считать себя в безопасности: сразу после сражения их птицы не будут летать здесь. А теперь пошли, пройдем на юг, сколько можем, прежде чем придется идти по ночам.

– Совы... – проговорила Армун.

Керрик кивнул.

– Да, лучше идти ночью. Рапторы летают высоко и видят больше. Больше мы ничего не можем сделать.

Миновав останки саммада, они ступили на тропу, по которой и отправились на юг. Арнхвит бежал за тяжело шагавшим мастодонтом и, считая происходящее отличной забавой, время от времени останавливался в восхищении перед очередной дымящейся кучей помета. Еще не пришедшая в себя от потрясения Даррас молча шагала рядом с Армун. Арнхвиту наконец надоело идти, и он вскарабкался на травоис, девочка скоро присоединилась к нему. Харл в свои тринадцать лет был уже достаточно взрослым и шагал вместе со всеми.

Ортнар отказался ехать на травоисе, хотя беспалая нога постоянно беспокоила его. Он охотник, а не дитя. Керрик только раз предложил ему, но, услышав резкий ответ, больше не говорил об этом. Перед полуднем заморосил мелкий весенний дождик, постепенно превратившись в ливень. Скользя в раскисшей грязи, Ортнар отставал все больше и больше, наконец исчез из виду.

– Надо подождать его, – сказала Армун.

– Нет, он охотник, он горд. И потому сам сделает все, что нужно.

– Охотники глупы. Я бы ехала, если бы у меня болела нога.

– Я тоже. Но я только наполовину охотник, а мургу не ходят понапрасну.

– Ты не мараг, – возразила она.

– Нет, но временами мои мысли бывают похожими на их мысли. – Улыбка исчезла с его лица, с несчастным видом он шагал под дождем. – Где-то они бродят, что еще творят? Что-то ужасное. Нужно выяснить – придется идти в город.

Керрик не хотел делать привал в полдень, но Армун настояла, – ведь Ортнара они не видели с самого утра. Пока она готовила еду, он нарезал сосновых ветвей, чтобы укрыться от холодного ливня. Харл принес воды из ближайшего ручья, и они принялись за еду, старательно запивая мерзкое мясо. Керрик так и не справился со своим куском и выплюнул его. Надо бы поохотиться, добыть свежего мяса и поджарить его. Дичи он не заметил, но она должна быть повсюду. В лесу что-то шевельнулось, и Керрик схватил свой лук со стрелами, но это оказался Ортнар. Хромая, он медленно подошел. Через плечо была переброшена связка битых лесных голубей.

– Подумал – хорошо бы свежатинки... – Задыхаясь, он опустился на землю.

– Давайте сейчас съедим их, – предложил Керрик, с тревогой глядя на осунувшееся лицо Ортнара. – Сейчас можно развести костер: под дождем дым никто не заметит. Харл, ты знаешь, как искать сушняк. Принеси-ка.

Армун ощипывала птиц, Даррас неумело, но старательно помогала ей, Керрик развел костер. Даже Ортнар заулыбался, почуяв запах; птичьи тушки обжаривались на деревянных палочках. Мясо еще было наполовину сырым, но тану не могли уже ждать. Так надоела мерзлая рыба и вонючее мясо.

Вскоре от птиц остались только хорошо обглоданные косточки. А люди, согревшись и набив животы, с новыми силами отправились дальше. Ортнар поначалу шел со всеми, но вскоре он вновь стал отставать и опять пропал из виду. Дождь прекратился, и сквозь тонкие облака проглянуло солнце. Поглядев на небо, Керрик решил сделать привал пораньше. Надо, чтобы больной охотник еще до темноты догнал их. И когда они добрались до поляны, окруженной редкими дубами, он решил остановиться возле ручья неподалеку.

Сооружая из сосновых ветвей укрытие на ночь, Керрик на какое-то время отвлекся. Ортнар не появлялся.

– Пройдусь-ка вдоль колеи, – сказал Керрик. – Поищу дичи.

– Тебе понадобится моя помощь, – заявил Харл, хватаясь за свое легонькое копье.

– Нет, для тебя здесь найдется более важное дело. Оставайся и охраняй. Здесь могут оказаться мургу.

Охота была только предлогом. Он тревожился за Ортнара. И, торопливо шагая вдоль колеи, Керрик вовсе не думал о дичи. Что делать, как убедить Ортнара ехать на травоисе? Это необходимо. Пока они ели птиц, он заметил кровь, проступившую сквозь повязку на больной ноге Ортнара. Надо поговорить с ним, объяснить, что он задерживает всех, а это опасно. Нет, так говорить нельзя, тогда охотник оставит их и пойдет один. Керрик начал беспокоиться. Он зашел уже далеко, а Ортнара все не было видно. Впереди, прямо на колее что-то темнело. Выставив вперед копье, Керрик осторожно пошел навстречу.

Уже давно стемнело, беспокойство и страх терзали Армун. Солнце село когда еще, а охотники до сих пор не вернулись. Может быть, послать Харла поглядеть, в чем дело? Нет, лучше держаться всем вместе. Кажется, это крик? Она прислушалась и разобрала дальний окрик.

– Харл, последи за детьми! – крикнула она, хватая свое копье и устремляясь вдоль борозд, оставленных травоисом.

Навстречу ей тяжело, оступаясь, шагал Керрик, согнувшись под тяжестью обмякшего тела Ортнара.

– Он умер?

– Нет. Ему очень плохо, – задыхаясь, ответил Керрик: Ортнара пришлось нести издалека. – Помоги.

Они укутали потерявшего сознание охотника шкурами, удобно уложили его в шалаше. На губах Ортнара выступила пена. и Армун заботливо вытерла ему лицо.

– Ты знаешь, что с ним случилось? – спросила она.

– Нет, я так и нашел его, он свалился прямо в грязь. Как ты думаешь, что с ним могло случиться?

– Ран не видно, кости целы. Я ничего подобного не видела.

Ветер унес облака, и ночь оказалась звездной. Зажигать костер они не рискнули. Керрик и Армун по очереди дежурили возле бесчувственного охотника, следили, чтобы он не раскрывался. Перед рассветом проснулся Харл и предложил свою помощь, но Керрик велел ему спать. Когда рассвет осветил листья над головой, Ортнар шевельнулся, застонал и открыл правый глаз. Керрик нагнулся к нему.

– Что случилось?

Ортнар попытался заговорить и сквозь стиснутые губы сумел выдавить слова:

– Больно... упал...

Керрик заметил, что левый глаз его остался закрытым и вся левая сторона лица была какой-то неподвижной.

– Попей... Пить, наверное, хочешь?

Он приподнял за плечи бессильное тело рослого охотника и помог ему напиться. Губу перекосило, и вода стекала по подбородку. Потом Ортнар уснул, теперь уже спокойнее, и дыхание его стало ровнее.

– Когда я была маленькой, у нас в саммаде была такая, – проговорила Армун. – Один глаз у нее не открывался, а руки и нога не двигались. Это называют падучим сглазом, и алладжекс сказал, что в нее вселился злой дух.

Керрик. покачал головой.

– Это раненая нога, он переусердствовал. Жаль, что он не сел утром на травоис.

– Ну а теперь ляжет, – заметила практичная Армун. – Положим на травоис ветви и привяжем его.

Ортнар был слишком слаб, чтобы протестовать. Несколькодней он пролежал как мертвый, лишь изредка пробуждаясь, чтобы попить и немного поесть. Становилось теплее, дичи вокруг становилось больше... и не только дичи. Здесь уже водились мургу.

Мелких они убивали и ели, но постоянно помнили, что где-нибудь неподалеку могут оказаться и огромные хищники. Теперь Керрик шел, держа наготове лук и не переставал жалеть, что их хесотсаны не пережили зиму.

Наконец Ортиар смог сесть и даже брать мясо правой рукой. Волоча левую ногу и опираясь на костыль, который вырезал для него Керрик, он уже был в состоянии пройти несколько шагов.

– Я еще могу держать копье правой рукой, только поэтому я остаюсь с тобою. Будь здесь кроме тебя охотники, я простился бы с вами и остался под деревом.

– Но тебе станет лучше, – проговорил Керрик.

– Возможно. Но я охотник, а не сухая нога. Это Херилак убил меня. Когда он ударил меня, мою голову словно огнем прожгло. А теперь прожгло и все мое тело. Я теперь жив только наполовину и бесполезен.

– Ты нам нужен, Ортнар. Ты знаешь лес лучше всех. Ты должен отвести нас к озеру.

– Это я могу сделать. Интересно, живы ли твои любимые мургу?

– И мне тоже. – Керрик был рад изменить тему разговора. – Эти двое... они... не знаю. как сказать... как двое детей-тану. которые навсегда остались маленькими.

– По-моему, они вполне взрослые... и безобразные.

– Телом – да. Но ты видел, как они жили. Их держали взаперти, кормили, ухаживали за ними, даже погулять не выпускали. Наверное, с того дня, как они вышли из моря, оба самца впервые остались в одиночестве. Мургу запирают своих самцов, прежде чем те научатся говорить. Будет просто удивительно, если они сумели пережить зиму.

– Было бы лучше, если бы они умерли, – злобно проговорил Ортнар, – вместе со всеми мургу.

Уходя на юг все дальше и дальше, они продвигались теперь только по ночам, а днем вместе с мастодонтом прятались под деревьями. Охота была хорошей, сырая рыба и тухлое мясо вспоминались, как скверный сон. Удача сопутствовала им: в лесу они не встречали никого из крупных мургу, а мелкие сами убегали от них. Ортнар внимательно следил за дорогой и показал, где сворачивать к круглому озеру. Тропа была заросшей и узкой – по ней давно не ходили.

Держа копье наготове, Керрик шел впереди – Ортнар уверял, что озеро неподалеку. Осторожно и бесшумно ступая, он вглядывался в тени под деревьями и кустами. Сзади, на некотором расстоянии, топал мастодонт, треща ветвями. И вдруг впереди хрустнул сучок, Керрик застыл.

Что-то пошевелилась в тени. Темная фигура... такая знакомая.

Иилане с хесотсаном!

Достать лук? Нет, движение выдаст его. Фигура приближалась... вот она вышла на солнечный свет.

Выпрямившись, Керрик крикнул:

– Приветствую тебя, могучий охотник!

Иилане резко обернулась и, сделав шаг назад, с трясущейся от страха челюстью стала наводить хесотсан.

– С каких это пор, Надаске, самцы убивают самцов? – спросил Керрик.

Тяжело осев на хвост, Надаске с облегчением зажестикулировал, изображая испуг и спасение от смерти.

– О, говорящий устузоу, я был на краю смерти из-за тебя.

– Ну, я вижу, только на краю. Ты жив. И я рад видеть это. А как Имехеи?

– Он такой же, как я, сильный, решительный, могучий охотник.

– Такой же толстый?

Сердитыми жестами Надаске выразил несогласие.

– Если я кажусь тебе толстым, то лишь потому, что мы искусные следопыты. Вот когда хорошее мясо закончилось, мы были тощими, пока не научились охотиться и ловить рыбу. А теперь давай спрячемся – приближается что-то ужасное.

– Останови страх, предайся радости. Это идут мои друзья с огромным нагруженным зверем. Не убегай, иди к Имехеи и скажи ему, что случилось, чтобы он не застрелил нас.

Жестом выразив согласие, Надаске, переваливаясь, быстро потрусил по тропе. Вновь послышался треск сучьев, и к Керрику подошел мастодонт.

– Ну вот мы и пришли, – сказал он Армун. – Я только что разговаривал с одним из мургу, о которых тебе рассказывал. Идите вперед и не бойтесь. Они не сделают вам ничего плохого. Это – мои друзья.

На марбаке эта мысль выглядела довольно странно, но слова, соответствующего понятию «эфенселе» в нем просто не было. Слово «семья» подошло бы больше, но неизвестно, как к этому отнеслась бы Армун. Что она скажет, если он объявит мургу членами своего саммада? И Керрик заторопился вперед, чтобы успеть заранее поговорить с обоими самцами.

Выбравшись из травоиса, Ортнар встал на ноги и заковылял следом за волокушей. Они вышли прямо к озеру – огромной, залитой солнцем, водяной равнине. Имехеи и Надаске в безмолвной неподвижности дожидались под навесом из зеленых лиан, не выпуская из рук хесотсаны. Мастодонт замер, и тану вместе с ним. Потом они молча двинулись дальше, и только стайка птиц с ярким оперением хрипло перекликалась, летая над водою.

– Это мои эфенселе, – объяснил он самцам, выходя на солнечный свет, чтобы его поняли. – Огромный-серый-неразумный-зверь везет нашу поклажу. Опасаться нечего.

Обернувшись, он увидел, что девочка спрятала лицо в одежде Армун. Только у Даррас и Арнхвита в руках не было копий.

– Ортнар, – сказал Керрик. – Ты много прошел с ними, они тебя не трогали. Армун, отложи копье... и ты, Харл, тоже. Эти мургу неопасны.

Ортнар оперся на копье всем телом, остальные опустили копья... Повернувшись, Керрик подошел к застывшим самцам.

– Вижу, вы здесь поработали, – заявил он, – многое освоили, пока меня не было.

– А эти маленькие-уродливые устузоу – молодые устузоу? – спросил Имехеи, не опуская оружия.

– Да, и они уже иилане, хотя еще совсем малы. Вы будете целый день стоять здесь с открытыми ртами, как изумленные фарги? Или же поздороваетесь, предложите прохладной воды и свежего мяса? Так поступили бы самки. Или они умнее самцов?

Гребешок на голове Имехеи покраснел, он отложил оружие.

– Здесь так спокойно, что я позабыл уже о твоей резкости, самец-самка. Есть и еда, и питье. Мы приветствуем троих уродливых эфенселе.

Не без колебаний его примеру последовал и Надаске. Керрик облегченно вздохнул.

– Приятное общество, – усмехнулся он. – Наконец-то поздоровались.

Оставалось только надеяться, что все будет хорошо.

Глава двадцать четвертая

Только миг саммадар был счастлив, увидев сразу обе части Керрик-саммада, явно старавшиеся держаться подальше друг от друга. Он выпряг мастодонта из травоиса и отвел под деревья, где слон с удовольствием захрустел свежими ветками. Теперь он создавал только проблемы – с воздуха его легко заметить. Выход был очевидным: слона убить, а мясо закоптить. Это придется сделать, но можно не торопиться. Вокруг и так одна только смерть.

Армун развела под ветвистым раскидистым деревом небольшой и бездымный костерок, дети играли рядом с огнем. Ортнар уснул, Харл отправился на охоту, – скользнув в лес с противоположной от иилане стороны. Мир и спокойствие, время подумать. И поговорить с самцами. Стараясь держаться в тени, Керрик подошел к сооруженной самцами на берегу хижине. Особенно понравилась ему плотная, заросшая листвой крыша.

– Ваша работа? – спросил он. – Вы ее сделали, чтобы не было заметно с воздуха?

– Грубая сила самкам, разум самцам, – самодовольно проговорил Надаске, усаживаясь на хвост.

– Резать свежие ветви каждый день трудно, – добавил Имехеи. – Они сохнут, быстро меняют цвет. И мы нарезали шестов, а между ними посадили плющ.

– Дело разума, беспредельное-восхищение.

Слова свои Керрик подкрепил превосходными степенями. Двое самцов оказались в непривычных условиях, перед лицом трудностей, неведомых им в ханане. Они соорудили себе жилье и, судя по внешности, не голодали.

– Хороша ли охота?

– Мы – мастера и в рыбалке. – Имехеи потянулся к яме, наполненной влажными листьями и, пошарив в ней, извлек двух крупных пресноводных раков. – Ловим их... Хочешь есть?

– Потом. Голод-утолен.

– Куда вкуснее мяса, – проговорил Имехеи, передавая второго Надаске.

Острые конические зубы мгновенно расправились с раками. Оба самца с воодушевлением жевали, выплевывая кусочки панциря.

Надаске первым закончил жевать, выплюнул остатки в кусты.

– Не будь их, мы питались бы хуже. Известно ли тебе, как готовят мясо? Мы вот не знаем.

Керрик жестом выразил отрицание.

– Я видел, как это делают в городе. Свежее мясо укладывают в баки с жидкостью. Она и преобразует его, но я не знаю, что такое эта жидкость.

– Вкусное-мясо-желе, – проговорил Имехеи, Надаске жестами соглашался с ним. – Только его нам здесь не хватает. Но главное – свобода духа и тела.

– Видели ли вы здесь иилане? – спросил Керрик. – Слыхали что-нибудь о городе?

– Ничего! – отвечал Имехеи не без раздражения. – Мы не хотим слышать о нем. Мы здесь здоровые, сильные, знать не хотим о родильных пляжах. – Последние слова вышли неразборчиво – он выковыривал скорлупу рака из зубов. – Мы гордимся тем, что сделали, и часто говорили обо всем. Ненависть и смерть устузоу, погубившим наш город. Благодарность Керрику-устузоу, освободившему наши тела, защитившему нас.

– С многократной силой, – добавил Надаске.

Оба иилане умолкли и застыли в благодарной позе. После проведенной среди парамутанов зимы самцы казались Керрику приземистыми и уродливыми: огромные когти и зубы... глаза, которые могут смотреть в разные стороны. Такими их видят тану – для него же они верные друзья, умные и благодарные.

– Эфенселс, – не думая проговорил Керрик, жестами подчеркивая благодарность и приязнь.

Их ответная симпатия была выражена без всякой задержки.

Возвращаясь в лагерь тану, Керрик ощущал важность совершенного им. Но чувство это было недолгим. Когда они разбили лагерь, он почувствовал, что мысли его устремляются к городу и судьбе его. Следовало бы собственными глазами увидеть, что там случилось. Он сдерживал нетерпение, понимая, что не может оставить вместе столь разные существа, пока они не привыкли друг к другу. Даррас не желала даже подходить к самцам и, увидев их, немедленнр ударялась в слезы – горе еще не утихло. Ведь подобные им мургу погубили ее саммад. Харл подобно Ортнару, относился к самцам с опаской.

Только Арнхвит не боялся иилане, они его тоже. Иилане звали ребенка «маленький-безопасный» и «только-что-из-моря». Они понимали, что с Керриком мальчика связывает нечто глубокое, но, конечно, не могли уяснить, что общего может быть у ребенка и отца. Ведь иилане рождались из оплодотворенных яиц в сумке самца и почти сразу же попадали в море. Они помнили только эфенбуру – тех, с кем выросли в океане. Но самцы и о тех днях мало что помнили, – ведь их сразу же отделяли от самок. Арнхвит всегда сопровождал Керрика, когда тот отправлялся разговаривать с самцами: он усаживался рядышком, наблюдая за их извивающимися телами, и вслушивался в шипящие голоса. Это было так интересно.

Дни шли, тану и иилане держались друг от друга на расстоянии, и Керрик перестал уже надеяться на успех. Как-то раз, когда все заснули, он попытался уговорить хотя бы Армун.

– Зачем мне эти мургу? – возмутилась она, окаменев всем телом под его ладонью. – После всего, что было, их можно только убивать.

– Но ведь самцы ни в чем не виноваты, они жили в городе как в заточении...

– Хорошо. Вот и свяжи их. А лучше убей. Я и сама могу это сделать, если ты не хочешь. Зачем тебе говорить с ними, что тебя туда тянет? Извиваешься всем телом, издаешь эти ужасные звуки. Незачем это делать.

– Но они друзья мне.

Он уже не надеялся на слова – слишком часто приходилось повторять все это. Он погладил ее по голове и прикоснулся языком к очаровательной раздвоенной губе. Армун хихикнула. Так лучше, так, конечно же, лучше. Но как ни хорошо с ней, он хотел быть довольным и остатком дней своих.

– Мне нужно идти в Деифобен, – сказал он Армун на следующий день. – Надо выяснить, что там произошло.

– Я пойду с тобой.

– Нет, ты останешься здесь. Меня не будет всего несколько дней – просто туда и обратно.

– Но это опасно. Зачем ты торопишься?

– Ничего не изменится. Долго я не задержусь, обещаю тебе. Я предельно осторожно подберусь к городу, а потом вернусь. Вы будете ждать меня здесь – мяса хватит на всех. – Он заметил направление ее взгляда. – Нет, эти двое не принесут вам вреда, я тебе обещаю. Самцы другие. Они боятся тебя не меньше, чем ты их.

Он пошел к своим иилане – сообщить, что уходит. Реакцию нетрудно было предвидеть.

– Мгновенная смерть, конец жизни! – застонал Надаске. – Без тебя устузоу будут убивать. Они всегда убивают. Но я обещаю – они умрут вместе с нами, – с мрачной решимостью жестикулировал Надаске. – Мы не так сильны, как самки, мы всего лишь самцы, но уже научились защищать себя.

– Довольно! – доведенный до белого каления, замахал руками Керрик, прибегая к форме приказа высшей самки всегда низшему самцу. Что еще он мог придумать в этой странной ситуации? – Смерти не будет. Я приказал им.

– Но как ты, простой самец, можешь указывать самке устузоу? – с ехидцей осведомился Имехеи.

Гнев Керрика сразу утих, и он захохотал. Самцы так и не поняли, что глава всему не женщина Армун и он говорит не от ее лица.

– Уважительная просьба, – знаком показал он. – Держитесь подальше от них, а сами они не подойдут к вам. Сделаете ли вы это для меня?

Оба нерешительно выразили согласие.

– Хорошо. То же самое я скажу устузоу. Но, прежде чем отправиться в путь, я прошу у вас один из двух хесотсанов. Очень прошу. Оба наших умерли от холода.

– Смерть-от-шипов!

– Голод-без-мяса!

– Не забывайте, от кого вы их получили, кто научил вас пользоваться ими, дал вам свободу, спас ваши бесценные жизни, наконец. Отвратительный пример чисто мужской неблагодарности.

После долгих стонов и жалоб на жестокосердие самок они с сожалением передали ему один из хесотсанов.

– Сытый... – проговорил Керрик, погладив рот оружия, чтобы взглянуть на его зубы.

– Забота была проявлена: они ели прежде, чем мы, – с сожалением проговорил Намеке.

– Благодарю. Вы получите оружие назад, когда я вернусь.

Керрик ушел на рассвете, прихватив с собой немного копченого мяса. Кроме еды и хесотсана у него ничего не было, так что он шел быстро. Дорогу трудно было потерять из виду, он торопился. И только подойдя к границе внешних полей, Керрик замедлил ход. Теперь надо быть осторожным. Это была граница Алпеасака, но обитавший здесь скот иилане давно уже умер, ограды зачахли. Впереди зеленел терновник внешней ограды.

Он оказался куда более зеленым, чей помнилось Керрику. Живая стена была покрыта огромными влажными листьями. А на ддиниых шипах гнили трупики птиц и мелких животных.

Иилане.

Но зачем они вырастили эту стену, – чтобы не впустить в город врага или не выпустить? Кому сейчас принадлежит город? Как его называть: Деифобен или снова Алпеасак?

В глубь суши идти было незачем. Конечно же, барьер окружал весь город. Чтобы незаметно обойти его по суше, потребуется не один день, и все равно он ничего не узнает. К морю! Остается идти к морю. Забыв про осторожность, он пустился бежать. И только когда весь вспотел и запыхался, он осторожно опустился на траву в тени дерева. Не дело. Так двигаться дальше – самоубийство. Надо красться, приглядываться. К тому же уже стемнело. Надо найти воду и устроиться на ночлег – и с первыми лучами солнца продолжать путь.

Он жевал мясо и думал, что не сумеет заснуть. Но день был тяжелым и длинным. Проснувшись на следующее утро, он увидел серое небо и обнаружил, что все его тело покрыто капельками росы. До берега было недалеко, но туман там был гуще, и ничего не было видно. Где-то рядом плескались волны. Осторожно, прячась за кустами, он выполз к знакомым дюнам. Придется переждать здесь, пока не рассеется туман.

День обещал быть жарким, солнце припекало. Когда туман рассеялся, он заметил в воде берега темный силуэт. Из-под кустов он следил за его неторопливым движением. Черная шкура, высокий плавник. Урукето.

Он медленно плыл на юг к гавани. Появление урукето могло означать все что угодно. Это мог быть и патруль, следящий за побережьем. Или же иилане решили причалить здесь.

Но все стало ясно, когда он заметил две отвалившие от берега додки с поблескивавшими раковинами на носах, в обоих были фарги, явно собиравшиеся за рыбой.

Значит, Деифобен вновь стал Алпеасаком. И было нападение, и сражение, и разрушение. И все это случилось, пока он отсутствовал.

Но куда делись оставшиеся здесь тану и саску? Что с ними случилось?

Усеянная смертоносными шипами стена исчезала вдали. За ней ничего не было видно. Но сцена на море свидетельствовала, что город вновь принадлежит иилане. Это доказательство тяжелой лапой отчаяния припечатало его к земле. Неужели все погибли? Щека его прижималась к песку, мимо носа торопливо пробежал паучок. Керрик хотел прихлопнуть его, но не сделал этого и лишь проводил глазами. Неужели все погибли, все до единого?

Лежа здесь, он никогда ничего не узнает. Керрик прекрасно понимал это, но ощущение ужасной потери не давало ему шевельнуться. И только когда далекие крики разогнали охватившую его средь бела дня тоску, он шевельнулся и приподнял голову. Мимо плыли новые рыбацкие лодки, в одной из них стояла иилане и отдавала команды. Но они были слишком далеко, чтобы разглядеть их.

Может быть, они плывут не за рыбой? Что если иилане затевают новый набег на север? Надо разузнать, нет ли поблизости тану. Прячась за дюнами, Керрик заторопился на север. Он бежал, пока не выдохся, потом, припав к песку, посмотрел на океан, ища глазами лодки.

Ветер с востока усилился, гнал вперед темные дождевые облака. На песок упали первые капли. Керрик больше не бежал, – опустив голову, он брел, пряча лицо от ливня. Лодки – он старался не терять их из виду – плыли рядом в волнах прибоя. Около полудня он остановился, чтобы пожевать мяса. Сразу вернулось отчаяние. Зачем... что он делает? Лодки были здесь, в море, и он ничего не мог поделать. Зачем эта бессмысленная погоня?

Когда он в очередной раз с опаской высунул голову из-за гребня дюны, оказалось, что лодки остановились, к ним присоединились и те, что рыбачили в неглубокой протоке, отделявшей берег от невысоких песчаных отмелей. Он видел, как затаскивают в них сети, как перегружают улов. Нападения можно не опасаться – они ловят рыбу. На море поднялись волны, ветер крепчал, близилась буря. Иилане в лодках понимали это и по какой-то команде, которой он не расслышал, разом повернули обратно к городу.

Вскочив на ноги, Керрик следил, как медленно исчезают они за струями дождя. Сам он вымок насквозь, борода и волосы прилипли к лицу, но Керрик не замечал теплого дождя. Хесотсан шевельнулся в его руке, пытаясь поймать струйку воды крошечным ртом. Керрик и сам с наслаждением глотал капли воды, подняв лицо к небу. Все. Можно уходить. Что еще можно сделать? Ему ничего не приходило в голову.

В воде, там, где недавно были лодки, мелькали темные силуэты. Разбивавшиеся о песчаные островки крутые волны высоко поднимали их. Волны перехлестывали отмель, выбегая на берег. Керрик узнал – это были энтиисенаты, он видел, как они играют возле пасти урукето. В одиночку они не плавают, значит, поблизости урукето. Так и оказалось. Из-за пелены дождя медленно появился силуэт урукето. Волны обрушивались на его бока, растекались вокруг плавника. Урукето плыл медленно и, похоже, не справлялся с разбушевавшимся морем. Огромному созданию негде было развернуться, чтобы уйти в открытое море.

Лодки давно исчезли из виду, и очевидцами случившегося стали только Керрик и энтиисенаты. Урукето бил могучим хвостом, но не двигался. Он попал на мель. Могучие волны повалили гиганта на бок, повлекли по песку. Даже спинной плавник опустился в воду. Внутри были иилане, захлестывающая полость темная вода выбрасывала их в волны. Когда вода отхлынула, Керрик увидел обращенный к берегу невидящий огромный глаз.

Гигант погибал на мели. В разбивавшемся рядом прибое суетились энтиисенаты, выпрыгивая из воды. Искусные пловцы, они были в безопасности. Но их урукето погибал.

Новая огромная волна протащила гиганта по песку, приблизила к берегу. Спинной плавник распластался по воде. Спасения не было. Огромный грудной плавник поднимался к небу и уже слабо дергался. Керрик видел, как вода то втекает в полость спинного плавника, то вытекает оттуда. Откатилась назад волна, на ней замелькали головы экипажа. Они отчаянно боролись с волнами, стараясь приблизиться к берегу. Одна из иилане уже поднялась на ноги, волоча за собой обмякшее тело товарки, когда огромная волна поглотила обеих. Вскоре она отхлынула, но несчастные исчезли.

Урукето погибал, плавники его еле дергались, но экипаж боролся за жизнь. Волны уже бушевали не с такой губительной силой, ветер начал ослабевать. Керрик видел, как одна из иилане, капитан должно быть, стоя по грудь в воде, отдавала распоряжения уцелевшим. Они извлекали из плавника какие-то свертки, вытаскивали их на берег, возвращались за новыми. Многого спасти не удалось. Отверстие в плавнике судорожно закрылось, да так крепко, что пришлось даже высвобождать последнюю иилане.

Наконец пятеро увидевших устало опустились на песок рядом с пожитками, которые удалось спасти. Четверо лежали, а одна стояла, не в силах отвести взгляда от гибнущего гиганта.

Взяв хесотсан на изготовку, Керрик медленно пошел к ним, А почему бы и нет? Оружия не видно, они измучены борьбой со стихией, сопротивления не будет. Но говорить они в состоянии. И они расскажут ему обо всем, что произошло в городе. Он слышал, как кровь стучит в висках. Сейчас он узнает.

Он подошел ближе и увидел, как стоявшая нагнулась вперед. Знакомая манера... Конечно же!

– Эрефнаис! – окликнул он и, когда капитан, не скрывая удивления, обернулась к нему, сухо улыбнулся. – Ты должна помнить меня. Вряд ли тебе приходилось разговаривать с другим устузоу.

Глава двадцать пятая

Онемев от изумления, Эрефнаис глядела на возвышавшуюся над ней рослую фигуру. Мысли путались, голова была тяжелой. Опустив на глаза прозрачные мембраны, она очистила их от соленой воды.

– Керрик... – тупо промолвила она.

– Он самый.

Уцелевшие иилане обернулись на голос, знаками выражая смятение и озабоченность.

– Прикажи им, – начал Керрик в манере высочайшей, обращающейся к нижайшим, – не делать никаких глупостей. Если ничего не будут делать – останутся в живых. Пусть слушаются тебя. Поняла?

Онемевшая Эрефнаис, казалось, совсем не понимала, о чем идет речь. Все они такие, подумал Керрик. Указав на погибшего, или еще чуть живого, зверя с простотой фарги, Эрефнаис проговорила:

– Мой первый. Когда он проклюнулся, я сама кормила его свежей рыбой из рук. Так делают все капитаны. Урукето немного соображают, в какой-то степени их можно считать разумными. Он знал меня. Я научила его всему, что им положено знать. Да, я понимаю, он стар, ему уже пятьдесят пять, почти пятьдесят шесть, больше они не живут. Будь мы в открытом море, этого не случилось бы. Если бы не эта узкая протока... Но таков был приказ. – Она с отчаянием поглядела на Керрика. – Помню, ты тоже плавал в нем. Мы тогда удачно пересекли океан, и даже шторм не мог помешать нам.

Все члены экипажа поднялись на ноги и слушали ее слова, они жили внутри урукето. Он был их домом. Одна из иилане нагнулась, движение привлекло внимание Керрика. Она не села, а искала что-то среди наваленных кучей пузырей и других емкостей.

– Отойди! – рявкнул Керрик, делая жест смертельной угрозы и спешки. Не слушая, она подняла с песка хесотсан.

С криком Керрик выстрелил, шип попал в один из контейнеров. Она направила на него оружие. Керрик бросился на песок и опять выстрелил.

На этот раз выстрел оказался удачным. Игла попала в грудь, и стрелявшая повалилась лицом в песок. Керрик рванулся вперед и, прежде чем члены экипажа успели отреагировать, подхватил второй хесотсан.

Прошло какое-то мгновение, но все переменилось. Неподалеку от убитой безжизненно осела на песок другая иилане, ее сразила игла, предназначавшаяся Керрику. Ткнув пальцем в Эрефнаис и двух оставшихся, Керрик крикнул:

– Я же приказывал тебе, просил удержать их. Ненужная смерть. А теперь все вы – отойдите от вещей. Двое погибли. Довольно!

– А восемь погибло в урукето, – чуть шевеля конечностями, тихо молвила Эрефнаис, так что он еле расслышал ее слова.

– Расскажи мне, что в городе, – громко сказал Керрик, настойчиво требуя информацию движениями рук. – Что там произошло? Расскажи мне об Алпеасаке.

– Так ты там не был? – спросила Эрефнаис, словно наконец осознав смысл его слов.

Сделав резкий отрицательный жест, Керрик быстро взглянул на членов экипажа, потом на капитана.

– Я был очень далеко и недавно вернулся. Что случилось?

– Вейнте говорила, что сражения не будет, но она ошиблась. Эйстаа слушала ее и помогала во всем, ведь зимние ветры уже дуют на Икхалменетс, и ей так хотелось верить Вейнте. Она рассказала эйстаа об этом городе, заручилась ее поддержкой и, уже оказавшись здесь, обещала, что битвы не будет. Семена посеяли, устузоу стали гибнуть, и Алпеасак должен был вновь вернуться к иилане. Но устузоу напали с моря на остров, мы отбили атаку. Вейнте плыла со мной на этом урукето, и я помню, как она торжествовала, как наслаждалась победой и как потом разъярилась, когда оказалось, что устузоу обманули ее, – оказавшаяся рядом могучая фарги даже умерла от страха.

– Обманули... Как обманули? – воскликнул Керрик.

– На остров напало малое войско. Говорили, что все они погибли. Но тем временем остальные бежали из города; они оставили только следы, мы никого не поймали. Так что война не закончилась. – Выпрямившись, насколько позволяла кривая спина. Эрефнаис посмотрела Керрику в лицо. – Керрик-устузоу, зачем она делает это? Ты знаешь ее. Какая ненависть гонит ее? Город вновь в руках иилане, ради этого мы пришли сюда, ради этого так много погибло. А она говорит эйстаа, убеждает ее, что устузоу вернутся. Они говорили об этом в плавнике моего урукето, так что я знаю. И эйстаа согласна, они хотят преследовать устузоу и напасть на них. Опять иилане погибнут.

– И устузоу тоже погибнут, Эрефнаис, – проговорил Керрик, опуская хесотсан. – Я тоже хочу, чтобы побоища прекратились.

Эрефнаис словно забыла о его присутствии. Она глядела в море, на безжизненную тушу урукето.

– Вот и энтиисенаты расстроились – погляди, как высоко прыгают. Умные создания. Они здесь не останутся. Энтиисенаты вернутся в гавань. Там их можно будет приучить кормить другого урукето и следовать за ним. А нам пора идти. Мы должны рассказать обо всем.

– Нет! – воскликнул Керрик, поднимая оружие. – Вы не сделаете этого. Вейнте не должна узнать обо мне. Ты ведь все должна ей рассказать, не так ли?

Эрефнаис жестом показала, что не понимает его.

– Когда мы доложим, о твоем присутствии станет известно.

– Знаю. Ты не солжешь, даже если бы умерла.

– "Солжешь" – что значит это слово? Я не понимаю. Объясни.

– Этот термин изобрела Вейнте, чтобы описать особенность поведения устузоу, несвойственную иилане. Это неважно. Важно, что я не могу отпустить вас. Она станет искать меня, разошлет птиц, и нас поймают.

Самцов, наверное, оставят в живых... Ненадолго. Я знаю, какую цену заплатят они за свою недолгую свободу. Пляжи – столько раз, на сколько у них хватит сил. Извини, я не могу отпустить вас.

– Мы возьмем карты – сказала Эрефнаис. – Их нельзя здесь оставлять. Прочее пусть полежит, придут остальные, заберут все ценное.

– Стой! – приказал Керрик. – Что ты делаешь?

– Беру карты, – отвечала Эрефиаис. – Это очень точные и редкие карты.

– И куда ты собираешься их нести?

– В Алпеасак.

– Нельзя. – Он прицелился. – Ты была мне другом, никогда не обижала меня. Но дело не в моей жизни. Попробуешь уйти и погибнешь. Понятно?

– Но мой урукето умер, остался один только город.

– Нет.

Раздался пронзительный крик. Керрик обернулся. Одна из членов экипажа убегала по пляжу, он прицелился, выстрелил, она упала. Он быстро повернулся к другой, но слишком поздно – та была уже далеко.

Керрик прицелился...

Открыв рот, она осела на песок, глаза ее остекленели.

– Ты понимаешь, – проговорила Эрефнаис, – урукето умер. Она была бы жива, если бы ты не вмешался. Ты не дал ей вернуться в город, и она умерла как отвергнутая эйстаа. – Она тревожно посмотрела на Керрика. – Мне тоже теперь не командовать.

– Нет! – крикнул Керрик. – Не надо!

Отдернувшись от него, Эрефиаис тяжело осела на песок. Он подбежал к ней... Он не хотел, чтобы она умирала, но жизнь успела оставить ее прежде, чем он оказался рядом. Взглянув на три свежих трупа иилане, он пришел в отчаяние. Он не хотел их смерти, но не смог это предотвратить. Новая потеря, ужасная и бессмысленная.

Энтиисенаты дружно направились к городу, они торопились. Урукето умер, больше им нечего было здесь делать.

Поглядев на энтиисенатов, Керрик ощутил беспокойство. Когда они вернутся одни, в городе поднимут тревогу, ведь так просто урукето они не оставляют.

Вышлют на поиски лодки, может быть, даже еще одного урукето. Он взглянул на небо – еще не начинало вечереть, иилане могут оказаться здесь до темноты. Он заставил себя унять подступающую тревогу. Надо думать, торопиться рано. Впереди полдня, больше ему и не нужно. Первое и самое очевидное – он не должен оставить здесь ни одного следа.

Подумав об этом, он посмотрел на четкую цепочку следов, протянувшихся от гребня дюны. Ливень стихал, может бить, он смоет еледы, а может и нет. Керрик отложил хесотсан и осторожно вернулся по своим следам назад – туда, где начиналась трава. Нагнувшись, он пошел обратно, на ходу затирая следы руками. Дождь доделает остальное.

Теперь следует позаботиться о мертвых. Он извлек шипы из кожи убитых и зарыл их в песок. А потом по очереди перетащил тела к воде, туда, где плескались волны, Эрефнаис была последней. Пальцы ее не разжала и сама смерть – ему пришлось потрудиться, чтобы вытащить карты и бросить их в песок. Покопавшись в пожитках, он не обнаружил ничего полезного. Еда и вода, лучше не трогать. Но хесотсан надо взять. Он перетаскал оставшиеся припасы к океану, поближе к телам. Пусть волны выбросят их на берег. Оставалось разровнять за собой следы на песке. Обратно, на север, он пройдет по воде. Если он ничем не выдал себя, все сочтут происшедшее просто несчастным случаем. В шторм урукето выбросило на мель, экипаж утонул, пытаясь спасти снаряжение. А следы нужно уничтожить.

Что делать с картами? Он хотел выбросить их в океан, но передумал. Может быть, из них он сможет узнать о новой зйстаа? Все иилане были родом из Икхалмеиетса, так сказала Эрефнаис. Название он помнил, но где располагался город, не знал. Впрочем, это неважно, – нельзя просто выбросить их, не разобравшись, а времени на изучение уже не оставалось. Придется взять с собой вместе с оружием. По колени зайдя в воду, он напоследок окинул песок долгим взглядом. Сойдет. Войдя в воду поглубже, он двинулся на север. Теперь он все вспомиил. Все эти хлопоты на берегу так и не позволили ему осознать главное.

Они уцелели! Оставили город без боя, и, как говорила Эрефнаис, остались в живых почти все. Должно быть, саску вернулись в свою долину, тану отправились вместе с ними. Вейнте поклялась отправиться следом, но пока медлила. Значит, они живы.

Всю ночь шел дождь и перестал только перед рассветом. Керрик хотел идти побыстрее, но в тени деревьев было душно и жарко. Солнце яркими пальцами света перебирало листву, но с веток все еще капало. Земля под ногами была покрыта мхом и травой, ступать было легко, особенно если не забывать смотреть под ноги. Он держал хесотсан наготове – здесь водились крупные хищники, – второй вместе с картами лежал в мешке за плечами. Вокруг было много дичи, но Керрик не хотел тратить время на охоту. Надо было побыстрее вернуться в лагерь у озера...

– А я услышал твои шаги, – проговорил Харл, выходя из-за дерева, – подумал, что это мараг.

Вздрогнув, Керрик повернулся к мальчику и улыбнулся. Харл вырос в лесу. Керрик понимал, что самому ему уже не стать таким следопытом и охотником.

– Скажи мне, что в лагере. – попросил он.

– Вчера я убил оленя, бычка. Целых семь веток на рогах.

– Значит, мы будем сыты. Ну а... неприятностей никаких не было?

– Ты спрашиваешь о мургу? Они держались в сторонке, мы их даже не видели. – Глаза мальчика все время на ходу внимательно оглядывали лес. И хотя он будто и не глядел под ноги, шаги его были беззвучны. А вот под ногами Керрика изредка похрустывали ветки. – Пойду вперед, – объявил Харл, – предупрежу всех, что ты вернулся.

Когда Керрик вошел в лагерь, все уже были готовы к встрече. Повизгивая от восторга, Арнхвит выбежал ему навстречу. Керрик радостно подбросил мальчонку в воздух. Армун улыбалась, опиравшийся на костыль Ортнар как всегда был невесел. Керрик сразу же рассказал обо всем, что случилось.

– Саммадов в Деифобене нет, но они живы. Я добыл стреляющую палку и карты. Есть и еще новости... Только дайте сперва попить, я пришел издалека.

Он пил большими глотками, отфыркивался, поливал водой голову. А потом уселся и рассказал обо всем, что видел.

– Но ты не узнал, где саммады, – сказал Ортнар, когда Керрик закончил.

– Им некуда идти, кроме долины саску. Дорога известная. У них много стреляющих палок. Для мургу они окажутся крепким орешком.

– Но мараг, о котором ты говорил, сказал, что за ними будет погоня, – озабоченно проговорила Армун. – Надо бы пойти туда, предупредить.

– Они знают все сами, – сурово ответил Керрик.

Что делать? Можно ли что-то сделать? Или кровопролитие никогда не кончится? Все дело в Вейнте. Умри она – и взаимное истребление прекратится. Но она далеко и от копья его, и от стрелы.

Так что сделать ничего нельзя – вот и весь ответ. Ничего. И саммады будут убегать, а мургу – преследовать. Жестокая, но неизбежная истина.

Глава двадцать шестая

Вечером Керрик пересек невидимую границу, отделявшую тану от иилане, чтобы вернуть самцам хесотсан. Оружие необходимо им для охоты – с копьем или луком они ничего не сумеют добыть. Заметив, что он уходит, Арнхвит окликнул отца и припустил следом. Одна из карт Эрефнаис была у него под мышкой – раскрашенные картинки просто завораживали мальчугана. Кроме самого Керрика, только его интересовали всякие изделия иилане. Взяв сына за руку, Керрик направился в лес: детская ладошка, теплая и мягкая, подбадривала его. Впрочем, присутствие сына не могло развеять грустных дум и отчаяния.

– Ушедший возвращается! – крикнул Керрик, завидев Имехеи. – Есть информация великой важности.

Услышав его голос, Надаске высунул голову из зеленой спальни, чтобы видеть, как говорит Керрик.

– Рад-видеть-снова, – проговорил он, сопровождая слова жестами облегчения.

– Согласен, – отозвался Имехеи. – После того как ты ушел, смерть от рук коварных устузоу нас ждала каждое мгновение.

Не обращая внимания на очевидное преувеличение, Керрик вернул хесотсан с жестами благодарности. В ответ на вопросительные движения, он рассказал им, что случилось в Алпеасаке.

– Устузоу бежали, там опять иилане.

– Так близко... самки и смерть совсем рядом, – застонал Имехеи.

– Когда город принадлежал устузоу, тебе тоже не нравилось, – напомнил ему Керрик. – Решай, что тебе больше по вкусу.

– Плохо и то и другое, – отозвался Надаске. – Смерть ждет нас: от острого камня или на родильных пляжах.

– Тогда держитесь подальше от города.

– Посмотри, видишь, – проговорил Арнхвит, пролезая между ними с картой в руках.

Имехеи взял ее, дивясь ярким краскам. Керрик открыл было рот... и умолк в изумлении.

Арнхвит говорил на иилане. Неправильно и просто – но на иилане!

Имехеи и Надаске радовались цветам и тонко прорисованным деталям, а мальчик гордо следил за ними. Он слушал их речь и явно отчасти понимал, что они говорили. От радости Керрик подхватил мальчонку с земли, подкинул в воздух, усадил на плечи. А почему бы ему и не понимать иилане? Малыш учился говорить, как все дети: приглядываясь и прислушиваясь... Сам Керрик выучил иилане тоже мальчиком, хоть и постарше. Он был горд сыном, более чем горд. Произошло важное событие. До сих пор только он один на всем свете умел говорить на марбаке и иилане. Теперь их двое.

– Предмет великого искусства, – проговорил Имехеи, поворачивая карту к свету, чтобы насладиться яркой раскраской. – Великое мастерство, посмотри на эти линии, протянувшиеся от одного края до другого.

– У них есть назначение, – отвечал Керрик. – Они помогают вести урукето через океан.

– Нет смысла, нет назначения, – отвечал Имехеи.

– Они нужны на урукето, который привез вас сюда, – ехидным тоном ответил Керрик. – Без них вы бы окончили свои дни в холодном море.

– Они бесполезны, ведь я никогда больше не спущусь в вонючее-скучное нутро урукето. Годится, чтобы повесить на стенку, украсить жилище... возле фигурки ненитеска, о чем вежливо просим.

– Нет, – ответил Керрик. – Сначала я хочу изучить их. Они из Икхолменстса, – знаете ли вы, где это?

– Далеко, много рыбы.

– Остров невеликой важности.

Как всегда, самцов не интересовало ничего выходящее за пределы повседневного быта, личных удобств. Что с них взять? – подумал Керрик. В ханане у них не было никаких обязанностей. Но они сумели перемениться и выжить, и он уважал их за это.

В странной задумчивости возвращался он с Арнхвитом на плечах и картой в руках. Очень важно, что мальчик начал осваивать иилане. Он чувствовал это, но не мог умом понять – почему. Когда все уснули, он коротко рассказал об этом на ухо Армун.

– Знаешь, Арнхвит уже немного научился разговаривать с мургу и будет говорить еще лучше.

– Зачем он к ним ходит, к этим гадким созданиям? Я прослежу, чтобы Даррас побольше играла с ним. Когда мы возвратимся к саммадам?

– Не знаю... Я просто не знаю, что делать. – В темноте они тесно прижимались друг к другу, и он делился с женой своими сомнениями и страхами. – Долина далеко, мургу будут следить за всеми дорогами к ней. Как спрятаться от них? Ортнар не может ходить. Я не думаю, что он отправится с нами, зная, что ему придется лежать на травоисе, словно младенцу. В этом случае он просто уйдет в лес пешком. Что тогда с нами будет? Дети... И только Харл может охотиться. Он знает охоту лучше меня.

– У меня сильные руки и крепкое копье.

– Знаю. – Он зарылся носом в пахнувшие свежестью волосы. – В тебе моя сила. Но об охоте ты знаешь не больше меня. Нам будет нужна еда. Здесь много дичи, и Харл добывает нам пропитание, к тому же в озере много рыбы. Если мы уйдем, в пути нам придется трудно. Я думаю, что таких дорог мы прошли более чем достаточно. Слишком много.

– Значит, ты хочешь, чтобы мы остались здесь?

– Не знаю, я сам не понимаю, чего хочу. Когда я пытаюсь серьезно все обдумать, сразу становится тяжело на душе... Пока мы здесь в безопасности. Нужно время, чтобы решить, что делать. Нужно подумать о саммадах – не можем ли мы чем-нибудь помочь им, мургу будут преследовать их.

– Охотники сильны. Они сумеют позаботиться о себе. Это не твое дело, – рассудила Армун.

Точный и практичный ответ. Она разделяла его чувства... кроме ответственности за всех тану. Она готова была биться за то, что дала ей жизнь. За Керрика, сына, за их крохотный саммад. Это ее мир. Пусть он невелик, но ей нет дела до других. Жить с ними и выжить – больше она ничего не хотела. Что ей до саммадов?

Но для Керрика все было не так просто. Покрутившись с боку на бок, он наконец заснул.

Проснувшись поутру, он спустился к озеру и уселся на берегу, глядя на спокойные воды. По поверхности пробегала рябь – в озере было много рыбы. Пролетела, вереща, стая больших птиц с коралловыми перьями. По крайней мере, в этот миг на земле царил мир.

Арнхвит разбросал карты иилане по всему лагерю, и Керрику пришлось подбирать их с земли. Он расправил самую верхнюю и попытался разобраться в ней. Бесполезно. Наверное, одним цветом была обозначена суша, другим – море, но краски переплетались самым причудливым образом, напоминая связанные из костей карты-сетки парамутанов. Те хоть можно было как-то понять. Калалекв показал ему вечные льды, землю на той стороне океана, и Керрик понял его. Но все прочее выходило за рамки его понимания. Вероятно, парамутаны и сумели бы разобраться во всех этих цветных пятнах, но он не мог. Может быть, лучше отдать все карты самцам, – чтобы те украсили ими свое жилище. Он бросил карты на землю и невидящими глазами уставился на непонятные завитки.

Что делать? Будущее покрыто мраком. Здесь, у озера, можно было укрыться лишь на время. Словно звери, запрятались они в эту нору, стараясь укрыться от врага. Повсюду разлетятся птицы-соглядатаи, и бдительные иилане рано или поздно проведают про их убежище. И тогда – конец. Но что им еще остается? Бежать на запад, в долину? Опасное путешествие, но там их ждут Друзья, все саммады. И тоже грозит беда, ведь Вейнте идет за ними по следам. Что нужно делать? Что можно сделать? Ничего... ничего, куда ни кинь, всюду клин! И впереди ничего, кроме отчаяния и неизбежной смерти. Что он может сделать? Выхода нет.

Он сидел у воды, пока солнце не поднялось высоко и мухи не стали лезть ему в рот и глаза. Он машинально отмахивался, и страх его был велик.

Потом они ели оленью ногу и похваливали удачливого Харла, так что наконец мальчик покраснел и отвернулся. Но Ортнар был не согласен.

– Стыдись. Тебе понадобилось три стрелы.

– Но там были густые кусты, и мне мешали ветки, – оправдывался Харл.

– Кусты всегда густые. Иди-ка, принеси сюда лук... Пусть это дерево будет оленем. Убей его.

Ортнар двигался с огромным трудом. С луком он управиться не мог, но копьем орудовал превосходно. Он знал охоту и многому мог научить Харла. И Арнхвита, надеялся Керрик. Мальчуган частенько увязывался за старшим приятелем и внимательно смотрел и слушал.

– Ортнару еще не время идти одному в лес, – сказал Керрик, обращаясь к Армун.

Проследив за его взглядом, она согласно кивнула.

– Мальчики должны учиться. И охотник Ортнар знает важные вещи.

– А я не знаю.

Она рассердилась.

– Это глупые охотники не знают всего, что известно тебе. Ты умеешь говорить с мургу, ты пересек океан. Ты вел саммады к победе. Конечно, любой охотник умеет стрелять из лука и бросать копье. – но разве они знали, что делать со стреляющими палками, пока ты не научил их? Ты – больше, чем все они вместе, – Гнев ее быстро утих, и она улыбнулась. – Я тебе правду говорю.

– Пустьтак. Но теперь я ничего не могу понять. Я гляжу на солнце и вижу тьму. Если мы останемся здесь, однажды нас непременно обнаружат мургу. Если уйдем к саммадам, нас тоже ждет смерть, когда Вейнте нападет на нас. Что делать? – Он вспомнил ее слова. В них было что-то важное... – Ты сказала, что я пересек океан. Но я совершил это путешествие во чреве твари, созданной мургу. Но есть и люди, которые плавают по воде.

– Парамутаны. – кивнула Армун. – Они плавают по воде и охотятся на уларуаква – так они сами говорили.

– Да, они способны на это. Парамутаны, которые привезли нас сюда, сказали, что вернутся осенью рыбачить. Вот если бы мы могли уплыть с ними... Но мы не знаем, что ждет нас у того берега океана. Смерть может подкараулить нас и в далеких краях. И нечего соваться неизвестно куда. Но тогда можно опоздать. Что делать? Надо было оставаться с ними. Переплыть на другую сторону океана. Они говорят, что там холодные земли. Но к югу от них найдутся края потеплее. Я знаю это. – ведь я был за морем в стране мургу, а они живут лишь там, где жарко. Но, может быть. нам удастся отыскать страну между жарой и холодом, где мы могли бы плыть и охотиться? Может быть... – Вздрагивая от возбуждения, он взял жену за руки. – Я могу поплыть с парамутанами и поискать за океаном безопасное местечко, где-нибудь южнее льдов и севернее мургу. где можно будет охотиться. А потом я вернусь за вами. А пока вы останетесь здесь и будете остерегаться птиц. Еды вам хватит до моего возвращения. Что ты думаешь об этом?

В поисках выхода из ловушки, поглощенный новыми планами. Керрик даже не заметил, что улыбка на лице Армун сменилась отстраненным выражением, и не догадался ни о чем, пока она не ответила:

– Нет. этого не будет. Больше ты не оставишь меня.

Он взглянул на жену, удивленный таким отпором, и почувствовал раздражение.

– Ты не можешь приказывать мне. Я поплыву по холодному морю, чтобы всем нам...

Она мягко прикрыла его рот теплой ладонью.

– Ты неправильно понял меня, это я виновата. Но я испугалась. Я просто хотела тебе сказать, что никогда больше не оставлю тебя. Если ты отправишься в путь, я последую за тобой. Однажды мы уже разлучались, и оба чуть не погибли в пути, стремясь друг к другу. Это было ужасно и не должно повториться. Ты мой саммадар, а я твой саммад. Хочешь отправиться за море – едем за море. Но все вместе. Я последую за тобой повсюду. Я помогу тебе чем только смогу и прошу лишь об одном: не оставляй меня. Мы не должны разлучаться.

Керрик понимал ее, ведь и сам он чувствовал то же самое. Он прожил в одиночестве целую жизнь – и она тоже. И так недолго они были вместе. Ни слова не говоря, он крепко прижал ее к себе.

Но нужно было считаться с опасностями.

– Я должен уйти, – сказал он. – Если ты пойдешь со мной, тем лучше. Но мы не можем взять с собой детей, ведь мы не знаем, найдется ли там безопасное место.

Его предложение не обрадовало Армун. Неужели придется оставить здесь сына? Неужели нет другого выхода? Она не могла ничего придумать. Плохо, но ничего не приходило в голову. Надо быть практичной и сильной. И, тщательно все обдумав, она сказала:

– Что ж, ты сам сказал, что здесь безопасно. Пусть Харл охотится – он уже не ребенок. Ортнар будет приглядывать за ними до нашего возвращения. Арнхвит и девочка уже не нуждаются в присмотре. Даррас умеет искать в лесу травы и коренья, делать всю женскую работу.

– Ты оставляешь мальчика здесь? – изумленно спросил Керрик. Эта мысль не приходила ему в голову.

– Придется. Он – все для меня, и я не хочу расставаться, но его придется оставить. Пусть поживет под присмотром до нашего возвращения. Я согласна на это. потому что не могу расстаться с тобой.

– Надо подумать... – пробормотал Керрик, неожидавший столь решительного ответа.

– Нечего думать, – не терпящим возражения тоном сказала Армун. – Решено, обдумывай подробности и в путь.

Ее уверенность укрепила Керрика в мысли, что все будет хорошо. Есть ли иной выход? Тащиться за саммадами в долину? Если они не погибнут в пути, смерть придет вместе с Вейнте и ее бесчисленными фарги, ядом терновых шипов хесотсанов. Остаться здесь? Ничего хорошего это не обещало. Разве можно спрятаться на всю жизнь возле города иилане? Их рано или поздно обнаружат. Здесь могли жить только двое самцов, ибо им просто больше некуда деваться. Впрочем, он должен подумать и о них, планы свои ему придется обсудить и с ними.

Когда Керрик пришел к самцам, Имехеи громко застонал:

– Не уходи, это ужасно.

– Здесь хорошо, просим тебя остаться, – твердо сказал Надаске.

Приняв позу высочайшей при обращении к ничтожнейшим, Керрик сказал:

– Вас не убьют и не съедят. Я хочу, чтобы вы вместе со мной пошли в лагерь устузоу, – там и будем вести разговор. Вы должны присутствовать, когда я буду говорить о будущем. Вы ведь не только что из моря, как Арнхвит, и вам уже приходилось идти вслед за Ортнаром. С вами ничего не случится. Идемте.

Он долго уговаривал их и наконец убедил. Все было решено: надо отправляться за океан и отыскать там убежище для себя и своего саммада. Эти двое не должны помешать ему. Он заставил их прийти, но они старались держаться от людей как можно дальше и со страхом жались друг к другу.

Керрик стоял посередине. С одной стороны оцепеневшие от ужаса иилане – или изображавшие страх. С другой сидел хмурый Ортнар, привалившись к дереву, остальные тану, казалось, более не опасались мургу. Арнхвит даже бежал показывать Имехеи свое новое сокровище – костяной свисток, который для него смастерил Ортнар. Оружия у людей не было – Керрик позаботился об этом.

Все будет хорошо. Иначе просто быть не может. Наверное, такой план мог возникнуть лишь у отчаявшегося человека. Все равно. Остается лишь выполнить его.

– Я хочу сказать вам важную вещь, – обратился он к тану, повторив то же самое иилане. – Важное сообщение. Внимайте-и-повинуйтесь.

И Керрик объявил, что они с Армун уходят, но скоро вернутся,

Глава двадцать седьмая

Umituniheikel tsanapsomud marikekso.

Не убив зверя, вкусного мяса не приготовишь.

Апофема иилане

Что это? – спросила Вейнте, раскладывая перед собой снимки.

– Только что получили и изготовили, – ответила Анатемпе, располагая отпечатки по порядку. Она показала на модель Гендаси. – Птица высоко летела над этой частью побережья, почти прямо на запад от нас. Бежавшие устузоу могли идти вдоль берега.

– Ничего не видно, – проговорила Вейнте, сопровождая слова жестами разочарования и досады. – Повсюду одни облака.

– К сожалению, это правда. Но мы послали другую птицу...

– И к тому времени, когда она прилетит куда нужно, устузоу скроются! Мне нужны снимки устузоу, а не облаков!

Ее руки тряслись, выражая силу эмоций. Движением пальцев Вейнте смахнула снимки на землю.

– Я слежу за птицами, а не за облаками, – коротко ответила Анатемпе, позволяя чувствам проявиться в движениях тела.

Она больше не хотела, чтобы Вейнте срывала на ней скверное настроение. Заметив это, Вейнте предалась более холодному и опасному гневу.

– Ты подвергаешь сомнению мои приказы? Ты находишь их оскорбительными?

– Я подчиняюсь тебе, потому что так велела мне Укхереб по приказу эйстаа. Я только выполняю свой долг. – Она закончила знаками вечной службы и повиновения.

Вейнте хотела возразить, но безмолвно застыла и, резким движением отпустив ученую, дала волю своим чувствам, лишь когда та обратилась к ней спиной. Будь она снова эйстаа, подобное оскорбление повлекло бы за собой смерть провинившейся. Но в словах ученой было слишком много правды. Эйстаа была Ланефенуу, которая приказывала всем – и ей в том числе. С этим нужно смириться. Недовольно оглянувшись, она заметила фарги, топтавшуюся возле входа. Она терпеливо ожидала, пока Вейнте соизволит обратить на нее внимание.

– Послание для Вейнте высочайшей... – косноязычно начала фарги.

Вейнте сдерживала гнев – иначе тупое создание все позабудет или тут же умрет от отчаяния, если поймет чувства Вейнте.

– Я Вейнте. Говори медленно-осторожно. Я вся внимание.

– Иилане Наалпе урукето в гавани требуется сообщение.

Это было уже слишком, но, дивясь своему долготерпению. Вейнте ответила:

– Требуется разъяснение. Ты сообщаешь мне, что Наалпе сейчас в гавани на своем урукето и желает говорить со мною?

– Согласие. – Тело фарги задергалось от удовольствия, что ее поняли.

По знаку Вейнте безмозглое создание покорно отправилось восвояси, не замечая презрительных жестов, которыми Вейнте оценила ее способности. Едва она ушла, появилась вторая фарги, также изъявившая желание общаться.

– Общайся! – резко приказала Вейнте. – Требую говорить лучше, чем предыдущая вестница.

Вторая фарги говорила вразумительнее, ибо ее прислала эйстаа, которая использовала лишь тех, кого всегда можно было понять.

– Требование от высочайшей, переданное через нижайшую, к знатной Вейнте. Теплые приветствия и желание видеть на амбесиде после завершения трудов.

– Передай эйстаа удовольствие и повиновение, извести о немедленном прибытии.

Несмотря на то что эйстаа обращалась к Вейнте вежливо, повиноваться надлежало немедленно. Ей очень хотелось поговорить с Наалпе, однако с этим приходилось повременить.

Впрочем Вейнте не намеревалась торопиться и сломя голову мчаться на амбесид, чтобы появиться запыхавшейся и онемевшей. Стараясь держаться в тени, она направилась к амбесиду, зная, что посыльная опередит ее и доложит о ее повиновении приказу эйстаа.

Идти по знакомым переходам было горько и сладко одновременно. Сладко потому, что город вновь был в руках иилане, горько потому, что большая часть его все еще лежала в руинах, и еще потому, что устузоу сбежали. Этого не должно быть. Они убежали, но их надо найти.

Большой амбесид был почти пуст – из-за моря приплыли только передовые отряды. Столько всего нужно еще починить и исправить, прежде чем Икхалменетс придет в Алпеасак. Первое – оборона, это самое главное. Ни один устузоу не должен более вступить в этот город.

Развалившись на троне у дальней стены, Ланефенуу грелась на солнце. Здесь сидела благородная Малсас, здесь сидела и сама Вейнте и вершила дела, когда город был совсем юным. Странно видеть Ланефенуу на своем месте, но Вейнте мгновенно прогнала ревность. Никогда! Она больше не эйстаа и не хочет править. Ланефенуу – могучая правительница, привыкшая к власти и повиновению. Она великодушно разрешила Вейнте подготовить войско и воспользоваться силами науки, чтобы овладеть городом. И убить устузоу. Ланефенуу была эйстаа двух городов, правительницей из правительниц.

Когда Вейнте появилась, Ланефенуу мгновенно уловила эти ее мысли и восприняла их спокойно. Советницы расступились, чтобы Вейнте могла подойти поближе.

– Прибыл урукето с вопросами и сообщениями, – сказала Ланефенуу. – Мысль об этом волнует меня, и я ощущаю желание вновь вдохнуть воздух окруженного морем Икхалменетса. Я слишком долго пробыла здесь, и перепонки в моем носу не дают вздохнуть спокойно – так надоела вонь, оставшаяся от устузоу, и запах дыма, пропитавший весь город.

– Мы очистим город от запахов, эйстаа, как ты очистила его от устузоу, осквернивших наши улицы.

– Верно сказано, я оценила. Укхереб останется здесь и приглядит за всем. Здесь будут работать ученые – это под ее ответственность. А ты будешь охранять город до прибытия иилане. Ясно ли я сказала?

– Безусловно, эйстаа. Мы будем не править, а работать вместе. Одна строит, другая охраняет. В городе должна быть одна правительница.

– Верно. Теперь расскажи мне об устузоу.

– Те, кто убежал на север, погибли. Но мы бдительно стережем все подходы к городу на случай, если они притаились неподалеку, словно ядовитые змеи в траве.

Ланефенуу жестами выразила согласие и понимание, добавив к ним чуточку печали.

– Кому, как не мне, знать об этом. В городе погибло слишком много иилане, которые могли бы наслаждаться жизнью.

– Не убив зверя, вкусного мяса не приготовишь, – с пониманием отозвалась Вейнте, пытаясь утешить эйстаа.

Но Ланефенуу сегодня была раздражительна.

– Слишком много здесь погибло, гораздо больше, чем ты мне обещала. Но все это в прошлом, – впрочем я до сих пор скорблю об Эрефнаис, которая была так близка мне. Гибель ее и огромного урукето большая потеря для меня.

Эйстаа дала понять, что более она печалится об урукето, а не о капитане. Присутствующие неподвижно стояли вокруг эйстаа и преданно внимали ей. Ланефенуу часто напоминала, что, прежде чем стать эйстаа, она командовала урукето, так что в искренности ее чувств сомневаться не приходилось. И когда в знак скорби и потери Ланефенуу прикоснулась большим пальцем к другой руке, все дружно повторили ее жест. Но, будучи иилане дела, эйстаа недолго предавалась скорби. Она вопросительно взглянула на Вейнте.

– Значит, все твои устузоу скрылись?

– Бежали в страхе и отчаянии, мы все время следим за ними.

– Поблизости никого?

– Нет. Те, что убежали на север, погибли, а на западе смерть следует за ними по пятам и ждет своего часа.

– Знаешь ли ты, куда они направились?

– Знаю, потому что уже была там и видела их город своими глазами. Он станет ловушкой для них. Устузоу не спасутся.

– А в тот раз они уцелели, – злорадно ответила Ланефенуу.

Вейнте задвигалась, выражая стыд, признавая справедливость укора и надеясь, что чувства эти смогут скрыть наполнивший ее гнев.

– Я знаю и принимаю укор, эйстаа. Но прошлые поражения не прошли даром – они готовят пути к победе. На этот раз мы будем умнее и предусмотрительнее. Мы окружим город ядовитыми лианами, и они задушат его. Там останутся только трупы.

– Хорошо, если это будут только трупы устузоу. Ты не дорожила фарги, когда была там в последний раз. Чтобы возместить эту потерю, надо вывести на пляжи целое эфенбуру самцов.

Как и остальные, Вейнте выражала только почтительное внимание. Эйстаа умела выражаться не хуже грубиянок из экипажей урукето, – но она была эйстаа и вольна была поступать как хотела.

– И теперь я оставляю в твоем распоряжении иилане и фарги моего города. Помни, что мне дорога самая нижайшая из них.

– Я ценю их жизнь, – отвечала Вейнте, – и готова отдать за них свою. И я благодарна тебе за то, что ты разрешила преследовать этих тварей, пока они не вернулись и не напали на город. Я выполню твой приказ, понимая, как дороги тебе все, кто живет в Икхалменетсе.

Большe говорить было не о чем, и, когда Вейнте почтительно попросила отпустить ее, эйстаа дала согласие движением большого пальца. Вейнте оставила амбесид, не проявляя неприличной поспешности, но, оказавшись за его пределами, заторопилась: уже темнело, и она хотела успеть поговорить с Наалпе.

Урукето стоял в гавани, а груз все еще таскали на берег. Капитан приглядывала за разгрузкой, но, заметив Вейнте, приказала одной из помощниц подменить ее.

– Приветствую тебя, Вейнте, – начала она, сопровождая слова знаками глубочайшего уважения. – Есть информация, требуется уединение.

Они отошли подальше от любопытных глаз, и Наалпе заговорила:

– Как было приказано, я осталась, в Йибейске на обратном, пути из Икхалмбнетса. Я переговорила со многими и быстро разузнала о той, которая интересует тебя, – там никто не говорит, ни о ком, кроме нее:

– Требуются разъяснения, – сказала Вейнте, вежливо-скрывая, растущее нетерпение..

– Эта Дочь Смерти Энге, явилась к эйстаа и объявила о своей вере. За это ее арестовали со всеми ее подругами.

– Великолепная, очень хорошая, просто согревающая, информация, добрая Наалпе....

Заметив знаки возбуждения и тревоги, Вейнте умолкла..

– Это не так, вовсе не так. Как, это случилось, неизвестно, – подробности запутало время и множество мнений.. Но за точность сообщения, ручаюсь, потому-что сама говорила с капитаном урукето. Со мной она была откровенна, – ведь нас объединяет общее дело.

– Но что же случилось?

– Энге, которой ты интересовалась, и ее подруги – все Дочери Смерти Йибейска – сели в урукето и уплыли. Никто не преследовал их, и неизвестно, куда они девались.

Не в силах вымолвить слова, Вейнте застыла на месте, лихорадочно соображая. Что это значит? Как они сделали это? Кто помогал им? Сколько их? И куда они направились?

Последние слова она произнесла вслух, но никто ей не ответил.

– Бежали... Но куда?!

Глава двадцать восьмая

Низкая дельта оказалась наполовину заболоченной. Но на южном берегу реки рос высокий кипарис, который во все стороны раскинул могучие ветви. В их тени можно было укрыться от жгучего солнца. Усевшись в кружок, Дочери наслаждались словами Угуненапсы. Внимательные ученицы, замерев, следили за каждым словом и движением Энге. Когда она закончила, воцарилась тишина – все внимательно вглядывались в себя, пытаясь понять, правильно ли они поняли слова Угуненапсы.

– Вопросы есть? – спросила Энге.

После продолжительной паузы одна из учениц, стройная молодая иилане, нерешительным жестом попросила внимания. Энге жестом разрешила говорить. Ученица собралась с мыслями и начала:

– Прежде чем Угуненапса обрела свои мысли, прежде чем ей явилось откровение, возможно, жили другие, кто усилием разума...

Тут она умолкла, и Энге пришла ей на помощь.

– Ты спрашиваешь, была ли учительница наша, Угуненапса, первой во всем, или же пришлось и ей черпать из знаний прежних мыслительниц? – Ученица ответила жестом согласия и благодарности. – Если ты обратишься к трудам Угуненапсы, то найдешь ответ на свой вопрос. Она искала знаний у всех мыслительниц-иилане, размышлявших над вопросами жизни и смерти, но так и не нашла ответа, даже намека на возможный выход из положения. Тогда она стала искать объяснение этому, потому что по смирению своему полагала, что не может быть одарена неведомыми прежде познаниями, и пришла к известному выводу. Она спросила себя: что живет, а что умирает? Одна иилане может умереть, но город будет жить вечно. И как раз тогда умер первый город иилане. Она пыталась узнать, не было ли уже таких случаев, но сведений не было. Город умер от холода. Тогда она попыталась посмотреть на вопрос с другой стороны. Если город может жить и не умирать, почему иилане обязательно должны умереть? Ведь и город умер, как умирают иилане. В смирении своем она не могла догадаться, что город умер для того, чтобы она обрела эту мудрость. Но с благодарностью поняла, что обретает жизнь в смерти...

– Внимание, важная информация.

Слушательницы с тревогой забормотали и зашевелились – Амбаласи загородила собой Энге и не дала ей договорить. Но Энге не обратила внимания на нелюбезный поступок.

– Чем мы можем быть полезны Амбаласи, которая спасла нас всех? – громко спросила она, давая всем понять, что ученой следует выказывать высшее почтение.

– Я терпеливо ждала, пока вы закончите, но поняла, что этот разговор бесконечен. Поэтому – перерыв. Есть работа, с которой необходимо справиться до темноты. Мне нужны крепкие пальцы.

– Просят помощи, нужно помочь. – Энге окинула взглядом свою аудиторию. – Кто из вас первой поспешит помочь Амбаласи?

Но, хотя Энге просила помочь, сестры не разделяли ее энтузиазма. Им совсем не понравилась бесцеремонность ученой и не хотелось от философии обращаться к тяжелому труду.

Никто не пошевелился, а одна ученица жестом изобразила важность-учения. Энге смутилась, но не разгневалась.

– Значит, я плохая учительница, – сказала она. – Угуненапса учила нас, что все формы жизни равны, что среди иилане все равны, и просьбу о помощи следует понимать как просьбу ради жизни. – Обернувшись к Амбаласи, она смиренно склонилась перед ней. – Я первая поспешу тебе на помощь.

Тут и ученицы, позабыв недавнее недовольство, с готовностью бросились вперед, выражая понимание и сочувствие.

– Без наставлений Энге вы будете глупы как фарги, – сказала неисправимая Амбаласи. – Мне необходимы пятеро, чтобы носить и помогать в посадке.

Она критически оглядела сестер, по большей части хрупких, выбрала тех, кто выглядел покрепче, и вместе с помощницей отослала за необходимым.

– Прости их, – произнесла Энге. – В стремлении к познаниям они позабыли об обязательных дневных трудах.

– Все вы тратите время попусту. Отойдем, нужно кое-что обсудить.

– Испытываю удовольствие, повинуясь твоему желанию.

– Наверное, ты искренне говорила. Но только ты, Энге, только ты одна. Мне еще не приходилось иметь дело с созданиями, столь же не склонными повиноваться, как твои Дочери Лени.

Энге знаками выразила понимание и извинения.

– Тому есть причина, как и у всего на свете: удовольствие от пребывания вместе, от возможности беспрепятственно говорить о вере. Трудно противиться этому чувству. К тому же трудно отвлечься от возвышенных мыслей ради тяжелой работы.

– Возможно. Но ведь ее следует выполнять. Кто не работает, тот не ест. Приведи им этот аргумент. Разве Угуненапса не говорила об этом?

– Никогда.

– Очень жаль. Это было бы лучше для нас. Теперь встань здесь и посмотри туда. Видишь тот мыс?

– Плохо, – ответила Энге, вглядываясь вдаль над мутными водами.

Плоский остров невысоко выступал над водой, как и другие островки вокруг. С жестом недовольства Амбаласи указала на плавник урукето невдалеке.

– Сверху будет лучше видно.

На берегу, конечно, не было никакого причала, но, приманивая свежей рыбой, урукето заставили прорыть глубокую борозду в иле. Теперь он отдыхал, а в приоткрытый клюв бросали еду. Энге и Амбаласи осторожно ступили на скользкую, покрытую илом, шкуру. Круглый, окруженный костистым ободком глаз урукето покосился на них, другой реакции не последовало. Цепляясь когтями рук и ног за грубую кожу, они полезли наверх. Энге не торопилась, чтобы не обгонять немолодую ученую.

– Временами мне становится жалко, что я оставила Йибейск, – пропыхтела Амбаласи, – но знания превыше всего. Мы с тобой это знаем, но твоим последовательницам разума не хватает.

Уважая возраст и мудрость Амбаласи, Энге молча ответила жестом согласия. К тому же она уже поняла, что следует во всем соглашаться с ученой, чтобы не дошло до перепалки. Пропыхтев еще, Амбаласи с неудовольствием огляделась и наконец, заговорила:

– Смотри-ка, – видишь, там, на полуострове, зеленое пятно.

Отсюда был хорошо виден узкий перешеек, место будущего города. Растительность там пожелтела и погибла, только зеленая полоса виднелась вдалеке.

– Терновая стена, – с удовлетворением – в первый раз за весь день – проговорила Амбаласи. – Грибковая инфекция поразила всю растительность. Конечно я могу тебе не говорить, что терновник ей не подвержен; а животные погибли от голода или убежали. Пора нам внедряться в освободившуюся экологическую нишу.

– Ты посадишь семя города, и он вырастет могучим и высоким.

Энге изобразила великое удовольствие, но не встретила никакого отклика у Амбаласи.

– Конец-разума, окостенение мысли. Я вот пытаюсь понять вашу абсурдную философию. А тебе разве трудно послушать меня и понять основы биологических знаний? Почему мы обитаем на этом болотистом островке с такими неудобствами? Потому только, что он окружен со всех сторон водою. Быстрое течение ограждает нас от хищников. Нам приходится спать здесь под открытым небом и есть безвкусную рыбу, которую твои сестры не рвутся ловить. Нам приходится ждать, когда вырастет колючая стена, которая окружит город. И пока мы должны кормить и выхаживать маленькие хесотсаны, что-бы они выросли побыстрее и у нас появилось оружие. И выращивать в пруду лодки, потому что урукето непригоден для плавания по реке. А вот чего мы не должны делать – это сажать драгоценное семя города!

– Вопрос, выраженный со смиренным стремлением к познанию. Почему?

– Почему-почему! – Зубчатый гребень на голове Амбаласи стал красным, как и ее ладони. – Если мы посадим его сейчас, его съедят черви и жуки, или погубит грибок, или же одна из твоих неуклюжих Дочерей раздавит его ногою.

– Теперь я понимаю, – невозмутимо ответила Энге. – Прошу прощения за невежество.

Бормоча и дергая конечностями, Амбаласи отвернулась и стала смотреть на реку. Овладев собой, она заговорила вновь:

– Я думаю, что теперь терновая стена уже достаточно выросла. Теперь мне нужны иилане, по меньшей мере половина. Утром мы отправимся на тот берег. Если перешеек уже прегражден терновой стеной, начнем очень нужный труд – расчистку земли, для чего внесем в нее выращенных нами личинок. Потом добавим азотфиксирующие бактерии и быстрорастущие-быстро-увядающие кусты в качестве удобрения. И только тогда, – если все будет в порядке и я увижу, что время пришло, – мы высадим семя. Возможно ли, чтобы на этот раз ты хоть что-нибудь поняла из моих слов?

– Я восхищаюсь, – с величественной невозмутимостью отвечала Энге на новую колкость. – И благодарю тебя за подробные объяснения. Жду твоих приказов.

– Хотелось бы, чтобы и другие ждали. Вот следующая проблема. Нам нужна предводительница, та, что будет руководить этими пустяковыми созданиями.

– Это действительно проблема, – согласилась Энге, – потому-то мы и оказались здесь. Мои сестры, решившие умереть за свою веру, сначала понимают, что эйстаа не способна погубить их, а потом предаются радости от обретенной свободы. Они будут работать вместе, им даже не нужно будет приказывать.

– Если некому их возглавить, за кем же они последуют?

– Это очень серьезный вопрос, и я долго размышляла над этим.

– Лучше бы ты размышляла над ним не так долго, а побыстрее, – недовольно проворчала Амбаласи. – Или же все мы умрем, прежде чем ты отыщешь решение. У всех общественных животных есть вожак, который принимает решения. Посмотри. – Она указала на стайку пестрых крошечных рыбок на мелководье у берега. Что-то испугало их, и рыбешки дружно метнулись в сторону. – Одна из них всегда впереди, – сказала Амбаласи. – У муравьев есть царица, чье плодовитое лоно порождает их всех. Сестры – те же муравьи. Их надо возглавить.

– Я понимаю...

– Нет, ты не понимаешь. Иначе ты уделяла бы этому все свое внимание. Надо прекратить все эти игры и разговоры, чтобы ты могла целиком обратиться к этой проблеме и не отвлекаться ни на что, пока не примешь решения. Должна быть предводительница, которой дана власть, должны быть помощницы.

– Получается эйстаа со своей свитой, – спокойно произнесла Энге. – Это как раз то, что мы отвергли.

– Тогда придумай что-нибудь другое, прежде чем мы умрем с голоду или нас пожрут ночные хищники. – Краешком глаза заметив просьбу о внимании к Элем, поднявшейся на плавник, она повернулась: – Говори.

– Прошу прощения, что помешала, – дело большой важности. Урукето слишком долго пробыл у берега. Мы должны выйти в море, за пределы устья.

– Невозможно! – отвечала Амбаласи, жестом приказывая Элем уйти.

– Прошу разрешения объяснить причины, – возразила та. – Об этом мне говорила капитан урукето, когда я была у нее в экипаже. Я заметила, что энтиисенаты ныряют в воду и пронзительно кричат. Пора выходить в море из этой мутной воды, нужно как следует накормить урукето.

– Завтра. Когда мы переплывем туда, где будет город.

– Завтра будет слишком поздно. Мы отплывем с отливом. Пробудем в море один-два дня. Это очень важно.

Застыв на месте, Энге со страхом ожидала, что Амбаласи немедленно покарает ослушницу. Но она забыла, что Амбаласи и в первую, и в последнюю очередь ученая.

– Ну значит, ты права. Перед возвращением убедись, что урукето сыт, потому-что он потребуется здесь, и в будущем всегда сообщай мне о необходимости подобных, отлучек.

– Повинуюсь, твоему приказу.

– Наша вылазка а город подождет. Может быть, оно и к лучшему. У тебя, Энге, есть теперь два дня на решение твоей проблемы. Пошли на берег.

– Боюсь, за такое время, я ничего не смогу придумать. Это нелегко, ибо касается наших убеждений.

Спустившись на: берек, Амбаласи остановилась и, внезапно ощутив огромную усталость, села на хвост. Здесь было слишком много физической работы, к которой она не привыкла. Энге терпеливо ожидала, пока ученая в глубокой задумчивости глядела на реку, даже не заметив, как вниз по течению, тронулся урукето. Плескаясь в грязи и дергаясь, он высвободился из ила и повернул к морю, следом, за оживившимися энтиисенатами. Амбаласи долга сидела с закрытыми глазами, потом открыла их и повернула одно глазное яблоко к Энге.

– Имею желание: продолжить.

– Внимаю с уважением, к глубокой мудрости.

– Пересмотри процесс принятия решения, взгляни на проблему с другой стороны, как говорила ваша Угуненапса. Пусть решение придет снизу, не сверху. Вы – Дочери Жизни, а значит, главное для вас – основные потребности жизни. Начнем, с одной из них. С пищи. Ты следишь, за ходом моих мыслей?

С жестам уважения и понимания Энге ответила:

– Я восторгаюсь четкостью твоей мысли и логикой.

– Конечно, что тебе еще остается, – ведь весь груз ответственности лег здесь на мои крепкие плечи. Повторяю. Пища. Если они признают, что еда им необходима, чтобы выжить, пусть решают, как добывать ее: каждая для себя или все вместе.

– Прекрасно – Энге излучала согласие и энтузиазм. – Разреши мне продолжить твою мысль. Как мы делали это в море, когда всем эфенбуру гонялись за рыбьими косяками, так и должны поступить Дочери. Пусть все ловят рыбу...

– Нет! Ты не поняла. Теперь вы – не иилейбе, резвящиеся в океане, а иилане, что работают вместе для общего блага. Следует заняться рыбной ловлей, и пусть одна из них распоряжается.

– Я понимаю и восхищаюсь. Но решить будет трудно, очень трудно.

Амбаласи была совершенно согласна.

– Речь идет о выживании – это нелегко. Города иилане существуют так давно, что мы уже успели позабыть, что когда-то нам приходилось на равных конкурировать со всеми жизненными формами. Придется подчинить сестер своей воле. Лучше убедить их, прежде чем они по одной погибнут в этих краях.

...Целый день Дочери посвятили дискуссии и наконец пришли к общему согласию. Амбаласи возилась со своими семенами и подрастающими животными, время от времени жестами выказывая крайнее неодобрение при взгляде на толкующее сборище.

– Неужели у нас все-таки будет рыба?

– Мы приняли решение, удовлетворяющее учению Угуненапсы. Равенство во всем и во всяком труде. Рыбной ловлей будут заниматься тен Дочерей, потому что тен – круглое число, равное числу пальцев на обеих руках. В первый день распоряжаться будет первая из Дочерей. На второй день командовать станет вторая, и так далее, пока не настанет черед распоряжаться последней из тена. Тогда их сменит другой тен, и так далее, пока не пройдет очередь каждой. Потом все начнется сначала. Разве это не округлое, не полное и не удовлетворяющее всех решение?

Амбаласи ответила с жестами смятения и ужаса:

– Абсолютная чушь! Самое глупое из всего, что мне приходилось слышать. Разве нельзя просто назначить ответственную на рыбную ловлю... Хорошо, я вижу по вашим исступленным жестам, что это не путь Угуненапсы. Делайте, как решили. Когда начнется рыбная ловля?

– Сейчас. И я первая в тене. Мы с радостью отправляемся за пищей для всех.

Амбаласи смотрела вслед удалявшейся Энге. Та шагала гордо и прямо. Можно не верить. Но можно понять. И проанализировать. Впутавшись в тенета этой системы, приходится следовать ей до конца во всех ее вывихах. Иначе нужно отвергнуть ее. Она уже начала жалеть, что попала в самые глубины этой темной философии. Осторожными движениями она очистила корешки юного саженца. Какой же истинной и понятной является биология рядом с учением Угуненапсы! Но она не может позволить себе выказать слабость. Все-таки эта отвратительная философия давала вполне биологические результаты. И она давно решила исследовать ее и обнаружить причины. Трудно быть первой в науке, первой по уму, первой во всех отношениях. Амбаласи радостно вздохнула – подобный груз не обременял ее.

Глава двадцать девятая

Внимание и поспешность, внимание и поспешность! – бессвязно, точно фарги, повторяла иилане.

Оторванная от дел Амбаласи уже готова была в очередной раз вспылить. Но заметив, что покрытое грязью создание трясется в смятении и страхе, ученая жестом потребовала подробных разъяснений.

– Есть раненная во время ловли. Укус. Много крови.

– Подожди, сейчас пойдем к ней. – Собрав все, что могло понадобиться в подобных случаях, Амбаласи вручила корзинку вестнице. – Неси и показывай путь.

Пробившись сквозь кружок встревоженных Дочерей, они увидели внутри него Энге, поддерживавшую под голову залитую кровью иилане.

– Быстрее, – попросила она. – Это Эфен, ближайшая ко мне. Чтобы уменьшить кровотечение, я наложила повязку.

Взглянув на пучок окровавленных листьев, который Энге прижимала к ране, Амбаласи одобрила:

– Правильно сделала, Энге. Подожди, я окажу ей помощь.

В корзинке кольцом свернулась змейка. Амбаласи взяла ее сзади за голову и надавила так, чтобы открылась пасть с одним длинным торчащим зубом. Другой рукой она взяла нефмакел и протерла бедро Эфен. Это существо не только счищало грязь, но и уничтожало бактерии выделяемым секретом. Отбросив нефмакел, Амбаласи нащупала под кожей Эфен пульсирующую артерию и мягким движением ввела в нее острый клык. Целебный яд хлынул в кровь Эфен, и она мгновенно забылась. Только после этого Амбаласи обнажила рану.

– Чистый укус – отхватил мышцу, не затронув сальник. Придется почистить. – Струнным ножом она срезала обрывки плоти. Рана закровоточила вновь, и, развернув нефмакел побольше, Амбаласи приложила его к ране. Существо сразу прилипло к ней, прекратив кровотечение и полностью закрыв рану. – Теперь отнесите ее, пусть полежит. Все будет в порядке.

– Как всегда благодарим, Амбаласи, – проговорила Энге. медленно поднимаясь на ноги.

– Умойся, ты вся в грязи и крови. А кто ее укусил?

– Вон. – Энге показала на берег. – Запутался в нашей сети.

Амбаласи обернулась – и впервые в жизни онемела от изумления.

Еще живое существо извивалось на земле, ломая кусты и невысокие деревья. Длинное извивающееся серое тело толщиной с туловище фарги было вытащено на землю на два-три корпуса иилане; остальная часть, вероятно еще длиннее, скрывалась под водой. Усеянная костяными пластинами пасть, маленькие злые глаза слепо таращились на иилане.

– Мы нашли его, – не без удовлетворения произнесла Амбаласи. – Его-то личинки и плавали посреди океана. А это взрослый.

– Угорь, – с невольным трепетом согласилась Энге. – Мир Амбаласокеи полон чудес.

– Как может быть иначе? – пожала плечами Амбаласи, возвращаясь к обычному наставительному тону, – удивление уже прошло. – Сомневаюсь, что ты могла бы понять теории тектонических плит и континентального дрейфа, поэтому не буду понапрасну перегружать твой ум. Но ты способна оценить выводы. Некогда эта земля и далекий Энтобан составляли единое целое. Тогда везде жили одни и те же создания. Так было в те времена, когда яйцо времен только что раскололось. Потом медленная селекция и дифференциация привели к значительным различиям в облике живых существ, обитающих на разделившихся континентах. Не сомневаюсь, что нам удастся найти и другие отличия, но уж наверняка не столь потрясающие.

Через несколько дней Амбаласи пришлось вспомнить эти слове не без сожаления. Должно быть, она поспешила – более ошибочного заявления ей еще не приходилось делать.

Рана Эфен заживала быстро. У несчастного случая оказалась и положительная сторона. Огромный угорь оказался очень вкусным. Его хватило на всех и много осталось. После побега они не ели ничего вкуснее размягченного энзимами рыбьего мяса.

Когда подкормившийся урукето вернулся, иилане перебрались на нем через реку к месту нового города. Все Дочери хотели своими глазами увидеть это место, и от желающих совершить прогулку не было отбоя.

– Куда уместнее выглядело бы стремление поработать, – ворчала Амбаласи, отбирая сильнейших и отгоняя остальных.

Как только все погрузились, невзирая на протесты, она согнала их с плавника внутрь урукето и оставила рядом с собой лишь Энге и Элем.

– Обращайте внимание, – приказала Амбаласи, – как ваши Дочери рвутся на прогулку, знать не желая никакой работы. Быть может, раз вы не можете приказывать им, следует предусмотреть систему поощрений?

– В твоих словах много правды, и я подумаю над ними, – ответила Энге. – Конечно, я понимаю их чувства, но нам придется найти способ разделения труда. Мне придется внимательнее подумать над учением Угуненапсы – не могла же она вовсе упустить эту проблему из виду.

– Изучай побыстрее, или мы погибнем от голода. Полагаю, вы заметили, что ваша система добровольного участия в рыбной ловле и не думает работать. Первый тен уже высказывает недовольство от того, что работа последующих стала легче, когда мы освоили ловлю угрей? Они уже требуют реорганизации системы.

– Я знаю, к сожалению, это так. Все мое внимание обращено к этим вопросам.

Урукето дрогнул под ногами. Огромное существо повернуло в сторону, чтобы уклониться от плывущего навстречу по течению Дерева. Вода Подмыла корни лесного гиганта, и в еще зеленой листве его над водой перепархивали птицы. Повинуясь командам Элем, урукето вновь повернулся и направился к перешейку, где поднимется новый город.

Амбаласи первой спустилась вниз и зашлепала по воде к берегу. Земля была покрыта увядшими пожелтевшими листьями, торчали голые сучья. Резким знаком Амбаласи высказала удовлетворение.

– Теперь жуки-древоточцы должны позаботиться о стволах и пнях. Пусть Дочери таскают сучья и деревья поменьше к реке и бросают их в воду, а мы сходим к терновой изгороди.

Амбаласи шла впереди – неторопливо из-за жары. Пришлось даже передохнуть в редкой тени голых ветвей.

– Жарко, – с трудом выговорила Энге и широко открыла рот.

– Так и должно быть, ведь мы сейчас находимся в точности на экваторе. С этим географическим термином ты, конечно же, не знакома.

– Экватором называется линия на поверхности сферы, равноудаленная от полюсов, соответствующих оси вращения. – Глядевшая на терновый барьер Энге не видела раздражения в жестах Амбаласи. – Пытаясь понять работы Угуненапсы, я обнаружила, что в основу их положены и некоторые достижения естественных наук. И я последовала ее прекрасному примеру.

– Последуй-ка лучше моему прекрасному примеру – идем дальше. Следует убедиться, что в терновой стене нет брешей. Пошли.

Пока они шли вдоль стены из плоских листьев и острых колючек, Амбаласи на ходу собирала свежие стручки с семенами и передавала их Энге. Выйдя к берегу реки, Амбаласи указала на пространство, отделявшее терновую стену от воды.

– У берега всегда так получается, – проворчала она. – Я высажу здесь семена – начнем с этих, – они укореняются в воде. Подержи.

Пожилая ученая привычно провела ногой в иле бороздки, а потом, согнувшись над ними, пыхтя и жалуясь на жару, принялась сажать семена.

Энге смотрела на реку – внизу по течению в русло впадала боковая протока. Что-то шевельнулось в воде – должно быть, большая рыба. За ней на миг из воды высунулась другая.

– Еще семян, – потребовала Амбаласи. – Острый приступ глухоты, – ехидно добавила она, обнаружив, что Энге молча глядит на реку. – В чем дело? – осведомилась она, снова не получив ответа.

– Я увидела что-то над водой, но это существо сразу исчезло, – ответила наконец Энге с жестом столь огромной важности, что и Амбаласи уставилась в ту же сторону.

– Что это было?

Энге повернулась к ученой с жестами жизни и смерти. Немного поколебавшись, она начала:

– Я подумала и вспомнила известных мне живых существ. Просто не с кем спутать. Первого я видела мельком и даже не поняла, кто это. Второй выставил голову из воды. Я видела ее. И не могла ошибиться.

– Требуются пояснения, – раздраженно сказала Амбаласи.

Наступила тишина. Энге повернулась к ней лицом, безмолвно и неподвижно посмотрела в глаза ученой и наконец заговорила:

– Я понимаю важность своих слов. Но я не ошиблась. Там в ручье я видела юных элининийл.

– Но это невозможно! Мы первые иилане в этих краях. Здесь нет самцов, некому вынашивать яйца, нету молодняка, выходящего в море... Откуда здесь взяться элининийл, которые превратятся в фарги? Это невозможно. Или...

Теперь уже Амбаласи умолкла и оцепенела, и тени мыслей пробегали по ее коже.

– Такое может быть. Мои прежние слова была вызваны видовым этноцентризмом. Раз мы, иилане, находимся на самом верху экологической пирамиды, легко без лишних раздумий предположить, что мы здесь одни, как это только что сделала я. Единственные и неповторимые. Понимаешь ли ты, о чем я веду речь?

– Нет. Заявляю об отсутствии специальных познаний.

– Понятно. Я объясню. Далекий Энтобан принадлежит нам, и города наши занимают на нем все обитаемое пространство – от океана до океана. Но теперь мы пришли в другой мир, где обитают иные формы жизни. Нет причин считать, что наш вид живет лишь в Энтобане. Возможно, здесь обитают местные иилане.

– Значит, я действительно видела элининийл?

– Вполне вероятно. А теперь надо убедиться в этом. Если ты не ошиблась, это событие будет самым значительным, с тех пор как треснуло яйцо времен. Пошли.

Спустившись к реке, Амбаласи со всем пылом исследовательской лихорадки плюхнулась в воду. Энге последовала ее примеру не без боязни – в этих мутных водах могла таиться любая опасность. Течение быстро несло их вперед, и Амбаласи свернула в протоку. Здесь вода доходила ей до груди, и она обнаружила, что идти легче, чем плыть.

Энге поторопилась обогнать пожилую ученую, чтобы защитить ее от возможных опасностей. Над водой свисали длинные ветви, во влажном и жарком воздухе вились кусачие насекомые. В воде было прохладно, и, когда протока расширилась, они нырнули под воду, чтобы избавиться от мошкары. Вынырнув на поверхность, они огляделись, поднялись на ноги и направились к берегу, не имея возможности обратиться к сложным понятиям, пока под ногами не оказалась травянистая почва.

– Мы на другом островке – от нашего его отделяет эта протока. Теплая вода, ровная температура. Мелководье не дает проникнуть сюда крупным хищникам. Если, – я подчеркиваю, – если здесь живут иилане, лучшего места для родильных пляжей просто не придумаешь. Надежно отгороженное от речного глубоководья место, много рыбы, чтобы молодняк неголодал. А когда вырастут и станут элининийл – легко выбраться в реку и в море.

– А вот и тропа, – сказала Энге, указывая на землю.

– Это может быть и звериная тропа. Пойдем по ней. Энге шла первой, уже сожалея о безрассудном походе. Они ведь были без оружия, а кто только не мог прятаться в джунглях.

Идти по тропе было легко. Они обогнули ствол дерева с выступающими корнями, протянувшимися в реку, вышли на берег к песчаному пляжу, окруженному мягкой травой. Обе видели – лучшего места для родильного пляжа здесь не найти. В воде что-то плеснуло, но они успели заметить только круги, разбегавшиеся по поверхности.

– Кажется, за нами следят, – проговорила Энге.

– Иди дальше.

Тропа огибала пляж и вела к густой роще. Они остановились на опушке, пытаясь разглядеть что-нибудь в густой тени. Энге жестом выразила сожаление.

– Думаю, мы зашли достаточно далеко. Пора возвращаться. А сюда придем, когда лучше подготовимся.

– Но нам нужны факты, – твердо сказала Амбаласи, жестами утверждая важность познания, и шагнула вперед мимо Энге.

С громким воплем из-за деревьев выпрыгнуло какоето существо; зажав в пальцах огромного паука, оно ткнуло им в лицо Амбаласи.

Глава тридцатая

Амбаласи отшатнулась, испуганная неожиданным нападением. Энге заслонила ее, выставив вперед пальцы, и гневно Закричала:

– Назад! Прекрати! Ошибка-действия!

Нападавшая не думала продолжать атаку и с явным страхом глядела на обеих иилане. А потом повернулась и убежала.

– Ты видела... – скорее утвердительно, чем вопросительно проговорила Энге.

– Да. Внешне она почти идентична нам. Противопоставленные большие пальцы – в них был паук. Пониже ростом, пористая кожа светло-зеленого цвета, темнеющая к гребню на спине.

Восхищаюсь наблюдательностью. Я едва разглядела ее.

– Научная подготовка. Ты понимаешь, какое это изумительное, чудесное и потрясающее открытие? Для историков и биологов.

Энге одним глазом приглядывалась к джунглям – новых неожиданностей она не хотела, – а другим смотрела на Амбаласи, выказав невежество и удивление. Амбаласи наслаждалась собой.

– Прежде всего, конечно, биологов. Но паук... Ты помнишь Стену Истории? Определенно, нет, разве это возможно. Слушай и следи за моими мыслями. Вспомни скорлупы омаров, клешни которых обороняли самцов на заре истории. Мы получили доказательство справедливости этой теории. Удивительно!

– Но где же ты увидела омара?

– Невежественное создание! Я же говорю о подобии в действиях. В море ты пользуешься для защиты вооруженным клешнями омаром, на суше тем же целям служит ядовитое насекомое или паук.

– Информация усвоена. Но мы должны вернуться назад, здесь оставаться опасно. Угроза-смерть-от-яда.

– Чепуха. Она просто пугала нас, не пытаясь довести нападение до конца. Разве ты не заметила смятения в ее движениях? Мы такие же, как она, но не совсем. Неуверенная угроза, потом отступление. Надо продумать возможность дальнейшего контакта, чтобы более не пугать их.

– Амбаласи, я не могу приказать тебе возвращаться, но я прошу тебя об этом. Мы можем потом вернуться с подкреплением.

– Возражаю. Чем больше нас здесь будет, тем более мы встревожим их. Нас предупредили, это не было нападением. Такова ситуация в настоящий момент, и я не хочу, чтобы она изменилась. Я останусь здесь. А ты пойди к реке и поймай рыбу. – Энге сделала жесты сомнения и смятения. – Думай же, – велела Амбаласи. – Ты гордишься своим умением рассуждать. Церемония кормления, к которой мы обращаемся в важных случаях, корнями уходит в глубокую древность. Что может более соединить Дочерей, чем предложение пищи? Общность существования, проявляющаяся в разделении трапезы... Мне нужна рыба.

Не допуская возражений, старая ученая отклонила все аргументы. Наконец она просто уселась на хвост, в последний раз требовательно проговорив: «Рыбу мне!», и уставилась на лес, застыв в позе приветствия и доброжелательства. Энге не оставалось ничего другого, как отправиться к реке.

Нырнув, она обнаружила зрелище, радостное для всякой иилане. В чистой воде стайкой-эфенбуру скользили совсем еще маленькие элининийл – малыши гонялись за серебристыми мальками. Она долго смотрела на них, пока ее не заметили, цвета испуга выступили у них на ладонях. Она показала им свои ладони, прося не пугаться. Но гостья была такой странной – и они в мгновение исчезли с глаз. Одна из малышек выронила только что пойманную рыбешку с прокушенным хребтом. Энге подобрала ее и вышла на берег.

Амбаласи с сомнением поглядела на невзрачную добычу Энге.

– Скорая ловля – маленькая рыба.

– Я ее не ловила. Я вспугнула юное эфенбуру, когда они ели. Такие хорошенькие...

– Несомненно. Придется ограничиться этой рыбкой. Стой здесь, а я пойду вперед.

– Можешь приказывать, но я не буду повиноваться. Я пойду сзади, чтобы помочь в случае чего.

Амбаласи открыла рот, но поняла, что это будет напрасной тратой времени, и не без колебаний ответила жестом согласия.

– Не ближе, чем в пяти шагах от меня. Идем. Держа рыбешку перед собой, она шла по тропе и остановилась на краю рощи.

– Рыба, вкусно, хорошо, дружба, – громко, но ласково произнесла она.

Потом неторопливо уселась на хвост и продолжала свои речи. В тени что-то шевельнулось, и Амбаласи старательно зажестикулировала, изображая тепло и дружбу самыми простыми знаками.

Листва раздвинулась, и из тени нерешительно выступила незнакомка. Они молча какое-то время изучали друг друга. Амбаласи вглядывалась глазом ученой. Внешние различия были незначительны. Величина тела, сложение, окраска. В лучшем случае подвид. Медленно приблизившись, она положила рыбку на траву, выпрямилась и отступила.

– Она твоя. Знак дружбы. Возьми и съешь ее. Возьми, она твоя.

Незнакомка смятенно озиралась, открыв рот в знак непонимания. Великолепные зубы, заметила Амбаласи. Придется выразиться попроще.

– Рыба-чтобы-есть. – Амбаласи прибегла к не требующему слов простейшему выражению, воспользовавшись иэменением окраски ладоней.

Незнакомка подняла руку и ответила подобным обраэом.

– Рыба. – Она схватила рыбешку и сразу же исчезла с ней в зарослях.

– Великолепно для первого раза, – заметила Амбаласи. – На сегодня довольно. Я устала. Мы возвращаемся. Ты видела, что она мне ответила?

Энге излучала воодушевление.

– Я видела! Это изумительно.. Одна теория утверждает, что речь начиналась подобным образом. Теория эта гласит, что мы учились, разговаривать в океане жестами и изменением цвета, тогда еще не прибегая к словам.

– Да, подобное предположение удовлетворяет требованиям биологии. В море главенствует не словесное общение. Значит, когда наши виды разделились, мы уже умели объясняться жестами и окраской... иначе сейчас мы не сумели бы понять друг друга. Вопрос в том – иилане они или йилеибе. Может быть, они ограничиваются только этими примитивными знаками? Придется выяснить. С ними придется поработать.

Энге тоже горела энтузиазмом.

– Такой возможности никому еще не представлялось! Удовольствие. Я долго занималось проблемами общения и с интересом ожидаю новой работы.

– Рада слышать, что тебя хоть что-то волнует, кроме пустых речей о жизни и смерти. Будешь помогать мне, нам придется потрудиться.

Они вернулись к берегу реки, но на этот раз погрузились в воду с большой нерешительностью. Теперь, когда любопытство уже не подгоняло их, обе разом вспомнили про все опасности, которые могут ожидать их в мутных водах. Так что, возвращаясь к терновой стене, они жались к берегу. Испачкавшись в иле, они пробирались между мертвых растений. Занятые беседой, Дочери Жизни толпились возле урукето. Амбаласи с негодованием посмотрела вокруг.

– Работа не сделана! Никаких извинений лени-неразумию-безделью!

Энге тоже выразила недоумение, и стоявшая в центре кружка Сатсат попросила разрешения говорить.

– Фар сказала, что хочет говорить с нами. Конечно, мы стали слушать, ведь ее мысли глубоки. И теперь мы обсуждаем...

– Она ответит сама! – перебила ее Амбаласи с явным возмущением.. – И какая же из вас, Дочерей Болтовни, именуется Фар?

Энге показала, на хрупкую иилане с большими внимательными глазами, все дни которой были; наполнены мыслями Угуненапсы. Она знаком дала понять Дочерям, чтобы все слушали ее.

– Угуненапса говорила, что...

– Молчать! – приказала Амбаласи с грубыми жестами, обращаясь к ней, как высочайшая к нижайшей фарги. По коже Фар побежали цвета оскорбленного достоинства. – Мы уже наслушались мыслей Угуненапсы. Я спросила, почему вы прекратили работу?

– Я не прекращала ее, я просто предложила всем подумать над нею. Мы пришли в это место труда по собственной воле. Но ты стала распоряжаться, не желая спрашивать нашего мнения, подобно эйстаа, отдающей приказы. Но мы не повинуемся им. Мы приплыли в чужедальние края, мы столько выстрадали за свои убеждения и не откажемся от них. Мы благодарны тебе, но благодарность – это не покорное исполнение твоей воли. Как говорила Угуненапса...

Не желая более слушать слов Угуненапсы, Амбаласи повернулась к Энге и жестом потребовала немедленного внимания.

– Конец моему терпению. Конец моей помощи вам. Я знаю все, что следует нам здесь делать. Вы же, Дочери Глупости, умеете лишь прекословить. С меня хватит, если только ты не убедишь их немедленно оставить всякое упрямство. Без моей помощи все вы скоро умрете, и я уже начинаю думать, что день вашей смерти будет радостным для меня. Я отправляюсь на урукето – привести себя в порядок, поесть и попить. Еще я буду думать. А когда вернусь, вы ответите мне – нужен ли вам город. Если нужен, скажите – каким образом вы собираетесь возводить его. А теперь молчите, пока я еще вижу вас. Слышать не желаю бесконечных речей и даже имени вашей Угуненапсы без моей воли на это.

Всем телом излучая гнев и решительность, она обернулась и потопала к урукето, оставляя в земле глубокие борозды от когтей. Ополоснувшись у берега, она взобралась на урукето и расположилась в тени плавника. Когда Амбаласи потребовала внимания, из плавника высунулась Элем и посмотрела на ученую.

– Еды и воды! – приказала Амбаласи. – Быстро. Немедленно.

Элем принесла все сама: ученую она уважала и ради приобретенных познаний прощала ей обиды. Заметив это по движениям ее тела, Амбаласи смягчилась.

– По крайней мере для тебя наука важнее этих философий, – проговорила ученая. – Это украшает твою личность, и я могу терпеть твое присутствие.

– Доброта исходит от тебя подобно теплым лучам солнца.

– К тому же речи твои – речи вежливой иилане. Садись, раздели со мной мясо, и я расскажу тебе об открытии невероятной важности.

Разговор занял много времени, поскольку Элем всегда была самой приятной слушательницей. Солнце уже клонилось к горизонту, когда, покончив с разговорами, Амбаласи возвратилась на берег. И к своему великому удовлетворению сразу же увидела Дочерей, разбирающих завалы мертвой древесины. Опустив свою ношу, Энге обратилась к ученой, тщательно выбирая выражения и стараясь ненароком не упомянуть запретное ныне имя Угуненапсы.

– Мы обсудили работу в свете нашего истинного учения. Принято решение. Мы должны жить, раз мы Дочери Жизни. И, чтобы жить, нам нужен город. Значит, его следует вырастить. Лишь ты одна способна его вырастить. Чтобы он вырос, мы будем повиноваться твоим распоряжениям, ведь иначе мы не сможем выжить. Итак, мы принялись за работу.

– Вижу. Но это пока. А когда город вырастет, вы перестанете повиноваться мне.

– Я еще не обдумала столь дальнего будущего, – уклончиво ответила Энге.

– Думай. Говори.

С великой нерешительностью та произнесла:

– Думаю, что, когда город вырастет, Дочери не будут повиноваться твоим приказам.

– Так я и предполагала. Мне не хотелось думать о том будущем, что сулит вам верную смерть. Сейчас, для Моего удобства, я принимаю ваше хилое и вынужденное сотрудничество. Работа здесь имеет чрезвычайно важное значение, я не могу тратить время на пустые споры. – Она подняла руку с зажатым в ней куском мясного желе. – Я возвращаюсь в джунгли для дальнейших переговоров. Будешь ли ты сопровождать меня?

– С огромным удовольствием и ожиданием счастья. Наш город будет богат – и жизнью, и научной мыслью.

– Научной мыслью, пожалуй, да. Только могу предположить, что Дочерей Несогласия, последовательниц той-чье-имя-лучше-забыть ждет жалкое будущее. Думаю, что ваша Теория Жизни когда-нибудь принесет вам смерть.

Глава тридцать первая

Imame qmot ikagpuiuarpot lakuguvsetome.

В море тропинок куда больше, чем в лесу.

Пословица парамутанов

Ожидание и неизвестность уже томили Армун. Поначалу все казалось разумным, – ведь решение оставить стоянку у озера она приняла без колебаний. Она даже настаивала на том, вынуждая Керрика признать, что решение не только хорошее, но и единственно возможное. И когда она натыкалась на него, седевшего где-нибудь и погруженного в мрачные раздумья, то немедленно напоминала ему все причины, заставлявшие их уходить. Выхода нет. Надо идти.

Арнхвит, чья судьба волновала их в наибольшей степени, тревожился меньше всех. Он еще не разлучался с матерью и не представлял себе, что это такое. Начавшая забывать свои кошмары Даррас не радовалась перемене и много ревела. Ортнара это не волновало, а Харл дождаться не мог, когда они уйдут. Тогда он останется за главного, един ственный охотник. Добытчик.

Но оба иилане были убеждены в своей близкой кончине. Имехеи сочинял смертную песню, решительный Надаске намеревался встретить смерть в бою и не разлучался с хесотсаном. Керрик понимал причины их опасений, но отвергал их. Теперь две половины Керрик-саммада уже взаимодействовали, так должно было оставаться и впредь. Что тут менять? Иилане мастерски ловили в озере рыбу и раков, по утрам расставляли ловушки и сети. Но к охоте особых наклонностей не обнаруживали. А потому возникла даже своеобразная торговля: мясо меняли на рыбу – и обе стороны были довольны. Обменом занимался Арнхвит – единственный, к кому без подозрения относились в обоих частях лагеря, – и важно таскал тяжелую ношу. Самцы уцелеют, – если никто не обнаружит укромную стоянку...

До побережья они дошли благополучно. Теперь без всяких хлопот и забот они смотрели друг на друга, наслаждаясь обретенной свободой и близостью. Часто они шли по теплому летнему лесу, взявшись за руки. Ни один настоящий охотник не поступил бы подобным образом, ибо путнику подобает молчать и внимательно следить за тропою, но Армун так нужны были его прикосновения.

Так было в первые дни. Мрачный и унылый Керрик следил за поверхностью моря, ожидая появления иккергака с парамутаками, но его все не было и не было, Он сидел, забыв про охоту, мясо кончалось, но это его не волновало. Армун уже знала: когда он такой, что бы она ни сказала – будет сказано или слишком много, или слишком мало. Поэтому она держалась в сторонке, собирая корни и травы, которыми они теперь в основном питалось.

Однажды, ранним утром, когда корзинка ее была еще наполовину пуста, она услышала его зов, донесшийся из-за деревьев. Что-то не так! Но, прислушавшись, она успокоилась – в голосе его звучали радостные нотки. Откликнувшись, она побежала к нему. Они встретились ка крошечной полянке; среди высокой травы желтели цветы.

– В море парамутаны, они приближаются к берегу! Керрик схватил се за руку, они упали, корзинка опрокинулась. Они вместе наполнили ее; крепко обхватив Армун, Керрик опрокинул ее на траву.

– Не надо, потом, – мягко возразила она. – Парамутаны могут уйти без нас.

Когда они появились на берегу крошечной бухты, черный иккергак уже качался на волнах с опущенным парусом неподалеку от берега. Крича и размахивая руками, они бросились к судну, их с готовностью втащили их на борт. Ангаджоркакв с круглыми печальными глазами на поросшем гладкой шерсткой лице скорбно прижимала ладонь ко рту.

– Одни, – стонала она, – мальчики... нет мальчиков...

Пока Армун объясняла ей, что с детьми, к женщинам подошел Калалекв, приветственно подняв куски изысканного угощения – тухлого мяса.

– Ешьте, радуйтесь, так много вам нужно показать...

Керрик остановил его жестом.

– Помедленнее, дружище, трудно понять.

Он уже успел позабыть те немногие слова по-парамутански, которые выучил за зиму. Пришлось позвать Армун. Вслушавшись в поток слов, она пояснила.

– Все остальные парамутаны отправились за океан, в место, которое он называет «Алланивок». Этот иккергак уйдет последним. Они уже обнаружили целые стада уларуаквов и берег, где парамутанам будет удобно их разделывать. Я не знаю этого слова. Они взяли с собой все – небольшие лодки, паукаруты, детей... – В голосе ее промелькнул страх.

– Ты думаешь, если мы уйдем с ними, то никогда не вернемся назад? Спроси, что он скажет.

– Долгая дорога, – ответил Калалекв. – Вам там будет хорошо, не захотите возвращаться.

– Твердолобый, безглазый! – громко осадила его Ангаджоркакв, стукнув мохнатым кулаком. Несильный удар должен был заставить его с вниманием отнестись к ее словам. – Скажи Армун, что, если она захочет возвратиться в эти края, ты отвезешь ее, – или же ты хочешь, чтобы она более не увидала своего первенца до конца дней своих?

Калалекв усмехнулся, потом нахмурился и в знак проявленной глупости хлопнул себя по лбу.

– Ах да, дорога легкая, вернемся, когда захотите. Путешествие будет несложным для того, кто знает ветры и море, как я.

После того как Армун и Керрик обменялись со всеми на борту громкими приветствиями, все решили, что можно немедля отправляться в заморский Алланивок. Зачем задерживаться, если все уже готово. Тану дождались парамутанов, больше по эту сторону океана им нечего делать. И, приняв такое решение, парамутаны с обычным энтузиазмом принялись, за работу. Все мехи для воды отправили на берег и наполнили из ручья.

Цепляясь за борт, парамутаны оттолкнули кораблик от берега и принялись устанавливать парус. Ветер, поймали, и путешествие началось. Путь лежал на северо-восток, и они медленно удалялись от берега. Земля исчезала вдали и уже перед закатом утонула в волнах. Когда солнце опустилось в воду, они были одни посреди океана.

Волны качали иккергак, и отказаться от порции гнилого мяса и сала было нетрудно – обоих тану уже мутило от морской болезни. Покончив с едой, парамутаны заполнили укрытие на носу и быстро уснули. Ночь была теплой, и Армур вместе с Керриком решили провести ее под открытым небом.

– А ты знаешь, сколько нам придется плыть? – спросил Керрик.

Армун рассмеялась в ответ.

– Я уже спрашивала Калалеква. Много дней – так он сказал. Или они не умеют, считать, или им все равно.

– Должно быть, и то и другое. Они не боятся так удаляться от берега. Как им удается находить дорогу и не заблудиться?

Словно в ответ на. его вопрос, Калалекв подошел к мачте и встал, держась за нее одной рукой. Лодка покачивалась на, невысоких волнах. Подняв к небу какой-то предмет, он что-то крикнул кормчему, повернувшему рулевое весло. Парус заполоскался, и Калалекв ослабил узлы, подтянул одни лини, ослабил другие, пока не удовлетворился, своей работой. Когда он закончил, Армун окликнула его и спросила, что он увидел, на небе.

– Путь к паукарутам, – ответил он, не скрывая удовлетворения, – звезды показывают его.

– А как?

– С помощью этой штуки.

Он передал им сделанную из кости вещицу. Керрик поглядел на нее покрутил головою и вернул обратно.

– Но я вижу четыре обыкновенных косточки, перевязанные по углам.

– Да, конечно, ты прав, – согласишься Калалека. – Понимаешь, их связал Нануакв, когда стоял среди паукарутов на берегу Алланивока. Так это и делается. Это большой секрет, но я расскажу тебе. Видишь эту звезду?

С грехом пополам и доброжелательной помощью остальных люди наконец поняли, о какой звезде идет речь. Керрик плохо знал небо, и звезду обнаружила Армун.

– Меня учили называть ее «Глазом Ерманпадара». Все остальные звезды – просто тхармы отважных охотников, попавшие после смерти на небо. Каждый вечер они на востоке восходят на небо и, пройдя над нашей головой, утром уходят на покой, опускаясь на западе. Они ходят все вместе, подобно огромному стаду оленей, а неподвижный Ерманпадар следит за ними. Он стоит там на севере и смотрит, звезда и есть его глаз. Она неподвижна, а тхармы ходят вокруг нее.

– Я никогда не замечал.

– Посмотри на нее ночью – увидишь.

– И как она помогает нам отыскать путь?

Калалекв почему-то решил, что Керрик не может понять его, потому что плохо слышит, и разразился громкими объяснениями. С помощью Армун ему удалось объяснить, как действует рамка.

– Толстая кость – это низ. Держи ее перед глазом, направляя на место, где вода сходится с небом. Поворачивай так, чтобы тебе был виден только круглый конец. А потом, так и держа ее, быстро глянь вдоль этой косточки. Косточки Алланивока. Она должна показывать на звезду. Попробуй.

Керрик возился с рамкой, пока не заслезились глаза.

– Не получается, – наконец проговорил он. – Когда эта кость показывает на горизонт, другая всегда оказывается выше звезды.

В ответ Калалекв разразился радостными воплями и призвал остальных парамутанов в свидетели того, Как быстро Керрик освоил умение водить иккергак, – хотя не прошло и дня с тех пор, как они отплыли от берега. Керрик же недоумевал, отчего Калалекв так радуется, ведь он так ничего и не понял.

– Ты прав, – закричал Калалекв, – все дело в иккергаке. Сейчас мы далеко на юге. Ты увидишь, кость будет указывать на звезду, когда мы уплывем отсюда на север.

– Но ты же сказал, что звезда неподвижна.

Тут Калалекв зашелся хохотом и принялся блаженно кататься по дну иккергака. Дар речи возвратился к нему не сразу. Оказалось, что звезда неподвижна, если ты сам остаешься на одном месте. Но, если плыть на север, – она поднимается все выше, и опускается, если повернешь на юг. Это значило, что повсюду звезда стоит над горизонтом на разной высоте. Так ты и находишь свой путь. И все-таки Керрик ощущал легкую неуверенность и, засыпая, еще размышлял над загадкой.

После нескольких дней, проведенных в море, Керрик и Армун почувствовали себя лучше, хотя головокружение от бесконечной качки не проходило. Жир и мясо они ели с опаской, но дневной рацион воды приканчивали без остатка. Еще они помогали ловить рыбу – выдавленный из нее свежий сок утолял жажду даже лучше воды. Керрик каждую ночь с любопытством возился с костяной рамочкой, а звезда тем временем поднималась все выше и выше. Наконец, взглянув однажды ночью на небо, Калалекв разразился радостными воплями, все присутствующие тоже поглядели в рамочку. Действительно, теперь обе кости одновременно указывали на звезду и на горизонт. Тогда курс изменили, парамутаны взяли на восток и переставили парус. Утром Калалекв порылся в пожитках и извлек из них ту самую большую рамку из многих костей, которую Керрик уже видел.

– Мы сейчас здесь. – Он многозначительно тронул одну из боковых костей, повел пальцем направо к поперечной косточке. – Вот, плывем сюда, здесь Алланивок. Очень просто.

– Что угодно, – ответил Керрик, крутя сложную рамку, – только не просто. – И тут он вспомнил. – Армун, расскажи Калалекву о картах мургу. Я прихватил их с собой. Рассказывай, пока я найду их.

– Но что это такое?

– Скажи ему... трудно объяснить. Скажи, что мургу переплывают океан в огромной рыбине. И находят путь по плоским листам, на которые нанесены цветные линии, Я представления не имею, как ими пользоваться. Может быть, он сумеет понять?

Столпившись вокруг Керрика, парамутаны удивленно охали над картами, не зная даже, каким словом их назвать. Сначала они восхищались яркими красками и загадочными картинками и просто вертели карты так и сяк. Особенно их потрясло, что с линиями ничего не происходит, даже если поскрести карту ногтем или потереть слюной. Линии оказались закрытыми чем-то прозрачным и непонятным. Подождав, пока все вдоволь наглядятся, Калалекв принялся разглядывать подробности.

Ближе к вечеру ветер усилился, нагнал на небо черные облака. В предыдущие дни уже набегали шквалы и недолгие ливни, но сейчас близилась настоящая буря. Керрик поглядывал на небо не без опаски, но парамутаны с довольными выражениями на лицах копались в пожитках. И когда начался ливень, они распростерли над иккергаком большую шкуру, собирая в нее капли дождя. Ветер трепал ее и пытался вырвать из рук, сверкала молния, грохотал гром. Дело оказалось нелегким, но оно стоило усилий, – прежде чем гроза миновала их, они успели наполнить водой три меха, к тому же все напились вволю.

После грозы стало прохладнее, небо затянули облака. Морская болезнь отступила, сделавшись лишь легкой докукой, и Керрик с увлечением приступил к изучению речи парамутанов. Когда он встречался с трудностями, Армун объясняла, потом он стал практиковаться, разговаривая с парамутанами. Они были даже рады: эти великие говоруны имели склонность разговаривать сами с собой, если не находилось желающего послушать. Время потихоньку шло, но однажды рассвет подарил им сюрприз – над головой пролетели две белые птицы. Керрик не счел это важным, пока Калалекв не пояснил:

– Там должна быть земля, и она близко.

После этого все торчали у борта и глядели вдаль, наконец одна из женщин завопила и едва не вывалилась за борт, но две товарки удержали ее – одна за лодыжки, а другая за хвост, показавшийся из-под одежды, когда ее голова окунулась в воду. Ее втянули назад, с мокрого улыбающегося лица капала вода, а в руке она держала длинную ленту водоросли.

– Эти растут неподалеку от берега, – объявила она, с удовольствием придавливая пальцами лопающиеся воздушные пузырьки.

Но до земли оказалось неблизко. Налетали бури, дул встречный ветер, и раздосадованные парамутаны спустили на воду одну из лодок. Ее привязали к носу сплетенным из тонких полосок кожи канатом, и теперь четверо гребцов – мужчины и женщины – сменяли друг друга на веслах. Пыхтя и потея, Керрик с Армун в свой черед гнали огромный иккергак черепашьим шагом к берегу. А потому все обрадовались, когда с запада подул легкий ветерок; и громкими криками лодку подняли на борт и поставили парус.

На следующий день перед самым закатом кто-то заметил на горизонте темную линию. Немедленно начался громкий спор, облако это или земля, наконец под радостные вопли все убедились, что это и вправду суша. Парус спустили, а свисавший с кормы плетеный канат не давал волнам гнать их к берегу.

Утром, когда все проснулись, солнце уже поднималось над лесистыми холмами, оказавшимися на самом деле куда ближе. Калалекв вскарабкался на мачту повыше и, глядя сверху, отдавал приказания. Наконец он закричал и указал на север – на несколько островков возле берега. Поймав бриз в паруса, они повернули и добрались туда довольно быстро. Острова миновали после полудня, за ними оказался песчаный пляж, а еще дальше на траве теснились черные паукаруты.

– Алланивок! – громко крикнул кто-то, и все парамутаны радостно закричали.

– Лес, кусты, – заметил Керрик, – охота здесь должна быть хорошей. На этой земле нет мургу, парамутаны их не встречали. Может быть, здесь найдется место для нас. Забыть про мургу и никогда не вспоминать более.

Армун молчала, добавить ей было нечего. Она понимала, что будет помнить об оставшихся за морем саммадах, гонимых мургу. Больше он не говорил об этом. Но по лицу она видела, что мысли об оставшихся не покидают его. Сами-то они будут в безопасности. А как же остальные?

Глава тридцать вторая

Как всегда, встреча у парамутанов сопровождалась криками, смехом и пиршеством. Встречавшие радостно вытащили иккергак на песок, поближе ко всем остальным, а потом, хихикая и толкаясь, разгружали его, не забывая угощаться. Великолепно протухшее за долгое путешествие мясо было с наслаждением съедено. Армун принялась помогать женщинам, а Керрик торопился оглядеть окрестности, понимая, что не может помочь Калалекву ставить паукарут. Взяв с носа иккергака лук и копье, он миновал паукаруты и направился к лесистым холмам. Он с наслаждением ощущал под ногами твердую почву после неизвестно скольких дней, проведенных в иккергаке, хоть земля и покачивалась у него под ногами. Подойдя к лесу, он глубоко вдохнул аромат листвы. Добрая земля.

Увы, морозные зимы и сюда дотянули свои холодные руки. Была середина лета, но в глубоких оврагах еще лежал снег. На деревьях посвистывали птицы, крупных зверей не было видно. Быть может, искусный охотник и сумел бы заметить следы, но Керрику это не удалось. К тому же он быстро устал: ослабевшие на море ноги отвыкли от быстрой ходьбы. Но идти по твердой земле было так приятно, и он шел вперед, преодолевая усталость. Он принюхался. Запах прелых листьев, травы и отвратительный запах гниющего мяса, принесенный ветром. Вместе со странным хрустом.

Керрик остановился, замер, потом медленно нагнулся и бесшумно положил копье. Наложив на лук стрелу, он отправился дальше, не выпуская из рук оружия. Хруст становился громче, впереди на поляне что-то зашевелилось. Медленно, прячась в тени, он крался вперед и наконец застыл в изумлении.

На земле лежала растерзанная туша оленя, но пожиравшего добычу хищника Керрик поначалу не рассмотрел. Голова высокого тонкого существа была опущена вниз. Потом оно выпрямилось, вырвав из тела кусок мяса. Окровавленная голова и клюв, немигающий взгляд – какой-то мараг? Однако это была птица. Голова ее возвышалась над Керриком, ноги были толще, чем у него, по бокам топорщились крохотные крылышки. Должно быть, он шевельнулся – птица взглянула на него, хрипло вскрикнула, выронив кусок мяса, и захлопала крыльями. Он поднял лук, натянул тетиву и выпустил стрелу.

И промазал. Птица закричала, и он медленно стал отступать к деревьям. Он еще отыщет ее и убьет. Времени много. Когда птица исчезла из виду, Керрик повернулся и направился к морю.

Паукарут уже поставили, и Калалекв сидел перед ним на солнышке, разложив на коленях карту иилане. Он улыбнулся подходящему Керрику и потряс картой.

– Что-то здесь есть. Скоро я все пойму. Я уже знаю кое-что. Видишь зеленые чешуйки? Знаешь что это? Океан. Скоро я все пойму.

Заслышав голоса, Армун вышла из шатра. Керрик рассказал ей о встрече с гигантской птицей.

– В новой земле – новые звери, – с невозмутимой практичностью отвечала она. – Надо и мне посмотреть. Ты ничего не знаешь о кустах и растениях. В лесу всегда можно найти еду, если знаешь, где искать.

– В лесу опасно. Я не пущу тебя одну. Пойдем вместе.

От этих слов выражение ее лица изменилось, и Армун схватила Керрика за руку, словно пытаясь удержать на месте.

– Они дожидались нашего иккергака, чтобы вместе отправиться на север, охотиться на уларуаква. Идут одни мужчины, даже подростков с собой не берут. Это самое важное из того, что они делают.

Он поглядел на грустное лицо – в ее глазах прятался страх.

– Они хотят, чтобы и ты отправился с ними.

– Я должен?

– Нет, они уверены, что ты будешь польщен их предложением. Это великая честь, и парамутаны рассчитывают, что ты не откажешься. Но я не хочу, чтобы ты покидал меня.

Он понимал ее: слишком долго они пробыли врозь – и попытался ободрить:

– Это же наверняка ненадолго, ну как сходить на охоту. Вот увидишь.

После долгого путешествия через море Керрику не хотелось вновь вверяться волнам. Но отказываться было нельзя: мальчики с завистью смотрели на него, а женщины похлопывали по плечу, когда он проходил мимо, – ничего не сулит большей удачи, чем прикосновение к тому, кто впервые отправляется за уларуаквом. Остаток дня ушел на подготовку иккергаков, а большая часть ночи на пир – все с удовольствием доедали старое мясо, ведь охотники вернутся со свежатиной.

Отплыли утром, Армун осталась в паукаруте, чтобы не видеть отплытия, и вышла, когда крохотный флот превратился в пятнышко на горизонте.

Иккергаки плыли прямо на север, и, повинуясь парамутанской разговорчивости, Калалекв немедленно сообщил Керрику, зачем они это делают.

– Лед, мы плывем ко льду. Уларуаквы держатся возле него.

Керрик так и не понял, почему эти морские создания плавают возле кромки льда. Потому что Калалекв пользовался новыми словами, еще неизвестными Керрику. Придется подождать, пока они доберутся до льдов, там он все и узнает.

Много дней прошло в море, наконец вдали показалась белая полоска льда. С радостными воплями парамутаны приближались к ледяной стене, возвышавшейся над головами. Волны плескались о нее, внизу были видны какие-то темные массы, облепившие подводную часть льда.

– Квунгулекв, – сказал Калалекв, поглаживая живот. – Уларуаквы приплывают и едят это. А мы приплываем и едим их. Вот потеха!

Они повернули и двинулись вдоль кромки льда. Керрик увидел, что квунгулекв – это какие-то зеленые морские растения, огромные листы их колыхались в чистой воде. Он еще не видел таких. Тут он понял. Уларуаквы приплывают сюда пастись, тут их и выслеживают парамутаны. Он взволнованно посмотрел вперед, пытаясь увидеть, кто пасется на холодных подводных лугах.

Незаметно общее возбуждение, предвкушение охоты охватило и Керрика. Следуя вдоль ледяной стены, иккергаки повернули на запад. Достигнув первого из плавающих айсбергов, парамутаны выстроили корабли в цепочку и стали осматривать ледяные глыбы и воду между ними. Но не в одиночку. Здесь охотились все вместе, и иккергак всегда держал соседние в поле зрения. Суденышко Калалеква было в середине цепочки. Иккергаки справа и слева были видны хорошо, а другие то и дело пропадали из глаз, скрываясь за ледяными глыбами.

Поскольку иккергак принадлежал Калалекву, то он имел право стоять на носу и бросить копье. Длинное тяжелое древко оканчивалось костяным наконечником, многочисленные зазубрины на котором удерживали копье в теле животного. Калалекв сидел и смазывал жиром длинный канат, укладывая его рядом в ровную бухту. Остальные высматривали добычу.

Пять дней они плыли на север, днем выслеживая морских зверей, а на ночь причаливая ко льдам. Каждый рассвет заставал кораблики уже рассыпавшимися охотничьим строем. На шестой день, втягивая рыболовную снасть, Керрик услышал, как один из наблюдателей разразился восторженным криком.

– Смотрите! Сигнал!

На иккергаке слева размахивали темной шкурой. Заметив это, Калалекв последовал примеру сигнальщика, передавая весть по цепочке. Стадо заметили – наконец начиналась охота.

Первые иккергаки, качаясь на волнах, поджидали отставших, а потом все дружно рванулись с попутным ветром на запад.

– Вот они! – кричал Калалекв. – Прекрасные! Я никогда не видел ничего прекраснее их!

Керрик видел только темные пятна на льду. Это была пища, укрытие, сама жизнь парамутанов. Существование этого народа зависело от уларуаквов, в погоне за зверями люди пересекли океан, от берега до берега. Неудачи не должно быть.

Уларуаквы приближались, и Керрик наконец увидел огромные темные спины. У них были круглые головы и толстые губы. Ими они отрывали огромные полосы квунгулеква. Они напоминали Керрику урукето, такие же огромные, только высокого плавника на спине у них не было. Время от времени какой-нибудь из них высоко выпрыгивал из воды и с ужасающим плеском обрушивался вниз. Иккергаки подобрались поближе, обойдя пасущуюся стаю, и начали расходиться. Калалекв кивал со знанием дела.

– Двигайтесь вперед, пусть они нас увидят, пусть плывут на нас.

Он мельком глянул на иккергак неподалеку, который тоже, спустив парус, качался на волнах. Остальные же торопились, распустив паруса. Огромные животные неторопливо паслись, не обращая внимания на подбиравшиеся все ближе иккергаки. Хлопая парусом, их суденышко мерно раскачивалось на волнах. Уже чувствовалось напряжение, и Калалекв потрясал копьем, переминаясь с ноги на ногу.

– Поворачивают! – завопил кто-то.

Все случилось мгновенно, и Керрик поспешил убраться с дороги. Парус подняли и натуго привязали, кормчий же, впервые повернувшись лицом вперед, повел иккергак прямо на стаю, вспугнутую другими суденышками. Не двигаясь и не обращая внимания на крики, Калалекв в напряжении замер на носу. Темные фигуры уларуаквов приближались.

– Ну! – выкрикнул Калалекв. – Разворачивай!

Кормчий изо всех сил навалился на весло, а остальные парамутаны принялись перебрасывать парус на другую сторону мачты. На миг он опал – и сразу же надулся вновь. Теперь они двигались в обратную сторону, уходя от уларуаквов.

Причина маневра была понятна. Иккергак не мог перегнать быстро движущейся стаи. Но сейчас морские гиганты настигали судно, и, пока они медленно скользили мимо, Калалекв мог выбрать жертву. Невозмутимо сигналя обеими руками кормчему, он велел повернуть иккергак в нужную сторону и словно не слышал советов и подсказок.

Суденышко очутилось посреди стаи, влажные гладкие тела скользили мимо с обеих сторон.

– Пора! – рявкнул Калалекв и острием копья пронзил пузырь, свисавший с носа иккергака, неподалеку от его ног.

Наконечник потемнел, с него закапали черные капли, по всему суденышку распространилось зловоние. Иккергак качнулся, столкнувшись со спиной уларуаква.

Изо всех сил Калалекв ударил копьем в бок морского зверя и отскочил в сторону, чтобы свернутый линь, разматываясь, не унес его за борт. Вонь из проткнутого пузыря была такая, что Керрик мгновенно приник к борту: его выворачивало наизнанку. Сквозь слезы он видел, как Калалекв рассек веревку, пузырь свалился в море и остался позади.

Когда это было сделано и за борт ушли последние остатки линя, Калалекв вытолкнул за борт надутую шкуру. Привязанная к линю, она закачалась на волнах. Иккергак развернулся следом за нею.

Калалекв вновь залез на мачту и начал распоряжаться. Если надутая шкура исчезнет из виду, все хлопоты окажутся напрасными.

Поглядев на Керрика, кормчий расхохотался.

– Сильный яд, хороший и крепкий. От одного запаха выворачивает наизнанку. Даже уларуакв долго не протянет, получив в шкуру такое копье.

Он оказался прав: надутая шкура скоро медленно заколыхалась на волнах, в воде угадывался огромный неподвижный силуэт уларуаква. Остальные звери исчезли, иккергаки подтягивались поближе.

– Хороший удар, а? – сказал Калалекв, слезая с мачты и лаская взглядом добычу. – Разве случалось тебе видеть такой?

– Нет, – честно признался Керрик.

Впрочем, скромность не входила в число добродетелей у парамутанов.

– Скоро он всплывет, потом начнет тонуть, и ты увидишь, что мы делаем, чтобы не потерять добычу.

К тому времени, когда спина уларуаква показалась среди плескавшихся волн, приблизились и остальные иккергаки. С удивлением Керрик видел, как парамутаны по одному снимали меховую одежду и ныряли в ледяную воду с костяными крюками, наподобие рыболовных, только очень больших. Зажав в зубах привязанные к ним кожаные лини, они подныривали под уларуаква. Когда они вновь показывались на поверхности, их подхватывали и втаскивали в иккергаки; по гладкой шерсти парамутанов стекала вода. Дрожа и ежась, они отряхивались, натягивали одежду и громко хвастались своей храбростью.

Но никто не обращал на них внимания, все усердно тянули канаты. Здесь особого умения не требовалось, и Керрик изо всех сил помогал. Цель этого занятия стала ясной, когда туша уларуаква медленно шевельнулась в воде и с плеском перевернулась. Крючья были зацеплены за плавники, теперь морской зверь плыл вверх светлоокрашенным брюхом.

Часть покрывавшего днище иккергака решетчатого пола подняли и извлекли какие-то кольца. Это оказалась кишка какого-то зверя, покрытая густым слоем жира. Заканчивалась она длинной полой костью с заостренным концом. Сбросив одежду, Калалекв зажал кишку в зубах и перевалился через борт. Где вплавь, где ползком, он добрался до тела уларуаква и взобрался ему на брюхо. Нагнувшись, он ткнул в упругую кожу пальцем, потом стукнул кулаком. Перешел в другое место и повторил эти же действия. Потом достал изо рта заостренную кость и, размахнувшись, вонзил ее, изо всех сил стараясь пробить упругую шкуру животного. Потом стал вертеть и крутить ее, пытаясь протолкнуть поглубже.

– Давайте! – крикнул он и встал, ежась от холода и обхватив себя руками.

Поначалу Керрик подумал, что двое парамутанов будут откачивать из иккергака воду. Потом он увидел, что длинная кишка присоединена к большому насосу и внутрь уларуаква стали накачивать воздух, а не воду. Трубка сначала извивалась, но, надувшись, выпрямилась. Калалекв последил за ходом дела, убедился, что все в порядке, потом соскользнул в воду и поплыл к иккергаку.

Встряхиваясь и одеваясь, он громко хохотал, но, когда попытался заговорить, оказалось, что его зубы выбивают невозможную дробь.

– Пусти, дай согреться, – обратился он к одному из яростно качавших насос парамутанов. Тот уже устал и рад был помощи. – Теперь мы... накачиваем его... воздухом. Чтобы плавал, – запыхавшись, пояснил Калалекв.

Керрик сменил второго парамутана и принялся столь же яростно качать, но скоро уступил место новому добровольцу.

Вскоре они уже могли увидеть плоды своих усилий, – огромная туша медленно выступала из воды, и, когда появилась вся, зацепленные за плавники лини раздали по иккергакам. Поставили паруса, и маленькая флотилия тронулась в путь, увлекая за собой морского гиганта.

Глава тридцать третья

Назад они плыли через густые заряды снега первый признак того, что осень подходила к концу. Парамутаны наслаждались погодой, радостно нюхали воздух и слизывали выпавший снег. Когда они добрались до берега, снегопад стал еще гуще, и черные пятна паукарутов с трудом угадывались за белой пеленой. Миновав стойбище, они направились к скалистому берегу позади него, из-за которого паукаруты были поставлены именно на этом месте.

Изборожденные непогодой скалы ровным клином спускались в море. Зачем было нужно это место, стало ясно, когда веревки от уларуаква передали женщинам. Завидев маленький флот, они повысыпали на берег и теперь кричали и размахивали руками. Керрик отыскал глазами Армун и кричал ей до тех пор, пока она не замахала в ответ. Все волновались – огромная туша уларуаква покачивалась возле берега, и ее удерживали за канаты. После шумного обмена мнениями ее развернули хвостом к северу и привязали к скалам. Когда кончился прилив, веревки отцепили от плавников и обмотали вокругхвоста, распластавшегося по камням.

Расталкивая довольных парамутанов, Керрик пробирался к Армун, но их разделила группа визжащих охотников, на плечах которых восседал Калалекв. Его передавали из рук в руки и наконец аккуратно усадили верхом на огромный плавник. Там он вынул нож и принялся пилить неподатливую кожу, пока не вырезал кровавый кусок мяса. Он мазал им свое лицо, пока оно не стало таким же красным, как руки. Потом откусил и стал жевать, бросив кусок толпе, заливавшейся истерическим смехом.

Выбравшись из свалки, Керрик нашел Армун.

– Удачная охота, – сказал он, указывая на огромную тушу.

– Самое главное – ты вернулся.

– Нечего было бояться.

– Я не боялась. Это разлука. Я не хочу ее.

Она не сказала, что после отплытия каждый день сидела у моря, вспоминая его и недолгую совместную жизнь. И когда она поняла, что стала вновь прятать раздвоенную губу за отворот одежды, как делала когда-то, то осознала, что в Керрике – вся ее жизнь и счастье, невозможное для отверженной, какой она была почти всю свою жизнь. Теперь, когда его не стало рядом, она снова сделалась другой. Той, прежней, которая так не нравилась ей самой. Она не хотела даже вспоминать об этом.

Они вместе направились к паукаруту, где он разделся, а она смыла дорожную грязь с его тела. А потом, уложив его под теплые шкуры, она сбросила одежду и скользнула ему под бок. Им некому было помешать, все парамутаны были на берегу. Сливались дыхание, тела, радость.

Потом она поднялась и принесла еду.

– Я разводила костер и коптила рыбу сразу, как только ловила. Хватит с нас тухлятины. А вот корешки, я выкопала их в лесу, они здесь точно такие же. – Заметив тревогу на его лице, она потянулась к его губам и улыбнулась. – Я была не одна. Мы, женщины, выходили вместе, брали мальчиков с копьями. Мы видели больших птиц, но не подходили к ним.

Парамутаны не возвращались в паукаруты до темноты. Быстро перекусив, они повалились спать – следующий прилив должен был начаться ночью. Оставшиеся следить за морем мальчишки с воплями заметались среди паукарутов, когда настало время высокой воды. Все высыпали под ясные звезды и, выдыхая белые облачка пара, потянуло веревки на берег. На этот раз дружными усилиями они сумели затащить хвост уларуаква повыше на наклонную скалу. Теперь никакая волна не могла унести его в море.

Утром начали разделывать добычу. Срезав огромными полосами кожу и жир, добрались до мяса. Скала окрасилась кровью гиганта. Калалекв не принимал участия в работе, а просто посмотрел, и, убедившись, что все делается как надо, вернулся в паукарут и вновь достал карты.

– Я думал о них все время, пока мы плавали за уларуаквом. Я глядел на воду, я глядел на небо и думал о них. А потом начал понимать. Эти мургу все делают не так, как мы, они и плавают по-другому, но море-то одно для всех. Я покажу тебе, до чего додумался, а ты скажешь, есть ли правда в моих мыслях.

Разложив карты иилане на земле, он обошел их со своей навигационной схемой, сделанной из костей. Покрутив ее в руках, он осторожно положил ее на карту, развернув в нужную сторону.

– Ты помнишь, мы пересекали океан, следя за неподвижной звездой. Мы плыли вот так, и вот где мы оказались. Вот земля, вот лед, вот место, где мы встретили вас, а здесь мы сейчас.

Следя за коричневым пальцем, Керрик не понимал ничего из того, что было очевидно для парамутана. Для него это были просто кости. Но он согласно кивал, не желая прерывать его. Калалекв продолжал.

– И вот что я стал понимать. Мургу плавают в южных морях – ты объяснил мне, что они не могут жить среди снега. Мы любим снег и лед, мы живем на севере. Но кое-что в море двигается с юга на север. Это – река теплой воды посреди моря, она течет с юга, мы ловим в ней рыбу. Теплая вода заходит далеко на север, и в ней много рыбы. Но откуда она течет, объясни мне? – Улыбаясь и гладя шерсть на щеках, он дожидался ответа.

– С юга?

Неуверенный ответ восхитил Калалеква.

– Да-да, и я так думаю. И ты согласен со мной. Погляди-ка на карту мургу. Если тут море, а тут вода, значит, оранжевым цветом обозначены теплые воды, текущие с юга. Так?

– Так, – согласился Керрик, ничего не различая ненаметанным глазом.

Поддержка воодушевила Калалеква.

– Вот она оканчивается, на краю карты. И раз мургу не плавают на север, значит здесь она и находится. И на их карте обозначена земля, и на моей. И, если я не ошибаюсь, мы сейчас находимся именно там!

Керрик не мог разобраться в костяной схеме, но в карте иилане виделась известная логика. Если оранжевый завиток обозначает теплое течение, что значат тогда пересекающие его голубые вихри? Неужели все это зеленое пространство и есть океан? А темная зелень – суша? Возможно. Он провел пальцем по краю темно-зеленого пятна слева, там где оно переходило в светлую зелень воды. Очертания чем-то напоминали ему ту модель, которую он видел в Деифобене. А крупицы золотого металла под поверхностью карты... что означают они?

Алакас-Аксехент! Он вздрогнул всем телом, когда эти слова пришли на память. Алакас-Аксехент.

Цепочка, россыпь драгоценных камней. Ему показывали эти острова, когда урукето плыл мимо. Тогда они возвращались в Алпеасак. Он повел пальцем по светлой зелени к краю темного пятна, туда, где, по его мнению, лежал Алпеасак. Два крохотных желтых штриха. Алпеасак.

Прекрасные пляжи.

– Ты прав, Калалекв. Эти карты можно понять, в них кроется смысл. Ты одарен великой мудростью среди парамутанов и превосходишь весь мир в знании своего дела.

– Верно! – с восторгом отозвался Калалекв. – Я всегда понимал это! Если ты разобрался в карте, расскажи мне, что значат эти странные знаки.

– Вот место, где мы сожгли город мургу. А вот здесь мы встретились, ты сам так говорил. Вот сюда мы приплыли, почти на самый край карты. А вот, видишь, океан сужается? Это Генагле. А вот эта земля к северу простирается до Исегнета. Здесь, на юге, лежит весь Энтобан.

– Огромная страна, – удивился Калалекв.

– Да, и кругом там одни мургу.

Согнувшись над картой, Калалекв с благоговением и восхищением водил пальцем вдоль контуров континентов. Он еще раз показал, где расположено их стойбище, потом провел пальцем дальше на север, где возле берега был большой остров.

– А здесь не так, – сказал он. – Здесь лед и снег не тают. Я не знаю этого острова.

Керрик подумал о суровых зимах, которые с каждым годом становились холоднее. Снег с каждым годом продвигался все дальше на юг... И тут он понял.

– Эта карта очень стара. На ней обозначена земля, которая теперь покрыта льдами. Когда-то мургу плавали сюда. Здесь есть их отметки. Видишь эту красную?

Калалекв внимательно посмотрел и согласился. Потом повел пальцем по берегу до места, где располагалось стойбище.

– Вот наши паукаруты. А вот на берегу, к югу отсюда, такая же красная метка. Такая же, как и на севере. Что она значит?

Керрик в отчаянии глядел на карту. Это было недалеко, на севере от Генагле, почти рядом с паукарутами. Обе красные метки казались одинаковыми.

– Там мургу, вот что это значит. Они недалеко. Мы убежали от них, но они нас опередили!

Керрик без сил опустился на землю. Неужели и впрямь некуда деться от иилане? Или они поплыли на холодный север только для того, чтобы обнаружить стерегущих их мургу? Неужели это возможно? Как же они могут жить здесь, в холодных краях? Но красная метка была здесь... две метки. То место, которое было отмечено северной меткой, скрыто льдами. Но та, что к югу... Он поглядел прямо в глаза Калалекву.

– Думаем ли мы об одном и том же? – осведомился Калалекв.

Керрик утвердительно кивнул.

– Да. Если мургу рядом, мы не можем чувствовать себя в безопасности. Значит, надо узнать, что означает эта красная отметина. Мы отправимся туда сразу, как только вы освободитесь. Надо успеть до зимы. Времени осталось немного.

Собрав карты, Калалекв радостно ухмыльнулся.

– Я хочу увидеть твоих мургу, о которых ты столько говорил. Прогуляемся, сейчас как раз подходящее время.

Керрик не разделял радости парамутана. Неужели и в этих дальних краях начнется сражение? При этой мысли ему вспомнилась пословица иилане. Куда бы ты ни пошел, куда ни поплыл – отца не встретишь. Энге научила его ей, а потом старательно растолковывала смысл, но он так и не понял его тогда. В яйце тебе спокойно, ты под защитой отца, но, когда вступаешь в море, никто не станет оберегать тебя. И жизненное странствие всегда кончается смертью. Неужели и его скитания – только путь к смерти?

Армун разделяла его отчаяние.

– Ты уверен, что где-то рядом мургу? И для этого мы плыли через океан, для этого бросили Арнхвита?

– Я ни в чем пока не уверен, поэтому я должен побывать в этом месте и посмотреть, что там.

– Поэтому мы и отправимся туда. Вместе.

– Конечно. Вместе. Навсегда.

Калалекв мог бы до краев набить волонтерами свой иккергак. Охота на уларуаква свершилась. Долгий и тяжелый труд мясника никому не сулил удовольствия. Калалекв подобрал экипаж, погрузили припасы, и уже через день они вышли в море.

Стоя на носу, Керрик переводил взгляд с берега на карту... Куда они плывут? Что их ждет впереди?

Глава тридцать четвертая

Mareedege mareedegeb deemarissi.

Ешь других – или тебя съедят.

Апофема иилане

Зажав в руках живые поводья, приросшие к губам таракаста, Вейнте восседала верхом у него на шее, излучая силу и власть каждым движением тела. Уставший от ожидания скакун крутился под нею, поворачивал длинную шею, косил глазом, шипел и щелкал клювом. Натянув поводья, она еще раз осадила его. Таракаст простоит на месте весь день, если будет на то ее воля. Под обрывом по мелководью к берегу широкой реки брел последний уруктоп. Его восемь ног медленно переступали – ящер устал, переплывая реку; погоняла его одинокая наездница, оседлавшая плечи. Когда чудище отдохнет, можно будет выступать в путь, рассадив по местам фарги, уже перебравшихся через реку в лодке. Все шло по плану. Фарги, перебравшиеся на этот берег вчера, сворачивали походный лагерь, скатывали колючие лианы, ставшие безопасными под лучами солнца, увязывали вместе светозверей и оборонительные крупные хесотсаны. Скоро все будут готовы. Кампания продолжалась.

Вейнте обернулась и поглядела на дальние холмы за покрытой травой равниной. Мысль ее стремилась дальше – в долину, где прячутся устузоу. Через все преграды она доберется туда... она отыщет этих грязных зверей. Ненависть сотрясала ее тело, зубы оскалились. Таракаст фыркнул, когда она стиснула ногами его шею: она утихомирила ящера, изо всех сил дернув за нижнюю губу. Устузоу погибнут... все до единого. Резким пинком она послала своего скакуна вперед, вниз по склону, к лагерю передового отряда.

Заметив приближавшуюся Вейнте, Меликеле отвернулась от фарги и растопырила руки в приветственном жесте, – как подобает нижайшей перед высочайшей, с радостью и теплотой. Чувства эти были искренни, и она не скрывала удовлетворения при виде Вейнте. Теперь она редко вспоминала об окруженном морем Икхалменетсе и его эйстаа, которая была теперь так далеко. В этом городе она была простой фарги, ненужной и нежеланной, невзирая на умение умно говорить. Вейнте переменила положение дел, дав Меликеле возможность возвыситься на службе с невероятной быстротой. Вейнте не только карала неудачниц, но и по заслугам вознаграждала тех, кто следовал за нею, проявляя необходимое благоразумие. И покорность. Меликеле была покорной и не думала вести себя иначе, – ведь она хотела только служить Вейнте.

– Все готово, – ответила она на вопросительный жест.

Вейнте изящно спрыгнула со скакуна и оглядела продуманный круговорот рабочих бригад фарги.

– Меликеле, ты хорошо справляешься с делами, – проговорила она, сопровождая слова жестами усиления.

– Я лишь повинуюсь приказам высочайшей Вейнте. Жизнь моя – в твоих пальцах.

Вейнте воспринимала все как должное – Меликеле говорила, подчеркивая силу своих обязанностей. Как нужны были Вейнте такие стойкие и надежные помощницы. Ум и верность сочетаются редко, даже среди избранных, вверенных ей Ланефенуу. По правде говоря, все эти приживалки выбраны были за преданность эйстаа, а не за какие-нибудь способности. Слишком сильной и независимой считала себя Ланефенуу, чтобы позволять кому-нибудь расти рядом с собой. Вейнте понимала, что настанет день, когда и она может показаться лишней Ланефенуу. Но день этот был впереди. И пока все свои способности и силы Вейнте устремляла на уничтожение устузоу, Ланефенуу нечего опасаться за власть над городом. А сейчас время разрушения.

Ее конечности задвигались, повинуясь силе эмоций, и Вейнте громко проговорила:

– А теперь, сильная Меликеле, бери своих фарги, а я последую за вами на расстоянии дневного перехода. Разведчицы уже впереди, они удалились на столько же. Все они верхом на таракастах и должны обыскать окрестности вдоль маршрута. Заметив устузоу, они остановятся и подождут твое войско. Знаешь ли ты, где разбить следующий лагерь?

– Я вновь и вновь изучала снимки, но пока не уверена, смогу ли узнать эту местность. Если возникнут сомнения, я положусь на двух проводниц.

– Делай так – они уже прошли со мной этот путь. – Вейнте оценила честность, с которой Меликеле призналась в недостатке знаний, – ведь она была уверена в своих силах и умела положиться на остальных. – Знаешь ли ты, где вы будете ждать нас?

– Знаю. На берегах желтой, извилистой реки. – Она подняла вверх обе ладони. – Мы должны остановиться через тен ночевок, я не забуду счет времени.

– Будь внимательна. Среди устузоу есть один зверь, он очень хитер, когда дело касается битвы. Опасайся ловушек и засад, помни, как они напали на нас на острове и потом бежали ночью под проливным дождем. На этот раз устузоу не должны спастись. Мы должны их выследить и убить, но не забывай про опасность, иначе все мы погибнем.

– Ешь других – или тебя съедят! – мрачно произнесла Меликеле, сжав в кулаки сильные руки в жесте предельной угрозы. – Мой голод сильнее!

– Хорошо сказала. Встретимся через тен дней.

Вейнте впилась когтями в бок скакуна. Гневно зашипев, он прянул на дыбы и крупной рысью направился прочь. Меликеле вернулась к работе. После того как было собрано ночное ограждение, уруктопов быстро догрузили. Меликеле миновала строй фарги, державших оружие на изготовку. В долгий путь она взяла из города лишь тех, кто был поумнее и уже умел говорить. Поэтому можно было надеяться, что на каждом уруктопе окажется хотя бы одна, способная отличить порядок от беспорядка, проследить, чтобы все было на месте, в порядке. Меликеле проковыляла вразвалку к передовому уруктопу и вскарабкалась на него. Потом велела таракасту-разведчику двигаться вперед. Вейнте выделила ей одного скакуна, но Меликеле так и не освоила езду верхом. Это не смущало ее. Она умела командовать подчиненными, исполняя приказы Вейнте, роль эта доставляла ей удовольствие. По сигналу Меликеле авангард выступил в поход.

Уруктопы неторопливо и размеренно топали восемью мускулистыми ногами. Пусть небыстро, но они могли шагать от зари до зари, не требуя отдыха. Ума у них почти не было, и, если не приказать вовремя, чудища эти будут идти и идти, пока не свалятся от голода. Меликеле знала их слабости и всегда следила, чтобы в конце дня громадных ящеров не забыли напоить и пустить пастись в болото или в лес. В самом начале пути она заметила, что толстые когти на двух задних парах ног начинали трескаться от постоянной ходьбы, потом отрывались, оставляя кровоточащие раны. Они не заживали, и неразумный гигант истекал кровью, слабел и мог подохнуть. С разрешения Вейнте Меликеле отобрала двух самых смышленых фарги, обученных Акотолп перевязывать и обрабатывать раны. Но на всякий случай сама каждый вечер проверяла состояние всех уруктопов.

Этот день, как и остальные, прошел в бездумном и непрестанном движении. Таракасты то рысили, то брели, то забегали вперед; невеселый ландшафт медленно исчезал позади. Около полудня пошел прохладный дождик, но сразу проглянуло солнце, высушило и согрело кожу. Теперь солнце светило в глаза. Оно уже опускалось к горизонту, когда колонна приблизилась к отряду таракастов, поджидавших возле широкого ручья. Земля здесь была утоптана, редкие кусты поломаны. На этом месте долго стояло большое войско. Это было то самое место. Получив жесты согласия разведчиц, она начала отдавать приказы фарги, которые стали разбивать лагерь.

Исполняя строгий приказ, верховых ящеров поили и пускали пастись. За таракастами надо было следить, они всегда могли убежать. Не то что уруктопы – они могли даже не вспомнить о еде, если бы ездовые буквально носами не тыкали их в свежие листья. Только тогда уруктопы принимались за еду. Удивительно глупые создания.

Фарги смогли поесть, только разложив ночное ограждение. К наступлению темноты всех верховых зверей завели в лагерь и стреножили. Ночами здесь было прохладно, и фарги кутались в спальные плащи. Разложив свой, Меликеле не торопилась заворачиваться в него, пока совсем не стемнело и из лиан не выступили шипы. Дождавшись этого, она с удовлетворением оглядела покачивавшиеся в воздухе ядовитые колючки, думая: кончился день, выполнены все работы. Тогда легла и она, тщательно завернувшись в плащ, удовлетворенная тем, что верно исполняла повеления великой Вейнте еще один день. Глаза ее закрылись, и она мгновенно погрузилась в глубокий сон.

Вокруг нее спали фарги под защитой колючих лиан, светозверей и ночных хесотсанов, которые сразят всякого, кто посмеет нарушить покой. Некоторые из таракастов крутились и сердито шипели друг на друга. Но скоро и они успокоились и уснули, прикрыв носы хвостами. Спали иилане, спали и их животные.

Лагерь был расположен на равнине: только там, куда ветер нанес почву к невысокому нагромождению скал, был низкий пригорок. Камни были наполовину в земле, лишь у подножия склона лежала груда скатившихся вниз вымытых дождем булыжников.

Один из камней наверху вздрогнул и покатился вниз с негромким стуком.

Спавшие поблизости фарги моментально открыли глаза. Но все было спокойно, только ясные звезды горели над головою. И глаза закрылись вновь. Они видели ночью так плохо, что все равно не заметили бы, как поблизости беззвучно качнулся другой камень.

Медленно и осторожно Херилак высунул голову из-за груды камней.

Рослый охотник оглядывал лагерь. Месяц стоял еще невысоко, но на небе не было даже облачка, и звездный свет освещал спящих мургу. Высокие силуэты восьминогих зверей, маленькие фигурки закутавшихся мургу. Баки с мясом мургу по одну сторону, пузыри с ними же – по другую.

Вдруг вспыхнул свет, громко треснул хесотсан, должно быть, какая-нибудь пустынная тварь прикоснулась к ядовитым лианам. Херилак застыл, словно окаменев. Мургу, оказавшиеся поближе к свету, подняли головы, вглядываясь в ночную тьму. Свет медленно потускнел и погас. Все вновь уснули. Бесшумно и осторожно Херилак раздвинул камни и вылез.

Припав к земле, он повернулся и тихо шепнул в темное отверстие:

– Скорей! Тихо! Вылезайте!

Он отполз в сторону – словно из-под земли вынырнул другой охотник. Там, в пещере, их был целый хольт. Они вырыли это укрытие, землю кидали в реку, потом перекрыли толстыми бревнами, засыпали землей и завалили камнями, – которые теперь могли не вовремя загреметь. Копать они начали с утра – едва ночевавшие здесь мургу скрылись из виду. Теперь охотники по одному выползали, с облегчением вдыхая ночной воздух. Под землей они сидели с полудня, там было жарко и душно. Никто и не думал жаловаться – все пошли на это по собственной воле.

– Все, как ты сказал, Херилак, – шепнул ему на ухо один из охотников. – Они всегда ночуют на одном и том же месте.

– Да. А теперь за дело. Убивайте.

Они не знали пощады и убивали со знанием дела. Лишь изредка негромкий стон звучал над лагерем – это сраженные во сне ножами и копьями, одна за другой погибали мургу. Убив всех, охотники принялись за верховых зверей и перебили их стреляющими палками. Почуяв опасность, некоторые животные вырывались и кричали, иные пытались спастись бегством, но запутывались в отравленных лианах. Один за другим погибли и они. Истребление завершилось.

Никто из охотников не мог уснуть; вытерев кровь с рук, они уселись и проговорили до рассвета. Когда достаточно рассвело, Херилак поднялся и приказал:

– Нужна помощь. Я хочу скрыть ход в пещеру, где мы укрывались, чтобы никто не сумел его заметить. Затащите на камни несколько трупов. Не знаю, может быть, они и разыщут вход, но, если этого не случится – у них появится повод для опасений. Мургу придется подумать, как могло случиться, что мы сумели справиться с хитроумными приспособлениями, и продвижение войска замедлится.

– А они не повернут назад? – спросил Ненне.

– Нет, не дожидайся, – отвечал Херилак, чувствуя закипающий в груди гнев. – Они пойдут вперед. Но мы можем задержать их, можем убить их. Мы можем это сделать. Теперь ждите дневного света – пока колючки не втянутся внутрь, ни к чему не прикасайтесь, а лианы отодвигайте копьями. Оставьте все как есть. Берем стреляющие палки, немного мяса и все. Когда уйдем, все лианы должны лежать так, как лежали. Это зрелище причинит мургу великую скорбь. Пусть будет так.

Глава тридцать пятая

Они плыли на юг вдоль берега. Парамутанов радовало неизвестное, и они восторженными криками встречали каждый новый мыс, каждую полоску песка. Керрик не разделял их радости и с каждым новым днем все больше погружался в суровую отстраненность. Армун видела это, но могла только разделять его отчаяние, понимая, что прогнать его нечем. Они плыли на юг, погода становилась лучше, но не его настроение. И Армун была рада начавшейся непогоде – Керрику пришлось возиться с парусами и откачивать воду, так что времени на мрачные думы о будущем уже не оставалось. Береговая линия здесь поворачивала. Это было видно на карте, плыть пришлось прямо на запад. Солнце еще грело, но с севера уже налетали зимние бури с хлесткими ливнями. На восьмой день плавания шквалы следовали один за другим – это началось после рассвета, – но к середине дня последняя буря окончилась, и дождь ушел ближе к берегу.

– Смотри, радуга, – восхитилась Армун, показывая на огромную разноцветную арку, протянувшуюся из моря на берег. Одним концом она опиралась на невысокий мысок. – Мой отец всегда говорил, что на том месте, где кончается радуга, тебя ждет большой олень. И если ты поторопишься туда, а он не успеет убежать, то должен будет ответить на любой вопрос. Так говорил мой отец.

Керрик молча глядел на сушу, будто не слыша жену.

– Как ты думаешь, это правда? – спросила она.

Керрик покачал головой.

– Не знаю, никогда не слышал, чтобы большие олени говорили. Вкусные они – это я знаю, только думаю, что вряд ли способны дать разумный совет.

– Но это не простые олени. Их можно встретить только у конца радуги. Я верю в это, – твердо закончила она, а радуга таяла на глазах в густевшей пелене дождя, наползавшей на покрытые лесом прибрежные холмы.

Погрузившись в невеселое раздумье, Керрик не стал возражать ей.

После дождя ветер утих, выглянуло теплое солнце. Повернувшись к нему лицом, Армун взлохматила руками волосы, чтобы быстрее высохли. Но парамутаны явно опечалились и, жалуясь на жару, стали стаскивать меховые куртки. Стоя на носу, Калалекв смотрел на берег, легкий ветерок шевелил длинную шерсть на спине.

– Вон! – вдруг крикнул он, указывая рукой на берег. – Новое! Я такого еще не видел.

Керрик подошел к нему и стал, прищуриваясь, разглядывать далекое зеленое пятно на берегу. Наконец он догадался, что это.

– Давай к берегу, – сказал он. – Я знаю, что там. Это... – Ему не хватило слов, и он обернулся к Армун, перейдя на марбак. – Не знаю, как сказать... это такое место, куда мургу заводят своих плавающих зверей. И там всегда рядом мургу.

Армун быстро перевела его слова парамутану – глаза того округлились.

– Они действительно там, – отозвался он, наваливаясь на кормило, пока остальные возились со снастями.

Суденышко развернулось и направилось к берегу, подальше от причала иилане. Керрик водил пальцем по карте.

– Здесь, да, здесь. Мы высадимся на берег, а дальше пойдем пешком. Надо выяснить, что там такое.

– Как ты думаешь, там могут оказаться мургу? – спросила Армун.

– Отсюда не видно, но не исключено. Будем осторожны и высадимся не все.

– Если ты пойдешь, то и я с тобой.

Он хотел возразить, но твердые нотки в ее голосе не позволили прекословить, и он кивнул.

– Значит, идем вдвоем. Возьмем одного, самое большее, двух парамутанов.

Калалекв немедленно вызвался идти вместе с ними, после долгих и шумных споров к нему присоединился Ниумак, пользовавшийся репутацией великого охотника. Иккергак подошел к самому берегу. Крохотный отряд с копьями в руках выпрыгнул на песок. Пляж перегораживал скалистый мыс, его пришлось обходить лесом. Пробраться было почти невозможно: между живыми деревьями в густом подлеске лежали упавшие стволы. Наконец они решили повернуть к океану, на шум волн, разбивающихся о скалы.

– Жара, умираю, – пробормотал Калалекв: его уже шатало от усталости.

– Снег и лед, – отозвался Ниумак. – Только там живут настоящие люди. Слова Калалеква верны, и нам грозит смерть от жары.

Впереди над головами засинело небо, с моря подул ветерок. Парамутаны вознесли хвалу прохладе, которую он принес. Керрик раздвинул листья и поглядел на скалы и плещущиеся внизу волны. Они были почти возле причала. За ним виднелись какие-то круглые насыпи, но на таком расстоянии их было трудно рассмотреть.

– Я хочу подобраться поближе...

– Я иду за тобой, – отвечала Армун.

– Нет, мне лучше идти одному. Если там мургу, я просто поверну обратно. Я знаю их, знаю, чего от них можно ожидать. А вместе это будет опаснее. Пусть парамутаны тоже побудут здесь, для них это и так далекий путь. Оставайся с ними. Я вернусь сразу, как только сумею что-нибудь выяснить.

Она хотела возражать, идти за ним, но понимала, что Керрик прав. На мгновение припав к его груди, Армун легонько оттолкнула его и посмотрела на пыхтящих парамутанов.

– Ступай, я остаюсь с ними.

По лесу невозможно было продвигаться бесшумно – сушняк то и дело трещал под ногами, от лица все время приходилось отводить мертвые ветви. Обнаружив звериную тропку, спускавшуюся вниз с холма, Керрик пошел быстрее. Она вела туда, куда кужно, к берегу, и Керрик осторожно шел по ней. Когда тропа довела его до края леса, Керрик остановился и, раздвинув листья, внимательно посмотрел вперед. Перед ним был опустевший причал, округлые горки за ним оказались слишком ровными и гладкими, чтобы быть делом рук природы. К тому же, он заметил в них двери.

Идти вперед? Если там живут иилане, как еще может он выяснить это. Урукето у берега не было. Но иилане могли жить здесь.

Резкий треск хесотсана трудно было с чем-то перепутать. В панике он припал к земле. К счастью, стрелявшая промахнулась. Пора убираться.

Послышался топот тяжелых ног, и, бросившись в густые заросли, Керрик заметил бегущую к нему иилане с хесотсаном. Заметив его, она остановилась, согнув руки в удивлении. Потом направила на него хесотсан.

– Не стреляй! – крикнул он. – Почему ты хочешь убить меня? Я безоружен, я друг.

Он выронил копье и постарался незаметно носком запихнуть его поглубже в кусты.

Его слова произвели потрясающее впечатление на иилане. Она отшатнулась и недоверчиво произнесла:

– Устузоу. Они не умеют разговаривать, но этот говорит...

– Я умею говорить – и неплохо.

– Объяснение-появления-здесь требую, и немедленно.

Она держала оружие наготове, опустив его вниз. Что сказать? Что угодно, лишь бы только она слушала.

– Я пришел издалека. Разговаривать меня научила иилане великой мудрости. Она была добра ко мне, я много узнал от нее. Я – Друг иилане.

– Я слыхала когда-то о говорящем устузоу. Почему ты здесь один? – Не дожидаясь объяснений, она снова направила на него оружие. – Значит, ты сбежал от своей хозяйки, улизнул от нее. Стой там и не шевелись.

Керрик повиновался. Что еще ему оставалось делать? Он молча стоял, пока не послышались чьи-то шаги: две фарги несли из леса тушу гигантской птицы. Керрик корил себя за то, что спутал нахоженную тропу со звериной. Значит, здесь действительно иилане. Стоявшая перед ним казалась особенно грубой... должно быть охотница вроде Сталлан. Она вышла за мясом и совершенно случайно наткнулась на него. Он должен был сразу понять это, охотник всегда отличит тропку, проложенную зверьми, и предпримет нужные предосторожности. Любой охотник, но только не он. Фарги прошли мимо, глядя на него одним глазом и неразборчиво бормоча на ходу. Ноша не позволяла им выразить удивление понятным образом.

– Иди за ними! – приказала охотница. – Побежишь – умрешь.

Выхода не было. Онемев от отчаяния, Керрик, спотыкаясь, брел по тропе к круглым сооружениям возле причалов.

– Несите мясо к мясникам, – распорядилась охотница. Обе фарги миновали первый из домов, но ему охотница знаком велела войти. – Иди туда. Я думаю, Есспелеи захочет тебя видеть.

В стене дома была кожаная дверь. Ее створки распахнувшись, едва Керрик толкнул их. Она вела в короткий тоннель, заканчивающийся дверью, еле видной в свете фосфоресцирующих полосок на стене. Иилане отступила, держа оружие наготове, и жестом приказала идти вперед. Он прикоснулся ко второй двери, та открылась, и волна теплого воздуха обдала Керрика. Здесь светящиеся пятна были крупнее и излучали больше света. На полках было много странных тварей. Подопытные звери, подумал он. Стены были увешаны картами. Над одним из живых приборов склонилась иилане.

– Почему ты мешаешь мне, Фафнеге? – сказала она раздраженно и обернулась. Жесты ее мгновенно выразили страх и удивление. – Грязный устузоу! Почему он не мертв, зачем ты привела его сюда?

Фафнеге ответила знаком познание-превыше-всего и выразила презрение к страху ученой. Она была очень похожа на Сталлан.

– Есспелеи, ты в безопасности, не дрожи так. Это весьма необычный устузоу. Вгляни, что будет, когда я прикажу ему говорить.

– Ты в безопасности, – сказал Керрик. – В отличие от меня. Прикажи этому отвратительному созданию опустить оружие. Я пришел с пустыми руками.

Есспелеи застыла в изумлении и не сразу заговорила.

– Я знаю о тебе. Я разговаривала с одной ученой, а та беседовала с Акотолп, которая и рассказала ей об устузоу, который говорит.

– Я знаю Акотолп. Она очень, очень толстая.

– Значит, ты и есть тот самый устузоу. Акотолп действительно толстая. Почему ты оказался здесь?

– Эта тварь бежала, – вмешалась Фафнеге, – не может быть другого объяснения его появления здесь. Видишь кольцо на шее. Вот обрывок поводка... он убежал от хозяйки.

– Это так? – спросила Есспелеи.

Керрик молчал, его мысли путались. Что им сказать? Говорить можно все что угодно, они не умеют отличить правду от лжи, ведь все их мысли отражаются в шевелении тела. Он не такой и способен солгать.

– Я не бежал. Просто началась буря, урукето выбросило на мель. Я прыгнул в море, выбрался на берег. Я здесь один. И я голоден. Так приятно вновь разговаривать с иилане.

– Очень интересно, – отозвалась Есспелеи. – Фафнеге, принеси мяса.

– Если я уйду, он убежит. Лучше позову фарги. Она вышла, но Керрик знал, что она где-то рядом. Он сбежит при первой же возможности. Но сначала нужно выяснить, что эти иилане делают так далеко на севере.

– Вопрос глупой к озаренной великим разумом, вежливая просьба просветить. Что могут делать иилане в таких холодных краях?

– Информирую, – не думая, ответила Есспелеи, потрясенная речами устузоу. – Это место для занятия наукой. Здесь мы изучаем ветер, океан и погоду. Все это не может быть понятно тебе, удивляюсь даже, почему отвечаю тебе.

– Благодарю за благосклонность высочайшей к нижайшей. Вы изучаете зимние холода и холодные ветры, которые дуют с севера с каждой зимой все сильнее?

Есспелеи знаком выразила удивление, к которому примешивалось немного уважения.

– Устузоу, ты даже не фарги, но в твоих словах угадывается отблеск разума. Мы изучаем зимы, потому что знания – это наука, а наука – это жизнь. Вот что мы изучаем. – Она показала в сторону инструментов и развешанных по стене карт. И заговорила, обращаясь более к самой себе, чем к нему, и сопровождая слова жестами скорби: – С каждым годом зимы становятся холоднее, с каждой зимой льды все дальше заходят на юг. Умер Соромсет, погиб Инегбан. Мертвые города. А холод все ближе. И следующим умрет Икхалменетс, если холод продвинется еще дальше.

Икхалменетс! Керрик затрепетал от волнения и заговорил лишь тогда, когда дрожащий голос уже не мог его выдать. Икхалменетс... об этом городе рассказала ему на берегу Эрефнаис перед смертью. Город, который помог Вейнте, город, развязавший войну, отобравший у усту... тьфу, у тану Деифобен. Икхалменетс, где обитают враги.

– Икхалменетс? В глупости своей я никогда не слышал об этом городе.

– Глупость твоя воистину велика. Окруженный морем Икхалменетс, остров, сияющий в океане. Ты не иилане, если не знаешь об Икхалменетсе.

С этими словами она кончиком пальца прикоснулась к карте на стене.

– Я так глуп, даже удивительно, что жив еще, – согласился Керрик, наклоняясь вперед, чтобы видеть, что именно показала ученая. – Какую благосклонность проявляешь ты, высочайшая, затрудняя себя речами со мной, нижайшей. Попусту расходуя свое невероятно ценное время на увеличение моих крохотных познаний.

– Ты правильно говоришь, иилане-устузоу. – Дверь открылась, и появилась фарги с пузырем, полным мяса. – Теперь поедим. А потом ты ответишь на мои вопросы.

Керрик ел молча, едва сдерживая внезапную радость. Теперь вопросов у него не было, более ничего его здесь не интересовало.

Он наконец узнал, где среди просторов океана лежит вражеский Икхалменетс, затерявшийся в необъятном мире.

Глава тридцать шестая

Керрик прикончил свою порцию консервированного мяса и уже вытирал об одежду сальные пальцы, когда дверь отворилась. Но на этот раз вошла не фарги с круглыми, как всегда, глазами – степенная и немолодая иилане окинула его критическим взором, жестами выражая сомнение и недоверие. Есспелеи замерла в позе покорности, он последовал ее примеру. У пришедшей была тяжелая челюсть, толстые руки были разрисованы завитками даже здесь, в этой глуши, такой далекой от городов. Распоряжалась здесь явно она. Следом за ней вошла Фафнеге, не выпускавшая из рук хесотсан, всем телом выражая почтение к предводительнице. Керрик понимал, что эту обмануть будет труднее, чем других. Она внимательно посмотрела ему в лицо одним глазом, одновременно глядя другим зрачком вниз.

– Откуда здесь эта грязь? Что здесь делает устузоу?

– Нижайшая Есспелеи обращается к высочайшей Арагунукто, – почтительно извивалась Есспелеи, – охотница поймала это в лесу. Оно – иилане.

– Разве? Неужели?

На вопрос, высказанный с повелительной интонацией, Керрик ответил знаками глубокого почтения.

– Испытываю радость от разговора, избавившись от немоты устузоу.

– Сними эти мерзкие шкуры, зверя трудно понять. Есспелеи поспешила вперед, и Керрик покорно дал срезать с себя струнным ножом все шкуры. По коже его побежали струйки крови, наконец остатки одежды оказались на полу.

– Розовый-уродливый-противный, – проговорила Арагунукто, – явно самец. Не пускайте сюда фарги, чтобы не навести их на непристойные мысли. Повернись! Так и знала – хвоста нет. В далеком, окруженном морем Икхалменетсе я видела снимки таких, как ты, только мертвых и безопасных. Как он попал сюда?

– Его смыло с урукето во время шторма, – ответила Неспелей, – потом он выплыл на берег. – Она произнесла слова без тени сомнения. – Он сам сказал это, значит, иначе и быть не может.

В позе Арагунукто чувствовался гнев.

– Как могло такое случиться? Я совершенно точно знаю, что существует лишь один иилане-устузоу, но он бежал и прославился кровожадностью. Ты и есть тот самый устузоу?

– Да, великая. Меня снова захватили в плен и послали за океан в урукето, там я и выпал за борт.

– Какой урукето? Кто командовал им? Кто взял тебя в плен?

Керрик путался в собственной лжи. Проницательную Арагунукто нелегко было одурачить, но выхода не было.

– Я не обладаю этими знаниями. Меня ударило по голове, ночью в бурю.

Отвернувшись, Арагунукто жестами потребовала от Фафнеге внимать приказу.

– Отвратительное создание разговаривает как иилане. Но это не иилане. Натура устузоу набрасывает тень на его речи. Беседа с ним пачкает меня. Убей его, Фафнеге, и покончим с этим.

Ответив жестами радости и удовлетворения, фафнеге подняла хесотсан и прицелилась.

– Нет, у вас нет причин! – хрипло крикнул Керрик.

Но приказ уже был отдан. Иилане обязана повиноваться. Он отпрыгнул в сторону, спасаясь от оружия и наткнулся на оцепеневшую от удивления ученую. В жутком страхе он схватил ее за руки и загородился ею.

– Я могу помочь вам! У меня есть важная информация! – кричал он.

Но понять его никто не мог: иилане слышали только голос, а дергающееся тело старавшейся высвободиться Есспелеи закрывало его.

– Убивай! Немедленно-немедленно! – вопила Арагунукто.

Фафнеге водила оружием, прицеливаясь в него, как в дикого зверя. Есспелеи извивалась, пытаясь вырваться. Если он лишится защиты, то сразу умрет. Он взглянул через плечо ученой и почувствовал, как та вырвалась и упала вперед. Дверь отворилась.

Керрик увидел волосатое озадаченное лицо парамутана.

– Убей ту, что со стреляющей палкой! – завопил Керрик. Теперь он был беззащитен.

Падая на пол одновременно с громким щелчком хесотсана, он понял, что выпалил все на марбаке. Игла прошла возле лица, он даже ощутил кожей легкое движение. Увидев, что он упал, Фафнеге повела оружием в его сторону.

– Что случилось? – выкрикнул Калалекв.

Фафнеге повернулась на голос, и Керрик вспомнил парамутанские слова.

– Убивай! Эту, с палкой!

Калалекву было не привыкать разить тяжелым гарпуном гигантского уларуаква, и он метнул копье с не меньшей силой и точностью. Оно вонзилось в грудь Фафнеге, и та согнулась от сильного удара. Падая, она выронила хесотсан, выстреливший в пол.

С копьем наперевес вбежал Ниумак. За ним спешила Армун. Она бросилась вперед, когда Керрик стал подниматься.

– Не надо, не надо эту! – закричал он.

Но поздно. Есспелеи завизжала от боли, хватаясь за копье Армун, пронзившее ее шею, упала с кровавой пеной на губах и умерла.

– Это была ученая. Я хотел поговорить с нею, – вяло промолвил Керрик, оглядываясь вокруг.

Вырвав копье, Армун заслонила его собой. Но это было уже не нужно. Арагунукто тоже была мертва, и Калалекв отошел от ее тела. Парамутан тяжело дышал, глаза его налились кровью.

– Еще? – спросил он. – Еще есть?

– Да, рядом, в других шатрах. Но...

Парамутаны исчезли, прежде чем Керрик успел объяснить им, кто такие фарги. Он устало склонился над изрезанной одеждой и посмотрел на нее.

Армун мягкими пальцами стерла кровь с его кожи и сказала:

– Когда ты не вернулся, я так испугалась. Парамутаны тоже. Ниумак пошел по твоим следам, разыскал твое копье, а потом и место, где твои следы перемешались со следами мургу. А потом привел нас сюда. Они тебя не ранили?

– Нет. Это всего лишь порезы. Ничего страшного.

Собирая шкуры, он пытался собраться с мыслями. Сейчас, должно быть, все иилане уже перебиты. Пусть так. Арагунукто приказала его убить только потому, что ей не понравилось, как он говорит. И снова вокруг была только смерть. О мире нечего было и думать. Быть может, оно и к лучшему. Он поднял глаза: вошел запыхавшийся Калалекв, его копье и руки были в крови.

– Какие странные и ужасные твари! Как они извивались и визжали, умирая на наших копьях.

– Все мертвы? – спросила Армун.

– Все. Мы осмотрели каждый из этих больших паукарутов и всех перекололи. Некоторые пытались бежать, но они тоже мертвы.

– Вот что, – заговорил Керрик, заставляя себя думать. – Надо, чтобы здесь не осталось следов нашего пребывания. Если только мургу заподозрят, что мы оказались по эту сторону океана, они нас разыщут и всех перебьют.

– Выбросим тела в воду, – отозвался рассудительный Калалекв, – а кровь смоем.

– А остальные вернутся? – спросила Армун.

– Да, в своих живых лодках... Здесь ведь и причал рядом. Если они никого не найдут, то подумают, что здесь какая-то тайна, и даже не заподозрят нас. Ничего не берите и не трогайте.

– Ничего не хочу! – завопил Калалекв, потрясая копьем. – Ничего, к чему прикасалась эта нечисть. Надо как следует помыть копья, чтобы смыть с них всю неудачу. Ты мне рассказывал, как ужасны и могучи, как непохожи на нас эти мургу, и я удивлялся твоим словам. Но ты не предупредил, что меня будет трясти от гнева и ненависти от одного их вида. Очень странное чувство, и оно мне вовсе не нравится. В океан их, – а потом возвратимся к удовольствиям холодного севера.

Нет, надо плыть на юг, думал Керрик, но не сказал этого вслух. Сейчас не надо говорить об этом. Но прежде чем выйти, он еще разок взглянул на карту. Протянул руку, тронул неровное темно-зеленое пятно на светло-зеленом море. Окруженный морем Икхалменетс.

Увидев, что он дергается всем телом, бормоча названия, Армун потянула его за руку.

– Пошли. Пора.

Тьма сгустилась, прежде чем они покончили с делом. Море поглотило и тела, и окровавленные лохмотья, оставшиеся от его одежды. Прилив был высок. Он унесет трупы в море. О прочем позаботятся рыбы.

Ниумак вел их во тьме без особых трудов, но тропка была крутой, и они успели здорово устать, прежде чем впереди в просвете между деревьями показался огонек костра. Под приветственные вопли пришедшие повалились на песок.

– Ну вот вы и здесь! Все в порядке?

– Ужасные вести, страшные события.

– Смерть и кровь, невероятные твари.

Не поднимаясь с песка, Керрик жадно выпил воду, которую поднесла ему Армун.

– Живой, – проговорила она, касаясь его лица, словно хотела убедиться в этом. – Они тебя схватили – и умерли. А ты остался жив.

– Я-то жив, а как там наши?

– Мы вернемся к ним. Они в безопасности у Круглого озера за океаном. Не бойся за Арнхвита.

– Я имею в виду не его... Как там остальные саммады, что с саску?

– О них я ничего не знаю и не хочу знать. Ты – мой саммад.

Он понимал ее чувства и хотел бы разделять их.Здесь, у парамутанов, они в безопасности, если останутся далеко на севере, а не на этом ненадежном берегу. Весной они пересекут океан, перевезут сюда свой крошечный саммад. И тогда все будут в безопасности. Так будет. Остальные саммады сильны, они могут сами защитить себя от иилане. Это не его забота.

– Я не могу, – пожаловался он сквозь стиснутые зубы, в тоске потрясая сжатыми кулаками. – Не могу бросить их на верную смерть!

– Можешь. Ты один – мургу много. Со всеми не справишься. Эта война никогда не кончится. Но мы будем вдали от нее. Нам нужны твои крепкие руки и твое копье. Прежде всего Арнхвиту, подумай о нем.

Он невесело улыбнулся.

– Ты права, мне не следует думать ни о чем, кроме него. Но я не властен над своими мыслями. Там, на стоянке мургу, я кое-что обнаружил. У них есть карта, вроде тех, что попали к нам, а на ней – город мургу, из которого приходят убийцы...

– Ты утомился, поспи.

Сердито сбросив ее ладони, он встал, грозя кулаками небу.

– Ты не понимаешь. Мургу ведет Вейнте, а она будет преследовать саммады, пока не истребит всех. Но теперь я знаю, где этот Икхалменетс. Я знаю, откуда она черпает силу, откуда берет оружие и фарги.

Не понимая причин терзавшей его боли, Армун боролась со своим страхом.

– Хорошо, ты знаешь, но разве может один охотник справиться с целым миром мургу. Ты ничего не сумеешь сделать в одиночку.

Слова ее обескуражили Керрика, и он вяло опустился рядом с ней на песок. Успокоившись и задумавшись. Гневом иилане не прогонишь.

– Конечно, ты права – что я могу сделать? Кто мне поможет? Что все саммады мира перед силой далекого города посреди моря?

Саммады не помогут ему. Но разве они одни на свете? Он поглядел на темный силуэт иккергака, на парамутанов, которые взволнованно беседовали у костра, не забывая откусывать сырое мясо острыми белыми зубами. Он вспомнил, какой ненавистью и отвращением воспылал Калалекв при виде иилане, мургу, неизвестных ему прежде.

Можно ли эту ненависть как-то использовать? Что же делать?

– Мы устали, давай спать, – сказал он, прижимая к себе Армун.

Но, несмотря на усталость, он долго не мог заснуть. Армун уже ровно и тихо дышала возле него, а он все смотрел невидящими глазами в небо, и в голове его роились мысли.

Утром, пока парамутаны грузили иккергак перед отплытием, Керрик долго, не говоря ни слова, разглядывал карту иилане. И, когда все было готово, позвал Калалеква.

– Не забыл эту карту?

– Ее надо бы выбросить в море, потому что она принадлежала мургу!

Его гнев за ночь улегся, и кровь успела отхлынуть от глаз. Но тревога была заметна. Керрик покачал головой.

– Она слишком важна. Карта говорит нам о том, чего мы не знаем. Смотри – вот паукаруты, а вот мы... Видишь, к югу от берега, за узкой полоской воды возле огромной земли...

– Это страна мургу, так ты говорил, и я не хочу даже думать о ней.

– Смотри – вот острова неподалеку от суши. Оттуда и приходят мургу, что губят моих братьев. Я хотел бы уничтожить этих мургу, твой иккергак легко доберется до островов...

Шагнув назад, Калалекв поднял руки.

– Этот иккергак может уплыть отсюда лишь в одну сторону. На север. И быстро он умеет плыть лишь от мургу, а не к ним. Более не говори мне об этом, я не хочу даже думать о них. – Вдруг он расхохотался и побрел к своим. – Ну, возвращаемся к паукарутам. Ах, какое дивное тухлое мясо ждет нас, какой нежный жир. И забавы! Не думайте больше об этих мургу. Не думайте и не вспоминайте.

Если бы он мог. Если бы он только мог.

Глава тридцать седьмая

Ardlerpoq, tingavoq, misugpoq, multlvoq – nakoycark!

Поохотиться, потрахаться, набить живот, отдать концы – вот потеха!

Присловье парамутанов

Пир выдался отменным. Нет – куда лучше того. Много лучше, решил Калалекв, когда выдалась минутка для раздумья.

Это был самый великий праздник, таких еще не ведали парамутаны. Пир в честь погибели новых и ужасных врагов. Какие были рассказы! Парамутаны изображали могучие удары копья и отвратительные стоны умирающих чужаков. Женщины только визжали от страха. А потом они ели. Ели. Ели. Стонали от боли в туго набитых животах, спали и снова ели, потом опять спали. В паукаруте было жарко, тесно, и все давно сбросили с себя одежду.

Проснувшись в очередной раз, Калалекв нащупал возле себя теплое ароматное тело Ангаджоркакв. Он глубоко вдохнул сладкий запах шерсти между грудями, языком прикоснулся к соскам. Сквозь сон ощутив его прикосновения, она застонала, чем еще более возбудила его. И он немедленно вытащил ее из-под шкур и овладел ею, не обращая внимания на немногих, кто бодрствовал. Одобрительные вопли разбудили всех остальных. Зрелище так воодушевило парамутанов, что они немедленно тоже обратились к делу. Женщины с деланным визгом попытались уклониться от объятий, но бежать не собирались. Какая великолепная забава! Калалекв даже застонал от удовольствия, а потом... от боли в голове. Конечно же, это была драка, и она тоже была великолепной. С кем он дрался, Калалекв позабыл. Помнил только полученное удовольствие. С чего началось? Наконец он припомнил. Это был тот самый эрквигдлит, вот глупый. Ведь он, Калалекв, только задрал шкуры на его женщине. Так, для смеха. Тогда-то эрквигдлит и ударил его, а он разволновался и ударил Нануаква, который и дал ему сдачи. Хорошая забава.

Калалекв зевнул, потянулся – и захохотал от боли в уставших мышцах. Ангаджоркакв еще спала, посапывая во сне. Кукуджук исчез под горой шкур. Калалекв переступил через них и выбрался из паукарута, зевая и потягиваясь. Стоявший возле своего паукарута Нануакв, заметив довольного Калалеква, направился ему навстречу, поднимая вверх могучий кулак.

– Вот чем я ударил тебя!

– И я тоже крепко ударил!

– Вот это истинный праздник! Лучше некуда.

Нануакв прикрыл смеющийся рот тыльной стороной ладони. Лоб Калалеква наморщился, – ведь смеяться в руку означало знать про секрет, суливший новое веселье.

– Скажи мне, скажи скорее, – громко попросил Калалекв. – Не тяни.

– Не буду. Эрквигдлит исчез. Должно быть, выбрался, пока ты спал, и удрал в твоей собственной лодке.

Тут они оба зашлись безудержным смехом, пока не свалились на снег, обессилев от хохота.

– Люблю их, – наконец выдохнул Калалекв. – Они делают такие поступки, которые даже не пришли бы мне в голову.

– Буди остальных. Пусть тоже повеселятся. И спускай на воду иккергак. Мы должны догнать его, пока не стемнело.

Крики снаружи разбудили Армун. Входной полог был откинут. Парамутаны торопливо собирались, громко перекликаясь. После драки и ночного беспутства Керрик шкурами отгородился от прочих, чтобы не привлекать ничьего внимания. Теперь их не было, должно быть, он уже присоединился к остальным. Схватив одежду, она быстро оделась под шкурами. Ее гладкая и безволосая кожа дразнила парамутанов, и она не хотела новых знаков внимания. Выбравшись из паукарута, она увидела, что некоторые иккергаки сталкивают в море. Ангаджоркакв заторопилась навстречу с широкой улыбкой на заросшем бурой шерстью лице.

– Ох, смешной твой Керрик. Пока мы спали, он уплыл на лодке, чтобы мы хорошенько поискали ее.

Страх стиснул сердце Армун. Ей было не до смеха, и Керрику тоже, конечно. Всю прошлую ночь он был задумчив и мрачен и не думал смеяться, словно не замечая веселившихся парамутанов, невесть где странствовал мыслью и очнулся лишь тогда, когда с Армун потянули одежду. Тогда он разъярился и, должно быть, убил бы обидчика, если бы она не оттащила его. Это не было шуткой. Он мог воспользоваться лодкой лишь с одной целью. Он поплыл на юг. Керрик отправился на поиски острова, – ведь ни о чем другом он даже не мог говорить.

– И я с вами! – крикнула она, когда иккергак закачался на волнах. – Подождите, подождите меня. Я сейчас.

Похрюкивая от удовольствия, парамутаны втянули ее в кораблик, пытаясь одновременно потискать. Она шлепала по докучливым рукам, чем вызывала еще более бурное веселье. Она не могла сердиться на них, ведь эти весельчаки во всем отличались от тану, смехом они встречали горе и радость и привыкли делиться женщинами.

Пока поднимали парус, Армун держалась в сторонке. Нануакв у кормила правил против ветра. Задумчиво поглядев на парус. Калалекв ослабил один из линей и заново перевязал его.

– Как мы найдем его? – спросила Армун, глядя на серую равнину с белыми гребнями.

– На запад он не поплывет – там океан. На севере только льды. Значит, мы поплывем на юг и догоним его, потому что иккергак быстрее.

Оставив линь, он вновь попытался притиснуть ее. Вырвавшись, она отправилась на нос, подальше от развеселых негодников.

Там было холодно, мокрые брызги летели в лицо, но она почти весь день просидела там. Мимо неторопливо проплывал берег, но море впереди оставалось пустым. Зачем он это сделал? Неужели и вправду решил, что сможет в одиночку добраться до далекого острова мургу? Ну, а если и сможет, что тогда... что он сумеет сделать один? Как можно было решиться на такое безумство?

Глупо было даже думать об этом. Ее мучила мысль, которую она настойчиво гнала от себя уже давно. Керрик во всем был непохож на прочих охотников – это она понимала. Но слишком долго не позволяла себе признаться в этом. Настала пора обратиться лицом к истине. Иногда он напоминал ей старика – имени его она не знала, – который жил в их саммаде, когда она была еще маленькой. Он говорил сам с собой. Не замечая окружающих, он отвечал голосам, которых никто не слышал. Его кормили и внимательно вслушивались в бессвязные речи, но однажды он ушел в лес и не вернулся. Керрик не слышал голосов духов, – но в море он отправился так же, как этот старик в лес. Неужели и он такой же? Можно ли чем-нибудь помочь ему?

Страх продержал ее на носу иккергака весь день, не давая отвернуться от пустынного моря. Калалекв приносил ей поесть, но она отталкивала его руку. Лодки не было видно, на море было пустынно. Быть может, парамутаны ошиблись, и он вышел в открытое море на запад, чтобы навсегда скрыться от нее в бескрайних просторах? Нет, нет, нет, этого не может быть. Но страх не отпускал ее, тем сильнее сжимая сердце, чем темней становился небосвод.

– Вон он! – крикнул Ниумак, вскарабкавшись на мачту, одной рукой он показывал в море.

Там, вдалеке, на волнах подпрыгивала темная крошечная точка, время от времени исчезая между валами. Калалекв развернул кормило.

– Ай, тану, ай, умница! – закричал он. – Взял мористее, а мы ищем его у берега.

Когда борт иккергака почти навис над крошечной лодкой, парамутаны со смехом и похвалами принялись окликать его. Он, конечно, слышал, но даже не повернулся, глядя вперед остановившимся мрачным взором. Некоторое время они плыли рядом, но Керрик словно не замечал иккергак. И только когда они перегородили ему дорогу, и парус беспомощно захлопал, он поднял угрюмый взгляд от воды. Бросив рулевое весло, он сгорбился, подперев подбородок руками. И по-прежнему не слышал криков. Кто-то перебросил ему линь, но Керрик не заметил и его. Подойдя ближе, парамутаны перехватили парус на лодке. Когда она стукнулась бортом об иккергак, Армун немедленно воспользовалась представившейся возможностью и, перевалившись через борт, плюхнулась в лодку.

– Керрик, – мягко окликнула она. – Это я, твоя Армун. Я здесь.

Он повернулся к ней, и она увидела слезы в его глазах.

– Все умрут, – проговорил он, – все умрут. А я ведь мог предотвратить это. А теперь все погибнут по моей вине.

– Нет! – крикнула она, обнимая его. – В чем ты винишь себя? Ведь не ты сотворил этот мир. И не ты породил мургу. В чем же ты виноват?

Он сходит с ума, теперь она была уверена. Это был не тот Керрик, который без страха сражался с мургу и отправился разыскивать ее на холодный север. С ним творилось что-то ужасное, и она не знала, как помочь ему. Таким он был в лагере возле озера. Но тогда он был не настолько плох и заметно оправился, когда они пустились в дорогу. Но болезнь души возвратилась в новом, более грозном обличье.

Всю ночь, пока они возвращались на север, измотанный Керрик проспал, плотно привалившись к жене.

Утром он казался спокойным, выпил воды, пожевал мяса. Но на вопросы не отвечал, и парамутаны помрачнели, потому что он портил им все веселье. Но печаль эта не надолго лишила их удовольствия, и, завидев на рассвете паукаруты, они разразились радостными криками. Армун было невесело. Она глядела на застывшее угрюмое лицо Керрика и чувствовала, как ускользает надежда. Он заговорил с ней, только когда они остались одни.

– Да, я плыл на этот остров. Это все, что я могу сделать. Теперь их жизнь зависит лишь от меня.

– Но что ты можешь сделать в одиночку, даже если отыщешь их?

– Не знаю! – с болью в голосе крикнул он. – Не знаю! Ясно только одно – я должен хотя бы попробовать.

Армун нечего было ответить, осталось только тесно прижаться к нему, чтобы тело поведало то, чего не могут сказать губы...

Снегопад начался в тот же день. Сначала на землю падали редкие снежинки, а затем снег повалил сплошной пеленой, и скоро за каждым паукарутом намело длинный сугроб. Все поняли – пришла пора зимних метелей.

Еды было вдоволь, а парамутаны привыкли спать все долгие зимние ночи. Короткие дни, если не было сильной пурги, они посвящали охоте и рыбной ловле, однако не очень удаляясь от стойбища. Керрик не выходил со всеми, он замкнулся в себе и не оставлял паукарута. Армун начала уже опасаться за его рассудок, – как она ни старалась, темные думы по-прежнему одолевали его.

В конце концов одержимость все равно победила.

– Я уже видеть не могу тебя таким, – простонала Армун.

– Выхода нет. Ничего другого я не придумал. Нужно разыскать остров. И остановить Вейнте. До тех пор, пока это не свершится, у меня не будет покоя.

– Я тебе верю. И последую за тобой.

Не говоря ни слова, он согласно кивнул, словно бы тоска ее, прорвавшаяся в словах, что-то подсказала ему.

– Хорошо. Я и так уже наполовину в тех краях. Вдвоем мы не справимся, нужен третий. Парамутан, знающий морские дороги. Этого хватит. Втроем мы их одолеем, я уже продумал, как мы это сделаем, до мельчайших подробностей.

– Как же?

Он подозрительно огляделся, словно опасаясь, что их подслушивают.

– Пока я тебе не расскажу. Пусть все хорошенько уляжется в голове, чтобы не допустить ошибки. А теперь попроси Калалеква пойти с нами. Он храбр и силен: лучше, чем он, спутника нам не найти.

– В прошлый раз он тебе отказал.

– Это было в прошлый раз. Попроси его снова.

Укрывшись под шкурами, Калалекв рассеянно жевал безнадежно засохший кусок рыбьего мяса, но, завидев возле себя Армун, сел.

– Впереди много дней метели и еще больше зимних дней.

Откинув шкуры, он потянулся к Армун, и она оттолкнула его руку.

– Почему бы не оставить зиму и не уплыть на юг, поближе к лету?

– Так не бывает. Парамутаны живут на севере, жаркие дни и ночи губят их.

– Что если мы поплывем не так далеко, не в те земли, где властвует бесконечное лето? Сплаваем на остров Керрика и вернемся. Помоги мне.

– Остров? Он все еще думает о нем.

– Помоги мне, Калалекв, мне и ему. С головой его творятся странные вещи, и я боюсь за него.

– Верно! – взволнованно выкрикнул Калалекв и прикрыл рот ладонью, когда Ангаджоркакв и Кукуджук дружно повернули головы в его сторону. Он молчал, пока они не отвернулись, а затем шепотом продолжил: – Я заподозрил это, – ведь он говорит так странно, – но не думал, что окажусь прав. Какая ты счастливая.

– Счастливая? Почему?

– Такая удача! Твой охотник разговаривает с духами ветра и океана. А они обращаются только к немногим и то иногда. Потом те, кто слышал голоса духов, говорят и с нами. Так мы узнаем, как нам быть и что делать. Так духи научили нас строить иккергаки, чтобы мы могли бить уларуаква, а потом жиреть. Теперь они говорят с Керриком, и он передаст нам их волю.

Армун не знала, смеяться ей или плакать.

– Знаешь, что они говорят? Твердят снова и снова. «Плыви на юг, ищи остров». И все, ничего более.

Кивнув, Калалекв закусил губу.

– Так вот что они говорят. Значит, это должно быть исполнено. Придется плыть на юг.

Не веря своим ушам, Армун кивнула.

Глава тридцать восьмая

liianehesh arigi nindosigi ninoan

Пока фарги не станет иилане, у нее нет города.

Апофема иилане

В первую очередь – новый город. Амбаласи понимала это, но сожалела о времени, которое приходилось отрывать от изучения сорогетсо. Так она назвала эту безъязыкую родню иилане, ограничивавшую общение самыми примитивными знаками, словно юные элинийл в море. Но даже это пока оставалось всего лишь предположением, успех первого общения так и не повторился. Сорогетсо не приближались к опустошенному полуострову и прятались далеко в джунглях. Сама она была слишком занята бесконечными проблемами, возникавшими в растущем городе, и, не имея возможности положиться на не стремившихся проявлять усердие Дочерей Отчаяния, не могла снова отправиться на поиски сорогетсо. Сказывался и возраст...

Она лежала в тени быстро подрастающего куста и разглядывала культуру, помещенную в сандуу. На гладкую линзу преображенного иилане существа падал солнечный свет, наблюдать изображение лучше было в тени. Микроскопические объекты в основном были знакомы ей. Ни патогенных бактерий, ни опасных грибкоа. Хорошо.

– Пришли ко мне Энге, – приказала она – своей помощнице Сетессси, менявшей образцы.

Амбаласи откинулась на доску для отдыха и вздохнула. Жизнь так коротка, а еще столько надо сделать. Саагакель была добра к ней, и жизнь в таком далеком теперь Иибейске представлялась уже одним удовольствием от занятий наукой. Сколько же лет она провела там? Амбаласи даже потеряла им счет. И она до сих пор наслаждалась бы этим покоем, если бы не внезапный интерес к биологическим аспектам философии Дочерей. Тогда, повинуясь внезапному импульсу, она разом променяла весь комфорт на жесткую деревяшку под колючим кустом. Нет! – ее тело дернулось от эмоций. Конечно, интерес к этим Дочерям Отчаяния был ошибкой, но то, что она оказалась в этих краях... Сколько нового успела она открыть, каким уважением к ней исполнятся ученые Энтобана... даже еще не родившиеся. Она с наслаждением обратилась к этой мысли – одни гигантские угри чего стоят, не говоря уже о новом континенте. Но есть и более важная вещь, намного более важная.

Сорогетсо. Терпение, необходимо терпение. Она не должна торопиться. Ей нужны безопасность, покой, тишина. Ей нужен город, чтобы работать, и пусть никчемные Дочери обеспечивают ей все удобства, пока она будет заниматься сорогетсо. Только по этой причине город должен расти быстро и правильно. Она вновь вздохнула – слишком часто приходила она к этой мысля. Нравится или нет, а делать придется.

На глаза ее упала тень, и ученая поняла, что явившаяся Энге терпеливо ждет, пока она завершит свой внутренний монолог. Повернув к ней один глаз, Амбаласи жестом потребовала внимания.

– Настал важный момент. Стена крепка, бесполезная растительность уничтожена, посажены затеняющие кусты. Земля подле меня ископана и перекопана. Стерилизована и удобрена, словом, готова во всех отношениях. Остается одно – посадить семя города.

Вынув семя из контейнера, ученая подняла его повыше, Энге в безмолвном восторге пала на колени. Долго глядела она на покрытую бороздками скорлупу и заговорила не сразу:

– Первым и главным в моей жизни было до сих пор откровение Угуненапсы. Но сейчас настал самый важный момент в моей жизни. За это мы можем благодарить только тебя, великая Амбаласи, чьим именем и назван весь этот необъятный континент. Ты привела нас к свободе, перевезла в Амбаласокеи через океан, чтобы мы вырастили здесь город. Могу ли я позвать остальных, чтобы они собственными глазами увидели миг посадки?

– Главное не миг, а сама посадка. Пусть работают.

– Они захотят порадоваться. Выразить тебе свое почтение.

– Ну, если ты настаиваешь... Впрочем, и так много времени тратится понапрасну.

Слух об этом разнесся быстро, и Дочери торопились, оставив работу и широко открыв рты от жары. Они молча сгрудились возле Энге, чтобы видеть углубление, которое та вырыла в мягкой почве. Потом полила ямку водой под строгим надзором Амбаласи.

– Довольно, если не хочешь, чтобы семя утопло и сгнило, – проговорила старая ученая. Она подняла семя, и Дочери почтительно заколыхались. – Ну... кто из вас посадит его?

К неудовольствию Энге немедленно завязалась дискуссия: руки задвигались, ладони изменили цвет.

– Требуется обсудить...

– Как поступила бы Угуненапса?

– Главное – очередность. Те из нас, кто раньше обратились к трудам Угуненапсы, обладают куда большей мудростью. Нужно всех опросить и будем выбирать в порядке...

– Почтительная просьба умолкнуть, – проговорила Энге с жестами срочной необходимости, и все наконец утихли. – Только одна из иилане подходит для этого важного дела: та, что привела нас сюда, та, что привезла семя... Она и посадит его.

– Напрасная трата времени, – ответствовала Амбаласи, с кряхтением поднимаясь на ноги; она была польщена, но не показывала этого. Хоть эти Дочери болтливые упрямицы, все-таки они понимают, что надо уважать способности и интеллект.

Шаркая, она подошла к увлажненной ямке, держа семя большими пальцами.

– Начнем церемонию... – начала Энге и, потрясенная, умолкла, потому что ученая просто опустила семя в углубление и кое-как засыпала его почвой.

И немедленно направилась обратно к своей доске, распорядившись на ходу:

– Чуть полейте еще – и за работу!

Во всеобщем молчании и недоумении Энге пришла в себя и, шагнув вперед, попыталась подыскать правильные слова.

– Благодарим, благодарим, Амбаласи, высочайшую из высочайших! Она почтила нас – собственными руками высадила семя нашего города, первого города сторонниц учения Угуненапсы. Много раз мы говорили об этом, много раз повторяли...

– Не сомневаюсь в этом!

– ...но одно лишь имя может быть дано этому городу. Он будет зваться Угуненеб, город Угуненапсы! Великая честь вовеки носить это имя!

Радостные крики сопровождались движениями удовольствия. Дернувшись в возмущении, Амбаласи обратилась к собравшимся:

– Довольно! За работу. Столько еще нужно сделать. А ты, Энге, останься. Но прикажи своим непутевым вернуться к делам.

– Я не могу приказывать им. – Ощутив растущий гнев Амбаласи, Энге повернулась к толпе. – В честь Амбаласи, в честь Угуненапсы, которая направляет каждую из нас, мы должны прилежно растить этот город, а потому всем следует возвратиться к тем обязанностям, которые каждая выбрала для себя. Сделаем же все, что должно быть сделано.

Потом Энге вновь повернулась к Амбаласи, которая с жестом особой важности указывала на джунгли.

– По-моему, нам вновь пора обратиться к сорогетсо. Они следят за нами?

– Следят. Как ты потребовала, мне приносят все вести о них. Очень часто они наблюдают за нами, спрятавшись в тени деревьев, иногда совсем близко подбираются вдоль берега.

– Их не прогоняли?

– Нет, ты приказывала не обращать на них внимания. Но за ними следят. А они за нами – вот и сейчас трое караулят поблизости.

– Что? Почему не сказали мне?

– Ты приказала наблюдать и запоминать, но не действовать.

– Случается, что необходимо проявлять и инициативу, Энге.

Та понимала, что подобные заявления лучше оставлять без ответа. Амбаласи встала и огляделась.

– Где они? Я не вижу.

– Потому что смотришь не туда. Видишь возле реки невысокий пригорок с молодыми кустами? Они каждый день подплывают туда и следят за нами.

– Им не мешали?

– Нет, конечно же, нет.

– Иногда, по всей вероятности, чисто случайно, твои последовательницы кое-что делают правильно. Теперь следует начать контакт с сорогетсо. Я пойду и попробую объясниться.

– Нет! – ответила Энге, подкрепляя слова движениями силы и приказа.

Потрясенная Амбаласи отступила – с ней никто и никогда не разговаривал еще подобным образом. Энге быстро продолжила, пока взрывной темперамент ученой не обрушился на нее:

– Я рассказывала тебе о своем изучении общения. Теперь добавлю, что я разработала теорию звука-цвета-движения, которую с удовольствием поведаю тебе. Кроме того, я долго изучала системы общения у фарги и элининийл, а также посещала ханане и слушала речи самцов. Я изучила все документы и обнаружила, что, кроме меня, этого никто не делал целую вечность. А раз я специалист в этом вопросе, то хочу, чтобы ты захотела выслушать меня. – Заметив, что Амбаласи надувается с обидой и гневом, Энге быстро добавила, чтобы предотвратить взрыв: – Ты ведь не наказала Элем, когда она проявила неведомые познания в искусстве кормления урукето.

Отступив, Амбаласи жестом показала, что оценила эту хитрость.

– В полноте времен, Энге, ты ничто рядом со мной. Но вдруг изредка загораешься светом, что доставляет мне удовольствие. Я очень устала и охотно полежу в тени, пока ты изложишь свои соображения.

– Во-первых, – проговорила Энге, поднимая палец в утвердительном жесте, потому что давно и тщательно все продумала, – нужно идти в одиночку, как это сделала ты, взяв с собой рыбу.

– Принято. Если я пойду одна...

Не останавливаясь, чтобы возразить, Энге продолжала:

– Во-вторых, следует попытаться установить с ними контакт. Они приняли от нас пищу – символ общности, но теперь общение следует перенести на другой уровень. Их интересует, что мы из себя представляем и что делаем здесь. Но нельзя, чтобы они сразу обо всем узнали. Познание тоже следует разделять. Если я предложу им кое-что, то потребую нечто взамен.

– И как это будет сделано?

– Посмотри – увидишь.

Энге мгновенно отвернулась, чтобы не видеть, как Амбаласи охватывает гнев. И неторопливо побрела к кустам, за которыми прятались соглядатаи-сорогетсо.

Заметив беспокойные движения, она замедлила шаг, наконец остановилась и удобно уселась на хвост. Достаточно близко, чтобы ее поняли, но и не настолько, чтобы испугать. Выставив вперед ладони рук, она начала.

«Друг», – снова и снова повторяла она в простой и понятной манере, ограничиваясь только цветом, не прибегая к словам. Потом остановилась и поглядела в сторону кустов. Поскольку ответа от спрятавшихся не последовало, она вновь повторила жест. Ничто ей не мешало, торопиться было некуда, и в каждом движении ощущались покой и ясность. «Друг». Это все, что она могла сказать. Дело за ними. «Друг».

Солнце плыло по небу, и сорогетсо тревожно возились в кустах, наконец одна из них раздвинула ветви и выступила вперед, не отходя далеко от остальных. Вертикальные зрачки превратились на солнце в щелки.

Это была другая сорогетсо, не та, что бросалась на них из кустов: сильная и мускулистая, она надменно выпячивала подбородок. Заметив, что Энге не шевельнулась, пришелица царапнула землю когтями ноги – жест угрозы.

– Не бойся, – сказала Энге, – не бойся меня.

Сорогетсо выглядела озадаченной, и Энге принялась повторять это на разные лады, пока наконец сорогетсо не поняла – и гребень ее вздыбился в гневе.

– Мне... страх... нет! Ты... страх.

Контакт был установлен, но Энге не позволила себе жеста удовлетворения. Вместо этого она принялась играть цветами дружбы. Потом назвала свое имя.

Следившая издали Амбаласи ничего определенного о первом контакте сказать, конечно же, не могла. Но Энге продолжала переговоры, пока солнце не опустилось над лесом, и тогда сорогетсо разом повернулись, пробрались сквозь кусты и попрыгали в воду. Энге медленно возвратилась, оцепенев в задумчивости.

– Надеюсь, ты с толком провела время, – сказала Амбаласи. – Правда, отсюда я мало что увидела.

– Многое было, много общения, – пробормотала поглощенная мыслями Энге. – Я настояла, чтобы вышедшая мне навстречу последовала моему примеру и делала так, как я. Я назвала свое имя и постаралась убедить, что мы пришли с миром. Я повторила, что мы хотим только помочь им. Дать им еду, если нужно. Для первого контакта достаточно и нескольких основных положений.

– Воистину так. Надеюсь, что ты не потратила время попусту. По крайней мере ты узнала ее имя?

– Да.

– Говори же. Как ее зовут?

– Еасассиви. Сильный-рыболов. Но это не ее имя. – Подождав, пока Амбаласи выразила недоумение, Энге неторопливо и отчетливо заговорила:

– Мы не можем сказать, что это «ее» имя.

– Вместо этого мы должны сказать, что это «его» имя?

– Верно, этот сильный-рыболов на самом деле самец.

Глава тридцать девятая

– То, что ты говоришь, совершенно невозможно.

Решительность заявления Амбаласи подкрепила знаками бесконечного усиления. Низко склонившись перед ее уверенностью и гневом, Энге не стала возражать.

– Возможно, ты права и в этом, великая Амбаласи, ведь ты разбираешься во всех науках жизни. Я смиряюсь перед твоими познаниями, но говорю тебе то, что знаю.

– Откуда ты можешь знать? – зашипела Амбаласи, сотрясаясь всем телом; раздувшийся гребень полыхал над ее головой.

– Очень просто. Сорогетсо рассердился, когда я отреагировала не так, как он хотел, стал делать угрожающие жесты и раскрыл свою сумку. Так что я видела. Это самец, а не самка.

Резко побледнев, – гнев ее мгновенно прошел, – Амбаласи отступила назад. Сомнений быть не могло. Энге видела то, о чем говорила. Конечности ее в смятении дергались, пока она пыталась доискаться до смысла, найти правильное объяснение. Логически безупречный вывод отталкивал своим смыслом.

– Если существо воспользовалось жестами угрозы и один из них относился к половым органам, значит, здесь оно принадлежит к агрессивному полу. А это заставляет нас заключить...

Амбаласи не стала продолжать, но движения конечностей позволяли понять ее мысль. И Энге громко подхватила:

– ...что здесь доминируют самцы, а самки находятся в подчиненном положении, в лучшем случае – равном.

– Невероятно гадко! Это же неестественно для иилане. Такое характерно только для низших существ, но они всего лишь безмозглые твари. Разум присущ только самкам, мысль неотделима от них, порождающих источник жизни – яйцо. Самцы же исполняют простейшие биологические функции, поставляют половину необходимых генов, а также берут на себя все эту рефлекторную заботу вынашивания. Больше они ни на что не годятся. И ты видела невероятную вещь, абсолютно неестественную и непонятную.

Вновь обретя привычный апломб, Амбаласи стремительно мыслила, как подобает ученой, бесконечно далекой от безмозглых фарги. Разве такое возможно? Конечно, возможно. В живой природе существовало бесконечное множество вариантов сексуального поведения, трудно объяснимых и противоречивых. Разве невозможно, чтобы разнообразие это проявилось у существ, принадлежащих к ее собственному виду? Как давно могли разделиться обе ветви его? Придется подумать. Но сама возможность общения свидетельствовала, что разделение произошло относительно недавно. Или же базовые коммуникативные средства запечатлены в генах и наследуются... Значит, им не обучаются... Интересно! Все более и более интересно. Впрочем, довольно. Пусть теории следуют за наблюдением. Необходимы факты, факты и еще раз факты.

Значит, ей удалось открыть и это! Амбаласи поднялась на ноги.

– Приказываю! Я должна видеть, слышать и знать все, что касается сорогетсо.

Энге жестом призвала ее к терпению.

– Ты получишь все сведения, ведь твоя глубокая мудрость может раскрыть любые научные тайны. Но сперва общение. Я должна научиться разговаривать с сорогетсо, добиться их доверия, понять культуру. На это потребуется время.

Амбаласи откинулась назад и тяжело вздохнула.

– Конечно же. Немедленно продолжай. Не трать времени ни на что другое. Возьми с собой Сетессеи, я освобожу ее от прочих работ. Она будет подробно фиксировать все. Записи должны быть подробными. Имя мое, подобно реву ненитеска, донесется до самого конца грядущих времен. И тебе достанется доля всеобщего уважения.

– Благородство твое безгранично, – почтительно ответила Энге, старательно скрывая свои чувства.

К счастью, Амбаласи целиком погрузилась в круговорот своих мыслей и не заметила сопровождавших слова жестов отрицания.

– Конечно, об этом всем прекрасно известно. Я тоже должна изучить их язык; пусть Сетессеи ежедневно обо всем оповещает меня. Ты научишься с ними разговаривать, потом они допустят тебя в свою среду, ты дашь им еды, было бы хорошо, если бы здесь были больные – я могла бы оказать врачебную помощь. И тогда я сумею ознакомиться с их физиологией. Двери познания отворяются, факты копятся, смысл появляется! – Она окинула Энге внезапно посуровевшим взглядом. – Но знания открываются лишь тем, кто способен вместить их. И раз самцов обычно прячут от фарги и попусту озабоченных, путь твои подружки не знают, что это самцы.

Энге выразила сомнение;

– Мы живем, не имея секретов, и всем делимся между собой.

– Чудесно. Но этот факт не для всех. – Заметив колебания Энге, Амбаласи добавила: – Приведу сравнение. Иилане не вложит хесотсан в руки йилейбе фарги, еще не высохшей после моря. Иначе умрет сама фарги и не она одна. Преобладание самцов среди сорогетсо может оказаться бедой, отравой для культуры. Ты поняла меня? Согласна?

– Да, – ответила Энге со строгим пониманием важности.

– Прошу тебя хранить научную тайну... до времени. Узнав побольше, мы вернемся к этому вопросу. Согласна?

– Да. – Жестами выражая согласие, Энге добавила: – Следует выяснить истину, определить, как она скажется на нас. И пока мы не выясним это, я буду молчать.

– Очень хорошо. Когда ты соглашаешься со мной, мое уважение к твоему разуму растет. Пришли сюда Сетессеи, чтобы я могла обо всем распорядиться.

...Город пышно рос, но Амбаласи отстранялась от него все дальше и дальше. Когда к ней приходили с вопросами, она впадала в такую ярость и немедленно обращалась к столь крепким выражениям, что многие начали бояться ее. Дочери стали стараться самостоятельно разрешать самые насущные вопросы. И скоро обнаружили, что это возможно лишь потому, что в Угуненебе было мало удобств, привычных для старых крупных городов. Город не поглощал отходы, не перерабатывал их, даже воду приходилось носить из реки – удобств в городе не было. И все же лучше жить здесь, чем томиться в садах. Они приспособятся. И хотя Дочери спали вповалку под густыми ветвями и питались только угрями и разной рыбой – это неважно. Гораздо ценнее еды и питья была для них никем не ограничиваемая возможность беседовать о заветах Угуненапсы, искать правду, обнаруживать знаменья. Наполненная и чудесная жизнь.

Энге приходилось едва ли не на весь день забывать даже о существовании Угуненапсы, в трудах она пыталась постичь сорогетсо, научиться их речи. Еасассиви более не приходил, но Энге удалось завести разговор с другим сорогетсо, застенчивым и боязливым. Доверие его она купила терпением и дарами – едой. Ее звали Мооравиис, что, похоже, означало «оранжевая». Причиной тому было пятно на гребне. Она была самкой, и Энге обнаружила, что может общаться с нею.

Медленно она начала понимать их. Модификаторов оказалось немного, смысл в основном передавался изменением окраски. Подметив несколько звуковых ключей, Энге обнаружила, что с Мооравиис можно обсуждать основные понятия. Наступило время подключать к работе и Амбаласи.

«Беспримерная возможность», – показывала она руками, приближаясь к ученой, которая немедленно оставила работу и сделала жесты усердия и покорности.

Энге была польщена, она предполагала, что ученая давно уже забыла услужливые жесты.

– Прошу объяснений, – произнесла Амбаласи.

– Немедленно. Моя информантка сообщила, что один из ее сородичей – она не указала на его пол – получил серьезную рану. Я известила Мооравиис о том, что одна из нас умеет восстанавливать тела. Мооравиис пришла в возбуждение. Я думаю, она отведет нас к раненому.

– Великолепно. Я изучала их общение в твоей записи. – Выпрямившись, Амбаласи проговорила в истинной манере сорогетсо: – Помощь-дана, личности-лечить, благодарность.

Энге восхитилась.

– Великолепно. Надо идти в джунгли. Я только опасаюсь за твою безопасность. Может быть, лучше взять Сетессеи, она тоже умеет лечить, и для первого раза...

– Нет, пойду я! – повелительно произнесла Амбаласи.

Энге поняла, что не следует пытаться переубедить ученую.

Амбаласи нажала на выступ, расположенный на шкуре животного-для-переноски. Пасть его распахнулась, обнаружив внутри аптечку. Тщательно проверив содержимое, Амбаласи добавила несколько нефмакелов покрупнее, для серьезных ран, и кое-что еще, что могло понадобиться. Удовлетворившись, она закрыла его и повернулась к Энге.

– Теперь неси, нам не нужно свидетельниц. Иди первой.

Сорогетсо дожидалась в реке, высунув из воды только голову. Когда она заметила Амбаласи, в глазах ее промелькнул страх. Она направилась к другому берегу протоки. Иилане последовали было за нею, но сорогетсо заметно опережала их в скорости, и оранжевый гребень быстро потерялся из виду. Амбаласи заметила, как та вынырнула вдалеке у берега, и с громким плеском устремилась за ней. Обремененная медицинскими инструментами Энге следовала за нею. Выкарабкавшись на берег, она не могла перевести дух. Мооравиис тем временем оказалась на краю леса и, убедившись, что они следуют за ней, исчезла за деревьями.

Торопясь за нею, они быстро потеряли Мооравиис из виду, но вскоре заметили, что идут по нахоженной тропке. Она поджидала их на другом конце перелеска возле ручья.

«Стой!» – вспыхнула ее ладонь, движения головы свидетельствовали, что неподалеку опасность. Обе иилане разом остановились, опасливо оглянулись, но не увидели ничего страшного.

«В воде», – показала Мооравиис и, широко раскрыв рот, разразилась тонким дребезжащим воплем. Когда она повторила его, из-за ручья донесся похожий ответ. Ветви кустарника на другой стороне зашевелились, показались два сорогетсо и с сомнением поглядели на другую сторону ручья.

«Опасно-незнакомцы, много-страх», – показал один из них.

«Смерть Ичикчи больше опасность», – твердо ответила Мооравиис. После некоторого колебания, повинуясь жестам Мооравиис, они развернули застывший возле берега ствол поперек потока. Мооравиис отправилась первой, впиваясь когтями ног в кору и держась руками за ветви. Энге ждала Амбаласи, чтобы пойти впереди, но неподвижное тело ученой ничего ей не говорило.

– Я пойду первой, – сказала Энге, – надеюсь, что нам нечего опасаться.

– Глупость и непонимание, – ядовито отозвалась Амбаласи. – Нам не пристало опасаться этих простых созданий. Безмолвие мысли и наблюдение сковало меня. Ты заметила, что они сделали?

– Конечно, – повернули бревно, чтобы мы смогли перебраться через поток.

– Мысль глупейшей фарги! – вспыхнула гневом Амбаласи. – Твои глаза видят, но мозг ничего не понимает. Они воспользовались объектом как устузоу, а не как иилане. Теперь ты поняла это?

– Конечно. Радость-откровения, признание-в-глупости. Хотя внешне они подобны нам, но остались на уровне, чуть превышающем возможности животных, и не имеют представления о знаниях иилане.

– Это очевидно. Особенно когда тебе укажут. Пошли.

Они перебрались по мосту, стараясь держаться осторожно, как сорогетсо. На полпути Амбаласи остановилась и поглядела в воду. Сорогетсо испуганно окликнула ее, и, сделав отрицательный жест, Амбаласи направилась к берегу.

– Видимой опасности нет, – заметила она, с великим интересом наблюдая, как, цепляясь за торчащие ветви, сорогетсо старательно тянули бревно на прежнее место, стараясь не оступиться.

Покончив с этим делом, парочка опять затаилась среди деревьев. Энге потребовала внимания.

– Мооравиис отправилась этим путем, нам придется идти следом.

Новая утоптанная тропа через редкую рощу привела их на поляну. И хоть на ней их поджидала одна Мооравиис, нетрудно было догадаться, что из-за кустов на них взирает множество глаз. С радостью и восторгом Амбаласи объявила о новом открытии.

– Видишь – там за деревьями берег. Мы наверняка окружены водой, мы на острове, а в водах вокруг него скрывается что-то опасное. Погляди на их примитивные и неопрятные повадки, на кости, покрытые стаями мух.

– Мооравиис зовет нас, – произнесла Энге.

– Следуй за мной и не забудь про аптечку.

Раздвинув ветки, Мооравиис открыла логово из сухой травы. Там без сознания, закрыв глаза, лежала сорогетсо. Это была самка – мешочек ее слегка приоткрылся. Она шевельнулась и застонала от боли. Левая ступня была наполовину откушена какой-то тварью, оставшаяся часть распухла и почернела, по ней ползали мухи. Додыжка над нею изменила окраску.

– Глупость и небрежение, – не без удовлетворения проговорила Амбаласи, открывая живую сумку. – Следует принять радикальные меры. Ты поможешь мне. Заодно я могу провести некоторые исследования и эксперименты. Отошли отсюда Мооравиис. Скажи ей, что раненая будет жить, если она не будет следить за лечением.

Сорогетсо не возражала и мгновенно исчезла. Тогда Амбаласи быстрыми и уверенными движениями ввела обезболивающее. Когда Ичикчи замерла, она наложила на раненую ногу узкую повязку, прижав ее голову к крупной артерии над коленом. Потом ткнула в нее пальцем, и существо принялось втягивать в себя собственный хвост. И, пережав ногу, остановило кровообращение. Тогда Амбаласи принялась струнным ножом отрезать пораженную ногу. Чтобы не видеть, Энге отвернулась, но звук рассекаемой плоти доносился до ее ушей. Заметив это, Амбаласи выразила удивление:

– Ишь ты, какая чувствительная! Ты что – фарги, ничего не знающая о жизни? Наблюдай и учись, ведь знание – это жизнь. Ступню можно было и залечить. Но тогда она станет калекой. Лучше удалить все, вернее, все ненужное. Половина фаланг и костей плюсны потеряны. Осторожно и быстро я удаляю все остальное до конца плюсны. Эти кости необходимы. Теперь нефмакел побольше... да, вот этот, чтобы остановить кровь. Дай-ка сюда контейнер.

Амбаласи достала небольшой пузырь с вязким красным желе. Открыв его, она с помощью нефмакела извлекла оттуда белое ядрышко и приложила к обрубку ноги, тщательно выбрав нужное место. Потом повторила инъекцию с помощью новой однозубой змейки.

– Антибиотик. Готово.

Распрямившись, она потерла занемевшую поясницу – и обнаружила, что они не одни. Обступившие их сорогетсо безмолвно наблюдали за ними, чуть не дергаясь всякий раз, когда глаза ииланевстречались с их взглядом.

– Боль кончилась! – объявила Амбаласи в манере сорогетсо. – Она спит. Слабая. Боли не будет. Пройдет много дней, прежде чем все будет, как прежде.

– Нога... исчезла, – проговорила Мооравиис, глядя круглыми глазами на перевязанную культю.

– Я вернусь лечить ее. Потом вы увидите, чего вам не приходилось видеть.

– Что ты сделала? – спросила Энге, удивленная не меньше, чем сорогетсо.

– Посадила колонию клеток, из которой вырастет новая нога. Если эти создания и впрямь настолько близки к нам, как кажется, вырастет точно такая же ступня.

– Ну а если нет?

– Тогда мы получим интересный научный случай! Оба исхода представляют собой интерес для науки.

– Еще более для Ичикчи, – ответила Энге с явными нотками неодобрения.

Амбаласи удивилась.

– Конечно же, приобретение новых познаний куда важнее жизни этого примитивного существа, которое, вне сомнения, умерло бы, если бы не мое искусство. Твое сочувствие направлено не в ту сторону.

Сорогетсо подступили еще ближе. Открыв рты, все десятеро пытались понять неизвестную речь. Они внимали Амбаласи, стараясь не упустить ничего из того, что им открывали ее ладони.

– Вот, – скомандовала Амбаласи, – ты можешь приобрести новые познания. Поговори с ними. Какая прекрасная возможность! Прекрасная, понимаешь?

Сорогетсо не спеша отступили, но сразу же возвратились, повинуясь зову.

– Они как фарги, вышедшие из моря, – сказала Энге, – нам придется проявить терпение.

– Конечно, но учимся и мы с тобой. Мы здесь тоже как фарги, мы пришли учиться, чтобы понять и изведать все глубины их жизни. Начнем.

Глава сороковая

Kakhashasak burundochi nmustuzochi kaasakakel.

Мир был бы лучше без устузоу.

Апофема иилане

Встречи с Ланефенуу Вейнте ожидала без страха. Да, у них были потери, ужасные потери, но были и успехи. В битве так всегда теряешь одно, приобретаешь другое. Важна окончательная победа, ее будут помнить. Она была уверена в этом, не ощущая ни малейших сомнений, но все-таки то и дело подбадривала себя. Ланефенуу будет сомневаться, ее нельзя будет ни в чем убедить, если она, Вейнте, не облечется в уверенность-успеха, подобную панцирю.

– Желательно-изменение-положения, недостаточность освещения, – со знаками крайнего смирения обратилась к ней член экипажа с кистью и краской в руках.

Урукето изменил курс, и пятно солнечного света из открытого плавника перешло на другое место – они, должно быть, уже приближались к Икхалменетсу. Вейнте склонилась вперед, поднимаясь с хвоста, и перешла к свету, чтобы внимательно разглядеть работу. Сбегая с плечей, зубчатые золотые листья спиралями охватывали руки и заканчивались плодами на тыльной стороне ладоней. Пожалуй, рисунок был слишком вычурным, но именно такой подходил для важной встречи. Вейнте сделала знаки удовлетворения и одобрения, член экипажа благодарно склонилась перед ней.

– Великолепный рисунок, мягкие краски, точные очертания, – сказала Вейнте.

– Счастлива хоть чем-нибудь послужить избавительнице.

Вейнте то и дело слышала теперь это слово. Поначалу оно выражалось понятием «она-что-помогает-нам», но постепенно превратилось в «она-что-спасает-нас». Так думали иилане Икхалменетса, так они говорили. И даже не вспоминали о погибших фарги. Они видели, как по склонам высокой горы все ниже спускался снег, и всей кожей ощущали дыхание подступавшей зимы. Эйстаа должна была чувствовать то же, что и остальные.

Когда урукето заходил в гавань Икхалменетса, Вейнте стояла рядом с капитаном. С величественным изяществом огромное существо миновало других урукето, выстроившихся в ряд у причалов. Предвкушая угощение, энтиисенаты рвались вперед, взбивая белую пену. Невысокая волна ударилась о деревянный причал, перехлестнула через спину урукето. Глянув с плавника вниз, Вейнте поманила члена экипажа.

– Требуется присутствие высокопоставленной Акотолп.

Глядя на пустынный причал и пряча неудовольствие за неподвижностью, Вейнте поджидала ученую. Эйстаа знала, что она возвращается. Она послала за Вейнте и прекрасно знала, что та прибудет на этом урукето. Но никто не ждал ее у причала. Никто из высоких не явился приветствовать ее. Это означает если не оскорбление, то предупреждение. Вейнте не нуждалась в них. Ланефенуу не скрывала своего отношения к непрекращавшемуся конфликту с устузоу.

Долгое пыхтение предвещало появление Акотолп.

– Какой подъем, – пожаловалась толстуха. – Путешествовать на урукето так неудобно.

– Проводишь ли ты меня к эйстаа?

– С удовольствием, сильная Вейнте. Окажу тебе помощь и поддержку, посильную мне. – Покосившись одним глазом на капитана, Акотолп убедилась, что та следит, как причаливает урукето, и заговорила: – Черпай силу в том, что ты всего лишь повиновалась приказам. Ни одна фарги, ни одна иилан еще не ошиблась, повинуясь им.

Выразив благодарность за понимание, Вейнте сказала:

– Хотелось бы, добрая Акотолп, но я командую, а потому и должна уметь отвечать за ошибки. Идем.

Их ждали, и это стало ясно, едва они достигли амбесида. Эйстаа восседала на почетном месте, советницы теснились неподалеку. Но просторный амбесид был пуст, а песок на нем разровняли, разрисовав какими-то узорами. Приближаясь к Ланефенуу, они оставляли за собой двойной ряд следов. Прямая и неподвижная Ланефенуу ожидала их приближения. И лишь когда они замерли перед нею с жестами верности и внимания, она соизволила обратить к Вейнте холодный глаз.

– Это были неудача и смерть, Вейнте, неудача и смерть.

Сложив руки с уважением к высшей, Вейнте ответила:

– Смерть, эйстаа, я согласна. Погибли добрые иилане. Но не неудача. Мы продолжаем наступать.

Ланефенуу мгновенно разгневалась:

– Для тебя гибель целого войска не неудача?

– Так, эйстаа. Ешь других, чтобы не съели тебя, так заведено в этом мире. Да, устузоу кусаются, но мы истребляем их поодиночке. Я говорила тебе, что они страшны, и не обещала, что потерь не будет.

– Действительно, так ты говорила. Но потом забыла сообщить число погибших иилане, позабыла перечислить, сколько потеряла уруктопов и таракастов. Я весьма недовольна, Вейнте.

– Склоняюсь перед твоим гневом, сильная Ланефенуу. Твои слова верны. Я не стала называть тебе всех, кто умрет, но теперь я скажу это, эйстаа.

Широко растопырив руки в жесте обобщения, Вейнте назвала имя великого города.

– Икхалменетс умрет, все вы умрете, в город придет смерть, все вы обречены.

Советницы Ланефенуу в ужасе застонали, глядя в ту сторону, куда указывал палец: в сторону великой горы, потухшего вулкана, породившего этот остров, – видя и не желая видеть этот белый снег.

– Близится зима, эйстаа, и ей не будет, конца. Скоро снег опустится на этот город и останется в нем. Тогда погибнет Икхалменетс.

– Не много ли ты берешь на себя? – крикнула Ланефенуу, вскакивая с жестом великого гнева.

– Я говорю только правду, великая Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса, предводительница иилане. Смерть идет. Икхалменетс должен отправиться в Гендаси, прежде чем это случится. Я тружусь, чтобы спасти город. Смерть сестер и зверей причиняет мне огромное горе. Но кто-то должен пасть, чтобы жили остальные.

– Почему же? Ведь мы владеем Алпеасаком. В твоих отчетах говорилось, что он разрастается и скоро Икхалменетс сможет перебраться в Алпеасак. Если так – зачем все эти смерти?

– Мы должны погубить устузоу, чтобы они никогда уже не могли угрожать нам. Этого не будет, пока жив хоть один из них. Вспомни, что они сумели погубить и захватить Алпеасак. Это не должно повториться.

Тело Ланефенуу еще сотрясал гнев. И все же она тщательно обдумывала слова Вейнте, прежде чем ответить. Воспользовавшись недолгим молчанием, вперед шагнула Акотолп.

– Великая Ланефенуу, эйстаа окруженного морем Икхалменетса, могу ли я доложить тебе, что завершено, а что еще нужно сделать, чтобы Икхалменетс мог отправиться в Гендаси?

Ланефенуу еще более разозлилась, но тут же умерила свой гнев, понимая, что в этот день им ничего не добьешься. Вейнте не тряслась перед ней от страха, как другие, и толстая ученая тоже. Усевшись, она знаком приказала Акотолп говорить.

– Животное, как и болезнь, нападает по-разному. И хорошая ученая обнаруживает причину болезни, а потом находит лекарство. Если способ нападения известен, второй раз оно не будет иметь успеха. Устузоу сожгли наш город. Теперь мы растим города, неподвластные огню. Устузоу нападали на нас по ночам, под покровом тьмы. Теперь сильный свет не дает им укрыться. Лианы и шипы убивают их.

Речь о былых успехах Ланефенуу пресекла пренебрежительным движением руки.

– Не нужно мне историй. Я хочу услышать о победе.

– Так и будет, эйстаа, она неизбежна. Напасть и убежать, укусить и скрыться – так делают устузоу, а медленное продвижение к обязательному успеху – путь иилане.

– Слишком медленное!

– Достаточно быстрое, если впереди нас ожидает победа.

– Я не вижу победы в гибели моих иилане.

– Мы учимся. Это не повторится.

– И чему же вы научились? Мне известно, что все они погибли, укрывшись за вашей непроходимой защитой, все до единой!

Акотолп жестом согласилась, добавив знак силы разума.

– Пусть бегут глупые и трусливые фарги, пусть потом толкуют о невидимых устузоу. Это невежественные речи. Для науки нет секретов, которые нельзя было бы распутать с помощью упорства и наблюдательности. И мне понятно все, что делают устузоу. Я все изучила там, использовала зверей с тонким нюхом, чтобы выяснить, где прошли устузоу. И я поняла, как они попали в лагерь, обнаружила, где они проложили себе дорогу.

Вмиг позабыв о гневе, эйстаа выразила интерес и внимание. Вейнте понимала, что делает Акотолп, и исполнилась благодарности к ней.

– Ты выяснила, как они пришли и ушли, – заметила Ланефенуу. – Но удалось ли тебе обнаружить дорогу, по которой смерть вошла за ночную ограду?

– Конечно же, эйстаа, этим низменным тварям никогда не удается обмануть науку иилане. Устузоу заметили, что наше войско обязательно останавливается ночевать на одном и том же месте. И поэтому до прихода отряда гнусные твари вырыли себе нору и затаились в ней. Так просто. Они не приходили к нам, иилане сами явились к ним. В ночной тьме они вылезли наружу и стали убивать.

Ланефенуу была изумлена.

– Вот как они сделали? Неужели они настолько умны? Так просто и так коварно...

– Эти звери обладают известным рассудком, который нельзя недооценивать. И теперь этим способом им уже не удается добиться успеха. Наши отряды будут ночевать отныне в разных местах. У них будут животные, способные почуять логова и тайники и найти спрятавшихся врагов.

Слушая, Ланефенуу забыла о гневе, и Вейнте воспользовалась переменой в ее настроении.

– Настало время, эйстаа, обратиться спиной к этой увенчанной снегом горе, время устремить свой взгляд к золотым берегам. Алпеасак очищен теперь не только от устузоу, но и от ядовитых растений, что изгнали тварей из города. Ограды города восстановлены, засажены растениями, которые нельзя поджечь. Устузоу бежали далеко, подступы к городу сторожит наше войско. Пора идти в Алпеасак, чтобы он вновь стал городом иилане.

Услышав отрадные новости, Ланефенуу победно вскочила и радостно заскребла по земле когтями.

– Если там безопасно – мы едем.

Предостерегая, Вейнте обратила к ней порозовевшие ладони..

– Это лишь начало, но еще далеко не конец. Чтобы город стал безопасным, необходима поддержка, росту города еще следует помочь. На целый Икхалменетс там еще не хватит пищи. Это только начало. Ты можешь послать лишь один урукето с самыми толковыми фарги, самое большее – два.

– Пригоршня воды, а мне необходим океан, – с горечью отозвалась Ланефенуу. – Пусть будет так. Но как быть с устузоу?

– Считай их мертвыми, эйстаа, и выбрось из головы. Акотолп нужны некоторые припасы, я получу от тебя новых фарги. И тогда мы отплывем. Великой битвы не будет, но, подобно огромному удаву, мы медленно удушим свою жертву. Пусть сопротивляется – все равно ей конец. И когда мы увидимся в следующий раз, я доложу тебе, что все устузоу погибли.

Сев на хвост, Ланефенуу стала обдумывать сказанное, негромко постукивая остроконечными зубами в такт своим мыслям. Долго, слишком долго. Чересчур много смертей. Но есть ли иной способ? Кто сумеет заменить Вейнте? Никто – ответ был очевиден. Кто еще так знает все повадки мерзких устузоу? Кто ненавидит их сильней, чем Вейнте? Да, она совершала ошибки, но не фатальные. А устузоу следует гнать и убивать – в этом теперь она не сомневалась. Слишком ядовитые твари, чтобы их можно было оставить в живых. Вейнте начала дело – она его и закончит. И пока левый глаз эйстаа смотрел на Вейнте, правый медленно обратился к снежной вершине горы.

Этой зимой снег впервые покрыл все луга, остановившись перед зеленым еще лесом. Уходить необходимо, прежде чем белизна эта доберется до города. Выбора не было.

– Ступай, Вейнте, – приказала она. – Бери все, что нужно, гони устузоу. Не хочу тебя более видеть, пока ты не принесешь мне весть о погибели устузоу. – Тут гнев ее вновь прорвался. – Но если они останутся живы, тогда умрешь ты. Обещаю. Ты поняла меня?

– Полностью, эйстаа. – Вейнте излучала силу и уверенность. – Иного я не допущу. Мне все ясно. Если они не умрут, значит, умру я. Клянусь тебе своей жизнью. Ты возьмешь ее, если я потерплю поражение.

Ланефенуу ответила жестом согласия, к которому примешивалось и невольно высказанное восхищение. Вейнте выполнит все, что следует.

Понимая, что настало время удалиться, Вейнте повернулась и пошла прочь. Акотолп пыхтя поспешила за нею, стараясь не отставать от торопившейся Вейнте. Она шагала навстречу судьбе.

К победе.

Глава сорок первая

Nangeguaqavog sitkasiagpai.

Важен путь, а не место, куда стремишься.

Пословица парамутанов

Решение было принято, и огонек безумия в глазах Керрика стал угасать. Ведь душу его терзал неразрешимый внутренний конфликт. Да, они с Армун в безопасности, но по ту сторону океана остались обреченные на смерть саммады. Тану и саску. И чем лучше ему – тем хуже всем остальным. В этом он винил себя, видя в Вейнте демона смерти, которого невольно выпустил на свой народ. Он был уверен и не испытывал даже доли сомнения, что она губит тану с одной только целью – убить именно его. Ответственность лежала на нем. А он сбежал. И только теперь остановился. Как затравленный зверь, собирался он броситься в атаку и не раздумывал – останется ли в живых или умрет. Он знал одно – надо кидаться, рвать и терзать.

Армун же, напротив, была почти уверена в неудаче. Когда она видела его над картами, она всякий раз надеялась, что отыщется другой путь. Но его не было, и она знала об этом. Придется плыть на юг – в неизвестное. Иначе – если они останутся здесь – Керрик просто сойдет с ума. Теперь он повеселел, иногда даже улыбался, сравнивая по разным картам тот путь, что им предстояло пройти.

Будущее было неясно и темно, но Армун не жалела о своем выборе. Керрик наполнил ее пустую жизнь, спас от одиночества, увел из жизни, которую нельзя было считать жизнью. Он был не таким, как другие охотники, он мог делать то, на что они не были способны. Он вел их, – а они шли следом, – к победе над мургу. Но, разрушив город ящеров, охотники покинули его. Она знала, как это случилось, и теперь следовала за ним повсюду. Единственный воин в его войске. Впрочем, нет, не единственный, был еще низкорослый парамутан, умевший видеть мудрость в безумии, не боявшийся плыть сквозь пургу по зимнему морю.

Калалекв был счастлив. Распевая охотничьи песни, он накрепко зашил парус, где тот прохудился. Потом заткнул щели в корпусе лодки. А после проконопатил швы. Самым опасным будет начало путешествия на юг, поэтому надо предусмотреть все. Он уложил съестные припасы, прочно привязал их вместе с запасом воды. Кто лучше его знает, на что способна зимняя буря? Он возьмет с собой два насоса, – если один-единственный смоет за борт, их ждет верная смерть. Как весело! Работая, он смеялся, стараясь не обращать внимания на зависть и ревность в глазах парамутанов. Вот это будет путешествие!

Но, когда все приготовления были завершены, пришлось ждать, ибо вовсю дули зимние ветры, заметая паукаруты снегом. Выли метели. Оставалось ждать. Каждый день промедления повергал Керрика в глубокое уныние, ему с трудом удавалось справиться с собой, ведь ничего сделать было нельзя. Завершив работу, Калалекв отсыпался, копил силы. Спокойная решимость Армун успокаивала метавшегося Керрика. Они отплывут, как только погода хотя бы немного исправится.

Однажды, проснувшись, Керрик почувствовал, что ветер, столько дней терзавший крыши паукарутов, утих. Наступила тишина. Калалекв развязывал шнурки полога, снаружи пробивался яркий солнечный свет.

– Какая погода! Как здорово!

– Значит, плывем?

– Немедленно! Сейчас же! Не теряя ни минуты! Дух ветра велит нам отправляться в путь, пока он отдыхает. Скоро он вновь соберется с силами, и мы должны постараться покинуть залив, не дожидаясь его возвращения. В лодку!

Буря утихла, и всем стало ясно, что долго откладывавшийся поход начался. Паукаруты опустели, с криками и смехом толпа окружила лодку. Ее извлекли из-под снега и на руках дотащили до воды. Могучие валы разбивались о берег, вздымая облака водяной пыли и далеко забегая на сушу. Громкие споры о том, как спустить лодку на воду, быстро закончились. При всеобщем согласии добровольцы на руках внесли лодку в прибой и удерживали там, хохоча и вопя всякий раз, как их окатывало холодной волной. Посадив троих путешественников на плечи, провожавшие мгновенно донесли их до лодки. Калалекв поднял парус в тот миг, когда последний из них оказался на борту. Лодка двинулась в море, а провожавшие под натиском волн отступили к берегу и, корчась от смеха, повалились на влажный песок. Армун только дивилась – она так и не могла до конца понять этих странных мохнатых охотников.

Ветер дул в основном с запада, и приходилось лавировать, чтобы продвигаться на юг и на запад.. Калалекв знал, что к югу от них берег идет прямо от востока на запад и они не сумеют обогнуть крайний мыс, если будут держаться возле земли. Поглядывая на парус и на небо, он уводил шаткое маленькое суденышко подальше от берега.

Морская болезнь сразу же сразила Армун, и та отлеживалась на дне, покрываясь потом под мехами, которыми была укрыта. Керрику на этот раз волны были нипочем, и он помогал парамутану у паруса. Он улыбался и даже хохотал вместе с парамутаном, брызги замерзали на его шевелюре и бороде. Калалекв вполне разделял его энтузиазм, и только Армун понимала тот риск, на который они пошли, безумие их попытки. Но возвращаться не только поздно – немыслимо.

Хорошая погода – легкий ветер и чистое небо – продержалась два дня. А когда возвратилась буря, она была не так свирепа, как прежде. Они плыли три дня, наконец лед на снастях стал таким толстым, что пришлось высаживаться на берег, чтобы как следует сколоть его. Они вытащили лодку из воды подальше и, отбив лед, уселись у костра, разожженного Керриком, чтобы согреться и высушить насквозь промокшую одежду.

Мимо пристанища мургу они прошли в бурю и ничего не видели на берегу. Да они и не надеялись увидеть этих теплолюбивых тварей зимой, в ледяном северном море. Буря постепенно ослабевала, и лодочка медленно и упорно двигалась к югу вдоль скалистого побережья.

По утрам судно окутывал туман, а моросивший мелкий дождик заставлял путешественников мерзнуть сильнее, чем северные метели. Впереди из тумана выступил скалистый мыс: подгоняемые течением и ветром, они быстро приближались к нему. Нервно кусая губу, Керрик поглядывал то на карту, то на берег. Наверняка. Сомнений почти не было. Быстро повернувшись, он крикнул Калалекву:

– Возьми покруче на запад! Я уверен, что мы приближаемся к Генагле. Сильное течение может занести нас во внутреннее море.

– Неужели мы уже добрались? Изумительно! – восхитился Калалекв, с хохотом навалившись на рулевое весло и закрепив его, чтобы перевязать парус. – Вот посмотрю теперь: целый новый мир – и кругом одни мургу. А они тоже плавают в этих водах?

– Думаю, что не в это время года. Но когда мы пересечем устье Генагле, то подойдем к огромному Энтобану, где всегда тепло. Тогда нам придется соблюдать осторожность.

Мургу, иилане – слова путались в его голове. Остров уже недалеко. И скоро он нападет на мургу, как они напали на тану, с другой стороны океана. Может быть, даже сегодня.

– Они же не вступают в бой, – гневно скалясь, сказал Херилак, – они не нападают, а, когда мы приближаемся, просто прячутся за своими ядовитыми стенами, где мы их не можем достать.

– Это мургу, и не стоит надеяться, что они будут воевать, как тану и саску, – ответил Саноне, вороша палкой костер.

Холодный ветерок унес вдаль взлетевшие искры. В зимние ночи даже в защищенной от ветра долине было прохладно, а тело его уже немолодо и не так тепло, как раньше. Потуже запахнувшись в плотную одежду, Саноне оглядел спящих. Бодрствовали только они с Херилаком.

– Они учатся, эти мургу, – с горечью вымолвил Херилак. – Прежде мы могли спокойно бить их по ночам, разить копьем и резать ножами. Но теперь к ним не подберешься ни днем, ни ночью. Они отсиживаются в укрытиях и делают переходы, лишь когда нас нет поблизости. И продвигаются вперед... медленно, но все ближе и ближе.

– Как далеко они от нас сегодня? – осведомился Саноне.

– Они окружают нас со всех сторон. Их еще не видно, но они кругом в четырех днях пути в любую сторону. В этом кольце есть разрывы, мургу наступают отдельными отрядами, но войско их стало неуязвимым. Когда мы нападаем на них, они прячутся за стенами и не трогаются с места. Но тем временем остальные подступают все ближе и ближе. И наступит день, когда все они окажутся здесь, охватят кольцом долину, и тогда нам придет конец.

– Надо уходить, пока из ловушки есть выход.

– Куда? – сверкая глазами в свете костра, возразил Херилак. – Разве от них спрячешься? Ты мандукто саску, тебе повинуются охотники и женщины. Знаешь ли ты место, куда можно увести их?

Поколебавшись, Саноне проговорил:

– На запад через пустыню. Говорят, что за ней есть вода и зеленая трава.

– Ты хочешь вести туда саску?

Затрещал огонь, в костре упало полено, и Саноне ответил не сразу.

– Нет, я не хочу уводить их из долины. Мы всегда жили здесь. И, если нам суждено умереть, мы умрем здесь.

– Я не хочу умирать, но я устал все время бежать. И мои саммады тоже. Если они решат, я уведу их отсюда, но сомневаюсь, чтобы они решились на новый поход. Время бегства миновало. Рано или поздно придется остановиться и лицом к лицу встретить мургу. Пусть это случится скорее. Все мы устали.

– Вода в реке опустилась. Обычно дожди в горах в это время года наполняют ее до краев.

– Утром я возьму охотников, мы разведаем, что случилось в горах. Тебе не кажется, что это работа мургу?

– Не знаю. Но мне страшно.

– Всем нам страшно, мандукто. Мургу приближаются словно зимняя метель – кто может остановить бурю? Одна из женщин заметила на краю обрыва зеленые лианы. Она не стала к ним подходить, потому что они выглядели как те, что в ядовитой ограде мургу.

– Утесы высоки.

– Но лианы быстро растут. Когда я сплю, мне уже снится смертная песня. Знаешь ли ты, что это значит?

Саноне ответил холодной и мрачной усмешкой.

– Могучий Херилак, смысл своего сна ты знаешь и без толкований мандукто. Я тоже слышу смертные песни.

Херилак угрюмо взглянул на звезды.

– Родившись, мы сразу начинаем умирать. Я знаю – моему тхарму суждено оказаться там, между ними. Но не холодный ветер, а приближение нового дня заставляет меня ежиться. Неужели мы ничего не сможем сделать?

– Керрик вел нас в бой с мургу и привел нас к победе.

– Не называй мне этого имени. Он ушел и оставил нас погибать. Он не поведет нас больше.

– Он оставил тебя или ты его, о могучий Херилак? – негромко спросил Саноне.

Вспыхнув, Херилак начал было сердитые речи, но сразу умолк. Воздев к небу руки, он сжал кулаки и вновь опустил их.

– Если бы слова эти сказал охотник, осмелившегося на дерзость я ударил бы этой рукой. Но не тебя, Саноне, ведь ты видишь насквозь всех нас, понимаешь тайные думы. После гибели моего саммада во мне уживаются два человека. Один вечно кипит гневом и жаждет лишь смерти врагов, отвергая советы, забывая всякую дружбу. И когда Керрик нуждался в помощи, этот Херилак оставил его одного. Так было. Но теперь, окажись он здесь, у меня нашлось бы для него иное слово. Но он ушел на север и погиб там. А теперь мы оказались в этой долине, где повсюду нас окружают мургу. Гнев мой стал утихать, и я вновь чувствую себя тем, кем был прежде. Может быть, слишком поздно.

– Никогда не поздно избрать верный путь, ведущий к Кадайру.

– Я не знаю Кадайра. Но искорку, ставшую моим тхармом, раздул Ерманпадар. И скоро мой тхарм засияет среди прочих звезд.

– Да, путь наш впечатан в скалу. Нам остается только следовать ему.

Огонь угас, остались тлеющие угли. Холодное дуновение с севера пронеслось над долиной. В ясном ночном небе ярко горели звезды, Тану и саску спали, а мургу с каждым днем подступали все ближе. Глянув на склонившуюся голову Херилака, Саноне подумал: останется ли в этой долине хоть один живой человек, когда зеленые ростки весной пробьют землю?

Глава сорок вторая

Еле заметный в сгущающихся сумерках берег Энтобана далекой тенью чернел на западном горизонте. Когда волна поднимала лодку, становились видны снежные вершины далеких гор, покрасневшие в свете заката.

Взглянув на Калалеква, скорчившегося у рулевого весла, Керрик снова заговорил, осторожно выбирая слова и стараясь не разгневаться:

– Вода почти кончилась...

– Я не хочу пить.

– А я хочу. И Армун тоже. Надо высадиться на берег и наполнить мехи.

В сумеречном свете Керрик заметил, как по коже Калалеква пробежала волна и шерсть встала дыбом. Тот давно сбросил всю одежду, тогда как для тану едва потеплело.

– Нет, – ответил Калалекв и задрожал. – Это страна мургу. Я видел их. Я убивал их. И не хочу больше видеть. Жарко. Повернем на север.

Он толкнул рулевое весло, – подчиняясь движению, лодка повернула, парус обвис. Вспыхнув, Керрик поднялся, чтобы уйти на корму, но руки Армун задержали его.

– Дай я, – шепнула она на ухо Керрику. – Споры не помогут – видишь, какой он стал.

– Ну говори. – Он отбросил ее руку и принялся возиться с парусом. – Только убеди его в том, что нам нужна вода.

Шерсть на теле Калалеква взъерошилась, когда Армун мягко погладила его по плечу.

– Воды много, – пробормотал он.

– Ты знаешь, что это не так. Она скоро кончится, так что все равно придется высаживаться.

– Высадимся на островах... повернем обратно, только не надо на этот берег.

Она вновь погладила и, словно ребенку, сказала:

– Но мы же не знаем, сколько еще осталось до островов, нам нельзя поворачивать. Дух ветра рассердится. Ведь он все время помогал нам попутными ветрами.

– Но не сегодня и не вчера.

– Значит, он услышал тебя и рассердился.

– Нет.

Калалекв теснее прижался к ней и запустил руки под ее меховую одежду на спине. На этот раз она не стала отодвигаться. В темноте Керрик не заметит. А им нужно высадиться на берег, наперекор всем страхам Калалеква. Теперь уже не Керрик беспокоил ее – путешествие на юг, казалось, прогнало все темные мысли из его головы, которые словно перебрались в череп парамутана. Теперь ей приходится подбадривать его, поддерживать в парамутане уверенность в себе. Она умела это делать. Охотники парамутанов и тану были одинаково скоры в гневе, свирепы в битвах и подвержены настроениям. Но ей приходилось терпеть. И покорно идти следом – или брать на себя роль сильного, когда нужно. Теперь парамутан нуждался в ее поддержке не меньше, чем Керрик совсем недавно. Но он хотел большего. Руки его гладили ее по спине, потом скользнули вниз... она отодвинулась.

– Калалекв не боится огромного уларуаква, который, плавает в северных морях, – сказала она. – Он самый могучий охотник, и сила его рук кормит всех нас.

– Да, – согласился он и вновь потянулся к ней.

Она опять отодвинулась.

– Калалекв убивает уларуаква, он убивает и мургу. Я видела, как он убивает мургу. Он могучий победитель мургу!

– Да... – Он повторил громче: – Да! – и словно ударил невидимым копьем. – Я убивал их, я убивал их этой рукой!

– Значит, ты не боишься их, а если увидишь, то опять убьешь.

– Конечно! – Настроение его под влиянием Армун резко переменилось, Калалекв ударил себя в грудь кулаком. – Нужна вода – плывем к берегу! Может быть, удастся и мургу заколоть.

Понюхав ветер, он плюнул в сердцах и, все еще ворча, достал весла и вставил в уключины.

– Ветра мало, ниже парус. Я покажу, как надо грести.

Но его ждала неудача.

Почти сразу он стал задыхаться, шкура его взмокла от пота. Тогда он перестал грести и жадно допил остатки воды, которую Армун поднесла ему к губам. Место на веслах занял Керрик, и суденышко неторопливо двинулось к берегу. Калалекв забылся беспокойным сном, оставалось надеяться, что он проснется в бодром настроении.

Ночь была тихой и теплой, звезды прятались за низкими облаками. Когда Керрик выдохся, Армун сменила его – земля становилась все ближе. Свет призрачной луны в дымке среди облаков не позволял им терять берег из виду. Калалекв спал, а Армун и Керрик сменяли друг друга, пока наконец издалека до них не донесся шум прибоя. Керрик встал на носу иккергака и разглядел впереди полосу пены, там, где волны набегали на берег.

– Вроде бы пляж, скал не видно, и волны невысоки. Пойдем прямо туда?

– Буди Калалеква, пусть он решит.

Парамутан мгновенно проснулся, к счастью, не отягощенный прежними страхами.

Он вскарабкался на мачту повыше, понюхал воздух, потом спустился и поболтал рукой в море.

– Высаживаемся, – решил он. – Гребите прямо, я буду править.

Когда они подошли к берегу ближе, парамутан заметил устье неширокой речушки, впадавшей в море, и направил лодку прямо между песчаными берегами.

– Никто так не знает лодки, как Калалекв! Никто так не знает моря, как Калалекв!

– Никто, – торопливо согласилась Армун, чтобы Керрик не успел каким-нибудь неосторожным словом нарушить вновь обретенное парамутаном уважение к себе.

Керрик открыл уже рот, но вовремя спохватился. Он греб, пока лодка не коснулась речного дна, потом выпрыгнул и потянул ее на берег за привязанный к носу линек.

Сначала вода была солона, но чуть выше по течению она стала прохладной и пресной. Керрик попил, черпая воду ладонями, потом позвал остальных. Калалекв с наслаждением погрузился в благодатную прохладу, забыв про все прежние страхи. Затащив лодку подальше на берег, они привязали ее и, окончательно обессилев, рухнули на землю и заснули. Наполнить мехи водой можно и утром...

На рассвете Керрик потянул Армун за руку.

– Просыпайся. Быстро!

Калалекв лежал за дюной, стискивая в руке копье. Он что-то громко и злобно выкрикивал, стараясь, чтобы его не было видно с моря. Они подбежали к нему и, припав к земле, выглянули из-за песчаного гребня.

Мимо них, совсем неподалеку, величаво скользило огромное животное с высоким плавником. Впереди плыли две морские твари поменьше.

– Урукето, – проговорил Керрик. – Он несет мургу.

– Будь они поближе, всех сразил бы своим копьем, – бушевал Калалекв. Глаза его налились кровью. Он был настроен воинственно: вчерашние страхи забылись.

Взглянув на солнце, потом вновь на море, Керрик проговорил:

– Видишь, куда они плывут? На север, прямо на север!

Он следил за урукето, пока тот не исчез из виду, потом торопливо направился к лодке и достал со дна карты иилане.

– Мы слишком далеко забрались на юг. Мы сейчас здесь, если верить карте. А урукето плывет на север, к тем самым островам.

Калалекв разбирался в картах, Армун нет. Решать мужчинам.

– Что если через этот пролив они уйдут в океан? – спросил Калалекв.

Керрик покачал головой.

– Не в это время года, сейчас слишком холодно. Может быть, на берегах Исегнета не осталось ни одного города. Наверное, они плывут в Икхалменетс.

Пока они спорили, Арнун набрала воды в мехи. Вскоре они уже погрузили всю воду и выбрали курс. Они отправятся следом за плавучей тварью мургу. Мужчины решили, что острова, которые они разыскивают, лежат именно в этом направлении. С берега дул легкий бриз, и парус нес кораблик к горизонту, за которым лежало неведомое.

Весь день они плыли по пустынному океану, суша позади исчезла из виду, впереди ничего еще не было видно. Страхи Калалеква вернулись, и Армун попросила рассказать, как он убивал уларуаква, и, забыв про все, парамутан принялся демонстрировать свою сноровку, то и дело принимаясь радостно хохотать. Молчаливый Керрик смотрел вперед с носа лодки и первым заметил показавшуюся из воды снежную шапку на вершине горы.

– Вот он, Икхалменетс, иного не может быть.

Они молча глядели вперед, и остров медленно выплывал из моря. Калалекв озабоченно крутил головой, показывая на появлявшиеся из воды пятнышки суши.

– Вон, вон и вон. Столько островов, их больше одного. Как узнать, какой именно нужен нам?

Керрик показал на снежную гору, теплым светом сверкавшую под лучами заката.

– Вот она, ее не с чем спутать, такой ее описывали мургу. Это остров, посреди которого поднимается огромная гора. Рядом есть и другие острова, но этот самый большой и высокий. Правь к нему!

– Мы пройдем мимо другого острова, нас заметят.

– Нет, они необитаемы. Здесь мургу живут в одном огромном стойбище, в городе, который лежит на этом острове. Туда мы и направляемся.

– Навстречу своей смерти! – громко вскричал Калалекв, выбивая зубами дробь. – Мургу нет числа. А нас трое. Что мы сможем сделать?

– Мы можем победить их, – произнес Керрик сурово и уверенно. – Я плыл в такую даль не затем. чтобы умереть. Я думал. Я думал и думал. Я продумал все до мельчайших подробностей. Мы победим, – потому что я знаю все слабости этих созданий. Они не похожи на тану и парамутанов. Они живут не так, как мы, и во всем повинуются приказу начальниц. Они не такие, как мы.

– Мой лоб – толстый. Я слушаю и не понимаю.

– Слушай, и ты поймешь, что я имею в виду. Скажи мне о парамутанах. Скажи мне, Калалекв, почему именно ты убиваешь уларуаква, а не другой охотник?

– Потому что я лучший! Самый сильный и меткий!

– Но другие тоже могут убивать уларуаква?

– Конечно. Если охота пойдет иначе или с другого иккергака...

– А вот тану слушают своих саммадаров. И когда им что-то не нравится, они говорят: пойдем искать другого саммадара. Так же, как вы можете выбирать лучшего гарпунщика.

– Зачем выбирать? Я – самый лучший.

– Я знаю, что это так, но сейчас говорю не об этом. Я говорю о том, как живут парамутаны и тану. Мургу живут иначе. У них есть такая, которая приказывает всем остальным. Она одна, но ее приказам все повинуются и никогда не оспаривают их.

– Глупо, – отозвался Калалекв, стараясь поймать в парус изменившийся ветер.

Керрик кивнул.

– Это ты так думаешь, и я тоже. Но мургу вовсе не размышляют об этом. Одна правит, а все остальные повинуются.

– Глупо.

– Именно. Но это и поможет нам. Я буду говорить с самой главной, я прикажу ей делать так, как следует...

– Не надо! – крикнула Армун. – Ты не пойдешь туда. Это же верная смерть.

– Нет, если вы оба сделаете то, о чем я вас попрошу. Дело не в мургу, дело в предводительнице, которую они называют эйстаа. Я знаю, о чем она думает и как заставить ее покориться. Мы воспользуемся огнем, – он поднял огненную коробочку саску, – и ядом для ловли уларуаква, который взял с собой Калалекв.

Армун глядела то на Керрика, то на коробочку.

– Не понимаю... Ты смеешься надо мной. – И она машинально вновь прикрыла рот уголком воротника.

– Нет, что ты. – Он положил коробочку, бросился к ней и, откинув шкурку с лица, неясно тронул ее губу, утешая и успокаивая. – Все будет хорошо.

Они подошли к острову так близко, как только осмелились в сумерках, потом спустили парус и стали ждать. Облаков не было, и снег на вершине горы искрился в лунном свете. Керрик стал поднимать парус, но Калалекв воспротивился.

– Нас заметят, если мы подойдем поближе!

– Сейчас они спят, все спят. Я же говорил тебе, что знаю их повадки.

– А охрана?

– Это невозможно – после наступления темноты никто не шевельнется.

Калалекв неохотно тронул кораблик вперед, в его движениях не было уверенности. Остров приближался, лодка тихо скользила на юг вдоль берега.

– А где находится это место? – прошептал Калалекв, словно на берегу могли услышать его.

– На берегу, чуть к северу отсюда.

Скалистое побережье сменилось песчаными пляжами, за которыми виднелись рощи деревьев. Береговая линия изогнулась, открывая вход в гавань, в которой на фоне светлых деревянных причалов застыл целый ряд темных силуэтов.

– Это, – сказал Керрик, – их живые иккергаки, вроде того, что мы видели. Вот и город. Считай, что я знаю его, все они выращены на один манер. Тут родильные пляжи, прямо за городской стеной, потом амбесид, открытый лучам утреннего солнца так, чтобы эйстаа, восседая на почетном месте, первой встречала его теплые лучи. Это Икхалменетс.

Его речь Армун не понравилась: Керрик издавал какие-то странные звуки и дергался. Она отвернулась, но Керрик окликнул ее.

– Видишь сухое русло, выходящее в океан? Тут мы высадимся, тут и встретимся. Правь к берегу, Калалекв. Высаживаемся, здесь удобно – и недалеко от города, и не за его стеной.

Берег был покрыт песком и глиной, смытыми с горы ливнями во время сезона дождей. Лодка уткнулась носом в берег, покачиваясь на невысоких волнах,

– Здесь мы проведем большую часть ночи, – сказал Керрик. – Только выйти придется задолго до рассвета. Армун, ты останешься здесь, дождешься, когда рассветет, и попытаешься забраться повыше.

– Я могу идти и в темноте, – возразила Армун.

– Нет, это опасно. У тебя хватит времени, но придется забраться как можно выше. Приготовишь все, что я велел.

– Сухие сучья для большого костра и зеленые листья для дыма.

– Помни, подкидывать в костер листья начнешь, когда солнце на две ладони поднимется над океаном. Разведи костер побольше, пусть угли раскалятся добела. Потом сразу завалишь его листьями, чтобы было побольше дыма. А потом спустишься сюда, к Калалекву. Он будет ждать здесь. Я пойду вдоль берега и скоро вернусь. Все понятно?

– По-моему, все это безумие, и я безумно боюсь.

– Не бойся. Все будет, как я задумал. Если ты сделаешь все правильно, я буду чувствовать себя в безопасности. Но ты должна делать все точно, как я велел. Ни раньше, ни позже. Понятно?

– Я поняла.

Керрик казался таким чужим, в холодном голосе звучали нотки мургу. Он и думал, как они, и действовал точно так же. Он требовал от нее только повиновения. Пусть будет так... Только бы скорее все кончилось. Мир – пустынное место.

Она задремала в покачивавшейся на волнах лодке, проснулась от храпа Калалеква и снова уснула. Керрик не мог спать. Широко открывшимися глазами он смотрел на медленно двигавшиеся звезды. Скоро встанет утренняя звезда, предвещая рассвет. К ночи все будет кончено. Сам он может и не дожить до вечера. Он понимал это. Риск был невероятно велик, а победа не сулила столь блестящих перспектив, которые наобещал он Армун. На миг Керрик пожалел, что оставил заснеженные берега, уютное становище парамутанов. Он отбросил эти мысли прочь, припоминая, словно со стороны, словно это было не с ним, ту тьму, в которой он жил так долго. Слишком многие уживались в нем: и тану, и иилане, саммадари боевой предводитель. Он сжег Алпеасак, потом попытался удержать его, но оставил в руках иилане. А потом бежал от всего. Теперь он понимал, что, возможно, бежал от самого себя. Все умещалось в его голове. И теперь он поступал правильно. Единственно правильно. Саммады нужно спасти. И лишь он в целом свете способен на это. Все его усилия должны были привести его сюда в этот город. Он сделает то, что должен сделеть. Звезды поднялись над горизонтом, и он стал будить спутников.

Армун молча побрела к берегу. Ей столько нужно было сказать Керрику, что проще было не говорить ничего. Остановившись по колено в воде и обернувшись, она прижала к себе коробочку, глядя, как исчезает во тьме силуэт лодки. Луна уже села, и в свете звезд она уже не видела Керрика. Только черное пятно, исчезавшее во мраке... Она отвернулась и снова побрела к берегу...

– Мертвые мы, мертвые, – стуча зубами, бормотал Калалекв. – Сейчас нас сожрут огромные мургу.

– Бояться нечего. Ночью они спят, – успокаивал его Керрик. – Теперь высаживай меня на берегскоро рассвет. Ты помнишь, что должен сделать?

– Помню, ты говорил.

– Я повторю еще раз, чтобы не вышло ошибки. Ты уверен, что яд, предназначенный для уларуаква, может убить одно их этих существ?

– Считай их мертвыми. Они не больше уларуаква. Один мой удар – и смерть им.

– Сделай же это быстро, сразу, как только я выберусь на берег. Убей их, но только двух, не более. Запомни, это очень важно. Пусть умрут двое.

– Они умрут. Иди... Иди же!

Керрик еще не добрался до сухого песка, а лодка уже быстро отплыла от берега. Над горизонтом, в светлеющем небе горела утренняя звезда. Время пришло. Сняв меховую одежду и кожаные поножи, он остался в кожаной набедренной повязке. Копье осталось в лодке, он был безоружен. Тронул металлический нож на груди – тупой, всего лишь украшение.

Подняв голову и расправив плечи, слегка растопырив локти с высокомерием, подобающим высшей, в полном одиночестве он двинулся вперед, в город Икхалменетс, город иилане.

Глава сорок третья

Ninlemeistao halmutu eisteseklem.

Выше эйстаа только небо.

Апофема иилане

Громкие крики разбудили Ланефенуу, мгновенно повергнув в ярость. Прозрачный диск в крыше ее опочивальни едва посветлел, рассвет только начинался. Кто же осмелился издавать подобные звуки на амбесиде? Это был возглас, призывающий к вниманию, громкий и надменный. В один миг она вскочила на ноги и, оставляя когтями глубокие борозды в полу, потопала к выходу.

Посреди амбесида стояла какая-то странная иилане, уродливая и непонятного цвета. ЗаметивЛанефенуу, она выкрикнула (немного неразборчиво из-за отсутствия хвоста):

– Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса! Иди сюда, чтобы я могла говорить с тобою!

Явное оскорбление – Ланефенуу зарычала от ярости. Первые лучи солнца упали на землю, и она застыла, изогнув от удивления хвост. Говорят только иилане, но это...

– Устузоу! Откуда?

– Я Керрик. В великой силе и гневе.

Онемев и не веря своим глазам, Ланефенуу шагнула вперед. Это был устузоу, с отвратительно бледной шкурой, посередине его тело охватывали меха, на лице и голове тоже была шерсть. Металлическое кольцо блестело на шее. Керрик-устузоу, таким и описывала его Вейнте.

– Я пришел с предупреждением, – с оскорбительной надменностью объявил устузоу.

Гребешок на голове Ланефенуу мгновенно вспыхнул гневом.

– Предупреждать? Меня? Устузоу, ты ищешь смерти?

С угрозой в каждом движении она шагнула вперед. но замерла, когда он ответил жестом уверенности-разрушения.

– Я несу смерть и боль, эйстаа. Смерть уже явилась сюда, и она не уйдет, если ты не выслушаешь меня. Смерть двойная. Дважды смерть.

У входа в амбесид что-то шевельнулось, Керрик и Ланефенуу разом обернулись: появилась какая-то иилане, ее рот был широко открыт.

– Смерть, – объявила пришедшая с теми же знаками силы и крайней спешки, которыми воспользовался Керрик.

Онемев от неожиданности, Ланефенуу села на хвост, пока иилане, жестикулируя, делилась новостью.

– Послана Муруске... срочное известие. Урукето, которым она командует, – смерть. Он погиб этой ночью. И еще один урукето. Он мертв. Двое мертвых.

Стон вырвался из уст Ланефенуу. Она сама командовала урукето, и всю жизнь посвятила этим гигантам, и столько жила среди них... город ее гордился числом и умением урукето. И теперь. Двое. Погибли. Страдая, она повернулась к огромному изображению урукето, к своей собственной персоне, видневшейся на плавнике. Две смерти. Так говорит устузоу. Она медленно обернулась к ужасной твари.

– Двое мертвых, – подтвердил Керрик со знаком, изображавшим крайнюю жестокость. – Поговорим теперь, эйстаа...

Жестом он отпустил вестницу, и та послушно заторопилась к выходу. Но и это присвоение ее полномочий, допущенное на ее глазах, не могло вывести Ланефенуу из состояния глубокой скорби, в которую повергла ее весть о невосполнимой потере.

– Кто ты? – спросила она, скорбь мешала точности речи. – Что тебе нужно?

– Я Керрик-высочайший, я – эйстаа всех тану, которых иилане зовут устузоу. Я принес тебе смерть. А теперь могу дать жизнь. Это я приказал убить урукето. Повинующиеся мне исполнили приказ.

– Почему?

– Почему? Ты осмеливаешься спрашивать почему? Ты, которая послала Вейнте убивать тех, кем я правлю, гнать их и убивать, убивать без конца. Я объясню тебе, почему погибли урукето. Одного убили, чтобы показать тебе мое могущество, – показать, что я могу делать все, что захочу, и сразить любого, кто помешает мне. А другого убили, чтобы ты не подумала, что смерть урукето – случайность. Две смерти сразу – это не несчастный случай. Я мог бы убить их всех. И я сделаю это, чтобы ты поняла, кто я, узнала мою силу и сделала то, что я потребую от тебя.

Голос его потонул в гневном реве Ланефенуу. Выставив когти и оскалив зубы, она шагнула вперед. Но Керрик не шевельнулся, отвечая с надменностью и высокомерием:

– Убей меня – ты будешь жива. Убей. И тогда все твои урукето погибнут. Этого ли ты хочешь, эйстаа? Смерти всех урукето, смерти города? Если хочешь этого – убивай поскорее, прежде чем успеешь подумать и изменить решение.

Привыкшая повелевать Ланефенуу содрогалась всем телом: ей, распоряжающейся жизнью и смертью иилане, приказывает устузоу! Чтобы устузоу смел обращаться к ней подобным образом! Она теряла власть над собой.

Керрик не смел сделать даже шага назад или изменить надменной позы. Миг слабости – и она разорвет его в клочья. Может быть, он переусердствовал, – но выбора у него не было. Он мельком глянул на горный склон над городом.

– Вот что еще я хочу сказать тебе, эйстаа, – проговорил он, чтобы не позволить ей отвлечься, не дать возможности страстям одолеть в ней разум. – Великий город Икхалменетс, жемчужина среди городов иилане, окруженный морем Икхалменетс. Ты есть Икхалменетс, и Икхалменетс – это ты. Твоя забота и награда одновременно. Ты правишь здесь.

Он вновь взглянул на склон. Над ним показалось облачко... или это дым? Да. Дым. Вырывая когтями клочья земли, Ланефенуу подступала все ближе и ближе. Он громко выкрикнул, чтобы она расслышала его сквозь гнев.

– Ты есть Икхалменетс, но сейчас Икхалменетс погибнет! Погляди вверх на склон. Видишь? Это не облако. Знаешь, что такое дым? Дым бывает от огня, а огонь сжигает, разрушает и жжет. Огонь погубил Алпеасак и все живое в нем. Тебе это известно. Теперь я принес огонь в Икхалменетс.

Ланефенуу оглянулась и, заметив дым, застонала, словно от боли. Высокий столб дыма клубился над склоном. Керрик снова потребовал внимания. Одним глазом она следила за дымом, другим уставилась на Керрика.

– Я пришел в твой окруженный морем Икхалменетс не один. Пока я восходил на амбесид, мои воины сразили урукето. И теперь они окружают вас повсюду, ведь устузоу – повелители огня. И он уже наготове, все лишь ждут моего сигнала. Если я дам его – гореть будет Икхалменетс, если погибну или получу рану – гореть будет Икхалменетс. Выбирай – и быстро, ведь огонь жаден.

Яростный вопль Ланефенуу захлебнулся мукой. Она покорилась и, бессильно свесив руки, села на хвост. Главное город, главное урукето. Зачем ей жизнь этого животного, если умрет Икхалменетс.

– Чего ты хочешь? – спросила она, не униженно, но в слабости признавая свое поражение.

– Я хочу для моих тану того же, чего ты хочешь для своих иилане. Возможности спокойно существовать. Ты выгнала нас из Алпеасака. Ты со своими иилане и фарги останешься в нем, ведь это город иилане. Никто не станет вредить вам. Я вижу снег над головой, что с каждым годом опускается все ниже. Прежде чем снег придет и сюда, Икхалменетс должен уйти в Алпеасак и спокойно жить под теплым солнцем. Пусть Икхалменетс живет там. Но пусть живут и мои устузоу. Даже теперь Вейнте, повинуясь твоему приказу, гонит их и убивает. Останови ее, прикажи вернуться, прикажи прекратить побоище. Сделай это, чтобы жил Икхалменетс. Мы не хотим чужого. Пусть твой город будет твоим городом. Нам нужны только наши жизни. Останови Вейнте. Сделаешь это – и Икхалменетс и все твои иилане будут жить в завтрашнем завтра, как во вчерашнем вчера.

Ланефенуу, не шевелясь, погрузилась в долгие раздумья, пытаясь найти выход из лабиринта противоречивых мыслей. Наконец она пошевелилась, сила вернулась к ней, и властным голосом она проговорила:

– Пусть так. Вейнте остановится. Причины громить мир устузоу у нее нет. Я позову ее. И ты уйдешь отсюда. Будешь жить в своем месте, а мы у себя. Я не хочу более ни говорить с тобой, ни видеть тебя. Я бы хотела, чтоб яйцо, из которого ты вышел, лопнуло под ногой и ты никогда не появился бы на свет.

Керрик ответил жестом согласия.

– Но ты должна сделать еще кое-что, если хочешь остановить Вейнте. Ты знаешь ее, знаю и я. Она может не подчиниться твоему приказу. Разве не так?

– Может, – сурово ответила Ланефенуу.

– Значит, ты должна отправиться к ней. Найти ее и приказать возвращаться. Тогда она остановится, ведь ее иилане – твои иилане, ее фарги – твои фарги.

В глазах Ланефенуу сверкала ненависть, но она держала себя в руках.

– Хорошо.

Керрик взялся за нож, свисавший с кольца вокруг шеи. И, сняв его, протянул Ланефенуу. Она не шевельнула рукой – и он бросил нож в пыль у ее ног.

– Отвезешь это Вейнте. Она поймет, что это значит. Она будет знать, что я сделал и почему. Она узнает, что я не оставил тебе возможности выбирать.

– Мне нет дела до того, что чувствует и знает Вейнте.

– Конечно, эйстаа, – неторопливо отвечал Керрик, сопровождая слова знаками холодного гнева. – Просто я хочу, чтобы она знала, что это я, Керрик, заставил ее пойти назад. Я хочу, чтобы она поняла все, до малейшей подробности.

С этими словами Керрик повернулся и зашагал с амбесида прочь. Мимо оцепеневших от ужаса фарги. В страхе они расступались перед ним – все видели разговор издалека. В чем было дело, они не знали, только понимали: случилось что-то ужасное. Два урукето были мертвы, а устузоу-иилане шествовал по городу, и смерть окружала его.

Пройдя через Икхалменетс, Керрик обернулся к столпившимся на берегу иилане и фарги:

– Именем вашей эйстаа, приказываю вам уйти отсюда. Она повелевает всем явиться на амбесид. Немедленно.

Не способные на ложь существа, повинуясь приказу, заторопились на амбесид.

Оставшись один, Керрик прыгнул на песок и поспешил подальше от города.

Глава сорок четвертая

Ты посылала за мной, – произнесла Энге, – и приказала мне поспешить.

– Все мои приказы неотложны, хотя твои ленивые Дочери не в состоянии уразуметь это. Если я не подчеркну, что следует торопиться, подвернувшаяся вестница тут же примется обсуждать, приличествует ли ей повиноваться мне подобно фарги,

– Но это правда, ибо Угуненапса...

– Молчать! – рявкнула Амбаласи, гребень ее опадал и вздымался от ярости.

Сетессеи, помощница ее, в панике убежала, даже Энге склонилась перед бурей гнева, охватившей пожилую ученую. Сделав жесты извинения и покорности, она застыла в ожидании.

– Маленькая поправка. По крайней мере я могу рассчитывать на некоторое внимание, на каплю любезности с твоей стороны. Ну, взгляни на это великолепное зрелище.

Амбаласи указала на сорогетсо, лежавшую в тени. Зрелище могло доставить удовольствие только Амбаласи – бедняжка Ичикчи, свернувшись в комок и зажмурив глаза, ожидала немедленной смерти.

– Гнев мой, глупое создание, предназначен не для тебя, а для вот этих, – пояснила Амбаласи и, с видимым усилием овладев собою, заговорила на манер сорогетсо: – Внимание, маленькая. Дружба и помощь. – Она погладила зеленый гребень Ичикчи, наконец та открыла глаза. – Очень хорошо. Видишь, вот Энге, она пришла, чтобы порадоваться тому, как хорошо ты поправляешься, чтобы побыть с тобою. Спокойно, болью не сопровождается.

Амбаласи осторожно сняла нефмакел, покрывавший культю. Сорогетсо поежилась, но не произнесла ни звука.

– Гляди, – приказала Амбаласи, – и чтобы я слышала восхищение!

Энге согнулась над сморщенной кожей обрубка, полоски кожи прикрывали открытую кость. В центре ее желтел какой-то нарост. Вид его ничего не говорил ей. Энге не осмелилась признаться в этом, чтобы не навлечь на себя скорый гнев Амбаласи.

– Хорошо заживает, – помолчав, сказала Энге. – Ты, Амбаласи, – владычица науки врачевания. Ампутация не только исцелила ногу, но побудила к росту. Это самое... в центре и есть предмет восхищения?

– Несомненно, но, зная твое невежество, я не могу ожидать, чтобы ты оценила увиденное во всем значении. Перед тобой у зеленой сорогетсо, которая на голову ниже нас, вырастает желтая ступня, покрытая пятнами. Проникает ли хоть какая-то доля этой информации в субмикроскопический мозг, спящий под непроходимой лобной костью твоей головы?

Энге терпеливо снесла оскорбление, по опыту зная, что с Амбаласи лучше не связываться.

– Значение-непонятно, невежество-признано.

– Требуется внимание. Прежние теории отвергнуты. Забудь про тектонику плит и дрейф континентов. Слишком давно они разделились. Я усомнилась в своей правоте, когда оказалось, что сорогетсо способны понимать нас. Хотя бы ограничиваясь основными и примитивнейшими познаниями. Речь не может идти о нескольких тенах миллионов лет, здесь даже одного миллиона много. Мы можем обнаружить внешние различия, но генетические отсутствуют. Иначе эта нога не смогла бы расти. Тайна сгущается. Кто же они, сорогетсо, и как попали сюда?

Энге не пыталась отвечать, понимая, что старая ученая рассеянным взором смотрит не на нее, а в глубь познания, которую она не в силах даже представить.

– Это тревожит меня. Я думаю о тех экспериментах, которые не следовало бы проводить. Мне доводилось и прежде обнаруживать результаты неудач, ошибок в работе... чаще в морях, чем на суше... уродливые твари, которые лучше бы не рождались. Пойми, не все ученые такие, как я. В мире кривых умов не меньше, чем кривых тел.

Энге ужаснулась.

– Неужели такое возможно?

– Почему же нет? – Амбаласи устала сдерживать свой норов и заботливо покрыла нефмакелом ногу Ичикчи. Отвернувшись от сорогетсо, она гневно фыркнула: – Всюду есть неумехи. Даже у меня самой иногда не складывался эксперимент. Поглядела бы ты на результаты – ужас. Запомни – все, что видишь вокруг, удачи. Ошибки скроет усвоительная яма. Мы легко обнаружили Амбаласокеи, но у нас могли быть предшественницы. Знания не передаются, теряются. Мы, иилане, безразличны ко времени. Мы считаем, что завтрашнее завтра всегда неотличимо от вчерашнего вчера, – а потому не запечатлеваем события, и все записи – всего лишь дань самоуважению. Что-то сделала, что-то открыла и ну раздувать крошечное эго! А о неудачах никогда не известно.

– Значит, ты считаешь, что сорогетсо появились в результате неудачного эксперимента?

– Может, и удачного... или же такого, которому лучше и не быть. Одно дело возиться с генными цепочками устузоу и прочих низших животных, но неслыханно, чтобы иилане манипулировали с генами иилане.

– Даже чтобы улучшить их, избавить от болезни?

– Молчать! Говоришь много, знаешь мало. Болезни излечиваются с помощью других измененных организмов. Мы же, иилане, остаемся такими, какими были от яйца времен. На этом разговор закончен.

– Я продолжу, – с решимостью возразила Энге. – Последнее заявление отрицается предыдущим. Ты помогла нам перебраться сюда, потому что пожелала изучить связь нашей философии с физиологией тел. Разве это не эксперимент над природой иилане?

Амбаласи открыла рот и дернула конечностями, чтобы заговорить, но застыла, не проронив ни звука. Потом закрыла рот и долгое время не двигалась, оцепенев в задумчивости. Заговорила она уже со знаками уважения.

– Струнный нож твоего ума, Энге, не перестает удивлять меня. Конечно же, ты права, и мне следует поглубже поразмыслить над этим. Быть может, мое отвращение к экспериментам над иилане является не искренним, но просто заученным и автоматическим. Пойдем теперь поедим, все необходимо продумать гораздо глубже, чем мне сейчас по силам.

Амбаласи огляделась ищущим взором, но помощницы не было. Она выразила недовольство отсутствием Сетессеи.

– Она должна подать мясо. Ведь ей прекрасно известно, что я привыкла есть в это время дня.

– Рада услужить великой Амбаласи. Я принесу.

– Я сама пойду за ним. От ожидания голод не уменьшится.

Они шли через растущий город, мимо увлеченно беседующих иилане. Энге выразила удовлетворенность.

– Как никогда прежде вольны мы теперь углубляться в слова Угуненапсы, не опасаясь преследований.

– Будет от меня большая беда всем этим безмозглым. Город требует, чтобы в нем побольше работали и говорили поменьше. Разве твои Дочери Бестолковости не осознают, что раз в городе нет фарги, то им самим следует пачкать свои благородные руки иилане работой фарги?

– В наших руках дело Угуненапсы.

– Угуненапса не положит еду в ваши рты.

– Уже положила, – не без гордости ответила Энге. – Она даровала нам тебя, потому что влияние ее идей на наш организм привлекло внимание твоей мудрости. Она привела нас сюда. И вот результат.

Кухню Амбаласи не посещала с тех пор, как в последний раз наблюдала за энзимным процессом. После того как в реке обнаружились гигантские угри, с едой никаких проблем не было. И от Дочерей давно не поступало никаких жалоб на тяжелый труд на кухне. Теперь Амбаласи увидела почему.

Одна из Дочерей, это была Омал, отдыхала в тени, а трое сорогетсо хлопотали возле чанов с энзимами.

– Они обучаются быстро, – сказала Энге, – и благодарны нам за еду.

– Не уверена, что мне это нравится, – ответила Амбаласи, беря кусок угря на свежем листе, поданный сорогетсо.

Опустив глаза, та поторопилась обслужить Энге.

– Отсутствие понимания, – со скорбным вздохом приняла рыбу Энге.

– Нарушение полученного приказа, – возразила Амбаласи, откусывая огромный кусок. – Прерывание научных наблюдений. Твои Дочери ничего не умеют правильно делать. – Покончив с рыбой, она гневно отбросила лист и указала на реку. – Этих псевдофарги следует вернуть в естественную среду. Отошли их. А работать заставь своих лентяек Дочерей. Или ты уже забыла, что они живут не так, как мы, а вместе с самцами. Не изолированными, как положено, в ханане. Я должна понять, как они живут, и все записать. Я должна изучить их жизнь до малейших подробностей и тоже записать. Такая возможность не повторится. Я хочу знать, как они ведут себя в естественных условиях, а не как режут угрей, насыщая лентяек! Подобно устузоу, они используют неживые предметы. Мы пользуемся живыми... Ты ведь видела дерево, которым они пользуются как мостом. Но вмешательство в естественный ход событий должно прекратиться – и немедленно. Отошли сорогетсо.

– Это будет трудно выполнить...

– Напротив, нет ничего проще. Вели своим Дочерям Безделья собраться, и я отдам приказ. Я поговорю со всеми. Сделаю нужные распоряжения.

Энге поколебалась, думая о том, что последует, и сделала знак согласия. Настало время противоборства. Она это знала слишком хорошо: интересы Амбаласи и Дочерей отличались как день и ночь. Да, они всей жизнью своей обязаны ученой, но теперь это стало не столь существенным. Они здесь. Дело сделано. Отношения напряжены. Стычка неизбежна.

– Внимание, – обратилась она к ближайшей иилане. – Предельная важность, все собираются на амбесид. Неотложное дело, скорейшее время.

Обе шли туда молча. В городе не было эйстаа, в том, как будет организовано управление, не было достигнуто даже приблизительного согласия, но амбесид заботливо растили, – ведь это центр любого города иилане. Повинуясь приказу, со всех сторон торопливо сходились Дочери, – должно быть, не совсем забывшие способность подчиняться. Страх объединял их. Иилане расступились, давая дорогу Энге и Амбаласи. Вместе они поднялись на невысокий, недавно насыпанный пригорок, на котором расположится эйстаа, – если всетаки в городе появится таковая. Обратившись к собравшимся, Энге потребовала молчания и, собравшись с мыслями, заговорила:

– Сестры мои! Амбаласи, которая вызывает в нас восхищение и преклонение, та, что дала нам новую жизнь и свободу, которую мы уважаем более, чем кого бы то ни было, желает обратиться к вам с важными и серьезными словами.

Встав на самой вершине холма, Амбаласи оглядела притихших иилане и заговорила спокойно и бесстрастно:

– Все вы – существа разумные и понимающие, этого я не могу отрицать. Все вы изучили и поняли идеи Угуненапсы и с умом приложили их к своей жизни, чтобы обрести ответственность за нее. Но этим вы разорвали нить, что связывает фарги с иилане, а иилане с эйстаа. Вы принесли в этот мир новый образ жизни, новое общество. Вы рады случившемуся, иначе не может быть. Поэтому часть своего времени вы должны отдавать изучению влияния трудов Угуненапсы на ваши жизни.

Дочери забормотали, делая знаки одобрения, внимание их было полностью отдано Амбаласи. Заметив это, с суровостью и гневом в движениях тела, она продолжала повелительным тоном:

– Часть времени – и только! Вы отказались от эйстаа и приказов ее, благодаря которым процветают города иилане. И теперь, чтобы выжить, чтобы не потерять жизни, которые вы сохранили перед лицом гнева эйстаа, вы должны организовать новое общество, следуя учению Угуненапсы. Но тратить на это можно только часть времени, я уже сказала это. Большую часть дня вы должны трудиться ради жизни и процветания этого города. Никто из вас не умеет растить его, я объясню вам, что нужно делать, и вы будете исполнять мои приказы. И никаких споров – я требую немедленного повиновения.

Послышались жалобы и вздохи, и Энге, шагнув вперед, ответила за всех:

– Это невозможно. Ведь тогда ты станешь нашей эйстаа, а мы отвергли ее власть.

– Ты права. Я стану ждущей-эйстаа. Ждущей тех времен, когда вы сумеете найти более приемлемый для вас способ управления городом. И когда вы сделаете это, я освобожу этот пост, который возлагаю на себя без желания, лишь понимая свою ответственность за город и ваши жизни. Я не предлагаю, а требую. Если вы отвергнете мое предложение, я отвергну вас. Без моего умения город умрет – вы не умеете даже готовить себе еду, – без моих врачебных способностей все вы погибнете от какой-нибудь новой отравы. Я уплыву на урукето, а вы останетесь ждать верную смерть. Но смерть вы отвергли во имя жизни. Примете мое слово и будете живы. Итак, у вас не остается другой возможности, как принять мое благородное предложение.

С этими словами Амбаласи отвернулась от них и потянулась за водяным плодом – горло ее пересохло от долгих речей. Наступившее молчание наконец нарушила Фар, – потребовав внимания, она поднялась на горку.

– Амбаласи говорит правду, – проговорила она с великой искренностью, подобно фарги округлив влажные глаза. – Но в ее правде есть другая правда. Никто не сомневается, что именно всепобеждающие идеи Угуненапсы привели нас в эти края, где ждали нас бесхитростные сорогетсо. Их и следует обучить всем трудам, дабы освободить все наше время для изучения истин...

– Отрицаю! – рявкнула Амбаласи, обрывая слова грубейшими звуками и движениями. – Это невозможно. Сорогетсо должны возвратиться к своей прежней жизни, навсегда оставить наш город. Вы можете принять или отвергнуть мое благородное предложение. Или жить – или умереть.

Фар встала перед старой ученой, юность перед старостью, невозмутимость перед яростью.

– Тогда нам придется отвергнуть тебя, суровая Амбаласи, и принять смерть, если иначе жить невозможно. Мы уйдем вместе с сорогетсо и будем жить такой же простой жизнью. У них есть еда, они поделятся ею с нами. И пусть некоторые умрут, но дело Угуненапсы будет жить вечно.

– Невозможно. Сорогетсо должны жить как жили.

– Но как ты воспрепятствуешь нам, добрая подруга? Ты убьешь нас?

– Убью, – без тени колебания ответила Амбаласи. – У меня есть хесотсан, и я каждую убью, кто посмеет вмешиваться в жизнь сорогетсо. Вы и так успели натворить достаточно много вреда.

– Фар, сестра моя, и Амбаласи, водительница наша, – произнесла Энге, встав между спорившими. – Настоятельно требую, чтобы ни одна из вас не говорила такого, о чем потом придется жалеть, не давала обещаний, которые невозможно будет выполнить. Слушайте. Выход есть. Если есть истина в учении Угуненапсы, она проявится в его применении, ибо практика есть критерий истины. Мы верим, что смерти не будет – ни для нас, ни для всех остальных. Поэтому следует поступить, как советует мудрая Амбаласи, и смиренно повиноваться приказам ждущей-эйстаа, но тем временем стараться найти решение этой сложной проблемы.

– Говори за себя, – с твердостью возразила Фар. – Говори за тех, кто слушает тебя, если они хотят этого. Ты не можешь говорить от лица всех, кто верит в эфенелейаа, духа жизни, что стоит за всей жизнью и разумом. Тем, что отличает живое от мертвого. Медитируя над эфенелейаа, мы испытываем великий экстаз и сильные чувства. Ты не можешь отнять это у нас, запятнав наши руки низменными трудами. Нас не заставить.

– Тогда вас незачем и кормить, – возразила практичная Амбаласи.

– Довольно! – громовым голосом приказала Энге, и все отступили – никто еще не слышал, чтобы она говорила с подобной твердостью. – Мы обсудим все это, но сейчас прекратим обсуждения. И будем следовать наставлениям Амбаласи, пока не найдем среди мыслей Угуненапсы указания на то, как же нам жить.

Она обернулась к Фар, и та отшатнулась от нее. – Тебе я приказываю молчать. Ты не хочешь, чтобы эйстаа распоряжалась нашей жизнью и смертью, но сама берешь на себя роль эйстаа-от-энания, что ведет своих последовательниц к смерти. Умри лучше ты – и пусть остальные живут. Я не хочу этого, но я понимаю чувства эйстаа, которая заставляет умереть одну, чтобы жили другие. Я отвергаю это чувство, но теперь понимаю его.

Среди Дочерей послышались крики, стоны отчаяния. Закрыв огромные глаза, Фар сотрясалась всем телом. Потом она хотела заговорить, но повиновалась Энге, призвавшей всех к молчанию именем Угуненапсы, священным для каждой. Потом Энге заговорила с печалью и смирением:

– Сестры мои, вы мне дороже жизни, я охотно умру, чтобы жили нижайшие из вас. Предадимся же служению Угуненапсе, выполняя приказы Амбаласи. Пусть все разойдутся в молчании, и каждая надолго задумается над тем, что случилось. А потом все обсудим и найдем приемлемый для каждой выход.

Дочери расходились почти безмолвно, – ведь предстояло еще так много думать. Когда Энге и Амбаласи остались одни, старая ученая вымолвила, превозмогая усталость:

– Сгодится на время, но только на время. Тебе, мой друг, предстоит много хлопот. Следи за Фар, этой смутьянкой. Она ищет разногласия и зовет других за собой. Она – ересь в ваших стройных рядах.

– Я знаю и огорчаюсь. Была такая, что толковала мысли Угуненапсы на собственный лад. Поняв свои ошибки, она умерла. А с ней и многие Дочери. Пусть это не повторится.

– Повторится... Мне страшно за будущее этого города.

Глава сорок пятая

Первые весенние дожди принесли неприятные перемены в долину саску. Тоненькие лианы, свисавшие с вершин скал, окружавших долину, стали толще и длинными плетями протянулись к земле. Они не горели – их безуспешно пытались поджечь, – а ядовитые колючки не позволяли даже приблизиться к ним. И теперь на стеблях зрели ядовитые зеленые плоды.

– Созреют, упадут, что тогда? Какие еще козни мургу поджидают нас? – проговорил Херилак, наблюдая за зловещим ростом.

– Что угодно, – со вздохом проговорил Саноне, словно груз многих лет тяжело гнул его к земле. Мандукто и саммадар бродили вдвоем, теперь они часто так делали, ища ответа на неразрешимые вопросы. Саноне с ненавистью поглядел на грубые зеленые плети над головой, свисавшие уже со всех скал вокруг долины. – Из них может появиться что угодно, яд, смерть – плоды постоянно меняются. Впрочем, в них могут оказаться только семена, но и это очень плохо.

– Вчера на месте реки еще был ручеек, а сегодня он пересох.

– У нас есть родник, хватит на всех.

– Я хочу знать, что они сделали с нашей водой. Надо разведать. Я возьму двоих охотников.

– И одного из моих мандукто. Как следует завернитесь в ткань – руки и ноги закройте тоже.

– Знаю, – мрачно ответил Херилак. – Погиб еще один ребенок. Иглы летят вверх прямо из песка, и их так трудно заметить. Придется соорудить стойло для мастодонтов и не выпускать их. Они и так набрасываются на всякую зелень. Чем все это кончится?

– Все это может кончиться единственным образом, – прежде чем уйти, пустым и бесцветным голосом произнес Саноне.

Херилак повел свой небольшой отряд мимо караульных, за барьер, перегораживавший путь в долину. Под плотной тканью было жарко, но приходилось терпеть. Мургу держались на расстоянии и всегда отступали, не принимая боя. Но они повсюду успели наставить иглометатели.

Охотники осторожно шли по ложу долины, вдоль сухого русла, в котором глина уже превратилась в жесткую корку. Впереди что-то шевельнулось, и Херилак выставил вперед стреляющую палку, но ничего не произошло, послышался только звук чьих-то удаляющихся шагов. Русло сделало еще несколько поворотов, и охотники добрались до перегородившей реку стены.

Перепутанная масса лиан перекрывала все ущелье, на живой изгороди пестрели цветы. Редкие капли воды стекали по листьям в крохотную лужицу у подножия живой плотины.

– Надо резать, жечь, – сказал Саротил.

Но Херилак медленно качнул головой, лицо его побагровело от бессильного гнева и отчаяния.

– Если резать – вырастет снова. А гореть не будет. Она вся в ядовитых колючках. Пойдем, я хочу посмотреть, куда девается вся вода.

Они полезли вверх, как вдруг раздался свист – и несколько шипов вонзилось в их одеяния. Херилак выпалил наугад, но это были не мургу. Мандукто показал Херилаку на куст – ветви его еще колыхались, избавившись от смертоносного груза.

– Ловушка – мы сами наступили на корни. Мургу окружили нас этими растениями.

Больше сказать было нечего. Осторожно обогнув этот куст и несколько других, таких же, охотники поднялись на край ущелья, и живая плотина оказалась под ними. За ней образовалось небольшое озерцо, а река, прорвав берег, поворачивала в пустыню. Хорошо, что остался еще родник с чистой водой. Спустившись вниз и отойдя от стены на безопасное расстояние, охотники осторожно обобрали с одежды ядовитые шипы и скинули с тел ткань, в которой было так душно.

Саноне поджидал Херилака на обычном месте. Охотник рассказал об увиденном.

– И ни одного мургу, они научились держаться от нас подальше.

– Плотину можно разрушить...

– Зачем? Они вырастят ее снова. Тем более что лианы с каждым днем опускаются все ниже и ниже. Надо признать, что мургу научились побеждать нас. И не в бою, а медленно и упорно выращивая свои растения. И они победят. Мы не в силах остановить их, как не можем остановить прилив.

– Но прилив каждый день сменяется отливом.

– Мургу не прилив, они не отступят. – Херилак опустился на землю, чувствуя себя усталым и старым, как мандукто. – Они победят, Саноне, они победят.

– Я никогда не слыхал от тебя подобных речей, могучий Херилак. Битва еще впереди. Ты всегда вел нас к победам.

– Теперь мы погибли.

– Мы уйдем на запад, через пустыню.

– Они последуют за нами.

Глядя на согбенные плечи рослого охотника, Саноне чувствовал его отчаяние и против собственной воли разделял его. Неужели след мастодонта привел их к смерти? Он не мог поверить в это. Во что тогда верить?

Внезапно возбужденные крики нарушили мрачные мысли, и он обернулся, чтобы узнать, что происходит. К ним с воплями бежали охотники, указывая назад. Схватив стреляющую палку, Херилак вскочил на ноги. С гулким ревом по сухому руслу навстречу им катилась огромная волна, желтая от ила. Испуганные саску и тану едва успели вскарабкаться вверх по обрыву, как вода прогрохотала мимо.

– Плотину прорвало! – проговорил Херилак. – Все целы?

Саноне вглядывался в мутные воды, но не увидел в них тел – только крутящиеся ветки и прочий мусор.

– Да, река вернулась в прежние берега. Посмотри, вода стала ниже. Так, как и должно быть.

– Но ведь они починят плотину, вырастят заново. Это ничего не изменит.

Даже эта радость не могла развеять отчаяния Херилака. Он оставил надежду и ждал только смерти. И он не поднимал головы, не обращая внимания на крики, пока Саноне не похлопал его по плечу.

– Смотри, что делается! – закричал мандукто с надеждой в голосе. – Лианы! Погляди на лианы! Кадайр не оставил нас, мы ступаем по следам его.

Высоко на ними целая гуща лиан вдруг оторвалась от утеса и скатилась на дно долины. Когда улеглась пыль, они увидели, что толстые стебли стали серыми и сломались. Восковые зеленые листья на глазах жухли и теряли глянец. Вдали рухнул еще один клубок лиан...

– Что-то случилось, а мы и не знаем, – вымолвил Херилак, отчаяние в сердце его мгновенно сменилось надеждой. – Надо поглядеть.

Не выпуская из руки стреляющей палки, он вскарабкался на завал. Прямо перед ним на расстоянии полета стрелы вздымались утесы на другом берегу реки. Вдруг там что-то шевельнулось, и он пригнулся, выставив вперед оружие. На краю утеса появился мараг, за ним другой... третий.

В отвратительных четырехпалых руках ничего не было. Они стояли неподвижно и смотрели.

Херилак опустил оружие. На таком расстоянии попасть было невозможно; он хотел понять, что же случилось.

Они глядели на него, он на них – и молчали. Их разделяла река, но пропасть между ними была глубже целого моря. Херилак ненавидел стоявших на том берегу и знал, что в их глазах с вертикальными полосками зрачков светится такая же ненависть. Что происходит? Зачем они разрушили плотину? Зачем погубили лианы?

Рослый мараг, стоявший ближе всех, повернулся к нему спиной и задергал конечностями, к нему приблизился другой и передал какой-то предмет. Держа вещь обеими руками, первый мараг повернулся, поглядел на нее, а потом прямо на Херилака. Пасть его открылась в порыве непонятного чувства. А потом он замахнулся и перебросил предмет через ущелье. Херилак смотрел, как тот летел по невысокой дуге, потом ударился о землю и скатился по камням.

Когда он вновь взглянул на противоположный берег, мургу уже не было. Херилак подождал еще, но они так и не вернулись. Тогда охотник спустился вниз и подошел к брошенному марагом предмету. Тяжело дыша, к нему подошел Саноне.

– Я видел... – сказал он. – Они стояли и смотрели на тебя. А потом бросили это и ушли. Что это?

Перед ними лежал какой-то пузырь, похожий на дыню, серый и гладкий. Ничего особенного. Херилак осторожно дотронулся до него ногой.

– Опасно, – предупредил его Саноне, – будь осторожен.

– Все опасно. – Нагнувшись, Херилак ткнул пузырь пальцем. – Есть только один способ узнать, что у него внутри.

Отложив стреляющую палку, Херилак достал каменный нож, попробовал острие пальцем. Испуганно охнув, Сайоне отшатнулся, когда Херилак резким движением всадил нож в пузырь.

Его кожа оказалась плотной. Херилак стал ее пилить, и вдруг она лопнула. Пузырь опал, из него потекла оранжевая жижа. Внутри что-то темнело. Херилак ковырнул кончиком ножа. Саноне стоял рядом, не отводя глаз от рук Херилака.

Перед ними лежал серебристый нож... тот самый, что Керрик носил на шее.

– Это нож Керрика, – выговорил Саноне, – он погиб. Мургу убили его, сняли нож и перебросили нам, чтобы мы убоялись.

Херилак схватил клинок и торжествующим жестом воздел его к небу.

– Ты прав – это весть... но нож говорит мне, что Керрик жив! Он одолел их! Я не знаю как, но одолел. Он не погиб на севере. Он жив и победил мургу. – Херилак широким жестом обвел долину. – Это дело его рук. Он победил их, и они сами разрушили свою плотину, погубили свои лианы. Теперь мургу уйдут, так говорит мне нож. Мы можем оставаться здесь. Долина вновь принадлежит нам.

Высоко подняв руку, Херилак торжествующе размахивал блестящим ножом и грохотал в победном восторге:

– Победили! Мы победили! Мы победили!

– Вейнте, ты проиграла, – проговорила Ланефенуу, одним глазом озирая фигуру воительницы, а другой обратив с неприязнью к грязному устузоу, кутавшемуся в свои меха на том берегу. Знаком она подозвала к себе Акотолп. – Разрушение совершено?

Ученая ответила жестом исполнения приказа.

– Вирус рассеяли. Он безвреден для других растений и животных. Но смертелен для всех недавно мутировавших клеток. Они погибнут. Вирус останется в почве, чтобы семена не могли прорасти.

Не замечая Акотолп, Вейнте грубо оттолкнула ее, подошла к эйстаа, жестами яростно отрицая ее последние слова.

– Мы не можем отступать. Их надо убить.

Она рассвирепела настолько, что ее было трудно понять, – так сотрясали тело эмоции. Наконец она посмотрела в лицо Ланефенуу, угрожая ей каждым движением.

– Битву нельзя прекращать. Ты не смеешь этого делать.

Ее выражения были настолько крепки, что Акотолп в страхе припала к земле с криком боли, а иилане-стражницы подняли оружие, опасаясь за жизнь эйстаа. Ланефенуу жестом отогнала их и обернулась к Вейнте, неодобрительно растопырив локти.

– Устузоу-Керрик знает тебя, Вейнте. Он сказал, что ты не покоришься мне, что ты не исполнишь приказа, если я сама не отдам его тебе. Он был прав. Ты не повинуешься мне, ты, Вейнте, клявшаяся быть всю жизнь моей фарги.

– Ты не смеешь...

– Смею! – заревела Ланефенуу, ее терпение лопнуло. Все вокруг бежали. – Ты не намереваешься подчиняться приказу? Хорошо же, прими тогда мою последнюю волю! Умри, отверженная, умри!

Повернувшись, Вейнте заковыляла прочь. Тряся раздувшимся гребнем, Ланефенуу следовала за нею, содрогаясь всем телом.

– Что это? Ты жива? Ты, ненавидящая их более всего на свете, стала такой, как они. Ты, Вейнте, сделалась Дочерью Разрушения. Лишенной смерти и отверженной. Ты присоединилась к тем, кого прежде презирала. Я хочу, чтобы ты умерла. Внимание всех присутствующих!

Удирающие иилане остановились, сжимая в руках оружие. Рассудок заставил Вейнте успокоиться. Повернувшись лицом к Ланефенуу и спиной к остальным, она негромко заговорила, ограничиваясь минимумом информации:

– Великая Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса, которая могущественно правит! Служившая тебе Вейнте просит прощения. Я всегда повинуюсь твоим указаниям.

– Ты не выполнила приказа умереть, Дочь Смерти.

– Я хотела, но не могу. Я живу, чтобы служить тебе.

– Сомневаюсь. Я прикажу, чтобы тебя убили.

– И не пробуй. – В голосе Вейнте послышалась холодная угроза. – Некоторые иилане забыли Икхалменетс, они верно служили мне и, быть может, во мне видят свою эйстаа. Не испытывай их преданности, это может оказаться опасным.

Раздуваясь от гнева, Ланефенуу глядела на коварную тварь, оценивая опасность. И на встревоженных иилане. Она помнила про беды, грозящие ее окруженному морем Икхалменетсу. В злобных словах этой иилане могла быть и правда. И Ланефенуу ответила так же негромко.

– Живи. Живи пока. Мы возвращаемся в Икхалменетс, и ты отправишься со мною. Я не верю тебе и не могу оставить здесь. Война против устузоу окончена. Но я не потерплю тебя в своем городе. Ты изгнана из Алпеасака, из Гендаси и с глаз моих. Если бы я могла, то утопила бы тебя в море. И никто не узнал бы. Тебя высадят одну, совершенно одну, на берегу Энтобана, вдали от городов иилане. Ты снова станешь фарги. Так я сделаю, это твоя судьба. Хочешь сказать что-нибудь?

Вейнте не посмела выразить свои чувства, иначе одной из них пришлось бы умереть. Она не хотела рисковать. И, усилием воли подчинив себе тело, она приподняла большие пальцы, выражая согласие.

– Хорошо. Оставим эти места устузоу, и я буду считать дни, ожидая радостного завтрашнего завтра, когда смогу избавиться от тебя.

Они влезли на своих скакунов, фарги уселись на уруктопов и отправились в путь. Когда пыль понемногу улеглась, ни одной иилане уже не было видно.

– Мне вчера приснился сон, – сказала Армун, – знаешь, такой ясный, что я даже вижу цвет листьев и облаков на небе, даже чувствую запах дыма.

Они стояли на носу иккергака, жмурясь в лучах заката. Керрик обнимал ее сзади, грея и лаская. Она обернулась, поглядев на его обветренное лицо.

– Алладжекс всегда выслушивал наши сны, – продолжала она. – А потом объяснял нам, что они означают.

– Старый дурень Фракен. Одни хлопоты с ним.

– Ты хочешь сказать, что мой сон обманет?

В голосе ее послышалась боль. Он провел пальцем по длинным волосам и успокоил ее:

– Сны могут быть вещими, это правда. Иначе в них не было бы смысла. Я думаю, что ты сама лучше этого старика умеешь толковать их. И что же тебе приснилось?

– Мы с тобой вернулись на озеро. И зажарили мясо, и кормили Арнхвита. И Даррас... только она так выросла.

– Она повзрослела. А Харла с Ортнаром ты видела?

– Ортнара – да, он сидел и ел, а больная рука бессильно висела плетью. Но мальчика не было. Или сон говорил мне, что Харл погиб?

Услышав испуг в ее голосе, Керрик быстро ответил:

– Похоже, что этот сон не обманет. Ты говорила, что запомнила цвет неба. Был день – Харл, конечно же, на охоте.

– Конечно, – улыбнувшись, согласилась она. – Но может быть, все это приснилось мне потому, что я так надеюсь, что все будет хорошо?

– Нет! Ты видела. Просто заглянула туда. И увидела озеро, к которому мы возвращаемся, и тех, кто ждет нас там в покое и безопасности.

– Хочу скорее туда!

– Иккергак плывет, ветер дует, весенние бури кончились. Скоро мы будем там.

– Я так рада. Не хочу, чтобы мой ребенок родился на севере.

Она говорила спокойно, ощущая счастье и облегчение, и он от души смеялся, разделяя ее мысли и чувства, и крепче прижимал к себе. Больше они не расстанутся. Никогда! Он ласково гладил ее по голове, в душе его царили мир и покой, которые он впервые ощутил тем утром, в Икхалменетсе, где он подчинил эйстаа своей воле, заставил прекратить преследовать саммады. Одним махом покончил он со страхами, так долго не отпускавшими его, с демонами, которые гнездились в его голове и омрачали каждую мысль.

Они возвращались к озеру, к своему саммаду. И вновь будут вместе.

Волны тихо покачивали иккергак, скрипел каркас, ветер нес в лицо капли воды. На корме хохотали парамутаны, обступившие Калалеква возле кормила. Легкое путешествие – сплошное веселье. И они снова заливались смехом.

Небо впереди пламенело, суля хорошую погоду, высокие облака розовели в лучах заката. Мир и покой.

Далеко к югу, у пустынного берега, Вейнте стояла по колено в воде и смотрела на урукето, исчезавшего в красной полосе заката. Руки ее изогнулись в немом вопле ненависти, острые когти тщетно терзали воздух. Она осталась одна, и некому услышать ее зов, некому подойти и помочь. Одна.

Может быть, оно и к лучшему. Сила ненависти не покинула ее, а это все, что ей было нужно. Будет завтра и завтрашнее завтра, и дни лягут в будущее цепочкой камней на берегу. Хватит времени, чтобы исполнить задуманное.

Она повернулась, вышла на берег и тяжело зашагала по нехоженому песку. Впереди сплошной стеной высились непроходимые джунгли. Она медленно брела вдоль берега, оставляя на песке ровную вереницу следов, и медленно растворилась в ночной темноте.

Приложение

Иилане

От переводчика

Последующие заметки были переведены с языка иилане, что сложно уже само по себе. Перевод с этого языка не может не оказаться вольным, и переводчик заранее приносит свои извинения относительно ошибок и неточностей, которые могут вкрасться в текст.

История мира

Начиная изложение истории, следует указать, что излагаемая здесь концепция существенно отличается от многих, прежде пользовавшихся популярностью. Она отличается уже в своей основе, что должен учитывать и справедливый читатель. Долгая история иилане слишком долго являлась полем деятельности одних только сказочников и мечтателей. Интеллигентные иилане с невозмутимым спокойствием отнесутся к любым ошибкам в трудах по биологии или, скажем, по физике, нонемедленно начнут возмущаться любыми отклонениями от привычной канвы в общепринятых изложениях так называемой истории, какой бы неправдоподобной ни являлась общепринятая концепция. Ярким примером тому является популярная «История Мира», в которой описывается, как семьдесят пять миллионов лет тому назад огромный метеорит столкнулся с Землей, погубив восемьдесят пять процентов существовавших в те времена видов. Далее в подробностях описывается развитие теплокровных существ, ставших доминирующей формой жизни на этой планете. Такими-то сказками и пичкают публику современные авторы, дабы не утруждать себя точными исследованиями. Никогда метеорит такого размера не сталкивался с Землей! И мир, который мы видим своими глазами, всегда был и вечно пребудет. Поэтому, прежде чем продолжить, необходимо определить смысл самого понятия «история».

В наши дни история не только не является точной наукой – по сути своей она неточна настолько, что зачастую является плодом вымысла, а не итогом анализа фактов, сонмом фантазий, а не результатом цепи логических построений. Такое, конечно, присуще самой природе иилане. Нас не волнуют края, где приходилось бывать, нас интересуют только те, по которым ступают сейчас наши ноги. Кратковременные перемены нас развлекают. но одновременно все мы жаждем, требуем, чтобы будущее ничем не отличалось от настоящего, не грозило нам переменами, даже возможностью их. И поскольку эта устойчивая тенденция есть часть нашей природы, прошлое не доставляет нам удовольствия: а вдруг в нем отыщутся долговременные отличия, оскорбительные для нас. Потому-то мы и пользуемся понятием «яйцо времен», предполагая, что мир остается неизменным с тех пор, когда он был еще новым.

Это неверно. И в долгой жизни народа иилане настало время признать, что известная нам история не имеет абсолютно никакой ценности. Нашу работу мы хотели бы назвать «Новой историей», но воздерживаемся. поскольку такое название предполагает наличие существования и «Старой истории», которой не существует. А потому мы просто отвергаем все предшествующие работы и заявляем, что существует только одна история. Эта.

В воссоздании нашей истории нам помогла горстка иилане, интересующихся геологией и палеонтологией. Чтобы воздать должное этим наукам, мы утверждаем, что они истинны в той же мере, как физика или химия, и вовсе не могут служить предметом лукавых насмешек, как принято ныне. Прошлое существовало, хотим мы этого или нет, как бы мы ни хотели игнорировать этот факт. При такой точке зрения требуется большая смелость, чтобы признать простой факт – иилане вовсе не появились ниоткуда, едва раскололось яйцо времен. В этом правда истории, и она нас питает и восхищает.

Позволим себе еще одну вольность. Мы не собираемся возвращаться к абсолютному началу, к появлению прокариотов. Есть работы, в которых возникновение жизни описывается в куда больших подробностях. Наш рассказ начинается около 270 миллионов лет до н. э. (до нашей эры), когда доминирующая роль рептилий уже установилась на земле.

В те времена существовали четыре основные группы рептилий, известных под названием текодонтов. Эти примитивные существа были прекрасно приспособлены для охоты в воде. Они были великолепными пловцами, с сильными, сплющенными по бокам, хвостами. Некоторые из текодонтов оставили море и вышли на сушу. Их способ передвижения здесь предоставлял им преимущество перед многими обитателями суши, вроде протерозухиев, предков современных крокодилов. Все видели, как неуклюже расхаживают крокодилы, виляя всем телом, фактически подвешенным между четырьмя ногами. Конечности высших текодонтов двигались в ровной походке вперед, вверх и назад.

Поскольку история тех дней существует лишь в окаменелостях, в ней обнаруживается немало пробелов. Пусть отдельные детали остаются неясными – общая линия развития событий вполне очевидна. Нашими далекими предками были существа, именуемые мозазаврами. Эти морские ящеры превосходно приспособились к жизни в воде; у них появился хвостовой плавник, лапы превратились в ласты. Одной из форм мозазавров были тилозавры – существа огромные и симпатичные. Они были поистине огромными – длина тилозавра больше чем в шесть раз превышала рост иилане – и симпатичными, – ведь они во многом похожи на нас. Причина этого заключена в том, что они-то и были нашими прямыми предками.

Если поставить рядом модели скелетов иилане и тилозавра, каждый немедленно заметит сходство. И число пальцев на каждой конечности – по четыре и на руках, и на ногах. У нас по четыре пальца на каждой руке, из них два больших. Удобен и относительно короткий хвост, похожий на наш. Сходство очевидно и в строении грудной клетки, начинающейся от ключиц и кончающейся у таза. Поглядите на оба скелета, и вы увидите перед собой будущее рядом с прошлым. Мы, потомки жителей моря, приспособились к жизни на суше.

Такова наша истинная история, не имеющая ничего общего с загадочным появлением из яйца времен. Мы – потомки благородных существ, около сорока миллионов лет назад превратившихся в иилане".

Раннее время

Излагаемое далее во многом является результатом вынужденных догадок. Но это итог обоснованных размышлений, а не зыбких сказочных фантазий, подобных выдуманному гигантскому метеориту. Записанные в горных породах анналы еще надлежит прочитать. Мы всего лишь собираем и складываем воедино известные факты, как куски разбитой яичной скорлупы.

Если вы хотите сами собрать вместе части головоломки, обратитесь к соответствующим геологическим и палеонтологическим текстам. Они откроют вам происхождение видов, расскажут, как ранние формы превращались в поздние. Вы узнаете историю различных ледниковых эпох и о дрейфе огромных плит-континентов. Скалы поведают вам, что северный магнитный полюс Земли не всегда находился на юге, как ныне, а в разные геологические эпохи пребывал то на севере, то на юге. Вы можете проверить все это сами... или удовлетвориться нашим кратким изложением.

Представим же себе мир, каким он был сорок миллионов лет до н. э. когда первые простодушные и счастливые иилане населили Землю. Мир был тогда более теплым и влажным, он изобиловал пищей. Как и сейчас, иилане были плотоядными, поедали мясо сухопутных и морских существ. Молодняк, как и теперь, собирался в море в эфенбуру, все вместе трудились и были сыты. Геология не знает четких свидетельств того, что произошло, когда они вышли на сушу. и мы можем только догадываться.

Научившись в море взаимопомощи, иилане не забыли о ней, выйдя из океана на твердую землю. В те времена, как и ныне, самцы были такими же простыми и добродушными существами и нуждались в защите, когда становились вялыми, когда росли яйца, и пляжи приходилось охранять. Пищи хватало с избытком, жизнь была прекрасна. Вот тогда-то оно и было, яйцо времен, истинное, а не воображаемое, и жизнь была безмятежной и простой.

Уже в те ранние времена зародились семена Науки иилане, дошедшие до наших дней. Их можно видеть в терновой стене города.

Для защиты самцов от хищников ловили крупных ракообразных, своими клешнями оборонявших пляжи. Большие клешни – надельная защита, поэтому отбирали самых крупных. На рифах сажали самые прочные и ядовитые кораллы, чтобы оградить пляжи с моря. Вот они, первые, робкие шаги той могучей науки, той биологии, которой мы теперь овладели.

Но простому существованию настал конец. Иилане наполняли сушу и океан и однажды переросли свой первый город на берегу древнего моря. Был построен второй, а за ним и другие. Стало мало еды, и пришлось научиться возводить стены, ограждать ими поля и выращивать домашних животных, охраняя их от хищников.

Так иилане доказали свое превосходство над низшими формами жизни. Возьмем тиранозавра, такого же хищника, как и мы сами. Эти глупые гиганты умеют только преследовать, убивать, рвать тела жертв, оставляя на костях большую часть мяса. Они не думают о завтрашнем дне, не выращивают стад, не бракуют слабейших. Это безмозглые разрушители. Высшие же иилане – разумные хранители. Для ученого обе формы равны. И уничтожить любой вид. населяющий Землю, все равно что уничтожить свой собственный. Наше уважение к жизни явствует из разнообразия животных на наших пастбищах, они исчезли бы тысячи и тысячи лет назад, если бы не мы. Мы созидатели, а не разрушители, хранители, а не потребители. И когда мы учтем все это, станет понятным, почему именно мы доминируем на планете. Этот результат не случаен, он завершает логическую цепь обстоятельств.

Физиология

Чтобы понять нашу физиологию, ее придется сравнить с физиологией прочих животных. Простые существа, вроде насекомых, пойкилотермны. Это значит, что они неразрывно связаны со средой обитания: температура их тел равна температуре окружающего воздуха. Этого достаточно для существ некрупных, но при больших размерах тела более сложные организмы нуждаются в регулировке температуры. Эти животные являются гомеотермными: температура их тел в основном постоянна и не зависит от температуры окружающей^среды. Иилане принадлежат к числу теплокровных и экзотермических существ. Все важные формы животных в мире экзотермичны: этот способ контролирования температуры тела куда более выгоден, чем используемый устузоу, тела которых постоянно поддерживают одну и ту же температуру.

Мы – единое целое со своей средой, и природные различия температур позволяют нам поддерживать температуру собственного тела. После прохладной ночи мы греемся на солнце; если нам становится жарко – мы выходим на ветерок, отворачиваемся от солнца, раздуваем гребни, даже прячемся в тень. Мы делаем это бессознательно и температуру тела поддерживаем столь же автоматически, как и дыхание.

Наша физиология во многих аспектах совершеннее, чем физиология эндотермичных устузоу. Нам не приходится вечно искать пищу для жаждущих клеток, наш метаболизм перестраивается согласно обстоятельствам. Например, во время долгих морских переходов на урукето мы попросту замедляем скорость всех обменных процессов. Субъективное время при этом течет быстро, каждый субъект потребляет меньше пищи.

Еще более удивительным примером нашего физиологического превосходства, потрясающей особенностью, присущей одним лишь иилане, является неразрывная связь нашего метаболизма и нашего общества. Мы – это наш город, наш город – это мы с вами. Никто из нас не сможет прожить в одиночестве. Это доказывается необратимыми физиологическими переменами, имеющими место в тех очень редких случаях, когда отдельная индивидуальность нарушает какие-то из законов. совершает проступок, недопустимый с точки зрения иилане. Чтобы наказать заблудшую, не требуется никакого внешнего физиологического насилия. Правосудие совершается внутри ее тела. Эйстаа, в которой находят воплощение город, наше общество, наши законы, только приказывает преступившей законы покинуть город, лишает ее имени. И праведно отвергнутая своим городом индивидуальность претерпевает необратимые физиологические перемены, оканчивающиеся ее гибелью.

Механизм этот имеет гормональную природу, основываясь на действии пролактина, обычно регулирующего наш метаболизм и сексуальное поведение. Когда преступница выслушивает приговор, ее гипоталамус перегружается и переходит на равномерный, но неравновесный режим. Нашим предкам этот механизм позволял выживать, впадая в спячку. Теперь, после значительного развития, эта реакция организма иилане, безусловно, приводит к фатальному исходу.

Питание

Сказано: загляни ей в рот и узнаешь, что она ест. Форма зубов определяется видом питания. Плоские квадратные зубы ненитеска перетирают огромные массы растительности, а острые зубы спереди позволяют срывать растения. Аккуратные ряды остроконечных зубов в наших ртах свидетельствуют не только о здоровье, но и о плотоядности. Сила и прочность челюстей указывают нам, что некогда челюсти играли значительную роль в процессе питания. Ведь и мы можем зубами разгрызать раковины, чтобы достать вкусных моллюсков.

Размножение

О некоторых вещах не принято говорить, и это правильно: так и надлежит поступать в хорошо организованном обществе. Когда мы еще молоды, жизнь в море сулит нам одни только удовольствия. Когда мы становимся фарги, мы по-прежнему радуемся бытию; простому уму этих созданий не под силу воспринимать сложные идеи.

Став иилане, мы не только обретаем возможность обсуждать любые вопросы, мы обязаны это делать, ведь мы собираемся понять мир, в котором живем. Жизненный цикл иилане совершенен и симметричен, и мы начнем рассмотрение его с самого начала, с того самого момента, когда молодняк оставляет отца и уходит в море.

Тогда и начинается сознательная жизнь, и, хотя все ранние действия: дыхание, плавание, собирание в стаи – являются чисто инстинктивными, – уже начинает развиваться разум. Вступают в действие механизмы общения, наблюдения, размышления и получения выводов. Члены молодых эфенбуру учатся, наблюдая за теми, кто старше.

Тогда и начинается речь, язык. Две школы исследователей языка по-разному видят его происхождение. Оставив в стороне подробности, их можно назвать «плы-плы» и «пин-пин» теориями. В «плы-плы» теории считается, что первые наши попытки к общению вызываются подражанием другим морским созданиям; то есть движение руки, подражающее плавающей рыбе, используется для обозначения понятия «рыба». С другой стороны, последователи «пин-пин» теории утверждают, что первыми были звуки, похожие на те, что издают рыбы. Мы не знаем и никогда не узнаем, какая из этих теорий верна. Но все мы знаем, как молодняк учится разговаривать в открытом море.

Они используют те же элементы, которыми воспользуются позднее, но в значительно упрощенной форме. Основных жестов, цветовых изменений ладоней, простейших звукосочетаний достаточно, чтобы объединять членов эфенбуру, создавать между ними прочные, на всю жизнь, связи, обучать их взаимопомощи и сотрудничеству во всей их значимости.

Но, оставляя море, фарги узнают, что в мире есть трудности. Можно предположить, что в давние времена, когда раса наша еще была молодой, между нами не могло быть суровой конкуренции. И только в развитом обществе, когда общение обрело особую важность. начала страдать отдельная индивидуальность.

Закон природы состоит в том, что слабые не выживают. Быстрые рыбы съедают медленных, которые не оставляют потомства. Но быстрая рыбина передает свои гены, закрепляет фактор скорости плавания. Так происходит и с иилане; ведь многие фарги так и не научаются говорить в той мере, что необходима для понимания всех радостных городских дел. Их кормят, конечно, ведь иилане своим в еде не отказывают. Но они нежеланны в городе, чувствуют беспокойство, тревогу, когда видят, как преуспевают в речи остальные из их эфенбуру. Упав духом, они принимаются сами ловить рыбу в море, а потом пропадают бесследно. Им можно только сочувствовать, но помочь таким мы не в силах. Закон природы гласит, что слабый должен уступить место сильному.

Не будем упоминать, что все они, сами уходящие навстречу судьбе, конечно же, самки. Насколько нам известно, всех самцов немедленно отлавливают, едва они выходят из океана, и потом тщательно ухаживают за ними. Погибнет общество, которое позволит пропадать этим простодушным, ласковым и бездумным созданиям. Еще влажными от волн морских их отводят в ханане, где они будут вести, как и положено, спокойную и беззаботную жизнь. В сытости и безопасности проводят они счастливые дни, ожидая того дня, когда смогут выполнить свой долг в деле сохранения расы.

Предупреждение

Последующее может оказаться сложным для восприятия. Излагаемые подробности могут оскорбить деликатных особ. Поскольку авторы поставили своей целью только информировать, те, кто считает, что дальнейшее их не обрадует, могут ограничиться последующим абзацем, перейдя далее непосредственно к разделу «Наука иилане».

Существует процесс, называемый размножением, когда малая частица тканей самца, называемых спермой, соединяется с женской яйцеклеткой. Она растет, превращается в яйцо, выращиваемое самцом в специальном кармане. Вынашивая яйцо, согревая его и заботясь о нем, самцы становятся очень жирными, сонными и блаженствуют. Наступает день, когда яйцо раскрывается и очаровательное существо отправляется в море, на чем и заканчивается весь процесс.

Подробности, которые можно счесть оскорбительными

Сперма и яйцеклетка соединяются во время процесса, технически именуемого соитием. Ниже приводится описание.

Самка специальными действиями возбуждает самца. Когда это происходит, один или оба его репродуктивных органа выступают из кожистого мешочка возле основания хвоста. После этого самка оседлывает самца, вводя его пенис в свою клоаку. В это время в результате взаимной стимуляции, которой мы не будем здесь касаться, самец извергает большое количество спермы. Высокоспециализированные клетки вливаются в яйцеклетки самки, образуя оплодотворенные яйца.

Одновременно со спермой извергается простагландин, под действием которого тело самки обретает жесткость; кроме того, это вещество значительно удлиняет время полового соединения – почти до целого дня (соитие, не связанное с выделением гормона, технически именуется извращением и не будет рассматриваться нами). За это время оплодотворенные яйца быстро развиваются, растут и наконец выделяются, попадая в карман в теле самца.

Роль самки на этом окончена, она выполнила свое жизненно важное дело, и ответственность за продолжение рода иилане далее лежит на самце. Оплодотворенное яйцо содержит гены самца и самки. В кармане они прирастают к стенке, образуя плаценту, и растут, получая питательные вещества из тела самца. В теле того происходят при этом существенные изменения. Во-первых, возникает потребность вернуться в море, теплое море, и в течение первых двух дней это осуществляется: для выращивания яиц необходима постоянная температура. Оказавшись на берегу моря, самцы испытывают физиологические перемены, они становятся рыхлыми и вялыми, большую часть времени они проводят во сне. В этом состоянии самцы и остаются, пока молодняк не проклюнется из яиц и не войдет в море.

Следует помнить, – хотя это не существенно с точки зрения продолжения рода, – что во время метаболического процесса возвращения к нормальному образу жизни на каждом пляже каждый год погибают несколько самцов. Но они уже выполнили свое дело, и участь их не существенна.

Так жизненный цикл иилане начинается заново.

Наука

Существует много наук, представляющих собой специализированные отрасли знаний, и рассматривать их в подробностях слишком обременительно для краткой истории. Интересующиеся могут обратиться к трудам в области хромосомной хирургии, химии, геологии, физики, астрономии и др. Здесь мы коснемся только генетического конструирования и математики.

Как и все прочее в истории иилане, истоки наших биологических исследований затерялись в дымке времен. Однако можно сделать ряд логических заключений. объясняющих известные факты. При наличии соответствующего терпения – и времени тоже – можно решить любую биологическую проблему. Можно предположить, что первоначально все ограничивалось примитивной селекцией. Но постепенно вопросам размножения стало уделяться существенное внимание, начались исследования генетических структур. Настоящим прорывом был, вероятно, момент, когда исследователям удалось кристаллизировать геном, заморозить его эволюционное состояние. Лишь остановив эволюцию, сумели мы понять ее.

Здесь несведующий удивится, даже захочет спросить: как можно остановить эволюцию и внести изменения в гены? Ответ не относится к простым, и, чтобы все было понятно, придется начать с начала.

Чтобы понять генетическое конструирование, надо представить себе общую биологию жизни на этой планете. Есть два типа организмов. К прокариотам относятся бактерии и сине-зеленые водоросли. Позже мы обратимся к более крупным и сложным эукариотам, а сейчас внимательно рассмотрим прокариоты.

Все они содержат генетический материал в виде колец ДНК или РНК, как в некоторых вирусах. Эти крошечные организмы экономно используют генетический материал, поскольку области кодирования перекрываются. Гены разделяются особыми последовательностями ДНК по крайней мере с двумя целями. Во-первых, для контроля за генетическими функциями – за считыванием информации продуктами кодированных энзимов в оперонах. И для воссоздания последовательностей, распознаваемых транскрибирующими или репликаторными энзимами. Во-вторых, существуют и такие последовательности ДНК, что включают ДНК, разделяющие гены, в иные полосы ДНК. (Например, при Действии плазмида или бактериофага на бактерию или вируса на эукариоты.) Некоторые бактерии производят энзимы, буквально перерезающие или, напротив, соединяющие ДНК за счет воспроизведения характерных для этого последовательностей в обоих нуклеотидах. С помощью энзимов возможно определить последовательность расположений в ДНК отдельных отрезков. Это производится путем их последовательной обработки энзимами, узнающими различные последовательности. Затем каждая смесь укороченных цепей обрабатывается другими энзимами.

Процесс требует времени, множества попыток. Но терпение иилане безгранично, и у нас были миллионы лет на усовершенствование процесса. Чтобы проконтролировать последовательность расположения отрезков в цепях ДНК и РНК, использовались радиоактивные маркеры. Потом специальные энзимы вырезают нужный кусок цепочки и вставляют его в ДНК другого организма.

Так модифицируются бактериальные цепи ДНК. Сначала с помощью плазмидов. А потом с помощью фагов и вирусов, в естественных условиях заражающих бактерии. И, наконец, с помощью космидов, искусственных цепей ДНК, оснащенных особыми соединительными последовательностями, в каждую из которых можно включить новый, модифицированный ген. Так что преображенная бактерия будет вырабатывать новые протеины.

Итак, можно видеть, что несложно преобразовать протеиновую химию бактерий и простейших эукариотов, таких, как дрожжи. Аналогичным образом можно распрограммировать и прочие эукариотные клетки.

Гораздо сложнее добиться необходимых результатов на крупных эукариотных животных. Само яйцо этих существ запрограммировано уже в матке матери и развивается далее само собой, повинуясь внутренней программе. Только после завершения формирования эмбрионов клетки начинают выделять протеины, меняющие саму клетку и прилежащие к ней в процессе, приводящем к созданию юного организма. Как мы овладели этим процессом и научились направлять его – вопрос слишком большой для краткого очерка. Перейдем к другим граням науки иилане.

Коснемся математики, потому что о ней наслышаны многие; кроме того, она широко используется всеми науками, но не во всех случаях. Достаточно краткого и точного пояснения.

Наука иилане основывается на понятии числа. Если хотите узнать, что такое число, сложите руки вниз ладонями перед собой, соприкасаясь внутренними большими пальцами. Пошевелите большим пальцем справа. Это число «один». А теперь пойдем справа налево. Ближайший палец – «два», следующий за ним – «три», внутренний большой – «четыре». Левый внутренний большой – «пять», следующие пальцы – «шесть» и «семь» и, наконец, большой палец слева – «тен». Тен именуется основанием – это термин, который мы здесь не определяем. Достаточно понимать, как продолжается счет, если число, больше основания – тен-и-один, тени-два и так до дважды-тен. И тен можно брать сколько угодно раз. Поэтому числа играют столь важную роль при взвешивании, измерении, записи, счете и т. д. Сама математика очень проста. Это просто числа, которые могут быть больше или меньше или равняться друг другу.

Происхождение математики затерялось во тьме времен. Математики предполагают, что число тен было выбрано как основание, потому что у нас тен пальцев. Они утверждают, что в качестве основания можно выбрать любое число, хотя это кажется весьма неправдоподобным. Если взять за основание двойку, это число будет записываться в виде 10, если 3-11, 4-100, 5-101, 6-III и так далее. Очень неуклюжая и неудобйая система. Была высказана даже совершенно сумасбродная идея о том, что, если бы устузоу умели считать, они воспользовались бы в качестве основания десяткой, числом 12, по-нашему. И все числа тогда изменились бы. Сорок миллионов лет существования иилане сократились бы для них всего лишь до тридцати миллионов. Вот к чему могут привести праздные размышления, поэтому лучше оставить пустое теоретизирование.

Общество

В нашей истории нам пришлось использовать некоторое количество новых терминов, к числу которых относится и «общество». Его следует определить как полную сумму того, как мы живем, передаваемую от века к веку. Мы имеем право предположить, что у нашего общества были исторические истоки, но какими они были, трудно даже представить. И все, что мы можем сделать, – это описать собственный образ жизни.

У каждой иилане есть свой город, вся жизнь каждой из нас вращается вокруг него. Когда мы впервые выходим из моря, мы можем только с безмолвным благоговением взирать на симметрию и красоту своего города. Он принимает нас, фарги, и кормит. Мы слушаем и учимся у других. Мы смотрим и учимся у других. Открывая рот, мы предлагаем свою помощь, и к нам относятся дружелюбно. Мы видим все многообразие городской жизни, и та или другая часть ее начинает привлекать нас. Некоторых влечет смиренная служба на пастбищах и бойнях. И все иилане должны понимать, что смысл служения не в науке и прочих занятиях, смысл служения в нем самом, и все иилане равны в этом.

Город строится кругами, внешний круг – поля и животные, внутри – жилые кварталы, в самом сердце– амбесид и родильные пляжи. Так построено и наше общество. Снаружи – огромное кольцо фарги. Внутри – их помощницы и опытные рабочие разных специальностей. В свою очередь они окружают ученых, надсмотрщиц, строителей – всех искуснейших в своем деле. Далее идут правительницы, а наверху пирамиды сама правящая эйстаа. Просто, логично, совершенно, единственный возможный способ организации.

Таков мир иилане. Он не изменялся от яйца времен, он останется неизменным. Там, где есть иилане, там правят обычай и закон иилане, и все они счастливы.

На полюсах нашего шара холодно и неуютно. Иилане хватает мудрости избегать этих краев. И только недавно было обнаружено, что есть еще в нашем мире уютные местечки, где нет иилане. Кое-где там живут устузоу, совершенно несимпатичные нам. Интересы науки заставляют нас исследовать этих существ. Большинство читателей может закрыть книгу на этом месте – дальнейшее не представит для них интереса. Последующие разделы предназначены для специалистов.

От переводчика

На этом месте заканчивается перевод с языка иилане. Желающие глубже понять сложные и увлекательные проблемы, предстающие перед переводчиком с этого уникального языка, могут обратиться к последующим разделам.

Язык

Неторопливое и долгое, в течение многих миллионов лет, развитие привело к возникновению богатого и сложного языка. Настолько сложного, что многие так и не осиливают его и не становятся иилане. Этот культурный гандикап разделяет расу на две подгруппы, одна из которых, так и не вступившая в город, жизнь свою проводит в основном в море, но не размножается, потому что не в силах защитить вялых самцов от хищников. Потеря их приводит к медленному преобразованию генетического фонда, оно происходит неторопливо, как наступает ледник.

Иилане разговаривают, выстраивая последовательность знаков, умещая в каждом от одного до четырех значений. Каждый гестальт характеризуется знаком, соответствующим положением тела или движением. Таких позиций немного, но число возможных сочетаний составляет около 25 000 000 000.

Любые попытки перевода с языка иилане на русский требуют значительных усилий. В первую очередь следует учитывать определители, символы поз. Неполный перечень их включает следующие действия: лечь, отшатнуться, нагнуться, потянуться, сложить руки за головой, сесть на корточки, лечь, обнять, развалиться, развести руки и ноги, лезть, падать, поднимать, прыгать, приподниматься, толкать, плыть, нырять, поворачиваться, качаться, дрожать, тянуться одной рукой, тянуться обеими руками, садиться, ровно стоять, повернуть хвост по часовой стрелке, то же самое – против.

Звуки, издаваемые иилане, похожи на человеческие, и различия не слишком затрудняют понимание. Они используют "ж" и "х", а «тх» и «дх» применяются редко. Четыре звука характерны для иилане: "э" – горловой приступ; """ – щелчок; "'" – цоканье и "х" – причмокивание.

В богатстве языка и сложности такого перевода можно убедиться на примере следующего выражения:

«Первая боль жизни – от отцовской любви уйти в объятия моря, а первая радость – подруги, что ждут там тебя».

Для облегчения понимания разделим предложение на отдельные элементы – каждый со своим определителем, – обозначенные от С1 до С12.

С1 (развалиться) энге

С2 (лечь) Хан. нате. ихеи

СЗ (толкать) Ага. пте

С4 (упасть) ембо «Ке ка»

С5 (упасть) иги. рубу. шеи^

С6 (плыть) какх. шей. сесе

С7 (отшатнуться) хе. ауа. ихеи

С8 (развести руки и ноги) хе. Ваи" ихеи.

С9 (плыть) какх. шей. нте

С10 (потянуться) енд. пелен, ни

С11 (плыть) асак. хен

С12 (тянуться) энге

1 – здесь окружающая среда обозначается вращением кончика хвоста.

2 – теплота подтверждается также движением шейных мускулов, как бы подавленным зевком.

3 – отметим, что выражения 4 и 5 соединены детерминативом, а 3 и 5 выражают противоположные в начале концепции.

4 – здесь иилане делают паузу, чтобы повторить движения в обратном порядке, образуя обратный параллелизм.

А вот как это же выражение будет выглядеть в точном переводе:

С1 (развалиться) Любовь.

С2 (лечь) Самец. Друг. Прикосновение. Запах.

СЗ (толкать) Уход. Одиночество.

С4 (упасть) Давление. Липкость. Прекращение.

С5 (упасть) Вход. Невесомость. Холод.

С6 (плыть) Соль. Холод. Движение.

С7 (отшатнуться) Число 1. Боль. Прикосновение. Запах.

С8 (развести руки и ноги) Радость. Прикосновение. Запах.

С9 (плыть) Соль. Холод. Охота.

С10 (потянуться) Видеть. Открытие. Рост.

С11 (плыть) Пляж. Самец/самка.

С12 (тянуться) Любовь.

В сжатой форме это транскрибируется так: Энге, хант ехен, агате етбокека нирубушен как шейсе, хеауахен: хевай " ихеи, какшейнте, енуеленуу асахен энге.

На русский язык следовало бы переводить ритмизованной прозой, но можно удовлетвориться и приблизительным переводом.

Любовь отца; быть извергнутой из нее в холодное нелюбящее море – вот первая боль жизни; первая радость жизни (в холодных охотничьих угодьях) – встретить подруг и почувствовать их тепло.

Различия между языками людей и иилане столь велики, что могут явиться непреодолимой преградой для любого, кто попытается овладеть языком иилане. Говорящие на разных языках люди пробуют понять друг друга, касаясь предметов и называя их. Камень, дерево, лист. Достигнув некоторого понимания, они могут перейти к действиям: брось камень, подними лист.

На языке иилане это немыслимо. Они не называют предметы, а описывают их. Вместо «стула» у них было бы: «деревце-чтобы-сесть». Там, где мы ограничимся одним словом «дверь», иилане может воспользоваться различными конструкциями: например, «вход-в-теплое-место» или «вход-в-холодное место», в зависимости от того, по какую сторону двери она находится.

Исель так и не сумела понять несколько положений. Она запомнила несколько слов и имела некоторое представление о детерминативах. Вейнте обратилась к ней таким образом: «(Растопырить руки и ноги) есекапен (согнуться) иидшепен (потянуться) ииленбесей (потянуться) ефендууруу (согнуться) иилевтуу (растопырить руки и ноги) иилсатефен».

Что можно перевести следующим образом: «(Растопырить руки и ноги) требую (согнуться) говорящая требует (потянуться) взаимная трудность речи (потянуться) увеличение продолжительности жизни (согнуться) увеличение равенства в речи (растопырить руки и ноги) речь эквивалентна жизни».

В переводе это значит: «Я сама требую этого. Говори, пожалуйста, как одна из йилейбе. Так ты будешь жить и расти дальше. Речь – это рост, прошу! Речь – это жизнь, пойми!»

Исель сумела только произнести: «Хас лейбе ене ни».

Она думала, что говорит «мне трудно говорить».

Получилось же оскорбление, повлекшее ее смерть. «Самка-старость/энтропия-угодливость-растет». Она сделала четыре ошибки.

1) «Хас» означает не "я", а «самка». Так получилось потому, что Энге во время обучения показывала на себя.

2) «Лейбе» и в самом деле значит «трудный», но после детерминатива, предполагающего известную стесненность. Например, «сгорбиться», «нагнуться», «сесть на корточки», смысл сдвигается ближе к понятию возраста, старения, относящемуся не только к иилане.

3) «Ене» означает не «речь», а «податливость», поскольку иилане связывают эти понятия.

4) «Ни» – поощрительное восклицание, употреблявшееся Энге в процессе обучения. Обозначает понятие: «расти, продолжать, стараться», но не «пожалуйста».

Не обладая хвостом, Исель не могла правильно отшатнуться. Наконец самой последней и окончательной ее ошибкой явилось использование позы с растопыренными руками и ногами – позы превосходства и угрозы, последней позы Вейнте. Поэтому Вейнте подумала, что Исель говорит «старая самка лебезит» или. может быть, «угодливость старит самок». Это чушь, и Вейнте совершенно естественно рассердилась, ведь она была вежливой с этим животным. Она-то пусть и не отшатывалась, но сгибалась. Участь Исель решена.

Керрик же отвечал: «(Отшатнуться) есекакуруд (поднять) есейуиешан (прямо) елен (прямо) лейбелейбе».

Он выразил фразу так: «(Отшатнуться) прекращение отвращения (поднять) высшее стремление к речи (прямо) долго-долго (прямо) трудно-трудно».

Вейнте поняла его так: «Я очень не хочу умирать. Я очень хочу говорить. Очень долго. Очень усердно». Сначала Вейнте не поняла, что он отшатнулся – из-за отсутствия хвоста. Но знак «поднять» она заметила, а потом поняла и все остальное.

Тану

Да, история Земли записана на камнях ее. История нашей планеты, пусть и с пробелами, начиная от палеозойской эры до наших дней, отражена в окаменелостях. Так было и в эру древней жизни, когда в мелководных и теплых морях ползали черви, плавали медузы и прочие беспозвоночные существа. Континенты сливались тогда воедино, в единый огромный массив, именуемый ныне Пангеей.

Но уже тогда некоторые из существ сооружали себе известковые оболочки. Позже появились создания с внутренним скелетом, первые рыбы. Потом у них появились легкие и похожие на ласты конечности, позволившие выйти из моря на сушу. Так около 290 миллионов лет назад появились амфибии – предки первых рептилий.

Первые динозавры появились на земле около двухсот пяти миллионов лет назад. К тому времени, когда первые моря разодрали Пангею, ящеры успели распространиться по всему свету, добрались до самых дальних уголков древнего гигантского континента, впоследствии распавшегося на более привычные нам небольшие части. Мир принадлежал им, они заполняли в нем все экологические ниши, и правление их длилось сто тридцать пять миллионов лет.

Потребовалась мировая катастрофа, чтобы сокрушить их власть. Метеорит диаметром в десять километров упал в океан, взметнув в атмосферу миллионы тонн воды и пыли. Динозавры погибли. И не только они, а семьдесят процентов существовавших тогда видов. Так открылся путь для крошечных землероек – предков всех нынешних млекопитающих. И они размножились, и потомки их заселили весь земной шар.

Есть некая случайность, выпавший шанс в игре Вечности. И небесная скала поразила Землю именно в этот момент, вызвав все последствия.

Но что если бы она промахнулась? Если бы Случай решил иначе, и космическая бомба миновала бы Землю? Каким был бы сейчас мир?

Первое и самое явное отличие – отсутствие Исландии: ее вулканические острова возникли там, куда упал метеорит, утонувший в мантии.

Во-вторых, другим стал бы и климат, вся история его, хотя причины изменения еще не достаточно ясны людям. Мы знаем, что магнитные полюса Земли менялись местами, северный становился южным и наоборот, но мы не знаем, почему это было. И можно испытывать уверенность в том, что, если бы не этот метеорит и вызванные им атмосферные перемены, – и ледовые эпохи, и очертания континентов были бы иными.

Вот каким мог бы оказаться наш мир.

Динозавры правят по-прежнему, мир принадлежит им, они господствуют на всех континентах, а над всеми ними – иилане.

Но не в западном полушарии. Пусть в Южной Америке доминируют рептилии – на севере дело обстоит чуть иначе. Сухопутный мост Центральной Америки – узкая полоска между северным и южным континентами – уходил под воду в различные геологические эпохи. Ледяные щиты ледников спускались почти до берегов внутреннего моря. И долгие миллионы лет климат там был холодным даже летом. Холоднокровные вымерли в этих краях, стали доминировать теплокровные формы. Они распространялись, эволюционировали и начали преобладать на всем континенте.

Потом ледники отступили, млекопитающие ушли вслед за ними. И к тому времени, когда сухопутный мост вновь соединил обе Америки, в Северной уже правили теплокровные. Но противиться медленному натиску рептилий они не могли. Перед бронированным восьмидесятитонным гигантом можно лишь отступить.

Только на севере, в предгорьях и у подножия гор, сумели уцелеть млекопитающие. В том числе и приматы Нового мира, потомками которых являются тану.

В Старом Свете млекопитающих нет – он весь во власти рептилий. Нет ни собак, ни медведей. Но в Новом мире процветают олени – от самых маленьких до огромных, с лося величиной. Есть мастодонты и сумчатые, в том числе саблезубые. Так на узкой полоске плодородных земель между ледниками и ящерами процветают млекопитающие.

Из-за жестоких условий существования тану большей частью так и остались охотниками и собирателями. Но в этом они преуспели. Есть исключения – саску, первые фермеры неолита. Оседлые земледельцы освоили ткачество и гончарное ремесло, создали более развитое и неоднородное общество. Но это вовсе не значит, что они выше охотников-тану с их богатой речью, простым искусством, умением выживать, прочными семьями.

Язык

Как и прочие диалекты тану, марбак произошел от забытого древнего наречия восточного побережья. На марбаке мужчина – «ханнас», множественное число – «ханнасан». Различия: «хеннас» на ведамане, «хнас» на левревасане, «несес» на лебнарои и т. д.

Имена этих племенных групп имеют чисто описательный характер. Например, «ведеман» значит «островной», «левревасан» – черношатерные, народ черных шатров. Рядом с мужчиной, «ханнасом», женщина – «линга». множественное число – «лингаи». Слово это также нашло широкое распространение. Личность, если не важен пол, определяется словом «тор», множественное число – «тану», так принято называть людей вообще.

Наиболее употребительная форма существительных склоняется следующим образом:

Падеж Единственное число Множественное число

Именительный ханнае ханнасан Винительный ханнас ханнасан Родительный ханнаса ханнасанна Дательный ханнаси ханнасанни Местный ханнаси ханнасанни Творительный ханнасом ханнасом

Парамуганы

Подобно тану, парамутаны происходят от приматов Нового Света. Генетический анализ свидетельствует о том, что. невзирая на отсутствие ископаемых доказательств, тану и парамутаны состоят в родстве и не скрещивались до сих пор только потому, что их разделяло огромное расстояние. Несмотря на внешнее различие в оволосении, кожа относительно безволосых тану и волосатых парамутанов несет одинаковое число волосяных фолликулов. Многие тану рождаются с рудиментарным хвостом, продолжающим-копчик; он содержит столько же позвонков, сколько и хвосты парамутанов.

Явные физические различия между обеими группами не имеют существенного значения, если обратиться к культурным и социальным факторам. Парамутаны мигрировали на север дальше прочих приматов. Популяционный напор и наличие необходимых знаний предоставили им возможность выживания в условиях Арктики, сделавшуюся потом необходимостью. Зависимость парамутанов от единственного источника еды и сырья (уларуаква), создающего им все условия для существования, не допускает другой возможности.

Они пользуются и рядом материалов, предоставленных умеренными широтами, но уларуакв является основой всей материальной культуры парамутанов.

Следует отметить, что понятие «парамутан» не является самоназванием и представляет собой марбакское слово, означающее «пожиратели-сырого-мяса». Сами они пользуются словом «ангурпиакв», что означает «истинные люди», каковыми они себя считают. Уединенное существование на северных просторах вполне закономерно порождает у них ощущение, что только они и являются людьми. Поэтому они называют тану эрквигдлитами, или сказочными людьми. Незнакомцами, являющимися из нереального мира, которые потому как бы не существуют.

Окружающая среда

В море обитает куда больше живых существ и их разновидностей, чем на суше. Жизнь началась в океане, и все основные классы животных располагают живущими в океане представителями. Основу продуктивности океана представляют плавающие одноклеточные водоросли. Основу пищевой цепи образуют примерно шестьсот разновидностей водорослей. Эти микроскопические растения обитают в неглубоком приповерхностном слое воды толщиной в несколько метров, где поглощают энергию солнечных лучей. Их поедают крошечные животные, входящие в состав планктона, наиболее распространенными из которых являются рачки-копеподы, принадлежащиек роду Calanus (и по числу, и по общей массе это самое распространенное существо на Земле). Ими в свою очередь питаются более крупные ракообразные вроде креветок и прочие морские обитатели, включая медуз, стрельчатых червей, рыбу-младенца, личинок моллюсков и головоногих, и даже более крупные придонные ракообразные, такие, как крабы и омары.

Мертвый планктон и экскременты медленно опускаются на океанское дно, где их разлагают бактерии, глубоководные течения уносят вниз важные продукты разложения, в частности водород и калий. Таков источник процветания жизни в приполярных океанах. Невзирая на недостаток света и низкие температуры, он неистребим и обилен. На самом деле, холод скорее является источником питательных веществ. Температура воды у поверхности составляет четыре градуса стоградусной шкалы. Лишь в теплых течениях на юге она увеличивается до пяти-восьми градусов. Теплые воды поднимаются на поверхность, чтобы питать жизнь.

Замечательной особенностью шельфового обледенения являются квунгулеквы, заполняющие пустующую в нашем мире экологическую нишу. Эта экосистема не имеет аналогов в холодном море. Зеленая поросль, поселяющаяся на нижней части льда, распространяется в верхних слоях океана, черпая питательные вещества из воды и потребляя энергию солнца. На подводных северных лугах пасутся уларуаквы, самые крупные из живых существ планеты, толстыми сильными губами они обрывают плети квунгулеква, дающие им силу и жизнь. Они полностью зависят от этого единственного источника питания. Перемещение на юг арктической полярной шапки изменило картину течений, отклонив их на восток. За течениями следует квунгулекв, за ним уларуаквы, за которыми не могут не последовать парамутаны. Все звенья в пищевой цепи взаимосвязаны.

Язык ангурпиаквов

Изучая этот язык, прежде всего обнаруживаешь очень небольшое количество окончаний. Поэтому поначалу он может показаться простым, но подробное изучение непременно выявляет его богатство и сложность.

Для говорящих на марбаке он представляет трудность тем, что содержит различные формы звука "к", транскрибированные здесь как "к" и «кв». Аналогично существуют звонкое "л" и глухое, нами использовалось обозначение – «дл» или «гл».

Соответственно и некоторые звуки марбака практически непроизносимы для ангурпиаквов. говорящих, например, вместо «Армун» – «Аррамун», и «Харрал» вместо «Харл».

Представляется интересным, что этот язык состоит лишь из имен существительных и глаголов, начинающих каждое слово. И к корню можно добавить едва ли не бесконечное количество аффиксов, например:

квингик – дом

квингирссуак – большой дом

квингклиоркакв – он строит дом

квубгирссуалиогпок – он строит большой дом

квингирссуалиорфилик – мужчина может построить большой дом. и так дэлее.

Важно отметить разветвление понятий в правую сторону. Наш язык обладает левым ветвлением:

дом

этот дом

этот большой дом

Привыкшему к подобной речи крайне трудно строить слова в обратном направлении.

Кроме аффиксов, глаголов и имен существительных, в языке используются суффиксы, определяющие объект личности или спряжение. Глаголы могут использоваться в изъявительном, сослагательном, вопросительном, желательном, соединительном и инфинитивном наклонениях.

Рассмотрим глагол «алутора» («любить») в инфинитивном наклонении:

алуторакв – он любит

алуторут – она любит

алутораук – любит ли он?

салуторассук – любят ли они?

алуторлиук – может он любить (желательное наклонение)

алуторлиссик – могут они любить

алуторпачит – он может любить (сослагательное наклонение)

алуторпатечик – они могут любить.

Хотя марбак и ангурпиакв не связаны лингвистически, в структурном отношении они как бы зеркально отражают друг друга. Но если бы, например, Армун, воспользовавшись глаголом «алутора», показала бы на понравившийся предмет, ангурпиаквы посчитали бы ее глупой за неправильно использованное окончание, но поняли бы ее мысль. Здесь оба языка отличаются от иилане, в котором нельзя понять ничего, что выходит за узкие и четкие рамки.

Отметим, что ангурпиаквы обладают ослабленным ощущением времени и едва ощущают его промежутки. Существующая слабо выраженная форма будущего времени редко находит у них применение. Часто они просто пользуются словом «тамнагок» – «некогда, однажды», даже «теперь, сейчас». С изменением промежутков времени связано только одно слово «еегсук», что значит «очень давно». И не имеет значения – сорок или тысяча лет.

Как и следовало ожидать, язык в точности соответствует их быту. Они пользуются многими различиями, неизвестными марбаку, и полностью пренебрегают другими. По понятным причинам в языке их в изобилии содержатся термины, означающие снег. Они различают снег плотный; сыпучий; замерзший; мокрый; снег, из которого можно резать кирпичи: скользкий снег. С другой стороны, у них нет отдельных названий для синего и зеленого цвета. Желтый они отличают от красного, не зная названий для переходных цветов. Поскольку обозначения цветов выступают лишь в качестве аффиксов, в истинном их значении трудно испытывать уверенность.

Существует предположение, что аффиксы и бесчисленные взаимосвязи в словах-предложениях как-то связаны со способностью ангурпиаквов к выполнению сложных работ и умением компоновать механические детали. Конечно, они великолепно умеют собирать навигационные схемы и сооружать сложные конструкции иккергаков, но предположение это пока остается недоказанным.

Словари

Словарь тану

А

Алладжекс – шаман

Аллас – тропинка

Амаратан – бессмертие (боги)

Арнхвит – сокол

Ас – как

Атта – отец (уменьш.)

Б

Бана – сын (уменьш.)

Бека – узел

Бенсил – сфагновый мох

Блейт – холод

В

Ведам – остров

Вейгил – тяжелый

Г

Гентинац – вождь

Груннан – несчастье

Д

Далас – суп

Дна – быть

Дрийа – истекать кровью

Е

Ей – всегда

Елка – светить

Ерман – небо

Ерманпадар – небесный отец. дух

Ее – если

И

Истак – путь

К

Каргу – люди, живущие в горах

Катиск – веселый

Келл – клин

Курмар – река

Курро – главный

Л

Лас – вниз

Левревасан – люди черных шатров

Леврелаг – место стоянки

Лей – выжженная земля

Линга – женщина

Лингаи – женщины

Лисса – знать

М

Мадрап – мокасин

Мал – хорошо

Ман – должно

Map – волос

Мараг – холоднокровное животное

Маргалус – знающий мургу

Марин – звезда

Маркиц – зима

Менса – договариваться

Модиа – может быть

Мо триг – мой ребенок

Мургу – множественное от «мараг»

Н

Нат – убийца

Наудинз – охотник

Ненитеск – трицератопс

Неп – длинные

П

Парад – брод

Парамутаны – те, что едят сырое мясо, северный народ

Р

Ратх – жарко

С

Саммад – смешанная группа мужчин и женщин

Саммадар – выборный вождь саммада

Сасси – несколько

Сиа – идти

Скерм – время

Со – кто

Стаккиц – лето

Стесси – племя

Т

Таис – зерно

Тану – люди

Таррил – брат

Тер – личность

Терред – группа людей, разделяющих общую цель

Терредар – вождь такой группы

Тина – носить

То – в

Торск – ихтиозавр

Торскан – ихтиозавры

Торсканат – убивший ихтиозавра

Тхарм – душа

У

Улфадан – длиннобородый

Ф

Фа – смотреть

Фалдар – огонь

Фалла – ждать

Х

Хам, хаммар – быть способным, мочь

Ханнас – мужчина

Ханнасан – мужчины

Ханс – военный отряд

Хардальт – спрут

Химин – гора

Хоатил – все до одного

Хольт – двадцать (счет человека)

Э

Эгхеман – давшие обет

Эккотац – смесь орехов и сушеных ягод

Элск – мастодонт

Словарь иилане

А

Аа – в

Ава – боль

Ага – отбытие

Агле – проход

Ака – разочарование

Акас – цветущий остров

Акел – доброта

Аксе – камень

Алак – последовательность

Алакас-Аксехент – острова Флорида-кис

Але – клетка

Алле – красота

Амбеи – высота

Амбесид – центральная площадь города

Анат – конечность

Анканаал – океан, окруженный сушей

Анке – присутствие

Ален – требование

Асак – пляж

ACT – зуб

Асто – движение

Б

Бан – дом

Буру – окрестности

Г

Ген – новый

Генагле – Гибралтарский перешеек

Гендаси – Северная Америка

Гул – слух

Гулаватсан – животное-сирена

Д

Дии – это

Е

Ее – из

Ееде – это

Еесен – плоскость

Ейсекол – животное-драга

Ейсен – грязь

Ейсет – ответственность

Ексеи – осторожность

Елин – маленький

Ембо – давление

Емпе – распоряжение

Енд – зрение

Ене – мягкость, уступчивость

Енет – озеро

Енто – каждый в отдельности

Ерек – скорость

Есек – вершина

Есик – юг

Еспеи – поза

Ето" – стрелять

И

Иги – вход

Инег – старый

Инле – большой

Инте – охота

Ипол – скрести

Исегнет – Средиземное море

Исек – север

Ихеи – ощущение запаха/прикосновение

Й

Йил – речь

Йилейбе – неспособный говорить

К

Ка" – прекращение

Каин – линия зрения

Какх – соль

Кал – яд

Калкаси – терновый куст

Касеи – шип

Кем – свет

Кийис – восток

Кру – короткий

Кхет – вогнутость

Л

Лан" – соитие

Лейбе – трудность

Лек – плохо

М

Мал – отсутствие забот

Ман" – последний

Манинле – Куба

Масиндуу – оптическая проекция

Мелик – темная

Меликкасеи – лоза с ядовитыми колючками

Н

Нате – Друг

Нени – череп

Ненитеск – трицератопс

Нефмакел – живая повязка

Нин – отсутствие

Нинсе – безответный

Ну – соответствие

О

Окол – потроха

Окхалакс – травоядное

Онетсенсаст – стегозавр

П

Пелеи – открытие

Р

Рубу – невесомость

Рууд – остановка

Руутса – анкилозавр

С

Сандуу – микроскоп

Сас" – скорость

Сат – равенство

Селе – связь

Сесе – движение

Сете – группа, имеющая одно задание

Сокеи – расчистка

Сон – элемент

Стал – дичь

Т

Такх – чистота

Таракаст – верховое животное

Тсан – животное

Тсо – экскременты

Теск – вогнутый

Топ – бежать

Трумал – общая атака

Тууп – жирный, вялый

У

Угункшаа – регистрирующий прибор

Умнун – обработанное мясо

Унут – ползти

Унутакх – пожирающий волосы слизень

Урукето – мутировавший ихтиозавр

Уруктоп – восьминогое тягловое животное

Урукуб – бронтозавр

Усту – кровь

Устузоу – млекопитающее

Уу – увеличение, рост

Ф

Фар – спрашивать.

Фарги – обучающаяся говорить

Фафн – ловить

Х

Хайс – ум

Хан – самец

Ханане – место обитания самцов

Хас – самка значение определяется

Хас – желтый детерминативом

Хе – число 1

Хен – самец/самка

Хент – революция

Хесотсан – живое оружие

Хорнсопа – генетический вид

Хурукаст – моноклон

Ш

Шак – изменение

Шей – холод

Шип – воля

Э

Эйстаа – глава города

Элининийл – стадия развития фарги «пре-фарг»

Элиноу – маленький динозавр

Энге – любовь

Энтиисенат – плезиозавр

Энтобан – Африка

Эпетрук – тиранозавр

Эсекасак – хранительница родильных пляжей

Эфен – жизнь

Эфенбуру – группа ровесников

Эфенелейаа – душа

Эфенселе – член эфенбуру

Словарь саску

Б

Бансемнилла – сумчатое животное

В

Валискис – мастодонт

Д

Деифобен – место золотых пляжей

П

Порро – пиво

Т

Тагассо – кукуруза

Х

Харадис – лен

Словарь парамутанов

Существительные

А

Ангурпиакв – истинные люди

Е

Етат – лес

И

Иккергак – большая лодка

Имакв – открытое море

Инге – влагалище

К

Квивио – тропа

Квингик – дом, укрытие

Квунгулекв – арктические водоросли

М

Мунга – рыбка, малек

Н

Нангекв – назначение

П

Паукарут – шатер

У

Уларуакв – крупное арктическое млекопитающее

Э

Эрквигдлиты – сказочные люди

Глаголы

А

Алутора – любить

Ардлерпа – охотиться

И

Икагнит – быть во множестве

Л

Лиорпа – строить

М

Мисугпа – есть

Мулува – отсутствовать

Н

Наконоарк – быть великолепным

П

Пакосоквипа – быть равным, не выделяться

С

Сиаглай – быть важным

Т

Такугу – видеть

Тингава – обладать женщиной

Аффиксы

–адлуикар – полностью

–гакв – быстро

–гуакв – низкий

–естаук – очень давно

–какв – маленький

–луарпокв – слишком много

–такв – только что выловленный

–тамнагок – тогда, сейчас, опора.

Животный мир

Рисунок 01-20

Рисунки с 01 по 20 имеются в предыдущей книге «Запад Эдема»

Рисунок 21. Гулаватсан

(Ranidae: Dimorphognathus mutatus)

Подробное изучение гулаватсана не может не вызвать восхищения искусством четкого консультирования. Эта разновидность зубастой лягушки мало напоминает предковую форму.. Их громким кваканьем в тропиках, служившим в качестве брачного зова, иилане воспользовались для сигнальных целей, доведя его почти до оглушительной силы.

Рисунок 22. Долгозуб

(Metatheria: Machaerodus neogeus)

Сумчатый хищник из числа саблезубых. Крупный и свирепый зверь, сражающий добычу длинными верхними клыками. Некоторые племена каргу научились сопутствовать этим зверям в охоте.

Рисунок 23. Естекел

(Pterosauria: Pterodactylus quetzaicoatius)

Крупнейшие из летающих ящеров с размахом крыльев свыше девяти метров. Кости их легки и прочны. Тяжелый клюв уравновешивается костяным выступом на затылке. Встречаются возле устьев крупных рек, потому что могут взлетать лишь против ветра с гребня высокой волны.

Рисунок 24. Исекул

(Columbae: Columba palambus)

Идеальный пример практичности иилане. Подобно многим животным, частицы магнитного железняка в лобных долях помогают им ориентироваться в магнитном поле Земли. Выведенные в результате длительной селекции исекулы способны долго указывать клювом в одном направлении, пока не обезумеют от голода или жажды.

Рисунок 25. Масиндуу

(Anura: Rana catesbiana mutatus mutatus)

Сандуу является популярным лабораторным животным, позволяющим добиться двухсоткратного увеличения. Известное несовершенство его заключается в том, что лишь одна иилане может прибегать к его услугам. Проецирующий изображение на белую поверхность масиндуу избавлен от этого недостатка.

Рисунок 26. Нениттск

(Oritithischia: Triceratops etotus)

Травоядное четвероногое, отличающееся тремя рогами и костным защитным щитом, в неизменности сохранившееся с мелового периоду. Размножается, откладывая яйца. Мозг его невелик, умственные способности И Того меньше. Не представляет особого интереса в качестве источника мяса, так как растет очень медленно, но крайне декоративен.

Рисунок 27. Окхалакс

(Plateosauridia: Plateosaurus edibilus)

Крупнейший из плоских ящеров, названных так за уплощенное тело и прочный череп. Обычно передвигаются на четырех конечностях, но способны вставать на задние ноги, чтобы объедать верхушки деревьев. Мясо их отличается тонким вкусом и пользуется большим спросом.

Рисунок 28. ОНЕТСЕНСАСТ

(Omithischia: Stegosaums variotusf)

Крупнейший из панцирных динозавров. Этих огромных травоядных защищают от нападения два ряда костяных пластин на спине и шеей тяжелые шипы на хвосте. Появились впозднемеловой период, и лишь тщательные усилия иилане сохранили это живое ископаемое.

Рисунок 29. Руутса

(Ankylosauria: Euoplocephalus)

Это гигантское животное, может быть, самое впечатляющее из всех «живых ископаемых», бережно сохраняемых иилане. Оно покрыто большими бронированными пластинами и шипами, на конце хвоста огромный тяжелый шар, который используется для защиты. Трудно поверить, что это животное – вегетарианец и совершенно безобидно, кроме, разумеется, тех случаев, когда ему приходится защищаться. Данный вид не изменялся более ста миллионов лет.

Рисунок 30. Эпетрук

(Saarischia: Tyronnosaunis rex)

Самый крупный и сильный из существовавших на Земле карнозавров. Длина свыше 12 метров, самцы весят более 7 тонн. Передние лапы невелики, но сильны. Большой вес неповоротливого гиганта замедляет его движения, поэтому для нападения он выбирает только крупных зверей. Значительную долю его рациона составляет добыча, отобранная у хищников меньшего размера.

Благодарность

В процессе работы над романом мне приходилось обращаться за советами к специалистам в различных областях знаний. Биология иилане описана в работе доктора Джека Кохена; языки иилане, саску, парамутанов и марбак – в работе профессора Т. А. Шиппи; философия Дочерей Жизни была исследована при активном сотрудничестве доктора Роберта Е. Майерса.

Без их помощи и советов настоящая книга была бы не такой подробной и полной. Я бесконечно им благодарен.

Гарри Гаррисон Возвращение в Эдем

От Автора

И насадил Господь Бог рай в Эдеме,

На востоке, и поместил там человека,

Которого создал...

И пошел Каин от лица Господня и

Поселился в земле Нод, на восток

От Эдема.

Бытие, гл. II, ст. 8

Это рассказ о мире в наши дни.

Таким был бы он, если бы шестьдесят миллионов лет назад на землю не упал метеорит.

Тот мир населяли огромные рептилии.

Они были самой распространенной формой жизни на Земле. Целых сто сорок миллионов лет они господствовали на суше, затмевали небо, кишели в морях. Тогда млекопитающие, прародители человечества, были крошечными зверьками, вроде землеройки; крупные, быстрые и более смышленые завры пожирали их.

И вдруг шестьдесят миллионов лет назад все переменилось. Метеорит диаметром целых шестьдесят миль поразил Землю и вызвал чудовищные изменения. За короткое время вымерло семьдесят пять процентов существовавших тогда видов.

Век динозавров закончился; началась эра млекопитающих, которых ящеры подавляли более ста миллионов лет. Так родился мир, который мы знаем.

Это рассказ о том мире...

В наши дни...

Предисловие Керрика

Жизнь нынче нелегка. Слишком многое изменилось, слишком многие погибли, и зимы длятся теперь так долго. Так было не всегда. Я еще помню ту стоянку, на которой рос, помню три семьи, долгие сытые дни, приятелей. В теплое время года мы жили на берегу озера, так и кишевшего рыбой. И первое, что я помню на этом свете – белые вершины гор над тихой водой, знак приближения зимы. Когда снег покрывал наши шатры и жухлую траву, наступало время отправляться в горы. Я рос и мечтал стать охотником, чтобы вместе со всеми добывать оленя и большого оленя.

Но сгинул этот простой мир с его бесхитростными радостями. Все изменилось – и не к лучшему. Иногда я просыпаюсь ночью и думаю: если бы всего этого не было. Глупо, конечно, ведь мир есть мир, и он полностью изменился. И то, что я считал целой Вселенной, оказалось лишь кусочком реального мира, а мое озеро и горы – одним из уголков огромного континента, со всех сторон окруженного морем.

Помню я и про тех тварей, которых мы зовем мургу.

Я научился их ненавидеть задолго до того, как увидел первого марага. Наше тело теплое, их плоть холодна. У нас на головах растут волосы, и каждый охотник гордится своей бородой. Звери, на которых мы охотимся, тоже теплые и лохматые. Но мургу не такие. Они гладкие и холодные, шкура их покрыта чешуйками, а еще у них есть зубы и когти – чтобы рвать и терзать.

Среди них есть огромные и ужасные, вселяющие страх.

И ненависть. Я знаю, что живут они у теплого океана, на юге, в дальних жарких краях. Мургу не переносят холода и потому прежде не беспокоили пас.

Но все изменилось. Страшно подумать, что прошлого не вернуть. А все потому, что есть среди мургу разумные существа, разумные, как и мы сами. Эти мургу зовут себя иилане'. На несчастье свое я знаю, что весь мир тану составляет крошечную часть владений иилане'.

Мы живем на севере огромного континента. А на необъятных просторах к югу от нас обитают одни лишь мургу и иилане'.

Хуже того, к востоку за океаном лежат огромные равнины континентов, где не ступала еще нога охотника. Никогда. Там повсюду иилане', только иилане'. Весь мир принадлежит им, а нам только горсть земли.

А теперь я поведаю вам самое плохое. Иилане' ненавидят нас, как и мы их. И все бы ничего, будь они огромными, неразумными тварями. Тогда мы жили бы спокойно в холодных краях и никогда не встречались с ними.

Но среди них есть и такие, что разумом и свирепостью не уступают охотнику. Даже не счесть, сколько на свете мургу, достаточно сказать, что они занимают все земли огромного мира.

Я знаю об этом, потому что иилане' взяли меня в плен ребенком, вырастили и обучили. Ужас я впервые познал, когда они убили моего отца и всех, кто был с ним, но с годами забылся и ужас. И когда я научился разговаривать на языке иилане', то стал одним из них, забыл, что рожден среди охотников, даже привык называть свой народ «устузоу» (грязные твари). Власть и порядок у иилане' шли вниз от вершины, и я очень гордился собой. Ведь я был близок к Вейнте', эйстаа города – правительнице его. И я сам себе казался правителем.

Живой город Алпеасак недавно начал расти на наших берегах, в нем поселились прибывшие из-за моря иилане', которых выгнали из родного города холода, с каждой зимой становившиеся все свирепее. И те же зимы гнали на юг моего отца со всеми другими тану. Так заложили иилане' город на наших берегах и убивали тану, едва заметив. И тану отвечали им тем же.

Много лет ничего не знал я об этом. Я рос среди иилане' и думал так, как думали они. И когда они пошли войной на тану, то своих кровных братьев я считал врагами. Так было до тех пор, пока не попал к ним в плен Херилак. Мудрый саммадар и вождь тану, он понимал меня куда лучше, чем я сам. Я говорил с ним словно с врагом, а он видел во мне плоть от плоти своей.

И тогда вспомнил я позабытый с детства язык, сама собой вернулась и память о прежней жизни, о матери, семье, друзьях. У иилане' нет семьи, яйцекладущие ящерицы не знают молочного запаха младенца, нет и дружбы среди холодных самок, которые всю жизнь держат самцов под замком.

Херилак сумел разбудить во мне тану, я освободил его, и мы бежали. Поначалу я сожалел, но пути назад не было – ведь я поразил копьем Вейнте', правительницу иилане', и едва не убил ее. Потом я жил в саммадах семейства тану объединяются в такие небольшие группы – и с ними бежал от тех, кого еще недавно считал своими. Теперь у меня появились другие спутники, да такие, о которых я даже никогда не думал, живя среди иилане'. У меня была Армун, она сама пришла ко мне и научила тому, чего я прежде не ведал, пробудила во мне чувства, которых я не мог испытать среди чуждой мне расы. Армун, которая дала мне сына.

Но мы жили все время под угрозой смерти. Вейнте' со своими воительницами преследовала нас, гнала без пощады. Мы отбивались, иногда побеждали, иногда захватывали живое оружие иилане' – палки смерти, убивающие любого зверя, каким бы огромным он ни был. С таким оружием мы могли уходить далеко на юг, убивать мургу, мясо которых можно было есть, отбиваться от хищных и злобных. И снова бежали, когда Вейнте' и неистощимое воинство ее, пополнявшееся из-за моря, выслеживали нас и нападали.

Наконец мы, те, кто уцелел, отправились туда, куда мургу не было пути. Через снежные хребты в дальние земли. Иилане' не живуг в снегах, и мы считали себя в безопасности.

И обрели ее, но ненадолго. За горами мы встретили тану, которые не только охотятся, но и выращивают урожай в своей уютной долине, а еще умеют лепить горшки из глины, ткать одежду и делать прочие чудесные вещи. Имя им было саску, и они наши друзья, потому что поклоняются богу-мастодонту. Мы привели к ним мастодонтов и жили одним народом. Хорошо было в долине саску.

Но Вейнте' вновь отыскала нас.

И, когда это случилось, я понял, что бежать уже некуда. Словно загнанные в угол звери, мы должны были биться с ними. Сначала меня не хотели слушать, ведь никто не знал врагов так, как я. Но потом они поняли, что иилане' неведом огонь. А чтобы они узнали, что это такое, мы подожгли их город.

Да, так мы и сделали. Спалили их город Алпеасак, а немногие уцелевшие бежали обратно в свою заморскую страну, в свои дальние города. И хорошо, что среди уцелевших оказалась Энге, учительница моя и друг. Она не верила в кровопролитие, как другие, и возглавляла малую часть иилане', называвших себя Дочерьми Жизни, которые верили, что жизнь священна, Если бы уцелели только они...

Но спаслась и Вейнте'. Исполненная ненависти, она пережила гибель города и бежала в море на урукето, огромной живой лодке иилане'.

Мне некогда было думать о ней – у меня были дела поважнее. Хотя все мургу в городе погибли, большая часть горевшего города сохранилась. Саску решили остаться со мной, охотники же тану вернулись в свои саммады. Я не мог пойти с ними, ибо та часть меня, которая думает, как иилане', удерживала меня в городе.

Я остался еще и из-за двух спасшихся самцов иилане'.

Из-за них и из-за этого полуразрушенного города я забыл о своем долге перед Армун и сыном, что в результате едва не стоило им жизни.

Мы трудились, стараясь сделать город мургу пригодным для жизни, – и мы преуспели в этом. Но все было напрасно. Вейнте' нашла за океаном новых союзников и вернулась, вооруженная непобедимой наукой иилане'.

На сей раз она не стала нападать с оружием в руках – а попыталась уничтожить нас с помощью ядовитых животных и ядовитых растений. Как раз в это время с севера пришли обратно и саммады: стреляющие палки не вынесли стужи и погибли, а без них у охотников не было шансов выжить. Город оказался наводненным смертоносными существами, но саммадам пришлось остаться, невзирая на опасность.

Охотники принесли мне страшную новость. От них я узнал, что, поскольку я не вернулся к Армун, она попыталась найти меня сама – и затерялась вместе с нашим сыном где-то в морозной пустыне.

Я бы покончил с собой, если бы не слабая искорка надежды. Охотник, который промышлял далеко на севере вместе с народом парамутанов, живущим в этой стылой глуши, сказал, что среди них видели женщину тану с ребенком. Может, это они? Может, они еще живы? Судьба города и поселившихся в нем тану и саску в тот момент не занимала меня. Я должен был идти на север и разыскать Армун. Ортнар – мой друг и моя правая рука – все понял и пошел со мной.

Вместо Армун мы чуть бььло не нашли там свою погибель. Если бы на нас случайно не наткнулись парамутаны, остались бы мы в тех снегах на веки вечные.

Мы выжили, хотя Ортнар отморозил ногу и до сих пор прихрамывает. Нас спасли охотники, и, к моей великой радости, среди них я нашел Армун. Позже, весной, парамутаны помогли нам добраться до города на юге,

Но в городе уже были иилане'. Теснимые беспощадным войском Вейнте', саммады и саску отступили на равнину. И я ничем не мог им помочь. Мой маленький саммад и двое самцов иилане' укрылись в глухом лесу у озера, но остальные были обречены, и я не мог нх спасти.

Да и наше убежище иилане' рано или поздно наверняка бы обнаружили. Я узнал, что парамутаны, которые привезли нас сюда, собираются пересечь океан, чтобы поохотиться на том берегу, и подумал: может, там будет безопаснее? Присоединившись к охотникам, мы с Аамун переплыли океан – и обнаружили, что иилане' опередили нас. Но из смерти рождается жизнь. Нам удалось одолеть врага, и я узнал, где находится Икхалменетс – город на острове, который помогал Вейнте' вести войну.

То, что я сделал, было или очень смело, или очень глупо. А может, и то и другое вместе. Я заставил эйстаа Икхалменетса прекратить войну и таким образом остановил Вейнте', которая была уже близка к победе. Мне удалось сделать это, и в мире вновь воцарилось спокойствие. Мой саммад вернулся на озеро. Война окончилась.

Однако я долго еще не ведал о том, что Энге, моя учительница и друг, тоже осталась в живых. Вместе со своими подругами, Дочерьми Жизни, она нашла убежище далеко на юге. Там, вдали от тех, кто желал их погибели, они вырастили новый город. Так появился еще один мирный уголок, свободный от распрей и раздоров.

И еще об одном я не знал тогда. Вейнте', порождение ненависти и смерти, тоже осталась в живых.

Вот что было. А теперь я стою у маленького озера в лесной глуши и стараюсь представить себе, что еще случится, что придется делать в грядущие годы.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЭДЕМ

Глава первая

Uveigil as lok at mennet,

homennet thorpar ey vat marta ok etin.

Река чиста,

Но течение всегда гонит вниз какую-то муть.

Марбакская поговорка

И был мир, и был покой.

Стояли жаркие дни – здесь не бывало иначе, Только по вечерам легкий ветерок с воды приносил прохладу. Керрик прищурился на солнце, вытер пот с лица. Здесь, на жарком юге, нетрудно было и вовсе забыть, как медленной чередой сменяют друг друга времена года на севере. Солнце как всегда опускалось за озеро, последний луч блестел на его безмятежной глади, в которой отражалось алое небо. Плеснула рыбина – и по воде разошлись цветные круги. Все было так, как всегда. Иногда набегали облака, лил дождь, но холодно не было, и ничто вокруг не менялось. Только дожди и ночная прохлада говорили о том, что наступает зима. И не было ни весенней зелени, ни осеннего листопада.

Не знали эти края и глубоких зимних снегов, о чем Керрик, впрочем, не жалел. До сих пор в сырую погоду ныли его помороженные пальцы. Уж лучше жара, чем снег. Он вновь, прищурившись, взглянул на закат...

Высокий, стройный мужчина. Длинные, до плеч, светлые волосы перехвачены кожаной лентой. За последние годы в уголках его глаз пролегли морщинки; на загорелой коже бледнели шрамы от старых ран.

Вода заходила волнами, послышалось знакомое фырканье – Керрик обернулся. Вечерами к поверхности поднимались стаи хардальтов, и Имехеи научился ловко ловить их. Пыхтя он выбирался на берег, волоча за собой полную сеть. Раковины отсвечивали красным, сквозь ячеи свешивались щупальца. Бросив сеть перед хижиной, в которой жили оба самца иилане', Имехеи издал торжествующий возглас. Откуда ни возьмись появился Надаске', взглянул на добычу и ответил звуками удовлетворения. Мир царил в Керрик-саммаде, но – на определенном расстоянии. Иилане' жили на одном краю поляны, тану – на другом. Только Керрик и Арнхвит везде чувствовали себя как дома.

Нахмурившись при этой мысли, Керрик пригладил бороду, коснулся металлического кольца на шее. Он знал, что Армун не радовали визиты сына к иилане'. Для нее самцы по-прежнему оставались мургу – тварями, которым лучше и вовсе не жить, а тем более не бродить поблизости и водить дружбу с ее сыном. Но у нее хватало ума помалкивать. Так что по крайней мере внешне в саммаде был мир.

Из шатра, укрытого под ветвями дерева, показалась Армун. Она заметила Керрика, стоявшего у воды, и подошла поближе.

– Зачем стоишь здесь? – спросила она. – Почему не прячешься под деревьями? Ведь ты сам велел не забывать про птиц, которые днем и ночью следят за нами?

– Да, велел. Но теперь я думаю, что нам нечего бояться. Прошло уже два года с тех пор, как мы с Ортнаром и этими двумя пришли сюда. И все это время нас никто не тревожил. Ланефенуу прекратила войну, как я ей приказал. Сказала – и сделала. Мургу не умеют лгать. Они вернулись в город и более не покидали его.

– Но охотницы могут найти нас.

– Мы далеко от них и все время начеку.

– И все-таки страшно...

Он бережно обнял ее – Армун была беременна – и вдохнул сладкий запах длинных волос.

– Тебе сейчас нельзя путешествовать, – сказал он. – Потом, когда родится ребенок, мы с Харлом пойдем на север. Он вырос, настоящий охотник, Ортнар хорошо выучил его. Он уже не ребенок, это его шестнадцатое лето. Он умеет управляться с копьем. Поищем на севере. Я знаю, там есть другие озера – Ортнар говорил мне.

– Я не хочу оставаться здесь. Если ты пойдешь, то и я с тобой.

– Мы поговорим об этом, когда придет время.

– Это решено. Мне бы хотелось перебраться к другому озеру... А если мы уйдем, мургу останутся здесь?

Не ответив, Керрик повернулся и, обняв ее за плечи, направился к шатру. Роды близились, может быть, даже запаздывали. Он знал, что Армун чувствовала себя неважно, хоть и не подавала виду. Не время было говорить о судьбе самцов мургу.

Полог шатра подняли кверху – было очень жарко, – и Керрик увидел спящего Арнхвита. Ему было уже шесть лет, веселый и беззаботный, мальчишка рос быстро. Даррас еще не спала – ведь она была гораздо старше – и молча лежала, поглядывая на взрослых.

Она была очень тихой девочкой и говорила только тогда, когда к ней обращались. Если она и вспоминала погибших родителей, то никому не рассказывала об этом. Армун и Керрику она стала как родная дочь.

Вечер был тих, и из охотничьего шатра доносился приглушенный шум голосов, один из говоривших рассмеялся – Керрик улыбнулся. В этом шатре жил хромой Ортнар. Теперь он учил охотничьему искусству двоих мальчишек и уже не говорил о том, что уйдет в лес и не вернется.

Где-то далеко заухала ночная птица; одинокий крик нарушил безмолвие. Здесь было спокойно, еды хватало и для семьи, и для всего саммада. И Керрику больше ничего не было нужно. Он молча улыбался в темноте, пока шепот Армун не отвлек его.

– Скорее бы родить, я так устала ждать.

– Уже скоро. Не беспокойся. Все будет хорошо.

– Нет! Не говори так. Нельзя быть заранее уверенным в том, что все сложится хорошо. Моя мама всегда говорила: река чиста, только течение всегда гонит вниз какую-то муть.

– Отдохни.

Он отыскал в темноте ее рот и нежно погладил щель в верхней губе. Она что-то пробормотала, засыпая, но Керрик не разобрал, что она хотела сказать...

Когда Керрик проснулся, все вокруг казалось серым от утреннего тумана. Скоро летнее солнце разгонит дымку. Он осторожно вытащил руку из-под головы Армун – она глубоко вздохнула во сне. Потом он встал, зевнул и, стараясь ступать как можно тише, вышел из шатра. Арнхвит, должно быть, встал, едва рассвело, и уже возвращался с озера, набив рот сырой рыбой.

– Надаске' и Имехеи сегодня пойдут на тот берег озера, – объявил он. Туда, где живет-растет-кишит-рыба.

Для вящей убедительности мальчик повел бедрами.

Как всегда, поговорив с самцами, он обращался к Керрику на иилане'. Отца с матерью не было почти год, и он весьма преуспел в изучении чужого языка. Прежде чем ответить, Керрик взглянул на безмолвный шатер. В присутствии Армун оба старались разговаривать на марбаке.

– Хорошая прогулка полезна для жирных самцов иилане'. Но сегодня молодой устузоу охотится со мною в лесу.

– Да, да! – Арнхвит захлопал в ладоши и перешел на марбак:

– И Харл тоже?

– И Ортнар. Они отыскали дерево с гнездом бансемниллы, и им нужна помощь, чтобы выгнать оттуда зверьков. Бери копье, Ортнар собирается выйти, пока не начало припекать.

Заслышав разговор, Армун вышла из шатра.

– Надолго? – озабоченно спросила она, положив руку на круглый живот.

Керрик качнул головой.

– Это близко. До рождения ребенка я от тебя надолго не уйду. Не бойся.

Покачав головой, Армун тяжело села.

– Возвращайся скорее. Даррас будет со мной, – добавила она, когда девочка подошла к ней. – Это может случиться сегодня.

– Тогда я останусь.

– Пока признаков нет. Так быстро это не бывает.

– Значит, вечером будем есть бансемнилл, запеченных в глине на углях.

– Я бы с удовольствием.

Прежде чем отправиться на охоту, Керрик пошел к заросшему лианами укрытию, которое самцы соорудили на берегу озера. Один из них вышел навстречу гостю.

– Имехеи.

Улыбнувшись про себя, тану подумал, что имя означает «мягкий-на-ощупь» и совершенно не подходит коренастому угрюмому самцу, в приветственном жесте расставившему руки. В его круглых глазах, устремленных на Керрика, не было никаких эмоций. В знак удовольствия Имехеи открыл огромный рот с белыми остроконечными зубами.

– Поешь с нами,

– Уже поел, сожалею-благодарю. Арнхвит сказал, что сегодня вы решили посмотреть мир.

– Для маленького влажного-из-моря скромное путешествие – великое событие. У берега есть глубокие места с ключами на дне. Там водятся большие рыбины...

Хотим ловить-есть. Мягкий-маленький пойдет с нами?

– В другой раз. Мы собираемся поохотиться в лесу на бансемнилл.

– Недостаток знаний. Название-животное неизвестно.

– Маленькое, мохнатое, с длинным хвостом и сумкой на животе. Вкусное.

– Удовольствие-есть, примите в долю. Взамен принесем отменной рыбы.

– Пусть сети ваши будут полны, пусть крючки опускаются глубже.

Тут появился Надаске' и, услыхав последние слова Керрика, сделал жест благодарности. Потом самцы взвалили на плечи сложенные сети, подобрали хесотсаны, вошли в воду и побрели вдоль заросшего берега.

Беспечная лень ханане осталась в прошлом. Теперь самцы знали свою силу и были уверены в себе.

Раздался громкий крик. Керрик обернулся и увидел Арнхвита, размахивавшего руками.

– Атта, мы здесь! – закричал он.

Рядом с мальчиком стоял Ортнар. Левой рукой он опирался на костыль. Тяжелая болезнь не убила его, но былая сила так и не вернулась. Зажав под мышкой костыль и волоча левую ногу, Ортнар мог передвигаться. При этом он испытывал мучительную боль, но никогда не подавал виду. Лицо охотника избороздили глубокие морщины; Ортнар никогда не улыбался. Но правая рука не ослабела, и копье в ней оставалось по-прежнему смертоносным.

Увидев Керрика, Ортнар взмахнул копьем.

– Добрая будет охота? – спросил Керрик.

– Да... и хорошая еда. Их там много. Нужно постараться добыть самого толстого. Я его видел.

– Показывай путь.

У мальчиков были луки и копья, а Керрик взял с собой хесотсан. Прохладное тело живого оружия пошевеливалось в руках. Шипы, которые оно выплевывало, были смертельны для всякого живого существа, какой бы величины оно ни было. Без этого оружия иилане' – стреляющей палки, как называли его тану, – выжить в лесу было бы невозможно. Копьями и стрелами не сразить огромных мургу, бродивших здесь повсюду. Только яд иилане' мог сделать это. У них осталось лишь три хесотсана, один случайно утопили.

Заменить их было нечем. Когда умрут остальные – что будет? Но пока они живы, беспокоиться рано, Керрик отогнал мрачные мысли. Лучше думать об охоте и жаренном на углях мясе.

Они молча шагали по тропинке. Неподвижный воздух под пологом леса был таким горячим, что скоро они взмокли. Вдруг Ортнар, обернувшись, коснулся губ наконечником копья. Охотники насторожились. Ортнар показал на ветвистое дерево.

– Там, – шепнул он, – видите дупло.

В ветвях промелькнул темный силуэт, Арнхвит от возбуждения захихикал. Ортнар жестом приказал ему молчать.

Убивать бансемнилл оказалось делом нелегким; ловко цепляясь за ветви хвостами, зверьки быстро исчезали среди листвы. Вдогонку им летели стрелы, но не достигали цели и падали в траву. Ортнар отпускал колкие словечки по поводу мальчишечьей меткости.

Керрик не принимал участия в охоте. Стоя в сторонке, он напряженно вглядывался в лесную чащу – не таится ли где-нибудь опасность.

Наконец мальчики полезли на дерево и принялись колотить по нему луками. Из дупла выскочил зверек и тут же был сражен копьем Ортнара, Завизжав, бансемнилла свалилась в кусты, откуда ее извлекли восторженно вопящие мальчишки. Керрик обрадовался – наконец-то, а Ортнар стал ворчливо выговаривать ребятам за то, что подняли такой шум. Привязав добычу к палке, которую тут же схватили мальчишки, охотники пустились в обратный путь.

Едва они вышли из леса, Ортнар предупреждающе поднял копье. Охотники замерли. Ветер шевелил листья над головами, и вдруг Керрик услышал далекий крик.

– Армун! – воскликнул Керрик и бросился бежать к шатрам... Она вышла из шатра, сжимая в одной руке копье и другой обнимая за плечивсхлипывающую девочку.

– Что случилось?

– Эта тварь... мараг... Он явился сюда и, визжа и дергаясь, напал на нас. Я схватила копье. И он ушел...

– Какой мараг? Куда ушел?

– Твой мараг! – завопила она с исказившимся от гнева лицом. – Там, на берегу! Эти твари, с которыми ты никак не можешь расстаться! Когда-нибудь они убьют нас...

– Тихо. Самцы безобидны. Тут что-то не так. Оставайтесь здесь.

Подбежав к хижине, Керрик увидел Надаске'. Тот стоял на берегу, обхватив себя руками, и раскачивался из стороны в сторону. На губах его выступила пена, изо рта торчал кончик языка.

– Что случилось? – крикнул Керрик и, не получив ответа, потряс его за плечи. – Где Имехеи? Говори!

Открыв мигательную мембрану, Надаске' взглянул на Керрика покрасневшим глазом.

– Мертв, хуже... неизвестно-конец жизни... – пробормотал он, нерешительно и медленно дергая руками.

Его гребень покраснел и судорожно дергался.

Керрик так и не понял, что случилось. Уложив впавшего в отчаяние иилане' на траву, он вернулся к своим.

– Кажется, Имехеи погиб, но он в этом не уверен.

– Они убивают друг друга, нападают на меня! – завизжала Армун. – Убей же эту тварь, прикончи ее наконец!

Керрик взял себя в руки: он понимал состояние жены. Отдав оружие Харлу, он обнял Армун.

– Ничего подобного. Он хотел тебе что-то сказать, пытался объяснить, что должен найти меня. Они были на той стороне озера, рыбачили. Там на них напали.

– Мургу? – спросил Ортнар.

– Да, мургу. – Голос Керрика был холоден, как смерть. – Такие же мургу. Иилане', самки. Охотницы.

– Значит, они обнаружили нас?

– Не знаю. – Он мягко отстранил Армун и взглянул в ее испуганные глаза. – Он пытался заговорить с тобой. Мургу поймали его друга. Может быть, даже убили. А этот убежал и не видел, что случилось потом.

– Значит, мы должны выяснить, что эти твари делают у озера и известно ли им о нас, – сказал Ортнар, в бессильной ярости потрясая копьем. – И убить их. – Он шагнул в сторону озера, оступился и едва не упал.

– Оставайся здесь и охраняй, – велел Керрик. – Оставляю саммад на тебя. Мы с Надаске' пойдем на разведку и выясним, что случилось. Нужно быть осторожными. Помните, что охотницы видели только своих и могут не знать о нашем существовании.

«Но если Имехеи жив, он расскажет им о нас», – с тревогой подумал Керрик.

– Идем немедленно.

Поколебавшись, он взял второй хесотсан. Ортнар мрачно взглянул на него.

– Стреляющие палки наши. Мы не выживем без них.

– Я принесу ее назад.

Надаске' понуро сидел на хвосте и лишь слегка пошевелился, заметив приближение Керрика.

– Я растерялся, – произнес он виновато. – Был глуп, как фарги на берегу. Потерял хесотсан, Это были их голоса, это они говорили, схватив Имехеи. Я словно обезумел. И убежал. А нужно было остаться.

– Ты поступил правильно. Ты пришел ко мне. Вот тебе оружие. И не теряй больше.

Керрик протянул ему хесотсан, и Надаске' поспешно схватил его. Впопыхах он сунул большой палец прямо в рот существа и сразу не почувствовал боли от острых зубов, недоумевающе глядя на выступившие капли крови.

– Теперь у меня есть оружие, – сказал он, поднимаясь на ноги. – У нас есть оружие, надо идти.

– Но я не могу плыть, как ты.

– И не надо. Вдоль берега тянется тропка. Я пришел по ней назад.

Он решительно заковылял вперед. Керрик двинулся за ним.

Они долго шли под палящим солнцем. То и дело приходилось останавливаться, чтобы Надаске' мог охладиться в воде. А Керрик тем временем отдыхал в тени.

Солнце уже спустилось к горизонту, когда Надаске' сделал предостерегающий знак.

– Там, за этой высокой травой. Двигаться-вода-молчание-тихо.

Он шел первым по колено в болотной воде, бесшумно раздвигая густую речную траву. Керрик шел следом, стараясь ступать как можно тише. Трава редела, и они пошли медленнее... И тут у Надаске' вырвался невольный стон.

Керрик не сразу понял, что происходит. Вдруг прямо перед ними оказалась спина сидящей иилане' с хесотсаном в руках. Рядом лежали дорожные мешки и два хесотсана. За ней виднелась группа иилане', группа неподвижно застывших в странных позах... И тут Керрик понял, что случилось.

На земле лежал Имехеи. На нем восседала самка, прижимая к земле его раскинутые руки. Рядом с ней так же неподвижно сидела другая. Имехеи корчился и тихо стонал. Самки же застыли, словно каменные изваяния.

В памяти Керрика возникла полузабытая картина.

Вейнте', сидя на нем, прижимает его, еще мальчишку, к земле. Боль и удовольствие – новое, странное и ужасное.

Это ощущение было новым тогда, но не теперь. В теплых объятиях Армун он нашел счастье и блаженство. Забвение.

И теперь, глядя на то, что предстало его взору, он ощутил жгучую ненависть. Керрик с шумом выскочил из воды на берег. Надаске' предостерегающе крикнул, увидев, как караулившая охотница вскочила и подняла хесотсан.

И повалилась, когда оружие Керрика выплюнуло смертоносный шип. Керрик переступил через тело и шагнул к неподвижной совокупляющейся группе.

Самки не шевелились, словно ничего не замечали.

Имехеи задыхался под тяжестью их тел, корчился, с мукой в глазах глядя на Керрика. Попытался что-то сказать, но не смог.

Самок убил Надаске'. Дважды выстрелив, он бросился стаскивать с друга их тела. Они умерли, еще не коснувшись земли.

Тела самок обмякли, высвобождая Имехеи. Выскользнул один его орган, потом второй... Мешочек закрылся.

Но у него уже не было сил пошевелиться. Керрик не знал, что делать.

А Надаске' знал. Смерть от шипа слишком легка. И хоть они уже ничего не почувствуют, самец не мог не излить свою ненависть. Повалившись сверху на одну из них, он впился в ее горло зубами и разорвал его. Потом сделал то же самое с другой. Хлынула кровь. Шатаясь, Надаске' бросился в озеро и стал умываться в чистой воде.

Когда он вернулся, Имехеи уже сидел, обессилевший, молчаливый. Надаске' сел рядом и крепко прижался к другу.

Произошло что-то ужасное.

Глава вторая

Efenenot okolsetanke'nin

anatire'ne' efeneleiaa teseset.

Жизнь наша – между большими

Пальцами Эфенелейаа. Духа Жизни.

Первый принцип Угуненапсы

Хорошая нога. Прекрасная нога. Новая нога, – медленно говорила Амбаласи. По ее ладоням пробегали разноцветные волны, складываясь в простые слова сорогетсо.

Перед ней в густой траве лежала Ичикчи.

Она дрожала, широко открыв глаза в страхе перед неизвестным. Взглянув на свою ногу, она сразу отвернулась. Нелепая розовая кожа была так не похожа на ту, зеленую, что покрывала все ее тело. Это очень беспокоило Ичикчи. Чтобы ее утешить, Амбаласи легко коснулась ее лодыжки, но больная затряслась еще сильнее.

– Простые создания, – проговорила Амбаласи, жестом подзывая к себе помощницу Сетессеи. – Столь же простые, как и их речь. Дай ей чего-нибудь поесть, это всегда успокаивает. Отлично, видишь – ест и выказывает удовольствие. Идем. Следуй за мной.

В том, что посещения Амбаласи сделались привычными для сорогетсо, было больше умысла, чем случайности. С терпением истинной ученой она не торопила события. Дикие создания всегда держались застенчиво в обществе рослых иилане', и она следила за собой, контролируя речь и движения. Энге преуспела в изучении языка сорогетсо и научила ему Амбаласи, чей словарный запас и непринужденность в общении уже превосходили Энге – ведь той приходилось столько времени уделять городу. И теперь при любых недомоганиях и ранах сорогетсо обращались за помощью к Амбаласи. Она приходила и спрашивала лишь о симптомах... ну, может быть, еще о каких-нибудь мелочах, имевших отношение к делу. Познания ее росли.

– Они же совершенно ничего не знают. Сетессеи, смотри и удивляйся. Перед тобой твои собственные предки, такие, какими они были, когда лопнуло яйцо времен. Защищаясь, они бросают ядовитых пауков, – а у нас были раки и крабы. А вот смотри, как они увязали траву. Из этих снопов можно сделать великолепные укрытия для сорогетсо – впрочем, и для насекомых тоже. Из них сооружают небольшие навесы, под которыми сорогетсо укрываются от дождя. Мы так привыкли к нашим спальням, что совсем позабыли, как жили предки.

– Предпочитаю городские удобства, не люблю спать па сырой земле.

– Конечно. Но пока забудь об удобствах, думай как ученая. Наблюдай, размышляй и учись. Водяных плодов у них нет, поэтому им приходится использовать предметы: воду из реки они носят в сушеных тыквах. В прошлый раз я была здесь одна и обнаружила нечто еще более важное...

– Усиленные извинения за отсутствие – важные работы с грибками, необходимыми для заражения растений.

– Не извиняйся – ведь я сама отдала это распоряжение. Теперь здесь...

– Назад, назад, не ходить сюда! – крикнул Еассасиви, выпрыгнув из укрытия в кустах; ладони его ярко алели.

Сетессеи остановилась и попятилась. Амбаласи тоже остановилась, но не испугалась.

– Ты Еассасиви. А я Амбаласи. Поговорим?

– Назад!

– Почему? В чем дело? Еассасиви сильный самец и не боится слабых самок.

Сделав отрицательный жест, Еассасиви с опаской взглянул на Амбаласи. На его физиономии еще читалось недоверие, но ладони заметно побледнели.

– Вот вкусная еда. – Амбаласи поманила к себе Сетессеи с контейнером. Ешь. У Амбаласи много еды. Ты думаешь, я хочу отобрать еду у тебя?

Поколебавшись, Еассасиви принял дар и, бормоча что-то под нос, принялся жевать мясо угря, не сводя глаз с незнакомцев. Когда Амбаласи повернулась и шагнула в сторону, лицо его выразило облегчение. Она потянулась к оранжевому плоду, свисавшему с ветки дерева, возле которого стоял Еассасиви. Ему это не понравилось, но возражать он не стал.

Отойдя подальше, Амбаласи остановилась и протянула плод помощнице.

– Ты знаешь, что это такое?

Сетессеи посмотрела на него, потом разломила и откусила кусочек. Сплюнув, она зажестикулировала: такой же, как тот, который ты давала мне для исследования.

– Да. И что ты обнаружила?

– Глюкозу, сахарозу...

– Конечно же, – перебила ее Амбаласи. – Что еще может обнаружиться в плодах. Но ведь ты нашла и кое-что неожиданное?

– Простой энзим, очень близкий к коллагеназе.

– Хорошо. И какие же выводы следуют отсюда?

– Никаких. Я просто сделала анализ.

– Спишь при ясном солнце, мозг усох до размеров орешка! Неужели кроме меня никто в мире не умеет думать? А если я скажу тебе, что под деревом заметила яму с мясом – свежая туша аллигатора, – что ты на это скажешь?

Сетессеи охнула и остановилась.

– Но, великая Амбаласи, это же просто невероятное открытие. Энзим размягчает соединительные ткани мяса, грубая плоть становится съедобной. Так же, как у нас в чанах с энзимами. Неужели мы видим...

– Именно. Первый шаг от грубых манипуляций с предметами, начало контроля над химическими и биологическими процессами. Первый шаг на пути, который приведет их к вершинам знания иилане'. Теперь ты должна понять, почему я приказала, чтобы сорогетсо не пускали в город, чтобы они пребывали в своем естественном состоянии.

– Понимание достигнуто – великое одобрение.

Твои исследования невероятно расширяют знания.

– Конечно. По крайней мере ты представляешь значимость моих великих трудов. – С этими словами Амбаласи, удобно усевшись на хвост, с кряхтением выпрямилась. – Старость тела и вечная сырость портят все удовольствие от интеллектуальной жизни.

Сердито нахмурившись, она поманила к себе Сетессеи. И, бормоча под нос, принялась рыться в сумке, которую та подала. Понимая, что ищет старая ученая, Сетессеи пришла ей на помощь и достала небольшую корзиночку.

– Болеутолитель, – сказала она.

Амбаласи раздраженно выхватила корзиночку из рук помощницы – неужели потребности ее тела столь очевидны всем? – и достала из нее за хвост крошечную змейку. Потом взяла извивающееся существо за голову и его острым единственным зубом проткнула кожу над веной. Модифицированный токсин немедленно принес облегчение. Вновь усевшись на хвост, она вздохнула.

– Амбаласи не ела целый день, – произнесла Сетессеи. отправив змейку обратно в корзинку, и запустила руку в контейнер. – Вот консервированный угорь, такой же прохладный, как в чане.

Глядевшая куда-то вдаль Амбаласи опустила один глаз и посмотрела на кусок консервированного мяса.

Действительно, сегодня она еще не ела.

Она медленно прожевала один кусок и потянулась за вторым.

– Как растет город? – невнятно пробормотала она с набитым ртом.

Но верная Сетессеи прекрасно понимала старую ученую.

– Необходимо удобрение для внутренних рощ водяных плодов. Все остальное растет прекрасно.

– Ну, а жительницы города тоже прекрасно растут?

Сетессеи шевельнулась, давая понять, что уловила двусмысленность, и, закрыв контейнер, выпрямилась.

– Служить Амбаласи – удовольствие-рост познаний. Видеть, как подрастает город, работать с новым видом иилане' – радость, превосходящая все труды.

Но жить среди Дочерей Жизни – труд, не приносящий никакого удовольствия.

– Точное наблюдение. Еще угря. Значит, тебя не привлекают все эти умствования и ты не испытываешь желания стать одной из Дочерей?

– Служа тебе, я радуюсь и становлюсь сильнее; я не хочу ничего, кроме этого.

– Ну, а если эйстаа прикажет тебе умереть – ты умрешь?

– Какая эйстаа? Мы жили в стольких городах.

Служба тебе и есть мой город, значит ты – моя эйстаа.

– Если так – живи, я никому не желаю смерти.

Но вот эти Дочери... Иногда так и хочется... Впрочем, развиваю предыдущее утверждение. Роща нуждается в удобрении, – последовал знак неполноты действия, – а Дочери?

– Амбаласи знает все, видит сквозь камень. Дважды просили помощи, дважды отказывались.

– Третьего раза не будет. – Амбаласи сделала решительный жест, потом потянулась, и у нее в спине что-то хрустнуло. – Расхлябанность растет, работа уменьшается.

Они возвращались по лесной тропинке, зная, что сорогетсо следят за ними. Впереди на тропе промелькнула какая-то фигура, и, когда иилане' добрались до плавучего дерева, оно уже лежало поперек протоки.

Это сделала Ичикчи. Когда Амбаласи в знак одобрения обратила к ней зелено-красную ладонь, она, потупившись, отвернулась,

– Благодарит, – проговорила Амбаласи, – трудом платит за лечение. Простые-то они простые, но кое в чем и не очень. Нужно внимательнее к ним приглядеться.

Она первой перебралась по плавучему дереву на другой берег.

– Уфя, – приказала Амбаласи, протягивая руку. – Сетессеи, тебе не хочется узнать, почему мы перебираемся на остров по дереву вместо того, чтобы вброд перейти это мелководье?

– Такие вещи меня не интересуют.

– Меня же интересует все, потому-то я и понимаю все. Обратившись к возможностям своего могучего разума, я разрешила и эту маленькую загадку.

Амбаласи бросила в протоку кусочек мяса, и вода вокруг него словно вскипела.

– Видишь, сколько мелких хищных рыб. Живой барьер. Воистину новый континент полон чудес. Пойду на амбесид погреться на солнышке. Пришли ко мне Энге.

Сетессеи с контейнером шагала впереди, голова ее раскачивалась при ходьбе. Амбаласи заметила, что гребень помощницы уже посерел и начал лохматиться по краям. Так рано? Она еще помнила юную фарги, стремившуюся стать иилане'; слушавшую, запоминавшую и наконец ставшую бесценной помощницей. Годы и годы терпеливо трудясь, она, Амбаласи, открывала секреты мира. Чтобы окончить жизнь здесь, в своем еще новом городе, среди его вздорных обитательниц? Быть может, пора отправляться в путь? Уж во всяком случае следует записать все, что было открыто здесь. Еще не рожденные иилане' науки будут благоговейно вздыхать, признавая ее великие открытия. А современницы почернеют лицом и умрут от зависти. Приятно об этом думать.

Амбаласи удобно уселась, прислонившись к теплому корню дерева, жаркое солнце грело бока. Закрыв глаза и приоткрыв рот, она всем телом впитывала тепло, успокаивавшее боль в натруженных мышцах. Поиск новых познаний процесс приятный и долгий, но все-таки утомительный. Ее размышления прервали звуки привлечения внимания к присутствию. Амбаласи открыла один глаз.

– Это ты, Энге?

– Мне сказали, что ты хочешь меня видеть.

– Я недовольна. Твои Дочери Уклонения с каждым днем все более и более уклоняются от работы. Тебе это известно?

– Да. Это моя вина. Я просто не способна найти решение этой задачи. Я стараюсь, но, к моему отчаянию, не могу изыскать необходимого в принципах Угуненапсы. Я знаю, что выход где-то здесь, прямо перед моими глазами, но не могу его увидеть.

– Путаешь теорию с действительностью. Последняя существует, а вот первая... неизвестно.

– Но не для нас, великая Амбаласи, – кому как не тебе знать об этом. В глазах Энге засветился огонек, и, усевшись на хвост, она приступила к проповеди.

Амбаласи коротко вздохнула. – Истинность слов Угуненапсы не может быть оспорена. Когда эйстаа приказывает любой иилане' умереть – она умирает. А мы живем.

– Это легко объяснить. Я закончила исследования.

Ты остаешься жить, потому что не срабатывает гипоталамус. И только.

– Отсутствие-знаний, желание-наставлений.

– Было бы хорошо, если бы эти твои Дочери Разброда тоже попросили наставлений. Слушай и запоминай. Так же, как из яйца мы переходим в океан, а из фарги становимся иилане', наш вид меняется от древней формы к современной. Форма наших зубов свидетельствует о том, что прежде иилане' питались моллюсками.

Прежде чем мы создали свои города, добились изобилия пищи и безопасности, для выживания вида была необходима хибернация.

– Стыд-унижение, признание в еще большем невежестве. Мы ее ели, эту самую хибернацию?

Амбаласи сердито стукнула зубами.

– Больше внимания моим словам. Хибернация – это оцепенение тела, промежуточное состояние между сном и смертью, когда все жизненные функции существенно замедлены. Она представляет собой гормональную реакцию, вызываемую пролактином. В обычном состоянии он регулирует обмен веществ и сексуальное поведение. Но слишком большое количество пролактина перегружает гипоталамус и вызывает несбалансированное физиологическое состояние, заканчивающееся смертью.

– Выживание... и смерть?

– Да, смерть личности позволяет выжить всей группе. Некая форма гена альтруизма, невыгодная для личности, но весьма полезная для вида. Пока правит эйстаа, в обществе существует социальный порядок. Ошибающиеся умирают по приказанию. На деле они сами себя убивают. Они верят, что умрут, – вот и умирают.

Ужас перед неизбежной смертью высвобождает пролактин. И личность сама себя убивает.

– Мудрая Амбаласи, неужели ты утверждаешь, что великие идеи Угуненапсы основаны лишь на способности управлять физиологической реакцией? ужаснулась Энге.

– Вот ты сама все и сказала, – с удовлетворением отозвалась Амбаласи.

Эчге долго молчала, оцепенев в глубоком раздумье.

Наконец она шевельнулась, жестом выразив понимание и одобрение.

– Амбаласи, мудрость твоя бесконечна. Ты предлагаешь мне физическую истину, которая заставляет меня сомневаться, заставляет меня вновь обратиться к основам всех известных мне истин, чтобы я обрела ответ, подтверждающий их справедливость. Ответ есть, он существует и нуждается лишь в истолковании. Вся мудрость Уг/ненапсы отражена в ее восьми принципах...

– Пощади мою старость – не угрожай всеми сразу.

– Это не угроза, это откровение. Но один из них объемлет все остальные. Он первый и самый важный.

Он и был самым большим откровением Угуненапсы, которое и породило все остальные. Она говорила, что словно прозрела. Это было нечто сокрытое вдруг явившееся взору. Правда, которую нельзя забывать. Она говорила так: мы живем между двумя большими пальцами великой Эфенелейаа, Духа Жизни.

– Ум немеет! Какую чушь ты несешь?

– Истину. Признавая существование Эфенелейаа, мы принимаем жизнь и отвергаем смерть. Когда мы становимся частью Эфенелейаа и Эфенелейаа входит в нас, эйстаа более не властвует над нами.

– Довольно! – взревела Амбаласи. – Хватит теорий – нужны практические действия. С каждым днем вы, Дочери, работаете все меньше, город страдает. Что вы собираетесь делать?

– Я намереваюсь еще глубже погрузиться в восемь принципов Угуненапсы, ведь ты, великая Амбаласи, сказала мне, что в них и следует искать решение наших проблем.

– Неужели? Остается надеяться, что ты его найдешь Но советую погружаться быстрее и не слишком глубоко – потому что даже у моей прославленной кротости есть пределы. Без меня город умрет. А я так устала от ваших бесконечных разногласии. Урегулируйте их.

– Мы сделаем это. Только подари нам еще кроху твоего знаменитого терпения.

Когда Энге закончила говорить, Амбаласи закрыла глаза, поэтому жестов, означавших истинное отношение Дочерей к ее терпению, она не увидела. Энге медленно пошла прочь в поисках уединения, необходимого, чтобы разглядеть в себе непокорную истину. Но дойдя до тенистого перехода, она обнаружила у входа ту, которую меньше всего хотела видеть. Низкая и эгоистичная мысль. Ведь наклонность этой Дочери к прекословию вызвана только ее любовью к истине.

– Приветствую тебя, Фар', и спрашиваю, о чем ты хочешь говорить в моем присутствии,

Худенькая Фар' теперь стала еще тоньше, ребра ее торчали. Ела она немного и в основном думала. Волнуясь, она стиснула большие пальцы обеих рук. Она с трудом подбирала слова, и глаза ее еще более округлились от усердия.

– Я боюсь... твои слова, мои мысли и учение Угуненапсы противоречат друг другу. Мне нужны наставления и указания.

– Ты их получишь. Что тебя волнует?

– Твой приказ. Чтобы все повиновались Амбаласи, как эйстаа. И мы исполняем его, хотя, приняв принципы Угуненапсы, отвергли власть эйстаа.

– Ты забываешь, что мы пошли на это временно – пока не вырастет город. Ведь без него мы не можем жить, и всякие прочие действия будут направлены против жизни.

– Да, но посмотри – город вырос. В нем есть все, значит, время покорности закончилось. И я сама, и многие из тех, с кем я говорила, считают, что дальше так продолжаться не может...

Подняв вверх ладони, Энге остановила ее жестом, требующим немедленного повиновения.

– Не говори об этом. Скоро, очень скоро я открою вам то, что открылось мне только сегодня. Секрет пашей будущей жизни таится в глубинах восьми принципов Угуненапсы. Мы отыщем его, если посмотрим внимательнее.

– Энге, я искала его и не нашла.

Неужели в ее ответе промелькнул знак отвержения и даже презрения? Энге решила не заметить его. Сейчас не время для спора.

– Ты будешь работать ради существования города под руководством Амбаласи... и все сестры, и я сама.

Наши проблемы будут разрешены очень скоро. Очень, очень. Можешь идти.

Энге глядела вслед удалявшейся тощей спине и снова ощутила бремя своих убеждений и поняла, насколько свободна эйстаа, которая мгновенно разрешила бы проблему, приказав Фар' умереть.

А пока Фар', живая, уходила прочь в тени деревьев.

Далеко за морем, на берегу Энтобана, тоже в тени деревьев, Вейнтебродила по прибрежному песку. Она часто останавливалась, и следы за спиной были такими же запутанными, как ее мысли.

Иногда, словно просыпаясь, она ясно понимала, что с ней случилось. Изгнанная, отвергнутая, покинутая на негостеприимном берегу. Оставшись одна, она долго посылала проклятия вслед урукето, скрывшемуся в морской дали, вслед предательнице Ланефенуу. Все это сделала с ней Ланефенуу, и ненависть к этой эйстаа не отпускала Вейнте'. Она докричалась до того, что охрипла, руки ее бессильно упали, морская пена забрызгала лицо.

Но это не помогло. Будь здесь дикие звери, они сожрали бы ее во время одного из приступов безумства Но вокруг не было никого. За узкой илистой прибрежной полоской тянулись болота, зыбучие пески... гнилые места. В кронах деревьев порхали птицы, в грязи кое-где копошились какие-то твари. В самый первый день, когда от ярости пересохло в горле, она напилась воды из болота. Вода была нечиста, и Вейнте занемогла и сильно ослабела. Позже она обнаружила в лесу родник с чистой водой, выбегавший на морской берег, и теперь пила только из него.

Поначалу она ничего не ела. Валяясь на солнце почти без сознания, Вейнте' не думала о еде много дней. Но, оправившись, она поняла, что это глупо. Так можно и умереть, – но ее ожидает иная смерть. Гнев и голод погнали ее к морю. В нем было много рыбы, но поймать ее было трудно прошлые навыки давно позабылись.

Но чтобы выжить, улова хватало. Разыскивать моллюсков в прибрежном песке было легче, и скоро они стали основной частью рациона Вейнте'.

Так прошло много дней; Вейнте' не ждала никаких перемен. Изредка, просыпаясь на рассвете, она смотрела на свои облепленные глиной ноги, на грязную кожу, с которой исчез замысловатый узор, на пустое небо и море. И удивлялась, Неужели это конец? Что же с ней случилось? Но недолгое беспокойство быстро отступало. Солнце пригревало, и оцепенение было все же лучше приступов бешенства.

Здесь была вода, а когда она ощущала голод, всегда находилась какая-нибудь еда. Ничто не тревожило ее.

Темные мысли, не дававшие ей поначалу покоя, отступили.

Теперь мыслей не было вовсе. Медленно переставляя ноги, она бродила вдоль берега. И след ее был неровен и спутан. Ямки быстро заполнялись водой.

Глава третья

Bnika ass! stakkiz tina faralda

– den ey gestarmal faralda markiz.

Наслаждайся летом своей жизни

– за ним всегда идет зима.

Пословица тану

Надаске' зашел в озеро по грудь и принялся смывать с себя кровь. Он долго плескался и полоскал рот, выплевывая остатки чужой крови. Наконец он вышел на берег и всеми четырьмя большими пальцами указал на скрючившегося Имехеи, Это был жест отчаяния, полной безнадежности.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Керрик, потрясенный происшедшим.

Надаске' поежился, но не ответил. Молчал и Имехеи, но недолго. Наконец он шевельнулся, потер синяки на руках и бедрах и медленно поднялся на ноги, пустыми круглыми глазами глядя на Надаске'.

– Долго? – спросил Надаске'.

– Их же было двое, я думаю, хватит.

– Ты мог ошибиться.

– Скоро узнаем. Давай вернемся.

– Идем.

Имехеи пошатнулся, но не сумел ступить и шагу.

Надаске' бросился к нему и крепко обнял за плечи.

Имехеи сделал один неверный шаг, потом другой. Вместе они побрели вдоль озера и исчезли за деревьями.

Назад не оглядывались, к Керрику не обращались, словно совсем позабыли о его существовании.

Он хотел поговорить с ними, но решил не пытаться, почувствовав, что явился свидетелем настоящей трагедии, хотя не мог понять, в чем она состояла. Вспомнились мрачные песни самцов в ханане, полные страха перед родильными пляжами.

– Довольно! – громко сказал он, разглядывая истерзанные тела.

Он хотел знать, что теперь будет с Имехеи, но с этим придется подождать. Когда-нибудь он поймет истинный смысл случившегося. Какое-то время самцы будут заняты собой. Нужно подумать об остальных. Что теперь делать? Как поступить с телами и припасами?

Иилане' было трое. Все погибли. Когда их хватятся?

Ни узнать, ни догадаться, как скоро их станут разыскивать, нельзя. Однако действовать надо быстро, не исключая возможности скорых поисков. Надо сделать так, чтобы от совершенных здесь убийств не осталось и следа. Сначала трупы. Хоронить? Глупо. Трупоеды разнюхают, выкопают тела и разбросают кости. Трупы должны исчезнуть. Остается озеро – другого не придумаешь.

Одну за другой Керрик отволок убитых иилане' по отмели туда, где поглубже. Однако тела плавали, окрашивая воду в розовый цвет. Плохо. Недовольный, он выбрался на берег и принялся рассматривать их вещи, Еще сырые шкуры, но в основном пузыри с мясом. Он принялся вспарывать ножом прочные оболочки и забрасывать мясо подальше в воду: об остальном позаботятся рыбы. Дело было нелегким и неприятным, но в конце концов он покончил с ним. Потом набил галькой и мелкими камнями походные мешки и, зайдя в воду поглубже, привязал их к убитым. Трупы опустились на дно. Дождь смоет впитавшуюся в землю кровь. Если здесь и пройдет кто-нибудь из посланных на розыски иилане', – они ничего не заметят. Пусть исчезновение охотниц останется тайной.

Заметив забытый Надаске1 хесотсан, Керрик укоризненно покачал головой. Оружие так нужно им, чтобы выжить, – а он бросил его и ушел. Вернее он не мог бы выразить своего горя словами. Длинным пучком травы Керрик связал его вместе с теми, которые принесли охотницы. Хесотсаны ко могут быть лишними – хоть какая-то польза от этих ужасных событий. Подхватив свой хесотсан, он медленно огляделся, проверяя, не упустил ли он чего-нибудь, а потом отправился в обратный путь.

Теперь когда у него было время подумать, стало до боли понятно: отсюда надо уходить, уходить всем. Если уж здесь оказались охотницы иилане', значит, его саммад расположился слишком близко к городу. Пропавших начнут искать и придут сюда. Но даже если не придут – все равно город слишком близко. Рано или поздно саммад обнаружат. Надо идти на север. Но Аомун не в состоянии двигаться. Ему пришлось убить привезшего их сюда мастодонта. Это было необходимо, иначе нельзя было укрыться здесь. Как ему теперь не хватало слона. Ничего. Они возьмут лишь то, что сумеют унести. Он сделает травоис и сам потащит его. Харл вырос, окреп и сможет тянуть вторую волокушу. Ортнару придется идти самому. Он сможет, не очень быстро, но сможет.

Что-то темное шевельнулось в тени деревьев. Керрик нагнулся и бросился к ближайшему кусту. Там прятались мургу – молчаливые убийцы. Он выставил вперед хесотсан.

И только тут увидел, что это два самца. Один из них отдыхал, растянувшись на траве, другой сидел рядом.

– Внимание-присутствию, – сказал Керрик, встал и подошел поближе.

Надаске' взглянул на Керрика одним глазом и отвернулся. Он ничего не сказал, даже не пошевелился.

Закрыв глаза, рядом неподвижно лежал Имехеи.

– Что это? – спросил Керрик.

Надаске' нехотя ответил, в его словах сквозила глубокая печаль:

– Он ушел на пляж. В его сумке яйца.

– Не понял.

– Это потому, что ты самец устузоу, а не иилане'.

Вы все делаете иначе. Ты говорил мне, что у вас яйца вынашивают самки, хотя я не понимаю, каким образом это возможно. Но ты же видел, что они с ним сделали.

И теперь в его сумке яйца, и он будет лежать, закрыв глаза, словно во сне, но это не сон. Он будет таким до тех пор, пока не проклюнется молодняк и не уйдет в воду.

– А можно как-то прекратить это?

– Нельзя. Если уж так случилось, остается ждать конца. Он будет таким до последнего дня.

– А он... не умрет?

– Может быть, да, может быть, нет. Одни живут.

Другие умирают. Остается только ждать. Его придется доставить домой, а потом заботиться и кормить. Я все сделаю сам.

– Понесем его?

– Нет. Спустим в воду. Он должен находиться в воде, как в теплой влаге родильных пляжей. Тогда яйца созреют, и проклюнется молодняк. Если же они погибнут, то погибнет и он. Все должно идти своим чередом.

Помоги мне опустить его в озеро.

Тяжелое тело забывшегося Имехеи было трудно сдвинуть с места. Вдвоем они донесли его до воды и затащили в прибрежные заросли.

С помощью Керрика иилане' забрались поглубже, и Надаске' поплыл. Держа Имехеи за плечи, он медленно, но уверенно продвигался вперед. Керрик вышел на берег, подобрал хесотсан и быстро зашагал обратно.

Было уже поздно, и ему хотелось добраться до стоянки еще засветло.

Его ждали. Армун взглянула на тропу за его спиной – никого – и одобрительно кивнула.

– Хорошо. Наконец-то ты убил мургу. Давно пора.

– Нет, они живы. По крайней мере пока. (Как объяснить ей, что случилось, ведь он и сам толком ничего не знал.) Мы наткнулись на троих охотниц-мургу из города. Я убил одну, Надаске' двоих. А Имехеи...

Ранен и без сознания. Надаске' потащил его домой.

– Нет! – завизжала Армун. – Ненавижу их, ненавижу! Видеть их не хочу!

– Сейчас у нас дела поважней, нечего думать о них.

Главное, теперь мы не можем чувствовать себя в безопасности. Раз охотницы из города забредают так далеко, когда-нибудь придет новый отряд.

– Они приходили за этими двумя. Они искали своих. Убей их скорее...

Керрик начал злиться, но сдерживал себя, понимая причину ее волнения. Роды запаздывали. Армун плохо себя чувствовала и беспокоилась. Нужно понять ее и ободрить.

– Все будет хорошо. Подождем, пока родится ребенок и ты окрепнешь. А потом пойдем на север. Здесь нельзя оставаться.

– А что будет с твоими драгоценными мургу?

– Они останутся здесь. Мы уйдем одни. А теперь все, хватит. Я голоден. Смотри, у нас три новых стреляющих палки. Все будет хорошо.

Да, с ними все будет в порядке. А вот с самцами? Им придется остаться здесь. Пока Имехеи неподвижно лежит в озере, уйти они не могут. Но при первой же возможности и эта часть его саммада должна уйти отсюда. Вот так. Другого не остается.

К вечеру следующего дня появился Надаске', таща за собой Имехеи. Он совсем обессилел и двигался медленно, часто и подолгу отдыхая. Остановив устремившегося за ним Арнхвита и прихватив хесотсан Надаске', Керрик отправился помогать. Мальчик повиновался и в тревоге стал покусывать костяшки пальцев, понимая, что с его друзьями случилось что-то плохое.

Он молча смотрел, как Имехеи вытащили на берег, так что голова его оказалась на песке, а нижняя часть тела осталась в воде.

Керрик думал, что Имехеи без сознания, но губы самца дрогнули, и, словно во сне, не открывая глаз, он прошептал, едва шевеля губами:

– Пища... Хочу есть... голод.

Надаске' отправился за рыбой к вырытому ими крошечному пруду, где держали улов. Оторвав кусок рыбы, он затолкнул его в рот Имехеи. Тот стал медленно и вяло жевать.

– И долго он будет таким? – поинтересовался Керрик.

– Долго. Числа дней я не знаю. Может быть, самкам известно, но я не знаю.

– А потом?

Надаске' знаками изобразил надежду, страх и неведение.

– Яйца лопаются, элининйил появляются и уходят в озеро. Имехеи умирает или остается жить. Узнаем только потом.

– Я собираюсь уйти отсюда на север, как только Армун сможет ходить. Нам опасно здесь оставаться.

Взглянув на Ксррика одним глазом, Надаске' сделал жест согласия и понимания.

– Я тоже думал об этом. Убитых будут искать. Они могут появиться и здесь. Но я не могу идти с тобой.

– Понимаю. Но я вернусь за вами, как только разыщу безопасное место.

– Я тебе верю, Керрик-устузоу-иилане'. Я понимаю твои чувства. Конечно, в первую очередь ты должен позаботиться о своем эфенбуру. Уведи их в спокойное место.

– Об этом мы еще поговорим. Пройдет несколько дней, прежде чем мы сможем уйти.

На обратном пути Керрик встретил Ортнара, ковылявшего ему навстречу,

– Скоро родится ребенок. Армун велела позвать тебя. В этих делах я ничего не смыслю и помочь не могу.

– Охраняй нас, Ортнар, – это дело могучий охотник знает прекрасно. Я тоже ничего не соображаю в женских делах, но постараюсь помочь.

Он заторопился к лагерю. Трудный день. Один, быть может, умирает, другой просится на свет...

Даррас взглянула на вошедшего Керрика, но не выпустила ладони Армун и с места не сдвинулась. Та устало улыбнулась. Волосы ее были влажными, на лице выступили капельки пота.

– Не надо волноваться, мой охотник. Ребенок поздний, но сильный. Не беспокойся.

«Это я должен ее успокаивать», – подумал Керрик. Увы, ему не приходилось сталкиваться с делами подобного рода. В каждом саммаде была повивальная бабка.

– И зачем мы оставили свои саммады? – сокрушался Керрик. – Ты не осталась бы без помощи.

– Женщинам иногда приходится в одиночку справляться с этим, – ответила Армун. – Как моей матери. Саммад ее был невелик, других женщин не было.

Так было, так есть. А теперь ступай, поешь и отдохни.

Когда будет нужно, я пришлю за тобой Даррас.

Вконец растерявшись, Керрик пошел к костру, на котором Ортнар жарил мясо. Отхватив большой кусок, он протянул его Керрику. Тот принялся задумчиво жевать. Харл и Арнхвит уже поели, измазавшись в жире по уши. Ортнар поглядел в сгущающуюся тьму и сделал знак Харлу, который быстро забросал костер песком.

Теперь нужно быть настороже.

Взошла луна. Негромко перекликались болотные птицы, устраиваясь на ночлег. На берегу виднелась темная фигура Имехеи, наполовину погруженного в воду. Керрик понимал, что самцам иилане' он ничем не может помочь.

Позади, в шатре, послышались голоса – он обернулся. Но там было темно. Вдруг потеряв аппетит, Керрик отбросил в сторону недоеденный кусок. В том, что сейчас происходит, виноват только он сам. Того и гляди умрет ребенок, или хуже... он боялся думать об этом... умрет Армун. Умрет из-за него. Если бы они вовремя вернулись к саммадам... Там нашлось бы кому помочь. Женщины знают, как помочь в таких случаях.

Это его вина.

Он вскочил и в беспокойстве принялся расхаживать под деревьями, бессмысленно глядя на освещенное луной озеро. Но он не замечал тихих вод, погрузившись в горестные размышления. Зачем они здесь, а не с саммадами, в спокойной и мирной долине саску?

Глава четвертая

Ядовитые лианы побурели, засохли и осыпались на дно долины саску. Их побросали в реку, и вода унесла их вместе с воспоминаниями о последнем нападении мургу.

Херилак сидел у огня и крутил в руках поблескивавшее лезвие. Нож Керрика из небесного металла. Тот всегда носил его на шее – на прочном металлическом обруче, который на него надели мургу. Сидевший по другую сторону костра Саноне кивнул и улыбнулся.

– А я по невежеству своему решил, что это знак его смерти, – сказал он.

– Жизнь – его и наша, вот что он означает.

– Поначалу я не мог поверить тебе и уже примирился с мыслью, что Кадайр оставил нас, что мы уклонились с указанного пути.

– Что мне твой Кадайр, Саноне, – это Керрик спас нас. И я храню его нож, чтобы не забывать об этом...

– Мне не нравятся твои слова о Кадайре.

Взглянув через огонь на старика, Херилак решил говорить откровенно: они были вдвоем и уже научились понимать друг друга.

– Я ценю твоего Кадайра не менее, чем ты моего Ерманпадара, который покровительствует тану. Это правда. Давай оставим разговоры о незримых силах, что властвуют над нами, и поговорим о том, что нам делать, Я имею в виду двух моих охотников.

– Не хочу слышать их имена, не произноси их – ибо их проступок велик. Священное порро Кадайра...

Они украли его и выпили.

– Для тебя священное, а для них – развлечение.

Другие охотники завидуют им и просят, чтобы ты дал нам еще этого питья.

– Ты не можешь просить об этом!

– Могу, но я о другом. Выпившие порро охотники изгнаны из долины. Их шатер на берегу реки. Сдается мне, саммадам пора присоединиться к ним.

Саноне поглядел на угли, пошевелил их палкой и ответил:

– Я ждал, что ты это скажешь, мой друг. Не будем говорить о порро. Не вспоминай о нем. Пришло время уходить?

– Пришло. Мы вместе сражались и вместе жили. И в городе у моря, и здесь, в долине. В войне с мургу мы забывали обо всем. Но битва закончилась, мургу ушли, и охотники мои забеспокоились. Случай с порро только знак. Для тебя долина – дом родной. А для них – ловушка. Они привыкли бродить по лесам и равнинам. Они беспокойный, кочевой народ. Но есть у меня и еще одна причина.

Заметив, что Херилак посмотрел на нож, Саноне все понял.

– Керрик. Ты рассказывал о ссоре между вами. Угли ее погасли?

Херилак медленно покачал головой.

– Не знаю. Это я и должен выяснить. Он жив – я уверен, – иначе мургу не ушли бы и нас всех уже не было бы в живых. Но жива ли Армун?.. И ее сын? Если нет – виноват в этом я. И я должен покаяться перед ним. Он больше не враг мне. И я удивляюсь, почему считал его врагом. Но во мне он может видеть злодея.

С этим надо покончить. Нашей ссоры могло не быть. Я понял, что сам во всем виноват. Ненависть к мургу переполняла меня, и я срывал злость на всех, кто был рядом.

– И она до сих пор терзает тебя?

– Нет. – Херилак поднял нож. – Вот разница между нами. Невзирая на зло, которое я причинил ему и его семье, он сделал это. Остановил мургу и велел им отдать нам этот нож, чтобы мы знали: именно он прекратил войну. Опустив нож, Херилак посмотрел в огонь. – Скажи мне, Саноне, все ли обещанное мы выполнили? Когда умерли наши стреляющие палки и мы пришли в тот город на берегу, Керрик рассказал нам, что следует делать, и саммадары приняли его условия.

Он дал нам эти палки только после того, как мы пообещали ему остаться с тобой в городе и защищать его. Сделали мы это, а?

– Дело кончено. Мы защищали город, пока не вынуждены были уйти. Когда мургу нас преследовали, тану убивали их, как подобает великим охотникам.

Теперь мы все в безопасности – если верить ножу.

Если ты хочешь уйти со своими охотниками, значит, пора отправляться в путь.

– А стреляющие палки?

– Они ваши. Что решили другие саммадары?

– Они ждут твоего согласия.

– И куда вы пойдете?

– На север! – Херилак раздул ноздри, словно почувствовал запах снега и далеких лесов. – Жаркие края не для нас, мы не можем остаться здесь на всю жизнь.

– Тогда иди к тану и расскажи всем о том, что мы с тобой знаем. Что Керрик избавил нас от мургу, И вам более нет нужды здесь оставаться.

Херилак вскочил на ноги и, высоко подняв нож, радостно закричал, и гулкое эхо ответило ему. Саноне согласно кивал. Долина – дом саску, их убежище и жизнь. Действительно, для охотников-северян она тесновата.

Саноне знал, что они уйдут еще до следующего заката. И что Херилак не пойдет со всеми. Могучий охотник отправится к океану, к городу мургу. Его жизнь более не принадлежит ему. Он отдаст ее Керрику, а уж тот решит принять дар или отказаться.

Лишь перед рассветом Керрик уснул. Он долго сидел у погасшего костра и смотрел на озеро. На тихую воду и на звезды, неторопливо шествовавшие по небу, – тхармы погибших воинов совершали свой еженощный путь. Пройдя над его головой, они опускались в воды озера. А потом туда опустилась и луна, ночь стала черной... тогда-то он наверное и заснул.

Проснулся он в серьк предутренних сумерках, вздрогнув от прикосновения к плечу. Повернувшись, он увидел Даррас.

– Что... что? – Он задыхался от страха.

– Иди.

Она повернулась и побежала к шатру. Вскочив на ноги, он бросился следом и, обогнав девочку, приподнял полог.

– Армун!

– Все хорошо, – ответил из темноты ее голос. – Все в порядке. Посмотри на свою дочь.

Откинув полог, он увиделулыбку на лице Армун.

– Я так волновалась, – сказала она. – Боялась, что у ребенка будет такая же губа, как у меня, но теперь опасаться нечего.

Он опустился рядом с нею и приподнял шкуру, прикрывавшую лицо младенца. Морщинистое красное личико, глазки закрыты... Дитя тихо попискивало.

– Она нездорова – что с ней?

– Да нет же. Новорожденные всегда такие. А теперь мы с ней будем спать, но прежде ты дашь ей имя.

Все знают, что ребенку, у которого нет имени, грозит беда.

– Как же ее назвать?

– Не мне решать. Дочь твоя. Ты и должен дать ей имя. Женское имя, которое тебе дорого.

– Мне дорого только одно женское имя – Армун.

– Так нельзя. Двое не должны носить одно и то же имя. Лучше называть именем того, кто умер или был тебе дорог.

– Исель! – Это имя само слетело с языка, он не вспоминал о ней много лет. – Она умерла, а я остался жив. Вейнте' убила ее.

– Тогда это очень хорошее имя. Если она умерла, чтобы ты мог жить более дорогого имени быть не может. А теперь мы с Исель поспим.

Утро было теплым, свежий воздух, новый день – так и должно быть всегда. Ликующий Керрик отправился к озеру умыться и обдумать дневные дела. До отбытия нужно сделать так много. Они уйдут сразу, как только Армун оправится. Она сама решит. А теперь надо подготовиться к этому дню. Он зачерпнул пригоршню воды, плеснул в лицо и фыркая принялся умываться. Смахнув с ресниц капли воды, увидел, что первые лучи солнца уже позолотили песок.

На песке темнела фигура Имехеи. Надаске' сидел рядом, застыв в привычной для иилане' неподвижной позе.

И дневной свет померк. Керрик медленно и тихо подошел, взглянул на неподвижного Имехеи. Тот медленно дышал полуоткрытым ртом. На губах показался пузырек слюны и исчез. Надаске' одним глазом посмотрел на Керрика.

– Через несколько дней мы уйдем. Но сначала поохотимся, оставим вам мясо.

– Не надо, оно позеленеет и протухнет. Я буду ловить рыбу, нам хватит. Почему вы не уходите прямо сейчас?

Армун с младенцем, Имехеи в нежеланном положении – здесь усматривалось определенное сходство, которого Керрик подчеркивать не хотел.

– Пока не время. Надо закончить приготовления. Я принесу мясо.

Надаске' молчал. Керрику нечего было сказать, ничем помочь он тоже не мог – и медленно побрел к лагерю.

Ортнар уже проснулся и следил, как Харл прилаживает наконечники к древкам стрел.

– Стрел нужно много, – говорил Ортнар. – В дороге не всегда есть время разыскивать выпущенную стрелу. Ребенок родился, можно идти.

– Когда Армун окрепнет. Нужно только подготовиться, чтобы выступить, не теряя времени. И еще надо решить, куда нам идти?

– Туже, туже затягивай ремешок, иначе наконечник слетит. Зубами. Ортнар повернулся и показал подбородком на север. – Только туда. Я знаю тропу.

Там есть местечко, где мы можем пожить, пока не умрут стреляющие палки. В снега с ними не полезешь – сдохнут. И здесь нам делать нечего. Смотри. Острием копья Ортнар начертил на песке линию, ткнул в ее нижний конец. Вот побережье, здесь город мургу. – Он нарисовал на песке озеро. Потом повел копьем вверх вдоль берега. – А здесь то место, о котором я тебе толкую. Мы там уже охотились. До него примерно столько же, сколько до города. Достаточно?

– Будем надеяться. Близко ли, далеко ли, мургу все равно разыщут нас, если захотят. Если они выследят нас, придется бежать на север, а они будут гнаться по пятам. А что вы там видели во время охоты?

– Реку с чистой водой, мелководную лагуну, где полно морских птиц. А за ней остров, с другой стороны опять вода, потом узкая цепь островков, а за ней море.

Я думаю так: переберемся на самый большой остров и убьем всех опасных мургу. Охота и рыбалка там великолепные. К тому же остров не в океане. Так что если там объявятся живые лодки мургу, они нас не заметят.

Лучшего не придумаешь.

– Прекрасный план. Отправимся туда, как только Армун почувствует себя лучше. А пока поохотимся, накоптим мяса, насушим эккотац. Чем меньше придется охотиться по пути, тем скорее доберемся до места.

Из шатра вдруг послышался громкий плач младенца.

Арнхвит подбежал к Керрику, схватил его за руку и тревожно посмотрел на отца. Керрик улыбнулся, почесал в затылке.

– Не волнуйся. Младенцы всегда так пищат. Теперь у тебя есть сестра, очень крепкая девочка, если судить по голосу.

Арнхвит успокоился.

– Пойду, поговорю с друзьями.

Последнее слово он сопроводил жестами иилане', обозначавшими то же самое. Видно было, что с ними ему куда интереснее, чем с маленькой сестрой.

– Да, иди. Надаске' будет приятно. Но ты не сможешь поговорить с Имехеи. Он спит в воде. Так уж заведено у иилане', и зачем им это нужно, я объяснить не могу.

– Спрошу у Надаске', может быть, он объяснит.

«Может быть», – подумал Керрик и отвернулся. Нужно еще столько сделать.

Глава пятая

Enotanke' ninenot efendasiaskaa gaaselu.

Все мы живем в Городе Жизни.

Второй принцип Угуненапси

Проснувшись наутро, Амбаласи не почувствовала себя отдохнувшей – словно и не ложилась. Она конечно понимала, что она уже далеко не фарги, вышедшая из моря. И даже не молодая иилане', полная свежего сока жизни. Амбаласи знала, что стара, но впервые по-настоящему ощутила свои годы. Сколько живут иилане'? Она не знала. Однажды Амбаласи решила выяснить, но вынуждена была оставить это занятие. Если уж. даже о важных событиях в городах не велось никаких записей, то откуда иилане' могли знать, сколько лет прожили на свете. Десять лет Амбаласи следила за некоторыми иилане', каждый год отмечая изменение положения созвездий в ночном небе. Но за это время одни ее подопытные покинули город, другие умерли. Наконец, она куда-то задевала все свои записи. Когда же это было? Она не помнила потому что не записала и этого.

– Отмечать ход времени не в природе иилане', – решила она и протянула руку к сочному водяному плоду.

И все-таки она стара. Когти пожелтели, кожа на руках покрылась морщинами и обвисла. Это факт.

Завтрашнее завтра будет таким же, как и вчерашнее вчера, но ее скоро не будет среди тех, кто увидит его.

В мире станет меньше на одну иилане1. И никого это не тронет – а ей уже не о чем будет беспокоиться.

Отогнав неприятную мысль, невесть откуда взявшуюся в солнечный день, она нажала на гулаватсан, распластавшийся на стене. Существо издало пронзительный вопль, и вскоре Амбаласи услышала торопливые шаги Сетессеи.

– Амбаласи рано поднялась для неизменных трудов. Мы сегодня опять пойдем к сорогетсо?

– Нет. Сегодня я не собираюсь работать. Сегодняшний день я посвящу созерцанию, отдыху под теплым солнцем, наслаждению размышлениями.

– О, Амбаласи, – мудрейшая из мудрых. Фарги работают собственными руками, но только несравненный ум Амбаласи позволяет ей работать мыслью. Не расписать ли твои руки изысканными знаками, дабы все видели, что грубый физический труд ниже твоего достоинства?

– Великолепнейшая из мыслей, наиподходящее из предложений.

Сетессеи пошла за краской и кистями и, обернувшись, к своему удовольствию заметила, что Амбаласи уселась на хвост в самом светлом и теплом месте и предалась блаженству. Отлично. Возвратившись, она обнаружила у дверей тощую иилане', которую, увы, знала прекрасно.

– Я услышала громкие голоса из места, где работает-спит Амбаласи, сказала Фар'. – Я хочу поговорить с ней.

– Запрещено-не правильно-опасно, – ответила Сетессеи, подкрепляя слова жестами решительного приказа.

– Но это очень важно.

– Гораздо важнее, чтобы сегодня Амбаласи не разговаривала ни с кем. Так она приказала. Или для тебя ее приказ ничего не значит?

Фар' открыла рот, чтобы ответить, но, припомнив Амбаласи в гневе, сделала отрицательный жест, дав понять, что изменила намерение.

– Мудрое решение, – произнесла Сетессеи. – А теперь иди в город и скажи всем, чтобы никто не смел нарушать покой Амбаласи, пока солнце не закатилось.

Солнце грело, Амбаласи блаженствовала, наслаждаясь отдыхом. Ощутив легкие прикосновения, она открыла глаза, посмотрела на узоры, которые наносила на ее руки Сетессеи, и одобрительно кивнула.

– Сетессеи, сегодня важный день. Прекращение физического труда и переход к размышлениям уже дали определенные результаты. Я должна осмотреть выращенный мной город и описать, как он растет.

– Я приказала, чтобы сегодня никто не мешал тебе ходить по городу.

– Ты великолепная помощница, Сетессеи. Ты угадываешь все мои желания.

Сетессеи смиренно потупилась, лишь гребень ее зарделся. Этот день она запомнит – никогда еще Амбаласи не говорила ей столь приятных слов. А кроме одобрения и признания ей ничего не было нужно.

Утолив жажду и раскрасив руки, Амбаласи вступила в город Амбаласокеи, который сама вырастила на чужом берегу. Она шла по городу, и никто не смел заговорить с ней.

Город разрастался во все стороны от главного ствола. Среди ветвей и корней жили сотни живых существ.

Они размножались и взаимодействовали: перегоняли воду из корней в листья, перекачивали ее в водяные плоды, поили ею симбионтов, животных и растения.

Амбаласи шла по живому полу, который содержали в чистоте вечно голодные насекомые. Она осмотрела плодовую рощу, где паслось небольшое стадо элиноу. Потом вышла к пристани на берегу реки, у которой стоял урукето, невозмутимо смотревший на нее огромным глазом, окруженным роговым кольцом. Наконец она подошла к терновой стене, надежным кольцом окружавшей весь город.

По перешейку она перебралась на другой берег. Там как раз тянули сети и вскоре на берегу оказался огромный угорь. Он медленно извивался, но был уже неопасен.

Сестры усыпили его токсином, созданным Амбаласи.

Проходя по городу, она увидела закрытую дверь и остановилась около нее в раздумье. Она глядела на дверь, еще ни разу не открывавшуюся, и размышляла.

И все более погружалась в раздумья.

Солнце медленно ползло по небу. Наконец тень дерева упала на нее, Амбаласи ощутила холодок и очнулась. Она выбралась на солнцепек и, согревшись, отправилась дальше. Она прошла мимо рощи, где среди деревьев росли дикие цветы. Это было нововведение – в других городах иилане' не найдешь таких живых украшений. Было в них нечто подобное раскрашиванию рук – занятию легкомысленному и совершенно несерьезному с точки зрения строгих Дочерей.

Наконец Амбаласи добралась до амбесида. И это сердце города, где жизнь должна бить ключом, оказалось совершенно пустынным. В самом теплом месте, у стены, обращенной к солнцу, где подобает сидеть эйстаа, была лишь грубая кора. Она медленно подошла поближе и привалилась спиной и теплому дереву. И стояла так, поглощенная мыслями, пока какое-то движение вдалеке не привлекло ее внимание: какая-то иилане' пересекала амбесид.

– Внимание к словам! – завопила Амбаласи.

Иилане' вздрогнула, замерла и повернулась.

– Твой покой запрещено нарушать...

– Это ваши бесконечные словопрения раздражают меня. Молчи и слушай. Сию минуту разыщи Энге. Скажи, пусть немедленно придет сюда. Иди.

Дочь Жизни тут же забубнила о соотношении принципов Угуненапсы и отдаваемых другими приказаниях, но, заметив угрожающие жесты Амбаласи, передумала и, закрыв рот, поспешила уйти.

Амбаласи расслабилась и вновь предалась блаженству. Наконец ход ее мыслей нарушило какое-то движение. Амбаласи открыла глаза – перед ней, сложив руки, стояла Энге. Она ждала распоряжений.

– Ты их получишь, Энге. Пришло время решать. Я хочу встретиться кое с кем из Дочерей, которые хоть что-то соображают, и поговорить с ними о будущем городе, Я скажу тебе имена тех, кого я хотела бы увидеть.

– Трудности с приказами, великая Амбаласи. Дочери Жизни прежде всего стремятся к равенству во всем.

И принимать решения хотят совместно.

– Пусть будет так, как вы хотите, но лишь после того, как я переговорю с избранными. Или это трудно устроить?

– Некоторая сложность есть, но все будет сделано по твоему слову.

– Какая сложность?

– Дочери с каждым днем все менее охотно повинуются твоим приказам как эйстаа. Они говорят, что город уже вырос...

– Меня не интересует, что они говорят. Я прекрасно знаю, на что они способны, потому-то и хочу говорить лишь с теми, кого выбрала сама. Среди них будешь ты, моя помощница Сстессеи и Элем, капитан уруксто, – она уважает науку. Еще Фар', толкующая мысли Угуненапсы с наибольшей простотой и доходчивостью.

Есть ли еще кто-нибудь из обладающих разумом, кого я пропустила?

– Да. Эфен, ближайшая ко мне. Омал и Сатсат – из всех сосланных в Алпеасак выжили только мы.

– Пусть будет так. Прикажи всем немедленно собираться.

– Я потребую их прибытия жестами неотложной необходимости, – ответила Энге, повернулась и ушла,

Раздражение Амбаласи сменилось признательностью.

Есть разум у этой иилане'. Если бы она смогла отвлечься от учения Угуненапсы, стала бы известной ученой или эйстаа великого города. Огромная потеря.

Приглашенные прибывали по одной. Две последние прибежали, запыхавшись, – им пришлось идти издалека. Молча оглядев всех, Амбаласи шевельнула хвостом, требуя внимания.

– И молчания тоже, в особенности от тебя, Фар', – ведь ты родилась спорщицей – пока я не закончу говорить. Я буду толковать о важных вещах, а потом вы выскажетесь. Затем, как сказала мне Энге, соберутся все сестры и примутся трещать одновременно, но я не буду присутствовать при сем долгом споре. Итак, слушайте молча – перебивать запрещаю. Как все великие мыслители и ораторы, от общего я буду переходить к конкретному, от наблюдений к выводам.

Вот наблюдения. Оглянитесь. Знаете ли вы, где сейчас находитесь? Конечно, знаете, ведь вы – иилане', а каждая иилане' знает, что в каждом городе есть амбесид. Хромосомы для его роста заложены в семя каждого города, как и хромосомы, определяющие развитие ханане. Сегодня я была возле него и видела никогда не открывавшуюся дверь. Ведь здесь нет самцов, и некого держать за нею.

Она сделала паузу, чтобы слушавшие сумели подумать, заметила, что Фар' уже открыла рот, – но Сетессеи быстро наступила ей на ногу. Амбаласи сделала жест удовлетворения, но затем неодобрительно шевельнулась, не заметив мыслей в их позах.

– Вам дан разум, но вы не пользуетесь им. Я привела вам факты и не вижу ваших выводов. Поэтому мне снова придется проделать за вас всю мыслительную работу, как я делала в прошлом и как мне еще придется делать в будущем.

Вывод прост – этот город неполноценен, так как и вы, Дочери Бездарности, не образуете полноценного общества. Ах, вы неодобрительно ежитесь, выражаете непонимание? Но, по крайней мере, хотя бы слушаете.

Объясняю-определяю, что есть общество. Это научный термин, о котором вы не имеете представления, как и о многом другом. Общество представляет собой совокупность организмов, принадлежащих к одному виду и связанных воедино взаимной зависимостью и разделением труда. Вот примеры.

Насекомые. Они образуют общество, состоящее из рабочих особей, солдат, царицы – эйстаа, откладывающей яйца, взаимодействующих в полной гармонии.

Или возьмем рогатых устузоу – оленей. Самец отгоняет врагов, чтобы самка могла выносить детенышей, Или представьте себе эфенбуру в океане, где все элининйил совместно преследуют добычу. Примеров достаточно. А теперь вспомните город, в который вы пришли, сделавшись фарги, где выросли и стали иилане'. Все города одинаковы, все они похожи на этот. Вот амбесид, где восседает и правит эйстаа. Вот ханане, где живут самцы. Чтобы жизнь в городе не прекратилась, они по очереди уходят на пляжи. Это живой город, это жизнеспособное общество. Жизнеспособное... такое, которое будет жить и расти и никогда не умрет.

Оглядевшись, Амбаласи увидела неудовольствие в позах собравшихся.

– А что мы имеем здесь? Ваше общество мертво в своей основе. Этот город жив, пока я распоряжаюсь в нем, он умрет, когда я его покину, вместе с системой нежизнеспособных верований, ведь мысли Угуненапсы умрут вместе с вами. Наверное, звать вас Дочерьми Смерти все же вернее. Ведь вы умрете, и идеи Угуненапсы тоже умрут. И я, например, вовсе не считаю такой исход несправедливым.

Она покивала головой ошеломленной аудитории, позами выражавшей несогласие и неодобрение.

– А теперь, – произнесла она, предвкушая развлечение, – заканчиваю. Я привлекла ваше внимание к важным вопросам и желаю слышать мнение Дочерей.

Задвигались руки, послышались крики. Но протесты утихли, едва Энге выразила намерение говорить. Она начала с жестов почтения к Амбаласи.

– Смените гнев благодарностью к премудрой Амбаласи, которая все знает и видит. Или же иилане' убивают вестницу, принесшую недобрые вести? Разве этому учила нас Угуненапса? Мы благодарим Амбаласи, указавшую истину, заметившую недостатки в нашей жизни. Задачу можно решить, лишь поставив ее. Теперь мы можем обратить к решению ее весь разум Дочерей. Мы должны вновь продумать все слова Угуненапсы – решения не может быть в ином месте. Если же его нет – мы умрем, как сказала сейчас Амбаласи. – Отогнув большой палец, Энге подняла его. – У задачи две части. И пустота обеих открыта нам, потому что ответа нет. Мы стоим на пустом амбесиде – в одиночестве. У нас не будет эйстаа, но мы должны создать систему приказов, которые будут идти с амбесида. Эту проблему следует решить в первую очередь, И только потом можно будет обратить свое внимание к пустому ханане.

Приведя мысли в порядок, наведем порядок и в собственной жизни, и тогда мы создадим порядок и в городе.

В ужасной правоте Амбаласи трудно усомниться. Что мы видим вокруг? Город, полный идеальной гармонии и... смерти. Мы состаримся и умрем одна за другой, и здесь воцарится пустота. Подумайте об этом.

Горестные движения пробежали по телам вккмазших иилане', лишь Амбаласи кивала с мрачным одобрением. Теперь Дочери Жизни были безмолвны, как смерть.

Конечно же, кроме Фар'. Пронзительным от волнения голосом, беспорядочно шевеля конечностями, она начала, – не обращая внимания на то, что ее трудно понять.

– Я слышала твои слова, Энге, но ты заблуждаешься. Амбаласи – сведущая ученая, но ока не последовательница Угуненапсы. В этом ее ошибка и недостаток.

Но теперь она вводит в заблуждение и тебя своими речами об эйстаа и ее власти. Мы отвергли ее и потому оказались здесь. Слушая растлевающие речи Амбаласи, мы забываем об Угуненапсе. Мы забываем о третьем принципе Угуненапсы. Эфенелейаа. Дух Жизни, великая эйстаа Города Жизни царит над всеми нами. Вспомним об этом и отвергнем низменный город Амбаласи с его примитивными амбесидом и ханане. Говоря обо всем этом, она только вводит нас в заблуждение. Повернемся же спиной к ней, обратим свои лица к Угуненапсе, последуем за ней по пути ее. Уйдем же с этого амбесида и навсегда закроем его вход, пусть зарастет лианами и дверь в ханане – и то и другое нам не нужно. Если этот город нам не подходит – оставим его. Уйдем в леса и на пляжи, чтобы жить на свободе, как сорогетсо. Нам не нужна эйстаа, нам не нужны затворники самцы. Уйдем на берег, где юные эфенбуру резвятся в морских волнах. Мы будем говорить с фарги, еще влажными от воды, мы введем их в свет и направим к светлому будущему дорогой Угуненапсы.

Потрясенная, она умолкла: Амбаласи издала грубейший из известных звуков, крепче которого еще никто не слышал, руки ее сложились в немыслимом оскорблении,

– Твои слова подобны помету тысячи гигантских ненитесков, одна такая лепешка заполнила бы весь амбесид, – загромыхала Амбаласи. – Я приказывала думать, а не заявлять о своей немыслимой тупости.

Оставить город? Пожалуйста – первый же хищник тебя и сожрет. Приветствовать выходящих из волн фарги? Пожалуйста – только ближайший из родильных пляжей находится на том берегу океана. – Она медленно оглядела собравшихся Дочерей, свирепо изогнув тело и царапая когтями ног пол в едва сдерживаемом гневе. – Я оставляю вас, потому что уже слышать не могу всех этих глупостей. Обсудите все, когда я уйду. Город ваш, и ваши судьбы тоже принадлежат вам.

Решайте же, нужны они вам или нет. У вас будет время на это: я поплыву на урукето вверх по реке, чтобы обследовать ее. И для поправки здоровья: вы, Дочери Отчаяния, подрываете его. А теперь скажи мне, Элем, ты поведешь урукето или мне придется самой управлять им?

В тревожном молчании все взоры обратились к капитану урукето. Некоторое время она стояла, задумчиво склонив голову, а потом сказала:

– Я следую учению Угуненапсы во всем. Но я следую и науке. Сюда нас привели наука и Угуненапса, воплотившаяся в Амбаласи, что создала этот городи тем дала нам жизнь. Энге и все присутствующие здесь умудрены в словах Угуненапсы. И я последую за ними куда угодно. Но пока решение принимается, я не нужна здесь. Поэтому я повезу Амбаласи и буду охранять ее, пока вы размышляете о будущем. Я считаю, что Фар' не права, потому что Амбаласи никогда прежде не ошибалась. И я говорю – не слушайте Фар', найдите путь, ведущий нас в будущее дорогой Угуненапсы и Амбаласи. Больше мне сказать нечего, я ухожу.

Она повернулась и ушла с амбесида. Следом заторопилась Сетессеи: к путешествию нужно было еще столько подготовить. Амбаласи удалялась величественно и неторопливо, но прежде чем уйти, она остановилась, оставив за собой последнее слово.

– Ну, Дочери Отчаяния, ваше будущее – между вашими большими пальцами. Я считаю, что всех вас ждет смерть: вы слишком глупы, чтобы жить. Если это не так – докажите. Если сумеете.

Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса, восседала на почетном месте амбесида, над нею возвышался урукето, пенились волны, но радости не было. Совершенно. Это ее амбесид, ее город, ее остров. Все, что она видела вокруг, принадлежало ей. Прежде это было причиной радости, теперь – черных мыслей. Она поглядела на деревья за стенами амбесида – туда, где они карабкались вверх по склонам давно погасшего вулкана. А потом выше – на мерзкую белую шапку на его вершине, державшуюся там несмотря на летнюю жару. Тело ее изогнулось и задергалось от злости – и Элилеп, разрисовывавший ее руки, отодвинулся подальше, опасаясь получить затрещину. Второй самец, державший поднос с красками, деликатно поежился, глядя на гневающуюся Ланефенуу.

Заметив его движение, Ланефенуу обратила к нему один глаз, потом вновь посмотрела на снежную шапку.

Симпатичный самец, нежный такой. Сейчас его?.. Нет, не стоит, – не сегодня, когда они покидают город.

Элилеп затрясся так, что кисть в его руке заходила ходуном.

– Заканчивай, – приказала Ланефенуу. – Я хочу, чтобы ты нарисовал у меня на груди океан и эту гору посреди него в мельчайших подробностях.

– Великая эйстаа, говорят, что сегодня мы покидаем город?

– Да, уже почти никого не осталось. Мы уплывем на последнем урукето.

– Но я никогда не плавал на урукето. Страшно.

Погладив его гребешок, Ланефенуу жестом приказала художнику оставить неразумные страхи.

– Это потому что ты всего лишь бесхитростный самец, из океана попавший в ханане, где самцам и подобает пребывать. Ты ни разу не покидал остров теперь придется. Тебе и всем нам. Мы поплывем за океан, а тебе я приказываю оставить все страхи. Мы отправляемся в далекий Алпеасак, он больше Икхалменетса и изобилует вкусными животными, и ханане в нем просто прелесть.

Но чувствительный к чужим настроениям, как все самцы, Элилеп не успокаивался.

– Почему же эйстаа горюет и сердится, если далекий город так хорош?

– Сержусь на зимнюю белизну, изгоняющую меня из моего города. Горюю о нем. Довольно. Что сделано, то сделано. На берегах далекой Гендаси нас ожидает новый город, город золотого песка. Куда более удобный, чем эта скала в океане. Пошли.

Она встала и пошла через амбесид, самцы заторопились за нею. Подняв голову, она гордо шествовала к выходу. Может быть, и к лучшему, что она навсегда оставляет этот амбесид – место, где устузоу унизил ее, где добился повиновения эйстаа. Воспоминания заставили ее сжать пальцы, но выбора тогда не было. Ведь погибли два ее урукето. Выбора не было. Лучше окончить свару. Довольно смертей. Если бы тогда она не поверила Вейнте', ничего этого не было бы. Тело ее дергалось, выражая эмоции. Прошлое можно забыть вместе с островом и городом.

Урукето ожидал ее, как она приказала, остальные уже отправились в путь. Приказав самцам подниматься наверх, она пошла следом и невольно оглянулась. Зелень внизу – над ней белизна.

Рот ее сам собой открылся от нахлынувших чувств – она заставила себя стиснуть зубы. Довольно. Кончено.

Ее город теперь зовется Алпеасак. Пусть зима приходит в Икхалменетс, теперь это не ее забота...

Она стояла наверху в одиночестве и смотрела, смотрела, пока белая шапка над Икхалменетсом не исчезла в волнах.

Глава шестая

Es aii than heHa, man fauka naudinzan.

Tigil Jiammar ensi tharp i

Iheisi darrami thurla.

Олень идет – охотники следом.

Издалека зверя стрелой не сразить.

Пословица тану

Санонс не одобрял таких собраний тану. У саску был заведен другой порядок. Мандухто думали головой – не руками же работать тем, кто знал Кадайра, его пути в этом мире и прочие тайны. Когда дело касалось важных вещей, они и думали, и решали, А тут разброд и разговоры. Всякий может высказаться. Даже женщина!

Но на морщинистом смуглом лице Саноне не отражались эти мысли, Невозмутимая физиономия ничего не выражала. Скрестив ноги, он сидел у огня, слушал и наблюдал, но не произносил ни слова. Не время. У него была причина сидеть здесь, хотя он саску, а не тану, и причина эта маячила в темноте, среди женщин, за рядом сидящих охотников. Почувствовав на себе его взгляд, Малаген быстро спряталась в тени. Выражение лица Саноне не изменилось... не изменилось и позже – хотя ноздри его раздувались от негодования, – когда орда визжащих детей промчалась мимо, засыпав его песком. Отряхнувшись, он обратил лицо к Херилаку, поднявшемуся, чтобы говорить.

– Сделано многое. Вырезали новые шесты для травоисов, починили кожаную упряжь, мяса накоптили.

По-моему, сделали все, что нужно было сделать. Говорите, кто знает что еще не закончено?

Меррис вскочила на ноги, отвечая оскорбительными жестами охотникам, пытавшимся ее остановить. Ростом с любого охотника и не слабее мужчины, эта женщина со дня смерти Улфадана управлялась с хозяйством одна.

– Ты говоришь – уходить из долины саску. А я говорю – остаться.

Женщины вокруг нее молчали, охотники разразились возмущенными воплями. Она подождала, пока голоса умолкли, и вновь заговорила:

– Охотники, у вас рты не с того конца, говорите – говорите, а слышится вовсе не то. Здесь есть еда, в горах хорошая охота. Зачем уходить?

Женщины отозвались одобрительным ропотом, разгорелась жаркая перебранка. Невозмутимый Саноне прислушивался. Подождав немного, Херилак понял, что тишины ему не дождаться, и рявкнул, призывая к молчанию, Ему повиновались – ведь он командовал охотниками в битвах с мургу и они уцелели.

– Здесь не место обсуждать такие вопросы. Тану не убивают тану. И не командуют другими тану. Уйдут те охотники, кто хочет. А те, кто не желает, пусть остаются.

– Только охотники! – прогремела Меррис. – А у женщин больше нет голоса?

Сдержав гнев, Херилак подумал: неплохо бы ей угомониться.

– Пусть каждая женщина разговаривает со своим охотником, пусть все сами решают, чего хотят. Мы собрались здесь для того, чтобы выяснить, готовы ли те, кто хочет уйти из долины.

– А вот я не хочу уходить! – Меррис протолкалась к огню и огляделась. Разве что меня отсюда выгонят. Что скажет мандукто саску Саноне?

Все с интересом уставились на Саноне. Он поднял руки к плечам ладонями наружу. И ответил на марбаке почти без акцента:

– Саску и тану вместе воевали на берегу, потом воевали здесь, в этой долине. Мы рады видеть тану здесь, но мы отпускаем всех, кто хочет уйти. Тану и саску как братья.

– И сестры, – коротко дополнила Меррис. – Я остаюсь! – С этими словами она повернулась и отошла.

Женщины сочувствовали ей, но молчали. Все они свободны, как заведено у тану, всяк живет сам по себе.

Не нравится саммадар – можешь искать новый саммад. Но с охотником отцом твоих детей – связывает нечто более крепкое. Охотники рвутся в лес, их не остановишь.

Разговор все шел и шел. Костры догорели, дети отправились спать. Саноне терпеливо ждал своего часа и, почувствовав, что он настал, поднялся.

– Я пришел сюда по двум причинам... Могу ли я говорить с тану?

– Не спрашивай, говори, – велел Херилак. – Боевая дружба – прочные узы.

– Тогда я требую, чтобы родившийся здесь мастодонт по имени Арнхвит, через которого с нами говорит Кадайр, остался в долине. Ясно ли это вам?

– Об этом никто и не думал спорить.

– Саску благодарят. Теперь второе. Среди вас есть не тану, но саску. Это Малаген, женщина храброго воина Симмахо.

– Убитого!.. – гневно выкрикнул Невасфар.

Саноне печально кивнул.

– Погибшего в битве с мургу. Но женщина эта, Малаген, жива, и она саску.

– Теперь она моя женщина, и не о чем говорить! – крикнул Невасфар, шагнув вперед со сжатыми кулаками. – Она уйдет со мной.

– А я слышал, что у тану каждый говорит за себя.

Что же ты решаешь за Малаген?

Саноне прищурившись смотрел на охотника снизу вверх. Невасфар затрясся от гнева. Взяв его за руку, Херилак успокаивающе сказал:

– Охотник уважает седины. Садись. – Подождав, пока Невасфар, бурча под нос, возвратится на место, Херилак ткнул пальцем в сторону женщины саску. – Хочешь говорить, Малаген?

Со страхом глянув в сторону саммадара, Малаген закрыла лицо руками. Херилак не хотел никаких неприятностей. Женщина, конечно, промолчит – так положено у саску. Он знал, что Малаген решила уйти с Невасфаром. Понимал Херилак, что Саноне внимательно глядит на него, ожидая ответа. Выбирать было не из чего.

– Я не вижу ничего сложного. Разве Саноне не говорил, что тану и саску вместе бились в городе на берегу океана, а потом пришли в эту долину, где снова вступили в бой. И по великодушию своему он сказал, что тану вольны как остаться здесь, так и беспрепятственно уйти отсюда. Мы ведь братья... и сестры тоже.

Так говорят и тану. Пусть Малаген уходит с нами, если желает.

Саноне ощутил недовольство, оказавшись побежденным собственными словами, но он не стал проявлять его – просто в знак согласия поднял руку, встал и отправился восвояси. Глядя в удалявшуюся спину мандукто, Херилак надеялся, что саску не сочтут случившееся поводом для раздоров и несогласия. Вместе бились, можно и спокойно расстаться. Он опять повернулся к саммадам.

– Утром уходим. Все ли согласны с выбранным путем? На севере слишком холодно, не стоит возвращаться к заснеженным перевалам. Идем на восток тем же путем, которым пришли, до великого моря. Там осмотримся и примем решение.

– Там же широкая река. Через нее придется переправляться, – заныл фракен.

Он был уже стар и немощен, к тому же не пользовался почти никаким уважением. Никто не обращал внимания на его прорицания над совиными шариками.

– Эту реку мы уже пересекали, алладжекс. Сделаем плоты, а мастодонты переплывут сами в нешироком месте. Это нетрудно. Кто-нибудь еще хочет говорить?

Значит, решено. Утром уходим.

Как всегда перед дальней дорогой, протестующих и сердито похрюкивающих мастодонтов запрягли еще до рассвета. К восходу все уже было готово. Стоя у тропы, Херилак проводил первого слона взглядом. Путь знакомый, и не в обычае было, чтобы саммадары предводительствовали в пути. С огромным облегчением он заметил Саноне среди провожавших саску. Подойдя к мандукто, Херилак положил руку на его плечо.

– Мы еще встретимся, друг мой.

Печальный Саноне отрицательно качнул головой.

– Не думаю, мой друг. Я не молод и более не хочу покидать нашу долину. Я повиновался указаниям Кадайра, видел такое, чего прежде саску не знали. И теперь я устал. А ты? Мне кажется, что и ты более не пройдешь этим путем.

Херилак грустно кивнул.

– Теперь в этом нет нужды. Я буду искать тебя на небе среди звезд.

– Все мы идем путем Кадайра. Если Керрик жив и ты встретишь его, передай: Саноне от имени всех саску благодарит его за подаренную жизнь.

– Я передам, – ответил Херилак, отвернулся и более не смотрел на долину саску, с которыми многое связывало его народ.

Возле реки он нагнал медленно шествующие саммады, миновал их. Саммад Келлиманса был невелик – всего один мастодонт. Но, проходя мимо, Херилак заметил, что саммад вырос вдвое. Шагая широко, как воин, Меррис вела вперед своего мастодонта.

– Вижу среди тану тех, кто хотел остаться у саску, – сказал Херилак.

Меррис вышагивала, набив рот копченым мясом.

Достав изо рта непрожеванный кусок и сплюнув, она заговорила:

– Разве саммадар Херилак не рад меня видеть?

– Ты тану.

– Конечно. Поэтому я и решила, что мне нечего делать в этой тесной долине – работать в полях и судачить о пустяках с женщинами саску. Тану не может жить без леса, тану вольны идти, куда захотят.

Херилак был озадачен.

– Тогда зачем ты все это наговорила? Я не вижу причин... – Он недоумевал, пока не заметил хитринки во взгляде женщины. Тут его осенило. Херилак разразился хохотом и одобрительно хлопнул женщину по плечу. – Ты хитра, как женщина, и решительна, как охотник. Ты знала, что Саноне недоволен тем, что Малаген, женщина саску, оставляет долину. И ты лишила его возможности протестовать, прежде чем он решился на это. Ты вовсе не собиралась оставаться!

– Это ты сказал, отважный Херилак. Слабой женщине приходится прибегать ко всяким уловкам, чтобы уцелеть в мире могучих мужчин.

И с этими словами она угостила его не менее дружеским ударом, так что Херилак даже пошатнулся, но не перестал хохотать.

«Понял ли Саноне, что его провели?» – гадал Херилак. Он мог заподозрить это еще вчера, но теперь, узнав об уходе Меррис, конечно же догадается... Как все-таки хорошо вновь идти. Он тронул металлический нож Керрика, висевший теперь у него на груди, и подумал: жив ли он... Если жив Херилак разыщет его.

Тропа шла вдоль леса к северу – к броду через реку. Там, возле воды, их дожидались Ханат и Моргил, изгнанные из долины за кражу священного порро. Заметив их приближение, Ханат замахал руками, а Моргил лежал на траве без движения. Херилак встревожился.

Может быть, что-то случилось или где-то рядом мургу?

Схватив стреляющую палку и копье, он сбежал к воде.

Увидев его, Ханат замахал вновь и грузно осел на землю возле приятеля.

– Что случилось? – спросил Херилак, ожидая увидеть раны и кровь, но не находя их.

– Это порро, – сиплым голосом произнес Ханат, указывая на глиняный кувшин возле входа в шатер. – Плохой порро.

– Надо было думать, прежде чем красть.

– Э-э, украденный порро был вовсе недурен. – Охотник облизал пересохшие губы. – Но вот когда мы сами приготовили его, получилась гадость. На вкус то, что надо, но на следующий день охотник такой больной...

– Значит, вы научились его делать? Как же? – заглянув в горшочек, Херилак понюхал.

– Достаточно просто. Мы следили за ними. Саску такие охотники, что даже не слышали нас. Сделать его легко. Берешь эту штуку, которую они выращивают, – тагассо, кажется... Растираешь, доливаешь воды, выставляешь на солнце, добавляешь мха – и готово.

Моргил шевельнулся и, открыв налитый кровью глаз, простонал:

– Точно, мох – он всему виной. Переложили, должно быть.

Херилак не выносил таких глупостей.

– Саммады уходят.

– Мы пойдем следом. Завтра, должно быть. Все будет в порядке.

– Если вы не будете пить этого зелья, – добавил Херилак, ногой опрокинув горшок с порро. Вонючая жидкость быстро впиталась в песок.

– Это мох, только мох, – пробормотал Моргил.

Глядя на младенца, Керрик встревожился.

– Она что, больна? Открыла глаза и смотрит...

По-моему, она ничего не видит.

В ответ Армун заливисто расхохоталась.

– Ты не помнишь, что Арнхвит когда-то смотрел точно так же? С младенцами так всегда бывает. Она будет очень хорошо видеть. Просто нужно немного потерпеть.

– Ну, ты готова идти?

– Я уже не первый день говорю тебе об этом. Мне просто нетерпится уйти отсюда.

Она не смотрела на укрытие мургу, но Керрик понимал ее чувства. Он понимал, что сам тянет с уходом, но теперь причин для проволочки не осталось. Все, что они взяли с собой, уместилось на двух травоисах. Малая доля поклажи одного мастодонта... но где его теперь взять? Поэтому пришлось ограничиться тем, что они с Харлом могли увезти. Армун и Даррас позаботятся о младенце. Арнхвит понесет лук и копье. И хорошо, если Ортнар сам одолеет дорогу. Настало время отправляться.

Мухи облепили заднюю часть только что освежеванной туши оленя путешественники уже не могли взять ее с собой. Самцам понравится. Смахнув мух, Керрик взвалил мясо на плечо.

– Не оставлять же портиться. Отнесу и пойдем.

Увидев, что отец уходит, Арнхвит окликнул его и пустился вдогонку.

– Не хочется покидать друзей, – сказал он на иилане', когда мать уже не могла его слышать.

Керрик не просил его об этом, но понимание приходит по-разному: Армун никогда не скрывала ненависти к самцам.

– Мне тоже. Но в жизни часто приходится поступать против собственного желания.

– Почему?

– Иногда просто нельзя поступить иначе. Мы должны уйти отсюда, потому что вот-вот могут нагрянуть охотницы и обнаружат нас. А Имехеи не может ходить, и Надаске' не оставит его одного.

– Имехеи заболел? Надаске' не говорил мне.

– Это особая болезнь. Когда она пройдет, он сможет ходить.

– Значит, тогда они разыщут нас. И мы снова будем говорить.

– Будем, – согласился Керрик, не вдаваясь в подробности.

Надаске' сидел у самой воды рядом с неподвижным телом друга и лишь поднял голову, когда они подошли.

Он немного оживился, когда Арнхвит принялся рассказывать, как они собирались в дорогу, как он теперь хорошо стреляет из лука и какие острые наконечники у его стрел. Керрик одобрительно поглядывал на сьп ia – совсем иилане'. Но будет ли он помнить эти слова вдали от озера и своих приятелей?

– Мокрый-из-моря-могучий воин, – отозвался Надаске', – он уйдет, и нам так будет не хватать мяса, которое он носил-убивал.

Арнхвит горделиво выпятил грудь, не замечая сложных знаков, касающихся размера и количества добычи, Честно говоря, он сумел сразить только одну, не очень крупную, ящерицу. Керрик глубоко сочувствовал Надаске', скрывавшему под непринужденными словами глубокую грусть и отчаяние.

– Все будет хорошо, – проговорил Керрик. – С тобой и с нами.

– Все будет хорошо, – повторил Надаске', но жесты его выражали полную безнадежность.

Имехеи привычно похрапывал в озере, но одна рука его под водой бессознательно шевельнулась в прощальном жесте.

– Как только мы разыщем безопасное место, вы придете к нам... произнес Керрик, но Надаске' отвернулся и уже не слушал его.

Держа Арнхвита за руку, Керрик возвратился к своим.

– Поздновато, – буркнул Ортнар, подволакивая вперед больную ногу, – а путь далек.

Нагнувшись, Керрик подобрал шесты травоиса. Его примеру последовал Харл. Тану молча направились в лес. Арнхвит все время оглядывался. Но тропа повернула, и двое его друзей, оставшиеся у озера, исчезли за деревьями.

Глава седьмая

Apsohesepaa anulonok

elinepsuts kakhaato'.

В паутине жизни нитей больше,

Чем в море – капель воды.

Апофегма иилане'

Амбаласи сидела на стволе упавшего дерева на берегу и нежилась в теплых лучах солнца.

Такая редкая радость – отдыхать, наслаждаться солнцем, природой, размышлять о могучей реке. Воды реки были коричневыми от почвы; противоположный берег едва виднелся вдали. Течение несло травянистые островки.

Небо было безоблачным, однако где-то, должно быть, недавно разразилась сильная гроза – и теперь по реке то и дело величественно проплывали сломанные деревья. Зацепившись за мель, одно из них пристало к берегу неподалеку. С ветвей на землю посыпались крохотные верещащие устузоу.

Пробегая мимо Амбаласи, один из них дернулся, заметив ее движение, – и покатился по песку после щелчка хесотсана. Бурый мех, хватательный хвост. Амбаласи когтем перевернула зверька на спину. Что-то шевельнулось у него на животе, высунулась крошечная головка. Сумчатое с детенышем. Отлично. Сетессеи приготовит образец для исследования.

Вновь усевшись на дерево, Амбаласи удовлетворенно вздохнула. Отсутствие докучливых спорщиц Дочерей во много раз усиливало радость мышления. Здесь гармонию ее трудов не нарушали настырные неумехи, она вспоминала о них только затем, чтобы ощутить блаженство от того, что их нет рядом. Капитан урукето Элем другая – она иилане' науки. Амбаласи умела направлять ее речи. И ненавистное имя Угуненапсы ни разу не прозвучало и не проступило на ладонях за все время долгого путешествия.

Думы Амбаласи нарушил треск ветвей за спиной.

Она повернула голову, но так, чтобы одновременно видеть и реку и джунгли. Подняла хесотсан, но, увидев одну из членов экипажа, опустила оружие. В руках у той был большой струнный нож, с помощью которого она прокладывала себе дорогу в подлеске. Это было нелегко – разинув рот, иилане' шаталась и едва не падала от усталости.

– Прекращение труда! – громко скомандовала Амбаласи. – Живо в воду! Охладись.

Выронив струнный нож, иилане1 без сил рухнула в воду. Вынырнув, она показала Амбаласи ладонь, цвет которой означал благодарность.

– Благодари, благодари. Мало того, что мне приходится руководить неумехами, я должна еще и думать за них. Сиди в воде, пока не сможешь закрыть рот.

Амбаласи поглядела на реку: урукето не было видно.

Впрочем, это неважно – еще рано, ведь она отпустила их на целый день: порадовать энтиисенатов, наловить рыбки для урукето.

В лесу вновь затрещали ветки, и на берег вышли Сетессеи и две иилане', чем-то тяжело нагруженные.

Бросив свою ношу на землю, они присоединились к сидевшей в воде подруге. Сетессеи тоже тяжело дышала, широко открыв рот, но все-таки она перегрелась не так, как остальные.

– Открытие, предсказанное Амбаласи.

– Великолепно. Судя по очертаниям суши и расположению притоков, там должно быть озеро.

– Теплое, кишащее рыбой, окруженное солнечными пляжами.

– Необитаемое?

– Множество всякого рода живности, Кроме сорогетсо.

– Я так и думала. Как и везде. Это озеро – ближайшее к городу. Вынуждена с некоторой неуверенностью заключить, что обнаруженная мной группа сорогетсо– единственная в этих краях. И уж конечно на всей реке.

Что отсюда следует?

– Непонимание-смысла желание-просвещения.

– А следует, верная Сетессеи, то, что наши сорогетсо вовсе не местные жители. Их привезли сюда и поселили, как я и предполагала. Одинокая колония – плод темных экспериментов какой-то неизвестной ученой. Что еще ты обнаружила?

– Интересные экземпляры – летающие создания без перьев и шерсти, и кое-что еще...

Тем временем купальщицы вылезли на берег, и Сетессеи велела им притащить принесенные мешки. В одном из них оказалась небольшая клювастая ящерица, длиной с руку. Амбаласи с интересом взглянула на нее и распрямила длинный хвост.

– Подвижная, ходит на четырех лапах, при опасности может улепетывать на задних, острый клюв позволяет ей питаться всем чем угодно: ветвями, грубыми листьями.

– Вкусные. Они сидят на гнездах под деревьями. Я пресытилась однообразной едой. Надоело консервированное мясо. Я убила двух и одну съела.

– Исключительно в научных целях.

– Исключительно. Но, поразмыслив, я решила: раз мясо так вкусно, следует собрать яйца.

– И ты, конечно, собрала их. Сетессеи, ты становишься настоящей ученой. Новый источник питания всегда важен. Мне тоже надоело мясо угря. Рассматривая ящерицу, Амбаласи машинально разинула рот... и закрыла его: интересы науки требовали, чтобы экземпляр целым сохранился до вскрытия. Будем называть его наэб – из-за клюва, А теперь покажи, что ты еще принесла.

Амбаласи не переставала удивляться разнообразию новых видов на континенте. Этого следовало ожидать, но удивление росло и росло. Жук чуть побольше ладони, крошечные устузоу, огромные бабочки... Восхитительное разнообразие.

– Удовлетворительно в высшей степени. В консервирующие емкости их – и так уже много времени прошло после их смерти. Возвратимся в город и отметим наше открытие. Увы, этот день недалек.

В голосе Амбаласи слышались грустные интонации, что, вероятно, было связано с Дочерьми. Сетессеи сбегала к реке за водяными плодами, которые охлаждались в воде. Поблагодарив, Амбаласи попила, но от мрачных дум ее отвлечь не удалось.

– Исследования-удовольствия подходят к концу, впереди вселяющие уныние споры. Не хочу даже думать о том, что ждет нас в городе. Однако скоро вернется урукето – ив обратный путь.

– Интересы науки требуют продолжения процесса познания, – вкрадчиво сказала Сетессеи.

Амбаласи со вздохом сделала отрицательный жест.

– Ничто не может принести мне большего удовольствия, чем продолжение наших научных работ. Но я опасаюсь за город, который вырастила здесь, – он остался в руках этой бестолочи. Я призвала их повернуться лицом к реальности и оставила их, чтобы увидеть – в состоянии ли они решить свои проблемы подходящим для их верований способом. Как ты считаешь, смогут они справиться с этим?.. Согласна, в высшей степени маловероятно... Посмотри! Или глаза мои плохо видят от старости – или это урукето!

– Великая Амбаласи видит, как молодая фарги. Они возвращаются.

– Великолепно. Немедленно подготовь образцы, чтобы погрузить их еще до темноты. Я считала дни и следила за ориентирами. Теперь мы поплывем вниз по течению. Если отправимся на рассвете, – то уже днем будем в Амбаласокеи.

– Неужели мы так близко?

– Нет, здесь очень быстрое течение.

Сообразно своему положению, Амбаласи отдыхала, пока остальные готовили образцы. Энтиисенаты приближались к берегу, высоко выпрыгивая из воды. Умные существа, милые – одно удовольствие видеть их.

Урукето размеренно плыл позади, замедляя ход, – наконец огромный клюв оказался на берегу, гигант остановился. Элем спустилась с высокого плавника, чтобы помочь Амбаласи подняться наверх. На скользкой поверхности клюва было невозможно зацепиться когтями. Забравшись на широкий лоб животного, Амбаласи остановилась передохнуть.

– Вы его накормили? – спросила она.

– Вполне, даже слишком. Энтиисенаты ловили угрей, правда, не таких крупных, как в устье, и урукето ел их с большим удовольствием.

– А тебе на самом деле понятно поведение безмозглой твари?

– Долгое наблюдение и совместное пребывание позволяют этого достичь. Но это своего рода искусство – оно дает великое удовлетворение. Я часто его чувствую, когда...

Элем смущенно осеклась, жестом попросив прощения; оранжевый гребень ее покраснел. Амбаласи ответила знаком: поняла-не возражаю.

– Радость понимания-руководства овладела тобой.

В этом я не вижу ничего плохого. Я обратила внимание, что за многие дни, которые мы провели вне города, это твой первый промах: ты хотела произнести запретное имя. Но сейчас – скажи его вслух. Ну! Угуненапса?

– Благодарю, так приятно слышать его...

– Но не мне. Я просто хотела попривыкнуть к этим грубым звукам, терзающим нервные окончания. Угуненапса... Утром отплывем, днем будем в городе. Поэтому я прощаю твою оплошность. Мелкая неприятность по сравнению с тем, что меня ожидает завтра.

Элем сделала жест, означающий надежду.

– Может быть, все не так плохо...

Амбаласи издала грубый звук.

– Неужели ты, знающая своих сестер, считаешь, что это возможно?

Элем благоразумно промолчала и попросила разрешения начинать погрузку. Праведный гнев придал сил Амбаласи, и она легко добралась до верхушки плавника и спустилась в прохладную утробу урукето, где сразу же уснула, понимая, что завтрашний день потребует от нее всех сил.

Сетессеи разбудила ее звуками, призывающими к вниманию.

– Показался город, великая Амбаласи. Я подумала, что ты захочешь подготовиться к прибытию. Может быть, украсить твои руки знаками победы и силы?

– Нечего тратить краску, чтобы произвести впечатление на этих никчемных. Лучше принеси мяса, чтобы хватило сил выслушивать их глупости.

Урукето заметили издали: на причале их встречала Энге. Амбаласи жестом выразила одобрение: знает ведь, что ее присутствие я могу выносить, и оберегает меня от своих перекорщиц.

– Сетессеи, отнеси образцы в лабораторию. Вернусь сразу же, как только разузнаю, что произошло в наше отсутствие. Надеюсь на лучшее, но рассчитываю только на худшее.

Пыхтя и отдуваясь, Амбаласи выбралась на деревянный причал, Энге приветствовала ее знаками радости.

– Ты радуешься, что я вернулась в добром здравии, или хочешь сообщить мне добрую весть?

– И то и другое, великая Амбаласи. Долгое изучение восьми принципов Угуненапсы вывело меня к седьмому из них. Я говорила тебе, что ответ на все наши вопросы кроется в ее словах, и я верила в это. Правда, у меня были сомнения...

– Пощади меня, Энге. Изложи результаты. Не нужно рассказывать, как ты пришла к ним. Неужели ты хочешь меня убедить, что за время моего отсутствия все ваши проблемы разрешились с помощью одних только философских принципов? Если так, то я немедленно вступаю в ряды Дочерей.

– Мы с радостью примем тебя. Но, несмотря на то что решение кажется достижимым, существует проблема...

Амбаласи тяжело вздохнула.

– Ничего неожиданного. Формулируй проблему.

– Дело касается Фар' и тех, кто следует за нею.

– И это не неожиданность. Что же натворило мерзкое создание?

– Со всеми своими компаньонками она переселилась к сорогетсо.

– Что?!

Каждый участок кожи Амбаласи, способный менять цвет, ало зарделся, цвета трепетали, словно сердце, готовое лопнуть. Энге со страхом отступила, неуверенно сделав жест: опасно для здоровья. Амбаласи щелкнула зубами.

– Были отданы указания, строжайшие приказы. Сорогетсо должны были покинуть город и никогда не возвращаться. И никто не должен был ходить к ним. Я немедленно покину город и разрушу его, если неповиновение будет продолжаться. Немедленно!

Трепещущая Энге пыталась что-то сказать. Наконец Амбаласи, едва не потерявшая от ярости дар речи, сделала знак, разрешая ей говорить.

– Мы все поняли, подчинились и выполняем. Но Фар' отказалась повиноваться приказам. Она сказала, что если мы отвергли власть эйстаа, то следует отвергнуть и твою власть. И она увела всех своих подруг. Если жить в городе значит повиноваться, сказала она, то зачем нам город? Они ушли к сорогетсо. Чтобы жить среди них, чтобы жить, как они, и обратить их в истинную веру Угуненапсы, и там, в джунглях, воздвигнуть истинный город в ее честь.

– И это все? – спросила Амбаласи, вновь обретая контроль над собой, хотя прекрасно знала ответ.

– Нет, Фар' ранена, но она не вернется. Кое-кто остался с ней, а большинство вернулось.

– Немедленно отправь непокорных на разделку-чистку-консервирование угря, и пусть работают, пока я их не отпущу. Впрочем, если бы все зависело только от меня, они бы этого не дождались. Я пойду к сорогетсо.

– Это опасно.

– Я не боюсь.

– Но я хочу еще рассказать о наших успехах.

– Когда покончим с этим скверным делом. Скажи Сетессеи, чтобы шла ко мне, и пусть прихватит лечебную сумку. Немедленно.

...Одна из молодых лодок уже подросла настолько, что могла вместить двоих иилане'. Путешествие могло быть приятным, если бы лодку успели выучить. Она дергала щупальцами, пенила воду, косилась на Сетессеи, которая безжалостно давила на нервные окончания. Кое-как они спустились к оконечности перешейка, миновали ограду. Гнев Амбаласи мало-помалу прошел, и она успокоилась. Сейчас нужен был трезвый рассудок, а не ярость. Она так стиснула хесотсан, что он стал извиваться у нее в кулаке. Она взяла оружие, чтобы защищаться от хищников, но никак не могла одолеть желания расправиться с Фар'. Неповиновение строгому приказу, нарушение чистоты научного эксперимента! На этот раз непокорная Дочь зашла слишком далеко.

Кстати, Энге говорила, что она ранена. «Хорошо бы смертельно», подумала Амбаласи. Может быть, капелька токсина вместо болеутоляющего поможет делу?

В лесу было зловеще тихо. Привязав суетливую лодку к берегу, Сетессеи взяла оружие на изготовку и поспешила вперед. Не дойдя до плавучего дерева, на тенистом пляже у озера они натолкнулись на небольшую группу иилане'. Трое из них склонились над кем-то, лежавшим на земле, и, когда Амбаласи потребовала внимания, в страхе зажестикулировали. Трепеща, они уставились на ученую.

– Вы заслуживаете смерти, уничтожения и расчленения за то, что пренебрегли моими приказами и пришли сюда. Вы исполнены злостной глупости. А теперь скажите мне, где находится зловреднейшая и глупейшая из вас, имя которой Фар', хотя я бы назвала ее Нинпередапсой – великой ослушницей и разрушительницей.

Дочери в страхе расступились, и Амбаласи увидела распростертую на земле Фар'. Одну из ее рук охватывал грязный нефмакел, глаза Фар' были закрыты. Амбаласи обрадовалась – похоже, Фар' умерла.

Увы, это было не так. Фар' шевельнулась и, медленно открыв большие глаза, взглянула на Амбаласи. Нагнувшись, та язвительно сказала:

– А я надеялась, что ты мертва.

– Ты говоришь, как эйстаа. И я отвергаю тебя во имя Угуненапсы, как всех эйстаа.

– Почему ты ослушалась меня?

– Только дух Угуненапсы властен над моей жизнью, Медленно потянув нефмакел, Амбаласи обнажила рану, наслаждаясь стоном Фар'.

– И с какой же стати Угуненапса послала тебя к сорогетсо?

– Чтобы эти простые существа познали истину.

Чтоб я указала им путь к Угуненапсе и тем спасла от грядущих бед. Даже юные фарги, выйдя из воды, сразу будут узнавать об Угуненапсе, ибо для этого мы и явились сюда!

– Для того ли? Тебя укусило какое-то животное, и рана воспалена. Значит, ты намереваешься рассказать им об Угуненапсе? Так ты уже разговариваешь на их языке?

– Я знаю несколько слов. И выучу новые.

– Ни в коем случае! Я постараюсь, чтобы этого не случилось. Кто тебя укусил?

Фар' отвернулась и, запинаясь, ответила:

– Это был самец... кажется, его зовут Асивасси...

– Еассасиви, Дочь Тупости? – наслаждаясь собой, загремела Амбаласи. Ты даже не можешь верно произнести его имя – и собираешься проповедовать ему учение Угуненапсы. Струнный нож, нефмакел, антисептик! – приказала она Сетессеи. – Судя по его реакции, твои речи не произвели на него особого впечатления. Экий смышленый, я начинаю все больше ценить их интеллект. Я обработаю антибиотиками твою рану, а потом ты покинешь это место, где вызываешь необратимые разрушения.

– Я останусь. Ты не заставишь меня...

– Неужели? – В гневе Амбаласи нагнулась, обдавая дыханием лицо Фар'. Смотри. Твои последовательницы собираются отнести тебя в город. А если они откажутся, я возьму хесотсан и убью их. А потом тебя.

Или ты сомневаешься в том, что я сделаю это?

Если Фар' и сомневалась, то компаньонки ее не сомневались ни минуты. Не дав Фар' опомниться, они по возможности мягко подхватили слабо сопротивлявшееся тело и повлекли прочь, невзирая на ее протест.

– А день, оказывается, не так плох, как показалось вначале, – блаженно выговорила Амбаласи и протянула вперед руки, чтобы восхищенная Сетессеи могла очистить их с помощью большого нефмакела.

Когда они возвращались в город, лодка оказалась более послушной, и Сетессеи скормила ей кусок рыбы в награду. Энге вновь поджидала их.

– Фар' вернулась и рассказала мне о твоих угрозах. Ты действительно убила бы ее?

Энге была явно расстроена, и Амбаласи не правильно истолковала причины ее настроения.

– Неужели для тебя жизнь одной мерзкой Дочери значит больше, чем судьба всех сорогетсо?

– Меня не волнуют ни сорогетсо, ни Фар'. Я опечалена тем, что известная ученая, знаменитейшая среди иилане', может решиться на убийство низшей.

– Гнев мой был настолько велик, что я могла бы даже откусить ей голову. Но гнев не вечен, хорошее настроение возвращается. Наука выше насилия. Скорее всего, я не тронула бы ее. Впрочем, не поручусь. А теперь позволь мне забыть эту Дочь Разрушения и выслушать от тебя известия радостные и важные, которые ты собиралась мне сообщить.

– С большим удовольствием. Но сперва ты должна усвоить восемь принципов Угуненапсы...

– В самом деле?

– Конечно. Как ты поймешь законы, по которым живет тело, не зная, чему повинуется каждая клетка?

– Принимаю укор, – вздохнула Амбаласи, опускаясь на хвост и принюхиваясь к слабому ветерку с реки. – Слушаю – и учусь.

– Первый принцип был дарован Угуненапсе в откровении, это извечная истина. Все мы живем между большими пальцами Духа Жизни, великой Эфенелейаа.

– Зрение у твоей Угуненапсы, должно быть, острее моего. За долгие годы занятий биологией я что-то не видела эту самую Эфенелейаа.

– Потому что ты не там искала, – с воодушевлением продолжала Энге. Дух Жизни внутри тебя.

Потому ты и жива. Когда усвоена эта истина, Эфенелейаа открывает другие. Далее идет второй принцип.

– Постой, давай пока ограничимся первым. Я так и не поняла тебя. Требуется определение новой концепции, непонятного мне термина. Что есть дух?

– Этим словом Угуненапса обозначала нечто присущее только иилане', незримую субстанцию, которую нельзя увидеть. Она говорит: вот двадцать фарги, десять из них йилейбе, не способные к речи, а десять – иилане'. Пока они молчат, различить их невозможно, Умри они – медицинское вскрытие не выявит никакой разницы между обеими группами. И потому все постигшая Угуненапса придумала слово «дух», чтобы описать это невидимое – в данном случае это дух речи. А чтобы говорить о жизни, она использовала имя «Эфенелейаа» – жизнь-вечность-внутреннее-сущее. Теперь ясно?

– И да и нет. Да – потому, что я слышу тебя и воспринимаю твои аргументы. А нет – потому, что я отвергаю эту концепцию духа как надуманную, несуществующую, затрудняющую мышление. Ну хорошо, оставим это на время, предположим, что да. Хоть я и отвергаю самую основу, но в порядке дискуссии хочу уяснить, что следует из данной концепции.

– Принимаю твои соображения, быть может, потом я еще раз попытаюсь объяснить тебе понятие духа. Я согласна – оно трудное.

– Не трудное, а неверное и неприемлемое. Но я же говорю – да, чтобы наш разговор не затянулся до вечера. Буду считать вашу истину гипотезой. Продолжай, Ты собиралась перейти ко второму принципу.

Энге знаком согласилась подискутировать.

– Пусть будет так, как ты сказала. Мы, признавая Эфенелейаа, понимаем, что обитаем в Городе Жизни, который включает в себя все города иилане' и не только их. Разве ты не видишь справедливость и простоту этой мысли?

– Нет. Это следует еще доказать. Продолжай.

– Далее идет третий принцип. Он гласит, что Дух Жизни, Эфенелейаа высшая эйстаа в Городе Жизни, а мы – обитательницы его.

Приоткрыв мигательные мембраны, которыми Амбаласи отгораживалась от натиска схоластики, ученая спросила:

– И твои сестры верят во все это?

– Верят... Да они живут этим. Только принципы Угуненапсы и дают нам волю к жизни.

– Тогда продолжай. Значит, вы признаете себя жительницами города – это уже кое-что.

Энге ответила знаками, означавшими великую мудрость:

– Твой разум находит мои аргументы прежде, чем я успеваю их высказать.

– Конечно!

– Тогда слушай четвертый принцип. Узнавая высшую истину, мы приобретаем новую силу, потому что мы преданы чему-то большему, чем просто город.

– Неудивительно, что все эйстаа иилане' дружно ненавидят вас.

– Пятый принцип гласит, что сила истины требует нового видения, позволяющего наблюдателю заметить и то, что видят живые, и то, что скрыто от них под землей, – тайный, но истинный порядок бытия.

– Сомнительно. У меня уже голова кружится от усталости. Но ты говорила, что решение скрыто в седьмом принципе. Нельзя ли перейти прямо к нему?

– Он следует из шестого,

– Говори поскорее и покончим с этим наконец.

Амбаласи изменила позу: хвост ее уже начинал неметь. В глазах Энге вспыхнул огонек убежденности, и она уверенным жестом подняла большие пальцы.

– В шестом принципе Угуненапса учит нас, что все живые существа взаимосвязаны и поддерживают друг друга. Этот высший порядок стоит над всеми живыми существами, разумными или неразумными, и существует с яйца времен.

Амбаласи жестом засвидетельствовала недоумение.

– Для этого мне не нужна твоя Угуненапса. Это же сжатое определение экологии...

– Седьмой! – с энтузиазмом продолжала Энге, не заметив слов Амбаласи. Признавая и понимая этот порядок, верные Духу Жизни сестры способны и обязаны жить ради мира и торжества жизни. Здесь лежит решение проблем нашего города.

– Естественно – только ты слишком долго подбиралась к выводу. Ты хочешь сказать, что Дочери, согласные со словами Угуненапсы, готовы совместно работать, дабы утвердить основы жизни?

– Мы верим в это, мы знаем это, так мы и поступим! А теперь восьмой и последний...

– Избавь меня хотя бы от него. Оставь про запас на тот день, когда я переутомлюсь и мне потребуется источник вдохновения. Лучше объясни, каким образом следование седьмой заповеди спасет город?

– Пойдем, я покажу тебе. Когда мы поняли, куда Угуненапса нас ведет, то стали стараться найти способ воплощения седьмой заповеди в жизнь. Теперь все стремятся работать в Городе Жизни, от желающих нет отбоя. Одаренные талантами возглавляют ряды добровольцев. Всем нужны твои наставления, все хотят отпраздновать твое благополучное возвращение.

Выпрямившись, Амбаласи прошлась вдоль причала туда и обратно. Вечерний ветерок посвежел, близилось время сна. Обернувшись к Энге, она протянула к ней руку, соединив большие пальцы в знак того, что между ними находится важный вопрос.

– Ты правильно сказала, и это меня радует. Но я обрадуюсь еще больше, когда увижу систему в действии.

Но не дала ли Угуненапса в премудрости своей ответ еще на один важный вопрос, который я задавала тебе?

Энге ответила знаком тревожного отрицания.

– Увы, здесь даже она бессильна. Когда я вижу, как спасают город, радость наполняет меня. И меркнет, когда я думаю о смерти, ожидающей Дочерей Жизни.

Мы останемся здесь и состаримся, изучая мудрость Угуненапсы.

– Состаритесь и умрете – и всему придет конец.

– Всему, – мрачно отозвалась Энге. Поежившись, словно от холодного ветра, она протянула вперед ладони и усилием воли заставила зеленую кожу порозоветь в знаке надежды. – Но я не прекращу попыток отыскать выход и из этого тупика. Он должен существовать. И я признаю, что пока не способна его найти. Ведь выход есть, правда, великая Амбаласи?

Та промолчала, не желая огорчать Энге. А потом отвернулась и принялась разглядывать небо и воду. Но вечерний свет заставлял помнить о смерти.

Вейнте' о смерти не думала. И о жизни тоже. Она просто существовала. Ловила рыбу, когда чувствовала голод, пила из родника, когда хотелось пить. Бездумное и бесцельное существование устраивало ее. Но иногда приходили воспоминания – и тогда Вейнте1 теряла покой и, охваченная эмоциями, начинала щелкать зубами.

Ей не нравилось это.

Лучше было не вспоминать. И вообще не думать.

Глава восьмая

Janasso to tundri hugalatta,

ensi to tharmanni – foci er

suas tharm, so et ho/a likiz modia.

Смотри на лес, а не на звезды -

Не то глазом не успеешь моргнуть,

Как твой тхарм окажется на небе.

Пословица тану

Когда жара стала невыносимой, Керрик велел сделать привал.

– Рано, – недовольно буркнул Харл.

Шло уже шестнадцатое лето его жизни, и он уже был больше охотником, чем ребенком.

– Для тебя да. Но мы переждем здесь жару и пойдем дальше, когда станет прохладнее. Если сильный охотник не хочет ждать, он может разведать тропу. Быть может, твое копье найдет свежее мясо.

Харл обрадованно бросил шесты травоиса на землю и схватил копье. Но Керрик остановил его.

– Возьми стреляющую палку.

– Она не для охоты.

– Она для мургу. Возьми.

Харл молча подчинился. Керрик обернулся к Армун, устало привалившейся спиной к дереву.

– Надо было нам остановиться раньше, – сказал он.

– Нет, все в порядке. Когда я иду, то не чувствую усталости.

Даррас отдала младенца матери. Армун приложила дочку к груди. Подобные домашние сцены и отсутствие внимания к своей персоне не нравились Арнхвиту, и он потянул Керрика за руку.

– Я хочу на охоту. С Харлом. Мое копье жаждет крови зверя.

Керрик улыбнулся.

– Я слышу речь не мальчика, но мужа. Должно быть, ты наслушался Ортнара.

И он посмотрел на тропу, которой они только что пришли. Никого. Хромой охотник всегда отставал – он не мог идти быстро. А сегодняшний переход оказался слишком долгим.

Керрик взял у Даррас кусок копченого мяса, опустился на землю и принялся жевать. Арнхвит уселся рядом – при виде еды он забыл про охоту.

Они уже почти покончили с едой, когда за деревьями мелькнуло что-то. Керрик потянулся к хесотсану. Арнхвит расхохотался.

– Там Ортнар, смотри не подстрели его.

– Не подстрелю. Просто глаз мой не так остр, как у могучего маленького охотника.

Весь взмокший, Ортнар медленно подошел, волоча мертвую ногу. Даррас поспешила к нему с тыквой, полной воды. Ортнар напился и, прислонившись к стволу дерева, сполз вниз.

– Рано остановились, – проговорил он.

– Армун быстро устает. Двинемся попозже, как только станет прохладнее.

– Возьми-ка свою стреляющую палку, – спокойно сказал Ортнар. – Там прячется зверь, он уже давно крадется за мной.

– Иди сюда, Арнхвит, – так же спокойно позвала Армун. – И ты, Даррас. Брось все, двигайся медленно.

Девочка задрожала, но подчинилась. Керрик шагнул в сторону и стал вглядываться в чащу.

Внезапно раздался треск – и огромное существо в белых и зеленых пятнах выскочило прямо на него.

Он вскинул хесотсан, тварь завизжала во всю глотку, яростно оскалив зубы. Керрик сжал оружие – но мараг несся вперед – сжал еще раз... И огромный мараг, выше человеческого роста, – рухнул к ногам Керрика.

В воздухе что-то мелькнуло – и крошечное копье Арнхвита воткнулось в тушу.

– Отлично, великий охотник, – проговорил Ортнар с непривычной улыбкой на лице. – Ты убил его.

Арнхвит боязливо подошел – огромная тварь внушала опасения – нагнулся и вытащил копье.

– А кто это?

– Мараг. – Ортнар сплюнул на труп. – Видишь, какие зубы. Хищник.

– Значит, не он съест нас, а мы его.

– Они невкусные, просто отрава.

– Ну тогда я у него хвост отрежу.

Ортнар усмехнулся.

– Хвост побольше тебя будет. Лучше отрежь коготь с задней лапы. Повесишь на шею рядом с ножом – чтобы все видели.

– Не прячется ли где-то второй? – спросила Армун.

Держа на руках младенца, она встала и отошла подальше. От трупа воняло.

– Не думаю, – ответил Ортнар. – Я видел таких, они всегда охотятся в одиночку. Должно быть, их запах отпугивает других мургу.

– И меня тоже, – проговорил Керрик, подходя к Армун и детям.

Ортнар остался на месте, держа копье наготове и глядя, как Арнхвит возится у туши. В это время вернулся Харл и стал с восхищением осматривать убитого марага.

– Дичи нет. Наверное, этот мараг распугал. Рядом большая тропа. На ней колеи травоисов.

– Свежие? – с надеждой спросила Армун.

– Старые, совсем заросшие. Я их с трудом разглядел.

Достав кремниевый нож, Харл принялся помогать перемазавшемуся в крови мальчику отпиливать коготь.

На этот раз они шли медленнее. Несмотря на протесты Ортнара, Керрик настоял, чтобы вооруженный хесотсаном Харл держался рядом с ним. Керрик шел впереди с остальными, охраняя их от диких зверей.

Восемь суток они шли по следу, оставленному ушедшими на север саммадами. Однажды Харл догнал Керрика.

– Что случилось? – спросил Керрик, поднимая хесотсан.

– Ничего. Просто Ортнар велел сказать, что мы проскочили нужную тропу. Это недалеко.

Когда они подошли, Ортнар стоял, опираясь на копье.

Он гордо показал на сломанную ветку, едва заметную среди других ветвей.

– Моя метка, с прошлого раза осталась. Нам сюда.

Ортнар пошел первым, остальным пришлось умерить шаг. Идти было недалеко – вдоль невысокого гребня, через мелкий ручей. С вершины холма открывался вид на океан, спокойные воды неторопливой реки, высокий тростник, стаи птиц... Неподалеку от берега – остров.

– А за ним пролив шире этой реки и гряда островов, отделяющая его от океана, – сказал Ортнар.

– Разобьем стоянку с этой стороны острова, среди деревьев, чтобы не заметили с океана. Придется поискать бревна для плота. Если успеем переправимся еще до темноты.

– А здесь лучше, чем на Круглом озере, – сказала Армун. – Я думаю, тут мы будем в безопасности.

Подальше от всяких мургу.

Прекрасно понимая, что она имеет в виду, Керрик сделал вид, что не обратил на ее слова никакого внимания. Конечно, ей хорошо вдали от самцов иилане'. А ему? Он уже чувствовал, что ему не хватает их богатой речи, жестов, смысла которых нельзя передать на марбаке. Они были частью его самого, и их отсутствие угнетало его.

– А хорошая ли здесь охота? – поинтересовался Арнхвит.

– Отличная, – ответил Ортнар. – Иди помоги Харлу собирать дерево для плота.

Лето выдалось сухим и жарким. Вода в большой реке опустилась. Заливные луга, затоплявшиеся весной и зимой, покрылись высокой сочной травой. Почти скрываясь в ней, бродили пасущиеся олени. Добравшиеся до края обрыва над долиной саммады с восторгом разглядывали мирную картину.

Тану разбрелись и принялись ставить шатры в тени под деревьями. Когда стемнело и все насытились, саммадары по одному потянулись к костру Херилака. Сейчас он не считался их вождем – ведь войны не было, но саммады шли вместе, и Херилак вел их.

– Тощают мастодонты, – начал Хар-Хавола, – надо бы остаться здесь, пусть попасутся. Я так и сделаю.

– Главное не мастодонты, а охота, – заявил Херилак, вызвав бурное одобрение. – Я устал от этих мургу.

Мне надоело их убивать. И хоть среди них попадаются вкусные, с оленем все равно не сравнить. Все видели луга. Нам нужны шкуры, ведь вы ходите в харадисе вместо теплых шкур, как саску.

– Летом в шкурах жарко, – рассудительно произнес Келлиманс, как обычно не склонный к шуткам и лишенный воображения.

– Конечно, – согласился Херилак. – Но здесь хорошая охота. Наступит зима, и может случиться, что нам придется уходить на север. Все может случиться. Мой саммад собирается поохотиться здесь. А потом пойдем дальше.

Среди всеобщего одобрения несогласных голосов не послышалось. Слушавшие разговор женщины тоже были согласны.

Здесь все кругом казалось знакомым, и повсюду было столько привычной тану еды, о которой уже успели забыть: корневища, ягоды, грибы, клубни знай только, какое растение выкапывать. Некоторые девочки ни разу в жизни не делали этого. Их надо было научить. Очень удачное место для стоянки.

Меррис радовалась вместе со всеми. Однако не все были счастливы...

– Он тебя наверное побил, если ты ревешь, – сказала она молодой женщине. – Не позволяй охотнику так обращаться с тобой. Возьми палку и дай сдачи.

Если он сильнее – отлупи, когда уснет.

– Нет, ничего подобного, – со слезами на глазах возразила Малаген. Как все саску, она была тоньше и ниже тану, оливковая кожа и темные глаза выделяли ее среди светловолосых и белолицых женщин тану. – Невасфар добр ко мне, поэтому я и ушла с ним. Я дура наверное, потому и реву.

– Вовсе ты не дура. Просто тебе не хватает друзей, твоего саммада. Мы ведь и говорим по-другому.

– Я учусь.

– Молодец. А вот я так и не запомнила ни одного слова саску.

– Наша речь называется сесек. И ты ошибаешься, ведь ты только что говорила про тагассо, а это наше слово.

– Потому что тагассо – вкусная еда, приятно вспомнить.

– У меня есть немного сухих зерен – могу сварить для тебя.

– Прибереги, самой понадобится. Утром тебе многое придется делать впервые. Будем собирать ягоды для эккотаца. Вкусно, тебе понравится.

Женщина саску была невысока ростом, как дети Меррис, когда они были подростками. Ей хотелось погладить бедняжку по голове. Нельзя – ведь она взрослая женщина. Малаген успокоилась.

Меррис неторопливо пошла между костров, желая побыть в одиночестве. А может, наоборот, ей не хотелось быть одной, и это ее тревожило. Дочери выросли и покинули ее. Солед погибла в городе мургу, вторая, Милде, со своим охотником кочует где-то с саммадом Сорли. Никто не знал, что с ними, ведь тогда они ушли на север, а остальные бежали на запад. Может быть, Милде жива. А вот ее собственный охотник, Улфадан, погиб. Она знала, что тану не оплакивают мертвых, знала, что тхарм каждого охотника по заслугам обретает место на небе.

Взглянув на усыпанное звездами небо, потом на костры, она вздохнула. Живой охотник лучше его тхарма в небесах. Впрочем, она женщина сильная... И одинокая.

– Не уходи далеко от костров, – раздался голос у огня, – здесь повсюду мургу.

Она покосилась на караульщика.

– Илгет, я убила мургу больше, чем ты видел. Обрати свою стреляющую палку в сторону леса, а я сама о себе позабочусь,

Спали саммады, горели костры. Караульщики наблюдали за лесом. Вокруг трещали кусты, слышались крики животных. Все как обычно. Без стреляющих палок нечего и думать о здешних южных краях. Только крошечные смертоносные шипы могли убивать огромных мургу, охотившихся в лесу.

Вопли зверей в лесу разбудили задремавшего Херилака. Через откинутый полог шатра он взглянул на звездное небо. Что-то жужжало над ухом охотник шлепнул себя по щеке и раздавил какое-то насекомое.

Завтра будет хорошая охота. Но оставаться здесь долго Херилак не хотел. Где-то в дальних краях живет Керрик, его надо отыскать. Потому-то Херилак так внимательно приглядывался к тропе, следя за каждым ее ответвлением. В мире много саммадов, глядишь, кто-нибудь да слышал про Керрика. Вот они поохотятся, вот отъедятся мастодонты – ив путь.

Яркая вспышка пересекла небо, погасла. Еще один тхарм... «Не Керрика, подумал Херилак, – нет, не Керрика».

Глава девятая

Enge hantehei, ate' emboke'na

iirubushei kaksheise', he'avahei;

hevai'ihei, kaksheinte,

enpeleiuu asahen enge.

Оставить отцовскую любовь ради холодных

Объятии моря – вот первое горе жизни,

А первая радость – подруги,

Что ожидают тебя.

Апофегма иилане'

Здесь, за волнами прибоя, было так хорошо.

Вейнте' плыла, подняв голову над водой. Океанские волны вздымались, опадали и устремлялись к берегу, обрушиваясь на песок белой пеной. С гребней она видела берег, зеленую стену джунглей и темнеющие вдали горы.

Видела ли она их раньше? Вейнте' не помнила, да это и неважно. Приподняв носовые клапаны, она фыркнула, вдохнула поглубже и, прикрыв прозрачными мембранами глаза, скользнула вниз, в прозрачные глубины.

Она погружалась все глубже и глубже, пока вокруг не стало темно. Лишь поверхность воды как серебряное небо качалась высоко над головой. Она отлично плавала – и теперь словно стала частицей подводного мира. Прямо под ней колыхались водоросли. Среди них прятались крошечные рыбки, которых она спугнула своим приближением. Вейнте' не обратила на них внимания. Над головой проплывала стая рыб покрупнее, пестрых и плоских, переливавшихся в воде всеми цветами радуги. Вейнте' устремилась в сторону косяка, изо всех сил работая лапами и хвостом.

Впереди вниз метнулись какие-то темные силуэты – рыбу заметила не только она. Вейнте' шарахнулась в сторону. Ей уже приходилось встречаться с крупными хищниками и спасаться от них на берегу. Неужели опять? Нет, темные силуэты были поменьше, их было много, и в очертаниях фигур чудилось что-то знакомое, Она так долго пробыла вне времени, лишь обозревая окружающее, но не осмысливая его, что не сразу узнала их. Неподвижно замерев в воде и тихонько пуская пузыри из ноздрей, она ожидала их приближения. И только когда вся стайка оказалась совсем близко, Вейнте' осознала, что видит иилане'.

От долгого пребывания под водой у нее заболела грудь и потемнело в глазах – и она быстро устремилась наверх. Вейнте' была потрясена видом невесть откуда взявшихся иилане'. Туман, так долго укрывавший ее праздное сознание, рассеялся. Целое эфенбуру молодняка в океане... Конечно же они из города – откуда же еще взяться здесь элининйил? Но молодняк обычно держится у родильных пляжей... И тут она заметила в них нечто странное: слишком уж велики были они для элининйил, даже собирающихся выйти на сушу. Перед ней были взрослые иилане'. Но что они здесь делают?

На поверхности появилась голова, за ней другая, третья... Они увидели ее. Не раздумывая, Вейнте' повернула к берегу – подальше от чужаков. Пенистая волна вынесла ее на мелководье, и Вейнте' побрела к знакомому берегу. Выбравшись на сушу, она остановилась, глядя на деревья и болото. Что она делает? Что хочет делать? Она пытается убежать от них?

Непривычные вопросы, непривычные мысли. Она чувствовала какую-то вялость, двигаться не хотелось. В жизни ей не приходилось отступать, бежать от трудностей. Так почему же она вдруг изменила себе? Только что она стояла, сгорбившись и опустив руки, но, когда она обернулась к морю, голова ее высоко поднялась и спина гордо выпрямилась. Темные фигуры брели к берегу среди волн, и она медленно пошла им навстречу и встала у края песка.

Иилане', шедшие впереди, остановились по колено в воде, открыв рты и удивленно глядя на незнакомку. Она оглядела их. Совсем взрослые фарги. Они стояли молча, не шевелясь.

– Кто вы? Что вы здесь делаете? – спросила Вейнте'.

Ближайшая фарги попятилась. Одновременно она выставила вперед ладони, по которым побежали цвета, складываясь в простейший узор.

«Вместе, – говорила она. – Вместе». И ни одного звука.

Вейнте' машинально ответила тем же жестом. Она не делала его с того самого дня, когда впервые вышла из воды много лет назад. И теперь с трудом припомнила его истинный смысл. Ну конечно, это просто знак приязни, жест обращения эфенселе к эфенселе в море.

«Вместе».

Фарги повыше ростом выступила вперед, грубо толкнув говорившую, так что та чуть не упала.

– Делай... что я говорю... делай это.

Примитивные жесты, грубые звуки, к тому же едва разборчивые. Кто эти существа? И что они здесь делают?

Но размышления Вейнте' разогнал внезапно нахлынувший гнев – чувство, которого она давно не испытывала на этом пустынном берегу. Гребень Вейнте' покраснел, и, раздув ноздри, она завопила:

– Что это за фарги такая? Что за червяк встал на задние лапы и командует мною?

Слова вылетели неожиданно для нее самой. Фарги озадаченно открыла рот, ничего не понимая в такой скороговорке. Заметив это, Вейнте' заговорила снова, неторопливо и просто.

– Молчание. Ты – малая, я – большая. Я командую. Скажи имя.

Фразу пришлось повторить с помощью движений рук и окраски ладоней, и тогда ее поняли.

– Великреи, – произнесла фарги.

Вейнте' с удовольствием заметила, что плечи ее опустились, а спина сгорбилась в знак подчинения. Как и следовало.

– Садись. На песок. Говори, – распорядилась Вейнте', усаживаясь на хвост.

Фарги покорно шагнула вперед, сложив руки в знак благодарности. То-то же. Только что пыталась орать, а теперь благодарит за приказы. Из моря нерешительно вышли остальные и окружили Вейнте', широко раскрыв глаза и рты. Знакомая компания... Вейнте' начала понимать, кто они и откуда.

Это было хорошо, потому что Великреи ничего толком объяснить не могла. С ней приходилось говорить лишь потому, что она одна была здесь иилане'. Остальные в сущности ничем не отличались от переростков – элининйил, так и не достигших зрелости. Даже имен, похоже, ни у кого не было. Общались они, прибегая к простейшим движениям и цветам: тем словам, которым учит море, и лишь изредка, чтобы выразиться яснее, издавали какие-то хриплые звуки.

Днем они ловят рыбу, объяснила наконец Великреи.

Ночью спят на берегу. Откуда пришли? Из города – это она знала. Где он находится? Когда до Великреи дошел смысл вопроса, она поглядела на пустынный океан и махнула в сторону севера. Ничего более ей добавить не удалось. Дальнейшие расспросы не дали никаких результатов. Вейнте' поняла, что возможности Великреи исчерпаны. Довольно. Она и так знает, кто перед него.

Отверженные. Те, кто не вышел на берег родильных пляжей, те, кто ушел в океан. Они жили в теплой воде и росли. И, созрев, оставили море, физически вполне способные жить на земле, отыскать дорогу от пляжа в город. Чтобы город их принял, кормил и поглотил.

Так могло быть. Жизнь иилане1 во всех городах была одинаковой. Вейнте' убедилась в этом, посещая разные города. В каждом городе трудолюбивые иилане' занимались разнообразными делами, фарги прислуживали им. Над всеми царила эйстаа, нижайшими были суетливые фарги. Повсюду они были похожи друг на друга, как водяные плоды. Безликие, безымянные, они толпились на улицах, стараясь высмотреть все, представляющее хоть какой-нибудь интерес.

Впрочем, не всегда безликие. Умные и способные учились говорить и старательно совершенствовали речь, пока не становились иилане' говорящими. А потом занимали в городе свое – не всегда высокое, но жизненно важное – место. Те, кто оказывался поспособнее, поднимались выше, иилане'-ученые брали их в ученицы, чтобы фарги овладевали разными ремеслами, продвигались, совершенствовали свое умение. Ведь каждая эйстаа тоже когда-то вышла на берег из моря, так что не было предела высотам, которых могла достичь фарги.

Ну а те, неспособные, кому не по силам уразуметь скороговорку приказов иилане'? Те, кто так и остался йилейбе – неспособными к речи? Те, молчаливые, что всегда держались в толпе с краю, прячась от мудрых слов, а не идя им навстречу? Одинаковые, неразличимые, они были обречены вечно оставаться за рамками существования иилане'. Просто ели, пили и жили ведь город давал жизнь всякому.

Но если город принимал способных, он должен был отвергать тех, кто лишен всяких способностей. Это неизбежно, И никогда не исчезнут они, державшиеся с самого края, кого в последнюю очередь кормят, кто получает остатки и отбросы. Те, кто целыми днями шатается, открыв рот. Они-то и есть нижайшие, и хорошо, если они понимают это. День за днем их отталкивали и прогоняли, и, оказавшись вдали от водоворота жизни, неудачницы все больше времени проводили на пустынных берегах и приходили в город только, чтобы поесть.

Они опять начали ловить рыбу – хоть это они умели делать. И, возвращаясь в город, встречали одни унижения и не понимали этого. Возвращались все реже и реже и наконец перестали приходить. Жестоко – нет, это естественный отбор. И нечего хулить или хвалить этот процесс. Он существует и все.

Вейнте' оглядела ничего не понимающие лица. Они так стремились понимать – и были обречены на пожизненное незнание. Город не отвергал их – город не мог так поступить. Они сами себя отвергли. Конечно, многие из них погибли вдали от города. Чаще спящими, от зубов ночных тварей. Так что перед ней были не нижайшие из низших, а живые покойницы.

Вейнте' вдруг ощутила странное родство с ними, потому что тоже была отверженной и живой. Еще раз оглядев добродушные физиономии, она обратилась к несчастным с жестом тепла и мира, с простейшим из простых знаком:

– Вместе.

– Неужели Дочери наконец научились вместе работать... в мире и согласии, как предписано Угуненапсой? – недоверчиво спросила Амбаласи.

Энге ответила утвердительным жестом.

– Угуненапса выражалась не совсем так, но мы учимся понимать указания мудрой Угуненапсы и использовать их в повседневной жизни.

– Желаю видеть результат.

– Это возможно – и немедленно. Я думаю, лучше подойдет приготовление пищи. И для жизни необходимо, и требует сотрудничества.

– А вы не зазвали опять сорогетсо? – последовал полный мрачной подозрительности вопрос.

Энге мгновенно ответила резким отрицательным жестом.

– Сорогетсо больше не приходили в наш город.

– Это половина проблемы. А из города к ним теперь никто не ходит?

– Приказы твои двусмысленны...

– Мои приказы всегда ясны, однако злодейка Нинпередапса, которую вы упорно зовете Фар', все-таки явилась туда со своими приспешницами в проповедническом пыле.

– И ее жестоко покусали, ты знаешь сама, ведь ты перевязывала ей раны. Она еще лежит – до сих пор не оправилась – и все ее последовательницы сидят возле нее.

– Да будет ее выздоровление медленным, – недоброжелательно отозвалась Амбаласи и показала на гигантского угря, слабо дергавшегося на берегу. Их по-прежнему много?

– Да. Река так и кишит ими. А теперь смотри – и увидишь превосходный пример, как трудятся все, осененные духом Угуненапсы.

– Дочери Проволочки действительно за работой!

Немею от изумления.

– Заметь, что распоряжается ими Сатсат, бывшая со мной в Алпеасаке. Работницывыбрали ее старшей – за все страдания, которые она вынесла за свою веру, и за стойкость перед лицом всяких бед.

– Ну, выбирая старшую, я руководствовалась бы иными соображениями...

– Как известно мудрой Амбаласи, руководить подобным бездумным занятием способна почти каждая сколько-нибудь разумная иилане'. Все мы равны во вдохновленном Угуненапсой сотрудничестве, и направлять труды других великая честь. Сатсат заслуживает двойного одобрения – она организовала работу так, что все трудятся в равной мере, в едином порыве. А когда с делами будет покончено, надеюсь, что сегодня еще хватит времени обсудить с нею в подробностях принципы Угуненапсы. Сегодня Сатсат расскажет о восьмом... Ты еще не слыхала об этом. Видишь, они остановились послушать. Тебе повезло.

Амбаласи возвела глаза к небу в знаке благодарности за редкую удачу,

– А не было ли мое везение организовано тобою?

– Амбаласи все видит, все знает. Я говорила им, что приведу тебя и что ты будешь рада услышать о восьмом принципе. Мне ведь не удалось изложить его тебе.

Спасения из подстроенной ловушки не было. Амбаласи с ворчанием опустилась на хвост.

– Есть время послушать, я устала. Но недолго.

Сатсат вскарабкалась на один из чанов с энзимами и, как только Энге дала ей разрешающий знак, заговорила:

– Восьмой и последний принцип во всей своей очевидности направляет тех, кто принял слова Угуненапсы. Принцип этот гласит, что Дочери Жизни должны помогать всякой иилане' познать Дух Жизни и найти путь к благочестивой жизни. Подумайте о глубоком смысле такого короткого и такого ясного изречения.

Мы, знающие сей путь, должны помогать остальным, чтобы заблуждающиеся и непонимающие могли им следовать. Но, когда ты постигла эту истину, возникают два весьма важных вопроса. Во-первых, как делать это на виду у тех, кто желает нашей смерти, потому что мы верим в Угуненапсу, и второй как мы можем достичь гармонии и мира, если живем, убивая других? Не следует ли нам прекратить есть, чтобы не убивать живые существа, что питают нас своей плотью?

Она умолкла, потому что Амбаласи встала и, подойдя к чану с энзимами, с удовольствием отправила в рот кусок рыбы.

– К вечеру освободите его. Благодарю за информацию о восьмом принципе, мне необходимо уйти.

– Благодарю тебя за присутствие, Амбаласи. Возможно, ты желаешь услышать мои комментарии...

– Отвечаю кратко. Нет. Все восемь принципов поняты мною. Применение седьмого очевидно. Я ухожу.

Повернувшись, Амбаласи поманила к себе Энге.

– Я довольна. Твои Дочери при всем их невысоком интеллекте и склонности к дискуссиям вполне способны выполнять работу, доступную фарги. Теперь я должна отправиться вверх по реке. Меня не будет несколько дней, и, если город будет все это время отлично работать, мое удовольствие приумножится.

– Воистину город Амбаласокеи – город премудрой Амбаласи. Ты дала жизнь и ему, и нам. Мы рады лелеять-беречь твой дар.

– Хорошо сказано. Моя помощница Сетессеи уже ждет меня возле урукето. Мы отплываем. Предвкушаю чудеса, которые увижу по возвращении.

Опустив увесистый контейнер, Сетессеи помогла Амбаласи подняться на широкую спину урукето, потом махнула Элем, выглядывавшей из плавника.

– Ты проинструктировала ее? – спросила Амбаласи.

– Как ты велела. Сначала мы идем к пляжу у озера, там одна из экипажа дожидается нас с лодкой.

– А лодка хоть получше, чем в тот раз?

– Та же самая. Но теперь она куда спокойнее.

Путешествие было недолгим, и переправа в лодке на берег не принесла тех неприятностей, которых ждала Амбаласи. Бурча, она выбралась на пляж и поманила к себе Сетессеи.

– Возьми контейнер – и за мной. А ты жди нас в лодке.

Знакомой тропой они добрались до острова посреди протоки, где жили сорогетсо. Приблизившись к мосту, они увидели пробирающуюся по нему фигурку.

– Начинаем, – проговорила Амбаласи, – открывай контейнер.

В покорном жесте Сетессеи была заметна тревога.

Поставив контейнер на землю, она открььла его, вынула хесотсан и протянула Амбаласи.

– Неуверенность и страх, – показала она руками.

– Вся ответственность как всегда на мне, – с мрачной решимостью ответила Амбаласи. – Приходится это делать. Иначе ничего не выйдет.

Маленькая Мооравиис доверчиво спешила навстречу – она была не знакома с оружием иилане'.

Она остановилась, приветливо взмахнула руками.

Подняв оружие, Амбаласи прицелилась. И выстрелила.

Сорогетсо пошатнулась и рухнула на землю.

Глава десятая

Позади! – вскрикнула Сетессеи. – Берегись!

Амбаласи обернулась и увидела самца, с яростным воплем приближавшегося к ней. Из хесотсана не промахнешься только вблизи, и она спокойно ждала, пока тот подойдет поближе. Оружие щелкнуло – и он ничком упал в кусты.

– Это Еассасиви? – спросила ученая.

Сетессеи подошла к телу и перевернула его на спину.

– Он.

– Хорошо. Пойдем искать остальных.

Важно не упустить ни одного.

– Я очень боюсь...

– А я нет. Ты говоришь как сильная ученая или как слабая фарги?

– Но влияние метаболизма... Я не уверена...

– Напрасно. Ты же видела ступню, которую я вырастила из генетических препаратов иилане'. В генетической совместимости нельзя сомневаться. Эффективность и безопасность наркотика доказаны. Я и тебе его вводила, когда ты вызвалась.

– С большой неохотой: чтобы ты не опробовала его на себе.

– Нет жертвы, которую нельзя принести ради прогресса науки. Ты пришла в себя, значит, и они придут.

Измененная железа этого оружия вырабатывает усыпляющее вещество, а не яд. И когда я введу прекращающее действие наркотика средство, они очнутся. А теперь бери контейнер – и живо вперед. Нужно действовать без промедления.

По дороге к острову они наткнулись на парочку сорогетсо и тоже ввели им наркотик. Перебравшись по мосту, они зашли в лес глубже, чем осмеливались до сих пор. Всех встречавшихся усыпляли. Тех, кто пытался спастись бегством, доставали выстрелом в спину.

Амбаласи остановилась, чтобы вновь заполнить оружие шипами.

Ученые впервые вступили на ту часть острова, куда вход им был строго-настрого запрещен. Они перебрались по древесному мосту, которого прежде не видели, и отправились по хорошо утоптанной тропе. Выглянув из тени деревьев на песчаный бережок, они увидели весьма интересную картину.

В теплой воде, положив голову на берег, нежился вялый самец. Возле него сидела маленькая самочка со сложенной из большого листа чашечкой, в которой серебрились рыбешки.

Родильный пляж и нянька, приглядывающая за беспомощным, вынашивающим яйца самцом. Но с одной лишь разницей. Когда самец закончил неторопливо жевать, он открыл глаза и поднял над водой руку.

– Еще.

Сетессеи отреагировала жестами удивления и смятения. Изумленная Амбаласи отпрянула. Этого не могло быть – однако же...

Сетессеи с ужасом посмотрела на Амбаласи.

– Огромная важность! – объявила она. – Нужна ли Амбаласи поддержка и помощь?

Но Амбаласи уже пришла в себя.

– Тихо, дура! Увидела – теперь думай. Или ты не понимаешь, что это? Теперь мне стали ясны некоторые моменты в биологии сорогетсо. Сила самцов и их явное равенство с самками. Вот – видишь? Естественная изменчивость? Сомневаюсь. Здесь явно наличие тайных разработок. Естественные мутации не могли привести именно к этому следствию.

– Смиренно прошу пояснения.

– Сама смотри. Самец в сознании. А это значит, что все самцы живут долго. Вспомни – если ты только знала об этом, – что из-за неспособности выйти из оцепенения каждый третий самец погибает после рождения молодняка. Но это же не обязательно...

Амбаласи погрузилась в размышления, обдумывая выводы из подобного положения дел. Она очнулась, лишь когда самец съел всю рыбу и нянька собралась уйти.

Когда сорогетсо пересекла пляж и вошла в лес, Амбаласи выстрелила ей вслед – та упала. У воды раздались недоумевающие возгласы.

– Слушай внимательно, – распорядилась Амбаласи. – Оставь здесь контейнер – вернемся потом.

Крайне необходимо, чтобы в тот момент, когда я подстрелю самца, ты была рядом – иначе он захлебнется.

Ступай.

Они едва слышно пересекли пляж, и, когда подошли к самцу, тот что-то вопросительно пробурчал с закрытыми глазами. Амбаласи выстрелила прямо в пропитанный кровеносными сосудами гребень – и голова поникла.

Сетессеи была тут как тут и подхватила самца за плечи.

Он оказался таким тяжелым, что она не смогла сдвинуть его с места и уселась рядом, поддерживая его голову над водой.

– Держи его, пока я не вернусь, – приказала Амбаласи и отправилась обратно за контейнером.

Из него она достала живой плащ. Он был большим и теплым на ощупь. Вернувшись, она помогла Сетессеи вытащить самца на песок и осторожно закутала его.

– Так, – проговорила она, устало потирая спину. – Молодняк в безопасности. Изменения температуры тела ему противопоказаны. Плащ вместо теплой воды. А теперь бери хесотсан и ищи, не пропустили ли мы кого-нибудь из сорогетсо. Потом вернешься ко мне.

Ступай.

Помощница удалилась, Амбаласи нагнулась и приподняла плащ у ног самца. Легким прикосновением она раздвинула его вздувшуюся сумку и заглянула внутрь.

– Вот как! – Она с изумлением откинулась на хвост. – Объяснение в наблюдении. Четверо маленьких, может быть, даже пятеро. А у нас обычно от пятнадцати до тридцати яиц... Требуется время для размышлений. – В озере что-то плеснуло, и она заметила крошечные головки, вынырнувшие на поверхность – и мгновенно вновь попрятавшиеся в воду. – Новая причина для размышлений. В воде уже плещется эфенбуру. Что с ними делать?

Она еще размышляла, когда вернулась Сетессеи.

Амбаласи так погрузилась в раздумье, что не сразу пришла в себя. Наконец она заморгала и повернулась к помощнице.

– Пять яиц – не тридцать – вот и вся разница. В количестве их, только в количестве.

– Требуется объяснение. Понимание-постижение отсутствуют.

– Причина – выживание вида. Наши самцы не знают, что однократного пребывания на пляжах достаточно для сохранения рода иилане'. Какая разница, живы они или мертвы, если проклюнулось тридцать малышей?

Так ведь? А у сорогетсо яиц всего четыре или пять.

Чтобы догнать нас, им приходится выходить на пляжи раз шесть или семь. Так стоит ли удивляться, что они в сознании? Они должны выживать и опять возвращаться на пляжи. И по этой причине они обрели социальное равенство с самками, и даже превосходство над ними.

Но над этим еще надо подумать... – Наконец Амбаласи заметила терпеливо застывшую перед ней Сетессеи. – Ты хорошо поискала? Никто не спрятался?

– Никто. Я еще раз как следует проверю, но я уверена, что мы усыпили всех.

– Великолепно. Тогда немедленно возвращайся к лодке. Я потихоньку пойду за тобой. Вместе с той, что ждет у лодки, начинайте носить сорогетсо на берег. Я пойду к урукето и пришлю вам помощниц. Но сперва проинструктирую капитана. Она с радостью поможет, когда я объясню ей, в чем дело.

...Элем не только не выразила удовольствия, она была попросту потрясена.

– Не понимаю, – едва выговорила она, не в силах шевельнуться от удивления. – Сорогетсо необходимо увезти отсюда? Зачем это им понадобилось?

– Не им, а мне. В настоящий момент все они лежат без сознания, так что их согласия и не требуется.

– Без сознания...

– Элем! Путаница в твоей голове и неспособность к пониманию уже начинают мне досаждать. Объясняю подробно. Всех сорогетсо необходимо увезти отсюда.

Прикажи своим иилане' пойти на берег, погрузить сорогетсо в лодку, доставить на урукето и осторожно перенести в камеру. Поняла? Хорошо. Когда все они будут на борту, мы отвезем их вверх по реке – там я нашла место, где они смогут жить без вмешательства иилане', как часть естественной экосистемы.

– Но, великая Амбаласи, необходимы дальнейшие пояснения. Разве не является их переселение из естественного обиталища нарушением экологического равновесия?

– Нет. Во-первых, я сомневаюсь, что это место естественно для них. А что уже было когда-то сделано, всегда можно повторить. Но главное то, что отныне они будут далеко от этих Дочерей Раскола. Твои товарки уже успели причинить им много зла. Это более не повторится. Есть ли еще вопросы?

– Много...

– Тогда сформулируй их, пока сорогетсо будут доставлять на урукето. Это мой приказ. Ты повинуешься?

Мгновение поколебавшись, Элем сомкнула большие пальцы в знак преклонения перед высшим авторитетом, а потом отвернулась, чтобы отдать распоряжения – иилане', стоявшей на плавнике.

Дисциплинированный экипаж урукето, с усердием повинующийся седьмому принципу Угуненапсы, не стал протестовать. Пока шла погрузка, Амбаласи и Сетессеи еще раз прочесали остров и примыкавшие к нему места, где частенько бывали сорогетсо, но никого не обнаружили. Значит, все.

Когда погрузили последнее обмякшее тело, Амбаласи велела еще прочесать все окрестности, чтобы ничего принадлежащее сорогетсо не осталось на берегу. Собрали и принесли на урукето тыквы для воды, клеточки со смертельно ядовитыми пауками, яркие камешки в плетеных сумках и прочие предметы неизвестного назначения. Оставили только гнезда из сухой травы, в которых сорогетсо спали, – их не стоило труда соорудить вновь.

День уже клонился к вечеру, когда урукето, отойдя от отмели, следом за кувыркавшимися в воде энтиисенатами направился вверх по течению. Стоя на плавнике, Амбаласи наслаждалась отдыхом от дневных трудов.

Сложная операция прошла успешно.

Услышав звук, требовавший внимания, Амбаласи обернулась и увидела перед собою капитана.

– Отлично, Элем, – сказала Амбаласи. – Сделан крупный вклад в будущее процветание этих простодушных созданий.

– И как долго они пробудут в таком состоянии?

– Как только я сделаю инъекцию, они проснутся.

Не бойся, мы не обидим их. Теперь мне требуется информация. Что ты думаешь делать ночью? Оставишь урукето дремать до рассвета на мелководье?

– Как обычно на реке.

– Отлично. Тогда на заре пусть меня разбудят, и с помощью Сетессеи я сама поведу урукето. Никто из вас не должен приближаться ко мне и подниматься на плавник.

– Я не понимаю.

Амбаласи сделала жест досады.

– Я думала, что объясняюсь достаточно ясно. Под моим руководством Сетессеи поведет урукето туда, где мы высадимся. И поскольку берега реки ничем не отличаются друг от друга, особенно если смотреть на них глазами ничего не замечающих Дочерей из твоего экипажа, только мы с помощницей будем знать, куда будут высажены сорогетсо. Ты конечно тоже можешь запомнить это место... но и ты останешься внизу. Я прекрасно знаю, что ты как ствол дерева: крепка и надежна. Ты и командир и ученая. Но настанет день, когда мне придется покинуть этот мир, и сейчас я заставляю себя помнить, что ты тоже непоколебимая сторонница бредней Угуненапсы. И если тебя ее именем попросят сообщить, где я укрыла сорогетсо, ты конечно все расскажешь. Я не могу пойти на это.

Сорогетсо не должны испытывать вмешательства в свою жизнь. А теперь скажи, исполнишь ли ты мои указания?

Элем была в полном смятении.

– Я служу науке подобно тебе, великая Амбаласи.

Я согласна с тобой – это наилучший вариант. Но в то же время я и сторонница Угуненапсы. И обе стороны моей жизни должны согласовываться.

– Легче легкого. Вспомни о третьем принципе Угуненапсы – и твои мысли сразу прояснятся и выводы сделаются очевидными. Разве Угуненапса не говорила, что Дух Жизни, Эфенелейаа, великая эистаа Города Жизни, царит над всеми нами, обитательницами его? А разве сорогетсо к нам не относятся? Поэтому, уплывая в свой новый город на реке, они одновременно пребудут и в вашем Городе Жизни. Так говорила Угуненапса.

Разве я ошибаюсь?

Элем еще поколебалась.

– Ты права. Угуненапса говорила так – спасибо тебе, что напомнила. И я со смирением внимаю тебе, не являющейся Дочерью Жизни, но так хорошо разбирающейся в мыслях Угуненапсы, когда ты направляешь меня в неразумении моем. Конечно же, ты права, и приказ твой будет выполнен.

Вейнте' не стремилась командовать этими фарги – привычный порядок сложился сам собой. Если Великреи и была недовольна тем, что Вейнте' заняла ее место, то виду не показывала. Скорее напротив – старалась держаться поближе к Вейнте', в меру своих способностей пытаясь уразуметь ее указания. Она приносила Вейнте' самую вкусную рыбу из своего улова, с удовольствием следила, как та ест, и не приступала к еде, пока Вейнте' не закончит трапезу. Привычный порядок среди иилане': одним суждено отдавать приказы – другим повиноваться.

Чтобы распоряжаться этим эфенбуру переростков, особого ума не требовалось. Вместе они только ловили рыбу – и преуспевали в этом занятии. Они разбредались по берегу, заходили в воду – и медленно плыли вперед. Заметив косяк рыбы, они тут же извещали об этом друг друга простейшими знаками, по цепочке передавая сигнал, который в конце концов доходил до Вейнте'. Тогда она плыла в указанном направлении, чтобы взглянуть, достаточно ли велик косяк, годится ли рыба в пищу. Если поохотиться стоило, она жестом посылала фарги вперед, дальше все происходило самым привычным образом.

В другое время они не общались. Пили – когда хотелось пить. Замерзнув, выбирались на солнце. Подобно ящерицам, валялись на берегу, и Вейнте' это устраивало, поскольку не нарушало бездумного покоя в ее душе.

Соседство их, пусть и бессловесное, приносило ей удовольствие. Одинаковые дни сменяли друг друга, и не нужно было ни думать, ни беспокоиться. Здесь, на экваторе, было трудно отличить день ото дня. Изредка шли дожди. В море хватало рыбы, пресноводные ручьи не пересыхали. Вот и вся жизнь – простая и беззаботная.

Более фарги ничего не умели делать. Едва ли они представляли себе иные возможности – раз предпочли такое существование городской жизни, полной трудов и волнений.

Когда приходили думы, Вейнте' старалась отделаться от них. Она просто испытывала удовлетворение от соседства фарги и того, что ее окружало.

Дни сменялись ночами, а ночи рассветами, время величественной поступью шествовало мимо.

Глава одиннадцатая

Alitha hammar ensi igo vezilin

geddci. Sammad geddar о sammadar sapri.

Hе бывает двухголовых оленей.

Так и у саммада – один саммадар.

Поговорка тану

Лил дождь. Тропический ливень тяжелым пологом занавесил землю под свинцово-серым небом. Струи так громко хлестали по натянутым шкурам, что тану приходилось разговаривать громко.

– Когда же этот дождь кончится? – проговорила Армун.

Младенец завопил: небо расколола молния, и над вершинами деревьев прокатился

Гром.

– Третий день льет, – отозвался Керрик. – Я не помню, чтобы дождь шел больше трех дней подряд. Наверное, к вечеру перестанет. Тучи, похоже, редеют.

Он поглядел на Харла, обжаривавшего над огнем тонкий ломоть оленины. Дым стелился по земле. Порыв ветра, залетевший в шатер, окутал Харла дымным облаком. Тот закашлялся и принялся тереть глаза. Сидевший на корточках перед костром Арнхвит засмеялся – но тут же сам стал кашлять. Ортнар сидел в обычной позе, вытянув вперед неподвижную ногу, и вглядывался в пелену дождя.

Здесь, на острове, он часто сидел так и молчал.

Керрик тревожился за него. Других забот у него не было – стоянка на острове во всех отношениях была лучше, чем у Круглого озера. В тростнике водились утки, их можно было лозить силками. Хватало и дичи:

Оленей и мелких мургу со сладким мясом. Хищных мургу они убивали, едва те попадались на глаза. Изредка мургу перебирались через неглубокий пролив, отделявший остров от материка. Хорошее место. Армун – как это часто случалось, когда они жили вместе, – разделяла его мысли.

– Хорошая стоянка. Мне не хочется уходить отсюда.

– И мне. Хотя иногда я вспоминаю про саммады.

Интересно, они так и остались в долине саску?

– Я боюсь, что они погибли, что их убили и съели мургу со стреляющими палками.

– Я тебе сколько раз говорил – они живы и здоровы.

Он протянул руку и отвел волосы с ее лица, когда она склонилась над младенцем. А потом провел пальцами по лицу до раздвоенной губы. Армун улыбнулась.

Охотнику не полагалось проявлять чувства на виду у всех – и она обрадовалась.

– Ты уверен? – озабоченно спросила она.

– Да. Я же говорил тебе, мургу не умеют лгать.

Потому что каждое их слово есть мысль. Что на уме, то и на языке.

– Я так не могу. Иначе беды не оберешься. – Она рассмеялась и добавила:

– А может быть, и удачи.

– Ты поняла. Мургу приходится высказывать все, что они думают. Когда я разговаривал с их саммадаром и дал ей нож из небесного металла, она обещала мне, что прекратит войну и вернет войско в город. Сказала – и сделала.

Дождь постепенно утих, но с деревьев еще капало.

К вечеру немного прояснилось, и сквозь ветви пробились косые лучи заходящего солнца. Керрик встал, потянулся и принюхался.

– Завтра будет ясный день.

Обрадовавшись окончанию невольного заточения, он взял хесотсан, копье и направился в сторону холма у стоянки. Арнхвит окликнул его – Керрик жестом позвал сына за собой,

Арнхвит трусил возле отца, держа наготове маленькое копье. Охотничьему делу его учили Харл и Ортнар, и в свои семь лет он умел идти по лесу совершенно бесшумно – не то что отец.

В кустах послышался шорох, оба замерли. Заметив небольшого зверька, Арнхвит быстро метнул свое копье.

– Элиноу! – объявил он. – Я успел заметить пятна на шкуре. И чуть не попал.

Он побежал за копьем. Мясо элиноу, некрупных и подвижных ящеров, люди находили вкусным. Имя существа Арнхвит узнал от самцов у озера и теперь правильно выговорил его на иилане'. Но теперь он все реже и реже прибегал к этому языку – незачем было,

Добравшись до вершины холма, отец с сыном посмотрели в сторону моря, на крохотные островки за лагуной. С моря на их берега набегали пенистые волны – шторм еще не кончился. Океан как обычно был пуст.

Иилане' из города еще ни разу не появлялись здесь.

«А что если охотницы снова приходили к Круглому озеру? – подумал Керрик. – И если приходили – что стало с самцами?»

– Искупаемся? – спросил Арнхвит на марбаке.

– Поздно, слишком темно. Сходим утром, заодно и рыбы наловим.

– Не хочу рыбы.

– Придется есть рыбу, если больше ничего не останется.

С тех пор как они покинули озеро, рыбу они ловили редко. Должно быть, потому, что слишком много ее съели. Но мысли об озере не оставляли Керрика, и он прекрасно знал почему. Что там случилось после их ухода? Проклюнулся ли молодняк – или как там это называется у иилане'? Если проклюнулся, то жив ли Имехеи? Эти думы не давали ему покоя все последние дни. Если Имехеи погиб, значит Надаске' остался один, и ему не с кем даже поговорить. А ведь оба не закрывали рта, даже если никто не слушал. А уж в обществе друг друга тем более. Что с ними случилось?

Они вернулись на стоянку еще до темноты, поели и принялись обсуждать планы на следующий день. Харл согласился, что искупаться и наловить рыбы хорошая идея. Редко открывавшая рот Даррас попросила взять ее с собой.

– Возьми ее, – сказал Ортнар. – Армун умеет пользоваться стреляющей палкой, да и моя копейная рука еще не ослабела. Здесь нам нечего бояться.

Слова Ортнара все решили. Теперь Керрик знал, что делать. Перед сном наедине с Армун он привычно делился с ней мыслями.

– А ты знаешь, как саску отмечают время? Оказывается, они не считают дней...

Она что-то пробормотала сквозь сон.

– Саноне рассказал мне, как они это делают. Он сказал, что этим тайным знанием обладают только мандукто, но я все хорошо понял. Я не умею делать рисунки на песке, как он, но могу считать луны. От полной до полной. А это много дней. С тех пор как мы оставили озеро, прошло уже три луны.

Что-то в голосе мужа встревожило Армун. Он почувствовал, как напряглось ее тело.

– Мы оттуда ушли, – ответила она. – Зачем снова говорить об озере? Давай спать.

– Мы ушли давно... Интересно, как там дела?

Она окончательно проснулась и, широко раскрытыми глазами уставившись в темноту, затараторила, не

Давая ему вставить слова:

– Что тебе озеро? Зачем тебе озеро? Там уже, наверное, мургу. Забудь о своих любимцах. Больше ты их не увидишь.

– Я же беспокоюсь о них – как ты не понимаешь? Я знаю, для тебя они просто пара мургу, которых надо убить.

– Прости меня за эти слова... Я старалась понять твою странную привязанность к ним, представить тебя живущим среди мургу. Не знаю, как это получилось, но, похоже, я начинаю понимать твои чувства к самцам.

Керрик ласково обнял ее. Таких слов от Армун он еще не слыхал.

– Ну, раз ты понимаешь меня, значит должна понять, что мне небезразлична их участь.

Она вздрогнула и высвободилась из его объятий.

– Не смей туда ходить. Не смей. Я понимаю тебя, но к ним не испытываю ни малейшей привязанности.

Оставайся здесь.

– Потом поговорим.

– Нет, поговорим теперь. Зачем тебе возвращаться к ним?

– Чтобы узнать, что с ними. Я буду осторожен – это же всего несколько дней пути. А ты будешь здесь в безопасности.

Армун отодвинулась от него и повернулась спиной...

Они уснули не скоро.

Армун не ошиблась: Керрик уже все решил. Утром он молча положил в мешок немного копченого мяса и горсть печеных на углях корней.

Ортнар сказал, что Керрик напрасно это делает.

– Что тебе это озеро? Мы ушли оттуда, и незачем возвращаться. Теперь там, может быть, уже много мургу. Это же ловушка.

– Ортнар, ты знаешь, зачем я иду туда. Меня не будет несколько дней. Охраняй саммад вместо меня.

– Но я же только наполовину охотник...

– Твоя копейная рука сильна как всегда, и наконечник копья по-прежнему остер. Да и Харл гораздо лучший охотник, чем я. Вы прекрасно обойдетесь без меня.

Ну, соглашайся, прошу тебя.

Неразборчивое ворчание Ортнара Керрик истолковал как знак согласия и принялся тщательно обматывать ноги шкурами. Узнав о его намерении вернуться к озеру, Армун перестала с ним разговаривать и только односложно отвечала на вопросы. Он не хотел уходить, не помирившись с женой, но выхода не было.

Керрик уже собрался идти, как Армун вдруг сама заговорила:

– Будь внимателен, возвращайся невредимым.

– Ты понимаешь, что я не могу иначе?

– Нет. Вижу только, что не можешь не пойти. Я бы пошла с тобой, но не могу оставить ребенка. Поторопись.

– Хорошо. Не беспокойся.

Харл отвез его на берег на плоту, сооруженном из толстых жердей, связанных лианами. Было решено, что Харл вернется на остров и спрячет плот среди деревьев.

Не говоря ни слова, юноша прощально поднял руку.

Керрик зашагал к лесу, держа наготове хесотсан.

Добравшись до широкой тропы, с которой еще не исчезли оставленные саммадом следы, он повернул на юг, потом остановился и огляделся.

В отличие от тану, Керрик плохо знал лес. Он даже не заметил сломанной ветви, которой Ортнар отметил поворот. Положив хесотсан, он взял кремниевый нож и срезал полоску коры на ближайшем дереве. Потом внимательно посмотрел вокруг, стараясь запомнить все приметы, чтобы не сбиться с дороги на обратном пути, и, подобрав хесотсан, отправился дальше.

Саммад шел на север много дней – приходилось примеряться к шагу Ортнара. А Керрик уже на третий день свернул с колеи на знакомую тропку к Круглому озеру.

В этих лесах он часто охотился и успел их изучить.

Неподалеку от бывшей стоянки он повернул и вышел к берегу рядом с тем местом, где находились их шатры.

Он шел вперед все медленнее и медленнее и наконец пополз, прячась за кустами. Место стоянки уже заросло травой, и лишь черный след от костра говорил о том, что здесь жили тану. Керрик спрятался за дерево и посмотрел на жилище самцов у воды.

На берегу что-то шевельнулось – Керрик поднял хесотсан и увидел иилане', сидевшую к нему спиной.

Керрик немного подождал. Наконец сидевшая поднялась и повернулась.

Сомнений не было – это Надаске'. Керрик уже хотел его окликнуть, но передумал. А что если он здесь не один? Не прячутся ли где-нибудь рядом другие?..

Казалось, поводов для беспокойства нет. Керрик увидел, как Надаске' подошел к воде и склонился над неподвижной фигурой. Это мог быть лишь Имехеи – живой! Почувствовав внезапно нахлынувшую радость, Керрик вышел из-за дерева и крикнул.

Быстро повернувшись, Надаске' метнулся к шалашу и сразу же выскочил из него, держа наготове хесотсан.

Керрик шагнул вперед.

– Приветствую великого охотника, убивающего всех, кто смеет шевелиться в лесу.

Надаске' стоял, застыв, словно каменное изваяние, и опустил хесотсан, лишь когда Керрик подошел ближе.

Потом заговорил:

– Многократное удовольствие. Присутствие не ожидалось-не верилось. Не с кем говорить, и я стал йилейбе. Ты вернулся.

– Конечно.

Керрик показал пальцем в сторону неподвижного

Имехеи.

– Все по-старому. Яйца лопнули.

– Не понимаю. Исчезли, что ли?

– В своем невежестве я забыл об отсутствии у устузоу необходимых познаний. Яйца находятся в сумке. Проходит некоторое время, они лопаются, и из них выходят элининйил и подрастают в той же сумке, питаясь выделениями некоторых желез. Когда они подрастут – то выйдут из сумки, и нам станет ясно, что с Имехеи.

– Сомневаюсь в точности выражений.

Надаске' посмотрел на воду, на неподвижного и безмолвного друга – и сделал жест, означающий жизнь и смерть.

– Таким он будет до тех пор, пока не выйдет молодняк. Потом умрет – или останется жить. Нам остается только ждать. Теперь уж скоро. Видишь, они уже шевелятся, посмотри внимательнее.

Керрик взглянул на живот Имехеи: под кожей что-то шевелилось – и отвернулся.

– Долго еще?

– Не знаю. Сегодня, завтра, еще несколько дней. Я не помню. – Заметив вопросительное движение Керрика, он ответил:

– Да, я уже побывал на пляже. Один раз. В ханане говорят: после первого раза можешь выжить, после второго скорее всего умрешь, а уж после третьего – наверняка. У Имехеи это впервые Есть основания для надежды.

Было тепло как всегда, и Керрик не стал разжигать костер, всегда досаждавший Надаске'. Даже почуяв запах дыма от одежды Керрика, он начинал чихать и старался отодвинуться подальше. К сырой рыбе Керрику было не привыкать. Они ели и разговаривали, пока не стемнело и стало трудно различать жесты. Потом они улеглись рядышком в шалаше, сооруженном самцами. Он больше напоминал спальню иилане', чем кожаный шатер тану, и вскоре Керрик заснул крепким сном.

Утром сырая рыба уже не казалась столь аппетитной.

Прихватив хесотсан, Керрик направился вдоль берега к роще фруктовых деревьев, где и наелся плодов. Когда он вернулся, Надаске' кормил Имехеи. Тот пошевелился, и Надаске' устроил его в воде поудобнее.

– Сегодня? – спросил Керрик.

– Сегодня, на днях... Но обязательно случится.

Такой ответ совершенно не устраивал Керрика, но другого от Надаске' добиться не удалось. Если оставаться – то надолго ли? Он обещал вернуться скоро – но когда? Для Керрика Надаске' и Имехеи, как и тану, были членами его саммада, и он был верен и тем и другим. Тану в безопасности на островке. И где же ему быть, как не здесь, у озера?

Легко говорить. Так день превратился в два, потом в три. Четвертый день не принес перемен, и Керрик понял, что надо возвращаться на остров. Он обещал Армун вернуться через несколько дней – все сроки уже вышли. Завтра придется уходить – значит, придется вернуться. Значит, ему предстоит новое путешествие, новое расставание...

– Нет перемен, – ответил Надаске' на следующий день на невысказанный вопрос Керрика.

– Свежего мяса хочется. Рыба надоела, тебе наверное тоже, – сказал Керрик. – Я видел оленей на том берегу. Надо бы добыть одного.

Ему было нужно не только свежее мясо, но и возможность хотя бы ненадолго уйти отсюда. Керрик уже не мог видеть неподвижного, ни живого ни мертвого Имехеи. Сегодня последний день. Утром он уйдет, если ничего не случится.

Приняв такое решение, Керрик отправился на охоту.

Лук он с собой не взял, зная, что стреляет из рук вон плохо. Пришлось заменить его хесотсаном. Охота с хесотсаном требовала умения как можно ближе подкрадываться к добыче, однако оружие иилане1 било наверняка.

Обойдя стадо, Керрик подобрался к нему с наветренной стороны. Первая попытка оказалась неудачной – олени заметили его и быстро исчезли из виду. Но во второй раз Керрику повезло – ему удалось подстрелить небольшого бычка.

Надаске' терпеть не мог огня и запаха дыма. Стало быть, надо поджарить мясо где-нибудь подальше от берега. Керрик решил развести костер и поесть, а оставшееся мясо отдать самцам.

На поиски сухих дров и высекание искры из кремня ушло немало времени, к тому же задняя нога оленя долго жарилась над костром. Жесткое мясо показалось необыкновенно вкусным, и Керрик долго глодал косточки. Полдень уже миновал, когда, забросав костер грязью, он перебросил тушу через плечо и зашагал к озеру.

Подойдя поближе, он издал призывный звук. Надаске' не ответил. Это на него не похоже. Стряслось что-нибудь? Керрик сбросил тушу с плеча и исчез в кустах.

Выставив вперед хесотсан, он осторожно подбирался к жилищу самцов. Если иилане' обнаружили стоянку, лучше выстрелить первым. На берегу росло высокое хвойное дерево. Керрик спрятался за ним и осторожно выглянул.

Случилось что-то ужасное. Надаске' сидел на песке, подавшись вперед и бессильно свесив руки. Имехеи лежал на берегу без движения, слегка приоткрыв рот.

Мертвый. Земля вокруг была залита кровью и усеяна мертвыми неподвижными тельцами.

Керрик, спотыкаясь, бросился вперед, издавая вопросительные звуки. Надаске' обратил к нему пустой взгляд и, сделав усилие, сказал:

– Они вышли. Он умер. Все кончено. Мой друг умер. Он умер.

Нагнувшись, Керрик посмотрел на тельца крошечных иилане'. Заметив, куда он смотрит, Надаске' вскочил и громко застучал челюстями. Изо рта его пошла пена. Боль чувствовалась в каждом его движении, в каждом слове.

– Они жили – Имехеи умер. Они убили его. Он уже умер, – а они все еще рождались. Вот они – самки, все здесь, на берегу. Я убил их. Потому что они убили его. Все это отродье погибло. А самцы, – Надаске' перевел взгляд с мертвого друга на озеро, – остались в воде. Если выживут – рядом с ними не будет этих. У них будет шанс уцелеть, которого не было у Имехеи.

Керрику нечего было сказать, нечем утешить Надаске', он ничем не мог изменить ужасный исход этого дня. Он вернулся за оленем и принес тушу к берегу.

В городе тело Имехеи положили бы в одну из погребальных ям, где корни специальных растений разрушили бы и тело и кости, возвращая питательные вещества вскормившему его городу. Здесь же пришлось вырыть яму под высоким хвойным деревом, росшим за стоянкой, и опустить в нее тело. Керрик натаскал камней и завалил ими рыхлую землю, чтобы ночью не раскопали трупоеды.

Теперь Надаске1 ничего не удерживало у озера.

Когда утром Керрик собирал вещи, Надаске' подошел и протянул ему что-то небольшое, завернутое в зеленый лист.

– Ты не можешь взять это? Я боюсь его повредить в дороге.

Керрик развернул лист и обнаружил золотую проволочную фигурку рогатого ненитеска. Жестом выразив согласие и благодарность за доверие, Керрик осторожно положил статуэтку между шкурами.

– Я осторожно понесу ее и верну тебе, когда придем.

– Пошли.

Они тронулись в путь с первыми лучами солнца, И ни один из них не оглянулся на опустевший берег.

Глава двенадцатая

Хорошая здесь рыбалка, – сказал саммадар Келлиманс, пошевеливая в костре палкой.

– В океане рыбалка везде хорошая, повсюду полно рыбы, – резко ответил Херилак, пытаясь справиться с гневом. – Ты что, собираешься рыбачить здесь и зимой, когда все стреляющие палки перемрут от холода?

Все равно придется уходить. Не лучше ли уйти сейчас?

– Станет холодно и уйдем, – вмешался Хар-Хавола. – Тут я с Келлимансом согласен. Но речная рыба конечно вкуснее.

– Если ты так любишь рыбу, можешь жить с ней в воде! – отрезал Херилак. – Тану охотники, а не рыбоеды...

– Но здесь и охота недурна.

– На юге охота лучше, – перебил всех Ханат, – а Керрик сделал для всех доброе дело.

– Подарил нам жизнь, – подхватил Моргил. – Пойдем с Херилаком – он решил отыскать Керрика.

– Ступайте! Кому вы нужны! – негодующе бросил Келлиманс. – Надо же было вам красть у мандукто порро, из-за вас и все эти хлопоты. Многие из нас с радостью увидят ваши спины. Уходите с Херилаком. А я останусь. Мне незачем уходить,

– Как это? – Херилак вскочил и махнул рукой во тьму в сторону юга. Разве есть здесь хоть один охотник, который не знает, что там, на юге, Керрик спас всех нас? – Он дернул и разорвал шкурок, на котором висел металлический нож. Херилак швырнул нож под ноги охотникам. – Это нам отдали мургу. Все знают нож, который носил Керрик. Это знак. Этот нож говорит, что Керрик остановил занесенную над нами руку мургу. Он послал его нам, чтобы тану узнали о победе.

Война кончилась, они ушли. Это Керрик заставил мургу уйти. Или кто-нибудь посмеет сказать, что я говорю не правду? – Он бросил яростный взгляд на саммадаров. Те поспешно закивали. Потом он посмотрел на притихших охотников и женщин. – Все знают, что это правда. И я говорю: мы должны идти на юг, чтобы найти Керрика, чтобы помочь ему, если он еще жив.

– Если он жив, зачем ему помощь? – возразил Келлиманс. Послышался одобрительный ропот. – Херилак, Керрик из твоего саммада, хочешь искать его – ищи. Но мы поступим по-своему.

– Мы хотим остаться, – подтвердил Хар-Хавола.

– Медузы с мозгами из мокрой грязи!

Херилак подобрал нож из небесного металла.

К огню шагнула Меррис. Уперев кулаки в бока и сверкая глазами, она оглядела охотников.

– Вы мальчишки, что объявили себя взрослыми и тут же обмочились от страха. Говорите прямо: вы боитесь мургу. И лучше забудете Керрика и будете есть одну рыбу. Чтоб ваши тхармы утонули в морской воде и никогда не поднялись на небо!

Раздались гневные крики.

– Зачем ты так? При чем тут тхармы? – недовольно отозвался Херилак.

– Я сказала и не стану брать назад своих слов. Если вы, охотники, считаете, что у нас, глупых баб, не может быть тхармов – почему я должна беспокоиться о ваших? Ты уходишь утром?

– Да.

– Со своим саммадом?

– Да, мы все обсудили – они согласны.

– Твои мастодонты умнее этих саммадаров. Я пойду с тобой.

Херилак признательно кивнул.

– Согласен. – Он ухмыльнулся. – Сильный охотник никому не помеха.

– Охотник, но и женщина – не забывай этого, саммадар.

Все было сказано, и оставаться у огня было незачем.

Пройдя мимо темных горок шатров, Меррис вышла на луг к стреноженным мастодонтам. Старая самка Дооха, заслышав шаги хозяйки, задрала хобот и принюхалась, потом забурчала, приветствуя Меррис, и принялась ощупывать ее кончиком тяжелого хобота. Меррис ласково похлопала по волосатой шкуре.

– Знаю, ты не любишь ходить по ночам, но на сей раз путь будет недолгим. Стой-ка смирно,

Меррис решила уйти задолго до разговора у костра.

Она разобрала шатер, привязала его и прочие пожитки к шестам травоиса. Дооха ворчала, но не противилась хозяйке. Узнав, что Херилак уходит, Меррис сразу же начала собираться. Пусть эти саммады торчат у реки, пусть жиреют на своей рыбе. Она уйдет на юг с саммадом Херилака. Хорошо снова путешествовать, к тому же ей нравилась Малаген. Меррис не о ком было заботиться – и никто не заботился о ней. Подогнав Дооху, впряженную в травоис, к шатрам, Меррис привязала ее к дереву и отправилась к костру Херилака.

Заметив ее, Малаген радостно заулыбалась.

– Ты тоже пойдешь с нами?

– Пойду. Здесь все провоняло рыбой.

Малаген нагнулась и зашептала:

– И не ты одна. Алладжекс Фракен тоже уходит с нами. Это очень хорошо.

Меррис громко фыркнула.

– Старый Фракен. Лишняя обуза. Только зря чужую еду переводит.

Малаген разволновалась.

– Но это же алладжекс. Он всем нужен.

– Алладжекс нужен, а не этот пустомеля. Я позабыла больше лечебных отваров, чем он умел приготовлять. Его не сравнить с вашими мандукто. Те мудры и умеют вести за собой. А этот стар и глуп. Скоро он умрет, и парень-без-имени займет его место.

– А разве не правда, что Фракен умеет читать будущее по совиным шарикам?

– Кое-кто верит в это. А я думаю, какая польза в шкурке и костях мышей. Я и без них предскажу будущее.

– А ты умеешь?

– И тебя научу. Херилак не сказал, но знай: Нивот оставит ваш саммад еще до рассвета.

– Да хранит тебя Кадайр. – В широко открытых глазах Малаген отражалось пламя костра. – Ты ведь не была здесь, ничего не слышала – Нивот только что забрал свой шатер.

Громко расхохотавшись, Меррис хлопнула себя по бедру.

– Я знала об этом. Нужно было только немного пошевелить мозгами. Раз мы идем искать Керрика, значит можем найти и Армун, убежавшую к нему из саммада. Она тогда ударила Нивота кулаком по лицу и сломала ему переносицу, потому у него такой кривой нос. И он вовсе не горит желанием встретиться с ней.

Было бы неплохо увидеть его спину.

– Значит, ты все знаешь о саммадах? А мне расскажешь?

– Я знаю не все, но достаточно.

– Ты поставишь здесь шатер?

– Не сегодня. Все собрано, уложено на травоис и готово к отбытию.

– Тогда иди спать в мой шатер.

– Нет, это шатер твоего охотника Невасфара. А в шатре должна жить только одна женщина. Лягу у костра. Не впервой.

К утру костер угас, угли остыли, но ночь была теплой. Меррис лежала, завернувшись в шкуры, и смотрела, как утренняя звезда тает в розовой полоске над океаном.

Она уже поднялась и привязала шесты травоиса, когда из шатров начали вылезать остальные.

– Эй, Херилак, будете спать до полудня, далеко не уйдете, – сказала она, едва саммадар вышел из шатра и стал принюхиваться.

Тот нахмурился.

– Твой язык зол с самого утра, Меррис.

– Мой язык говорит правду, великий саммадар.

Правда, что Фракен пойдет с нами? Прежде он не любил Керрика...

– Он тепло любит. И здешней зимы боится.

– Понимаю. Далеко ли пойдем?

– Сегодня дойдем до речушки, возле которой уже стояли. А если ты спрашиваешь, далеко ли придется уйти, чтобы отыскать Керрика, – отвечу: пройдем столько, сколько потребуется.

– К городу мургу?

– Если придется. Я чувствую – он где-то там.

– Я уже много дней не ходил туда, – сказал Керрик, стараясь казаться спокойным.

– Это неважно, – ответила Армун. – Ты – охотник, аохотник волен идти, куда вздумается. Ходи туда хоть каждый день. Но Арнхвит останется со мной.

Усевшись в тени раскидистого дуба, Керрик смотрел через поляну на воду.

Остров оказался великолепным. Оба шатра надежно скрывали деревья. Охота была отменной. За пресной водой не нужно было даже ходить. Утки: рыбу хоть рукой бери. Ягодами остров прямо усыпан. Армун и Даррас ходили за грибами и корешками и всегда возвращались с полными корзинами. Все чувствовали себя хорошо, малышка подрастала. Даже привычно ворчавший Ортнар как будто поздоровел. Счастью Армун мешал только Надаске', и она не собиралась мириться с его присутствием. Почему-то кроме Армун его никто и не видел. Для нее он был словно болячка, с которой она все время срывала корочку.

– Он же не причинит мальчишке вреда, – уже в который раз объяснял Керрик. – Арнхвит же сам хочет.

Керрик смотрел на сына. Всякий раз, когда родители ссорились, тот убегал к Харлу. Проследив за направлением его взгляда, Армун постаралась взять себя в руки.

– Ты думай о том, чего я хочу, а не он. Вырастет каким-нибудь не таким: наполовину тану, наполовину мараг. Как...

– Как я, – с грустью закончил Керрик. – Ни то ни се.

– Я вовсе не это хотела сказать... а может быть, именно это. Ты же сам говоришь, что и мараг из тебя не вышел, и охотника не получилось. Прошу тебя, пусть хотя бы он вырастет охотником.

– Он и так будет великим охотником – ведь его воспитывали не мургу, как меня. Не бойся. Но уметь с ними говорить, уметь понимать их – это же так важно! Мы с ними живем под одним небом, и среди тану лишь я знаю пути мургу. Когда он вырастет, нас будет двое, умеющих разговаривать с ними.

Керрик видел, что ему не убедить жену. Однако он снова и снова пытался это сделать, чтобы она наконец поняла: несчастный самец не должен быть преградой между ними. Но она не хотела его понять – или же не могла.

Взяв хесотсан, он встал.

– Пойду поговорю с Надаске', вернусь до темноты. – Армун резко повернулась к нему. – Арнхвит пойдет со мной. И не спорь.

Он повернулся и торопливо отошел от костра, чтобы не слышать ее возражений.

– Возьмем с собой Харла, – радостно проговорил Арнхвит, потрясая своим копьецом.

– Что скажешь, Харл?

– Вы рыбачить или охотиться?

– Как получится. Но сначала поговорим с Надаске'.

– Да вы ж не говорите, трясетесь и булькаете, – еле сдерживая раздражение, сказал юноша. – Без вас поохочусь.

Керрик посмотрел вслед Харлу. С каждым днем парень все больше становился охотником. И чересчур верил горестным откровениям Ортнара. Надо бы ему поменьше слушать калеку.

Здесь хорошо, безопасно и сытно, но как-то нерадостно. Керрик чувствовал себя виноватым, но ничего не мог поделать с собой. Как там Надаске'? Керрик так давно не видел его.

На небо медленно наползали тучи, в воздухе запахло грозой. На севере скоро начнут падать листья, закружатся первые снежинки. Здесь же только ночи станут прохладнее – и больше ничего не изменится.

Тропа спускалась к болоту. Местами оно было глубоким – и Керрику пришлось нести Арнхвита на плечах. Через маленький пролив они переплыли к другому острову. Арнхвит пронзительно выкрикнул призыв слушать говорящего, и Надаске' появился из своего убежища. В его движениях была радость от предвкушаемого разговора.

– Тому, кто слышит лишь голоса волн, речи друзей кажутся песнями.

– А что это – песня? – спросил Арнхвит, повторяя движения Надаске'.

Керрик начал объяснять, но умолк: он взял сюда Арнхвита, чтобы тот учился и слушал, и не нужно ему мешать.

– Значит, ты никогда не слыхал песен? Должно быть, я еще не пел при тебе. Вот эту любил петь Эсетта.

И, взволнованный воспоминаниями, самец запел хриплым голосом:

Надаске' внезапно умолк и невидящим взором уставился на воду, погрузившись в воспоминания.

Керрику уже приходилось слышать эту песню в ханане, где были заточены самцы. Тогда он ее не понял.

Но теперь он знал, как на пляжи приходит смерть.

– Там что – плавают и тонут? – спросил Арнхвит, подметивший тоску в песне, но не понявший ее причины.

Надаске' быстро взглянул на мальчика и промолчал.

– Ты сыт? – спросил Керрик. – Если тебе надоела рыба, я принесу мяса... – и умолк, осознав, что самец не слышит его.

Арнхвит подбежал к Надаске' и дернул его за один из больших пальцев.

– Ты не допоешь песню?

Опустив голову, Надаске' промолвил:

– Это очень грустная песня... Не надо было мне начинать ее. Высвободив палец из ладошки мальчика, иилане' посмотрел на Керрика. – С тех пор как я здесь поселился, чувство это все растет. Что со мной будет? Почему я здесь оказался?

Тоска мешала ему говорить, но смысл был понятен.

– Ты здесь потому, что мы с тобой эфенселе и я привел тебя сюда, встревоженно ответил Керрик. – Не мог же я бросить тебя одного.

– Может быть, так было бы лучше. И я бы умер вслед за Имехеи. Два это что-то, а один – ничто.

– Но мы-то здесь, Надаске'. И мы трое – эфенбуру. Арнхвита нужно многому научить, и это можешь сделать только ты.

Надаске' шевельнулся и задумался над этими словами. Когда он заговорил, в его словах и жестах уже не было печали.

– Верно говоришь. Правда, эфенбуру очень маленькое, нас только трое, но это во сто крат лучше одиночества. Придется подумать и припомнить другую песню, повеселее. Должна быть и такая.

И он задвигался всем телом, вспоминая забытые слова...

Глава тринадцатая

Efendasi'esekeistaa

belekefeneleiaa, deenke'deedasorog

beleksorop eedeninsu.

Дух Жизни, Эфенелейаа, есть

Высшая эйстаа Города Жизни,

И мы его обитательницы.

Третий принцип Угуненапсы

Неторопливо шагая среди деревьев по залитой солнцем тропке, Энге наслаждалась покоем. Тяжелые испытания, перенесенные ею, ушли в прошлое, оставив воспоминания о жестокости и смерти. Настоящее было теплым и светлым, и будущее казалось лучезарным. И когда она вошла на амбесид, чувства эти отражались в ее походке и в движениях тела, И все, кто там был, обрадованно зашевелились.

– Разделяем твои мысли, Энге, – скачала Сатсат. – Мы видим, что они просто прекрасны.

– Не прекрасны, а просты. И пусть они согреют вас, как меня согрело солнце. Поглядев на город, я поняла, как далеко мы ушли. Подумайте – и разделите мою радость. Первой была Угуненапса, и она была в одиночестве. Она творила – и восемь принципов ее преобразили мир. Потом пришло время, когда иилане' поверили ее слову, но мало их было, и они потерпели за свою веру. Многие из наших сестер умерли. Были дни, когда всем нам казалось, что смерть неизбежна. Но вера в Угуненапсу не оставляла нас, и теперь мы живем в мире, созданном нашей верой

Прекрасен наш город, и мы трудимся в ладу и согласии, а те, кто добивался нашей смерти, остались далеко и не ведают о нашем существовании. И собравшись здесь этим утром, чтобы утвердить нашу веру, мы видим: все вокруг доказывает ее истинность. Между пальцами Угуненапсы обрели мы здесь мир и покой.

Все дружно обратили взгляды к месту эйстаа, и Энге подняла вверх два сомкнутых пальца.

– Мы все между ее пальцами, – произнесла она, и все последовали ее примеру.

Такая церемония сложилась сама собой и очень нравилась сестрам. Те, кого избрали руководить городскими работами, каждое утро сходились на амбесид, чтобы обсудить планы на день. Это был привычный для всех городов иилане' ритуал. И хотя место эйстаа оставалось пустым, сестры собирались перед ним.

Как-то, услышав пересуды сестер на эту тему, Энге объяснила им, что место эйстаа вовсе не пусто, что это место Угуненапсы. Эфенелейаа, Дух Жизни, и есть истинная эйстаа нового города, которая незримо правит на амбесиде. Теперь, собираясь, сестры с уважением смотрели на пустовавшее возвышение, уже не являвшееся для них пустым.

Спокойный ход церемонии был нарушен возгласом Фар', привлекшим всеобщее внимание. Но прежде чем она успела заговорить, вмешалась Элем.

– Срочное дело, необходимость говорить первой.

Урукето голоден. Я должна вывести его на несколько дней в океан, чтобы покормить.

– Отправляйся сегодня, как только мы закончим, – приказала Энге.

– Мое дело тоже важно, – возразила Фар'. – И его следует обсудить до отбытия урукето.

– Нет, – твердо ответила Элем, – здоровье и безопасность огромного существа требуют срочности и не допускают споров.

– Великолепное замечание. Мудрые слова, – вмешалась Амбаласи, медленно приближаясь к стоявшим на амбесиде. – Мне уже случалась отмечать, что расположенность к долгим спорам зачастую перевешивает потребности жизни.

Она прошла мимо и уселась на прогретую древесину места эйстаа, сделав вид, что не замечает сердитого ропота Дочерей. Она знала об их предрассудках и теперь наслаждалась, устроившись, образно говоря, на коленях Угуненапсы.

– Вот об этой неверной я и хотела вести речь, – вознегодовала Фар'.

Потрясенное молчание охватило присутствующих: гребень Амбаласи дернулся и налился кровью. Но прежде чем она успела открыть рот, вмешалась Энге, стараясь предотвратить очередной поединок.

– Амбаласи вырастила этот город, и ему дано ее имя. Ты не имеешь права говорить с ней в столь оскорбительном тоне.

– Причин достаточно, – грубо ответила Фар'. – Я все взвесила. Не думайте, что я говорю в запальчивости. Дождливым днем вчерашнее солнце не греет – нечего превозносить прошлые победы перед лицом будущих неудач.

– Если в этих намеках скрывается хоть капля резона, выкладывай, заговорила Амбаласи, сопровождая слова оскорбительными жестами. Сомневаюсь, однако...

– Это верно. – Большие глаза Фар' вспыхнули гневом. – Ты во всем сомневаешься. Уселась перед нами на место Угуненапсы, хочешь показать, что считаешь себя выше ее. Куда тебе до нее. Ты действуешь против ее воли. Ты увезла отсюда сорогетсо, в которых она видела наше будущее!

– Сорогетсо, Дочь Противоречия, не принадлежат к числу сестер и не будут ими.

– Но ведь они были нашей надеждой. Их эфенбуру элининйил должны были породить новых Дочерей, но ты помешала...

– Первое истинное утверждение среди пустых слов!

– Так не должно быть. Верни их. Я разговаривала с экипажем урукето, и никто не знает, где ты их высадила. Ты должна сказать нам.

– Никогда!

– Значит, ты обрекаешь нас на смерть!

Воцарилась гробовая тишина, и лишь на Амбаласи не произвела впечатления сила эмоций Фар'.

– Довольно с меня твоей настырности и оскорблений, о Нинпередапса. Уходи.

– Ты не смеешь отдавать мне приказы. И тебе не избежать ответственности за свои злодейства. Смерть, сказала я, смерть и ждет нас. Все мы умрем однажды, как и все живое. Но когда умрет последняя из нас – умрет и весь город, а с ним и слова Угуненапсы, и память о ней. Ты губишь нас. Ты отнимаешь у нас будущее.

– Слишком сильные слова для такой дохлятины, как ты. – Амбаласи смягчилась. Ей начало нравиться это состязание – слишком уж спокойной стала здешняя жизнь. – Это Угуненапса обрекла Дочерей Жизни на смерть, лишив их братьев. Но я не придираюсь к недостаткам вашей философии. Кто скажет мне, согласно какому из принципов Угуненапсы необходимо искусственно разводить сорогетсо для ваших целей? Я немедленно признаю свою ошибку, если кто-нибудь меня переубедит.

Фар' открыла рот, но Энге шагнула вперед и встала между спорщицами.

– Говорить буду я. Хотя грубость Фар' причиняет мне боль, я благодарна ей за то, что она вновь подняла проблему. Благодарю я и великую Амбаласи, напоминающую нам, что решение следует искать в словах Угуненапсы – это истинная правда. Если там не окажется ответа – проблема не найдет решения. Но такое немыслимо. Мудрость и вдохновение, породившие восемь принципов, позаботились и об их будущем. Ищи ответ – и ты найдешь его.

– Я уже искала и нашла, – ответила Фар', – Я только просила Амбаласи спасти нас. Но Амбаласи – вестник смерти, она не поможет нам. Отвратим же от нее свои взоры и обратим их к Угуненапсе. Обратимся к восьмому принципу, Дочери Жизни, ибо на нас возложена важная задача, от нас все должны узнать о Духе Жизни и о праведном пути. И как в прежние времена, мы должны вернуться в города иилане', чтобы провозгласить всем нам известные истины...

– И умереть заслуженной смертью, – добавила Амбаласи, сопровождая слова презрительными жестами. – Когда я привезла вас сюда и подарила вам этот город, где никто не мучает и не убивает вас, вы называли меня спасительницей. Вы забыли об этом – хорошо, не буду напоминать. Только попрошу, чтобы Нинпередапса, разрушительница и спорщица, которая прежде звалась Фар', первой отправилась в города Энтобана.

Фар' выпрямилась и жестом дала понять, что принимает любые упреки.

– Я так и сделаю. – Она повернулась к Элем с вопросительным жестом. Ты отвезешь меня к городу иилане', где я могла бы проповедовать речи Угунеиапсы? Меня и тех, кто верит мне?

Элем нерешительно помолчала и, обратившись к Энге, потребовала наставлении. Та, как всегда, приняла на себя новую ответственность.

– Требование твое нельзя отвергнуть, но нельзя и немедленно выполнить. Необходимо подумать, обсудить...

– Почему? – грубо перебила ее Фар'. – Все мы равны и свободны. Чтобы воспрепятствовать мне, тебе потребуется взять в свои руки власть эйстаа, распоряжающейся всеми. Это немыслимо...

– Нет! – ответила Энге с жестами покорности и внимания. – Что немыслимо – так это твоя грубость и оскорбительное отношение к создавшей все, чем мы обладаем. Мы обдумаем твои слова – в них кроется глубокий смысл. А пока я приказываю тебе молчать, как того требует обычай утренних собраний.

– Ты не заставишь меня умолкнуть и повиноваться.

Ты сказала, что обдумаешь все, – так думай же. Я ухожу, потому что не желаю здесь более присутствовать. Но завтра я приду в это же время, чтобы узнать результат твоих размышлений.

С этими словами Фар' направилась к выходу в сопровождении приспешниц. Воцарившееся молчание нарушали только жесты неодобрения и отчаяния.

– Если бы я присутствовала при ее рождении, то раздавила бы ее прямо в воде, – спокойно, но с чувством произнесла Амбаласи.

Энге сделала жест печали и усталости.

– Амбаласи, не говори так. Ты пробуждаешь во мне чувства, которых потом придется стыдиться.

– Да ты сама будешь рада, когда она уберется отсюда. Ведь это же ясно.

– Но она говорила правду.

– И вызвала ночь среди ясного дня, – отозвалась Сатсат. Присутствующие согласно зажестикулировали. – Если она хочет уйти, пусть даже на смерть, это со право.

Одобряя сказанное, иилане' зажестикулировали быстрее.

– Этого не следует делать, – вдруг сказала Амбаласи, изумив всех. – Уж кто-кто, а я буду счастлива видеть, как ее гребешок затеряется в морской дали, – но это будет смертельно опасной ошибкой. Подумайте дважды, прежде чем оповещать мир иилане' о существовании нашего города. Они отберут все, что мы создали.

– Понимаю твою озабоченность, – ответила Энге, – и благодарю тебя за это. Но мы никогда не стремились спрятаться. Мы живем здесь и останемся жить. Нам нечего бояться. Не в обычае иилане' – об этом даже трудно подумать – являться в чужой город иначе как с миром.

– В нормальных, так сказать, обстоятельствах, ты была бы права. Но Дочери Жизни угрожают власти любой эйстаа. Где, в каком городе, ваше присутствие и проповеди терпели? Назовите мне его эйстаа! Ваши жесты красноречивее слов – нигде и никогда. На севере немало городов, которым угрожают наступающие с севера холода. Если хоть в одном из них узнают про нас – кто не захочет занять пустой город?

– Но этот город не пустой.

– Для эйстаа он пуст – потому что здесь нет эйстаа. И будь я эйстаа, то, обнаружив его, безотлагательно принялась бы наводить порядок в здешнем хаосе. – Амбаласи повысила голос, стараясь перекричать ропот неодобрения. – Я говорю вам то, что стала бы делать эйстаа, Бойтесь этой сомнительной поездки. Сюда прибудут на новообращенные, а враги. Я вас предупредила.

– Мы благодарим тебя, Амбаласи, – сказала Энге. – Но если Фар' и се сторонницы собираются покинуть город, мы не можем воспрепятствовать. Мы не можем приказать им остаться. Их требование следует рассмотреть, как и любое другое. Как еще нам добиться, чтобы слова Угуненапсы не умерли с нами?

Исследуйте восемь принципов, прошу всех. Необходимо отыскать решение.

– Прежде чем вернется урукето, – добавила Амбаласи. Она посмотрела на Элем. – Мои тебе совет: отправляйся немедленно и не возвращайся, пока животное не наестся досыта.

Ответив жестом согласия, Элем направилась к выходу. Амбаласи последовала за нею и, выйдя с амбесида, спросила:

– Сколько дней на это уйдет?

– Три, самое большее – четыре, в зависимости от того, как будет ловиться рыба.

– Пусть будет семь. Если через шесть дней вопрос не будет улажен, он нe будет улажен никогда. Фар' не собирается умирать ради нас.

И действительно, каждое утро Фар' с приспешницами являлась на амбесид и задавала собравшимся вопрос:

«Открыли восемь принципов ответ или нет?». Пять дней на этот вопрос ответом было молчание. Тогда она задавала второй вопрос: «Вернулся ли урукето?». Потом уходила.

Амбаласи не посещала эти грустные сборища – если решение найдется, то она немедленно узнает о нем. Она спокойно изучала и описывала собранные образцы. Только на шестой день, едва встало солнце, она отправилась на амбесид и вновь решительно заняла место эйстаа.

– Решение найдено? – спросила Амбаласи.

В отрицательном жесте Энге сквозила глубокая печаль.

– Оно не дается нам.

– Естественно – потому что его не существует, Значит, вы позволите Фар' уйти?

– Мы не можем остановить ее.

– Посмотрим.

На амбесиде показалась Фар' со своими подругами.

Их было много: намерения Фар' многих воодушевили.

Амбаласи задергалась от отвращения, а Фар' стала перед ними и вновь вопросила:

– Найден ли ответ среди восьми принципов?

С нескрываемым высокомерием она оглядела каждую из безмолвствовавших иилане'. Но едва она начала говорить, Амбаласи перебила ее:

– Ответ есть – да и нет.

– Я не буду говорить с тобой и слушать твои речи – ты не из числа верных.

– В твоих словах ничего нового нет: не стоит и думать над ними. А вот меня тебе выслушать придется, ведь твоя судьба зависит от моего решения.

Фар' стала отмахиваться – не желаю видеть, не желаю слышать. Вмешалась Энге.

– Прошу прощения за грубость и бестактность этой сестры. О каком решении ты говоришь, Амбаласи?

– Завтра возвращается урукето.

– Значит, отплываем, – твердо заявила Фар'.

– Нет! – отрезала Амбаласи. – Напоминаю – урукето принадлежит мне, я его увела из города и распоряжаюсь им. Кто-нибудь возражает?

Как всегда все в ожидании повернулись к Энге.

Подумав немного, та ответила:

– Пусть будет так, как говорит Амбаласи. Она по своей воле пришла к нам в заточение, помогла нам бежать и сделала все, чтобы мы покинули тот город печали на урукето. Она привела его в эти края и вырастила для нас город жизни. Мы пользовались урукето, но только с ее разрешения...

– Нет! – выкрикнула Фар'. – В таком случае она становится нашей эйстаа, а у нас не может быть эйстаа.

– И урукето, – злорадно добавила Амбаласи. – Повинуйся мне, иначе останешься в городе. Ты, Фар', чересчур молода, горяча, пуста и тщеславна – возможно, остальные не согласятся со мной, Но делай, как я говорю, покорись – или же сама плыви через море в Генласи. Путь далек даже для такой упрямицы, как ты.

Откинувшись на теплое дерево, Амбаласи с наслаждением окунулась в излучаемую Фар' ненависть.

Глава четырнадцатая

Как всегда Энге постаралась примирить воюющие стороны.

– Угуненапса учит нас жить в Городе Жизни. И у Амбаласи здесь не меньше прав, чем у тебя, Фар'. А во всем прочем она несравненно выше тебя: и в познаниях, и в умении, и в трудах, положенных во благо Дочерей Жизни. Здесь она много выше меня и уступает одной лишь Угуненапсе, родительнице истины. Мы оказались здесь и вырастили наш город только потому, что она руководила нами. И тобой тоже, Фар'. И все, что ты еще сумеешь сделать, станет возможным лишь потому, что Амбаласи освободила тебя. Я не требую от тебя благодарности, просто напоминаю об этом, Фар' еще не остыла.

– Теперь я еще и тебе обязана повиноваться, Энге?

Ты тоже моя эйстаа?

Энге оставалась невозмутимой.

– Я хочу, чтобы ты поняла лишь одно. Согласна ли ты, что именно Амбаласи освободила тебя?

Нерешительно помолчав, Фар' сделала скупой утвердительный жест.

– Вот и хорошо. И не забывай этого. Амбаласи всегда помогала нам будет помогать и впредь. И если она желает обсудить с тобой условия, на которых одолжит тебе урукето, будь любезна хотя бы выслушать ее. Ты можешь отвергнуть ее предложение, но сперва выслушай. Согласна?

Фар' опустила глаза и глубоко задумалась, а когда вновь посмотрела на иилане', от гнева не осталось и следа.

– Только рвение мое, только желание говорить иилане' слова Угуненапсы, дабы не забылись они вовеки, позволили гневу овладеть мною. И за это я прошу прощения у тебя, Энго, и других Дочерей Жизни. – Она показала на Амбаласи. – Но я не буду просить прощения у этой неверной, вы меня не заставите.

– Мне не нужны твои извинения, мерзкая! Говорят, какова иилане', таковы и враги ее. Надеюсь числить тебя среди врагов. Я погибла, если тебя будут считать моим другом. Ну так как, выполнишь ты мои указания?

– Выслушаю, – прошипела в ответ Фар'.

– Разумное заявление. – Махнув рукой на Фар', Амбаласи обратилась к остальным:

– Поговорим теперь об истории, об ее влиянии на будущие события.

Все вы когда-то были неверными. И когда такие, как Энге, говорили с вами, вы просвещались и обретали веру. Так я говорю? – Амбаласи кивнула в ответ на жесты согласия. – Так становятся Дочерьми? Где это случилось с тобой, Энге?

– Мое обращение произошло в городе Инегбанс, где великой учености иилане' по имени Эссокел говорила со мною.

– В городе?

– Да, конечно,

– Ну, а вы, – Амбаласи обвела всех широким жестом, – все ли ознакомились с вдохновляющим учением Угунснапсы в городе?

Все ответили согласием, даже Фар' – с великим недоверием.

– Конечно же. Иначе и быть не могло. Все вы были иилане', иначе никто из вас не сумел бы понять се аргументов. Но разве подобный путь обращения соответствует восьмому принципу Угуненапсы? Я усматриваю в этом различный подход,

Дочери зашевелились в изумлении, а Фар' ответила цветовыми сигналами, не допуская даже мысли о том, что эта неверная имеет право толковать принципы Угуненапсы. Только Энге молчала, слабо шевеля конечностями и хвостом в такт невысказанным мыслям. Амбаласи не сводила с нее глаз: движения Энге стали быстрее, и она широко раскинула руки от радости понимания.

– Как всегда великая Амбаласи просвещает нас своей ясной мыслью, и мы должны вознести ей хвалу и воздать высшие почести.

Фар' сделала отрицательный жест, остальные недоумевали. Амбаласи же явно была довольна таким признанием. Повинуясь сильному чувству, тело Энге судорожно задергалось.

– Амбаласи вновь обнаружила широту ума и глубину понимания, вновь показала нам, что постигла учение Угуненапсы. В нем есть любые ответы, но наша неискушенность не позволяет нам заметить их. Разве не восьмой принцип гласит, что мы. Дочери, должны поведать всем о Духе Жизни и о пути праведном? Почему же мы ограничиваемся собой?

Закончив, она просигнализировала желание услышать ответ. Среди общего удивления и задумчивости раздался голос Фар'.

– Ты решила проповедовать принципы Усупенапсы морским рыбам?

– Молчи, Фар' – сказала Сатсат, гнев сделал ее движения резкими. Своими речами ты позоришь и себя, и нас. Амбаласи ведет нас к истине, и она более предана учению Угуненапсы, чем ты со своими вечными отрицаниями. Все мы были уже иилане', когда узнали об Угуненапсе. И потому думаем только об иилане'. Но нельзя забывать про фарги. Они рвутся к знаниям, их пустые головы готовы наполниться учением Угуненапсы.

– Только великий ум может увидеть истины, скрытые от неспособных, вставила Амбаласи с присущей ей скромностью. – И ты, Фар', сделаешь вот что.

Пойдешь к фарги и будешь учить их. Иди к ним на пляжи, пока они еще не вошли в город. Покорми их, они потянутся к тебе, а затем расскажи им об Угуненапсе, о том, что они будут жить вечно. Сумеешь их убедить – вот тебе и обращенные. Если будешь держаться подальше от города, тебя никто не тронет. А фарги нет числа, их никто никогда не хватится. Соглашайся – и урукето отвезет тебя к городским пляжам.

Принимая похвалы как должное, Амбаласи прислушивалась к оживленной дискуссии. Но одним глазом она следила за Фар', и скоро Энге заметила это.

Потребовав знаком внимания, она повернулась к Фар'.

– Ну, что скажешь? Поведаешь ли ты фарги правду об Угуненапсе?

Все примолкли, ожидая, как отреагирует известная спорщица. Она подняла голову и решительно начала:

– Я не ошибалась... но, должно быть, переусердствовала. Амбаласи открыла нам истину, и я благодарю ее за это. Я отправляюсь к фарги и буду говорить с ними.

Наш город будет жить. И я еще раз благодарю Амбаласи за помощь.

В ее словах угадывался некий подтекст, но, казалось, Фар' говорила искренне. Обрадованная, переполненная счастьем Энге не обратила на это внимания. Мир восстановлен. Великое дело Угуненапсы будет жить вечно.

– Что еще прикажешь, великая Амбаласи? – спросила Энге как просительница, а не как равная, Амбаласи приняла это как должное,

– Я выращу контейнеры для консервирования мяса.

Когда они наполнятся, нам можно будет отправляться.

Предлагаю, чтобы в урукето было поменьше проповедниц – останется больше места для обращенных. А когда мясо закончится и обращение свершится, урукето вернется назад. Город будет процветать – ведь за работу возьмутся молодые и сильные фарги...

– Ты сказала «нам», – перебила ее Энге. – Значит, ты тоже собираешься плыть на урукето?

– Естественно. Кто еще сможет распоряжаться лучше, чем я? Я истосковалась по речам, в которых не повторяют без конца одно и то же имя. А вы решите, кого еще послать. Предлагаю, чтобы сестер было не более пяти.

– Предлагаю... – возмущенно фыркнула Фар'.

– Приказываю – если тебе не нравится. Но я великодушна и незлопамятна. Ты и еще четверо твоих – кого хочешь. Ты поедешь с нами, Энге?

– Я должна остаться в городе и подготовить его для новеньких, хотя больше всего хочу сопровождать тебя.

Сатсат, ближайшая моя, ты согласна поехать вместо меня?

– С радостью!

– Осталось трое, – заключила Амбаласи и, потянувшись, пошла прочь, – Я сообщу, когда настанет время отправляться, – обернулась она на ходу.

Величественным шагом она шествовала по городу, выращенному ее руками, названному ее именем. Впрочем, шла она медленно, понимая, что причиной тому не просто усталость. Она была стара и теперь часто в моменты спокойной задумчивости ощущала, что физические силы на исходе. Скоро придет конец – может быть, не завтра, но завтрашнее завтра, глядишь, наступит без нее. Следовало еще многое сделать, пока не свершилось неизбежное.

Когда она пришла в лабораторию, Сетессеи занималась образцами, но сразу бросила все дела и застыла в ожидании указаний.

– Надо вырастить контейнеры.

Амбаласи достала несколько высушенных яиц. Потом отыскала все необходимое и протянула помощнице.

– Для роста – питательная жидкость, потом заполни их мясом. Но сначала принеси угункшаа и запоминающего зверя.

– Какого?

– Какого-нибудь из пустых – я хочу сделать новую запись.

– Тут есть такой – в нем твои ранние заметки об океанических течениях и южных ветрах. И описание открытий.

– Давай его сюда. Это мне и нужно. Пустых мест не должно оставаться. Только сообщения об исторически важных свершениях.

Угункшаа, зверь, преображенный иилане', восседал перед Амбаласи, сверкая огромной органической линзой. Сетессеи установила рядом запоминающего зверя и осторожно вставила один из выростов, выступавших над почти атрофировавшимися глазами, в складку на боку говорителя памяти. Она подстроила прибор, и на линзе замелькало черно-белое изображение, послышался неразборчивый голос. Звуки и изображение пропали, когда на приборе открылся второй глазок поменьше и уставился на Амбаласи.

– Говори, – сказала Сетессеи, – Он будет слушать и запоминать.

Отпустив помощницу, Амбаласи собралась с мыслями и начала говорить. Каждое ее движение, каждое слово запечатлевалось в мозгу запоминающего животного.

– Сначала я расскажу о морских течениях, которые привели меня к этой новой земле...

– Довереннейшая моя Сетессеи останется с вами, пока я буду отсутствовать, – сказала Амбаласи. – Хоть она не равна мне, но о городе знает все, помогала растить его и умеет лечить раны, которые твои неуклюжие сестры получают на каждом шагу.

– Благодарность-многократная-огромная, – ответила Энге. – Все ли готово?

– Почти все. Сегодня закончат консервировать мясо. Когда пузыри погрузят, можно отправляться. Лучше всего с утра – мне нужно понаблюдать за течениями:

Как они идут на север и где исчезают. Надо собрать старые карты и те, что сделала я. И еще я хочу увидеть город Алпеасак, о котором ты столько мне говорила.

– Смерть и гибель в огне! Все иилане' мертвы, и повсюду одни устузоу с острыми каменными зубами в лапах – ив рощах, и на улицах.

– Тем не менее ты, Энге, и еще несколько сестер уцелели.

– Горстка оставшихся в живых Дочерей Жизни бежала на урукето, они все теперь здесь. Уцелела капитан и ее экипаж. И та, чье имя я не хочу произносить. Был еще самец – я не знаю, как его зовут – и с ним ученая Акотолп.

– Акотолп! Жирная и круглая, как речной угорь.

– Она самая.

– И где же она теперь?

– Неизвестно. Мы оставили урукето – я ведь рассказывала тебе, – чтобы избежать смерти от рук той, чье имя не называю.

– Надо бы осмотреть город. Может, устузоу уже покинули его. Течение уходит на север и так или иначе принесет нас прямо к берегам Энтобана. Проведем наблюдения, сверим карты.

...Они отправились в путь, едва рассвело. Урукето вышел из устья реки в открытое море.

Двоим членам экипажа было велено бросать в море нескхаков. Животные пытались нырнуть поглубже и скрыться, но их вытаскивали из воды за длиннющие выросты на хвостах. Когда температура менялась, изменялся и цвет их шкур. Амбаласи делала пометки на карте, потом нескхаков снова выбрасывали в воду,

Дочери-миссионерки проводили время в праздности и без конца рассуждали о восьми принципах Угуненапсы где-нибудь в уголке камеры, чтобы не услышала Амбаласи.

Путешествие оказалось приятным, было тепло, и все наслаждались. Вскоре мимо проплыл остров Манинлс, потом похожие на драгоценные камни острова АлакасАксехент.

Все время уставшая Амбаласи почивала внутри урукето. Карты, старую и новую, объединили, работа завершена. Благодаря Амбаласи открытый мир стал намного больше. И после очередного свершения ученая с удовольствием отсыпалась.

Она проснулась, почувствовав чье-то прикосновение к руке. Над Амбаласи склонилась Элем,

– Ты приказала разбудить тебя, когда покажутся берега Гендаси.

– Уже?

– Берег затянули дождевые облака, но он рядом, можно не сомневаться.

– Иду. Помоги мне подняться. Все тело затекло от сырости и сна.

Сильные руки Элем помогли ученой подняться, и Амбаласи неторопливо направилась к плавнику и с трудом поднялась наверх. В раздражении она прогнала двоих иилане' из экипажа, которые буквально слетели вниз, спасаясь от ее гнева, и поманила к себе Элем.

– Ты уже бывала здесь? – спросила Амбаласи.

– Нет, но карты весьма точны. Теперь нам нужно только не сворачивать цепь этих островов приведет нас к болотистым берегам континента. А\псасак лежит чуть севернее.

Облака рассеялись, и теперь низкий берег был отчетливо виден вдали. Песок, подальше лес. Элем взглянула на солнце.

– Мы будем там еще до темноты.

– Если у тебя есть какие-нибудь опасения, лучше останемся в море; помни об устузоу – Энге много рассказывала о них.

– Ужасные, непонятные и коварные.

– И вездесущие. Нужно быть осторожными.

– А может быть, и не нужно. – Элем прикрыла рукой глаза от солнца. – На берегу движение, лодки, урукето.

Амбаласи прищурилась, вглядываясь вдаль, но ничего не смогла различить. Только когда они подошли ближе, она все разглядела.

– Наблюдения величайшей ценности. Город снова принадлежит иилане'. Вон причалы, там урукето. Но пока не пойдем туда. Правь к берегу, прямо на пляж.

Пусть миссионерки придут сюда. И принесите контейнеры с мясом.

Когда пятеро Дочерей поднялись наверх, Амбаласи показала на берег, на рощу высоких деревьев.

– Запомните место и число тен. Количество пальцев на обеих руках. Урукето будет здесь через тен дней.

Мы заберем вас и тех, кому вы откроете путь. Прибой невысок, до берега доплыть нетрудно.

– А как же мясо? – спросила Фар'.

– Бросим в море, волны вынесут контейнеры на берег, и вы их соберете. Возвращайтесь через тен дней.

– А что если мы не успеем к этому времени?

– Я сделаю соответствующие выводы. Миссионерками я зову вас потому, что вы прибыли сюда с миссией: вы должны рассказать фарги о тех истинах, которые вам известны. Только прошу, постарайтесь убедить самых сильных и умных – в Амбаласокеи так много работы.

– А почему ты не присоединишься к нам? – подозрительно спросила Фар'.

– Нет, у меня есть дела поважнее. Помните – через тен дней. Дождавшись, пока последняя из Дочерей погрузилась в воду, она вновь заговорила:

– Отвези меня на причал и сразу же отплывай. Никому ничего не говори. А меня заберешь рано утром, когда начнется последний день тена.

Глава пятнадцатая

Амбаласи с огромным удовольствием сошла со спины урукето на истертую древесину причала. Одним глазом она проследила, как урукето уходит в открытое море, и мгновенно затерялась в портовой суете. Вокруг лежали широкие улицы, по ним бегали фарги, нагруженные свежей рыбой, мясом, какими-то тюками. В ароматном воздухе раздавались приказы и распоряжения.

– Великий город, деловой город... За целых тен дней я смогу сладко поесть и вволю наговориться, не слыша опостылевшего имени Угуненапсы. Даже не верится.

Она опустила к ногам небольшой контейнер и оглядела открывших рты фарги. Та, что стояла поближе, рта не раскрыла, и в глазах ее светился некоторый проблеск разума.

– Понимаешь-разумеешь? – медленно и четко произнесла Амбаласи.

Подняв ладонь, по которой побежали разноцветные волны, фарги дала понять, что понимает, потом добавила жестами: «Понимание и ожидание наставлений».

– Ты их получишь. Возьми-ка это. Следуй за мной.

Амбаласи пришлось повторить дважды, прежде чем фарги ответила цветами понимания и поспешила исполнить приказание.

Амбаласи шествовала по просторной улице – фарги с довольной миной шагала сзади – и наслаждалась городской суетой. Впереди показалась неторопливая цепочка фарги, которые тащили огромные куски мяса.

Амбаласи пошла за ними, вожделенно пощелкивая зубами. Она поняла, как надоели ей эти вечные угри. То ли дело прохладное мясное желе. А еще лучше теплое свежее мясо.

Улица привела к просторному помещению, где принимали пищу. Амбаласи миновала довольно заманчиво выглядевший рыбный отдел – к нему всегда можно будет вернуться – и направилась прямо в мясную – под навесы, где обрабатывали свежее мясо.

Приподняв крышку на первом попавшемся баке, она извлекла из него ножку небольшого животного, немного полюбовалась ею – и недолго думая откусила большой кусок.

– Внимание к словам! – потребовал резкий голос, и Амбаласи, деловито жуя, обернулась. Шею у стоявшей перед ней иилане' покрывали многочисленные толстые складки, обвисшая кожа на руках была разрисована замысловатыми завитушками. – Положи мясо, старая. Я не знаю тебя. Это мясо для эйстаа.

При звуке грозного голоса фарги, стоявшая за спиной Амбаласи с контейнером в руках, задрожала и съежилась. Ученая знаком велела ей не бояться и успокоиться. Неторопливо прожевав и проглотив кусок, она приняла позу высочайшей перед нижайшей и гневно прошипела:

– Жирный золоченый жучок! Растопчу! Вонючий червяк из помойной ямы! Перед тобой высочайшая из высочайших – Амбаласи, эйстаа всей науки, разум всего мира, мои возможности беспредельны. Я могу обречь тебя на смерть за дерзкие речи. Сейчас я подумаю об этом.

Ее движения были так убедительны, что фарги вокруг с визгом бросились врассыпную, а та, что держала контейнер, тряслась и стонала, зажмурившись.

Толстая иилане1 попятилась, открыв рот, шкура ее побледнела от такого отпора. От страха она плохо соображала и не могла говорить. Довольная произведенным впечатлением, Амбаласи откусила еще один кусок и, прожевав, проглотила.

– Одобряю трепет и уважение ко мне, – жестом показала она. – Величие великодушно, оскорбления забыты. Как твое имя?

– Муруспе... – выдавило вконец перепуганное создание.

– Скажи мне, Муруспе, кто эйстаа этого великого города, в котором подают такое вкусное мясо?

– Ее имя Ланефенуу. Она была эйстаа Икхалменетса до того, как Икхалменстс пришел в Алпсасак.

– Окруженный морем Икхолменетс пришел сюда?

Я не знала.

– Настал зимний холод. Холодная белизна опустилась на город.

– В это нетрудно поверить. Слишком уж далеко на севере был ваш город. А теперь веди меня к Ланефенуу, я наслышана о ней и почту за счастье познакомиться.

...Просторный амбесид купался в солнечном свете.

Эйстаа, на руках которой переливались разноцветные узоры, привычно отдавала распоряжения и приказы.

Приятное зрелище наполнило Амбаласи удовольствием.

Подойдя поближе, она заговорила:

– Могущественная Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса, пришедшего в Алпеасак, прими уверения в искреннем уважении от многознающей Амбаласи, что стоит сейчас пред тобою.

Ланефенуу сделала дружественный жест.

– Если ты и есть та Амбаласи, о которой я слыхала еще мокрой фарги, добро пожаловать в мой город.

– Разве могут в этом мире оказаться две столь прославленные иилане' под одним и тем же именем?

Признаюсь. Я и есть та самая Амбаласи.

– Амбаласи! – раздался чей-то голос. Ученая обернулась и увидела знакомую фигуру. – Амбаласи, ты учила меня всем премудростям науки. Какое счастье вновь видеть тебя.

– Не сомневаюсь. Неужели это ты, стройная Укхереб, моя ученица?

– Это я. Посмотри, кто еще спешит к тебе.

– Такая фигура может принадлежать только Акотолп. Эти ученые могут прославить твой город, ибо я их научила всему.

Их большие пальцы сошлись в знаке приветствия, и Ланефенуу приказала принести кресло поудобнее для престарелой ученой. Все присутствующие радостно шевелились: каждая слыхала о премудрой Амбаласи; а бесчисленные фарги, обступавшие иилане', дрожали от восторга, понимая, что свершилось великое событие.

Тут заговорила эйстаа, и все умолкли.

– Как же ты попала в мой город?

– На урукето. Капитан повела его к северу, продолжать мои океанические изыскания, важность которых превыше всяких сомнений. – Поманив к себе фарги с контейнером, Амбаласи достала оттуда запоминающего зверя, – Здесь все факты, эйстаа. Потрясающие открытия, полностью изменившие привычные знания иилане' о мире. Ни в одном городе иилане' еще не знают об этом. И я счастлива, что Ланефенуу первой узнает обо всем, раньше, чем мои подруги ученые. Великой эйстаа, способной перевезти целый город через океан, подобает и великая честь.

Ланефенуу сделала благодарный жест. Этот день надолго запомнится всем.

– Отойдите назад! – приказала она. – Величайшая иилане' науки будет говорить со мной с глазу на глаз.

Повинуясь приказанию, все немедленно бросились врассыпную – толкаясь и спотыкаясь. Вот уже десять, двадцать, тридцать шагов отделяют эйстаа с Амбаласи от восхищенных иилане', окруженных кольцом фарги. Амбесид был переполнен, ибо все в городе хотели быть свидетельницами важного события.

Они видели, как Амбаласи передала эйстаа запоминающего зверя, как сблизились их головы, но тихие голоса не позволяли истолковать значение жестов. Впрочем, скоро они все поняли: эйстаа встала, подняла запоминающего зверя высоко над головой и триумфально изогнула тело дугой.

Повинуясь разрешающему жесту, иилане' подошли ближе.

– Иилане' запомнят сегодняшний день и никогда не устанут о нем говорить. Мудрейшая из иилане' науки открыла мне это знание, а я открываю его вам. Мы не знаем еще, как велик наш мир. Мы пришли в Гендаси из Энтобана, на наших глазах обитаемый мир увеличился вдвое. Прежде мы знали только один континент и недавно обнаружили второй. А теперь слушайте и изумляйтесь. Великая Амбаласи обнаружила к югу отсюда третий континент, просторный и теплый. – Она обернулась к ученой. – Ты рассказала нам про новую землю, но не назвала ее имени. Сделаешь ли ты это теперь?

– Сделаю, ведь приказу эйстаа надлежит повиноваться, хотя скромность моя и протестует. Плывшая со мной на урукето иилане', увидев эти края, сказала: ты обнаружила этот континент и привела сюда урукето – значит, новая земля должна именоваться... узнала о нем прежде других иилане', потому она и... я прямо не решаюсь говорить... Амбаласокеи.

– Да будет так! Я, Ланефенуу, подтверждаю это, чтобы запомнили вовеки. Амбаласокеи, земля, открытая Амбаласи. Это действительно чудо.

Но удивление иилане' стало бы еще большим, сумей они проникнуть в тайные мысли Амбаласи, безмолвно наслаждавшейся триумфом. Она молча и неподвижно принимала почести. Если она умолчит кое о чем: о новом городе, о новой породе иилане' – ее ни о чем и не спросят, и все останется в тайне. Довольно с них и континента. Хватит радости на целый день.

По приказу эйстаа Акотолп вперевалку подошла к ней и взяла из ее рук запоминающее животное, осторожно ухватив его четырьмя большими пальцами. С разрешения Ланефенуу она и Укхереб поспешно удалились в лабораторию.

Амбаласи с облегчением посмотрела им вслед: место в истории обеспечено. Теперь слухи об ее открытии станут медленно передаваться от ученой к ученой, из города в город. Не быстро – так не принято у иилане', – но надежно. И однажды сюдаприплывет ктонибудь из ученых, послушает запись и отправится с вестью об открытии в Энтобан. Города, которым угрожает зима, заинтересуются, снарядят экспедиции. И однажды приплывут в ее город, в Амбаласокеи, пусть даже не при ее жизни, когда-нибудь... Уж сколько-то времени она подарит этим вздорным Дочерям. Хватит, чтобы решить их проблемы и – если возможно – позаботиться о будущем города.

Остаются сорогетсо, но они – совсем другое дело.

Их будущее в ее руках, и она чувствовала серьезную ответственность. Как удачно сложилось, что она и обнаружила их, и увезла в безопасное место, подальше от городских соблазнов. Какой тяжелый груз взвалила она на свои широкие плечи!

Амбаласи блаженно улыбнулась и знаком велела фарги принести водяной плод.

И потекли безмятежные дни. Эйстаа позаботилась об удобствах Амбаласи и поведала историю героического исхода из Икхалменетса, рассказала о битве за город и о последующей долгой войне. Случайно упомязгув имя Вейнте', Амбаласи вызвала такое раздражение Ланефенуу, что впредь не осмеливалась поминать его в присутствии эйстаа.

Она поговорила с обеими учеными и похвалила их, когда те рассказали о своем биологическом оружии.

– Великолепная работа. Город принадлежит иилане', а значит, вы обязаны были прогнать наглых пришельцев. И вы правы: Вейнте' не следовало преследовать их и пытаться уничтожить. Пусть это вредный, даже смертельно опасный вид, но, как любой вид живых организмов, они вправе рассчитывать на собственное место в мире. И как всякое загнанное в угол животное, они отчаянно сопротивлялись. Два урукето погибли, Вейнте' с позором прогнали. Ужасно. Но получен урок, и надеюсь, он всем пойдет впрок. Попытка истребить другой вид несет в себе семя самоубийства.

Ученые жестами выразили согласие со сказанным.

Больше отвратительную историю обсуждать не стали и с удовольствием обратились к более приятным вопросам: обсуждению биологических открытий Амбаласи и связи открытых ею видов с имеющимися в Гендаси. Это было куда более плодотворное занятие.

Дни летели за днями. Вкусная пища для тела, изысканное питание для ума. Ланефенуу настаивала, чтобы Амбаласи осталась, Укхереб и Акотолп тоже, но Амбаласи была непреклонна.

– Пребывание в Алпеасаке – просто наслаждение. Но работы мои еще не закончены. Я с каждым днем старею, дней для труда остается все меньше. А я должна все закончить. Работа движется. На урукето измеряют температуру воды, и скоро он вернется. И я уплыву вместе с ним.

Она уже поднаторела во всякого рода неопределенностях. Прошло девять дней, урукето вернется наутро, и она покинет город. Визит был очень приятным.

Однако удовольствие оказалось недолгим. Праздную беседу ученых вдруг нарушили крики и страшный шум, доносящийся с амбесида. Не успели они поинтересоваться, что случилось, как явилась вестница. Не какая-нибудь фарги, а Муруспе собственной персоной.

Запыхавшись, эфенселе Ланефенуу едва выговорила:

– Требуется присутствие... необходимость движения... сильное желание.

Расталкивая путавшихся под ногами фарги, они добрались до центра амбесида, где сидела эйстаа. Высокая иилане1, стоявшая рядом, крепко держала за руки низкорослую и тощую. Ее фигура показалась Амбаласи печально знакомой.

– Погляди-ка! – рявкнула Ланефснуу. – Погляди-ка, кого поймали на берегу.

Впервые в своей жизни Амбаласи не могла произнести ни слова.

Перед ней стояла Фар'.

Глава шестнадцатая

– Отсутствие понимания, – заявила Акотолп. – Полное незнание причин ее появления.

– Говори, эсекасак, – приказала эйстаа, – поведай собравшимся обо всем, что видела.

Высокая иилане' оказалась эсекасак – хранительницей родильных пляжей. Встряхнув Фар', как крохотного элиноу, она толкнула ее вперед.

– Долг мой охранять пляжи и самцов.

Когда самцы в ханане, я просто стерегу берега. Чтобы элининйил, выходящие из моря, были в безопасности. Они ведь слабенькие и нуждаются в защите. И я обязана видеть каждого элининйил, что выходит из моря, потому что одно дело эфенбуру на мелководье, а другое – город.

Она замолчала и беспомощно взглянула на эйстаа.

– Я расскажу, – сказала Ланефенуу. – Эсекасак не разрешено говорить об этом. Она должна всех защищать, отделять самцов, когда они выходят из океана и немедленно водворять их в ханане. И, исполняя свои обязанности, она изловила на пляже вот эту.

Ланефенуу замолчала – гнев ее был так велик, что мешал говорить. Постаравшись овладеть собой, она указала на Фар' большими пальцами, а потом с трудом проговорила:

– Поймала эту... когда она уходила с пляжа... с элининйил. С САМЦОМ!

Преступление было неслыханным, невероятным. Порядок, весь образ жизни в городе не допускал подобных поступков. Самцы находятся в ханане, в городе их не увидишь. Они всегда под охраной. Что случилось? Как это могло случиться? Все вокруг потрясенно оцепенели, поэтому смущенная поза Амбаласи не привлекала внимания, Но Акотолп, остававшаяся ученой в любой ситуации, шагнула вперед.

– Где теперь самец?

– В ханане.

– Он что-нибудь объяснил?

– Нет, он – пиленое.

– А эта говорила?

– Нет.

Подойдя к Фар' поближе, Акотолп завопила едва не ей в лицо:

– Я не знаю тебя, говори свое имя!

Фар' сделала отрицательный жест – и тут же охнула от боли, когда могучие лапы стражницы стиснули ее тонкие руки. Акотолп обвела взглядом иилане'.

– Кто-нибудь знает ее? Кому ведомо ее имя?

Ответом ей было молчание. Потом Ланефенуу сказала:

– Имя ее неизвестно. Она не из нашего города, она здесь чужая. Откуда ты явилась, незнакомка? Кто-нибудь должен тебя знать, если ты вместе с нами пришла из Икхалменетса.

Конечности Фар' шевельнулись в ответ – не из Икхалменетса. Правду она сказать не могла, но, как и все иилане', не умела лгать. Она сказала то, что думала, и этого было достаточно. Ланефенуу была неумолима.

– Ты пытаешься скрыть, кто ты и откуда. Но ты не сумеешь ничего скрыть от меня. Не сумеешь, Я назову этот город – и ты ответишь. И я буду спрашивать, пока ты все не расскажешь.

Фар' в панике огляделась: она не хотела говорить, но понимала, что эйстаа заставит. Взгляд ее на миг упал на оцепеневшую Амбаласи, задержался, двинулся дальше. Она все поняла.

Незаметно для других, не сводивших взгляда с Акотолп и пленницы, Амбаласи произнесла короткое слово, не требовавшее звуков. Фар' поняла. И задергалась от ненависти. Ее ненависть была такой сильной, что даже эйстаа отшатнулась.

«Смерть, – произнесла Амбаласи. – Смерть».

Фар' понимала, что не сможет не проговориться. И выдаст город, выдаст всех Дочерей Жизни. Их разыщут, схватят и убьют. Стоит только заговорить и все, чем она жила, погибнет. Ненависть ее предназначалась Амбаласи, которая останется жить. А Фар' оставалось только одно. Умереть.

Только ей – или всем другим? Мысль о возможном кровопролитии заставила Фар' забиться в агонии. Глаза ее закрылись, тело обмякло. Недвижная и невозмутимая Амбаласи наблюдала за нею.

– Мертва, – с отвращением бросила Ланефенуу, когда эсекасак разжала пальцы и тело Фар' повалилось на землю. – Теперь мы ничего не узнаем.

Акотолп подошла к трупу, толкнула его ногой и поманила к себе ближайшую фарги.

– Произведем вскрытие, эйстаа. Может быть, она заболела, схватила какую-нибудь мозговую инфекцию – только так можно объяснить ее странное поведение.

Ланефенуу дала знак, и тело утащили прочь. Большинство зевак разбежалось: эйстаа еще кипела гневом и негодованием и явно была не расположена к беседам.

Про Амбаласи забыли, и та ушла со всеми, не желая попадаться на глаза эйстаа. Вокруг в темноте суетились фарги, отыскивая удобное место для сна, и она осталась с ними. Ночью они не обращали на нее никакого внимания.

Выспавшись – насколько это было возможно на жесткой земле, – она с первыми же лучами света устремилась к морю. Миновав привязанного к причалу урукето, она вышла на край причала. И стала ждать, заставив себя окаменеть в невозмутимом молчании.

Очень скоро из морского тумана вынырнул урукето, и Амбаласи с облегчением заметила Элем на его плавнике. Прибывший урукето ничем не выделялся среди других. Иилане' из экипажа помогла ей подняться на плавник, и Амбаласи приказала немедленно отплывать.

– В твоих жестах тревога, большие неприятности, – заметила Элем.

– У меня есть на то причины. Потом расскажу. А сейчас у тебя и у экипажа нет времени на разговоры – нужно торопиться, чтобы как можно скорее добраться до пляжа.

Четыре Дочери Жизни и жавшиеся друг к другу перепуганные фарги ждали на песке. Фарги с трудом удалось загнать в воду и растолковать, что надо плыть к урукето. Но, оказавшись в море, они быстро добрались до живого судна, поскольку только что вышли из воды. Поднявшись на урукето, они испуганно озирались по сторонам, в то время как Дочери еще одолевали водное пространство.

Первой выбравшись из воды, Сатсат немедленно предстала перед разгневанной Амбаласи.

– Что здесь произошло? Что случилось с этой дурой Фар'? Знаешь ли ты, что она натворила?

– Знаю, Мы не могли отговорить ее. Она сказала, что наши дела здесь закончены, ведь мы говорили с фарги и кормили их. Те, кто нас понял, остались, а йилейбе разошлись. Те, кто узнал об Угуненапсе, теперь с нами. Наш город будет процветать и расти...

– Не отвлекайся! Говори о Фар'!

Сатсат с грустью посмотрела на фарги, карабкавшихся на плавник урукето, и постаралась привести свои мысли в порядок.

– Она сказала, что теперь у нас есть новые Дочери Жизни – но только Дочери... Чтобы город рос и процветал, необходимы самцы – она без конца это повторяла. Мы просили ее не ходить, уговаривали, напоминали об опасности, но она не послушала нас.

– Могу в это поверить.

– Она пошла на смерть, но по собственной воле. Ей казалось, что, если хотя бы один самец разделит мудрость Угуненапсы, никакие жертвы не покажутся малыми. И она оставила нас и не вернулась. Ни вчера, ни сегодня утром.

– Она сделала, что хотела, – хрипло выговорила Амбаласи. – И исполнила свое желание – умерла.

Она умерла, чтобы не заговорить. Разумнее этого она еще ничего в жизни не делала.

Отвер1гувшись от потрясенной Сатсат, Амбаласи отправилась внутрь урукето и забралась в самый темный угол. Там она провела почти весь обратный путь, ни на кого не обращала внимания, мало ела и много спала.

Впрочем, изредка разговаривала с фарги, неторопливо и спокойно, без обычных резкостей. А потом снова спала.

Вернулись они в полдень. Амбаласи первой спустилась на берег, приказав начинать разгрузку. Их заметили уже на реке, и весь город собрался встречать.

– Глядеть – не работать... Дочери Несогласия в своем репертуаре. Проигнорировав почтительное приветствие Эяге, Амбаласи обратилась к своей помощнице Сстсссеи:

– Уверена, что пока меня не было, случилось множество бед.

– Несколько несчастных случаев...

– А со смертельным исходом?

– Ни одного.

– Очень плохо. Но город растет?

– Растет.

– Ну, хоть на это я могу рассчитывать. – Амбаласи повернулась к Эпге с жестами, требующими внимания и покорности. – Давай пройдемся по берегу, где нет Дочерей и не слышны мысли Угуненапсы,

– С удовольствием. Фарги приехали, значит, все в порядке.

– Не сказала бы. Одна осталась в Алпеасаке. Фар'.

– Не поняла. Почему?

– Ей не из чего было выбирать – она умерла.

Амбаласи сказала эти слова не без злорадства, а потом долго молчала, пока Энге приходила в себя.

Потом Амбаласи изложила события в своем понимании – коротко и грубо.

– Она умерла по собственной глупости, другого объяснения нет.

– О мертвых либо хорошо, либо ничего, Амбаласи.

Впредь она уже не будет досаждать тебе. Она умерла, чтобы жил город. И мы долго будем сожалеть о ее смерти.

– Я бы предложила вам возрадоваться: если бы Фар' не умерла, всем нам пришел бы конец. Ее новообращенные тоже не доставят вам особой радости. Я поговорила с ними и нашла, что они только начинают становиться иилане', к тому же невероятно глупы. Просто дрессирован! 1ые животные. И они ничего не знают об Угуненапсе, даже не думают о ней. Просто заучили несколько фраз. Потому что за это им давали еду.

– Но они научатся понимать.

– Да хоть и нe научатся, руки-то нужны. Но больше попыток обращения не будет. Приближаться к другим городам слишком опасно. Придется искать другой путь к выживанию. Перебери-ка заново все ваши восемь принципов.

– Попробую, но попозже. Скорбь о погибшей сестре переполняет меня. Я знаю, Амбалгси, – не надо мне напоминать об этом, – она была глупа и своенравна. Но свой поступок она совершила для нас, и ее следует оплакать.

– Как хотите. А мне нужно изучать новый континент. Я вновь отправлюсь вверх по реке, как только завершу все приготовления.

Энге с уважением распрощалась. Трудно было даже представить, что она больше не увидит Фар'. С грустью она вспоминала их размолвки. Смерть Фар' оставила пустоту, которую нечем заполнить.

Впрочем, печалиться некогда. Перед Энге стояла одна из новоприбывших и с нескрываемым удивлением смотрела на новый город. Энге приблизилась к ней с приветственным жестом. Фарги отшатнулась.

– Не бойся. Вокруг тебя – Дочери Жизни, они не причинят тебе зла. Есть ли у тебя имя?

Фарги смотрела на нее, медленно двигая челюстями.

– Ты понимаешь меня? – Реакции не последовало, – Хорошо, я научу тебя говорить. Ты узнаешь всю истину, открытую нам Угуненапсой...

– Первый принцип, – вдруг медленно заговорила фарги. – Мы упираемся в пальцы Духа Жизни, Эфенелейаа.

– Значит, ты не йилейбе и уже успела ознакомиться с мудростью...

– Второй принцип. Все живут в Городе Жизни.

Третий принцип. Дух Жизни, Эфенелейаа – высшая эйстаа...

Фарги умолкла, вероятно забыв, что там дальше.

Пытаясь припомнить, она дергалась всем телом и двигала челюстями. Ничего не вспомнив, она завела снова:

– Первый принцип...

– Довольно, остановись.

– Еда-еда-еда! – закончила фарги и широко открыла рот, как птенец в гнезде.

Взяв ее за руку, Энге направилась к чанам с едой.

Она приуныла. Амбаласи как всегда оказалась права.

Фарги только повторяют звуки и жесты, не понимая их смысла, чтобы получить пищу. Дрессированное животное, а не иилане'. И Фар' умерла...

Энге отогнала отчаяние. Еще так много предстояло сделать.

Глава семнадцатая

Es то Icirril drepasiar,

er em so man drija.

Если брат мой ранен -

Я истекаю кровью.

Пословица тану

Херилак шел по тропе впереди саммадов, зорко вглядываясь в лесную чащу. Он переступил через дерево, лежавшее поперек тропы, – саммад уже проходил этим путем. В кустах что-то зашевелилось, он остановился и пригляделся, но ничего не увидел. В ветвях над головой кричали птицы. Вдруг невдалеке резко щелкнула стреляющая палка.

Взяв хесотсан на изготовку, Херилак побежал назад. Надрис толкал ногой неподвижное тело животного – этого марага они называли спиношипом.

– Что там? – спросил Херилак.

– Да вот, выскочил из-за дерева и бросился к мастодонтам. Пришлось убить.

Глаза животного уже остекленели; оно было покрыто толстыми костистыми пластинами, из которых торчали ряды острых шипов. Меткий стрелок послал отравленный шип прямо в пасть.

– Он вкусный, – заметил Надрис.

– Разделывать трудно, – возразил Херилак, – но, если его перевернуть, можно отрубить задние ноги.

Только скоро нам придется останавливаться на ночлег – постарайся не терять времени. Начинай, я пришлю тебе на помощь Нсвасфара. Погрузите мясо на мастодонта и догоняйте.

Люди отправились дальше. Проходя мимо огромной туши, мастодонты в страхе закатывали глаза и трубили.

Херилак снова пошел вперед – искать поляну, на которой можно будет развести костер. Понадобятся сухие дрова – и много, чтобы испечь все мясо, иначе оно протухнет, а жаль.

Следы животного пересекали колею и уходили в лес. Херилак остановился, чтобы посмотреть, не редеет ли лес, но что-то привлекло его внимание. На древесном стволе белел след от ножа; он уже начал затекать смолой, но сделан был явно в этом году. Повыше была надломлена ветка – так метят дорогу тану.

Меррис вела своего мастодонта, остальные цепочкой следовали за ней. Она первой заметила остановившегося Херилака. Подойдя поближе, она увидела на его лице довольную ухмылку. Охотник указывал рукой на восток.

– Я нашел тропу к побережью. Ее пометили даже дважды.

– Неужели Керрик?

– Не знаю, это может быть кто угодно – другой саммад, например. Если это не Керрик – то, может быть, там слыхали о нем.

На побережье Херилак вышел, когда уже совсем стемнело. Впереди чернел остров. Слишком темно. Он принюхался. Неужели пахнет дымом? Он не был уверен. Утром все станет ясно.

Этой ночью тану наелись до отвала, можно сказать, заталкивали в себя мясо – его оказалось слишком много, больше, чем можно было съесть и закоптить.

Старый Фракен жаловался на жесткий кусок – у него почти не осталось зубов. Парень-без-имени мелко крошил для Фракена мясо: старик приказывал ему делать это, не давая поесть самому. Но едва Фракен отворачивался, тот быстро заталкивал в рот куски.

Херилак не замечал вкуса еды. Он жевал мясо, думая только о том, что завтра обнаружит на острове.

Той ночью саммадар долго не мог уснуть, а потом забылся беспокойным сном и проснулся, когда на небо еще горели звезды. Он вытащил из углей остывший кусок мяса, откусил и отправился будить Ханата.

– Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Мне понадобится помощь, когда я буду перебираться на остров.

От голоса Херилака проснулся Моргил.

– А я? – спросил он.

– Оставайся с саммадом. Накоптите мяса, столько, сколько сможете. А мы вернемся сразу, как только узнаем – тану ли на этом острове. Если там саммад – Ханат вернется и сообщит вам.

...Утро было прохладным. Охотники торопливо спускались по тропе к воде. Подняв голову, Ханат принюхался.

– Дым, – сказал он, указывая на остров. – Оттуда.

– Вчера вечером я тоже почуял дым... Смотри-ка – здесь волокли плот или лодку. Там кто-то есть.

– А как мы переберемся?

– Точно так же.

– Смотри-ка, вон кто-то идет под деревьями.

Оба охотника замерли, вглядываясь в полумрак под деревьями на том берегу. Качнулся сук, другой... показалась фигура, за ней еще одна.

– Охотник и мальчик, – сказал Ханат.

– Двое мальчишек, один большой, почти охотник.

Поднеся руки ко рту, Херилак громко крикнул.

Мальчики остановились и обернулись, потом замахали, заметив охотников. А потом повернулись и исчезли за деревьями.

...Керрик глядел на бежавших навстречу ему мальчишек. Они кричали, едва переводя дыхание:

– Там за водой двое охотников!

– Танy? – спросил Ортнар, поднимаясь.

– У них такие же копья и луки, как у нас, – сказал Харл. – Это охотники тану.

– Я должен взглянуть, – произнес Керрик, взяв хесотсан.

– Я покажу тебе, где они остались! – От возбуждения Арнхвит не мог устоять на месте.

– Хорошо.

Услыхав охотников, Армун выглянула из шатра с младенцем на руках.

– Не бойся. Это тану. Ортнар побудет с тобой.

Арнхвит их заметил, а значит, заслужил, чтобы я взял его с собой. Может быть, от них мы узнаем, что случилось в долине?

– Приведите их сюда.

Мальчишки умчались. Неужели саммад? Там женщины, будет с кем поговорить, там дети. Армун чувствовала не меньшее возбуждение, чем дети. Из шатра вышла Дзррас – как всегда молчаливая и пугливая. Ей неплохо побыть с девчонками. Как хорошо, что рядом оказался саммад.

Возбужденно переговариваясь, мальчишки побежали вперед и уже вытаскивали плот из кустарника, когда Керрик вышел на берег. Они были правы: на том берегу стоял охотник. Он был один, и что-то в рослой фигуре было неуловимо знакомым. Он поднял хесотсан и окликнул Керрика.

Это был не кто иной, как сам Херилак. Керрик молча ответил приветственным жестом, припоминая их последнюю встречу в городе. Тогда саммадар сильно гневался на него за то, что Керрик хотел, чтобы саммады остались в городе. Они так и не поговорили, потому что Керрик с Ортнаром на следующее же утро ушли на север. Тогда он тщательно продумал свой путь – чтобы ненароком не встретиться с тану. Иначе оба самца сразу погибли бы. Что Херилаку здесь нужно, что он скажет теперь? Ведь они наговорили Друг другу столько резких слов.

...Отталкиваясь шестами, мальчишки гнали плот к берегу. Коррик молча стоял рядом с ними. Когда плот уткнулся в песок, Херилак положил оружие на траву и шагнул вперед.

– Я приветствую тебя, Керрик. Приветствую.

Херилак прикоснулся к ножу из небесного металла, висевшему на груди. Потом снял его со шнурка и протянул Керрику. Керрик медленно протянул руку и взял его. Начищенная песком поверхность ножа блестела на солнце.

– Они принесли его, – сказал Херилак. – Мургу. Они напали на нас – и уже почти победили. И вдруг ушли, а нам оставили это.

– Это был знак для них, а не для вас. Хорошо, что нож попал к тебе. Вы поняли, что он означает?

Суровое лицо Херилака озарилось улыбкой.

– Я не понял, как это случилось. Только сообразил: что-то остановило мургу и заставило их уйти. И что все это – дело твоих рук. Я понял, что иначе быть не могло. Сразу, как только увидел нож. – Херилак вновь нахмурился и скрестил руки на груди. – В последний раз я наговорил тебе много грубостей, Керрик, Ты из моего саммада, но я говорил и поступал недостойно. И я не сделал того, что должен был сделать для женщины Армун. И мне стыдно.

– Все это в прошлом, Херилак. Не будем вспоминать. Вот мой сын, Поздоровайся, Арнхвит. Перед тобой саммадар Херилак, первый среди охотников и саммадаров.

– Не первый, Арнхвит. – Херилак наклонился к мальчику. – Гордись отцом. Он и есть первый среди нас. А этого парня я знаю. Сын Нивота. Он ушел вместе с Армун. Значит, и она здесь?

– Здесь. И еще Ортнар из твоего саммада,

– На меня словно тьма снизошла, и я обошелся с Ортнаром не лучше, чем с тобой. Даже хуже. Я ударил его. Теперь тьма оставила меня. Я горько жалел о своих поступках, но сделанного не вернешь.

– Не надо говорить об этом. Мальчики сказали мне, что охотников было двое.

– Второй вернулся к саммаду, чтобы звать их сюда, Пойдешь ли ты со своим саммадом вместе с нами?

– Куда же вы идете?

– Как куда – тебя ищем.

Заметив недоумение на лице Херилака, Керрик расхохотался. Охотник нахмурился, потом тоже засмеялся.

– Вы нашли меня – вот и конец дороге. Оставайтесь. На острове безопасно. Охота отличная. Здесь много оленей и небольших съедобных мургу. Очень удобное место для стоянки.

– А хищные мургу?

– Изредка перебираются через реку. Мы находим их следы, потом выслеживаем и убиваем. – Разговор о мургу что-то напомнил Керрику, – Жду на острове тебя и весь твой саммад. – Керрик поколебался. – Только должен тебе сказать – один из этих городских самцов живет на другом острове неподалеку.

– Один из тех, кто спасся от большого пожара? – Херилак машинально приподнял копье.

– Да. Их было двое. Только второй самец... умер. Я помню: ты считаешь, что каждого марага следует убить, я не забыл твоих слов. Но этот не опасен для тану.

– Ты хочешь сказать, что если мы останемся здесь, то должны будем хранить покой марага? Это тяжело...

– Тяжело, но так должно быть. Я разговариваю с ним. Ведь лишь потому, что я умею говорить с мургу, мне удалось спасти долину, заставить их прекратить войну. И передать тебе нож.

– Прежде я не понимал этого. После гибели моего саммада я возненавидел мургу. Всех. Ты говоришь, что не все они одинаковы, но я не могу понять тебя.

– Этот самец безопасен. Он всю жизнь провел в заточении. С нами воевали только самки. Я хочу, чтобы он жил.

Хмурясь, Херилак качнул головой.

– Да будет так, как ты сказал, Я и близко не подойду к этой твари.

– А остальные?

– Пусть каждый скажет сам или уходит. Пусть остров, где обитает мараг, станет запретным для тану – так будет лучше. Покажи нам этот остров, чтобы все тану поклялись не ступать на него. И тану, и их дети.

Все мы обязаны тебе жизнью и должны выполнить твое желание. Пусть мараг живет.

Трубя, из леса вышел первый мастодонт. Саммады шли на остров.

Глава восемнадцатая

Армун услышала мастодонтов и радостно прижала дочку к груди. Вскоре из лесу показались охотники. Впереди шла женщина, хорошо знакомая Армун.

– Меррис! – закричала она.

Женщина услышала ее и, приветливо помахав рукой, поспешила навстречу.

– Армун! Это ты. Ты жива. У тебя семья.

Ты была совсем девчонкой, а сейчас ты мать.

Смотри-ка, какая красивая девочка. Дай подержать-то.

– Ее зовут Исель, – радостно сказала Армун, передавая малышку Меррис. А брат ее уже подрос. Ты видела его – он вас встречал.

– У нее твои глаза. – Меррис обернулась – из-за полога шатра застенчиво выглянула Даррас. – Еще одна дочка?

– Это наша приемная дочь. – Даррас нерешительно приблизилась к незнакомой женщине. – Это Меррис, мы с ней знакомы с самого моего детства. Я была тогда еще меньше тебя, Даррас.

Улыбнувшись, Меррис погладила девочку по голове и ощутила, как дрожит под рукой ее тело. Повернувшись, Даррас бросилась к мастодонту, который задумчиво жевал листья.

– Она осталась одна. Мы нашли ее, – сказала Армун. – Ее и мастодонта. Всех остальных перебили мургу. С тех пор девочка с нами. До сих пор она просыпается по ночам от кошмаров.

– Бедняжка, – вздохнула Меррис, передавая Исель матери. – А чей это был саммад?

– Сорли, саммад Сорли.

Охнув, Меррис прижала к груди кулаки.

– Значит, она мертва, значит, и вторая моя дочь погибла! Они с охотником ушли вместе с саммадом Сорли. Моя Милдо погибла, как и ее сестра!

Армун оцепенела от неожиданности, так прижав к себе Исель, что та закричала. Придя в себя, она успокоила малышку и проговорила дрожащим голосом:

– Когда мы нашли Даррас, она ничего не говорила, только плакала. Она же видела, как они гибли... Потом она заговорила, и я узнала, как она оказалась в лесу.

Назвала мне свое имя – Даррас. И имя своей матери.

Ее звали Милде.

Обе женщины взволнованно посмотрели друг на друга, Первой сумела заговорить Меррис:

– Значит... она моя внучка?

– Это она. Надо поговорить с ней. Она никогда не называла мне имени своего отца, но она должна его знать.

Сначала Даррас не поняла, что произошло. Но когда ей растолковали, кто эта женщина, и она наконец поняла это – слезы градом хлынули из глаз, и она зарыдала, припав к бабушке.

– Ты будешь жить со мной, – сказала Меррис. – Если захочешь, конечно, и если Армун не будет возражать.

– Эта девочка – дочь твоей дочери. И теперь она твоя. Поставь свой шатер рядом с моим, чтобы мы всегда были вместе.

Меррис засмеялась сквозь слезы, ее примеру последовала Армун, и даже Даррас сумела улыбнуться.

Эти дни были самыми счастливыми в жизни Арму", Мургу оставили их в покое. О них можно было 'е думать, даже позабыть. Приход саммада полностью изменил жизнь на острове. Под деревьями выросли шатры, заклубился дым над многочисленными очагами, Между ними визжа бегали дети, с поляны им вторили мастодонты. Все были сыты, в коптильнях полно мяса.

Возле стоянки повалили огромное дерево с плотной древесиной, обрубили на нем ветви, притащили бревно на берег и под руководством Херилака выжгли сердцевину ствола. Теперь у тану будет лодка, чтобы плавать по болоту и охотиться на птиц. Глядя на взрослых, Арпхвит и мальчишки саммада решили сделать себе челнок поменьше, Не обошлось без ожогов и слез, но работа спорилась.

Как-то раз в шатер к Ортнару пришел Херилак.

Никто не слышал, о чем говорили охотники, но скоро все узнали, что они помирились и мир восстановлен.

Теперь шатер Ортнара стоял рядом с шатром саммадара. Вечерами хромой охотник сидел у общего костра и даже смеялся. Он уже не заводил речи о том, что пора уходить в лес.

А Арнхвит – когда был не занят лодкой, что бывало не так уж часто играл с ровесниками. Харл ушел жить к охотникам. Все было так, как положено у тану, и Армун была счастлива.

Однажды она сидела на солнышке у шатра; перед ней на мягкой шкуре лежала дочка, сучила ножками и ворковала.

Малаген, не скрывая удовольствия, разглядывала ребенка.

– А можно взять ее на руки? – спросила она на сесеке.

Армун еще не забыла этот язык, и Малаген иногда приходила к ней, чтобы послушать родные слова. Исель лежала у нее на руках, мягкие волосики ребенка белели на темной коже женщины. Светловолосые тану не переставали занимать Малаген.

– Ой, и глаза синие как небо! А я кое-что сделала для нее. Смотри, Запустив руку за пазуху, она достала длинную темную ленту и протянула Армун. – Будешь повязывать ей на головку, когда волосы подрастут. Так делают саску.

Армун восхищенно смотрела на ленту.

– Какая мягкая – но ведь это не ткань?

– Это очень важная вещь, я тебе все расскажу. Когда мы покидали долину, я кое-что прихватила с собой. Ты видела, как я делала ткань из харадиса. Но волокна кончились. Тогда я увидела ваших валискисов, и они разрешили мне прикоснуться к ним. О, это было великолепно.

Армун согласно кивнула. Она знала, что мастодонты – валискисы на сесеке – священные для саску животные. Малаген могла целый день восхищенно наблюдать за ними.

– Я прикоснулась, и они позволили себя причесать.

Им даже понравилось. На гребне остались волосы. Я сберегла их. Однажды я попробовала спрясть из них нитку, как из харадиса, и обнаружила, что можно соткать и полотно. Так я и сделала – вот оно. – Рассмеявшись, она прошептала:

– Я делала эту повязку для мандукто. Но им я могу сделать другую. К тому же она такая маленькая. По-моему, она подошла бы Исель.

Саску были мастерами на все руки, и Армун была рада, что Малаген ушла с тану. Так, Малаген обследовала весь остров, потом заставила Невасфара сходить с ней на материк и наконец нашла то, что искала – глину. Женщины снарядили за ней мастодонта Меррис и вернулись с полными корзинами. Теперь надо соорудить печь для обжига – и у тану будут крепкие как камень горшки.

Жизнь стала такой интересной, что Армун уже не беспокоилась, когда Керрик уходил к своему марагу.

Она заметила, что теперь он ходил один – Арнхвит был поглощен своими мальчишескими играми. Это радовало Армун, хотя вслух она ничего не говорила.

Керрик, ее охотник, умел делать то, на что не был способен ни один из охотников и саммадаров. Например, разговаривать с мургу. Если бы он не говорил с главным марагом на острове, саммадов уже не было бы в живых. А теперь все знали, что сделал Керрик и как ему это удалось, и никому не надоедало слушать рассказы Армун. И о парамутанах, и о том, как они плавали за океан, и обо всем, что там с ними случилось. Ее слушали с почтительным молчанием – не только потому, что Керрик – ее охотник, но и потому, что она сама проделала весь этот путь вместе с ним. Она уже не прятала раздвоенную губу и даже не вспоминала о ней. Жизнь была прекрасна, солнце грело, а бесконечное лето куда лучше бесконечной зимы. Некоторые из женщин скучали о снегах, о ягодах, что растут только на севере, и о многом другом. Она их слушала, но молчала – потому что ей не хотелось возвращаться.

Керрик заметил перемену в Армун, но не стал задавать ей лишних вопросов. Он был ей благодарен. Как-то нерадостно жилось в их маленьком саммаде. Хромой охотник, печальная девочка да двое мальчишек, большой и маленький, которым было не очень-то интересно друг с другом. Но все изменилось. Даррас жила с бабушкой; теперь она улыбалась и разговаривала. Казалось, она наконец позабыла о гибели своего саммада.

Керрик все еще надеялся, что Арнхвит найдет время, чтобы поговорить с Надаске', Да и сам он давно уже не навещал друга. Со времени их последней встречи прошло много времени, он даже не помнил сколько. Нельзя так относиться к друзьям.

Керрик отрубил ногу только что убитого оленя, взял хесотсан и знакомой тропкой отправился к океану.

Никого не встретив, он перебрался через пролив на маленький островок. Оглядел с высокого берега море: пусто как всегда. Иилане' сидели в городе, как обещала Ланефенуу. Если бы он раньше привел сюда свой саммад, они не встретили бы охотниц. И Имехеи остался бы жив. Керрик качнул головой, прогоняя грустные мысли. Что попусту размышлять – прошедшего не вернешь. И, подойдя к кустам, крикнул, предупреждая, что будет говорить.

Шалаш оказался пустым. Хесотсана не было – может быть, Надаске' ушел на охоту. Внутри Керрик заметил свежие листья и положил на них мясо. Выбравшись наружу, он сразу увидел Надаске'.

– Надаске' – лесное создание, что ходит безмолвно, как ветер. Ты охотился?

– Нет. Услышав звук шагов, я спрятался. – Опустив хесотсан на землю, самец заметил мясо, – Сладкая плоть убитого зверя во много раз вкуснее рыбы. Я благодарю эфенселе.

– Постараюсь принести еще. Скоро. У меня столько дел. Но почему ты прятался? Это какая-то игра из ханане?

Надаске' набил рот мясом и не сразу ответил:

– В тен и еще тен раз вкуснее, чем рыба. Игры ханане... Да, мы играли там. Скучно-глупо. Трудно даже представить себе эту жизнь – и почему мы считали ее хорошей? Нет, это не игра. Здесь были маленькие устузоу и грозили мне смертью от каменного зуба.

– Кто? Охотники?

– Нет, не большие устузоу, а поменьше – как мягкий-маленький или чуть больше.

– Ах, вот оно что. Мальчишки. Они бросали в тебя копья?

– Кричали, махали оружием, убегали в кусты.

– Я этого так не оставлю, – угрюмо произнес Керрик. – Они знают, что сюда нельзя ходить. Решили, что очень храбрые. Посмотрим, Больше такого не будет.

Надаске' уже обгладывал кости. Потом он рыгнул и сделал жест: «сладкое мясо – сладкая жизнь». Керрик думал о мальчишках, о том, как сделать, чтобы подобное ise повторилось, и не сразу понял жест Надаске'.

Теперь кругом были тану, и мир иилане' отступал, становясь чужим и враждебным. Надаске' с огромной пастью и блестящей шкурой был так не похож на тану.

Вот и кость он держит двумя большими пальцами.

Взгляд Керрика привлекла перебегавшая поляну ящерица. Надаске' выронил кость, и ящерица застыла на месте. Словно окаменела, как Надаске', Одинаково не похожие на тану, одинаково чуждые.

– Случилось еще кое-что, – произнес Надаске' – и минутное отчуждение исчезло. Это был Надаске', его ДРУГ.

– Что?

– Урукето.

По спине Керрика пробежали мурашки.

– Здесь? Они выходили на берег?

– Отрицание и отрицание. Он плыл в океане, неподалеку от берега на север, но на следующий день проплыл в обратную сторону.

– Тот же?

– Утверждение-положительно, доказательства-отрицательно.

Внезапный страх прошел. Иилане' не высаживались, значит, к саммадам это не имеет никакого отношения.

Конечно, в океане можно встретить и урукето. Но если не показываться на берегу, то бояться нечего. Однако все это было похоже на зловещее предзнаменование, Как на охоте: если увидишь сразу двух черных птиц, не жди в тот день удачи. Так говорила Армун. Еще нельзя было держать нож острием к себе – тоже плохая примета. Но Керрик не очень верил в приметы.

– А тебе уже случалось видеть урукето?

– Один раз – далеко в океане.

– Не думаю, что стоит беспокоиться. Алпсасак находится на этом же побережье к югу от нас. Урукето и рыболовные лодки идут в его порт. Лишь бы только иилане' на берег не выходили.

– Не выйдут. – Надаске' стукнул пальцем по зубам – укушенный боится укусившего. – Эйстаа, любящая урукето, будет помнить два трупа на берегу. Они будут жить в городе, мы будем жить здесь, еды хватит на всех.

– Наверное, ты прав. Только трудно поверить, что между иилане' и устузоу может быть мир.

– Между тобой и мной мир. Может быть, потому, что мы самцы, а все зло в мире – от самок, Бойся самок устузоу.

Керрик сделал жест согласия и понимания. Он давно уже оставил попытки втолковать Надаске', чем мужчина отличается от женщины. Надаске' так и не мог поверить, что Керрик все делает сам, а не по приказу Армун.

– Пора, – сказал охотник, вставая.

– Любопытствую. Прошу Керрика осмотреть хесотсан. – Надаске' протянул оружие и показал на скрюченную, бессильно повисшую ножку животного. Маленькое изменение – важно ли?

Керрик взял хесотсан и принялся внимательно разглядывать его. Хесотсан как хесотсан: зажмуренные глазки, атрофированные конечности тесно прижаты к бокам. Взрослое животное так и должно выглядеть.

Керрик заметил белую пыль на темной ножке и смахнул ее пальцем.

– Да, здесь шкура стала серой. Знаешь, я такого еще не видел. Может быть, он стареет? Ты не знаешь, сколько они живут?

– Познания отсутствуют. Кроме этой отметины все в порядке.

Керрик достал шип, вставил его, направил хесотсан в сторону океана и нажал. Раздался привычный треск, и игла, описав дугу, исчезла из виду. Керрик притронулся к губам животного – рот открылся, требуя еды.

– Вроде бы все в порядке. Причин для беспокойства нет.

– Всегда есть причины для беспокойства, – ответил Надаске', забирая оружие и внимательно разглядывая его. – Нет хесотсана – нет жизни. Смерть от зубов хищников.

– Рано беспокоиться. Твои страхи беспочвенны.

Жизнь полна солнца и мяса.

Керрик направился к лагерю. Отойдя подальше от берега, он остановился и поглядел на собственный хесотсан. Хесотсан как хесотсан.

Но беспокойство уже не отпускало Керрика. И он торопливо затрусил к стоянке.

Надо проверить все хесотсаны охотников.

Глава девятнадцатая

О причинах беды они так и не узнали и понятия не имели, как с ней бороться.

Поначалу опасения Керрика показались беспочвенными. Все хесотсаны, которые он проверил, казались нормальными, ни на одном не было серых пятен, как на оружии Надаске'. Может быть, тот не заметил, как сам повредил оружие. И Керрик перестал об этом думать: как и другие охотники тану, он ждал первой охоты на птиц.

Дожди сделались чаще, иногда по утрам над землей стлался туман. У старика Фракена еще хватало ума замечать, что дни стали короче – значит, на севере снова зима. Но это охотники знали и без него. В проливе и на болотах было полно птиц. Они кружили над головой, с громким криком опускались на землю, стая за стаей. Подкормившись и отдохнув дня два, они продолжали свой путь на юг.

А ствол все долбили и выжигали, И наконец лодка была готова – наступила пора охоты.

Над лодкой трудились почти все охотники, и каждому хотелось оказаться в числе четырех счастливчиков, которые отправятся на первую охоту. И чтобы избежать ссор, Керрик решил тянуть жребий. Нарезали одинаковых соломинок по количеству охотников, засунули их в глиняный горшок. Нижние концы четырех соломинок были выкрашены краской из внутренностей хардальта.

Охотники по очереди пытали судьбу. Криков было много: проигравшие сокрушались, выигравшие не скрывали радости. В конце концов все отправились к лодке и укрыли охотников под сетью, разбросав по ней пучки травы, чтобы тех не было заметно. Распугивая птиц, лодка отплыла от берега. Охотники не пытались их ловить, а поплыли в тростники, где собирались ждать новую стаю.

Отозвав Керрика в сторону, Херилак негромко сказал:

– Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу. – Он первым подошел к своему шатру и вытащил из него хесотсан. – Ты говорил о стреляющих палках. Ты это имел в виду?

Повертев оружие в руках, Керрик с ужасом заметил, что одна нога существа стала серой и вяло болталась.

– И давно это с ним?

– Не знаю, несколько дней. А что это значит?

– Может быть, и ничего. Ведь они стареют, им тоже приходит пора умирать.

Однако дело обернулось иначе. Серое пятно на оружии Херилака росло медленно, но настойчиво. А потом существо стало скверно пахнуть и перестало выбрасывать иглы. Охотники зарыли его в лесу – подальше от шатров.

– Говорят, еще с двумя случилось то же самое.

– Значит, это какая-то болезнь, – сказал Керрик, – и передается она от оружия к оружию. Придется держать их подальше друг от друга.

– А что если умрут другие? Что будем делать?

– Пусть умирают. Для охоты они нам не нужны.

– Так-то оно так. – Херилак угрюмо взглянул на берег за проливом. – А чем будем убивать огромных мургу? Вчера вечером сюда опять залез один. Мастодонты услышали и подняли шум. И прежде чем мараг успел добраться до них, Ханат убил его. Здоровый, раза в два выше мастодонта – и клыки что твой локоть.

Такого марага ни копьем, ни стрелой не возьмешь.

– Но околела только одна стреляющая палка. Другие-то живы.

– Они тоже становятся серыми. Что если все умрут?

Керрик не знал, что говорить, он не меньше Херилака был встревожен случившимся.

– Весной можно уйти на север – куда мургу не пойдут – в горы, к снегам.

– Можно. Но надолго ли? В долинах зима, которая никогда не кончается. И тану, что охотятся на севере, не обрадуются нам. Тану уже убивали тану, а если и мы заявимся, то стычек не миновать. Здесь жить можно, охота хорошая. Но только если есть стреляющие палки.

Все было предельно ясно, и ни у кого не было желания продолжать разговор. И только когда заболели еще две палки, Херилак велел собирать саммадаров.

Они собрались возле костра, негромко беседуя. Кое-кто улыбался, но смеха слышно не было. Херилак встал, и все умолкли.

– Все знают, что происходит со стреляющими палками. Одна уже сдохла, а две стали серыми.

– Три! – крикнул Хар-Хавола. – И моя тоже...

Если они все сдохнут – что с нами будет?

– Но не все же заболели, – возразил Керрик, – Не торопи события.

– Но это возможно, – и что тогда? Чем будем убивать мургу?

Началась перебранка. Меррис, стоявшая позади охотников среди женщин, возмутилась:

– Охотники, вы кудахчете, как птицы в гнезде, но яиц не видно! Откуда у нас стреляющие палки, а? От мургу, это все знают. Если наши умрут, мы достанем другие,

Все взглянули на Керрика, ожидая его ответа.

– Не так-то все просто. Если они даже узнают, что нам нужны стреляющие палки, то очень обрадуются. И не дадут ни одной, можете не сомневаться.

– Тогда мы возьмем их силой! – крикнул один из охотников.

– Значит, снова война? Ведь чтобы отнять палку, надо убить марага. Все знают, как я предотвратил их нападение на долину саску. Сомневаюсь, что подобное удастся мне во второй раз. Что бы ни случилось – убивать мургу нельзя. И ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они узнали, что у нас нет палок.

Присутствующие загалдели. Всем хотелось знать, как делают стреляющие палки.

– Ихне делают, а выращивают. Маленькими они похожи на обычных ящериц, побольше – на змей. Их выращивают в заболоченном пруду и следят, чтобы не удрали. А когда они подрастают, то двигаются все меньше и меньше и наконец окостеневают.

– А мы не можем их разводить? – спросила Моррис.

– Не думаю. Когда я жил в городе, то часто наблюдал за ними, пытался понять, но так и не смог. Я даже не понял, кладут они яйца или нет. Ведь они двигаются только молодыми. А потом окостеневают – и уже навсегда. Как их размножить? Может быть, есть какое-то третье состояние, только я не видел. Это тайна мургу.

– А ты знаешь в городе пруд со стреляющими палками? Где его искать?

– Я знал, где он был прежде. А там ли остался, понятия не имею. Когда мы были в городе, он сильно пострадал от пожара. А вернувшиеся мургу могли его напрочь переделать.

– А если мы сумеем разыскать молодые стреляющие палки и принести их сюда? Мы можем это сделать.

– Это непросто...

Но протесты Керрика потонули в хоре голосов: отряд охотников способен на все; вот отыщут место, наберут стреляющих палок... Побольше, чтобы надолго хватило... Керрик орал, пока его наконец не услышали.

– Хороший план, отличный план. Только что будете делать, если их охраняют, если вокруг мургу? Что тогда?

– Убьем их! – выкрикнул какой-то из охотников под одобрительные возгласы.

– Охотники, велика ваша глупость! – загремел Херилак. – Если вы это сделаете – снова начнется война, Вы слышали, что сказал Керрик. Если вы сунетесь к мургу, от погибели вам не уйти. Должен быть другой выход.

Отвернувшись, Керрик смотрел на огонь, но по воцарившемуся вдруг молчанию понял, что все смотрят на него, ожидая ответа... Он все знает про мургу – ему и решать.

– Если случится худшее и наши стреляющие палки умрут, нам потребуются новые. В долине саску тоже есть хесотсаны.

– Далековато, – проговорил Херилак. – И не думаю, что саску охотно расстанутся с ними. Ну, несколько штук дадут. Они тоже опасаются возвращения мургу.

И если наши дохнут, то у них, может быть, уже сдохли.

Город ближе.

– Ближе и опаснее. Целому отряду охотников туда на пробраться. Об этом даже не думайте. По крайней мере пока мы не узнаем, не разведаем, где живут стреляющие палки. Прежде всего их нужно найти.

– Пойдем вдвоем, – решительно сказал Херилак. – Ты знаешь мургу, я знаю лес. Пошли вдвоем.

Керрик поднял глаза и прямо перед собой увидел окаменевшее лицо Армун. Она знала, как велик этот риск для обоих охотников, знали и все тану. Все молча повернулись к Керрику, ожидая ответа. Стараясь не смотреть на Армун, он кивнул.

– Пойдем, Херилак. Возьмем только одну палку. Ее понесет Херилак. Держите палки врозь – мне говорил об этом мараг, знающий болезни, – чтобы одно оружие не заражало другое. Держите их в тепле и кормите досыта. Палки, которые мы сумеем добыть в городе, понесу я, чтобы не заразить их от той, что будет у Херилака. Рисковать нельзя: они могут подцепить ту же самую болезнь.

Было решено, что уцелевшие хесотсаны охотник' будут беречь как зеницу ока и использовать только для того, чтобы сразить очередного гигантского мародера, перебравшегося с берега. До сих пор охотники не задумывались, каким оружием владеют, и только теперь осознали, что от него зависит их жизнь.

Поход в город решили не откладывать. Они с Херилаком возьмут лишь оружие и копченое мясо.

Поутру Керрик стал укладывать свой мешок, Армун не сводила с него глаз.

– Я пойду с тобой, – вдруг заявила она.

– Но это же просто разведка. Лучше оставайся и приглядывай за малышкой.

– Я уже сказала тебе – больше мы не расстанемся.

– А мы и не расстаемся. Наша вылазка займет времени не больше, чем охота с парамутанами. Мы пойдем быстро, разыщем палки – и сразу назад. Херилак знает лес, нас никто не заметит. А я знаю мургу.

Бояться нечего.

Но она боялась. И он тоже. Керрик ничего не говорил, но они оба понимали: покою на острове пришел конец. Будущее вновь стало неопределенным.

Ночью пошел дождь. Он барабанил по натянутым шкурам, заливал боковые пологи.

Серым дождливым утром охотники покинули остров и направились к югу – по тропе, уходившей в сторону города. Путь был знаком, и они шли быстро.

На третий день они свернули с широкой, проложенной саммадами колеи и направились по узкой звериной тропке. Здесь им уже случалось охотиться, и Херилак знал тут каждую рощу, каждый ручеек. Вскоре они добрались до пруда с темной водой.

– Уже близко, – сказал Херилак. – За этой водой – болото мургу с тремя рогами.

– Ненитески. А ты уверен? Я еще не подходил к городу с этой стороны.

– Уверен.

– Этих животных мургу всегда держали на самых дальних полях, у самой границы города. Отсюда я сумею найти путь к обиталищу палок.

Внезапно в лесу раздался хриплый рев. Держа оружие наготове, охотники быстро пошли к городу.

Деревья были густо оплетены лианами, некоторые из них были ядовитыми. Этот барьер останавливал любых животных... но не того, по следам которого они шли.

Ветви были поломаны, кусты вдавлены в землю, глубокие следы в болотистой почве медленно наполнялись водой. Их оставили огромные лапы с острыми когтями.

Узнав след, Херилак буркнул:

– Большой мараг-убийца.

– Эпетрук. Почуял ненитеска. Пойдем следом. Лучшей дороги в город нам не найти.

Оглушительный рев и визг впереди дали понять, что эпетрук принялся за дело. Но битва едва ли была равной. Эпетрук кружил вокруг ненитеска, который все время поворачивался к нему тремя рогами и большим костистым воротником, защищавшим шею. Эпетрук опасался острых рогов – окровавленный конец одного из них указывал почему. Со стороны болота послышался рев: к месту схватки торопился второй ненитеск. Несмотря на ярость, эпетрук сообразил, чем это ему угрожает. Он крутил головой и дико ревел. Изгибаясь и хлеща по бокам хвостом, хищник отступал к лесу.

Охотники в страхе бросились к деревьям.

Керрик огляделся, ища выход с поля и знакомые ориентиры.

– Идем туда, – сказал он. – Придется сделать круг, чтобы не приближаться к внутренним полям.

Сообразив, в какой части города они оказались, Керрик понял, что ничего здесь не переменилось. Деревья стали выше, под ними вырос густой подлесок, но в основном все осталось прежним. Руки и ноги его шевельнулись – на память пришло выражение иилане': «Завтрашнее завтра подобно вчерашнему вчера».

Выращенный по модели и плану город останется неизменным, пока существует. Зря он не подумал об этом раньше. Ведь разрушенные его части восстановили в соответствии с оригиналом. По этой тропе он ходил еще мальчишкой.

Прикоснувшись к плечу Херилака, Керрик прошептал:

– Видишь, впереди роща. Там мургу собирают плоды для оленей и всякой живности. Этим занимаются невооруженные мургу, но на таком расстоянии от города рядом должна быть стража с хесотсанами,

Роща была на своем прежнем месте, землю усыпали гниющие плоды, но иилане' нигде не было. Керрик шел первым.

– Теперь уже недалеко. Видишь высокий откос?

Прямо за ним.

Херилак наклонился.

– Следы.

– Чьи?

– Здешних мургу. Совсем свежие, после вчерашнего дождя.

Теперь Херилак безмолвной тенью скользил среди деревьев, а Керрик, не сводя глаз с земли, шел след в след, стараясь шагать так же тихо.

Поднявшись на откос, они нос к носу столкнулись с двумя тяжело нагруженными фарги. Их глаза округлились от изумления.

Иилане', шедшая позади, рванула хесотсан. Херилак успел выстрелить первым. Она сложилась пополам и упала.

Керрик крикнул, но опоздал. Еще дважды щелкнуло оружие Херилака – и обе фарги неподвижно лежали на земле.

– Их можно было не трогать. Они не опасны.

– А говорить эти двое могли?

– Может быть. Ты прав. Они нас видели. Они работницы, а значит, способны понимать и говорить...

Они могли рассказать о нас.

– Побудь здесь, – посмотрю, нет ли еще кого.

Переступив через трупы, Херилак исчез за деревьями.

Керрик поглядел на лежавших: смерть широко раскрыла их глаза, разинула рты. Оказалось, что фарги несли молодые хесотсаны и, падая, рассыпали их по земле.

Медленно перебирая ногами, они ползали в траве. Керрик быстро собрал всех шестерых. Хесотсаны слабо царапали его руки, но деваться им было некуда.

– Их было только трое, – вернувшись, сказал Херилак и тут заметил хесотсаны в руках у Керрика. – Ты уже нашел их. Стреляющие палки. Значит, можно уходить, пока не нагрянули другие мургу.

– Сначала придется позаботиться о телах. Мургу не стреляют в своих. Если они найдут трупы, то сразу поймут, в чем дело,

– Значит, в болото их! Или зароем?

– Не годится, отыщут. – Керрик поднялся на насыпь. – Там живут стреляющие палки. Их много, они молодые. Помнится, мы кормили их мясом.

– Вот тебе и мясо. – Херилак брезгливо пнул труп иилане'. – Если эти твари прожорливы, мургу могут и не разыскать следов, когда появятся здесь.

– Брось их, где поглубже. Больше мы ничего не успеем сделать.

Керрик наклонился над телом охранницы и стал вытаскивать хесотсан из сомкнутых пальцев. Херилак поволок в сторону труп.

Прежде чем уйти, Херилак оглядел землю, заровнял следы. И они не медля пустились в обратный путь.

Ненитески мирно паслись. Охотники углубились в лесную чащу.

Глава двадцатая

Когда они вышли из города, Керрик крикнул:

– Постой!

Херилак осторожно огляделся и прислушался.

– Надо идти. Так близко останавливаться небезопасно.

– Придется. Глянь-ка.

Херилак увидел, что грудь и плечи Керрика исцарапаны и кровоточат. Сбросив стреляющие палки на траву, Керрик пошел к ручью.

– Надо бы пристроить их поудобнее, – сказал Херилак. – Сейчас они ядовиты?

– Не думаю. Одна из них жевала мой палец, а я еще жив.

– Зубы у них острые. Я знаю, они меня столько раз кусали во время кормежки. Переложи мясо в мой мешок, а свой порежь на полосы да завяжи получше палки. И поскорей.

Керрик изрезал мешок на неровные полосы и надежно перевязал ими хесотсаны. Покончив с этим делом, они сразу же отправились дальше.

Вечером Херилак подстрелил одного из небольших быстроногих мургу. Он не стал подходить к зверю, предоставив Керрику разделывать тушку. Они держались подальше друг от друга, чтобы новое и старое оружие ненароком не соприкоснулись.

Керрик разрезал еще теплое мясо на кусочки и стал кормить хесотсаны. Они с Херилаком перекусили сушеным мясом, боясь разводить огонь так близко от города.

– Не хочу больше возвращаться в этот город, – сказал Керрик, когда охотники стали укладываться спать.

– И не надо... если палки будут живы. Но мы знаем, где брать новые в случае чего.

– Слишком рискованно.

– Здесь ничего не может быть слишком рискованно. Разве мы сумеем выжить без них?

...Утром они покормили молодые хесотсаны сырым мясом и уверенным шагом направились к северу. Дождь кончился, и солнечный свет, пробиваясь сквозь листву, падал на землю.

Солнечные лучи отражались от хрустального глазка угункшаа, освещая изображение Амбаласи, воспроизводимое запоминающим зверем. Звук был слабым, но вполне различимым.

«У реки много протоков, по крайней мере два из них не меньше главного русла. Река собирает воду с огромной части нового континента. И я хочу подняться на урукето вверх по течению, пока не станет совсем мелко, периодически отбирая пробы воды...»

Звук призыва к вниманию заглушил негромкий голос прибора. Укхереб повернула один глаз ко входу – там с ноги на ногу переминалась ее помощница Анатемпе.

– Что случилось? – спросила Укхереб.

– Боль от прерывания собрания, имеющего научное значение. Прибыла фарги с приказом особой важности.

Эйстаа требует присутствия вас обоих.

– Пусть она возвращается с известием о нашем повиновении.

Анатемпе вышла. Ученые выключили угункшаа и убрали его вместе с запоминающим зверем в надежное место.

– Открытия – на изумление! Амбаласи – величайшая из величайших, сказала Акотолп, колыхаясь всем телом.

– Согласна, несмотря на то что она слишком часто твердит об этом. Среди живых ей нет равных. Не раскрасить ли нам руки в знак уважения к эйстаа?

– Не забудь, что сказала посланница: надо спешить.

И мы должны подчиниться даже в ущерб красоте.

...Ланефенуу была погружена в глубокие раздумья, когда обе ученые показались на амбесиде. Она повернуда к ним одни глаз, давая понять, что заметила их, но заговорила не сразу.

– Разум-помощь требуются от иилане' науки.

– Повелевай, эйстаа, мы повинуемся.

– Меня не радуют новости, не радует необъяснимое. И одно событие вовсе смущает меня. Вчера к растительной яме послали группу за хесотсанами. Они не вернулись. Утром я послала к яме других, а с ними Интепелеи, знающую охоту. Она здесь. Выслушайте ее.

Интепелеи, мускулистая и суровая иилане', стояла рядом. Ее тело было покрыто кровоточившими следами укусов, у ног ее лежали два больших узла. Она заговорила неумело, но вполне отчетливо:

– Возле ямы с хесотсанами были следы: помятая трава, четкие отпечатки ног иилане' в иле. Сделанные вчера. Я искала и ничего не нашла. Потом заметила, что хесотсаны что-то едят, но не там, где для них оставляют мясо. Я вошла в воду, отогнала их и вот что обнаружила.

Она нагнулась и достала из меньшего узла череп иилане'. Ученые жестами выразили отвращение и потрясение. Но всем стало еще хуже, когда она развернула второй узел и достала из него жуткую массу окровавленных костей.

– Грудная клетка иилане', – прокомментировала Акотолп. – Плоть не отошла от костей – вот мышцы, вот сухожилия. – Она показала пальцем. Смерть наступила недавно.

– А вчера она еще была жива? – спросила Ланефенуу.

– Вне сомнения, – ответила ученая, ужаснувшись собственным словам.

– И я так думаю. Ужас и интерес. Что случилось?

Они упали туда? Живыми они оказались в воде или мертвыми? Думая о них, я вспомнила еще трех охотниц, ушедших из города и не вернувшихся. Их искали, но не нашли. Трое и еще раз трое. А теперь я спрашиваю вас, Акотолп и Укхереб, спрашиваю иилане' науки. Случилось два странных происшествия, которым нет объяснения – и я недовольна. Я хочу, чтобы вы сказали мне – есть ли между ними связь. Есть ли что-нибудь общее между этими тремя и теми тремя?

Укхереб размышляла и не решалась высказаться.

Потрясая складками на шее, Акотолп с чувством проговорила:

– Общее – смерть. Трех и, возможно, еще трех.

Или же всех. Иначе эти трое вернулись бы. Смерть ходит вокруг города, смерть приходит в город. Нужны факты. Давайте пустим птиц.

– Тех, что выслеживают устузоу?

– Их, эйстаа. Мы давно ими не пользовались. Скучно глядеть на снимки деревьев и побережья.

Ланефенуу гневно щелкнула челюстями.

– Хватит скучать. Что-то чужое несет смерть в мой город. Я хочу, чтобы вы выяснили, что случилось. Откроется тайна – прекратятся смерти.

– Будет так, как ты приказываешь. Предлагаю увеличить число вооруженной охраны во всякое время дня и ночи. И высадить побольше ядовитых растений у стен.

– Выполняйте. И ежедневно докладывайте, что увидите.

Сделав жесты преданности и повиновения, ученые отправились восвояси. Шли они медленно и размышляли.

– С тех пор как мы прибыли в город, было спокойно, – проговорила Укхереб. – Неужели кровопролитие началось снова? Не хватит ли крови? Неужели опять устузоу смерти?

– Надо поискать. Если они близко, мы обнаружим их. Тут могла бы помочь Вейнте'. Она прекрасно расправлялась с устузоу.

Смешав в жесте согласие и отрицание, Укхереб ответила:

– Ты ей служила, я знаю. Ты говорила мне, что она спасла твою жизнь. Но она служила только смерти и никакой другой эйстаа. Довольно смерти. Окажи мне любезность, пусть имени Вейнте' не будет в твоих мыслях.

Дни для Вейнте' были похожи как капли воды. Они слились воедино, да так, что и не оторвать. Солнце на небо – в море за рыбой, потом вечер. И ничего не менялось.

Но сегодня что-то произошло, и ей это не понравилось. Фарги были в явном смятении. Они вылезли из океана и торопливо устремились в глубь берега. Вейнте' поинтересовалась, что случилось, но конечно не получила ответа. Великреи была уже далеко и, не слыша ничего, со всеми удалялась в сторону болот. Такого еще не бывало. Вейнте' обернулась к океану и за белыми валами увидела черное пятнышко.

Что это может быть? Странно – в море никогда не было ничего, кроме рыбы и морских тварей. Иногда в нем встречались огромные рыбины, зубастые хищники, но такого, чтобы выступал из воды... Она почувствовала тот страх, что и остальные, и тоже направилась было к лесу...

И тут ощутила гнев. Она не из тех, кто пугается.

Мысль внушила тревогу – в особенности тем, что вновь заставила ее думать. А она отвыкла. И в расстройстве Вейнте' гневно шипела и драла землю когтями ног.

Сердилась и на море, и на эту непонятную штуку. Потом еще раз посмотрела – загадочный предмет приблизился.

Очертания были знакомы. Она уже догадалась, что это – потому-то и ощутила внезапную ненависть, ведь появление урукето вновь пробудило гнев, испытанный ею некогда на этом берегу.

Брошенная.

Отверженная.

Оставленная умирать.

Урукето.

Наконец короткий приступ гнева прошел, и она могла уже хладнокровно взирать на живой корабль.

Нынешний гнев был далекой тенью давнишнего. Чего бояться, если перед ней урукето?

Она спокойно смотрела на черный высокий плавник, из которого торчали головы иилане'. Возле урукето в море что-то плескалось. Энтинсенаты, конечно. Пожизненные спутники живого судна. Спутники, кормильцы...

Урукето так близко подошел к берегу, что белые гребни уже перекатывались через него. Из плавника выбралась иилане', спустилась в воду и встала, широко расставив ноги. Сверху ей что-то передали – Вейнте' не видела что. Она погрузила предмет в волны и полезла обратно.

Что она здесь делает? Откуда урукето? Непривычные думы вновь заставили Вейнте' гневно потрясти головой. Зачем ей думать об этом? Почему она сердится?

Урукето уходил в море, медленно уменьшаясь. Нет, он идет вовсе не в море, а вдоль берега. Это важно.

Но почему? Мысль не укладывалась в голове. Вейнте' начала раздражаться, и одна из вернувшихся фарги с перепугу бросилась бежать прочь, взглянув на ее дергавшееся тело.

Урукето ушел на север. На север. Он уплыл на север, а северу противостоит юг. Долго она не могла понять смысл этого умозаключения. И уже когда почти стемнело, увидела, что Великреи бредет на берег с рыбой, уверенно шагая в волнах прибоя.

Так шла Великреи тогда, когда Вейнте' в первый раз увидела фарги. И они тоже пришли оттуда – с севера.

Значит, там город! Город с пляжами, на которых родились эти фарги. Тот город, в который они пришли, выйдя из моря. Тот город, который покинули, потому что он не открылся для них. И они повернули к нему свои спины и уплыли, а потом оказались здесь.

Вейнте' смотрела на север, пока не стало совсем темно.

Глава двадцать первая

Это было подобно пробуждению от долгого сна. Или еще – тому, что бывает, когда лопается яйцо, когда после первой долгой ночи своей жизни выходишь на свет. Так думала Вейнте'. Сначала эти мысли ее удивили – потом она стала гадать о причинах такого удивления.

Однажды, склонившись над лужей, чтобы попить, она заметила в воде свое отражение и принялась недоуменно разглядывать его.

Подняла руки, растопырила большие пальцы, поглядела на грязь, присохшую к ним. А потом погрузила ладони в воду, прогнав свое изображение, не понимая, почему оно волнует ее.

Каждое утро она глядела на море, искала в нем урукето. Но он не возвращался. Это огорчало ее – потому что нарушало порядок дня, к которому она успела привыкнуть. Сон, еда, сон. И ничего более. Она чувствовала беспокойство, сожалела об этом. Что смущает ее? Что тревожит? Она это понимала, – но гнала из памяти... Здесь, на берегу, так спокойно...

Наконец Вейнте1 словно проснулась. Она стояла на берегу, прямо перед нею по грудь в воде торчала одна из ее товарок... «Рыба», – знаком показывала фарги.

Цветом ладони. Рыба – и больше ничего.

– Какая рыба? – спросила Вейнте1. – Где рыба?

Их больше одной? Большие, поменьше, сколько их?

Требую ответа.

– Рыба, – ответило глупое создание, выпучив глаза и приоткрыв рот.

– Кусок никчемности-скала глупости-гора недоумения...

Вейнте' замолчала, потому что фарги в страхе нырнула и уплыла от нее подальше. В один миг все оказавшиеся поблизости фарги попрыгали в воду. Пляж опустел, но гнев Вейнте' рос, и она громко выкрикивала, извиваясь всем телом от раздражения:

– Неразумные, глупые и немые! Не знающие ничего о красотах речи, о гибкости языка, о радости постижения! Плаваете, ловите рыбу, валяетесь на песке, спите. Да умрите хоть сейчас – никакой разницы и не будет. И я могла умереть...

Теперь она пробудилась с новыми силами, хорошо отдохнув, – ведь сон ее был долгим. Она не знала, сколько времени длилось забытье, понимала только, что много дней и ночей миновало. Взглянув на невысокие волны, набегавшие на ноги, она подумала о том, что с ней было, и кое-что осознала. Брошенная, изгнанная из знакомого мира, лишенная города, ранга и власти, она была оставлена на берегу – умирать. Ланефенуу жаждала ее смерти, была уверена, что отверженная погибнет... Но этому не суждено было свершиться. Вейнте' не безмозглая фарги, которой только прикажи умереть и готово.

Она была совсем рядом со смертью. Но желание жить было в ней таким сильным, что она забилась в дальний уголок самой себя и жила тем, что было лишь тенью истинной жизни. Но темные дни миновали. Что ждет ее впереди?

Она, Вейнте', – эйстаа и всегда ею останется. Ей приказывать – другим повиноваться. Но не на этом берегу. С трех сторон болота, с четвертой море. Это же ничто. Разве ей здесь место? Она хворала и забрела сюда. А теперь выздоровела. Незачем оставаться, не о чем вспоминать, не с кем прощаться. И даже не бросив взгляда назад, она вошла в море и нырнула, очищаясь в воде, потом выставила голову над поверхностью и отправилась на север. Куда уплыл урукето, откуда пришли фарги.

Она плыла, впереди рос скалистый мыс, потом он медленно отодвинулся назад, закрыв берег, на котором она так долго существовала. Вейнте' не оборачивалась – она уже забыла про эти края. Впереди ее ждет город.

Туда ей и нужно.

За мысом широким полумесяцем раскинулся залив: золотой песок окаймлял берега. Плаванье утомило ее, и Вейнте' отдалась волнам, которые вынесли ее на берег. Песок был гладким – без единого следа. Теперь она осталась одна и была этим весьма довольна.

Идти было легче, чем плыть, и до темноты она успела много пройти.

Утром она половила рыбы, а потом отправилась дальше. Теперь дни стали совсем не похожими друг на друга, и она стала считать их, проплывая мимо утесов и шагая по песчаному берегу.

Залив оказался таким огромным, что и второй день, и большую часть следующего Вейнте' все шагала по его берегу. На четвертый день берег сделался скалистым.

Горный хребет с суши уходил прямо в море. Она провела неспокойную ночь в каменной нише, открытой брызгам прибоя. На шестой день она миновала последний утес и вновь пошли песчаные берега.

На тридцать пятый день она поняла, что пугешествие подходит к концу. Берег только что был таким, как прежде, и вдруг сделался абсолютно иным. В спокойной воде у берега плескались рыбешки. Она присмотрелась – это были не рыбы. Вынырнув на поверхность, они уставились на нее круглыми глазами и сразу же нырнули, едва она подняла руку в приветственном жесте. Юное, пугливое эфенбуру. Будут есть – или их съедят, а уцелевшие однажды выйдут из океана как фарги. Те, кто поумнее, станут иилане' и вольются в поток городской жизни.

Но если они в океане, значит неподалеку родильные пляжи. Так и оказалось. Естественный залив углубили и отгородили от моря. Здесь на славу потрудились ейсеколы, возводя перемычку из мягкого песка. Хранительницы на постах, самцы, лежащие у воды. За пляжем горка – любимое место прогулок, судя по количеству троп, уходящих к городу.

Вейнте' остановилась. Пока она еще не думала, что будет делать, когда доберется до города. Она хотела добраться сюда и только об этом и думала на берегу и в море. Она знала, что на севере город, знала, что доберется до него. А что теперь?

Что это за город? Кто здесь эйстаа? Она ничего не знала, как глупая фарги, вылезшая из воды. Взглянув на море, она увидела урукето, приближавшегося к гавани, лодки с уловом. Богатый город. Все города богаты. Ешь рыбу и мясо. Мясо. Она не ела его все это бесконочное время и совсем забыла о нем. И теперь ощутила во рту его вкус и провела языком по зубам. Первым делом она войдет в город и поест. А потом посмотрит на него, изучит и откроет. Как фарги. Она сделает то же самое.

Все дороги вели в город, и она пошла по кратчайшей.

На улице толпились фарги, несли какие-то свертки.

Две иилане', разговаривая, шли следом. Проходя мимо них, Вейнте' уловила обрывки разговора и захотела послушать еще. Но сначала нужно поесть. Рот наполнился слюной при мысли о прохладном мясном желе.

Она глотнула.

Навстречу шла группа фарги. Вейнте' остановилась, загородив им дорогу. Они тоже замерли, недоуменно глядя на нее.

– Среди вас есть иилане'? Которая говорит-понимает?

Они расступились и дружно уставились на фарги покрупнее, шедшую сзади. Та как будто кое-что соображала.

– Пища, пища где – понимаешь?

– Пищу едят. Хорошо пища.

Все они были упитанными, должно быть, ели досыта, но теперь – ее черед.

– Мы едим. Вы идете. Мы едим.

– Пища, пища, – заволновались фарги.

Пусть они недавно поели, неважно. Мысль о еде взбудоражила их.

– Пища, – проговорила та фарги, которая была немного иилане', сопровождая слова жестом, означавшим движение.

Они пошли по улице, Вейнте' последовала за ними.

Под древесными арками, мимо охраняемого ханане, на берег реки. Там было суетливо и шумно, серебрилась рыба, стояли баки с мясом. Фарги устремились к рыбе – другой еды они не успели узнать за свою короткую жизнь, – где толпились такие же, как они.

Емкости с мясом окружали иилане'; они разговаривали, и умные речи были непостижимы для новоприбывших.

Вейнте' подошла к мясным чанам, и каждое ее движение говорило о силе и способностях, Иилане', не имеющие ранга, расступились, пропуская ее к еде.

Одна из них посмотрела на Вейнте', поприветствовала ее и пожелала приятного аппетита. Набив рот, Вейнте' могла ответить лишь жестами благодарности и признательности.

– Что это за город? – спросила она, потянувшись за очередной порцией мяса, говоря как равная с равной.

– Это Йибейск. Эйстаа его, облеченная великой властью, зовется Саагакель.

– Йибейск и Саагакель знают во всем Энтобане.

– Ты иилане' мудрости. А как зовется твой город?

– Я странствую и знаю множество городов.

Вейнте' впилась в мясо, чтобы избежать дальнейших подробностей. Но жестов силы и власти укрыть не могла, и ее собеседница заметила это. И когда заговорила вновь, то уже обратилась как нижайшая к высшей.

– Город приветствует гостью.

– Хорошо сказала. Я хочу видеть амбесид и эйстаа, восседающую на нем,

– Закончим еду – и я с радостью провожу тебя.

Позволительно ли узнать имя почетной гостьи?

– Вейнте'. А твое?

– Опсотеси.

Было жарко, и они пошли по улицам под деревьями, стараясь держаться в тени. Отойдя от реки, они повернули к амбесиду. К этому времени полуденная жара спала, и амбесид был полон суеты.

– Восхитительно, – проговорила Вейнте' с жестом великого одобрения. Опсотеси выгнулась от удовольствия.

Амбесид был открытой поляной, окруженной деревьями. Через амбесид петляя бежал чистый ручей.

Там и сям над ним возносились арки мостиков, украшенные блестящей проволокой и яркими самоцветами.

Вейнте' и ее новая спутница остановились с той стороны амбесида, где толпились иилане'. Одни нагибались к воде, чтобы напиться, другие умывались. А по ту сторону ручья зеленела непримятая трава. Кое-где небольшими группками стояли беседующие иилане', а самая большая окружила эйстаа, восседавшую на почетном месте.

– Каков амбесид, такова и эйстаа, – заметила Вейнте'. – Это зрелище лишь укрепляет во мне уважение к ней.

– Дважды я говорила с ней, – сказала Опсотеси с гордостью. – Я искусна в речи и исполняю разные поручения.

– Ценю таланты. Расскажи, какие поручения эйстаа ты исполняла?

– О, очень важные. Я стояла на пристани, когда сюда явился урукето с высокими на борту. Их имена я передала великой Саагакель.

– Высокие иилане', великая эйстаа, – повторяла Вейнте'. Ей стало скучно. Говорила Опсотеси складно, но только говорила – ей никогда не подняться высоко.

Но все-таки она хорошо знала свой город. – О чем еще ты говорила эйстаа?

– Темное дело. – Тело ее шевельнулось от недоброго воспоминания. – В город пришла незнакомка.

Мне было велено принести вести о ней...

Тут она осеклась и жестом выразила сомнение.

– Опсотеси, ты обращаешься ко мне с темным вопросом, – строго сказала Вейнте'. – Почему?

– Извинения! Сомнения из-за глупости. Ты тоже незнакомка, но ты не можешь быть такой же. Она была...

Тут Опсотеси снова умолкла, уже от страха. Сделав дружеский жест, Вейнте' выразила любопытство. Ояа уже кое о чем догадывалась. Опсотеси все еще не могла заговорить, и Вейнте' подбодрила ее:

– Я знаю о них, об отверженных. И презираю их.

Я не из их числа. Итак, говори – ты должна доложить о Дочери Жизни?

– Так. Извинения за страх. Ты, Вейнте', выше меня, первая во всем. Я говорила об этом...

Вейнте' успокоила ее и похвалила умение говорить.

Она уже решила, что делать.

– Я пришла издалека, подруга Опсотеси, и устала.

Но не настолько, чтобы пренебречь долгом и не выразить эйстаа своей благодарности за те удовольствия, которыми меня одарил ваш город.

Опсотеси разинула рот, словно фарги.

– И ты сделаешь это? Станешь говорить без ее приказа?

– Она будет говорить со мной, если захочет. Я просто дам знать о своем присутствии.

Вейнте' гордо выпрямилась, полнота знания светилась в ее глазах. Опсотеси простилась с ней, как нижайшая с высочайшей. Вейнте' ответила ей неприметным движением и направилась к эйстаа. Иилане' умолкали и расступались перед ней. Дойдя до сверкающего мостика, она громко похвалила его и пошла дальше. Те, кто стоял вокруг эйстаа, заметили ее, но даже не пошевелились, чтобы пропустить ее: все были горды своим положением и не хотели ронять достоинство. Вейнте' не стала возмущаться, а просто опустилась на хвост и развела руки в знак почтительного внимания.

В конце концов любопытство победило и незнакомку заметили и оценили ее достойную позу. Толстая иилане' с пурпурными узорами на руках и груди, стоявшая поблизости, холодно взглянула на Вейнте1 одним глазом.

Потом повернула голову и высокомерно произнесла:

– Объяснить присутствие, высочайшая к нижайшей.

Вейнте' бросила на нее пренебрежительный взгляд и повернулась к эйстаа. Гребень толстухи зарделся – к таким дерзостям она не привыкла. Саагакель, будучи мудрой эйстаа, видела все и обрадовалась. Смотрела, но не вмешивалась. Остуку стала слишком жирной и ленивой, и крохотные уколы ей только на пользу.

– Отвечай на требование, незнакомка! – приказала Остуку.

Вейнте' холодно посмотрела на нее и презрительно ответила:

– Мною распоряжаются лишь обладающие властью.

Я говорю только с благородными.

Остуку в гневе и смятении разинула рот. В уверенности гостье не откажешь, ее присутствие производило впечатление. Она отвернулась от Вейнте', не желая продолжать перебранку.

«Искушенная иилане'», – подумала Саагахель, что немедленно было замечено окружающими. Вейнте' тоже поняла и ответила жестами почтительной благодарности и удовольствия.

Все взоры устремились на гостью, та вдруг стала центром внимания. Заметив это, Вейнте' поднялась и заговорила:

– Прости, могущественная Саагакель. Я не намеревалась навязывать своего присутствия, хотела лишь испытать удовольствие от пребывания на амбссиде возле тебя. И если я помешала, то уйду.

– Приветствую тебя, ибо дневные события стали скучнее самой скуки. Стань передо мной и расскажи о себе. Как ты попала в Йибейск?

Выслушав повеление, Вейнте' шагнула вперед, поближе к эйстаа.

– Я Вейнте', бывшая эйстаа Алпеасака.

Произнеся название города, она сделала жесты, изображающие тьму и завершение.

– Знаю, слыхала о твоем городе и всех, кто там погиб. Устузоу-убийцы. Событие великой печали.

– Но счастье вернулось. Устузоу изгнали, и город опять принадлежит иилане'. Ведь в Алпеасак пришел Икхалменетс.

Саагакель сделала жест «помню-знаю».

– Я слышала об этом великом событии. Весть о нем привез урукето из Икхалменетса. Слышала я и о той, что выгнала устузоу. Совпадение великой важности: ведь та иилане' тоже носила имя Вейнте'.

Вейнте' опустила глаза и, попытавшись изобразить смирение, что ей почти не удалось, произнесла:

– Есть только одна ничтожная иилане', которую зовут Вейнте'.

Саагакель казалась ошеломленной.

– Дважды приветствую тебя, Вейнте', в моем городе. Расскажи мне о новой земле Гендаси за океаном и обо всем, что там случилось. Садись поближе, возле моих больших пальцев, и говори. Подвинься, толстая Остуку, уступи место новой подруге.

Глава двадцать вторая

Теперь каждый день Вейнте' приходила на амбесид и присоединялась к кружку наперсниц возле эйстаа. Как приятно снова следить за течением жизни великого города, видеть, как приходят к Саагакель с делами, как она разрешает их. Поручения Саагакель давала охотно и всегда четко определяла: подготовить такое-то поле, перегнать отсюда животных в другое место, наловить больше рыбы.

Отдав распоряжение, она не обращала внимания на его исполнительниц до тех пор, пока они не докладывали об успешном завершении дела. Поручения исполнялись блестяще, ибо иилане', осмелившаяся небрежно отнестись к повелению эйстаа, уже никогда не появлялась на этой половине амбесида. Это восхитило Вейнте', как и второй, уже не слишком заметный, факт. Каждой исполнительнице даровались права не более чем в одной области, и лишь на короткое время. Саагакель была эйстаа и следила, чтобы никто не посмел покуситься на ее место.

Закончив дневные труды, эйстаа освежалась в теплом пруду, окруженном деревьями, позади ее трона.

Пока она смывала дневную грязь, приносили мясо, и она с огромным удовольствием принималась за еду.

Потом как обычно жестом приказывала Вейнте' начинать рассказ о далекой заморской Гендаси, о городе Алпеасаке, который рос, как подобает городу иилане', а потом его сожгли и запакостили устузоу и как он вновь возродился в конце концов.

Вейнте' было что рассказать, и речь ее лилась свободно и непринужденно. Она рассказывала о своих похождениях день за днем, стараясь ничего не упустить. Слушательницам было интересно, они ужасались, восхищались и были ей благодарны. Как и Вейнте', им хотелось, чтобы повесть ее жизни была бесконечной.

Вейнте' же старалась поподробнее разузнать о городе и об эйстаа. После долгих унылых дней полузабытья было так приятно говорить и слушать. Избегая болезненных воспоминаний, она словно исцелялась.

Хорошо было в Йибейске. Центр его, как и ПОВСЮДУ, – на амбесиде. А вокруг и над ним широко раскинулось дерево города, под густыми ветвями которого кипела городская жизнь. С одной стороны лежало море – на его берегу размещались родильные пляжи. В остальные стороны простирались поля и рощи – до самых границ города. Рубежом служила живая стена из деревьев и колючих растений. Рядом с ней жили ископаемые гиганты – могучие ненитески и онетсенсасты. Они защищали город от диких зверей.

За стеной – горы, пустыни, сухие равнины, не пригодные для жизни. Пустынные просторы не знали ни планов, ни карт, однако иилане' умели искать в них дорогу. Там, где почва и климат вновь оказывались пригодными для жизни, возвышалась другая стена, а за нею был другой город, и так по всему огромному континенту Энтобану – города и безжизненные просторы между ними.

Однажды из непроходимого леса вышла искуснейшая охотница по имени Фафнепто. Она была не из Йибейска и не из другого города, потому что бродила между городами по собственной воле. Фафнепто пришла издалека, и все с радостью встретили ее,

– Ты вернулась, Фафнепто, – проговорила Саагакель с жестами одобрения и обещания награды.

– Я вернулась, эйстаа, как и обещала.

Охотница прикоснулась ногой к стоявшей возле нее емкости. Высокая, сильная, с кожей, выдубленной ветрами странствий, она напоминала Вейнте' ту, что когда-то была ей ближе всех, – Сталлан, подругу и надежную союзницу. И тоже охотницу. Совпадение не могло быть случайным. Впрочем, один шрам делал Фафнепто ни на кого не похожей. Какая-то тварь, о которой она никогда не рассказывала, чем-то хлестнула ее по голове и груди, оставив длинный след. Он пересекал все лицо, левого глаза у фафнепто не было. Правда, все говорили, что одним глазом она видит лучше, чем иные двумя. Сомневаться в этом не приходилось.

– Я принесла то, что ты просила, эйстаа. Яйца в этой емкости.

Саагакель обрадованно зашевелилась.

– Фафнепто – ты первая среди иилане' силы и мудрости. Неужели ты говоришь о яйцах окхалакса?

Фафнепто кивнула. Эйстаа радостно зажестикулировала, а за ней и вся свита. Вейнте' стояла неподвижно.

– Ты знаешь, что такое окхалакс? – спросила Саагакель.

– Извинения за невежество, – ответствовала Вейнте'.

– Отсутствие информации однажды сменится удовольствием. Это одно из древних животных. Оно водится не в каждом городе. Крепкое тело, прочный череп, а самое главное – вкусное мясо. У нас было небольшое стадо окхалаксы растут медленно, – но все погибли от болезни. А теперь горе превратилось в радость. Это сделала фафнепто, и благодарность города ей безгранична. Гарантируется исполнение любых твоих требований.

– Одного, – сказала Фафнепто резко, но не дерзко. Она обратила к Вейнте' единственный глаз. – Мне говорили, что эта гостья знает Гендаси, страну за морем.

И устузоу и других тамошних тварей. У меня к ней есть вопросы, и я хочу задать их.

– Мои знания – твои знания, – ответила Вейнте'.

Саагакель сделала жест благодарности.

– Я знаю маленьких устузоу, – начала фафнепто. – Они покрыты шерстью. Говорят, что в Гендаси они покрупнее.

– Некоторые из них такие же. Но есть и покрупнее, с ветвистыми рогами эти очень вкусные. Мы держали их в городе для еды. Но есть устузоу разумные и злобные. Ядовитые твари, они сгубили Алпеасак.

Хорошо, что он зазеленел снова.

– Это те, о которых я слышала? Они тоже иилане'?

– Нет, говорят, что они умеют разговаривать – но их невозможно понять. Только один из них стал иилане' и сотворил огромное зло.

Когда она заговорила о Керрике, тело ее изогнулось от ненависти и отвращения. Чувства эти были так сильны, что ей пришлось замолчать и заставить себя успокоиться. Фафнепто ждала, терпеливо и недвижно, наконец Вейнте' снова заговорила:

– Ты видела мои чувства. Этот устузоу погубил все, что я там создала.

– Я убью его, если встречу.

Вейнте' ощутила глубокую благодарность к этой крепкой, покрытой шрамами иилане', и это чувство окрасило ее ладони.

– Верю тебе, сильная фафнепто, и благодарю. Я расскажу тебе все, что знаю об устузоу в Гендаси – там они не такие, как в Энтобане.

Фафнепто слушала молча и внимательно, только изредка переспрашивала и уточняла детали. Вейнте' рассказывала о том, чего давно не вспоминала. Она успокоилась, и речь ее стала ровнее. Однако закончила она нерешительно, и Фафнепто ощутила невысказанный вопрос.

– Если Вейнте' нуждается в чем-нибудь – пусть скажет.

– Не нуждаюсь. Но мое любопытство превыше всякого любопытства. Ты принадлежишь этому городу и многим другим и можешь рассказать мне об этом. В Йибейске меня хорошо приняли и оказали честь: я могу часто говорить с его эйстаа. Мы говорим обо всем, но есть такое, о чем я еще не слышала. Такое, о чем никто не хочет говорить. Я не упоминала здесь об этом. Могу ли я спросить тебя?

– Говори – что же это?

– Дочери Жизни.

Прежде чем Вейнте' успела договорить, охотница почтительно попросила умолкнуть. Потом огляделась – поблизости никого не было. Однако она все-таки отвела Вейнте' подальше, на солнечный пятачок за живой изгородью, где их никто не мог услышать и увидеть.

– Здесь нас не увидят, – сказала Фафнепто. – Ты правильно сделала, что обратилась ко мне, – никто, кроме меня, не осмелится рассказать, что случилось. Многое ли тебе известно о Дочерях?

– Чересчур много. Бесконечные хлопоты и боль – вот что связано с ними. Я желаю им только смерти.

– Как и эйстаа. Здесь их было много. Дочерей содержали в плодовой роще, чтобы яд их учения не распространялся. А потом пришли другие Дочери и тоже попали под замок. Тогда ими занялась ученая по имени Амбаласи. Ее-то крови и жаждет эйстаа. Амбаласи освободила их и увезла отсюда.

– Это нелегко.

– У них был урукето. Она распорядилась им без ведома эйстаа, и с тех пор ни о ней, ни об этих преступницах ничего не слыхали.

– Они исчезли? Но как?

– Это за пределами моих знаний. Но хотя всем запрещено вспоминать об этом, эйстаа часто говорит со мною о Дочерях. И во всех городах я прежде всего стараюсь что-нибудь узнать об этом урукето и его пассажирах. Никто ничего не видел. От них даже следов не осталось.

Вейнте' некоторое время размышляла, потом вновь повернулась к фафнепто.

– Я думаю, у тебя есть серьезные причины интересоваться моими словами. Не так ли, Фафнепто?

– Так.

– Ты спрашивала меня об устузоу Гендаси. И ты разыскиваешь урукето. Значит, ты предполагаешь, что урукето может оказаться в Гендаси?

– Я искала и говорила со многими. Теперь я уверена, что урукето покинул Энтобан. Но куда он запропастился?

Вейнте' тщательно все взвесила, прежде чем заговорить:

– О разном говорим. Плаваем возле ответа, но не приближаемся к нему. По-моему, твой урукето пересек океан. Остается решить, кто скажет об этом Саагакель – ты или я.

– В последний раз она запретила мне говорить с ней об этом.

– Тогда ответственность на мне: я не слыхала про запреты. Ты была в городе, когда это случилось?

– Нет.

– Тогда мне надо узнать об этом побольше, прежде чем я рискну обратиться к эйстаа. Кто мне расскажет обо всем?

– Поговори с Остуку. Под ее жиром скрывается острый ум. Она поможет.

Они по-дружескирасстались. Вейнте' было о чем подумать. Она знала, что в таком деликатном вопросе торопиться нельзя. И постаралась позабыть то, что узнала, чтобы не выдать себя случайным движением. Но она наблюдала за движениями Остуку и однажды утром решила, что можно начать разговор.

Эйстаа разговаривала с советницами, После совещания Остуку собралась уходить, но Вейнте' остановила ее и обратилась к ней самым дружелюбным образом:

– Остуку – ближайшая к Саагакель. Могу ли я пойти рядом с тобою, или ты спешишь по делам огромной важности?

– Дела важные, но не срочные.

– Тогда прошу мудрости от обладающей великой мудростью. С глазу на глаз.

Подумав, Остуку ответила:

– С удовольствием. Здесь поблизости есть уютная роща, где солнце и тень. Я всегда отдыхаю в ней.

– Огромная благодарность.

Они молча пошли к роще, оказавшейся именно такой, как говорила Остуку. Резные скамьи были согреты солнцем. Под высокими деревьями росли зеленая трава и цветы. Солнце поднималось все выше, и иилане' расположились в тени. Как только они сели, Вейнте' сразу же приступила к делу:

– Я нуждаюсь в ответе. Я говорила с Фафнепто, и она сказала, что мудрее тебя здесь нет никого, кроме самой эйстаа, разумеется. Дело очень тонкое. Я знаю, что всем запретили говорить об этом именем эйстаа. Но у меня есть особые сведения, о которых я хочу сообщить. Можно ли говорить с тобой об этом?

Остуку выслушала Вейнте' молча. Потом оглядела пустынную рощу и спросила:

– Речь идет о Дочерях Жизни?

– Да.

Остуку жестом выразила неприязнь и беспокойство.

– Эйстаа не потерпит напоминания о них. Но ты и я можем говорить, если ты уверяешь, что важность дела требует этого.

– Да. Фафнепто кое-что разузнала и хочет сообщить Саагакель. Но ей запрещено говорить об этом, стало быть, это сделаю я. Но сперва я должна кое-что выяснить. Ты поможешь?

– Помогу во имя эйстаа. Это происшествие вызвало ее великий гнев.

– Я знаю, что некто по имени Амбаласи помогла преступницам бежать на урукето.

– Так и было. Я никогда не могла заподозрить эту старуху в такой злокозненности и коварстве. Она одурачила меня и всех нас. Эйстаа никогда не простит ее.

– А теперь мой вопрос. Среди преступниц не было таких, кто объявился в городе накануне бегства?

– Были.

– Тогда спрашиваю, хотя много времени миновало, – ты помнишь их имена?

– Только одно. Интеллигентная такая, сильная иилане', она осмелилась даже спорить с эйстаа. Смелая, но упрямая дура. Ее звали Энге.

Вейнте' так задергалась от гнева, что Остуку отодвинулась. Заметив это, Вейнте' поспешила извиниться.

– Нижайшая к высочайшей, никакое из моих чувств не предназначено тебе. Все это оттого, что я знаю эту тварь, Энге, эту змею. Прежде мы были с ней эфенселе, но поссорились. То, что я узнала от тебя и Фафнепто, дает мне возможный ответ. Знание-возможность выяснить, куда Амбаласи девала урукето.

Остуку сделала жест благодарности;

– Это Фафнепто – за то, что она послала тебя ко мне; это тебе – за то, что ты ясно выразила свои чувства. И если ты сделала какие-то выводы, то, невзирая на запрет, немедленно скажи Саагакель. Только ты способна это сделать. Рискнешь? Ведь можешь навлечь на себя гнев эйстаа.

– Сделаю – и сегодня же. Нужно найти искусную рисовальщицу, чтобы я предстала перед эйстаа со знаками величайшей важности на руках.

– Я пришлю. Сегодня же,

Уладив все неотложные городские дела, Саагакель откинулась на теплую древесину и почувствовала, как она устала. Власть – штука нелегкая... Вдруг окружавшие эйстаа расступились, пропуская медленно приближавшуюся Вейнте'. Руки ее были разрисованы, что означало необходимость конфиденциального разговора.

Саагакель оживилась: ее томила пустяковая сущность всех городских проблем. Она шевельнулась и встала.

– Я ухожу к пруду, и чтоб никто не смел меня тревожить. Пойдем со мной, Вейнте', поговорим.

Когда они остались вдвоем, Саагакель достала кусок прохладного мяса из емкости, всегда стоявшей здесь на всякий случай. Откусила и протянула Вейнте'. Та, как подобает, церемонно откусила кусочек, медленно прожевала и проглотила, после чего заговорила:

– Я, бывшая эйстаа, обращаюсь к тебе, как к эйстаа. Мы обе претерпели одинаково. Я буду говорить о болезненных проблемах, но только потому, что вижу в грядущем окончание всех бед. Я буду говорить о Дочерях Жизни, которых всегда считала Дочерьми Смерти.

Выслушаешь ли ты меня?

Тело Саагакель в гневе задергалось. Разделяя ее чувства, Вейнте' повторила ее движения. К гневу примешивалась ненависть – а что соединяет прочнее разделенного неприятия?

– Говори, – велела Саагакель, – я вижу, в этом мы заодно. Скажи мне, что тебе известно и что ты можешь сделать. Сними с меня тяжесть, придавившую мои плечи, и ты сможешь с полным правом пожать мои большие пальцы как высочайшая. Говори.

Вейнте' ответила жестами благодарности и покорности.

– Расскажу тебе о прошлом, которое нельзя оторвать от настоящего. Мы с ней были в одном эфенбуру.

Я не выбирала его. И она была моей эфенселе, но я ее отвергла. Я хочу ее смерти. Ее имя Энге, и она главная среди Дочерей Смерти.

– Энге была в моем городе, и я заточила ее в сады, поскольку в речах ее был разврат. И свои растлевающие разговоры она вела с уважаемой всеми ученой преклонных лет, звавшейся Амбаласи. Энге совратила ее с пути истинного. Ученая освободила всех этих тварей и увезла их отсюда в моем урукето. С тех пор их не видели и не слыхали о них.

– Сильная охотница Фафнепто поведала мне об этом и спросила, не слыхала ли я чего-нибудь. Мы поговорили и, объединив познания, решили, что ты тоже должна узнать об этом. И я сама решилась говорить с тобой, потому что другим запрещено делать это в твоем присутствии.

– Не без причины. Гнев разрушает, если глаза не видят его причин.

– Я знаю, ибо сама ощущаю то же.

– Говори все, что знаешь.

– Урукето уплыл, и в городах Энтобана его больше не видели и не слыхали о нем.

– Значит, они погибли?

– Не думаю. Энге бывала в Гендаси и пережила гибель Алпеасака. Не стань она Дочерью Смерти, она могла бы быть эйстаа. И я думаю, что она далеко увела урукето.

– В Гендаси? А это возможно?

– Возможно и вероятно. Ни один город в Энтобане не принял бы смертоносный груз, который увез урукето. Но Гендаси велика, тепла и полна хорошего мяса.

Энге уплыла туда. А с ней и предательница Амбаласи. Я не видела этого и не знаю, видел ли кто-нибудь. Но я всем телом чувствую это.

Саагакель принялась в волнении расхаживать тудасюда, дергаясь всем телом и щелкая зубами.

– Что же делать? – воскликнула она. – Ты подумала, что нам теперь делать?

– Надо их отыскать. Я знаю земли Гендаси, потому что искала и била там убийц-устузоу. В Алпеасаке иилане' науки знают как искать и находить. Только до сих пор они следили за устузоу. Но что им помешает отыскать иилане'?

Саагакель успокоилась, ярость утомила ее.

– Я должна подумать и принять решение. Рада, что мы поговорили, Вейнте', теперь я могу хоть как-то утихомирить душащий меня гнев. Иди, поговори с Остуку. Скажи ей, что утром мы будем обсуждать вопросы, долго считавшиеся запретными. Если рана болит – ее надо очистить. А потом начнем действовать – и кое-кого настигнет смерть. Я была слишком доброй.

– И я тоже. Я относилась к ним, как к иилане', но теперь они стали опасны. Они достойны смерти.

Глава двадцать третья

Ноаm ham tina grunnan,

sassi репа та lorn

skermom mallivo.

В несчастье всякий как на ладони,

А вот каков ты в добрые времена...

Пословица тану

Карабкаясь по крутому косогору у ручья, Керрик поскользнулся на мокрой от дождя траве, упал и покатился в колючие заросли ягодного кустарника. Он весь исцарапался и, помогая себе копьем, встал на ноги. Перед тем, как упасть, он думал о том, что пора навестить Надаске' на острове. Размышлял он, естественно, на иилане'. Этот язык лучше, чем марбак, подходил для выражения неудовольствия, и, вылезая из кустов, Керрик шипел и дергался.

Вечер был таким же унылым, как день.

Ливень помешал охоте, разогнал дичь по норам. Тех немногих, кого удалось спугнуть, сразили чужие стрелы,

Выбравшись из колючей чащобы, Керрик спустился к ручью и, положив на влажный мох копье и лук, стал обмывать царапины. В кустах затрещало, и он поднял копье.

– Я тану, а не мургу, – объявил Ханат, увидев прямо перед носом копье. – Пощади меня, храбрейший из саммадаров, я тебе пригожусь.

Что-то буркнув в ответ, Керрик зачерпнул пригоршню воды и выпил. Обычно общество весельчака Ханата радовало его, но не сегодня. Заметив, что охотник погрузил в воду большой горшок, Керрик, не сдержавшись, ехидно сказал:

– Воду носят женщины, а охотники – мясо.

– Ты прав, – спокойно согласился Ханат, не обращая внимания на выпад. Этот самый охотник целую гору мяса перетаскал маленькой Малаген, чтобы она обожгла этот горшок. Только она умеет делать такие большие и прочные.

– Охотнику не нужны горшки.

– Нужны и еще как. Хороший горшок для этого охотника ценнее стада оленей.

Керрик так удивился, что разом позабыл о плохом настроении.

– Почему?

– Почему? И это спрашиваешь ты, сидевший с мандукто саску и узнавший вкус порро. Порро лучше, чем печенка молодого оленя, слаще лона женщины, пить его приятнее, чем есть оленью печенку, лежа на женщине...

– Помню – Херилак говорил мне. Это ты и Моргил повздорили с мандукто в долине. Он сказал, что вы украли и выпили их порро.

– Никогда! – Подскочив, Ханат изо всех сил стукнул себя в грудь. Никогда мы не были ворами. Да, мы попробовали, конечно, самую малость. А потом смотрели и запоминали, как делают порро. Секрет невелик. А затем мы сделали собственное порро и пили его.

– И вам было тошно.

– Было. – При этом воспоминании Ханат опустился на траву и отхлебнул из горшка воды. – Сделать порро – дело нехитрое. Главное – правильно все смешать. И мы никак не можем открыть этот секрет.

– До сих пор? Значит, горшок вам нужен, чтобы делать порро?

– Да и нет. Мандукто делали свое порро из тагассо, но все наши запасы кончились. Теперь мы ищем способ обходиться без тагассо. А это нелегко.

– Но еще труднее понять, зачем вам это нужно.

– Я скажу тебе. Ты пил порро и знаешь, что это доброе питье! – Пыл Ханата пропал. Он вздохнул. – Порро бывает и скверным – если все перепутаешь.

Мы размешиваем в воде сушеный осадок порро. Добавляем мох, закрываем горшок и держим его в тепле – через несколько дней порро готово! Иногда. Он снова вздохнул.

– А зачем мох?

– Не знаю, но без него ничего не выходит. Получается просто прокисшая похлебка. А с мохом зелье начинает бродить, булькать, словно живое. Вверх поднимаются пузырьки, как из болота...

– Звучит ужасно.

– Нет, что ты, иногда выходит просто великолепно.

В болотной воде пузыри вонючие, а в порро – щекочут нос. Очень вкусно. Но с тагассо получается лучше.

А от других зерен нам бывало очень плохо. – Ханат встал, поднял полный горшок и просиял. – Но сегодня есть новое порро. По-моему, оно уже готово. Иди попробуй.

– Только после тебя, – рассудительно ответил Керрик.

Он взял оружие и отправился за охотником, к которому при мысли о новом пойле вернулось хорошее настроение.

– Мы делали так. Растертые зерна тагассо похожи на любые растертые зерна. Зерно и зерно... какая разница? На сей раз мы срезали верхушки травы, из которой женщины готовят похлебку. Добыли зерна.

Замочили его, добавили мха и поставили на солнце. И сегодня утром, приложив ухо к горшку, я уже не услыхал этого сладостного бульканья. Сегодня горшок весь день простоял в тени. Моргил поливал его водой, чтобы как следует охладить. Сейчас попробуем!

Керрик еще не бывал у них в шатре и не понимал, каких усилий стоила охотникам новая прихоть. Они разбили шатер в открытой ложбине, вдали от других, где были и солнце, и тень, необходимые для булькающего зелья. Огромные горшки грелись на солнце, прохлаждались в тени, валялись заброшенные или разбитые... Последние, видно, были виноваты в том, что состав не удался. Моргил лежал на земле и обнимал горшок, прислушиваясь к доносящимся изнутри звукам.

– Умолк, – удовлетворенно сказал он, поливая водой еще влажную глину. Попробуем?

– Керрик поможет.

– Он храбрый охотник – пусть попробует первым.

– Не настолько храбрый, – сказал Керрик, отступая. – Вы победили порро, вам и пить его первыми.

Моргил перерезал плетеный шнурок, удерживавший на горле горшка листья; Ханат торопливо скомкал их и бросил. Нагнувшись над горшком, он принюхался и обернулся с улыбкой.

– Давно так хорошо не пахло.

– Ив последний раз пахло неплохо, – с мрачной практичностью сказал Моргил. – А мы болели два дня.

Вспомнив об этом, они не без колебаний опустили в горшок глиняные чашки. Моргил пришел в полное расстройство, а потому пить не стал и лишь смотрел, как Ханат понюхал порро и отхлебнул. Потом задумчиво скорчил рожу – и расплылся в улыбке.

– Лучше еще не получалось! Как у мандукто, даже вкуснее.

Допив оставшееся в чашке, он вздохнул и удовлетворенно рыгнул. Моргил с довольной миной последовал его примеру. Последним зачерпнул Керрик и нерешительно пригубил.

– Не хуже, чем у саску, – согласился он. – Даже лучше – их порро в далекой долине, а это рядом – под боком.

Ответом ему было дружное бульканье.

После третьей порции Керрик обнаружил, что дурацкие шутки Ханата приводят его в восторг... или, может быть, они стали не такими глупыми? Действительно смешно! И он так хохотал, что расплескал четвертую чашку, и ее пришлось наполнять вновь. Моргил, выпивший столько, сколько Керрик с Ханатом вместе, уже лежал и храпел. Керрик выпил еще – и отставил чашку. Теперь только он понял, почему мандукто позволяли пить порро лишь по особым случаям. Ханат что-то бубнил себе под нос, громко смеялся над собственными шутками и даже не заметил, как Керрик поднялся на ослабевшие ноги и отправился домой. Снова пошел дождь, но это уже не беспокоило его.

Керрик медленно брел между беспорядочно разбросанными шатрами, наслаждаясь будничной суетой. Серые струи дыма поднимались из дымовых отверстий к небу, тая в таком же сером небе. Перекликались женщины, кто-то смеялся.

Неподалеку от стоянки вскопали небольшой луг, сняли дерн. Этим занимались только женщины – такой труд не для охотников. В землю высадили зерна харадиса, которые Малаген прихватила из долины. Женщинам нравились мягкие ткани из его волокна, и они не жалели сил. Охота была хорошей, птицы было в избытке. Можно было уделить время и харадису. Ткани, крепкие горшки, – приятно было видеть, что тану сумели перенять секреты саску.

Из шатра появился Херилак и окликнул проходившего мимо Керрика.

– Хороша ли была охота?

– А ты разве не ходил?

– К северу отсюда я заметил следы двух крупных мургу. И пошел по ним со стреляющей палкой.

– Она не болеет?

– Я слежу за ней, берегу, сытно кормлю. Так я убил обоих. А когда уходил, трупоеды уже сидели на тушах.

– Слишком сильный дождь для охоты. Я не принес ничего. А некоторым повезло. А стреляющие палки в порядке – я спрашивал.

Теперь этот страх был неразлучен с охотниками, они даже привыкли. Жива стреляющая палка – жив и охотник.

Керрик быстро повернулся – и, чтобы не упасть, ухватился за дерево. Херилак нахмурился.

– Ты заболел?

– Нет. Только выпил свежего порро.

– Понятно. Я тоже пробовал его. Эта парочка скоро пропадет, если не остановится.

– А в новом горшке – очень вкусное порро.

Охотников окликнул чей-то женский голос; они повернулись и увидели Меррис, которая протянула им что-то завернутое в листья. Под листьями обнаружились еще дымящиеся клубни.

– В костре испекла, – сказала она. – Я их вчера нарыла.

Разломив обугленную корочку, охотники поплевали на пальцы и стали есть сладкую мякоть. На их благодарность женщина одобрительно кивнула. Керрику такие отношения были все еще в новинку, хотя для тану это дело привычное. В саммаде так и живут, а для него такая жизнь была непривычной. Когда саммады жили вместе, как сейчас, и было вдоволь еды и питья, всегда было много разговоров и угощений. Это была жизнь, которой Керрик не знал в своем одиночестве, и он радовался ей.

Надо бы сходить к Надаске', он давно уже не бывал у иилане'. Эта мысль явилась сама собой. Зачем вспоминать о несчастном друге, когда вокруг так прекрасно? Почему бы не предаться наслаждению жизни?

Должно быть, он становится похожим на старого фракена, которому жаловаться было приятнее, чем наслаждаться. Нет, не так. Все-таки он привязался к самцу иилане' и слишком хорошо знал цену его одиночества.

Теперь ему так же одиноко среди тану, как некогда Керрику среди иилане1. Надо бы его навестить. Как-нибудь...

– Еще? – спросила Меррис.

– Да, конечно.

Он с жадностью набросился на еду, мысли о Надаске' сразу вылетели из головы. Хорошо жить в саммаде.

Пока живы стреляющие палки. Ах, эта маленькая подробность, источник вечного беспокойства.

Услыхав свое имя, Херилак обернулся, стряхивая с пальцев крошки. Перед ним стоял парень-без-имени, как всегда грустный.

– Алладжекс очень болен. Еле дышит. Боюсь, что он умирает.

Он уже научился скрывать свои чувства. Когда старик умрет, ему быть новым Фракеном, новым алладжексом. Конечно, он страстно желал этого, с нетерпением ожидая окончания поры учения и услужения, но лицо его не обнаруживало даже тени подобных мыслей.

– Он хочет говорить, нужно выслушать, – тихо сказала Меррис,

Она не испытывала особого доверия ни к самому Фракену, ни к его травяным отварам, ни к предсказаниям будущего. Но каждый знал, что слов важнее, чем перед смертью, уста тану не произносят. Когда рядом смерть ложь неуместна. В смерти человек видит многое, что сокрыто от глаз живых. Предсмертные слова ценили. И когда парень повернулся, все поспешили за ним.

Кое-кто успел зайти в шатер, другие собрались около. Возле очага валялись шкуры и кожи. Когда вошедшие приблизились, Фракен слабо кашлянул. Лицо его осунулось, почти истаяло. Глаза старика были закрыты... может быть, предсмертных слов не будет. Но парень-без-имени нагнулся к его уху и зашептал. Фракен что-то забормотал, потом открыл глаза и медленно обвел взглядом собравшихся. Прежде чем заговорить, старик закашлялся, и парень стер с его губ выступившую кровь.

– Вы пришли сюда потому, что я умираю. Я много раз говорил вам, но вы не слушали. А теперь я умираю, и вам придется слушать. Этот парень будет Фракеном.

Он умеет читать будущее по совиным шарикам. Слушайте его – я хорошо учил. И слушайте меня, потому что я вижу то, чего не видел прежде... – Он снова закашлялся, откинулся назад и долго лежал, пока силы вновь не вернулись к нему. – Подыми меня, – сказал он. Кровь стекала струйкой у него по подбородку.

Парень приподнял голову умирающего, чтобы он мог видеть тану, молча стоявших у очага. Глаза его обратились к Херилаку, остановились на Керрике, и лицо старика исказила гневная тень. – Мы сейчас в стране мургу. Это плохо. Наше место в горах, среди снегов.

Там нужно жить. Подальше от мургу, от их мыслей, поступков, подальше от тех, кто поступает подобно мургу.

Присутствующие посмотрели на Керрика, но тут же отвели взгляд. Его лицо оставалось спокойным и невозмутимым. Он знал – старик всегда ненавидел его. И в словах умирающего была не правда, а лишь последняя месть.

«Умирай же, – подумал Керрик, – скорее. И никто о тебе не вспомнит».

– Если мы будем жить рядом с мургу, то сами превратимся в мургу. Мы тану. Уходите в горы, возвращайтесь к прежним путям.

Глаза его закрылись – старик снова зашелся в кашле. И больше не открывались, хотя умер он не сразу.

Керрик ждал вместе со всеми и, хотя ненавидел старика, не смел выразить своего чувства. Стемнело. Пареньбез-имени подложил дров в очаг. Дым окутал Фракена, тот опять закашлялся – и умер. Херилак нагнулся, тронул старческую шею, приоткрыл пальцами веко и выпрямился.

– Умер. Вот вам новый Фракен.

Керрик медленно шел к своему шатру. Ненависть покойного не смущала его – наконец-то ей пришел конец. Старый Фракен был существом ядовитым. Надо же, хочет, чтобы они вернулись в горы, к снегам, а сам-то небось не возражал против жизни на юге...

Радовался даже.

Там, в далеких горах, нет дичи – одни только снега.

И саммадам нет дороги назад. Им придется остаться здесь, в тепле, где хорошая охота.

Пока живы стреляющие палки, которые держат убийц-мургу на расстоянии. Эта мысль не давала Керрику покоя.

Глава двадцать четвертая

Essekakhesi essavalenot.

essentonindedei uruketobele.

Там, где океанские течения,

Плавает урукето.

Апофегма иилане'

Выйдя из тенистого перехода, Энге услыхала крики, но смысла их понять не могла, пока не увидела Амбаласи и не разобрала ее голос.

Развалившись на доске для отдыха, старая ученая кричала помощнице:

– Ткни ее, только не порань. Пусть кусает палку.

В дальнем конце прогалины раздавалось страшное шипение и клекот. Энге с удивлением заметила, что Сетессеи тыкает длинной палкой в какую-то птицу. Теряя перья, существо яростно било крыльями и хватало палку зубастой пастью. Значит, не птица, если у нее зубы. Поодаль шипели от страха еще четыре таких же создания со связанными ногами.

– Теперь выпускай! – приказала Амбаласи.

Ноги пленницы стягивала живая повязка. Сетессеи палкой нащупала нервный узел, нажала на него – пасть живой веревки открылась. Оказавшись на свободе, странное создание с визгом припустило к деревьям.

На бегу оно расправило крылья и время от времени подпрыгивало в воздух.

Наконец оно с воплем исчезло в подлеске,

– Великолепно, – высказалась Амбаласи, отмечая успех правой рукой. Но едва острая боль пронзила се перевязанный палец, жест превратился в осуждение-неудовольствие.

– Удовольствие присутствовать, – произнесла Энге. – Печаль от раны, надежда на скорое выздоровление.

– Разделяю надежду. Случайно занесла инфекцию, порез струнным ножом во время последнего вскрытия.

Замедленное заживление свидетельствует о старости организма.

– Амбаласи обременена годами мудрости.

– И годами годов, Энге. С возрастом не поборешься. Но о нем можно забыть, радуясь открытиям и исследованиям. Ты видела, как бежали эти создания?

– Видела. Не ясны причины освобождения пленницы. Непонятно, кто она. Перья, как у птицы, однако зубы, нет клюва.

Амбаласи одобрила наблюдательность жестами.

– Оставь только свои бесплодные теории, невидимые мысли Угуненапсы, и я сделаю из тебя истинную иилане' науки. Не хочешь? Напрасно. Такая трата способностей. Ты сразу заметила у нинкулилеба зубы.

Поэтому он так и зовется. Это живое ископаемое, Отпечатки существ, подобных ему, я видела на камнях, отложившихся неисчислимое время назад. Но на этом континенте, вдали от Инегбана, оно благоденствует. Ты видела перья и зубы. Это существо – промежуточное звено между древними ящерами и великолепно умеющими летать естекелами. А может быть, и нет. Не исключена параллельная эволюция. Эти создания напоминают нынешних птиц. Крылья есть, перья есть – только не могут взлететь в воздух. Ты сама видела. Ловя насекомых и спасаясь от хищников, они быстро бегают, помогая себе крыльями. Это не континент – это откровение, здешнюю флору и фауну можно изучать целую жизнь.

Разговаривая, Амбаласи сняла с руки нефмакел, бросила негодующий взгляд на заживающую рану и жестом велела Сетессеи наложить новую повязку. Пока та прилаживала ее, Амбаласи поинтересовалась причинами появления Энге.

– Беспокойство о ране, желание помочь,

– Рана болит, но заживает. В чем помощь?

– Омал говорит, что с контейнерами неладно – мясо портится.

– Плохие энзимы. Сетессеи позаботится об этом, как всегда. Но зачем Энге нести весть, с которой могла бы справиться и Омал? Даже любая фарги, которая хоть чуть-чуть иилане'.

– Амбаласи видит все мысли собеседницы. Хотя для тебя вопрос интереса не представляет, я ищу ясности мысли в том, что может ускользнуть от меня.

– Временами я ощущаю себя единственной иилане' посреди йилейбе фарги. И как-то мир обойдется без моего разума?

Хотя вопрос ответа не требовал, Энге ответила с подчеркнутой уверенностью:

– Не знаю, как весь мир, но я и сестры погибнем.

И в полноте времен не забудем об этом. – И она почтительно склонилась, нижайшая перед высочайшей.

– Хорошо сказала. Льстиво, конечно, но истинно.

Итак, для чего же еще потребовалась тебе моя безграничная мудрость?

– Многие спрашивают меня, и по-разному, но вопрос один и беспокойство одно.

– Твоим лентяйкам следует меньше думать и больше работать. Ваши новые фарги, причисленные к Дочерям Жизни, делают всю работу по городу, невзирая на то, что они – только фарги, неразумные и бестолковые в невероятной степени. У прочих остается слишком много времени на разговоры и вопросы.

– Амбаласи точна, как всегда. Но этот вопрос мучает и меня. Страх за будущее, которое не наступит.

Страх окончания. Страх за жизнь этого города.

Амбаласи сердито фыркнула.

– Абстрактные думы порождают абстрактные страхи. Все здоровы, город растет. Опасностей мало, пища в изобилии. Разумная иилане' только наслаждалась бы настоящим, не думая о грядущих муках. Все вы молоды и только начинаете долгую созидательную жизнь. Зачем терзать себя думами о будущем? Не отвечай, я это сделаю за тебя. Все вы – Дочери Недовольства и никогда не обретете ни истинной мудрости, ни истинного удовольствия. И ваши непрерывные споры о том, каким способом предотвратить окончание жизни, погубят вас самих.

– Да, но однажды...

– Но уже не при мне. Вы сами придумали себе проблемы. И должны искать выход самостоятельно. Я же приближаюсь к завершению своих трудов и, когда все будет закончено, навсегда покину эти края.

– Я и не думала...

– В отличие от меня. Я подарила вам жизнь и город.

Они ваши – наслаждайтесь, когда я уеду отсюда. Ищите совет в словах Угуненапсы, раз не хотите моего.

Сетессеи, раздразни еще одного нинкулилеба. У них такой интересный полет, который и полетом-то назвать нельзя. Ведь у них не перья, а скорее чешуи. Надо сделать записи. Наука все время продвигается вперед, хотя вы, Дочери Жизни, явно не подозреваете об этом.

Саагакель оглядела советниц, знаком потребовала внимания и заговорила:

– Дочери Жизни. Я называю это имя и, хотя оно еще немного сердит меня, более не чувствую той губительной ярости, что некогда владела мной и всеми нами.

Я называю их презренное имя, потому что фафнепто открыла нам новое знание, которое ей, в свою очередь, передала Вейнте'. И мы должны решить, как использовать это новое знание, чтобы я могла отомстить преступницам, опозорившим этот город и его эйстаа.

Саагакель кончила – раздались одобрительные возгласы, гневные призывы к мести, требования просветить. Приятная картина. Вейнте' в суровом молчании восседала по правую руку Саагакель. Получив разрешение эйстаа, она заговорила:

– Ваша эйстаа рассказала мне, что случилось в тот день, когда были освобождены гадкие твари, которые потом бежали из города в урукето. Несправедливость следует исправлять. И чтобы ее исправить, следует учесть две вещи. Во главе этой стаи мерзких и некультурных животных стоит некая Энге. Я хорошо ее знаю и еще расскажу вам о ней. Урукето уплыл неизвестно куда. Но сильная Саагакель знает, где его искать. Она знает, что этого урукето больше не видели в городах Энтобана. Вы можете подумать, что преступницы скрылись от суда эйстаа. Это не так. Я верю, что обладаю знанием, которое откроет нам их пути.

Раздалось удивленное бормотание, сопровождающееся жестами предвкушения и любопытства. Зеваки, толпившиеся за ручьем, напряженно вглядывались, пытаясь разобрать, что творится на другой части амбесида, но ничего не могли понять и только трепетали от любопытства. Ясно было одно: обсуждается чрезвычайно важный вопрос.

Внезапно толпа заволновалась и расступилась, пропуская вперед Гунугул, позади которой шли две фарги и что-то несли. Вейнте' показала на пришедшую.

– Все вы знаете, Гунугул – самая старшая среди всех капитанов урукето. Она принесла нам кое-что важное. Покажи свои карты, мудрая Гунугул, и разъясни их смысл, чтобы все могли понять.

Повинуясь приказу Гунугул, фарги достали карту, разложили ее на траве и застыли, придерживая лист когтями. Присутствующие зашевелились, стараясь разглядеть карту. Конечно же, они ничего не понимали.

Гунугул показала на большое темно-зеленое пятно.

– Вот Энтобан, где находится великий город. Вот, смотрите, здесь, на краю океана, находится Йибейск. – Все с одобрительным ропотом принялись разглядывать золотистое пятнышко. Гунугул провела пальцем. – А вот океан. Мы имели удовольствие выслушать Вейнте', которая рассказала, как плыть на его другой берег в Гендаси и Алпеасак. Дайте другую карту.

Все напряженно ждали, пока развернут новую карту. Она была столь же таинственной и непостижимой, как и первая.

– Это Гендаси. Огромный пустынный континент.

Как утверждает Вейнте', здесь нет иилане', всюду ползают устузоу. Я показала вам то, что просила Вейнте'.

Гукугул отошла назад, чтобы любопытствующие могли наглядеться на карту. Одним глазом разглядывая таинственную карту, другим они смотрели на Вейнте'.

– Я рассказала вам о городе Алпеасаке. Но не сказала – подобного не одобряла ваша эйстаа – что в этом городе жили Дочери Жизни, ибо такой вопрос не для публичного обсуждения. Некоторые из них умерли, пока подрастал город; таких было мало. Другие погибли в огне, когда город горел. Они умирают не так, как положено иилане', которые просто не могут жить, если гибнет город. Я вам не буду рассказывать, как именно они погибли – это чересчур отвратительно.

Одна из них спаслась, тогда как многие из ее товарок погибли. Спаслась та, которой следовало умереть. И она явилась в этот город, а потом бежала отсюда. Имя ее – Энге.

Про карту забыли. Взоры были обращены к Вейнте'.

Затаив дыхание, все слушали, боясь пропустить хоть одно слово.

– Ее звали Энге, Дочерью Жизни. Она обладает великим, но извращенным умом. Она знала о далекой Гендаси. Знала, как пересечь океан.

Все слушали, открыв рот. Рассказ Вейнте' был столь удивительным, что никто, кроме эйстаа, не знал, чем он кончится. Идеальные слушательницы молча склонились вперед, каждым движением тела умоляя продолжать.

– Вы знаете, что покинувшего город урукето никто не нашел. Гунугул, мог ли урукето пересечь океан?

– Там, где океанские течения – плавает урукето.

– Можно ли пересечь его по направлению к далекой Гендаси?

– Другие урукето делали это, значит и этот способен.

Выпрямившись, Вейнте' взглянула на Саагакель.

– Говорю тебе, Саагакель, эйстаа Йибейска, что твой урукето пересек океан и уплыл в Гендаси. Но не в город Алпеасак. Его эйстаа не жалует Дочерей Смерти. Урукето не в городе, искать его следует у побережья. Больше ему негде быть.

– Пропал, – горестно простонала одна из советниц.

– Пропал, – хором повторили другие.

Но эйстаа потребовала внимания, и все мгновенно умолкли.

– Вижу – все вы иилане' невеликого разума и еще меньшей предприимчивости. Потому-то я и распоряжаюсь вами, неразумными. Вы даже не подумали, что можно просто отправиться следом за ними, захватить, убить, отомстить и вернуть урукето.

Усвоив сказанное, все восторженно завопили, жестами выражая благодарность эйстаа и уверенность в победе. Эйстаа принимала одобрение как должное, Вейнте' благоразумно замерла за ее спиной. Ей нужно не шумное одобрение, а только месть.

Мести жаждала и Саагакель, но мести тайной. Она хотела сама выследить урукето, где бы он ни оказался.

Захватить его и убить старую Амбаласи, зачинщицу злодеяния. Только об этом она и мечтала.

Но не могла осуществить своих намерений. Она – эйстаа, вот ее город. И если она покинет его, правительницей станет другая – и сместит ее. Она вернется и увидит на своем месте новую эйстаа. Месть или власть – нужно было выбирать.

– Все прочь! – приказала она, показав пальцем за ручей. – Вейнте' остается. Гунугул остается, фафнепто остается.

Она не хотела ничего обсуждать – даже с самыми верными советницами. Она уже приняла решение, и да будет так. И пока все расходились, она стояла в безмолвном раздумье и заговорила лишь тогда, когда последняя иилане' перешла мостик.

– Гунугул, ты говоришь, что урукето может пересечь океан. Когда ты сможешь отправиться?

– Когда прикажешь, эйстаа. Он сытый, толстый, экипаж готов. На погрузку мясных консервов и воды уйдет день. А потом можем отправляться. Ты видела карты, путь ясен.

– Хорошо. Ты как всегда будешь командовать урукето. И найдешь дорогу в далекую Гендаси. А когда достигнете берега, поиск возглавит Вейнте'. Она расскажет тебе о тамошних суше и море, и ты будешь искать там, где она скажет. Сделаешь ли ты это ради меня, Вейнте'?

– Как прикажешь, эйстаа. Я с величайшим удовольствием исполню твой приказ, ведь и я хочу того же. А когда мы найдем урукето – что делать? Что ты прикажешь сделать с теми, кто украл его?

Когда Саагакель ответила, воодушевление Вейнте' поубавилось, но она скрыла замешательство за позой предельного внимания.

– Когда урукето найдется, ты обратишься за распоряжениями к фафнепто. Хоть ты не из нашего города, Фафнепто, – сможешь ли действовать в его интересах? Будешь ли ты выслеживать тех, кто оскорбил меня, обрушишь ли на них мое суровое возмездие? Ты охотница – сумеешь ли охотиться ради меня?

Фафнепто приняла позу бесхитростной покорности.

– Я сделаю так, как ты прикажешь. С удовольствием. Я уже охотилась на всякого зверя, но ни разу – на иилане'. Добрая будет забава, хорошая дичь.

– Хорошо сказано. А теперь пусть все уйдут, а ты – выслушаешь мои приказания.

Вейнте' изо всех сил пыталась скрыть неудовольствие. И с жестом благодарности и уважения отвернулась... Она действительно испытывала эти чувства к эйстаа, предоставившей ей такую возможность. Только за серебряным мостиком Вейнте' позволила себе недовольный жест. Ей приходилось повиноваться, и эйстаа знала это.

Потому-то она и была эйстаа. Никто не сядет на место Саагакель, пока она жива. Саагакель будет приказывать, остальные – повиноваться. Гунугул пересечет океан. Вейнте' выследит добычу. А потом что?

Вейнте' обернулась, взглянула издали на разговаривавших. Фигуры шевелились, но смысла она уловить не могла. Так что же приказала эйстаа Фафнепто? Вейнте' даже не догадывалась. Если бы у нее было что-то:

Власть, положение, собственность – она бы все отдала, чтобы узнать, о чем они говорят. Но она не узнает.

И Вейнте' отвернулась и поспешила за капитаном урукето.

Когда будут грузить продукты и воду, надо проверить, не забыли ли хесотсаны.

Глава двадцать пятая

– Я была здесь целую жизнь назад, – сказала Вейнте'. – Или в другой жизни. Я стояла вот так. А там, где ты, Фафнепто, – капитан урукето. Она умерла. Ее звали Эрефнаис. Я давно не вспоминала о ней. Ее урукето умер умерла и она.

Путешествие оказалось легким. Небольшие дожди, ни одного шторма, В дороге Вейнте' не спала, как остальные, а большую часть времени проводила здесь, на верху плавника.

Пальцы ее сжимали грубую шкуру, ощущая движение могучих мышц урукето. С каждым ударом его хвоста они приближались к берегам Гендаси, откуда Вейнте' уже дважды изгнали – третьего раза не будет.

Из темной камеры выбралась Фафнепто и стала рядом с нею на солнышке. Она не любила говорить, но была отличной слушательницей. Ей хотелось побольше разузнать о новом континенте, и она с почтением внимала Вейнте'. А та с радостью рассказывала.

Заслонившись от солнца рукой, Фафнепто взглянула в сторону горизонта. Ее зрачки превратились в тонкие щелочки.

– Я вижу что-то там, далеко. Это острова?

– Да. Вчера, пока ты была внизу, мы прошли мимо большого острова. Он первый в длинной цепочке островов. Алакас-Аксехент. Гряда золотых самоцветов.

Их песок и вода вокруг них теплые круглый год. Острова тянутся к побережью, где находится город Алпеасак. Но мы к нему не пойдем; урукето, который мы разыскиваем, не может быть у пристаней города.

– Может быть, следует поискать возле островов?

– Не думаю. Говорят, там мало растительности, нет воды. Скорее всего они отправились на континент, где есть на кого охотиться.

– Понимаю. А знаешь, если хочешь выследить зверя, то надо думать, как он.

– Никогда не слыхала, но, раз ты так говоришь – верю. Значит, если мы выслеживаем беглянок, то надо думать их мыслями.

– Попытайся это сделать, попытайся встать на их место. Я много раз разговаривала с ученой по имени Амбаласи. Когда она мыслит подобно мне, я ее понимаю – она тоже стремится узнать побольше обо всем, что живет в этом мире. Я часто приносила ей образцы, отвечала на ее вопросы. Но я не могу понять – почему она освободила пленниц, почему помогла им бежать?

– На этот вопрос и я не могла бы ответить. Для меня просто непостижимо, что иилане' мудрости могла помочь Дочерям Смерти. Я могу сказать об Энге, главной среди них: это могучий ум, обращенный не туда, куда надо.

– Если она увела их – то куда могла привести?

– Важный вопрос. Если мы на него ответим – можем считать, что беглянки пойманы.

– Не могли ли они спрятаться на огромном острове, мимо которого мы проходили вчера?

– Манинле? Я ничего не знаю о нем, кроме названия. А Энге и этого не знает...

Внезапно умолкнув, Вейнте' бросила взгляд на пенный след урукето, посмотрела вдаль. Потом, повернувшись к Фафнепто, сделала жест благодарности и уважения.

– Ты – воистину охотница и сказала важную вещь.

Надо послать за капитаном. Насколько мне известно, остров необитаем, но, может быть, это и не так. Нужно обойти вокруг него. И если у берега окажется урукето, значит, мы нашли то, что искали.

Узнав суть дела, Гунугул немедленно согласилась.

Едва урукето начал неторопливо поворачивать в морских волнах, энтиисенаты, верные спутники и кормильцы, бросились назад. Они выпрыгивали из воды, с шумом падали в волны – так продолжалось до темноты. Ночью они отдались течению рядом с неподвижным колоссом.

Поутру вдалеке показались песчаные берега.

– Горы и лес, – отметила Вейнте', – пресная вода, отличная охота. Здесь они могли бы укрыться. Нужно проверить берег.

– Сколько потребуется, чтобы обойти его морем? – поинтересовалась Фафнепто.

Гунугул ответила жестом неопределенности, ссылаясь на незнание величины острова.

– Несколько дней, наверное.

– Тогда я высажусь возле того мыса, – объявила Фафнепто. – Я так устала в океане, просто истосковалась по лесу. И хочу увидеть, какие животные обитают в этой части света. Я буду здесь дожидаться вашего возвращения.

– Еды возьмешь? – спросила Гунугул.

– Только хесотсан. И к вашему возвращению будет готово свежее мясо.

Высоко подняв хесотсан над головой, охотница скользнула в воду и быстро поплыла к полосе прибоя. Урукето поплыл вдоль берега. Вейнте' и капитан с плавника разглядывали утесы и пляжи. Маловероятно, что охота завершится так быстро и легко. Но она началась. И Вейнте' уже не считала себя пассажиркой. Они внимательно осматривали все попадавшиеся по пути бухты.

Через два дня они с трудом обогнули оконечность острова: урукето пришлось потрудиться, выгребая против течения.

– Здесь теплая вода, – заметила Гунугул, – течет с юга. Урукето любит теплые воды. Погляди, вон край течения – видишь, как меняется цвет воды. Течения – словно реки в океане. Следуя им, мы прокладываем курс.

Наблюдавшая за берегом Вейнте' не расслышала слов капитана.

– А к югу от этого острова ничего нет? – спросила Гунугул. – На моей карте ничего не обозначено.

Может быть, это совсем неисследованные края?

– Я ничего не знаю о других островах. Мне не приходилось их видеть,

– Быть может, следует поискать и к югу отсюда? – произнесла Гунугул, оглядывая горизонт.

Вейнте' посмотрела на голубую гладь, на высокие облака над океаном. Дальше на юг? Там могут быть новые острова. Вейнте' подумала, потом решительно сказала:

– Нет там ничего. Энге знает северные берега Гендаси – туда они и бежали. Но все-таки обогнем остров. Если их здесь не окажется, поплывем дальше на север.

Она отправилась в эти края по приказу Саагакель, чтобы найти Энге, ученую Амбаласи и урукето. В этом их с эйстаа цели совпадали. Но и Керрик тоже на севере, и она отыщет его. Она ненавидела Керрика не меньше, чем Дочерей. Даже больше – ведь он уже два раза одолел ее. Третьего раза не будет. Когда она его отыщет, все будет кончено.

Разинув пасть в смертном оскале, с дерева свисал подвешенный за заднюю ногу большой травоядный мараг. Керрик освежевал его, отрезал обмякшую заднюю ногу. Мясистая, вкусная. Он завернул ее в листья, скрепил шипами. Потом вытер о траву кремниевый нож, взял окровавленную шкуру и отнес в яму за деревьями. Оттуда с костей и полусгнившей требухи взвились полчища жужжащих мух. Керрик отмахнулся от них и пошел к ручью помыть руки.

Вернувшись, увидел, что шатер все еще пуст. Армун с малышкой еще не вернулись. Чувствуя себя виноватым перед женой, Керрик тем не менее ощутил облегчение. То, что он хочет встречаться с Надаске' – его личное дело. Увы, это было не так. Армун уже не протестовала против его визитов к иилане', но молчание ее становилось все более красноречивым... Оно было даже громче слов – когда он брал с собою Арнхвита.

И Керрик перестал это делать – зная, что за этим последует. Но сегодня придется. Мальчик отлично управляется с луком: может быть удастся поохотиться. Сам он возьмет с собой хесотсан – на всякий случай.

Мальчишке уже почти восемь лет. Скоро придется делать лук побольше...

Он с замирающим сердцем достал из-под шкур хесотсан. Неподвижный, но живой... или мертвый? Он ткнул его пальцем. Крохотный рот раскрылся. Зубы стали медленно жевать кусочек сырого мяса.

Подобрав сверток с мясом, Керрик отправился искать сына.

Найти мальчишек было легко – надо лишь прислушаться. Вот и сейчас на берегу болота раздавались их победные вопли. В один из расставленных ими силков попалась большая птица. Бежать она не могла – веревка была привязана к большому бревну – и только шипела, разинув острый клюв. Двое мальчишек сидели на перевернутой лодке, слизывая с пальцев кровь.Увидев Керрика, Арнхвит радостно подбежал к отцу.

– Атта, мы сами поймали гуся. Он пасся на травке.

Правда, жирный?

– Очень. Только кто кого поймал? Ваша добыча еще живая...

– Убей его, саммадар! – завопил один из мальчишек, остальные присоединились к нему.

Птица взглянула на охотника злобным красным глазом и вновь зашипела. Керрик поднял хесотсан. Теперь ими пользовались только для защиты от мургу. Он передал оружие Арнхвиту. Тот гордо схватил его.

– Держи, как я показывал, и не нажимай здесь.

– Я знаю, знаю!

Арнхвит надулся от важности, мальчишки завистливо поглядывали на него. Керрик достал нож и стал осторожно подходить к птице. Та повернулась к нему, раскрыв клюв. Один из мальчишек бросил камень и попал ей в бок. Едва птица повернулась к новому обидчику, Керрик схватил ее за длинную шею и одним быстрым движением перерезал ей горло. Дергая ногами, она свалилась на землю грудой окровавленных перьев. Мальчишки завопили еще громче и кинулись к добыче. Керрик забрал у сына хесотсан.

– Я несу Надаске' мясо на остров. Пойдешь со мною? – Арнхвит уныло отвернулся. Здесь было так весело. Керрик взглянул на лодку мальчишек. Уже плавали в ней?

– Только у берега. Саммадары не велели плыть дальше. Двое мальчишек не послушались. Их побили так, что потом они долго скулили.

– Эх, хорошо быть саммадаром и не опасаться пинка. Беги за луком, поплывем на лодке. Поохотимся.

Дальнейших протестов не последовало. Керрик осторожно положил хесотсан на траву. Потом, ухватившись за борт, перевернул маленькую лодку. Изнутри она имела не правильную форму и сидела в воде как-то странно. В ней оказались два небольших весла – две плоские деревяшки – но ничего, сгодятся и такие.

Были и черпаки – полые тыквы – весьма, конечно, необходимые. Да, в ней благоразумнее держаться поближе к берегу.

Керрик оттолкнул лодку, подобрал хесотсан и осторожно забрался в нее. Лодка отчаянно качалась, но, осторожно переступая, Керрик все-таки сумел устроиться так, чтобы выровнять ее.

– Правда, отличная лодка? – на бегу выкрикнул Арнхвит. Разбрызгивая воду, он полез в суденышко, едва не перевернув его.

Керрик поспешно выправил лодку и указал сыну на тыкву.

– У меня уже зад подмок. Выливай воду, только постарайся не слишком раскачивать лодку.

Лодка оказалась страшно неустойчивой, и Керрик осторожно опускал весла в воду. Арнхвит с гордым видом восседал на корме и без конца давал ненужные советы, пока они медленно тащились вдоль берега. Лук его был натянут, но дичь скрывалась, едва они приближались. Керрик греб вдоль берега, через узкую протоку к небольшому острову.

Спрыгнув у берега в воду, Арнхвит опять чуть не перевернул лодку, и с чувством облегчения Керрик последовал его примеру, погрузившись в воду по грудь и не забыв поднять хесотсан над головой. Вдвоем они вытащили лодку на песок.

– Ведь хорошая лодка, а? – спросил Арнхвит на марбаке.

Керрик отвечал на иилане':

– Великолепно выращенная-прочное дерево-ездить на воде.

– Мы не выращивали ее, а выжгли огнем.

– Я знаю. Но на иилане' иначе не скажешь.

– А я не хочу говорить, как они.

Мальчишка дерзил, но Керрику не хотелось его одергивать. Главное, чтобы вырос уверенным в себе. А когда вырастет, то сам будет отдавать приказы, а не выполнять их. Будет вести, а не следовать.

– На иилане' разговаривать хорошо. Можно говорить с Надаске'. Он не понимает марбака.

– Мальчишки смеются. Они видели, как мы с тобой говорили. Сказали, что я трясся как перепуганная девчонка.

– Никогда не слушай тех, кто не способен делать то, что ты. Им никогда не научиться так говорить.

Важно, чтобы ты не забывал этого языка.

– Почему?

Почему... Действительно, почему? Как ответить на столь простой вопрос? Керрик опустился на песок, скрестил ноги и задумался.

– Эй, садись рядом со мной. Отдохнем, а я расскажу тебе кое о чем важном. Сейчас тебе это может показаться скучным, но когда-нибудь ты изменишь свое мнение. Помнишь, как было хорошо, когда все мы были на севере среди парамутанов?

– В тепле лучше.

– Лучше... Вот потому-то мы и здесь. Мы больше не можем жить на севере – снег там теперь не тает. А здесь, на юге, кругом мургу. Мы их можем убивать и есть, их мы можем убить прежде, чем они убьют нас. – Арнхвит не заметил, как Керрик перешел на иилане'. – А еще здесь живут иилане' вроде Надаске'. Они нам не эфенселе, как он, и убивают любого тану, как только увидят. А потому мы должны знать о них и уметь от них защищаться. Некогда я был среди тану единственным, кто умел разговаривать с ними. Теперь нас двое. Однажды ты станешь саммадаром и будешь делать то же, что и я теперь. Мы должны знать их. И если хотим жить здесь, нам нужны их хесотсаны. Это важная вещь, и тебе когда-нибудь придется добывать их. И только ты сумеешь это сделать.

Арнхвит ежился и водил пальцами ноги по песку. Он слушал отца, но не мог понять, как важно то, что он говорил. Мал еще.

Керрик встал и отряхнулся.

– А теперь мы навестим нашего друга Надаске', принесем ему мяса. И он споет нам. И пусть сильный охотник не опускает лука – быть может, нам удастся прихватить и свежатинки.

С восторженным воплем Арнхвит вскочил, схватил лук и наложил на него стрелу. Затем прищурил глаза и, пригнувшись, как охотник на звериной тропе, стал красться по поросшему травой склону. Керрик шел следом, раздумывая, понял ли Арнхвит хоть что-нибудь.

Ну, если сейчас не понял – когда-нибудь поймет. Когда Керрик умрет и Арнхвит станет охотником, саммадаром. Когда на его плечи ляжет ответственность...

Сидя на берегу, Надаске' смотрел на море. Услышав призыв слушать речь, он приветливо зажестикулировал.

Он очень обрадовался, увидев принесенное Керриком мясо. Обнюхав сверток, иилане' сделал благодарный жест.

– Маленький-мокрый уже не маленький и не мокрый, эфенселе Керрик, мясо великого удовольствия.

Давно мы не разговаривали.

– И вот мы пришли, – проговорил Керрик, чувствуя себя виноватым за долгое отсутствие.

Обернувшись, он поискал глазами и обнаружил густой куст. Керрик вырыл в его тени ямку и положил хесотсан на влажный песок. Тану до сих пор соблюдали все меры предосторожности, ведь никто не знал, как передается болезнь. И никому не позволяли трогать свой хесотсан и не клали оружие рядом с чужим.

Арнхвит принялся рассказывать Надаске' об охоте на птиц. Идея силка весьма заинтересовала иилане'.

Керрик не вмешивался и не пытался помочь мальчику, когда тот пытался объяснить на иилане', что такое силок. Надаске' сам помогал ему правильно ответить на вопросы. Керрик молча и с удовольствием слушал.

Надаске' действительно был заинтересован: ему хотелось выяснить, как это сделать.

– Если я пойму, то сам сумею сделать силок. Все знают, что самки сильны и грубы. И все знают, что мастерство и искусство – удел самцов. Ты же видел блестящего ненитеска.

– А можно еще раз посмотреть?

– Потом. Сейчас я вас кое-чем угощу.

Они отправились с Надаске' на другой конец острова. Там, у линии прилива, была вырыта яма. Надаске' отодвинул закрывавший ее плоский камень. Под ним лежали ракушки, покрытые влажными водорослями.

Выбрав для гостей угощение покрупнее, Надаске' сунул в рот ракушку и с хрустом стал жевать.

– Зубы Надаске' прочны многократно, – сказал Керрик, открывая раковину кремниевым ножом. – Зубы устузоудля этого не годятся. Тут нужен каменный зуб.

– Или металлический, – добавил Арнхвит, снимая с шеи нож.

– Нет, – произнес Керрик, – не делай этого.

Арнхвит удивленно поднял глаза. Керрик сам себе удивился. Отдав сыну кремниевый нрож, он забрал у него металлический и потер его пальцем. Нож бьгл поцарапанный и щербатый, но острый – Арнхвит точил его о камень.

– Это был мой нож, – произнес он, – и всегда висел на шнурке у меня на шее, а потом на металлическом обруче – вот как этот.

– Один большой, другой маленький, очень похожи, – проговорил Надаске'. – Объяснение-существование-сходства.

– Они сделаны из небесного металла, так мне говорил Херилак. Он сам видел, как с неба упал камень, который оказался не камнем. И вместе с другими охотниками Херилак отправился его рызыскивать. Нашел камень саммадар по имени Амагаст. Оказалось, что небесный металл тверд, но его можно резать зазубренным тонким камнем. Так сделали эти ножи, и большой, и маленький. Амагаст носил тот, что побольше, а маленький нож отдал сыну. Амагаст был моим отцом. А теперь уже мой сын носит его.

– Что есть отец, что есть сын? – спросил Надаске', потирая пальцем блестящую металлическую поверхность.

– Мне трудно объяснить тебе это.

– Ты считаешь меня фарги, неразумной, неспособной понять и постичь?

Керрик жестами попросил прощения.

– Нет, просто это относится к тому, как рождаются устузоу. У нас нет яиц, нет эфенбуру в море. Дитя выходит из матери, а потому знает и своего отца.

Надаске' ответил жестами смущения и сомнения,

– Слова Керрика истинны. Многое в устузоу недоступно моему пониманию.

– Скажем так: мы с Арнхвитом – маленькое эфенбуру. Близкое-тесное.

– Понимание частичное, пояснения приняты. Ешь еще.

Вскоре Арнхвиту надоели разговоры, и он стал беспокойно оглядываться. Заметив это, Керрик подумал: нельзя, чтобы встречи с Надаске' надоедали ему. Пусть они всегда будут интересными и желанными.

– Пора идти, – сказал Керрик. – Птицы садятся на болото – может быть, и подстрелишь какую-нибудь.

– Краток визит – кратка жизнь, – мрачно проговорил Надаске', огорчившись, что гости уходят.

– Скоро еще раз приду – со свежим мясом, – пообещал Керрик и отвернулся.

Он взял хесотсан, смахнул с него песок.

И окаменел.

– Что ты увидел? – спросил Надаске', видя тревогу в его позе.

– Да ничего. Просто песок налип на этот дурацкий хесотсан.

Керрик потер его пальцами, еще раз... Маленькое серое пятнышко не исчезало.

Глава двадцать шестая

Керрик не хотел говорить о том, что обнаружил – словно от этого пятно могло исчезнуть. К молчанию отца Арнхвит, шествовавший впереди, отнесся одобрительно. Он выстрелил в гревшуюся на солнышке ящерицу и промазал. И весь обратный путь сидел на носу, опустив руку в воду, Керрик хотел предостеречь мальчика, припомнив случай, происшедший с ним в детстве, ужас, охвативший его при виде вставшего из воды марага.

Но это было так давно; к тому же вряд ли могло случиться что-то подобное.

Они причалили к берегу, вытащили из воды лодку и перевернули ее. Арнхвит понесся к шатру. Керрик снова взглянул на хесотсан. Пятно не исчезало.

Возле костра было тихо. Армун поняла, где они были, и неодобрение сквозило в каждом ее жесте. На этот раз Керрик не пытался заговаривать с нею, заставить ее не думать об этой поездке на остров, и тоже молчал. Уставший за день Арнхвит уснул прежде, чем на небо высыпали первые звезды. Забросав песком тлеющие угли, Керрик отправился к ручью. Там он долго и безжалостно тер ладони друг о друга. Впрочем, если он сам заразил свое оружие, уже поздно. Помахав руками в воздухе, чтобы обсохли, Керрик направился к шатру Херилака.

Проходя через поляну, он заметил, что Меррис переставила свой шатер. Теперь он стоял возле шатра саммадара. Под откинутым пологом сидела Даррас с куколкой, сплетенной из сухих травинок. Девочка не стала разговорчивее, но теперь она улыбалась. Полог шатра Херилака был опущен, и Керрик услыхал за ним смех. Он хотел окликнуть саммадара, но понял: смеялась женщина. Хорошо. Керрик опустился на шкуру возле Даррас.

– Я еще не видел у тебя этой куклы.

– Бабушка сделала. Смотри, какая красивая. Ее зовут Милде. Как мою маму.

– Очень хорошая кукла.

Керрик подбросил в огонь сухих ветвей, языки пламени взвились выше. Полы соседнего шатра поднялись, из него вышла Меррис и села возле Керрика.

– Даррас мне показывала свою куклу. Она очень ею довольна.

Меррис улыбнулась и кивнула.

– Довольна не только она.

К костру подошел Херилак и поздоровался с Керриком. Они уселись у огня, поглядывая на женщину и ребенка. Херилак казался таким же довольным, как Меррис. Керрику не хотелось портить ему настроение:

Слишком уж. долго Херилак был мрачным и неулыбчивым. Они поговорили об охоте, саммадах, о долине саску. Наконец Меррис увела девочку в шатер и опустила полог.

– Летом здесь, наверное, жарко, – сказал Херилак, – а вот зимой не холодно. Этот остров просто прекрасное место для стоянки.

– Ну а в горы-то пойдем? Ведь фракен велел, когда умирал.

– Старый Фракен был дурнем. Ты сам много раз говорил. На севере зима и нет ей конца.

– Кажется, моя стреляющая палка заболела.

Херилак долго молчал. Потом заговорил с привычной угрюмостью:

– Когда-то это должно было случиться. Снова надо отправляться за новыми.

– Значит, снова пойдем в город? Будем воровать?

Убивать мургу?

– А ты можешь предложить что-нибудь другое?

Керрик медлил с ответом. Он сидел молча, сжав кулаки так, что побелели костяшки.

Над деревьями показалась луна, осветив поляну холодным светом. Над головой бесшумно пролетела сова, в лесу крикнул какой-то ночной зверь.

– Нет, – нерешительно ответил Керрик. – Ничего другого я придумать не могу. Мы знаем, где искать стреляющие палки. Но если нас заметят...

– Теперь тебе не обязательно идти. Я ведь знаю, где эта яма,

– Я не боюсь идти в город.

– А я и не говорил этого. Я только хотел сказать, что теперь будут рисковать другие. Ты сделал свое, и уже не раз.

– Это неважно. Я боюсь, что мы становимся зависимыми от мургу и их города. Мы пойдем: другого выхода нет и когда-нибудь нам придется сделать это. А вдруг в городе нас увидят мургу? Что тогда будет?

– Не загадывай так далеко. Думай только о завтрашнем дне.

– Нет. Если бы мы жили в горах и били оленей, ты бы мог мне это сказать. Но не теперь. Мы в ловушке, из которой нет выхода.

– Давай на этот раз пойдем большим отрядом. И достанем побольше палок.

– Нет. Риск слишком велик. Пойдут двое. Без палок. Когда отойдем от стоянки, надо будет искупаться: прямо в одежде и неоднократно. Эта болезнь не должна передаться новым стреляющим палкам.

– Я не понимаю, что общего между купанием и болезнью.

– Я тоже, – криво усмехнувшись, ответил Керрик, – но мне об этом говорила та, которая знает. Еще до нашей встречи, когда я был очень болен...

– Стало быть, это мараг тебе говорил?

– Да. Ты видел город, ты видел растения, с помощью которых они хотели погубить нас в долине, и понимаешь, сколько они знают о живых существах.

Этот мараг очень много знает, он говорил мне, что болезни разносят маленькие живые существа.

– Я видел – черви в ранах...

– Нет, они еще меньше, такие, что даже глазом не увидеть. Знаю, что в это трудно поверить, но она так сказала. Может, и эта хворь так же передается от одной палки к другой. Не знаю. Но если, умывшись, ее можно остановить, значит, придется всякий раз мыть руки.

– Конечно. Мытые охотники и пахнут лучше. Значит, вдвоем... Ты и я.

– Нет, – с внезапной твердостью сказал Керрик. – Ты саммадар, я не могу приказать тебе делать что-то или не делать. Я возьму такого охотника, который будет повиноваться мне. Мы пойдем тихо, скрываясь от мургу. И не будем никого убивать. А ты разве сможешь не убивать, если я скажу тебе?

– Не смогу, ты прав. Но кого ты возьмешь? Твой саммад невелик. И охотник в нем только Харл.

– Он искусный охотник и хороший ходок. Ему и идти со мной. Я сказал.

– Ты делаешь ошибку...

– Возможно... но это моя ошибка.

Херилак сердито нахмурился, но возражать не стал.

Решение было принято.

– Когда вы уходите?

– Скоро. Нужно сходить и вернуться с новыми палками, пока не начали гибнуть те, что у нас есть,

Добавить было нечего, и охотники молча расстались.

...Керрик проснулся с первыми лучами солнца, хотя почти не спал ночью. Он лежал не шевелясь и слушал спокойное дыхание Армун, пока солнце не осветило стену шатра. Тогда он неслышно выскользнул наружу и пошел к укрытию, где прятал хесотсан. Осторожно развернув шкуру, он подставил его солнечным лучам.

Мертвое пятнышко не исчезло, но теперь оно стало больше.

Полог шатра охотников был откинут, и Ортнар уже сидел возле него, привычно нахмурившись.

– Я хочу поговорить с Харлом... – начал Керрик.

– Я еще спал, когда он ушел. Он знает место, куда на рассвете приходят олени. Когда-нибудь этот парень станет искусным охотником.

– Ладно, поговорим, когда вернется.

Добавить было нечего: Ортнар не любил праздной болтовни. Керрик пошел к своему шатру. Армун уже не спала и разводила огонь.

– Я видела, как ты ухаживаешь за стреляющей палкой. Слишком уж ты печешься о ней.

– Не слишком. Она заболела.

– Опять! – вскрикнула Армун.

– Опять. Придется идти в город мургу. Еще раз.

– Heт, не ходи. Другие тоже могут это сделать.

– Пойти-то смогут, а вот вернуться... Только тану, который наполовину мараг, знает город мургу. А теперь я буду есть и отдыхать. Ночью я плохо спал.

...Керрик проснулся, когда солнце стояло высоко.

Лучи слепили глаза, и он зажмурился. Возле шатра сидел Харл, терпеливо и безмолвно дожидаясь, пока Керрик проснется. Спросонья Керрик не узнал его. Ему померещилось, что это взрослый охотник. Заметив, что Керрик проснулся, Харл встал и вошел в шатер.

– Ортнар сказал, что ты искал меня, хотел поговорить.

– Ты был на охоте? Олени приходили?

– Спустились к самой воде, прямо рядом со мной.

Двоих я убил. Ты это хотел знать?

Как и Ортнар, он не любил праздных речей. Слова его были как стрелы остры и точны.

– Ты мне нужен. Пойдешь со мной в город мургу?

Моя стреляющая палка заболела.

– Сколько всего тану пойдет?

– Двое – ты и я.

Глаза Харла расширились.

– В прошлый раз ты ходил с саммадаром Херилаком.

– Да. И он убил встретившихся нам мургу. На этот раз я хочу положиться на умение следопыта, а не охотника. Я хочу все видеть – и остаться невидимым.

Пойдешь со мной?

Харл улыбнулся и протянул вперед два стиснутых кулака, положив их один на другой.

– Пойду. И мы принесем стреляющие палки?

– Да. Но ты должен сейчас пообещать мне одну вещь. Будешь ли ты повиноваться мне? Если увидим мургу, то убивать их не будем. Ты обещаешь мне это?

– То, о чем ты просишь, нелегко.

– Я знаю. Но если ты не согласишься, я стану искать другого. Ты из моего саммада. И если сделаешь, как я прошу, другого охотника не будет. Выбирай.

– Тогда я иду с тобой. И выполню твой приказ, саммадар. Когда выходим?

– Утром с копьями и луками. Стреляющие палки оставим здесь.

– А что мы будем делать, если встретим большого марага, которого не убьешь ни стрелой, ни копьем?

– Умрем. Ты знаешь лес, и твое дело пройти там, где их нет. Ты способен на это?

– Да. Сделаю, как велит саммадар.

...Они двинулись в путь на рассвете и, когда стало жарко, уже далеко ушли по тропе, ведущей на юг.

Добравшись до узенькой речушки, они по очереди искупались в чистой воде: пока один купался, другой караулил. Причин подобных действий Харл не понимал, но делал как было велено. Только поворчал, что, дескать, и лук, и колчан вымокли, и разложил оружие на траве – сушиться. Керрик достал сушеное мясо и эккотац.

– Уж мясо-то мыть незачем, – съехидничал Харл.

Керрик улыбнулся.

– Верно. Лучше съедим его. Возле города придется все бросить. В прошлый раз я изрезал свой мешок на ремешки, чтобы перевязать палки. Может быть, тогда и заразил их. На этот раз воспользуемся лианами и прутьями. Нельзя допустить, чтобы они снова заболели.

...На второй день, вслушавшись в лесной шум, Харл остановил Керрика движением руки. Впереди возился кто-то огромный. Они пошли в обход по берегу реки и весь остаток дня брели по песку. Когда берег стал болотистым и непроходимым, они свернули.

Других препятствий на пути не оказалось, и охотники быстро добрались до города. У городской границы Керрик приказал остановиться.

– Вернемся к ручью. Оставим мешки с мясом и искупаемся.

– Сначала съедим все, что можно.

– Конечно. А вечером пойдем. – Харл недовольно нахмурился. – На это есть причины. Мургу по ночам не ходят. И если днем они караулят яму с палками, то к вечеру возвращаются в город. Мы должны прийти туда в сумерках, набрать палок и уйти. Это возможно?

– Если я вижу дорогу днем, то смогу пройти по ней и ночью. Делай, как сказал, саммадар.

Вечером в мокрой и прохладной одежде они пробрались в город. Керрик шел первым, перерубая и отводя в стороны ядовитые лианы. Они шли все медленнее и осторожнее и к насыпи у пруда с палками уже подползали.

– Никого нет. И никаких следов, – сказал Харл.

– Посидим здесь, пока совсем не стемнеет. А этими прутьями перевяжем палки.

В сумерках Харл ползком забрался на вершину насыпи, огляделся и дал знак Керрику следовать за ним.

На берегу и на мелководье кишели хесотсаны. Чересчур бойких пришлось отгонять комьями земли. Керрик спрыгнул вниз. Едва перебирая крошечными ножками, хесотсаны медленно ползали по песку.

– То, что нужно, – проговорил он. – Иди сюда, я подам.

Набрав столько, сколько можно было унести, Керрик с помощью Харла вскарабкался на откос. Хесотсаны негромко шипели, пока их увязывали, и пытались цапнуть за пальцы. Дело было сделано быстро. Охотники взвалили свою ношу на плечи и подобрали оружие.

– Готово! – проговорил Керрик, чувствуя, как спадает напряжение, – а теперь скорее отсюда.

Харл двинулся первым.

Но не успел он спуститься с насыпи, как послышался громкий треск хесотсана, и юноша рухнул на землю. Он умер мгновенно.

Глава двадцать седьмая

Керрик упал и притаился за насыпью. Харл лежал прямо перед ним. Рот его раскрылся, и глаза, уже ничего не видя, глядели в небо.

Рядом упала связка хесотсанов, которые медленно извивались в путах.

Харл мертв. Убит из хесотсана. Там, впереди, иилане', она выжидала в засаде. Ловушка. И бежать некуда. Стоит только шевельнуться – и она выстрелит. Вперед нельзя, назад тоже. Устузоу-грабителя убьют на месте.

Значит, придется опять становиться иилане'.

– Слушай говорящую! – крикнул Керрик. И добавил:

– Смерть... отрицание!

Никакого смысла в последних словах не было, он просто хотел, чтобы находящиеся в засаде больше не стреляли. Отложив связку хесотсанов, он медленно встал, взобрался на насыпь и встал в позе подчинения.

– Я не вооружен. Не убивай, – твердо и отчетливо проговорил он. Каждую секунду он ожидал укола шипа.

Перед ним возле густых кустов стояла иилане'. Ее хесотсан был нацелен прямо в Керрика. Кажется, она одна. Ему оставалось только оцепенеть в позе покорности.

Интепелеи смотрела на него. Она не опускала оружия, но и не стреляла.

– Ты – устузоу-иилане'. Я слыхала о тебе.

– Я – Керрик-иилане'.

– Значит, это ты явился в Икхалменетс и убил урукето?

Керрик подумал. Лгать смысла не было.

– Да.

Интепелеи сделала жест удовольствия от встречи, но хесотсана не опустила.

– Тогда я должна отвести тебя к Ланефенуу. Она тебя ненавидит. И, думаю, захочет увидеть тебя прежде, чем ты умрешь. Это ты убил троих иилане' и бросил их в пруд с хесотсанами?

– Я не убивал.

– Это сделал кто-то из устузоу?

– Да.

– Я тоже думала, что другого объяснения их гибели не может быть. Но никто со мной не согласился. Тогда я сделала то, что следовало. Каждый день здесь дежурили фарги. Им было велено сообщить, когда появятся устузоу. И сегодня одна из них явилась ко мне. Идем к Ланефенуу.

– Но уже почти темно.

– А ты поторопись. Если мы не успеем на амбесид до темноты, я убью тебя. Ну!

Керрик неуверенно шагнул вперед. Он лихорадочно думал, как спастись, но не находил ответа. Перед ним охотница – это видно – она убьет его при первой же попытке к нападению.

Сделав знак большими пальцами, она шагнула вперед. И вдруг вздрогнула и едва не упала.

В ее спину вонзилась стрела.

Она трясущимися руками приподняла хесотсан, прицелилась в Керрика. Оружие треснуло – шип пролетел мимо. Она подняла хесотсан выше.

Вторая стрела пробила ей шею – иилане' упала. На тропе показался Херилак. Он подошел и взглянул на лежащие тела.

– Я не видел марага, пока он не убил мальчика. И никак не мог прицелиться, пока он не вышел на тропу.

– Ты шел за нами.

– Конечно. Стреляющей палки я не брал. Это же так опасно – уйти вдвоем. Ну вот, теперь эти тела. В яму их?

– Не надо, – вяло ответил Керрик. – Я говорил с ней – ты ведь слышал наш разговор. Она выставила на тропе караульных. Те, кто нас видел и предупредил ее, сейчас в городе. Утром сюда придут другие. Нам не скрыть, что мы здесь побывали. Теперь они знают. Не хотел я смертей. Я думал, что справлюсь без тебя. Но ты пошел за нами. Надо похоронить Харла.

– Глупость, напрасная трата времени. Сейчас его тхарм среди звезд, и ему нет дела до оставленного им мяса. Надо забрать стрелы. А ты бери стреляющие палки – и уходим. К утру успеем уйти далеко.

Огромная усталость придавила Керрика. Встав на колени возле мертвого юноши, он снял с трупа связку хесотсанов, сложил Харлу руки на груди и закрыл ему глаза.

– Я убил его, – с горечью проговорил он. – Это я привел его сюда.

– Его убил мараг. А у нас теперь новые палки.

Оставь его и не думай о нем. Он был молод, но успел стать настоящим охотником. Я возьму его лук и копье, и пусть их получит другой мальчишка, стремящийся стать охотником.

Говорить было не о чем. Оружие они добыли. Перебросив связки через плечо, охотники повернули на север и исчезли в темноте.

Стемнело, и мрак укрыл оба тела, такие чуждые, такие непохожие, но объединившиеся в цепких лапах смерти.

В городе не было зверей, питающихся падалью, и трупы пролежали до утра. На рассвете их обнаружили вороны. Приземлившись, они бочком, подпрыгивая, стали подбираться к добыче, радуясь столь неожиданному подарку. Они уже принялись рвать плоть, когда громкие крики вспугнули их. По тропе, нерешительно выставив вперед хесотсаны, пробирались фарги. Покрутившись возле тел, они оглядели лес, осмотрели тропу. Следом явилась Муруспе. С ней пришла Анатемпе. Она остановилась, знаками выражая горе и потрясение.

– Что случилось?

– В том, что случилось, сомневаться не приходится, – ответила Муруспе, делая знак огромного неудовольствия. – Интепелеи получила известие о появлении устузоу, пришла сюда одна – и погибла. Она убила одного устузоу, другие убили ее. Ты – иилане' науки, помощница Укхереб. Скажи мне, когда это случилось?

Присев на корточки, Анатемпе потрогала оба тела.

Сделала знак неуверенности.

– Не сегодня утром. Может быть, ночью или вчера.

– Возможно. Прятавшиеся здесь фарги сказали, что видели двоих устузоу. Один умер. Другой ушел. Что они делали здесь? Зачем приходили?

Анатемпе посмотрела на пруд с хесотсанами. Муруспе проследила за ее взглядом.

– Это связано с хесотсанами?

– Алпеасак – большой город. Дважды приходят устузоу-убийцы. И дважды возле ямы с хесотсанами гибнут иилане'.

– Устузоу пользуются хесотсанами, как и мы... – Муруспе умолкла и задумалась, затем распорядилась:

– Тела отнести на амбесид. Это дело – для эйстаа.

* * *

...Колонна двигалась по городу, сопровождаемая скорбными возгласами. Фарги разбегались в стороны, испуганные гибелью иилане' и видом мертвого устузоу.

Оба тела положили на землю, и Муруспе отправилась известить эйстаа.

Ланефенуу посмотрела на распростертые на траве тела и задумалась. Молчал и амбесид – никто не смел нарушать раздумий эйстаа. Ученые Укхереб и Акотолп уже осмотрели тела и пришли к согласию относительно того, что случилось.

Устузоу был убит шипом, выпущенным из хесотсана.

Вне всякого сомнения из оружия Интепелеи. Потом уже устузоу сразили охотницу каменным зубом: на ее шее и спине были обнаружены смертельные раны.

– Так почему же этот устузоу пришел в мой город? – наконец проговорила Ланефенуу, оглядев кружок советниц. – Мы больше не убиваем устузоу.

Я покончила с этим. Вейнте' нет. Мы остаемся в городе, Но они все равно приходят к нам. Акотолп, ты знаешь этих устузоу. Ты знала их еще до гибели Алпсасака, до того, как ты бежала отсюда, до того, как ты вернулась.

Почему они здесь?

– Могу лишь догадываться.

– Говори. Если нет знаний, послушаем догадки.

– Я думаю, что они приходили за хесотсанами. Они умеют убивать острым каменным зубом, но их оружие далеко не так смертоносно, как хесотсан. Они приходили, чтобы украсть наше оружие.

– Я тоже так думаю. Надо разузнать об этом подробнее. Трое погибли на севере, трое – в городе. Ты, Акотолп, должна была все расследовать. Что же ты обнаружила?

– Ничего. Устузоу нет возле города и на севере – до Круглого озера. Птицы летают, я изучаю снимки.

– Пусть птицы летят дальше. Эти грязные твари на севере, и я хочу знать, где именно. Найди их. Может быть, послать на разведку охотниц?

– В этом нет мудрости, потому что устузоу-убийцы опаснее всех диких зверей. Они устроят засаду и поймают наших охотниц. Есть еще один способ, к которому мы прибегали, когда устузоу стали прятаться от дневных птиц. Совы летают по ночам и носят выведенных нами существ, видящих в темноте.

– Действуйте. Пусть их найдут.

– Ну, вы нашли тех, кого искали? – спросила Фафнепто, поднимаясь на спину урукето.

Морская вода струилась по ее телу, пока охотница осторожно вытирала ноздри хесотсана.

– На побережье их нет, – ответила Вейнте'. – Хоть они и могли оказаться здесь. Остров богат и плодороден. Мы поступили благоразумно, что взялись за поиски.

– И охота здесь великолепна. Я отыскала здесь тех самых маленьких рогатых устузоу, о которых ты говорила, и убила нескольких. Их плоть сладка. – Она дала знак Гунугул, которая прислушивалась, стоя на верху плавника. – На берегу для вас оставлено свежее мясо. Можно ли доставить его на урукето?

– Благодарность-удовольствие от еды. Будет сделано.

Иилане' из экипажа поплыли к берегу, таща за собой пустые пузыри, чтобы удержать на плаву освежеванные туши. Фафнепто, должно быть, превзошла себя и опустошила этот уголок джунглей. И пока на урукето дожидались мяса, Гунугул вытащила свои карты и большим пальцем указала, где сейчас находится живой корабль.

– К северу от нас – континент Гендаси. Здесь – город Алпеасак. Кажется, этот город находится на берегу большого полуострова... Не так ли?

В знак согласия Веинте' повернула ладонь.

– Так. Я была на восточном побережье, там мы били устузоу. Если вы хотите плыть далеко на север, имейте в виду: на севере становится холодно и все время зима.

– Так стоит ли нам туда плыть?

– Первая моя реакция – отрицательная. Как советовала Фафнепто, я пытаюсь думать, как беглянки.

Чтобы отправиться на север, они должны были сначала миновать Алпеасак, где их могли заметить. И чем дальше на север, тем холоднее. Не думаю, что они поплыли и к восточному побережью. А вот на западе есть большой континент, хоть это и не показано на твоей карте. Я плавала туда на урукето. Там есть огромная река. Вдоль побережья частенько попадаются бухточки, а в лесах полно зверей. Можно не сомневаться – их следует искать именно там.

– Так мы и сделаем, – решила Гунугул. – С удовольствием внесу дополнения в карты.

И она повела урукето к Гендаси, между золотыми островами, к песчаным берегам. Алпеасак остался за горизонтом на востоке, а они устремились на запад.

Мимо проплывал берег, летние штормы хлестали джунгли дождем, то прятали их за мглистой пеленой, то открывали – умытыми и посвежевшими. Энтиисенаты высоко прыгали в волнах, радуясь изобилию рыбы в мелких теплых водах. Гунугул поправляла карту, экипаж до отвала объедался свежатиной, добытой Фафнепто. Только Веинте' внимательно и терпеливо разглядывала берега, предвкушая гибель тех, кто посмел противиться ей.

Глава двадцать восьмая

Усевшись в тени на корточках, Арнхвит отчаянно дул в свисток, который подарили ему парамутаны. Он был похож на их насосы – с движущимся стержнем на конце. Только он извергал не воду, а пронзительный свист, нарушавший дневной покой.

Была середина лета, и дни стали длиннее и жарче. В послеполуденную жару о делах не хотелось думать, да их и не было. Здесь было мясо, плоды, всяческая зелень, какую только родит земля, самые разные рыба и дичь.

Прошло три полные луны с тех пор, как Керрик и Херилак вернулись из города с новыми стреляющими палками. Они шли быстро, погони не было. Насколько им было известно, ни один мараг из города не появился в этих краях. За тропой с юга внимательно следили, но никто не пришел следом. Инцидент был исчерпан. Заболели и умерли две стреляющие палки из старых, новые оставались здоровы. Саммады пили, ели и наслаждались покоем. Такого они еще не знали с тех пор, как начались долгие зимы.

Пронзительный дрожащий звук пульсировал в жарком воздухе. Керрик радовался углубленному занятию сына. Края шатра были подняты. Малышка спала, Армун расчесывала волосы гребнем из оленьего рога. Керрик смотрел на нее с удовольствием.

Вдруг свист оборвался, потом раздался вновь, – но уже не такой переливистый и приятный. Повернувшись на другой бок, Керрик увидел, что под деревом возле Арнхвита уселись двое охотников и стали исследовать свисток. Один из них, Ханат, пытался свистеть. Щеки его покраснели от натуги. Потом он передал свисток Моргилу. Тот, двинув поршнем, извлек из свистка стон умирающего мастодонта. Армун расхохоталась. Керрик встал, потянулся, зевая, и вышел из шатра, жмурясь на солнце.

– Что, у вас других дел нет, как отнимать у детей игрушки?

– Ханат рассказал мне про эту штуку, – пропыхтел Моргил. – Какой шум. Ты говорил, что свисток сделали парамутаны?

– Да. Они очень искусны и умеют делать из кости и дерева всякие вещи. Такой же штукой, только побольше, они высасывают воду из лодок.

– Это они живут на льду и охотятся на рыбу в ледяном море? – с интересом спросил Ханат. – Расскажи о них.

– Я уже все рассказал, больше ничего не знаю.

Только зачем вам парамутаны? Разве приготовление порро не утруждает вас настолько, что вы уже позабыли об охоте?

– Другие охотятся, И меняют на порро добытое мясо.

– А мы уже его напились, – добавил Моргил. – Хорошее порро всегда хорошо, но плохое – просто ужасно. Я думаю, мандукто правильно делают, что позволяют его пить лишь по особым случаям. Ты говорил, что парамутаны приходят меняться на юг. А сюда они могут добраться?

– Нет, они терпеть не могут жары, здесь они просто умрут. Когда кончается лето, те из них, кто хочет меняться, отправляются к океанскому берегу, туда, где огромная река впадает в море. Дальше они не ходят.

– А что они меняют?

– Выделанные шкуры, иногда меха, густой съедобный жир. А взамен берут кремниевые ножи, наконечники копий и стрел. Они умеют делать из кости рыболовные крючки, что-то вроде наконечников стрел, но им нужны наши ножи.

– Мне кажется, что лишние шкуры мне просто необходимы, – произнес Ханат, вытирая пот со лба.

– И мне, – подхватил Моргил. – По-моему, настало время меняться.

Керрик с изумлением поглядел на обоих.

– Кажется, шкуры вам нужны меньше всего. – Свист послышался вновь. Арнхвит расстарался для внимательной аудитории. Керрик усмехнулся. – Не шкуры вам нужны, а дорога, охота да морозы.

Хлопнув в ладоши, Моргил поднял глаза к небу, – Саммадар знает все наши тайные помыслы. Ему бы и быть Фракеном вместо глупого юнца.

– Не нужно быть алладжексом, чтобы сообразить – вы оба тоскуете по дальней дороге, по запаху северных лесов.

– Да! – хором ответили охотники.

– Скажи нам, где находится то самое место, куда приплывают парамутаны, – сказал Ханат. – Мы наделаем ножей...

– Другие наделают, а мы сменяем на порро, – возразил Моргил. – Но придут ли парамутаны на этот раз? Ты говорил, что они перебрались охотиться за океан, к далеким берегам.

– Придут – они мне говорили. Пересечь океан им нипочем. А кое-что необходимое они могут выменять только у тану. Придут.

– А мы их встретим. Объясни же, где можно отыскать мохнатолицых людей.

– Спросите Армун. Она лучше знает – там она впервые встретила парамутанов.

Он позвал жену. Армун вышла из шатра, села возле Арнхвита и откинула пряди со лба мальчика. Тот самозабвенно свистел, теша собравшихся.

– Это место нетрудно найти, – проговорила она. – Знаете тропу, идущую от гор к морю?

Слова ее вдруг взбудоражили Керрика. Он словно увидел холодный туман, наползающий с океана, почувствовал тающие хлопья снега на лице. Он успел забыть про холод. И теперь ему вдруг захотелось войти в заснеженный темный ельник, зачерпнуть горсть снега...

Охотники засыпали Армун вопросами. Она разговорилась – о парамутанах, об их жизни среди льдов, о том, что умеют выделывать их искусные руки, и о тухлой рыбе, которую они обожали. Охотники слушали ее, открыв рот. Когда она закончила, Ханат в порыве восторга хлопнул Моргала по плечу, так что тот повалился на землю.

– Сделаем! – завопил он. – Немедленно выступаем, сейчас как раз время. Идем на север меняться с шерстоликими.

– Может, и я пойду с вами, – отозвался Керрик, – путь показать.

Глаза Армун округлились от удивления. Но прежде чем она успела рассердиться, он взял ее за руку.

– А что, пойдем вдвоем, возьмем мастодонта. Он повезет все, что возьмем на обмен.

– Это будет слишком медленно, – возразила она. – И никуда мы не пойдем, я не хочу даже слышать об этом. Детям здесь...

– Дети здесь в безопасности. Исель ест жеваное мясо, у Арнхвита приятели, кругом саммады.

– И я хочу идти! – влез в разговор Арнхвит.

Армун шикнула на него.

– Это дело охотников. А ты мал еще. Как-нибудь в другой раз.

И она увела мальчика к шатру, оставив троих охотников. А те уже строили планы. Она была озабочена, но не встревожена. Ну что она сможет сделать, если Керрик все-таки соберется в дорогу? Надо подумать, пока не поздно. Похоже, он просто рвется туда. Быть может, на острове слишком легко живется. Или просто чересчур жарко. Армун громко расхохоталась. Да ей и самой туда хочется. И когда Керрик пришел в шатер, она уже все решила.

– По-моему, эти двое придумали хорошую вещь, – проговорил он, вертя в руках нож из небесного металла. – Конечно, шкуры нам сейчас не нужны, тем более в середине лета, но у парамутанов много разных вещей.

– Ну да, свистульки...

– Не только свистульки, – огрызнулся он, но тут заметил, что Армун улыбается.

– Значит, ты сама хочешь сходить туда?

– Конечно.

– И я тоже. Сейчас здесь слишком тихо, слишком жарко. Малаген-саску любит возиться с Исель – она приглядит за нею, если мы уйдем вдвоем. У Арнхвита приятели, он даже не заметит, что нас нет. Действительно, неплохо бы сходить на север. Там холодные дожди, может, даже снег. А когда вернемся, здесь уже не будет так жарко.

По полянке перед шатром скользнула чья-то тень.

Керрик вышел из шатра и, прикрывая глаза ладонью, стал вглядываться в ослепительно бирюзовое небо.

Над головой выписывала медленные круги большая птица – орел, кажется, ее черный силуэт плыл по голубой эмали. Она была слишком высоко, чтобы можно было что-то рассмотреть. А потом она улетела, и Керрик вернулся в шатер. Что если это крылатый соглядатай иилане'? Неважно. Ланефенуу не забудет участи двух урукето. Битва окончена.

Жаркие дни сменяли друг друга, а урукето медленно скользил вдоль берега на запад. Волны мерно набегали на песчаный берег, а три иилане' с плавника внимательно следили за побережьем. Только вблизи крупных устьев и заливов ход замедлялся – здесь к берегу следовало приглядеться повнимательнее. Фафнепто моргала, вглядываясь с плавника в прохладную мглу под деревьями. Когда живой корабль огибал скалистый мыс, она показала Вейнте' на берег.

– Странная форма скалы, запоминающаяся-незабываемая. Я сойду здесь на берег и поохочусь.

– Оценено всеми. Завершив исследования, мы вернемся за тобой. Доброй охоты.

– Она у меня всегда добрая, – откликнулась охотница, спускаясь с плавника в воду.

Они осматривали залив почти весь день. А потом двинулись вверх по реке, впадавшей в этот залив. Тут впервые Вейнте' ощутила беспокойство: а вдруг их поиски окажутся тщетными? Она знала, что Гендаси велика, но чтобы настолько, она не могла себе даже представить. До сих пор она всегда шла по следам устузоу, куда они – туда и она. Теперь же, следуя собственным путем, она поняла, что и такое огромное существо, как урукето, трудно найти, если не знаешь, где его искать. Река была широкой и глубокой. Здесь легко мог проплыть урукето. Искать ли дальше? С огромным облегчением она заметила, что русло перекрывают отмели и нужно возвращаться. Дальше этого места урукето не мог проплыть. Те, кого они ищут, должны быть на берегу океана.

Поздним вечером они вернулись к скалистому мысу.

Фафнепто нигде не было видно.

– Здесь высадилась охотница? – поинтересовалась Гунугул. Вейнте' ответила утвердительным жестом. – Значит, она еще охотится. Все мы испытаем удовольствие-удовлетворение от вкуса свежего мяса. Немедленно отправлю на берег пузыри, чтобы можно было возвращаться сразу, как только она появится.

Вейнте' следила, как члены экипажа берут пузыри и спускаются с ними в воду. Речной поток казался прохладным, лесной берег манил. Слишком уж. долго пробыла она в душной камере урукето. И она тоже скользнула в воду и уверенно поплыла к берегу.

– Волнение открытия! – завопила одна из членов экипажа, указывая на туши пяти больших оленей, лежавшие в высокой траве.

Налюбовавшись ими, Вейнте' подняла глаза и увидела появившуюся из леса Фафнепто.

В ответ на комплименты Вейнте' по поводу удачи, встретившей охотницу, та сделала жест строгой необходимости.

– Вейнте', я хочу тебе что-то показать. Иди сюда.

– Имеет ли это отношение к тем, кого мы ищем?

– Нет. Наверное, это те устузоу, о которых ты мне говорила. Они в лесу.

– Они могут быть опасными!

– Уже нет. Все они мертвы.

На поляне у ручья стоял шатер из шкур. Возле него виднелись неподвижные фигуры двух больших устузоу и третьего поменьше.

– Я убила их прежде, чем они успели меня заметить, – проговорила Фафнепто. – Ты сказала, что они могут оказаться опасными.

– Ты осмотрела внутренность этого сооружения?

– Да. Там никого нет. Только много шкур... и хесотсан.

Один из устузоу лежал лицом вверх. Вейнте' с надеждой перевернула другого когтями ноги, но это был не Керрик.

– Ты права, их следовало убить, –сказала она.

– А это и есть тот самый каменный зуб, о котором ты говорила? спросила Фафнепто, указывая на копье, которое охотник и мертвым не выпускал из рук.

– Одна из разновидностей. Другие они бросают по воздуху. Словно иглы из хесотсана. Она не ядовита, но куда тяжелее. Опасные звери, очень опасные.

– Тогда можно не сомневаться, что урукето, которого мы ищем, поблизости оказаться не может.

– Мудрая мысль. Будем продолжать поиски.

Вейнте' возвращалась к берегу, заставляя себя хранить молчание. Тело ее так и дергалось от избытка чувств. Она знала, что поиски урукето, Дочерей Жизни и предательницы ученой должны продолжаться своим чередом. Так она обещала Саагакель. И Фафнепто будет помогать ей в этом. Но не до бесконечности. Теперь, подумав, она поняла, что ей в сущности нет дела до того, жива Энге и ее ученицы или нет. В особенности теперь, когда она увидела тела на поляне. Вид трупов устузоу прогнал из ее головы все мысли о продолжении поисков урукето. Важно не это. Куда важней найти Керрика.

Изловить и убить.

– Важная срочная весть для эйстаа! – объявила фарги, трепеща от усердия и стараясь вспомнить все, как ей говорили, и произносить слова правильно и отчетливо.

Ланефенуу откинулась назад на резное сиденье, набив рот мясным желе. Советницы сидели вокруг, позами выражая восхищение чудесным аппетитом эйстаа. Потом она отбросила кость и жестом велела фарги продолжать речи. Глупая только озадаченно пялилась.

Муруспе махнула ей.

– Тебе приказывают говорить. Рассказывай, что тебе было ведено передать.

Уразумев более привычные знаки, фарги вздохнула и быстро заговорила, чтобы ничего не забыть:

– Укхереб сообщает – нужное обнаружено. Требует присутствия эйстаа для ознакомления.

Ланефенуу жестом велела фарги скрыться с глаз и тяжело поднялась на ноги, Приказала принести водяной плод и освежила им руки.

– Требование моего присутствия означает, что дело важное, – проговорила она. – Идем.

Две советницы заторопились вперед, расчищая дорогу, остальные потянулись следом. Муруспе, эфенселе и первая советница эйстаа, шла рядом.

– Как по-твоему, Муруспе, что мы услышим? – спросила Ланефенуу.

– Мне известно не более, чем тебе, эйстаа. Правда, я могу предположить, что иилане' науки обнаружили устузоу-убийц.

– Я тоже. С делом меньшей важности Укхереб сама явилась бы на амбесид.

Издали приветствуя их, возле распахнутого отверстия в стене ждала Акотолп, выражавшая удовольствие и радостное предвкушение.

– Укхереб просит прощения за требование присутствия. То, что мы хотим показать, не доставишь на амбесид быстро и легко.

Акотолп ввела их в сумрачную каморку, затем через другую дверь в темное помещение. Когда дверь за ними закрыли, стало заметным красное свечение насекомых в небольшой клетке. Укхереб держала в руках какой-то белый лист с темными пятнами.

– Если сейчас вынести этот лист на свет, изображение исчезнет. Но я хотела бы, чтобы эйстаа непременно увидела его.

– Объяснений мне, смысл не ясен.

– Изображение получено с воздуха. Вот деревья вокруг поляны. А вот сооружения из шкур животных, используемые убийцами-устузоу для укрытия. Вот трое устузоу, а вот еще двое.

– Вижу! Какие уроды! Они принадлежат к тому же виду, что и погибший в городе устузоу?

– К тому самому. Видишь – на головах светлый мех, животы обернуты в шкуры.

– Где это?

– К северу от города. Не близко. На небольшом острове у берега. Скоро я покажу тебе другие изображения, обработка продвигается. На одном из снимков, по-моему, виден хесотсан.

– Один из наших, – раздраженно откликнулась Ланефенуу. – С этим надо кончать. Дважды они приходили, убивали иилане', уносили хесотсаны. Третьего раза быть не должно.

Глава двадцать девятая

Воздух под деревьями словно застоялся, из болот поднимались тучи кусачей мошкары, но так хорошо было снова оказаться в дороге.

На острове жить приятно, слов нет, но он стал похож на долину саску. Саммады жили на одном месте и как будто не собирались никуда уходить. В прошлом остались охота зимняя и летняя, ягоды и грибы осени, весенние свежие побеги и корешки. Все было забыто. За дичью не нужно было далеко ходить, плодов было достаточно круглый год – съесть все, что висело на деревьях, было немыслимо. Но привычный годичный цикл будоражил кровь тану, и все они успели истомиться на одном месте. И теперь четверо ушли на север.

Ханат и Моргил то убегали вперед на разведку, то отставали, выслеживая дичь, а потом догоняли попутчиков. Для Керрика и Армун новая дорога стала сплошным удовольствием. Они были вместе – этого было довольно. Они не жалели, что дети остались на острове – среди саммадов они были в большей безопасности.

Если Керрик и сожалел о чем-то, так только о коротком прощании с Надаске'. Керрик все тянул, откладывал, дни бежали, было полно дел. Но вот пришло время уходить. Он мог просто уйти – Армун только обрадовалась бы, но Керрик понял, что так поступить не может. Арнхвита не было: он где-то носился с мальчишками. Все было готово. Кроме каменных ножей уложили копченое мясо и эккотац. Взяли даже ткань из харадиса – так хотела Армун. Можно было уходить. И когда Керрик понял это, он просто повернулся и направился к берегу. Не отвечая на крики за спиной, он делал так, как решил...

– Ты уходишь? – спросил Надаске' с жестом мгновенной смерти. – Тогда прощай навсегда. Едва ты исчезнешь в лесу, острый каменный зуб найдет сердце Надаске'.

– Я вернусь, скоро вернусь. Мы идем меняться вещами на север. Вот и все.

– Вот именно – все. Наше эфенбуру становится все меньше. Нет Имехеи. Я оглядываюсь вокруг и не вижу мягкого-мокрого. И он не придет ко мне, если тебя не будет. Одиночество, только одиночество ждет меня здесь.

– Но ты жив, ты не умер на пляже.

Надаске' не рассердился. Обернувшись в сторону пустынного океана, он показал на прибрежный песок.

– Вот пляжи одиночества. Быть может, лучше мне было уйти на смертные пляжи ханане.

Керрику нечего было ответить. Друг его был в отчаянии. Они молча посидели. Наконец Керрик поднялся.

Надаске' посмотрел на него одним глазом, но ничего не сказал. И Керрик просто ушел, оставив на берегу одинокую фигурку, вглядывающуюся в морскую даль...

Но все это осталось позади, забылось за радостями дороги. Они уже шли несколько дней – не более половины счета охотника – когда Ханат заметил впереди на тропе следы.

– Смотрите: вот и вот, обломаны сучки – знак тем, кто пойдет следом.

– Сучья мог сломать и зверь... – предположил Керрик.

– Тоже может быть, но и тану проходили здесь. – Моргил обнюхал землю. Но сначала они прошли по воде.

Тропа обогнула залив и уперлась в реку. Принюхиваясь, Моргил повел друзей вдоль реки.

– Дым! – воскликнул он. – Здесь тану.

В сумерках они добрались до стоянки саммадов, которые остались, когда саммад Херилака ушел на юг.

На зов выбежали охотники; среди них был саммадар Хар-Хавола.

– А мы вас искали и не нашли, – сказал он.

– Наша стоянка южнее, – отвечал Керрик.

– Ну а мы остановились здесь: снега зимой нет, охота хорошая, рыбалка тоже.

– А стреляющие палки живы?

– Конечно. Правда, на одну наступили, и она сдохла. Ну а с другими все в порядке.

– А у нас новости. Наши стреляющие палки сдохли.

И теперь у нас другие.

Хар-Хавола забеспокоился.

– Расскажите нам, как это случилось. Пойдем, поедим, попируем. Здесь столько еды.

Путешественники остались на денек, потом на второй. На третий решили уходить.

– Наш путь долог, – сказал Керрик. – Надо идти, ведь придется еще возвращаться.

– Со следующей охотой мы отправимся к югу, – проговорил Хар-Хавола. Найдем ваши саммады на островке, передадим, что видели вас. И мы будем держать свои стреляющие палки подальше от ваших, как ты велел. Да будет ваш путь недолгим, да возвратитесь вы домой с миром.

И они пошли дальше. Дни оставались жаркими, но лето заканчивалось. И чем дальше они уходили на север, это ощущалось с каждым днем все сильнее.

Перед рассветом становилось холодно, и роса густо ложилась на спальные шкуры.

Колея привела их к океану, к серой равнине под серым небом.

Выйдя на берег, путешественники всей грудью вдохнули влажный соленый воздух. Армун громко рассмеялась.

– Холодно, сыро, но как хорошо!

Ханат завопил от радости и высоко запустил свое копье. Оно вонзилось в песок вдалеке да так и осталось стоять. Сбросив поклажу, охотник побежал к нему.

Моргил с криком понесся следом. Они вернулись запыхавшиеся и счастливые.

– Хорошо, что мы пришли сюда, – сказал Керрик. – Даже если парамутаны не придут.

– Придут. Ведь Калалекв говорил, что они вернутся, что океан им не преграда.

– Да, еще он говорил, что если у него не будет лодки, то он переберется через океан вплавь. Парамутаны – великие хвастуны.

– Ну, я надеюсь, что они придут.

Они пошли по берегу на север, и костер этой ночью развели за песчаными дюнами. Когда стемнело, пошел холодный дождь, а с моря накатил туман прохладный и влажный. Осень была не за горами.

Утром Керрик раздул костер и подбросил в огонь остатки дров. Покрытый солью плавник потрескивал, в воздухе плясали желтые и голубые языки пламени.

Армун расстелила перед костром шкуры – сушить.

Охотники тоже проснулись, но не решались выбраться из-под теплых шкур.

Керрик по очереди потыкал их тупым концом копья.

В ответ раздались стоны.

– Подымайтесь! – крикнул он. – Нужны дрова для костра. Вставайте, великие лежебоки!

– Лучше сходи сам, – сказала Армун.

Он кивнул, натянул на ноги сырые мадрапы и направился к дюнам. Дождь кончился, туман на глазах таял, яркие лучи солнца играли на морской поверхности. На берегу лежали водоросли, ракушки, влажный плавник, принесенные приливом. Вдалеке на берегу стояло сухое дерево. Можно наломать ветвей. Керрик понюхал морской воздух и взглянул на море. Ему показалось, что волна подняла вверх что-то черное, через мгновение вновь пропавшее из виду. Керрик бросился на песок – урукето? Но что иилане' могут делать на севере? Он попытался вновь отыскать черный предмет среди пенистых гребней.

Темное пятно появилось на прежнем месте, но это был не урукето.

– Парус! – закричал Керрик. – Там парус! Это парамутаны!

Армун понеслась по склону, охотники побежали за ней.

– Парус, – проговорила она. – Но они уходят на юг! Зачем?

– Водорослей! – закричал Керрик. – Ханат, скорее беги за водорослями. Надо развести костер – может быть, они заметят дым.

Керрик кинулся раздувать костер, и, когда охотники вернулись, он уже полыхал вовсю. Керрик подбросил в огонь водорослей – над костром заклубился белый дым.

– Они уходят! – закричала Армун. – Они нас не заметили.

– Несите еще!

Пламя ревело, над костром стоял столб дыма.

– Остановились, поворачивают! Они нас заметили!

С вершины дюны было видно, как на воде качается иккергак, как полощет его парус. Не сбавляя скорости, кораблик мчался к берегу. Темные фигуры на нем махали руками и кричали. Когда суденышко уткнулось в прибрежный песок, одна из фигур спрыгнула в воду и устремилась к берегу. Керрик и Армун дружно рванулись навстречу.

Волна окатила парамутана с головой. Встряхнувшись, он радостно закричал:

– Эй, не верю своим глазам – солнцеволосые, старинные друзья!

– Калалекв! – радостно крикнул Керрик.

Мокрый парамутан с хохотом выскочил из воды. Он схватил Керрика за руки и стал их трясти, потом с радостным криком набросился на Армун. Но она поспешно высвободилась, поскольку крепкие пальцы парамутана тут же принялись гладить ей зад.

– Куда же вы плывете? – спросила она.

– На юг. Только здесь так жарко. Видишь, на мне ничего нет, кроме собственной шерсти.

Заметив, что она взглянула вниз, парамутан быстро опустил кончик хвоста, прикрывавший его достоинства.

Армун шлепнула его по руке, и он тут же восстановил благопристойность. Парамутан совсем не изменился.

– Почему на юг? – спросил Керрик, с трудом вспоминая сложную речь.

– Ищем охотников. Мы ждали их на берегу. На севере. Но никто не пришел. У нас есть шкуры и много всяких разностей. Тогда мы решили поискать охотников южнее. Но не думали встретить друзей.

Подошли Ханат и Моргил и забормотали неразборчивые приветствия. На берег выбрались и остальные парамутаны. Они вопили от радости и совали людям свой деликатес – тухлую сырую рыбу. Выпучив глаза и едва не подавившись, Моргил проглотил зловонный кусок. Потом все отправились к костру. Керрик отрезал куски сырого мяса от добытой вчера туши, парамутаны восторженно вопили. Пачкая лицо, Калалекв глотал кровавые куски, одновременно рассказывая Армун обо всем, что случилось после их расставания.

– Добыча богатая. Уларуаквов в море – хоть ходи со спины на спину. И у всех женщин дети – по трое и даже по четверо. Мы узнали, как ловить и убивать больших огромных птиц. А как вы здесь? Расскажи.

Ангаджоокакв будет отчаянно лупить меня, если я хоть что-то забуду.

– Мы вместе, все хорошо. Есть и дети, но меньше – ведь мы не так хорошо делаем их, как парамутаны.

Когда мясо было съедено, парамутаны отправились к иккергаку, стали вытаскивать оттуда связки шкур.

Ханат и Моргил достали кожи и наконечники – и под оживленные вопли начался торг. Всем была нужна Армун – чтобы понять друг друга.

Керрик уселся на песок неподалеку. К нему подошел Калалекв. Керрик уже начал вспоминать язык, и разговаривать стало легче.

– А мы перепугались, когда увидели, что охотников на севере нет, сказал Калалекв.

– Они ушли от снегов и морозов. Наша стоянка теперь на юге. Там хорошая охота и всегда тепло.

– Я бы там умер. Даже здесь такая жара. – Сидевший в теплой одежде Керрик ухмыльнулся. – Мы наловили много рыбы, набрали трав для таккуука, листьев разных деревьев, чтобы делать отвар для питья.

Но нам нужны кожи, и мы уже рыдали от страха, что придется возвращаться без них. А теперь плачем от радости, потому что встретили вас... Ну, и наконечники для стрел тоже.

К ним подошла Армун и протянула Калалекву большой квадратный кусок ткани из харадиса. Калалекв стал его озадаченно рассматривать.

– Что это? Невероятно! Мягкая, как мех на попке младенца. И пахнет приятно.

– Это для Ангаджоркакв, – сказала Армун. – Пусть носит на голове. Дай покажу... Вот так. Это ткань из волокон особого растения. Ее делают саску – охотники, живущие вдали от побережья.

– О, какие искусники. Они, должно быть, днем и ночью рыдают, потому что не видят каждый день море.

Впрочем, и на суше много чудес – и харадис, и копья, и луки, и ножи, и эккотац... надо бы съесть побольше.

– Но и у вас чудес хватает, – сказала она, смеясь и отталкивая от себя ищущие руки. В еде и соитии вся жизнь парамутана. – И твой иккергак, и гарпуны, и маленькие лодки с парусами, и свистки, и насосы.

– Ты права – мы действительно молодцы! Мы так много умеем, что я даже припомнить всего не могу.

Керрик улыбался, слушая их. Все, что делают они – тану, саску, даже парамутаны – так похоже. Нет, различия конечно есть, но все-таки главное одинаково.

Они делают вещи. А вот иилане' не под силу изготовить предмет. Лишь самцы иилане' умеют творить. Они художники, умеют делать фигурки из металла, а двое беглецов из ханане даже научились охотиться и рыбачить. Только самки ничего не создают своими руками – они выращивают. И справляются с этим прекрасно. Но они не способны изготовить даже такую простую вещь, как стрела.

Керрик вдруг понял, что мир не такой, каким ему представлялся. Он был рожден тану, но вырос среди иилане', и мысли его во многом похожи на мысли этих ящеров.

Хватит об этом! Внезапно перед ним ясно предстало будущее. И он понял, что надо сделать.

Глава тридцатая

Eistac'peleghe' eistaan,

yilane' ninkuru yilane' gebgeleb.

У иилане' две эйстаа?

Отвратительно-невозможно-невероятно.

Апофегма иилане'

Фафнепто никогда не видела такой широкой реки. Она была больше любой реки Энтобана. Из песка, который ее воды несли в море, намывались отмели и островки вблизи устья.

Несколько дней ушло на то, чтобы отыскать нужное русло. Потом они целый день плыли по реке, ночью дрейфовали у берега и на рассвете готовы были продолжать путь.

Заметив на плавнике Гунугул и Вейнте', Фафнепто тоже вскарабкалась наверх. Неповоротливый урукето с трудом выбирался с мелководья. Чтобы не упасть, иилане' крепко держались за край плавника. Когда урукето наконец выбрался на глубокое место, Фафнепто потребовала внимания.

– Большая река, – сказала она. – Ее размер и многие дни, потраченные на то, чтобы ее разыскать, заставили меня прийти к единому выводу. Я поняла, что Гендаси не Энтобан и здесь следует действовать иначе.

Земли богатые, но пустынньге. Они лишены не жизни, какой мы ее знаем, а иилапе'. И мне странно видеть такое устье, как это, без прекрасного города на его берегах. И тут я вспомнила, что в Энтобане есть города, где становится все холоднее и холоднее. По возвращении я отправлюсь туда и скажу, чтобы не боялись. Есть пустой мир, который надлежит наполнить. Вейнте', ты знаешь, как это делается. Ведь ты сама вырастила первый город на этих берегах.

– Да. Алпеасак. Ты права как всегда.

– А теперь вновь прислушайтесь к моим словам.

Эйстаа Саагакель доверила мне это дело. Она повелела разыскать похищенного урукето, найти Амбаласи, которая это сделала. Разве не это я должна выполнить?

– Так, – согласилась Вейнте', недоумевая, куда гнет охотница.

Речь фафнепто петляла, словно тропа в лесу, хотя действовала она всегда решительно и целеустремленно.

Быть может, уединенная жизнь была тому причиной.

Вейнте' спрятала нетерпение за позой предельного внимания.

– Тогда вы поймете мою озабоченность, ибо я поняла, что не выполню приказов эйстаа, обману ее доверие, если мы будем и дальше продвигаться таким же образом. Я успела убедиться в том, что случайно беглянок мы не разыщем. Нам нужна помощь.

– И что ты предлагаешь? – спросила Вейнте', уже догадываясь о том, что она скажет.

– Мы должны возвратиться к городу Алпеасаку и поговорить с его обитательницами. Они могут знать об урукето, которого мы ищем.

– Не обязательно, – возразила Гунугул.

– В таком случае мы продолжим поиски. Что ты на это скажешь, Вейнте'?

Взглянув на далекие берега, Вейнте' сделала безразличный жест.

– Решать тебе, фафнепто, за тобой последнее слово. В Аллеасаке могли видеть тех, кого мы ищем.

Только прежде ты должна узнать вот что. Эйстаа там Ланефенуу, она была эйстаа Икхалменетса, прежде чем он пришел в Алпеасак. Как тебе известно, я освободила Алпеасак от устузоу, чтобы она могла привести туда свой город. Ее именем я преследовала устузоу, ее именем прекратила войну с ними. Прежде я не говорила, но теперь скажу: некогда нас объединяла дружба, теперь ее нет. Я служила ей прежде, но она отвергла меня. Понимаешь?

Фафнепто шевельнула пальцами, изобразив понимaниe.

– Я служила многим эйстаа во многих городах и знаю их пути. Они правят, приказывают и никогда не слушают со вниманием. Они слышат лишь то, что хотят услышать, и говорят только то, что хотят сказать. То, что было между тобой и Ланефенуу, останется между вами. Я служу Саагакель и отправляюсь в город, как ее посланница. Нам надо выйти из реки в океан и плыть в Алпеасак. Сделаешь ли ты это, Гунугул?

– Твоими устами говорит эйстаа. Идем в Алпеасак.

Едва урукето лег на обратный курс, энтиисенаты, не любившие речной воды, высоко запрыгали, подымая брызги. Выйдя в открытое море, урукето повернул вдоль берега на восток. Теперь он плыл быстрее.

Они проплывали мимо знакомых устьев и бухт, но теперь уже не старались держаться ближе к берегу.

Гунугул успела нанести течения на карту, и, когда они увлекали урукето от берега, она не меняла курса. Однажды они целых три дня не видели берегов. Вновь берег появился уже впереди, покрытый вечнозелеными тропическими лесами.

Фафнепто поднялась к Вейнте' на плавник, и у нее на ладонях выступили цвета, означающие узнавание.

– Я знаю этот берег. Здесь мы повернули на север, когда оставили острова.

– Я думаю, что ты права, а если так – Алпеасак недалеко.

– Город находится на берегу океана?

– И океана и реки. Пляжи большие, вода теплая, дичь в изобилии. Может, этот город и не так стар, как другие города иилане', но в его молодости видится новая поросль – привлекательность, которой нет у других городов.

Впередсмотрящую, стоявшую рядом, позвали вниз.

Никто не мог их услышать, и Фафнепто захотела кое-что выяснить.

– Я никогда не видела окруженный морем Икхалменетс.

– И не увидишь. Там только снег и ни одной иилане'.

– Все теперь в Алпеасаке. И эйстаа в нем Ланегвенуу, как прежде была ты. – Вейнте' кивнула. – Я буду говорить с Ланефенуу, и она все равно узнает о твоем присутствии. Поэтому я хочу побольше узнать о том, что произошло между вами, и о том, что случится, когда вы встретитесь снова.

Вейнте' сделала знак понимания.

– Что касается последнего – я нс знаю. Сама я не собираюсь что-нибудь говорить или делать. Ты сама сказала, что эйстаа не любят ничьей власти кроме своей. Эйстаа приказала мне очистить город от заразивших его устузоу. Я выполнила приказ, Я преследовала их и убивала спасавшихся бегством. Они были у меня между пальцами – оставалось только убить их всех, но туг эйстаа остановила меня. Я повиновалась ее приказу, но не выразила удовольствия. Точнее, она осталась недовольной отсутствием удовольствия.

– Понимаю тонкость взаимоотношений. Отношения между эйстаа – дело сложное. Не буду более говорить об этом.

Фафнепто собиралась что-то добавить, но из камеры вынырнула впередсмотрящая и полезла наверх. Разговор прекратился. До Алпеасака было недалеко, и возобновить его случая не представилось.

Вейнте' не хотела снова видеть Алпеасак, но выбора у нее не было. Она стояла на плавнике, а мимо проплывал знакомый ландшафт. Песчаный берег, откуда их увез урукето после пожара. На месте сгоревших деревьев виднелась новая поросль. Тут она оставила Алпеасак. Тут на ее глазах погибла Сталлан. Погиб ее город.

Показалась река, деревянные причалы, темные силуэты урукето. Отсюда она уплывала второй раз, не думая вновь увидеть свой город. Она увидела его, но не по своей воле. Она стояла окаменев, не давая прорваться чувствам. Стояла, когда к ней подошла Фафнепто, стояла, пока Гунугул подводила урукето к причалу. Наконец туша урукето привалилась к деревянной стене, и гигант потянулся за приготовленным ему кормом,

Впервые фафэнепто не взяла с собой хесотсан, Не в ее обычае было приходить в чужие города с оружием.

Обычно она обходилась без украшений, но как посланница своей эйстаа разукрасила руки изображениями металлических мостиков Иибейска.

– Гунугул, подойди на минутку, – позвала она. – Я бы хотела, чтобы ты осталась на урукето. – Та сделала жест повиновения. Фафнепто обратила один глаз к Вейнте'. – И ты тоже останешься?

Вейнте' ответила знаком резкого отрицания.

– Я не из тех, кто прячется по темным углам. У меня нет страха. Я пойду с тобой на амбесид, потому что и я представляю Саагакель.

Фафнепто согласилась.

– Тогда иди первой. Я думаю, тебе известно, куда надо идти.

Они спустились с плавника и ступили на щербатую поверхность причала. Рядом с каким-то урукето стояла капитан. Вейнте' приходилось с ней плавать. Выразив потрясение и негодование, она отвернулась, не сделав и жеста в знак приветствия. Вейнте' с холодным презрением повернулась к ней спиной и направилась в город.

Фарги, открыв рты, расступались перед гостьями и толпой валили следом. Вейнте' замечала знакомых иилане', но ни единым жестом не признавала этого. Зная об ее отношениях с эйстаа, они тоже не выказывали своих чувств. Теперь следом за ними шли не только фарги, но и иилане'.

Город остался прежним – ведь города не меняются. Вот ханане. Стража возле дверей, дальше широкий и солнечный переход, оканчивающийся на амбесиде.

Здесь Ланефенуу позволила себе внести единственную поправку в план города и оставить память о покинутом Икхалменетсе. Два самца под бдительной охраной резали ствол городского дерева. На рельефе уже отчетливо проступал главный пик покинутого острова. Сама Ланефенуу собственной персоной надзирала над их работой и не обернулась, пока прибывшие не приблизились.

Фафнепто остановилась и самым вежливым образом попыталась обратить на себя внимание.

– Приветствую тебя, незнакомка... – начала Ланефенуу и замолчала, заметив возле Фафнепто Вейнте'.

Гребень ее мгновенно налился кровью, а губы сами собой раздвинулись, точно она хотела съесть непокорную.

– Ты пришла, Вейнте'... осмелилась явиться на мой амбесид.

– Я пришла по приказу Саагакель, эйстаа Йнбейска. Теперь она командует мной.

– Значит, ты забыла мою волю. Я изгнала тебя из Гендаси и из Алпеасака, и из своей жизни на вечные времена. И ты смеешь возвращаться!

Гребень ее побледнел, челюсти сомкнулись, холодный гнев чувствовался в каждом движении тела. Вейнте' не отвечала. Осторожная Фафнепто нарушила молчание.

– Я – Фафнепто, посланная по делу в Гендаси Саагакель – эйстаа Йибейска. Я принесла тебе ее приветствия.

Ланефенуу быстро взглянула на нее и отвернулась.

– Сейчас поговорим и обменяемся приветствиями, Фафнепто. Вот только выгоню отвергнутую-явившуюся.

– Я не из тех, кого можно выгнать. Я хотела, чтобы ты знала о моем присутствии. А теперь я возвращаюсь на урукето. Я буду ждать там, Фафнепто.

Испуганные холодными голосами и грозными позами противниц, фарги разбегались в разные стороны. Закончив говорить, Вейнте' ненадолго застыла, излучая бесстрашие и решимость, потом неторопливо пошла прочь.

Среди собравшихся иилане' она заметила знакомых, но виду не подала. Изобразив в походке силу и ненависть, она медленно прошествовала до выхода с амбесида и направилась к пристани.

Все это время Фафнепто стояла неподвижно, наконец Ланефенуу справилась с душившим ее гневом.

Прежде чем заговорить, эйстаа жестом потребовала водяной плод, осушила его и отбросила в сторону. И только тогда одним глазом обратилась к прибывшей, не в силах отвести второй от выхода с амбесида.

– Приветствую тебя, Фафнепто, – наконец проговорила она, – рада видеть тебя здесь во имя Саагакель, эйстаа Йибейска. Какое же из поручений эйстаа привело тебя за океан в мой город?

– Важное дело, воровство и предательство, дело тех, кто говорит о жизни, будучи частью смерти.

Ланефенуу сделала вежливый знак, прося замолчать.

Дело было серьезным, и всякой фарги нe следовало не только слышать о нем, но даже догадываться об его существовании. Большим пальцем она показала в сторону Муруспе. Когда эфенселе приблизилась, эйстаа быстро распорядилась:

– Отпускаю всех, кроме высочайших. – Муруспе передала приказ, сопровождая его резкими движениями неотложности. – Чтоб амбесид был пуст. – Когда последняя из испуганных фарги оставила амбесид, Ланефенуу заговорила вновь:

– Те, о ком ты говоришь, зовутся Дочерьми Жизни?

– Да.

– Тогда рассказывай. Только знай – их здесь нет, и никогда ни одной из них не будет в этом городе.

– Нет их и в Йибейске. Они были там и бежали, а потому я должна обратиться к тебе за помощью.

Все еще сотрясаясь от ненависти к Вейнте', Ланефенуу внимательно слушала. Когда Фафнепто закончила, со всех сторон послышались возгласы ужасавшихся советниц. Шум мгновенно стих, едва Ланефенуу потребовала молчания.

– Ты говорила об ужасном. Ужасном вдвойне. Потому что я командовала и командую урукето, и с потерей каждого из этих огромных созданий уходит часть моей жизни. Я помогу тебе всем, что в моих силах. Чего же хочет от меня твоя эйстаа?

– Только информации. Знают ли в твоем городе об этом урукето? Не видела ли одна из твоих капитанов его в море? Мы искали, но не нашли даже следа.

– Не знаю о нем, но можно поинтересоваться.

Муруспе, пошли за всеми капитанами и за Укхереб.

Быть может, изображение этого урукето покажется на снимках. А пока сядь здесь, Фафнепто, и расскажи мне об Энтобане, о его городах, ведь так давно оттуда ise прибывали урукето.

Но тут с жестом, свидетельствующим, что хочет говорить о важном, вперед шагнула Акотолп. Ланефенуу поманила ее пальцем.

– Вот Акотолп, иилане' науки, мудрая во всем. У тебя есть для нас информация?

– Отрицательная. Я помогала обрабатывать снимки.

И считала, что попадавшиеся на них урукето – наши.

Но сейчас я сама схожу за снимками, чтобы их можно бь<ло разглядеть внимательнее.

Ланефенуу жестом выразила согласие.

– Я сама посмотрю снимки, мои урукето знакомы мне, как мои эфенселе.

– Будет сделано, эйстаа. Требуется разрешение задать гостье вопрос.

– Разрешаю,

Акотолп повернулась к охотнице, пряча напряженность под складками жира.

– Известно, что я была среди тех, кто бежал из города, когда он был захвачен устузоу. Ты говоришь, что беглянки знали о Гендаси, и считаешь, что урукето пересек океан.

– Я так сказала У меня есть причины полагать, что этот урукето сейчас далеко от Энтобана.

– С нами бежала иилане', которая была у Дочерей Жизни главной, обладающая обширными знаниями и острым умом. Ее звали Энге. Известно ли тебе это имя?

– Да. Она была среди них, а бежать им помогла ученая по имени Амбаласи.

Потрясенная Акотолп едва смогла выговорить:

– Амбаласи! Моя учительница!

– Не только твоя учительница, но и недавняя гостья нашего города, мрачно заметила Ланефенуу. – Только она не говорила об этом, когда была здесь.

Ступай за снимками, Акотолп, и немедленно неси их сюда. Ты была права, Фафнепто; ты угадала – информацию о беглянках следует искать здесь и пропавшего урукето надо искать в Гендаси. Я помогу тебе во всем, потому что, как и твоя эйстаа, желаю, чтобы урукето нашелся, а твари смерти были наказаны. Да будет так!

Глава тридцать первая

Гунугул послала за свежим мясным желе: ей успело надоесть консервированное мясо, которым они питались всю дорогу – и теперь с наслаждением жевала. Вейнте' вернулась назад, позой отвергая все попытки к общению, и сразу же скрылась в камере урукето.

Чтобы сделать ей приятное, Гунугул велела иилане' из экипажа отнести ей угощение.

Оцепеневшая от ярости Вейнте' заметила в тусклом свете чью-то фигуру и поняла, что ей предлагают мясо. Выразив жестом признательность, она взяла предложенный кусок, откусила – и запустила им в кожаную стенку. Не могла она есть, даже дышать было трудно, хотелось бить и убивать – но кого? В темной камере было душно, и она встала и вскарабкалась на самый верх плавника. К счастью, она была одна – капитан вместе со всеми была занята на причале. Сквозь завесу гнева Вейнте' едва рассмотрела, что делается внизу. А там укладывали припасы, кормили энтиисенатов, взад и вперед сновали по городским делам фарги.

И когда какое-то движение внизу привлекло ее внимание, она не сразу сумела понять, что это.

На причале появилась иилане' известного ранга, за нею шли груженые фарги. Она приближалась к урукето. Почему эта жирная фигура заинтересовала ее? Ну и жирна... Конечно же, Вейнте' прекрасно ее знает.

Ученая Акотолп. Она поглядела вверх, заметила Вейнте', но ничем не показала этого. Обернулась и отдала короткие распоряжения, которым следовало повиноваться немедленно.

Становилось интересно. Вейнте' уже кос о чем догадывалась. Акотолп служила здесь эйстаа и ее городу, но некогда присягала и ей самой на пожизненную верность. И похоже, что Акотолп оказалась здесь не случайно и конечно без разрешения Ланефенуу.

Вейнте' отступила в сторону, пропуская внутрь судна фарги с ношей. По приказу Акотолп они спустились, оставили груз и были отосланы обратно в город. И только когда они затерялись в толпе, Акотолп пыхтя полезла на плавник и тяжело перевалилась через его край. Там она огляделась, еще раз бросила взгляд на причал и властно и безмолвно указала рукой – спускайся!

Оказавшись внутри судна, она немедленно обратилась к Вейнте', выражая радость встречи-благополучного возвращения.

– Это я рада, Акотолп. – Вейнте' тронула большие пальцы ученой, словно она была ее эфенселе. – Здешняя эйстаа, которую я охотно убила бы, если бы это было возможно, оскорбила меня. А потому вид-присутствие верной толстой подруги доставляет мне величайшую радость.

– Удовольствие – служить тебе, эйстаа. Я была там позади всех, когда ты говорила с Ланефенуу. С трусливой мудростью я решила не вмешиваться. Я почувствовала, что лучше послужу тебе другим образом.

Я знаю многое, чего не знает никто, я пришла к выводам, которых другим не достичь, дам тебе информацию, которой не обладает никто. Я внимательно выслушала охотницу Фафнепто, рассказавшую о цели вашего прибытия в Алпеасак. Ты приехала за тем же?

– Да.

– Значит, ваши поиски окончены. Я знаю, где искать урукето!

– Ты видела его?

– Нет, но логическая цепь событий неизбежно подводит к единому выводу. Свидетельство здесь, со мной.

И еще кое-что – так же или даже более важное для тебя.

– Ты знаешь, что мне важно знать только одно – где Керрик-устузоу. Чтобы убить его.

– Конечно же! – Акотолп задвигала толстыми боками в жестах удовольствия от сделанного и одобрения. – Я уверена, что знаю, где он.

Вейнте' задрожала и стиснула обе руки ученой так, что та вскрикнула от боли. И отпустила их, рассыпаясь в благодарности и извинениях перед единственной на всем белом свете своей помощницей.

– Акотолп – ты моя эфенселе. У меня нет никого ближе, чем ты. Ты заполнила пустоту моего бытия, внесла радость в эту пустоту. Говори мне, что ты знаешь об устузоу.

– Уверяю тебя, он далеко, но все следует изложить в должном порядке, чтобы было попятно.

– Говори же, прошу!

– Амбаласи была здесь. Она прибыла на урукето и через несколько дней исчезла столь же внезапно. Я расспросила кое-кого и узнала, что приходил урукето и ушел, как только забрал ее. Ни животное, ни капитана никто не узнал.

– Так значит, это тот, которого я ищу?

– Вне сомнения. Вот еще вещь великого интереса.

Прежде чем Амбаласи покинула город, случилось небывалое. На пляже поймали иилане'. Все подумали, что она хотела увести для себя самца. Тяжкое преступление. Никто не знал ее, а она молчала и умерла, прежде чем ее допросили. Ты видишь связь?

Вейнте' кивнула.

– Конечно. Она прибыла на урукето с Амбаласи.

Отсюда следует, что она была Дочерью Смерти.

– Истинно! Я только сегодня поняла это, услыхав Фафнепто. Это тебе великий разум помогает сразу же замечать то, что так долго скрывалось от меня. Амбаласи прибыла на этом урукето и отправилась восвояси на нем же. Возвратилась к своим Дочерям Зла, И мне кажется, я знаю, где их искать.

Излучая тепло одобрения, Вейнте' просила продолжать, как нижайшая у высочайшей, чего никогда не случалось с ней. Раздувшись от самодовольства, Акотолп произнесла:

– Они отправились на юг. Амбаласи открыла нам, что на юге она обнаружила неизвестный континент.

Теперь становится ясно, что она высадила Дочерей где-нибудь на его берегах. И я думаю, что сейчас она там – в эстуарии огромной реки, у берегов океана.

Других записей об исследовании континента она не оставила.

– Верю тебе, ты не могла ошибиться. Но это лишь половина того, что я хочу знать.

– Другая половина относится к устузоу, приходящим в наш город, убивающим иилане' и крадущим хесотсаны. Всему этому есть свидетельства. Я посылала птиц – они принесли снимки устузоу, которые расположились на островке у берега океана. Один из них может быть тем, кого ты ищешь.

– Пока не стемнело, я должна видеть эти снимки.

Не успела Вейнте' договорить, как чья-то тень закрыла отверстие в плавнике. Взглянув вверх, Вейнте' увидела спускавшуюся Фафнепто, Охотница хотела что-то сказать, но, заметив Акотолп, умолкла в вопросительной позе.

– Это Акотолп, – сказала Вейнте'. – Она служила мне, когда я была здесь эйстаа. Известнейшая ученая, обладающая фактами, имеющими огромное значение.

– Я уже беседовала сегодня с Акотолп. О ней только что говорила на амбесиде и ученая Укхереб. Она сказала, что вы обе знакомы с той, которую мы разыскиваем – с Амбаласи.

– Верно.

– Еще Укхереб сказала, что Амбаласи принесла вести о континенте, расположенном к югу отсюда, об огромной реке, Укхереб полагает, что и Амбаласи, и разыскиваемый нами урукето сейчас там. Ты разделяешь ее мнение?

Акотолп попыталась скрыть разочарование – оказалось, что эта догадка пришла в голову не только ей. И она была вынуждена ответить согласием.

– Да, полагаю, что те, кого вы ищите, находятся на берегах реки, которую Амбаласи описала в таких подробностях.

Фафнепто закивала.

– Все, что вы обе сказали, заставляет меня сделать тот же вывод. И как охотница я тоже чувствую – мы на верном пути. Дичь ждет нас. Пусть капитан погрузит воды и свежего мяса. Утром я поговорю с эйстаа и мы отправимся дальше. На юг, к этой реке,

Вейнте' перебила ее жестом.

– Они не спасутся. Конечно же мы выследим их.

Но прежде нужно убить устузоу – они здесь, неподалеку. Они приходили в город, убили иилане'. Нужно наказать их за это...

– Нет. Мы пойдем на юг.

– Но это займет совсем немного времени. Для меня так важно...

– Тебе важно, а не мне... Идем на юг.

– Я поговорю с Гунугул. Я уверена, она согласится, чтобы сначала мы сделали эту малость.

– Согласится она или нет – безразлично. Я представляю здесь Саагакель. И прикажу Гунугул идти на юг. Я немедленно сообщу ей об этом, чтобы, пока я в городе, не вышло недоразумения.

Фафнепто говорила спокойно, почти безразлично, и все время смотрела в глаза Вейнте'. Так она смотрела в лесу на зверя, прежде чем убить его. Вейнте' отвечала ей столь же бесстрастным взглядом, понимая, что сегодня торжествует охотница. Она понимала, что не сумеет переубедить Фафнепто и долгожданный миг мести вновь откладывается.

– Ты командуешь, и все будет так, как ты скажешь.

Знай, что Акотолп вызвалась проводить нас, чтобы направить наши поиски.

Эти слова Вейнте1 произнесла с таким же спокойствием. Фафнепто приняла это как должное, поблагодарила и отошла. И не заметила ненависти на ладонях Вейнте', ее искаженных гневом пальцев. Акотолп же, видевшая все, отшатнулась, потрясенная силой эмоций.

Но все прошло, и, справившись с собой, Вейнте' невозмутимо обратилась к Акотолп:

– Было бы многократным удовольствием увидеть снимки устузоу. Пока с меня хватит снимков – я так давно искала его, подожду еще немного. Это путешествие не будет напрасным. Дочери Смерти бежали от меня, когда мы покинули город. Существование их тоже оскорбляет меня. И я с удовольствием разыщу их, Благодарность выраженная-усиленная. Снимки!

...Вейнте' медленно перебирала снимки, дергая конечностями от избытка чувств. Ненависть, удовольствие, открытие. Пересмотрев все, она перебрала их во второй раз и вытащила тот, который привлек ее внимание. Она поднесла его к глазам – остальные посыпались. Акотолп подобрала их.

– Взгляни, Акотолп, – наконец сказала Вейнте'. – Твои глаза и разум принадлежат ученой. Скажи, что ты видишь?

Акотолп взяла снимок, пригляделась.

– Это один из убийц-устузоу. Самец, наверное, – у самок здесь два органа. Он прикрывает глаза и смотрит вверх так, что лица не видно. А на груди у него какой-то узор.

– И ты тоже заметила. Нс металлический ли это зуб, подобный тому, что ты спрятала когда-то в пузырь?

– Возможно. Прискорбно неясны детали. Да, это может быть и предмет из металла.

– Трудно поверить. Неужели это тот, кого я так долго искала? Неужели он там?

– Большая возможность-убеждение. А вот еще кое-что интересное, о чем я умолчала перед эйстаа. Видишь на этом листке примитивное сооружение? И две фигурки возле него?

Акотолп ткнула большим пальцем в снимок.

– Необъяснимо, – нерешительно произнесла Вейнте'. – Иилане' и устузоу. Возможно ли такое?

– Мы можем только догадываться. Что если иилане' держат в плену? Она цела и невредима – это видно и на других снимках. И находится очень близко от логова устузоу.

Вейнте' затрепетала от возбуждения.

– Тогда этот устузоу и есть Керрик, которого я ищу. Только он умеет общаться с иилане'. Далеко ли они отсюда?

– Менее чем в дне пути на урукето.

– А мы как раз в урукето... – Тело Вейнте' задергалось, повинуясь нахлынувшим чувствам. Она не сразу овладела собой. – Увы, не сейчас. Сейчас отправляемся на юг. Есть там некая Энге, которую мне бы очень хотелось снова увидеть.

– Ко мне приходили, – сказала Энге. – С известием, что ты хочешь срочно видеть меня.

– Срочность – понятие относительное, если имеешь дело с Дочерьми Дремоты, – недовольно проворчала Амбаласи. – Я отправила весть уже довольно давно, чтобы не помереть от старости, пока вестницы доберутся до тебя.

– Что же срочного в твоем деле?

– Оно важно лишь для меня. Мои исследования завершены. Остается целый континент – пусть его исследуют другие. У меня есть и записи, и образцы. Будет над чем поразмышлять. Я открыла путь – пусть по нему следуют другие. И теперь возвращаюсь в Энтобан.

– Внезапное, неожиданное решение – скорбь, нежеланная информация.

– Для тебя одной, Энге. Остальные будут только рады. И я с не меньшей радостью повернусь к ним спиной. Все мои записи запечатаны и погружены на урукето. Сетессеи отправится со мной. Она уверяет меня, что научила двух Дочерей использовать нефмакел и обрабатывать раны. Так что вы не умрете сразу после нашего отбытия.

– Внезапность решения смущает-печалит меня. Я знала, что этот день настанет. Присутствие твое доставляет удовольствие. Отсутствие создает пустоту.

– Заполняй ее мыслями об Амбаласи и другим прикажи.

– Конечно же. Но я рада, что урукето вернется в Йибейск.

– С радостью придется повременить: я намереваюсь держаться подальше от Йибейска и его разъяренной эйстаа. Когда я доберусь до Энтобана, урукето вернется сюда – на вашу ответственность.

– С благодарностью принимаем ее на себя.

– Есть еще кое-что. Пойдем со мной.

Амбаласи повела Энге не в уруктео, а на поджидающую рядом лодку. Теперь она была уже объезженной, и, повинуясь движениям пальцев Амбаласи, заскользила по реке. Сразу за городом Амбаласи направила лодку к берегу и прикрепила ее к дереву.

– Ты узнаешь это место? –спросила она.

– Не забуду. Тут мы впервые увидели сорогетсо. Я много раз приходила сюда и учила их язык. Теперь их нет... – В голосе Энге слышалось сожаление, даже печаль.

– Они живы и здоровы. Независимость их обеспечена, последовательницы Угуненапсы не испортят уникальную культуру. Сюда.

Плавающее дерево теперь оставалось на месте: ветви его глубоко вошли в ил. Перебравшись на другой берег, иилане' пошли по некогда утоптанной тропе, ныне заросшей высокой травой. Выйдя на заросшую поляну, Амбаласи указала на обрушившиеся укрытия сорогетсо.

– Их следовало забрать отсюда, поскольку здесь на них могли оказать воздействие твои склонные к спорам товарки. Культура их оказалась в опасности. Она находится на линии раздела – на пограничной линии между использованием материалов и самой жизнью. Изумительная возможность для наблюдений-изучения. Для других ученых – не для меня, Я расскажу, где искать сорогетсо. Пусть завершают мою работу. Остается мой последний вклад в дело Угуненапсы. Решение проблемы, которой я уделила некоторое внимание. Интересное предложение. Неразрывность.

– Понимание не дается мне.

– И не должно даваться. Говоря честно – когда вы умрете, умрут и теории Угуненапсы.

– Твои слова абсолютно верны и глубоко печалят меня.

– Тогда перестань печалиться – сейчас увидишь решение вашей проблемы.

Они вышли на пустынный берег озера. Амбаласи огляделась и издала простейший призыв, требующий внимания к говорящей. А потом опустилась с усталым вздохом на хвост.

Послышался шорох, и из кустов вышла невысокая молодая фарги.

«Вместе», – просигналила ей Амбаласи выступившей на ладонях окраской.

«Вместе», – ответила фарги и, заметив Энге, задрожала от страха.

– Будь без страха, – медленно и отчетливо проговорила Амбаласи. Приведи остальных.

Энге смотрела вслед фарги, не веря своим глазам.

– Фарги... здесь? – проговорила она. – Такие маленькие. Они сорогетсо?

– Конечно. Всех взрослых иилане' я увезла отсюда и тогда заметила в озере юное эфенбуру и почувствовала свою ответственность за него. Я боялась, что, выйдя из воды и не встретив никого, кто стал бы с ними говорить, они погибнут. Поначалу я думала, что их нужно отвезти к старшим, но тут обнаружились определенные сложности. В озере оказалось эфенбуру еще моложе – они выйдут из воды позже и присоединятся к этим, И я не захотела вмешиваться в естественный процесс. А потом увидела единственное решение двух задач сразу. Как ты думаешь – какое?

Переполняемая чувствами, Энге не могла спокойно говорить.

– Спасение. Мы будем рядом, когда они выйдут из воды. Они научатся говорить, присоединятся к нам и будут говорить с теми, кто выйдет за ними.

– Это решение их проблемы. А другой?

– Ты спасаешь Дочерей Жизни. Теперь мудрость Угуненапсы сможет жить вечно.

– Насчет вечности я не уверена, но хоть чуть-чуть поживете. Ты понимаешь, что вы не можете смешать свою кровь с их кровью? Метаболизм сорогетсо слишком отличен от вашего. И когда они достигнут зрелости, пригляди, чтобы сорогетсо соединялись только с сорогетсо. Сумеешь ли ты обуздать похоть Дочерей?

– Мы жаждем только мудрости, тебе нечего бояться.

– Хорошо. Пойми, что связь между вами должна быть не генетической. Настанет день, когда последняя Дочь Смерти умрет от старости. Останутся одни сорогетсо.

– Понимаю смысл твоих слов. И вновь уверяю тебя – это неважно. Главное, чтобы жали восемь принципов Угуненапсы.

– Хорошо. Значит, я могу отправляться. Все важные работы завершены. Возвращаюсь к цивилизации с ее удобствами и преклонением перед эйстаа. Предвкушаю удовольствие – наконец-то смогу забыть это кошмарное имя Угуненапса.

Глава тридцать вторая

Торг занял весь день и продолжался на следующий. Парамутанам слишком нравилось это занятие, чтобы так быстро с ним покончить.

Вскоре Ханат и Моргил заразились их энтузиазмом. И жалели, что взяли с собой мало вещей для обмена. Кто-то упомянул свежее мясо. Все дела пришлось отложить: схватив луки, оба охотника опрометью бросились в лес. Парамутаны были непревзойденными охотниками моря, однако в лесу им не хватало сноровки тану.

Четыре оленьих туши были встречены громкими возгласами одобрения.

Попировали, потом торг возобновился. Завершение его по обоюдному удовольствию также отметили пиром.

Керрик уселся в сторонке на одной из дюн и задумался, глядя на море. К нему подошла Армун. Взяв ее за руку, он усадил ее рядом с собой.

– Теперь они учат друг друга петь, – сказала она, – хотя не понимают смысла слов.

– Надо было сделать порро, тогда бы получился настоящий праздник.

– Говори тише! – Армун со смехом кивнула в сторону охотников, демонстрировавших приемы борьбы тану. – Одна только мысль о напившемся порро парамутане вызывает у меня желание убежать.

Крики усилились, глухие удары свидетельствовали, что Калалекву удалось доказать, что, несмотря на небольшой рост, парамутаны – недурные борцы.

– Здесь я думал о многом, – сказал Керрик. – И принял важные решения. Во-первых, я решил сделать тебя счастливее...

Взяв его за руку, она усмехнулась:

– Но мы ведь вместе – как мне стать счастливее?

– Ну, ты не совсем счастлива. Я знаю, что тревожит тебя, и обещаю – с этим покончено. У Арнхвита столько друзей, а я заставлял его ходить вместе со мной на остров, разговаривать с самцом, Ты же терпеть его не можешь.

Улыбка исчезла с ее лица,

– Да. Но ты охотник. И я не могу сказать тебе: делай то, не делай этого. Ты делаешь то, что надо.

– Я ошибался. Когда мы вернемся, я послежу, чтобы мальчики держались подальше от того, кого ты зовешь моим марагом. Но мараг – мой друг. И мне интересно разговаривать с ним. Арнхвит пусть делает как хочет. Если хочет забыть про мургу – пусть так и будет.

– Но ты же много раз говорил, как это важно – понимать мургу.

– Я теперь так не думаю. Это больше не важно. Я был слеп и видел мир не таким, какой он на самом деле.

С виду я тану, а думаю как мараг. Все, хватит. Мир не изменился. Это я стал видеть его другим.

Армун слушала молча и ничего не понимала, кроме того, что слова эти для него очень важны. Керрик улыбнулся, заметив ее внимательный пристальный взгляд, и пальцем прикоснулся к губам.

– Я думаю, что не нахожу верных слов. Мысль в голове крутится – а вот выразить ее не удается. Смотри, вот парамутаны, вот удивительные вещи, которые они создают. Иккергаки, паруса, насосы, резьба...

– Они искусны в таких делах.

– Искусны – но и мы тоже. Взять хотя бы кремниевые ножи, луки, копья, шатры, в которых мы спим, – мы же делаем их своими руками. Потом опять же саску с их глиняными горшками и ткацкими станками, тканями, урожаем...

– И порро – не забывай!

Они засмеялись. Возня на пляже стала оживленнее.

Двоих парамутанов, увлекшихся борьбой, волной окатило с ног до головы, и все решили, что это безумно смешно.

– Я говорю – важно уметь делать вещи. Даже порро, – продолжал Керрик. Так делаем мы. Мы вес делаем своими руками. Сделанные нами предметы не умирают – ведь они и не живут. И копье в снегах служит так же, как в джунглях.

– Правильно. Но что в этом важного?

– Для меня важнее этого нет ничего. Я слишком долго думал, как мараг. Они, мургу, не в состоянии сделать ничего такого, что нс жило бы, не ело и не умирало. Не знаю, как они это делают, и, думаю, никогда не узнаю. Но я был глуп и думал только о том, что можно вырастить. Так как это делают мургу. И все, что я задумывал, все, что намечал, делал, как мургу. Я всегда пытался думать как они. Это было ошибкой, и отныне я поворачиваюсь к ним спиной. Я – тану с ног до головы, а не полумараг, И теперь я вижу правду.

Пусть стреляющие палки умрут. Они нам ни к чему. Это я решил, что они нам необходимы, а другие поверили мне. Хватит.

Армун испугалась.

– Не говори так: без стреляющих палок мы погибнем в южных лесах, а на севере – только холод и снег. Нельзя так говорить.

– Слушай и понимай. Я – только охотник. Могу погибнуть завтра, мог умереть вчера. Стреляющими палками мы пользуемся из-за меня. Когда я жил среди мургу, я видел, как они убивают ими любого зверя, невзирая на его величину. Я увидел это и подумал: будь у нас такое оружие, мы бы тоже сумели уцелеть на юге.

Мы добыли их, и теперь судьба тану зависит от стреляющих палок – а так не должно быть. Надо найти способ обходиться без них, естественный для тану.

Если мы сможем выжить лишь благодаря оружию мургу, – тогда все мы наполовину мараги, а не я один.

Хватит, говорю. Все мы должны снова стать тану. Это ясно.

– Нс понимаю, – недоуменно сказала Армун.

– Помнишь остров мургу? Когда ты зажигала костер, а Калалекв убивал живые лодки мургу.

– Да, так было.

– Пусть он покажет нам, как убивать этим способом всяких мургу. Научимся делать таккуук. Черный яд в пузырях, от запаха которого выворачивает наизнанку.

Обмакни в него стрелу – и убьешь любого марага.

Видишь разницу? Те вещи, которые мы умеем делать, не умирают – это не стреляющие палки, которые болеют и дохнут. И умение делать яд не сгинет со смертью одного охотника – все будут уметь его делать.

Будем делать таккуук и жить, где пожелаем.

– Думаю, я поняла теперь... поняла, как это для тебя важно. А что если мы не сможем делать таккуук.

Что тогда?

Он поднялся и потянул ее за руку.

– Надо понять, как его делать. Спросим не откладывая. Что может сделать один охотник, сумеет повторить и другой. Помни – мы не мургу. И не должны стараться на них походить. Быть может, когда-нибудь мы сумеем оценить их познания, умение преображать животных. Когда-нибудь. А сейчас нам не нужны их знания. Пошли к Калалекву.

Парамутан лежал на спине и, пыхтя, жевал здоровый кусок сырой печенки его лицо и руки были в крови.

Живот после пиршеств раздулся, но он не сдавался.

– О, ты самый великий едок среди парамутанов! – похвалил его Керрик.

– Воистину. Это ты верно сказал. Но я и самый великий охотник...

– Значит, ты знаешь все?

– Абсолютно!

– А ты умеешь делать таккуук?

– Калалекв знает все, что только можно знать. Его таккуук замертво уложит самого большого из уларуаквов.

– Не объяснит ли мохнатый и мудрый парамутан простодушным тану, как это делается?

– Никогда! – крикнул тот и захохотал.

Керрик и Армун даже подумать не могли, что это так смешно. Насмеявшись, прожевав и проглотив кусок печени, парамутан объяснил;

– Это очень важное и сложное умение. Меня ему научил отец, я передам его моему сыну, Кукуджуку, когда он станет взрослым. Но ты взрослый охотник и можешь узнать все сейчас. Только придется заплатить за тайные знания.

– Это справедливо! Чего же ты хочешь?

– Цена высока – каменный нож с острейшим краем.

Керрик достал нож и молча протянул парамутану.

Калалекв провел пальцем по лезвию и обрадованно забормотал:

– Тогда я объясню тебе, а потом все покажу. Ты должен будешь поймать особую рыбину, смешать ее кровь и внутренности и закопать эту смесь где-нибудь в теплом месте. Потом выкопаешь, добавишь сок из корней высоких цветов, что растут только на этом побережье. Вот почему мы возвращаемся сюда. Меняться и добывать эти корни. Они нужны, чтобы получить настоящий таккуук. Они усиливают крепость яда. Вы и рыбачить будете с таккууком?

– Мы охотники. Яд нужен нам, чтобы смазывать наконечники стрел и не бояться в лесу огромных мургу.

– Не бойся, таккуук убьет их.

– Мы уже набоялись досыта, – проговорила Армун. – Хватит.

Ее страху пришел конец. Арнхвит не станет марагом.

Керрик будет один ходить к своему Другу. Пусть разговаривает с ним, как она с парамутанами. Когда-нибудь эта тварь умрет. И все кончится. Придет конец всем страхам.

– Ты боишься идти на остров, – сказал Долл, сплюнув на песок.

– Не боюсь, а просто не хочу, – возразил Арнхвит. – Это тебе надо бояться – твой отец отлупил тебя, заметив на острове. Ты плакал тогда – я видел.

– И я! – завопил один из мальчишек и бросился бежать, когда Долл кинулся за ним.

Арнхвит тоже отступил – он был ниже, чем Долл, и не смог бы одолеть его в схватке. Оставалось только надеяться, что тот обо всем позабудет. Этому не суждено было осуществиться. Так и не поймав обидчика, Долл вернулся и больно ткнул пальцем Арнхвита в живот.

– Я видел, как ты ходил на остров с отцом. Я прятался и видел, как вы оба стояли рядом с марагом.

– Не смей говорить о моем отце!

– Почему? – ухмыльнулся Долл, и все мальчишки явно были на его стороне. – Ты собираешься запретить мне? Ну-ка, попробуй. Твой отец – наполовину мараг. И я видел, как вы там вертели задами и тряслись.

Вот так.

И он принялся изгибаться во все стороны и размахивать руками. Мальчишкам это показалось забавным.

– Заткнись! – Больше Арнхвит ничего придумать не мог.

– И я видел, как ты сам ерзал... так, и так, и так!

Мальчишки засмеялись. Воодушевленный успехом, Долл стал крутиться, изображая движения снова и снова. Арнхвит вспыхнул и, увидев перед собой спину врага, изо всех сил толкнул его. Долл повалился на землю, Арнхвит снова толкнул. Долл завопил, и Арнхвит бросился бежать.

Он бежал так быстро, что вопивший от ярости Долл не мог его догнать. За ними с криками помчались мальчишки. Они долго носились между шатрами. Потом Арнхвит перепрыгнул через костер, но Долл догнал его, схватил за руку и повалил на землю. И принялся колотить. Кулак Долла угодил Арнхвиту в нос, хлынула кровь – наблюдатели отозвались одобрительными воплями. Поднявшись, Долл пустил в ход ноги – и завизжал, получив крепкую затрещину.

– Маленького бьешь, младшего! – гневно рявкнула Меррис. – Лучше попробуй со мной справиться! – Она отвесила ему еще одну оплеуху, тот увернулся и бросился бежать. – Ну, кто еще хочет?

Она гневно оглядела мальчишек. Те поспешили исчезнуть.

– Мальчишки... – проворчала она себе под нос, подняла Арнхвита и вытерла ему слезы.

Намочив в холодной воде тряпку, она смыла кровь и прижала тряпку к носу. Наконец кровотечение и рыдания утихли.

– Иди к себе в шатер и полежи, иначе кровь снова пойдет, – велела она. – И не лезь к ним.

Расстроенный Арнхвит поводил ногой в пыли, отбросил в сторону щепку... Мальчишки посмеялись над ним – и были правы. Он действительно так делал, когда говорил на иилане'. Никогда больше он не станет говорить с этим противным марагом. А может быть, наоборот? Он умеет говорить с ним только он один из всех мальчишек. Значит, он лучше их. И он немедленно пойдет туда, куда другим путь закрыт.

В шатре было пусто, Малаген куда-то увела сестренку. Отца и матери не было уже давно. Никому, никому он не нужен. Одному только Надаске'. Арнхвит взял лук и колчан со стрелами. Заметив у входа свое рыболовное копье, прихватил и его. Он покажет Надаске', как бить им рыбу.

Пересекая остров, он никого не встретил. День был жаркий. Арнхвит вспотел и измазался. Так приятно было плыть через протоку, разделявшую два острова.

На том берегу он немного посидел, оглядел кусты – никого. И пошел вдоль берега. Дойдя до укрытия иилане', мальчик громко провозгласил, что желает говорить.

Надаске' высунул голову, выбрался наружу и зажестикулировал, давая понять, что рад видеть гостя.

– Будешь рад есть, – сказал Арнхвит, потрясая копьем. – Это колоть-бить рыбу. Я тебе покажу.

– Мудрость маленького превосходит пределы моего понимания. Мы пойдем бить рыбу!

Глава тридцать третья

Anbefeneleiaa akolkurusat,

anbegaas efengaasat.

Если ты приняла истину Эфенелейаа,

Ты приняла жизнь.

Изречение Угуненапсы

Все ли погружено, как я приказала? – спросила Амбаласи.

Элем сделала утвердительный жест.

– Все, что лежало на причале, погружено в уруксто и укреплено. Еще взято много консервированного угря, воды хватит на всю дорогу. Урукето покормлен и отдохнул. Сомнения относительно места назначения.

– Энтобан. Я ведь говорила тебе. Или память уже слабеет от старости?

– Память функционирует нормально. Но Энтобан – огромный континент, к нему ведет множество течений, и срок плавания зависит от места назначения.

– Быть может, лучше, чтобы срок плавания был подольше. Сейчас я направляюсь в Энтобан. А городов много. Я подумаю, сравню и выберу. Я устала, Элем, здорово устала, и это решение важно для меня. Я больше не хочу ни дальних странствий, ни неустроенной жизни ради познания. Я хочу найти уютный город, который приветит меня, где ко мне будут приходить иилане' науки за советом и учиться. Мне нужен умственный и физический отдых. И еда повкуснее этой вечной угрятины. – Амбаласи оглядела опустевшее помещение и повернулась к нему спиной.

– Были даны инструкции. Сообщаю требование, переданное мне прежде. Перед отплытием Амбаласи велено явиться на амбесид,

– Подозреваю причины. Прощание и речи?

– Я не информирована. Идем?

Вслух жалуясь и досадуя, Амбаласи отправилась в путь. Подойдя к амбесиду, она услышала гул множества голосов. Когда Амбаласи вошла, все разом стихли,

– Опять болтали об Угуненапсе, – проворчала она. – Скоро меня ждет огромная радость – можно будет забыть и это имя, и его поклонниц.

Несмотря на досаду, ученой было приятно видеть всех Дочерей сразу, почтительно расступавшихся при ее приближении. Энге стояла возле места эйстад, и никто не стал возражать, когда Амбаласи уселась нa него.

– Конечно никто и не думал работать сегодня, – проговорила она.

– Все собрались сюда. Все хотели.

– А каковы причины для этого?

– Серьезные. Мы много дней обсуждали...

– Ну, в это поверить легко!

– .. И было сделано множество предложений, чтобы по достоинству выразить тебе всю нашу благодарность за все, что ты для нас сделала. После долгих споров все они были отвергнуты, как недостаточные и не соответствующие значимости твоих деяний.

Амбаласи стала вставать.

– Раз все отвергли, значит я могу отправляться восвояси.

Под общий неодобрительный гул Энге шагнула вперед, изъявляя отрицание, требование остаться, необходимость, и извинилась.

– Ты не поняла меня, великая Амбаласи, – должно быть, я не сумела выразиться правильно. Все предложения были отвергнуты в пользу самого драгоценного для всех нас. Я говорю о восьми принципах Угуненапсы. – Тут она умолкла, ожидая полного молчания. – Вот что мы решили. Отныне и навечно они будут именоваться девятью принципами Угуненапсы.

Амбаласи уже собиралась поинтересоваться, когда это Угуненапса успела восстать, чтобы продиктовать новый принцип, но промолчала, сообразив, что это, пожалуй, будет несколько бестактно. И сделала знак предельного внимания.

– Выслушай же девятый.

Энге шагнула в сторону, пропуская вперед Омал и Сатсат. Они дружно нараспев проговорили, голосам их вторили все собравшиеся:

– Девятый принцип Угуненапсы. Существует восьмерка принципов. Их не было бы без великой Амбаласи.

Ученая поняла, что с точки зрения Дочерей – это величайшая благодарность. Для них во всем определяющими были слова Угуненапсы. И теперь с ними будет связано имя Амбаласи. Да, эти спорщицы оказались способными на великую благодарность. Впервые в жизни она не сумела сразу же придумать какую-нибудь колкость. И ответила простейшим жестом приятия и благодарности.

Энге видела это: она-то знала старуху-ученую лучше, чем остальные, и даже лучше, чем предполагала сама Амбаласи. И, понимая, оценила ответ.

– Амбаласи поблагодарила нас. Время отпустить ее с миром. Она сегодня отправляется в путь, но навечно пребудет меж нами. Амбаласи и Угуненапса навеки вместе.

Сестры в молчании разошлись. На амбесиде остались только Энге и Амбаласи.

– Могу ли я проводить тебя до урукето? Мы часто ходили здесь вместе, и я многому научилась от премудрой Амбаласи. Идем?

Амбаласи встала, опершись на крепкую руку Энге, и медленно пошла рядом с нею к выходу с амбесида. В молчании они шагали по городу. Наконец Амбаласи сказала, что хочет отдохнуть в тени: день был очень жарким. Они остановились, и Энге жестом потребовала информации.

– Нет отказа, Энге, ты ведь знаешь. Без моей непрерывной поддержки мир сестер, да что там – весь мир иилане' обеднел бы.

– Истинно. Потому я и спрашиваю. Я озабочена. Ты всегда говорила, что не веришь словам Угуненапсы. Для меня это всегда было непонятно и неприятно. Ты с великой точностью определяешь наши проблемы и помогаешь нам понять их. А ты сама? Что ты думаешь сама? Надеюсь, ты поведаешь мне. Неужели ты не веришь в справедздвость девяти принципов Угуненапсы?

– Не верю. Кроме девятого.

– Но если самое важное в нашей жизни для тебя ничего не значит, почему же ты помогаешь нам?

– Я уж и не думала, что меня спросят об этом. Ты решила спросить лишь потому, что осознала наконец, что я не верю и не поверю в эти бредни?

– Амбаласи все видит и знает. Я спрашиваю именно по этой причине.

– Ответ очевиден и прост... для меня самой, конечно. Как и все иилане' науки, я изучаю жизнь – ее развитие, взаимосвязи, продолжение, изменение и окончание. Так заведено у иилане', так было, есть и будет, Но я не такая ограниченная, как остальные. Я хотела изучить вас и вашу Угуненапсу. Ведь она, в отличие от всех мыслительниц, задалась совсем иным вопросом.

Не как все происходит, а почему? Очень интересно. Я сама люблю спрашивать "почему? " – потому и преуспела в науках, спасибо и вам за это. Но здесь возникают физические сложности. Когда Угуненапса произнесла свое «почему», в мир пришло нечто новое. Это самое «почему» породило ее принципы, а те, в свой черед, – Дочерей с их странным нежеланием умирать, как положено иилане'. Отсюда в жизнь иилане' пришло новое.

Если хочешь, знай – я думаю тебе это не повредит – теория и принципы Угуненапсы для меня ничто. Мне бьгло интересно исследовать вас.

Потрясенная Энге со знаками непонимания потребовала объяснений.

– Конечно же, объясню – как всегда. Подумай о наших обычаях, о взаимоотношениях иилане'. Эйстаа правит, остальные повинуются ей. Или умирают. Из океана выходят фарги, на которых никто не обращает внимания. Их кормят, потому что, если они умрут, придет конец роду иилане' – и больше ничего. Те, у кого хватает воли, настойчивости и желания учиться, становятся иилане'. И могут сделаться частью города.

Большая часть фарги не способна на это. Они куда-то уходят и, думаю, погибают. И потому следует признать, что мы, иилане', предлагаем друг другу только отвержение и смерть. Ты же, Энге, предлагаешь сочувствие и надежду. Необычная и небывалая вещь.

– Надеждой называется возможность лучшего завтра, но другого слова я не поняла.

– Я и не ожидала иного, потому что сама придумала этот знак для описания новой концепции. Он означает умение понять несчастье другой, соединенное со стремлением облегчить ее переживания. Потому-то я и помогала вам. Так что оставайтесь здесь, оставайтесь в собственном городе и изучайте главное «почему» жизни, Сомневаюсь, что нам удастся поговорить еще раз.

Прощание не затянулось. Амбаласи с обычной прямотой сказала, что не предвидит новой встречи. Тело Энге шевелилось – она подыскивала слова и движения, но все они казались неподходящими.

Они уже дошли до берега, а Энге все еще не могла выразить глубины своих переживаний. И в конце концов она просто прикоснулась к пальцам Амбаласи, как это делают эфенселе, и отошла в сторону. Та, не глядя назад, оперлась на руку Сетессеи и с ее помощью взобралась на плавник. Элем поглядела с плавника вниз и уже стала отдавать приказ к отплытию, когда член экипажа, стоявшая возле нее, потребовала внимания, указав на реку.

Элем поглядела в указанную сторону и застыла.

– Срочность слушания! – крикнула она находившимся внизу. – В реке обнаружен плывущий объект.

Предположительно урукето.

– Невероятно, – отозвалась Амбаласи, всматриваясь вдаль. – Сетессеи, у тебя глаза раптора – что ты видишь?

Поднявшись повыше, Сетессеи пригляделась.

– Элем права. Сюда приближается урукето.

– Случайность-открытия невозможна. Если на борту окажутся тощая Укхереб или толстая Акотолп – значит, моим записям уделили подобающее внимание.

Вне сомнения это их собственная научная экспедиция.

– Мы всегда рады иилане' науки, – отозвалась Энге, разглядывая приближавшийся урукето. – Мы поучимся у них, а они, возможно, у нас.

Амбаласи была далека от присущего Энге кроткого восприятия жизни. Долгий опыт научил ее ждать от всех неожиданностей только неприятностей. Но опыт победило любопытство, и она приказала Элем повременить с отплытием и с растущим подозрением стала вглядываться в темный силуэт живого корабля. На плавнике были видны фигуры иилане', разглядеть их лица пока не удавалось. В глубине души Амбаласи надеялась, что они прибыли с добрыми намерениями. Отплыви она вчера – и ей не встретился бы этот урукето. Впрочем, что теперь говорить? Как подобает истинной ученой, она невозмутимо ждала, не зная – радоваться прибывшим или нет.

Все стало ясно, когда Сетессеи сказала:

– Сверху на плавнике моя знакомая по Йибейску, известная охотница Фафнепто.

– Неудача, – проговорила Амбаласи. – Надо было отплыть вчера. Из Йибейска ничего хорошего нам ждать не приходится. А других узнаешь?

– Капитан урукето тоже из Йибейска. Третья мне не знакома.

– Я знаю ее, – проговорила Энге с такой ненавистью и страхом, что Амбаласи удивилась: ничего подобного от Энге она еще не слыхала. Известная всем Вейнте', некогда моя эфенселе, отвергнутая мной и презираемая. Она была мудрой эйстаа. Теперь только смерть следует за нею.

В молчании они наблюдали, как урукето подходил к причалу, поднимая невысокие волны. Амбаласи подумала, что можно отплыть и сейчас, но поняла, что слишком поздно: Фафнепто высоко подняла хесотсан, чтобы все его увидели. Таким знаком нельзя пренебречь. Прибывший урукето привез нежелательный груз.

Фафнепто соскочила на землю и широкими шагами направилась к ним, крепко держа хесотсан. Вейнте', без оружия, торопилась за нею. Амбаласи сделала жесты неприязни и отвержения.

– Какие причины, Фафнепто, заставляют тебя подходить к нам столь оскорбительным образом и угрожать оружием?

– Хорошие причины, Амбаласи. Здесь есть только один хесотсан – мой. Саагакель, эйстаа Йибейска, послала меня найти и доставить тебя назад вместе с урукето, которым ты воспользовалась без ее разрешения.

– Не правда. Она разрешила мне пользоваться им.

– Да, разрешила, но подобного использования урукето она не предполагала.

– Значит, ты хочешь вернуть животное Саагакель?

Бери его.

– И тебя, Амбаласи. Эйстаа желает видеть тебя.

Отказ не будет принят.

Амбаласи с презрением выгнула спину.

– А если я откажусь – ты убьешь меня, охотница?

– Да, и с помощью твоей помощницы сохраню твое тело, чтобы можно было доказать, что поручение выполнено. Может быть, Саагакель захочет вывесить твою дубленую шкуру на стене города.

– Молчать! – рявкнула Энге. Фафнепто отшатнулась и вскинула хесотсан. Немыслимо-недопустимо, чтобы безмозглая тварь, не имеющая достоинств, говорила так с ученой. Молчать и немедленно приказать урукето отплывать отсюда!

Держа оружие наготове, Фафнепто холодно поглядывала на Энге, готовая к отражению любой атаки.

Вейнте' шагнула вперед с жестом «нечего опасаться».

– Она не способна на насилие, – проговорила она. – Перед нами Энге, Дочь Жизни-Смерти, она никому не может причинить вреда.

Фафнепто опустила хесотсан с жестом пренебрежения.

– Значит, она одна из тех, о ком говорила эйстаа.

Она нам не нужна, и нечего обращать на нее внимание.

Возвращаются урукето и Амбаласи. Так мне было приказано. И еще: я получила приказ убивать каждую, что посмеет помешать мне.

Вейнте' сделала жест согласия.

– Мудрое решение. Эти создания распространяют вокруг себя только несчастье. И убивать их нужно из добрых побуждений. Я удивлена, что эйстаа этого города мирится с их присутствием.

– Здесь нет эйстаа, – с холодным презрением произнесла Энге. Убирайтесь! Вас никто не ждал. Это город Угуненапсы, и вам тут не рады.

– Не рады? В таком чудесном городе? Невозможно поверить. Надо поговорить с эйстаа.

– Ты разве не слышала, глупое создание? – спросила Амбаласи. – Здесь нет эйстаа. Этот город вырастила я и знаю, о чем говорю.

Тут со стороны прибывшего урукето донесся невнятный призыв слушать. С плавника неуклюже слезала Акотолп – ей мешала толщина и контейнер, который она держала в руках.

– Учительница... Амбаласи, – пропыхтела она, – Вот Вейнте', я служу ей. Слушайся ее, потому что она мудра во всем. Это я отдала ей твои записи видишь, вот они – она разобралась в них и привела нас сюда.

– Я думаю, ты сказала достаточно, Акотолп, – презрительно ответила Амбаласи. – Во имя науки я привезла тебе плоды моих работ и открытий. А как ты воспользовалась ими? Чтобы направить сюда этих отвратительных тварей. Вот теперь и забирай их отсюда.

– Довольно пустой болтовни! – приказала Фафнепто. – Я приказываю! – Она повернулась к Элем. – Ты и все, кто на борту, немедленно покидают урукето, потому что он должен быть возвращен его родному городу. И мы немедленно отправляемся в Йибейск с обоими урукето.

– А что будем делать с этими? – спросила Вейнте', указав на Энге. – И с их городом?

– Это не мое дело. Мы уходим.

– Я остаюсь.

– Ты выбрала, – ответила Фафнепто и обернулась к Элем. – Разве приказы мои не ясны? Вон из урукето!

Акотолп поставила контейнер на землю и открыла его. Вейнте' нагнулась и сунула туда руку. Заметив это, Фафнепто быстро повернулась и вскинула хесотсан. Но опоздала. В руках у Вейнте' треснул хесотсан, который она достала из контейнера, и охотница упала навзничь.

Все присутствующие оцепенели от изумления. Все, кроме Акотолп, явно ждавшей этого. Шагнув вперед, она вытащила хесотсан из рук убитой. И всем видом являя удовлетворение, встала возле Вейнте'.

– А теперь, – проговорила Вейнте', – слушайте мои приказы.

Глава тридцать четвертая

Убийство произошло мгновенно – вне сомнения, все было заранее продумано. «Теперь-то это ясно», – думала Амбаласи. Только что перед ней красовалась Фафнепто, демонстрировала свою охотничью сноровку, гордая силой и оружием, И не знала, что в городах есть охотники, коварством своим превосходящие лесных жителей. Вейнте' руководила, а эта жирная дура Акотолп выполняла ее указания, Она должна была принести хесотсан и подать смертоносное оружие. И у нее еще хватило наглости сказать, что в контейнере труды Амбаласи. С гневом и отвращением старая ученая набросилась на Акотолп:

– Жирная бывшая ученица, а ныне дородная соучастница убийства! Немедленно верни мои труды, ты недостойна обладать ими!

Акотолп отступила перед яростью ученой, забыв про хесотсан в руках. Она попыталась заговорить, но не стала. На помощь ей пришла Вейнте'.

– Великая Амбаласи, ты напрасно сердишься на верную Акотолп. Некогда она просила моего разрешения служить мне и с тех пор всегда оставалась мне верной. Она, конечно, не причинит вреда тебе, своей учительнице. Она, как и я, уважает твою великую мудрость. И я благодарна тебе за исследования этого континента, ибо они помогли мне отыскать сюда дорогу и исполнить порученное дело.

– Тебе было поручено убить Фафнепто?! – возмутилась Амбаласи. Ее гребень пылал.

– Смерть Фафнепто, к несчастью, была необходима. Мы обе служим Саагакель и явились сюда по ее приказу. К сожалению, Фафнепто не согласилась со мной в вопросах очередности действий. Ну, а поскольку иилане' такого типа переубедить невозможно, ей пришлось пострадать – пусть и чрезмерно – за свое самомнение. Акотолп, дай-ка сюда хесотсан, пока ненароком не убила кого-нибудь. И не трясись так. Ты ничего плохого не сделала. Ты только выполняла мои приказания, твоей эйстаа. И я благодарю тебя за это. Ты конечно вернешь Амбаласи ее записи?

– Если ты этого хочешь, Вейнте'.

– Не моему желанию, а великой ученой будем мы с тобой повиноваться.

Акотолп опустила контейнер у ног Амбаласи и торопливо отошла. Та сделала жест недоверия.

– Всем ли моим желаниям ты собираешься повиноваться, Вейнте'? А что если я захочу остаться в этом новом городе?

Вейнте' с сожалением расставила локти.

– К несчастью, это невозможно. Саагакель, эйстаа Йибейска, приказала мне вернуть тебя. Это будет сделано. А твои записи, которые Акотолп прихватила с собой из Алпеасака, останутся в урукето. Ты присоединишься к ним. – Она обернулась к Гунугул, которая стала спускаться с плавника, да так и застыла там, потрясенная случившимся. – Мяса и воды должно хватить до Йибейска.

– Хватит, если многие в дороге будут спать.

– Великолепно. Немедленно иди с Аибаласи на урукето.

– А что будет со вторым урукето? Он должен вернуться в город.

– Он цел и невредим – ты сама видишь. Скажите великой Саагакель, что и этот урукето вернется в ее город. А пока он мне нужен. Пусть это будет мне наградой за труды, за поиски урукето, за то, что я нашла ту, которую эйстаа разыскивала.

– И за убийство Фафнепто, – с холодным гневом добавила Амбаласи. – Энге правду говорила: ты, Вейнте', опасная и ядовитая тварь, Мои труды, вещи, помощница Сетессеи остаются в краденом урукето. Уже дважды краденом. Что будет с ними?

– Ну что ж, пусть возвращаются с тобой в Иибейск.

Перегружай их и отправляйся.

– А ты останешься. И какими же темными делами собираешься ты здесь заняться?

– То, что я собираюсь здесь делать, старая, тебя не касается. Поезжай и насладись вниманием эйстаа.

Амбаласи сделала знак пренебрежения:

– Если ты надеешься, что эйстаа накажет меня – оставь упования. Мне не трудно будет уладить взаимоотношения с ней. Стоит только показать Саагакель результаты моих открытий – и она сразу же позабудет о мести. Ее город станет центром новой науки, к ней начнут стекаться ученые со всего Энтобана. Ей достанутся все почести – как положено эйстаа. Что касается меня: что один город, что другой – все едино.

Сетессеи, последи, как переносят мои вещи. А я пойду отдыхать. – Она устало сделала несколько шагов, потом обернулась к Энге и сделала знак немедленного расставания. – Горько видеть, Энге, в твоем городе эти злые создания.

– Не печалься. Принципы Угуненапсы будут жить.

– Отлично. Особенно мне нравится девятый.

Ученая отвернулась, вскарабкалась на плавник урукето и исчезла из виду.

Элем открыла рот, но Вейнте' наставила на нее хесотсан и сделала знак молчать.

Вещи Амбаласи перегрузили с одного урукето на другой. Акотолп, чей страх пропал, как только Амбаласи удалилась, взяла хесотсан Фафнепто и уселась на хвост. В ожидании приказов своей эйстаа.

Гунугул поднялась на урукето последней, когда все было готово. Она обернулась и холодно проговорила, обращаясь к Вейнте':

– Эйстаа в точности узнает обо всем, что здесь случилось. Как умерла Фафнепто. Все.

– Говори, – спокойно ответила Вейнте'. – Я выполнила свое обещание, а теперь делаю то, что нужно мне. Отправляйся.

Она молчала, пока между пристанью и урукето не показалась полоска воды. Потом она повернулась к Энге,

– С этим покончено. Теперь обратимся к будущему. Я просто в восторге от этого чудного, свежего, нового города. Расскажи мне о нем.

– Я ничего тебе не скажу. Я отвергаю тебя сейчас, как прежде. Тебя здесь никто не признает.

– Неужели ты ничего не понимаешь? Как ты не можешь понять, что теперь я буду приказывать? Годы твоего предводительства наконец закончились. Обе мы хотели власти – разве не так? Так признайся себе – дни твоей власти завершились. Ты вела этих заблудших, и поэтому многие умерли. Но ты была сильна – как и я. В конце концов ты увела Дочерей за океан и вырастила для них этот город. Но твои дни сочтены. Теперь я правлю здесь. И ты ничего не можешь с этим поделать. И теперь я буду приказывать, а вы будете повиноваться. – Она приподняла хесотсан. – Если мне не будут повиноваться – свое слово скажет оружие. Ты веришь мне?

– Верю. Другой бы не поверила, но тебе верю.

– Хорошо. Тогда я расскажу тебе об этом городе, таком новом, только что выращенном. Я смотрю на него и понимаю, как все было. Вы прибыли сюда, и здесь, где никто еще не бывал, мудрая Амбаласи вырастила для вас город. А поскольку здесь нет эйстаа, вы по глупости своей решили, что город ваш, что он принадлежит Дочерям Смерти. Теперь так не будет. Я здесь эйстаа. И если у города уже есть имя, я не хочу его слышать. Я – Вейнте', охотница за счастьем, и я хочу, чтобы в названии моего города звучало «муру» в знак того, что он вечен, и «теси» – поймать, схватить это счастье. Так что отныне город именуется Мурувейнтеси – место, где выслеживают и ловят счастье. Разве это не подходящее имя?

– Оно настолько неуместно, что я немедленно отвергаю его. Так поступят и остальные. Оставь нас.

– Нет! Город мой! И вы не будете противиться. Ну, а если будете, вам будет нетрудно справиться со мной.

Последний твой шанс, Энге. Сопротивляйся – и город вновь станет твоим! Убей меня, Энге, – и ты снова обретешь власть. Но если вы поступите так, то потеряете все, во что верите! Видишь, Энге, как хорошо я вас изучила. Я загнала вас в угол. Проиграете так и этак.

Энге почувствовала, как в ней разгорается гнев, как большие пальцы сами собой раздвигаются в желании убить эту пакостницу, стремящуюся разрушить все, во что она верила, чему отдала жизнь.

Но она поняла, что, поддавшись ярости, сама все погубит.

Гнев не исчез, но она спрятала его в себе и, бессильно опустив руки, пошла прочь.

– Мудрое решение, – сказала Вейнте', изогнувшись победной дугой. Поговори со своими Дочерьми, пусть хорошенько следят за городом, пока ты будешь отсутствовать. У них же просто нет выхода – не так ли? Пусть работают как обычно. Только в моем городе, не в своем. Напомни им, что если они откажутся и будут сопротивляться, то умрут. А вместо них я привезу сюда фарги. Иди же, скажи им и возвращайся. Сегодня мы отплываем в Гендаси: мне нужно сделать еще одно дело, прежде чем я примусь переделывать город. Я очень хочу, чтобы ты видела, как я схвачу устузоу Керрика и убью его. Ты же хочешь видеть это – не так ли?

Глубоко сокрытые гнев и ненависть проступили в глазах Энге. Она долгим взглядом посмотрела на Вейнте', потом отвернулась и медленно пошла прочь. Вейнте' жестом потребовала внимания экипажа урукето.

– Кто командует? – спросила она.

– Я, – ответила Элем. – Но я служу только Угуненапсе, а не тебе. Урукето останется здесь. Можешь теперь убить меня.

– Ну-ну, так легко ты не отделаешься, капитан.

Умирать будешь не ты – а твои подруги-дуры. В ответ на каждый твой отказ я буду по одной убивать их.

Понятно?

Элен зажестикулировала – смятение, неверие, невозможность свершения услышанного.

– Ты сомневаешься? – спросила Вейнте'. – Нука, Акотолп, пристрели какую-нибудь из этих презренных, чтобы остальные поняли, что я не шучу.

– Нет! – вскрикнула Элем, делая шаг вперед и заслоняя подруг, прежде чем Акотолп подняла оружие. – Урукето уйдет по приказу, больше никто не умрет. – Она взглянула на труп Фафнепто. – Хватит и этой.

* * *

...Оцепенев от отчаяния, Энге шла по городу, шок от неожиданного явления Вейнте' не проходил. За один день ее низвергли с высочайших вершин надежд в глубины отчаяния. На пути она встретила двоих Дочерей, те отшатнулись – такая боль была в ее движениях. Энге остановилась и привела в порядок свои мысли.

– Передайте всем, чтобы немедленно собирались на амбесид. Произошли события катастрофического характера.

Пока она медленно шла, вся уйдя в думы, весть разнеслась по городу. К ее приходу Дочери уже собрались. Когда она заговорила, молчание было полным.

Энге рассказала о том, что случилось. Раздались крики боли и отчаяния, когда она объяснила им, чего надо ждать.

– Мне хотелось бы сейчас сказать всем – надейтесь на лучшее. Но я не могу.

– Нам следует уйти из города, – проговорила Сатсат. – Я помню эту Вейнте'. Разве ее можно забыть?

Угуненапса – воплощенная жизнь, Вейнте' – смерть во плоти. Надо покинуть город. Умрем в обоих случаях.

Энге сделала жест понимания.

– Ты так говоришь от страха. Какой бы ужасной Вейнте' ни была, она всего лишь иилане'. Мы пришли на край света не затем, чтобы умереть, встретив первое препятствие. Город наш. Она пытается овладеть им, но мы должны молчать и работать. И говорить будем не с ней, а с теми фарги, которых она может привезти сюда.

Если они поймут слова Угуненапсы, то станут такими же, как мы. Тогда мы победим. Я прошу вас только верить в то, что мы делали, и в то, что нам еще предстоит сделать. Оставайтесь здесь. Усердно трудитесь. Когда мы вернемся, всем придется проявить еще больше усердия. Но у нас выбора нет. Если мы истинно следуем учению Угуненапсы, нам не остается ничего другого.

Сатсат, Омал и Эфен прекрасно понимали, что их ждет. Они знали Вейнте', когда она была эйстаа Алпеасака, задолго до гибели города. Они прекрасно представляли, на что она способна. А потому подошли к Энге и тронули ее большие пальцы как эфенселе, остальные застыли в молчании. Здесь, в этих далеких краях, их объединяла вера в правоту Угуненапсы. И сознание этого успокоило Энге, дало ей силы продолжать.

– Благодарю вас за помощь. Благодарю вас за сочувствие. Этим словом мудрая Амбаласи определила то, что Угуненапса даровала всем иилане'. Я буду помнить это, когда мы уплывем отсюда. И хотя кажется, что надежды нет, я все же надеюсь. Мы можем победить.

С этими словами она покинула акбесид и через весь город пошла к берегу реки. Все были уже в урукето, лишь Вейнте' стояла на причале, поджидая ее.

Энге ничего не сказала, даже не обратила на Вейнте' внимания. Она поднялась на плавник и обратилась к Элем:

– Можешь отправляться, когда все будет готово.

Делай как они прикажут: эти твари несут насилие и смерть.

– Правильно говоришь, Энге.

Сверху на них упала тень Вейнте', но и Элем не обратила на нее внимания.

– Неважно, где ходишь сегодня, если в завтра и завтрашнем завтра будешь идти путем Угуненапсы.

Глава тридцать пятая

Расставание получилось веселым – таков обычай у парамутанов. Все знали: если печалиться перед дорогой, можно накликать неудачу, бурю, ненастье. Ханат и Моргил, чрезвычайно довольные результатами обмена, с хохотом помогали парамутанам сталкивать иккергак в море. Огромные волны то и дело окатывали их с головой. Наконец корабликзакачался на воде. Калалекв поднялся на борт последним. Сильные руки помогли ему забраться, подтянув за руки и за хвост.

– После зимы мы вернемся и принесем много разных вещей. Приходите!

– Придем! – отозвалась Армун, стараясь перекричать шум волн. – Мы будем здесь.

– Что сказал мохнатый? – спросил Ханат, выбивая зубами дробь.

Посинев от холода, он закутался в одну из своих новых шкур.

– Они хотят меняться.

– Мы тоже! На будущий год придем пораньше и сделаем порро. Им понравится.

– Даже и не думай, – сказал Керрик, – ты ведь не жил с ними зимой под снегом. Они странный народ.

– А мне нравятся, – вмешался Моргил, – они веселые. А теперь скажи, что за вонючую черную грязь ты зарывал? Я до сих пор чувствую ее запах.

– Эта грязь сохранит нам жизнь, когда они умрут, – сказал Керрик, показывая свой хесотсан. – Парамутаны умеют делать сильный яд, называемый таккуук.

Им они убивают самого большого морского зверя. Им можно убивать и мургу. Теперь мы знаем, как его делать. Я-то всего не помню. Его Армун с Калалеквом варили. Все довольно сложно.

– Не очень, – отозвалась Армун. – Просто нужно, чтобы кровь и внутренности перегнили как следует, потом надо добавить коренья. Я знаю это растение, нам всегда запрещали подходить к нему и трогать. Теперь я поняла почему.

– Эта вонь сразит раньше нас, чем мургу, – проворчал Ханат.

– Не думаю. – Керрик поднял копье. – Второй раз его надо зарывать в маленьких кожаных мешочках вместе с наконечниками. Будем закапывать с ним стрелы, специальные стрелы для мургу. И когда будем стрелять в марага, наконечник проткнет мешочек, острие войдет в тело, яд выльется, и тварь погибнет.

– Так и сделаем, – с огромным энтузиазмом откликнулся Моргил. – Мы тебе поможем, Армун, и наделаем кучу стрел с таккууком. А потом предложим их в обмен другим саммадам. Или пойдем в долину саску – поменяем на ткань.

– Ты, наверное, скоро разучишься охотиться, – сказала Армун. – Все бы тебе меняться.

– А что? Захочу – поохочусь, но и меняться – дело хорошее,

Шкур и мехов оказалось столько, что Ханату и Моргилу пришлось вырезать шесты для травоиса. Волокуша была тяжелой, и они по очереди тащили ее на юг.

Ночи стояли холодные, днем тоже было зябко, но под новыми шкурами было так тепло спать.

"Звезды здесь как будто поярче, чем на острове, – подумал Керрик, вглядываясь в небо, когда Армун заснула. – Если звезды – тхармы охотников, то где же им светить ярко, как не на севере, где погибли тану.

Когда-нибудь снега растают, и они снова вернутся в горы. А пока – все живы, саммады растут, и мургу не страшны, даже если сдохнут все хесотсаны. Завтрашнее завтра сулит добро. Так частенько говорили иилане'".

Припомнив эти слова, Керрик машинально шевельнул ногами и сложил руки. Армун застонала во сне, и он замер.

Забыть иилане' и быть только тану...

Они быстро шли по знакомой тропе. Дважды на них набрасывались большие мургу, и тогда приходилось обращаться к стреляющим палкам. Ели досыта. Когда Ханат или Моргил не тянули травоис, они по очереди исчезали в лесу и возвращались с убитым марагом или оленем. Каждую ночь путешественники разводили костер, жарили мясо и наедались на весь завтрашний день.

Так они продвигались на юг.

Вскоре им попалась тропа, которая вела к другим саммадам, Завязался спор – не свернуть ли. Ханат и Моргил желали меняться. Керрику было все равно, но Армун держалась твердо.

– Нет. Может быть, они на юге. Если нет – то вы вдвоем в любое время можете сходить к ним. Возвращаемся домой! Там мои дети, и я хочу их видеть.

Она с укором посмотрела на Керрика.

– Ах да. И я тоже, не будем останавливаться. Идем к нашему острову.

Дни становились короче, и за день им уже не удавалось много пройти. Это раздражало Армун. Она стала заставлять охотников пускаться в путь затемно и не останавливаться до глубокой ночи.

– Я устал, – однажды вечером сказал Ханат, глядя на темнеющее небо. По-моему, пора остановиться.

– Идем дальше, – сказала Армун. – Я тоже устала, но если доберемся до стоянки возле ручья сегодня, то завтра еще до темноты придем на остров. Иначе я пойду одна. Дайте мне стреляющую палку.

– Ладно-ладно, – отозвался Ханат, налегая на кожаные лямки.

Ночью шел дождь, поутру слегка прояснилось. Армун разбудила охотников, смеясь в ответ на их ворчание. Выйдя на тропу, все заторопились – хотелось побыстрее оказаться дома. Днем они даже не стали делать привал и перекусили на ходу холодным мясом.

И ничего не пили – каждый из них мог целый день обходиться без воды.

Керрик не заметил бы тропы, ведущей к острову, но Моргил вовремя остановил его. Не доходя до брода через пролив, они повстречали охотников из своего саммада. Раздались приветствия, сопровождаемые одобрительными возгласами при в 'да мехов и шкур. Охотники вызвались помочь доставить новые приобретения в лагерь.

Едва они подошли к стоянке, Херилак разразился приветственным воплем. Из шатра появилась Малаген с Исель на руках. Девочка с радостным смехом потянулась к матери, Армун схватила ее и прижала к груди.

– Значит, парамутаны приходили, и вы менялись, – сказал Херилак, щупая мягкие шкуры.

– Да, саммадар. И даже более того, – ответил Керрик. – У них есть штука, которая зовется таккуук, и мы научились ее делать. Это очень важно для тану.

– А где Арнхвит? – спросила Армун, прижимая к себе дочь и оглядывая собравшихся детей. – Где он?

– Его здесь нет. Я знаю, где он, – ответил один из мальчишек. – Он ходит на запретный остров и там дрыгается перед марагом.

Он смеясь стал раскачиваться, но смех тут же сменился жалобным воплем: Армун толкнула его, и мальчишка полетел кубарем.

– Откуда ты знаешь? Ведь ты не был там, это запрещено. Ему нельзя одному ходить туда.

Она гневно взглянула на Керрика.

– Пойду приведу его, – сказал тот, забирая стреляющую палку. – Пойдем со мной, друг Херилак, мне многое нужно тебе рассказать.

– Идем, – ответил саммадар и отправился за луком и стрелами.

– Мы уже добрались до нужного места? – поинтересовалась Вейнте', сравнивая снимок с проплывающими мимо берегами.

– Да, – ответила Акотолп и ткнула в снимок пальцем. – Мы сейчас здесь, рядом с этими небольшими островами у берега. А вот здесь остров побольше там и находится логово устузоу.

– Урукето сможет подойти к нему?

– Нет, проливы между островами чересчур мелководны.

– Понятно. А где то место, где обретается иилане'?

– Тут – на острове со стороны моря.

– Здесь и высадимся. Сначала будем говорить с ней. Устузоу коварны. Но мы должны напасть первыми.

А она сможет помочь нам. Она скажет, здесь ли тот, который мне нужен, и где его искать. Умрут остальные или нет – для меня неважно. Мне нужна только его смерть. – Она отрывисто приказала Элем:

– К острову, ближе. Вызвать наверх Энге.

Урукето приближался к берегу, когда Энге поднялась на плавник.

– Плыви к берегу! – приказала Вейнте'. – Акотолп поплывет за тобой. И не забудь про ее хесотсан.

А я поплыву со своим. Если у Элем появится желание немедленно отправиться обратно, едва мы окажемся на берегу, мы убьем тебя. Понятно?

Энге сделала утвердительный жест и спустилась по спине урукето к воде. Следом за ней нырнула Акотолп.

Бежать Энге не собиралась, потому что знала – тогда Вейнте' убьет экипаж урукето. А потому стала ждать Акотолп на берегу. Вейнте' быстро плыла за толстухой,

– Я пойду первой, – сказала она, – следуйте за мной.

Она неторопливо поднялась на вершину дюны, глубоко взрывая когтями песок. Дюна заросла высокой травой, Вейнте' медленно раздвинула ее, чтобы посмотреть, что делается внизу. И замерла без движения, только рука за спиной извивалась, требуя молчания. Внизу Вейнте' увидела две фигуры и прислушалась, о чем они говорят.

– Попробуй снова, – сказал Арнхвит, держа хардальта за щупальца перед Надаске'.

– Грардал, – ответил Надаске', повторив движение мальчика.

– Не грардал, а хардальт. Хардальт. И не шевели руками.

– Но ты шевелил.

– Да. Но когда говорят на марбаке, пользуются только звуками.

– Глупая-уродливая речь. Она годится только для устузоу.

Заметив чью-то тень, Надаске' взглянул вверх одним глазом и метнулся к укрытию.

– Немедленное прекращение движения! – приказала Вейнте', спускаясь вниз. – Если у тебя там хесотсан, только тронь – и немедленно умрешь. Выходи, и с пустыми руками!

Надаске' медленно вышел из шалаша с опущенными руками. Вейнте' поглядела на него, наклонилась вперед и фыркнула:

– Самец! И вроде знакомый.

– Мы уже встречались, Вейнте'. Ты не помнишь. А я помню. Ты была эйстаа Алпеасака и послала меня на родильные пляжи. Но я вернулся.

Вейнте' сделала жест холодного негодования по поводу проявленного негодным самцом гнева и сообщила, что с удовольствием отошлет его туда еще раз, – и немедленно. Но ее внимание привлек Арнхвит, который с округлившимися от страха глазами смотрел на нее и на мургу, спускавшихся по склону. Двое, которые держали хесотсаны, двигались угловато и резко не так, как Надаске'. Он сделал еще шаг назад и остановился, когда первый мараг жестом приказал прекратить движение.

– Я видела, как ты разговаривал с этим самцом.

Значит, ты иилане', но это невозможно-немыслимо.

Однако это так. Подойди ко мне, приказываю. Ты понял?

Дрожа от страха, Арнхвит шагнул вперед и сделал жест понимания смысла. Вейнте' наклонилась к нему – он ощущал отвратительный запах ее дыхания – и прикоснулась пальцем к металлическому ножу, висящему у мальчика на шее.

– Что означает это изделие из металла? Оно маленькое, а мне приходилось держать такое же, только побольше. Но это было очень давно. Большое послужило знаком окончания войны, в которой я должна была одержать победу. Оно висело на шее устузоу-убийцы по имени Керрик. Немедленно объясни.

Арнхвит понял все, что говорила иилане', кроме имени – Вейнте' произнесла его неразборчиво. Впрочем, все было и так ясно.

– Есть только один металлический нож подобный этому. Он висит на шее моего... эфенселе,

Более близкого понятия в иилане' слову «отец» он не знал.

– Значит, ты – эфенселе того, кого я разыскиваю.

Но где он, почему ты один? Объясни мне быстро, самец, – приказала она, одним глазом глядя на Арнхвита, другим на Надаске'.

Но тот и не подумал отвечать. Свобода кончилась, и жизнь вместе с ней. Перед ним стояла Вейнте', известная своей жестокостью. Она конечно же будет весьма недовольна его бегством из ханане и тем, что он спасся и свободно жил после гибели города. И она позаботится, чтобы он хорошенько пострадал перед тем, как послать его умирать на пляж. Все кончилось.

Что-то шевельнулось в кустах, Надаске' бросил туда взгляд. Ничего особенного, какое-то животное – теперь это уже безразлично...

* * *

Керрик с Херилаком подошли к протоке, когда из кустов на противоположном берегу выскочил Долл и бросился в воду, всхлипывая и задыхаясь.

Вытащив мальчишку из воды, Херилак тряхнул его.

– Тебе уже была выволочка за то, что ты здесь шляешься. А теперь я выдеру тебя как следует.

– Там мургу! Они пришли с моря, мургу...

Херилак взял его за подбородок и посмотрел в глаза.

– Ну-ка, что за мургу? Те, что убивают стреляющими палками?

– Да, – ответил Долл и скуля повалился на землю.

Повернувшись, Херилак бросился вслед за Керриком. Догнав его уже на другом берегу, он схватил друга за плечо.

– Тихо! – приказал Херилак, – Иди тихо, не мчись, иначе выскочишь прямо навстречу смерти.

Керрик отмахнулся и бросился бежать. Там иилане', и Арнхвит среди них. Спотыкаясь и увязая в песке, он бежал вдоль берега к дюне, укрывавшей жилище Надаске'. И остановился с криком ужаса.

Херилак тоже остановился, увидев четырех мургу, двое из которых были вооружены. Перед мургу стоял мальчик. Выхватив стрелу, охотник натянул лук.

Керрик ударил его по руке, и стрела воткнулась в песок.

– Не надо. Они убьют его. Брось лук. Оставь это мне, Херилак. Я сам.

Он бросил свою стреляющую палку на землю, но Херилак стоял как скала, видя перед собой лишь тех, кого следовало убить. Один из мургу целился в Арнхвита. Будь это его сын, Херилак не стал бы колебаться и пожертвовал бы ребенком, но убил бы всех четверых.

Но Арнхвит – сын Керрика. Однажды Херилак и так едва не стал причиной его гибели. Нельзя допустить смерти мальчика, даже ценой собственной жизни. Медленно, не сводя глаз с мургу, Херилак нагнулся и положил лук на землю. Уродливый мараг, стоявший перед Арнхвитом, заворчал и задергался, потом раскрыл пасть, обнажив острые зубы.

– Повиновение-точный выбор, – проговорила Вейнте', победно изогнув руки и разинув рот в знак «поединка победы».

– Пусть маленький идет. Я встану вместо него, – сказал Керрик.

– Значит, ты ценишь жизнь своего эфенселе дороже собственной?

– Это встречается у устузоу, – проговорила Акотолп. – Я изучала этих животных. У них имеет место живое рождение, в маленьких эфенбуру отмечается большая взаимная привязанность...

Она умолкла от резкого окрика Вейнте'.

– Все заканчивается здесь, Керрик. Слишком долго ты воевал со мной, слишком многих убил. Пришла моя победа. Теперь у меня собственный город. Он будет процветать и расти. Сейчас ты умрешь и эти устузоу тоже. И умрете, зная, что умираете первыми. Я еще вернусь сюда с фарги и стреляющими палками, выращенными верной Акотолп. Я вернусь и буду преследовать ваш род по всей Гендаси. Найду каждое вонючее логово и убью каждого устузоу. Думайте об этом, умирая. Думайте как следует. Я дам вам время подумать, чтобы знание это заполнило вас целиком.

Подняв вверх оружие, Вейнте' излучала триумф.

Вокруг нее все застыли в молчании и ужасе. Энге не могла шевельнуться, в ней боролись убеждения и желание убить Вейнте'. Арнхвит был раздавлен ужасом.

Надаске' застыл как каменный. И только Акотолп жестикулировала, изображая понимание и совершенство действий.

Надаске' шевельнулся, Вейнте' внимательно посмотрела на него, потом вновь уставилась на Керрика, заметив, что жалкий самец отвернулся, не в силах выдержать ее взгляда.

Надаске' обернулся к перепуганному мальчишке и в жесте симпатии и понимания положил большие пальцы ему на плечи.

Вейнте' подняла хесотсан и прицелилась в Херилака.

– Ты будешь последним, Керрик. Сначала увидишь, как умрут твои эфенселе.

Надаске' быстро сорвал с шеи Арнхвита металлический нож и, резко обернувшись, воткнул его сбоку в шею Вейнте'.

Время остановилось. Глаза Вейнте' расширились от боли, руки стиснули хесотсан, который стал отчаянно извиваться в железной хватке. Надаске' повернул нож, и кровь хлынула ему на руку.

Вейнте' пошатнулась и рухнула, успев нажать на хесотсан. Треск прозвучал глухо – прямо на нее свалился Надаске'.

Акотолп, никогда не бывшая иилане' действия, в ужасе глядела на тела. И прежде чем она решила пустить в ход хесотсан, оружие вырвали сильные руки Энге.

– Конец убийствам! – закричала Энге, поднимая оружие над головой и забрасывая его далеко в море.

– Конец убийствам! – эхом отозвался Керрик на марбаке, мягко останавливая руку Херилака, потянувшегося за луком. – Этот мараг – мой друг. Она не убивает.

– Может быть... А этот жирный?

– Она сейчас умрет, – сказал Керрик и перешел на иилане':

– Ты умрешь разве не так, Акотолп?

Тебе следовало умереть, когда погиб Алпеасак, но ты спаслась. Ты всюду следуешь за Вейнте'! Но она умерла. Почему же ты жива? Тебя нет нужды убивать, сейчас ты сама умрешь. Отправляйся следом за ней.

Акотолп внезапно охватил ужас, и она поняла, что устузоу прав. Пришла смерть... смерть.

Глаза ее остекленели, и ученая грузно повалилась на песок. Немного подергалась и застыла.

Арнхвит со слезами бросился к отцу и обхватил его обеими руками. Керрик поднял мальчика и прижал к себе.

– Все наконец кончено, – проговорил он усталым негромким голосом. Погиб наш друг Надаске', но лучшей смерти для него нельзя было придумать. Когда ты станешь взрослее, ты это поймешь. Ему не придется теперь идти на пляж. И его мы всегда будем помнить – ведь он убил ту, которая хотела убить всех нас. – Он посмотрел на Энге. – С ней еще кто-нибудь есть?

– Никого... только Дочери Жизни. Таких, как она, среди нас нет.

Керрик смотрел на распростертое тело Вейнте'. Мертва наконец. Убийца из убийц, мертвая, под трупом того, кто ее сразил. В горле возник комок. Керрик ощутил ужасную тоску.

– Не хочу больше слышать о смерти, думать о смерти, видеть ее. – Он обернулся к Херилаку и, мягко разжав руки сына, передал ребенка старшему охотнику. – Отведи мальчика к матери. Долл уже наверное наделал шума. Останови охотников, здесь для них нет никакого дела. Объясни Армун, что здесь произошло, скажи, что я скоро приду.

Херилак взял мальчика за руку и кивнул.

– Сделаю, как ты говоришь, саммадар. Но я видел, как эти двое убили друг друга, а третий лег и помер. Что произошло?

– Вернусь и все расскажу. А пока знай – та, что лежит в собственной крови перед тобой, вела мургу против нас. Она убита, и вражда закончилась. Битва завершена.

– Значит, мы победили?

– Не могу так сказать. Разве может быть в такой войне поражение или победа? Хватит с нас. Все кончилось.

Он смотрел вслед Херилаку, уводившему его сына.

А потом обернулся к Энге, застывшей в каменном молчании, после того как она отобрала оружие у Акотолп.

– Я только что велел передать моему народу, что война между нами закончилась. Так ли, учительница?

Энге сделала знак согласия и триумфа.

– Закончена, ученик мой. Пойдем со мной на берег – я хочу позабыть весь этот ужас. Мои спутницы на урукето должны узнать, что и их страхи кончились. Я многое должна тебе рассказать. Когда ты был мал, я рассказывала тебе о Дочерях Жизни, только, едва ли тогда ты сумел что-то понять. А теперь знай, что нас, Дочерей, много. Мы никого не убиваем, и у нас есть собственный город – Город Мира.

Они поднялись на вершину дюны, вздымавшуюся над берегом океана. Урукето качался на прибрежных волнах, набегавших ему на спину. Энге потребовала внимания и простейшим из жестов фарги велела всем плыть на берег.

– Может быть, все города теперь станут такими.

Нам от ииланс' нужен только мир – как и от вас.

Она повторила сигнал, наконец иилане' поняли его и полезли в воду, спускаясь по плавнику. Энге повернулась к Керрику, выражая одновременно сомнение и надежду.

– Я думаю, что все города килане' оставят теперь ваш род в покое, ведь каждая эйстаа знает, какую ужасную смерть вы можете принести. Ну а вы будете нападать на города?

– Нет, конечно. Сейчас все узнают, что произошло, и никто более не ступит в Алпеасак.

– Никогда! Настанет день, и ты умрешь, Керрик. А что будут делать устузоу, когда тебя не станет, а богатый и обильный Алпеасак будет pядoм? Обильный и беззащитный...

– Новой войны не будет.

– Пусть будет правда в твоих словах. Я вижу сейчас мир, мир ДАННОЙ в твою и мою жизнь. Но я думаю о завтрашнем завтра. И я вижу твой народ во множестве приходящим в мой город и отбирающим мир у Дочерей Жизни.

– Этого не будет.

Керрик смотрел, как иилане' выбирались из урукето на берег и застывали в оцепенении, завидев Энге, показывавшую «конец конфликту – конец убийствам».

И понял, что она отвечала не ему.

Однако приходилось принимать такую возможность.

Иилане' не изменятся, они не в силах измениться. Но тану все время узнают новое и меняются. И если дело вновь дойдет до столкновения – каким будет его исход?

– Я еще кое о чем хотела тебе сказать, но нам пора отплывать, проговорила Энге.

– Да, хотелось бы поговорить, но нет времени.

Увидимся ли мы, Энге?

– Надеюсь, что это возможно, но думаю – едва ли.

– И я тоже. Мой друг Надаске' погиб. Теперь ты среди иилане' единственная, кого я могу считать другом.

Я буду помнить о нашей дружбе. Но сегодня, увидев гибель Вейнте', я понял, что хочу забыть об иилане1.

Довольно, Энге. Я – тану, и им останусь.

Энге хотела рассказать ему об Угуненапсе и Духе Жизни, но, заметив холодность в его позе, не решилась.

– Ты такой, какой ты есть. Ты это ты.

Она повернулась, скользнула в воду и поплыла. Он смотрел, как остальные последовали за ней и первые двое взобрались на плавник урукето. Живое судно устремилось в открытое море.

Керрик вновь поднялся на дюны. Трое мертвых иилане' лежали на песке, облепленные мухами. Нагнувшись, он выдернул металлический нож из шеи Вейнте', вытер его о песок. Трупы надо похоронить. Это посмертное объятие вовсе неприлично. Он стащил мертвого Надаске' с Вейнте', закрыл невидящие глаза друга и уложил тело на песок. Собравшись уходить, он вдруг вспомнил о ненитеске.

Фигурка стояла на полочке в глубине укрытия Надзске'. Металл холодил пальцы, красные камешки глаз блеснули на солнце, когда Керрик поднял ее повыше.

И с фигуркой в одной руке, и с ножом сына в другой Керрик повернулся к иилане' спиной и устало зашагал к стоянке тану.

Заключение

Так было, и пусть все помнят об этом. Так говорит алладжекс, когда рассказывает о минувших днях. Ashan etcheran variadith, aur skennast man eis. Так это звучит на марбаке. Думаю, что теперь на сесеке мне этого не сказать. Армун может: языки всегда ей давались легко.

Парамутаны сказали бы что-нибудь вроде: Harvaqtangaq netsilikaktuvuk. Мы каждый год встречаемся с парамутанами. Меняемся с ними. То есть меняются другие тану, – а мне просто приятно побыть среди этих странных дружелюбных людей. Кстати, порро мы им не возим – хватило первого и последнего раза. Поломанные руки и ноги срослись, а вот новый глаз вместо выбитого не вставишь.

Армун поговаривает о том, чтобы снова сплавать с парамутанами за океан, и я отвечаю – почему бы и нет? У нашей дочери Исель теперь свой охотник, они с ним ушли на север. Арнхвит пока с нами. Он вырос и стал сильным и искусным охотником; у него теперь свой саммад. Как многие из детей, рожденных на острове, он не ощущает потребности скитаться весь год, повинуясь охотничьему зову. Я знаю, женщинам такая жизнь нравится. Они не хотят покидать свои засеянные харадисом поля, свои печи и ткацкие станки. Когда здесь становится очень жарко, они начинают твердить:

Как бы нам хотелось сейчас к снегам и морозам...

Женская болтовня. Из прежде живших здесь саммадов многие ушли, и на их месте теперь живут другие.

Некоторые тану умерли. Хромой Ортнар жив и по-прежнему ворчит. А могучий Херилак, переживший столько сражений, не проснулся однажды – так и окоченел ночью под боком у Меррис. Странные вещи случаются. Теперь она растит сына, Терина. Он уже большой и очень похож на отца.

Так было, и пусть все помнят. Это легко сказать на иилане': lulukhesnii igikurunke', marikulugul marikakotkuru – и приподнять хвост, чего я никогда не мог сделать. Надо бы сходить в город – в Алпеасак – и поговорить с ними. Интересно – правит ли еще Ланефенуу? Если она жива, то конечно же до сих пор эйстаа. Ее так просто не вытолкнешь с этого места.

Надо побеседовать с ней. Я пытался разговаривать с Арнхвитом, но он твердит, что и слова больше не скажет на иилане'. Хватит мол с него и марбака. Я не спорю. Интересно, не забыл ли сын своего друга Надаске', сразившего Вейнте' его же собственным ножом и убитого прямо у него на глазах? Прежде все это снилось ему по ночам, и он просыпался в слезах – и так было долго. Я думаю, что он прав, Теперь ему незачем помнить речь иилане'. И он не захотел тогда брать назад свой нож – даже когда я до блеска начистил его. Теперь этот нож носит на шее его сын, а Арнхвит носит мой. Отец и сын – так и должно быть.

Иногда мне не хватает его прохладного прикосновения к груди. Но блестящее металлическое кольцо осталось на месте. Вейнте' вырастила его, чтобы не дать мне убежать от мургу. Она умерла давно, но все-таки поздно, Несть числа погибшим от ее руки. Скоро я пойду в Алпеасак. Надо сказать, чтобы они были осторожны, укрепили стену, может быть, перенесли родильные пляжи в другое место. Недавно молодые охотники принесли мне отрубленную голову, чтобы я сказал – не марага ли убийцу сразили они? Голова была не страшная, выпученные глаза, отвисшая челюсть. Просто фарги, только что из воды. Я объяснил им, что это за существо, и запретил убивать их. Охотники хохотали.

Они еще уважают меня, но уже не слушаются.

Как сказала при расставании Энге? Давно это было...

«Мир не всегда будет принадлежать иилане'». Тогда я не поверил ей. А сейчас верю. Вокруг появилось множество тану, саммадов не перечесть. Многие ушли с острова. И я думаю, придет время – не завтра, не скоро, не при моей жизни, – когда тану станет столько, что охотники захотят охотиться на землях, где растет Алпеасак. Захотят поохотиться на стада, принадлежащие мургу. Я уже чувствую это.

Хотелось бы снова побывать в долине саску – только путь далек. Ханат и Моргил ходили туда, вернулись и сказали, что у саску все по-прежнему. И всегда будет по-прежнему, ибо таков это? народ.

Думаю, следует сходить в Алпеасак. Предупредить, чтобы получше стерегли свои пляжи – иначе погибнут другие фарги. Иногда далеко в океане проплывает их урукето – значит, они знают, что происходит в других городах иилане'. Интересно, что им известно об Энге и ее новом городе на юге? Она объясняла, кто такие Дочери Жизни, но я не понял. Энге и Войнте' – ночь и день. И у тану так бывает, а не только у мургу. Мы живем в странном мире.

Странно. Кто-то мне говорил об алладжексе и назвал его старым Фракеном. Лыс он – наверное, поэтому.

Только я помню его парнем-без-имени. Мир меняется, я понимаю.

Скоро пойдет дождь. У меня всегда ломит бедро перед дождем. Может быть, сегодня я схожу на охоту. Впрочем, мяса хватает. Пойду на остров, где жил Надаске'.

Одинокий... бедняга. Впрочем что это я? Он покинул ханане, жил на воле, научился охотиться и ловить рыбу.

Научился убивать – чего самцы иилане' не умеют...

Умелый был удар. Точный. Никогда его не забуду.

Другие-то забыли, конечно. Все забыли. А я не забуду.

У Ерманпадара никогда не было более яркой звезды.

Впрочем, может быть, у иилане' нет тхармов... Я не знаю.

Я был рожден тану, потом меня сделали иилане', и я снова стал тану.

На самом деле я и то и другое. Мне все равно.

Временами я ощущаю странное одиночество. Армун со мной – значит, одиночество имеет другие причины.

Я должен идти в Алпеасак, должен говорить с эйстаа... Это нужно было сделать давно, много лет назад.

Может быть, уже слишком поздно. Боюсь, что так.

Слишком поздно.

Так было, и все должны помнить об этом.

Вот и весь мой рассказ.

Приложение

Иилане

От переводчика

Последующие заметки были переведены с языка иилане, что сложно уже само по себе. Перевод с этого языка не может не оказаться вольным, и переводчик заранее приносит свои извинения относительно ошибок и неточностей, которые могут вкрасться в текст.

История мира

Начиная изложение истории, следует указать, что излагаемая здесь концепция существенно отличается от многих, прежде пользовавшихся популярностью. Она отличается уже в своей основе, что должен учитывать и справедливый читатель. Долгая история иилане слишком долго являлась полем деятельности одних только сказочников и мечтателей. Интеллигентные иилане с невозмутимым спокойствием отнесутся к любым ошибкам в трудах по биологии или, скажем, по физике, но немедленно начнут возмущаться любыми отклонениями от привычной канвы в общепринятых изложениях так называемой истории, какой бы неправдоподобной ни являлась общепринятая концепция. Ярким примером тому является популярная «История Мира», в которой описывается, как семьдесят пять миллионов лет тому назад огромный метеорит столкнулся с Землей, погубив восемьдесят пять процентов существовавших в те времена видов. Далее в подробностях описывается развитие теплокровных существ, ставших доминирующей формой жизни на этой планете. Такими-то сказками и пичкают публику современные авторы, дабы не утруждать себя точными исследованиями. Никогда метеорит такого размера не сталкивался с Землей! И мир, который мы видим своими глазами, всегда был и вечно пребудет. Поэтому, прежде чем продолжить, необходимо определить смысл самого понятия «история».

В наши дни история не только не является точной наукой – по сути своей она неточна настолько, что зачастую является плодом вымысла, а не итогом анализа фактов, сонмом фантазий, а не результатом цепи логических построений. Такое, конечно, присуще самой природе иилане. Нас не волнуют края, где приходилось бывать, нас интересуют только те, по которым ступают сейчас наши ноги. Кратковременные перемены нас развлекают. но одновременно все мы жаждем, требуем, чтобы будущее ничем не отличалось от настоящего, не грозило нам переменами, даже возможностью их. И поскольку эта устойчивая тенденция есть часть нашей природы, прошлое не доставляет нам удовольствия: а вдруг в нем отыщутся долговременные отличия, оскорбительные для нас. Потому-то мы и пользуемся понятием «яйцо времен», предполагая, что мир остается неизменным с тех пор, когда он был еще новым.

Это неверно. И в долгой жизни народа иилане настало время признать, что известная нам история не имеет абсолютно никакой ценности. Нашу работу мы хотели бы назвать «Новой историей», но воздерживаемся. поскольку такое название предполагает наличие существования и «Старой истории», которой не существует. А потому мы просто отвергаем все предшествующие работы и заявляем, что существует только одна история. Эта.

В воссоздании нашей истории нам помогла горстка иилане, интересующихся геологией и палеонтологией. Чтобы воздать должное этим наукам, мы утверждаем, что они истинны в той же мере, как физика или химия, и вовсе не могут служить предметом лукавых насмешек, как принято ныне. Прошлое существовало, хотим мы этого или нет, как бы мы ни хотели игнорировать этот факт. При такой точке зрения требуется большая смелость, чтобы признать простой факт – иилане вовсе не появились ниоткуда, едва раскололось яйцо времен. В этом правда истории, и она нас питает и восхищает.

Позволим себе еще одну вольность. Мы не собираемся возвращаться к абсолютному началу, к появлению прокариотов. Есть работы, в которых возникновение жизни описывается в куда больших подробностях. Наш рассказ начинается около 270 миллионов лет до н. э. (до нашей эры), когда доминирующая роль рептилий уже установилась на земле.

В те времена существовали четыре основные группы рептилий, известных под названием текодонтов. Эти примитивные существа были прекрасно приспособлены для охоты в воде. Они были великолепными пловцами, с сильными, сплющенными по бокам, хвостами. Некоторые из текодонтов оставили море и вышли на сушу. Их способ передвижения здесь предоставлял им преимущество перед многими обитателями суши, вроде протерозухиев, предков современных крокодилов. Все видели, как неуклюже расхаживают крокодилы, виляя всем телом, фактически подвешенным между четырьмя ногами. Конечности высших текодонтов двигались в ровной походке вперед, вверх и назад.

Поскольку история тех дней существует лишь в окаменелостях, в ней обнаруживается немало пробелов. Пусть отдельные детали остаются неясными – общая линия развития событий вполне очевидна. Нашими далекими предками были существа, именуемые мозазаврами. Эти морские ящеры превосходно приспособились к жизни в воде; у них появился хвостовой плавник, лапы превратились в ласты. Одной из форм мозазавров были тилозавры – существа огромные и симпатичные. Они были поистине огромными – длина тилозавра больше чем в шесть раз превышала рост иилане – и симпатичными, – ведь они во многом похожи на нас. Причина этого заключена в том, что они-то и были нашими прямыми предками.

Если поставить рядом модели скелетов иилане и тилозавра, каждый немедленно заметит сходство. И число пальцев на каждой конечности – по четыре и на руках, и на ногах. У нас по четыре пальца на каждой руке, из них два больших. Удобен и относительно короткий хвост, похожий на наш. Сходство очевидно и в строении грудной клетки, начинающейся от ключиц и кончающейся у таза. Поглядите на оба скелета, и вы увидите перед собой будущее рядом с прошлым. Мы, потомки жителей моря, приспособились к жизни на суше.

Такова наша истинная история, не имеющая ничего общего с загадочным появлением из яйца времен. Мы – потомки благородных существ, около сорока миллионов лет назад превратившихся в иилане".

Раннее время

Излагаемое далее во многом является результатом вынужденных догадок. Но это итог обоснованных размышлений, а не зыбких сказочных фантазий, подобных выдуманному гигантскому метеориту. Записанные в горных породах анналы еще надлежит прочитать. Мы всего лишь собираем и складываем воедино известные факты, как куски разбитой яичной скорлупы.

Если вы хотите сами собрать вместе части головоломки, обратитесь к соответствующим геологическим и палеонтологическим текстам. Они откроют вам происхождение видов, расскажут, как ранние формы превращались в поздние. Вы узнаете историю различных ледниковых эпох и о дрейфе огромных плит-континентов. Скалы поведают вам, что северный магнитный полюс Земли не всегда находился на юге, как ныне, а в разные геологические эпохи пребывал то на севере, то на юге. Вы можете проверить все это сами... или удовлетвориться нашим кратким изложением.

Представим же себе мир, каким он был сорок миллионов лет до н. э. когда первые простодушные и счастливые иилане населили Землю. Мир был тогда более теплым и влажным, он изобиловал пищей. Как и сейчас, иилане были плотоядными, поедали мясо сухопутных и морских существ. Молодняк, как и теперь, собирался в море в эфенбуру, все вместе трудились и были сыты. Геология не знает четких свидетельств того, что произошло, когда они вышли на сушу. и мы можем только догадываться.

Научившись в море взаимопомощи, иилане не забыли о ней, выйдя из океана на твердую землю. В те времена, как и ныне, самцы были такими же простыми и добродушными существами и нуждались в защите, когда становились вялыми, когда росли яйца, и пляжи приходилось охранять. Пищи хватало с избытком, жизнь была прекрасна. Вот тогда-то оно и было, яйцо времен, истинное, а не воображаемое, и жизнь была безмятежной и простой.

Уже в те ранние времена зародились семена Науки иилане, дошедшие до наших дней. Их можно видеть в терновой стене города.

Для защиты самцов от хищников ловили крупных ракообразных, своими клешнями оборонявших пляжи. Большие клешни – надельная защита, поэтому отбирали самых крупных. На рифах сажали самые прочные и ядовитые кораллы, чтобы оградить пляжи с моря. Вот они, первые, робкие шаги той могучей науки, той биологии, которой мы теперь овладели.

Но простому существованию настал конец. Иилане наполняли сушу и океан и однажды переросли свой первый город на берегу древнего моря. Был построен второй, а за ним и другие. Стало мало еды, и пришлось научиться возводить стены, ограждать ими поля и выращивать домашних животных, охраняя их от хищников.

Так иилане доказали свое превосходство над низшими формами жизни. Возьмем тиранозавра, такого же хищника, как и мы сами. Эти глупые гиганты умеют только преследовать, убивать, рвать тела жертв, оставляя на костях большую часть мяса. Они не думают о завтрашнем дне, не выращивают стад, не бракуют слабейших. Это безмозглые разрушители. Высшие же иилане – разумные хранители. Для ученого обе формы равны. И уничтожить любой вид. населяющий Землю, все равно что уничтожить свой собственный. Наше уважение к жизни явствует из разнообразия животных на наших пастбищах, они исчезли бы тысячи и тысячи лет назад, если бы не мы. Мы созидатели, а не разрушители, хранители, а не потребители. И когда мы учтем все это, станет понятным, почему именно мы доминируем на планете. Этот результат не случаен, он завершает логическую цепь обстоятельств.

Физиология

Чтобы понять нашу физиологию, ее придется сравнить с физиологией прочих животных. Простые существа, вроде насекомых, пойкилотермны. Это значит, что они неразрывно связаны со средой обитания: температура их тел равна температуре окружающего воздуха. Этого достаточно для существ некрупных, но при больших размерах тела более сложные организмы нуждаются в регулировке температуры. Эти животные являются гомеотермными: температура их тел в основном постоянна и не зависит от температуры окружающей^среды. Иилане принадлежат к числу теплокровных и экзотермических существ. Все важные формы животных в мире экзотермичны: этот способ контролирования температуры тела куда более выгоден, чем используемый устузоу, тела которых постоянно поддерживают одну и ту же температуру.

Мы – единое целое со своей средой, и природные различия температур позволяют нам поддерживать температуру собственного тела. После прохладной ночи мы греемся на солнце; если нам становится жарко – мы выходим на ветерок, отворачиваемся от солнца, раздуваем гребни, даже прячемся в тень. Мы делаем это бессознательно и температуру тела поддерживаем столь же автоматически, как и дыхание.

Наша физиология во многих аспектах совершеннее, чем физиология эндотермичных устузоу. Нам не приходится вечно искать пищу для жаждущих клеток, наш метаболизм перестраивается согласно обстоятельствам. Например, во время долгих морских переходов на урукето мы попросту замедляем скорость всех обменных процессов. Субъективное время при этом течет быстро, каждый субъект потребляет меньше пищи.

Еще более удивительным примером нашего физиологического превосходства, потрясающей особенностью, присущей одним лишь иилане, является неразрывная связь нашего метаболизма и нашего общества. Мы – это наш город, наш город – это мы с вами. Никто из нас не сможет прожить в одиночестве. Это доказывается необратимыми физиологическими переменами, имеющими место в тех очень редких случаях, когда отдельная индивидуальность нарушает какие-то из законов. совершает проступок, недопустимый с точки зрения иилане. Чтобы наказать заблудшую, не требуется никакого внешнего физиологического насилия. Правосудие совершается внутри ее тела. Эйстаа, в которой находят воплощение город, наше общество, наши законы, только приказывает преступившей законы покинуть город, лишает ее имени. И праведно отвергнутая своим городом индивидуальность претерпевает необратимые физиологические перемены, оканчивающиеся ее гибелью.

Механизм этот имеет гормональную природу, основываясь на действии пролактина, обычно регулирующего наш метаболизм и сексуальное поведение. Когда преступница выслушивает приговор, ее гипоталамус перегружается и переходит на равномерный, но неравновесный режим. Нашим предкам этот механизм позволял выживать, впадая в спячку. Теперь, после значительного развития, эта реакция организма иилане, безусловно, приводит к фатальному исходу.

Питание

Сказано: загляни ей в рот и узнаешь, что она ест. Форма зубов определяется видом питания. Плоские квадратные зубы ненитеска перетирают огромные массы растительности, а острые зубы спереди позволяют срывать растения. Аккуратные ряды остроконечных зубов в наших ртах свидетельствуют не только о здоровье, но и о плотоядности. Сила и прочность челюстей указывают нам, что некогда челюсти играли значительную роль в процессе питания. Ведь и мы можем зубами разгрызать раковины, чтобы достать вкусных моллюсков.

Размножение

О некоторых вещах не принято говорить, и это правильно: так и надлежит поступать в хорошо организованном обществе. Когда мы еще молоды, жизнь в море сулит нам одни только удовольствия. Когда мы становимся фарги, мы по-прежнему радуемся бытию; простому уму этих созданий не под силу воспринимать сложные идеи.

Став иилане, мы не только обретаем возможность обсуждать любые вопросы, мы обязаны это делать, ведь мы собираемся понять мир, в котором живем. Жизненный цикл иилане совершенен и симметричен, и мы начнем рассмотрение его с самого начала, с того самого момента, когда молодняк оставляет отца и уходит в море.

Тогда и начинается сознательная жизнь, и, хотя все ранние действия: дыхание, плавание, собирание в стаи – являются чисто инстинктивными, – уже начинает развиваться разум. Вступают в действие механизмы общения, наблюдения, размышления и получения выводов. Члены молодых эфенбуру учатся, наблюдая за теми, кто старше.

Тогда и начинается речь, язык. Две школы исследователей языка по-разному видят его происхождение. Оставив в стороне подробности, их можно назвать «плы-плы» и «пин-пин» теориями. В «плы-плы» теории считается, что первые наши попытки к общению вызываются подражанием другим морским созданиям; то есть движение руки, подражающее плавающей рыбе, используется для обозначения понятия «рыба». С другой стороны, последователи «пин-пин» теории утверждают, что первыми были звуки, похожие на те, что издают рыбы. Мы не знаем и никогда не узнаем, какая из этих теорий верна. Но все мы знаем, как молодняк учится разговаривать в открытом море.

Они используют те же элементы, которыми воспользуются позднее, но в значительно упрощенной форме. Основных жестов, цветовых изменений ладоней, простейших звукосочетаний достаточно, чтобы объединять членов эфенбуру, создавать между ними прочные, на всю жизнь, связи, обучать их взаимопомощи и сотрудничеству во всей их значимости.

Но, оставляя море, фарги узнают, что в мире есть трудности. Можно предположить, что в давние времена, когда раса наша еще была молодой, между нами не могло быть суровой конкуренции. И только в развитом обществе, когда общение обрело особую важность. начала страдать отдельная индивидуальность.

Закон природы состоит в том, что слабые не выживают. Быстрые рыбы съедают медленных, которые не оставляют потомства. Но быстрая рыбина передает свои гены, закрепляет фактор скорости плавания. Так происходит и с иилане; ведь многие фарги так и не научаются говорить в той мере, что необходима для понимания всех радостных городских дел. Их кормят, конечно, ведь иилане своим в еде не отказывают. Но они нежеланны в городе, чувствуют беспокойство, тревогу, когда видят, как преуспевают в речи остальные из их эфенбуру. Упав духом, они принимаются сами ловить рыбу в море, а потом пропадают бесследно. Им можно только сочувствовать, но помочь таким мы не в силах. Закон природы гласит, что слабый долженуступить место сильному.

Не будем упоминать, что все они, сами уходящие навстречу судьбе, конечно же, самки. Насколько нам известно, всех самцов немедленно отлавливают, едва они выходят из океана, и потом тщательно ухаживают за ними. Погибнет общество, которое позволит пропадать этим простодушным, ласковым и бездумным созданиям. Еще влажными от волн морских их отводят в ханане, где они будут вести, как и положено, спокойную и беззаботную жизнь. В сытости и безопасности проводят они счастливые дни, ожидая того дня, когда смогут выполнить свой долг в деле сохранения расы.

Предупреждение

Последующее может оказаться сложным для восприятия. Излагаемые подробности могут оскорбить деликатных особ. Поскольку авторы поставили своей целью только информировать, те, кто считает, что дальнейшее их не обрадует, могут ограничиться последующим абзацем, перейдя далее непосредственно к разделу «Наука иилане».

Существует процесс, называемый размножением, когда малая частица тканей самца, называемых спермой, соединяется с женской яйцеклеткой. Она растет, превращается в яйцо, выращиваемое самцом в специальном кармане. Вынашивая яйцо, согревая его и заботясь о нем, самцы становятся очень жирными, сонными и блаженствуют. Наступает день, когда яйцо раскрывается и очаровательное существо отправляется в море, на чем и заканчивается весь процесс.

Подробности, которые можно счесть оскорбительными

Сперма и яйцеклетка соединяются во время процесса, технически именуемого соитием. Ниже приводится описание.

Самка специальными действиями возбуждает самца. Когда это происходит, один или оба его репродуктивных органа выступают из кожистого мешочка возле основания хвоста. После этого самка оседлывает самца, вводя его пенис в свою клоаку. В это время в результате взаимной стимуляции, которой мы не будем здесь касаться, самец извергает большое количество спермы. Высокоспециализированные клетки вливаются в яйцеклетки самки, образуя оплодотворенные яйца.

Одновременно со спермой извергается простагландин, под действием которого тело самки обретает жесткость; кроме того, это вещество значительно удлиняет время полового соединения – почти до целого дня (соитие, не связанное с выделением гормона, технически именуется извращением и не будет рассматриваться нами). За это время оплодотворенные яйца быстро развиваются, растут и наконец выделяются, попадая в карман в теле самца.

Роль самки на этом окончена, она выполнила свое жизненно важное дело, и ответственность за продолжение рода иилане далее лежит на самце. Оплодотворенное яйцо содержит гены самца и самки. В кармане они прирастают к стенке, образуя плаценту, и растут, получая питательные вещества из тела самца. В теле того происходят при этом существенные изменения. Во-первых, возникает потребность вернуться в море, теплое море, и в течение первых двух дней это осуществляется: для выращивания яиц необходима постоянная температура. Оказавшись на берегу моря, самцы испытывают физиологические перемены, они становятся рыхлыми и вялыми, большую часть времени они проводят во сне. В этом состоянии самцы и остаются, пока молодняк не проклюнется из яиц и не войдет в море.

Следует помнить, – хотя это не существенно с точки зрения продолжения рода, – что во время метаболического процесса возвращения к нормальному образу жизни на каждом пляже каждый год погибают несколько самцов. Но они уже выполнили свое дело, и участь их не существенна.

Так жизненный цикл иилане начинается заново.

Наука

Существует много наук, представляющих собой специализированные отрасли знаний, и рассматривать их в подробностях слишком обременительно для краткой истории. Интересующиеся могут обратиться к трудам в области хромосомной хирургии, химии, геологии, физики, астрономии и др. Здесь мы коснемся только генетического конструирования и математики.

Как и все прочее в истории иилане, истоки наших биологических исследований затерялись в дымке времен. Однако можно сделать ряд логических заключений. объясняющих известные факты. При наличии соответствующего терпения – и времени тоже – можно решить любую биологическую проблему. Можно предположить, что первоначально все ограничивалось примитивной селекцией. Но постепенно вопросам размножения стало уделяться существенное внимание, начались исследования генетических структур. Настоящим прорывом был, вероятно, момент, когда исследователям удалось кристаллизировать геном, заморозить его эволюционное состояние. Лишь остановив эволюцию, сумели мы понять ее.

Здесь несведующий удивится, даже захочет спросить: как можно остановить эволюцию и внести изменения в гены? Ответ не относится к простым, и, чтобы все было понятно, придется начать с начала.

Чтобы понять генетическое конструирование, надо представить себе общую биологию жизни на этой планете. Есть два типа организмов. К прокариотам относятся бактерии и сине-зеленые водоросли. Позже мы обратимся к более крупным и сложным эукариотам, а сейчас внимательно рассмотрим прокариоты.

Все они содержат генетический материал в виде колец ДНК или РНК, как в некоторых вирусах. Эти крошечные организмы экономно используют генетический материал, поскольку области кодирования перекрываются. Гены разделяются особыми последовательностями ДНК по крайней мере с двумя целями. Во-первых, для контроля за генетическими функциями – за считыванием информации продуктами кодированных энзимов в оперонах. И для воссоздания последовательностей, распознаваемых транскрибирующими или репликаторными энзимами. Во-вторых, существуют и такие последовательности ДНК, что включают ДНК, разделяющие гены, в иные полосы ДНК. (Например, при Действии плазмида или бактериофага на бактерию или вируса на эукариоты.) Некоторые бактерии производят энзимы, буквально перерезающие или, напротив, соединяющие ДНК за счет воспроизведения характерных для этого последовательностей в обоих нуклеотидах. С помощью энзимов возможно определить последовательность расположений в ДНК отдельных отрезков. Это производится путем их последовательной обработки энзимами, узнающими различные последовательности. Затем каждая смесь укороченных цепей обрабатывается другими энзимами.

Процесс требует времени, множества попыток. Но терпение иилане безгранично, и у нас были миллионы лет на усовершенствование процесса. Чтобы проконтролировать последовательность расположения отрезков в цепях ДНК и РНК, использовались радиоактивные маркеры. Потом специальные энзимы вырезают нужный кусок цепочки и вставляют его в ДНК другого организма.

Так модифицируются бактериальные цепи ДНК. Сначала с помощью плазмидов. А потом с помощью фагов и вирусов, в естественных условиях заражающих бактерии. И, наконец, с помощью космидов, искусственных цепей ДНК, оснащенных особыми соединительными последовательностями, в каждую из которых можно включить новый, модифицированный ген. Так что преображенная бактерия будет вырабатывать новые протеины.

Итак, можно видеть, что несложно преобразовать протеиновую химию бактерий и простейших эукариотов, таких, как дрожжи. Аналогичным образом можно распрограммировать и прочие эукариотные клетки.

Гораздо сложнее добиться необходимых результатов на крупных эукариотных животных. Само яйцо этих существ запрограммировано уже в матке матери и развивается далее само собой, повинуясь внутренней программе. Только после завершения формирования эмбрионов клетки начинают выделять протеины, меняющие саму клетку и прилежащие к ней в процессе, приводящем к созданию юного организма. Как мы овладели этим процессом и научились направлять его – вопрос слишком большой для краткого очерка. Перейдем к другим граням науки иилане.

Коснемся математики, потому что о ней наслышаны многие; кроме того, она широко используется всеми науками, но не во всех случаях. Достаточно краткого и точного пояснения.

Наука иилане основывается на понятии числа. Если хотите узнать, что такое число, сложите руки вниз ладонями перед собой, соприкасаясь внутренними большими пальцами. Пошевелите большим пальцем справа. Это число «один». А теперь пойдем справа налево. Ближайший палец – «два», следующий за ним – «три», внутренний большой – «четыре». Левый внутренний большой – «пять», следующие пальцы – «шесть» и «семь» и, наконец, большой палец слева – «тен». Тен именуется основанием – это термин, который мы здесь не определяем. Достаточно понимать, как продолжается счет, если число, больше основания – тен-и-один, тени-два и так до дважды-тен. И тен можно брать сколько угодно раз. Поэтому числа играют столь важную роль при взвешивании, измерении, записи, счете и т. д. Сама математика очень проста. Это просто числа, которые могут быть больше или меньше или равняться друг другу.

Происхождение математики затерялось во тьме времен. Математики предполагают, что число тен было выбрано как основание, потому что у нас тен пальцев. Они утверждают, что в качестве основания можно выбрать любое число, хотя это кажется весьма неправдоподобным. Если взять за основание двойку, это число будет записываться в виде 10, если 3-11, 4-100, 5-101, 6-III и так далее. Очень неуклюжая и неудобйая система. Была высказана даже совершенно сумасбродная идея о том, что, если бы устузоу умели считать, они воспользовались бы в качестве основания десяткой, числом 12, по-нашему. И все числа тогда изменились бы. Сорок миллионов лет существования иилане сократились бы для них всего лишь до тридцати миллионов. Вот к чему могут привести праздные размышления, поэтому лучше оставить пустое теоретизирование.

Общество

В нашей истории нам пришлось использовать некоторое количество новых терминов, к числу которых относится и «общество». Его следует определить как полную сумму того, как мы живем, передаваемую от века к веку. Мы имеем право предположить, что у нашего общества были исторические истоки, но какими они были, трудно даже представить. И все, что мы можем сделать, – это описать собственный образ жизни.

У каждой иилане есть свой город, вся жизнь каждой из нас вращается вокруг него. Когда мы впервые выходим из моря, мы можем только с безмолвным благоговением взирать на симметрию и красоту своего города. Он принимает нас, фарги, и кормит. Мы слушаем и учимся у других. Мы смотрим и учимся у других. Открывая рот, мы предлагаем свою помощь, и к нам относятся дружелюбно. Мы видим все многообразие городской жизни, и та или другая часть ее начинает привлекать нас. Некоторых влечет смиренная служба на пастбищах и бойнях. И все иилане должны понимать, что смысл служения не в науке и прочих занятиях, смысл служения в нем самом, и все иилане равны в этом.

Город строится кругами, внешний круг – поля и животные, внутри – жилые кварталы, в самом сердце– амбесид и родильные пляжи. Так построено и наше общество. Снаружи – огромное кольцо фарги. Внутри – их помощницы и опытные рабочие разных специальностей. В свою очередь они окружают ученых, надсмотрщиц, строителей – всех искуснейших в своем деле. Далее идут правительницы, а наверху пирамиды сама правящая эйстаа. Просто, логично, совершенно, единственный возможный способ организации.

Таков мир иилане. Он не изменялся от яйца времен, он останется неизменным. Там, где есть иилане, там правят обычай и закон иилане, и все они счастливы.

На полюсах нашего шара холодно и неуютно. Иилане хватает мудрости избегать этих краев. И только недавно было обнаружено, что есть еще в нашем мире уютные местечки, где нет иилане. Кое-где там живут устузоу, совершенно несимпатичные нам. Интересы науки заставляют нас исследовать этих существ. Большинство читателей может закрыть книгу на этом месте – дальнейшее не представит для них интереса. Последующие разделы предназначены для специалистов.

От переводчика

На этом месте заканчивается перевод с языка иилане. Желающие глубже понять сложные и увлекательные проблемы, предстающие перед переводчиком с этого уникального языка, могут обратиться к последующим разделам.

Язык

Неторопливое и долгое, в течение многих миллионов лет, развитие привело к возникновению богатого и сложного языка. Настолько сложного, что многие так и не осиливают его и не становятся иилане. Этот культурный гандикап разделяет расу на две подгруппы, одна из которых, так и не вступившая в город, жизнь свою проводит в основном в море, но не размножается, потому что не в силах защитить вялых самцов от хищников. Потеря их приводит к медленному преобразованию генетического фонда, оно происходит неторопливо, как наступает ледник.

Иилане разговаривают, выстраивая последовательность знаков, умещая в каждом от одного до четырех значений. Каждый гестальт характеризуется знаком, соответствующим положением тела или движением. Таких позиций немного, но число возможных сочетаний составляет около 25 000 000 000.

Любые попытки перевода с языка иилане на русский требуют значительных усилий. В первую очередь следует учитывать определители, символы поз. Неполный перечень их включает следующие действия: лечь, отшатнуться, нагнуться, потянуться, сложить руки за головой, сесть на корточки, лечь, обнять, развалиться, развести руки и ноги, лезть, падать, поднимать, прыгать, приподниматься, толкать, плыть, нырять, поворачиваться, качаться, дрожать, тянуться одной рукой, тянуться обеими руками, садиться, ровно стоять, повернуть хвост по часовой стрелке, то же самое – против.

Звуки, издаваемые иилане, похожи на человеческие, и различия не слишком затрудняют понимание. Они используют "ж" и "х", а «тх» и «дх» применяются редко. Четыре звука характерны для иилане: "э" – горловой приступ; """ – щелчок; "'" – цоканье и "х" – причмокивание.

В богатстве языка и сложности такого перевода можно убедиться на примере следующего выражения:

«Первая боль жизни – от отцовской любви уйти в объятия моря, а первая радость – подруги, что ждут там тебя».

Для облегчения понимания разделим предложение на отдельные элементы – каждый со своим определителем, – обозначенные от С1 до С12.

С1 (развалиться) энге

С2 (лечь) Хан. нате. ихеи

СЗ (толкать) Ага. пте

С4 (упасть) ембо «Ке ка»

С5 (упасть) иги. рубу. шеи^

С6 (плыть) какх. шей. сесе

С7 (отшатнуться) хе. ауа. ихеи

С8 (развести руки и ноги) хе. Ваи" ихеи.

С9 (плыть) какх. шей. нте

С10 (потянуться) енд. пелен, ни

С11 (плыть) асак. хен

С12 (тянуться) энге

1 – здесь окружающая среда обозначается вращением кончика хвоста.

2 – теплота подтверждается также движением шейных мускулов, как бы подавленным зевком.

3 – отметим, что выражения 4 и 5 соединены детерминативом, а 3 и 5 выражают противоположные в начале концепции.

4 – здесь иилане делают паузу, чтобы повторить движения в обратном порядке, образуя обратный параллелизм.

А вот как это же выражение будет выглядеть в точном переводе:

С1 (развалиться) Любовь.

С2 (лечь) Самец. Друг. Прикосновение. Запах.

СЗ (толкать) Уход. Одиночество.

С4 (упасть) Давление. Липкость. Прекращение.

С5 (упасть) Вход. Невесомость. Холод.

С6 (плыть) Соль. Холод. Движение.

С7 (отшатнуться) Число 1. Боль. Прикосновение. Запах.

С8 (развести руки и ноги) Радость. Прикосновение. Запах.

С9 (плыть) Соль. Холод. Охота.

С10 (потянуться) Видеть. Открытие. Рост.

С11 (плыть) Пляж. Самец/самка.

С12 (тянуться) Любовь.

В сжатой форме это транскрибируется так: Энге, хант ехен, агате етбокека нирубушен как шейсе, хеауахен: хевай " ихеи, какшейнте, енуеленуу асахен энге.

На русский язык следовало бы переводить ритмизованной прозой, но можно удовлетвориться и приблизительным переводом.

Любовь отца; быть извергнутой из нее в холодное нелюбящее море – вот первая боль жизни; первая радость жизни (в холодных охотничьих угодьях) – встретить подруг и почувствовать их тепло.

Различия между языками людей и иилане столь велики, что могут явиться непреодолимой преградой для любого, кто попытается овладеть языком иилане. Говорящие на разных языках люди пробуют понять друг друга, касаясь предметов и называя их. Камень, дерево, лист. Достигнув некоторого понимания, они могут перейти к действиям: брось камень, подними лист.

На языке иилане это немыслимо. Они не называют предметы, а описывают их. Вместо «стула» у них было бы: «деревце-чтобы-сесть». Там, где мы ограничимся одним словом «дверь», иилане может воспользоваться различными конструкциями: например, «вход-в-теплое-место» или «вход-в-холодное место», в зависимости от того, по какую сторону двери она находится.

Исель так и не сумела понять несколько положений. Она запомнила несколько слов и имела некоторое представление о детерминативах. Вейнте обратилась к ней таким образом: «(Растопырить руки и ноги) есекапен (согнуться) иидшепен (потянуться) ииленбесей (потянуться) ефендууруу (согнуться) иилевтуу (растопырить руки и ноги) иилсатефен».

Что можно перевести следующим образом: «(Растопырить руки и ноги) требую (согнуться) говорящая требует (потянуться) взаимная трудность речи (потянуться) увеличение продолжительности жизни (согнуться) увеличение равенства в речи (растопырить руки и ноги) речь эквивалентна жизни».

В переводе это значит: «Я сама требую этого. Говори, пожалуйста, как одна из йилейбе. Так ты будешь жить и расти дальше. Речь – это рост, прошу! Речь – это жизнь, пойми!»

Исель сумела только произнести: «Хас лейбе ене ни».

Она думала, что говорит «мне трудно говорить».

Получилось же оскорбление, повлекшее ее смерть. «Самка-старость/энтропия-угодливость-растет». Она сделала четыре ошибки.

1) «Хас» означает не "я", а «самка». Так получилось потому, что Энге во время обучения показывала на себя.

2) «Лейбе» и в самом деле значит «трудный», но после детерминатива, предполагающего известную стесненность. Например, «сгорбиться», «нагнуться», «сесть на корточки», смысл сдвигается ближе к понятию возраста, старения, относящемуся не только к иилане.

3) «Ене» означает не «речь», а «податливость», поскольку иилане связывают эти понятия.

4) «Ни» – поощрительное восклицание, употреблявшееся Энге в процессе обучения. Обозначает понятие: «расти, продолжать, стараться», но не «пожалуйста».

Не обладая хвостом, Исель не могла правильно отшатнуться. Наконец самой последней и окончательной ее ошибкой явилось использование позы с растопыренными руками и ногами – позы превосходства и угрозы, последней позы Вейнте. Поэтому Вейнте подумала, что Исель говорит «старая самка лебезит» или. может быть, «угодливость старит самок». Это чушь, и Вейнте совершенно естественно рассердилась, ведь она была вежливой с этим животным. Она-то пусть и не отшатывалась, но сгибалась. Участь Исель решена.

Керрик же отвечал: «(Отшатнуться) есекакуруд (поднять) есейуиешан (прямо) елен (прямо) лейбелейбе».

Он выразил фразу так: «(Отшатнуться) прекращение отвращения (поднять) высшее стремление к речи (прямо) долго-долго (прямо) трудно-трудно».

Вейнте поняла его так: «Я очень не хочу умирать. Я очень хочу говорить. Очень долго. Очень усердно». Сначала Вейнте не поняла, что он отшатнулся – из-за отсутствия хвоста. Но знак «поднять» она заметила, а потом поняла и все остальное.

Тану

Да, история Земли записана на камнях ее. История нашей планеты, пусть и с пробелами, начиная от палеозойской эры до наших дней, отражена в окаменелостях. Так было и в эру древней жизни, когда в мелководных и теплых морях ползали черви, плавали медузы и прочие беспозвоночные существа. Континенты сливались тогда воедино, в единый огромный массив, именуемый ныне Пангеей.

Но уже тогда некоторые из существ сооружали себе известковые оболочки. Позже появились создания с внутренним скелетом, первые рыбы. Потом у них появились легкие и похожие на ласты конечности, позволившие выйти из моря на сушу. Так около 290 миллионов лет назад появились амфибии – предки первых рептилий.

Первые динозавры появились на земле около двухсот пяти миллионов лет назад. К тому времени, когда первые моря разодрали Пангею, ящеры успели распространиться по всему свету, добрались до самых дальних уголков древнего гигантского континента, впоследствии распавшегося на более привычные нам небольшие части. Мир принадлежал им, они заполняли в нем все экологические ниши, и правление их длилось сто тридцать пять миллионов лет.

Потребовалась мировая катастрофа, чтобы сокрушить их власть. Метеорит диаметром в десять километров упал в океан, взметнув в атмосферу миллионы тонн воды и пыли. Динозавры погибли. И не только они, а семьдесят процентов существовавших тогда видов. Так открылся путь для крошечных землероек – предков всех нынешних млекопитающих. И они размножились, и потомки их заселили весь земной шар.

Есть некая случайность, выпавший шанс в игре Вечности. И небесная скала поразила Землю именно в этот момент, вызвав все последствия.

Но что если бы она промахнулась? Если бы Случай решил иначе, и космическая бомба миновала бы Землю? Каким был бы сейчас мир?

Первое и самое явное отличие – отсутствие Исландии: ее вулканические острова возникли там, куда упал метеорит, утонувший в мантии.

Во-вторых, другим стал бы и климат, вся история его, хотя причины изменения еще не достаточно ясны людям. Мы знаем, что магнитные полюса Земли менялись местами, северный становился южным и наоборот, но мы не знаем, почему это было. И можно испытывать уверенность в том, что, если бы не этот метеорит и вызванные им атмосферные перемены, – и ледовые эпохи, и очертания континентов были бы иными.

Вот каким мог бы оказаться наш мир.

Динозавры правят по-прежнему, мир принадлежит им, они господствуют на всех континентах, а над всеми ними – иилане.

Но не в западном полушарии. Пусть в Южной Америке доминируют рептилии – на севере дело обстоит чуть иначе. Сухопутный мост Центральной Америки – узкая полоска между северным и южным континентами – уходил под воду в различные геологические эпохи. Ледяные щиты ледников спускались почти до берегов внутреннего моря. И долгие миллионы лет климат там был холодным даже летом. Холоднокровные вымерли в этих краях, стали доминировать теплокровные формы. Они распространялись, эволюционировали и начали преобладать на всем континенте.

Потом ледники отступили, млекопитающие ушли вслед за ними. И к тому времени, когда сухопутный мост вновь соединил обе Америки, в Северной уже правили теплокровные. Но противиться медленному натиску рептилий они не могли. Перед бронированным восьмидесятитонным гигантом можно лишь отступить.

Только на севере, в предгорьях и у подножия гор, сумели уцелеть млекопитающие. В том числе и приматы Нового мира, потомками которых являются тану.

В Старом Свете млекопитающих нет – он весь во власти рептилий. Нет ни собак, ни медведей. Но в Новом мире процветают олени – от самых маленьких до огромных, с лося величиной. Есть мастодонты и сумчатые, в том числе саблезубые. Так на узкой полоске плодородных земель между ледниками и ящерами процветают млекопитающие.

Из-за жестоких условий существования тану большей частью так и остались охотниками и собирателями. Но в этом они преуспели. Есть исключения – саску, первые фермеры неолита. Оседлые земледельцы освоили ткачество и гончарное ремесло, создали более развитое и неоднородное общество. Но это вовсе не значит, что они выше охотников-тану с их богатой речью, простым искусством, умением выживать, прочными семьями.

Язык

Как и прочие диалекты тану, марбак произошел от забытого древнего наречия восточного побережья. На марбаке мужчина – «ханнас», множественное число – «ханнасан». Различия: «хеннас» на ведамане, «хнас» на левревасане, «несес» на лебнарои и т. д.

Имена этих племенных групп имеют чисто описательный характер. Например, «ведеман» значит «островной», «левревасан» – черношатерные, народ черных шатров. Рядом с мужчиной, «ханнасом», женщина – «линга». множественное число – «лингаи». Слово это также нашло широкое распространение. Личность, если не важен пол, определяется словом «тор», множественное число – «тану», так принято называть людей вообще.

Наиболее употребительная форма существительных склоняется следующим образом:

Падеж Единственное число Множественное число

Именительный ханнае ханнасан Винительный ханнас ханнасан Родительный ханнаса ханнасанна Дательный ханнаси ханнасанни Местный ханнаси ханнасанни Творительный ханнасом ханнасом

Парамуганы

Подобно тану, парамутаны происходят от приматов Нового Света. Генетический анализ свидетельствует о том, что. невзирая на отсутствие ископаемых доказательств, тану и парамутаны состоят в родстве и не скрещивались до сих пор только потому, что их разделяло огромное расстояние. Несмотря на внешнее различие в оволосении, кожа относительно безволосых тану и волосатых парамутанов несет одинаковое число волосяных фолликулов. Многие тану рождаются с рудиментарным хвостом, продолжающим-копчик; он содержит столько же позвонков, сколько и хвосты парамутанов.

Явные физические различия между обеими группами не имеют существенного значения, если обратиться к культурным и социальным факторам. Парамутаны мигрировали на север дальше прочих приматов. Популяционный напор и наличие необходимых знаний предоставили им возможность выживания в условиях Арктики, сделавшуюся потом необходимостью. Зависимость парамутанов от единственного источника еды и сырья (уларуаква), создающего им все условия для существования, не допускает другой возможности.

Они пользуются и рядом материалов, предоставленных умеренными широтами, но уларуакв является основой всей материальной культуры парамутанов.

Следует отметить, что понятие «парамутан» не является самоназванием и представляет собой марбакское слово, означающее «пожиратели-сырого-мяса». Сами они пользуются словом «ангурпиакв», что означает «истинные люди», каковыми они себя считают. Уединенное существование на северных просторах вполне закономерно порождает у них ощущение, что только они и являются людьми. Поэтому они называют тану эрквигдлитами, или сказочными людьми. Незнакомцами, являющимися из нереального мира, которые потому как бы не существуют.

Окружающая среда

В море обитает куда больше живых существ и их разновидностей, чем на суше. Жизнь началась в океане, и все основные классы животных располагают живущими в океане представителями. Основу продуктивности океана представляют плавающие одноклеточные водоросли. Основу пищевой цепи образуют примерно шестьсот разновидностей водорослей. Эти микроскопические растения обитают в неглубоком приповерхностном слое воды толщиной в несколько метров, где поглощают энергию солнечных лучей. Их поедают крошечные животные, входящие в состав планктона, наиболее распространенными из которых являются рачки-копеподы, принадлежащие к роду Calanus (и по числу, и по общей массе это самое распространенное существо на Земле). Ими в свою очередь питаются более крупные ракообразные вроде креветок и прочие морские обитатели, включая медуз, стрельчатых червей, рыбу-младенца, личинок моллюсков и головоногих, и даже более крупные придонные ракообразные, такие, как крабы и омары.

Мертвый планктон и экскременты медленно опускаются на океанское дно, где их разлагают бактерии, глубоководные течения уносят вниз важные продукты разложения, в частности водород и калий. Таков источник процветания жизни в приполярных океанах. Невзирая на недостаток света и низкие температуры, он неистребим и обилен. На самом деле, холод скорее является источником питательных веществ. Температура воды у поверхности составляет четыре градуса стоградусной шкалы. Лишь в теплых течениях на юге она увеличивается до пяти-восьми градусов. Теплые воды поднимаются на поверхность, чтобы питать жизнь.

Замечательной особенностью шельфового обледенения являются квунгулеквы, заполняющие пустующую в нашем мире экологическую нишу. Эта экосистема не имеет аналогов в холодном море. Зеленая поросль, поселяющаяся на нижней части льда, распространяется в верхних слоях океана, черпая питательные вещества из воды и потребляя энергию солнца. На подводных северных лугах пасутся уларуаквы, самые крупные из живых существ планеты, толстыми сильными губами они обрывают плети квунгулеква, дающие им силу и жизнь. Они полностью зависят от этого единственного источника питания. Перемещение на юг арктической полярной шапки изменило картину течений, отклонив их на восток. За течениями следует квунгулекв, за ним уларуаквы, за которыми не могут не последовать парамутаны. Все звенья в пищевой цепи взаимосвязаны.

Язык ангурпиаквов

Изучая этот язык, прежде всего обнаруживаешь очень небольшое количество окончаний. Поэтому поначалу он может показаться простым, но подробное изучение непременно выявляет его богатство и сложность.

Для говорящих на марбаке он представляет трудность тем, что содержит различные формы звука "к", транскрибированные здесь как "к" и «кв». Аналогично существуют звонкое "л" и глухое, нами использовалось обозначение – «дл» или «гл».

Соответственно и некоторые звуки марбака практически непроизносимы для ангурпиаквов. говорящих, например, вместо «Армун» – «Аррамун», и «Харрал» вместо «Харл».

Представляется интересным, что этот язык состоит лишь из имен существительных и глаголов, начинающих каждое слово. И к корню можно добавить едва ли не бесконечное количество аффиксов, например:

квингик – дом

квингирссуак – большой дом

квингклиоркакв – он строит дом

квубгирссуалиогпок – он строит большой дом

квингирссуалиорфилик – мужчина может построить большой дом. и так дэлее.

Важно отметить разветвление понятий в правую сторону. Наш язык обладает левым ветвлением:

дом

этот дом

этот большой дом

Привыкшему к подобной речи крайне трудно строить слова в обратном направлении.

Кроме аффиксов, глаголов и имен существительных, в языке используются суффиксы, определяющие объект личности или спряжение. Глаголы могут использоваться в изъявительном, сослагательном, вопросительном, желательном, соединительном и инфинитивном наклонениях.

Рассмотрим глагол «алутора» («любить») в инфинитивном наклонении:

алуторакв – он любит

алуторут – она любит

алутораук – любит ли он?

салуторассук – любят ли они?

алуторлиук – может он любить (желательное наклонение)

алуторлиссик – могут они любить

алуторпачит – он может любить (сослагательное наклонение)

алуторпатечик – они могут любить.

Хотя марбак и ангурпиакв не связаны лингвистически, в структурном отношении они как бы зеркально отражают друг друга. Но если бы, например, Армун, воспользовавшись глаголом «алутора», показала бы на понравившийся предмет, ангурпиаквы посчитали бы ее глупой за неправильно использованное окончание, но поняли бы ее мысль. Здесь оба языка отличаются от иилане, в котором нельзя понять ничего, что выходит за узкие и четкие рамки.

Отметим, что ангурпиаквы обладают ослабленным ощущением времени и едва ощущают его промежутки. Существующая слабо выраженная форма будущего времени редко находит у них применение. Часто они просто пользуются словом «тамнагок» – «некогда, однажды», даже «теперь, сейчас». С изменением промежутков времени связано только одно слово «еегсук», что значит «очень давно». И не имеет значения – сорок или тысяча лет.

Как и следовало ожидать, язык в точности соответствует их быту. Они пользуются многими различиями, неизвестными марбаку, и полностью пренебрегают другими. По понятным причинам в языке их в изобилии содержатся термины, означающие снег. Они различают снег плотный; сыпучий; замерзший; мокрый; снег, из которого можно резать кирпичи: скользкий снег. С другой стороны, у них нет отдельных названий для синего и зеленого цвета. Желтый они отличают от красного, не зная названий для переходных цветов. Поскольку обозначения цветов выступают лишь в качестве аффиксов, в истинном их значении трудно испытывать уверенность.

Существует предположение, что аффиксы и бесчисленные взаимосвязи в словах-предложениях как-то связаны со способностью ангурпиаквов к выполнению сложных работ и умением компоновать механические детали. Конечно, они великолепно умеют собирать навигационные схемы и сооружать сложные конструкции иккергаков, но предположение это пока остается недоказанным.

Словари

Словарь тану

А

Алладжекс – шаман

Аллас – тропинка

Амаратан – бессмертие (боги)

Арнхвит – сокол

Ас – как

Атта – отец (уменьш.)

Б

Бана – сын (уменьш.)

Бека – узел

Бенсил – сфагновый мох

Блейт – холод

В

Ведам – остров

Вейгил – тяжелый

Г

Гентинац – вождь

Груннан – несчастье

Д

Далас – суп

Дна – быть

Дрийа – истекать кровью

Е

Ей – всегда

Елка – светить

Ерман – небо

Ерманпадар – небесный отец. дух

Ее – если

И

Истак – путь

К

Каргу – люди, живущие в горах

Катиск – веселый

Келл – клин

Курмар – река

Курро – главный

Л

Лас – вниз

Левревасан – люди черных шатров

Леврелаг – место стоянки

Лей – выжженная земля

Линга – женщина

Лингаи – женщины

Лисса – знать

М

Мадрап – мокасин

Мал – хорошо

Ман – должно

Map – волос

Мараг – холоднокровное животное

Маргалус – знающий мургу

Марин – звезда

Маркиц – зима

Менса – договариваться

Модиа – может быть

Мо триг – мой ребенок

Мургу – множественное от «мараг»

Н

Нат – убийца

Наудинз – охотник

Ненитеск – трицератопс

Неп – длинные

П

Парад – брод

Парамутаны – те, что едят сырое мясо, северный народ

Р

Ратх – жарко

С

Саммад – смешанная группа мужчин и женщин

Саммадар – выборный вождь саммада

Сасси – несколько

Сиа – идти

Скерм – время

Со – кто

Стаккиц – лето

Стесси – племя

Т

Таис – зерно

Тану – люди

Таррил – брат

Тер – личность

Терред – группа людей, разделяющих общую цель

Терредар – вождь такой группы

Тина – носить

То – в

Торск – ихтиозавр

Торскан – ихтиозавры

Торсканат – убивший ихтиозавра

Тхарм – душа

У

Улфадан – длиннобородый

Ф

Фа – смотреть

Фалдар – огонь

Фалла – ждать

Х

Хам, хаммар – быть способным, мочь

Ханнас – мужчина

Ханнасан – мужчины

Ханс – военный отряд

Хардальт – спрут

Химин – гора

Хоатил – все до одного

Хольт – двадцать (счет человека)

Э

Эгхеман – давшие обет

Эккотац – смесь орехов и сушеных ягод

Элск – мастодонт

Словарь иилане

А

Аа – в

Ава – боль

Ага – отбытие

Агле – проход

Ака – разочарование

Акас – цветущий остров

Акел – доброта

Аксе – камень

Алак – последовательность

Алакас-Аксехент – острова Флорида-кис

Але – клетка

Алле – красота

Амбеи – высота

Амбесид – центральная площадь города

Анат – конечность

Анканаал – океан, окруженный сушей

Анке – присутствие

Ален – требование

Асак – пляж

ACT – зуб

Асто – движение

Б

Бан – дом

Буру – окрестности

Г

Ген – новый

Генагле – Гибралтарский перешеек

Гендаси – Северная Америка

Гул – слух

Гулаватсан – животное-сирена

Д

Дии – это

Е

Ее – из

Ееде – это

Еесен – плоскость

Ейсекол – животное-драга

Ейсен – грязь

Ейсет – ответственность

Ексеи – осторожность

Елин – маленький

Ембо – давление

Емпе – распоряжение

Енд – зрение

Ене – мягкость, уступчивость

Енет – озеро

Енто – каждый в отдельности

Ерек – скорость

Есек – вершина

Есик – юг

Еспеи – поза

Ето" – стрелять

И

Иги – вход

Инег – старый

Инле – большой

Инте – охота

Ипол – скрести

Исегнет – Средиземное море

Исек – север

Ихеи – ощущение запаха/прикосновение

Й

Йил – речь

Йилейбе – неспособный говорить

К

Ка" – прекращение

Каин – линия зрения

Какх – соль

Кал – яд

Калкаси – терновый куст

Касеи – шип

Кем – свет

Кийис – восток

Кру – короткий

Кхет – вогнутость

Л

Лан" – соитие

Лейбе – трудность

Лек – плохо

М

Мал – отсутствие забот

Ман" – последний

Манинле – Куба

Масиндуу – оптическая проекция

Мелик – темная

Меликкасеи – лоза с ядовитыми колючками

Н

Нате – Друг

Нени – череп

Ненитеск – трицератопс

Нефмакел – живая повязка

Нин – отсутствие

Нинсе – безответный

Ну – соответствие

О

Окол – потроха

Окхалакс – травоядное

Онетсенсаст – стегозавр

П

Пелеи – открытие

Р

Рубу – невесомость

Рууд – остановка

Руутса – анкилозавр

С

Сандуу – микроскоп

Сас" – скорость

Сат – равенство

Селе – связь

Сесе – движение

Сете – группа, имеющая одно задание

Сокеи – расчистка

Сон – элемент

Стал – дичь

Т

Такх – чистота

Таракаст – верховое животное

Тсан – животное

Тсо – экскременты

Теск – вогнутый

Топ – бежать

Трумал – общая атака

Тууп – жирный, вялый

У

Угункшаа – регистрирующий прибор

Умнун – обработанное мясо

Унут – ползти

Унутакх – пожирающий волосы слизень

Урукето – мутировавший ихтиозавр

Уруктоп – восьминогое тягловое животное

Урукуб – бронтозавр

Усту – кровь

Устузоу – млекопитающее

Уу – увеличение, рост

Ф

Фар – спрашивать.

Фарги – обучающаяся говорить

Фафн – ловить

Х

Хайс – ум

Хан – самец

Ханане – место обитания самцов

Хас – самка значение определяется

Хас – желтый детерминативом

Хе – число 1

Хен – самец/самка

Хент – революция

Хесотсан – живое оружие

Хорнсопа – генетический вид

Хурукаст – моноклон

Ш

Шак – изменение

Шей – холод

Шип – воля

Э

Эйстаа – глава города

Элининийл – стадия развития фарги «пре-фарг»

Элиноу – маленький динозавр

Энге – любовь

Энтиисенат – плезиозавр

Энтобан – Африка

Эпетрук – тиранозавр

Эсекасак – хранительница родильных пляжей

Эфен – жизнь

Эфенбуру – группа ровесников

Эфенелейаа – душа

Эфенселе – член эфенбуру

Словарь саску

Б

Бансемнилла – сумчатое животное

В

Валискис – мастодонт

Д

Деифобен – место золотых пляжей

П

Порро – пиво

Т

Тагассо – кукуруза

Х

Харадис – лен

Словарь парамутанов

Существительные

А

Ангурпиакв – истинные люди

Е

Етат – лес

И

Иккергак – большая лодка

Имакв – открытое море

Инге – влагалище

К

Квивио – тропа

Квингик – дом, укрытие

Квунгулекв – арктические водоросли

М

Мунга – рыбка, малек

Н

Нангекв – назначение

П

Паукарут – шатер

У

Уларуакв – крупное арктическое млекопитающее

Э

Эрквигдлиты – сказочные люди

Глаголы

А

Алутора – любить

Ардлерпа – охотиться

И

Икагнит – быть во множестве

Л

Лиорпа – строить

М

Мисугпа – есть

Мулува – отсутствовать

Н

Наконоарк – быть великолепным

П

Пакосоквипа – быть равным, не выделяться

С

Сиаглай – быть важным

Т

Такугу – видеть

Тингава – обладать женщиной

Аффиксы

–адлуикар – полностью

–гакв – быстро

–гуакв – низкий

–естаук – очень давно

–какв – маленький

–луарпокв – слишком много

–такв – только что выловленный

–тамнагок – тогда, сейчас, опора.

Животный мир

Рисунок 01-20

Рисунки с 01 по 20 имеются в предыдущей книге «Запад Эдема»

Рисунок 21. Гулаватсан

(Ranidae: Dimorphognathus mutatus)

Подробное изучение гулаватсана не может не вызвать восхищения искусством четкого консультирования. Эта разновидность зубастой лягушки мало напоминает предковую форму.. Их громким кваканьем в тропиках, служившим в качестве брачного зова, иилане воспользовались для сигнальных целей, доведя его почти дооглушительной силы.

Рисунок 22. Долгозуб

(Metatheria: Machaerodus neogeus)

Сумчатый хищник из числа саблезубых. Крупный и свирепый зверь, сражающий добычу длинными верхними клыками. Некоторые племена каргу научились сопутствовать этим зверям в охоте.

Рисунок 23. Естекел

(Pterosauria: Pterodactylus quetzaicoatius)

Крупнейшие из летающих ящеров с размахом крыльев свыше девяти метров. Кости их легки и прочны. Тяжелый клюв уравновешивается костяным выступом на затылке. Встречаются возле устьев крупных рек, потому что могут взлетать лишь против ветра с гребня высокой волны.

Рисунок 24. Исекул

(Columbae: Columba palambus)

Идеальный пример практичности иилане. Подобно многим животным, частицы магнитного железняка в лобных долях помогают им ориентироваться в магнитном поле Земли. Выведенные в результате длительной селекции исекулы способны долго указывать клювом в одном направлении, пока не обезумеют от голода или жажды.

Рисунок 25. Масиндуу

(Anura: Rana catesbiana mutatus mutatus)

Сандуу является популярным лабораторным животным, позволяющим добиться двухсоткратного увеличения. Известное несовершенство его заключается в том, что лишь одна иилане может прибегать к его услугам. Проецирующий изображение на белую поверхность масиндуу избавлен от этого недостатка.

Рисунок 26. Нениттск

(Oritithischia: Triceratops etotus)

Травоядное четвероногое, отличающееся тремя рогами и костным защитным щитом, в неизменности сохранившееся с мелового периоду. Размножается, откладывая яйца. Мозг его невелик, умственные способности И Того меньше. Не представляет особого интереса в качестве источника мяса, так как растет очень медленно, но крайне декоративен.

Рисунок 27. Окхалакс

(Plateosauridia: Plateosaurus edibilus)

Крупнейший из плоских ящеров, названных так за уплощенное тело и прочный череп. Обычно передвигаются на четырех конечностях, но способны вставать на задние ноги, чтобы объедать верхушки деревьев. Мясо их отличается тонким вкусом и пользуется большим спросом.

Рисунок 28. ОНЕТСЕНСАСТ

(Omithischia: Stegosaums variotusf)

Крупнейший из панцирных динозавров. Этих огромных травоядных защищают от нападения два ряда костяных пластин на спине и шеей тяжелые шипы на хвосте. Появились впозднемеловой период, и лишь тщательные усилия иилане сохранили это живое ископаемое.

Рисунок 29. Руутса

(Ankylosauria: Euoplocephalus)

Это гигантское животное, может быть, самое впечатляющее из всех «живых ископаемых», бережно сохраняемых иилане. Оно покрыто большими бронированными пластинами и шипами, на конце хвоста огромный тяжелый шар, который используется для защиты. Трудно поверить, что это животное – вегетарианец и совершенно безобидно, кроме, разумеется, тех случаев, когда ему приходится защищаться. Данный вид не изменялся более ста миллионов лет.

Рисунок 30. Эпетрук

(Saarischia: Tyronnosaunis rex)

Самый крупный и сильный из существовавших на Земле карнозавров. Длина свыше 12 метров, самцы весят более 7 тонн. Передние лапы невелики, но сильны. Большой вес неповоротливого гиганта замедляет его движения, поэтому для нападения он выбирает только крупных зверей. Значительную долю его рациона составляет добыча, отобранная у хищников меньшего размера.

Благодарность

В процессе работы над романом мне приходилось обращаться за советами к специалистам в различных областях знаний. Биология иилане описана в работе доктора Джека Кохена; языки иилане, саску, парамутанов и марбак – в работе профессора Т. А. Шиппи; философия Дочерей Жизни была исследована при активном сотрудничестве доктора Роберта Е. Майерса.

Без их помощи и советов настоящая книга была бы не такой подробной и полной. Я бесконечно им благодарен.

Гарри Гаррисон Неукротимая планета

Посвящается Джону У. Кемпбеллу, без чьей помощи никогда не была бы написана эта книга, как и изрядная доля современной фантастики.

Глава 1

Трубопровод пневмопочты тихо выдохнул в приемную чашку – патрон размером с карандаш. Сигнальный звонок тренькнул и смолк. Язон динАльт уставился на безобидный патрон так, словно это была бомба с часовым механизмом.

Тут какой-то подвох… Он почувствовал, как внутри все напряглось. В чашке лежал не официальный бюллетень и не извещение от гостиничной администрации, а запечатанное личное письмо. Но ведь он никого не знает на этой планете, еще и восьми часов не прошло, как он прибыл сюда на космическом корабле. У него даже имя новое – он сменил его в предпоследнем космопорту, – значит, никакого личного письма быть не должно. А между тем вот оно, лежит в чашке. Он сорвал ногтем печать и снял крышку. Искаженный записью металлический голос нельзя было опознать:

«Керк Пирр хотел бы встретиться с Язоном динАльтом. Жду в вестибюле».

Явный подвох, и, однако, никуда не денешься. Хоть бы оказалось, что это какой-нибудь безвредный тип. Скажем, коммивояжер. Или что его с кем-то спутали. Все же Язон спрятал под подушкой пистолет, сняв его с предохранителя: мало ли что может случиться… После чего передал дежурному администратору, чтобы гостя направили в его номер. Когда дверь отворилась, Язон полулежал на краю кушетки и прихлебывал какой-то напиток из высокого стакана.

«Бывший борец», – подумал Язон, глядя на вошедшего в номер седого богатыря. Так вот он какой, Керк Пирр. Не человек – скала, сплошные литые мышцы. Строгий серый костюм напоминал форменную одежду. К правому предплечью пристегнута шершавая потертая кобура, из которой холодно смотрело дуло пистолета.

– Ты – динАльт, игрок! – произнес незнакомец без тени учтивости. – У меня к тебе предложение.

Глядя на него поверх стакана, Язон проигрывал в уме возможные варианты. Это либо полиция, либо конкуренты, а он предпочел бы не иметь дела ни с теми, ни с другими. И во всяком случае, надо побольше разузнать, прежде чем ввязываться в какие-либо сделки.

– Простите, приятель, – Язон улыбнулся, – но вы ошиблись дверью. Я бы рад вам помочь, да только от моей игры больше выгадывают казино, чем я. Так что…

– Не будем играть в кошки-мышки, – перебил его властный, рокочущий голос Керка. – Ты динАльт, и ты же Боухилл. Если тебе этого мало, могу назвать планету Мэхаут, казино «Туманность» и кучу других. У меня есть предложение, от которого мы оба выиграем, так что лучше выслушай меня.

Язон продолжал улыбаться, словно речь шла не о нем, но весь напружинился. Этот мускулистый незнакомец знает вещи, которых ему знать не положено… Пора менять тему разговора.

– А у вас недурной пистолет, – сказал Язон. – Да только вид пистолетов действует мне на нервы. Я буду вам признателен, если вы его снимете.

Керк хмуро скосился на кобуру, как будто только сейчас ее заметил.

– Я никогда его не снимаю, – буркнул он с оттенком недовольства.

Прощупывание кончилось. Пора брать руль в свои руки, если он хочет выйти живым из этой переделки. Язон наклонился вперед, чтобы поставить стакан на стол, в это же время его правая рука как бы невзначай очутилась под подушкой. Пальцы нащупали рукоятку пистолета.

– Боюсь, что я буду вынужден настоять на своем. А то мне всегда как-то не по себе в обществе вооруженных людей.

Говоря это, Язон выхватил свой пистолет. Его рука двигалась мягко и быстро.

С таким же успехом он мог изображать замедленное кино. Керк Пирр стоял будто монолит, глядя, как пистолет появляется из-под подушки и поворачивается в его сторону. Он оставался безучастным до последней секунды. Но дальше он действовал молниеносно. Только что его пистолет был в кобуре – и вот уже смотрит прямо в лоб Язону. Тяжелое, грозное оружие, дуло рябое от частого пользования. Язон понимал, что ему не жить, если он поднимет свой пистолет еще хоть на дюйм. И он осторожно опустил руку, браня себя за то, что дал порыву взять верх над рассудком. Керк вернул свое оружие в кобуру так же играючи, как выхватил его.

– Ну, хватит шутки шутить, – сказал Керк. – Займемся делом.

Язон протянул руку за стаканом и отпил добрый глоток для успокоения нервов. Он умел обращаться с оружием, быстрая реакция не раз спасала ему жизнь, а тут ему впервые утерли нос. Больше всего его злило то, как легко, походя, это было сделано.

– Никаких дел, – произнес он ледяным тоном. – Я прилетел на Кассилию отдыхать, у меня отпуск.

– Не будем морочить друг другу голову, динАльт, – нетерпеливо сказал Керк. – За всю жизнь ты и дня не занимался честным трудом. Ты профессиональный игрок, потому я и пришел к тебе.

Язон подавил ярость и швырнул пистолет на другой конец кушетки, чтобы не было соблазна покончить жизнь самоубийством. А он-то был уверен, что его никто не знает на Кассилии, приготовился взять большой куш в игорном доме… Ладно, потом разберемся. У этого атлета явно все продумано. Пусть прокладывает курс, и посмотрим, что он замыслил. 

– Хорошо, что вам угодно?

Керк опустился в кресло, которое жалобно скрипнуло от такого груза, достал из кармана конверт, вскрыл его и бросил на стол пачку мерцающих галактических банкнотов. Язон взглянул на них и сразу выпрямился.

– Фальшивки? – спросил он, поднося один банкнот к свету.

– Самые настоящие, – заверил его Керк. – Сам получал их в банке. Двадцать семь штук – двадцать семь миллионов кредов. Мне нужно, чтобы ты играл на эти деньги в казино сегодня вечером. И нужно, чтобы ты выиграл.

Билеты и впрямь выглядели настоящими, к тому же можно было свериться в банке. Язон задумчиво перебирал их, глядя на своего собеседника.

– Не знаю ваших намерений, – сказал он. – Но учтите, что я ничего не могу гарантировать. Да, я играю, однако не всегда выигрываю.

– Ты играешь – и выигрываешь, когда очень хочешь выиграть, – отчеканил Керк. – Мы постарались удостовериться в том, прежде чем я обратился к тебе.

– Если вы хотите сказать, что я жульничаю…

Язон вовремя спохватился и взял себя в руки. Кажется, сейчас возмущаться вредно для здоровья…

А Керк, игнорируя нарастающий гнев Язона, продолжал ровным голосом:

– Хорошо, пусть это, по-твоему, не жульничество, а мне, по правде говоря, все равно. По мне, так хоть тузы в рукавах, хоть электромагниты в ботинках, лишь бы выигрыш был твой. Я пришел сюда не мораль с этикой обсуждать. У меня деловое предложение. Эти деньги дались нам тяжелым трудом, но все равно их слишком мало. Нам нужно три миллиарда кредов, ни больше ни меньше. Единственный способ их добыть – игра. Ставка – вот эти самые двадцать семь миллионов.

– А я что получу? – сухо спросил Язон, как будто в этом фантастическом предложении была хоть толика смысла. 

– Все, что сверх трех миллиардов, можешь оставить себе. По-моему, это вполне справедливо. Сам ничем не рискуешь, а выиграешь – можешь обеспечить себя на всю жизнь. 

– А если я проиграю?

Керк на миг задумался, мысль о проигрыше явно была ему не по вкусу.

– Да, это верно, ты можешь и проиграть. Я об этом не подумал… – Решение последовало сейчас же: – Что ж, проиграешь так проиграешь, приходится рисковать. Только боюсь, что тогда мне придется убить тебя. Во имя тех, кто отдал жизнь, чтобы добыть эти двадцать семь миллионов. – Он сказал это спокойно, без тени злобы, не угрожая, а констатируя факт.

Язон вскочил с кушетки, снова наполнил свой стакан, налил и Керку, который кивнул в знак благодарности, и нервно заходил по комнате. Ему не сиделось, слова Керка разозлили его, и в то же время так трудно было устоять против соблазна. На заядлого игрока такие речи действовали, как вид наркотика на наркомана.

Вдруг он остановился, поняв, что в душе давно уже все решил. Проигрыш, выигрыш, жизнь, смерть – да разве можно отказаться, когда речь идет о таких деньгах! Язон круто повернулся и направил указательный палец на атлета в кресле:

– Я согласен. Да вы, наверно, с первой минуты знали, что я соглашусь. Но с одним условием. Я хочу знать, кто вы такой и кто эти люди, о которых вы все время говорите. И откуда деньги… Они краденые?

Керк осушил стакан и отодвинул его в сторону.

– Краденые? Ничего похожего. Эти деньги – плод двух лет упорного труда в рудниках и обогатительных цехах. Руда добыта на Пирре и продана здесь, на Кассилии. Проверить это ничего не стоит. Я сам ее продал. Я посланник Пирра на этой планете. – Он улыбнулся и продолжал: – Впрочем, не придавай слишком большого значения этому титулу. Я числюсь посланником еще на пяти-шести планетах. Это очень сподручно, когда занимаешься бизнесом.

Язон поглядел на седовласого богатыря в поношенной одежде военного покроя и решил воздержаться от смеха. Ему доводилось слышать удивительные вещи про пограничные планеты, и не исключено, что каждое слово было правдой. Правда, про Пирр он никогда не слыхал, но это ничего не значит. Только в обитаемой части вселенной больше тридцати тысяч планет.

– Я проверю ваши слова, – сказал Язон. – Если все подтвердится, мы поладим. Свяжитесь со мной завтра…

– Нет, – отрубил Керк. – Деньги должны быть выиграны сегодня. Я уже выписал чек на эти двадцать семь миллионов, и деньги надо внести завтра утром, не то процент подскочит до Плеяд. Мы связаны сроком.

С каждой минутой затея пиррянина казалась Язону все более сумасшедшей и все более увлекательной. Он поглядел на часы. До вечера далеко, есть время проверить, говорит ли Керк правду или лжет.

– Ладно, пусть сегодня, – сказал он. – Но мне понадобится один из этих кредитных билетов для проверки. Керк встал:

– Бери их все, мы встретимся снова только после твоего выигрыша. Конечно, я буду в игорном доме, но не показывай виду, что знаком со мной. Лучше, чтобы они не знали, откуда у тебя деньги и сколько их. С

Секунду спустя он уже был за дверью – после рукопожатия, от которого у Язона осталось такое чувство, словно его рука побывала в железных тисках. Деньги… Держа их веером, будто карты, Язон смотрел на коричневые билеты с золотым тиснением и не верил своим глазам. Двадцать семь миллионов кредов. Что мешает ему сейчас попросту выйти с ними в эту дверь и исчезнуть? Ничто. Если не считать его гордости.

Керк Пирр, человек, фамилия которого совпадает с названием его родной планеты, – последний дурак во всей вселенной. Или… Или он не дурак. Судя по тому, как протекала их беседа, второе вернее.

«Он знает, что я предпочту играть на деньги, а не красть их», – подумал Язон и усмехнулся.

Потом он засунул в кобуру на поясе свой пистолет, положил деньги в карман и вышел из номера.

Глава 2

Электронный кассир в банке озадаченно звякнул при виде миллионной кредитки и включил световое табло, предлагающее клиенту пройти к вице-директору Узину. Вице-директор, скользкий тип с вкрадчивыми манерами, вытаращил глаза и слегка побледнел, когда Язон предъявил ему пачку кредиток.

– Вы… желаете поместить эти деньги в нашем банке? – спросил он, машинально поглаживая пальцами билеты.

– Не сегодня, – ответил Язон. – Мне вернули долг. Будьте любезны, проверьте их. И разменяйте – мне нужно пятьсот билетов по тысяче кредов.

Оба его внутренних кармана были очень плотно набиты, когда он покидал банк. Проверка подтвердила подлинность банкнотов, и теперь Язон чувствовал себя ходячим монетным двором. Первый раз в жизни ему было не по себе от обладания крупной суммой. Он остановил проходящее гелитакси и направился прямо в казино. Там он будет в безопасности, во всяком случае на время.

Казино «Кассилия» служило игорным центром для ближайшего звездного скопления. Язон попал сюда впервые, но он хорошо знал этот род заведений. Почти все свои зрелые годы он провел в таких же игорных домах разных галактик. Только оформление различается, а суть одна. На виду – игра и публичные развлечения, за кулисами – все то, чего не выставляют напоказ. Теоретически выигрыши не ограничивались, однако это правило действовало лишь до какого-то предела. Стоило кассе казино понести ощутимую потерю, как честная игра кончалась, и с этой минуты удачливому клиенту следовало глядеть в оба. Со всем этим Язон динАльт сталкивался тысячу раз, и сейчас он был в меру насторожен.

Ресторан был почти пуст, и метрдотель поспешил навстречу посетителю, костюм которого свидетельствовал о приличном доходе. Худощавый и темноволосый, Язон держался решительно и уверенно, его можно было скорее принять за представителя состоятельной династии, чем за профессионального игрока. Он придавал немалое значение этому образу и старался не выходить из него.

Кухня производила хорошее впечатление, а винный погреб оказался превосходным. В ожидании супа Язон подошел к бармену, и у них состоялся квалифицированный и увлекательный диалог, после чего он воздал должное трапезе.

Язон не торопился, и, пока ел, просторное помещение ресторана наполнялось людьми. После обеда он выкурил сигару и посмотрел эстрадную программу. И когда он наконец перешел в игорные залы, там уже кипела жизнь.

Язон медленно совершил первый круг, оставил несколько тысяч тут, несколько тысяч там, не придавая значения исходу. Сейчас ему важнее всего было проверить свое чутье. Похоже, что игра ведется честно, столы – без подвохов. Конечно, подстроить что-нибудь недолго. Обычно в этом нет нужды, казино получают достаточный барыш.

За одним из столов он заметил Керка, но тот даже не оглянулся. Посланник Пирра играл по маленькой в семерку, проигрывал и обнаруживал явные признаки нетерпения. Очевидно, ждал, когда же сообщник поведет игру всерьез. Язон улыбнулся и не спеша пошел дальше.

Как обычно, Язон занял место за столом, где шла игра в кости. Самый верный способ выигрывать по малой.

«А если сегодня на меня накатит, очищу всю кассу этого казино!» – Он думал о своем секрете, благодаря которому никогда не оставался в проигрыше. А время от времени даже загребал большой куш и уносил ноги, не дожидаясь, когда его перехватят наемные головорезы.

Подошла его очередь, он выбросил восемь. Ставки были невысокие, и Язон не очень налегал, только следил, чтобы не было семи. Выполнив свою задачу, он отвалился, и кость перешла к соседу.

Сидя и машинально делая небольшие ставки, пока кость шла по кругу, Язон размышлял о своем свойстве: «Странно, сколько лет над этим бьются, а мы до сих пор так мало знаем про психокинез. Научились натаскивать людей – самую малость, развивать врожденные способности – чуть-чуть. И все».

Язон чувствовал себя в ударе, миллионы, оттопыривавшие его карман, сыграли роль импульса, который иногда помогал ему зажечься. Прикрыв глаза, он взял кости и мысленно погладил рисунок, образованный ямками. В следующую секунду они выскочили из его руки на стол, и он увидел семь. Есть!

Такого подъема он не ощущал много лет. А все эти миллионы кредов! Окружающее воспринималось предельно четко и ясно, кости беспрекословно слушались. Он знал с точностью до десятки, сколько денег в бумажниках у других игроков, мысленным взором видел все карты на руках у картежников за другими столами.

И Язон медленно, осторожно начал повышать ставки.

С костями все шло как по маслу, они катились и останавливались по его желанию, словно ученые собачки. Язон не торопился, сосредоточил внимание на психологии игроков и крупье. Почти два часа ушло у него на то, чтобы довести выигрыш до семи миллионов кредов. Тут он перехватил сигнал дежурного, который сообщил дирекции, что казино грозит крупный проигрыш. Выждав, когда этот тип с колючими глазами вернулся к столику, Язон подул на кости, поставил все свои фишки и одним махом просадил их. Крупье облегченно улыбнулся, лицо дежурного посветлело, а Керк – Язон заметил это уголком глаза – побагровел.

Бледный, вспотевший Язон чуть дрожащей рукой полез во внутренний карман и достал конверт с новенькими кредитками. Распечатал его и бросил на стол два билета. 

– Предлагаю не ограничивать ставок, – сказал он просящим голосом. – Дайте мне шанс отыграться.

Дежурный, с трудом сдерживая улыбку, переглянулся с крупье, который быстро кивнул ему. Дескать, попался простак, надо его обчистить. Весь вечер лазил в бумажник, а теперь вот распечатал конверт, рассчитывает вернуть проигрыш. Толстый конверт, и, наверно, деньги не его. Разумеется, их это меньше всего заботило. Не все ли равно, откуда деньги. Игра возобновилась, и представители казино позволили себе расслабиться.

Это было как раз то, чего добивался Язон. Надо хорошенько завести их, пока они не смекнули, что в конечном итоге казино может остаться с носом. Потому что тогда они, как говорится, пустят в ход тяжелую артиллерию, а эту минуту хотелось бы отодвинуть возможно дальше. Каждый выигрыш будет даваться ему с большим трудом, а психокинетический огонек может погаснуть так же внезапно, как вспыхнул. С ним это уже бывало.

Теперь поединок шел только между Язоном и казино, остальные игроки превратились в статистов. Зрители плотной стеной обступили столик. Сперва выигрыши чередовались с проигрышами, потом он взял подряд несколько крупных ставок – и гора золотых фишек стала быстро расти. Он прикинул, что дело идет уже к миллиарду. Кости по-прежнему слушались, но Язон весь взмок от напряжения. Он поставил все фишки и протянул руку за костями. Однако крупье опередил его своей лопаточкой.

– Казино требует сменить кости, – твердо сказал он.

Язон выпрямился и вытер руки платком, радуясь передышке. Уже третий раз казино меняло кости, пытаясь оборвать полосу его удачи. Правила допускали это. Дежурный с колючими глазами снова раскрыл свой бумажник и не глядя вытащил пару костей. Сорвав целлофановую обертку, он бросил их через стол Язону. Выпало семь очков, и Язон улыбнулся.

Но когда он взял кости в руки, улыбка медленно сошла с его лица. Кости были прозрачные, абсолютно гладкие, одинаково тяжелые со всех сторон. И, тем не менее, с подвохом.

Кружочки на пяти гранях каждой кости были сделаны из какого-то сплава, вероятно, со свинцом. На шестой грани сплав был с железом. Кости будут катиться, как положено, пока не попадут в магнитное поле. А ведь всю поверхность стола под сукном можно превратить в магнит… И он ни за что не заметил бы обмана, если бы не внутреннее зрение. Но что же теперь делать?

Медленно встряхивая кости, Язон окинул стол взглядом. Ага, вот то, что ему нужно. На металлической кромке стола стояла магнитная пепельница. Он перестал трясти кости, испытующе поглядел на них, быстро взял пепельницу и опустил ее донышком себе на ладонь.

Когда он снова поднял пепельницу, окружающие дружно ахнули. Кости прилипли к ней шестерками вниз.

– Вы это называете хорошими костями? – спросил Язон.

Рука дежурного метнулась к боковому карману. Один Язон видел, что произошло в следующую секунду. Его глаза были прикованы к этой руке, и самой уже взялся за свой пистолет. Но тут из-за чьей-то спины вынырнула могучая лапища, которая могла принадлежать только одному человеку. Большой и указательный пальцы на миг сомкнулись клешней вокруг запястья дежурного и тотчас отпрянули. Дежурный пронзительно вскрикнул, и вытянул руку вперед – сломанная кисть висела будто перчатка.

С таким фланговым прикрытием Язон спокойно мог продолжать игру.

– Прежние кости, если не возражаете, – сдержанно произнес он.

Огорошенный крупье повиновался. Язон быстро встряхнул кости и бросил их. Они еще не коснулись стола, когда он вдруг поймал себя на том, что не может ими управлять. Наитие кончилось.

Грани костей мелькали перед глазами, наконец, остановились. Семь очков.

Принимая выигранные фишки, Язон подсчитал сумму. Чуть меньше двух миллиардов кредов. Столько они получат, если он прекратит игру теперь. Но Керку нужно три. Ничего, обойдется. Он хотел уже встать, когда поймал взгляд Керка и увидел, как тот отрицательно мотнул головой.

– Ладно, – устало произнес Язон. – Еще один раз.

Он подул на кости, потер их о манжету и спросил себя, кой черт его сюда занес. Судьба миллиардов кредов решается парой игральных костей. Это же годовой доход какой-нибудь из планет поменьше. Не будь государство главным пайщиком казино, такие ставки были бы невозможны. Он долго тряс кости, тщетно стараясь восстановить свою власть над ними, наконец, бросил.

Вся прочая деятельность в казино прекратилась, люди стояли на столах и стульях, устремив взгляд туда, где играл Язон. Царила мертвая тишина. Кости звучно ударились о стол и покатились по сукну.

Пятерка и единица. Теперь все зависит от следующих попыток. Язон сгреб кости, прошептал над ними древние ругательства, приносящие счастье, и бросил снова.

Только на пятый раз выпало шесть. Толпа вздохнула вместе с ним, со всех сторон загудели голоса. Сейчас бы расслабиться, перевести дух, но Язон знал, что это исключено. Мало выиграть деньги – надо еще унести их. Причем так, чтобы не вызвать подозрений. Он остановил проходившего мимо официанта с полным подносом напитков и сунул ему в карман стокредовую бумажку.

– Я угощаю! – крикнул он, забирая поднос.

Болельщики мигом разобрали бокалы, и Язон принялся складывать на поднос фишки. Кажется, не уместятся… В эту минуту рядом с ним появился Керк с другим подносом.

– Я с удовольствием помогу вам, сударь, если позволите, – сказал он.

Язон поощрительно улыбнулся. Только теперь он смог по-настоящему рассмотреть Керка в его новом качестве. Пиррянин был одет в свободный вечерний костюм из легкой ткани пурпурного цвета, причем он явно подложил впереди что-то изображающее животик. Длинные мешковатые рукава усиливали впечатление тучности, скрывая могучие мышцы Керка. Нехитрая, но действенная маскировка.

Осторожно неся тяжелые подносы, они пробились между рядами возбужденных завсегдатаев к окошечку кассы. Их ожидал сам управляющий с вымученной улыбкой на лице. Но и эта улыбка исчезла, когда он подсчитал фишки.

– Вы не могли бы прийти завтра? Боюсь, у нас сейчас нет в наличии такой суммы.

– В чем дело? – закричал Керк. – Вздумали увильнуть? Небось меня обчистить вам ничто не помешало! Нет уж, рассчитывайтесь!

Его поддержали болельщики, которых всегда радовал проигрыш казино. Язон быстро нашел решение.

– Ладно, я согласен уступить, – громко сказал он. – Давайте наличными, сколько можете, на остальное выпишите чек.

Выхода не было, и под бдительным надзором злорадствующей публики управляющий набил кредитками конверт, затем выписал чек. Язон быстро пробежал его глазами, после чего, зажав под мышкой конверт, направился следом за Керком к двери.

В главном зале, набитом посетителями, никто их не тронул, но у выхода из казино дорогу им преградили двое. 

– Минуточку, – начал один из них. Больше он ничего не успел сказать. Керк, не замедляя шага, продолжал идти вперед, а оба незнакомца отлетели в стороны, будто кегли. В следующую секунду Керк и Язон были уже на улице и быстро шагали по мостовой.

– На стоянку, – сказал Керк. – У меня там машина.

Завернув за угол, они увидели мчащийся прямо на них автомобиль. Прежде чем Язон успел выхватить пистолет, Керк шагнул вперед. Его рука взметнулась вверх, и знакомое Язону грозное оружие, прорвав рукав, буквально прыгнуло ему в ладонь. Первый же выстрел убил шофера, автомобиль вильнул в сторону и врезался в дом. Два пассажира упали замертво возле дверец, обронив свои пистолеты на землю.

Больше им никто не мешал. Керк на полной скорости погнал свою машину прочь от казино. Ветер трепал разорванный рукав костюма, обнажая кобуру с пистолетом.

– Слушай, когда будет такая возможность, – заговорил наконец Язон, – объясни мне этот фокус с пистолетом.

– Когда будет такая возможность, – ответил Керк, сворачивая в туннель, ведущий в город.

Глава 3

Дом, у которого они остановились, явно принадлежал какому-то знатному кассилийцу. Пока они ехали, Язон успел пересчитать выигрыш и отложить свою долю – почти шестнадцать миллионов кредов. Прямо сказка… Когда они вышли из машины, он отдал Керку его деньги и чек.

– Вот твои три миллиарда, – сказал он. –И не думай, что они мне легко дались.

– Могло быть хуже, – услышал он в ответ.

– Сир Элл уже лег спать, – прохрипел репродуктор над дверью. – Пожалуйста, приходите утром. Прием только по предварительной зап…

Фраза оборвалась на полуслове, когда Керк высадил дверь, легонько надавив на нее ладонью.

Входя, Язон посмотрел на искореженный замок и снова подивился своему партнеру: «Сила… нет, это не просто сила… это как стихия. Похоже, его ничто не может остановить».

Его это злило и то в же время интриговало. Он сказал себе, что не отступится, пока не разузнает побольше про Керка и его планету. И про тех, кто умер ради денег, на которые он сегодня играл.

Сир Элл был человек в летах, лысеющий и сердитый. И отнюдь не привычный к тому, чтобы нарушали его покой. Впрочем, он тотчас перестал брюзжать, едва Керк бросил на стол деньги.

– Погрузка корабля закончена, Элл? Вот, получай, теперь мы в расчете.

С минуту Элл только молча щупал кредитки, потом наконец ответил:

– Корабль… а, да, конечно. Мы сразу начали погрузку, когда поступил аванс. Извините… но это как-то необычно. Мы такие сделки наличными не оформляем.

– А я предпочитаю деньги на бочку, – ответил Керк. – Авансовый чек я аннулировал, вот тут все полностью. Как насчет расписки?

Элл машинально написал расписку, потом вдруг опомнился. Крепко сжимая ее в руке, он озабоченно посмотрел на разложенные перед ним на столе три миллиарда.

– Погодите… Я не могу взять их сейчас, вам придется прийти еще раз завтра утром прямо в банк. Все как положено, – решительно заключил он.

Керк протянул руку и выдернул бумажку из пальцев Элла.

– Благодарю за расписку, – сказал он. – Завтра утром меня здесь уже не будет, лучше поладим так. А если вы боитесь за деньги, советую вызвать кого-нибудь из заводской охраны или из частной полиции. Все-таки спокойнее.

Когда они выходили через взломанную дверь, Элл лихорадочно набирал номера на пульте своего визифона.

Прежде чем Язон открыл рот, Керк уже ответил на его очередной вопрос:

– Надо думать, ты не прочь пожить подольше, чтобы иметь возможность истратить денежки, которые выиграл. Так что я заказал два места на межпланетном корабле. – Керк глянул на часы и продолжал: – Вылет через два часа, у нас еще куча времени. Я проголодался, поищем ресторан. Надеюсь, у тебя в гостинице не осталось ничего такого, за чем стоило бы возвращаться. Это может оказаться затруднительно.

– Ничего такого, за что стоило бы жизнь отдать, – ответил Язон. – Так где мы поужинаем? У меня к тебе есть несколько вопросов.

Спускаясь до грузового яруса, они покружили по туннелям, пока не убедились, что их никто не преследует. Наконец Керк загнал машину в какой-то темный тупик, здесь они ее и оставили. 

– Мы легко добудем другую, – сказал Керк. – А эта у них, наверно, уже на примете. Пошли, вернемся на сквозную магистраль, я заметил там ресторан по пути сюда.

На стоянке темнели могучие силуэты наземных грузовозов. Язон и Керк пробрались между колесами в рост человека и вошли в шумный душный ресторан. Сидевшие за столиками водители и рабочие утренних смен не обратили на них никакого внимания; они высмотрели тихий закуток и набрали заказ на круглом диске.

Керк отрезал от солидной порции мяса хороший кусок и бодро сунул его себе в рот.

– Ну, задавай вопросы, – сказал он. – Теперь я готов отвечать.

– За какой корабль ты рассчитывался? Что это за груз, из-за которого я рисковал своей головой?

– Мне показалось, что ты рисковал из-за денег, – парировал Керк. – Но можешь не беспокоиться, речь идет о добром деле. От этого груза зависит жизнь целого мира. Оружие, боеприпасы, мины, взрывчатка и все такое прочее.

Язон чуть не подавился:

– Контрабанда оружия? Ты что, небольшую войну финансируешь? А еще толкуешь о жизни – это с таким-то грузом! Только не говори мне, что он предназначен для мирных целей. Кого вы убиваете?

Добродушие покинуло лицо седого богатыря; теперь оно выражало хорошо знакомую Язону непреклонность.

– Что ж, выражение «мирные цели» вполне подходит. По существу, мы только к этому и стремимся – жить в мире. И мы убиваем не «кого», а «что».

Язон сердито отодвинул тарелку:

– Ты говоришь загадками. Я не вижу никакого смысла в твоих словах.

– Смысл есть. Правда, только на одной планете во всей вселенной. Что ты знаешь о Пирре? 

– Ровным счетом ничего.

Взгляд Керка стал отсутствующим, было очевидно, что его мысли унеслись куда-то очень далеко. Затем он продолжал:

– Пирр и человек – несовместимые вещи. И однако люди живут на нем уже около трехсот лет. Средняя продолжительность жизни у нас там – шестнадцать лет. Конечно, большинство взрослых живет дольше, но на средней цифре сказывается высокая детская смертность. Это совсем не гуманоидный мир. Сила тяжести вдвое больше нормальной. Температура за день колеблется от арктической до тропической. Климат… его надо испытать на себе, чтобы представить. Во всей галактике не найдешь ничего подобного.

– Как ты меня напугал, – невозмутимо сказал Язон. – Какая у вас газовая оболочка? Метан? Хлор? Бывал я на таких планетах…

Керк ударил кулаком по столу. Тарелки подскочили, ножки стола жалобно скрипнули.

– Лабораторные реакции! – рявкнул он. – Куда как эффектно в химическом кабинете, но ты попробуй представить себе целую планету с такими газами! Одно галактическое мгновение, и вся мерзость связана в безобидных стальных соединениях. Атмосфера может быть ядовитой для кислородного организма, а в остальном не опаснее разбавленного пива. Если хочешь знать, для планеты только одно сочетание является чистым ядом. Побольше аш-два-о, самого универсального растворителя на свете, плюс свободный кислород…

– Вода и кислород? – перебил его Язон. – Ты подразумеваешь Землю? Или что-нибудь вроде Кассилии? Это же абсурд.

– Ничего подобного. Ты сам родился в такой среде, оттого она и кажется тебе естественной и нормальной. Ты привык, что металлы должны окисляться, а берега разрушаться, привык, что грозы мешают радиосвязи. Обычная история для водно-кислородных миров. Да только на Пирре все это возведено в энную степень. Ось планеты наклонена под углом около сорока градусов, и колебания температур в году огромные. Это одна из главных причин, почему все время изменяется ледяной покров. И получаются такие перемены погоды, что никакими словами не описать.

– Если это все, – сказал Язон, – я не понимаю…

– Все? Это только начало. Моря и океаны – вот тебе еще разрушительный фактор, даже два. Во-первых, испарения, которые поддерживают мощные ветры, во-вторых, чудовищные приливы. Два спутника Пирра, Самас и Бессос, когда их притяжение складывается, могут нагнать приливную волну высотой до тридцати метров. Кто не видел, как такая волна захлестывает действующий вулкан, тот вообще еще ничего не видел. Нас привели на Пирр тяжелые элементы, и по милости этих же элементов планета напоминает кипящий котел. Если взять ее ближайшее звездное окружение, в нем было не меньше тринадцати сверхновых, и, конечно, на большинстве из этих планет можно найти тяжелые элементы. И в придачу – не пригодную для дыхания газовую оболочку. Чтобы по-настоящему, всерьез вести горные работы и добывать руду, нужно постоянное, вполне самостоятельное поселение. Вот почему мы остановились на Пирре, где радиоактивные элементы образуют ядро планеты и покрыты оболочкой из более легких элементов. Это обеспечило пригодную для человека атмосферу, но, с другой стороны, не прекращается вулканическая деятельность, ведь расплавленная плазма прорывается на поверхность.

Язон молча слушал, пытаясь представить себе жизнь на планете, которая, можно сказать, непрерывно сражалась сама с собой.

– Но самое приятное я приберег на десерт, – сказал Керк с мрачным юмором. – Теперь, когда ты получил представление о среде, вообрази, какие организмы в ней обитают. Сомневаюсь, чтобы на других планетах нашелся хотя бы один вид, который проживет там больше минуты. На Пирре что растения, что животные – это же чистые гангстеры. Они без конца сражаются с родной планетой и друг с другом. Сотни тысяч лет генетического отбора создали такие штуки, что электронную вычислительную машину жуть возьмет. Бронированные, ядовитые, сплошные когти и щупальца. Это относится ко всему, что ходит, летает или просто сидит на месте. Видел ты когда-нибудь растение с зубами? Растение, которое кусается? Думаю, что и не захочешь увидеть. Потому что для этого надо попасть на Пирр, а там едва ты успеешь выйти из корабля, как можно заказывать гроб. Мне и то придется пройти переподготовку, прежде чем выходить из космопорта. Борьба за существование заставляет организмы непрерывно конкурировать и изменяться. Умереть в этой борьбе куда как просто, а вот способов убить столько, что всех и не перечислишь.

Казалось, широкие плечи Керка поникли под тяжестью забот. Наконец он встряхнулся, как бы сбрасывая это бремя, и снова принялся за ужин. Собирая хлебом подливку, он поделился вслух своими мыслями:

– Логически у нас вроде бы нет причин оставаться на Пирре и вести войну, которой не видно конца. Конечно, если не считать того, что Пирр – наша родина.

Керк проглотил последний кусок хлеба с подливкой и заключил, указывая вилкой на Язона:

– Скажи спасибо, что ты не пиррянин и никогда не увидишь Пирр.

– Вот тут-то ты и ошибся, – возразил Язон, стараясь говорить возможно хладнокровнее. – Дело в том, что я полечу с тобой.

Глава 4

– Не болтай вздора, – сказал Керк, заказывая вторую порцию жаркого. – Есть куда более простые способы покончить с собой. Ты забываешь, что стал миллионером. С твоими деньгами ты можешь до конца жизни предаваться отдыху на курортных планетах. Пирр – планета смерти, а не достопримечательность для пресыщенных туристов. Я не могу позволить тебе лететь со мной туда.

Игроки, не умеющие владеть собой, долго не живут. Язон основательно разозлился. Но внешне это проявлялось, так сказать, со знаком «минус»: его лицо было совершенно бесстрастным, голос – предельно спокойным.

– Не учи меня, что мне можно, а чего нельзя, Керк Пирр. Ты сильный человек и ловкий стрелок, но это еще не дает тебе права распоряжаться мной. В крайнем случае, ты можешь помешать мне лететь на твоем корабле. Но что мне стоит найти другой способ? И нечего изображать меня туристом, ведь ты не знаешь, какие соображения влекут меня на Пирр.

Язон не стал объяснять, что это за соображения. Во-первых, он еще сам в них не до конца разобрался, во-вторых, ему не хотелось раскрывать душу. Чем больше он путешествовал, тем меньше разницы видел. Старые цивилизованные планеты все на одно лицо, сплошная скука. Пограничные миры – однообразный примитив, что-то вроде временных лагерей в лесу. Нельзя сказать, чтобы все галактики ему опостылели. Просто он исчерпал их возможности, а себя еще не исчерпал. До знакомства с Керком Язон не встречал никого, кто превзошел бы его самого или мог хотя бы равняться с ним. Это было вовсе не самомнение, а голый факт. И вот он стоит перед новым фактом: похоже, что есть целый народ, который превосходит его. Язон знал, что не сможет спать спокойно, пока не побывает там, и не убедится в этом своими глазами. Даже если это будет стоить ему жизни.

Но разве скажешь об этом Керку? Он лучше поймет другие аргументы.

– Вот ты не хочешь пускать меня на Пирр, – сказал Язон. – А ты сперва подумай. Я не буду говорить о том, что ты мне обязан, потому что я выиграл нужные тебе деньги. Но ты подумай о следующем разе. Сейчас тебе понадобилась уйма всякого оружия, может, и снова понадобится. Так не лучше ли иметь под рукой испытанного и верного товарища, чем изобретать какой-нибудь новый ход, который еще может подвести?

Керк задумчиво уписывал вторую порцию мяса.

– Что ж, в этом есть смысл. По правде говоря, мне это в голову не пришло. Такой уж изъян у нас, жителей Пирра, – мало думаем о будущем. День прожить – и то задача. Проблемы решаем, когда возникнут, далеко вперед не заглядываем. Можешь лететь со мной. Авось еще будешь жив, когда нам понадобишься. Как посланник Пирра на этой и других планетах официально приглашаю тебя. Все расходы за наш счет. При условии, что ты неукоснительно будешь выполнять все наши указания по поводу твоей личной безопасности.

– Условия приняты, – сказал Язон. И спросил себя, отчего это он с такой радостью подписывает свой смертный приговор.

Керк расправлялся уже с третьей порцией десерта, когда его часы тихонько зажужжали. Он немедленно отбросил вилку и встал.

– Пора, – сказал он. – Нам надо выдерживать график. Язон тоже встал из-за стола, тем временем Керк сунул в автомат положенное количество монет в уплату за ужин. Загорелась надпись «Уплачено», и они быстро вышли из ресторана.

Язон ничуть не удивился, когда за углом они ступили на межъярусный эскалатор. Он уже сообразил, что после казино каждый их шаг был рассчитан заранее. Можно не сомневаться, что объявлена тревога и их разыскивают по всей планете. Тем не менее, пока не видно никаких признаков преследования. Язону и прежде доводилось спасаться от блюстителей закона, опережая их, что называется, на один ход, но впервые его при этом вел за ручку кто-то другой. Он улыбнулся собственной покорности. Столько лет сражался в одиночку, что теперь даже приятно кому-то подчиняться.

– Живей, – буркнул Керк, снова взглянув на часы, и побежал вверх по эскалатору так, что только поспевай.

Они пробежали пять пролетов, ни встречных, ни догоняющих не было, наконец Керк угомонился и предоставил эскалатору выполнить всю работу.

Язон был доволен своей физической формой. Правда, такое быстрое восхождение после бессонной ночи сделало свое, он взмок и тяжело дышал. А Керку хоть бы что – лоб сухой, дышит ровно…

На втором автоярусеКерк сошел с медленно ползущей лестницы и жестом позвал Язона за собой. В ту самую секунду, когда они очутились на улице, прямо перед ними около тротуара остановилась машина. Здравый смысл подсказал Язону, что хвататься за пистолет не надо. Открылась дверца, водитель вышел. Керк молча вручил ему полоску бумаги и сел за руль. Язон едва успел вскочить в кабину, как машина рванула с места. Вся процедура отняла не больше трех секунд.

В тусклом свете Язон не смог как следует присмотреться к шоферу, однако он и без того узнал его. Нет, они никогда не встречались прежде, но после знакомства с Керком Язон где угодно определил бы пиррянина по атлетической фигуре.

– Ты дал ему расписку Элла? – спросил он.

– Точно. Можно быть спокойным за корабль и груз. Они будут достаточно далеко, пока кассилийцы проследят путь чека от казино до Элла. А теперь позаботимся о себе. Я объясню тебе все подробно, чтобы ты потом не дал маху. Слушай внимательно, и если будут вопросы, задашь их, когда я кончу говорить.

Это было сказано так категорично, что Язон безропотно подчинился. Хотя про себя не без улыбки подумал о том, как быстро Керк отнес его в разряд сосунков.

Они свернули, вливаясь в поток транспорта, направляющийся к космодрому. Керк легко вел машину и объяснял:

– В городе объявлен розыск, но мы опережаем противника. Я уверен, что кассилийцы не захотят портить себе марку на всю вселенную и не станут перекрывать дороги. Но космодром, конечно, уже кишит их людьми. Если деньги уйдут с планеты, их уже не вернешь, они это знают. И когда мы пойдем напролом, они будут уверены, что деньги еще при нас. Тогда корабль с боеприпасами уйдет без всяких помех.

Язон слегка опешил:

– Это как же, ты хочешь, чтобы мы, как говорится, приняли огонь на себя и прикрыли вылет транспортного корабля?

– Можно и так выразиться. Но ведь нам все равно надо убираться отсюда, так почему не превратить наше бегство в дымовую завесу? А теперь помолчи, пока я не закончу, понял? Еще раз перебьешь, я тебя высажу.

Язон в этом ничуть не сомневался. Внимательно и молча он выслушал, как Керк повторил все сначала и заключил:

– Служебный въезд, наверно, будет открыт. И за каждой машиной будут наблюдать агенты в штатском. Может быть, нам даже удастся проникнуть на территорию неузнанными, в чем я сильно сомневаюсь. Это не важно. Мы проедем через ворота прямо к стартовой площадке. У нас билеты на «Гордость Дархана», за две минуты до взлета он сигналит и отцепляет трап. Мы занимаем свои места, и корабль тут же взлетает.

– Это все очень здорово, – сказал Язон. – А что в это время делает охрана?

– Стреляет в нас и друг в друга. А мы воспользуемся неразберихой – и в корабль.

Нельзя сказать, чтобы его ответ успокоил Язона. Ну да ладно…

– Хорошо, допустим, мы пробрались на корабль. А что помешает им задержать старт, пока нас не вытащат и не поставят к стенке?

Керк на миг оторвал глаза от дороги, чтобы бросить на него презрительный взгляд.

– Я же сказал тебе, что корабль называется «Гордость Дархана». Если бы ты знал хоть что-нибудь об этой планетной системе, тебе сразу все было бы ясно. Кассилия и Дархан – так сказать, планеты-сестры, и они во всем соперничают между собой. Лет двести назад, даже меньше, они схватились так, что обеим чуть конец не пришел. Теперь между ними вооруженный до зубов нейтралитет, и ни одна из сторон не смеет его нарушать. Как только мы ступим на борт корабля, мы окажемся на дарханской территории. Соглашения о выдаче у них нет. И как бы ни хотелось Кассилии нас заполучить, все же не настолько, чтобы затевать новую войну.

Дальше объяснять было некогда, Керк вывел машину из общего потока и свернул на эстакаду с объявлением «Для служебных машин». Под резким светом фонарей у ворот, к которым они приближались, Язон почувствовал себя обнаженным. Ворота были закрыты. С другой стороны появилась встречная машина, и Керк сбавил ход. Один из охранников что-то сказал водителю, потом сделал знак дежурному, и створки ворот стали раскрываться внутрь. В ту же секунду Керк выжал до отказа акселератор.

Все произошло молниеносно. Турбина взвыла, покрышки взвизгнули, и машина с ходу распахнула ворота. Язон успел заметить ошеломленные лица охранников, в следующую секунду оба они юркнули за угол будки. Вдогонку машине грянуло несколько выстрелов, но пули просвистели далеко в стороне.

Ведя одной рукой, Керк другой достал из-под приборной доски пистолет – копию чудовища, которое лежало в его кобуре.

– Держи взамен своего, – сказал он. – Пули реактивные. Грому от них… Не старайся в кого-нибудь попасть, это я беру на себя. Просто попугай их немного, чтобы держались подальше. Вот так. Он быстро выстрелил в боковое окошко и бросил пистолет Язону чуть ли не раньше, чем пуля поразила цель. Пустой грузовик взлетел на воздух, обрушив на соседние машины град обломков и заставив водителей броситься врассыпную.

Кошмарный рейд через сумасшедший дом… Керк гнал машину с явным презрением к смерти. Преследующие машины заносило на отчаянных виражах. Едва ли не все стартовое поле Керк и Язон прошли на двух колесах, оставляя за собой дымящийся хаос.

И вот уже погоня далеко позади, а впереди – только стройный шпиль «Гордости Дархана».

Посланец соперничающей планеты, само собой разумеется, был окружен крепкой проволочной изгородью. Закрытые ворота охранялись солдатами, которые уже изготовились к стрельбе. Но они напрасно ждали. Керк погнал машину прямо на ограду. 

– Береги лицо! – крикнул он.

Язон закрыл руками голову в ту самую секунду, когда они врезались в изгородь.

Пронзительно заскрежетал металл, проволока прогнулась и опутала машину, но все же устояла. Язона сорвало с сиденья и бросило на приборную доску: хорошо, что амортизаторы смягчили удар. Когда Керк выломал дверцу, Язон уже решил, что путешествие окончено. Должно быть, Керк увидел его закатившиеся глаза, потому что он, не говоря ни слова, выдернул Язона из кабины и толкнул на изуродованный капот.

– Лезь через проволоку и бегом к кораблю! – заорал он и для полной ясности сам показал пример.

Просто непостижимо, как этот тяжеловес мог развить такую скорость. Он мчался будто атакующий танк. Язон тряхнул головой, разгоняя мглу, и тоже набрал приличный ход, однако он был только на полпути к кораблю, когда Керк вскочил на трап. Рабочие уже отцепили трап, но озадаченно остановились, когда плечистый атлет затопал по ступенькам.

На верхней площадке Керк повернулся и начал стрелять по солдатам, которые ворвались в распахнутые ворота. Те сразу залегли и открыли ответный огонь, сосредоточив почти все свое внимание на Керке. Бегущему Язону казалось, что он видит замедленное кино. Керк спокойно отстреливался, стоя под градом пуль. Люк корабля свободен, ничего не стоит укрыться, но Керк продолжал прикрывать Язона.

– Спасибо, – выдохнул Язон, одолевая последние ступеньки и обессиленно ныряя в люк.

– Добро пожаловать! – сказал Керк, входя следом и помахивая в воздухе пистолетом, словно он остужал его.

Хмурый офицер, который стоял в сторонке, чтобы его не задела шальная пуля, смерил их взглядом и пробурчал:

– Ну и как это все надо понимать?

Керк поплевал на палец, потрогал ствол пистолета и вернул его в кобуру.

– Мы законопослушные граждане другой планетной системы, ничего преступного не совершили. Но эти кассилийцы – дикари какие-то, цивилизованному человеку с ними просто невозможно иметь дело. И мы решили улететь на Дархан, вот наши билеты. Насколько я понимаю, мы теперь находимся на суверенной территории Дархана?

Последнее было сказано специально для кассилийского офицера, который в эту минуту появился на верхней площадке трапа и выхватил свое оружие. Его можно было понять. Два разыскиваемых преступника ускользали от него. И к тому же на дарханском корабле! Ярость ударила ему в голову, и он прицелился.

– А ну, выходи, сволочи! Сбежать думали, да не тут-то было! Руки вверх, и пошли, не то живо на тот свет отправлю…

Время остановилось, и казалось, этому мгновению никогда не будет конца. Керк и Язон неподвижно глядели на направленный на них пистолет.

Дарханский офицер шагнул в сторону, и оружие кассилийца дернулось было следом за ним, но тут же снова нацелилось на беглецов. Дарханец сделал только один шаг, но этого было довольно, чтобы он очутился рядом с вмонтированной в переборку красной коробкой. Быстрым движением руки он отворил крышку и поднес большой палец к расположенной внутри кнопке. Губы дарханца растянулись в улыбке, больше на поминающей оскал. Он принял решение, подсказанное ему бесцеремонностью кассилийского офицера. 

– Один выстрел на дарханской территории, и я нажму эту кнопку! – крикнул он. – Вы знаете, что это за кнопка, на ваших кораблях стоят точно такие же. Малейший враждебный акт против корабля – и кнопка будет нажата. Через секунду из реактора будут вынуты все регулирующие стержни, корабль взлетит на воздух – и половина вашего паршивого города вместе с ним. – Его улыбка, словно высеченная в камне, не оставляла никакого сомнения в том, что он выполнит свою угрозу. – Ну, стреляйте, чтобы я мог нажать кнопочку!

Завыла стартовая сирена, сердито замигала команда капитана: «Закрыть люк». Еще секунду четыре человека смотрели друг на друга, будто персонажи из жестокой драмы. Наконец кассилиец, взвыв от бессильной злобы, повернулся и побежал вниз по трапу.

– Все пассажиры на борту. Сорок пять секунд до старта. Очистить площадку! – прозвучал голос дарханца.

Одновременно он закрыл коробку и запер крышку. Керк и Язон едва успели лечь на перегрузочные ложа, как «Гордость Дархана» оторвался от платформы.

Глава 5

Как только корабль вышел на орбиту, капитан пригласил Язона и Керка. Керк взял слово и рассказал начистоту о том, что произошло ночью. Он умолчал только о том, что Язон профессиональный игрок. Нарисовал очаровательный портрет двух удачливых иностранцев, у которых злые кассилийцы задумали отнять честно выигранные деньги.

Его рассказ превосходно согласовался с представлением капитана о Кассилии. Кончилось тем, что командир корабля вынес благодарность своему офицеру за правильные действия и принялся готовить пространный доклад начальству. А Керку и Язону он пожелал всякого успеха и предложил им чувствовать себя на борту как дома.

Перелет до Дархана длился недолго, Язон не успел даже выспаться. Так как у Керка с Язоном не было никакого багажа, они первыми прошли через таможню. Выходя из здания, они увидели, как поодаль приземляется другой корабль. Керк остановился, наблюдая посадку, и Язон последовал его примеру. Корабль был серый, изборожденный рубцами. Обводы, как у транспортника, но пушек не меньше, чем у крейсера.

– Это, конечно, твой, – заметил Язон.

Керк кивнул и направился к транспортному кораблю. Когда они подошли, открылся люк, однако никто не стоял в проеме, только автоматический трап со стуком дотянулся до земли. Грузный Керк живо вспорхнул по нему, и Язон угрюмо вскарабкался следом, говоря себе, что эти ребята с Пирра, пожалуй, переигрывают. Простота простотой, но все же…

Впрочем, усвоить пиррянские нравы было несложно. И Язон уже не удивился, когда увидел, что и внутри корабля посла ожидал такой же прием. Никого. Керк сам задраил люк, и под звуки стартовой сирены они устроились на ложах. Взревели рабочие двигатели, и на Язона навалилась перегрузка.

Он ждал, когда же она кончится, а она становилась все сильнее, выжимая воздух из легких, ослепляя его. Язон закричал, но из-за гула в ушах не расслышал собственного голоса. Обморок избавил его от дальнейших мук.

Когда он пришел в себя, на корабле уже царила невесомость. Он продолжал лежать с закрытыми глазами, ощущая, как боль постепенно отпускает его. Вдруг совсем рядом раздался голос Керка:

– Это я виноват, Мета. Надо было предупредить тебя, что у нас на борту непривычный пассажир. А то ты всегда рвешь с места, так что кости трещат.

– У него как будто все кости целы… Но что он тут делает? – Язон слегка удивился, услышав, что говорит девушка. Впрочем, не настолько, чтобы поднять налитые болью веки.

– Летит на Пирр. Я, понятно, старался его отговорить – не вышло, уперся. Жаль, конечно, ведь я вроде в долгу перед ним. Это он добыл деньги для нас.

– Это ужасно, – сказала девушка.

«Что тут ужасного? – спросил себя Язон. – Не понимаю».

– Лучше бы он остался на Дархане, – продолжала она. – Он симпатичный. Досадно, что ему придется умереть.

Тут Язон не выдержал. Сделав над собой усилие, он открыл сперва один глаз, затем другой. Голос принадлежал девушке лет двадцати – двадцати двух. Она стояла рядом с ложем и смотрела вниз, на Язона. У нее было красивое лицо.

Он раскрыл глаза еще шире, когда разобрал, что она не просто, а очень красива – особой красотой, которой Язон никогда не встречал на центральных планетах. Он привык к другим женщинам: бледная кожа, покатые плечи, серые лица, раскрашенные гримом. Продукт многовекового искусственного отбора с акцентом анемичности; такое развитие оказалось возможным после того, как медицина научилась сохранять жизнь обреченным с точки зрения эволюции типам.

Эта девушка во всех отношениях была прямой противоположностью им. Она представляла собой продукт борьбы за существование на Пирре. Высокая гравитация, снабдившая мужчин могучей мускулатурой, налила силой и женские мышцы. Упругая фигура богини, бронзовая кожа, безупречный овал лица. Коротко подстриженные волосы обрамляли голову золотым венцом. Неженственной была лишь пристегнутая к предплечью массивная кобура. Увидев, что Язон открыл глаза, она улыбнулась ему. Белизна ее безупречных зубов вполне оправдала его ожидания.

– Я – Мета, пилот этого корабля. А вы, как я понимаю…

– Язон динАльт. Ну и взлет у вас, Мета!

– Извините. Честное слово, – рассмеялась она. – Но у того, кто родился на нашей планете, своего рода иммунитет к перегрузкам. К тому же синергическая траектория сберегает горючее…

Керк хмыкнул:

– Ладно, Мета, пошли посмотришь груз. Там есть такие новинки, сразу закроем все бреши в Периметре.

– Пошли скорей! – Она чуть не захлопала в ладоши от радости. – Я заглянула в спецификацию, это же просто прелесть.

«Совсем как школьница, которой подарили новое платье. Или коробку конфет. Надо же радоваться так… бомбам и огнеметам!» Язон криво усмехнулся и со скрипом поднялся на ноги. Керк и Мета уже вышли, и он, морщась от боли, протиснулся в дверь следом за ними. Язон не сразу отыскал трюм. Корабль был большой, а команды не видно. Наконец он в одной из ярко освещенных кают обнаружил спящего человека. Это был водитель, который передал им машину на Кассилии. Он тотчас открыл глаза, словно и не спал крепким сном за секунду до этого.

– Как пройти в грузовой отсек? – спросил Язон.

Пиррянин ответил, закрыл глаза и снова уснул, прежде чем Язон успел поблагодарить.

Керк и Мета уже успели вскрыть несколько ящиков и буквально захлебывались от восторга, рассматривая смертоносный груз. Мета держала в руках канистру с распылителем; заметив Язона, она повернулась к нему:

– Вы только поглядите на эту штуку! Этот порошок, которым она заряжена, – его хоть ешь, ничего не будет. А все формы растительной жизни он убивает мгновенно… – Она запнулась, видя, что Язон отнюдь не разделяет ее ликования. – Простите. Я как-то забыла, что вы не пиррянин. Вам не совсем понятно, о чем речь?

Он не успел ответить, как включилась система оповещения и чей-то голос позвал Мету.

– Переход на новую программу, – сказала она. – Идемте со мной на мостик, я займусь уравнениями, а заодно поговорим. Я ведь, кроме Пирра, почти нигде и не бывала, у меня к вам тысяча вопросов.

На мостике Мета сменила вахтенного офицера и принялась готовить данные для ОХР – особого ходового режима. Как-то странно было видеть среди электронной аппаратуры ее плотную, но гибкую фигурку в облегающем скафандре. Но с работой она явно справлялась.

– Мета, а вы не молоды, чтобы водить межзвездный корабль?

– Я? – Она призадумалась. – Правду говоря, я не знаю, какой возраст положен для пилотов. Скоро три года, как я вожу корабль, а мне почти двадцать. Это мало для космонавта?

Язон открыл рот и рассмеялся:

– Должно быть, все зависит от того, с какой ты планеты. Кое-где вам было бы непросто получить свидетельство. Но на Пирре, разумеется, все иначе. Там вы, наверно, уже в старушках ходите? 

– Это вы, конечно, шутите, – спокойно сказала Мета, набирая очередную цифру. – Я видела старушек на некоторых планетах. Морщинистые, с седыми волосами. Не знаю, сколько им было лет, я спросила одну, но она не захотела говорить. Во всяком случае, она была намного старше любого жителя Пирра, у нас таких лиц не увидишь.

– Я не это хотел сказать. – Язон искал нужное слово. – Не старая, конечно, а взрослая, в зрелом возрасте.

– У нас все взрослые. Вернее, как перестают нуждаться в присмотре, так и взрослые. Это значит лет с шести. Мой первый ребенок уже взрослый, и второй был бы взрослым, если бы не умер. Так что я уж точно взрослая.

Коротко и ясно. Для нее, а у Язона слова Меты, за которыми он угадывал необычную обстановку со своими понятиями и нормами, вызвали полную сумятицу в голове.

Мета закончила перфорацию программы, дождалась, когда машина начала выдавать ленту с данными для нового курса, и опять повернулась к Язону:

– Я рада, что вы летите с нами, жаль только, что на Пирр. Но у нас еще будет много времени поговорить, а мне столько всего хочется узнать! Про другие планеты. И почему тамошние люди так себя ведут. Совсем не так, как наши. У нас мне понятны поступки каждого человека.

Перфолента на секунду отвлекла внимание Меты, но тут же она опять перевела взгляд на Язона. – Расскажите о своей планете.

Язон мысленно перебрал басни, которыми обычно потчевал посторонних, и все забраковал. Какой смысл врать девушке, которой решительно все равно – холоп ты или аристократ? Для нее в галактике есть только два рода людей: пирряне и все остальные. Впервые с тех пор, как Язон бежал с Поргорсторсаанда, он решил сказать правду о своем происхождении.

– Моя планета? Самый нудный и паскудный медвежий угол во всей вселенной. Кто не был там, тот не может себе представить, что значит загнивающий аграрный мир с сословным делением, весьма довольный своим бесцветным существованием. Никаких перемен, больше того – никто их не хочет! Мой отец был фермером, и я тоже стал бы фермером, если бы послушался старших. Они даже мысли не допускали о том, что я могу заняться чем-то другим. А все мои мечты и желания шли вразрез с установленными порядками. Читать я научился только в пятнадцать лет, да и то по книге, которую украл в привилегированной школе. Дальше так и пошло. К девятнадцати годам, когда я удрал «зайцем» на корабле с другой планеты, не было того закона, который я не успел нарушить. И с каким удовольствием я их нарушал! Покинуть родную планету для меня было все равно что вырваться из тюрьмы на волю.

Мета покачала головой:

– Просто не могу себе представить такого мира. Знаю только, что мне бы там не понравилось.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Язон. – Ну вот, вырвался я в космос – без профессии, не приученный ни к какому делу, то тут, то там приткнешься… В наш технологический век я никак не мог найти себе места. Конечно, можно было пойти на военную службу, но уж очень я не люблю, когда мной командуют. А тут я заметил, что мне везет в азартных играх, так мало-помалу и втянулся. Люди-то везде одни и те же, так что я всюду неплохо устраиваюсь.

– Я понимаю, что вы подразумеваете, когда говорите, что люди везде одни и те же. И все-таки они такие разные… Я не очень толково объясняю, да? Я хочу сказать, что дома я всегда знаю, как человек поступит и почему. И на других планетах тоже люди ведут себя в общем одинаково, как вы и говорите, но мне трудно бывает их понять. Ну вот, например… Когда мы куда-нибудь прилетаем, мне нравится пробовать местную пищу, и, если есть время, я иду в бар или, скажем, в ресторан. Их всегда можно найти около каждого космодрома. И каждый раз у меня какие-нибудь неприятности с мужчинами. Они непременно хотят угостить меня вином, подержать за руку.

– Что ж, в таких заведениях одинокая девушка должна быть готова к тому, чтобы стать предметом внимания со стороны мужчин.

– Это я понимаю, – сказала Мета. – Мне непонятно другое: почему они не слушают, когда я говорю, что не хочу знакомиться, и прошу отойти от меня. Они только смеются в ответ и продолжают приставать. Но я нашла одно безошибочное средство. Я говорю такому человеку, что сломаю ему руку, если он не оставит меня в покое.

– И это помогает? – спросил Язон.

– Конечно, нет. Но когда в самом деле сломаешь ему руку, он наконец отстает. И уже тогда другие ко мне не подходят. А главное, все это беспокойство зря, потому что еда чаще всего отвратительная.

Язон воздержался от смеха. Тем более что эта девушка в самом деле была способна сломать руку любому из тех висельников, которых хватает в каждом космопорту. В ней странным образом сочетались простодушие и сила, ничего подобного он еще не встречал. И Язон больше прежнего утвердился в своем стремлении побывать на планете, рождающей таких людей, как Керк и Мета.

– Расскажите мне про Пирр, – попросил он. – Почему вы с Керком так уверены, что я упаду замертво, как только мы приземлимся? В чем дело?

Ее лицо сразу посуровело.

– Этого я не сумею рассказать. Вы должны сами убедиться. Я поняла это после того, как побывала на других планетах. Пирр не похож ни на что во всей галактике. И что бы я ни говорила, вы не поверите, пока не будет поздно. Обещайте мне одну вещь.

– Нет, – ответил Язон. – Во всяком случае, я должен сперва услышать, в чем дело.

– Оставайтесь на корабле, когда мы сядем. На борту вам ничего не грозит, а я через несколько недель опять повезу груз.

– Отсиживаться в корабле? И не подумаю.

Язон понимал, что предложение Меты обоснованно, но ее менторство вызывало в нем протест.

Мета молча закончила расчет особого ходового режима. Между ними возникло напряжение, которое исключало дальнейший диалог.

Язон увидел ее только на следующий день, да и то совершенно случайно. Войдя в астронавигационную рубку, он обнаружил, что она стоит там и смотрит через прозрачный купол в мерцающую искрами черноту. До сих пор Язон видел Мету только в форме, теперь она стояла в мягком одеянии из облегающей тело блестящей ткани. Она улыбнулась ему:

– До чего звезды хороши! Посмотрите.

Язон подошел к ней и поднял голову вверх. Причудливые небесные узоры при особом ходовом режиме были ему хорошо знакомы и все-таки волновали душу. Тем более теперь. Присутствие Меты создавало совершенно особую атмосферу в темной рубке. Ее запрокинутая голова касалась его плеча, волосы заслонили часть неба и ласкали его обоняние своим запахом.

Руки Язона непроизвольно обняли ее и ощутили тепло плотного тела под тонкой тканью. Судя по тому, что Мета накрыла его пальцы своими ладонями, она не была возмущена.

– Ты улыбаешься, – сказала она. – Ты тоже любишь звезды?

– Очень люблю, – ответил он. – Но… мне вспомнился твой рассказ. Ты не сломаешь мне руку, Мета?

– Конечно, нет, – серьезно произнесла она, потом улыбнулась ему. – Ты мне нравишься, Язон. Хотя ты не пиррянин, ты мне очень нравишься. И я устала от одиночества.

Она посмотрела на него в упор, и он поцеловал ее. Мета ответила на его поцелуй без напускной стыдливости.

– Моя каюта тут рядом, – сказала она.

Глава 6

С того дня они редко разлучались. Когда Мета несла вахту, Язон приносил ей еду на мостик, и они разговаривали. К тому, что он успел узнать о ее планете, мало что добавилось; по молчаливому соглашению они не касались больше этой темы. Зато он много рассказывал о местах, где бывал, о людях, которых встречал. Она была благодарной слушательницей, и время летело быстро. Им было хорошо вместе. Словом, перелет проходил чудесно. И вот он подошел к концу. На борту было четырнадцать человек, но Язон ни разу не видел больше двоих-троих одновременно. Люди работали по строгому графику. Свободные от вахты были поглощены делами и не стремились к общению. Лишь после того, как корабль с особого ходового режима перешел на обычный и динамики системы оповещения рявкнули «сбор», все собрались вместе.

Керк отдавал распоряжения, касающиеся посадки, звучали вопросы и ответы. Это был чисто технический разговор, и Язон не очень прислушивался. Зато он внимательно присматривался к поведению пиррян. Они теперь и говорили и двигались порывисто, словно солдаты, готовящиеся к бою.

Впервые ему бросилось в глаза, как они схожи между собой. Сходство выражалось не во внешности и не в подобии действий, а в их движениях и реакциях. Сейчас они напоминали больших кошек, выслеживающих добычу. Упругая походка, постоянная готовность к прыжку, глаза беспокойно рыскают, мышцы напряжены…

После совещания Язон попытался заговорить с Метой, но ее словно подменили. Она отвечала односложно, и он никак не мог поймать ее взгляда. Ей было не до него, да и у него не было к ней никаких существенных дел, и Мета пошла к выходу. Язон протянул было руку, чтобы задержать ее, но передумал. Еще будет время поговорить. Один Керк проявил к нему внимание, это выразилось в том, что он приказал Язону занять место на амортизирующем ложе.

Посадки у Меты оказались похлеще взлетов. Во всяком случае, когда она садилась на Пирре. Неожиданные ускорения дергали Язона во все стороны. Потом началось свободное падение, и казалось, ему не будет конца. Что-то тяжелое било по корпусу, сотрясая весь корабль. Это больше походило на битву, чем на посадку. Язон даже слегка встревожился.

Самый миг приземления он пропустил. Пиррянские два G он воспринял как торможение, и только стихающий вой двигателей убедил его, что перелет закончен. С непривычки ему пришлось поднатужиться, чтобы расстегнуть ремни и сесть.

А вообще-то двойное тяготение оказалось не таким уж страшным. Во всяком случае, на первых порах. Словно несешь груз, равный твоему собственному весу. Подойдя к двери, Язон поднял руку – она была вдвое тяжелее обычного. Он вышел в проход и побрел к главному люку.

Здесь уже собралась вся команда. Двое выкатывали из ближайшего отсека какие-то прозрачные цилиндры. По глухому звону и по тому, как тяжело катились цилиндры, Язон понял, что они металлические. Но для чего они? Пустые вместилища около метра в поперечнике, длиной больше человеческого роста. Один конец сплошной, на другом – запирающаяся крышка. Смысл конструкции стал ясен Язону лишь после того, как Керк повернул запорное колесо и откинул крышку одного цилиндра.

– Полезай. Закроем, потом тебя вынесут.

– Спасибо, не стоит, – возразил Язон. – У меня нет никакого желания являться на твою планету в виде сосиски в консервной банке.

– Не говори вздора, – оборвал его Керк. – Нас всех вынесут в таких цилиндрах. Мы слишком долго отсутствовали, чтобы выходить на Пирр без переподготовки.

Ясону стало как-то неловко, когда он увидел, как все забираются в контейнеры. Подойдя к ближайшему цилиндру, он влез в него ногами вперед, закрыл за собой крышку и затянул центральный винт, так что края плотно прижали упругую прокладку. Когда концентрация углекислоты в контейнере возросла, загудел регенератор воздуха.

Керк последним занял место в контейнере. Сперва он проверил крышки на остальных цилиндрах и толкнул рубильник, отключающий блокировку переходной камеры. Как только начало выравниваться давление, он быстро нырнул в оставшийся контейнер. Медленно отворились оба люка, и в корабль просочился дневной свет, приглушенный завесой дождя.

Дальше последовало сплошное разочарование. Язон так волновался, так готовился – а для чего? Долго тянулось томительное ожидание, наконец подъехал маленький грузовик, и водитель перенес цилиндры в кузов, будто неодушевленный груз. Язону не повезло, он очутился в самом низу, так что ровным счетом ничего не видел, когда грузовик покинул космодром.

Первого представителя пиррянской фауны Язон увидел, только когда цилиндры были выгружены в помещении с металлическими стенами. Водитель грузовика уже закрывал толстую наружную дверь, вдруг что-то ворвалось внутрь и с лета ударилось о стену. Язон уловил какое-то движение, а когда пригляделся, непонятная штука упала прямо на него. Он невольно подался назад, забыв о предохраняющем его металле. Упавшая сверху тварь вцепилась в стенку контейнера, и Язону представился случай рассмотреть ее как следует. Зрелище было настолько кошмарное, что он не поверил собственным глазам. Квинтэссенция смерти… Голова – сплошная пасть с острейшими зубами в несколько рядов. Кожистые крылья окаймлены когтями; на царапающих металл конечностях – еще более длинные когти.

Ясону стало жутко, когда он увидел, как эти когти оставляют борозды на поверхности цилиндра. А в тех местах, куда попала слюна с зубов чудовища, прозрачный металл мутнел и крошился.

Разум говорил ему, что эти царапины – пустяк для толстых стенок контейнера. Но слепой страх заставил Язона сжаться в комок, словно в этом было спасение.

Только после того, как крылатая тварь начала как бы таять, он догадался, что это за помещение. На цилиндры со всех сторон полились струи пенящейся жидкости, пока совсем не затопили их. Зубы пиррянского зверя в последний раз царапнули металл, затем его смыло и куда-то унесло. Пенящаяся жидкость ушла в отверстие в полу, но за первым душем последовал второй, а потом и третий.

Пока длилась эта обработка, Язон старался унять овладевшее им смятение. Что с ним такое происходит? Конечно, чудовище жуткое, и всетаки непонятно, как оно могло внушить ему такой ужас через оболочку надежно закрытого контейнера. Реакция Язона никак не соизмерялась с вызвавшей ее причиной. Даже теперь, когда зверь был уничтожен и исчез с его глаз, Язону стоило огромных усилий усмирить свои нервы и заставить себя дышать ровно.

Мимо прошла Мета, и Язон понял, что процедура окончена. Он открыл свой цилиндр и выбрался на волю. Все остальные уже ушли, остался только какой-то незнакомец с орлиным носом, который явно ждал его.

– Меня звать Бруччо, я заведую адаптационной клиникой. Керк сказал мне, кто ты такой. Зря ты сюда прилетел. Пошли, сделаем анализ крови.

– Вот это мне по душе, – отозвался Язон. – Узнаю пиррянское гостеприимство.

Бруччо только фыркнул в ответ и протопал к двери. Шагая за ним по пустому коридору, Язон вошел в лабораторию, сверкающую стерильной чистотой.

Двойное тяготение угнетало его, ложась тяжелым грузом на ноющие мышцы. И пока Бруччо исследовал его кровь, Язон воспользовался случаем немного отдохнуть. Он успел даже вздремнуть, но тут вернулся Бруччо с пузырьками и шприцами.

– Поразительно, – объявил пиррянин. – Ни одного антитела в крови, которое могло бы пригодиться тебе здесь. Ничего, у меня тут есть отличный набор антигенов, от них ты денек будешь чувствовать себя как в аду. Снимай-ка рубашку.

– Вам часто приходится это делать? – спросил Язон. – Накачивать дрянью инопланетчиков, чтобы они могли насладиться здешними прелестями?

Бруччо воткнул в него иглу чуть не до кости.

– Нет, не часто. Последний раз это было несколько лет назад. Прилетели с полдюжины ученых из какого-то института, сказали, что готовы заплатить, только бы им разрешили изучать местную фауну и флору. Мы не стали отказывать, нам валюта нужна.

Язон почувствовал, что от уколов у него уже кружится голова.

– И сколько из них осталось в живых? – невнятно пробормотал он.

– Один. Мы вовремя отправили его обратно. А деньги, понятное дело, взяли вперед.

Язон принял было это за остроту, но вспомнил, что пирряне не больно-то расположены к юмору. Если хотя бы половина того, что ему говорили Мета и Керк, верна, то соотношение один к шести вовсе не так уж плохо.

В соседней комнате стояла кровать, и Бруччо помог Язону дойти до нее. Чувствуя себя так, словно его накачали наркотиками – вероятно, так оно и было, – Язон уснул.

Ему снился сон. Страх и ненависть. Страх и ненависть пополам захлестнули его жаркой волной. Если это сон, лучше больше никогда не спать. Если это явь, лучше умереть. Он силился отогнать видение, а оно только сильнее затягивало его. Страх без начала и без конца, и никакого спасения от страха…

Когда Язон пришел в себя, он не помнил подробностей кошмара, осталось лишь чувство страха. Он взмок от пота, каждая мышца болела. Не иначе это уколы виноваты, сказал он себе. Да еще двойное тяготение. И все-таки его не покидал привкус страха.

Дверь отворилась, Бруччо просунул голову внутрь и окинул взглядом Язона:

– Я уже думал, ты загнулся. Целые сутки спишь. Ладно, не вставай, сейчас принесу тебе кое-что для бодрости.

«Кое-что для бодрости» заключалось в еще одном шприце и стакане какой-то мерзкой на вид жидкости. Она утолила жажду Язона, зато он сразу почувствовал жуткий голод.

– Есть хочешь? – спросил Бруччо. – Можешь не отвечать, и так знаю. Я подстегнул твой обмен, чтобы ты побыстрее наращивал мышцы. Единственный способ поладить с тяготением. Так что в ближайшие дни у тебя будет зверский аппетит.

Бруччо тоже решил поесть, и Язон воспользовался случаем задать несколько вопросов:

– Когда я смогу взглянуть поближе на вашу замечательную планету? До сих пор мое путешествие было не более увлекательно, чем тюремная отсидка.

– Отдыхай и навались на еду. Раньше чем через три-четыре месяца ты не выйдешь. Если тебя вообще выпустят.

У Язона отвалилась нижняя челюсть.

– Может, ты объяснишь мне почему?

– Конечно. Тебе надо пройти тот же курс обучения, который проходят у нас дети. Они тратят на это шесть лет. Правда, это первые шесть лет их жизни. А ты взрослый и, казалось бы, можешь справиться куда быстрее. Но ведь у них еще есть наследственность. Словом, ты выйдешь отсюда не раньше, чем получишь полную подготовку.

Бруччо управился с едой и теперь перенес внимание на голые руки Язона, глядя на них с явным отвращением.

– Прежде всего снабдим тебя пистолетом, – сказал он. – Меня мутит, когда я вижу человека без кобуры.

Сам он не расставался с пистолетом даже внутри надежно изолированного от окружающей среды здания.

– Пистолеты подгоняются к владельцу, так что от чужого оружия тебе не будет никакого проку, – объяснил он. – Сейчас ты поймешь, в чем дело.

Они вышли в коридор, и Бруччо провел Язона на оружейный склад, набитый орудиями убийства.

– Сунь-ка руку сюда, вот в эту штуку, – сказал пиррянин. – Займемся подгонкой.

«Штука» представляла собой какую-то коробку с пистолетной рукояткой на боку. Язон взялся за рукоятку – металлический хомут схватил его за локоть; Бруччо зафиксировал штифтами положение руки со всех сторон и записал показания приборов. Сверяясь с полученными данными, он быстро собрал кобуру и пистолет из частей, разложенных по ящикам. Когда Язон пристегнул кобуру к предплечью и взял в руку пистолет, он увидел, что они соединены гибким проводком. Рукоятка пистолета пришлась ему точно по руке.

– Тут заключен весь секрет силовой кобуры. – Бруччо коснулся провода пальцем. – Пока пистолет в деле, провод висит свободно. А как только тебе надо вернуть его в кобуру…

Бруччо что-то сделал, провод превратился в твердый прут, пистолет выскочил из руки Язона и повис в воздухе. – Смотри дальше. Увлекаемый проводом пистолет нырнул в кобуру.

– А когда надо выхватить пистолет, происходит все то же самое, только в обратном порядке.

– Здорово! – сказал Язон. – Но все-таки с чего надо начинать? Посвистеть или там еще что-нибудь?

– Нет, он не звуком управляется. – Бруччо даже не улыбнулся. – Тут все потоньше и поточнее. Ну-ка попробуй представить себе, что ты сжимаешь левой рукой рукоятку пистолета… Так, теперь согни указательный палец. Замечаешь, как напряглись сухожилия в запястье? Ну вот, на твоем правом запястье помещены чувствительные датчики. Но они реагируют только на сочетание импульсов, которое означает «рука готова принять пистолет». Постепенно вырабатывается полный автоматизм. Только подумал о пистолете, а он уже у тебя в руке. Не нужен больше – возвращается в кобуру.

Язон напряг правую руку и согнул указательный палец. В ту же секунду что-то больно ударило его по ладони и грянул выстрел. Рука держала пистолет, из дула вился дымок.

– Понятно, пока человек не освоится со своим оружием, мы заряжаем холостыми. А вообще пистолет всегда должен быть заряжен. Видишь, предохранителя нет. Скобы тоже. Поэтому выстрел следует сразу, если заранее согнуть указательный палец.

Язон никогда еще не имел дела с таким грозным оружием. И таким непослушным. Борясь с непривычной силой тяжести, от которой болели мышцы, он начал упражняться с дьявольским изобретением. Пистолет упрямо возвращался в кобуру, не дожидаясь, когда он нажмет курок. Но еще хуже было то, что пистолет слишком быстро выскакивал из кобуры и нещадно бил его по пальцам, если он не успевал их правильно согнуть. Тем не менее Язон упорно продолжал тренироваться, пока рука не превратилась в распухшую подушку.

Со временем он овладеет этой техникой, но уже теперь ему стало ясно, почему пирряне никогда не снимают пистолета. Это было бы все равно что расстаться с частью тела.

Пистолет проскакивал из кобуры в руку так быстро, что Язон не мог уследить за ним глазом. Во всяком случае, быстрее, чем срабатывал нейронный импульс, заставляющий пальцы сгибаться. Как будто тебя вооружили молнией: прицелился пальцем – ба-бах!

Бруччо ушел, предоставив ему упражняться. В конце концов избитая рука забастовала, тогда Язон прекратил это занятие и направился в отведенную ему комнату. В коридоре он заметил знакомую фигуру.

– Мета! Постой! Мне надо с тобой поговорить. – Она нехотя повернулась, и он прибавил шагу, насколько ему позволяли два G. Эта Мета была совсем не похожа на девушку, которую Язон знал по кораблю. На ногах – высокие, по колено, сапоги, тело защищено каким-то мешковатым комбинезоном из металлизированной ткани. Стройную талию искажал пояс с флягами. Да и сама она держалась отчужденно.

– Я соскучился по тебе, – сказал Язон. – Мне было невдомек, что ты находишься в этом же здании.

Он хотел взять ее за руку, но Мета отступила.

– Что тебе надо? – спросила она.

– Как что надо! – Он рассердился. – Я же Язон, ты что, забыла меня? Мы с тобой друзья. А друзья могут поговорить просто так, не потому, что им что-то надо.

– Что было на корабле, не распространяется на Пирр. – Ей не терпелось уйти. – Я закончила переподготовку и приступаю к работе. А ты останешься здесь, так что мы с тобой не будем встречаться.

– Сказала бы уж напрямик: мол, останешься здесь с другими детьми… И не спеши ты так, сперва разберемся…

Забывшись, Язон вытянул руку, чтобы задержать Мету. И не успел опомниться, как очутился на полу. Плечо – сплошной синяк. А Меты след простыл. Бормоча себе под нос нехорошие слова, Язон побрел в свою комнату, плюхнулся на твердокаменную постель и стал вспоминать, что его привело на эту планету. Сопоставив свои мотивы с тем, что он обрел пока на Пирре – непрерывная пытка двойным тяготением, порожденные ею кошмары, презрительное отношение пиррян ко всем инопланетчикам без разбора, – Язон поймал себя на растущей жалости к самому себе. Что ж, по пиррянским меркам, он и впрямь беспомощный и жалкий. Чтобы эти люди изменили свое отношение к нему, надо самому основательно перемениться.

Совершенно разбитый, он погрузился в тяжелый сон, и тут ему не давали покоя жуткие видения.

Глава 7

Он проснулся утром с дикой головной болью и с таким ощущением, будто за всю ночь глаз не сомкнул. Принимая стимуляторы, доза которых была скрупулезно рассчитана Бруччо, Язон снова попытался разобраться, чем же все-таки вызваны кошмары, отравляющие его сон.

– Ешь живей, – сказал Бруччо, когда они встретились за завтраком. – Я не могу больше заниматься с тобой особо. Будешь обучаться в группе по общей программе. Ко мне обращайся только в тех случаях, когда возникнет какая-нибудь серьезная проблема, которой инструктор не сможет разрешить.

Группы, как и следовало ожидать, были составлены из маленьких детей с суровыми лицами. Эти плотные и весьма прямолинейные в своем поведении крепыши были типичными пиррянами. Но дети есть дети, и вид взрослого за партой их сильно веселил. Самому Язону, когда он с багровым лицом втискивался на маленькую скамейку, было вовсе не весело.

Сходство с обычной школой не шло дальше конфигурации классных помещений. Ученики, даже самые маленькие, ходили с пистолетами. Все было нацелено на выживание. В этой школе признавалась только стопроцентная успеваемость, и учащийся переходил к следующему разделу лишь после того, как полностью усваивал предыдущий. Обычных школьных предметов здесь не преподавали. Видимо, ими занимались после того, как ребенок оканчивал первую ступень и становился вполне самостоятельным. Очень трезвый и очень логичный подход. Кстати, определения «трезвый» и «логичный» годились для характеристики пиррянского подхода в любой области.

Почти вся первая половина дня ушла на знакомство с аптечкой, которую носили на поясе. Она состояла из анализаторов, их прижимали к ранам, и, если рана была заражена ядом или инфекцией, автоматически впрыскивалось лекарство. Просто в обращении, зато невероятно сложно по конструкции. А так как каждый пиррянин должен был сам следить за своим снаряжением (некого винить, кроме себя, если откажет!), полагалось знать устройство всех приспособлений и уметь их ремонтировать. Язон справился с заданием лучше, чем его малолетние соученики, хотя это стоило ему немалых физических усилий.

Во второй половине дня он впервые познакомился с тренажером. Инструктировал его двенадцатилетний паренек, в бесстрастном голосе которого угадывалось презрение к этому мягкотелому инопланетчику.

– Все тренажеры воспроизводят обстановку на планете и отражают происходящие на ней перемены. Они различаются по степени опасности для жизни. Вы начнете, разумеется, с тренажера для самых маленьких…

– Что вы, что вы, – пробормотал Язон. – Такая честь.

Инструктор продолжал, не обращая внимания на его слова:

– …самых маленьких, так сказать ползунков. С виду все как на самом деле, но модель, конечно, дезактивирована.

Слово «тренажер» не совсем подходило к тому, что увидел Язон, войдя через дверь стяжелыми створками: в огромный зал словно перенесли часть внешнего мира. Очень даже просто забыть, что небо и солнце – искусственные, и вообразить себе, что он наконец-то на воле. И с виду совсем ничего угрожающего, разве что темные тучи на горизонте, чреватые пиррянской грозой.

– Пройдите кругом и осмотритесь, – говорил инструктор. – Когда прикоснетесь рукой к какому-нибудь предмету, услышите его характеристику. Показываю…

Мальчик нагнулся над покрывающей землю шелковистой травой и тронул пальцем стебель. Тотчас голос из скрытых репродукторов пророкотал:

– Ядовитая трава. Не снимать обуви.

Язон опустился на колени и присмотрелся. Травинка заканчивалась блестящим твердым крючком. С легким содроганием он понял, что вся трава такая. Зеленый газон был ковром смерти. Выпрямляясь, Язон заметил под широким листом другого растения что-то диковинное. Там прижалась к земле странная чешуйчатая тварь с заостренной головкой, переходящей в длинный шип.

– Что за диво в моем саду? – спросил Язон. – Это называется товарищ детских игр для милых крошек?

Он повернулся и обнаружил, что его никто не слушает. Инструктор исчез. Язон пожал плечами и погладил чешуйчатое чудовище.

– Рогонос, – сообщил механический голос. – Одежда и обувь не защищают. Убей его.

Послышался резкий хлопок, и запрограммированный на звук холостого выстрела рогонос упал на бок.

– Кажется, у меня что-то начинает получаться, – с удовольствием отметил Язон. «Убей его», – командовал Бруччо, когда обучал Язона пользоваться пистолетом. И команда закрепилась в подсознании, судя по тому, что Язон сейчас выстрелил прежде, чем осмыслил свои действия. Его уважение к пиррянской методике обучения сразу возросло.

Несколько далеко не приятных часов бродил он по этому необычному детскому парку. Повсюду таилась смерть, и бестелесный голос неизменно твердил краткую и выразительную команду. И он учился убивать, чтобы не быть убитым. До сих пор Язон и не подозревал, что насильственная смерть может выступить в таком количестве отвратительных обличий. Все здесь, от самого крохотного насекомого до самого высокого растения, представляло смертельную опасность для человека.

В этой специализации было даже что-то противоестественное. Почему планета Пирр так непримиримо относится к человеку? Не забыть спросить об этом Бруччо… А пока поищем хоть какой-нибудь организм, который не желает отправить его на тот свет.

Язон тщетно искал. Правда, ему в конце концов удалось найти предмет, не ответивший зловещей командой на прикосновение руки. Это был большой камень, торчащий из ядовитой травы. Язон сел на него с чувством симпатии к неорганической материи и подобрал ноги… Оазис мира… Прошло несколько минут, обессиленные двойной гравитацией мышцы начали отходить. 

– Едкая плесень! Не прикасаться!

Голос прозвучал с удвоенной силой, и Язон вскочил на ноги словно ужаленный. Пистолет уже был в руке и искал цель. Только наклонившись над камнем, Язон понял, в чем дело. Камень покрылся пятнами серой пленки, которых раньше не было.

– Ах ты, дрянь коварная! – крикнул Язон, обращаясь к тренажеру. – Сколько раз уже ты сгонял с этого камня малюток, которые думали, что наконец-то можно посидеть и отдохнуть!

Его возмущало такое изощренное коварство, и в то же время он понимал, что оно оправданно. Пирряне с малых лет узнавали, что на этой планете для человека нет безопасности, кроме той, которой он сам себя обеспечит.

Так Язон, изучая Пирр, узнавал что-то новое и о пиррянах.

Глава 8

Дни складывались в недели, и Язон понемногу начал гордиться тем, как лихо косит всяких врагов. Он уже знал всю фауну и флору детской комнаты, и его перевели на тренажер, где звери не сидели на месте, а вяло атаковали. Пистолет Язона безошибочно поражал их. Даже неинтересно. Однообразие классных занятий тоже ему наскучило.

Двойное тяготение по-прежнему воспринималось как тяжелое бремя, но вообще-то мышцы явно приспособились. Теперь он после занятий уже не валился без сил на кровать. Зато кошмары стали еще хуже. В конце концов он обратился к Бруччо и получил снотворное, которое хотя и не избавило его от жутких снов, но умерило их интенсивность, так что, проснувшись, он почти не помнил их.

Когда Язон как следует освоил всю защитную технику, которой пользовались пирряне, дошла очередь до тренажера, предельно приближенного к действительности. Разница заключалась только в степени поражения. Яд насекомых вызывал не мгновенную смерть, а всего лишь сильную опухоль и боль.

Животные могли нанести болезненные раны, но конечностей не отрывали. Словом, волосок, отделявший курсанта от смерти на этом тренажере, был достаточно тонок.

Язон ходил по этой имитации густых, необозримых джунглей вместе с пятилетними мальчуганами. В их недетской суровости было что-то забавное и в то же время удручающее. В комнатах они еще могли смеяться, но каждый из них твердо знал, что на воле будет не до смеха. Умение выжить определяло общественное положение и социальную ценность человека. В этом смысле общество на Пирре делилось, условно говоря, на черных и белых. Хочешь утвердиться в собственных глазах и в глазах окружающих, умей за себя постоять. Это было важно для выживания народа в целом, но сильно ограничивало развитие личности. Из детей вырастали безликие убийцы, готовые сеять смерть на каждом шагу.

Закончив курс, кто-то уходил, на его место приходил другой. Прошло некоторое время, прежде чем Язон сообразил, что из тех, с кем он начинал обучение, уже никого не осталось. В тот же день он пошел к начальнику адаптационного центра.

– Бруччо, – сказал он, – долго еще вы собираетесь держать меня в этом детском тире?

– Тебя никто не держит, – ответил Бруччо в обычном для него брюзгливом тоне. – Ты пробудешь здесь ровно столько, сколько нужно, чтобы тебя можно было выпускать.

– Мне почему-то сдается, что эта минута никогда не наступит. Я уже могу с закрытыми глазами разобрать и собрать любое из ваших окаянных изобретений. Я бью из этой пушки без промаха. Если мне велят, могу хоть сейчас сесть и написать толстую книгу «Флора и фауна планеты Пирр и как ее истреблять». Может быть, я еще не достиг того же уровня, что мои шестилетние приятели. Но что-то подсказывает мне, что я достиг своего потолка. Ну как, верно?

Бруччо сделал неловкую попытку уклониться от прямого ответа:

– Понимаешь, ну, ведь ты нездешний, так что…

– Ладно, брось, – ехидно сказал Язон. – Куда тебе, прямодушному старому пиррянину, тягаться во лжи с представителем более слабой расы, которая в этом деле собаку съела. Я и сам понимаю, что двойное тяготение всегда будет меня сковывать и что у меня, кроме того, есть куча других врожденных дефектов. Все это так, и не об этом речь. А о том, даст мне что-нибудь дальнейшая тренировка или мои возможности в этом смысле исчерпаны.

Бруччо покрылся испариной:

– Со временем, конечно, будут сдвиги…

– Хитрец! – Язон поводил пальцем из стороны в сторону. – Говори – да или нет. Тренировка может дать мне еще что-то?

– Нет. – Бруччо хмуро смотрел на Язона, который не замедлил окончательно припереть его к стенке.

– И что же отсюда следует? Я заведомо не буду прогрессировать и все-таки торчу здесь. Это не случайно. Значит, тебе приказано не выпускать меня. И, судя по тому немногому, что я успел узнать об этой планете, приказ исходит от Керка. Верно?

– Он это для тебя же делает, – объяснил Бруччо. – Хочет, чтобы ты жив остался.

– Ну вот, все выяснилось, – сказал Язон. – И хватит об этом. Я прилетел сюда не затем, чтобы упражняться в стрельбе по роботам вместе с вашими чадами. Будь любезен показать мне, где тут выход. Или сперва должен быть выпускной вечер? Речи, вручение значков, торжественный ритуал…

– Ничего подобного, – отрезал Бруччо. – Вообще, я не понимаю, как взрослый человек вроде тебя может нести такой вздор. Никаких вечеров не будет. А будет зачет в последнем тренажере. Он связан с внешней средой, так что это даже не искусственный тренажер, а частица планеты. Только самые опасные формы органической жизни исключены. Да и то некоторые иногда ухитряются проникать…

– Когда? – выпалил Язон. 

– Завтра утром. Сперва постарайся хорошенько выспаться. Тебе это пригодится.

И все-таки совсем без ритуала не обошлось. Когда Язон утром вошел в кабинет Бруччо, тот метнул ему через стол тяжелую обойму.

– Настоящие патроны. Могу заверить тебя, что они тебе пригодятся. Отныне твой пистолет всегда должен быть заряжен.

Вместе они дошли до переходной камеры, и Язон впервые за весь срок учебы увидел по-настоящему запертую дверь. Пока Бруччо раскручивал тяжелые болты, к ним подошел, прихрамывая, хмурый мальчуган лет восьми с перевязанной ногой.

– Его зовут Гриф, – сказал Бруччо. – С этой минуты он будет тебя всюду сопровождать.

– Персональный телохранитель? – осведомился Язон, глядя на коренастого коротышку, который был ему по пояс.

– Называй как хочешь. – Бруччо отворил дверь. – Гриф столкнулся с птицей-пилой и на время потерял трудоспособность. И ты ведь сам признал, что тебе никогда не сравняться с настоящим пиррянином, так что помощь тебе будет кстати.

– Бруччо, ты добряк, – сказал Язон, наклоняясь, чтобы поздороваться с мальчуганом.

У восьмилетнего телохранителя оказалась железная рука.

Вдвоем они вошли в переходную камеру, Бруччо запер за ними внутреннюю дверь, и тотчас автоматически начала открываться наружная. В ту же секунду пистолет Грифа выстрелил дважды, и, выходя на просторы Пирра, они переступили через дымящееся тело какого-то пиррянского зверя. Символическое начало, сказал себе Язон. А нехорошо вышло: во-первых, он был совсем не готов к атаке, во-вторых, не может даже опознать обугленные останки… Он напряг зрение, надеясь, что в следующий раз выстрелит первым.

Увы. Тех немногих зверей, которые им попадались, первым замечал мальчуган. В конце концов Язон до того разозлился, что расстрелял какое-то зловещее с виду колючее растение. Но он напрасно рассчитывал, что Гриф пройдет мимо его мишени и не проверит ее.

– Это растение нам не угрожало, – сказал мальчик. – Глупо тратить попусту боеприпасы.

День прошел без серьезных осложнений. Язон даже слегка разочаровался, да к тому же промок от частых ливней. Если Гриф и умел поддержать разговор, он это ловко скрывал. Следующий день прошел точно так же. На третий день появился Бруччо.

– Не хочется тебя огорчать,– сказал он, смерив взглядом Язона, – но боюсь, выше этого уровня тебе все равно уже не подняться. Меняй носовой фильтр каждый день. Внимательно проверяй обувь и одежду, чтобы не было никаких дыр. Перезарядка аптечки полагается раз в неделю.

– Помни про носовой платок и не выходи без галош, – добавил Язон. – Еще что?

Бруччо хотел что-то добавить, но передумал:

– Больше ничего. Пора уже самому все знать. Будь начеку. И… желаю успеха.

Несколько неожиданно для Язона он присовокупил к этим словам крепкое рукопожатие.

Как только в руке восстановилось кровообращение, Язон вышел вместе с Грифом на волю через главные ворота.

Глава 9

Как ни реалистичны были тренажеры, встреча с Пирром ошеломила Язона. Нет, на первый взгляд все то же. Ядовитая трава под ногами… Хаотичный полет шипокрыла, тут же подстреленного Грифом… Но все это как-то растворилось в буйном клокотании стихий.

Дождь лил буквально как из ведра; с неба падали не обособленные капли, а сплошная пелена воды. Ветер рвал эту пелену и хлестал его струями по лицу. Язон протер глаза и с трудом различил на горизонте два вулканических конуса, извергающих дым и пламя. Это пекло отбрасывало зловещий отсвет на тучи, которые стремительно проносились над вулканами.

Что-то пробарабанило по его шлему и отскочило на землю. Язон нагнулся и поднял градину толщиной с большой палец. Другие градины принялись больно дубасить его по спине и шее; он живо выпрямился.

Буря кончилась так же быстро, как разразилась. Жгучее солнце растопило градины, над улицей закурились струйки пара. Язон взмок от пота в своей защитной одежде. Но не прошли и одного квартала, как снова хлынул ливень, и Язон ощутил озноб.

Гриф знай себе шагал, не обращая внимания ни на погоду, ни на вулканы, сотрясающие землю своей яростью.

Язон заставлял себя не думать о неудобствах и не отставать от мальчика.

Более унылую прогулку трудно было придумать. Сквозь завесу дождя виднелись очертания приземистых мрачных зданий, половина которых к тому же была разрушена. Язон и Гриф шли по пешеходной дорожке посредине улицы. Время от времени то с одной, то с другой стороны проносились бронетранспортеры. Язон недоумевал, почему пешеходам отведена середина, пока Гриф не подстрелил какую-то тварь, которая бросилась на них из развалин. Понятно: просвет по бокам служит для страховки… На Язона вдруг навалилась дикая усталость.

– Надо думать, о такси здесь нечего и мечтать, – сказал он.

Гриф озадаченно посмотрел на него. Было очевидно, что он впервые слышит слово «такси». Тем не менее он пошел потише, приноравливаясь к тяжелой поступи гостя. Через полчаса Язон уже утолил свое любопытство.

– Гриф, что-то этот город не блещет. Надеюсь, другие города у вас в лучшем состоянии? 

– Не блещет? Не знаю, что вы этим хотите сказать, но других городов у нас нет. Есть лагеря там, где руду добывают. Но городов нет.

Странно. Язону всегда представлялось, что на Пирре несколько городов. Он вдруг подумал, что еще очень мало знает об этой планете. Как прибыл сюда, все его время было поглощено этими курсами. У него накопилась тьма вопросов, но с ними надо обращаться к кому-то другому, только не к этому угрюмому малолетнему телохранителю. К тому же есть человек, который лучше кого-либо сможет его просветить.

– Ты знаешь Керка? – спросил он мальчика. – Насколько я понимаю, он ваш посланник на целой куче планет, но его фамилия…

– Кто же не знает Керка. Но он занят, вам незачем с ним встречаться.

Язон погрозил ему пальцем:

– Твоя забота – охранять мое тело. А душу оставь в покое. Давай условимся: я задаю тон, а ты поешь. Идет?

Очередная буря обрушила на них градины величиной с кулак и заставила искать укрытие. Когда она унялась, Гриф нехотя повел Язона в центр. Они зашли в относительно высокое здание. Здесь людей было больше, и некоторые из них даже на миг отрывались от дела, чтобы взглянуть на Язона. Одолев два лестничных пролета, он увидел дверь с надписью: «Координация и снабжение».

– Керк сидит здесь? – спросил Язон.

– Конечно, – ответил мальчик. – Он начальник управления.

– Отлично. Теперь ступай выпей лимонада или перекуси где-нибудь и возвращайся часа через два. Думаю, Керк не хуже тебя присмотрит за мной.

Мальчик постоял в нерешительности, потом зашагал вниз по лестнице. Язон вытер лоб и толкнул дверь.

Он увидел канцелярию, в которой находилось несколько пиррян. Никто из них не обратил внимания на Язона и не поинтересовался, какое у него дело. Раз человек пришел, у него есть на то причина. Никому не пришло бы в голову выспрашивать, что ему нужно. Язон не был приучен к таким порядкам и не сразу сообразил, что здесь ему не будут докучать пустыми формальностями. В дальнем конце комнаты была еще одна дверь. Он добрел до нее, открыл и обнаружил Керка, который сидел за конторкой, заваленной бумагами.

– А я все жду, когда же ты появишься, – сказал пиррянин вместо приветствия.

– Давно пришел бы, если бы ты не препятствовал, – ответил Язон, тяжело опускаясь на стул. – Наконец до меня дошло, что я могу всю жизнь проторчать в этих ваших яслях для убийц, если не приму срочные меры. И вот я здесь, у тебя.

– Насмотрелся на Пирр и готов возвращаться в «цивилизованные» миры?

– Представь себе – нет. И мне уже порядком надоело слушать, как все советуют мне улететь. Я начинаю подозревать, что ты и твои пирряне стараетесь что-то скрыть.

Керк улыбнулся:

– Что нам скрывать? Вряд ли найдется другая планета, где жизнь текла бы так просто и прямолинейно.

– В таком случае ты, конечно, не откажешься ответить мне на несколько откровенных вопросов о Пирре?

Керк явно хотел что-то возразить, но вместо этого рассмеялся:

– Сдаюсь. Куда мне с тобой спорить. Ну, что тебе хочется узнать?

Язон тщетно попытался сесть поудобнее на твердом стуле.

– Сколько жителей на твоей планете? – спросил он.

Керк помялся, потом ответил:

– Около тридцати тысяч. Немного для планеты, которая уже давно обитаема, но причина достаточно ясна.

– Хорошо, население тридцать тысяч. Ну а какую площадь вы контролируете? Знаешь, я удивился, когда узнал, что этот город с его защитными стенами, которые вы называете Периметром, единственный на всей планете. Рудники не в счет, они только придатки города. Так вот, можно ли сказать, что контролируемая вами территория растет? Или же, наоборот, она сокращается?

Керк призадумался, машинально вертя в руках кусок стальной трубы, который взял со стола. При этом его пальцы гнули сталь, как резину.

– На это трудно так сразу ответить, – наконец произнес он. – Наверное, где-то есть такие данные, хотя я не знаю, где именно. Тут столько факторов…

– Ладно, оставим пока этот вопрос, – уступил Язон. – Я задам другой, пожалуй, более принципиальный. Можно ли сказать, что население Пирра медленно, из года в год, сокращается?

Труба с резким звоном ударилась о стену. Керк вдруг очутился прямо перед Язоном, его руки были угрожающе вытянуты вперед, лицо побагровело от ярости.

– Никогда не повторяй этих слов, понял? Чтобы я больше не слышал этого от тебя!

Стараясь выглядеть невозмутимым, Язон продолжал:

– Не сердись, Керк, я ведь не хотел тебя злить. – Он говорил медленно, тщательно подбирал слова, понимая, что жизнь его висит на волоске. – Не забывай, что я на вашей стороне. С тобой я могу говорить начистоту, потому что ты повидал гораздо больше тех пиррян, которые никогда не покидали родной планеты. Ты умеешь дискутировать, ты знаешь, что слова – только символы. Что можно отлично разговаривать и не выходить из себя из-за слов…

Керк опустил руки и сделал шаг назад. Потом отвернулся, налил себе стакан и выпил его, стоя спиной к Язону. Лицо Язона покрылось испариной, и жара была лишь отчасти повинна в этом.

– Извини… сорвался. – Керк тяжело сел. – Это со мной редко бывает. Работаю на износ – вот нервы и не выдержали.

Вопрос, который вызвал его вспышку, остался без ответа.

– Со всяким бывает, – сказал Язон. – А что было с моими нервами при первой встрече с Пирром? Лучше не говорить. Могу только признать, что ты был прав во всем, что говорил об этой планете. Самое жуткое место во вселенной. Здесь могут выжить только урожденные пирряне. Правда, после обучения я кое-как могу постоять за себя. Ты, очевидно, знаешь, что у меня восьмилетний телохранитель. Уже это говорит о том, чего я стою здесь.

Приступ ярости прошел, и Керк полностью овладел собой. Он задумчиво прищурился:

– А ты меня удивил, честное слово. Вот уж никогда не думал, что ты хоть в чем-то способен признать чужое превосходство. Разве ты не за этим сюда летел? Чтобы доказать, что ты ни в чем не уступишь местному уроженцу?

– Один – ноль в твою пользу, – признался Язон. – Я не думал, что это так бросается в глаза. И меня радует, что душа у тебя не такая каменная, как мышцы. Ничего не скажешь, ты верно назвал главную причину, которая привела меня сюда. Добавь еще любопытство.

По лицу Керка было видно, что он слегка озадачен ходом собственных мыслей.

– Ты прилетел сюда, чтобы доказать, что не уступишь коренным пиррянам, – продолжал он. – А сам теперь признаешь, что восьмилетний мальчик владеет пистолетом лучше тебя. Это как-то не вяжется с моим представлением о тебе. Ты даром ничего не уступишь… Ну так в чем же ты все-таки видишь свое врожденное превосходство? – Как ни старался Керк говорить ровно, в голосе его угадывалось напряжение.

Язон ответил не сразу.

– Ладно, скажу, – произнес он наконец. – Только не отрывай мне за это голову. Я делаю ставку на то, что твой цивилизованный разум способен управлять твоими рефлексами. Потому что сейчас речь пойдет о таких вещах, которые на Пирре явно под большим запретом. Для ваших людей я слабак, потому что прилетел извне. Но ты-то должен понимать, что в этом заключается и моя сила. Я вижу то, что вы не видите из-за давней привычки. Ну, знаешь, как о человеке говорят, что он за деревьями не видит леса.

Керк кивнул, и Язон продолжал:

– Теперь разовьем эту аналогию, Когда я вышел из космического корабля, то видел, так сказать, только лес. И мне бросились в глаза некоторые факты. Думаю, что и вам они известны, но вы тщательно подавляете в себе эти мысли. Это для вас своего рода табу. Сейчас я выскажу вслух самое главное, о чем вы даже думать боитесь. Надеюсь, ты достаточно хорошо владеешь собой и я останусь жив…

Реакция Керка выразилась лишь в том, что его могучие руки крепче стиснули подлокотники. Язон говорил негромко, но его слова проникали в мозг так же легко и гладко, как новый ланцет. 

– По-моему, люди проигрывают битву на Пирре. После сотен лет оккупации этот город остается единственным на планете, да и то половина домов заброшена. Очевидно, раньше жителей было больше. Трюк, который мы выкинули, чтобы добыть оружие, он трюк и есть. Могло и сорваться. А что тогда было бы с городом? Вы тут ходите по краю пропасти и не хотите этого признать.

Все мышцы Керка напряглись, он будто окаменел, на лице блестели бисеринки пота. Чуть перегни – взорвется… Язон лихорадочно соображал, как разрядить атмосферу.

– Не подумай, что мне приятно говорить тебе эти вещи. Но ведь ты все это давно знаешь. Знаешь, да не хочешь признавать. Не хочешь признавать, что вся эта бойня не имеет смысла. Если численность населения неуклонно сокращается, ваша битва – попросту жестокий вид коллективного самоубийства… Вы могли бы покинуть эту планету, но это значит признать свое поражение. А я не сомневаюсь, что пирряне предпочтут поражению смерть.

Керк привстал, и Язон тоже поднялся, повышая голос, чтобы его слова доходили до собеседника сквозь пелену гнева.

– Я пытаюсь вам помочь, неужели ты не понимаешь? Брось ты этот самообман, он тебе не к лицу. Сейчас ты скорее готов убить меня, чем сознаться себе, что битва уже проиграна. Это даже не настоящая война, вы, так сказать, отсекаете один за другим пораженные пальцы и думаете таким способом спасти обреченный организм. Конечный итог может быть только один – проигрыш. Вы никак не хотите этого признать. Вот почему тебе легче убить меня, чем слушать, когда я затрагиваю неприкосновенные темы.

Керк стоял над Язоном словно башня, готовая вот-вот обрушиться на голову святотатца. Только сила убеждения Язона сдерживала его.

– Когда-то надо же научиться мыслить реально. А то ты видишь все только войну да войну. Но ведь можно докопаться до ее причин и покончить с ней раз и навсегда!

Смысл слов Язона дошел наконец до сознания Керка и погасил его ярость. Пиррянин опустился на стул, у него было какое-то растерянное лицо.

– Что ты подразумеваешь, черт тебя дери? Говоришь, будто какой-то паршивый корчевщик!

Язон не стал спрашивать, что значит «корчевщик», но слово запомнил.

– Ты несешь околесицу, – продолжал Керк. – Нас окружает враждебный мир, с ним надо сражаться, и все тут. А причины конфликта в самой природе вещей.

– Ничего подобного, – возразил Язон. – Посуди сам. Стоит кому-то из вас на какой-то срок оставить планету, как потом надо проходить переподготовку. Получить инструктаж – что в ваше отсутствие изменилось к худшему. Это, так сказать, линейная прогрессия. Но если в проекции на будущее всегда получается ухудшение, значит, в прошлом дело обстояло лучше. Теоретически – я не знаю, конечно, подтвердится ли это фактами, – если вернуться достаточно далеко в прошлое, можно дойти до такого времени, когда люди совсем не воевали с Пирром.

Керк явно не знал, что говорить, он только сидел и слушал, пока Язон набирал очки своей неотразимой логикой.

– Я могу привести доводы в пользу моей гипотезы. По-моему, даже ты должен признать, что я, хоть и не могу бороться на равных с пиррянскими тварями, кое-что в них смыслю. Ну так вот, всех представителей здешней флоры и фауны, которых я видел, объединяет одна черта. Они нефункциональны. Ни одно оружие из своего чудовищного арсенала они не применяют друг против друга. Их яды безвредны для пиррянских организмов. Они смертоносны только для «гомо сапиенс». Но ведь это абсурд. За триста лет, что человек обитает на этой планете, местные организмы не могли естественно развиваться по такому пути.

– Но ведь это произошло! – крикнул Керк.

– Да, произошло, – спокойно подтвердил Язон. – А значит, есть какие-то причины, какие-то силы. Как они действуют, я себе не представляю. Но что-то заставило пиррянские организмы, так сказать, объявить войну. И мне хотелось бы выяснить, что именно. Какие организмы доминировали на планете, когда здесь высадились ваши предки?

– Откуда мне знать, – ответил Керк. – Уж не хочешь ли ты сказать, что на Пирре, кроме человека, есть другие мыслящие существа? Которые организуют сопротивление нам?

– Я этого не говорил, ты сам пришел к такому выводу. Значит, до тебя дошла суть моих рассуждений. Не знаю, что именно вызвало такой поворот, но мне хотелось бы узнать. И посмотреть, нельзя ли повернуть колесо назад. Конечно, я ничего определенного не обещаю. Но согласись, что разобраться в этом стоит.

Керк расхаживал по комнате, ударяя себя кулаком по ладони, и казалось, все здание вздрагивает от его тяжелой поступи. Душу его раздирали противоречия. Новые идеи сражались со старыми убеждениями. Все это было так неожиданно. И так убедительно.

Не спрашивая, Язон взял флягу и налил себе холодной воды, потом сел в изнеможении. Что-то пробило защитный экран открытого окна и ворвалось в комнату. Не останавливаясь, даже не отдавая себе отчета в своих действиях, Керк одним выстрелом уложил крылатую тварь.

Его размышление длилось недолго. Привыкший быстро действовать, плечистый пиррянин и решал быстро. Он остановился и пристально посмотрел на Язона:

– Я не могу сказать, что ты меня убедил, но сейчас мне нечем опровергнуть твои доводы. Значит, будем пока считать их верными. Итак, что ты собираешься предпринять? Что ты можешь сделать?

Он сделал ударение на слове «можешь».

Язон начал перечислять, загибая пальцы:

– Во-первых, мне нужно место, где бы я мог жить и работать, хорошо защищенное место. Чтобы я мог заниматься этим делом, а не тратить всю энергию только на то, чтобы выжить. Во-вторых, мне нужен человек, который помогал бы мне и в то же время был моим телохранителем. Хорошо бы, кто-нибудь посмышленее, чем мой теперешний сторож. Мне кажется, лучше всех для этого подходит Мета.

– Мета? – удивился Керк. – Она космонавт и оператор защитных экранов, что она тут может сделать?

– Очень много. Она знакома с другими мирами и способна – в какой-то мере – взглянуть на вещи под другим углом зрения. И она знает о Пирре не меньше любого другого взрослого пиррянина, так что сможет ответить мне на любой вопрос. – Язон улыбнулся и добавил: – Наконец, она симпатичная девушка, мне приятно ее общество.

Керк фыркнул:

– Я все ждал, назовешь ли ты эту причину. Но остальные доводы достаточно веские, так что не буду спорить. Подберу замену для Меты и вызову ее сюда. В городе найдется достаточно надежных зданий, выбирай любое.

Керк переговорил с одним из своих помощников, потом отдал по визифону необходимые распоряжения. Язон с интересом следил за всей этой процедурой.

– Извини, что спрашиваю, – сказал он наконец. – Ты что, здешний диктатор? Стоит тебе щелкнуть пальцами, и все прыгают.

– Пожалуй, так может показаться, – согласился Керк. – Но это только видимость. На Пирре нет абсолютного властелина, но и демократической системы тоже нет. Населения-то у нас едва на хорошую дивизию наберется. Каждый выполняет ту работу, для которой он лучше всего годен. Каждая отрасль деятельности подчинена управлению, во главе управления стоит самый квалифицированный человек. Я руковожу координацией и снабжением, у нас очень широкое поле деятельности. Мы, так сказать, стыкуем между собой все управления и ведем дела с другими планетами.

Вошла Мета и обратилась к Керку, не глядя на Язона:

– Меня сняли с вахты и послали сюда. В чем дело? Расписание изменилось?

– Если хочешь – да, – ответил Керк. – С этой минуты ты освобождаешься от всех своих прежних обязанностей и приписываешься к новому управлению, которое будет заниматься исследованием и расследованием. Возглавлять управление будет вот этот задохлик.

– Что такое? Чувство юмора? – сказал Язон. – Первый случай на Пирре. Поздравляю, еще не все надежды потеряны.

Мета быстро перевела взгляд с одного на другого.

– Не понимаю. Не может быть. Новое управление – зачем? – Она заметно нервничала.

– Извини, – ответил Керк. – Не обижайся на меня. Я просто хотел, чтобы ты чувствовала себя проще. Но, по сути, все так и есть. Похоже, что Язон может оказать серьезную услугу Пирру. Ты согласна ему помочь?

Мета уже овладела собой. И слегка рассердилась:

– Я должна? Это приказ? Ты знаешь, у меня хватает работы. И уж тебе-то известно, что она будет поважнее всего, что может придумать какой-то инопланетчик. Он никогда не поймет…

– Да. Это приказ, – оборвал ее Керк.

Мета вспыхнула. 

– Может быть, я объясню, – вступил Язон. – Тем более что это моя затея. Но сперва выполни мою просьбу. Вынь обойму из пистолета и отдай ее Керку, хорошо?

На лице Меты отразилось недоверие, но Керк кивком подтвердил свое согласие.

– Это всего на несколько минут, Мета, – сказал он. – Я ведь вооружен, так что тебе тут ничего не грозит. Я догадываюсь, о чем пойдет речь, и думаю, что он прав. По себе убедился…

Мета неохотно рассталась с обоймой и вынула патрон из ствола. Лишь после этого Язон приступил к объяснению:

– У меня есть гипотеза по поводу пиррянских организмов, и боюсь, эта гипотеза может поколебать кое-какие иллюзии. Прежде всего, надо признать тот факт, что ваш народ постепенно проигрывает войну и в конце концов всех ждет полное истребление…

Он не договорил: пистолет Меты смотрел ему прямо в лоб, и ее палец яростно щелкал курком. Лицо девушки выражало предельное отвращение и ненависть. Какие ужасные вещи он говорит! Что война, которой они целиком себя посвятили, уже проиграна!..

Керк обнял ее за плечи и усадил на стул, пока она не натворила чего похуже. Прошло несколько минут, прежде чем Мета успокоилась настолько, что могла продолжать слушать Язона. Не так-то легко человеку видеть, как рушится система представлений, которые он впитал за много лет. Только тот факт, что она побывала на других планетах и что-то повидала, помогал ей сдерживать себя.

И все-таки глаза Меты еще сверкали бешенством, когда Язон кончил излагать ей то, что уже говорил Керку. Она вся напряглась, и казалось, лишь руки Керка не дают ей броситься на Язона.

– Понятно, с одного раза это трудно переварить, – заключил Язон. – Скажем проще. Мне кажется, мы можем установить причину такой лютой ненависти к человеку. Может быть, наш запах виноват. И мы придумаем настой из пиррянских жуков – натерся и выходи, ничего не бойся. Пока что мы не знаем ответа. Но как бы то ни было, этот вопрос нужно расследовать. Керк со мной согласен. – Мета посмотрела на Керка, он кивнул. Плечи ее поникли, она сдалась.

– Я… нет, я не могу сказать, что согласна с тобой, – прошептала она. – Я даже не все поняла. Но я помогу тебе. Если Керк считает, что так надо.

– Да, считаю, – подтвердил он. – Ну как, можно вернуть тебе обойму? Больше не будешь стрелять в Язона?

– Я вела себя глупо, – сухо произнесла Мета, перезаряжая свое оружие. – Зачем мне пистолет? Если понадобится убить его, я могу сделать это голыми руками.

– Я тоже тебя люблю, – улыбнулся Язон. – Ну, пошли… Ты готова?

– Конечно. – Она убрала со лба локон. – Сперва найдем место, где ты сможешь жить. Это я беру на себя. А работа нового управления – это уже твое дело.

Глава 10

Они спустились по лестнице, не говоря ни слова. Выйдя на улицу, Мета с каким-то изощренным злорадством разнесла выстрелом птицу, которая им совсем не угрожала. Язон решил не корить ее за напрасную трату боеприпасов. Пусть лучше стреляет по птицам, чем по нему.

В здании одного из вычислительных центров нашлись свободные помещения. Все здания такого рода наглухо запирались, чтобы никакие твари случайно не добрались до тонкой аппаратуры. Мета пошла искать койку, а Язон, напрягая все силы, перетащил из пустующей канцелярии в облюбованную им комнату конторку, стол и стулья. Когда Мета вернулась с надувным матрацем, он сразу плюхнулся на него и облегченно вздохнул. Она скривила губы, глядя на такое явное проявление немощи.

– Тебе придется привыкать,– сказал он. – Я собираюсь работать по преимуществу в горизонтальном положении. Ты будешь моей сильной правой рукой. А теперь, Правая Рука, раздобыла бы ты чего-нибудь поесть. Кстати, есть я тоже предпочитаю в упомянутой позе.

Мета возмущенно фыркнула и вышла. Пока она ходила за едой, Язон задумчиво пожевал конец ручки, потом, не спеша, сделал кое-какие записи. Управившись с безвкусной трапезой, он приступил к делу.

– Мета, ты не знаешь, где хранятся исторические архивы? Всякая там информация о первой поре освоения Пирра.

– Я никогда не слышала о таких вещах. Не знаю даже…

– Что-то где-то должно быть, – настаивал он. – Это теперь все время и все силы вашего общества обращены на борьбу за существование, но ведь не всегда было так. Уверен, что прежде люди вели какие-то записи, регистрировали события. Где будем искать? Есть у вас какая-нибудь библиотека?

– Конечно, – ответила она. – Есть прекрасная техническая библиотека. Но я уверена, что там нет ничего подобного.

Язон поднялся, стараясь не охать. 

– Ладно, я уж как-нибудь разберусь. Показывай дорогу.

…Библиотека была полностью автоматизирована. Индекс-проектор позволял быстро находить шифр нужного текста. Лента поступала на стол выдачи через полминуты после того, как читатель набирал номер. Использованные записи опускались в приемное гнездо и автоматически возвращались на место. Весь механизм работал безотказно.

– Великолепно, – заключил Язон, отрываясь от проектора. – Образец технического совершенства. Да только здесь нет ничего для нас. Сплошные выдержки из справочников и учебников.

– А что еще может быть в библиотеке? – Мета была искренне удивлена.

Язон начал было объяснять, но передумал.

– Ладно, об этом после, – сказал он. – Сейчас не время. Сейчас нам нужно отыскать какую-нибудь нить. Могут быть в библиотеке ленты или, скажем, печатные книги, которые не внесены в индекс?

– Не думаю, но мы можем спросить Поли. Он заведует библиотекой и живет где-то здесь же. Регистрирует новые поступления, следит за аппаратурой.

Единственная дверь, ведущая в задние комнаты, была заперта, и, сколько Язон ни стучал, никто не отзывался.

– Если он жив, сейчас покажется, – сказал Язон и нажал кнопку неисправности на пульте управления.

Это подействовало. Не прошло и пяти минут, как дверь отворилась – и появился Поли.

Обычно смерть не мешкала на Пирре. Стоило человеку утратить хотя бы часть подвижности из-за каких-нибудь ранений, как вездесущие враги быстро довершали дело. Поли был исключением из правила. Противник, который некогда добрался до него, потрудился на совесть. Нижней части лица у Поли практически не осталось. Изуродованная левая рука бездействовала. Ноги были так искалечены, что он с трудом передвигался. Но он сохранил одну руку и зрение и мог работать в библиотеке, заменяя полноценного человека.

Никто не знал, сколько лет этот калека елозил по библиотечным коридорам. Несмотря на муку, которой были полны его красные, слезящиеся глаза, он продолжал жить. Жить и стариться: такого старика Язон еще не видел на Пирре.

Поли доковылял до пульта и отключил вызвавший его сигнал тревоги. Язон принялся объяснять, в чем дело, но старик никак не реагировал. Когда он извлек откуда-то из складок своей одежды слуховой аппарат, Язон понял, что библиотекарь ко всему еще и глух. Он повторил, зачем пришел. Поли кивнул и написал на дощечке ответ: «Старые книги есть. Хранятся в подвалах».

Большую часть здания занимали библиотечные автоматы. Язон и Мета проследовали вдоль них за старым библиотекарем до запертой двери в дальнем конце главного зала. Поли указал на дверь. Пока Мета и Язон сражались с проржавевшими засовами, он написал на дощечке: «Много лет не открывали. Крысы».

Рефлекс сработал безотказно – тотчас в руках у Язона и Меты появились пистолеты.

Язон один завершил поединок с дверью. Оба пиррянина в это время стояли наготове – и слава Богу: он ни за что не управился бы в одиночку с волной нечисти, которая хлынула в проем.

Ему самому не пришлось отворять створку. Скрип засовов явно привлек всех хищных тварей, расплодившихся в подвале. Едва Язон снял последний засов и нажал ручку, как дверь распахнули с той стороны.

Откройте ворота в ад и посмотрите, что оттуда полезет… Стоя плечом к плечу, Мета и Поли вели огонь по омерзительному месиву; Язон отскочил в сторону и добивал уцелевших тварей. Казалось, этой бойне не будет конца.

Прошло немало минут, прежде чем последнее когтистое чудовище совершило свой предсмертный прыжок. Мета и Поли продолжали стоять и ждать с горящими глазами, они упивались возможностью сеять смерть. А Язона мутило после этого немого, свирепого штурма, отражая который оба пиррянина сами уподобились свирепым бестиям. На щеке у Меты была глубокая царапина – след когтя. Сама она никак не реагировала на рану, тогда Язон выхватил аптечку и направился к ней в обход груды отвратительных тел. Что-то зашевелилось у его ног, и в ту же секунду грянул выстрел. Подойдя к девушке, он прижал к царапине анализатор. Аппарат щелкнул, и Мета дернулась. Лишь когда ее уколола игла с противоядием, до нее дошло, что делает Язон.

– Спасибо, я и не заметила. Их было так много, и они вырвались так стремительно.

У Поли был с собой сильный фонарь. С молчаливого согласия пиррянина, Язон вооружился фонарем; старик, хотя и искалеченный, лучше управлялся с пистолетом. Они начали медленно пробираться вниз по ступенькам, заваленным всяким хламом.

– Ну и вонь! – Язон скривился. – Если бы не фильтры в ноздрях, наверно, один запах убил бы меня.

Что-то мелькнуло в луче света, выстрел подсек какую-то тварь в прыжке. Крысы давно обжили подвал и не хотели мириться с вторжением.

Спустившись в подвал, они посмотрели по сторонам. Да, тут, несомненно, хранились книги и магнитозаписи. Когда-то. Потому что после многолетней систематической обработки острыми зубами от них ничего не осталось.

– Хорошо вы храните свои старые книги, – негодующе произнес Язон. – Только не приходите ко мне и не просите что-нибудь почитать.

– Это были бесполезные книги, – холодно заметила Мета. – Иначе их хранили бы как положено, в библиотеке наверху.

Язон мрачно переходил из помещения в помещение. Ничего стоящего… Одни лишь клочки да обрывки. И такие разрозненные, что собирать бесполезно, ничего связного не составишь. Носком бронированного башмака он сердито пнул кучу мусора. Мелькнуло что-то вроде ржавого металла. 

– Ну-ка, подержи!

Он передал фонарь Мете и, позабыв об опасности, принялся разгребать мусор. Показался плоский металлический ящик с буквенным замком.

– Это же бортовой журнал! – удивленно воскликнула Мета.

– Я так и подумал, – отозвался Язон. – И если ты не ошиблась, может оказаться, что мы трудились не зря.

Глава 11

Они заперли наглухо подвал и отнесли металлический ящик в контору Язона. Обрызгали его дезинфицирующим раствором и только потом приступили к осмотру. Мета первая заметила выгравированные на крышке буквы.

–«М.Т. Поллукс Виктори»… Это, должно быть, название корабля. Но я не вижу, какого класса корабль. И что означают буквы «М.Т.»?

– «Межзвездный транспорт», – объяснил Язон, принимаясь за замок. – Я только слышал о них, а видеть не пришлось. Их строили во время последней волны галактической экспансии. Собственно, это были всего лишь огромные металлические контейнеры. Их собирали в космосе, загружали людей, аппаратуру, снаряжение и буксировали к той или иной планетной системе. Разовые ракеты и те же буксиры тормозили «М.Т.» для посадки. Транспорт оставался на планете. Корпус был готовым источником металла, поселенцы могли сразу же приступать к созиданию нового мира. Ведь транспорты были гигантские. Каждый вез не меньше пятидесяти тысяч человек.

Произнеся эту фразу, Язон вдруг сообразил, что из нее вытекает. Он взглянул на побледневшее лицо Меты. Да, да… Теперь на Пирре меньше людей, чем было, когда создавалась колония.

А ведь население, если не ограничивать рождаемость, обычно растет в геометрической прогрессии. Язон вспомнил привычку Меты чуть что хвататься за пистолет и поспешил добавить:

– Но мы не знаем точно, сколько народу было на этом корабле. Не знаем даже, в самом ли деле это журнал корабля, который доставил первых поселенцев. Ты не придумаешь, чем открыть эту штуку? А то крышка совсем проржавела.

Мета выместила свою ярость на ящике. Под нажимом ее пальцев край крышки подался, она нажала еще сильнее, металл заскрипел, ржавые петли лопнули, крышка слетела, и на стол со стуком упала тяжелая книга. Надпись на обложке положила конец всем сомнениям.

«Бортовой журнал „М.Т. Поллукс Виктори“. Маршрут Сетани – Пирр. На борту 55 тысяч переселенцев».

Тут уж не поспоришь… Сжав кулаки, Мета через плечо Язона читала записи на пожелтевших, хрупких листах. Он быстро пролистал первые страницы, на которых рассказывалось о приготовлениях к рейсу и о перелете до Пирра. Наконец он дошел до посадки и стал читать внимательнее, взволнованный словами, дошедшими до них из глубины веков.

– Вот! – крикнул Язон. – Доказательство того, что мы идем по верному следу. Даже тебе придется это признать. Читай, вот здесь.

– «…второй день, как ушли буксировщики, и мы полностью предоставлены сами себе. Колонисты еще не освоились на новом месте, хотя каждый вечер проводятся специальные беседы. Да можно ли упрекать людей, которые жили вподземных городах Сетани и видели солнце от силы раз в год. Здесь солнца хватает, а такого ветра я не встречал нигде, хотя побывал на сотне планет. Может быть, я допустил ошибку при разработке плана, и надо было настоять на вывозе людей с какой-нибудь из аграрных планет? Людей, привычных к вольному воздуху? Эти горожане с Сетани дождя боятся. Правда, на своей планете они росли при полуторной силе тяжести, так что им легче привыкнуть к здешней двойной. Этот фактор сыграл решающую роль. Как бы то ни было, теперь поздно переигрывать. И с этими бесконечными ливнями, снегом, градом, ураганами тоже ничего не поделаешь. Надо скорее пускать рудники, продавать металл и строить закрытые города.

Все на этой злополучной планете против нас – все, кроме животных. Правда, в первые дни появилось несколько крупных хищников, но часовые быстро с ними расправились. Остальные звери нас не беспокоят. И на том спасибо! Они ведут такую жестокую борьбу за существование, что я еще не видел более устрашающих тварей. Даже самые маленькие грызуны, длиной с ладонь, вооружены не хуже танка…»

– Не верю ни одному слову, – вдруг сказала Мета. – Это написано не про Пирр…

Она не договорила: Язон молча ткнул пальцем в надпись на обложке.

Он стал листать дальше, пробегая страницы глазами. Одно предложение заставило его задержаться, и Язон прочел вслух, ведя пальцем вдоль строчек:

– «…все больше осложнений. Во-первых, Хар Пало выдвинул гипотезу, будто злаки растут так хорошо потому, что почва теплая от близости магмы. Даже если это так, что мы можем сделать? Мы должны сами себя всем обеспечивать, если хотим выжить. А тут еще новость. Похоже, что лесной пожар гонит в нашу сторону животных, с какими мы раньше не встречались. Звери, насекомые, даже птицы нападают на людей. (Обратить внимание Хара: проверить, не связано ли это с сезонными миграциями.) Уже четырнадцать человек погибли от ран и отравления. Надо будет строго-настрого приказать всем постоянно пользоваться репеллентами от насекомых. А для защиты от крупных животных придется, пожалуй, обнести лагерь защитной стеной».

– Отсюда все и пошло, – сказал Язон. – Что ж, теперь мы хоть знаем, в чем дело. Конечно, от этого нам будет не легче справиться с Пирром. И здешние звери не станут менее опасными, от того что мы узнали, что в прошлом они лучше ладили с людьми. Пока что мы, можно сказать, только докопались до сути. Что-то воздействовало на миролюбивые организмы, распалило их и превратило всю планету в сплошной капкан для людей. Теперь надо выяснить, что же это было.

Глава 12

Дальнейшее чтение ничего существенного не добавило. В журнале содержались дополнительные данные об исконной фауне и флоре, об их опасности для людей, о первых мерах защиты. Сведения, интересные в историческом плане, но практической пользы от них никакой. Капитану явно не приходило в голову, что пиррянские организмы изменяются, он думал, что колонисты открывают все новые виды. Ему так и не довелось пересмотреть свои взгляды. Последняя запись, сделанная меньше чем через два месяца после первого конфликта, была очень короткой. И писала уже другая рука: «Капитан Курковски умер сегодня после укуса ядовитым насекомым. Все сожалеют о его гибели».

Причину такой нелюбви планеты к человеку еще предстояло выяснить.

– Надо показать эту книгу Керку, – сказал Язон. – Он, наверно, знает, что было потом. Можно на чем-нибудь доехать или мы пойдем в ратушу пешком?

– Пешком, конечно, – ответила Мета.

– Тогда ты неси книгу. При двух G мне трудновато быть джентльменом.

В ту самую минуту, когда они вошли в канцелярию Керка, из визифона вырвался пронзительный крик. Язон не сразу разобрал, что это не голос человека, а механический сигнал. 

– Что случилось? – спросил он.

Керк выскочил из своей канцелярии и ринулся к выходу. Остальные сотрудники последовали за ним. Мета в замешательстве посмотрела на дверь, потом на Язона.

– В чем дело? Ты можешь мне ответить? – Он дернул ее за руку.

– Секторальная тревога. Периметр прорван. Все должны явиться к месту прорыва, кроме часовых на других участках Периметра.

– Ну так иди, – сказал Язон. – За меня не беспокойся. Как-нибудь перебьюсь. – Его слова подействовали как спусковой крючок. Он еще не договорил, а Мета с пистолетом в руке уже ис чезла за дверью. Язон устало опустился на стул в безлюдной канцелярии.

Неестественная тишина в здании начала действовать ему на нервы, тогда он пододвинулся вместе со стулом к визифону, повернул переключатель, и аппарат буквально взорвался красками и звуками. Поначалу Язон ничего не мог разобрать. Какой-то хаос лиц и голосов… Аппарат был многоканальный, военного образца. На экран поступало изображение сразу с нескольких камер, и было видно, где ряды голов, где смазанный фон. И так как головы говорили одновременно, понять что-либо было невозможно.

Рассмотрев все ручки и немного поэкспериментировав с ними, Язон понял принцип действия аппарата. Хотя видеосигналы всех передающих станций одновременно поступали на экран, звуковые каналы поддавались настройке. Две, три или больше станций могли соединяться в сети, участники которых разговаривали между собой, не теряя при этом связи и с другими.

Звук автоматически привязывался к изображению. Когда кто-то говорил, его изображение окрашивалось в пунцовый цвет. Оперируя методом проб и ошибок, Язон выделил интересующие его звуковые каналы и попробовал разобраться в ходе баталии.

Он быстро уразумел, что бой идет не шуточный. Каким-то образом – каким именно, из отрывочных реплик нельзя было понять, – оборонительный пояс был прорван, и теперь аварийные отряды заделывали брешь. Судя по всему, руководил операцией Керк; во всяком случае, только у него был циркулярный передатчик, позволяющий включаться в любую сеть. Время от времени звучали его команды; тогда мозаика маленьких лиц как бы таяла, вытесняемая большим, во весь экран, изображением Керка.

– Всем постам направить двадцать пять процентов личного состава на участок двенадцать.

Снова появились маленькие лица, нестройный гул голосов усилился, то одно, то другое лицо загоралось пунцовым огнем.

– …очистить первый ярус, радиус кислотных бомб недостаточен.

– Если останемся здесь, будем отрезаны, на западном фланге нас уже обходят. Просим подкреплений. – Брось, Мера… Это без толку! 

– …напалм уже на исходе. Какие будут приказания?

– Транспортер еще здесь, живо на склад, там найдете…

Из всего речевого сумбура только две последние реплики прозвучали осмысленно для Язона. Он помнил надписи у входа в здание и знал, что оба первых этажа заняты под склад боеприпасов. «Кажется, мой выход», – сказал он себе.

Сидеть и смотреть сложа руки было невыносимо. Тем более когда шла такая отчаянная схватка. Язон не переоценивал своих возможностей, однако не сомневался, что и его пистолет будет не лишним.

Когда он дотащился до первого этажа, на улице у грузовой платформы уже стоял турбомобиль. Два пиррянина поспешно выкатывали со склада бочки с напалмом, нисколько не думая о собственной безопасности. Язон не отважился нырнуть в этот водоворот катящегося металла. Он смекнул, что от него будет гораздо больше проку, если он возьмется кантовать тяжелые бочки в кузове. Пирряне восприняли его помощь как нечто само собой разумеющееся.

Ворочать свинцовые бочки, борясь с двойным тяготением, – адский труд… Кровь стучала в висках, глаза застлала багровая мгла. Язон работал вслепую и, что дело сделано, понял лишь после того, как транспортер вдруг рванулся вперед и его бросило на дно кузова. Он остался лежать между бочками, тяжело дыша. Водитель гнал тяжелую машину полным ходом, и Язона мотало во все стороны. К тому времени, когда они достигли зоны боя и круто затормозили, в глазах у него немного прояснилось, но отдышаться он еще не успел.

Его взгляду представился сплошной сумбур. Стрельба, языки пламени, со всех сторон бегущие мужчины и женщины. Напалм сгрузили без его участия, и транспортер тотчас укатил за новой партией. Прислонившись к стене полуразрушенного здания, Язон попробовал разобраться, что к чему. Это было невозможно. Кругом кишели какие-то мелкие твари, он убил двух, которые пытались его атаковать. В остальном ход битвы оставался для него непонятным.

Рядом с собой он увидел пиррянина с бледным от боли и напряжения лицом. Правая рука его с зияющей рваной раной, которую кто-то обработал специальным раствором, безвольно повисла. В левой руке он держал пистолет с обрывком провода. Язон подумал, что раненый ищет, кто бы мог его перевязать. Он ошибся.

Стиснув пистолет зубами, пиррянин захватил здоровой рукой бочку с напалмом и повалил ее набок. Потом снова взял в руку пистолет и стал катить бочку по земле ногами. Она плохо поддавалась, но раненый не хотел выходить из боя.

Язон протиснулся к нему между снующими людьми и наклонился над бочкой.

– Дай-ка я буду катить, – сказал он. – А ты прикрывай меня пистолетом. Пиррянин вытер рукой пот со лба и присмотрелся к Язону. Казалось, он его узнал. Во всяком случае, он улыбнулся; правда, улыбка была безрадостная, больше похожая на гримасу боли.

– Ладно, кати, я еще могу стрелять. Два полчеловека вместе – пожалуй, выйдет боец.

Язон уже сражался с бочкой, и ему было не до того, чтобы обижаться.

Улица впереди была разворочена взрывом. Двое трудились на дне воронки, углубляя ее лопатами. Язон не понимал, зачем это нужно. В ту самую минуту, когда он подкатил бочку к яме, оба пиррянина выскочили из нее и открыли огонь, целясь вниз. Один из стреляющих оказался совсем юной девушкой лет одиннадцати-двенадцати.

– Спасибо Периметру! – выдохнула она. – Давайте напалм. Одно из новых чудовищ пробивается на участок тринадцать, мы только что его обнаружили.

Говоря, она развернула бочку, сшибла пробку, и студенистое вещество потекло в яму. Не дожидаясь, когда все вытечет, девушка столкнула бочку в воронку. Ее товарищ сорвал с пояса осветительную ракету и швырнул следом.

– Назад, живо! – крикнул он. – Они не любят тепла.

Это было очень мягко сказано. Напалм вспыхнул, вверх взметнулись языки коптящего пламени, заклубился дым. Земля под ногами Язона заколыхалась, среди огня возникло что-то длинное, черное и изогнулось в воздухе у них над головой. Окруженное пеклом чудовище как-то странно дергалось. Оно было огромное, толщиной не меньше двух метров, а о длине можно было догадываться по тому, как дыбился и трескался асфальт на полсотни метров по обе стороны воронки. Пламя не укротило его, только придало еще больше ярости. Петля за петлей оно появлялось из-под земли. Следуя примеру других, Язон начал стрелять по извивающемуся телу, но пули не производили никакого видимого действия.

Со всех сторон прибывало подкрепление, люди несли разное оружие, но всего эффективнее оказались минометы и огнеметы.

– Освободить участок, открываем массированный огонь! Отходи!

Голос прозвучал так громко, что у Язона зазвенело в ушах. Он повернулся и увидел Керка, который привел транспортеры с оружием. На спине у пиррянина висел рупор, микрофон торчал перед ртом. Подчиняясь команде, толпа бросилась в сторону.

Язон растерялся. Освободить участок? Какой участок? Он рванулся было к Керку, но вдруг увидел, что все бегут в противоположную сторону. Да как бегут!

Язон остался в одиночестве посреди улицы, чувствуя себя совсем беззащитным. Все остальные исчезли. Нет, не все. Раненый, которому он помог справиться с бочкой, приближался, размахивая здоровой рукой. Язон не мог разобрать, что он говорит. Машины тронулись с места. Язон понял, что надо пошевеливаться, и сделал несколько шагов. Поздно. Земля вспучилась сразу со всех сторон, из трещин выбиралась наружу невиданная тварь. Спасение было впереди, но на пути к нему изогнулась в воздухе облепленная землей серая арка.

Иногда секунды кажутся вечностью. Субъективное время вдруг бесконечно растягивается. Сейчас был как раз такой случай. Язон застыл на месте. Даже дым в небе словно окаменел. Прямо перед собой Язон отчетливо видел странную петлю – часть чужеродного организма. Видел все до мельчайших подробностей.

Толстое тело, серое и шероховатое, будто старое дерево. С множеством извивающихся по-змеиному длинных белесых отростков. С виду растение, а двигается как животное… И оно лопается, трескается! Это было самое ужасное. Появились какие-то трещины, отверстия. Словно разинутые пасти, они изрыгали полчища мертвенно-белых тварей, которые издавали пронзительный визг на грани слышимых частот. Он увидел страшные челюсти со множеством острейших клыков.

Ужас встречи с неведомым сковал руки и ноги Язона. Он приготовился умереть. Керк орал ему что-то громовым голосом в мегафон, по атакующему чудовищу непрерывно стреляли, а Язон стоял словно в забытьи.

Вдруг чье-то твердое как камень плечо сильно толкнуло его вперед. Это был раненый пиррянин, он все еще рассчитывал выручить Язона. Держа пистолет зубами, он здоровой рукой потащил Язона за собой. Прямо на чудовище.

Стрельба на время прекратилась. Другие пирряне поняли его замысел.

Под изогнувшейся в воздухе петлей образовался большой просвет. Пиррянин уперся как следует ногами, весь напрягся, рывком оторвал Язона от земли и буквально швырнул его в проход под живой аркой. Извивающиеся щупальца обожгли лицо Язона, в следующую секунду он уже катился по земле по ту сторону петли. Раненый пиррянин прыгнул следом за ним.

Он опоздал. Обстановка позволяла спастись только одному. И пиррянин, вместо того чтобы использовать этот единственный шанс, протолкнул Язона. Щупальца, которые задели Язона, передали сигнал в мозг чудовища, оно опустилось и накрыло пиррянина. Он пропал из виду, весь облепленный белесыми тварями. Но пистолет-автомат продолжал стрелять еще долго после того, как человек заведомо был мертв.

Язон встал на четвереньки и пополз. Несколько клыкастых бестий бросились к нему, но были подстрелены. Он этого не видел. Чьи-то сильные руки грубо поставили его на ноги и дернули. Он ударился о борт транспортера и увидел разъяренное лицо Керка. Могучая пятерня схватила его за грудь, оторвала от земли и безжалостно встряхнула, словно кучу тряпья. Язону оставалось лишь молча терпеть и ждать, чем это кончится.

Керк не убил Язона, только отшвырнул его в сторону. Кто-то другой подобрал его и забросил в кузов. Он еще был в сознании, когда машина рванулась с места, но у него не было сил двигаться. Ничего, сейчас все пройдет, и он сядет. Он просто устал немного, вот и все… Здесь течение его мыслей оборвалось.

Глава 13

– Совсем как в давние времена, – приветствовал Язон входящего в комнату Бруччо.

Пиррянин молча подал Язону и другим раненым еду и вышел.

– Спасибо! – крикнул ему вдогонку Язон.

Шутка, улыбка, все как положено. Вот только губы словно чужие. Как будто их налепили – и они говорят и улыбаются сами по себе. И внутри все онемело. Мышцы не слушались, а перед глазами стояла одна и та же картина: живая арка, которая обрушивалась на однорукого пиррянина и оплетала его миллионами жгучих щупалец.

Язон представлял себя на месте погибшего. Ведь по справедливости он должен был там остаться… Он машинально очистил тарелку.

Эта мысль преследовала его с того самого утра, когда он пришел в сознание. Это он должен был умереть там, на перепаханной битвой улице. Он должен был расплатиться жизнью за то, что возомнил, будто может помочь чем-то сражающимся пиррянам. А он только путался под ногами и мешал. Если бы не Язон, сейчас здесь лечился бы тот раненый пиррянин. Он занимает чужое место.

Место человека, который отдал свою жизнь за Язона.

Человека, которого он даже не знал по имени.

В еду было подмешано какое-то снотворное. Тампоны высасывали саднящую боль из ожогов на лице, там, где его полоснули щупальца. Когда Язон проснулся опять, он мог уже мыслить более здраво.

Другой человек умер, чтобы он мог жить. От этого никуда не уйдешь. При всем желании погибшего не вернешь к жизни. Значит, надо сделать так, чтобы его смерть была не напрасной. В той мере, в какой вообще смерть человека может считаться оправданной… Ну вот, опять о том же! Хватит.

Язон знал, что он должен делать. Теперь его поиск приобретает еще большее значение. Если он решит загадку этого свирепого мира, он вернет тем самым часть своего долга.

Язон сел, тотчас голова закружилась так, что он машинально ухватился за край кровати. Прошло несколько минут, прежде чем головокружение унялось. Остальные раненые даже не смотрели на него, когда он медленно, кривясь от боли, начал одеваться. Вошел Бруччо, увидел, чем он занят, и молча вышел.

Одевание затянулось надолго, наконец он управился. Когда Язон вышел из комнаты, за дверью его ожидал Керк. 

– Керк, я хочу тебе сказать…

– Не говори мне ничего! – Голос Керка громом раскатился по коридору. – Говорить буду я. Ты выслушаешь меня, и на этом разговор будет окончен. Мы не желаем больше видеть тебя на Пирре, Язон динАльт, мы не нуждаемся ни в тебе, ни в твоих премудрых суждениях постороннего. Один раз тебе с твоим лживым языком удалось меня убедить. Я помог тебе за счет более важных дел. Я должен был раньше сообразить, куда заведет твоя пресловутая логика. Теперь я увидел это воочию. Велф умер, чтобы ты мог жить. А он стоил двоих таких, как ты.

– Велф? Его звали Велф? – неловко спросил Язон. – Я не знал…

– Ты не знал. – Зубы Керка обнажились в презрительной гримасе. – Ты даже не знал его имени, а он умер, чтобы ты мог и дальше влачить свое жалкое существование.

Керк сплюнул, словно ему попала в рот какаято дрянь, и зашагал к выходу. Потом вспомнил что-то и повернулся к Язону.

– Ты будешь здесь, в изоляторе, пока не придет корабль. Через две недели ты покинешь эту планету и никогда больше не вернешься. А если вернешься, я убью тебя на месте. С большим удовольствием.

Он вошел в переходную комнату.

– Постой! – крикнул Язон. – Так нельзя… Ты еще не видел того, что я нашел. Спроси Мету…

Дверь захлопнулась, и Керк исчез. Черт знает что. Бессильное отчаяние сменилось яростью. С ним обращаются как с несмышленым ребенком, ни во что не ставят важное открытие, которое он сделал.

Язон обернулся и увидел Бруччо. 

– Ты слышал? – спросил он. 

– Да. И я с ним полностью согласен. Считай еще, что тебе повезло.

– Повезло! – Язон окончательно рассвирепел. – В том, что ко мне относятся как к малолетнему недоумку, что моих усилий не принимают всерьез…

– А я говорю: повезло, – перебил его Бруччо. – У Керка из всех сыновей только Велф и остался. Керк возлагал на него большие надежды, готовил его себе в преемники.

Бруччо повернулся, чтобы уйти, но Язон окликнул его:

– Погоди. Мне очень горько, что Велф погиб. Независимо от того, что ты мне сейчас сказал. Но теперь мне понятно, почему Керку не терпится меня выпроводить. Вместе с материалами, которые я нашел. Бортовой журнал…

– Знаю, видел его. Мета приносила. Очень интересный исторический документ.

– И это все, что ты можешь о нем сказать? Исторический документ… А суть перемены, которая произошла с планетой, до тебя не дошла?

– Дошла, – сухо ответил Бруччо. – Но я не вижу, при чем тут сегодняшний день. Прошлого не переделать, а мы боремся в настоящем, и все наши силы уходят на эту борьбу.

Все, все впустую, прямо хоть вой… Куда ни повернись, сплошное безразличие.

– Ты же умный человек, Бруччо, и, однако, видишь не дальше собственного носа. Наверно, с этим ничего не поделаешь. Ты и все остальные пирряне – супермены на земную мерку. Свирепые, беспощадные, несокрушимые, с молниеносной реакцией. Живучие, как кошки. Из вас получились бы бесподобные техасские рейнджеры, канадские конные патрули, разведчики болот Венеры – любые из мифических героев далекого прошлого. И, по-моему, именно там ваше место, в прошлом. На Пирре человек находится в условиях, которые требуют максимума от его мышц и рефлексов. Но ведь это тупик. Мозг вывел человека из пещер и открыл ему путь к звездам. Если опять впереди мозга поставить мышцы, мы вернемся к пещерному уровню. В самом деле, кто вы, пирряне, если не племя троглодитов, которые бьют зверей по голове каменными топорами? Вы когда-нибудь задумывались над тем, для чего вы тут живете? Что делаете? Куда идете? – Язон остановился, чтобы перевести дух.

Бруччо задумчиво потер подбородок. 

– Пещеры? – повторил он. – Где ты видел у нас пещеры и каменные топоры? Я тебя совсем не понимаю.

Можно ли тут сердиться, раздражаться? Язон открыл рот, хотел ответить, но вместо этого рассмеялся. Это был невеселый смех. Он устал спорить с этими пиррянами. Все как об стену горох. Они мыслят только в настоящем. Прошлое и будущее для них неизменно и непознаваемо, а потому не представляет никакого интереса.

– Как идет бой на Периметре? – спросил он, переводя разговор на другое.

– Окончен. Во всяком случае, подходит к концу.

И Бруччо принялся с жаром показывать стереофотографии врага, не замечая, что Язон с трудом подавляет отвращение.

– Это был самый серьезный прорыв за много лет, но мы вовремя его засекли. Жутко подумать, что было бы, опоздай мы на неделю-другую.

– А что это за твари? – спросил Язон. – Какие-нибудь гигантские змеи?

– Не говори вздора, – фыркнул Бруччо и постучал ногтем по снимку. – Корни. Только и всего. Сильно видоизмененные, конечно, но все равно корни. Задумали пробраться под Периметром, такого глубокого подкопа еще никогда не было. Сами-то по себе они не опасны, подвижность очень маленькая. Обруби такой корень – долго не проживет. А вся опасность в том, что они служили как ходы для штурма. Каждый корень внутри испещрен ходами, в них живут два или три вида животных, своего рода симбиоз. Теперь, когда мы в них разобрались, будем начеку. А вот если бы они подрыли весь Периметр и атаковали сразу со всех сторон, тогда нам пришлось бы худо.

Предельные условия. Жизнь на краю вулкана, грозящего всех истребить. Пирряне рады каждому прожитому дню. Видно, их уже не переделаешь. Язон не стал продолжать разговор. Забрав в комнате Бруччо бортовой журнал «Поллукс Виктори», он отнес его к себе. Соседи по палате не замечали его. Он лег и открыл журнал на первой странице.

Два дня Язон не выходил из палаты. Раненые быстро поправлялись, он остался один и внимательно читал страницу за страницей, пока не изучил во всех подробностях историю освоения Пирра. Кипа заметок и выписок быстро росла. Он вычертил карту первоначального поселения и наложил ее на самую последнюю. Ничего похожего…

Да, это тупик. Сравнение карт неумолимо подтверждало то, о чем он догадывался. Все детали местности и рельефа были описаны в журнале очень точно. Город, несомненно, переместился со времени первоначальной высадки колонистов. Где-то это фиксировалось, но все данные должны были попасть в библиотеку, а этот источник он уже исчерпал. И больше негде искать.

Дождь хлестал по стеклу над его головой, сверкали молнии. Незримые вулканы опять проснулись, и от их глухого подземного ворчания содрогался пол.

Плечи Язона поникли под тяжким грузом поражения, пасмурное небо казалось еще более хмурым.

Глава 14

Весь следующий день Язон пролежал на койке, уныло глядя в потолок и пытаясь переварить мысль о своем проигрыше. Приказ Керка не выходить из изолятора связывал его по рукам и ногам. Ему казалось, что лишь несколько шагов отделяют его от ответа. Но как сделать эти шаги?

Его хандры хватило ровно на один день. Язон не видел в позиции, занятой Керком, ни капли логики, одни эмоции. Мысль об этом неотступно преследовала его. Жизнь давно научила Язона относиться с недоверием к суждениям, основанным на эмоциях. Он ни в чем не мог согласиться с Керком – значит, надо использовать оставшиеся десять дней, чтобы решить проблему. Пусть даже для этого придется нарушить приказ Керка.

Он с жаром взялся опять за свой блокнот. Первые источники информации исчерпаны, но должны быть другие. Грызя ручку и упорно размышляя, Язон перебирал возможные варианты. Любая идея, даже самая безумная, заслуживала внимания. Исписав блокнот, он вычеркнул чересчур трудоемкие и заведомо неосуществимые ходы. Такие, как обращение к внепланетным историческим архивам. Речь идет о сугубо пиррянской проблеме, либо она будет решена на Пирре, либо так и останется нерешенной.

В конце концов он остановился на двух вариантах. Первый – старые документы, записки или дневники, которые могли сохраниться в личном владении у кого-нибудь из пиррян. Второй – изустные предания, передававшиеся из поколения в поколение. Вариант номер один казался ему наиболее реальным, и Язон тотчас приступил к делу. Тщательно проверив свою аптечку и пистолет, он пошел к Бруччо.

– Что нового смертельного появилось на свете за то время, что я тут сижу? – спросил он.

Бруччо воззрился на него:

– Тебе нельзя выходить, Керк запретил.

– Он велел тебе следить, чтобы я повиновался? – холодно осведомился Язон.

Бруччо потер подбородок и насупил брови. Поразмыслив, он пожал плечами:

– Да нет, я тебя не сторожу. И ни к чему это мне. Я понимаю так, что это ваше с Керком личное дело – ну так и разбирайтесь сами. Уходи, когда тебе вздумается. И постарайся, чтобы где-нибудь тихо прикончили, для нас будет одной заботой меньше.

– И я тебя так же люблю,– отозвался Язон. – Теперь рассказывай про фауну.

Единственной новой мутацией, требовавшей дополнительных мер защиты, была серо-голубая ящерица, которая с убийственной меткостью плевалась ядом, поражающим нервную систему. Смерть наступала через несколько секунд после того, как яд попадал на кожу. Эту ящерицу ни в коем случае нельзя было подпускать близко.

Одного часа упражнений на тренажере оказалось достаточно, чтобы у Язона выработался нужный рефлекс. Никем не замеченный, он покинул здание изолятора и побрел по пыльным улицам к ближайшим казармам, сверяясь с планом города. Было душно, царила тишина, нарушаемая лишь далеким рокотом да изредка его собственными выстрелами.

Внутри толстостенных бараков было прохладно, и Язон тяжело опустился на скамейку. Когда пот на лице высох и сердце забилось ровнее, он вошел в комнату отдыха и приступил к опросу.

Дознание не затянулось. Никто из пиррян не хранил старинных предметов; сама мысль об этом казалась им нелепой. После двадцатого отрицательного ответа Язон понял, что ничего не добьется.

Значит, остаются изустные предания. Но и тут опрос ничего не дал. К тому же пиррянам надоели его приставания, и они начали ворчать. Лучше остановиться вовремя, пока он еще цел…

Заведующий пищеблоком угостил его обедом, который на вкус напоминал древесные опилки и размазню из пластика.

Язон быстро управился с едой и задумался над пустым подносом. Он упорно гнал от себя мысль, что снова забрел в тупик. От кого можно получить толковый ответ? Все, с кем он здесь говорил, очень уж молоды. Какое им дело до преданий старины. Это чисто стариковское хобби, требующее особого интереса и терпения. Но на Пирре нет стариков.

А впрочем, есть одно исключение: библиотекарь Поли. В самом деле. Человек, который имеет дело с документами и книгами, мог сберечь что-нибудь старинное. На худой конец, он может помнить что-то из прочитанного. Не очень надежная нить, но ее надо проверить.

Путь до библиотеки едва не доконал Язона. Ливни сделали дорожное покрытие совсем скользким, а сумрачное освещение мешало видеть, что делается кругом. Какая-то тварь сумела подобраться вплотную и основательно царапнула его, прежде чем он ее подстрелил. От противоядия у него помутилось в глазах, и он потерял довольно много крови, пока наложил повязку. До библиотеки он добрался совсем усталый и злой.

Поли копался во внутренностях одной из библиотечных машин и оторвался от работы только после того, как Язон тронул его за плечо. Включив слуховой аппарат, старый инвалид приготовился слушать.

– У вас есть старые бумаги или письма, которые вы храните для себя лично?

Пиррянин отрицательно покачал головой.

– А как насчет преданий – может, вы в молодости слышали какие-нибудь рассказы о древних делах, о подвигах?

Снова отрицательный жест. О чем бы Язон ни спросил, Поли только качал головой. Наконец старый пиррянин раздраженно показал на ожидавшую его работу.

– Да-да, я знаю, вам надо работать. Но это очень важно.

Поли сердито мотнул головой и поднял руку, намереваясь выключить слуховой аппарат. Язон лихорадочно старался придумать такой вопрос, который мог бы вызвать более позитивную реакцию. В мозгу вертелось какое-то слово, которое он однажды слышал и, так сказать, заложил в память, чтобы потом выяснить его значение. Слышал от Керка… Есть! Заветное слово вынырнуло из подсознания.

– Минуточку, Поли, только еще один вопрос. Что такое «корчевщик»? Вы когда-нибудь видели «корчевщика»? Чем они занимаются? Где их можно увидеть?

Он не договорил. Поли развернулся и со всего размаху ударил Язона по лицу здоровой рукой так, что едва не раздробил ему челюсть. Язон отлетел в сторону и словно в тумане увидел, как старый калека идет, ковыляя, к нему. Уцелевшая часть лица библиотекаря была искажена яростью, изувеченное горло издавало какие-то клекочущие звуки.

Тут уж было не до объяснений. Со всей скоростью, какую только он мог развить при двойном тяготении, Язон направился к двери. Рукопашная схватка с пиррянином, будь то малорослый юнец или старый инвалид, не сулила ничего хорошего.

Дождь успел смениться снегом, и Язон зашлепал по слякоти, потирая ноющую скулу и осмысливая единственный факт, которым он располагал. «Корчевщик» – явно ключ, но к чему? И куда теперь обратиться за информацией? Из всех пиррян только с Керком у него получался путный разговор, но с ним больше не поговоришь. Остается Мета. Надо немедленно повидаться с ней. Но тут им вдруг овладела такая слабость, что он через силу добрел обратно до учебного центра.

Утром он чуть свет позавтракал и снова отправился в город. Всего неделя осталась в запасе… Проклиная два G, пресекающие все его попытки идти быстро, Язон дотащился до здания диспетчерской службы, узнал, что Мета вот-вот должна вернуться с ночного дежурства на Периметре, и отправился в ее казарму. Когда Мета вошла, он лежал на ее койке.

– Уходи, – бесстрастно сказала она. – Или тебя надо вышвырнуть?

– Терпение. – Он сел. – Я просто прилег отдохнуть, пока ждал тебя. У меня к тебе один-единственный вопрос. Ответь мне на него, и я сразу уйду.

– Какой еще вопрос? – Мета нетерпеливо постукивала по полу каблуком, но Язон уловил нотку любопытства в ее голосе.

Он еще раз тщательно продумал все, потом заговорил:

– Только постарайся воздержаться от стрельбы. Ты знаешь меня как болтливого инопланетчика, я уже говорил при тебе ужасные вещи, и ты не стреляла в меня. Сейчас ты услышишь еще одну ужасную вещь. Пожалуйста, подтверди свое превосходство над другими обитателями галактики, держи себя в руках и не разлагай меня на атомы.

В ответ она только еще раз стукнула каблуком. Язон собрался с духом и выпалил:

– Что такое «корчевщик»?

На миг Мета словно окаменела. Потом с отвращением посмотрела на него.

– Ты умеешь находить самые омерзительные предметы для разговора.

– Возможно, – согласился он. – Но это не ответ на мой вопрос.

– Это… В общем, это одна из тех вещей, о которых люди не говорят. 

– Я говорю.

– А я нет! Это самая отвратительная вещь на свете, больше я ничего не скажу. Потолкуй с Кранноном, а с меня хватит.

Говоря, Мета схватила его за руку и выволокла в тамбур. В следующую секунду дверь захлопнулась за его спиной. Язон сердито буркнул себе под нос: «Атлетка», – но гнев улетучился, как только он сообразил, что Мета, хотела она того или нет, дала ему в руки ключ. Теперь надо выяснить, кто такой или что такое Краннон.

В диспетчерской Язон узнал, кто такой Краннон, а также где и в какую смену он работает. Идти туда было недалеко, и Язон скоро очутился перед большим кубическим строением без окон. У каждого из надежно запертых входов висело по вывеске с одним только словом: «Продовольствие». Чтобы попасть внутрь здания, Язону пришлось пройти через несколько тесных автоматических камер, где он подвергся ультразвуковой, ультрафиолетовой и антисептической обработке. Затем его почистили вращающиеся щетки и последовательно окатили три различных душа. Несколько более влажный и несравненно более чистый, он был наконец допущен в центральное помещение. Здесь люди и роботы перекладывали ящики, и Язон спросил одного из пиррян, где можно видеть Краннона. Пиррянин холодно смерил Язона взглядом, плюнул на его башмаки и только потом ответил. Краннон – коренастый и весьма мрачный мужчина в залатанном комбинезоне – работал один в просторной кладовой. При виде Язона он перестал ворочать тюки и сел. Угрюмые складки на его лице, казалось, стали еще глубже, когда Язон принялся объяснять, зачем пришел. Разговор о пиррянской старине нагнал на него тоску, и он откровенно зевал. Наконец Язон закончил. Однако он тщетно ждал ответа, Краннон только молча продолжал зевать. В конце концов Язон не выдержал:

– Ну так как, у вас есть старые книги, документы, записки или что-нибудь в этом роде?

– Ты обратился по адресу, инопланетчик, – услышал он. – От разговора со мной тебе будут сплошные неприятности. 

– Это почему же? 

– Почему? – Язон увидел, что лицо Краннона может выражать не только уныние. – Я тебе скажу почему! Однажды я допустил промашку, только одну, и был наказан за это пожизненным приговором. На всю жизнь – понятно тебе? Я один, все время один. Корчевщики и те надо мной начальники.

Язон постарался не выдать своего ликования.

– Корчевщики? А кто это такие – корчевщики?

От такого чудовищного вопроса Краннон даже онемел. Неужели есть на свете человек, который не слышал про корчевщиков? Что-то похожее на радость потеснило тоску в его душе, когда он понял, что наконец-то обрел чуткого слушателя, с которым можно поделиться своей бедой.

– Корчевщики – предатели, иначе их не назовешь. Предатели рода человеческого, я бы их всех перебил, была бы моя воля. Живут в джунглях. А что они с животными делают…

– Вы хотите сказать, что это люди? Такие же пирряне, как вы сами? – перебил его Язон.

– Нет, сударь, не такие же, как я. И не повторяй этой ошибки, если тебе жизнь дорога. Допустим, я один раз задремал на посту, за что и должен теперь делать эту работу. Но отсюда еще не следует, что она мне по душе. Или что они мне по душе. От них смердит, да-да, смердит, и, если бы они не давали нам продовольствие, их завтра же прикончили бы всех до одного. Вот работенка, за которую я взялся бы с великой радостью!

– Но, если они поставляют вам продовольствие, вы должны давать им что-то взамен?

– Меновой товар – бусы, ножи и все такое прочее. Мне их сюда привозят в коробках, мое дело только доставить эти коробки по адресу. 

– Как вы это делаете? 

– Отвожу в условное место на бронетранспортере. Потом еду туда снова и забираю продовольствие, которое они оставляют.

– Можно мне в следующий раз поехать с вами?

Краннон немного поразмыслил, прежде чем ответить.

– Что ж, валяй поезжай, если природа обделила тебя умишком. Пособишь мне с погрузкой. Сейчас урожай еще не собран, так что следующий рейс через восемь дней…

– Но ведь это будет после того, как улетит корабль. Слишком поздно. А раньше вы не можете поехать?

– Не лезь ко мне со своими проблемами сударь. – пробурчал Краннон вставая. – Через восемь дней, и никаких перемен ради твоей милости.

Язон понял, что от этого человека ему большего за один раз не добиться. Он уже собрался уходить, но затем обернулся.

– Еще один вопрос. Как выглядят эти дикари? Эти корчевщики?

– Откуда мне знать! – рявкнул Краннон. – Я с ними торгую, а не целуюсь. Попадись мне хоть один, я пристрелил бы его на месте.

Он несколько раз согнул и разогнул пальцы, заставляя пистолет выскакивать из кобуры. Язон предпочел тихо удалиться.

Растянувшись на койке, чтобы мышцы отдохнули от перегрузки, он ломал голову над тем, как убедить Краннона перенести срок. Его надо подкупить. Но чем? В этом мире, где валюта не котируется, его миллионы кредов ничего не значат. Глаза Язона остановились на стенном шкафу, в котором висела его старая одежда… Кажется, придумал!

На другой день – еще одним днем меньше! – он спозаранок пришел в здание продовольственного склада. Краннон даже не обернулся на звук его шагов.

– Хотите получить эту штуку? – Язон протянул изгою плоский золотой футляр с крупным алмазом посередине.

Краннон хмыкнул и повертел футляр в руках.

– Игрушка, – сказал он. – Какой от нее прок?

– А вы нажмите кнопку, появится огонь.

Над дырочкой в крышке вырос язычок пламени. Краннон вернул футляр Язону.

– На кой мне такой огонек? Оставь себе.

– Погодите, – сказал Язон. – Это не все. Если надавить на этот камень посередине, выскочит… вот видите? – У него на ладони очутился черный шарик величиной с ноготь. – Граната, из чистого ультранита. Сдави ее хорошенько, потом брось, и будет такой взрыв, что начисто разнесет дом вроде этого.

Краннон снова взял золотой футляр. На грозное оружие он смотрел чуть ли не с улыбкой, словно ребенок на конфетку. 

– Футляр и бомбы будут ваши. Если вы перенесете очередной рейс на завтра и возьмете меня с собой, – поспешил объявить Язон.

– Будь здесь ровно в пять утра, – ответил Краннон. – Мы выедем рано.

Глава 15

Рокоча гусеницами, бронетранспортер подкатил к воротам Периметра и остановился. Краннон сделал рукой знак часовым и опустил металлический щит перед ветровым стеклом. Ворота распахнулись, и транспортер – по сути дела, это был тяжелый танк – медленно пополз вперед. За первыми воротами были вторые, они открылись только после того, как сомкнулись внутренние створки. Язон смотрел в перископ, как отворяются наружные ворота. Автоматические огнеметы поливали пламенем проход, пока транспортер не подошел вплотную. Широкая полоса выжженной земли окаймляла Периметр; дальше начинались джунгли. Язон непроизвольно съежился на сиденье.

Растения и животные, которых он до тех пор знал лишь по образцам, здесь окружали его со всех сторон, образуя сплошную массу, кишащую всякой живностью. Воздух наполнился неистовым гулом, что-то непрерывно царапало броню, стучало по ней. Краннон усмехнулся и включил контакт, подающий электрический ток на защитную решетку. Царапанье умолкало по мере того, как звери своими телами замыкали цепь на заземленный корпус.

Транспортер продирался сквозь джунгли на самой малой скорости. Лицо Краннона будто срослось с перископом. Он молча управлял машиной. С каждой милей транспортер шел все лучше; наконец водитель убрал перископ и поднял щит. По-прежнему их грозно обступал густой лес, но это было совсем не то, что возле Периметра, вдоль которого, казалось, сосредоточилась главная смертоносная мощь планеты Пирр. «Почему? – спросил себя Язон. – Откуда эта исступленная ненависть направленного действия?»

Мотор стих, Краннон встал и потянулся.

– Приехали, – сказал он. – Давай выгружать.

Транспортер стоял на голой скале с такими крутыми и гладкими склонами, что на них не держалась никакая растительность. Краннон открыл грузовые отсеки, и они принялись сгружать клети и ящики. Когда работа была закончена, Язон обессиленно привалился к груде ящиков.

– Полезай в кабину, едем обратно, – приказал Краннон. 

– Вы поезжайте, а я останусь.

Краннон холодно посмотрел на него:

– Лезь в машину, или я убью тебя. Здесь нельзя оставаться. Во-первых, ты и часа один не проживешь. А главное – попадешь в руки корчевщиков. Они тебя сразу прикончат, но не в этом беда. А в том, что у тебя есть снаряжение, которое не должно попасть в их руки. Только кор чевщика с пистолетом нам не хватает!

Пока пиррянин говорил, Язон лихорадочно продумывал следующий ход. Вся его надежда была на то, что Краннон смекает не так быстро, как реагирует.

Язон уставился на деревья, точно что-то заметил среди ветвей. Краннон, продолжая говорить, автоматически последовал его примеру. И как только в руке Язона оказался пистолет, Краннон тотчас выхватил свое оружие.

– Вон там! На макушке! – крикнул Язон, стреляя наугад в зеленый хаос.

Краннон тоже открыл огонь. В ту же секунду Язон отпрянул назад, сжался в комок и покатился вниз по склону. Выстрелы заглушили звук его движений, и, прежде чем Краннон успел повернуться, Язон уже скрылся в зарослях. Кусты хлестали его прутьями, но они же тормозили падение, и в конце концов он остановился. Пули, посланные вдогонку Кранноном, не достигли цели.

Лежа в кустах, исцарапанный, запыхавшийся, Язон слышал, как Краннон честит его последними словами. Топая по скале, взбешенный пиррянин продолжал стрелять наугад, однако спускаться в заросли не стал. В конце концов он сдался и сел в кабину. Мотор взревел, гусеницы звякнули и заскребли по камню, и транспортер пошел обратно через джунгли. Некоторое время были слышны рокот и треск, потом все стихло. Язон остался один. До этой минуты он даже не представлял себе, что можно чувствовать себя таким одиноким. Машина исчезла, а кругом – смерть, и ничего кроме смерти. Он с трудом подавил в себе желание броситься вдогонку за бронетранспортером. Что сделано, то сделано, возврата нет.

Риск немалый, но другого способа связаться с корчевщиками не было. Пусть они дикари, но ведь люди же. Ведут меновую торговлю с цивилизованными пиррянами – значит, не так уж безнадежно одичали. Он должен установить контакт, должен как-то поладить с ними. И выяснить, как они ухитряются жить без опаски в этом безумном мире.

Будь у него другой способ решить проблему, он предпочел бы его; роль героя-мученика Язону вовсе не улыбалась. Но Керк и назначенный им срок не оставляли ему выбора. Надо было возможно скорее устанавливать контакт, и он не видел другого пути.

Где сейчас находятся дикари? Скоро ли появятся? Попробуй, угадай. Не будь лес таким опасным, он мог бы укрыться и выждать подходящий момент для встречи с корчевщиками. Ведь если они застанут его около ящиков, то с присущим пиррянам рефлексом могут сразу отправить его на тот свет.

Волоча ноги, Язон добрел до высоких деревьев. Что-то шевельнулось среди ветвей и тут же пропало. Он поглядел на ближайшее дерево. Окружающие толстый ствол растения не производили впечатления ядовитых, и Язон вошел влес. Вроде бы ничего угрожающего кругом. Странно… Он прислонился к шершавому стволу, собираясь с силами.

Что-то мягкое накрыло его голову, руки и ноги точно сковало железом, и чем сильнее он отбивался, тем крепче становилась хватка. Кровь стучала в висках, легкие готовы были взорваться.

Наконец он прекратил сопротивление, и сразу же хватка ослабла. Поняв, что на него напал не зверь, Язон слегка воспрял духом. Он ничего не знал о корчевщиках, но рассчитывал на то, что человеческое в них возьмет верх.

Он был крепко связан, кобуру с пистолетом у него забрали. Без оружия Язон чувствовал себя словно голый. Все те же могучие руки снова схватили его и бросили ничком на что-то мягкое и теплое. Это «что-то» явно было каким-то крупным животным, и Язона опять обуял ужас, ведь все пиррянские животные были смертельными врагами человека. Когда животное тронулось с места, унося его на себе, на смену страху при шло огромное облегчение. Выходит, корчевщики сумели наладить своего рода сотрудничество по меньшей мере с одним представителем местной фауны. Если он выяснит, как это оказалось возможно, и сумеет сообщить секрет жителям города, все его труды и мытарства окупятся. Пожалуй, даже смерть Велфа будет оправданна, если удастся умерить, а то и вовсе прекратить многовековую войну.

Туго связанные конечности сначала отчаянно болели, потом потеряли чувствительность, а они все ехали и ехали куда-то. Язон потерял всякое представление о времени. Дождь промочил его насквозь, потом он ощутил, как жгучее солнце принялось подсушивать его одежду.

Наконец тряска прекратилась, Язона стащили со спины животного и бросили на землю. Чувствительность вернулась к развязанным рукам, и острая боль пронизала мышцы, когда он попробовал шевельнуться. Как только руки стали слушаться, он поднял их и сдернул с головы мешок, сшитый из какого-то густого меха. Ослепленный ярким светом, он жадно хватал ртом чистый воздух.

Отдышавшись немного, Язон огляделся вокруг. Он лежал на полу из неструганных досок; через дверной проем прямо в лицо ему светило заходящее солнце. Весь склон холма до самого леса занимало вспаханное поле. Царивший внутри хижины полумрак не позволял рассмотреть подробностей обстановки.

Что-то заслонило свет, на пороге выросла высокая фигура. В первую секунду Язону почудилось, что это зверь, потом он увидел лицо человека с длинными волосами и густой бородой. Человек был одет в шкуры, даже чулки на ногах были меховые. Поглаживая рукой подвешенный к поясу топор, он пристально смотрел на пленника.

– Кто ты? Чего тебе надо? – вдруг спросил бородач.

Язон помешкал с ответом – как бы этот дикарь не оказался таким же вспыльчивым, как горожане.

– Меня зовут Язон. Я пришел с миром. Я хочу быть вашим другом…

– Ложь! – Бородач взялся за топор. – Врешь, жестянщик! Я видел, как ты прятался. Хотел меня убить. Но раньше я убью тебя.

Он потрогал мозолистым пальцем лезвие топора и замахнулся.

– Погодите! – отчаянно воскликнул Язон. – Вы не поняли. Топор качнулся вниз. – Я инопланетчик и…

Топор вонзился в дерево возле уха Язона с такой силой, что даже пол вздрогнул. Бородач передумал в последнюю секунду. Схватив Язона за грудь, он подтянул его к себе, их лица соприкоснулись. 

– Правда? Инопланетчик?

Не дожидаясь ответа, он разжал пальцы, и Язон упал на доски. Дикарь перескочил через него и шагнул куда-то в глубину хижины.

– Надо доложить Ресу, – сказал он, возясь с чем-то у стены.

Загорелся свет. Язон ошарашенно вытаращил глаза. Одетый в шкуры косматый дикарь включил связное устройство. Грубые, грязные пальцы быстро настроили аппарат и набрали номер.

Глава 16

Вздор какой-то… В уме Язона вид волосатого варвара никак не вязался с электронной аппаратурой. Кого он вызывает? Если есть одно связное устройство, должно быть по меньшей мере еще одно. Кто такой Рес?

Усилием воли Язон укротил беспорядочный бег мыслей. Перед ним оказалось нечто совсем неожиданное, непредвиденное. Ничего – все на свете поддается объяснению, надо только разобраться в фактах.

Закрыв глаза, чтобы не мешали пробивающиеся сквозь макушки деревьев лучи солнца, Язон попробовал анализировать факты. Их можно было разделить на две группы: то, что он видел сам, и то, что узнал от жителей города. Вторая категория нуждалась в проверке и сопоставлении с наблюдаемым. Может статься, что многие, если не все, факты этого рода окажутся ложными.

– Вставай, – вторгся в его мысли голос бородача. – Поехали.

Затекшие ноги не держали Язона. Бородач презрительно фыркнул, поднял его и прислонил к наружной стене. Потом он куда-то исчез, и Язон, держась за корявые бревна, воспользовался случаем хорошенько осмотреться.

Впервые после побега из родного дома он очутился на ферме. Другая планета со своей экологией, но все равно сходство бросалось в глаза. Перед лачугой простерлось недавно засеянное поле. Видно, что здесь потрудился искусный пахарь. Аккуратные борозды равномерно огибали склон. Рядом с жилым строением стояло другое, то ли амбар, то ли конюшня.

За спиной Язона послышалось чье-то фырканье. Он резко обернулся и окаменел; рука сжимала несуществующий пистолет, палец дергал курок, которого не было.

Перед ним стоял какой-то зверь, неприметно вышедший из леса. Длиной около двух метров, шесть толстых ног с костистыми лапами, тусклая черно-желтая шерсть, только череп и лопатки выстланы налегающими друг на друга роговыми пластинками. Зверь был так близко, что Язон хорошо все разглядел. Он приготовился умереть. Раскрылась жабья пасть, обнажая два ряда зубов, похожих на пилы.

– Ко мне, Фило, – позвал вышедший из сарая бородач и щелкнул пальцами.

Шестиногая тварь пробежала мимо огорошенного Язона и потерлась головой о ногу пиррянина.

– Хороший, хороший песик, – приговаривал тот, почесывая лопатку зверя около последней пластины.

Язон увидел, что бородач вывел двух оседланных и взнузданных верховых животных. Садясь на своего «коня», он обратил внимание на его гладкие, лоснящиеся бока и длинные ноги. Хозяин крепко привязал ступни Язона к стременам, и они тронулись в путь, сопровождаемые лысой тварью.

– Хорошая собачка! – сказал Язон, и вдруг на него напал беспричинный смех.

Бородач оглянулся и хмуро смотрел на него, пока он не угомонился.

Когда они въехали в джунгли, уже стемнело. Под густым лесным пологом ничего не было видно, тем более без фонарей, но животные явно знали дорогу. Кругом что-то шуршало, звучали пронзительные крики, однако Язон не испытывал особой тревоги. То ли ему передалась уверенность его провожатого, то ли успокоительно действовало присутствие «пса», которого он скорее ощущал, чем видел.

Путь не был очень трудный, но долгий; плавная трусца животного и усталость сделали свое, и Язон задремал, просыпаясь каждый раз, когда сильно клевал носом. В конце концов он приспособился спать, сидя прямо. Так прошло несколько часов. Вдруг Язон, в сотый раз открыв глаза, увидел впереди освещенный квадрат. Путешествие окончилось.

Когда его освободили от стремян, он, морщась от боли, с великим трудом слез на землю. Онемевшие ноги подкосились, и он едва не упал. Открылась дверь, Язон вошел в дом. Когда его глаза привыкли к свету, он разглядел кровать и лежащего на ней человека. 

– Подойдите сюда и сядьте.

Голос был громкий, властный, привыкший повелевать, а тело, закрытое до пояса одеялом, принадлежало инвалиду. Болезненно бледная кожа в красных узелках дряблыми складками облегала костяк. Вот уж поистине кожа да кости…

– Не очень красивое зрелище, – сказал человек на кровати, – но я уже привык. – Он продолжал совсем другим тоном: – Накса сообщил, что вы инопланетчик. Это верно?

Язон кивнул. Живые мощи сразу взбодрились. Голова больного оторвалась от подушки, обрамленные красными веками глаза впились в Язона.

– Мое имя Рес, я… корчевщик. Вы мне поможете?

Ясона озадачило волнение, с которым были произнесены эти, казалось бы, такие простые слова. Тем не менее он не задумываясь ответил:

– Конечно, я помогу вам, чем смогу. Только бы это не было во вред другим. А что вы хотите?

Больной уже опустил голову обратно на подушку, но глаза его горели по-прежнему.

– Не беспокойтесь, я никому не желаю вреда, – заверил он. – Напротив. Как видите, у меня болезнь, против которой все наши средства бессильны. Мне осталось жить несколько дней. Но я видел… у горожан… какое-то приспособление… они прикладывают его к ранам и укусам. У вас нет с собой такого аппарата?

– Вы, очевидно, говорите про аптечку. – Язон нажал кнопку на поясе, и аптечка оказалась у него в руке. – Вот. Это устройство определяет и излечивает большинство…

– Вы не могли бы испробовать его на мне? – нетерпеливо перебил Рес.

– Извините. Я должен был сразу сообразить.

Язон подошел к Ресу и прижал аппарат к воспаленному участку кожи на его груди. Вспыхнул контрольный огонек, вниз пошел тонкий штифт анализатора. Как только он возвратился на место, аппарат зажужжал, потом трижды щелкнул: три иглы поочередно вошли в тело. Наконец огонек погас.

– И все? – спросил Рес, глядя, как Язон пристегивает аптечку к поясу.

Язон кивнул и увидел влажные дорожки на щеках больного. Рес поймал его взгляд и сердито смахнул рукой слезы.

– Стоит заболеть, – проворчал он, – и твое тело, все твои органы чувств тебя предают. Я с детства не плакал, и сейчас мне не себя жаль, а тысячи людей, умерших только потому, что у нас нет этой маленькой штучки, с которой вы так запросто обращаетесь.

– Неужели у вас нет своих лекарств и врачей?

– Знахари и колдуны. – Рес сделал рукой выразительный жест, в который вложил все свое презрение к этим людям. – Честных тружеников сбивает с толку то, что шептуны обычно помогают им лучше всех настоев.

Разговор утомил Реса. Он вдруг умолк и закрыл глаза. Уколы уже начали действовать, и красные пятна на груди посветлели.

Язон осматривал комнату, надеясь найти какие-нибудь ключи к загадке этого народа.

Пол и стены из плотно подогнанных досок. Ни краски, ни резьбы, простые, грубые доски, как и должно быть у дикарей. А впрочем, точно ли они грубые? Какая сочная фактура у этого дерева, кажется, что оно светится изнутри… Язон нагнулся и увидел, что доски натерли воском, чтобы выявить узор. Чьих это рук дело – дикарей или людей с тонким вкусом, которые стремились облагородить простейший материал? И выглядит куда красивее, чем комнаты горожан с их унылой краской и стальными заклепками. Недаром говорят, что простота венчает оба конца на шкале артистизма… Непросвещенный абориген облекает простую идею в бесхитростную форму и творит красоту. А искушенный критик отвергает чрезмерную изощренность и красивость ради чистой подлинности незатейливого искусства. Какой конец шкалы сейчас перед ним?

Ему говорили, что эти люди – дикари. Они носят одежду из шкур, и речь у них – во всяком случае у Наксы – грубая. Рес косвенно признался, что его народ предпочитает лекарям шептунов. Но как совместить это со связными устройствами? И с люминесцентным потолком, который заливает всю комнату мягким светом?

Рес открыл глаза и уставился на Язона так, как будто видел его впервые.

– Кто вы? – спросил он. – И зачем вы пришли к нам?

Холодная угроза, прозвучавшая в его голосе, не удивила Язона. Городские пирряне ненавидели корчевщиков, и это чувство, несомненно, было обоюдным. Об этом ему сказал еще топор Наксы… Кстати, вот и Накса стоит, держа руку на том самом топоре. Язон прекрасно понимал, что, пока эти люди не услышали от него удовлетворительного ответа, жизнь его под угрозой.

Но и правды говорить нельзя. Стоит им заподозрить, что он шпионит в пользу горожан, и на этом все кончится. Как же выяснить, каким образом они ухитряются выживать в джунглях?

Решение пришло тут же, он повернулся к больному и ответил, стараясь говорить возможно спокойнее:

– Меня зовут Язон динАльт, я эколог, так что, сами понимаете, у меня были основания выбрать эту планету…

– Что такое эколог? – перебил его Рес.

По тону вопроса нельзя было понять, спрашивает ли он всерьез или расставляет сети. Если перед этим они разговаривали непринужденно, то теперь Язон уловил в его словах недоверие.

– Проще говоря, это отрасль биологии, которая изучает взаимоотношения живых организмов со средой. Как действуют на организм климат и другие факторы и как организмы влияют друг на друга и на среду.

Поскольку этим исчерпывалось все, что Язон знал об экологии, он не стал задерживаться на этом предмете.

– Я много слышал о вашей планете и наконец решил сам с ней познакомиться. Поработал в городе, но понял, что этого мало. Люди там считают меня помешанным, но я все же добился того, что меня повезли в лес.

– Когда и как они должны вас забрать? – быстро спросил Рес.

– Мы об этом не договаривались. Они твердили, что меня сразу убьют, что я ни за что не вернусь. Никак не хотели отпускать меня одного, и мне пришлось убежать.

Судя по безрадостной улыбке Реса, ответ Язона как будто удовлетворил его.

– Типично для этих жестянщиков. Они шагу не шагнут за свои стены без бронированной машины с амбар величиной. А что они рассказывали про нас?

Язон ответил не сразу, понимая, как важно сейчас не промахнуться.

– Что ж, может быть, мне снесут голову этим топором, но лучше я скажу правду. Вам следует знать, что они о вас думают. Мне описывали вас как грязных, невежественных дикарей, говорили, что от вас смердит и что вы общаетесь с животными. Что они вам дают бусы и ножи в обмен на продовольствие…

Оба пиррянина громко расхохотались. Правда, Реса хватило ненадолго, но Накса буквально закатился смехом и справился с собой только после того, как плеснул себе на голову холодной водой из высушенной тыквы.

– Охотно верю, – сказал Рес. – Глупость в их духе. Эти люди совсем не знают мира, в котором живут. Надеюсь, остальное, что они говорили, тоже правда. Но все равно вы желанный гость. Я уже убедился, что вы инопланетчик. Ни один из жестянщиков пальцем не пошевельнул бы, чтобы меня спасти. Вы первый инонланетчик, с которым встречается мой народ, поэтому мы вам вдвойне рады. Мы готовы помочь вам всем, чем только можем. Моя рука – ваша рука.

Последние слова прозвучали как ритуальная формула, и Накса поощрительно кивнул, когда Язон повторил их. И ведь это была не пустая фраза. Он знал, что на Пирре без взаимопомощи не выжить и что эти люди сплоченно противостоят окружающим их смертельным опасностям. Может быть, после ритуала и на него распространится защитная сфера?

– Ладно, хватит на сегодня, – подвел итог Рес. – Эта пятнистая немочь измотала меня, а ваше лекарство превратило меня в кисель. Оставайтесь здесь, Язон. Одеяло найдется. Правда, кровати пока нет.

До сих пор душевный подъем помогал Язону справляться с двумя G. Но теперь его как-то вдруг сразила усталость, накопленная за этот долгий день. Он отказался от еды, завернулся в одеяло и забылся.

Глава 17

Каждая клеточка его тела, придавленная двойным тяготением к твердому деревянному полу, ныла. Веки слиплись, во рту был какой-то налет с отвратительным вкусом. Он с трудом сел и подавил стон, когда хрустнули суставы.

– Добрый день, Язон, – приветствовал его с кровати Рес. – Не верь я так в лекарства, я бы сказал, что ваша машина исцелила меня за одну ночь волшебством.

Сразу было видно, что он идет на поправку. Воспаленные пятна на коже пропали, глаза освободились от горячечного блеска. Он сидел, опираясь на подушки, и смотрел, как под лучами солнца тает на поле ночной град.

– Там в шкафу вы найдете мясо, – продолжал Рес. – А для питья есть вода и виск, что больше нравится.

Виск оказался прозрачным напитком чрезвычайной крепости, от которого у Язона сразу прояснилось в голове и слегка зазвенело в ушах. А окорок нежнейшего копчения неизмеримо превосходил вкусом все, что он ел с тех пор, как покинул Кассилию. То и другое возродили веру Язона в жизнь и будущее. Он глубоко вздохнул, поставил стакан и осмотрелся вокруг.

Усталость прошла, ничто не угрожало его жизни, и мысли Язона снова обратились к волнующей его проблеме. Что же это за люди, на самом деле? И как они ухитрились выжить среди джунглей, где человека на каждом шагу под стерегает смерть? В городе ему говорили, что они дикари. Но вот на стене вполне исправное связное устройство. Около двери висит арбалет, стреляющий металлическими стрелами фабричного производства; на черенках даже видно клеймо. Информация, вот что ему надо. А для начала хотя бы отчасти развеять туман дезинформации.

– Рес, вы рассмеялись, когда я сказал, что в городе меня уверяли, будто дают вам безделушки за продовольствие. А что вы получаете от них на самом деле?

– Все, до известных пределов. Разные фабричные изделия, в том числе электронику для наших связных устройств. Нержавеющие сплавы, которые мы сами не можем производить, атомноэлектрические преобразователи, которые работают на любых радиоактивных элементах. И так далее. В общем, что попросим, то и получаем, если только это изделие не числится в списке запрещенных товаров. Они остро нуждаются в продовольствии. 

– А что входит в список? 

– Оружие, конечно, и все, из чего можно изготовить мощное оружие. Они знают, что мы делаем порох, поэтому нам не дадут крупного литья или бесшовных труб, пригодных для изготовления стволов большого калибра. Мы вручную сверлим себе оружейные стволы – правда, в джунглях от бесшумного арбалета больше толку. Еще они стремятся ограничить нас в знаниях, поэтому к нам доходят лишь технические инструкции без каких-либо теоретических основ. Наконец, это вы уже знаете, под запретом медицина. Меня это особенно бесит, я ненавижу их все сильнее с каждым смертным случаем, который можно было предотвратить.

– Я знаю их соображения, – сказал Язон.

– Расскажите мне, потому что я не вижу в этом никакого смысла.

– Борьба за существование, только и всего. Вам, очевидно, невдомек, что население города сокращается. Через несколько десятков лет там вообще никого не останется. А у вас численность населения стабильная, наверно, даже есть небольшой прирост, а то бы вам без механических средств защиты не уцелеть. Отсюда эта ненависть и зависть горожан. Если дать вам лекарства, вы сумеете выиграть битву, которую они уже проиграли. Думаю, они терпят вас как неизбежное зло ради продовольствия, которым вы их снабжаете. Иначе они поспешили бы отправить вас на тот свет.

– Похоже на правду, – пробурчал Рес и стукнул кулаком по кровати. – Как раз такая извращенная логика и должна быть у этих жестянщиков. Они кормятся за наш счет, дают нам минимум взамен и отрезают нас от знаний, без которых мы вынуждены жить впроголодь. Но самое главное, они отрезают нас от звезд и от остального человечества.

Лицо его выражало такую ненависть, что Язон невольно попятился.

– Ну а как вы, Язон? Тоже считаете нас дикарями? Мы выглядим как животные, ведем себя как животные, потому что вынуждены бороться за существование на уровне животных. Но мы кое-что знаем о звездах. Вон в том сундуке, в железном, хранится около трех десятков книг – все, что у нас есть. По большей части художественная литература, но есть исторические труды и научнопопулярные книжки. Из них мы черпаем наши представления о прошлом колонии на Пирре и об остальной вселенной. Мы видим, как в городе садятся корабли, и знаем, что там, наверху, есть другие миры. О которых мы можем только грезить. Что же удивительного в том, что мы ненавидим этих зверей, которые называют себя людьми? И что мы в одну секунду уничтожили бы их, если бы могли? Они правильно делают, что не дают нам оружия. Иначе мы как пить дать перебили бы их всех до одного и завладели бы всем, чего они нас лишают.

Суровый приговор, но справедливый. Во всяком случае, на взгляд стороннего наблюдателя. Язон не стал говорить сердитому хозяину дома, что городские пирряне считают свою линию единственно возможной и правильной.

– А с чего вообще начался этот разлад между вашими двумя группами? – спросил он.

– Не знаю, – ответил Рес. – Я об этом думал много раз, но у нас нет никаких документов той поры. Известно, что все мы происходим от колонистов, которые прибыли в одно время. В какой-то момент они разделились на две группы. Возможно, была война, вроде тех, про которые пишут в книгах. Есть у меня догадка, только доказать я ее не могу – все дело в расположении города.

– Расположении города? Не понимаю. ..

– Вы ведь знаете этих жестянщиков, видели их город. Они умудрились расположиться в самом лютом месте на всей планете. Сами знаете, они не считаются ни с кем, только с собой. Стрелять и убивать – вот и вся их логика. Им все равно было где обосноваться, и получилось так, что они выбрали самое неподходящее место. Уверен, что мои предки понимали, как нелеп их выбор, и пытались им это втолковать. Вот вам и причина для войны – разве нет?

– Возможно… Если и впрямь так было, – сказал Язон. – Но мне кажется, вы неверно понимаете проблему. На самом деле идет война между исконно пиррянской жизнью и человеком. Причем местные организмы все время видоизменяются в своем стремлении стереть с лица планеты вторгшихся людей.

– Если уж на то пошло, ваша гипотеза еще невероятнее моей, – возразил Рес. – Потому что вы совсем ошибаетесь. Конечно, жить на этой планете нелегко, когда сравниваешь с тем, что я читал про другие миры, но организмы не изменяются. Только не зевай и будь начеку при встрече с любым животным, которое превосходит тебя размерами, а так-то жить вполне можно. И в конце концов, не в этом суть. А в том, что жестянщики сами все время напрашиваются на неприятности. И я только рад, что они пожинают их в полной мере.

Язон не стал больше спорить. Допустим, он даже переубедит Реса, но что это ему даст? Ведь в городе, в самом центре убийственных мутаций, он никого не сумел убедить, хотя там налицо все факты. А вот порасспросить Реса не мешает.

– Я допускаю, что не так уж важно, кто начал, – уступил Язон, хотя в душе так не считал. – Но согласитесь, горожане непрерывно воюют со всеми здешними организмами. А ваш народ, как я уже мог убедиться, сумел одомашнить, во всяком случае, два вида. Вам не известно, как именно удалось этого добиться?

– Сейчас придет Накса, – ответил Рес, кивая на дверь. – Он как раз кормит животных. Спросите его, он у нас лучший говорун.

– Говорун? У меня о нем прямо противоположное мнение. Он отнюдь не речист, а когда заговорит, то… простите, его не всегда поймешь.

– Он говорун не в том смысле, – нетерпеливо объяснил Рес, – говоруны занимаются животными. Обучают собак и доримов, а лучшие, вроде Наксы, стараются найти подход и к другим животным. Одеты просто, но это по необходимости. Они говорят, что животные не любят никакой химии, металлов, крашеной кожи. Вот и носят чаще всего шкуры. Но пусть они неопрятны на вид, это не имеет никакого отношения к уму.

– Доримы? Это так называются верховые животные, на которых мы приехали сюда?

Рес кивнул:

– На них не только верхом ездят – они на многое годятся. Крупные самцы тянут плуги и другие механизмы, а молодые животные – это мясо. Хотите узнать побольше, расспросите Наксу, он сейчас на конюшне.

– Пожалуй, так и сделаю. – Язон встал. – Только я как-то неловко себя чувствую без пистолета…

– Возьмите его, милости прошу, он лежит в ящике около двери. Да только не стреляйте без разбору.

Накса стоял в глубине сарая и стачивал копыто дориму. Удивительная картина, странное сочетание… С одной стороны, человек, одетый в шкуры, и диковинный зверь, с другой стороны, напильник из медно-бериллиевого сплава и электролюминесцентное освещение. При виде Язона дорим раздул ноздри и шарахнулся в сторону. Накса погладил животное по шее и ласково заговорил с ним; наконец дорим успокоился, только иногда по его шкуре пробегала дрожь.

Что-то шелохнулось в сознании Язона. Словно напряглась мышца, которой он давно не пользовался. Какое-то неуловимо знакомое чувство…

– Доброе утро, – поздоровался он.

Накса буркнул что-то в ответ и продолжал работать напильником. Язон глядел на него и силился разобраться в своей собственной душе, осмыслить загадочное чувство, которое дразнило его и упорно не хотело поддаваться определению.

– Вам не трудно позвать собаку, Накса? Мне хочется посмотреть на нее поближе.

Не поднимая головы, Накса тихонько свистнул. Язон готов был поклясться, что этот свист не мог проникнуть через стену сарая. Тем не менее не прошло и минуты, как в конюшню тихо вошла пиррянская собака. Говорун поскреб ей загривок, бормоча что-то, а она пристально посмотрела ему в глаза. Когда же Накса снова взялся за напильник, собака сразу заметалась по сараю, тревожно принюхиваясь, потом устремилась к двери. И тут Язон окликнул ее. Точнее, он собирался ее окликнуть. В последнюю минуту Язон передумал и, подчиняясь внезапному побуждению, позвал собаку мысленно, не открывая рта. Произнося про себя слова «Иди сюда», он сосредоточил всю свою энергию на том, чтобы передать команду собаке примерно так же, как делал это с игральными костями. И подумал, кстати, что давно не прибегал к телепатии.

Собака остановилась и повернулась в его сторону. Постояла, глядя на Наксу, потом подошла к Язону.

Вблизи это была совершенно кошмарная тварь. Голые защитные пластины, маленькие глазки с красным ободком и поблескивающие слюной клыки отнюдь не внушали доверия. И однако Язону не было страшно. Между человеком и зверем установился обоюдный контакт. Язон машинально протянул руку и почесал зверю спину, словно по себе чувствовал, где именно она чешется.

– А я и не знал, что ты говорун, – сказал Накса; впервые в его голосе прозвучала дружеская нотка.

– И я не знал… до этой минуты, – ответил Язон.

Он заглянул в глаза зверю, еще раз почесал уродливую спину и подумал, что загадка вроде бы проясняется.

У говорунов явно хорошо развиты телепатические способности. Когда два существа разделяют эмоции друг друга, нет ни расовых, ни каких-либо иных барьеров. Надо проникнуть в душу, понять ее, чтобы исключить ненависть и страх, потом можно наладить прямое общение. Видимо, говоруны первыми преодолели барьер ненависти на Пирре и научились ладить с пиррянскими тварями. Другие последовали их примеру – может быть, так и сложилась мало-помалу община корчевщиков.

Настроившись на нужный лад, Язон отчетливо воспринимал окружающие его мысленные флюиды. Телепатическое поле питалось биотоками не только дорима, с которым был занят Накса; не выходя из конюшни, Язон внутренним зрением видел других доримов, ходивших на лугу за сараем.

– Это все совсем ново для меня, – сказал он. – А вы никогда не задумывались, Накса, над этой своей способностью? Сами-то вы знаете, почему вас животные слушаются, а другим людям никак не удается ими управлять?

Накса явно не привык размышлять о таких предметах. Он расчесал пятерней свои густые волосы и насупился.

– Не знаю, я об этом не думал. Просто так получается. Ты только знай животных как следует и всегда угадаешь, как они себя поведут. И все тут.

Было очевидно, что Накса никогда не ломал себе голову над истоками своего умения управлять животными. И не только он. Похоже, эти люди воспринимают дар говорунов как нечто само собой разумеющееся.

В мозаике, которую он мысленно складывал, прибавилось несколько кусочков. В беседе с Керком Язон говорил, что все пиррянские организмы явно объединились в борьбе против человека, но он не знал почему. Он и сейчас не знает почему, зато, кажется, догадывается как…

– Сколько отсюда до города? – спросил Язон. – Долго ехать, если отправиться туда на дориме?

– Полдня туда, полдня обратно. А что? Хочешь уехать? 

– Нет, в город я не хочу, пока не хочу. Но мне хотелось бы подобраться к нему поближе. 

– Поглядим, что Рес скажет.

Рес сразу дал свое согласие, не задавая никаких вопросов. Они оседлали доримов и немедля отправились в путь, чтобы обернуться до темноты.

Не прошло и часа, как Язон почувствовал приближение города. С каждой минутой это чувство становилось все сильнее. И Накса как-то беспокойно ежился в седле. Доримы проявляли растущую тревогу, их приходилось все время поглаживать и успокаивать.

– Хватит, – сказал наконец Язон.

И Накса с облегчением остановился.

Некая безымянная мысль вторглась в сознание Язона и заполонила его. Она напирала со всех сторон, но всего сильнее спереди, где находился незримый отсюда город. Накса и доримы тоже, как и он, испытывали странное беспокойство, не сознавая его причины.

Но одну вещь он понял со всей очевидностью. Пиррянские животные восприимчивы к телепатическому излучению; вероятно, это относится также и к растениям, и к низшим организмам. Не исключено, что они сообщаются телепатически между собой, раз они подчиняются тем из людей, у которых сильно развита эта особенность. Причем здесь, в этом районе, напряженность телепатического поля превосходила все, с чем он когда-либо встречался. Хотя сам Язон лучше всего владел психокинезом, иначе говоря, усилием мысли приводил в движение неодушевленные предметы, он был восприимчив и к другим феноменам этого ряда. Сколько раз во время спортивных состязаний он улавливал мощный аккорд порыва, который одновременно овладевал душами зрителей. Вот и сейчас он испытывал что-то в этом роде.

С одной зловещей разницей… Толпа на стадионе ликовала, когда спортсмен добивался успеха, стонала, когда он промахивался. Там по ходу игры менялась и сила, и полярность телепатического поля. А здесь излучение было мощным и постоянным, и оно навевало тревогу. И не сразу подберешь для него определение… Тут и ненависть, и страх, а больше всего – страсть к разрушению. В двух словах что-то вроде команды «Убей врага». Да нет, и это определение всего не исчерпывает… Его сознание будто омывала мощная река исступления и смерти.

– Поехали назад, – сказал Язон, почувствовав внезапное изнеможение от внутренней борьбы с этим потоком.

Они двинулись в обратный путь, и он подумал, что вот еще кое-что проясняется. Невыразимый страх, который он вдруг испытал, когда его в первый день атаковало пиррянское животное. И упорные кошмары, от которых его не избавляло никакое снотворное. И то, и другое – реакция на ненависть, направленную против города. Хотя Язон только теперь по-настоящему ее осознал, он с самого начала воспринимал ее достаточно сильно, чтобы это отразилось на его душевном равновесии.

Когда они вернулись, Рес спал, и пришлось разговор с ним отложить на утро. Несмотря на усталость, Язон долго не мог уснуть, все думал о сделанных в этот день открытиях. Стоит ли делиться этим с Ресом? Вряд ли. Ведь тогда придется не только разъяснять всю важность выводов, к которым он пришел, но и говорить, что он собирается делать дальше. А от Реса не приходится ожидать, чтобы он приветствовал какие-либо шаги, способные хоть как-то облегчить жизнь горожанам. Нет, лучше уж ничего не говорить, пока дело не будет сделано.

Глава 18

После завтрака Язон сказал Ресу, что решил вернуться в город.

– Значит, насмотрелись нашего варварского мира, и вас потянуло обратно к вашим друзьям? Уж не за тем ли, чтобы помочь им разделаться с нами?

Рес весело произнес эти слова, однако за ними угадывалась леденящая злоба.

– Надеюсь, вы не думаете так на самом деле, – ответил Язон. – Ведь дело-то обстоит как раз наоборот. Я мечтаю, чтобы эта междуусобная война прекратилась и ваш народ мог воспользоваться всеми благами науки и медицины, которых он был лишен. И я собираюсь сделать для этого все, что в моих силах.

– Все равно их не переделать, – мрачно произнес Рес. – Не тратьте зря времени. Обещайте только для вашего и нашего блага одну вещь. Не говорите им, даже не намекайте, что вы разговаривали с корчевщиками!

– Почему?

– Почему?! Гром и молния, вы вправду такой простак? Они же на все готовы, только бы не дать нам подняться на ноги по-настоящему, предпочтут, чтобы мы все подохли! Стоит им только заподозрить, что вы встречались с нами, и они вас сразу прикончат. Или вы в этом сомневаетесь? Не знаю, может быть, вам это невдомек, но они отлично понимают, что в вашей власти изменить соотношение сил на планете. Рядовые жестянщики, возможно, и верят, что мы недалеко ушли от животных, но руководители так не думают. Им хорошо известно, в чем мы нуждаемся и к чему стремимся. И они сразу сообразят, с какой просьбой я мог обратиться к вам. Да, да, Язон динАльт, у меня есть к вам просьба. Помогите нам. Вернитесь к этим двуногим бестиям и солгите. Скажите, что вы не имели с нами никаких дел, что вы скрывались в лесу и мы напали на вас, а вам пришлось отстреливаться. Постарайтесь, чтобы вам поверили, и, когда вам покажется, что вы их убедили, все равно продолжайте играть свою роль, потому что они будут следить за вами. Потом скажите им, что вы закончили свои исследования, и возвращайтесь домой. Постарайтесь улететь с Пирра на другую планету, и я вам обещаю любые блага. Все, чего вы только пожелаете. Деньги, могущество – что угодно: Пирр – очень богатая планета. Жестянщики добывают и продают металл, но мы могли бы справиться с этим делом куда лучше их. Возвращайтесь сюда на другом корабле и приземляйтесь в нашем краю где угодно. У нас нет городов, но фермы разбросаны повсюду, и наши люди отыщут вас. И мы сами поведем с вами торговлю. Это наша мечта, и уж мы потрудимся как следует. А вся заслуга будет принадлежать вам. И вы получите от нас все, чего пожелаете. Я вам это обещаю, а мы свое слово держим.

Волнение, с каким говорил Рес, и перспектива, которую он нарисовал, подействовали на Язона. Он знал, что Рес говорил правду, что все ресурсы планеты будут в его распоряжении, если он сделает то, о чем его просят. И он даже едва не поддался искушению, представив себе на секунду, как это все будет выглядеть. Но тут же понял, что это будет половинчатое решение, к тому же далеко не лучшее. Как только эти люди обретут желаемую силу, они первым делом попробуют разделаться с горожанами. Начнется кровавая междуусобная война, которая скорее всего кончится плохо для обеих сторон.

Словом, решение Реса, как ни заманчиво оно на первый взгляд, не годится. Язон обязан придумать что-нибудь получше. Надо найти способ положить конец всяким усобицам на Пирре, чтобы в мире жили обе группы.

– Я не сделаю ничего, что могло бы повредить вашему народу, Рес, и всячески постараюсь помочь ему, – сказал он.

Ответ Язона удовлетворил Реса, который не уловил заложенного в нем двойного смысла. И пиррянин подсел к связному устройству, чтобы условиться о доставке продовольствия с ферм на место обмена.

– Ну так, продовольствие доставлено, и мы передали в город положенный сигнал, – сообщил он через несколько часов. – Транспортер придет завтра утром, к этому времени вы будете там. Все подготовлено, как я говорил. Отправляйтесь в путь вместе с Наксой. Вам надо поспеть туда раньше транспортера.

Глава 19

– Машина сейчас придет. Ты все помнишь, что надо делать? – спросил Накса.

Язон кивнул и еще раз поглядел на покойника. Пиррянин потерял руку в схватке с каким-то зверем и истек кровью. Оторванную руку подшили, издали ничего не заметно, но вблизи эта рука, восковая кожа и застывшее на лице мертвеца выражение ужаса вызывали оторопь. Лучше бы покойника закопали поглубже в землю, но что поделаешь, придется потерпеть.

– Вот он, – прошептал Накса. – Обожди, пока спиной повернется.

На этот раз бронетранспортер тащил на прицепе три грузовые платформы. Автопоезд взобрался на скалу и остановился. Краннон вылез из кабины, внимательно посмотрел по сторонам, затем приступил к погрузке. Ему помогал спецробот. 

– Пошел! – прошипел Накса.

Язон выскочил из леса и побежал к транспортеру, громко выкрикивая имя Краннона. За его спиной раздался треск ломающихся ветвей, это двое сопровождающих бросили следом мертвое тело. Язон повернулся и несколько раз выстрелил на ходу по летящей в воздухе мишени.

Краннон немедленно поддержал его огнем из своего пистолета, и покойник упал на землю, весь обугленный.

Тем временем Краннон, плюхнувшись на камень, перенес огонь на деревья за спиной Язона.

В ту самую секунду, когда Язон добежал до транспортера, что-то со свистом пролетело по воздуху, ожгло ему спину и бросило его ничком на скалу. Краннон живо втащил его в кабину. Язон оглянулся и увидел торчащий из лопатки черенок металлической стрелы.

– Везучий ты, – сказал пиррянин. – На дюйм пониже, и попало бы прямо в сердце. Говорил я тебе – берегись этих корчевщиков. Еще легко отделался.

Лежа у дверцы, он продолжал обстреливать безмолвный лес. Извлечь стрелу оказалось непросто; когда она попала, было не так больно. Язон бранился сквозь зубы, пока Краннон бинтовал его, в душе восхищаясь людьми, которые подстрелили его. Они подвергли риску его жизнь, чтобы побег выглядел натуральным. И при этом они не испугались, что он захочет им отомстить. Ничего не скажешь, основательно потрудились. Черт бы побрал их основательность.

Перевязав Язона, Краннон осторожно выбрался из кабины и быстро завершил погрузку, после чего повел автопоезд обратно в город. Получив обезболивающий укол, Язон почти сразу же забылся.

Очевидно, Краннон передал о случившемся по радио, пока он дремал, потому что среди встречающих был Керк. Как только машина вошла внутрь Периметра, он распахнул дверцу и вытащил Язона. Повязка слетела, и рана раскрылась. Язон скрипнул зубами. Нет, Керк не дождется его стона.

– Кому было сказано ждать отправления корабля в изоляторе? Почему ты ушел? Почему покинул город? Ты разговаривал с корчевщиками? Ну?

С каждым вопросом он грубо встряхивал Язона.

– Я… ни с кем… не разговаривал, – через силу вымолвил Язон. – Они охотились за мной, я убил двоих… И прятался, пока не пришла машина.

– Потом пришил еще одного, – вступил Краннон. – Я сам видел. Чистая работа. Да и я вроде не промазал. Отпусти его, Керк, они его ранили, когда он бежал к машине.

«Больше прикидываться не надо, – сказал себе Язон. – Незачем пережимать. Пусть не спешат с выводами. Сейчас лучше переменить тему. Есть одна вещь, которая сразу отвлечет его мысли от корчевщиков».

– Пока вы отсиживались тут в безопасности за Периметром, я за вас воевал, Керк. – Он прислонился к транспортеру, пользуясь тем, что хватка Керка немного ослабла. – Мне удалось разобраться в причинах ваших неладов с планетой. И я понял, как победить в этой битве. Дай-ка я сяду и уж тогда расскажу.

Вокруг них собралась целая толпа пиррян. Они стояли, словно оцепенев, и неотступно глядели на Язона. Керк тоже явно был огорошен. Наконец он медленно произнес:

– Что ты хочешь этим сказать? 

– То самое, что сказал. Планета Пирр воюет с вами, воюет упорно и сознательно. Стоит удалиться от города, и сразу чувствуешь направленные на него волны ненависти. Хотя нет, вы-то их не почувствуете, ведь вы здесь выросли. А вот я чувствую. И любой человек с телепатическими способностями почувствует. На город постоянно направлено излучение, своего рода команда, которая настраивает здешние организмы, восприимчивые к телепатии, на войну. Все эти атаки, видоизменения, мутации – все подчинено одной цели: истребить вас. И так будет продолжаться, пока вы не погибнете все до одного. Если, конечно, вам не удастся положить конец этой войне.

– Как? – выпалил Керк; этот же вопрос был написан на лицах всех окружающих.

– Надо установить, кто или что излучает эту команду. Организмы, которые вас атакуют, сами не наделены разумом. Они только выполняют команду. И мне кажется, я знаю, как обнаружить источник, откуда она поступает. А потом останется придумать, как передать предложение о перемирии и совсем покончить с войной.

Пирряне примолкли, осмысливая его идеи. Наконец Керк жестом руки велел всем расходиться.

– Возвращайтесь к работе. Это по моей части, я займусь этим делом. Как только выясню, что тут правда, а что ложь, получите мой полный отчет. Люди молча разошлись, то и дело оглядываясь на Язона.

Глава 20

– Так, теперь давай все с начала, – сказал Керк. – И ничего не пропускай.

– Да мне, в общем, нечего добавить к фактам, о которых я уже говорил. Я наблюдал животных, разобрался в команде, которая их направляет. Даже сам провел несколько опытов, и они подчинялись моим мысленным приказам. Теперь я должен обнаружить источник, откуда идет команда на войну. Сейчас я скажу тебе то, чего еще никому не говорил. Мне не просто везет в игре. У меня есть телепатическое свойство, оно позволяет мне в какой-то мере влиять на вероятный исход игры. Правда, свойство непостоянное, и я, естественно, старался его развивать. За последние десять лет сумел ознакомиться со всем, что делают в этой области разные научные центры. Просто удивительно, как мало известно о телепатии, если сравнить с другими отраслями знания. Как бы то ни было, врожденные способности можно развить упражнением. Созданы даже аппараты, которые усиливают телепатическое излучение. Один из этих аппаратов вполне может работать как пеленгатор.

– Ты хочешь собрать такой аппарат? – спросил Керк.

– Вот именно. Собрать и вылететь с ним на корабле загород. Если сигнал достаточно мощный, чтобы из столетия в столетие стимулировать войну, значит, можно его засечь. Я пойду по пеленгу, свяжусь с существами, которые передают команду, и попытаюсь выяснить, зачем они это делают. Надо думать, ты поддержишь разумный план, чтобы прекратить войну?

– Разумный – да, – холодно произнес Керк. – Сколько времени тебе надо, чтобы собрать аппарат?

– Несколько дней, если найдутся все нужные части.

– Приступай. Я отменяю очередной рейс и держу корабль наготове. Когда соберешь аппарат, засеки сигнал и доложи мне.

– Договорились. – Язон встал. – Как только мне залатают дыру в лопатке, составлю список, что мне нужно.

В помощники и телохранители Язону назначили сурового, неулыбчивого типа по имени Скоп. Он ревностно отнесся к своему поручению, и Язон быстро убедился, что о полной свободе ему мечтать не приходится. Хотя Керк не оспаривал его версию, это еще не означало, что он в нее поверил. Скажет слово, и телохранитель превратится в палача.

Язон с ужасом подумал о том, что скорее всего этим дело и кончится. Поверил не поверил – Керк рисковать не станет. У них нет полной гарантии, что Язон не общался с корчевщиками, поэтому его не отпустят с планеты живым. Тольконаивностью можно объяснить веру лесных людей в то, что их замысел не будет разгадан. А может быть, они вполне сознательно делали ставку на минимальный шанс – авось получится? Они-то в любом случае ничего не теряют…

Составляя список деталей для пеленгатора, Язон продолжал упорно искать выход, которого не было. Его мысли вращались по заколдованному кругу. Задний ход давать поздно, Керк его не выпустит. Либо он найдет способ покончить с войной и решить проблему корчевщиков, либо его ждет пожизненное заточение на Пирре. И надолго оно не затянется…

Подготовив список, он связался с Управлением по снабжению. Кое-что пришлось заменить, но все остальное было налицо, и ему обещали немедленно выполнить заказ. Скоп сидел и клевал носом. Подперев рукой тяжелую голову, Язон принялся составлять монтажную схему.

Внезапно его внимание привлекла тишина. Тишина?.. Он слышал, как работает аппаратура в здании, слышал голоса в соседнем помещении. Так в чем же дело?

Ах вот оно что – внутренний слух! После возвращения в город у Язона было столько забот, что он только теперь обратил внимание на полное отсутствие телепатических импульсов. Постоянный фон, образованный реакциями животных, исчез, исчез и его собственный телепатический настрой. И ведь в городе – он только сейчас это сообразил – всегда было так.

Язон попытался включить внутренний слух – и тотчас прекратил этот эксперимент, так велика была напряженность телепатического поля. Словно ты находишься в подводной лодке на большой глубине и положил ладонь на люк, сдерживающий чудовищное давление. Ведь и впрямь достаточно коснуться люка, чтобы ощутить напор сил с другой стороны, которые стремятся прорваться внутрь и сокрушить тебя. Вот и город подвержен такому же давлению, только в сфере психики. Открой люки сознания, и оно будет растерзано исполненными ненависти беззвучными криками Пирра. Какая-то часть мозга, действуя как предохранитель, выключала телепатическое восприятие и спасала рассудок. Но и того, что все-таки просачивалось, хватало, чтобы он ощущал напор извне. И чтобы питать упорно преследующие его кошмары. От мозгового предохранителя была еще и та польза, что без давления извне Язону легче было сосредоточиться, и, как он ни устал, работа над схемой продвигалась быстро.

Ближе к вечеру появилась Мета с заказанными им деталями. Она бросила на верстак длинный ящик и явно хотела что-то сказать, но потом раздумала. Язон поднял взгляд на нее и улыбнулся.

– Ты чем-то озадачена? – спросил он.

– О чем это ты? Вовсе я не озадачена. Просто мне досадно. Очередной рейс отменен, график поставок нарушен, притом надолго. Вместо того чтобы идти в рейс или дежурить на Периметре, я должна слоняться без дела и ждать тебя. Потом зачем-то лететь куда-то, куда ты скажешь. Разве это не причина для досады?

Язон тщательно разместил детали на шасси, потом продолжил разговор:

– А я говорю, что ты озадачена. Если хочешь, могу уточнить. И окончательно сбить тебя с толку. Очень уж соблазнительно это сделать.

Она хмуро глядела на него через верстак, максимально накручивая на палец непокорный локон. Такой Мета ему больше нравилась. Когда она выступала в роли пиррянина, работающего на полную мощность, индивидуальности в ней было не больше, чем в части громадной машины. Сейчас он почти узнавал в ней ту девушку, с которой летел на Пирр. Может быть, все-таки удастся довести до ее сознания то, о чем он думает?

– Если я говорю «озадачена», в этом нет ничего обидного для тебя. Да иначе и быть не может, ведь тебя так вырастили. Конечно, Пирр – это как бы остров со множеством сложных проблем, решать которые вы мастера. Но остров он остров и есть. Перед лицом внепланетной проблемы ты теряешься. И еще сильнее теряешься, когда ваши островные проблемы оказываются частью более широкого контекста. Представь себе, что ты ведешь игру, в которой правила непрерывно меняются.

– Какой-то вздор ты говоришь, – оборвала она его. – Пирр вовсе не остров, и борьба за существование – отнюдь не игра.

– Извини, – улыбнулся он. – Я ведь это в переносном смысле, да, видно, сравнение не совсем удачно выбрал. Ладно, давай более конкретно. Разберем пример. Допустим, я скажу тебе, что вон там, на двери, сидит шипокрыл…

Прежде чем он договорил, пистолет Меты нацелился на дверь. С грохотом опрокинулся стул – Скоп очнулся, вскочил на ноги и тоже прицелился.

– Это я так, для примера, – объяснил Язон. – Там же нет никого.

Охранник убрал пистолет, наградил Язона презрительным взглядом, поднял стул и снова сел.

– Сейчас вы оба подтвердили свою способность решать пиррянские проблемы, – продолжал Язон. – Ну, а если я скажу, что над дверью сидит тварь, которая только с виду похожа на шипокрыла? А на самом деле это огромное насекомое, и оно прядет тонкую шелковую нить, пригодную для изготовления ткани?

Скоп метнул из-под густых бровей взгляд на дверь, и пистолет его выскочил было из кобуры, но тотчас вернулся на место. Буркнув, что-то нелестное для Язона, пиррянин сердито вышел и хлопнул дверью. Мета наморщила лоб, размышляя.

– Это мог быть только шипокрыл, – сказала она наконец. – Никаких других тварей, похожих на шипокрыла, нет. И шелковая нить тут ни при чем. А если бы ты подошел к нему поближе, он бы тебя укусил. Так что тебе поневоле пришлось бы убить его раньше.

Судя по улыбке Меты, она была довольна логикой своего ответа.

– Опять промах, – сказал Язон. – Я описал мимикрирующего паука, который водится на планете Стовера. Этот паук умеет маскироваться под самых опасных животных, да так ловко, что ему не нужна никакая другая защита. Так вот, этого паука можно спокойно посадить себе на руку, он будет сидеть и прясть. Представь себе, что я бы завез сюда, на Пирр, несколько тонн таких пауков, знали бы вы, когда стрелять, а когда нет? 

– Но их тут нет, – стояла на своем Мета.

– Сейчас нет, а вдруг появятся? Придется менять все правила вашей игры. Ну как, поняла? В галактике действуют определенные законы и нормы, но они отличаются от ваших. Для вас нормой стала нескончаемая война с местными организмами. Я хочу нарушить этот порядок и покончить с войной. Разве ты против? Разве не хочешь, чтобы твоя жизнь перестала быть сплошной борьбой за существование? Чтобы в ней было место для счастья, любви, музыки, искусства – всего того, на что у вас теперь просто нет времени?

Слушая Язона и стараясь осмыслить все эти непривычные понятия, Мета преобразилась, пиррянская суровость совсем сошла с ее лица. Он как-то машинально взял ее за руку – рука была теплая и отзывалась на его прикосновение частым биением пульса.

Вдруг Мета опомнилась, отдернула руку, вскочила на ноги и бросилась к двери. Вдогонку ей неслись слова Язона:

– Скоп бежал, потому что боялся за свою драгоценную черно-белую логику. Это все, что у него есть. Но ведь ты-то видела другие части галактики, ты знаешь, что жизнь не сводится к тому, чтобы убивать или быть убитым на Пирре. Ты чувствуешь, что я прав, только не хочешь этого признать.

Она выскочила за дверь. Проводив ее взглядом, Язон задумчиво потер пальцами щетинистый подбородок.

«Кажется, женщина берет верх над пиррянином, – сказал он себе. – По-моему, я видел слезы на ее глазах… Может быть, даже первые слезы за всю кровавую историю этого истерзанного войной города…»

Глава 21

– Только урони эту штуку, и Керк оторвет тебе обе руки, – сказал Язон. – Вон какой он мрачный, сам не рад, что дал себя уговорить на это дело.

Скоп негромко выругался, передавая громоздкую упаковку с частями пеленгатора Мете, которая стояла в открытом люке корабля. Язон наблюдал за погрузкой и подстреливал излишне любопытных представителей местной фауны. В это утро больше всего было рогоносов, он один уложил четырех. Язон последним поднялся на борт и задраил за собой люк.

– Где ты его поставишь? – спросила Мета.

– Где ты посоветуешь, – ответил Язон. – Мне нужно для антенны такое место, чтобы ее не экранировал металл.

Тонкий пластик – не страшно. В крайнем случае установлю антенну снаружи и налажу дистанционное управление.

– Может, так и придется сделать. Корпус сплошной, для обзора у нас служат приборы и телевидение. Так что… Хотя погоди, кажется, есть подходящее место.

Мета проводила его к отсеку, где помещалась одна из спасательных капсул. Вход в этот отсек всегда был открыт. Они вошли; за ними вошел и Скоп со своей ношей.

– Капсулы утоплены в корпус только наполовину, – объяснила Мета. – У них прозрачные носовые иллюминаторы, которые закрыты щитами, но щиты автоматически сбрасываются, когда капсула катапультируется. 

– А сейчас можно раздвинуть щиты? 

– Попробуем, – сказала Мета.

Она проследила провода до соедини тельной коробки, открыла крышку, замкнула реле вручную, и тяжелые пластины втянулись в корпус. Большая часть иллюминатора выступала ниже брюха корабля, это обеспечивало свободный обзор. 

– Превосходно, – заключил Язон. – Здесь и устроюсь. А как мы с тобой будем переговариваться?

– Вот… Видишь, устройство связи и блок с фиксированной настройкой. Только больше ничего не трогай, особенно вот этот контакт.

Мета показала на рукоятку посредине панели управления.

– Если включить его, через две секунды капсула отстреливается. А своего запаса горючего у нее нет.

– Есть не трогать, – сказал Язон. – Теперь вели этому тугодуму подключить меня к сети питания, и я соберу пеленгатор.

Аппарат был не очень сложный, но требовал точной настройки. Чашеобразная антенна подавала сигнал на чувствительное приемное устройство. Напряжение входного сигнала резко падало при малейшем отклонении в сторону, это позволяло точно определить его направленность. Дальше он поступал на усилитель, который в отличие от сосредоточенных радиопеленгаторов первого каскада, смонтированного из отдельных деталей, был выполнен в виде печатной схемы на белой подложке с надежно приклеенными полосками контактов на входе и выходе.

Закончив сборку и установку, Язон кивнул изображению Меты на экране визифона.

– Пошли, да потише, пожалуйста. Обойдемся без твоих любимых девятикратных перегрузок. Когда взлетим, пойдешь медленно над Периметром, пока не дам новую команду.

Корабль умеренным ходом взмыл в воздух, набрал высоту и лег на круговой курс. После пятого круга Язон покачал головой.

– С аппаратом, по-моему, все в порядке, но слишком много помех от местной активности. Отойди-ка на тридцать километров от города, там опять пойдем по кругу.

На этот раз дело пошло лучше. Со стороны города поступал мощный импульс; пеленгатор давал его направление с точностью до одного градуса. Развернув антенну под прямым углом к курсу, Язон получал достаточно постоянный сигнал. Мета повернула корабль вокруг продольной оси так, что капсула Язона оказалась точно внизу.

– Теперь полный порядок, – сказал он. – Держи так и старайся, чтобы нос не отклонялся. – Сделав засечку на лимбе, Язон повернул антенну на 180 градусов.

Корабль продолжал идти по кругу, а Язон внимательно следил, нет ли импульсов, направленных к городу. Когда половина окружности была пройдена, он снова услышал сигнал. Полоса была узкая, но мощная. Для полной уверенности Язон прошел еще два полных круга и оба раза точно засек гирокомпасом направление. Показания совпали. После этого он вызвал Мету:

– Приготовиться делать поворот вправо, или как там у вас это называется. Кажется, есть пеленг. Внимание… давай!

Поворот был сделан так плавно, что Язон ни на секунду не потерял сигнала. Два-три раза стрелка прибора качалась, но Язон тотчас возвращал ее на место. Как только корабль лег на заданный курс, Мета увеличила тягу.

Они шли прямо на область лесных пиррян.

Час хода почти на предельной атмосферной скорости не принес никаких изменений. Мета ворчала, но от курса не отклонялась. Направление сигнала не менялось, а мощность понемногу росла. Они прошли над цепью вулканов по краю материка, и корабль тряхнули восходящие потоки воздуха. Когда берег остался позади и внизу простерлось море, Скоп тоже начал ворчать. Он все крутил свою турель, однако вдали от суши не по чему было стрелять.

Но вот из-за горизонта появились острова, и сразу направление сигнала переменилось.

– Сбавляй ход! – скомандовал Язон. – Похоже, наш источник на этих островах!

Некогда здесь был целый материк. Он плавал на жидком ядре Пирра, напряжения в коре менялись, суша перемещалась, и материк ушел под воду. От кипящего жизнью края осталась лишь цепочка островов, некогда бывших вершинами самого высокого хребта. Торчавшие из океана клочки суши стали убежищем последних обитателей погибшего континента, победителей долгой и жестокой борьбы за существование. Здесь уцелели древнейшие виды пиррянской фауны.

– Пониже, – распорядился Язон. – Курс на большую гору. Кажется, сигнал идет оттуда.

Они прошли над самой горой, но увидели только деревья да опаленные солнцем камни.

Дикая боль пронизала голову Язона. Словно страшный заряд ненависти проник из приемника ему в череп. Он сорвал наушники и стиснул голову руками. Сквозь слезы он увидел, как с деревьев внизу сорвались черные тучи крылатых тварей. Склон промелькнул и исчез, в ту же секунду Мета резко прибавила ход, и корабль пошел вверх.

– Нашли! – прозвучал ликующий голос Меты, однако она сразу переменила тон, увидев на экране лицо Язона. – Что с тобой? Что случилось?

– Я совсем разбит… В жизни не ощущал такой мощной телепатической атаки! Перед самой атакой я заметил какую-то дыру, что-то вроде входа в пещеру. Похоже, излучение идет оттуда.

– Ложись и отдыхай, – сказала Мета. – Я тебя живо доставлю домой, Сейчас свяжусь с Керком. Он должен знать, что произошло.

…В здании космопорта стояла кучка ожидающих. Как только ракетные двигатели смолкли, они выбежали на поле, закрывая руками лицо от струй раскаленного воздуха. Керк первым ворвался внутрь корабля и отыскал взглядом Язона, распростертого на перегрузочном ложе.

– Это правда? – рявкнул он. – Ты выследил извергов, которые начали войну?

– Спокойно, брат, не горячись, – отозвался Язон. – Я засек источник телепатической команды, которой направляется война. Но я не установил, кто начал войну, и у меня нет никаких оснований называть их извергами…

– Мне надоела твоя игра словами, – перебил его Керк. – Ты нашел этих тварей, их логово засечено?

– Совершенно точно, – подхватила Мета. – Найду с завязанными глазами. 

– Отлично, отлично. – Керк потер руки так, что скрипнули мозоли. – Даже не верится, что наконец-то мы можем покончить с этой многовековой войной. Можем! Вместо того чтобы без конца косить эти проклятые самовозрождающиеся легионы, мы доберемся до вожаков.

Разыщем их – пусть на себе узнают, что такое война, – и сотрем с лица планеты!

– Ни в коем случае! – возразил Язон, заставив себя сесть. – Ни за что на свете! С первого дня, как я прибыл на эту планету, мной все время помыкают, сколько раз моя жизнь висела на волоске! Думаешь, я сделал это только затем, чтобы ты мог потешить свою кровожадную душу? Я добиваюсь мира, а не истребления. Ты обещал связаться с этими существами, попробовать провести с ними переговоры. Честный человек держит свое слово!

– В другое время я убил бы тебя на месте за оскорбление, – сказал Керк. – Ну да ладно… Ты сделал большое дело для нашего народа, и мы не стыдимся признать, что обязаны тебе. И вообще, не надо обвинять меня в нарушении обещаний, которых я не давал. Я отлично помню свои слова. Я обещал поддержать любой разумный план, чтобы покончить с войной. Это самое я и собираюсь теперь сделать. Твой план вести мирные переговоры нерационален. Поэтому мы уничтожим врага. Керк повернулся, чтобы уходить.

– Подумай как следует! – крикнул Язон ему в спину. – Что плохого в том, чтобы попытаться устроить переговоры и объявить перемирие? А если уж не получится, испытаешь свой способ.

В отсек успело набиться довольно много народу. Керк остановился на пороге.

– Я скажу тебе, почему перемирие не годится. Это выход для трусов, понял? Ты инопланетчик, с тебя нечего спрашивать. Но неужели ты хоть на секунду можешь допустить, что я стану поддерживать такую пораженческую линию? Учти, я говорю не только за себя, а за всех нас. Мы не боимся схватки и умеем постоять за себя. Мы знаем, что без войны сможем наладить здесь совсем другую жизнь. Но если нам придется выбирать между войной и трусливым миром – мы за войну! И кончится она только тогда, когда враг будет поголовно истреблен.

Его поддержали одобрительные возгласы, и Язону пришлось напрячь голос:

– Блестяще! Уверен, ты даже считаешь свои изречения оригинальными. Но ты прислушайся – слышишь овации на хорах? Это тебя приветствуют духи всех подонков, которые когда-либо бряцали оружием и кричали о пользе войны. Они узнают свои старые лозунги. Мы-де представляем светлые силы, а противник воплощает силы тьмы. Правда, враг говорит то же самое, но это ничего не значит. Знай себе тверди старые фразы, которые губят людей, сколько существует человеческий род. «Трусливый мир» – это надо же! Мир означает отсутствие войны, прекращение военных действий. При чем тут трусость? Что ты пытаешься замазать этим путаным определением? Свои истинные побуждения? Ты их стыдишься? И правильно делаешь, я бы тоже стыдился. Скажи лучше напрямик, что ты раздуваешь войну, потому что тебе нравится убивать! У тебя и твоих убийц душа радуется смотреть, когда кто-то умирает, вот вы и стараетесь!

Наступила напряженная тишина. Все ждали, что скажет Керк. Он побелел от ярости, но держал себя в руках.

– Ты прав, Язон. Нам нравится убивать. И мы будем убивать. Все, что противилось нам на этой планете, будет уничтожено. И мы сделаем это с величайшим удовольствием.

Он повернулся и вышел, не дожидаясь, когда развеется впечатление от его слов. Остальные последовали за ним, возбужденно переговариваясь. Язон откинулся на ложе совершенно разбитый.

Когда он открыл глаза, все уже ушли. Все, кроме Меты. На ее лице тоже был написан кровожадный экстаз, однако, посмотрев на Язона, она словно протрезвела.

– Ну что, Мета? – резко спросил он. – Никаких сомнений, никаких колебаний? Ты тоже считаешь, что другого пути покончить с войной нет?

– Не знаю, – ответила она. – Я не уверена. Впервые в жизни я чувствую, что может быть несколько ответов.

– Поздравляю, – с горечью сказал он. – Ты становишься взрослой.

Глава 22

Стоя в сторонке, Язон смотрел, как в трюм корабля укладывают смертоносный груз. Пирряне весело таскали пулеметы, гранаты, газовые бомбы. Когда дошла очередь до ранца с атомной бомбой, кто-то запел лихой марш, и все подхватили. Они явно радовались, а Язон с тяжелым сердцем думал о предстоящем побоище. Он чувствовал себя предателем. Может быть, найденные им организмы следовало уничтожить. А может быть, и нет. Все равно, сперва надо было сделать хоть что-то для примирения, а так это будет просто-напросто убийство.

Из здания оперативного центра вышел Керк; из недр корабля донесся звук пусковых насосов. Через несколько минут – старт. Язон затрусил к кораблю и перехватил Керка на полпути.

– Я полечу с вами, Керк, ты не смеешь мне отказать. Как-никак ведь это я их нашел.

Керк помялся.

– Это боевая операция, – сказал он. – Где мы наблюдателей поместим, к тому же лишний вес… И ведь ты отлично знаешь, Язон, что нас теперь не остановишь.

– Вы, пирряне, первые лжецы во всей вселенной, – отозвался Язон. – Мне не хуже тебя известно, что корабль может взять в десять раз больше того, что вы сейчас погрузили. Ну так как, ты берешь меня или отказываешь без объяснения причин?

– Живо на борт! – сказал Керк. – Только не попадайся под ноги – растопчу.

Теперь, когда цель была известна, полет занял гораздо меньше времени. Мета подняла корабль в стратосферу по высокой баллистической кривой, которая заканчивалась на острове. Керк занял кресло второго пилота, Язон устроился позади них так, что видел экраны. Десантники – двадцать пять добровольцев – поместились в грузовом трюме, где лежало оружие. Все экраны были подключены к носовой видеокамере. Вот показался зеленый остров; он быстро надвигался, потом его заслонило пламя тормозных ракет. Мета сбросила ход и плавно посадила корабль на ровной площадке рядом со входом в пещеру.

На этот раз лучи ненависти не застигли Язона врасплох и все-таки заставили его сморщиться от боли. Стрелки, злорадно смеясь, открыли ураганный огонь по живности, которая окружила корабль плотным кольцом. Они тысячами косили представителей островной фауны, а те все шли и шли. 

– Неужели это необходимо? – спросил Язон. – Это же просто убийство, резня, избиение…

– Самооборона, – возразил Керк. – Они нас атакуют, мы отбиваемся. Элементарно. А теперь заткнись, пока я не вышвырнул тебя туда.

Только через полчаса огонь немного ослаб. Животные продолжали атаковать, но массовые штурмы кончились. Керк распорядился по интеркому:

– Десантному отряду выходить! И глядеть в оба. Они знают, что мы здесь, и постараются задать вам жару. Отнесите бомбу в пещеру и проверьте, сколько тянется ход. Можно дать по ним хороший залп с воздуха, но какой от этого толк, если они засели в горе. Не выключайте визифоны. Положите бомбу и, как только я скомандую, возвращайтесь. Ну, пошли!

Десантники скатились по трапам на землю и образовали штурмовой порядок. Они подверглись атаке, но косили противника, не подпуская его близко. И вот направляющий уже вошел в пещеру. Его видеодатчик был обращен вперед, и на экранах в корабле было хорошо видно, как продвигается отряд.

– Да, большая пещера, – пробурчал Керк. – И главное, дальше понижается. Как раз то, чего я боялся. Сбросить бомбу сверху – закупорит вход, и только. Никакой уверенности, что обитатели не выберутся через какой-нибудь другой ход. Ну ладно, поглядим, как далеко она тянется.

Тепло в пещере позволяло пользоваться инфракрасными фильтрами. Стены рисовались на экранах черно-белыми узорами.

– Как вошли в пещеру, никаких признаков жизни, – докладывал командир отряда. – У входа были обглоданные кости, помет летучих мышей. На искусственное сооружение не похоже, обыкновенная пещера.

Десантники продолжали двигаться дальше, постепенно замедляя шаг. При всей нечувствительности пиррян к телепатии даже они ощущали лучи концентрированной ненависти, от которых у Язона все сильнее раскалывалась го лова.

– Берегись! – вдруг закричал Керк, с ужасом глядя на экран.

Всю пещеру заполнили какие-то белесые безглазые твари. Боковые ходы, из которых сыпалась эта мерзость, были настолько малы, что животные казались порождением самой горы. Пламя огнеметов пожирало передовые шеренги, но сзади напирали другие. Изображение пещеры опрокинулось: командир упал. Линзу видеодатчика накрыли белые тела.

– Сомкнуть ряды! Огнеметы и газ! – рявкнул Керк в микрофон.

После первой атаки осталось меньше половины отряда. Прикрываясь огнеметами, уцелевшие бросали газовые гранаты. Сами они были надежно защищены от газа боевыми скафандрами. Кто-то нырнул в кучу тел и вытащил видеодатчик.

– Оставить бомбы и отойти! – скомандовал Керк. – Хватит с нас потерь.

Вместо убитого командира Керку ответил другой:

– Простите, начальник, но теперь что назад идти, что вперед. Газ свое дело делает. Немного осталось, зачем же отступать.

– Выполняйте приказ! – отрезал Керк, но лицо десантника уже исчезло с экрана.

Наступление продолжалось. Язон стиснул ручки кресла до боли в пальцах. Опомнившись, он разжал их и начал растирать.

На экране навстречу им опять плыла чернобелая пещера. Часы отмеряли минуту за минутой. Каждый раз, когда белесые твари атаковали, взрывались газовые гранаты.

– Вижу впереди что-то еще… другого вида, – произнес прерывающийся голос.

Узкий ход, постепенно расширяясь, сменился огромным залом – ни потолка, ни дальней стены не видно.

– Кто это там? – спросил Керк. – Прожектор направо!

Картинка на экране была смазана, выступы мешали рассмотреть подробности, но и без того было понятно, что речь идет о чем-то необычном.

– Никогда не видел… ничего похожего, – продолжал голос. – Что-то вроде больших растений, высота метров десять… Только они шевелятся. Не то ветви, не то щупальца прямо в нас целятся… голова разламывается…

– Подстрели одно, посмотри, что получится, – сказал Керк.

Грянул выстрел, и в ту же минуту мощная волна ненависти повергла десантников на землю. Они скорчились от боли, теряя сознание, неспособные ни думать, ни дать отпор безглазому зверью, которое снова пошло в атаку.

Сидя в корабле, Язон ощутил сильнейший шок и спросил себя, каково же людям там, в подземелье? Керка и Мету тоже поразило излучение. Керк ударил кулаком по раме визифона и закричал:

– Назад, назад сейчас же!

Поздно. Пиррянские твари захлестнули бьющихся в судорогах десантников, нащупывая швы скафандров. Наконец кому-то одному удалось встать. Отбиваясь руками от зверья, он с трудом сделал несколько шагов, нагнулся над копошащейся массой, напрягся и поднял своего мертвого товарища, у которого на спине был укреплен ранец.

Мелькнули окровавленные пальцы, в следующую секунду все накрыла волна смерти.

– Это была бомба! – крикнул Керк Мете. – Если он не переключил механизм, у нас в запасе десять секунд. Уводи корабль!

Язон едва успел плюхнуться в перегрузочное ложе. Взревели ракетные двигатели, и на него навалилась огромная тяжесть. В глазах потемнело, но сознания он не потерял. Вой рассекаемого воздуха резал уши, потом наступила тишина – они вышли из атмосферы.

В тот самый миг, когда Мета сбросила ход, экраны озарила большая вспышка. И тотчас они потемнели – наружные видеодатчики не выдержали. Мета нажала кнопку – установка фильтров, потом другую – замена датчиков.

Далеко внизу, посреди клокочущего моря, на месте острова, вспухало раскаленное грибовидное облако. Они молча смотрели на него. Керк опомнился первым.

– Курс домой, Мета. Свяжись с оперативным центром. Мы потеряли двадцать пять человек, но они выполнили задание. Добили эту мерзость. И покончили с войной. Достойная смерть для мужчин.

Мета рассчитала орбиту, потом вызвала центр.

– Нет связи, – доложила она. – Наводящий луч принимаю, а на вызов никто не отвечает.

В эту минуту на экране возникло изображение пиррянина. Встревоженное лицо блестело от пота.

– Керк, ты? Сейчас же возвращайся с кораблем! Без его пушек не справимся! Минуту назад тут началось что-то невообразимое, со всех сторон атакуют, такого еще никогда не было!

– Как это так? – недоверчиво вымолвил Керк. – Война окончена. Мы взорвали их, уничтожили штаб.

– Они лютуют, как никогда прежде! – прозвучал сердитый ответ. – Не знаю, что вы там сделали, но только тут сейчас настоящая чертова мельница. Ладно, хватит болтать, гони сюда корабль!

Керк медленно повернул к Язону лицо, искаженное животной яростью.

– Ты! Это ты виноват! Надо было убить тебя в первый же день. Как мне хотелось это сделать, и теперь вижу, что я зря удержался. Ты словно чума – как прибыл сюда, кругом сеешь смерть. Ведь я знал, что ты не прав, да поддался твоему лживому языку. А что вышло? Сперва ты убил Велфа. Потом наших людей, которые пошли в пещеру. Теперь идет бой по всему Периметру. Каждый, кто там погибнет, будет на твоей совести! Взбешенный Керк шаг за шагом наступал на Язона, а тот отполз назад, пока не уперся в картодержатель. Рука Керка метнулась вперед. Это был не кулачный удар, а простая оплеуха. Язон дернулся в сторону, но ладонь Керка настигла его и сбросила на пол. Он упал на спину, плечом к картодержателю, и пальцы его коснулись контейнеров с матрицами ОХР.

Язон схватил обеими руками один контейнер, выдернул его из гнезда и со всего размаху ударил им Керка. Металлическая трубка рассекла пиррянину лоб и скулу, но рана ничуть его не обескуражила. Он нагнулся и с улыбкой, не сулящей ничего доброго, поднял Язона на ноги.

– Сопротивляйся, – сказал он. – Тем приятнее мне будет прикончить тебя.

И он занес над Язоном гранитный кулак, который способен снести противнику голову с плеч.

– Давай. – Язон прекратил борьбу. – Убивай. Тебе это ничего не стоит. Только не называй это правосудием. Да, Велф умер, чтобы спасти меня. Но десантники на острове погибли из-за твоей глупости. Я добивался мира, ты добивался войны. Ты получил ее. Убей меня, заглуши голос своей совести, ведь ты боишься смотреть правде в глаза.

Керк взревел от ярости, и его кулак, подобный копру для забивки свай, пошел вниз.

Мета обеими руками схватила руку Керка и повисла на ней, отвращая удар. Все трое повалились на пол; у Язона хрустнули кости.

– Не смей! – кричала Мета. – Язон был против высадки этих людей. Это была твоя затея. Ты не имеешь права убивать его за это!

Рассвирепевший Керк ничего не слышал. Сейчас он сражался с Метой. Конечно, женские мышцы не шли ни в какое сравнение с его могучими мускулами. Но она была пиррянка и сделала то, с чем не справился бы ни один инопланетчик. Ей удалось отвлечь Керка, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы освободиться от хватки Меты и отбросить ее в сторону. Этих секунд Язону оказалось достаточно, чтобы добраться до выхода.

Он выскользнул в переход, живо захлопнул люк и задвинул засов. Мгновением позже Керк обрушился всей тяжестью на люк с другой стороны. Сталь заскрежетала и подалась. Одна петля лопнула, другая держалась только чудом. Еще толчок, и она полетит.

Но Язон не стал этого дожидаться. Ему вовсе не хотелось проверять, долго ли может устоять люк против разъяренного пиррянина. Он и без того уже знал, что нет таких дверей, которые удержали бы Керка. И Язон со всей доступной ему прытью пустился вниз по трапу. На корабле укрыться негде – значит, надо покидать корабль. А вот и шлюпочная палуба со спасательными капсулами.

С тех самых пор, как Язон увидел эти капсулы, они не шли у него из головы. Конечно, он не мог предвидеть такой ситуации, однако он допускал, что в какой-то момент ему может понадобиться, так сказать, транспортное средство. И спасательная капсула его устраивала как нельзя лучше. Если не считать того, что ни в одной из этих капсул, по словам Меты, нет горючего… В той капсуле, где Язон сидел с пеленгатором, баки в самом деле были пустые, он нарочно проверил. Но ведь есть еще пять капсул. Спасательные капсулы без горючего – хитрая загадка, но у него было время поразмыслить над ней, и, кажется, он знает ответ.

Этот космический корабль у пиррян единственный. Мета как-то говорила ему, что они давно хотели приобрести второй, да до сих пор так и не собрались. Каждый раз деньги уходили на вооружение. И к тому же они вполне обходились одним кораблем, только надо было всегда держать его в готовности, чтобы город мог жить. Без поставок горожане просуществовали бы от силы два-три месяца. Поэтому, что бы ни случилось с кораблем, команде никогда не пришло бы в голову покинуть его в полете. Ведь гибель корабля означала гибель их мира.

Это освобождало их от необходимости заправлять горючим спасательные капсулы. Во всяком случае, всю шестерку. Но хоть одна-то должна быть заправлена для коротких рейсов, в которые нет смысла гонять большой корабль! Язон чувствовал, что тут в его рассуждениях намечается слабина. Чересчур много «если»… Если они вообще пользуются капсулами, то какуюто из них поддерживают в рабочем состоянии. Если так, то в ее баках должно быть горючее. Если горючее есть, то в какой из шести? Все проверять некогда. Он должен угадать с первого раза.

Правда, на этот счет у него была догадка. Еще одна. Если капсула заправлена, то, скорее всего та, которая расположена ближе всех к пилотской кабине. Та самая, к которой сейчас метнулся Язон, думая о том, что его жизнь висит на тонкой цепочке догадок.

Люк за его спиной с грохотом упал. Яростно рыча, Керк прыгнул вниз. Язон нырнул в люк спасательной капсулы со всей скоростью, какую ему позволяли развить два G. Схватил обеими руками стартовый рычаг и рванул его.

Зазвенел аварийный сигнал, и люк капсулы закрылся перед самым носом Керка. Только молниеносная реакция спасла пиррянина от чувствительного удара.

Пусковая установка отстрелила капсулу. Кратковременное ускорение бросило Язона на пол, потом началось свободное падение, и он поплыл по воздуху. Двигатель молчал.

Вот когда Язон постиг смысл выражения «верная смерть». Без горючего капсула камнем рухнет в джунгли и разлетится вдребезги при ударе о землю. Теперь его ничто не спасет.

Вдруг сработало зажигание, взревели ракеты, Язон врезался в переборку и расквасил себе нос. Сел, вытер кровь и осклабился. Все в порядке, горючее есть. А зажигание и так должно запаздывать, чтобы капсула успела отойти сколько надо от корабля.

Так, теперь разберемся в управлении… Язон добрался до пилотского кресла.

Автопилот уже принял данные с альтиметра и выровнял капсулу параллельно земле. Как и на всяком спасательном устройстве, управление было предельно простое, чтобы даже новичок мог справиться. Автопилот не отключался, он работал параллельно с ручным управлением, исключая грубые ошибки. Вот и сейчас стоило Язону нетерпеливо крутануть штурвал, как автопилот притормозил его.

Язон увидел через иллюминатор, как корабль закладывает крутой вираж. Он мог только гадать, кто ведет корабль и в чем смысл этого маневра. Как бы то ни было, лучше не рисковать. Он резко подал штурвал вперед и выругался, потому что капсула вместо того, чтобы спикировать, пошла плавно вниз. Корабль не был так ограничен в своих маневрах. Он резко изменил курс и ринулся на перехват. Носовая турель открыла огонь, и капсулу тряхнул взрыв. От сильного толчка что-то случилось с автопилотом, плавный спуск сменился крутым пикированием, все поле зрения занял стремительно надвигающийся лес.

Язон рванул штурвал на себя и едва успел закрыть руками лицо.

Рев ракет… треск ломаемых деревьев… громкий всплеск… Затем – тишина.

Ветер унес дым. Высоко в небе кружил космический корабль. Вот он пошел вниз, словно собираясь сесть. Но тут же снова набрал высоту. Город звал на помощь, лояльность пересилила, и корабль, извергая пламя, помчался домой.

Глава 23

Ветви спружинили, тормозные ракеты сработали вовремя, трясина тоже смягчила падение. И все-таки это была не посадка, а крушение. Разбитый цилиндр медленно погружался в болотную жижу. Нос целиком ушел под воду, прежде чем Язону удалось ударом ноги открыть аварийный люк в средней части капсулы.

Никто не смог бы ответить, сколько времени понадобится болоту, чтобы засосать всю капсулу, да Язону было и не до того, чтобы размышлять над этим. Весь в синяках и ссадинах, он еле нашел в себе силы выкарабкаться наружу. Спотыкаясь и падая, он добрел до относительно сухого места и тяжело сел.

Капсула громко булькнула и окончательно скрылась. Несколько минут со дна еще поднимались пузырьки воздуха, затем и они пропали. Если не считать ободранных деревьев и разбросанных ветвей, ничто не говорило о вторжении космического аппарата в эти края.

Над болотом проносились насекомые, безмолвие леса нарушал только мерзкий вой какого-то зверя, расправляющегося с добычей. Потом и этот звук замер, воцарилась полная тишина.

Язон сбросил с себя оцепенение. У него было такое чувство, будто его пропустили через мясорубку; мысли вязли в густом тумане, заполнившем голову; наконец он вспомнил, что у него есть аптечка. Она никак не хотела отстегиваться, тогда он подсунул руку под жерло и навалился корпусом на аппарат. Аптечка прилежно загудела, и хотя Язон не ощутил уколов, он понял, что устройство сработало. Постепенно головокружение прошло, и у него прояснилось в глазах. Болеутоляющие средства окончательно разогнали черное облако, которое окутало его мозг, когда капсула спикировала в лес.

Рассудок вернулся к нему и принес с собой чувство одиночества. Без еды, без друзей, кругом враждебные силы чужой планеты… В недрах души зародился страх, и Язону стоило большого труда укрощать его.

– Думай, Язон, думай, не поддавайся эмоциям, – сказал он вслух, увещевая самого себя.

Сказал – не обрадовался, так жалко прозвучал в пустоте его голос с оттенком истерии. В горле что-то застряло, он откашлялся, сплюнул и увидел кровь. Глядя на красное пятнышко, Язон вдруг ощутил прилив ярости. Как он ненавидел эту свирепую планету и невообразимую тупость живущих на ней людей! Он громко выругался. На этот раз голос его уже не казался жалким. Язон орал, грозил кому-то кулаком. Помогло. Гнев вытравил страх и вернул ему здравый взгляд на действительность.

Совсем не так уж плохо посидеть на земле… Солнце ласково пригревало, и когда он откинулся на спину, то почти забыл о двойном тяготении. Прилив ярости вымыл страх из его души, а отдых прогнал усталость. Где-то в глубинах сознания возникло старое, стертое изречение: «Пока есть жизнь – есть надежда». Банально, ничего не скажешь, но в этих словах кроется зерно истины.

Итак, что у него есть в активе? Он изрядно потрепан, но жив. Ушибы и ссадины не страшные, кости целы. Пистолет в порядке; едва Язон подумал о нем, как он тотчас выскочил из кобуры. Да, пиррянское снаряжение сработано на совесть. Аптечку он уже проверил. Если он сохранит трезвость суждений, будет идти по возможности прямо и сумеет прокормиться плодами здешней земли, есть надежда добраться до города. Какой прием ждет его там – это другой вопрос. Придет – узнает. Сначала надо дойти. В пассиве – планета Пирр. Изнуряющее тяготение, зверская погода, лютые звери. Сумеет ли он выжить? Как нарочно, небо вдруг потемнело, и в лесу зашелестел приближающийся дождь. Язон поднялся на ноги, чтобы засечь азимут, пока все не скрылось в пелене дождя. Вдали неясно вырисовывались горы, он помнил, как корабль проходил над ними. Что ж, это будет первый этап. Доберется туда, наметит следующий.

Неистовые порывы ветра забросали его листьями и мусором, потом хлынул ливень. Мокрый, озябший, адски усталый, с трудом переставляя ноги, он брел по планете смерти.

Спустилась ночь, а дождь все лил. Ориентироваться было невозможно, значит, идти дальше бессмысленно. К тому же Язон совсем выбился из сил. А впереди его ждала мокрая ночевка. Деревья кругом были такие толстые и скользкие, что он и при обычном тяготении ни на одно не влез бы. Проверил под упавшими стволами, под кустами – всюду одинаково мокро. Под конец Язон свернулся калачиком на земле около дерева и забылся, дрожа всем телом.

Около полуночи дождь прекратился, и сразу сильно похолодало. Язону приснилось, что он замерзает, к нему подкрадывается смерть, а проснувшись и с трудом открыв глаза, он убедился, что это почти так и есть. Между ветвями сыпал снежок, припорашивая землю, а заодно и Язона. У него все суставы окоченели, и, когда он чихнул, грудь пронизала острая боль. Ноющие мышцы жаждали только покоя, но еще теплившийся рассудок приказал встать. Дальше лежать – смерть. Придерживаясь рукой за ствол, чтобы не упасть, он пошел вокруг дерева. Шаг за шагом, круг за кругом… Холод мало-помалу отступал, дрожь унялась. Усталость окутывала его тяжелой серой пеленой, а он все шел и шел с закрытыми глазами, открывая их только тогда, когда падал и надо было, превозмогая боль, вставать.

На рассвете солнце выжгло снеговые тучи. Язон прислонился к дереву и поднял к небу воспаленные глаза. Кругом все было бело, не считая натоптанной им черной дорожки. Опираясь спиной о гладкий ствол, Язон медленно опустился на землю. Всеми клетками он впитывал солнечные лучи.

Голова закружилась от усталости, губы потрескались, упорный кашель раздирал грудь. Солнце, едва выйдя из-за горизонта, уже припекало. Язон быстро высох, потом ему стало жарко. Очень жарко.

Что-то не в порядке… Эта мысль настойчиво стучалась в его мозг. Наконец он впустил ее и рассмотрел со всех сторон. Что не в порядке?.. Его самочувствие.

Воспаление легких. Явные признаки пневмонии.

Язон улыбнулся, потом слизнул с губ капельки крови. Право, смешно: он успешно отбивался от пиррянских хищников и ядовитых рептилий, а вот самые крохотные бестии его одолели. Ничего, найдется и на них управа. Он засучил рукав и дрожащими пальцами прижал к руке жерло аптечки. Послышался щелчок, затем сердитое жужжание. Он знал, что этот звук что-то означает, – но что именно? Подняв аптечку, Язон увидел торчащий конец иглы. Ну конечно. Нет антибиотика, предписанного анализатором. Аппарат нуждается в заправке.

Язон выругался и отшвырнул аптечку; она шлепнулась в лужу и утонула. Конец аптечки, конец Язона динАльта. Одинокий воитель против полчищ планеты смерти… Отважный чужепланетчик, ни в чем не уступающий местным жителям… Всего один день без посторонней помощи – и его смертный приговор утвержден.

За его спиной раздалось свирепое рыканье. Он мгновенно повернулся и выстрелил, бросаясь на землю. И даже не успел осознать происходящего, как уже все было кончено. Пиррянская школа здорово натренировала его подкорковые центры. Глядя на уродливую тварь, которая корчилась в предсмертных судорогах в метре от него, Язон сказал себе, что часы учения не пропали зря.

Тут же он с огорчением подумал, что убил одну из собак корчевщиков. Однако, присмотревшись, Язон заключил, что этот зверь отличается от собак и мастью и размерами. И нравом. Хотя выстрел разнес грудную клетку и кровь била фонтаном из разорванных сосудов, чудовище все еще пыталось добраться до противника. Оно успело доползти до самых ног Язона, прежде чем смерть подернула дымкой его глаза.

Нет, это не собака, но, возможно, ее дикий родич. Вероятно, тут такое же родство, как между собакой и волком на Земле. Может быть, и у этих тварей есть волчьи стаи? Может быть, и они охотятся стаями?

Он живо поднял голову. И вовремя поднял! Между деревьями крались серые силуэты. Язон уложил одного за другим двух хищников; остальные, яростно ворча, отступили в лес. Но они не ушли совсем. Гибель трех членов стаи не устрашила остальных, только прибавила им злости.

Сидя спиной к дереву, Язон отражал повторные атаки. Подпустит зверье поближе и только тогда открывает огонь. После каждого выстрела, сопровождающегося предсмертным визгом жертвы, все громче и яростнее выли уцелевшие. Некоторые затевали драку между собой, давая выход своему бешенству. Один, поднявшись на задних лапах, начал сдирать когтями кору с дерева. Язон выстрелил по нему, но промахнулся, расстояние было слишком велико.

Он подумал, что у высокойтемпературы бывают свои преимущества… Ведь вот рассудок говорит ему, что он доживет только до заката или до тех пор, пока не расстреляет все патроны. А ему хоть бы что! Наплевать на все. Он полностью расслабился. Поднимет руку, выстрелит – и опять отдыхает. Иногда приходилось поворачиваться, чтобы уложить зверя, который подкрадывался сзади. Будь дерево потоньше, на этот маневр уходило бы меньше усилий… Ничего, и это сойдет.

Под вечер он истратил последний заряд. Поймав себя на том, что он все чаще промахивается, Язон на этот раз дал зверю подойти совсем близко, потом выстрелил. Чудовище захрипело и испустило дух. Остальные с воем отпрянули, при этом одна тварь подставила бок, и Язон поспешил нажать на спуск.

Последовал негромкий щелчок. Осечка? Он нажал снова – опять щелчок. Магазин был пуст, опустел и патронташ на поясе. Язон не мог даже припомнить, сколько раз перезаряжал свое оружие.

Выходит, конец. Верно ему говорили, Пирр ему не по зубам. А что говорили – как будто Пирр и с ними не расправится! Еще ни один пиррянин не умер своей смертью. И вообще пирряне не доживают до преклонных лет – их раньше съедают.

Теперь, когда ему не надо было держаться начеку и отстреливаться, болезнь взяла верх над ним. Ему страшно хотелось спать, и он знал, что это будет долгий сон. Слипающимися глазами он смотрел, как зверье подкрадывается к нему. Вожак уже совсем близко… Язон увидел, как его мышцы напряглись для прыжка.

Хищник прыгнул. Сделал в воздухе кувырок и упал подле Язона. Из клыкастой пасти струилась кровь, в голове сбоку торчал короткий металлический черенок.

Два человека вышли из зарослей и на правились к Язону. Звери тотчас скрылись; одного появления этих людей было достаточно, чтобы обратить их в бегство.

Корчевщики. Он так спешил добраться до города, что забыл про корчевщиков. Хорошо, что они здесь. Хорошо, что пришли. Язык не слушался Язона, поэтому он улыбнулся им в знак благодарности. Но улыбаться было очень больно, и он решил поспать.

Глава 24

Дальше он воспринимал происходящее только урывками. Какое-то движение и крупные животные кругом…

Стены, запах дыма, голоса… Но его ничто не волновало и не заботило. Он слишком устал. Куда легче и проще ничем не загружать мозги.

– Наконец-то, – сказал чей-то голос. – Еще день-другой, и мы закопали бы тебя в землю, хотя бы ты еще и дышал.

Язон прищурился, стараясь фокусировать расплывшееся перед его глазами лицо. Узнал Реса, хотел ответить, но едва открыл рот, как на него напал нестерпимый кашель. Кто-то поднес ему к губам чашку, и он проглотил какую-то сладковатую жидкость. Отдохнув немного, он сделал новую попытку.

– Давно я здесь? – Язон не узнал собственного голоса, так тонко и слабо он прозвучал.

– Восемь дней, – сказал Рес. – Но почему ты меня не слушал, когда мы с тобой говорили в прошлый раз? Почему не остался около ракеты после аварии? Я же сказал тебе, что ты можешь садиться в любом месте нашего края. Ну ладно, теперь это уже позади. Но в другой раз слушай меня повнимательнее. Наши люди не теряли времени, они еще до темноты были на месте аварии. Увидели сломанные деревья, увидели след от затонувшей ракеты и сперва подумали, что из нее никто не смог выбраться. Но тут одна из собак взяла твой след. Ночью в болотах она его опять потеряла. Сколько ни искали, не могли найти. Сам понимаешь – грязь, снег… На следующий день уже хотели вызвать подмогу, когда вдруг услышали стрельбу. В последнюю минуту подоспели, насколько я понимаю. К счастью, один из них был говорун, он приказал диким собакам уходить. Иначе пришлось бы их всех перебить, а это никуда не годится.

– Спасибо, что выручили меня, – сказал Язон. – Без вас я бы пропал. А что было дальше? Я помню только, как я простился с жизнью. Определил воспаление легких, верная смерть в моем тогдашнем состоянии без специального ухода. Выходит, вы ошибались, когда говорили, что от ваших лекарств мало проку. Мне-то они явно помогли…

Он замялся, глядя на Реса, который отрицательно качал головой с хмурым и озабоченным видом. Рядом с Ресом стояли еще два корчевщика, в том числе Накса, и у обоих на лице было удрученное выражение.

– В чем дело? – насторожился Язон. – Если мне помогли не ваши лекарства, то что же помогло? Во всяком случае, не моя аптечка. Она была пустая. Помню, я ее не то обронил где-то, не то выбросил.

– Ты умирал, – медленно заговорил Рес. – Мы не могли тебя выручить. Тут нужен был такой аппарат, какие делают жестянщики. Мы добыли его у водителя транспортера.

– Как добыли? – поразился Язон. – Вы же сами говорили, что горожане не дают вам лекарств. Он ни за что не отдал бы свою аптечку. Только…

Рес кивнул головой и договорил:

– …мертвый. Да, он был мертв. Я сам его убил с превеликим удовольствием.

Слова Реса поразили Язона в самое сердце. Откинувшись на подушки, он мысленно перебирал всех тех, кто погиб после того, как он попал на Пирр. Люди умирали, чтобы спасти его, умирали, чтобы он жил, умирали из-за его идей. Он чувствовал себя последним негодяем. Будет ли Кранкон последней жертвой или горожане захотят отомстить?

– Вы понимаете, что это значит? – произнес он через силу. – Гибель Краннона окончательно восстановит город против вас. Вы больше ничего не получите. Они будут нападать на вас при каждом удобном случае, убивать ваших людей…

– Все это мы знаем! – ответил Рес охрипшим от волнения голосом. – Не подумай, что нам было легко решиться на такое. У нас было что-то вроде торгового соглашения с жестянщиками. Транспортеры с товарами считались неприкосновенными. Ведь это наше единственное связующее звено с галактикой, последняя надежда на то, что когда-нибудь все-таки удастся наладить контакт с внешним миром.

– Тем не менее вы разрушили это звено, чтобы спасти меня.

– На этот вопрос только ты можешь ответить. Город подвергся сильнейшей атаке, мы видели бреши в стене, в одном месте им пришлось отодвинуть линию обороны назад. В это время космический корабль находился над океаном и сбрасывал какие-то бомбы. Наши люди видели вспышку. Потом корабль пошел обратно, а ты покинул его на маленькой ракете. Они обстреляли ее, но убить тебя им не удалось. И ракета уцелела, мы как раз собираемся поднять ее из болота. Что все это означает? На этот вопрос никто не мог нам ответить. Мы понимали только, что произошли очень важные события. Тебя нашли живым, но было очевидно, что ты обречен и от тебя мы ничего не узнаем. Может быть, ракету еще можно отремонтировать и использовать. Может быть, ты украл ее для нас с этой целью. Мы не могли дать тебе умереть, хотя бы это грозило нам долгой войной с горожанами. Объяснили положение всем тем из наших людей, кого удалось застать на месте, и все были за то, что тебя надо спасти. Я убил жестянщика, взял аптечку, загнал двух доримов и поспел как раз вовремя. А теперь скажи нам, что все это значит? Какой у тебя план? Что он нам даст?

Чувство вины лишило Язона речи. В памяти промелькнул эпизод из старинной легенды – про Иону, который загубил космический корабль со всеми людьми, а сам остался жив. Не о нем ли эта притча? Неужели он погубил целый мир? Смеет ли он признаться этим людям, что угнал ракету только затем, чтобы спасти собственную жизнь. Три пиррянина выжидательно наклонились над ним. Язон закрыл глаза, чтобы не видеть их лиц. Как быть? Если он скажет им все как есть, они тут же убьют его и будут правы. Собственная судьба его уже не беспокоила, но ведь если он сейчас умрет, все жертвы окажутся напрасными. А между тем война между планетой и людьми может быть прекращена. Все факты налицо, осталось только пригнать их друг к другу. Он уже знал бы ответ, если бы не эта проклятая усталость. Решение готово, схоронилось где-то в мозгу и ждет, чтобы его извлекли из тайника.

За стеной послышался топот, потом невнятный крик, но пирряне не обратили внимания на эти звуки, они напряженно ждали, что ответит Язон. А он никак не мог подобрать нужные слова. Одно ему было ясно: нельзя говорить правду. Его кончина будет кончиной всех надежд. Надо лгать, чтобы выиграть время и отыскать решение, которое вертится где-то совсем рядом… Но утомленный мозг был не в состоянии придумать что-нибудь правдоподобное.

В напряженной тишине громко стукнула дверь. На пороге стоял кряжистый человек, его багровое лицо, обрамленное седой бородой, дышало гневом.

– Вы что тут, оглохли все? – рявкнул он. – Целую ночь скачу, всю глотку сорвал, а вы сидите здесь словно клуши. Выходите! Живо! Землетрясение! Вот-вот начнется сильное землетрясение!

Пирряне вскочили на ноги и обрушили на вошедшего град вопросов. Голос Реса прозвучал громче других:

– Хананас! Сколько у нас времени? 

– Сколько времени? Нашел, о чем спрашивать! Уходите, пока живы, это все, что я знаю!

Не тратя времени на дальнейшие разговоры, корчевщики живо приступили к сборам, и через минуту Язон уже лежал на носилках, укрепленных на спине дорима.

– В чем дело? – спросил он пиррянина, который привязывал его к носилкам.

– Землетрясение надвигается, – ответил тот, затягивая узел. – Хананас – наш лучший предсказатель по этой части. Он всегда заранее знает, когда ждать землетрясения. Кого успеет предупредить, те уходят. Предсказатели всегда наперед знают – чувствуют, что ли.

Он управился с узлами и исчез. Когда они тронулись в путь, уже смеркалось и красный закат перекликался с пунцовым заревом на севере. Издалека доносился глухой гул, который воспринимался скорее осязанием, чем слухом; в земле отдавались толчки. Доримы без понукания пустились валкой рысью. Они прошлепали копытами по мелкому болоту, после чего Хананас резко изменил курс. Причину этого Язон понял немного погодя, когда небо на юге словно взорвалось. Яркая вспышка озарила лес, потом сверху посыпался пепел, по деревьям барабанили раскаленные камни. Земля шипела там, где они падали, и быть бы лесному пожару, если бы не недавний дождь.

Рядом с маленьким караваном колыхалось что-то большое и черное. Когда они выехали на поляну, Язон присмотрелся и в отраженном свете разглядел косматое чудовище с огромными кривыми рогами.

– Рес… – позвал он, задыхаясь.

Рес бросил взгляд на зверя и отвернулся. Чудовище его не то что не испугало – даже не заинтересовало. Посмотрев по сторонам, Язон понял почему.

Бегущие животные не издавали ни звука, поэтому он не заметил их раньше. Между деревьями справа и слева мелькали темные силуэты. Какие-то из них он узнавал, незнакомых видов было намного больше. Несколько минут совсем рядом, мешаясь с одомашненными собаками, бежала стая диких псов. И ничего, как будто всегда так было. Над головой у всадников проносились летающие твари. Перед угрозой катаклизма междуусобицы были забыты. Все живое объединилось в борьбе за жизнь. Путь пересекли жирные животные с изогнутыми клыками, похожие на свиней. Доримы замедлили бег, осторожно ставя ноги, чтобы не топтать их. Иногда мелкие твари цеплялись за спину более крупных и какое-то время ехали на них верхом, прежде чем соскочить опять.

Скрипучие носилки немилосердно трясли Язона, и в конце концов его сморил сон. Ему снились звери, несущиеся вперед в бесшумном стремительном беге. Откроет глаза, закроет глаза – одно и то же, нескончаемая череда животных.

Эта картина таила в себе какой-то глубокий смысл… Но что именно? Язон нахмурился, соображая. Бегущие животные, пиррянские животные…

Вдруг он сел на носилках, сон как рукой сняло. Ну конечно же!

– Что случилось? – спросил Рес, подъезжая вплотную.

– Ничего, едем дальше, – отозвался Язон. – Нам бы только выбраться живьем из этой переделки. Я знаю, как вашему народу получить то, чего он хочет, и прекратить войну. Есть способ, мы его применим.

Глава 25

В памяти отложились только отдельные фрагменты ночного перехода. Кое-что запечатлелось очень четко – например, громадная, с космический корабль величиной, глыба раскаленного шлака, которая упала в озеро и обдала всадников горячими брызгами. И вообще подробности этого бесконечного перехода мало занимали изнуренного болезнью Язона. На рассвете они вышли из опасной зоны, и доримы с рыси перешли на шаг. Как только угроза миновала, звери исчезли, тихо разошлись в разные стороны, все еще соблюдая перемирие.

Но кончилась опасность – кончился и мир; Язон убедился в этом, когда они устроили привал. Вместе с Ресом он направился к зеленому пятачку возле упавшего дерева, однако на мягкой траве уже лежала дикая собака. При виде людей она вся напряглась, румяный восход высекал красные искры из ее глаз. В трех метрах от зверя Рес остановился и замер. Язон тоже остановился, спрашивая себя, почему корчевщик не берется за оружие и не зовет никого на помощь. Что ж, ему виднее…

Неожиданно собака прыгнула прямо на них. Рес оттолкнул Язона в сторону, так что он упал навзничь, и сам припал к земле, держа в руке длинный нож, который выхватил из укрепленных на бедре ножен. Молниеносный выпад… Собака изогнулась в воздухе, пытаясь схватить нож зубами, но он уже вонзился в ее тело за лопаткой и распорол ее во всю длину. Она еще была жива, когда упала на землю, но Рес уже сидел на ней верхом. Задрав кверху защищенную пластинами голову, он перерезал собаке горло, потом тщательно вытер о ее шкуру нож и сунул его обратно в ножны.

– Обычно они смирные, – спокойно сказал он, – но эта чем-то была взбудоражена. Должно быть, потеряла стаю.

Как это не похоже на поведение горожан! Рес не лез на рожон и не стал нападать первый, он до последнего избегал схватки. Когда же зверь пошел в атаку, последовала быстрая и эффективная расправа. Но Рес не упивался своей победой, напротив, он явно был огорчен гибелью живого существа.

Правильно. Все стало на свои места. Теперь ему ясно, как начался смертельный поединок Пирра с человеком – и ясно, как его прекратить. Нет, жертвы не были напрасными! Каждая из них приближала его к цели. Осталось сделать последний шаг.

Рес смотрел на Язона, явно думая о том же.

– Выкладывай, – сказал он. – Что ты подразумевал, когда говорил, что мы сможем перебить жестянщиков и завоевать свободу?

– Собери остальных, я объясню. И надо, чтобы Накса непременно был и другие говоруны.

Люди Реса не заставили себя ждать. Каждый знал, что для спасения этого инопланетчика был убит жестянщик и теперь вся надежда на него. Глядя на обращенные к нему лица, Язон думал, как лучше растолковать им, что нужно сделать. Мысль о том, что многие из них погибнут, выполняя его план, не облегчила ему задачу.

– Всем нам хочется, чтобы прекратилась война на Пирре. Есть способ сделать это, но он потребует человеческих жертв. Может быть, погибнет кто-то из вас. По-моему, за такое дело не жалко отдать жизнь, ведь победа даст вашему народу все то, о чем вы давно мечтали. – Он обвел взглядом напряженно слушающих людей. – Мы нападем на город и прорвем Периметр. Я знаю, как это сделать…

Толпа зашумела. Одни ликовали, предвкушая расправу с исконным врагом. Другие таращились на Язона как на сумасшедшего. Третьи были ошеломлены дерзким замыслом сразиться с вооруженным до зубов врагом в его оплоте. Язон поднял руку, и все смолкли.

– Я знаю, это кажется невозможным, – продолжал он. – Но послушайте, что-то надо делать. И сейчас самое время действовать. Дальше будет только еще хуже. Город, Пирр… жестянщики обойдутся без вашего продовольствия, их концентраты – порядочная дрянь, но прожить можно. А вот вам придется несладко, уж они постараются отомстить. Вы перестанете получать металл для инструментов, детали для электронной аппаратуры. Они способны даже выслеживать с воздуха и уничтожать ваши фермы. Словом, ждите неприятностей. И это только начало… Горожане проиграют войну против планеты. С каждым годом их остается все меньше, в один прекрасный день последние вымрут. Но сперва – уж я их знаю! – они взорвут свой корабль, а заодно и всю планету, если сумеют.

– А как мы можем им помешать? – крикнул ктото.

– Помешаем, если нанесем удар теперь, – ответил Язон. – Я хорошо изучил город, знаю, как устроена оборона. Периметр предназначен для защиты от животных, а мы можем прорваться, если очень постараемся.

– Что толку? – возразил Рес. – Мы прорываем Периметр, они отходят, потом собирают все силы и наносят ответный удар. Разве мы устоим против их оружия?

– До этого не дойдет. Их космодром примыкает к Периметру, я точно знаю, где стоит корабль. Именно там мы и должны прорваться. Около корабля нет постоянной охраны, и вообще на космодроме мало людей. Мы захватываем корабль. Сможем ли мы им управлять, роли не играет. У кого в руках корабль, у того в руках и весь Пирр. Мы пригрозим уничтожить корабль, если не будут приняты наши условия. Им придется выбирать – либо массовое самоубийство, либо сотрудничество. Надеюсь, у них хватит ума предпочесть второе.

Секунду царила полная тишина, но тут же загудели голоса, все старались перекричать друг друга, пока Рес не вмешался и не навел порядок.

– Тихо! – крикнул он. – Дайте Язону договорить, потом решайте. Мы еще не слышали, как он предлагает осуществить прорыв.

– Успех моего плана зависит от говорунов, – сказал Язон. – Накса тут?

Он выждал, пока одетый в шкуры корчевщик не протиснулся вперед, и продолжал:

– Слушай, Накса, у меня к тебе вопрос относительно говорунов. Вы умеете приказывать доримам и собакам, это я хорошо знаю. А как с дикими животными? Можете вы их заставить слушаться вас?

– Диких-то? А что, заставим. Чем больше говорунов, тем больше наша сила. Что захотим, то и будут делать.

– Значит, можно организовать атаку, – возбужденно подытожил Язон. – Вы смогли бы собрать всех говорунов в одном месте, в противоположном конце от космодрома, и натравить животных на город, заставить их атаковать Периметр?

– Сможем ли мы? – Идея Язона явно привела Наксу в восторг. – Да мы отовсюду зверей сгоним, такой штурм устроим, они еще такого не видели!

– Значит, решено. Вы, говоруны, организуете штурм Периметра в дальнем конце. Только сами не показывайтесь, чтобы охрана не смекнула, в чем дело. Я видел, как они действуют. При сильной атаке вызывают подмогу из города и снимают часть людей с других участков Периметра. В разгар битвы, когда все их силы будут связаны в другом месте, я поведу отряд на прорыв и захвачу корабль. Вот такой у меня план, и я уверен, что у нас все получится.

Кончив говорить, Язон в изнеможении опустился на траву. Лежа, он слушал, как идет бурное обсуждение, направляемое Ресом. Говорили о трудностях и о том, как их преодолеть. Участники дискуссии не видели никаких существенных изъянов в его плане. Это не означало, что он совсем не имел слабых мест, но Язон предпочитал не напирать на них. Эти люди всей душой хотят, чтобы его замысел свершился, и они его осуществят.

Когда обсуждение кончилось и все разошлись. Рес подошел к Язону.

– Ну так, в принципе все решено, – сказал он. – Никто не возражал. Теперь гонцы оповестят всех говорунов, ведь это наша ударная сила, чем больше мы их соберем, тем лучше. Вызывать их по визифону не стоит – кто поручится, что жестянщики не могут перехватывать наши передачи. Нам нужно пять дней, чтобы все подготовить. 

– Да и мне нужно не меньше пяти дней, чтобы хоть сколько-нибудь восстановить силы, – ответил Язон. – А сейчас неплохо бы поспать.

Глава 26

– Необычное впечатление, – сказал Язон. – Я ведь никогда по-настоящему не видел Периметр снаружи. Уродство – другого слова не подберешь.

Он лежал на бугре рядом с Ресом и смотрел из-за кустов вниз на Периметр. Несмотря на полуденный зной, оба были закутаны в шкуры, ноги защищены толстыми крагами, руки – кожаными рукавицами. От жары и двойного тяготения у Язона кружилась голова, но он держался.

Впереди, за выжженной полосой, тянулся Периметр. Глухая стена, неодинаковая по высоте, неоднородная по материалу, сооруженная из самого различного материала. Невозможно сказать, какой она была первоначально. Атаки, атаки, атаки долбили, подрывали, разрушали ее. Горожане наспех ремонтировали стену, лепили заплаты. Грубая каменная кладка рассыпалась, на ее месте появлялись деревянные клети, а к ним примыкали сваренные по шву стальные плиты. Но и металл не мог устоять – свидетельством тому было рваное отверстие, через которое сыпался песок из лопнувших мешков. Поверхность стены опутывали сигнальные провода и проволока электрической защиты. Тут и там над Периметром торчали стволы огнеметов, сжигающие все живое, что только приближалось к основанию стены.

– Эти штуки могут причинить нам много хлопот, – сказал Рес. – Видишь, вон та как раз прикрывает участок, где ты задумал прорваться.

– Не беспокойся, все будет в порядке, – заверил его Язон. – Хоть и кажется, что они бьют беспорядочно, но это не так. Промежутки между залпами разные, но эта хитрость рассчитана на зверей, а не на человека. Да ты сам убедись. Залп следует через каждые две, четыре, три и одну минуту. – Они отползли обратно в яму, где их ждали Накса и другие. Всего тридцать человек, а для такого задания как раз и требовался небольшой подвижный отряд. Их главное оружие – внезапность. Без нее арбалеты корчевщиков и десяти секунд не устоят против огневой мощи города. В толстых шкурах всем было жарко, и кое-кто развязал одежду, чтобы немного остыть.

– Завяжитесь! – скомандовал Язон. – Вы еще не бывали так близко к Периметру и не представляете себе, что там творится. Я знаю, Накса не подпустит крупных животных, а с мелкими тварями вы все сами справляетесь. Тут другая опасность. Каждая колючка отравлена, каждая травинка оканчивается смертоносным шипом. Насекомых тоже берегитесь. И когда пойдем вперед, дышите только через мокрую тряпку.

– Он прав, – пробурчал Накса. – Я ни разу не был так близко. Под стеной смерть, сплошная смерть. Делайте как он велит.

Снова потянулось томительное ожидание. Они оттачивали и без того острые арбалетные стрелы и поглядывали на медленно ползущее по небу солнце. Один Накса не тяготился ожиданием. Он сидел, глаза где-то далеко, и слушал внутренним слухом, что происходит в джунглях.

– Идут, – сказал он наконец. – Никогда еще такой прорвы не слышал. Все звери, со всего края, отсюда до самых гор, мчатся к городу, только вой стоит.

Язон и сам кое-что улавливал. Атмосферу напряжения, страшную волну ненависти и ярости. Он знал, все получится, если только удастся сосредоточить атаку на узком фронте. Говоруны не сомневались в успехе. Еще на рассвете тонкая цепочка косматых людей в шкурах, охватив подковой пиррянских животных, мысленными командами погнала их на город.

– Пошли на штурм! – вдруг сказал Накса.

Все встали, глядя в сторону города. Язон физически ощутил, что Накса прав. А тут еще издалека донеслись выстрелы и мощные взрывы, над деревьями поднимались струйки дыма.

– Займем исходную позицию, – сказал Язон.

Лес кругом был словно пропитан концентратом ненависти. Полуодушевленные растения извивались и корчились, воздух наполнился тучами крылатой мелюзги. Накса, весь в поту, бормоча что-то, отводил в сторону катящуюся на них волну животных. Отряд потерял четверых, пока добирался до выжженной полосы. Одного ужалило какое-то насекомое, и хотя Язон подоспел с аптечкой, раненый все равно чувствовал себя так скверно, что вынужден был ползти обратно. А трое погибли, их распухшие, скорченные тела так и остались лежать на земле.

– Голова уже болит держать их, – проворчал Накса. – Когда пойдем на стену?

– Рано еще, – ответил Рес. – Мы ждем сигнала.

Один из корчевщиков нес радиостанцию. Осторожно поставив ее на землю, он забросил антенну на дерево. Рация была экранирована так, чтобы никакие импульсы не выдавали их присутствия. Включили приемник, но в динамике только потрескивали разряды.

– Можно было заранее рассчитать время… – заговорил Рес.

– Нет, – возразил Язон. – Тут важна точность. Мы должны пойти на прорыв в самый разгар штурма, будет больше шансов на успех. Даже если они перехватят наш сигнал, все равно сразу не сообразят, в чем дело. А через несколько минут это и вовсе не будет играть никакой роли.

В динамике зашипела несущая частота. Чей-то голос произнес короткую фразу и выключился. 

– Принесите три мешка муки. 

– Пошли! – Рес рванулся вперед. 

– Постой. – Язон поймал его за руку. – Не забывай про огнемет. Он даст залп через… есть!

Фонтан огня пролился на землю и погас.

– Четыре минуты до следующего, мы угадили в самый большой интервал!

Они побежали по мягкой золе, перепрыгивая через обугленные кости и ржавый металл. Двое корчевщиков подхватили Язона под руки и буквально несли его. Это не было предусмотрено, но помогло выиграть несколько драгоценных секунд. У стены они опустили его, и он вытащил мину, которую сделал из патронов от пистолета убитого Краннона, соединив их с детонирующим устройством. Операция была многократно отрепетирована, и теперь все шло как по маслу.

Язон выбрал для прорыва участок со стальными плитами. Они лучше всего противостояли пиррянским организмам, это позволяло надеяться, что насыпь за ними не такая мощная, как в других местах. Если он просчитался, им всем конец.

Бежавшие впереди уже прилепили к стене комья клейкой смолы. Язон вдавил в нее патроны, расположив их прямоугольником в рост человека. В это же время другие члены отряда размотали детонирующий шнур. Штурмовая группа рассыпалась вдоль стены, Язон доковылял до электродетонатора, упал на него и нажал рычаг.

Оглушительный взрыв сотряс стену и выбросил язык красного пламени. Рес первым подскочил к пробоинам и принялся дергать руками еще дымящийся металл. Подоспели остальные и дружно отогнули зазубренные края. Брешь заволокло дымом, ничего не было видно. Язон нырнул в нее, покатился по валунам и врезался во что-то твердое. Протерев глаза, он осмотрелся по сторонам. Он был в городе. Остальные тоже ворвались в брешь. На бегу они подхватили Язона на руки, чтобы не затоптать. Кто-то увидел космический корабль, и все рванулись в ту сторону. Навстречу им из-за угла выскочил человек. При виде нападающих он с чисто пиррянской быстротой метнулся к подворотне. Но нападающие тоже были пиррянами, и он повалился на спину, пронзенный тремя стрелами. Не останавливаясь они бежали дальше между низкими складскими зданиями туда, где высился корабль.

И тут они увидели, как наружный люк медленно закрывается. Кто-то опередил их. Град стрел забарабанил по люку, да что толку.

– Вперед! – крикнул Язон. – Живей под корпус, пока он не открыл огонь!

Трое из отряда не успели добежать до укрытия. Все остальные уже стояли под кораблем, когда его пушки заговорили. Большинство снарядов разрывалось поодаль, но все равно в ушах стоял звон от электрических разрядов и летящих осколков.

Троих накрыло шквалом огня и разнесло на молекулы. Прорвавшийся в корабль пиррянин нажал сразу все гашетки, чтобы отразить атаку и предупредить своих. Сейчас он стоит у визифона и вызывает подмогу. Язон дотянулся до люка и попробовал его открыть, но он был заперт изнутри. Кто-то оттолкнул Язона и дернул рукоятку. Она обломилась, люк не поддался.

Пушки смолкли, и грохот прекратился. 

– Вы взяли пистолет у убитого? – спросил Язон. – С пистолетом можно в два счета открыть люк.

– Нет, – отозвался Рес. – Некогда было.

Он еще не договорил, как два корчевщика сорвались с места и побежали к складам. Один из них держался левее, другой правее. Тотчас загрохотали пушки. Очередь поразила одного смельчака, но второй успел добежать до зданий, прежде чем стрелок изменил прицел.

Он мигом обернулся, выскочил из-за дома и швырнул пистолет своим товарищам, но сам уже не успел укрыться и был сражен снарядами.

Пистолет докатился по бетону почти до самых ног Язона. Он приставил дуло к замку и выстрелил; в эту секунду за домами завыли турбины стремительно приближающихся транспортеров. Люк скрипнул и медленно открылся. Весь отряд был внутри корабля еще до того, как появился первый транспортер. Накса остался с пистолетом у люка; Язон повел остальных к пилотской кабине.

Он объяснил им, как туда добраться, и, когда подоспел сам, все уже было кончено, горожанин стал похож на подушечку для булавок. Один из корчевщиков, немного разбирающийся в технике, нажал гашетки и открыл такой яростный огонь, что транспортерам пришлось отступить.

– Свяжитесь по радио с говорунами и скажите им, что можно прекращать атаку.

Отдав это распоряжение, Язон подошел к визифону и включил его. С экрана на него глядел потрясенный Керк.

– Ты! – Керк произнес это словно ругательство.

– Ага, я, – ответил Язон, рассматривая рычаги и кнопки на пульте. – Выслушай меня, Керк… И учти, как я скажу, так и будет. Я, конечно, не знаю, как управлять космическим кораблем, но взорвать его я сумею. Тебе слышен этот звук?

Он щелкнул тумблером, и где-то в недрах корабля загудел насос.

– Это насос основного горючего. Если я оставлю его включенным, он в два счета наполнит топливом камеру сгорания. Накачаю побольше, чтобы потекло через дюзы. А потом нажму пусковую кнопку… Угадай, что тогда будет с вашим единственным космическим кораблем? Я не спрашиваю, что будет со мной, тебе на это наплевать. Но корабль нужен вам как воздух.

В кабине царило безмолвие. Люди, захватившие корабль, смотрели на Язона. Тишину нарушил скрипучий голос Керка:

– Что тебе надо, Язон? Что ты задумал? Зачем привел этих животных? – От ярости у него перехватило горло.

– Попридержи язык, Керк, – строго сказал Язон. – Люди, о которых ты говоришь, владеют единственным на Пирре космическим кораблем. Если ты хочешь, чтобы они делились с тобой, научись сперва вежливо разговаривать. А теперь немедленно иди сюда. Да захвати с собой Бруччо и Мету.

Язон смотрел на багровое, отекшее лицо седого пиррянина и вдруг ощутил что-то похожее на жалость.

– Да не горюй ты так, это не конец света. А скорее начало. Да, вот еще: не выключай этот канал. Пусти изображение на все экраны в городе, чтобы каждый видел, что тут будет происходить. И пусть запишут, чтобы можно было повторить.

Керк хотел было ответить, но раздумал и исчез с экрана. Однако визифон остался включенным. На всех экранах города был виден главный отсек космического корабля.

Глава 27

Бой был окончен. Он кончился так быстро, что они еще не успели как следует это осознать. Рес пощупал рукой поблескивающий металлом пульт управления, убеждаясь в том, что ему не чудится. Остальные бродили по отсеку, заглядывали в перископы, увлеченно рассматривали диковинную аппаратуру.

Язон еле держался на ногах, но не показывал виду. Открыв пилотскую аптечку, он нашел стимулирующее средство. Три золотистые пилюльки прогнали усталость и развеяли туман в голове.

– Внимание! – крикнул он. – Борьба еще не окончена. Они постараются отбить корабль, так что мы должны быть наготове. Пусть кто-нибудь из ваших техников хорошенько изучит все пульты и отыщет кнопки от люков. Все люки до одного должны быть надежно задраены. Если понадобится, пошлите людей, чтобы проверили. Включите видеодатчики на круговой обзор, чтобы никто не мог подойти к кораблю. Поставьте человека к двигателям, а то они могут отрезать меня от них, если прорвутся туда. И не мешало бы тщательно осмотреть отсек за отсеком – вдруг мы не одни на корабле.

Каждому нашлось дело, и люди сразу оживились. Рес распределил обязанности. Язон остался стоять возле пульта, поближе к тумблеру топливного насоса. Да, борьба еще не кончилась…

– Транспортер! – крикнул Рес. – Ползет потихоньку.

– Рвануть его? – спросил член отряда, дежуривший у гашеток.

– Погоди, посмотрим, кто это, – сказал Язон. – Если те, которых я вызвал, пусть проезжают.

Стрелок следил в прицел за приближающимся транспортером. Водитель… три пассажира… Язон подождал, пока рассеялись последние сомнения. 

– Это они, – сказал он. – Встань около люка, Рес, впускай по одному и сразу отбирай пистолеты. И все остальное снаряжение тоже. Любая штука может оказаться оружием, особенно внимательно осмотрите Бруччо – худой такой, лицо, как топор, – чтобы у него ничего не осталось. Он у них специалист по оружию и технике выживания. Водителя тоже захватите, остальным горожанам незачем знать, в каком состоянии наша оборона.

Язон сидел как на иголках. Его рука лежала рядом с тумблером. Он знал, что никогда его не включит, но другие не должны об этом подозревать.

Послышался топот, приглушенная брань, и в отсек втолкнули пленников. При виде их свирепых лиц Язон невольно сжал кулаки.

– Пусть встанут около стенки, – сказал он Ресу. – И не спускайте с них глаз. Арбалетчикам быть наготове.

Он смотрел на людей, которые когда-то были его друзьями, а теперь задыхались от ненависти к нему. Мета, Керк, Бруччо. Водителем оказался Скоп, тот самый, которого Керк приставил к нему охранником. Теперь роли поменялись, и Скоп был готов лопнуть от злости.

– Слушайте внимательно, – заговорил наконец Язон. – Потому что от этого зависит ваша жизнь. Стойте у стены и не пытайтесь приблизиться ко мне даже на дюйм. Кто не подчинится, будет убит на месте. Будь я один, вы, конечно, не дали бы мне даже нажать на тумблер. Но я не один. У вас рефлексы и мышцы настоящих пиррян, но и у арбалетчиков не хуже. Так что лучше не рискуйте. Все равно ничего не выйдет, кроме самоубийства. Я говорю это вам для вашего же блага. Чтобы можно было разговаривать спокойно, без риска, что кто-нибудь из вас сорвется и будет убит. У вас нет другого выхода. Вам придется выслушать все, что я скажу. Вам отсюда не уйти, и убить меня не удастся. Война окончена.

– Все потеряно… Это ты виноват, предатель! – прохрипела Мета.

– И то и другое неверно, – мягко возразил Язон. – Я соблюдаю верность всем людям этой планеты, живут ли они внутри Периметра или за его пределами. Вы не можете сказать, что я кому-то отдавал предпочтение. И кроме того, вы ничего не потеряли. Если хотите знать, вы выиграли. Война с планетой выиграна вами. Потрудитесь только дослушать до конца.

Он повернулся к Ресу, который недовольно нахмурился.

– И ваши люди, Рес, тоже выиграли, поверьте мне. Это конец войны с городом, у вас будут лекарства, будет контакт с внешним миром, все, о чем вы мечтали.

– Может быть, мои слова покажутся тебе циничными, – сказал Рес, – но ты сулишь райскую жизнь обеим сторонам. Трудновато будет осуществить такое обещание, если учесть наши прямо противоположные интересы.

– Спасибо, ты попал в самую точку, – сказал Язон. – Проблема будет решена так, чтобы никто не остался внакладе. Мир между городом и фермами, конец вашей бессмысленной войне. Мир между людьми и пиррянскими организмами – ведь с этого конфликта все пошло. 

– Он рехнулся, – сказал Керк. 

– Возможно. Выслушайте, потом судите. Начну с истории, потому что корни проблемы и ее разрешение связаны с прошлым. Когда поселенцы триста лет назад высадились на Пирре, они не заметили одной очень важной черты, которая отличает его от всех других планет галактики. И трудно их корить, у них и без того хватало забот. Все, кроме разве тяготения, было для них непривычно, все не похоже на искусственный климат индустриальной планеты, с которой они прилетели. Штормы, вулканы, наводнения, землетрясения – от всего этого немудрено и свихнуться. Наверно, со многими так и случилось. Еще им без конца досаждали звери и насекомые, такие непохожие на безобидную фауну в заповедниках, к которой они привыкли. Бьюсь об заклад, им было невдомек, что пиррянские животные к тому же наделены телепатическими свойствами.

– Опять этот вздор! – рявкнул Бруччо. – Даже если они телепаты, это ровным счетом ничего не значит. Ты почти убедил меня своей теорией в том, что атаки на город направляются телепатически, но твой катастрофический провал показал, чего стоит эта теория.

– Согласен, – ответил Язон. – Я ошибался, когда думал, что атаки на город направляются телепатическими импульсами извне. Тогда мне эта гипотеза казалась вполне логичной и обоснованной. Верно, экспедиция на остров кончилась катастрофическим провалом. Да только вы забываете, что я предлагал. Пойди я в пещеру, обошлось бы без жертв. Думаю, мне удалось бы выяснить, что эти шевелящиеся растения – специфические организмы с необычайно высоким телепатическим потенциалом. Просто они особенно сильно отражали импульсы, которые питали атаки на город. А я все перепутал, думал, что они раздувают войну. Теперь они все уничтожены, и точного ответа мы не получим. Но в одном их гибель нам помогла. Она показала, где надо искать подлинных виновников войны, кто на самом деле направляет и вдохновляет атаки против города.

– Кто? – выдохнул Керк. 

– Да вы сами, кто же еще, – ответил Язон. – Конечно, не только вы четверо, а все жители города. Я готов допустить, что война вам не по душе. И тем не менее вы ее зачинщики, вашими стараниями она продолжается.

Он с трудом удержался от улыбки, глядя на их ошарашенные лица. Лучше не мешкать с объяснением, а то, чего доброго, собственные союзники тоже сочтут, что он помешался.

– Сейчас вы поймете. Я уже сказал, что пиррянские организмы наделены телепатическими свойствами. Это относится ко всем – к насекомым, к растениям, к животным. Когда-то, в разгар буйного прошлого Пирра, это качество помогло телепатическим мутациям устоять в борьбе за существование. Другие виды вымирали, а они уцелели. Я уверен, что под конец они даже сотрудничали, сообща вытеснили последних представителей другой породы. Сотрудничество – вот девиз для Пирра. С одной стороны, они соперничали между собой, а с другой – вместе давали отпор всему, что угрожало их племени. Какое-нибудь стихийное бедствие, потоп – они в полном согласии спасаются бегством. Что-то в этом роде можно наблюдать на любой планете, где бывают лесные пожары. Но здесь особенно суровые условия, и взаимопомощь достигла очень высокого уровня. Возможно, некоторые организмы даже наделены даром предчувствовать близкую катастрофу. Вроде того, как некоторые из вас предсказывают землетрясение. Благодаря предупреждению крупные животные уходили от беды. А самым мелким видам помогали уцелеть особые семена, или шипы, или яйца, которые переносились в безопасное место либо с ветром, либо с мехом больших зверей. Да-да, так и было, я уверен, я же сам видел такое бегство, когда мы уходили от землетрясения.

– Ладно, допустим, что все было так, как ты говоришь! – крикнул Бруччо. – Но при чем тут мы? Хорошо, все животные убегают вместе – какое отношение это имеет к войне?

– Они не только вместе убегают, – сказал Язон. – Они сотрудничают, чтобы противостоять стихийным бедствиям. Я не сомневаюсь, мы еще услышим восторги экологов, когда они начнут изучать сложный механизм приспособления, который срабатывает здесь, когда надвигается гроза, или половодье, или пожар, или еще какая-нибудь беда. Но нас сейчас интересует одна реакция. А именно та, которая направлена против горожан. Вы еще не догадались? Пиррянские организмы воспринимают вас как стихийное бедствие! Вряд ли удастся выяснить, как это началось. Хотя вообще-то в дневнике, который я нашел, в записях о первых днях освоения планеты есть ключ к разгадке. Там говорится, что во время лесного пожара колонисты встретились с какими-то новыми видами. Точнее, животные были те же, что прежде, только они вели себя иначе. Как, по-вашему, могли реагировать на лесной пожар люди, которые прежде жили в условиях, можно сказать, тепличной цивилизации? Они, конечно, перепугались насмерть. Если лагерь находился на пути огня, животные, естественно, бежали через него. А люди, также естественно, обстреляли их. И сразу же поставили себя в ряд стихийных бедствий. Мало ли в каком обличье выступает катастрофа. Скажем, в обличье двуногих с пистолетами. Пиррянские животные нападают на людей, люди убивают животных, начинается война. Уцелевшие продолжали атаки и по-своему оповестили все организмы планеты, что происходит. Здешняя радиоактивность способствует всевозможным мутациям. Дальше в борьбе за существование сохранялись те организмы, которые были опасны для человека. Я не удивлюсь, если телепатический потенциал тоже поощряет мутации. Уж очень специализированы некоторые наиболее опасные виды, не могут они быть просто плодом естественной эволюции за такой короткий срок, как триста-четыреста лет. Поселенцы, понятно, давали отпор, оттого их и дальше воспринимали как стихийное бедствие. Они все время совершенствовали свое оружие, но проку от этого, как известно, не было никакого. Вы, горожане, унаследовали их ненависть к Пирру. Вы все воюете, и все ближе ваш полный разгром. Разве можете вы победить, когда против вас биологические ресурсы целой планеты, которая каждый раз, можно сказать, перерождается для противоборства?

Стало очень тихо. Керк и Мета побледнели, потрясенные словами Язона. Бруччо что-то бормотал себе под нос и загибал палец за пальцем, подыскивая контраргументы. Что до Скопа, то он оставил без внимания всю эту галиматью, которую не мог или не хотел понять. Представься ему малейшая возможность, он бы тут же пришиб Язона.

Первым заговорил Рес. Он быстрее других разобрался и подвел итог.

– Не сходится, – сказал он. – А как же мы? Мы ведь живем среди пиррянской природы без Периметров и пистолетов. Почему на нас никто не нападает? Мы такие же люди, у нас с жестянщиками одни предки.

– Вас не трогают, потому что не ставят вас в ряд со стихийными бедствиями, – ответил Язон. – Животные могут жить на склонах дремлющего вулкана, между ними будет идти обычная конкуренция. Но придет время спасаться от извержения, и они вместе обратятся в бегство. Извержение делает вулкан стихийным бедствием. Теперь берем человека. Будет ли местная фауна воспринимать его просто как живое существо или как стихийное бедствие? Есть просто гора, а есть вулкан. Люди города излучают подозрительность и вражду. Убивать, думать об убийстве, подготавливать убийство – для них удовольствие. И тут как бы идет естественный отбор, понимаете? Ведь в городе именно это свойство лучше помогает выживанию. Живущие вне города мыслят по-другому. Когда кому-то из них лично что-то угрожает, он борется за жизнь, как и всякое существо. А перед лицом общей угрозы они во имя выживания сотрудничают с окружающими их животными, подчиняются закону, которым пренебрегают в обычных условиях.

– Но как же возникли эти две группы, с чего все началось? – спросил Рес.

– Разве теперь узнаешь… Мне думается, ваши люди с самого начала были фермерами, может быть, обладали телепатическимдаром. И во время стихийного бедствия, от которого все пошло, находились в другом месте. По пиррянским меркам, они вели себя правильно и благополучно выжили. Дальше пошли разногласия с жителями города, которые считали убийство единственным решением. Как бы то ни было, очевидно, что еще в древние времена возникли две общины. А потом они и вовсе изолировались, если не считать выгодной для обеих сторон меновой торговли.

– Все равно не могу поверить, – пробурчал Керк. – Хоть и похоже на истину, не могу согласиться. Тут должно быть какое-то другое объяснение.

Язон медленно покачал головой:

– Другого объяснения нет и быть не может. Другие мы сами исключили, ты забыл? Я очень хорошо тебя понимаю, ведь это опровергает все, что ты привык считать истиной, что для тебя равносильно закону природы. Допустим, я начну доказывать тебе, что тяготения в привычном для тебя понимании нет, а есть сила, которой можно до какой-то степени управлять, если знать способ. Ты, само собой, скажешь, что тебе мало слов, подавай доказательство. Пусть, мол, кто-нибудь пройдется по воздуху, а? Между прочим…

Язон повернулся к Наксе:

– Ты не слышишь, около корабля есть сейчас какие-нибудь животные? Не привычные вам, а мутанты, из той свирепой породы, которая только вокруг города водится?

– Их тут тьма-тьмущая, – ответил Накса. – Так и ищут, кого порешить.

– А ты не можешь поймать одного? Но только чтоб он тебя не убил.

Накса презрительно фыркнул. 

– Еще не родился зверь, который стал бы мне вред творить, – сказал он, идя к выходу.

Ожидая Наксу, все погрузились в размышление. Язону нечего было добавить к тому, что он уже сказал. Осталось провести один опыт, может быть, факты их убедят, потом пусть каждый сам решает.

Говорун скоро вернулся с шипокрылом на ременном поводке. Пленный зверь метался в воздухе и издавал пронзительный писк.

– Стань посередине, подальше от всех, – попросил Язон. – Ты можешь заставить его сесть на что-нибудь?

– Да хоть на мою руку. – Накса дернул шипокрыла и подставил ему рукавицу. – Вот так я его поймал.

– Кто-нибудь сомневается, что это настоящий шипокрыл? – сказал Язон. – Все должны быть уверены, что тут нет подвоха, мне это очень важно.

– Настоящий, – подтвердил Бруччо. – Я отсюда слышу запах яда. – Он показал на когти по краям крыльев, потом на пятна на рукавице. – Если разъест рукавицу, этому человеку крышка.

– Итак, шипокрыл настоящий, – заключил Язон. – Смертельно ядовитый, как и все шипокрылы, и для подтверждения моей гипотезы достаточно, чтобы кто-нибудь из вас, горожан, подошел и прикоснулся к нему, как делает это Накса.

Все четверо невольно отпрянули. Для них шипокрыл олицетворял смерть. Так было, так есть и так будет. Законы природы нерушимы.

– Мы… не можем, – ответила за всех Мета. – Этот человек живет в джунглях, он сам все равно как зверь, вот и научился ладить с ними. Но чтобы мы…

Язон перебил Мету, не дожидаясь, когда до говоруна дойдет оскорбительный смысл ее слов:

– Да, и вы тоже можете. В этом вся суть. Не питайте к этому зверю ненависти и не ждите непременной атаки – и он не нападет. Вообразите, что это какая-нибудь безобидная тварь с другой планеты.

– Не могу! – крикнула Мета. – Это шипокрыл!

Пока они говорили, Бруччо медленно двинулся вперед, пристально глядя на зверя, сидящего на рукавице. Язон сделал знак арбалетчикам, чтобы не стреляли. Бруччо остановился на безопасном расстоянии от шипокрыла, не сводя с него глаз. Шипокрыл расправил свои кожистые крылья и зашипел. На кончике каждого когтя выступили капли яда. В отсеке царила мертвая тишина.

Бруччо осторожно поднял руку. Подержал ладонь над шипокрылом. Потом слегка коснулся его головы и сразу опустил руку. Зверь сидел смирно, только чуть вздрогнул.

Все, кто следил, затаив дыхание, за этой сценой, облегченно вздохнули.

– Как ты это сделал? – глухо спросила Мета.

– А? Что?.. – Бруччо явно сам был поражен случившимся. – А, ну да, как я к нему прикоснулся… Очень просто. Я представил себе, что это макет с нашего тренажера, безобидная подделка. И больше ни о чем не думал, вот и получилось.

Он посмотрел на свою руку, потом на шипокрыла.

– Но ведь это не макет, – продолжал он задумчиво. – Это настоящий зверь. Смертельно ядовитый. Инопланетчик прав. Прав от начала до конца.

Глядя на Бруччо, Керк тоже решился. Он шел как на казнь, еле переставляя ноги, с каменным лицом, по которому катились струйки пота. Но ему удалось настроиться на нужный лад, не думать о шипокрыле как о враге, и он тоже коснулся зверя без каких-либо последствий для себя. За ним и Мета сделала попытку, но не сумела одолеть ужас, который охватил ее, когда она приблизилась к шипокрылу.

– Не получается, не могу себя переломить… – произнесла она. – Я уже верю тебе… Нет, все равно не могу.

Скоп, когда все повернулись к нему, закричал, что это сплошной обман, потом он бросился на арбалетчиков, и его оглушили ударом приклада. Но пирряне уже прозрели.

– Что же будет теперь? – спросила Мета.

В ее голосе звучала тревога, которую разделяли не только все собравшиеся в отсеке, но и тысячи пиррян, смотревших в эту минуту на экраны своих визифонов. 

– Что будет теперь?

Они глядели на Язона и ждали ответа. Ждали горожане, ждали арбалетчики, опустив свое оружие. Распри на время были забыты. Этот инопланетчик внес смятение в привычный им старый мир, все перевернул, и они как бы очутились в новом, неведомом мире, перед лицом необычных проблем.

– Погодите. – Он протянул руку. – Я не врачеватель социальных недугов. Куда мне думать над тем, как исцелить эту планету силачей и снайперов. Я и без того только чудом дотянул до сегодняшнего дня, а по закону вероятности мне уже раз десять полагалось быть убитым.

– Хоть это и верно, Язон, – сказала Мета, – но, кроме тебя, некому нас выручить. Как ты все-таки мыслишь наше будущее?

Внезапная усталость заставила Язона сесть в пилотское кресло. Он обвел взглядом обступивших его пиррян. Лица вроде бы искренние. И никто не обратил внимания, что он уже давно убрал руку с тумблера топливного насоса. Междуусобицы забыты, во всяком случае на время…

– Хорошо, я изложу вам свои соображения, – заговорил он, стараясь поудобнее примостить свои ноющие суставы. – Я много размышлял в эти дни, пытался найти ответ. И первое, до чего додумался, – это то, что идеальное решение, которое подсказывает логика, тут не годится. Да-да, боюсь, что из древней мечты о мирном соседстве льва и ягненка ничего не выйдет. Кроме приятного завтрака для льва. Казалось бы, теперь, когда вы все знаете истинную причину ваших неладов, разумнее всего было бы снести Периметр и зажить вместе в мире и согласии. Прелестная картинка, совсем как братство льва и ягненка. И кончится скорее всего в том же духе. Одному вдруг придет на ум, что корчевщики неопрятные, другому, что жестянщики безмозглые, глядишь, и готов свеженький покойник. И пошли крошить друг друга, а кто возьмет верх, тех сожрут животные, которые заполонят незащищенный город. Словом, решение найти не так-то просто.

Слова Язона вернули пиррян к действительности, и они сразу насторожились. Арбалетчики подняли свое оружие, а пленники отступили к стене и насупились.

– Вот, вот, я это самое и подразумевал, – сказал Язон. – Ненадолго вас хватило, верно?

По лицам пиррян было видно, как им неловко, что они поддались безотчетному порыву.

– Чтобы придумать что-нибудь путное на будущее, – продолжал он, – надо учитывать инерцию. Во-первых, инерцию мышления. Истина в вашем представлении – это еще не истина на деле. В варварских религиях примитивных миров научными фактами и не пахнет, хотя они призваны объяснить все на свете. Лишите дикаря логической основы его убеждений, он все равно от них не откажется, только заменит слово «убеждение» словом «вера», потому что не сомневается в своей правоте. А не сомневается он потому, что верит. Мнимая логика строит замкнутый круг, на который не дозволено покушаться. Это и есть инерция мышления, когда рассуждают по принципу «что всегда было, то всегда будет». И упорно не желают бросить старую колею, перестроить мышление на новый лад. Но инерция мышления – не единственный барьер на вашем пути, есть еще один вид инерции. Кто-то из вас согласился с моими рассуждениями и даже готов перестроиться. А как все остальные? Как те, которые не желают размышлять, предпочитают жить по старинке, подчиняться не рассудку, а рефлексам? Которые написали на своем знамени: «Что всегда было, то всегда будет»? Они будут тормозить любое ваше начинание, любую попытку двигаться вперед на основе того нового, что вы узнали.

– Выходит, все напрасно, наш мир обречен? – спросил Рес.

– Я этого не сказал. Мне только хотелось показать, что ваши проблемы не решить одним поворотом некоего мозгового переключателя. Лично я представляю себе три пути, и очень может быть, что развитие пойдет сразу по всем трем. Первый, и наилучший, путь – воссоединение городских и сельских пиррян. У тех и других есть проблемы, те и другие могут поделиться чем-то полезным. Возьмем горожан, у вас наука и контакт с галактикой. И кроме того, губительная война. А ваши двоюродные братья в джунглях живут в мире с планетой, но у них нет медицины и прочих благ, которые дает наука, нет контакта с другими культурами. Вам следует объединиться и пожинать плоды сотрудничества. Разумеется, для этого надо похоронить обоюдную ненависть, основанную на предрассудках. Но это можно сделать только вдали от города, где все пропитано войной. Пусть каждый, у кого есть необходимые для этого способности, пойдет добровольно к жителям леса, чтобы поделиться с ними своими знаниями. Пойдете с чистой душой – вам никто не причинит зла. И вы научитесь жить в ладу с Пирром, вместо того чтобы воевать с ним. В конечном счете появятся цивилизованные общины, которые будут состоять не из корчевщиков или жестянщиков, а из пиррян. 

– А с городом что будет? – спросил Керк.

– Город останется на месте. И скорее всего не изменится. На первых порах, пока будет идти расселение по планете, вам придется сохранить и Периметр, и другие средства защиты, чтобы уцелеть. Да и потом кое-что сохранится, ведь найдутся люди, которых вы не сможете переубедить, которые останутся и будут дальше воевать до самой смерти. Может быть, с воспитанием их детей вам больше повезет. А что в конечном счете станется с городом, честное слово, не знаю.

Они молчали, пытаясь представить себе будущее. Скоп по-прежнему лежал на полу без движения, только постанывал.

– Ты рассказал о двух путях, – наконец заговорила Мета. – А третий какой?

– Третий путь – самый милый моему сердцу, – улыбнулся Язон. – И я надеюсь, что найдется достаточно желающих присоединиться ко мне. Я хочу построить космический корабль, все свои деньги потрачу и оснащу его по последнему слову техники, чтобы и оружие было, и всякая научная аппаратура, какую только можно раздобыть. Потом наберу здесь, на Пирре, добровольцев.

– Для чего? – недоуменно спросила Мета.

– Только не для благотворительности. Все, что я вложу, окупится, притом с лихвой. Понимаешь, после всего что я тут пережил, мне невозможно возвращаться к старому занятию. Начать с того, что при моих нынешних деньгах это пустая трата времени. А главное, я бы помер с тоски. Уж такое свойство у Пирра – после него, если жив останешься, не потянет в тихое место. Вот я и задумал снарядить корабль и отправиться на нем осваивать новые миры. Ведь есть тысячи планет, где люди бы рады обосноваться, да условия слишком тяжелые для обычных переселенцев, сперва надо, как говорится, плацдарм захватить. А пирряне такую подготовку прошли – им любая планета нипочем! Как, нравится вам такая идея? Собственно, дело даже не в том, нравится или не нравится. Здесь, в городе, все содержание вашей жизни составляла непрерывная смертельная схватка. Теперь перед вами стоит выбор – то ли перейти на более мирное существование, то ли остаться в городе и продолжать никому не нужную, нелепую войну. Я предлагаю третий вариант. Вы примените то, что лучше всего умеете, и в то же время будете делать полезное дело. Ну вот, теперь вам известны все варианты. Дальше пусть каждый решает сам.

Прежде чем кто-либо успел ответить, Язон вдруг ощутил дикую боль в горле. Очнувшийся Скоп вскочил с пола, стиснул шею Язона двумя руками и сорвал его с кресла. Арбалетчики не решились стрелять, боясь попасть в Язона.

– Керк! Мета! – рычал Скоп. – Хватайте пистолеты! Открывайте люки! Наши люди поддержат нас, мы перебьем проклятых корчевщиков, уничтожим этих лжецов!

Язон силился разжать душившие его пальцы, но это было все равно что дергать стальные прутья. У него померкло в глазах, в ушах стучало, он не мог вымолвить ни слова. Все кончено, он проиграл… Сейчас здесь начнется побоище, и Пирр так и останется планетой смерти для людей.

Мета бросилась вперед словно отпущенная пружина, и в ту же секунду тренькнули арбалеты. Одна стрела попала ей в ногу, другая пронзила навылет руку, но они не смогли ее остановить, и Мета, пролетев через весь отсек, очутилась рядом с теряющим сознание инопланетчиком, которого душил ее товарищ.

Замахнувшись здоровой рукой, она изо всех сил ударила Скопа ребром ладони по бицепсу. Его рука непроизвольно дернулась, и пальцы выпустили горло Язона.

– Что ты делаешь! – крикнул ошарашенный Скоп раненой девушке, которая навалилась на него.

Он оттолкнул ее, все еще держа Язона другой рукой. Тогда она, не произнося ни слова, тем же жестоким приемом разбила ему кадык. Скоп захрипел, отпустил Язона и упал на пол, корчась от боли. Язон видел все это точно в тумане.

С трудом поднявшись на ноги, Скоп обратил искаженное болью лицо к Керку и Бруччо.

– Ты не прав, – сказал Керк. – Уймись!

Скоп издал звук, похожий на рычание, и метнулся к оружию, сложенному в другом конце отсека. Но арбалеты пропели похоронную мелодию, и рука, которая дотянулась до пистолетов, была уже рукой покойника.

Никто не тронул Бруччо, когда он поспешил к Мете, чтобы оказать ей помощь. Язон жадно глотал животворный воздух. Через стеклянный глаз визифона весь город следил за происходящим.

– Спасибо, Мета… за помощь… и за то, что ты поняла… – через силу вымолвил Язон.

– Скоп был не прав, – ответила она. – А ты прав…

Голос на секунду прервался – Бруччо, обломив зазубренный наконечник стрелы, выдернул ее за черенок из руки Меты. Затем она продолжала:

– Я не смогу остаться в городе, останутся только такие, как Скоп. Боюсь, что в леса уйти я тоже не смогу… Сам видел, не получилось у меня с шипокрылом. Если можно, лучше я пойду с тобой. Правда, возьми меня.

Ясону еще было больно говорить, и он ограничился улыбкой, но Мета поняла его.

Керк удрученно смотрел на убитого. 

– Он был не прав, но я хорошо представляю, что он чувствовал. Я город не брошу, во всяком случае сейчас. Кто-то должен руководить, пока идет перестройка. А насчет корабля – это ты хорошо придумал. Язон, в добровольцах недостатка не будет. Правда, Бруччо ты вряд ли уговоришь лететь с тобой.

– А зачем мне лететь, – пробурчал Бруччо, перевязывая Мету. – Мне и здесь, на Пирре, занятий хватит, одни животные чего стоят. Не сегодня-завтра сюда экологи со всей галактики нагрянут, да только я буду первым.

Керк медленно подошел к экрану, на котором был виден город, и остановился, глядя на здания, на столбы дыма над Периметром, на зеленый океан джунглей вдали.

– Ты все перевернул, Язон, – сказал он наконец. – Сейчас этого еще не видно, но Пирр уже никогда не будет таким, каким был до того, как ты сюда явился. Не знаю, к лучшему он изменился или к худшему…

– К лучшему, к лучшему, – просипел Язон, растирая шею. – Ну а теперь пожмите-ка друг другу руки, чтобы люди на самом деле увидели, что распрям конец.

Рес повернулся, секунду помешкал, потом протянул руку Керку. Седому пиррянину тоже трудно было превозмочь укоренившуюся с детских лет неприязнь к корчевщикам.

Но они пожали друг другу руки, потому что настала пора перемен.

Гарри Гаррисон Этический инженер

Глава 1

— Минутку, — прервал собеседника Язон и, отвернувшись от экрана, выстрелил в нападавшего рогатого дьявола. — Нет, ничем важным я не занят. Сейчас приду. Возможно, что смогу помочь.

Он выключил видеофон и изображение радиста погасло на экране. Когда Язон проходил мимо подстреленного им рогатого дьявола, тот зашевелился в последней вспышке уходящей злобной жизни, и его рога заскреблись о гибкий металл ботинка. Язон отшвырнул чудовище вниз, в джунгли.

В сторожевой башне Периметра было темно, единственное освещение исходило от установленных на пульте управления защитой, работающих экранов. Мета взглянула на него и улыбнулась, затем её внимание вновь переключилось на экраны.

— Я иду в башню космической связи, Мета, — сказал Язон. — На орбите космический корабль, он старается вступить с нами в контакт на неизвестном дежурному языке. Может быть я смогу помочь.

— Поторопись, — сказала Мета и, убедившись, что все контрольные лампы горят зелёным светом, потянулась к нему. Её руки, стройные и мускулистые, сильные как у мужчины, обхватили его, губы её были тёплыми и женственными. Он вернул поцелуй и она потянулась вновь к приборам, как будто его тут и не было.

— Что за беда с этим Пирром, — сказал Язон. — Слишком большое внимание работе.

Он наклонился и слегка укусил её за шею. Не отрывая глаз от приборов, она игриво шлёпнула его и засмеялась. Он отскочил, но не слишком быстро, растирая ушибленное ухо.

— Женщина-тяжеловес! — пробормотал он про себя.

Связист был один в рубке космической радиосвязи. Это был подросток, никогда не покидавший Пирра и поэтому не знавший других планет и их языков. Между тем Язон, благодаря своей карьере профессионального игрока, говорил или по крайней мере был знаком с большинством галактических языков.

— Они вышли из зоны приёма, — сказал оператор, — скоро вернутся. — Он повернул ручку, и сквозь атмосферные помехи донёсся голос:

— … jeg kan ikke forstå… Pyrrus, kan dig hør mig…?

— Понятно, — сказал Язон, беря в руки микрофон. — Это датский язык, на нём говорит большинство планет Полярной звезды.

Он нажал кнопку передачи.

— Pyrrus til rumfartskib, over, — сказал он.

Ответ пришёл на том же языке.

— Просим разрешить посадку. Дайте координаты.

— В посадке отказываем, надеемся, что вы найдёте более гостеприимную планету.

— Это невозможно. У меня сообщение для Язона динАльта. Мне известно, что он здесь.

Язон с интересом взглянул на хрипящий громкоговоритель.

— Вы правы, с вами говорит Язон динАльт. Передавайте сообщение.

— Это нельзя передавать по открытой связи. Я следую за вашим радиолучом. Вы согласны вести меня на посадку?

— Вы должны понять, что это — самоубийство. Пирр — смертельнейшая из планет Галактики. Здесь все формы жизни — от бактерий до когтистых ящеров, размером с ваш космический корабль — враждебны человеку. Сейчас здесь что-то вроде перемирия, но для любого пришельца с другой планеты обстановка все равно смертельна. Вы меня слышите? — Ответа не было. Язон пожал плечами и взглянул на радар, показывающий приближающийся корабль.

— Что ж, это ваше право. Но, умирая, не говорите, что вас не предупреждали. Я вас поведу на посадку, но только, если вы согласитесь оставаться в своём корабле. Я сам приду к вам, в этом случае 50 шансов из 100 за то, что обезвреживающие процедуры у вашего люка убьют местную микрофауну.

— Согласен. Я вовсе не хочу умирать. Мне нужно передать сообщение.

Язон руководил посадкой, следя за появлением корабля из-за низких облаков. Специальные приспособления поглотили большую часть энергии удара, но тем не менее корабль наклонился и встал под опасным углом.

— Ужасная посадка, — сказал радист и отвернулся к своим приборам, не интересуясь больше пришельцем. Пирряне были лишены любопытства.

Язон в этом отношении был полной противоположностью. Именно любопытство привлекло его на Пирр, ввергло в охватившую всю эту планету войну и чуть не погубило его. Теперь все ещё не удовлетворённое любопытство тянуло его к кораблю. Он колебался какое-то мгновение, сообразив, что радист не полностью понял его переговоры с незнакомым пилотом и не знает, что Язон собирается на корабль. Если что-нибудь случится, ему нечего рассчитывать на помощь.

— Я сам могу позаботиться о себе, — засмеялся он, поднял руку и мгновенно выскочивший из кобуры пистолет оказался в его ладони.

Указательный палец был уже согнут, грянул выстрел, разнёсший в клочья куст ядовитого растения.

Он был в хорошей форме и знал это. Конечно, ему никогда не удастся достичь уровня прирождённого пиррянина, родившегося и воспитанного на этой смертоносной планете, с её удвоенной гравитацией, однако он был быстрее, чем любой другой инопланетянин. Он справится с любыми трудностями, если они встретятся — он даже знает эти трудности. В прошлом у него было немало расхождений во мнениях с полицией и властями различных планет, но он думал, что ни одна из этих планет не побеспокоится послать космический корабль, чтобы арестовать его. Откуда же пришёл этот корабль?

На корме корабля был виден регистрационный номер и какой-то показавшийся ему знакомым герб. Где он мог его видеть? Его внимание привлёк открывающийся люк. Язон вступил в него. Люк закрылся, и Язон закрыл глаза, так как начался цикл обеззараживания: ультразвуковые колебания и ультрафиолетовое излучение должны были убить все местные микроорганизмы, которые он принёс в своей одежде.

Наконец процедура закончилась и когда внутренняя дверь начала открываться, он приготовился к прыжку. Если его ждут какие-то сюрпризы, он встретит их в полной готовности.

Пройдя через дверь, он почувствовал, что падает. Пистолет прыгнул ему в руку, но он не успел направить его в человека, который сидел в кресле пилота.

— Газ… — успел промолвить он и упал на металлический пол.

Сознание возвращалось, сопровождаемое головной болью, которая заставила Язона сморщиться. Когда он открыл глаза, они так заболели от света, что он вынужден был снова их закрыть. Каким бы наркотиком его не усыпили, действовал он исключительно быстро.

Сознание возвращалось, головная боль постепенно исчезала, переходя в тупое биение, и он сумел открыть глаза уже без ощущения, что в них возникают искры. Он сидел в стандартном космическом кресле, снабжённом специальными замками для рук и ног. Теперь эти замки были крепко защёлкнуты вокруг его запястий и лодыжек. Рядом с ним, в таком же кресле сидел человек, наблюдавший за приборами на контрольном щите. Корабль, несомненно, находился в полёте, причём в особом режиме — джамп-режиме. Незнакомец производил вычисления на компьютере, контролируя верность вхождения в джамп-режим.

Язон воспользовался возможностью изучить этого человека. Он казался слишком старым для полицейского, хотя с другой стороны, несмотря на солидный возраст, был крепок и силён. Волосы его были серого цвета и подрезаны на манер ермолки, глубокие морщины на туго натянутой коже лица, казалось, произведены не годами, а сильными перенапряжениями. Высокий и прямой, он на первый взгляд, ничего не весил. Потом Язон понял, что этот эффект происходил от полного отсутствия мяса. Казалось, что этого человека пекло солнце и мыли дожди, пока от него не остались лишь кости, сухожилия и мускулы. Когда он поворачивал голову, то мышцы на ней выпячивались, как тросы, а руки над контрольным пультом напоминали коричневые когти какой-то птицы. Твёрдым пальцем он нажал кнопку контроля джамп-режима и повернулся от пульта к Язону.

— Я вижу, вы пришли в себя. Это был слабодействующий газ. Мне не хотелось его применять, но это был самый безопасный путь.

Когда он говорил, челюсти его открывались и закрывались с суровостью и серьёзностью банковских сводов. Глубоко посаженные холодные голубые глаза неподвижно смотрели из-под тёмных бровей. В его манерах и словах не было ни малейшего намёка на юмор.

— Не слишком дружественный приём, — сказал Язон, осторожно испытывая держащие его замки. Они были надёжно закрыты. — Если бы я знал, что ваше важнейшее личное послание — доза наркотического газа, я бы дважды подумал, прежде чем руководить вашей посадкой.

— Обман в ответ на обман, — был ответ из черепахообразного рта. — Если бы была другая возможность захватить вас, я бы использовал её. Но, учитывая вашу репутацию безжалостного убийцы и тот несомненный факт, что на Пирре у вас друзья, я использовал единственно возможный путь.

— С вашей стороны это очень благородно. — Язон начал сердиться на эту безоговорочную самоуверенность.

— Цель оправдывает средства и так далее, не слишком уж оригинальный довод… Но я пошёл на это с открытыми глазами и не могу выражать против этого недовольство.

Во всяком случае не ясно, — подумал он с горечью. — Для чего? Было бы гораздо лучше не поддаваться своему глупому любопытству.

— Не потребую ли я слишком многого, если попрошу вас сказать, кто вы и почему пошли на такое беспокойство, дабы захватить моё недокормленное тело?

— Я — Михай Саймон. Я возвращаю вас на Кассилию для суда и наказания.

— Кассилия… Я должен был узнать герб на вашем корабле. Я не очень удивлюсь, узнав, что они ещё хотят поймать меня. Но вы должны знать, что от их трёх миллиардов, которые я выиграл в казино, ничего не осталось.

— Кассилия не хочет возвращения денег, — сказал Михай, взглянув на приборы и вновь откинувшись в кресле. — Не хотят они и вашего возвращения, так как теперь вы — герой планеты. Они запустили свою пропагандистскую машину и теперь во всех окружающих звёздных системах вы известны, как «Язон — три миллиарда», живое доказательство честности их бесчестных притонов и соблазн для всех малодушных. Вы искушаете всех попытать счастья в азартных играх, вместо того, чтобы пытаться заработать деньги честным путём.

— Простите моё сегодняшнее тупоумие, — сказал Язон, тряся головой, чтобы избавиться от стука в ней, — но я не вполне вас понимаю. К какой же полиции принадлежите вы и почему везёте меня для суда и наказания, если все обвинения сняты?

— Я не полицейский, — сурово ответил Михай, поводя перед ним пальцами и глядя на него проницательным взглядом, — я верю в правду, ничего больше. Продажные политиканы, управляющие Кассилией, возвели вас на пьедестал чести. Воздавая честь вам — другому и, возможно, ещё более продажному человеку, они наживаются благодаря вашему искажённому облику. Но я использую правду, дабы разрушить ваш лживый облик, а когда я его разрушу — я тем самым разрушу зло, которое произвело его.

— Это тяжёлая задача для одного человека, — сказал Язон спокойно, гораздо спокойней, чем он был на самом деле. — Не найдётся ли у вас сигареты?

— На борту корабля нет ни табака, ни алкоголя. И я не один — у меня есть последователи. Партия Правды — это сила, с которой приходится считаться. Мы затратили много сил и энергии, выслеживая вас, но дело стоит того. Мы проследили ваш бесчестный путь в прошлом на планете Мэхаут и казино «Туманность» на Галипто, серию грязных преступлений, от которых у честного человека выворачивает внутренности. Мы запаслись ордерами на ваш арест в каждом из этих мест, и в любом из них вас ожидает суд и смертная казнь.

— Думаю, что ваше чувство справедливости не беспокоит то обстоятельство, что все эти преступления произошли просто в моё присутствие? Или, что я всегда обманывал лишь шулеров и казино, которые в свою очередь, обманывают простаков.

Михай движением руки отбросил это возражение.

— Вы виновны в нескольких преступлениях. И ваши увёртки вам не помогут. Вы должны быть благодарны за то, что ваша порочная деятельность в конце концов послужит добру. Она будет рычагом, при помощи которого мы опрокинем продажное правительство Кассилии.

— Придётся что-то делать с моим любопытством, — сказал Язон, — посмотрите на меня, — он задвигал запястьями в зажимах и сервомоторы заработали, так как механизм уловил его движение и соответственно укрепил зажим. — Совсем недавно я рисковал здоровьем и свободой, когда меня вызвали для разговора с вами. Затем, я привёл вас на посадку и не удержался от соблазна — сунул свою глупую голову в вашу ловушку с приманкой. Мне надо научиться бороться с такими порывами.

— Если вы обращаетесь с мольбой о милости, то напрасно, — сказал Михай. — Я никогда не делал одолжений людям вашего типа и ни в чём не был им обязан. Я не собираюсь делать этого и теперь.

— Никогда — очень долгий срок, — спокойно сказал Язон. — Хотелось бы мне иметь вашу уверенность в будущем.

— Ваше замечание показывает, что у вас остались ещё надежды. Вы ещё сможете узнать правду перед смертью. Я помогу вам, расскажу все и объясню.

— Это лучше чем казнь, — чуть не подавился Язон.

Глава 2

— Вы будете кормить меня сами или отомкнёте зажим, пока я буду есть? — спросил Язон.

Михай стоял перед ним с подносом в руках в нерешительности. Язон язвительно, в то же время мягко (Михай был кем угодно, но не глупцом), добавил:

— Конечно, я предпочитаю, чтобы вы кормили меня — из вас вышел бы отличный лакей.

— Вы способны есть сами, — сразу же ответил Михай, ставя поднос на подлокотники кресла Язона. — Но вам придётся все делать одной рукой: если совсем освободить вас, вы наделаете хлопот. — Он прикоснулся к контрольному щитку на спинке кресла, и замок, удерживающий правое запястье Язона, щёлкнул и открылся. Язон расправил затёкшие пальцы и взял вилку.

Во время еды глаза Язона были заняты. Незаметно (для профессионального игрока явное внимание к чему-либо невозможно), он осмотрелся. Можно увидеть многое, даже если смотреть как бы случайно — невзначай.

Предмет за предметом его внешне случайный взгляд осматривал все содержимое каюты. Контрольный щит, экраны, компьютер, маршрутный экран, с контролем джамп-режима, шкаф для карт, книжная полка. Он все осмотрел, запоминая расположение до мелочей. Какой-то план начал проясняться в его мозгу.

Но всё же у него были лишь начало и самый конец плана. Начало: он пленник на корабле, направляющемся на Кассилию. Конец: он не желает ни остаться пленником, ни возвращаться на Кассилию. Не хватало самого существенного — середины. В данный момент сделать что-либо казалось невозможным, но Язон никогда не согласился бы, что это вообще невозможно. Он руководствовался принципом, что человек сам кузнец своего счастья. Если ваши глаза открыты, то в нужный момент вы начнёте действовать. Если вы действуете быстро, все хорошо. А если вы упустите возможность и время, ваши дела плохи.

Он отодвинул пустую тарелку и бросил в чашку сахар. Михай ел очень умеренно и сейчас принялся за вторую чашку чая. Его глаза были неподвижны и устремлены куда-то вдаль, он о чём-то думал. Он слегка вздрогнул, когда Язон обратился к нему:

— Поскольку вы не позаботились запастись сигаретами, то не позволите ли вы мне закурить свои? Только вам придётся достать их — я не могу дотянуться до кармана, так как прикован к креслу.

— Я не могу помочь вам, — не двигаясь ответил Михай. — Табак — наркотик и канцерогенное средство. Если я вам дам сигарету, то тем самым дам вам и рак.

— Не будьте лицемером, — выпалил Язон с невольным удовольствием глядя на краску в лице Михая. — Люди используют канцерогенные элементы табака в течении столетий. И если даже они и не делали бы этого, какое отношение имеет это к данной ситуации? Вы везёте меня на Кассилию на верную смерть. Чего ради вы тогда заботитесь о здоровье моих лёгких в отдалённом будущем?

— Я не подумал об этом. Но ведь есть определённые нормы.

— Неужели? — Язон прервал его, сохраняя инициативу в разговоре. — Не похоже, что вы вообще любите думать. Вы, видимо, относитесь к людям, которые во сне видят общие правила, которых не существует в жизни. Вот вы против наркотиков. Каких именно? А как вы относитесь к танину — в чае, который пьёте? Или к кофеину? А ведь кофеин — это наркотик, это одновременно и сильный стимулятор и диуретик. Поэтому вы и не найдёте чай в рационе космонавта. Но об этом наркотике вы почему-то забываете. Как же после этого выглядит ваш запрет на сигареты?

Михай попытался заговорить, но промолчал и задумался.

— Возможно, вы и правы. Я просто устал, и в конце концов это действительно, не так уж важно. — Он осторожно извлёк пачку сигарет из кармана Язона и положил её на поднос, Язон не пытался отвлечь его. Михай с извиняющимся лицом налил себе третью чашку чая.

— Вы должны извинить меня, Язон, за попытку подогнать вас под мои собственные стандарты. Когда вы гонитесь за большой правдой, вы иногда допускаете, что малые правды ускользают. Я терпимый человек, но у меня есть тенденция заставлять других людей руководствоваться критериями, которые я создал для себя. Вы никогда не должны забывать о смирении, я надеюсь, вы извините меня. Поиски правды требуют всех сил.

— Правды нет, — сказал ему Язон. В его голосе звучали гнев и обида: он хотел вовлечь своего похитителя в разговор. Вовлечь настолько, чтобы тот на время забыл о свободной руке Язона.

Язон поднёс чашку к губам и лишь дотронулся к жидкости. А пока в чашке оставался чай, она служила хорошим поводом для того, чтобы рука была свободной.

— Нет правды? — Михай обдумывал эту мысль. — Но вы не можете так думать. Наша Галактика полна Правдой — это краеугольный камень жизни. Именно Правда отличает человека от животных.

— Нет на правды, ни жизни, ни человека. Во всяком случае, не в вашем смысле — не с большой буквы. Они не существуют.

Туго натянутая кожа на лице Михая сморщилась от сосредоточенности.

— Вы должны объяснить свою точку зрения, — сказал он. — Пока мне не понятно.

— Боюсь, что вы вообще не поймёте. Вы превращаете в реальность, то, чего не существует. Правда, — с маленькой буквы, — это описание, это выражение отношений. Способ описать обстановку. Семантический инструмент. Но Правда с большой буквы, — это воображаемое слово, комплекс звуков, не имеющих значения. Оно кажется существительным, но у него нет рефрена, не отражаемого. Оно ни для чего не служит, ничего не значит. Когда вы говорите «Я верю в Правду», вы в сущности утверждаете: «Я верю в ничто».

— Вы, вероятно, заблуждаетесь! — сказал Михай, наклонившись вперёд и возбуждённо размахивая рукой. — Правда — это философская абстракция, одно из тех орудий, которое наш мозг использует, чтобы приподнять нас над животными — доказательство, что мы не животные, а создания высшего порядка. Звери могут быть правдивыми, но они не могут знать Правду. Звери могут видеть, но они не могут увидеть Красоту.

— Ох! — застонал Язон. — С вами невозможно говорить, мы с вами не понимаем друг друга. Мы говорим на разных языках. Забудем на время кто прав, кто ошибается. Нам придётся вернуться назад и договориться о значении терминов, которые мы употребляем. Для начала: можете вы определить разницу между «этикой» и «этосом»?

— Конечно! — выпалил Михай, и выражение удовольствия промелькнуло в его глазах, при мысли о возможности убедить противника. — Этика — это дисциплина, изучающая, что такое хорошо и плохо, что верно и неверно, этика занимается моральными обязанностями и долгом. Этос — означает руководящую веру, стандарты или идеалы, характеризующие группы или общество.

— Очень хорошо, вижу что вы провели немало ночей, уткнув нос в книги. Теперь мы установили разницу между этими двумя терминами — это центр маленькой коммуникационной проблемы, с которой мы имеем дело. Этос неразрывно связан с отдельным обществом и не может быть оторван от него, иначе он теряет всякий смысл. Согласны?

— Пожалуй…

— Ну, вы должны согласиться, ведь это ваше собственное определение терминов. Этос группы — это лишь всеохватывающий термин для выражения отношений группы друг с другом. Верно?

Михай неохотно кивнул в знак согласия.

— Теперь, договорившись об этом, мы можем продвинуться на шаг вперёд. Этика, опять же согласно вашему собственному определению, должна иметь дело с любым количеством обществ и групп. Если существуют абсолютные этические законы, то они должны быть столь обширны, что их можно применить к любому обществу. Законы этики должны быть столь же универсальны, как и закон всемирного тяготения.

— Я не вполне понял…

— Я и не думал, что вы поймёте. Вы люди, болтающие об универсальных законах, в сущности, никогда не понимаете значения этих терминов. Мои знания не очень велики, но я всё же помню Первый закон Ньютона, устанавливающий зависимость тяготения от массы. Это даже не закон, а просто наблюдение, не имеющее силы, пока вы не добавите «на этой планете». На планете с другой массой, данные наблюдения будут другими. А закон гравитации — это формула:

              m·M

    F =     ——

               d²

Эта формула может быть использована для вычисления силы притяжения между любыми двумя телами. Таков путь выражения фундаментальных и неизменных принципов, применимых к любой ситуации. Если у вас действительно имеются этические законы, они должны иметь ту же всеобщность. Они должны действовать на Кассилии и на Пирре, и вообще на любой планете и в любом обществе. Это вновь возвращает нас к вам. То, что вы так грандиозно — с большой буквы, с громом фанфар — величаете «Законами Этики» — и не законы вообще, но лишь куски племенного этоса, местные наблюдения, сделанные группой покинувших овец пастухов и пригодные лишь на то, чтобы поддерживать порядок в доме. Эти правила не применимы в любой ситуации, даже вы должны будете признать это. Только подумайте о множестве различных планет и о том, какими необычными и страшными бывают там отношения людей друг к другу — а потом попробуйте сформулировать десять правил общения, пригодных для всех этих обществ. Это невозможно. Готов поклясться, что для вас самого существуют эти десять правил, но если одно из них заключается в том, что нельзя поклоняться вырезанным из дерева идолам, я могу сказать вам, чего стоят остальные. Вы не будете этичны, если попробуете применять эти правила всюду — это будет всего лишь способ совершения самоубийства.

— Вы обижаете меня!

— Надеюсь. Если я не могу воздействовать на вас другим путём, то обида, возможно, выведет вас из состояния моральной самоуверенности. Как вы смеете обвинять меня в краже денег из казино Кассилии, когда я действовал в полном согласии с их этическим кодексом! Они организуют нечестные азартные игры — это норма. Если вы утверждаете, что обманывать в играх нечестно, значит вы не соответствуете местной этике. И если вы доставите меня для суда, значит вы неэтичны, а я — беспомощная жертва злого человека!

— Клянусь Сатаной, — воскликнул Михай, вскакивая на ноги и бегая взад и вперёд у кресла Язона, в возбуждении сжимая и разжимая кулаки. — Вы хотите смутить меня вашей семантикой и так называемой этикой, но всё объясняется вашей алчностью; существует высший Закон, которого нельзя оспорить…

— Вы не правы, я могу доказать это, — и Язон указал на книжную полку. — Я могу доказать это при помощи ваших же книг. Авксинского не нужно, он слишком толстый. Вот этот небольшой томик с именем Луллия на корешке. Это книга «О законах рыцарства» Раймонда Луллия?

Михай широко раскрыл глаза.

— Вы знаете эту книгу? Вы знакомы даже с трудами Луллия?

— Конечно, — небрежно ответил Язон: по правде говоря, это была единственная книга из всего собрания Михая, которую он однажды просматривал, и странное название засело у него в голове… — Позвольте мне взглянуть на неё, и я докажу вам то, что хочу…

Он постарался произнести это как можно спокойней: именно из-за этого момента он и вёл весь разговор. Он отпил чаю. Не надо показывать свою напряжённость.

Михай Саймон снял книгу с полки и протянул ему.

Язон, продолжая говорить, перелистывал страницы.

— Да, да, совершенно верно. Идеальный образец вашего типа мышления. Вы любите читать Луллия?

— Чрезвычайно, — ответил Михай с сияющими глазами. — В каждой его букве Красота и Правда, о которых мы забываем в суматохе современной жизни. Применение и доказательство взаимосвязи между мистическим и конкретным. Манипулируя символами и используя математическую логику, он объясняет все.

— Он ничего не объясняет! — заявил Язон. — Он играет в слова. Берет слово, придаёт ему абстрактное и нереальное значение, обращаясь к другим словам и проделывая с ними те же туманные процедуры. Его доказательства — всего лишь бессмысленные звуки. Это главный пункт, где расходятся ваше и моё понимание жизни. Вы живёте в мире слов, лишённых значений, но существующих. Мой мир содержит факты, которые можно взвесить, попробовать на вкус, мои факты неопровержимы. Они — существуют.

— Покажите мне какой-нибудь из ваших неопровержимых фактов, — сказал Михай неожиданно спокойным голосом, во всяком случае гораздо более спокойным, чем голос Язона.

— Вон там, — сказал Язон, — большая зелёная книга на консоли. Она содержит факты, относительно которых даже вы согласитесь, что они существуют. Если вы не согласитесь, я съем каждую её страницу. Дайте мне её. — Он говорил сердито, делая чрезмерно самоуверенные утверждения, и Михай попался в ловушку. Он протянул том Язону обеими руками: книга была тяжёлая, толстая, в металлическом переплёте.

— Теперь слушайте внимательно и постарайтесь понять, если даже для вас это будет трудно, — сказал Язон, открыв книгу. Михай сухо усмехнулся при этом намёке на его глупость. — Это собрание звёздных эфемерид, также набито фактами, как яйцо содержимым. В некотором роде это история человечества. Теперь взгляните на экран контроля джамп-режима и вы поймёте, что я имею в виду. Видите эту горизонтальную линию. Это наш курс.

— Поскольку это мой корабль и я его пилотирую, то я в этом уверен, — сказал Михай. — Давайте ваше доказательство.

— Имейте терпение, — ответил Язон. — Постараюсь объяснить это попроще. Красное пятно на зелёной линии обозначает положение нашего корабля. Номер под экраном означает ваш следующий навигационный пункт — место, где тяготение звёзд достаточно для использования джамп-эффекта. Номер записан звёздным кодом: ДВ-89-046-229. Я смотрю в эту книгу… — и он быстро перелистал страницу, — и нахожу этот номер в списке. Не название; всего лишь ряд символов, которые тем не менее, могут сказать очень многое. Эти символы означают, что на данном месте имеетсяпланета или планеты, пригодные для жизни человека.

— К чему вы клоните? — прервал его Михай.

— Терпение, скоро узнаете. Теперь смотрите на этот экран. Зелёная точка приближается к линии курса, это — ПМБ, то есть пункт максимальной близости. Когда красная и зелёная точки совпадут…

— Дайте мне книгу, — сказал Михай, нагнувшись вперёд и почувствовав что-то неладное, но было уже поздно.

— Вот доказательство, — сказал Язон и швырнул тяжёлую книгу в экран контроля джамп-режима и тонкие сложные приборы, скрывавшиеся за экраном. Туда же он бросил и вторую книгу. Послышался звон, треск лопнувшего экрана. Ярко вспыхнула искра короткого замыкания.

Корабль вздрогнул, так как сработали аварийные реле, выбросив его в обычное пространство.

Михай, сморщившись от боли, упал на пол от резкого внезапного перехода. Прикованный к креслу Язон сдерживал тошноту и подступившую к глазам тьму, но всё-таки решил докончить дело и швырнул поднос с пустыми тарелками в дымящиеся обломки приборов джамп-контроля.

— Вот мой факт, — сказал он с триумфом. — Моё неопровержимое, с золотой отделкой, урановым сердечником, доказательство. Мы никогда не попадём на Кассилию!

Глава 3

— Вы убили нас обоих, — сказал с побелевшим лицом Михай, но сравнительно спокойным голосом.

— Ещё нет, — весело ответил Язон, — но я уничтожил контроль джамп-режима, так, что мы не сможем лететь к другим звёздам; но в обычном пространстве мы передвигаться можем, и ничто не помешает нам приземлиться на одной из планет — хоть одна пригодная для жизни человека тут найдётся.

— Там я починю механизм контроля, и мы продолжим полет к Кассилии. Так что вы не выиграли ни в чём.

— Возможно, — уклончиво ответил Язон. У него не было ни малейшего желания продолжать путешествие, что бы ни думал об этом Михай.

Его похититель пришёл к аналогичному же заключению.

— Протяните руку на подлокотнике, — сказал он и закрепил замок. В этот момент включился двигатель, и корабль изменил направление полёта.

— Что это? — спросил он.

— Аварийный контроль. Корабельный компьютер понял, что произошло и принял меры. Вы можете взять на себя руководство, но не стоит беспокоиться. Компьютер выполнит эту работу быстрее и лучше распорядится запасами и накопленной информацией. Он сам отыщет планету, проложит к ней курс и посадит нас с наибольшей экономией времени и горючего. Когда мы войдём в атмосферу, вы сможете выбрать место для посадки.

— Я не верю ни одному вашему слову, — сказал Михай. — Я возьму на себя контроль и попытаюсь использовать аварийную связь. Кто-нибудь услышит нас.

Когда он встал, корабль вновь вздрогнул и тотчас же погас свет. В темноте был виден огонь в приборах контроля. Послышался свист пены и огонь погас. Вспыхнуло аварийное освещение.

— Не стоило бросать туда книгу Раймонда Луллия, — сказал Язон. — Корабль гораздо разборчивее в пище, чем я предполагал. Он не может её переварить.

— Вы непочтительны и невежественны, — сказал сквозь сжатые зубы Михай, подходя к щиту. — Вы попытались убить нас обоих. Вы не уважаете ни свою собственную жизнь, ни мою. Вы заслуживаете самого большого наказания, которое предусматривает закон.

— Я игрок, — засмеялся Язон. — И совсем не такой плохой, как вы считаете. Я использую шансы, но лишь тогда, когда надеюсь на выигрыш. Вы везли меня на верную смерть. Худшее, что ожидало меня, если я сломаю приборы — тот же конец. Следовательно, я использовал этот шанс. Конечно, для вас в этом был значительно больший риск, но боюсь, я не принимал во внимание этого. В конце концов вы все это затеяли. Вы должны были предвидеть и такое последствие своей затеи.

— Вы совершенно правы, — спокойно сказал Михай. — Мне следовало бы быть более осторожным. Не скажите ли теперь, как нам попытаться спасти наши жизни? Ни один из контрольных приборов не работает.

— Ни один? Вы не пробовали аварийное катапультирование? Большая красная кнопка сверху…

— Пробовал. Она тоже не работает.

Язон откинулся в кресле. Некоторое время он молчал, потом заговорил:

— Почитайте одну из ваших книг, Михай. Ищите утешение в вашей философии. Мы ничего не можем сделать. Всё зависит от компьютера и уцелевших механизмов.

— Мы ничего не можем восстановить?

— Вы механик? Я — нет. Мы, вероятно, принесём больше вреда, чем пользы.

Два дня корабельного времени прошли в поисковом полёте, пока не была найдена планета. Её покрывал густой слой облаков. Она приближалась с ночной стороны и поэтому детали невозможно было рассмотреть. Света тоже не было видно.

— Если бы здесь были города, мы увидели бы их свет, — сказал Михай.

— Не обязательно. Может быть тут буря или подземные города. На этом полушарии может быть только океан.

— А может, тут вообще нет людей? В таком случае, даже если посадка произойдёт благополучно, то какое это имеет значение. Мы должны будем провести остаток жизни на этой планете на краю Вселенной!

— Не надо быть таким жизнерадостным, — прервал его Язон. — Не хотите ли на время посадки расстегнуть эти ремни? Посадка может быть трудной, а мне хотелось бы сохранить какие-нибудь шансы.

— А вы дадите мне слово чести, что не попытаетесь сбежать при приземлении?

— Нет. А даже, если бы я дал честное слово, разве вы поверили бы? Но если бы вы освободили меня, это удвоило бы наши шансы. Давайте попытаемся спастись вместе.

— Нет, я выполню свой долг, — сказал Михай.

Язон остался привязанным к креслу.

Они вошли в атмосферу, и мягкое шипение вокруг корпуса постепенно превратилось в пронзительный визг. Двигатели выключились и началось свободное падение. Трение воздуха нагрело внешнюю оболочку до бела, быстро росла температура и внутри корабля, несмотря на работу криогенных установок.

— Что происходит? — спросил Михай.

— Вы, кажется, лучше разбираетесь в этом.

— Мы разобьёмся?

— Возможно. У нас две возможности: либо приборы не сработают и в этом случае мы разобьёмся на мелкие кусочки. Однако, компьютер, может быть способен на последнее усилие. Я, лично, надеюсь на это. Сейчас изготавливают очень надёжные компьютеры. Корпус и двигатели в хорошем состоянии, ненадёжны лишь приборы контроля. В таком случае хороший пилот мог бы попытаться посадить корабль, включая и выключая двигатели. Это связано с риском, перегрузки достигали бы 15g, но пассажиры могут это выдержать в амортизационных креслах. Но мы этого не можем сделать. Придётся положиться на приборы.

— Вы думаете, мы всё же приземлимся? — спросил Михай, усаживаясь в амортизационное кресло.

— Я надеюсь, что так будет. Может, вы всё же откроете эти замки, прежде, чем отправитесь в постель? Посадка будет плохой, могут понадобиться быстрые действия.

Михай подумал, потом вытащил пистолет.

— Я освобождаю вас, но если вы попытаетесь этим воспользоваться, я буду стрелять. Как только мы приземлимся, я закрою вас вновь.

— Благодарю вас за доброту, — сказал Язон, растирая запястья.

Началось торопливое торможение. Тяжесть вдавила их в кресла, изгнав воздух из лёгких. Пистолет был прижат к груди Михая, слишком тяжёлый, чтобы его поднять. Но никаких преимуществ это Язону не давало — он всё равно не мог встать. Он удерживался на грани беспамятства, перед глазами мелькали чёрные и красные пятна.

Внезапно тяжесть исчезла. Они все ещё падали. Взревели двигатели корабля на корабле. Защёлкали реле. Два человека, не двигаясь, смотрели друг на друга и ждали.

Корабль ударился, повернулся и закачался. Конец для Язона наступил в непрерывном грохоте, боли и шоке. Внезапный удар бросил его вперёд. Инерция тела разорвала привязные ремни и швырнула его на контрольный щит. Последней его мыслью было: «Надо защитить голову». Он поднял руку и ударился о стену.

Холод успокоил боль. В тоже время холод рвал его тело на куски. Язон пришёл в себя от собственного хриплого крика. Холод заполнял собой всю вселенную. Он ощутил прохладность воды, выталкивая её изо рта и носа. Что-то схватило его. Понадобилось усилие, чтобы понять, что это руки Михая. Он поддерживал голову Язона над поверхностью воды и плыл. Постепенно исчезающая в воде тёмная масса могла быть только кораблём: он умирал со скрипом, пуская пузыри. Язон с облегчением почувствовал под ногами опору.

— Вставайте и идите, — хрипло прошептал Михай. — Я не могу… держать вас… не могу держать себя…

Они барахтались в воде бок о бок, как четвероногие животные, не могущие стать прямо. Всё вокруг было каким-то нереальным и Язон с трудом соображал. Он был на том, что нельзя останавливаться, но вот… почему?

Но тут в темноте появилась светящаяся точка, колеблющийся свет приближался к ним. Язон ничего не мог сказать, но слышал крик Михая, свет приближался, это было что-то вроде факела, поднятого довольно высоко. Михай поднялся на ноги, когда свет был совсем близко.

Это было похоже на ночной кошмар. Не человек, а существо, держащее факел. Оно всё состояло из острых углов и клыков и было ужасно. Конечностью, похожей на дубинку, оно ударило Михая. Тот молча упал и существо повернулось к Язону. У Язона не было сил для борьбы, но он старался встать на ноги. Пальцы его скреблись о холодный песок, но он не мог встать, и истощённый этим последним усилием, он упал лицом вниз. Надвинулась тьма, но он огромным усилием отодвинул её и не потерял сознания. Мерцающий факел приближался и послышался тяжёлый топот ног по песку. Последним усилием Язон перевернулся и лёг на спину, глядя на существо, стоящее перед ним.

Глава 4

Чудовище не убило его, а остановилось глядя вниз, и по мере того, как медленно шли секунды, и Язон всё ещё оставался жив, он собирался с силами, чтобы внимательнее рассмотреть угрозу, приблизившуюся к нему из темноты.

— K’e vi ’stas el?.. — сказало существо и Язон понял впервые, что это был человек; значение вопроса коснулось края его истощённого сознания, и он понял, что может понимать его, хотя никогда раньше не слышал этого языка. Он попытался ответить, но из его горла раздался лишь хрип.

— Ven k’n torcoj – r’pidu!

Множество огней появилось из темноты, послышались звуки тяжёлых ног, бегущих к ним. Когда они приблизились, Язон смог получше рассмотреть человека, стоящего перед ним, и понял, почему он раньше ошибся и принял его за чудовище.

Конечности этого человека были обернуты в куски крашенной кожи, грудь и все тело были покрыты накладывающимися друг на друга кусками шкур, покрытых кроваво-красными линиями, на голове возвышалась похожая на улитку раковина какого-то моллюска, она была направлена остриём вперёд. В раковине были просверлены отверстия для глаз. Огромные, в палец длиной, клыки, усеивали края раковины, усиливая и без того страшное впечатление. Единственной человеческой деталью во внешности этого незнакомца была спутанная и грязная борода, выбивающаяся из-под раковины ниже клыков. Было в его наружности ещё множество деталей, которые Язон сразу не сумел уловить, что-то свисало с его плеча, какие-то тёмные предметы были на его талии. Поднялась тяжёлая дубинка и стукнула Язона по рёбрам, но он был ещё очень слаб, чтобы сопротивляться.

Гортанная команда остановила людей, несущих факелы, в пяти метрах от места, где лежал Язон. Язон удивился, почему вооружённый дубинкой человек не позволил им подойти ближе, так как свет факелов слабо освещал его: на этой планете всё казалось необъяснимым. Очевидно, на несколько мгновений Язон всё же потерял сознание, потому, что когда он взглянул в следующий раз, факел уже был воткнут в землю, а тот вооружённый человек уже снял один башмак с Язона и снимал второй. Язон мог лишь слегка пошевелиться, но ничем не мог помешать грабителю — он почему-то не мог заставить тело слушаться.

Его чувство времени в чём-то изменилось. И хотя секунды текли медленно, события развивались с пугающей быстротой.

Башмаки были сняты, и человек перешёл к одежде Язона, останавливаясь через каждые десять секунд, чтобы взглянуть на ряд факелоносцев. Магнитная застёжка оказалась ему незнакомой и острые ногти, подшитые под пальцами, вцепились Язону в кожу, когда человек пытался открыть застёжку или оторвать её. Он что-то проворчал от нетерпения, но тут случайно ткнул в кнопку, отстёгивающую аптечку, и та оказалась у него в руках.

Это сверкающее приспособление, казалось, понравилось ему, но когда одна из иголок аптечки проткнула шкуру и вцепилась ему в руку, он закричал от гнева, бросил аптечку на песок и растоптал её. Утрата этой необходимой вещи заставила Язона действовать, он встал и попытался дотянуться до аптечки, но тут же потерял сознание.

Незадолго до рассвета боль в голове заставила его неохотно прийти в себя. На нём было несколько грязных, отвратительно пахнущих шкур, которые частично сохраняли тепло тела. Он отбросил вонючую шкуру, что закрывала его лицо и посмотрел на звезды — далёкие световые точки, сверкающие в холодной ночи. Воздух оживил его. Язон глотал воздух, обжигающий лёгкие, но проясняющий мысли. Впервые осознал он, что его слабость и туманность были вызваны ударом по голове, который он получил во время кораблекрушения, пальцами он нащупал большую шишку на черепе. Очевидно у него было лёгкое сотрясение мозга. Это объясняло неспособность двигаться и ясно мыслить. Холодный воздух овевал его лицо и он вновь натянул шкуру на голову.

Он подумал, что произошло с Михаем Саймоном после того, как абориген-головорез в ужасном наряде ударил его дубинкой. То был печальный и неожиданный конец для человека, выжившего в кораблекрушении. Язон не особенно жалел этого недокормленного фанатика, но он всё-таки был обязан ему жизнью. Михай спас его после крушения и тут же был убит местным убийцей.

И Язон поклялся убить этого человека, как только сможет это сделать. В то же время он удивлялся этому кровожадному решению; отобрать жизнь за жизнь… Очевидно, непродолжительная жизнь на Пирре подавила его обычную нелюбовь к убийству, что приобретённые на Пирре навыки ещё сослужат ему хорошую службу на этой планете.

Сквозь дыру в шкуре он заметил, что небо сереет и отбросил шкуру, чтобы посмотреть на рассвет.

Михай Саймон лежал рядом с ним и его голова была прикрыта меховой шкурой. Волосы спутаны и вымазаны тёмной кровью, но он дышал.

— Оказывается его труднее убить, чем я думал, — пробормотал Язон, с трудом приподнимаясь на локте и глядя на мир, в который привёл его удар книги.

Это была угрюмая пустыня, покрытая телами, как поле битвы. Некоторые из лежащих вставали, кутались в шкуры и это было единственным признаком жизни в этой обширной песчаной пустыне. С одной стороны гряда дюн закрывала вид на море, но он слышал глухие удары волн о берег. Белый иней покрывал пустыню, а холодный ветер заставлял слезиться глаза. На вершине одной из дюн появилась памятная по ночи фигура. Это был человек, он что-то проделывал с кусками верёвки, послышался металлический звон, внезапно оборвавшийся. Михай застонал и открыл глаза.

— Как вы себя чувствуете? — спросил его Язон. — У вас два самых прекрасных синяка, когда-либо виданных мною.

— Где я?

— Какой оригинальный вопрос. Сразу видно, что вы смотрели немало космических опер по телевизору. Я не знаю, где вы, но могу кратко напомнить как мы сюда попали.

— Я помню: мы плыли к берегу, затем на нём из тьмы возникло что-то злое, как демон из ада. Мы боролись…

— И он пробил вам голову, один удар и ваша судьба и борьба кончилась. Я лучше вас разглядел этого демона, так как был не в состоянии бороться с ним. Это человек, одетый в ужасающий наряд, делающий его похожим на ночной кошмар. Он, кажется, является главой этого экипажа оборванцев. Кроме этого я мало что смогу сказать — только то, что он украл мои башмаки, и я как только смогу, убью его за это.

— Не думайте о низменных вещах, — серьёзно заметил Михай. — И не нужно убивать человека из-за каких-то башмаков. Вы зло, Язон, и… мои ботинки исчезли, и вся одежда тоже…

Михай отбросил покрывающие его шкуры и сделал это поразительное открытие.

— Велиал! — закричал он. — Асмодей, Асадонна, Аполлион и Вельзевул!

— Отлично! — восхищённо воскликнул Язон. — Вы прекрасно изучили демонологию. Вы только перечисляете их или собираетесь вызвать на помощь?

— Молчите, богохульник! Я не позволю, чтобы меня грабили! — Он встал и ветер, стегавший его по голой груди, быстро окрасил его кожу в синеватый цвет. — Я иду искать злое создание, сделавшее меня голым и заставлю его вернуть мои вещи.

Михай повернулся, собираясь уходить, но Язон схватил его за лодыжку и заставил снова сесть на шкуры. Михай упал и Язон снова набросил на его костлявое тело шкуры.

— Мы в расчёте, — сказал Язон. — Вы спасли мне жизнь ночью. Теперь же я спас вашу. Мы безоружны и ранены, а парень, там на холме, ходячий арсенал: он убьёт вас так легко, как ковыряется в зубах. Так что успокойтесь и постарайтесь не делать глупостей. Существует выход из любого положения и я собираюсь отыскать его. Прежде всего я собираюсь пройтись и осмотреться. Согласны?

Единственным ответом был стон: Михай снова потерял сознание, свежая кровь выступила на его раненой голове.

Язон встал и завернулся в шкуры, чтобы иметь хоть какую-то защиту от ветра, связал их концы. Затем нашёл гладкий камень, который удобно зажал в кулаке. Вооружённый таким образом, он побрёл среди спящих.

Когда Михай вновь пришёл в себя, солнце поднялось уже высоко над горизонтом. Все люди проснулись: это была шаркающая ногами, скребущаяся толпа человек в тридцать — мужчин, женщин, детей. Они были одеты в одинаковые грязные, изорванные шкуры, большинство из них тупо сидело на земле. Они совершенно не интересовались двумя незнакомцами. Язон протянул Михаю грязную кожаную чашку и присел на корточки рядом с ним.

— Выпейте, это вода — единственный напиток, который здесь имеется. Никакой еды я не нашёл. — Он всё ещё держал камень в руках, вытирая его о песок: конец камня был красным, к нему прилипло несколько длинных волосков. — Я хорошо осмотрел местность вокруг лагеря, однако везде все тоже. Толпа этих надломленных типов, несколько узлов, перевязанных шкурами, по несколько человек несут сшитые из шкур меха — в них вода. Я поговорил с ними. Пища будет позже.

— Кто они? Что нам делать? — спросил его Михай, сделав несколько глотков, по-видимому все ещё страдая от последствий удара.

Язон взглянул на повреждённый череп и решил не трогать его. Рана кровоточила и кровь сворачивалась по краям. Промывая рану этой сомнительной чистоты водой, он вряд ли помог бы, зато мог бы занести какую-нибудь инфекцию.

— Я уверен лишь в одном, — сказал Язон. — Они рабы. Я не знаю почему они здесь, что они делают, куда идут, но их статус предельно ясен — наш, кстати тоже. Старик на холме — хозяин. Остальные — рабы.

— Рабы! — Фыркнул Михай, слово это с болью проникло в его мозг. — Это отвратительно, рабов надо освободить.

— Не нужно лекций, и, пожалуйста, будьте реалистичными, даже если это вам неприятно. Здесь только два раба нуждаются в освобождении: вы и я. Эти люди кажется совершенно приспособились к своему положению, и я не вижу причин для его изменения. Я не собираюсь начинать освободительную компанию, пока сам не выберусь из этой заварухи, но и потом не буду ничего предпринимать. Эта планета долгое время обходилась без меня, вероятно, она будет продолжать вращаться и после того, как я покину её!

— Трус! Вы должны бороться за Правду и Правда освободит вас!

— Я снова слышу эти большие слова! — прошептал Язон. — Единственное правильное занятие для меня сейчас — это попытаться освободиться. Ситуация трудная, но не безнадёжная — поэтому слушайте и усваивайте. Хозяин — его зовут Чака, похоже вышел на какую-то охоту. Он недалеко отсюда и скоро вернётся. Мне показалось с самого начала, что я узнаю язык. Я был прав. Это искажённая форма эсперанто — языка, на котором говорят множество миров. Этот искажённый язык плюс тот факт, что эти люди лишь на ступеньку поднялись выше каменного века, с очевидностью свидетельствует, что у них нет контактов с остальной частью Галактики, хотя я всё же надеюсь на другое. Где-нибудь на этой планете может быть торговая база, а в таком случае мы её отыщем. Конечно, у нас много поводов для беспокойства, но объясниться с ними мы, по крайней мере, можем. Эти люди изменили и утратили несколько звуков, приобрели гортанное звучание, но в конце концов с некоторыми усилиями понять значения их слов можно.

— Я не говорю на эсперанто.

— В таком случае учите его. Это достаточно легко, даже с этими искажениями. А теперь кончайте возражать и слушайте. Эти туземцы — рабы от рождения и это всё, что они знают. Наша главная проблема — Чака, и мы должны выяснить многое, прежде чем пытаться справиться с ним. Он хозяин, воин, отец, поставщик пищи и божество этой толпы и, похоже, знает свою работу. Поэтому постарайтесь быть хорошим рабом, пока…

— Рабом! Я! — Михай изогнул спину и попытался встать.

Язон толкнул его на землю, может быть резче, чем было нужно.

— Да, вы — и я тоже. Это единственная возможность выжить. Делайте тоже, что и другие, повинуйтесь приказам и у вас будет хороший шанс остаться в живых, пока мы не сможем выпутаться из этой истории.

Ответ Михая был заглушён криками, означавшими, что вернулся Чака. Рабы быстро поднимались, собирали свои узлы и начали образовывать единую линию. Язон помог Михаю встать, обмотал вокруг него шкуры, потом, поддерживая его, побрёл к собственному месту в линии рабов. Когда все заняли свои места, Чака пнул ближайшего и они медленно пошли вперёд, внимательно глядя себе под ноги. Язон не понимал значения их действий, и пока их с Михаем не трогали, все это мало беспокоило Язона, все его силы занимала необходимость поддерживать раненого Михая.

Один из рабов указал вниз и крикнул, вся линия остановилась. Раб был слишком далеко от Язона, чтобы тот понял причину всеобщего возбуждения. Раб наклонился и стал копать песок коротким куском деревянной палки. Через несколько секунд он выкопал что-то круглое размером в свой кулак. Он поднял этот предмет и понёс его к Чаке. Хозяин взял его и откусил часть. Когда человек, нашедший предмет повернулся, Чака сильно пнул его. Линия вновь двинулась вперёд.

Ещё дважды были найдены эти загадочные предметы, их тоже съел Чака. Лишь когда его голод был удовлетворён, он подумал о других. Когда был найден следующий предмет, Чака подозвал одного из рабов и бросил предмет в его корзину, укреплённую у того на спине. После этого раб, нёс корзину всё время перед Чакой, а тот внимательно следил, чтобы все найденные предметы попадали в корзину. Язон гадал, чтобы это могло быть, а бурчание в желудке подсказывало ему, что эти предметы съедобны.

Шедший рядом с Язоном раб вскрикнул и указал на песок. Язон посадил Михая, когда линия остановилась и с интересом следил, как раб копает землю своей палкой, обнажая маленький зелёный стебель, торчащий из песка. Постепенно открылся сморщенный серый предмет, раб сорвал с него зелёные листья — это был клубень или корень. Он показался Язону таким же съедобным, как и камень, но очевидно раб был другого мнения, у него потекли слюнки и он имел неосторожность понюхать клубень. Чака рассердился и, когда раб принёс корень, он получил такой сильный пинок, что с криком боли отлетел к своему месту в линии.

Вскоре после этого Чака приказал остановиться и оборванные рабы собрались вокруг него, пока Чака рылся в корзине. Он по одному подзывал рабов и давал один или несколько корней, очевидно, в соответствии с их заслугами. Корзина опустела, когда он толкнул своей дубинкой в сторону Язона.

— K’e nam h’vas vi? — спросил он.

— Mia namo estas Jason, mia amiko estas Mikah.

Язон ответил на правильном эсперанто, но Чака, казалось его хорошо понял, так как он проворчал что-то и стал рыться в корзине. Закрытое маской лицо было обращено к нему, и Язон чувствовал, что его осматривают внимательные, глубоко спрятанные глаза. Дубинка вновь указала на него.

— Откуда вы пришли? Это ваш корабль там загорелся и потонул?

— Это был наш корабль. Мы прилетели издалека.

— С другой стороны океана? — Очевидно, это было самое удалённое место, которое мог представить себе рабовладелец.

— Верно, с другой стороны океана. — У Язона не было настроения читать лекцию по астрономии. — Когда нам дадут еду?

— Ты был богатым человеком в своей стране, у тебя был корабль, были башмаки. Здесь ты раб. Мой раб. Вы оба мои рабы.

— Я твой раб, мы твои рабы, — покорно ответил Язон. — Но даже рабы нуждаются в еде. Где же еда?

Чака порылся в корзине и нашёл крохотный увядший корень: он разломил его пополам и бросил в песок перед Язоном его часть. Вторую — Михаю.

— Работай лучше — получишь больше.

Язон подобрал куски и как мог стёр с них грязь. Один он протянул Михаю, а от второго откусил кусочек: песок скрипел на зубах, а по вкусу корень напоминал прогорклый воск. Потребовалось немало усилий, чтобы съесть отвратительную еду. Однако он съел. Несомненно это была пища, и её следовало съесть, пока не подвернётся что-нибудь получше.

— О чём вы говорили? — спросил Михай, перетирая пищу зубами.

— Обменялись ложью. Он думает, что мы его рабы, и я согласился. Но это лишь временно, — добавил Язон, так как лицо Михая покраснело от гнева и он начал подниматься. Язон заставил его сесть. — Мы на чужой планете, вы ранены, у нас нет пищи, воды, никаких шансов выжить. Единственное, что мы можем сделать, чтобы остаться в живых, это идти за этим старым уродом и делать всё, что он говорит. Если ему нравится называть нас рабами, ладно, — мы рабы.

— Лучше умереть свободным, чем жить в цепях.

— Перестаньте нести чепуху. Лучше жить в цепях и искать возможность избавиться от них. Возможность выжить значительно привлекательнее, чем смерть. Кончайте-ка болтать и ешьте. Мы ничего не сможем сделать, пока вы не поправитесь.

Всю оставшуюся часть дня линия рабов двигалась по песку, и Язон, кроме того, что он поддерживал Михая, нашёл два креноджа — съедобных корня. Они остановились перед сумерками и с облегчением опустились на песок. Когда Чака раздавал еду, они получили большую порцию — очевидное признание успехов Язона. Они были очень истощены и уснули, как только стемнело.

Следующий день начался по заведённому порядку. Поиски пищи шли параллельно невидимому морю и один из рабов забрался на вершину дюны, дававшей им воду. Он увидел что-то интересное, потому что скатился с холма и дико замахал обеими руками. Чака тяжело подбежал к дюне и о чём-то поговорил с разведчиком, потом прогнал его от себя. Язон с нарастающим интересом смотрел, как Чака развязал сумку, свисавшую с его плеча и извлёк оттуда эффектно выглядевший самострел, взводя его курок нажатием специальной рукояти.

Это сложное смертельное оружие казалось совсем не на месте в примитивном рабовладельческом обществе и Язон почувствовал желание получше разглядеть механизм. Чака извлёк из другого мешка стрелу и зарядил самострел. Рабы молча сидели на песке, пока их хозяин шёл вдоль дюны, потом поднялся на неё, молча пополз на животе и исчез из вида. Через несколько минут из-за дюны послышался крик боли, все рабы вскочили на ноги и побежали смотреть. Язон оставил Михая на песке и был в первом ряду зрителей, которые вскарабкались на холм над берегом.

Они остановились на обычном расстоянии и кричали хвалу великому выстрелу и искусству могучего охотника Чака. И Язон убедился, что в этих похвалах была правда.

Большая, покрытая шерстью амфибия лежала на краю пляжа, из её толстой шеи торчала стрела и тёмная струйка крови сбегала вниз и смешивалась с набегавшими волнами.

— Мясо! Сегодня мясо! Чака замечательный охотник!

— Да здравствует Чака, великий добытчик еды! — Присоединился к остальным Язон. — А когда мы будем есть?

Хозяин не обращал внимания на своих рабов, он сидел, отдуваясь, на песке. Немного отдохнув, он подошёл к зверю, вырезал ножом стрелу и зарядил самострел.

— Собирайте дрова для костра, — приказал он. — Ты, Списвени, возьмёшь нож.

Шаркая ногами, Чака отошёл, сел на холм и направил самострел на раба, приблизившегося к убитому животному. Чака оставил свой нож в туше и Списвени вытащил его и начал свежевать животное. Пока он работал, Чака внимательно следил за ним, держа под прицелом своего самострела.

— Однако наш рабовладелец доверчивая душа, — пробормотал Язон, присоединяясь к искавшим дрова.

Чака, по-видимому, опасался убийц и держал оружие наготове. Если только Списвени попытался бы использовать нож для чего-нибудь другого, он тут же получил бы стрелу в затылок. Весьма эффективно.

Вскоре набралось достаточно дров для костра и когда Язон вернулся со своей долей, росмаро был уже разрублен на куски. Чака отогнал рабов от груды дров и извлёк из сумки ещё одно небольшое приспособление.

Заинтересованный, Язон подошёл как можно ближе. Хотя он никогда не видел раньше этого, он сразу понял действия добывавшего огонь. Чака сильно ударил камнем по куску стали, искры подожгли трут. Чака раздувал их, пока не появилось пламя.

Откуда появилось огниво и самострел? Они были очевидным доказательством более высокого уровня культуры, чем тот, которым владели эти кочевники-рабовладельцы. Это было первое замеченное Язоном доказательство наличия на планете более культурного общества. Позже, когда они грызли поджаренное мясо, он отвёл Михая в сторону.

— Есть ещё надежда. Эти невежественные разбойники никогда не сумели бы смастерить самострел или огниво. Мы должны выяснить, откуда это появилось. Я взглянул на стрелу, когда Чака извлекал её, и готов поклясться, что у неё стальной наконечник. Это означает индустриальное общество и возможную межзвёздную связь.

— В таком случае мы можем спросить у Чаки, где он их взял и отправиться туда. Должно быть какое-то правительство, мы с ним свяжемся, объясним ситуацию и добьёмся отправки на Кассилию. Пока мы не улетим, я не буду добиваться вашего ареста.

— Вы очень любезны, — сказал Язон, поднимая бровь. Михай совершенно невозможен и Язон прибег к другому средству в поисках слабого места. — Неужели вы по-прежнему хотите отвезти меня на смерть? В конце концов, мы товарищи по несчастью и я спас вам жизнь.

— Я огорчён Язон. Я вижу: хотя вы и олицетворяете зло, но не все в вас зло, если бы вы получили соответствующее воспитание, вы бы заняли в обществе подобающее место. Но мои личные чувства не должны влиять на долг, вы забыли, что совершили ряд преступлений и должны понести наказание.

Чака сыто рыгнул из глубины своего шлема-раковины и крикнул рабам:

— Эй, вы, свиньи, хватит жрать! Вы станете слишком жирными. Соберите мясо, ещё много времени до сумерек, мы сможем отыскать немало креноджей. Пошевеливайтесь!

Вновь образовалась линия и началось медленное продвижение по пустыне… Было найдено ещё много съедобных корней; однажды они ненадолго остановились, чтобы наполнить меха водой из ключа, бьющего среди песка. Солнце клонилось к горизонту; то небольшое тепло, которое шло от него, поглощалось грудой облаков. Язон оглянулся и задрожал от холода, потом заметил линию пятен у горизонта. Он слегка толкнул локтем Михая, хромавшего рядом.

— Взгляните, подходит какая-то компания и интересно, входит ли эта встреча в программу.

Занятый своей болью, Михай не обратил на это внимания. Так же, к удивлению Язона, поступили остальные рабы и сам Чака. Пятнышки увеличивались и превратились в ряд людей, занятых, очевидно, тем же самым делом. Они брели вперёд, осматривая песок и за ними шёл хозяин. Две линии медленно приближались друг к другу.

Возле дюны была навалена груда камней. Подойдя к ней, линия рабов остановилась; рабы с восклицаниями опустились на песок. Очевидно, это был межевой знак, обозначавший границу владений. Чака подошёл и поставил ногу на один из камней, ожидая пока приблизится другая линия. Она также остановилась у межевого знака; обе группы равнодушно, без интереса смотрели друг на друга и лишь хозяева проявили некоторое оживление. Второй хозяин остановился за добрых десять шагов от Чаки и поднял над головой каменный молоток.

— Ненавижу тебя, Чака! — проревел он.

— Ненавижу тебя, Фасимба! — был ответ.

Обмен проклятиями был столь же формальным, как и па-де-де в балете. Оба потрясли оружием и выкрикнули несколько угроз, потом сели и принялись спокойно разговаривать. Фасимба был одет в такой же отвратительный, наводящий ужас наряд, как и Чака. Различие было лишь в незначительных деталях. Кроме раковины, на голове у него был череп росмаро, усеянный несколькими дополнительными рядами клыков и рогов. Остальные различия были незначительными.

— Я убил сегодня росмаро, второй раз за десять дней, — сказал Чака.

— Хорошая добыча. А где два раба, которых ты мне должен?

— Я должен тебе двух рабов?

— Ты мне должен двух рабов, не прикидывайся дураком. Я принёс тебе железную стрелу от дзертаноджей, а второго раба ты должен взамен убитого.

— У меня есть два раба для тебя. Вчера я захватил двух рабов, приплывших из-за океана.

— Отличная добыча.

Чака пошёл вдоль линии рабов, пока не подошёл к оплошавшему рабу, который днём вызвал его гнев. Поставив его на ноги, он подтолкнул его ко второй толпе.

— Хороший раб, — сказал он, провожая это своё имущество сильным пинком.

— Слишком тощий.

— Нет, сплошные мускулы. Хорошо работает и ест немного.

— Ты лжец!

— Ненавижу тебя, Фасимба!

— Ненавижу тебя, Чака! А где же второй раб?

— Есть чужеземец из-за океана. Он сможет рассказать тебе многое весьма забавное и будет хорошо работать.

Язон вовремя увернулся, но пинок был всё же достаточно силён, чтобы свалить его. Прежде чем он смог встать, Чака поймал Михая за руку и перетащил через невидимую линию, разделяющую группу. Фасимба подошёл, осмотрел его, подталкивая носком ноги.

— Плохо выглядит, большая дыра в голове.

— Он хорошо работает, — сказал Чака, — а голова почти зажила. Он очень силён.

— Ты дашь мне другого, если он умрёт? — с сомнением спросил Фасимба.

— Дам, ненавижу тебя, Фасимба!

— Ненавижу тебя, Чака!

Стада рабов поднялись и побрели обратно, каждое в свою сторону. Язон крикнул Чаке:

— Подожди, не отдавай моего друга, мы вдвоём будем работать лучше, ты можешь избавиться от кого-нибудь другого…

Рабы вытащили глаза, а Чака повернувшись, поднял дубинку.

— Замолчи. Ты раб. Если ещё один раз скажешь мне, что я должен делать, я убью тебя.

Язон замолчал. Это было единственное, что ему оставалось делать. Он не сомневался в судьбе Михая: если он даже выживет после ранения, он не такой человек, чтобы смириться с жизнью раба. Однако, Язон не мог больше пытаться выручить его. Отныне он будет заботиться только о себе.

Они сделали короткий переход до темноты, пока вторая группа рабов не скрылась из вида, потом остановились на ночь. Язон забрался в убежище между камнями — там не так дул ветер — извлёк кусок припрятанного мяса. Оно было жёсткое, но намного лучше едва съедобных креноджей. Язон грыз кость, следя за подходящим к нему рабом.

— Дай мне немного мяса, — послышался жалобный голос, и только услышав его, Язон понял, что это девушка: все рабы были одинаково одеты, волосы у всех были одинаково нестрижены и спутаны. Он оторвал кусок мяса.

— Бери. Садись и ешь. Как тебя зовут?

В обмен на свою щедрость он рассчитывал получить кое-какую информацию.

— Айджейл. — Она крепко сжала мясо в кулаке, указательным пальцем свободной руки вычёсывая насекомых из грязных волос.

— Откуда ты? Ты всегда тут жила?

— Нет, не всегда. Сначала я была у Гульведжо, потом у Фасимбо, а теперь я принадлежу Чаке.

— Кто такой Гульведжо? Такой же хозяин, как Чака?

Она кивнула, грызя мясо.

— А эти дзертаноджи, у которых Фасимбо получил железную стрелу, кто они?

— Ты многого не знаешь, — ответила она, доедая мясо и облизывая жир с пальцев.

— Я знаю достаточно, чтобы иметь мясо, когда у тебя его нет, поэтому не злоупотребляй моим гостеприимством. Так кто же такие дзертаноджи?

— Все знают, кто они такие, — она недоуменно осмотрелась и пожала плечами, выискивая мягкое место в песке. — Они живут в пустыне. Ездят в кароджах. Они пахнут плохо. У них много интересных вещей. Один из них дал мне мою лучшую вещь. Если я покажу её тебе, ты не отберёшь?

— Нет, я даже не притронусь к ней. Но я хочу увидеть что-нибудь сделанное ими. Вот возьми ещё мяса. И покажи мне твою лучшую вещь.

Айджейл порылась в своей шкуре и вытащила что-то крепко зажатое в кулаке. Она гордо разжала кулак: было достаточно светло, чтобы Язон мог рассмотреть круглую красную бусинку.

— Красивая, правда? — спросила она.

— Очень, — согласился Язон и почувствовал печаль, глядя на жалкую безделушку. Предки этой девушки прилетели на планету в космических кораблях, обладая знаниями и техникой. Отрезанные от всех, их дети выродились и превратились в этих полуразумных рабов, которые ценят превыше всего подобный кусочек стекла…

— Ну, хорошо, — сказала Айджейл и начала разматывать с себя шкуры.

— Подожди, — сказал Язон. — Я дал тебе в подарок мясо. Ты ничего не должна мне за него.

— Я тебе не нужна? — удивлённо спросила девушка, набрасывая шкуру на свои голые плечи. — Я тебе не нравлюсь? Ты думаешь, что я слишком безобразна?

— Ты прекрасна, — ответил Язон. — Но я сильно устал.

Была ли девушка безобразна или красива? Он не мог бы этого сказать. Немытые грязные волосы закрывали половину лица, другая половина была покрыта грязью. Губы её потрескались, а на щеке красовался синяк.

— Позволь мне остаться с тобой на ночь, даже если ты слишком стар и я тебе не нужна. Мзилькази преследует меня и причиняет мне боль. Посмотри, вот он.

Человек, на которого она показала, следил за ними с безопасного расстояния и скрылся, как только Язон взглянул на него.

— Не беспокойся насчёт Мзилькази, — сказал Язон, — мы выяснили наши отношения в первый же день… Видела шишку у него на голове?

— Ты мне нравишься. Ещё раз покажу тебе свою лучшую вещь.

— Ты мне тоже нравишься. Нет, не сейчас. Спокойной ночи.

Глава 5

Весь следующий день Айджейл находилась рядом с Язоном. Она шла рядом с ним, когда началась бесконечная охота за креноджами. Когда появлялась возможность, он рассматривал округу и расспрашивал её и ещё до полудня извлёк все имеющиеся скудные сведения о событиях происходящих за пределами равнины где они жили.

Океан для неё был чудом, производившим съедобных животных, рыбу и изредка человеческие трупы. Время от времени с берега можно было увидеть корабли, но о них они не знали ничего.

С противоположного края эта равнина ограничивалась пустыней, ещё более негостеприимной, чем та узкая полоска, где они влачили жалкое существование.

Из рассказов Айджейл трудно было решить, были ли эти кароджи животными или особыми механизмами. Океан, берег и пустыня — это был весь её мир, и она не могла представить себе, что есть что-то другое. Язон знал, что это другое должно существовать, и доказательством этому служил самострел. Язон твёрдо решил выяснить откуда он появился.

Вот с этой целью он и собирался при первой же возможности изменить своё положение раба. Он научился удачно избегать ударов тяжёлых башмаков Чаки, работа была не тяжёлой и пищи в общем было достаточно. Положение раба избавляло его от всякой ответственности, кроме необходимости повиноваться приказам и он надеялся, что у него будет достаточно возможностей узнать эту планету.

Позже, в этот день в отдалении появилась ещё одна колонна рабов, шедших навстречу. Язон ожидал повторения формальностей встречи второго дня. Но к его удивлению этого не было. Вид приближающихся рабов привёл Чаку в страшную ярость и его собственные рабы разбежались в испуге в разных направлениях.

Подпрыгивая, что-то гневно крича и колотя дубинкой по толстой коже своих доспехов, Чака довёл себя до крайнего исступления и побежал навстречу подходящим тяжёлой рысью. Язон последовал за ним, чрезвычайно заинтересованный этим новым поворотом событий. Линия приближающихся рабов расступилась, пропустив другую вооружённую фигуру. Они побежали друг к другу изо всех сил и Язон подумал, что сейчас раздастся треск столкновения. Однако, не доходя друг до друга, они замедлили бег и начали кружить, выкрикивая проклятия.

— Ненавижу тебя, Мшика!

— Ненавижу тебя, Чака!

Слова были те же самые, но выкрикивались они с яростью и неподдельной искренностью чувств.

— Я убью тебя, Мшика! Ты вновь пришёл на моё пространство со своими пожирателями падали!

— Ты лжёшь, Чака! Эта земля всегда была моей!

— Я убью тебя!

Выкрикнув эти слова, Чака подпрыгнул и нанёс страшный удар дубинкой, но Мшика ожидал этого и отступил, нанеся встречный удар Чаке. Последовали быстрые удары с обеих сторон. Схватка пошла серьёзная.

Они катались по земле, свирепо хватаясь за одежду друг друга и выкрикивая ругательства. Тяжёлые дубинки были отброшены, в ход пошли ножи и колени. Теперь Язон понял, зачем над коленными чашечками были нашиты длинные клыки. Это была беспощадная борьба и каждый старался убить своего противника… Было похоже, что дело идёт к ничьей, когда оба остановились передохнуть, но через некоторое время они снова ринулись в бой.

Равное положение нарушил Чака. Он воткнул свой кинжал в песок и при следующем кувырке ухватил его рукоятку в зубы. Мшика закричал и вырвался, кровь бежала у него по рукам и капала с кончиков пальцев. Чака прыгнул за ним, но раненый успел подобрать свою дубинку и побежал. Чака рванулся за ним, но недолго, выкрикивая похвалы своей силе и умению, и ругал своего противника за трусость.

Язон увидел короткий острый рог какого-то животного, лежавший в песке и быстро подобрал его, прежде чем Чака успел вернуться.

Как только его противник исчез из вида, Чака внимательно осмотрел поле битвы и собрал все, похожее на оружие. Хотя ещё оставалось несколько часов дневного света, он приказал остановиться и раздал вечернюю порцию креноджей. Язон сел и принялся жевать… Айджейл села рядом с ним, её плечи ритмично двигались — она вычёсывала насекомых. Воши были неизбежны. Они прятались в складках шкур и появлялись, почувствовав тепло человеческого тела.

Язон тоже получил свою порцию этих паразитов и тоже усиленно чесался. Этот припадок чесания довёл до предела гнев, который нарастал в нём, медленно и незаметно.

— Я достаточно послужил, — сказал он,вскакивая на ноги. — Мне надоела эта участь раба. Как лучше всего попасть в пустыню, где живут дзертаноджи?

— Нужно идти туда, путь займёт два дня. А как ты убьёшь Чаку?

— Я не собираюсь его убивать. Я просто уйду. Я испытал его гостеприимство и его башмаки, с меня достаточно.

— Но ты не сможешь уйти, — сказала она, — тебя убьют.

— Чака не сможет меня убить, если меня здесь не будет.

— Каждый сможет убить тебя. Таков закон. Беглых рабов всегда убивают.

Язон вновь сел, откусил другой кусок от своего креноджа и призадумался.

— Ты говоришь, что мне надо убить Чаку. Но я не хочу убивать его, хотя он украл мои башмаки. И вообще я не понимаю, чем мне поможет это убийство?

— Ты глуп. Если ты убьёшь Чаку, ты станешь новым Чакой. Тогда ты сможешь делать всё, что захочешь.

Конечно. Теперь, после этих слов, социальная структура общества была для него ясна. В действительности это был один класс с волчьим законом. Он должен был понять это, видя, как Чака тщательно следит, чтобы никто не подходил к нему на близкое расстояние, и как он каждую ночь исчезал в каком-нибудь укромном месте. Каждый был лишь за себя, все против одного. Положение определялось силой рук и быстротой реакции. Каждый, кто оставался в одиночестве, становился рабом этого общества и мог быть убит любым встречным.

Всё говорило о том, что он должен убить Чаку, если хочет освободиться.

Вечером он следил за Чакой, и когда хозяин ушёл, заметил направление. Конечно, хозяин будет петлять, но Язон решил, что сумеет отыскать его. И убьёт. У него не было особой любви к ночным убийствам, он считал, что убийство спящего — это подлость и трусость, но особые условия требуют особых решений. Он не пара тяжеловооружённому человеку в открытой схватке: поэтому нож убийцы был неизбежен. Или острый рог. Он молча выскользнул из-под покрывавших его шкур. Айджейл знала, что он уходит, он видел в звёздном свете её открытые глаза, но она не двинулась и не сказала ни слова.

Разыскать Чаку в темноте пустынной ночи было не легко, но Язон был настойчив. Он двигался по дугам, все более и более широким, постепенно удаляясь от спящих рабов. Местность была полна ущелий и оврагов, в одном из них следовало искать спящего Чаку, он мог проснуться при малейшем шуме. То, что Чака принял особые меры предосторожности, стало ясно Язону, когда он услышал звон колокольчика. Язон мгновенно замер. Он проклинал свою глупость, только теперь он вспомнил звон, который слышал раньше со стороны ушедшего на ночь Чаки. Медленно и беззвучно отступил Язон в глубину ущелья. С топотом появился Чака, размахивая над головой дубинкой и направился прямо к Язону. Язон отчаянно увернулся от дубинки, которая вонзилась в землю рядом с ним. Он побежал с максимальной скоростью по оврагу. Он знал, что если упадёт, то будет мёртв, но ему ничего не оставалось делать и он продолжал бежать. Тяжеловооружённый Чака не мог догнать его, он гневно выкрикивал угрозы и проклятья, но отставал. Язон исчез в темноте, и сделав широкий круг, вернулся к спящим рабам. Когда он нырнул под свои шкуры, небо уже серело. Язон надеялся, что Чака не узнал его в темноте.

Когда над горизонтом поднялось красное солнце, появился Чака, весь трясшийся от гнева.

— Кто это был? — кричал он, все ближе подходя к тому месту, где лежал Язон. — Кто приходил ночью? — Он шёл среди них, бросая направо и налево свирепые взгляды.

Пятеро рабов указало на Язона, и Айджейл задрожала и отодвинулась от него.

Проклиная их предательство, Язон вскочил и побежал от свистящей дубинки. В его руке был заострённый нож, но он знал, что не выстоит в открытой схватке против Чаки.

Но другого пути не было. Он оглянулся, увидел преследующего врага и вовремя увернулся от подставленной ноги раба. Все были против него!

Он убежал от рабов и взобрался на вершину высокой дюны, поднимаясь по крутому склону и с усилием цепляясь за стебли жёсткой травы. Повернувшись, он бросил в лицо Чаке горсть песка, стараясь ослепить его, но рабовладелец уже извлекал свой самострел.

Язон устал, но он знал, что это лучшая возможность для контратаки. Рабы не были видны и теперь это будет схватка один на один. Опускаясь по скалистому склону, он внезапно повернулся к Чаке, тот не ожидал этого, его дубинка была поднята лишь наполовину, но он ударил ею. Язон нырнул под удар и использовал инерцию тела Чаки, чтобы бросить его на землю. Вооружённый человек перевалился лицом вниз через камень, и прежде чем он упал окончательно, Язон сидел уже у него на спине, схватив его за подбородок. Он поранил пальцы об усеянное клыками ожерелье, схватил бороду противника и дёрнул её. Голова Чаки откинулась и в этот же миг Язон всадил заострённый рог в приоткрывшееся горло. Чака странно задёргался под ним и умер.

Язон встал на ноги, испытывая полное изнеможение. Он был наедине со своей жертвой. Он вытер об песок свои окровавленные руки и начал раздевать труп.

Когда он развязал шкуры и отбросил шлем, то увидел, что Чака был уже пожилым человеком. В бороде его было мало седых волос, но редкие волосы на голове были совсем белые.

Потребовалось много времени, чтобы снять одежду и вооружение, натянуть их на себя, но это было сделано. Среди вещей Чаки оказались башмаки Язона. Когда, наконец, он увидел их, грязные, но целые, он обрадовался и с удовольствием натянул их на себя. Наконец, Язон надел шлем, и Чака воскрес. Тело на песке принадлежало мёртвому рабу. Язон выкопал мелкую могилу, положил туда тело и засыпал его.

Потом, взяв оружие, сумки и самострел, держа в руке дубинку, он пошёл к ожидавшим его рабам. Как только он появился, они встали и образовали линию. Язон увидел, что Айджейл с тревогой смотрит на него, пытаясь угадать, кто же выиграл схватку.

— Один ноль в пользу команды гостей, — сказал он и она улыбнулась ему испуганной улыбкой. — Головы выше и пошли туда, откуда пришли. Новый день наступил для вас, рабы. Я знаю, вы не верите, но у вас в запасе большие возможности.

Насвистывая, он шёл за линией рабов и с удовольствием ел первый найденный рабами кренодж.

Глава 6

Этим вечером они разожгли костёр на берегу и Язон сел спиной к безопасному океану. Шлем он снял и держал в руке — эта штука причиняла головную боль. Он подозвал Айджейл.

— Я слышу, Чака и повинуюсь!

Она торопливо подбежала к нему, упала на песок и начала разматывать свои шкуры.

— Что за мнение у тебя о людях, — взорвался Язон. — Садись, я хочу поговорить с тобой. И зовут меня Язон, а не Чака.

— Да, Чака, — ответила она, бросая быстрый взгляд на его сердитое лицо и отворачиваясь.

Он поворчал и придвинул к ней корзину с креноджами.

— Не так-то просто изменить социальное устройство общества. Скажи мне, хотела бы ты или кто-нибудь из вас быть свободным?

— А что это значит — быть свободным?

— Что ж, твой вопрос и есть ответ. Свобода — это когда нет ни рабов, ни рабовладельцев, каждый может идти куда хочет и делать, что хочет.

— Мне это не нравится. — Она даже задрожала. — Кто позаботится обо мне? Как я смогу искать креноджи? Надо искать вместе, один умрёт с голоду.

— Если ты будешь свободна, ты уже можешь объединиться с другими свободными людьми для поисков креноджей.

— Это глупость. Кто найдёт кренодж, тот его и съест, никто не будет делить их.

Язон погладил свою отрастающую бороду.

— Всем вам нравится есть, но это же не значит, что все вы должны быть рабами. Но теперь я понимаю, что без решительного изменения обстановки, мне не удастся никого освободить, поэтому придётся мне как Чаке заняться предосторожностями, чтобы остаться в живых.

Он подобрал дубинку и побрёл в темноту, молчаливо обходя лагерь, пока не нашёл подходящий холм с ровными склонами. На ощупь он извлёк из сумки маленькие колышки. Концы шнуров были прикреплены к ним, на них же были подвешены стальные колокольчики, которые звенели от малейшего прикосновения. Развесив их по кругу, он лёг в центре своей паутины и провёл бессонную ночь, всё время вскакивая и прислушиваясь к звукам.

Утром движение продолжалось, и вскоре они подошли к межевому знаку. Когда рабы остановились, Язон приказал им идти дальше. Они охотно повиновались, глядя вперёд и ожидая увидеть хорошую схватку за обладание чужой территорией. Их надежды начали оправдываться, когда позже на горизонте появился другой ряд рабов, от него отделился человек и побежал им навстречу.

— Ненавижу тебя, Чака! — кричал Фасимба, подбегая. — Ты пришёл на мою землю, я убью тебя.

— Не нужно, — отозвался Язон. — Да, ненавижу тебя, Фасимба, прошу прощения за то, что забыл формальности. Мне не нужна твоя земля. Я просто хотел поговорить с тобой.

Фасимба остановился, но поднял свой каменный топор и смотрел подозрительно.

— У тебя новый голос, Чака.

— Я новый Чака, старый Чака умер. Я хочу забрать у тебя обратно раба, тогда мы уйдём.

— Чака хорошо сражался. Ты, наверное, сражаешься лучше Чаки. — Он с гневом потряс топором. — Но не лучше меня, Чака!

— Ты лучше всех, Фасимба. Девять из десяти рабов хотели бы иметь тебя хозяином. Давай поговорим о деле. — Он посмотрел на ряд приближающихся рабов, стараясь разглядеть Михая. — Мне нужен раб с дырой в голове, и я отдам тебе за него двух рабов по твоему выбору. Что ты на это скажешь?

— Хорошая сделка, Чака. Бери любого из моих рабов, я заберу у тебя двоих. Но раба с дырой в голове нет. Я стёр ногу, пиная его. С радостью от него избавился.

— Ты убил его?

— Я не трачу рабов зря. Я продал его дзертаноджам. Взял за него две стрелы. Тебе нужны стрелы?

— Не сейчас, Фасимба, но благодарю за информацию. — Он порылся в корзине и извлёк кренодж. — Вот, поешь.

— Где ты взял отравленный кренодж? — спросил Фасимба с неподдельным интересом. — Я использую отравленный кренодж.

— Он не отравлен, он совершенно съедобен, как вообще все эти штуки.

Фасимба засмеялся.

— Ты отлично лжёшь, Чака, и я дам тебе за отравленный кренодж стрелу.

— Он твой, — ответил Язон, бросая плод на землю между ними. — Но говорю тебе, что он не отравлен.

— Это я скажу тому человеку, которого буду угощать. Я хорошо использую этот отравленный кренодж.

Он бросил на песок стрелу и схватил корень.

Когда Язон наклонился за стрелой, то он увидел, что она проржавела и почти разломалась пополам, но трещина тщательно замазана глиной.

— Хорошо, — сказал он вслед отступающему рабовладельцу. — Теперь только жди, пока твой друг съест этот кренодж.

Марш начался вновь, вначале к межевому знаку, до которого подозрительный Фасимба провожал их. Лишь когда Язон со своим отрядом пересёк границу, другие вернулись к своим обычным поискам пищи.

Затем началось долгое путешествие к границам внутренней пустыни. Поскольку они продолжали по пути поиски креноджей, потребовалось три дня, чтобы добраться до пункта назначения. Язон направил линию в нужном направлении, но как только они потеряли из виду море, он не знал, верно ли они идут, но он не показал своей неосведомлённости и рабы шли вперёд, как по хорошо знакомому маршруту. По пути они собрали большое количество плодов, отыскали два источника воды, и однажды встретили стайку небольших животных у норы, но Язон, к невысказанному разочарованию рабов, умудрился промахнуться из самострела.

На утро третьего дня Язон увидел на плоской поверхности у горизонта разграничительную линию и ещё до обеда они пришли к морю волнистого голубовато-белого песка. По изменению цвета он понял, что начинается пустыня. Под ногами был жёлтый песок и гравий, среди которого росла трава и изредка попадались дававшие жизнь креноджи. Звери жили здесь, как люди, суровой жизнью, но всё же жили. Впереди, в обширном пространстве пустыни жизнь была невозможна и невидима, но не было сомнений, что дзертаноджи живут именно здесь. На горизонте была видна линия серых песков. Если это не облака, то может быть горы.

— Где мы найдём дзертаноджей? — спросил Язон у ближайшего раба.

Тот лишь нахмурился и отвёл взгляд. У Язона были сложности с дисциплиной. Рабы ничего не делали, если он не пинал их. Приказ, не сопровождаемый пинком, они не считали приказом, а его постоянное нежелание прибегать к физическому воздействию было воспринято ими как проявление слабости. Очевидно, составив себе мнение о нём, несколько наиболее сильных рабов незаметно съели найденные ими креноджи… Его попытки улучшить жизнь рабов самими рабами были обречены на неудачу. Со сдавленными проклятиями Язон замахнулся носком ноги.

— Они за той большой скалой, — последовал ответ.

На краю пустыни в указанном направлении видно было тёмное пятно. Когда они подошли поближе, Язон увидел, что это был скальный выход к которому была пристроена сложенная из кирпичей стена. За этой стеной могло скрываться большое количество людей, а Язон не собирался рисковать своими драгоценными рабами и ещё более драгоценной шкурой.

По его сигналу линия остановилась, рабы сели на песок, и он прошёл на несколько метров вперёд, держа в руке дубинку и подозрительно осматривая сооружение. То, что за ней скрывались невидимые наблюдатели, получило немедленное подтверждение: из-за угла стены появился человек, который медленно подошёл к Язону. Он был одет в свободную одежду и держал в одной руке корзину. Достигнув середины расстояния между Язоном и скалой, он остановился, поставил корзину и сел, скрестив ноги.

Язон внимательно осмотрел окрестности и решил, что позиция безопасна. Нигде не было видно возможности устроить засаду, а одного незнакомца он не боялся. Держа дубинку наготове, он пошёл вперёд и остановился в трёх шагах от незнакомца.

— Добро пожаловать, Чака, — сказал тот. — Я боялся, что не увижу тебя опять после небольшого недоразумения, которое произошло между нами. Говоря, он продолжал сидеть, поглаживая свою редкую бороду. Голова его была гладко выбрита и так же загорела, как и кожа лица. Наиболее выдающейся частью его лица был большой нос, оканчивающийся дрожащими ноздрями. Нос поддерживал пару самодельных защитных очков. Очки были изготовлены из кости и казались тщательно пригнанными к лицу: в их гладких, ровных передних частях были прорезаны узкие щели. Защита глаз — эти очки могли быть сделаны лишь для слабого зрения — и сеть морщин указывали, что собеседником Язона был старик, тем более не представляющий опасности для него.

— Я хочу чего-то, — сказал Язон, подражая резкой манере Чаки.

— Новый голос и новый Чака — добро пожаловать. Старик был собакой, я надеюсь, он умер в муках, когда ты убил его. Садись, друг Чака, выпей со мной. — Он осторожно извлёк из корзины кувшин и две чашки.

— Где ты взял отравленный напиток? — Поинтересовался Язон, вспомнив местные обычаи. Этот дзертанодж был проницательным человеком, если сразу сумел определить, что перед ним новый Чака. — Как тебя зовут?

— Эдипон. Не обижайся, — ответил старик и убрал кувшин и чашки в корзину. — Чего же ты хочешь? Нам всегда нужны рабы и мы согласны торговать с тобой.

— Мне нужен раб, которого вы купили. Я дам вам за него двух рабов.

Сидящий человек улыбнулся.

— Не нужно подражать неграмотной речи этих береговых варваров. Я и по акценту догадался, что передо мной образованный человек. Что за раб тебе нужен?

— Тот, которого вы получили от Фасимбы. Он принадлежит мне.

Язон отказался от своей лингвистической маскировки, посматривая на окружающие пески. Он продолжал держаться настороже. Этот высохший старик намного умнее, чем он предполагал; и нужно сохранять осторожность.

— Это всё, что ты хочешь? — спросил его Эдипон.

— Это всё, о чём я могу говорить сейчас. Вы отдадите мне раба, тогда я поговорю о других делах.

— У меня на этот счёт другое мнение.

В смехе Эдипона послышались угроза и насмешка. Язон отпрыгнул, когда старик засунул два пальца в рот и резко свистнул. Послышался шорох сыплющегося песка и Язон увидел людей, выбирающихся из углублений, покрытых деревянными щитами и присыпанных песком. Их было шестеро, они были вооружены дубинками и щитами.

Язон проклинал себя за глупость, с которой он согласился на эту встречу в выбранном Эдипоном месте. Он хотел ударить старика дубинкой, но тот уже отбежал. Закричав от гнева, Язон подбежал к ближайшему человеку, который ещё не успел выбраться из укрытия. Но не успел, перед ним был уже другой противник, размахивающий своей дубинкой. Отступать было некуда, поэтому Язон побежал к нему, гремя нашитыми на одежду клыками и рогами. Человек отступил, Язон ударил его по щиту и хотел бежать дальше, но тут появился ещё один противник. Это была короткая и свирепая схватка. Двое нападающих лежали, третий держался за голову, но тяжесть остальных свалила Язона к земле.

Он позвал своих рабов на помощь, но они остались сидеть на месте, в то время, как его руки были крепко связаны верёвкой, а оружие отобрано. Язона, рычащего от гнева, потащили к пустыне.

В стене, обращённой к пустыне, оказалось отверстие, и когда Язон увидел его, гнев его прошёл. Здесь стоял один из кароджей, о которых говорила ему Айджейл, в этом не было сомнений. Теперь он понял, почему невежественный человек не мог решить, что перед ним: животное или механизм?

Машина была добрых десяти метров в длину, по форме напоминала лодку, впереди у неё была большая и явно фальшивая звериная голова, покрытая шерстью и усеянная рядами зубов и сверкающих кристаллических глаз. Бока покрывала шкура, были также не слишком искусно сделанные лапы, не способные обмануть даже шестилетнего ребёнка. Такая маскировка могла ввести в заблуждение невежественного дикаря, но любой цивилизованный ребёнок сразу распознал бы машину, увидев шесть больших колёс. Двигателя не было видно, но Язон чуть не закричал от радости, уловив несомненный запах горючего. Это грубое приспособление должно было иметь искусственный двигатель — продукт местной промышленной революции или заимствованный у межзвёздных торговцев. Любая из этих возможностей означала шансы на спасение с этой безымянной планеты.

Дрожащих от ужаса рабов заставили по сходням войти внутрь кароджа. Четверо наиболее сильных противников Язона втащили его туда и бросили на палубу. Он лежал спокойно и осматривался, ища место, где спрятан двигатель. Впереди было что-то вроде руля и рукоятка, но места двигателя не было видно.

Тогда Язон повернулся так, что ему стала видна корма. Здесь была устроена кабина шириной с палубу, без окон и с единственной дверью, снабжённой множеством замков и запоров. Несомненно это было машинное отделение, о чём свидетельствовала и металлическая труба, проходящая через крышу кабины.

— Мы отправляемся, — пронзительно крикнул Эдипон и взмахнул в воздухе рукой. — Поднимите сходни. Нарсиси, сам встань спереди, чтобы указывать путь. А теперь всем молиться, пока я буду в священном помещении упрашивать божественную силу перенести нас в Путоко. — Он направился к кабине, но остановился возле одного из вооружённых дубинами людей. — Ты, Эребо, ленивая собака, ты не забыл наполнить баки богов водой? Они хотят пить.

— Я заполнил их, — пробормотал Эребо, жуя награбленные креноджи.

Эдипон подошёл к двери каюты и набросил на неё защитный занавес. Послышался звон и щёлканье замков и запоров, которые он открывал, скрываясь за занавесом. Через несколько минут из трубы вырвалось облачко бурого дыма и было унесено ветром.

Прошёл почти час, прежде чем священная сила была готова к действиям и доказала это шипением и испусканием струи пара. Четверо из рабов закричали от ужаса и упали в обморок, остальные выглядели так, что сочли бы смерть счастьем.

У Язона был некоторый опыт в обращении с примитивными машинами, поэтому действие парового котла не вызвало у него удивления. Он был подготовлен и к тому, что машина вдруг задрожала и начала медленно двигаться в сторону пустыни. По цвету дыма и качеству пара, вырывающегося с крыши, он заключил, что машина не очень эффективна, но даже такой примитивный кародж переносил своих пассажиров через пустыню с небольшой, но постоянной скоростью.

Послышались крики ужаса и несколько рабов попытались спрыгнуть за борт, но были отогнаны дубинами. Одетые в своеобразные балахоны дзертаноджи ходили между рабами и вливали им в глотку полные ковши какой-то тёмной жидкости. И первые же, проглотившие эту жидкость, упали без сознания или умерли, конечно же, больше шансов было за то, что они просто лишились чувств, так как их захватчикам не было никакого смысла убивать с таким трудом захваченных рабов. Язон понимал это, но испуганные рабы не понимали и боролись, думая, что борются за свою жизнь. Когда подошла очередь Язона, он не подчинился покорно и чуть не откусил несколько пальцев и ударил одного человека в живот, прежде чем они навалились на него, зажали нос и влили в рот обжигающую жидкость. Он почувствовал головокружение и попытался выплюнуть её, но это было последнее, что он помнил.

Глава 7

— Выпейте ещё немного, — послышался голос и холодная вода выплеснулась Язону на лицо, немного её попало в горло и он закашлялся. Что-то твёрдое прижимало ему спину, запястья болели. Медленно восстанавливалась память: борьба, пленение и порция жидкости, насильно влитой в рот. Открыв глаза, он увидел над собой слабо мерцающую лампу, нависшую над головой на цепи. Знакомое лицо заслонило свет. Язон прикрыл глаза и застонал.

— Это вы, Михай, или продолжается сон?

— Нельзя спастись от правосудия, Язон. Это я и у меня к вам есть несколько серьёзных вопросов.

Язон снова застонал.

— Да, теперь я вижу, что это вы. Даже в кошмаре мне вряд ли предвиделась бы подобная последовательность. Но до ваших вопросов не обрисуете ли мне обстановку, вы же должны кое-что знать. Ведь вы раб дзертаноджей дольше, чем я…

Язон осознал, что железные наручники вызывают боль в запястьях. Через них проходила цепь, прикреплённая к толстому деревянному бруску, на который он опирался головой.

— Почему цепи, и вообще как выглядит местное гостеприимство?

Михай отклонил приглашение сообщить жизненно важную ситуационную информацию и вернулся к своей теме.

— Когда я видел вас в последний раз, вы были рабом Чаки. Вчера вечером вас доставили сюда с остальными рабами Чаки и приковали к этому брусу, пока вы были без сознания. Рядом со мной было пустое место и я сказал им, что буду ухаживать за вами. Они примостили вас рядом. Теперь я должен у вас кое-что узнать. Прежде чем они раздели вас, я видел, что у вас шлем и оружие Чаки. Где же он сам, что с ним случилось?

— Я — Чака, — проскрипел Язон и разразился кашлем из-за пересохшего горла. Он отхлебнул большой глоток из чашки. — Михай, старый мошенник, вы слишком склонны к обвинениям. Где теперь все эти последователи учения «Подставь другую щёку»? Не говорите мне, что вы любите человека, который ударил вас по голове, пробил череп и продал вас, как товар второго сорта. Если вы поразмыслите над законами справедливости, то должны быть довольны: злого Чаки больше нет. Он похоронен в бездорожной пустыне, и после того, как были тщательно рассмотрены все кандидатуры, я занял его место.

— Вы убили его?

— Да. И не думайте, что это было легко. У него были все преимущества, а я был вооружён лишь своей природной находчивостью. К счастью, этого хватило. То было трудное и продолжительное дело, потому что когда я хотел убить его ночью, во сне…

— Вы старались? — Михай Саймон даже зашипел.

— Подобраться к нему ночью? Не думаете же вы, что я сразу решил сразиться с этим чудовищем с глазу на глаз. Хотя этим и кончилось, так как он спал в центре паутины, которая предупреждала его обо всех ночных гостях. Короче говоря, мы сражались, я победил и стал Чакой, хотя моё царствование не было ни долгим, ни славным. Я шёл за вами и был пойман в ловушку хитрым стариком по имени Эдипон, который низверг меня в раба, захватив в плен и меня и всех моих рабов. Вот моя история. Теперь давайте вашу. Где мы находимся, что здесь происходит?..

— Убийца! Рабовладелец! — Михай отступил, насколько позволяла цепь и навёл указательный палец на Язона. — Ещё два преступления должны быть добавлены к вашему позорному списку. Я презираю себя, Язон, за то, что испытывал симпатию к вам и пытался вам помочь. Я по-прежнему буду вам помогать, но только для того, чтобы остаться живым и иметь возможность доставить вас на Кассилию для суда и как следствие — наказания.

— Мне нравится этот пример веры, беспристрастности и справедливости, для суда и наказания. — Язон вновь закашлялся и отпил из чашки. — Вы когда-нибудь слышали о презумпции невиновности: пока вина не доказана, человек не считается виновным. Это краеугольный камень всей юриспруденции. И как можно судить меня на Кассилии, за преступления, совершенные на этой планете, если они здесь не считаются преступлениями? Это всё равно, что извлечь каннибала из его времени и наказать его за людоедство.

— Что же в этом невероятного? Поедание человеческого мяса — такое отвратительное преступление, что я содрогаюсь при мысли об этом. Конечно, человек, совершивший его, должен быть наказан.

— Если он прокрадётся через чёрный ход, съест кого-нибудь из ваших родственников, конечно, у вас будут основания для действий. Но не тогда, когда он вместе со своими веселящимися родственниками обедает своим врагом. Разве вы не понимаете, человеческое поведение нужно судить только с учётом окружающей среды. Нормы поведения относительны. Каннибал в своём обществе так же нравственен, как посетитель церкви — в вашем.

— Богохульник! Преступление всегда и везде преступление! Существуют моральные законы, обязательные для любого человека, человеческого общества.

— Таких законов нет, в этом пункте ваше мировоззрение осталось средневековым. Все законы и идеалы историчны и относительны, а не абсолютны. Они связаны со временем и местом, и вырванные из этого контекста, теряют всякий смысл. В этом примитивном и грязном обществе я действовал наиболее прямым и честным образом. Я пытался убить своего хозяина — это единственная возможность для честолюбивого парня выдвинуться и, несомненно этим путём занял своё место и сам Чака. Убийства не получилось, зато я победил в схватке, а результат был тем же самым. Захватив власть, я попытался позаботиться о своих рабах, но они этого не оценили: они не заслуживают заботы. Они лишь хотели занять моё место, таков закон этой планеты. Единственное в чём я действительно виновен: так это в том, что не последовал примеру других рабовладельцев, гоняющих своих рабов взад и вперёд вдоль берега. Наоборот, я отправился разыскивать вас, попал в ловушку, и сам был обращён в рабство.

Дверь со скрипом отворилась и резкий солнечный свет проник в лишённое окон помещение.

Хор стонов и криков прервался, люди начали вставать. Теперь Язон видел, что он был одним из двадцати рабов, прикованных к длинному бревну, очевидно, стволу какого-то большого дерева. Человек, прикованный в дальнем конце бревна, был кем-то вроде старшего. Он с криком и проклятиями подогнал остальных. Когда все встали, он грубым голосом принялся выкрикивать:

— Вперёд, вперёд, вам дадут поесть. И не забудьте свои чашки, возьмите их с собой; если у вас нет чашки, вы не будете есть и пить целый день. И мы должны работать весь день изо всех сил. Это касается всех, особенно новичков. Работайте на них день и они покормят вас…

— Ох, прекрати! — выкрикнул кто-то.

— …и вы не можете пожаловаться на такой порядок, — продолжал скулить невозмутимо старший. — Теперь все вместе… раз, наклонитесь и возьмитесь за бревно… и… два… поднимем его, вот так… и… три все встали и пошли.

Они подошли к солнечному свету и холодный утренний ветер проник сквозь пиррянскую одежду и остаток шкур Чаки. Дзертаноджи сорвали с Язона усеянные клыками кожаные доспехи, но нижние шкуры не тронули и поэтому не обнаружили его ботинок. Это было единственное светлое место в темноте и мрачной перспективе будущего рабства. Язон постарался быть благодарным и за это, но лишь ещё больше задрожал от холода.

Как можно скорее, нужно изменить положение. Он считал, что уже достаточно пробыл рабом на этой планете в захолустье и заслуживает лучшей участи.

Рабы уложили бревно против стены, в двери, и сели на него. Протягивая свои чашки, как кающиеся грешники, они получили по черпаку тепловатого супа. Суп разливал из большой бочки на колёсах другой раб и он был прикован к бочке. Когда Язон попробовал похлёбку, он сразу потерял аппетит. Это был суп из креноджей, и будучи сваренными, эти корни стали ещё более невкусными, хотя Язон считал это невозможным. Но выжить было важнее, чем привередничать, и он проглотил невкусное варево.

Позавтракав, они через ворота прошли в другое огороженное место, и любопытство заставило Язона забыть все огорчения.

В центре двора находился большой кабестан, в который первая группа рабов укрепляла конец своего бревна. Группа Язона и ещё две заняли место и также прикрепили бревно к кабестану, образовав четыре ступицы огромного колеса. Надсмотрщик крикнул; рабы со стоном налегли своим весом на брёвна, те заскрипели и начали медленно поворачиваться. Вместе с ними повернулось и огромное колесо.

Работа началась и Язон переключил внимание на грубый механизм, который они приводили в действие. Вертикальный столб, что был укреплён на кабестане, заставлял вращаться колесо, что в свою очередь было связано с системой приводных ремней. Некоторые из ремней исчезали в окнах большого каменного здания, а самый толстый ремень приводил в движение рычаг чего-то толстого, похожего на насос.

Все вместе было похоже на малоэффективную систему перекачивания воды. Острый резкий запах заполняющий двор, был удивительно знаком и Язон уже пришёл к выводу, что целью их работы не может быть перекачивание воды, когда из напорной трубы донёсся хриплый звук и хлынула струя чёрной жидкости.

— Нефть, конечно! — Пришёл в восторг Язон, но тут же пришёл в себя; надсмотрщик сердито взглянул на него и угрожающе взмахнул хлыстом.

Так вот в чём секрет дзертаноджей и источник их власти. Повсюду за стенами вокруг были горы. Похитители привозили рабов сюда так, что никто не знал, в каком направлении находится это таинственное место и как долго длится путь сюда. Здесь, в этой охраняемой долине, они качали нефть, которая приводила в движение большие неуклюжие машины их хозяев. Но действительно ли они использовали сырую нефть?

Нефть образовывала поток, исчезающий в отверстии того же здания, куда вели и приводные ремни. Что за варварская чертовщина происходила там. Толстая дымовая труба венчала здание и выпускала клубы чёрного дыма, а из многочисленных отверстий в стене доносился ужасный запах.

В тот миг, когда он догадался, что происходит в здании, открылась ведущая туда дверь, которая охранялась, и вышел Эдипон, высмаркивая свой выдающийся нос в обрывок тряпки. Скрипящее колесо продолжало вращаться, и когда Язон оказался рядом с ним, он крикнул:

— Эй, Эдипон, иди сюда, мне нужно поговорить с тобой. Я бывший Чака, если ты не узнаешь меня без вооружения.

Эдипон взглянул на него и отвернулся, вытирая нос. Было очевидно, что раб, кем бы он ни был раньше, не представлял для него интереса. Подбежал надсмотрщик с кнутом, подняв хлыст, а вращение колеса уводило Язона прочь. Он крикнул через плечо:

— Послушай, я много знаю и могу помочь вам. — Никакого ответа, а хлыст свистнул рядом. Наступило время решительных действий. — Лучше выслушайте меня, потому что я знаю то, что выходит первым лучше. — Ай! — Последнее вырвалось невольно, так как наконец, его настиг зловещий хлыст. Слова Язона были лишены смысла, как для рабов, так и для надсмотрщика, но действие их на Эдипона было таким же драматичным, как если бы он наступил на горячие угли… Вздрогнув, он остановился и повернул обратно и даже на таком расстоянии Язон увидел, что болезненная серость покрыла краской его коричневой от загара лицо.

— Остановите колесо! — крикнул он. Неожиданная команда привлекла всеобщее внимание, надсмотрщик разинул рот, опустил хлыст. Рабы остановились, со скрипом остановилось и колесо.

В наступившем молчании глухо прозвучали шаги Эдипона. Он подбежал к Язону, вытянув руку. У него было такое выражение лица, будто он хотел укусить Язона.

— Что ты сказал? — торопливо произнёс он, извлекая из-за пояса нож.

Язон улыбнулся, стараясь выглядеть спокойней, чем он был на самом деле. Его замечание достигло цели, но в ответ он мог получить удар ножом в живот — это было наиболее уязвимое место.

— Ты слышал, что я сказал. Не думаю, чтобы ты хотел услышать это вновь в присутствии всех этих посторонних. Я знаю, что тут происходит, я могу помочь тебе. Я могу показать, как извлекать больше этого, лучше, и как заставить ваши кароджи двигаться быстрее. Только отвяжи меня от этого бревна и покажи, где мы можем поговорить.

Мысли Язона были ясны и ему было понятно о чём думал Эдипон. Тот жевал губы и смотрел на Язона возбуждённо, играя рукояткой ножа. Язон рассчитывал на интеллектуальность старика, на то, что любопытство победит желание немедленно заставить замолчать раба, который знает слишком много. Язон надеялся, что Эдипона остановит рассуждение: в конце концов раба всегда можно убить, и не будет никакого вреда, если ему зададут несколько вопросов. Любопытство победило. Нож скользнул обратно в ножны, и Язон облегчённо вздохнул.

— Освободите его от бревна и приведите ко мне, — приказал Эдипон и ушёл. Остальные рабы с широко раскрытыми глазами следили за пришедшим кузнецом. Наконец, после множества криков, цепь Язона была снята.

— Что вы делаете? — спросил Михай, но один из надсмотрщиков тут же бросил его на землю. Наконец, Язон добился своего, поэтому он лишь улыбнулся, прижав палец к губам.

Его цепь отсоединили, а его самого увели. Теперь можно убедить Эдипона, что он пригоден для чего-нибудь более сложного, чем выкачивание нефти.

Комната, в которую его ввели, содержала первые увиденные им на планете следы украшений и благоустройства. Мебель была хорошо украшена резьбой, а на кровати лежал тканный ковёр. Эдипон стоял у стола, нервно барабаня пальцами по нему.

— Пристегните его, — приказал он охранникам и цепь замков Язона языком замка прикрепилась к толстому кольцу, вделанному в стену. Как только охранники вышли, Эдипон остановился перед Язоном и вытащил нож. — Говори, что знаешь, или я убью тебя на месте!

— Моё прошлое — открытая книга для тебя, Эдипон. Я пришёл из земли, где люди раскрыли все секреты природы…

— Как называется эта земля? Ты шпион Аппсалы?

— Не могу быть шпионом, так как никогда не слышал о таком месте. — Язон лихорадочно размышлял, насколько разумен Эдипон и насколько откровенным можно быть ему самому. Сейчас не время сочинять замысловатые сказки о планетной географии, лучше попытаться преподнести правду, хотя бы в малых дозах.

— Если я скажу, что прилетел с другого мира в небе среди звёзд, ты поверишь мне?

— Возможно. Существует много легенд о том, что наши предки спустились с неба, но я всегда считал это религиозными выдумками, пригодными лишь для женщин.

— В этом случае женщины правы. Ваша планета была когда-то заселена людьми, которые в своих кораблях пересекли пространство, как вы пересекаете пустыню на кароджах. Ваши люди все забыли, забыли науку и знания, которыми обладали когда-то, но на других мирах эти знания сохранились!

— Глупости!

— Вовсе нет. Я докажу свою правоту. Ты знаешь, что я никогда не был внутри этого прекрасного здания и ниоткуда и ни от кого не мог узнать ваши секреты. Но могу поклясться, что подробно опишу, что там происходит — не потому что видел, а потому что знаю, что нужно делать с нефтью, чтобы получить из неё нужные продукты. Хочешь послушать?

— Продолжай, — ответил Эдипон, садясь на угол стола и поигрывая ножом.

— Не знаю, как вы называете его, это устройство, но мы называем его перегонным кубом и используем для разделения жидкостей. Сырая нефть поступает в какой-нибудь резервуар, откуда перекачивается в реторту, особый большой сосуд, который можно герметически закрыть и лишить доступа воздуха. Когда сосуд закрыт, вы разжигаете под ним огонь и доводите нагрев до нужной температуры. Из нефти поднимается газ и вы пропускаете его через систему изогнутых охлаждаемых труб. Потом вы подставляете под открытый конец трубы ведро и туда капает бензин, который и заставляет двигаться ваши кароджи.

По мере того, как Язон говорил, глаза Эдипона раскрывались все шире и шире, пока не стали похожи на варёные яйца.

— Дьявол! — закричал он и подступил к Язону с ножом. — Ты не мог это увидеть через каменные стены. Только моя семья знает это, готов поклясться!

— Спокойнее, Эдипон, я же тебе говорил, что мы производим это вещество у меня на родине многие годы. — Он балансировал на одной ноге, приготовившись ударить второй, если нервы старика не выдержат. — Я не крал ваших секретов, в нашей семье это пустяки, каждый фермер располагает такой установкой. Клянусь, что могу даже не глядя предложить некоторые усовершенствования. Как вы измеряете температуру нефти? У вас есть термометры?

— Что такое термометры? — спросил Эдипон, забыв на мгновение о ноже, в начавшемся техническом разговоре.

— Так я и думал. Я смогу сделать так, что ваш бензин будет намного лучше по качеству, если можно будет изготовить нехитрое приспособление. Пока вы не контролируете температуру на выходе, у вас получается смесь различных веществ. А то, что вы используете для своих машин — это наиболее летучая фракция, жидкость, которая конденсируется первой — газолин и бензин. Затем нужно повысить температуру и собрать керосин, он пригоден для освещения и других целей. В конце концов вы получаете густую массу гудрона, которым можно покрывать дороги. Как тебе это нравится?

Эдипон заставил себя успокоиться, хотя дёргающийся мускул щеки выдавал его напряжение.

— Ты сказал правду, хотя и ошибся в некоторых деталях. Но мне не интересны ваши термометры и другие усовершенствования — то, что было хорошо для многих поколений нашей семьи, хорошо и для меня.

— Твоё решение не очень оригинально.

— …но если ты сделаешь кое-что другое для меня, получишь большую награду. Мы можем быть щедрыми, когда это необходимо. Ты видел наши кароджи и ехал в одном из них, видел, как я заходил в священное место, чтобы убедить святые силы двигать нас. Можешь ли ты сказать, какая сила движет кароджи?

— Надеюсь, это последний экзамен, Эдипон, экстраполяция отняла у меня много сил, могу сказать, что ты прошёл в машинное отделение и занялся работой, для которой меньше всего нужны молитвы. Есть несколько способов привести в движение эту машину, но будем думать о простейших. Принцип двигателя внутреннего сгорания забыт, сомневаюсь, чтобы вы сумели его восстановить, да и времени подготовка заняла бы меньше часа. Звуки, которые доносились оттуда, похоже были на свист пара из клапанов. Да, я совсем забыл об этих клапанах! Итак, пар. Ты вошёл, конечно, закрыв дверь, затем открыл несколько клапанов, пока горючее не попало в топку, потом поджёг его. Получив пар, ты пропустил его в цилиндры, заставив эту штуку двигаться, а после этого ты лишь следил, чтобы в котле было достаточно воды, чтобы давление пара поддерживалось в норме, чтобы огня было достаточно, чтобы все механизмы были смазаны и наконец…

Язон в изумлении глядел, как Эдипон забегал по комнате в возбуждении подобрав свой балахон над костлявыми коленями. Дрожа от волнения, он вонзил свой нож в стол и, подбежав к Язону, схватил его за плечи и потряс так, что зазвенели цепи.

— Ты знаешь, что ты сказал? — так сказал он. — Ты знаешь, что ты сделал?

— Хорошо знаю. Означает ли это, что я сдал экзамен и ты выслушаешь меня? Я был прав?

— Я не знаю прав ли ты или нет, я никогда не заглядывал внутрь этих дьявольских ящиков. — Он вновь заплясал по комнате. — Ты знаешь об этих — как ты называешь? Да, о машинах — больше, чем я. Я прожил свою жизнь, лишь ухаживая за ними и проклиная людей из Аппсалы, которые утаили от нас свои секреты. Но ты откроешь для нас эти секреты. Мы построим свои собственные машины, а если они захотят их у нас купить, то дорого заплатят.

— Можешь ли ты высказаться несколько яснее? — спросил Язон. — Я никогда не слыхал ничего более запутанного.

— Я покажу тебе их, человек из далёкого мира и ты откроешь нам аппсаланские секреты. Я вижу, рассвет нового дня встаёт над Путлко.

Он открыл дверь и позвал охранника и своего сына Нарсиси. Нарсиси пришёл, когда охранник снимал с кольца цепь. Язон узнал в нём заспанного дзертаноджа, который помогал Эдипону вести машину.

— Бери эту цепь, сын мой, и держи дубинку наготове. Если этот раб попытается бежать, убей его. Но остальные не должны причинять ему вреда: он очень ценен. Пошли.

Он потянул за цепь, однако Язон не двинулся. Все удивлённо посмотрели на него.

— Прежде, чем мы пойдём, договоримся кое о чём. Человек, который принесёт в Путлко новый мир, не раб. Это всем должно быть понятно, прежде чем мы начнём действовать. Я согласен работать под охраной, но рабство окончено.

— Но ты не один из нас, следовательно, ты раб.

— Я ввожу третью категорию в ваше социальное устройство — служащие, рабочие по найму. Хоть и без особого желания, я нанимаюсь к вам на работу и хочу, чтобы со мной обращались соответствующим образом. Убейте раба — что вы потеряете? Очень немного: в загоне множество рабов, любой займёт место убитого. Но убейте меня, что вы будете иметь? Мозги на дубинке, но они вам уже не пригодятся.

— Отец, он говорит, что я не могу его убить, — удивлённо спросил Нарсиси.

— Нет, он имеет в виду не это. Он говорит, что если мы его убьём, то никто другой не выполнит для нас эту работу. Существуют только рабы и рабовладельцы, остальное противоречит установленному порядку. Он поставил нас между сатаной и песчаной бурей, поэтому мы должны предоставить ему некоторую свободу. Отведите этого раба, я хотел сказать служащего, и мы посмотрим, сумеет ли он выполнить то, что обещает. Если не выполнит, я сам с удовольствием убью его: мне не нравятся революционные идеи.

Они выстроились цепочкой и пошли в закрытое и охраняемое, с большой дверью, помещение. В здании стояло семь кароджей.

— Взгляни на них, — сказал Эдипон, прочищая нос. — Это прекрасные повозки, они наводят ужас на наших рабов и врагов, быстро несут нас по песку, перевозят большие грузы, но только три из этих проклятых ящиков могут теперь двигаться.

— Какая-то неисправность, — небрежно бросил Язон.

Эдипон,ругаясь и пыхтя, подошёл к четырём огромным черным ящикам, разукрашенным мёртвыми головами, колотыми костями, потоками крови и кабалистическими символами устрашающего вида.

— Эти свиньи в Аппсале берут нашу водяную силу и не дают нам ничего взамен. О, да, они дают нам использовать эти машины, но проездив несколько месяцев, эти проклятые штуки перестают работать. Тогда мы вынуждены возвращать их в город, менять на новые и платить, опять платить.

— Отличный грабёж, — сказал Язон, рассматривая запечатанные корпуса машин. — Почему вы не разберёте их и не попробуете сами починить, они не должны быть особенно сложными.

— Это смерть! — Выкрикнул Эдипон и оба дзертаноджа отпрянули при этих словах. — Мы пытались во времена моих отцов, ибо у нас нет суеверий, как у этих рабов. Мы знаем, что это создано людьми, а не богом. Однако, эти хитрые змеи из Аппсалы запрятали свои секреты с коварством. При попытке взломать корпус, оттуда вырывается ужасная смерть и заполняет воздух. Люди, вдохнувшие этот воздух, умирают, даже те, которых слегка затронет этот воздух, покрываются язвами и умирают в страшных мучениях. Люди из Аппсалы смеялись, когда услышали об этом и ещё выше подняли цены.

Язон обошёл один из ящиков, с интересом рассматривая его. Нарсиси шёл за ним, держа в руке конец цепи. Ящик был высок, выше человеческого роста и вдвое больше в длину. Толстый столб выходил через отверстия с обоих сторон. Очевидно, это была ось, приводящая в движение колеса. Через отверстие в боках он мог разглядеть стрелки и два небольших цветных диска, над всем были три воронкообразные отверстия, которым была придана форма ртов. Встав на цыпочки, Язон заглянул на крышу, но там было лишь закопчённое отверстие с загнутыми краями, очевидно выход дымовой трубы. Кроме того, было ещё маленькое отверстие сзади и на ярком контейнере не было ни одного прибора.

— Я начинаю представлять картину, но вы должны рассказать мне, как вы управляете этой машиной.

— Раньше ты умрёшь, — закричал Нарсиси. — Только моя семья…

— Заткнись, — крикнул на него Язон, — запомнил? Больше никаких запугиваний. Для меня в этом нет никаких секретов. Я, вероятно, и сам знаю все, лишь взглянув на эту машину. Масло, вода и горючее подаются в эти три отверстия, куда-то вы подносите огонь, вероятно в это маленькое закопчённое отверстие, открывая один из этих вентилей. Другой служит для увеличения или уменьшения скорости, а третий показывает уровень воды. Диски, это какие-то указатели. — Нарсиси побледнел и отступил. — Поэтому помолчи, пока я говорю с твоим отцом.

— Ты верно сказал, — подтвердил Эдипон. — Рты всегда должны быть полны, и горе постигнет нас, если они окажутся пустыми во время движения. Огонь подносят именно туда, куда ты сказал и когда зелёная стрелка начнёт двигаться, нужно повернуть эту рукоятку и кародж двинется. Следующая для большей или меньшей скорости. Если стрелка дойдёт до красной черты, нужно повернуть рукоятку немного назад и держать до тех пор, пока стрелка не отступит назад. Белое дыхание выходит из отверстия сзади. Это все.

— Так я и ожидал, — пробормотал Язон и продолжал осматривать ящик, постукивая по нему пальцами. — Они дали вам минимум приборов для управления этой штукой, чтобы вы ничего не узнали о принципе её действия. Без теории вы никогда не узнали бы ничего. Зелёная стрелка начинает двигаться, когда повышается давление, а красная черта означает, что в котле нет воды. Довольно ловко. И, кроме того, здесь есть ещё кое-что вроде мины-ловушки на случай, если вы захотите посмотреть, что делается там внутри. Звук такой, будто оболочка у него двойная, а по вашему рассказу я заключаю, что между оболочками находится какое-то отравляющее вещество нарывного действия, типа горчичного газа. Оно там в жидком состоянии. Каждый, кто попытается эту оболочку вскрыть, тут же будет умерщвлён, получив порцию этого газа. Но должен всё же существовать доступ внутрь для ремонта и обслуживания машины: они не стали бы выбрасывать их через несколько месяцев эксплуатации… И, учитывая уровень технологии, демонстрируемый этим чудовищем, я думаю, что смогу проникнуть внутрь, обойдя все существующие ловушки. Я берусь за эту работу.

— Хорошо, начинай.

— Минутку, хозяин. Прежде, чем нанимать работника, вы должны кое-что уяснить себе. Всегда существуют определённые соглашения и условия, и я буду счастлив перечислить их вам.

Глава 8

— Я не понимаю, зачем тебе другой раб, — говорил Нарсиси. — Требовать женщину вполне естественно, точно так же, как отдельное помещение, и отец дал на это разрешение. Но он хотел, чтобы тебе помогали мои братья и я — секреты машин не должны достаться посторонним.

— Тогда быстрее отправляйся к нему и пусть он даст разрешение, чтобы в работе мне помогал раб Михай. Объясни отцу, что Михай из той же страны, что и я, и ваши секреты для него всё равно, что детские игрушки. Если отец потребует ещё и объяснений, скажи ему, что мне нужен искусный помощник который умеет обращаться с инструментами и который будет точно выполнять мои распоряжения. Ты и твои братья слишком уверены в том, что знаете, что нужно делать, кроме того, вы склонны упускать детали, а если вещь вас не слушает, готовы скорее ударить её молотком, чем подумать.

Нарсиси вышел, кипя от злости и что-то бормоча, а Язон присел у печки, планируя новый шаг. Потребовалась большая половина дня, чтобы подложить под запечатанный ящик бревна и на них, как на катках, перетащить машину в песчаную долину, подальше от людей.

Открытое пространство было необходимо в экспериментах, где любая ошибка могла вызвать облако отравляющего газа. Даже Эдипон в конце концов понял разумность этого, хотя все его стремления сводились к тому, чтобы проводить эксперименты в глубокой секретности за закрытыми дверями. Он дал неохотное согласие, но вокруг машины были воздвигнуты стены из шкур, а вся местность усиленно охранялась. К счастью, завесы от шкур служили отличным заслоном от ветра.

После долгих споров с Язона сняли цепи, а тяжёлые ручные кандалы были заменены на лёгкие ножные. Он прихрамывал при ходьбе, зато руки были совершенно свободны и это было большим преимуществом, хотя рядом постоянно находился один из братьев с заряженным самострелом. Теперь Язону были необходимы кое-какие инструменты и сведения о технических познаниях этих людей, а это было связано с ещё одной утомительной битвой за их драгоценные секреты.

— Пойдём, — сказал он охраннику. — Надо найти Эдипона.

После первой вспышки энтузиазма вождь дзертаноджей проявил мало удовольствия от этих новых требований.

— Ты получил помещение, — проворчал он, — и рабыню, которая будет делать для тебя пищу, я только что дал разрешение, чтобы тебе помогал другой раб. Теперь ещё новые требования — ты хочешь выпустить всю мою кровь из жил?

— Не нужно драматизировать положение. Я просто хочу иметь кое-какие инструменты для своей работы. Мне нужно знать, прежде чем я приступлю к работе, как ваши люди решают технические проблемы. Поэтому, я хочу бросить беглый взгляд на ваш инструментальный склад, или на то место, где вы производите всяческие механические работы.

— Вход воспрещён…

— Запреты на сегодня стали препятствием, поэтому их нужно время от времени менять. Ты сам покажешь мне дорогу?

Охранник неохотно открыл дверь здания, где перерабатывалась нефть, потребовалось открыть множество замков и затворов. Вновь закованный в цепи и охраняемый как убийца, Язон был введён в тёмное помещение.

— Какой хлам! — Фыркнул он, пнув ящик с неуклюжими, изготовленными ручной ковкой инструментами. Работа была крайне грубой, что-то вроде неолитического машинного века. Сварные стыки были дырявыми. Инструменты в основном представляли собой кузнечные клещи и молотки для обработки металла на наковальне.

Единственными вещами, порадовавшими сердце Язона, были массивная дрель и токарный станок, работающий от приводных ремней, которые приводились в движение рабами.

Могло быть и хуже. Язон отобрал самые маленькие и удобные инструменты и отложил их в сторону, чтобы использовать на следующее утро. Стемнело, и работать в этот день было уже невозможно.

Вооружённая процессия вышла тем же порядком, что и вошла, и два брата отвели Язона в крохотную каморку. Тяжёлый затвор щёлкнул за ним, и он закашлялся от тяжёлого запаха полусгоревшего керосина, которым была заправлена тускло горевшая лампа. Айджейл согнулась у небольшой печки, что-то варя в глиняном котле. Она взглянула на Язона и опасливо улыбнулась. Язон подошёл, понюхал и содрогнулся.

— Какой удар! Суп из креноджей и вероятно, закуска из сырого креноджа и салат из них же. Завтра я постараюсь разнообразить наше меню.

— Великий Чака! — Прошептала Айджейл, не глядя на него. — Могучий Чака!

— Меня зовут Язон. Я оставил Чаку вместе с его одеждой.

— …Язон могуч, он может околдовать дзертаноджей и заставить их выполнять его волю. Рабыня благодарит его.

Он поднял её голову за подбородок и выражение бессловесной покорности в её глазах заставило его вздрогнуть.

— Ты можешь хоть ненадолго забыть о своём рабстве? Мы вместе сюда попали и вместе выберемся.

— Мы спасёмся. Я знаю это, ты убьёшь всех дзертаноджей, освободишь своих рабов и отведёшь нас домой, там мы снова будем бродить по берегу и есть найденные креноджи вдалеке от этого ужасного места.

— Как легко угождать некоторым девушкам. Именно это я имел в виду, за исключением того, что, вырвавшись отсюда, я пойду совсем в другую сторону, как можно дальше от твоих любимых креноджей.

Айджейл внимательно слушала, одной рукой мешая суп, а другой почёсывая под шкурой. Язон обнаружил, что и он чешется, а по болезненным расчёсам на коже было видно, что он посвящал этому занятию много времени с момента своего прибытия на эту планету.

— Хватит! — выкрикнул он и забарабанил в дверь. — Здесь очень далеко до цивилизации, как я её понимаю, но почему бы мне и не попытаться сделать условия более комфортабельными?

Загремели цепи и замки и за приоткрытой дверью показалось лицо Нарсиси.

— Почему ты кричишь? Что-нибудь случилось?

— Мне нужна вода, много воды…

— Но у тебя есть вода, — удивлённо сказал Нарсиси, указывая на каменный кувшин в углу. — Этого хватит на много дней.

— По вашим стандартам, старшина Нарс, а не по моим. Мне нужно в десять раз больше воды и немедленно. И мыло, если оно водится в этом варварском месте.

Начался долгий спор, но Язон в конце концов добился своего, заявив, что вода нужна для религиозных обрядов, иначе он не ручается за успех завтрашней работы.

Через некоторое время принесли множество разнообразных сосудов с водой и среди них мелкую чашку, полную чудесного жидкого мыла.

— Вот это другое дело! — воскликнул Язон и добавил: — Раздевайся, Айджейл, у меня для тебя есть сюрприз.

— Да, Язон, — сказала Айджейл, счастливо улыбаясь и ложась на спину.

— Нет, ты будешь мыться. Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — ответила она, вздрогнув, — это звучит нехорошо.

— Становись сюда, — приказал он, указывая на дыру. — Это будет стоком. Одежду в сторону.

Вода была нагрета на печке, но Айджейл все ещё жалась к стене и дрожала. Она задрожала ещё больше, когда Язон вылил на неё воду. Когда он начал тереть её волосы мылом, она завопила. Ему пришлось зажать её рот, чтобы она не привлекла внимание стражи.

Он натёр мылом и свою голову и испытал восхитительное покалывание, когда мыло дошло до основания волос. Мыло набилось ему в уши, поэтому лишь услышав хриплый крик Михая, он понял, что дверь открыта. Михай стоял в двери, указывая на него пальцем, а за его спиной виден был и Нарсиси, заглядывающий через его плечо и поражающийся такому диковинному религиозному обряду.

— Выродок! — загремел Михай. — Вы заставили это бедное создание подчиниться своей воле, вы унизили её, сняли с неё одежду и глядите на неё, хотя и не состоите с ней в священном браке! — Он прикрыл глаза рукой. — Вы зло, Язон, вы демон зла, и я вас обязан предать суду и…

— Вон, — рявкнул Язон, повернувшись и выпихивая Михая за дверь, усвоенными от Чаки приёмами. — Единственное зло — в вашем грязном мозгу, вы, назойливый фанатик. Девушка моется впервые в своей жизни. Я должен был бы получить медаль за распространение санитарии среди дикарей. — Он вытолкнул обоих за дверь и крикнул Нарсиси: — Мне нужен этот раб, но не сейчас, не сейчас! Заприте его до утра и утром приводите ко мне.

Он захлопнул дверь и решил, что будет запирать её изнутри.

Айджейл дрожала, поэтому Язон смыл с неё мыльную пену тёплой водой, прополоскал её волосы и дал ей чистый кусок шкуры, чтобы она вытерлась. Её тело девушки, лишённое шкур и слоя грязи, было молодым и сильным, у неё были крепкие груди и сильные бедра.

Язон вспомнил обвинения Михая и сердито бурча себе под нос, отвернулся. Он разделся, вымылся и использовал остатки воды, чтобы постирать свою одежду. Невыразимое чувство чистоты улучшило его настроение, напевая что-то, он задул лампу и окончательно вытерся в темноте.

Он лёг, укрылся чем-то вроде одеяла из меха и начал обдумывать план завтрашнего дня. Тёплое тело Айджейл прижалось к нему, немедленно заставив забыть все технические проблемы.

— Это я, — сказала она без особой необходимости.

— Да, — ответил он и закашлялся. Почему-то трудно стало говорить. — Но я вовсе не это имел в виду, устраивая купание…

— Ты не старый, что же тебе мешает?

Она казалась раздражённой.

— Ты должна понять, что я не хочу пользоваться своим преимуществом. — Он был смущён.

— Что это значит? Неужели ты из тех, кто не любит девушек? — Она начала плакать и он почувствовал, как дрожит её тело.

— Когда-то в Риме… — вздохнул он и похлопал её по спине.

На завтрак опять были креноджи, но Язон чувствовал себя физически очень хорошо. Он отмылся до розового цвета, зуд прошёл даже в отрастающей бороде. Металлическая пиррянская ткань высохла к утру, поэтому он смог одеть чистую одежду.

Айджейл все ещё не оправилась от травматического эффекта купания, но со своей чистой кожей, промытыми и немного причёсанными волосами, выглядела очень привлекательно. Пришлось отыскать для неё одежду, так как он не хотел разрушать результаты своей деятельности, позволив ей надеть грязные шкуры.

В хорошем настроении он крикнул, чтобы открыли дверь и пошёл по холодному утреннему воздуху к месту своей работы. Михай был уже там, он выглядел очень грязным и сердитым, и гремел цепями. Язон дружески улыбнулся ему, подсыпав соли на его душевные раны.

— Снимите с него цепи, — приказал Язон, — и побыстрее. Сегодня нам предстоит большая работа.

Он повернулся к запечатанной машине, потирая руки в ожидании. Защитный экран был сделан из тонкого металла и, казалось, не мог скрывать каких-либо секретов. Язон тщательно и осторожно соскрёб в нескольких местах краску, обнаружив гофрированный и запаянный стык, где соединялись стороны.

Целый час он простукивал корпус и, наконец, убедился в справедливости своего предположения: корпус был двойным, а промежуток между стенками был заполнен жидкостью. Пробейте стенку и вы умрёте. Очевидно, назначение этого устройства было охрана секретов. Однако, где-то должен быть доступ к машине. Где же? Конструкция была кубической, кожух же закрывал лишь пять сторон. А что с шестой?

— Теперь стоит подумать, Язон, — сказал он сам себе и наклонился, чтобы разглядеть днище. Это была широкая пластина, видимо металлическая. Она защищала все дно и удерживалась четырьмя большими болтами. Итак, ответ заключён в шестой стороне.

— Сюда, Михай, — позвал он и тот неохотно оторвался от горячей печки. — Подойдите поближе и делайте вид, что осматриваете этот средневековый автомат, пока мы обговорим наши дела. Вы будете работать со мной?

— Я не хочу этого, Язон. Я боюсь, что вы запачкаете меня своими прикосновениями, как вы делали с другими.

— Но сейчас вы не так чисты, чтобы…

— Я не имею в виду физическую чистоту.

— А я имею в виду её. Вы тоже можете выкупаться. Я не беспокоюсь о вашей душе, вы о ней сами позаботитесь. Если вы будете работать со мной, я найду возможность извлечь вас отсюда и доставить в город, где были сделаны эти машины. Если только есть возможность выбраться с этой планеты, то только в том городе…

— Я знаю все это и всё же не решаюсь.

— Маленькое святотатство теперь для великой цели в будущем. Разве главной целью для вас не является желание доставить меня в суд и наказать?

Проведя остаток жизни здесь в качестве раба, вы этой цели не достигните.

— Вы адвокат дьявола, вы вселяете в меня сомнения, — и всё же вы правы. Я буду помогать вам здесь, чтобы вы не могли спастись.

— Отлично, теперь за работу. Отправляйтесь с Нарсиси и доставьте три бревна… таких, к каким были прикованы у насоса. Захватите и несколько лопат.

Рабы донесли бревна лишь до ширмы из шкур, так как Эдипон запретил им входить внутрь. Пришлось Язону и Михаю тащить их к машине.

Язон вырыл канавки под машиной и протолкнул туда бревна. Когда это было сделано, Язон, по очереди с Михаем, выбросили из под машины песок, пока она не оказалась над ямой, поддерживаемая только брёвнами. Язон лёг в яму и ещё раз осмотрел дно машины. Оно было ровным и лишённым всяких выступов. С большой осторожностью он поскрёб днище у края. Здесь обнаружился припой и Язон скрёб его до тех пор, пока не обнаружил полосу металла, припаянного по краям к днищу.

— Эти аппсаланцы очень хитры, — пробормотал он и атаковал припой лезвием ножа. Когда края были очищены, он осторожно потянул полоску металла, предварительно отвинтив четыре винта и убедившись, что её ничто не удерживает и что нигде нет ловушки. Она отделилась неожиданно легко и упала на дно ямы.

Обнажилась ровная металлическая поверхность и тоже без всяких выступов.

— На сегодня довольно, — сказал Язон, выбираясь со дна и вытирая руки. Было уже темно. — Мы кое-чего добились, а теперь я хочу подумать, прежде чем идти дальше. Пока нам везёт, но я думаю, что дальше всё не будет таким же лёгким. Надеюсь, вы захватили с собой чемодан, Михай: вы будете ночевать со мной!

— Никогда! Притон греха, порочности…

Язон холодно посмотрел ему в глаза и заговорил, при каждом слове толкая его пальцем в грудь:

— Вы пойдёте со мной, потому что так лучше для наших планов. И если вы прекратите указывать на мои моральные слабости, я не буду ссылаться на ваши. Идёмте.

Жить с Михаем было очень тяжело, но всё же возможно. Он заставил Язона и Айджейл отойти к стене, отвернуться и обещать не смотреть, пока он будет мыться за ширмой из шкур. Язон использовал возможность для маленькой мести: он развлекал Айджейл, они весело смеялись, и Михаю должно было казаться, что смеются над ним. После купания ширма осталась, Михай даже укрепил её и за нею лёг спать. Их пища по-прежнему состояла из креноджей, и Язон вздрагивал, чувствуя, что привыкает к ней.

На следующее утро под испуганными взглядами стражников, Язон энергично взялся за плиту днища. Добрую часть ночи он размышлял над этим и теперь решил проверить свои теоретические выкладки на практике… Сильно нажимая на нож, он проделал в металле канавку. Металл был не такой мягкий, как припой, но казался сплавом с большим содержанием свинца.

Что бы это значило? Осторожно прижимая лезвие ножа, он пробовал днище в разных местах. Глубина металла повсюду была одинаковой, за исключением двух мест: оба эти места находились в середине прямоугольного дна на равном расстоянии от концов и сторон. Скребя и царапая, он обвёл два круга, каждый размером с голову.

— Михай, идите сюда и взгляните на эти штуки. Что вы о них думаете?

Михай почесал бороду и потрогал круги руками.

— Они покрыты металлом и я не уверен…

— Я не спрашиваю вас, уверены вы или нет, что вы о них думаете?

— Конечно большие гайки. Навинченные на концы болтов. Но они так велики…

— Они и должны быть велики, ведь на них держится вся эта махина. Я думаю, что теперь мы очень близко подобрались к секрету, как открыть машину. Сейчас нужно быть особенно осторожным. Я всё ещё не верю, что секрет открывается так легко. Сейчас я изготовлю деревянный шаблон, по которому мы сделаем гаечный ключ. Пока меня не будет, вы оставайтесь здесь и постарайтесь удалить весь металл, закрывающий эти гайки. Может это займёт много времени, но рано или поздно мы сможем попытаться отвернуть эти гайки. Но всё же так трудно забыть о горчичном газе!

Изготовление гаечного ключа потребовало напряжения местной технологии и все старики, заслужившие звание мастеров стали, собрались для консультации. Один из них был неплохим кузнецом, и после ритуального жертвоприношения и множества молитв, он сунул брусок железа в печь, а Язон раздувал меха, пока железо не раскалилось добела. Затем молотками ему придали форму гаечного ключа. Язон по рисунку удостоверился, что ключ по размерам подходит к гайке. Теперь у Язона был необходимый инструмент. Эдипону, очевидно, сообщили о ходе работ, потому что вернувшись с гаечным ключом, Язон застал его у машины.

— Я заглядывал снизу и видел гайки, которые эти дьявольские аппсаланцы залили сплошным металлом, — сказал Эдипон. — Кто мог догадаться об этом? Мне все ещё кажется невероятным, чтобы один металл можно было спрятать под другим. Как они это сделали?

— Очень просто. Основание собранной машины опустили в форму, куда залили расплавленный металл. У этого металла температура плавления намного меньше, чем у стали, из которой изготовлена машина, поэтому никакого вреда это машине не причинило. Просто в городе лучше знают технологию металлов.

— Невежество! Ты оскорбляешь…

— Беру обратно. Я хотел только сказать, что они думали провести всех своей хитростью. Но так как это им не удалось, они глупцы. Ты удовлетворён?

— Что ты будешь делать дальше?

— Я отвинчу гайки. После этого кожух с отравляющей жидкостью освободится и его можно будет снять.

— Для тебя это слишком опасно, эти дьяволы могли подготовить и другие ловушки. Я прикажу сильному рабу отвернуть гайки, а мы будем ждать в отдалении, его смерть не причинит большого ущерба.

— Я тронут твоей заботой о моём здоровье, но принять предложение не могу. Работу должен выполнять я сам. Секрет слишком прост и это кажется мне подозрительным. Я сам буду отвинчивать гайки и всё время следить за сюрпризами — кроме меня никто не сможет этого сделать. Теперь все отойдите в безопасное место.

Никто не заставил себя ждать, послышались быстрые шаги по песку и Язон остался один. Стены из шкур вздрагивали на ветру, больше не было слышно ни одного звука. Язон сплюнул на ладони, унял слабую внутреннюю дрожь и скользнул в яму. Ключ точно охватил гайку. Язон ухватился обеими руками за рукоять, упёрся ногами в край ямы и начал поворачивать. И остановился. Гайка. Гайка, освобождённая усилиями Михая, выступила наружу, видны были и три оборота винта. Что-то в этой нарезке было неправильным, но что именно, он не знал. Однако, уже одного подозрения было достаточно.

— Михай! — крикнул он. Однако ему пришлось громко звать ещё дважды, прежде, чем его помощник осторожно просунул голову в яму. — Сбегайте к нефтяным работам и принесите один из их болтов с гайкой. Размер не имеет значения.

Язон грел руки у печки, пока не вернулся Михай с болтом. Язон отправил Михая на безопасное расстояние, сам спустился обратно в яму, поднёс винт к тому, что выступал из днища и засмеялся. Нарезка на аппсаланском винте была сделана под другим углом и шла слева направо.

Хотя на планетах Галактики существовало множество культурных и технических различий, но один из общих принципов, унаследованных от общих предков — это направление нарезки. Язон никогда не думал об этом раньше, но сейчас мысленно восстанавливая своё пребывание на многочисленных планетах, он понял, что везде было одно и то же. Сверла вращались и болты вворачивались в гнезда всегда по часовой стрелке. В его руке был грубый винт дзертаноджей и на нём была такая же нарезка. Но винт машины был нарезан в противоположном направлении.

Отбросив винт и гайку, он вновь надел гаечный ключ и начал поворачивать его в обратном направлении, как будто ему нужно было завернуть гайку, а не ослабить. Она поддавалась неохотно, вначале на четверть, потом на полоборота. Шаг за шагом исчезала нарезка, гайка все отвинчивалась с болта, ещё минута и она упала на землю. Язон отшвырнул ключ и выскочил из ямы. Стоя у машины, он принюхивался, готовый бежать при малейшем запахе газа. Но ничего не было.

Вторая гайка отвинтилась также мягко, как и первая, и с тем же отсутствием последствий.

Из входа в огороженное пространство он прокричал тем, что стояли в отдалении:

— Идите сюда, работа окончена.

Все по очереди спускались в яму и рассматривали днище машины.

— По-прежнему нужна осторожность, — сказал Язон. — Я уверен, что для тех, кто пытаясь отвинтить гайки, лишь закреплял их, приготовлен очередной сюрприз. Пока мы не выяснили, в чём он заключается, будем осторожны. У вас здесь можно достать достаточно большие куски льда, Эдипон? Ведь сейчас зима.

— Лёд? Зима? — Эдипон был сбит с толку сменой темы, он поскрёб кончик своего выдающегося носа. — Конечно, сейчас зима. Лёд… на озёрах высоко в горах много льда, они всегда замерзают в это время года. Но зачем тебе лёд?

— Доставь лёд и я покажу тебе. Пусть его нарубят плоскими брусками, чтобы их можно было складывать. Я не буду поднимать этот чехол — лучше опустить машину из-под него.

Пока рабы доставляли с озера лёд, Язон соорудил крепкую деревянную раму вокруг машины, загнал под чехол крепкие металлические клинья и прикрепил их к раме. Теперь, если машина опустится в яму, чехол останется на месте, удерживаемый клиньями. Для этого нужен лёд.

Язон построил ледяное основание под машиной, затем вытащил поддерживающие её бревна. Теперь, по мере медленного таяния льда, машина будет опускаться в яму.

Погода оставалась холодной и лёд не таял, пока Язон не окружил яму кольцом угольных печей. В яме скапливалась вода, и Михай начал вычерпывать её. Щель между чехлом и плитой основания становилась все шире и шире. Таяние льда длилось весь день и всю ночь. Истощённые, с покрасневшими глазами, Язон и Михай, наблюдали за таянием, и когда на рассвете вернулись дзертаноджи, машина стояла в луже грязи и на дне ямы, кожух был снят.

— Хитры дьяволы из Аппсалы, но Язон динАльт тоже не вчера родился, — воскликнул Язон. — Посмотрите на этот кувшин наверху машины. — Он указал на сосуд из толстого стекла, величиной с небольшой бочоночек, наполненный маслянистой зеленоватой жидкостью. — Это сюрприз. Гайки, которые я отвинтил, были связаны с чехлом не прямо, а посредством планки, проходящей над этим сосудом. Если гайки затягивали, а не ослабляли, то планка разбивала сосуд. Теперь вы понимаете, что произошло бы дальше?

— Отравленная жидкость?

— Вот именно. И чехол с двойными стенками наполнен ею же. Не думаю, чтобы здесь были ещё сюрпризы, но всё равно я буду осторожен.

— Ты можешь починить её? Ты понял, что в ней неисправно? — Голос Эдипона дрожал от радости.

— Ещё нет, я лишь бегло осмотрел эту штуку. Но и этого мне достаточно. Работа будет такой же лёгкой, как похищение креноджа у слепого. Машина также несовершенна по конструкции, как и ваша нефтяная установка. Если бы вы тратили хоть одну десятую часть своей энергии на исследования и улучшение производства, вместо того, чтобы прятать свои секреты, вы бы теперь летали на реактивных самолётах.

— Я прощаю тебе это оскорбление, ибо ты сослужил нам хорошую службу. Теперь ты починишь эту машину для нас! А также и все остальные. Начинается новый день!

— А для меня начнётся ночь, — Язон зевнул. — Я буду спать целый день. Заставьте своих сыновей убрать воду, пока машина не заржавела. Вернувшись, я посмотрю, что нужно делать дальше.

Глава 9

Эдипон продолжал находиться в хорошем настроении, и Язон использовал это, чтобы добиться как можно больше уступок. Намекнув, что в машине могут скрываться и другие ловушки, он получил разрешение все дальнейшие работы вести на той же охраняемой площадке. От непогоды его теперь защищал навес. Был сооружён специальный испытательный стенд, который поддерживал машину, пока Язон под ней работал. Это было уникальное сооружение, сделанное по точным расчётам Язона, и так как никто, в том числе и Михай, не видел раньше испытательного стенда, Язон воспользовался этим для своих целей.

У первой машины оказался сорванным подшипник. Когда он отвернул крышку большого цилиндра, то даже свистнул от удовольствия, увидев огромные зазоры между стенками цилиндра и поршнем. Надев на поршень уплотнительные кольца, Язон удвоил давление и мощность двигателя.

Когда Эдипон увидел, насколько увеличилась скорость отремонтированной машины, он прижал Язона к груди и пообещал ему щедрую награду. Эта награда оказалась небольшим куском мяса, добавленным ежедневно к меню из креноджей, и удвоенной охраной. Эдипон хотел быть уверенным, что его ценная собственность не убежит.

У Язона был свой план, и он постепенно подготовил несколько приспособлений и инструментов, не имеющих ничего общего с ремонтом машин. Когда всё было готово, он решил поискать помощников.

— Что бы ты сделал, если бы я дал тебе дубинку? — Спросил он у высокого сильного раба, которому помогал подтаскивать бревно к мастерской. Нарсиси и один из его братьев бездельничали у входа в ограду, утомлённые своими обязанностями охранников.

— Я, что бы сделал с дубиной? — Прохрипел раб, сморщив лоб и раскрыв рот от усиленной работы мысли.

— Да, я об этом спрашиваю. И продолжай тащить эту штуку, я не хочу, чтобы охранники что-нибудь заметили.

— Если у меня будет дубинка, я буду убивать! — Возбуждённо сказал раб, сжимая пальцами воображаемое оружие.

— А меня ты убил бы?

— Если бы у меня была дубина, я убил бы тебя — не особенно ты сильный.

— Но если я дам тебе дубинку, разве я не твой друг? Почему тебе тогда не убивать кого-нибудь другого?

Новизна этой мысли заставила раба замереть и он принялся задумчиво чесать голову, пока Нарсиси не заставил его вновь приняться за работу. Язон вздохнул и принялся подыскивать других рабов для своей воспитательной программы.

Потребовалось некоторое время, но его идеи постепенно проникали в ряды рабов. Всё, что рабы ожидали от дзертаноджей, была тяжёлая работа и ранняя смерть. Язон предлагал им другое: оружие, возможность убить своих хозяев и ещё большее количество убийств, когда они пойдут на Аппсалу. Им трудно было освоиться с мыслью, что придётся действовать вместе, когда они получат оружие. Это был рискованный план и многое могло помешать ему, но восстание могло освободить их от цепей, даже если они после этого разбегутся.

На этой нефтяной скважине было не более пятидесяти дзертаноджей. Было не очень сложно перебить или разогнать их, и задолго до того, как они смогут вызвать подкрепление, Язон и беглые рабы исчезнут. Был только один пункт, мешавший осуществлению плана, но новое пополнение рабов разрешило и это затруднение.

— Счастливый день, — засмеялся Язон, распахивая дверь в свою комнату и потирая руки от удовольствия. Охранник пропустил Михая и закрыл за ними дверь.

— Сегодня прибыли новые рабы, — сказал он, отводя в дальний угол Михая и Айджейл, — и среди них один из Аппсалы, наёмник, которого они захватили в стычке. Он знает, что ему тут недолго жить и благодарен за любое предложение побега.

— Это мужской разговор и я его не понимаю, — сказала Айджейл и повернулась к печке.

— Ты поймёшь, — сказал Язон, удерживая её за плечи. — Солдат знает, где находится Аппсала и может провести нас туда. Пришло время подумать об уходе отсюда.

Теперь Айджейл внимательно слушала его, да и Михай тоже.

— Как это? — спросила она.

— Я готовился заранее. У меня достаточно напильников и отмычек, чтобы проникнуть здесь в любое помещение; есть немного оружия и ключ от кладовой, все сильные рабы на моей стороне.

— Что вы хотите сделать? — спросил Михай.

— Организовать революцию рабов в лучшем стиле. Рабы перебьют дзертаноджей и мы убежим.

— Вы говорите, революция! — Заревел Михай.

Язон прыгнул на него и бросил на пол. Айджейл держала его за ноги, а Язон сел на грудь и зажал ему рот.

— Что с вами? Хотите провести остаток жизни, чиня краденные машины? Они слишком хорошо нас охраняют, самим нам отсюда не выбраться, поэтому нам нужны союзники. Я и нашёл их, подготовил всех рабов.

— Рёв… люц… — бормотал Михай сквозь зажимавшие ему рот пальцы.

— Конечно это революция. Это единственный способ и шанс выжить для этих бедных дьяволов. Сейчас они человеческий скот. Их убьют и убивают. Вы не можете сочувствовать их хозяевам — каждый из них десятикратный убийца. Вы видели, как они убивают, забивая рабов до смерти? Вы считаете, что они не должны пострадать от революции?

— Конечно, они отвратительны, — забормотал Михай. — Я не чувствую милосердия к ним, их следует спрятать и стереть совсем с лица земли. Но этого нельзя делать с помощью революции; революция — это зло, прирождённое зло.

Язон застонал.

— Попытайтесь сказать это двум третям существующих сейчас правительств: большинство из них возникло в результате революции. Как иначе вы можете избавиться от рабства, если у вас нет возможности заново голосовать против него? Если вы не можете их забаллотировать — стреляйте в них!

— Кровавая революция! Нет, это невозможно!

— Ладно, пусть не революция, — сказал Язон, сдаваясь и раздражённо махнув рукой. — Изменим название. Как вы насчёт разоружения тюрем? Нет, это вам тоже не нравится. Нашёл! Освобождение! Мы сорвём цепи с этих бедных людей и вернём их в родные земли, откуда их украли. Итак, вы присоединяетесь к нашему освободительному движению?

— Это по-прежнему революция.

— Это будет тем, как я его назову! — разозлился Язон. — Вы пойдёте со мной, или останетесь тут. Я все сказал.

Он встал и налил себе немного супа, ожидая пока гнев его остынет.

— Я не могу… я не могу этого сделать, не могу… — бормотал Михай, глядя в свой суп, как в магическое стекло, ища там указаний.

Язон с отвращением отвернулся.

— Смотрите, чтобы вы не кончили так, — предупредил он Айджейл, указывая ложкой через её плечо. — Хотя, конечно, на это мало шансов: ваше общество крепко стоит на земле. А этот длиннолицый клоун может мыслить только абстракциями, и чем более они нереальны, тем лучше для него. Готов поклясться, что его беспокоит, сколько ангелов может поместиться на острие булавки.

— Об этом я не думал, — вмешался Михай, услышав это замечание. — Но я подумаю об этом в своё время. Это проблема, которая не может быть легко разрешена.

— Видишь…

Айджейл кивнула.

— Если он не в порядке и я тоже — значит, только ты из всех нас прав, — она кивнула, удовлетворённая этим соображением.

— Очень приятно, что ты так думаешь, — улыбнулся Язон. — И это правда. Я непогрешим, но, будь я проклят, если не сумею увидеть лучше, чем любой из вас разницу между абстракциями и живой жизнью, кроме того, я искусней вас претворю теорию в практику, в действительность. Собрание клуба болельщиков Язона динАльта временно откладывается.

Он завёл руку назад и похлопал себе по спине.

— Чудовище высокомерия! — выкрикнул Михай.

— Ох, замолчи!

— Гордыня предшествует падению! Вы проклятый идолопоклонник…

— Очень хорошо.

— …и я сожалею, что хотя бы в течение секунды помогал вам или оставался рядом с вами — воплощением греха. Боясь своей душевной слабости, я не мог противиться искушению. Это печалит меня, но теперь я выполню свой долг. — Он забарабанил кулаком в дверь. — Стража! Стража!

Язон выронил чашку и попытался встать, но поскользнулся на пролитом супе. Когда он встал вновь, уже загремели замки и дверь открылась. Если бы он схватил этого идиота прежде, чем он раскроет рот, он мог бы заставить его замолчать.

Но было уже поздно. Нарсиси просунул голову в дверь и глядел со своим обычным заспанным видом. Михай встал в драматическую позу и указал на Язона:

— Схватите и арестуйте этого человека. Я обвиняю его в подготовке революции, в планировании грязных убийств!

Язон резко свернул на полпути, к мешку со своими личными вещами, лежавшему у стены. Он порылся в нём, перебирая содержимое и в конце концов извлёк молоток с тяжёлой свинцовой головкой.

— Предатель! — Крикнул Язон Михаю, подбегая к Нарсиси, который туповато следил за происходящим. Но, хотя он и казался медлительным, реакция у него была превосходной — щит принял удар на себя, а искусный же взмах дубины пришёлся по руке Язона: его онемевшие пальцы разжались, молоток упал на пол.

— Я думаю, что вам двоим нужно пойти со мной, отец во всём разберётся, — сказал он и вытолкнул Язона и Михая из комнаты. Нарсиси закрыл дверь и, подозвав одного из своих братьев, велел ему встать на стражу, а сам повёл пленников по коридору. Они брели в кандалах: Михай — гордо, как мученик, а Язон — кипя от гнева и скрежеща зубами.

Эдипон был далеко не глуп, он понял ситуацию раньше, чем Нарсиси закончил свой рассказ.

— Я не удивлён, так как ожидал этого. — Его глаза сверкнули, когда он на мгновение задержал свой взгляд на Язоне. — Да, я знал, что придёт время, когда ты попытаешься перехитрить меня. Именно поэтому я позаботился и позволил, чтобы тебе помогал другой раб и перенимал твоё искусство. Как я и ожидал, он предал тебя, чтобы занять твоё место, и я вознаграждаю его этим местом.

— Предал? Я не преследовал личную выгоду, — запротестовал Михай.

— Только из бескорыстных мотивов! — Холодно засмеялся Язон. — Не верь ни одному слову этого благочестивого обманщика, Эдипон. Я не готовил восстания. Он сказал это, чтобы занять моё место.

— Вы клевещите на меня, Язон! Я никогда не лгу — вы готовили восстание. Вы говорили мне…

— Молчите вы оба, или я прикажу забить вас насмерть. Вот моё решение. Раб Михай предал раба Язона, причём абсолютно неважно, готовил раб Язон или не готовил восстание. Его помощник не предавал его, пока не был уверен, что сможет хорошо выполнять работу и это для меня единственно важный факт. Твои идеи о рабочем классе обеспокоили меня, Язон. Я был бы рад убить их и тебя. Прикуйте его среди других рабов. Я награждаю тебя Михай комнатой Язона и его женщиной, и пока ты будешь хорошо выполнять работу, я не убью тебя. Работай долго и будешь жить долго.

— Только из бескорыстных мотивов, не правда ли, Михай? — кричал, оборачиваясь, Михаю Язон, когда его выводили из комнаты.

Падение с вершины власти было стремительным. Через полчаса на запястьях Язона были новые кандалы и он был прикован в тёмном помещении, набитом рабами.

Он загремел цепями и принялся внимательно рассматривать их в тусклом свете единственной лампы, как только захлопнулась дверь.

— Как идёт подготовка к восстанию? — шёпотом спросил прикованный раб.

— Очень хорошо, ха-ха! — ответил Язон, потом придвинулся ближе, чтобы лучше рассмотреть своего соседа. — Мы незнакомы, это ты новый раб, с которым я разговаривал сегодня?

— Это я, Снарби, опытный солдат, копьеносец, искусный в обращении с дубинкой и кинжалом, на моём счету семь убитых. Сам можешь проверить в нашей ратуше.

— Я все помню, Снарби. Помню и то, что ты знаешь дорогу в Аппсалу.

— Я знаю все вокруг.

— Тогда восстание продолжается и оно начнётся прямо сейчас, только я несколько сожалею, но я сократил его размеры. Вместо того, чтобы освободить всех этих рабов, как ты относишься к возможности убежать нам вдвоём?

— Это лучшая мысль с того дня, как были выдуманы пытки. Нам не нужны эти глупцы, они только помешают. «Действовать надо малыми силами» — так я всегда говорил.

— Я тоже всегда так считал, — согласился Язон, роясь в своих башмаках кончиками пальцев. Он умудрился припрятать там напильник и отмычку, когда Михай предал его. Нападение на Нарсиси с молотком было лишь прикрытием. Язон сам изготовил этот напильник из закалённой стали после нескольких неудачных попыток. Он отлепил глину, скрывавшую надрез в ножных кандалах, который он сделал и энергично принялся за мягкое железо. Через три минуты кандалы лежали на полу.

— Ты колдун! — прошептал Снарби, отшатываясь.

— Механик. Впрочем, на этой планете, это одно и то же. — Он осмотрелся, но утомлённые рабы спали и ничего не слышали. Обернув инструмент в кусок шкуры, чтобы приглушить звон, он начал пилить звено цепи, которое крепилось к его наручникам.

— Снарби, — спросил он, — мы на одной цепи?

— Да, цепь проходит через наручники и держит целый ряд рабов, второй конец цепи исчезает в отверстии стены.

— Лучше и быть не может. Я перепилю звено и мы оба будем свободны. Ты постарайся пропустить цепь через отверстие в твоих наручниках и уложить её вниз бесшумно, чтобы соседние рабы ничего не услышали. Наручники придётся унести с собой, сейчас некогда ими заниматься. Ходят ли сюда ночью стражники?

— Этого не случалось с тех пор, как я здесь. Они будят нас по утрам, дёргая за цепь.

— Будем надеяться, что и сегодня ночью они не придут. Нам понадобится некоторое время — вот… напильник перерезал цепь. Посмотрим, когда я натяну свой конец, сможешь ли ты вытянуть цепь. Надо разогнуть это звено. Они молча трудились, пока звено не распрямилось и не выскользнула цепь. Молча они положили её на пол и бесшумно скользнули к двери.

— Есть ли охрана снаружи? — спросил Язон.

— Кажется нет. У них не слишком много людей, чтобы охранять рабов. Дверь не пошевелилась, когда они надавили на неё. В помещении было достаточно света, чтобы разглядеть большое замочное отверстие. Язон легонько пошевелил отмычкой и презрительно скривил губы.

— Эти идиоты оставили ключ в замке.

Он выбрал самый крепкий прут и прочный кусок шкуры, расправил его и просунул под дверью, оставив достаточный конец, чтобы втянуть его обратно. Затем осторожно толкнул ключ через скважину и тот упал. Дверь бесшумно отворилась и они выскользнули наружу, напряжённо вглядываясь в темноту.

— Пошли! Бежим отсюда, — сказал Снарби, но Язон схватил его за горло и потянул назад.

— Есть ли хоть капли разума на этой планете? Как мы доберёмся до Аппсалы без пищи и воды, а если мы найдём продукты, то как мы унесём их с собой? Если ты хочешь остаться в живых, выполняй мои приказы. Я сейчас закрою дверь, чтобы никто случайно не обнаружил нашего бегства раньшевремени. Затем мы постараемся раздобыть транспорт и уберёмся с шиком. Согласен?

Ответом был лишь приглушённый хрип. Тогда Язон несколько разжал пальцы и позволил воздуху проникнуть в лёгкие. Тихий стон означал, очевидно, согласие, так как Снарби последовал за ним, когда Язон двинулся по тёмным переулкам мимо зданий.

Выйдя за пределы городка, что было нетрудно, так как немногочисленные часовые ожидали противника только снаружи, Язон и Снарби с той же лёгкостью добрались до мастерской с тыла и скользнули сквозь отверстие в шкурах, которое Язон заранее приготовил и зашил тонкой бечёвкой.

— Сиди тут и ничего не трогай, если не хочешь лишиться жизни, — приказал он дрожащему Снарби, затем скользнул к выходу из мастерской, сжимая в руке маленький молоток. Он был доволен, увидев, что вход охраняет один из сыновей Эдипона.

Язон свободной рукой вежливо приподнял его кожаный шлем и ударил молотком: охранник молча упал.

— Теперь за работу, — сказал Язон, вернувшись внутрь и поднеся огонёк к фитилю лампы.

— Что ты делаешь? Нас увидят, убьют…

— Держись за меня, Снарби и будешь атаманом. Часовые не могут увидеть свет: я это проверял, когда работал тут. И нам нужно кое-что сделать, прежде, чем мы уйдём. Мы должны построить кародж.

Конечно, им не нужно было строить машину с самого начала, но утверждение Язона было достаточно правдиво. Недавно починенная и наиболее мощная машина всё ещё была привинчена к испытательному стенду, и этот факт полностью оправдывал их ночной риск. Три колеса кароджа лежали в стороне. Язон вставил на место винты и с помощью Снарби затянул их. На другом конце стенда был крепкий поворачивающийся ствол, который поддерживал инструменты на стенде. Когда они сбросили инструменты, осталось лишь бревно. Язон использовал его для того, чтобы прикрепить ещё одно колесо.

Когда это было выполнено, испытательный стенд превратился в трёхосную повозку с паровым двигателем. Так и должно было получиться, так как Язон всегда думал о необходимости внезапного бегства и готовился к нему.

Снарби притащил глиняные кувшины с маслом, водой и горючим, а Язон заполнил баки. Он зажёг огонь под котлом и погрузил инструменты и небольшой запас креноджей, который сумел приготовить заранее.

Вскоре наступал рассвет и к этому времени они должны уже быть в пути. Больше Язон не мог избегать мыслей, которые были запрятаны в глубине его мозга приготовлениями к бегству.

Он не мог оставить здесь Айджейл, но если он возьмёт её с собой, он будет вынужден взять с собой и Михая… Михай спас его жизнь и неважно, что потом он совершил несколько идиотских поступков. Он считал себя в долгу перед человеком, предавшим его существование, но не знал, выплатил ли он уже свой долг. В отношении Михая он чувствовал, что, пожалуй, заплатил. Ну ещё один, последний раз…

— Следи за машиной, я скоро вернусь, — сказал он, спрыгивая на землю.

— Ты хочешь, чтобы я следил за этой машиной? Я не могу. Эта дьявольщина взорвётся и убьёт меня…

— Веди себя разумно, Снарби. Этот утиль на колёсах сделан людьми и улучшен мной. Демоны тут ни причём. Она сжигает горючее, чтобы производить пар, пар проходит по этой трубе и двигает этот стержень, а стержень вращает колесо. Поэтому мы и движемся. Может быть ты потом поймёшь лучше, но для этого нужно убраться отсюда. Поэтому ты останешься здесь и будешь делать всё, что я тебе скажу. Иначе я разобью тебе голову. Ясно?

Снарби ошеломлённо кивнул.

— Отлично, всё, что тебе нужно делать, это сидеть и смотреть на этот маленький зелёный кружочек. Видишь? Если он перестанет светиться до моего прихода, поверни эту ручку в этом направлении. Все понял? В этом случае предохранительный клапан не будет выпускать пар и не разбудит всю округу. Язон прошёл мимо ещё не пришедшего в себя часового и направился обратно к очистительной установке. Вместо дубинки и кинжала он был вооружён палашом из хорошо закалённой стали. Охранники тщательно проверяли все, когда он работал, но не обращали внимания на то, что он делал в машине. Это было выше их понимания.

Такой первобытный уровень умственного развития был особенно кстати для Язона, и он изготовил, а теперь и захватил с собой мешок зажигательных снарядов — простого оружия нападения.

Небольшой сосуд из глины был наполнен бензином. От запаха бензина у него закружилась голова. Он надеялся, что эти снаряды оправдают его надежды, когда придёт время.

Возвращение прошло также гладко, как и путь в мастерские. Подсознательно он надеялся, что будут какие-нибудь поиски и ему придётся вернуться. Очевидно, его подсознание было мало заинтересовано в спасении девушки — рабыни и его Немезиды, в особенности, если для этого приходилось рисковать шкурой.

Его подсознание было разочаровано. Он оказался в здании, где находилась его бывшая комната, и заглянул за угол, чтобы определить, стоит ли у двери охранник. Охранник был там. Казалось он дремал, но что-то привлекло его внимание. Он ничего не услышал, но начал усиленно принюхиваться: сильный запах бензина, которым Язон наполнил свои снаряды, насторожил его и он увидел Язона прежде, чем тот отскочил.

— Кто там? — Закричал охранник и тяжело побежал вперёд.

Выхода не было, поэтому Язон с ответным криком сделал выпад вперёд. Лезвие взметнулось перед охранником — тот никогда раньше не видел меча, и кончик его перерезал охраннику горло. Он с хриплым стоном упал на землю замертво, но ему уже ответили голоса из глубины здания. Язон перепрыгнул через тело, извлёк один из своих снарядов и начал открывать замок. Послышался приближающийся топот, но он уже открыл замок и распахнул дверь.

— Быстрее выходите! Мы бежим! — Уверенно крикнул он и толкнул изумлённую Айджейл к выходу. С огромным удовольствием он пнул Михая так, что тот буквально перелетел через порог и тут встретился с Эдипоном, который подбегал размахивая дубинкой. Язон прыгнул, ударил Эдипона в ухо рукояткой меча и поставил Михая на ноги.

— Быстро к мастерской, — приказал он, все ещё не опомнившемуся компаньону, — там стоит кародж и мы можем бежать.

Он ещё раз прикрикнул на них и они наконец-то бросились бежать. Сзади послышались крики и появилась толпа вооружённых дзертаноджей. Язон сорвал со стены лампу и поднёс открытое пламя к одному из снарядов. Оболочка загорелась и он бросил его в ряд приближающихся охранников до того, как огонь обжёг руку. Снаряд ударился об стену и разбился, бензин брызнул во всех направлениях, а огонь погас.

Язон выругался и схватил второй снаряд. Если и этот не сработает; он погиб. Дзертаноджи на мгновение остановились в нерешительности перед лужей бензина и в этот момент он швырнул вторую бомбу. Она разорвалась, пламя зажгло бензин из первого снаряда и коридор заискрился огненным занавесом. Придерживая рукой лампу так, чтобы в ней не погас огонь, Язон побежал за остальными.

За пределами здания тревоги ещё не было и Язон запер дверь снаружи. Когда её сумеют открыть и выбегут наружу, они будут уже далеко от здания. Надобности в лампе больше не было и она мешала бежать. Он отбросил её прочь, и как бы в ответ из пустыни донёсся пронзительный свист.

— Он не сделал этого, — простонал Язон. Предохранительный клапан выпускал пар.

Он догнал Айджейл и Михая, которые потеряли в темноте направление, толкнул Михая в нужном направлении и повёл их к мастерской.

Они благополучно миновали большую часть пути, хотя повсюду поднялась суматоха. Дзертаноджи, очевидно, никогда не испытывали ночного нападения. Они решили, что на них напал враг и бегали, суетились и кричали. Смятение не улеглось, когда здание охватило пламя, и из него вынесли бесчувственного Эдипона.

В суматохе никто не заметил беглых рабов, и Язон провёл их мимо постов почти к самой мастерской. Их заметили только тогда, когда они пересекали открытое пространство перед мастерской и после некоторого колебания охранники побежали за ними следом.

Язон вёл погоню прямо к своей драгоценной паровой тележке, так как у него не было другого выхода. Он перескочил через все ещё неподвижного охранника у входа и побежал к машине.

Снарби притаился за одним из колёс, но у Язона не было времени, чтобы обращать на него внимание. Когда он прыгнул на платформу, предохранительный клапан закрылся и внезапно наступила пугающая тишина. Пар весь вышел.

Язон быстро закрутил вентиль и бросил взгляд на индикатор: давления не хватило бы даже на то, чтобы передвинуться на метр. Булькала вода, свистел котёл, снаружи доносились крики преследователей — они добежали до входа и обнаружили тело оглушённого охранника.

Гневные крики сменились воплями испуга, когда повернувшись, Язон швырнул снаряд и языки пламени появились на пути преследователей. Они в беспорядке отступили. Язон проследил за ними. Они, казалось, убежали до самой нефтеперегонной установки, но он не был уверен, что в потёмках не скрываются отдельные охранники.

Язон торопливо вернулся к кароджу, постучал по все ещё неподвижному указателю давления в котле и широко раскрыл клапан подачи топлива. Дзертаноджи несомненно вернутся и будут атаковать мастерскую. Если к этому времени давление немного поднимется, они спасутся. Если же нет…

— Михай и ты, трусливый слюнтяй Снарби, становитесь за этой штукой и толкайте, — сказал Язон.

— Что происходит? — Спросил Михай. — Вы начали революцию? В таком случае я не могу помочь…

— Мы бежим. Если это вас не устраивает, оставайтесь. Мы уйдём с Айджейл и этим проводником.

— Я присоединяюсь к вам. В бегстве от таких варваров нет ничего преступного.

— Очень рад за вас. Теперь толкайте. Я хочу поставить её в центр, подальше от стен и направить в пустыню. Вниз по дороге, верно, Снарби?

— Вниз по долине, верно.

— Все. Хватит. Отодвиньте это бревно, чтобы мы за него не зацепились, когда начнём двигаться. Все на борт. — Язон оглядел мастерскую, чтобы удостовериться, что ничего не забыто, и неохотно взобрался на борт. Он погасил лампу и они сидели в темноте. Их лица освещались отблесками пламени от печи. Заняться им было нечем, от этого каждая секунда длилась вечность. Стены скрывали от них всё, что делалось снаружи, и через несколько минут воображение наделило ночь молчаливыми ордами, крадущимися за ними, направляющимися к тонким стенам из шкур и готовым сокрушить их.

— Бежим отсюда, — выпалил Снарби и попытался спрыгнуть с машины. — Здесь мы в ловушке… мы никогда не убежим…

Язон поймал его и бросил на платформу, затем прижал его голову к доскам пола и держал так, пока тот не успокоился.

— Я разделяю чувства этого бедного человека, — сказал Михай, — вы зверь Язон, вы попираете его естественные чувства. Прекратите ваши садистские занятия и присоединяйтесь к моей молитве.

— Если бы этот человек, выполнил бы свои обязанности и присмотрел за котлом, мы уже давно были бы в безопасности. А если у вас достаточно дыхания для молитв, используйте его для раздувания огня в печи. Наше спасение зависит не от молитвы, а только от давления пара…

Раздался воинственный крик и отряд дзертаноджей появился у входа. В тот же момент упала задняя стена мастерской и там появились вооружённые люди.

Язон выругался и зажёг четыре снаряда, швырнул их по два в противоположные стены. Прежде, чем они упали, он прыгнул к клапану котла и открыл его.

Со свистом кародж задрожал и двинулся. На какое-то время атакующие были задержаны стенами из пламени и закричали ещё громче, когда машина двинулась. В воздухе засвистели стрелы, но большинство из них было плохо нацелено и только две воткнулись в платформу. С каждым оборотом колёс их скорость увеличивалась и когда машина столкнулась со стеной, шкуры с треском разлетелись.

Огонь сзади становился тусклее, крики заглохли, а они неслись по долине с убийственной скоростью; свистя, гремя и звякая. Язон подобрался к рукоятке; ему нужно было уменьшить скорость. Михай понял его, потому что он пополз вперёд, цепляясь за каждый выступ, пока не оказался рядом с Язоном.

— Хватайтесь за ручку и держите её прямо! Следите, чтобы мы ни на что не наткнулись!

Передав руль, Язон пробрался обратно к машине. Они постепенно замедлили движение и наконец остановились. Айджейл стонала, а Язон чувствовал себя так, будто по каждому дюйму его тела били молотком. Преследователей не было слышно: прошёл уже почти час, как они покинули мастерскую, и никто не мог состязаться с ними в скорости.

— Вставай, Снарби, — приказал он. — Я избавил всех вас от рабства, теперь твоя очередь: ты должен вести нас, как ты мне говорил. Иди впереди с этой лампой и выбирай ровную дорогу в нужном направлении.

Снарби спустился и пошёл вперёд. Язон слегка приоткрыл клапан и они двинулись по следу Снарби, а Михай поворачивал рукоятку управления. Айджейл прижалась к Язону, дрожа от холода и страха. Он похлопал её по плечу и сказал:

— Успокойся. Теперь нам предстоит приятная прогулка.

Глава 10

Они были уже в шести днях пути от Путлко и запасы у них истощились. Страна, по которой они проезжали, становилась всё более плодородной, а волнистые травы с большим количеством ручьёв и животных говорили о том, что с голоду они не умрут.

Проблема заключалась в топливе и после полудня Язон открыл последний кувшин. Они остановились за несколько часов до темноты, так как у них кончилось свежее мясо.

Снарби, взяв самострел, отправился на поиски добычи. Так как он — единственный из всех был достаточно искушён с этим оружием и знал местных животных, эта обязанность была возложена на него. От длительного контакта его страх перед кароджем уменьшился, а самоуверенность росла по мере признания его охотничьих способностей.

Он высокомерно удалился в высокую, по колено, траву, забросив самострел на плечо. Язон смотрел ему вслед и чувствовал растущее беспокойство.

— Я не верю этому наёмнику ни на секунду, — пробормотал он.

— Вы говорите мне? — Спросил Михай.

— Не хотелось бы, но придётся. Вы заметили в местности что-нибудь интересное… какое-то отличие?

— Ничего. Сплошная дикость, не тронутая рукой человека.

— Тогда вы, вероятно ослепли, я заметил кое-что за последние два дня, а я не лучше вас знаю природу.

— Айджейл, — окликнул Язон. Она взглянула на него с места у котла, где грелась и жевала кусок их последнего креноджа. — Оставь это. Как его не приготовишь, вкус все так же плох. Если Снарби повезёт, у нас будет мясо. И скажи, не видела ли ты каких-нибудь отличий в местности за последние дни?

— Ничего особенного, только следы людей. Дважды мы проезжали места, где трава была примята и ветви обломаны, как будто два-три дня назад пробегал кародж. А один раз видела след костра, но он очень старый.

— Ничего не видно, Михай? — Спросил Язон. — Смотрите, как охота за креноджами развивает наблюдательность.

— Я не дикарь. Вы не можете ожидать от меня, что я обращу внимание на такие мелочи.

— Я и не ожидал, я научился ничего не ожидать от вас, кроме беспокойства, конечно. Но теперь мне нужна ваша помощь. Это последняя ночь свободы для Снарби, знает он об этом или нет, я не хочу, чтобы он стоял на страже ночью. Мы с вами разделим ночь на два дежурства.

Михай был удивлён.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, говоря, что эта ночь — последняя его свободная ночь.

— Это должно быть очевидным даже для вас, после того, как вы познакомились с социально-этическими нормами этой планеты. Как вы думаете, что нас ожидает в Аппсале, если мы придём туда вслед за Снарби, как овцы на бойню. Я не знаю, что он замышляет, но он что-то задумал, это несомненно. Когда я спрашиваю его о городе, он отвечает общими словами. Конечно, он наёмник и не может знать многих подробностей, но он всё же должен знать гораздо больше, чем говорит. Он утверждает, что мы в четырёх днях от города, но я думаю, что осталось не больше одного-двух дней. Я сохранил цепи, мы используем их для Снарби, утром я хочу связать его, перебраться за эти холмы и спрятаться там. Он не должен будет сбежать, пока я не произведу разведку города…

— Вы хотите заковать этого бедного человека, превратить его в раба без всякой причины?

— Я не хочу превращать его в раба, просто закую, чтобы он не завёл нас в какую-нибудь ловушку. Этот усовершенствованный кародж — сильное искушение для любого туземца, а если он сумеет продать меня, как механика, в рабство, его будущее обеспечено.

— Я не желаю этого слушать! — Разбушевался Михай. — Вы обвиняете человека лишь на основании своих беспочвенных подозрений. Судите, чтобы не быть судимым самому. Вы лицемер; я помню, что вы мне говорили, что человек не виновен, пока его вина не доказана.

— Что ж, этот человек, если вы хотите идти этим путём, виноват в том, что является членом этого дикого общества и, следовательно, действует определённым образом. Вы разве ещё не изучили этих людей? Айджейл! — Она взглянула на него, жуя кренодж, очевидно, не слыша спора. — Каково твоё мнение? Вскоре мы придём в место, где у Снарби много друзей или людей, которые могут помочь ему. Как ты думаешь, что он будет делать?

— Поздоровается с этими людьми. Может быть они дадут ему кренодж. — Она улыбнулась, удовлетворённая своим ответом.

— Это совсем не то, что я имел в виду, — терпеливо сказал Язон. — Что если мы все трое придём вместе с ним к этим людям, и эти люди увидят нас и кародж?

Она выпрямилась, встревоженная.

— Вы не должны идти с ним! Если у него здесь есть друзья, они захватят вас, сделают рабами и отберут кародж. Ты должен убить Снарби.

— Кровожадные язычники… — Михай встал в свою излюбленную обвинительную позу, но сразу замолчал, как только Язон поднял тяжёлый молоток.

— Вы поняли наконец? — Спросил Язон. — Связывая Снарби, я только следую местному этическому кодексу, как например отдача чести в армии или невозможность есть пальцами в приличном обществе. На самом деле я проявил небрежность, так как по местным обычаям, я должен был бы убить его прежде, чем он смог бы причинить нам беспокойство.

— Этого не может быть, я не могу поверить в это. Вы не можете осудить человека и приговорить его на основании таких беспочвенных обвинений.

— Я не приговариваю его, — сказал Язон с растущим раздражением. — Я только хочу быть уверенным, что он не причинит нам никакого вреда. Если не хотите мне помочь, то хоть не мешайте. И разделите со мной ночное дежурство. То, что я сделаю утром, будет целиком на моей совести. Вас это не касается.

— Он возвращается, — прошептала Айджейл и немного погодя из высокой травы появился Снарби.

— Добыл церво, — гордо объявил он и бросил животное перед ними на землю. — Освежуйте его, разрежьте на куски и поджарьте. У нас есть еда.

Он выглядел совершенно невинным и бесхитростным, и единственное, что было можно вменить ему — мимолётный хитрый взгляд, сверкнувший из-под опущенных ресниц. Язон на секунду усомнился в своих рассуждениях, но потом вспомнил, где он находится и отбросил свои сомнения. Снарби никто не обвинит в преступлении, если он захочет убить их или продать в рабство — он будет действовать так, как действовал бы любой нормальный член рабовладельческого общества. Язон принялся разыскивать инструмент, которым можно будет заковать Снарби.

У них был обильный обед, затянувшийся до сумерек, и вскоре они уснули. Язон, уставший от забот и путешествия, потяжелевший от еды, заставил себя не спать, ожидая беспокойства извне и изнутри. Когда он начинал дремать, он вставал и начинал ходить вокруг лагеря, пока холод не заставил его вернуться к тёплому паровому котлу.

Когда наступила полночь, он разбудил Михая.

— Ваша очередь, держите глаза и уши открытыми и не забудьте об этом, — он ткнул пальцем в спящего Снарби. — Если будет что-нибудь подозрительное, разбудите меня.

Язон немедленно уснул и крепко спал, пока первые лучи рассвета не тронули неба. Когда он открыл глаза, на восточной стороне горизонта были видны лишь самые яркие звезды и от травы поднимался густой туман. Рядом с ним лежало двое спящих и в одном из них он узнал Михая.

Сон мгновенно пропал, Язон выбрался наружу из-под шкур, которыми укрывался и потряс Михая за плечо.

— Почему вы спите? — Гневно спросил он. — Вы должны были быть на страже!

Михай открыл глаза и замигал.

— Я был на страже, но перед рассветом проснулся Снарби и предложил заменить меня. Я не мог отказать ему.

— Не могли отказать? Но ведь я говорил вам…

— Я не могу осудить невинного человека и тем самым присоединиться к вашим несправедливым действиям. Поэтому я и оставил его на страже.

— Не могли осудить? — С гневом повторил Язон и забрал в руку волосы своей вновь отросшей бороды. — Тогда где же он? Вы видите кого-нибудь на страже?

Михай огляделся и увидел лишь Язона и проснувшуюся Айджейл.

— Кажется он ушёл. Он доказал свою ненадёжность и в будущем мы не разрешим ему быть на страже.

В гневе Язон хотел избить его, но понял, что не может тратить на это время и бросился к машине. Зажигание сработало с первого раза, и он зажёг огонь под котлом. Но когда Язон взглянул на индикатор, то обнаружил, что топлива почти совсем нет. В последнем кувшине оставалось достаточно горючего, чтобы перенести их в безопасное место, но этот последний кувшин исчез.

— Это меняет наши планы, — смирившись с этим, сказал Язон, после лихорадочных поисков в кародже и на окружающей равнине.

Горючее исчезло вместе со Снарби, который хоть и боялся паровой машины, но понял, что она не может двигаться без этой жидкости. Опустошающее чувство смирения успокоило гнев Язона: он должен был знать, что ни в чём нельзя доверять Михаю. Он смотрел на Михая, который невозмутимо ел кусок холодного жаренного мяса и восхищался его спокойствием.

— Вас не беспокоит, что вы вновь обрекли нас всех на рабство?

— Я поступил правильно, у меня не было выбора. Мы должны жить как высокоморальные существа, или снизойти до уровня животных.

— Но если вы живёте среди людей, которые ведут себя как животные, как же вы выживете?

— Вы живёте как и они, Язон, — сказал Михай спокойно. — Извиваетесь, дрожите от страха и не можете избежать своей судьбы. А я живу, как подобает человеку с убеждениями, я знаю в чём правда и не позволю отвлечь себя ничтожными нуждами сегодняшнего дня. Тот, кто живёт так, может спокойно умереть.

— Так умрите спокойно! — Воскликнул Язон и выхватил свой меч, но тут же отступил с угрюмой усмешкой. — Конечно, следовало бы вас проучить, но я думаю, вы не смиритесь с очевидностью и перед смертью.

— Впервые мы с вами единодушны, Язон. Я пытался открыть вам глаза, дать вам увидеть свет правды, но вы отворачиваетесь и не видите. Вы игнорируете вечный закон ради подробностей дня и именно поэтому вы погибли.

Указатель в котле свистнул, но стрелка индикатора горючего стояла на нуле.

— Захвати немного еды, Айджейл, — сказал Язон, — и отойди подальше от машины. Горючее кончилось.

— Я сейчас сделаю узлы и мы убежим с запасами.

— Не нужно. Снарби знает эту страну и все равно отыщет нас. Чтобы не ждало нас, оно уже в пути и мы не можем избежать его. Поэтому побережём энергию. Но они не получат усовершенствованную машину! — Добавил он с внезапной страстью, хватая самострел. — Отойдите подальше. Они вновь превратят меня в раба из-за моих способностей, но изделие им не достанется. Если они захотят его, пусть платят за это.

Язон тщательно прицелился, но лишь третья стрела пробила стену у котла. Тот с грохотом взорвался и мелкие осколки металла усеяли все вокруг. В отдалении послышались крики людей и лай собак. Поднявшись, Язон увидел цепочку людей, приближающихся к ним в высокой траве. Когда они подошли ближе, стали видны собаки, рвавшиеся с привязи. Хотя люди шли уже несколько часов, приближались они быстрой рысью, как опытные бегуны.

Все были в тонкой кожаной одежде, каждый держал лук и имел полный колчан стрел. Они рассыпались полукругом и остановились, когда трое чужеземцев очутились в пределах досягаемости самострелов. Но Язон, Михай и Айджейл отложили самострелы и терпеливо ждали у дымящихся обломков кароджа, пока не подбежал Снарби.

— Вы принадлежите… Хертугу Перссону… вы его рабы. Что случилось с кароджем? — Последнее слово он выкрикнул, заметив дымящиеся обломки и упал с распростёртыми руками. Очевидно, ценность рабов падала с утратой машины. Он прополз к обломкам, и так как никто из солдат не хотел помогать ему, собрал всё, что мог найти из инструментов и приспособлений Язона. Когда он связал их и солдаты, обернувшись, убедились, что с ним ничего не случилось, они неохотно согласились нести связки. Один из солдат, одетый так же, как и остальные, очевидно, был старшим, и когда он приказал возвращаться, все сомкнулись вокруг пленников и концами луков заставили их встать.

— Иду, иду, — сказал Язон, догрызая свою кость. — Но сначала я позавтракаю. Я вижу бесконечную вереницу креноджей. Поэтому, прежде чем стать рабом, вдоволь поем.

Стоявший рядом солдат выглядел растерянным и повернулся к командиру.

— Кто это? — Спросил тот Снарби, указывая на все ещё сидящего Язона.

— Можно убить его?

— Нет! — Выкрикнул Снарби и протянул испачканный кусок чего-то белого. — Он построил эту дьявольскую машину и знает все её секреты. Хертуг Перссон пыткой заставит его снова построить такую.

Язон вытер руки об траву и неохотно поднялся.

— Ну, ладно, джентльмены, я иду. И пока мы идём, может быть кто-нибудь расскажет мне, кто такой Хертуг Перссон и что ещё нас ожидает?

— Я расскажу, — согласился Снарби, когда они выступили. — Он Хертуг Перссон. Я сражался за Перссонов, они знают меня в Аппсале и верят мне. Перссоны очень влиятельны в Аппсале и знают множество секретов, но они не так сильны как Троззелинги, которые владеют секретами кароджей и джетило. Я знаю, что могу просить любую награду у перссонов, если доставлю им секрет кароджей… И я сделаю это. — Он придвинул своё лицо со свирепой гримасой к Язону. — Ты расскажешь им секрет. Я сам буду пытать тебя, пока ты не расскажешь.

Язон подставил ногу и предатель растянулся на траве. Никто из солдат не обратил на это никакого внимания. Когда они прошли, Снарби с проклятиями двинулся следом. Язону было о чём подумать.

Глава 11

С окружающих холмов, Аппсала выглядела, как сгоревший город, который медленно моют в море. Только, когда они подошли ближе, стало ясно, что дым и копоть происходит от многочисленных дымовых труб, больших и малых, усеивающих все здания, и что город начинается на берегу и покрывает множество островов, между которыми находятся мелкие лагуны. Большие морские корабли стояли у прилегающего к морю края города, а ближе к берегу, по многочисленным каналам плавали маленькие судёнышки.

Язон с беспокойством выискивал признаки космопорта или любые другие признаки межзвёздной культуры, но ничего не увидел.

Парусный корабль, который был пришвартован к краю каменного причала, очевидно, ожидал их.

Пленникам связали руки, ноги и бросили на палубу. Язон вертелся на месте, пока ему не удалось прижаться к щели в борту между плохо пригнанными досками, и начал описывать путешествие, чтобы ободрить товарищей.

— Наше путешествие близится к концу и перед нами открывается древний романтический город Аппсала, известный отвратительными обычаями, жестокими туземцами и полным отсутствием санитарии. Об этом свидетельствует канал, по которому плывёт наш корабль — это скорее сточная канава. По обе стороны расположены острова, меньшие из них покрыты лачугами, такими дряхлыми и грязными, что звериная нора кажется по сравнению с ними дворцом. В городе не может быть большого количества креноджей. Я считаю, что каждая из лачуг представляет собой укреплённое здание одного из племён, групп или кланов, о которых нам говорил наш друг Иуда. Взгляните на эти памятники крайнего эгоизма и страха: это конечный пункт системы, что начинается с рабовладельческого типа прежнего Чаки, с его толпой собирателей креноджей, достигает зенита прочности за этими стенами. По-прежнему всюду абсолютная власть одного над другими, каждый в войне со всем миром и единственная дорога наверх — по трупам соотечественников. Все технические открытия и изобретения считаются секретными и используются в личных целях. Никогда я не видел человеческой жадности и эгоизма такого размера и восхищён способностью хомо сапиенс придерживаться идеи, как бы порочна и жестока она не была.

В этот момент корабль резко повернулся и Язон скатился в вонючую трюмную воду.

— Падение человека… — пробормотал он, вновь выкарабкиваясь наверх. Борт корабля ударился о сваи, со множеством проклятий, криков и приказаний их корабль остановился. Люк над палубой открылся и троих пленников выволокли наверх.

Корабль находился в закрытом доке, окружённом зданиями и высокими стенами. За ними закрывались широкие ворота, через которые корабль проник в этот дом. Больше они ничего не успели разглядеть, так как их втолкнули в дверь одного из зданий и через множество залов и коридоров, мимо многочисленных охранников, провели в большой центральный зал.

Зал, за исключением помоста в дальнем углу, был лишён мебели. На помосте стоял большой, ржавый трон. Человек на троне, несомненно Хертуг Перссон, обладал великолепной белой бородой и волосами до плеч, у него был большой нос округлой формы, а глаза маленькие и красные.

— Скажите, — вдруг закричал Хертуг Перссон, — почему вы до сих пор ещё не убиты?

— Мы твои рабы, Хертуг, мы твои рабы, — хором ответили все находившиеся в зале, размахивая руками в воздухе. Первый раз Язон пропустил, но во второй раз присоединился к хору. Только Михай промолчал, а когда выражение вассальной зависимости кончилось, прозвучал его одинокий голос:

— Я не раб человека.

Командир солдат взмахнул руками, толстый конец его лука описал дугу, закончившуюся на голове Михая, тот упал, оглушённый.

— У тебя новые рабы, о Хертуг, — сказал командир.

— Кто из них знает секреты кароджа? — Спросил Хертуг, и Снарби указал на Язона.

— Вот он, о могучий. Он может сделать кародж, который будет двигаться. Я знаю это, потому что видел его работу. Он также делает огненные шары, которые сожгли дзертаноджей. Я привёл его к тебе, чтобы он стал твоим рабом и строил кароджи для перссонов. Вот обломки кароджа, на котором мы ехали. Тот кародж, съев всю свою силу, сжёг сам себя. — И Снарби положил на пол перед Хертугом инструменты и обгоревшие обломки. Хертуг презрительно скривил губы.

— Разве это доказательство? — Спросил он и повернулся к Язону. — Эти вещи ничего не значат. Как ты докажешь мне, раб, что ты умеешь делать то, о чём он говорит?

Язон хотел отказаться от своих знаний: это послужило бы хорошим наказанием для Снарби, но тут же отбросил эту мысль. Главным образом, из-за последствий, к которым мог привести его отказ. Язон ничего не знал о местных пытках и не хотел ничего узнавать.

— Доказать легко, Хертуг всех перссонов. Я знаю обо всём. Я могу собрать машины, которые ходят, бегают, говорят, летают, плавают.

— Ты построишь для меня кародж?

— Это легко сделать, если найдутся подходящие инструменты. Но вначале, я должен узнать специальность вашего клана, если ты понимаешь, о чём я говорю. Троззелинги делают кароджи, а дзертаноджи качают нефть. Что делает твой клан, твои люди?

— Если ты знаешь то, о чём говоришь, то не можешь не знать славы перссонов.

— Я прибыл из далёкой страны, а новости доходят медленно.

— Но не о Перссонах, — гордо сказал Хертуг и ткнул себя пальцем в грудь. — Мы можем говорить со всей страной и всегда знаем, где наши враги. Мы можем послать по проводам колдовство, которое убивает, зажигает стеклянные шары, выбивает меч из рук и вселяет ужас в сердце.

— Похоже, что ваша компания владеет монополией на электричество. Если у вас есть какие-нибудь кузнечные приспособления…

— Замолчи, — приказал Хертуг. — Все вон, кроме скулоджей. Новый раб тоже останется, — крикнул он, когда солдаты схватили Язона.

Комната опустела, в ней осталось лишь несколько человек. Все они были стары и носили на груди бронзовые украшения в виде солнца. Несомненно, это были посвящённые в тайны электричества. В гневе потрясая оружием, они окружили Язона. Хертуг приказал им подождать:

— Ты использовал священное слово. Кто рассказал тебе об этом? Говори быстро или будешь убит.

— Разве я не говорил вам, что знаю все? Я могу построить кародж, если мне дадут немного времени, усовершенствую ваши электрические работы, если и ваша технология стоит на том же уровне, что и на всей планете.

— Ты знаешь, что находится за этим запрещённым входом? — Спросил Хертуг, указывая на закрытую и охраняемую дверь в противоположном конце комнаты. — Этого ты не мог видеть. Если ты расскажешь, что там находится, я поверю, что ты действительно колдун, как ты утверждаешь.

— У меня такое странное чувство, как будто я все уже испытал, — вздохнул Язон. — Ну, ладно, там вы производите электричество, возможно химическим путём, хотя этот путь маловероятен, так как таким способом не получить достаточной силы тока. Следовательно, у вас там генератор. Это большой магнит — кусок особого железа, которое может притягивать другое железо. Вы опутываете его проводами и другими механизмами и установкой, но их не может быть очень много. Ты говоришь, что вы умеете разговаривать со всей страной. Готов поручиться, что вы не разговариваете, а лишь посылаете щёлканья. И я прав, не так ли?

Топот ног и возбуждённый гул голосов свидетельствовали о том, что он близок к истине.

— У меня есть одна мысль — я устрою вам телефон. Вместо прежних щелчков, как вам понравится настоящий разговор с любым уголком страны? Говорите в микрофон здесь, а ваш голос выходит из дальнего конца провода там.

Маленькие свинячьи глаза Хертуга жадно сверкнули.

— Говорят, что в прежние времена и это умели делать. Мы пытались, но у нас ничего не вышло. Ты можешь это сделать?

— Могу, если мы придём к определённому соглашению. И прежде чем давать обещания, я хотел бы осмотреть ваше оборудование.

Это вызвало крики о секретности, но в конце концов, жадность победила табу и дверь в святая святых раскрылась перед Язоном, а два скулоджа с обнажёнными кинжалами наготове стояли у него по бокам. Хертуг шёл впереди, за ним Язон со своими семидесятилетними телохранителями, а следом шли остальные скулоджи. Каждый из них кланялся и бормотал молитвы у священного порога, и Язон с трудом сдерживался от презрительного смеха.

Вращающийся стержень проходил в эту комнату сквозь дальнюю стену. Его несомненно, приводили в движение рабы. Он был связан системой ремней и шкивов с грубой и уродливой машиной, которая скрипела и дребезжала, заставляя дрожать пол под ногами.

Первый взгляд на машину поставил Язона в тупик, но потом он рассмотрел и понял, что это такое.

— Чего же можно было ожидать? — Простонал он про себя. — Если есть две возможности сделать что-нибудь, эти люди обязательно выберут худшую из них.

Последний шкив, переходя на колесо, как будто снятое с телеги, прикреплённое к большому деревянному стволу, вращал его с поразительной скоростью. Скорость замедлялась, когда один из ремней соскакивал со своего места и происходило это постоянно. Так случилось и тогда, когда Язон осматривал установку, и он успел разглядеть железные кольца, усеянные меньшими W-образными кусками железа, укреплёнными вдоль всего ствола. Над стволом была укреплена клетка из множества перепутанных проводов. Всё это выглядело как иллюстрация к книжке «Первые шаги электричества».

— Разве твоя душа не трепещет в страхе перед этими чудесами? — Спросил Хертуг, заметив отвисшую челюсть и остекленевшие глаза Язона.

— Да, она трепещет, — ответил Язон, — но лишь от боли при виде этой коллекции механических глупостей и несообразностей.

— Святотатство! — Воскликнул Хертуг. — Убейте его!

— Минутку! — Сказал Язон, крепко хватая за руки, державшие кинжалы, двух ближних скулоджей и защищаясь их телами от клинков остальных. — Довольно недоразумений. Это великий генератор — просто чудо света — самое удивительное в нём то, что он всё ещё производит электричество. Грандиозное изобретение, опередившее своё время. Но с некоторыми усовершенствованиями оно сможет производить гораздо больше электричества при гораздо меньших затратах труда. Вы, вероятно, знаете, что электричество и ток возникают в проводах, когда сквозь них движется поле?

— Я не намерен обсуждать технологические проблемы с неверующими, холодно ответил Хертуг.

— Технология или наука, называйте как хотите, ответ будет один и тот же.

Язон слегка напряг свои прошедшие пиррянскую подготовку мускулы, старики вскрикнули и кинжалы выпали из их рук. Остальные же скулоджи, казалось, не слишком стремились продолжать нападение.

— Но, как же вы не додумались, что гораздо легче получать электрический ток, перемещая в магнитном поле провода? На производство тока той же силы затратится в десять раз меньше работы.

— Мы всегда поступали так. То, что было хорошо для наших предков…

— Да, да, я знаю, не нужно цитировать до конца, я уже слышал нечто подобное на этой планете.

Вооружённые скулоджи снова начали приближаться к нему.

— Послушай, Хертуг, ты действительно хочешь, чтобы меня убили? Пусть твои парни знают.

— Не нужно его убивать, — сказал Хертуг после короткого размышления. — То, что он говорит, может оказаться правдой. Он может помочь нам в управлении священными машинами.

Угроза миновала и Язон принялся осматривать большое и неуклюжее устройство, находившееся в дальнем конце помещения, на этот раз удерживаясь от оценки.

— Я думаю, что это святое чудо — ваш телеграф.

— Правильно, — благоговейно ответил Хертуг. Язон вздрогнул.

Медные провода свисали с потолка и оканчивались неуклюже обмотанным электромагнитом, рядом с которым располагался железный стержень рукоятки. Когда ток проходил через электромагнит, он притягивал стержень. Когда ток отключали, маятник возвращался в прежнее положение.

Острое металлическое перо было прикреплено к концу маятника. Кончик пера касался покрытой воском длинной медной полосы.

Пока Язон наблюдал, скрипучий механизм ожил. Электромагнит зажужжал, маятник качнулся, играя пробежал по восковому покрытию; верёвка, привязанная к середине медной полосы, потянула её вперёд. Дежурный скулодж стоял наготове с другой, покрытой воском полосой и ждал, пока закончится первая.

Рядом, полосы, содержащие послания, окунали в красную краску. Она сбегала с восковой поверхности, но задерживалась на царапинах. Извилистая линия появилась по всей длине полосы с g-образными отклонениями там, где кодированное сообщение скопировали на грифельную доску. Все вместе, это было медленным, громоздким, неуклюжим способом передачи информации. Язон потёр руки.

— О, Хертуг всех перссонов! — Заявил он. — Я осмотрел все ваши священные чудеса и переполнился ужасом. Конечно, простой смертный не в силах улучшить то, что сделали боги, во всяком случае сейчас, но в моих силах раскрыть вам некоторые другие секреты электричества, которые вручили мне боги.

— Какие? — Спросил Хертуг и глаза его сузились.

— Ну, например, — как это сказать на эсперанто? — Такие, как аккумуляторы. Ты знаешь, что это такое?

— Это слово упоминается в одной из самых старых священных книг, но мы не знаем, что оно означает.

— Тогда готовьтесь добавить к этой книге новую страницу: я собираюсь изготовить лейденскую банку и сообщить вам все инструкции по её изготовлению. Это способ запасать электричество в бутылке, как будто это вода. Позже мы сможем изготовить более сложные батареи.

— Если ты сможешь сделать все эти вещи, ты будешь вознаграждён. Если же нет, ты…

— Не нужно угроз, Хертуг, они ничего не изменят. И не нужно пока никаких наград, я просто представлю тебе образец своего искусства. Ну разве, что некоторый комфорт, пока я буду работать, отсутствие кандалов и запас креноджей и воды, и тому подобное. Потом, если тебе понравится то, что я для тебя сделаю, и ты захочешь большего, мы заключим договор. Согласен?

— Я обдумаю твои условия, — сказал Хертуг.

— Скажи просто — «да». Ведь в этом случае ты ничего не теряешь.

— Твои товарищи останутся заложниками, и если ты ошибаешься, они умрут.

— Отличная мысль. И если вы найдёте подходящую тяжёлую работу для раба по имени Михай, будет ещё лучше… Но мне нужны некоторые особые материалы которых я здесь не видел. Стеклянная банка с широким горлышком и запас олова.

— Олово? Я не знаю, что это такое.

— Знаешь. Белый металл, который вы смешиваете с медью, выплавляя бронзу.

— Странно. У нас его очень много.

— Пусть принесут сюда и я начну работу.

Творчески, лейденскую банку соорудить очень просто, если под рукой имеются все необходимые материалы. Это и стало первой задачей Язона. Перссоны сами не выдували стекло, а покупали готовые изделия у Витристов — изготовление стекла было их секретом, секретом их клана. Эти стеклодувы производили бутылки нескольких видов, стеклянные пуговицы, стаканы для питья, тарелки и с полдюжины других вещей. Ни одна из их бутылок не годилась, а предложение Язона изготовить сосуд по его указанию, привело их в ужас. Однако их испуг прошёл, когда им предложили щедрую плату, и получив глиняную модель, сделанную Язоном, они неохотно согласились изготовить такую банку.

Хертуг угрюмо хмурился, но в конце концов принёс требуемое количество золотых монет, нанизанных на проволоку.

— Твоя смерть будет ужасной, — сказал он Язону, — если аккумуляторы не будут действовать.

— Будь спокоен, — уверил его Язон, и вернулся к наблюдению за рабочими, которые молотами расплющивали олово в тонкие листы.

Язон не видел ни Михая, ни Айджейл с того момента, как их ввели в крепость перссонов, но он не беспокоился за них; Айджейл привыкла к рабской жизни и не будет испытывать никакого беспокойства, пока Хертуг проверяет его познания, Михай, напротив, не привык быть рабом, и Язон лелеял надежду, что это обстоятельство вызовет много осложнений в жизни его компаньона. После недавних событий, его резервуар доброй воли по отношению к Михаю окончательно иссяк.

— Принесли банку, — объявил Хертуг. Он и все скулоджи собрались вокруг, подозрительно переглядываясь, пока разматывали упаковку банки.

— Не так плохо, — сказал Язон, поднося её к свету, чтобы проверить толщину стенок. — Если не считать того,что она в четыре раза больше модели.

— За большую цену — большая банка, — сказал Хертуг. — Это справедливо. Чем же ты недоволен, ты боишься, что она не будет работать?

— Я ничего не боюсь, просто можно было ограничиться и размером модели. Лейденская банка такого размера может быть опасной.

Не обращая внимания на зрителей, Язон покрыл банку изнутри и снаружи шероховатым листом, доведя покрытие до двух третей высоты от дна. Затем он вырезал пробку из гума, резиноподобного материала с хорошими изолирующими свойствами, и просверлил в ней отверстие. Перссоны с удивлением следили за тем, как он просунул в отверстие железный стержень и прикрепил к его длинному концу короткую железную цепочку, а к короткому — железный шар.

— Готово! — Объявил он.

— Но будет ли оно действовать? — Спросил заинтересованный Хертуг.

— Показываю, — сказал Язон и закрыл широкое отверстие банки пробкой так, что цепочка оказалась ниже оловянного покрытия. Он указал на шар на вершине стержня:

— Это мы присоединим к отрицательному полюсу вашего генератора, электричество по стержню и цепочке пойдёт вниз и соберётся в оловянной оболочке. Генератор будет работать, пока банка не наполнится, а затем мы его используем, чтобы зажечь лампу. Понятно?

— Глупость! — Прокричал один из старейших скулоджей и подтвердил свою мысль, покрутив пальцем у виска.

— Подожди и увидишь, — сказал Язон со спокойствием, которого не испытывал на самом деле. Он построил лейденскую банку, руководствуясь смутными воспоминаниями об иллюстрации в учебнике, который изучал в юности. Никаких гарантий, что она будет действовать, не было.

Он заземлил положительный полюс генератора, затем проделал тоже самое с внешним покрытием банки, проведя от неё провод в щель среди покрывавших пол плит и воткнув его во влажную землю.

— Пусть вертят генератор! — Крикнул он и отступил, сложив руки на груди.

Генератор со скрипом завертелся, ничего видимого не произошло. Так продолжалось минут пять, поскольку Язон понятия не имел, когда банка зарядится. Когда недовольные возгласы скулоджей стали громкими, он ступил вперёд и отсоединил банку лёгким ударом палки.

— Остановите генератор, работа сделана. Аккумулятор заполнен до краёв священной силой электричества. — Он пододвинул демонстрационный прибор, который сам подготовил: ряд грубых ламп накаливания, соединённых параллельно. В лейденской банке должно было хватить электричества, чтобы преодолеть сопротивление в угольных нитях и раскалить их. Он поднялся.

— Святотатство! — Проскрипел тот самый скулодж, выступая вперёд. — В священном писании сказано, что святая сила течёт лишь тогда, когда есть соединение, а если соединения нет, то святая сила не может действовать. Однако этот чужестранец осмеливается говорить нам, что святая сила заключена в этом сосуде, хотя он не соединён проводом. Ложь и святотатство!

— Не нужно этого делать… — Сказал Язон старику, который указывал теперь на шар на вершине стержня.

— Здесь нет никакой силы, тут не может быть силы… — Его голос внезапно оборвался, когда его палец был в дюйме от шара. Толстая голубая искра ударила его в кончик пальца, скулодж хрипло вскрикнул и упал на пол. Один из стоящих рядом наклонился, осмотрел упавшего и испуганно взглянул на банку.

— Он мёртв, — выговорил он.

— Он не может жаловаться, что я его не предупреждал, — сказал Язон и решил усилить впечатление, так как ему везло. — Он же святотатствовал! — Крикнул Язон и старики испуганно отпрянули. — Святая сила собралась в банке, он усомнился в этом и святая сила убила его. Не сомневайтесь же больше или вы все разделите его судьбу. Наша задача, как скулоджей, — добавил он, решив заявить, что больше не считает себя рабом, — использовать силу электричества для славы Хертуга. Пусть этот будет последним сомневающимся, забудем о нём.

Они испуганно смотрели на распростёртое тело и воспринимали его мысли очень чётко.

— Святая сила может убивать, — сказал Хертуг, улыбаясь при виде трупа и потирая руки. — Это удивительная новость. Я всегда знал, что она может ударить и обжечь, но о такой возможности я не думал. Наши враги будут трепетать перед нами.

— Без сомнения, — сказал Язон, решив ковать железо, пока оно горячо, и отодвинул демонстрационный прибор с лампами. — А ведь можно сделать ещё многое. Электрический мотор, поднимающий и опускающий грузы, свет, превращающий ночь в день, и способ покрывать предметы металлической оболочкой. Ты можешь все это иметь, Хертуг.

— Начинай немедленно делать.

— Немедленно, как только мы заключим договор.

— Мне не нравится, как это звучит.

— Тебе понравится ещё меньше, когда ты узнаешь в подробностях. — Он наклонился и прошептал Хертугу на ухо. — Как тебе понравится машина, способная разрушать стены крепостей твоих врагов? Ты сможешь победить их и овладеть их секретами.

— Очистить комнату, — приказал Хертуг, и когда они остались вдвоём, разглядывал загоревшимися глазами Язона. — А что это за договор, о котором ты упомянул?

— Свобода для меня и пост твоего личного советника, рабы, драгоценности, женщины, хорошая пища и вообще всё, что в таких случаях полагается. В обмен я построю тебе все то, о чём я говорил, и ещё многое. Нет ничего, чтобы я не смог сделать. И всё будет твоим.

— Я уничтожу их всех, я буду править Аппсалой!

— Что-то вроде этого я и имел в виду. И чем лучше будет тебе, тем лучше будет и мне. Я прошу лишь удобства и возможности работать над изобретениями. Я буду счастлив в своей лаборатории, а ты будешь править миром!

— Ты просишь многого!

— А даю ещё больше. Вот что, дай мне день или два, и я создам механизм, который окончательно убедит тебя!

Язон помнил искру, убившую старика, и это давало надежду. Должен существовать способ выбраться с этой планеты.

Глава 12

— Когда это будет закончено? — Спросил Хертуг, указывая на части, разбросанные на столе перед Язоном.

— Завтра утром, хотя я работаю всю ночь, о, Хертуг! Но ещё до того, как я закончу это, хотел передать тебе свой дар — усовершенствование вашей телеграфной системы.

— Она не нуждается в усовершенствовании. Она такая же, как в дни наших предков…

— Я ничего не изменяю, предки знали лучше, я согласен. Всего лишь несколько улучшений в передаче сигналов. Посмотри сюда, — он взял одну из металлических полос с процарапанным восковым покрытием. — Ты сможешь прочесть, что тут написано?

— Конечно, но это потребует усиленной работы мысли: ведь это дивное чудо.

— Не такое дивное, если я с одного лишь взгляда понял его ужасную простоту.

— Ты святотатствуешь!

— Вовсе нет. Смотри, это «В», не правда ли? Два колебания магнитного маятника?

Хертуг посчитал по пальцам.

— Верно, это "В". Как ты узнал?

Язон скрыл своё презрение.

— Конечно, было трудно догадаться, но для меня все тайны — открытая книга. "В" — вторая буква алфавита и она обозначается двумя чертами. "С" — третья, это все ещё легко, но когда доходит до "H", требуется 26 колебаний маятника и ударов передающего ключа, а это бессмысленная трата времени. Всё, что нужно сделать, это слегка изменить систему сигналов и пользоваться двумя различными сигналами — будем оригинальными и назовём один из них точкой, а другой — тире. Теперь, используя эти два сигнала, мы можем написать все буквы алфавита, используя максимум четыре импульса. Понятно?

— В голове шумит, мне трудно следить.

— Тогда выспись. К утру моё изобретение будет окончено и я одновременно продемонстрирую новый код.

Хертуг ушёл, что-то бормоча про себя, а Язон намотал последнюю обмотку на новый генератор.

— Как ты это называешь? — Спросил Хертуг Язона, рассматривая стоящий на столе богато украшенный ящик.

— Это — «Создатель славы Хертуга». Его нужно поставить в церкви или в местном эквиваленте её и все прихожане будут платить за право возгласить тебе хвалу. Наблюдай. Я — послушный прихожанин, входящий в храм. Я плачу деньги жрецам и поворачиваю ручку, торчащую здесь, сбоку. — Он начал быстро вертеть ручку, и ящик наполнился шумом и усиливающимся воем. — Следи за машиной.

На верхушке ящика были прикреплены два металлических рычага, заканчивающихся медными шарами, разделёнными воздушным пространством. Хертуг от изумления раскрыл рот и отпрянул, когда между шарами проскочила голубая искра.

— Это произведёт впечатление на верующих, — сказал Язон. — Теперь следи за искрами, заметить их последовательность нетрудно. Вначале — три короткие искры, затем три длинные, потом снова три короткие. — Он перестал крутить рукоятку и протянул Хертугу исписанный лист пергамента — с несколько искажённой версией обычного межзвёздного кода. — Смотри. Три точки означают "Н", а три тире "А". Поэтому, пока ручка вертится, машина посылает сигнал «НАН» — да здравствует Хертуг. Жрецы всё время будут заняты благодаря этому замечательному изобретению и забудут свои интриги, для твоих верных подданных это просто будет развлечение. И в тоже время машина электрическим голосом посылает тебе хвалу, снова и снова, днём и ночью.

Хертуг повертел ручку и загоревшимися глазами посмотрел на искры.

— Это будет установлено в церкви завтра же. Но прежде на нём нужно изобразить священный герб… Из золота…

— И драгоценных камней… чем богаче, тем лучше. Люди не захотят платить, если этот ручной орган не будет выглядеть впечатляюще.

Язон радостно слушал треск искр. Они могли означать «НАН», но для любого космического корабля это был сигнал SOS. Любой космический корабль с приличным приёмником при входе в атмосферу планеты немедленно уловил бы посылаемые в широчайшем диапазоне искровые сигналы. Если бы у него был приёмник; он бы, может быть, уже услышал их вопросы, но дело не в этом. Через несколько мгновений он услышит рёв их посадочных двигателей и они приземлятся в Аппсале…

Ничего не случилось. Язон неохотно отказался от мечты о немедленном освобождении, так как первый сигнал «СОС» он послал двенадцать часов тому назад. Теперь, лучшее, что он мог сделать — это устроиться комфортабельно и ждать прилёта корабля.

Он не позволял себе думать о том, что возможно, ни один корабль не завернёт на эту захолустную планету при его жизни.

— Я обдумал твои просьбы, — сказал Хертуг, неохотно отодвигаясь от искрового передатчика. — Ты получишь личные помещения, возможно: одного-двух рабов, достаточно пищи, по святым дням — вино и пиво.

— И ничего крепче?

— Ты не можешь желать ничего крепкого: вина Перссонов с полей на склонах горы Мальвигло известны своей крепостью.

— Они станут ещё крепче и известнее, когда я их перегоню через перегонный куб. Я вижу множество мелких усовершенствований, которые нужно будет сделать, пока я здесь. Я даже собираюсь изобрести ватерклозет, пока не заработал ревматизм из-за дыр в ваших примитивных уборных. Многое нужно сделать, но прежде всего нужно сделать список усовершенствований, а на самом верху листа — станок для изготовления денег. Кое-какие из тех изобретений, которые я собираюсь осуществить для твоей славы, несколько дороговаты. Поэтому лучше запастись деньгами. Я надеюсь, у тебя нет никаких религиозных запретов против богатства?

— Нет, — с готовностью ответил Хертуг.

— На этом пока закончим. С разрешения твоего могущества, я пойду на свою новую квартиру и посплю, после чего подготовлю список проектов.

— Это меня устраивает. И не забудь эту штуку, которая делает деньги.

— В начале списка.

Хотя Язон был раскован и у него была священная мастерская, его сопровождало четверо телохранителей; они всё время были с ним рядом и сопровождали его всюду по пятам, когда бы и куда бы он не пошёл; дыша в затылок ему запахом креноджей.

— Ты знаешь, где моя новая квартира? — Спросил Язон у командира охранников, угрюмого грубияна по имени Бенит.

— Хм, — сказал Бенит и углубился в коридор крепости перссонов, вверх по извилистой каменной лестнице, которая вела на верхние этажи, затем вниз в тёмный зал к единственной двери, где стоял ещё один охранник. Бенит отпер дверь в тёмный зал тяжёлым ключом, сняв его с пояса.

— Вот, — сказал Бенит, ткнув пальцем с черным ногтем.

— Полно рабов, — сказал Язон, заглядывая внутрь и видя Михая и Айджейл, прикованных к стене. — От этих двоих будет мало пользы, если они используются в качестве украшений. Есть у тебя ключ?

С той же грацией Бенит вытащил из кармана меньший ключ и протянул его Язону, затем закрыл за собой дверь.

— Я знала: ты сделаешь так, что они не причинят тебе вреда, — сказала Айджейл, когда Язон снимал с неё тяжёлый ошейник. — Я только немного боялась.

Михай сохранял каменное молчание, пока Язон вместе с Айджейл не начали осмотр помещения.

— Вы забыли освободить меня от цепи.

— Я рад, что вы заметили это, — сказал Язон. — Значит не нужно обращать мне на это ваше внимание. Можете ли вы указать лучший способ избавления от беспокойства?

— Вы меня оскорбляете!

— Я говорю правду. Из-за вас я потерял постоянную работу у дзертаноджей и вновь стал рабом. Убежав, я захватил вас с собой, а вы отплатили за моё великодушие, позволив Снарби предать нас моему нынешнему нанимателю — и это место я занял без вашего указания.

— Я поступил так, как считал справедливым.

— Вы ошибались.

— Вы мстительный и мелочный человек, Язон динАльт!

— Вы совершенно правы. И поэтому останетесь прикованным к стене.

Язон взял Айджейл за руку и повёл продолжать осмотр помещения.

— По последней моде вход ведёт в главную комнату, обставленную грубо сколоченной мебелью; стены покрыты многочисленными разновидностями прекрасной плесени. Очень хорошее место для изготовления сыра, но для человека не пригодна. — Он открыл внутреннюю дверь. — Это мне нравится больше, выходит на юг, виден только канал, достаточно света. Окна, забранные лучшим разбитым рогом, пропускающим и свет и свежий воздух. Придётся вводить оконное стекло. А вот и наш очаг, где мы можем развести огонь.

— Креноджи! — Воскликнула Айджейл, подбежав торопливо к корзине, стоящей в стенной нише. Язон содрогнулся. Она принюхалась, перебирая корни. — Не слишком старые — десять, может быть пятнадцать дней… хороши для супа.

— Именно по нему томится мой старый живот, — без энтузиазма сказал Язон.

Михай взревел в соседней комнате. Язон разжёг огонь, а потом пошёл посмотреть, чего тот хочет.

— Это преступление! — Заявил Михай, гремя цепями.

— Я — преступник! — Язон повернулся к дверям.

— Подождите! Вы не можете меня так оставить. Мы ведь цивилизованные люди. Освободите меня и я дам слово, что не причиню больше никаких беспокойств.

— Это очень похвально с вашей стороны, Михай, старина, но всё дело в том, что моя прежняя доверчивая душа утратила всякое доверие к вам. Я приспособился к местному этосу и верю теперь лишь до тех пор, пока я вас вижу. Для вас и этого уж слишком много. Сейчас вы сможете найти другое место для своего рёва.

Язон отцепил цепь, соединяющую железный ошейник Михая со стеной и отвернулся.

— Вы забыли ошейник, — сказал Михай.

— Неужели? — Ответил Язон и его улыбка была скорее жёсткой, нежели юмористической. — Я не забыл, как вы предали меня Эдипону и не забыл про ошейник. Пока вы останетесь рабом, вы не сможете вновь предать меня. Поэтому вы останетесь рабом.

В голосе Михая прозвучала холодная ярость:

— Следовало этого ожидать от вас. Вы собака, а не цивилизованный человек. Я не дам вам слово и не буду ни в чём помогать вам: я стыжусь своей слабости и того, что предлагал вам. Вы зло, а моя жизнь посвящена борьбе со злом, поэтому я буду бороться с вами.

Язон поднял руку для удара, потом опустил её и засмеялся:

— Вы никогда не перестанете удивлять меня, Михай. Кажется невозможным, чтобы человек был настолько нечувствительным к логике, фактам, реальности и тому, что называется здравым смыслом. Я рад, что вы признали, что будете бороться со мной и это позволит мне лучше защищать свою спину. А чтобы вы не забыли свои слова, я буду обращаться с вами, как с рабом. Берите этот каменный кувшин, стучите в дверь и отправляйтесь за водой, как это делают рабы.

Он повернулся и вышел из комнаты, все ещё кипя гневом и постарался с энтузиазмом отнестись к еде, которую приготовила Айджейл.

С полным животом, Язон удобно расположился у камина, грея ноги. Айджейл сидела рядом с ним, неуклюже и медленно сшивая большой железной иглой шкуры, а из другой комнаты доносился гневный звон.

Было поздно, Язон устал, но он обещал Хертугу сделать список всевозможных чудес и хотел закончить его до сна.

Он удивлённо посмотрел на дверь, когда звякнули замки. Она со скрипом отворилась и появился Бенит в сопровождении одного из солдат, нёсшего факел.

— Идём, — сказал Бенит и указал на дверь.

— Куда и зачем? — Спросил Язон, неохотно вставая на ноги. Он отбросил шкуру, в которую кутался и прошёл к выходу мимо скорчившегося Михая. Охранника у двери не было, а в стороне, едва заметное в свете факела, виднелось какое-то тёмное пятно. Где же охранник?

Язон хотел повернуться, но дверь за ним захлопнулась, а острие меча Бенита проткнуло одежду и коснулось кожи в районе почек.

— Если пошевельнёшься или заговоришь, умрёшь, — прозвучал в его ушах голос Бенита.

Язон обдумал эти слова и решил не двигаться. Не то, чтобы эта угроза обеспокоила его, он был уверен, что сумеет обезоружить Бенита и добраться до второго солдата прежде, чем тот извлечёт меч. Нет, Язона заинтересовало; что же это происходит? У него возникло подозрение, что происходящее неизвестно Хертугу, и он решил выяснить, к чему всё это приведёт.

Он немедленно пожалел о принятом решении. Вонючий кляп был всунут ему в рот и завязан верёвками вокруг шеи. Руки его были связаны и одновременно острие лезвия было прижато к его боку. Сопротивление стало невозможным без серьёзного риска, поэтому он покорно последовал за похитителями по лестнице на плоскую крышу здания. Солдат погасил факел и они исчезли в темноте ночи.

Холодный мокрый снег осыпал их. Они скользили по черепице крыши.

Парапет был невидим в темноте. Язон споткнулся об него и едва не свалился с крыши. Его поддержал солдат. Работая быстро и молча, Бенит и солдат обвязали его верёвкой под мышками и спустили с крыши. Язон слал проклятия из-под кляпа: его спускали, ударяя о грубый внешний фасад здания и он очутился по колено в ледяной воде.

Эта сторона крепости перссонов обрывалась в канал и Язон висел над ним, погрузившись по пояс в воду. В темноте вырисовывались едва заметные очертания лодки. Грубые руки подхватили его и втащили в лодку, затем похитители тоже спустились и верёвку перерезали. Скрипнули уключины и они двинулись. Не было никакой тревоги.

Люди в лодке не обращали на Язона никакого внимания, они наступали на него, пока он не откатился в сторону. Ему почти ничего не было видно. Потом появились факелы и он увидел, что они проплывают через ворота, такие же, как и вход в крепость перссонов. Ему не доставила особого облегчения мысль, что он похищен соперничающим кланом. Когда лодка остановилась, его выбросили из неё и протащили по влажным каменным плитам, пока он не увидел перед собой высокий ржавый железный портал. Бенит исчез, очевидно, отправился за свежими тридцатью сребрениками, а новые охранники были молчаливы, как могилы.

Они развязали его, вытащили изо рта кляп, провели через железную дверь и бесшумно закрыли её за собой. Он оказался лицом к лицу с ужасами комнаты, которые должны были оледенить его кровь.

Язон холодно засмеялся и огляделся в поисках стула. Ничего подходящего он не увидел, поэтому снял со стола коптящую лампу — она была сделана в форме змеи с пламенем вместо жала — и поставил её на пол. Потом сел на стол и принялся презрительно осматривать стоящие перед ним ужасы.

— Встань, смертный! Сидеть перед мастрегулами — означает смерть! — Сказала центральная фигура.

Их было семь, сидящих на высоком помосте, одетых в балахоны, вооружённых широкими мечами метровой длины. На всех были страшные маски. Лампы странной формы горели и чадили перед ними, а воздух был полон сернистых газов. — Я сижу, — ответил Язон, усаживаясь ещё удобнее. — Вы бы не похитили меня с простой целью — убить, и чем скорее вы поймёте, что эти опереточные ужасы меня не беспокоят, тем быстрее перейдём к делу.

— Молчи! Смерть перед тобой!

— Екскременсо! — Закричал Язон. — И ваши маски и ваши угрозы того же качества, что и у пустынных рабовладельцев. Перейдём к делу. До вас дошли слухи обо мне, они вас заинтересовали, вы услышали об усовершенствовании кароджа, а шпионы донесли вам об экзотическом устройстве в церкви, а может ещё что-нибудь. Это звучало заманчиво и вы захотели захватить меня. Для этого вы пустились на маленькую аппсаланскую хитрость, заплатив кое-кому. И вот я здесь.

— Ты знаешь, с кем разговариваешь? — Загремела маскированная фигура справа, довольно дрожащим старческим голосом. Язон внимательно осмотрел говорящего.

— Мастрегулы? Я слышал о вас. Вы считаетесь колдунами и волшебниками этого города, вы поджигаете воду, а дым при этом обжигает лёгкие, а вода прожигает мясо и так далее. Я думаю, вы местный эквивалент химиков, и хотя вас немного, вы держите в страхе остальные кланы.

— Ты знаешь, что здесь находится? — Спросил сидящий в стороне человек, держа стеклянный шар с какой-то желтоватой жидкостью.

— Не знаю и не желаю знать.

— Здесь находится обжигающая вода, она прожжёт тебя насквозь, если ты к ней прикоснёшься.

— Кончайте, здесь всего лишь обычная кислота, скорее всего серная, потому что все остальные кислоты изготовляются из серной, да к тому же всю эту комнату заполняет запах тухлых яиц.

Его слова, казалось, взорвали дом. Семь фигур вскочило и забормотало друг с другом о чём-то. Поскольку они отвлеклись, он встал и приблизился к ним. Ему надоела вся эта игра в волшебные науки, он плохо себя чувствовал после похищения, да и после того, как его связывали, спускали на верёвке, окунали в воду.

Эти мастрегулы держали остальные кланы в страхе, но они не были достаточно многочисленны для того, что задумал Язон. Он по многим причинам хотел вернуться к Перссонам.

Когда-то он читал в газетах о знаменитых побегах, и кое-что у него от них засело в голове. Он интересовался побегами, так как его профессиональные интересы и интересы полиции часто не совпадали. Заключение, сделанное на основе многих побегов, гласило; чем скорее после заключения вы попытаетесь бежать, тем больше шансов у вас на успех. Так было и сейчас. Мастрегулы сделали ошибку, приведя его одного без стражи. Они так привыкли запугивать и приводить в ужас, что не позаботились об охране. А они были стариками. По их голосам и поведению он понял, что ни одного молодого человека среди них не было, а тот что стоял справа, был глубоким стариком. Его голос выдал его, а теперь, оказавшись близко, Язон видел, как дрожали руки, которыми этот человек держал перед собой большой меч.

— Кто выдал секрет и священное название жидкости? — Спросила центральная фигура. — Говори, шпион, или мы вырвем твой язык, пустим огонь тебе в кишки…

— Не делайте этого, — умолял Язон, наклоняясь и молитвенно протягивая вперёд руки. — Всё что угодно, но только не это. Я буду говорить! — Он все больше приближался к длинному мечу и державшему его человеку, стоявшему на правом краю помоста. — Правда в том, и что я не могу больше скрывать её, что среди вас есть человек, который выдал мне священные секреты.

Он указал на старика справа и в этот момент его рука приблизилась к мечу вплотную. Язон прыгнул и вырвал из рук старика меч, потом швырнул старика на его соседа — оба с шумом упали.

— Смерть неверующим! — Закричал он и дёрнул чёрный занавес с изображением черепов и чертей, закрывавший заднюю стену. Он бросил сорванный занавес на сидевших — они только начали вставать со своих мест, и заметил маленькую дверь, скрытую за занавесом. Рывком открыв её, он прыгнул в освещённый лампами коридор, чуть ли не в руки двух охранников. Преимущество Язона, внезапность была на его стороне. Первый охранник упал, когда Язон ударил его плашмя мечом по голове. Второму Язон перебил мечом руку. Пиррянская тренировка сослужила свою службу, он действовал быстрее и был сильнее.

Это подтвердилось, когда он забежал за угол, направляясь к выходу и наткнулся на Бенита, своего прежнего охранника.

— Спасибо за то, что ты привёл меня сюда, путешествие было приятным, — сказал Язон, отбивая удар меча Бенита. — Я знаю, что предательство — обычное занятие в Аппсале, а вот то, что ты убил одного из своих людей, нехорошо. — Его меч сверкнул, перерезав горло Бениту, почти отделив туловище от головы. Язон побежал дальше и напал на охранников у входа.

Он двигался как можно быстрее. Объединившись, стражники легко его схватят или убьют, но была уже поздняя ночь и охрана никак не ожидала такого яростного нападения с тыла. Один упал, другой отполз прочь, держась за раненую руку и Язон всем телом повис на массивном брусе, закрывавшем дверь. Углом глаза он заметил появившегося мастрегула в маске и страшном одеянии.

— Умри! — Вскричал тот и швырнул стеклянный шар в голову Язона.

— Спасибо, — ответил Язон, легко перехватив шар в воздухе свободной рукой и пряча его под одеждой. Он раскрыл тяжёлую дверь. Преследование только началось, когда он сбежал по скользким ступеням и прыгнул в ближайшую лодку. Она была слишком велика, чтобы он мог легко грести, но она позволяла вести лодку, отталкиваясь вёслами.

На пристани появились фигуры, были слышны крики, засверкали факелы, затем все скрыл мокрый снег. Язон грёб в темноте, угрюмо улыбаясь.

Глава 13

Он грёб до тех пор, пока не согрелся, потом предоставил длинной лодке плыть по течению. Она ударилась о невидимое в темноте препятствие, потом повернула, входя в новый канал.

Когда он окончательно уверился, что след его утеряли, он направился к ближайшему берегу и начал искать место для причала. Лодка пропахала песок на берегу, он выпрыгнул, глубоко погрузившись в сырой песок, и оттащил лодку так далеко, как только мог. Когда он не смог тащить её дальше, он взобрался в неё, положил стеклянный шар подальше от себя на дно, чтобы случайно не разбить его, и стал ожидать наступления рассвета. Он замёрз, продрог и в довершение ко всему, перед рассветом вновь пошёл мокрый снег. Туманные очертания медленно выступали в полумраке — это были лодки, вытащенные на берег и привязанные цепями к столбам, дальше были видны маленькие квадратные домики.

Из одного дома вышел человек, но как только он увидел Язона и его лодку, он в испуге вскрикнул и исчез. Послышалась какая-то возня, голоса. Язон выпрыгнул на берег и сделал несколько выпадов, чтобы размяться.

Около десяти человек неуверенно приближалось к нему по берегу, размахивая дубинками и вёслами, и дрожа от страха.

— Уходи, оставь нас в мире, — сказал предводитель, скрестив указательный палец и мизинец, чтобы отвести дурной глаз. — И возьми свою зловещую лодку, мастрегул, и оставь наш берег. Мы всего лишь бедные рыбаки…

— Я не больше вас люблю мастрегулов, — ответил Язон, опираясь на меч.

— Но твоя лодка… Вот знак.

Предводитель указал на резьбу на носу.

— Я украл её у них.

Рыбаки застонали и отпрянули, некоторые убежали, другие опустились на колени для молитвы. Один замахнулся дубинкой, но Язон легко отразил удар мечом.

— Мы пропали! — Воскликнул предводитель. — Мастрегулы придут сюда, увидят лодку, обвинят нас и убьют. Забирай лодку и уходи.

— Что-то в твоих словах есть, — согласился Язон.

Лодка могла выдать его. Он с трудом мог управлять ею в одиночку, и она была слишком заметна, чтобы он передвигался невооружённым. Внимательно следя за рыбаками, Язон достал стеклянный шар, нажал на нос и столкнул лодку в воду. Течение подхватило её и она вскоре исчезла из вида.

— Эта проблема решена, — сказал Язон. — Теперь мне нужно вернуться в крепость перссонов. Кто из вас доставит меня туда? — Рыбаки начали отступать, но Язон преградил дорогу предводителю. — Ну, как насчёт этого?

— Я не смогу найти дорогу, — сказал рыбак бледнея. — Туман, мокрый снег, я никогда не плавал туда…

— Но тебе хорошо заплатят, как только мы прибудем туда. Назови свою цену.

Человек засмеялся и попытался ускользнуть.

— Ага, понимаю, — сказал Язон, преграждая ему дорогу мечом. — Кредит не в обычаях этого мира. — Он задумчиво посмотрел на меч и в первый раз заметил, что его богато украшенная рукоятка усеяна драгоценными камнями.

— Если ты найдёшь нож, то сможешь выковырнуть плату. Вот этот красный камень, по-видимому, рубин, и ты получишь его сразу, а тот зелёный, когда мы прибудем на место.

После недолгого спора, Язон прибавил ещё один красный камень, выгода победила страх и рыбак пригнал маленькую, плохо склеенную лодку.

Он грёб, а Язон вычерпывал воду, и так они начали тайное путешествие по лабиринту каналов. Они незамеченными добрались до расколотых каменных ступеней, ведущих к запертым воротам. Рыбак клялся, что это вход в крепость перссонов. Язон, привыкший к местным обычаям, оставался в лодке до тех пор, пока не появился охранник с характерным гербом перссонов на рукаве изображением восходящего солнца. Рыбак был очень удивлён, получив обещанную плату, он начал быстро грести обратно, что-то бормоча. Вызвали начальника охраны, меч у Язона отобрали, и он был быстро доставлен в приёмный зал Хертуга.

— Предатель! — Закричал Хертуг, покончив со всеми формальностями. — Ты тайно убил моих людей и бежал, но теперь ты вновь в моих руках…

— Перестань, — раздражённо сказал Язон и отодвинул стражников. — Я вернулся добровольно, а это кое-что значит, даже в Аппсале. Меня похитили мастрегулы с помощью предателя из твоей охраны.

— Как его зовут?

— Бенит, но он умер, я сам видел это. Твой верный офицер продал тебя конкурентам. Они хотели, чтобы я работал на них, но я не согласился. Я не слишком высокого мнения об их оборудовании, к тому же я от них ушёл раньше, чем что-либо успел разглядеть. Я принёс с собой доказательство. Язон вынул стеклянный шар с кислотой и стражники отскочили от него, а сам Хертуг побледнел.

— Горячая вода, — воскликнул он.

— Вот именно. И поскольку у меня теперь есть кислота, я смогу изготовить батареи, необходимые для дальнейших исследований. Я разозлён, Хертуг. Мне не нравится, когда меня похищают. Все в Апссале меня раздражает и у меня есть кое-какие планы на будущее. Теперь отправь этих парней, мне нужно поговорить с тобой.

Хертуг нервно пожевал губы и взглянул на стражу.

— Ты вернулся назад, — сказал он, — но почему?

— Потому что я нуждаюсь в тебе не меньше, чем ты нуждаешься во мне. У тебя много людей, власть и деньги. У меня большие планы. Отправь стражу, я расскажу тебе, в чём они заключаются.

На столе стояла чаша с креноджами. Язон порылся в ней, выбрал один посвежее и откусил. Хертуг размышлял.

— Ты пришёл назад, — сказал он. Этот факт казался ему удивительным. — Давай поговорим.

— Наедине.

— Очистить помещение, — приказал Хертуг, но позаботился о предосторожности, положив перед собой заряженный самострел.

Язон не обратил на это никакого внимания — иного он и не ожидал. Он подошёл к плохо застеклённому окну и взглянул на островной город.

— Как тебе нравится владеть всем этим, Хертуг? — Спросил Язон.

— Говори…

Крошечные глазки Хертуга сверкали.

— Я уже упоминал об этом, а сейчас говорю серьёзно. Я открою тебе секреты всех остальных кланов на этой проклятой планете. Я покажу тебе, как дзертаноджи перегоняют нефть, как мастрегулы получают серную кислоту, как троззелинги строят машины. Затем, я усовершенствую ваше оружие и введу новое, сколько смогу. Я сделаю войну такой ужасной, что она станет невозможной. Конечно, войны будут продолжаться, но твои войска станут всегда побеждать… Ты станешь повелителем города, потом и всей планеты. Богатейшие земли станут твоими. Ты будешь наслаждаться, посылая ужасную смерть врагам повсюду. Что скажешь?

— Супер ля Перссоне! — закричал Хертуг, вскакивая.

— Я так и думал, что ты скажешь мне это, видимо, придётся задержаться тут на некоторое время, я хочу хорошенько встряхнуть вашу систему. Она очень неудачна, по-моему, пришло время её изменить.

Глава 14

Дни становились длиннее, мокрый снег сменился дождём, и, наконец, окончательно превратился в дождь. Последние тучи исчезли с неба, и солнце осветило Аппсалу. Почки на деревьях раскрылись, распустились цветы, от тёплой воды каналов поднимались другие ароматы. Однако, ему некогда было замечать эти перемены: Язон долгие часы проводил в работе над своими изобретениями и их производством, и это было очень утомительное занятие. Сырье и производство были очень дороги и когда счета поднимались слишком высоко, Хертуг бормотал о старых добрых временах. Язону же, приходилось срочно изготавливать одно-два чуда.

Первым из них была электрическая дуга, вторым электрическая печь, которую хорошо использовать для пыток, и Хертуг испытал её на пленном троззелинге. Тот не выдержал пытки и рассказал им всё, что знал.

Когда эта новость поблекла, Язон создал гальванопластику, чем пополнил сокровищницу Хертуга, изготовляя для продажи, как настоящие, так и поддельные драгоценности.

Раскрыв с большими предосторожностями стеклянный шар мастрегулов, Язон с удовлетворением убедился, что там была серная кислота, и соорудил громоздкую, но мощную аккумуляторную батарею.

Все ещё сердясь из-за своего похищения, он возглавил нападение на баржу мастрегулов и захватил большой запас серной кислоты и других химикатов. Он хотел создать несколько разновидностей оружия, но от большинства проектов отказался. Больше он преуспел в изготовлении кароджа и паровой машины, во многом благодаря предшествующему опыту. Кроме того, он построил лёгкий, но мощный пароход.

В свободные минуты он разрабатывал книгопечатание, шрифт, телефон и громкоговоритель, которые вдобавок к фонографическим записям, занимали все его время.

Для собственного удовольствия он смастерил в своей комнате самогонный аппарат, при помощи которого производил низкосортный, но крепкий бренди.

— В основном дела идут не так уж плохо, — говорил он, откинувшись в своём обитом шкурами кресле и прихлёбывая бренди.

Был тёплый день и хотя он был заполнен зловонными испарениями, поднимавшимися из канала, вечерний морской бриз принёс с собой прохладу и свежесть, вошедшие в раскрытые окна. Перед ним лежал отличный бифштекс, изготовленный в угольной печи собственного изготовления, с румяным креноджем в качестве гарнира, и хлебом, испечённым из муки, смолотой на недавно построенной мельнице. Айджейл прибиралась на кухне, а Михай старательно протирал щёткой трубы самогонного аппарата, удаляя осадок от последней партии.

— Не хотите ли присоединиться ко мне? — Спросил Язон, преисполненный доброты к человеческому роду.

— Вино радует, крепкий напиток гневит. Книга «Притчей Соломоновых», — ответил ему Михай в своём лучшем стиле.

— «Вино приносит радость в сердце человека». Псалом. Я тоже читал кое-что. Но если вы не хотите разделить со мной дружескую чашу вина, то почему бы вам не выпить воды и не передохнуть?

— Я ваш раб, — мрачно сказал Михай, указывая на свой железный ошейник и возвращаясь к работе.

— За это вы должны благодарить только себя. Если бы вы были несколько более благоразумны, я тут же вернул бы вам свободу. Почему бы мне не сделать этого сейчас? Только дайте слово, что вы не будете совать нос в мои дела и не станете заботиться о моих моральных устоях. У меня достаточно хорошие отношения с Хертугом и немного забот, с которыми я как-нибудь справлюсь. Что скажете? Хотя темы ваших разговоров и ограничены, это всё же лучшее, что я могу найти на этой планете.

Михай вновь притронулся к ошейнику и на мгновение задумался.

— Нет! — Воскликнул он, отдёргивая руку, как будто обжёгся. — Изыди, сатана! Прочь! Я не дам вам никаких обетов и не отдам свою честь в вассальное владение. Лучше служить в цепях до дня освобождения, когда я увижу вас, стоящим перед судом в ожидании наказания.

— Ну что ж, вы не оставили никаких сомнений в ваших чувствах. — Язон благодушно осушил стакан и наполнил его вновь. — Я надеюсь, что до дня освобождения всё же сумею несколько изменить вашу точку зрения. Не задумывались ли вы когда-нибудь над тем, сколько нам ждать освобождения? И что мы можем сделать, чтобы его приблизить?

— Я ничего не могу сделать — я раб.

— Да. И мы оба знаем, почему. Но помимо этого, делали ли хоть что-нибудь, чтобы освобождение наступило быстрее. Я отвечу за вас. Нет. А я делал, и даже в нескольких направлениях. Во-первых, я точно определил, что на этой заброшенной планете нет пришельцев из космоса. Я разыскал несколько хорошо радиорезонирующих кристаллов и построил радиоприёмник. Однако, ничего не услышал, кроме атмосферных помех и моего собственного «священного ящика».

— Что за святотатственные речи вы произносите?

— Разве я вам не рассказывал? Я построил простейший радиопередатчик и заявил, что он шлёт молитвы. С первого же дня он не умолкает под руками верующих.

— Неужели для вас нет ничего святого, богохульник?

— Мы поговорим об этом в другой раз, хотя я не понимаю вашей точки зрения. Неужели вы требуете уважения к ложной религии с ложным богом; Электро, и тому подобным? Вы должны быть мне благодарны за то, что я посмеялся над этими идолопоклонниками… К тому же, если какой-то космический корабль войдёт в атмосферу планеты, он немедленно поймёт мой сигнал и придёт нам на помощь.

— Когда же? — Спросил Михай, поневоле заинтересовавшись.

— Может быть через пять минут, а может быть через пятьсот лет. В этой Галактике множество планет, даже, если нас кто-нибудь ищет. Сомневаюсь, чтобы пирряне искали меня: у них один — единственный корабль, да и тот постоянно занят. Как насчёт ваших людей?

— Они молятся за меня, но искать не могут. Большинство наших денег пошло на покупку и оборудование корабля, который вы так своевременно уничтожили. Ну, а посторонние корабли? Торговые? Исследовательские?

— Вероятность — всё зависит от игры случая. Как я говорил — через пять минут, пять столетий или никогда. Слепая игра случая. — Михай тяжело сел, погрузившись в уныние, и Язон, несмотря на то, что все это он знал и раньше, почувствовал мгновенную острую боль. — Но приободритесь, дела идут не так уж плохо. Сравните наше теперешнее положение со сбором креноджей, в весёлой компании рабов Чаки. Теперь у нас тёплая квартира с удобной мебелью и достаточно хорошей пищи, а со временем будут все удобства, которые я сумею создать. Для собственного удобства, а также из милости, я вытащу этот мир из тёмного века и втяну его в технологическое будущее. Неужели вы думаете, что я затеял все эти изобретения, чтобы помочь Хертугу?

— Я не понимаю.

— К сожалению, это типично для вас. А посмотрите, здесь была статичная культура, которая никогда бы не стала изменяться к лучшему без сильного толчка извне. Таким толчком стал я. Пока знания засекречиваются, никакого прогресса быть не может. Возможны незначительные усовершенствования, изменения внутри классов, в их узкой специальности, но ничего жизненно важного. Я разрушаю все это. Я передам Хертугу информацию, принадлежащую всем кланам, плюс множество сведений, которые им неизвестны. Это нарушает нормальный баланс в обществе. Ранее все эти вооружённые кланы были примерно равны, а теперь Хертуг стал сильнее, начнёт войну и сумеет победить их один за другим…

— Войну? — Спросил Михай, ноздри его раздувались, прежний фанатичный блеск появился в глазах. — Вы сказали — войну?

— Да, — благодушно ответил Язон, отпивая из стакана. Он так погрузился в это занятие, что не заметил предупредительных сигналов. — Как сказал кто-то: «нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца»… Предоставленный сам себе, этот мир ковылял бы по своей орбите, девяносто пять процентов его населения были бы по-прежнему обречены на болезни, нищету, грязь, голод, рабство и всё прочее. Я начну войну небольшую, чистую, научную войну, которая уничтожит всех конкурентов. Когда всё кончится, то для всех это будет лучше, гораздо лучше. Хертуг уничтожит границы между племенами и станет диктатором. Работа, которой я занимаюсь, слишком уж трудна для скулоджей, поэтому я возьму в обучение рабов и юношей из хороших семей. Когда и это закончится, тут скрестятся все науки и полным ходом пойдёт вторжение промышленной революции. И тогда уже никто не сможет повернуть обратно, прошлое умрёт. Машины, капитализм, предприниматели, досуг, искусство…

— Вы чудовище! — Прошептал Михай сквозь сжатые зубы. — Чтобы удовлетворить своё Я, вы готовы развязать войну, обречь тысячи невинных на смерть. Я остановлю вас, хотя бы даже ценой собственной жизни!

— Вы что-то сказали? — Спросил Язон, поднимая голову. Он дремал, погруженный в видения блестящего будущего и устав от работы.

Но Михай не отвечал. Он отвернулся и наклонился над самогонным аппаратом, продолжая чистить его. Лицо его покраснело, а зубами он так прикусил губу, что по его подбородку пробежала тоненькая струйка крови. В конце концов он понял преимущество молчания в определённое время, хотя усилия, которые потребовались для этого, чуть его не убили.

Во дворе крепости перссонов был большой каменный резервуар, наполнявшийся свежей водой, которую привозили на барже. Здесь встречались рабы, приходя за водой. Здесь был центр сплетен и интриг. Михай ждал своей очереди, чтобы наполнить ведро, но в тоже время внимательно всматривался в лица рабов. Он искал раба, который заговорил с ним несколько недель назад. Тогда Михай не ответил ему. Наконец он увидел его и отвёл за вязанки хвороста.

— Я согласен помочь, — прошептал Михай.

Раб криво усмехнулся.

— Наконец-то ты стал мудрым. Всё будет сделано.

Лето было в полном разгаре, горячее и влажное: прохладно становилось после наступления темноты.

Язон достиг значительных успехов в изготовлении паровой машины-катапульты, когда был вынужден нарушить своё правило — работать только днём. В последнюю минуту он решил провести испытания вечером, так как работать у горячего котла в дневную жару было невозможно… Михай вышел, чтобы заполнить водой кухонный бак (он забыл сделать это днём),поэтому Язон не видел его, когда после ужина отправился в мастерскую. Помощники Язона разожгли костёр и испытание началось. Из-за свиста пара и грохота механизма, Язон понял, что происходит что-то неладное не сразу, а только тогда, когда вбежал солдат, покрытый кровью, в его плече торчала стрела из самострела.

— На нас напали троззелинги! — Крикнул он.

Язон начал отдавать распоряжения, но все устремились к дверям, не обратив на него внимания. Бранясь, он задержался, чтобы погасить огонь, открыл предохранительный клапан, чтобы котёл не взорвался. Затем он двинулся за остальными. Пробегая мимо стеллажа, где он хранил свои опытные образцы, Язон, не останавливаясь, схватил недавно сконструированную им «утреннюю звезду», устрашающе выглядевшее оружие, которая состояла из тонкой рукоятки, увенчанной бронзовыми шарами с многочисленными стальными шипами. Рукоятка удобно легла в руку. Оружие со свистом рассекло воздух. Он пробежал через тёмные залы к отдалённым крикам, которые доносились со двора. Пробегая мимо лестницы, ведущей наверх, он услышал откуда-то звон оружия и приглушённые голоса. Выбежав к главному входу, он увидел, что битва заканчивается, что она выиграна без его участия.

Угольные дуги заливали поле боя резким светом. Морские ворота, ведущие во внутренние ворота бассейна, были частично разбиты, баржа с отломанным носом всё ещё стояла поперёк них, не давая створкам закрыться. Не способные прорваться во внутренний двор, Троззелинги вначале рассыпались вдоль стен и уничтожили там большую часть охраны. Но прежде, чем они успели достичь двора и ввести подкрепления через бреши, контратака защитников остановила их. Успех был невозможен и Троззелинги медленно отступали, ведя арьергардные бои. Хотя стычка ещё продолжалась, сражение в целом было закончено. Трупы, утыканные стрелами, плавали в воде, раненных оттаскивали в стороны.

Язону здесь нечего было делать, и он задумался, чем же могло быть вызвано это полуночное нападение.

В тот же момент он ощутил тревожное предчувствие. Что же происходит? Нападение отбито, однако, он чувствовал, что что-то не в порядке, что-то важное. Тут он вспомнил звуки, доносившиеся сверху, тяжёлые шаги и звон оружия. И крик прерванный внезапно, как будто кто-то приказал молчать. Тогда эти звуки ничего не значили для него, даже если бы он задумался над ними, то решил бы, что это ещё один отряд перссонов направляется к полю боя.

— Но я же последним прошёл через эту дверь! Никто не спускался по лестнице! — Ещё не закончив эту мысль, он побежал вверх, перепрыгивая через три ступеньки.

Откуда-то сверху доносился треск и звон металла о камень. Язон вбежал в коридор, споткнулся о распростёртое тело, чуть не упал, и сообразил, что звуки битвы доносятся из его собственной комнаты.

В его комнате был сумасшедший дом, бойня, лишь одна лампа осталась неразбитой и в её неверном свете солдаты сражались среди обломков его мебели. Комната казалась меньше, заполненная сражающимися людьми и Язон перепрыгнул через сцепившиеся трупы, чтобы присоединиться к людям перссонов. — Айджейл! — Крикнул он. — Где ты? — И он обрушил «утреннюю звезду» на шлем противника.

— Вот он! — Раздался крик из-за рядов троззелингов. Все внимание атакующих обратилось на Язона. Их было очень много, они перекрыли все проходы и атаковали с отчаянной яростью. Они старались окружить его, ранить в руки и ноги. Меч ударил его по икре, рука болела от усилий, необходимых для того, чтобы плести перед собой паутину смерти — «утренней звездой». Он удивился отчаянной решимости нападающих на него людей и не знал, что известие об этом нападении распространилось повсюду, и что много защитников подошло со двора.

Вскоре нападающие были стёрты и сметены Перссонами. Язон вытер пот руками и поспешил за ними, прихрамывая. Появилось множество факелов и стало видно, что участники набега отступают, обороняясь, плечом к плечу, и стараются выбраться в широкие окна, выходящие на канал. Его, так тщательно изготовленное оконное стекло было разбито и хрустело под ногами.

Металлические крючья вцепились в раму и стену, и от них отходили толстые верёвки.

Появился новый отряд перссонов, вооружённых самострелами, и обратил в бегство последних врагов, и Язон смог пробраться к окну.

Тёмные фигуры спускались по стене, с отчаянием цепляясь за верёвки и верёвочные лестницы. Кричащие победители стали перерубать верёвки, но Язон взмахом руки приказал им остановиться.

— Нет, за ними, — крикнул он и перекинул ногу через подоконник. Зажав рукоять «утренней звезды» в зубах, он начал спускаться по верёвочной лестнице, проклиная её качающиеся ступеньки.

Спустившись, он увидел, что конец лестницы опущен в воду и услышал плеск весел, затихающий вдали.

Язон внезапно ощутил такую боль в раненной ноге и сильную усталость, что не смог взобраться обратно.

— Пусть пригонят лодку, — сказал он солдату, опустившемуся вслед за ним, и удобно устроился, дожидаясь её. Вскоре она появилась, на её носу сидел сам Хертуг с обнажённым мечом.

— Кто нападал? Что это значит? — Спросил Хертуг. Язон устало перебрался в лодку и опустился на скамью.

— Совершенно очевидно, что это нападение организовано из-за меня.

— Что? Не может быть…

— Это очевидно, если ты внимательно разберёшься в происходящем. Нападение на морские ворота было только отвлекающим манёвром и не было рассчитано на успех: оно отвлекало внимание, пока другой отряд должен был захватить меня. просто случайно я не оказался у себя, а был в мастерской. Обычно в это время я уже сплю.

— Но кому ты потребовался? Почему?

— Разве ты ещё не понял, что я — наиболее ценная собственность в Аппсале. Первыми это поняли мастрегулы, как ты помнишь, им даже удалось захватить меня. Нам следовало ожидать нападение троззелингов. В конце концов рано или поздно, они должны были узнать, что я строю паровые машины — их родовую монополию.

Лодка скользнула в разбитые морские ворота и пришвартовалась к пристани, Язон с трудом выбрался на берег. — Но как они отыскали твою комнату?

— Предатель, как всегда на этой планете… Кто-то знал мой распорядок дня и смог поймать первый крюк и выбросить вниз первую лестницу к ожидавшим внизу солдатам перед нападением. Это не может быть Айджейл — они бы не захватили её с собой.

— Я обнаружу этого предателя! — Закричал Хертуг. — Я посажу его в электрическую печь.

— Я знаю кто это, — сказал ему Язон. — Я слышал его голос, когда зашёл. Он кричал о моём появлении, я узнал его. Это мой раб — Михай.

Глава 15

— Они заплатят мне, о как они заплатят мне за это! — Сказал Хертуг, скрежеща зубами. Он прихлёбывал из стакана бренди Язона, и его глаза и нос были красные — краснее, чем обычно.

— Я рад слышать это от тебя, на это я рассчитывал. — Язон сидел, откинувшись в кресле, с ещё большим стаканом бренди — в медицинских целях. Он промыл рану на ноге кипячённой водой и перевязал чистым бинтом.

Она слегка побаливала, но он не сомневался, что она не причинит ему беспокойства. Не обращая на рану никакого внимания, он приводил в исполнение свои планы.

— Надо начинать войну, — сказал он. Хертуг замигал.

— Так неожиданно? Я хочу сказать: готовы ли мы?

— Они вторглись в твой замок, убили твоих солдат, оскорбили тебя…

— Смерть троззелингам! — Вскричал Хертуг и разбил свой стакан о стену.

— Вот и хорошо. Не забудь, как предательски они напали. Нельзя позволить им уйти безнаказанными. К тому же, лучше начать войну поскорее, или наши шансы на победу уменьшатся. Если троззелинги пошли на такое беспокойство ради меня, значит они сильно встревожены. Поскольку их план не удался, они будут готовить другое, более успешное нападение и вероятно, сговорятся с другими кланами о помощи. Они все начнут бояться тебя, Хертуг, поэтому лучше начать войну сейчас же, пока они не объединились и не уничтожили нас. Сейчас мы можем нападать на них поодиночке и быть уверенными в победе.

— Будет лучше, если у нас будет больше людей… через некоторое время…

— Мне необходимо два дня, чтобы закончить подготовку флота вторжения. Этого времени тебе достаточно, чтобы подтянуть резервы из страны. Собери всё, что можно, потому что мы должны напасть и захватить крепость троззелингов. И поможет нам паровая катапульта.

— Она испытана?

— Достаточно, чтобы понять, что все её механизмы действуют. Мы можем испытать дальность, используя Троззелингов в качестве цели. Я начну работать с рассвета, но тебе советую созывать по проводам немедленно, чтобы подкрепления подошли вовремя. Смерть троззелингам!

— Смерть. — Повторил Хертуг и свирепо оскалил зубы, колоколом вызывая слуг.

Предстояло ещё много работы и Язон выполнил все, хотя для этого пришлось почти не спать двое суток. Когда он начинал думать о предстоящем для Михая и о том, что случилось с Айджейл. Он ничего не слышал о ней с момента похищения и гнев побуждал его работать ещё активнее. Он не был даже уверен, что Айджейл жива, он считал, что она похищена, как часть его имущества. Михаю за многое предстояло ответить.

Поскольку паровая машина и винт были уже установлены и испытаны во внутреннем бассейне, окончание работ на военном корабле заняло не очень много времени. Нужно было обшить борта выше ватерлинии стальными листами. Обшивка была также на носу и он добавил ещё тяжёлые внутренние распорки. Вначале он хотел установить свою катапульту на этом корабле, но затем передумал. Чем проще, тем лучше. Катапульта была установлена на большой плоскодонной барже, вместе с паровым котлом, баками с горючим и большим запасом камней.

Перссоны размещались на кораблях, горя гневом из-за предательского нападения и мечтая о мщении. Несмотря на их крики, Язон умудрился проспать два часа в последнюю ночь и проснулся лишь на рассвете. Флот был собран и под грохот множества барабанов и рёв труб они выступили. Во главе шёл боевой корабль «Дредноут» с Язоном и Хертугом на борту, ведя на буксире баржу. Позади в линию шло множество различных судов и лодок с войсками. Город знал о случившемся и каналы были пусты. Крепость троззелингов, закрытая и вооружённая, ждала. Язон потянул за ручку свистка паровой машины и флот остановился за пределами досягаемости стрел из вражеской крепости.

— Почему мы не нападаем? — Спросил Хертуг.

— Потому, что мы можем их достать, а они нас — нет. Смотри.

Большое, с металлическим наконечником копье, упало в воду более, чем в тридцати метрах от носа корабля.

— Стрелы Джетило, — Хертуг задрожал. — Я видел, как такая стрела пробила тела семи человек и полетела дальше.

— Но не сейчас. Я покажу тебе преимущество научного ведения войны. — Стрельба из Джетило была не более эффективной, чем крики солдат на стенах, которые стучали мечами о щиты и выкрикивали проклятья, и вскоре прекратилась.

Язон перебрался на баржу, проверил, прочно ли она стоит на якоре, и направил её носом прямо на крепость. Пока поднималось давление пара, он нацелил центральную линию катапульты и проверил подъёмный механизм. Устройство было простым и он надеялся на него.

На платформе, которую можно было поднимать и опускать, был установлен большой паровой цилиндр с поршнем, связанным непосредственно с коротким плечом длинного рычага. Когда в цилиндр впускали пар, короткий, но чрезвычайно сильный толчок поршня передавался на длинное плечо рычага. Оно поднималось и ударялось в обитую смягчающими подкладками поперечную балку, которая и задерживала его. Зато груз, который укладывался на конце длинного рычага, устремлялся в воздух с огромной скоростью. Механизмы предварительно испытывали и они превосходно работали, но из катапульты пока не было сделано ни одного выстрела.

— Больше давление! — Приказал Язон своим техникам. — Положите камень в углубление.

Он подготовил разнообразные металлические снаряды, все примерно одинакового веса, чтобы упростить прицеливание. Когда камень установили, он ещё раз проверил уровень давления.

— Огонь! — Крикнул он и закрыл клапан. Ударил поршень, плечо рычага подалось и с грохотом ударилось в балку — камень со свистом взвился вверх и превратился в уменьшающуюся точку. Все закричали. Но крики смолкли, когда камень пролетел на добрых сто метров выше самого высокого здания крепости — сторожевой башни и исчез на противоположной стороне. Троззелинги разразились хриплыми криками, когда с канала с противоположной стороны крепости донёсся громкий всплеск.

— Пристрелочный выстрел, — небрежно заметил Язон. — Немного уменьшим подъем и я швырну камень, как бомбу, в самый центр их двора.

Он щёлкнул клапанами, и под давлением собственного веса длинное плечо рычага вернулось к горизонтальному положению, изготовленное к следующему выстрелу. Язон повернул колесо подъёмного механизма. Зарядил камень и вновь выстрелил.

На этот раз кричали одни троззелинги: камень поднялся почти вертикально и упал на одну из лодок атакующих не далее, чем в пятидесяти метрах от баржи.

— Не очень-то хорошо твоя дьявольская машина, — сказал Хертуг. Он тоже перебрался в баржу, чтобы наблюдать за стрельбой.

— Во время полевых испытаний всегда возможны ошибки, — ответил Язон сквозь сжатые зубы. — Подождём следующего выстрела.

Он отказался от дальнейших попыток использовать высокую траекторию и решил просто метать камни вперёд, так как машина оказалась гораздо более мощной, чем он предполагал. Яростно поворачивая колесо подъёмного механизма, он поднял заднюю часть катапульты так, что камень должен был лететь почти параллельно воде.

— Этот выстрел покажет, на что мы годимся, — заявил он с уверенностью, которой не чувствовал, скрестив пальцы свободной руки. Камень улетел и ударил в верхнюю часть зубчатой стены. Он обрушил огромный кусок стены и стёр в порошок нескольких стоящих там солдат. Со стороны троззелингов криков больше не было.

— Они в страхе прячутся! — Взволнованно воскликнул Хертуг. — Надо атаковать!

— Ещё рано, — торопливо объяснил Язон. — Мы ещё не полностью использовали своё осадное оружие. Надо извлечь из него всё, что можно, до штурма: в дальнейшем это поможет нам. — Он повернул колесо прицела и второй метательный снаряд ударил в стену чуть подальше. — Надо всё время держать их в нервном напряжении.

Когда камни обратили всю стену в песок и начали пробивать отверстия в главном здании крепости, Язон ненадолго прекратил огонь.

— Погрузите особые снаряды! — Приказал он техникам.

Это были вымоченные в бензине связки тряпок, к которым для веса привязали камни. Когда их погрузили в углубление, он сам поджёг их и не стрелял, пока они хорошо не разгорелись. Быстрый полет в воздухе ещё больше раздул пламя и они, пылая, падали на крытые тростником крыши, которые медленно начали дымиться.

— Мы пошлём ещё несколько таких снарядов, — сказал Язон, потирая руки.

Внешняя сторона крепости была обрушена в нескольких местах, две сторожевые башни обвалились, большинство крыш охвачено огнём. Когда троззелинги в отчаянии предприняли контратаку, Язон ожидал этого и сразу же заметил, что морские ворота открыты.

— Прекратите огонь, — приказал он, — и следите за давлением. Я лично убью каждого оставшегося в живых, если котёл взорвётся.

Он перепрыгнул в ожидавшую его лодку.

— К главному кораблю, — сказал он и в этот момент лодка покачнулась, так как на неё спрыгнул сам Хертуг.

— Хертуг всегда впереди всех! — Крикнул он, размахивая мечом.

— Хорошо, но спрячь меч и побереги голову, когда начнётся стрельба.

Когда Язон достиг борта «Дредноута», он увидел, что неуклюжий колёсный пароход троззелингов выходит через морские ворота крепости и направляется к ним. Язон слышал леденящие кровь рассказы об этом мощном оружии уничтожения, но успокоился, как только понял, что это всего лишь ветхий и небронированный корабль, как он впрочем и ожидал.

— Полный вперёд! — Крикнул он в переговорную трубу и сам взялся за руль.

Корабли быстро сближались носами друг к другу и стрелы Джетило — большого самострела — ударялись о плиты обшивки «Дредноута» и падали в воду. Они не причиняли никакого вреда и оба парохода по-прежнему шли встречными курсами.

Вид низкого, изрыгающего дым корпуса «Дредноута» очевидно поколебал решительность вражеского капитана, и он понял, что столкновение на такой скорости не принесёт кораблю ничего хорошего. Он вдруг свернул в сторону. Язон повернул руль и направил нос своего корабля в борт противника.

— Держитесь, мы идём на таран! — Крикнул он, когда мимо мелькнул украшенный головой дракона высокий нос вражеского корабля. На его борту были видны испуганные лица. Металлическая обшивка носа «Дредноута» ударила в середину борта вражеского корабля около колеса и дробя переборки, продвинулась вовнутрь. Последовал резкий удар, люди попадали с ног и «Дредноут» остановился.

— Задний ход, мы должны выбраться, — приказал Язон и резко повернул руль.

Солдат, толчком сбитый с вражеского корабля на бронированную палубу «Дредноута», не удержался на ногах и упал. С воинственным криком, Хертуг напал на ошеломлённого противника, ударил его мечом и столкнул тело в воду. С парохода троззелингов доносились крики, гулкие удары и шипение пара. Хертуг отпрыгнул под защиту высокого борта, как только первая стрела упала рядом с ним.

Гребной винт завертелся в обратную сторону, но «Дредноут» только дрожал и не двигался.

— Застряли, — пробормотал Язон и резко вывернул руль в противоположную сторону. Корабль вздрогнул и медленно освободившись, начал отплывать. Вода хлынула в квадратное отверстие в борту парохода, который начал медленно крениться и погружаться.

— Видел, как я уничтожил эту свинью, что осмелилась напасть на меня? — Самодовольно спросил Хертуг.

— Твой меч окровавлен, — ответил Язон. — А ты видел, как я пробил дыру во вражеском корабле? А? Вот и котёл взорвался, — добавил он, услышав глухой взрыв, сопровождаемый облаком пара и дыма. Пароход раскололся на две части и быстро затонул.

К тому времени, когда «Дредноут» вернулся на своё место, от парохода уже ничего не осталось, кроме масляного пятна, а морские ворота вновь закрылись.

— Топи тех, кто выплыл, — приказал Хертуг, но Язон не обратил на него внимания.

— В трюме вода, — сказал человек, высовывая из люка голову. — Она хлыщет по ногам.

— От толчка раскрылись щели, — ответил на это Язон. — Чего ты ждёшь? Именно для этого на борту есть насосы и десять лишних рабов. Пусть выкачивают воду.

— Это день победа, — сказал Хертуг со счастливым выражением лица, глядя на свой окровавленный меч. — Так эти свиньи платят за нападение на нашу крепость.

— Они заплатят ещё больше до конца этого дня, — ответил Язон. — Мы вступаем в следующую фазу боя. Ты уверен, что твои люди знают, что нужно делать?

— Я сам много раз говорил им и раздал всем листочки с напечатанным приказом, которые ты приготовил. Все ждут сигнала. Как и когда я должен его дать?

— Скоро. Стой тут и держи руку на свистке, а я сделаю несколько выстрелов.

Язон перебрался на баржу и сделал ещё несколько выстрелов зажигательными снарядами, чтобы поддержать пожар в крепости. Но на этот раз он стрелял баками с горючим: попадая в огонь, они взрывались и уничтожали всех вражеских солдат, которые имели неосторожность выбраться наружу. Затем он направил катапульту на морские ворота. Потребовалось четыре выстрела, чтобы разбить в щепки тяжёлые бревна ворот. Путь был открыт. Язон взмахнул рукой и прыгнул в лодку. Трижды прозвучал свисток и ожидавшие корабли перссонов пошли в атаку.

Поскольку его никто не мог заменить, Язон был главнокомандующим, артиллеристом и капитаном корабля, и всем остальным. Ноги его устали от беготни взад и вперёд. Взбираясь на борт «Дредноута», он чувствовал, что это очень трудно. Теперь, когда нападающие были на пути к крепости, он мог отдохнуть, предоставив им самим завершить дело в своей обычной кровожадной манере. Он своё дело сделал: ослабил сопротивление защитников, прежде чем противники сошлись в рукопашной.

Меньшие корабли под парусами и вёслами были уже на полпути к зубчатым стенам, и только тогда пришёл в движение «Дредноут» и тут же догнал их. Атакующие расступились и броненосец занял своё место в строю как раз напротив морских ворот или вернее, того, что от них осталось. Бронированный нос ударил, сорвал створки ворот с шарниров и отбросил их в бассейн. Хотя тут же был дан задний ход, по инерции корабль проплыл бассейн и ударился носом в пристань. Сзади послышался рёв перссонов и началась схватка, гвардия Хертуга была в первой линии нападения, защищая самого Хертуга, бросившегося вперёд.

Язон извлёк фляжку с бренди и сделал глоток. Потом налил бренди в чашку, чтобы выпить не торопясь, следя за битвой со своего наблюдательного поста на борту.

С первого же момента исход схватки не вызывал сомнения. Защитники были изранены и обожжены, ряды их поредели, а главное, был подорван их моральный дух. Они могли лишь отступить перед вливающимися через разрушенные стены и главные ворота перссонами. Двор вскоре был очищен и сражение переместилось в глубины крепости… Настало время действовать и Язону. Он докончил бренди, взял в левую руку маленький щит, а в правую — «утреннюю звезду», уже доказавшую свою пригодность.

Айджейл была где-то здесь и он должен был отыскать её прежде, чем с ней случится какое-нибудь несчастье. Он чувствовал ответственность за девушку из пустыни — она всё ещё бродила бы по берегу с другими рабами, если бы не появился он. Она оказалась тут из-за него, и он должен позаботиться о ней. Язон поспешил на берег. Огонь на влажных тростниковых крышах погас, каменные здания не горели, но было дымно и стены были покрыты толстым слоем копоти. В первом зале была только смерть, тела, кровь, несколько раненых.

Язон распахнул дверь и углубился в крепость. Последняя схватка шла в первом главном из обеденных залов, но Язон обошёл сражающихся и пробрался на кухню. Здесь были только рабы, укрывавшиеся под столом и главный повар, который напал на Язона с большим кухонным ножом. Язон обезоружил его ударом «утренней звезды» и пригрозил мучительной смертью, если он не скажет, где находится Айджейл.

Повар охотно заговорил, потрясая окровавленными руками, но он ничего не знал. Рабы тряслись от страха и добиться от них нельзя было ничего. Язон вышел.

Громкие крики и звон оружия привели его к месту главной схватки в центральном зале крепости, освещённом через высокие окна и украшенном флагами и вымпелами. Сражающиеся волнообразно двигались взад и вперёд. Шквал стрел из дальнего конца зала заставил сражающихся разделиться, атакующие подняли щиты. Пол был скользким от крови и всюду валялись тела раненных и мёртвых.

Троззелинги защищали дальний конец зала. За ними была видна небольшая группа людей, роскошно одетых и увешанных драгоценностями — несомненно это были главные троззелинги. Они стояли на обеденном помосте, теперь лишённом мебели, и смотрели поверх голов сражающихся. Один из них заметил Язона, как только тот вошёл, и указал на него своим мечом, быстро говоря что-то остальным. Все повернулись к нему и расступились.

Он увидел Айджейл, закованную и связанную, один из троззелингов держал у её груди меч. Они привлекали его внимание к этой сцене и недвусмысленно сигнализировали, не нападай, иначе она умрёт. Они не знали, что это означает для него, и вообще означает ли что-нибудь, но они ожидали от него ответных действий.

В ответ Язон с гневным криком бросился вперёд. Он сразу понял, что сейчас никакие переговоры невозможны, остановить же Хертуга и его солдат не в его силах, а это означало смерть для Айджейл. Он должен добраться до неё.

Солдаты троззелингов разлетелись в стороны, мимо него не задев пролетела стрела, и он оказался за спинами противников. Внезапность его нападения сделала своё дело, а «утренняя звезда» проделала щель в линии щитов. Он отразил удар щитом и в свою очередь ударил. Его противник упал. Язон, не останавливаясь, бежал дальше, а вражеская линия сомкнулась, чтобы отразить перссонов, хотевших поддержать самоубийственную атаку Язона.

В группе стоявших на помосте был человек, которого Язон вначале не заметил. Теперь он увидел его краем глаза. Михай, предатель, был здесь! Он стоял рядом с Айджейл, обречённой на смерть, так как Язон не успевал добраться до неё. Меч уже опускался, чтобы убить её.

Язон лишь на мгновение остановив взгляд на Михае, прыгнул и успел ударить человека, державшего меч, по плечу и бросить его на пол. Вслед за этим на Язона со всех сторон обрушились противники, и ему пришлось сражаться за свою жизнь.

Силы были слишком не равны: пятеро или шестеро на одного. Но Язону не нужно было побеждать, ему бы продержаться несколько секунд, пока не подоспеют свои. Они уже почти рядом, он слышал их победоносные крики, линия защитников отступала. Язон отбил меч щитом, отбросил второго нападающего, ударил третьего «утренней звездой».

Их было слишком много. Они все были против него. Он отбросил ещё двоих и повернулся, чтобы отбить нападение сзади. Вот оно. Старик, вождь этих людей, с гневом в глазах. Длинный меч в его руке… Удар…

— Умри, демон!.. Умри, разрушитель! — Крикнул Троззелинг и сделал выпад.

Длинное холодное лезвие коснулось тела Язона, вызвав резкую боль, и вышло у него из спины.

Глава 16

Была боль, но не невыносимая. Нестерпимым было осознание своей смерти. Старик убил его. Всё кончено. Без злого чувства Язон поднял щит и отбросил ударом старика. Меч, стройная и сверкающая смерть, остался в его теле.

— Оставь его, — хрипло сказал Язон Айджейл, которая с ужасом в глазах протянула скованные руки, чтобы выдернуть меч.

Битва кончилась и сквозь туман в голове Язон увидел перед собой Хертуга. На его лице была написана уверенность в его смерти.

— Ткань, — сказал Язон внятно, как только мог, — приложите кусок ткани к ранам, как только выдернут меч.

Сильные руки солдат держали его, ткань была наготове. Хертуг стоял перед Язоном, который кивнул и закрыл глаза. Боль стала невыносимой и он упал. Он лежал на ковре из изодранной одежды, кровь из ран хлынула на подготовленные повязки. Теряя сознание, Язон с благодарностью подумал, зачем он ещё хлопочет, зачем продлевает боль? Ему теперь остаётся лишь умереть в световых годах от антисептики и антибиотиков, с дырой в собственных кишках. Он может только умереть.

Придя в сознание, Язон увидел Айджейл, склонившуюся над ним с иголкой и ниткой. Она сшивала края раны на его животе. Свет вновь померк, и в следующий раз он пришёл в себя в своей собственной постели. Через разбитые окна ему в глаза светило солнце, что-то заслонило свет, и вначале на его лоб и щеки, а затем на губы легла влажность и прохлада. Это заставило его понять, насколько сухо у него в горле и как сильна боль.

— Воды… — Прохрипел он и был удивлён слабостью своего голоса.

— Мне сказали, что ты не должен пить из-за этой раны, — сказала Айджейл, указывая на его тело.

— Не думаю, чтобы это имело значение… так или иначе… — Сказал он ей и сознание неминуемой смерти причинило большую боль, чем сама рана. Рядом с Айджейл появился Хертуг, и его обеспокоенное лицо было отражением лица Айджейл. Он протянул Язону небольшой ящичек.

— Это принесли скулоджи. Здесь корни беди, они смягчают боль. Пожуй их, но не очень много. Жевать очень много — очень опасно.

Но не для меня, — подумал Язон, заставляя свои челюсти разжевать сухие и пыльные корни. — Убийца боли, то есть — наркотик, который становится необходимостью… но у меня слишком мало времени, чтобы стать наркоманом.

Чем бы он ни был, этот наркотик, действовал он хорошо, и Язон был благодарен ему. Его боль ускользала так же, как и жажда, и хотя слегка кружилась голова, но он больше не чувствовал смертельной опасности и усталости.

— Как идёт сражение? — Спросил он Хертуга, который, нахмурившись и скрестив руки на груди, стоял у постели.

— Мы победили. Выжившие троззелинги теперь наши рабы, их клан перестал существовать. Лишь несколько солдат сумело бежать. Их крепость захвачена, в том числе секретные помещения, где они строили машины… Понимание того, что Язон не сможет увидеть эти машины, что он вообще мало что увидит теперь, заставила Хертуга ещё больше нахмуриться.

— Подбодрись, — сказал ему Язон. — Ты победил один клан, победишь их всех. Остальные не так сильны, и не смогут сопротивляться. Действуй, прежде чем они начнут объединяться. Выбери сначала самых недружественных. Постарайся захватить их техников, кто-то должен будет объяснить тебе их секреты после победы. Действуй решительно и ты будешь обладать Аппсалией.

— Твои похороны будут самыми пышными в Аппсале, — сказал Хертуг.

— Я уверен в этом, ты не пожалеешь денег.

— Будут церковные празднества и молитвы, твои останки превратятся в пепел в электрической печи во славу бога Электро.

— Ничто не сделало бы меня счастливее.

— А потом мы отвезём пепел в море во главе огромной похоронной процессии, корабль за кораблём, все забитые солдатами. Возвращаясь, мы нападём на не ожидающих этого нападения Мастрегулов.

— Вот это уже похоже на тебя, Хертуг. А то я уже подумал, что ты стал вдруг слишком сентиментальным.

Скрип двери привлёк внимание Язона. Он медленно повернул голову и увидел рабов, тащивших в комнату тяжёлые изолированные кабели. Потом принесли ящики с оборудованием, затем появился размахивающий хлыстом надзиратель, толкая перед собой закованного в цепи Михая. Его толкнули в угол, там он упал на пол.

— Я хотел убить предателя, — сказал Хертуг, — но потом подумал, что тебе приятно будет самому замучить его до смерти. Тебе это доставит радость. Электрическая дуга действует не быстро и вы можете поджарить его по частям. Пошли его впереди, как жертву богу Электро, пусть он смягчит твой путь.

— Я очень благодарен тебе, — сказал Язон, рассматривая избитого Михая. — Вы прикуйте его к стене и оставьте нас, я должен обдумать; какие самые жестокие и изысканные пытки испытать на нём.

— Я сделаю так, как ты говоришь. Не забудь меня позвать: меня очень интересуют новые пытки…

— Обязательно, Хертуг. Все ушли и Язон увидел, как Айджейл замахнулась на Михая кухонным ножом.

— Не нужно, — сказал Язон. — Это плохо, очень плохо.

Она послушно опустила нож и взяв губку начала обтирать ему лоб и лицо. Михай поднял голову и взглянул на Язона. Один глаз его был подбит и заплыл.

— Не скажете ли вы, какого дьявола вы добивались, — спросил у него Язон, — предавая нас и стараясь, чтобы меня захватили троззелинги.

— Хоть вы и будете меня пытать, мои губы навсегда останутся сомкнутыми.

— Не будьте большим идиотом, чем вы есть. Никто вас не будет пытать. Я только не могу понять, что вы имели в виду на этот раз, что заставило вас выкинуть этот трюк?

— Я действовал так, как считал лучше, — ответил Михай.

— Вы всегда действуете так, как считаете нужным, однако от этого бывает лишь хуже. Вам не понравилось, как я обращаюсь с вами?

— В том, что я делал, не было ничего личного. Я поступил так, желая добра страждущему человечеству.

— Я думал, что вы поступили так из мести.

— Никогда! Вы должны знать… я хотел предупредить войну…

— Что вы этим хотели сказать?

Михай выпрямился, глядя осуждающе, несмотря на свой подбитый глаз. Звеня цепями, он направил указательный палец на Язона.

— Однажды, напившись, вы посвятили меня в свой преступный план развязывания смертоносной войны среди этих невинных людей. Вы хотели устроить им бойню и посадить на шею жестокого дьявола. Я знал, что нужно делать. Вас следовало остановить. Я заставил себя молчать, чтобы не выдать свои мысли, потому что я знал выход. Со мной разговаривал человек, нанятый троззелингами — кланом честных рабочих и техников, как он уверял меня. Он хотел за хорошую цену переманить вас от кровожадных Перссонов. Тогда я ответил нет, ибо любой план нашего освобождения был связан с человеческими смертями, а я не считал это разумной платой за освобождение от цепей. Теперь, когда я узнал ваши кровожадные планы, я спросил у своей совести, что мне нужно делать. Мы все должны были перейти к троззелингам, которые обещали не причинять вам вреда. Хотя и держали бы вас, как пленника. Тогда была бы предотвращена эта бойня.

— Вы просто дурак, — сказал Язон бесстрастно.

Михай вспыхнул.

— Меня не заботит ваше мнение обо мне. Я поступил бы точно также, если бы опять предоставилась такая возможность.

— Даже зная, что эта шайка, которую вы привели за мной, не лучше остальных. Разве вы остановили их во время битвы, когда они хотели убить Айджейл?

— Это было сделано в состоянии аффекта, во время схватки, я не могу осуждать их за это…

— Неважно, чем это было вызвано. Война окончена, они побеждены и мои планы промышленной революции осуществляются теперь беспрепятственно, даже без моего личного участия. Единственное, чего вы добились — это убили меня — и этого я не могу вам простить.

— Что за безумие?..

— Безумие? Вы, ограниченный простак, — Язон приподнялся на локте и опять упал, пронзённый стрелой боли сквозь завесу наркотика. — Вы думаете, что я лежу здесь потому что устал? Ваши интриги, похищение Айджейл, заставили меня глубже погрузиться в сражение, чем я предполагал, и напороться на длинный, острый и необеззараженный меч. Меня прокололи как свинью…

— Я не понимаю, что вы говорите…

— Вы стали очень бестолковым. Меня проткнули мечом и острие вышло наружу с другой стороны. У меня не слишком хорошие знания анатомии, но, вероятно, не один из жизненно-важных органов не затронут. Если бы были пробиты лёгкие или крупные кровеносные сосуды, я не разговаривал бы с вами сейчас. Но я не вижу способа пробить дыру в животе и не занести туда компанию голодных бактерий. Когда-нибудь прочитайте книгу об оказании первой медицинской помощи. Там сказано о такой инфекции, как перитонит: учитывая медицинские достижения на этой планете, она в ста процентах случаев ведёт к смерти.

Его слова поразили Михая, но Язон не ободрился от этого и вынужден был закрыть глаза от слабости. Когда он вновь открыл их, было уже темно, и он с перерывами, так и дремал до рассвета, тогда он смог позвать Айджейл и попросить принести ящичек с корнями беди. Она вытерла его лоб, и он заметил выражение её лица.

— Здесь мне стало жарче, — сказал он. — Это у меня температура.

— Ты ранен из-за меня, — воскликнула Айджейл и начала плакать.

— Ерунда, — сказал ей Язон. — Я давно уже решил, что единственный для меня способ умереть — самоубийство. На планете, где я родился, не было ничего, кроме солнечных дней, бесконечного мира и долгой, долгой жизни. Я решил покинуть её; предпочитая короткую насыщенную жизнь долгой, но пустой. Теперь, дай мне ещё корней: я хочу забыться.

Наркотик был сильнодействующим, а инфекция глубоко проникла в организм. Язон дремал, погрузившись в красноватый туман беди, приходил в себя и обнаруживал, что ничего не меняется: Айджейл ухаживает за ним, Михай звенит цепями в углу. Он подумал, что случится с Михаем, когда он умрёт, и эта мысль обеспокоила его.

В один из переходов полусознания, он услышал шум, растущий рёв в воздухе, который постепенно замер в отдалении. Он приподнялся: в отдалённом шуме ему послышалось что-то знакомое. Не обращая внимания на боль, он закричал:

— Айджейл, где ты? Иди сюда!..

Она вбежала из соседней комнаты, и тут он услышал крики и голоса, доносившиеся со двора и со стороны канала. Он действительно слышит их? Или это болезненная галлюцинация? Айджейл пыталась уложить его, но он оттолкнул её и позвал Михая:

— Вы слышали? Вы слышали это?

— Я спал… но, кажется, слышал…

— Что?

— Рёв, который разбудил меня. Звучит же это, как… но это невозможно…

— Невозможно? Почему невозможно? Это же ракетные двигатели. Здесь, на этой примитивной планете.

— Но ведь здесь нет ракет…

— Теперь они есть, идиот. Как вы думаете, зачем я построил свой передатчик молитв?.. — Он нахмурился от внезапной мысли и стараясь заставить свой ослабленный мозг работать. — Айджейл, — позвал он, роясь под подушкой, куда он спрятал кошелёк. — Бери деньги — все, отправляйся в церковь Электро и отдай их жрецам. Пусть ничто не остановит тебя: это самое важное твоё дело в жизни. Вероятно, все перестали крутить колесо и выбежали посмотреть, что происходит. Ракета никогда не отыщет нас без наводящего радиолуча. А если она приземлится где-нибудь в другом месте, будет много хлопот. Пусть крутят ручку и не останавливаются ни на секунду. Скажи им, что сюда приближается корабль богов и нужно непрерывно молиться. Она выбежала, а Язон откинулся на подушку тяжело дыша. Что за корабль поймал его сигнал? Есть ли на борту врач или медицинская машина? Сумеют ли они побороть инфекцию? Должны суметь, на каждом корабле есть необходимое медицинское оборудование.

Впервые с момента своего ранения он позволил себе подумать, что может ещё выжить, и чёрный груз безнадёжности спал с него. Он даже улыбнулся Михаю.

— У меня такое чувство, старина, что мы в последний раз ощущаем вкус креноджа. Перенесёте ли вы эту тяжесть?

— Я должен предупредить вас, — серьёзно сказал Михай. — Ваши преступления слишком серьёзны, чтобы замалчивать их. Я не могу поступить иначе. Я обязан буду сообщить капитану и вызвать полицию.

— Как может такой человек прожить так долго? — Холодно спросил Язон. — Что останавливает меня — ведь я могу убить вас, чтобы вы не могли больше обвинять меня.

— Не думаю, чтобы вы сделали это, у вас есть определённое чувство чести.

— Определённое чувство?.. Что за слово вы произносите? Может ли быть, что в вашем ограниченном мозгу, покрытом непромываемой коркой разума, появятся крошечные щели?

Прежде, чем Михай смог ответить, рёв ракеты послышался вновь. Он постепенно приближался. Какая-то тень закрыла солнце.

— Химическая ракета, — перекрикивая шум произнёс Язон. — Это посадочная шлюпка с космического корабля, она идёт на мой радиосигнал и тут не может быть случайного совпадения.

В этот момент в комнату вбежала Айджейл.

— Жрецы разбежались, все попрятались. Большой огненный зверь спускается, чтобы уничтожить нас всех!

Голос её перешёл в крик, когда рёв со двора вдруг замолк.

— Благополучная посадка! — Выдохнул Язон и указал на свой стол. — Дай мне карандаш и бумагу, Айджейл. Я напишу записку, ты отнесёшь её к приземлившемуся кораблю. — Она отпрянула, дрожа. — Не бойся, это всего лишь корабль, как и те, что ты видела, но он может летать по воздуху. В нём люди, они не причинят тебе вреда. Иди, покажи записку и приведи их сюда.

— Я боюсь…

— Не бойся. Люди в корабле помогут мне. Благодаря им я могу выздороветь.

— Тогда я иду, — просто сказала она, поднялась и все ещё дрожа от страха, направилась к двери.

Язон смотрел, как она уходит.

— Иногда, Михай, — сказал он, — когда я не смотрю на вас, я горжусь человечеством.

Ползли минуты. Язон беспокойно перебирал пальцами одеяло, думая, что может происходить во дворе. Послышался звон металла и вслед за этим серия выстрелов. Неужели перссоны напали на корабль? Он пытался встать и проклял собственную слабость. Всё, что он мог сделать — это лишь лежать и ждать. Его жизнь была в чужих руках.

Послышалось ещё несколько выстрелов, на этот раз в самом здании, так же, как и крики, и громкий стон. Звук шагов в коридоре, вбежала Айджейл, а за ней, все ещё с дымящимся пистолетом в руке, Мета.

— Долог путь от Пирра, — сказал Язон, любуясь её прекрасным обеспокоенным лицом, знакомым женским телом в жёстком металлическом костюме.

— Ты ранен? — Она быстро подбежала к постели и наклонилась, не упуская из виду раскрытую дверь. Когда она взяла его за руку, глаза её стали шире: она почувствовала сухой жар его кожи, но ничего не сказала, только отстегнула от пояса свою аптечку. Она прижала её к коже на его предплечье, последовал укол анализатора, что-то глухо зажужжало внутри. Аптечка ещё немного погудела, очевидно проверяя результат, затем добавила ещё три каких-то укола и ещё один, и зажгла сигнал «угроза миновала».

Лицо Меты было рядом, она наклонилась и поцеловала в сжатые губы, локон золотистых волос упал ему на щёку. Она была женщиной, но женщиной-пиррянкой, и целуя его, не сводила глаз с дверей. Её выстрел ударил в косяк двери и отбросил в коридор появившегося солдата.

— Не стреляй в них, — сказал Язон, когда она неохотно оторвалась от него, — они могут быть друзьями.

— Не моими. Как только я приземлилась, они начали стрелять по мне какими-то примитивными металлическими снарядами, но я позаботилась об этом… они стреляли даже в девушку, которая принесла мне твою записку, пока я не согнала их со стены. Тебе лучше?

— Не лучше и не хуже, только голова кружится. Но нам лучше уйти на корабль. Посмотрим, смогу ли я идти…

Язон опустил ноги на пол, приподнялся и упал лицом вниз. Мета втащила его обратно и натянула на него одеяло.

— Ты должен оставаться здесь, пока тебе не станет лучше. Ты слишком болен, чтобы двигаться сейчас.

— Будет гораздо хуже, если я останусь. Как только Хертуг — он тут главный — поймёт, что я могу уйти, он сделает все, чтобы задержать меня, не заботясь о том, сколько людей он потеряет. Мы должны двинуться раньше, чем его маленький злобный мозг придёт к такому выходу.

Мета осмотрелась. Взгляд её скользнул в сторону Айджейл — та съёжилась на полу — не задержав на ней свой взгляд, как и на мебели, она задержалась на Михае.

— Этот прикованный человек опасен?

— Временами бывает так, что с него нельзя спускать глаз. Этот человек похитил меня с Пирра.

Мета протянула Язону пистолет.

— Вот оружие, убей его сам.

— Видите, Михай, — сказал Язон, — я чувствую знакомую тяжесть оружия в руке. Все хотят, чтобы я убил вас. Что-то в вас есть, из-за чего все чувствуют к вам отвращение.

— Я не боюсь смерти, — ответил Михай, поднимая голову и распрямляя плечи, но со своей отросшей бородой и цепями он выглядел не очень впечатляюще.

— Вы должны бояться, — Язон опустил пистолет. — Удивительно, что человек с вашей способностью причинять неприятности может продержаться так долго. — Он повернулся к Мете. — Я устал от убийств, эта планета погрязла в них. И, кроме того, он поможет мне добраться до корабля. Лучшего носильщика-санитара мы здесь не найдём.

Мета повернулась к Михаю, пистолет из её кобурыпрыгнул в руку и выстрелил. Михай отшатнулся, защищаясь протянутыми руками, и был удивлён, обнаружив, что он ещё жив. Мета освободила его, отстрелив цепь. Она скользнула к нему с грацией тигрицы и подняла все ещё дымящийся ствол своего пистолета.

— Язон не хочет, чтобы я убила тебя, — сказала она и ещё ближе приблизила к нему пистолет, — но я не всегда поступаю так, как он говорит. Если хочешь жить, делай то, что я говорю. Сними крышку со стола. Нам нужны носилки. Поможешь отнести Язона к ракете. При малейшем неподчинении ты умрёшь. Понял?

Михай открыл рот для протеста, или может быть, для одной из своих речей, но холодная ярость в голосе женщины остановила его. Он только кивнул и повернулся к столу.

Айджейл теперь съёжилась у постели Язона, крепко схватившись за его руку. Она не поняла ни слова из их разговора.

— Что происходит, Язон? — взмолилась она жалобно. — Что это за сверкающая штука укусила тебя за руку? Эта женщина поцеловала тебя, она должно быть, твоя жена, но ты сильный человек, и у тебя могут быть две женщины. Не оставляй меня…

— Кто эта девушка? — спросила Мета ледяным голосом. Её кобура задрожала и оттуда высунулся ствол пистолета.

— Это местная девушка, рабыня: она помогала мне, — сказал Язон с наигранной небрежностью. — Если мы оставим её здесь, её убьют. Она отправится с нами.

— Не думаю, чтобы это было разумно, — Мета сузила глаза, пистолет дрожал от желания прыгнуть ей в руку. Пиррянская женщина в любви остаётся женщиной — пиррянкой тоже, а это чрезвычайно опасное соединение. К счастью её внимание отвлёк скрип двери, и она дважды выстрелила в том направлении, прежде чем Язон остановил её.

— Подожди, это Хертуг, я узнал его шаги, когда он убегал по коридору от двери.

Из зала донёсся испуганный голос.

— Они не знали, что это твой друг, Язон. Несколько солдат начали стрелять. Я накажу их. Мы друзья, Язон. Скажи этому человеку, чтобы он перестал стрелять: я хочу войти и поговорить с тобой.

— Я не понимаю слов, — сказала Мета, — но его голос мне не нравится.

— Твои чувства совершенно правильны, дорогая, — ответил ей Язон. — Он не мог бы быть более двуличным, имея ещё глаза, нос и рот на затылке…

Язон засмеялся и понял, что голова у него ясная, сознание больше не затуманено. Необходимость думать по-прежнему требовала усилий, но эти усилия были ему вполне доступны. Они все ещё не выбрались из этого беспокойного места: каким бы хорошим стрелком не была Мета, она не могла одна выстоять против целой армии. Он должен остановить их.

— Входи, Хертуг, тебе не причинят вреда. Случилось недоразумение, — позвал он и повернулся к Мете. — Не стреляй, но будь наготове. Я попробую уговорить его, но ничего не могу гарантировать, поэтому ты будь наготове.

Хертуг быстро заглянул в дверь и спрятался. Потребовалось некоторое время, чтобы он справился со своими нервами и нерешительно вошёл в комнату.

— Какое отличное маленькое оружие у твоего друга, Язон… Скажи ему. — Тут он взглянул ещё раз на Мету… я имел в виду, что я дам несколько рабов за это оружие. Пять рабов… Это будет хорошая сделка…

— Скажи: семь…

— Согласен: по рукам.

— Но не это, это оружие принадлежит её семье многие годы и стало частью её. Но на корабле есть другое, мы пойдём туда и она отдаст тебе его…

Михай кончил разбирать стол и положил его крышку у постели Язона, затем он и Мета осторожно положили Язона на крышку, а Хертуг рукой вытирал нос и следил за ними своими красными глазами.

— На корабле тебя приведут в порядок, — сказал он, проявляя больше сообразительности, чем ожидал от него Язон. — Ты не умрёшь и улетишь на небесном корабле?

— Я умираю, Хертуг! — застонал Язон и вытянулся на досках, изображая агонию. — Они унесут мой прах на корабль — это особая похоронная космическая барка — и развеют его среди звёзд…

Хертуг двинулся к двери, но прежде, чем он сделал шаг, Мета была рядом. Она сжала его руку так, что он вскрикнул и приставила пистолет к его груди.

— Каковы твои планы, Язон? — спросила она спокойно.

— Пусть Михай несёт носилки спереди, а Хертуг и Айджейл сзади. Держи этого парня под прицелом, и, может быть, нам удастся сберечь свои шкуры.

Они шли медленно и осторожно. Лишившиеся руководства перссоны не могли понять, что происходит: крик боли, который издал Хертуг, только смутил их. Процессия достигла ракеты без особых затруднений.

— Теперь самое трудное, — сказал Язон, схватившись за шею Айджейл и перенося большую часть своего веса на плечо Михая. Он не мог идти, но они втащили его в корабль. — Стой у двери, Мета, и следи за этим старым грибом. Будь готова ко всему, на этой планете не существует верности, и если они смогут добраться до нас ценой жизни Хертуга, они не будут колебаться ни минуты.

— Это логично, — согласилась Мета. — И в конце концов на то и война.

— Да, я так и думал, что пиррянин согласится с таким взглядом. Будь наготове. Я проверю механизм и, когда всё будет готово, дам сирену. Тогда оттолкни Хертуга, закрой люк и как можно быстрее отправляйся к приборам — я не думаю, что смогу управлять полётом. Поняла?..

— Да. Иди, ты теряешь время.

Язон взобрался в кресло помощника пилота и проделал весь предполётный цикл. Он уже потянулся к кнопке сирены, когда раздался глухой удар, и корабль вздрогнул. На какое-то мгновение он остановился, а потом начал медленно падать.

Прежде чем Язон успел нажать на кнопку, Мета оказалась в кресле пилота и маленькая ракета устремилась к небу.

— У них не такой уж примитивный мир, как я сначала подумала, — сказала она, как только упало ускорение полёта. — В одном из зданий была большая неуклюжая машина и она вдруг задымилась и бросила в нас камень: два стабилизатора отлетели. Я подняла корабль, но человек, которого ты называл Хертугом, сбежал.

— В некотором отношении это даже и лучше, — согласился Язон, чувствуя себя слишком слабым, чтобы признаться, что в самом деле их чуть не погубило его собственное изобретение.

Глава 17

Благодаря искусству Меты они легко скользнули в люк пиррянского крейсера, который вращался по орбите на границе атмосферы.

Свободное падение в состоянии невесомости настолько облегчило боль Язона, что он сумел надёжно закрепить перепуганную Айджейл в противоперегрузочном кресле, только после этого устроившись в таком же. Маньяки-рабовладельцы казались бесконечно далёкими.

Когда он пришёл в себя, боль и неудобства прошли, так же как и слабость, и он смог самостоятельно добраться до штурманской рубки. Мета рассчитывала курс на компьютере.

— Еды! — проговорил Язон, хватаясь за горло. — Ткани моего организма истощены, я умираю от голода.

Мета, не говоря ни слова, протянула ему обеденный набор из космического рациона. Её вид, хорошо знакомый ему, говорил о том, что она чем-то рассержена. Поднося тюбик ко рту, он увидел Айджейл, съёжившуюся в углу; она наконец освоилась с отсутствием веса.

— Отлично, — сказал Язон с фальшивым весельем в голосе. — Ты в корабле одна, Мета?

— Конечно, одна. — Она ответила таким тоном, что это прозвучало как: «ты глуп». — Мне позволили взять корабль, но никто не смог отправиться со мной.

— Как ты разыскала меня? — спросил он, стараясь выяснить причину её недовольства.

— Очень просто. Оператор в нашем космическом посту заметил герб, когда корабль с тобой улетал, и по его описанию Керк узнал герб Кассилии. Я отправилась на Кассилию на разведку. Корабль они опознали, но никаких сведений о его возвращении не было. Я вернулась на Пирр и выяснила, какие планеты лежат поблизости от курса и где могли бы зарегистрировать корабль, если бы он вышел из джамп-режима. Таких планет оказалось три. На двух из них есть современный космопорт и лётный контроль, они знали бы, если бы ваш корабль приземлился, или даже если потерпел бы крушение. Они не знали. Оставалась одна планета. Как только корабль вошёл в атмосферу, я услышала сигнал и приземлилась как можно быстрее.

— Как ты поступишь с этой женщиной? — последние слова были ещё холоднее, чем её тон.

Айджейл скорчилась ещё больше — дрожа от страха и не понимая ни слова из беседы.

— Я ещё не думал об этом, однако…

— В твоей жизни есть место только для одной женщины, Язон. Для меня. И я убью всякого, кто думает иначе.

Она несомненно так и сделает, и если Язон хочет, чтобы Айджейл жила как можно дольше, её следует немедленно удалить от смертельной угрозы, которую представляет ревнивая пиррянка. Язон напряжённо думал.

— Мы приземлимся на ближайшей цивилизованной планете и оставим её. У меня достаточно денег. Я оставлю на её имя счёт в банке, ей хватит на долгие годы. И я поставлю условие, что деньги ей будут выплачиваться по частям. Поэтому, сколько бы она не истратила, ей хватит на будущее. Я не беспокоюсь о ней: если она могла выжить на этой планете, она выживет везде.

Он услышал жалобы Айджейл, когда сообщил ей эту новость, но ведь это было для её же блага.

— Я позабочусь о ней и поведу её путём правды, — раздался от входа знакомый голос. Там стоял Михай, прижимаясь к косяку.

— Отличная идея, — с энтузиазмом в голосе согласился Язон. Он обернулся к Айджейл и заговорил на её языке. — Ты слышала? Михай возьмёт тебя с собой и присмотрит за тобой. Я оставлю тебе достаточно денег на все твои нужды, а он тебе все объяснит о деньгах. Я хочу, чтобы ты внимательно выслушала его, а потом поступила наоборот. Ты должна пообещать мне это и никогда не нарушать своего слова. Таким путём ты сделаешь какое-то количество ошибок, но все в общем пройдёт хорошо.

— Я не могу оставить тебя! Возьми меня с собой, я всегда буду твоей рабыней! — заплакала она.

— Что она сказала? — спросила Мета.

— Вы зло, Язон, — заявил Михай. — Она будет повиноваться вам, я знаю это, как бы я о ней не заботился. Она будет выполнять ваш приказ.

— Надеюсь на это, — горячо ответил ему Язон. — Только тот, кто рождён с вашим умом, способен жить алогично. Остальные, обычно, намного счастливее вас. Они наслаждаются физическими радостями жизни.

— Я сказал «зло» и оно не должно остаться безнаказанным. — Его рука отделилась от косяка и в ней оказался пистолет, который Михай нашёл внизу. — Я захватываю командование этим кораблём. Мы высадим этих двух женщин, затем отправимся на Кассилию для суда и наказания.

Мета сидела спиной к Михаю в кресле пилота в пяти метрах от него. Руки её были заняты расчётом курса. Она медленно подняла голову и взглянула на Язона.

На её лице появилась улыбка.

— Ты говорил, что не хочешь убивать.

— Я всё ещё не хочу этого, но я не хочу и отправляться на Кассилию.

Он вернул ей улыбку, отвернулся и вздохнул. За его спиной послышался внезапный шум. Выстрелов не было, лишь глухой стук, хриплый стон и резкий скребущий звук.

Михай проиграл последний спор.

Гарри Гаррисон Конные варвары (Мир смерти-3)

Глава 1

Дежурный лейтенант охраны Таленк опустил электронный бинокль и принялся регулировать его увеличение, чтобы компенсировать уменьшение яркости света. Сверкающее белое солнце зашло за толстый слой облаков, был близок вечер, однако в окулярах бинокля по-прежнему было видно четкое изображение черно-белой волнообразной равнины. Таленк негромко выругался, водя взад и вперед тяжелым прибором. Трава, колеблющийся, покрытый инеем океан травы. Больше ничего.

– Простите, сэр, но я ничего не видел, – неохотно сказал часовой. – Все как обычно.

– Зато я видел – и этого достаточно. Там что-то двигалось, и я должен выяснить, что это было. – Он опустил бинокль и глянул на часового. – До темноты часа полтора, и времени достаточно. Скажите дежурному офицеру, куда я пошел.

Часовой открыл рот, собираясь заговорить, но промолчал. Не стоит давать советы лейтенанту охраны Таленку. Когда ворота в проволочном заграждении раскрылись, Таленк взял лазерный пистолет, прикрепил к поясу сумку с гранатами и пошел – человек, уверенный в своих силах, победитель многочисленных схваток, ветеран, владеющий всеми способами обороны. Он был уверен, что в этом необъятном просторе равнины нет ничего, с чем бы он не мог справиться. Он видел движение, он был уверен в этом – слабое движение, замеченное краем глаза. Это могло быть животное, это могло быть что угодно. Его решение произвести разведку было вызвано, как скукой караульной службы, так и просто любопытством. Или чувством долга. Он одиноко шагал по хрустящей траве и обернулся лишь раз, чтобы взглянуть на окруженный проволочной изгородью лагерь. Горстка низких зданий и навесов, скелет буровой вышки над ними, все покрывала тень похожего на утес космического корабля, но даже он ощутил всю незначительность одинокого лагеря, заброшенного в необозримую пустую равнину. Он фыркнул и отвернулся. Если здесь что-то скрывается, он это обнаружит.

В ста метрах от изгороди был небольшой откос, окруженный естественными валами – неровность поверхности, незаметная из лагеря. Таленк забрался на вершину вала и, заглянув вниз, увидел группу всадников, скрывающихся в углублении.

Он немедленно отпрянул назад, но сделал это недостаточно быстро. Ближайший всадник пробил своим длинным копьем икру ноги Таленка и подтянул лейтенанта к краю вала. Таленк, падая, выхватил пистолет, но второе копье ударило его в руку и пробило ладонь, пригвоздив ее к земле. Все произошло довольно быстро, в одну-две секунды, волна боли еще не накрыла его, и он попытался включить свой радиопередатчик. Третье копье, пробив запястье, пригвоздило и вторую руку.

Прибитый к земле, раненый, ошеломленный, оглушенный болью лейтенант Таленк раскрыл рот, чтобы громко закричать, но даже этого ему не дали сделать. Ближайший к нему всадник наклонился и ударил короткой саблей между зубов Таленка, разрезав ему рот, и крик лейтенанта захлебнулся. Ноги его дернулись в агонии, сминая траву, и это был единственный звук, сопровождавший его смерть. Всадники молча смотрели на него, затем отвернулись с абсолютным отсутствием интереса. Их верховые животные – лошади – были так же молчаливы.

– В чем дело? – спросил дежурный офицер, застегивая свой оружейный пояс.

– Лейтенант Таленк, сэр. Он ушел туда. Сказал, что что-то заметил. Он исчез за тем подъемом. Я не вижу его уже десять-пятнадцать минут и не могу вызвать по радио.

– Не думаю, чтобы здесь была какая-нибудь опасность, – сказал офицер, глядя на темневшую равнину. Однако лучше поискать его. Сержант! – Человек выступил вперед и отдал честь. – Возьмите с собой отделение, отыщите лейтенанта Таленка.

Солдаты были профессионалами, заключившими долголетний контракт с «Джон Компани» и они ждали от новых планет любых опасностей. Рассыпавшись цепью, они осторожно двинулись по равнине.

– Что-то произошло? – Спросил металлург, выходя из пристройки у буровой вышки с рудными образцами на лотке.

– Не знаю, – ответил офицер, и в этот момент из глубокого оврага по обе стороны холма, показались всадники.

Это было ошеломляюще. Охранники, тренированные, до зубов вооруженные, были смяты и уничтожены. Прозвучало несколько выстрелов, но всадники низко пригибались к своим длиннющим лошадям и закрывались от выстрелов их телами. Слышались глухие звуки освобождающейся от тетивы лука стрелы, стрелы и копья убивали мгновенно…

Всадники пронеслись над цепью, оставив после себя девять корчившихся тел.

– Они сейчас будут здесь! – Крикнул металлург, бросив лоток с образцами и побежал. Прозвучала сирена тревоги, из своих палаток начали выбегать солдаты.

Нападающие ударили по лагерю с внезапностью землетрясения. Не было времени для подготовки, и люди у изгороди умирали, не успев поднять оружия. Лошади атакующих цеплялись за почву подушкообразными лапами и неслись вперед, только что отдаленная угроза, еще мгновение, они уже здесь. Передний ударился о проволочное заграждение и пробил его своим весом, хотя ярко сверкнула электрическая дуга и убила животное: его длинная шея вытянулась на земле, как раз перед дежурным офицером. Тот смотрел на нее в ужасе, а в это время всадник с земли всадил ему в глаз стрелу. Дежурный офицер умер мгновенно.

Убийство, свистящая смерть. Они ударили один раз и исчезли, проносясь вдоль изгороди, оставив тело мертвого животного и посылая поток стрел из своих коротких луков. Даже в полутьме, стреляя со спин своих несущихся лошадей, они безошибочно поражали цель. Люди умирали или падали раненые. Одна стрела даже пробила выходное отверстие сирены, и та замолкла.

Так же быстро они исчезли в ущелье, укрывшись в сумерках, и в наступившей тишине были слышны лишь стоны раненых.

Свет дня совсем померк, и темнота добавилась к всеобщему смятению. Когда вспыхнули осветительные трубки, лагерь представлял собой море кровавой смерти в окружающей ночи. Порядок слегка восстановился, когда Бардовы, начальник экспедиции, начал выкрикивать распоряжения в громкоговоритель. Пока медики отделяли раненых от мертвых, были подготовлены к стрельбе мортиры. Один из часовых выкрикнул предупреждение, и прожектор, направленный наружу, осветил темную массу всадников, вновь собравшихся у оврага.

– Мортиры, огонь! – Крикнул командир в диком гневе. – Уничтожить их! – Его голос потонул в первом залпе, выстрелы гремели раз за разом, пыль и дым понеслись к небу, гром выстрелов отдавался повсюду.

Однако люди в лагере даже не успели осознать, что появление всадников было отвлекающим маневром, скрывавшим основной удар с противоположной стороны лагеря. Только когда всадники были уже среди них, и они начали умирать, люди поняли, что случилось. Но было уже поздно.

– Закрыть люки! – Выкрикнул дежурный пилот, сидевший наверху в безопасности в штурманской рубке космического корабля, и нажал кнопку закрывания пневмозамков. Он видел, как накатываются волны атакующих и знал, как летаргически медленно движение тяжелой внешней двери. Он продолжал неосознанно давить на кнопку закрывания.

Ревущей волной атакующие перехлестнули через проволочное заграждение. Передние животные умирали и были растоптаны следующими за ними людьми. Некоторые из всадников тоже погибли, но накатывались все новые и новые волны. Они заполнили лагерь, уничтожая все.

– Говорит второй офицер Вейкс, – сказал пилот, включив все микрофоны на корабле. – Я спрашиваю, есть ли на корабле офицер, старше меня по званию? – Он вслушался в молчание и когда заговорил, голос его был приглушен и неясен. – Отзовитесь все по очереди – офицеры и солдаты, начиная с машинного отделения. Радист, записывайте.

Нерешительно, один за другим, отзывались голоса, а Вейкс в это время включил механизм большого экрана и смотрел на бушующую внизу ярость.

– Семнадцать – это все, – сказал радист, не веря сам себе. Он протянул список второму офицеру, тот бегло взглянул на него и потянулся к микрофону.

– Я принимаю командование, – сказал он. – Приготовиться к старту!

– Мы не поможем им? – Спросил кто-то. – Мы не можем оставить их так.

– Никто не остался в живых, – медленно сказал Вейкс. – Я смотрел во все экраны: не видно никого, кроме атакующих и их лошадей. Даже если там есть кто-то, сомневаюсь, можем ли мы им помочь. Оставлять же здесь корабль – самоубийство. К тому же, на борту лишь малая часть экипажа.

Корпус корабля вздрогнул, как бы подчеркивая его слова.

– Один из экранов вышел из строя… И второй тоже… они разбивают их чем-то. И они привязывают ремни к дюзам и опорам стабилизаторов. Не знаю, смогут ли они задержать нас, и не собираюсь проверять это. Старт через шестьдесят пять секунд.

– Они все сгорят в огне наших двигателей, все и вся внизу, – сказал радист, сжимая кулаки.

– Наши люди не почувствуют этого, – угрюмо сказал пилот, – а что касается других, – то чем больше, тем лучше…

Когда космический корабль взлетел, изрыгая огонь, он оставил под собой дымящийся неровный круг смерти. Но как только земля охладилась, ожидавшие этого всадники двинулись по ней, топча пепел.

Все новые и новые их волны появлялись из темноты. Казалось их бесчисленным полчищам не будет конца.

Глава 2

– Глупо позволить птице-пиле ранить себя, – сказал Бруччо, помогая Язону дин-Альту стянуть через голову металлизированный свитер.

– Глупо стараться принести мир на эту планету! – Ответил Язон, его слова были приглушены плотной одеждой. Он снял свитер и поморщился от сильной боли в боку. – Я как раз наливал себе суп, и тарелка помешала мне выстрелить.

– Только поверхностная рана, – сказал Бруччо, глядя на красную царапину в боку Язона. – Пила прошла над ребрами, не сломав их. Твое счастье…

– Ты имеешь в виду: счастье, что я не убит. Кто когда-нибудь еще слышал о птице-пиле в кают-компании?

– На Пирре всегда нужно ожидать невероятного.

Бруччо начал смазывать рану обеззараживающим средством, и Язон крепко стиснул зубы. Щелкнул микрофон и обеспокоенное лицо Меты появилось на экране.

– Язон, я слышала, ты ранен, – сказала она.

– Умираю, – ответил он.

Бруччо громко крикнул:

– Ерунда. Поверхностная рана четырнадцати сантиметров в длину. Яда нет.

– И все? – Сказала Мета. И экран погас.

– Да, и все, – горько сказал Язон. – Литр крови и килограмм мяса, ничего особенного – обычная заусеница. Что мне сделать, чтобы заслужить хоть немного сочувствия здесь: лишиться ноги?

– Если ты лишишься ноги в бою, можешь рассчитывать на сочувствие, – холодно сказал Бруччо, накладывая на рану липкую повязку. – Но если тебе оторвала конечность птица-пила в кают-компании, ты можешь ожидать лишь презрения.

– Хватит, – резко сказал Язон, вновь надевая свитер. – Не нужно понимать меня так буквально. Да, я знаю о тех теплых чувствах, на которые могу рассчитывать с вашей стороны, дружественные пирряне. И улечу с этой планеты, не раздумывая и пяти минут.

– Ты улетаешь? – Спросил Бруччо с проблеском интереса. – Из-за этого сегодняшнего собрания?

– Не делай вид, что ты расстроился при этой новости. Постарайся сдержать свое нетерпение до пятнадцати часов, когда соберутся все остальные. Я не признаю любимчиков. Кроме себя самого, конечно, – и он вышел прихрамывая и стараясь как можно меньше двигать мышцами ног. Наступило время перемен, – подумал он, глядя через высокое окно на смертоносные джунгли за стеной периметра. Очевидно, несколько светочувствительных ячеек уловили его движение, так как ветки ближайшего дерева наклонились вперед, и внезапный шквал ядовитых шипов ударил в прозрачный металл окна. Но его нервы были настолько тренированы, что он даже не пошевелил ни одним мускулом.

Время для перемен проходит. Каждый день на Пирре – это еще один поворот колеса… Выигрыш – это всего лишь выжидание, а когда выпадет твой номер – это всегда несомненно – смерть. Сколько человек погибло со времени его прибытия сюда? Кажется, он становится таким же равнодушным к смерти, как и настоящие пирряне.

Если возможны какие-либо изменения вообще, то он единственный человек, который может их осуществить. Однажды ему показалось, что он решил смертоносные проблемы этой планеты: тогда он доказал пиррянам, что безжалостная и бесконечная война – их собственное поражение. Но война все еще продолжается. Знание истины вовсе не всегда означает согласие с ней. Пирряне, способные примириться с условиями сосуществования, оставили город и ушли далеко вглубь планеты, чтобы избежать физического и духовного давления ненависти, окружающей город. Оставшиеся пирряне, хоть и убедились в том, что это их собственные чувства заставляют войну продолжаться, в глубине души не верили в это. И каждый раз, когда они смотрели на ненавистную им землю, враг приобретал новые силы и возобновлял нападение. Думая об неизбежном конце ожидавшем город, Язон чувствовал себя подавленным. Осталось так много людей, не способных примирить себя с планетой. Они были частью той войны, как гиперспециализированные жизненные формы – порождение смеси ненависти и страха.

Необходимы перемены. Язон задумался над тем, насколько пирряне способны осознать их неизбежность.

Было пятнадцать двадцать, когда Язон вошел в кабинет Керка: его задержало срочное сообщение, полученное по джамп-связи. У всех собравшихся в кабинете было одно и тоже выражение холодной ярости. У пиррян слишком мало терпения и еще меньше терпимости. Они все такие одинаковые – и в то же время разные.

Керк, седовласый и бесстрастный, способен был лучше остальных контролировать свои чувства. Это, несомненно, объяснялось его общением с жителями других планет. Этого человека нужно было убедить в первую очередь: если стремительное воинственное общество пиррян способно было иметь вождя, то таким вождем был Керк.

Черты ястребиного лица Бруччо, как всегда были искажены выражением подозрительности. Это выражение было вполне оправдано. Как врач, исследователь и эколог, он был единственным авторитетом в области жизненных форм Пирра. Он обязан был быть подозрительным. Однако, в конечном счете, он был ученым, и его можно было убедить фактами.

Рес, вождь корчевщиков, людей, успешно приспособившихся к жизни на смертоносной планете. Он не был вовлечен в чувство ненависти, заполнявшее остальных, и Язон рассчитывал на его поддержку.

Мета, родная и любимая, более сильная, чем мужчина, ее мощные руки могут обнять со страстью – или переломать кости. Знает ли холодный и практичный ум, скрытый в этом прекрасном женском теле, что такое любовь? Или просто гордость обладания чужестранцем Язоном дин-Альтом? Он это выяснит, но не сейчас, сейчас Мета была столь же нетерпелива и опасна, как остальные.

Язон закрыл за собой дверь и неискренне улыбнулся. – Привет всем, – сказал он. – Надеюсь, вы не думаете, что я нарочно заставил вас ждать?

Он быстро вошел, не обращая внимания на хмурое выражение лиц всех собравшихся.

– Я уверен, что вам всем будет приятно узнать, что я разбит, разорен и тону.

Выражение их лиц прояснилось, они обдумывали услышанное. Только одна мысль в одно время – в этом весь пиррянин.

– У тебя миллионы в банке, – сказал ему Керк, – и нет никакой возможности их проиграть.

– Когда я играю, я выигрываю, – сообщил ему Язон со спокойным достоинством. – Я разорен, так как истратил свой последний кредит. Я купил космический корабль, он на пути сюда.

– Зачем? – Вопрос Меты выразил общее мнение всех собравшихся.

– Я покидаю эту планету и беру тебя, а также стольких, сколько смогу, с собой.

Язон отлично понимал их мысли. Хорошая или плохая – а на самом деле, она была худшей в Галактике – это была их планета, их дом. Он должен сделать идею привлекательной, вызвать у них энтузиазм, заставить забыть все прочее. Апеллировать к разуму можно потом, вначале нужно обратиться к их чувствам. Он отлично понял значение этого щелканья их неизменных пистолетов. – Я открыл планету, еще более смертоносную, чем Пирр.

Бруччо засмеялся с холодным недоверием, и остальные закивали, соглашаясь с ним.

– Предполагается, что это будет для нас привлекательным? – Спросил Рес, единственный из пиррян, родившийся не в городе и поэтому лишенный их любви к насилию. Язон подмигнул ему, ободренный тем, что тот угадал способ, которым Язон собирался убедить остальных.

– Я говорю смертоносную, потому что она содержит наиболее опасную из всех существующих форму жизни. Более быструю, чем шипокрыл. Более злобную, чем рогатый дьявол. Более упорную, чем когтистый ястреб. И этому перечню нет конца. Я нашел планету, где постоянно живет это создание.

– Ты говоришь о человеке? – Спросил Керк, как обычно сообразивший быстрее остальных.

– Да. Люди, которые более опасны, чем существа на Пирре, потому что пирряне поколениями естественного отбора приспосабливались к защите от любых опасностей, к защите. Что вы скажете о мире, где люди тысячелетиями воспитывались для нападения, убийства и разрушения безо всякой мысли о последствиях. Как вы думаете, какими будут люди, выжившие в условиях такого всеобщего уничтожения?

Они размышляли над его словами, и по выражению их лиц было видно, что идея им не очень нравится. Они мысленно объединились против нового врага, и Язон решил продолжать, чтобы попытаться убедить их.

– Я говорю о планете под названием Счастье. Назвал ее так, наверное, какой-нибудь молокосос из первопоселенцев. Несколько месяцев назад я слышал о ней передачу в новостях; небольшое сообщение о том, что там уничтожен разведывательный отряд геологоразведчиков. Это трудно себе представить. Геологоразведочные команды хорошо подготовлены и способны справиться с любыми трудностями: а компания «Джон Минералз Компани» известна, как наиболее мощная. И кроме того, и это пожалуй, самое важное – «Джон Компани» никогда не играет слишком мелкими ставками. Поэтому я связался со своими друзьями, отправил им денег и попросил разузнать подробности того дела. Им удалось разыскать одного из выживших. Мне не малого стоило раздобыть подробную информацию, но игра стоит свеч. Вот эта информация. – Он сделал драматическую паузу и извлек листок бумаги.

– Ну что ж, начинай, хватит махать им на нас, – сказал Бруччо, раздраженно постукивая по столу.

– Имей терпение, – сказал ему Язон. – Это доклад инженера и написан он в чисто техническом стиле, но с большим энтузиазмом. Очевидно, Счастье чрезвычайно богато тяжелыми элементами, расположенными близко к поверхности на ограниченной территории. Возможны открытые разработки, и из доклада инженера ясно, что урановая руда почти не нуждается в обогащении и даже достаточна богата для того, чтобы реактор работал на не очищенной руде.

– Это невозможно, – прервала его Мета. – Уран в свободном состоянии не может быть столь радиоактивен, чтобы…

– Пожалуйста, – сказал Язон, взмахивая в воздухе руками. – Я всего лишь немного преувеличил, чтобы сделать сообщение убедительным. Руда богата, с этим нужно согласиться. Но самое важное теперь – это то, что несмотря на качество руды, «Джон Компани» не вернулась на Счастье. Они сильно обожглись там и решили, что есть множество планет, где можно соорудить шахты с меньшими затратами. Без возможности встретиться с этими оседлавшими драконов варварами и, которые внезапно появляются как из-под земли и нападают бесконечными волнами, уничтожая все на своем пути…

– Что означают эти последние слова, – спросил Керк.

– Ты можешь догадаться также, как и я. Так выжившие описывают это убийство. И единственное в чем мы можем сейчас быть уверены, это в том, что они были атакованы вооруженными всадниками и уничтожены.

– И ты хочешь, чтобы мы отправились на эту планету? – Спросил Керк. – Звучит не очень привлекательно. Мы можем остаться здесь и продолжать работу на своих шахтах.

– Вы работаете на своих шахтах уже столетия, некоторые из них достигли пятикилометровой глубины и дают только второсортную руду. Но дело даже не в этом – я думал о людях Пирра и о том, что ждет их в будущем. Жизнь на этой планете необратимо меняется. Пирряне, которые способны примириться с местной жизнью, так и поступили. А что же делать остальным? Ответом ему было затянувшееся молчание.

– Неплохой вопрос, не правда ли? И весьма своевременный. Я скажу вам, что ожидает людей, оставшихся в этом городе. Но постарайтесь не стрелять в меня. Я думаю, вы уже научились бороться с этим непроизвольным рефлексом в ответ на несогласие с вами. Во всяком случае, надеюсь, что те из вас, кто находится здесь, этому научились. Я не собираюсь говорить этого всем людям в городе. Они скорее убьют меня, чем выслушают правду. Они не захотят признавать, что все они обречены на гибель этой планетой.

Последовал легкий щелчок, и пистолет Меты остановился на полпути к ее руке, а затем скользнул обратно. Язон улыбнулся ей в ответ и погрозил пальцем. Она холодно отвернулась. Остальные лучше контролировали свои чувства: их пистолеты остались неподвижными в кобурах.

– Это неправда, – сказал Керк. – Люди по-прежнему живут в городе…

– И число их все время уменьшается. Несостоятельный довод. Те, кто смог, ушли, и остались лишь люди с твердыми сердцами.

– Возможны другие решения, – сказал Бруччо. – Можно построить другой город…

Грохот землетрясения прервал его. Небольшие подземные толчки ощущались на Пирре почти все время, и к ним привыкли, но эти были значительно сильнее. Здание дрожало от них и широкая трещина появилась в стене, из нее посыпалась цементная пыль. Трещина пересекла оконную раму и, хотя стекло было сделано из прозрачного металла, оно треснуло и разлетелось на множество осколков. Как бы в ответ на отверстие, нырнул шипокрыл, прорвав снаружи защитную сеть. Он исчез в пламени разрывов, так как прозвучали сразу четыре выстрела из пистолетов, выпрыгнувших из кобур. – Я присмотрю за окном, – сказал Керк, поворачиваясь на стуле так, чтобы следить за окном. – Продолжай.

Перерыв – напоминание о том, какую они ведут теперь жизнь в городе – сбил Бруччо. Он немного поколебался, а потом продолжал: – Да… что ж, я говорил… возможно другое решение. Второй город, далеко от этого, может быть построен, возможно на базе одной из шахт. Ведь только вокруг этого города формы жизни так смертоносны. Этот город должен быть оставлен…

– И новый город повторит все грехи старого. Ненависть переселившихся пиррян воспроизведет ту же ситуацию. Ты знаешь не хуже меня, Бруччо, что именно так все и будет.

Язон подождал, пока Бруччо неохотно кивнул в знак согласия.

– Есть только одно решение. Пирряне должны переселиться на планету, где смогут жить, не ведая постоянной опустошительной войны. Любое место подходит для пиррян. Вы настолько привыкли, что не замечаете, какой ад ваша планета. Я доказал вам, что все жизненные формы тут телепатичны и что ваша ненависть к ним заставляет их воевать с вами. Мутации и изменения постоянно становятся все более и более злобными и смертоносными. Вы согласились со мной. Но это не изменило ситуации. До сих пор достаточно пиррян, ненависть которых поддерживает войну. Пусть спасет меня ваш здравый смысл: вы очень упрямые люди! Если бы у меня хватило благоразумия, я давно бы покинул вас в вашей безнадежной участи. Но я запутался в ваших делах. Я помог вам выжить, и вы спасли меня, и в будущем наши дороги совпадают. Кроме того, мне нравятся ваши девушки.

Во внимательной тишине громко прозвучало фырканье Меты.

– Итак, шутки в сторону, перед нами серьезная проблема. Если ваши люди останутся здесь, они несомненно, погибнут… Все погибнут. Чтобы спасти их, нужно всем переселиться на более дружественную планету. Пригодные для человека планеты с хорошими естественными ресурсами нелегко разыскать, но я нашел одну. Могут быть кое-какие расхождения во взглядах с туземцами, но я думаю, что это делает мою идею более привлекательной для пиррян. Средство доставки и снаряжение – на пути сюда. Итак, кто со мной? Керк! Они считают тебя вождем… Веди!

Керк покосился на Язона и с отвращением скривил губы.

– Ты всегда хочешь заставить меня делать вещи, которые мне не нравятся…

– Значит ли это, что ты откажешь мне в помощи?

– Да. Я не хочу отправляться на другую планету, но я не вижу другого пути для спасения своих людей от полного вымирания.

– Хорошо. А ты Бруччо? Нам будет нужен хирург.

– Ищите другого. Мой помощник Тека может быть вашим хирургом. Мое изучение пиррянских форм жизни далеко от завершения. Я останусь в городе, пока он будет существовать.

– Это может стоить тебе жизни.

– Вероятно, так оно и будет. Однако, мои записи и наблюдения не будут уничтожены.

Никто не пытался уговорить его. Язон повернулся к Мете.

– Нам нужен будет пилот: экипаж, что приведет корабль, должен будет вернуться.

– Но я должна управлять нашим пиррянским кораблем.

– Но ведь есть и другие пилоты. Ты сама подготовила их. И если ты останешься тут, я возьму себе другую жену.

– Я убью ее. Я поведу твой корабль!

Язон улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй. Мета сделала вид, что не заметила его.

– Итак, – сказал Язон, – Бруччо остается здесь. – Я думаю, что Рес тоже остается – надо руководить поселениями за городом.

– Ты ошибаешься, – сказал Рес, – поселениями теперь управляет комитет, и дела идут вполне благополучно. Я не хочу оставаться – как бы это сказать? – парнем из деревенской глуши всю свою жизнь. Эта новая планета очень заинтересовала меня, и вообще я стремлюсь к новому жизненному опыту.

– Это лучшая новость, которую я сегодня услышал. Перейдем к подробностям. Корабль прибудет через две недели. Если мы сумеем все организовать, то вылетим сразу после его прибытия. Я напишу обращение к населению с описанием всех условий игры, и с ними мы можем обратиться к городу. Вызовем добровольцев. В городе осталось около двадцати тысяч человек, но мы не можем взять на корабль более двух тысяч – это специальный космический транспорт «Драчливый», предназначенный для перевозки войск. Он остался от одной из космических войн. Поэтому мы сможем выбрать лучших из добровольцев. Обоснуемся и вернемся за остальными. Мы начинаем большое дело.

Язон был ошеломлен, но больше никто не удивлялся.

– Сто шестьдесят восемь добровольцев, и даже включая Грифа, девятилетнего мальчика, из двадцати тысяч? Это невозможно!

– На Пирре возможно, – сказал Керк.

– Да, на Пирре, и только на Пирре. – Язон ходил по комнате, волоча ноги в двойном тяготении, и бил кулаком по ладони. – На состязании в тупоумии эта планета взяла бы первый приз. «Мы здесь родились, мы здесь и умрем». Уф! – Он направил указательный палец на Керка и согнулся, растирая икру – усилия от преодоления повышенного тяготения часто вызывали судороги.

– Ладно, не будем из-за этого волноваться, – сказал он. – Спасем их даже вопреки их желанию. Возьмем сто шестьдесят восемь добровольцев, отправимся на Счастье, захватим планету, откроем там шахту – и вернемся за остальными. Вот, что мы сделаем! – И он упал в кресло, массируя ногу, а Керк вышел.

– Во всяком случае, я надеюсь, – пробормотал Язон.

Глава 3

Приглушенный звон послышался в выходном тамбуре, когда механизм пересадочной станции присоединился гибким переходным тоннелем к корпусу космического корабля. Кто-то снаружи нажал кнопку коммуникатора, интерком ожил. – Пересадочная станция 70 Офиучи к «Драчливому». Вы присоединены к переходному тоннелю, давление сравнялось с корабельным. Можете открывать люк.

– Становитесь к выходу, – сказал Язон и повернул ключ в специальном замке, который позволял открывать одновременно наружный и внутренний люки. – Счастливого пути и благополучной посадки, – сказал один из членов экипажа, когда они покидали корабль. Все громко засмеялись, как будто он сказал что-то исключительно смешное. Не смеялся только пилот у входа, его сломанная рука была крепко привязана к груди. Никто из них не упомянул об этой руке и даже не глядел в его направлении. Но Язон знал, почему все смеялись.

Язон не жалел пилота. Мета всегда честно предупреждала мужчин, пытавшихся за ней поухаживать. Возможно, в романтической полутьме корабля пилот не поверил ей. Когда он пустил в ход руки, она сломала одну из них. Язон постарался лишить свое лицо всякого выражения в тот момент, когда пилот проходил мимо него в переходной тоннель. Это было сооружение из прозрачного пластика, извивающаяся пуповина, которая соединяла корабль с пересадочной станцией, ярко освещенный корпус которой висел над ними. Были видны еще два переходных тоннеля, точно такие же, как этот; они связывали космические корабли ко станцией, которая в состоянии невесомости следовала по своей орбите вокруг системы двойной звезды. Меньший компонент этой системы, 70 Офиучи В, как раз восходил. Его крохотный диск, удаленный на миллионы миль, показался из-за корпуса станции.

– У нас посылка для «Драчливого», – сказал чиновник, вышедший из тоннеля. – Доставлена другим кораблем и ждет вашего прибытия. – Он протянул книгу выдачи. – Распишитесь, пожалуйста.

Язон нацарапал свое имя и отодвинулся, так как два погрузочных робота пронесли громоздкий ящик по тоннелю в открытый люк корабля.

Он старался просунуть ломик под металлические полосы, которыми были оббиты стенки ящика, когда подошла Мета.

– Что это? – Спросила она, легким движением отбирая у него ломик и вставив его глубоко под полосу. Она чуть нажала, послышался треск лопнувшего металла.

– Ты отлично заменяешь мужчину, – сказал ей Язон, вытирая руки. – Готов поклясться, что ты с легкостью заменишь и двоих. – Она наклонилась над ящиком, а Язон сказал: – Это инструмент, который нам очень пригодится на планете. Хотел бы я иметь такой, когда впервые попал на Пирр. Это сберегло бы немало жизней.

Мета сняла крышку и смотрела на блестящий предмет яйцеобразной формы на колесах.

– Что это за игрушка?

– Эта «игрушка», как ты изысканно выразилась, стоит девятьсот восемьдесят две тысячи кредов, не считая транспортных расходов. Мета была потрясена.

– Как? Ты бы мог снарядить армию за эту сумму. Вооружение, амуниция…

– Я так и думал, что это подействует на тебя таким образом. Ты должна усвоить своей прекрасной светловолосой головкой, что армия не всегда может решить любую проблему. Мы хотим соприкоснуться с новой культурой на неизвестной нам новой планете, мы хотим соорудить там шахту, притом в месте, где есть руда. Твоя армия ничего тебе не расскажет о минералогии, антропологии, экологии, экзобиологии…

– Ты мастер выдумывать слова.

– Я ничего не выдумываю! Ты даже не представляешь себе, сколько знаний заключено в этом металлическом ящике. Библиотека, – сказал он, драматически указывая на нее пальцем, – расскажи нам о себе.

– Я модель 427-1587, Марк IX, Усовершенствованная, снабженная фотодвигателем, лазерным запоминающим устройством и замкнутым технологическим циклом…

– Стоп! – Приказал Язон. – Библиотека, это не годится. Ты можешь рассказать о себе проще, языком телепередач?

– А, приветик, – хихикнула библиотека. – Держу пари, вы никогда не видели Марка IX – это нечто новое во вселенной. Это «замкнутый» и т. д. означает просто, что перед вами мыслящая машина, которая сама себя восстанавливает и которую невозможно сломать. Если вы нуждаетесь в том, чтобы подумать о чем-то, придумать что-то, запомнить что-то, к вашим услугам память Марка IX. Его память содержит в себе всю библиотеку университета в Гарибее, а там столько книг, что вы за всю жизньих не перечитаете. Эти книги разбиты на слова, слова на биты, а биты записаны на крошечных кусочках силикона в мозгу Марка IX, та память, что составляет часть этого мозга – не больше мужского кулака – кулака мужчины маленького роста, так как на каждых десяти квадратных миллиметрах записывается 545 миллионов бит информации, но это совершенно неважно. История, науки, философии – все есть в этом мозгу. И лингвистика тоже. Если вы хотите знать, как звучит слово «сэр» на основных галактических языках, слушайте…

Послышались непередаваемые звуки, Язон повернулся к Мете – ее не было.

– Он может не только переводить слово «сэр», – сказал Язон, нажимая кнопку выключения. – Подожди и увидишь.

Пирряне наслаждались растительной жизнью во время путешествия на Счастье. Они дремали, зевали, как тигры с полным животом.

Лишь Язон испытывал потребность использовать время более эффективно. Он требовал от библиотеки все новой информации о планете и солнечной системе, к которой они приближались, и от занятий его отвлекали только страстные, но неумолимые объятия Меты. Она считала, что есть возможность провести долгие часы более интересно, и Язон, оторванный от своих занятий, с энтузиазмом соглашался с ней.

За один корабельный день до того расчетного момента, когда они должны были выйти из джамп-режима в системе Счастья, Язон собрал в кают-компании общее собрание.

– Вот и наша цель, – сказал он, указывая на большую карту, висевшую на стене. Его встретили абсолютным молчанием и стопроцентным вниманием, ибо краткий и военный стиль был впитан пиррянами с молоком матери.

– Счастье – пятая планета безымянной звезды класса F. Это белый гигант с вдвое большей светимостью, чем пиррянское солнце класса G, он посылает гораздо больше ультрафиолета. Вы можете рассчитывать на хороший загар. Девять десятых планеты покрыты водой, есть несколько цепей вулканических островов и единственный континент. Вот он. Как видите, он похож на лежащий плашмя кинжал, острием вниз, перегороженный пополам у начала рукояти. Вот эта линия – начало рукояти – огромный геологический разлом, он пересекает континент от одного края до другого, это сплошной утес, возвышающийся над окружающей местностью от трех до десяти километров. Эта цепь, а также горные районы за ней, оказывает решающее влияние на климат всего континента. Планета намного жарче чем большинство обитаемых планет – температура на экваторе близка к точке кипения воды – и только эта цепь делает северные районы континента пригодными для жизни. Туман и теплый воздух, стремясь на север, ударяются об эту преграду, и дожди выпадают на ее южных склонах. С гор на юг бежит несколько больших рек, на их берегах замечены поселки и следы сельскохозяйственных производств, но все это не интересовало людей «Джон Компани». Над этой местностью магнитометры и гравиметры молчали. Зато вот здесь, – он указал на северную часть континента, «рукоятку» кинжала, – здесь приборы сходили с ума. Горы, занимающие большую часть континента, содержат богатейшие залежи тяжелых металлов. Здесь и следует сооружать шахту, в центре самого необитаемого района. Здесь мало или совсем нет воды. Склоны задерживают осадки почти полностью, а то, что проходит через преграду, выпадает в виде снега на этом гигантском плато. Оно суровое, высокое, сухое и смертоносное – и никогда не меняется. Наклон оси в плоскости орбиты у Счастья так невелик, что сезонные изменения погоды с трудом можно заметить. Погода повсюду остается одной и той же постоянно. Для того, чтобы закончить эту исключительно привлекательную картину места для поселения, напомню, что там живут люди, которые опасней, чем любая форма жизни на Пирре. Наша задача заключается в том, чтобы приземлиться среди них, основать поселение и соорудить шахту. У кого есть какие-нибудь предложения?

– У меня, – сказал Клон, медленно вставая. Это был неуклюжий, рослый человек с толстыми и выдающимися вперед надбровными дугами. Вес толстых костей лицевой части черепа уравновешивался не менее массивными костями сзади, так что посредине оставалась лишь небольшая мозговая полость. Реакция у него была отличная – она управлялась, очевидно, более коротким путем из спинного мозга, чем у динозавра – но мысли с огромным трудом проникали в его окостенелый череп. Он был последним человеком, от которого Язон мог ожидать предложений.

– У меня, – повторил Клон. – Мы убьем их всех. Тогда они не будут беспокоить нас.

– Спасибо за предложение, – спокойно ответил Язон. – Стул прямо за тобой, садись. Твое предложение в чисто пиррянском духе. На первый взгляд оно может показаться весьма привлекательным, но мы не должны начинать геноцид. Для решения этой проблемы нужно использовать разум, а не зубы. Мы должны открыть эту землю, а не закрыть ее. Я предлагаю открытый лагерь – нечто противоположное вооруженному лагерю, основанному «Джон Компани». Если мы будем бдительны, будем тщательно следить за окружающей местностью, нас не смогут застать врасплох. Я надеюсь, что мы сможем установить контакты с туземцами и выяснить, почему они настроены против шахт и чужеземцев. Мы постараемся изменить их настроения. Если у кого есть лучший план, мы выслушаем его. В противном случае мы садимся возможно ближе к поселку «Джон Компани» и ждем контакта. Наши глаза будут открыты, мы знаем, что случилось с первой экспедицией, мы будем очень осторожны, и с нами этого не случится…

Отыскать прежний поселок было легко. Растительность не успела затянуть обожженный шрам на местности. Брошенное тяжелое оборудование ясно обозначилось на шкале магнитометра, и «Драчливый» опустился на землю рядом с ним. Сверху степь казалась совершенно безжизненной, еще более безжизненной показалась она внизу. Язон стоя в открытом люке, вздрогнул, когда на него пахнул сухой, холодный воздух; под ударами ветра качалась трава, песок шуршал по обшивке корабля.

Язон собирался выйти первым, но Рес придержал его, и Керк соскользнул по трапу и первым ступил на поверхность планеты.

– Какая легкая планета, – сказал пиррянин, полуобернувшись и по-прежнему следя за степью. – Тут не больше одного G. После Пирра словно плывешь. – Ближе к полутора G, – сказал Язон, спускаясь следом. Но гораздо лучше, чем пиррянские два.

Разведывательный отряд из десяти человек, отошел от корабля, внимательно осматривая местность. Они шли недалеко друг от друга, однако ни один не перекрывал поле огня другому. Пистолеты оставались у них в кобурах, они шли медленно, не обращая внимания на холодный ветер и песок, которые заставили кожу Язона покраснеть, а глаза – слезиться. В чисто пиррянском вкусе, они наслаждались сознанием опасности после отдыха в путешествии.

– Что-то движется в двухстах метрах к юго-западу, – раздался в наушниках голос Меты. Она сидела у экранов вверху.

Они остановились и припали к земле, готовые ко всему. Волнистая равнина по-прежнему казалась пустой, но вдруг послышался свистящий звук, и стрела устремилась прямо в грудь Керку. Пистолет прыгнул ему в руку, и он сбил стрелу в воздухе так же спокойно, как сбивал нападающего шипокрыла. Просвистела вторая стрела, Рес слегка отстранился, она пролетела мимо. Они ждали, что будет дальше.

Нападение, – думал Язон. – Или случайная стычка? Не может быть, чтобы так быстро после нашего приземления началась организованная атака. А почему бы и нет?

Пистолет прыгнул ему в руку, и он начал оборачиваться – и почувствовал резкую боль в голове. Падения он не ощутил. Только внезапную полную темноту.

Глава 4

Язон наслаждался беспамятством. Красная волна острой боли охватила его и, кроме того, почти подсознательно, он чувствовал, что должен придти в себя и позаботиться о чем-то. По какой-то причине, которую он не мог осознать, голова его качалась взад и вперед, еще увеличивая в ней боль; он попытался удержать ее и не смог. После очень недолгого, как ему показалось промежутка времени, он осознал, что, когда чувствует боль, он находится в сознании и должен использовать эти моменты более выгодно. Руки его были связаны, но сохранили какую-то возможность для движения. Кобура была на месте, зажатая между рукой и боком, но пистолет не прыгнул ему в руку. Он понял почему, когда его ощупывающие пальцы коснулись оборванного конца провода, соединявшего пистолет с кобурой.

Его спотыкающиеся мысли шли вперед, с той же неуверенностью, что и пальцы. Что-то случилось с ним; кто-то, а не что-то, ударил его. Отобран пистолет. Что еще? Почему он ничего не видит? Пытаясь открыть глаза, он увидел лишь смутную красноту. Что еще исчезло? Конечно, его оружейный пояс. Пальцы продолжали движение, но пояса не нашли.

Они коснулись чего-то, это была медицинская сумка, все еще державшаяся на бедре. Стараясь не задеть зажим, он крепил сумку – если бы она выскользнула из его руки, он потерял бы ее – Язон прижал обратную сторону ладони к аптечке, пока его тело не соприкоснулось с головкой анализатора. Анализатор зажужжал, но Язон не ощутил укола из-за непрекращающейся боли в голове. Затем лекарство начало действовать, и боль медленно отступила. Не будучи больше угнетенным болью, он мог теперь сосредоточить бодрствующую половину своего сознания на проблеме глаз. Они не открывались, что-то держало их закрытыми. Возможно, это была засохшая кровь. Вероятно кровь, принимая во внимание состояние его головы. Он улыбнулся, осознав то, каким ложным путем идет его мысль.

Сосредоточиться на правом глазе. Крепко сжать его, до боли, затем попытаться поднять веко. Вновь крепко сжать. Он продолжал попытки, сжимая глаз, вызывая слезы, пока, наконец не почувствовал, что веко поднимается. Яркое солнце ударило его прямо в глаз, он замигал и посмотрел в сторону. Он двигался по равнине, движение было неровным, дребезжащим, что-то похожее на решетку, находилось недалеко от его глаз. Солнце касалось горизонта. Очень важно запомнить это, сказал он себе, – что солнце садится прямо за ним, может быть, немного правее.

Направо. Садится. Слегка направо. Лекарство из аптечки м шок от удара продолжали действовать, но еще окончательно не усыпили его. Садится. Позади. Немного направо. Когда последние белые лучи скрылись за горизонтом, он закрыл измученный глаз и потерял сознание.

– ………..! – Проревел чей-то голос, слова были неразличимы в этом реве.

Резкая боль в боку подействовала сильнее, и Язон откатился подальше, в то же время стараясь встать на ноги. Что-то твердое ударило его в спину, и он опустился на четвереньки. Время открыть глаза, решил он, и принялся тереть веки, пытаясь разлепить их. Первый же взгляд показал ему, что он был гораздо счастливее с закрытыми глазами, но вновь закрывать их уже было поздно.

Голос принадлежал рослому, мускулистому человеку, державшему двухметровое копье, острие которого находилось возле ребра Язона. Когда он увидел, что Язон сидит с открытыми глазами, он отвел копье и, опершись на него, принялся изучать пленника. Язон понял эти взаимоотношения, когда увидел, что находится в чем-то вроде решетчатой загородки, верх которой был на высоте его головы. Он прижался к решетке и стал рассматривать человека, взявшего его в плен. Это был воин – совершенно очевидно, самоуверенный и высокомерный, от оскаленного черепа какого-то хищника, украшавшего верх его шлема, до острых игл-шпор на высоких сапогах. Литой нагрудник, сделанный из того же материала, что и шлем, покрывал переднюю часть его тела и был покрыт ярким рисунком, окружавшим центральное изображение какого-то неизвестного животного. Вдобавок к копью, он был вооружен внушительно выглядевшим коротким мечом без ножен, прикрепленным к поясу. Кожа его загорела и обветрилась, она была смазана чем-то маслянистым; ветер донес до Язона тяжелый звериный запах.

– …………! – Крикнул воин, указывая копьем в направлении Язона.

– Это нельзя считать языком! – Крикнул в ответ Язон.

– ……….! – Ответил тот, еще более резким голосом, сопровождая крик звоном оружия.

– И это не лучше.

Воин прочистил горло и плюнул в направлении Язона.

– Ты болван, – сказал он, – можешь ли ты говорить на меж-языке?

– А вот это уже лучше. Упрощенный и искаженный вариант английского. Вероятно, используется как второй язык. Думаю, что мы никогда не узнаем, кто впервые колонизировал эту планету, но ясно, что эти люди говорили на английском языке. Во времена Великого Распада, когда коммуникации между планетами были прерваны, этот прекрасный мир опустился до людоедского варварства. Очевидно, выработалось несколько местных диалектов. Но они сохранили воспоминание об английском и используют его, как межпланетный язык. Я вполне могу говорить на нем и понимаю без особого труда.

– Что ты говоришь? – Спросил воин, качая головой в затруднении перед потоком слов Язона.

Язон ткнул себя в грудь и сказал:

– Конечно, я говорю на меж-языке так же хорошо, как и ты. – Это очевидно удовлетворило воина, ибо он повернулся и пошел сквозь толпу.

Впервые Язон мог рассмотреть проходящих мимо людей – до этого они воспринимались им, как расплывчатые пятна. Все они были мужчинами, все воинами, и были одеты в различные варианты одного и того же наряда. Высокие сапоги, мечи, нагрудники, шлемы, копья и короткие луки, разукрашенные дикими, пестрыми рисунками, за ними были видны круглые сооружения, раскрашенные в те же желто-зеленые тона, что и редкая трава, покрывавшая равнину.

Что-то раздвигало толпу, и воины расступились, давая дорогу покачивающемуся животному и всаднику на нем. Язон узнал животное по описанию, данному одним из выживших участников первой экспедиции: это были верховые животные, на которых скакали нападавшие.

Оно во всех отношениях было похоже на лошадь, но вдвое больше и покрыто мохнатой шерстью. Голова у животного внешне была лошадиной, но была непропорционально мала и сидела на очень длинной шее. У него были длинные конечности, передние длиннее чем задние, так что спина животного резко опускалась от холки до крестца, оканчиваясь крохотным болтающимся хвостиком. Сильные толстые пальцы каждой лапы имели острые когти, которые глубоко вонзались в почву при движениях. Всадник сидел сразу над передними конечностями, на самом высоком месте горбатой спины.

Резкий звук металлического рога привлек внимание Язона, он обернулся и увидел плотную группу людей, шедших прямо к его клетке. Три солдата с опущенными копьями шли впереди, за ними шел еще один, со свисающим с чего-то вроде шеста знаменем. А затем, окружая две центральные фигуры, шествовали воины с обнаженными мечами. Одной из этих фигур был воин, пробудивший Язона. Второй, на голову выше первого, был в золотом шлеме, его нагрудник был украшен драгоценными камнями; с обеих сторон этого воина шли солдаты с ревущими рогами.

Он вполне заслуживал эти почести, решил Язон, когда процессия приблизилась к клетке. Коршун, большой тигр джунглей, уверенный в своих силах. Этот человек был вождем, и сознание этого вошло в его кровь и плоть… Правой рукой он придерживал инкрустированный драгоценностями, но очень внушительно выглядевший меч, а левой, с изуродованными суставами пальцев разглаживал большие красные усы. Он остановился перед клеткой и властно посмотрел на Язона, который старался, впрочем безуспешно, ответить не менее уверенным взглядом. Его положение в клетке и избитое грязное лицо не способствовали бодрости.

– Падай ниц перед Темучином, – приказал один из воинов и толстым концом копья ударил Язона в живот.

Вероятно, следовало упасть, но Язон согнувшись от боли, поднял голову и не отрывал взгляд от вождя.

– Откуда ты? – Спросил Темучин; он так привык командовать, что это ясно слышалось в его голосе, и Язон немедленно ответил:

– Издалека. Из места, о котором ты не знаешь.

– Другой мир?

– Да. Ты знаешь о других мирах?

– Только из песен жонглеров. До посадки первого корабля я не верил в правду их песен. Теперь верю.

Он щелкнул пальцами и один из солдат подал ему почерневшее и искореженное безоткатное ружье.

– Можешь сделать, чтобы оно снова стреляло? – Спросил он.

– Нет.

Очевидно это оружие первой экспедиции.

– А это? – Темучин протягивал Язону его собственный пистолет со свисающими кабелями, которыми тот соединялся с кобурой.

– Не знаю, – как можно спокойнее ответил Язон. Только бы получить его в руки. – Мне нужно осмотреть его получше.

– Сожгите его, – сказал Темучин, отбрасывая пистолет в сторону. – Их оружие нужно уничтожать в огне. Теперь скажи мне, человек из другого мира, зачем ты пришел сюда? – Он был бы хорошим игроком в покер, – подумал Язон. – Я не могу узнать его карты, а он все узнает о моих. Что же мне сказать? А почему бы и не правду?

– Наши люди хотят добывать металл из земли, – громко сказал Язон. – Мы никому не причиним вреда, мы даже заплатим…

– Нет.

Это было концом разговора. Темучин отвернулся.

– Подожди, ведь ты ничего не услышал.

– Довольно, – ответил тот, останавливаясь на минуту и бросая слова через плечо. – Вы будете копать землю и строить здания. Те превратятся в город, появятся заборы. Равнины всегда открыты. – И добавил тем же ровным голосом. – Убейте его!

Когда свита Темучина двинулась, мимо клетки прошел знаменосец. Шест его был увенчан человеческим черепом, и Язон увидел, что знамя состояло из множества больших пальцев людей, сшитых кожаными шнурками. Язон отвернулся, но в этот момент заскрипели шарниры открываемой дверцы, и Язон приготовился к схватке.

Он прыгнул навстречу солдатам, ударил одного в лицо и попытался проскользнуть между остальными. Попытка его была неудачной, но он сделал все, что мог. Его бросили на землю, один сидел на нем, а остальные связывали его. Он ругал их на шести различных языках, но слова производили так же мало впечатления на угрюмых, лишенных выражения солдат, как и его удары.

– Долго ли ты путешествовал, чтобы добраться до нашей планеты? – Спросил кто-то Язона.

– Дьявол! – Пробормотал Язон, сплевывая кровь и обломки зубов.

– На что похож твой дом? Он больше нашего? Теплее или холоднее?

Язон, которого тащили вниз головой, повернул голову, чтобы увидеть спрашивающего. Он увидел седовласого человека в рваной одежде, выкрашенной попеременно в желтый и зеленый цвета. Высокий юноша с сонными глазами, одетый в такой же шутовской наряд из кожи, но с меньшим количеством грима на лице, шел следом за ним.

– Ты знаешь так много, – упрашивал старик, – ты должен рассказать мне что-либо.

Солдаты оттолкнули этих двоих, прежде чем Язон решил, что же ему сказать. Его держало множество людей, и он был совершенно беспомощен. Они привязали его к столбу, крепко вкопанному в землю. Металлоодежда и застежки сопротивлялись, пока один из них не извлек кинжал и не начал пилить ткань, не обращая внимания на то, что одновременно резал и кожу Язона. Когда одежда была разорвана, Язон истекал кровью от множества порезов, у него кружилась голова и он едва не терял сознание. Кожаной веревкой ему связали руки, после чего солдаты отошли. Хотя был приблизительно полдень, температура была не намного выше нуля. Холодный воздух, бивший по обнаженному телу, быстро привел его в себя.

Дальнейшее было очевидным. Веревка, связывающая его руки, была около трех метров длиной, ее конец был прикреплен к верхушке столба. Он оказался один в центре пустого пространства, а со всех сторон были видны всадники, седлавшие своих горбатых скакунов. Первый из них издал пронзительный воинственный крик и поскакал к Язону с опущенным копьем. Животное неслось с устрашающей скоростью, глубоко вонзая когти в землю и летя, как спущенная с тетивы стрела.

Язон сделал единственное возможное; он отпрыгнул в сторону таким образом, чтобы столб находился между ним и нападающим… Воин протянул вперед копье, но тут же отдернул его, ибо на пути копья встал столб – он проскочил мимо.

В следующий момент только интуиция спасла Язона: топот второго животного заглушался топотом первого. Язон схватился за столб и отскочил в сторону. Копье звякнуло о металл, и второй нападающий пролетел мимо. Первый уже поворачивал назад, а Язон увидел готового к атаке следующего всадника. У этой игры мог быть только один конец: цель не может бесконечно уклоняться от копья.

– Пора изменить соотношение сил, – проговорил Язон, наклоняясь и запуская за руку голенище правого сапога. Его боевой нож был все еще там. Когда проскакал третий воин, Язон подбросил нож в воздух и схватил его рукоять в зубы. Затем провел острием по веревке, связывающей его руки. Освободив их, Язон увернулся от копья и сам напал.

Он прыгнул, держа нож в левой руке, а правой стараясь ухватить всадника за ногу и намереваясь стащить. Но животное двигалось слишком быстро, и он ударился о его бок за седлом, вцепившись пальцами в густой мех.

Все дальнейшее произошло очень быстро. Когда всадник обернулся, пытаясь ударить и столкнуть вниз нападавшего, Язон по самую рукоять погрузил кинжал в крестец животного.

Длинные иглы, которые эти варвары использовали вместо обычных колесиков в шпорах, свидетельствовали, что животные обладали не особо чувствительной нервной системой. Но однако это было справедливо лишь для толстой шкуры, прикрывавшей ребра, но место вблизи хвоста, куда всадил свой кинжал Язон, по-видимому было очень чувствительным. Длительная судорога потрясла животное, и оно устремилось вперед еще быстрее.

Потеряв равновесие, всадник вылетел из седла и исчез. Язон, вцепившись одной рукой в мех, а другой держа рукоять кинжала, старался удержаться при первом скачке, потом при втором. Он смутно видел расступающихся людей и животных, но все его внимание было сосредоточено на том, чтобы не сорваться. Это оказалось невозможным, и при третьем скачке он сорвался и полетел вперед. Летя в воздухе, Язон увидел, что он приземляется между двумя куполообразными зданиями. Это было гораздо лучше, чем удариться об одно из них, поэтому он относительно благополучно опустился на ноги и побежал, постепенно уменьшая скорость.

Куполообразные сооружения – несомненно, жилище особого типа – были расположены в линию, между ними были проходы различной ширины. Язон оказался в широком проходе, и так как он живо представил себе вонзающиеся ему в спину копья и стрелы, то свернул в первый же переулок и побежал. Разъяренные крики свидетельствовали о том, что преследователи не сомневаются, что им удастся его поймать. Тем не менее, пока преследователи были далеко, но это преимущество сохранится недолго.

В одном сооружении впереди откинулась дверь – кожаный клапан – и оттуда выглянул седовласый человек – тот самый, что пытался расспрашивать Язона. Он казалось, с одного взгляда разобрался в ситуации, раскрыл клапан пошире и поманил Язона.

Решение нужно было принимать немедленно. Все еще продолжая бежать вперед, Язон оглянулся и убедился, что пока его никто не видит. В бурю годился любой порт! Он нырнул в отверстие и втянул за собой старика. Тут он впервые осознал, что все еще сжимает в руке рукоять ножа. Прижав лезвие к груди старика, он прошипел:

– Если выдашь меня, умрешь!

– Зачем мне выдавать тебя, – закашлялся старик. – Я принял тебя сюда. Я рискую ради знаний. Отойди, я закрою вход. – Не обращая внимания на нож, он стал завязывать кожаный клапан.

Быстро осмотрев темное помещение, Язон увидел, что сонного вида юноша дремлет возле небольшого костра, над которым висит железный котел. Высохшая старуха помешивала что-то в котле, не обращая внимания на происходящее.

– Назад и вниз, – сказал старик, таща за собой Язона. – Они скоро будут тут. Они не должны найти тебя, нет.

Крики становились все ближе и Язон не видел причины, почему бы ему не послушаться старика.

– Но нож у меня наготове, – предупредил он, садясь у задней стены и позволяя закрыть себя по плечи грудой старых изношенных шкур.

Послышался тяжелый топот, от которого задрожала земля. Гневные крики раздавались теперь со всех сторон. Седовласый набросил на голову Язона меховой платок, почти закрыв его лицо, затем извлек из-за пояса дымящуюся глиняную трубку и сунул ее Язону в рот. Ни старуха, ни юноша по-прежнему не обращали на это внимания.

Они не подняли головы и тогда, когда воин в шлеме откинул клапан и просунул голову внутрь.

Язон сидел неподвижно, глядя из-под мехового платка, сжимая в руке нож, готовый прыгнуть и вонзить его в горло воина.

Быстро оглядев темное помещение, воин выкрикнул что-то похожее на вопрос. Седовласый ответил, отрицательно кивая головой. Воин исчез так же быстро, как и появился, старуха поспешила к выходу и крепко завязала клапан.

За годы своих блужданий по Галактике, Язон очень редко встречал бескорыстное милосердие и был оправданно подозрителен в этом случае. Он по-прежнему держал нож наготове.

– Почему ты пошел на риск, помогая мне сейчас? – Спросил он.

– Жонглер всегда рискует, узнавая новое, – сказал старик, садясь у огня на скрещенные ноги. – Я выше мелких ссор между племенами. Меня зовут Орайал, и ты можешь начать, назвав мне свое имя.

– Сэм Ривербоат, – ответил Язон, опуская нож и натягивая на себя половинки разрезанного металлокостюма. Он руководствовался интуицией и рефлексом, как игрок, прижимающий карты к груди. Угрозы пока не было. Старуха что-то бормотала у огня, юноша по-прежнему дремал рядом с Орайалом.

– Из какого ты мира?

– С неба.

– Много миров есть, где живут люди?

– Около тридцати тысяч, хотя никто не может быть уверен в этом числе.

– На что похож твой мир?

Язон осмотрелся, впервые с того момента, как он открыл глаза в клетке, у него появилась возможность передохнуть и подумать. Счастье пока что было на его стороне, но предстоял долгий путь, прежде, чем он живым выберется из этой истории.

– На что похож твой мир? – Повторил снова Орайал.

– А на что похож твой мир, старик? Мы будем обмениваться знаниями.

Орайал помолчал, и злобная искра сверкнула в его полуприкрытых глазах. Потом он кивнул. – Ладно, согласен. Я буду отвечать на твои вопросы, ты на мои.

– Сначала ты ответишь мне, я теряю больше, если нас прервут. Но прежде чем мы начнем беседу, я должен провести инвентаризацию. До сих пор я был для этого слишком занят.

Хотя пистолет пропал, кобура все еще находилась на месте. Теперь она была бесполезна, но ее батареи в свое время, все еще можно было использовать. Оружейный пояс тоже исчез, а карманы были оторваны. Только то обстоятельство, что медицинская аптечка оказалась сзади, спасло ее от уничтожения. Вероятно, он лежал на ней, когда его обыскивали. Специальное снаряжение тоже пропало, как и сумка с гранатами.

Радиопередатчик на месте! В темноте они его не заметили в плоском кармане почти под мышкой. Может быть, он вышел за пределы четкого приема, но работу передатчика все равно засекут на корабле и определят направление. Он вытащил его и угрюмо посмотрел на сломанный футляр, сквозь щели которого был виден край сломанной микросхемы. Во время событий сегодняшнего дня по нему ударили чем-то тяжелым. Язон включил радиопередатчик и получил тот результат, которого и ожидал. Ничего. То, что хронометр все еще работал, мало утешило Язона. Было десять часов утра. Удивительно. Часы были настроены на двадцатичасовой день, когда они прибыли на Счастье, причем полдень был приурочен к положению здешнего солнца в зените.

– Ну, вот и все, – сказал он, усаживаясь поудобнее на жесткой земле и натягивая на себя шкуры. – Поговорим Орайал. Кто здесь хозяин? Кто приказал казнить меня?

– Темучин. Воитель, Бесстрашный, с рукой из стали, Разрушитель…

– Хватит, хватит. Он здесь самый главный. Я понял это без комментариев. А что он имеет против чужеземцев, против зданий?

– «Песнь свободных людей», – сказал Орайал, толкая локтем своего помощника.

Тот вздрогнул, порылся в клубке шкур и вытащил похожий на лютню инструмент с длинной декой и двумя струнами. Аккомпанируя себе на инструменте, он начал петь высоким голосом:

Свободные, как ветер,

Свободные, как равнины,

По которым мы бродим,

Не зная другого дома,

Кроме наших шатров,

Наши друзья мороны,

Которые несут нас на битвы,

Разрушать здания,

Тех, кто предал нас….

Там было еще много других строк, и песня длилась очень долго, пока Язон не почувствовал, что начинает клевать носом. Он прервал певца и задал старику еще несколько вопросов. Картина истинной жизни равнин Счастья начала проясняться. От океана на западе, до океана на востоке, от Великого утеса на юге, до гор на севере, не было ни одного постоянного здания или поселка. Свободные и дикие, племена бродили по травяному морю, непрерывно враждуя друг с другом. Когда-то здесь были города, некоторые из них даже назывались в песне. Но теперь о них сохранились лишь воспоминания и непримиримая ненависть к ним. Должна была происходить долгая и суровая борьба между двумя путями жизни, если даже воспоминания о ней, спустя много поколений вызывали такие сильные чувства. При ограниченных естественных ресурсах этих бедных равнин, землевладельцы и кочевники не могли жить в мире. Фермеры строили поселки вокруг редких источников воды и отгоняли кочевников с их стадами. Кочевники защищаясь, объединились и старались разрушить поселки. Им удалось это сделать в такой уничтожающей войне, что воспоминания об их прежних недругах вызывали в них дикую ненависть.

Неграмотные, грубые, жестокие, победители-варвары своими племенами и кланами захватили всю степь, постоянно передвигаясь по мере того, как тощий скот съедал траву на пастбищах. Письменность была неизвестна; лишь жонглеры – единственные люди, которые свободно могли переходить от племени к племени, были историками и переносчиками новостей. Деревья не росли в этом суровом климате, поэтому деревянная утварь и изделия из дерева были неизвестны. Железная руда и каменный уголь часто встречались в горах севера, поэтому железо и мягкая сталь употреблялись повсеместно. Они, да еще шкуры, рога и кости животных были единственными доступными материалами. Единственное исключение составляли шлемы и нагрудники. Большинство из них изготовлялось из железа, но лучшие из них привозились из племени, жившего у отдаленных холмов. Люди этого племени работали в шахте, сооруженной в скале, похоже, асбестовой. Они размельчали этот материал, смешивали со смолой широко распространенного растения и изготовляли из них вооружение. И получающийся материал был похож на фибергласс: легкий, как алюминий, крепкий, как сталь, он был очень эластичным. Эта технология, несомненно унаследованная от первых поселенцев планеты, была единственным отличием кочевников от варваров железного века. Помет животных использовался как топливо, жиром животных заправляли светильники. Жизнь здесь была суровой, грубой и короткой.

Каждое племя владело своими наследственными пастбищами, по которым оно и кочевало. Однако границы территорий были неопределенны и противоречивы, поэтому между племенами постоянно возникали столкновения. Куполообразные шалаши – камачи – сооружались из сшитых шкур и крепились на железных столбах. Их можно было собрать и разобрать за несколько минут, а когда племя передвигалось на повозках – эскунгах – их перевозили вместе с другими домашними вещами. В повозки впрягались мороны. В отличие от крупного рогатого скота, который был потомком земных животных, эти мороны были коренными обитателями высокогорных степей Счастья. Столетие назад, эти когтистые травоядные стали домашними, а большая часть их диких стад была уничтожена. Толстая шкура защищала их от постоянных холодов, и они могли по двадцать дней обходиться без воды. Как вьючные животные, а также, как орудия войны, они делали возможной жизнь в этой бесплодной местности.

Мало что можно было добавить к этому.

Племена кочевали и воевали, каждое говорило на своем особом языке или диалекте и использовало нейтральный межплеменной язык, когда им приходилось общаться друг с другом. Они образовывали союзы и предательски нарушали их. Их занятием и любовью была война, в которой они достигли совершенства.

Язон усваивал эту информацию, пытаясь в то же время усвоить, хотя и с меньшим успехом, твердые куски тушенного мяса. В конце концов он глотал их непрожеванными. В качестве питья было предложено перебродившее молоко моронов, вкус которого был не менее отвратительным, чем запах.

Единственное блюдо, которое ему не предложили – любимое блюдо воинов – была смесь молока с еще теплой кровью, чему Язон был рад.

Когда любопытство Язона было удовлетворено, настала очередь Орайала, и он задавал бесчисленное множество вопросов. Даже за едой Язон бормотал ответы, которые жонглер и подмастерье прятали в глубинах своей памяти. Они были спокойны, поэтому Язон считал себя в безопасности, по крайней мере, на время. Дело шло к вечеру и Язон решил, что пора подумать о бегстве и возвращении на корабль. Он дождался, пока Орайал замолк, чтобы перевести дух и в свою очередь задал несколько вопросов. – Сколько людей в лагере?

Жонглер все время пил ачад – ферментированное молоко – и покачивался из стороны в сторону. Он что-то пробормотал и широко развел руками.

– Они дети грифа, – протянул он, – они столь многочисленны, что покрывают равнину и заставляют сердца врагов трепетать…

– Я не спрашиваю об истории племени. Меня интересует их число.

– Одни боги знают. Может быть, сто, а может быть – миллион.

– Сколько будет двадцать плюс двадцать? – Язон прервал его своим вопросом.

– Я никогда не беспокоился о таких глупостях, – отвечал старик.

– Но ведь я говорю не о высшей математике, а о счете в пределах ста.

Язон встал и осторожно выглянул в дверное отверстие. Порыв холодного ветра заставил его прослезиться. Высокие ледяные облака плыли в бледной голубизне неба, тени стали длиннее. – Пей, – сказал Орайал, протягивая ему кожаную бутылку. – Ты мой гость и должен пить.

Молчание прерывалось лишь скрипом песка, которым старуха терла котел. Ученик опустил подбородок на грудь и казалось, заснул.

– Я никогда не отказываюсь от выпивки, – сказал Язон, подошел и взял бутылку.

Поднимая ее к губам, он поймал быстрый взгляд старухи, которая тотчас склонилась над своей работой. За спиной он услышал слабый шорох.

Язон отпрыгнул, бросив бутылку, дубинка пролетела рядом с его головой, задев плечо. Не глядя, Язон ударил ногой и попал в живот ученику жонглера. Тот согнулся и выронил железную палку.

Орайал, который больше не пил, вытащил из-под шкур двуручный меч и замахнулся. Хотя удар дубинки лишь скользнул по плечу Язона, его правая рука онемела, но левая рука была в порядке, и он уверенно увернулся от меча и схватил жонглера за горло, прижав большим и указательным пальцами сонную артерию. Старик судорожно глотнул и упал без сознания.

Опасаясь за свои фланги, Язон не упускал из виду старуху, которая извлекла в это время откуда-то какой-то длинный пилообразный нож – камач жонглера оказался складом оружия – и попыталась напасть. Язон бросил жонглера и перехватил кисть старухи так, что нож выпал из ее руки.

Все это заняло около десяти секунд. Орайал и его подмастерье беспорядочной кучей лежали друг на друге, а старуха подвывала у костра и растирала запястье.

– Спасибо за гостеприимство, – сказал Язон, кутаясь в шкуры и стараясь вернуть к жизни онемевшую руку. Когда он смог двигать пальцами, он связал старуху, заткнул ей рот кляпом, а затем сделал то же самое с остальными. Глаза Орайала открылись. Они сверкали кровожадной яростью.

– Что посеял, то и пожнешь, – сказал ему Язон. – Это тоже можешь запомнить. Я думал, что ты хочешь получить сведения и отплатишь той же монетой. Но ты оказался слишком жаден, я знаю, что теперь ты жалеешь об этом и разрешишь мне взять несколько изношенных шкур, эту грязную меховую шапку, которая знавала лучшие дни, и какое-нибудь оружие.

Орайал промычал что-то, вокруг кляпа в его рту появилась пена.

Язон надвинул шапку на глаза, подобрал дубинку.

– И у тебя, и у твоей девицы, зубы недостаточно крепкие, а вот твой помощник справится. Он может разжевать кляп, потом перегрызть веревку у тебя на запястьях. Я тем временем буду уже далеко отсюда, скажи спасибо, что я не похож на вас, иначе вы все уже были бы мертвы. – Он глотнул ачада и повесил кожаную бутылку через плечо. – Это я возьму в дорогу.

Когда он вышел из камача, никого не было видно и он прочно завязал клапан. Взглянув на небо, он повернулся к рядам костров. Низко нагнув голову, он побрел по лагерю варваров.

Глава 5

Никто не обратил на него никакого внимания.

Закутанные в шкуры, чтобы уберечься от постоянного холода, большинство людей в лагере выглядели такими же неописуемыми голодранцами. Только воины отличались одеждой, но их легко можно было избегать, прячась в проходах между камачами. Остальные обитатели лагеря точно также избегали воинов, поэтому никто не обратил внимания на его поведение.

Лагерь был поставлен без всякого плана. Камачи стояли неровными рядами, очевидно, каждый ставил свой шатер там, где остановился. Через некоторое время камачи поредели и Язон увидел стадо небольших, мохнатых, истощенных коров. Вооруженные пастухи, держа на привязи моронов, сидели на корточках, поэтому он прошел как можно быстрее, но в то же время стараясь не вызывать подозрения.

Он услышал и почувствовал запах стада коз и успешно миновал последний камач, и перед ним до самого горизонта распростерлась степь. Солнце стояло низко над горизонтом. Язон, счастливо щурясь, смотрел на него.

Садится точно за мной или немного правее. Я помню это. Теперь, если я правильно определю направление и пойду точно на заход солнца, я приду к кораблю.

Конечно, если я точно выдержу направление, по которому меня привез тот парень. И если он в пути не делал поворотов. И если ни один из этих кровожадных дикарей не узнает меня. И если…

Достаточно «если». Он тряхнул головой и расправил плечи, затем сделал глоток отвратительного ачада. Поднимая бутылку ко рту, он в то же время внимательно осмотрел окрестности и убедился, что за ним никто не следит. Вытирая рот рукавом, он двинулся в пустынную степь. Он ушел недалеко. Как только он обнаружил овраг, который мог служить убежищем от случайного взгляда, он спустился в него. Овраг несколько защищал от ветра. Язон скорчился, чтобы сохранить тепло, и ждал темноты. Это был не лучший способ проводить время, ветер шевелил траву над его головой, становилось все холоднее, он окоченел, но выхода не было. Он приметил камень в дальнем конце оврага, готовясь отметить точное место, где садится солнце и прижался к склону. Язон грустно размышлял о рации и даже открыл футляр передатчика, чтобы посмотреть, нельзя ли его починить, но восстановить передатчик было невозможно. После этого ему оставалось только сидеть и ждать, пока солнце не зайдет за горизонт и не появятся звезды. Язон пожалел, что не занимался наблюдением звездного неба перед посадкой корабля, но сейчас было уже поздно. Созвездия были совершенно незнакомы, и он не знал, есть ли здесь Полярная звезда или хотя бы близкое к полюсу созвездие, по которому он мог бы заметить путь. Единственное, что он заметил и запомнил после изучения карт и планов перед посадкой, было то, что приземлились они на семидесятой параллели под семидесятым градусом северной широты.

Но что это означало? Если здесь есть Полярная звезда, она находится под углом в семьдесят градусов над горизонтом. Если бы у него было в запасе несколько ночей и угломер, он легко бы определил точку полюса. Но положение не позволяло ему долго заниматься изучением звездного неба и к тому же его подгонял холод: Язон ущипнул себя за ногу, чтобы убедиться, что она сохранила чувствительность.

Ось северного полюса проходит в семидесяти градусах над северной частью горизонта; это значит, что в полдень солнце должно садиться в двадцати градусах над южным горизонтом. Оно находится там каждый день в году, потому что ось вращения планеты строго вертикальна к плоскости эклиптики. Здесь не имеют понятия о долгих и коротких днях и даже о временах года. В любом месте поверхности планеты солнце всегда встает в одной и той же точке горизонта. День за днем, год за годом, оно проделывает одинаковую дугу по небу, затем садится в той же точке западного горизонта, что и накануне вечером. День и ночь на всей планете одинаковы по длине. Угол наклона солнечных лучей всегда остается тем же самым, а это означает, что каждая точка поверхности в течение всего года получает одинаковое количество тепла.

При равенстве дней и ночей, при равной в течение года количестве получаемой энергии, погода не меняется. В тропиках всегда жарко, на полюсе всегда холодно.

Солнце теперь превратилось в тусклый желтый диск, балансирующий на линии горизонта. На этой высокой широте, вместо того, чтобы сразу закатиться и исчезнуть из виду, оно косо спускалось за горизонт. Когда скрылась половина диска, Язон отметил место на дальнем склоне оврага, затем подошел и поставил на это место приготовленный заранее камень. Потом он вернулся туда, где сидел раньше и посмотрел в направлении своей метки. – Хорошо, – вслух сказал он, – теперь я знаю, где садится солнце – но как я буду выдерживать направление в темноте? Думай Язон, думай, от этого зависит твоя жизнь.

Он вздрогнул, вновь ощутив холод.

– Если бы я знал, в каком направлении находится запад, это помогло бы мне. Поскольку тут нет наклона оси, проблема должна решаться просто. Он чертил дуги и углы на песке и бормотал про себя: – Если ось вертикальна, каждый день наступает равноденствие, значит день и ночь всегда равны, значит – хо-хо! – Он разминал пальцы, однако они слишком замерзли и потеряли чувствительность.

– Вот ответ! Если день равен ночи, солнце будет вставать и садиться только в одной точке горизонта, независимо от широты. Солнце проделывает по небу дугу в сто восемьдесят градусов, поэтому оно восходит точно на востоке и садится точно на западе. Эврика!

Язон поднял правую руку под прямым углом к плечу и поворачивался до тех пор, пока его палец не указал на отметку.

– Теперь все просто. Я указываю на запад и смотрю точно на юг. Теперь, если я точно также подниму левую руку, она укажет на восток. Остается стоять так до появления звезд.

В высоком небе востока уже появились звезды, хотя на западной стороне горизонта было еще светло. Язон немного подумал и решил, что он может немного усовершенствовать свой пальцевый механизмопределения направления и повысить его точность.

Он заметил камень на восточном склоне оврага над тем местом, где он сидел. Затем взобрался на противоположный склон к первому камню и посмотрел на восток. Над горизонтом была видна яркая голубая звезда в нужном месте и рядом с ней характерное созвездие.

– Моя путеводная звезда, я буду ориентироваться по тебе, – сказал Язон и щелкнув сохранившейся пряжкой пояса, посмотрел на освещенный циферблат своих часов. – Я двинусь в путь, учитывая равенство дня и ночи и двадцатичасовой день, будем считать, что у нас есть десять часов света и десять часов тьмы. Я буду идти, следя за звездой. Через пять часов она достигнет зенита своей орбиты на юге, как раз на линии, которую можно провести от моего левого плеча перпендикулярно движению. Затем она начнет опускаться и на рассвете зайдет за горизонт прямо передо мной. Это очень просто, если я буду производить корректировку каждый час или каждые полчаса. Ха!

Выкрикнув это, он удостоверился, что S-образное созвездие находится точно за спиной, вскинул на плечо дубинку и направился в нужном направлении. Все казалось правильным, однако он сожалел, что у него нет с собой компаса.

С приближением ночи, температура быстро падала, и в ярком, сухом, мерцающем воздухе далекими точками ярко горели звезды. Над головой Язона медленно двигались звезды и созвездия. Маленькое S-образное созвездие спешило по своей низкой орбите, пока где-то в полночь не оказалось в зените. Язон сверился с часами и тяжело опустился на траву. Он шел уже пять часов без единой передышки. Несмотря на тренировку и привычку к пиррянским двум «же», порядком устал. Глотнув ачада, он содрогнулся и подумал, какая же стоит температура, если ачад, несмотря на большое содержание алкоголя, покрылся ледяным салом.

У Счастья не было спутников, но света звезд вполне хватало. Враждебная серость равнины протянулась во все стороны, молчаливая и неподвижная, если не считать какой-то темной массы, приближающейся к нему сзади.

Язон бесшумно прижался к земле и лежал так, замерзая и ждал, пока не приблизились мороны и их всадники. Земля дрожала от топота их ног. Они пронеслись мимо, не далее, чем в двухстах метрах от того места, где он лежал, вжимаясь в землю и не двигаясь во тьме. Он ждал, пока силуэты всадников не исчезли на юге.

– Ищут меня? – Спросил он сам себя, вставая и поправляя шкуры. – Или собираются напасть на корабль?

Второе предположение казалось ему более вероятным. Компактность группы, скорость передвижения – все свидетельствовало о каком-то особом назначении.

А почему бы и нет? Его захватили во время одного из нападений на корабль, могли быть и другие. Язон вначале хотел двигаться следом за всадниками, но потом отказался от этой мысли. Возможно, эта группа движется к кораблю не прямым путем, а Язону вовсе не улыбалась перспектива быть обнаруженным варварами днем. Когда он поднялся, ветер как гигантским кулаком ударил его. Нужно было двигаться, иначе он замерзнет. Подвесив бутыль через плечо и подобрав дубинку, он вновь двинулся в избранном им направлении, параллельно движению всадников. Дважды в течении ночи, показавшейся ему бесконечной, он встречал группы всадников, торопившихся в том же направлении: оба раза Язон успевал спрятаться. И каждый раз ему все труднее было подниматься и продолжать путь, но холодная земля оказалась убедительным доводом. К тому времени, когда небо на востоке начало понемногу светлеть, полуторная гравитация сделала свое дело. Язону требовались большие усилия, чтобы переставлять ноги. Путеводное созвездие таяло на горизонте в лучах рассвета, но он продолжал идти, пока оно было видно.

Пора останавливаться. Только пообещав себе, что после восхода солнца он не будет двигаться. Язон до сих пор заставлял себя продвигаться вперед. Конечно, днем определить направление по солнцу было бы легче, но это слишком опасно. На этих равнинах движущаяся фигура видна с большого расстояния. И так как корабль еще не виден, идти до него далеко. Нужно передохнуть, а это возможно только днем. Он почти упал в очередной овраг. Здесь был небольшой нависающий выступ на северном склоне, тут целый день будет солнце. Для него это подходящее убежище. Выступ защитит его от ветра и укроет от нескромных взглядов. Свернувшись клубком, Язон пытался не обращать внимания на холод, что поднимался от земли и проникал сквозь шкуры. Хотя он замерз и устал, он тем не менее сразу же уснул.

Какой-то звук, чье-то присутствие потревожило его. Он открыл один глаз и выглянул из-под края меховой шапки. Два зверька с серым мехом, редкими пушистыми хвостами и длинными зубами смотрели на него широко открытыми глазами с противоположного склона оврага. Он сказал: – Бу! – и они исчезли. Солнце было еще высоко, и даже земля под ним пригрелась, а может быть, это его бока потеряли всякую чувствительность. Он снова уснул. Когда он проснулся в следующий раз, солнце зашло уже за край оврага и он оказался в тени. Он понял, что чувствует себя как кусок мяса в холодильнике. Он испугался, что если заденет за что-нибудь рукой или ногой, то они переломятся. В бутылке оставалось еще немного ачада. Он выпил и закашлялся. Опустошив бутылку, он почувствовал себя лучше. Вновь он определил направление по садящемуся солнцу и когда появились звезды, двинулся в путь. Теперь идти было значительно труднее, чем в предыдущую ночь. Усталость, раны, отсутствие пищи, повышенное тяготение делали свое дело. Через час он двигался, как восьмидесятилетний старик и понял, что дальше не сможет идти. Он опустился на землю, задыхаясь от усталости и надавил пряжку. В его руке оказалась аптечка.

– Я берег тебя до последнего раунда и гонг уже прозвенел, если не ошибаюсь.

Слабо улыбаясь этой вялой шутке, Язон настроил шкалу на надпись «Стимуляторы, нормальное действие». Прижав головку анализатора к запястью, он почувствовал болезненный укол.

Аптечка действовала. Через минуту он почувствовал, что усталость отступает под действием лекарства. Когда он встал, все его тело слегка онемело, но усталости не было.

– Вперед! – Воскликнул он, глядя на путеводное созвездие и закрепляя аптечку.

Ночь не была ни долгой, ни короткой. Все было затянуто приятной дымкой. Под действием стимуляторов мозг работал четко, и Язон старался не думать о физических последствиях их действия. Прошло несколько отрядов, все от корабля, каждый раз Язон замечал их издалека и успевал спрятаться.

Он задумался, а не было ли уже сражения и не потерпели ли варвары поражения?

Вскоре после трех часов утра он почувствовал, что спотыкается и едва не падает на колени. Полный поворот шкалы аптечки на «Стимуляторы, повышенное действие», инъекция, и он продолжал движение вперед.

Уже наступил рассвет, когда он ощутил запах горелого. Запах с каждым шагом становился сильнее. Небо посветлело на востоке, запах резко бил в ноздри и Язон размышлял, что мог означать этот запах. Он не остановился, как в предыдущее утро, а продолжал идти. Это был его последний день и он должен был дойти до корабля, прежде, чем перестанут действовать стимуляторы. Корабль где-то поблизости. Он будет настороже и пойдет днем. Ведь он значительно меньше, чем морон со всадником и если повезет, заметит их первым.

Вступив в круг выжженной травы, он не понял что это. Вероятно, случайный пожар.

Только увидев заржавевшие и поломанные остатки шахтного оборудования, он понял, что случилось.

– Я пришел на то самое место. Здесь мы приземлились. – Он как сумасшедший бегал по кругу и глядел на расстилавшуюся во все стороны пустоту.

– Это оно! – кричал он. – Здесь был наш корабль. Мы посадили «Драчливого» рядом с поселком первой экспедиции. Только корабля здесь нет. Они улетели, улетели без меня…

Отчаяние холодом охватило его, его руки опустились, силы ушли. Корабль, друзья, все исчезло.

Где-то послышался тяжелый топот. С холма неслись пять моронов, их всадники в кровожадном веселье склонили свои копья для убийства.

Глава 6

Повинуясь выработанному рефлексу, Язон сжал руку, она готова была принять пистолет, но тут-то он и вспомнил, что остался безоружным.

– Пора вспомнить древний способ! – выкрикнул он, работая железной дубинкой так, что образовался свистящий круг. Силы слишком неравны, но прежде чем погибнуть, он покажет им, что умеет сражаться. Они мчались быстрой рысью, отталкивая друг друга и вытягиваясь вперед: каждый стремился первым ударить его. Язон стоял наготове, широко расставив ноги, ожидая последнего момента, когда начнется схватка. Кричащие всадники были уже на краю выжженного круга. Раздался приглушенный взрыв, сопровождаемый густым облаком пара, который скрыл всадников из виду. Язон опустил дубинку и отступил, когда облако пара потянулось к нему. Только один морон, увлекаемый инерцией движения, прорвался сквозь густое облако, тормозя и падая с гулом. Всадник упал с него, как выпущенный с катапульты, и пролетел дальше. Он упал, и на его лице застыло выражение ненависти и страха.

Когда облачко редеющего тумана достигло Язона, он принюхался и быстро отбежал. Это был наркогаз. Действует на все дышащие кислородом организмы, вызывая паралич и потерю сознания примерно на пять часов, после чего жертва остается совершенно целой и невредимой, если не считать сильной головной боли.

Что же произошло? Корабль, несомненно, улетел, вокруг никого не было видно. Усталость побеждала действие стимуляторов и его мысли начали путаться. Он уже несколько секунд слышал приближающийся рев, прежде чем понял источник его возникновения. Это был ракетный катер с «Драчливого». С трудом глядя в яркое утреннее небо, Язон увидел белый инверсионный след, тянущийся к нему и становившийся толще с каждой секундой.

Катер вначале был черной точкой, затем растущим пятнышком и наконец превратился в охваченный пламенем цилиндр, который приземлился в ста метрах от Язона. Люк открылся и Мета выпрыгнула на землю даже раньше, чем амортизаторы полностью приняли на себя удар о поверхность.

– Как ты? – крикнула она, быстро подбегая к нему; пистолет был у нее наготове и она все время присматривалась к окружающему.

– Никогда не чувствовал себя лучше, – ответил Язон, опираясь на дубинку, чтобы не упасть. – Откуда ты взялась? Я думал, что вы все улетели и позабыли обо мне.

– Ты же знаешь, что мы не могли бы так поступить. – Она притрагивалась к его плечам, спине, проверяя, не сломаны ли у него кости, а может быть просто, чтобы убедиться, что он на самом деле здесь. – Мы не могли оставить тебя здесь, не могли раньше отбить, хотя и пытались. Как раз в этот момент и началась атака на корабль.

Язон мог представить себе по этим словам напряжение битвы и упорство сопротивляющихся. Должно быть, это было ужасно.

– Идем в катер, – сказала она, обхватив его за плечи и поддерживая. – Они собрались со всех сторон и к ним все время прибывало подкрепление. Они очень хорошие бойцы, никогда не просят пощады. Керк скоро понял, что конца этой битвы и не видно и что мы ничем не поможем тебе, оставаясь здесь. Даже если тебе удастся бежать, а Керк был уверен, что ты сбежишь, ты не сможешь добраться до корабля. Поэтому под прикрытием своих контратак мы разместили множество фотодатчиков и микрофонов, а также полевых мин и управляемых на расстоянии газовых бомб. После этого мы улетели и корабль приземлился в глухом горном районе на севере. Я вылетела на катере в предгорье и там ждала. Я явилась так быстро, как только смогла. Сюда, в кабину!

– Ты явилась как раз вовремя. Спасибо, я могу взобраться сам.

Он не мог, но не хотел признаться и сделал вид, что взбирается по трапу, в то время, как его почти несли мощные женские руки.

Язон взобрался в люк и упал в противоперегрузочное кресло помощника пилота, а в это время Мета закрывала люк. Когда он был закрыт, напряжение спало с нее, а ее пистолет улегся в кобуру. Она быстро подошла, наклонилась и заглянула ему в лицо.

– Убери эту грязную штуку, – сказала она и сбросила меховую шапку на пол. Пальцы ее пробежали по его волосам и слегка дотронулись до кровоподтеков и обмороженных мест на лице. – Я думала ты мертв, Язон. Мне казалось, что я не увижу тебя снова.

– И это беспокоило тебя?

Он страшно устал, силы его были на пределе. Волны тьмы угрожали сомкнуться над ним. Он отгонял их. Он чувствовал, что сейчас он ближе к Мете, чем когда либо раньше.

– Да, это беспокоило меня. Не знаю почему, – она вдруг крепко поцеловала его, забыв о разбитых и потрескавшихся губах Язона. Он не жаловался.

– Возможно потому, что ты знала меня как мужчину, – сказал он с напускной небрежностью.

– Нет, не потому: у меня были мужчины и до тебя…

О, спасибо, – подумал он.

– У меня двое детей. Мне двадцать три года. Пилотируя корабль, я побывала на многих планетах. Я считала, что знаю все, что мне следует знать. Теперь я вижу, что это не так. Ты научил меня многому. Когда этот человек, Михай Саймон, похитил тебя, я поняла, что плохо себя знаю. Я отыскала тебя. Это совершенно не пиррянское чувство. Мы привыкли всегда думать в первую очередь о городе и не заботиться о других людях. Теперь у меня все смешалось… Я не больна?

– Нет, – сказал он, отгоняя угрозу всеохватывающей тьмы. – Совсем наоборот. – Он прижал свои избитые и испачканные пальцы к упругой теплоте ее руки. – Я думаю, что сейчас ты здоровее, чем кто-либо из тех счастливых нажимателей курков твоего народа.

– Объясни мне, что со мной произошло.

Он попытался улыбнуться, но лишь гримаса боли исказила его лицо.

– Ты знаешь что такое брак, Мета?

– Я слышала об этом. Социальный обычай на некоторых планетах. Не знаю, что это такое.

Тревожный сигнал сердито зазвенел на контрольном щите и она отвернулась.

– Ты не знаешь и, может быть это к лучшему. Может, я никогда не расскажу тебе о нем…

Он улыбнулся, его голова упала на грудь и он потерял сознание.

– Приближается много варваров, – сказала Мета, выключая сигнал тревоги и глядя на экраны. Ответа не было. Увидев, что случилось, она быстро привязала его к креслу и начала стартовую процедуру. Она не смотрела и не старалась смотреть где находятся нападающие и через несколько мгновений катер поднялся в небо.

Перегрузки от торможения привели Язона в себя, когда они уже приземлились.

– Пить, – сказал он, облизывая сухие губы. – Я так голоден, что могу съесть живого морона.

– Сейчас придет Тека, – сказала Мета, выключая приборы после посадки.

– Если он такой же любитель отпиливать кости, как и его учитель Бруччо, он подвергнет меня восстановительной терапии и продержит в бессознательном состоянии несколько недель. Этого нельзя допустить. – Он медленно повернул голову, глядя на открывающийся люк. В нем появился Тека, проворный и властный молодой человек, чей медицинский энтузиазм намного превосходил знания.

– Этого нельзя допускать, – повторил снова Язон. – Никакой восстановительной терапии! Вливания глюкозы, инъекции витаминов и искусственные почки – все, что угодно, но я должен быть в сознании.

– Вот за что я люблю пиррян, – повторил Язон, когда его выносили на носилках из катера. Бутылка со вливающейся глюкозой была укреплена возле его головы. – Они позволяют каждому идти в ад собственным путем.

Мета присматривала за ним, пока собирались руководители экспедиции. Язон, глаза которого сомкнулись во время ворчливых жалоб, провел эти часы в глубоком освежающем сне. Он проснулся, когда гул голосов наполнил кают-компанию.

– Объявляю собрание открытым, – он пытался говорить громким командным голосом, но у него получился лишь хриплый шепот. Он повернулся к Теке. До начала собрания, мне нужно промочить горло и хорошенько встряхнуться. Можете дать мне что-нибудь сильнодействующее?

– Конечно, – ответил Тека, открывая аптечку. – Но, думаю, не слишком разумно с вашей стороны подстегивать нервную систему.

Однако эти слова не помешали ему быстро и аккуратно выполнить свои обязанности.

– Так-то лучше, – сказал Язон, когда лекарство придало ясность его мыслям. Он за это заплатит, но позже. Теперь надо выполнить свой долг. – Я нашел ответ на некоторые из ваших вопросов, – сказал он пиррянам. – Не на все вопросы, но для начала достаточно. Я знаю теперь, что без коренных перемен мы не сможем основать поселок и открыть шахту. Я говорю «коренных» и имею в виду вот что. Мы должны полностью изменить нравы и культурные мотивации этих людей, прежде чем сможем начать работу на шахтах.

– Невозможно, – сказал Керк.

– Может быть. Но это лучшее, ибо единственная альтернатива истребительная война. Сейчас дело обстоит так, что мы должны будем перебить этих варваров всех до единого, прежде чем будем уверены, что вокруг нашего поселка воцарится мир.

Угнетающее молчание последовало за этим утверждением. Пирряне знали, что такое истребительная война, они сами были ее невольными жертвами на своей планете.

– Нам не нужна истребительная война, – сказал Керк и остальные бессознательно кивнули. – Но твое предложение совершенно невыполнимо.

– Разве? Вы можете вспомнить, что мы оказались здесь потому, что все нравы, табу и культурные мотивации ваших людей были перевернуты. Что хорошо для вас, должно быть хорошо и для этих варваров. Мы взорвем их изнутри, используя два древних лозунга: «Разделяй и властвуй» и «Если не можешь одолеть врага, присоединяйся к нему».

– Нам поможет, – сказал Рес, – если ты подробнее объяснишь, что именно мы должны разрушить.

– Разве я еще не рассказал вам? – Язон порылся в своей памяти и понял, что да, не рассказал. Несмотря на действие лекарств, он мыслил не так ясно, как надо было бы. – Тогда разрешите мне объяснить. Я недавно вопреки своей воли познакомился с жизнью туземцев. «Отвратительно» единственное слово для оценки. Они разбиты на племена и кланы, и постоянно находятся в состоянии войны друг с другом. Изредка несколько племен объединяются против одного. Это обычно происходит под руководством вождя, достаточно хитрого, чтобы создать союз, и достаточно сильного, чтобы заставить его действовать. Вождя, объединившего племена, зовут Темучин. Он вполне соответствует своему положению и вместо того, чтобы распустить союз, когда угроза миновала, он сохранил и даже укрепил его… Табу на оседлость и поселки у них одно из сильнейших. Темучин воспользовался этим и приобрел много сторонников. Он держит свою армию в готовности, объединяя все больше и больше племен. Когда мы прилетели, это объединение пошло еще быстрее. Темучин – наша главная проблема. Пока он руководит племенами, мы ничего не сможем сделать. Первое, что мы сделаем – уничтожим повод для священной войны, благодаря которому он объединил племена. Сделать же это очень легко – мы улетим.

– Ты уверен, что у тебя нет жара? – поинтересовалась Мета.

– Спасибо за предположение, но я здоров. Я имею в виду, что мы должны приземлиться вблизи места первой посадки. Известие об этом быстро распространится и нам придется отбивать атаки. В тоже время мы с помощью громкоговорителя будем убеждать их в наших мирных намерениях. Мы расскажем им о тех прекрасных вещах, которые подарим им, если они оставят нас в покое. Это заставит их атаковать еще яростнее. Тогда мы пригрозим, что улетим навсегда, если они не прекратят. Мы стартуем по баллистической кривой, чтобы не быть замеченными, улетим в другое место в горах. Таково действие первое.

– Я уверен, что есть и второе, – сказал Керк с явным отсутствием энтузиазма, – первое слишком похоже на отступление.

– Именно такова моя идея. Во втором действии мы находим изолированное место в горах, куда нельзя проникнуть по земле. Мы строим там модель деревни и переселяем туда вопреки их воле одно из племен. Они получат самые современные санитарные условия, горячую воду, единственный на этой планете теплый смывной туалет, хорошую пищу и медицинскую помощь. Они же будут ненавидеть нас за это и делать все возможное, чтобы перебить нас и убежать. Мы отпустим их через некоторое время. Но тем временем мы используем их моронов, камачи и все остальное вражеское варварское имущество.

– Но зачем? – спросила Мета.

– Мы создадим собственное племя, вот зачем. Племя еще более защищающее табу. Мы ворвемся к ним изнутри. Мы будем таким племенем, что наш вождь, Керк Великий, сможет сбросить Темучина с трона. Я знаю: вы сумеете осуществить эту операцию до моего возвращения.

– Я не знал, что ты уходишь, – сказал Керк, и его ошеломленное выражение лица, как в зеркале появилось у остальных. – Но куда ты собираешься уйти?

Язон подергал в воздухе невидимые струны.

– Я, – объявил он, – становлюсь шпионом. Блуждающий трубадур и шпион будет сеять раздоры и готовить почву для вашего прибытия.

Глава 7

– Если ты засмеешься или просто улыбнешься, я сломаю тебе руку, – сказала Мета сквозь крепко стиснутые зубы.

Язону пришлось призвать на помощь все присущее игроку умение сохранить на лице невозмутимое выражение. Он знал, что она имеет в виду, говоря о сломанной руке.

– Я никогда не смеюсь над новым костюмом женщины, – сказал он. – Если бы я это делал, то погиб бы уже много планет назад. Ты выглядишь вполне прилично для этого задания.

– Ты так думаешь? – спросила она. – Мне кажется, что я напоминаю меховое животное, попавшее под наземную повозку.

– Посмотри, вот и Гриф, – сказал он, указывая в сторону. Она автоматически обернулась к двери. Это было временным облегчением для Язона: Мета действительно была похожа на…

– Входи, Гриф, мой мальчик! – Пусть думает, что его широкая усмешка вызвана угрюмым выражением лица девятилетнего мальчика.

– Мне это не нравится, – сказал Гриф сердито. – Мне не нравится выглядеть сумасшедшим. Никто так не одевается.

– Здесь все одеваются так, – сказал Язон, адресуя слова мальчику, но надеясь, что это усвоит и Мета. – Там, куда мы направляемся, это обычная одежда. Мета одета по последнему слову моды местных племен. – На ней были разные кожаные шкуры и меха, гневное лицо хмуро выглядывало из-под бесформенного капюшона. Он быстро отвел взгляд.

– А мы с тобой носим костюм жонглера и его подмастерья. Скоро ты убедишься, как хорошо мы одеты.

Пора сменить тему и увести разговор от их нелепого наряда. Он внимательно осмотрел лицо и руки Грифа, затем Меты.

– Ультрафиолетовые лучи и средства для загара подействовали хорошо, сказал он и извлек из мешочка на поясе маленькую шкатулку. – У вас теперь кожа того же цвета, что и у туземцев, но одну вещь мы упустили. В качестве защиты от холода и ветра они густо смазывают лица. Эй, погодите! – Сказал он, когда пирряне сжали кулаки. – Я не прошу вас мазаться протухшим жиром моронов, которым они обычно пользуются. Вот чистая и нейтральная, лишенная запаха силиконовая мазь, которая послужит хорошей защитой. Поверьте мне на слово, вы будете в ней нуждаться.

Язон отщипнул комок мази и принялся смазывать себе щеки. Остальные двое сделали тоже самое. Прежде чем они кончили, выражение лиц у них стало еще более хмурым, что казалось Язону невозможным. Он хотел, чтобы они немного расслабились – иначе игра будет окончена и не начавшись. В минувшие недели его план, после всеобщего одобрения, начал осуществляться. Вначале произошло запланированное «отступление» с планеты, затем основание базы в этой изолированной долине. Она со всех сторон была окружена вертикальными пиками и совершенно недоступна, если не считать воздушного пути. Вновь сооруженный поселок находился на небольшом плато, среди вертикальных скал, которые по существу были природной тюрьмой. Поселок же населяла озлобленная семья кочевников – пять мужчин и шесть женщин, которые были усыплены наркотическим газом и изъяты из своего племени. Их одежда и утварь, насколько возможно вычищенная и продезинфицированная, досталась Язону, так же, как и их мороны. Все было готово для внедрения в армию Темучина, если Язон сумеет уговорить этих пиррян подчиниться местным обычаям.

– Идемте, – сказал Язон, – подошла наша очередь. Просторные помещения «Драчливого» использовались как база, хотя рядом было собрано из готовых узлов несколько зданий. Когда они направились по коридору к трюму, они встретили идущего в противоположном направлении Теку. – Меня послал Керк, – сказал он. – Для вас все готово.

Язон кивнул и пошел дальше. Передав сообщение, Тека впервые заметил их экзотические наряды и смазанные лица. А также гневное выражение лиц пиррян. Они были так неуместны в этих пластиково-металлических коридорах. Тека перевел глаза с одного на другую, потом указал на Мету.

– Знаешь на кого ты похожа? – Спросил он, и сделал большую ошибку, улыбнувшись.

Мета двинулась к нему разъяренно фыркнув, но Гриф оказался ближе. Он сжал кулак и изо всех сил ударил Теку в солнечное сплетение.

Грифу было только девять лет, но он был пиррянином. Тека не ожидал нападения и не подготовился к нему. Он произнес что-то вроде «хуф», когда воздух вырвался из его груди, и сел на пол.

Язон ожидал смертельной схватки. Трое борющихся пиррян и все в ярости! Но рот Теки оставался открытым, глаза распахнутыми и он недоуменно переводил взгляд с одного на другого.

Первой рассмеялась Мета, немного позже – Гриф. Язон с облегчением подхватил смех. Пирряне смеются довольно редко и только над чем-нибудь, очевидно, нелепым и смешным. Напряжение спало и они хохотали до слез, и захохотали еще сильнее, когда покрасневший от гнева Тека поднялся на ноги и ушел.

– Что случилось, – спросил Керк, когда они вышли на холодный ночной воздух.

– Ты никогда не поверишь, если я расскажу, – ответил Язон. – Это последний?

Он указал на лишенного сознания морона, связанного крепкими ремнями. Ракетный катер навис над ним с ревом, с него свисал трос с крюком на конце.

– Да, остальные два уже на месте вместе с козами. Вы отправитесь следующим рейсом.

Они молча следили, как крюк зацепили за ремни и катер поднялся. Он поднимался, а ноги морона безжизненно свисали. Через мгновение катер исчез во тьме.

– А как насчет снаряжения? – Спросил у Керка Язон.

– Оно тоже доставлено. Мы поставили для вас камач и все разместили в нем. Вы трое выглядите внушительно в этих нарядах. Думаю, что первое время вам будет трудно к ним привыкнуть.

В словах Керка не было скрытого значения. В холодной ночи, когда ветер, как ножом резал кожу, их костюмы были не неуместны. Они были также эффективны, как и изолированный и подогреваемый электричеством костюм Керка.

– Ты должен уйти внутрь, или натереть щеки. Кажется, ты их отморозил.

– Похоже что так, если я вам больше не нужен, я пойду.

– Спасибо за помощь.

– Удачи, – сказал Керк, пожимая всем руки, включая и мальчика. – Мы организуем в радиорубке постоянное дежурство и вы в любое время сможете связаться с нами.

Они молча ждали возвращения катера. Полет до равнины не занял много времени, что было к лучшему, так как душная кабина катера казалась тропической жарой после морозной ночи.

Когда катер высадил их и улетел, Язон указал на округлые очертания камача.

– Идите туда и чувствуйте себя как дома, – сказал он. – Я хочу убедиться, что мороны крепко связаны и не убегут, когда очнутся. Внутри вы найдете портативный атомный светильник и обогреватель. В последний раз будем пользоваться благами цивилизации.

К тому времени, когда он кончил свои дела с животными, камач прогрелся, а в щели входного клапана пробивался свет. Язон завязал за собой клапан и подобно остальным сбросил тяжелые меха. Из одного ящика он извлек железный котел и налил в него воды из кожаного мешка. Этот мешок и несколько других стояли в ряд с пластиковыми сосудами, вода в которых была не только чище, но и другого вкуса. Он поставил котел на нагреватель. Мета и мальчик сидели молча, следя за каждым его движением.

– Это чар, – сказал он, отламывая кусок от большого брикета черного цвета. – Он сделан из листьев местного кустарника, их увлажняют и прессуют в блоки. Вкус вполне сносный и мы должны научиться потреблять его. – Он бросил обломки в воду, которая немедленно поддернулась отвратительным пурпурным налетом.

– Мне не нравится его вид, – сказал, глядя с подозрением, Гриф. – Не думаю, чтобы он мне понравился.

– Тебе все равно придется попробовать – если мы хотим избежать разоблачения, нам придется жить как эти кочевники. Кстати, это напомнило мне еще одну важную вещь.

Язон, говоря это, отвернул рукав и начал отстегивать кабель, соединяющий пистолет с кобурой. Остальные глядели на него, удивленно вытаращив глаза.

– Что случилось, что ты делаешь? – Спросила его Мета, когда он снял пистолет и сунул его в металлический ящик.

Пирряне носят оружие днем и ночью. Жизнь без оружия для них немыслима.

– Снимаю пистолет, – терпеливо объяснил он. – Если я выстрелю из него или кто-нибудь из туземцев его увидит, наша маскировка будет разоблачена. Давайте ваши пожалуйста тоже…

Прежде чем он кончил, раздался резкий щелкающий звук и пистолеты оказались в руках их владельцев, выскочив из кожаной одежды. Язон спокойно смотрел на устремленные на него стволы. – Именно это я и имел в виду. Как только что-то вас волнует, сразу щелк – и выскакивает пистолет. Это уже от вас не зависит, срабатывают ваши рефлексы. И мы должны будем спрятать наши пистолеты в укромном месте, чтобы можно было их использовать в случае необходимости, но чтобы их нельзя было обнаружить. Нам придется справляться с туземцами их оружием. Смотрите.

Пистолеты прыгнули обратно в кобуру и внимание пиррян было привлечено выставкой Язона. Он принес тяжело звякнувшую шкуру. Она была полна разнообразного вида ножами, мечами, дубинками и булавами.

– Хорошо, не правда ли? – Спросил он. И они оба кивнули в знак согласия. Дети и конфеты: пирряне и оружие! – С этим мы будем вооружены так же хорошо, как и любой туземец, или даже лучше. Ибо любой пиррянин стоит троих варваров. Я надеюсь, что это так. Кроме того, наше оружие гораздо лучше – это копии местных изделий, но они сделаны из лучшей стали, они прочнее и края у них острее. А теперь дайте мне ваши пистолеты.

На этот раз только пистолет Грифа появился в его руке, и он настолько сохранил самообладание, что пистолет тут же нырнул в кобуру. Потребовалось пятнадцать минут лести и уговоров, чтобы Мета неохотно рассталась со своим оружием: для того, чтобы обезоружить мальчика, потребовалось еще два часа. Наконец это было сделано, и Язон раздал полные кружки чара своим несчастным партнером – оба сжимали мечи, чтобы как-то утешиться.

– Я знаю, что это отвратительно, – сказал он, глядя на них, на их разочарованные лица. – Вам не нужно привыкать к нему, но по крайней мере научитесь его пить так, чтобы никто не думал, что вас отравляют.

Если не считать их случайных испуганных взглядов на свои правые руки, пирряне забыли о пистолетах. Когда нужно было готовиться ко сну, Язон раскатал спальные мешки-шкуры и выключил обогреватель, в то время, как остальные прятали оружие…

– Пора спать, – заявил Язон, – нам придется подняться очень рано, чтобы достичь нужного места. Там небольшая группа кочевников движется к лагерю Темучина, мы присоединимся к ним. Это поможет нам приглядеться к жизни варваров, потренироваться в нужных навыках и присоединиться к главным силам без дополнительных подозрений.

Язон поднялся до рассвета и запрятал все чуждые местным обычаям предметы в металлический ящик, и лишь потом разбудил остальных. Он оставил три саморазогревающихся пищевых набора, но решил не открывать их, пока не будет нагружен полностью эскунг. Это была тяжелая, требующая много времени работа, и Язон чувствовал большое облегчение от сознания, что его разгневанные пирряне безоружны… кожаное покрывало камача сняли и выкопали железные столбы. Их связали в четырехугольную раму и приделали к ней колеса. Сверху погрузили весь остальной багаж. Солнце уже стояло высоко над горизонтом, а они были мокрыми от пота, несмотря на ледяной пронизывающий ветер, когда все погрузили на эскунг. Мороны громко хрустели травой, козы рассыпались по равнине и тоже паслись. Мета выразительно посмотрела как они едят, и Язон понял намек.

– Идемте, – сказал он, – остальное сделаем после еды.

Он нажал клапан своего самоподогревающегося пакета с едой, оттуда вырвался горячий пар. Они извлекли пластмассовые ложки и еда проходила в голодном молчании.

– Долг зовет, – объявил Язон. – Мета, вырой ножом глубокую яму, чтобы упрятать эти пакеты. Я оседлаю моронов и запрягу их в эскунг… Гриф, бери ведро, вон то наверху и собери весь навоз животных. Не стоит пренебрегать местными ресурсами.

– Что я должен сделать?

Язон фальшиво улыбнулся и указал на землю вблизи больших травоядных. – Помет. Вот эти штуки. Мы высушим их и используем как топливо для обогрева и приготовления пищи.

Он взвалил на спину ближайшее седло и сделал вид, что не слышит ответной реакции мальчика. Он наблюдал за тем, как кочевники седлают этих больших животных и даже сам практиковался немножко, но все-таки сделать это было трудно. Мороны оказались послушными, но невероятно глупыми животными и признавали только действие грубой силы. Ко времени, когда можно было пускаться в путь, все трое оказались уставшими. Язон указывал дорогу, сидя на одном из животных, Мета ехала на другом, а Гриф вскарабкался на верх багажа и правил эскунгом и приглядывал за козами. Эти животные бежали следом, срывая по дороге траву, вынуждаемые держаться поближе к своим хозяевам, предоставляющим им жизненно необходимую воду и соль.

К полудню они заметили облако пыли, движущееся перед ними наискосок. – Сидите спокойно и приготовьте оружие, – сказал Язон, – пока я буду разговаривать. Прислушайтесь к их упрощенному языку, чтобы позже могли на нем разговаривать.

Подъехав ближе, они рассмотрели темную группу моронов и рассыпанные вокруг пятнышки козьих стад. Три животных отделились от большой группы и направились к ним рысью. Язон знаком приказал своему отряду остановиться, потом с проклятием, всем своим весом налег на узду, чтобы заставить остановиться своего морона. Тот немного поартачился и немедленно начал пастись. Язон высвободил нож из ножен, заметив, что рука Меты непроизвольно сжалась в ожидании пистолета. Всадники с топотом приближались и остановились прямо перед ними. У переднего всадника была грязная борода и один глаз. Пустая глазница была красной, видимо, глаз был потерян недавно. На всаднике был металлический шлем с насечкой, увенчанный черепом длиннозубого грызуна.

– Кто ты, жонглер? – Спросил он, перекладывая булаву с шипами из одной руки в другую. – Куда ты направляешься?

– Я – Язон, певец и рассказчик, направляюсь в лагерь Темучина. А ты кто?

Человек принялся ковырять в зубах черным ногтем. – Шейнин из племени Крысы. Что ты скажешь о Крысах?

У Язона не было ни малейшего представления о том, как он должен относиться к Крысам, поэтому он перебирал возможные ответы. Он заметил, что у остальных всадниках на шлемах такие же черепа, несомненно черепа крыс. Символ их племени… Очевидно, у разных племен разные черепа. Но он вспомнил, что у Орайала не было такого украшения и что жонглеры стояли в стороне от межплеменных конфликтов. – Я приветствую вас, – импровизировал он. – Крысы мои лучшие друзья!

– У тебя была вражда с Крысой?

– Никогда! – Ответил Язон, оскорбленный этим предположением.

Шейнин казался удовлетворенным и продолжал ковырять в зубах.

– Мы тоже идем к Темучину, – сказал он неразборчиво сквозь пальцы. – Я слышал, что Темучин объединяет всех против Горных Ласок, и я хочу присоединиться к нему. Поедешь с нами. Вечером споешь для меня.

– Я тоже ненавижу Горных Ласок. Буду петь для тебя вечером.

Послышалась хриплая команда. Трое всадников повернулись и поскакали.

Отряд Язона последовал за ними и вскоре присоединился к медленно движущейся колонне моронов. Пришлось следить, чтобы козы их стада не мешались с другими.

– Ты не собираешься нам помогать? – Холодно спросила Мета.

– Это общество ориентировано на мужчин и в нем каждый делает лишь свое дело. Я буду помогать вам в шатре, но не на виду у всех.

День оказался коротким, что по достоинству оценили трое инопланетян. Вскоре кочевники достигли сегодняшней цели – колодца в пустыне. Язон, окоченевший и уставший, слез на землю и принялся разминать ноги, чтобы восстановить кровообращение. Мета и Гриф, сгоняли и привязывали протестующих коз, что заставило Язона предпринять прогулку по лагерю, чтобы избежать убийственных взглядов Меты. Его заинтересовал колодец: он подошел поближе. Только мужчины и юноши собрались здесь, по-видимому существовало какое-то сексуальное табу, связанное с водой. Вполне понятно, ибо здесь вода жизненно необходима.

Каменная пирамида обозначала колодец. Мужчины сдвинули ее и обнаружилась избитая железная крышка. Она была густо смазана жиром, чтобы предотвратить ржавчину. Когда крышку откинули в сторону, один из мужчин тщательно смазал ее снова с обеих сторон. Сам колодец был примерно метр в диаметре и очень глубокий, стены его были выложены из камней, тщательно подогнанных друг к другу и сложенных без извести. Камни были очень древними и вытертыми у верха за столетия пользования. Язон задавал себе вопрос, кто был первым строителем этого колодца.

Добыча воды из колодца осуществлялась самым примитивным способом – погружением железного ведра на веревке и затем вытягиванием его. Эту работу мог осуществлять лишь один человек – для двоих не хватало места. Приходилось широко расставлять ноги и изо всех сил тащить веревку. Работа была тяжелая, мужчины часто сменяли друг друга, остальные стояли рядом и разговаривали или разносили наполненные водой кожаные мешки по своим камачам.

Язон занял очередь у колодца и отправился посмотреть, как идет работа.

Все козы были уже привязаны, Мета с мальчиком уже поставила столбы и пыталась натянуть на них кожаный покров. Язон выполнил свою часть работы, сняв с груды вещей металлический ящик-сейф и усевшись на него. Рваная кожаная обшивка ящика скрывала стенки из твердого сплава: сейф имел замок, который был настроен на отпечатки пальцев трех пришельцев. Язон вытащил двухструнную лютню – имитацию музыкального инструмента, который он видел у Орайала, и замурлыкал какую-то песню.

Проходивший мимо воин остановился и начал смотреть, как сооружают камач для жонглера. Язон узнал одного из трех всадников и решил не обращать на него внимания. Он затянул вариант песни подгулявших космонавтов. – Хорошая, сильная женщина, но глупая, – внезапно сказал воин, указывая пальцем, – не может правильно поставить камач. Мне нужна сильная женщина. Я за нее дам тебе десять коз.

Язон не знал, что ответить, поэтому неопределенно хмыкнул. Воин настаивал, почесывая бороду и откровенно восхищаясь Метой.

Язон видел, что не только сила восхитила воина. Мета, напряженно работая, сбросила тяжелую верхнюю шкуру, и ее стройная фигура была более привлекательна, чем неуклюжие, квадратные фигуры женщин племени. Волосы ее были чистыми, зубы целыми, а лицо не обезображено шрамами и рубцами.

– Ты не захочешь ее, – сказал Язон. – Она долго спит, много ест, да и стоит дорого. Я заплатил за нее двадцать коз.

– Я дам тебе десять, – сказал воин, хватая ее за руку, чтобы оттащить в сторону и получше разглядеть.

Язон содрогнулся. Возможно, женщины их племени позволяли обращаться с собой, как со скотом, но Мета определенно не позволит. Язон ждал взрыва, но она удивила его, просто выдернув руку и вернувшись к своей работе.

– Иди сюда, – сказал Язон мужчине. Он решил вмешаться, чтобы дело не зашло слишком далеко. – Выпьем. У меня есть хороший ачад.

Но было поздно. Воин закричал от гнева, что ему оказывает сопротивление простая женщина, и кулаком ударил ее по уху, потом вновь схватил и потащил.

Мета покачнулась от сильного неожиданного удара, затрясла головой. Когда он потащил ее вторично, она не сопротивлялась, а лишь отшатнулась назад, потом выдернула руку и краем ладони ударила воина в кадык. Она стояла в ожидании, а воин согнувшись вдвое, хрипло кашлял и выплевывал кровь.

Язон хотел прыгнуть вперед и встать между ними, но не успел.

Боевые навыки воина были великолепны – но у Меты они были лучше. Он распрямился, кровь стекала по его подбородку, в руке его был зажат нож. Он хотел ударить им Мету.

Мета обеими руками перехватила его запястье, поворачивая его руку и не давая ножу приблизиться к своему телу. Она выворачивала руку до тех пор, пока не завела ее воину за спину, затем нажала с такой силой, что нож вывалился из его онемевших пальцев. Она могла остановиться на этом, но будучи пиррянкой, не остановилась.

Мета подхватила нож в воздухе, не дав ему коснуться земли, выпрямилась и косо ударила им воину в спину под ребро, всадив его по рукоятку в легкие и сердце. И воин был убит мгновенно. Когда она отпустила его, он молча упал на землю.

Язон отпрыгнул к сейфу и прижал палец к замку. Послышался характерный щелчок и ящик был открыт. Множество кочевников были свидетелями этой смерти и гул изумления потряс воздух. Одна женщина, неуклюже переваливаясь, подошла к воину, молча взяла его за руку. Когда она выпустила ее, рука безжизненно упала.

– Мертв! – Сказала она удивленно и с испугом посмотрела на Мету.

– Ко мне! – Скомандовал Язон, используя язык, непонятный собравшимся в толпу. – Берите оружие и становитесь рядом. Если дело обернется плохо, вот тут газовые гранаты и ваши пистолеты. Но оставим это в качестве последнего резерва.

Шейнин, окруженный группой воинов, пробрался через толпу и недоверчиво посмотрел на мертвого.

– Твоя женщина убила этого человека его собственным ножом?

– Да, но по его вине, он потащил ее и ударил, а потом хотел убить. Это была самозащита. Спроси любого.

Со стороны толпы послышался одобрительный гул.

Вождь казался изумленным, но не рассерженным. Он перевел взгляд с трупа на Мету и затем важно подошел, взял Мету за подбородок и, поворачивая ее голову вправо и влево, стал рассматривать. Язон видел ее сжатые до бела пальцы, но она владела собой.

– Из какого она племени? – Спросил Шейнин.

– Из далека, с гор на севере. Племя ее называется… пирряне. Могучие борцы!

Шейнин нахмурился.

– Никогда о них не слышал. Какой у них тотем?

В самом деле, какой? – Задумался Язон. – Вряд ли крыса или ласка. Каких животных они видели в горах?

– Орел! – Объявил он с уверенностью, которойне чувствовал. Он видел птицу, похожую на орла, высоко над вершинами гор.

– Сильный тотем, – сказал Шейнин. На него это явно произвело впечатление. Он посмотрел на мертвого воина и пнул его носком ноги. – У него были мороны, были шкуры. Женщина не может получить их.

Он подозрительно взглянул на Язона, ожидая ответа. Ответ получить было не трудно, женщины сами собственность, не могли иметь собственности. А добыча переходила к победителю. Но никто не мог обвинить в скупости Язона дин-Альта, пожертвовавшего несколькими второсортными моронами и подержанными шкурами.

– Конечно, они принадлежат тебе, Шейнин. Это справедливо. Я и не думал брать их, о нет! А ночью я побью эту женщину за ее поступок.

Ответ был правильный, и Шейнин принял добычу как должное. Он отвернулся и пошел, бросив через плечо:

– Он не был хорошим бойцом, если его смогла убить женщина. Но у него осталось два брата…

Это что-то означало, и Язон призадумался, пока толпа рассеивалась, забрав с собой мертвеца. Мета и Гриф закончили ставить камач и внесли внутрь все их добро. Язон сам внес сейф и послал Грифа подогнать поближе коз – убийство могло вызвать неприятности.

Они начались даже раньше, чем он ожидал. Послышались глухие удары и резкий крик снаружи. Язон бросился к выходной двери. Когда он выбежал, события были уже позади. С полдюжины, вероятно, родственников убитого, решили отомстить, напав на Грифа. Большинство из них были старше его. Они надеялись быстро справиться с ним и убежать. Но получилось совсем не так. Трое схватили его и хотели держать, пока остальные будут бить. Двое из этих троих, теперь без памяти лежали на земле – пиррянин ударил их головами друг об друга – третий, получив удар в пах, корчился от боли. Гриф коленом прижал к земле четвертого, в то же время намереваясь сломать ногу пятому, выворачивая ее за спину. Шестой пытался убежать, и Гриф уже достал нож, чтобы помешать этому.

– Оставь нож! – Крикнул Язон, помогая беглецу сильным пинком в зад. – С нас и так довольно неприятностей от одного убийства.

Нахмурившись, лишенный удовольствия полной победы, Гриф издал воинственный крик и нажатием колена и рук извлек из своих противников стон. Потом он встал и презрительно смотрел, как они хромая, удирают с поля битвы: кроме быстро черневшего синяка под глазом и порванного рукава, у него самого не было никаких повреждений. Язон старался говорить спокойно, когда велел ему идти в камач, где Мета приложила к глазу мальчика холодный компресс.

Язон плотно закрыл входной клапан.

– Что ж, – сказал он, пожимая плечами, – никто не скажет, что первое впечатление от нас было слабым

Глава 8

– Хотя у них были огненные мечи, Они умирали в бесчисленном количестве.

Тучи наших стрел поражали чужестранцев. И гнали с наших пастбищ…

– Я говорю голосом Темучина, я, Аханк, его капитан, – произнес воин, отбрасывая в сторону клапан камача Шейнина.

Язон прервал свою балладу «О летающих чужестранцах» и медленно обернулся, чтобы увидеть того, кто вызывал желанный перерыв. Горло его пересохло, он устал, много раз повторяя одну и ту же песню. Его рассказ о поражении космических пришельцев был популярен в лагере.

Новоприбывший, несомненно, был офицером высокого ранга. Его нагрудник и шлем сверкали и не были иссечены, наоборот, на них сверкало несколько драгоценных камней. Он вошел прихрамывая, косолапо ставя ступни, и остановился перед Шейнином. Его рука лежала на рукояти меча.

– Чего хочет Темучин, – холодно спросил Шейнин, тоже положив руку на меч. Ему не понравились манеры новоприбывшего.

– Он хочет услышать жонглера по имени Язон. Тот должен явиться немедленно.

Глаза Шейнина превратились в узкие щелки.

– Сейчас он поет для меня. Когда кончит, пойдет к Темучину. Кончай песню, – сказал он, обернувшись к Язону.

Для вождя кочевников, все остальные вожди были равны, и его трудно было убедить в чем-либо. Темучин и его офицеры были достаточно опытны и знали, как убеждать.

Аханк резко свистнул и в камач ворвался взвод тяжеловооруженных воинов с натянутыми луками. Шейнина убедили.

– Я устал от этого хрипа, – заявил он, зевая и отворачиваясь. – Сейчас я буду пить ачад с одной из моих женщин. Все уходите.

Язон вышел в сопровождении почетной охраны и направился к своему камачу. Офицер остановился и широкой ладонью ткнул его в грудь.

– Темучин будет слушать тебя сейчас. Иди туда.

– Убери руку, – сказал Язон тихо, так, чтобы не слышали ближайшие солдаты. – Я надену лучший костюм и натяну новую струну; одна из струн порвана.

– Иди туда, куда тебе приказывают, – громко сказал Аханк, оставив руку на прежнем месте и еще раз толкая Язона.

– Вначале мы зайдем в мой камач. Он совсем близко, – на этот раз Язон говорил также громко. В тоже самое время он перехватил руку офицера и сжал ее пальцы. В любом случае это болезненно, а его усиленные пиррянской гравитацией мускулы заставили офицера почувствовать, что у него отрываются пальцы. Офицер сморщился от боли и неуклюже потянулся левой рукой за мечом, потому что правая была по-прежнему сжата Язоном.

– Я убью тебя ножом, если ты вытащишь меч, – сказал Язон, прижав острый конец лютни к животу Аханка. – Темучин приказал привести меня, а не убивать. Он рассердится, если мы раздеремся. Ну, что ты выбираешь?

Офицер некоторое время сопротивлялся, и его губы скривились от гнева, потом он отпустил меч.

– Вначале мы зайдем в твой камач, чтобы ты мог надеть что-нибудь поприличнее вместо этих лохмотьев, – громко сказал он.

Язон выпустил его руку и пошел вперед, оглядываясь по сторонам, чтобы не выпустить из вида офицера. Тот спокойно шел сзади, растирая онемевшие пальцы, но тот взгляд, которым он проводил Язона, был полон откровенной ненависти. Язон пожал плечами. Он нажил себе врага, это несомненно. Но ему обязательно надо было сначала попасть в камач.

Путешествие с Шейнином и его племенем было утомительным, но неизбежным. Беспокойства со стороны родственников больше не было. Язон использовал время, упражняясь в жонглерском искусстве и изучая обычаи и культуру кочевников. Они достигли лагеря Темучина и остановились там неделю назад.

Лагерь – не вполне точное определение, так как кочевники рассеивались на многие мили вдоль мелкого грязного ручья, который они называли рекой. Очевидно, это на самом деле была самая большая река их равнин. Так как животные нуждались в траве, каждому племени нужна была большая территория. Настоящий военный лагерь находился в центре, но Язон там еще не был. Он не торопился. Ему хватало материалов и наблюдений для записи и в «предместьях». Пока он не был достаточно уверен в себе, чтобы проникнуть в самое сердце врага, к тому же Темучин однажды видел его, а он производил впечатление человека с хорошей памятью. Теперь кожа Язона была темнее, он использовал специальное средство, чтобы ускорить рост густых усов, свисающих у него до подбородка по обе стороны рта. Тека вставил пробки, чтобы изменить форму носа. И Язон надеялся, что этого будет достаточно. Теперь он задавал себе вопрос, что мог слышать о нем военный вождь?

– Быстро вставайте! – Крикнул он в открытый вход своего камача. – Я иду к Великому Темучину и должен соответственно одеться…

Мета и Гриф смотрели на Язона и офицера, вошедшего следом, и не двигались.

– Побольше шума, – сказал Язон на пиррянском. – Бегайте и делайте вид, что вы взволнованы. Предложите этому элегантному неряхе выпить. Отвлеките от меня его внимание.

Аханк принял напиток, но не спускал с Язона глаз.

– Бери, – сказал Язон, протягивая лютню Грифу, – надень на эту штуку новую струну или сделай вид, что надеваешь, если не сможешь найти запасную. И не проявляй своего характера, когда я толкну тебя. Это часть представления.

Гриф нахмурился, но в остальном вел себя удовлетворительно, когда Язон толкнул его, чтобы он занялся лютней. Язон снял куртку, натер свежей мазью лицо, немного натер и волосы, как того требовали хорошие манеры, затем открыл сейф, порылся в нем, вытащил свою лучшую куртку, одновременно пряча в ладони маленький незаметный предмет.

– Теперь слушайте, – сказал он на пиррянском. – Меня отведут к Темучину. Избежать этого невозможно. Я взял с собой один из детонаторов, а два оставил здесь на самом верху. Как только я уйду, возьмите их. Будьте настороже. Не знаю, как пройдет мое свидание с вождем, но если что-нибудь случится, я буду постоянно держать с вами связь. Могут потребоваться быстрые действия. Держитесь бодрее и не отчаивайтесь. Мы их одолеем.

Надев куртку, он прикрикнул на них на меж-языке:

– Подайте лютню, да побыстрее! Если что-нибудь случится в мое отсутствие, я побью вас обоих.

Он вышел.

Они ехали свободной группой и возможно чисто случайно по обеим сторонам Язона постоянно ехали по два солдата. Что слышал о нем Темучин и почему он хотел его видеть? Предположения были бесполезны. Язон пытался не думать об этом и наблюдать за окружающей обстановкой, но мысли все равно возвращались к этому.

Послеполуденное солнце стояло низко над камачами, когда они приблизились к военному лагерю. Здесь не было стад, а шатры стояли аккуратными рядами. Со всех сторон видны были войска. Широкая улица оканчивалась очень большим черным камачем, окруженным рядами копьеносцев. Язон не нуждался в наличии герба, чтобы понять, чей это камач. Он слез со своего морона, взял под мышку лютню и пошел за офицером, стараясь, чтобы его походка выглядела гордой, но не надменной.

Аханк пошел вперед, чтобы сообщить о прибытии Язона. Как только он ушел, Язон сунул детонатор в рот и языком придвинул его на место. Он укрепился как раз над верхним правым коренным зубом и включился автоматически под действием слюны.

– Проба… проба… вы меня слышите? – Осторожно прошептал он.

Миниатюрный передатчик мог транслировать голос в диапазоне от шепота до крика.

– Слышим громко и отчетливо, – прозвучал в его ушах голос Меты. Слышать его мог только Язон. Колебания сообщались зубу, оттуда костям черепа и далее воспринимались перепонками.

– Иди вперед! – Крикнул Аханк, грубо оборвав радиопереговоры и схватив Язона за руку.

Язон высвободил руку, вошел и остановился перед человеком в кресле с высокой спинкой. Темучин отвернулся, разговаривая с двумя своими офицерами и это было к лучшему, так как Язон не мог сдержать удивления при виде трона вождя. Это было тракторное сидение, поддерживаемое стволами безоткатных орудий. Со стволов свисали связки человеческих пальцев: от некоторых остались лишь кости, на других висели лохмотья черного мяса. Темучин – убийца пришельцев и здесь была его добыча.

Темучин повернулся, когда Язон подошел поближе и посмотрел на него холодным, лишенным выражения взглядом. Язон поклонился, больше из желания избежать его взгляда, чем стремясь показаться почтительным. Узнал ли его Темучин? Внезапно пробки в носу и отросшие усы показались ему слишком слабой маскировкой. Нужно было сделать больше. Темучин видел его в этот раз совсем близко. Конечно, он узнает его. Язон медленно выпрямился: холодный взгляд вождя по-прежнему был устремлен на него. Язон знал, что он должен стоять спокойно; Темучин должен заговорить первым. Но правильно ли это? Так поступил бы Язон – заставил противника раскрыть карты. Но разве этого ожидают от странствующего жонглера? Жонглер должен испытывать трепет.

– Ты послал за мной, великий Темучин. Я горд этой честью. – Он вновь поклонился. – Ты хочешь, чтобы я пел для тебя?

– Нет, – холодно сказал Темучин.

Язон придал лицу выражение изумления.

– Не нужно песен? Но тогда чего же великий вождь племен хочет от бедного жонглера-странника?

Темучин одарил его враждебным взглядом. Язон задал себе вопрос, насколько эта враждебность была истинной, а насколько усвоенной манерой поведения, чтобы держать в страхе туземцев. – Информация, – сказал Темучин, и в этот момент во рту Язона ожил приемник и голос Меты произнес:

– Язон, тревога. Вооруженные люди снаружи приказывают нам выйти, иначе, они говорят, что убьют нас.

– Обязанность жонглера – рассказывать и учить. Что ты хочешь знать? – И прошептал: – Не используйте пистолеты. Сопротивляйтесь, я попытаюсь помочь.

– Что это? – Угрожающе наклонился к нему Темучин. – Что ты шепчешь?

– Ничего. Это просто, – черт побери, как сказать на меж-языке «нервное состояние», – это жонглерская привычка. Мы про себя повторяем слова песен, чтобы не забыть их. Темучин откинулся на спинку, на лбу его обозначилась резкая морщина. Ему явно не понравилось поведение Язона на аудиенции. Не понравилось оно и самому Язону. Но как же помочь Мете и Грифу?

– Они ворвались! – Прошептал ее кричащий голос.

– Расскажи мне о племени пиррян, – сказал Темучин.

Язон покрылся потом. У Темучина должен быть шпион в племени или Шейнин добровольно рассказал ему об этом. А семья убитого, видимо решила отомстить, поскольку Язона не было в лагере.

– Пирряне это просто другое племя. Зачем тебе знать о них?

– Что? – Темучин вскочил на ноги, схватившись за меч. – Ты осмеливаешься задавать мне вопросы?

– Язон!

– Нет, подожди, – Язон чувствовал, как испарина превратилась в крупные капли пота на его смазанном лице. – Что ты хочешь знать о них? Вот что я хотел спросить.

– Их много… У них мечи и щиты… Они все напали на Грифа…

– Никогда не слышал об этом племени. Где они пасут свои стада?

– В горах… на севере, в горных долинах.

– Гриф упал, я не могу справиться с ними.

– Что это значит? Что ты скрываешь? Ты возможно не знаешь закона Темучина. Награда тем, кто со мной. Смерть тем, кто против меня. Медленная смерть тем, кто пытается предать меня.

– Медленная смерть? – Спросил Язон, прислушиваясь к молчащему передатчику.

Темучин некоторое время смотрел на него молча.

– Ты многого не знаешь, жонглер, и что-то в тебе кажется неправильным. Я покажу тебе кое-что – это подбодрит тебя и заставит говорить свободнее. – Он хлопнул в ладоши и один из дежурных офицеров выступил вперед. – Принесите Даена.

Было ли это приглушенным дыханием? Язон не был уверен. Он вновь перенесся в камач вождя и с удивлением увидел человека на носилках. Тот был связан, и вокруг его шеи была веревка. Он не пытался ослабить эту веревку и освободиться: на месте пальцев у него были окровавленные обрубки. На голых ногах пальцы тоже были обрублены. – Медленная смерть, – сказал Темучин, пристально глядя на Язона. – Даен предал меня и перешел на сторону Горных ласок. Он здесь уже много дней. Но сегодня его постигнет справедливость.

Вождь поднял руку.

Воины держали человека и он не мог сопротивляться. Тонкие кожаные ремешки глубоко врезались в его запястья и лодыжки. Его правую руку прижали к земле и один из солдат взмахнул топором, рука отлетела в сторону, кровоточа. Воин отрубил вторую руку, а затем обе руки.

– Он мог жить еще несколько дней. У него оставались еще руки и ноги. – Сказал Темучин. – Если бы он продержался подольше, может быть я помиловал бы его на третий день. А может и нет. Я слышал о человеке, который продержался так целый год, пока не настал его последний день.

– Очень интересно, – сказал Язон. – Я слышал об этом обычае, но вижу впервые. – Нужно было что-то предпринять. Он услышал топот моронов снаружи и крики. – Ты слышишь? Слышишь свист?

– Ты сошел с ума? – Удивленно спросил Темучин. Он гневно махнул рукой и лишившегося сознания человека унесли, его отрубленные конечности тоже убрали.

– Это был свист, – сказал Язон, идя к выходу. – Я должен выйти. Сейчас я вернусь. – Офицеры в шатре были ошеломлены не меньше Темучина. Никто так не прерывал аудиенцию у вождя.

– Одну минутку, я сейчас.

– Стой! – Крикнул Темучин, но Язон был уже у выхода. Охранник преградил ему путь, вытягивая меч. Язон толкнул его плечом – тот покатился по земле – и вышел.

Охранники, стоявшие снаружи, не обратили на него внимания, они следили за теми, кто входит. Идя спокойно, но не быстро, Язон повернул направо и достиг угла камача раньше, чем преследователи выскочили наружу. Сзади послышались крики и охота началась. Язон завернул за угол и изо всех сил побежал вдоль стены.

В отличие от меньших, круглых камачей, это был прямоугольник, и Язон достиг следующего угла и завернул за него раньше, чем разъяренная толпа смогла увидеть, куда он делся. Крики продолжали звучать за ним, а он изо всех сил бежал вдоль стены. Только добежав до передней стены, он замедлил шаг и повернул за угол.

Преследователи рассыпались в разных направлениях, их крики звучали в отдалении, как собачий лай. Два охранника у входа тоже приняли участие в охоте, а все стоявшие поблизости глядели в разных направлениях. Язон спокойно подошел ко входу и вошел внутрь. Темучин, гневно шагавший по камачу, услышал, что кто-то вошел.

– Ну! – Крикнул он. – Поймали… Ты? – Он отступил на шаг и выхватил сверкающий меч.

– Я твой верный слуга, Темучин, – спокойно сказал Язон, разводя руками, но не отступая. – Я пришел сообщить тебе о нарушениях твоего указа среди племен.

Темучин не ударил, но не опустил меч.

– Говори быстрее, твоя смерть у меня в руке.

– Я знаю, ты запретил стычки среди тех, кто служит тебе. Но люди напали на мою служанку, которая убила воина, напавшего на нее. Я был рядом с ней с того дня, как это случилось и до сего дня. Я попросил достойного доверия человека следить за ней и сообщать мне. Я услышал его свист; он не осмелился войти в камач Темучина. Я только что разговаривал с ним. Вооруженные люди напали на мой камач в мое отсутствие и захватили моих слуг. Но я слышал, что для всех, кто служит Темучину, существует один закон. Я прошу у тебя справедливости.

За Язоном послышался топот и вбежали преследователи. Они остановились в недоумении при виде стоящих лицом к лицу Язона и Темучина, со все еще обнаженным мечом.

Темучин смотрел на Язона. Меч его слегка дрожал в руке. В молчании был ясно слышен стук его зубов, когда он опустил меч острием в грязный пол.

– Аханк! – Выкрикнул он, и офицер выбежал вперед, хлопнув себя по груди. – Бери четыре руки людей и скачи в племя Шейнина из клана Крысы… – Я могу показать… – Прервал его Язон.

Темучин повернулся к нему, приблизил свое лицо так, что Язон ощутил его дыхание на своих щеках, и сказал:

– Заговоришь еще раз без моего разрешения – умрешь!

Язон молча кивнул. Он знал, что и так перегнул палку. Помолчав, Темучин отвернулся к офицеру:

– Отправляйся к Шейнину и прикажи ему выдать тех, кто захватил пиррянских слуг. Приведи их сюда.

Аханк побежал к выходу, салютуя по пути; в окружении Темучина повиновение расценивалось выше вежливости. Темучин в дурном настроении ходил взад и вперед, офицеры молча отступили к стенам, некоторые выскользнули наружу. Только Язон стоял прямо – даже тогда, когда разъяренный вождь помахал перед его носом кулаком.

– Почему я позволяю тебе все это? – Он спросил его с холодной яростью. – Почему?

– Могу я ответить? – Спросил Язон спокойно.

– Говори, – проревел Темучин, нависая над ним, как падающая гора.

– Я вышел из камача Темучина потому, что это была единственная возможность добиться справедливости. Я был уверен в справедливости вождя. Темучин молчал, но глаза его гневно сверкали.

– Жонглеры не знают племени и не носят тотема. Так и должно быть, ибо они ходят от племени к племени и не должны хранить верность. Но я должен сказать тебе, что родом я из племени пиррян. Они прогнали меня, и поэтому я стал жонглером.

Темучин не задал напрашивающегося вопроса, и Язон был вынужден продолжать. Нельзя было допустить, чтобы молчание затянулось.

– Я должен был уйти, потому что… мне трудно об этом говорить… сравнительно с другими пиррянами… я слишком слаб и труслив…

Лицо Темучина налилось кровью. Он разразился хохотом. Все еще хохоча, он подошел к трону и упал на него. Никто не знал, что делать; поэтому все молчали. Язон позволил себе слегка улыбнуться, но ничего не сказать. Темучин знаком подозвал слугу с кожаным кувшином ачада и выпил один глоток. Хохот перешел в хихиканье, потом совершенно замер. Вождь снова был холоден, он полностью овладел собой.

– Я доволен, – сказал он. – Мне редко приходится смеяться. Ты слишком умен, пожалуй, даже слишком, когда-нибудь ты умрешь из-за этого. Продолжай рассказ о пиррянах.

– Мы живем в горных долинах севера и редко спускаемся на равнину.

Язон подготовил этот рассказ еще до присоединения к кочевникам: теперь было время использовать его. – Мы верим в силу, но верим и в закон. Но мы редко покидаем наши долины и убиваем всех, кто нарушит наши границы. Наш тотем Орел, он означает силу и любая наша женщина может убить воина голыми руками. Мы слышали, что Темучин принес на равнины закон, поэтому меня послали сюда, чтобы я узнал правду. Если это правда, то пирряне присоединятся к Темучину…

Оба они взглянули на внезапную помеху – Темучин, так как послышались крики команды и группа моронов остановилась у входа в камач – Язон, потому что приемник слабым голосом произнес: – Язон. – Он не понял, кто это говорит, Мета или Гриф.

Аханк и его воины вошли в камач, таща за собой пленников. Их было двое. Один раненый, истекал кровью, другой был невредим. Язон узнал в них кочевников из племени Шейнина. Внесли и положили у стены Мету и Грифа, окровавленных, избитых, неподвижных. Гриф открыл один неповрежденный глаз, сказал «Язон» и снова потерял сознание. Язон двинулся к ним, но овладел собой и заставил себя остановиться. Сжав кулаки так, что ногти врезались в ладони.

– Докладывай, – сказал Темучин.

Аханк выступил вперед.

– Мы сделали так, как ты приказал, Темучин. Быстро прибыли в это племя и Шейнин указал нам камач. Мы пошли туда и вынуждены были убивать, чтобы заставить их подчиниться. Двое захвачены в плен. Рабы дышат, я думаю, они живы.

Темучин в очевидной задумчивости потер подбородок.

Язон заговорил:

– Могу я получить у Темучина разрешение задать вопрос?

Темучин пристально посмотрел на него, затем кивнул в знак согласия.

– Какое наказание следует за неповиновение приказу и за нападение в пределах лагеря?

– Смерть. Разве есть другое наказание?

– Тогда я отвечу на вопрос, который ты задал раньше. Ты хочешь знать, каковы пирряне. Я самый слабый из них. Я убью этого нераненного пленника одной рукой, вооруженный лишь одним кинжалом и одним ударом – неважно, как он будет вооружен. Даже если ему дадут меч. Он выглядит хорошим воином.

– Да, – сказал Темучин, глядя на рослого и сильного человека, который был на голову выше Язона. – Это хорошая мысль.

– Привяжи мне руку, – сказал Язон ближайшему охраннику, заведя свою левую руку за спину. Пленник все равно обречен на смерть, и если его смерть принесет пользу, то этот человек искупит все свои грехи. «Становишься лицемером, Язон?» – Спросил он сам себя, и не нашелся что ответить: в обвинении была правда. Он всегда ненавидел смерть и ярость и стремился их избегать. А теперь активно их искал.

Когда он взглянул на потерявшую сознание Мету, скрюченную на полу от боли, нож запросился ему в руку. Демонстрация необычных боевых качеств заинтересует Темучина. А этот невежественный варвар с самодовольной улыбкой, так или иначе обречен на смерть.

Или он будет убит, если не сумеет достаточно ловко сформулировать свое предложение. Если противнику дадут копье или дубину, он в несколько минут расправится с Язоном.

Язон не изменил выражение лица, когда охрана освободила воина и Аханк протянул ему свой собственный длинный двуручный меч. Добрый старый Аханк: иногда полезно заводить врагов. Он все еще помнил свою сжатую руку и пытался отомстить.

Язон извлек из ножен свой нож с широким лезвием. Это был необычный нож. Язон сам выковал и закалил его по древнему способу. Нож был шириной в ладонь, одна его сторона была заострена вдоль лезвия, другая не меньше, чем наполовину. Нож мог вонзиться и весил около двух килограмм. И сделан он был из лучшей инструментальной стали.

Человек с мечом крикнул и взмахнув им в воздухе, прыгнул вперед. Один удар должен был решить схватку. Он вложил в этот удар весь свой вес – никакой нож не мог противостоять ему. Язон спокойно стоял и ждал.

Только когда меч опускался, он прочнее утвердился на ногах и подставил под удар свой нож. Лезвие приняло на себя всю силу удара. Нож чуть не выпал у него из рук. Язон вынужден был опуститься на колено… Раздался резкий звон и меч нападающего раскололся пополам.

Язон успел мельком заметить растерянное выражение лица противника, который продолжал сжимать в руке обломок меча. Сила удара заставила руку Язона дернуться вниз и он продолжил это движение, еще более опустив нож, а затем двинув его вверх.

Острие прорвало кожаную одежду, и нож по рукоять погрузился в живот. Оттолкнувшись от земли, Язон поднялся, изо всей силы налег на нож и нанес глубочайшую и ужаснейшую рану, разрезав все внутренние органы противника, так что лезвие остановилось только у ключицы. Глаза у его противника закатились, и Язон понял, что тот мертв. Язон выдернул нож и сделал шаг назад. Труп упал у его ног.

– Я хочу взглянуть на нож, – сказал Темучин.

– В наших долинах хорошее железо, – сказал Язон, наклоняясь и вытирая нож об одежду убитого. – Мы изготавливаем добрую сталь. – Он подбросил нож в воздухе, поймал его и подозвал воина. – Держи раненого, вытянув ему шею, – сказал он.

Раненый пытался бороться, но затем погрузился в апатию перед неизбежной смертью. Воины держали его, еще один обеими руками отвел грязные волосы и держал его лицом вниз, обнажив шею. Темучин подошел, взял нож, взвесил его в руке и поднял его над головой.

Единым усилием мускулов он опустил нож на шею, и мясистый звук «чанк» нарушил тишину камача.

Солдат сделал шаг назад, отрубленная голова выпала из его рук. Брызжущее кровавой струей тело дернулось и было бесцеремонно оттащено в сторону.

– Мне нравится этот нож, – сказал Темучин. – Я беру его себе.

– Я хотел подарить его тебе, – сказал Язон, кланяясь, чтобы скрыть недовольный вид. Он должен был знать, что так и случится. Что ж, это всего лишь нож.

– Ваши люди знают древнюю науку? – Спросил Темучин, отдавая нож слуге, чтобы тот вытер его. Язон все время был настороже.

– Не больше, чем остальные племена, – был его ответ.

– Никто из них не может делать такого железа.

– Это старый секрет, передаваемый от отца к сыну.

– Могут быть и другие старые секреты? – Теперь его голос был холоден и резок, как сталь.

– Возможно.

– Есть один утраченный секрет, о котором ты может быть слышал. Одни называют его «порохом», другие «взрывчаткой». Ты знаешь, что это такое?

Действительно, что я знаю об этом? – Язон напряженно размышлял, следя за выражением вождя. Что может варварский жонглер знать об этом? И если это ловушка, то что должен Язон ответить?

Глава 9

Мета не протестовала, когда Язон смыл кровь и грязь с ее ран и смазал их дезинфицирующей жидкостью. Аптечка наложила четырнадцать швов на рану на голове, но это было сделано, пока Мета была без сознания, а потом Язон покрыл выбритое место повязкой. После этого она пришла в себя, но не двигалась и не жаловалась, когда ему пришлось положить два шва на ее разбитую верхнюю губу.

Гриф тяжело дышал и стонал из глубины мехов, которыми укрыл его Язон. Раны мальчика были большей частью поверхностными и аптечка посоветовала покой, с чем Язон был вполне согласен.

– Теперь все, – сказал Язон. – Тебе нужно отдохнуть.

– Их было слишком много, – сказала Мета, – но мы сделали все, что могли. Дай мне зеркало. Они удивили меня, напав вначале на мальчика, но это был хитрый план. Гриф в конце концов упал. Тогда они набросились на меня, и я не могла больше говорить с тобой. – Она взяла у Язона полированное зеркало, мельком взглянула в него и протянула обратно. – Я ужасно выгляжу. Это была короткая схватка, я не помню ее ясно. У многих из них были дубинки, а женщины старались ударить меня по ногам. Я убила троих или четверых, прежде чем упала. Что произошло дальше? – Язон взял кожаный мешок с ачадом, открыл его горлышко.

– Выпьешь? – Спросил он, но Мета отрицательно покачала головой. Он сделал большой глоток. – Опуская подробности, просто скажу, что я послал за вами отряд воинов. Они привезли вас обоих и несколько членов племени Крысы – все они теперь мертвы. Я сам убил одного из них, здорового, в лучшем пиррянском стиле и не испытываю ни малейшего чувства стыда. Но мне пришлось отдать свой нож Темучину, который немедленно заметил высокий уровень технологии пиррян. Я очень рад, что ковал его вручную и что следы этого заметны на лезвии. Он спросил, знаем ли мы, пирряне, об огнестрельном оружии и это испугало меня. Я увернулся от ответа, сказав, что ничего не знаю – только слухи и название, но, возможно, другие в нашем племени знают больше.

– Он вспомнит об этом в свое время, я думаю. Тебе не следует разговаривать с этим парнем.

– Но он хочет, чтобы мы переехали. На рассвете мы снимаем наш камач и переедем в другой лагерь, сказав «до свидания» Шейнину и его племени. А чтобы мы не передумали, здесь снаружи ждет взвод воинов Темучина. Я еще не решил, считать себя пленником или нет.

– Я знаю, что выгляжу ужасно, – сказала она, кивая головой.

– Для меня ты выглядишь отлично, дорогая, – ободряюще сказал ей Язон. Он настроил аптечку на «полный покой» и прижал ее к руке Меты. Она не протестовала. С чувством вины, с сознанием, что он один ответственен за перенесенную ими боль, Язон уложил ее на меха рядом с мальчиком и укрыл их обоих. Что за безумная глупость заставила его впутать женщину и ребенка в это убийственное дело?

Потом он вспомнил, что условия здесь намного лучше, чем на Пирре, и что он, возможно, спас им жизнь, увезя сюда. Он смотрел на их раны и ушибы и думал, что они может быть, поблагодарят его за это когда-нибудь.

Утром раненые пирряне уже смогли выбраться из камача, поэтому Язон смог организовать его разборку солдатами. Убирать камач – женская работа, но Язон не позволил ни одной женщине из племени Шейнина приблизиться к нему. Он был уверен, что после недавних смертей, вражда к ним усилилась и вовлекла большую часть племени. Но Язону пришлось отдать солдатам большую часть своего первосортного ачада, только тогда они согласились взяться за работу и загрузить эскунг. Язон помог сесть Мете и Грифу, привязал их и укутал мехами, и маленький караван выступил, сопровождаемый мрачными взглядами.

В лагере Темучина было достаточно женщин, чтобы выполнить эту не мужскую работу, так что мужчины лишь стояли и смотрели, что и было их основным занятием. Язон не мог присматривать за работой. Он поручил это Мете, так как ему было приказано явиться к Темучину.

Два охранника у входа в камач вождя с опаской посторонились при виде Язона. В конце концов он заслужил авторитет у рядовых воинов. Темучин был один, он держал покрытый кровью нож Язона. Язон остановился, но потом успокоился, видя, как Темучин быстрым взмахом послал нож в туловище козы, служившее ему мишенью. Нож вонзился по рукоятку.

– Этот нож хорошо уравновешен, – сказал Темучин. – Его легко метать. Язон молча кивнул, он понимал, что не для обсуждения достоинства ножа вызвал его вождь.

– Рассказывай все, что знаешь о порохе, – приказал Темучин, наклоняясь и извлекая нож из туши.

– Я мало что могу сказать.

Темучин выпрямился и взглянул на Язона, пробуя острие ножа на своей мозолистой ладони.

– Рассказывай все, что знаешь. Немедленно. Если бы у тебя был порох, мог бы ты его взорвать с большим шумом?

Язон оказался в сложном положении. Если Темучин решит, что он лжет, большой нож окажется в его внутренностях с такой же легкостью, как и в туше козы. Вождь кое-что несомненно знал о свойствах пороха, поэтому нельзя было обманывать его. Нужно было принимать решение.

– Хотя я сам никогда не видел пороха, я слышал, что о нем рассказывали. Я знаю как сделать, чтобы он взорвался.

– Я так и думал, что ты знаешь, – нож с глухим стуком погрузился в тушу. – Я думаю, что ты знаешь много такого, о чем не говоришь мне.

– Бывают секреты, которые человек клянется не разглашать. Но Темучин мой хозяин, и я буду помогать ему, чем только могу.

– Хорошо, не забывай этого. Теперь скажи, что ты знаешь о людях в низинах.

– Ничего, – удивленно ответил Язон. Для него этот вопрос был полнейшей неожиданностью.

– Не только ты, никто не знает. Пора это изменить. Я кое-что знаю о жителях низин и собираюсь узнать больше. Я отправляюсь туда, ты поедешь со мной. Я хочу узнать все о порохе. Приготовься, мы выедем в полдень. Ты единственный, кто знает, что это простая не охотничья экспедиция, поэтому, если дорожишь жизнью, не проговорись никому.

– Я скорее умру, чем скажу кому-нибудь хоть слово.

Язон возвращался в свой камач в глубокой задумчивости. Он немедленно рассказал все Мете.

– Звучит очень странно, – сказала она, с трудом наклоняясь над костром, так как тело ее еще болело от перенесенных побоев. – Я голодна и не могу разжечь костер.

– Думаю, что у нас не самый первосортный помет моронов. Его вначале нужно как следует высушить, тогда он будет хорошо гореть. Мне тоже кажется это довольно странным. Как он сможет спуститься с вертикальной стены десятикилометровой высоты? Но он кое-что несомненно знает о порохе. Вы с Грифом нуждаетесь в чем-то более питательном, чем жесткое мясо козы. Я возьму два пакета.

Мета с топором стояла у входа, чтобы Язону никто не мешал открывать сейф. Он достал два пакета и вскрыл их, потом указал на радио.

– Свяжитесь с Керком. Пусть он знает обо всем происшедшем. Мне кажется, что здесь вы будете в безопасности, но если будут какие-нибудь осложнения, скажете ему, чтобы он вас забрал.

– Нет. Мы останемся здесь до твоего возвращения. – Она погрузила ложку в еду и принялась есть. Гриф взял второй пакет, а Язон тем временем стоял у входа на страже. – Спрячьте оболочки пакетов в сейф, потом найдем место, где их можно будет закопать.

– Не беспокойся о нас. Мы сумеем за себя постоять, – коротко сказала ему Мета.

– Да, – согласился Гриф без улыбки. – Эта планета гораздо легче Пирра. Только еда плохая.

Язон смотрел на них – избитых, но непобежденных. Он открыл рот и вновь закрыл: ему действительно нечего было им сказать.

Он упаковал в кожаную сумку припасы, которые могли понадобиться в пути, прихватил микропередатчик, скользнувший в полую рукоять боевого топора. Этот топор и короткий меч, составляли все его вооружение. Он пытался использовать и лук, но безуспешно, поэтому он отказался от этого оружия. Повесив на левую руку меч, он попрощался и вышел.

Подъехав на своем мороне, Язон увидел, что для экспедиции собрался отряд человек в пятьдесят. У них не было с собой запасов продовольствия и снаряжения. Ясно, что они не рассчитывали на долгое путешествие.

Перехватив несколько враждебных взглядов, Язон понял, что он единственный чужак среди них. Остальные были либо офицерами высокого ранга, либо ближайшими союзниками Темучина, либо членами его клана.

– Я тоже могу хранить тайну, – сказал Язон Аханку, который нахмурившись подъехал к нему, но в ответ получил лишь порцию проклятий. Как только появился вождь – все выступили двойной колонной, следуя за ним. Поездка была трудной. И Язон был благодарен тем предшествующим неделям, что он провел в седле. Вначале они двинулись к подножью холмов на западе, но как только лагерь скрылся и они были уверены, что их никто не видит, отряд повернул на юг и поехал быстрее. Горы окружили их со всех сторон, они двигались от одного ущелья к другому, все время поднимаясь. Язон, дыша сквозь меховой шарф, не мог представить себе, что разрывающий горло воздух может быть таким холодным, но других это казалось не беспокоило…

На заходе солнца они наскоро перекусили холодной пищей и продолжали двигаться. Язон вполне одобрил это: он чуть не примерз к земле во время короткой остановки. Теперь они ехали в ряд. Дорога была такой узкой, что Язон подобно многим другим, спешился и взял своего морона за узду, чтобы хоть немного согреться, идя пешком. Холодный свет звездного неба освещал путь.

Оказавшись на границе двух долин, Язон посмотрел направо и увидел в дали между двумя скалами серое море. Море! Он остановился так внезапно, что его чуть не сбил шедший сзади морон.

Нет, это не может быть морем. Они же в середине континента. И слишком высоко. Но понимание пришло позже – это действительно было море, но море облаков. Язон смотрел на него, пока поворот тропы не скрыл от него их вид. Теперь тропа вела вниз, и он понял, почему. Где-то впереди – конец плоскогорья. Здесь, у края пересекавшего весь континент обрыва, кончалась территория кочевников. Каменная стена отделяла ее от равнин внизу. Здесь менялся климат.

Теплые южные ветры встречали преграду – обрыв, поднимались вверх и конденсировались в облака, которые обрушивались на низины в виде дождя. Язон задавал себе вопрос, видно ли солнце внизу, под этим постоянным туманным покровом. Сверкающие участки неба свидетельствовали о том, что северные ветры иногда прорываются через преграду.

Спускаясь, тропа проходила по узкому перевалу, и здесь Язон увидел под нависающей скалой каменную хижину. Возле нее стояли вооруженные воины и стоически ждали, пока отряд проедет мимо. Какой бы ни была цель их поездки, она, по-видимому, уже близка. Вскоре они остановились, и Язону передали приказ явиться к Темучину. Он поспешил в голову процессии так быстро, как позволяли его онемевшие мышцы.

Темучин жевал сухое мясо, и Язон вынужден был ждать пока воин не промоет горло полузамерзшим вином. Небо на востоке побледнело и, согласно традиционному определению кочевников, наступил рассвет: рассвет – это когда наступает такой момент, что можно отличить белую козью шерсть от черной.

– Поведешь моего морона, – приказал Темучин, поднимаясь и идя вперед. Язон схватил за узду усталое животное и потащил его за вождем. Тропа уже дважды резко свернула и оборвалась у широкого выступа, дальний край которого был краем обрыва. Темучин подошел к краю и взглянул вниз, на белую массу облаков. Но внимание Язона привлекли ржавые механизмы на краю обрыва.

Наиболее впечатляющей оказалась массивная А-образная рама, глубоко погруженная в скалу и повисшая своей вершиной над бездной. Она была выкована вручную и имела в длину не менее восьми метров – трудно представить себе такую работу. Она была укреплена поперечным брусом, а также подпорками, шедшими от утеса под углом в сорок пять градусов. Рама была покрыта ржавчиной, хотя кое-где и виднелись следы смазки. Полоса гибкого металла огибала колесо блока на конце А-образной рамы и исчезала в отверстии, проделанном в скале. Язон, любопытство которого было возбуждено, подошел поближе к механизму лебедки, размещенному под рамой. Сам по себе этот механизм, хотя и небольшой по размерам, оказался гораздо интересней, чем рама на обрыве. Черный, похожий на веревку канат, проходил через отверстие и наматывался на барабан. Барабан вращался на оси толщиной в человеческую руку и крепился к вертикальной скале четырьмя массивными кронштейнами. Он мог, очевидно выдержать огромную нагрузку; все давление передавалось на скалу, и связь барабана со скалой еще больше укреплялась. Метровой ширины зубчатое колесо цепляло за край барабана и само было скреплено с меньшей шестерней, которую можно было вращать при помощи длинной ручки. Она была очевидно сделана из дерева, но Язон не обратил внимания на этот факт. Несколько предохранителей в храповиках были поставлены, чтобы ничего не могло соскользнуть.

Не нужно было быть техническим гением, чтобы сообразить, для чего предназначался этот механизм. Язон повернулся к Темучину и с трудом придал своему лицу спокойное выражение.

– Это механизм, при помощи которого мы спустимся вниз?

Вождь, казалось, был также поражен этой машиной, как и Язон.

– Да. Кажется это опасно, но у нас нет выбора. Племя, которое построило и использовало это – ветвь клана Горностаев – клянется, что они очень часто пользовались им для спуска в низины. Они рассказывали множество сказок, и у них есть дерево и порох для подтверждения этих сказок.

Оставшиеся в живых люди этого племени тут, они будут управлять этой штукой. Если же что-нибудь случится, их убьют. Мы спустимся первыми.

– Нам это не поможет, если действительно что-то случится.

– Человек рождается, чтобы умереть, а жизнь состоит в ежедневном откладывании неизбежности.

Язон не нашел, что ответить на это. Он взглянул наверх, услышав крики боли; группу мужчин и женщин воины Темучина гнали с холма к лебедке.

– Становитесь, и пусть начинают работу, – приказал Темучин и солдаты немедленно окружили механизм. – Следите за ними внимательно, если будет предательство или ошибки – убейте их!

Подбодренные таким образом, люди племени Горностая приступили к работе. Казалось, они хорошо знали, что нужно делать. Несколько человек взялись вертеть ручку, в то время, как остальные регулировали предохранители. Один из них даже взобрался по раме к выступающему над обрывом краю, чтобы смазать колесо блока.

– Я пойду первым, – сказал Темучин, обвязывая вокруг себя прочную кожаную полосу.

– Надеюсь веревка достаточно длинная, – сказал Язон и тут же пожалел об этом, встретившись взглядом с Темучином.

– Отправив вниз моего морона, ты спустишься затем сам. Следи, чтобы ему завязали глаза, иначе он взбесится. После тебя спустят твоего морона, и так далее. Моронов будут приводить на край обрыва по одному, чтобы остальные не видели, что с ними происходит. – Он повернулся к офицеру. – Ты слышал мои приказания?

Люди племени Горностая, выкрикивая в унисон, начали поворачивать рукоять, веревка стала наматываться на барабан. Напряжение передалось кожаной упряжи и Темучин поднялся в воздух. Он поудобнее ухватился за веревку и повис над обрывом, медленно раскачиваясь. Движение барабана переключили на обратно, веревка начала разматываться, и вождь исчез из вида.

Язон подошел к краю и смотрел, как уменьшается фигура вождя и постепенно исчезает среди облаков. Обломок скалы пошатнулся под его ногами и Язон быстро отступил от края.

Через каждые сто метров вращение барабана замедлялось, люди работали осторожно: через барабан проходило утолщение в месте, где соединялись две веревки. Осторожность соблюдалась, пока утолщение не проходило через шкив, затем скоростьвращения становилась нормальной. Люди у рукояти менялись непрерывно и движение веревки не прекращалось.

– Что это за веревка? – Спросил Язон у старика, присматривающего за работами.

Седовласый старик из племени Горностая, единственный зуб которого желтым клыком выступал изо рта, ответил:

– Это растение с длинным стеблем. Мы называем его «ментри»…

– Виноградная лоза, – предположил Язон.

– Да. Виноградная лоза. Его очень трудно найти. Растет внизу, под обрывом. Хорошо растягивается и очень прочное.

– Могло быть и хуже, – сказал Язон и поймал старика за руку, когда веревка вдруг вздрогнула и начала подпрыгивать вверх и вниз. Тот сморщился от боли и поторопился объяснить. – Все в порядке. Это означает, что спуск окончен, веревка освободилась от груза и продолжает спускаться. Подымайте! – Скомандовал он людям у рукоятки.

Язон ослабил хватку, и старик быстро отошел, растирая руку. Его слова были справедливы: когда Темучин достиг низины, внезапное уменьшение груза заставило веревку колебаться, хотя и не очень сильно. Вес человека был лишь малой частью от веса веревки.

– Опускайте морона, – приказал Язон, когда над краем обрыва показался конец веревки с кожаной упряжью. Привели животное, оно опасливо посматривало на край обрыва своими маленькими глазками. Люди племени Горностая прочно закрепили на нем кожаную упряжь, затем завязали ему глаза. Морон терпеливо стоял, пока прикрепляли крюк, когда он почувствовал, что земля исчезла из под его ног, он начал биться, его когти оставляли глубокие борозды на земле. Но у людей племени Горностая был немалый опыт в таких делах. Человек, с которым разговаривал Язон, взял в руки кувалду с длинной рукоятью и ударил морона по голове над глазами. Животное расслабилось, его подняли и подвесили над обрывом. Его трудно убить, но удар должен быть не очень сильным и не очень слабым, иначе он может очнуться во время спуска и оборвать веревку.

– Хороший удар, – похвалил Язон, надеясь, что Темучин отошел от места спуска.

Все казалось шло хорошо, веревка со скрипом бесконечно разматывалась. Язон почувствовал, что начинает дремать и отошел от края. Внезапно послышались крики: открыв глаза, он увидел, что веревка сильно подпрыгивает взад и вперед. Она даже соскочила с блока, и один из людей взобрался на раму, чтобы поправить ее.

– Оборвалась? – Спросил Язон.

– Нет, все в порядке. Морон спустился.

Все было понятно. Когда большой вес животного был снят, эластичная веревка стала сильно раскачиваться. Ее начали поднимать. Язон понял, что он следующий на очереди, и ощутил внезапную тяжесть внизу живота. Придется приложить не мало усилий, чтобы не пострадать от морской болезни на этом подъемнике железного века.

Начало было плохим. Когда он почувствовал, что земля уходит из под ног, он автоматически пытался уцепиться за нее, но не смог. Колесо сделало еще один оборот, и он повис в воздухе, покачиваясь над обрывом. Он бросил беглый взгляд вниз, на облачное море под ногами и решил больше туда не смотреть. Край обрыва медленно поднимался над его головой, и вот исчезли угрюмые лица кочевников. Он старался думать о чем-нибудь веселом, но чувствовал полную потерю чувства юмора. Медленно поворачиваясь при спуске, он впервые мог рассмотреть поверхность обрыва, уходившего в обе стороны, и оценить его колоссальные размеры. Воздух был чистым и сухим, ярко светило солнце, позволяя различать малейшие подробности.

Внизу о край обрыва билось белое море облаков. Зубчатые серые горы, поднимавшиеся над ним, казались сравнительно небольшими. На фоне этого огромного обрыва, Язон чувствовал себя как паучок, спускающийся на нити паутины вдоль бесконечной стены, медленно продвигавшийся и практически остающийся на одном и том же месте. Поворачиваясь, он смотрел сначала направо, потом налево, и всюду поверхность обрыва уходила за горизонт, такая же прямая и касающаяся неба там, где покрывалась дымкой и исчезала. Язон видел теперь, что место, где была установлена лебедка, оказалось много ниже остального обрыва. Он решил, что и внизу окажется соответствующее возвышение, только в этом месте обрыва по-видимому веревка оказывается не такой длинной, что выдерживает свой собственный вес. Облака медленно поднимались ему навстречу. Наконец он почувствовал, что может коснуться их. Первый завиток тумана тронул его и через несколько мгновений он погрузился в серый мир пустоты.

Последнее, что он ожидал от себя, раскачиваясь на конце километровой веревки, что он сможет уснуть. Но он уснул! Однообразное движение, усталость от дневной и ночной поездки, окружающая темнота сделали свое дело. Он расслабился, голова его склонилась, и через несколько мгновений он крепко спал.

Проснулся он от того, что дождь проник за ворот и потек по его спине. Хотя воздух был гораздо теплее, Язон вздрогнул и крепче прижал воротник. Это был один из тех моросящих дождей, что могут идти бесконечно. Сквозь дождь виднелся по-прежнему уходящий вверх край обрыва. Посмотрев вниз он увидел что-то неопределенное.

Что это? Друзья? Враги? Если туземцы знают о лебедке, скрытой теперь за облаками, они могут держать здесь вооруженный отряд. Язон вытащил из-за пояса топор, обмотал его ремень вокруг запястья. Теперь он различал отдельные валуны, выступающие из влажной травы. Воздух был влажным и жарким.

– Приготовься отстегнуть упряжь, – приказал Темучин, появляясь внизу. – Для чего этот топор?

– Я думал, что меня встретит кто-нибудь другой, – ответил Язон, возвращая на место топор и отстегивая пряжки. Внезапный рывок веревки бросил его на траву.

– Отбегай! – Приказал ему Темучин, но Язон еще не успел отстегнуться. Он сделал это, когда веревка уже начала подниматься. Он упал с высоты нескольких футов, покатился по земле, рукоять меча больно врезалась ему в ребра, но в целом он был невредим. Веревка, освободившись, сократилась и исчезла в вышине.

– Сюда, – сказал Темучин, поворачиваясь и не дожидаясь, пока встанет. Трава была скользкой, грязь хлюпала под ногами. Темучин обошел небольшую круглую скалу, и указав на ее вершину, поднимавшуюся над землей метров на десять, сказал:

– Отсюда будешь следить за спуском своего морона. Тогда разбуди меня. Мой пасется на той стороне. Следи, чтобы не заблудился…

Не дожидаясь ответа, Темучин лег в относительно сухом месте под прикрытием скалы и натянул на лицо кусок шкуры.

Конечно, – сказал себе Язон, – именно это занятие я и предпочитаю в дождь. Отличная мокрая скала и поразительный вид ни на что. Он взобрался по круглому склону и сел на закругленную вершину.

Сонливость исчезла. Даже сидеть удобно, было невозможно на неровной твердой поверхности. Язон вертелся и мучился. Тишина нарушалась лишь слабым шорохом дождя и редкими криками животного – морон радовался неожиданному пиру.

Временами дождь на мгновение прекращался, тогда становилось видно обширное пастбище с быстрыми ручьями и темными валунами, выступающими из зелени. Прошли долгие века сырости, неудобства и дождя, прежде чем Язон услышал над собой хриплое дыхание и разглядел темное пятно, тело спускающееся сверху. Он соскользнул на землю. Темучин вскочил, как только Язон коснулся его плеча.

Было что-то внушающее страх в громоздкой туше животного, спускаемой без видимой поддержки. Морон нависал над их головами. Его ноги задергались, дыхание участилось.

– Быстрее! – Приказал Темучин. – Он приходит в себя.

Внезапное растяжение веревки опустило морона почти до земли, они подскочили к нему, но тело вновь поднялось. Когда оно опустилось вновь, Темучин ухватил морона за шею, добавив к весу животного, вес своего тела и заставил его опуститься на землю.

– Расстегивай! – Крикнул он.

Пряжки расстегнулись легко. Морон начал вздрагивать, когда Язон расстегнул последнюю пряжку и отскочил. Напряжение эластичное веревки сорвало упряжь с морона, раздирая его кожу, животное закричало от боли. Упряжь с характерным шумом исчезла вверху в струях дождя.

Остальная часть дня прошла однообразно. Теперь, когда Язон знал, что делать, Темучин показал себя опытным солдатом, использующим каждую передышку для сна. Язон хотел присоединиться к нему, но вынужден был сидеть и ждать остальных. Воины и мороны спускались с дождливого неба через равномерные промежутки времени и Язон распоряжался прибывающими. Несколько следующих воинов он отправил следить за моронами, остальные ожидали вновь прибывающих. Многие спали, за исключением Аханка, который по мнению Язона обладал отличным зрением и потому следил за окружающей местностью. Уже спустилось 25 моронов и 26 человек, когда наступил конец. Ожидавшие дремали, удрученные бесконечным дождем, когда всех разбудил хриплый крик Аханка. Язон взглянул вверх и разглядел темное тело, летящее прямо на них. Через мгновение морон с оглушительным шумом ударился о землю. Большой обрывок веревки упал вслед за ним, неподалеку от Язона.

Не было необходимости звать Темучина. Он проснулся от криков и звука падения. Бросив взгляд на окровавленное и деформированное тело животного, он отвернулся.

– Привяжите четырех моронов к упряжи, я хочу, чтобы они оттащили его вместе с веревкой. – Подчиненные бросились исполнять приказ, а он обернулся к Язону. – Вот почему я сначала посылал человека, а потом морона. Люди племени Горностая предупреждали меня, что веревка от использования рвется, и невозможно сказать, когда это случится. Она всегда рвется под тяжелым грузом.

– Теперь я понимаю, почему ты спустился первым. Из тебя вышел бы хороший игрок.

– Я и так хороший игрок, – спокойно ответил Темучин, протирая смазанной жиром тряпкой лезвие своего меча. – В запасе есть всего одна веревка, поэтому я приказал прекратить спуск, если эта оборвется. К нашему возвращению будет привязана вторая веревка, а сюда спустят охранника, который будет нас ждать. – Теперь вперед!

Глава 10

– Могу ли я спросить, куда мы направляемся? – Спросил Язон, когда отряд медленно двинулся по поросшему травой склону. Воины растянулись широким полукругом с Язоном и Темучином в центре; четыре морона тащили труп своего собрата.

– Нет, – ответил Темучин, отбив у Язона всякую охоту спрашивать.

Спуск был гладким: равнина снизу поднималась навстречу отвесной преграде, теперь уже невидимой из-за дождя. Трава и небольшие кусты покрывали равнину, пересеченную ручьями и речками. Ниже они сливались в широкие мелкие реки. Мороны пересекали их вброд, фыркая от такого невиданного обилия воды. Температура росла. Язон и все остальные развязали свои одежды. Язон был счастлив снять шлем и подставить потное лицо моросящему дождю. Он стер слой смазки с щек и начал подумывать о возможности купания.

Спуск неожиданно кончился на неровном утесе над покрытой клочьями пены речкой. Темучин приказал бросить с обрыва труп погибшего животного и обрывок веревки и взвод воинов потащил тушу морона к краю обрыва. Тело с шумом упало в воду, в последний раз мелькнули его когтистые лапы, оно перевернулось и исчезло из виду. Без колебаний Темучин отправил отряд на юго-запад вдоль обрыва речки. Было очевидно, что он был предупрежден об этом препятствии, и марш, глотающий километр за километром, продолжался. К вечеру дождь прекратился, а характер местности полностью изменился. Полосы кустарника и деревьев покрыли равнину, а впереди, не очень далеко, виднелся под низким небом лес. Увидев его, Темучин приказал остановиться. – Спать, – приказал он, – дальше двинемся ночью.

Язон не нуждался во вторичном приказании. Он спрыгнул с седла, пока остальные только останавливались. Свернувшись в клубок на траве, он закрыл глаза. Узда морона была крепко обернута вокруг его лодыжки. После удара по черепу, спуска и длительного пути, мороны тоже обрадовались отдыху. Они во всю длину вытянулись на земле, погрузив головы в траву и время от времени продолжая жевать траву во сне.

Было темно. Язону показалось, что он только что закрыл глаза, когда стальные пальцы ухватили его за ногу и разбудили.

– Мы выступаем, – сказал Аханк.

Язон сел. Его оцепеневшие мускулы энергично хрустнули при этом движении. Он потер глаза, пытаясь отогнать от себя сон. Накануне он выпил остатки ачада из своего дородного меха и наполнил его водой. Теперь он выпил часть воды, а остальную вылил себе на лицо и голову. Здесь не было необходимости экономить ее. Они двинулись, расположившись в ряд по одному. Впереди Темучин, в конце Язон – одним из последних был Аханк, замыкавший колонну, и по его враждебному взгляду и обнаженному мечу было ясно, что он стережет Язона. Теперь разведывательная группа стала военным отрядом. Кочевники не нуждались больше в помощи и ожидали только помех от странствующего жонглера. В тылу отряда он не мог причинить никакого беспокойства, а если бы и попытался, его немедленно убили бы. Язон ехал спокойно, стараясь всей фигурой выразить покорность и повиновение.

Не раздавалось ни звука даже тогда, когда они въехали в лес. Мягкими подушечками ног, каждый морон осторожно вступал в следы, оставленные идущими впереди животными. Кожа не скрипела, металл не звякал. Призрачными фигурами двигались они в пронизанной дождем тишине. Деревья расступились и Язон понял, что они въехали на поляну. Впереди на небольшом расстоянии был виден тусклый свет. Краем глаза Язон уловил смутные очертания здания.

Все еще молча, солдаты повернули направо и двинулись к зданию единой линией. Они уже были в нескольких метрах от строения, когда внезапно появился освещенный прямоугольник – это открыли дверь. На освещенном фоне четко выделялся силуэт человека.

– Этого взять живым, остальных убить! – Выкрикнул Темучин, и прежде, чем он кончил, нападавшие бросились вперед.

Случайно Язон оказался возле человека в открытой двери, но его опередили. Человек с хриплым криком отпрянул назад, пытаясь закрыть дверь, но трое нападающих сбили его с ног и навалились на него, оставив дверь открытой. Упав, они остались лежать неподвижно, и Язон, который как раз слезал с морона, понял почему. Пять других кочевников: двое припав на колено, трое – стоя, оказались у раскрытой двери. Дважды и трижды, они выстрелили в воздух и тот наполнился гулом тетив и свистом стрел. Язон подбежал к ним, когда они уже окончили стрелять и ворвались в здание. Он вбежал вслед за ними, но схватка была уже кончена.

Похожая на амбар комната, освещенная колеблющимся светом свечи, была полна смерти. Перевернутые столы и стулья были свалены грудой, среди них лежали мертвые и умирающие. Седовласый человек со стрелой в груди громко стонал. Воин Темучина наклонился и лезвием своего короткого ножа перерезал ему горло. Послышался треск и здание задрожало. Это с тыла ворвались остальные кочевники. Бегство было невозможно.

Один человек остался в живых и продолжал борьбу – тот, который стоял в раскрытых дверях. Он был высок, с копной волос на голове, одет в грубую домотканую материю и орудовал огромной дубинкой. Его было просто убить, достаточно было одной стрелы, но кочевники стремились захватить его живьем. Встретившись с незнакомым оружием, они не могли преодолеть его сопротивления. Один сидел на полу, схватившись за ногу, второй был обезоружен на глазах у Язона – его меч со звоном отлетел в сторону. Житель низин прижался спиной к стене и был недосягаем спереди.

Язон мог справиться с ним. Он быстро огляделся и увидел полку на стене с простыми крестьянскими орудиями. Там лежала лопата с длинной ручкой, как раз то, что нужно. Он схватил ее обеими руками и уперся коленом в середину рукоятки. Она согнулась, но не переломилась. Хорошо выдержанное дерево.

– Я возьму его! – Крикнул Язон, подбегая к дерущимся. Он несколько опоздал, так как дубинка ударила кочевника по руке, сломав кисть и выбив меч. Язон занял место раненого, и сделал обычное движение, будто бы пытаясь ударить жителя низины по ногам.

Тот быстро опустил дубинку, чтобы отразить удар; когда дубинка и рукоять лопаты столкнулись, Язон использовал силу удара, чтобы продолжить движение своего оружия, он поднял лопату по дуге и сделал выпад в голову. Противник парировал удар, но делая это, он был вынужден на шаг отступить от стены. Этого было достаточно.

Аханк, стоявший рядом с Язоном, плашмя ударил по голове хозяина дома, и тот упал без чувств. Язон отбросил лопату и подобрал выпавшую из его рук дубинку. Она была добрых двух метров длины и сделана из крепкого и гибкого дерева, стянутого железными кольцами.

– Что это? – Спросил Темучин. Он следил за исходом схватки.

– Дубинка. Простое, но эффективное оружие.

– И ты знаешь как им пользоваться? Ты говорил, что ничего не знаешь о жителях низины…

Лицо его оставалось лишенным выражения, но в глазах сверкал огонь. Язон понял, что должен дать немедленное объяснение, не то иначе здесь станет одним трупом больше.

– Я и сейчас не знаю ничего о жителях низин. Но я научился владеть этим оружием, будучи ребенком. Каждый в моем племени знает это оружие. – Он не потрудился добавить, что племя, о котором он говорил, не пирряне, а аграрное общество Поргорсторсаанда, планеты в далекой Галактике, где он вырос. В обществе со строгими сословными перегородками и социальным размежеванием, подлинным оружием обладали лишь солдаты и аристократы. Но ведь нельзя же обвинить человека в использовании палок, если он живет в лесу, поэтому дубины использовались повсеместно, и одно время Язон был признанным специалистом этого оружия.

Темучин отвернулся, на время удовлетворенный, а Язон принялся испытывать свое новое оружие. Дубина была хорошо уравновешена и не особенно тяжела.

Кочевники грабили здание, оказавшееся чем-то вроде фермы. Домашний скот содержался под той же крышей и был весь перебит, когда воины ворвались внутрь. Когда Темучин приказывает убивать, он знает, что он говорит. Язон глядел на резню, заставляя себя не менять выражение лица, даже когда один из солдат в поисках добычи перевернул деревянный сундук, под которым оказался ребенок, спрятанный там, возможно в последнюю минуту женщиной, теперь уже мертвой. Воин пронзил его быстрым движением меча.

– Свяжите этого и приведите его в чувство, – приказал Темучин, стирая грязь с куска жаренного мяса, упавшего на пол во время нападения, и откусывая от него.

Пленнику кожаными ремнями крепко привязали руки за спиной, потом его прислонили к стене. Когда на его голову вылили три ведра воды, а он не пришел в себя, Темучин накалил кончик своего кинжала и прижал его к руке пленника. Тот застонал и попытался отклониться, потом открыл затуманенные ударом глаза.

– Ты говоришь на меж-языке? – Спросил Темучин.

Когда пленник ответил что-то непонятное, вождь ударил его по окровавленной ране. Фермер застонал и отшатнулся, но ответил на том же неизвестном языке.

– Глупец не может говорить, – констатировал Темучин.

– О, Темучин, разреши мне, – сказал один из офицеров, выступая вперед. – Его язык похож на язык племени Змеи, что живет на дальнем востоке у моря.

Переговоры были налажены. С нескончаемыми поправками и повторами фермеру было сказано, что его убьют, если он откажется им помогать. Никаких обещаний о том, что будет с ним, если он согласится, он не получил, однако он был не в таком состоянии, чтобы торговаться. Он быстро согласился.

– Скажи ему, что мы хотим добраться до места, где есть солдаты, – сказал Темучин, и пленник быстро закивал головой в знак понимания. Понятно, крестьяне в обществе с примитивно организованной экономикой не испытывают особой любви к угнетающим его, собирающим налоги солдатам. Он быстро согласился показать путь. Переводчик пересказывал его слова. – Он говорит, что здесь много солдат, две руки, может быть пять рук. Все они вооружены и крепость укреплена. У них разнообразное вооружение, но я не могу понять, что он говорит об этом оружии.

– Пять рук солдат, – сказал Темучин, улыбаясь и посматривая по сторонам. – Я испуган.

Ближайшие кочевники разразились хохотом, молотя друг друга по спинам, затем принялись пересказывать другим. Язон не был восхищен этой шуткой, но решил присоединиться к остальным.

Внезапно наступило молчание, когда приблизилось двое солдат Темучина, поддерживая и почти таща своего товарища. Тот подпрыгнул на одной ноге и попытался поставить вторую на землю. Когда он повернул свое искаженное болью лицо к Темучину, Язон узнал в нем воина, раненного дубиной во время схватки с пленником.

– Что случилось? – Спросил Темучин, все следы смеха исчезли из его голоса.

– Нога… – хрипло ответил воин.

– Дайте взглянуть, – приказал вождь. С ноги воина быстро сняли сапог. Нога была в тяжелом состоянии. Коленная чашечка была разбита, осколки белой кости торчали сквозь кожу. Струйка крови медленно текла из раны. Воин должен был испытывать страшную боль, но он даже не стонал. Язон знал, что необходимо искусство хирурга и трансплантация кости, чтобы человек мог ходить снова и задал себе вопрос, какая судьба ожидает варвара в этом варварском мире. Он быстро получил ответ.

– Ты не можешь ходить, не можешь ездить верхом, не можешь быть воином, – сказал Темучин.

– Я знаю, – ответил воин, выпрямляясь и отталкивая руки поддерживающих его товарищей. – Но если я должен умереть, я хочу умереть в схватке и быть сожженным со своими большими пальцами. Если у меня не будет больших пальцев, я не смогу держать меч, защищаясь от подземных демонов. – Так и будет, – сказал Темучин, вытаскивая свой меч. – Ты был хорошим товарищем и добрым воином и я желаю тебе победы в твоих подземных битвах. Я сам буду сражаться с тобой и окажу тебе честь отправить тебя на тот свет.

Сражение не было просто формальностью, и раненый сражался хорошо, несмотря на свою раненную ногу. Но Темучин старался подойти к нему со стороны поврежденной ноги, тот долго не мог сопротивляться, получил сильный удар в грудь и умер.

– Был еще один раненный, – сказал Темучин не пряча свой меч. Вперед выступил еще один воин, со сломанной и уже перевязанной рукой.

- Рука в порядке, даже кожа не порвана. Я могу сражаться, могу ехать верхом, но не могу стрелять из лука.

Темучин что-то прикинул в уме.

- Каждый человек на счету. Делай что можешь и ты вернешься в свой камач. Мы выступим, как только сожгут убитого. Жонглер, где ты?

Язон быстро подошел к Темучину, готовый выслушать приказ.

- Поедешь впереди меня, и постарайся не делать лишнего шума. - Вождь поморщился, очевидно вспомнив о неважных воинских качествах Язона.

- Эта крепость с солдатами как раз то, что мы ищем. Горностаи спускались в низину и раньше, только по три-четыре человека, потому что спускать много моропов опасно. Обычно они нападали на мирных жителей, но случались и стычки с солдатами. А один раз они убили солдата и захватили у него порох. Я видел этот порох и пытался поджечь его, но он просто сгорел. Однако Горностаи клянутся что порох взрывается, и я верю им. Мы захватим порох, а ты покажешь как его взрывать.

- Только дай мне его, я тебе все покажу.

Они долго плутали по темному лесу, пока пленник испуганно не признался что потерял дорогу. Обозленный Темучин несколько раз сильно ударил его и нехотя отдал приказ отдыхать до утра.

Снова зарядил дождь и кочевники укрылись под деревьями.

Язон последовал их примеру, но несмотря на усталость, заснуть не мог. У него не шло из головы побоище на ферме. Перед глазами все время стоял пронзенный мечом ребенок. Теперь выяснилось что кочевники еще и хладнокровные безжалостные убийцы. И хотя они проливали кровь в соответствии со своими представлениями о жизни, это ничего не меняло.

Но Язон напомнил сам себе что он шпион, а не этнограф. Он выполняет задание. Он должен разрушить социальную среду, структуру кочевников и добиться, чтобы пирряне смогли открыть шахту в безопасности, независимо от того, нравятся ему варвары или нет.

Лежа в сырой ночи, оцепенелый и усталый, он чувствовал, что это весьма отдаленная и неясная перспектива. К дьяволу! Он повернулся и постарался устроиться поудобнее и заснуть, но картины убийств не давали забыться.

В своем роде, Темучин, ты великий человек, – думал он, – но я уничтожу тебя. – А дождь лил безостановочно.

На рассвете они вновь двинулись молчаливой колонной через затопленный туманом лес. У пленного крестьянина от страха стучали зубы, пока он не узнал поляну и тропу. Улыбаясь, он указал правильный путь. Рот его был заткнут обрывком одежды, чтобы он не смог поднять тревогу.

Впереди послышался треск ломающихся веток и звуки голосов. Колонна остановилась в абсолютном молчании, и к шее пленника прижали меч. Никто не двигался. Голоса впереди становились громче, и из-за поворота показались два человека. Они прошли два-три шага, прежде чем увидели неподвижные и молчаливые фигуры. Прежде чем они опомнились, в воздухе просвистела дюжина стрел.

– Что за штуки они держали? – Спросил Темучин у Язона.

Язон соскользнул на землю и перевернул ближайший труп носком сапога. Убитый был одет в легкий стальной нагрудник и стальной же шлем. На нем была грубая кожаная одежда. У пояса висел короткий меч, а в руке он все еще сжимал примитивный мушкет.

– Это называют «ружьем», – сказал Язон и подобрал его. – Здесь используется порох, чтобы выбросить кусок металла, который убивает. Порох выталкивает металл вот из этой трубы. Когда этот маленький рычажок ударяет о дно, из этого камня вылетает искра и попадает в порох. Порох взрывается и выталкивает металл.

Подняв голову, Язон увидел, что все кочевники натянули луки и направили стрелы ему в грудь. Он осторожно опустил ружье, снял с пояса убитого два кожаных мешочка и заглянул в них.

– Так я и думал. Пули и клочки материи, а здесь порох.

Он протянул второй мешочек Темучину, тот заглянул в него и понюхал.

– Здесь его не очень много, – сказал он.

– Это ружье и не требует много пороха. Но в том месте, откуда пришли эти люди, должен быть большой запас.

– Я тоже так думаю, – сказал Темучин. По его сигналу все опустили луки. У мертвецов отрубили большие пальцы, тела оттащили в сторону. Темучин взял оба мушкета.

Меньше чем через десять минут они выехали на край леса – там начинался обширный луг, пересекаемый рекой с ровным и медленным течением. На берегу стояло приземистое каменное здание с высокой башней в центре. На верху башни были видны две фигуры.

– Пленник говорит, что это и есть то место, где много солдат, – сказал офицер-переводчик.

– Спроси у него, сколько выходов у этого здания, – приказал Темучин. – Он говорит, что не знает.

– Убей его!

Короткий взмах меча и труп пленника оттащили в сторону, в кусты.

– С этой стороны видна лишь одна маленькая дверь и узкие ворота, через которые трудно ворваться внутрь… Над ними видны узкие отверстия, через которые можно стрелять из луков и ружей, – сказал Темучин. – Мне это не нравится. Два человека должны обойти здание с той стороны и доложить мне, что они увидели.

– Что это за круглая штука над стеной, – спросил он у Язона.

– Я не знаю, но могу предположить. Вероятно это ружье, но гораздо большее и могущее стрелять большими кусками металла.

– Я тоже так считаю, – сказал Темучин. Он в задумчивости прикрыл глаза.

Исполняя его приказ, два человека двинулись в стороны по опушке. Они спешились и молча исчезли в кустах. Люди, которые умеют скрываться на совершенно ровных плоскогорьях, растворились в густом лесу. С нетерпением хищника воины ждали возвращения разведчиков. – Так я и думал, – сказал Темучин, когда они вернулись с докладом. – Это место – крепость. С другой стороны только одна дверь такого же размера у самой воды. Если мы подождем до ночи, мы легко захватим крепость, но я не хочу ждать. Ты можешь стрелять из этого ружья? – Спросил он Язона. Язон неохотно кивнул: он понял, что имел в виду Темучин, еще до того, как заметил солдат, тащивших мертвецов. Все сражались в войске Темучина, даже играющий на лютне эксперт по пороху. Язон старался найти выход из этой дилеммы и не находил. Лучше вызваться добровольцем, не ожидая пока прикажут. Для Темучина это не имело никакого значения. Он хотел, чтобы дверь была открыта. И Язон лучше всех подходил для этого задания. Переодеваясь в солдатский мундир, он пытался закрыть отверстия от стрел, затем затер грязью большую часть пятен крови. Шел сильный дождь, и это было к лучшему. Надевая мундир, Язон подозвал офицера, который служил переводчиком, и заставил его вновь повторять простую фразу: «Открой» и «Быстрей» на местном языке, пока Язон не научился правильно повторять ее; ничего более сложного. Если они будут настаивать на беседе, прежде чем пустить его, он будет убит.

– Ты понимаешь, что тебе нужно будет сделать? – Спросил Темучин.

– Все просто. Я подхожу ко входу, а вы ждете на краю леса. Я прошу их открыть, они открывают. Я вхожу и стараюсь оставить двери открытыми, пока не подоспеете вы.

– Мы будем очень скоро.

– Я знаю, но тем не менее буду чувствовать себя очень одиноко…

Один солдат держал шлем над полкой ружья, пока Язон не насыпал туда пороха. Он не хотел допустить осечку при своем единственном выстреле. Он насыпал свежего пороху на полку, потом обернул его вместе с полкой сухой тряпкой, чтобы сохранить его сухим. Он указал на ружье:

– Эта штука выстрелит всего лишь один раз, я не успею ее перезарядить, а этот солдатский меч не внушает мне доверия. Поэтому, если ты не возражаешь, я хотел бы на время получить свой пиррянский нож. Темучин кивнул и протянул нож. Язон отбросил меч и на его место прицепил нож.

Шлем отвратительно вонял потом, но закрыл часть лица, и это было хорошо. Язон хотел, чтобы его лицо было как можно больше скрыто.

– Иди, – приказал Темучин, раздраженный затяжкой времени на переодевание. Язон холодно улыбнулся и пошел.

Не сделав и пятидесяти шагов, он промок до пояса, пробираясь через густой и пропитанный водой подлесок. Но это его не очень обеспокоило. Пробираясь по сырому лесу, он задавал себе вопрос, что втянуло его в это безумие. Порох – вот что. Он выругался и двинулся к укрепленному зданию, теперь едва видимому сквозь пелену дождя. До поляны оставалось двадцать метров, он преодолел их и вышел из-под защиты деревьев и двинулся вперед, пока не достиг берега реки. Вода кружилась в водоворотах, смешанных с грязью, дождь ударял о ее поверхность, образуя бесконечное число пузырьков. Опустив голову, Язон тащился к зданию, видневшемуся сквозь дождь.

Если люди на сторожевой башне и заметили его, они не подали виду. Язон подошел ближе, чтобы разглядеть старую пушку между двумя грубо высеченными камнями и тяжелые болты, которыми крепилась деревянная дверь. Он уже был у самой двери, когда один из солдат высунулся из башни и крикнул вниз какие-то непонятные слова. Язон махнул рукой и продолжал идти.

Когда солдат крикнул вторично, Язон снова махнул рукой и тоже крикнул: «Открой» с правильным акцентом, как он надеялся. Он сделал свой голос как можно более хриплым, чтобы замаскировать возможную неправильность произношения. Затем он оказался под стеной, невидимый сверху солдату на башне, который продолжал что-то кричать. Дверь, прочная и неподвижная, оказалась перед ним…

Ничего не произошло, только напряжение все усиливалось. Послышался скрежещущий звук, и Язон увидел ствол мушкета, высовывающийся из узкого отверстия справа от стены.

– Открой-быстрей! – Закричал он и забарабанил в дверь. – Открой! – Он прижался к двери, чтобы его нельзя было достать из мушкета, и вновь забарабанил прикладом.

В крепости послышался шум, голоса, движение, но пульс в ушах Язона звучал громче, ударяя, как большой барабан, с бесконечными перерывами между каждыми двумя ударами. Должен ли он уходить? Обе стороны застрелят его, если он попытается это сделать. Но он не может и оставаться здесь, беспомощный, пойманный в ловушку. Подняв приклад мушкета, чтобы ударить в дверь снова, он услышал звон цепей и знакомый звук – поворот железного болта. Он поднял замок своего мушкета под кожаной повязкой и освободил одну сторону повязки, чтобы ее можно было быстро сбросить. Как только дверь начала приоткрываться, он просунул в нее ружье, затем плечо и налег всем своим весом, раскрывая ее как можно шире.

Он продолжал рваться сквозь узкую щель в квадратную площадь двора, окруженного стенами крепости. Углом глаза он разглядел человека, открывавшего дверь и теперь прижатого ею к стене. Но заметить что-либо еще он не успел: он был на пороге смерти.

Бей сильно, быстро и не останавливайся – таков закон кочевников, и они совершенно правы. Сбоку от него стоял солдат с мечом в руке, а прямо перед собой Язон увидел нескольких солдат с готовыми к стрельбе ружьями. Прежде чем изумленные люди смогли выстрелить, Язон крикнул и прыгнул в середину их группы. Еще не достигнув их, он нажал курок и с радостным удивлением услышал гулкий звук выстрела. Один из солдат схватился за грудь и упал. Это было последнее, что Язон помнил ясно. Он упал на землю, ударив ближайших солдат стволом и прикладом мушкета.

Воспользовавшись замешательством, он сбил еще двух солдат, извлек свой нож и принялся бить им. Один солдат упал на него мертвым или раненым, и Язон прикрываясь его телом, бил и бил своим ножом.

Он почувствовал резкую боль в ноге, потом в боку и руке, в голове у него зазвенело… Взмахнув ножом, он понял, что падает. Над ним появился разъяренный офицер, размахивающий мечом. Язон ножом парировал его удар, затем погрузил нож по рукоять в пах офицера. Хлынула кровь, офицер вскрикнул и упал. Язон отбросил тело в сторону, чтобы видеть, что происходит. К этому времени исход битвы был уже предрешен. Через открытую дверь ворвался первый кочевник.

Он несся на полной скорости и чуть не вылетел из седла, когда морон резко повернул. Это был сам Темучин, ревущий и размахивающий мечом. Два солдата упали со страшными ранами. После этого оставалось только очистить захваченное здание.

Как только непосредственная опасность отошла, Язон поднялся на ноги и прижался спиной к стене. Звон в его голове ослаб и перешел в глухое гудение; сняв шлем, он обнаружил в нем глубокую вмятину. К счастью, в голове такой вмятины не было. Он дотронулся пальцем до болевших мест на черепе и внимательно обследовал их. Крови не было. Но ее было достаточно на боку, и она капала с ноги. Неглубокая рана на бедре, чуть ниже нагрудника, давала много крови, хотя сама рана была поверхностной, как и разрез на руке. Рана на ноге кровоточила меньше всего, но была самой серьезной – рваная рана в тугих мышцах. Она болела, но идти он мог. Он вовсе не хотел быть уничтоженным, как тот воин на ферме. В седельной сумке у него было несколько чистых обрывков ткани для перевязки, но пока он не доберется до них, кровь остановить не удастся.

С того момента, как в раскрытой двери появился Темучин, не было никакого сомнения в исходе битвы. Гарнизонные солдаты никогда не встречались с таким противником, как атакующие кочевники. Мушкеты были теперь скорее помехой, нежели помощью, луки стреляли быстрее и точнее, чем неуклюжие и тяжелые ружья. Несколько солдат продолжали сражаться, но исход для всех был один и тот же. Они все были убиты. Крики становились глуше, солдаты пытались спастись внутри здания.

Стонов и просьб о помощи не было слышно: крепость была взята. Кочевники молча двигались среди трупов, совершая свой отвратительный ритуал… Из здания вышел Темучин, меч его был красен, с него стекала кровь. Он указал одному из офицеров на груду тел у входа.

– Три из них принадлежат жонглеру, пальцы остальных – мне.

Офицер поклонился и извлек кинжал. Темучин повернулся к Язону.

– Внутри в комнатах много вещей, разыщи порох.

Язон стоял, стараясь казаться более устойчивым, нежели он был на самом деле. Он понял, что все еще держит окровавленный нож. Вытерев его об одежду ближайшего убитого, он протянул нож Темучину. Тот ни слова не говоря, взял нож и пошел обратно в здание. Язон двинулся за ним, тщетно стараясь не хромать при ходьбе.

Аханк и другие офицеры охраняли вход склада – помещения с низким потолком. Кочевники грабили тела в помещении, но сюда им не разрешали заходить. Язон распахнул дверь и вошел. Здесь были корзины со свинцовыми пулями, мушкеты, мечи, ядра размером в кулак и несколько толстых и коротких стволов, закрытых деревянными пробками.

– Вот это, – сказал Язон указывая, но потом поднял руку, останавливая Темучина, который хотел подойти ближе. – Не ходи туда, видишь серые зерна на полу возле открытого бочонка? Это порох. Он может взорваться от искры, если ты подойдешь. Нужно расчистить дорогу.

Наклон вызвал сильную боль в боку и ноге. Но Язон решил не обращать на это внимания. Используя скомканные обрывки одежды, он расчистил проход вдоль всей комнаты. Открытый ствол содержал порох. Язон ссыпал зерна в отверстие и тщательно закупорил ствол пробкой. Взяв как можно осторожнее ствол в руки, он передал его Аханку.

– Не бросать, не наклонять, не держать вблизи огня, не дать отсыреть, – быстро объяснил он. – Пошли сюда, – он быстро сосчитал, – девять человек. Передай им то, что я сказал тебе.

Аханк повернулся, и в этот момент снаружи послышался сильный удар, сопровождаемый отдаленным гулом. Язон подбежал к окну и увидел, что от сторожевой башни отбит большой кусок. Обломки камня сыпались в грязь. Дождь прибивал большое и густое облако пыли. Стены дрожали от удара. Вновь прозвучал отдаленный взрыв. Через дверь вбежали кочевники, что-то громко крича на своем языке.

– Что они говорят, – спросил Язон.

Темучин стиснул кулаки:

– Приближается много солдат. Они стреляют из больших ружей. Много рук солдат, больше чем они могут сосчитать

Глава 11

Не было никакой паники и излишнего возбуждения. Война есть война, и чуждое окружение, дождь, новое оружие – ничто не могло нарушить спокойствие кочевников и их воинских способностей. Люди, атаковавшие космический корабль, лишь презрительно улыбались при звуках артиллерийского огня.

Аханк командовал переноской пороха, а Темучин поднялся на поврежденную сторожевую башню, чтобы взглянуть на силы атакующих. Еще одно ядро ударило в стену; пули, как смертоносные пчелы, пролетали над ним, а он стоял неподвижно, пока не рассмотрел все, что ему было нужно. Низко наклонившись, он начал выкрикивать приказы своим людям.

Язон вышел вслед за людьми, несшими порох, и обнаружил, что в крепости остался только вождь.

– В эту дверь, – приказал Темучин, указывая на выход к речному берегу. – Там никто не будет виден, там стоят все наши мороны. Те, что с порохом, садятся верхом и по моему приказу скачут к деревьям. Остальные должны задержать солдат и присоединятся позже.

– Сколько человек атакует нас? – Спросил Язон, когда переносчики пороха вышли.

– Много. Две полные руки, может больше. Иди с носильщиками пороха, нападающие близко.

Так оно и было. Пули ударяли в стены и узкие окна. Крики нападающих уже раздавались поблизости.

Счет людей, думал Язон, с трудом взбираясь на своего морона, оказавшегося снаружи у выхода. Все пальцы человека – составляют руку. Полная рука означает сотню. А в их отряде осталось всего лишь двадцать три человека, если больше никто не убит при захвате крепости. Десять человек несут порох. Язон притих, как специалист – остается тринадцать. Тринадцать против нескольких сотен! Настоящее варварство, такое неравенство сил. События разворачивались быстро. Язон едва успел сесть в седло, как кочевники с порохом понеслись к лесу. Он последовал за ними. Они миновали заднюю стену здания одновременно с появлением первых атакующих. Оставшиеся тринадцать всадников с воинственными криками обрушились на пеших солдат, которые закричали от боли и страха. Язон бросил взгляд через плечо и увидел брошенные пушки, разбегавшихся в разные стороны солдат; мороны и их кровожадные хозяева сеяли смерть среди солдат. Перед Язоном оказались деревья, и ему пришлось отвлечься, чтобы избежать хлещущих по нему ветвей. Они ждали под прикрытием деревьев. Скоро послышался топот моронов, и, раздвигая подлесок, появилось семь моронов. С каждой стычкой число кочевников уменьшалось.

– Вперед, – приказал Темучин. – Двигайтесь тем же путем, что и сюда. Мы остаемся здесь и задержим тех, кто попытается нас преследовать.

Когда Язон с переносчиками пороха двинулся, оставшиеся спешились и укрылись в высокой траве.

Язону было тяжело в пути. Он не осмелился захватить с собой аптечку. Не успел он и перевязать свои раны жесткой, похожей на картон замшей, не смог он сделать этого и в пути, сидя на горбатой, качающейся спине морона. Прежде чем они достигли разграбленной фермы, остальные всадники во главе с Темучином присоединились к ним, и весь отряд двигался в томительной тишине. Язон безнадежно потерял туманную, закрытую деревьями тропу: все дороги казались ему одинаковыми. Но у кочевников привычка ориентироваться на местности была развита гораздо лучше, и они безошибочно разыскивали путь. Их мороны спотыкались и двигались только благодаря непрерывному применению шпор. Кровь стекала по их бокам и исчезала в густом меху.

Когда они достигли реки, Темучин знаком приказал остановиться.

– Спешиться! – Приказал он. – Возьмите из сумок только самое необходимое. Мы оставим животных здесь. Двигайтесь по одному под прикрытием этого высокого берега.

И он быстро пошел вперед, ведя своего морона. Язон был как в тумане от усталости и боли и не понял для чего это нужно. Когда он, наконец, довел своего морона, то с удивлением увидел на берегу группу людей и ни одного животного.

– Взял все необходимое? – Спросил Темучин, беря у него узду и подводя морона Язона к самому берегу. Язон кивнул и вождь взмахнул ножом и перерезал горло животного, почти отрубив голову. Он отклонился от хлынувшей крови, подставил ногу под падающее животное и столкнул его в воду. Течение быстро скрыло морона. – Машина не сможет поднять моронов на обрыв, – сказал Темучин. – А оставлять их тела у места спуска нельзя, иначе об этом узнают и будут охранять это место. Мы пойдем пешком. – Он взглянул на раненую ногу Язона. – Ты сможешь идти?

– Конечно, – ответил Язон. – Никогда я не чувствовал себя лучше. Небольшая прогулка после нескольких бессонных ночей и тысячекилометрового рейда – это все, о чем я сейчас мечтаю. Идем! – Он двинулся вперед, как можно прямее, стараясь не хромать. – Мы доставим порох, и я покажу тебе, как его использовать, – напомнил он на всякий случай.

Это не было приятной прогулкой, они неостанавливались, но постоянно сменялись друг с другом, неся порох. Язон и еще трое ходячих раненных были избавлены от этой ноши. Подниматься по склону, по мокрой и скользкой траве было тяжело. Нога у Язона страшно болела, и при каждом шаге у него из раны вытекала струйка крови и бежала в сапог. Он упал, а путь был бесконечным. Все прошли мимо него и вскоре скрылись из виду. Он стер пот и дождь с глаз, поднялся, и покачиваясь двинулся вперед. На вершине холма появился Темучин, взглянул на него, ощупывая рукоять меча, и Язон увеличил скорость. Если он упадет, то присоединится к моронам.

Много времени спустя, ничего не видя, он наткнулся на группу людей, сидевших на траве и прижимавшихся спинами к знакомому обрыву.

– Темучин поднимается, – сказал Аханк. – Ты будешь вторым. Каждый из первых десяти поднявшихся возьмет с собой ствол пороха.

– Отличная мысль, – ответил Язон, падая на мокрую траву. Прошло немало времени, прежде чем он смог сесть с порохом к грубой кожаной упряжи. Вскоре спустилась веревка и Язон позволил привязать себя. На этот раз возможность падения ничуть не беспокоила его. Он положил голову на ствол и уснул, как только начался подъем, и не проснулся даже тогда, когда его голова появилась над обрывом… Здесь ждали свежие мороны, ему позволили возвращаться в лагерь одному, без пороха. Он предоставил животному идти медленным шагом, но когда подъехал к своему камачу, почувствовал, что не может слезть на землю.

– Мета, – прохрипел он, – помоги раненому ветерану… – Он покачнулся, когда она высунула голову из камача, и начал падать. Она успела подхватить его на руки и внесла в шатер. Это было чудесное ощущение.

– Тебе нужно что-то съесть, довольно пить, – строго сказала Мета.

– Ерунда, – сказал он, отпивая из железной чашки и облизывая губы. – Я потерял много крови. Это указала аптечка после осмотра и сделала укол железа. Я слишком слаб для еды.

– Шкалы аптечки указывают также, что ты нуждаешься в переливании крови.

– Немного сложно организовать это здесь. Я буду пить много воды и есть каждый вечер козью печенку.

– Откройте! – Крикнул кто-то, нажимая на входной клапан. – Я говорю голосом Темучина.

Мета сунула аптечку под шкуру и пошла к выходу. Гриф, раздувая огонь в костре, подобрал копье и взвесил его в руке. Воин просунул голову в отверстие. – Ты должен немедленно явиться к Темучину.

– Скажи ему, что я скоро буду.

Воин попытался спорить, но Мета сжала его нос и вытолкнула наружу. Она вновь завязала клапан.

– Ты не можешь идти, – сказала она.

– У меня нет выбора. Мы зашьем раны вручную кишками, так безопасней, а антибиотики различить невозможно. Железо уже проникло в мой костный мозг. – Я вовсе не это имела в виду, – гневно сказала Мета.

– Я знаю, что ты имела в виду, но к сожалению, мы ничего не сможем сделать. – Он прижал аптечку и повернул шкалу. – Обезболивающий укол действует, и я могу идти. Я потеряю годы жизни из-за этих стимуляторов и наркотиков, но надеюсь, что кое-кто это оценит.

Когда он встал, Мета схватила его в объятия. – Нет, ты не можешь, – сказала она. Он смягчил столкновение, взяв ее лицо в руки и поцеловав. Гриф презрительно фыркнул и отвернулся. Ее руки ослабли.

– Язон, – сказала она. – Мне это не нравится. Я ничем не могу помочь.

– Можешь, но не в данный момент. Продержитесь еще немного, я иду показывать Темучину, как делать большой взрыв, после этого мы вернемся на корабль. Я скажу Темучину, что отправляюсь за племенем пиррян, и это будет правдой. Колеса вращаются, планы меняются и скоро новый день взойдет над Счастьем. – Под действием лекарства, у него в голове прояснилось, настроение улучшилось и он верил в каждое свое слово. Мета, проведшая много времени у костра из навоза в этом морозном лагере, не разделяла его энтузиазма. Но она отпустила его – долг превыше всего – это каждый пиррянин усваивает с младенческих лет.

Темучин ждал. На нем не было видно никаких следов усталости. Он указал на бочонок с порохом, стоявший на полу в его камаче.

– Пусть взорвется, – скомандовал он.

– Не здесь и не все сразу, если только ты не замышляешь массовое самоубийство. Мне нужен какой-нибудь сосуд, который можно закрыть, но не слишком большой.

– Говори, что нужно, тебе все принесут. – Вождь очевидно хотел, чтобы опыты над взрывчаткой хранились в секрете, что Язона вполне устраивало. Камач был теплым и относительно комфортабельным, пища и питье находилось под рукой. Язон опустился на меха и стал грызть жаренную козью ногу, ожидая прибытия материалов: потом, вытерев руки о куртку, принялся за работу.

Ему принесли несколько глиняных горшков. Язон выбрал самый маленький, немногим больше чашки. Потом осторожно извлек пробку из одного бочонка и высыпал порох на кусок шкуры. Зерна были разного размера, но Язон не думал, что это скажется на скорости горения. Порох хорошо действовал в мушкетах. Используя в качестве совка жесткую шкуру, он тщательно пересыпал порох в горшок, наполнив его до половины. Сверху положил сжатый кусок замши и мягко уплотнил порох закругленным концом берцовой кости. Темучин стоял рядом, внимательно глядя на его действия. Язон объяснил:

– Зерна должны быть близко друг к другу, чтобы произошел взрыв. Так говорил мне человек в моем племени, от которого я узнал о порохе. Для меня это все так же ново, как и для тебя. Теперь горшок нужно закрыть крышкой, которая помешает проникнуть воде. – Язон приготовил смесь из воды, грязи с пола камача и сухого навоза, вещество, похожее на глину, которым он замазал горлышко горшка. Он заровнял пробку и сказал:

– Мне говорили, что порох должен быть полностью закрыт для взрыва. Если где-нибудь будет отверстие, оттуда вырвется огонь и порох просто сгорит.

– Как туда попадет огонь? – Спросил Темучин, хмурясь от сосредоточенности и заставляя себя следить за непривычными техническими объяснениями. Для невежды, который не умеет считать и не получил ни капли технических знаний, он справлялся неплохо. Язон взял большую железную иглу, которой сшивали шкуры камача.

– Ты задаешь правильный вопрос. Пробка высохла и я могу проделать в ней отверстие через замазку и кожу до самого пороха. Затем, используя тонкий конец иглы, я просуну в отверстие этот кусок ткани: его я взял у одного из твоих людей, а тот у жителей низины. Я смочил ткань в масле, и она будет хорошо гореть. – Он взвесил глиняную гранату в руке. – Думаю, что готово.

Темучин вышел, и Язон с бомбой в одной руке и мерцающей масляной лампой в другой, пошел вслед за ним на некотором расстоянии. Перед камачем вождя было расчищено большое пространство, а воины удерживали любопытных на расстоянии. Стало известно, что готовятся какие-то странные и опасные опыты, поэтому со всех сторон разбросанного лагеря собрались люди. Язон осторожно положил бомбу на землю и сказал, повысив голос: – Если сработает, будет громкий гул, дым и пламя. Некоторые из вас знают, о чем я говорю. Итак, я начинаю.

Он наклонился и приблизил лампу к фитилю, держа ее до тех пор, пока ткань не загорелась. Фитиль горел медленно, и Язон смог задержаться на две секунды, чтобы убедиться, что все идет хорошо. Только тогда он повернулся и заторопился к камачу вождя.

Даже подкрепленная наркотиками уверенность Язона не выдержала напряжения. Фитиль горел, дымился, разбрасывая снопы искр, а потом по-видимому погас. Язон заставил себя ждать долгое время, не обращая внимания на нетерпеливый гул и отдельные гневные выкрики. У него не было желания наклоняться над бомбой, чтобы она взорвалась ему прямо в лицо. Лишь когда Темучин начал угрожающе ощупывать рукоять своего меча, Язон отправился посмотреть, что же случилось. Он глубокомысленно кивнул головой и повернулся.

– Фитиль погас раньше, чем огонь дошел до пороха. Нужно больше отверстие и лучший фитиль. Я только что вспомнил другой куплет «Песни о бомбе», где как раз говорится об этом. Сейчас я все сделаю. Пусть никто не приближается до моего возвращения. – Прежде чем кто-то успел возразить, он скрылся в камаче.

Он нуждался в пороховом фитиле, чтобы огонь прошел через пробку из грязи. Пороха достаточно, но во что его завернуть? Лучше всего в бумагу, однако в настоящий момент это невозможно. Или возможно? Он убедился, что он один в камаче. Потом он порылся на дне своей сумки и извлек оттуда аптечку. Он принес ее несмотря на риск, так как не знал, долго ли продлятся опыты, и не хотел свалиться без памяти.

Потребовалась секунда, чтобы нажать, повернуть и открыть камеру анализатора аптечки. Под ампулами лежал листочек с инструкциями, достаточно большой для его цели. Он вновь спрятал аптечку. Сделать фитиль было не трудно, хотя ему пришлось чуть ли не каждое зернышко пороха переносить в отдельности, чтобы быть уверенным, что они не слипнутся и не сгорят слишком быстро. Когда работа была закончена, он натер бумагу маслом с сажей с целью скрыть ее первоначальную белизну.

– Должен действовать, – сказал он, беря фитиль и иглу и выходя из камача. Задержка продолжалась дольше, чем он думал. Кочевники открыто смеялись и отпускали грубые шутки, а Темучин побелел от гнева. Бомба по-прежнему лениво лежала там, где он ее оставил. Стараясь не слушать насмешливых замечаний, Язон наклонился и проделал новое отверстие в глиняной пробке. Он не хотел, чтобы в порох попал дымящийся кусок тряпки. Это была трудная работа, и пот выступил у него на лбу, несмотря на утренний холод, пока он не уложил фитиль на место.

– На этот раз взорвется, – сказал он и поджег фитиль. Бумага вспыхнула, разбрасывая в воздухе искры. Язон бросил короткий взгляд на пламя, повернулся и побежал.

На этот раз результаты были впечатляющими – бомба взорвалась с оглушительным гулом, и обломки глины засвистели в разных направлениях, проделывая дыры в камачах и раня зрителей. Язон не успел убежать и взрывная волна прокатила его по земле.

Темучин по-прежнему неподвижно стоял у входа в свой камач, но выглядел несколько более удовлетворенным. Отдельные крики боли были заглушены криками энтузиазма и счастливым похлопыванием по спинам. Язон с трудом сел и ощупал себя. Повреждений не было.

– Можешь сделать большую бомбу? – Спросил его Темучин и жажда разрушения сверкнула в его глазах.

– Их можно делать любого размера. Я мог бы лучше посоветовать тебе, если бы ты сказал, для чего тебе нужна бомба. – Движение на противоположной стороне поля привлекло внимание Темучина. Группа людей на моронах прокладывала себе дорогу через толпу, и зрители недовольно шумели. Послышались гневные крики и чей-то болезненный стон.

– Кто приближается без разрешения? – Возвысил голос Темучин, и когда он потянулся за мечом, его личная охрана обнажила оружие и собралась вокруг него. Ряды зрителей расступились и появился всадник.

– Что за шум? – Спросил всадник властным голосом. Было видно, что он также привык подавать команды, как и Темучин.

Этот голос был очень знаком Язону.

Это был Керк.

Темучин в холодном гневе двинулся вперед. Охрана шла за ним. Керк спешился и к нему присоединился Рес и другие пирряне.

Назревала схватка.

– Подождите, – крикнул Язон и побежал между группами, чтобы предотвратить столкновение.

– Это пирряне, – кричал он, – мое племя! Они пришли, чтобы присоединиться к войску Темучина. – Он подмигнул Керку. – Успокойтесь! Склоните колени, иначе мы все будем уничтожены.

Керк ничего подобного не сделал. Он остановился, глядя так же раздраженно, как и Темучин, и так же угрожающе схватился за меч. Темучин со своим отрядом надвигался как лавина, и Язон вынужден был отступить, чтобы его не раздавили. Когда Темучин остановился, носки его ног коснулись носков ног Керка, и они глядели в глаза друг другу. У них оказалось много общего. Вождь был выше, но ширину пиррянина не следовало бы принимать за жир. Одежда пиррян была весьма внушительной: Керк точно следовал переданным по радио инструкциям Язона. На нагруднике Керка было вдвое уменьшенное изображение орла, а на его шлеме череп орла.

– Я – Керк – вождь пиррян, – сказал он, двигая вверх и вниз меч в ножнах.

– Я – Темучин, вождь всех племен. И ты должен склониться передо мной.

– Пирряне ни перед кем не склоняются.

В горле у Темучина что-то глухо заклекотало, как у разъяренного хищника, и он начал вытаскивать меч. Язон с трудом преодолел желание закрыть глаза и убежать. Это будет кровавая схватка. Но Керк знал как поступить, он пришел не для того, чтобы сместить Темучина – во всяком случае, пока. Поэтому свой меч он не извлек. Напротив, с необыкновенной и только пиррянам доступной быстротой, он перехватил руку Темучина, державшую рукоять меча.

– Я пришел не для борьбы, – сказал он. – Я пришел к тебе как равный. Мы будем разговаривать.

Темучин не мог даже на сантиметр вынуть меч из ножен. Вождь обладал необычайной силой и стремительной реакцией, но Керк был как неподвижная скала. Он не двигался и не проявлял никаких признаков напряжения, но вены на лбу Темучина вздулись.

Молчаливая борьба продолжалась десять-пятнадцать секунд; Темучин покраснел, все его мускулы напряглись.

Когда казалось, что человеческие мускулы не выдержат, Керк улыбнулся… Чуть заметно, уголком рта, так что видно было лишь стоящим рядом Темучину и Язону. Затем медленно и равномерно рука вождя под нажимом руки Керка опустилась и меч скрылся в ножнах.

– Я пришел не для борьбы, – повторил Керк ровным голосом. – Юнцы могут бороться друг с другом. Мы – вожди, мы будем разговаривать.

Он разжал руку так внезапно, что Темучин покачнулся: его напряженные мускулы больше не встречали противодействия. Он должен был принять решение, и рассудок вождя боролся в нем со свирепостью варвара.

Прошло несколько напряженных минут молчания, потом Темучин начал смеяться, сначала тихо, потом все громче и громче. Он закинул голову и хохотал, потом хлопнул Керка по плечу. Его удар мог свалить морона или убить человека. Но Керк лишь слегка покачнулся и улыбнулся в ответ.

– Ты должен мне понравиться! – Крикнул Темучин. – Если я вначале не убью тебя. Пошли со мной в камач. – Он повернулся и Керк двинулся за ним. Они прошли мимо Язона, как будто не замечая его. Язон посмотрел вверх и радостно увидел, что небо не упало, солнце не превратилось в новую звезду и потом пошел за ними.

– Оставайся здесь, – приказал Темучин, с холодной яростью взглянув на Язона, как будто он один был ответственен за все происходящее.

Темучин знаком остановил стражу и вошел вслед за Керком в камач. Язон не жаловался. Он предпочел ждать на ветру и холоде, чтобы не быть свидетелем стычки в шатре. Если Темучин будет убит, то как им спастись? Усталость и боль вновь надвинулись на него. Он покачнулся от ветра и спросил себя, может ли он рискнуть и сделать себе укол? Ответ был очевиден, поэтому он продолжал покачиваться и ждать.

Гневные голоса внутри зазвучали громче. Язон съежился и принялся ждать конца. Ничего не случилось. Он вновь покачнулся и решил, что ему лучше посидеть. Он упал на землю. Земля была холодной. Голоса вновь зазвучали громко, затем наступила зловещая тишина. Язон заметил, что даже стражники обмениваются возбужденными взглядами.

Послышались резкие скрипучие звуки, стражники отпрыгнули и повернулись, подняв копья. Керк не стал дожидаться, пока отвяжут дверной клапан. Кожаные ремни лопнули, поддерживающий железный столб наклонился. Керк не заметил этого. Он прошел мимо стражников, кивнул Язону и продолжал идти. Язон бегло заметил искаженное гневом лицо Темучина в отверстии. Взгляда было достаточно. Он повернулся и заторопился за Керком.

– Что там произошло? – Спросил он.

– Ничего. Мы начали говорить, но никто не хотел уступать. Он не отвечал на мои вопросы, поэтому я тоже не отвечал. Пока что ничья.

Язон был обеспокоен.

– Вы должны были ждать моего возвращения. Почему вы пришли?

Он знал ответ заранее, и Керк подтвердил его уверенность:

– А почему бы и нет? Пирряне не могут отсиживаться в горах и выполнять обязанности тюремщиков. Мы решили сами взглянуть, что тут делается. По дороге у нас было несколько столкновений, поэтому все чувствуют себя хорошо.

– Я был уверен в этом, – ответил Язон и ему захотелось оказаться в своем камаче, с закрытыми глазами, в спальном мешке.

Глава 12

Они вернулись из земли-сырости, Они вернулись с большими пальцами в своих сумках Рассказывая о славных убийствах В землях под обрывом…

Ветер свистел вокруг камача. Через дымовое отверстие влетали снежинки, а внутри было тепло и удобно. Атомный нагреватель давал достаточно тепла, чтобы компенсировать многочисленные щели, а те крепкие напитки, которые Керк привез с собой, лились в живот Язона гораздо легче, чем отвратительный ачад… Рес вытащил ящички с продуктовыми пакетами, и Мета их открывала. Остальные пирряне стояли на страже у входа или сидели в своих камачах поблизости. По редкой случайности в сердце варварского лагеря они были свободны от наблюдения и находились в относительной безопасности.

– Свинина, – сказала Мета, и когда Язон потянулся за испускающим пар и соблазнительно пахнущим пакетом мяса, добавила, – ты уже взял один.

– Первый был для меня. Этот же для моих избитых мышц и пролитой крови. – Жуя горячее и нежное мясо, он указал на шлем Керка. – Я вижу, вы соответствуете названию племени Орла, но где вы взяли так много черепов? Они производят сильное впечатление на туземцев. Я не думал, что на всей планете найдется столько орлов.

– Может и нет, – ответил Керк, проводя пальцем по клювастому безглазому черепу. – Мы подстрелили одного и набили чучело. Все остальные отлиты из пластика. А теперь скажи, что ждет нас дальше, потому что, хотя мы и приветствуем этот детский маскарад, но в то же время хотим быстрее с ним покончить, и начать работу на шахтах.

– Терпение, – сказал Язон. – Операция займет еще немного времени. Но я гарантирую вам достаточно схваток, так что вы будете довольны. Позвольте рассказать вам о том, что я обнаружил с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Темучин объединил большинство равнинных племен. Он очень умный человек и прирожденный вождь. Он интуитивно знает большинство военных аксиом. Главная из них – держать войска занятыми. Как только было покончено с первой экспедицией, он выяснил, что есть два племени, с которыми враждует большинство. Эти племена были уничтожены, а их имущество разграбленно. И этот процесс время от времени повторяется. Нужно быть с ним или против него, и нельзя оставаться нейтральным. И все это, несмотря на естественную тенденцию кочевников к разъединению. Немногие вожди, которые пытались выступить против него – и этого нового режима – встретили такую страшную смерть, что на остальных это произвело сильное впечатление.

Керк покачал головой.

– Если он объединил здесь всех, вряд ли мы что-нибудь сможем сделать.

– Убить его, – предложила Мета.

– Посмотрите, что делает с девушкой ее пребывание среди варваров за всего-навсего несколько недель, – сказал Язон. – Не могу сказать, что не испытываю такого искушения. В этом случае союз расколется, но мы ничего не выиграем. Если мы попытаемся открыть шахту, появится новый вождь, и нападение возобновится. Мы сделаем лучше. Я хочу использовать его собственную организацию в своих целях. Кроме того, Керк, ты не совсем прав. Он объединил не все племена, а только сильнейшие из них. Есть немало маленьких племен на окраинах, о которых он не побеспокоился: они не представляют для него угрозы. Но в горах севера есть племена, гордые своей независимостью: из них большинство принадлежит к клану Ласки. Они воюют друг с другом, но выступают вместе – против угрозы извне. Эта угроза – Темучин, и это лучшая наша возможность.

– Каким образом? – Спросил Рес.

– Выполнить это дело лучше, чем Темучин. Покрыть себя славой в горной войне и организовать дело так, чтобы Темучин совершил много ошибок. Если мы все сделаем правильно, то вернувшись с войны, Керк займет равное с Темучином положение. Это жестокое общество, и никто не помнит прежних заслуг, но только то, что вы делаете сейчас. Мы все примем участие в операции, кроме Реса.

– А почему я – нет? – Спросил Рес.

– Ты будешь выполнять вторую часть плана. Мы не обращали внимания на жителей низин под обрывом, так как там нет тяжелых металлов. Однако, там существует довольно развитая земледельческая культура.

Темучин нашел способ спуститься вниз с разведывательным отрядом в поисках пороха. Не хотел бы я снова участвовать в этой экспедиции. Я уверен, что Темучин хочет использовать порох против жителей гор, чтобы получить преимущество и одержать победу. Вероятно, горные тропы трудно атаковать. Я помогал Темучину в поисках пороха. И в то же время держал открытыми свои глаза. Кроме пороха я видел кремневые ружья, артиллерию, мундиры и мешки с мукой. Это очевидное доказательство.

– Доказательство чего? – Керк был раздражен. Он предпочитал иметь дело с более простыми и знакомыми доказательствами и умозаключениями.

– Разве не ясно? Доказательства довольно высоко развитой культуры. Химия, единая земледельческая культура, центральное правительство, налоги, ковка, литье, ткачество, крашение…

– Как ты узнал все это? – Изумленно поинтересовалась Мета.

– Я расскажу тебе ночью, дорогая, когда мы будем одни. Сейчас это прозвучало бы хвастовством. Но я знаю, что мои заключения правильны. Там внизу есть поднимающийся средний класс, и я готов держать пари, что банкиры и торговцы идут впереди всех. Рес станет одним из них. Он и сам аграрий, и у него хорошая основа для такой работы. Посмотрите, вот ключ к его успехам.

Он достал из сумки маленький металлический кружок, подбросил его в воздух поймал и протянул Ресу.

– Что это? – Спросил Рес.

– Деньги. Монета государства внизу. И я взял ее у одного из солдат. Это ось, на которой вращается торговый мир. Или смазка этой оси. Или любая другая метафора, какую вы предпочитаете. Мы исследуем эту монету и изготовим партию точно таких же. Ты возьмешь их с собой и откроешь магазин и приготовишься к следующему этапу.

Рес с сомнением посмотрел на монету.

– А теперь по правилам игры в вопросы и ответы, я должен задать тебе вопрос, в чем заключается следующий этап?

– Верно. Ты быстро схватываешь. Когда Язон говорит, все остальные слушают.

– Ты слишком много говоришь, – язвительно заметила Мета.

– Согласен. Но это мой единственный порок. Следующий этап будет заключаться в том, что объединенные под руководством Керка племена приветливо встретят Реса, когда он приплывет на север с товарами для продажи. Этот континент делится на две части обрывом, который препятствует контакту между кочевниками и жителями низин, но никто не сумеет убедить меня, что на севере нельзя найти места, где может пристать корабль или лодка. Небольшой участок берега – это все, что нам нужно.

Я уверен, что в прошлом тут осуществлялись морские перевозки, поскольку достижения местной технологии вполне позволяют построить корабль из железа. Вполне возможны и лодки с костяными каркасами, с натянутыми шкурами. Но я сомневаюсь, чтобы кочевникам была известна возможность путешествия по воде. Жители низин, несомненно, имеют корабли, но их ничто не соблазняет в этих землях на севере. Скорее наоборот. Но мы изменим ситуацию. Под предводительством Керка, племена кочевников мирно встретят торговцев с юга. Торговля изменит картину, и начнется новая эра. За несколько поношенных шкур кочевники смогут получить продукты цивилизации и будут довольны. Мы привлечем их табаком, выпивкой или стеклянными бусами. Должно быть много нравящихся им предметов, которые смогут производить жители низин. И это будет концом их табу. Вначале причал на берегу, где будет происходить торговля, а затем несколько навесов, чтобы предотвратить порчу товаров от снега. Затем постоянный поселок, торговый центр и рынок – именно на том месте, где мы откроем свою шахту. Следующий шаг очевиден. Было много споров, но только по отдельным деталям. Никто не возражал против плана Язона, наоборот, план был одобрен всеми. Он был простым, вполне осуществим и точно указывал каждому, чем ему заниматься. Одобрили все, за исключением Меты. Она провела слишком много времени у костров из навоза и за лакейской ручной работой. Но она была слишком пиррянкой, чтобы жаловаться, поэтому промолчала.

Собрание закончилось очень поздно; мальчик Гриф уже давно уснул. Атомный нагреватель выключили и спрятали, но в камаче по-прежнему сохранялась приятная теплота. Язон опустился на спальные мешки и утомленно вздохнул. Мета свернулась рядом и положила подбородок ему на грудь.

– Что будет, когда мы победим? – Спросила она.

– Не знаю, – устало ответил Язон, поглаживая ее коротко остриженные волосы. – Еще не думал об этом. Вначале нужно победить.

– А я думала. Для нас это будет прекращением борьбы. Мы останемся здесь и построим новый город. Что ты тогда будешь делать?

– Не задумывался, – ответил он, прижимая ее к себе.

– Я решила, что мне понравится прекращение борьбы. Я решила, что найдется множество других вещей, чтобы занять свою жизнь. Ты заметил, что у кочевников сами женщины заботятся о своих детях, вместо того, чтобы отдавать их в ясли и никогда больше не видеть, как на Пирре? Вероятно, это очень приятно.

Язон отдернул руку от ее волос, как от расплавленного металла, и широко открыл глаза. Где-то в отдалении он смутно расслышал звон обручальных колец, звук, которого он избегал на протяжении всей своей жизни, звук, который вызывал у него стремление бежать куда глаза глядят.

– Что ж, – заметил он, надеясь, что говорит вполне убедительно, – это приятно для варварской женщины, но разве это достойная участь для умной и цивилизованной женщины?

Он напряженно ждал ответа, пока не понял по ее ровному дыханию, что она уснула.

Держа ее в объятиях, ощущая тепло ее тела, он задавал себе вопрос, так ли уж страшно то, от чего он собирался бежать, и пока он размышлял об этом, действие лекарства и усталость победили, и он уснул.

Новая кампания началась утром. Темучин разослал приказы заранее, и на рассвете, под порывами ледяного, замораживающего до костей ветра с северных гор, войска выступили в поход. Камачи, эскунги и даже вьючные мороны были оставлены позади. Каждый воин взял с собой только оружие и продовольствие и должен был сам заботиться о себе и о своем мороне. Вначале движение было очень невыразительным; отдельные воины прокладывали себе дорогу среди камачей и кричащих женщин и ребятишек, играющих в пыли. Затем двое воинов объединились, и к ним присоединился третий, пока не образовался целый взвод; всадники подскакивали вверх и вниз в соответствии с движением моронов. Язон ехал вслед за Керком, и девяносто четыре воина-пиррянина двигались за ним двойной колонной. Он повернулся в седле, посмотрев на них. Женщины не могли ехать с ними, а остальные охраняли корабль. Таким образом, девяносто шесть человек должны были выполнить сложное задание – захватить контроль над варварской армией и над всей занятой ею территорией планеты. Внешне это выглядело невозможным, но пирряне так не считали. Они готовы были уничтожить любое препятствие на своем пути. Язон ощущал необычное чувство безопасности, когда ехал рядом с ними.

Выехав из лагеря, они видели другие колонны, шедшие параллельно их курсу по степи. Вестники побывали во всех племенах, расположившихся вдоль реки, с приказом немедленно выступать. Орда собиралась. Со всех сторон собирались новые воины, пока пространство степи до горизонта не заняли всадники. Теперь во всем чувствовалась организация: различные кланы двигались под командой своих вождей и образовывали эскадроны. В отдалении Язон увидел черные знамена личной гвардии Темучина и указал на них Керку. – Темучин нагрузил двух моронов нашими пороховыми бомбами. Он хочет, чтобы я руководил их использованием. Он определенно не имел в виду остальных пиррян, но мы поедем к нему все, хочет он того или не хочет. Я нужен ему для использования бомб – я приеду со своим племенем. Это выигрышный аргумент, и я надеюсь, что он не будет бит.

– Проверим, – сказал Керк, заставляя своего морона перейти в галоп. Колонна пиррян, раздвигая скачущие орды, двинулась за своим вождем.

Они скакали вправо, пока не оказались рядом с людьми Темучина. Язон вышел вперед, подготовив свои аргументы, но они не потребовались. Темучин холодно взглянул в сторону пиррян и вновь устремил свой взгляд вперед. Он был похож на шахматиста, видящего на двадцать ходов вперед, и решившего отказаться от игры. Аргументы Язона были для него очевидны, и он не побеспокоился выслушать их.

– Осмотри фитили на пороховых бомбах, – приказал он, – они на твоей ответственности.

Со своего удобного наблюдательного пункта рядом с вождем, Язон наблюдая за варварской армией, начал понимать, что Темучин был военным гением. Неграмотный и необученный, не имеющий никаких предшественников, он сам додумался до основных принципов организации армии, ее маневров. Его офицеры были больше чем командирами отдельных отрядов. Они действовали как штаб, принимая и отдавая приказы, если этого требовала обстановка. Простая система сигналов рогом и руками, управляла движением войск, и благодаря этому тысячи людей образовывали гибкое и опасное оружие. Когда войска собрались, Темучин построил их в многокилометровую линию и двинулся вперед. Безостановочно. Движение, начавшееся до рассвета, продолжалось до вечера без единой остановки. Отдохнувшим, хорошо откормленным моронам не нравилось это безостановочное движение, но они двигались под ударами шпор. Они протестующе кричали, но продолжали двигаться вперед. Бесконечное подпрыгивание не беспокоило кочевников, которые привыкли к седлу с рождения, но Язон, несмотря на свой предыдущий опыт поездок, скоро почувствовал себя избитым. Если езда и доставляла беспокойство пиррянам, то они никак не проявляли его.

Эскадроны всадников проносились впереди главных войск, и после полудня армия вторжения начала действовать. Вначале одинокий всадник, чья кровь смешалась с кровью его морона, затем целая семья кочевников, чей путь к несчастью скрестился с путем следования армии. Эскунги и камачи все еще дымились, окруженные грудой мертвых тел. Мужчины, женщины, дети, даже мороны – все были жестоко убиты. Темучин не оставлял живым ничего. Он был грубо прагматичен. Война ведется для победы. Все, что служит победе, разумно. Разумно проделать трехдневный рейд за один день, если это поможет застать противника врасплох. Разумно убивать всех встречных, чтобы никто не мог поднять тревогу, и так же разумно уничтожать все их добро, чтобы воины не обременяли себя добычей. Выгодность тактики Темучина подтвердилась перед сумерками, когда армия обрушилась на большой лагерь племени Ласки у подножия гор.

Когда длинная линия всадников перевалила за последние холмы, в лагере началась тревога, но было уже поздно. Концы линии сомкнулись вокруг лагеря, но все-таки несколько всадников на быстрых моронах сумели выскользнуть до того, как завершилось окружение.

Неряшливая работа, – подумал Язон, недоумевая, как это Темучин не предупредил такую возможность.

После этого было сплошное убийство – вначале тучей стрел, обрушившейся на защитников, потом копьями на полном скаку. Язон держался сзади, но не от трусости, а от отвращения к картинам убийств. Пирряне атаковали вместе со всеми. Благодаря постоянной практике все они были хорошо знакомы с коротким луком, но стреляли еще не так быстро и точно, как кочевники, но в рукопашной схватке они превосходили всех. Если у них были какие-то сомнения относительно убийства защитников, они их никак не проявляли. Они как молния обрушивались на защищающихся, опрокидывая их.

Благодаря своей скорости и весу, они не встречали сопротивления. Они были как таран, убивали и двигались без сопротивления. Язон не мог присоединиться к ним. Вместе с двумя раздраженными воинами, которым было приказано охранять бомбы, он держался в стороне, перебирая струны своей лютни и как бы сочиняя новую песню о великой битве.

Схватка кончилась в темноте. Язон медленно ехал по разграбленному лагерю. Он встретил всадника, разыскивающего его.

– Темучин хочет тебя видеть, пошли, – приказал всадник. Язон, слишком уставший, чтобы возражать, повиновался.

Они двигались по захваченному лагерю, их мороны осторожно переступали через трупы. Язон не смотрел по сторонам, но не мог зажать нос, чтобы не чувствовать запаха бойни. К его удивлению, очень немного камачей было разрушено и сожжено, и Темучин проводил совет со своими офицерами в самом большом из них. Он, несомненно, принадлежал бывшему вождю клана, сам вождь, мертвый и искромсанный лежал в стороне у стены. Собрались все офицеры – отсутствовал лишь Керк – когда вошел Язон.

– Начнем, – сказал Темучин и скрестив ноги, опустился на шкуры. Остальные подождали, пока он сядет, затем сделали то же самое. – Наш план таков. Сегодняшняя схватка была лишь началом. К востоку отсюда лежит большой лагерь племени Ласки, завтра мы отправимся к нему. Я хочу, чтобы это знали все в лагере, и я также хочу, чтобы наблюдатели с холмов догадались об этом. Нескольким мы позволили бежать, и они теперь наблюдают за нами.

Вот тебе и «небрежная работа», – подумал Язон. – Я должен был догадаться, ночью воины будут пить захваченный в лагере ачад и есть мясо и поднимутся завтра поздно. Темучин заранее спланировал всю кампанию до последнего выстрела из лука.

– Сегодня ваши люди хорошо скакали и хорошо сражались. Ночью воины будут пить захваченный ими ачад и есть мясо и завтра поднимутся поздно. Мы возьмем разрушенные камачи, разожжем множество костров, а патрули разойдутся далеко, до самых подножий гор, и никому не позволят подойти к лагерю.

– И все это будет ловушкой, – угрюмо улыбаясь, сказал Аханк. – Мы ведь не будем нападать на лагерь на востоке?

– Верно, – вождь полностью владел вниманием присутствующих, офицеры бессознательно наклонились вперед, чтобы не пропустить ни одного слова. – Как только стемнеет, мы двинемся на запад, непрерывный суточный марш приведет нас в Слат, долину, открывающую путь в сердце гор. Мы нападем на ее защитников, пороховыми бомбами разрушим их укрепления и захватим ее до прихода подкрепления.

– Там трудно сражаться, – проворчал один из офицеров, указывая на свою старую рану. – Трудно будет победить.

– Нет, не трудно, безмозглый дурак, – сказал таким холодным и гневным голосом Темучин, что офицер согнулся. – Это ворота в их земли. Несколько сот воинов могут остановить в долине Слат целую армию, но если мы пройдем ее, они погибли. Мы уничтожим их племена одно за другим, пока клан Ласки не превратится в легенду в песнях жонглеров. Теперь отдавайте свои распоряжения и ложитесь спать. В следующую ночь спать не придется.

Когда офицеры вышли, Темучин взял Язон за руку.

– Пороховые бомбы, – сказал он. – Будут ли они взрываться, не откажут ли, как на первом испытании?

– Конечно, будут, – ответил Язон с энтузиазмом, которого не чувствовал. – Даю слово.

Его беспокоили не бомбы – он принял некоторые меры предосторожности, чтобы все они успешно взорвались – а предстоящий им ночной рейд, еще более долгий, чем первый. Кочевники совершат его, в этом не было сомнений, пирряне тоже смогут его выдержать. Но сможет ли он?

Ночной воздух был обжигающе холоден, когда он расстался с камачем, где было тепло. От его дыхания образовывался серебристый туман, который поднимался к звездам и исчезал. Все было тихо, лишь изредка раздавалось фырканье усталого морона или пьяные крики солдат.

Да, он должен выдержать этот рейд. Он привяжет себя к седлу, напичкается наркотиками, но совершит его.

Глава 13

– Продержись еще немного. Слат уже видна! – Крикнул Керк.

Язон кивнул и понял, что голова его постоянно болтается в такт скачкам морона и что его кивок был неотличим от этого движения. Он попытался ответить, но закашлялся от сухости в горле, полном поднятой бегущими животными пыли. В конце концов он ослабил судорожное сжатие луки седла, махнул рукой и снова вцепился в нее.

Армия продолжала двигаться.

Это был кошмарный рейд. Он начался сразу же после наступления темноты предыдущим вечером, когда всадники, отряд за отрядом, двинулись на запад. Через несколько часов, усталость и боль заволокли все окружающее туманом, и вскоре бесконечные ряды всадников стали казаться Язону сном. Они скакали безостановочно до рассвета, лишь тогда Темучин дал небольшую остановку для того, чтобы накормить и напоить моронов, перед второй частью похода. Возможно, эта остановка и помогла моронам, но она прикончила Язона.

Вместо того, чтобы спешиться, он сполз со своего морона на землю, а когда попытался встать, ноги не слушались его. Керк поставил его на ноги и отвел в круг пиррян, позаботившись об обоих моронах. Наконец, чувствительность вернулась в его оцепеневшие ноги, принеся с собой нестерпимую боль. Его бедра были покрыты кровью, те места, где кожа терлась о седло, превратились в сплошную рану. Он позволил себе легкую инъекцию болеутоляющего и стимуляторов, и рейд продолжался… Язон с ненавистью думал, что он держится с помощью наркотиков. Когда рейд кончится, начнется настоящая битва, и вот тогда ему потребуются все его физические и умственные способности. Поэтому самые сильнодействующие средства нужно было беречь до того времени.

С другой стороны он мог гордиться собой. Уже не один всадник и морон погиб в этом бесконечном рейде, а он, чужеземец, еще недавно никогда не видевший морона, продолжал путь. Едва продолжал. Некоторые животные не выдерживали напряжения и пали. Некоторые всадники заснули, упали с седел и были раздавлены. Попасть под ноги бегущих моронов означало верную смерть. Если Слат уже видна, значит пора использовать наркотики, которые он сохранил. Щурясь при свете послеполуденного солнца, пытаясь пробиться взглядом сквозь облака пыли, он разглядел в темноте облака разрез возвышающейся горы. Слат, долина, которую они должны захватить, чтобы одержать победу. Однако теперь прием наркотиков для него важнее многих побед. Негнущимися руками он нащупал аптечку и прижал ее к руке.

Когда лекарство подействовало и завеса усталости отступила, Язон понял, что Темучин сошел с ума.

– Он призывает атаковать! – Крикнул он Керку, когда до его ушей донесся звук рога. – После такого рейда…

– Конечно, – сказал Керк. – Он действует правильно.

Действует правильно… Он выигрывает войны и убивает людей…

Разъяренный морон, визжа от боли из-за глубоко вонзившихся в его бока шпор, встал на дыбы и сбросил седока под ноги других животных. Это была не единственная смерть. Но атака уже началась.

Армия втягивалась в устье долины. Лучники спешились и карабкались по стенам, чтобы поддержать своей стрельбой двигающуюся внизу колонну. Передние воины стремительно исчезали в долине, а армия продолжала входить в нее. Облако пыли закрыло вход. Пирряне атаковали вместе со всеми, а Язон направился к знаменам Темучина, как ему и было приказано. Личная охрана вождя пропустила его.

Темучин дослушал доклад связного, потом повернулся к Язону.

– Готовь бомбы, – приказал он.

– Зачем? – Спросил Язон и поторопился добавить, увидев гнев, вспыхнувший в глазах вождя. – Что я должен разрушить этими бомбами? Приказывай, великий Темучин, я повинуюсь. – Гнев исчез так же быстро, как и вспыхнул.

– Битва началась так, как и предыдущие, – сказал вождь. – Мы застали их врасплох, здесь только обычный гарнизон. Нижние укрепления взяты, и сейчас бой идет за верхние. Они представляют собой каменные стены, упирающиеся в боковые утесы. Стрелы не могут достать обороняющихся. Мы вынуждены атаковать пешком, медленно, укрываясь щитами, и несем большие потери. Таким путем взять укрепления нельзя. Мы много раз уже пытались это сделать. Одно за другим брали мы укрепления и двигались вверх по долине Слат. Но прежде чем мы доходили до другого конца долины, прибывали новые подкрепления, и дальнейшая битва была бессмысленной. На этот раз я буду действовать иначе.

– Догадываюсь. Ты хочешь пороховыми бомбами разрушить укрепления и проложить дорогу атакующим.

– Верно.

– Тогда я, первый гранатометчик Счастья, готов к бою. Мне понадобится помощь людей моего племени. Они могут бросать лучше и дальше, чем я.

– Приказ будет отдан.

К тому времени, когда Язон отыскал вьючных моронов, распаковал первую партию бомб, прибыли пирряне – Керк и двое других, потные и пыльные от схватки, но смотревшие с угрюмым удовольствием, которое доставляет пиррянам битва.

– Можешь бросить несколько бомб? – Спросил Язон у Керка.

– Конечно, каков их механизм?

– Я его усовершенствовал. Темучин не склонен выслушивать извинения. Поэтому-то мне нужны были бомбы, которые обязательно взорвутся. – Он взял одну глиняную бомбу и указал на фитиль из ткани. – Этот фитиль пригоден только для производства искр. Ты зажжешь и его. Пусть он как следует подымит, потом выдерни его. К концу каждого фитиля привязана микрограната, после того, как выдернешь фитиль гранаты, у тебя будут три секунды, чтобы метнуть бомбу и скрыться.

Достав кремень и кусок стали из своей сумки, Язон нагнулся над горшком и начал высекать огонь. Искры вспыхивали и гасли. Краем глаза убедившись, что за ним никто не наблюдает, Язон быстро зажег зажатую в руке зажигалку. Язычок пламени вырвался наружу и поджег трут.

– Можно начинать, – сказал он, протягивая дымящийся горшок Керку. – Ты смог бы бросить эту гранату гораздо дальше меня?

– Дальше и точнее.

– Да, и это тоже, конечно. Я с остальными буду подавать тебе бомбы и прикрывать в случае контратаки. Начинаем.

Они спустились с моронов и пешком пошли в долину Слат. Атакующие войска все еще двигались вверх, и им приходилось прокладывать путь вдоль стен, чтобы не быть растоптанными. Пройдя немного вглубь долины, они встретили первые следы битвы – раненых солдат, которые пробирались вдоль стен, чтобы не быть смятыми атакующей стороной. Тот, кто не успевал это сделать, превращался в красное месиво на пыльной поверхности скалы. Встречались отдельные мертвые мороны. Их массивные туши торчали, как окровавленные валуны. Тут Слат сужалась и ее склоны делались еще круче. Они обнаружили, что движутся по козьей тропе, держась за скалы руками, чтобы не упасть. И вот перед ними первое укрепление. Это была грубая, но прочная стена изобломков скалы, перегородившая узкое ущелье. Язон вскарабкался по обломкам, чтобы заглянуть внутрь. Им нужно было знать, как устроены эти укрепления, чтобы лучше разрушить их. Защитники, приземистые люди в пыльных шкурах, каждый с черепом ласки, укрепленным на шлеме, лежали там, где их застала смерть. Их тела были утыканы стрелами, их большие пальцы отрезаны. Жуки-навозники в твердом панцире уже появились, как из-под земли и принялись за работу.

– Если они все похожи на это, то у нас не будет особых затруднений, – сказал Язон, спрыгивая вниз, чтобы присоединиться к остальным. – Камни только сложены вместе, и не видно никаких следов известки. Даже если граната не убьет всех защитников, она пробьет брешь, через которую смогут ворваться парни Темучина.

– Ты оптимист, – сказал Керк, занимая свое место впереди. – Это лишь передовое укрепление. Главные преграды лежат выше.

– Лучше быть оптимистом, чем пессимистом. Я верю в то, что когда кончится эта варварская война, я останусь живым.

Идти по склонам дальше было невозможно. Им пришлось спуститься и продолжать свой путь среди солдат. Склоны становились все отвеснее, долина сужалась, и Язон оценил все трудности, возникающие перед теми, кто пытался прорваться через это тщательно охраняемое ущелье. Всех моронов отправили назад, и атакующие шли пешком. Стрела ударила в скалу над головой Язона и упала к его ногам.

– Мы на передовой линии, – сказал Язон. – Подождите, пока я посмотрю вперед.

Он забрался на один из массивных валунов, заполнявших узкое ущелье и, низко надвинув шлем, осторожно поднял голову над валунами. Немедленно в вершину ударила стрела, и Язон быстро нагнул голову, оставив лишь узкую щель между шлемом и камнем. Продвижение вперед приостановилось. Из двух укреплений, расположенных на противоположных сторонах ущелья, простреливалось все пространство. Защитники стреляли из щелей между камнями и были недосягаемы для ответного огня.

Войска Темучина несли огромные потери. Защищенные только своими щитами, быстро перебегая от одного камня к другому, воины продвигались вперед.

И умирали.

– Дальность около сорока метров, – сказал Язон, соскакивая на землю. – Сможешь бросить гранату так далеко?

– С легкостью, – ответил Керк. – Но сначала хочу увидеть расстояние. Он занял место, которое покинул Язон, быстро взглянул и соскочил обратно.

– Это укрепление больше остальных. Для него потребуется не меньше двух бомб. Я зажгу одну, передам тебе горшок с трутом, выступлю вперед и брошу бомбу. А ты пока зажжешь вторую и дашь мне, как только я отправлю первую. Понял?

– Абсолютно! Начинаем.

Язон развязал узел с бомбами и взял одну. Ближайшие солдаты внимательно смотрели. Он разжег ложный фитиль, раздул дымное пламя, вышел из-под защиты скалы и подав бомбу Керку, торопливо зажег вторую бомбу и стоял готовый подать ее.

С раздражающим спокойствием Керк увернулся от звякнувшей о скалу стрелы. Другая стрела ударила его в нагрудник. Он опустил бомбу, смочил слюной палец и поднял его над головой, чтобы определить направление ветра. Язон переступил с ноги на ногу и крепко сжал зубы, чтобы не крикнуть пиррянину: «Быстрее!»

Еще несколько стрел пролетело мимо до того, как Керк был удовлетворен и вновь взял бомбу в руки. Язон видел, как он большим и указательным пальцем выдернул фитиль и единым толчком всех мускулов бросил бомбу.

Это был классический толчок. Бомба по крутой траектории пролетела к укреплениям. Язон всунул в протянутую руку Керка вторую бомбу, она последовала за первой так же быстро, и обе бомбы одновременно оказались в воздухе.

Керк стоял на месте, и Язон преодолев инстинкт самосохранения, тоже высунулся из-за скал, следя за двумя черными точками над укреплениями. Прошло несколько мгновений, затем каменная стена взлетела в воздух и рассыпалась обломками. Язон заметил множество тел в проломах, но тут ему пришлось укрыться от града камней.

– Весьма удовлетворительно, – сказал на это Керк, прижимаясь к камню рядом с Язоном, в то время, как вокруг них падал каменный дождь.

– Надеюсь с остальными справимся так же легко.

Конечно, больше так легко не было. Защитники быстро поняли, что человек, бросающий что-то, ответственен за разрушение, и когда Керк появился снова, он был вынужден укрыться от тучи стрел.

– Придется менять тактику, – сказал Керк и автоматически погасил фитиль.

– Ты испугался? Почему вы остановились? – Раздался гневный голос и, повернувшись, Керк оказался лицом к лицу с Темучином, который подошел, укрываясь за щитами своей личной охраны.

– Осторожность выигрывает сражения, а страх проигрывает. Я выигрываю это сражение для тебя, – голос Керка был полон холодного гнева, как и голос вождя.

– Осторожность или трусость удерживает тебя за этим камнем, хотя я приказал разрушить укрепления?

– Осторожность или трусость удерживает тебя здесь, вместо того, чтобы вести свои войска в битву?

Темучин издал звериный хрип и потянулся за мечом. Керк поднял бомбу, готовый ударить противника. Язон глубоко вздохнул и встал между разъяренными противниками.

– Смерть любого из вас поможет врагу, – сказал он, обращаясь к Темучину, так как был уверен, что Керк не ударит сзади. – Солнце уже над холмами, и если мы не возьмем укрепления до темноты, будет слишком поздно. Ночью к ним могут подойти подкрепления, и это будет концом кампании. Темучин хотел ударом меча отбросить Язона, а Керк перехватил его руку стальными пальцами, собираясь убрать его с пути. Но Язон преодолел приступ боли и сказал: – Прикажи остальным пиррянам явиться сюда, пусть они и воины кидают камни в укрепления. Они не нанесут защитникам ущерба, зато лучники не будут знать, кто на самом деле бросает бомбы.

Меч заколебался, пальцы ослабили свой захват. И Язон поспешил добавить: – Для одного человека выходить под концентрированный огонь – верная смерть. Но если мы сумеем распылить огонь, то сможем пройти всю долину и очистить ее. И мы возьмем все укрепления до темноты.

Внимание Темучина вновь вернулось к атакующей армии, он посмотрел на темнеющее небо и напряжение ослабло. Выиграть битву, это было самое главное, личные заботы подождут. Он начал отдавать приказы, забыв о мече, все еще зажатом в руке. Керк окончательно разжал пальцы и Язон принялся растирать онемевшие мышцы.

Теперь продвижение вперед нельзя было остановить. Швыряющие камнями фигуры усеяли весь склон, и сбитые с толку враги не могли определить, кто же из них бросает бомбы. Пока кочевники бросали камни и прятались за скалы, пирряне, годами тренировавшиеся в метании, тщательно выбирали цель и бросали булыжники, разбив при этом не один череп. Они неуклонно двигались вперед, и одно за другим укрепления оказывались в их руках.

– Приближаемся к концу! – Крикнул Язон и дернул Керка за плечо, чтобы привлечь его внимание, и указывая вперед.

В этом месте Слат была менее ста метров в ширину, разделенная двумя острыми пиками, выступающими прямо из дна долины. Через узкую щель между ними было видно красное от заката небо – под ним было видно плоскогорье. Здесь, ставшие абсолютно отвесными, стены ущелья кончались. Если только орда пройдет это место, ее уже не остановить.

Когда Язон и Керк с новым запасом бомб двинулись вперед, они увидели, что большинство воинов бежит им навстречу. Спереди доносились крики и звуки железных рогов.

– Что случилось? – спросил Керк, схватив одного из бегущих. – Что означают эти звуки?

– Отступление! – Крикнул воин, указывая назад. – Смотрите!

Он высвободился и побежал.

Большой валун катился среди бегущих солдат, давя их, как насекомых. Язон и Керк взглянули вверх и увидели высоко наверху людей. Они отчетливо выделялись на фоне неба, высвобождая и скатывая круглые камни.

– С другой стороны – то же! – Крикнул Язон и добавил. – Они заранее заготовили эти камни и теперь скатывают их нам на головы. Назад!

Они неохотно отступили, так как на них катилось все больше камней.

Только то обстоятельство, что это последнее резервное оружие никогда раньше не применялось, спасло нападающих. Камни нагромождались вверху в течении многих поколений, пока поддерживающие их опоры не срослись со скалой.

Воины длинными шестами пытались их вытолкнуть, но они не поддавались. Наконец, один безрассудно храбрый воин спустился на веревке и молотком выбил опоры. Ему удалось это сделать, поскольку ослепленные лучами заходящего солнца, атакующие не видели его.

Язон и Керк бежали с остальными.

Потери не были большими, так как большинство людей было вовремя предупреждены. Вдобавок, узость долины в этом месте подействовала как щит, остановив катящиеся камни, которые нагромождались все выше и выше.

Когда отгремел последний камень и наступила тишина, ущелье было полностью перегорожено высокой каменной стеной.

Кампания была проиграна.

Глава 14

– Мне это не нравится, – сказал Керк. – И не думаю, что это можно было бы выполнить.

– Будь добр держать свои сомнения при себе, – прошептал Язон, так как они приближались к Темучину. – Мне и так будет нелегко уговорить его. Если не можешь помочь, то по крайней мере стой молча и кивай головой, будто во всем со мной согласен.

– Глупость, – проворчал Керк.

– Приветствую тебя, вождь, – протянул Язон. – Я пришел предложить план, который превратит поражение в победу.

Если Темучин и слышал, то никак этого не показал. Он сидел на валуне, упираясь мечом в землю и глядя на перегороженную долину, которая разбила его мечты о господстве. Последние лучи заходящего солнца освещали крутую стену, перегородившую ущелье.

– Ущелье теперь превратилось в ловушку, – продолжал Язон. – Если мы попытаемся взобраться на эти камни, нас перестреляют лучники, что скрываются за ними. Задолго до того, как мы сможем преодолеть это препятствие, к врагам подойдут подкрепления. Однако есть другой путь. Если мы сумеем взобраться на вершину одного из утесов окружающих ущелье, вон там, слева, мы сможем оттуда бросать на врага пороховые бомбы и держать их в укрытиях, пока твои воины не преодолеют преграду.

Темучин медленно взглянул на отвесную стену утеса. – На этот утес нельзя взобраться, – сказал он, не поворачивая головы.

Керк кивнул и открыл рот, чтобы выразить согласие, но Язон ударил его в живот и у того вырвалось только что-то вроде «уфф!».

– Ты прав. Большинство людей не смогут забраться на эти скалы. Но мы, пирряне, жители гор и можем это сделать. Ты разрешишь нам попытаться?

Вождь неохотно повернул голову и взглянул на Язона как на сумасшедшего.

– Начинай… А я посмотрю.

– Взбираться можно лишь при дневном свете. Кроме того, свет нам нужен, чтобы видеть, куда бросать бомбы. А в наших седельных сумках есть специальное оборудование, которое нужно подготовить. Поэтому подъем начнется на рассвете, а к полудню Слат будет твоя.

Возвращаясь, они чувствовали на своих спинах горящий взгляд Темучина. Керк был сбит с толку.

– О каком оборудовании ты говорил? Это бессмысленно.

– Только потому, что у тебя нет опыта в альпинистской технике. Оборудование нужно мне, это прежде всего твое радио, так как я хочу поговорить с кораблем, чтобы они там подготовили все необходимое. Если они поработают как следует, то оборудование может быть доставлено к нам сюда еще до рассвета. Проследи, чтобы наши люди разбили свой лагерь как можно дальше от других. Мы должны ускользнуть незамеченными.

Пока остальные раскрывали спальные мешки и копали ямы для костров, Язон воспользовался радиопередатчиком. Моронов поставили в круг, в середине которого он скорчился, укрывшись за их массивными телами. Дежурный офицер на «Драчливом» отправил посыльного будить и созывать людей и подробно записал инструкции Язона. Никаких жалоб, ни с той, ни с другой стороны не было: война – обычное состояние пиррян, и было обещано, что оборудование доставят до рассвета. Язон выслушал повторение своей инструкции и выключил передатчик. Он поел немного горячего мяса и велел разбудить себя, когда придет сообщение о конце работы. День был долгим. Язон чувствовал, что его организм на краю истощения, а завтрашний день обещал еще большее. Сняв сапоги и расстегнув одежду, он натянул на лицо кусок меха, чтобы в ноздрях не образовался лед, залез в спальник и немедленно заснул.

– Отстаньте! – Пробормотал он и попробовал вырваться из сжимавших его руку пальцев.

– Вставай, – сказал Керк. – Сообщение поступило десять минут назад. Катер с грузом вылетел, мы должны его встретить. Мороны оседланы.

Язон застонал при мысли об езде и сел. Как только он вылез из спального мешка, тепло немедленно покинуло его тело и он задрожал.

– Ап… теч… ка, – пробормотал он, – дай мне хорошую дозу стимуляторов и болеутоляющего: я чувствую, что предстоит долгий день.

– Подожди здесь, я сам встречу катер, – предложил Керк.

– Хорошо бы, но нельзя. Я должен сам проверить все, прежде чем катер вернется на корабль. Все должно быть в порядке.

Его подвели к морону и усадили в седло. Керк взял узду и повел животное. А Язон дремал, ухватившись за луку, чтобы не упасть. Они двигались в предрассветной мгле, и ко времени, когда они достигли условленного места, медикаменты уже начали действовать, и Язон почувствовал себя нормально.

– Катер опускается, – сказал Керк, прижимая к уху радиопередатчик. В восточной части горизонта послышался слабый гул – звук ранее никогда не слышанный здесь.

– Ты захватил фонарь? – Спросил Язон.

– Конечно, разве это не входило в инструкции? – Язон понял, что Керк сердито хмурится в темноте. Для пиррянина немыслимо забыть инструкцию. – Это мощный фотонный источник – миллион двести тысяч свечей.

– Нам не понадобится и десятая часть полной мощности. У капсулы чуткие фотоэлементы и ее можно посадить на источник света, который всего лишь вдвое ярче самой яркой звезды…

– Капсула выброшена по радиоданным примерно в десяти километрах.

– Отлично. Направь туда луч.

– Подожди, пилот что-то говорит. Подержи фонарь.

Язон взял трубку размером в палец и повернул регулятор мощности, чтобы лишь узкий луч света уходил во тьму. Он направил его в сторону приземляющегося катера.

– Пилот докладывает, что у них не все ладилось при изготовлении нейлоновой веревки. Она готова, но они не гарантируют ее водоустойчивость, и она получилась довольно пятнистой.

– Тем лучше. Будет больше напоминать на расстоянии кожу. И я не ожидаю дождя. Ты слышишь?

Растущий гул прозвучал в небе, и они увидели красный огонек, спускающийся прямо к ним. Мгновение спустя, луч отразился от серебристого корпуса капсулы и Язон еще больше уменьшил мощность. Послышался слабый свист реактивной струи, когда капсула метровой длины повисла в воздухе и медленно спустилась. Когда она опустилась достаточно низко, Керк дотянулся до кнопки посадки, и капсула приземлилась с затухающим шумом двигателей. Язон открыл ее грузовой люк и извлек моток веревки.

– Отлично, – сказал он, протягивая ее Керку. Он погрузил руку глубже и достал стальной молоток, выкованный из одного куска металла. Он взвесил его в руке: кожаная обивка рукояти удобно ложилась в ладонь. Он был протравлен кислотой и обляпан грязью и выглядел старым и бывшим в употреблении.

– Что это? – Спросил Керк, доставая металлический стержень из грузоотсека и поднося его к свету.

– Это клин. Половина клиньев такая же, а половина – с зажимами. – Он достал такой же клин, но с высверленным в нем отверстием.

– Эти штуки мне ни о чем не говорят, – заметил Керк.

– Они и не должны, – Язон, говоря, опустошал грузовой отсек капсулы. – Я взбирался на скалы при помощи клиньев, и знаю как это делается.

Хотелось бы иметь более совершенное альпинистское оборудование, но конечно, оно бы нас выдало. Есть клинья, которые вонзаются в самую твердую скалу при помощи взрыва, и такие, которые приклеиваются быстрее, чем за секунду, а место соединения крепче, чем окружающая его скала. Но ни один из них я не могу использовать. Обойдемся имеющимися. Наша веревка выдержит нагрузку в две тонны. Я взберусь как можно выше и вобью клин. Затем встану на него и вобью следующий. На нависающих частях и везде, где может понадобиться веревка, я использую клинья с кольцами. А вот эти будут ближе всего к земле. – Он взял в руки грубый клин, выкованный вручную, с выбоинами и царапинами. – Все они сделаны из инструментальной стали, а это большая редкость в здешних краях. Все, что могут увидеть Темучин и его люди, должно выглядеть, как изготовленное вручную. Можешь передать на катер, чтобы они отозвали капсулу.

Реактивная струя засыпала их песком. Капсула поднялась и исчезла. Язон светил, пока Керк привязывал кожаную веревку к концу нейлоновой, смотал ее и упаковал с остальным оборудованием. Когда они возвращались в лагерь, первые лучи рассвета коснулись горизонта.

Когда пирряне вступили в Слат, они увидели, что ночью тут была отчаянная битва. Каменная дамба по-прежнему перегораживала ущелье, но теперь оно было густо усеяно трупами.

Солдаты спали на земле в недосягаемости от выстрелов вражеских лучников, многие из них были ранены. Окровавленный кочевник со знаком клана Ящерицы на шлеме сидел неподвижно, а его товарищ извлекал из его руки обломок стрелы.

– Что случилось? – Спросил Язон.

– Мы атаковали ночью, – ответил раненный солдат. – Сохранить тишину было невозможно. Камни выскальзывали из-под ног, когда мы взбирались наверх, многие упали и покалечились. Когда мы были близко к вершине, Ласки сбросили нам на головы связки горящей травы. Сами они были невидимы в темноте. Только те, кто не успел подняться высоко и уцелели. Очень плохо.

– Но очень хорошо для нас, – сказал Керк, когда они двинулись дальше.

– Темучин утратил свой престиж в этом поражении, а мы завоюем его, если только ты сумеешь взобраться на скалу.

– Перестань сомневаться, – сказал Язон. – Стой здесь, у основания, и делай вид, что знаешь все, что будет делаться.

Язон сбросил тяжелую верхнюю одежду и вздрогнул. Что же, как только начнется сам подъем, он согреется. Снизу утес выглядел таким же неприступным, как борт космического корабля. Язон обвязал вокруг запястья ремень, прикрепленный к рукояти молотка, когда подошел Аханк. Его лицо одновременно выражало недоверие и насмешку.

– Мне сказали, жонглер, что ты настолько глуп, что думаешь, будто сможешь взобраться на эту скалу.

– Это не все, что тебе сказали, – ответил Язон, поднимая на спину связку с клиньями. – Вождь Темучин велел найти меня и посмотреть, что происходит. Поэтому садись удобнее, пусть ноги твои отдохнут, а потом ты должен будешь бежать к своему хозяину с радостной вестью о моем успехе.

Керк с сомнением посмотрел сначала на вертикальную стену скалы, потом на Язона. – Разреши мне взобраться, – сказал он, – я сильнее тебя и нахожусь в лучшей форме.

– Ты прав, – согласился Язон, – как только я окажусь на вершине, то опущу веревку и ты сможешь подняться со всеми бомбами. Но идти первым ты не можешь. Скалолазание – сложный спорт, и ты не сумеешь овладеть им в несколько секунд. Спасибо за предложение, но только я могу выполнить эту работу. Начинаем. Подними меня, чтобы я мог ухватиться за этот маленький выступ над твоей головой.

Взбираться на плечи пиррянину не потребовалось. Керк просто наклонился, схватил Язона за лодыжки, поднял его в воздух, Язон ухватился за выступ, и Керк отпустил его ноги. Язон уперся в скалу носками, и подъем начался.

Язон взобрался почти на десять метров, прежде чем понадобился первый клин. Над ним, вне досягаемости его вытянутых пальцев, находился выступ, достаточно широкий, чтобы лечь на него. Поверхность скалы вокруг него была покрыта трещинами, и он выбрал самую глубокую из них. Первый клин был самым замаскированным. Язон всадил его в трещину. Четырех ударов молотка оказалось достаточно. Медленно и осторожно – прошло не менее десяти лет с тех пор, как он в последний раз взбирался на скалу – он ступил на клин и перенес на него всю тяжесть тела. Клин выдержал. Язон выпрямил ноги и перенес на него все свое тело, скользя по поверхности скалы, пока не дотянулся до выступа. Он сел на выступ, тяжело дыша, посмотрел вниз на запрокинутые лица. Теперь все солдаты смотрели на него, появился даже Темучин, чтобы следить за подъемом. Враги тоже проявляли интерес к происходящему, но выступ скалы укрывал Язона от их взглядов и выстрелов из луков. Скала была холодной, и Язон решил, что лучше двигаться дальше. У него не было возможности оценивать скалу точно, но он решил, что уже поднялся до края ущелья. Упершись носками ног в щель, он пытался под неудобным углом забить очередной клин, когда услышал крики снизу.

Он наклонился как только мог и крикнул вниз: – Что? Я не слышу, что вы говорите.

И в этот момент стрела ударилась о скалу в том месте, где только что была его голова, отскочила и полетела вниз.

Язон, чуть не упав вслед за ней, удержался лишь благодаря судорожно сжавшим ребристую поверхность скалы пальцам. Повернув голову, он увидел человека из племени Ласки, висящего на кожаной веревке, крепко обвязанной вокруг его тела. Он наложил на лук вторую стрелу и готов был выстрелить. Люди, державшие второй конец веревки, не были видны Язону. Они стояли на краю ущелья.

Воин натянул тетиву и тщательно прицелился. Молоток был привязан к руке Язона, поэтому он не мог бросить его, но в его левой руке по-прежнему был зажат клин. Он рефлекторным движением бросил его в лучника. Тупой конец ударил его в плечо, не причинив вреда, но нарушив прицел, и вторая стрела пролетела мимо. Воин вытащил новую стрелу и наложил ее на тетиву. Воины снизу тоже начали стрелять, но угол был велик и попасть в цель было трудно. Одна стрела скользнула по бедру лучника, но он не обратил на нее внимания.

Язон продолжал держать молоток и извлек другой клин. Он был сделан из закаленной стали, хорошо уравновешен и заострен. Первый бросок позволил Язону уточнить силу и направление броска. Он размахнулся и изо всей силы метнул клин.

Острие глубоко вонзилось лучнику в шею. Он выпустил лук, цепляясь за шею скрюченными пальцами, вздрогнул и умер. Тело утащили наверх.

Кто-то успокаивал людей внизу. Язон услышал, как во внезапно наступившей тишине прозвучал голос Керка:

– Держись!

Язон взглянул вниз и увидел отошедшего от подножия скалы Керка. Тот держал одну из пороховых бомб с горящим фитилем. Язон, сжавшись и стиснув кулаки, пытался слиться с каменной поверхностью.

Солдаты внизу так же отступили от подножия утеса. Керк единым движением бросил бомбу прямо вверх.

С замершим сердцем Язон решил, что бомба летит прямо в него. Казалось, она остановилась, дойдя до верхней точки своей траектории, потом исчезла за выступом скалы. Язон крепче прижался к холодному камню.

Гул взрыва передался через камень, заставив его задрожать. Обломки скал и клочья тел взлетели в воздух, и он понял, что его фланг в безопасности. Но чувство облегчения не наступило.

– Керк, – крикнул Язон. – Клин! – Он кричал на пиррянском. – Что с тем клином, что я бросил? Если Темучин увидит его…

Одного взгляда будет достаточно, чтобы понять, что они инопланетяне. Кочевники были знакомы с чужими изделиями.

Несколько тревожных секунд Язон ждал ответа Керка.

Наконец тот крикнул: – Все в порядке… я вижу его… вытащил, когда все глядели на тебя. Ты ранен?

– Хорошо, – прошептал Язон и глубоко вздохнул. – Хорошо! – Повторил он громче и продолжал подъем.

После этого работа пошла спокойнее. Язон дважды закреплял веревку в кольце клина и образовывая петлю, сидел в ней, отдыхая. Его силы истощились, и он вновь использовал аптечку, применив наиболее сильнодействующие стимуляторы. К этому времени он достиг начала расщелины, которая поднималась вертикально до самой вершины. Она была около десяти метров в высоту, а ее стены шли параллельно друг другу на всем протяжении.

– Последнее усилие, – сказал он, сплевывая на руки, и немедленно пожалев об этом, так как слюна сразу же замерзла. Он стер с ладоней лед и отвязал узел: чем меньше вес, тем лучше. Даже молоток теперь стал не нужен, его можно оставить. Он сложил ненужные приспособления у основания расщелины и повесил моток веревки на шею, так что она лежала у него на груди.

Прижавшись спиной к одной стене расщелины, он пошел по другой, пока его тело не стало почти параллельно земле и держалось только благодаря прижатым к скале спине и ногам. Он подтягивался на руках, затем переставлял ноги. Сантиметр за сантиметром прокладывал он свой путь вверх по щели. Еще не достигнув вершины, он понял, что обязан это сделать. Спускаться вниз будет так же трудно, как и подниматься. И если он упадет, то сломает себе руку или ногу. Тогда ему останется лежать у основания расщелины и умирать от жажды. Никто не сможет придти ему на помощь.

С невероятной медлительностью над ним показалось небо, все ближе и ближе, а он поднимался все медленнее и медленнее, так как силы окончательно покидали его.

Когда он смог уцепиться пальцами за вершину, у него уже не было сил, чтобы на нее взобраться. Несколько секунд он отдыхал, потом сделал глубокий вдох, и распрямил ноги. Выпрямившись, он ухватился за крошащийся край скалы. Мгновение он висел так, не падая, но и не в состоянии подтянуться.

Потом все так же медленно, он подтянулся окровавленными пальцами, пока не вытянул себя наверх, и лежал истощенный, на наклонной вершине, вершине недоступного утеса.

Площадка под ним была удивительно маленькой, он заметил это, лежа и судорожно глотая воздух. Не больше широкой кровати. Когда он был в состоянии это сделать, он подполз к краю и махнул оставшимся внизу людям. Они увидели его и разразились приветственными криками.

Но стоит ли радоваться? Он подполз к противоположному краю, выглянул и тут же спрятался, так как поджидающие лучники начали стрелять. Лишь две стрелы долетели до вершины, но они были плохо нацелены… Все было видно: и люди внизу в ущелье, и лучники за дамбой. Все это он увидел, как на ладони, взглянув еще раз.

Он сделал это!

– Хороший человек Язон! – Громко сказал он. – Ты достоин любой планеты.

Скрестив ноги, он сел, сделал большую петлю на конце веревки и укрепил ее на вершине скалы, создав неподвижный якорь. Затем опустил кожаный конец, пока сигнальное подергивание не дало ему знать, что ее конец достиг земли. Он закоротил веревку узлом, дал сигнал, три раза дернув ее, показывая, что он готов и принялся ждать.

Лишь когда веревка начала яростно дергаться, он встал. Под ним был Керк. Он выглядел свежим и совсем не утомленным, с большим грузом бомб на спине. Он просто взял веревку в руки и поднимался прямо по поверхности скалы.

– Можешь помочь мне взобраться на вершину? – Спросил Керк.

– Конечно, только ничего не сломай.

Язон лег лицом вниз и высунулся так, чтобы скала доходила ему до подмышек. Керк протянул одну руку и они схватили друг друга за запястья в акробатическом зажиме. Язон не старался тянуть – он, вероятно, и не смог бы поднять вес Керка, даже если бы и попытался – он лишь как можно крепче уцепился за скалу. Керк подтянулся, схватился рукой за край и перевалил свое тело.

– Отлично, – сказал он, глядя на вражеский лагерь внизу. – У них нет ни одного шанса. У нас достаточно бомб. Начнем?

– Я хочу сам бросить первую.

Когда взрывы слились в сплошной гул, армия Темучина с победными криками бросилась на дамбу. Исход битвы был предрешен. А вместе с ней и исход всей войны.

Язон сидел и смотрел, как счастливый Керк швыряет бомбы на туземцев внизу.

Эта часть его плана осуществилась.

Если осуществятся и последующие части, у пиррян будут свои шахты на этой планете. Их последняя битва тоже будет выиграна.

Язон искренне надеялся на это. Он чувствовал, что сильно устал.

Глава 15

Язон дин-Альт, натянув поводья, заставил своего морона остановиться на вершине перед спуском и принялся отыскивать тропу среди нагроможденных валунов. Ветер, влажный и холодный, прорывавшийся сюда через единственную щель в сплошной линии скал, ударил его в лицо. Далеко внизу серел океан, покрытый белыми клочьями пены волн. Темное небо от одного края горизонта до другого, было покрыто облаками, и где-то над морем тяжело гремел гром. Наконец он заметил тропу, опускающуюся по покрытым скалами склонам.

Язон двинулся вперед. Только теперь он заметил, что тропа была старой и сильно избитой. Очевидно, кочевники часто пользовались ею, спускаясь, например за солью. Воздушная разведка с космического корабля показала, что это единственное место, где разрывается тысячекилометровая линия скал. Спустившись, он почувствовал, что воздух здесь немного теплее, но влажность после сухого воздуха плато неприятно поражала. Последний поворот тропы привел его к круглому заливу, со всех сторон окруженному большими скалами. Полоса серого песка отделяла скалы от воды. Две небольшие лодки были причалены к берегу, а возле них возвышалось два желтых матерчатых навеса. В глубине залива виднелось двухмачтовое судно с дымящейся трубой и спущенными парусами из шкур. Судно стояло на якоре. Прибытие Язона было замечено, и от кучки людей у лодок отделилась высокая фигура и направилась к нему. Язон остановил морона и спешился.

– Отличный наряд ты себе подобрал, Рес, – сказал он, пожимая руку подошедшему, улыбаясь и проводя пальцами по пурпурному ребристому нагруднику.

Рес был одет в высокие сапоги из желтой замши и полированный шлем с золотым острием. Наряд был весьма впечатляющ.

– Так должен выглядеть богатый хозяин – торговец из Аммаха, – ответил он.

– Из твоих сообщений я знаю, что ты неплохо устроился среди жителей равнины, там внизу.

– Для этого пришлось порядочно поработать и потрудиться. Аммах – в основном аграрное общество, но стоит на пороге века примитивных машин. Классы там строго разделены: на вершине находятся торговцы и военные, вместе с небольшим классом жрецов, которые служат для успокоения крестьян. Моя главная цель была проникнуть в класс торговцев, и я осуществил ее. Операция шла так хорошо, что теперь полностью окупает себя. Я открыл большой магазин в Камаре, самом близком к северному барьеру порту, и ждал до тех пор, пока вы не сообщите о возможности плыть на север. Не хочешь ли стакан вина?

– И немного пищи. Вытаскивай для меня самое лучшее.

Они достигли открытого навеса, под которым стоял плетенный стол со множеством бутылок и чашек с дымящимся мясом. Рес взял зеленую бутылку с длинным горлышком и протянул ее Язону.

– Попробуй это, – сказал он. – Вино не столетней давности, но очень хорошее. Сейчас я открою ножом пробку.

– Не беспокойся, – ответил Язон, отбив горлышко резким ударом о край стола. Он отпил золотистого вина и вытер руки и рот рукавом. – Ты забыл, что я варвар. Это убедит тех людей в грубости моего характера. – Он кивнул в сторону хмурящихся солдат.

– У тебя появились отвратительные привычки, – сказал Рес, вытирая разбитое горлышко об одежду и наливая вино в стаканы.

Язон набросился на мясо.

– Темучин движется сюда со своей ордой. Не со всей – большая часть племен отправилась домой после победы над Ласками. Но вначале все вожди поклялись ему в верности и обещали явиться по первому его зову. Когда он услышал о вашем прибытии, он созвал ближайшие племена и выступил в поход. Он на расстоянии дня пути, но Керк с пиррянами разбил лагерь как раз на его пути. Мы объединимся сегодня вечером. Я приехал убедиться, что все в порядке.

– Ну и как, одобряешь, что увидел?

– Почти все. Держи своих вооруженных парней поблизости, но не так очевидно. И пусть часть из них развалится на песке, а остальные скроются под навесом. Ты захватил товары, о которых мы говорили?

– Конечно. Ножи, стальные наконечники к стрелам, деревянные древки, железные котлы плюс многое другое. Сахар, соль, некоторые пряности. Они смогут найти все, что им нравится.

– Будем надеяться… – Язон печально посмотрел на пустую бутылку и отбросил ее.

– Хочешь еще? – Спросил Рес.

– Да, но не возьму. Никакого контакта с врагом – пока. Я отправлюсь обратно в лагерь, чтобы быть там к прибытию Темучина. Он здесь единственный, с кем нужно считаться. Мы переманим на свою сторону все племена, начнем мирную торговлю и скинем вождя. Держи бутылку на льду, до моего возвращения.

К тому времени, когда Язон на своем животном, вновь оказался на плоскогорье, небо снова стало низким и темным, а ветер швырял ему за ворот снег. Он согнулся и заставил себя двигать морона с помощью шпор. К вечеру он прибыл в лагерь пиррян и увидел, что они готовятся выступить.

– Ты приехал вовремя, – сказал Керк, поднимаясь ему навстречу. – Ракетный катер с орбиты спутника планеты следит за перемещением войск Темучина. Оттуда сообщили, что вскоре после полудня он свернул под прямым углом и направился к Двери в Ад. Вероятно, там он останется на ночь.

– Я никогда не считал его слишком религиозным человеком.

– Я уверен в этом, – сказал Керк. – Но он хороший вождь и знает, что нужно его людям. Это ущелье или что там они называют Дверью в Ад, их единственное священное место; считается, что там открывается дорога в Ад. Темучин хочет принести там жертву.

– Это место так же хорошо для встречи с ним, как и любое другое.

День склонялся к вечеру, небо спустилось еще ниже, ветер бросал на них клочья снега. Снег собирался в складках их одежды и в мехе моронов, пока все не покрылось им. Было уже темно, когда они подъехали к камачам воинов Темучина. Со всех сторон слышались приветственные крики, когда они подъезжали к самому большому камачу, где собирались офицеры. Керк и Язон спешились и прошли мимо стражи в камач. Все обернулись, чтобы посмотреть на вошедших. Темучин грозно спросил:

– Кто вы такие, что осмеливаетесь являться к Темучину без приглашения?

Керк ответил:

– А кто ты такой, что запрещаешь Керку, вождю пиррян, победителю долины Слат, присутствовать на собрании вождей?

Схватка началась и все поняли это. Абсолютное молчание нарушалось лишь шумом ветра и скрипом снега снаружи.

Темучин был первым вождем, которому удалось объединить под своим знаменем все племена. Однако он правил без общего согласия племенных вождей. Многим не нравилась строгость его приказов, и они предпочитали другого главнокомандующего или вообще никого. Все следили за стычкой с напряженным вниманием.

– Ты хорошо сражался в Слат, – сказал Темучин. – Вы все хорошо сражались. И мы приветствуем тебя, а теперь ты можешь удалиться. Сегодня совет тебя не касается.

– Почему? – С холодным спокойствием спросил Керк, садясь. – Что это вы стараетесь скрыть от меня?

– Ты обвиняешь меня… – Темучин побелел от гнева и схватился за рукоять меча.

– Я никого не обвиняю, – Керк широко зевнул. – Мне кажется, ты сам обвиняешь себя. Ты созываешь совет и не разрешаешь нам на нем присутствовать, пытаешься удалить, лишь бы не сказать правду. Я вновь спрашиваю: – Что вы скрываете от меня?

– Это незначительное дело. Несколько жителей низин высадились на нашем берегу, мы уничтожим их.

– Почему? Они безвредные торговцы, – возразил Керк.

– Почему? – Темучин пылал гневом и не мог удержаться на месте. Он встал и принялся расхаживать взад и вперед. – Разве ты никогда не слышал песню о «Свободных людях»?

– Даже чаще тебя. Песня призывает уничтожать здания, которые могут стать ловушкой для нас. Но разве есть здания, которые нужно разрушать?

– Нет, но они будут. Раз жители низин поставили свои навесы…

Один из вождей прервал его, пропев строку из «Песни о Свободных людях»: «Не зная другого дома, кроме наших навесов…»

Темучин справился со своим гневом и не обратил внимания на эти слова. Они противоречили ему, но он знал, в чем правда.

– Эти торговцы подобны острию меча, которое проводит лишь царапину. Сегодня они навесили навесы и торгуют, а завтра явятся с большими навесами, потом построят здания, чтобы лучше шла торговля. Вначале острие меча, потом все лезвие. Они должны быть уничтожены.

Темучин говорил абсолютную правду. Было очень важно, чтобы остальные вожди не поняли этого. Керк молчал, и Язон заговорил.

– «Песня о Свободных людях» всегда будет нашим проводником. Она говорит нам…

– Почему ты здесь, жонглер? – Резким голосом спросил Темучин. – Я не вижу здесь жонглеров и простых воинов. Уходи.

Язон открыл рот, но не мог придумать ответа. Темучин был прав. Язон, держи-ка рот закрытым, – подумал он и, поклонившись вождю, прошептал Керку:

– Я буду поблизости и смогу слушать все при помощи детонатора и если смогу тебе помочь советом, я тебе подскажу. – Керк не повернулся, но что-то пробормотал, и голос его четко донесся из миниатюрного приемника во рту Язона. Тому ничего не оставалось, как только выйти.

Плохо, он надеялся присутствовать при раскрытии карт. Когда он выходил из камача, один из стражников приставил ему к груди копье.

Язон поглядел на него в изумлении, второй охранник схватил его за руки. Что это значит? Язон попытался вырваться, ударив первого охранника коленом в пах, но ему сзади набросили на горло кожаную веревку и затянули. Язон не мог даже вскрикнуть. Он почувствовал сильную боль и потерял сознание.

Глава 16

Кто-то тер снегом лицо Язона, снег набился ему в рот и нос, заставив придти в себя. Он закашлялся, сплюнул, вырываясь из державших его рук. Протерев глаза, он огляделся, мигая и стараясь определить, где он находится.

Он стоял на коленях между двух людей. Их мечи были обнажены, один держал мерцающий факел. Тот освещал небольшой участок снега и край ущелья. Красные снежинки пролетали над ним и исчезали в глубине.

– Ты узнаешь этого человека? – Спросил кто-то, и Язон узнал голос Темучина. Двое появились из тьмы и остановились возле него.

– Да, Великий вождь Темучин, – сказал второй человек. – Это человек из другого мира. Он пришел на большой летающей лодке. Тот самый, кто был взят в плен и бежал.

При свете факела Язон взглянул в лицо говорившего, узнал острый нос и садистскую улыбку Орайала, жонглера.

– Я никогда раньше не видел его. Этот человек лжет, – сказал Язон, не обращая внимания на боль в горле.

– Я помню его: он был взят в плен, а потом напал на меня и избил. Ты сам его видел там.

– Да, – Темучин подошел и спокойным невыразительным взглядом посмотрел на запрокинутое лицо Язона. – Конечно, это он. Вот почему он показался мне знакомым.

– Это ложь… – Сказал Язон, вскакивая на ноги.

Темучин сжал его плечо, прижал к земле и подтащил к обрыву.

– Говори правду, кто бы ты ни был. Ты стоишь на пороге Двери в Ад и через мгновение можешь оказаться в ней. Спасенья не будет. Но я отпущу тебя, если ты скажешь мне правду. – Говоря это Темучин наклонял тело Язона все дальше к черноте. Лишь его рука удерживала Язона от падения. Язон не мог видеть лицо вождя: все было черно за близко поднесенным факелом. Однако он знал, что надежды на милосердие нет. Это конец. Он может лишь попытаться защитить пиррян.

Слабый голос, заглушаемый атмосферными помехами, звучал у него в голове:

– Язон, где ты? Говорит Керк. Где ты?

Детонатор работал – значит, остается еще шанс.

– Почему ты здесь? – Спрашивал Темучин. – Ты помогал чужеземцам принести в наши земли их города?

– Отпусти меня. Не бросай меня в дверь Ада, и я все тебе расскажу.

Темучин некоторое время колебался, потом снова заговорил:

– Ты лжец. Все, что ты говоришь – ложь… Я не могу тебе верить. – Его голова повернулась и в свете факела стало видно, что губы его искажены невеселой улыбкой.

– Я отпускаю тебя, – и он разжал руку.

Язон схватил воздух, стараясь повернуться и удержаться за край обрыва, но ничего не смог сделать. Он падал в черноту.

Свист воздуха.

Удар в плечо, потом в спину. Он покатился вдоль какого-то склона, стараясь руками закрыть лицо от острых камней. Камни рвали его кожаную одежду, а он продолжал катиться по почти отвесному склону.

Спуск кончился и он вновь оказался в воздухе. Падение продолжалось какое-то время – секунды или минуты – он не мог сказать – и закончилось потрясшим его ударом.

Он не умер и это сильно удивило его. Он смахнул что-то с лица и понял, что это снег. Сугроб, груда снега, на дне Двери в Ад. Сугроб в Аду и он упал прямо на него.

– Пока ты жив, надейся, Язон, – неубедительно сказал он себе. Какая может быть надежда на дне этого недосягаемого ущелья. Керк и пирряне придут к нему на помощь – эта мысль поддержала его. Но подумав об этом, он языком нащупал обломок металла во рту. С растущим страхом он извлек обломки передатчика. Очевидно, во время падения он бессознательно сжал его зубами и разломал.

– Ты снова можешь рассчитывать лишь на себя, Язон, – громко сказал он, и звуки его голоса в беспредельной черноте не подбодрили его. Что у него в активе? Он ощупал себя, пытаясь найти аптечку. Ее не было. Что ж, зато сумка по-прежнему на поясе, хотя нож из сапога выпал. Пальцы его рылись во всяком хламе сумки и нащупали какую-то трубку. Что это? Конечно, фотонный фонарь. Он положил его в сумку в ночь приема капсулы и забыл о Нем. Но, может он разбит; скорее всего, да.

Язон нажал кнопку и громко застонал, когда ничего не произошло.

Тогда он осторожно повернул регулятор мощности, и сверкающий луч разрезал темноту. Свет! Хотя его положение в сущности не изменилось, Язон почувствовал себя лучше. Он расширил луч и обвел им свою тюрьму. Воздух был тих, хлопья снега пролетали сквозь освещенное пространство и исчезали. Снег покрывал дно ущелья и лежал сугробами у его стен. С двух сторон возвышались черные скалы, уходя вверх над его головой. Над ним был скальный выступ. Неба не было видно, его закрывали нависающие скалы. Видимо, он соскользнул по этому выступу и был отброшен в сугроб. Случайность спасла его жизнь.

Послышался крик, что-то черное пролетело сверху сквозь луч света и ударилось о дно не далее, чем в десяти метрах от Язона. Там черная скала была покрыта лишьтонким слоем снега, и другой падающий человек ударился о нее. Глаза его были раскрыты, изо рта текла струйка крови.

Это был жонглер, выдавший его, Орайал.

– Что это, Темучин убирает свидетелей? Не похоже на него…

Рот Орайала оставался открытым, но он замолчал навсегда. Язон сполз со своего сугроба и пошел по дну ущелья. В самом центре поверхность была ровной, слишком ровной и гладкой. Он не понимал почему, пока под его ногами не раздался зловещий треск. Он попробовал спрыгнуть, но под его ногами лед уже раскололся, дробясь во всех направлениях, и Язон упал в темную воду.

Внезапный ожог холодной воды вытеснил воздух из его легких, но он продолжал держать рот закрытым, прикусив нижнюю губу. Пальцы его конвульсивно вцепились в фонарь. Без него он не найдет отверстия во льду. В тоже время ноги его коснулись скалистого дна. Здесь было неглубоко.

Он оттолкнулся и посмотрел вверх. Свет отражался как от зеркала. Подняв руки он уже ощупал преграду. Над ним был сплошной лед. Пальцами он почувствовал, как руки скребутся о ледяную поверхность, и понял, что его быстро тащит течением. Отверстие во льду находилось далеко позади.

Если бы Язон дин-Альт умел впадать в отчаяние, сейчас был бы наиболее подходящий случай. Пойманный в ловушку в толще льда на дне недосягаемого ущелья, он, несомненно, имел право впасть в отчаяние, но ему было не до этого. Он задыхался, пробовал плыть к берегу, чтобы встать и попробовать пробить лед. Он осветил и верх, чтобы разглядеть возможную щель.

Течение было слишком быстрым. Вода была слишком холодной: она леденила его тела, тащила его все дальше. Но огонь в его легких не затухал.

Он знал, что теоретически в его легких и клетках тела находится достаточно кислорода, чтобы прожить несколько минут. Дыхательный рефлекс в груди не признавал теорий. – Умираю! – кричал он. – Воздух, дыхание, – и он не мог отказать рефлексу. Немея, он прижался к зеркальной поверхности, пробил ее и глотал живительный воздух.

Потребовалось немало времени, чтобы реальная действительность вновь заинтересовала его. Он выполз на темный каменный берег и лежал, наполовину погруженный в воду, как огромное земноводное. Движение казалось невозможным, но когда холод дошел до сердца, он понял, что должен двигаться, иначе умрет здесь. Но где здесь? С болезненной медлительностью он выполз из воды и провел лучом света по скале над головой и противоположному берегу. Нет снега? Это обстоятельство несколько оживило его.

– Пещера!

Он должен был догадаться об этом раньше. Узкое ущелье, Дверь в Ад, высечено водой, небольшой ручей в течении нескольких столетий рассекал скалу. Это означает, что с ним, Язоном, еще не покончено, и если это так, он, Язон, найдет выход, так как вода должна куда-то вытекать. На мгновение он подумал, что вода может уходить глубоко в скалистые формации и там исчезать, но он быстро отогнал эту мысль.

– Вперед! – крикнул он, и эхо глухо отозвалось: – Од… од… од… од…

Язон вздрогнул и пошел по чистому песку вдоль края воды и в следующий момент заметил выходящие из воды следы.

Кто-то еще есть здесь?! Следы были четкими и ясными. Очевидно они оставлены недавно. Наверное, из этой пещеры есть хорошо известный выход. Теперь, все что ему остается, это следовать по следам. А пока он идет, он не замерзнет в своей обледеневшей одежде. Воздух пещеры был холоден, но не настолько, как на плато.

Когда след покинул песок у воды и углубился в примыкающую расщелину, идти стало труднее, но не невозможно. Небольшие сталагмиты, росшие из известнякового пола, были сломаны, а в мягких стенах попадались случайные царапины. Туннель раздвоился, и одно его ответвление привело к воде, где внезапно обрывалось. Здесь совсем не было берега, вода затопила пещеру до потолка. Язон вернулся по своим следам и углубился во второе ответвление. Путь был долгим.

Язон решил слегка отдохнуть и уснул. Он проснулся от дрожи и заставил себя встать. Он думал, что часы, спрятанные у него за поясом, все еще идут, и не смотрел на них. Движение времени казалось бесконечным в этих бесконечных пещерах.

Идя вдоль одной из них, Язон обнаружил человека, по следам которого он шел. Тот спал впереди на полу пещеры. Это был варвар в меховой одежде, такой же, как и у Язона.

– Привет! – сказал Язон на меж-языке. Молчание было ответом. Он подошел ближе. Сон варвара был вечным: человек уже очень давно умер. Годы, может столетия. В этом сухом, холодном, лишенном бактерий воздухе определить это было невозможно. Мясо и кожа его стали коричневыми и мумифицировались, сухие губы обнажили желтые зубы, одна вытянутая рука указывала вперед, пальцы все еще сжимали нож. Язон подобрал его и увидел, что он покрыт лишь тонким слоем ржавчины.

То, что Язон сделал потом, было нелегко, но необходимо. Осторожными движениями он снял с трупа одежду. Труп затрещал, когда он был вынужден приподнять конечности. Но другого протеста не выразил. Сняв меха, Язон разделся и натянул сухую одежду. Он не испытывал отвращения. Он хотел выжить. Выжав собственную одежду, он свернул ее в узел и положил под голову, повернул регулятор мощности фонаря, оставив лишь тусклый свет – он не хотел оставаться в полной темноте – и впал в беспокойный сон.

Глава 17

– Говорят, что когда долгое время ничего не меняется, невозможно определить, сколько времени прошло, потому что все остается неизменным. Поэтому я не могу определить, сколько времени прошло, как давно я тут блуждаю. – Он сделал несколько шагов и добавил: – Очень давно, наверное. Туннель впереди разветвлялся уже в который раз, и он сделал ножом на уровне плеча зарубку, прежде чем свернуть в правое отверстие. Он наклонился и наполнил живот прежде, чем повернуть назад. На соединении туннелей он нацарапал условный знак «вода» и пошел по другому ответвлению. – Тысяча восемьсот три, тысяча восемьсот четыре. – Теперь он считал каждый третий шаг левой ноги, иначе получались очень большие числа. Это тоже было бессмысленно, но давало возможность что-то говорить – звук собственного голоса лучше мертвой тишины.

Наконец живот перестал его беспокоить. Мучившие его спазмы и урчание прошли. Воды для питья здесь достаточно, и он решил занять время подсчетом зарубок на поясе, так как ранее обнаружил, что его часы разбились при падении.

– Ты, дурацкий перекресток, я уже видел тебя! – Он плюнул в направлении трех меток на стене в месте соединения туннелей. Затем ножом нацарапал под ними четвертую. Он не должен возвращаться сюда больше. Теперь он знает последовательность поворотов. Во всяком случае он надеялся.

– У Круглио одна планета… У Флеттера – две, но обе маленькие… Хармилл… – Он задумался. – Сколько же планет у Хармилла. Забыл. – Он уже пропел все старые народные песни, но заметил, что начал забывать некоторые слова.

– Почему? – Он горько засмеялся. – Ясно почему. Он был очень голоден и устал. Человек может долго прожить с водой без пищи. Но долго ли он сможет идти?

– Пора отдыхать? – Спросил он сам себя.

– Да, пора отдыхать, – ответил он себе.

Еще немного. Туннель опускался, впереди появился запах воды. У него стал очень чувствительный нос. Спать на песке гораздо лучше, чем на голой скале. На костях у него осталось слишком мало мяса, и ему было больно лежать.

Хорошо. песок тут есть, роскошная, широкая полоса. Вода шире и, вероятно, глубже. Настоящий бассейн. Вкус тот же.

Он вырыл в песке яму, выключил фонарь, положил его в сумку и лег спать. Раньше он оставлял фонарь гореть во время сна, теперь это было ему уже безразлично.

Как всегда он спал беспокойно, просыпался, вновь засыпал. Но на этот раз что-то беспокоило его. С открытыми глазами он лежал в бархатной тишине. Потом повернул голову и взглянул на воду.

Далеко. Глубоко внизу. Слабо, уж очень слабо. Проблеск света. Долгое время он лежал, размышляя об этом. Он устал, ослаб, страдая от голода, вероятно, был болен. Значит он мог галлюцинировать. Умирающие люди часто видят галлюцинации, как например, жаждущие – миражи в пустыне. Он закрыл глаза и задремал, однако, вновь взглянул на воду, снова увидел свет. Что это значит?

– Что-то с этим надо делать, – сказал он и включил фонарь. В его ярком свете отблеск в воде исчез. Язон воткнул фонарь в песок и взял в руки нож. Конец его был острым. Он провел ножом по руке, сделав неглубокий порез, из которого начала капать кровь.

– Больно! – Сказал он и добавил: – Но так лучше. – Внезапная боль вывела его из летаргии, добавила адреналина в кровь и позволила яснее мыслить.

– Если там внизу свет, значит там и выход. Он должен быть. Это единственный шанс выбраться из ловушки. Теперь, пока я еще могу двигаться. Он замолчал и начал, вдох за вдохом наполнять легкие кислородом, вновь и вновь, пока голова не начала кружиться от его избытка. С последним вдохом он повернул регулятор фонаря на полную мощность и зажал его конец во рту, чтобы тот светил вперед. Раз, два, руки вместе – прыжок.

Вода была обжигающе холодной, но он ожидал этого. Он глубоко нырнул и поплыл под водой, быстро, как только мог, к месту, где был виден свет. Вода была удивительно прозрачной. Скала, сплошная скала на противоположной стороне бассейна. Значит еще ниже. Вода пропитала его одежду, тяжелые шкуры тянули вниз, помогая опуститься к самому дну, где из стены выступал бугор. Под ним течение усилилось и потянуло его за собой. Головой вперед он нырнул под скалистый выступ, проплыл по короткому каналу и вновь оказался в просторном бассейне. Над ним появился свет, далеко вверху, на недосягаемом расстоянии. Он поплыл вверх, отчаянно отталкиваясь руками и ногами, но свет казалось не приближался. Фонарь выпал изо рта и упал вниз. Выше, выше, хотя он пробился к свету, ему показалось, что свет тускнеет. В панике он молотил руками, но они теперь двигались в какой-то среде, гораздо более плотной, чем вода. Наконец одной рукой он задел что-то круглое и твердое. Он ухватился за этот предмет и вынырнул.

В первые минуты, вися на стволе дерева, он мог только дышать. Когда голова прояснилась, он увидел, что находится на берегу пруда, полностью окруженного деревьями и кустарником. За ними пруд кончался у основания крутой скалы, она поднималась вертикально и исчезала в облаках вверху. Это был выход подземного ручья с плато.

Он был в низинах.

Выбраться из воды было трудно, и лишь сделав это, он смог лечь на траву, и лежал, пока к нему не вернулись остатки сил. Вид ягод на ближайших ветках побудил его к движению. Ягод было немного и вероятно, это было к лучшему: даже то немногое, что он проглотил с жадностью, вызвало у него резкую боль в желудке. Он уснул, а проснувшись, почувствовал себя лучше.

– Защита. Здесь каждый воюет со всеми. Первый же туземец, который меня увидит, попытается размозжить мне голову, чтобы захватить эти меха. Поэтому – защита.

Его нож пропал вместе с фонарем, так что придется использовать острый обломок скалы. Можно использовать тонкий ствол молодого дерева. Обрубив камнем ствол, он через час получил грубую, но примитивную дубинку.

В то же время, она служила и опорой при ходьбе, когда Язон двинулся по лесной тропе, шедшей, как ему показалось, в нужном направлении.

Ближе к вечеру, когда голова его вновь пошла кругом, он встретил на тропе незнакомца. Высокий стройный человек в полувоенной форме, вооруженный луком и внушительной алебардой. Человек задал несколько вопросов на незнакомом языке, в ответ на которые Язон лишь пожал плечами и что-то пробормотал. Он старался казаться уставшим и больным, и ему было легко делать это. Со своей израненной кожей, спутанной бородой и изорванной одеждой он определенно не имел угрожающего вида и выглядел весьма привлекательным для нападения. Незнакомец, очевидно, думал так же, ибо не использовал свой лук, просто пошел вперед с алебардой – как с оружием защиты.

Язон знал, что в его распоряжении только один удар, и он должен использовать его. Этот сильный юноша съест его живьем, если он промахнется.

– Амбл, амбл, – бормотал Язон и отодвинулся, приготовив дубинку.

– Фрмбле, бримбле! – Сказал человек, размахивая своей алебардой и подходя ближе.

Язон правой рукой ухватил алебарду и перекинул дубинку в левую. Затем концом дубинки ударил незнакомца в солнечное сплетение. Тот громко вздохнул и упал, неподвижный, на землю.

– Положение меняется к лучшему! – Торжествовал Язон, ощупывая сумку своего противника. Может быть, там пища! Слюна наполнила его рот. Он рванул завязки сумки.

Глава 18

Рес заканчивал в своей конторе записи в бухгалтерские книги, когда услышал громкие крики во дворе. Казалось, кто-то пытается пробиться внутрь. Он не обратил на это внимания: остальные пирряне уже ушли, а у него оставалось перед уходом еще много работы. Его охранник был хорошим бойцом и Рес знал, что он сумеет за себя постоять. Он способен прогнать любого нежелательного посетителя. Крики внезапно прекратились, а потом послышался подозрительный звук, будто Риклан со всем своим оружием упал на булыжники двора. Рес не спал уже двое суток. Настроение у него от этого не было хорошим. Очень опасно находиться рядом с пиррянином, когда у него дурное настроение. Когда дверь открылась, Рес встал и приготовился уничтожить вошедшего. Лучше голыми руками, чтобы получить удовольствие от треска костей.

Вошел человек с большой черной бородой, одетый в мундир ландскнехта, Рес сжал кулаки и сделал шаг вперед.

– Что случилось? Ты готов убить меня, – сказал солдат на чистом пиррянском языке.

– Язон! – Рес перелетел через комнату и в крайнем возбуждении хлопнул своего друга по спине.

– Полегче, – сказал Язон, уклоняясь от его объятий и падая на диван. – Пиррянское приветствие может искалечить.

– Мы думали, ты умер! Как ты оказался здесь?

– Я буду счастлив объяснить, но предпочитаю сделать это за едой и питьем. Кроме того, я хочу услышать новости. Последний раз я слышал о политическом положении на Счастье перед тем, как меня столкнули с обрыва. Как идет торговля?

– Никак, – угрюмо ответил Рес, доставая из буфета мясо и хлеб, и извлекая из соломенной оплетки затянутую паутиной бутылку. – После того, как ты был убит – мы все думали, что ты был убит – все разлетелось. Керк слышал тебя по радио и загнал своего морона, скача тебе на помощь. Но было уже поздно – ты уже исчез в Двери в Ад. Там был какой-то жонглер, выдавший тебя, и он пытался обвинить Керка в том, что он пришелец с другой планеты. И Керк сбросил его с обрыва, чтобы он не сказал слишком много. Темучин был так же разгневан, как и Керк, и они чуть не схватились. Но ты погиб и лучшее, что Керк мог для тебя сделать, это выполнить твои планы.

– И получилось?

– К сожалению, нет. Темучин убедил большинство племенных вождей в том, что им нужно сражаться, а не торговать. Керк помог нам, но все уже было потеряно. И мне пришлось возвращаться ни с чем. Я закрыл операцию, оставив весь товар на своих помощников, и пиррянское племя теперь на пути к космическому кораблю. План не удался, другого у нас нет и мы согласились вернуться на Пирр.

– Но вы не можете! – Громко сказал Язон с открытым ртом.

– Но у нас нет выбора. Но скажи мне, пожалуйста, как ты оказался здесь? В ту же самую ночь, мы спустили людей вниз, на дно Двери в Ад. Они не нашли тебя, хотя там было множество трупов и скелетов. Они решили, что ты провалился под лед и твое тело унесло течением.

– Так и было, но только унесено было не тело. Я упал в плотный снежный сугроб и мог бы дождаться вас там, замерзший, но живой, если бы не провалился под лед, как вы догадались. Ручей увлек меня в сеть пещер. У меня был с собой фонарь и больше терпения, чем я предполагал. В конце концов, я оказался у подножья скал в этой стране. А потом у меня было полное приключений путешествие, и вот я здесь.

– Ты пришел вовремя. Завтра было бы поздно. Катер с корабля подберет меня с наступлением темноты, а до места встречи с ним, нам еще нужно будет проплыть десять километров.

– Ну что ж, у тебя будет еще один гребец. Поев, я смогу идти куда угодно.

– Я радирую о твоем появлении, чтобы эту радостную весть передали Керку и остальным.

Они взяли одну из принадлежащих Ресу лодок и еще до захода солнца достигли небольшого скалистого островка. Рес пробил отверстие в днище, кроме того, они нагрузили лодку тяжелыми камнями. Она утонула и им оставалось ждать, восхищаясь запасами гуано – вида водки из низин – и слышать крики потревоженных птиц, пока не прибыл катер.

Пилот Клон кивнул в знак приветствия, и это со стороны пиррянина было проявлением крайнего энтузиазма. Полет был непродолжительным, команда на «Драчливом» спала и поэтому Язон никого не видел. Это было даже к лучшему, так как он чувствовал сильную усталость после путешествия. Пирряне должны были прибыть на следующий день, и он должен был подождать со свиданием. Каюта была такой, как он ее оставил – металлические контуры библиотеки виднелись в углу. Что заставило его купить эту машину? Напрасная трата денег. Он пнул ее, проходя мимо, но его нога лишь скользнула по полированному боку.

– Бесполезно, – сказал он, нажимая кнопку включения. – Что хорошего можешь дать ты после всего этого?

– Это вопрос? – Уточнила библиотека.

– Да.

– В таком случае прошу уточнить значение слова «хорошего» в этом контексте.

– Большой рот. Только и можешь, что говорить. Где ты была, когда я в тебе нуждался?

– Там где меня оставили. Я отвечаю на любой заданный мне вопрос, но ваши вопросы лишены смысла.

– Не оскорбляй своего хозяина, машина… Это приказ.

– Слушаю, сэр.

– Так то лучше. Я тебя породил, я ж, тебя могу и убить.

Язон налил из стенного аппарата стакан крепкого напитка, отпил глоток и опустился в кресло. Библиотека мигала своими лампочками и электрически гудела. Язон выпил напиток и обратился к машине.

– Держу пари, что ты не высоко оценишь мой план переубедить туземцев и открыть шахту.

– Я не знаю вашего плана, поэтому не могу дать справедливой оценки.

– Я тебя и не спрашиваю. Держу пари, что ты думаешь, будто сможешь придумать лучший.

– В какой области действий вам нужен план?

– В области изменения культуры. Но я не спрашиваю тебя.

– Материалы об изменении культуры содержатся в разделах «истории» и «антропологии». Если вы не спрашиваете, прошу взять назад вопрос.

Язон вновь отхлебнул из стакан и сказал:

– Ладно, я спрашиваю. Расскажи мне о культуре.

Язон выключил библиотеку и откинулся в кресле. Лампы погасли, гудение прекратилось, наступила тишина.

Итак, это все-таки можно сделать. Ответ все время был здесь, в разделе «истории», если бы он только потрудился взглянуть… Нет извинения его глупости. Он обязан был посоветоваться с библиотекой, но не сделал этого. Очевидно, все еще можно поправить.

– А почему бы и нет?

Он шагал по комнате, сжимая и разжимая кулаки. Обломки разбитого можно склеить, и он попытается это сделать. Он сомневался, сумеет ли он убедить пиррян в успехе своего нового плана. Они, вероятно, будут против. Поэтому придется действовать без их согласия. Он взглянул на часы. Катер отправится за людьми Керка не ранее, чем через два часа. Достаточно времени для подготовки. Написать дружескую записку Мете и приступить к осуществлению плана.

Язон попросил Клона высадить его поблизости от лагеря Темучина, что тот и сделал.

Глава 19

Он был главой всех гор, Правил равнинами и ущельями, Ничто не происходило без его ведома.

Многие умирали от его немилости.

Темучин внезапно ворвался в камач с обнаженным мечом.

– Покажись! – Кричал он. – Мои охранники лежат снаружи, сраженные наповал. Покажись шпион, чтобы я мог тебя убить!

Закрытая капюшоном фигура выступила из темноты в мерцающий свет, и Темучин поднял меч.

Язон сбросил капюшон с лица.

– Ты! – Глухим голосом сказал Темучин, и меч выпал у него из рук. – Ты не можешь быть здесь. Я убил тебя своими руками. Ты привидение или демон?

– Я вернулся, чтобы помочь тебе, Темучин. Открыть новый мир для твоих завоеваний.

– Демон, вот кто ты. Вместо того, чтобы умереть в Двери Ада, ты возвращаешься оттуда с новыми силами. Демон с тысячью обличий – вот почему тебе удалось обмануть так много людей. Жонглер думал, что ты пришел из другого мира. Пирряне считали тебя членом своего племени. Я же думал, что ты верный товарищ, помогающий мне.

– Отличная теория. Можешь верить во что хочешь. Только выслушай, что я хочу тебе сказать.

– Нет! Если я буду слушать тебя, я буду проклят. – Он подобрал меч. Язон быстро заговорил, готовясь сражаться за свою жизнь.

– Со дна долины, которую вы называете Двери в Ад, отходят пещеры. Они ведут не в Ад, а в низины. Я побывал там и вернулся на лодке, чтобы рассказать тебе об этом. Ты можешь провести армию сквозь эти пещеры и вторгнуться в низины. Ты правишь здесь, а я предлагаю тебе новый континент для захвата. Ты единственный из людей, способный захватить его.

Темучин медленно опустил меч, в его глазах сверкнул огонь. Когда он заговорил, голос его был тихим, как будто он разговаривал сам с собой.

– Ты демон, и я все равно не могу тебя убить. Я должен прогнать тебя, но я не могу прогнать из головы твои слова. Ты знаешь то, чего не знает ни один житель плоскогорья, ни один живой человек: я опустошен. Я захватил все равнины, и это конец. Что за радость для меня править здесь? Нет войн, нет завоеваний, нет радости от зрелища падшего врага. Днем и ночью я грезил об этих богатых лугах и городах внизу, под обрывом. Ни порох, ни большие армии не устоят против моих воинов. Как мы захватим их врасплох, ударим во фланги, осадим их города! Завоюем их!

– Да, ты сможешь все это сделать, Темучин. И станешь хозяином всего мира.

В молчании слышалось потрескивание лампы, тени людей покачивались взад и вперед. Когда Темучин заговорил вновь, голос его был решительным.

– Да, я хочу этого, даже знаю цену. Ты заберешь меня, демон, в свой ад внизу под горами. Но ты не возьмешь меня, пока я не завоюю все.

– Я не демон, Темучин.

– Не смейся надо мной, я знаю правду. Оказывается в песнях жонглеров содержится истина, хотя я никогда не верил им. Ты искушал меня, я согласился, теперь я проклят. Расскажи, когда и как я умру.

– Я не могу сказать тебе этого.

– Конечно, нет. Ты связан, как и я.

– Я не это имел в виду.

– Я знаю, что ты имел в виду. Получая все, я все утрачиваю. Другого пути нет. Но я согласен. Вначале я выиграю войну… Ведь так, демон, я выиграю?

– Конечно, выиграешь, я…

– Больше ничего не говори. Я передумал, я ничего не хочу знать о своей смерти… – Он тряхнул плечами, как бы сбрасывая невыносимую тяжесть, и сунул меч в ножны.

– Ладно, верь во что хочешь, только дай мне несколько сильных воинов, и я открою тебе путь в низины. Веревочные лестницы позволят нам спуститься на дно ущелья. Я пометил путь, поэтому мы не заблудимся в пещерах. Потом по нашему пути пройдет вся армия. Но пойдут ли они вниз?

Темучин засмеялся.

– Они поклялись следовать за мной в ад, если я прикажу. Они пойдут.

– Отлично! Пожмем руки в таком случае.

– Конечно! Я выиграю весь мир и вечность в аду, поэтому мне нечего бояться твоих ледяных рук, демон.

Он схватил руку Язона и, несмотря ни на что, Язон не мог не восхититься храбростью этого человека.

Глава 20

– Пожалуйста, позволь мне поговорить с ним, – попросила Мета. Керк отстранил ее и схватил микрофон, и тот скрылся в его огромном кулаке.

– Выслушай меня, Язон, – холодно сказал он. – Никто из нас не поддержит тебя в этой авантюре. Ты не можешь объяснить нам своей цели и не обещаешь ничего, кроме разрушения. Если Темучин захватит и низины, мы никогда не сможем убрать его и открыть шахты. Рес вернулся в Аммах и организует сопротивление вашему вторжению. И некоторые из наших хотят присоединиться к нему. Я прошу тебя в последний раз. Прекрати то, что ты делаешь, пока еще не поздно.

Когда до них донесся голос Язона, то он был на редкость спокоен.

– Керк, я слышал все, что ты сказал, и поверь, я все понял. Но теперь уже поздно менять что-либо, слишком поздно. Большая часть армии прошла через пещеры, а в деревнях мы захватили много моронов. Ничто, говорю я, не сможет теперь остановить Темучина. Война уже началась. Жители низин могли бы ее выиграть, но я в этом сомневаюсь. Темучин будет править и под утесами и над ними, и в конце концов это будет к лучшему.

– Нет! – Крикнула Мета, хватая микрофон. – Язон, выслушай меня, ты не можешь этого сделать. Ты пришел к нам и помогал нам, и мы поверили в тебя. Ты доказал нам, что жизнь заключается не только в том, чтобы убивать и быть убитыми. Мы знаем теперь, что вели на Пирре бессмысленную войну, и пришли сюда, потому что ты позвал нас. Теперь кажется, что ты предаешь нас. Ты пытался научить нас, как жить не убивая, и, поверь мне, мы старательно учились этому. Однако то, что ты делаешь теперь, гораздо хуже войны на Пирре. Там, в конце концов, мы защищали свою жизнь. У тебя нет этому оправдания. Ты показал этому чудовищу Темучину путь к новой войне и к убийству множества людей. Как ты оправдаешься в этом?

В громкоговорителе треснуло атмосферное электричество, долгое время они ждали ответа. Когда Язон заговорил, голос его звучал устало.

– Мета… Мне очень жаль. Я хотел бы все объяснить тебе теперь, но уже поздно. За мной следят и я должен спрятать передатчик до того, как они подойдут ко мне. Я поступаю правильно. Постарайся поверить мне. Кто-то много лет назад сказал, что нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца. Изменить социальную культуру без ущерба для отдельных людей нельзя… Люди будут страдать и умирать из-за меня, и не думай, что это меня не печалит. Но… послушай, я не могу больше говорить. Сейчас они будут здесь. – Его голос перешел в шепот. – Мета, если мы никогда не увидимся снова, запомни. Есть старое слово, оно существует во многих языках… Библиотека переведет его тебе и объяснит значение…

Лучше это сказать по радио. Сомневаюсь, чтобы я мог сказать тебе это в лицо. Ты сильнее меня, Мета, у тебя мужская реакция, но ты женщина. И, черт побери, я хочу сказать, что я… я тебя люблю… Будь счастлива… Конец передачи.

Громкоговоритель щелкнул, и в комнате наступила тишина.

– Что означает это слово? – Спросил Керк.

– Мне кажется, я знаю, – ответила Мета и отвернулась, чтобы никто не видел ее лица.

– Алло, штурманская, – проскрипел чей-то голос, – говорит радиорубка. С Пирра пришло сообщение по субкосмической связи с пометкой «чрезвычайно срочно».

– Включайте! – Приказал Керк.

Послышался шум межзвездных помех и знакомый треск, сопровождающий передачу через джамп-пространство. Пробиваясь через шум, доносился быстрый взволнованный голос, говоривший по-пиррянски:

– Внимание, все станции в радиусе Зета. Чрезвычайное сообщение для планеты Счастье, космический корабль «Драчливый» кодекс Ама Рона Пи, 290633-087. Следует текст сообщения. Керк и все там. Мы потерпели поражение во всех квадратах. Мы сократили Периметр, покинули большую часть города. Не знаем, сможем ли держаться дальше. Бруччо говорит, что это что-то новое и что наше привычное оружие его не остановит. Мы могли бы использовать оружие вашего корабля. Если можете вернуться, возвращайтесь немедленно. Конец сообщения.

Радиорубка транслировала сообщение по всем помещениям корабля, и в ужасной тишине, последовавшей за концом передачи, послышался топот ног в коридоре. Первым туда выскочил и начал выкрикивать слова команды – Керк.

– Всем людям в поселке. Мы вылетаем немедленно. Вызвать всех, кто находится снаружи. Освободите всех пленников. Начинается подготовка к старту.

Никто не выразил сомнений. Было немыслимо, чтобы любой пиррянин действовал иначе. Их дом, их город, был на краю гибели, возможно уже погиб. Все бросились по местам.

– Рес, – сказала Мета. – Он с армией Аммаха, как нам связаться с ним?

Керк немного подумал, потом покачал головой:

– Невозможно. Другого ответа нет. Мы оставим для него катер на том самом острове, откуда забирали его прежде. Автоматическая запись расскажет ему о происшедшем. Она будет включаться автоматически каждый час, как только он включит свое радио, он сразу поймает сообщение. Катер будет закрыт, так что никто кроме него не сможет туда пробраться. В нем мы оставим медикаменты и даже джамп-передатчик. С ним все будет в порядке.

– Ему это не понравится.

– Это все, что мы можем сделать. Пора готовиться к старту.

Они действовали как единый организм. Назад. Вернуться на Пирр. Их город в опасности. Корабль поднялся на семнадцатикратном ускорении и Мета использовала такие перегрузки, какие только могла выдержать. Курс через джамп-пространство был проложен кратчайший, и в то же время самый рискованный из всех рассчитанных. Ни от кого на всем протяжении путешествия не было жалоб: все переносили это со стоическим терпением… Оружие было подготовлено, они мало или почти совсем не разговаривали друг с другом. Каждый пиррянин знал, что их мир, их народ, обречены на вымирание, и это не подлежало обсуждению.

За много часов до того момента, когда «Драчливый» по расчету должен был выйти из джамп-режима, все мужчины и женщины на борту были вооружены и готовы. Даже девятилетний Гриф был с ними, пиррянами, как и все остальные. От ранящей глаз непохожести джамп-пространства, в черноту обычного космоса усеянную звездами, и оттуда в атмосферу Пирра, спешил корабль. Он опускался по баллистической кривой, корпус его раскалился до бела и охладители работали на пределе.

Их тела протестовали, пот лился ручьями с лиц и пропитал одежду, но пирряне работали не реагируя на жару. Картина поверхности передавалась на все экраны корабля.

Под ними пронеслись джунгли, затем в отдалении показался высокий столб дыма.

Падая, как хищник за добычей, корабль опускался все ниже.

Джунгли захватили город. Круглая насыпь, покрытая растениями, была последним остатком некогда неприступного Периметра. Опустившись ниже, они увидели колючие кустарники, высовывающиеся из окон зданий, когда-то полном людей, на вершине сторожевой башни сидел шипокрыл, известка крошилась под действием его яда.

Подлетев ближе, они разглядели, что дым шел от обломков их космического корабля. Корабль лежал на земле вблизи космопорта, его поддерживали там почерневшие от огня гигантские растения – лианы.

Нигде в разрушенном городе не было следов людской активности. Только животные и растения мира смерти, теперь странно спокойные и медлительные: с исчезновением врага исчезла и ненависть, так долго побуждавшая их к жизни. Когда корабль пролетал над ними, они вдруг возбуждались, возвращаясь к жизни, побуждаемые эмоциями пиррян.

– Они не могли все погибнуть, – испуганно сказал Тека. – Смотрите внимательней.

– Я прочешу город по квадратам, – ответила Мета.

Керк отвернулся от экрана: он не мог смотреть на погибший город.

Когда он заговорил, голос его был тихим, будто он обращался только сам к себе.

– Мы знали, что когда-нибудь этим кончится. Мы смотрели этому в лицо, и поэтому пытались начать новую жизнь на другой планете. Но знать о чем-нибудь и видеть это собственными глазами – совершенно разные вещи. Мы ели здесь, отдыхали, в этих руинах, спали в них… Наши друзья и близкие остались здесь, вся наша жизнь, а теперь все это погибло.

– Вниз! – Сказал Клон, не думая, заполненный лишь ненавистью. – Нападем. Мы все еще можем бороться.

– Здесь не за что бороться, – печально возразил ему Тека. – Как говорит Керк, все погибло.

Забортный микрофон уловил звуки выстрелов, и они полетели в том направлении с мгновенно вспыхнувшей надеждой. Но это был лишь автоматический пулемет, время от времени разражавшийся очередью. Скоро он истратит боезапас и замолчит, как и все остальное в разрушенном городе. Сигнал радиовызова уже некоторое время горел на щите, прежде чем они заметили его. Вызов пришел из бывшей штаб-квартиры Реса, а не из города. Керк включил приемник.

– Говорит Накса, вы меня слышите? Вызываю «Драчливый».

– Говорит Керк. Мы над городом. Мы пришли слишком поздно. Что произошло?

– Вы опоздали на несколько дней, – вздохнул Накса. – Они нас не послушали. Мы им предлагали свою помощь. Говорили, чтобы они оставили город, но они не захотели. Как будто хотели умереть в своем городе. Когда пал Периметр, выжившие собрались в одном здании. Было такое впечатление, словно вся планета воюет с ними. Мы не хотели смириться с этим. Мы работали добровольно. Мы забрали из шахты все проходческое оборудование и пробили к ним подземный ход. Забрали детей, они заставили детей уйти – и некоторых женщин. Из раненных забрали только тех, кто был без сознания. Остальные остались. Мы едва успели уйти до конца. Не спрашивайте меня о том, на что это было похоже. Потом все кончилось, и спустя некоторое время стало спокойно, как вы сейчас видите. Вся планета успокоилась. Мы с несколькими говорунами отправились посмотреть. Пришлось взбираться на горы уничтоженных животных, когда добирались до последнего здания. Все внутри погибли. Погибли в борьбе. Единственное, что мы могли забрать оттуда, это записи Бруччо.

– Сообщи координаты выживших, – сказал Керк, – мы направимся туда.

Накса передал координаты и спросил:

– Что вы будете теперь делать?

– Еще не знаем, свяжемся с вами позже.

– Что же мы будем делать? – Спросил Тека. – Здесь для нас ничего не осталось.

– Но для нас нет ничего и на Счастье. Пока там правит Темучин, мы не сможем открыть шахты, – ответил Керк.

– Вернемся, убьем Темучина, – сказал Тека и пистолет выскочил из его кобуры. Он хотел отомстить, убить кого-нибудь.

– Мы не сможем этого сделать, – ответил Керк. Он говорил терпеливо, понимая какие чувства сейчас испытывают пирряне. – Мы обсудим это позже. Вначале нужно повидаться с выжившими.

– Мы потеряли все, – сказала Мета. Она высказала мысль, которая была у всех на уме.

Наступило молчание.

Глава 21

Четверо охранников втащили в комнату Язона и швырнули его на пол. Он перевернулся и встал на колени.

– Выйдите, – приказал им Темучин и сильно ударил Язона по голове, отчего тот снова упал на пол.

– Вероятно, для этого есть все же какая-то причина, – сказал он спокойно.

Темучин сжимал и разжимал огромные кулаки, но ничего не говорил. Он расхаживал по богато украшенной комнате, острые шпоры царапали драгоценный мрамор пола. В дальнем конце комнаты он на мгновение остановился, глядя через высокое окно на расстилающийся внизу город. Затем внезапно схватил гобелен, закрывавший стену и сдернул его. Железный стержень, поддерживающий гобелен, упал, но Темучин поймал его в воздухе, прежде чем он коснулся пола, и швырнул в многоцветное окно. Послышался звон битого стекла.

– Я проиграл! – Это был крик раненного зверя.

– Ты выиграл, – ответил Язон. – Почему ты так говоришь?

– Хватит, – ответил Темучин, поворачиваясь к нему. На его лице вспыхнул гнев. – Ты знаешь, что случилось?

– Я знаю, что ты хотел победить и победил. Армии пали перед тобой, люди разбежались. Твои орды захватили страну, твои офицеры правят в городах. А сам ты правишь здесь, в Эолозаре, господин всего мира.

– Не играй со мной, демон. Я знал, что случится, только не думал, что так быстро. Ты должен был дать мне больше времени.

– Почему? – Спросил Язон, вставая на ноги. Теперь, когда Темучин знал правду, не было больше смысла таиться. – Ты сам говорил, что выигрывая, проигрываешь.

– Говорил, конечно, – Темучин распрямился и невидящим взглядом посмотрел в окно. – Но я не понимал, как много теряю. Я был глуп. Я думал, что ставкой будет лишь моя жизнь. Я не понимал, что умрет весь мой народ, все мы. – Он повернулся к Язону. – Верни все это, возьми меня, но верни все.

– Не могу.

– Нет можешь! – Крикнул Темучин, хватая Язона за грудь и тряся его, как пустой козий мех. – Перемени все – я приказываю. – Он слегка ослабил зажим, чтобы Язон мог глотнуть воздуха и сказать:

– Не могу и даже если бы и мог, не стал бы. Выиграв, ты проиграл – именно этого я и хотел. Жизнь, которую ты знал, кончена и никогда не вернется.

– Ты знал все заранее, – спокойно сказал Темучин, разжимая руки. – Такова моя судьба, и ты это знал. Ты позволил, чтобы это случилось, почему?

– По многим причинам.

– Скажи главную.

– Человечество должно жить не так, как жили вы. В вашей истории было достаточно убийств и кровопролитий. Заканчивай свою жизнь, Темучин и умри в мире. Ты последний представитель таких людей, и Галактика станет лучше, когда тебя не будет.

– Это единственная причина?

– Есть и другие. Я хочу, чтобы пришельцы из другого мира построили свои шахты на наших равнинах. Теперь они могут это сделать.

– Выиграв, я проиграл. Должно быть название для того, что случилось.

– Оно и есть. Это название «пиррова победа». Хотел бы сказать, что мне жаль тебя, но мне не жаль. Я могу восхищаться твоей силой и характером. Я знаю, что ты был владыкой джунглей. Но я рад, что теперь ты в клетке…

Не глядя на дверь, Язон сделал к ней короткий шаг. – Ты не спасешься, демон, – сказал вождь.

– Но почему? Я не могу причинить тебе вреда, и не могу больше помочь.

– А я не могу убить тебя. Демон, который и так мертв, не может быть убит. Но человеческую плоть, которую ты носишь, можно пытать. И я буду это делать. Твоя пытка будет длиться всю мою жизнь. И это будет маленькой расплатой за все, что я потерял. Но это все, что я могу сделать. Ты лучше меня видишь будущее, демон…

Язон не слышал последних слов. Он метнулся к двери и нырнул в нее головой вперед. Два охранника в конце зала, услышали, что он бежит, и повернулись, опуская копья. Он не остановился и не попытался избежать их, а нырнул ногами вперед под копья, схватил их руками. Язон отбил их руки – они пытались схватить его – и был свободен. Вскочив на ноги, он побежал вниз по лестнице, перепрыгивая по восемь ступенек сразу и каждую секунду рискуя упасть. Наконец, он ударился о пол и выбежал через неохраняемый выход.

– Хватайте его, – крикнул сверху Темучин. – Приведите его ко мне!

Язон бросился к ближайшему выходу со двора, резко свернул в сторону, когда там появилось множество воинов. Теперь вооруженные люди были везде, в каждом проходе. Он подбежал к стенке. Она была высока и усажена острыми кольями, но он сможет перебраться через нее. Шаги гулко зазвучали за его спиной, когда он подпрыгнул и уцепился за край стены. Отлично, он подтянулся, готовый перебросить ногу через стену, пробраться между остриями, спрыгнуть уже на той стороне и исчезнуть в городе. Чьи-то руки вцепились ему в лодыжки и он не мог подтянуться под тяжестью нависшего на нем человека. Он ударил ногой, почувствовал, что его сапог попал в чье-то лицо, но освободиться не смог. Новые руки ухватили его за ноги, еще и еще, таща его вниз, во двор.

– Приведите его ко мне, – прозвучал голос над толпой, голос Темучина. – Приведите его ко мне. Он мой!

Глава 22

Рес – маленькая фигурка у ракетного катера – ожидал приземления «Драчливого» на Счастье. Посадка осуществлялась на двадцати "G". Мета не желала тратить время. Рес пошел по опаленному, дымящемуся песку, как только открыли входной люк.

– Быстро рассказывай все, – сказала Мета.

– Мало что можно рассказать. Темучин выиграл войну, как мы и ожидали, взял все города один за другим. Ни население, ни даже армия не могли выстоять перед ним. Я бежал после последней битвы, так как не хотел, чтобы мои большие пальцы свисали с варварских знамен. Потом получил ваше сообщение. Расскажите о Пирре.

– Конец, – ответил Керк. – Там все погибло.

Рес знал, что нет слов, нужных для этой минуты. Он сидел молча. Потом, встретившись глазами с Метой, сказал:

– У Язона есть или был – радиопередатчик, и вскоре после того, как я достиг катера, я поймал его сообщение. Я не ответил ему, и его сообщение не было закончено. Я не записал его, но помню достаточно подробно. Он сказал, что скоро можно будет открывать шахты, что мы выиграли… Пирряне выиграли – таковы в точности его слова. Он начал говорить еще что-то, но внезапно передача оборвалась. Очевидно в этот момент за ним пришли. С тех пор я кое-что слышал о нем…

– Что ты хочешь сказать? – Быстро спросила Мета.

– Темучин сделал своей столицей Эолозар – самый большой город Аммаха. Он держит Язона там… в клетке, подвешенной к фасаду дворца. Вначале его пытали, теперь он обречен на голодную смерть.

– Но почему? В чем причина?

– Кочевники верят, что демон в людском обличьи не может быть убит. Он неуязвим для обычного оружия. Но если он долго будет страдать от голода, человеческая оболочка с него спадет, и демон примет свой истинный вид. Не знаю, верит ли Темучин в эту чепуху, но он действует в соответствии с нею. Язон висит в клетке уже пятнадцать дней.

– Мы должны идти к нему, – сказала Мета, вскакивая. – Мы должны освободить его.

– Мы сделаем это, – сказал Керк. – Но сделать это надо наилучшим образом. Рес, у тебя найдется для нас одежда и мороны?

– Конечно. Сколько вам нужно?

– Мы не можем откровенно действовать с помощью силы против правителя всей планеты. Пойдем мы с тобой. Ты покажешь путь, а я уж посмотрю, что можно сделать.

– Я пойду с вами, – сказала Мета, и Керк кивнул в знак согласия.

– Итак, нас трое. Нужно торопиться. Мы не знаем, сколько он проживет в таких условиях.

– Они дают ему ежедневно чашку воды, – сказал Рес, избегая взгляда Меты. – Полетим на корабле. Я покажу путь. Теперь уже не имеет особого значения, что горожане узнают, что мы с другой планеты.

Приближался полдень. Втаскивание моронов в грузовой люк потребовало много времени. Эолозар был построен на реке, окруженный холмами, поросшими лесом. Корабль приземлился как можно ближе к городу и моронов выгрузили из трюма. Вскоре после полудня, они вступили в город, и Рес бросил мелкую монету мальчику, спросив дорогу ко дворцу. Он был в наряде торговца, а Керк надел свои обычные доспехи. Мета, по обычаю горожан, закрытая покрывалом, крепко держалась за седло, когда они пробирались по многолюдным улицам города.

Только перед дворцом было пустое пространство. Двор был выложен полированными плитами сверкающего мрамора. Взвод солдат охранял его, их бородатые лица кочевников абсолютно не гармонировали с награбленными роскошными нарядами. Но оружие их было прежним и они были так же смертельно опасны, как и на высоких плато. Вероятно, еще опаснее, ибо их характер ухудшился в жаркомклимате.

Вокруг дворца шли высокие колонны. К вершинам двух из них была прикреплена цепь, и с нее, возвышаясь на два метра над землей, свисала клетка из толстых прутьев. В ней не было дверцы, она была сооружена вокруг пленника.

– Язон! – Воскликнула Мета, глядя на лежавшее в ней тело.

Он не шевелился, и невозможно было определить, жив ли он.

– Я позабочусь об этом, – сказал Керк, спрыгивая с морона.

– Подожди! – Остановил его Рес. – Что ты хочешь делать? Если тебя убьют, ты не поможешь Язону.

Керк не слушал. Он слишком много потерял и испытывал слишком сильную боль, чтобы слушаться рассудка. И теперь вся его ненависть обернулась против одного человека, и остановить его было невозможно.

– Темучин! – Крикнул он. – Выходи из своего логова. Выходи, трус, и погляди в лицо мне, Керку, вождю пиррян! Покажись, трус!

Дежурный офицер – это был Аханк – подбежал к нему с обнаженным мечом, но Керк небрежно ударил его ребром ладони, не отводя взгляда от дворца. Аханк упал и покатился по земле. Наконец он замер, без памяти или мертвый. Скорее мертвый, так как голова его лежала под необычным к туловищу углом. – Темучин, трус, выходи! – Вновь крикнул Керк. Когда солдаты охраны схватились за оружие, он презрительно крикнул им:

– Собаки, вы осмелитесь напасть на меня? Вождя пиррян, победителя долины Слат?

Они отступили перед его гневом, и он вновь повернулся ко дворцу. У выхода из тронного зала стоял Темучин.

– Ты слишком много себе позволяешь, – с холодным бешенством сказал он.

– Нет, это ты позволяешь себе слишком много, – ответил Керк. – Ты нарушаешь законы племен. Ты схватил человека из моего племени и беспричинно его пытал. Ты трус, Темучин, я называю тебя так, перед твоими людьми.

Меч Темучина сверкнул в лучах солнца.

– Ты сказал достаточно, пиррянин. Я должен был приказать убить тебя, но я хочу доставить это удовольствие себе. Жалею, что не убил тебя в первый раз, как увидел. Потому что, из-за тебя и существа, которое называет себя Язоном, я потерял все.

– Пока еще не все, – ответил Керк, нацеливая меч к горлу вождя, – но теперь потеряешь жизнь. Я убью тебя!

Темучин опустил свой меч с силой, которая бы разрубила обычного человека надвое, но Керк отразил удар. Они яростно сражались – не по науке и не по искусству, а по-варварски, только удары и парирования – а в такой борьбе побеждает сильнейший.

Звон их мечей раздавался на молчаливом дворе, к нему добавлялся лишь шум их тяжелого дыхания. Никто не уступал. Керк был старше и сильнее, зато Темучин всю жизнь провел с мечом и абсолютно не знал страха.

Так продолжалось до тех пор, пока при очередном ударе меч Темучина не разлетелся надвое. Темучин уклонился от удара Керка – меч, вместо того, чтобы разрубить его пополам, нанес ему рану в бедро. Кровь покрыла золотой шелк одежды Темучина. Керк обеими руками поднял меч для последнего удара. – Лучники! – Крикнул Темучин. Он не хотел так легко умирать.

Керк засмеялся и отшвырнул свой меч.

– Ты, правящий трус, не отделаешься от меня так легко. Предпочитаю убить тебя голыми руками.

Темучин, испустив яростный крик, подскочил к нему. Они схватились как звери. Обмена ударами больше не было. Керк сжал своими огромными руками горло противника. Темучин также схватил Керка, но мышцы на шее пиррянина были, казалось стальными. Керк усилил свой нажим.

Впервые Темучин проявил чувство, отличное от крайнего гнева. Глаза его расширились, лицо исказилось от боли. Он пытался ослабить хватку Керка, но напрасно. Руки Керка продолжали сжиматься.

Темучин изогнулся, дотянулся рукой до пояса и извлек кинжал.

– Керк: у него нож! – Крикнул Рес, когда Темучин ударил Керка ножом в бок, как раз под нижний край нагрудника. Рука его отдернулась, но нож остался в теле Керка. Керк взревел от гнева, но не ослабил хватки. Напротив, он завел свои большие пальцы под подбородок противника, нажал вверх. Темучин изогнулся от боли, ноги его повисли в воздухе, глаза чуть не выскочили из орбит.

Затем послышался сухой треск, и его тело безжизненно повисло. Керк опустил руки, и Великий Темучин, вождь высоких равнин, завоеватель низин, мертвый упал к его ногам.

Красное пятно появилось на боку Керка, и Мета подбежала к нему.

– Оставь, – приказал Керк. – Рана закрыта. Поранены мышцы, а если даже и затронуты внутренности, то об этом можно будет позаботиться позже. Сначала вытащим Язона.

Охранники не пытались мешать, когда Рес отобрал у одного из них алебарду, зацепил ею клетку и стянул ее на землю.

Язон безжизненно перевернулся от удара.

Вокруг его глаз были черные круги, глаза глубоко запали, кожа обтягивала кости. Сквозь рваную одежду были видны раны и кровоподтеки.

– Он, – сказала Мета, но продолжить не смогла. Рес согнул два прута решетки, напрягая мускулы, разогнул их. Язон открыл налитые глаза и посмотрел на них.

– Вы, как всегда, вовремя, – сказал он и потерял сознание.

Глава 23

– Хватит лекарств, – сказал Язон, отводя в сторону стакан, который протянула ему Мета. Он сидел на своей койке на борту родного «Драчливого», вымытый, с перевязанными ранами, с глюкозной капельницей, присоединенной к руке. Керк сидел напротив него, на боку его был бугор, там была повязка. Тека извлек у него несколько перерезанных кишок и связал несколько сосудов. Керк, казалось не заметил этого.

– Рассказывай, – сказал он. – Этот микрофон включен в систему корабля, тебя все услышат. Откровенно говоря, мы все еще не знаем, что случилось – кроме того, что и ты и Темучин говорили, что из-за выигрыша все потеряно. Это очень странно.

Мета наклонилась и вытерла лоб Язона сложенной марлей. Он улыбнулся и пожал ее пальцы, потом заговорил:

– История такова. Я нашел ответ в библиотеке. Позже, чем следовало, но все же не в последний момент. Библиотека пересказала мне множество книг и очень быстро убедила меня, что культура не может быть изменена извне. Она может быть уничтожена, но не изменена. А именно это мы и пытались сделать. Вы когда-нибудь слышали о готах или гуннах, племенах Старой Земли?

Они покачали головами, а он в это время отпил из стакана.

– Это были отсталые племена, жившие в лесах, любившие пить и убивать, гордящиеся своей независимостью и сражавшимися с римскими легионами. Римляне их постоянно били, и думаете, это послужило для них уроком? Ничего подобного. Выжившие собирались, уходили глубже в леса и сохраняли свою культуру и свою независимость нетронутыми. Их культура была изменена только тогда, когда они «победили». Со временем они двинулись на Рим, захватили его, познакомились с благами цивилизации. Они больше не были варварами. Древнейшие китайцы много столетий назад использовали такой же трюк. Они были плохими бойцами, но зато всех поглощали в себе. Их побеждали, но проходило время, и они подчиняли себе, своей культуре и своему образу жизни своих завоевателей.

Я усвоил этот урок и постарался сделать так, чтобы и здесь произошло тоже. Темучин был честолюбив и не мог противиться искушению завоевать весь мир. Он вторгся в низины, когда я показал ему путь туда.

– И выиграв, он проиграл, – сказал Керк.

– Точно. Мир принадлежал ему. Он захватил города и их богатство. Ему пришлось занять эти города, чтобы удержать их. Его лучшие офицеры стали правителями нового роскошного королевства и приняли эту непривычную роскошь. Это понравилось им. Они не хотели с ней расстаться. В глубине сердца они по-прежнему кочевники, но что можно сказать о последующих поколениях? Если люди Темучина останутся жить в городах и наслаждаться сибаритством, то как он сможет вернуть их к законам кочевой жизни? Ни один варвар не захочет остаться в холоде плато, если он может спуститься вниз и принять участие в дележе добычи. Вино, крепче, чем ачад, а у жителей низины есть даже перегонные аппараты. Кочевой образ жизни обречен. Темучин понял это. Победив, он сам разрушил образ жизни, который породил его и позволил ему победить. Поэтому он и называл меня демоном и ненавидел.

– Бедный Темучин, – сказала Мета с внезапным пониманием. – Честолюбие погубило его, и он понял это. Хотя он и был завоевателем, но он потерял больше всех.

– Он потерял свой образ жизни и саму жизнь, – сказал Язон, – но он был великим человеком.

Керк нахмурился.

– Не говори мне, что ты жалеешь о его смерти.

– Вовсе нет, он получил все, что хотел, потом умер. Каждый ли может сказать это о себе?

– Выключи микрофон, – сказала Мета, – ты можешь идти, Керк. – Огромный пиррянин открыл рот, собираясь возразить, потом улыбнулся и вышел.

– Что ты собираешься теперь делать, – спросила Мета, когда дверь закрылась.

– Спать целый месяц, есть бифштексы и выздоравливать.

– Я не об этом спрашиваю. Собираешься ли ты уходить? Или останешься здесь с нами?

– Это беспокоит тебя?

– Да, и для меня это ново. – Лоб ее сморщился от усилий передать свои чувства в словах. – Когда я с тобой, я хочу говорить тебе странные вещи. Знаешь ли, как звучат самые приятные для пиррянина слова?

Он покачал головой.

– Мы говорим – ты хорошо сражаешься. Но тебе я вовсе не это хочу говорить.

Язон владел девятью языками и знал точно, что ему хочется сказать ей, но молчал. Он отвернулся.

– Нет, смотри на меня, – сказала Мета, беря его голову в руки и ласково поворачивая к себе. Ее жест говорил больше, чем слова, и он устыдился своей неспособности говорить. Но продолжал молчать.

– Я разыскала слово «любовь», как ты велел мне. Вначале оно было для меня лишь словом. Но когда я думала о тебе, мне ясно становилось его значение.

Лица их были близки, она смотрела на него немигающим взглядом.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Я всегда буду любить тебя. Ты не должен оставлять меня.

Простота ее чувства прорвала годами сооружаемую им защитную дамбу. Он всегда был одинок. Никто не заботился о нем. Женщины приходили и уходили. Я сам могу позаботиться о себе, я не нуждаюсь ни в ком… – думал он.

– Клянусь звездами, я тоже люблю тебя, – сказал он, прижимаясь к ней.

– Ты не должен больше оставлять меня, – прошептала она.

– И ты тоже не должна. И это самая краткая и лучшая брачная церемония. Можешь сломать мне руку, если я взгляну на другую девушку.

– Пожалуйста, не говори так.

– Прошу прощения, во мне говорит прежний Язон. Мне кажется, что нам обоим не доставало нежности. Не только мы, но и все пирряне нуждаются в этом. Не покорность, вовсе нет. Немного больше цивилизованности. Думаю, что теперь это наладится. Скоро можно будет открыть шахты, так как все племена кочевников спускаются в низины. Похоже, что пирряне приобретут долины.

– Да, это будет наш новый мир. – Она помолчала немного, как бы взвешивая свои слова. – Мы пирряне останемся здесь. А ты? Мне не хотелось бы оставлять свой народ, но если ты уйдешь, я уйду с тобой.

– Я останусь здесь. Я член племени – ты разве не помнишь? Пирряне грубы, упрямы и вспыльчивы, мы знаем это. Но и я таков. Вероятно я, наконец, нашел свой дом.

– Со мной, всегда со мной?.

– Конечно.

После этого для слов уже не было места.

Гаррисон Гари Линкор в нафталине

– Приблизимся, – сказала Мета, нажимая на клавиши пульта управления.

– Будь я на твоем месте, я сделал бы прямо противоположное, – тихо, чтобы своей излишней опасливостью не вызвать раздражения пиррян, пробурчал Язон.

– Ничего страшного, мы еще довольно далеко, – тут же отозвался Керк, вглядываясь в экран. – Посудина, конечно, здоровенная, километра три, не меньше. Видно, это последний из сохранившихся линкоров. И ведь ему уже больше пяти тысяч лет от роду, а мы в двух сотнях километров от…

Вдруг у борта линкора полыхнула оранжевая вспышка, и тотчас же пиррянский звездолет круто накренился. На пульте управления замигали красные огоньки.

– Как ты сказал, сколько ему от роду? – невинно переспросил Язон.

Ответом ему был лишь яростный взгляд Керка. Мета развернула корабль и стала возвращать его в прежнюю позицию, одновременно фиксируя понесенный урон:

– Небольшое повреждение левого стабилизатора и три пробоины в корпусе. Похоже, придется латать его в космосе, а то мы не сможем совершить посадку.

– Ну и прекрасно. Очень хорошо, что нам досталось, – произнес Язон динАльт. – На будущее мы получили хороший урок. Впредь будем осторожнее, чтобы не свернуть себе шею и заполучить свои полмиллиарда. А теперь давайте посетим командующего флотом и проясним некоторые неприятные детали, о которых нас забыли информировать, получив наше согласие на эту работу.

* * *

Командующий флотом адмирал Джекич был небольшого роста, а на фоне пиррян казался еще мельче.

Он в испуге отшатнулся, когда Керк вдруг всем телом навалился на его стол и холодно заявил:

– Мы, конечно, можем и уйти, но в таком случае Орда пронесется через эту систему, и с вами будет покончено.

– Ну, что вы! У нас еще масса возможностей! Ведь мы могли бы заняться строительством флота или преобрести новые корабли. Но все это заняло бы слишком много времени и обошлось бы в кругленькую сумму. Куда как проще воспользоваться этим линкором Империи.

– Проще? – вопросительно поднял брось Язон. – А вам известно, сколько народу уже погибло, пытаясь пробраться на него?

– Ну, «проще», возможно, не очень подходящее слово… Имеются, конечно, определенные затруднения, сложности, а в общем – сорок семь человек.

– И это вынудило вас послать запрос на Фелисити? – спросил Язон.

– Естественно. Мы получаем от вас тяжелые металлы и много слышали о выходцах с Пирра. Ведь вам всего с сотней людей удалось покорить целый мир. И мы решили, что самым логичным было бы попросить именно вас проникнуть на линкор.

– А не сдается ли вам, что это не совсем справедливо в отношении тех, кто находится внутри и не желает никого впускать?

– То-то и оно, что внутри никого нет, – улыбка адмирала становилась все фальшивее – пирряне придвигались к нему все ближе. – Позвольте, я все объясню! Именно данная планета играла важнейшую роль в древней Империи. Правда, еще около дюжины миров провозглашали себя колыбелью человечества, но мы-то жители Земли, и мы точно знаем, что были первыми. И свидетельство тому – этот линкор. После окончания четвертой галактической войны его законсервировали и поместили здесь до тех пор, пока в нем не возникнет необходимость.

Керк недоверчиво усмехнулся:

– Не очень-то похоже на правду. Чтобы какая-то пересыпанная нафталином консервная банка без руля и без ветрил, которой пять тысяч лет, угробила сорок семь человек…

– А я верю, – отозвался Язон. – Да и вы поверите, если немножко пошевелите мозгами. Военный корабль, трехкилометровый, с самыми мощными двигателями из всех когда-либо существовавших. И само собой, с самыми мощными орудиями, совершенной защитой, со спаренными батареями, боевыми компьютерами… Ну, наконец-то вы начали улыбаться! Да ведь это хрустальная мечта любого пиррянина – самое мощное оружие! Какое счастье побывать на этом линкоре, оказаться в боевой рубке и, наконец, управлять им!

На лицах Керка и Меты блуждали мечтательные улыбки, оба могли лишь кивать в знак согласия. И только с последними словами они перестали улыбаться.

– Но… корабль законсервирован. Все системы отключены и заморожены. Действуют лишь энергоблок и орудия. Действует и система питания бортового компьютера, оберегающего корабль от метеоритов и прочих нежелательных столкновений, в частности с теми, кому не помешал бы лишний линкор. То, что случилось с нами, было просто предупреждением. Убежден, что нас с легкостью могли бы разнести в пух и прах. Если бы на борту был экипаж, то при действующей системе защиты нас бы и близко не было, не говоря уже о том, чтобы проникнуть внутрь. Но, к счастью, задача иная – нам предстоит перехитрить машину, а это дело хоть и трудное, но выполнимое.

Он обернулся к адмиралу Джекичу и улыбнулся:

– Ладно, по рукам. Но гонорар двойной – миллиард кредов.

– Но это ни в какие рамки не лезет! Сумма несусветная… Наши бюджетные ассигнования…

– Орда – это насилие и смерть. Вашим кораблям не успеть. Орда опередит вас. Она вломится сюда, и тогда кровь…

– Перестаньте! – воскликнул адмирал, смертельно побледнев.

«Штабная крыса, сроду не нюхал пороха», – подумал Язон.

– Хорошо, я согласен, но с условием. Даю вам твердый срок – тридцать дней. Не справитесь – пеняйте на себя. Даже на минуту опоздаете – и вы не получите ни гроша. По рукам?

Язон бросил взгляд на Керка и Мету. Те, ни секунды не колеблясь, утвердительно кивнули.

– Идет, – сказал он. – Но миллиард – только чистыми. Кроме того, за вами горючее, навигационная служба, прикрытие. Все это нам необходимо.

– Но деньги… – прикусил губу адмирал.

– Кровь… – прошипел в ответ Язон и тут же получил согласие.

– Все необходимые бумаги уже подготовлены. Когда думаете начать?

– А мы уже начали. С бумагами разберемся позже. – Он энергично потряс безжизненную руку адмирала. – Ну, на то, что у вас есть инструкция по проникновению на линкор, надеяться нечего?

– Да если бы она была, я бы с вами не имел никакого дела. Перерыли все архивы – ничего. Если хотите, можете взглянуть на наши находки. Все равно от них нет никакого толка.

– Ясное дело, если почти полсотни людей сыграли в ящик. Само собой, что именно правила расконсервирования линкора и не сохранились. Но мы справимся: пирряне не идут на попятный! Все, что у вас есть, присылайте мне. А мы тем временем отправимся обсудить наши дальнейшие действия. В срок уложимся.

– Но как? – спросил Керк, едва они вернулись домой.

– Понятия не имею, – сказал Язон, весело улыбаясь. – Сначала давайте промочим горло и подумаем. Дело это, вероятнее всего, завершится применением грубой силы. Но начаться оно должно демонстрацией преимуществ разума перед созданной им машиной. Тебя не затруднит положить мне льда в стакан, дорогая?

– Сам клади, – огрызнулась Мета. – Как прикажешь понимать твое согласие, если ты сам не знаешь, как подступиться к делу?

Стаканы звякнули. Язон испустил тяжелый вздох.

– Да ведь нам деньги просто необходимы. Даже если мы и не сумеем вспороть эту проклятую жестянку, то всего-навсего потеряем месяц.

Отхлебнув из стакана, он вспомнил, что убеждать пиррян в чем-либо, взывая к их разуму, – напрасный труд. Имелись более действенные способы.

– Неужели вашему народу не пригодится такой корабль? – С беспечным видом он отметил их внезапно вспыхнувшие глаза и мгновенное напряжение мускулов. Пистолеты, блеснув, снова пропали в кобурах.

– Ладно, пора за дело, – заявил Керк. – Теряем время понапрасну.

– С чего начнем?

– Изучим все, что можно, об этом линкоре. А потом сообразим, как действовать.

* * *

– Что толку от твоих камешков? – спросила Мета. – Он сшибает их еще на подлете. Теряем попусту время, да и только. А ты еще хочешь тратить продовольствие. Все эти туши…

– Мета, дорогая, умоляю тебя, помолчи. Я все делаю не просто так. Каждое попадание в мишень регистрируется, определяется, из какого типа оружия произведен выстрел, на каком расстоянии поражена мишень. И этим заняты целых тридцать кораблей. Данные можно получить только таким способом. А теперь, помимо камней, мы отправим ему эти самые туши, начиненные двадцатью килограммами армопласта каждая. Они будут запущены в разных направлениях и с различными скоростями. Если хотя бы одна достигнет линкора, это будет означать, что человек в скафандре может проделать то же самое. В случае неудачи у меня есть недурной астероид, который мы направим прямо на эту побитую молью игрушку. И тут уж бортовому компьютеру придется либо разнести его, либо отойти. Одним словом, что-нибудь сделать. При любой реакции мы получим информацию. А информация окажет помощь в решении задачи.

– Пошла первая туша, – сообщил Керк из-за пульта управления. – Я там отхватил кусочек, пока их загружали. Ведь холодильник-то у нас есть. Ну, по кусочку от туши, примерно по килограмму каждый. Нам это никогда не повредит.

– Совсем ты рехнулся, – отозвался Язон.

– От тебя нахватался. А вот и первая! – Керк указал пальцем на огонек, пересекающий экран. – И вторая! Проходят дальше, чем камни, но все равно…

Язон пожал плечами:

– Что ж, давайте вернемся. Немного выпьем, закусим твоими «кусочками». Астероид прибудет только через два часа.

Результаты оказались неутешительными. Несколько миллионов тонн камня, отклоненные от своего обычного курса, грозной массой надвигались из бездны пространства. Под озабоченный гул радаров линкора внезапно включились главные двигатели, корабль немного изменил положение, и астероид величественно промчался в глубины космоса.

– Очень интересно! – мрачно произнесла Мета.

– Но ведь мы получили данные! – отозвался Язон. – Главные двигатели в рабочем состоянии и могут действовать.

– А зачем нам это? – спросил Керк.

– Но ведь мы этого не знали, а теперь…

– Пирряне, внимание! Как меня слышно?

Язон молниеносно переключился на передачу:

– Пирряне слушают, прием!

– От линкора получено сообщение на волне 183,4. Послание следующее: «НЭДЕРУЭБЛА АЛ НАВИГАЦИО ЦЕНТРО КРОНКУ ЧИ ТИО ШАГОН».

– Ничего не понимаю, – заявила Мета.

– Это эсперанто, древний язык Империи. Просто сообщение линкора о перемене курса, посланное навигационной службе. Теперь нам известно его название: «Неуязвимый».

– Это очень важно?

– А как же! – Язон настроил передатчик на нужную частоту. – Если удалось завязать беседу, считайте, что товар почти продан. Можете спросить любого коммивояжера. А теперь помолчите: мне нужно немного восстановить мой эсперанто.

Он хлебнул из стакана, прокашлялся и включил микрофон.

– «Неуязвимый», это штаб флота. Почему без команды изменили курс?

– КУРС ИЗМЕНЕН ВО ИЗБЕЖАНИЕ ПОВРЕЖДЕНИЙ В СООТВЕТСТВИИ С ИНСТРУКЦИЕЙ № 590-Л.

– Ваш новый курс отменяется. Приказываю лечь на прежний курс.

Они в молчании смотрели на экран. В носовой части линкора мигнул красный свет: корабль пришел в движение.

– Он выполнил приказ! – воскликнула Мета, нежно обняв Язона. У того затрещали кости. – Он слушается тебя! Теперь прикажи ему пропустить нас на борт.

– Думаю, это не так просто. Придется действовать хитростью. – Он снова связался с бортовым компьютером. – Курс прежний. Доложите о причинах неоправданного расхода энергоресурсов.

– МЕТЕОРИТНЫЙ ПОТОК. ВСЕ МЕТЕОРИТЫ УНИЧТОЖЕНЫ.

– Имеются сведения, что в ход были пущены аварийные батареи. Так ли это?

– ТАК ТОЧНО.

– Боекомплект на пределе. Необходимо дообеспечение.

– ДООБЕСПЕЧЕНИЕ НЕ ТРЕБУЕТСЯ. БОЕКОМПЛЕКТ ДОСТАТОЧЕН.

– Какова наглость! Да этот компьютер просто нахал! – прокомментировал Язон, прикрыв рукой микрофон. – Ну, погоди! Я тебя отучу спорить с начальством!

– Штаб флота настаивает на дообеспечении. Транспортный корабль причалит к вашему грузовому шлюзу в 17:00. Подтвердите прием.

– ПРИЕМ ПОДТВЕРЖДАЮ. ТРАНСПОРТ ДОЛЖЕН СООБЩИТЬ ПАРОЛЬ РАСКОНСЕРВИРОВАНИЯ ПРИ ВХОЖДЕНИИ В ДВУХСОТКИЛОМЕТРОВУЮ ЗОНУ.

– Пароль будет послан. Назовите текущий пароль.

Ответ пришел с небольшой задержкой. В волнении Язон крепко сцепил пальцы.

– ДАННАЯ ИНФОРМАЦИЯ РАЗГЛАШЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ.

– Произведите проверку пароля. Это радиосигнал?

– ДА.

– Это код?

– ДА.

– Плесните-ка мне, – сказал Язон, отключая микрофон. – Эта игра в вопросы и ответы может затянуться надолго.

Так оно и вышло. Результатом кропотливой работы Язона были выманенные у компьютера необходимые сведения. Выключив наконец радио, он сунул пиррянам исписанный лист бумаги.

– Ну вот, хоть что-то. Искомый пароль представляет собой десятизначное число. Как только мы определим его и передадим на линкор – он наш.

– И деньги тоже наши! – обрадовалась Мета. – А нашему компьютеру это по силам?

– Я уже думал об этом. С точки зрения «Неуязвимого», мы ведем проверку, и он сообщил, что за секунду может обрабатывать до семисот паролей. Компьютер нашего корабля будет передавать ему десятизначные комбинации, и, как только передаст правильную, включится система расконсервирования.

– Да его мог бы провести младенец! – заметил Керк.

– Он не такой уж дурак. Просто у машин отсутствует воображение. Ладно, давайте я пока прикину, все ли правильно.

Он быстро пробежал пальцами по кнопкам, выругался себе под нос и пнул ногой компьютер.

– Черт возьми, с такой скоростью обработки сигналов нам может потребоваться более пяти месяцев.

– Мы и так уже истратили три недели.

– Спасибо тебе, Мета, я и сам умею считать. Но все равно надо попробовать. Будем попеременно посылать комбинации от единицы и далее до 9999999999. К тому же в навигационном департаменте нужно затребовать все используемые пароли. Возможно, один из них подойдет. У нас один шанс против пяти, но и это лучше, чем ничего. Придумаем что-нибудь.

Департамент прислал низенького человечка по фамилии Шранкли, который приволок с собой ворох бумаг. Он возглавлял шифровальный отдел, был прекрасным шифровальщиком и обожал всякие головоломные задачи. Единоборство с линкором было самым дерзким вызовом в его жизни, и он по уши углубился в поиск решения проблемы.

– Случай презанятнейший, крайне интересный. Подбор серий по нисходящей и восходящей. Я вот тут прикинул перестановки и комбинации паролей, которые будут…

– Отлично, продолжайте в том же духе, – ответил Язон, радостно улыбаясь и хлопая Шранкли по плечу. – Я ознакомлюсь с вашим докладом позже, а теперь нам предстоит важная встреча. Мета, Керк, пошли!

– Какая еще встреча? – недоуменно уставилась на него Мета, когда он выпроводил ее из комнаты.

– Да я ее просто выдумал, чтобы избавиться от этого зануды, – объяснил он. – Пусть занимается своим делом, а мы придумаем что-нибудь другое.

– Мне показалось, что он хочет сообщить что-то интересное.

– Охотно верю, но прошу: говорите с ним сколько влезет, только когда меня не будет поблизости. А теперь давайте попробуем придумать другой выход.

Они напридумывали кучу всякой всячины. Все идеи были хороши, но воплощение их в жизнь оканчивалось крахом. Вот, например, мысль послать на линкор микророботов. Все они, не исключая и последнего, с булавочную головку размером, были расстреляны влет. Но миниатюризация завладела умами, и они смонтировали суперминиатюрный глаз-шпион с антенной не толще волоса. Но и его постигла та же участь – робот был испарен в пятнадцати километрах от линкора. Гигантский корабль в одиночестве висел в пространстве, перебирая по 700 паролей каждую секунду и методично уничтожая любой предмет, приближающийся к нему на определенное расстояние. Осуществление каждого нового проекта отнимало время, и дни текли за днями. Язона стали мучить головные боли, он совсем потерял сон. Похоже, задача была неразрешимой. В этом болезненном состоянии и застала его Мета.

– Если что, я у Шранкли, – сказала она.

– Отлично.

– Вчера он показывал мне таблицы частот, а сегодня будет объяснять простейшие подстановочные коды.

– Страшно увлекательно!

– Для меня – да! Ведь я никогда раньше даже не слышала об этом. Притом это очень важно для нас, если мы хотим получить нужный пароль. Это гораздо более серьезно, чем твои метеориты. У нас осталось всего два дня.

Она опрометью бросилась вон из каюты и хлопнула дверью. Язон же тем временем погрузился в невеселые мысли о неминуемом поражении. Только он успел налить себе большущую порцию «Старинного врага печали», как появился Керк.

– У нас всего два дня, – заявил он.

– Ну, спасибо, а я и не знал. Моя уверенность в том, что пирряне никогда не сдаются, сильно поколебалась.

– Но ведь еще не все потеряно. Мы ведь еще боремся!

– К чему эта похвальба? Не можем же мы прорваться туда с боем и подавить огнем бортовой компьютер.

– Почему бы и нет? Наши бластеры, как и всегда, послушны нам. Самое главное – не нанести сильных повреждений.

– Ах вот как! Может, у вас и план уже готов?

– Нет. Но его придумаешь ТЫ. И советую поторопиться.

– Как бы не так! Осталось-то всего каких-нибудь два дня. Представляю: мы летим к линкору под прикрытием метеоритов, а подлетев поближе, начинаем ему втолковывать, что мы вовсе не вооруженный до зубов десант, а просто парочка консервных банок, которые можно сбить хоть из рогатки. Он преспокойно пропускает нас, а там уже дожидается миллиард кредов и сытая обеспеченная жизнь.

– Вот видишь, а ты говоришь, не придумать план. Совсем другое дело. Ладно, я пошел готовить скафандры.

– Иди, иди. Только не забудь придумать, как нам убедить компьютер, что…

Язон осекся на середине фразы и вдруг выпучил глаза. Через мгновение он что было силы хватил Керка по спине. Пиррянин, правда, этого даже не заметил.

– Будь я проклят, так мы и сделаем! – воскликнул Язон, метнувшись к компьютеру.

Керк молча терпеливо ждал, когда он закончит расчеты.

– ВОТ ОНО! – Язон вцепился в распечатку. – План нападения, который должен сработать. Ведь компьютер линкора – всего-навсего куча металлолома, которая только и может, что быстро считать. Его запрограммировали на однотипные действия. В этом-то все и дело. Посмотрим, где у него мертвая зона. Она сзади, со стороны сопел. Там находится всего лишь 114 орудийных башен. Время поворота у них различное – то есть на 180 градусов они поворачиваются неодинаково быстро. У самого маленького орудия время разворота – секунда, у главного орудия – шесть секунд. Это – во-первых. Далее, очень важно, на что обращается внимание в первую очередь. Первыми уничтожаются метеориты, движущиеся с самой высокой скоростью, даже если они находятся гораздо дальше, чем более медленные. Ну, кроме того, есть и еще ряд факторов вроде скорострельности, угла упреждения и тому подобного. Наш компьютер все это принял во внимание.

– И что из этого?

– Да то, что это вполне реально. Мы отправимся к линкору в гуще метеоритного роя со стороны двигателей «Неуязвимого». Метеоритов должно быть столько, чтобы хватило на все орудия, причем самый мелкий камешек должен быть вдвое больше скафандра. Тогда компьютер отнесет нас в самый мелкий разряд. Тем временем наготове будет второй метеоритный рой, который налетит под прямым углом к корме линкора, но не раньше, чем будет покончено с первым роем. К тому моменту мы уже достигнем дюз. Пока пушки развернутся, чтобы уничтожить нас, мы будем уже внутри и в безопасности.

– Хм-м, звучит убедительно. А сколько у нас будет времени между проникновением в дюзы и окончанием разворота первой пушки?

– Мы окажемся в мертвой зоне ровно за 0,6 секунды до первого выстрела.

– Вполне достаточно, можно начинать.

Язон жестом остановил его.

– Подожди. Давай условимся – резаки и оружие готовим сами. Там, на борту, ничего сложного не будет, но тем не менее. Поэтому Мете ни гугу. Идем только вдвоем.

– Но у троих больше шансов проникнуть внутрь.

– Достаточно и двоих. Если ты не согласен, то я вообще отказываюсь.

– Идет.

Мета, захваченная своими шифрами и кодами, ничего не замечала. Все шло как задумано. Вспомогательные корабли упражнялись в запуске метеоритов, пока им это смертельно не надоело. Основную долю работы взвалили на компьютеры. Керк и Язон тем временем облачились в боевые скафандры с полными боекомплектами. Пока Керк навешивал на себя спецснаряжение, Язон отключил сигнализацию выходного шлюза, чтобы Мета не узнала об их уходе. После этого они выскользнули в пространство.

Даже для хорошо знакомого с космосом человека свободный полет в пространстве – штука не из приятных. Можно запросто потерять ориентацию, перепутать верх с низом или принять за них любое другое направление. Поэтому Язон был рад, что невдалеке маячит фигура Керка.

– ОПЕРАЦИЯ НАЧАЛАСЬ, – послышался хрип в их наушниках, но им было не до того. Компьютер доложил, что метеориты уже приближаются – сами они их увидеть не могли, – и посоветовал отойти в сторону. Рой был уже совсем рядом, когда сработали двигатели скафандров. Потом на основании рекомендаций компьютера они расположились в центре потока, уравняли свои скорости и перешли в свободный полет.

– Ты все понял? – крикнул Язон.

– Еще бы! – откликнулся Керк.

Линкор уже можно было различить – тонкая черточка на фоне звезд.

– Давай все повторим. Мы ничем не должны выделяться. Пользование двигателями – лишь в экстренной ситуации. Лучше всего, если по нас будут вести огонь орудия малого калибра. Это будет означать, что большие заняты чем-то другим. Второй рой уже на подходе. Мы его не увидим – разве что наш компьютер засечет. Огонь переместится на него, и компьютер даст команду «ПОШЕЛ». Вот тогда и рванем. Постарайся выжать из двигателя все до предела. На расстоянии 1100 метров от кормы резко тормозим – это уже мертвая зона. Курс держим на дюзы.

– А вдруг он решит слегка их прочистить, чтобы избавиться от нашего присутствия?

– Об этом лучше не думать. Остается надеяться, что его не программировали на это…

Вокруг заполыхали вспышки разрывов. Автоматика затемнила стекла их гермошлемов, но ослепительное пламя прорывалось даже сквозь затемнение. Происходило все это в абсолютной тишине. Колоссальный кусок скалы величиной с дом беззвучно вспыхнул и испарился всего в какой-нибудь сотне метров от Язона, и он непроизвольно сжался внутри скафандра. Безмолвное уничтожение вдруг разорвал звук ужасного взрыва, и скафандр содрогнулся.

В него попали! Правда, он ожидал этого, готовился к этому, но все равно ощущение было ужасным. Все кончилось так же внезапно, как и началось, и Язон услышал еле различимую команду: ПОШЕЛ!

– Вперед, Керк! Давай! – заорал Язон, выжимая из двигателей все, на что они были способны. Скафандр ринулся вперед. Язон дернулся от взрыва, но тут перед ним появились очертания кормы линкора с главной дюзой в середине. Она здорово смахивала на огромный черный зрачок. Он рос и рос, заполняя все видимое Язону пространство, как вдруг замигала красная лампочка радара – 1100-метровая отметка была позади. Теперь пушки его не достанут, зато велик риск врезаться в корму линкора и расшибиться в лепешку. Он включил торможение, и перегрузка навалилась на него сокрушительной тяжестью. Дюза полностью окружила его, отрезав весь остальной мир.

Итак, он находился внутри. Где же Керк? Он остановился, и тут что-то промчалось над его головай и на большой скорости врезалось в дальний конец дюзы.

– Керк!

Язон, увидев, как гигант-пиррянин отлетает от стенки дюзы, ухитрился поймать его и осветил фонарем.

– Керк!

Тишина. Неужели мертв?

Наконец:

– Причалил… слегка быстрее, чем хотелось бы.

– Ничего. Мы на месте. Давай приступим к делу, пока компьютер не очухался.

Они быстро распаковали излучатель, разрушающий молекулярные связи, – единственный вид оружия, способный справиться с броней линкора, и лучом обвели окружность над самым инжектором. Это заняло почти две минуты, в течение которых они каждую секунду ждали включения дюз.

Но обошлось. Окружность была завершена, и Керк, прислонившись к металлическому кругу, включил двигатель своего скафандра. В тот же миг и круг, и пиррянин исчезли из виду. Язон вплыл за ним в огромное, ярко освещенное машинное отделение. Сзади что-то полыхнуло, и стало еще светлее. Он обернулся и успел увидеть пламя, рванувшееся из проделанного ими отверстия. Через мгновение пламя исчезло.

– Сообразительная машинка, – пробормотал Язон, – ой сообразительная.

Керк, не обращая внимания на вспышку, нырнул в рубку управления машинного отделения. Язон тронулся следом и тут же налетел на него – в руках Керк держал большой план в погнутой металлической рамке.

– План линкора. Сорвал со стены. Центральный пульт управления здесь. Пошли.

– Отлично, отлично, – пробормотал Язон, стараясь не отставать от пиррянина. Ходоком Керк был отличным, и Язону стоило большого труда не отстать.

– Ремонтные роботы, – произнес он, когда они вышли в длинный коридор, – вмешаются они или нет?..

Не успел он договорить, как два робота вскинули свои сварочные аппараты и напали на них. Пистолет Керка дважды рявкнул, и роботы превратились в груду металлолома.

– Он не дурак, – сказал Керк. – Использует против нас все, что можно. Не зевай, прикрой меня сзади.

Разговаривать времени не было. Они стремились к главному пульту. Все машины, попадавшиеся на пути, пытались их убить. Уборщики бросались на них со щетками, экраны взрывались, когда они пробегали мимо, металлические полы били их током. Это было настоящее сражение – сражение, ведомое одной стороной до тех пор, пока они живы. Скафандры были практически неуязвимы для роботов и изолированы от внешней среды. Кроме того, пирряне считались лучшими бойцами в галактике. Наконец они добрались до двери, на которой было написано:

«ЦНТРА КОНТРОЛО».

Керк, выстрелом выбив замок, ворвался внутрь. Помещение было освещено, светились экраны.

– Прорвались, – выдохнул Язон, срывая шлем и вдыхая прохладный воздух. – Миллиард кредов! Мы перехитрили эту кучу шестеренок…

– ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ, – прогремело откуда-то, и стволы их пистолетов мгновенно нацелились на источник звука.

Тут они поняли, что слышат запись.

– ПОСТОРОННИЕ НА ЛИНКОРЕ! ПОКИНЬТЕ НЕМЕДЛЕННО СУДНО. ДАЮ 15 СЕКУНД. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ ЛИНКОР БУДЕТ ВЗОРВАН, НО НИКОГДА НЕ ПОПАДЕТ В РУКИ ПРОТИВНИКА. ЧЕТЫРНАДЦАТЬ…

– Нам не уйти! – крикнул Язон.

– Бей по приборам!

– Нет! Управление не должно пострадать!

– ДВЕНАДЦАТЬ.

– Что же делать?

– Ничего, совсем ничего…

– ВОСЕМЬ.

Они молча переглянулись. Язон протянул руку Керку, и тот пожал ее.

– СЕМЬ.

– Ну, прощай, – сказал Язон, силясь улыбнуться.

– ЧЕТЫРЕ… хр-р…ТРИ.

Наступила тишина, затем металлический голос вновь произнес, но уже другим тоном:

– НАЧИНАЮ РАСКОНСЕРВИРОВАНИЕ. СИСТЕМА ЗАЩИТЫ ОТКЛЮЧЕНА. ЖДУ ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ.

– Что случилось? – спросил Язон.

– ПАРОЛЬ ПОЛУЧЕН. ЖДУ ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ.

– Вовремя, – сглотнув, прошептал Язон. – Как раз вовремя.

* * *

– Не надо было уходить без меня, – сказала Мета. – Я никогда тебе этого не прощу.

– Не мог я тебя взять, – ответил Язон. – И сам бы не пошел, если бы ты настаивала. Ты мне дороже миллиарда кредов.

– Это самое приятное из того, что я когда-либо от тебя слышала. – Мета нежно улыбнулась и поцеловала Язона. Керк с интересом наблюдал за ними.

– Объясни, что же произошло? Компьютер наконец вычислил пароль?

– Нет, это я его вычислила.

Она заулыбалась, видя их потрясенные лица, и еще раз поцеловала Язона.

– Вы же знаете, что я заинтересовалась шифрованием. Это страшно интересно, особенно военная сфера применения. А тут как раз Шранкли рассказал мне о подстановочных шифрах, и я попробовала один из них, самый простенький, ну тот, знаете, где А—1, Б—2 и так далее. Я попробовала записать одно слово этим шифром, и получилось 81122021, но это всего восемь цифр. То есть двух не хватает. Шранкли растолковал мне, что каждая буква обозначается двумя цифрами, а не одной, то есть А записывается не как 1, а как 01. Тогда я добавила по нулю к двум одинарным цифрам, и получилась десятизначная комбинация. Потом я шутки ради ввела ее в компьютер, он передал ее на линкор, и вот что из всего этого вышло.

– Сорвать банк с первой же попытки, первой же комбинацией! – воскликнул Язон. – Вот удача так удача!

– Не совсем. Ты же сам все уши нам прожужжал, что у военных полностью отсутствовало воображение. Вот я и взяла простейшее слово. Я заглянула в словарь эсперанто…

– ХАЛТУ?

– Ну да, закодировала его и послала.

– А что оно означает? – спросил Керк.

– «Стой», – ответил Язон. – Просто «стой».

– Я бы на ее месте сделал то же самое, – одобрительно кивнул Керк.

– Ладно, пошли заберем деньги – и домой.

Гарри Гаррисон Ант Скаландис (Антон Молчанов) Возвращение в мир смерти

Книга 1 ВОЗВРАЩЕНИЕ В МИР СМЕРТИ

ГЛАВА 1

Отвратительно резкий сигнал внешней связи разорвал тишину диспетчерской, где сейчас ближе других к пульту находился Язон динАльт. Звук был настолько пронзительным, что напомнил отчаянный крик подстреленного, но еще атакующего шипокрыла, и все присутствующие пирряне автоматически направили свои пистолеты на главный дисплей, куда выводилась полная информация по космопорту имени Велфа. Невероятно, но им четверым одновременно показалось, будто обыкновенному бездушному зуммеру передается то неуемное раздражение, с которым некий пассажир корабля на орбите Пирра давит сейчас на клавишу вызова. Очевидно, бойцы с патрульного катера уже объяснили ему, что не подготовленным специально кораблям посадка на эту планету запрещена, но прибывший издалека гость не удовлетворился этим и требовал контакта с высшим руководством.

Ему повезло, что на связи оказался именно Язон, человек, наиболее уравновешенный во всей компании.

Неумеренно настойчивый хозяин корабля представился как Риверд Бервик и заявил, что дело не терпит отлагательств, а разговаривать он намерен только с первыми лицами на Пирре, поэтому ему пепременно обязаны дать посадку, ведь не станет же сам Риверд Бервик (!) общаться с каким-то случайным космодиспетчером.

— Послушайте, уважаемый, — мягко прервал Язон поток его эмоциональных фраз. — Риверд — это такое странное имя или вы просто хотите лишний раз подчеркнуть необходимость уважения к вашей персоне?

Бервик не успел ничего ответить, слышно было, как он буквально задохнулся от возмущения, а Язон продолжил:

— Мы уважаем всех людей во Вселенной, однако требуем и к себе соответствующего отношения. Я, конечно, выполняю сейчас роль космодиспетчера, но зовут меня Язон динАльт, если это имя о чем-то говорит вам. Поймите, на Пирре живет очень мало людей, и высшему руководству планеты редко приходится сидеть в своих кабинетах. Не слишком уютных, кстати. Чаще мы занимаемся насущными проблемами: безопасностью, строительством, снабжением. Ладно. Теперь я слушаю, в чем ваша проблема, Риверд Бервик.

— Меня действительно зовут Риверд, — незваный гость явно сбавил обороты. — Как-нибудь я расскажу вам историю своего появления на свет, но сейчас, поверьте, нам необходимо срочно встретиться и переговорить с глазу на глаз, а не в эфире. Заметьте, в доказательство этой исключительной срочности я заранее перевел два миллиона кредитов на ваш счет в Межзвездном банке.

— О чернота пространства! Так ведь с этого и надо было начинать! Минуточку, Бервик.

Язон быстро связался с банком и получил на экране подтверждение слов странного гостя — деньги и впрямь поступили еще утром.

— Отлично, — резюмировал Язон. — Мы сейчас же доставим вас сюда, но только на нашем корабле. Вы уж извините, в этом мире нельзя не соблюдать инструкций.

Риверд Бервик принял такое предложение без лишних слов и отключился.

— Не слишком ли ты торопишься, Язон, приглашая к нам совершенно незнакомого человека?

Это спрашивал Керк Пирр, один из старейших и самых авторитетных жителей планеты. У пиррян никогда не было жестко централизованной власти, немногочисленным населением одного большого города и нескольких шахтерских поселков руководила группа людей, больше напоминавшая военный совет, нежели правительство. Однако, когда стараниями Язона Пирр вошел полноправным членом в Лигу Миров, Керку пришлось удостоиться титула премьера и на высоких собраниях играть роль первого лица в государстве. Но даже активное участие в межзвездной политике не могло избавить Керка от старой пиррянской привычки настороженно относиться к любым чужакам. Хотя вот уж который год перевоспитывал его ставший навек лучшим другом Язон динАльт. Бывший знаменитый игрок, шулер-экстрасенс номер один в Галактике, теперь на возрождающемся Пирре исполнял одновременно обязанности министра экономики, финансов, юстиции, культуры и образования. Во всяком случае, так он сам любил иногда представляться.

— Подумай, — сказал Керк, — не лучше ли нам самим полететь на орбиту и переговорить с этим самоуверенным типом?

— Думаю, не лучше, — улыбнулся Язон. — Это мы уже проходили. Правда, тогда никто не переводил денег на счет Пирра…

Керк вспомнил давнюю историю с коварным похищением Язона и дал добро на прием гостя. В конце концов, на своей территории действительно спокойнее.

— Ладно, — как бы нехотя произнес Керк. — Пусть его встретит Мета.

Мета была первой в истории пиррянкой, полюбившей инопланетника. Много лет назад она спасла жизнь Язона, остановив безжалостную руку своего озлобленного соотечественника. В итоге оказалось, что она спасала свою родную планету. Как всякая женщина, Мета больше доверяла голосу сердца, а не доводам разума, но как пиррянка она с большим трудом преодолевала впитанные с молоком матери жесткие внутренние установки воинского кодекса чести, согласно которому интересы Пирра и пиррян ставились много выше жизни отдельного человека, тем более инопланетника. Вот почему спасая Язона от неминуемой гибели снова и снова, она далеко не сразу поняла, что движет ею настоящая любовь. Она стала первой женщиной Пирра, познавшей великое и древнее, однако во многих мирах забытое чувство.

Не прошло и пяти минут, как Мета стартовала на своем новом легком крейсере «Темучин». Корабль этот был вполне пригоден для путешествий по всей Галактике в джамп-режиме. На обычных же околопланетных скоростях считался самым экономичным в своем классе, и потому его регулярно использовали в качестве челнока.

Бервик оказался напуган до дрожи в коленках картиной, представшей его взору на поверхности Пирра. Множество мерзких тварей, летающих, прыгающих и ползающих, атаковало приземлившийся корабль с особым остервенением, какое в последнее время почему-то все чаще наблюдалось у местной фауны после сеансов дальней связи и радиопереговоров с кораблями на орбите. С тех пор как пирряне выстроили новый город, не защищенный, как прежде, от всей планеты неприступным Периметром и получивший поэтому гордое имя Открытый, центром агрессии неожиданно стал космопорт, названный в честь последнего из сыновей Керка, того самого, что погиб, спасая жизнь Язона. А новые мутации страшненьких пиррянских организмов вдруг начали с особой ненавистью реагировать на мощные источники излучений в радиочастотном диапазоне. Что это могло означать, даже лучшие специалисты, занимающиеся местными формами жизни, еще не разобрались. Но меры по усиленной охране прибывающих и убывающих кораблей были приняты сразу. Более того, с целью максимально изолировать Открытый от телепатических волн ненависти, пирряне выстроили подземную магистраль, которая и служила основной транспортной артерией между городом и портом. А уж воздушное пространство планеты использовали только в исключительных случаях.

Мета полностью заглушила планетарный двигатель и, закрывая гермопереборку шлюза, предложила Бервику, если ему слишком страшно, облачиться в скафандр, впрочем тут же предупредила, что преодолеть придется всего несколько метров. Бервик гордо отказался, о чем, наверно, сразу и пожалел. Чтобы им двоим перейти из корабля в вездеход, а затем из вездехода в диспетчерскую космопорта, Мете пришлось принять настоящий бой, повергший Бервика в уныние и ужас. А воинственная пиррянка нарочно не использовала телескопических трапов: хотела дать возможность гостю хоть несколько секунд подышать воздухом настоящего Мира Смерти, чтобы, как говорится, жизнь малиной не казалась.

Впрочем, похоже, что этому сильно уважаемому Бервику жизнь давно уже не представлялась чем-то безоблачным, радостным и сладким. Он был постоянно серьезен, даже мрачен, а теперь еще и напуган, отчего вновь пришел в крайнее раздражение. Лет сорока, высокий, плечистый, изысканно одетый, он всем своим видом словно излучал значимость. Этот человек явно привык к весьма высокому положению в обществе, а положение, как известно, обязывает. Бервик на удивление быстро для инопланетника справился с дрожанием рук и слабостью в ногах. Развалившись в предложенном ему, как гостю, самом удобном кресле, он извлек из внутреннего кармана сигару, с достоинством срезал кончик специальным приспособлением, служившим одновременно запонкой, потом прикурил от перстня, очевидно с лазерной зажигалкой внутри, и всю диспетчерскую тут же наполнил тонкий медвяный запах дорогого табака.

Мета перехватила тоскливо блеснувший взгляд Язона, направленный на сигару. Пальцы великого игрока нервно барабанили по столу возле клавиатуры.

— Мне рекомендовали вас в самой цитадели древней Космической Империи

— на Земле. Если не ошибаюсь, как раз Пирру принадлежит сильнейший в Галактике военный корабль. А также именно за вами закрепилась слава лучших и опытнейших бойцов.

Язон был польщен всеми этими превосходными степенями. Ведь и его причисляли теперь к обитателям Мира Смерти. Что ж, за долгие годы совместных сражений он действительно стал почти пиррянином и душою, и даже телом. После своего третьего возвращения сюда Язон динАльт уже практически не замечал двойного тяготения, мышцы окрепли в достаточной мере, и только в быстроте реакции он, разумеется, уступал рожденным на Пирре.

— Я — полномочный представитель Большого Совета в Консорциуме миров Зеленой Ветви, — Риверд Бервик наконец представился полностью.

Язон, конечно, слышал когда-то о Зеленой Ветви, но, сам Консорциум был сравнительно молодой организацией и узнать о его проблемах казалось крайне любопытным. Ведь в этакие дали судьба еще ни разу не заносила бесстрашного звездного путешественника.

Зеленая Ветвь, названная так земными астрономами еще тысячи лет назад, представляла собою звездное скопление, лежащее в стороне от Галактики и действительно напоминавшее тоненький побег, как если бы двояковыпуклое чечевичное зернышко вдруг проросло сквозь чернозем межзвездного пространства. Вокруг солнцеподобных светил Зеленой Ветви вращалось довольно много планет с пригодными для людей условиями существования, и некоторые из них были освоены очень давно. Эти миры стали на сегодняшний день по преимуществу добропорядочными торговыми и промышленными центрами, весьма важными для столь отдаленного очага цивилизации. Некоторые же молодые планеты, заселенные сравнительно недавно, были пока еще достаточно агрессивны и враждовали друг с другом, но и там уже приближался период стабильности и процветания. Локальные войны и конфликты случались все реже. А главное, ни одной из планет Зеленой Ветви, в силу их относительной близости друг к другу, не коснулся регресс мрачной Эпохи Вырождения. Уровень технологии повсюду установился почти одинаковый, что и привело в конечном счете к созданию такой организации, как Консорциум.

Удаленность от всего остального человечества, раздираемого противоречиями и распрями, позволила Зеленой Ветви превратиться в богатейший край, в благословенное место, которое многие в Галактике считали легендой, придуманной романтиками, чем-то вроде садов Эдема, а крупнейшие бизнесмены, знавшие туда дорогу, в один голос признавали этот регион идеальным для выгодных сделок и умопомрачительных проектов.

Ничто как будто не предвещало беды, пока однажды пилоты межзвездных линий, а затем и наблюдатели на самом дальнем от Галактики форпосте Зеленой Ветви — планете Юктис, не отметили в космосе нечто. Из межгалактического пространства к мирам Консорциума медленно, но неотвратимо приближался объект, который поначалу даже не решились назвать небесным телом, настолько неопределенным виделся он на экранах самых мощных радаров и телескопов. Излучение феномена было слишком непостоянным, причем порою он начинал вести себя как абсолютно черное тело — в буквальном физическом смысле. То есть не излучал вовсе ничего, и, если бы приборы умели мыслить образами, они бы сказали, что приближающееся к Юктису тело выглядит чернее самой черной межзвездной пустоты.

Но главным было даже не это. Космический объект излучал страх. Да, это была не столько физическая, сколько психологическая сущность. Ведь «лучи страха» не фиксировались никакой самой совершенной техникой, даже настроенными на стандартную биоволну пси-трансляторами, однако люди, прикоснувшиеся к зловещей тайне, отчетливо ощущали действие этих загадочных лучей не только на наблюдательных пунктах Юктиса, но и в других мирах Зеленой Ветви. Над благоденствием планет нависла явная угроза. Непонятный и зловещий межзвездный странник приближался.

Неделю назад излучение неопознанного объекта сделалось относительно устойчивым, и астрономам с Юктиса удалось идентифицировать предмет как нечто среднее между малой планетой и крупным астероидом с невероятно высокой силой тяжести — 0.7–0.8 g — при таких-то миниатюрных размерах. Атмосферная оболочка отсутствовала, зато всю поверхность покрывал толстый слой льда, который почему-то не позволял провести спектральный анализ глубинных пород, способный пролить свет на загадку большого тяготения. В общем, вне всяких сомнений, астероид прилетел из иной галактики. Чуждый мир. Замерзший мир.

Сколько миллиардов лет понадобилось ему, чтобы пересечь немыслимую бездну пространства со скоростью околопланетного спутника? Какие существа, какие силы задали ему направление полета? Что скрывал в себе угрюмый древний астероид?

Все эти вопросы будоражили умы ученых и правителей миров Зеленой Ветви, но сильнее прочего волновал их тот самый страх — липкий, черный, неуправляемый страх, который неизменно прокрадывался в сознание каждого человека, стоило ему лишь взглянуть на изображение темного диска. А ведь теперь он постоянно присутствовал на экранах всех следящих приборов. Никто не знал, как можно победить этот страх, и потому, несмотря на явную угрозу, никто не решался приступать к активным действиям.

Тем более что ученые (настоящие ученые) готовы исследовать все, в том числе и эту безотчетную жуть. Те, кто занимается наукой, не ведают страха перед неизвестностью — неизвестность лишь увлекает и вдохновляет их. А эта дрожь, эта оторопь, вызываемая чужеродным объектом, казалась чем-то совершенно особенным. Самому этому чувству не было аналогии в обитаемой части Вселенной, где вообще-то полным-полно всяких ужасов и опасностей.

Так все-таки: исследовать или уничтожить?

Экстренное совещание Лиги Миров с участием представителей ведущих технологически развитых планет Галактики постановило: первое — строго засекретить сам факт обнаружения «объекта 001» (такое безликое название было присвоено иногалактическому астероиду); второе — вести за ним непрерывное наблюдение с регулярной сменностью персонала во избежание психических срывов; и третье — обратиться за помощью к лучшим в Галактике специалистам по чрезвычайным ситуациям, то есть к пиррянам. Тем более что если уж искать аналогии, ничто так не напоминало «лучи черного страха», как телепатическая ненависть пиррянских организмов. Кто-то даже рискнул предположить, что это одно и то же явление, только на Пирре оно наблюдается в разбавленном виде.

— Страх и паника не должны распространяться, — завершил свой рассказ Бервик, — но предпринять какие-то решительные шаги следует немедленно. В опасности не только Зеленая Ветвь, в опасности, по нашему мнению, вся Галактика.

— Я закурю, — сообщил Язон громко после небольшой паузы, во время которой молчали все.

— Ты же бросил, — с презрением в голосе напомнила ему Мета.

— Да, но это особый случай, — возразил Язон.

— Твой особый случай связан лишь с тем, что в воздухе запахло хорошим сигарным табаком, — съязвила Мета.

— Да я вообще не курю сигары! — оправдывался Язон, как мальчишка. — Ты же знаешь, только сигареты…

И тут Керк ударил по столу своей огромной лапищей, так что звякнули, подпрыгнув, стаканы с минеральной водой.

— О чем вы говорите, друзья?! У нас что, других проблем нет?

ГЛАВА 2

Бервик счел своим долгом пояснить, что два миллиона кредитов, переведенные на счет пиррян, — это сумма, собранная представителями Консорциума в крайней спешке и к тому же в условиях строжайшей секретности — для каждого небольшого вклада требовалась отдельная легенда. На решение проблемы в целом могут быть выделены существенно большие средства.

— Я отдаю себе отчет в том, что присланных денег может не хватить даже на стартовый этап масштабной операции, — сказал Бервик, — но очень надеюсь на здравый смысл пиррян и на некоторые другие особенности ваших характеров. Согласно бытующему в Галактике мнению, деньги — не самое главное для уроженцев и жителей Мира Смерти.

Все присутствующие молча согласились с этим. И тогда Риверд Бервик продемонстрировал им запись, сделанную два дня назад в ходе съемки с патрульного катера, подошедшего максимально близко к объекту 001. Разрешающая способность приборов позволяла увидеть даже какие-то темные пятна под ледяной шапкой медленно вращающегося шара. Конечно, их следовало изучить подробнее. Но удивляло другое: простенькое сочетание световых импульсов, испускаемых экраном дисплея, порождало в душах пиррян жуткий иррациональный страх. Даже Язон уже невольно сжимал в руке прыгнувший в нее пистолет, и только неимоверным усилием воли заставил себя не поднимать его. Каково же было Керку, Мете и Бруччо!

«Молодцы, — уважительно подумал Язон о ветеранах пиррянских сражений,

— пару лет назад разнесли бы в пыль весь пульт управления космопортом, а уж потом стали бы думать, что это было. Сегодня же — ничего, сдерживаются».

Да, долгое общение с Язоном и жизнь на планете Счастье среди совсем других реалий не прошли для Меты и Керка бесследно. А вот Бруччо… О нем разговор особый.

Виднейший врач и биолог планеты, долгие годы руководивший центром переподготовки пиррян, а также всеми исследованиями самой удивительной в Галактике флоры и фауны, Бруччо не вошел в группу из ста шестидесяти восьми добровольцев, отправившихся осваивать очередной непокорный мир. Он решил до конца посвятить себя Пирру и принял участие в последнем и самом страшном сражении, которое старый закрытый город дал планете. В той битве, если не сказать бойне, из-за упрямства непримиримых горожан погибло почти пятнадцать тысяч человек. Бруччо тоже считался погибшим. Спасатели, присланные из лесной резиденции, основанной еще давно старейшиной Ресом, обнаружили в лабораториях лишь чудом уцелевшие бесценные материалы, накопленные лучшим биологом Пирра за целую жизнь. Однако Бруччо не погиб, он остался жив благодаря тому, что в отличие от многих умел не только стрелять. Он лучше чем кто-нибудь знал повадки коварных пиррянских тварей и, когда полностью закончился боезапас, сумел прорваться через брешь в Периметре. Почти месяц скитался он по джунглям, а враждебная природа становилась для него все менее опасной. Невероятно, но факт: в итоге Бруччо научился ладить с дикими животными. Людей, владеющих этим мастерством, издревле называли на Пирре «говорунами». Причем умение «говорить» со зверьем считалось врожденным талантом. Однако Бруччо, пользуясь своими необъятными знаниями, смог сознательно развить в себе подобное свойство.

Да, теперь Бервик видел: те, что советовали ему лететь сюда, не ошиблись. Пирряне действительно были единственной расой во Вселенной, для которой страх являлся не подавляющим, а стимулирующим чувством, чувством, немедленно переходящим в ярость. А пиррянин в ярости атакует всегда. И сейчас они глухо ворчали, как большие хищные кошки перед прыжком. Теперь этих троих, увидевших новую незнакомую опасность, уже ничто не могло остановить. Им бросили вызов, и они, конечно, были готовы принять его. Собственно, они его уже приняли, не успев договориться о сроках, деньгах и прочих условиях.

К счастью для пиррян, Язон находился рядом, а авторитет его на этой планете был и оставался неизмеримо высок. Как опытный игрок и бизнесмен, он вежливо, но твердо велел всем помолчать и сам вступил в переговоры с Бервиком.

Бегло оценив масштаб бедствия, энергетические расходы и людские ресурсы, которые необходимо будет привлечь, Язон начал торговаться с цифры в сто двадцать пять миллиардов кредитов и в итоге сошелся с Бервиком на восьмидесяти двух. У пиррян просто не хватило бы фантазии на такие числа. Теперь же между Консорциумом богатейших миров Зеленой Ветви и руководством планеты Пирр в лице Язона динАльта был подписан, вероятно, самый грандиозный контракт в истории Галактики. Но ситуация стоила того. Шутка ли — столкновение с неизвестным врагом из другой галактики! К тому же из любого клиента следует вытрясать максимум. Общий принцип: можешь заплатить — плати. Язон всякий раз пытался втолковать эту простую истину Мете и Керку. Но все было втуне — они по-прежнему умели только стрелять. Зато как!..

Для рискованного путешествия на самую окраину цивилизованного мира был, конечно, задействован лучший корабль пиррян, который Бервик, очевидно, со знанием дела и назвал сильнейшим во всей Галактике — линкор «Арго», построенный еще в древней империи и доставшийся им несколько лет назад, после того как этот на пять тысяч лет законсервированный металлический монстр был освобожден из плена замшелых страхов доблестной группой Язона. Это была весьма забавная история.

Для отражения серьезной атаки из космоса землянам понадобился некогда брошенный на синхронной орбите и давно забытый гигантский корабль с уникальными боевыми характеристиками. Проблема заключалась в том, что линкор этот с не слишком оригинальным названием «Недетруэбла» (в переводе с эсперанто, официального языка империи, — «Неразрушимый») был полностью автоматизирован и без условленного сигнала-пароля, разумеется, безнадежно утраченного, не подпускал к себе никого и ничего. Любой внешний объект по определению считался вражеским.

Командующий земным космофлотом адмирал Джукич был на тот момент по сути президентом Земли, ведь древнейшая обитаемая планета, прародина человечества, превратилась в одну большую военную базу. Потому именно Джукич и заключал договор с пиррянами. Язон чувствовал, насколько важен для Земли законсервированный линкор, и размер вознаграждения сумел выбить не маленький — аж целый миллиард кредитов. Ради такого заманчивого кусочка и просто в пылу азарта Язон с Керком совершили почти невозможное — прорвались внутрь корабля-убийцы. Однако линкор «Неразрушимый» оказался не так-то прост: в случае проникновения чужаков в командную рубку он подлежал немедленному уничтожению. В общем, герои обрекли себя на верную гибель, и только счастливая случайность спасла их. Третьей в группе была Мета. Вместе со специалистом-дешифровщиком ей удалось разгадать пароль и отправить необходимый сигнал за три секунды до ожидавшегося взрыва.

Получив тогда свои деньги, они хотели было улететь обратно на успешно обживаемую планету Счастье, но так уж вышло, что Звездная Орда подошла в тот момент слишком близко к Земле. Пирряне почуяли очередную серьезную угрозу, и их, как детей от новой яркой игрушки, невозможно стало даже за уши оттащить. Язон успел лишь наспех составить второй договор с адмиралом Джукичем. Все, на что удалось уломать скупого землянина, было обещание оставить Пирру в случае победы линкор «Арго». Таково было изначальное название древнего корабля, историю которого, записанную весьма подробно, удалось разыскать в бортовом архиве.

Керк, Мета и Язон практически руководили всеми космическими силами Земли и, разумеется, выиграли сражение, наголову разбив Звездную Орду — многочисленную, агрессивную, но плохо организованную эскадру настоящих бандитов, бесчинствовавших в Галактике несколько лет. Земляне хвастливо назвали эту достаточно локальную битву Пятой Галактической войной, а Язон с друзьями скромно вернулись домой. Только не на Счастье, а на Пирр. Уже в дороге внезапно и как-то очень естественно пришло решение потратить заработанные деньги на строительство нового города и космопорта на родной планете. Язон вдруг понял, что и он уже считает эту планету своей второй родиной. Попутно они отремонтировали линкор и сильно усовершенствовали его. На сегодняшний день это было ультрасовременное боевое судно, обладающее всеми новейшими видами оружия, подготовленное, казалось, на любой случай жизни. Но Язон-то, конечно, понимал, что всех случаев в жизни не предусмотришь. И похоже, там, у границы далеких миров Зеленой Ветви, их ждал именно такой, непредусмотренный…

Сильная тревога охватила вдруг Язона. За всю Галактику? Да нет, пожалуй, больше лично за себя. И за друзей, особенно — за Мету. Конечно, его любимая амозонка полна решимости сразиться с любым врагом, но достаточными ли окажутся их силы там, где все, абсолютно все, будет совершенно иначе?

Скачок через пространство в джамп-режиме завершился успешно. В обзорных экранах сверкала теперь незнакомая россыпь зеленых искорок. А потом Мета скорректировала направление полета, взяв курс точно на объект поиска, и Язон в тот же миг ощутил сильнейшую боль в голове.

Вот оно как, оказывается! Та самая неведомая сила, что повергает всех в ужас, у него, уникального телепата, прошедшего пиррянскую школу и десятки раз на самых разных планетах заглядывавшего смерти в глаза, — у него это загадочное нечто порождает элементарную физическую боль. Даже на таком расстоянии! Что же придется вытерпеть вблизи объекта 001? Сдюжит ли он?

Однако все остальные члены экипажа даже не вздрогнули при изменении курса корабля, и Язон решил до поры не делиться ни с кем своими ощущениями и догадками. Тем более что приступ мигрени постепенно ослаб, и даже зародилось сомнение: а в том ли была причина?

Вернулась эта боль уже много позже: когда они начали изучать поверхность замерзшей планеты, зависнув на орбите высотою всего в несколько километров.

Спектральный анализ показал лишь, что верхний слой ледяной шапки — обычная застывшая вода, грязноватая, но, в общем, с весьма традиционными для кислородных миров примесями. Возраст этой оболочки не мог быть велик, ведь лед достаточно быстро испаряется в вакууме, однако под первым слоем просматривался второй — прозрачный, как стекло, твердый, как сталь, а по химическому составу — все та же вода, чистейший оксид водорода. Но кристаллическая структура небывалого льда отличалась от обычной так же, как алмаз отличается от графита. Это была вода, замерзшая по совершенно иным физическим законам, и возраст монокристалла, сковавшего прочнейшим панцирем всю планету, исчислялся, возможно, миллиардами лет. Он явно был не подвержен испарению или воздействию космической пыли. Однако простейшие расчеты подсказывали, что и этот, нижний слой льда растает так же легко, как и верхний, едва только астероид приблизится к одному из горячих светил Зеленой Ветви.

До такого момента оставалось не больше недели. Прямо по курсу астероида лежала звезда РС13-9, солнце типа «В» без планетной системы. Столкновение с ним не угрожало впрямую обитаемым мирам, скорее уж замерзший астероид рисковал сгореть в пламени светила. Но задолго до столкновения планета-чужак окажется размороженной. И тогда… Какие чудища поднимутся из пучин проснувшегося океана?

Просто сидеть и ждать их появления никому не хотелось, тем более что стало уже абсолютно ясно: именно эти загадочные темные предметы, вмороженные в толщу льда, излучают колоссальную по интенсивности энергию страха.

Решение было принято почти сразу: необходима высадка на поверхность, взятие проб, частичное оттаивание ледяного панциря, возможно, бурение, а при наличии осмысленных сигналов — попытка контакта. Последнюю задачу выдвинул, разумеется, Язон, строго-настрого запретивший пиррянам стрелять без его приказа или без абсолютно явной угрозы для жизни людей. Не очень-то он верил, что пиррянам удастся не нарушить его приказ, поэтому, несмотря на возобновившуюся головную боль, рвался сам лететь на астероид. Однако Керк сумел разубедить Язона в необходимости такого шага, и аргументы оказались на удивление разумны:

— Друг, твои боевые рефлексы все-таки слишком далеки от наших. К тому же ты нужен нам здесь, наверху, в качестве координатора, если хочешь, а там, в экстремальных условиях, боюсь, ты станешь мешать.

Это было очень много слов для Керка, да еще в такую минуту. И Язон, сраженный, согласился остаться на линкоре, впрочем, тут же предложив сопровождать десантников посредством своего персонального робота-дублера. Имитационные дублеры, в просторечии «имиты», были сравнительно недавним и весьма дорогостоящим изобретением, суть которого состояла в идеальной управляемости машины непосредственно нервными импульсами мозга человека, к тому же имит обладал специальным контуром высокоточной обратной связи, то есть с помощью его рецепторов исследователь имел возможность воспринимать любой объект всеми пятью органами чувств, однако при этом опасные воздействия, разумеется, автоматически блокировались.

Команда пиррян в составе пяти человек немного поворчала, конечно, и на такое присутствие Язона, но по совести крыть было нечем — Керк сам сказал о роли координатора, — и в итоге, считая вместе с имитом, шлюпка доставила на планету шестерых.

Еще одной причиной, вызвавшей недовольство пиррян, стало требование группы врачей во главе с пиррянским медиком Текой сделать всем десантникам инъекцию специального препарата, понижающего восприимчивость к страху и, соответственно, агрессивность. Дольше всех пришлось уговаривать Мету. Но и она, подумав, согласилась. Подходящие слова нашел, разумеется, Язон:

— Как же ты не понимаешь такой элементарной военной хитрости? Разве можно в самом первом бою раскрывать свои карты полностью. Приберегите максимум ярости до следующего раза.

И все равно, даже успокоенные новейшими транквилизаторами, они были готовы к смертельной, отчаянной атаке. Посадка на астероид походила скорее на падение, и Язон искренне радовался, что эти перегрузки достались не ему, а имиту.

Вот только атаковать оказалось некого. Мир объекта 001 больше всего напоминал кладбище. Этакое летающее memero more. «Помни о смерти» — как будто действительно в такие слова складывались мрачные разводы в глубине, под ногами пиррян. Ледяной погост. Леденящий ужас.

Десантная группа хорошо подготовилась к высадке на замерзший астероид: помимо обычного пистолета каждый имел на вооружении лазерный ледорез, а специально изготовленные подошвы ботинок были снабжены шипами переменной длины и автономным подогревом. А что такое ходить по льду в обыкновенной обуви — должен помнить любой, если он вырос на планете, где хоти бы иногда случается зима.

Замороженный мир не обратил никакого внимания на группу вторгшихся в него пришельцев. Горячие шипы подметок и яростные взгляды вонзались в лед, а лед был неживым. Правда, глубоко под ним просматривалось нечто, но ни один волосок, ни одна частичка вещества не шевельнулась за толстым стеклом водяной корки при самом активном и тщательном просвечивании в широчайшем диапазоне — от оптических до гамма-лучей. Ни на ультразвуковую локацию, ни на мощнейшие магнитные поля организмы, проспавшие миллионы лет, реагировать не хотели. А, собственно, почему они решили, что это именно организмы?

— Водоросли какие-то в зимнем пруду, — ворчал Троу, пытаясь подобрать понятное сравнение тому, что проглядывало в глубине. — Разве до них докричишься!

— Скорее уж похоже на большое скопление раздавленных червей и насекомых, — возражал Керк. — Экая мерзость, право!

— А по-моему, это мозги, — высказала неожиданное предположение Мета.

— Разбрызганные мозги из чьей-то лопнувшей головы.

— Какая странная мысль! — удивился Язон. — Почему мозги? Вы все слишком долго вели войну исключительного биологическими объектами. Потому у вас и ассоциации такие. Это месиво под нами действительно напоминает протоплазму. Но такое сравнение слишком примитивно. Вам не хватает фантазии.

Подобная фраза звучала для пиррянина уже как оскорбление, и Язон искренне порадовался, что рядом с Керком сейчас его робот, а не он сам. Однако Керк сдержался, и Язон продолжил:

— Лично мне кажется, что это все-таки машина, гигантский суперкомпьютер, построенный, разумеется, из совершенно незнакомых материалов и на чуждых нам принципах. Может, поэтому он и воспринимается как объект враждебный. Но уверяю вас, это — нечто, искусственно сделанное, артефакт, как говорили древние. И давайте все-таки попробуем вступить в контакт пусть и с воображаемым пока партнером. Передадим ему универсальный модулированный сигнал.

— Оно не поймет, — возразил Бруччо, нарочито не признавая брата по разуму в субстанции, маячившей подо льдом.

— А я думаю иначе, — возразил Язон. — Оно уже вступило в контакт. Ответьте мне: вы ощущаете страх?

— Нам сейчас не до этого, — проворчал Керк.

— Так не бывает, — улыбнулся Язон, жалея, что имит не способен передать его улыбку. — Когда оно излучало страх, всем было до этого. Но сейчас излучение прекратилось. Я-то знаю наверняка — голова не болит.

— Тоже мне контакт! — фыркнул Бруччо. — Примитивный периодический процесс. Вот увидишь, скоро опять начнет шарашить. И никакого нет смысла цацкаться с этим заледеневшим болотом.

— И все же попробуйте, — продолжал настаивать Язон. — Отрицательный результат — тоже результат. Вы, как ученый, Бруччо, должны понимать, что с высокоорганизованной материей гораздо конструктивнее вести диалог, а не ударять электрическими разрядами, как подопытную лягушку.

Бруччо нехотя согласился, и Стэн, главный среди пиррян по вопросам связи, включил передающую аппаратуру. Он на разных частотах транслировал в глубину астероида сначала «SOS», а затем стандартные позывные, предваряющие важное сообщение: ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ! Транслировал с помощью межзвездного кода, известного любому в Галактике и не менявшегося в течение тысячелетий. Эффект по-прежнему был нулевым.

И тут в шлемофоны десантников ворвался голос Арчи — астрофизика с Юктиса, принявшего участие в экспедиции по настоянию Бервика:

— Внимание! Две новости от нашей исследовательской группы. Во-первых, мы разгадали причину появления верхнего слоя льда. Наш астероид едва не столкнулся с кометой, которую мои коллеги астрономы наблюдали около полугода назад. А «гиперлед», как мы условно назвали его, после таяния и вторичного замерзания в условиях нашей Вселенной кристаллизуется обычным способом.

— Вы хотите сказать, — поинтересовался Язон, — что эта планета прибыла к нам не просто из соседней галактики, а из некой другой вселенной?

— Очень может быть. Однако послушайте вторую новость. Скорректированные расчеты скорости и траектории полета объекта 001 позволяют сделать однозначный вывод: он движется не по законам небесной механики. Он движется как управляемый аппарат.

Смысл сказанного доходил медленно, но тревога в голосе Арчи передалась пиррянам, и сверкнувшие в их руках пистолеты снова готовы были стрелять, лекарства, введенные в кровь, едва справлялись с новым приступом ярости.

«Если еще через минуту они не приступят хотя бы к каким-нибудь активным операциям, — подумал Язон, — лично я не ручаюсь за адекватность поведения моих замечательных друзей с Мира Смерти».

Решение он принял мгновенно. На согласование с Керком, Бервиком и Бруччо понадобилось не больше тридцати секунд.

— Вперед, друзья! Переходим к следующей фазе исследований.

Еще за минуту до выхода Арчи на связь Мета первой заметила сравнительно небольшой, не длиннее метра и не больше тридцати сантиметров в диаметре объект, по форме напоминающий гигантское лохматое зерно или личинку насекомого. Этот представитель местной флоры (или фрагмент технологической схемы?) был единственным отдельно висящим предметом на всей обследованной ими площади.

— Быстро вырезайте это страшилище вместе со льдом и готовьте к отправке на корабль, — распорядился Язон. — Это наш лучший шанс разобраться в происходящем.

Как же яростно накинулись пирряне со своими лазерными резаками на ледяную толщу. Пусть так, но все-таки они нападали! Все-таки забирали с планеты ценный трофей, а может, и настоящего пленника.

На линкоре меж тем все уже приготовили к прибытию опасного чужака. Пятитонную глыбу вкатили по апарелям в холодный грузовой отсек и сначала нарезали с ледяного куба достаточное для проведения экспериментов количество брусков и листов небывалого материала. А надо заметить, гиперлед обладал всеми свойствами твердого, но все же пластичного металла. Затем космический монстр, заключенный в прочнейшую оболочку из бесцветной стеклостали и помещенный на специальный склад для особо опасных радиоактивных и химических материалов, наконец был подвергнут медленному нагреву. Сотни приборов следили за этим процессом. И люди тоже следили. Керк настоял на присутствии, как минимум, троих пиррян непосредственно на складе рядом с герметичной прозрачной сферой. От всех видов известных пиррянам опасностей здесь были предусмотрены достаточно мощные защитные устройства. А что касается нестандартной ситуации… Какая автоматика может сработать лучше, чем живой человек, тем более коренной житель Мира Смерти.

Язон снова был вынужден согласиться с Керком: все-таки они имели дело с абсолютно неизвестным объектом, информация о котором отсутствовала в памяти самого большого из компьютеров «Арго». Строго говоря, информацию эту вообще негде было искать.

Керк, Мета и Троу напряженно ждали новых событий и слишком хорошо понимали, что события эти едва ли будут из числа приятных.

Однако шло время, но ничего не происходило. Приборы бесстрастно регистрировали плавное изменение температуры, давления, химического состава атмосферы внутри стеклометаллической оболочки. А пресловутый артефакт, лежащий посередине, все больше напоминал полугнилое бревно, долго плывшее по реке, потом наконец застрявшее в заболоченной заводи и покрывшееся тиной и мхом. Уж не закончится ли вся эта эпопея глупым курьезом?

Язон поймал себя на мысли, что ни он, ни кто-либо другой рядом с ним по-прежнему не испытывают страха, скорее омерзение или брезгливость. И головная боль не накатывала. Неужели загадочное психоизлучение действительно прекратилось?

Минуты казались часами. Наконец приборы рапортовали об остановке нагрева, так как температура объекта внутри гермооболочки уравнялась с комнатной в помещении склада. Мокрый предмет лежал в большой луже и признаков жизни не подавал.

Первым не выдержал Керк. Он даже не то чтобы шагнул или поднял руку, он лишь еле заметно наклонился вперед, навстречу врагу. Врагу ли? Ну конечно, врагу. Любая неизвестность враждебна. Пирряне не умели и, наверно, уже никогда не научатся рассуждать иначе. Могучий торс Керка развернулся и подался в сторону загадочного физического тела под колпаком. Чуть-чуть, совсем чуть-чуть, но позже, при замедленном прокручивании записи это легкое движение отметили все.

В ту же секунду прогремел взрыв и сразу за ним — выстрел. Или выстрел был раньше и стал причиной взрыва? Никто толком не понял, какой из звуков раздался первым. Тем более что уже в следующее мгновение заговорили два других пистолета — в руках Троу и Меты. Гермооболочка разлетелась на мелкие осколки, запах горелого пластика и раскаленного металла наполнил склад. И только горстка пепла дымилась на месте уничтоженного артефакта посреди высохшей и лишь по краям еще кипевшей лужи.

Керк лежал на полу, скрючившись, держась рукою за бок, и между пальцев его сочилась кровь.

ГЛАВА 3

К счастью, ранение оказалось не тяжелым. В организм Керка не попало ни малейшей частицы чужеродного происхождения. Тонкий эластичный скафандр высшей защиты был пробит осколком стеклостали. Точнее, даже не осколком, а аккуратным кругляшом с оплавленными краями — его словно вырезали мощнейшим лазером изнутри. Весь поединок человека и чудовища занял не больше сотой доли секунды, и, чтобы внимательно изучить последовательность событий, пришлось несколько раз просмотреть запись с предельным замедлением — в десять тысяч раз.

Рабочая версия случившегося выглядела примерно так. Иногалактическое устройство (да, да, всетаки устройство, а не организм!) восприняло явную угрозу, исходящую конкретно от Керка, и внутри «мокрого бревна» активизировались энергетические цепи. Оно действительно не излучало страха — ни когда его обнаружили, ни когда отделяли от планеты, и вот теперь вся ненависть, скопившаяся в дьявольских аккумуляторах, сконцентрировалась в одном-единственном луче непонятной пока природы. Луч выбрал цель и напал, что называется, с помощью подручных средств. О дальнейших планах чужака оставалось только гадать.

Разумеется, даже уникальная реакция Керка не могла сравниться с быстродействием биоэлектронной схемы, потому увернуться он не успел, но ответный удар нанес. А следующие шесть разрывных пуль из двух пистолетов довершили дело. Ученые, впрочем, не исключали и того, что артефакт был запрограммирован на самоуничтожение. Уж слишком мало осталось от него после взрыва: пепел, дым, газ, и никаких чудес с точки зрения химии. Один из физиков вполне логично подозревал наличие заряда антивещества внутри этой штуковины.

А что если целая планета нашпигована антивеществом, как рождественский гусь яблоками? Это не шуточное дело! Траектория полета непредсказуема. «Черное» излучение, вне всяких сомнений, опасно для психики. А ледяная корка растает предельно быстро. Школьнику понятно, что столкновение такого объекта с обитаемой планетой грозит гибелью миллионам людей. Пирряне, получившие задание от Консорциума, не могли допустить трагедии, они должны были действовать немедленно. Даже если никакого антивещества внутри нет — все равно есть нечто, откровенно враждебное человеку.

Да, сам по себе таинственный черный страх можно было считать абстрактной сущностью и делать его предметом изучения для тех сумасшедших, которые во все века ради удовлетворения собственного любопытства готовы рисковать жизнью. Но теперь ситуация изменилась и обострилась. Раненый Керк — это уже не абстракция, а очень конкретный пример проявления чужой злой воли. Нечто объявило войну пиррянам. И это нечто — лишь малая толика безумного кошмара, спрятанного под ледяной толщей.

Пирряне не чувствовали и тени сомнения в необходимости уничтожить планету, тем более что энергетические возможности линкора «Арго» позволяли сделать это, а эксперимент по уничтожению фрагмента замерзшего мира прошел почти благополучно. Ведь главное, что аннигиляция сложного устройства не вызвала никаких существенных последствий. Продукты его распада не были ядовиты, а вмороженные в лед «собратья погибшего» не отреагировали ни единым движением, ни единым электронным импульсом на взрыв, происшедший на борту «Арго». Безучастность подледных обитателей к схватке на корабле однозначно подтвердили Стэн и Бруччо, остававшиеся на планете до последнего момента.

И все же Язон приказал им вернуться на корабль. Официально — для участия в общем совещании. Но в действительности он чувствовал скрытую опасность в дальнейшем пребывании на поверхности астероида, и в итоге оставил там лишь одного наблюдающего робота более примитивной конструкции, чем имит. Язон еще очень многого не понял, но догадывался, что все гораздо сложнее, чем способны вообразить пирряне. В любой новой угрозе они пытались усмотреть аналогию со своей родной злодейской флорой и фауной, ну разве только небывалые чудища казались им чуть более ядовитыми и зубастыми. А физики с Юктиса, наоборот, подходили к проблеме слишком механистично, не признавая одушевленности, а тем паче разумности вмороженного в лед феномена и оценивая даже управляемость полета астероида как случайное сочетание многих природных факторов.

Истина скрывалась где-то посередине, и до нее непременно хотелось докопаться. Язон был категорически против бездумного уничтожения целой планеты, ведь там скрывалось чужое знание, однако ему не хватало аргументов, чтобы убедить в своей правоте остальных.

Неожиданно сторону руководителя экспедиции принял брат Риверда Бервика и президент одной из планет Консорциума Артур Бервик. До начала своей политической карьеры Артур был одним из ведущих химиков на мирах Зеленой Ветви, и теперь быстрее других понял, сколь грандиозным открытием для человечества является гиперлед. Производство его в условиях нашей Галактики не представлялось возможным, а применение могло быть настолько широким, что стоимость одной тонны этого вещества Артур оценивал минимум в миллион кредитов. Конечно, подобная аргументация показалась пиррянам еще менее серьезной, чем Язоново стремление к новым знаниям, и на общих весах при выборе решения большой роли не сыграло.

К счастью, физики констатировали значительное снижениескорости объекта 001. Таким образом планетарный взрыв можно было в принципе отложить еще на несколько дней, с тем чтобы продолжить исследования, но, в конечном счете, иного выхода из сложившейся ситуации почтенное собрание найти не сумело. Даже эвакуация миров, ближайших к звезде РС13-9, не спасала положения. Это было бы и слишком долго, и слишком дорого, а главное — кто мог предсказать дальнейшее поведение восставших из-подо льда монстров? Если что, уничтожать их поодиночке будет намного труднее.

Словом, в итоге участники совещания разошлись и разлетелись по своим планетам с тем, чтоб собраться вновь уже после ликвидации зловещего астероида и обсудить окончательные результаты. Такое резюме вполне соответствовало условиям составленного договора, при этом экономились немалые средства, а пирряне во главе с Язоном могли покинуть Зеленую Ветвь с чистой совестью и с карманами, полными сумасшедших миллиардов. Это ли не победа, это ли не удача?

Однако Язон был мрачен, как никогда. Подчинившись общему мнению, он направил на астероид четыре спецкоманды для размещения на поверхности в скрупулезно рассчитанных учеными точках тридцати двух мощнейших планетарных бомб цепного действия. То есть в обычном веществе провоцировалась ядерная реакция, и любая масса за считанные секунды превращалась в детонирующий атомный заряд. Язон лишь сумел настоять на замене часовых механизмов взрывателями дистанционного управления, цепляясь за эту последнюю возможность изменить совместный приговор, вынесенный пиррянами и Консорциумом. Или хотя бы отсрочить его исполнение. Он очень, очень надеялся в оставшиеся три дня узнать нечто принципиально новое о замерзшем мире.

Немногие теперь готовы были продолжать исследования, но Язону требовались союзники и, понимая, что не удастся переубедить раненого Керка, он решил поговорить с Метой. Все-таки она была для него самым близким человеком, к тому же характер ее за последние год-два несколько изменился. Мета сделалась рассудительнее и добрее, а ведь она и раньше умела в критическую минуту вести себя не только как пиррянка, но и как женщина, и женщина любящая.

— Мета, — начал Язон без предисловий. — Полетели с тобою вместе на этот астероид, пока он еще цел. Поверь, нам просто необходимо понять природу тамошнего зла и нашего страха.

— Ну уж нет, — сказала Мета. — Единственное, что нам необходимо, — это получить здесь деньги и скорее возвращаться в свой мир. Представляю, что там сейчас творится. Мы нужны дома, Язон, и здесь я больше не хочу рисковать.

Язон онемел от удивления. Несколько секунд он буквально не мог произнести ни слова.

— Ты? Боишься? Рисковать? — выговорил он наконец. — Ты на какой планете родилась, дорогая?!

— Я родилась на Пирре, — ответила Мета холодно, но уже внутренне закипая. — Именно поэтому хочу вернуться туда живой.

— И снова убивать бесконечно мутирующих тварей, — ядовито продолжил Язон.

— И снова убивать ненавистных тварей, — упрямо повторила Мета.

— Ах так! — воскликнул Язон, наливаясь ответной злобой. — Ну что ж, тогда знай, дорогая: секрет победы над столь любезными тебе тварями зарыт здесь — на замерзшем объекте 001, и, уничтожив его, ты и все пирряне проиграете окончательно. Да, да!

Аргумент подействовал. От неожиданности Мета приоткрыла рот, и Язон, не давая ей опомниться, должен был молниеносно придумать, что же говорить дальше. Ведь он блефовал, его заявление было полнейшим экспромтом.

— Откуда ты знаешь? — выдохнула наконец Мета.

— Пока вы палите во все подряд из своих хваленых пистолетов, я занимаюсь серьезными исследованиями. Я установил несомненное сходство, скажу больше, идентичность между страхом, вызываемым пиррянской фауной, и страхом, который генерирует это ледяное царство.

— Ну и что? — невозмутимо сказала Мета.

— А то, что оба психологических явления уникальны для нашей Галактики.

При этих словах на лице роскошной блондинки появилась еле заметная улыбка, еще неуверенная, но уже злорадная. Мета, похоже, ухватила суть сказанного Язоном. Однако он решил закрепить успех и добавил:

— Мало того. Есть еще один фактор, подтверждающий правоту моей гипотезы. Микроэлементарный состав того, что осталось от доставленного на корабль чужака, с точностью до третьего знака совпадает с микроэлементарным составом тканей животных и растений нашей планеты.

Он специально сказал «нашей». За эту солидарность с их миром Мета, должно быть, и полюбила его. Теперь «волшебное» слово стало последней каплей. Она уже верила ему до конца. Но если в первом утверждении Язона (по поводу страха) была определенная логика и свежее предположение показалось конструктивным даже ему самому, то результаты химического анализа он только что целиком и полностью придумал. Мета легко могла проверить его, и тогда… Язон гнал от себя эту мысль, надеясь, что на подозрения и контрольные опыты просто не останется времени.

Он не ошибся. Мета, его любимая Мета, оставалась собою, она уже загорелась новой идеей и рвалась в бой.

— Кто, кроме тебя, знает о связи объекта 001 с Пирром?

Это было единственное, о чем она спросила.

— Никто. Только ты и я.

— Прекрасно. Мы полетим вдвоем.

— В принципе я согласен, — кивнул Язон. — Не следует раздувать штат этой новой исследовательской группы, и все же… Нам потребуется, как минимум, третий. Нам нужен настоящий ученый в этой команде.

— Троу, — не задумываясь, предложила Мета.

Язон и не сомневался, что она сразу назовет именно этого молодого пиррянина с невероятными для их бойцовской планеты энциклопедическими знаниями и удивительно гибким, пытливым умом. Физически Троу стоил Язона и Меты, вместе взятых, и только одно настораживало: он был слишком резок, просто свиреп по отношению к врагам. Язон называл его про себя пиррянином в квадрате или дважды пиррянином. Некстати сейчас такое качество, но… что поделать! Достоинства Троу явно перевешивали.

— Хорошо, — согласился Язон. — Собирайтесь прямо сейчас. И знаешь, не посвящай его пока во все наши тайны.

— Ты прав, я тоже об этом подумала, — улыбнулась Мета. — А план действий у тебя есть?

— Конечно, — кивнул Язон, — и, между прочим, в него не входит оповещение всей команды «Арго» о нашей внезапной экспедиции.

Мета остановилась в дверях, призадумавшись.

— Боишься, Керк и остальные будут против?

— В итоге, может быть, и нет, но мы наверняка потеряем драгоценное время.

Мета задумалась еще серьезнее. Отошла от двери, села в кресло, закинула руки за голову, переплетя пальцы, и даже прикрыла глаза — так она обычно сосредоточивалась на самом важном, отбрасывая в сторону мешающие мелочи.

— Все, — сказала она через полминуты. — Я решила. Мы полетим втроем и тайно, как ты хочешь. Но мы полетим в виде наших имитов. Ведь тайный полет — это особенно большой риск. Если что-то случится в первые же минуты, они не успеют нам помочь.

Теперь Язон тяжко задумался. Ему вдруг пришло в голову, что, если уж суждено случиться чемуто по-настоящему скверному, им троим уже никто не сумеет помочь: ни имиты, ни заранее предупрежденная команда «Арго», ни все миры Зеленой Ветви. Однако… береженого Бог бережет, как говорили древние, а значит, Мета права. Он еще успеет слетать на ледяную планету собственной персоной, если, конечно, все пойдет по плану.

— Согласен, — затвердил Язон. — Иди, позови Троу. Мы установим контрольные аппараты имитов в одной каюте, лучше всего здесь, в моей, и отправим роботов немедленно.

Мета уже повернулась, чтобы уйти, но вдруг кинулась к Язону в объятия, словно прощалась с ним перед дальней дорогой.

ГЛАВА 4

Маленькая космическая шлюпка, экипаж которой составляли три имита, имела двойную систему управления — манипуляторами роботов и дистанционными сигналами с корабля. Причем дистанционный контроль в случае экстренной необходимости мог брать на себя любой четвертый человек, допущенный к центральному пульту, не зависимому от имитационных аппаратов, в которых находились сейчас Язон, Мета и Троу. Эту хитрую систему придумал Язон, проникшийся небывалой осторожностью Меты. Конечно, она была права. Ледяной астероид таил в себе массу неожиданностей, а каждый, имевший хоть однажды дело с имитом, знал, как тяжело бывает выйти из шока, если для полноты информации отключаешь блокирующее устройство и не успеваешь потом включить его вновь, когда ощущения, передаваемые роботом, перехлестывают через опасный для психики предел. Они готовились к этому, однако очень скоро выяснилось, что готовиться следовало совсем к другому. Вот только возможно ли было все предусмотреть?

Место для посадки Язон специально выбрал вдалеке от ледяной глади, из которой первая группа десантников вырезала ледовый куб с монстром. Во-первых, не стоило дважды искушать судьбу в одном и том же месте, а во-вторых, хотелось понять, почему большая часть поверхности застыла как спокойное море, а в отдельных местах виднелись нагромождения торосов, словно там когда-то пронеслась настоящая буря. При полном отсутствии атмосферы на астероиде бури, как таковые, были, разумеется, невозможны. Значит, что-то иное изнутри планеты встопорщило ледовую корку. Кстати, решено было устанавливать бомбы преимущественно в таких точках. Язон, однако, учел и этот момент — столкновение с монтажниками взрывного оборудования в его планы не входило.

Полет проходил нормально почти до самого приземления, но затем приборы зафиксировали мощное магнитное возмущение, и через секунду шлюпка перестала слушаться всех троих одновременно. Излучение с очень высокой энергией подавило управляющие лучи, идущие с корабля, и посадка пошла по новому, строго заданному маршруту. Кто его задал? Кто?!

Язон не успел ответить на столь сложный вопрос даже самому себе. Уж слишком стремительным получилось приземление. К счастью, контроль над закопавшейся в лед техникой полностью утрачен не был, и входные люки открылись в точном соответствии с очередной командой. Три имита, следуя приказу, выскочили наружу одновременно, с шиком, как лихие полицейские, прибывшие на место преступления. На этом аналогия и заканчивалась, потому что все дальнейшее повергло доблестных «рейнджеров» в полнейшее недоумение и растерянность. Они стояли у подножия огромной отвесной скалы, уходящей в глухую черноту беззвездного неба, и только их прожекторы да мощная фара космической шлюпки выхватывали из мрака голубоватый блеск полупрозрачного льда. Потом стена перед ними лопнула, разлетаясь на мириады мельчайших сверкающих осколков, словно толстое стекло от взрывной волны. Язон даже успел подумать, уж не началась ли операция по уничтожению раньше положенного срока.

И тогда из глубины образовавшегося пролома появилась громадная черная бесформенная фигура. Она была такой же запредельно черной, каким казался на экранах диск астероида во время дальней локации, и излучала такой же непреодолимый ужас. Всю эту несуразицу трудно было с чем-то ассоциировать.

— Настоящая черная дыра! — шепнул Троу. — Вы только посмотрите: полное отсутствие излучений во всем спектре.

— Да, но только эта дыра ломает лед и движется к нам, то есть к нашим имитам, — заметил Язон.

— Но этого не может быть! — успел крикнуть Троу, прежде чем имит Меты первым открыл стрельбу из всех видов наличного оружия.

Пиррянам никогда не требовалась команда «Пли». А команду «Отставить» они выполняли только после того, как полностью иссякал боезапас.

— Но это же глупо, глупо? — буквально стонал Язон. — Прекратите!

Действительно, нелепо стрелять, когда лазерные лучи, разрывные пули и даже потоки раскаленной плазмы летят в никуда. Фигура замерла на несколько мгновений, словно глыба черного Лабрадора, но это не походило на испуг и отступление, скорее на легкую задумчивость перед следующим шагом. И новый шаг не заставил себя ждать. Уже через секунду все трое могли убедиться: абсолютно черное тело — вовсе не дыра в пространстве, не сгусток энергетических полей и тем более не фантом. Черный колосс был вполне материален. Словно две огромные ручищи с тяжелыми кулаками, он выбросил вперед некие подобия щупалец и опустил их на невежливых пришельцев. Одним из отростков была сплющена и превращена в груду лома шлюпка, а другой накрыл имитов и захватил их в свои мрачные глубины, возможно также перетирая в порошок, но узнать это наверняка не удалось — всякая связь с роботами тут же и прекратилась. Да и к счастью, впрочем: кому захочется испытать на своей шкуре всю гамму подобных ощущений? Не меньшей удачей, следовало считать и то, что все происходящее они успели зафиксировать следящими камерами, и аппаратура подтвердила: запись без помех передана в память главного корабельного компьютера.

Язон, Мета и Троу быстро покинули сделавшиеся никчемными имитационные аппараты и перешли к наблюдениям через внешние приборы «Арго».

В потревоженной точке поверхности творилось нечто неладное. Последняя аудиоинформация, переданная в мозг отчаянных исследователей их погибшими имитами, была чудовищной — дьявольская какофония звуков, одновременно высоких и низких тонов, на пределе слышимости, а по мощности достигающих болевого барьера. Теперь же, когда связь прервалась, все вокруг естественным образом затопила абсолютная, вакуумная тишина.

Процесс же развивался удивительно бурно. Складывалось впечатление, что в планете проделали дырку и через нее в безвоздушное пространство течет этот жуткий мрак, будто густые чернила в воду. Только не со скоростью разливающейся жидкости, а со скоростью вырастающего над землей атомного гриба. Да нет, куда там, гораздо быстрее. Наступление этой темноты на корабль происходило с нарушением всех известных людям законов физики, и это было особенно ужасно. То, что вначале показалось человекоподобной фигурой, теперь напоминало скорее облако, или осьминога, или разбегающиеся во все стороны трещины, словно само пространство раскололось, как плоская картинка, и медленно таяло в наступающем кошмаре липкой и беспросветной черноты.

Такого ужаса и отвращения, какой вызывало сейчас это зрелище, ни один из них не испытывал еще ни разу в жизни. И было уже совершенно ясно, что спрятаться некуда, что чернота достанет везде, что броня линкора «Арго» для этой субстанции все равно что яичная скорлупа или прозрачная сетка, что смерть неизбежна, что скорее всего они уже умерли, а эта жуть — просто иная реальность, или Страшный Суд, или… обыкновенное безумие. Ведь такого быть на самом деле не могло.

Язон запомнил обращенные к нему в тот момент глаза Меты. Эта бесстрашная, уверенная в себе амазонка в один миг превратилась в маленькую испуганную девочку. Интересно, а на кого был похож он сам? И только на лице Троу отражалось, как и прежде, сумасшедшее любопытство, переходящее в маниакальный азарт, и неутолимая жажда мести.

«Не к добру это», — успел подумать Язон.

Потом все пропало. Последнее, что он слышал, — был жуткий свист, с которым сквозь огромную рваную пробоину в броне корабля из каюты улетучивался воздух.

ГЛАВА 5

Старина Керк невыносимо маялся от безделья. Ему было не привыкать к ранениям, но на этот раз незначительная дырка в мягких тканях и мизерная трещинка в ребре, которую он готов был вовсе не принимать в расчет, почему-то допекали его, как никогда. Двигаться он мог, удавалось даже вставать и ходить, вот только не понимал зачем. Нормальной войны с астероидом не получалось, а заниматься научными изысканиями Керк не любил с детства. К тому же он привык руководить, а здесь выше него было поставлено слишком много людей. Ладно бы только Язон динАльт, а то еще какой-то Бервик, требующий к себе уважения непонятно за что, да целая банда чокнутых специалистов во всех областях знаний! Керк ощущал непривычную для себя апатию, сонливость и с грустью подумывал, что годы все-таки уже берут свое.

Почти целые сутки провалялся он на больничной койке, при неудачных поворотах тела морщась от резкой боли в боку. Из-за суеты приготовлений к большому взрыву друзья нечасто заходили к нему. Чаще связывались по интеркому, а потом и аппарат над его постелью замолчал надолго. Туповатый робот-медбрат о происходящем не докладывал, и Керк, почувствовав явную тревогу, решил выйти на связь сам.

— Бруччо, — обратился он к первому, до кого удалось дозвониться, — что они все там делают?

— Готовят планету к уничтожению. При этом Язон и группа ученых еще пытаются что-то исследовать.

— А Мета где? Почему она не отвечает на вызов?

— Насколько мне известно, Мета сейчас в каюте у Язона.

Однако каюта Язона тоже не отвечала, и это очень не понравилось Керку. Самое простое было направить туда робота или кого-нибудь из молодых бойцов, но Керк принял другое решение. Он поднялся и вопреки всякой логике, следуя только интуиции, облачился в скафандр. На ходу застегиваясь, проверяя исправность оружия и систем безопасности, старый боец быстро шагал по коридорам. На боль в боку даже не обращал внимания, она как будто уже пропала. А вот тревога в душе нарастала с каждой секундой.

Пирряне давно привыкли доверять интуиции больше, чем логике. Логика слишком медленная штука. Только неведомое шестое чувство, только многолетняя привычка прислушиваться к своему внутреннему голосу подсказывали пиррянину, надо ли нажимать на курок, когда пистолет, самопроизвольно прыгнувший в ладонь, поворачивался дулом к неведомой опасности.

Конечно, дверь оказалось заперта изнутри, и Керк еще не успел навалиться на нее плечом, когда услышал звук, интерпретировать который можно было одним-единственным образом. Из каюты стремительно уходила атмосфера. Сирена общей тревоги среагировала на резкое падение давления в отсеке на секунду позже Керка. Ветеран пиррянских боев уже защелкнул гермошлем и принялся высаживать дверь.

Однако надо отдать должное древним землянам, двери на «Арго» делались не так, как на современных космолетах, а намного прочнее. Очевидно, имперцы в те времена предусматривали, кроме всего, и ведение боевых действий внутри корабля. Титаническая силища Керка оказалась все-таки не безграничной, и он сумел попасть внутрь лишь после того как, смирив гордыню, вырезал замок лазерным пистолетом. В отверстие со свистом ворвался воздух из коридора, где-то далеко за спиной хлопнули герметичные переборки, перекрывая очередной отсек…

Меж тем в каюте уже не было ни души, а в стене напротив зияло отверстие в форме почти правильной десятиконечной звезды. Большое отверстие. Но человек, тем более в скафандре, едва ли пролез бы через него, не исцарапавшись об острые клинья.

Керк выглянул наружу. В отраженном свете направленных на ледяную поверхность прожекторов «Арго» клубился, удаляясь, черный туман. Эта жуткая субстанция с нереальной быстротой втягивалась в гигантский разлом далеко внизу, словно дымок в трубу, если, конечно, видеозапись дымящей трубы прокручивать с конца на начало.

Керк схватился руками в перчатках за острые зубья, торчащие по краям дыры, и в ярости согнул толстую броню древнего линкора.

Автоматические камеры, разумеется, зафиксировали старт космошлюпки и все, что случилось в дальнейшем. Таким образом, по записям удалось довольно точно восстановить картину происшедшего, если не считать, что изображения черного пятна, снятого с разных точек, никак не увязывались в единый образ. Проекции не совпадали. Физики предлагали на этот счет две гипотезы: либо под действием излучения камеры рассинхронизировались, либо пришлось столкнуться с таким редким явлением, как электронный фантом. То есть, попросту говоря, у техники начались галлюцинации. Еще хуже было то, что момент захвата трех человек из каюты не зарегистрировал ни один из приборов. И теперь оставалось лишь гадать, в какой конкретно момент погибли Мета, Язон и Троу, были они задушены и заморожены еще в каюте или тела их погребла живьем зловещая черная масса, вытянув из корабля в открытый космос. По сохранившейся аудиозаписи можно было только утверждать, что они не стреляли и не кричали в последние секунды перед смертью. В том же, что речь идет именно о смерти, никто даже не сомневался. По крайней мере, так всем казалось, пока Стэн не взял слово.

— Видите ли, — сказал он, — самым существенным в этой истории представляется мне тот факт, что нами впервые получен настоящий модулированный сигнал с планеты. Этот сигнал не просто сумел перехватить управление космической шлюпкой, он явно содержал еще некую дополнительную информацию, к сожалению пока нерасшифрованную специалистами. Однако расшифровать ее мы обязаны и сделаем это, прежде чем приступим к уничтожению объекта 001. Ведь если была ответная попытка контакта, значит, нельзя исключать возможности элементарного пленения наших людей. Кто из вас может поручиться, что Меты, Язона и Троу больше нет в живых?

— Действительно, — заразился его сомнением опытный биолог Бруччо, — для констатации физической гибели неплохо бы видеть трупы, а в свете всего случившегося…

И тут зашумели все. А в кают-компании собралось человек двадцать пять, примерно половина тех, кто присутствовал на первом совещании. Именно от этих людей зависела теперь дальнейшая судьба всего проекта.

— Вы что же, хотите отменить уничтожение этого кошмара? Вы предлагаете нарушить договор и подвергнуть смертельной опасности все миры Зеленой Ветви, возможно, всю Галактику?! — взревел Керк. — Если бы нас могли слышать трое пропавших наших братьев. Да они бы, не задумываясь, отдали свои жизни за спасение остальных! Да ведь они и сделали это… — тихо добавил он.

— Мы этого не знаем, — упрямо повторил Бруччо. — Каждый вправе распоряжаться своей жизнью. Чужими — нельзя.

Керк засопел, не готовый ответить, и снова заговорил Стэн:

— У нас родилось предположение, что замерзший мир существует в другом масштабе времени. Вот почему на сигнал «SOS», переданный Язоном во время самой первой высадки, ответ пришел лишь теперь, причем ответом стало приземление шлюпки. Они хотели помочь. Понимаете? А мы, как всегда, открыли стрельбу. Вот они и перешли к следующей, более активной стадии контакта. Мы должны, мы просто обязаны вступить в диалог, если хотим спасти наших товарищей. Только для этого нужно время. Скажите мне, сколько его осталось?

— Подготовка бомб будет закончена через восемь часов, — доложил Клиф, руководивший группами монтажников.

— Это понятно. Арчи, я спрашиваю, сколько еще мы можем ждать.

— Н-ну, — замялся молодой физик с Юктиса. — Взрыв реально отложить максимум на одни сутки. В противном случае никто не поручится за последствия.

Неожиданно в кают-компании повисла гробовая тишина. Что еще можно было сказать в сложившейся ситуации. Наверное, каждый думал о своем. Вряд ли даже сам Стэн верил в возможность установления контакта за шестьдесят с небольшим часов. Язон — тот действительно верил, потому что, как всегда, знал чуточку больше других, но его теперь не было с ними, и от этого всем пиррянам внезапно сделалось очень грустно. Керк чувствовал себя готовым лететь на астероид в одиночку и погибнуть там вслед за друзьями, но это было явным ребячеством, и он не стал озвучивать подобные мысли. Клиф, самый молодой, будь его воля, взорвал бы планету ровно через восемь часов, от греха подальше. Бруччо терялся в догадках и сожалел об упущенных возможностях. А доктор Тека страдал от гадкого предчувствия, что очень скоро ему придется изрядно попотеть в корабельном лазарете. Интуиция подсказывала, что раненый Керк — лишь первая ласточка, а ведь интуиция редко обманывала пиррян.

И в этом торжественном молчании вдруг, зачемто поднявшись во весь рост, заговорил Риверд Бервик.

— Господа, — со свойственной ему излишней помпезностью в голосе произнес действительный член Совета Консорциума. — Разрешите объявить о передаче чрезвычайных полномочий по нашему проекту лично в мои руки. Данной мне властью я имею право совершить такой шаг.

— Простите, — поинтересовался штурман Дорф, исполнявший обязанности капитана линкора в отсутствие Меты, — вы не соизволите уточнить, какая именно власть имеется в виду?

— Разумеется, — сказал Бервик, — но вначале я объясню вам свою позицию. Приказ об уничтожение объекта 001 буду отдавать исключительно я, и только тогда, когда сочту нужным.

— То есть вы отменяете ваш собственный заказ, — не выдержал Керк. — В таком случае согласно договору мы имеем право получить наличными половину обозначенной в разделе Пятом суммы и немедленно взять курс на родную планету.

— Вы невнимательно слушаете меня, Керк. Я вовсе не отменяю заказ. Ваш корабль и все его мощности по-прежнему требуются мне для выполнения задачи, но в еще Большей степени требуется мне Язон динАльт, и пока существует надежда на его спасение, мы будем исследовать этот астероид, а не уничтожать его.

— И все же, — напомнил теперь уже Бруччо, — кто уполномочил вас принимать подобные решения?

— Специальный Корпус Лиги Миров, — торжественно объявил Бервик и извлек из внутреннего кармана большую пластиковую карточку, сверкнувшую яркой голограммой переливчатой пятиконечной звезды.

— Вот только этого нам и не хватало, — глухо проворчал Керк.

И добавил уже про себя: «Плакали наши денежки! Где ты, Язон?»

ГЛАВА 6

Они очнулись в полной темноте. Пахло сыростью, было очень холодно и не хватало воздуха, чтобы вдохнуть полной грудью. Язон ощупал себя и обнаружил, что на сильно изорванном легком скафандре, к счастью, сохранились практически все необходимые приспособления. Даже пистолет был при нем. Первым делом Язон включил фонарь. Увидел, как вздрогнула лежащая рядом Мета, а Троу растерянно присел и огляделся. Его скафандр пострадал сильнее других — металлизированная ткань просто висела бесформенными клочьями вдоль тела.

Помещение оказалось крошечным, шершавый под плавно переходил в такой же шершавый потолок, и все это напоминало не столько тюремную камеру, сколько пещеру дикого зверя — Однако чуть позже ему удалось обнаружить идеально ровную Щель, идущую по контуру правильного овала, — очевидно, дверь. И эта дверь стала открываться, будто попятилась под взглядом Язона. Принцип ее действия остался не понятен, ведь дверной проем не только освобождался от заслонки, вставленной, словно пробка в бутылку, но и странным образом расширялся. Так расходятся лепестки диафрагмы в объективе. Жуткие чудеса продолжались. А когда не понимаешь, по каким законам действует враг, бороться с ним почти бесполезно. Язон и не пытался. Он мечтал лишь об одном — уяснить наконец, хотя бы в самом общем виде, что же происходит вокруг. Тогда появится шанс выбраться отсюда. Пока он не видел такого шанса, а потому старался избегать любых активных действий. Быть может, даже фонарик зря включил. Но раз уж свет горит, тушить еще глупее.

Язон терпеливо выжидал, борясь все с тем же отвратительным страхом. Кажется, он сделался уже привычным и даже не вызывал боли в голове. А Мета вообще пребывала в полушоковом состоянии. Наверно, это было к лучшему, во всяком случае, она тоже не планировала решительных шагов в ближайшее время. Чего нельзя было сказать о Троу.

Язон не успел остановить молодого пиррянского ученого. Тот выстрелил в расширяющуюся дверь ослепившей всех плазменной струей, и ответом ему были стремительно ворвавшиеся в тесное помещение блестящие стальные руки. Манипуляторы — их было пять или шесть — действительно очень походили на костлявые, непомерно вытянутые человеческие конечности с пятипалыми кистями. Стальные руки молниеносно обезоружили Троу, сдернули с него остатки скафандра, разложили на полу и обездвижили грамотным нажатием на болевые точки. После этого появилась еще одна рука со средним пальцем, заточенным, как скальпель, и принялась вскрывать пиррянину брюшину.

Троу закричал, но ни Язон, ни Мета не имели сил пошевелить хотя бы рукой. Это было как в детском ночном кошмаре, и потом, вспоминая, Язон никогда не мог объяснить, парализовал ли его все тот же страх или было оказано дополнительное, специальное воздействие.

А сверкающий начищенной сталью манипулятор извлекал один за другим внутренние органы Троу и передавал их по конвейеру из таких же рук в глубину распахнутой двери. Троу уже не кричал, он хрипел. И когда жуткий скальпель, отделив левую сторону грудной клетки, приготовился вырезать сердце, Язон и Мета одновременно совладали с собой и, не сговариваясь, поразили Троу точными выстрелами в голову. Не имело ни малейшего смысла стрелять в стальные руки, тем более в их хозяина. Его они уже поливали огнем там, на поверхности. А Троу… Бедный Троу! Не было никаких сил смотреть на мучения своего товарища. И еще, может неосознанно, ими двигало желание не отдавать в чужие страшные руки хотя бы голову Троу, хотя бы его мозг. Это действительно могло быть опасно.

И тут помещение словно раздалось в стороны от их выстрелов, возникшее вдруг слабое свечение стен сделало ненужным фонарик, а в дверном провале на смену манипуляторам, убравшимся вместе с останками Троу, появилась все та же черная фигура. Она была на этот раз значительно меньше ростом и более всего напоминала тень человекообразной обезьяны — сутулая, плечистая, с виновато вжатой в плечи головой. Да, именно такое слово — «виновато» — мелькнуло в голове у Язона, потому что черная фигура больше не излучала страха. Вся ненависть загадочного существа как будто израсходовалась на несчастного Троу, а теперь этот монстр стоял перед ними и просил прощения, как нашкодивший ребенок.

Впору было сойти с ума, и Язон уже действительно на грани помешательства выкрикнул длинную фразу, состоящую сплошь из самых грязных ругательств, которых понахватался еще в детстве от ремонтников в космопорту.

Абсолютно черная обезьяна вдруг заухала, заворчала, завыла, с каждой секундой все более визгливо. Язон не сразу понял, что она просто подбирает тон, подражая его голосу. А затем, освоив общезвуковой ряд, страшилище приступило к имитации отдельных слов и, наконец, повторило, как эхо, всю фразу целиком. В другой ситуации это, возможно, рассмешило бы, но теперь… Нет, страшно Язону тоже не было, однако он панически боялся возвращения страха. Подобное чувство знакомо каждому, кто пережил серьезную болезнь или ранение: ожидание боли бывает потяжелее самой боли.

А черный монстр меж тем продолжал экспериментировать с фразой Язона, читая ее сочным актерским баритоном теперь уже с конца на начало, причем, сперва по группам слов, затем по словам и, наконец, по отдельным звукам. Полная абракадабра. Язон не выдержал и крикнул:

— Кто ты?! Что ты?!

Он специально формулировал вопрос как можно короче, не желая больше выслушивать лингвистические упражнения чужака.

Наступило довольно долгое молчание.

«Воспринял, — обрадовался Язон. — Обдумывает ответ».

Однако радоваться оказалось рано.

— Кто что ты, ты что кто, что ты кто, кто ты что… — забубнил сделавшийся совсем механическим голос.

Язон застонал от отчаяния.

Бледное заплаканное лицо Меты было неузнаваемым. Такой он еще никогда не видел свою амазонку. Поверженная, сломленная, несчастная, она даже не сжимала лежащий на ладони пистолет. Победила логика? Вряд ли. Победил чужеродный ужас, давивший ее все это время. Что же помогло Язону более или менее сохранять самообладание? Он должен был понять это. Понять и использовать, чтобы спасти себя и Мету.

Мысли путались, и он вспомнил, каким образом любил приводить их в порядок. Сигареты! К радости его, пачка оказалась на месте — в левом нагрудном кармане. По глазам Меты он прочел, что она хочет, как всегда, пожурить его за вредную привычку, но даже на это у гордой пиррянки не осталось сил.

Язон закурил, и в их тесном каземате сделалось светлее.

«Интересная иллюзия, — подумал он. — От исполняющихся желаний в мире светлеет.

Как приятно было затянуться хорошим табачным дымом после стольких минут нечеловеческого напряжения. А скольких минут? — спросил он сам себя.

— Да и минут ли? Может, часов? Или даже дней?» Он ведь абсолютно не помнил, как оказался здесь. А у Меты сейчас спрашивать тем более бессмысленно. Была каюта, была брешь в стене, и… все. Дальше — темнота и тишина. После — вот этот кошмар с Троу.

«Но теперь все нормально, — мелькнула дурацкая, совершенно необоснованная мысль. — Теперь все будет хорошо».

Он вдруг понял, что, блаженно зажмурившись от первой затяжки, так и сидит с закрытыми глазами. Что-то мешало ему открыть их, какой-то защитный рефлекс. Впрочем, он уже ничего не боялся. Глаза нельзя было открывать совсем по другой причине. Кто-то готовил ему сюрприз, как ребенку на Новый год, и раньше времени смотреть было просто не позволено. Нехорошо, Язон, нечестно, некрасиво подглядывать. Он и не подглядывал, но уже чувствовал запах хвои, апельсинов и шоколадных конфет. Дышалось теперь легко, свободно, и даже сквозь прикрытые веки было видно, что в комнате совсем светло.

«Пора», — сказал он сам себе и разом широко распахнул глаза.

На него смотрела растерянно улыбающаяся Мета.

— Как тебе удалось договориться с ним?

— Мне?.. С ним?.. — опешил Язон. — А где он?

— Он ушел, как только свет стал слишком ярким, — пояснила Мета. — Но он сделал все, чтобы нам было приятно.

— Действительно, — удивленно осматривался Язон.

Он уже почти докурил и теперь искал, куда бы выбросить окурок. Ведь их тюремная камера сделалась необычайно чистой. Стены и потолок разгладились, пол вздыбился, образовав нечто вроде вполне удобных и мягких кресел. Дверь приобрела более привычную глазу форму и размер, на ней появилась ручка. И главное, здесь было сейчас тепло, и отовсюду лился мягкий, чуть зеленоватый, не раздражающий свет.

Язон поднялся и подозрительно осмотрел все углы. Не забыл взглянуть и на наручные часы. Его индивидуального времени прошло около трех часов. Сколько минуло на борту «Арго», оставалось только гадать, если учесть, что ни он, ни Мета даже не представляли, где они. Ну хорошо, первый контакт с чужаком установлен. Однако что-то продолжало сильно тревожить Язона. Ну да, общее непонимание ситуации! Нет, все-таки что-то еще…

Он вспомнил: запах Нового года, запах хвои и апельсинов. Язон сосредоточенно принюхался. Конечно, пахло совсем не елкой и цитрусовыми, пахло усыпляющим газом. Приятно так, убаюкивающе. Навевало воспоминания детства… Известный эффект.

— Мета! — крикнул он, стремительно оборачиваясь. — Аптечку! Быстро! Максимальную дозу антинаркотического…

Но не успела даже Мета. Резко возросшая концентрация газа ударила обоим в ноздри и тут же заволокла сознание розовым туманом.

ГЛАВА 7

Они очнулись вновь на зеленой траве под открытым небом. Язон лежал лицом вниз, поэтому сначала осторожно поднял голову, затем медленно отдался на руках и, подтянув ноги, сел на корточки, принимая позу, из которой одинаково удобно бежать и нападать. Ни того, ни другого явно не требовалось. Рядом, раскинув руки и удивленно хлопая синими глазищами, лежала Мета, а вокруг, до самого горизонта, не видно было ничего, кроме бескрайней степи с колышащейся от легкого ветерка травою. Сероватое небо, затянутое высокими облаками, светилось ровно и тускло — самая противная погода, при которой абсолютно невозможно ориентироваться по солнцу. А сориентироваться очень хотелось. Впрочем, начинать следовало не с этого.

Во-первых, надо оценить, какие из необходимых вещей остались при них после очередного перемещения. Удивительно, но и теперь не пропало практически ничего: пистолет, нож, аптечка, рация, псипередатчик, фонарь, газоанализатор, магнитометр, то есть универсальный прибор для измерения всех электромагнитных параметров. Полный комплект космонавта остался нетронутым как у Язона, так и у Меты. Более того, скафандры их выглядели теперь как новенькие. Чудес вообще-то никаких: поврежденный металлопласт легко сшивается специальным сварочным аппаратом. Вот только кому понадобилось делать этот ремонт?

— Мета, — спросил Язон, — ты помнишь, что с нами было?

— Помню, но очень немного. Черное существо накрыло нас, пробравшись на корабль, и доставило к себе в подземелье. Впрочем, это мог быть и какойто межзвездный транспорт, мы ведь не успели понять, где находимся, когда они убили Троу. А потом нас усыпили — и… все. Теперь мы здесь.

Значит, и Мета помнила ровно столько же. Чего и следовало ожидать. Проблему контакта с иным разумом можно было пока отодвинуть на второй план. Первым делом хотелось понять, куда их забросили, а уж потом размышлять зачем. То, что произошло перемещение в пространстве на миллиарды километров, а то и парсеков, сомнения не вызывало. Ведь их окружала природа обычной кислородной планеты, каких немало и в мирах Зеленой Ветви, и в самой Галактике. Не исключено, такие же планеты существуют и в других галактиках, даже в других вселенных. Что стоило этому невесть откуда прилетевшему гостю забрать их обоих к себе «домой». А уж сколько времени потребовалось на подобное путешествие, оставалось только гадать. Часы показывали всего лишь сорок минут с того момента, как он закурил в тесном закутке с шершавыми стенами, но Язон слишком хорошо знал, что такое относительность времени и что такое изменение временных масштабов. Об этом тоже рассуждать почти бесполезно, во всяком случае пока.

— Вставай, — сказал Язон Мете, — нам надо идти. Это — единственная возможность понять, где мы.

Трудно было поспорить с таким утверждением,

Мета поднялась, и они пошли. Пейзаж в пути оказался удивительно однообразным: трава и серое небо. Так что, когда вдалеке появилось первое дерево, Язон обрадовался, как ребенок. Такой ориентир позволял, как минимум, определить кривизну поверхности и соответственно оценить хотя бы размеры планеты. К тому же где деревья, там и вода, а где вода — там жилье. Если, конечно, эта планета вообще обитаема. Разумеется, еще раньше он мог рассчитать радиус кривизны, просто попросив Мету уйти за горизонт, но было слишком опасно расходиться на столь большое расстояние. Дело того не стоило. Теперь же эксперимент был проведен без риска и принес небывалый результат. Планетка оказалась крошечная, то есть настолько крошечная, что, будь она хоть вся целиком из платины или урана, масса ее не могла бы создавать тяготения, близкого к одному g. Однако создавала. И, что особенно любопытно, с подобным феноменом они уже познакомились на объекте 001. Оставалось предположить, что их таки занесло в чужую вселенную, где даже законы гравитации отличаются от известных в нашей Галактике.

Они шли уже несколько часов, а вокруг ничего существенно не менялось, разве только равнина сделалась более холмистой, да перелески встречались чаще. В одном месте они преодолели вброд ручеек с пригодной для питья водой. Уже неплохо. Язон теперь не сомневался, что и для утоления голода они сумеют, найти что-нибудь, когда потребуется. Однако ни температура воздуха — градусов двадцать по Цельсию, — ни сила ветра, ни даже свет местной звезды ни малейшим изменениям подвержены не были. Сплошная облачность по-прежнему размазывала солнце по всему небосклону, и невозможно было даже сказать, утро здесь или вечер. А ведь сутки на этой миниатюрной планетке должны были быть очень короткими. Должны были. Вот именно. Ведь в этом мире все по-другому. Может, здесь и дважды два — не четыре?

Первыми замеченными животными стали насекомые: вполне обыкновенные мухи, бабочки, осы, стрекозы, в траве ползали мирные жучки и муравьишки. Потом обнаружились птицы. Они парили достаточно высоко и могли оказаться хищными. Мета мгновенно насторожилась, готовясь принять бой. В ту же минуту под ближайшим деревом в траве шевельнулась чешуйчатая спина какой-то твари. По такому случаю советоваться с Язоном пиррянка не собиралась. Выстрел грянул едва ли не раньше, чем животное подняло свою грозную голову. И этой головы вместе с огромным шипом не стало. Но они оба успели запечатлеть в памяти знакомый образ. Да и поджаренные останки мерзкого туловища со скрюченными когтистыми лапами узнавались, что называется, сразу.

Это был самый настоящий пиррянский рогонос, ядовитый и агрессивный.

— Неужели нас вернули на родную планету? — выдохнула Мета, удивленно озираясь и замечая все больше и больше знакомых деталей — от «крючковатой травы» и стручков «стреляющего гороха» до примитивно атаковавшего их с воздуха птенца шипокрыла, которого она легко сразила одной пулей.

— Не думаю, — сказал Язон. — С чего бы это планета Пирр могла так сильно ужаться в размерах.

— А не может эта кривизна поверхности быть простым оптическим обманом? — предположила Мета. — Встречаются еще и не такие атмосферные явления.

— Может, — согласился Язон, подумав. — Действительно, тяготение — фактор гораздо более объективный. И все равно это не Пирр. Это…

Он замялся, и Мета продолжила вместо него:

— Это тот самый древний Мир Смерти, который и стал прародителем всей пиррянской биосферы. Я правильно догадалась?

— Да, — задумчиво произнес Язон, — примерно такая гипотеза пришла мне в голову, когда там, на «Арго», мы изучали этот проклятый заледенелый астероид. Но сейчас-то мы вообще неизвестно где…

Он еще не придумал, что сказать дальше. Все было слишком странно. Признаться Мете, что результаты химического анализа взорвавшегося монстра были им придуманы? Глупо. Но еще глупее считать, будто случайная выдумка стала действительным открытием. Поставить на зеро и с первого же кона сорвать банк. Такое у Язона бывало, но не по причине везения. Теорию вероятностей он в свое время изучил хорошо. Нет, что-то здесь не так. В иной вселенной, где даже гравитационная постоянная отлична от нашей, не может быть так много общего с Пирром. Да, и еще: не слишком ли локально расположена тут вся эта нечисть?

Последняя мысль показалась особенно важной, оставалось лишь сообразить, почему рогонос и шипокрыл появились именно здесь, именно сейчас, а не в самом начале, почему, например, не атаковали спящих пришельцев…

Он не успел додумать, так как из-за ближайшего холма появились три всадника с острыми копьями и шипастыми палицами в руках и ринулись им навстречу. Пиррянские рефлексы и на этот раз не подвели. Лишившиеся хозяев скаковые животные недовольно фырчали и рыли когтями землю, а поверженные мертвые воины лежали на траве в нескольких шагах отЯзона и Меты. Оба медленно повернули головы друг к другу. Один и тот же вопрос замер у них на губах. Даже не нужно было ничего произносить вслух. Ездовые зверюги, вне всяких сомнений, были моропами с планеты Счастье, с их второй родины, а всадники в легких доспехах — бойцами великого Темучина. Разве могли они не узнать на шлеме каждого из убитых знакомый тотем — череп волка?!

— Итак, теперь, сами не заметив как, мы переместились на другую любимую планету, также уменьшившуюся в размерах, да еще и переместившуюся назад во времени — в тот год, когда по диким степям Верхнего Мира еще носились непобедимые конные варвары.

— Язон, — одернула его Мета, — по-моему, сейчас не время для шуток.

— Ты не права. Чувство юмора — подчас то единственное, что спасает человека в безнадежной ситуации. Впрочем вам, пиррянам, понять такое действительно трудно. А если говорить всерьез, я предлагаю спокойно поискать вокруг нас признаки еще каких-нибудь миров. Думаю, мы сумеем найти их и это поможет сделать окончательный вывод.

— У тебя уже есть новая гипотеза? — поинтересовалась Мета.

— Разумеется, — кивнул Язон. — Давай помолчим немного. Надо подумать. За холмом, из-за которого выскочили свирепые всадники, пейзаж довольно резко менялся. Сделалось намного суше, травяной покров постепенно вытеснялся песками и россыпью мелких камней, а ветер доносил издалека запах моря. Мгновенная цепь ассоциаций заставила Язона внимательнее смотреть под ноги, и это не было ошибкой. Поиски оказались вознаграждены. Наклонившись и потянув за чахлый хвостик, он быстро узнал съедобное растение и уже через несколько секунд держал в руках настоящий крено с далекой и коварной Аппсалы, куда однажды занесла его судьба. Мета никогда таких корнеплодов не видела, а потому и восторгов Язона разделить не могла, но все же почувствовала, что находка ценная.

— Это с еще одной, уже третьей по счету планеты? — догадалась она.

— Молодец, — похвалил Язон. — Я всегда любил тебя за то, что ты не только сильна, но и необычайно сообразительна для пиррянки.

Столь ироничный комплимент звучал почти как оскорбление, и могучие мышцы Меты инстинктивно напряглись.

— Спокойно, дорогая. Лучше послушай меня. Я как раз готов объяснить, на что это все похоже…

Но объяснить Язон ничего не успел.

Мета начала стрелять раньше, чем он понял, что произошло, а когда осознал, что десятка два всадников окружают их со всех сторон, то сам уже не успел выстрелить, так как стрела с тяжелым наконечником оглушила его даже сквозь шлем скафандра, и Язон почти лишился сознания. Почти. Ведь он еще относительно отчетливо помнил, как их связывали и тащили по земле, примотав к седлам моропов длинными веревками.

ГЛАВА 8

От нескольких ударов по голове мысли в ней изрядно путались. Синяки и ссадины также не добавляли ясности в рассуждения. К счастью, хоть кости остались целы. Что же касается Меты, Язон и в этом уверен не был. Ведь ей, похоже, досталось посильнее, так как сопротивлялась она с истинно пиррянским энтузиазмом и врагов поубивала и покалечила существенно больше, чем Язон, который в принципе склонен был сдаться сразу. Просто не получилось: налетевшие на них идиоты тоже любили подраться. А вообще, согласно одной из гипотез Язона, все эти дикие всадники являлись всего лишь сложно сконструированными фантомами. Так стоило ли расходовать энергию фактически на бой с тенью.

Теперь приходилось усомниться в стройности первоначальных предположений. Боль в голове и ногах, кровь, заливающая лицо, и крепкие веревки, врезавшиеся в запястья, лодыжки и ребра, — все это было слишком уж реально для фантомной атаки. Может, все-таки следовало вести себя решительнее? Это ж надо! Прорваться через ледяной кошмар, через контакт с черным монстром, хладнокровно распотрошившим их друга Троу, прошагать многие километры чужой земли, почти разгадать ее тайну и — погибнуть от рук неизвестно как залетевших сюда и уже однажды побежденных варваров с планеты Счастье! Что могло быть глупее?

Когда впереди появились шатры, Язон отметил, что их гораздо меньше, чем было в действительности у крупнейшего племени на Счастье, однако размер и куполообразная форма вполне соответствовали тому, что он помнил о временных жилищах кочевников. Всплыло в памяти даже их название на диалекте — камач. Моропы остановились в самом центре разбитого среди степей лагеря, воины подняли пленников и привязали по отдельности к двум столбам, врытым в землю метрах в трех друг от друга. И ни одна живая душа не вышла встречать их, никто не проявлял любопытства по поводу вновь прибывших. Возможно, здесь расположилось не все племя, а лишь его передовой отряд, поэтому в камачах не было детей и женщин, а воины не выходят без приказа на улицу. Или просто они сейчас отсыпаются после очередного набега. Такое объяснение вполне годилось, но не успокаивало. Ведь странностей с каждой минутой становилось все больше.

Мета до сих пор не приходила в себя, хотя серьезных повреждений на ее теле Язон не заметил. А суровые воины, закончив свое дело, развернулись и ушли, оставив пленников без присмотра. Освободиться от веревок, когда на тебя никто не смотрит, — задача не из самых сложных, и Язон, безусловно, справился бы с нею, но он был не очень уверен, что побег — это сейчас лучший выход. Собственно, никто пока не грозился убивать их. Убить можно было и на месте, здесь же явно хотели предложить нечто иное. Поэтому следовало ждать.

Язон попытался припомнить, о чем говорили доставившие их сюда всадники, и мгновенно облился холодным потом, осознав, что все их ничего не значащие фразы, обращенные друг к другу, произносились на датском (!) языке. Потом он как бы невзначай пригляделся к столбам, заляпанным чем-то белым, и холодный пот прошиб его вторично: ничем они не заляпаны. Это просто береста. Плохо отесанные столбы из настоящей березы. Такие росли во множестве на захолустной планетке со странным названием Поргорсторсаанд, где прошло его детство. Язон хорошо помнил целые рощи этих ослепительно белых, будто излучающих свет стволов с высокими, уютно шелестящими кронами. Ни на Счастье, ни на Пирре подобных деревьев никогда не встречалось. Исследовать и дальше все эти несообразности представлялось малоконструктивным. Легче всего было выдать объяснение происходящему одним коротким словом — бред. А может, и правда? То есть все вокруг элементарным образом не имеет никакого отношения к реальности, и единственное, что можно сделать в таком случае, — взять и проснуться.

Однако проснуться Язон тоже не успел, потому что из-за ближайшего камача появилась целая делегация, состоявшая из пеших воинов во главе с самим Темучином. Язон слишком долго общался с этим человеком, чтобы теперь не узнать его. Никакой путаницы здесь быть не могло. Меж тем в последний раз Язон видел великого завоевателя лежащим на ступенях его собственного дворца в Эолозаре с посиневшим от удушья лицом и сломанной шеей. А воскрешать людей никто в Галактике пока еще не умел.

Заниматься какой-либо дипломатией в сложившейся почти абсурдной ситуации было бы по меньшей мере странно, и Язон сразу выкрикнул то, что думал на самом деле:

— Темучин! Откуда ты взялся здесь? Тебя же убил Керк, вождь пиррян. Ты давно умер, Темучин. Тебя нет!

Язон кричал на понятном Темучину меж-языке, однако на лице великого покорителя племен отражалось полнейшее недоумение.

— О чем вопит этот чужестранец? — поинтересовался он у своих подданных. — Почему недостойный человек позволяет себе так разговаривать со мной?

Слуги вождя с готовностью ринулись вперед, дабы наказать недостойного человека, очевидно, тяжелыми плетьми, которые держали наготове, но Темучин жестом остановил их.

— Кто ты, чужестранец? Откуда у тебя это оружие и как им пользоваться?

Предводитель кочевников держал в руках оба трофейных пистолета и со всей очевидностью не узнавал своих старых знакомых. Он был похож на плохого актера, который решил разыграть историческую сцену первого знакомства Язона динАльта с Темучином, но плохо выучил роль и несет лютую отсебятину. И тогда Язон предпринял последнюю попытку достучаться до сознания настоящего Темучина:

— Неужели ты забыл меня? Ведь я твой давний враг, а после друг и наконец снова враг — Язон динАльт, пришедший с неба. Неужели ты не помнишь меня?

— Как ты осмеливаешься, наглец, задавать мне вопросы?! — таков был резкий ответ Темучина. (Узнал — не узнал? Ни да, ни нет. Обидно.) — В этом мире хозяин — я, а ты — мой пленник. И это ты будешь отвечать на мои вопросы.

— Конечно, о великий Темучин!

Язон все-таки почел за лучшее сменить тон, как бы сделал попытку усыпить бдительность, но тут же исхитрился задать новый вопрос, хотя и в несколько завуалированной форме:

— Я бы только вначале хотел понять, как ты попал на эту планету, великий Темучин, вождь всех племен.

Предводитель кочевников не попался на эту уловку. Слова Язона, несмотря на утвердительную интонацию, привели его в ярость, ведь он действительно не привык отвечать на вопросы тех, кого считал слабее себя, а таковыми он считал всех.

— Мерзавец! — взревел Темучин. — Ты ничего не понял! Ты по-прежнему слишком много думаешь о себе. — И повернувшись к своим воинам, распорядился: — В темницу его! — Потом подумал и добавил: — Обоих — в темницу.

Этой секундной паузы Язону хватило, чтобы обдумать многое. Темница? Что-то новенькое в цивилизации конных варваров. А потому темница хорошо увязывалась с березовыми столбами и датским языком и скорее всего была тем самым недостающим звеном, которое уже так давно разыскивал Язон. Больше всего на свете он хотел теперь попасть в темницу, особенно вместе с Метой. Поэтому, не давая возможности что-либо сделать или даже сказать своей любимой, как раз очнувшейся к этому моменту, он заорал как можно более визгливым и испуганным голосом:

— Только не в темницу! Не-е-ет! Только не в темницу! Прости меня, великий Темучин! Не надо в темницу! За что такое наказание?! Я на все готов! Только не это!..

Язон кричал до тех пор, пока Темучин со злорадной и презрительной улыбкой на губах не повторил своего приказа коротким выразительным жестом. После чего повернулся и зашагал прочь, не оставляя пленникам надежд и бросив через плечо:

— Пусть их крысы съедят!

Какие крысы имелись в виду, осталось непонятным, ведь на Счастье было такое племя, не отличавшееся, впрочем, людоедскими наклонностями. Однако Язон не боялся никаких крыс, ни тех, ни настоящих. Главное, он сейчас перехитрил Темучина. Вождь всех племен был, конечно, мудр, но на старой шутке про Братца Кролика и терновый куст попался, как мальчишка.

Их отвязали и провели между камачей в другой конец лагеря, где на вытоптанной людьми и моропами земле валялся большой деревянный щит непонятного происхождения, охранявшийся двумя воинами. Дерево, конечно, считалось большой ценностью у кочевников, но не до такой же степени, чтоб приставлять часовых к десятку сколоченных досок. Недоумение Язона очень быстро сменилось удивлением на собственную недогадливость, не иначе, это действовали усталость, побои и отвратительные тугие веревки. Воины подняли щит, и под ним обнаружилась обыкновенная деревянная лестница типа стремянки, ведущая в подземелье. Язона подтолкнули ко входу первым.

Тому, кто хоть однажды пробовал спускаться по лестнице в яму со связанными руками и ногами, не потребуется объяснять, что случилось с Язоном дальше. Он только очень надеялся, что лететь придется не десять метров. А потом весьма больно, но, кажется, все-таки удачно плюхнувшись в благоухающую гнилью и плесенью лужу на дне подвала, он еще успел перевернуться так, чтобы, напрягши все мышцы, встретить падающую Мету с минимальными повреждениями для них обоих. И это удалось весьма неплохо. Уже в следующую секунду лестницу выдернули наверх, люк над их головами с грохотом захлопнулся, и сделалось абсолютно темно. Неудивительно: Язон успел разглядеть, что крышка погреба отлично пригнана к проему, а также для уплотнения обита толстой кожей.

Судя по звукам, доносившимся сверху, на деревянный щит взгромоздили что-то тяжелое, возможно камень или железную наковальню. Несерьезный, разумеется, запор для таких, как Язон и Мета, но, очевидно, варвары и впрямь не слишком серьезно готовились к возможному побегу пленников. Что-то такое ждало их здесь — не просто медленная смерть от неподвижности и холода. Не могли же кочевники не знать, что любые веревки рано или поздно развязываются Не веревки тут были главными. Темница считалась непростым, возможно, заговоренным и, безусловно, очень страшным местом. Он должен понять почему. И как можно скорее.

Фонарик как будто уцелел, но достать его со связанными руками не представлялось возможным. Значит, первое — освободить руки. На худой конец они вполне смогли бы перегрызть веревки друг другу, но Мета придумала лучше. Она дотянулась зубами до не привлекшего ничьего внимания в процессе обыска маленького кармашка, где хранила косметические принадлежности. Было среди них небольшое и вполне мирное на вид женское зеркальце, с которого, однако, легко скусывалась пластиковая оправка, а края стального овала имели заточку хорошей бритвы. Дальнейшее было делом техники. Пришлось, конечно, изрядно вываляться в грязи, покряхтеть от неудобства и даже дважды порезаться, но уже через несколько минут они изучали свою новую тюрьму.

Ничего по-настоящему опасного обнаружить не удалось Пещера, выкопанная в грунте давно, неизвестно кем и зачем, была укреплена от осыпания могучими просмоленными сваями и толстыми брусьями перекрытий. Тянулась она метров на двадцать от лестницы, в ширину имела метров пять, а потолок высотою в рост пиррянина постепенно понижался и у дальнего конца делался настолько приземистым, что заставлял опускаться на четвереньки. В темных углах под стенами попискивали какие-то испуганные зверушки, но вряд ли это были крупные грызуны, тем более такие, чтобы съели живьем. Единственной неприятной находкой стали два побелевших от времени человеческих скелета, однако по ним трудновато было сказать, останки ли это узников темницы или просто кости, сброшенные сюда с целью устрашения. Ни жутких ядов, ни ужасных змей или насекомых, ни пресловутых крыс — абсолютно ничего, что могло бы угрожать человеку немедленно

— Не понимаю, — проговорил Язон, — на что же они рассчитывали, бросая нас сюда

Он уже присел на сухое бревно, прислонившись спиною к стенке и приложил к предплечью аптечку — давно пора было это сделать. Анализатор тихо зажужжал, и через несколько секунд все необходимые лекарства были введены в кровь

— А может, они и не рассчитывали убивать нас. Просто какой-то ритуал?

— Не думаю, — возразила Мета — Темница — страшное наказание у этих дикарей. Скорее всего они панически боятся темноты И, оказываясь здесь, очень быстро сходят с ума

Мета иногда поражала Язона нестандартностью мышления. Что-то подобное вертелось и в его голове, но он не успел сформулировать

— Ты хочешь сказать, что у них здесь не бывает ночей?

— Ну да Я не слишком сильна в астрономии, но ведь элементарная логика подсказывает. По местным меркам мы провели на поверхности планеты несколько суток, а солнце все время светило без изменений.

— Разумно, — сказал Язон. — Но только это не самая главная здешняя тайна. Гораздо важнее разобраться, каким образом в одном месте и в одно время появились пиррянские твари, Темучин с его племенем, да еще креноджи с той самой планеты, откуда я улетел тогда с этим психом Майком Сэймоном?

— Помню, — кивнула Мета — Так и откуда же они все, по-твоему? Насчет пиррянских организмов ты, кажется, еще на корабле объяснял. Если они из этого мира и пошли, чего тогда удивительного. А вот Темучин… Ну он же не настоящий, он же нас не помнит, не узнает…

— Правильно, Мета, только смотри шире. В этом мире все не настоящее. Понимаешь?

— Не понимаю. В каком смысле?

— В самом прямом. Все, что мы здесь встречаем, — это продукты нашего разума, нашей памяти. Я поначалу даже решил, что это просто фантомы, сложные галлюцинации.

— Хороши галлюцинации! — проворчала Мета, разглядывая глубокую и еще не зарубцевавшуюся царапину на руке.

— Я тоже об этом подумал, когда они поймали нас. И все равно, пусть овеществленные, материализованные, но это наши воспоминания. Другого объяснения просто не может быть. Кто-то по нашим чертежам строит здесь этот мир, точнее, изменяет его, а с нами при этом не советуется.

— Кто же?

— Условно будем грешить пока на того обезьяноподобного монстра с абсолютно черной шкурой.

— Ну и где же он теперь?

— Мета, я ведь не ученый, который уже решил эту проблему, а ты, насколько я помню, не журналистка, и здесь как будто не зал для пресс-конференций. Что я могу тебе ответить? Давай думать вместе. Давай искать этого шутника. Без его помощи нам никогда отсюда не выбраться.

— Ты уверен?

— Да ни в чем я не уверен! — сказал Язон в сердцах. — Еще никогда в жизни я не знал так мало о мире, в который попал. Нам не дают опомниться, не дают сориентироваться, из чего же мне делать вывод, где именно искать нашего главного врага. И вообще, враг ли он?

— А Троу, — напомнила Мета.

— Да, — согласился Язон. — И что ты предлагаешь?

— Ну, во всяком случае, не сидеть в этом сыром подвале. Надо исследовать планету. Надо удирать отсюда.

— Не горячись, — предостерег Язон. — Прежде всего надо хорошенько все обмозговать. Нам подарили зачем-то такую возможность, и мы должны ее использовать. Удрать успеем. Чем позже, тем неожиданнее будет для них, вроде как мы уже умерли. Тогда и рванем. А пока… Отчего бы не поискать нашего шутника прямо здесь.

— Ты сам решил стать шутником? — поинтересовалась Мета. — Или говоришь это всерьез? Мне казалось, мы осмотрели здесь каждый угол.

— Ну, во-первых, не каждый. А во-вторых, дай-ка после того, как я закурил там.

— Ты просто жалкий раб своих желаний. Тебе слабо не курить, вот и придумываешь любую несуразицу, лишь бы оправдать вредную привычку. Кури, кури, герой Галактики, если только сигареты не промокли.

Но Язону повезло. Сигареты даже не отсырели. Первые три затяжки он сделал, не сходя с места и напряженно ожидая нового волшебного перемещения. Конечно, он понимал, что это глупость, но каким-то краешком сознания все-таки надеялся. Во что не поверишь после стольких чудес? С другой стороны, никотин реально помогал ему сосредоточиваться. И наконец, не дождавшись особых приглашений, Язон поднялся и, продолжая дымить, обошел еще раз все помещение. Фонарик он закрепил теперь под продольным брусом и при слабом, но ровном свете было удобнее осматривать пол и стены.

Мета со свойственной ей настырностью искала запасный выход в потолке пещеры и просчитывала варианты побега наверх. А Язона гораздо больше интересовал путь вниз. Он с каждой минутой все яснее ощущал: такой вариант выхода существует. И помогла ему все-таки сигарета. Присев на корточки в дальнем углу пещеры и держа уже совсем короткий окурок в опущенной руке, он вдруг заметил, как струйка дыма отчетливо затягивается в щель между старой подгнившей доской и земляным полом. Поднес ладонь. Сквозило как в приоткрытую форточку зимой. Где-то под ними находилась большая и, наверно, холодная полость.

— Мета, — сказал Язон, — подумай, чем нам лучше копать.

Под тонким слоем земли обнаружился круглый и чуть выпуклый люк из нержавеющей стали с вентиляционной решеткой с краю. Ручки никакой не было, но, взявшись за решетку, они легко откинули крышку в сторону и посветили фонариком вниз. Узкий ствол шахты уходил куда-то в бесконечность. Насколько можно было видеть, колодец этот казался идеально прямым, а луч света, поглощаемый его почти черными матовыми стенками, быстро таял во мраке. Движение воздуха теперь почти не ощущалось, а запах, доносившийся снизу, был неожиданным. Они даже не сразу сообразили, что он напоминает. Потом догадались и сразу поняли, почему не испытывают страха. Так пахнет стерильная чистота нового космического корабля.

— Я думаю, надо попробовать спуститься туда. В принципе, по этому стволу можно двигаться упираясь спиной и ногами, но лучше свяжем все остатки веревок, и ты подстрахуешь меня.

Мета не возражала. Она только безумно страдала от своей невооруженности. Но что поделать, если смертью будут угрожать им из этой шахты, Мета готова сразиться с кем угодно голыми руками. И все-таки оттуда веяло скорее спасением, чем гибелью.

Веревка была выбрана уже почти вся, когда Язон сообщил из глубины:

— Вижу боковой проход.

Очевидно, в следующий момент он ступил в этот проход или просто опустил ногу на край перпендикулярной трубы. Во всяком случае, натяжение веревки ослабло, но Мета не успела спросить, какова ширина бокового прохода и что видно в его конце. Все дальнейшее произошло практически одновременно.

Глубоко внизу замелькали зеленые и красные огоньки, в темнице поднялся ветер, как на морском берегу, и все вокруг затопило утробное низкое гудение, сквозь которое прорывался тоненький звон. Затем плотная волна теплого воздуха отбросила Мету от люка, словно чья-то гигантская ладонь. Веревка лопнула, и вместе с удаляющимся криком Язона смолкли и все другие звуки. Только индикаторные лампочки, как определила их для себя Мета, продолжали мигать в глубине, когда она вновь склонилась над краем колодца.

У Меты был второй фонарик, а выбора у нее не было.

Куда бы ни утащило Язона по этому пневмопроводу, она должна последовать за ним. И Мета начала спускаться без всякой подстраховки.

ГЛАВА 9

Пневмотруба выплюнула Язона в широкий, ярко освещенный туннель с белыми стенами, и встречный поток воздуха предупредительно остановил его, не дав упасть.

«Что ж, — подумал он, — с цивилизациями такого уровня гораздо приятнее иметь дело». Меж тем проход за его спиной быстро закрылся плотно прилегающей к краям заслонкой. И не разглядеть было для непосвященного, где тут пневмопровод. Язон на всякий случай мазнул у основания стены несмываемым маркером и бодро двинулся в путь. «Ладно, — рассудил он, — назад мне пока не обязательно. Вот только Мета… Но ведь она обязательно попадет сюда же». Так он пытался успокоить себя.

Туннель слегка забирал влево, и, пройдя по его приятно пружинящему полу добрых два километра, Язон почувствовал подвох. Если коридор кольцевой, по нему можно ходить вечно. Что если он уже второй круг наматывает? А несмываемую отметку, во-первых, мог и не заметить, а во-вторых, мало ли какие есть возможности у здешних шутников. Язон остановился, прикинул радиус, длину окружности и понял, что до полного кольца ему еще далеко, но все равно решил обратить более пристальное внимание на стены. Не один же единственный вход имеется на всем протяжении гигантского белого туннеля.

Метров через сто тщательного ощупывания он обнаружил нечто вроде утопленной круглой кнопки, и его старания оказались вознаграждены. От нажатия кнопки сработал расположенный в стене механизм, две створки разъехались в стороны, и на середину туннеля бесшумно выплыл небольшой одноместный экипаж броского, радующего глаз дизайна и с удобным сиденьем. Конкретно с такой моделью Язон не был знаком, но выделенное ему транспортное средство очень напоминало маленькие кары земного производства на магнитной подушке, которыми они пользовались у себя на «Арго». В управлении разбираться не пришлось, оно оказалось стандартным, и это еще больше порадовало Язона. Вот только аппарат внутрикорабельной связи на каре отсутствовал, вместо него был простой ультразвуковой передатчик одностороннего действия.

Получив в распоряжение достаточно совершенную технику, Язон прежде всего вернулся к обозначенной им двери. Посигналил, заслонка отодвинулась. Но и только. Меты нигде не было. Он даже покричал ей. А заставить пневмопровод включиться на подъем не сумел. Пришлось продолжить поиски осмысленной жизни в этом белом безмолвии. Кто-то же потратил прорву денег на строительство такого роскошного подземелья. Кто-то тратит их и по сей день, если горит здесь яркий свет и исправно действуют все системы. Почему же таинственный хозяин не обращает никакого внимания на провалившегося сюда незваного и нахального чужака?

Язон сигналил теперь ультразвуком через каждые сто метров. Несколько раз открывались двери других гаражей с такими же, как у него, карами. Наконец открылась ниша с недвусмысленной панелью пульта связи. Обозначения на клавишах ни о чем не говорили Язону, и он стал нажимать их все подряд. В большинстве случаев экран оставался темным, иногда на нем возникала картинка. Чаще всего это были незнакомые схемы или вполне четкие видеоизображения складов, ангаров, лабораторий, кают. И повсюду — никого. Неужели он все-таки на корабле? Пожалуй. Но только это корабль совершенно циклопического размера. Не корабль, а целая космическая станция. Было такое понятие в древности. Язон, как большой любитель истории, читал когда-то о строительстве целых городов в космосе. Разве что это и есть один из них. Но куда в таком случае подевались обитатели?

Некоторые клавиши Язон нажимал, казалось, уже по третьему разу. И он невольно вздрогнул, когда на экране появилось лицо молодого человека весьма приятной наружности. Вышедший на связь улыбнулся и вежливо попросил:

— Ваш индивидуальный номер, пожалуйста.

— У меня нет индивидуального номера, — честно признался растерявшийся Язон.

— Этого не может быть, — бесстрастно прокомментировал молодой человек и задал новый вопрос: — Как вы попали сюда?

— Через вентиляционную шахту по пневмопроводу, — доложил Язон со всей прямотой.

Глупо пытаться обмануть соперника, когда не только не знаешь его карт, но даже не успел познакомиться с правилами игры.

— Ваше имя, — поинтересовался молодой человек все с той же идиотской улыбкой.

Его нарочитая приветливость абсолютно не сочеталась с равнодушным, даже холодновато-настороженным голосом. Впрочем, в службе охраны попадаются иногда еще и не такие типчики, а это был явный охранник.

— Мое имя — Язон динАльт, — сообщил Язон с достоинством.

— Хорошо, — кивнул охранник, явно удовлетворенный ответом. — Не уходите никуда, я сейчас к вам выйду.

Трудно было отказаться от такого любезного предложения, и Язон стал ждать, поглядывая из любопытства на часы. На всякий случай стоило запомнить, сколько времени будет добираться до него этот тип.

Тип подъехал на стандартном каре через шесть минут с той же стороны, откуда пришел Язон. Ничего интересного.

— Здравствуйте, — сказал он, спрыгивая на пол. Только теперь, когда Язон увидел охранника в полный рост и не на экране, у него точно пелена с глаз упала: «Да это же не человек! Это андроид».

Таких уже очень давно не выпускали. Не меньше тысячи лет назад бесконечные споры о моральном аспекте использования человекоподобных роботов закончились победой тех, кто требовал их повсеместного запрещения. Решающим аргументом стала весьма печальная статистика роста преступности в тех мирах, где андроиды распространились особенно широко и в совершенстве своем достигли практически полной внешней неотличимости от людей.

Данный экземпляр был достаточно примитивен. В сущности, даже интонации голоса выдавали его, а уж походка, жесты, манеры — просто карикатура на человека. Однако карикатура прибыла к Язону с радостной вестью.

— Следуйте за мной, — распорядился андроид, — я провожу вас к хозяину.

— Ну наконец-то! — выдохнул Язон.

И вдруг по-пиррянски загрустил об отсутствующем пистолете. С чего бы это? Ведь андроид был без оружия, и ничто вокруг как будто не грозило новыми опасностями.

— Как зовут вашего хозяина? — поинтересовался Язон.

— Доктор Солвиц, — ответил андроид.

— А кто он такой, доктор Солвиц? С какой планеты? — Язону хотелось узнать побольше, пока они едут этим длинным туннелем.

— Не понимаю вопроса, — сказал андроид. — Доктор Солвиц с этой планеты.

— И как называется эта планета?

— Планета доктора Солвица или просто Солвиц.

Круг замкнулся — не больно-то много информации выудишь из этого истукана. Но Язон все-таки решил продолжить расспросы:

— А в какой звездной системе расположена планета Солвиц?

— Я не уполномочен отвечать на этот вопрос, — сообщил андроид равнодушно.

Язон стал думать, чем бы еще поинтересоваться, не рискуя получить еще один, столь же содержательный ответ, но в этот момент перед ними распахнулись ворота. Оба кара въехали в узкий коридор, где уже нельзя было двигаться рядом, а только друг за дружкой. Андроид почему-то увеличил скорость, и после нескольких минут стремительного петляния по переходам и лестницам они остановились у высоких дверей из натурального дерева. Очевидно, дальше, по прихоти доктора Солвица, полагалось идти пешком или вообще это был уже его кабинет.

Язон почти не ошибся. За дверьми, которые андроид открыл вручную, оказалась роскошная просторная приемная, обставленная в несколько архаичном стиле.

— Садитесь, — предложил андроид, указывая на ряд мягких кресел вдоль стены.

Потом добавил, указывая на дверь в глубине:

— Вам туда. Но хозяин сейчас занят. Придется подождать.

Сам же робот уселся за стол референта и, включив допотопного вида персональный компьютер, принялся что-то набирать. Пальцы его бегали по клавишам с недоступной для человека скоростью. Зрелище это быстро надоело Язону, он поднялся и стал ходить вдоль стен, изучая развешенные по ним картины. У доктора Солвица была достойная коллекция. Наряду с современными шедеврами голографического искусства здесь висели прекрасные яростные полотна представителей космического романтизма и даже несколько вещей древнейших земных мастеров. Наконец и этот вернисаж утомил Язона. Он, тихо подошел к андроиду сзади и заглянул через плечо в экран компьютера. Андроид, отключив шумовые эффекты, очевидно, чтоб не мешать гостю, увлеченно играл в обыкновенную детскую «стрелялку». Эти игры были по-прежнему популярны во всех компьютеризованных мирах. Язон не догадывался только, что ими забавляются еще и андроиды.

— Простите, доктор Солвиц там? — решил уточнить Язон.

— Да, но он сейчас занят, — безучастно откликнулся робот-референт, ни на секунду не прекращая расстреливать инопланетных монстров на каком-то запредельном по человеческим понятиям уровне сложности. — Подождите.

Язон подождал еще полчаса. Затем поднялся и решительно подошел к двери.

— Не делайте этого, — сказал андроид, не поворачивая головы. — Открывать двери без разрешения доктора Солвица запрещено.

— Да? И как долго я буду ждать его разрешения? — еще спокойно, но уже понемногу закипая проговорил Язон.

— Я не уполномочен отвечать на этот вопрос.

— А я не уполномочен ждать, — съязвил Язон, вполне отдавая себе отчет в том, что робот вряд ли оценит его тонкий юмор.

Андроид сумел оценить другое. Язон еще даже не потянул ручку на себя, только взялся за нее, а добросовестный референт уже пересек приемную в стремительном прыжке. Глаз не успевал за такой скоростью, и складывалось впечатление, будто андроид исчез, растворился в воздухе там, за столом, и сразу же возник из небытия тут, возле двери.

Драться с андроидом — дело бесполезное. Их выводили из строя как-то иначе. Язон мучительно вспоминал, как именно это делали — ошибиться сейчас было нельзя. Ну, кажется, вспомнил. Друзья-курсанты обучили его этому трюку очень давно, когда он еще только-только покинул родную планету с длинным и странным для многих названием Поргорсторсаанд и поступил в летную школу на Скоглио. Устаревшие модели андроидов в обход закона и в целях экономии использовали там в основном как уборщиков, ведь для охраны военизированной школы они слабо годились. Так вот, чтобы обездвижить робота, нужно было посмотреть на него пристально и сказать: «У вас что-то не в порядке с правым глазом». Андроид автоматически поднимал руку и прикасался к глазу указательным пальцем-анализатором. В этот момент следовало резко ударить его по руке, так чтобы палец на две фаланги провалился в глазное яблоко. При этом закорачивались какие-то цепи, и минимум минуты на три робот полностью отключался. Конечно, этот трюк удавался лишь с андроидами старого поколения, не снабженными специальным блоком защиты от целенаправленной порчи. Но рискнуть стоило.

И надежды оправдались: в этом музейном подземелье и робот оказался музейным.

Он замер в жуткой позе с пальцем в глазу и уже не имел возможности препятствовать действиям Язона. А дверь, ведущая к доктору Солвицу, оказалась незапертой.

Вот только кабинет был пуст. И в отличие от ухоженной приемной являл собою картину полнейшего запустения. Едва ли пресловутый доктор находился здесь полчаса назад будучи страшно занятым. Едва ли. Меж тем одна существенная деталь бросилась в глаза Язону, после чего сразу стало некогда изучать всякие мелочи на стенах и рабочем столе пропавшего хозяина.

Потайная дверь в книжных стеллажах осталась приоткрытой. Хозяин не хозяин, но кто-то ушел через нее и, похоже, сравнительно недавно. Может, только что.

Дверь вела в узкий полутемный проход, заваленный кипами бумаги, о которые Язон несколько раз споткнулся и чуть не упал. Интуиция подсказывала ему: надо спешить. Кривой и длинный, словно кишка, коридорчик вполне естественно заканчивался шлюзом, где мигала надпись «ВНИМАНИЕ!» и светящаяся стрелка указывала на шкафчик со скафандрами. Надо полагать, по ту сторону уже открытый космос. Не удивительно. Потайные ходы во все века выводили беглецов за пределы замка, квартиры, города или космического корабля.

Пришлось заменить свой сильно пострадавший и уже давно не герметичный скафандр на новенький, любезно предложенный загадочным доктором Солвицем. Трогательнее всего было то, что каждый костюм даже укомплектовали полностью заряженным лазерным пистолетом. После пиррянского он казался несколько тяжеловат и неудобен, но все равно это было неплохо. Еще около минуты Язон потерял на неизбежное перекладывание из карманов самых ценных для него вещей: аптечки, фонаря, сигарет и прочего. Эх, знать бы тогда, что все это абсолютно неважно!

Когда двери шлюза распахнулись, он даже не придал значения тому, что по другую сторону вовсе не безвоздушное пространство. Он выскочил в огромный ангар, и в тот же миг со стартовой площадки рванулась вверх маленькая универсальная шлюпка, одинаково пригодная для полетов как в атмосфере, так и в вакууме.

Доктор Солвиц удирал. Удивительно гостеприимный хозяин! Однако вел он себя просто по-дилетантски. Городил нелепость за нелепостью. Разве это нормальная погоня? Какая-то игра в поддавки! Ведь тут же рядом стояла еще одна, как две капли воды похожая шлюпка. И было бы странно, если бы в ней не оказалось горючего. И действительно, горючее было, полный бак.

— Что ж, доктор Солвиц, — произнес Язон вслух, — посмотрим теперь, кто из нас лучше управляет небольшими космическими лодками!

ГЛАВА 10

Из ангара был один путь — через большие ворота, которые никто, конечно, не блокировал. Они открылись автоматически при подлете, Язону даже не пришлось тормозить, и он оказался все под тем же затянутым облаками тусклым сереньким небом. Ангар стоял почти над самым обрывом, неожиданно высоким для этой миниатюрной планетки, и под брюхом шлюпки сразу раскинулась бескрайняя зеленая равнина, разрезанная пополам тонкой голубой змейкой реки, вытекающей, очевидно, из горного ущелья. Но Язону было не до того, чтобы любоваться красивыми пейзажами. Летящая впереди шлюпка заложила предельно крутой вираж и стремительно уходила сейчас влево и вверх. Язон выровнял курс и повел свой аппарат чуть ниже и по более плавной траектории. Поскольку беглец по-прежнему забирал все выше, впору было предположить, что он надеется затеряться в облаках. Впрочем, такая уловка уж слишком наивна. Все приборы на шлюпке Язона работали идеально, и на экране пеленгатора единственный металлический предмет, болтавшийся в небе, светился очень отчетливой точкой. Не, иначе, соперник готовил какую-нибудь хитрость. Например, войти в полосу плотной облачности и одновременно включить антипеленгующее устройство. «Видали мы таких хитрецов», — улыбнулся про себя Язон. Однако хитрец повел себя более чем странно: вынырнув из уже почти непроницаемой для глаза пелены, резко пошел на снижение, потом эта дерготня повторилась еще раз, и Язон, экономя топливо, даже не поднимался, уже уверенный в возвращении преследуемой шлюпки. Наконец, сориентировавшись строго параллельно земле, удирающий доктор Солвиц, если, конечно, это был он, развил максимальную скорость, возможную в данной атмосфере. В экстренных случаях можно и больше, но тогда уже корпус раскаляется, и внешние датчики большинства приборов трескаются или плавятся, в общем, полет становится, мягко говоря, некомфортным. До этого дело, к счастью, не дошло.

Они летели теперь над морем, и Язон потихонечку, еле заметно сокращал дистанцию. Наконец он вспомнил, что есть еще такая штука, как радиосвязь. Не особо напрягая фантазию, он первым делом передал традиционное «SOS» и очень быстро принял весьма оригинальный ответ: «Сигнал получен. Помощь оказать не могу». «Вот это хам!» — подумал Язон и передал жесткое распоряжение на посадку.

«Сам садись в море», — ответил хам.

Язон все больше сомневался, что это и есть доктор Солвиц.

Дотянули до противоположного берега. Язон повторил требование и вовсе не был удостоен ответа. Это разозлило, и он решил подняться выше, хотя прекрасно знал: один на один никакой летающий объект прижать к земле невозможно. Но этот вел себя уж слишком странно. Вдруг повезет!

Однако разозлился и тот, кто сидел в первой шлюпке, он стремительно рванулся ввысь, так что у Язона потемнело в глазах от одной мысли об испытываемых пилотом перегрузках. «Вверх так вверх, — рассудил Язон. — Надо же самому посмотреть, что там за облаками». А за облаками оказалось интересно. То есть глазами-то увидеть ничего было нельзя, а вот приборы словно сошли с ума. Все экраны, индикаторы и стрелки в один голос уверяли Язона, что у него над головой земля. Они просто вопили: «Опасность! Тревога! Недопустимо быстрое приземление!» Какое там, к черту, приземление?! Что случилось? Ведь планета внизу. До последнего момента альтиметр ясно показывал высоту, но теперь… Под несмолкающий звон всех аварийных сигналов он поднялся еще чуть-чуть и, лишь когда ощутил внезапную невесомость, испугался по-настоящему и пошел на снижение.

Когда-то ему доводилось слышать о гравитационных экранах. Эксперименты с ними стоили безумно дорого и вообще-то, насколько знал Язон, были запрещены галактическими законами.

За убегающей шлюпкой он продолжал следить постоянно и, когда вынырнул снизу из облаков, показалось даже, что расстояние между ними сократилось. Язон, не в силах побороть разыгравшееся любопытство, повторил маневр с подъемом в заоблачную высь. Очевидно, в какой-то момент эта природная загадка представилась ему более важной, чем погоня. Он рискнул подняться еще чуть выше, вынужден был, исполнив «винт», перевернуть шлюпку и окончательно убедился, что под ним — да, уже не над ним, а именно под ним — достаточно большая и, безусловно, твердая масса. Сильное открытие.

Помнится, во второй день творения создал Бог твердь и назвал ее небом. Не здесь ли проводил Он свои эксперименты? Язон никогда не был верующим, но, как большой любитель древней литературы и истории, Священное Писание, случалось, почитывал. Целиком, конечно, ни разу не одолел, но уж что-что, а первую книгу Моисееву — книгу Бытия любил иногда цитировать почти дословно. Никак он не ожидал, что этот обветшалый текст окажется столь близок к жизни.

И вот, вторично напоровшись на невозможность подняться выше и вновь спускаясь в поисках новых маршрутов, он осознал, что удиравший от него поступал, в сущности, точно так же. Это наводило на мысль… которую Язон не успел додумать, потому что со шлюпки, намеренно подпускающей преследователя ближе, пришло сообщение, точнее вопрос:

— Будешь догонять, пока горючее не кончится?

— Буду догонять, — ответил Язон.

— Тогда я открою огонь, — последовала угроза.

— Из какого оружия? — поинтересовался Язон, жалея, что кодированный радиосигнал не способен передать его едкую иронию.

Универсальные малые шлюпки по определению не комплектовались встроенными пулеметами и прочей стрелковой техникой и могли быть оснащены разве что легко засекаемыми внешними навесными орудиями. Внешних орудий не было. Конечно, Язон не мог знать всего, тем более на такой странной планете. Но на этот раз он не ошибся. И все же ответ пришел совершенно неожиданный:

— Тогда я пойду на таран.

Ничего себе! Такое завидное упрямство способен проявить только истинный пиррянин, и Язон, еще не до конца уверенный в собственной догадке, радировал:

— Мета, это ты? На связи Язон.

И тут же обмен морзянкой прекратился.

— Язон, ты с ума сошел, зачем ты за мной гоняешься? — Из шлемофонов, лежавших на панели, послышался ее далекий нежный голос. — Ты надел шлемофоны? — добавила она.

— Я надел шлемофоны, — облегченно выдохнул Язон, подключая систему внешней связи к внутреннему звуковому контуру своего все еще наглухо законопаченного скафандра. — А зачем ты удирала от меня, Мета?

И тут они оба обнаружили, что сделали полное кольцо вокруг планеты. И пошли на снижение к тому же ангару, из которого начали полет.

Когда Мета достигла бокового прохода в стволе шахты, пневмопровод заработал вторично. Видимо, так уж была устроена местная автоматика, вот только воздушная струя унесла ее в противоположную от Язона сторону. Мета не столько вычислила, сколько почувствовала это, и едва она была предоставлена самой себе, как тут же попыталась сориентироваться. Обратный путь по пневмопроводу явно был заказан, хлопнувшая за спиной заслонка не имела никаких приспособлений, хоть отдаленно напоминающих о системе управления, и Мета за неимением других занятий принялась изучать огромный, ярко освещенный зал, в который ее забросили.

Тысячи глазков и глазищ непонятной аппаратуры бессовестно изучали ее, поворачиваясь в гнездах широких панелей и выдвигаясь отовсюду на длинных телескопических трубках. В инстинктивном порыве Мета выдернула изкрепления ближайшую трубу с объективом на конце и, вооружившись ею,

Как дубиной, ждала самого худшего. Ничего не случилось. Ремонтный робот-паучок поспешил из верхнего угла стены к месту неисправности, а уже через несколько секунд изучение объекта под именем Мета было закончено, всякое движение прекратилось, и даже свет как будто попритух. Мете сделалось стыдно за свое варварское поведение, и она тихонько пошла вдоль панелей и стендов в поисках выхода.

Дверь открылась перед нею сама собой, и длинный коридор приветливо встретил мягким освещением и золотистыми овальными табличками на пепельно-серых дверях: «Лаборатория №11», «Лаборатория №12» и так далее, неизвестно до какого номера, потому что возле двадцатой по счету двери с неожиданной надписью «Специальная лаборатория» Мета невольно остановилась. Должна же она была заглянуть хоть куда-то. Ведь она искала людей, а в коридоре было абсолютно пусто. К тому же ни одна из надписей не предупреждала о том, что посторонним вход воспрещен.

Пару раз стукнув костяшками пальцев ради приличия, Мета распахнула дверь.

Колбы, пробирки, разноцветные склянки, идеальная чистота на белых пластиковых столах — здесь явно работали химики. Правда, сейчас во всем объеме довольно просторного помещения находился лишь один ученый — высокий широкоплечий молодой человек приятной наружности. Он улыбнулся ей, вставая и расправляя плечи, белый халат, казалось, затрещал от его напрягшихся мышц И Мета улыбнулась в ответ — ей всегда импонировали сильные мужчины.

— Проходите, — сказал он, — садитесь.

Садиться не хотелось. Зачем? Хотелось прежде всего выяснить, где она и с кем имеет дело. Мета подошла чуть ближе и растерянно проговорила:

— Простите, вы… то есть… я куда попала?

— Не волнуйтесь, — почти пропел молодой человек, еще более обворожительно улыбаясь. — Вы у меня в лаборатории. Все будет в порядке.

— Да у меня и так все в порядке, — уже несколько агрессивно заявила Мета. — Я просто…

— Нет, — мягко перебил красавец в белом халате. — Я вижу, вас что-то беспокоит. Но вы не волнуйтесь. Сядьте.

Он подошел к Мете почти вплотную и, еле-еле касаясь ладонями, положил руки ей на плечи. Другому она не позволила бы сделать такого, но этот химик обладал удивительным даром успокаивать. «Может, он и не химик вовсе, а врач?» — мелькнуло у Меты в голове.

— Успокойтесь, — повторил еще раз химик, похожий на врача. — У вас что-то не в порядке. Но вы мне очень нравитесь. Я хочу вас!

Переход был настолько внезапным, что даже пиррянская реакция не помогла Мете. То есть помогла, конечно, но она сломала «химику» руку уже после того, как его пальцы, сделавшись вмиг словно железными, стиснули ей плечи и сорвали скафандр вместе с нижним бельем. Причем пока сломанная правая рука качалась, изогнувшись совершенно немыслимым образом, левая продолжала сжимать плечо ничуть не слабее прежнего. И Мета, не успев удивиться, была просто вынуждена нанести врагу удар в лицо.

Странное это оказалось лицо. Кулак провалился в него, обдав все вокруг брызгами зеленоватой желеобразной массы.

Даже привыкшая ко всему пиррянка ощутила в такой момент приступ дурноты. Однако железная хватка наконец ослабла, и молодой человек, вернее, то, что от него осталось, рухнул на пол.

«Андроид», — догадалась Мета, но у нее раньше никогда не было опыта столь близкого общения с андроидами, и девушка, шокированная всем происшедшим, почла за лучшее выскочить в коридор, где разу юркнула в первую же открытую дверь.

Первая попавшаяся дверь оказалась дверью оружейного склада. Некогда было думать над смыслом подобной случайности. Она быстро подыскала себе и новый скафандр класса высшей защиты, и с полдюжины разных пистолетов на все случаи жизни. Любимой пиррянской конструкции найти не удалось, но и то хорошо. Прежде чем снова выйти в коридор, Мета хорошенько обдумала, а не ловушка ли это, и без особого труда обнаружила запасный выход из помещения.

Но именно там ее и ждала засада. Что ж, они еще не знали, с кем имеют дело! Живых, то есть исправных врагов Мета после себя не оставляла. Прорываясь сквозь лабиринт переходов и залов и скорее интуитивно, чем логически, стараясь двигаться все время вперед и вправо, она встречала преграждающих ей путь роботов почти на каждом повороте.

Некоторые были с оружием и пытались открывать ответный огонь, однако они начинали стрелять всякий раз уже в падении, и пули неизменно летели мимо. Мета рвалась к свободе, словно собака, ориентируясь на запах, да еще на какое-то не имеющее названия шестое чувство. У собак оно, кстати, тоже есть. А запах действительно менялся — в стерильно нейтральном воздухе все более отчетливо ощущалось присутствие озона, морских паров с тонким привкусом йода и едва уловимого за едким дымом разрывов аромата свежей зелени. Она была на верном пути и косила андроидов направо и налево, так что только зеленые брызги летели в стороны. Бой в узких коридорах, на лестницах и в лифтах был не в новинку Мете, а интуиция, как всегда, не обманула. Она нашла выход. Не совсем на улицу, но еще лучше — в большой ангар, где стояли две одинаковые универсальные космические шлюпки.

— И что ты думаешь по поводу всего этого? — спросил Язон уже после того, как рассказал ей свою историю.

— Думаю, надо как можно скорее прорываться наверх.

— Приземлиться на внешнюю оболочку планеты и искать дырку в космос?

— Ну да. Скорее всего, — предположила Мета, — такая дырка, как ты выражаешься, здесь одна-единственная — та самая, через которую нас сюда затащили.

— И ты думаешь, этот выход не охраняется?

— Конечно, охраняется, но у нас теперь есть оружие. И мы снова вместе.

— Ценю твою храбрость, дорогая, — произнес Язон как можно серьезнее.

— Но что мы будем делать, оказавшись в открытом космосе на маленьких шлюпках с запасом топлива на одну астрономическую единицу?

— А вот там и посмотрим, — заявила Мета решительно.

— Истинно пиррянский ответ! — не удержался Язон от иронии. — Может, все-таки для начала попытаемся выяснить, где мы, не покидая планеты?

— У кого? — грустно улыбнулась Мета и посмотрела на Язона, как на малолетнего ребенка.

— У доктора Солвица.

— Знаешь что… Мне кажется, здесь уже очень давно нет никакого доктора Солвица. Это один огромный сумасшедший дом для андроидов. А у них ничего нельзя будет выяснить.

— Возможно, — проговорил Язон раздумчиво. — Возможно, ты и права, хотя в тебе сейчас явно говорят эмоции. Но пойми, надо же попытаться… — Он замялся. — Ну, например, отыскать большой серьезный корабль. Не может у такой планеты не быть своего межзвездного транспорта.

— Согласна, — кивнула Мета, — но большой корабль не здесь, а наверняка на орбите.

Это был сильный аргумент.

— Постой, — Язон вдруг словно проснулся. — Да мы же не пытались связаться с орбитой.

— Я пыталась, — спокойно сказала Мета, и Язон в очередной раз подивился нестандартности ситуации. Что-то такое делалось с его головой, раз Мета уже в которой раз опережала его на целый ход, а то и на два.

— И что? — поинтересовался он вяло.

— Связи нет. Радиоволны не проходят сквозь толщу горных пород (или чего там?) — это понятно. Но ведь я посылала и пси-граммы, запитав свой транслятор от бортовой сети шлюпки. Пси-импульс тоже не проходит. Представляешь, что это значит?

— С трудом. Теоретически существование планет с двойной оболочкой допускалось всегда, но практически я не слышал ни об одной из них. Поэтому…

— Что поэтому? — переспросила Мета, так как Язон надолго замолчал.

— Это все — не настоящее? Так вот, я понял теперь: это — искусственная планета. Просто чья-то гигантская космическая станция. Их строили раньше. Очень-очень давно. Я только никогда не предполагал, что можно построить нечто подобного размера.

И снова Мета опередила его на ход.

— Язон! — тихо воскликнула она. — Так нас же никуда не перемещали в пространстве и времени…

Она не договорила, но Язон уже и сам догадался: они просто-напросто находились внутри ледяного астероида — объекта 001.

ГЛАВА 11

Когда все разошлись по каютам «Арго» в полной растерянности от полученного приказа, Риверд Бервик попросил Керка остаться.

— Господин Керк, ваш авторитет среди пиррян весьма высок, если я правильно понимаю. И потому как представитель Специального Корпуса я хочу знать ваше личное отношение к происходящему. Поймите, нам бы не хотелось иметь внутреннего врага здесь, на корабле, да еще такого, как вы. Высказывайте прямо все, с чем вы не согласны, а я постараюсь урегулировать наши противоречия.

— Хорошо, — согласился Керк. — Слушайте. Прежде всего я плохо понимаю смысл приказов типа: не предпринимать никаких действий, ничего не трогать и ничего не говорить вплоть до…

— Это был приказ команде корабля и делегатам от Консорциума, для вас подготовлено иное распоряжение.

— Понял, — кивнул Керк, — но прежде чем вы передадите мне его, хочу напомнить: я — один из тех пиррян, кто первым вышел на контакт с другими мирами Лиги, если угодно, я в одном лице президент и госсекретарь своей планеты. И потому я хорошо знаком с нормами межпланетного права. Согласно очень давно принятой и еще никем не отмененной декларации лидеры всех планет — членов Лиги имеют абсолютно равные голоса независимо от уровня технологии и численности населения.

— Вы абсолютно правы, Керк, но что из этого следует? — настороженно поинтересовался Бервик.

— А то, что Специальный Корпус не может ставить свои интересы выше интересов Лиги или — подчеркиваю! — выше интересов любой отдельно взятой планеты, ведь Лига является не чем иным, как добровольным объединением независимых миров.

— Вас учили хорошие юристы, Керк, — то ли искренне похвалил, то ли съязвил Бервик. — Но именно в этом вопросе вы ошибаетесь. У Специального Корпуса нет своих собственных интересов — только интересы Лиги Миров, а создавался он именно для того, чтобы в экстраординарных случаях принимать на себя всю полноту ответственности. Вам должен быть знаком такой термин — чрезвычайные полномочия. Когда речь идет о спасении целой цивилизации, мы вынуждены идти на известные жертвы. Неужели, завоевывая планету Счастье, вы думали о Декларации прав человека? А разрешение на убийство Темучина вам Лига Миров давала? Или, может, лично Язон динАльт?

— Такие разрешения выдает только собственная совесть, — отчеканил Керк яростно.

— Вот! — обрадовался Бервик. — О чем я и говорю! Хватит пережевывать юридические основания и формальные оправдания. Взгляните на проблему по-человечески. Любой политик — а вы политик, Керк! — рано или поздно сталкивается с ситуацией, когда на чашах весов лежат уже не только деньги, но и жизни людей. Политика — занятие не для слабонервных, но кто-то ведь должен заниматься ею! Кто-то просто обязан спасать цивилизацию.

— Простите, — не понял Керк, — но ведь, помоему, сегодня все как раз наоборот: вы подвергаете риску целую цивилизацию во имя жизни одного человека, пусть и весьма дорогого мне и всем пиррянам.

— Это не совсем так, — мягко возразил Бервик.

— Что значит «не совсем»?

— Ну подумайте сами, Керк. Во-первых, известный риск есть и в самом уничтожении астероида — мы ведь еще не знаем, что там у него внутри, а во-вторых, то, о чем мы уже знаем, является вполне одолимым злом. Готовьтесь к локальным поверхностным взрывам и прицельному обстрелу просыпающихся монстров. Все-таки мы их подпустим поближе к звезде Р013-9. Есть мнение, что только тогда нам и удастся установить нормальный контакт с предполагаемыми разумными обитателями астероида.

— Чье это мнение? — поинтересовался Керк агрессивно.

Бервик молчал довольно долго и заговорил вновь, лишь раскурив очередную сигару.

— Вы умеете хранить тайны, Керк?

Вопрос был неожиданным, и теперь Керк ответил не сразу.

— До сих пор никто не поверял мне их, но я умею держать слово, это уж точно.

— Вот и прекрасно, Керк, то, что я скажу вам сейчас, должно остаться строго между нами.

Бервик щелкнул в кармане каким-то прибором, и Керк почувствовал себя заговорщиком из старинного романа, какие ему случалось читать в далеком детстве. Их обоих окружала теперь слабо мерцающая сфера, не пропускавшая звуков. Изображение по ту сторону тоже было весьма искаженным. Очевидно, предполагаемый шпион не смог бы прочесть слова Бервика даже по губам. С подобным уровнем секретности Керку не приходилось сталкиваться еще ни разу в жизни.

— Сигнал, полученный с астероида в момент того злополучного приземления, был расшифрован нашими специалистами практически сразу. Точнее, его не надо было расшифровывать. Он был просто опознан. Пусть Стэн еще повозится с расшифровкой, это даже интересно. Но мы-то знаем, кто именно отправил сигнал. Мы ждали его сообщения долгие-долгие годы. И вот теперь Теодор Солвиц обратился лично к Язону динАльту.

— Кто такой Теодор Солвиц? — не мог не спросить Керк.

— Доктор Солвиц — один из знаменитейших древних ученых со Старой Земли. Тысячи лет назад он получил в свои руки тайное знание и вместе с этим секретом покинул нашу Галактику. Многие считали, что навсегда, но мы-то догадывались: такие, как он, обязательно возвращаются.

— Какого рода знанием обладает доктор Солвиц?

— Видите ли, Керк, пока я не могу вам этого сообщить.

— Хорошо, а как давно создан Специальный Корпус? Напомните мне, Бервик.

— Около трех веков назад. Но я понимаю, к чему вы клоните. Не надо больше ничего спрашивать о Солвице, я действительно рассказал вам все, что мог.

— Тогда вопрос на другую тему, — не унимался Керк. — Почему вы сразу, еще на Пирре, не объяснили, кого представляете.

— Ну, это же элементарно, мой друг! Язон динАльт сразу решил бы, что это его трясут по старым игорным делам, и попытался бы удрать.

— А разве вы в действительности не разыскивали его?

— Как великого шулера — нет, конечно. Клянусь вам. Все обвинения, предъявленные ему на Кассилии, планете Мэхаута и десятках других миров, давно сняты именно по нашему приказу. Думаю, на сегодня я выдал вам информации более чем достаточно. А теперь идите и работайте. Это не приказ. Это мое пожелание.

И Риверд Бервик улыбнулся открыто и просто. Кто бы ожидал, что он такое умеет!

Приготовления к войне с астероидом были закончены через каких-нибудь три часа. Несколько тысяч плавучих мин были размещены над местами наибольшего скопления жутковатых подледных существ или устройств (каждый называл их по собственному вкусу), а густая сеть орбитальных спутников запрограммирована на автоматический отстрел любых предметов, поднимающихся с поверхности. Но вся эта смертоубийственная техника пока не включалась, так как Керк принял решение об организации нового десанта на астероид.

Авантюрная концепция Специального Корпуса — установление контакта после начала таяния льда, то есть, по существу, одновременно с ведением боевых действий, не нравилась пиррянину-ветерану, прошедшему не одну войну. И он решил сам возглавить последнюю экспедицию, а уж будет ли это разведка боем или просто очередная попытка прошибить лбом стену, его не слишком и волновало. Сильнее всего Керк ненавидел сидеть без дела и выжидать.

Стэн и Клиф призваны были сопровождать старшего товарища. И никаких имитов! Все ведь уже поняли: прятаться здесь за спинами роботов — все равно что от пуль зонтиком прикрываться.

Конечно, они сели у той же расщелины, которую днем раньше пытались атаковать их пропавшие собратья. И конечно, сколько-нибудь заметных следов входа обнаружить не удалось. Поначалу. А потом, планомерно врезаясь в лед, они раскопали такое, ради чего стоило рисковать.

На добрых сто метров вокруг лед оказался свободен ото всей этой пугающей дряни, а на глубине не больше десяти метров приборы внезапно и совершенно отчетливо показали присутствие большой массы чистого металла — вот она, тайна повышенного тяготения! И наконец под очередным срезанным слоем гиперлед вдруг выгнулся и начал надуваться пузырем. Что-то огромное и сильное лезло изнутри астероида. Непобедимая черная тень до сих пор не вела себя так. Нападая на имитов и шлюпку, пятно мрака лишь разнесло в осколки верхний слой обычного льда. Но вылезло-то оно определенно именно из этого места.

Инстинкт сильнее разума: все трое пиррян, отскочив к стенам вырытого ими углубления, навели пистолеты на зловещее вздутие и приготовились вести перекрестный огонь. Зная свойства гиперльда, легко было предположить, что не пройдет и секунды, как нечто появится в свете прожекторов, вмонтированных в шлемы десантников. Еще легче было догадаться, что пистолеты окажутся бессильны перед этим нечто.

ГЛАВА 12

— Я похлебал какой-то кашицы из пищевого тюбика, чтобы не загнуться, но признаюсь, мне зверски хочется нормального бифштекса! — сообщил Язон в переговорное устройство.

— Разделяю твое желание, но думаю, ты не захочешь готовить бифштекс из доктора Солвица? Давай-ка лучше выберемся отсюда поскорее.

— Согласен на бифштекс из моропа.

— Перестань. Твой юмор по-прежнему не радует меня, тем более когда есть реальный шанс не дожить до ближайшего ужина.

После того как пришла полная ясность, Язон и Мета, не произнеся вслух ни слова, ярко представили себе, как тридцать две тяжелые планетарные бомбы на внешней поверхности астероида одновременно взрываются, превращая их обоих вместе со всей психбольницей для андроидов в один огромный светящийся шар, состоящий сплошь из элементарных частиц, плохо связанных между собой. Перспектива была незавидная, и потому двух мнений уже не осталось. Они только и делали теперь, что посматривали на часы да поддавали топлива в дюзы универсальных шлюпок. От этих взглядов на часы, а может быть, просто на нервной почве действительно разыгрался аппетит, но было некогда даже воды глотнуть. Оставалось одно — утолять все потребности радиопереговорами и надеждами.

Мета еще во время их нелепой погони заметила одно местечко на светящейся «крыше мира», где облака клубились особенно густо. Язон, в свою очередь, отметил три таких сгущения. И все три сейчас следовало проверить. Не говоря уже о том, что за этой маскировкой у доктора Солвица могли скрываться не ворота в космос, а нечто совсем иное.

Так оно и вышло: сгущениями облаков были отмечены огромные металлические колпаки, служившие скорее всего радиотелескопами или мощными передающими антеннами. Ведь замерзшая вода, которая, очевидно, заполняла шахту над таким радаром с внешней стороны, не была помехой для сигнала.

А путь от первого колпака до второго оказался долгим, так как вблизи поверхности внешней оболочки, усеянной многими непонятными приспособлениями, нельзя было двигаться быстро: все-таки они искали выход, а к тому же налететь на металлическую конструкцию было бы сейчас совсем некстати. Спасибо еще, что освещение здесь обеспечивалось не с помощью отдельных мощных ламп, а путем равномерного покрытия всех поверхностей флюоресцирующим слоем.

И все же после двух с лишним часов (непростительно много, если учесть, что до предполагаемого большого взрыва меньше суток!) они сумели разыскать вожделенные ворота в этом царстве инженерного безумия.

Гигантские створки, излучающие свет чуточку более яркий, чем вся остальная техника, и рассчитанные, как минимум, на прохождение транспортного, а возможно, и грузового межпланетного корабля, перепутать с чем-нибудь было трудно.

Вот только поперек этих створок было грубо намалевано черной краской: «ВАКУУМНЫЙ ШЛЮЗ НА КАПИТАЛЬНОМ РЕМОНТЕ. ПОЛЬЗУЙТЕСЬ РЕЗЕРВНЫМ УСТРОЙСТВОМ».

Хаотичные поиски резервного устройства для выхода в космос грозили затянуться на более долгий срок, чем этого хотелось бы, поэтому, разделив обязанности, они попробовали решить параллельно две задачи: найти схему расположения шлюзов на внешней оболочке планеты и попытаться привести в чувство ворота, поставленные на капитальный ремонт. Ведь бывает и так: работы давно закончены, а надпись осталась. Но Язону и Мете так и не довелось узнать, проводился ли здесь в самом деле ремонт, или шлюз просто вышел из строя тысячу лет назад, или кто-то вообще поймал их на хитрую уловку.

Последнее было наиболее вероятно, потому что внезапно и одновременно запели отчаянными голосами аварийные сигналы обеих шлюпок. Язон и Мета ринулись к своим летательным аппаратам, на ходу отмечая, как сами собою включаются двигатели и оживают приборы. Ловушка оказалась серьезнее, чем они думали. Им подсунули шлюпки, имеющие параллельное дистанционное управление. Неужели на такое способны андроиды? В этом случае пора с достоинством признавать поражение и вступать в переговоры.

— Шлюз неисправен. Не пытайтесь воспользоваться им, — сообщил приятный мужской баритон, раздавшийся непонятно откуда, звук лился как бы со всех сторон сразу. — Вас приглашает для беседы доктор Солвиц. Садитесь в шлюпки и не трогайте управления, пожалуйста. Вас непременно доставят в нужную точку.

Невидимые подручные Солвица направили их все в тот же ангар, но дальнейший маршрут пролегал через новую дверь, еще не знакомую Язону. И это уже показалось странным. Неужели андроид врал про кабинет хозяина? А может, пресловутый доктор намерен принять их в неофициальной обстановке где-нибудь в шикарном ресторане или на теннисном корте?

В лучших здешних традициях пришлось долго идти по лабиринту коридоров, пандусов и лестничных маршей, следя за световыми указателями на стенах. Спасибо еще им не завязывали глаза и не везли в закрытом лифте, то есть в принципе пока вполне реально было разыскать путь назад, если понадобится. Язон, правда, уже чувствовал: не понадобится. Так уж выходило: на этой планете нужно было все время двигаться только вперед.

Конечной точкой маршрута оказалось некое место, в одинаковой степени не похожее ни на рабочий кабинет, ни на хороший ресторан. Варварски пышно убранная зала была размером с бейсбольное поле, а неумеренно высокий сводчатый потолок вызывал ассоциации с католическим храмом. И в центре этого помещения, пригодного для проведения многотысячного галактического форума, находился один-единственный человек. Доктор Солвиц, если, конечно, это был он, восседал на настоящем королевском троне, сверкавшем драгоценными металлами и камнями. Трехметровая спинка венчалась золотым орлом с распахнутыми крыльями в натуральную величину, а подлокотники были сделаны в виде двух леопардов, мирно положивших головы на вытянутые лапы и казавшихся совершенно живыми. К подножию трона, как это было принято издревле, вели ступени, покрытые ковровой дорожкой. Ничего, напоминавшего стулья, нигде видно не было. Возможно, местный диктатор привык, что перед ним все стоят, не исключено, даже на коленях, но в таком случае прибывшие гости намерены были разочаровать хозяина.

— Не хочу стоять перед ним, — шепнул Язон Мете и демонстративно присел на пол, скрестив ноги.

Мета последовала его примеру и, опершись сзади руками, приняла еще более безмятежную позу.

Человек на троне молча буравил их глазами. Язон и Мета так же беззастенчиво изучали его. Красивый греческий нос, оливковые глаза, тонкие властные губы и мужественный подбородок, в волосах благородная седина. Лет шестьдесят на вид человеку, а одет совершенно несерьезно: из-под раззолоченного и отороченного мехом парчевого камзола выглядывают линялые джинсы, а на ногах — того хлеще — сверкают серебром металлопластовые ботинки космодесантника. Довершал абсурдную картину старинный меч на перевязи. Спасибо еще, этот немолодой шутник корону на голову не напялил.

— Приветствуем вас, доктор Солвиц, — произнес Язон, чтобы хоть немного разрядить чудную, непривычную обстановку.

— Здравствуйте, здравствуйте, — очень просто и совсем не по-королевски ответил Солвиц. — Принести вам стулья?

— Да это, в общем, неважно, — сказал Язон. — Нам бы, главное, поскорее разобраться в причинах приглашения сюда и выйти на связь со своим кораблем.

Просьбу Солвиц проигнорировал, но стулья им все-таки принесли. Два андроида появились из боковой двери. Второй прикатил еще и столик с напитками. «Ну уж нет, — подумал Язон, — даже если туда ничего не подмешано, все равно — расслабляться не время».

Солвиц снова молча наблюдал за своими гостями и, только когда андроиды покинули зал, соизволил ответить:

— Не торопитесь. У вас достаточно много времени. Мы успеем обсудить все проблемы.

— Да вы сами не понимаете, о чем говорите — не выдержала Мета. — Ведь если мы…

— Нет, — решительно перебил ее Солвиц, властно поднимая правую руку.

— Сначала говорить будуя.

— Мета, не кипятись, доктор прав, нам придется выслушать его, — сказал Язон, не скрывая недовольства своим дурацким положением, но смиряясь с ним.

— Ваши цели хорошо мне известны, равно как и цели команды вашего корабля, — начал доктор Солвиц, вынимая зачем-то из сверкающих камнями ножен роскошный меч и любовно разглядывая его. — Я знаю, что очень скоро вы намерены уничтожить мою планету, и нисколько не жалею о ней. До сих пор я не понимал, для чего возвращаюсь в свою Галактику, но именно теперь вдруг осознал: это — естественное желание каждого человека умереть на родине. Конечно, такой погребальный костер может показаться кому-то слишком пышным, но доктор Солвиц заслужил его. Уж вы мне поверьте. А что касается вашей судьбы… Отпущу ли я вас на волю, будет зависеть от многих обстоятельств. Для начала мы поговорим. Спокойно, неторопливо, а там вы и сами поймете, стоит ли вам спешить.

— То есть вы не оставляете нам выбора? — перебила Мета, упорно пытающаяся направить разговор в практическое русло.

— Как раз наоборот. Я предоставлю вам выбор, но не сейчас. Наберитесь терпения. Неужели вы еще не поняли, что находитесь в полной моей власти? Неужели смерть вашего друга Троу, а потом встреча с Темучином и полеты на моих шлюпках — неужели все это так ни в чем и не убедило вас? Да неужто, в конце концов, вам не хочется узнать обо мне побольше?

— Зачем вы убили Троу? — выкрикнула Мета, не умеющая ощущать себя в чьей-либо полной власти и уже почти готовая стрелять.

— Ну, во-первых, это сделал не совсем я. — Солвиц даже оправдываться начал под таким натиском, но тут же вновь перешел в атаку: — А во-вторых, если вы не выслушаете меня прямо сейчас, не перебивая, потом у вас действительно может не остаться времени.

— Говорите, — тихо сказал Язон. — Говорите.

И мягко сжал рукою ладонь Меты, надеясь всетаки успокоить ее.

— Я живу на этом свете уже много тысяч лет, земных лет, — сообщил доктор Солвиц и сделал паузу, оценивая произведенное впечатление.

Впечатление было, прямо скажем, так себе.

«Сумасшедший, — подумал Язон. — Действительно, надо слушать его очень внимательно, тогда, быть может, и удастся на чем-нибудь подловить».

«Голову морочит, — рассуждала Мета. — Чего же он добивается на самом деле? Убить его — не проблема. Главное, понять, в какую сторону после бежать».

— Я родился на Земле, — рассказывал меж тем Солвиц, — еще задолго до эпохи Великой Экспансии. Я был космонавтом и ученым, политиком и бизнесменом. У меня было много имен, некоторые из них широко известны и даже упоминаются в школьных учебниках. Но о моем главном изобретении не знает теперь никто. Именно как Теодор Солвиц я и открыл секрет бессмертия. Уже тогда я был одним из самых богатых людей на планете. Но я не стал торговать бессмертием. Да, принадлежащие мне компании занимались продлением жизни, омоложением. Я просчитал, что для людей будет логично жить по сто пятьдесят, двести лет, и объявил, что это предельно возможный срок.

Только очень узкий круг моих соратников был посвящен в тайну неограниченного долголетия. Мы меняли имена и внешность. Мы были самыми богатыми людьми на Земле и имели неограниченные возможности. Когда началась Великая Экспансия, мы автоматически сделались самыми богатыми людьми в Галактике. Вот только на Земле мы обладали реальной властью, а в космосе контролировать человечество, разлетевшееся по миллионам планетных систем, не позволяло даже бессмертие.

Возникшая позднее Лига Миров и даже созданный при ней Специальный Корпус тоже, как показала практика, не справлялись с непосильной задачей глобальной координации. Мы, бессмертные, впали тогда в уныние, мы перестали понимать, для чего живем. Прогресс, который мы считали понятием абсолютным, бесценным, почти божественным, оказался достоин поклонения не более чем какой-нибудь древний языческий идол. Эпоха Распада Империи наглядно продемонстрировала, как многие миры, оставленные без надзора, начинают историю с нуля: кто со средневековья, а кто и с каменного века.

Убожество вида homo sapiens, ущербность его сделались для меня очевидными, и я посвятил следующий этап своей жизни созданию нового, искусственного человека. Эру андроидов помнят все, ее бесславный конец — тоже, но далеко не все знают, что, помимо человекоподобных роботов различной степени сложности, я, Теодор Солвиц, научился создавать еще и настоящих искусственных людей. Не одну тысячу таких индивидов запустил я в мир. Беда лишь в том, что эти синтетические люди, становясь настоящими, теряли управляемость и благополучно обретали в полном объеме все пороки, свойственные людям обыкновенным. Замкнутый круг.

Вот тогда я и покинул нашу Галактику. Я построил себе эту искусственную планету и назвал ее гордым именем Солвиц — своим собственным именем времен светлой мечты о бессмертии. Она стала мне домом, и космическим кораблем, и лабораторией, она стала… впрочем, об этом позже. Мы, бессмертные, отправились в путешествие все вместе. Кто ж мог знать, что мы не попадем в другую галактику? Возможно, других галактик просто не существует в природе, а все, что наблюдают астрономы, — всего лишь отражение нашей Галактики в кривом зеркале Вселенной. Вполне допустима и какая-то иная версия. Но поверьте, тогда нам было не до версий. Мы впервые в истории переместили в джамп-режиме столь большую массу, как планета Солвиц, и выход из кривопространства по известным законам геометрии Римана-Лобачевского оказался запрещенным вариантом. У нас осталась только одна возможность — свертывать теперь уже кривопространство. Не понимаете, о чем я? Думаю, физики объяснили бы все это лучше, но я не физик, хоть и прожил на свете так долго. У меня было время, но не было желания изучать всю эту заумь. Я предпочитаю понимать только суть: мы оказались в иной вселенной. Во вселенной, которую невозможно описать ни на одном из языков Галактики. Что может понять человек об окружающем его мире, если там не только гравитационная постоянная и скорость света отличаются от нашей, но даже число «пи равняется точно двум. Вот попытайтесь для начала вообразить себе такую окружность, чтобы ее длина была ровно вдвое больше диаметра, а уж потом я опишу вам остальное. В предельно искаженном мире, где человеку чуждо и враждебно все, он не сможет жить никогда. Но мы попытались. И поняли, что все живое за пределами внешней оболочки нашего астероида подвержено незамедлительной гибели. Однако простейшие вещества — металлы, соли, кислоты, вода — испытывают лишь сложную перестройку, но продолжают существовать как в нашем, так и в их мире. Это наводило на мысль о возможности создания суперчеловека, могущего жить и здесь и там.

И мы почти решили эту задачу, когда случилось непредвиденное. Массовый психоз. Мои бессмертные поубивали друг друга. На каком-то этапе добавка чужеродных материалов в организм превысила критическую массу, и эксперимент сорвался. В этой истории я один уцелел. Уцелел и вернулся.

Солвиц надолго замолчал и, дабы заполнить возникшую паузу, вытащил из внутреннего кармана длинную зловеще бордовую сигару, по-простецки откусил ей кончик и прикурил… от пальца, засветившегося на конце ярким оранжевым огоньком.

В ту же секунду ни пальца, ни сигары не стало. Их снесло выстрелом вместе с головой доктора.

Язон, признаться, по-настоящему увлекся необычным рассказом, ну а завидев сигару, автоматически потянулся за своей пачкой, наверно, потому и упустил из поля зрения Мету. На какую-нибудь долю секунды. А пиррянам больше и не требуется, чтобы принять решение и открыть огонь.

— Что ты наделала?! — Язон в ужасе повернулся к ней.

— Это не человек, — прошептала Мета. — Это андроид.

Из шеи доктора Солвица медленно вытекала желтоватая масса — что-то среднее между гноем и яичным желтком, а черные ошметки взорвавшейся головы подозрительно дымились на полу. Мета была права. Вот только стоило ли действовать так резко?

— Бежим, — шепнула она, поскольку Язон все еще сидел в прежней позе, как буддийский монах.

Он плохо понимал, куда и зачем нужно бежать, но почел за лучшее подчиниться. Ведь сколько раз она спасала его от смерти, да и здесь, на Солвице, успела проявить себя достойнейшим образом.

— Бежим, — согласился Язон.

И когда они закрывали за собой дверь в дальнем конце залы, заранее выбранную предусмотрительной Метой, через главный вход уже вваливалась целая толпа андроидов, вооруженных непонятно чем, но явно настроенных агрессивно.

Что ни говори, а пиррянской интуиции доверять можно. Путь, найденный Метой, оказался абсолютно правильным. Им открылся вход в некие подсобные помещения, слабо освещенные, заваленные пыльным хламом и отгороженные друг от друга массивными переборками бункерного типа. Двери стояли открытыми, где нараспашку, где частично, но было отчетливо видно, что не пользуются ими уже очень давно. Тяжелые петли скрипели и проворачивались с трудом — для Язона. Мета, не слишком напрягаясь, закрыла подряд три створки, да еще и провернула огромные заржавевшие штурвалы, блокируя нехитрые замки. А последнюю дверь они аккуратно приварили к косяку с помощью плазменного пистолета, тормозя погоню еще на несколько минут. Конечно, они готовились мысленно и к окружению. Чего проще сообщить по местной связи маршрут их движения и выслать навстречу другую ударную группу, ведь андроидов здесь для такой операции хватит. Однако Язон уже чувствовал: окружения не будет.

Вся эта планета была похожа на давно забарахливший механизм. Отдельные блоки еще работают, но в целом связи нарушены, управление пробуксовывает. Тем более после того, как главному андроиду снесли башку. Если, конечно, он был главным.

Их путешествие по заброшенным складам закончилось в почти совсем темной комнате, не имевшей заметного на первый взгляд выхода. Тупик? Очередная ловушка? Возможно. Но прежде следует с фонариком облазить все стены. Возникла естественная пауза.

— Почему ты убила его? — решил для начала уточнить Язон. — Он так много интересного рассказывал.

— Во-первых, не убила, а вывела из строя. Во-вторых, не настолько уж интересно слушать все эти бредни, записанные кем-то в искусственную память. В третьих, сигара в его руках была слишком похожа на оружие. В отличие от меча, которым он лишь отвлекал наше внимание. И, наконец, в-четвертых, думаю, что настоящий доктор Солвиц где-то здесь. И чем больше его гвардейцев мы перебьем, тем скорее он сам выйдет на контакт.

— Странная мысль, Мета, если доктор Солвиц — злой гений, а значит, наш враг — зачем тогда этот контакт?

— Затем, что с любым врагом можно вести переговоры. У него есть свой интерес, у нас — свой. А этот кретин с желеобразной начинкой просто был запрограммирован пудрить нам мозги. Видите ли, доктор Солвиц вернулся сюда умирать, и гибель всей планеты нисколько его не пугает… Чушь собачья! Мы должны найти настоящего хозяина этого мира.

— Боюсь, нам это не удастся, Мета… О! А вот и выход.

Внешняя дверь, прилегавшая очень плотно и потому не пропускавшая света, была закрыта на примитивный пружинный замок и только изнутри — от незваных гостей. Язон осторожно отжал язычок, выглянул в тамбур с полупрозрачными стенами и позвал за собою Мету.

Они снова оказались под сереньким искусственным небом Солвица, только теперь вокруг был лес, старый, дремучий, с обильным подлеском, без всякого намека на просеки или тропинки. Ну где еще так удобно затеряться, скрыться, пересидеть погоню? Они нырнули под спасительные зеленые своды и, петляя, как зайцы, умчались вглубь. Однако на первой же поляне Язон предложил сесть и обдумать как следует дальнейшие действия.

— Этот лес тоже может оказаться ловушкой, — начал Язон с того, что считал особенно важным. — Уж слишком складно все и удобно. Не бывает так. Хотите стрелять — возьмите пистолет. Удрать желаете — возьмите авиетку. Теперь надо спрятаться — пожалте, лес густой.

— Ну и что же нам делать? — растерянно спросила Мета.

— Перестать поддаваться на провокации. Вести себя с точностью до наоборот.

— Все наоборот?

— Да! Например, сейчас — взять и выйти из леса на открытое пространство.

— Хорошо, — кивнула Мета, вдруг задумавшись. — Успеем еще. А вот скажи, почему ты считаешь, что с настоящим, живым Солвицом встретиться нам не удастся?

— Да потому что никакого живого Солвица здесь нет. Я полагаю, он действительно родился много тысяч лет назад и, может, даже изобрел бессмертие, не исключено, на самом деле летал в другую вселенную, да только умер он тоже очень давно. Вместе со своим бессмертием. Понимаешь? А здесь сохраняется лишь память о нем. В мозгах андроидов или в мозгу какой-нибудь огромной сошедшей с ума машины, которая и управляет всей этой техникой. Так что нам надо не человека искать, а некий суперкомпьютер. Вот почему необходимо действовать парадоксально. Компьютеры этого не понимают. Ты никогда не задумывалась, почему машины с любым объемом памяти и немыслимым для человека быстродействием все равно проигрывают, например гениальным шахматистам? Потому что даже самые умные компьютеры действуют все равно по программе, и от странного, непредсказуемого человеческого поведения они начинают сбоить. Вот и все. Пошли. Я думаю, это наш последний шанс.

— Так, может, тронуться в обратную сторону, навстречу андроидам? Раз уж все наоборот, — предложила Мета.

— Ошибаешься, — сказал Язон, — никаких андроидов там скорей всего уже нет, а здесь, в лесу нас обязательно кто-нибудь поджидает. Вперед! И попробуем их всех перехитрить.

Лес оказался несерьезным. На этой планете все было маленьким: и леса, и горы, и реки, и луга. К тому же Язон специально выбрал маршрут, не слишком отдаляющий их от главной резиденции Солвица. В общем, когда лес кончился, они, прошагав совсем недолго по лугу, очутились на краю обрыва и узнали место, к которому вышли. Перед ними была все та же ребристая металлическая стена большого ангара.

— Вот и отлично, — сказала Мета, — возьмем опять свои шлюпки и продолжим поиски выхода. Того, резервного.

Язон не нашелся, что возразить. Ему, конечно, очень хотелось разобраться со всеми тайнами Солвица, но еще сильнее хотелось жить. А ведь безумный доктор тянет время по довольно странным соображениям, понятным пока ему одному. У них же на все про все остались считанные часы.

Однако на этот раз ангар не впустил их.

„Вот, значит, как! Эх, Мета, Мета, не надо было сносить этому андроиду голову, глядишь, он сам бы и подсказал, как отсюда выбраться. А теперь…“

Ничего этого вслух Язон не сказал. Зачем? Они просто молча и яростно, иногда начиная тяжело дышать от бессильной злобы, облазили со всех сторон огромные ворота, после чего присели на травку и решили спокойно подумать, прежде чем приниматься за художественную резьбу по металлу лазерным оружием, позаимствованным здесь же. Глупость какая-то получается: если так легко вернуть себе летательные аппараты, зачем тогда закрывались эти ворота? И почему, в конце концов, им вообще позволили взять пистолеты? Некий подвох крылся во всем этом. Понять бы еще, где именно!

Язон уже минут пять безрезультатно пробовал сосредоточиться, вперившись невидящими глазами в низкое серенькое небо. Потом зрение его невольно сфокусировалось, задержавшись на странной точке в облаках, и он разом понял, что там, в вышине, не птица. Да и не такая уж это вышина — предмет висел в воздухе совсем близко, метров пять над головой. Язон почти узнал его, но, не решаясь поверить самому себе, повернулся к Мете:

— Эй, — шепнул он, нерешительно показывая рукой, словно боясь спугнуть возникшее прямо из воздуха чудо. — Посмотри! Что это?

— Вот это? — Мета была невозмутима. — Стандартная дистанционная камера с „Арго“.

Язон чуть было не подпрыгнул от радости, как мальчишка. Ему хотелось закричать: „Мы здесь! Вы слышите нас? Вы нас видите?!“ Но, конечно, это было бы очень глупо, ведь камеры подобного типа не оснащались передающим устройством, и диалога так и не получится. А если их все же видят, достаточно просто стоять и ждать.

— Как ты думаешь, — спросила Мета, которая, разумеется, думала о том же, — они уже нашли нас?

— Вряд ли, — грустно сказал Язон.

Он наконец сумел трезво оценить ситуацию.

— Камера опущена сюда на мономолекулярной нити, которая по определению не пропускает никаких сигналов, а обыкновенный радиосигнал через железную оболочку астероида и гиперлед не пробьется.

— Зачем тогда они это сделали?

— Не знаю, Мета, не знаю, но главное, они продолжают исследования, они пытаются спасти нас, стало быть, не все пропало. У нас появляется дополнительное время. Они теперь отложат взрыв.

— Если смогут, — мрачно проговорила Мета, разглядывая черное пятнышко камеры над головой, и вдруг резко обернулась к Язону: — Постой! Говоришь, молекулярная нить не пропускает никаких сигналов. Так уж ли никаких? Ведь за нее можно просто подергать.

— Мета! — восхитился Язон. — Ты, как всегда, на высоте. Вот уж действительно, все гениальное просто. Только как мы дотянемся до этой нити?

— Подлетим на космошлюпке, — грустно пошутила Мета.

— Исключено, — сказал Язон, — если ворота закрылись, этой возможности мы лишены наверняка.

— Тогда ты встанешь мне на плечи, и мы одновременно подпрыгнем. Давай попробуем.

Язон еще раз оценил высоту и констатировал:

— Не выйдет.

Они оба тяжко задумались. Пистолета, стреляющего крюком на веревке, у них не было. Разнести камеру обычными пулями — не интересно. Вряд ли там, наверху, поймут, что случилось. Разве что сделать самодельную веревку из одежды, забросить петлю наверх…

— Придумал! — воскликнул Язон. — Твой плазменный пистолет. Это жемаленький реактивный двигатель. Заряда должно хватить. Мета, ты никогда не занималась акробатикой?

— Ну как же не занималась? Жизнь на Пирре — сплошная акробатика. „Если в камере предусмотрена запись, — думал Язон, — будет потом очень интересно посмотреть со стороны на этот смертельный номер“.

Они сплелись в немыслимой позе, и, выражаясь цирковым языком, Мета как более сильный партнер исполняла роль „нижнего“. Именно к ее поясу и прикрепили „реактивный движок“. Сжимая правой рукой пистолет, а левой обхватывая Язона, она изо всех сил пыталась не упустить центр тяжести с вертикальной оси. Язон помогал как мог. Конечно, движение вверх этой замысловатой живой ракеты было не слишком прямым и ровным, но что-то получалось.

„Ну еще полметра, еще чуть-чуть!“ — молил про себя Язон, стискивая зубы. Они должны суметь, другого шанса просто не будет!..

Есть! Он вцепился в невидимую нить рукою в плотной перчатке, подтянулся, ухватился второй, и тут заряд иссяк. Мета бросила ставшее никчемным оружие, а пальцы ее, едва не промахнувшись, поймали крепко привязанную камеру.

— Ну что, полезем вверх? — спросила весьма решительно настроенная Мета, когда они поднялись по сверхпрочной нити достаточно, чтобы, не мешая друг другу, зафиксировать положение тел ногами, и руками. Они оба хорошо умели лазать по канату. Беда только в том, что это был не совсем канат. Давление острой нити стопроцентно выдерживала лишь специально обработанная поверхность перчаток и обуви. В остальных частях скафандр при неосторожных движениях в принципе мог быть поврежден.

— Погоди, — сказал Язон, — сначала передадим сигнал.

И, отработав систему позывных, так, чтобы наверху ощутили разницу между плавным и резким подергиванием, он передал для начала традиционное „SOS“. Текла минута за минутой, а ответ не приходил. Зато поднялся вдруг ветер и начал их легонько, но неприятно раскачивать.

— Какая тут высота до… неба? — спросила Мета, хотя должна была знать не хуже Язона.

Они же вместе летали под куполом этого гигантского цирка.

— Наверняка не скажу, но больше километра, точно.

— Сумеем преодолеть? — В голосе Меты послышался нездоровый азарт.

— Может, и сумеем, если ничего не произойдет. Но, к сожалению, мне не совсем понятно, к чему крепится нить, если учесть, что в некоторой точке над внешней поверхностью сила тяжести становится нулевой. Зато я знаю со всей определенностью: если мы поднимемся еще на несколько метров, падать будет очень больно. Может, пока не спешить? Дай нашим ребятам осмыслить сигнал. Лучше я им еще что-нибудь передам.

Но Язон передать больше ничего не успел.

Сначала они оба ощутили отчетливую вибрацию нити, а затем их решительно и довольно быстро потащили вверх.

— Вот так-то лучше! — радостно сказал Язон.

Однако когда на высоте метров двухсот скорость подъема сделалась сравнимой со скоростью автомобиля на хорошей трассе, а боковой ветер резко усилился, Язон засомневался в собственных словах. Ведь осмысленного ответа на языке азбуки Морзе они не получили, а сила, тянувшая их в небо, никакого выбора не оставляла. Мог ли он знать наверняка, что это была за сила? Неужели опять ловушка? Как же так? Ведь камера прилетела с „Арго“, точно с „Арго“, не мог ее тут подвесить проклятый доктор Солвиц!

— Мета! Ты думаешь, это ловушка? — спросил он, перекрикивая свист ветра.

— Я ничего не думаю, — ответила Мета, — я просто пытаюсь выжить!

И тут их закрутило, перевернуло, они висели теперь на невидимой веревке, как жуки на тонкой травинке — лапками кверху, и наконец нить, плавно провиснув, опустила обоих на рифленый металлический пол внешней сферы. А навстречу им шел все тот же доктор Солвиц, солидный, улыбчивый, в нормальном костюме без всяких королевских причуд. И с головой у него все было в порядке, чего Язон никак не мог бы сказать о самом себе.

ГЛАВА 13

Когда пузырь лопнул, только Клиф, как самый молодой, не удержался от выстрела. Керк со Стэном успели понять, что атаковать некого. Впрочем, выстрел Клифа удачно срезал рваные края торчащего гиперльда, и изумленным взглядам пиррян открылось темное жерло широкой трубы, из которой просто выходил газ, вначале плотным, а затем все более и более слабеющим потоком. Нет, ничего ядовитого — обычная дыхательная смесь азота с кислородом в соотношении четыре к одному. В общем, устройство это напоминало обыкновенный пневмопровод.

— Пневматический трубопровод, выведенный в безвоздушное пространство, — вслух прокомментировал Керк. — Оригинальная идея.

— Принимая в расчет почти земную силу тяжести на этом астероиде, можно предположить, что когда-то здесь была атмосфера, — начал рассуждать Стэн. — А в данном конкретном месте могло располагаться что угодно — от небольшого искусственного островка до целого города, затопленного и впоследствии замерзшего.

— Город-то, я думаю, как раз там, — заметил Керк, указывая рукой в перчатке вниз. — Подземный город. Идея, скажем прямо, не слишком оригинальная. Те, кто с подачи Язона начал интересоваться историей, должны хорошо помнить: наши предки на планете Сетани жили именно в подземных городах. Вот и здесь кто-то живет. А раз враги внизу, вперед, ребята! В сущности, такого отверстия вполне достаточно для серьезной атаки.

— А вот об атаке, мне кажется, следует сейчас забыть, — сказал Стэн. — Мы разведчики, а не штурмовой отряд.

— Согласен, — неожиданно поддержал его юный, а потому весьма горячий и увлекающийся Клиф.

Поддержал Стэна, не взирая на грозный авторитет Керка. Впрочем, тут же виновато спрятал глаза — в скафандре это было совсем легко сделать. И все трое потерянно замолчали.

„Неужели это загадочное излучение за несколько дней так сильно повлияло на моих бойцов?“ — удивлялся Керк.

— Можно, я скажу? — попросил Клиф, прерывая затянувшуюся паузу. — Мне кажется, реальную угрозу представляют для человека только те твари, вмороженные в лед. Здесь их нет. А вся энергия черной тени, охранявшей этот вход, израсходовалась на наших друзей. Теперь путь свободен. Ну подумайте, ведь мы уже долго сидим на краю колодца, воздух успел весь выйти, а никто не нападает. Лично я готов спуститься вниз.

На корабле очень внимательно слушали радиопереговоры троих разведчиков, и теперь настало время вмешаться. На связь вышел Бруччо.

— Друзья, вы слышите меня? Решение о том, кто полезет в эту дыру и стоит ли вообще в нее лезть, может приниматься только сообща. Никакой самодеятельности! Ни пиррянам, ни Зеленой Ветви не нужны лишние жертвы. Керк, ты согласен?

— Да, — неохотно ответил командир пиррян, давно переставший чувствовать себя командиром.

— Тогда послушай совета Арчи.

Предложение осторожного астрофизика действительно было наиболее безопасным. Стенки условно называемого пневмопровода были черными и свет отражали крайне слабо, а уходила эта труба на весьма приличную глубину, о которой даже ультразвуковая локация давала очень неясное представление. Поэтому Арчи предложил опустить вниз камеру с мощной подсветкой. Тем более что в комплект десантной шлюпки входил двухкилометровый моток тончайшей и высокопрочной мономолекулярной нити.

Камера медленно вращалась, поводя из стороны в сторону вмонтированным в нее фонарем, и долгое время не показывала ничего, кроме гладкой, матовой, идеально черной цилиндрической стенки. Потом мелькнул закрытый люк бокового ответвления, его рассмотрели подробнее и двинулись дальше. Это случилось на глубине метров шестидесяти. Еще два таких же люка встретились на восьмидесяти — и стометровой отметках. Еще пятью метрами ниже возник открытый проход, в конце которого ничего рассмотреть не удалось, а потом люк нахально захлопнулся на глазах у восхищенной публики. Автоматика сработала скорее всего на свет. Или… Но гадать стало некогда, потому что уже через секунду камера внезапно отключилась. Можно было предположить, что ее вообще уничтожили, однако натяжение нити не пропало, и даже наоборот — она вдруг начала разматываться с катушки все быстрее и быстрее. Наконец все два километра оказались выбраны полностью, а изображение так и не возникло.

В принципе все понятно: камера захвачена кемто или чем-то, отверстие, в которое она ухнула, благополучно закрылось, ну а нить — ее ведь можно протаскивать через сколь угодно узкие щели, даже не нарушая вакуумной плотности стыка. Вторая камера, опущенная на сто метров, полностью подтвердила эту догадку: нить торчала из закрытого люка на дне колодца, но вторую посылку пиррян планета принимать отказалась. Словно вся автоматика была здесь запрограммирована только на одноразовые операции.

Что делать дальше? Взорвать люк? Скорее всего при этом вход окажется закрытым навсегда. Опуститься и аккуратно прорезать отверстие? Что ж, и тогда еще троих поглотит неведомый черный туман. Уж если они не кинулись следом за людьми, стоит ли теперь заниматься спасением украденной камеры? Впрочем, разумнее всего попробовать вытянуть ее обратно. Если закрытый люк снова откроется, чтобы пропустить камеру, это уже будет что-то. А если нет… Они в любом случае ничего не теряют. И Керк отдал приказ сматывать нить. Процесс пошел совершенно нормально. Правда, Стэн сразу отметил, что на скручивание затрачивается большее усилие, чем необходимо для подъема одной камеры. Объяснений этому могло быть несколько: либо движение нити все-таки тормозится сверхплотным прилеганием крышки люка, либо кто-то (что-то) пытается удержать камеру у себя, либо они вытягивают сейчас наверх не только камеру (вообще не камеру). На всякий случай Керк распорядился увеличить скорость подъема. Нагрузка на нить осталась прежней. Конец эксперимента был близок, но Керк уже догадывался: результат окажется нулевым.

Он вдруг ощутил небывалую усталость и безразличие ко всему. Он перестал быть собою. Он больше не хотел рваться напролом и побеждать, он хотел только вернуться на корабль, полностью снять с себя ответственность и ждать отправления домой. В конце концов, он еще болен, у него рана не окончательно зажила, мечталось лечь и не открывать глаз, пусть даже денег не заплатят, пусть. Все равно. Он сдается. Бесстрашный могучий Керк сдается…

Почему же Стэн смотрит на него такими дикими глазами»? Э, да он не на него смотрит, а дальше, куда-то за спину. И Клиф уже поворачивает голову в ту же сторону. Керк стремительно обернулся, и давешнее ленивое оцепенение мгновенно покинуло его.

Из вновь образовавшейся расщелины метрах в двухстах от них выползал тот самый абсолютно черный мрак, высовывался, надуваясь, медленно и страшно, как язык гигантского дракона.

— Шлюпку! Быстро! — скомандовал Керк, раньше чем успел прийти аналогичный отчаянный приказ с борта «Арго».

Кто лучше пиррян умеет выполнять команду «Быстро!»? Они стартовали с максимально допустимой перегрузкой и несколько первых секунд полета через повисшую от этого красноту перед глазами наблюдали на экране заднего вида хищный черный язык, который все тянулся, тянулся за ними, загибаясь кончиком, пытаясь то ли лизнуть, то ли обвить и сжать, как змея, но вдруг словно расслабился и начал отставать. Они были спасены.

ГЛАВА 14

— Ну, может, хватит от меня бегать? — спросил Теодор Солвиц, шагая им навстречу и приветливо раскланиваясь.

— Может, и хватит, — ответил Язон сквозь зубы. — Что вы нам теперь предлагаете?

— Предлагаю пообщаться в более привычной для вас обстановке. Признаться, я восхищен вашими физическими возможностями, однако…

Язон перебил его:

— Не советую острить по поводу наших умственных способностей. Особенно не советую говорить обидные вещи моей даме. Если вы действительно готовитесь к нормальному разговору.

— Я уже понял, — улыбнулся Солвиц. — Пойдемте.

Тяготение здесь было явно искусственным и составляло не больше половины g. Язон заметил это еще в их прошлый визит наверх, но тогда они не придавали значения подобным мелочам. А сейчас, после страшного перенапряжения там, в воздухе, было удивительно приятно передвигаться легкой, почти летящей походкой.

Они прошли до ближайшего гигантского колпака, принятого Язоном в предыдущий раз за радиотелескоп или нечто подобное, и, открыв дверь, очутились в узком коридорчике, завершившемся новой дверью и лифтом. Любовь Солвица ко всевозможным лабиринтам уже начинала утомлять, однако Язон терпеливо промолчал и вскоре забыл о своем раздражении, потому что конечной точкой маршрута оказался уютный маленький бар человек на двадцать максимум. Посетителей не было, а за стойкой в полумраке маячила одна фигура, но это вполне мог быть очередной андроид.

Солвиц любезно отодвинул стулья, все трое сели. Фигура тут же отделилась от стойки и приблизилась к ним. Действительно андроид, откровенный робот с неподвижным лицом манекена. Доктор Солвиц заговорил с ним почему-то на французском. Рассчитывал, что Язон не поймет? Глупо. Какие могут быть тайны в ресторанном меню? Травить их тут явно не собирались, Солвиц заказал уйму всевозможных деликатесов, марочное вино и коньяк.

— А можно попросить у него виски? — достаточно бесцеремонно поинтересовался Язон тоже пофранцузски.

Солвиц оглянулся на него с уважением и подкорректировал свой заказ. Доставка была почти мгновенной, но блюда выглядели идеально: никаких сомнений в том, что все свежеприготовленное.

«Однако секреты местной кулинарии — это все же не самое главное, — подумал Язон. — Тем более когда так хочется есть».

Они не торопясь выпили чудесного виски — один из древнейших земных сортов — «Катти Сарк». Выпили без торжественных тостов, просто за знакомство, и лишь потом, проглотив по устрице из океана планеты Грублиани и съев вдогонку по маленькой розеточке ароматнейшего кастикусийского салата, приступили к разговору.

— Прежде всего, — объявил доктор Солвиц, — перестаньте пороть горячку. Прекратите смотреть на ваши дурацкие часы и подсчитывать минуты до смерти. Вы будете жить столько, сколько захотите. На моей планете время течет иначе, чем за ее пределами. И скажу больше, я, в принципе, способен управлять скоростью всех протекающих здесь процессов.

— Прежде всего, — сурово откликнулась Мета, не слишком внимательно слушая гостеприимного хозяина, — хотелось бы знать: вы — человек или мы снова общаемся с андроидом?

— Я человек, — спокойно сказал Солвиц, — но это не значит, что если вы еще раз снесете мне голову, я покину вас навсегда. Согласитесь, довольно странный способ знакомства — сразу заглядывать, а что там у собеседника внутри.

— Ну, во-первых, не сразу, — возразила Мета. — Мы довольно долго слушали в том зале вашу ахинею.

— А во-вторых, — включился Язон, — ваш способ знакомства тоже весьма экстравагантен: похищение, убийство нашего друга, усыпляющий газ — все это не слишком приятно, согласитесь.

— Соглашаюсь, но у меня не было другого выхода.

— Почему? — быстро спросил Язон.

— Если вы дадите мне возможность, я постараюсь объяснить все.

— Что ж, объясняйте, — разрешил Язон и принялся разделывать вкуснейшего мальтикорского ящера, запеченного в кукурузном тесте.

— Все, что я уже рассказал вам, — отнюдь не ахинея, а чистейшая правда. Просто это еще не вся правда, потому она и кажется такой невероятной. Я уже достаточно давно вернулся назад из другой вселенной. Вот только этот мой астероид был до сих пор вне досягаемости всех ваших приборов. Сам же я, воспользовавшись небольшим межзвездным кораблем класса «фантом», совершал путешествие по Галактике. Я побывал на нескольких планетах, провел кое-какие эксперименты, пообщался с людьми, послушал радиопереговоры ваших спецслужб, изучил политику, проводимую Лигой Миров. Я посвятил этому почти четыреста лет и, знаете, пришел к печальному выводу: Галактика не готова к встрече со мной. Ваш Специальный Корпус разыскивает меня как преступника. Ваши ученые считают, что добытые лично мною знания и сделанные лично мною открытия являются достоянием всего человечества. Лига Миров пытается выражать интересы Галактики, но я так и не понял, что это означает, ведь в вашей (или нашей?), в общем, в этой Вселенной все враждуют со всеми. С кем я мог пойти на контакт в открытую? Официальные организации изначально враждебны мне. Оставались частные лица. Не стану утомлять вас длинным перечнем параметров, по которым я вел отбор. Скажу лишь, что поиск продолжался достаточно долго. Первой любопытной персоной показался мне Риверд Бервик. Не совсем то, что нужно, но как запасный вариант он годился. Так я выбрал направление полета и начал приближаться к Зеленой Ветви, продолжая попутно обработку данных. И вот астрономы Консорциума уже засекли меня и начали бить тревогу, когда наконец-то компьютер выплюнул окончательный ответ: он нашел в Галактике человека, по всем параметрам идеально подходящего для контакта со мной. У этого человека было «несколько имен, даже слишком много: Агасфер, Тристан, Гаутама, Баухилл, Язон динАльт…

Язон перестал есть и картинно уронил вилку в тарелку.

— О, какая честь! — воскликнул он, закатывая глаза. — Я этого не переживу.

Солвиц молчал и терпеливо ждал более серьезной реакции.

— Доктор Солвиц, — сказал Язон, надурачившись вволю. — Было довольно легко догадаться, что вам нужен именно я. Но вы так и не объяснили, зачем.

— Объясняю: вы единственный можете послужить полноценным посредником между мною и этой Галактикой.

— И переговоры со всей обитаемой Вселенной мы будем вести отсюда, спрятавшись в уютном баре за толстым слоем льда? — невинно поинтересовался Язон.

— Да ну нет же, конечно! — вспылил Солвиц. — Наберитесь терпения, Язон динАльт! Куда вы вечно торопитесь с вашими вопросами?

— Стоп, стоп, стоп, доктор Солвиц! — осадил его Язон. — Теперь, когда вы сами признались, что я для вас личность более чем важная, именно я и буду задавать вопросы. Хочу — тороплюсь, хочу — не тороплюсь. Я теперь дирижирую беседой.

— Хорошо, — устало вздохнул бессмертный ученый. — Дирижируйте, Язон.

— Вы многовато лишнего рассказываете, доктор Солвиц. А мне нужны ответы по существу. Ваши исповеди слишком уж напоминают отвлекающие маневры. Чего вы боитесь, Солвиц? Смерти, которой безумные долгожители вроде вас всегда боятся особенно сильно? Или вы боитесь за ваши знания? Боитесь, что они попадут в плохие руки или пропадут вовсе?

— Вы ничего не поняли, Язон. Наверно, зря я так высоко оценил ваш интелеллект. Смерти я не боюсь уже давно. Об этом чуть позже. А что касается знаний… Да, было бы обидно утратить их, но это не самое страшное. Самое страшное — утратить контроль над ними. Вот вы говорите: попадут в плохие руки. Меж тем хороших рук не бывает вовсе. Любые руки — плохие. Уж вы мне поверьте. Знания следует сберегать не в руках, а в голове, и лучше всего в одной-единственной, тогда сохраняется надежда на относительный порядок во Вселенной и хоть сколько-то стабильную власть.

— Так вы хотите единоличной власти над миром?! — У Язона точно пелена с глаз упала. — Как это оригинально!

— А вы не хотите? — атаковал Солвиц встречным вопросом.

— Хочу ли я властвовать над Вселенной? — Язон искренне растерялся.

Потом задумался на пару секунд и честно ответил:

— Нет, не хочу. Честное слово, не хочу. Я всегда мечтал быть богатым, сильным, свободным. Но никогда не стремился стать самым-самым, меня вполне устраивает быть одним из. Наверно, в этом главная разница между нами.

— Наверно, — согласился Солвиц. — А вы еще спрашиваете, зачем вы мне нужны.

— Теперь мне все понятно. — Мета неожиданно поднялась из-за стола, в ярости комкая салфетку. — Этот сумасшедший доктор мечтает захватить весь мир, да к тому же твоими руками, Язон. Пошли отсюда.

— О Боже! — взмолился Солвиц. — Только женских выкрутасов мне еще здесь и не хватало. У нас мужской разговор, Язон динАльт! Вы можете избавить меня от подобных выходок?

Язон едва успел перехватить руку Меты, к счастью, не с пистолетом, а со столовым ножом.

— Я вас предупреждал, Солвиц! Непочтительный тон в адрес моей дамы чреват серьезными последствиями. А рассуждения Меты вполне резонны, кстати. Извольте объясниться. Нечего устраивать тут истерику!

— И первым делом потрудитесь рассказать, зачем вы все-таки убили Троу, — продолжала настаивать Мета, едва сдерживая свои эмоции.

— О Боже! Я ведь, кажется, уже объяснял.

Разве нет?

Солвиц явно тянул время, и Язон, как бы поддаваясь, решил сбить его неожиданным вопросом:

— Почему вы так часто упоминаете Бога? Это напомнило мне одну давнюю историю, когда я непростительно долго общался с неким проповедником по имени Майк Сэймон. Вы тоже верующий?

Эффект оказался неожиданным: Солвиц расхохотался.

— Я — верующий?! Да, я верю в Бога! Я верю в то, что Бог — это я. Ведь я сам создал свою планету, вот этот мир, и создам еще много других, если только мне не будут мешать. Да, Язон динАльт, Бог — это я. В меня не надо верить, со мною просто можно иметь дело.

— Допустим, — мягко согласился Язон. — И все же. Зачем вы убили Троу?

— Да не зачем, а почему. Его препарировали там, наверху. Моя охрана. Они… они уже не всегда подчиняются воле хозяина. Знаете, как в древности заводили при тюрьмах больших собак, натасканных на убийство. Домашние животные становились настолько злыми, что приходилось держать их в клетках, как диких зверей. Цепные собаки начинали бросаться уже на всех, даже на своих хозяев… Такие дела. А ваш друг Троу проявил чрезмерную агрессивность. Там, наверху, нельзя вести себя так — это верная гибель. Я попытался взять ситуацию под контроль, но вы своими выстрелами чуть было все не испортили. К счастью, Троу все-таки жив, и скоро вам предстоит встретиться.

— Вы лжете, — не выдержала Мета, вновь надвигаясь на Солвица. — Человек не может выжить после такого.

— Вы почти правы. Надо только конкретизировать, что каждый из нас понимает под словом „человек“.

— Неужели и это неясно? — удивился Язон.

— Вот видите, как странно мы с вами разговариваем. Перескакиваем с одного на другое, а в итоге ничего нельзя понять. Вы просто с ослиным упрямством не хотите слушать все по порядку.

— Ладно, давайте, — смирился Язон.

А Мета свирепо глянула на него — мол, за себя говори — и воинственно повернулась к Солвицу:

— Начните с ваших цепных псов, которые даже вас не слушаются. Это особенно интересно.

— Боюсь, это не самое удачное начало для объяснений, Мета, — вздохнул Солвиц. — Ну что ж, попытаюсь. На поверхности моего астероида, вмороженные в специальную субстанцию, которую вы назвали гиперльдом, находятся не просто самые страшные виды оружия, когда-либо изобретенные человеком. Это…

Солвиц замялся, подыскивая слова и явно пугаясь азартного блеска, вспыхнувшего в глазах Меты при слове „оружие“.

— Это — квинтэссенция зла, от которого я мечтал избавиться, выводя смертоубийственные устройства за пределы своего астероида. Но они вступили во взаимодействие с новыми физическими законами и стали жить собственной жизнью. Нет, они не заползали обратно сюда, дабы уничтожить хозяина и творца своего, как уже не однажды случалось в истории человечества. Однако мои чудовища как-то странно мутировали и совершенствовались. Аккумуляторы страха, сгустки боли, излучатели отвращения, биодепрессанты и, наконец, универсальный поглотитель материи — вся эта нечисть стала вести себя немного по-другому, непредсказуемо. Я сумел утопить их и заморозить под слоем гиперльда. Но ведь это не решение проблемы, а только жалкая попытка отсрочить решение. Может, именно вы, Язон, поможете мне.

— Может быть, — сказал Язон. — Но для этого мне потребуется существенно больше информации.

— Безусловно, — согласился ученый с энтузиазмом. — Как раз ее я и хотел вам предоставить.

— Прямо сейчас? — недоверчиво поинтересовался Язон.

— Ну конечно же! Вот покурим после сытного обеда и отправимся прямиком в мою библиотеку. Сами понимаете, там не книги стоят. Впрочем, книги тоже есть — во многом вкусы мои весьма консервативны. С другой стороны, могу похвастаться: именно мною разработан великолепный новый способ усвоения информации. Вы, Язон, наверняка оцените его по достоинству…

Язон перехватил взгляд Меты, которая с преувеличенной настороженностью следила за пальцами доктора Солвица, машинально вертящими сигару.

— А сигареты у вас тут имеются? — спросил Язон, еле заметно подмигивая Мете (дескать, понял тебя, я тоже начеку и пытаюсь его отвлечь, если, конечно, в этом есть смысл). — У меня, знаете ли, последние кончаются.

Солвиц щелкнул пальцами, и андроид принес на выбор несколько пачек. Язон не стал брать самые дорогие, а предпочел любимые — синевато-зеленые с серебряным ободком „Стожары“.

Пауза эта была очень кстати. У Язона тоже появилось нехорошее предчувствие. Рваный, комканый и очень напряженный разговор заканчивался как-то уж слишком благополучно. Не к добру это. И опять — та самая жутковато бордовая, словно запекшаяся кровь, сигара.

На планете Солвица табаку или запаху табачного дыма вообще предавалось какое-то особое, мистическое значение. Всякий раз, стоило Язону закурить, что-то происходило. Он был не из тех, кто верит в чудеса. Всегда считал, что любому феномену можно и нужно найти вполне научное объяснение, стоит лишь собрать статистику побогаче да вдуматься в суть вопроса поглубже.

„Что ж, — сказал себе Язон, — приступим“.

Это было легко. Не труднее, чем бросить кости тогда, на далекой Кассилии, только теперь на кону стояла не одна лишь его жизнь и даже не судьба планеты Пирр, о которой в тот момент он, кстати, еще и не думал, — теперь на кону стояли жизни миллионов людей.

Язон медленно-медленно, как бы в задумчивости прикоснулся перстнем-зажигалкой к кончику сигареты и сделал первую затяжку.

В ту же секунду весь бар содрогнулся от пола до потолка. Стулья подскочили, как испуганные звери, что-то посыпалось с полок, раздался звон стекла и сразу следом за ним — вой аварийной сигнализации. Взрыв удался на славу. Немалой силы и где-то совсем рядом. Но удивительнее всего было то, что доктор Солвиц буквально подпрыгнул от неожиданности. Конечно, он мог оказаться еще и великим актером наряду со всеми прочими своими талантами, но уж слишком, слишком естественным выглядело изумление и даже страх на его лице.

„Началось, — мелькнула жуткая мысль. — Старина Керк взрывает планету. Раньше времени. Но мало ли что…“

Мета думала о том же, но по-своему. Стремительно перегнувшись через стол, она схватила Солвица за горло, приподняла его и стала трясти, приговаривая:

— Обманул нас, сволочь, обманул! Время у него тут по-другому течет. Вижу теперь, что по-другому, да только там, снаружи, уже несколько дней прошло! Мы опоздали!..

Последние слова подействовали на Мету отрезвляюще. Очевидно, она сообразила, что спастись еще можно, раз они до сих пор живы. Поэтому швырнула несчастного доктора с уже почти вылезшими из орбит глазами об стену, и тот мешком рухнул на пол. Поспешившего на помощь бармена Язон попросил отдохнуть под столом. Правда, для этого потребовались две разрывные пули.

— Ты найдешь дорогу к внешним воротам? — спросила Мета уже на бегу.

— Я все найду, если там еще будет что искать, — ответил Язон.

— Но ведь, кажется, рванула пока лишь одна бомба или две. Не может же вся планета загореться в один миг, тем более что внешняя оболочка отделена от ядра слоем атмосферы, значит, мы успеем выскочить в образовавшийся пролом. Нас вынесет в космос воздушным потоком, а в каждом скафандре есть кислород минут на сорок пять и радиомаячок, чтобы нас нашли.

Она говорила все это быстро-быстро, пока бежали по переходам и лестницам под вой сирен и грохот новых взрывов.

Язон не хотел разочаровывать Мету и объяснять ей, что они не успеют никуда выбраться, если это действительно планетарные бомбы. Он сам бежал, потому что привык во всех случаях жизни бороться до конца. А еще потому, что абсолютно перестал понимать происходящее.

Они выскочили на светящуюся внутреннюю поверхность и с удивлением увидали, что там ровным счетом ничего не происходит. То ли все уже кончилось, то ли вообще ничего и не начиналось.

ГЛАВА 15

Тройку храбрецов, вернувшихся с астероида на „Арго“, первым встретил Рес — один из старейших жителей Пирра, принадлежавший некогда к племени так называемых „корчевщиков“, то есть людей, умевших не столько корчевать лес, сколько находить общий язык с враждебной флорой и фауной. Позднее Рес входил в число руководителей Большого Совета пиррян и на Счастье, и на возрождающейся родной планете. Здесь же, на „Арго“, в ходе изучения объекта 001, он был всегда молчалив, замкнут, как-то даже безучастен, несмотря на постоянное присутствие на всех важных совещаниях. Голосовал вместе с другими за принятие решений, но вслух не высказал ни одного слова. Остальные не больно-то удивлялись этому: не такой собрался народ, да и устали удивляться — рушилось сразу слишком многое в привычных представлениях о мире.

— Керк, — обратился Рес к признанному вождю пиррян, — нас ждет Риверд Бервик. Настало время поговорить втроем. Это очень серьезно, Керк.

Клифу поручили проверку всех систем и приведение военной техники в полную боевую готовность, Стэн отправился в лабораторию, чтобы продолжить обработку информации, накопившейся за два дня, включая загадочный модулированный сигнал, а Керк с Ресом проследовали в кают-компанию.

Бервик уже изрядно надымил там своей сигарой, возможно, не первой, поэтому, усадив приглашенных, сразу включил кондиционер на полную мощность, а затем уже знакомую Керку систему защиты от подслушивания.

— Господа, — объявил он, — ситуация вокруг объекта 001 меняется буквально с каждым часом. Если вы еще не в курсе, считаю своим долгом сообщить: скорость приближения астероида к звезде Р013-9 неожиданно возросла, в связи с чем необходимы более решительные действия с нашей стороны. Но и это еще не все. Полчаса назад я получил шифровку по сверхсекретному каналу Специального Корпуса от самого Риверда Бронса (это заместитель директора), и он распорядился посвятить вас, Керк Пирр, во все нюансы нашего общего проекта.

— Вы что же, — поинтересовался Керк, — предлагаете мне теперь работать на Специальный Корпус?

— Берите выше, Керк. Вам предлагают вступить в другую, абсолютно закрытую организацию, о самом существовании которой знают лишь считанные люди в Галактике. И пока я еще ничего не рассказал по существу дела, за вами сохраняется право отказа. Только имейте в виду: столь высокой чести действительно удостаиваются очень немногие. Возможно, завтра вы станете не нужны нам, и тогда возобновить этот разговор будет нереально. С другой стороны, наша организация способна решить многие проблемы, связанные не только с залетевшим в миры Зеленой Ветви астероидом, но и с вашей родной планетой. И еще одна деталь. Рес присутствует здесь именно как член нашей организации. Это он рекомендовал вас.

— Рес?! — Керк не мог скрыть своего удивления.

Многословие Бервика утомляло его, длинные пассажи политика и дипломата плохо воспринимались сугубо практичным Керком, потому две последние фразы подействовали особенно сильно.

— Неужели Рес?! — воскликнул Керк. — А Язон?

— Понимаю ваш вопрос. Язон должен был стать нашим, но случилось непредвиденное. Так вы согласны?

Керк надолго задумался. Он не был излишне любопытен, даже в молодости не страдал повышенной тягой к новым знаниям. А в теперешнем, столь солидном возрасте пора бы уж и остепениться. Боясь признаться самому себе, ветеран многих сражений надеялся в глубине души, что эта странная война с астероидом станет последней в его судьбе. Он мечтал лишь о возвращении на Пирр и благоденствии родной планеты. Что же двигало Ресом — человеком еще более почтенного возраста? Понималось это с трудом. Давний антагонизм между корчевщиками и жестянщиками, как называли жителей единственного города на Пирре, не был преодолен полностью, даже после успешного завоевания Счастья. Во всяком случае, бывший жестянщик Керк не мог считать Реса авторитетом для себя, скорее уж извечным соперником. А раз так… Да он просто обязан вступить в эту организацию, чего бы это ни стоило! Может ли он, великий Керк, носящий то же имя, что и его родная планета, доверить судьбу Мира Смерти и всех его обитателей одному лишь Ресу?

— Я готов, — проговорил седой пиррянский вождь тихо, но четко. — Слушаю вас.

— Я знал, что вы согласитесь, — обрадовался Бервик. — Ведь вы не только сильный, но и очень прозорливый человек. Мне сразу понравился ваш вопрос о том, сколько лет существует в Галактике Специальный Корпус. Вы правильно догадались: наша организация возникла гораздо раньше.

И Бервик поведал следующее.

Уроженец Земли доктор Теодор Солвиц открыл секрет бессмертия, то есть нашел средство для неограниченного продления человеческой жизни — вакцину Солвица. Нет, он не превратил человека в неубиваемого монстра — просто избавил организм от необходимости старения. Все это произошло в период достаточно бурного развития космонавтики и заселения бесчисленных землеподобных планет. В то время в Галактике практически отсутствовала Центральная власть, и использование вакцины грозило выйти из-под контроля. Страшно было представить себе последствия неуправляемого распространения физического бессмертия, и Солвиц решил взять всю ответственность на себя. Сделав бессмертными всего около ста человек, которым доверял безгранично, он таким образом учредил новую, да, по существу, и единственную на тот момент всегалактическую организацию. Со свойственной ему скромностью он назвал ее коротко и звучно — „Хозяева Вселенной“. Весьма существенной деталью было то, что бессмертие не передавалось ни половым путем, ни по наследству, ни через кровь. Для каждого нового члена требовалось введение вакцины. Это весьма упрощало контроль за численностью „хозяев Вселенной“. И все же люди есть люди — уже через несколько веков бессмертных стало больше тысячи. Потом процесс затормозился. Появились первые случаи убийств и самоубийств среди бессмертных. „Хозяева Вселенной“ переставали понимать, для чего живут на этом свете.

Бессмертие — великая сила, но само по себе оно не могло дать полной власти над миром. В центральный аппарат Лиги Миров вошло лишь несколько „хозяев“, однако именно они были впоследствии инициаторами создания Специального Корпуса. И все же никто не оказался властен над естественным ходом истории. Кошмарная Эпоха Регресса, или Эпоха Вырождения, заставила многих пересмотреть свои взгляды на природу человека и человеческой цивилизации.

Около пятисот лет назад Солвиц призвал всех бессмертных покинуть нашу Галактику на самом огромном в истории космическом корабле и отправиться на поиски более справедливой жизни. Кажется, он искренне полагал, что все бессмертные до единого человека так и сделали. Однако он ошибался. Нас было всего шестеро, оставшихся здесь тогда. Теперь нас, конечно, намного больше. За счет того, что мы сумели синтезировать вакцину вновь. Мы больше не называемся „хозяевами Вселенной“. Имя нашей организации менее броско и более точно — „Гаранты Стабильности мира“. Обеспечивать стабильность и спокойную жизнь всего человечества — наша главная цель. Мы теперь делаем бессмертными не тех, кто может быть безгранично и бездумно предан Хозяину, а тех, чей ум, чьи таланты и возможности нужны Галактике. Думаю, не стоит отдельно пояснять, почему мы приняли к себе Реса. А теперь, Керк, ваша очередь. Вакцина у меня с собой,

— Постойте! А что случится, если я откажусь стать бессмертным? Вы убьете меня?

— Не обязательно, — ответил Бервик спокойно. — К таким примитивным способам прибегали в древности. Сегодня есть много других возможностей: стирание памяти, изоляция, неотступный контроль…

— Но я не понимаю! — Керк действительно не понимал. — Почему нельзя дать бессмертие всем и покончить с этой нелепой секретностью?

— О, мой дорогой пиррянин, это слишком сложный вопрос, о котором пришлось бы говорить долго-долго, а у нас с вами совсем мало времени. Поверьте мне на слово, проблему всеобщего бессмертия анализировали уже не раз и не два. Выводы неутешительны. А пока — вот вам самый яркий пример: отец бессмертия Теодор Солвиц и его безумные братья, умчавшиеся к неведомым мирам. Вы видите, с чем они вернулись? Не исключаю, что вся эта мерзость под толщей льда не что иное как бывшие люди. А вы говорите — бессмертие для всех…

Последний аргумент подействовал на Керка.

— Что ж, колите вашу отраву. Очевидно, на борьбу с бессмертной нечистью потребуется бесконечно долгое время, и умирать нам станет некогда.

— Не совсем так, Керк, но в сущности вы правы. Давайте руку.

— А я почувствую что-нибудь?

— Да, к сожалению, — кивнул Бервик. — В течение нескольких часов будете ощущать сильную слабость, возможны даже галлюцинации. Зато потом сопротивляемость вашего организма к внешним воздействиям значительно возрастет. Игра стоит свеч!

А Керк уже и сам это понял, он только вдруг вспомнил о сиюминутных и неотложных делах.

— Да, а как же с возрастанием скорости астероида? Нам придется атаковать? Кто вместо меня будет руководить операцией?

И тут заговорил Рес, уже побивший все рекорды по молчаливости:

— Керк, дружище. Ты будешь гораздо нужнее нам после. А сейчас готовится очень незначительная операция, так, некий предварительный этап, генеральная репетиция, что ли. Мы приняли решение — я уверен, ты поддержишь его — спровоцировать частичное размораживание планеты с целью испытания нашей огневой мощи на просыпающихся тварях. Стэн и Бруччо уже провели все необходимые расчеты. Мы гарантированно справимся с ними на площади в один квадратный километр. Не тревожься, ты сможешь наблюдать все это, тебе не будет настолько плохо, уж я-то знаю. Пойдем. Клиф обещал полную готовность через двенадцать минут.

И они пошли.

То, что заворочалось на астероиде через двенадцать минут под действием локального нагрева, не сумел бы описать никто из наблюдавших. Для этого требовалось перо Данте или кисть Босха. Черно-зеленая кишащая масса вздулась, приподнялась и рассыпалась бесформенными клочьями. Операторы плазменных и аннигиляционных орудии жали на гашетки, содрогаясь от омерзения. Бой закончился в считанные секунды, но показался вечностью. И когда морозные струи жидкого гелия из специальных установок прибили пламя, когда последние шевелящиеся отростки проснувшегося ада вновь сковало холодом, пирряне вздохнули с двойным облегчением: во-первых, они одержали пусть и маленькую, но теперь уже настоящую победу. Во-вторых, отныне они знали: с заледеневшими монстрами можно совладать.

ГЛАВА 16

— Ты хорошо помнишь, где находятся ворота, ведущие наружу? — спросила Мета.

Язон поглядел на нее как-то непонимающе.

— Ну те, которые были на ремонте, — решила пояснить пиррянка. — Ты найдешь дорогу туда?

— Я предпочел бы найти дорогу в бар, где наливали хорошее виски. Не знаю, стоит ли курить на этой планете, но вот выпить определенно пора: мы явно приняли недостаточную дозу.

Мета смотрела на Язона, слегка наклонив голову и пытаясь отделить шуточную часть его утверждения от серьезной. Однако было похоже, что всерьез сказано все. Так или иначе, Язон решительно направился в обратную сторону — к той самой двери, из которой они оба только что выскочили как ошпаренные.

— Не надо никуда ходить, — послышался голос сзади. — Я вам прямо здесь налью, если хотите.

Солвиц стоял возле некоего сооружения или, возможно, летательного аппарата, представлявшего собой идеально круглый шар диаметром примерно в два человеческих роста из вроде бы прозрачного, но сильно граненного и потому радужно сверкавшего, как хрусталь, материала. Из-за этого блеска невозможно было рассмотреть внутреннее устройство шара.

— Пойдемте, — спокойно предложил Солвиц. — Садитесь вот сюда вместе со мной, и, я надеюсь, мы все-таки пообщаемся в спокойной обстановке. Библиотеку придется отложить на время. Я наконец понял: вам требуется некоторый период для адаптации.

В хрустальной стенке распахнулся широкий люк, словно зевнул великан, шар, чуть задрожав, приподнялся и завис сантиметрах в тридцати над землею в полной неподвижности. Значит, все-таки транспортное средство, только совсем незнакомого типа.

— Куда летим? — полюбопытствовал Язон как можно небрежнее.

— А это важно? — улыбнулся Солвиц.

— Теперь, пожалуй, что и нет, — оценил Язон мудрость встречного вопроса.

Но Мета так быстро успокоиться не могла:

— То, что вы в порядке, доктор Солвиц, я уже не удивляюсь, но зачем был нужен весь этот спектакль с шумом и грохотом?

— Боюсь, это не совсем спектакль. А вот о подробностях следовало бы поинтересоваться у ваших друзей на орбите. Очевидно, они решили прорваться через внешнюю оболочку сюда, к нам.

— Ну и?.. — воинственно спросила Мета.

— Что „ну и“? Это невозможно.

— А вы разве не знаете, что если пирряне приняли решение, они всегда добиваются своего?

— Я все о пиррянах знаю, — еще раз добродушно улыбнулся Солвиц. — Металл они действительно могут прошибить. Потому мы сейчас и улетим с этого места от греха подальше. Здесь будет чуточку неуютно. А если вы мечтаете воссоединиться со своими друзьями в пылу сражения, так сказать, под сурдинку, то, поверьте, это действительно невозможно.

Он увидел, что не верят оба, и добавил:

— Во всяком случае, сейчас. Так что… пойдемте. Пожалуйста, пойдемте! Я так не люблю тащить кого-то силой!

— Да, но как только пирряне поймут, что им не пробиться, они наконец взорвут ваш астероид, — не унималась Мета.

— Вы правы, но до этого мы еще успеем обо всем поговорить. Мне казалось, я уже объяснял насчет масштабов времени. Разве нет?

Мета отчаянно боролась с охватившими ее в очередной раз бурными чувствами. Правая рука автоматически выхватывала пистолет, сжимала рукоятку и вновь убирала оружие в кобуру, а глаза были опущены вниз и вперились в одну точку: только бы не видеть, не видеть ничего вокруг — может, тогда расхочется стрелять.

Язон взял ее за руку и, используя весь свой телепатический талант, попытался успокоить. Он заметил, что с каждым разом этоудается ему все лучше и лучше. Здесь, сейчас, в эту секунду Мета стала близка ему, как никогда, он сумел почувствовать ее руку, словно часть своего собственного тела. И они вместе, синхронно, как солдаты на параде, шагнули к хрустальному шару.

А когда уже сидели внутри сверкающей сферы, Солвиц сообщил:

— Как только закрылся люк хроноскафа, а эта штука называется хроноскафом, считайте, что время по ту сторону застыло, словно зимний ручей. И между прочим, мир, в который вам посчастливилось попасть, богат и разнообразен. В нем можно жить и год, и десять лет — да сколько угодно! А после — вернуться практически в тот же момент времени, во всяком случае, ваши друзья еще не успеют взорвать нас.

— Вот только маленькая неувязочка, — сказала Мета. — Выходит дело, мы тут состаримся, а наши друзья будут по-прежнему молоды?

— Нет, — улыбнулся Солвиц. — Здесь никто не стареет. Не только за десять, но и за многие тысячи лет. Просто не хотелось сразу оглоушивать вас такими большими цифрами. Но ведь я уже рассказывал о секрете бессмертия. Вот здесь мой метод и обкатывается на практике.

— Здесь — это в хроноскафе? — решила уточнить Мета.

— Почему в хроноскафе? Здесь — значит на моей планете. Хроноскаф — всего лишь устройство для уплотнения времени, совмещенное с летательным аппаратом универсального типа. А нестареющими вас сделал сам воздух этого мира. Уж извините, преподнес вам такой подарок без спросу.

— Спасибо, — проговорила Мета, окончательно растерявшись.

Она до сих пор не верила ни одному слову доктора Солвица, а тут вдруг взяла и поверила разом во все. Не потому, что поняла, — где ей было понять такое? — а потому что почуяла неким сверхчутьем (женским? пиррянским?): все это — на самом деле, Солвиц не врет.

А Язон, рассуждая логически, пришел к тому же выводу. Зачем Солвицу хитрить, если оба они в его полной и безраздельной власти. В полной ли? В безраздельной ли? Вот об этом стоило подумать. Но только не сейчас, а позже, когда нервы успокоятся и информации будет побольше.

— Ну и что дальше? — мирно поинтересовался Язон.

— Для начала выйдем наружу. Мы прилетели. Остановка — конечная. Называется „Центр планеты Солвиц“. Действительно центр, геометрический. Отсюда начиналось строительство всего комплекса много тысяч лет назад.

Он уже стоял возле люка и чуть было не открыл его, но вдруг вспомнил что-то и предупредил:

— Вы же первый раз на хроноскафе летаете? Тогда приготовьтесь, пожалуйста, к не слишком приятным ощущениям.

„Не слишком приятные ощущения“ — это было мягко сказано. В проеме люка за стенками хрустальной сферы глазам Язона предстало зрелище, которое решительно не с чем было ассоциировать. Не только формы предметов (предметов ли?), но даже запахи, звуки и цвета не имели названий ни на одном из известных Язону наречий. Сразу закружилась голова, приступ тошноты пронзил тело от горла до низа живота, постепенно превращаясь в острую боль, пот лил градом, как вода с отжимаемой тряпки, и, наконец, потемнело в глазах.

„Ну вот и славно, — подумал Язон, — сейчас все кончится“.

Не тут-то было! Пришла отвратительная крупная дрожь, охватила целиком и не давала провалиться в беспамятство, словно его подвергли пытке многодневным бодрствованием и все прижимали и прижимали электроды к рукам и ногам. Сквозь желтовато-серый туман отчетливо различалось лишь одно: где верх, а где низ, и это было особенно противно. Хотелось вниз, лечь, упасть, но он точно знал: нельзя, и мука продолжалась. Неописуемый ужас.

Если вы когда-нибудь, проведя двое суток без еды и сна, выпивали бутылку коньяку, потом, разумеется, засыпали, а через полчаса вас будила внезапная тридцатикратная перегрузка из-за того, что нерадивый пилот совершал маневр одновременно с выходом в кривопространство в джамп-режиме,

— вот тогда вы сумеете хотя бы приблизительно представить себе ощущения Язона. Собственно, примерно так он и попытался позднее объяснить все это Мете, естественно, перенесшей хронопереход намного легче.

Язону было настолько плохо, что он даже не успел подумать о каких-либо опасностях или о злонамеренности Солвица. Зато об этом сразу подумала Мета, наблюдавшая страшный отсутствующий взгляд Язона, такой неуместный на фоне мирного, даже уютного пейзажа. Мета по-пиррянски быстро адаптировалась к новой обстановке, и все пять органов чувств посылали теперь в ее мозг лишь благоприятные сигналы. Но именно это и настораживало. Ладно, допустим, Язон просто еще не вышел из послеперегрузочного состояния, ведь он и от обычных ускорений в пространстве страдал всегда сильнее, чем Мета. Логически — вроде все так. А сердце переполняется тревогой: пусть на несколько секунд, но здесь, в чужом враждебном мире, она осталась одна — случайно ли это?

Однако доктор Солвиц предусмотрел и такую ситуацию.

Едва они все трое спрыгнули на подстриженную траву вокруг пруда или бассейна, обсаженного кустами вполне нормальных расцветок — от зеленого до оранжевого, — как он тут же протянул обоим пистолеты любимой пиррянской системы, знакомые Мете с самого детства. Скорострельность не оставляет шанса увернуться ни одному биологическому объекту, кобура пристегивается к предплечью, провод с нейродатчиком обеспечивает мгновенное срабатывание от мысленного приказа. Именно такие игрушки отняли у них совсем недавно люди здешнего Темучина. Что же это значит? Личное оружие возвращают пленнику, только когда отпускают на свободу. Значит, это и есть свобода?

Придя в себя, Язон хотел отказаться от нелепого в райском уголке пистолета, но из солидарности с любимой решил оставить на руке эту столь необходимую для пиррянина вещь — хотя бы как талисман. Психологический настрой значил теперь очень много не только для Меты, но и для него самого.

Язон осматривался внимательно и настороженно. Местечко-то, конечно, райское, но хорошо бы еще понять, как из него выбраться. Побег из Эдема. Интересная задача! Чтобы решить ее, безусловно, требовалось настроиться на предельно спокойную волну. Расслабиться требовалось.

„Что ж, попытаемся“, — сказал сам себе Язон, упорно гоня прочь назойливое воспоминание о только что пережитом кошмаре. Все окружающее радовало глаз. И надо было принять это как данность, а не искать подвоха. Надо было заключить перемирие с Солвицем — только тогда у них появится шанс уйти отсюда живыми.

— Доктор Солвиц, а можно вас величать как-нибудь попроще?

— Да, пожалуйста, Язон. Зовите хоть просто Тедди!

— Ну вот и славно, Тедди. Помнится, кто-то обещал нам налить еще по стаканчику.

— Было дело, — согласился Солвиц и, подняв руку, щелкнул пальцами, как богатый посетитель в ресторане.

Язон не удивился бы, если б по этому небрежному сигналу выпивка появилась прямо из воздуха. Но все оказалось несколько будничнее и проще. Однако — красивее.

С тихим свистом шагах в десяти от них приземлился цилиндр размером с телефонную будку, ярко-зеленый и словно подсвеченный изнутри, как бумажный фонарик. Бесшумно раскрылась овальная дверца, и наружу выпорхнула обворожительная и очень условно одетая девушка с точеной фигуркой. Руками она поддерживала чистый до зеркального блеска поднос из голубого металла, и тонкостенные пузатые фужеры, казалось, сами летели по воздуху, а темно-желтая жидкость в них точно остекленела — такой невесомой и профессионально точной была походка у этой удивительной официантки! Настоящая фея, разве что крылышек за спиной не хватает.

Мужчины приняли свои фужеры, учтиво поклонившись и откровенно пожирая фею глазами, а Мета, с презрением сжав губы и воинственно прищурившись, переводила взгляд с девушки на Язона и обратно на девушку.

— Терпеть не могу виски, — процедила она, практически не открывая рта. — Вина, пожалуйста.

Девушка упорхнула обратно и, несмотря на весьма расплывчатый характер сделанного заказа, удивительно быстро вернулась с высоким изящным бокалом на том же подносе. В его густо-фиолетовом содержимом, как звездочки в космической черноте, посверкивали огненные блестки. Вряд ли пиррянка могла знать, что это такое, зато Язон мгновенно вспомнил название легендарного напитка — альдебаранское крепкое с золотой крошкой. Едва ли не самое дорогое вино в Галактике. Цена этого и впрямь божественного по вкусу продукта с далекой Альфы Тельца IV сильно возрастала из-за сложности его хранения и транспортировки. Альдебаранское крепкое, не рискуя угробить изысканный букет и уникальный внешний вид, можно было разливать только в его родную упаковку — в прозрачные от долгого вымачивания в ключевой воде толстые кишки зверя лю-лю-грыха, а держать эти зловеще синеватые колбасы полагалось исключительно в подвешенном состоянии. Язону приходилось бывать на единственной обитаемой планете в системе Альфы Тельца, и все эти тонкости он знал не понаслышке.

Но сейчас Язон сам поразился ходу собственных мыслей. Где он, в конце концов? На отдыхе? На курорте? Вино, девушки, зеленая трава, бассейн с чистейшей водой, симпатичное маленькое бунгало вдалеке за деревьями, милые воспоминания юности… Резкий голос Меты вернул его к реальности:

— Доктор Солвиц!

Она категорически не собиралась называть врага уменьшительным именем Тедди. Она продолжала считать его врагом. И, быть может, справедливо?

— Доктор Солвиц, вы угощаете отменным вином, но, кажется, мы не для этого сюда прибыли.

— И для этого — тоже, Мета. Поймите меня правильно. Вы не должны торопиться — это первое. И второе: вам непременно следует отдохнуть.

„Ну прямо мысли читает, мерзавец! — мелькнуло в голове у Язона. — Я об отдыхе, и он об отдыхе“.

— Вы слишком переутомились и сейчас не сумеете воспринять всего должным образом.

„… должным образом“, — мысленно повторил Язон как бы автоматически, а потом неожиданно для самого себя задал вопрос из другой области:

— А это юное создание в зеленом пенале — тоже андроид?

— Да, разумеется, — охотно подхватил Солвиц предложенную тему. — Только гораздо более высокого класса, чем те, с кем вам приходилось общаться раньше. Она практически живой человек, только идеально управляемый. Мечта любого мужчины, — добавил он, гаденько улыбнувшись.

— Андрошка! Фу, какая мерзость, — поморщилась Мета. — Она вам погрузочно-разгрузочных роботов не рожает?

— Нет, — серьезно ответил Солвиц, — рожать она никого не сможет. Это исключено по замыслу.

— И много у вас таких? — продолжала нападать Мета, явно забыв, с кем имеет дело.

— Целый гарем, — то ли всерьез, то ли в шутку сообщил доктор Солвиц.

— Если, конечно, вам знакомо такое слово.

— Знакомо, — сердито буркнула Мета. — Я специально изучала книжки по истории полового вопроса.

— О! — воскликнул Солвиц. — Откуда такой интерес к прошлому? Да еще и к сексу. Не иначе, влияние Язона динАльта! Ведь в вашем мире вообще не существует понятия „семья“. Вы там все дети Пирра, не в смысле Керка, а в смысле планеты. Правильно?

— Да, но в связи с этим женщина на Пирре не становится вещью, принадлежащей мужчине.

— Безусловно! — подхватил Солвиц. — Как вы можете быть вещами друг друга, когда вы все принадлежите лишь одному хозяину — Ее Величеству Войне. Вы просто пушечное мясо и детей рожаете в тринадцать лет, чтобы они гибли в кровавых битвах. Нравственная вы моя!

Солвиц совершенно не обращал внимания на то, что вороненый ствол в руке Меты давно уже смотрит ему в лоб.

„Незаряженные пистолеты, что ли, подсунул?“ — предположил Язон, но на всякий случай взял пиррянку за руку и шепнул ласково:

— Мета, мы пришли разговаривать, а не стрелять.

— Но этот, по-моему, настоящий! — выкрикнула она. — Я чувствую: этот — наконец, человек, и я убью его!

— Не надо. Мета, — попросил Язон.

А Солвиц объяснил устало:

— Да поймите же вы наконец, я всякий раз был настоящим. У меня много тел. А может стать еще больше. Я меняю тела, как вы — одежду. Ну, порвете мне еще один пиджак — не беда, я починю его или надену новый. А до моего бессмертного интеллекта вам не добраться. Успокойтесь.

Пистолет прыгнул в кобуру. Мета призадумалась.

— Давайте сделаем так. Сейчас вы идете во-о-он в тот домик и делаете там все, что хотите. Я бы вам советовал поспать в первую очередь. А завтра…

— Простите, в каком смысле завтра? — решил уточнить Язон. — У вас тут что, есть смена дня и ночи?

— Кстати, — оживился Солвиц. — Хорошая мысль! Если угодно, можно изобразить и это. Но вообще-то, чисто психологически завтра — это когда хорошенько поспал и вновь проснулся бодрый и благостный. Давайте общаться на свежую голову. А пока я оставлю вас, с вашего позволения.

Он нырнул в свой хрустальный шар и был таков. А Язон с Метой потерянно побрели к бунгало. Конечно, там было все, что душе угодно. Изучать помещение на предмет какого-нибудь подвоха, искать скрытые опасности и ловушки казалось теперь более чем нелепым. Они проиграли еще один раунд, и следовало набраться сил перед решающим поединком, несмотря на то что именно это и советовал их противник. Черт возьми, надо же было хоть в чемто не подчиниться ему! И Язон сказал:

— Что нам советовал наш друг Тедди? Немедленно спать? А давай спать не будем.

— Что именно ты предлагаешь? — не поняла Мета.

Мысли ее были где-то далеко. Язон тоже начал издалека:

— Давай поговорим, что ли, о том о сем. Ты назвала эту девушку из зеленой будки „андрошкой“. Ты давно знаешь, кто такие андроиды?

— Еще бы! К нам на планету много раз прилетали эти чудаки с Лады, и однажды они пытались одолеть пиррянскую природу с помощью андроидов. Вот смеху-то было! А некоторые наши мужики даже увлеклись девушками-андроидами. Глупость несусветная! Они же не настоящие и абсолютно не годились для войны на Пирре. Вот мы и прозвали их андрошками.

— Мета, а я — настоящий? — спросил Язон.

Мета посмотрела на него задумчиво:

— Вроде да.

— Любимая, я безумно соскучился по тебе за эти долгих полетах?

— Ты хочешь заняться любовью здесь?!

— А что такого? Да, здесь и сейчас. — Язон как будто даже обиделся. — Тебе не нравится эта постель? Пошли на травку. Или — для любителей экзотики — тут есть бассейн. Но, по-моему, на постели все-таки приятнее…

— При чем здесь постель?! — удивилась Мета его непонятливости. — Любить друг друга здесь — все равно что на сцене перед огромным зрительным залом. Мы же тут совсем не одни.

„Какая глупость!“ — хотел сказать Язон, но сдержался и сформулировал мягче:

— Какая странная мысль, Мета! Они же тут все андроиды! Может, нам с тобой еще и бортового компьютера стесняться? Иди ко мне. Любимая…

Лед сомнения вдруг оттаял в душе у Меты. Она улыбнулась, встряхнула головой, откидывая со лба волосы, и шагнула в объятия Язона. Она тоже оченьочень соскучилась по нему.

Язон всегда помнил, как впервые остался с нею наедине. Он был тогда моложе и намного самоувереннее. Они только-только познакомились при весьма экзотических обстоятельствах: он сорвал огромный куш в казино „Кассилия“, начав играть на деньги Керка Пирра; она — вела потрепанный транспортный корабль со смертоносным грузом, закупленным с нарушением всех мыслимых законов. Романтика? Еще какая! С карманами, полными денег, о каких раньше и не мечтал, среди складов, забитых современнейшим оружием, лететь на самую страшную планету во вселенной и в первую же ночь после знакомства упасть в объятия девушки, не похожей ни на одну, виденную им прежде. Женщины всегда доставались Язону легко (и так же легко он расставался с ними) — все это было нормально. Непривычным оказалось другое. Ведь действительно не она упала к нему в объятия, а он к ней. Ростом почти с Язона, Мета была едва ли не в полтора раза тяжелее его за счет пиррянской литой мускулатуры.

Язон раньше и не представлял, что ему сможет понравиться этакая гора мышц, увенчанная головкой очаровательной блондинки с огромными синими глазищами. Однако он влюбился. Влюбился, как мальчишка, хотя не сразу понял это.

А Мета — в первую очередь солдат своей планеты, а уж во вторую женщина — относилась к сексу еще более утилитарно, чем Язон, галактический бродяга, игрок и ловелас. Вот почему в те странные ночи на транспортном корабле они ничего не поняли друг о друге и даже не догадались о возникшем чувстве. Мета без устали хихикала над легким, как пушинка, партнером, а Язон, признаться, не сразу начал получать удовольствие от такого всегда понятного и любимого им процесса. Мешал не только этот смех партнерши, мешала невероятно жесткая упругость ее тела. И больше всего отвлекали даже не руки и не ноги, а… брюшной пресс. Было так странно, так непривычно прижиматься к твердому, словно автомобильная покрышка, животу. (Позднее именно это стало возбуждать его сильнее всего, и ни с какими другими женщинами он уже не мог получить подобного удовлетворения).

Потребовались годы, многие тяжелые сражения и смертельные опасности, через которые они прошли вместе и порознь, не раз спасая друг друга в последнюю роковую минуту; потребовались долгие разлуки и муки ревности, чтобы Язон и Мета наконец поняли: они любят друг друга, любят по-настоящему и лучше, чем кто-нибудь в Галактике, понимают, что такое любовь.

А теперь им предстояло новое испытание. И даже было не ясно толком, в чем оно состоит. Однако в одном Язон определенно не ошибся: следует девать то, чего от них не ждут, и при этом оставаться самими собой.

Их потянуло друг к другу, и это было прекрасно, как всегда. А Солвиц… Пусть смотрит, пусть к многочисленным порочным страстям этого тысячелетнего старца добавится еще и грех подглядывания. Наплевать! Они будут лишь сильнее возбуждаться от того, что играют на публику!

Мета изогнулась, удерживаясь в „мостике“ левой ногой и правой рукой. Левая рука ее переплеталась пальцами с правой кистью Язона, приподнявшегося и откинувшегося, словно всадник на непокорной лошади, а правая свободная нога Меты обнимала партнера за талию. Сексуальная акробатика подобного рода была их давним и постоянным увлечением. Случалось изображать и более замысловатые позы, но для Солвица хватит и такой. Мета застонала, Язон — тоже, и уже через секунду все смешалось вокруг, утопая в сладкой дрожи и розовато-оранжевом тумане.

Проснувшись через несколько часов и стоя вместе под душем, они одновременно ощутили удивительную ясность в мыслях и отчаянную решимость сражаться до конца. Они словно зарядили друг друга новыми силами.

— Язон, — сказала Мета за завтраком. — Этот мир, мир Солвица, похож на матрешку. Знаешь, что это такое? Когда к нам в первый раз прилетали экологи с планеты Лада, а я была еще совсем маленькой девочкой, они подарили мне деревянную куклу. Ее разнимаешь на две половинки, а внутри вторая такая же, только меньше, в ней — третья и так далее. По-моему, их было двенадцать или шестнадцать. И я еще сказала тогда, удивив наших гостей: „Во, сколько бомб можно сделать из одной куколки! И давайте секрет будет в том, что самой мощной окажется вот эта ма-а-аленькая, которую нельзя разобрать…“ Понимаешь, здесь мы еще не докопались до самой маленькой матрешки. Но мне кажется, что выход, вернее, путь к выходу, находится именно там, в самом центре этого шара. Или я какую-то глупость говорю?

— Отчего же, это очень интересная мысль. У древних китайцев была похожая игрушка. Я читал об этом. Они вырезали ажурные шары из слоновой кости — один в другом, вытачивая промежутки между ними через отверстия в сферической поверхности. Человек, выточивший таким образом более девяти шаров, переходил на новый уровень познания самого себя. Так у них считалось.

Язон помолчал.

— Но вообще-то я сейчас о другом думал. Я, кажется, понял, в чем секрет неубиваемости доктора Солвица. Он не андроид, но и не человек. Я полагаю…

Язон не успел закончить мысль, потому что в дверь постучали. И это был не Солвиц, даже не девушка-андроид из сферы обслуживания. Это был Троу. Настоящий, живой. Улыбнулся как ни в чем не бывало и задал совершенно идиотский вопрос:

— Ребята, я что, не вовремя?

ГЛАВА 17

Перед глазами у Керка еще маячила какая-то противная сеточка, но он уже мог передвигаться по кораблю один, без подстраховки, а главное — перестал ощущать боль в боку и, осторожно отклеив биопластырь, обнаружил, что рана практически зарубцевалась, что для обычного человека было бы решительно невозможно в такие быстрые сроки. Значит, не мистификация, значит, загадочный Бервик и вправду вколол ему эликсир вечной молодости.

Специальный сигнал оповестил всех о начале закрытого совещания высших руководителей проекта. Теперь их было всего двенадцать человек в каюткомпании. Тринадцатым позвали астрофизика Арчи ввиду чрезвычайной важности его последних открытий.

— Господа, — начал ученый, когда ему передали слово, — в результате нашей массированной атаки удалось установить следующее: так называемые „адские организмы“ не заполняют вновь образовавшуюся брешь, глубина их залегания невелика, а следующий слой поверхности планеты представляет собой высокопрочную легированную сталь. И это не локальный металлический щит над подземным городом, а действительно часть оболочки всего астероида. Мы провели выборочное бурение в двенадцати местах, чтобы убедиться в правильности догадки. Далее. Одним из удивительных свойств гиперльда является его непроницаемость для пси-лучей. Собственно, материалов, не пропускающих пси-сигнал, во Вселенной в принципе не существует. Пси-излучение может экранироваться только энергетическими полями аналогичной природы. Извините, что разъясняю вам, как школьникам, примитивные вещи, но, если не ошибаюсь, среди присутствующих есть люди весьма далекие от науки. Так вот, гиперлед, таким образом, — это вода, обработанная по иногалактической технологии, но для использования здесь. Далее. Локация астероида пси-лучами на освобожденном от гиперльда участке показала: толщина металлической сферы не превышает нескольких метров, а в отдельных местах этот панцирь и того тоньше. Внизу же, под стальной оболочкой, находится обычный воздух, пригодный для дыхания. Атмосферный слой я оцениваю километра в полтора. Далее — горные породы с серьезными включениями металла и пластика. Вывод: мы имеем дело с астероидом искусственного происхождения.

— Иными словами, — вступил в обсуждение Стэн, — перед нами иногалактический вражеский корабль.

— Почему сразу вражеский? — не согласился Артур Бервик. — По-моему, на нас еще никто не нападал. Атаковали пока лишь мы сами.

— Если не считать, что у нас похитили трех членов экипажа, — буркнул Стэн.

— И вообще, — вмешался Бруччо, — вся эта нечисть, которую мы не столько атаковали, сколько пытались исследовать, изначально враждебна людям!

— А вот с этим можно поспорить! — не сдавался Артур.

— Но лучше не терять времени на споры, а уничтожить все целиком и полностью, — заявил Клиф со всею пиррянской прямотой. — Скажите, после размораживания льда и окончательного истребления тварей мы сможем беспрепятственно проникнуть на внутреннюю оболочку астероида или корабля, как его там? Ваше мнение, Арчи?

— В том-то и дело, что нет! — воскликнул Арчи, пытаясь перекричать поднявшийся в кают-компании шум.

— Это почему же? — возмутился Керк.

Он знал больше других о природе злополучного астероида, поэтому было немножко скучно слушать ожесточенные споры. И более всего Керка мучила невозможность поделиться своими знаниями с собратьями. Пирряне никогда не страдали от излишнего любопытства, но если какая-то информация требовалась им для дела, поставленная на нее печать секретности вызывала недоумение и ярость. Керк помнил, что объект 001 — это по существу корабль доктора Солвица, вернувшийся из иной вселенной, но из этого никак не следовало, что нельзя проникнуть внутрь треклятого небесного тела. Так что вопрос его был вовсе не наигранным.

— Почему не сможем? — вопросил Керк грозно.

— Но вы же не дали мне сказать! — развел руками Арчи. — Загалдели, как дети. А последнее, что я хотел сказать вам всем, быть может, наиболее важно. Характер следов, оставшихся на металлической поверхности астероида после нашего обстрела, позволяет сделать однозначный вывод: сохранность стального слоя обеспечивается не столько прочностью самого материала, сколько пронизывающим его силовым полем. В считанные секунды сшиваются не только механические трещины и плазменные прожоги, но и бреши, проделанные аннигиляторами.

— Однако возможна ли полная аннигиляция металлического слоя? — этот вопрос задал почему-то Рес.

„С чего бы такой агрессивный настрой? — удивился про себя Керк. — Или он просто провоцирует остальных, специально выявляя самых ретивых?“

— Конечно, возможна полная аннигиляция. Но вы, Рес, не хуже меня знаете, что применение аннигиляционных зарядов высокой мощности вызывает необратимые процессы. Реакции соединения с антивеществом подвергнется вся масса астероида, включая атмосферу и внутреннее ядро. Собственно, это мы и намеривались сделать еще два дня назад, когда решили разместить на поверхности планетарные бомбы. Такого запасного варианта никто у нас не отнимал.

— Но послушайте, уничтожить, не изучив, самое крупное в истории искусственное космическое тело! — всплеснул руками Артур Бервик.

— Ценю остроумие моего брата, — заметил Риверд Бервик, — но мы вообще не обсуждаем эту тему. Напоминаю всем: на планете, то есть внутри объекта 001, находятся Язон динАльт, Мета и Троу. И мы с вами собрались, чтобы решить одну-единственную проблему: как проникнуть внутрь и спасти их. Ведь теперь гипотеза об их гибели кажется еще менее реальной.

— Однако объект 001 останется опасен даже после уничтожения всех тварей на его поверхности? Я правильно понимаю? — поинтересовался Бруччо.

— Совершенно правильно, — подтвердил Арчи. — И хуже всего, что мы даже не представляем себе природу этой опасности.

— Есть только один путь, — поднялся Стэн. — Астероид глотает людей и видеокамеры во вполне конкретном месте. Именно туда и следует направиться очередному испытателю. Подчеркиваю: испытателю, а не испытательному отряду. Я действительно думаю, что следует идти в одиночку, максимум вдвоем. И первой предлагаю свою кандидатуру.

— Принято, — с неожиданной быстротою согласился Бервик, точно это была его собственная идея, давно выношенная и теперь лишь озвученная Стэном. — Еще добровольцы есть?

— Я, — поднял руку Арчи.

— Нет, — резко возразил Стэн. — Только из числа коренных жителей нашей планеты!

— Разумно, — еще раз поддержал Бервик.

Он уже совершенно неприкрыто распоряжался действиями пиррян, и Керк не выдержал. Вовсе не собираясь противоречить Бервику по сути, он просто решил напомнить, что и к его мнению здесь пока еще прислушиваются.

— Если астрофизику Арчи хочется удовлетворить свое любопытство, я не могу не позволить ему спуститься в недра астероида, тем более что перед неведомой опасностью мы все равны. Смею даже предположить, что интеллект и знания окажутся там важнее, чем мышцы и быстрая реакция. Удивляюсь, Стэн, как ты сам не подумал об этом. Впрочем, думать-то нас по-настоящему научил только Язон, а ты еще молод, Стэн, и слишком мало успел пообщаться с этим выдающимся человеком.

— Отправитесь вдвоем, — добавил Керк после паузы, с удовлетворением отметив уважительную тишину, повисшую в кают-компании. — Если сочтете нужным, возьмите Клифа или кого угодно еще. На подготовку и сборы даю вам сорок минут. Все.

Потом, когда народ разошелся по каютам и рабочим местам, они снова остались втроем: Керк, Рес и Риверд Бервик. Трое бессмертных.

— А вы молодец, Керк, лихо приняли на себя ответственность, — то ли всерьез, то ли с оттенком иронии похвалил Бервик.

Керк чуть не вспылил. Во всяком случае, начал говорить весьма раздраженно:

— Если б не связывающие нас взаимные обязательства, никогда бы не потерпел подобного тона от человека… — Потом замолчал, внезапно осекшись, и едва не стукнул кулаком по столу. Стол-то был земной, а не пиррянский, и подобного удара, пожалуй, не выдержал бы. — О высокие звезды! Как трудно привыкать к мысли, что человек, который внешне моложе тебя, в действительности старше на многие тысячи лет. Конечно, вы имеете право небрежно похлопывать меня по плечу, как желторотого новобранца, но все-таки рекомендую воздержаться от подобных фокусов. Я действительно очень сильный человек, но нервы у меня, знаете ли, не железные.

— Хорошо, Керк, — миролюбиво согласился Бервик. — Вы просто неправильно истолковали мои слова. Почему-то многие усматривают двусмысленность в том, что я говорю. Вот, например, мой брат постоянно меня укоряет именно за это.

— А он не… не из наших?

— Нет.

— Ну а хоть в дела Специального Корпуса посвящен? — слегка оторопев, поинтересовался Керк.

— Частично. А чему вы удивляетесь? Братья — это далеко не всегда самые близкие люди. Не говоря уже о том, что Артур — мой сводный брат. Наш отец — бессмертный, а матери — две разные женщины, которых разделяют тысячелетия. Но дело-то не в этом. Просто жизнь — слишком сложная штука, иной раз так странно складывается! Впрочем, где вам понять! Ведь на Пирре вообще все жители родственники. Отец, сын, брат, друг — все едино.

— Ну, не совсем так, — проворчал Керк, с тоскою вспомнив погибшего Велфа, а потом подумал, что он хоть и вождь, а все-таки самый „непиррянский“ пиррянин. Другие миры, коих он облетел немерено по понятиям родной планеты, все-таки очень сильно повлияли на его психологию. Керк и к сыну относился не по-пиррянски, и к Мете, и Язона в итоге сумел понять, а вот теперь — этого Бервика.

— Между прочим, — вспомнил Керк, — вы обещали рассказать о вашем имени.

— Я обещал Язону, — хитро улыбнулся Бервик. — Но, честно говоря, теперь можно и вам узнать эту древнюю тайну. Собственно, никаких тайн от вас, мои бессмертные братья, у меня уже не осталось. Видите ли, некогда сам Теодор Солвиц придумал, чтобы все бессмертные обращались друг к другу „уважаемый“, причем именно на старом английском. Кстати, это одно из немногих слов, которое и на современном меж-языке звучит почти так же — „ривер“. Ну вот, а потом спустя много лет, пережив десятки поколений и поменяв массу имен, я решил в память о давнем хвастливом братстве „Хозяев Вселенной“ назваться именно этим то ли прозвищем, то ли титулом.

— Уважаемый Бервик, — заговорил уже вдоволь намолчавшийся Рес, — а у меня к вам вопрос по существу.

— Что ж, по существу тоже небезынтересно, — откликнулся Бервик своей очередной двусмысленностью.

Но Рес был явно настроен на серьезный лад.

— Вы полагаете, доктор Солвиц жив?

— Я как раз полагаю, что его уже давно нет в живых, но вся его техника исправно функционирует. И это важно. Очень важно. Вы и не представляете себе, как заманчиво овладеть такой уникальной ценностью. Сошедшая с ума космическая станция без хозяина. Вылечить ее и заставить работать на себя. Керк, кажется, подобную задачу вам уже приходилось решать однажды?

— Я понимаю, о чем вы, но, когда мы захватывали „Арго“, кстати, еще называя его „Неразрушимым“, на борту этого страшилища не было наших друзей в качестве заложников.

— Поначалу не было, — поправил Бервик. — А потом? Вы же прорвались туда вместе с Язоном.

— Да, — согласился Керк. — Так, может быть, и сейчас мне самому рвануть вместе с молодежью? Пример показать. И вообще — на счастье.

— Рваните, коль есть желание. Ставки в этой игре столь высоки, что я просто не смею вам препятствовать. Сам бы полез к черту в пекло, да росточком, как говорится, не вышел. За долгие века ни разу не был космодесантником, даже в армии не служил. Всю жизнь по кабинетам и залам заседаний. Куда уж теперь?

На комбинезоне Керка пропиликал сигнал вызова.

— Готовность номер три, — рапортовал Клиф.

Бервик отключил систему обеспечения секретности, и Керк распорядился:

— Не переходите к следующему этапу без моей команды. Ждите. Я сейчас подойду.

Однако Керк не дошел до стартовых шлюзов: сообщение, пришедшее по каналам дальней связи, настигло его у большого обзорного экрана.

— Говорит Накса, говорит Накса! Керк, ты слышишь меня?

— Накса, я — Керк! Ты откуда?

— Я говорю из укрепленного пункта с северной окраины Открытого. Здесь творится что-то невообразимое!.. Космопорт почти уничтожен… огромные потери… повреждена подземная трасса…

Говорил ли Накса обрывочными фразами или так работала связь, осталось непонятным. У Керка вновь закружилась голова, будто ему вкололи повторную дозу вакцины бессмертия. Он стоял перед экраном, глядя на зловещую черно-зеленую поверхность астероида Солвица, и седовласому пиррянину, далекому от мистики и суеверий, показалось, что там, внизу, под чужеродным льдом копошатся такие узнаваемые рогоносы, шипокрылы, ядовитые игольчатые мухи, зубастые кактусы и мечехвостые ящеры. Родная, с детства знакомая фауна и флора.

Галлюцинации? Бервик как будто предупреждал о такой возможности. Но не поздновато ли?

ГЛАВА 18

Троу помнил все до того момента, как его начали резать. Мог рассказать в подробностях леденящий душу эпизод со сверкающим скальпелем, а вот дальше получался у него провал, который очень трудно заполнялся, если пользоваться обыкновенной логикой. Ни Язон, ни Мета долго не решались признаться, что стреляли в голову друга разрывными пулями. Однако в итоге Троу воспринял эту дикую информацию на удивление спокойно. Как, впрочем, и все остальные сведения об окружающем мире и происшествиях в нем. Молодой исследователь ничего не знал о небесной тверди, то есть о внешней оболочке, зато прекрасно ориентировался во внутренних помещениях научного городка, как он называл здешнюю территорию. Вопрос же о том, куда они попали в чисто физическом аспекте и даже в географическом, точнее, в астрографическом смысле Троу считал совершенно праздным. Все вокруг представлялось ему некой виртуальной реальностью, комплексом образов, внедренных в сознание на очень глубоком уровне. В свете такой гипотезы воскрешение человека с полностью развороченной головой чудом не являлось, потому что и скальпель был воображаемым и выстрелы — не настоящими. Если угодно, все это — просто ложная память?

Язон и Мета пересказали по второму разу все свои приключения и особо подчеркнули сделанные из них выводы. Троу по второму расу внимательно их выслушал, однако мнения своего не изменил.

— Так что же, Троу, наше путешествие к Зеленой Ветви на „Арго“ — тоже ложная память.

— Нет, — сказал Троу, — мы действительно сюда прилетели, но затем подверглись мощнейшему психологическому воздействию. И теперь не способны отличать иллюзию от реальности. В наших мозгах сдвинуты все критерии оценки. Сдвинуты по некой сложной схеме, не имея которой на руках в принципе невозможно восстановить концепцию мышления в прежнем виде. Вот так, — грустно подытожил Троу, и мелькнувшая было у Язона гипотеза о психическом расстройстве пиррянского ученого показалась ему самому несостоятельной. Вычурные и громоздкие формулировки Троу любил и прежде, но рассуждал он сейчас вполне здраво.

— Разве тебе не хочется выбраться отсюда? — спросила Мета.

— Хочется. Но это невозможно. Откуда „отсюда“? Может, мы сидим все в той же пещере, может, вообще болтаемся в космосе, а не исключен и такой вариант: этот научный городок вполне материален, но пространственно локализован в иной галактике, а то и в иной вселенной. Понимаете, о чем я говорю? Нет никакого смысла рваться напролом через стены, когда принципиально нельзя понять, что ждет нас по ту сторону. В сущности, мне здесь нравится. Условия для работы — идеальные. А связь с внешним миром… Ну, рано или поздно я намерен решить эту проблему.

— А как же команда „Арго“, Керк, Риверд Бервик, — продолжала недоумевать Мета. — Мы же приняли на себя очень серьезные обязательства.

— Мета, мне и раньше бывало трудно разговаривать с тобою: ты не ученый. Любые проблемы следует решать строго в порядке их поступления, иначе возникнет путаница и результат окажется нулевым. В нашем случае это выглядит так: вначале — общая концепция этого мира, детальное изучение его законов, затем — связь его с другими мирами, и только уже потом — возвращение к проблемам прошлого, от решения которых нас оторвали: Бервик, „Арго“, спасение миров Зеленой Ветви. Ты успеваешь за моей мыслью?

Мета успевала едва ли, а Язон, хоть и понимал, что формально Троу прав, чувствовал все нарастающее внутреннее несогласие с подобной логикой. Троу как будто излагал не свои мысли, как будто вещал от имени и по поручению. Кого же? Ясно кого.

— Ну а доктор Солвиц разве не поможет нам решить все эти проблемы пооперативнее? — спросил Язон вкрадчиво.

— А что доктор Солвиц? — пожал плечами Троу. — Он же просто врач. Он вылечил меня после той резни.

„Вот те на! — Язон едва не выкрикнул вслух нечто подобное. — Да Троу ли это вообще? Может, просто искусно сработанный андроид? Только бы не выдать своей догадки!“

Он покосился на Мету. Смутное подозрение зародилось теперь и в ее глазах. Следовало предупредить возможные неадекватные действия.

— Троу, извини, мы отойдем на минутку в ванную. Есть один маленький сугубо интимный вопрос.

— Пожалуйста, пожалуйста, — мирно согласился Троу, присаживаясь на диван и готовясь к достаточно долгому ожиданию.

— Это не Троу, — шепнула Мета, едва они остались вдвоем.

— Ты думаешь, андроид?

— Нет, я полагаю, это все тот же Солвиц.

— Неожиданный поворот мысли, — задумчиво проговорил Язон. — Чисто женский вывод, хотя и вполне логичный…

— Но он же сам говорил, что у него много тел. Что ему стоило сыграть под Троу?

— Возможно, возможно. В любом случае не стоит задерживаться тут слишком долго. Собственно, я просто хотел сказать тебе: не начинай стрелять раньше времени, Мета. Иначе мы никогда не разберемся, кто здесь главный и что вообще происходит.

— Не беспокойся, после сегодняшней ночи со мною что-то случилось. Ты заметил, пистолет даже не прыгнул мне в руку в момент довольно страшненькой догадки. Я научилась сдерживать себя. Я научилась!

И она улыбнулась, как прилежная ученица, успешно сдавшая важный экзамен.

— Ребята, — встретил их Троу усталым грустным взглядом, — только не говорите мне, что вы там, в ванной, занимались любовью. Вы просто решили, что я — это не я, и поторопились обсудить возникшую проблему. Действительно, здесь полно андроидов, и поначалу я сам решил, что тело мое теперь не настоящее. Я ведь очнулся не на операционном столе, а в неком странном контейнере. Я там лежал как гусеница в коконе, пока не вылупился на свет. И потом я резал себе кожу в разных местах. Уверяю вас

— ткани настоящие, даже кости есть. Правда, заживает все очень быстро. Но это уж особенности местной обстановки. Солвиц уверяет, что я теперь бессмертный. Однако мне все же не хотелось бы еще раз вскрывать собственную черепушку лишь для того, чтобы продемонстрировать друзьям натуральные мозги, а не зеленое желе биомассы. Я пока не готов умереть во имя поиска истины. Честно говоря, предпочел бы жить ради той же цели. У вас другое мнение?

— По этому вопросу — нет, — сказал Язон. — Но мы хотим вырваться отсюда.

— Вырывайтесь, — Троу устало махнул рукой. — Глядишь, доктор Солвиц вам и поможет.

„О чернота пространства! — думал Язон. — Кто же из нас сумасшедший?“

— Сколько дней ты уже здесь? — вспомнился важный вопрос.

Троу задумался.

— Да уж дней пятьдесят, наверно.

— И до сих пор ни в чем не разобрался?

— Почему же ни в чем? — обиделся Троу. — Я понял гораздо больше вашего.

— ТЫ даже не понял, что Солвиц — хозяин этого мира! — рассердилась Мета.

— Он был хозяином, — проговорил Троу со значением в голосе, — а теперь он — просто врач.

Такое утверждение заставило призадуматься, и Язон еще не нашелся, как правильно среагировать, когда не дожидаясь ответа на быстрый и легкий стук, в комнату вошел сам Теодор Солвиц.

— Троу абсолютно прав, — сообщил он. — С добрым утром.

Потом любезно раскланялся персонально с каждым.

— Я действительно всего лишь врач. Не совсем обычный, конечно, я исцеляю всех и все: людей, животных, растения, даже вещи. Помните, я починил ваши скафандры? А людям я способен вылечить не только тела, но и души. Вы знаете, где живут ваши души? У некоторых в пятках, у других — в желудке, у кого-то в гениталиях, но особенно красиво — когда душа поселяется в сердце. Впрочем, ей самой там совсем неуютно. Кровь плещется туда-сюда, клапана шлепают: шлеп-шлеп, тук-тук… — Он заглянул в кухню.

— Вы уже завтракали? А я бы с удовольствием выпил сейчас чашечку кофе. Что вы сидите все такие потерянные? Пойдемте, наконец, поговорим по-человечески!

Кофе оказался отменным. Он и мозги прояснял необычайно и наполнял все помещение дивным ароматом. Под такой кофе хотелось не ссориться и даже не спорить, а просто вести неспешную благожелательную беседу, хотелось пофилософствовать, порассуждать о вечном, убедить друг друга в очевидных истинах и прийти ко всеобщему согласию.

Примерно так у них и получалось, во всяком случае впечатление было такое.

— Господа, — говорил Солвиц, попыхивая сигарой и уже никого этим не пугая. — Если вы слушали меня хоть до какой-то степени внимательно, надеюсь, вы поняли, что я ни разу не лгал, просто на каждом этапе сообщал не всю правду. Правду нельзя излагать целиком и сразу. Слишком большой объем новой информации может вызвать эффект пострашнее, чем передозировка сильного лекарства. Вот я и старался вводить вас в курс дела постепенно. Чтобы в итоге вы оказались способны адекватно воспринять мою главную идею. Но всему свое время. А сейчас настал подходящий момент, чтобы растолковать вам еще одну важную вещь.

Троу слушал Солвица с подчеркнутой внимательностью и что-то чиркал в небольшом блокнотике, словно конспектировал лекцию. Мета, маленькими глоточками прихлебывая кофе, почти не отрывала взгляда от говорившего. В глазах ее читалось откровенное удивление. И удивлялась она не словам, не происходившему вокруг, а своим собственным сугубо мирным эмоциям. Язон же старался не поддаваться убаюкивающей магии обстановки и, постоянно ожидая какого-нибудь подвоха, глубоко затягивался любимой сигаретой, пускал дым в потолок, на Солвица поглядывал изредка и думал, думал,думал.

„Ну вот он и проговорился. Все сказанное раньше не было его действительно главной целью: ни смерть в пламени гигантского взрыва, ни сотрудничество с Язоном в решении технических проблем, ни даже мировое господство в привычном для всех понимании. Что-то совсем другое волновало загадочного доктора Солвица и манило его в старую добрую Галактику. Эх, понять бы, что именно, раньше, чем старый хитрец выдаст очередную версию и окончательно все запутает! А не попробовать ли сбить его с толку неожиданным вопросом?“

— Я знаю, какую важную вещь вы должны нам растолковать, — объявил Язон. — Почему здесь всегда происходит что-то невероятное, стоит лишь мне или вам закурить? Отвечайте!

— О Господи! — воскликнул Солвиц. — Да это же сплошные случайные совпадения! Кроме самого первого случая, пожалуй. Я внимательно проанализировал его и понял, что мои жутковатые охраннички, которые взяли вас в оборот там, наверху, среагировали на запах табачного дыма, как на запах хозяина — я ведь всегда любил покурить. Помните, они перестали вас обижать, даже пропустили внутрь и только усыпили на всякий случай?

— Помню. Так что же, они действительно действуют совершенно независимо от вас? — решил уточнить Язон.

— Д-да, — замявшись на едва заметную секунду, ответил Солвиц и продолжил: — Так вот. Я всетаки хочу, чтобы вы поняли причину моей неубиваемости и перестали упражняться здесь в стрельбе по движущимся мишеням. У меня не просто много тел. Вся эта планета, вернее, все живое на ней — а живого на ней, уверяю вас, много, гораздо больше, чем вы думаете, — все живое здесь — это я. Теодор Солвиц собственной персоной. И не пытайтесь найти тот единственный мозг, или микродиск, или монокристалл, в котором хранится мой интеллект, моя память, моя бессмертная душа. Такого объекта в пространственно локализованной форме не существует. Мой разум распылен, размазан, распочкован по всей планете от центра до поверхности. Да, он распределен неравномерно, и об этом — отдельный разговор.

Тысячелетия своей жизни я посвятил изучению природы человека. Я понял еще далеко не все, но я таки научился воссоздавать людей по ранее записанной схеме. Да, не скрываю, это стало возможным лишь при тесном контакте с технологиями иной вселенной. И я пошел на этот контакт, хотя было страшно. Нет, страшно — не то слово. От страха, как такового, я к тому времени уже давно избавился. Просто идти на контакт с иной вселенной было нельзя. Если вы хоть когда-нибудь знакомились с представлениями древних людей о религиозных табу, вы меня поймете. Давным-давно подобный поступок называли „продать душу дьяволу“. Очевидно, и в прежние века некоторым удавалось соприкоснуться с иным миром, но это было под строжайшим запретом и считалось страшным грехом. Сегодня мы с вами смотрим на все иначе, но думаю, что разные благородные организации типа Специального Корпуса и сейчас запретили бы мне соваться туда.

— А вы полагаете, это неправильно? — спросил Язон.

После официального вступления Пирра в Лигу Миров Язон, как человек формально облеченный всепланетной властью (а уж какая там планета — семнадцать тысяч жителей!), оказался допущен к секретной информации о существовании Специального Корпуса. Вообще-то к любым органам полицейского надзора Язон с самого детства относился, что называется, нежно и трепетно, однако галактический размах новой спецслужбы не мог не вызвать у него уважения. Вот почему сейчас он скорее готов был принять сторону Корпуса, чем сразу согласиться с мнением типичного представителя современной оголтелой науки.

— Полиция может ставить барьеры на тех или иных направлениях социального развития, — назидательно пояснил Солвиц. — А препятствовать продвижению вперед научной мысли, ограничивать свободный полет интеллекта — это всегда безнравственно.

Троу кивал и поддакивал Солвицу с большим энтузиазмом. Язон же позволил себе усомниться в правильности этого максималистского утверждения. Однако спорить не стал — просто попытался вернуть разговор к началу:

— Ну так и что же? Вы научились воссоздавать людей…

— Воссоздавать в точности! — с охотою откликнулся Солвиц. — Вот вы, например, убеждены: сидящий перед вами Троу — андроид, потому что вы оба видели, как он умер, а воскрешение, в вашем понимании, нереально. Возможно, вы правы. Ведь никто так и не сумел дать корректного естественнонаучного определения понятию „андроид“. Юристы дали, но им-то главное было запретить, а думать об абсолютной истине, о Боге с большой буквы, о добре и зле во вселенском масштабе они не привыкли. А вот я вам скажу: андроид, сколь угодно совершенный, — это не существо, а устройство, то есть нечто не обладающее свободной волей. Я же научился создавать человека. Понимаете? Искусственного, но человека. Древние называли такое гипотетическое существо греческим словом „гомункулус“.

Постигнув эту тайну природы, я поднялся вровень с тем, кого люди в прежние времена называли Богом, я поднялся выше добра и зла. Убийство перестало быть для меня убийством, человечество больше не представляло собой уникальной ценности, а страдание и наслаждение превратились в абстракции, которыми можно так же легко оперировать, как положительными и отрицательными электрическими зарядами в физике. В общем, все мои компаньоны в одночасье сделались не нужны мне. Я использовал их для глобального эксперимента по совмещению миров, и, как уже рассказывал вам, они все погибли, тем или иным способом поубивав друг друга. Можете считать, что это я уничтожил их. Собственно, я и сам так считаю, но, в отличие от других, не вижу в этом греха. Грех — понятие человеческое, а я — уже не совсем человек.

Во-первых, в известном смысле я вобрал в себя все лучшее от убитых мною друзей. Так мне казалось тогда: все лучшее. Во-вторых, не без помощи энергии иной вселенной я взял под личный биологический контроль всю планету Солвиц, начинив искусственной протоплазмой не только роботов-слуг, но и все движущиеся механизмы, всю автоматику, все компьютеры… В итоге я сделал так, что даже гравитация и электромагнитные волны на этой планете подчиняются моей воле. До известной степени, конечно. Но все же… В-третьих. Вот у вас, как и у всех, пять чувств, ну, точнее, шесть. У Язона, например, телепатические способности очень сильно развиты. А у меня — вдумайтесь в это! — восемнадцать. Восемнадцать сенсорных каналов связывают меня с внешним миром. Вот и скажите после этого, человек ли я.

— Конечно, нет, — с непонятной интонацией проговорила Мета, в то время как Язон и Троу посчитали вопрос чисто риторическим.

— Однако ничто человеческое мне не чуждо! — напомнил Солвиц. — Скажу вам больше, получив в свои руки такое, о чем не мог и мечтать, я ни на йоту не приблизился к пониманию абсолютной истины. И я страдал от этого, как самый обыкновенный и жалкий человечишко. Мне захотелось умереть. Но дьявол расхохотался мне в лицо, напомнив, что теперь я не только бессмертный, но и неубиваемый. Я называю дьяволом иную вселенную, так удобнее и короче. Разве дело в словах?

Тогда я решил вернуться в свой мир, чтобы здесь искать ответы на все вопросы. Я был омерзителен сам себе, как никогда. Я искал способ преодолеть это чувство, и я нашел его.

Это было как озарение. Вы знаете, что в человеческом теле все органы расположены в строго определенных местах, все секреты, ферменты, полуфабрикаты, рабочие жидкости и продукты выделения никогда не смешиваются между собой. В мозгу же такого разделения нет. Представьте себе смесь слюны и фекалий, мочи и крови, пота и желудочного сока. Смесь всего этого сразу — наиболее точная аналогия для понимания человеческой психики. В течение жизни мы сами отравляем себя собственными ядовитыми выделениями. Человек почему-то не отработал системы утилизации умственных отходов, куда как более опасных, чем отходы физиологические. Представляете, как остро ощущал я это всеми своими восемнадцатью органами чувств и огромным мозгом величиной с планету?! Да я просто вынужден был изобрести систему психической ассенизации. Всю мерзость, накопившуюся во мне за тысячи лет, я вывел на поверхность астероида, а здесь, в центре мира, оставил все лучшее, все доброе и прекрасное.

А в промежутке я разместил, так сказать, материальную базу, царство неживых предметов, свои бесчисленные лаборатории и испытательные полигоны, андроидов и механических роботов, а также — кусочек природы, похожей на земную, какой я помню ее по своему детству.

— Вот и все, — подытожил Солвиц после паузы. — Сейчас мы с вами находимся в той части моего мира, где ничего плохого не может произойти по определению. Зато здесь исполняются любые желания, и сладкий миг счастья растягивается на долгие годы.

— Но разве в этом цель человеческой жизни?! — агрессивно поинтересовалась Мета.

— Для кого-то — безусловно, — улыбнулся Солвиц своей неповторимой грустной улыбкой. — Для меня — нет. Я здесь просто отдыхаю. Вы — по-моему, тоже. А вообще, нет такого понятия „цель человеческой жизни“. Цели у всех разные. О моей поговорим чуть позже. А ваша… Вот скажите, часто ли вы задумывались…

— Постойте, постойте! — перебил Язон, боясь, что милая философская беседа сейчас уведет их совсем в другую сторону. — Вы не договорили об этих тварях на поверхности. Они все-таки кто»? Специально созданные виды оборонительного оружия или, пардон, фекалии вашего мозга?

— Они и то и то. Одновременно, мой дорогой Язон.

— Допустим. Но тогда у вас концы с концами не сходятся. Оружие создавалось в самом начале для защиты от этого вашего дьявола, а разделение интеллекта произошло много позже, когда вы уже возвращались оттуда — сюда. Я правильно запомнил?

— Да, но вы не учитываете, что все несколько сложнее. Вы как-то все ленитесь вдуматься. А вы попытайтесь! В мире, где число пи равняется точно двум, с такой субстанцией, как время, тоже происходят странные вещи. При переходе туда-сюда даже причины и следствия зачастую меняются местами.

— Тогда, пожалуй, и впрямь не стоит совать свой нос во вселенную дьявола!

Эти слова произнес Троу, и все удивились. А он добавил:

— Я отказываюсь заниматься наукой в мире, где нарушены причинно-следственные связи.

— А вот и зря, — спокойно сказал Солвиц. — Настоящий ученый ни от чего отказываться не должен.

Язон усомнился в справедливости и этого чеканного постулата. Опять доктор Солвиц все меньше нравился ему, но все-таки главная задача оставалась прежней — разобраться с этими тварями наверху. И Язон с упорством, достойным лучшего применения, возвращал и возвращал их разговор в нужное русло.

— Значит, вы развели на поверхности астероида всю эту гадость и с нею, словно с лучшим подарком для старых друзей, направились в родные пенаты. Это очень благородный поступок, дорогой мой Тедди!

— Только не надо сейчас иронизировать и говорить о морали! — вскинулся Солвиц. — Во-первых, я действительно не представлял себе — и до сих пор не представляю! — каковы могут быть последствия встречи людей со всей этой, как вы говорите, гадостью. Во-вторых, из элементарной предосторожности я же залил это все водой и заморозил не самым обычным способом В-третьих, я уже объяснял вам, поначалу моя охрана там, на поверхности, подчинялась мне идеально и лишь потом начала вести себя кое-как.

— Это в какой же момент? — быстро спросил Язон, чувствуя, что именно здесь кроется нечто очень важное.

— Да был такой… — как-то странно замялся Солвиц. — Я подлетел тогда слишком близко к одной звезде…

— К какой именно? — Язон внезапно перехватил инициативу и вел теперь настоящий допрос.

— О Боже! Да я не помню, правда, не помню… Я тогда страшно испугался, потому что из растаявшего льда вырвалась очень черная… ну лента не лента, клякса не клякса… в общем, нечто очень черное… я такого и не видел никогда прежде. Оно не слушалось меня абсолютно, оно было совершенно отдельно от меня и умчалось в космос. Лет триста после этого я не приближался ни к одной из звезд. Я действительно боялся. Я, разучившийся бояться навсегда, вновь познал страх. Я не хотел больше будить чудовищ, выращенных в темных недрах моей собственной души, но однажды я понял: они уже разбужены. Точнее, я почувствовал излучение. Поверхность моего астероида начала излучать. Вначале медленно, очень медленно, но процесс сделался необратимым и неуправляемым мною. Я должен был взывать о помощи извне.

— Почему же вы не попросили о ней самым обычным способом, то есть простым радиосигналом?

— Я отправлял простые радиосигналы, — ответил Солвиц обессиленно. — Но это, там, наверху, превращало их в свое дьявольское излучение. А потом, когда вы уже проявили инициативу, я исхитрился отправить встречную шифровку. Может, ктото даже сумел понять ее. Я просил о помощи лично вас, Язон.

— И что теперь? — Язон начал осознавать смысл последних откровений Солвица, но пока еще не решался, отказывался поверить в них. — Вы, стало быть, пленник собственных фекалий и, не в силах одолеть их, предлагаете мне разобраться в проблеме. А пока даже не имеете возможности отправить нас обратно? Так получается?

— Примерно так, — вздохнул Солвиц.

— А сразу признаться в этом — стыдно было, что ли?

— Да нет, вы бы просто не поняли…

— Не верю, — неожиданно сказала Мета. — Опять не верю.

Солвиц вскинулся как-то обиженно и одновременно зло. Еще секунда — и снова началась бы стрельба, но в этот момент Троу схватился за сердце и, закатив глаза, начал сползать на пол.

— О Боже! — воскликнул Солвиц. — Я должен срочно сделать ему инъекцию.

— В чем дело?! — буквально взревел Язон.

Он уже и сам еле сдерживался, а Мета, разумеется, держала пистолет наготове. Язон только вспомнил вдруг, что они еще ни разу не опробовали этих пистолетов в деле. А если к тому же учесть, что в этом месте по определению нельзя совершить ничего плохого…

— В чем дело, в чем дело! — передразнил Солвиц.

Он суетился вокруг Троу, по странной методике прикладывая аптечку то к одному, то к другому месту на теле пациента.

— Он еще не до конца поправился, вот в чем дело. Нечего было в голову разрывными пулями шмалять! Друзья, называется!

— Ну знаете! Вы-то своих друзей собственноручно и поголовно передушили, если я правильно понял, — отпарировал Язон. — А теперь еще нас втравили в эту идиотскую историю. Нет у вас морального права нам с Метой замечания делать! Вы лучше скажите, когда же Троу окончательно поправится, чтобы мы смогли все втроем отсюда умотать.

— Поправится-то он скоро, — проговорил Солвиц, потом помолчал и добавил: — А вот уматывать отсюда ему, боюсь, совсем не придется. До сих пор все созданные мною гомункулусы могли существовать лишь в пределах этого мира, в пределах моей энергетической оболочки.

— Вот те на! — растерялся Язон. — Ну а мы-то с Метой часом не гомункулусы?

— Нет, конечно! — Солвиц как будто даже рассердился. — Просто я сделал вас бессмертными.

— Это еще зачем?!

— О Господи! Да ведь тайну бессмертия можно доверить только бессмертным. Послушайте, Язон, кажется, я начинаю уставать не только от женских эмоций Меты, но и от ваших детских вопросов. Вот сейчас Троу немного оклемается, и мы все пойдем в библиотеку. Я хочу, чтобы вы наконец разобрались во всем последовательно. Период первоначальной подготовки, будем считать, закончен.

И тут, как по заказу, Троу очнулся, приоткрыл глаза и хрипло, но вполне внятно попросил:

— Воды, пожалуйста!

ГЛАВА 19

То, что Солвиц называл библиотекой, походило скорее на командную рубку небольшого межзвездного корабля, а еще больше — Язон даже не сразу вспомнил, где видел такое — на радиостудию. Тесная клетушка со звукоизолирующими стенами, два кресла, перед каждым на столе микрофон и наушники с длинными тонкими проводами (чтобы вставать и ходить, что ли?), на наклонной панели — небогатый набор индикаторных лампочек и пара тумблеров, перед глазами за толстым стеклом еще одно помещение с большой картой-схемой неизвестно чего во всю стену, пол — мягкий, ворсистый, а потолок — ноздреватый, как губка. Вот и все. В общем, стиль «ретро».

Язон уже сел в предложенное кресло, а рядом расположилась Мета, когда он наконец вспомнил: очень похожая радиорубка была на Скоглио — дикой, холодной планете, знаменитой на всю Галактику своей летной школой, в которой целых полтора года проучился Язон динАльт. Мемориальной таблички там пока еще не было, но уж когда-нибудь точно будет. Странная эта планета вся покрыта скалистыми неприступными горами, и лишь вкрапления озер с чистейшей водой и хвойными лесами по берегам слегка разнообразят пейзаж. Океанов и пустынь нет совсем. Но не только природа Скоглио была необычной. Еще там говорили на странном итальянском языке, а летную школу называли зачастую просто «Скуола». При наличии многих прекрасных космодромов, а также испытательных стендов для новейших образцов пилотируемых аппаратов, как атмосферных, так и космических, на планете полностью отсутствовала не только пси-, но и видеосвязь. Общались там по старинке, и радиостудия, вещавшая на целое полушарие, была почти священным местом.

Неужели интерьер радиорубки доктор Солвиц тоже выудил из памяти Язона? Долго размышлять над этим не пришлось — начался инструктаж.

Троу послушал с полминуты, зевнул и сказал небрежно:

— Я это все уже проходил. Дерзайте, ребята! Я пойду погуляю.

И действительно ушел куда-то, никак не сдерживаемый Солвицем. Инструктаж оказался предельно прост. На руках защелкивались плотно прилегающие наручники, которых Язон поначалу не заметил (от них и тянулись длинные провода, а также тонкие трубочки, по которым поступал раствор для инъекций), уши обеспечивались головными телефонами, глазам ведено было смотреть вперед на тускло мерцавшую за стеклом схему.

— Примитивнейшая гипнопедия, — пробурчал Язон.

— Не совсем, — возразил Солвиц. — Во-первых, информация с целью ускорения будет поступать в ваш мозг не только по сенсорным каналам, но и через кровь. Во-вторых, работает контур обратной связи. Перед вами два тумблера и микрофон. Левый тумблер отключает информационные потоки полностью. Правый увеличивает скорость перекачки за счет смещения масштаба времени. А с помощью микрофона, подавая определенные звуковые сигналы или используя набор слов на произвольно выбранном языке, вы регулируете тематику, степень конспективности и форму подачи сведений. Наконец, в-третьих, посредством того же микрофона вы можете активизировать запись всей необходимой вам информации на любой имеющийся в наличии носитель. Вот такая у нас гипнопедия, господин динАльт! Вопросы?

— Какова величина смещения временных масштабов? — поинтересовался Язон.

— Это не секрет, — сказал Солвиц. — Сейчас мы с вами живем в тридцать раз быстрее ваших друзей на орбите. Задействуя правый тумблер, вы начинаете жить еще в тридцать раз быстрее, чем все, кто не подключен к информационному комплексу библиотеки. Число тридцать, как вы, быть может, уже догадались, обусловлено предельной перегрузкой, которую без серьезных последствий выдерживает нормальный человеческий организм. Ведь ускорение во времени субъективно воспринимается так же, как ускорение в пространстве.

— Я бы этого не сказал, — проворчал Язон, вспомнив свои ощущения в момент выхода из хроноскафа.

— Значит, не торопитесь переходить на форсированный режим усвоения информации, — посоветовал Солвиц. — У вас и без этого достаточно неординарные способности, Язон динАльт. Но все же не могу не сообщить, что теоретически уплотнение времени никаких ограничений не имеет. Надо только последовательно изменять масштаб с тридцатикратным коэффициентом, давая организму в промежутках восстановиться. Лично я однажды в порядке эксперимента проделал это двадцать семь раз. Мог бы и дальше, но… видите ли, теория теорией, а начали-таки проявляться некоторые загадочные эффекты. Вы, пирряне, ребята лихие, вот я и считал своим долгом предупредить. Ну, думаю, пора. Включаем систему?

— Подождите! — сказала Мета. — Мне вообще не нравится эта ваша библиотека. Нельзя ли просто ознакомиться с информацией, глядя в экран дисплея? Электроды на руках слишком похожи на атрибуты пыточной камеры.

— Похожи, Мета, конечно, похожи, — устало вздохнув, согласился Солвиц. — И вы, конечно, можете сесть перед дисплеем в соседней комнате, чтобы нудным, допотопным способом ломать себе глаза о светящиеся символы. Ваше право. И скажу больше, вы даже можете разнести в пух и прах все, что есть в этом информационном хранилище. Я разрешаю. При этом смею заверить: ваш пистолет заряжен на полную катушку, точно так же, как и пистолет Язона. Если вам по-прежнему любо увеличивать энтропию в окружающем мире — валяйте. Здесь, в центре Солвица, разрешено все, что не запрещено, а я данной мне властью отменил все и всякие запреты. Постреляйте, если хотите, но имейте в виду: вы будете похожи на алкоголика, которому предложили шикарный обед и карту вин, лучшую во Вселенной, а он высосал бутылок пять одного-единственного сорта и уснул успокоенный.

Мета, похоже, плохо поняла этот длинный пассаж, выданный Солвицем на меж-языке, но с обильными вкраплениями староанглийского и старофранцузского в особо эмоциональных местах. Однако интонация задела ее, и ствол пиррянского пистолета уже смотрел прямо в грудь великого изобретателя бессмертия.

Язон представил себе очередную беспорядочную стрельбу — теперь в помещении радиорубки (ах, на Скоглио такого не простили бы!) — и впал в отчаяние, но уже через секунду отчаяние это перешло в истерический хохот, и он, с трудом выговаривая слова, обратился к любимой:

— Мета, ну неужели ты до сих пор не поняла? Вот это устройство и мне напомнило электрический стул. Ты наверно не знаешь, что в древности был такой способ казни. Ну и что? Неужели ты думаешь, что этот доктор Солвиц не имел возможности убить нас? Да уж раз двадцать, как минимум, представлялся ему такой шанс. И что же? Мы до сих пор живы. Это ни о чем тебе не говорит, Мета?

И тогда Мета посмотрела на него и заплакала. Второй раз в жизни Язон видел, как она плачет. Железная леди, амазонка, первый боец среди женщин Пирра и не последний среди мужчин.

— Включайте, — махнул Язон Солвицу, насколько позволяла рука, схваченная браслетом электродатчика. — Включайте. Все будет нормально.

Тот включил.

Впечатление было интересное. Сначала — розовый туман, впрочем, вполне уютный и комфортный, ритмическая музыка, волны теплоты, обволакивающие тело, потом — приятный женский голос, многократно повторяющий пункты генерального каталога и дублирующая световая информация перед глазами — на эсперанто. Язон интереса ради попросил перевести текст на итальянский (воспоминания юности!) — перевод был сделан мгновенно. В итоге он выбрал для чтения почему-то датский язык и начал листать страницы текста, вскрывая директории и файлы одним лишь легким взмахом ресниц. Информация подавалась в удивительно компактном и удобном для восприятия виде, и в какой-то момент Язон осознал, что не может идентифицировать языка изложения. Очевидно, сведения начали поступать уже на подсознательном уровне, минуя знаковую систему. Это было забавно, но он все-таки вынырнул обратно — в мир конкретных символов и терминов.

Язон быстро понял принцип обучения в библиотеке Солвица и за считанные минуты (так ему казалось) узнал историю создания и общее устройство крупнейшего в Галактике искусственного астероида. Для начала это было важнее всего. Пути выхода в открытый космос старина Тедди в секрете не держал, и причины отказа главного вакуумного шлюза не были теперь тайной для Язона — все те же черные твари отключили автоматику. Наконец предельно ясным сделалось как место расположения, так и беспроигрышный принцип действия резервного устройства для выхода в пространство. И что же? Их спасение было теперь лишь делом техники? Да быть такого не может! Если рассматривать Солвица как друга, он выглядит полным идиотом, окончательно выжившим из ума стариком. Неужели он сам не мог залезть в эти файлы и найти наипростейший путь к выходу на поверхность?

Если же Солвиц враг, доступ к подобным сведениям может означать лишь одно: стандартный бандитский прием, прием палачей — предельная откровенность перед убийством, этакая изощренная пытка, последняя возможность покуражиться: дескать, хотел узнать тайну — узнай, все равно она тебе уже не пригодится…

Эта мысль обожгла Язона. Он скомандовал в микрофон «стоп» и дернул левый тумблер на себя. Никто не мешал ему. Удивительно. Он снова сидел в уютной радиорубке, напоминающей годы юности на Скоглио, рядом была Мета. Откинувшись в кресле, она, казалось, безмятежно спала с мирной улыбкой на губах. Но потом что-то, возможно невольный телепатический сигнал Язона, заставило ее вздрогнуть и вернуться к реальности по той же, обозначенной Солвицем схеме: микрофон — тумблер — наушники на стол. Даже электроды с иголками отцеплять не требовалось.

— Все в порядке? — спросила Мета.

— Вроде да, — нерешительно ответил Язон.

— Интересно? — задала она новый вопрос.

— Еще бы! По-моему, очень.

— Тогда продолжаем обучение!

Неожиданный энтузиазм Меты подстегнул его, и он уже было снова погрузился в информационный сон, когда она тронула его за руку:

— Погоди, Язон, если ты думаешь, что выбраться отсюда совсем просто, читай внимательнее дополнение к инструкции номер тридцать девять пятого раздела общего технического паспорта.

— Тридцать девять? — ошарашенно спросил Язон. — Я добрался только до тридцать седьмого.

— Очень плохо, — пожурила Мета. — А там еще есть приложения.

Он снова нырнул в потоки информации и очень скоро понял, что все эти этапы уже проходил до него Солвиц, нащупывая лазейку для выхода из бесконечной запутанной борьбы с собственной злобой и подлостью. Но обходного пути не было, требовалось последовательно пройти все стадии логического осмысления возникшей ситуации. Он карабкался по этим стадиям, как альпинист по отвесной скале, и это было не то чтобы тяжелее, а как-то все медленнее и медленнее с каждым шагом. Подступало чисто психологическое утомление. Сделать паузу? Выйти на волю? Отдохнуть? Ну уж нет! Тогда он не сумеет включиться в поиск с прежним энтузиазмом. Да и вообще, элементарно утратит саму нить начатого поиска.

А нить эта вилась по очень замысловатой траектории, порою буквально завязываясь узлами.

Чтобы приблизиться к главной разгадке, Язону приходилось влезать в дебри теоретической геронтологии (и в самые потаенные уголки древнейшей то ли науки, то ли магии, имя которой психология;

Геронтология — наука, изучающая старение живых организмов не обошлось без подробного изучения целого ряда биохимических процессов, а также юридических основ гипотетической цивилизации андроидов; и в любимую историю человечества планеты Земля Язон, конечно, тоже нырнул, все-таки доктор Солвиц был порождением именно земной культуры. Но как же не хотелось выныривать обратно! Как увлекательно было путешествовать по древним эпохам! Чувствуя, что слишком увлекается, Язон останавливал себя и скидывал всю любопытную информацию, как и рекомендовал Солвиц, на материальные носители, дабы осмыслить потом. Ведь память все-таки небезгранична. Но как же неудержимо, как сильно хотелось изучить это все сейчас, здесь, не откладывая! Меж тем загадочный алгоритм поиска вел вперед и вперед, через физику и политику, через эстетику и лингвистику, через астронавигацию и экстрасенсорику — к спасению, к обитаемым мирам, разбросанным в пространстве, к свободе. Да не был ли этот путь по определению бесконечным, не был ли он искусно запрограмированной моделью действительного пути галактической цивилизации? Как быть тогда? И как понять это? Как успеть разобраться? Как вообще поступить?!

О высокие звезды! Он что, забыл? Ведь есть еще правый тумблер — уплотнение времени. На крайний случай. И тогда, используя всю мощь своих телепатических способностей, Язон, не выходя сам из информационно-гипнотического транса, сумел увидеть Мету. Все за тем же столом. Она сидела, не сняв наушников, по обыкновению закинув руки за голову и прикрыв глаза, а правый тумблер на ее панели был уже включен. Включен!! Значит, пора. Этот последний штурм он посвящает своей любимой. И они выберутся отсюда. Обязательно выберутся, если будут повсюду оставаться вдвоем.

Щелчок! И снова — розовый туман А дальше — странное ощущение. Мозг продолжает решать ранее поставленную задачу, а тело существует теперь совершенно самостоятельно. Тело его шагает по коридору, устланному мягким бордовым ковром. Тихая музыка доносится из боковых дверей, а впереди слышен неясный, мерный, все нарастающий гул. Очень знакомый гул: сдержанное многоголосье, шелест, постукивание, тихие звоночки и изредка громкие выкрики: «Полтора миллиона на черное!», «Сто пятьдесят на зеро», «Все ставки удваиваются!». Это крупье. И голос такой до боли знакомый! Или у всех крупье одинаковые голоса? На какой же это планете он последний раз играл в рулетку? Кости все-таки лучше поддаются мысленному приказу, все-таки лучше… Хотя и тяжелое колесо удавалось тормозить там, где надо.

Он все ближе подходит к заветной двери, уже ощутимы запахи дорогих духов, тяжелых пыльных портьер, хорошего табака, традиционного паркетного лака и тонкий, непередаваемый запах денег.

Он входит в залу, и все взгляды устремляются на него. Вздох восторга и радостного предвкушения небывалого шоу прокатывается по толпе многоопытных игроков, богатеньких идиотов и расфуфыренных дамочек.

Язон подходит к столу и бросает на зеленое сукно увесистую пачку жемчужно мерцающих галактических кредиток. Крупье с треском разламывает новую упаковку костей. Официант подбегает с подносом, полным разнообразных бокалов и рюмочек. В горле пересохло, голова трещит, выпить хочется невыносимо, но Язон знает: ничего крепкого перед игрой нельзя. Телекинез — капризная игрушка. Чуть качнет тебя влево-вправо — и удар мимо цели. Он выбирает высокий тонкий бокал альдебаранского с золотой крошкой (в нем всего девятнадцать процентов алкоголя) и делает несколько глотков. Все. Начали.

Он как будто совсем и не видит, что выбрасывает сам, что выбрасывают соперники. Язон запоминает четко лишь одно — он постоянно выигрывает. Гора серебристо-изумрудных фишек заполняет собою уже больше половины стола. Это плохо кончится, он знает. Законы игорного бизнеса одинаковы везде и всегда. Мало выиграть — надо еще суметь унести деньги.

Неожиданно появляется новый игрок, новый соперник, который уравнивает ставки. Кто это? Благородное, точнее, породистое лицо смутно знакомо Язону Но, как ни старается, он не может вспомнить имени незваного гостя. Почему-то вдруг представляется очень важным узнать, который теперь час. Язон украдкой косится на часы и обнаруживает, что их нет на левой руке! Сняли? Украли?! Или он просто сам позабыл, где снял и оставил любимый универсальный прибор с целой кучей сменных циферблатов на все случаи жизни?

Язон затравленно оглядывается по сторонам в поисках часов и тут же удивляется сам на себя: во все века и во всех мирах в казино было не принято следить за ходом времени Здесь нет и не может быть настенных, настольных и даже карманных часов, вынутых напоказ. Завсегдатаи знакомы с правилами. На то они и завсегдатаи! Потому и одеты так пышно, помпезно, вычурно, как даже в театр не одеваются, разве что на прием к королю. Идя сюда, в игорный дом, посетители соблюдают ритуал, устоявшийся за многие тысячи лет.

О, какое счастье оказаться вновь в этой сказочной обстановке. Почувствовать себя лучшим среди лучших. Ощутить упоение победы. Сорвать небывалый куш. А время… Что время! Зачем ему часы? Выйдя отсюда, он купит новые, еще дороже прежних. Самые дорогие!

«Выйдя отсюда…» — повторяет про себя Язон, и опять смутная тревога зарождается в глубине души. А уже в следующую секунду он вспоминает имя своего нового соперника — Теодор Солвиц. Доктор Теодор Солвиц.

— Ваша ставка, Тедди? — небрежно спросил Язон.

— Планета Солвиц.

— Но мне не нужна ваша планета. Я возьму деньгами. Назовите цену, Тедди!

— Вы не поняли, Язон. Я прекрасно знаю, что моя планета не нужна вам, но вы хотите покинуть ее. Вы мечтаете вырваться отсюда. Ставка — ваша свобода.

— Оригинально! — улыбнулся Язон. — А что же вы? Вы ничем не рискуете, Тедди?

— Так не бывает, Язон, я рискую потерять вас. Это больше, чем планета. Начнем?

Язон ничего не ответил. Молчание — знак согласия? Возможно. Но реальным согласием станет тот момент, когда он первым бросит кости.

О, как тяжело было разжать ладонь! Когда еще было так же тяжело? Когда? Он не мог вспомнить. А ведь было, было что-то похожее в далеком прошлом, что-то забытое, но предельно важное, самое основное… Он просто обязан вспомнить! Сейчас, сейчас… Вот же! Язон почти поймал за хвост ускользающее воспоминание.

Но тут незнакомый, горячий, страстный женский голос зашептал ему в ухо:

— Ты должен играть, ты должен начинать прямо сейчас!

Язон обернулся. Рядом с ним, едва не прижавшись вплотную и дыша умопомрачительными ароматами, стояла красавица. Нет не просто красавица — богиня, соединившая в себе черты воинственной амазонки и хрупкой лесной феи.

— Ради меня, — выдохнула богиня с простотой и нежностью школьницы.

Она ухитрялась быть распутной и трогательно скромной одновременно.

И кости стукнули о деревяшку под зеленым сукном. Игра началась.

Это была совершенно безумная игра. С переменным успехом, да таким переменным, что каждый из соперников по нескольку раз оказывался на грани полного срыва, но затем снова и снова взлетал на гребень успеха. И этому не видно было конца. Язон начал пить. Уже не только альдебаранское — иначе он просто не мыслил продержаться до утра. И очередная рюмка порою губила его, а порою начинало казаться, будто Солвиц тоже владеет телекинезом. Они двигали кубики навстречу друг другу, пот лил градом с бровей у обоих, и уже никто не в силах был понять, чья же возьмет.

Но красавица, стоявшая рядом, помогала Язону. Определенно так. Когда иной раз силы уже совсем оставляли его, она вдруг обвивала шею героя своими тонкими и трепетными руками или быстро, порывисто целовала в губы, или прижималась низом живота к его ноге. И всякий раз он как будто вновь заряжался энергией. И выигрывал, выигрывал! Это было прекрасно! Это было прекраснее всего на свете.

А ласки загадочной богини становились все жарче, все откровеннее, краем глаза Язон отмечал, что на ней уже почти не осталось одежды. Девушка стонала, и выгибалась, и тяжело дышала, и льнула, льнула к нему, и что-то должно было произойти с минуты на минуту, потому что Солвиц теперь проигрывал, непрерывно проигрывал, все складывалось фантастически удачно, но только вдруг кости ложились совсем не так, как хотелось Язону, зал вздыхал, и все начиналось сызнова…

Сколько раз повторялось такое? Сколько времени это могло продолжаться? У него не было часов Он только знал, что этот сексуально-игорный оргазм рано или поздно наступит. Но знал он еще и другое: продолжая стремиться к финишу, он уже не хотел достигнуть его. Выигрыш, уход с планеты Солвиц перестал иметь для него какое-либо значение. Игра сделалась самоцелью. Сам процесс игры — вот высшее наслаждение. «Остановись, мгновенье, ты — прекрасно!», «Цель — ничто, движение — все!», «Счастье — это погоня за счастьем». Древняя классика философской мысли. И еще: «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку». В смысле, возврата к прошлому нет. Не стремись назад, Язон, только вперед.

Он все играл, играл, играл, пытаясь сладострастно ухватить за рукав ускользающее предчувствие вот сейчас, сейчас обязательно что-то произойдет

Произошло.

Из глубины зала появилась Мета С двумя воронеными стволами, смотревшими вперед, чуть вверх и слегка в стороны. Чопорные господа отпрыгивали, как зайцы, изысканные дамы разбегались с изяществом кудахтающих кур.

— Я же тебе говорила, Язон, что не потерплю ни одной женщины рядом с тобою.

Первый выстрел достался божественной красавице. Ее голова разлетелась ошметками зеленого студня, и вот тогда паника поднялась уже нешуточная.

Мета протянула невесть откуда взявшийся третий пистолет Язону и быстро сказала шепотом:

— Уходим.

Они уходили, отстреливаясь и бросая гранаты, уходили, оставляя после себя дымящиеся обломки столов и растекающийся по полу кисель из поверженных андроидов.

— Мета! Я ничего не понимаю. Ведь это же мой личный воображаемый мир! Как ты могла ворваться в него?

— Какая разница? Не такой уж он и воображаемый, кстати. Сейчас главное — поторапливайся, я нашла выход отсюда. Однако выход сугубо временный. Если мы не успеем, он закроется. А ты еще философствуешь! Шулер недоделанный!

— Все равно не понимаю, — продолжал бормотать Язон, влекомый сильной рукою Меты по неизменным на Солвице переходам, лифтам и лестницам. — Мы же с тобой сидим в радиорубке, ну то есть в библиотеке и копаем информацию из архивов Солвица? Правильно?

— Правильно.

— Ну. Так я иду своим путем, ты — своим. И летим мы с тридцатикратным ускорением во времени…

— Вот про перегрузки ты кстати вспомнил, — заметила раскрасневшаяся, но еще более обворожительная от этого пиррянка. — Приготовься. Сейчас будет изменение масштаба.

Хронопереход навалился на Язона все теми же милыми ощущениями, и последним, что он успел услышать, была шутливо-раздраженная фраза Меты:

— Какие же все-таки бестолковые эти мужчины. Вот заладил: не понимаю, не понимаю! Чего тут понимать! Когда любишь по-настоящему, найдешь дорогого тебе человека где угодно — хоть в аду, хоть в виртуальной реальности…

ГЛАВА 20

— Все, — сказал Керк, врываясь в кают-компанию — Я немедленно разворачиваю корабль в сторону Пирра Я получил сигнал тревоги от Наксы Вся эта коварная нечисть только и ждала момента, когда мы вновь покинем планету с нашими лучшими людьми и с нашей лучшей военной техникой Там опять началась настоящая бойня. Я разрываю контракт, и мы возвращаемся на Пирр

Риверд Бервик молча смотрел на него и ждал продолжения.

— Вы слышали, Бервик? Я разрываю контракт, — заводился Керк все сильнее. — Однажды, польстившись на новые земли, мы едва не уступили врагу все. Сегодня, помогая мирам Зеленой Ветви, я не хочу окончательно потерять родную планету. Хватит! Я слишком стар, чтобы играть в эти игры бессмертие, тайные общества, спасение человечества… Мы улетаем, Бервик.

Представитель Специального Корпуса и Общества Гарантов Стабильности по-прежнему терпеливо молчал и только грустно смотрел в упор на разбушевавшегося седовласого гиганта.

— Мы все равно не нужны вам! — продолжал кричать Керк. — Ваши хитроумные планы слишком сложны для пиррян. Использовать боевую мощь «Арго» вы явно не намерены. А просто пострелять в этих гадов, скрывающихся подо льдом, способны и легкие эсминцы военного флота Консорциума. И наконец, планетарные бомбы уже установлены. Взрыватели я вам оставлю в подарок или в счет аванса, если сумма его еще не исчерпана.

— Давно исчерпана, — тихо сказал Рес.

— Ну и пусть! — раздраженно, но все-таки уже спокойнее бросил Керк. — Некогда сейчас заниматься подсчетами.

— А как же наши друзья, пропавшие там? — еще тише спросил Рес.

— Язон? Он вывернется и без нас. Я слишком хорошо его знаю. А Мета и Троу… Черт, ведь их, наверное, уже нет в живых. Но пирряне умеют встречать смерть с достоинством. И Мета первая велела бы мне лететь на Пирр, а не вытаскивать ее неизвестно откуда. Тем более Троу. Неужели ты не понимаешь, Рес?

— Не понимаю, — признался Рес. — И никогда не понимал.

Керк метнул на него гневный взгляд, как бы вдруг вспомнив, что имеет дело с обыкновенным корчевщиком, и сказал:

— С уставом Гарантов Стабильности меня пока никто не знакомил, да и присяги на верность Специальному Корпусу я не давал. Я только подписывал межзвездное соглашение участников Лиги Миров и еще — вот этот контракт с вами, Бервик. От первого я не отказываюсь, а второй — разрываю. Все! И командир здесь пока еще я.

— Действительно, Керк, в вашей власти повернуть этот корабль в любую сторону, — подал наконец голос Риверд Бервик. — Команда «Арго», безусловно, подчинится вам и только вам. Но ответьте мне: почему, приняв сообщение Наксы, вы не пошли сразу на капитанский мостик к Дорфу, а вернулись сюда, в кают-компанию?

Керк растерялся и как-то неожиданно сник. Словно вдруг понял нечто важное о себе и обо всей сложившейся ситуации. Рес заговорил первым:

— Правильно, помолчи сейчас, Керк. Я объясню, почему ты пришел к нам. Ты сам не уверен в правильности принятого решения. Ты правильно вспомнил: несколько лет назад вы сорвались все, как сумасшедшие, с планеты Счастье и кинулись спасать Пирр. Я был тогда в низинах с армией Аммха, вы даже не успели связаться со мной. А я бы и тогда сказал, что не надо никуда лететь. Вы опоздали, и это было закономерно. Город погиб. Накса и его люди остались единственными хозяевами планеты. Согласись, только благодаря «говорунам» нам и удалось сохранить шахты, а позднее начать возрождение Пирра.

Керк молчал, но он был не согласен. Да, Накса и все жители поселка в джунглях сберегли горнодобывающее оборудование, но они закрыли шахты, они законсервировали их: зачем нужны тяжелые металлы, если по существу утрачена связь с внешним миром? А настоящему своему возрождению Пирр все-таки обязан ему, Керку, и Мете, и чудом уцелевшему Бруччо, и новому поколению героев — Клифу, Стэну, Теке, Грифу, в конце концов… Ну и, конечно, Язону. Без его денег, без его финансового гения разве смогли бы они построить такой космопорт? И у кого еще хватило бы фантазии превратить лесной фермерский поселок в новейший город Открытый?

Но ничего этого Керк не сказал Ресу. Корчевщик есть корчевщик, его ни в чем не переубедишь. Так и будет до конца дней своих дружить с враждебной природой, пока она не съест его. А природа Пирра, она известно какая: даже бессмертного съест и не поморщится!

— Сколько еще ты собираешься воевать с Миром Смерти, Керк? — спросил Рес. — Победы не будет.

— Мы будем воевать ровно столько, сколько потребуется, — жестко ответил Керк, изо всех сил напрягаясь, чтоб не начать размахивать оружием. — И победа обязательно придет. Наша победа. А сейчас свяжись еще раз с Наксой, —добавил он без паузы.

Бервик облегченно вздохнул: лед тронулся. Теперь есть шанс уговорить Керка, а значит, дай Бог, линкор «Арго» все-таки не полетит на Пирр раньше времени.

Пока ждали выхода на связь Наксы, следовало развить достигнутый Ресом успех, и Бервик вовремя сообразил, о чем стоит говорить. Опыт его общения с настоящими пиррянами — Рес не в счет — составлял всего несколько дней, однако член Совета Консорциума, а также сотрудник многих секретных и сверхсекретных организаций был весьма прозорливым человеком и, сам о том не догадываясь, использовал для убеждения Керка тот же метод, что и Язон динАльт, знавший пиррян как облупленных уже давно.

— Я не ученый, Керк, — сказал Бервик, — но, по-моему, невооруженным глазом видно, что причина очередного обострения на Пирре кроется в событиях, происходящих здесь. Разве можно считать случайным совпадением вашу атаку на астероид Солвица и нападение пиррянских организмов на космопорт имени Велфа? Налицо телепатический контакт тех и этих тварей.

Это был блеф! Полнейший блеф. Бервик только что от отчаяния придумал столь экстравагантную гипотезу. Но попадание оказалось стопроцентным. В глазах Керка вспыхнул недвусмысленный яростный блеск.

И тогда Бервик добил его последним аргументом:

— Конечно, на родной планете легче сражаться с врагами, дома, как говорится, и стены помогают. А вступить в единоборство непосредственно с квинтэссенцией зла, того самого мирового зла, похоже, оказалось не по зубам могучему Керку. Вот вы и бежите…

По неопытности Бервик слегка переборщил в методах убеждения. Рес едва успел отбить в сторону взметнувшуюся с пистолетом руку Керка, и пуля, просвистев мимо Бервика, разнесла на мелкие осколки старинный земной глобус с картой звездного неба. Повторных попыток смертоубийства не случилось, так как в динамики кают-компании ворвался наконец голос Наксы:

— Атака прекратилась. Возможно, лишь на время. Город в основной своей части уцелел. Космопорт в принципе поддается восстановлению, но сейчас он способен принимать лишь легкие межпланетные челноки и универсальные шлюпки. Керк, мы рады будем вашему прибытию, но необходимости в экстренном возвращении лично я не вижу. Если можно, хотел бы поговорить с Бруччо по поводу нескольких новых видов животных. Но лучше выйду на связь чуть позже. Ты же помнишь, Керк, как они в последнее время относятся к мощным электромагнитным и пси-излучениям… связь… полчаса… все-таки поторопитесь… в курсе дела…

После этих слов помехи окончательно съели сигнал, и Керк понял, что причина перебоев была все та же: атаки новых пиррянских организмов.

— Я пошел, — сказал Керк решительно.

— Куда? — как можно более спокойным голосом поинтересовался Бервик.

— Ну, Клиф же рапортовал о готовности. Мы стартуем через минуту. И я лично разгромлю этих тварей сначала здесь, а уж после — там, на Пирре!

— Удачи вам, — прошептал Риверд Бервик, еще не вполне пришедший в себя.

За многие тысячи лет его жизнь впервые подверглась такой реальной угрозе.

— Состояние здоровья Стэна и Арчи — идеальное, — доложил Тека вождю пиррян, стоя в стартовом шлюзе рядом с полностью экипированными десантниками.

— Готовность номер один всех систем, — рапортовал Клиф. — Мы прикроем вас огнем, если что.

Керк уже тоже был в скафандре и теперь, защелкивая гермошлем, думал лишь об одном: правильно ли они решили изменить точку атаки после того, как Стэн буквально в течение последних минут предстартовой подготовки получил информацию о слабом, но явном пси-излучении, зафиксированном над одной из совершенно произвольно бурившихся скважин — тех самых, которые проделывали, когда изучали структуру оболочки. Идентифицировать сигнал не удалось. Вряд ли это был автоматический пси-передатчик, скорее всего там просто находились люди. Неважно какие. Люди — это уже много. Это вам не черно-зеленые монстры! Имевшиеся у пиррян приборы в принципе позволяли засекать эмоциональные всплески даже через большую толщу металла. И с высокой степенью вероятности связисты определили это рассеянное пси-излучение как эмоцию тревоги, иными словами — сигнал «SOS». Но не была ли это новая ловушка? Вот что беспокоило Керка.

«А впрочем, тем интереснее будет, — сказал себе пиррянский вождь, отбрасывая прочь все сомнения. — Хватит играть с ними в кошки-мышки. Где подстраивают нам засаду, там и сразимся».

Астероид зловеще молчал, когда они посадили шлюпку на краю ледяной воронки с почти отвесными краями и круглым металлическим донышком метров трех в диаметре. Да, именно отсюда пришел загадочный сигнал, но никто сейчас не пытался вскрыть металлическую оболочку изнутри, и ни одна черная тень не шевельнулась в ледяной толще по сторонам углубления. Никакой реакции не было и после того, как все трое, пользуясь простеньким альпинистским снаряжением, спустились вниз.

— Слой стали в этом месте всего полметра, — сообщил Стэн результаты замеров.

Керк вызвал «Арго» и поинтересовался:

— Клиф, ты хорошо видишь нас? Прицел не сбит?

— Прицел отъюстирован с точностью до микрона, мощность заряда регулируется идеально. Могу расстреливать мух вокруг головы каждого из вас! — с гордостью сообщил молодой пиррянин.

— Мух мы пока не наблюдаем, — откликнулся Арчи, — а вот металлические брызги скоро полетят.

— Начинайте вскрывать оболочку, — распорядился Керк.

Резали грамотно, по окружности, равномерно уходя вглубь по всему ее периметру, а когда осталась тоненькая перемычка, еще способная удерживать всю массу висящего на ней металла, применили кольцевой термический разрез с помощью мгновенно нагреваемой до четырех тысяч градусов вольфрамовой проволоки. Все виды оружия от примитивных огнестрельных пистолетов до плазменных и жидкогелиевых пушек были направлены теперь на небольшой круг блестящей стали посреди бескрайней ледяной равнины. Но астероид Солвица, как всегда, преподнес сюрприз.

Металлический цилиндр приподнялся больше чем на половину своей высоты, увлекаемый потоком воздуха, вырывавшимся сквозь узкие щели, но затем обессиленно ухнул вниз, в темноту. Все трое выдерживали некоторую дистанцию, — мало ли что, — но, с другой стороны, главным для них было именно проникновение внутрь, а с этим, как они уже знали, следовало поторопиться. Во вскрытом ими резервуаре очень быстро кончился воздух. Искрящееся морозное облачко застывших газов висело теперь над головами пиррян, словно дымовая завеса, мешающая стрельбе — Керк и об этом успел подумать. Но коль скоро из образовавшегося люка никакая нечисть не полезла, они молча переглянулись, дружно шагнули вперед и склонились над отверстием, пронзая темноту фонарями, вмонтированными в шлемы.

Однако ни один из них не успел ничего увидеть. Неведомая сила потянула вниз, потянула неумолимо, властно, но настолько плавно и мягко, что с орбиты это скорее всего выглядело добровольным погружением.

«Вот так и пропадают лучшие бойцы», — грустно подумал Керк, но даже он не стал передавать на «Арго» сигнал тревоги. Зачем? В кого прикажете стрелять бедняге Клифу? Все идет по плану. Они уже внутри.

Вот только внутри чего?

Все трое болтались в невесомости и полной темноте, освещая лучами фонариков лишь друг друга и металлический потолок (стенку? пол? — неважно!), через который только что проникли сюда. Проделанный ими люк быстро затягивался прозрачной пленкой (гиперльда? стеклостали? другого неизвестного им материала?), и в помещение начал поступать воздух.

— Ну что, попались, как дикие собаки в капкан? — спросил Керк, как бы принимая ответственность за происшедшее на себя.

— Не думаю, — рассудил Арчи. — Лично я не наблюдаю никаких злонамеренных действий по отношению к нам. По-моему, это обычный гравитационно-вакуумный шлюз. Так что скорее всего автоматика сама укажет нам дальнейший путь.

Арчи оказался прав, и Керк мог лишь внутренне порадоваться, что именно он, смирив свою пиррянскую гордость, настоял на участии в десанте молодого физика с Юктиса. Ведь ни один пиррянин не сумел бы так четко и взвешенно оценить обстановку в тот момент, когда его насильственно лишают инициативы.

Меж тем никакого насилия над пленниками астероида и вправду не учинялось. Гравитация плавно стабилизировалась с полной переменой полярности, то есть потолок сделался полом, и они теперь стояли на нем под куполообразным сводом, освещаемым несколькими тусклыми лампочками, очевидно аварийного назначения, а впереди была могучая дверь с вакуумноплотными затворами, и над нею среди призывно мигающих надписей на многих языках глаза сразу выхватывали самую понятную — на межязыке: «Давление в норме. Оставьте скафандры в шлюзовой». Разумеется, никто из них и не подумал разоблачаться, хотя датчики газоанализаторов подтвердили заполнение шлюза воздухом, пригодным для жизни Ладно, ладно, не домой прибыли, баллонов за спиной хватит еще надолго. Эка невидаль — подышать чужим воздухом! Как бы чего лишнего не вдохнуть! А вот выйти из шлюза попробуем — это будет гораздо интереснее!

— Как вы думаете, Арчи, эта дверь откроется? — Керк решил посоветоваться со сметливым астрофизиком.

— Я уже знаю, Керк, что два пиррянина способны высадить любую дверь, — улыбнулся Арчи. — Но давайте все-таки для начала попробуем открыть ее, как вежливые люди.

Дверь, конечно, открываться не захотела. Даже после того, как ее подергал и потолкал Керк. Не грубо, за ручку.

— По-моему, вежливые люди вначале стучат или звонят. Здесь случайно нет колокольчика? — съязвил Стэн.

— Колокольчика нет, — серьезно ответил Арчи, — но вот эта кнопочка, мне кажется, сойдет для начала.

— Стоп, не трогать! — властно остановил его Керк. — Никогда не торопись со всякими незнакомыми кнопочками. С вашим братом ученым беда, ну прямо как с детьми. На Пирре уже в шесть лет знают: сначала пойми, что это, а уж потом трогай.

— Ребята! — неожиданно выдохнул Стэн. — Стойте, ребята. Внимание!

Он смотрел как завороженный на дисплей постоянно включенного приемника пси-излучений и быстро-быстро комментировал показания прибора:

— Очень мощный, очень близкий сигнал! Надежда, тревога, отчаяние, радость — жуткая смесь эмоций. Отправить модулированный сигнал нашим кодом? Вдруг это они?

— Нет, Стэн, мы будем ломать эту дверь, — заявил Керк. — Мне очень не нравятся эмоции по ту сторону, тем более если это наши ребята. Нет времени на переговоры. А ну-ка помоги мне. Навались, дружок!

Ручку оторвали легко, а вот дверь оказалась солидная, на века сработанная. И тогда Арчи все-таки исхитрился и в суете нажал свою любимую кнопочку. Отчего немедленно заверещала аварийная сирена — отвратительно громко и тонко.

— Ну, извините, ребята, — развел руками невозмутимый астрофизик, пытаясь своими извинениями перекрыть механический вой. — Я думал, это как в лифте.

— А я думаю, — заорал Керк еще громче, — что мы зря взяли тебя с собой!

И он в очередной раз ударил своим могучим торсом в бронированную дверь. Лицо его налилось кровью уже не столько от натуги, сколько от ярости.

Арчи пробовал докричаться до рассудка рассвирепевшего гиганта. Ведь даже Стэн уже понял, что надо не вышибать дверь, а резать ее лазером, но

— к сожалению ли, к счастью ли — не придумали еще такую силу, что способна остановить атакующего Керка Пирра.

— Уйди отсюда, Арчи, — ревел он, как раненый зверь, плохо понимая, куда именно посылает молодого юктисианца.

И возможно, за неимением других целей Керк все-таки пристрелил бы несчастного астрофизика, но в самый ужасный момент сирена неожиданно смолкла, в свалившейся на них тишине отчетливо загудел электропривод двери, и она распахнулась настежь.

ГЛАВА 21

Скоростной лифт вынес Мету и Язона в маленькую прозрачную будочку на той поверхности планеты Солвица, где зеленели леса, плескалось море, текли реки, скакали в степях ненастоящие всадники ненастоящего Темучина и ползали в зарослях ненастоящие пиррянские твари. По пути на эту промежуточную поверхность они, естественно, миновали еще один хронопереход. Перерыв оказался слишком коротким даже для Меты, а уж Язона скрутило так, что он едва дышал и, буквально выползая на волю, цеплялся за стеклянную дверь слабеющими пальцами.

— Ложись, — распорядилась Мета. — Только дураки бегают до изнеможения, пока не упадут. Нужно хотя бы чуть-чуть прийти в себя. Минуты дветри у нас еще есть в запасе.

— Аптечку дай, — прохрипел Язон, вяло обшаривая собственный костюм и с удивлением понимая, что одет в тонкие брюки, белую рубашку и смокинг, а единственное, что удается найти в карманах, кроме носового платка и фишек казино, — это гермопенал, плотно забитый информационными кристаллами. И как же он попал сюда? Ведь там, в библиотеке, сбрасывая нужную информацию на самые компактные в мире носители, Язон укладывал их в пенал, лежащий на столе, и одет он был тогда в стандартный комбинезон космодесантника. Некогда, да и тяжело сейчас думать над такими замысловатыми вопросами. Без укола стимулятора — особенно тяжело. К счастью, Мета свою аптечку каким-то образом сохранила, и силы стали возвращаться к Язону, а вместе с ними и ясность в мыслях. Для полной ясности требовалось понять, что им угрожает, и Язон спросил:

— Так Солвиц гонится за нами?

— Скорее всего — да. Но мы его прилично опережаем.

— Что это значит? Не понимаю. Ведь Солвиц — повсюду. Все живое здесь — это Солвиц. Как же можно его опередить?

— Долго объяснять, — махнула рукой Мета. — Как-нибудь потом. Я сумела чуточку лучше тебя разобраться в этом старикане. Он все-таки врал нам, и врал немало.

— И чего же он хочет теперь? — поинтересовался Язон.

— Того же, чего и раньше. Остановить нас, задержать здесь.

— Любой ценой? — решил уточнить Язон.

— Не думаю, — ответила Мета, на секунду замявшись. — Все-таки мы интересны ему живые.

— Уже хорошо, — вздохнул Язон с облегчением. — Живы будем — не помрем. Была такая старинная поговорка. Я в какой-то сказке вычитал.

— Вставай, сказочник! Пора.

До ангара они бежали. В хорошем темпе. Тяжелые ворота послушно разъехались в стороны, словно по команде «Сезам, откройся!». Язон не удивился, потому что успел разглядеть в руках Меты маленький дистанционный пульт. Такой удобной принадлежности раньше у них не было. И, продолжая бежать уже внутри ангара, Язон коротко бросил на выдохе:

— Откуда?

— Солвиц. Подарил, — так же отрывисто, в такт бегу, сообщила Мета.

— Зачем? — спросил Язон.

Но ответа получить уже не успел. Мета своим дистанционником заранее включила движки обеих шлюпок, гудение и свист заглушили все звуки, и едва Язон, плюхнувшись в кресло, обвившее его ремнями, захлопнул фонарь, лихие универсальные авиетки рванули вперед и вверх все на тех же тридцати g, от которых уже никакие стимуляторы не помогали. Язон скрипел зубами, но терпел. Сейчас, безусловно, не стоило пытаться корректировать полет вручную, да скорее всего это было просто невозможно. Мета управляла обеими шлюпками так же, как еще недавно делал это доктор Солвиц. Недавно? Или много лет назад? А может, все-таки вчера? Но только в какой-то совсем другой жизни.

Мысли Язона снова начали путаться. Потом перегрузка прекратилась, потому что шлюпки набрали предельно возможную скорость (именно так: не предельно допустимую, а предельно возможную). Половина внешних датчиков уже сгорела, вторая половина, тихо плавясь, размазывалась по фюзеляжу. Оставалось только надеяться, что лейко-сапфировый фонарь в молибденовой оправке не приварится к корпусу и универсальные воздушно-космические лодки не станут для пилотов летающими гробами.

Однако Мета при всей своей лихости, очевидно, предвидела и такую опасность, так что раскаленные фонари благополучно откинулись, а за разогретую докрасна сталь корпусов, на глазах черневшую после остановки, они хватались руками в хорошо изолирующих перчатках фирменных скафандров системы Солвица. Хорошие скафандры.

«Спасибо тебе, безумный старый доктор, ты был очень ласков с нами, — мысленно прощался Язон с Солвицем. — Спасибо за все! Но там, в космосе, без твоей заботы, нам будет, пожалуй, все-таки приятнее».

Они бежали к ближайшему светящемуся куполу, и Мета как раз поднимала руку с дистанционным пультом, собираясь открыть дверь сверхсекретного резервного вакуумного шлюза, когда за спиной у них полыхнуло и две разрывные пули грохнули в стенку, оставляя на ней глубокие выбоины. Мета уже в падении надавила нужную кнопку, и дверь поехала в сторону. Должно быть, в ту же секунду пиррянка успела развернуться и, опрокидываясь на спину, открыла огонь, еще не прицельно, веером, просто в ту сторону, откуда были выстрелы. Конечно, все заряды улетели мимо. А Язон поддержал Мету, повторив все ее действия, только на полсекунды позже. И с таким же нулевым результатом.

Эх, рано он прощался с Солвицем! Безумный ученый все-таки настиг их: то ли отдыхали больше, чем следовало, то ли Мета вообще ошиблась в своих таинственных расчетах. Но одно было ясно: старик Тедди вознамерился задержать их. И как показала практика, именно любой ценой. С живыми он уже наигрался, настало время поразвлечься с трупами, сделать из Язона и Меты гомункулусов или андроидов. Интересная задача, достойная великого изобретателя. Вот только стрелять за многие тысячи лет он, видно, так и не научился. Теперь, когда они все залегли, бессмертный псих мог и проиграть. Ведь почетные гости Солвица уже знали, что мгновенно восстанавливать свое тело он не умеет, а им самим для отхода требовалось всего несколько секунд. Вот только… Что там говорила Мета о сугубо временном выходе, который закроется, если опоздать? И атаковать рискованно и медлить нельзя! Неужели опять провал?

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Язона за какие-то доли секунды, в течение которых Солвиц, прячась за обгорелыми шлюпками, продолжал стрелять, а дверь у них за спиной со скрипом открывалась.

Следующий выстрел раздался как раз сзади. А следом за ним — громкий, душераздирающий крик доктора Солвица. В проеме двери вакуумного шлюза стоял Керк с дымящимся пистолетом в руке, а метрах в тридцати лежал Солвиц, держась скрюченными пальцами за развороченную грудную клетку, но, конечно, был жив, вот только из огромной раны его виднелось не желтое или зеленое желе, а натуральная кровавая мешанина костей, мышц и внутренних органов.

— Зачем ты стрелял в нас, Тедди? — задал свой первый вопрос вскочивший и ошалело озиравшийся во все стороны Язон.

— Не уходите, господа, пожалуйста, мне очень плохо! — прохрипел Солвиц, не отвечая на вопрос.

Язон невольно сделал шаг в его сторону.

— Назад! — крикнула Мета в ужасе. — Назад! Он снова обманет тебя! Нам надо торопиться!!

— Этот тип хотел убить вас? — деловито осведомился Керк.

— Да, — коротко ответила Мета, чтобы не вдаваться в подробности. — Спасибо тебе, Керк. Но сейчас… Бежим скорее. Как можно скорее! Или мы все застрянем здесь надолго. Поверьте мне!

Она уже держала Язона за руку, как непослушного ребенка. Но непослушных детей у Меты явно прибавилось. Стэн и особенно Арчи поглядывали на нее с сомнением. И явно никуда не торопились.

— Где Троу? — спросил наконец Керк.

— Троу больше нет, — ответила Мета быстро, опять же не желая вдаваться в подробности. — Мы должны уйти через проделанный вами люк и прямо сейчас, понимаете?! — закричала Мета в отчаянии.

— Почему? — удивился Стэн.

Но этот вопрос и стал последним. Потому что живой мертвец доктор Солвиц с выпадающими на ходу внутренностями вскочил и, подобрав пистолет, попытался вновь открыть огонь по всей компании. Керк отстрелил ему руку, и после этого новых аргументов не потребовалось. Все пятеро организованно и шустро кинулись в вакуумный шлюз. Когда они уже прорезали вновь заросшее многослойной броней отверстие, выбрались на поверхность и загрузились в десантный бот, из оставленного в оболочке астероида отверстия вдруг медленно пополз так хорошо знакомый им хищный черный язык.

— Ну вот, дождались! — сердито проворчала Мета и, рванула со старта так, как только она одна и умела.

Язон уже ни на что не жаловался, а вот Арчи застонал от резкой боли во всем теле.

— Наука требует жертв, — ядовито прокомментировал Керк.

И откуда он знал такие поговорки? Не иначе от Язона.

А в экранах заднего вида отчетливо просматривались трассы всех мыслимых снарядов, которые Керк с наслаждением посылал навстречу черной клубящейся мерзости. Наконец обстрел был прекращен, и большое облако жидкого гелия накрыло пылающую внизу воронку.

ГЛАВА 22

Риверд Бервик вышел навстречу вернувшимся с астероида и в традициях Бог весть каких миров и времен сначала низко поклонился, прижав ладонь к груди, а затем протянул ее Язону:

— Большое спасибо, Язон динАльт, я очень рад видеть вас вновь целым и невредимым. Спасибо и вам, Мета. Скорблю о вашем погибшем товарище и смею надеяться, что главный этап операции позади.

На этом официальная часть приветствия явно заканчивалась, потому что полномочный член Совета Консорциума замялся, даже как-то растерянно улыбнулся в несвойственной ему манере и попросил Язона пройти в его, Бервика, личную каюту для важного и срочного разговора с глазу на глаз. Керк не возразил против этого ни единым словом, ни единым жестом. Даже наоборот — отдал распоряжение всем не беспокоить высокие договаривающиеся стороны. Именно так, высокопарно-дипломатически, он и выразился, на удивление легко признавая за пусть и выдающимся, но инопланетником роль первой скрипки в их пиррянском оркестре. И Язон, рвавшийся поведать о своих открытиях всему почтенному собранию в лучших демократических традициях последних веков, вынужден был строго повоенному докладывать обо всем непосредственно вышестоящему начальнику. Да нет, даже не по-военному — на последнем эпизоде скорее уж лежала печать шпионских страстей: этакий суперагент конфиденциально передает информацию «центру».

И уровень конфиденциальности действительно поразил Язона. Он тоже никогда раньше не видел столь совершенной аппаратуры для защиты от подглядывания и прослушки. Поэтому в начале разговора даже чувствовал себя неуютно, хотя довольно четко изложил главное, что сумел узнать о Солвице.

Бервик же встречную информацию о своей причастности к делам Специального Корпуса рассудительно оставил на потом, а начал сразу с главного — с тайного общества бессмертных, с Гарантов Стабильности.

— Вы хотите сказать, — понял наконец Язон, терпеливо выслушавший краткую историю вопроса, — что мое личное бессмертие и все практические знания об изобретенной Солвицем вакцине не могут принадлежать мне в полной мере?

— Именно так, Язон. Я хорошо знаю, что вы, быть может, самый своенравный человек в Галактике и вряд ли захотите работать на какую бы то ни было организацию, тем более по принуждению. Потому я и вызвал вас сюда, буквально не дав отдышаться. Опасность неконтролируемого распространения информации о некоторых вещах, таких, как бессмертие, например, слишком велика. Я не имею возможности приказывать вам, но я могу просить, и надеюсь, очень надеюсь встретить понимание. Собственно, почти у каждого бессмертного во все времена была возможность подарить вакцину человечеству или, как минимум, растрезвонить о ее существовании по всей Галактике. Некоторые так и делали. Но это всякий раз заканчивалось печально. Негоже, знаете ли, противопоставлять себя таким организациям, как «хозяева Вселенной», «Гаранты Стабильности» или, скажем, Специальный Корпус Лиги Миров. Встречаются, конечно, в нашем бескрайнем космосе личности особого масштаба, но, по-моему, даже пример самого Теодора Солвица, противопоставившего себя абсолютно всем, является скорее отрицательным. Вы согласны?

— Абсолютно согласен, — кивнул Язон. — Вы зря тратите на меня так много слов, Бервик. Я, конечно, прославился своим не слишком уважительным отношением к отдельным законам отдельных планет, а также несколько экстравагантными взглядами на мораль с общепринятой точки зрения, но я никогда не придерживался экстремистских позиций, никогда не призывал к массовому уничтожению людей, тем более целых культур и цивилизаций. И наконец, — заметьте, это очень важно! — я никогда не рвался к власти даже в масштабах одной планеты. Поэтому я не конкурент вашему тайному обществу, и тем паче я — не какой-нибудь безумный бунтарь-одиночка. А в настоящий момент меня гораздо больше заботит судьба родной планеты, тем более после того, что успел мне рассказать по дороге сюда Керк.

— К этому вопросу мы обязательно вернемся, — заверил Язона Бервик. — А сейчас, пожалуйста, повторите еще раз вкратце, какую именно информацию содержат кристаллы, вынесенные вами с астероида.

— Пожалуйста, — сказал Язон. — В этом пенале ровно десять ячеек. По ним я и разложил добытые сведения. Первое. Рецепт вакцины бессмертия. Второе. Технология изготовления гомункулусов. Третье. Комплекс новейших методов лечения. Четвертое. Описание оригинального способа управления гравитацией. Пятое. Подробнейшая история самой древней волны космической экспансии, включая Первую и Вторую Галактические войны. Шестое. Теория и практика применения сверхоружия. Седьмое. Теория интеллектуальной ассенизации. Восьмое. Полный комплект чертежей искусственного астероида. Девятое. Подробнейшее досье на некоего гражданина Галактики Язона динАльта. И наконец, десятое. Колоссальные по объему закрытые файлы иновселенского знания, к расшифровке смысла которых мне не удалось даже приблизиться.

— Последние два пункта представляются особенно интересными, — заметил Бервик.

— Вот как! — удивился Язон. — Чужое знание — это понятно. А досье на меня? Уж не вы ли сами его и составляли в своем Специальном Корпусе?

— Мы-то, конечно, составляли, — сдержанно улыбнулся Бервик, — но полагаю, что Солвиц и в этом вопросе пошел дальше нас.

— Вот как, — повторил Язон еще раз уже в полной растерянности. — Однако сведения обо мне — уж они-то точно мое личное дело, тем более, признаюсь, я еще сам не познакомился с этими файлами. Некогда было, они же не имели отношения к главной задаче.

— Ладно, Язон. Познакомитесь — расскажете, если сочтете нужным.

— Вот именно, — подчеркнул Язон. — Если сочту нужным. В рамках нашего договора единственной моей обязанностью является спасение миров Зеленой Ветви от неведомой и грозной опасности. Правильно? Ну и по поводу вакцины бессмертия я тоже принимаю ваши условия. А вот все остальное, простите, готов предоставить лишь за отдельную плату, и то если еще сумеете убедить, что вы — самый выгодный покупатель.

— Думаете, напугали меня своим цинизмом? Не питайте иллюзий, Язон. Я умею трезво смотреть на вещи и тоже принимаю ваши условия. Будем считать, что взаимопонимание достигнуто. Остается один вопрос: общение с Солвицем позволило вам понять, как можно остановить этот ужасный астероид?

— Честно скажу — нет.

— И что вы теперь предлагаете?

— Да то же, что и вы с Керком — расстрелять всю нечисть, последовательно ее разморозив, а там — видно будет. Но вот это, мне кажется, надо обсуждать коллегиально. Только, пожалуйста, напомните мне еще раз, о чем не следует говорить при всех, а то я, знаете ли, в ваших разведках и охранках никогда не служил.

— Говорить исключительно о бессмертии не стоит. Все остальное — на ваше усмотрение. Пока, — многозначительно добавил Бервик.

Язон решил не обращать внимания на его последнее слово и заметил достаточно небрежно:

— Что ж, хорошо. Тогда, я полагаю, пора объявлять общий сбор.

— Пора, — согласился Бервик.

А в большом кольцевом коридоре Язона сразу отловил Керк.

— От Меты двух слов в простоте не добьешься. Рассказывает какие-то мудреные вещи, на элементарные вопросы отвечает загадками, а о многом просто молчит. Без твоего разрешения, говорит, нельзя. Что с ней случилось, ты можешь объяснить? — бушевал седовласый пиррянин.

— Молодец Мета, — улыбнулся Язон. — Ведет себя абсолютно правильно. Пистолет прыгнул в руку Керка и тут же обратно скользнул в кобуру.

Язон даже не вздрогнул, он уже давно привык к подобному проявлению эмоций. Ведь в переводе на нормальный язык человеческих жестов это означало не более чем раздраженный удар сжатым кулаком в ладонь. Без всякой угрозы для окружающих.

— Но ты-то хоть что-нибудь расскажешь мне толком?! — взмолился Керк.

— О чем? — не понял Язон.

— Ну, конечно, о Пирре! В первую очередь о Пирре. Что вы там выяснили о причине наших несчастий, о том, как нам теперь победить?

— Ах, вот ты про что!

И подумал про себя: «Пирряне неисправимы! Можно сказать, Вселенная рушится, а ему бы только о родной планете узнать!»

— Послушай меня внимательно, Керк, и постарайся не злиться, — начал Язон. — Создатель этого искусственного астероида доктор Теодор Солвиц после своего возвращения из другой вселенной, безусловно, побывал на Пирре, хотя и не сказал нам об этом впрямую. В своих лесах он развел рогоносов и прочих милых зверушек, опять же поведение и физические возможности Меты нисколько не удивляли его. А в тамошней библиотеке хранится информация о вашей планете, объем которой явно превышает мои знания и знания Меты, вместе взятые. То есть он не мог выудить их из нашей памяти. И всетаки я бы не стал утверждать наверняка, что Солвиц вмешивался в процесс эволюции на Пирре. Неопровержимых фактов на этот счет нам найти не удалось.

— Ну а не может оказаться, что все пиррянские организмы — детище злого гения-Солвица? — спросил Рес, который уже с полминуты стоял рядом и внимательно слушал объяснения Язона.

— Может, — сказал Язон, — но, во-первых, это еще следует доказать, а во-вторых, если даже местные подледные монстры и родственники вашим пиррянским, то они отнюдь не родные братья. Связь окажется гораздо глубже и сложнее. Уверяю вас.

— Но вспомни, Язон, — вновь заговорил Керк, — когда мы разбомбили ту цитадель врага на острове, с какою утроенной силой кинулись на город все организмы. Что-то подобное произошло и сейчас. Разве это не наводит на мысль…

— Наводит, Керк, конечно, наводит, — улыбнулся Язон с пониманием. — Но вы, пирряне, всегда искали простых ответов, а простые ответы, как правило, не бывают верными.

— Когда же ты найдешь для нас свой непростой ответ? — не желая обидеть, но все же достаточно ядовито поинтересовался Рес. — Бруччо, например, считает, что новые формы пиррянских организмов, обнаруженные впервые буквально в последние дни, очень напоминают ту гадость, которую мы раскопали здесь, подо льдом.

— Что же, — сказал Язон, — это тоже интересное наблюдение. Тем более что Солвиц признался, как однажды упустил с астероида некую «черную ленту». Возможно, это был универсальный поглотитель материи, возможно, что-то еще, он и сам не понял. Однако, куда делось враждебное всей Галактике существо, не знаем ни мы, ни безумный доктор. Может, спряталось как раз на Пирре? И все-таки главное сегодня — не торопиться с выводами. Наберитесь терпения, друзья. Солвиц, хотел он этого или нет, передал нам с Метой информацию, значение которой трудно переоценить. Но с другой стороны, на расшифровку ее и даже просто на осмысление понадобится время, немалое время…

— Если только мы все еще выберемся отсюда живыми! — это уже бросила Мета, стремительно прошедшая мимо и даже не пожелавшая остановиться.

— Что еще случилось?! — Язон ринулся вдогонку, увлекая за собой остальных.

— Да ничего особенного, — говорила Мета, — просто счет уже пошел на минуты, а вы тут устраиваете философские дискуссии. Бервик объявил общий сбор, но я бы на его месте объявила общую тревогу. Наверно, я так и сделаю. Иначе вас всех просто не собрать. И, в конце-то концов, кто командует кораблем?!

Они уже переступили порог кают-компании, и Язон сразу почувствовал неладное. Все члены Совета Консорциума, все ученые с Юктиса, даже все пирряне сидели в креслах вполне спокойные на вид. Однако эмоциональное напряжение было необычайно высоким, тревогу, повисшую в помещении, Язон ощущал чисто физически, как будто внезапно налетел и ударил в лицо холодный соленый ветер с моря.

— Все в сборе? — спросил Стэн, взявший слово первым. — Гиперлед начал таять. Для принятия решения у нас остается максимум полчаса.

— Неужели мы уже так близко от звезды рейдер — удивилась Мета.

— Вообще-то уже очень близко. Ведь скорость движения астероида изменяется порою скачкообразно. Однако расчеты показали: таяние льда обусловлено не только и не столько тепловым излучением звезды.

— Ты хочешь сказать, — не поверила Мета, — что Солвиц подогревает лед изнутри? То есть он тает не сверху, а снизу?

— Нет, Мета, он начал таять сверху, но подогревает его кто-то или что-то изнутри.

— Не поняла, — искренне призналась Мета.

— Я тоже не понял, — сознался Стэн. — Но это так.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовался Керк агрессивно.

— Ничего не предлагаю. Я просто дал вводную, а уж вы решайте.

— Хорошо, — сказал Керк, воодушевляясь при мысли, что бразды правления снова переходят к нему в руки. — Клиф! Мы способны расстрелять всех врагов, которые начнут просыпаться через полчаса или через сколько там?

— Да! — с гордой уверенностью ответил молодой пиррянин.

— И ты можешь гарантировать отсутствие потерь с нашей стороны в этой схватке?

— Теперь — могу. Если, конечно, иметь в виду людские потери.

— Да, я спрашивал именно об этом. — Керк задумчиво покачал головой. — Ну а применить планетарные бомбы будет, разумеется, намного дешевле?

— Еще бы! — всплеснул руками Клиф. — Но, кажется, кто-то запретил нам это.

— Кажется, кто-то теперь молчит, — заметил Керк.

И все посмотрели на Риверда Бервика. Тот поднялся и, внимательно обведя взглядом всех собравшихся, произнес:

— Я же объяснял вам тогда свою позицию, господа. Сейчас, поскольку ситуация в корне переменилась, я как представитель Специального Корпуса снимаю с себя ответственность за судьбу астероида Солвица. Согласно договору, исполнители — вы. Так принимайте теперь уже чисто исполнительское решение. Последнее слово, мне кажется, за Язоном.

Ну вот. Настало время великому игроку еще раз подойти к краю стола и бросить кости на зеленое сукно. Неужели именно от его воли будет теперь зависеть все дальнейшее?

Язон посмотрел на Мету и попытался прочесть подсказку в ее глазах. Уж она-то наверняка должна была вынести в душе смертный приговор Солвицу. Но в голубых глазах прекрасной амазонки читалось только нетерпеливое ожидание и абсолютное, полное доверие к нему.

— Господа, друзья, братья, — он все никак не мог выбрать нужного тона для этой странной речи. Обстановка получилась неумеренно торжественной, а ему хотелось объяснить все по-простому, по-свойски. — Мне было бы безумно жаль уничтожать то, что создавалось веками и тысячелетиями Астероид Солвица хранит во много раз больше тайн, чем мы с Метой сумели унести с него. Этот астероид, а быть может, и сам Теодор Солвиц еще могли бы послужить людям, но… Мы лучше, чем кто-нибудь из вас, успели узнать безумного доктора. Узнать, но не понять. Его поведение порою действительно неадекватно. Он уже не совсем человек. И лично я не могу гарантировать благополучного исхода операции, а потому не хочу больше брать на себя ответственность перед всей Галактикой. Я, в отличие от Солвица, — просто человек, и у меня нет права рисковать жизнями других людей.

Язон снова посмотрел на Мету и абсолютно четко понял, что не желает — ох до какой степени не желает! — рисковать (уж, как минимум, этой конкретно) жизнью.

— А как же Троу? — неожиданно спросил Тека.

Будучи врачом, он особенно интересовался судьбой пропавшего пиррянина и уже успел выспросить у Меты некоторые подробности.

— Выходит, мы уничтожим Троу вместе с планетой?

— Нет, Тека, можешь считать, что Троу здесь, — сказала Мета, поднимая над головой маленький блестящий диск. — Смотрите все. Это… как бы сказать поточнее… — электронная версия Троу. Матрица его личности. То, что ходит сейчас там, по внутренней поверхности астероида, мы сможем воссоздать у себя в любой момент… Если захотим, — добавила она мрачно.

— Все равно это будет уже не Троу.

Керк резко поднялся и посмотрел на часы. С его точки зрения, никаких аргументов в пользу сохранения объекта 001 уже давно не осталось.

— Клиф! Переведи планетарные бомбы на часовой механизм. Мета! Включай главные маршевые двигатели Мы будем уходить с орбиты на форсаже. Всем приготовиться к десятикратной перегрузке! Передайте по интеркому. Стэн! А ты, пожалуйста, обеспечь постоянную связь с Наксой. Я хочу, чтобы он следил за происходящим здесь и одновременно рассказывал нам о пиррянских событиях. У меня все. Приступайте!

Когда планету, даже очень маленькую, взрывают аннигиляционными бомбами, огненный шар, возникающий в межзвездной черноте, напоминает взрыв сверхновой. Такое немногим и нечасто удается наблюдать. Вся команда «Арго» собралась у большого обзорного экрана. Зеленоватый диск планеты Солвиц составлял теперь не больше двух градусов угловой величины и казался безобидным испытательным зондом или детской надувной игрушкой, нелепо болтающейся в пространстве.

…Пять, четыре, три, два, один. Обратный отсчет закончился, и шарик вспух болезненным малиновым пузырем. Казалось, он сейчас лопнет, истекая кровью пополам с гноем. Зрелище получилось не из приятных. Взорванный астероид действительно пульсировал, как нарыв. И ошеломленное «Ах!» вырвалось почти у всех зрителей одновременно, а по лицу стоявшего рядом физика Арчи Язон догадался, что планетарный взрыв выглядит обычно совсем не так.

Ну а потом… Не надо было иметь военно-космического или астрофизического образования, чтобы понять: физика кончилась и началась чертовщина. Увеличившийся, как минимум, вдвое диск Солвица изменял свой цвет, последовательно проходя весь спектр от красного до фиолетового, а затем, как пошутил Арчи, не став ультрафиолетовым, исчез навсегда. Все следящие приборы подтвердили в один голос: астероида больше нет в нашей Галактике, в нашем измерении, возможно, в нашей Вселенной, ведь даже джамп-локаторы не смогли зафиксировать его в кривопространстве. Запланированный взрыв, по существу, не состоялся. Ведь не было в момент исчезновения ожидавшейся вспышки света. «А как же, простите, быть с фундаментальными законами сохранения энергии и массы вещества?» — спросили себя почти все, кто видел это.

— Он использовал энергию аннигиляции внешней оболочки для скачка в кривопространство и куда-то еще дальше, — сформулировал наконец Арчи суть происшедшего на его глазах.

— А такое возможно? — полюбопытствовал Язон.

— Раньше считалось, что нет.

— Так значит, он может вынырнуть обратно в нашу Галактику?

Предположение казалось Язону логичным.

— Вот это вряд ли, — усмехнулся Арчи. — Помните, еще там, в космоботе, пока мы летели сюда, вы успели мне рассказать про число «пи», равное двум. Вот туда он и полетит. Уж поверьте мне, как астрофизику. А для этой Вселенной астероид безумного доктора — так вы его называете? — думается, потерян навсегда, то есть иными словами, все-таки уничтожен. Поэтому не беспокойтесь, Язон, я, как эксперт, могу свидетельствовать: ваши обязательства по договору с Консорциумом выполнены целиком и полностью.

— Ну что ж, — Язон, улыбаясь, повернулся к Бервику, — деньги на бочку, господин заказчик! Так говорили в древности. Керк, на нашем корабле есть хоть одна бочка? Лучше бы, конечно, деревянную, но на худой конец сойдет и стальная. Господин заказчик, у вас найдется восемьдесят два миллиарда наличными?

Язон искренне веселился, испытывая мощный эмоциональный подъем от одержанной победы, а Бервик продолжал смотреть в унылую черноту обзорного экрана, словно еще ждал чего-то, и только кивал машинально. Наконец он обернулся, и Язон с удивлением прочел в его глазах не радость, а глухую тоску и горечь утраты. Ну да, ведь он же рассчитывал использовать по полной программе все технические и прочие достижения древней науки! А может, бессмертный Бервик мечтал повидаться с бессмертным Солвицем, живой легендой давно ушедшей эпохи, а вместо этого вынужден был вынести ему смертный приговор, который даже не удалось толком привести в исполнение.

— Да, да, — Бервик наконец словно проснулся. — Так вы в самом деле хотите получить всю сумму наличными?

— Шучу, — сказал Язон. — Конечно, переводите на счет. И поскорее, пожалуйста. Мета, как капитан корабля, не даст соврать, уже через два часа мы подлетаем к вашей родной планете, где и расстанемся. Пирряне и так задержались здесь непростительно долго.

— Пирряне пусть летят, — Бервик подошел к нему ближе. — А вас, Язон, я хотел пригласить с собой.

— Куда? — удивился Язон.

— Лично мне надлежит сегодня же явиться к господину Риверду Бронсу, заместителю начальника Специального Корпуса, и честно говоря, я планировал представить ему вас.

— Как нового сотрудника? Ну уж нет, Бервик, я для этого совсем не подходящая кандидатура. И вообще, у меня прорва дел дома, в смысле на Пирре Я лечу туда, и только туда, а господину Бронсу передайте, что, если захочет, он может посетить нас. Это будет для него весьма познавательно во всех отношениях.

Бервик посмотрел на Язона долгим взглядом и молча набрал на браслете связи номер Центрального банка Консорциума, чтобы отдать распоряжение о переводе денег согласно договору.

ГЛАВА 23

— Ну и на что мы с тобой потратим все эти огромные деньжищи? — спросила Мета.

Она полулежала в кресле-кровати, держа в руке высокий бокал, в котором тихо постукивали кубики льда. Язон только что смешал по коктейлю — старинный рецепт был позаимствован у Солвица, ведь в технический паспорт астероида входило, помимо всего прочего, подробнейшее ресторанное меню с комментариями для поваров — и теперь они согласно древней традиции всех межзвездных путешественников отмечали удачный выход из кривопространства. До посадки на Пирр оставались считанные минуты.

— Вообще-то мне казалось, что полученные там деньги принадлежат всем пиррянам, — проговорил Язон в некоторой растерянности.

— Конечно, дорогой, но уж поверь мне, все пирряне будут спрашивать, что же делать с этимиденьгами, именно у нас с тобой.

— Хм! Логично. Тогда слушай. Во-первых, нам нужно восстановить космопорт, подземную трассу, ну и все, что пострадало в городе. Во-вторых, неплохо бы все это не просто восстановить, а сделать лучше и прочнее, с учетом последних событий. Втретьих, нам не помешает чуточку увеличить наш космофлот и по традиции запастись новым оружием. А в-четвертых, вопреки традициям, я хочу финансировать серьезную научную программу по изучению экологии Пирра. Нам никогда не одолеть эту планету кавалерийскими наскоками. Здесь нужен твердый, холодный расчет, а потом — долгое и тщательное изучение. Я поговорил на прощание с этим замечательным парнем Арчи. Он увлекся нашей проблемой и хочет всерьез заняться ею.

— Так он же астрофизик! — удивилась Мета.

— Он — настоящий ученый. Это — главное. И у него непредвзятый взгляд на трагедию Пирра.

— А у тебя?

— Я, во-первых, не ученый, а во-вторых, уже давно стал самым настоящим пиррянином и разучился смотреть на вас и вашу планету со стороны.

— А теперь ты стал еще и на Солвица похож, — сказала Мета.

— Это чем же? — не понял Язон.

— Ты разговаривать стал, как он: во-первых, во-вторых… терпеть не могу такого занудства!

— Да ладно тебе! — обиженно отмахнулся Язон. — Кстати, о Солвице. В этой суете я все время забывал спросить, как же нам все-таки удалось оттуда вырваться. Ведь он же подстроил для нас настоящую ловушку и явно собирался задержать.

— Конечно. Я поняла это раньше тебя. Этот проклятый Тедди почти все время врал. Ему там очень скучно было одному, вот он нас и выкрал, а вся зловредная гадость на поверхности вовсе его не беспокоила, и выпустить нас он мог запросто. Впрочем, ничуть не сложнее было бы для него и обратное — сделать нас пленниками навсегда — усыпить, упрятать куда-нибудь и ждать все того же исхода. Но то ли он чувствовал, что планетарного взрыва не будет, если нас не отпустить, то ли… Знаешь, Язон, помоему он действительно сумасшедший. У него логика нечеловеческая какая-то. Я так поняла, он и вправду не хотел насилия, он хотел сделать нас добровольными пленниками. Для того и придумал всю эту истерию с библиотекой. И тебя-то он фактически заарканил Вначале увлек потрясающей информацией. Тебя же хлебом не корми — дай только новых знаний! Правильно? А потом, докопавшись до главного в твоей жизни наслаждения, он и вовсе лишил хитрого и непобедимого Язона всякой способности к сопротивлению. Ведь духовный наркотик бывает пострашнее всякой химии. Ты бы остался с ним, навсегда остался.

— Не может быть, — усомнился Язон.

— Может. Я очень тщательно проанализировала этот его способ. Он по определению должен стопроцентно действовать на любого человека.

— Почему же ты сама не попалась?

— Потому что я пиррянка.

— Ну и что? Я сам всегда уверял, что пирряне народ особый. Но не настолько же! Я не понимаю; что, для вас не существует высшего в жизни наслаждения?

— Выходит, что так, — вздохнула Мета. — Посуди сам. Когда я щелкнула этим тумблером уплотнения времени, я, разумеется, тоже провалилась в виртуальную реальность. Нетрудно догадаться, куда я попала. На родную планету. Я с наслаждением, да, с наслаждением косила налево-направо всех знакомых и даже незнакомых тварей, я побеждала, и конца этому не было видно. Удовольствие? Еще бы! Но ведь это не игра, Язон, не развлечение. Это — способ выживания, а значит, уж скорее работа, чем отдых. Убивая, мы всегда мечтаем о мире и спокойствии для нашей планеты. Я устала стрелять в этом придуманном мире, и Солвиц в итоге уловил мою мечту и реализовал ее. Я победила окончательно, пристрелив последнего, полу дохлого какого-то рогоноса, и в то же мгновение Мир Смерти перестал быть миром смерти и, наверно, перестал быть родным для меня. Думаешь, я стала счастливой в этот момент? Ну если и стала, то секунды на три, не больше, а потом опять отправилась искать опасность. Но опасностей не было. Никаких! И я раздражалась все больше и больше. Игра пошла явно не по правилам. Солвиц, похоже, растерялся и вновь подкинул мне невесть откуда взявшееся ядовитое и зубастое зверье. Это было глупо. Я перестала верить в реальность окружающего и сразу сумела вынырнуть прямо к нему, в ту «диспетчерскую», из которой он управлял нашими снами…

Мета помолчала.

— Солвиц действительно много знает о Пирре, возможно, больше, чем мы сами. Но он все равно не понял, кто такие пирряне, не разобрался в особенностях нашей психологии. Мы живем не ради наслаждений, а он и не знал, что бывают такие люди. Вот почему я застала Солвица врасплох, когда вышла туда, к нему. Я уже знала, что мне нужно. Универсальный пульт. Он лежал перед доктором на столе. Чего было проще: выстрелить или оторвать ему голову, схватить маленькую коробочку и бежать? Но я знала и другое — это проигрышный вариант. Солвица не победить силой. Он пытался превратить нас в добровольных пленников, и, пользуясь этой логикой, я должна была заставить его добровольно отдать пульт. Он сам должен был указать мне дорогу к выходу. Каким образом я могла это сделать?

— И каким же? — Язон уже догадывался, но не решался произнести вслух.

— Я прочла ответ в его глазах. Этот тысячелетний старец смотрел на меня с неистовым вожделением. Неудивительно: таких женщин, как я, он не встречал за всю свою бесконечно долгую жизнь. В общем, я соблазнила его… О чем ты подумал, Язон? Не пугайся так. Да, я пообещала ему все, чего он хотел. И этот старый шипокрыл, конечно, размяк, расслабился, стал доверчивым, как ребенок. Похоже, отдавая мне пульт, он и впрямь решил, что я останусь с ним и брошу тебя. А я вышла из комнаты якобы на минуточку и сразу заблокировала все двери. Разумеется, ему понадобилось не слишком много времени, чтобы догадаться об обмане. Вот я и спешила. Ну а как ребята вскрывали оболочку над резервным шлюзом, я увидела как раз из той самой диспетчерской. Солвиц так странно менялся в лице, когда наблюдал за ними… Кстати, пси-сигнал, который принял Стэн, тоже подала я. И как это я догадалась? Счастливая случайность, что они растопили лед именно над этим местом…

— Как ты могла, Мета?! — проговорил Язон, наконец обретая дар речи, но все еще ошарашенно глядя на любимую невидящими глазами.

— Что? Подать пси-сигнал?

— Да нет же! Соблазнять этого старца!

— О высокие звезды! Истинно мужская логика Кажется, кто-то готов был загулять со смазливой девицей — да еще с андрошкой! — исключительно ради игры и удовольствия. А когда любящая женщина, можно сказать, на подвиг пошла во имя спасения его жизни, этот противный ревнивец вместо благодарности в ужасе закатывает глаза: «Как ты могла?» Ладно, ладно. Вот прилечу на Пирр и брошу тебя, как тогда, в самый первый раз!

— Мета, я люблю тебя! — выдохнул Язон восторженно, заключая ее в объятия.

— Лучше бы извинился, поросенок!

И, делая вид, что вырывается, она нежно застучала в его грудь кулачками. Ее смертоносные кулачищи умели быть ласковыми кулачками.

— Не буду извиняться, — заявил Язон. — Просто люблю тебя — и все!

В этот момент в динамики интеркома ворвался голос Керка:

— Друзья! Мы выходим на орбиту Пирра. Команде и всем пассажирам линкора «Арго»: минутная готовность. Через двадцать секунд после наступления невесомости переходим в режим торможения с десятикратной перегрузкой. Друзья, я поздравляю всех с возвращением домой!

«В который раз я возвращаюсь в Мир Смерти?» — спросил сам себя Язон.

И не сумел сосчитать.

Лондон–Москва, июль-сентябрь 1997 г.

Книга 2 МИР СМЕРТИ НА ПУТИ БОГОВ

ГЛАВА 1

Долгих семьдесят четыре года правил на планете Орхомен добрейший и любимый народом царь Ахамант. Мир этот славился своими плодородными землями, мягким климатом и богатейшими залежами металлов. В общем, планета обеспечивала себя всем необходимым, и мудрейший Ахамант, достаточно наслышанный об иных мирах, небесных лодках и межзвездном общении, еще в молодости пришел к однозначному выводу: не надо вступать в контакт с богами, как называли местные жители летающих по небу инопланетников. И слуг своих, настаивавших на приобщении к благам других цивилизаций, царь отдалил от себя настолько, что однажды все они покинули Орхомен навсегда. И называлось это Исходом Сторонников Контакта. А планета продолжала жить благополучной, радостной, сытной жизнью без войн и распрей.

Молодая жена Ахаманта царица Нивелла родила ему двоих детей-близнецов

— сына Фрайкса и дочь Хеллу. Оба они в равной мере являлись наследниками престола, однако никогда, с самых юных лет, не ссорились между собою, и дело очевидным образом шло к тому, что станут они управлять планетой вдвоем. А ведь и такое было возможно на мирном и богатейшем Орхомене! И старик отец радовался, что уйдет из жизни, оставляя планету в достойных и праведных руках.

Но тогда-то и случилось несчастье. Верно говорят люди: седина в бороду — бес в ребро. Влюбился почтенный царь в юную Инну, дочь некоего Кадмия, да так влюбился, что бросил жену Нивеллу, прогнал ее прочь и ввел во дворец новую царицу. А молодая владычица невзлюбила пасынков своих, Фрайкса и Хеллу. Что, в общем, было вполне естественно, вот только причина этой ненависти оказалась в итоге весьма далекой от обыкновенной ревности. Инна приходилась дочерью совсем не Кадмию, а некоему Кобальту с далекой планеты Дельфа. И была она тайным агентом могущественной межзвездной организации галактического масштаба. Пользуясь своим высоким положением, она фактически руководила всем сельским хозяйством Орхомена и сумела отравить огромные площади, засеянные хлебными злаками и другими растениями. Применяла Инна для этого новейший биологический яд, и убогие технологии отсталой в научном отношении планеты оказались бессильны бороться с подобной катастрофой.

Тогда Инна сама предложила способ борьбы со стихийным бедствием. Дескать, однажды боги вложили тайное знание в голову Фрайкса (избранного, между прочим, неслучайно), и среди остального — разного хранится под черепом его также и секрет хлебного противоядия. Чтобы добыть эти секретные сведения, вещала Инна, есть лишь один способ: отрубить Фрайксу голову, а затем вложить ее в таинственную адскую машину, некогда доверенную богами отцу Инны, а теперь по наследству перешедшую к ней. Орхоменцы издревле испытывали большое недоверие ко всякого рода сложным и непонятным машинам, потому в детали и подробности вникать не захотели, а поняли рекомендации царицы Инны по-своему: следует, догадались они, принести Фрайкса в жертву богам, и тогда боги вернут плодородие землям и благополучие народу Орхомена.

Погоревал Ахамант, погоревал, да и решил, что никакого выбора ему не оставили. Либо погибнет от меча любимый сын его, либо — от голода — весь народ Орхомена, тоже очень и очень любимый своим царем… Разве это выбор? Так, риторический вопрос. В общем, жертвоприношение богам назначили на Всепланетный День Плодородия и Богатства — главный ежегодный праздник орхоменцев. Меч специальный наточили до остроты необыкновенной, юношу связали крепчайшими веревками, а сестра его повсюду следом шла, ни на шаг не отставала и все молила, молила, чтоб и ее тоже убили, раз такое дело. Но Ахамант Хеллу свою убивать не собирался, потому что боги ничего на этот счет не предписали. Пока.

Словом, должно было злодеяние свершиться ровно в полдень при ярком солнце и большом стечении публики. Добрый и любящий своего царя народ ждал избавления от всех бед и возвращения к безбедной и безоблачной жизни. Только один человек на всем Орхомене ничего хорошего от жертвоприношения не ждал. Но про этого человека все как-то позабыли. Давно уже. Ведь царь Ахамант, раб желаний своих и подлый изменник, прогнал жену прежнюю из дворца и из города. Не знал он лишь одного: что Нивелла покинула тогда и планету, воспользовавшись одною из небесных колесниц богов, которые прилетали иногда в районы, далекие от главного города, носящего, кстати, то же имя — Орхомен. А вернулась низвергнутая царица тайно, но как раз вовремя, потому что знала обо всем — История, впрочем, умалчивает, была ли она на площади в полдневный час Праздника Плодородия. И лишь одно можно утверждать со всей определенностью: именно Нивелла наслала на Орхомен из неведомых миров Ослепительного Винторога, волшебного зверя, летающего по небу голубому и небу черному, изрыгающего пламя и наводящего ужас и восторг на всех, у кого есть глаза и уши.

Ослепительный Винторог распахнул широченную пасть и принял во чрево свое и несчастного, обреченного на смерть Фрайкса и сестру его Хеллу, не пожелавшую покинуть брата. Конечно, Винторог очень быстро скрылся в облаках над главной площадью города Орхомена. Вот тогда и вынуждена была раскрыть свою гнусную сущность галактическая шпионка Инна. С непостижимой скоростью, вне всяких сомнений пользуясь колдовством и магией, извлекла она прямо из-под земли сверкающую чешуей гигантскую серебряную рыбу и на рыбе этой умчалась вдогонку за Ослепительным Винторогом. Но где там! Мудрые люди, хранящие тайное знание, доставшееся им еще от прадедов-первопоселенцев, но не покинувшие планету вместе со Сторонниками Контакта, говорили Ахаманту: «Возликуешь ты или опечалишься, но ты должен знать, царь: нипочем рыбе не угнаться за Винторогом, потому как невозможно это». Однако те же мудрецы объяснили ему, что теперь не вернутся назад ни дети его, ни молодая обманщица-жена — враг рода человеческого. А вот Нивелла может и должна вернуться. И ее возвращения Ахаманту надлежит терпеливо ждать. Быть может, не один год, но, если терпения и здоровья хватит, тогда старый царь Орхомена, оставшийся без наследников и жен, будет прощен богами и снова станет счастливым. И владыка Орхомена согласился ждать.

А Фрайкс и Хелла, достигнув ближайшей планеты, совершили непредвиденную посадку. Винторогто, конечно, был обучен Нивеллой, то есть запрограммирован на долгий и только ей одной известный маршрут, но оказался он при этом на удивление послушным зверем. Стоило Хелле дернуть за длинную торчащую меж ребер его рукоятку, как сверкающая золотом туша устремилась вниз. А внизу расстилалась бескрайняя водная гладь планеты Дарданелла. Хелла никогда в жизни не видела такого огромного океана — он покрывал всю планету целиком. А меж тем у себя на родине она очень любила плескаться в море и отлично плавала. «Хочу искупаться!» — закапризничала Хелла. Любящий брат не посмел отказать ей. Сам он в воду не полез, боялся, хотя опасности никакой видно не было до самого горизонта, в какую сторону ни посмотри. Но нехорошее предчувствие не покидало Фрайкса все то время, пока он любовался красивым телом своей сестры, плескавшейся в теплых волнах Дарданеллы. И предчувствие не обмануло юного орхоменца. Из темно-синих пучин поднялись зеленотелые, изумрудно-яркие веселые красавицы, которые так увлекли Хеллу своими играми и разговорами, что орхоменская наследница престола отказалась возвращаться к брату.

А брат не слишком-то и возражал. Он ведь и сам не знал, куда летит. Не в Орхомен же возвращаться! Мать он потерял давно. Отца и весь народ свой — недавно, зато при чудовищных обстоятельствах. А теперь настало время потерять сестру. Значит, так хотят боги. «Судьбу свою следует принимать с покорностью и, не поворачивая головы в прошлое, стремиться всегда только вперед». Так учили древние.

«Прощай, Хелла!» — крикнул Фрайкс и приказал Ослепительному Винторогу подниматься в небо.

А конечной точкой маршрута стала для него планета Эгриси, где правил царь со странным тройным именем Исаак Даниил Йот или коротко — И. Д. Йот, хорошо знавший Нивеллу, но показавшийся Фрайксу абсолютно сумасшедшим. Он называл себя солнцеликим и вообще считал отцом своим не человека, а самое солнце, то есть местное светило. Однако в быту Йот оказался добрейшим стариком, Фрайкса обласкал, накормил и приветил. А не прошло и месяца, как выдал за него самую красивую и молодую из дочерей своих — Галку. Зато Винторога забрал и поставил на прикол. Теперь уж и Фрайкс начал понимать, что Ослепительный со своею золотой кожей, хоть и смахивает на орхоменского гиппопотама, у которого бивни закручены в тугие спирали, но это, конечно же, не зверь, вообще никакое не животное. Это все-таки машина. Но окончательно все прояснилось, когда из Винторога все внутренности вывернули, растащили по всяким другим механизмам во славу великого Дэевесо — кометоборца и сокрушителя кривопространства, а саму золотую шкуру, или обечайку, как ее здесь называли, в качестве величайшей ценности упрятали в самшитовом лесу, обнесли двумя рядами прочнейшего забора из колючей проволоки, а между рядами этими пустили свирепого огнедышащего дракона, не перестававшего бегать ни днем, ни ночью.

Бот, настоящее имя которого было Сулели («глупый» по-эгрисянски, и он стыдился такого имени), сделал Фрайкса своим подданным и своим родственником. Отношениям их могли позавидовать любые другие зять и тесть, и все-таки Фрайкс чем старше становился, тем лучше чувствовал, что даже его любимая Галка (которую в действительности тоже звали иначе — очень странным именем Халхи, означавшим в переводе с эгрисянского «народ») так вот, даже его любимая жена гораздо сильнее привязана не к самому Фрайксу, а к принесшему его сюда Ослепительному Винторогу, точнее, к золотой шкуре Винторога, находившейся в непонятной магической связи с родителями Фрайкса, как с отцом Ахамантом, сыном Эола, так и с матерью Нивеллой, непонятно чьей дочерью, неизвестно откуда пришедшей и исчезнувшей неведомо куда. А потому уже изрядно поднаторевший во многих искусствах и науках, распространенных на Эгриси, Фрайкс однажды набрался смелости, да и отправил тайком шифровку в необозримый космос. Отправил наудачу и совершенно случайно использовал частоту канала спецсвязи.

Шифровку приняли и прочли, но Фрайкс и по сей день ждет ответа, а старый Ахамант ждет свою жену, мечтая испросить прощения за предательство, а вечно юная Хелла уже устала резвиться с зеленогрудыми красавицами-подружками и ждет не дождется, когда Фрайкс полетит обратно и заберет ее домой на древний и благодатный Орхомен, колонизованный во время оно еще легендарным космическим волком капитаном Минием, буксировавшим туда первый межзвездный транспорт «Прометеус Виктори» в самом начале Великой Эпохи Галактической Экспансии.

— Ну и как тебе это все? — поинтересовался Язон.

— По-моему, красивая легенда, — сказала Мета, оглядываясь по сторонам в поисках возможной цели.

Но в лесу было тихо-тихо, даже насекомые не жужжали.

— А по-моему, чушь собачья! Намешано всего, словно в кастикусийском салате, который приготовлен самым бездарным в Галактике поваром: картошку нарезали сырую, апельсины наоборот сварили, а вместо соленой клубники набухали свежих эриданских огурцов.

— Ничего не понимаю, — фыркнула Мета. — Причем здесь салат?

— А при том!

Язон сорвал яркий лиловый цветок и долго его рассматривал. Подумал: «Во дела! Никогда тут не росло таких цветов!»

— Все, что я тебе сейчас прочел, — это никакая не легенда, а как раз и есть та самая шифровка, перехваченная Специальным Корпусом, а еще раньше принятая этим сумасшедшим Солвицем и почему-то включенная им в пакет документов под скромным названием «Досье на гражданина Галактики Язона динАльта».

— Ты меня разыгрываешь, — предположила Мета.

— Самое время, — грустно улыбнулся Язон. — Когда предстоит закончить исключительно ответственный этап нашей с Арчи программы экспериментов, а я вынужден срочно вылетать к центру Галактики. Самое время для шуток и розыгрышей.

— Почему именно к центру? — заинтересовалась Мета. — Никогда еще не бывала в тех краях.

— Так ведь Бервик полагает, что источник радиосигнала, принесшего эту шифровку, расположен как раз где-то там. Хотя в принципе он был зафиксирован в виде хаотично блуждающего отраженного импульса.

— Ты опять работаешь с этим самовлюбленным типом, руководителем всех на свете секретных организаций? — Мета чисто по-женски выделила самое главное для себя.

— Ас кем еще прикажешь работать? Думаешь, кто-нибудь другой, кроме бессмертного Бервика, сумел бы определить с такой точностью время, к которому относятся события, описанные в этой, с позволения сказать, легенде?

— Ну и когда же? Ровно пять тысяч лет назад? Как раз земляне только построили наш славный линкор для непобедимой древней империи…

— Не угадала. Лет двадцать назад, а может быть, и еще позже. Так что все участники этой истории, даже простые смертные, похоже, еще живы.

— Что? — Мета уже не спрашивала про розыгрыш, просто смотрела на Язона широко раскрытыми и оттого особенно красивыми глазами.

— В том вся и загвоздка. В археологическую экспедицию я бы вряд ли сорвался. А тут дело гораздо серьезнее. Солвиц случайно информацию в директории не объединял. Значит, эти чудаки с планеты Эгриси или с планеты Орхомен имеют лично ко мне самое непосредственное отношение.

— И когда же ты хочешь лететь?

— Завтра.

— Ничего себе!

— Потому и решил сегодня погулять с тобою в лесу, по этим славным лугам, чтобы в дальней дороге было что вспомнить.

— Да ты с ума сошел, Язон! Во-первых, я полечу с тобою, даже не спрашивая разрешения. А вовторых… Вот ведь заразил ты меня этим «во-первых, во-вторых»… Ты что, забыл, зачем мы здесь? Прогулка по славному лугу! Мы на Пирре, Язон! Это Мир Смерти. Мы еще не победили его.

— Но ведь как будто уже ясно, что здесь и сейчас не в кого стрелять.

— Так почему же именно об этом месте Бруччо написал в своих, как он думал, предсмертных заметках: «Отметил нечто принципиально новое, обычное оружие против этого бессильно…» А потом он никогда не мог вспомнить, о чем именно говорил, и даже сам теперь утверждает, будто просто бредил. Ты веришь в подобный бред?

— Не верю, — сказал Язон. — Но допускаю такую возможность. Чувствуешь разницу?

— Ты как был демагогом, так и остался? Лучше смотри внимательнее, путешественник к центру Галактики!

— На что смотреть, Мета? В который раз мы топчем с тобой этот райский уголок? Присядь — Отдохни.

Они присели на поваленное дерево, и Язон произнес полуутвердительно-полувопросительно:

— Я закурю.

— Да уж пожалуйста, — ответила Мета с еще более неясной интонацией.

— Ладно, — сказал Язон, все-таки закуривая. — Раз уж мы летим вместе, скажи, что ты вообще думаешь по поводу всего этого безобразия. На кой я им всем понадобился: древнему ученому Солвицу — дважды беглецу из нашей Вселенной, Бервику — члену Общества Гарантов Стабильности, теперь еще царям каким-то из центра Галактики? Чего я натворил такого, а? Как ты думаешь?

— А тут и думать особо нечего, — рассудила Мета с пиррянской простотой, — Солвицу и Бервику просто требовались твои мозги, но я и первому их не отдала, и второму не отдам. А насчет царей… Честно говоря, я плохо понимаю. Там все так странно рассказывается, в этой твоей «шифровке»! Как будто старинную книжку читаешь, но не совсем, а еще одновременно слушаешь комментарий вполне современных… ну, детей не детей — студентов, что ли…

— Вот! Я же говорю — кастикусийский салат! В общем-то, мешанина понятно откуда. Лингвистический анализ мы уже проводили, и похоже, что первоисточник писался на древнегреческом, потом переводился для трансляции в эфир на эгрисянский, а после приема расшифровывался на меж-языке, но через эсперанто, потому что Солвиц вначале по ошибке принял его за старинную имперскую шифротелеграмму. При столь многократном переводе стиль повествования, разумеется, несколько страдает. Но уже со смыслом: в истории про Фрайкса и золотую шкуру действительно есть какие-то недоваренные и переваренные фразы. Ну как, например, Фрайкс, отправляя шифровку, мог сам про себя рассказывать в третьем лице, да еще описывать в прошедшем времени, как эту его шифровку приняли?! Ты только подумай…

Мета внезапно вскочила и, рванувшись в сторону, трижды выстрелила. Потом громко вскрикнула, то ли от неожиданности, то ли от боли. Язон поспешил на помощь, однако огневая поддержка уже не требовалась. Обугленная тварь, скорчившаяся в траве, больше не представляла опасности. Это была достаточно новая, но хорошо изученная мутация — своего рода помесь летающего шипокрыла с ползучим ежом-иглометом. Но Мета, наклонившись и брезгливо сморщившись, изучала свою левую голень.

— В чем дело? — спросил Язон. — Ты ранена?

— Чепуха, — ответила она почему-то шепотом. — Ничего не видно, только боль очень резкая и сильная. От игломета так не бывает…

Язон присел на корточки, вгляделся и понял: действительно, от игломета так не бывает. Из ноги Меты чуть пониже коленки торчала очень тонкая и, вне всяких сомнений, металлическая иголка.

ГЛАВА 2

Они улетали из джунглей уже под дождем. За последние годы пиррянский климат ничуть не изменился. Да и с чего бы? Угол наклона оси планеты — штука весьма постоянная. Тихий и ясный вечер быстро переходил в бурную грозовую ночь, а в промежутках между ударами грома было слышно, как глухо ворчат далекие вулканы. Архипелаг, в центре которого пирряне в свое время устроили печально знаменитый ядерный взрыв, пытаясь уничтожить врага раз и навсегда, теперь практически весь ушел под воду, зато сейсмическая активность на планете в целом слегка снизилась, а в Открытом и вовсе лишь изредка ощущались совсем слабые подземные толчки. Все-таки место для города выбирали не случайное.

Но сейчас, когда яростные порывы ветра бросали на фонарь универсальной шлюпки целые потоки воды, а очень близкие молнии сбивали с курса автопилот, Язону начинало казаться, что даже неживая природа Пирра вполне осмысленно ополчилась против них. Не иначе, на эту мысль навело его последнее невеселое приключение. Иголку-то из ноги Меты он, конечно, выдернул и спрятал в пластиковый контейнер, чтобы внимательно изучить в лаборатории, и шиломета, как иногда для краткости называли шипокрылого игломета, они на всякий случай захватили с собой, упаковав поджаренную тушку в плотный герметичный мешок. Но странная боль в пораженной голени не утихала, хотя Мета, естественно, сразу сделала себе весь комплекс инъекций. К тому же организм ее обладал повышенной сопротивляемостью после того, как на далеком астероиде Солвица безумный ученый удостоил Мету введения своей вакцины бессмертия. И тем не менее нога начала опухать.

«Это нечто принципиально новое. Наше обычное оружие бессильно», — стучали в голове Язона страшные фразы, сформулированные когда-то Бруччо. Старый врач и биолог не только записал этот свой «бред», но и с помощью Наксы передал его в эфир. Сообщение пришло на планету Счастье, и многие пирряне отлично помнили тот экстренный вызов, тот крик отчаяния на всю Галактику. Они почти в полном составе бросились тогда на помощь. Но опоздали. Всех оставшихся в живых пришлось забрать из разрушенного города на Счастье.

А после пирряне вернулись назад, чтобы начать новый бой. И за несколько лет им удалось многое. Впервые с момента колонизации этой дикой и необузданной планеты население Пирра стало расти. Жители теперь не боялись интересоваться собственной историей, все древние табу были отменены, даже как будто уходило в прошлое противоестественное деление людей на «жестянщиков», «корчевщиков» и инопланетников. А с подачи Язона пирряне предприняли попытку, пусть пока еще робкую, но все-таки искреннюю, установить настоящий контакт с планетой. На смену вооруженному нейтралитету и временному перемирию приходил поиск открытого взаимопонимания.

Воодушевленный всеми этими переменами и своей очередной победой — над мрачным астероидом доктора Солвица, залетевшим из другой вселенной и зримо угрожавшим человечеству на обитаемых мирах, — Язон загорелся надеждой разобраться наконец в самой сути трехсотлетней трагедии Пирра. А его новый друг из миров Зеленой Ветви астрофизик Арчи, прибывший с Юктиса, выдвинул едва ли не десяток новых гипотез и очень помогал Язону в исследованиях Большая научная программа, разработанная лучшими специалистами Галактики, осуществлялась пусть и не быстро, однако весьма успешно.

Вот тут, как обычно и бывает, все рухнуло сразу, все посыпалось: безумная шифровка, присланная Бервиком, в лучших его традициях на роскошном голографическом бланке Специального Корпуса; зловещая игла непонятного происхождения и действия; резкое ухудшение погоды… Что еще ждет их? Неизвестно. Но предчувствие у Язона было Нехорошее такое. И не просто интуитивное ожидание удара — скорее шестое чувство, не менее реальное и надежное, чем первые пять, ведь в сущности, эта его телепатия вполне поддавалась научному объяснению.

Мета не стонала, пока Язон взваливал ее на спину и пока почти бегом бежал от посадочной площадки до входа в больницу, только зубами скрипела, а там знаменитую пиррянку сразу переложили на носилки трое предупрежденных по радио и выбежавших навстречу медиков. Мета даже пыталась идти сама, и только по глазам ее, сделавшимся из голубых совершенно черными — одни огромные зрачки во всю радужку, — можно было понять, как ей больно, несмотря на все мыслимые анестезирующие препараты общего и локального действия.

Тека, считавшийся теперь лучшим хирургом на планете, лично проводил операцию. Ассистировал ему опытнейший Бруччо. Они вскрыли опухоль и очень быстро докопались до причины. Конечно, это была не простая иголка. Иголка «с отделяющейся боеголовкой» — так назвал ее Бруччо, внимательно изучив обе части: «ракетоноситель», доставленный Язоном в контейнере и собственно «боеголовку» — микроскопический, но очень мощный магнитный генератор, вторгающийся в структуру человеческого организма не на клеточном, даже не на субклеточном, а на молекулярном уровне. Вот почему никакие антибиотики и прочие лекарства ни капельки не смягчили действия этой миниатюрной адской машинки.

Когда же генератор был удален, Мете сразу сделалось лучше, и нога ее пошла на поправку, разумеется быстрее, чем у обычных людей, более того, быстрее, чем у обычных пиррян. Бруччо и Тека еще раньше познакомились с этой ее особенностью, возникшей после заточения на астероиде Солвица, и не удивлялись. Однако даже им не хватило научной смелости допустить предположение о стопроцентной восстанавливаемости живых тканей, то есть практически о том самом бессмертии, которое изобрел безумный доктор и которое по жесткой договоренности с Ривердом Бервиком Язон, Мета и Керк держали в строжайшем секрете. Ото всех, кроме Реса, разумеется, который стал членом этого тайного общества намного раньше.

Мета спала в специальном покое, предназначенном для реабилитации, когда Язон зашел в операционную и спросил Бруччо, еще не успевшего снять перчатки и вытереть со лба крупные бусины пота:

— Скажи, это и есть то самое?

Все высшие руководители Пирра были в курсе чудовищного открытия, сделанного медиками, так как они не отрываясь следили за хирургической операцией через свои визифоны, а Тека еще и комментировал в подробностях все, что делал.

— Не совсем, — ответил Бруччо, — но в принципе — да. Так или иначе, мне удалось восстановить в памяти тогдашний кошмар. Совершенно фантастический вид этой иголки очевидно инициировал какие-то участки моего мозга, охваченные с тех самых пор амнезией. Теперь я точно вспомнил, что совсем не бредил. Знаешь, Язон, что я увидал тогда? Вот послушай. Только дай мне сигарету.

— Пиррянин будет курить?! — не поверил Язон. — Это что-то новенькое!

— У нас теперь каждый день новенькое, — заворчал Бруччо, прикурив и откидывая руку с сигаретой жестом заядлого курильщика. — А я очень старый пиррянин, и к тому же хирург. Мои физические данные теперь уже вряд ли повлияют на мою судьбу, меж тем никотин хорошо успокаивает нервы. Говорю тебе как медик. Но я же не об этом! — словно спохватился он. — Ты слушай, что я тогда увидел. Несколько наших друзей погибли от выстрелов наших же пистолетов. Сам понимаешь, бывает всякое в пылу драки: и рикошеты, и шальные пули, и даже стрельба по своим. Кто бы из нас чему удивлялся! Ко мне на операционный стол и раньше попадали такие раненые. Но тут было три попадания подряд и все — точно в сердце. Я уж подумал было, что среди нас появился безумец или предатель. Но потом стал приглядываться к стреляющим на поле боя и увидал, как старый, закаленный в сотнях сражений Вонг прицельно бьет в нападающего рогоноса, а пуля возвращается назад и убивает — убивает! — моего лучшего друга. Это было за каких-нибудь десять секунд до того, как меня оглушило взрывом и погребло под обломками наблюдательной вышки. Спасительными, как выяснилось, обломками…

Бруччо помолчал.

— Я все это только сейчас вспомнил. Понимаешь, Язон, они еще тогда научились останавливать и разворачивать пули. Конечно, не все они — иначе нам бы тут сразу крышка. Но, очевидно, когда сила ненависти перекрывает известный рубеж, телепатическое поле приобретает свойства отражающей поверхности. Вот так.

— Ив чем ты видишь здесь аналогию с сегодняшним случаем? — не понял Язон.

— В том, что они так или иначе стали использовать нашу технику. Сначала наши пули просто летели назад, а теперь следующий этап — из добываемого нами металла они научились делать собственное оружие.

— Но это слишком невероятно! — Язону не хотелось верить в такой кошмар. — Может, это все-таки не животные? Просто какая-то другая, но уже разумная сила выступает на их стороне.

— Насчет разумной силы можно подумать, — воинственно прищурился Бруччо, отправляя обратно в кобуру выскочивший ему в ладонь пистолет. — Но это все-таки именно животные, Язон. Посмотри, пока Тека готовил Мету к операции, я успел изучить вашего печеного ежика. Видишь, у него оставалось в запасе еще три подобных смертоносных снаряда.

— Но разве живой организм может включать в себя органы, сделанные из металла? — спрашивал Язон уже в отчаянии.

— Не может, — печально усмехнулся Бруччо. — Но включает.

В операционной повисла напряженная тишина. Стало слышно журчание воды над умывальником — Тека мыл руки. Откуда-то с улицы донеслась тихая приятная мелодия.

«Вот уж поистине примета нового времени на Пирре, — думал Язон. — Суровые воины Мира Смерти полюбили музыку, а некоторые даже читают стихи и развешивают картины по стенам своих домов».

— И что же теперь будет? — спросил он вслух. — Мы снова проигрываем? Характерный звук прыгающего в ладонь пистолета донесся сразу с двух

сторон: Тека и Бруччо среагировали одинаково и синхронно. Сколько волка не корми, а он все в лес смотрит! Сколько пиррян ни воспитывай, они остаются пиррянами, и, конечно, не стоило произносить вслух такого обидного вопроса. Но Язон слишком уж крепко расстроился, даже перестал контролировать себя. К счастью, обошлось без стрельбы, ограничились напрягшимися мускулами и гневным сверканием глаз. Наконец Язон виновато пояснил:

— Не вижу пока никакого удовлетворительного решения возникшей проблемы. Планета Пирр будто все время на ход впереди нас. Мы ей слово, она нам — десять.

— Я тебя понял, Язон, — глухо проговорил Бруччо, как бы с трудом выдавливая из себя звуки. — Я тоже не знаю ответа. Пока. Но думаю, все это следует обсуждать вместе с Керком и Ресом. Да и Мета не лишней будет. Вот проснется и скажет свое веское слово.

— Ты прав, Бруччо, — только и мог ответить Язон.

Ему, автору самого первого мирного проекта на Пирре, было невыносимо больно чувствовать, как рушатся на глазах с таким трудом и с такой любовью выстроенные надежды, рушатся именно теперь, когда зазвучала на улицах музыка, резко снизилась детская смертность и смертность вообще, когда подавляющее большинство маленьких пиррян стало доживать до зрелого возраста и у них уже появились нормальные мечты о полетах в космос. И вот именно сейчас кто-то или что-то наносило им новый сокрушительный и подлый удар!

Совещание получилось очень коротким. Даже не утренняя планерка на большом заводе, где каждый торопится дойти до рабочего места, чтобы не сбить ритм, не упустить бодрого настроя всех операторов в цехах. Скорее это напоминало экстренный военный совет во время короткой передышки между двумя отчаянными атаками. Никто не предлагал ничего нового. Изучать, сражаться и, если надо, умереть — так коротко и мрачно можно было бы резюмировать первую серию высказываний. Вторую серию открыл, всех удивив, Керк. Он поднялся и заявил следующее:

— Кажется, настал момент, когда нам просто необходимо покинуть планету Пирр всем, до единого человека. Отступление как тактический ход мы уже использовали однажды. Но тогда здесь оставался Накса и его люди. В этом и заключалась наша ошибка. Теперь мы должны провести чистый эксперимент: Пирр без людей. Тем более что нам есть куда уходить. Мутации боевых организмов прекратятся, и они погибнут сами собой. Вот тогда и вернемся.

Ошарашенное молчание было ему ответом. А потом заговорил Рес:

— Не согласен. Всем уходить нельзя. Это будет полная и окончательная капитуляция. Не надо питать иллюзий по поводу хитрых маневров. Это не хитрость, а глупость. Даже один человеческий организм может противостоять здешней природе, а вот оставив на произвол судьбы не понятую нами флору и фауну, безусловно, представляющую на сегодняшний день грандиозную силу, мы рискуем своими руками превратить планету Пирр в новый астероид Солвица, только размером больше. Враждебные людям твари покроют всю его поверхность, создадут силовое поле, и уже никогда ни один человек не сможет вернуться сюда. Никто не знает, сколько времени понадобится им на это, тем более невозможно даже предположить, чем случившееся будет угрожать остальному миру. Но риск огромен! Уверяю вас.

Поразительно, но по ходу спора Керк и Рес как бы вдруг поменялись ролями! И на Язона это произвело крайне удручающее впечатление. На остальных вроде бы тоже, однако они старались не подавать вида, сдерживать свои эмоции и потому, должно быть, избегали смотреть друг другу в глаза. Второй после Язона инопланетник Арчи, допущенный в святая святых планеты Пирр — кабинет Керка, да еще во время столь важного совещания, вообще помалкивал, понимая, что любое неосторожное слово может стать его последним словом в этой комнате. И хорошо еще, если просто выкинут за дверь.

Только Язон и попытался высказать особое мнение, при этом откровенно суммируя все, что услышал за последний час:

— Покидать планету, конечно же, нельзя, но меры предосторожности должны быть усилены не вдвое, не втрое — вдесятеро. Программу научных исследований — не свертывать, а ускорять. Кстати, новые данные сами по себе значительно катализируют понимание нами сокровенного смысла пиррянских процессов. Я не пытаюсь вас утешить — это действительно так. И наконец…

Язону страшно не нравилось собственное выступление. Он чувствовал, что говорит какие-то пустые и лишние слова. Ну конечно, — он тянул время! Он еще просто не придумал, как объяснить друзьям-пиррянам необходимость своего немедленного отлета в такой тяжелый для планеты час. Сам-то он понимал, что и там, в центре Галактики, где его ждут некие совсем особенные чудеса, придется снова решать все те же проблемы Пирра. И он сумеет подойти к ним с оригинальной, совсем новой, неожиданной стороны. А по-другому проблемы Мира Смерти все равно не решались. И бессмысленно торчать сейчас здесь, тупо отрабатывая версию о занесенной Солвицем на Пирр «энергии зла», или пытаясь «лечить» планету согласно последней медицинской теории Арчи: дескать, телепатическая связь между пиррянскими организмами — это обыкновенная инфекционная болезнь, дело за малым — обнаружить возбудитель и подобрать лекарства. Все это бессмысленно, чувствовал Язон, нужен новый мощный импульс извне.

Но вот как объяснить это прямодушным пиррянам, ожидающим от него как от волшебника быстрого и правильного ответа на все вопросы сегодня, сейчас?..

— И наконец, — продолжал Язон, — мы должны опробовать на достаточно обширной площади криогенный метод. Да, это дорого. Это в известном смысле отсрочка, а не решение проблемы. Мы рискуем изменить климат на планете, но в конце-то концов, замораживание наиболее активных точек…

Кажется, даже самые несообразительные из присутствующих начали понимать, что это — вовсе не «наконец». Криогенный метод — одно из многих вполне разумных, но, в сущности, уже давно обсужденных и отвергнутых предложений. Язон собирался сказать нечто совсем другое. Собирался. Но не успел.

Спасительный сигнал экстренного вызова прервал совещание, зашедшее в логический тупик и, несмотря на десятиминутную продолжительность, утомившее всех, как многочасовой диспут.

Даже информация о том, что экстренный вызов Язона динАльта был связан с незапланированной посадкой в космопорту инопланетного гостя, по данным диспетчеров вынырнувшего из кривопространства в опасной близости от планеты, — даже такая странная информация никого не удивила и не возмутила, настолько кстати пришелся этот вызов, избавивший всех от ощущения томительной неловкости.

А гость оказался настолько наглым, что не вняв предупреждениям работников космопорта и не вступая в долгие переговоры, усадил свой легкий межзвездный корабль на небольшую свободную площадку в тени гигантского «Арго». Линкор вторую неделю стоял на приколе в целях глобальной профилактики. Посадочная площадка в этот ночной час кишела, разумеется, всевозможной не слишком симпатичной живностью, разом взметнувшей все свои многочисленные мерзкие зубастые морды, когтистокожистые крылья и хищные щупальца с присосками, особенно приятные для глаза в мертвенном свете пиррянских лун. Однако гость был одет в скафандр высшей защиты. Он невозмутимо распахнул люк и проследовал в недавно выстроенное шикарное здание космопорта, как будто суетящаяся вокруг нечисть знакома ему с детства, точно какомунибудь пиррянскому говоруну. А безглазые твари словно и впрямь почуяли своего, уважили его бесстрашие и практически не кидались ни на человека в скафандре, ни на только что севший и еще теплый от быстрого вхождения в атмосферу корабль.

Язон примчался в космопорт через подземный туннель, по которому теперь с использованием новой гравитонной техники специальные капсулы передвигались со скоростью космических шлюпок. Вызывали персонально его, и он хотел первым увидеть, кто именно прилетел. Это могло быть очень важно. Ведь он хорошопомнил о своем дурном предчувствии.

Пришелец откинул гермошлем, отстегнул металлопластовую перчатку и старинным жестом, принятым на большинстве планет, подал обнаженную ладонь для приветствия. По заросшему бородой лицу Язон не сразу признал друга детства и своего молочного брата. Последний раз они виделись где-то на планете Стовера, и было это лет двадцать назад.

— Экшен! — воскликнул Язон.

— Что, не похож? — улыбнулся тот. — Ну, здравствуй.

И сразу перешел к делу:

— Мария, наша мать, велела сообщить, что умирает, и перед смертью очень хочет повидать тебя, Язон. С этим я и прилетел сюда. Надеюсь, ты не обманешь ее ожиданий?

— Нет, Экшен. Не обману. Конечно, я полечу с тобой.

К этому моменту Керк и Рес уже стояли сзади, и Язон виновато оглянулся, произнося последние слова. Керк молча кивнул, давая добро на этот внезапный поворот событий. («Лети, Язон! Кто ж сможет помешать тебе?») Но думал при этом седовласый гигант, конечно, только о Пирре. А Язон, размышляя о своем, будто забыл вдруг о Мире Смерти.

«Вот и случилось. Еще один непредвиденный фактор. Все сразу. Значит, так надо. Путешествие к центру Галактики придется начать с дальней окраины цивилизации, с захолустного мирка, имя которому Поргорсторсаанд. Странное имя. Но это — планета детства».

Язону никогда не хотелось вернуться туда. А вот теперь вдруг почувствовал: хочется.

— Я полечу с тобой, — заявила Мета наутро. — Я говорила, что больше не брошу тебя? Говорила. А слов на ветер я не бросаю.

— Но как же твоя нога?

— Пройдет в дороге.

— Мета, не надо. Я скоро вернусь. И тогда мы полетим вместе. А это… это совсем другое.

— Нет, это все то же самое. Уж лететь — так лететь всюду сразу.

— Не понимаю почему. Я собирался взять твой легкий крейсер «Темучин», чтоб обернуться поскорее.

— Нет, — сказала Мета. — Мы полетим на «Арго».

— На «Арго»?! — удивился Язон. — Вдвоем на этой махине?

— Я чувствую, так надо, Язон! Поверь моему чутью.

Однако он не поверил.

— Стоп, — сказал Язон. — После всего, что с нами было, я с большим уважением отношусь к твоему чутью. Но сейчас, Мета, оно тебя обманывает.

Мета мгновенно напряглась. В считанные секунды пиррянка брала в ней верх над любящей женщиной: ведь ее пытались оскорбить. Пистолет прыгнул в ладонь.

— Мета, — Язон нежно взял ее за руку, рискуя нарваться на болевой прием или что-нибудь в этом роде. — Мета, я не хотел сказать, что ты полностью ошибаешься. Просто немножечко торопишь события. К центру Галактики, наверно, и впрямь стоит лететь на «Арго». Со всей его командой. А сейчас, когда обстановка здесь так обострилась, мы не можем оставить пиррян без самого мощного линкора. Неужели ты перестала думать о родной планете?

Мета смотрела на него странно, будто медленно просыпалась от какого-то наваждения.

— Ты прав, Язон. Мы полетим на «Темучине».

ГЛАВА 3

«Поргорсторсаанд — третья планета в системе Альфы Слона, желтого карлика спектрального класса G2 со средней светимостью. Содержание кислорода в атмосфере, состоящей преимущественно из азота — девятнадцать и восемь десятых процента, океаны занимают три четверти поверхности, угол наклони оси к плоскости эклиптики — двадцать три градуса двадцать пять минут…»

Язон читал эту справку и удивлялся. Раньше-то он и не подозревал, что его родная планета — одна из самых похожих на древнюю Землю во всей Галактике. Из любопытства начал сравнивать другие цифры и убедился, что расхождение составляет повсюду не больше процента, а угол наклона оси вообще совпадал почти до минуты. Потому и климатические пояса располагались на Поргоре аналогично земным, ну, то есть были такими же, как на Земле в далеком прошлом, во времена детства цивилизации.

Конечно, называть планету вульгарно-сокращенным прозвищем «Поргор» не полагалось, но это вслух, а про себя кто ж станет проговаривать все это немыслимое нагромождение звуков!

Кстати, по поводу названия в большом галактическом каталоге ничего не говорилось, и Язон, буквально шлепнув себя рукой по лбу, вспомнил, по какому источнику надо наводить серьезные справки о родной планете. Поргорсторсаанд непременно должен был фигурировать, как минимум, в двух файлах, вынесенных им из библиотеки Солвица: в истории первого этапа Галактической Экспансии и в личном его, Язона, досье.

Он еще на Пирре не поленился переписать все могущие понадобиться материалы на более удобные для чтения микродиски и прихватил их с собою в дорогу. В процессе работы над глобальной программой по изучению Мира Смерти Язон, как это ни странно, успел освоить совсем незначительную часть из тех сведений, что вынес с астероида Солвица на информ-кристаллах. Во-первых, элементарно не было времени на изучение всего подряд лишь потому, что это интересно. А во-вторых, многие файлы оказались почему-то неудобочитаемы. (Некогда было подумать почему.) Информацию-то они содержали, но требовался некий дополнительный ключ, некая специальная расшифровка, а до решения этой Проблемы руки все никак не доходили.

«Ну и ладно! — думал он теперь. — Зачем тащить с собою в краткосрочную командировку, к примеру, технологические карты поточного производства андроидов шестнадцатого поколения? А вот элементарный справочный материал — пригодится. Да и о себе не лишне будет почитать, коротая время в джамп-режиме».

Солвиц, надо отдать ему должное, докопался до весьма интересных вещей.

Поргорсторсаанд оказался одним из древнейших миров, освоенных человечеством еще на первом этапе космической экспансии. Ну еще бы, такое совпадение с земными параметрами!

Первыми колонизаторами Альфы Слона III были русские космонавты. Позднее межзвездный транспорт доставил на планету уже весьма разношерстную и многонациональную публику, но первооткрыватели, первопроходцы были точно из России. Этот факт, почему-то заинтересовавший Солвица, был тщательно подтвержден документами.

Из дальнейшей Истории планеты выпали весьма продолжительные куски, потому у астролингвистов не сложилось единого мнения по поводу этимологии названия. Основных версий существовало четыре. И лишь одна из них связывала ненормально длинное имя планеты со староанглийским языком, как, безусловно, самым распространенным среди населения Земли перед началом его рассредоточения в космосе.

«Pore core blood sand» в переводе могло означать «окровавленная скважина на складе песка» или «песчаное изобилие кровавой дыры», что вполне увязывалось со спецификой первых разработок и кровавыми схватками за эти богатства — на планете были обнаружены металлоносные пески с самородными вкраплениями редких элементов платиновой группы. Однако порядок слов в подобной расшифровке вызывал полнейшее недоумение, равно, как и само слово «core», сугубо устаревшее даже на тот момент и чрезмерно поэтическое. В общем, точный перевод названия по этой схеме прозвучал бы ужасно высокопарно: «дыры кровавой склад песчаный».

По второй версии предполагалось, что английское слово «стор» прочно укоренилось в русском языке на момент колонизации планеты и употреблялось оно в смысле «универсальный склад общего назначения». За последним эвфемизмом скрывалась, разумеется, сугубо военная специфика. Таковым складом реально и служил в те далекие годы свежеосвоенный мир на задворках цивилизации. Каждая звездная система пыталась отгородиться ото всех прочих с помощью самого современного оружия. Поргорсторсаанд расшифровывался таким образом как «Порт-город-стор стратегической авиации и артиллерии наземного дислоцирования». Такая топонимическая гипотеза выглядела весьма убедительной, но уж слишком скучной.

Был третий вариант, отсылавший историков к более позднему периоду в развитии планеты, когда один из форпостов галактической цивилизации неожиданно превратился во всеобщий бордель вселенского масштаба, что-то вроде острова Куба на старой Земле. Период этот продлился недолго. В результате очередного военного переворота некто Саанд — хозяин экстравагантного заведения размером с целую планету — был низвергнут и изгнан (по другой версии — публично распят), но последователи его в течение недолгого времени сопротивлялись в открытую, а затем — очень долго — подпольно. Они-то якобы и дали планете имя: Порнографическая гордость сторонников Саанда.

Но самым замечательным показалось Язону предположение некоего исследователя Петрова, обнаружившего бортовой журнал первого межзвездного корабля, прибывшего на Поргорсторсаанд. К сожалению, сам журнал не сохранился, и оставалось лишь верить господину Петрову на слово. Оказывается, именно в тот период вошли в обиход у космонавтов термоножи — универсальные двусторонние резаки, позволявшие без переключения режимов использовать как горячее, так и холодное лезвие, в зависимости от специфики материала. Создававшиеся в качестве универсального инструмента и одновременно оружия (которое уже трудно было назвать холодным) термоножи, конечно, пускали в ход и при открывании консервных банок, и для приготовления бутербродов. Подобные неуставные действия иногда заканчивались печально, о чем вахтенный, по предположению господина Петрова, и сообщал своему сменщику. Бортжурнал хранил следы крови, вытекшей из ранки. Было отчего огорчиться дежурному офицеру, так нескладно начавшему свой завтрак. И вот в расстроенных чувствах, торопясь, сокращая слова и морщась от боли, он перепутал графу «Происшествия» с графой «Вновь открытые планеты» и записал следующее: «Пор, гор, стор. С. А. Анд.», что означало: «Порезался горячей стороной. Сергей Александрович Андреев». В дальнейшем сканер механически считал запись, и нелепое название осталось в памяти всех компьютеров на веки вечные.

Язон не стал углубляться в героические времена Саанда. (Теперь ему нравилось называть родную планету именно так. Что, если Сергей Андреев и стал впоследствии тем самым Саандом?) Этот исторический период отмечен был бесчисленными войнами, а последовательность приходов к власти королей, президентов и каких-то подозрительных генеральных секретарей вызывала большие сомнения в достоверности источников. Язон пролистнул все это тысячелетнее безумие и решил подробнее остановиться на том моменте, когда он сам появился на свет. Тут-то и оказалось, что дата его рождения нигде не записана — так, очень приблизительно, плюсминус два года. Ничего себе! Впрочем, удивлятьсято особо нечему. Он просто отвык от обычаев родной планеты за долгие годы скитаний в космосе.

А на Саанде вот уж который век жизнь текла плавно, размеренно и однообразно, так что в фермерском сословии, к которому и принадлежал Язон, никого, в сущности, не интересовали понятия, связанные с категорией времени. Какая разница, сколько лет и зим ты обрабатываешь землю и выращиваешь скот? Главное, что дети твои сыты, а у них растут внуки, и учатся помаленьку древним навыкам отцов, и не нарушают никаких законов. Главным же законом этой планеты было испокон веку одно — не совать нос в чужие дела.

Все население делилось на четыре сословия: аристократы, военные, фермеры и мудрецы. Высшие пользовались услугами низших, практически ничего не давая взамен — так было установлено, и закон свято соблюдался. А последняя, презираемая каста мудрецов считалась почти нечеловеческим отродьем. Одни говорили о генетической мутации, другие — о простой заразной болезни типа проказы, но так или иначе сама мысль об общении с ними считалась отвратительной в равной мере для фермера и аристократа. Мудрецы жили в полной изоляции по лесам и пещерам.

Отец и мать Язона обучили его многим практическим навыкам, но от знаний (согласно закону) тщательно охраняли. Только в пятнадцать лет он исхитрился украсть у аристократов свою первую книгу и научился по ней читать. С этого все и началось. Он и раньше знал, что в Галактике есть другие обитаемые планеты, но теперь он знал, что они действительно другие. И заболел мечтой удрать в космос. Неважно куда. Лишь бы подальше от этого медвежьего угла.

Побег удался ему через три года, если считать от момента рождения мечты. Но чтобы бежать, пришлось нарушить все мыслимые законы: обмануть и бросить на произвол судьбы стариков родителей, младших сестер и братьев; оглушить добротной фермерской дубиной военного, чтобы отнять его пистолет, а рукояткой пистолета оглушить представителя аристократии, чтобы переодеться в самый престижный костюм, только благодаря которому и можно было проникнуть на отлетающий корабль космофлота Лиги Миров, а не на какой-нибудь челнок местного значения; наконец, чтобы все это исполнить в лучшем виде, Язон оказался вынужден нарушить еще один, быть может, самый главный из законов — он пообщался с мудрецом.

Мудрец оказался вполне нормальным человеком, ничем не заразил его, только изъяснялся подчас загадками. Однако разговор с этим старцем стал для Язона определяющим. Представитель низшей касты пролил свет на многие вещи в окружающем мире и, безусловно, дал массу неоценимо полезных советов, но только одного так и не объяснил: почему же сами мудрецы живут на этой планете и не стремятся покинуть ее. Впрочем, по молодости лет Язон над такими проблемами подолгу не задумывался. А вот некую фразу, тоже весьма таинственную, запомнил на всю жизнь. «Твой отец, мальчик, — сказал мудрец, — научил тебя всему, что может понадобиться в жизни на других мирах. Хотя, может, ты и предпочел бы не быть ему сыном. Запомни, не я, а именно он обучил тебя всему. И будь всегда благодарен старому Хайрону».

Промелькнули годы и парсеки, сотни планет и женщин, тысячи соперников и врагов, миллионы кредитов, прошедших через руки, а друзей — единицы, стоящих проектов — единицы, до конца решенных задач — ни одной… Суета сует! Ради чего все это? Ради того, чтобы теперь примчаться на последнее свидание с умирающей матерью, о которой никогда бы не вспомнил, если б не молочный брат Экшен?

Вот такой философский настрой вызвало у Язона чтение файлов об истории родной планеты и о своей собственной истории, то есть биографии Потом он внезапно вспомнил про Мету. Ведь эта девушка переменила все в его жизни!..

Все да не все. Разве он по-прежнему не игрок в душе? Разве не такой же, как и раньше, космический бродяга? Просто они теперь повсюду вдвоем. Ж Как это странно! А с другой стороны, как естественно! Ведь иначе уже нельзя, иначе он просто не представляет себе жизни…

За спиной Язона открылась дверь. «Наверно, Мета», — подумал он. Но вошел Экшен.

Этот перелет они совершали втроем. Им было интересно друг с другом. Нескончаемые воспоминания, рассказы о пережитом, споры. Экшен тоже покинул родительский дом молодым, он стал профессиональным охотником и звероловом, облетел сотни миров в поисках экзотических животных и богатых покупателей, которые заказывали ему чучела, шкуры, бивни или живых зверюг — для охраны, для игр, для декоративных и прочих целей. Экшен имел особое пристрастие к необитаемым планетам и несколько раз охотился даже на омерзительных чудищ, дышащих метаном, купающихся в озерах сероуглерода, с аппетитом поедающих кремнийорганику. Старые друзья и молочные братья сбились со счету, пытаясь выяснить, кто же из них больше повидал миров в Галактике. В итоге пришли к выводу, что, наверно, все-таки Язон. Ведь Экшен, в отличие от него, время от времени возвращался на планету детства — навестить родителей, погулять по родным перелескам, повидать друзей. Он никогда не нарушал местных законов, и аристократические власти признавали его гражданином Поргорсторсаанда, несмотря на параллельно оформленное подданство где-то на Клианде. Что ж, каждый из них выбрал свой путь. Тем интереснее было теперь узнавать друг о друге.

Из-за этих разговоров Язон и Мета так поздно ложились спать, что даже их традиционный способ коротать полетное время отошел на второй план. Да и ежедневные исторические изыскания Язона не на тот лад настраивали. Все больше философский скепсис да вселенская грусть одолевали космического бродягу.

Вот и теперь, когда вошел Экшен, Язон спросил его:

— А что, брат, изменилась жизнь на нашем Поргорсторсаанде за те годы, что меня там не было?

— Да нет, совсем не изменилась, брат, — ответил Экшен, странно замявшись на секунду.

И добавил с грустинкой в голосе:

— Может, это и к лучшему.

И тут корабль содрогнулся, как от столкновения с крупным метеоритом, в который можно врезаться только если сломя голову удираешь из-под перекрестного огня двух звездолетов-истребителей типа «Фантом». Но боевых действий вроде никто начинать не собирался, просто дисплей просигналил о выходе из джамп-режима на дальнюю околопланетную орбиту.

— Похоже, что жизнь на нашем стареньком Саанде все-таки переменилась,

— прорычал Язон, поднимаясь с пола и потирая ушибленный при падении локоть. — Что они там, с ума посходили, что ли?

Мета ворвалась в рубку, рефлекторно размахивая пистолетом.

— Примитивное зенитное орудие, но очень солидного калибра, — объявила она для тех, кто не столь силен в идентификации видов оружия по звукам разрывов и диаметру дыр в энергоблоках.

А Экшен уже запрашивал ближайший пограничный пост о причинах нелепого инцидента.

К счастью, никто, кажется, не собирался продолжать обстрел, и единственный выпущенный заряд можно было считать досадным недоразумением. Однако Экшен клялся, что на его маленьком кораблике, пристыкованном к «Темучину», непрерывно работал специальный радиомаячок, являющийся эксклюзивным пропуском на Поргорсторсаанд и выданный ему непосредственно военной комендатурой планеты несколько дней назад. Чудеса, да и только!

Страшненькие чудеса.

Позднее выяснилось: пароль для выхода на орбиту был срочно изменен по решению высшего руководства без объяснения причин. Такое случалось, мягко говоря, не часто. Были оповещены все военные, торговые, дипломатические, а также частные корабли, принадлежащие аристократии. Не забыли и почетных гостей планеты. А передавать экстренное сообщение какому-то Экшену, фермерского сословия, да еще зарегистрированному в качестве гражданина с двойным подданством, да еще по дорогостоящей джамп-связи, — никто из военных, конечно, не удосужился.

Все это они узнали много позднее. И вроде бы не осталось больше вопросов. Вроде бы. Но Язону все равно сильно не нравился тот единственный, но очень прицельный выстрел. Если бы не особая, лично Метой изобретенная система противоракетной защиты, гореть бы им вместе с кораблем синим пламенем. Ведь прожженная в энергоблоке дыра — это вам не радар разбитый!..

ГЛАВА 4

В числе первоочередных обязательных сообщений, переданных по громкой связи всем пассажирам межзвездных и межпланетных кораблей, приземлившихся в главном космопорту Поргорсторсаанда, наряду с характеристиками погоды и правилами таможенного досмотра прозвучала еще и такая своеобразная информация: «Всем лицам фермерского сословия! В лесах северо-восточного континента появился крайне опасный для населения зверь — стальной кабан. Охота на него является отныне священной обязанностью каждого фермера, уклонение от которой преследуется по закону».

У Язона в голове плохо склеивались выспренная, можно сказать, возвышенная формулировка «священная обязанность» и казенный оборот «преследуется по закону», но Экшен, проведший последние два года на Саанде, понял, похоже, все. Сразу и так, как, надо.

— Придется для начала отправиться на охоту, — вздохнув, сообщил он Язону и Мете.

— То есть как это?! — У Язона, что называется, челюсть отвисла от удивления. — Мы для чего сюда прилетели, брат мой?

— Мы прилетели попрощаться с матерью, — грустно согласился Экшен, давая понять, что он не забыл ни о чем. — Но охота важнее.

— Охота важнее?! — Язон уже не знал, как реагировать на эти странные заявления. — А если…

— А если… — повторил Экшен, задумавшись. — Я сейчас позвоню.

Он быстро связался с отцом по мобильному телефону. («Вот как. Теперь у фермеров и дальняя связь есть. А говоришь, ничего не изменилось».) И отец сказал (Язон даже слышал из прижатой к уху Экшена трубки его низкий спокойный голос):

— Мария дождется вас. Отправляйтесь на охоту. Вы — лучшие из моих сыновей. Вы должны победить стального кабана и доставить его к нашему дому. Пусть об этом узнает вся планета.

Ну что ж, охота так охота. Попробуйте разыскать пиррянина, который откажется от возможности прихлопнуть какого-нибудь зверя. Язон был уже почти пиррянином, да и вообще — любопытно!

Вот только дорога до леса оказалась непомерно долгой. После довольно нудных, но в общем-то привычных для Язона и Меты погранично-таможенных процедур они вышли на площадь перед зданием космопорта, радуясь, что не застряли, как многие, в так называемом «отстойнике», где подозреваемые неизвестно в чем люди ждали, пока неторопливый главный компьютер планеты выдаст про них всю имеющуюся информацию. Но Экшен уже проходил такую проверку совсем недавно, а новых инопланетников ни в чем не заподозрили. И оружие им, к счастью, разрешили носить, приравняв в правах к сословию военных. Язон с ужасом подумал, что бы могло случиться, соберись вдруг эти недоумки в черной форме отнять у Меты ее личный пистолет.

От космопорта до ближайшего города ехали почему-то по монорельсе в маленьком, тесном, набитом людьми вагончике и с черепашьей скоростью — километров триста в час. Потом в грязном и скудно освещенном зале отстояли громадную очередь, образованную сплошь мрачными, молчаливыми, плохо одетыми людьми. Наконец прорвались к окошечку кассы и за какие-то смешные полкредита купили на всех билеты, то есть три клочка серой бумаги, дающих право лететь в нужном им направлении на допотопном аппарате с двигателем внутреннего сгорания и верхним расположением вращающихся несущих лопастей, называемом здесь «вертокрыл». У Язона возникло сразу два вопроса. Первый: почему нельзя заплатить больше денег, но в очереди не стоять? И второй: почему они вообще не полетели в лес на собственном транспорте, нелепо оставленном в порту? Ответ был удивительно скучен, прост и на оба вопроса один: так не положено. Закон.

Экшен явно не имел ничего против установленных на планете правил, более того, не собирался их обсуждать и вообще сделался молчалив и как-то даже печален. Язон и Мета тоже на всякий случай помалкивали. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Была такая древняя поговорка. Язон плохо помнил, что такое монастырь, но смысл был ясен. Унылые фермеры, сопровождавшие их всю дорогу, выглядели и вовсе полусонными, разговаривать с ними было невозможно. Но, с другой стороны, и опасности никакой от этих людей не исходило. Уж кто-кто, а Мета любую враждебность почувствовала бы сразу. Однако стрелять было явно не в кого, и пиррянская амазонка сама начала потихонечку засыпать под мерный гул ужасного керосинового движка.

Очевидно, тот же странный закон, столь уважаемый Экшеном, предписывал перевозить людей в количествах на пределе грузоподъемности, натолкав их в холодный трюм скрипучего и ржавого вертокрыла, которому уже лет десять полагалось лежать на свалке, а не летать под облаками в поисках неизбежной аварии. И очевидно, все в том же законе было прописано, что ни за какие деньги пилот вертокрыла не может доставить их в конечную точку маршрута — только до обозначенного в его путевом листе поселка. А дальше следовало, приобретя очередной зеленовато-серый билетик, часа два ждать, а потом еще примерно столько же трястись по абсолютному бездорожью в ужасного вида шестиногом экипаже, напоминавшем навозного жука и имевшем соответствующее туповатое название — шестиход.

Конечная цель их путешествия называлась «Приют охотника». Это был крошечный отель, одиноко притулившийся на краю леса. Приют, похоже, так себе, но Экшен уверял, что в нем можно вполне пристойно перекусить и заночевать. Однако в том не было необходимости, так как прибыли они на рассвете. Решено было, не задерживаясь, без лишних слов, углубляться в лес. Вдруг сразу повезет поймать кабана — тогда и отдохнут.

Начался мелкий противный дождик — типичная осенняя погода — и стало ужасно тоскливо. Язону вдруг все происходящее показалось до невозможности нелепым. Где-то тут, на этой планете, умирала его мать. На далеком Пирре новая угроза нависла над городом и портом, над всеми жителями. На неведомых мирах центра Галактики ждала своей разгадки таинственная шифровка, перехваченная Специальным Корпусом и имеющая к Язону прямое отношение. А он топтал рублеными подошвами десантных ботинок палую листву кленов и ясеней в глухом лесу северо-восточного континента и ждал встречи с никому не нужным стальным кабаном. Никому не нужным… Стоп! С чего это он взял? А вот с чего.

— Экшен, — повернулся Язон к брату, нарушая непомерно затянувшееся молчание. — Скажи, а почему никто, кроме нас, не рвется сюда, чтобы встретить и победить страшного лесного зверя? Ведь объявление делали для всех.

— А потому, брат, что героев во все времена было немного, — странно ответил Экшен. — Вот и сегодня далеко не каждый может решиться выйти на опасную тропу ритуальной охоты.

— Что значит «ритуальной»? — зацепился Язон за последние слова.

— Да ты что, забыл? — удивился Экшен. — В этих краях испокон веку бытовала такая традиция. Повзрослевшие юноши, соблюдая ритуал, отправлялись на охоту к подножию горы Билион…

И тогда Язон вспомнил. И сразу узнал места, по которым они сейчас шли. Лес — он везде лес, а к тому же дождь, туман, утренняя предрассветная хмарь. Когда же они вышли вновь на открытое пространство, сквозь мутную завесу воды проступили темные очертания горы Билион, поросшей колючим кустарником, и в памяти Язона разом пробудились детские и юношеские воспоминания. Они теперь действительно находились совсем недалеко от родительского дома, вот только путь держали не туда, а к подножию горы.

— Я ни разу не участвовал в такой охоте, — улыбнулся Язон. — Ты же помнишь, Экшен, я с детства не любил соблюдать никаких правил. Но слышать-то, конечно, слышал про все эти чудеса. Дескать, боги каждую осень посылают нам испытание в виде страшных чудовищ, каждый раз новых… Правильно я помню?

— Правильно, — кивнул Экшен. — Мне еще рассказывали, что гора Билион

— это древнее кладбище радиоактивных отходов, и вечно вокруг нее плодятся безобразного вида мутанты.

— Я слышал другую гипотезу, — возразил Язон. — Причем это мне один военный поведал за кружкой пива. Якобы здесь неподалеку расположен целый комплекс подземных лабораторий, где люди в погонах разрабатывают новые виды биологического оружия. Вот оттуда время от времени и удирают выращенные уроды боевого назначения. Или даже не удирают, а специально выпускаются для полевых испытаний.

Мета, традиционно среагировав на слово «оружие», оживилась и тут же включилась в разговор:

— А нельзя ли наладить контакт со здешними военными на предмет обмена опытом? Как ты думаешь, Язон?

— Думаю, что здешние военные с их куцей фантазией вряд ли могли изобрести что-то, чего бы не знал наш старый друг Солвиц. Вот уж у кого оружие!

— Конечно, — съязвила Мета, — если только еще забыть на время, что ты до сих пор не придумал, как это оружие производить и использовать. А в остальном — все замечательно…

— Друзья, внимание! — прервал их Экшен. — Мы уже ступили на опасный участок местности.

Он не знал, что пирряне всегда и всюду готовы встретить опасность, чем бы они не занимались и как бы ни казались увлечены беседой или делом.

— Откуда он должен появиться? — деловито осведомилась Мета.

— Откуда угодно, — пожал плечами Экшен.

И в тот же миг стальной кабан появился. Внезапность, с которой нападал этот монстр, действительно заслуживала всяческого уважения. Простым фермерам Поргорсторсаанда, пожалуй, и впрямь не стоило ввязываться в подобную ритуальную охоту. Даже профессиональный охотник и опытный межзвездный путешественник Экшен рисковал стать трупом, приди он в этот лес один. Язон и тот не поручился бы, что сумел достаточно подготовиться к встрече с чудовищем. Да, развернулся, да, пистолет выхватил (а что его выхватывать, когда он сам в ладонь прыгает?), да, вроде успел, но… Стреляла-то первой, конечно, Мета. И что бы с ними со всеми случилось, если б не она… Лучше не думать.

Лесной вепрь оказался огромен — с доброго теленка размером, щетина его, на вид жесткая, как металлическая щетка, отливала натуральным стальным блеском, и так же блестели клыки и копыта. Впечатляющий экземпляр! Но еще более впечатляющей была его реакция на выстрелы. Кабан отпрыгивал, окутываясь при этом голубаватым мерцающим облачком, а на его шкуре не оставалось никаких следов от смертельных для всего живого пиррянских разрывных пуль. Вот так зверь! Робот какой-то с могучим защитным полем импульсного действия. Сложнейшей схемы подключения требует такое поле! А энергии жрет столько, что впору за собою кабель таскать толщиною в руку, как минимум. А этот… Да нет, кажется, все-таки зверюга: и рыло у него слюнявое, и пахнет из разинутой пасти, как от обычной свиньи, и в атаку бросается со свирепостью одичавшей скотины.

«Этак в обоих пистолетах заряды кончиться могут, — с тоскою подумал Язон. — Не пора ли подумать о том, как сматываться отсюда. На дерево хотя бы залезть для начала, взять такой своеобразный тайм-аут».

Но Экшен, видно, знал вариант получше. Всетаки зверолов и почти местный житель.

— Стойте! Отвлеките его! — крикнул брат. — Я должен подкрасться сзади.

Язон лишь теперь заметил, что оружие у Экшена весьма специфическое. Больше всего похоже на ружье для подводной охоты. Только заряжалось оно не стрелами, а тонкими прочными иглами.

— Я хочу взять его, не повредив шкуры, — пояснил Экшен. — Это важно. А вы, братцы, уж больно грубо работаете. Еще бы из огнемета его полили. Сгорит животное, и похвастаться будет нечем!

Дискуссию явно пора было прекращать, так как вепрь разогнался для новой атаки. И все прошло на удивление успешно. Постреляли от души в защитный экран, который как будто даже начал слабеть, отвлекли на себя озверевшего вконец хряка, а опытный Экшен прицельно вонзил свою иглу в холку сверкающего металлом чудовища. Все хорошо, да только кабан и тут удивил всех непредсказуемой реакцией Он завертелся на месте, обиженно скуля, а потом умчался за деревья и притаился там в густом кустарнике. Притаился ненадолго, минуты не прошло, как вновь заворочался, ломая сучья, заворчал, захрюкал, все громче и яростнее. И что-то никому не хотелось идти проверять, скоро ли этот зверь откинет копыта под действием смертельного, как полагал Экшен, яда.

— Ну что, меняем тактику? — предложила Мета.

Однако никто так и не успел выяснить суть ее предложения, потому что со стороны опушки неожиданно подоспело подкрепление.

Мягкой кошачьей походкой к ним приближался златокудрый юноша, одетый в плотно облегающий комбинезон. В руках он держал длинный заостренный предмет, держал наперевес, как копье, а вокруг его головы поблескивала тонкая ажурная сетка, по форме напоминавшая шлем.

Вновь появившийся персонаж был так красив, а движения его столь уверенны и точны, что все невольно замерли в ожидании, можно сказать, в предвосхищении торжественного действа. И оно совершилось. Тонким мелодичным посвистом юноша выманил стального кабана из засады, и, когда свирепая тварь на всех парах понеслась в сторону златокудрого героя, тот уже был полностью готов к отражению атаки. Сверкающее острое копье безошибочно вонзилось в правый глаз чудовища. Только это было не копье, а какой-то хитрый прибор: зеленоватое свечение охватило всю его длину, а казавшаяся до этого ровной поверхность сделалась угрожающе шипастой, и жуткий инструмент начал вращаться вокруг собственной оси, ввинчиваясь глубже и глубже. Глаз кабана вздулся, пламенея густо-кровавым светом, а потом лопнул и задымился. Зверь замер, будто парализованный. А юноша, не теряя времени, выдернул зеленую пламенеющую пику и тут же воткнул в левый глаз врага. Все повторилось в точности: вращение, вздутие, дым. Затем кабан упал, задрав к серому осеннему небу свои сверкающие сталью копыта.

Смутная догадка мелькнула в голове Язона: «Это не зверь и не машина, это — андроид, то есть кабаноид. Глаза у них у всех — слабое место. Впрочем, таким буравчиком куда ни воткнись… Так что прежде всего хорошо бы выяснить, кто этот парень».

— Как зовут тебя, юный герой? — поинтересовался Экшен, опередив Язона.

— Зовут меня Эскли, полное имя — Эсклапиус, — солидно, с достоинством представился победитель кабана. — Я — новый ученик здешнего фермера Хайрона, известного своими талантами и воспитавшего не одно поколение добрых воинов.

— О, как приятно, Эскли! — радостно всплеснул руками Экшен. — Ведь и мы с Язоном — тоже его воспитанники.

— Я много слышал о вас, — почтительно поклонился юный Эскли, прикладывая руку к груди и делая шаг назад… — Мудрейший Хайрон не однажды ставил вас обоих мне в пример.

Этот странный диалог все больше напоминал Язону сцену из старинного спектакля, вот только актеры, что-то напутав, оделись в совсем несоответствующие времени и месту костюмы. Ощущение несуразности происходящего, зародившееся у Язона еще в космопорту Поргорсторсаанда, накатило с новой силой. Впору было проснуться, но он поглядел на Мету и понял, что следует брать пример с сугубо практичной в любой ситуации пиррянки. Она, не обращая внимания на ритуальную (или какую там?) трепотню местных жителей, склонилась к туше поверженного чудовища и внимательно изучала его шкуру, копыта, клыки и прочие диковинные… устройства. Да, так и напрашивалось слово «устройства». И все-таки это был зверь. Хотя щетина оказалась действительно стальной, и копыта — тоже, а из выбитых глаз торчали обугленные проводки в пластиковой изоляции.

«Ну и где же совсем недавно мы видели нечто подобное? Смелей, Язон, смелей! Ты уже вспомнил, только боишься поверить. А почему боишься-то, почему? Уж не потому ли, что и Пирр — почти родная для тебя планета, и этот древний Саанд — тем более? Что из этого следует? Ну еще один шажок по логической цепочке! Да, да, и шипокрылый игломет и стальной кабан охотились персонально на тебя, Язон. Пиррянский гад стрелял в твою Мету, просто чтоб растянуть удовольствие от общения с тобою, ну а здешний вепрь кидался на всех, конечно, на то он и вепрь, да вот только объявление в космопорту не случайно сделали именно в те минуты. Ох не случайно! Для тебя, Язон, объявление делали. Все у них заранее просчитано… Только у кого это — у них? У кого?..»

Поток его мыслей прервал Эскли, подошедший сзади и пояснивший им с Метой, как специалист дилетантам:

— Вы что, не понимаете, это же киборг, ну, помесь такая животного и машины. Хайрон рассказывал мне про них, подобная мерзость частенько сюда забегает в последнее время, и мы уже научились с ними бороться. Вот, здрунтель, например, изобрели.

— Хороший здрунтель, — похвалил Экшен, с уважением рассматривая длинное копье, вновь ставшее гладким и черным.

Зато теперь была видна посередине белая рукоятка из мягкого материала с рядом ярких кнопочек, удобно ложащихся под пальцы.

— А шмузедой он комплектуется? — поинтересовался Экшен солидно и, как показалось Язону, просто желая продемонстрировать свою эрудицию.

— Не-е-ет, — протянул Эскли. — Шмузеда — всегда отдельно. Впрочем…

— Он поднял глаза к небу и покусал нижнюю губу. — А вы молодец, Экшен! Это же действительно идея: циклофотный здрунтель с подствольной шмузедой. Я непременно завтра же такое дело обмозгую!

Мета еще не разобралась в принципе действия абсолютно незнакомых ей даже по названиям типов оружия, но глаза ее уже заблестели. Охотник, изобретатель оружия и пиррянка — это была гремучая смесь, поэтому разговор их имел все шансы затянуться надолго.

Язон уже придумывал, как потактичнее прервать разгорающуюся военно-техническую дискуссию, когда юный Эскли с решительностью старшего по званию распорядился:

— Ладно, потом поговорим. А сейчас помогите мне донести этого киборга до телеги.

Киборг, признаться, оказался увесистым и даже очень. Если б не Мета, они, наверно, долго и нудно тащили бы добычу волоком. Пиррянка же, ухватившись за клыки и почти не напрягаясь, вздернула зверя со стороны тяжеленной, особенно густо металлизированной головы и массивной холки и дала возможность подсунуть под брюхо кабана могучую двухметровую дубину. Эскли и Экшен несли его теперь с двух сторон за концы, а Язон помогал им, держась за копыта. Так и доперли с грехом пополам.

То, что Эскли называл телегой, оказалось вполне приличным четырехосным вездеходом с большими шипастыми колесами. Кабана забросили в грязный (не иначе, от подобных же грузов) багажник и двинулись.

Язон уже вспомнил: ехать было недалеко. Ведь они направлялись к той самой ферме, где и прошло их с Экшеном детство. Так что поговорить толком ни о чем не успели. Тем более что двигатель вездехода ревел отвратительно громко, как, похоже, и все механизмы на этой планете.

— Скажите, юноша, — спросил Язон, пытаясь перекричать рев мотора, — а мы сможем забрать этот трофей с собою, когда будем улетать?

— Спросите у Хайрона, — проорал в ответ Эскли. — Но вообще-то, насколько я знаю, с нашей планеты ничего такого увозить не разрешают.

— Подумаешь! — фыркнул Язон уже себе под нос, разве только Мета могла его услышать. — Мало я, что ли, делал такого, чего не разрешают?

А домик старого Хайрона ничуть не переменился за долгие годы — даже удивительно. Все та же островерхая крыша с красной черепицей, все те же темные бревна стен, увитые плющом и диким виноградом, та же скрипучая лестница наверх, тот же стол в центре большой светлой комнаты, те же толстые стеклянные кружки с домашним вином или пивом. Да и сам Хайрон все тот же: седой, смуглый, высушенный солнцем и ветром и больше уже не стареющий. Вот только Мария — не та. Она лежала в другой комнате перед открытым окном, и лишь глаза ее повернулись в сторону вошедших.

— Как я рада, дети мои, что успела перед смертью вас повидать! Подойдите, мальчики, я хочу поцеловать каждого.

Голос ее был слабым, но слова звучали четко и ясно.

— Уход из этого мира — не трагедия, — говорила Мария. — Просто всему свое время. Я прожила долгую жизнь, и сегодня вы не должны печалиться обо мне. Я действительно могу умереть с радостью, когда вы стоите передо мною такие взрослые и красивые. Язон, эта девушка — твоя жена?

— Да, — ответил Язон, запнувшись всего на какую-то долю секунды.

А Мета лишь еле заметно улыбнулась, скосив глаза в его сторону.

Старая Мария помолчала, все-таки ей было трудно говорить.

— Я могла бы вам многое рассказать, дети мои, многое из того, что для вас важно. Да уж не успею теперь. Одна надежда — Хайрон передаст вам все, что я ему велела. А теперь — идите. И не надо грустить. Настоящие люди еще на старой Земле всегда умирали с радостью и не огорчали никого своей смертью. Счастья вам, дети!

Потом они ели и пили, было много свежей, вкусной, натуральной пищи, приготовленной по старинным фермерским рецептам из птицы, свинины и рыбы, и — специально по просьбе Язона — доброе выдержанное виски, которым всегда славился дом Хайрона. Провозглашали тосты, рассказывали веселые истории, вспоминали давние годы, о грустном старались не думать и разве только песен петь не начали. В какой-то момент Хайрон вышел ненадолго, вернулся и произнес прямо от порога тихо-тихо, как будто выдохнул:

— Умерла.

И вот тогда запел.

Песня была на незнакомом даже Язону наречии, печально-торжественная, но с явной, словно зарождающейся в глубине темой радости. Полное соответствие последним словам старухи Марии.

Закончив петь, Хайрон налил всем еще по стаканчику, молча опрокинул первым и сразу взял в руки аппарат дальней связи. Вызвал врача, похоронную команду, сообщил живущим далеко родственникам, а затем велел Эскли на вездеходе объехать соседние фермы. То ли не было у тамошних жителей телефонов, то ли местный закон предписывал делать именно так: сообщать о похоронах лично.

— Ну вот что, дети мои, — проговорил Хайрон, откладывая трубку и садясь обратно к столу. — Даже врач будет здесь только часа через два. Остальные — и того позже. Вы сами решите, задерживаться ли вам на ритуальную церемонию. Решите после того, что я сейчас расскажу. У Марии было очень много детей. Но только тебя одного, Язон, она хотела увидеть перед смертью. Извини, Экшен, это было крайне важно для нее. Хотя…

Хайрон сделал паузу, чтобы раскурить трубку. Мета сразу покосилась на Язона, но тот и глазом не повел: мол, ну и что, пусть старик курит, а я бросил, видишь, сижу, не обращаю внимания.

— Понимаешь ли, Язон, Мария вскормила тебя грудью, но она не рожала тебя. Теперь ты должен знать правду, — добавил Хайрон словно через силу, закашлялся вдруг и замолчал надолго, видимо, давая Язону возможность переварить услышанное.

Но Язон-то, конечно, воспринял все спокойно. В конце концов, какая разница, кто он по крови. Родная мать и родная планета давно уже стали для него понятиями абстрактными. Зато на лице у Меты неожиданно отразилось самое искреннее удивление.

«Странно, — подумал Язон, — с каких это пор пиррянку начали волновать проблемы родственных отношений?»

А Хайрон вдруг обратился именно к ней:

— Мета, ты помнишь свою мать?

— Очень плохо, мне было пять лет, когда она погибла. Ее звали Окайра.

— Правильно, — неожиданно сказал Хайрон. — Окайра — моя дочь. Я узнал тебя, Мета, ты очень на нее похожа.

Язон вздрогнул. Почва реальности вновь уходила у него из-под ног.

— Так это что же, мы едва не занялись кровосмесительством? — вырвалось у него.

— Нет, Язон, успокойся. Ты мне не родной сын, и теперь как раз настало время рассказать об этом.

ГЛАВА 5

— Планета называлась Иолк. Десятая по счету в системе белого гиганта Гелио в шаровом скоплении близ центра Галактики. Подробности можно найти в любом справочнике. А коротко говоря, жаркая планета. На экваторе жить нельзя, да и негде там — вода кругом, горячая, как в чайнике. На полюсе, только на одном, на северном — большой материк. Его и заселили. Не очень давно, лет пятьсот назад по местному счету, может, и меньше. Странно это все, но так люди говорят. А люди на Иолке чудные поселились. Техника у них вся, как и положено, потихонечку в негодность пришла, а от новыхпоставок они отказались. Космодром не строили. Все желающие посетить планету Иолк, будьте добры, приводняйтесь в океан, благо он большой, и попасть в него несложно. А дальше — есть флот (парусный, весельный, в общем, деревянный), который встретит долгожданных гостей вином и мясом, а в незваных может и из пушек пальнуть. Что такое порох, на Иолке не забыли, делать его продолжают по сию пору. Еды на планете всегда было много, природа не обделила единственный материк ничем. Так что никакого прогресса тамошним людям особо и не требовалось. Все эти пять веков ничего по большому счету не менялось, правда, со временем поделились первопоселенцы на две категории: на патрициев, пользующихся всеми остатками техники, даже космической связью, и рабов, которым не то что к машинам, к лошадям приближаться не дозволяли. И так век от века — рабы работают, патриции наслаждаются жизнью, однако — что характерно — и те и другие сыты, и те и другие живут семьями, растят детей, и те и другие время от времени принимают участие в кровавых турнирах со смертоубийством, где выживают сильнейшие. А еще патриции, в отличие от рабов, устраивают иногда дворцовые перевороты, и тогда одна семья сменяет у власти другую, или — того хлеще — сын сбрасывает с трона отца, брат брата, дядя племянника. Такие нравы у них.

Ну вот. А с полвека тому назад правил на Иолке король Айзон, сын великого Крета. Крет был очень популярен в народе. Прямой потомок первопоселенцев, он едва ли не единственный из правителей Иолка пытался возродить на планете если не материально-технические, то хотя бы морально-нравственные основы цивилизации. Сын пошел дальше отца, тем более что власть получил не по наследству, а в результате очередного переворота. Айзон провозгласил мир и покой на планете, вечную власть своей династии, отмену кровавых турниров, равные права для всех, контакты с богами из космоса и тому подобное. Не всем — ох далеко не всем! — понравились такие перспективы.

Был у Айзона брат по матери — Фелл, сын Пойсона, того, что командовал морским флотом на планете Дельфа. Так Феллу особенно не понравились новые веяния. Сам он тоже к власти стремился и считал, что для этого все средства хороши. Недолго думая, перерезал он всех верных соратников Айзона, а самого короля — родственник все-таки! — пощадил, но заставил жить в городе как простого раба.

Тут у Айзона как раз сын родился. Имя ему дали Даймед. А местные пророки сразу предрекли большое будущее. Ну разве такое утаишь от нового короля-диктатора? Фелл, конечно, озаботился, большую угрозу для себя почувствовал, грядущую опасность, исходящую от этого мальчика. Он был мерзавцем, и перед чем не останавливался, и об этом знал любой на Иолке. Так что Айзон решил опередить своего жестокосердного брата. Он объявил о смерти ребенка и даже устроил пышные похороны. Похороны провели за счет городской казны, всетаки бывшего короля еще многие в Иолке помнили. Я не оговорился: главный, столичный город называется у них так же, как и планета, Иолк. И хотя торжественное погребение сына раба противоречило законам этого мира, Фелл согласился на подобное мероприятие, ведь для него это был праздник. Наивный Фелл думал, что издевается над бывшим королем, но получилось-то все наоборот: король Айзон перехитрил его.

Мальчика Даймеда он передал на воспитание мне. А я принял младенца как родного и дал ему новое имя, созвучное имени отца — Язон. А вот второе имя подсказали мне мудрецы — динАльт.

А теперь спроси, откуда я все это знаю.

Рука Язона сама собою нырнула в карман, и он закурил раньше, чем Мета успела что-либо сказать. Пиррянам нет равных в быстроте действий, а со словами у них отношения посложнее. Не дружат они со словами.

«А теперь, говорит, спроси…»

Да в этом месте рассказа старика Хайрона Язон так и так не сумел бы удержаться от вопроса.

— Ну и как ты там оказался, отец?! — воскликнул он, едва лишь выдохнув дым после первой затяжки. — Это ж подумать только: где Иолк и где Поргорсторсаанд!

— Вот именно — где! — не совсем понятно прореагировал Хайрон и надолго замолчал.

Только пропустив еще стаканчик и вдумчиво разжевав отправленный следом соленый корешок конской моркови, он сплюнул в миску жесткие волокна и неторопливо продолжил:

— Однажды, я был тогда еще совсем молодым — не буду говорить, сколько лет назад — у северного подножия горы Билион, в старом хвойном лесу, что и в те времена был уже очень густым, ко мне подошел мудрец и спросил: «Хочешь увидеть место, откуда появляются на нашей планете диковинные звери?» «Хочу, — ответил я простодушно. Но тут же добавил: — А военные не узнают, что я разговаривал с тобой?» «Нет», — сказал он, и я ему сразу поверил, ведь все же знали: мудрецы никогда не лгут. Мы долго поднимались почти на самую вершину горы, продираясь через заросли колючего кустарника, протискиваясь в узкие расщелины, и наконец попали в довольно-таки просторную пещеру. Когда глаза постепенно привыкли к полумраку, я понял, что в самом дальнем углу притаилось нечто. Оно было таким черным, что не только отблески моего факела, но и могучий луч космодесантного фонаря, оказавшегося вдруг в руках у мудреца, не справлялся с подобной темнотою, утопал в абсолютном мраке, как золотая цепочка в банке чернил.

«Это — рванавр, — пояснил мудрец. — Шагни в него, и ты узнаешь много нового об окружающем тебя мире». Приглашение звучало мягко говоря сомнительно. Он не только не гарантировал мне безопасности, но даже не обещал ничего конкретного. И все-таки я шагнул. Я всегда любил узнавать новое. Но кроме того, сильнее всего убедил меня этот его десантный фонарь. Только старшие офицеры имели у нас право носить такие, а мудрецы… Они же лесные жители! Вся сила их легендарной магии в глиняных амулетах с запеченными короедами внутри или в завязанном на специальный узел хвосте зеленого лемурида. А тут мудрец — и такой фонарь. Это было ново. Неожиданно.

Я шагнул.

И сразу очутился на берегу моря. Теплого, ласкового моря. Красновато-бурые волны увенчивались лимонно-желтыми барашками, песок был ярко-оранжевым, а листья незнакомых деревьев отливали в голубизну. Дышалось легко и свободно, но запахи!.. Их не с чем было сравнить. И, не знаю, как объяснить, — дело было даже не во внешних признаках — я сразу понял, что очутился на другой планете, возможно, в другой галактике. Это было прекрасно и в то же время страшно. Я оглянулся. Черная клякса трепыхалась под ближайшим деревом, как зловещее знамя на ветру. И я шагнул к ней, обратно.

«Теперь ты сможешь ходить так без моей помощи», — сообщил мудрец. «К этому красному морю?» — поинтересовался я. «Не только. Ты сможешь попадать в самые разные миры. Ты научишься. Я больше не нужен тебе». И он хотел уйти. «Но постойте! — крикнул я. — Почему именно мне доверили такое право? Я хочу знать». «Это законное желание, — согласился он. — Но ответ вряд ли устроит тебя. На некоторых планетах объясняют очень просто: так угодно богам. На вашей планете (в этот момент он сказал именно вашей, а не нашей) к богам относятся несколько иначе, поэтому, в привычных для вас терминах, можешь считать себя просто самым достойным представителем народа. Действительно, если бы все люди на планете были знакомы с тобой, они бы остановили свой выбор именно на тебе, Хайрон».

Так я сделался избранным. Поверь, Язон, до сих пор не знаю куда и кем. Но я действительно научился пользоваться этим рванавр-переходом, который для простоты и краткости называл теперь рваноходом. Мудрец ведь объяснил мне, что словом «рванавр», одинаково читаемым в обе стороны, древние обозначали место, где время течет в обе стороны сразу, а пространство сложено в гармошку и путешествие по нему на любые расстояния не составляет труда. В общем, рванавр — не имя собственное, не фамилия какого-нибудь ученого, как я вначале подумал. И вполне можно было совершенствовать этот термин, как мне заблагорассудится. Я и совершенствовал не только термин, но и сам процесс. У одного не слишком трезвого старшего офицера я выменял на шкуру гигантского пятнистого медведя подробную звездную карту Галактики с прилагающимся к ней толстым справочником обитаемых планет и постепенно освоил целенаправленные скачки в пространстве.

В моей коллекции появились любимые миры, там я задерживался подолгу, их жители меня уже узнавали, где-то считали богом, где-то полубогом, где-то просто таинственным пришельцем. Кому-то помогал я, кто-то помогал мне. Но одно правило оставалось неизменным. Рваноход открывал путь только на планеты с низким уровнем технологического развития. Поргорсторсаанд был среди них, пожалуй, самым высокоразвитым миром. А позднее, когда я узнал, что такое Лига Миров, я понял окончательно: на планетах, являющихся действительными членами этой организации, существование черного пятна рванавра невозможно в принципе. Почему, не знаю до сих пор. Но это так.

Иолк стал одной из любимых моих планет как раз тогда, когда к власти у них пришел твой отец Айзон. Мог ли я отказать ему в просьбе спрятать новорожденного мальчика здесь, в тихой лесной глуши? Последняя надежда его была на тебя, и он велел дождаться твоего двадцатилетия, и уж тогда рассказать всю правду. Я не сумел исполнить эту просьбу, потому что ты убежал от нас, перехитрив всех и на два года раньше срока. Я искал тебя, искал все это время. Но только на тех планетах, до которых мог добраться с помощью рванохода. А ты не залетал туда, по твоим понятиям, там нечего было делать. Тебе милее казались техногенные комфортные миры с живущими в них богатыми и азартными игроками, из которых легко вытрясались деньги. На Пирре я побывал задолго до твоего появления там. На Пирре осталась моя дочь Окайра. Она пошла в мать, и страшная романтика войны увлекала ее гораздо больше, чем космические путешествия. Я не сумел уговорить девочку покинуть ее родную планету. Впрочем, кому я это объясняю!.. Да, конечно, я догадывался, что она погибла — на Пирре ведь мало кто доживает до старости — вот только не знал наверняка, не мог знать, потому что с некоторых пор Пирр «закрылся» для рванохода.

И лишь однажды я угодил на планету Аппсала, где совершенно случайно и почти тогда же побывал и ты, Язон. Помнишь, в результате тобою же спровоцированной аварии на корабле какого-то чудака? Ты едва не погиб там, сумасшедший! Я все это знаю. Мы разминулись на пару лет, не больше, но я услышал уже лишь красивые легенды, которые слагали там о тебе Мастрегулы и Перссоны.

Я мечтал раздобыть или построить звездолет. Но где там! Здесь я фермер, на других планетах — всего лишь гость, даже если меня называют богом. Мне оставалось одно — ждать. И я ждал. Как видишь, не зря. Надеюсь, ты понял, что теперь тебе надлежит отправиться в Иолк, чтобы наказать злонравного Фелла и вернуть законную власть своему отцу?

— Помилуй, Хайрон, — сказал Язон, терпеливо выслушав весь его бесконечно длинный монолог. — Но ведь это надлежало сделать добрых тридцать лет назад. Теперь, может, ни Фелла, ни Айзона уже нет в живых. В конце концов, там могло произойти еще пять или десять дворцовых переворотов.

— Могло, — согласился Хайрон. — Но не произошло

— Откуда ты знаешь? Ты недавно был там?

— Нет, — в последние годы и здесь рванавр стал открываться все реже и реже. Видишь ли, это такое капризное устройство! Иногда оно просто не хотело пускать меня, а иногда устраивало жуткие фортели со временем. Я мог прожить где-нибудь год и вернуться сюда через день, а мог слетать на минуточку и потратить на это месяц здешней жизни. Мария-то давно привыкла к подобным вещам, а если вдруг неприятности с властями… Тогда, возможно, я был бы обречен покинуть Поргорсторсаанд, не выполнив просьбы твоего отца. Я не имел на это права, и потому стал все реже путешествовать по мирам, боялся рисковать. Но мой знакомый мудрец по имени Гваханофабр, видя, как я страдаю, сообщал иногда последние новости с любимых мною планет. Он-то и рассказал мне совсем недавно, что на Иолке попрежнему правит Фелл, а твой отец Айзон по-прежнему ждет тебя, и он еще достаточно молод, чтобы управлять своей страной. Пойми, Язон, твой отец да и брат его — не совсем простые люди. Я видел их и понял это сразу. Вот, пожалуй, и все. Пора тебе отправляться.

Трубка у Хайрона погасла, и теперь он принялся выбивать ее о край стола, с фермерской аккуратностью расстелив предварительно салфетку. А Язон выкурил практически подряд две сигареты и готовился зажечь третью.

— Мы теперь полетим туда, к твоему отцу? — внезапно спросила Мета, напомнив о своем присутствии.

— Да, — сказал Язон твердо.

Аргументация такого изменения планов еще не оформилась до конца в его голове, но он уже чувствовал, что другого решения не будет.

— А как же?.. — начала Мета.

Но Язон уже успел задать себе именно такой вопрос, и у него подобных «а как же» оказалось существенно больше, чем у Меты. Что ж, больше — не меньше. Он попытался связать все свои задачи воедино. И, кажется, почти получилось.

— Мета, слушай, Иолк находится в том же шаровом скоплении, где вокруг своих звезд вращаются планеты Эгриси и Орхомен. Я прав, отец?

— Да, мой мальчик. Но что ты знаешь об этих планетах?

— О-о-о! — протянул Язон многообещающе, явно готовясь рассказать.

Однако Мета решительно подняла руку:

— Стоп, Язон. Не сейчас. Ты забыл, что у нас мало времени? И тебя и меня ждут на Пирре. А к тому же лететь в центр Галактики гораздо сподручнее на большом линкоре. Мы ведь уже говорили с тобой об этом. Единственное, что еще необходимо сделать тут, на гостеприимной планете Саанд, да простят меня за такое сокращение, — это подняться на гору Билион и посмотреть вблизи на пресловутый рвань… врань… в общем, как его там? Может, и мы с тобою прыгнем куда надо напрямую. Зачем зря топливо жечь?

Язон призадумался над этими словами и только теперь обратил внимание на Экшена. Хайрон и Мета тоже посмотрели на охотника, оставшегося вдруг как бы совсем не у дел. Он сидел, закрыв лицо руками, и был совершенно безучастен. А почувствовав на себе взгляды всех троих, поднял голову и тихо проговорил:

— Я не смогу полететь с вами.

— Не лети, — равнодушно буркнул Язон. -

Я рад был видеть тебя. А так… Вольному — воля.

У тебя свои дела, у нас — свои. Не будем умножать сущностей сверх необходимого. Так советовал Уильям Оккам.

Язон никогда не отказывал себе в удовольствии щегольнуть какой-нибудь цитатой из древних.

— Вы уже умножили их, — грустно сказал Экшен. — В сущности, я с самого детства являл собою пример законопослушного гражданина своей планеты. И я просто не должен был слушать всего, что здесь говорилось. Но у меня не хватило мужества встать и уйти. Если теперь об этом станет известно властям, меня лишат моего космолета и охотничьей лицензии.

Язон искренне растерялся от такого заявления, а

Мета ласково сказала:

— Главное, чтоб не убили. Во всех остальных случаях мы тебе поможем. Правда.

Вот за что ее всегда любил Язон — за прямоту.

Экшен же посмотрел на красавицу-пиррянку дикими глазами и даже не улыбнулся в ответ.

— Я не хочу рисковать, — пробормотал он тихо — Извините.

И вышел из комнаты Лучше поздно, чем никогда.

Тогда Язон произнес подчеркнуто громко

— А стального кабана мы все-таки попробуем увезти отсюда.

ГЛАВА 6

Гора Билион выглядела неожиданно высокой. Обычно все, что представляется совершенно огромным в детстве, потом, когда человек вырастает, оказывается маленьким, почти игрушечным, подчас жалким. А гора Билион как будто росла вместе с Язоном Она и теперь уходила под облака, и впору было снеговой шапке, а не колючему кустарнику, покрывать ее вершину.

Мета поднималась всю дорогу в своем привычном темпе, то есть в темпе стремительной атаки, так что Язон в конце концов запыхался и дышал, высунув язык, как набегавшаяся собака. Им понадобилось минуты три, чтобы, совсем чуть-чуть поплутав среди скал, найти закамуфлированный вход в пещеру, и тогда словно из-под земли вырос перед ними мудрец.

— Гваханофабр, — представился он. — Я уже в курсе, куда вы хотите попасть. Я все настроил как надо. Только следует поторопиться, друзья. Рванавр с минуты на минуту закроется и надолго. Пойдемте

— Что ж, дирижируй, приятель, — сказал Язон небрежно, чувствуя, как его охватывает какое-то неподобающее случаю веселье.

Мета тоже улыбнулась, но скорее из вежливости и даже настороженно.

В пещере было сыро, душно, где-то в глубине довольно громко капала вода и висел перед глазами плотный туман. Как в бане. «Странно, — подумал Язон, — Хайрон ничего не рассказывал ни про туман, ни про воду вообще». Трудно было даже разглядеть, в каком углу расположен этот метафизический вход-выход. Но когда Язон разглядел, его аж морозец продрал по коже — больно здорово напоминала эта абсолютно черная клякса универсальный пожиратель материи Солвица. И Мета, видно, тоже их общего знакомого вспомнила, о чем свидетельствовал рефлекторно прыгнувший в ее ладонь пистолет.

— Смелее, братья мои, — заворчал мудрец. -

Я же объяснял, торопиться надо. Шагайте вперед по одному. Язон, вы идите первым.

Язон не возражал. Первым так первым. Вот только ворота в иной мир как-то вдруг на глазах начали ужиматься. Неужели они так бесславно прохлопали ушами этот редкий шанс? Обидно-то как!

— Быстрее, Язон! — услышал он голос сзади. -

Шагать уже поздно. Ныряйте!

Два раза повторять не пришлось. Язон прыгнул, как в воду, — вперед руками и головой. И тут же ощутил, как некий мощный поток втягивает его в эту черную дыру. Вдруг левая нога зацепилась за что-то и пришлось напрячь все мышцы, чтобы его не растащило на две половинки. Как минимум, он рисковал порвать сухожилие, ведь обе силы, тянувшие его в противоположных направлениях, стоили друг друга.

— Не делайте этого, Мета! — услышал он голос все того же Гваханофабра, надрывный, отчаянный, но очень тихий, потому что странно далекий. — О, ради всех звезд и галактик, не делайте этого!

Язон догадался, что происходит. Голова-то его была уже очень далеко от пещеры на горе Билион, а нога оставалась пока в руках Меты. Верная его амазонка, почуяв неладное, решила предотвратить неизбежную разлуку по-пиррянски просто и незатейливо. Может, она была права. Может быть. Мудрецы — народ загадочный и хитрый, с ними всегда есть риск оказаться вовсе не там, где хотелось. Но все-таки в любом мире Язон предпочитал оставаться с двумя ногами. Поэтому он исхитрился вывернуть стопу так, что затрещали, расстегиваясь, ремешки на липучках, и в руках у Меты остался только ботинок. Обувь — вещь, безусловно, ценная, особенно в путешествиях, но проблема ее приобретения или изготовления (в зависимости от обстоятельств) решается, как правило, намного легче, чем проблема отращивания новой ноги.

А гора была как будто все та же. Скалы, колючий кустарник, кривые деревца. Вот только небо над головой ясное, синее, глубокое. И воздух пахнет по-другому. Пахло морем. И никаких намеков на черную дыру — ни справа, ни слева, ни за спиной Язона. Он тщательно запомнил место и неторопливо пошел вниз — знакомиться с новым миром.

Дорога, усыпанная мелкими противными камешками, врезавшимися в босую пятку, вывела Язона к реке. За нею в некотором отдалении возвышались башни крепостной стены. Разумнее всего было в том направлении и двинуться, однако, поискав по сторонам глазами, Язон обнаружил мальчишку, который купался возле самого берега, то плюхаясь в небольшие омуточки, то с восторгом носясь по мелководью. Был этот мальчонка в чем мать родила, а небольшая смятая тряпочка белесого цвета, лежащая на плоском камне, очевидно, и составляла всю его одежду.

— Эй, мальчик! — крикнул Язон, разумеется, на меж-языке, наиболее употребимом в Галактике. — Как называется эта река?

— Мо не котрепано ушо, — откликнулся абориген на эсперанто.

И Язон, охотно перейдя на любимый им язык древней империи, повторил вопрос.

— Это река Анавр, а там город Иолк, главный город нашей планеты, — солидно объяснил ребенок, будто ему что ни день приходилось общаться здесь вот с такими же бестолковыми дяденькамипришельцами.

— Анавр… анавр-рванавр, — пробормотал себе под нос Язон.

Ничего себе названьице! Не иначе, с легкой руки Хайрона появилось, ведь на принятом здесь эсперанто такое слово ничего не значит.

А вслух Язон произнес бодро:

— Спасибо, мальчик, значит, я пришел, куда хотел.

— Если вам в Иолк, — местный житель решил совсем уж расстараться для дорогого гостя, — то лучше всего через брод. Идите все время прямо, там мелко, мне и то по пояс.

Язон еще раз поблагодарил и быстро перешел реку.

Было жарко, одежда высыхала на глазах. Рукава куртки пришлось закатать, а открывшуюся при этом пиррянскую кобуру на предплечье — от греха подальше спрятать за пазуху. Если что, он успеет выхватить оружие. Насколько помнилось со слов Хайрона, местная публика с техникой не в ладах, вряд ли по нему сразу откроют перекрестный огонь из пулеметов.

А когда подошел ближе, стало ясно, что пулеметами тут и не пахнет. По стенам города прохаживались воины с копьями и мечами, и точно такие же стражники встретили Язона у ворот. Правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что из-под надраенных до блеска медных шлемов у них торчат микрофоны, а среди перьев на головах недвусмысленно посверкивают дрожащие антеннки. До полного счастья, точнее, до полного абсурда им не хватало магнитных детекторов для проверки подлинности документов и денег. Однако паспорта у Язона не потребовали — просто спросили:

— Куда?

— Я ищу Айзона, сына Крета. А мое собственное имя — Язон динАльт.

Язон по опыту знал, что правда в таких случаях удобнее всего, тем более что это была не вся правда. Кто здесь мог слышать его имя, данное Хайроном. Вот назовись он Даймедом… Однако всему свое время. Для первого всплеска эмоций хватило имени отца.

— Айзона ищешь?! — буквально взревели двое сразу. — Ну уж нет! Сначала мы отведем тебя к Феллу.

Его обступили и явно собирались если не вязать, то уж за руки схватить — это точно.

— Не надо, я сам пойду, я согласен, — примиряюще поднял безоружные ладони Язон. — Со стариной Феллом мне тоже есть о чем поговорить.

Подобные фразы здешними цепными псами, конечно, не комментировались. Язон попробовал было завести разговор на другие, нейтральные темы, пока они шли через город. Но парочка-другая невинных вопросов типа: «А вот скажи, невесты в вашем городе есть?» или: «А что, служивый, неплохо бы и вина выпить?» остались без ответа, и Язон окончательно понял, что не они идут по городу, а его ведут по городу. И значит, согласно уставу (или что у них тут — свод предписаний?) разговорчики с арестованным строго запрещены.

Дворец короля Фелла оказался в общем неплох как внутри, так и снаружи, но по чистоте и комфорту все-таки сильно уступал роскошным отелям Кассилии или Клианды, а тем более богатейшим виллам Луссуозо. Так что особого энтузиазма в отношении захвата власти на этой убогой планете Язон в себе не ощутил. Но есть такое понятие — сыновний долг. Во всяком случае, было когда-то. И любопытство. Уж больно лихо игра закручивалась, хотелось доиграть до конца. А уж кому, как не Язону, знать: если пришел в казино, соблюдай установленные в нем правила. Ну, по крайней мере, делай вид, что соблюдаешь.

Король Фелл с совершенно безумным взглядом остекленевших глаз шел ему навстречу, вводя в состояние полнейшего ступора растерявшуюся стражу. Наконец диктатор совладал с собою и остановился. Но глаза его смотрели все туда же. Нет, не на лицо задержанного у ворот лазутчика. (Откуда было знать Феллу, как выглядит сын Айзона? Ведь не получал же он по модемной связи секретную фотораспечатку еженедельного бюллетеня «Их разыскивает Специальный Корпус»!) Нет. Король Иолка смотрел на ноги вошедшего, и Язон в ужасе догадался, что вваливаться в покои Его Величества наполовину босым, да еще с кровоточащей после хождения по острым камням пяткой, оставляющей гнусные следы на изысканном наборном паркете — в высшей степени непочтительно и может быть расценено как намеренное оскорбление первого лица на планете.

Торопясь исправить создавшееся впечатление, Язон быстренько выдал экспромт. Он очень старался соответствовать всей окружавшей его архаичноэклектичной обстановке и от усердия перешел на белые стихи:

— О мой король, спускаясь с гор, я был еще обут, но реку вброд переходя с названием Анавр, одну сандалию с ноги случайно обронил. — (Интересно, из какого древнего текста выскочило это слово «сандалия»? Впрочем, вот же все вокруг, как раз в Сандалиях и ходят. Ну, конечно, на жарких планетах, это очень распространенная обувь!) — Ее теченьем унесло, потоком бурным вдаль. Прошу простить меня, король, за выходку мою.

Однако Фелл, похоже, вовсе его не слушал. Он сжимал обеими ладонями голову и смотрел теперь куда-то в потолок, очевидно молясь при этом всем своим богам. Потом опустил руки и внезапно выдал весьма экстравагантное решение.

— Оставьте нас! — бросил он страже.

Все удалились. Они остались один на один.

— Кто ты? — спросил король и, не давая времени ответить, предупредил:

— Только не пытайся мне врать. Я все равно узнаю правду. Я умею читать мысли.

Последнее представлялось очень сомнительным, а полная логическая несочетаемость этого утверждения с первоначальным вопросом и последующей суровой просьбой говорила лишь о невеликих интеллектуальных способностях Фелла.

— Воспитавший меня старый и мудрый Хайрон учил никогда не лгать, и, хотя потом я много скитался по Вселенной и знал немало лжецов, которых можно было победить только их же оружием, сегодня я буду верен урокам моего старого учителя.

Вот так многословно и даже высокопарно начал Язон свое признание. Стихи, возможно, и были лишними, но в целом он правильно угадал тональность разговора. Фелл хорошо воспринимал подобные обороты речи.

— Меня зовут сегодня Язон динАльт, но Айзон, мой отец, живущий здесь, на этой планете, нарек меня при рождении именем Даймед. О, как долго искал я своего отца и свою родину! Но вот наконец я здесь.

— Так и ступай к нему, — распорядился король Фелл, неожиданно быстро сворачивая аудиенцию. — Я велю своим подданным, чтобы тебе показали дом Айзона. А стража больше не тронет тебя, Даймед. Поверь, это было не более чем досадное недоразумение.

Язон, конечно, не поверил, но кивнул миролюбиво и, миновав беспрепятственно многие залы и галереи, вышел на площадь. Встречала его ликующая толпа, а не какие-то там подданные короля Фелла. Тут уж точно стража бы его трогать не стала — себе дороже. И радостный этот людской водоворот внес Язона в распахнутые настежь двери отцовского дома.

Пришлось, разумеется, выпить вина со всей честной компанией — за его счастливое возвращение, за его, можно сказать, воскрешение из мертвых, за его прежние и будущие подвиги. В общем, шуму было много, а толку мало. Кто-то уже провозглашал Даймеда новым королем, кто-то призывал прямо сейчас двинуть боевую дружину на дворец Фелла, кто-то предлагал отправиться на морскую прогулку. Иные же настаивали на охоте в горных лесах, а нашлись еще и сторонники большого спортивного турнира. «Со смертоубийствами, что ли?» — сквозь винный туман вспомнилось Язону. Но женщины, а точнее, прекрасные юные девы танцевали нечто все более и более эротическое, развязно качали бедрами и все чаще как бы случайно теряли элементы одежды. А вино было очень легким и очень вкусным, и оно все никак не кончалось в серебряных кувшинах и золотых кубках…

Кажется, в итоге возобладала идея морской прогулки на роскошном фрегате с ярко-оранжевыми парусами, но и там тоже вино лилось рекою, а девушки были еще прекраснее предыдущих, поэтому Язон вряд ли сумел бы рассказать, что было раньше: купание в теплой лагуне с прозрачной, как утренняя роса, водою на маленьком острове в тени пальм; или — охота в горах на дикого оленя с золотистыми рогами невероятной высоты и ветвистости; или — страшно веселые соревнования по бегу в мешках и по прыжкам во все стороны. Точно он помнил лишь одно: на штурм дворца решили не ходить, особенно после массовой оргии на гигантской пуховой постели размером со стадион. Теплые волны, большие красивые рыбы, быстрые лошади, ласковые девушки, сладкое вино…

Как выяснилось после, только на пятый день они с отцом наконец избавились от разудалой пьяной компании, превратившейся к тому времени в хмурое сборище утомленных жизнью и друг другом индивидов. В глазах этих людей стояла теперь вселенская скорбь, а их неверные ноги, напрягаясь из последних сил, разносили по домам казавшиеся чужими тела и опустошенные головы.

Язон, проходивший подобное испытание не впервые, автоматически следил все эти дни за своим НЗ, за своим неприкосновенным запасом обязательных атрибутов космодесантника — за всеми пристегнутыми к телу пенальчиками и футлярчиками, включая заветную кобуру. Ни одной нежной девушке, ни одному грубому пьяному матросу, ни одному нахальному мальчишке не позволил он тронуть ничего из жизненно важных вещей и приспособлений.

Поэтому, как только они остались без свидетелей, он первым делом достал аптечку и в считанные секунды избавил как себя, так и отца от всех неприятных последствий пятидневного пьянства и прочих безобразий.

— О, как давно я не испытывал подобного наслаждения! — воскликнул Айзон. — Аптечка космодесантника! Какая прелесть! Я же здесь совершенно одичал, Язон. Ты себе не представляешь, какой кошмар — жить в этом мире.

— Честно говоря, действительно не представляю, — сказал Язон. — Я знавал миры и похуже. Я попадал в такие переплеты, отец… Постой, а в каком же мире ты жил до этого?

— Не помню, — вздохнул Айзон. — В том-то и загвоздка, что не помню. Проклятый Фелл сделал что-то ужасное с моей памятью. Похоже, напрочь стер из нее некоторые очень важные вещи. И сегодня я доподлинно знаю лишь одно. Эта планета не имеет связи с внешним миром. С некоторых пор она просто не пеленгуется из космоса. Понимаешь, он сделал ее планетой-невидимкой. Какой-то загадочный экран в стратосфере не пропускает сюда электромагнитных лучей. Инопланетные космолеты перестали посещать нас. Мы не принимаем передач галактической трансляции, ничего не знаем о других мирах. Своего космического транспорта здесь нет. Своей пси-связи

— тоже. А та гиперпространственная дыра, сквозь которую ты проник, открывается крайне редко и непредсказуемо. Некоторые сумели удрать через нее. А я вот продолжаю влачить здесь жалкое существование. Полная безнадежность, Язон, полная, никакой связи со Вселенной. И абсолютное всевластие диктатора-самодура. Я помню, что родился не здесь, но не могу восстановить в памяти, кем же я был прежде. Вдруг я уже никогда не смогу вспомнить этого? Разве что медицина высокоразвитых миров… Но как добраться до них? Вот если бы хоть каким-то образом передать в космос простенький сигнал «SOS»…

— Отец, у меня есть пси-передатчик. А ты, кажется, сказал, что через экран не проходят только электромагнитные сигналы.

— Конечно! — оживился отец. — Конечно! Ведь сам-то Фелл постоянно передает кому-то информацию. Как же иначе! Ему-то нужна связь с внешним миром. Понимаешь, я давно догадался: Фелл — тоже не местный, очевидно, мы с ним и прилетели сюда лет сто назад…

О высокие звезды! До чего же он разговорчив! Способен заболтать сам себя. До него как будто и не дошло самое главное.

— Отец, у меня есть пси-передатчик, — повторил Язон. — Здесь, с собой. Я уже включаю его.

Айзон замер и молча смотрел на давно забытую плоскую коробочку с круглым зеркальным окошком посередине.

Язон воздержался от передачи в эфир стандартной безадресной тревоги. Мало ли кого занесет на такой сигнал! И предпочел вызвать персонально Мету условленным кодом, который известен только им двоим. Если его боевая подруга не мчится сейчас в кривопространстве, она должна принять сигнал, в какой бы чертовой дали не находилась. Ну а если все-таки летит именно там — что ж, подождем. Пронзай хоть всю Галактику наискосок, а рано или поздно надо выныривать возле какой-нибудь планетки, используя энергию ее притяжения.

— А джамп-передатчика у тебя с собой нет? — неожиданно спросил Айзон, очевидно успевший подумать примерно о том же.

— Нет, отец, техника еще не шагнула так далеко. Для джамп-связи требуются существенно другие энергии. Тут карманными атомными батарейками не обойдешься…

Передатчик тихо попискивал, сигналя о том, что работает, но ответ пока не приходил. И, коротая минуты ожидания (с чего он, собственно, решил, что минуты? А если часы, дни? Разве так не бывает?), Язон спросил:

— Отец, а ты не знаешь, почему Фелл, когда я только появился у него во дворце, пялился на мою босую ногу, словно на огромного тарантула?

— Знаю, — хмыкнул Айзон. — Как же не знать!

Много лет назад оракул поведал Феллу, что беду и смерть принесет ему некий человек, спустившийся с гор в Иолк и обутый в одну сандалию.

— Кто такой оракул? — решил уточнить Язон.

— Оракулами здесь называют пророков, предсказывающих будущее. — Айзон еще раз хмыкнул. — Теперь-то я чувствую, что и прорицатель этот был совсем не прост. Тоже, небось, свалился к нам с другого конца Галактики, через эту черную дыру, как Хайрон…

И тут раздался голос Меты:

— Язон! Где ты, Язон? Я на орбите того объекта, с которого идет твой сигнал. Это планета Иолк?

— Да, Мета, этот мир называется Иолком. Отъюстируй курс по нашему сигналу, я сейчас дам более острый пучок, возьми полградуса южнее и садись в океан. Слышишь меня?

— Слышу. Но не вижу. Я вообще не вижу никакой планеты. Ее не регистрируют приборы, ни один, кроме гравитометра.

— Все нормально, Мета! Делай, как я сказал. Войдешь в атмосферу, и сразу все увидишь…

— Хорошо. Ложусь на курс. Конец связи.

— Ну вот, — Айзон в нетерпении потирал ладони. — Теперь мы сможем диктовать ему условия.

— Не горячись, отец, дай во всем разобраться.

— Наверно, ты прав сынок, наверно, ты прав… Ой, что это? Дай попробовать. Сто лет уже не курил.

Мятая пачка сигарет «Стожары» была еще одним обязательным компонентом язоновского НЗ.

Закурив, они оба подошли к окну и увидали, как совсем близко опускается сверкающий теплым титановым блеском граненый купол «Темучина». Опускается тихо-тихо, даже не поднимая брызг. Порывистая, неостановимая, яростная Мета умела быть когда надо аккуратной и нежной.

— Кто она? — спросил Айзон.

— Моя невеста, — с удовольствием ответил Язон, на этот раз почти не погрешив против истины.

ГЛАВА 7

Мета едва не оторвала голову несчастному Гваханофабру, когда разутая пятка Язона скрылась в черноте рванавра, увлекая за собой последний клочок этой хитрой субстанции. Мудрец хрипел и бешено вращал глазами, слова не могли прорваться сквозь стальные тиски пиррянских пальцев, ноги в бессильном отчаянии болтались сантиметрах в двадцати над полом пещеры. И только когда скрюченная рука Гваханофабра сумела извлечь из складок балахона таинственно мерцающий в полутьме кристалл, что-то щелкнуло в голове у Меты — она сообразила: если кто и поможет теперь вернуть Язона, так только этот задохлик. И значит, рано ломать ему шею.

Кристалл оказался природным детектором искривления пространства, весьма задолго предупреждающим об активизации участка местности, на котором возможен гиперпространственный переход. Мудрец готов был подарить ей эту игрушку. А окончательно придя в себя, объяснил, что Язон отправлен именно на планету Иолк, что никакие ужасные опасности ему там не угрожают и что вообще это огромная удача — вот так прорваться через рванавр в последние секунды его функциональной активности. А вдвоем они бы все равно уже не успели. Наверняка не успели бы. Так что остается теперь уважаемой Мете только одно — догонять своего спутника обыкновенным способом. В любом случае это будет быстрее.

— Ну представьте себе, — говорил Гваханофабр. — Вы опоздали на последний вертокрыл. Следующий по расписанию только через два дня.

Чем ждать его, лучше добраться шестиходом. Ведь правильно?

Очевидно, мудрец забыл, что Мета — не жительница Саанда, и вертокрылы с шестиходами чужды ей еще в большей степени, чем рванавр, но почемуто именно эта его риторика окончательно убедила пиррянку в честности и добрых намерениях Гваханофабра. А потому, не тратя времени на дальнейшие выяснения, она ринулась на поиски любимого.

План созрел быстро. На вездеходе, взятом у Эскли, — до ближайшей военной базы. Тушу стального кабана — с собой. Не обращая внимания на яростные возражения Экшена и печально-осуждающий взгляд Хайрона. У военных, не слишком долго их уговаривая, Мета позаимствовала наиболее скоростной лайнер-истребитель и примерно через полчаса была непосредственно в космопорту. Там ее, конечно, ждали. Как говорится, с цветами и оркестром, по полной форме. Вот только почему-то не сообразили запрятать куда подальше «Темучин» или хотя бы отсоединить от него энергоблок, чем предельно облегчили пиррянке дальнейшую задачу. Дистанционно распахнув трюм своего корабля, Мета перегрузила кабана, не выходя из пилотской кабины. Трофейная туша была у нее приторочена к консоли военного, лайнера, как боевая ракета. Когда же настало время пересаживаться самой, объявились, разумеется, горячие головы, вздумавшие ей помешать. Возможно, это были даже вполне профессиональные вояки, обученные и тренированные, но никто их, бедняжек, не предупредил (да и не мог предупредить!), с кем конкретно придется иметь дело. По рации-то что передали? Девушка. Одна. Угнала лайнер-истребитель. Все. Ну, девушка (одна) и раскидала этих наглецов, как маленьких ребятишек.

Она клялась Язону, что ни разу не выстрелила и страшно гордилась при этом своей выдержкой и благородством. Хотя на самом деле чем тут гордиться? Стрелять было просто нельзя. Потому что опасно. Ведь ее там явно пытались задержать живой. А открой она огонь на поражение, неизвестно как бы все повернулось…

Однако повернулось все преотличнейшим образом. «Темучин» — корабль такого класса, какой еще не скоро будет доступен даже военному флоту заштатной окраинной планетки, а к тому же «отрываться от хвоста» в космосе Мета обучилась не накануне. В общем, если погоня и была, все равно можно считать, что ее не было.

— Вспомнил! — вдруг радостно воскликнул Айзон, дослушав увлекательный рассказ своей невестки, с первого взгляда очаровавшей его.

— Что ты вспомнил, отец? — спросил Язон, почему-то не ожидая услышать ничего хорошего.

— Я вспомнил, как мы сюда прилетели.

— Откуда? — быстро спросил Язон, словно боясь упустить тот короткий миг, когда на отца нашло озарение.

— Откуда, пока не вспомнил, — ответил Айзон, виновато разводя руками.

— Ну хорошо, рассказывай.

Зря боялся Язон. Тут было так: что вспомнил, то вспомнил, а остальное… Извини.

— Нас было трое на том корабле: Нивелла, моя жена, Фелл, друг детства, и я. А корабль назывался «Овен».

— Как звали твою жену? — на всякий случай переспросил Язон, боясь, что ослышался.

— Нивелла. Моя жена и твоя мать. А звездолет «Овен» был сделан как экспериментальный образец. Корпус его сварили из листов совершенно особенного сплава, по замыслу изобретателей устойчивого к любым воздействиям, включая высокотемпературную плазму, потоки «медленных нейтрино», пси-излучения и даже контакт с антивеществом. Откуда и куда могли мы лететь на таком устройстве? Не знаю. Но здесь оказались, безусловно, волею случая. Отказали маршевые двигатели и генератор джамп-режима одновременно. Опытный образец — он и есть опытный образец. Садиться пришлось немедленно. Годилась любая планета. И этой первой встречной планетой был Иолк.

Помощи от местного населения ждать, разумеется, не приходилось, а вышедший из строя экспериментальный «Овен» оказался крепким орешком. Я-то что? Просто пилот, я и не лазил в дебри сложнейшей техники. Нивелла кое-что понимала в движках и электронной автоматике, а вот в новейших системах защиты, которые мы, наверно, и обкатывали в том полете, мало-мальски разбирался только Фелл — физик по образованию. Он-то сразу и сказал, что катастрофические отказы случались именно из-за новых систем. Мудрил он, мудрил со всей этой безумной кухней — а там ведь страшные по мощности энергии задействованы! — ив один далеко не прекрасный день сделал так, что использовать корабль по назначению стало просто невозможно. Он теперь стоял в предместьях города Иолка, как памятник нашей глупости.

Настало время орать «SOS» на всю Галактику. Тут-то и выяснилось, что Фелл испортил не только корабль. Над всей планетой в ходе (а может, и правда в результате) Фелловых ремонтно-технических работ возник непроницаемый экран. Все. Финиш. Мы в ловушке, которую сами себе построили. Оставалось только ждать случайных гостей, в общем, надеяться на чудо. Фелл продолжал свои безрезультатные изыскания, ежедневно обещая нам, что вот, еще чуть-чуть, еще капельку, и он найдет ключ к разгадке страшной тайны. Но я вдруг понял: он уже не вполне вменяем. Нивелла согласилась со мной и заметила, что мы тоже рискуем очень скоро сойти с ума Поэтому, оставив Феллу Феллово, мы сами приняли мужественное решение смириться и как-то обустраиваться в том мире, куда нас забросила судьба. Мы были молоды и хотели жить полной жизнью.

В конце концов, Иолк был не самым плохим местом во Вселенной. Уровень развития? Так себе. Зато мы, пользуясь нашими знаниями, быстро захватили власть на планете. Мирным путем. Я объявил себя сыном погибшего год назад мудрого и любимого народом короля Крета. Фелл считался на всякий случай моим братом по матери. Отцом его мы предложили назвать легендарного адмирала Пойсона, тоже сложившего голову не так давно в одной из потасовок местного значения. Мы начали проводить неторопливые гуманные реформы. Но не учли одного: Фелл со своей физикой окончательно сошел с ума. Он возмущался нашим поведением, кричал, что мы предали цивилизацию, требовал действенной помощи в безумных экспериментах, а в итоге с помощью какого-то наемного быдла переубивал лучших людей планеты, воспитанных нами в традициях современной культуры и провозгласил себя королем. Мы с Нивеллой сдались без боя, хотели элементарно свести к минимуму кровопролитие. А к тому же именно тогда она была в положении и под сердцем своим носила тебя, Язон. Подлый Фелл пригрозил убить ребенка сразу после рождения, если мы добровольно не откажемся от власти. Мыотказались. Но ты же понимаешь, Язон, таким людям верить нельзя. Я горел желанием спрятать тебя. Я устроил эти бутафорские похороны. Тут-то и появился Хайрон, как сама судьба.

Он всегда появлялся непредсказуемо, но на этот раз удивительно вовремя. И вдруг честно признался, каким именно образом попадает к нам. Вот это было откровение! Конечно, мы умоляли его взять нас с собой. Но он объяснил, что это невозможно. Ребенка — да, а двух взрослых — никак. Почему мы не передали с ним какого-нибудь письма для трансляции в эфир? Почему вообще поверили ему и не попытались прыгнуть следом? До сих пор не понимаю. Но именно с этого момента наши с Нивеллой отношения дали трещину. Жизнь кончилась еще раз. Рухнуло все, что связывало нас до этого. Власть, мечты, общие воспоминания, которые каким-то образом стер нам из памяти этот сумасшедший физик. Наконец, у нас теперь не было и ребенка. А любовь? Любовь, наверно, кончилась еще раньше.

И вот однажды ночью, пока я спал, Нивелла ушла. Как она догадалась, как почувствовала, что именно в эту ночь, точнее уже почти на рассвете, откроется таинственный гиперпереход? Я проснулся под утро и сразу понял, где она. Но когда, едва живой, взбежал, вскарабкался на ту самую гору, уже совсем маленькое черное пятнышко рванавра, как называл его Хайрон, съеживалось на глазах и приплясывало, будто ухмылялось мне в лицо. Она ушла. Теперь неважно куда. Важно, что от меня.

Однако самое удивительное, что я видел свою Нивеллу еще раз. Она вернулась через несколько лет. Через много лет. Но не за мной, а за нашим «Овном». Она даже разговаривать не стала. Бросила одну фразу: «Извини, я очень спешу, все потом». И какая-то была совсем чужая. Забралась в пилотскую кабину нашего старенького корабля-памятника, потыкала пальчиком в разные кнопки и… улетела. Корабль-то действующим оказался. Но я даже не удивился и не расстроился тогда. Мне уже было все равно. Я давно перестал рваться кудалибо. Я только ждал, ждал, ждал. Потому что так было надо.

Конечно, я сходил к Феллу и рассказал о случившемся. А он уже знал все, ему секретные агенты доложили. Посмотрел на меня совершенно дикими глазами и сказал:

— Нивелла твоя — ведьма!

— Кто такая ведьма? — поинтересовалась Мета.

— Ведьма? Злая волшебница, — пояснил Айзон. — Женщина, владеющая силами магии, не подвластными науке.

— А-а-а, — протянула Мета понимающе. — Древние мифы.

— А у нас тут все древнее, девочка моя, — грустно улыбнулся Айзон. — Не только мифы да легенды, но и сама жизнь.

— И это все, отец, что тебе удалось вспомнить? — решил Язон подвести черту.

— В общем, да. Провалов в памяти еще очень много. А про Нивеллу я просто ничего не знаю. И забывать было нечего.

— Зато про Нивеллу знаю я, — сказал Язон.

И рассказал отцу про шифровку Фрайкса, перехваченную Бервиком.

По такому случаю пришлось досадить все оставшееся в пачке курево, несмотря на возмущение Меты и рискуя остаться без табака неопределенно долгое время.

— Айзон, а вам не кажется, что вашей памятью управляет совсем не Фелл? — это спрашивала Мета. — Фелл — не более чем орудие в чьих-то недобрых и очень сильных руках. Вы только посмотрите, сколько планет оказалось втянуто в эту историю. Идет какая-то большая галактическая игра, и мы очутились в самом ее центре. А ваш Фелл — так, мелкая сошка.

— Согласен, — кивнул Айзон. — Но все-таки мы сейчас пойдем именно к нему.

— Зачем? — воинственно вскинулась Мета. — Искать новых приключений на свою голову? Лично мне на Пирре проблем хватает. А теперь еще Язон начнет свою матушку искать по всему центру Галактики! Я же его одного не отпущу. Посудите сами, когда мы в таком случае домой вернемся?

— И все-таки к Феллу надо зайти. Я не могу бросить планету Иолк на произвол судьбы. Слишком многое с нею связано. Здешний народ любит меня и почитает своим настоящим королем. В сущности я мечтаю улететь отсюда лишь для того, чтобы вылечиться и вспомнить свое прошлое. И еще для того, чтобы почувствовать свободу. А потом я непременно хочу вернуться. Ведь это теперь мой собственный мир, он должен принадлежать мне, а не Феллу.

— Отец прав, Мета, — сказал Язон, беря любимую за руку. — Ты должна понять. Иолк ему дорог не меньше, чем тебе Пирр.

— А тебе? — спросила пиррянка с вызовом.

— Мне? Наверно, я скоро буду считать своей родиной всю Галактику. Но на самом-то деле, как выясняется, родился я все-таки именно здесь. Да не смотри ты на меня так! Конечно, наш Пирр мне дороже. Неужели это непонятно?! Пошли к Феллу.

Фелл ждал их, развалясь на троне, как в кресле, подчеркнуто небрежно. Секретные агенты доложили своему хозяину обо всех потрясающих событиях последних часов в подробностях и намного раньше, чем троица бунтовщиков подошла к ступеням королевского дворца. Но Фелл слишком уж старательно делал вид, что ему на все наплевать. Невооруженным глазом было видно: он нервничает, он сломлен, он уже почти сдался. А крыть-то и в самом деле нечем. По крайней мере, так казалось Язону.

Именно он и начал говорить первым:

— Я очень соскучился без своего отца. По этой причине пять дней назад мне было просто некогда разговаривать с тобой, король-самозванец.

Фелл криво ухмыльнулся, принимая без возражений эту ложь и даже оскорбление проглатывая молча. Дескать, говори, Язон, говори, Даймед.

— Но теперь я пришел сказать, что власть на этой планете по праву принадлежит Айзону. И если ты, Фелл, не уйдешь добровольно, мы вынуждены будем прогнать тебя силой. Сегодня же ты выйдешь на площадь и объявишь народу о собственном низложении, мы найдем человека, который останется здесь по нашему указанию временно управлять всеми делами. И улетим ненадолго, чтобы вылечить отца. Потом вернемся. А ты… Нет, здесь я тебя не оставлю. Отец прав, таким, как ты, нельзя верить. Мы возьмем тебя с собой и высадим на какой-нибудь дикой планете, где нельзя умереть от голода, но, с другой стороны, где нет людей. Ты опасен для них, Фелл. Если же у тебя есть возражения, я готов их выслушать. Однако предупреждаю: есть другой вариант — отдать тебя в руки правосудия. Не думаю, что я тебе больше понравится. Все-таки необитаемую планету можно подобрать по вкусу, а там у тебя вряд ли будет выбор.

— А что, уже появилось галактическое правосудие? — ядовито поинтересовался Фелл.

— Представь себе, да, — не моргнув глазом, еще раз соврал Язон и добавил для убедительности: — Но тебя будут судить по законам твоей планеты.

— Вот только блефовать не надо, Даймед, — Фелл делался веселее с каждой секундой, казалось, он сейчас засмеется, не удержавшись. — Ты же знать не знаешь, с какой я планеты. И папуля твой этого не знает. Потому что все забыл! — Тут он действительно расхохотался. — Ты собираешься лечить своего отца от амнезии? Дурачок! Это не простая амнезия. Это вообще не амнезия, если хочешь знать. Ты спросишь, что это? А я и сам не знаю!

И он зашелся в смехе, как безумный, и долго не мог продолжать, хотя явно намеревался сказать что-то еще. Язон вдруг ощутил скрытый подвох в этой противоестественной ситуации. А значит… Значит, Мета в любое мгновение может начать стрелять. Вот уж будет совсем некстати!

— Успокойся, Фелл, — бросил Язон резко. — Мы пришли говорить. А не хохотать друг над другом.

— Я не над вами смеюсь, — проговорил Фелл как-то даже мрачно. — Так, просто, накатило вдруг. — И выкрикнул резко: — Айзон! Ну эти-то, молодые, ладно. А ты, старый дурак, неужели не понимаешь, что ты не сможешь сегодня улететь отсюда?! Экран же не пропустит тебя.

— В к-каком это смысле? — Айзон, нервничая, даже начал заикаться. — Не п-понимаю…

— А чего тут понимать! — удивился Фелл. — Мы же пленники этой планеты, пленники собственного эксперимента. Только попробуй приблизиться к экрану, такая боль скрутит, ни один живой человек не выдержит.

— Ты что, приближался? — тихо спросил Айзон.

— Да, — ответил Фелл. — Я экран приближал к себе. Это не слишком сложно. Я вообще много чего понял, пока вы тут с Нивеллой ерундой занимались.

— Мы? Ерундой?! Погоди!.. — Айзон точно проснулся вдруг. — А как же Нивелла? Она ведь покинула планету. И даже дважды.

— Конечно. Только один раз через гиперпереход, а второй — на «Овне». Правильно? Ну, в этом, в рванавре-то ее хорошо крутануло, если хотела девушка попасть на Поргорсторсаанд, а угодила аж на Орхомен. Ощущения были, наверно, знатные, а уж про память я и не говорю. Что там сейчас с ее памятью, одному космосу известно. Впрочем, пусть теперь этим занимаются доблестные медики Лиги Миров. А вот второй ее побег намного интереснее. Я, кстати, так и думал, что на нашем «Овне» экран проскочить как нечего делать. Не может же эта дьявольская машина бояться того, что сама и создала. Я только до сих пор не понимаю, как удалось Нивелле реанимировать маршевые двигатели. Хочешь — верь, хочешь — нет, а для меня это истинная загадка.

— Не верю, — откликнулся Айзон глухо.

— И не верь. Но я тебе еще в тот раз сказал: ведьма она.

— Почему же она тогда раньше не улетела?

— Ну, видишь ли, брат мой, — Фелл гнусно хихикнул на слове «брат», — ради твоих детей ни к чему ей было, а ради детей Ахаманта — дело святое.

— Ты негодяй, — проговорил Айзон почти шепотом.

— Возможно, — ответил Фелл невозмутимо. — Только я сейчас говорю правду, однако ты, похоже, и в самом деле не веришь мне, ни единому слову. А сын твой и его девушка в подобной ситуации могут наделать глупостей. Ты и впрямь, что ли, решил рваться напролом, чудик? Попробовать хочешь?! Попробуй, Айзон!

И Фелл вдруг так широко раскрыл глаза, словно хотел совсем выдавить их из орбит, и принялся смотреть на Айзона пристально-пристально. Гипнотизировал. Айзон почти сразу схватился за голову и уже через несколько секунд взмолился:

— Не надо! Что ты делаешь?

— Что я делаю? Приближаю экран. Кстати, совсем чуть-чуть. Могу приблизить сильнее. Попробуем еще раз?

— Нет, — выдохнул совсем обессиленный Айзон.

Не очень-то верилось Язону, что Фелл силою мысли действительно приближает к поверхности планеты пресловутый электромагнитный (или какой там?) экран. Обладая повышенной чувствительностью к эмоциям, мысленным приказам, прочим пси-излучениям, Язон должен был хоть что-то ощутить в момент этого изуверского гипноза. А он абсолютно не улавливал никаких импульсов мозга — ни отца, ни его мучителя. Значит, это чистая физика и физиология. Скорее всего в голову Айзона вживлено какое-нибудь устройство, а Фелл, вращая выпученными глазами, только тень на плетень наводит, отвлекает зрителей, как профессиональный фокусник, сам же тем временем рукой или ногой, а то и зубами какую-нибудь потайную кнопочку жмет…

Язон решительно оборвал поток собственных мыслей. Не это главное. Главное — в другом: изменилась расстановка сил. С точностью до наоборот. Как в смертельной драке. Только что ты держал пистолет, уткнув его в висок неприятелю, но враг провел лихой, непонятный, дерзкий финт, и вот уже твой пистолет смотрит тебе же в лоб. Но самое удивительное, что здесь стрелять-то никто и не хочет. Обе стороны просто намерены диктовать условия. И сейчас — спору нет, даже Мета понимает отлично — условия будет диктовать Фелл.

— Чего ты хочешь от нас? — прямо спросил Язон.

— Я хочу, чтобы вы полетели на планету Эгриси, нашли там наш старый корабль и доставили сюда. Еще лучше будет, если вы разыщите заодно и Нивеллу. Но главное — все-таки «Овен». Это в ваших же интересах. Надеюсь, я понятно объяснил, что другого способа помочь отцу у тебя нет, Язон. И запомни, мальчишка, — да, да, для меня ты мальчишка! — когда вы вернетесь на Иолк, распоряжаться «Овном» буду я и только я.

— Но и ты запомни, дедуля, — окликнула его Мета ласково, — если за время нашего отсутствия с Айзоном что-нибудь случится, мне уже никакой экран не помешает. Я затащу тебя в пиррянские джунгли и выброшу там в чем мать родила, и буду смотреть из-под защитного колпака, как ты подыхаешь в страшных мучениях. Это следует хорошо запомнить, старичок. Пошли, Язон. Мне все ясно.

И она резко развернулась, оставляя последнее слово за собой. Язон решил поддержать ее в этом и уже на ходу спросил, обращаясь к Айзону:

— Отец, ты проводишь нас?

— Конечно, конечно, — он уже поравнялся с ними. — Вы, главное, не беспокойтесь. Если бы этот тип хотел убить меня, он бы давным-давно так и сделал Уверяю вас, мне ничто не угрожает.

Позади послышался громкий, отвратительно громкий хохот. Но ни один из троих даже не обернулся

Уже на улице Мета спросила с детской непосредственностью:

— Язон, ну скажи мне, откуда берутся такие люди? Он же противнее шипокрыла!

— Браво, любимая! — воскликнул Язон. — Перед тобой стояло существо противнее шипокрыла, а ты даже не хваталась за пистолет.

— Это комплимент или подколка?

— А тебе как кажется?

— Да пошел ты!.. — беззлобно отмахнулась Мета и зашагала к «Темучину», вызывающе посаженному прямо на площадь перед дворцом.

ГЛАВА 8

— Ну что, пилот, знаешь, куда мы сейчас полетим? — спросил Язон, когда они уже вышли на орбиту и планета Иолк исчезла со всех экранов, кроме дисплея гравитометра, где она изображалась в виде острого пика на перекрестии координатных осей.

— Планета Эгриси, капитан, — дурашливо прикладывая ладонь к виску, в манере древних солдат рапортовала Мета. — Шаровое скопление номер…

— Отставить, пилот! Все неправильно. Мы летим на Пирр.

— Почему?! Ты решил не помогать отцу, бросить его? Я не согласна.

— Да нет же, конечно! Никого я не хочу бросать Помнишь, ты предлагала мне лететь на «Арго»? Ты была права. И мы полетим не вдвоем, а со всей командой. Иначе на этой теплой и солнечной Эгриси нам станет жарко. Ведь планета такая же дикая, как Иолк или Орхомен, да только у них еще и игрушка эта запропастилась — Ослепительный Винторог, он же «Овен». Слабо верится мне, что тамошние цари спят и видят, когда же прилетит законный наследник бывших хозяев, чтобы ему эту удивительную штуку отдать Они же там чокнутые все, они же в магические силы верят и в волю богов. А боги им что-то совсем другое велели. Так я думаю. И значит, придется до этих «богов» добраться. Вот тут-то нам с тобой и понадобятся Керк, и Рес, и Клиф, и Стэн, и даже Арчи. Боюсь, и Тека тоже понадобится. Как же без врача…

— Давай не будем о грустном, Язон. Пойдем лучше на звезды посмотрим. Они подошли к большому иллюминатору. Слой стеклостали, слой спектро-

лита, слой лейко-сапфира, и за этим триплексом толщиною пальца в четыре, не больше — космический вакуум, чернота, холод. Язон всегда любил постоять перед таким окошком во Вселенную. На «Арго» подобной роскоши не было: какие, к чертям, иллюминаторы на боевом линкоре. Обзорный экран — да. И сеть сферических датчиков за бортом. Но это не то. Романтики нет. А тут — стоишь почти в открытом космосе и любуешься причудливыми многоцветными узорами звезд, размазанных по небу — ведь корабль уже летит в джамп-режиме. Здорово: ты, твоя любимая и Вселенная перед вами, точно на ладони!

Он вспомнил, как они стояли вот так же вдвоем много лет назад, когда впервые вместе летели на Пирр. И сейчас, чувствуя себя самым счастливым в Галактике человеком, он обнял Мету и прижал к себе.

— Ты улыбаешься, — проговорила она нарочно теми же словами, что и тогда. — Ты тоже любишь звезды.

— Я тебя люблю, Мета.

— А я тебя. Пошли в каюту.

— Пошли. А ты не сломаешь мне руку?

И они тихо засмеялись над этой только им двоим понятной шуткой

Утром он вышел на связь с Бервиком. Коротко рассказал обо всем. Очень неплохо, если старина Риверд будет в курсе последних событий. Со стороны Специального Корпуса и даже со стороны Гарантов Стабильности новой информации не было никакой. Ну и славно, информации и так уже выше крыши.

А еще через сутки они прибыли на Пирр.

Мир Смерти ничем особенным не удивил их. Разве что редкостным затишьем. Перед бурей? Возможно. Кто бы только знал, откуда теперь ждать эту бурю. Новых эксцессов, связанных с металлическими иглами или летящими в обратную сторону пулями, зафиксировано не было. Правда, появились новые формы киборгов, например, так называемые суперрогоносы — с титановым набалдашником на кончике боевого отростка или меднозубые кайманы, которые перекусывали силовые кабели и самым подлым образом устраивали короткие замыкания. Обнаружились даже какие-то вольфрамовые шмели — эти легко выдерживали температуру в тысячу градусов по Цельсию, но к механическим ударам были весьма чувствительны.

В общем, если собрать данные со всей планеты, то приходилось признать: киборги эти вели себя в целом прилично, беспокойства причиняли минимум. Раненых и погибших за время отсутствия Язона и Меты насчитывалось мало, как никогда. Активность тварей в районе космопорта также снизилась

— это Язон сам заметил. И профилактика «Арго» была полностью закончена. В общем, тишь да гладь да Божья благодать, как говорили древние. Самый подходящий момент порадовать сопланетников новыми идеями.

Начать решили со стального кабана. Бруччо его разморозил, распотрошил, всеми щупами облазил, во все приборы срезов понапихал и все вещества до пятого знака на микроэлементарный состав проверил. Стэна подключил, Теку, Арчи и все равно никто ничего не понял. То есть главного понять не смогли: где эту нечисть сделали (или вырастили) и одной ли она природы с пиррянскими мутантами.

— Все, — сказал Бруччо, сделав наконец паузу в лабораторных опытах и отирая пот со лба. — Не гоните волну, братцы. На любые вопросы правильные ответы найдем. Просто не так быстро, как хотелось.

И вот тогда Язон и предложил, как, по его мнению, можно ускорить получение правильных ответов.

Высшее руководство Пирра выслушало заслуженного и почти признанного своим, но все же инопланетника, как всегда, с известной настороженностью. Керк хмурился. Рес загадочно улыбался. Клиф и прочие молодые рвались в бой. Со своими привычными тварями вроде как и скучно уже возиться.

По традиции слово для ответа первым взял Керк.

— Опять я не понимаю тебя, Язон. Опять ты мудришь. Ну, на Счастье, положим, мы осваивали новый мир. Мы получили его в свои руки, заселили нашими людьми, понастроили шахт. Это теперь чтото вроде пиррянской колонии, с которой мы имеем очень неплохой ежегодный доход. А вот в центре Галактики что нам делать? Там и без нас народу как сельдей в бочке. Какая выгода от этой экспедиции? Удовлетворить чье-то научное любопытство? Пирряне не могут себе такого позволить. Мы живем на вулкане. Да, сегодня вулкан притих, но ведь не потух же. Правда, Язон?

— Правда, — согласился Язон. — А теперь слушайте меня внимательно еще раз. Повторяю коротко самое главное. И кое-что новое скажу. Первое: Пирр проходил в свое время по списку планет, оборудованных кем-то устройствами для гиперпространственного перехода. Поняв природу этих устройств, мы, возможно, раскроем тайну Пирра. Не только научное любопытство удовлетворим, а решим практическую проблему. Второе: опять же неизвестно кем сделанный звездолет «Овен» — это либо мощнейшее оружие, либо универсальнейшее средство защиты, либо и то и другое сразу. Разве Пирру не нужна подобная вещь? Третье. Мой отец попал в беду, а значит попал в беду и я сам, хоть вы таких сентиментальных нежностей и не понимаете. Можете оставаться при своих взглядах, но я прошу вас о помощи. О помощи мне, Язону динАльту. Или я никогда не помогал вам?

Ответом ему было долгое молчание. Потом ктото громко крякнул с досады и, не поднимая головы, произнес:

— Ну, конечно, поможем, о чем тут говорить! Поднимите руки, кто согласен.

И руки стали подниматься одна за другой.

В итоге желающих лететь оказалось двести с лишним человек — больше, чем когда-то для завоевания целой планеты. Столько и не надо было. Команда «Арго» согласно техническому паспорту составляла ровно пятьдесят человек. А пассажиров брать смысла не имело. Кто такие пассажиры на военном линкоре? Космическая пехота. Однако Язон не собирался вести широкомасштабных боевых действий. Ну а уж если придется — можно подключить регулярные части флота Лиги Миров или даже особые отряды Специального Корпуса. Но в этой экспедиции в первую очередь головой работать надо. Так считал Язон. Вот почему он, ни минуты не сомневаясь, позвал с собою такого невоенного человека, как Арчи с Юктиса.

А Мета, пока суть да дело, пока шло комплектование команды да упаковка в дорогу всего необходимого, отправилась на своем «Темучине» в коротенький полет над планетой. Никто не понял зачем. Подумали, так — сентиментальная прогулка. Но Мета была далека от сентиментальности. Она решила испытать кристалл, подаренный ей Гваханофабром. Все-таки интересно, не треп ли это, что на ее родной планете существовал гиперпространственный переход. Может, и сейчас существует? Хоть старый Хайрон и говорил, что он закрылся.

Куда она летела? Куда глаза глядят? Да нет, интуиция подсказала ей дорогу: к морю и дальше — к тому самому месту, где много лет назад в результате страшного, безжалостного взрыва затонул целый архипелаг.

Кристалл начал разгораться еще на подлете к заранее рассчитанной точке и максимальную яркость свечения выдал именно там, где когда-то находилась пещера, похоронившая в себе отчаянных героев-пиррян, что рискнули прорваться в цитадель врага. Только теперь здесь перекатывал высокие волны неприветливый бурный океан. «Темучин», конечно, хорошая универсальная машина, но это все-таки не субмарина и тем более не батискаф. Погружаться в воду следует на принципиально другой технике.

Мета развернулась и полетела назад, отложив на неопределенное будущее эту океанологическую экспедицию.

А Язон ее сразу похвалил.

— То, что ты узнала, Мета, очень важно.

— Правда? — удивилась она.

— Ну, конечно. Я теперь знаю почти наверняка, что всех этих киборгов насылал на Пирр лично Теодор Солвиц. Нам с тобою в отместку.

— Почему?

— Да потому, что я только сейчас разговаривал с Наксой. Знаешь, что он мне поведал? Им удалось установить: все киборги, независимо от дальнейшей среды обитания, выходили изначально из моря. Вот так. А ты говоришь, зря пролетала…

Язон поднялся и подошел к окну. Там шел сильнейший ливень с очень крупным градом. А на горизонте небо было ярко-синим, и море сверкало в лучах солнца.

— Ах, если бы тогда я сумел остановить вас! — невольно вырвалось у него.

Мета ничего не сказала, она поняла: он вспоминает тот самый нелепый взрыв ядерной бомбы.

— Скоро вылетаем? — деловито осведомился Керк, когда список участников был уже полностью согласован и для каждого из них назначили заместителя на Пирре.

— По мне — чем быстрее, тем лучше, — ответил Язон. — Но спроси у Меты. На время полета она у нас старшая.

Керк помолчал и задал еще один вопрос:

— Язон, а как ты думаешь, мы когда-нибудь победим эту планету?

— Когда-нибудь победим, — ответил Язон философски. — Но уж нам-то с тобою теперь точно торопиться некуда.

ГЛАВА 9

Центр Галактики — совершенно особенное место во Вселенной. На многих планетах там бывает светло даже ночью. Голубое или зеленое небо после захода солнца становится не черным, а золотым — от обилия звезд. Но это в самом центре. А чуть подальше, в среднем поясе, где и расположено подавляющее большинство обжитых планет, ночи не так лучезарны. Тем не менее замысловато накладывающиеся друг на друга гравитационные и электромагнитные поля настолько сильно искажают пространственные характеристики, что летать в этих краях в джампрежиме оказывается делом принципиально невозможным.

Арчи пытался объяснить Мете теорию вопроса, но та послушала-послушала да и махнула рукой. Ну нельзя тут нырнуть в кривопространство, значит нельзя. Она кто? Физик, что ли? Она пилот. Ее дело маленькое: жми себе на гашетку ускорителя да не забывай за приборами следить.

А приборы сигналили о планетах с непривычной для жителя галактической окраины частотой. Планет было немерено. В том числе и землеподобных. В том числе и обитаемых. Воюющих, вступающих в союзы, торгующих, соперничающих друг с другом. А еще таких, обитатели которых даже не подозревали о существовании соседей, а тем более о межзвездных средствах транспорта и о Лиге Миров. Естественно, подобного сорта планеты зачастую даже не попадали на страницы галактических атласов. И старый Хайрон, путешествовавший всю жизнь лишь замысловатым гиперпространственным способом, по наивности своей ошибался, конечно, говоря, что Иолк или какой-нибудь там Орхомен можно найти в любом военном, а то и гражданском справочнике.

Ни в каких справочниках планеты эти не значились. Дорога к ним была напрочь забыта далеко ушедшим вперед человечеством. Ну а иначе стал бы Риверд Бервик давать Язону столь расплывчатые координаты? Мол, откуда-то из центра Галактики прилетела шифровка, мол, ориентировочно из района шарового скопления за номером таким-то. А точнее — сам ищи, не маленький! Разве позволил бы себе старый и очень серьезный Бервик шутки шутить со своим молодым другом? Известно, у Специального Корпуса самые лучшие звездные карты во всей Галактике. На них такие затерявшиеся миры обозначены, о которых ни бизнесмены, ни политики слыхом не слыхивали, а Корпус знает.

У Корпуса на никому не нужных дремучих планетках уже возникали некоторые проблемы. Например, завелся в этакой глухой дыре какой-нибудь маньяк-изобретатель, соорудил мощный транслятор и давай радиохулиганством заниматься — в картотеку его. И планету — туда же. Или надумали какие-нибудь хитрецы создать военную базу на другой еще более дикой планете — в картотеку! И базу, и планету. Или еще бывало: миры, находящиеся в стадии крайнего регресса, попадались на пути агентов Корпуса по ошибке или в результате аварий. И такие брались на заметку, учитывались на всякий случай для будущего. Между прочим, специальную программу разработали по изучению и классификации деградировавших планет, фонд помощи слаборазвитым цивилизациям учредили. Да только проблема оказалась неподъемная, и у Лиги Миров все никак руки не доходили, чтобы заняться ею всерьез. А Специальный Корпус что? Он решает локальные задачи. Сугубо конкретные. И надо отдать ему должное, неплохо справляется.

Но тем не менее об Эгриси, Иолке, Орхомене, Дельфе и Дарданелле даже лучшие знатоки Корпуса ничего не ведали. А Язон и Мета кое-что теперь знали. На Иолке они просто уже побывали. Остальные же перечисленные миры, как подсказывала элементарная логика, находились где-то неподалеку, в том же центральном регионе. Обрывочная информация не позволяла, разумеется, вычислить точные координаты, но кое-какие предположения возникли. Так что поиск пошел не совсем уж вслепую. А еще была надежда на всякий встречный-поперечный транспорт. Вдруг посчастливится пересечься в пути с каким-нибудь пилотом рейсового челнока, курсирующего на местных линиях — вот был бы незаменимый человек! Однако ни одного звездолета в обозримом пространстве, то есть в радиусе сотни тысяч километров, пока не наблюдалось. И пришлось пиррянам садиться на первую же планету земного типа. В целях рекогносцировки и, возможно, для уточнения дальнейшего маршрута.

Для порядка попытались вступить в радиопереговоры еще с орбиты, но, отметив нулевую активность в эфире, тут же отрядили межпланетный челнок с командой из десяти человек. По ходу снижения спектрометр обнаружил на поверхности место со значительным количеством компактно расположенного железа. Туда и решили направиться. Конечно, скопление весьма нередкого на землеподобных планетах химического элемента могло оказаться обыкновенным рудным месторождением или свалкой погибшей цивилизации. Но это был космодром. Правда, заброшенный, унылый, с покосившимися осветительными мачтами и густой травой, прораставшей сквозь ржавчину. Много лет, а то и веков не принимал он кораблей. Диспетчерская служба не работала, наземно-вспомогательная — тоже. Однако… Какая-то служба (наблюдательная, что ли?) всетаки здесь функционировала, потому что не прошло и пяти минут, как прибывших выехал встречать колесный экипаж, запряженный тройкой парнокопытных свиноподобных уродов с курчавой шерстью. Из экипажа выпорхнула легко одетая и весьма миловидная гражданка. Донельзя строгая и неулыбчивая. Она зычно прокричала несколько фраз на незнакомом языке. Язон в ответ предложил эсперанто, и разговор начался.

Прежде всего легкомысленно одетая дамочка заявила, что въезд в единственный на планете город Элесдос (планету они, естественно, называли точно так же — Язон уже привык к подобной традиции) категорически запрещен мужчинам и детям. Ну, детей-то пирряне с собою не брали, а вот за мужчин обиделись. А больше всех Мета. Выступила вперед и через Язона как переводчика сама начала спрашивать, в чем дело. Впрочем, тут же выяснилось, что местная жительница по имени Спелида меж-языком тоже владеет, и разговор перешел в новую фазу.

Оказалось, что на Элесдосе живут одни женщины, размножаются партеногенезом, науку и промышленность не развивают, воевать ни с кем не воюют, в космос не летают, а с едой у них всегда и все в порядке. Потому что земля Элесдоса в изобилии порождает волшебный плод куромаго — он и продукт питания, он и лекарство на все случаи жизни, и даже забеременеть без него невозможно, и развлекает здешних женщин — только он. В общем, куромаго не фрукт, а прямо-таки предмет культа. Все это было страшно любопытно, но, к сожалению, на волнующий пиррян вопрос о месте расположения планеты Эгриси Спелида ничего ответить не смогла.

— Разве могу я узнать хоть какую-то полезную информацию, не откушав с сестрами куромаго? — вопросила она риторически.

— А если откушаешь? — поинтересовался Язон.

— Тогда скорее всего буду знать.

Звучало заманчиво, но отправлять на разведку одну только Мету не хотелось — опасно. Лететь обратно на «Арго» за женским подкреплением — глупость какая-то! Предложили Спелиде подумать-посоветоваться, нельзя ли все-таки посетить их город смешанным коллективом, чтоб ну хотя бы двоим гостям откушать вместе с хозяевами божественного (или какого там?) куромаго и договориться обо всем необходимом.

Спелида исчезла ненадолго, а вернулась с целой делегацией. И было обнародовано на удивление демократическое решение: заходите все, теперь можно. А девицы-то, девицы! Одна другой краше: стройные, смуглые, крутобедрые, грудастые, а уж одеты… Да и можно ли все эти полосочки, ленточки и лоскутки называть одеждой. На Спелиде поначалу хоть туника какая-то пусть и полупрозрачная, но была. Теперь же — ну прямо конкурс стриптиза начался. И девахи все поголовно неумеренно веселые какие-то. Сама Спелида, до этого сосредоточенно мрачная, появившись во второй раз, тоже улыбалась непрерывно, как телеведущая развлекательной программы. В общем, радостно, конечно, что достигнут консенсус и всем мужчинам с планеты Пирр впервые за последние шестьсот лет дозволено войти в Элесдос — город женщин. Но и тревожно одновременно. Не иначе, девушки успели откушать куромаго, не дожидаясь дорогих гостей, и похоже, не только куромаго…

— Не нравится мне все это, — процедила Мета сквозь зубы. — Одни бабы кругом, да еще такие бесстыжие! Никогда бы не отпустила тебя одного.

— Ну и глупо, — отреагировал Язон. — Они же все не женщины в нашем понимании. Они размножаются как пчелки или как эти, дафнии.

— Какие еще дафнии?

— Ну, дафнии — водяные блохи, ветвистоусые ракообразные, — щегольнул Язон недавно вычитанной информацией, случайно попавшейся ему на глаза при изучении животного мира Иолка.

— Фу, какая гадость! — поморщилась Мета.

— Вот и я говорю — гадость, — подхватил Язон. — А главное, у них о сексе ни малейшего представления нет!

Мета, вспомнив, что разговор совсем не о блохах, смерила Язона долгим внимательным взглядом и проговорила:

— Зато у тебя оно есть. И весьма богатое.

— Фи, мадам, за кого вы меня принимаете?!

— За обыкновенного межзвездного бабника, — отчеканила Мета. — Ни на шаг от тебя не отойду. Понял?

Свинорылые бараны скакали резво, и повозки уже въезжали в ворота светлого, красочного, утопавшего в цветах города. Пахло повсюду одуряюще. Впору было то ли в пляс пускаться, то ли противогазы надевать. Тека посоветовал всем для начала вколоть антинаркотический препарат и — на всякий случай — приготовить носовые фильтры. А пока просто дышать не слишком глубоко. Так и сделали.

Прием был устроен торжественный. И не поверишь, что всего какой-нибудь час назад выдали им категорический отказ в разрешении на въезд. Что же случилось?

— А ничего не случилось, — весело объясняли девушки, щебеча наперебой. — Просто из века в век бессмысленно и тупо соблюдался древний закон. Думаете, к нам часто залетают пришельцы? Очень, очень редко! Мы и не видели никогда, как выглядят мужчины. Матери наши — и то вряд ли, разве что бабушки… Вот Спелида вам и брякнула по привычке, не подумав, дескать, нельзя, не положено. А потом мы тут посоветовались и решили начинать новую жизнь. Мы вам поможем найти вашу планету, а вы нам поможете. Хорошо? Пришлете, например, сюда специальную команду мужчин…

— А зачем вам мужчины? — осторожно поинтересовался Стэн.

— Ну, говорят, раньше они требовались для чего-то, может и сейчас сообразим, как использовать!

Посмеялись вместе. Вообще очень милая была обстановка. Правда, следовало учесть, что уже по стаканчику вина за знакомство опрокинули. А вино делалось из забродившего сока куромаго. Девушки уверяли, что вообще все разнообразие блюд на столе приготовлено исключительно из этого плода. А плод оказался как плод, на вид ничего особенного: по форме — вроде банана, по размеру — скорее дыня, цвет — как у темной сливы, а мякоть внутри

— вылитое сырое мясо. Даже жутко становится, когда натуральная кровь из-под ножа брызжет. Но вкус!.. Действительно волшебный. И не один вкус

— много вкусов, в зависимости от способа приготовления.

Конечно, прежде чем они все это начали пробовать, Тека провел экспресс-анализ и уточнил: быстро действующих ядов, наркотиков, транквилизаторов, депрессантов и усыпляющих веществ во фрукте нет, но есть много малознакомой сложной органики, так что увлекаться не стоит, и лучше, если каждый будет сам постоянно и внимательно следить за собственными ощущениями.

Последняя задача оказалась очень непростой. Ведь новых ощущений у всей команды, прибывшей с «Арго», было непривычно много. И среди них некоторые, особенно сильные чувства были не такими уж и новыми, во всяком случае вполне понятными.

Во-первых, обыкновенное расслабление в тепле, уюте, безопасности — после многих у кого часов, у кого дней, а у кого и лет непрерывной напряженной борьбы. Во-вторых, элементарная алкогольная эйфория от хорошего вкусного вина. Наконец, в-третьих, примитивное, но от этого не менее приятное сексуальное возбуждение.

Девушки города Элесдос действительно не знали, что такое секс и эротика. Однако они были сказочно хороши в своей естественной неосознанной прелести, как птицы или цветы, бабочки или кошки. Они были удивительно спортивны и музыкальны. Они играли нечеловечески прекрасную музыку, перебирая струны на длинных деревянных деках, изогнутых в форме куромаго, и они танцевали. Движения их были просты, как взмахи крыльев, и точны, как повороты гибкого тела змеи. Они были бесхитростны и бесстыдны, и это бесстыдство невинных детей, а не многоопытных гетер, казалось верхом эротизма.

Язон восхищался танцовщицами с позиций гурмана и знатока, а грубоватые пирряне, половая жизнь которых была традиционно проста, почти как у собак или лошадей, реагировали на колдовские чары элесдиянок еще более прямолинейно и неприкрыто.

«Чем это все закончится?» — задал себе Язон давно назревавший вопрос.

Вполне очевидный ответ почему-то казался смешным. Но, покосившись на Мету, Язон сразу понял, что любимой его совсем не до смеха. И был еще один человек, который настороженно щурился и плотно сжимал губы, — старина Керк.

«Нельзя же в самом деле быть такими буками!» — мелькнуло в голове у Язона.

И тут к нему слева (справа сидела Мета) подкралась абсолютно голая красотка и прошептала таинственно:

— Я принесла вам то, что вы просили.

И расстелила на коленях Язона подробную карту здешнего шарового скопления с точным указанием всех обитаемых миров. Карта была сделана из очень тонкой шелковистой материи (не иначе, листья куромаго использовались), и она сразу недвусмысленно встопорщилась в нижней своей части посередке. А девушка начала ее разглаживать с усердием, достойным лучшего применения. Она все разглаживала, разглаживала и что-то шептала нараспев прямо в ухо Язону, и он стал постепенно утрачивать ощущение твердой почвы под ногами. Это было немножечко неуютно и, цепляясь за краешек ускользающей из-под пальцев реальности, он задал девушке-элесдиянке неожиданный вопрос:

— А скажи, милая, куда подевались все те мужчины, которые жили здесь раньше?

— Они были неверны нам, — ответила юная фея тем же жарким шепотом. — Однажды ночью мы зарезали их и сбросили в море.

Зря она это сказала.

Шепот был достаточно громким, чтобы его услышала Мета. Пиррянка резко повернула голову влево. Перехватила взгляд Язона. Затем также резко — голову направо. И одними глазами бросила Керку: «Уходим!» И они поднялись одновременно — Керк и Мета.

А Язон наблюдал всю эту сцену, словно во сне. Он смотрел со стороны и как бы издалека. Вот длинный стол, уставленный закусками и кувшинами с вином, вот прекрасные юные танцовщицы, вот веселые пьяненькие пирряне. Вот Керк и Мета, трезвые и злые, а вот он сам — в объятиях какой-то голой дурочки. Кошмар!

Он тоже вскочил, и вдруг оказалось, что он огромен, как межзвездный крейсер, и все это безумное пиршество — где-то далеко внизу, у него под ногами. Человечки там симпатичные и очень-очень миниатюрные. Ему было страшно ступить, ведь он же мог ненароком и придавить кого-то… Но Мета, такая же гигантская, потащила его за руку. Вперед! К дверям! И вот уже он стал крохотным муравьишкой, а там, в зияющем дверном проеме меж высоченных и толстенных, словно два небоскреба, белых колонн стояли злобные великанши со сверкающими саблями наголо, но они вдруг начали падать, падать и со страшным грохотом рассыпаться на куски…

Язон окончательно пришел в себя уже на борту «Арго». Только двоим из десятерых пришлось так плохо: ему и Грифу. Гриф был все-таки еще слишком молод. Пирряне, конечно, взрослели быстрее других народов. Но общую физиологию не обманешь: тинейджер он и есть тинейджер. Не до конца окрепший организм плюс юношеская неумеренность во всем. Гриф съел и выпил едва ли не больше, чем все остальные вместе взятые. Ну а Язон… «Что взять с инопланетника?» — развел бы руками любой пиррянин. Однако у самого Язона было другое мнение по этому поводу. Он до поры не торопился его обнародовать: идее требовалось дозреть. Грешил Язон на свою повышенную эмоциональную восприимчивость экстрасенса. А еще — усматривал в подтексте событий целенаправленное выведение из строя конкретно его. Кем направленное? Вот это и был самый главный вопрос, который пока оставался без ответа. Потому и не время еще обсуждать эту тему вслух. Язон сначала попробует вычислить злодея самостоятельно.

А Тека объяснил все случившееся просто. Парочку-другую волшебных плодов он захватил с собой, и вместе с Бруччо они провели уже неторопливое и основательное исследование оных. Сок куромаго содержал, как выяснилось, лошадиную дозу сильнейшего психоделика-галлюциногена лизергиновой группы, биохимически закамуфлированного под безобидное высокомолекулярное соединение.

— Кому ж такое под силу сделать?! — воскликнул пораженный Арчи.

— Природе, эволюции, — спокойно ответил

Бруччо,

— Ох, не думаю, не думаю, — усомнился молодой астрофизик, но с опытным биологом спорить не стал.

Что касается социального аспекта, было тут все еще проще. Элесдиянки размножались не по-людски, инициируя деление яйцеклетки с помощью веществ, содержащихся в куромаго, — вот такой партеногенез. («Какое отвратительно длинное и неприятное на вкус слово!» — подумал Язон.) Но мало того, они еще были все поголовно безнадежно больны, отравлены химией и жили только за счет психоделиков. Неудивительно, что в их давно ирреальном мире приступы истерического восторга и нежности ко всему на свете сменялись припадками ненависти, неуправляемого страха и садистского стремления резать и рвать на куски живую плоть.

Клиф в лучших своих традициях предлагал сбросить планетарную бомбу на проклятый город этих наркоманок-лесбиянок.

— Таких надо уничтожать, как вредных насекомых, выжигать, как пиррянскую флору, отстреливать, как шипокрылов! — кипятился он.

— Да нет, Клиф, — ответил ему Керк устало, — даже пиррянскую флору, как выяснилось, лучше пожалеть, а это, брат, люди все-таки. Ты будешь тут бомбами швыряться, а на Комиссии по правам человека в Лиге Миров кто ответит? Тоже ты? Или дедушка Керк поплетется, поджавши хвост? А? Нельзя брат, людей давить, как насекомых. Нельзя. Тут головой думать надо. Вот и Язон тебе скажет. Правда, Язон?

— А чего тут думать? — высказался Гриф с юношеской торопливостью и максимализмом, не дожидаясь слов Язона. — Людей — эвакуировать, а гадость эту, которой нас пичкали, вывести напрочь, под корень.

— Тоже выход, — задумчиво проговорил Бруччо, — но не все так просто, как тебе кажется, Гриф…

— А главное, — перебил его Стэн бесцеремонно, — нам сейчас совсем не до этого.

— Вот именно! — подхватила Мета. — Веселенькую планетку мы выбрали для первого контакта. Если так и дальше пойдет, рискуем просто не добраться до вожделенной земли Эгриси. Да, а кстати, где карта, которую дали Язону?

— Вот, — показал Стэн на уголок носового платка, торчащий у него из кармана. — После этой куромаги у меня что-то насморк разыгрался, ни одно лекарство не берет. Тека говорит, гипераллергия — противно, но скоро пройдет. А тряпочка для сморкания отличная, мягкая такая…

— Ничего не поняла, — помотала головой Мета.

— Полной липой оказалась твоя карта, — с улыбкой сказал Стэн и чихнул.

ГЛАВА 10

На следующей планете земного типа путешественников постигло еще большее разочарование. Цивилизация там была, но раньше. Может, и не очень давно, пожалуй, даже совсем недавно, но какая теперь разница? Живых людей не осталось. Если, конечно, они неперебрались жить в море. Но это вряд ли. А по остаткам погибшей культуры на единственном большом обитаемом острове вырисовывалась нелицеприятная картина гигантской бойни с применением оружия массового поражения. Причем легко было видеть: все аборигены, поубивавшие друг друга, все погибшие от удушья, испепеленные в адском пламени или разорванные в клочья, находились, мягко говоря, не на том уровне развития, чтобы подобное оружие производить. Значит, какие-то мерзавцы, владеющие высокими технологиями, проводили здесь социологический эксперимент или решали сугубо свои задачи, о которых теперь оставалось только догадываться.

Лига Миров запрещала сотрудничество в военной сфере планетам со слишком разным уровнем развития, но практически не успевала со своим флотом повсюду, и такие случаи, к сожалению, были не единичны.

«Вот и еще одну планету потеряло человечество, — думал Язон. — А ведь люди жили здесь, поначалу наверняка добывали что-то, бережно хранили старую технику и знания, труд их был осмыслен и радостен. Откуда что взялось? Злоба, зависть, жестокость, полная деградация и в итоге — гибель».

Такие мысли иногда посещали Язона и мучили его Он никак не мог найти решения вечной проблемы человечества. В чем причина ненависти людской? Что такое зло? Откуда оно приходит? Может, на эти вопросы и не существует ответов?

— Тоска, — проговорила Мета, в последний раз оглядывая печальное место этого скромненького локального армагеддона.

— А давайте так и назовем эту планету — Тоска, — предложил Керк.

Так и назвали

На следующий день Язон получил по спецканалу срочное сообщение от Бервика.

«Нашими специалистами по косвенным данным установлено, что звездолет „Овен“, он же „Ослепительный Винторог“, был построен в весьма далекие времена (порядка нескольких тысяч лет назад, датировка уточняется) непосредственно для готовившейся тогда экспедиции в другую вселенную. С высокой степенью вероятности можно утверждать, что доктор Теодор Солвиц к данному проекту отношения не имел, но на каком-то этапе своей деятельности проявлял большой интерес к пропавшему при неизвестных обстоятельствах звездолету».

Вот и все. Но это было много. Информация Специального Корпуса подтверждала догадку самого Язона. А впрочем, разве Бервик вышел на связь от имени Корпуса? Сказано просто: «нашими специалистами». Скорее уж речь идет о специалистах из Общества Гарантов Стабильности.

Для обсуждения свежих новостей Язон пригласил к себе лишь троих. Ведь только они могли быть допущены к столь секретным сведениям — Керк, Мета и Рес.

— Друзья, не исключено, что мы вновь имеем дело с Солвицем, — сказал Язон после того, как все ознакомились с текстом пси-граммы Бервика. — Или с его агентами. Поэтому я очень прошу вас: на всех планетах будьте бдительны, особенно в отношении того, что делается вокруг меня. Со стороны иногда лучше видно. И постарайтесь различать обыкновенные опасности и трудности, без которых невозможно обойтись в космосе, и — специально выстроенные для нас препятствия и ловушки. Если сумеем вовремя понять, кто есть кто, нам будет намного легче.

А на большом обзорном экране уже сиял тем временем ярко-голубой диск очередной землеподобной планеты.

И в ионосфере над ней оказалось далеко не пусто. Местные жители занимались не только радиопередачами и радиопереговорами, но радиоперехватом. Уже это наводило на определенные мысли, а частые вспышки во многих местах на поверхности планеты окончательно подтвердили не слишком оригинальное предположение: ну вот и еще один кандидат на вымирание.

— Как думаешь, — спросил Арчи, с улыбкой прожженного циника обращаясь к Стэну. — Через сколько лет эта голубая сестричка всех цивилизованных миров превратится в очередную Тоску?

— Может, и года не пройдет, — философски заметил Стэн, — а может, они еще и выкарабкаются. Давай-ка попробуем разобраться. Язон, ты согласен? По-моему, от военных скорее получишь информацию, чем от сумасшедших голых девиц.

— Не знаю, не знаю, — усомнился Язон. — Увлечение войной — тоже своего рода сумасшествие.

Неудачный получился намек. Едва ли не все пирряне разом повернулись к нему, рефлектор но поднимая пистолеты.

— Да ладно, бросьте, я не хотел вас обидеть!

И чтобы побыстрее сменить тему, Язон предложил:

— Может, назовем эту планету «Путь-к-тоске»?

Вопрос был, конечно, шуточный. Планета давно имела название. И, слушая радиопереговоры, пирряне довольно быстро узнали его. А заодно и много других полезных сведений.

Раздираемый противоречиями шарик именовали Бипхинией. Но населяли его отнюдь не бипхиники, а бубрики, мемрики, дыдрики и вяврики. По какому принципу население делилось на эти четыре группы, понять не удалось, зато очень скоро стало ясно, что правит всеми враждующими племенами (именно так — всеми одновременно!) один единственный царь по имени Хомик. То есть это он считал, что правит. В оппозиции к царю стоял неформальный демократический лидер, вождь всех обиженных и замученных — Хаврик, присвоивший сам себе странный, но гордый титул — спикер.

— В переводе со старого английского слово «спикер» означает «тот, кто говорит», — разъяснил Язон.

— Короче, трепло, — Мета дала свой перевод.

Разумеется, спикер Хаврик был уверен, что именно ему подчиняется все население планеты Бипхинии. Однако при внимательном не то что рассмотрении, но даже прослушивании становилось абсолютно ясно: реальной властью в этом безумном мире обладают только полевые командиры, руководящие подразделениями всех четырех сторон. А их многочисленные измученные войною, но ко всему привыкшие отряды в отсутствие четкого централизованного командования вели непрекращающиеся ни днем ни ночью и весьма беспорядочные боевые действия.

— Слушайте, как это может быть? — возмутилась Мета. — Сторон четыре, а лидеров всего два. Или они между собой попарно союзники?

— Ты не поняла, Мета. Они все друг друга ненавидят, — начал терпеливо объяснять Арчи. — И лидеров у них там не два, а сто двадцать два. Просто эти, самые главные, остались, наверно, от каких-то прежних времен. Заметь, они оба не причисляют себя ни к мямрикам, ни к выврикам — ни к кому.

Арчи нарочито путал буквы в названиях враждующих кланов, но эту тонкую шутку, кроме Язона, вряд ли кто еще смог оценить.

— Черт ногу сломит, — проворчала Мета, за последнее время понахватавшаяся древних поговорок от Язона — известного любителя мертвых языков и прочей филологической старины.

— А тебе кто больше нравится? — поинтересовался Стэн. — Мне — бубрики. У них наиболее культурная речь на меж-языке.

— Ну и что? — усмехнулся Язон. — А дыдрики лучше других эсперанто владеют. Значит, они потомки древних имперцев, может, и еще что полезное сохранили от былых знаний.

— Послушайте, нам с ними что, вопросами языкознания заниматься? — сурово осведомился Рес.

— Думаю, нет, — без тени улыбки ответил Керк. — Но придется же с кем-то в переговоры вступить. Вот и выбираем, с кем конкретно.

— А конкретно, я думаю, стоит выходить на контакт непосредственно с царем Хомиком, — сказал Арчи.

— Почему? — удивился Клиф. — Ты же сам сказал, что он тут ничего не решает.

— Ну так нам же не в войне участвовать, а только узнать кое-что, тем более что интересующие нас факты относятся, по понятиям местного населения, к области истории.

— Арчи прав, — поддержал его Язон. — Начинать надо именно с этого. Однако Арчи следовал в своих рассуждениях формальной логике, и Язон

тоже, а на планете Бипхиния как раз с логикой было не все в порядке. Поэтому с самим Хомиком поговорить никому не удалось, а вот в военных действиях поучаствовать как раз пришлось.

Личный референт Хомика категорически отверг любые контакты с инопланетными кораблями.

— Это вмешательство во внутренние дела планеты Бипхинии! — надрывался он в эфире. — И я требую от вас немедленно покинуть орбиту. Иначе мы будем жаловаться в Высший Совет Лиги Миров. Ваше присутствие в такой пугающей близости от нашей ионосферы является нарушением самого первого пункта Генерального соглашения — о праве миров на самоопредение!..

Он кричал еще что-то, но стало уже ясно: в пресс-службе этого царя ни на какие вопросы пришельцев отвечать не станут. Однако весь разговор был, разумеется, перехвачен, записан и прослушан лидером оппозиции. Так что спикер Хаврик очень быстро и самолично вышел на связь с пиррянами. Чего не хочет царь, то обязательно должен сделать спикер, а хорошо это или плохо для планеты в целом — дело десятое. Кто здесь вообще думает о планете? Кому она тут нужна? Хаврик уже готов был бежать навстречу пришельцам с распростертыми объятиями. Однако на вопросы, заданные по радио, реакция была не сильно лучше царской:

— Помилуйте, господа, о чем серьезном я могу говорить в эфире, когда на каждой волне торчат вражьи уши?!

На этот раз в путь на планету был снаряжен не простой транспортный челнок, а хорошо защищенный и укомплектованный многими видами оружия десантный бот. И команду разведчиков решили усилить группой бойцов, привыкших не столько думать, сколько действовать, а таких среди пиррян долго искать не пришлось. Возглавил эту группу, конечно, Клиф и в предвкушении настоящего дела был бодр и весел необычайно. Встряхивая своими светлыми вихрами, он то и дело повторял:

— Ну уж из этих-то горе-солдат я всю информацию выужу!

Но беда оказалась в том, что горе-солдаты слишком мало знали. Им и не положено было. Информацию вытрясают обычно из офицеров и генералов, а до начальников такого уровня на планете Бипхиния было не очень просто добраться.

Хаврик предложил пиррянскому десанту садиться строго по пеленгу. Однако километрах в трех над землей пирряне безнадежно утратили пеленг, потому что на той же частоте выходило в эфир еще с полдесятка станций и все подавали очень сходные сигналы. Автопилот десантного бота просто сошел с ума, как Буриданов осел, перед которым поставили не две, а шесть кормушек. Запоздалый переход на ручной режим слежения уже ничего не мог спасти, тем более что почти в те же секунды официально приглашенный корабль пиррян был дружно обстрелян сразу с нескольких точек зенитно-ракетной артиллерией. Корпус и жизненно важные системы, конечно, не пострадали, но тряхануло неслабо, и поскольку никто не ожидал такого теплого и дружественного приема, не обошлось без синяков и ссадин.

Личный состав наливался злобой, и Язон подумал, что если пиррян вовремя не остановить, они, пожалуй, завоюют весь этот мир, покорят всех бубриков и мемриков, как одолели в свое время непобедимых конных варваров на планете Счастье. Там с одним лишь холодным оружием в руках хватило ста тридцати восьми воинов. Что ж, здесь, при наличии техники, хватит и двадцати, а если еще учесть, что в резерве осталось тридцать…

Ход его полушутливых-полусерьезных мыслей был прерван репликой Керка, поднимающегося с пола и разъяренного донельзя:

— Что ж, кто-нибудь ответит нам за это!

— Не горячись, Керк, они сами не понимают, что делают.

Эти слова сказал Арчи, хотя должен был сказать Язон. Ему на правах старого друга многое прощалось. А услышать такое наглое заявление от совсем юного по понятиям Керка инопланетника с какогото захолустного Юктиса!.. Старый пирряне кий вождь просто онемел от изумления и ярости.

На помощь юктисианцу неожиданно и очень вовремя пришла Мета:

— Успокойся, Керк. Арчи дело говорит. Если мы сейчас дадим ответный залп из всех наших орудий, вряд ли после этого можно будет узнать хоть что-нибудь. Пустите меня к штурвалу. Мы просто уйдем из-под огня и сядем где придется, а уж там и решим, как быстрее найти этого трепача Хаврика.

Ветеран Мира Смерти успокоился так же внезапно, как и рассвирепел. Все-таки за последние годы он тоже стал немного другим.

А Мета уже вела десант-бот по замысловатой кривой, петляя между траекториями управляемых снарядов, лучами лазерных прицелов и дымками разрывов, лихо уворачиваясь от преследования самонаводящихся ракет и если надо расстреливая их. Ей помогал Клиф, четко следящий за каждым движением Меты.

Она всегда была фантастически хороша, когда вот так вела корабль — одна против целой армии, одна против неукротимой стихии. Язон невольно залюбовался своей амазонкой. Нет — валькирией! Сейчас ему захотелось назвать ее именно так. Валькирии все-таки женственнее и красивее. А амазонки, помнится, отрезали себе правую грудь, чтобы удобнее было стрелять из лука. Ну разве это нормально? Прекрасной Мете никогда не мешала ее прекрасная грудь — ни у штурвала, ни в бою.

Ну а вот и бой!

Десантный корабль плюхнулся на зеленеющее поле с черными выжженными проплешинами, в самую гущу сражения, и был, конечно, тут же обстрелян из огнеметов, стрелкового оружия и нескольких стволов легкой артиллерии. Но только с одной стороны, где маячили над окопами красные мундиры и шлемы.

— А вот сейчас придется ответить, — сказал Язон. — Давайте! Не прицельным, но шквальным огнем. Пусть поймут, с кем имеют дело. Иначе мы даже наружу выйти не сможем.

Повторять это пожелание не потребовалось. Уже через пять секунд по ту сторону поля, откуда проявлена была неуместная агрессивность, горело все, что только могло гореть. По другую сторону наблюдалось торопливое отступление к лесу солдат в синей форме. Это еще раз убедило Язона в правильности собственного решения. Синие не только не стали обстреливать неопознанный приземлившийся объект, но и не попытались воспользоваться мощным инопланетным прикрытием для новой атаки. Предпочли отойти. А это разумно и более гуманно.

— Двигай к лесу, — попросил он Мету.

Включив режим гравитонной подушки, они поползли следом за синими, практически не поднимаясь над землей и лишь изредка постреливая, если кто-то из красных набирался наглости открывать огонь.

Синие оказались дыдриками, впрочем никакого принципиального значения это не имело. Если не считать того, что общаться с ними пришлось Язону. Ведь кроме эсперанто сержант Гумра никаких языков не знал. А именно он и командовал взводом, захлебнувшаяся атака которого должна была увенчаться скорее всего полным физическим уничтожением личного состава.

— Ну, братцы, — отдувался сержант, не веря своему счастью, — ну, выручили меня! С того света вынули!

Язон не понял, о каком таком свете речь, но спрашивать не стал, а просто постарался запомнить, чтобы у себя на «Арго» заглянуть в большой идиоматический словарь всех времен и народов.

— Теперь ты нас выручай, сержант! Рассказывай, как найти господина Хаврика.

— Ай! — воскликнул Гумра. — Да зачем вам понадобился этот зундей?! Тут уж Язон не удержался от вопроса, хотя интонация говорила сама за

себя.

— Кто такой зундей? — засмеялся Гумра и, приложив к голове кулаки с оттопыренными указательными пальцами, проблеял: — Ме-е-е!

— Понятно: козел, — кивнул Язон. — Но извини, сержант, зундей не зундей, а он нам нужен.

— Да зачем? Зачем, я спрашиваю! — настаивал сержант.

Язон объяснил. Гумра надолго задумался. Потом изрек:

— Я попробую вам помочь. Если это затишье будет достаточно долгим, я попытаюсь связаться со своим дружком. Он воюет за мемриков на другой стороне планеты. Так вот, из тех, кого я знаю, он единственный имел дело с Белыми Птицами Мести.

— А это еще кто такие? — удивился Язон.

— Это такие киборги с планеты Крейзик. Они пару лет назад воевали вместе с мемриками — единственный случай за всю нашу историю, когда во внутренние дела Бипхинии вмешались инопланетники. Моему другу Птицы оставили на память звездные координаты Крейзика. А там уж и до Эгриси рукой подать, точно говорю.

— Спасибо, сержант, но давай мы все-таки попробуем добраться до зундея Хаврика.

— Упрямый ты, — улыбнулся Гумра. — Ну ладно. Он тут действительно сейчас неподалеку прячется. Вот смотри.

И сержант развернул прямо на траве топографическую карту района. Хаврик встречал почетных гостей хлебом-солью. То есть действительно

накрыл столы, а чопорные девушки-официантки подносили блюда и напитки. Звучала тихая музыка, пахло домашним теплом, дымком камина, хорошим виски и хорошим одеколоном, а совсем не как на улице — порохом, потом, кровью, горелой соляркой и паленым мясом. Однако уютное впечатление от гостеприимного дома сильно портил сам Хаврик. Он говорил и говорил без умолку, обо всем сразу и ни о чем, о политике давно ушедших дней и своей бурной юности, о сверкающих перспективах планеты Бипхинии и о правильности демократического пути, избранного лично им, Хавриком. Говорил о необходимости полной дебубризации с параллельным необубрированием, и никто уже ничего не понимал. Пирряне томились, ожидая хоть двух-трех фраз по существу, и рвались что-то спросить, но где там! Хаврик не то что слова, звука не давал вставить. Спикер, он и есть спикер.

Наконец, шмякнув об пол тарелку, Язон воспользовался естественно образовавшейся секундной паузой и громко объявил на весь обеденный зал:

— Господин Хаврик, очень хотелось бы, чтобы вы помогли нам разыскать координаты планеты Эгриси. Это в вашем звездном скоплении. Вы не можете не знать.

— Эгриси, — автоматически повторил Хаврик. — Это все, что вам нужно? Координаты какойто несчастной планетки! Ах, Боже мой! Да я сейчас распоряжусь — их вам разыщут в течение десяти минут, ну максимум пятнадцати. Это же такая не проблема. Пустяковина! О чем вы говорите, господа! Вот лучше послушайте, в чем заключается суть моего последнего проекта…

«Безнадега», — думал Язон. И повторял свой трюк еще несколько раз.

После шестого, если не седьмого напоминания, Хаврик как-то вдруг встрепенулся и спросил:

— А что это вы все время посуду бьете?

О, это был явный прогресс! Хаврик заинтересовался кем-то или чем-то, помимо собственной персоны. Что ж, лиха беда начало!

— На счастье! — нахально ответил Язон. — Есть у людей такая древняя примета.

Хаврик улыбнулся как-то неопределенно, даже растерянно и благодаря этому промолчал.

— Так пойдите же, распорядитесь насчет координат планеты Эгриси! — очень громко и едва ли не но слогам проговорил Язон.

— Да, да, — кивнул Хаврик и тут же вышел.

Но вернулся он что-то подозрительно быстро. И в окружении нескольких человек с видеокамерами.

— Язон, внимание! — объявил Хаврик. — Сейчас нас будет слушать вся планета. Объясните, пожалуйста, людям, что я — единственный человек в этом мире, которому можно доверять. Единственный, кого признают даже другие цивилизации.

— Хорошо, — согласился Язон, — но учтите, я буду говорить только правду.

Хаврик глупо улыбнулся: похоже, не понял, шутит инопланетный гость или просто намекает на что-то.

Встали перед камерами. Хаврик скомандовал включать. Долго рассыпался цветистыми словесами, наговорил кучу нелепостей о пиррянах, по счастью, ничего обидного, к тому же на эсперанто, так что, кроме Реса, никто из них ничего не понял. Впрочем, ведь подчас хватало интонации, чтобы в ход пошли пистолеты. Но на сей раз обошлось.

Наконец, Хаврик представил Язона, и ему сунули прямо в лицо увесистый микрофон. Чуть не вышел конфуз: Мета, не знакомая с таким варварским способом взятия интервью, кинулась спасать любимого. Но и тут — обошлось.

— Братья мои по разуму, — начал Язон, — могу засвидетельствовать, что господин спикер Хаврик действительно единственный на вашей планете человек, который пригласил нас к себе и радушно принял, в то время как все остальные только воевали или предлагали нам убираться восвояси. Но я, видите ли, обратился к господину спикеру с маленькой просьбой — узнать координаты планеты Эгриси. Просьба пустяковая, выполнить ее можно за несколько минут, однако я и мои друзья торчим здесь уже битых три часа, а воз и ныне там. Координаты нам неизвестны, так что судите сами о своем спикере, братья мои по разуму…

Тут Язон заметил, что трансляцию давно прекратили и микрофона возле лица больше нет.

Хаврику такое выступление, конечно, не понравилось.

«Ну что ж поделать, дорогой Хаврик, я, признаться, и не рассчитывал, что тебе понравится. Мне только координаты Эгриси нужны. И больше ничего», — комментировал про себя Язон.

— Все свободны, — зычно выкрикнул Хаврик.

Повернулся к Язону.

— Рид был с вами познакомиться. До новых встреч во Вселенной. А сейчас, господа, извините — дела.

— А как же координаты Эгриси? — вкрадчиво поинтересовался Язон.

— Их ищут, — не моргнув глазом, соврал Хаврик. — Вам сообщат позже. Ждите ответа.

Язон перевел все это Керку, и тот вяло предложил оторвать спикеру голову.

Язон только рукой махнул:

— Поехали. У нас еще сержант в запасе остался.

Взвод, по счастью, никуда не передислоцировался. Затишье продолжалось. Измочаленные солдаты отдыхали в блиндаже. Гумра, склонившись над котелком, поглощал ярко-желтую кашу с кусочками мяса.

— Ну как, сержант? — поинтересовался Язон с безнадежностью в голосе.

— Все нормально, начальник, — козырнул сержант. — Долг платежом красен. Держи.

Координаты он нацарапал чернильной ручкой на клочке упаковочного кар-

тона.

— Записывал со слуха. Но все точно и аккуратно. Не беспокойся, начальник. А к этому зундею зря вы ездили. Лучше бы с нами кашки порубали.

ГЛАВА 11

Планета Крейзик могла бы поразить любого, даже самого бывалого звездного путешественника. Кстати, Язон сразу объяснил всем, что слово это в переводе со староанглийского и с некоторой поправкой на искаженное произношение означает «безумная». Ну и, конечно, не требовалось долгих и тщательных исследований, чтобы понять причину столь красноречивого названия. Здесь устроили мировую свалку, вселенскую помойку. Очевидно, на известном этапе бурной колонизации центра Галактики в силу каких-то странных и давно забытых соображений именно на землеподобную кислородную планету начали свозить электромеханический, электронный, химико-синтетический и прочий техногенный мусор со всех ближайших звездных систем, а может, и со всего шарового скопления. Во всяком случае, ничего природного, естественного, растительно-животного под этим многовековым культурным слоем разглядеть было нельзя.

Однако мусор мусору рознь. Тут имелись в наличии и совсем ржавые железки неопределенного вида, и почти целые, почти готовые к использованию устройства. Собственно, еще больше обнаружилось на планете Крейзик абсолютно исправных машин и механизмов (во всяком случае, они выглядели таковыми). Но именно эта часть оборудования в подавляющем большинстве своем вид имела немыслимый, а назначение непонятное.

Тогда Язон вспомнил: о какой-то планете с названием Безумная он определенно читал. Нужно было срочно восстановить в памяти источник информации. И если окажется, что путаница тут исключена, экипаж «Арго» получит в свои руки важные для дальнейшего данные. Хоть один раз в ходе этого экстравагантного полета пирряне приступят к контакту не совсем вслепую. В конце концов, зря он, что ли, таскает с собой огромную библиотеку, содержащую наиболее полные сведения обо всех мирах обитаемой Вселенной?

В общем, пока в течение добрых двух часов могучий линкор хищным ястребом кружил над планетой, приглядываясь к возможной добыче, Язон рыскал по звездным каталогам, рыскал почти наугад, ведь он не помнил, на каком конкретно языке та планета именовалась Безумной. И все-таки найти удалось. Исконное название этот странный мир получил в очень далекие времена на армянском языке (Язон такого наречия и не слыхивал никогда), а в дальнейшем столь понравившееся всем слово не переписывали другими буквами, как это принято было испокон веку у географов, но почему-то переводили семнадцать раз на семнадцать новых языков. Меж тем звездные координаты богатой именами планеты трогательно не менялись на протяжении всех эпох. В общем, помойка им попалась та самая, и Язон мог с чистой совестью доложить команде корабля вычитанную из архивов историю этого сумасшедшего шарика.

Мир, служивший всеобщей свалкой мусора, естественно, оборудован был весьма совершенной по тем временам техникой. То есть роботами-утилизаторами, роботами-погрузчиками и роботами-транспортировщиками. Очевидно, роботов этих когда-то направили на Крейзик сугубо в качестве обслуживающего персонала. Но всем известно, что простейший автомат-утилизатор или погрузочно-разгрузочный механизм при совсем незначительной переделке может стать самообучающимся ремонтным роботом. Кто-то такую доделку и произвел. Теперь оставалось лишь фантазировать, кто именно, но факт был налицо: роботы за долгие века отремонтировали на планете все, что поддавалось починке, а что не поддавалось, они, надо полагать, воссоздали заново.

Таким образом на планете Крейзик в течение весьма длительного времени шел процесс настоящей машинной эволюции, о которой в теории рассуждали многие и давно, но на практике…

На практике процесс оказался сложным, комплексным, со своей борьбой видов за выживание, со своим естественным отбором. И друг дружку хитрые роботы тоже по мере сил совершенствовали, достигая при этом неведомо каких высот. О новых видах машин сообщалось в некоторых старых справочниках, их даже пытались классифицировать. Но позднее интерес к феномену как-то сам собою увял, регулярные рейсы на Крейзик прекратились, ни в военных действиях, ни в межзвездной торговле механизированная планета, разумеется, не участвовала, а продолжали на нее свозить мусор или нет, осталось неизвестным, во всяком случае, это нигде не фиксировалось. А еще нигде не фиксировалось население планеты. Роботов считать по головам как-то не принято, да и не у всех там были головы, как таковые, а людей…

Вот чего не ощущалось на планете — так это присутствия людей. Ни по архивным данным Язона, ни по реальным наблюдениям пиррян.

Когда «Арго» завис на орбите, вся эта веселая электронно-механическая компашка не проявила не только агрессивности, но даже не выказала ни малейшего любопытства. Радиосигналы, которых роботы не воспринять, казалось бы, не могли, ушли словно в пустоту. Ответ типа: «Ну слышим, слышим мы вас, а на кой ляд вы нам нужны?»

— Люди так реагировать не могут, — рассудил

Стэн. — Во всяком случае, люди, владеющие подобным количеством техники.

— Ты все правильно говоришь, — согласился

Арчи, — но представь себе на секундочку, что в этом сумасшедшем мире отношения перевернуты с ног на голову: не люди владеют техникой, а техника владеет людьми. Как должна повести себя такая техника в момент контакта с нами?

Чересчур смелое на первый взгляд предположение Арчи могло оказаться в действительности очень близким к истине, и Язон почувствовал, как холодок пробежал у него между лопаток. Пирряне тоже напряглись.

— Что ты предлагаешь? — спросил Керк с присущей ему практичностью.

— Пока ничего. Я предлагаю подумать и во всем соблюдать предельную осторожность. На эту планету не стоит сваливаться, как на все предыдущие, где обитали, пусть и очень разные, но все-таки люди. Хватит с нас пока результатов визуального анализа и безуспешной попытки радиоконтакта.

Язон вдруг вспомнил про Белых Птиц Мести, которые вопреки историческим сведениям принимали-таки участие в военных действиях на соседней планете, и новая жутковатая догадка осенила его.

— Попробуйте порассуждать, друзья, — предложил он. — Могло ли быть, что за долгие века на эту свалку, превратившуюся в один огромный самостоятельный механизм, ни разу не сунулся человек?

— Не могло этого быть, — уверенно сказал

Бруччо.

— Я тоже так считаю, — поддержал Язон. -

При здешней-то плотности населения на один кубический парсек. И, по-моему, существовало четыре варианта дальнейшего развития событий. Первый. Люди могли победить, завладеть всей это новой техникой и затаиться. Кажется, такого варианта мы не наблюдаем. Второй. Люди, буквально все, какие сунулись сюда, оказались уничтожены. Третий. То, о чем говорил Арчи. Люди попали в плен к машинам и теперь прислуживают им. И наконец, четвертый.

Язон специально сделал паузу. И Мета нерешительно произнесла:

— Они могли образовать симбиоз. Человек и машина.

— Вот именно! — радостно воскликнул Язон.

Хотя с чего тут было радоваться? Просто уж очень ему хотелось, чтобы не он сам, а кто-то другой высказал эту мысль. Тогда она прозвучит особенно сильно.

— Вот именно! Молодец Мета! Симбиоз. Я и хотел сказать о киборгах. Об этих боевых птицах, благодаря которым мы сюда прилетели, о стальном кабане и прочей живности, периодически появляющейся на Саанде, наконец, о новом поколении пиррянских тварей…

— Каша какая-то, Язон, — пробормотал Бруччо.

— Разумеется, каша, — согласился Язон, вздохнув. — Я просто высказал идею и предлагаю всем подумать. Давайте так: отбой до завтра, а утром соберемся на совещание. Мне кажется, в главном Арчи прав: соваться на эту механизированную помойку с пулеметами наперевес — что может быть глупее?

Совещание утром не состоялось. Точнее, оно получилось экстренным и предельно коротким. Команда «Арго» еще не закончила завтракать, когда стоявший на вахте у обзорных экранов Гриф поднял тревогу. К линкору пиррян на достаточно высокой скорости приближался неизвестный объект и, судя по траектории и постоянно меняющемуся спектру излучения-отражения, объект пилотируемый.

— Вроде не снаряд, не торпеда, но может быть опасен, — прокомментировал Клиф, в мгновение ока очутившийся за пультом управления тактической артиллерией линкора.

Слова эти были переданы по интеркому во все помещения корабля, и Язон очень спешил, чтобы предотвратить возможную стрельбу. Он ворвался в капитанскую рубку одновременно с Метой и Керком.

Неопознанный объект уже весьма отчетливо просматривался на экране, скорость его заметно снизилась, и теперь легко было видеть, что это летательный аппарат универсального типа. Широко раскинутые крылья, назначение которых хорошо понятно в атмосфере, в космосе могли играть разве что роль солнечных батарей. Носовая часть этого самолета более всего походила на красивое человеческое лицо с явно женскими чертами, а довершали аналогию налитые девичьи груди впереди на нижней части фюзеляжа. Подобный дизайн будил воспоминания о древних временах, когда на форштевнях парусных кораблей, бороздивших океаны, устанавливали фигуры людей и животных не по причине целесообразности, а просто как украшение или магический символ. Действительно, функциональность такого рода деталей в конструкции лайнера вызывала большие сомнения.

Меж тем белоснежная птица приближалась, и все завороженно следили за ее полетом Язон понял, что само слово «птица» пришло ему на ум естественно и не случайно. Белая Птица Мести. Уж не она ли это?

— Максимум света на объект! Максимум информации об объекте на монитор! Включить все системы защиты, но не стрелять ни в коем случае! Попытайтесь передать ей наше предложение о сотрудничестве.

«Да, именно ей, — подумал Язон, — этот летательный аппарат просто требует называть себя в женском роде».

— Нет ответа? Еще раз попытайтесь! Не стрелять!!!

Язон выкрикивал команды одну за другой, не успевая согласовывать их ни с кем, однако Мета энергично кивала в знак поддержки, да и Керк, пусть еле заметно, одними глазами, но давал понять, что не возражает.

Чем ближе подлетала эта женщина-птица, тем менее угрожающей казалась. Очевидно, уже многие прикинули по приборам размеры летательного аппарата, но Мета первая высказала вслух:

— Да она же ростом с человека! Даже меньше! То есть это не корабль, не устройство, это… киборг.

Догадка такая была скорее интуитивной, опережающей логический ход мыслей. Но ведь и Язон думал так же.

Киборг не киборг, а белая птица подлетела к «Арго» практически вплотную, сложила крылья и, выпустив шасси — да нет, не шасси, а обыкновенные птичьи лапы! — уселась на консоль ракетной установки, как на жердочку. Никакого видимого оружия при ней не было, а что касается скрытых средств нападения — всего, как говорится, не предусмотришь. Но в данном случае и предусматривать оказалось нечего. Действительно: то ли чайка, опустившаяся на скалу с естественной небрежностью, то ли вообще — голубь мира, добрый посланник, успокаивающий, как белый флаг парламентера.

Стандартного ответа на радиосигнал так и не поступило (стандартного в этих краях что-то вообще встречалось немного), но спустя некоторое время

— как раз пирряне успели прийти в себя и уже заерзали от нетерпения и бездействия — на лбу у женщины-птицы вспыхнули цифры, и начался обратный отсчет секунд и минут.

Через семь минут без малого что-то должно было произойти.

Две из них понадобились на то, чтобы еще раз уговорить пиррян не наносить упреждающего удара. Клиф, например, считал, что белая птица (да еще Белая Птица Мести!) — обыкновенная бомба с часовым механизмом. Язон разбил эту гипотезу в пух и прах. Стали бы их тогда предупреждать о времени взрыва! Как же! Да и вряд ли обыкновенное оружие опасно для суперброни «Арго» с семью дублирующими друг друга системами защиты. Ну а уж если это действительно серьезная бомба, скажем, аннигиляционная, тогда тем более сбивать ее ракетами не рекомендуется. Единственное, что можно сделать в таком случае — вылезти кому-нибудь одному в открытый космос и вежливо попросить птичку улететь обратно, а если не послушается, попытаться оторвать ее от корабля и зашвырнуть куда подальше.

Заниматься подобными глупостями желающих не нашлось, а тут еще дисплей на лбу инопланетной гостьи сменил тему и выдал бегущей строкой на трех языках, в том числе и на общепонятном межязыке: «Следуйте за мной». После чего обратный отсчет продолжился, и оставалось уже всего три минуты с небольшим…

В конце концов решили послушать Язона — всетаки он умел убеждать, иногда просто давил своим авторитетом. А Язон распорядился, ни секунды не колеблясь:

— Готовьте десантный бот к старту!

— А если это ловушка? — поинтересовался Керк.

— Вот там и посмотрим, — улыбнулся Язон.

Керк улыбнулся ему в ответ. Разве пирряне когда-нибудь отказывались попасть в ловушку, чтобы потом, победив всех, с честью оттуда выбраться?

А новая надпись на «птичьем» дисплее, промелькнувшая в предпоследние десять секунд, еще больше порадовала всех своей военной лаконичностью и четкостью: «Коридор открыт. Следуйте за мной. Дистанция — не больше километра».

«Вряд ли это ловушка, — подумал Язон. — Разве что персонально для меня. Ведь никто другой в нее все равно бы не попался».

А капканов, расставленных на Язона динАльта, бояться глупо. Ведь он здесь специально для того, чтобы искать их.

Игривые попытки Меты отклониться от курса, заданного птицей, красноречиво показали, что коридор прорублен в электромагнитном поле совершенно фантастической напряженности. От подобного поля любой металлический предмет отскакивал, как резиновый мячик от стены. Таким образом, путь на планету без специального разрешения был открыт всем желающим, но только в пластиковых скафандрах без ножей, пистолетов и электроприборов. Не позавидуешь такому диверсанту, когда он попадет в царство техники с многовековой историей развития!

Приземление прошло успешно — прямо на небольшую площадку, очевидно специально для этого и предназначенную. Но все остальное, что можно было разглядеть вокруг, честно говоря, мало походило на космопорт. Прямо по курсу в огромной куче, если не сказать, горе технического мусора зиял черный провал пещеры (возможно, туннеля). От площадки до входа в эту весьма неуютную дыру поверхность планеты тоже была завалена неработающими устройствами, мелкими запчастями или осколками крупных деталей. Собственно, все это они уже наблюдали из космоса, но сейчас, вблизи, поражало диковатое сочетание: белоснежная женщинаптица, прекрасная в своем совершенстве; маячивший вдалеке робот-гигант с начищенным до блеска бронированным панцирем и четкими, осмысленными движениями; снующие тут и там самодвижущиеся тележки на шагающих шипастых колесах — и все это на фоне веками неубираемой помойки. Очевидно, у роботов и киборгов представления об эстетике отличались от человеческих, хоть они и поселились в кислородном мире, где обыкновенному хомо сапиенсу можно было спокойно выходить на поверхность планеты и дышать без дополнительных приспособлений.

Пирряне так и сделали, чтобы времени зря не терять, но, спрыгнув с трапа на хрустящие под ногами обломки, растерялись и приуныли как-то. Птица вспорхнула, тут же умчалась вдаль и ввысь, даже не сообщив ничего на прощание с помощью своей бегущей строки. А из пещеры — вот это был сюрприз! — вышел навстречу гостям высокий худощавый старик с длиннющей бородою, не менее белой, чем оперенье диковинной птицы. Андроид? Киборг? Да нет, пожалуй, все-таки человек. По крайней мере, так решил Язон. Да и пирряне вроде тоже признали его людскую природу.

— Кинней, — представился седовласый абориген и заговорил на странном языке, совершенно не знакомом даже Язону.

К счастью, современный международный язык Галактики оказался доступен старику, и вообще все пошло нормально.

Все-таки здесь человек управлял роботами, а не роботы человеком. Кинней был своего рода смотрителем на этой свалке. Правда, он не знал наверняка, один ли он здесь такой, но это его, похоже, не слишком интересовало. Почтенный старец вел отшельнический образ жизни, однако, когда увидел в небесах громадный корабль, какое-то давно забытое любопытство проснулось в его душе и он решился пригласить нечастых в здешних краях странников к себе в гости.

— Так это вы направили к нам такую красивую птицу? — решил уточнить Стэн.

— Можно сказать, что и я.

Все ответы старика отличались подобной уклончивостью.

— А она вас действительно слушается? — продолжал допытываться Стэн.

— Они все слушаются, но не всегда и не во всем.

— И куда же она сейчас улетела?

— Надо думать, отправилась подруг созывать.

Беседа текла неспешно, почти вяло. А меж тем тележки с колесиками имели еще и длинные манипуляторы наподобие человеческих рук. Механические слуги очень споро установили длинный стол прямо под открытым небом, расставили вокруг стулья и начали таскать кувшины с напитками и блюда с едой, как заправские официанты. Эти примитивные устройства (или существа?), видно, слушались своего хозяина лучше, чем птицы. А птицы — что поделать! — существа (или устройства?) высокоорганизованные, а потому гордые, и летают теперь где хотят.

— А без птиц вы нам сможете организовать коридор обратно на орбиту? — строго спросил Керк.

— Пусть это вас не беспокоит, — заверил старик Кинней. — Не торопитесь. Сейчас посидим, выпьем-закусим, а там видно будет.

Керка не очень радовала подобная перспектива, но еда на столе выглядела вполне нормальной, даже аппетитной, да и понял уже пиррянский вождь, что здесь, в центре Галактики, брать быка за рога — толку мало. Тут надо прислушиваться к мнению Язона и терпеливо ждать. Иначе не получается. А перекусить? Что ж, перекусить никогда не помешает.

Но вот именно этого сделать и не удалось.

Только расселись за столом, только руки протянули к толстостенным пластиковым кружкам и изящным многозубым вилочкам, как с неба, хлопая крыльями, налетели давешние белые птицы. Теперь их было много. Очень много. Язон не взялся бы узнать среди них ту, что провожала гостей от корабля до пещеры Киннея. Напрочь растеряв всю свою красоту и женственность, птицы хватали лапами и зубами все кушанья подряд, рвали их на куски, глотали не жуя, рычали, чавкали, отплевывались, давились и в считанные секунды превратили роскошный стол в такую же помойку, какая царила вокруг. Только новая помойка была явно органического происхождения — с отвратительными объедками и костями, плавающими в дурно пахнущих лужах, где смешались вино, подливки, приправы и натуральный птичий помет.

Улетели милые белокрылые девушки так же внезапно, как и свалились с неба. Пирряне, конечно, оружие повыхватывали сразу, раньше чем шелест крыльев услыхали, но стрелять никто не осмелился. Все-таки реальной угрозы для жизни не было, а еда… Что еда? Ведь они же не хозяева тут, а гости. Может, по местным правилам так и принято — первую порцию птицам отдавать. Правду сказать, великовата порция для таких невесомых созданий, но… Не пиррянам о том судить. Они сидели и терпеливо ждали объяснений.

А старик закрыл лицо руками, и стало вдруг видно, как из-под ладоней его текут слезы.

— Что все это значит? — решился наконец спросить Язон.

Тогда Кинней вытер рукавом плаща слезы и начал рассказывать правду. Он сам так и сказал:

— Теперь расскажу вам правду. Время уклончивых ответов и недомолвок кончилось. Слушайте. Был я царем на планете Эгриси…

Язон вздрогнул и приготовился слушать с удвоенным вниманием.

— Я был царем, — продолжал старик, — но меня сверг Сулели, зовущий себя Исааком Даниилом Йотом. Сверг, сославшись на волю богов. Дескать, это они сочли, будто я слишком жесток к своим подданным, и вот сослали меня сюда в наказание. У меня на Крейзике много слуг, но все они — бессловесные. Все не живые или полуживые. А самые главные среди них — Белые Птицы Мести, потому что этих слуг я сам и вырастил. Я сам изобрел эту форму синтетической биоэлектронной жизни. И сегодня я развожу их, как индюшек на птицеферме. С каждым годом у меня становится все больше моих славных пташек. Когда-нибудь мы станем непобедимой армией. И тогда я обрушу всю накопившуюся силу моей мести на древнюю поруганную нечестивцами землю Эгриси. А пока… Пока мы еще не столь сильны. Мои птички участвовали в двух небольших кампаниях. Например, на Бипхинии мы поддержали однажды мемриков.

— Почему именно мемриков? — быстро спросил Язон.

— Молодой человек! Очень давно мои сыновья улетели туда и стали мемриками.

— Понятно, — это включился Арчи, которого начала раздражать болтливость старика. — Но мы так до сих пор и не услышали, почему же ваши самые замечательные слуги слопали всю нашу пищу. Или я что-то неправильно понял?

Наверно, молодой Арчи все-таки погорячился с вопросом. Седобородый Кинней снова прослезился и какое-то время не мог говорить, а потом прошептал:

— Обманул меня, стало быть, оракул…

При этих словах пирряне загрустили. Решили, видно, что случай выдался почище, чем с Хавриком. Хотя, казалось бы, вот она,планета Эгриси — уже дважды названа и близка теперь, как… ну да, как локоть, который не укусишь. А старик явно в маразме, толку от него не добьешься, и славные птички эти скоро склюют не только пищу, но и его самого.

Язон смотрел совершенно по-другому на сложившуюся ситуацию. Его радовало, что пирряне опять благоразумно не совершают активных действий. Сам же он умел ждать, умел слушать других, умел не торопить и не торопиться. Потому Язон одному лишь Арчи подмигнул еле заметно: «Мол, спокойно, друг, не гони волну, сейчас он все расскажет!»

И ведь рассказал.

— Пташки мои — они очень умные, они только говорить не умеют, но все, все понимают. Они с самого начала знали, что я люблю покушать. О, вы и представить себе не можете, какой я страшный гурман! Я просто обжора. Для меня самое большое наказание — когда поесть нельзя. Собственно, меня таким способом и наказали. Ссылка сама по себе — тьфу! Какая разница, где жить? Если бы не одна маленькая деталь: здесь, на Крейзике, совсем нету пищи. Так вот. Птички мои стали мне откуда-то приносить настоящую еду, вкусную. Я с ними, понятно, делился. Птичек становилось больше, и еды они приносили больше. Однако потом что-то в этом механизме сломалось. Не стало на всех хватать. Они-то знали, что мне не обязательно и стали есть в первую очередь сами. Так и повелось. Из года в год. Только я за стол — они тут как тут! И съедают все, подчистую. Спрятаться нигде невозможно: ни в одной пещере, ни в одной машине, ни в кровати, ни под кроватью… Достанут всегда и всюду. И слопают мой завтрак, обед и ужин до последней крошки. Я уж предлагал, мол, заберите сразу, мол, я не претендую. Э, нет — смотрят ясными глазами, молчат и как бы подсказывают: «Не ленись, Кинней, накрывай на стол почаще». Вот так и длится мука моя, так и повторяется изо дня в день уже почти триста лет.

— Сколько?! — переспросил Арчи с наивным удивлением простака. — И как же вы живы до сих пор?

— А это на что? — грустно сказал Кинней и расстегнул молнию на своем хитоне.

Из груди старика торчала плоская блестящая коробочка.

— Биоэлектронная батарейка, — пояснил он. — Солнечная энергия, попадая на мою кожу, превращается в химическую, химическая — вот здесь — в биохимическую, и — порядок! Метаболизм не нарушен. Я живу. Но есть-то хочется. Вы себе представить не можете, как хочется!.. Так вот, — добавил он после паузы. — Оракул мне обещал, что эта проблема решится сама собою, когда на планету Крейзик прибудет огромный космический корабль с сильными и доблестными воинами на борту.

— Спасибо за комплимент, — поблагодарил Язон. — А теперь слушайте внимательно, дедуля. Оракул ваш все правильно предсказал, просто следует помнить: сами собою никакие проблемы не решаются, Но! — Язон поднял палец, акцентируя внимание на следующих фразах. — Мы, как доблестные воины, сумеем вам помочь. Только для этого нам необходимо попасть на Эгриси. Живее, живее объясняйте кратчайшую дорогу туда! А уж мы на обратном пути про вас не забудем, избавим от многолетней беды. Ну как? По рукам?

Старик Кинней смотрел на Язона ошалелыми глазами. Он явно не собирался скрывать координат планеты Эгриси и просто не верил своему счастью. Видно, Кинней еще ни разу в жизни не встречался с порядочными людьми, а сейчас почувствовал, пользуясь особенным сверхчутьем киборга: его не обманывают. Он готов был рассказать все, что знает. Но готовности оказалось недостаточно.

— Да как же я вам объясню, где планета Эгриси, если меня оттуда сюда везли в закрытом контейнере?! — возопил старик, и надежды всех пиррян рухнули еще раз.

Грамотный вопрос сумел задать Арчи:

— Да неужели, дорогой наш Кинней, на всей этой планете ни один робот, андроид, киборг, ни один компьютер, в конце концов, не знает места расположения вовсе не чужого вам мира из соседней звездной системы? Никогда не поверю.

Кинней задумался тяжко, потом молча захлопал в ладоши. Даже Язон после этого решил, что все бесполезно и пора уходить.

Однако после девятого призывного хлопка прилетела Белая Птица Мести и послушно села на край загаженного ее сородичами стола.

— Вот, — проговорил седобородый Кинней. — Она знает, где Эгриси. Потом старик прижал большую птицу к своей груди и прошептал громким

свистящим шепотом:

— Планета Эгриси, ласточка моя. Лети и убей Сулели. А они полетят за тобою и помогут тебе. Не потеряй их. Это самое главное.

— Мы не обещали тебе участвовать в убийстве твоего брата Сулели, — огрызнулся Керк, нарочито переходя на «ты».

Он очень не любил, когда кто-то решал за него, что ему делать, а чего нет.

— Но ведь вы хотите попасть на мою родную планету?

— Да, — сказал Керк.

— Тогда не обращайте внимание на мои слова, а просто летите строго за нею.

— С какой скоростью будет двигаться ваша птица? — поинтересовалась Мета. — Мне, как пилоту…

— Я понял, — перебил старик. — Она подстроится под вас. А вообще две десятых скорости света ей вполне доступны.

— Годится, — сказала Мета.

Язон еще много о чем мечтал спросить у сумасшедшего аборигена сумасшедшей планеты. Они ведь совсем не поговорили о роботах, об истории, о других людях, прилетавших сюда до них…

Но Кинней вдруг произнес громко и торжественно:

— Я буду ждать вас. А сейчас поторопитесь. Через минуту дадут коридор. Вы должны лететь.

Эгриси оказалась третьей планетой в системе малой желтой звезды, известной среди астрономов под названием Новый Кокос. Кто бы мог подумать: Арчи в университетские годы писал свою первую самостоятельную научную работу на тему «Обоснование природы цикличных изменений светимости на примере желтого карлика Новый Кокос»! Вот уж действительно тесен мир! И был в те времена студент Арчи свято уверен: никаких обитаемых планет в такой звездной системе быть не может. А теперь выяснялось, что не только с планетами, но даже с природой светимости юный астрофизик сильно напорол.

Причина-то вся была не в самой звезде, а в несколько нестандартной оболочке, окружающей светило по всей сфере на примерно одинаковом расстоянии от орбит третьей и четвертой планет. Плотный метеоритный пояс километров двадцати в толщину. Трогательное совпадение с известной из учебников истории толщиной колец Сатурна в те довоенные времена, когда их еще не растащили на противоармадные заслоны. Метеоритный пояс вокруг Нового Кокоса был не только плотным, но и необычайно подвижным, что явно свидетельствовало о его молодости.

Но подобные изыскания представляли интерес разве что для Арчи, смотрящего на все вокруг широко раскрытыми от научного восторга глазами. Остальные в экипаже «Арго» были озабочены сугубо практическими проблемами, собственно, даже одной-единственной проблемой: как прорваться через этот пояс с минимальными потерями? Напролом? Можно. Но это колоссальные затраты энергии, риск вывести из строя целый ряд жизненно важных систем корабля и, наконец, слишком много шуму. Всетаки они прибывают на Эгриси не долгожданными гостями и желательно было бы подкрасться к планете незаметно.

Тогда как? Маневрировать? И это реально. Но тут потребуется колоссальное количество времени для изучения закономерностей движения метеоритов и составления подробной программы для маршевых, рулевых и тормозных двигателей.

Третьего варианта как будто не существовало. Однако был некий промежуточный: маневрировать на глазок, на авось, а при неудачных сближениях

— стрелять. Но этот вариант на самом деле очень быстро скатывался к первому.

И вот когда они подошли уже на минимально допустимое расстояние к потоку жутких, бесшумно наплывающих друг на друга, сталкивающихся, крошащихся, вертящихся и рассыпающихся громадин, путеводная белая птица, летящая впереди, затормозила вдруг почти до нулевой скорости, развернулась и, появившись в центре главного обзорного экрана, включила свой дисплей на лбу.

«Внимание, — побежала строка. — Внимание! Сейчас в потоке метеоритов возникнет промежуток, достаточный для проскока внутрь сферы. Опасного столкновения с самыми крупными фрагментами планет можно избежать лишь при одном условии: двигайтесь за мной на расстоянии ста метров ровно. Что бы ни происходило вокруг, не меняйте направления движения, скорости и расстояния до ориентира. В случае исчезновения ориентира — двигаться с прежней скоростью и прежним курсом».

До них даже не сразу дошло, что значит «в случае исчезновения ориентира». Они это поняли чуть позже. Войдя в поток, некоторое время шли удивительно чисто. В общем, не так уж и удивительно: ведь птица и корабль следовали согласно тщательно составленной кем-то программе. Но потом… У любой программы бывают сбои, в любом деле не обойтись без неожиданностей.

Две циклопических скалы, с прицельной точностью стукнувшись широкими плоскими выступами, расплющили маленькую белую птичку, и тут же начали медленно расходиться в стороны, унося на себе каждая зеленовато-бурые ошметки только что работавшего, изящного, сложного и очень неглупого устройства (или все-таки существа?).

Пальцы Меты не дрогнули ни на мгновение. Скалы медленно расходились, «Арго» надвигался, пот градом бежал по лицам всех пиррян, которые в эту минуту ничем не могли помочь своему пилоту — только молчать, стиснуть зубы и не мешать, чтобы не спугнуть окончательно уже начавшую ускользать из-под самого носа удачу.

Они прошли впритирку к скалам на омерзительно малой скорости, но лишь благодаря этому каменные махины вновь тюкнулись друг о друга уже за спиной корабля, а две другие громадины рассыпались в пыль за несколько секунд до их появления в опасной зоне.

Дальше было чистое черное небо и разноцветные звезды, и маленький, но уже заметно выросший относительно других золотой шарик Нового Кокоса. Теперь можно было смело, не думая, жать на гашетку ускорителя. И Мета на радостях так нажала, что всю команду повалило на пол и вдавило в него, словно колесами гигантского вездехода. Никто не успел забраться в противоперегрузочные кресла, ведь почти все из чистой солидарности стояли за спиной у пилота в капитанской рубке. Но никто и не обиделся. Семнадцать g. Ерунда.

ГЛАВА 12

Космодром на Эгриси оказался достаточно цивилизованным: чистеньким, ухоженным, с исправно действующей диспетчерской службой, с бригадами наземного обслуживания, с полицейскими и таможенными постами. Такой космодром вполне способен был принять и «Арго», но, разумеется, свой могучий корабль пирряне оставили на орбите. Правда, в нем дежурило теперь лишь семь человек во главе со Стэном — минимальный, можно сказать, аварийный расчет линкора. А подразделение, по численности являющееся космопехотной ротой, в обыкновенный десантный бот уже не помещалось. Так что пришлось отправить на Эгриси более вместительную и более грозную межпланетную канонерку. Язон не знал, кто или что поджидает его в этой конечной точке долгого и сложного пути, но на всякий случай хотел располагать максимальной ударной мощью. Нет, стволы орудий наружу не выставляли, да и на себя ничего лишнего не стали навешивать. Неизменные пиррянские пистолеты и те попытались спрятать в широких рукавах — зачем зря людей пугать? Видите? Мы просто туристы — глаза нараспашку и улыбка от уха до уха.

А погода была вполне туристической: безоблачное небо, жаркое солнце, и виды вокруг космодрома — откровенно курортные: горы, море, песчаные пляжи, пальмы. Полиция и таможня встретили инопланетников холодно, но вежливо. Ношение оружия, по счастью, было не запрещено здесь, а на вопрос о наркотиках каждый из пиррянских бойцов мог с чистой совестью отвечать, что таковых не имеет. Ведь даже взятый для исследования плод куромаго, конечно же, остался на борту «Арго».

В космопорту никто не спрашивал их о цели визита, и это было странно. Так могли вести себя полицейские в высокоразвитых мирах, давно вступивших в Лигу, где представители власти различали делегации своих тут же, по опознавательным знакам. Ну и конечно, вопрос о цели прибытия считался праздным и даже неуместным, если на планете шла война, а из космоса сваливалось новое боевое подразделение. Здесь был как будто не тот и не другой случай. Повсюду царили покой и благоденствие, а меж тем не только Лига Миров, но и Специальный Корпус ни малейших сведений о третьей планете в системе Нового Кокоса не имели. Может, все-таки какая-то путаница произошла?

Не рискуя обращаться к полицейскому со столь дурацким вопросом, Язон поймал за лацкан пиджака простого водителя, который зазывал пассажиров на меж-языке. Водители в космопортах всегда умеют общаться на нескольких языках, хотя зачастую и плоховато. Но они всегда все знают. Этот водитель энергично крутил на пальце ключи от своего транспортного средства, а голову его украшал невиданный головной убор — плоский, как посадочная площадка, диаметром раза в два больше диаметра головы, и с козырьком, защищающим от солнца.

— Скажи, приятель, ты сможешь отвести нас в местное представительство Лиги Миров?

— Куда-куда, дорогой? Не понял.

— Лига Миров. Лига, — повторил Язон, как можно более четко выговаривая слова.

— Слушай, амханаги, так бы сразу и сказал! — обрадовался водитель, продолжая вставлять местные словечки во фразы на меж-языке. — Это у нас такой хороший састумро. Понимаешь, амханаги? Отель «Лига».

Язон почему-то сразу согласился:

— Поехали в отель.

Впрочем, он знал почему. Ведь стало уже ясно: нет тут никакой путаницы, и представительства Лиги на этой планете нет. Нужно каким-то другим способом действовать. А для этого сначала правильнее всего где-то поселиться. Перекусить, познакомиться с местными обычаями, навести обо всем справки по открытым каналам, еще раз выйти на связь с Бервиком, в конце-то концов. Кстати, первую информацию об Эгриси Язон передал «шефу» еще с борта «Арго». И теперь он был просто уверен, что хороший отель — это лучший вариант для их команды.

— Эй, приятель, — вспомнил Язон, — я не предупредил: нас больше тридцати человек.

— Обижаешь, амханаги. Моя манкана и пятьдесят человек возьмет. Манкана оказалась вполне обыкновенным автобусом, впрочем, достаточно

комфортным в сравнении, скажем, с транспортными средствами на Поргорсторсаанде. И обошелся переезд относительно недорого. Причем радушный водитель, ни минуты не колеблясь, взял с Язона кредитами. Жемчужно мерцающие банкноты были хорошо известны ему как платежное средство, хотя в космопорту специального пункта для обмена общегалактических денег на местную валюту не наблюдалось. Язон это определенно отметил. Но так же спокойно межзвездные кредитки были восприняты в отеле, когда солидная делегация с никому неведомой здесь планеты Пирр попросила — шутка ли сказать! — тридцать три места в номерах «люкс».

Десятерых человек во главе с Ресом Язон попросил остаться в космопорту для наблюдения за вынужденно брошенной ими на взлетно-посадочном поле канонеркой и за другими прибывающими и убывающими кораблями. Этой группе пиррянских бойцов вменялось также в обязанность изучать окрестности, наблюдать за всеми подозрительными типами и постоянно быть на связи с руководством, то есть с Язоном, Метой и Керком. Не приходилось сомневаться, что на планете с таким уровнем технологии существуют вполне современные спецслужбы, наблюдающие за столь необычными гостями еще с момента выхода на орбиту, если не раньше.

А састумро, то есть отель, оказался действительно неплохим. Правда, назывался он «Лидо», а не «Лига», но это не имело никакого значения. Путаница получилась смешная и, возможно, даже удачная. Поговорив с портье, Язон выяснил, что название этой тургостинице дал ее первый хозяин — некий итальянец по имени Фермо.

— В каком смысле итальянец? — поинтересовался Язон. — Где-то здесь есть планета Италия?

— Не знаю, — честно признался портье. — Может, и есть. Но Фермо был с очень далекой планеты, у нее еще такое странное название… вроде Школьная.

— Скоглио, — предположил Язон.

— Точно! — обрадовался портье. — Скоглио. Спасибо, амханаги, что напомнили. Буду теперь всем рассказывать.

Человека по имени Фермо Язон не помнил, однако пометил себе: навести справки о первом хозяине отеля. А вот простенькое слово «лидо» с полузабытого языка Язон перевел легко. Означало оно «побережье», «взморье» и для названия подходило идеально.

Вид из окон на море открывался совершенно роскошный. Так и хотелось плюнуть на все и пойти купаться. В конце концов, сколько можно работать?!

— Может, пойдем в море окунемся? — мечтательно проговорила Мета, отворачиваясь от окна и усаживаясь в глубокое мягкое кресло. — Тебе тут нравится?

— Мне тут нравится, — ответил Язон. — Но сейчас мы примем душ и пойдем обедать. Если успеем.

— Фу, какой ты скучный, — Мета надула губки, — даже помечтать не дал. А почему мы можем не успеть на обед?

— Потому что я просил Грифа разыскать телефон приемной местного царя и передать этому государю, что прибывший на планету наследный принц Даймед, сын Айзона, желает видеть его.

— Наследный принц — это ты, что ли? — хмыкнула Мета.

— Конечно, я. И полагаю, что мое первое имя, данное при рождении, они здесь помнят лучше, чем, скажем, имя знаменитого игрока-афериста Баухилла, обобравшего казино «Туманность».

Язон не ошибся. И не только насчет имени. Пообедать в ресторане «Лидо» в этот день было им не суждено.

Десять роскошных манкан, сверкающих красным металлом, подали по личному повелению царя Исаака Даниила Йота прямо к подъезду «Лидо». Минут пятнадцать кавалькада неслась по прекрасной автомагистрали вдоль моря, затем свернула на узкую, но не менее гладкую дорогу, перекрытую шлагбаумом и круто поднимавшуюся в гору. Царский замок построен был в чрезвычайно красивом месте и, похоже, простоял здесь не одно столетие: стены его сверкали на солнце первозданной белиз-

ной, но были шершавыми и даже щербатыми, слов-

но вырубленными из сахара. А медно-красные шпи-

ли на башнях сияли так, словно их полировали ежедневно. Может так оно и было, а может, и кровля, и автомобили делались тут из совсем другого материала, нежели тривиальная медь.

Обед был, разумеется, роскошным, столы накрыли в главной зале — как-никак родственник приехал. Луди, араки и гвино лились рекою. Впрочем, луди оказалось весьма заурядным пивом, араки — плохонькой водкой, а вот среди иных веселящих напитков, собирательно именуемых «гвино», попадались очень достойные образцы настоящих виноградных вин. Язон сразу догадался, что именно в этом здесь понимают толк. Однако увлекаться нельзя было. Его ждала аудиенция у царя. А жаль. Насколько большее удовольствие доставило бы ему сейчас поваляться где-нибудь на песочке под пальмой с бутылочкой пусть даже самого простенького «луди» и ни о чем не думать!

— Пойдемте, Даймед, — вкрадчиво проговорил Йот, осторожно подойдя к Язону со спины и наклонившись почти к самому уху. — Настало время поговорить с вами наедине.

— Хорошо, — согласился Язон и добавил почти таким же конспиративным шепотом, каким обращался к нему царь. — Только со мною будет женщина.

— Почему? — удивился Йот.

— Потому что она моя жена.

Аргумент прозвучал сильно. Йот задумался и решил не спорить. Мало ли какие порядки бытуют на далекой планете Пирр! Может, у них жена важнее личной охраны? А свиту Язон солидную привел. Начнешь возражать, будешь иметь дело со всеми этими верзилами. Потом хлопот не оберешься: горы трупов, битые стекла, все кровью заляпано. Один ремонт во сколько обойдется! Уж лучше потерпеть присутствие женщины.

— Пойдемте, Даймед, — повторил царь.

Язон кивнул Керку, мол все в порядке, остаюсь на связи, Мета со мной и оружие при нас. Потом они поднялись оба, поблагодарили царя, его поваров и слуг за прекрасный обед (Язон при его способностях сумел выдать несколько слов на местном наречии ко всеобщему восторгу эгрисянской стороны) и в сопровождении двух головорезов с огромными допотопными мечами наголо — такой здесь был принят стиль — покинули трапезную и скрылись в царских покоях, предназначенных специально для аудиенций.

Язон представлял себе, как может выглядеть специальная комната для приемов важных гостей и секретных переговоров у властителя столь странной планеты, как Эгриси, где достижения современной цивилизации так лихо перемешаны с древней дикостью. Там наверняка будет полным-полно плохо спрятанных следящих камер, микрофонов, записывающей аппаратуры, автоматического огнестрельного оружия, срабатывающего на голос, механических ловушек и прочей хитрой техники того же пошиба. Впрочем, он очень надеялся, что до стрельбы и связывания веревками дело не дойдет. Для мирного и положительного результата по-настоящему важно было лишь одно: предельно точно выстроить разговор.

— Мета, — шепнул он своей телохранительнице. — Очень прошу тебя, будь молчалива, пока я не попрошу тебя высказаться. Договорились? И не обижайся.

Мета уже ни на что не обижалась. Но возникни хоть малейшая угроза для жизни одного из них, она поступит только так, как подскажут ей впитанные с молоком матери пиррянские инстинкты.

— С чем пожаловал, мальчик мой? — начал Йот, резко перейдя на «ты» и вообще на демонстративно фамильярное обращение.

— А то не знаешь, дяденька мой! — подхватив эту ерническую интонацию, откликнулся Язон. — Прилетел забрать принадлежащий мне по праву звездолет «Овен», доставленный на твою планету сводным братом моим Фрайксом по приказу матери нашей Нивеллы. Фрайкса я бы тоже забрал. Говорят, он давно вернуться хочет, вместе с женою и детьми. Если что не так, поправь дяденька!

Дяденька И. Д. Йот просто обалдел от такой наглости и закричал:

— Все не так!! Все!!! Слушай меня. Слушай и запоминай. Фрайкса нет больше на свете. Он умер несколько лет назад. Дети его тут, но захотят ли они лететь с тобою — большой вопрос. Вдова Фрайкса Галка подумывает о том, чтобы снова выйти замуж, и не где-нибудь, а именно здесь, на нашей, лучшей во всей Вселенной планете. А пока вместе с другой моей дочерью Миди и сыном Файтоном они прекрасно проводят время. Ты же, Даймед, — или всетаки лучше звать тебя Язоном? — действительно племянник мне, а я тебе

— дядя, потому что Нивелла — моя родная сестра. Вот почему Ослепительный Винторог… Винторог! Понятно? А не звездолет! Вот почему он и оказался на моей планете. Но помни же, Язон, помни, Даймед, как только послан был с Орхомена на Эгриси Ослепительный Винторог, я отправил ему навстречу шифротелеграмму, просто в космос, я не знал, куда именно следует посылать сигнал. И в телеграмме той говорилось: «Спасибо, Нивелла, за твой подарок, но ни тебя саму, ни мужей твоих — Ахаманта и Айзона видеть я больше не желаю. Вы достаточно попортили мне крови, и теперь с помощью особых устройств, которые есть на „Овене“, я отгорожусь от всего мира, и моя планета будет жить лучше всех во Вселенной, а вы, сумасшедшие фанатики науки, можете продолжать свои исследования где угодно, только теперь уже без меня. Привет Феллу». Вот так! Я помню наизусть замечательный текст этой шифротелеграммы. Кстати, не знаю, получила ли мое послание Нивелла, но я сумел вычеркнуть имя Эгриси изо всех галактических справочников и атласов, а метеоритный пояс, который давно-давно построили вокруг моей планеты боги, позволил нам по-настоящему изолировать себя от ближних и дальних завистников и злопыхателей. Вот так, Язон! А ты узнал обо мне и прорвался сюда. Это очень сильно поднимает твои шансы, но все же утверждать, что Ослепительный Винторог, одна из древнейших ценностей Вселенной — пусть даже звездолет «Овен», как ты его называешь, принадлежит тебе по праву — это уж слишком! Он принадлежит мне!! Вот уж без малого тридцать лет.

Язон слушал этот велеречивый монолог и поражался нелепой откровенности Йота. Зачем он говорил ему все это? Хотел запугать? Убедить в чем-то? Смешно! А ведь любые новые знания добавляют противнику силы. Или царь планеты Эгриси предполагал, что Язон все это уже давно знает. Конечно, Язон, в сущности, знал намного больше, но в том, что сообщил ему Йот, содержались принципиально важные и абсолютно новые сведения. Картинка склеилась окончательно, и теперь Язон чувствовал себя непобедимым, во всяком случае, в информационной войне.

Вот когда он вспомнил о настоящем имени Йота, сообщенном ему дважды — Фрайксом через шифрограмму и Киннеем — лично.

— Ты красиво говорил, но теперь послушай меня, Сулели.

От такого обращения царь весь передернулся, однако удержался от более резкого проявления эмоций, и стрельба, к счастью, не началась.

— Послушай теперь меня. Я не знал, что ты мой дядя. Действительно не знал. Спасибо за новую информацию. Но я отрекаюсь от тебя. Такой родственник мне не нужен. Даже на столь замечательной и богатой в природном отношении планете. Мне нужна только золотая обечайка. Отдашь ее — и я со всею свитой покину твою планету в считанные часы.

— Ты лжешь! — закричал царь Йот.

Вот уж действительно сулели, если не сказать, что просто дурак.

— Ты лжешь! Я видел, с каким войском прибыл наследный принц Даймед на мою планету. Если из маленького корабля сюда высадилось сорок с лишним человек, сколько высадится из большого, висящего сейчас на орбите? Я знаю, вы хотите покорить этот мир. Вы хотите подчинить себе еще одну планету, чтобы единолично владеть всеми ее природными богатствами. Я наводил справки. Я знаю, что пирряне отрядом в составе ста тридцати восьми человек завоевали целую планету. Сегодня вы хотите покорить еще одну — Эгриси. Не выйдет!!

Дядя Сулели-Йот оказался все-таки патологическим идиотом, слушать его дальше было почти не интересно, но отдельные фразочки проскакивали — ого-го! Например, эта — про наведенные справки. Интересно, откуда? По каким каналам? Если планета полностью изолирована от мира. А ведь цифра «сто тридцать восемь» названа с неслучайной точностью. Выходит, помимо информационной сети Специального Корпуса есть иная сеть. Вражеская. Вот только какими же надо быть лопухами, чтобы допустить к такой сверхсекретной сети подобного И. Д. Йота!

— Слушай меня внимательно, племянничек! Ваш план захвата планеты сорван изначально. Всех, кто попал внутрь моего дворца, я, если захочу, ни за что не выпущу наружу, чего бы это ни стоило. Всех агентов Пирра, оставшихся по ту сторону стен, нейтрализуют мои супервоины особого назначения. Ну а корабль на орбите… Он просто вынужден будет покинуть околопланетное пространство. Почему? Объяснять не стану. Пусть это будет для вас сюрпризом.

«Ну слава Богу, — подумал Язон, вспомнив любимое выражение доктора Солвица. — Наконец-то он решился хоть что-то сохранить в тайне. А то уж я думал, начнет мне сейчас пароли диктовать для общения с его личной охраной!»

— Дядя, — сказал Язон ласково, — не надо пугать меня всякой ерундой. Я вам еще раз повторяю: я прилетел сюда только за «Овеном». Получу его — и тут же улечу обратно, со всей своею командой. Я даже разрешу вам лично пересчитать их по головам, чтоб подозрений не осталось.

Язон нарочито перешел обратно на «вы», надеясь таким образом умилостивить разбушевавшегося царя.

— Верните мне звездолет, — повторил Язон еще раз. — И мы улетим. Честное слово.

Царь Эгриси задумался. Сам процесс думания был для него крайне тяжелым делом, и Язон в какой-то момент даже пожалел старика. Но Йот всетаки справился с поставленной задачей и выдал решение, предварив его вопросом:

— Кто хозяин на этой планете? Я?

— Вы, дядя, — согласился Язон устало.

— Тогда слушай мое условие. Выполни одно довольно интересное поручение, а я тебе за это верну все, что ты просишь.

— Это какое же поручение? — насторожился Язон.

— Да несложное, правда несложное. Для тебято, такого героя! Соглашайся, Язон, иначе… Вы, может, и победите нас, все может быть, но кровищи прольется!.. Ох, глаза бы мои не видели на старости лет такого безобразия! Да и боги нам не простят.

— Кто такие боги? — быстро спросил Язон.

Йот ответил так же быстро, но непонятно:

— Это мы с тобой, например.

А потом как будто проснулся и затянул опять свою грустную песню:

— Ох не сбивай меня, Даймед, не сбивай меня, Гаутама, Тристан, Баухилл и как там тебя еще, у меня пока достаточно силы, чтобы диктовать условия кому угодно. Соглашайся, Язон, или я отдам приказ страже схватить вас всех!

Одновременно с этими словами пистолет из широкого рукава Меты прыгнул ей в ладонь. К счастью, кроме Язона, никто этого не заметил, и даже автоматика не среагировала.

А Мета — ну просто молодчага! — справилась с эмоциями и прошептала:

— Соглашайся, Язон.

Потрясающе! Она заговорила, не дожидаясь его команды, но сказала ровно те слова, каких он и ждал от нее. Вот это чудо! Наверно, только настоящая любовь способна на такое.

— Я согласен, — тихо проговорил Язон. — Говорите, что я должен делать.

В этот момент, никого не предупредив, а сразу распахнув двери и гордо пройдя мимо стражи, склонившей перед нею головы, по царским покоям прошествовала хрупкая черноволосая девушка невиданной красоты. Была она в изысканном костюме для верховой езды: черный фрак, белые бриджи в обтяжку, высокие кожаные сапожки, шапочка с козырьком и длинный хлыст в руках.

— Отец, — начала прекрасная незнакомка. — Мы с Файтоном ехали сейчас вдоль моря…

Вдруг посмотрела мельком на Язона и не сумела отвести взгляда. Глаза ее широко раскрылись от внезапно нахлынувших чувств.

— Моя дочь Миди, — проговорил Йот.

Язон вежливо улыбнулся, готовясь представить царевне себя и Мету, но красавица Миди вдруг застонала, схватившись за сердце, и стала медленно оседать на пол.

Стражники застыли в напряженных позах растерянного ожидания: какие будут приказы?! Но первое распоряжение царя оказалось адресовано не им:

— Врача! — выдохнул Йот. — Скорее!

А Мета повернулась и крикнула в распахнутые двери:

— Тека! На помощь!

Возможно, во дворце у И. Д. Йота были неплохие врачи, но бегать быстрее Теки они, конечно, не умели.

Именно гость с далекой планеты Пирр оказал царской дочке первую помощь. Это был красивый жест.

А ничего страшного с Миди не произошло. Обыкновенный обморок, в юные годы случается такое, особенно если с самого утра после очень легкого завтрака гонять часами навстречу морскому ветру на лихом дельфийском жеребце.

Язон-то знал истинную причину внезапного недомогания Миди, но не в этой же компании, право слово, говорить о ней вслух! Тем более когда еще и деловой разговор не окончен.

— И все же, ваше величество, — напомнил Язон, — когда же я наконец узнаю о выдвигаемых вами условиях?

ГЛАВА 13

Пирряне вежливо отказались от предложенных в царском дворце апартаментов и уже через час вернулись в полюбившийся им отель «Лидо» на живописном побережье.

Керк немедленно созвал совещание. В номере «люкс», рассчитанном на двоих, было несколько тесновато. Вначале выслушали Язона, который подробно пересказал свой разговор с царем. Затем стали выдвигать один другого смелее проекты силового захвата Ослепительного Винторога. Каждый рвался быть первым, такова уж натура обитателей Мира Смерти. Язон выслушал всех, но оценки своей не дал, а, резко свернув дебаты, предложил расслабиться. Перед новым трудным днем действительно требовался отдых.

— Слушайте! Должны мы наконец окунуться в это теплое море? Лично я отправляюсь сейчас же.

Идея была единодушно поддержана, и пирряне, изображая веселую толпу беззаботных курортников, двинулись на пляж.

— Кажется, удалось, — сказал Язон Керку, — разыграли все как по нотам.

— Ну так ведь я человек десять успел предупредить. А уж остальные сами почувствовали, что к чему. Мои ребята, может, и не семи пядей во лбу, но когда речь идет о жизни и смерти, соображают побыстрее многих.

— Да, Керк, — согласился Язон, — лучших воинов, чем пирряне, я нигде во Вселенной не видел. И головы у них на месте. Не скромничай.

Они спускались по узкой тропинке к морю, не опасаясь теперь, что их кто-нибудь слушает, как пару часов назад перед главным парадным входом в царский дворец, где в каждой розочке мог торчать микрофон. Но именно там Язон рискнул прошептать Керку:

— В отеле наверняка все прослушивается. Проводя совещание, будем всячески нападать на царя, поливать его грязью, но о главном промолчим. Ты понял? Предупреди остальных. А настоящий совет соберем на свежем воздухе.

И настоящий совет состоялся. На морском берегу, среди скал, худо-бедно скрывающих от посторонних глаз. Для пущей конспирации пирряне были почти раздеты — лишь купальные принадлежности да неизменные пистолеты в кобурах оттеняли рельефность их мышц — и лежали в расслабленных позах, попивая чудесное вино и закусывая сочными местными фруктами. Ну скажите, кому придет в голову, что эти размякшие от моря и солнца туристы в действительности разрабатывают стратегию и тактику одной из величайших в истории Галактики военных операций.

Впрочем, Язону очень хотелось, чтобы операция получилась как раз не военной, а мирной. Вот только глупый царь планеты Эгриси и, к сожалению, родной его дядя Сулели-Йот, как говорится, сам нарывался на мордобой.

Это ж надо было придумать такое задание для племянничка!

— Я велю тебе выйти в поле позади моего дворца, — начал объяснять грозный властитель, когда Миди наконец привели в чувство и все немного успокоились. — И ты засеешь это поле зубами дракона.

— Того самого огнедышащего дракона, что охраняет звездолет «Овен»? — полюбопытствовал Язон.

— Не звездолет «Овен», а Ослепительного Винторога, и даже не Винторога, а только золотую обечайку, оставшуюся от него, — поправил Йот. — Конечно, это никакие не зубы — это такие специальные зерна, но древние называли их зубами дракона, ведь время от времени именно он выплевывает их из своей пасти. Так вот. Ты засеешь ими поле, и очень скоро из каждого зерна вырастет доблестный бесстрашный воин. Победишь их всех — шкура Ослепительного Винторога твоя.

— Я примерно догадываюсь, ребята, что это будут за воины, вырастающие из драконьих зубов, — объявил Язон, отхлебнув нежно-розового вина из высокого пластикового бокала и открывая этой фразой исторический совет на пляже. — Это будут роботы. Возможно, боевые роботы спецназначения. Таких трудновато перебить в одиночку при самой замечательной скорострельности нашего пиррянского оружия. Особенно если численность врага перевалит за десяток. Так что в принципе я принимаю предложение Клифа об огневой поддержке, но лишь в том случае, если я сам подам ему условный сигнал. Ведь вы только подумайте, ребята, насколько заманчивее честно выполнить усло-

вие Йота и забрать, все что нам нужно, полюбовно!

— А он все равно не отдаст, — грустно заметила Мета. — Придумает еще какую-нибудь гадость.

— Возможно, ты права, — согласился Язон. — Дядя мой не только дурак, но и подлец. И все же. Надо попробовать. Начать войну мы успеем всегда. И заметьте, в этом царстве воевать придется не с девочками-наркоманками, здесь против нас встанут настоящие профессионалы. А на войне, ребята, бывают жертвы…

Все помолчали. Что тут можно сказать?

— В общем, если по моему сигналу отряд Клифа вступает в бой, — продолжал Язон, — другой отряд должен тут же выдвинуться в Арскую рощу, где лежит под охраной так называемого дракона нужный нам предмет. Это недалеко. Рес завербовал нескольких агентов в этом городе и уже выяснил с точностью до сотни метров месторасположение Ослепительного Винторога. Информация передана на «Арго», и завтра утром Стэн уведет наш линкор от их примитивных локаторов, чтобы зависнуть аккурат над этой точкой. На всякий случай. Надеюсь, впрочем, что с драконом вы сумеете справиться и без поддержки из космоса. Вот так. Но я повторяю: мирный путь предпочтительнее.

— Мирный путь, — заметил мудрый старый Бруччо, — это не только переговоры, это еще и хитрость. Давайте подумаем о том, как перехитрить Йота.

— Первый способ — элементарен: завести в стане врага своего человека,

— предложил Арчи не слишком серьезным тоном.

— Шпионские страсти, — улыбнулся Язон. — Серьезных агентов готовят и внедряют годами. А у нас в распоряжении один вечер и одна ночь.

— Да, — согласился Керк, — и все же в словах Бруччо есть рациональное зерно. Язон, ведь там, при дворе Йота, все подряд твои родственники — братья-сестры двоюродные-троюродные, зятья-дядья… Я же в этом совсем не разбираюсь, ты знаешь. У нас на Пирре все люди — братья. Но ты-то сам подумай, кто из твоей родни все-таки может принять нашу сторону.

Язон призадумался, но Мета высказалась раньше него:

— Миди. По-моему, следует вступить в сговор с этой девицей. Кстати, Язон, почему она так смотрела на тебя, прежде чем шлепнулась без сознания?

— Почему? — переспросил Язон, как бы растерявшись, и тут же выпалил:

— Да она влюбилась в меня.

— С чего ты взял? — воинственно осведомилась Мета.

— Ах, дорогая моя! — вздохнул Язон. — Ты забываешь, что я не только боец и игрок, я еще и экстрасенс. Мыслей чужих расшифровывать не умею, а вот эмоции прочитываю без ошибок. Она влюбилась до беспамятства. Потому и упала.

— А так бывает? — удивился Арчи.

— Бывает, — сказал Язон, — но редко.

— Тогда тем более следует использовать именно ее, — резюмировал практичный Керк.

— Я против, — возразил Язон. — Это как-то непорядочно по отношению к девушке…

Но не только в непорядочности было дело. Чтото ужасно не нравилось Язону в самой сути этой спонтанно возникшей идеи.

— А мы тебя и спрашивать не будем, — цинично заявил Керк. — Мы сюда прилетели побеждать, а не рассуждать о морали.

Мета, опустив голову, смотрела на донышко своего почти пустого стакана, и Язон отчетливо ощущал, что она тоже против. Но его прекрасная амазонка вдруг подняла голову и сказала:

— Пусть эта царская дочурка и двоюродная сестричка нашего друга Даймеда поможет нам в нашем деле. Пусть. Но разговаривать с ней ты сам будешь, Керк. Не мне же в конце концов обещать ей в награду Язона!

И не дожидаясь ничьего ответа, Мета встала, развернулась и быстро зашагала в сторону моря, чтобы еще раз окунуться в его теплые и соленые волны, то и дело бросающие на берег красивых, но омерзительно скользких медуз.

ГЛАВА 14

Керк удачно застал юную царевну в ночном клубе «Вашли», что означало в переводе с эгрисянского «яблоко». По агентурным данным Реса, она частенько проводила там свободные вечера. Миди, сразу поняв, кем послан к ней седовласый инопланетный атлет, отпустила личную охрану, и особого красноречия от пиррянского вождя не потребовалось. Ради Язона Миди готова была помогать кому угодно, а то, что играть придется супротив родного отца, так это ее тем более не волновало.

Старик Сулели давно утомил свою младшую наследницу непроходимой тупостью и неутолимым властолюбием. Уже не первый год мечтой царской дочки было выйти замуж за пришельца и удрать навсегда с этой пусть и прекрасной, но такой опостылевшей ей планеты Эгриси. Старшая сестра Миди — Халхи или Галка, как прозвал ее Фрайкс и как теперь любила величать Миди, поступила именно так, но Фрайкс был довольно странным инопланетником — он не спешил возвращаться на родину, всего боялся, очень настороженно относился к людям вообще и в итоге погиб при загадочных обстоятельствах, не исключавших варианта преднамеренного убийства. Да и не любили друг друга Галка с Фрайксом. Был это типичный брак по расчету, замешанный на борьбе за власть и тайне Ослепительного Винторога, того самого, что давно-давно принес юного орхоменца на Эгриси.

На этой планете все стремились понять, из чего и как сделан «окроткави» — так на местном наречии называли шкуру Винторога, а древнее имя «Овен» считалось почему-то запретным. Тайну магической силы окроткави никому так и не удалось постигнуть. Кажется, ближе всех подошел к решению проблемы Фрайкс, за что, очевидно, и поплатился жизнью. Миди, в свою очередь, достаточно полазила по древним файлам в главном компьютере планеты. Про Винторога ничего не нашла, но в целом знания свои пополнила основательно. Во всяком случае, после такого самообразования разговаривать с отцом Миди стало совсем неинтересно.

От глухой тоски девушка ударилась в активные занятия спортом — прыжками в воду, метанием копья в цель и верховой ездой. А также увлеклась вдруг религией. Тоже, наверное, от тоски. Из компьютерных архивов Миди знала о тысячах разных верований на древней Земле, властвовавших над умами людей задолго до Эпохи Великой Экспансии, но здесь, на Эгриси, существовала лишь одна официальная религия, на меж-языке называемая дзевесизмом.

В принципе, все до единого эгрисянцы формально поклонялись величайшему сокрушителю кривопространства и кометоборцу Дзевесо, но именно что формально. Люди на планете в зависимости от интеллекта и образования с очень разной степенью серьезности относились и к теологической концепции дзевесизма, и к моральному кодексу верующего человека. Миди в свойственной ей манере решила разобраться во всем досконально.

Пользуясь своим высоким положением в обществе, она завела дружбу с верховным жрецом храма Дзевесо отцом Федором и часами беседовала с ним, сопоставляя знания, сохраненные церковниками, и сведения, которые удалось выудить из компьютера. Картина окружающего мира вырисовывалась перед ней во все более завершенном виде. Иногда это даже радовало, но в итоге мечта оставалась прежней: инопланетный муж и звездные путешествия. Однако она мало с кем откровенничала об этом. Но со старшим телохранителем наследного принца Иолка (Керк был вынужден проглотить это оскорбление) наверняка можно, уж он-то никому не разболтает! Главное, она мечтала не просто о муже, она мечтала о настоящей большой любви.

И она дождалась ее. Такого чувства Миди не испытывала еще никогда за всю свою долгую жизнь (двадцать три года) и была уверена теперь, что ничего прекраснее быть не может.

Столь безумно длинный, по понятиям Керка, девичий монолог солидный пиррянин обречен был выслушать уважительно и покорно. Впрочем, добрую половину слов, составлявших милое воркование девушки, Керк с чистой совестью пропускал мимо ушей, так как знал наверняка: Язон и Мета, подключенные к его скрытым в одежде микрофонам, слушают все с предельным вниманием.

А на финише этого романтического свидания, уже под изобильными звездами эгрисянского неба Керкобязался передать своему «патрону» (слово-то какое! Еще бы сказала «повелителю»!) точное время и место встречи. Храм Дзевесо, ровно в полночь, у входа. И, конечно, без сопровождающих.

Сопровождающие были, но они грамотно держались на расстоянии, не допускавшем рассекречивания их тайной миссии. Обнаружились «сопровождающие» и с противоположной стороны, но их пирряне по-тихому устранили, выявив всех до единого и гуманно нейтрализовав химическим способом — без увечий и с полной возможностью возврата к нормальной жизни.

А Язон миновал роскошный портик из беломраморных колонн, зловеще зеленоватых в свете трех ярких лун, и сразу увидел у приоткрытых высоких дверей величественного храма точеную фигурку Миди. Увидел и остановился в нерешительности. Юная царевна кивнула ему еле заметно и таким же легким, небрежным поворотом изящной головки указала внутрь, мол, я иду туда, и ты за мною шагай — там разговаривать будем.

Язон вошел в святилище Дзевесо и обомлел. Вот так церковь! Какой-то музей истории космонавтики, право слово! Здесь поклонялись изображениям древних ракет и астронавтов в толстых неуклюжих скафандрах, здесь поклонялись богам жидкого топлива и богам астронавигации, здесь возводили в культ забытое умение свертывать пространство и использовать энергию гравитационных полей. На алтаре же был воздвигнут небывалой формы и весело разукрашенный в полосочку звездолетный двигатель этак пятнадцатого или шестнадцатого поколения, но явно усовершествованный каким-то народным умельцем. Язона сразу заинтересовала небывалая конструкция, и разговор их с Миди начался именно с этого.

Верховный жрец тихо удалился, даже не поздоровавшись. Язон видел-то этого высокопоставленного деятеля, занимавшего на планете совершенно особенное положение, лишь издалека. И между прочим, имя его было совершенно непроизносимо для местных жителей. Язон уже знал, что в эгрисянском даже буквы такой нет — «ф». Но что-то удивительно знакомое промелькнуло в чертах лица и глазах человека, закутанного с ног до головы в розовато-кремовое одеяние неопределенной формы. Однако он ушел, и Язон перестал думать обо всяких странных догадках и подозрениях. Мало ли похожих людей в Галактике! А жрец, очевидно, заранее предупрежден был о конфиденциальной встрече царевны с инопланетным гостем, потому и повел себя так странно.

Теперь Язон, не испытывая более неловкости от присутствия служителя культа, бесцеремонно обошел движок со всех сторон, даже рискнул подергать за отдельные малопонятные детали.

— Это то, что было внутри окроткави, ну то есть под золотой шкурой по-нашему, — пояснила Миди. — Отец пытался использовать механизм для других кораблей, летающих между планетами, но его инженеры не смогли решить такую задачу и в итоге движок оставили в храме Дзевесо. Фрайкс лучше других разобрался в устройстве звездолета «Овен», — на последних словах Миди игриво сверкнула глазами, как школьница, произносящая непристойность. — И он утверждал, что в двигателе нет ничего особенного, так, отдельные примочки, а главным изобретением далеких предков его матери является именно золотая обечайка, именно окроткави. Понимаешь?

— Понимаю. А кто такой Дзевесо?

— Дзевесо — высший и главный из богов.

— Да нет, я спрашиваю, кем он был в жизни, может, древним космонавтом? Ты встречала это имя в компьютере?

— Нет, но думаю, что уж скорее он был создателем всей этой техники. Великим конструктором.

— Вот теперь начинается серьезный разговор! Слушай, а что это еще за бог такой — Диборан? — удивленно вопросил Язон, продолжая двигаться вдоль стен и с интересом изучая диковинный иконостас храма Дзевесо.

— Бог жидкого топлива. Во славу его люди окунаются в поток Диборана и становятся могучими, как межзвездный крейсер.

— А вот к таким легендам, девочка, пора бы уже относиться критически,

— строго пожурил Язон. — Во-первых, диборан — это газ при комнатной температуре. Так что жидким топливом может считаться только пентаборан и более тяжелые соединения. Во-вторых, все эти бораны — жуткая гадость, варварское ракетное топливо раннего периода развития космонавтики, и купаться в них я бы никому не посоветовал…

— Язон, — перебила Миди, — для чего ты пришел сюда?

— Просить у тебя помощи.

Язон точно проснулся вдруг. Увлекшись историей науки и техники, он действительно забыл, что на утро предстоит тяжелый бой неизвестно с кем, а секрет победы — в руках у этой девчонки.

— Тогда слушай меня внимательно, — сказала она с интонацией молодой мамы, выговаривающей сыну за плохое поведение.

Язон чуть не рассмеялся, но приготовился слушать. Тогда Миди, уставшая играть всевозможные роли, закрыла глаза и прошептала бесхитростно и горячо:

— Я люблю тебя, Язон!

Поворот был неожиданный и, признаться, в данную минуту совсем нежелательный. Ведь после разговоров о технике черноволосая девчонка нравилась Язону еще больше прежнего. А это было некстати, очень некстати — это отвлекало! А ведь у них совсем мало времени…

Язон сначала взял в руки себя, а затем (в те же руки) — маленькие ладошки Миди, холодные и вздрагивающие от возбуждения и страха. Чего она ждала, чего боялась? Пора было полностью принимать инициативу на себя.

— Я знаю, милая, знаю, — прошептал Язон в тон ей и быстро спросил: — Что я должен делать завтра? Расскажи.

Миди справилась с дрожью, откровенно впившись тонкими пальчиками в ладони Язона, и проговорила:

— Рассказываю.

— А нас никто не слушает? — на всякий случай не забыл поинтересоваться Язон.

— Нет, я точно знаю.

— Откуда? — удивился он.

— У меня устройство есть специальное.

Миди вынула из своей маленькой сумочки черный плоский пенал, похожий на косметический набор и вместо того, чтоб подкрашивать ресницы, нажала на какую-то кнопочку. Напряженность поля вокруг них увеличилась, и знакомая Язону экранирующая сфера замерцала голубоватым свечением.

«Ничего себе! — подумал он. — Вот так дикая планета!»

А вслух спросил:

— Кто же такие устройства делает?

— Эту вещь подарил мне Фрайкс за два дня до своей гибели. Так ты все-таки будешь слушать?

Она пожирала его глазами, а в глазах этих светилось что-то похожее на обиду, словно Миди сумела заглянуть в будущее и уже поняла, как поступят с ней пирряне.

— Буду, — как можно ласковее шепнул Язон, отгоняя прочь неприятные мысли.

И Миди рассказала.

Вся техника, находящаяся в распоряжении ее отца, хорошо ей известна. Например, зерна, которые завтра выдадут Язону, действительно производит так называемый дракон, то есть универсальный робот-охранник, по слухам, разработанный Кобальтом с планеты Дельфа. Да, да, тем самым Кобальтом, отцом Инны, разрушившей семью Ахаманта и Нивеллы и приговорившей к смерти Фрайкса.

«Значит, расклад сил потихоньку проясняется, — размышлял Язон. — Враги встают под общие знамена: Фелл, Йот, Инна, Кобальт… Кто еще, кто? Уж не маячит ли за их спинами демоническая фигура Солвица?.. Ну, ну, что же там дальше рассказывает милая девушка Миди?»

Зубы дракона, или драконьи зерна, — это на самом деле технозародыши, кибернетические эмбрионы самосозидающихся роботов — изобретение древнее, но тоже достаточно хорошо забытое. Кобальт, именующий себя в известных кругах Кадмием, сохранил секрет быстрорастущих роботов и спекулирует им где надо и не надо. Роботы из зерен Кобальта-Кадмия будут вылупляться, конечно, крепкие и агрессивные, пули их броню не берут, даже разрывные и кумулятивные, но простейший плазменный пистолет сражает наповал.

«Вот и отлично!» — подумал Язон.

Однако это было еще далеко не все. Два главных совета дала ему Миди. Первый: сажать зерна в землю не сразу, а по очереди, тогда и уничтожать роботов можно будет не одновременно. И второй: на случай, если все-таки процесс нарождения механических бойцов примет неуправляемый характер, Миди дарит Язону специальный дезинтегратор, выполненный в виде простого обломка гранитной скалы. Его следует бросить в самую гущу врагов, и тогда благодаря сбою в программе они начнут уничтожать друг друга.

Язон искренне благодарил за все и камешек-дезинтегратор бережно спрятал во внутреннем кармане космодесантной куртки. Но и тут инструктаж еще не закончился.

— Ты самый сильный, Язон, ты самый мудрый, — зашептала Миди, — ты самый красивый, — добавила она уже явно лишнее. — Но и такие герои, как ты, иногда совершают ошибки. Поэтому на всякий случай возьми еще вот это. Я хочу, чтобы никакие ошибки в сражении с роботами Кадмия были не страшны тебе. Выпьешь мои таблетки, нажмешь на кнопку вот этого прибора и шагай хоть под артобстрел.

Язон принял и этот дар, а изучив маркировку на тонкой пластиковой пробирке с ярко-оранжевыми капсулами, аж дар речи потерял от изумления. Это был псироцилин — препарат, давно запрещенный в Галактике, усиливающий на шесть порядков мощность биополя человека. Его побочные действия считались непредсказуемыми, а потому смертельно опасными, но исследования показали, что любые эффекты этого ряда находились в строгой зависимости от времени воздействия препарата на организм. Таким образом, достаточно краткое воздействие можно было считать практически безвредным. И на данной упаковке красовалась по-рекламному крупная пометка: лекарство обладает импульсным действием, то есть механизмы усиления биополя включаются только в случае крайней необходимости и на считанные мгновения, сводя вредоносное влияние к минимуму. Язон слышал когда-то о по-

добном изобретении, но ни разу еще не держал его в

руках. Ну а миниатюрный приборчик служил простым, но чрезвычайно удобным, с автонастройкой, преобразователем пси-энергии в электромагнитную. Короче говоря, включив прибор и наглотавшись таблеток, любой индивид мог, пользуясь только своим телом, отражать пули, снаряды, бомбы, танки на полном ходу и звездолеты стратегического назначения на форсаже.

— Спасибо, — прошептал Язон еще раз. — Я никогда не забуду твоей помощи.

Миди молчала и смотрела на своего инопланетного героя полными слез глазами. Предвидела ли она опять грядущий обман, переживала ли предательство родной планеты или мучилась элементарной ревностью к прилетевшей вместе с Язоном роскошной блондинке — так или иначе, но звездный бродяга, почетный пиррянии и наследный принц Иолка Язон динАльт проникся вдруг жалостью и нежностью к хрупкой черноволосой девушке, от чистого сердца спасающей ему жизнь. И сделал шаг навстречу, заключил ее в свои объятия, ни на секунду не забывая о Мете, и… поцеловал, представив, что целует свою любимую валькирию.

Не надо было этого делать. Поцелуй получился неумеренно долгим. Язон очень скоро почувствовал, что к телу его прижимается не Мета, отнюдь не Мета, а ему приятно. От этого ему сделалось стыдно, и больно, и сладко, и зябко, и страшно… Неужели он тоже влюбился? Этого еще не хватало!

Он оторвал ее от себя и, глядя в полыхающие радостью черные глаза, сказал сурово:

— Прощай. Я действительно никогда не забуду твоей помощи.

— До свидания, — поправила Миди, ослепляя белозубой улыбкой. — Мы встретимся завтра. Здесь же, в это же время. Все будет прекрасно, но… Тебе еще предстоит забрать окроткави из волшебной Арской рощи, а этого ты тоже не сумеешь сделать без меня. До свидания, Язон!..

Выскочив на улицу и судорожно вдыхая ночную прохладу, напоенную запахами цветов и моря, Язон машинально нашарил в кармане пачку, зажал сигарету в зубах и долго рыскал по всей одежде в поисках зажигалки.

Руки его не то чтобы дрожали, но как-то слишком уж бестолково двигались.

— Мета, дай огоньку!

Нашел у кого просить.

— Шиш тебе! — мстительно улыбнулась Мета. — Курить — здоровью вредить. И если завтра на поле битвы ты будешь так же красиво шевелить руками, вряд ли нам здесь достанется что-нибудь, кроме пуль и напалма.

— Зря ты обижаешься, — постепенно успокаиваясь, сказал Язон, — эта девочка в храме дала мне оружие победы, а вовсе не пыталась соблазнять меня. Так что завтра все будет хорошо. Сложнее придется потом — вот о чем следует подумать.

Он наконец разыскал зажигалку — вспомнил о стандартном прикуривателе в перстне — и жадно затянулся.

Мета даже не оглянулась, и до самого отеля они шли все время рядом, но не проронили ни слова.

ГЛАВА 15

Технозародышей выдали целый мешок. Натуральный джутовый мешок, рассчитанный килограмм на пятьдесят картофеля или моркови. У себя на Саанде Язон частенько по осени собирал урожай в такую незамысловатую тару. Драконьи зубы, каждый размером с желудь или яйцо мелкой птички, были значительно тяжелее картошки, так что насыпали их далеко не доверху — на треть мешка. Но все равно количество будущих воинов явно перехлестывало не то что за десяток, а за несколько сотен, уж это точно.

— Начнем! — крикнул он бодро, зачерпнул первую горсть и пошел вдоль рыхлой гряды, старательно выдерживая паузы между посадками.

Технозародыши инициировались легким нажатием большого и указательного пальца с полюсов и тут же начинали противно гудеть, словно большие жирные мухи. В землю их рекомендовалось вкапывать поглубже — тогда процесс шел равномернее и безопаснее для окружающих. А ведь зрителей собралось немало.

Казалось, весь город Эгриси, столица планеты Эгриси, все жители его, от мала до велика, собрались в этот час на склонах гор, окружавших поле грядущей битвы. А для почетных гостей были возведены специальные трибуны. Не забыли и про особенно комфортабельную царскую ложу, где по левую руку от И. Д. Йота сидели дети его: радостно-возбужденный, нетерпеливый Файтон, печально-безучастная Галка и бледная, как полотно, напряженно подтянутая, торжественно прекрасная Миди. Пиррянам тоже отвели места на трибунах, но только некоторые заняли их. Другие как бы из вежливости отказались. На самом деле просто требовалось закамуфлировать отсутствие группы Клифа, которая, с блеском оторвавшись от «хвоста», затаилась сейчас в большом сарае на окраине ближайшей деревни и готова была в любую секунду по условному сигналу Язона нанести решающий удар.

Первые супостаты начали вылупляться из земли, когда Язон еще досаживал в глубокую борозду последнюю горсть драконьих зубов. Быстроходные и свирепые роботы, прямо скажем, врасплох наследного принца не застали. Размахивающие холодным оружием, они вообще не представляли серьезной угрозы для человека, вооруженного плазменным пистолетом совершеннейшей пиррянской конструкции.

Вторая генерация оглоедов оказалась менее приятной — эти начали швыряться шипастыми шарами, какими обычно увенчивают кистень, и зубастыми колесиками типа древних японских серикенов — только успевай поворачиваться. Язон успевал. Пока не появились третьи.

Похоже, роботы были не только самосозидающимися, но и самообучающимися. Воспроизвести по чисто визуальным наблюдениям пиррянский плазменный пистолет им, конечно, слабо оказалось, но в отчаянной попытке подражать непобедимому врагу эти обормоты обзавелись-таки огнестрельным оружием. А вылупляться они стали со все возрастающей скоростью. Хорошо еще, Язон успел заметить направленный в его сторону ствол и не слишком долго анализируя, дубина ли это в виде обрезка трубы или все-таки допотопная пищаль, отрубил оружие нападавшего вместе с железной рукою.

Ну а уж после ничего другого не оставалось, как только швырнуть в самую гущу механических убийц припасенный на этот случай камешек — подарок Миди. Роботы завертелись на месте, замахали бестолково конечностями, стукаясь друг о друга со страшным скрежетом, да и кинулись стенка на стенку, рубя в капусту прочнейшие сплавы, уродуя дорогостоящую электронику, прицельно дырявя пулями оптические и лазерные системы наведения. Красивое было зрелище! Не только зрители, но и сам Язон залюбовался.

Залюбовался, расслабился невольно, давая себе столь необходимую после долгих минут жестокого боя передышку, и… едва успел включить преобразователь поля, когда почуял одновременно занесенную над головой тяжелую секиру, стрелу, летящую сзади, и набегавшего справа рогатого монстра. Даже настоящий пиррянин не успел бы развернуться в три стороны сразу за те четверть секунды, что оставались у Язона.

Ах, как не хотелось ему доставать свою последнюю палочку-выручалочку! И не потому, что боялся здоровью повредить — ведь капсулы-то он заглотил, ровно пять штук, как полагалось, — а потому, что тысячи глаз наблюдали за ним в эту минуту, и кто-нибудь непременно должен был догадаться, что нечисто тут дело, что не просто силой своею одолел инопланетный герой целую армию железных воинов.

Защитное поле отразило самый первый удар и в ту же секунду выключилось, чтобы Язон мог ответить ураганным огнем по ближайшему противнику. Так оно включалось и выключалось еще два раза, пока последний из воинов дракона не рухнул на изрытое ямами и заваленное металлоломом поле.

Радостный крик Язона потонул в громе аплодисментов, пирряне один за другим подбегали, дабы обнять своего героя и чуть не раздавили несчастного. А когда Мета наконец оттащила его от толпы непривычно экзальтированных друзей и они вместе подошли к царской ложе, чтобы предстать перед властителем и выслушать его мнение, Язон поймал на себе неприкрыто счастливый взгляд влюбленных глаз Миди. Она и Мету, стоящую с ним рядом, в этот момент не замечала. Какая уж тут Мета? Ведь только что они вдвоем

— Язон и Миди — победили всех!

— Ваше величество! Принимайте работу! — объявил Язон с торжествующей улыбкой.

И. Д. Йот уж слишком откровенно не разделял радости своего племянника. По его безнадежно мрачной роже до неприличия ясно читалось, что царь рассчитывал на несколько другой сценарий утреннего спектакля, особенно в финале. Теперь ему требовалось срочно придумать что-то новое. Не мог же он просто взять и расстаться вот так сразу с хранившейся у него годами реликвией! Да к тому же он до сих пор не успел разобраться, в чем именно заключается ее ценность, а Язон как раз знает что-то такое, но говорить не хочет, гаденыш, хитрит, скрывает…

Мысли Йота путались, сказывалось хроническое неумение думать, и он просипел еле слышно, чтобы хоть совсем не молчать:

— Ты победил, Язон, я вижу, но обещанную награду получишь не раньше завтрашнего утра.

И. Д. Йот внутренне восхитился своей находчивостью и наклонил голову к сыну, чтобы лучше слышать, что он там ему нашептывает. Файтон тоже не отличался выдающимся интеллектом, но все-таки был заметно умнее отца.

— Почему? — возмутился Язон. — Почему?!

К повторному вопросу ответ у Йота был уже готов, левое ухо не подвело:

— Потому что моим специалистам понадобится время, дабы проанализировать истоки твоей победы. Если ты одержал ее нечестно…

— Стоп, дядя, стоп! — не выдержав, закричал Язон. — Что значит «нечестно»? Мы с тобою никак не оговаривали этих условий.

— Что значит «стоп»?! — заорал Йот, вскакивая. — Кто здесь хозяин?!

Пистолет в ту же секунду прыгнул Мете в ладонь. Язон и сам едва сдерживался и хорошо понимал, что все остальные пирряне, включая ударную группу Клифа, подобную перепалку недолго будут терпеть и могут открыть огонь буквально в любое мгновение. А в небе, над облаками, в сущности, совсем недалеко, наблюдал за ними с борта «Арго» Стэн, готовый немедленно подключиться. Тут и бутафорские стражники с обнаженными мечами мгновенно напряглись, а значит, и небутафорские агенты царской охраны где-нибудь под трибунами или на башнях дворца уже выверяют прицелы своих базук и пулеметов. Нет, без жертв не обойдется, а жертвы им не нужны, не нужны…

Положение спасла Миди.

Юная царевна смотрела не отрываясь прямо на Язона, только на него, и теперь, перехватив его растерянный взгляд, она быстро, еле заметно подмигнула, чуть-чуть наклонила голову, а потом чисто интуитивно, не имея ни малейшей практики в подобных делах, не сознавая сама, что делает, телепатировала Язону: «Спокойствие! Согласие! Покорность!»

И самое удивительное, эту волну принял не только Язон, но и Мета.

— Успокойся, — шепнула суровая амазонка. — И еще раз согласись на его условия. Сутки перемирия и для пиррян будут нелишними.

— Извините, Ваше Величество, — громко проговорил Язон. — Хозяин на этой планете, конечно, вы. И я согласен ждать до завтра. Разрешите откланяться, я хотел бы теперь поесть и отдохнуть.

— Разрешаю и повелеваю тебе: отдыхай, Язон! — пророкотал Йот над толпою уже расходящегося народа.

И остался страшно доволен собой.

А уже на дороге, ведущей к стоянке манкан, Язона догнал жалкий человечишко в лохмотьях — такие обычно клянчат денег — и долго лопотал чтото невнятное на местном наречии, а потом неожиданно на очень корявом меж-языке сообщил:

— Царевна просил знать: твоя помнить ночь? Царевна просил твоя сказать моя.

Язон ухватил смысл вполне и дважды четко повторил посыльному фразу:

— Передай: Язон все помнит.

Нищий истово кивал и протягивал руку за наградой. Язон сунул ему галактическую кредитку.

— Цота, — сказал нищий.

— Какая еще цота?! — разозлилась и без того уже сердитая Мета.

— Он говорит, что это мало, — перевел Язон, уже неплохо понимавший по-эгрисянски.

— Ах, мало тебе! — пистолет Меты смотрел прямо в лоб попрошайке. — Вали отсюда, пока цел! Остальное получишь у царевны, придурок!

Такие фразы перевода не требовали — нищего как ветром сдуло. И Язон вдруг расхохотался. Громко, неудержимо и заразительно. Ведь ничто так не помогает снять накопившееся напряжение, как веселый здоровый смех.

— Ты снова пойдешь к ней на свидание? — спросила Мета, когда ночь уже опустилась на город Эгриси, и три зеленых лунных дорожки дрожали на тихих маслянисто черных волнах за окнами отеля.

— Я должен пойти, дорогая. Это не свидание, а деловая встреча. Она помогла нам в первый раз и поможет теперь.

— А ты не думаешь, что она просто помогает самой себе?

— Конечно, она не забывает о своих интересах. Только сумасшедший способен не думать о себе. Но сегодня, сейчас ее давняя мечта — удрать с этой планеты — совпадает с нашими целями. Она без нас не улетит отсюда. Мы без нее — не сможем получить «Овен». Вот и все.

— Нет, не все. Ты что, намерен взять ее в жены?

— Ты с ума сошла! Не говори глупостей! — рассердился Язон. — Я намерен только забрать ее из этого мира.

— Куда забрать? На наш корабль? А меж тем эта похотливая кошка уверяет всех и каждого, что просто не может жить без тебя.

— Кого это — всех и каждого? — решил уточнить Язон.

— Керка, например, во вчерашнем разговоре Верховного жреца…

— А это когда?

— Ну, — слегка замялась Мета, — мы же в храме «жучков» понаставили. Вот я и послушала сегодня рано утром, когда она молилась перед битвой, и потом еще, когда исповедовалась этому старику…

— Ме-е-ета! — Язон был просто сражен наповал. — Нам точно пора возвращаться домой. В этом проклятом центре Галактики мы превращаемся в интриганов, шпионов, ревнивцев, просто в недоумков каких-то. Еще немного, и я принесу свой пистолет в жертву великому Дзевесо, а сам отправлюсь молиться, чтобы боги избавили меня ото всех напастей!

Мета улыбнулась еще слегка неуверенно, но юмор оценила и проговорила тихо:

— Ладно, иди в свой храм, пора уже, мы выйдем следом и будем неподалеку, как вчера.

Миди пришла на свидание в костюме космодесантника с довольно вместительным ранцем за плечами. Внутрь святилища Дзевесо они даже не пошли. Быстро пробежали через кусты, петляя, как зайцы, пересекли луг, а в темном перелеске девушка все время держала Язона за руку. Наконец, на дне оврага они вброд перешли какой-то ручей. Миди ничего не объясняла, только не уставала повторять время от времени:

— Быстрее, быстрее!

В итоге на небольшой полянке они все-таки остановились и сели, прислонившись спинами к широченному стволу низкорослого дерева, закрывавшего их от лунного света сенью своих разлапистых листьев.

— Куда ты тащишь меня? — рискнул полюбопытствовать Язон.

— К Ослепительному Винторогу. Мы должны будем завладеть золотой обечайкой прямо сейчас, ночью, пока все, включая твоих друзей, думают, что я просто объясняю тебе план действий.

Заявление было неожиданным, и Язон осторожно спросил:

— А твой папочка тоже думает, что ты в храме Дзевесо выдаешь мне инструкции?

Миди не обиделась, даже не вдумалась в ядовитый подтекст этого вопроса:

— Да ни о чем мой глупый папочка не думает! Он и думать-то не умеет. Но уже через час, не позже, обязательно пустит по нашему следу своих ищеек, и твои друзья устроят с ними перестрелку. Одни боги знают, чем это может кончиться. Я даже гадать не хочу. Мы просто должны успеть. Понимаешь? Сделать все и прямо сейчас.

— Вдвоем?

— Конечно, вдвоем. Ты только увидишь этого дракона и сразу поймешь: против него и целая армия не поможет, если не знать секрета.

— А ты знаешь?

Миди замялась на секундочку, а потом тихо и как-то нерешительно проговорила:

— Мне кажется, что да…

— Только кажется? — испуганно переспросил Язон.

— Ну, понимаешь, то, что лежит сейчас у меня за спиной — самая главная часть того дракона — дистанционный процессор. Я украла его у папули, но раньше никогда не пользовалась этой штукой, даже в глаза не видела. Надеюсь, ты поможешь мне…

— Помогу, — сказал Язон уверенно. — Говоришь, времени мало? Тогда пошли.

— Здесь уже совсем рядом, это и есть Арская роща.

Минут через пять быстрой ходьбы из-за деревьев забрезжило золотистое сияние, а еще через три — они вышли на просторную поляну, залитую ровным светом, исходившим от лежащего посередине элипсоида удивительно гармоничной формы. К одному концу он сужался до диаметра в метр или полтора, а с другого, широкого — украшен был сверкающими спиралями, действительно напоминавшими бараньи рога. И совсем не обязательно было заканчивать летно-космическую школу, чтобы увидеть в этом волшебно точном контуре естественный и очень целесообразный дизайн звездного корабля.

Но, может, еще больше, чем форма, потрясала фактура золотой обечайки. Материал ее казался одновременно твердым, как алмаз, и мягким, как кожа, жарким, как расплавленное золото, и морозным, как лед, непроницаемым, как броня, и подсвеченным изнутри, как тончайшее стекло.

Язон невольно сделал несколько шагов в сторону вожделенного объекта и лишь тогда заметил дракона. Танк не танк, зверь не зверь — какая-то помесь пылесоса с утконосом, а по размеру десятиместная манкана, или, как говорили, на Кассилии — микроавтобус. Он стал наползать из темноты, мигая разноцветными огоньками, огоньков становилось все больше, они завораживали, гипнотизировали, пора уже было отпрыгивать в сторону, а Язон все смотрел в упор на это странное устройство…

И вдруг оно само свернуло. Да нет, оно свернуло не вдруг, оно просто двигалось по окружности, и подсознательно Язон понимал это с самого начала, потому и не шарахался назад. Даже наоборот — сделал еще один шаг навстречу, как бы изучая принцип действия охранного робота-дракона. Из его заднего сопла неожиданно вырвался сноп искр, и движение по кругу стало заметно ускоряться. Дракон набирал скорость, как кабинка карусели в луна-парке, да и траектории выписывал все более сложные. В итоге саму золотую обечайку просто стало не видно — ее сияние полностью перекрыла разноцветно мерцающая полусфера, образованная роботом-охранником, летающим, наверно, уже, как минимум, с первой космической скоростью. Самое удивительное, что при этом вокруг стояла абсолютная тишина, как будто все происходило в безвоздушном пространстве.

Язон обернулся. Миди оказалась совсем рядом и держала в руках небольшой, но, как видно, тяжелый чемоданчик с процессором. Крышка была уже откинута, дисплей мягко светился, а кнопки клавиатуры непривычно обозначались эгрисянскими буквами и цифрами.

— А если сделать подкоп, — неожиданно для самого себя предложил Язон.

— Бесполезно, — отмахнулась Миди, — я читала инструкцию к этому монстру — он сам будет рыть землю быстрее любой техники.

— Так что же не бесполезно? Говори, раз ты читала инструкцию.

— Надо отключить питание. Но я не знаю как Здесь нет такой кнопки. Вот, посмотри, пожалуйста.

Язон посмотрел. Сначала нашел важную для себя кнопку — лингопереключатель. Все-таки читать с дисплея на эсперанто было куда как приятнее, особенно когда времени в обрез. Дракон-охранник не обладал почему-то функцией звуковой сигнализации, но его разноцветное помигивание могло быть засечено кем угодно, так что на раздумья оставались в лучшем случае считанные минуты.

Еще никогда в своей жизни Язон не читал с такой скоростью. Пролистывая информацию, он неуклонно подбирался к сути, но все время не хватало какой-то мелочи, чтобы понять…

Чемоданчик лежал на траве, Язон, сидя на корточках, лихо бегал пальцами по клавиатуре, благо расположение основных кнопок оказалось стандартным, а Миди полусидела-полустояла в нелепой напряженной позе и дышала ему прямо в ухо, пытаясь уследить за ходом мысли при полном незнании эсперанто.

— Отключению питания предшествовали какието базовые тесты, — произнесла она вдруг, вспомнив еще один пункт из инструкции к охранным роботам.

— Что ж ты раньше молчала! — Язон чуть не выругался на одном из древних языков. — Клянусь Дибораном, это очень важная подсказка!

Пальцы его забегали по клавишам, словно в агонии, и уже через полминуты он резко поднялся.

— Запомни вот эту комбинацию, — показал он Миди на пальцах, — хорошо запомни. А я сейчас подойду вплотную к защитной полусфере, образованной драконом. Он выбросит в мою сторону боевые щупальца. Сначала — металл, потом — горячий металл, затем — химически агрессивное вещество, после этого — радиоактивный заряд и, наконец, — свободную плазму. Ты помнишь, мне это все не угрожает. А ты после пятого теста — не ошибись, только после пятого! — нажмешь три клавиши одновременно. Покажи мне какие.

Миди показала дрожащими от страха пальцами.

— Правильно, — похвалил Язон. — И успокойся! Не ты ли мне вчера говорила: «Все будет хорошо»?

И он шагнул вперед. Все пошло как по маслу, и только на пятом тесте сделалось вдруг безумно больно во всем теле. Нет, это не плазма обожгла

— это побочный эффект псироцилина достал-таки, дотянулся до подкорки его головного мозга. Язон почти потерял сознание, но успел увидеть, как охранный робот остановился, как его огоньки начали гаснуть один за другим… И непобедимый дракон умер.

Они достигли цели. Миди плакала от радости и обнимала Язона.

— Спасибо, — прошептал Язон.

Удивительнее всего, что он сказал это слово поэгрисянски, а слово было громоздким, неуклюжим, трудно произносимым:

— Гмадлобт.

И Миди тоже от избытка чувств зашептала на родном:

— Чеми, шен — чеми!

Что означало: «Мой! Ты — мой!»

И тогда откуда-то из темноты внезапно появилась Мета с полыхающими голубым пламенем широко раскрытыми глазами, красивая и сильная, как никогда. И сказала почему-то тоже на эгрисянском (о высокие звезды, когда только успела выучить?!):

— Ара, чеми! (Нет, мой!)

Это прозвучало так решительно и непреклонно, что Миди сразу сдалась, отвернулась, сжалась в комочек, заплакала — теперь уже от горя — и прошептала обреченно:

— Шени, шени… (Твой, твой…)

А Язон, еще не совсем пришедший в себя от нечеловеческой боли, пробормотал:

— «Шени, чеми»… Тоже мне заладили: чеми, шени… Хани!

Ему еще накануне очень понравилось это эгрисянское слово, означавшее «пора». Оно же переводилось как «время». Хани — расслабленный выдох, легкое дуновение ветерка, который поднимается, если некто в дерзости своей путешествует из будущего в прошлое и обратно.

«Бред, — думал Язон, — все это — полный бред. Мета, помоги мне».

Ему по-прежнему было больно, уже не так, но все равно очень сильно, и сквозь боль и подступающее беспамятство он видел, как медленно снижается, примериваясь к посадке на главную поляну Арской рощи, десантный бот с «Арго», как светит он в ночи родными рубиновыми габаритками. Все-таки именно свои прибыли первыми на место событий. Да и кто во Вселенной может тягаться с пиррянами в быстроте реакции? Не родились еще такие.

Или кто-то все-таки появился из лесной чащобы? Кто-то появился. Некий мерзкий тип, размахивающий плазменным ружьем и учинивший безобразную перестрелку на священной площадке, многие годы охраняемой драконом. И что же ты, дракон, не наводишь порядка? Фонарики тебе отказали? Ах да! Мы же с очаровательной девочкой Миди пококали все твои фонарики, всю твою перефирию сломали. Ну извини, дракоша…

Язону было больно, он бредил и очень плохо помнил, как его грузили в десантный бот, и как уже раненый Стэн отстреливался от натасканных на ночные битвы гвардейцев Йота, и как Мета несла на руках потерявшую сознание Миди, а мерзкий тип Файтон отчаянно целился прямо в десантный бот из примитивного плазменного ружья — вот дурачок!..

ГЛАВА 16

Группа Реса покинула планету практически без потерь. Во время прорыва к пиррянской канонерке, оставленной в космопорту, легкое ранение в руку навылет получил лишь один боец — дочка бывшего предводителя корчевщиков Лиза. Она, как командир своего маленького корабля, прикрывала посадку отряда до самых последних секунд, и пуля настигла ее, когда люк был уже почти задраен.

А вот при погрузке окроткави и последующей операции по захвату главной святыни храма Дзевесо — двигателя звездолета «Овен» — бой был настоящим. Жестоким и страшным. Пирряне потеряли двоих, и раненых было целых девять, не считая Язона, получившего сильнейший шок.

Разъяренный Клиф жаждал реванша, рвался к рычагам тяжелой артиллерии, чтобы, как минимум, стереть с лица планеты город Эгриси, а как максимум, уничтожить ее совсем глобальными аннигиляционными бомбами. Насилу удалось объяснить парню, что этого нельзя делать в принципе, не только в силу известных моральных установок и галактических законов, но и согласно законам физики. Специфика заполнения пространства в центре Галактики делала применение сверхмощного аннигиляционного оружия опасным для самого применяющего, ведь стремительный уход в кривопространство был невозможен в этих краях. Арчи дважды, если не трижды, растолковывал это разбушевавшемуся неуемному мстителю, прежде чем аргумент подействовал.

А Керк к тому времени уже отдал приказ: уходить. Мета приказы обсуждать не привыкла и, хотя в глубине души тяготела к позиции Клифа, в дискуссии участия принимать не стала, а просто с молчаливой яростью выполняла все маневры по выходу на орбиту и стартовому разгону.

Язон пребывал в глубокой задумчивости. Цель их путешествия была достигнута. Корабль ложился на обратный курс, но что-то очень важное не давало покоя, что-то казалось не сделанным, незаслуженно забытым. Безумно хотелось вернуться и вытрясти всю информацию из Файтона и Йота, из Верховного жреца и прочих властителей планеты. Ведь пирряне так и не узнали, где сейчас его мать Нивелла, кто убил Фрайкса, куда подевался проклятый изобретатель Кобальт и как с ним бороться. Но Миди, возможно, знавшая лучше других ответы на все эти вопросы, не только поддержала приказ Керка, но еще и причитала все время:

— Быстрее, быстрее!

Ну совсем как несколько часов назад, когда они бежали через Арскую рощу. Язон было счел подобное поведение девушки обыкновенным остаточным эффектом от безумной нервотрепки и от первого в ее жизни настоящего боя. Правда, стрелять она сама не стреляла, но пули-то свистели — буквально над ее головой.

В общем, Язон придавал не слишком большое значение ее словам, до тех пор пока Миди не сказала:

— Он снарядит за нами погоню.

— Погоню за «Арго»? — не поверил Язон. — Древний земной линкор, усиленный новой техникой, догнать невозможно. Да и какой смысл? Чтобы одолеть эту летающую гору со всеми ее пушками, понадобится, как минимум, целая эскадра самых современных кораблей. У твоего отца есть такая?

— Эскадры у него, может, и нет, — тихо проговорила Миди, — но у него есть нечто, о чем ни вы, ни я не догадаемся. Отец вместе с Кобальтом способен на самые ужасные вещи. Смотри!

Они сидели перед обзорным экраном, а внезапно появившаяся на нем точка начала увеличиваться в размерах со скоростью ночного кошмара.

— Это снаряд? — спросил Язон.

— Нет, — сказала Миди, прищурившись, — это супербот Файтона.

— Ты хочешь сказать, что Файтон сам сидит в нем?

— Да.

— Но он же движется с ускорением… — Язон еще раз сверился с подсчетами компьютера. — С ускорением в сто пятнадцать g! Для человека это невозможно!

— А он и есть нечеловек, — прошептала Миди, охваченная каким-то мистическим ужасом.

— Клиф! — крикнул Язон в интерком.

— Держу на прицеле, — спокойно откликнулся молодой пиррянин. — Я хочу подпустить его чуть ближе — для надежности.

— Стреляйте! — вдруг почти завизжала Миди.

Клиф то ли чисто рефлекторно среагировал на этот неуставной приказ, то ли просто так совпало и подошел рассчитанный им момент, — в общем, он выпустил по преследователю очень внушительный заряд.

Супербот разлетелся на куски Но дальше произошло непредвиденное. Обломки быстроходного кораблика уже затерялись меж звезд, а сам Файтон продолжал настигать их с еще большим, как показалось, ускорением. Именно так — сам Файтон. Царевич летел в пространстве безо всякого скафандра, и темно-каштановые волосы его развевались в межзвездной пустоте, будто на ветру. Это абсолютно сюрреалистическое зрелище загипнотизировало, похоже, даже ко всему привыкших пиррян. Какая-нибудь секунда промедления, и могло случиться непоправимое.

— Еще раз! Стреляйте еще раз! — отчаянно выкрикнула Миди.

И Клиф дал залп.

Потом, при замедленном повторе, было отчетливо видно, как тело Файтона не сгорело, а развалилось на множество зеленовато-бурых кусков.

Что-то подобное они уже наблюдали совсем недавно. Ну да, как же, как же! Белые Птицы Мести. Крылья с перышками в глубоком космическом вакууме и буро-зеленые пятна на скалах метеоритного пояса.

А вот, кстати, и сам пояс. До него уже рукой подать.

— Значит, Файтон был киборгом, — вслух произнес Язон.

— Да, — сказала Миди. — Файтон — это самый совершенный из киборгов, когда-либо создававшихся человеком Но я узнала об этом совсем недавно. И как раз вчера хотела поговорить с отцом. Помнишь, я буквально ворвалась в его покои, а он в это время принимал тебя? Хвала богам, что я не успела завести такую беседу! Прилетели бы вы днем позже, и кто знает, как бы все повернулось… Теперь, я думаю, он прекратит свою погоню.

— Кто — он? — Язон совсем перестал понимать, о чем говорит Миди.

— Ну отец же! Ты что, не видишь? Твой стрелок уже минут пять как держит на прицеле его корабль. Но в этом больше нет необходимости. Теперь отец займется тем, что будет собирать в межпланетном пространстве куски своего любимого Файтона. Глядишь, и склеит его заново, если все обломочки найдет.

— Ты это серьезно? — решил уточнить Язон.

— Вполне. Киборг — не человек, его разрушение почти всегда обратимо. А Файтон — это необычайно ценная игрушка. Ради такого можно плюнуть и на родную дочь, и на древнюю реликвию окроткани вместе с полосатым движком…

— Внимание! — объявила по интеркому Лиза дочка Реса и второй пилот «Арго». — Прямо по курсу метеоритный пояс. Переходим в режим торможения.

А Мета тем временем стояла за спиною Язона и умилялась, какие целомудренные беседы ведет эта влюбленная девчонка с ее героем. Потом подошла вплотную и обняла любимого.

— Мета? Почему ты здесь. Сейчас же самый сложный участок.

— Не-а, — помотала головой Мета, хитро улыбаясь. — Уже не сложный. Эти метеориты перестали двигаться друг относительно друга. А между ними такие бреши, что можно даже на автомате пройти. Но я все-таки посадила за пульт Лизу.

— Так у нее же рука прострелена!

— О чем ты говоришь, Язон?

— Действительно, я и забыл, что все вы чокнутые. А что говорит Арчи по поводу метеоритного пояса?

— Известно что. Говорит, что такого просто не может быть. — Мета зевнула. — Спать хочу. Вторую ночь на ногах. И какая мне разница, соблюдаются здесь законы физики или нет? Без них — даже лучше. Плюнем тогда на все, нырнем в кривопространство и сразу дома окажемся.

— Э, дорогая! Ты что такое говоришь? До домато нам еще очень далеко.

— Да помню я, помню про твой родной Иолк и про папашу твоего, Айзона,

— зевнула Мета еще раз.

— Ты не все помнишь, — поправил Язон. — Первая остановка на Крейзике. Мы обещали помочь, а долг, как известно, платежом красен.

Кинней, возрадовавшись, быстро организовал пиррянам коридор, и небольшая команда, всего из семи человек, посетила несчастного старика. В команду эту включили, конечно, и Миди. Ей, как главному специалисту по киборгам, отводилась ведущая роль в программе помощи. Для юного дарования задача оказалась просто пустяковой. Во-первых, Миди сразу поняла, чьи уши торчат за изобретением женщин-птиц. Конечно, это было очередное детище Кобальта-Кадмия, почерк узнавался, что называется, на раз и безошибочно. А Кинней просто слишком долго прожил на этом свете. Память уже отказывала ему иногда и даже подбрасывала ложные убеждения. Где там было старику придумать, а тем более изготовить подобных птичек! Использовать

— да. Ну так и используй, дедушка. Программа исправлена раз и навсегда. Теперь пташки и в супермаркет за едой сгоняют, и покушать дадут спокойно. Предлагали деду лететь вместе с ними, но тот, конечно, отказался. Триста лет одиночества формируют определенные вкусы и пристрастия, которые потом переделывать поздно.

— Буду готовиться к войне с Йотом, — заявил Кинней на прощание.

И вот снова золотистая чернота звездного неба и никакого тебе кривопространства — законов физики все-таки никто пока не отменял. И надо лететь себе спокойненько на пятой космической скорости, а до Иолка еще далеко. Раны залечили, выводы из происшедшего сделали, планы обсудили, и теперь каждый развлекался как умел. Язон, например, копался в архивах, а, скажем, Арчи вернулся к своим старым научным программам. И еще вместе со Стэном и группой инженеров пытались они разобраться в устройстве необычного звездолета «Овен». Химический анализ материала обечайки провели, а вот понять технологию изготовления оказалось не позубам. Электрические цепи и топливные магистрали отследить удалось весьма детально. Но большая часть самых сложных систем, похоже, испорчена была необратимо эгрисянскими варварами. Арчи очень грустил по этому поводу, но окончательно не унывал. А главное — с нетерпением ждал помощи Айзона на Иолке.

И вот однажды за завтраком физик с Юктиса спросил у Язона:

— А как ты думаешь, я могу понравиться Миди?

Язон даже жевать перестал от удивления. Потом приложил ладонь ко лбу юктисианца и заботливо произнес:

— Ты, наверно, перезанимался вчера своей наукой?

— Да ну тебя! — обиделся Арчи. — Я же серьезно.

Сидящая рядом Мета не умолчала:

— А если серьезно, то Миди нравится только один единственный человек. И вкусы у нас с нею трагическим образом совпадают. Я бы ее еще на Крейзике высадила, да как-то негуманно это. Пусть уж летит вместе со всей компанией до Иолка, но там!..

— А вот и не права ты, дорогая, — проговорил Язон с загадочной улыбкой.

— В чем не права? — вскинулась Мета, и даже пистолет прыгнул на секунду ей в ладонь.

— Я наконец этой ночью вышел с Бервиком на связь. Он мне много интересного рассказал. Но об остальном позже, а сейчас вот что: параллельно с нами на Эгриси работали агенты Специального Корпуса. Обижаться не на что — нормальная подстраховка, минимизация жертв. Очень чисто они, кстати, поработали. Так вот, царская дочка Миди так беззаветно полюбила меня исключительно под действием особого направленного излучения. У Корпуса давно уже состоит на вооружении такое средство.

Мета от возмущения на какое-то время лишилась дара речи, а потом выпалила с жаром, размахивая над столом рукою с пистолетом:

— Ох, уж доберусь я когда-нибудь до этого Бервика!

Реакция Арчи была совершенно другой.

— Слушай, Язон! — молодой физик хитро и както робко улыбался. — А нельзя ли у господина Риверда Бервика попросить этот излучатель на денекдругой?

Арчи, конечно, шутил, но во всякой шутке…

Язон ответил вполне серьезно:

— Попросить, разумеется, можно, но неужто тебе в самом деле хочется? И между прочим, действие «лучей любви» весьма ограничено. Лютую ненависть в пылкую страсть они не превращают. Так что подумай, Арчи! Даю тебе карт-бланш, а дальше — сам, как все мужчины, во все века.

Язон поднялся из-за стола, но Мета остановила его:

— Постой, я не понимаю, как эта штука может действовать, если…

— Мета, дорогая, — перебил Язон. — Ты — первая женщина планеты Пирр, познавшая на собственном опыте, что такое любовь. Арчи — совершенно уникальный ученый, способный понять все на свете. Обсудите этот вопрос без меня. А я пошел в библиотеку.

Язон не зря просиживал целыми днями у компьютера. За сутки до предполагаемого приземления на Иолке он вдруг докопался до такого, что влетел как ошпаренный в кают-компанию, где мирно беседовали Мета, Керк, Арчи и Миди, и объявил:

— Сейчас я хочу говорить со всеми сразу. Объяви общий сбор, Керк! Скоро в кают-компании сделалось шумно. Кто-то вспоминал напряженные дискуссии в этом же помещении, когда они болтались на орбите Солвица и Язона не было с ними; кто-то шутил: «Ну вот мы и снова в отеле „Лидо“. Нас не подслушивают, господа?» Другие просто не понимали, что произошло и мысленно готовились к новой битве. А впрочем, пиррянин к сражению готов всегда. Язон это и раньше знал, и теперь видел отчетливо.

Их затянувшемуся походу в центр Галактики конца видно не было, поэтому терпеливые и в общем-то нелюбопытные по натуре пирряне воздерживались пока от вопросов типа: что же произошло на Эгриси? кто такие боги? кому нужны киборги? и какое все это имеет отношение к планете Пирр? И хорошо, что воздерживались. На добрую половину перечисленных вопросов Язон еще и сам не знал ответа. Но он вдруг вспомнил, что помогло ему однажды. Много лет назад на планете Счастье, перечитывая очерки истории старушки Земли, он нашел верное решение сложнейшей проблемы.

В древних летописях встречалось много познавательно-поучительного и просто любопытного, а Язон с давних пор считал для себя историю этаким своеобразным хобби. Вот и теперь решил совместить приятное с полезным и поискать аналогий в прошлом.

Названия планет, колонизированных бывшими землянами, названия городов, рек, морей и всего прочего редко являли собою примеры выдающегося словотворчества, чаще всего топонимы черпались из географических атласов самой Земли. Из каких стран происходили родом первопоселенцы, такие имена и давались новым мирам.

Так что зацепок всегда находилось хоть отбавляй. Словом «Эгриси», например, именовалась когда-то значительная по площади область древней страны с общим названием Сакартвело и говорили там на языке карту ли, необычайно хорошо сохранившемся именно в виде теперешнего эгрисянского. Другой информации в этом направлении поиска Язон не обнаружил, ветвь оказалась тупиковой, и он двинулся дальше.

В языках соседних с Эгриси планет по системам шарового скопления замелькали хоть и сильно искаженные, но откровенно греческие, точнее, древнегреческие корни. Это наречие считалось мертвым уже многие тысячи лет, но как раз на нем и говорили аборигены Орхомена, Иолка, Элесдоса и даже Бипхинии. Это было уже что-то. А потом, совершенно случайно, скорее всего от скуки и разнообразия ради, он решил заглянуть, откуда земляне-имперцы вытащили название «Арго», стыдливо замененное позднее примитивно-грозным и бесцветным именем «Недетруэбла», то есть «Несокрушимый». Вот тут Язон и подпрыгнул.

Стремительно заглотив килобайт двести древнего текста, он пришел к чудовищному выводу, которым просто не мог не поделиться со всей командой.

— Друзья! — объявил он. — То, что я сейчас расскажу, может показаться странным и даже неправдоподобным. Однако это очень важно! О нашем с вами путешествии я прочел в одном из древнейших земных текстов, написанном за много тысяч лет не только до нынешних времен, но и до Первой технической революции. Герои этого текста назывались аргонавтами, потому что плыли по морю на корабле «Арго», и плыли они — внимание, друзья! — добывать шкуру золоторунного барана. Не буду останавливаться на мелких подробностях, но, поверьте, там масса сюжетных поворотов и психологических конфликтов, удивительно точно соответствующих реально имевшим место у нас. Лично я вижу этому два варианта объяснения: первый — совершенно фантастический — петля времени. То есть мы действительно читаем о самих себе, только с поправкой на естественные искажения при многократных переводах. Но оставим такую концепцию для экспертной оценки нашему другу Арчи или адресуем ее всем мечтателям о так и не состоявшемся путешествии во времени.

Возможен другой подход, более трезвый и близкий к жизни. Некто, хорошо знакомый с легендой об аргонавтах, разыгрывает этот спектакль на вселенской сцене с нами в главных ролях. Все подстроено, мы просто марионетки, которых дергают за ниточки.

— Нас?! — переспросил Керк. — Дергают?! За ниточки?!

Он даже не рассердился — скорее готов был захохотать.

Язон почел за лучшее не ввязываться в подобный спор и собрался продолжить свои рассуждения, но тут вмешался Арчи.

— Существует третий вариант, — резонно заметил он. — Простое случайное совпадение. Ведь, если я правильно понял, история не повторяется один к одному.

— Конечно, нет, — согласился Язон. — Но, Арчи, ты потом почитаешь легенду и сам поймешь: вероятность такого совпадения крайне мала, практически она равна нулю. А главное, ну, готов я допустить твою стохастическую (назовем ее так) гипотезу. И что? Она же не конструктивна, а нам — решение принимать. И очень скоро. У нас повсюду враги, и даже невозможно понять, каким оружием они воюют. Я и машину времени сбрасываю со счетов по той же причине. Ведь в случае хронопетли, мы никак не сумеем изменить свое будущее, которое на самом деле — прошлое. Не интересно мне это, понимаете? Я никогда не стану играть, если все выигрыши расписаны заранее. Поэтому меня только один вариант устраивает — когда я вижу реального соперника. Поэтому выслушайте все-таки, что получается.

Язон сделал паузу, дожидаясь полной тишины в кают-компании.

— Загадочный некто подразумевает, что мне тоже знакома древняя легенда. И стало быть, приняв условия игры, я пройду весь путь до конца. А знаете, каков конец у этого пути? Я должен жениться на Миди, потом…

— Никогда! — выпалила Мета, не желая больше слушать ни о чем. — Этому не бывать, а значит, твой некто может о дальнейшем не беспокоиться.

— Погоди, Мета, я просто пересказываю древнюю легенду. Итак, я женюсь на Миди, мы прибываем на Иолк, а Фелл, давно уверенный, что мы не вернемся, уже убил моего отца. Миди подстраивает так, что Фелл погибает страшной смертью, за что нас обоих (непонятная мне логика!) лишают иолкского гражданства. Затем на совершенно новой планете я изменяю Миди и собираюсь жениться на другой женщине…

— Я же говорю: бабник! — не удержалась от комментария Мета.

— …но Миди жестоко мстит, убивая соперницу и покидая меня навсегда. Оставшись совсем один, я вешаюсь от тоски на собственном корабле под названием «Арго».

— Чушь собачья, — безжалостно резюмировал Рес.

— Есть вариант, — добавил зачем-то Язон. — Вернувшись все в той же тоске на «Арго», я погибаю, раздавленный сгнившим и рухнувшим мне на голову корпусом собственного корабля.

— Еще глупее, — хмыкнул Стэн, — если учесть, что сплавы, из которых сделан линкор, пережили по меньшей мере пять тысяч лет и хватит их еще на десять раз по столько же.

— Как вы прямолинейно все понимаете, ребята! — вздохнул Язон. — Здесь же аллегория, символ. Отправившись в это путешествие, я пустился на поиски собственной смерти и обрел ее. Вот в чем суть.

— Оставь, Язон, — заговорила вдруг Мета, уже переставшая ревновать и сердиться. — Суть совсем в другом. На Миди пусть жениться Арчи.

Молодой физик с Юктиса и девушка с Эгриси переглянулись, растерянно улыбаясь: «Разве можно о самом тайном — вот так, при всех?» Но кажется, им было приятно.

А Мета продолжала:

— Да, да, я серьезно. А из всего остального, что ты здесь понаговорил, важно только одно: действительное поведение Фелла. Он играет против нас, и если этот гад знаком с твоей дурацкой легендой… О чернота пространства, дай нам не опоздать! Если твой отец вообще еще жив.

Все ошарашенно замолчали. Даже сам Язон почему-то не успел подумать об этом. Неужели проникся фаталистической идеей о невозможности изменить судьбу?

— Я предлагаю последние тысячи километров до Иолка пройти на форсаже. Возражений нет? — спросила Мета. — Тогда занимайте противоперегрузочные кресла. И, клянусь высокими звездами, мы должны успеть!

— Мета, конечно, красиво говорила, — бормотал Язон себе под нос тихо и обиженно, — но суть не только в том, что нас ждет на Иолке. Гораздо важнее, по-моему, кто он — этот некто, разыгрывающий вселенский спектакль по сюжету древней легенды.

Язон вещал в никуда, как говорится, для всех, кому это интересно, а публика уже расходилась, выполняя приказ капитана «Арго», молчаливо поддержанный вождем пиррян Керком и никак не оспоренный руководителем проекта Язоном.

Сам же руководитель проекта пребывал в растерянности и не слишком рассчитывал быть услышанным. Но рядом оказались Арчи и Миди.

— И кто же это, по-твоему? — полюбопытствовал Арчи, быть может, самый любопытный человек во Вселенной.

— Есть только один известный нам с тобой персонаж, который реально способен на трюки подобного масштаба.

— Солвиц? — сразу спросил Арчи.

— Да, доктор Теодор Солвиц, — кивнул Язон. — Кто же еще?

И тогда вздрогнула Миди.

— Как ты сказал? Теодор? Верховный жрец отец Федор иногда называл себя доктором Теодором.

— Солвицем он себя не называл? — улыбнулся Арчи.

Однако ведь на самом деле было не до смеха.

— Фамилию Солвиц я встречала в компьютере, — сказала Миди, — только не помню где.

— Постарайся вспомнить, — почему-то шепотом попросил Язон.

Он-то сам вспомнил, чьи это темные, оливковые глаза и благородные эллинские черты мелькнули тогда в храме Дзевесо из-под розовато-белого капюшона.

— Верховный жрец — это и есть Солвиц, — смело заявил Арчи.

— И ты красиво говоришь, — похвалил Язон. — Но не от тебя ли я слышал сравнительно недавно, что Солвиц исчез из нашей Вселенной навсегда.

— От меня, — согласился невозмутимый Арчи. — Я только ни разу не утверждал, что Теодор Солвиц — одно единственное лицо. Подумай об этом, Язон.

Последний, предупреждающий сигнал о наступлении тридцатикратной перегрузки застал их весьма далеко от специальных приспособлений, и Арчи с ужасом вспомнил, что Миди вряд ли готова к подобным испытаниям.

Молодой физик с Юктиса схватил свою любимую в охапку и потащил ее бегом не к креслам, нет, а к противоперегрузочным ваннам — на «Арго» были и такие — отличные, надо заметить, устройства для дилетантов!

ГЛАВА 17

В Иолке пришлось сажать и десантный бот и канонерку одновременно. На первом летели люди, а во вторую удалось впихнуть целиком долгожданную золотую обечайку вместе с двигателем. Инженерная команда во главе со Стэном успела все-таки за время перелета худо-бедно смонтировать звездолет, но отправлять его в самостоятельное плавание пирряне не рискнули. Мало ли что? Планета, конечно, дикая, но в свете последних предположений и здесь можно было ждать чего угодно — от ракетно-ядерного обстрела до спонтанного провала в иные миры через гиперпереходы-рванавры. Не для того они так долго летали за этой «золотой шкурой», чтобы теперь бесславно загубить ее в самый последний момент.

Однако Иолк встретил гостей мирно, спокойно и даже приветливо. Местные рабы и даже патриции пали на колени при виде спускающихся с небес богов на звездной колеснице — так уж здесь было принято издревле. От центральной площади перед дворцом Фелла, которая, по заведенной Метой традиции, и служила космодромом, до дома Айзона оставалось рукой подать, и Язон направил туда лучших бойцов, чтобы как можно скорее получить ответ на главный вопрос. А во дворец он велел никому пока не идти. Наследный принц прилетел сюда к отцу, к Айзону, а не к этому проходимцу Феллу!

«И если тебя, Фелл, по-прежнему интересует звездолет „Овен“, ты выйдешь навстречу сам, а не станешь посылать личного охранника. Кто-то здесь, помнится, размахивал своей королевской гордостью и требовал доставить ему Винторога в личное и безраздельное пользование. Извини, Фелл, за время путешествия многое переменилось, и мы уже не пойдем на уступки…»

Язон проговаривал это все про себя, как бы мысленно репетируя разговор с Феллом, но ничего подобного повторять вслух ему не пришлось. За время путешествия на Пирр и на Эгриси изменилось гораздо больше, чем могли себе вообразить даже все пирряне вместе взятые и терпеливо сидящие сейчас в своем десантном боте.

Парадные двери Иолкского дворца распахнулись, и на белые мраморные ступени под широкий портик ступил… нет, не Фелл и даже не Айзон (Айзон как раз подходил со стороны своего дома в окружении пиррянских бойцов), а многоуважаемый действительный член всех секретных организаций Риверд Бервик. А уж следом за ним под недвусмысленным конвоем четырех верзил в синей форме Космического Флота Лиги вышел господин Фелл — в наручниках.

«Да, друг мой Солвиц, — подумал Язон, — актеры твои несут сегодня лютую отсебятину. Спектакль под названием „Поход аргонавтов за золотым руном“ сорван. Безобразно сорван».

Айзон кинулся в объятия сына буквально со слезами:

— Я знал, я знал, что ты вернешься, что вы оба вернетесь, как я рад вас видеть, ребята! — Он смотрел то на Язона, то на Мету. — Ты сумел разыскать «Овен»?

— Ну конечно, отец!

— И привез его сюда?

— Безусловно. Звездолет спрятан здесь, вот за этой броней. Сейчас ты сядешь в него и будешь спасен.

— О, как я счастлив, Язон. Как я счастлив! А этот мерзавец — представляешь? — каждый день придумывал мне новую страшную байку о вашей гибели. Он много знает о соседних мирах шарового скопления и рассказывал всегда очень красочно. Я понимал, что это очередная ложь, но все равно переживал, страшно переживал! Он устроил мне бесконечную психологическую пытку. Ведь у него же есть какой-то особый канал связи с другими планетами, а у меня — только аварийный односторонний псипередатчик, тот, что ты оставил. Я мог подать сигнал «SOS», но ты не велел мне, сын, и я терпеливо ждал. Я привык ждать и не верить Феллу. Пусть им теперь занимаются представители закона, я даже смотреть на него больше не желаю!

А вот Фелл в отличие от Айзона смотрел на своего названного брата, и смотрел очень странно, хитро как-то, почти торжествующе. Не иначе, задумал еще какую-то гадость. И наручники для этой новой аферы, видно, помехой не служили. Однако Язон даже не представлял себе, как лучше защитить отца. Увести противного Фелла подальше? Отослать вообще в космос? А может, просто расстрелять на месте без суда и следствия? Все это были какие-то замшелые и абсолютно негодные способы, тем более, что агрессивности задержанный преступник не проявлял и скорее всего мог считаться наиболее безопасным как раз здесь, рядом, на коротком поводке, под неусыпным наблюдением. Стоило, разумеется, забрать Фелла с собой на «Арго» и там наиболее современными средствами попытаться выудить из его пропитанной злом головы всю необходимую информацию. Вот только сумеют ли они без потерь доставить обоих Иолкских королей-братьев на орбиту? Сильные сомнения мучили Язона на этот счет. Но других вариантов все равно не было. Устраивать многочасовое совещание, да еще при участии Бервика, совершенно не хотелось. Вопрос требовал решения, и — так подсказывала Язону интуиция — решения немедленного. А величайший в Галактике игрок привык доверять своей интуиции.

— В таком случае, отец, больше ничто не держит нас на этой планете. Ты вернешься сюда позже, если захочешь. А сейчас… Я вижу, ваш жизнерадостный народ уже опять собирается на площади. Но мне кажется, не время устраивать еще один пышный праздник в честь нашей победы. Выпить мы сможем и на борту «Арго», а прогулку по морю или охоту давай отложим до следующего раза. Сегодня, думается, самое актуальное — заняться твоим здоровьем и твоей памятью. Правильно?

Айзон лишь головой кивал и непрерывно улыбался. Он уже и говорить не мог от распиравших его восторженных чувств.

— А где ваш транспорт? — поинтересовался Язон, оборачиваясь к Бервику.

— Тут, неподалеку. Какой вы сегодня решительный и порывистый, Язон. Кажется даже «здрасте» не сказали.

— Здравствуйте, Риверд. Извините. Мы так часто общаемся в эфире, что я иногда не могу вспом-

нить, сколько раз на дню приветствовал вас, — вывернулся Язон. — А сейчас еще раз: извините. Цейтнот полнейший. Давайте доставим этого бывшего короля на «Арго», а там уж и побеседуем с ним.

— Полагаете, это надо делать прямо сейчас? — спросил Бервик с сомнением.

— Уверен! Здесь-то что с ним делать? Обратно на трон сажать? Кстати, вы ему временного заместителя назначали?

— Да, — коротко ответил Бервик.

— Вот и прекрасно. Давайте стартовать. Я не могу позволить отцу оставаться тут больше ни секунды.

Бервик посмотрел на Язона, чуть наклонив голову и улыбаясь одними глазами, потом повернулся к конвою и скомандовал:

— Кру-гом! Шагом марш! Отведите обвиняемого Фелла в наш супербот и следуйте курсом на «Арго» по пеленгу. А я вместе с Язоном. Нам есть о чем поговорить.

Последнюю фразу он произнес практически для себя, когда солдаты уже потащили арестованного прочь.

В тот же миг Фелл судорожно вывернул шею, оглядываясь на всех стоящих возле пиррянского десантного корабля, и закричал страшным, полным отчаяния голосом:

— Нет! Нет!?!

Солдаты остановились, тоже оборачиваясь. Бервик кивнул им, дескать, постойте, и равнодушно осведомился:

— Что такое?

— Меня нельзя увозить с планеты на вашем суперботе. Я тогда умру. Точно так же, как Айзон. Только на «Овне», только…

Неподдельный ужас, который еще стоял в глазах Фелла, позволял сделать вывод: на этот раз коварный властитель Иолка не врет. Похоже, он действительно не хотел умирать, а потому время наглой лжи для него миновало. Так подсказывала элементарная логика. Но разве мог хоть один из них — даже Язон с его гибким умом, даже всезнающий, тысячи лет проживший Бервик — догадываться, насколько их общее предположение далеко от истины?

— Ну что ж, без охраны мы все вполне разместимся в столь миниатюрном кораблике, — рассудил Язон. — При этом Керк и Мета, полагаю, вполне заменят четверых профессионалов Космофлота Лиги.

— Хорошо, — согласился Бервик. — Но в таком случае ваши друзья должны будут пристегнуть себя наручниками к задержанному.

— А это обязательно? — улыбнулся Керк. — Моя рука будет держать его крепче, чем ваши кандалы. Хотите покажу, как они рвутся в моих пальцах?

— Не надо, — отказался Бервик, не страдавший излишним любопытством. — Все-таки желательно сделать именно так, как я прошу.

— Не спорь, Керк, — посоветовал ему Язон. — Порядок есть порядок.

— Ладно, — вздохнул седовласый пиррянин.

Потом они быстро загрузились, если не сказать набились в тесную каюту трехместного легкого звездолетика, заполненного сейчас смонтированным на скорую руку и лишь частично подключенным оборудованием. Их было шестеро: Язон, Мета, Керк, Фелл, Айзон и Бервик. А снаружи, в канонерке, преимущественно в пилотском отсеке разместились на всякий случай еще десять человек. Остальные отправились на орбиту все в том же десантном боте.

Полет проходил совершенно нормально. Айзон удовлетворенно бормотал себе под нос, не умолкая почти ни на минуту:

— Не чувствую никакой боли. Ни малейшей! Вообще ничего не чувствую. Потрясающе! Я ведь помню этот наш кораблик. Чудесный звездолет, чудесный! Экспериментальный экземпляр, конечно, но очень хороший. Вот только совсем не могу восстановить в памяти, как им полагалось управлять. Для чего, Например, эта продолговатая штуковина с крючком на конце? Для чего? Не знаю. А ты как думаешь? Эй, Язон!

— Что? А, это ты мне, отец. Извини, задумался.

— Для чего здесь вот эта ерунда?

— Не знаю, отец, мы только начали пока разбираться с вашим «Овном». Действительно крепкий орешек.

— Ничего, ничего, я еще помогу вам, вот только вспомню все, что знал,

— и помогу. Эх, Нивеллу бы разыскать! Жаль, что вы ее так и не встретили, а ведь у нас была спецсвязь, мы могли подавать сигналы друг другу в любую точку Вселенной, если б я еще помнил, как мы это делали!..

Язон опять перестал слушать бормотание отца и попытался сосредоточиться на поведении Фелла. Тот сидел совершенно неподвижно, смежив веки, смотрел на всех через узкие-узкие щелочки, может, и не смотрел вовсе, похоже было, что он действительно задремал.

Экран проскочили совершенно без приключений. И тут же почти сразу оказались рядом с «Арго», гостеприимно распахнувшим широкие шлюзы. Канонеркой на этом коротком отрезке доверили управлять Грифу — надо же учиться когда-то, — ив самый последний момент юный пиррянин ухитрился допустить ошибку: при заходе в ангар в режиме магнитной подушки он не учел наклона, связанного с неравномерным распределением груза.

А Язон еще подумал тогда, вспомнив рассказ Меты о виденной ею в детстве старинной деревянной кукле: «Ничего себе матрешка получилась! Три звездолета один в другом, да еще внутри люди».

А уже через какую-нибудь секунду матрешек стало на одну больше.

Гриф, забывший про наклон корпуса канонерки, не вписался в створ, зацепил боковым орудийным гнездом за стойку ворот, и всю команду изрядно тряхануло. Никто не ожидал удара в такой спокойный момент, поэтому даже Керк и Мета не сумели среагировать должным образом. Они готовились удерживать Фелла от любых агрессивных действий по отношению к другим — кто же мог догадаться, что этого психа следует еще контролировать на предмет суицида?

Голова дремлющего арестанта откинулась назад резче, чем можно было ожидать. А внутренние стенки «Овна» — это ведь нечто особенное — живого места не видать от рычажков, приборчиков, штуковин и ерундовин. Затылок Фелла выбрал себе ерундовину что надо — острую и твердую. Дырку, образовавшуюся у него в черепе, в старину назвали бы травмой, не совместимой с жизнью. Современные лекари, например Тека, поборолись бы, конечно, за этого кретина, и, возможно, полностью вернули бы ему дееспособность. Но уже в следующее мгновение здоровье экс-диктатора Фелла сделалось со всей очевидностью не первоочередной проблемой.

Камеры слежения, датчики внешних параметров, навигационный комплекс, гравитометры и магнитометры, да практически все приборы одновременно сошли с ума. А когда их показания успокоились, Язон уже вылетел наружу из «золотой шкуры» и прямо в шлюзовой камере канонерки столкнулся с Арчи и Стэном. Кто из них первым догадался о происшедшем или не догадался, а успел вычислить результат по косвенным данным, Язон так и не понял — они выдали информацию одновременно, даже не перебивая, а дополняя друг друга через слово:

— Экран…

—.. который…

—.. был…

—.. вокруг планеты…

—.. схлопнулся теперь вокруг «Арго».

Последние четыре слова они произнесли хором и удивительно синхронно вытерли пот со лбов. В другой ситуации это было бы ужасно смешно, но сейчас…

Ведь случилось нечто страшное. Что именно? Доходило медленно. И главное, дырка в голове Фелла никак не стыковалась с последней новостью. Не укладывалась в голове. Дырка в голове не укладывалась в голове! Не хватало ему только каламбуров в такую минуту.

Тут на лесенке, ведущей из шлюза в ангар, появилась Мета и сказала всем троим:

— Пошли! Я уже вызвала сюда Теку и Бруччо.

На запястье у нее сверкал наручник с обрывком стальной цепочки. Пиррянка машинально приняла ключ у подошедшего Бервика, щелкнула замком и, брезгливо стряхнув на пол стальное кольцо, зашагала в сторону капитанской рубки «Арго».

«Какие там еще экраны! — словно говорила всем ее прямая спина и решительная походка. — Прорвемся!»

Изучение экрана вокруг «Арго» с помощью всевозможной локации дало лишь один неутешительный результат: вновь возникшая энергетическая оболочка оказалась непроницаемой не только для электромагнитных лучей, но и

— что гораздо печальнее — металлических предметов любого размера: от отдельных химически не связанных атомов до гигантского линкора. А пытаться проделать в ней дырку с помощью какого бы то ни было оружия, как предложил сгоряча Клиф, это чистейшее самоубийство — с тем же успехом можно было бы, скажем, выбираться из заваренной цистерны, взрывая внутри противотанковую гранату.

— Понимаете, — объяснял Стэн, — радиус сферы, окружавшей планету раньше, резко уменьшился, буквально на несколько порядков за одну секунду, оболочка лопнула, вывернулась и окутала наш корабль. Благодаря нынешним столь скромным размерам напряженность экранирующего поля пропорционально возросла, настолько возросла, что произошли качественные изменения отдельных параметров. Вот оно теперь и не хочет пропускать никого и ничего.

— Ну почему же никого? Раздевайся догола — и вперед, — мрачно пошутил Арчи.

— Эту почетную миссию я уступаю тебе, — так же несмешно откликнулся Стэн. — У меня в зубах полно металла.

— А между прочим, ребята, — заметил Язон, — смех смехом, но если ничего лучше не придумаем, кому-то придется на цельнопластиковой посудине и в очень легком обмундировании лететь обратно на планету, просить помощи.

— Придумаем, Язон, обязательно придумаем, — сказал от дверей Бруччо, который появился в каюткомпании позже, но уже несколько минут угрюмо вслушивался в пессимистический тон разговора. Сейчас он был похож на старую нахохлившуюся птицу. — Тека еще заканчивает операцию, а я пришел рассказать вам, что найдена связь между самоубийством Фелла и всеми этими физико-космическими передрягами. Вот она.

Бруччо поднял над головой жутковатый тускло поблескивающий предмет размером с грецкий орех, но более всего напоминавший морского ежа или игольчатый плод конского каштана.

— Это было у него в голове, прямо в мозгу, — пояснил Бруччо. — Шипы-антеннки и принимают и излучают, а внутри сложнейшая, тончайшая схема. Мы назвали этот прибор регулятором мысли. У Айзона стоит практически такой же. Мы уже посмотрели методом просвечивания. Но прежде чем приступить к операции на мозге твоего отца, Язон, следует очень тщательно поэкспериментировать, как говорится, на менее ценных членах экипажа.

— Фелл жив? — поинтересовалась Мета равнодушно.

— Да, но он в коме.

— И надолго? — спросил Арчи.

— Не знаю. Коматозное состояние может длиться годами. В любом случае рассчитывать на информационную поддержку с его стороны не стоит. Удастся что-нибудь узнать — значит, повезло, а нет — так нет. Разве только Айзон что-нибудь вспомнит. Тека, кстати, считает, что вполне реально собрать прибор, который без хирургического вмешательства просто скомпенсирует влияние на мозг адского регулятора. Это к вопросу об амнезии — можно попытаться открыть новые слои памяти; а уж серьезную операцию лучше, конечно, делать не на «Арго», а дома. Или на какой-нибудь другой цивилизованной планете.

Комплимент, сделанный родному Пирру, получился у Бруччо очень изящным и ненавязчивым. Но Язон, честно говоря, предпочел бы доверить отца врачам «какой-нибудь другой цивилизованной планеты». Однако до решения этого вопроса было еще далеко, и он просто промолчал.

— В общем так, — продолжал Бруччо. -

Смерть Фелла — конечно, не случайность, а самоубийство, но подтолкнул его на этот поступок некий приказ извне или — как вариант — импульс, заранее заложенный в программу регулятора мысли. Фелл был прав, когда еще перед вашим с Метой отлетом отсюда говорил Айзону, что его потеря памяти

— не обычная амнезия, даже вообще не амнезия. Он просто не знал и не мог знать, что это на самом деле. Человек, находящийся под влиянием могучего внешнего фактора, по определению не знает ничего об этом факторе или знает ровно то, что дозволено. Айзон и Фелл оказались превращены кем-то в управляемых индивидов — не в андроидов, не в киборгов, а просто в рабов. Человек, как показала многовековая практика, может быть управляем лишь частично. Полное подчинение свободной воли ведет к неминуемой гибели интеллекта, что прекрасно понимал этот умелец, зашивавший им в голову шипастые регуляторы.

— И все равно это омерзительно! — сказал Арчи.

— Еще бы, — согласился Бруччо спокойно. — Но я не договорил, наверно, самого главного, во всяком случае, для наших технарей. Регуляторы мысли, работая на определенной частоте, входили в жесткий контакт с силовым контуром «Овна», а ведь хранимые в этой конструкции высокие энергии и породили экран вокруг планеты, а вот теперь — вокруг линкора. Кстати, большая загадка — для меня во всяком случае, — почему этот экран не исчезал в отсутствие «Овна». Но так или иначе, друзья, а Фелл бился головой о стенку строго по инструкции.

— И чья же это была инструкция? — спросила Мета, в общем-то вполне понимая, что вопрос прозвучал как риторический.

Брутто и не стал отвечать на него впрямую.

— Надеюсь, Тека доведет до ума свой маленький, но хитрый приборчик мозговой компенсации, тогда мы, глядишь, узнаем что-то новое о начале всей этой истории.

Тека справился с задачей быстро — уже к вечеру того же дня. Чего нельзя было сказать о группе Стэна, бившейся над разгадкой природы экрана. Столь же невелики оказались и успехи Арчи, посвятившего себя целиком расшифровке управляющих программ звездолета «Овен». Так что в конце рабочего дня главным докладчиком в кают-компании оказался Айзон. Теке пришлось начисто выбрить ему голову и нахлобучить специальный шлем с торчащими во все стороны антеннками, а также парой прозрачных трубочек, обеспечивавших непрерывную подачу особого раствора, омывавшего кожу. В общем, не таким уж и маленьким получилось его хитрое устройство.

Айзон в этом экзотическом головном уборе напоминал Язону дикого воина из племени Темучина или какого-нибудь древнего шамана. Он и говоритьто начал, как шаман, пугающе глухим, изменившимся голосом. Даже Мета вздрогнула поначалу от этого утробного бормотания, но потом абсолютно все перестали обращать внимание на форму подачи — главным было содержание.

Айзон начал, разумеется, не с самого начала. Он по-прежнему не знал, на какой планете родился, где учился, кем был воспитан. Он даже не помнил, как познакомился с Нивеллой. Зато теперь он абсолютно точно мог сказать, что пресловутый звездолет «Овен» не был построен специально для них и не работали они испытателями этого экспериментального образца. Они просто совершенно случайно нашли его в космосе. И было их на обычном исследовательском корабле с названием «Пинта» не трое, а шестеро: Айзон, Нивелла, Фелл, Инна, Сулели и Кобальт.

Найденный золотой звездолет представлял огромную ценность. Все они были учеными и поняли это сразу, хотя и далеко не во всем сумели разобраться. Но там было две безусловных вещи, открывавших путь к неисчислимым богатствам и огромной власти: уникальный корпус, защищавший буквально от всего; и потрясающий генератор, работавший как самый настоящий вечный двигатель, то есть неиссякающий источник энергии.

А сама экспедиция в составе шестерых ученых направлялась вообще-то с целью изучения культур обитаемых миров центра Галактики, с целью приобщения их к глобальным проектам, с целью рассмотрения возможного членства в Лиге Миров. Было известно, что упадок сильнее всего коснулся именно центрального региона. Высшее руководство Лиги предполагало рано или поздно заняться этой проблемой, и хотя перед экипажем «Пинты» поставили сугубо научные цели, не исключалась в рамках возможного и миссионерская роль. Во всяком случае все шестеро очень любили порассуждать на тему об искусственном ускорении прогресса на безнадежно отсталых планетах. Но одних прекрасных идей для такого ускорения было, разумеется, недостаточно, а денег у Лиги Миров вечно не хватало.

И вот внезапное богатство свалилось на шестерых человек. Они были друзьями и единомышленниками. Но теперь их мнения относительно дальнейших планов резко разделились. Сулели заявил, что нужно просто плюнуть на все, освоить необитаемую землеподобную планету с обильными месторождениями тяжелых металлов и благополучно сделаться одними из самых богатых людей в Галактике.

Кобальт, настоящий фанатик инженерно-конструкторского дела, настаивал на немедленном возвращении и детальном изучении редкой находки в стационарном техническом центре на родной планете.

Фелл был одержим идеей помощи слаборазвитым народам и призывал выполнить хотя бы первый пункт намеченной программы, прежде чем разворачивать дюзы.

Айзон, пытаясь суммировать все суждения, признавал необходимость работы по программе, но при этом не допускал и мысли об использовании звездолета «Овен». Устройство, располагающее столь большими мощностями, могло представлять реальную опасность для целых планет, а значит, по формальным признакам, считалось оружием массового поражения и являлось собственностью Лиги Миров. Без согласования с Высшим Советом Лиги, строго говоря, не стоило даже активизировать двигатель уснувшего в межзвездной пустоте неведомого корабля. Нивелла поддержала позицию Айзона, потому что на том этапе поддерживала своего молодого мужа во всем.

Но тут Инна высказала особое мнение. Зачем осваивать новые миры, зачем советоваться с кем-то, для чего непременно изобретать что-то новое, когда им в руки попало это, когда перед ними огромный выбор уже освоенных миров, во главе которых они легко могут встать? Неужели никому не хочется насладиться настоящей, безраздельной, заслуженной властью? «Стать диктаторами?» — удивились все. «Зачем? — возразила Инна. — Давайте станем для этих людей богами. Благодетелями, пришедшими с неба. Нам будут поклоняться, а мы понесем в народы свет знаний и радость материального благополучия».

Звучало красиво. И мнение Инны было рассмотрено как один из возможных вариантов. Поначалу. Однако командиром на корабле формально считался Кобальт, отец Инны, души в ней не чаявший. Он очень быстро принял сторону дочери, отказавшись от возвращения назад.

И вот чем ближе подлетали они к самому первому из обитаемых миров, а им и оказался Иолк, тем яснее делалось, что все шестеро заболели манией величия. Им хотелось стать богами.

И они стали ими.

Поначалу все было неплохо. Жизнь на планете действительно улучшалась при их ненавязчивом мудром руководстве. Они не рвались пока к публичной власти, а лишь передвигали фигуры на шахматной доске Иолка, сами оставаясь в тени. Вдохновленные результатами, они расширили круг деятельности: Сулели отправился на Эгриси, Кобальт и Инна — на Дельфу.

На известном этапе кто-то из шестерых должен был открыть гиперпереход, о котором вообще-то знали (хоть и молчали) даже малообразованные местные жители. Открыл его Кобальт, и как раз рванавр помог им с Инной попасть на Дельфу. Ведь Сулели не вернулся в обещанные сроки и даже на связь не выходил. Пятеро оставшихся лишились своего корабля, то есть «Пинты». А звездолет «Овен» был, конечно, очень ценным, но не летающим. К сожалению, ни опытнейший специалист по космической технике Нивелла, ни физик Фелл, ни гениальный инженер Кобальт не сумели оживить чуждую конструкцию.

Итак, Кобальт с Инной ушли через рванавр на другую планету. Вернулись они скоро, но уже втроем. Третьего звали Тюдор. Он тоже называл себя богом, уверял, что таких, как он, много, что миссионерство — обычное дело для лучших представителей человечества, и полунамеками, но с каждым разом все прозрачнее предлагал им не останавливаться на достигнутом, а стремиться к абсолютной власти над всем миром.

Идея оказалась заразительной, можно сказать, заразной. Однако все понимали, что в первую очередь требуется исправно работающий «Овен». Тюдор проявил недюжинные знания в этой области, облазил весь корабль и объявил, что звездолет управляется силою мысли, а потому для пользования им необходимо провести небольшую, но важную операцию на мозге любого, кто хочет стать пилотом — вживить крошечный датчик. «У меня такой датчик есть», — сообщил Тюдор и продемонстрировал, как он включает различные системы в звездолете, решительно ни к чему не прикасаясь руками. Было это эффектно, но сама мысль об операции на мозге настораживала всех.

Прежде чем дать согласие, оставшиеся пятеро из экипажа «Пинты» долго совещались, пытаясь как можно яснее представить себе, кто такой вообще этот Тюдор. О галактических координатах Дельфы ни Кобальт, ни Инна внятно рассказать не могли, а сам Тюдор объяснял, что он прилетел из миров Зеленой Ветви, то есть из самой-самой чертовой дали, какую только можно себе представить. Информация плохо поддавалась проверке. Но вместе с тем в их новом друге чувствовалась бездна обаяния, и убеждать он умел. А тут еще внезапно вернулся Сулели. Не совсем вернулся — в гости прилетел. От своей планеты он был в полном восторге, но и ему уже одной планеты казалось мало. Сулели необычайно загорелся идеями Тюдора. И первым лег под хирургический нож.

Страшного ничего не произошло. «Овен» легко подчинился новому владельцу, после чего радостный Сулели, казалось бы, вопреки всякой логике, сел обратно в «Пинту» и умотал к себе на Эгриси. Больше уже никто ничего не боялся. Всем, как детям малым, захотелось порулить, позабавиться с необычной игрушкой, и пресловутый датчик был благополучно вшит под череп каждого.

Тюдор после этого повертелся еще немного на их планете да и пропал навсегда. Инна с Кобальтом предпочли готовить всегалактический заговор на полюбившейся им Дельфе и вновь ушли туда через гиперпереход. На Иолке остались трое. Айзон и Нивелла засомневались вдруг в правильности сумасшедшей идеи завоевания Вселенной. Фелл спорил с ними, уверял, что они теперь на самом деле боги, то есть сверхчеловеки с непредставимыми ранее возможностями, а потому просто не имеют права отказываться от власти. Айзон возражал, что ему вполне достаточно власти на одной планете. Нивелла заняла какую-то промежуточную позицию.

Вот тогда и начали происходить странные вещи с их памятью. Давнее прошлое забылось совсем, недавнее — сильно искажалось в зависимости от обстоятельств. Ложная память подбрасывала странные сюжеты, например, о том, как они трое — только трое — прилетели на Иолк не на «Пинте», а на «Овене», который сломался.

«Овен» вдруг действительно сломался, то есть он больше не подчинялся их мысленным приказам, а ручным управлением на этом корабле и не пахло. Фелл все сильнее впадал в отчаяние, все глубже закапывался в изучение дьявольской техники — это было полнейшее сумасшествие! Вот тогда они и поругались. Окончательно. Тогда и стали врагами.

Очевидно, от многократного совмещения ложных воспоминаний с пробудившимися истинными у Айзона сильно заболела голова. Он попросил прекратить эту пресс-конференцию, тем более что двигаться дальше в прошлое все равно не получалось, а то, что случилось после, было уже известно.

— Короче, я понял, — подытожил Керк. — Боги — это такие сумасшедшие, возомнившие себя высшей расой и рвущиеся к абсолютной власти во Вселенной. — Он покосился на Бервика, и Бервик кивнул, дескать, так и получается. — Айзон отказался быть богом, его пропавшая жена Нивелла, очевидно

— тоже. Фелл теперь в наших руках. Но остались трое других.

— Сулели не в счет, — заметил Айзон. — Он просто дурак и сам по себе безобиден. Инна и Кобальт — эти да, эти пострашнее Фелла.

— А главное, — подхватил Керк, — есть еще Тюдор, он же отец Федор, он же доктор Солвиц. Или их все-таки трое?

— Не знаю, — сказал Айзон, — но смею предполагать, что их гораздо больше.

— Ну и пусть, — грозно сказал Керк. — Сколько бы их там ни было. Теперь на пути этих богов встал Мир Смерти. Мы, пирряне, выступаем против власти маньяков над всей Галактикой. Мы сразимся с ними. И если кто-то еще не знает, то им предстоит узнать: пирряне не умеют проигрывать.

Керк опустился на стул, и в кают-компании повисла тишина. Конечно, седовласый вождь был прав. В теории. Но Язон вдруг представил себе, как прямо сейчас через стену входит к ним Теодор Солвиц собственной персоной и меланхолично аплодируетсуровому старому воину: «Браво, Керк Пирр, браво». Наглый, спокойный, уверенный в своих бредовых идеях и в своей непобедимости. Язона аж передернуло от этой слишком ярко представившейся ему картинки.

Лично он готов был поклясться, что пресловутый Тюдор — это все тот же Солвиц, только теперь получалось, что безумный ученый присутствовал уже на трех, если не на четырех планетах одновременно. От сознания этого абсурда голова у Язона начинала болеть не меньше, чем у его отца от недавних тяжелых воспоминаний.

«Ладно, гори он в плазме, этот Солвиц, — решил про себя Язон. — Старина Керк отвлек меня. А ведь какая-то гораздо более важная мысль мелькнула, помнится, в голове, пока я слушал печальный и сбивчивый рассказ отца. Ну да, конечно! Управление звездолетом с помощью мысли. А звездолет, в свою очередь, породил экран над планетой. Значит… Экран можно убрать с помощью мысли? Да нет, глупость какая! Начнем сначала. „Овен“ управлялся мысленно, но только до тех пор, пока рядом находился Тюдор, то есть Солвиц. Он же типичный шулер, этот бессмертный псих! И учеников своих шулерству обучил. Помню я, как Фелл причинял Айзону боль, якобы приближая экран силою мысли. Что ж он там вытворял на самом деле? Скорее всего, генерировал чем-нибудь остронаправленный радиосигнал на соответствующей частоте. Когда в мозгу этакая железяка с антеннками — что проще заставить ее резонировать, вызывая боль? Стало быть, всюду чистая техника и никаких чудес. А пси-передатчики в нашем случае абсолютно ни при чем. Ведь тут существенно другие энергии задействованы. Значит, чем же мог реально включаться могучий „Овен“?.. Эврика!»

Мета, случайно посмотревшая на Язона в этот момент, даже чуть губы приоткрыла, готовая спросить, от чего такая радость на его лице. Но никто ничего сказать не успел, потому что тут в кают-компании раздался громкий и, как всегда, тревожный сигнал вызова по джамп-связи. Сигнал вызова с родного Пирра.

«Ну вот, — подумал Язон, и все у него внутри опустилось. — Так всегда: если мы оказываемся на далекой планете, где-нибудь в другой части Галактики и попадаем в тяжелейший переплет, значит, на Пирре тоже обязательно начинается голод и мор, и все стихийные бедствия сразу, в общем, конец света. Сейчас Накса попросит срочно возвращаться, а мы ему в ответ: „Присылай, дружище, корабль, без вашей помощи отсюда не улететь!“»

И только одно порадовало всех: кое-какие сигналы проходят сюда даже через этот проклятый экран. Проходят! А значит, еще не все потеряно.

ГЛАВА 18

Язон не угадал. Накса вовсе не просил о помощи.

— Примите важное сообщение, — солидно распорядился он. — Я научился управлять местными киборгами. Стальные шилометы, суперрогоносы и меднозубые кайманы тоже теперь приручаются. Звериное начало преобладает в них над механическим, так что мы легко находим общий язык. Пирр — это наша планета, кого бы и какими бы способами сюда не засылали. Мы останемся здесь хозяевами и победим. Передайте там своему Солвицу: пусть что-нибудь новенькое изобретет, поинтереснее. С киборгами я уже справился.

Пирряне были просто ошарашены. Ведь добрые вести всегда считались огромной редкостью в их мире. А Язон сразу спросил:

— Накса, с чего ты взял, что киборгов засылал на Пирр именно Солвиц?

— С твоих слов, Язон, то есть не слов, конечно, а мыслей. Извини, но ты слишком интенсивно думал на эту тему, когда мы виделись в последний раз. Нас прозвали говорунами, но на самом-то деле мы скорее «читуны». Чтобы устанавливать телепатический контакт, сам понимаешь, мне необходимо читать чужие мысли… Ну ладно, как там у вас?

Обо всех бедах и проблемах на «Арго» принялся рассказывать Керк, а Язон, как только от души отлегло, сразу вернулся к тому, на чем его прервали.

«Эврика!» — воскликнул он про себя за секунду до вызова по джамп-связи. Он действительно нашел ответ.

Поискав глазами Миди, Язон крикнул ей:

— Скорее принеси сюда тот самый процессор, с помощью которого мы с тобою усмирили огнедышащего дракона.

Дракон вместе с процессором был подарен Миди в награду за ее неоценимую помощь. Предполагалось, что эта милая игрушка будет охранять дом юной царевны, когда она найдет себе мужа и планету, на которой захочет остаться жить. Похоже было, что дракону грозит постоянная прописка на Юктисе. Но пока Миди мечтала совершить свадеб-

ное путешествие на Пирр и там, в страшных джунглях, испытать своего грозного механического охранника.

— Зачем? — не поняла Миди.

— Тащи скорее, — попросил Язон с мольбой в глазах.

Миди поняла. Умчалась, примчалась, села рядом. Совсем, как тогда. Керк еще не успел изложить Наксе всего ужаса их положения, то есть

Пирр по-прежнему оставался на связи, когда Язон полностью подтвердил правильность своей догадки. Сосредоточенно шевеля губами, трижды перепроверив проделанные только что расчеты, он набрал нужный код и, наконец, решительно вдавил кнопку ввода.

Ни звона аварийной сигнализации, ни грохота аплодисментов Язон не услыхал и в некоторой растерянности шепнул Миди:

— Пойди теперь, пожалуйста, позови Стэна.

Миди поднялась, плохо понимая, что происходит, но не успела и за дверь выйти, когда послышался топот в коридоре.

Совершенно взмыленный Стэн и еще более растрепанный Арчи ввалились в кают-компанию один за другим и в лучших своих традициях выдохнули вдвоем:

— Экран…

— …пропал!..

* * *

— Ну вот и все, ребята, — сказал Язон. — Дело-то выеденного яйца не стоило. Дракон — просто один из исполнительных механизмов комплекса под условным названием «Овен», или, если угодно, Ослепительный Винторг, или окроткави. А главной частью его является процессор. Подозреваю, что этот пульт управления изготовлен был не в единственном экземпляре. Но при попытке одновременно давать взаимоисключающие приказы машина выбирает тот из них, который отдан с наименьшего расстояния. Так что наши команды сейчас вне конкуренции, хотел этого Солвиц или нет.

Общее совещание, очень шумное, очень радостное и очень бестолковое, завершилось, и теперь они сидели довольно узкой компанией в каюте Язона, держали в руках высокие бокалы с изысканными коктейлями, пили за удачу и пытались убедить себя в том, что все самое ужасное позади, а впереди — сплошные сверкающие перспективы как для Пирра, так и для Галактики в целом.

На самом деле проблем оставалось еще выше крыши. Просто все дружно решили выкинуть их из головы. Во всяком случае на время полета.

— Мета, милая, — попросил Язон, — плесни мне чистого виски со льдом, безо всех этих соков и содовых. Я безумно устал и мечтаю расслабиться.

В тот же миг распахнулась дверь. На пороге стоял Тека с мрачным лицом.

— Как же, расслабишься на этом замечательном «Арго»! — проворчал Язон.

— Господин Фелл умер, — сообщил Тека и добавил. — Хотя мы сделали все возможное.

— Что, нельзя было извлекать из мозга эту штуку? — поинтересовался Язон.

— Не в этом дело. Просто его мозг слишком долго и тесно взаимодействовал с экраном. Именно его мозг. На Айзоне свертывание экрана никак не отразилось, уверяю тебя.

Тут за спиной Теки появился легкий на помине Айзон.

— Еще как отразилось! — поведал он с улыбкой.

— Мета, я жду, — напомнил Язон, который всех сейчас слушал вполуха. — И отцу тоже плесни неразбавленного. Мы должны с ним сегодня как следует выпить.

— Язон, — проговорил Айзон торжественно. — Конечно, надо выпить. Повод есть: я вспомнил.

— Что ты вспомнил? — Язон все-таки сделал глоток, зажмурился от удовольствия и покрутил янтарную жидкость в широком стакане, слушая, как мило шелестят кубики льда. Он уже чувствовал, что как следует выпить ему опять не дадут. — Что ты вспомнил, отец?

— Все вспомнил.

— Это интересно! — оживился Язон.

И в тот же миг омерзительно громкий сигнал общей тревоги прорезал тишину каюты и долгим эхом звенел в коридорах. Язон опрокинул виски, едва не заглотив ледяные кубики, и помчался в капитанскую рубку. Мета, конечно, обогнала его и у обзорного экрана оказалась раньше.

Сидевшая за штурвалом Лиза являла собою саму растерянность. Ведь то, что надвигалось на них сейчас из межзвездного пространства, противоречило любым нормальным представлениям космонавтов о небесных телах, хоть искусственного, хоть естественного происхождения: светимость, скорость, размер, радиоизлучение не позволяли идентифицировать объект ни с космическим кораблем, ни с кометой, ни с боевым снарядом, выпущенным по «Арго» какими-нибудь коварными врагами.

Но всякая неизвестность — это опасность. Дальше все по инструкции: сигнал тревоги включен, и доблестный Клиф уже несколько секунд сжимает вмиг вспотевшими ладонями рычаги артиллерийских установок.

Однако странная какофония радиосигналов неожиданно оформилась в четкую фразу:

— Даймед, это я, Нивелла. Прошу дать добро на стыковку!

— Лиза, — закричал Язон радостно, — переключай на автомат! — И от избытка чувств обнял девушку к крайнему неудовольствию Меты, скорчившей выразительную гримаску у него за спиной. — Переключай скорее! Это моя маманя прилетела.

Очевидно, Язон все-таки успел прилично набраться. И когда? Вроде начинали-то грамотно с легкого джин-тоника, а уж потом на виски перешли.

Слова его услышал весь экипаж. Команды с капитанского мостика в экстренной ситуации транслировались по интеркому, а ситуация была сугубо экстренной. В общем, стрелять теперь никто и не думал. «Арго» готов был принять на борт корабль Нивеллы, каким бы странным он ни казался.

А корабль был едва ли не точной копией «Овна», потому и воспринимался так странно локаторами линкора.

А Нивелла была… нет, не точной копией Меты, но чем-то очень похожей на нее. Язон растерянно спросил:

— Ну и как же мне называть тебя? Госпожа Нивелла? Мама? Как еще?

— Да как угодно! — улыбаясь, сказала Нивелла, выглядевшая, вне всяких сомнений, моложе самого Язона. — Хоть просто Нив-Нив. Айзон когда-то звал меня этим шуточным именем.

Ситуация казалась просто сюрреалистической. Язон, честно говоря, и не знал, о чем спрашивать мать, тем более что пару минут назад отец грозился рассказать ему все.

— Ну так что? — проговорил он в полнейшей растерянности. — Будем отмечать торжественное воссоединение семьи. Между прочим, я тут жениться собрался. Вот познакомься, мамуля, моя невеста Мета.

— Очень приятно, сынок. Но почему ты не спрашиваешь, как я нашла вас?

— Я примерно догадываюсь. Когда с помощью процессора я свернул эту проклятую оболочку, упрятав всю ее энергию вглубь звездолета — это и было для тебя сигналом. Правильно?

— В общем, да. Надо же, какой умный мальчик вырос! — улыбнулась Нивелла. — Может, и не рассказывать ничего? Ты же сам все знаешь.

— Всего не знаю, — с достоинством ответил Язон, — но иногда очень хочется узнать именно все. Вот скажи, например, откуда взялся второй Ослепительный Винторог?

— О! Это совершенно отдельная история! — воскликнула Нивелла с энтузиазмом.

— Нет, — резко возразила Мета. — Отдельных историй нам сейчас не надо. Мы уже все безумно устали от всевозможных воспоминаний, объяснений и откровений. У нас перерыв на обед!

— Язон, неужели тебе не интересно узнать, — торопливо заговорила Нивелла, — что мы принадлежим к расе бессмертных? К одной из рас бессмертных. Что Солвиц с его вакциной и Бервик с его Обществом Гарантов Стабильности — не более чем жалкие последователи или даже плагиаторы настоящих бессмертных с древними традициями? Неужели тебе не интересно, что систему использования гиперпереходов придумали мы для общения между планетами нашей Галактики и даже между планетами разных вселенных? Что планета Дельфа находится как раз в другой вселенной и путь туда пролегает поэтому только через рванавр. Неужели тебе не интересно, что представителями другой расы бессмертных в этом мире являются мудрецы и что планета Поргорсторсаанд, где прошло твое детство, стала ареной вселенской битвы за выход из кривопространства в миры разных уровней? Поэтому, кстати, тебя и встречали там так приветливо — ракетными ударами и стальными кабанами. Неужели тебе безразлична судьба твоих родственников

— Ахаманта, который до сих пор ждет моего возвращения, Хеллы, погибшей на Дарданелле при нелепых обстоятельствах, Фрайкса, убитого этим мерзавцем Солвицем, Экшена, неосознанно ставшего его агентом? Неужели тебе не хочется добраться до сути в устройстве звездолета «Овен»? Неужели?

Язон слушал ее и понимал: все вопросы абсолютно справедливы, но… Ему было интересно все это и многое другое, но только не сейчас. Сейчас был уже перебор. Голова просто не могла больше вмещать новую информацию.

— Мама, Нив-Нив, ради Бога! (И откуда вдруг выскочил этот архаичный оборот?) Я обо всем хочу узнать, но не сейчас. Ладно?

— Ладно. Но хотя бы пару слов обо мне и об отце…

— Нет, — вновь решительно вмешалась Мета, видя, как жалко выглядит Язон. — Нет, нет и еще раз нет! Мы сегодня отдыхаем. Если хотите, можете присоединиться, но умоляю вас, никаких серьезных разговоров!

Нивелла улыбнулась еще раз и сказала:

— Ладно. Наливайте.

* * *

— Мета, — спросил Язон, — а интересно, ты много поняла из того, что произошло сегодня?

— Я все поняла, — сказала Мета, — но лучше поговорить об этом завтра.

— Действительно, — согласился Язон. — Язык у него еще не заплетался, но мысли уже слегка путались. — А что сегодня?

— А сегодня я хочу услышать от тебя, что ты думаешь по поводу нас двоих. Ты и я. Как мы будем жить дальше?

Язон мгновенно протрезвел от такого вопроса и задал встречный:

— Ты ждешь от меня настоящего предложения? Ты, женщина планеты Пирр?

— Да, я женщина планеты Пирр. Ну и что?! Я хорошо знаю обычаи нашего мира. Но в ходе последнего путешествия ты так часто называл меня своей женой или, как минимум, невестой.

— Короче…

— Короче, с твоими родителями я уже знакома. Кажется, в старину это считалось обязательным ритуалом.

— Считалось. А ты откуда знаешь?

— Я читала много книжек про любовь. А мои родители, наверно, погибли оба. Ну, про мать ты уже слышал, а отец… Долгое время я считала своим отцом Керка… В общем, я никогда не знала своего отца. Это ничего, Язон? Как ты думаешь?

— Мета, — прошептал он, — я люблю тебя, Мета!..

А линкор «Арго» вновь приближался к орбите Пирра. Заговорившись, они прозевали предупреждающий о невесомости сигнал. Невесомость свалилась внезапно, и они медленно, как во сне, поднялись над постелью и закружили по каюте, словно в брачном танце.

Лондон–Москва, сентябрь-ноябрь 1997 г.

Гарри Гаррисон, Ант Скаландис Мир Смерти на пути богов

Глава первая

Долгих семьдесят четыре года правил на планете Орхомен добрейший и любимый народом царь Ахамант. Мир этот славился своими плодородными землями, мягким климатом и богатейшими залежами металлов. В общем, планета обеспечивала себя всем необходимым, и мудрейший Ахамант, достаточно наслышанный об иных мирах, небесных лодках и межзвездном общении еще в молодости пришел к однозначному выводу: не надо вступать в контакт с богами, как называли местные жители летающих по небу инопланетников. И слуг своих, настаивавших на приобщении к благам других цивилизаций, царь отдалил от себя настолько, что однажды все они покинули Орхомен навсегда. И называлось это Исходом Сторонников Контакта. А планета продолжала жить благополучной, радостной, сытной жизнью без войн и распрей.

Молодая жена Ахаманта царица Нивелла родила ему двоих детей-близнецов – сына Фрайкса и дочь Хеллу. Оба они в равной мере являлись наследниками престола, однако никогда, с самых юных лет не ссорились между собою, и дело очевидным образом шло к тому, что станут они управлять планетой вдвоем. А ведь и такое было возможно на мирном и богатейшем Орхомене! И старик отец радовался, что уйдет из жизни, оставляя планету в достойных и праведных руках.

Но тогда-то и случилось несчастье. Верно говорят люди: седина в бороду – бес в ребро. Влюбился почтенный царь в юную Инну, дочь некоего Кадмия, да так влюбился, что бросил жену Нивеллу, прогнал ее прочь и ввел во дворец новую царицу. И молодая владычица невзлюбила пасынков своих Фрайкса и Хеллу. Что, в общем, было вполне естественно, вот только причина этой ненависти оказалась в итоге весьма далекой от обыкновенной ревности. Инна приходилась дочерью совсем не Кадмию, а совсем наоборот – некоему Кобальту с далекой планеты Дельфа. И была она тайным агентом могущественной межзвездной организации галактического масштаба. Инна, пользуясь своим высоким положением, фактически руководила всем сельским хозяйством Орхомена и сумела отравить огромные площади, засеянные хлебными злаками и другими растениями. Применяла Инна для этого новейший биологический яд, и убогие технологии отсталой в научном отношении планеты оказались бессильны бороться с подобной катастрофой.

Тогда Инна сама предложила способ борьбы со стихийным бедствием. Дескать, однажды боги вложили тайное знание в голову Фрайкса, (избранного, между прочим, неслучайно), и среди остального-разного хранится под черепом его также и секрет хлебного противоядия. Так вот, чтобы добыть эти секретные сведения, вещала Инна, есть лишь один способ: отрубить Фрайксу голову, а затем вложить ее в таинственную адскую машину, доверенную некогда богами отцу Инны, а теперь по наследству перешедшую к ней. Орхоменцы издревле испытывали большое недоверие ко всякого рода сложным и непонятным машинам, потому в детали и подробности вникать они не захотели, а поняли рекомендации царицы Инны по-своему: следует, догадались они, принести Фрайкса в жертву богам, и тогда боги вернут плодородие землям и благополучие народу Орхомена. Но это, как говорится, те же уши, только в профиль.

Погоревал Ахамант, погоревал, да и понял, что никакого выбора ему не оставили. Либо погибнет от меча любимый сын его, либо – от голода – весь народ Орхомена, тоже очень и очень любимый своим царем. Разве это выбор? Так, риторический вопрос. В общем, жертвоприношение богам назначили аккурат на Всепланетный День Плодородия и Богатства – ежегодный главный праздник орхоменцев. Меч специальный наточили до остроты необыкновенной, юношу связали крепчайшими веревками, а сестра его повсюду следом шла, ни на шаг не отставала и все молила, молила, чтоб и ее убили тоже, раз такое дело. Но Ахамант Хеллу свою убивать не собирался, потому что боги ничего на этот счет не предписали. Пока.

Словом, должно было злодеяние свершиться ровно в полдень при ярком солнце и большом стечении публики. Добрый и любящий своего царя народ ждал избавления ото всех бед и возвращения к безбедной и безоблачной жизни. Только один человек на всем Орхомене ничего хорошего от жертвоприношения не ждал. Да про этого человека все как-то позабыли. Давно уже позабыли. Ведь царь Ахамант, раб желаний своих и подлый изменник, прогнал жену прежнюю из дворца и из города. Не знал он лишь одного: что Нивелла покинула тогда и планету, воспользовавшись одною из небесных колесниц богов, которые прилетали иногда в районы, далекие от главного города планеты, носящего, кстати, то же имя – Орхомен. А вернулась низвергнутая царица тайно, но вернулась вовремя, потому что знала обо всем. История, впрочем, умалчивает, была ли она в тот день на площади и наблюдала ли за происходящим в полдневный час Праздника Плодородия. И лишь одно можно утверждать со всей определенностью: именно экс-царица Нивелла наслала на Орхомен из неведомых миров ослепительного винторога, волшебного зверя, летающего по небу голубому и небу черному, изрыгающего пламя и наводящего ужас и восторг на всех, у кого есть глаза и уши.

Ослепительный винторог распахнул широченную пасть и принял во чрево свое и несчастного, обреченного на смерть Фрайкса и сестру его Хеллу, верную ему до конца. Конечно, винторог очень быстро скрылся в облаках над главной площадью города Орхомена. Вот тогда и вынуждена была раскрыть свою гнусную сущность галактическая шпионка Инна. С непостижимой скоростью, вне всяких сомнений, пользуясь колдовством и магией, извлекла она прямо из-под земли сверкающую чешуей гигантскую серебряную рыбу и на рыбе этой умчалась в догонку за винторогом с ослепительной золотою кожей. Но где там! Мудрые люди, хранящие тайное знание, доставшееся им еще от прадедов-первопоселенцев, но не покинувшие планету вместе со Сторонниками Контакта, эти мудрые люди говорили Ахаманту: «Возликуешь ты или опечалишься, но ты должен знать, царь: нипочем рыбе не угнаться за винторогом, потому как невозможно это». Однако те же мудрецы и объяснили ему, что теперь не вернутся назад ни дети его, ни молодая обманщица-жена – враг рода человеческого. А вот Нивелла может и должна вернуться. И ее возвращения Ахаманту надлежит терпеливо ждать. Быть может, не один год, но, если терпения и здоровья хватит, тогда старый царь Орхомена, оставшийся без наследников и жен, будет прощен богами и снова станет счастливым. И владыка Орхомена согласился ждать.

А Фрайкс и Хелла, достигнув ближайшей планеты, совершили непредвиденную посадку. Винторог-то, конечно, был обучен Нивеллой, то есть запрограммирован на долгий и только ей одной известный маршрут, но оказался он при этом на удивление послушным зверем. Стоило Хелле дернуть за длинную торчащую меж ребер его рукоятку, как сверкающая золотом туша устремилась вниз. А внизу расстилалась бескрайняя водная гладь планеты Дарданелла. Хелла никогда в жизни не видела такого огромного океана – он покрывал всю планету целиком. А меж тем, у себя на родине она очень любила плескаться в море и отлично плавала. «Хочу искупаться!» – закапризничала Хелла. И любящий брат не посмел отказать ей. Сам он в воду не полез, боялся, хотя опасности никакой не видно было до самого горизонта, в какую сторону не посмотри. Но нехорошее предчувствие не покидало Фрайкса все то время, пока он любовался красивым телом своей сестры, плескавшейся в теплых волнах Дарданеллы. И предчувствие не обмануло юного орхоменца. Из темно-синих пучин поднялись зеленотелые, изумрудно-яркие веселые красавицы, которые так увлекли Хеллу своими играми и разговорами, что орхоменская наследница престола отказалась возвращаться к брату.

А брат не слишком-то и возражал. Он ведь и сам не знал, куда летит. Не в Орхомен же возвращаться! Мать он потерял давно, Отца и весь народ свой – недавно, зато при чудовищных обстоятельствах. А теперь настало время потерять сестру. Значит, так хотят боги. «Судьбу свою следует принимать с покорностью и, не поворачивая головы в прошлое, стремиться всегда только вперед». Так учили древние.

«Прощай, Хелла!» – крикнул Фрайкс и приказал ослепительному винторогу подниматься в небо.

А конечной точкой маршрута стала для него планета Эгриси, где правил царь со странным тройным именем Исаак Даниил Йот или коротко – И.Д. Йот, хорошо знавший Нивеллу, но показавшийся Фрайксу абсолютно сумасшедшим. Он называл себя солнцеликим и вообще считал отцом своим не человека, а самое солнце, то есть местное светило. Но в быту Йот оказался добрейшим стариком, Фрайкса обласкал, накормил и приветил. А не прошло и месяца, как выдал за него самую красивую и молодую из дочерей своих – Галку. Зато винторога забрал и поставил на прикол. Теперь уж и Фрайкс начал понимать, что ослепительный со своею золотой кожей, хоть и смахивает на орхоменского гиппопотама, у которого бивни закручены в тугие спирали, но это, конечно же, не зверь, вообще никакое не животное. Это все-таки машина. И особенно четко все прояснилось, когда из винторога все внутренности вывернули, растащили по всяким другим механизмам во славу великого Дзевесо – кометоборца и сокрушителя кривопространства, а саму золотую шкуру или обечайку, как ее здесь называли – в качестве величайшей ценности – упрятали в самшитовом лесу, обнесли двумя рядами прочнейшего забора из колючей проволоки, а между рядами этими пустили свирепого огнедышащего дракона, не перестававшего бегать ни днем, ни ночью.

Йот, настоящее имя которого было Сулели («глупый» по-эгрисянски, и он стыдился такого имени), сделал Фрайкса своим подданным и своим родственником. Отношениям их могли позавидовать любые другие зять и тесть, и все-таки Фрайкс, чем старше становился, тем лучше чувствовал, что даже его любимая Галка, (которую в действительности тоже звали иначе – очень странным именем Халхи, означавшим в переводе с эгрисянского «народ») – так вот, даже его любимая жена гораздо сильнее привязана не к самому Фрайксу, а к принесшему его сюда ослепительному винторогу, точнее, к золотой шкуре винторога, находившейся в непонятной магической связи с родителями Фрайкса, как с отцом Ахамантом, сыном Эола, так и с матерью Нивеллой, непонятно чьей дочерью, неизвестно откуда пришедшей и исчезнувшей неведомо куда. А потому уже изрядно поднаторевший во многих искусствах и науках, распространенных на Эгриси, Фрайкс однажды набрался смелости, да и отправил тайком шифровку в необозримый космос. Отправил наудачу и совершенно случайно использовал частоту канала спецсвязи.

Шифровку приняли и прочли, но Фрайкс и по сей день ждет ответа, а старый Ахамант ждет свою жену, мечтая испросить прощения за предательство, а вечно юная Хелла уже устала резвиться с зеленогрудыми красавицами-подружками, и ждет не дождется, когда Фрайкс полетит обратно и заберет ее домой на древний и благодатный Орхомен, колонизованный во время оно еще легендарным космическим волком капитаном Минием, буксировавшим туда первый межзвездный транспорт «Прометеус Виктори» в самом начале Великой Эпохи Галактической Экспансии.

– Ну и как тебе это все? – поинтересовался Язон.

– По-моему, красивая легенда, – сказала Мета, оглядываясь по сторонам в поисках возможной цели.

Но в лесу было тихо-тихо, даже насекомые не жужжали.

– А по-моему, чушь собачья! Намешано всего, словно в кастикусийском салате, который приготовлен самым бездарным в галактике поваром: картошку нарезали сырую, апельсины наоборот сварили, а вместо соленой клубники набухали свежих эриданских огурцов.

– Ничего не понимаю, – фыркнула Мета. – Причем здесь салат?

– А при том!

Язон сорвал яркий лиловый цветок и долго его рассматривал. Подумал: «Во дела! Никогда тут не росло таких цветов!»

– Все, что я тебе сейчас прочел, – это никакая не легенда, а как раз и есть та самая шифровка, перехваченная Специальным Корпусом, а еще раньше принятая этим сумасшедшим Солвицом и почему-то включенная им в пакет документов под скромным названием «Досье на гражданина галактики Язона динАльта».

– Ты меня разыгрываешь, – предположила Мета.

– Самое время, – грустно улыбнулся Язон. – Когда предстоит закончить исключительно ответственный этап нашей с Арчи программы экспериментов, а я вынужден срочно вылетать к центру галактики. Самое время для шуток и розыгрышей.

– Почему именно к центру? – заинтересовалась Мета. – Никогда еще не бывала в тех краях.

– Так ведь Бервик полагает, что источник радиосигнала, принесшего эту шифровку, расположен как раз где-то там. Хотя в принципе он был зафиксирован в виде хаотично блуждающего отраженного импульса.

– Ты опять работаешь с этим самовлюбленным типом, руководителем всех на свете секретных организаций? – Мета чисто по-женски выделила самое главное для себя.

– А с кем еще прикажешь работать? Думаешь, кто-нибудь другой, кроме бессмертного Бервика, сумел бы определить с такой точностьюю время, к которому относятся описанные события, описанные в этой, с позволения сказать, легенде?

– Ну, и когда же? Ровно пять тысяч лет назад? Как раз земляне только построили наш славный линкор для непобедимой древней империи...

– Не угадала. Лет двадцать назад, а может быть, и еще позже. Так что все участники событий, даже простые смертные, похоже, еще живы.

– Что? – Мета уже не спрашивала про розыгрыш, просто смотрела на Язона широко раскрытыми и оттого особенно красивыми глазами.

– В том вся и загвоздка. В археологическую экспедицию я бы вряд ли сорвался. А тут дело гораздо более серьезное. Солвиц никакую информацию случайно в директории не объединял. Значит, эти чудаки с планеты Эгриси или с планеты Орхомен имеют лично ко мне самое непосредственное отношение.

– И когда же ты хочешь лететь?

– Завтра.

– Ничего себе!

– Потому и решил сегодня погулять с тобою в лесу, по этим славным лугам, чтобы в дальней дороге было, что вспомнить.

– Да ты с ума сошел, Язон! Во-первых я полечу с тобою, даже не спрашивая разрешения. А во-вторых... Вот ведь заразил ты меня этим «во-первых, во-вторых»... Ты что, забыл, зачем мы здесь? Прогулка по славному лугу! Мы на Пирре, Язон! Это Мир Смерти. Мы еще не победили его.

– Но ведь как будто уже ясно, что здесь и сейчас не в кого стрелять.

– Так почему же именно об этом месте Бруччо написал в своих, как он думал, предсмертных заметках: «Отметил нечто принципиально новое, обычное оружие против этого бессильно...» А потом он никогда не мог вспомнить, о чем именно говорил, и даже сам теперь утверждает, будто просто бредил. Ты веришь в подобный бред?

– Не верю, – сказал Язон. – Но допускаю подобную возможность. Чувствуешь разницу?

– Ты как был демагогом, так и остался! Лучше смотри внимательнее, путешественник к центру галактики!

– На что смотреть, Мета? В который раз мы топчем с тобой этот райский уголок? Присядь. Отдохни.

Они присели на поваленное дерево, и Язон произнес полуутвердительно-полувопросительно:

– Я закурю.

– Да уж пожалуйста, – ответила Мета с еще более неясной интонацией.

– Ладно, – сказал Язон, все-таки закуривая. – Раз уж мы летим вместе, скажи, что ты вообще думаешь по поводу всего этого безобразия. На кой я им всем понадобился: древнему ученому Солвицу – дважды беглецу из нашей вселенной, Бервику – члену Общества Гарантов Стабильности, теперь еще царям каким-то из центра галактики? Чего я натворил такого, а? Как ты думаешь?

– А тут и думать особо нечего, – рассудила Мета с пиррянской простотой, – Солвицу и Бервику просто требовались твои мозги, но я и первому их не отдала, и второму не отдам. А насчет царей... Честно говоря, я плохо понимаю. Там все так странно рассказывается в твоей «шифровке»! Как будто старинную книжку читаешь, но не совсем, а еще одновременно слушаешь комментарий вполне современных... ну, детей, не детей – студентов, что ли...

– Вот! Я же говорю – кастикусийский салат! В общем-то, мешанина понятно откуда. Лингвистический анализ мы уже проводили, и похоже, что первоисточник писался на древне-греческом, потом переводился для трансляции в эфир на эгрисянский, а после приема расшифровывался на меж-языке, но через эсперанто, потому что Солвиц вначале по ошибке принял его за старинную имперскую шифротелеграмму. При столь многократном переводе стиль повествования, разумеется, несколько страдает. Но хуже со смыслом: в истории про Фрайкса и золотую шкуру действительно есть какие-то недоваренные и переваренные фразы. Ну, как, например, Фрайкс, отправляя шифровку, мог сам про себя рассказывать в третьем лице, да еще описывать в прошедшем времени, как эту его шифровку приняли?! Ты только подумай...

Мета внезапно вскочила и, рванувшись в сторону, выстрелила трижды. Потом громко вскрикнула, то ли от неожиданости, то ли от боли. И Язон поспешил на помощь. Но огневая поддержка уже не требовалась. Обугленная тварь, скорчившаяся в траве, больше не представляла опасности. Это была достаточно новая, но хорошо изученная мутация – своего рода помесь летающего шипокрыла с ползучим ежом-иглометом. Но Мета, наклонившись и брезгливо сморщившись, изучала свою левую голень.

– В чем дело? – спросил Язон. – Ты ранена?

– Чепуха, – ответила она почему-то шепотом. – Ничего не видно, только боль очень резкая и сильная. От игломета так не бывает...

Язон присел на корточки, вгляделся и понял: действительно, от игломета так не бывает. У Меты чуть пониже коленки, пронзив комбинезон и глубоко войдя в кость, торчала из ноги очень тонкая и, вне всяких сомнений, металлическая иголка.

Глава вторая

Улетали они уже под дождем. Пиррянский климат ничуть не переменился за последние годы. Да и с чего бы? Угол наклона оси планеты – штука весьма постоянная. Тихий и ясный вечер быстро переходил в бурную грозовую ночь, а в промежутках между ударами грома было слышно, как глухо ворчат далекие вулканы. Архипелаг, в центре которого пирряне в свое время устроили печально знаменитый ядерный взрыв, пытаясь уничтожить врага раз и навсегда, теперь практически весь ушел под воду, зато сейсмическая активность на планете в целом слегка снизилась, а в Открытом и вовсе лишь изредка ощущались совсем слабые подземные толчки. Все-таки место для города выбирали не случайное.

Но сейчас, когда яростные порывы ветра бросали на фонарь универсальной шлюпки целые потоки воды, а очень близкие молнии сбивали с курса автопилот, Язону начинало казаться, что даже неживая природа Пирра вполне осмысленно ополчилась против них. Не иначе, на эту мысль навело его последнее невеселое приключение. Иголку-то из ноги Меты он, конечно, выдернул и спрятал в пластиковый контейнер, чтобы внимательно изучить в лаборатории, и шиломета, как иногда для краткости называли шипокрылого игломета, они на всякий случай захватили с собой, упаковав поджаренную тушку в плотный герметичный мешок. Но странная боль в пораженной голени не утихала, хотя Мета, естественно, сразу сделала себе весь комплекс инъекций, да к тому же организм ее обладал повышенной сопротивляемостью после того, как на далеком астероиде Солвица безумный ученый удостоил Мету вместе с Язоном введения своей вакцины бессмертия. И тем не менее нога начала опухать.

«Это нечто принципиально новое. Наше обычное оружие бессильно против этого», – стучали в голове Язона страшные фразы, сформулированные когда-то Бруччо. Старый врач и биолог не только записал этот свой «бред», но и с помощью Наксы передал его в эфир. Сообщение пришло на планету Счастье, и многие пирряне отлично помнили тот экстренный вызов, тот крик отчаяния на всю галактику. Они не смогли тогда победить. Они тогда сдались.

А после вернулись назад, чтобы начать новый бой. И за несколько лет им удалось многое. Впервые с момента колонизации этой дикой и необузданной планеты, население Пирра стало расти. Жители теперь не боялись интересоваться собственной историей, все древние табу были отменены, даже как будто уходило в прошлое противоестественное деление людей на жестянщиков, корчевщиков и инопланетников. А с подачи Язона пирряне предприняли попытку, пусть пока еще робкую, но все-таки искреннюю попытку установить настоящий контакт с планетой. На смену вооруженному нейтралитету и временному перемирию приходил поиск открытого взаимопонимания.

Воодушевленный всеми этими переменами и своей очередной победой – над мрачным астероидом доктора Солвица, залетевшим из другой вселенной и зримо угрожавшим человечеству на обитаемых мирах, – Язон загорелся надеждой разобраться, наконец, в самой сути трехсотлетней трагедии Пирра. А его новый друг из миров Зеленой Ветви астрофизик Арчи, прилетевший со своего Юктиса выдвинул едва ли не десяток новых гипотез и очень помогал Язону в исследованиях. Большая научная программа, разработанная лучшими специалистами галактики, осуществлялась пусть и не быстро (быстро только кошки родятся), однако весьма успешно.

Вот тут, как и бывает обычно, все обвалилось сразу, все посыпалось: безумная шифровка, присланная Бервиком, в лучших его традициях на роскошном голографическом бланке Специального Корпуса. Теперь – эта зловещая игла непонятного происхождения и действия; резкое ухудшение погоды... Что еще ждет их? Неизвестно. Но предчувствие у Язона было. Нехорошее такое. И это не просто интуитивное ожидание удара – скорее шестое чувство, не менее реальное и надежное, чем первые пять, ведь в сущности, эта его телепатия вполне поддавалась научному объяснению.

Мета не стонала, пока Язон взваливал ее на спину и пока почти бегом бежал от посадочной площадки до входа в больницу, только зубами скрипела, а там знаменитую пиррянку сразу переложили на носилки трое предупрежденных по радио и выбежавших навстречу медиков. Мета даже пыталась сама идти, и только по глазам ее, сделавшимся из голубых совершенно черными – одни огромные зрачки во всю радужку, – можно было понять, как ей больно, несмотря на все мыслимые анестезирующие препараты общего и локального действия.

Тека, считавшийся теперь лучшим хирургом на планете, лично проводил операцию. Ассистировал ему опытнейший Бруччо. Они вскрыли опухоль и очень быстро докопались до причины. Конечно, это была не простая иголка. Иголка «с отделяющейся боеголовкой» – так назвал ее Бруччо, внимательно изучив обе части: «ракетоноситель», доставленный Язоном в контейнере и собственно «боеголовку» – микроскопический, но очень мощный магнитный генератор, вторгающийся в структуру человеческого организма не на клеточном, даже не на субклеточном, а на молекулярном уровне. Вот почему никакие антибиотики и прочие лекарства не могли даже смягчить действия этой миниатюрной адской машинки.

Когда же генератор был удален, Мете сразу сделалось лучше, и нога ее пошла на поправку, разумеется быстрее, чем у обычных людей, даже быстрее, чем у обычных пиррян. Бруччо и Тека еще раньше познакомились с этой ее особенностью, возникшей после заточения на астероиде, и не удивлялись. Однако даже им не хватило научной смелости допустить предположение о стопроцентной восстанавливаемости живых тканей, то есть практически о том самом бессмертии, которое изобрел Солвиц и которое по жесткой договоренности с Ривердом Бервиком Язон, Мета и Керк держали в строжайшем секрете ото всех. Ото всех, кроме Реса, разумеется, который намного раньше них стал членом этого тайного общества.

Мета спала в специальном покое, предназначенном для реабилитации, когда Язон зашел в операционную и спросил Бруччо, еще не успевшего снять перчатки и вытереть со лба крупные бусины пота:

– Скажи, это и есть то самое?

Все высшие руководители Пирра были в курсе чудовищного открытия, сделанного медиками, так как они не отрываясь следили за хирургической операцией через свои визифоны, а Тека еще и комментировал в подробностях, все, что делал.

– Не совсем, – ответил Бруччо, – но в принципе – да. Так или иначе, мне удалось восстановить в памяти тогдашний кошмар. Совершенно фантастический вид этой иголки, очевидно инициировал какие-то участки моего мозга, охваченные с тех самых пор амнезией. Теперь я точно вспомнил, что совсем не бредил. Знаешь, Язон, что я увидал тогда? Вот послушай. Только дай мне сигарету.

– Пиррянин будет курить?! – не поверил Язон. – Это что-то новенькое!

– У нас теперь каждый день новенькое, – заворчал Бруччо, прикурив и откидывая руку с сигаретой жестом заядлого курильщика. – А я очень старый пиррянин, и к тому же хирург. Мои физические данные теперь уже вряд ли повлияют на мою судьбу, меж тем никотин хорошо успокаивает нервы. Говорю тебе как медик. Но я же не об этом! – словно спохватился он. – Ты слушай, что я тогда увидел. Несколько наших друзей погибли от выстрелов наших же пистолетов. Сам понимаешь, бывает всякое в пылу драки: и рикошеты, и шальные пули, и даже стрельба по своим. Кто бы из нас чему удивлялся! Ко мне на операционный стол попадали и раньше такие раненые. Но тут было три попадания подряд и все – точно в сердце. Я уж подумал было, что среди нас появился безумец или предатель. Но потом стал приглядываться к стреляющим на поле боя и увидал, как старый, закаленный в сотнях сражений Вонг прицельно бьет в нападающего рогоноса, а пуля возвращается назад и убивает – убивает! – моего лучшего друга. Это было за каких-нибудь десять секунд до того, как меня оглушило взрывом и погребло под обломками наблюдательной вышки. Спасительными, как выяснилось обломками...

Бруччо помолчал.

– Я все это только сейчас вспомнил. Понимаешь, Язон, они еще тогда научились останавливать и разворачивать пули. Конечно, не все они – иначе нам бы тут сразу крышка. Но, очевидно, когда сила ненависти перекрывает известный рубеж, телепатическое поле приобретает свойства отражающей поверхности. Вот так.

– И в чем ты видишь здесь аналогию с сегодняшним случаем? – не понял Язон.

– В том, что они так или иначе стали использовать нашу технику. Сначала наши пули просто летели назад, а теперь следующий этап – из добываемого нами металла они научились делать собственное оружие.

– Но это слишком невероятно! – Язону не хотелось верить в такой кошмар. – Может быть, это все-таки не животные? Просто какая-то другая, но уже разумная сила выступает на их стороне.

– Насчет разумной силы можно подумать, – воинственно прищурился Бруччо отправляя обратно в кобуру выскочивший ему в ладонь пистолет. – Но все-таки это именно животные, Язон. Посмотри, пока Тека готовил Мету к операции, я успел изучить вашего печеного ежика. Видишь, у него оставалось в запасе еще три таких же смертоносных снаряда.

– Но разве живой организм может включать в себя органы, сделанные из металла? – спрашивал Язон уже в отчаянии.

– Не может, – печально усмехнулся Бруччо. – Но включает.

В операционной повисла напряженная тишина. Стало слышно журчание воды над умывальником – Тека мыл руки. – А еще откуда-то с улицы донеслась тихая приятная мелодия.

«Вот уж поистине примета нового времени на Пирре, – думал Язон. – Суровые воины Мира Смерти стали любить музыку, а некоторые даже читают стихи и развешивают картины по стенам своих домов».

– И что же теперь будет? – спросил он вслух. – Мы снова проигрываем?

Характерный звук прыгающего в ладонь пистолета донесся сразу с двух сторон: Тека и Бруччо среагировали одинаково и синхронно. Сколько волка не корми, а он все в лес смотрит! Сколько пиррян не воспитывай, они остаются пиррянами, и конечно, не стоило произносить вслух такого обидного вопроса. Но Язон слишком уж крепко расстроился, даже перестал контролировать себя. К счастью, обошлось без стрельбы, ограничились напрягшимися мускулами и гневным сверканием в глазах. Наконец, Язон виновато пояснил:

– Просто я не вижу пока никакого удовлетворительного решениявозникшей проблемы. Планета Пирр будто все время на ход впереди нас. Мы ей слово, она нам – десять.

– Я тебя понял, Язон, – глухо проговорил Бруччо, как бы с трудом выдавливая из себя звуки. – Я тоже не знаю ответа. Пока. Но думаю, что все это следует обсуждать вместе с Керком и Ресом. Да и Мета не лишней будет. Вот проснется и скажет свое веское слово.

– Ты прав, Бруччо, – только и мог ответить Язон.

Ему, автору самого первого мирного проекта на Пирре, было невыносимо больно чувствовать, как рушатся на глазах с таким трудом и с такой любовью выстроенные надежды, рушатся именно теперь, когда зазвучала на улицах музыка, резко снизилась детская смертность и смертность вообще, когда подавляющее большинство маленьких пиррян стало доживать до зрелого возраста и у них уже появились нормальные мечты о полетах в космос. И вот именно сейчас кто-то или что-то наносило им новый сокрушительный и подлый удар!

Совещание получилось очень коротким. Даже не утренняя планерка на большом заводе, где каждый торопится дойти до рабочего места, чтобы не сбить ритм, не упустить бодрого настроя всех операторов в цехах. Скорее это напоминало экстренный военный совет во время короткой передышки между двумя отчаянными атаками. Никто не предлагал ничего нового: изучать, сражаться и, если надо, умереть. Так коротко и мрачно можно было бы резюмировать первую серию высказываний. Вторую серию открыл, всех удивив, Керк. Он поднялся и заявил буквально следующее:

– Кажется, настал момент, когда нам просто необходимо покинуть планету Пирр всем, до единого человека. Отступление, как тактический ход мы уже использовали однажды. Но тогда здесь оставался Накса и его люди. В этом и заключалась наша ошибка. Теперь мы должны провести чистый эксперимент: Пирр без людей. Тем более, что нам есть куда уходить. Мутации боевых организмов прекратятся и они погибнут сами собой. Вот тогда и вернемся.

Ошарашенное молчание было ему ответом. А потом заговорил Рес:

– Не согласен. Всем уходить нельзя. Это будет полная и окончательная капитуляция. Не надо питать иллюзий по поводу хитрых маневров. Это не хитрость, а глупость. Даже один человеческий организм может противостоять здешней природе, а вот оставив на произвол судьбы не понятую нами флору и фауну, безусловно, представляющую на сегодняшний день грандиозную силу, мы рискуем своими руками превратить планету Пирр в новый астероид Солвица, только размером больше. Враждебные людям твари покроют всю его поверхность, создадут силовое поле, и уже никогда ни один человек не сможет вернуться сюда. Никто не знает, сколько времени понадобится им на это, тем более невозможно даже предположить, чем случившееся будет угрожать остальному миру. Но риск огромен! Уверяю вас.

Поразительно, но Керк и Рес, как бы вдруг поменялись ролями по ходу спора! И на Язона это произвело крайне удручающее впечатление. На остальных, вроде бы тоже, но они старались не подавать виду, сдерживать свои эмоции и потому, должно быть, избегали смотреть друг другу в глаза. Второй после Язона инопланетник Арчи, допущенный в святая святых планеты Пирр – кабинет Керка, да еще во время столь важного совещания, вообще помалкивал, понимая, что любое неосторожное слово может стать его последним словом в этой комнате. И хорошо еще, если просто выкинут за дверь.

Только Язон и попытался высказать особое мнение, при этом откровенно суммируя все, что услышал за последний час:

– Покидать планету, конечно же, нельзя, но меры предосторожности должны быть усилены не вдвое, не втрое – вдесятеро. Программу научных исследований – не свертывать, а ускорять. Кстати, новые данные сами по себе значительно катализируют понимание нами сокровенного смысла пиррянских процессов. Я не пытаюсь вас утешить – это действительно так. И наконец...

Язону страшно не нравилось собственное выступление. Он чувствовал, что говорит какие-то пустые и даже лишние слова. Ну, конечно – он тянул время! Он еще просто не придумал, как объяснить друзьям-пиррянам, необходимость своего немедленного отлета в такой тяжелый для планеты час. Сам-то он понимал, что и там, в центре галактики, где его ждут некие совсем особенные чудеса, придется снова решать все те же проблемы Пирра. И он сумеет подойти к этим проблемам с оригинальной, совсем новой, неожиданной стороны. А по-другому проблемы Мира Смерти все равно не решались, и торчать сейчас здесь, тупо отрабатывая версию о занесенной Солвицом на Пирр «энергии зла», или пытаясь «лечить» планету согласно последней медицинской теории Арчи – дескать, телепатическая связь между пиррянскими организмами, это болезнь, обыкновенная инфекционная болезнь, дело за малым: обнаружить возбудитель и подобрать лекарства. Все это будет бессмысленно, чувствовал Язон, нужен новый мощный импульс извне.

Но вот как объяснить такое прямодушным пиррянам, ожидающим от него, как от волшебника, быстрого и правильного ответа на все вопросы сегодня, сейчас?..

– И наконец, – продолжал Язон, мы должны опробовать на достаточно обширной площади криогенный метод. Да, это дорого. Да, это в известном смысле отсрочка, а не решение проблемы. Да мы рискуем изменить климат на планете, но, в конце-то концов замораживание наиболее активных точек...

Кажется, даже самые несообразительные из присутствующих начали понимать, что это – вовсе не «наконец». Криогенный метод – одно из многих вполне разумных, но, в сущности, уже давно обсужденных и отвергнутых предложений. Язон собирался сказать нечто совсем другое. Собирался. Но не успел.

Спасительный сигнал экстренного вызова прервал совещание, зашедшее в логический тупик и, несмотря на десятиминутную продолжительность, утомившее всех, как многочасовой диспут.

Даже информация о том, что экстренный вызов Язона динАльта был связан с незапланированной посадкой в космопорту инопланетного гостя, по данным диспетчеров вынырнувшего из кривопространства в опасной близости от планеты – даже такая странная информация никого не удивила и не возмутила, настолько кстати пришелся этот вызов, избавивший всех от ощущения томительной неловкости.

А гость оказался настолько наглым, что не вняв предупреждениям работников космопорта и не вступая в долгие переговоры, усадил свой легкий межзвездный корабль на небольшую свободную площадку в тени гигантского «Арго». Линкор вторую неделю стоял на приколе в целях глобальной профилактики. Посадочная площадка в этот ночной час кишела разумеется всевозможной не слишком симпатичной живностью, разом взметнувшей все свои многочисленные безглазые и зубастые морды, когтисто-кожистые крылья и хищные щупальца с присосками, особенно приятные для глаза в мертвенном свете пиррянских лун. Однако гость невозмутимо распахнул люк и облаченный в скафандр высшей защиты, проследовал в недавно выстроенное шикарное здание космопорта, как будто суетящаяся вокруг нечисть была ему знакома с детсва, точно какому-нибудь пиррянскому говоруну. А безглазые твари, словно, и впрямь почуяли своего, уважили его бесстрашие и практически ие кидались ни на человека в скафандре, ни на только что и севший и еще теплый от быстрого вхождения в атмосферу корабль.

Язон примчался в космопорт через подземный туннель, по которому теперь с использованием новой гравитонной техники специальные капсулы передвигались со скоростью космических шлюпок. Вызывали персонально его, и он хотел видеть первым, кто именно прилетел. Это могло быть очень важно. Ведь он хорошо помнил о своем дурном предчувствии.

И вот пришелец откинул гермошлем, отстегнул металлопластовую перчатку и старинным жестом, принятым на большинстве планет, подал обнаженную ладонь для приветствия. По заросшему бородой лицу Язон не сразу признал друга детства и своего молочного брата. Последний раз они виделись где-то на планете Стовера и было это лет двадцать назад.

– Экшен! – воскликнул Язон.

– Что, не похож? – улыбнулся тот. – Ну, здравствуй.

А потом сразу перешел к делу:

– Наша мать старуха Мария велела передать, что умирает, и перед смертью очень хочет повидать тебя, Язон. С этим я и прилетел сюда. Надеюсь, ты не обманешь ее ожиданий?

– Нет, Экшен. Не обману. Конечно, я полечу с тобой.

К этому моменту Керк и Рес уже стояли сзади, и Язон виновато оглянулся, произнося последние слова. Керк молча кивнул, давая добро на этот внезапный поворот событий. («Лети, Язон! Кто ж тебе сможет помешать?») Но думал при этом седовласый гигант, конечно, только о Пирре. А Язон о Мире Смерти точно и забыл вдруг, размышляя о своем.

«Вот и случилось. Еще один непредвиденный фактор. Все сразу. Значит, так надо. Путешествие к центру галактики он начнет с дальней окраины цивилизации, с захолустного мирка имя которому Поргорсторсаанд. Странное имя. Но это – планета детства».

Язону никогда не хотелось вернуться туда. А вот теперь вдруг почувствовал: хочется.

– Я полечу с тобой, – заявила Мета на утро. – Я говорила, что больше не брошу тебя? Говорила. А слов на ветер я не бросаю.

– Но как же твоя нога?

– Пройдет в дороге.

– Мета, не надо. Я скоро вернусь. И тогда мы полетим вместе. А это... это совсем другое.

– Нет это все то же самое. Уж лететь – так лететь всюду сразу.

– Не понимаю, почему. Я собирался взять твой легкий крейсер «Темучин», чтоб обернуться поскорее.

– Нет, – сказала Мета. – Мы полетим на «Арго».

– На «Арго»?! – удивился Язон. – Вдвоем на этой махине?

– Я чувствую, что так надо, Язон! Поверь моему чутью.

Но он не поверил.

– Стоп, – сказал Язон. – После всего, что с нами было, я с большим уважением отношусь к твоему чутью. Но сейчас, Мета, оно тебя обманывает.

Мета мгновенно напрягалсь. В считанные секунды пиррянка брала в ней верх над любящей женщиной: ведь ее пытались оскорбить. Пистолет прыгнул в ладонь.

– Мета, – Язон нежно взял ее за руку, рискуя нарваться на болевой прием или что-нибудь в этом роде. – Мета, я не хотел сказать, что ты полностью ошибаешься. Просто немножечко торопишь события. К центру галактики, наверно, и впрямь стоит полететь на «Арго». И со всей его командой. А сейчас, когда обстановка здесь так обострилась, мы не можем оставить пиррян без самого мощного линкора. Неужели ты перестала думать о родной планете?

Мета смотрела на него странно, будто медленно просыпалась от какого-то наваждения.

– Ты прав, Язон. Мы полетим на «Темучине».

Глава третья

Поргорсторсаанд – третья планета в системе Альфы Слона, желтого карлика спектрального класса G2 со средней светимостью. Содержание кислорода в атмосфере, состоящей преимущественно из азота – девятнадцать и восемь десятых процента, океаны занимают три четверти поверхности, угол наклона оси к плоскости эклиптики – двадцать три градуса двадцать пять минут...»

Язон читал эту справку и удивлялся. Раньше-то он и не подозревал, что его родная планета одна из самых похожих на древнюю Землю во всей галактике. Из любопытства начал сравнивать другие цифры и убедился, что расхождение составляет повсюду не больше процента, а угол наклона оси вообще совпадал почти до минуты. Потому и климатические пояса располагались на Поргоре аналогично земным, ну, то есть были такими же, как на Земле в далеком прошлом, во времена детства цивилизации.

Конечно, называть планету вульгарно-сокращенным прозвищем «Поргор» не полагалось, но это вслух, а про себя, кто ж станет проговаривать все это немыслимое нагромождение звуков!

Кстати, по поводу названия в большом галактическом каталоге ничего не говорилось, и Язон, буквально шлепнув себя рукой по лбу, вспомнил, по какому источнику надо наводить серьезные справки о родной планете. Поргорсторсаанд непременно должен был фигурировать как минимум в двух файлах, вынесенных им из библиотеки Солвица: в истории первого этапа галактической экспансии, и в личном его, Язона досье.

Он еще на Пирре не поленился переписать все могущие понадобиться материалы на более удобные для чтения микродиски и прихватил их с собою в дорогу. В процессе работы над глобальной программой по изучению Мира Смерти Язон, как это ни странно, успел освоить совсем незначительную часть из тех сведений, что вынес с астероида Солвица на информ-кристаллах. Во-первых, элементарно не было времени на изучение всего подряд лишь потому, что это интересно – выделяли не просто главное, выделяли самое главное, неотложное. А во-вторых, многие файлы оказались почему-то неудобочитаемы. (Некогда было подумать, почему.) Информацию-то они содержали, но требовался некий дополнительный ключ, некая специальная расшифровка, а до решения подобной проблемы руки все никак не доходили.

«Ну и ладно! – думал он теперь. – Зачем тащить с собою в краткосрочную командировку, к примеру, технологические карты поточного производства андроидов шестнадцатого поколения? А вот элементарный справочный материал – пригодится. Да и о себе не лишне будет почитать, коротая время в джамп-режиме».

Солвиц, надо отдать ему должное, докопался до весьма интересных вещей.

Поргорсторсаанд оказался одним из древнейших миров, освоенных человечеством еще на первом этапе космической экспансии. Ну, еще бы, такое совпадение с земными параметрами!

Первыми колонизаторами Альфы Cлона III, были русские космонавты. Позднее межзвездный транспорт доставил на планету уже весьма разношерстную и многонациональную публику, но первооткрыватели, первопроходцы были точно из России. Этот факт, почему-то заинтересовавший Солвица, был тщательно подтвержден документами.

Из дальнейшей истории планеты выпали весьма продолжительные куски, потому у астролингвистов не сложилось единого мнения по поводу этимологии названия. Основных версий существовало четыре. И лишь одна из них связывала ненормально длинное имя планеты со староанглийским языком, как, безусловно, самым распространенным среди населения Земли перед началом его рассредоточения в космосе.

«Pore Gore Store Sand» в переводе могло означать «окровавленная скважина на складе песка» или «песчаное изобилие кровавой дыры», что вполне увязывалось со спецификой первых разработок и кровавыми схватками за эти богатства – на планете были обнаружены металлоносные пески с самородными вкраплениями редких элементов платиновой группы. Однако порядок слов в подобной расшифровке вызывал полнейшее недоумение, равно, как и само слово «gore», сугубо устаревшее даже на тот момент и чрезмерно поэтическое. В общем, точный перевод названия по этой схеме прозвучал бы ужасно высокопарно: «дыры кровавой склад песчаный».

По второй версии предполагалось, что английское слово «стор» прочно укоренилось в русском языке на момент колонизации планеты и употреблялось оно в значении «универсальный склад общего назначения». За последним эвфемизмом скрывалась, разумеется, сугубо военная специфика. Таковым складом реально и служил в те далекие годы свежеосвоенный мир на задворках цивилизации. Каждая звездная система пыталась отгородиться ото всех прочих с помощью самого современного оружия. Поргорсторсаанд расшифровывался таким образом как «Порт-город-стор стратегической авиации и артиллерии наземного дислоциорования». Такая топонимическая гипотеза выглядела весьма убедительной, но уж слишком скучной.

Был третий вариант, отсылавший историков к более позднему периоду в развитии планеты, когда один из форпостов галактической цивилизации неожиданно превратился во всеобщий бордель вселенского масштаба, что-то вроде острова Куба на старой Земле. Период этот продлился недолго. В результате очередного военного переворота некто Саанд – хозяин экстравагантного заведения размером с целую планету – был низвергнут и изгнан (по другой версии – публично распят), но последователи его в течение недолгого времени сопротивлялись в открытую, а затем – очень долго – подпольно. Они-то якобы и дали планете имя: Порнографическая гордость сторонников Саанда.

Но самой замечательным показалось Язону предположение некоего исследователя Петрова, обнаружившего бортовой журнал первого межзвездного корабля прибывшего на Поргорсторсаанд. К сожалению, сам журнал не сохранился, и оставалось лишь верить господину Петрову на слово. Оказывается, именно в тот период вошли в обиход у космонавтов термоножи – универсальные двусторонние резаки, позволявшие без переключения режимов использовать, как горячее, так и холодное лезвие, в зависимости от специфики материала. Создававшиеся в качестве универсального инструмента и одновременно оружия (которое уже трудно было назвать холодным) термоножи, конечно, пускали в ход и при открывании консервных банок, и для приготовлении бутербродов. Подобные неуставные действия иногда заканчивались печально, о чем вахтенный, по предположению господина Петрова, и сообщал своему сменщику. Бортжурнал хранил следы крови, вытекшей из ранки. Было отчего огорчиться дежурному офицеру, так нескладно начавшему свой завтрак. И вот в расстроенных чувствах, торопясь, сокращая слова и морщась от боли, он перепутал графу «Происшествия» с графой «Вновь открытые планеты» и записал следующее: «Пор. гор. стор. С.А. Анд.», что означало: «Порезался горячей стороной. Сергей Александрович Андреев». В дальнейшем сканер механически считал запись и нелепое название осталось в памяти всех компьютеров на веки вечные.

Язон не стал углубляться в героические времена Саанда. (Теперь ему нравилось называть родную планету именно так. Что, если Сергей Андреев и стал впоследствии тем самым Саандом?) Этот исторический период отмечен был бесчисленными войнами, а последовательность приходов к власти королей, президентов и каких-то подозрительных генеральных секретарей вызывала большие сомнения в достоверности источников. Язон пролистнул все это тысячелетнее безумие и решил подробнее остановиться на том моменте, когда он сам появился на свет. Тут-то и оказалось, что дата его рождения нигде не записана – так, очень приблизительно, плюс-минус два года. Ничего себе! Впрочем, удивляться-то особо нечему. Он просто отвык от обычаев родной планеты за долгие годы скитаний в космосе.

А на Саанде вот уж который век жизнь текла плавно, размеренно и однообразно, так что в фермерском сословии, к которому и принадлежал Язон, никого, в сущности, не интересовали понятия, связанные с категорией времени. Какая разница, сколько лет и зим ты обрабатываешь землю и выращиваешь скот? Главное, что дети твои сыты, а у них растут внуки и учатся помаленьку древним навыкам отцов, и не нарушают никаких законов. Главным же законом этой планеты было спокон веку одно – не совать нос в чужие дела.

Все население делилось на четыре сословия: аристократы, военные, фермеры и мудрецы. Высшие пользовались услугами низших практически ничего не давая взамен – так было установлено, и закон свято соблюдался. А последняя, презираемая каста мудрецов считалась почти нечеловеческим отродьем, одни говорили о генетической мутации, другие – о простой заразной болезни типа проказы, но так или иначе сама мысль об общении с ними считалась отвратительной в равной мере для фермера и аристократа. Мудрецы жили в полной изоляции по лесам и пещерам.

Отец и мать Язона обучили его многим практическим навыкам, но от знаний (согласно закону) тщательно охраняли. Только в пятнадцать лет он исхитрился украсть у аристократов свою первую книгу и научился по ней читать. С этого все и началось. Он и раньше знал, что в галактике есть другие обитаемые планеты, но теперь он знал, что они действительно другие. И заболел мечтой удрать в космос. Неважно куда. Лишь бы подальше от этого медвежьего угла.

Побег удался ему через три года, если считать от момента рождения мечты. Но чтобы бежать, пришлось нарушить все мыслимые законы: обмануть и бросить на произвол судьбы стариков родителей, младших сестер и братьев; оглушить добротной фермерской дубиной военного, чтобы отнять его пистолет, а рукояткой пистолета оглушить представителя аристократии, чтобы переодеться в самый престижный костюм, только благодаря которому и можно было проникнуть на отлетающий корабль космофлота Лиги Миров, а не на какой-нибудь челнок местного значения; наконец, чтобы все это исполнить в лучшем виде, Язон оказался вынужден нарушить еще один, быть может, самый главный из законов – он пообщался с мудрецом.

Мудрец оказался вполне нормальным человеком, ничем не заразил его, только изъяснялся подчас загадками. Да, разговор с этим старцем стал для Язона определяющим. Представитель низшей касты пролил свет на многие вещи в окружающем мире, и, безусловно, дал массу неоценимо полезных советов, но только одного так и не объяснил: почему же сами мудрецы живут на этой планете и не стремятся покинуть ее. Впрочем, по молодости лет, Язон над такими проблемами подолгу не задумывался. А вот некую фразу, тоже весьма таинственную, запомнил на всю жизнь. «Твой отец, мальчик, – сказал мудрец, – научил тебя всему, что может понадобиться в жизни на других мирах. Хотя, быть может, ты и предпочел бы не быть ему сыном. Запомни, не я, а именно он обучил тебя всему. И будь всегда благодарен старому Хайрону».

Промелькнули годы и парсеки, сотни планет и женщин, тысячи соперников и врагов, миллионы кредитов, прошедших через руки, а друзей – единицы, стоящих проектов – единицы, до конца решенных задач – ни одной... Суета сует! Ради чего это все? Ради того, чтобы теперь примчаться на последнее свидание с умирающей матерью, о которой никогда бы не вспомнил, если б не брат молочный Экшен?

Вот такой философский настрой вызвало у Язона чтение файлов об истории родной планеты и о своей собственной истории, то есть биографии. Потом он внезапно вспомнил про Мету. Ведь эта девушка переменила все в его жизни!..

Все, да не все. Разве он не игрок в душе по-прежнему? Разве не такой же, как и раньше, космический бродяга? Просто они теперь повсюду вдвоем. Как это странно! А с другой стороны, как это естественно! Ведь иначе уже нельзя, иначе он просто не представляет себе жизни...

За спиной Язона открылась дверь. «Наверно, Мета», – подумал он. Но вошел Экшен.

Этот перелет они совершали втроем. Им было интересно друг с другом. Нескончаемые воспоминания, рассказы о пережитом, споры. Экшен тоже покинул родительский дом молодым, он стал профессиональным охотником и звероловом, облетел сотни миров в поисках экзотических животных и богатых покупателей, которые заказывали ему чучела, шкуры, бивни или живых зверюг – для охраны, для игр, для декоративных и прочих целей. Экшен имел особое пристрастие к необитаемым планетам и несколько раз охотился даже на омерзительных чудищ, дышащих метаном, купающихся в озерах сероуглерода, с аппетитом поедающих кремнийорганику. Старые друзья и молочные братья сбились со счету, пытаясь выяснить, кто же из них больше повидал миров в галактике. В итоге пришли к выводу, что, наверно, все-таки Язон. Ведь Экшен, в отличие от него, время от времени возвращался на планету детства – навестить родителей, погулять по родным перелескам, повидать друзей. Экшен никогда не нарушал местных законов, и аристократические власти признавали его гражданином Поргорсторсаанда, несмотря на параллельно оформленное подданство где-то на Клианде. Что ж, каждый из них выбрал свой путь. Тем интереснее было теперь узнавать друг о друге.

Из-за этих разговоров Язон и Мета так поздно ложились спать, что даже их традиционный способ коротать полетное время отошел на второй план. Да и ежедневные исторические изыскания Язона не на тот лад настраивали, разве что однажды, когда вычитал в хрониках про бордель господина Саанда. А так – все больше философский скепсис да вселенская грусть одолевали космического бродягу.

Вот и теперь, когда вошел Экшен, Язон спросил его:

– А что, брат, изменилась жизнь на нашем Поргорсторсаанде за те годы, что меня там не было?

– За те годы, что нас там не было, – поправил Экшен. – Я ведь через пару лет после тебя сбежал. А жизнь совсем не изменилась, брат.

И добавил со странной грустинкой в голосе:

– Может быть, это и к лучшему, брат.

И тут корабль содрогнулся, как от столкновения с крупным метеоритом, в который можно врезаться, только если сломя голову удираешь из-под перекрестного огня двух звездолетов-истребителей типа «Фантом». Но боевых действий вроде никто начинать не собирался, просто дисплей просигналил о выходе из джамп-режима на дальнюю околопланетную орбиту.

– Похоже, что жизнь на нашем стареньком Саанде все-таки переменилась, – прорычал Язон, поднимаясь с пола и потирая ушибленный при падении локоть. – Что они там, с ума посходили, что ли?

Мета ворвалась в рубку, рефлекторно размахивая пистолетом.

– Примитивное зенитное орудие, но очень солидного калибра, – объявила она для тех, кто не столь силен в идентификации видов оружия по звукам разрывов и диаметру дыр в энергоблоках.

А Экшен уже запрашивал ближайший пограничный пост о причинах нелепого инцидента.

К счастью, никто, кажется, не собирался продолжать обстрела, и единственный выпущенный заряд можно было считать досадным недоразумением. Вот только Экшен клялся, что на его маленьком кораблике, пристыкованном к «Темучину» непрерывно работал специальный радиомаячок, являющийся эксклюзивным пропуском на Поргорсторсаанд и выданный ему непосредственно военной комендатурой планеты несколько дней назад. Чудеса да и только!

Страшненькие чудеса.

Позднее выяснилось: пароль для выхода на орбиту был срочно изменен по решению высшего руководства без объяснения причин. Такое случалось, мягко говоря, не часто. Были оповещены все военные, торговые, дипломатические а также частные корабли, принадлежащие аристократии. Не забыли и почетных гостей планеты. А передавать экстренное сообщение какому-то Экшену, да еще по дорогостоящей джамп-связи, да еще зарегистрированному в качестве гражданина планеты с двойным подданством, да еще фермерского сословия – никто из военных, конечно, не удосужился.

Все это они много позднее узнали. И вроде бы не осталось больше вопросов. Вроде бы. Но Язону все равно сильно не нравился тот единственый, но очень прицельный выстрел. Если бы не особая, лично Метой изобретенная для «Темучина» система противоракетной защиты, гореть бы им вместе с кораблем синим пламенем. Ведь прожженая в энергоблоке дыра – это вам не радар разбитый!..

Глава четвертая

В числе первоочередных обязательных сообщений, переданных по громкой связи всем пассажирам межзвездных и межпланетных кораблей, приземлившихся в главном космопорту Поргорсторсаанда, наряду с характеристиками погоды и правилами таможенного досмотра, прозвучала еще и такая своеобразная информация: «Всем лицам фермерского сословия! В лесах северо-восточного континента появился крайне опасный для населения зверь – стальной кабан. Охота на него является отныне священной обязанностью каждого фермера, уклонение от которой преследуется по закону».

У Язона в голове плохо склеивались выспренная, можно сказать, возвышенная формулировка «священная обязанность» и казенный оборот «преследуется по закону», но Экшен, проведший последние два года на Саанде понял, похоже, все. Сразу и так как надо.

– Придется для начала отправиться на охоту, – вздохнув сообщил он Язону и Мете.

– То есть как это?! – у Язона, что называется, челюсть отвисла от удивления. – Мы для чего сюда прилетели, брат мой?

– Мы прилетели попрощаться с матерью, – грустно согласился Экшен, давая понять, что он не забыл ни о чем. – Но охота важнее.

– Охота важнее?! – Язон уже не знал как реагировать на эти странные заявления. – А если...

– А если... – повторил Экшен, задумавшись. – Я сейчас позвоню.

Он быстро связался с отцом по мобильному телефону. («Вот как. Теперь у фермеров и дальняя связь есть. А говоришь, ничего не изменилось».) И отец сказал (Язон даже слышал из прижатой к уху Экшена трубки его низкий спокойный голос):

– Мария дождется вас. Отправляйтесь на охоту. Вы – лучшие из моих сыновей. Вы должны победить стального кабана и доставить его к нашему дому. Пусть об этом узнает вся планета.

Ну, что ж, охота, так охота. Попробуйте разыскать пиррянина, который откажется от возможности прихлопнуть какого-нибудь зверя. Язон был уже почти пиррянином, да и вообще – любопытно!

Вот только дорога до лесу оказалась непомерно долгой. После довольно нудных, но в общем-то привычных для Язона и Меты погранично-таможенных процедур они вышли на площадь перед зданием космопорта, радуясь, что не застряли как многие, в так называемом «отстойнике», где подозреваемые неизвестно в чем люди ждали, пока неторопливый главный компьютер планеты выдаст про них всю информацию. Но Экшен уже проходил такую проверку совсем недавно, а новых инопланетников ни в чем не заподозрили. И оружие им, к счастью, разрешили носить, прировняв в правах к сословию военных. Язон с ужасом подумал, что бы могло случиться, соберись вдруг эти недоумки в черной форме отнять у Меты ее личный пистолет.

От космопорта до ближайшего города ехали почему-то по монорельсе в маленьком, тесном, набитом людьми вагончике и с черепашьей скоростью – километров триста в час. В городе, отстояв громадную очередь из мрачных, молчаливых, плохо одетых людей в грязном и скудно освещенном зале, они, наконец, прорвались к окошечку кассы и за какие-то смешных полкредита купили на всех билеты, то есть три клочка серой бумаги, дающих право лететь в нужном им направлении на допотопном аппарате с двигателем внутреннего сгорания и верхним расположением вращающихся несущих лопастей, называемом здесь «вертокрыл». У Язона возникло сразу два вопроса. Первый: почему нельзя заплатить больше денег, но в очереди не стоять? И второй: почему они вообще не полетели в лес на собственном транспорте, нелепо оставленном в порту? Ответ был удивительно скучен, прост и на оба вопроса один: так не положено. Закон.

Экшен явно не имел ничего против установленных на планете правил, более того, не собирался их обсуждать и вообще сделался молчалив и как-то даже печален. Язон и Мета тоже на всякий случай помалкивали. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Была такая древняя поговорка. Язон плохо помнил, что такое монастырь, но смысл был ясен. Унылые фермеры, сопровождавшие их всю дорогу выглядели и вовсе полусонными, с ними разговаривать не представлялось возможным. Но с другой стороны и опасности никакой от этих людей не исходило. Уж кто-кто, а Мета любую враждебность почувствовала бы сразу. Но стрелять было явно не в кого, и пиррянская амазонка сама начала потихонечку засыпать под мерный гул ужасного керосинового движка.

Очевидно, тот же странный закон, столь уважаемый Экшеном, предписывал перевозить людей в количествах на пределе грузоподъемности, натолкав их в холодный трюм скрипучего и ржавого вертокрыла, которому уже лет десять полагалось лежать на свалке, а не летать под облаками в поисках неизбежной аварии. И очевидно, все в том же законе было прописано, что ни за какие деньги пилот вертокрыла не может доставить их в конечную точку маршрута – только до обозначенного в его путевом листе поселка. А дальше следовало, приобретя очередной зеленовато-серый билетик, часа два ждать, а потом еще примерно столько же трястись по абсолютному бездорожью в ужасного вида шестиногом экипаже, напоминавшем навозного жука и имевшем туповатое название – шестиход.

Конечная точка путешествия называлась «Приют охотника». Это был крошечный отель, одиноко притулившийся на краю леса. Приют, похоже, так себе, но Экшен уверял, что в нем можно и перекусить вполне пристойно и заночевать. Однако прибыли они, по счастью, на рассвете, а не вечером, поели плотно накануне и с собою взяли все необходимое, так что решено было, не задерживаясь, без лишних слов, углубляться в лес. Вдруг повезет сразу поймать кабана – тогда и отдохнут.

Начался мелкий противный дождик – типичная осенняя погода – и стало ужасно тоскливо. Язону вдруг показалось до невозможности нелепым все происходящее. Где-то тут, на этой планете, умирала его мать. На далеком Пирре новая угроза нависла над городом и портом, над всеми жителями. На неведомых мирах центра галактики ждала своей разгадки таинственная шифровка, перехваченная Специальным Корпусом и имеющая прямое отношение к Язону. А он топтал рублеными подошвами десантных ботинок палую листву кленов и ясеней в глухом лесу северо-восточного континента и ждал встречи с никому не нужным стальным кабаном. Никому не нужным... Стоп! С чего это он взял? А вот с чего.

– Экшен, – повернулся Язон к брату, нарушая непомерно затянувшееся молчание. – Скажи, Экшен, а почему, кроме нас, никто не рвется сюда, чтобы встретить и победить страшного лесного зверя? Ведь объявление делали для всех.

– А потому, брат, что героев во все времена было немного, – странно ответил Экшен. – Вот и сегодня далеко не каждый может решиться выйти на опасную тропу ритуальной охоты.

– Что значит «ритуальной»? – зацепился Язон за последние слова.

– Да ты что, забыл? – удивился Экшен. – В этих краях спокон веку бытовала такая традиция. Повзрослевшие юноши, соблюдая ритуал, отправлялись на охоту к подножию горы Билион...

И тогда Язон вспомнил. И сразу узнал места, по которым они сейчас шли. Лес – он везде лес, а к тому же дождь, туман, утренняя предрассветная хмарь. Когда же они вышли вновь на открытое пространство, сквозь мутную завесу воды проступили темные очертания горы Билион, поросшей колючим кустарником, и в памяти Язона разом пробудились детские и юношеские воспоминания. Они теперь действительно находились уже совсем недалеко от родительского дома, вот только путь держали не туда, а к подножию горы.

– Я ни разу не участвовала в такой охоте, – улыбнулся Язон. – Ты же помнишь, Экшен, я с детства не любил соблюдать никаких правил. Но слышать-то, конечно слышал про все эти чудеса. Дескать, боги каждую осень посылают нам испытание в виде страшных чудовищ, каждый раз новых... Правильно я помню?

– Правильно, – кивнул Экшен. – Мне еще рассказывали, что гора Билион – это древнее кладбище радиоактивных отходов, вот вокруг нее и плодятся вечно безобразного вида мутанты.

– Я слышал другую гипотезу, – возразил Язон. – Причем, это мне один военный поведал за кружкой пива. Якобы, здесь, неподалеку расположен целый комплекс подземных лабораторий, где люди в погонах разрабатывают новые виды биологического оружия. Вот оттуда время от времени и удирают специально выращенные уроды боевого назначения. Или даже не удирают, а специально выпускаются для полевых испытаний.

Мета, традиционно среагировав на слово «оружие», оживилась и тут же включилась в разговор:

– А нельзя ли наладить контакт со здешними военными на предмет обмена опытом? Как ты думаешь, Язон?

– Я думаю, что здешние военные с их куцей фантазией вряд ли могли придумать что-то, чего не знал бы наш старый друг Солвиц. Вот уж у кого оружие!

– Конечно, – съязвила Мета, – если только еще забыть на время, что ты до сих пор не придумал, как это оружие производить и использовать. А в остальном – все замечательно...

– Друзья, внимание! – прервал их Экшен. – Мы уже ступили на опасный участок местности.

Брат Язона не знал, что пирряне всегда и всюду готовы встретить опасность, чем бы они не занимались и как бы ни казались увлечены беседой или делом.

– Откуда он должен появиться? – деловито осведомилась Мета.

– Откуда угодно, – пожал плечами Экшен.

И в тот же миг стальной кабан появился. Внезапность, с которой нападал этот монстр, действительно заслуживала всяческого уважения. Простым фермерам Поргорсторсаанда, пожалуй, и впрямь не стоило ввязываться в подобную ритуальную охоту. Даже профессиональный охотник и опытный межзвездный путешественник Экшен рисковал стать трупом, приди он в этот лес один. Язон – и тот не поручился бы, что сумел достаточно подготовиться к встрече с чудовищем. Да, развернулся, да, пистолет выхватил (а что его выхватывать, когда он сам в ладонь прыгает?), да, вроде успел, но... Стреляла-то первой, конечно, Мета. И что бы с ними со всеми случилось, если б не она, только боги одни и знают, те самые, которые насылают зверей, будь они хоть военные из подземных лабораторий, хоть древние поселенцы, набросавшие тут радиоактивного мусора.

Лесной вепрь оказался огромен – с доброго теленка размером, щетина его, на вид жесткая, как металлическая щетка, отливала натуральным стальным блеском, и так же блестели клыки и копыта. Впечатляющий экземпляр! Но еще более впечатляющей была его реакция на выстрелы, Кабан отпрыгивал, окутываясь при этом голубоватым мерцающим облачком, и никаких следов не оставалось в итоге на его шкуре от смертельных для всего живого пиррянских разрывных пуль. Вот так зверь! Робот какой-то с могучим защитным полем импульсного действия, а не зверь. Сложнейшей схемы подключения требует такое поле, а энергии жрет столько, что впору за собою кабель таскать толщиною в руку, как минимум. А этот... Да нет, все-таки зверь: и рыло у него слюнявое, и пахнет из разинутой пасти, как от обычной свиньи, и в атаку бросается со свирепостью одичавшей скотины.

«Этак в обоих пистолетах заряды кончиться могут, – с тоскою подумал Язон. – Не пора ли подумать о том, как сматываться отсюда. На дерево хотя бы залезть для начала, взять такой своеобразный тайм-аут.

Но Экшен, видно, знал вариант получше. Даром, что зверолов и почти местный житель.

– Стойте! Отвлеките его! – крикнул брат. – Я должен подкрасться сзади.

Язон лишь теперь заметил, что оружие у Экшена весьма специфическое. Больше всего похоже на ружье для подводной охоты. Только заряжалось оно не стрелами, а тонкими прочными иглами с различными препаратами внутри.

– Я хочу взять его, не повредив шкуры, – пояснил Экшен. – Это важно. А вы, братцы, уж больно грубо работаете. Еще бы из огнемета его полили. Сгорит животное и похвастаться будет нечем!

Дискуссию явно пора было прекращать, так как вепрь разогнался для новой атаки. И все прошло на удивление успешно. Постреляли от души в защитный экран, который как будто даже начал слабеть, отвлекли на себя озверевшего вконец хряка, а опытный Экшен прицельно вонзил свою иглу в холку сверкающего металлом чудовища. Все хорошо, да только кабан и тут удивил всех непредсказуемой реакцией. Он завертелся на месте, обиженно скуля, а потом умчался за деревья и притаился там в густом кустарнике. Притаился ненадолго, минуты не прошло, как вновь заворочался, ломая сучья, заворчал, захрюкал, все громче и яростнее, и как-то ни одному из троих не хотелось идти проверять, скоро ли этот зверь откинет копыта под действием смертельного, как полагал Экшен, яда.

– Ну что, меняем тактику? – предложила Мета.

Но никто так и не успел выяснить суть ее предложения, потому что со стороны опушки неожиданно подоспело подкрепление.

Мягкой кошачей походкой к ним бежал юноша, одетый в плотно облегающий комбинезон, в руках он держал длинный заостренный предмет, держал наперевес, как копье, а вокруг его головы посверкивала тонкая ажурная сетка, по форме напоминавшая шлем, но совершенно прозрачная не только для глаз, но и для воздуха – светлые кудри юноши развевались на ветру.

Вновь появившийся персонаж был так красив, а движения его столь уверенны и точны, что все невольно замерли в ожидании, можно сказать, в предвосхищении торжественного действа. И действо совершилось. Тонким мелодичным посвистом юноша выманил стального кабана из его засады, и когда свирепая тварь на всех парах понеслась в сторону златокудрого героя, тот уже был полностью готов к отражению атаки. Сверкающее острое копье безошибочно вонзилось в правый глаз чудовища. Только это было не копье, а какой-то хитрый прибор: зеленоватое свечение охватило всю его длину, а казавшаяся до этого ровной поверхность сделалась угрожающе шипастой, и жуткий инструмент начал вращаться вокруг собственной оси, ввинчиваясь глубже и глубже. Глаз кабана вздулся, пламенея густо-кровавым светом, а потом лопнул и задымился. Зверь замер, будто парализованный. А юноша, не теряя времени, выдернул зеленую огненную пику и тут же воткнул в левый глаз врага. Все повторилось в точности: вращение, вздутие, дым. А после кабан упал, задрав к серому осеннему небу свои сверкающие сталью копыта.

Смутная догадка мелькнула в голове Язона: «Это не зверь и не машина, это – андроид, то есть, «кабаноид». Глаза у них у всех – слабое место. Впрочем, таким буравчиком куда не воткнись... Так что прежде всего хорошо бы выяснить, кто этот юноша».

– Как зовут тебя, юный герой? – поинтересовался Экшен, опередив Язона.

– Зовут меня Эскли, полное имя – Эсклапиус, – солидно, с достоинством представился победитель кабана. – Я – новый ученик здешнего фермера Хайрона, известного своими талантами и воспитавшего не одно поколение добрых воинов.

– О, как приятно, Эскли! – радостно всплеснул руками Экшен. – Ведь и мы с Язоном – тоже его воспитанники. Старый Хайрон – отец наш, а жена его Мария – наша мать.

– Я много слышал о вас, – почтительно поклонился юный Эскли, прикладывая руку к груди и делая шаг назад. – Мудрейший Хайрон не однажды ставил вас обоих мне в пример.

Этот странный диалог все больше напоминал Язону сцену из старинного спектакля, вот только актеры, что-то напутав, оделись в совсем несоответствующие времени и месту костюмы. Ощущение несуразности происходящего, зародившееся у Язона еще в космопорту Поргорсторсаанда, накатило с новою силой. Впору было проснуться, но он поглядел на Мету и понял, что следует брать пример с сугубо практичной в любой ситуации пиррянки. Она, не обращая внимания на ритуальную (или какую там?) трепотню местных жителей, склонилась к туше поверженного чудовища и внимательно изучала его шкуру, копыта, бивни и прочие диковинные устройства. Да, так и хотелось сказать: устройства. И все-таки это был зверь. Хотя щетина оказалась действительно стальной, и копыта – тоже, а из выбитых глаз торчали обугленные проводки в пластиковой изоляции.

«Ну, и где же совсем недавно мы видели нечто подобное? Смелей, Язон, смелей! Ты уже вспомнил, только боишься поверить. А почему боишься-то, почему? Уж не потому ли, что и Пирр – почти родная для тебя планета, и этот древний Саанд – тем более? Что из этого следует? Ну, еще один шажок по логической цепочке! Да, да, и шипокрылый игломет и стальной кабан охотились персонально на тебя, Язон. Пиррянский гад стрелял в твою Мету просто, чтоб растянуть удовольствиеот общения с тобою, ну а здешний вепрь кидался на всех, конечно, на то он и вепрь, да вот только объявление в космопорту не случайно сделали именно в те минуты. Ох, не случайно! Для тебя, Язон, объявление делали. Все у них заранее просчитано... Вот только у кого это – у них? У кого?...»

Поток его мыслей прервал Эскли, подошедший сзади и пояснивший им с Метой, как специалист дилетантам:

– Вы что, не понимаете, это же киборг, ну помесь такая животного и машины. Хайрон рассказывал мне про них, подобная мерзость частенько сюда забегает в последнее время, и мы уже научились с ними бороться. Вот, здрунтель, например, изобрели.

– Хороший здрунтель, – похвалил Экшен, с уважением рассматривая длинное копье вновь ставшее гладким и черным.

Зато теперь была видна посередине белая рукоятка из мягкого материала с рядом ярких кнопочек, удобно ложащихся под пальцы.

– А шмузедой он комплектуется? – поинтересовался Экшен солидно и, как показалось Язону, просто желая продемонстрировать свою эрудицию.

– Не-е-ет, – протянул Эскли. – Шмузеда – всегда отдельно. Впрочем... – он поднял глаза к небу и покусал нижнюю губу. – А вы молодец, Экшен! Это же действительно идея: циклофотный здрунтель с подствольной шмузедой. Я непременно завтра же это дело обмозгую!

Мета еще не разобралась в принципе действия, абсолютно незнакомых ей даже по названиям типов оружия, но глаза ее уже заблестели. Охотник, изобретатель оружия и пиррянка – это была гремучая смесь, и разговор их имел все шансы затянуться надолго.

Язон уже придумывал, как потактичнее прервать неинтересную для него военно-техническую дискуссию, когда юный Эскли с решительностью старшего по званию распорядился:

– Ладно, потом поговорим, А сейчас помогите мне донести этого киборга до телеги.

Киборг, признаться оказался увесистым и даже очень. Если б не Мета, они бы наверно, долго и нудно тащили добычу волоком. Пиррянка же, ухватившись за клыки и почти не напрягаясь, вздернула зверя со стороны тяжеленной, особенно густо металлизированной головы и массивной холки и дала возможность подсунуть под брюхо кабана могучую двухметровую дубину. Эскли и Экшен несли ее теперь с двух сторон за концы, а Язон помогал им, держась за копыта. Так и доперли с грехом пополам.

То, что Эскли называл телегой, оказалось вполне приличным четырехосным вездеходом с большими шипастыми колесами. Кабана забросили в грязный (не иначе, от подобных же грузов) багажник и тронулись.

Язон уже вспомнил: ехать было недалеко. Ведь они двигались в направлении той самой фермы, на которой и прошло их с Экшеном детство. Так что поговорить толком ни о чем не успели. Тем более, что двигатель ревел отвратительно громко, как, похоже, у всех механизмов на этой планете.

– Скажите, юноша, – спросил Язон, пытаясь перекричать рев мотора, – а мы сможем забрать этот трофей с собою, когда будем улетать?

– Спросите у Хайрона, – проорал в ответ Эскли. – Но вообще-то, насколько я знаю, с нашей планеты ничего такого увозить не разрешают.

– Подумаешь! – фыркнул Язон уже себе под нос, разве только Мета могла его услышать. – Мало я, что ли, делал такого, чего не разрешают?

А домик старого Хайрона ничуть не переменился за долгие годы – даже удивительно. Все та же островерхая крыша с красной черепицей, все те же темные бревна стен, увитые плющом и диким виноградом, та же скрипучая лестница наверх, тот же стол в центре большой светлой комнаты, те же толстые стеклянные кружки с домашним вином или пивом. Да и сам Хайрон все тот же: седой, смуглый, высушенный солнцем и ветром и уже не стареющий больше. Вот только Мария – не та. Она лежала в другой комнате перед открытым окном, и лишь глаза ее повернулись в сторону вошедших.

– Как я рада, дети мои, что успела перед смертью вас повидать! Подойдите, мальчики, я хочу поцеловать каждого.

Голос ее был слабый, но слова звучали четко и ясно.

– Уход из этого мира – не трагедия, – говорила Мария. – Просто всему свое время. Я прожила долгую жизнь, и сегодня вы не должны печалиться обо мне. Я действительно могу умереть с радостью, когда вы стоите передо мною такие взрослые и красивые. Язон, эта девушка – твоя жена?

– Да, – ответил Язон, запнувшись всего на какую-то долю секунды.

А Мета лишь еле заметно улыбнулась, скосив глаза в его сторону.

Старая Мария помолчала, все-таки ей было трудно говорить.

– Я могла бы вам многое рассказать, дети мои, многое из того, что для вас важно. Очень важно. Да уж не успею теперь. Одна надежда – Хайрон передаст вам все, что я ему велела. А теперь – идите. И не надо грустить. Настоящие люди еще на старой Земле всегда умирали с радостью и не огорчали никого своей смертью. Счастья вам, дети!

А потом они ели и пили, было много свежей, вкусной, натуральной пищи, приготовленной по старинным фермерским рецептам из птицы, свинины и рыбы, и – специально по просьбе Язона – доброе домашнее виски, которым всегда славился дом Хайрона. И они провозглашали тосты, и рассказывали веселые истории, и конечно, вспоминали давние годы, а о грустном старались не думать, и разве только песен петь не начали. И в какой-то момент Хайрон вышел ненадолго, а вернувшись, произнес прямо от порога тихо-тихо, как будто выдохнул:

– Умерла.

И вот тогда запел.

Песня была на незнакомом даже Язону наречии, печально-торжественная, но с явной, словно зарождающейся в глубине темой радости. Полное соответствие последним словам старухи Марии.

Закончив петь, Хайрон налил всем еще по стаканчику, молча опрокинул первым и сразу взял в руки аппарат дальней связи. Вызвал врача, похоронную команду, сообщил живущим далеко братьям и сестрам, а затем велел Эскли на вездеходе объехать соседние фермы. То ли не было у тамошних жителей визифонов, то ли местный закон предписывал делать именно так: сообщать о похоронах лично.

– Ну вот что, дети мои, – проговорил Хайрон, – откладывая телефон и садясь обратно к столу. – Даже врач будет здесь только часа через два. Остальные – и того позже. Вы сами решите, задерживаться ли вам на ритуальную церемонию. Решите после того, что я сейчас расскажу. У Марии было очень много детей. Но только тебя одного, Язон, она хотела увидеть перед смертью. Извини, Экшен, но это действительно так. Она сама мне говорила, и это было крайне важно для нее. Хотя...

Хайрон сделал паузу, чтобы раскурить трубку. И Мета сразу покосилась на Язона, но тот и глазом не повел: мол, ну и что, пусть старик курит, а я бросил, видишь, сижу и не обращаю внимания.

– Понимаешь ли, Язон, Мария вскормила тебя грудью, но она не рожала тебя. Теперь ты должен знать об этом, – добавил Хайрон, словно через силу, закашлялся вдруг и потом замолчал надолго, видимо, давая Язону возможность переварить услышанное.

Но Язон-то конечно, воспринял все спокойно. В конце концов, какая разница, кто он по крови. Родная мать и родная планета давно уже стали для него понятиями абстрактными. Зато на лице у Меты неожиданно отразилось самое искреннее удивление.

«Странно, – подумал Язон, – с каких это пор проблемы родственных отношений начали волновать молодую пиррянку?»

А Хайрон вдруг обратился именно к ней:

– Мета, ты помнишь свою мать?

– Очень плохо, мне было пять лет, когда она погибла. Ее звали Окайра.

– Правильно, – неожиданно сказал Хайрон. – Окайра была моей дочерью. Я узнал тебя, Мета, ты очень похожа на нее.

Язон вздрогнул. Почва реальности вновь уходила у него из-под ног.

– Так это что же, мы едва не занялись кровосмесительством? – вырвалось у него.

– Нет, Язон, успокойся. Ты тоже не родной сын мне, и теперь как раз настало время рассказать об этом.

Глава пятая

– Планета называлась Иолк. Десятая по счету в системе белого гиганта Гелио в шаровом скоплении близ центра галактики. Подробности можно найти в любом справочнике. А коротко говоря, жаркая планета. На экваторе жить нельзя, да и негде там – вода кругом, горячая, как в чайнике. А на полюсе, только на одном, на северном – большой материк. Его и заселили. Не очень давно, лет пятьсот назад по местному счету, может, и меньше. Странно это все, но так люди говорят. А люди на иолке чудные поселились. Техника у них вся, как и положено, потихонечку в негодность пришла, а от новых поставок они отказались. Космодром не строили. Все желающие, посетить планету Иолк, будьте добры, приводняйтесь в океан, благо он большой, и попасть в него несложно. А дальше – есть флот (парусный, весельный, в общем, деревянный), который встретит долгожданных гостей вином и мясом, а в незваных может и из пушек пальнуть. Что такое порох, на Иолке не забыли и даже делать его продолжают по сию пору. И еды на планете всегда было много, природа не обделила единственный материк ничем. Так что никакого прогресса тамошним людям особо и не требовалось. Все эти пять веков, ничего по большому счету не менялось, правда, со временем поделились первопоселенцы на две категории: на патрициев, пользующихся всеми остатками техники, даже космической связью, и рабов, которым не то что к машинам, к лошадям приближаться не дозволяли. И так век от века, рабы работают, патриции наслаждаются жизнью, однако – что характерно – и те и другие сыты, и те и другие живут семьями, растят детей, и те и другие время от времени принимают участие в кровавых турнирах со смертоубийством и выживают сильнейшие. А еще патриции, в отличие от рабов устраивают иногда дворцовые перевороты, и тогда одна семья сменяет у власти другую, или – того хлеще – сын сбрасывает с трона отца, брат брата, дядя племянника. Такие нравы у них.

Ну вот. А с полвека тому назад правил на Иолке король Айзон, сын великого Крета. Крет был очень популярен в народе. Прямой потомок первопоселенцев, он едва ли не единственный из правителей Иолка пытался возродить на планете если не материально-технические, то хотя бы морально-нравственные основы цивилизации. Сын пошел дальше отца, тем более, что власть получил не по наследству, а в результате очередного переворота. Айзон провозгласил мир и покой на планете, вечную власть своей династии, отмену кровавых турниров, равные права для всех, контакты с богами из космоса, и тому подобное прочее. Не всем – ох, далеко не всем! – понравились такие перспективы.

Был у Айзона брат по матери – Фелл, сын Пойсона, командующего морским флотом на Дельфе. Так ему особенно не понравились новые веяния. Сам он тоже к власти стремился и считал, что для этого все средства хороши. Фелл недолго думая перерезал всех верных соратников Айзона, а самого короля – родственник все-таки! – пощадил, но заставил жить в городе, как простого раба.

Тут у Айзона как раз сын родился. Имя ему дали Даймед. А местные пророки сразу предрекли большое будущее. Ну, разве такое утаишь от нового короля-диктатора? Фелл, конечно, озаботился, большую угрозу для себя почувствовал, грядущую опасность, исходящую от этого мальчика. Он бы, мерзавец, не перед чем не остановился, и об этом знал любой на Иолке. Так что Айзон решил опередить своего жестокосердного брата. Он объявил о смерти ребенка и даже устроил пышные похороны. Похороны провели за счет городской казны, все-таки бывшего короля еще помнили многие в Иолке. Я не оговорился: главный, столичный город называется у них так же, как и планета – Иолк. И хотя торжественное погребение сына раба противоречило законам этого мира, Фелл согласился на подобное мероприятие, ведь для него это был праздник. Наивный Фелл думал, что издевается над бывшим королем, но получилось-то все наоборот: король Айзон перехитрил его.

Мальчика Даймеда он передал на воспитание мне. И я принял младенца как родного, и дал ему новое имя, созвучное имени отца – Язон. А вот второе имя подсказали мне мудрецы – динАльт.

А теперь спроси, откуда я все это знаю.

Рука Язона сама собою нырнула в карман, и он закурил раньше, чем Мета успела что-либо сказать. Пиррянам нет равных в быстроте действий, а со словами у них отношения посложнее. Не дружат они со словами.

«А теперь, говорит, спроси...»

Да в этом месте рассказа старика Хайрона Язон так и так не сумел бы удержаться от вопроса.

– Ну и как ты там оказался, отец?! – воскликнул он, едва лишь выдохнул дым после первой затяжки. – Это ж подумать только: где Иолк и где Поргорсторсаанд!

– Вот именно – где! – не совсем понятно прореагировал Хайрон и после надолго замолчал.

Только пропустив еще стаканчик и вдумчиво разжевав отправленный следом соленый корешок конской моркови, он сплюнул в миску жесткие волокна и неторопливо продолжил:

– Однажды, я был тогда еще совсем молодым – не буду говорить, сколько лет назад – у северного подножия горы Билион, в старом хвойном лесу, что и в те времена был уже очень густым, ко мне подошел мудрец и спросил: «Хочешь увидеть место, откуда появляются на нашей планете диковинные звери?» «Хочу, – ответил я простодушно. – Но тут же добавил. – А военные не узнают, что я разговаривал с тобой?». «Нет», – сказал он, и я ему сразу поверил, ведь все же знали: мудрецы никогда не лгут. Мы долго поднимались почти на самую вершину горы и там, продравшись через чащобу колючего кустарника, протиснувшись в узкие расщелины между скал, попали в довольно-таки просторную пещеру. И когда глаза постепенно привыкли к полумраку, я понял, что в самом дальнем углу притаилось нечто. Оно было таким черным, что не только отблески моего факела, но и могучий луч космодесантного фонаря, оказавшегося вдруг в руках у мудреца, не справлялся с подобной темнотою, утопал в абсолютном мраке, как золотая цепочка в банке чернил.

«Это – поток Рванавр, – пояснил мудрец. – Шагни в него, и ты узнаешь много нового об окружающем тебя мире». Приглашение звучало мягко говоря сомнительно. Он не только не гарантировал мне безопасности, но даже не обещал ничего конкретного. И все-таки я шагнул. Я всегда любил узнавать новое. А еще, кому-то может показаться странным, но сильнее всего убедил меня этот его десантный фонарь. Только старшие офицеры имели у нас право носить такие, а мудрецы... Они же лесные жители! Вся сила их легендарной магии в глиняных амулетах с запечеными короедами внутри или в завязанном на специальный узел хвосте зеленого лемурида. А тут мудрец – и такой фонарь. Это уже было ново. Очень ново!

Я шагнул.

И сразу очутился на берегу моря. Теплого, ласкового моря. Красновато-бурые волны увенчивались лимонно-желтыми барашками, песок был ярко-оранжевым, а листья незнакомых деревьев отливали в голубизну. Дышалось легко и свободно, но запахи!.. Их не с чем было сравнить. И, не знаю, как объяснить это – дело было даже не во внешних признаках – я сразу понял, что очутился на другой планете, возможно, в другой галактике. Это было прекрасно и в то же время страшно. Я оглянулся. Черная клякса трепыхалась под ближайшим деревом, как зловещее знамя на ветру. И я шагнул к ней, обратно.

«Теперь ты сможешь ходить так без моей помощи», – сообщил мудрец. «К этому красному морю?» – поинтересовался я. «Не только. Ты сможешь попадать в самые разные миры. Ты научишься. Я больше не нужен тебе». И он хотел уйти. «Но постойте! – крикнул я. – Почему именно мне доверили такое право? Я хочу знать». «Это законное желание, – согласился он. – Но ответ вряд ли устроит тебя. На некоторых планетах объясняют очень просто: так угодно богам. На вашей планете (в этот момент он сказал именно вашей, а не нашей) ни в каких богов не верят, поэтому, в привычных для вас терминах, можешь считать себя просто самым достойным представителем народа. Действительно, если бы все люди на планете были знакомы с тобой, они бы остановили свой выбор именно на тебе, Хайрон».

Так я сделался избранным. Поверь, Язон, до сих пор не знаю, куда и кем. Но я действительно научился пользоваться этим рванавр-переходом, который для простоты и краткости называл теперь рваноходом. Мудрец ведь объяснил мне, что словом «рванавр», одинаково читаемым в обе стороны древние обозначали место, где время течет в обе стороны сразу, а пространство сложено в гармошку и путешествие по нему на любые расстояния не составляет труда. В общем, рванавр – это было не имя собственное, не фамилия какого-нибудь ученого, как я вначале подумал. И вполне можно было совершенствовать этот термин, как мне заблагорассудится. Я и совершенствовал не только термин, но и сам процесс. У одного не слишком трезвого старшего офицера я выменял на шкуру гигантского пятнистого медведя подробную звездную карту галактики с прилагающимся к ней толстым справочником обитаемых планет и постепенно освоил целенаправленные скачки в пространстве.

В моей коллекции появились любимые миры, там я задерживался подолгу, их жители меня уже узнавали, где-то считали богом, где-то полубогом, где-то просто таинственным пришельцем. Кому-то помогал я, кто-то помогал мне. Но одно правило оставалось неизменным. Рваноход открывал путь только на планеты с низким уровнем технологического развития. Поргорсторсаанд был среди них, пожалуй, самым высокоразвитым миром. А позднее, когда я узнал, что такое Лига Миров, я понял окончательно: на планетах, являющихся действительными членами этой организации, существование черного пятна рванавра невозможно в принципе. Почему, не знаю до сих пор. Но это так.

Иолк стал одной из любимых моих планет как раз тогда, когда к власти у них пришел твой отец Айзон. Мог ли я отказать ему в просьбе спрятать новорожденного мальчика здесь, в тихой лесной глуши? Последняя надежда его была на тебя, и он велел дождаться твоего двадцатилетия, и уж тогда рассказать тебе всю правду. Я не сумел исполнить эту просьбу, потому что ты убежал от нас, перехитрив всех и на два года раньше срока. Я искал тебя, искал все это время. Но только на тех планетах, до которых умел добраться с помощью рванохода. А ты не залетал туда, по твоим понятиям, там нечего было делать. Тебе милее казались техногенные комфортные миры с живущими в них богатыми и азартными игроками, из которых легко вытрясались деньги. На Пирре я побывал задолго до твоего появления там. На Пирре осталась моя дочь Окайра. Она пошла в мать, и страшная романтика войны увлекала ее гораздо больше, чем космические путешествия. Я не сумел уговорить девочку покинуть ее родную планету. Впрочем, кому я это объясняю!.. Да, конечно, я догадывался, что она погибла – на Пирре ведь мало кто доживает до старости – вот только не знал наверняка, не мог знать, потому что с некоторых пор Пирр «закрылся» для рванохода.

И лишь однажды я угодил на планету Аппсала, где совершенно случайно и почти тогда же побывал и ты, Язон. Помнишь, в результате тобою же спровоцированной аварии на корабле какого-то чудака? Ты едва не погиб там, сумасшедший! Я все это знаю. Мы разминулись на пару лет, не больше, но я услышал уже лишь красивые легенды, которые слагали там о тебе Мастрегулы и Перссоны.

Я мечтал раздобыть или построить звездолет. Но где там! Здесь я фермер, на других планетах – всего лишь гость, даже если меня называют богом. Мне оставалось одно – ждать. И я ждал. Как видишь, не зря. Надеюсь, ты понял, что теперь тебе надлежит отправиться в Иолк, чтобы наказать злонравного Фелла и вернуть законную власть своему отцу?

– Помилуй, Хайрон, – сказал Язон, терпеливо выслушав весь его длинный, бесконечно длинный монолог. – Но ведь это надлежало сделать добрых тридцать лет назад. Теперь, быть может, ни Фелла, ни Айзона уже нет в живых, в конце концов, там могло произойти еще пять или десять дворцовых переворотов.

– Могло, – согласился Хайрон. – Но не произошло.

– Откуда ты знаешь? Ты недавно был там?

– Нет, – в последние годы и здесь рванавр стал открываться все реже и реже. – Видишь ли, это такое капризное устройство! Иногда оно просто не хотело пускать меня, а иногда устраивало жуткие фортели со временем. Я мог прожить где-нибудь год и вернуться сюда через день, а мог слетать на минуточку и потратить на это месяц здешней жизни. Мария-то давно привыкла к подобным вещам, но у меня могли возникнуть неприятности с властями. И тогда, возможно, я был бы обречен навсегда покинуть Поргорсторсаанд, не выполнив просьбы твоего отца. Я не имел на это права, и потому стал все реже путешествовать по мирам, боялся рисковать. Но мой знакомый мудрец по имени Гваханофабр, видя как я страдаю, сообщал иногда последние новости с любимых мною планет. Он-то и рассказал мне совсем недавно, что на Иолке по-прежнему правит Фелл, а твой отец Айзон по-прежнему ждет тебя, и он еще достаточно молод, чтобы управлять своей страною. Пойми Язон, твой отец, да и брат его – не совсем простые люди. Я видел их и понял это сразу. Вот, пожалуй, и все. Пора тебе отправляться.

Трубка у Хайрона погасла, и теперь он принялся выбивать ее о край стола, с фермерской аккуратностью расстелив предварительно салфетку. А Язон выкурил практически подряд две сигареты и готовился зажечь третью.

– И мы теперь полетим туда, к твоему отцу? – внезапно спросила Мета, напомнив о своем присутствии.

– Да, – сказал Язон твердо.

Аргументация такого изменения планов еще не оформилась до конца в его голове, но он уже чувствовал, что другого решения не будет.

– А как же?.. – начала Мета.

Но Язон уже успел задать себе именно такой вопрос, и у него подобных «а как же» оказалось существенно больше, чем у Меты. Что ж, больше – не меньше. Он попытался связать все свои задачи воедино. И кажется, почти получилось.

– Мета, слушай, но ведь Иолк находится в том же шаровом скоплении, где вокруг своих звезд вращаются планеты Эгриси и Орхомен. Я прав, отец?

– Да, мой мальчик. Но что ты знаешь об этих планетах?

– О-о-о! – протянул Язон многообещающе, явно готовился рассказать.

Но Мета решительно подняла руку:

– Стоп, Язон. Не сейчас. Ты забыл, что у нас мало времени. И тебя и меня ждут на Пирре? А к тому же лететь в центр галактики гораздо сподручнее на большом линкоре. Мы ведь уже говорили с тобой об этом. Единственное, что еще необходимо сделать тут, на гостеприимной планете Саанд, да простят меня за такое сокращение, это подняться на гору Билион и посмотреть вблизи на пресловутый рвань... врань... в общем, как его там? Может, и мы с тобою прыгнем куда надо напрямую. Зачем зря топливо жечь?

Язон призадумался над этими словами, и только теперь обратил внимание на Экшена. Хайрон и Мета тоже посмотрели на охотника, оставшегося вдруг как бы совсем не у дел. Сидел он, закрыв лицо руками и был совершенно безучастен. А почувствовав на себе взгляды всех троих, поднял голову и тихо проговорил:

– Я не смогу полететь с вами.

– Не лети, – равнодушно сказал Язон. – Я рад был видеть тебя здесь. А так... Вольному – воля. У тебя свои дела, у нас – свои. Не будем умножать сущностей сверх необходимого. Так советовал Уильям Оккам.

Язон никогда не отказывал себе в удовольствии щегольнуть какой-нибудь цитатой из древних.

– Вы уже умножили их, – грустно сказал Экшен. – В сущности, я с самого детства являл собою пример законопослушного гражданина своей планеты. И я просто не должен был слушать всего, что здесь говорилось. Но у меня не хватило мужества встать и уйти. Если теперь об этом станет известно властям, меня лишат моего космолета и охотничьей лицензии.

Язон искренне растерялся от такого заявления, а Мета ласково сказала:

– Главное, чтоб не убили. Во всех остальных случаях мы тебе поможем. Правда.

Вот за что ее всегда любил Язон – за прямоту. Экшен же посмотрел на красавицу-пиррянку дикими глазами и даже не улыбнулся в ответ.

– Я не хочу рисковать ничем, – пробормотал он тихо. – Извините.

И вышел из комнаты. Лучше поздно, чем никогда.

И тогда Язон произнес подчеркнуто громко:

– А стального кабана мы все-таки попробуем увезти отсюда.

Глава шестая

Гора Билион выглядела неожиданно высокой. Обычно все, что представляется совершенно огромным в детстве, потом, когда человек вырастает, оказывается маленьким, почти игрушечным, подчас жалким. А гора Билион как будто росла вместе с Язоном. Она и теперь уходила под облака, и впору было снеговой шапке, а не колючему кустарнику, покрывать ее вершину.

Мета поднималась всю дорогу в своем привычном темпе, то есть в темпе стремительной атаки, и Язон в конце концов запыхался, и дышал, высунув язык, как набегавшаяся собака. Им понадобилось минуты три, чтобы совсем чуть-чуть поплутав среди скал, найти закамуфлированный вход в пещеру, и тогда, словно из-под земли, вырос перед ними мудрец.

– Гваханофабр, – представился он. – Я уже в курсе,, куда вы хотите попасть. Я все настроил как надо. Только следует поторопиться, друзья. Рванавр с минуты на минуту закроется и надолго. Пойдемте.

– Что ж, дирижируй, приятель, – сказал Язон небрежно, чувствуя, как его охватывает какое-то неподобающее случаю веселье.

Мета тоже улыбнулась, но скорее из вежливости и даже настороженно.

В пещере было сыро, душно, где-то в глубине довольно громко капала вода и висел перед глазами плотный туман. Как в бане. «Странно, – подумал Язон, – Хайрон ничего не рассказывал, ни про туман, ни про воду вообще». Трудно было даже разглядеть, в каком углу расположен этот метафизический вход-выход. А потом, когда Язон разглядел, аж морозец продрал по коже – уж больно здорово напоминала эта абсолютно черная клякса универсальный пожиратель материи Солвица. И Мета, видно, тоже их общего знакомого вспомнила, о чем свидетельствовал рефлекторно прыгнувший в ее ладонь пистолет.

– Смелее, братья мои, – заворчал мудрец. – Я же объяснял, торопиться надо. Шагайте вперед по одному. Язон, идите вы первым.

Язон не возражал. Первым, так первым. Вот только ворота в иной мир как-то вдруг на глазах начали ужиматься. Неужели они так бесславно прохлопали ушами этот редкий шанс? Обидно-то как!

– Быстрее, Язон! – услышал он голос сзади. – Шагать уже поздно. Ныряйте!

Два раза повторять не пришлось. Язон прыгнул как в воду – вперед руками и головой. И тут же ощутил, как некий мощный поток втягивает его в эту черную дыру. Вдруг левая нога зацепилась за что-то, и пришлось напрячь все мышцы, чтобы его не растащило на две половинки. Как минимум, Язон рисковал порвать сухожилье, ведь обе силы, тянувшие его в противоположных направлениях, стоили друг друга.

– Не делайте этого, Мета! – услышал он голос все того же Гваханофабра, надрывный, отчаянный, но очень тихий, потому что странно далекий. – О, ради всех звезд и галактик, не делайте этого!

Язон догадался, что происходит. Голова-то его была уже очень далеко от пещеры на горе Билион, а нога оставалась пока в руках Меты. Верная его амазонка, почуяв неладное, решила предотвратить неизбежную разлуку по-пиррянски просто и незатейливо. Может, Мета была и права. Может быть. Мудрецы – народ загадочный и хитрый, с ними всегда есть риск оказаться вовсе не там, где хотелось. Но все-таки в любом мире Язон предпочитал оставаться с двумя ногами. Поэтому он исхитрился вывернуть стопу, так что затрещали расстегиваясь ремешки на липучках, и в руках у Меты остался только ботинок. Обувь вещь, безусловно, ценная, особенно в путешествиях, но проблема ее приобретения или изготовления (в зависимости от обстоятельств) решается, как правило, намного легче, чем проблема отращивания новой ноги.

А гора была как будто все та же. Скалы, колючий кустарник, кривые деревца. Вот только небо над головой ясное, синее, глубокое. И воздух пахнет по-другому. Точно. В воздухе пахло морем. И никаких намеков на черную дыру – ни справа, ни слева, ни за спиной Язона. Он тщательно запомнил место и неторопливо пошел вниз – знакомиться с новым миром.

Дорога вывела Язона к реке, за нею в некотором отдалении возвышались башни крепостной стены. Разумнее всего было в том направлении и двинуться, однако, поискав по сторонам глазами, Язон обнаружил мальчишку, который купался возле самого берега, то плюхаясь в небольшие омуточки, то с восторгом носясь по мелководью. Был этот мальчонка в чем мать родила, а небольшая смятая тряпочка белесого цвета, лежащая на плоском камне, очевидно, и составляла всю его одежду.

– Эй, мальчик! – крикнул Язон, разумеется, на меж-языке, наиболее употребимом в галактике. – Как называется эта река?

– Не понимаю, – откликнулся абориген на эсперанто.

И Язон, охотно перейдя на любимый им язык древней империи, повторил вопрос.

– Это река Анавр, а там город Иолк, главный город нашей планеты, – солидно объяснил ребенок, будто ему что ни день приходилось общаться здесь вот с такими же бестолковыми дяденьками-пришельцами.

– Анавр... анавр-рванавр, – пробормотал себе под нос Язон.

Ничего себе названьице! Не иначе, с легкой руки Хайрона появилось, ведь на принятом здесь эсперанто такое слово ничего не значит.

А вслух Язон произнес бодро:

– Спасибо, мальчик, значит, я пришел, куда хотел.

– Ага, если вам в Иолк, – решил местный житель совсем уж расстараться для дорогого гостя, – смотрите: вот здесь брод. Видите? Там, где тропинка. Идите все время прямо и будет мелко, не выше, чем мне по пояс.

Язон еще раз поблагодарил и быстро перешел реку.

Было жарко, одежда высыхала на глазах, рукава куртки пришлось закатать, а пиррянскую кобуру с пистолетом от греха подальше спрятать под одежду. Если что, он успеет выхватить оружие из-за пазухи. Насколько помнилось со слов Хайрона, местная публика с техникой не в ладах, вряд ли по нему сразу откроют перекрестный огонь из пулеметов.

А когда подошел ближе, стало ясно, что пулеметами тут и не пахнет. По стенам города прохаживались воины с копьями и мечами, и точно такие же стражники встретили Язона у ворот. Правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что из-под надраенных до блеска медных шлемов у них торчат микрофоны, а среди перьев на головах недвусмысленно посверкивают дрожащие антенки. До полного счастья, точнее, до полного абсурда им не хватало в руках магнитных детекторов для проверки подлинности документов и денег. Однако паспорта у Язона не потребовали – просто спросили:

– Куда?

– Я ищу Айзона, сына Крета. А мое собственное имя – Язон динАльт.

Язон по опыту знал, что правда в таких случаях удобнее всего, тем более, что это была не вся правда. Кто здесь мог слышать его имя, данное Хайроном. Вот назовись он Даймедом... Однако всему свое время. Для первого всплеска эмоций хватило имени отца.

– Айзона ищешь?! – буквально взревели двое сразу. – Ну уж нет! Сначала мы отведем тебя к Феллу.

Его обступили, и явно собирались если не вязать, то уж за руки схватить – это точно.

– Не надо, я сам пойду, я согласен, – примиряюще поднял безоружные ладони Язон. – Со стариной Феллом мне тоже есть о чем поговорить.

Подобные фразы здешними цепными псами, конечно, не комментировались. Язон попробовал было завести разговор на другие, нейтральные темы, пока они шли через город. Но парочка-другая невинных вопросов типа: «А вот скажи, невесты в вашем городе есть?» или: «А что, служивый, неплохо бы и вина выпить?» остались не отвеченными, и Язон окончательно понял, что они не идут по городу, а его ведут по городу. И значит, согласно уставу (или что у них тут – свод предписаний?) разговорчики с арестованным строго запрещены.

Дворец короля Фелла оказался в общем неплох как внутри, так и снаружи, но по чистоте и комфорту он все-таки сильно уступал роскошным отелям Кассилии или Клианды, а тем более богатейшим виллам Луссуозо. Так что особого энтузиазма в отношении захвата власти на этой убогой планете Язон в себе не ощутил. Но есть такое понятие – сыновний долг. Во всяком случае, было когда-то такое понятие. А еще – любопытство. Уж больно лихо игра закручивалась, хотелось доиграть до конца. А уж кому, как ни Язону знать: если пришел в казино, соблюдай установленные в нем правила. Ну, по крайней мере, делай вид, что соблюдаешь.

Король Фелл с совершенно безумным взглядом остекленевших глаз шел ему навстречу, вводя в состояние полнейшего ступора растерявшуюся стражу. Наконец, диктатор совладал с собою и остановился. Но глаза его смотрели все туда же. Нет, не на лицо задержанного у ворот лазутчика. (Откуда было знать Феллу, как выглядит сын Айзона? Ведь не получал же он по модемной связи секретную фотораспечатку еженедельного беллютеня «Их разыскивает Специальный Корпус»!) Нет. Король Иолка смотрел на ноги вошедшего, и Язон в ужасе догадался, что вваливаться в покои Его Величества наполовину босым, да еще с кровоточащей после хождения по острым камням пяткой, оставляющей гнусные следы на изысканном наборном паркете – это в высшей степени непочтительно и может быть расценено как намеренное оскорбление первого лица на планете.

Торопясь исправить создавшееся впечаление, Язон быстренько выдал экспромт. Он очень старался соответствовать всей окружавшей его архаично-эклектичной обстановке и от усердия перешел на белые стихи:

– О, мой король, спускаясь с гор, я был еще обут, но реку вброд переходя с названием Анавр, одну сандалию с ноги случайно обронил. (Интересно, из какого древнего текста выскочило это слово «сандалия»? Впрочем, вот же все вокруг, как раз в сандалиях и ходят. Ну, конечно, на жарких планетах, это очень распространенная обувь!) Ее теченьем унесло, потоком бурным вдаль. Прошу простить меня, король, за выходку мою.

Но Фелл похоже, вовсе и не слушал его. Он сжимал обеими ладонями голову и смотрел теперь куда-то в потолок, очевидно молясь при этом всем своим богам. Потом опустил руки и внезапно выдал весьма экстравагантное решение.

– Оставьте нас! – бросил он страже.

Все удалились. Они остались один на один.

– Кто ты? – спросил король и, не давая времени ответить, предупредил: – Только не пытайся мне врать. Я все равно узнаю правду. Я умею читать мысли.

Последнее представлялось очень сомнительным, а полная логическая несочетаемость этого утверждения с первоначальным вопросом и последующей суровой просьбой говорила лишь о невеликих интеллектуальных способностях Фелла.

– Воспитавший меня старый и мудрый Хайрон учил никогда не лгать, и хотя потом я много скитался по вселенной и знал немало лжецов, которых можно было победить только их же оружием, сегодня я буду верен урокам моего старого учителя.

Вот так многословно и даже высокопарно начал Язон свое признание. Стихи, возможно, и были лишними, но в целом он правильно угадал тональность разговора. Фелл хорошо воспринимал подобные обороты речи.

– Меня зовут сегодня Язон динАльт, но Айзон, мой отец, живущий здесь, на этой планете, нарек меня при рождении именем Даймед. О, как долго искал я своего отца и свою родину! Но вот, наконец, я здесь.

– Так и ступай к нему, – распорядился король Фелл, неожиданно быстро сворачивая аудиенцию. – Я велю своим подданным, чтобы тебе показали дом Айзона. А стража больше не тронет тебя, Даймед. Поверь, это было не более чем досадное недоразумение.

Язон, конечно, не поверил, но кивнул миролюбиво и, миновав беспрепятственно многие залы и галереи, вышел на площадь. Встречала его ликующая толпа, а не какие-то там подданные короля Фелла. Тут уж точно стража бы его трогать не стала – себе дороже. И радостный этот людской водоворот и внес Язона в распахнутые настежь двери отцовского дома.

Пришлось, разумеется, выпить вина со всей честной компанией – за его счастливое возвращение, за его, можно сказать, воскрешение из мертвых, за его прежние и будущие подвиги. В общем, шуму было много, а толку мало. Кто-то уже провозглашал Даймеда новым королем, кто-то призывал прямо сейчас двинуть боевую дружину на дворец Фелла, кто-то предлагал отправиться на морскую прогулку. Иные же настаивали на охоте в горных лесах, а нашлись еще и сторонники большого спортивного турнира. «Со смертоубийствами, что ли?» – сквозь винный туман вспомнилось Язону. Но женщины, а точнее прекрасные юные девы танцевали нечто все более и более эротическое, развязно качали бедрами и все чаще как бы случайно теряли элементы одежды. А вино было очень легким и очень вкусным, и оно все никак не кончалось в серебряных кувшинах и золотых кубках...

Кажется, в итоге возобладала идея морской прогулки на роскошном фрегате с ярко-оранжевыми парусами, но и там тоже вино лилось рекою, а девушки были еще прекраснее предыдущих, поэтому Язон вряд ли сумел бы рассказать, что было раньше: купание в теплой лагуне с прозрачной, как утренняя роса, водою на маленьком острове в тени пальм; или – охота в горах на дикого оленя с золотистыми рогами невероятной высоты и ветвистости; или – страшно веселые соревнования по бегу в мешках и по прыжкам во все стороны. Точно он помнил лишь одно: на штурм дворца решили не ходить, особенно после массовой оргии на гигантской пуховой постели размером со стадион. Теплые волны, большие красивые рыбы, быстрые лошади, ласковые девушки, сладкое вино...

Как выяснилось после, только на пятый день они с отцом, наконец, избавились от разудалой пьяной компании, превратившейся к тому времени в хмурое сборище утомленных жизнью и друг другом индивидов. В глазах этих людей стояла теперь вселенская скорбь, а их неверные ноги, напрягаясь из последних сил, разносили по домам казавшиеся чужими собственные тела и опустошенные головы.

Язон, проходивший подобное испытание не впервые, автоматически следил все эти дни за своим НЗ, за своим неприкосновенным запасом обязательных атрибутов космодесантника – за всеми пристегнутыми к телу пенальчиками и футлярчиками, включая заветную кобуру. Ни одной нежной девушке, ни одному грубому пьяному матросу, ни одному нахальному мальчишке не позволил он тронуть ничего из жизненно важных вещей и приспособлений.

Поэтому, как только они остались без свидетелей, Язон первым делом достал аптечку и в считанные секунды избавил как себя, так и отца от всех неприятных последствий пятидневного пьянства и прочих безобразий.

– О как давно, я не испытывал подобного наслаждения! – воскликнул Айзон. – Аптечка космодесантника! Какая прелесть! Я же здесь совершенно одичал, Язон. Ты себе не представляешь, какой кошмар – жить в этом мире.

– Честно говоря, действительно не представляю, – сказал Язон. – Я знавал миры и похуже. Много хуже. Я попадал в такие переплеты, отец... Постой, а в каком же мире ты жил до этого?

– Не помню, – вздохнул Айзон. – В том-то и загвоздка, что не помню. Проклятый Фелл сделал что-то ужасное с моей памятью. Похоже, напрочь стер из нее некоторые очень важные вещи. И сегодня я доподлинно знаю лишь одно. Эта планета не имеет связи с внешним миром. С некоторых пор она просто не пеленгуется из космоса. Понимаешь, он сделал ее планетой-невидимкой. Какой-то загадочный экран в стратосфере не пропускает сюда даже пси-сигналов. Инопланетные космолеты перестали посещать нас. Мы не принимаем передач галактической трансляции, ничего не знаем о других мирах, ничего. Своего космического транспорта здесь нет. Своей пси-связи – тоже. А та гиперпространственная дыра, сквозь которую ты проник сюда, открывается крайне редко и непредсказуемо. Некоторые сумели удрать через нее. А я вот продолжаю влачить здесь жалкое существование. Полная безнадежность, Язон, полная, никакой связи со вселенной. И абсолютное всевластие диктатора-самодура. Я помню, что родился не здесь, но не могу восстановить в памяти, кем же я был прежде. Вдруг я уже никогда не смогу вспомнить этого? Разве что медицина высокоразвитых миров... Но как добраться до них. Вот если бы хоть каким-то образом передать в космос простенький сигнал «SOS»...

– Отец, у меня есть пси-передатчик. А ты, кажется, сказал, что через экран не проходят лучи только с внешней стороны.

– Конечно! – оживился отец. – Конечно! Ведь сам-то Фелл постоянно передает кому-то информацию. Как же иначе! Ему-то нужна связь с внешним миром. Понимаешь, я давно догадался: Фелл – тоже не отсюда, очевидно, мы с ним вместе и прилетели сюда лет сто назад...

О, высокие звезды! До чего же он разговорчив! Способен заболтать сам себя. До него как будто и не дошло самое главное.

– Отец, у меня есть пси-передатчик, – повторил Язон. – Здесь, с собой. Я уже включаю его.

Айзон замер и молча смотрел на давно забытую плоскую коробочку с круглым зеркальным окошком посередине.

Язон воздержался от передачи в эфир стандартной безадресной тревоги. Мало ли кого занесет на такой сигнал! И предпочел вызвать персонально Мету условленным кодом, который известен только им двоим. Если его боевая подруга не мчится сейчас в кривопространстве, она должна принять сигнал, в какой бы чертовой дали не находилась. Ну, а если все-таки летит именно там – что ж, подождем. Пронзай хоть всю галактику наискосок, а рано или поздно надо выныривать возле какой-нибудь планетки, используя энергию ее притяжения.

– А джамп-передатчика у тебя с собой нет? – неожиданно спросил Айзон, очевидно успевший подумать примерно о том же.

– Нет, отец, техника еще не шагнула так далеко. Для джамп-связи требуются существенно другие энергии. Тут карманными атомными батарейками не обойдешься...

Передатчик тихо попискивал, сигналя о том, что работает, но ответ пока не приходил. И коротая минуты ожидания (С чего он, собственно, решил, что минуты? А если часы, дни? Разве так не бывает?), Язон спросил:

– Отец, а ты не знаешь, почему Фелл, когда я только появился у него во дворце, пялился на мою босую ногу, словно на огромного тарантула?

– Знаю, – хмыкнул Айзон. – Как же не знать! Много лет назад оракул поведал Феллу, что беду и смерть принесет ему некий человек, спустившийся с гор в Иолк и обутый в одну сандалию.

– Кто такой оракул? – решил уточнить Язон.

– Оракулами здесь называют пророков, предсказывающих будущее. – Айзон еще раз хмыкнул. – Теперь-то я чувствую, что и прорицатель этот был совсем не прост. Тоже, небось, свалился к нам с другого конца галактики, через эту черную дыру, как Хайрон...

И тут раздался голос Меты:

– Язон! Где ты, Язон? Я на орбите того объекта, с которого идет твой сигнал. Это планета Иолк?

– Да, Мета, этот мир называется Иолком. Отъюстируй курс по нашему сигналу, я сейчас дам более острый пучок, возьми полградуса южнее и садись в океан. Слышишь меня?

– Слышу. Вот только не вижу. Я вообще не вижу никакой планеты. Ее не регистрируют приборы, ни один, кроме гравитометра.

– Все нормально, Мета! Делай, как я сказал. Войдешь в атмосферу, и сразу все увидишь...

– Хорошо. Ложусь на курс. Конец связи.

– Ну вот, – Айзон в нетерпении потирал ладони. – Теперь мы сможем диктовать ему условия.

– Не горячись, отец, дай во всем разобраться.

– Наверно, ты прав сынок, наверно, ты прав... Ой, что это? Дай попробовать. Сто лет уже не курил.

Мятая пачка сигарет «Стожары» была ещеодним обязательным компонентом язоновского НЗ.

Закурив, они оба подошли к окну и увидали, как совсем близко опускается сверкающий теплым титановым блеском граненый купол «Темучина». Опускается тихо-тихо, даже не поднимая брызг. Порывистая, неостановимая, яростная Мета умела быть когда надо аккуратной и нежной.

– Кто она? – спросил Айзон.

– Моя невеста, – с удовольствием ответил Язон, на этот раз почти не погрешив против истины.

Глава седьмая

Мета едва не оторвала голову несчастному Гваханофабру, когда разутая пятка Язона скрылась в черноте рванавра, увлекая за собой последний клочок этой хитрой субстанции. Мудрец хрипел и бешено вращал глазами, слова не могли прорваться сквозь стальные тиски пиррянских пальцев, ноги в бессильном отчаянии болтались сантиметрах в двадцати над полом пещеры. И только когда скрюченная рука Гваханофабра сумела извлечь из складок балахона таинственно мерцающий в полутьме кристалл, что-то щелкнуло в голове у Меты – она сообразила: если кто и поможет теперь вернуть Язона, так только этот задохлик. И значит, рано ломать ему шею.

Кристалл оказался природным детектором искривления пространства, весьма задолго предупреждающим об активизации участка местности на котором возможен гиперпространственный переход. Мудрец готов был подарить ей эту игрушку. А окончательно придя в себя, объяснил, что Язон отправлен именно на планету Иолк, что никакие ужасные опасности ему там не угрожают, и что вообще, это огромная удача – вот так прорваться через рванавр в последние секунды его функциональной активности. А вдвоем они бы все равно уже не успели. Наверняка не успели бы. Так что остается теперь уважаемой Мете только одно – догонять своего спутника обыкновенным способом. В любом случае это будет быстрее.

– Ну, представьте себе, – говорил Гваханофабр. – Вы опоздали на последний вертокрыл. Следующий по расписанию только через два дня. Чем ждать его, лучше добраться шестиходом. Ведь правильно?

Очевидно, мудрец забыл, что Мета – не жительница Саанда, и вертокрылы с шестиходами чужды ей еще в большей степени, чем рванавр, но почему-то именно эта его риторика окончательно убедила пиррянку в честности и добрых намерениях Гваханофабра. А потому, не тратя времени на дальнейшие выяснения, она ринулась на поиски любимого.

План созрел быстро. На вездеходе, взятом у Эскли – до ближайшей военной базы. Тушу стального кабана – с собой. Не обращая внимания на яростные возражения Экшена и печально-осуждающий взгляд Хайрона. У военных, не слишком долго их уговаривая, Мета позаимствовала наиболее скоростной лайнер-истребитель и примерно через полчаса была непосредственно в космопорту. Там ее, конечно, ждали. Как говорится, с цветами и оркестром, по полной форме. Вот только почему-то не сообразили запрятать куда подальше «Темучин» или хотя бы отсоединить от него энергоблок, чем предельно облегчили пиррянке дальнейшую задачу. Дистанционно распахнув трюм своего корабля, Мета перегрузила кабана, не выходя из пилотской кабины. Трофейная туша была у нее приторочена к консоли военного лайнера, как боевая ракета. Когда же настало время пересаживаться самой, объявились, разумеется, горячие головы, вздумавшие ей помешать. Возможно, это были даже вполне профессиональные вояки, обученные и тренированные, но никто их, бедняжек, не предупредил (да и не мог предупредить!), с кем конкретно придется иметь дело. По рации-то что передали? Девушка. Одна. Угнала лайнер-истребитель. Все. Ну, девушка (одна) и раскидала этих наглецов, как маленьких ребятишек.

Она клялась Язону что ни разу не выстрелила и страшно гордилась при этом своей выдержкой и благородством. Хотя на самом деле чем тут гордиться? Стрелять было просто нельзя. Потому что опасно. Ведь ее там явно пытались задержать живой. А открой она первой огонь на поражение, неизвестно как бы все повернулось...

Однако повернулось все преотличнейшим образом. «Темучин» – это корабль такого класса, какой еще не скоро будет доступен даже военному флоту заштатной окраинной планетки, а к тому же «отрываться от хвоста» в космосе Мета обучилась не накануне. В общем, если погоня и была, все равно можно считать, что ее не было.

– Вспомнил! – вдруг радостно воскликнул Айзон, дослушав увлекательный рассказ своей невестки, с первого взгляда очаровавшей его.

– Что ты вспомнил, отец? – спросил Язон, почему-то не ожидая услышать ничего хорошего.

– Я вспомнил, как мы сюда прилетели.

– Откуда? – быстро спросил Язон, словно боясь упустить тот короткий миг, когда на отца нашло озарение.

– Откуда, я пока не вспомнил, – ответил Айзон виновато разводя руками.

– Ну, хорошо, рассказывай.

Зря боялся Язон. Тут было так: что вспомнил, то вспомнил, а остальное... Извини.

– Нас было трое на том корабле: Нивелла, моя жена, Фелл, друг детства, и я. А корабль назывался «Овен».

– Как звали твою жену? – на всякий случай переспросил Язон, боясь, что ослышался.

– Нивелла. Моя жена и твоя мать. А звездолет «Овен» был сделан как экспериментальный образец. Корпус его сварили из листов совершенно особенного сплава, по замыслу изобретателей устойчивого к любым воздействиям, включая высокотемпературную плазму, потоки «медленных нейтрино», пси-излучения и даже контакт с антивеществом. Откуда и куда могли мы лететь на таком устройстве? Не знаю. Но здесь оказались, безусловно, волею случая. Отказали маршевые двигатели и генератор джамп-режима одновременно. Опытный образец – он и есть опытный образец. Садиться пришлось немедленно. Годилась любая планета. И этой самой первой встречной планетой оказался Иолк.

Помощи от местного населения ждать, разумеется, не приходилось, а вышедший из строя экспериментальный «Овен» оказался крепким орешком. Я-то что? Я просто пилот, я и не лазил в дебри сложнейшей техники. Нивелла кое-что понимала в движках и электронной автоматике, а вот в новейших системах защиты, которые мы, наверно, и обкатывали в том полете, мало-мальски разбирался только Фелл – физик по образованию. Он-то сразу и сказал, что катастрофические отказы случались именно из-за новых систем. Мудрил он, мудрил со всей этой безумной кухней – а там ведь страшные по мощности энергии задействованы! – и в один далеко не прекрасный день сделал так, что использовать корабль по назначению стало просто невозможно. Он теперь стоял в предместьях города Иолка как памятник нашей глупости.

Настало время орать «SOS» на всю галактику. Тут-то и выяснилось, что Фелл испортил не только корабль. Надо всей планетой в ходе (а может, и правда в результате) Фелловых ремонтно-технических работ возник непроницаемый экран. Все. Финиш. Мы в ловушке, которую сами себе построили. Оставалось только ждать случайных гостей, в общем, надеяться на чудо. Фелл продолжал свои безрезультатные изыскания, ежедневно обещая нам, что вот, еще чуть-чуть, еще капельку, и он найдет ключ к разгадке страшной тайны. Но я вдруг понял: он уже не вполне вменяем. Нивелла согласилась со мной и заметила, что мы тоже рискуем очень скоро сойти с ума. Поэтому, оставив Феллу Феллово, мы сами приняли мужественное решение смириться и как-то обустраиваться в том мире, куда забросила судьба. Мы были молоды и хотели жить полной жизнью.

В конце концов, Иолк был не самым плохим местом во вселенной. Уровень развития? Да, так себе. Зато мы, пользуясь нашими знаниями быстро захватили власть на планете. Мирным путем. Я объявил себя сыном погибшего год назад мудрого и любимого народом экс-короля Крета. Фелл считался на всякий случай моим братом по матери. Отцом его мы предложили назвать легендарного адмирала Пойсона, тоже сложившего голову не так давно в одной из потасовок местного значения. Мы начали проводить неторопливые гуманные реформы. И не учли одного: Фелл со своей физикой окончательно сошел с ума. Он возмущался нашим поведением, кричал, что мы предали цивилизацию, требовал действенной помощи в его безумных экспериментах, а в итоге с помощью какого-то наемного быдла переубивал лучших людей планеты, воспитанных нами в традициях современной культуры и провозгласил себя королем. Мы с Нивеллой сдались без боя, хотели элементарно свести к минимуму кровопролитие. А к тому же именно тогда она была в положении, и под сердцем своим носила тебя, Язон. Подлый Фелл пригрозил нам убить ребенка сразу после рождения, если мы добровольно не откажемся от власти. Мы отказались. Но ты же понимаешь, Язон, таким людям верить нельзя. Я горел желанием спрятать тебя. Я устроил эти бутафорские похороны. А тут и появился Хайрон, как сама судьба.

Он всегда появлялся непредсказуемо, но на этот раз удивительно вовремя. И вдруг честно признался, каким именно образом попадает к нам. Вот это было откровение! Конечно, мы умоляли его взять нас с собой. А он объяснил, что это невозможно. Ребенка – да, а двух взрослых – никак. Почему мы не передали с ним какого-нибудь письма для трансляции в эфир? Почему вообще поверили ему и не попытались прыгнуть следом? До сих пор не понимаю. Но именно с этого момента наши с Нивеллой отношения дали трещину. Жизнь кончилась еще раз. Рухнуло все, что связывало нас до этого. Власть, мечты, общие воспоминания, которые каким-то образом стер нам из памяти этот сумасшедший физик. Наконец, у нас теперь не было и ребенка. А любовь? Любовь наверно, кончилась еще раньше.

И вот однажды ночью Нивелла ушла, пока я спал. Как она догадалась, как почувствовала, что именно в эту ночь, точнее уже почти на рассвете откроется таинственный гиперпереход? Я проснулся под утро и сразу понял, где она. Но когда, едва живой, взбежал, вскарабкался на ту самую гору, уже совсем маленькое черное пятнышко рванавра, как называл его Хайрон, съеживалось на глазах и приплясывало, будто ухмыляясь мне в лицо. Она ушла. Теперь неважно куда. Важно, что от меня.

Но самое удивительное, что я видел свою Нивеллу еще раз. Она вернулась через несколько лет. Через много лет. Но не за мной, а за нашим «Овном». Она даже разговаривать не стала. Бросила одну фразу: «Извини, я очень спешу, все потом». И какая-то была совсем чужая. Забралась в пилотскую кабину нашего старенького корабля-памятника, потыкала пальчиком в разные кнопки и... улетела. Корабль-то действующим оказался. Но я даже не удивился и не расстроился тогда. Мне уже было все равно. Я давно перестал рваться куда-либо. Я только ждал, ждал, ждал. Потому что так было надо.

Конечно, я сходил к Феллу и рассказал о случившемся. А он уже знал, ему секретные агенты доложили. Посмотрел на меня совершенно дикими глазами и сказал лишь одно:

– Нивелла твоя – ведьма!»

– Кто такая ведьма? – поинтересовалась Мета.

– Ведьма? Злая волшебница, – пояснил Айзон. – Женщина, владеющая силами магии, не подвластными науке.

– А-а-а, – протянула Мета понимающе. – Древние мифы.

– А у нас тут все древнее, девочка моя, – грустно улыбнулся Айзон. – Не только мифы да легенды, но и сама жизнь.

– И это все, отец, что тебе удалось вспомнить? – решил Язон подвести черту.

– В общем, да. Провалов в памяти еще очень много осталось. А про Нивеллу я просто ничего не знаю. И забывать было нечего.

– Зато про Нивеллу знаю я, – сказал Язон.

И рассказал отцу про шифровку Фрайкса, перехваченную Бервиком.

По такому случаю пришлось досадить все оставшееся в пачке курево, несмотря на возмущение Меты и рискуя не иметь возможности пополнить запасы табака неопределенно долгое время.

– Айзон, а вам не кажется, что вашей памятью управляет совсем не Фелл? – это спрашивала Мета. – Фелл – не более чем орудие в чьих-то недобрых и очень сильных руках. Вы только посмотрите, сколько планет оказалось втянуто в эту историю. Идет какая-то большая галактическая игра, и мы очутились в самом центре ее. А ваш Фелл – так, мелкая сошка.

– Согласен, – кивнул Айзон. – Но все-таки мы сейчас пойдем именно к Феллу.

– Зачем? – воинственно вскинулась Мета. – Искать новых приключений на свою голову. Лично мне на Пирре проблем хватает. А теперь еще Язон начнет свою матушку искать по всему центру галактики! Я же его одного не отпущу. Посудите сами, когда мы в таком случае домой вернемся.

– И все-таки к Феллу надо зайти. Я не могу бросить планету Иолк на произвол судьбы. Слишком многое с нею связано. Здешний народ любит меня и почитает своим настоящим королем. В сущности я мечтаю улететь отсюда лишь для того, чтобы вылечиться, вспомнить свое прошлое. И еще для того, чтобы почувствовать свободу. А потом я непременно хочу вернуться. Ведь это теперь мой собственный мир, он должен принадлежать мне, а не Феллу.

– Отец прав, Мета, – сказал Язон, беря любимую за руку. – Ты должна понять. Иолк ему дорог не меньше, чем тебе Пирр.

– А тебе? – спросила пиррянка с вызовом.

– А мне? Наверно, я скоро буду считать своей родиной всю галактику. Но на самом-то деле, как выясняется, родился я все-таки именно здесь. Да не смотри ты на меня так! Конечно, наш Пирр, мне дороже. Неужели это непонятно?! Пошли к Феллу.

Фелл ждал их, развалясь на троне, как в кресле, ждал подчеркнуто небрежно, потому что секретные агенты доложили своему хозяину обо всех потрясающих событиях последних часов в подробностях и намного раньше, чем троица бунтовщиков подошла к ступеням королевского дворца. Но Фелл слишком уж старательно делал вид, что ему на все наплевать. Невооруженным глазом видно было: он нервничает, он сломлен, он уже почти сдался. А крыть-то и в самом деле нечем. По крайней мере, так казалось Язону.

Именно он и начал говорить первым:

– Я очень соскучился без своего отца. По этой причине пять дней назад мне было просто некогда разговаривать с тобой, король-самозванец.

Фелл криво ухмыльнулся, принимая без возражений эту ложь и даже оскорбление проглатывая молча. Дескать, говори, Язон, говори, Даймед.

– Но теперь я пришел сказать, что власть на этой планете по праву принадлежит Айзону. И если ты, Фелл, не уйдешь добровольно, мы вынуждены будем прогнать тебя силой. Сегодня же ты выйдешь на площадь и объявишь народу о собственном низложении, мы найдем человека, который останется здесь по нашему указанию временно управлять всеми делами. И улетим ненадолго, чтобы вылечить отца. Потом вернемся. А ты... Нет, здесь я тебя не оставлю. Отец прав, таким, как ты нельзя верить. Мы возьмем тебя с собой и высадим на какой-нибудь дикой планете, где нельзя умереть от голода, но где, с другой стороны, не будет людей. Ты опасен для людей, Фелл. Если же у тебя есть возражения, я готов их выслушать. Но предупреждаю: другой вариант – отдать тебя в руки правосудия. Не думаю, что он тебе больше понравится. Все-таки необитаемую планету можно подобрать по вкусу, а там у тебя вряд ли будет выбор.

– А что, уже появилось галактическое правосудие? – ядовито поинтересовался Фелл.

– Представь себе, да, – не моргнув глазом, еще раз соврал Язон, а потом добавил для убедительности: – Но тебя будут судить по законам твоей планеты.

– Вот только не надо блефовать, Даймед, – Фелл делался веселее с каждою секундой, казалось, он сейчас засмеется, не удержавшись. – Ты же знать не знаешь, с какой я планеты. И папа твой этого не знает. Потому что все забыл! – И тут он действительно расхохотался. – Ты собираешься лечить своего отца от амнезии? Дурачок! Это совсем не простая амнезия. Это вообще не амнезия, если хочешь знать. Ты спросишь, что это? А я и сам не знаю!

И он зашелся в смехе, как безумный, и долго не мог продолжать, хотя явно намеревался сказать что-то еще. Язон вдруг ощутил скрытый подвох в этой противоестественной ситуации. А значит... Значит, Мета в любое мгновение может начать стрелять. Вот уж будет совсем не кстати!

– Успокойся, Фелл, – бросил Язон резко. – Мы пришли говорить. А не хохотать друг над другом.

– Я не над вами смеюсь, – проговорил Фелл как-то даже мрачно. – Так, просто, накатило вдруг. – И вдруг выкрикнул резко: – Айзон! Ну, эти-то, молодые, ладно. А ты, старый дурак, неужели не понимаешь, что ты не сможешь сегодня отсюда улететь?! Экран же не пропустит тебя.

– В к-каком это смысле? – Айзон, нервничая, даже начал заикаться. – Не п-понимаю...

– А чего тут понимать! Наливай да пей, – загадочно проговорил Фелл. – Мы же пленники этой планеты, пленники собственного эксперимента. Только попробуй приблизиться к экрану, такая боль скрутит, ни один живой человек не выдержит.

– Ты что приближался? – тихо спросил Айзон.

– Да, – ответил Фелл. – Я экран приближал к себе. Это не слишком сложно. И я вообще много чего понял, пока вы тут с Нивеллой ерундой занимались.

– Мы? Ерундой?! Погоди!.. – Айзон точно проснулся вдруг. – А как же Нивелла? Она ведь покинула планету. И даже дважды.

– Конечно. Только один раз через гиперпереход, а второй – на «Овне». Правильно? Ну, в этом, в рванавре-то ее хорошо крутануло, если хотела девушка попасть на Поргорсторсаанд, а угодила аж на Орхомен. Ощущения были, наверно, знатные, а уж про память я и не говорю. Что там сейчас с ее памятью, одному космосу известно. Впрочем, пусть теперь этим занимаются доблестные медики Лиги Миров. А вот второй ее побег намного интереснее. Я, кстати, так и думал, что на нашем «Овне» экран проскочить как нечего делать. Не может же эта дьявольская машина бояться того, что сама и создала. Я только до сих пор не понимаю, как удалось Нивелле реанимировать маршевые двигатели. Хочешь – верь, хочешь – нет, а для меня это истинная загадка.

– Не верю, – откликнулся Айзон глухо.

– И не верь. Но я тебе еще в тот раз сказал: ведьма она.

– Почему же тогда она раньше не улетела?

– Ну видишь ли, брат мой, – Фелл гнусно хихикнул на слове «брат», – ради твоих детей ни к чему ей было, а ради детей Ахаманта – дело святое.

– Ты негодяй, – проговорил Айзон почти шепотом.

– Возможно, – ответил Фелл невозмутимо. – Только я сейчас говорю правду, но ты, похоже, и в самом деле не веришь мне, ни единому слову не веришь. А сын твой и его девушка в подобной ситуации могут наделать глупостей. Ты и впрямь, что ли, решил рваться напролом, чудик? Попробовать хочешь?! Попробуй, Айзон!

И Фелл вдруг так широко раскрыл глаза, словно хотел совсем выдавить их из орбит, и принялся смотреть на Айзона пристально-пристально. Гипнотизировал. Айзон почти сразу схватился за голову и уже через несколько секунд взмолился:

– Не надо! Что ты делаешь?

– Что я делаю? Приближаю экран. Кстати, совсем чуть-чуть. Могу приблизить сильнее. Так мы попробуем еще раз?

– Нет, – выдохнул совсем обессиленный Айзон.

Не очень-то верилось Язону, что Фелл силою мысли действительно приближает к поверхности планеты пресловутый электро-магнитный (или какой там?) экран. Обладая повышенной чувствительностью к эмоциям, мысленным приказам, прочим пси-излучениям, Язон должен был ощутить хоть что-то в момент этого изуверского гипноза. А он абсолютно не улавливал никаких импульсов мозга – ни отца, ни его мучителя. Значит, это чистая физика и физиология. Скорее всего в голову Айзона вживлено какое-нибудь устройство, а Фелл, вращая выкаченными глазами, только тень на плетень наводит, отвлекает зрителей, как профессиональный фокусник, сам же тем временем рукой или ногой, а то и зубами какую-нибудь потайную кнопочку жмет...

Но Язон решительно оборвал поток собственных мыслей. Все это было не главное. Главное – в другом: изменилась расстановка сил. С точностью до наоборот. Как в смертельной драке. Только что ты держал пистолет уткнув его в висок неприятелю, но враг провел лихой, непонятный, дерзкий финт, и вот уже твой пистолет смотрит тебе же в лоб. Но самое удивительное, что здесь стрелять-то никто и не хочет. Обе стороны просто намерены диктовать условия. И сейчас – спору нет, даже Мета понимает отлично – условия будет диктовать Фелл.

– Чего ты хочешь от нас? – прямо спросил Язон.

– Я хочу, чтобы вы полетели на планету Эгриси, нашли там наш старый корабль и доставили сюда. Еще лучше будет, если вы разыщите заодно и Нивеллу. Но главное – все-таки «Овен». Это в ваших же интересах. Надеюсь, я понятно объяснил, что другого способа помочь отцу у тебя нет, Язон. И запомни, мальчишка, – да, да, для меня ты мальчишка! – когда вы вернетесь на Иолк, распоряжаться «Овном» буду я и только я.

– И ты запомни, дедуля, – окликнула его Мета ласково, – если за время нашего отсутствия с Айзоном что-нибудь случится, мне уже никакой экран не помешает. Я затащу тебя в пиррянские джунгли и выброшу там в чем мать родила, и буду смотреть из под защитного колпака, как ты подыхаешь в страшных мучениях. Это следует хорошо запомнить, старичок Фелл. Пошли, Язон. Я все поняла.

И она резко развернулась, оставляя последнее слово за собой, Язон решил поддержать ее в этом и уже на ходу спросил, обращаясь к Айзону:

– Отец, ты проводишь нас?

– Конечно, ребята, конечно, – он уже поравнялся с ними. – Вы за меня не беспокойтесь. Если бы этот тип хотел убить меня, он бы давным-давно так и сделал. Уверяю вас, мне ничто не угрожает.

Позади послышался громкий, отвратительно громкий хохот. Но ни один из троих даже не обернулся.

А уже на улице Мета спросила с детской непосредственностью:

– Язон, ну скажи мне, откуда берутся такие люди? Он же противнее шипокрыла!

– Браво, любимая! – воскликнул Язон. – Перед тобой стояло существо противнее шипокрыла, а ты даже не хваталась за пистолет.

– Это комплимент или подколка?

– А тебе как кажется?

– Да пошел ты!.. – беззлобно отмахнулась Мета и зашагала к «Темучину», вызывающе посаженному прямо на площадь перед дворцом.

Глава восьмая

– Ну что, пилот, знаешь, куда мы сейчас полетим? – спросил Язон, когда они уже вышли на орбиту и планета Иолк исчезла со всех экранов, кроме дисплея гравитометра, где она изображалась в виде острого пика на перекрестии координатных осей.

– Планета Эгриси, капитан, – дурашливо прикладывая ладонь к виску, в манере древних солдат рапортовала Мета. – Шаровое скопление номер...

– Отставить, пилот! Все неправильно. Мы летим на Пирр.

– Почему?! Ты решил не помогать отцу, бросить его? Я не согласна.

– Да нет же, конечно! Никого я не хочу бросать. Просто подумалось вдруг, что там мы можем не справиться своими силами. Помнишь, ты предлагала мне лететь на «Арго»? Ты была права. Только мы полетим не вдвоем, а со всей командой. Иначе на этой теплой и солнечной Эгриси нам станет жарко. Ведь планета такая же дикая, как Иолк или Орхомен, да только у них еще и игрушка эта запропастилась – Ослепительный Винторог, он же «Овен». Слабо верится мне, что тамошние цари спят и видят, когда же прилетит законный наследник бывших хозяев, чтобы ему эту удивительную штуку и отдать. Они же там чокнутые все, они же в магические силы верят и в волю богов. А боги им что-то совсем другое велели. Так я полагаю. И значит, придется до этих «богов» добраться. Вот тут-то нам с тобой и понадобятся Керк, и Рес, и Клиф, и Стэн, и даже Арчи. Боюсь, и Тека тоже понадобится. Как же без врача...

– Давай не будем о грустном, Язон. Пойдем лучше на звезды посмотрим.

Они вышли к большому иллюминатору. Слой стеклостали, слой спектролита, слой лейко-сапфира, и за этим триплексом толщиною пальца в четыре, не больше – космический вакуум, чернота, холод. Язон всегда любил постоять перед таким окошком во вселенную. На «Арго» подобной роскоши не было: какие, к чертям, иллюминаторы на боевом линкоре. Обзорный экран – да. И сеть сферических датчиков за бортом. Но это не то! Романтики нет. А тут – стоишь почти в открытом космосе и любуешься причудливыми многоцветными узорами звезд, размазанных по небу – ведь корабль уже летит в джамп-режиме. Здорово: ты, твоя любимая и вселенная перед вами, точно на ладони!

Он вспомнил, как они стояли вот так же вдвоем много лет назад, когда впервые вместе летели на Пирр. И сейчас, чувствуя себя самым счастливым в галактике человеком, он обнял Мету и прижал к себе.

– Ты улыбаешься, – проговорила она нарочно теми же словами, что и тогда. – Ты тоже любишь звезды.

– Я тебя люблю, Мета.

– А я тебя. Пошли в каюту.

– Пошли. А ты не сломаешь мне руку?

И они тихо засмеялись над этой только им двоим понятной шуткой.

Утром он вышел на связь с Бервиком. Коротко отчитался о проделанной работе. Начальником не считал, но о работе регулярно отчитывался: уважал старика Риверда. Со стороны Специального Корпуса и даже со стороны Гарантов Стабильности новой информации не было никакой. Ну и славно, информации и так уже выше крыши.

А еще через сутки они прибыли на Пирр.

Мир Смерти ничем особенным не удивил их. Разве что редкостным затишьем. Перед бурей? Возможно. Кто бы только знал, откуда теперь ждать эту бурю. Новых эксцессов, связанных с металлическими иглами или летящими в обратную сторону пулями, зафиксировано не было. Новые формы киборгов появлялись, например, так называемые суперрогоносы – с титановым набалдашником на кончике боевого отростка, или меднозубые кайманы, которые перкусвыали силовые кабели и самым подлым образом устраивали короткие замыкания. Обнаружились даже какие-то вольфрамовые шмели – эти легко выдерживали температуру в тысячу градусов по Цельсию, но к чисто механическим ударам были весьма чувствительны.

В общем, если собрать данные со всей планеты, то приходилось признать: киборги эти вели себя в целом прилично, беспокойства причиняли минимум. Раненых и погибших за истекший период насчитывалось мало, как никогда. Активность тварей в районе космопорта также заметно снизилась – это Язон отметил собственными глазами. И профилактика «Арго» была полностью закончена с наилучшими показателями по всем статьям. В общем, тишь, да гладь, да божья благодать, как говорили древние. Самый подходящий момент порадовать сопланетников новыми идеями.

Начать решили со стального кабана. Бруччо его разморозил распотрошил, всеми щупами облазил, во все приборы срезов понапихал и все вещества до пятого знака на микроэлементарный состав проверил. Стэна подключил, Теку, Арчи и все равно никто ничего не понял. То есть главного понять не смогли: где эту нечисть сделали (или вырастили) и одной ли она природы с пиррянскими мутантами.

– Все, – сказал Бруччо, сделав наконец паузу в лабораторных опытах и отирая пот со лба. – Не гоните волну, братцы. На любые вопросы правильные ответы найдем. Просто не так быстро, как хотелось бы.

И вот тогда Язон и предложил, как, по его мнению, можно ускорить приход правильных ответов.

Высшее руководство Пирра выслушало заслуженного и почти признанного своим, но все же инопланетника, как всегда, с известной настороженностью. Керк хмурился. Рес загадочно улыбался. Клиф и прочие молодые рвались в бой. Со своими привычными тварями вроде как и скучно уже возиться было.

Слово для ответа по традиции первым взял Керк.

– Опять я не понимаю тебя, Язон. Опять ты мудришь. Ну, на Счастье, положим, мы осваивали новый мир. Мы получили его в свои руки, заселили нашими людьми, понастроили шахт. Это теперь что-то вроде пиррянской колонии, с которой мы имеем очень неплохой ежегодный доход. А вот в центре галактики что нам делать? Там и без нас народу, как сельдей в бочке. Какая выгода от этой экспедиции? Удовлетворить чье-то научное любопытство? Пирряне не могут себе такого позволить. Мы живем на вулкане. Да, сегодня вулкан притих, но ведь не потух же. Правда, Язон?

– Правда, – согласился Язон. – А теперь слушайте меня внимательно еще раз. Повторяю коротко самое главное. И кое-что новое скажу. Первое: Пирр проходил в свое время по списку планет, снабженных кем-то или чем-то устройствами для гиперпространственного перехода. Поняв природу этих устройств, мы, возможно, раскроем тайну Пирра. Не только научное любопытство удовлетворим, а решим практическую проблему. Второе: опять же неизвестно кем сделанный звездолет «Овен» – это либо мощнейшее оружие, либо универсальнейшее средство защиты, либо и то и другое сразу. Разве Пирру не нужна подобная вещь? Третье. Мой отец попал в беду, а значит попал в беду и я сам, хоть вы таких сентиментальных нежностей и не понимаете. Можете оставаться при своих взглядах, но я прошу вас о помощи. О помощи мне, Язону дин Альту. Или я никогда не помогал вам?

Ответом ему было долгое молчание. Потом кто-то громко крякнул с досады и, не поднимая головы, произнес:

– Ну, конечно, поможем, друзья, о чем тут говорить! Поднимите руки, кто согласен.

И руки стали подниматься, одна за другой, все больше, больше, все чаще. Язон чуть не прослезился.

В итоге добровольцев оказалось двести с лишним человек – больше чем когда-то для завоевания целой планеты. Столько и не надо было. Команда «Арго» согласно техническому паспорту составляла ровно пятьдесят человек. А пассажиров брать смысла не было. Кто такие пассажиры на военном линкоре? Космическая пехота. Но Язон не собирался вести широкомасштабных боевых действий. Ну, а уж если придется – всяко можно подключить регулярные части флота Лиги Миров или даже особые отряды Специального Корпуса. Но в этой экспедиции в первую очередь головой работать надо. Так считал Язон. Вот почему он, ни минуты не сомневаясь, позвал с собою такого невоенного человека, как Арчи с Юктиса.

А Мета, пока суть да дело, пока идет комплектование команды да упаковка в дорогу всего необходимого, отправилась на своем «Темучине» в коротенький полет над планетой. Никто не понял, зачем. Может, подумали, так – сентиментальная прогулка. Но Мета была далека от сентиментальности. Она решила испытать кристалл, подаренный ей Гваханофабром. Все-таки интересно, не треп ли это, что на ее родной планете существовал гиперпространственный переход. Может, и сейчас существует? Хоть Старый Хайрон и говорил, что он закрылся.

Куда она летела? Куда глаза глядят? Да нет, интуиция влекла ее к морю. К тому самому месту, где много лет назад в результате страшного, безжалостного взрыва затонул целый архипелаг.

Кристалл начал разгораться еще на подлете к заранее рассчитанной точке и максимальную яркость свечения выдал именно там, где когда-то находилась пещера, похоронившая в себе отчаянных героев-пиррян, что наивно рискнули прорваться в цитадель врага. Только теперь здесь перекатывал высокие волны неприветливый бурный океан. А «Темучин», конечно, хорошая универсальная машина, но это все-таки не субмарина и, тем более, не батискаф. Погружаться в воду следует на принципиально другой технике.

Мета развернулась и полетела назад, отложив на неопределенное будущее эту океанологическую экспедицию.

А Язон ее сразу похвалил.

– Это очень важно, Мета – то, что ты узнала.

– Правда? – удивилась она.

– Ну, конечно. Я теперь знаю почти наверняка, что всех этих киборгов насылал на Пирр лично Теодор Солвиц. Нам с тобою в отместку.

– Почему?

– Да потому, что я только сейчас разговаривал с Наксой. Знаешь, что он мне поведал? Им удалось установить: все киборги, независимо от дальнейшей среды обитания, выходили изначально из моря. Вот так. А ты говоришь, зря пролетала...

Язон поднялся и подошел к окну. Там шел сильнейший ливень с очень крупным градом. А на горизонте небо было ярко-синим, и море сверкало в лучах солнца.

– Ах, если бы тогда, я сумел остановить вас! – невольно вырвалось у него.

Мета ничего не сказала, она поняла: он вспоминает тот самый нелепый взрыв ядерной бомбы.

– Скоро вылетаем? – деловито осведомился Керк, когда список участников был уже полностью согласован, и для каждого из них назначили заместителя на Пирре.

– По мне – так чем быстрее, тем лучше, – ответил Язон. – Но спроси у Меты. На время полета она у нас старшая.

Керк помолчал и задал еще один вопрос:

– Язон, а как ты думаешь, мы когда-нибудь победим эту планету?

– Когда-нибудь победим, – ответил Язон философски. – Но уж нам-то с тобою теперь точно торопиться некуда.

Глава девятая

Центр галактики – это совершенно особенное место во вселенной. На многих планетах там бывает светло даже ночью. Голубое или зеленое небо после захода солнца становится не черным, а золотым – от обилия звезд. Но это в самом центре. А чуть подальше, в среднем поясе, где и расположено подавляющее большинство обжитых планет, ночи не так лучезарны, но тем не менее замысловато накладывающиеся друг на друга гравитационные и электромагнитные поля, настолько сильно искажают пространственные характеристики, что летать в этих краях в джамп-режиме оказывается делом принципиально невозможным.

Арчи пытался объяснить Мете теорию вопроса, но та послушала, послушала, да в итоге и махнула рукой. Ну, нельзя тут нырнуть в кривопространство, значит нельзя. Она кто? Физик, что ли? Нет, она пилот. Ее дело маленькое: жми себе на гашетку ускорителя, да не забывай за приборами следить.

А приборы сигналили о планетах с непривычной для жителя галактической окраины частотой. Планет здесь было немерено. В том числе и землеподобных. В том числе и обитаемых. Воюющих, вступающих в союз, торгующих, соперничающих друг с другом. А еще таких, обитатели которых даже не подозревали о существовании соседей, а тем более о межзвездных средствах транспорта и о Лиге Миров. Естественно было, что подобного сорта планеты зачастую даже не попадали на страницы галактических атласов. И старый Хайрон, путешествовавший всю жизнь лишь замысловатым гиперпространственным способом, по наивности своей ошибался, конечно, говоря что Иолк или какой-нибудь там Орхомен можно найти в любом военном а то и гражданском справочнике.

Ни в каких справочниках планеты эти не значились. Ни в каких. Дорога к ним была напрочь забыта далеко ушедшим вперед человечеством. Ну, а иначе стал бы Риверд Бервик давать Язону столь расплывчатые координаты? Мол, откуда-то из центра галактики прилетела шифровка, мол, ориентировочно из района шарового скопления за номером таким-то. А точнее – сам ищи, не маленький! Разве позволил бы себе старый и очень серьезный Бервик такие шутки шутить со своим молодым другом? Известно, у Специального Корпуса самые лучшие звездные карты во всей галактике. На них такие затерявшиеся миры обозначены, о которых ни бизнесмены, ни политики слыхом не слыхивали, а Корпус знает.

У Корпуса на никому не нужных дремучих планетках уже возникали некоторые проблемы. Например, завелся в этакой глухой дыре какой-нибудь маньяк-изобретатель, соорудил мощный транслятор и давай радиохулиганством заниматься – в картотеку его. И планету – туда же. Или надумали какие-нибудь хитрецы создать военную базу на другой еще более дикой планете – в картотеку! И базу, и планету. Или еще бывало так: миры, находящиеся в стадии крайнего регресса попадались на пути агентов Корпуса по ошибке или в результате аварий. И такие случаи брались на заметку, учитывались на всякий случай для будущего. Между прочим, специальную программу разработали по изучению и классификации деградировавших планет, фонд помощи слаборазвитым цивилизациям учредили. Да только проблема оказалась неподъемная, и у Лиги Миров все никак руки не доходили, чтобы заняться ею всерьез. А Специальный Корпус что? Он решает локальные задачи. Сугубо конкретные. И надо отдать ему должное, решает зачастую неплохо.

Но тем не менее об Эгриси, Иолке, Орхомене, Дельфе и Дарданелле лучшие знатоки в Корпусе не ведали ничего. Язон и Мета знали теперь гораздо больше. На Иолке они уже побывали. Остальные же перечисленные миры, как подсказывала логика, находились где-то неподалеку, где-то в том же центральном регионе. Ведь с одного на другой перелетали не только Нивелла и дети ее Хелла и Фрайкс, но и многие другие люди, если верить тексту шифровки, признаниям Хайрона и рассказам жителей Иолка. Вся эта обрывочная информация не позволяла, разумеется, вычислить точные координаты, но кое-какие предположения возникли. Так что поиск пошел не совсем уж вслепую. Ну, и еще была надежда на всякий встречный-поперечный транспорт. Вдруг посчастливится пересечься в пути с каким-нибудь пилотом рейсового челнока, курсирующего на местных линиях – вот был бы незаменимый человек! Но ни одного звездолета в обозримом пространстве, то есть в радиусе сотни тысяч километров пока не наблюдалось. Вот и пришлось пиррянам садиться на первую же планету земного типа. В целях рекогносцировки и, возможно, для уточнения дальнейшего маршрута.

Порядка ради попытались вступить в радиопереговоры еще с орбиты и, отметив нулевую активность в эфире, тут же отрядили межпланетный челнок с командой из десяти человек. По ходу снижения спектрометр обнаружил на поверхности место со значительным количеством компактно расположенного железа, туда и решили направиться. Конечно, скопление весьма нередкого на землеподобных планетах химического элемента могло оказаться обыкновенным рудным месторождением, или обыкновенной свалкой погибшей цивилизации. Но оно-таки оказалось космодромом. Правда, космодромом заброшенным, унылым, с покосившимися осветительными мачтами и густой травой, прораставшей сквозь ржавчину. Много лет, а то и веков не принимал этот порт кораблей. Диспетчерская служба не работала, наземно-вспомогательная – тоже. Однако... Какая-то служба (наблюдательная, что ли?) все-таки функционировала здесь, потому что не прошло и пяти минут, как прибывших выехал встречать колесный экипаж, запряженный тройкой парнокопытных свиноподобных уродов с курчавой шерстью. Из экипажа выпорхнула легко одетая и весьма миловидная гражданка, но строгая донельзя и неулыбчивая. Она зычно прокричала несколько фраз на незнакомом языке. Язон в ответ предложил эсперанто, и разговор начался.

Прежде всего легкомысленно одетая дамочка заявила, что въезд в единственный на планете город Элесдос (планету они, естественно, называли точно так же – Язон уже привык к подобной традиции) категорически запрещен мужчинам и детям. Ну, детей-то пирряне с собою не брали, а вот за мужчин обиделись. Больше всех обиделась Мета. Выступила вперед и через Язона как переводчика сама начала выяснять, в чем дело. Впрочем, тут же выяснилось, что местная жительница по имени Спелида меж-языком тоже владеет, и разговор перешел в новую фазу.

Оказалось, что на Элесдосе живут одни женщины, размножаются они партеногенезом, науку и промышленность не развивают, воевать ни с кем не воюют, в космос не летают, а с едой у них всегда и все в порядке, потому что земля Элесдоса в изобилии порождает волшебный плод куромаго – он и продукт питания, он и лекарство на все случаи жизни, и даже забеременеть без него невозможно, и развлекает здешних женщин – только он. В общем, куромаго – не фрукт, а прямо-таки предмет культа. Все это было страшно любопытно, но, к сожалению, на волнующий пиррян вопрос о месте расположения планеты Эгриси Спелида ничего ответить не смогла.

– Разве могу я узнать хоть какую-то полезную информацию, не откушав с сестрами куромаго? – вопросила она риторически.

– А если откушаешь? – поинтересовался Язон.

– Тогда скорее всего буду знать.

Звучало заманчиво, но отправлять на разведку одну только Мету не хотелось – опасно. Лететь обратно на «Арго» за женским подкреплением – глупость какая-то! Предложили Спелиде подумать-посоветоваться, нельзя ли все-таки как-нибудь посетить их город смешанным коллективом, чтоб ну хотя бы двоим гостям откушать вместе с хозяевами божественного (или какого там?) куромаго и договориться обо всем необходимом.

Спелида исчезла ненадолго, а вернулась уже с целой делегацией. И было обнародовано решение на удивление демократическое: заходите все, теперь можно. А девицы-то, девицы! Одна другой краше: стройные, смуглые, крутобедрые, грудастые, а уж одеты... Да и можно ли все эти полосочки, ленточки и лоскутки называть одеждой. На Спелиде поначалу хоть туника какая-то пусть и полупрозрачная, но была накинута. Теперь же – ну прямо конкурс стриптиза начался. И все поголовно девахи неумеренно веселые были. Сама Спелида, до этого сосредоточенно мрачная, появившись во второй раз, тоже улыбалась непрерывно, как телеведущая развлекательной программы. В общем, радостно, конечно, что достигнут консенсус, что всем мужчинам с планеты Пирр, впервые за последние шестьсот лет дозволено войти в Элесдос – город женщин. Но уж не настолько радостно. Ах, не иначе, девушки успели откушать курамаго, не дожидаясь дорогих гостей, и похоже, не только куромаго...

– Не нравится мне все это, – процедила Мета сквозь зубы. – Одни бабы кругом, да еще такие бесстыжие! Никогда бы не отпустила тебя сюда одного.

– Ну и глупо, – отреагировал Язон. – Они же все не женщины в нашем понимании. Они размножаются как пчелки или как эти, дафнии.

– Какие еще дафнии?

– Ну, дафнии – водяные блохи, ветвистоусые ракообразные, – щегольнул Язон недавно вычитанной информацией, случайно попавшейся ему на глаза при изучении животного мира Иолка.

– Фу, какая гадость! – поморщилась Мета.

– Вот и я говорю – гадость, – подхватил Язон. – А главное, у них о сексе ни малейшего представления нет!

Мета, вспомнив, что разговор совсем не о блохах, смерила Язона долгим внимательным взглядом и проговорила:

– Зато у тебя оно есть. И весьма богатое представление.

– Фи, мадам, за кого вы меня принимаете?!

– За обыкновенного межзвездного бабника, – отчеканила Мета. – Ни на шаг от тебя не отойду. Понял?

Свинорылые бараны скакали резво, и все повозки уже въезжали в ворота светлого, красочного, утопавшего в цветах города. Пахло повсюду одуряюще. Впору было, то ли в пляс пускаться, то ли противогазы одевать. Тека посоветовал всем для начала вколоть антинаркотический препарат и – на всякий случай – приготовить носовые фильтры. А пока просто дышать не слишком глубоко. Так и сделали.

Прием был устроен торжественный. И не поверишь, что всего какой-нибудь час назад выдали им категорический отказ в разрешении на въезд. Что же случилось после?

– А ничего не случилось, – весело объясняли девушки, – щебеча наперебой. – Просто из века в век бессмысленно и тупо соблюдался древний закон. Думаете, к нам часто залетают пришельцы? Очень, очень редко! Мы и не видели никогда, как выглядят мужчины. Матери наши – и то вряд ли, разве что бабушки... Вот Спелида вам и брякнула по привычке, не подумав, дескать, нельзя, не положено. А потом мы тут посоветовались и решили начинать новую жизнь. Мы вам поможем найти вашу планету, а вы нам поможете. Хорошо? Пришлете, например, сюда специальную команду мужчин...

– А зачем вам мужчины? – осторожно поинтересовался Стэн.

– Ну, говорят, раньше они требовались для чего-то, может и сейчас сообразим, какиспользовать!

Посмеялись вместе. Вообще очень милая была обстановка. Правда, следовало учесть, что уже по стаканчику вина за знакомство опрокинули. Вино делалось тоже из куромаго, из забродившего сока. Девушки уверяли, что вообще все разнообразие блюд на столе приготовлено исключительно из этого плода. А плод оказался как плод, на вид ничего особенного: по форме – вроде банана, по размеру – скорее дыня, цвет – как у темной сливы, а мякоть внутри – вылитое сырое мясо. Даже жутко становится, когда натуральная кровь из-под ножа брызжет. Но вкус!.. Действительно волшебный. И не один вкус – много вкусов, в зависимости от способа приготовления.

Конечно, прежде чем они все это начали пробовать, Тека провел эксперсс-анализ и уточнил: быстро действующих ядов, наркотиков, транквилизаторов, депрессантов и усыпляющих веществ в этом фрукте нет, но есть много малознакомой сложной органики, так что увлекаться не стоит, и лучше, если каждый из них будет сам постоянно и внимательно следить за собственными ощущениями.

Последняя задача оказалась очень непростой. Ведь новых ощущений у всей команды, прибывшей с «Арго» оказалось непривычно много. И среди них некоторые, особенно сильные чувства были не такими уж и новыми, во всяком случае вполне понятными.

Во-первых, обыкновенное расслабление в тепле, уюте, безопасности – после многих у кого часов, у кого дней, а у кого и лет непрерывной напряженной борьбы. Во-вторых, элементарная алкогольная эйфория от хорошего вкусного вина. Наконец, в-третьих, примитивное, но от этого не менее приятное сексуальное возбуждение.

Девушки города Элесдос действительно не знали, что такое секс и эротика. Но они были сказочно хороши в своей естественной неосознанной прелести, как птицы или цветы, как бабочки или кошки. И еще они были удивительно спортивны и музыкальны. Они играли нечеловечески прекрасную музыку, перебирая струны на длинных деревянных деках, изогнутых в форме куромаго, и они танцевали. Движения их были просты, как взмахи крыльев и точны, как повороты гибкого тела змеи, движения были бесхитростны и бесстыдны, но это было бесстыдство невинных детей, а не многоопытных гетер. Они действительно не знали, что такое эротика, и само это незнание казалось верхом эротизма.

Язон восхищался танцовщицами с позиций гурмана и знатока, а грубоватые пирряне, половая жизнь которых была традиционно проста, почти как у собак или лошадей, реагировали на колдовские чары элесдиянок еще более прямолинейно и неприкрыто.

«Чем это все может кончиться?» – задал себе Язон давно назревавший вопрос.

Вполне очевидный ответ почему-то казался смешным. Но он покосился на Мету и сразу понял, что любимой его совсем не до смеха. И был еще один человек, который настороженно щурился и плотно сжимал губы – старина Керк.

«Нельзя же в самом деле быть такими буками!» – мелькнуло в голове у Язона.

И тут к нему слева (справа была Мета) подсела абсолютно голая красотка и прошептала таинственно:

– Я принесла вам то, что вы просили.

И расстелила на коленях у Язона подробную карту здешнего шарового скопления с точным указанием всех обитаемых миров. Карта была сделана из очень тонкой шелковистой материи (не иначе, листья куромаго использовались), и она сразу встопорщилась недвусмысленно в нижней своей части посередке. А девушка начала ее разглаживать с усердием, достойным лучшего применения. Она все разглаживала ее, все разглаживала и что-то шептала нараспев прямо в ухо Язону, и он стал постепенно утрачивать ощущение твердой почвы под ногами. Это было немножечко неуютно и, цепляясь за краеешек ускользающей из-под пальцев реальности, он задал девушке элесдиянке неожиданный вопрос:

– А скажи, милая, куда подевались все те мужчины, которые жили здесь раньше?

– Они были неверны нам, – ответила юная элесдиянка тем же жарким шепотом. – Однажды ночью мы их всех зарезали и сбросили в море.

Зря она это сказала.

Шепот был достаточно громким, чтобы его услышала Мета. Пиррянка резко повернула голову влево. Перехватила взгляд Язона. Затем также резко – голову направо. И одними глазами бросила Керку: «Уходим!» И они поднялись одновременно – Керк и Мета.

А Язон наблюдал всю эту сцену, словно во сне. Он смотрел со стороны и как бы издалека. Вот длинный стол, уставленный закусками и кувшинами с вином, вот прекрасные юные танцовщицы, вот веселые пьяненькие пирряне. Вот Керк и Мета, трезвые и злые, а вот он сам – в объятиях какой-то голой дурочки. Кошмар!

Он тоже вскочил, и вдруг оказалось, что он огромен, как межзвездный крейсер, и все это безумное пиршество – где-то далеко внизу, у него под ногами. Человечки там симпатичные все и очень-очень миниатюрные. Ему было страшно ступить, ведь он же мог ненароком и придавить кого-то... Но Мета, такая же гигантская, потащила его за руку. Вперед! К дверям! И вот уже он стал крохотным муравьишкой, а там, в зияющем дверном проеме между высоченных и толстенных, словно два небоскреба, белых колонн стояли злобные великанши со сверкающими саблями наголо, но они вдруг начали падать, падать и рассыпаться на куски со страшным грохотом...

Язон окончательно пришел в себя уже на борту «Арго». Только двоим из десятерых пришлось так плохо: ему и Грифу. Гриф был все-таки еще слишком молод. Пирряне, конечно, взрослели быстрее всех других народов, но только чисто мышечно и еще психологически, социально, а общую физиологию не обманешь: тинейджер он и есть тинейджер. Не до конца окрепший организм плюс юношеская неумеренность во всем. Гриф съел и выпил едва ли не больше, чем все остальные вместе взятые. Ну, а Язон... «Что взять с инопланетника?» – развел бы руками любой пиррянин. Однако у самого Язона было другое мнение по этому поводу. Он до поры не торопился его обнародовать: идее требовалось дозреть. Грешил Язон на свою повышенную эмоциональную восприимчивость экстрасенса. А еще – усматривал в подтексте событий целенаправленное выведение из строя конкретно его. Кем направленное? Вот это и есть самый главный вопрос, который пока остается без ответа. Потому и не время еще обсуждать эту тему вслух. Язон сначала попробует вычислить злодея самостоятельно.

А Тека объяснил все случившееся просто. Парочку-другую волшебных плодов он захватил с собой, и вместе с Бруччо они провели уже неторопливое и основательное исследование оных. Сок куромаго содержал, как выяснилось, лошадиную дозу сильнейшего психоделика-галлюциногена лизергиновой группы, биохимически закамуфлированного под безобидное высокомолекулярное соединение.

– Кому ж такое под силу сделать?! – воскликнул пораженный Арчи.

– Природе, эволюции, – спокойно ответил Бруччо.

– Ох, не думаю, не думаю, – усомнился молодой астрофизик, но с опытным биологом спорить не стал.

А что касается социального аспекта, было тут все еще проще. Элесдиянки размножались не по-людски, инициируя деление яйцеклетки с помощью веществ, содержащихся в куромаго – вот такой партеногенез. («Какое отвратительно длинное и неприятное на вкус слово!» – подумал Язон.) Но мало того, они еще были все поголовно безнадежно больными, отравленными химией, живущими только за счет психоделиков. Не удивительно, что в их давно ирреальном мире приступы истерического восторга и нежности ко всему на свете сменялись припадками ненависти, неуправляемого страха и садисткого стремления резать и рвать на куски живую плоть.

Клиф в лучших своих традициях предлагал сбросить планетарную бомбу на проклятый город этих наркоманок-лесбиянок.

– Таких надо уничтожать, как вредных насекомых, выжигать, как пиррянскую флору, отстреливать, как шипокрылов! – кипятился он.

– Да нет, Клиф, – ответил ему Керк устало, – даже пиррянскую флору, как выяснилось, лучше пожалеть, а это, брат, люди все-таки. Ты будешь тут бомбами швыряться, а на Комиссии по правам человека в Лиге Миров кто ответит? Тоже ты? Или дедушка Керк поплетется, поджавши хвост? А? Нельзя брат, людей давить, как насекомых. Нельзя. Тут головой думать надо. Вот и Язон тебе скажет. Правда, Язон?

– А чего тут думать? – высказался Гриф с юношеской торопливостью и максимализмом, не дожидаясь слов Язона. – Людей – эвакуировать, а гадость эту, которой нас пичкали, вывести напрочь, под корень.

– Тоже выход, – задумчиво проговорил Бруччо, но не все так просто, как тебе кажется, Гриф...

– А главное, – перебил его Стэн бесцеремонно, – нам сейчас совсем не до этого.

– Вот именно! – подхватила Мета. – Веселенькую планетку мы выбрали для первого контакта. Если так и дальше пойдет, рискуем просто не добраться до вожделенной земли Эгриси. Да, а кстати, где карта, которую дали Язону?

– Вот, – показал Стэн на уголок носового платка, торчащий у него из кармана. – После этой куромаги у меня что-то насморк разыгрался, ни одно лекарство не берет. Тека говорит, гипераллергия – противно, но скоро пройдет. А тряпочка для сморкания отличная, мягкая такая...

– Ничего не поняла, – помотала головой Мета.

– Полной липой оказалась твоя карта, – сказал с улыбкой Стэн и чихнул.

Глава десятая

На следующей планете земного типа путешественников постигло еще большее разочарование. Цивилизация там была, но раньше. Может быть, и не очень давно, пожалуй, даже совсем недавно, но какая теперь разница? Живых людей не осталось. Если, конечно, они не перебрались жить в море. Но это вряд ли. А по остаткам погибшей культуры на единственном большом обитаемом острове вырисовывалась нелицеприятная картина гигантской бойни с применением оружия массового поражения. Причем, легко было видеть: все аборигены, поубивавшие друг друга, все погибшие от удушья, испепеленные в адском пламени или разорванные в клочья, находились, мягко говоря, не на том уровне развития, чтобы самим надобное для этого оружие производить. Значит, какие-то мерзавцы, владеющие высокими технологиями, проводили здесь социологический эксперимент или решали другие сугубо свои задачи, о которых теперь оставалось только догадываться.

Лига Миров, формально запрещавшая сотрудничество в военной сфере планетам со слишком разным уровнем развития, чисто практически не могла со своим флотом успевать повсюду, и подобные случаи, к сожалению, были не единичны.

«Вот и еще одну планету потеряло человечество, – думал Язон. – А ведь люди жили здесь, поначалу наверняка добывали что-то, бережно хранили старую технику и знания, труд их был осмыслен и радостен. Откуда что взялось? Злоба, зависть, жестокость, полная деградация и в итоге – гибель».

Такие мысли иногда посещали Язона и мучили его. И он никак не мог найти решения вечной проблемы человечества. В чем причина ненависти людской? Что такое зло? Откуда оно приходит? Может, на эти вопросы и не существует ответов?

– Тоска, – проговорила Мета, оглядывая в последний раз печальное место этого скромненького локального армагеддона.

– А давайте так и назовем эту планету – Тоска, – предложил Керк.

Так и назвали.

На следующий день Язон получил по спецканалу срочное сообщение от Бервика.

«Нашими специалистами по косвенным данным установлено, что звездолет „Овен“, он же „Ослепительный Винторог“ был построен в весьма далекие времена (порядка нескольких тысяч лет назад, датировка уточняется) непосредственно для готовившейся тогда экспедиции в другую вселеную. С высокой степенью вероятности можно утверждать, что доктор Теодор Солвиц к данному проекту отношения не имел, но на каком-то этапе своей деятельности проявлял большой интерес к пропавшему при неизвестных обстоятельствах звездолету».

Вот и все. Но это было много. Информация Специального Корпуса подтверждала догадку самого Язона. А впрочем, разве Бервик вышел на связь от имени Корпуса? Сказано просто: «нашими специалистами». Скорее уж речь идет о специалистах из общества Гарантов Стабильности.

И Язон для обсуждения свежих новостей пригласил к себе лишь троих. Ведь только они могли быть допущены к столь секретным сведениям – Керк, Мета и Рес.

– Друзья, не исключено, что мы вновь имеем дело с Солвицом, – сказал Язон после того, как все ознакомились с текстом пси-граммы Бервика. – Или с его агентами. Поэтому я очень прошу вас: на всех планетах будьте бдительны, особенно в отношении того, что делается вокруг меня. Со стороны иногда лучше видно. И постарайтесь – это будет сложно, но вы постарайтесь – различать обыкновенные опасности и трудности, без которых невозможно обойтись в космосе, и – специально выстроенные для нас препятствия и ловушки. Если сумеем вовремя понять, кто есть кто, нам будет намного легче.

А на большом обзорном экране уже сиял тем временем ярко-голубой диск очередной землеподобной планеты.

И в ионосфере над ней оказалось далеко не пусто. Местные жители занимались не только радиопередачами и радипереговорами, но радиоперехватом. Уже это наводило на определенные мысли, а частые вспышки во многих местах на поверхности планеты окончательно подтвердили не слишком оригинальное предположение: ну вот и еще один кандидат на вымирание.

– Как думаешь, – спросил Арчи, с улыбкой проженного циника обращаясь к Стэну. – Через сколько лет эта голубая сестричка всех цивилизованных миров превратится в очередную Тоску.

– Может, и года не пройдет, – философски заметил Стэн, – а может, они еще и выкарабкаются. Давай-ка попробуем разобраться. Язон, ты согласен? По-моему, от военных скорее получишь информацию, чем от сумасшедших голых девиц.

– Не знаю, не знаю, – усомнился Язон. – Увлечение войной – тоже своего рода сумасшествие.

Неудачный получился намек. Едва ли не все пирряне разом повернулись к нему, рефлекторно поднимая пистолеты.

– Да ладно, бросьте, я не хотел вас обидеть!

И чтобы побыстрее сменить тему, Язон предложил:

– Может, назовем эту планету «Путь-к-тоске»?

Вопрос был конечно, шуточный. Планета давно имела название. И слушая радиопереговоры, пирряне довольно быстро узнали его. А заодно и много других полезных сведений.

Раздираемый противоречиями шарик именовали Бипхинией. Но населяли его отнюдь не бипхиники, а бубрики, мемрики, дыдрики и вяврики. По какому принципу население делилось на эти четыре группы, понять не удалось, зато очень скоро стало ясно, что правит всеми враждующими племенами (именно так – всеми одновременно!) один единственный царь по имени Хомик. То есть это он считал, что правит. В оппозиции к царю стоял неформальный демократический лидер, вождь всех обиженных и замученных – Хаврик, присвоивший сам себе странный, но гордый титул – спикер.

– В переводе со старого английского слово «спикер» означает «тот, кто говорит», – разъяснил Язон.

– Короче, трепло, – Мета дала свой перевод.

Разумеется, спикер Хаврик, был уверен, что именно ему подчиняется все население планеты Бипхинии. Однако при внимательном не то что рассмотрении, но даже прослушивании становилось абсолютно ясно: реальной властью в этом безумном мире обладают только полевые командиры, руководящие подразделениями всех четырех сторон. А их многочисленные измученные войною, но ко всему привыкшие отряды в отсутствие четкого централизованного командования вели непрекращающиеся ни днем ни ночью и весьма беспорядочные боевые действия.

– Слушайте, как это может быть? – возмутилась Мета. – Сторон четыре, а лидеров всего два. Или они между собой попарно союзники?

– Ты не поняла, Мета. Они все друг друга ненавидят, – начал терпеливо объяснять Арчи. – И лидеров у них там не два, а сто двадцать два. Просто эти, самые главные, остались, наверно, от каких-то прежних времен. Заметь, они оба не причисляют себя не к мямрикам, ни к выврикам – ни к кому.

Арчи нарочито путал буквы в названиях враждующих кланов, но эту тонкую шутку, кроме Язона, вряд ли кто еще смог оценить.

– Черт ногу сломит, – проворчала Мета, за последнее время понахватавшаяся древних поговорок от Язона – известного любителя мертвых языков и прочей филологической старинны.

– А тебе кто больше нравится? – поинтересовался Стэн. – Мне – бубрики. У них наиболее культурная речь на меж-языке.

– Ну и что? – усмехнулся Язон. – А дыдрики лучше других эсперанто владеют. Значит, они потомки древних имперцев, может, и еще что полезное сохранили от былых знаний.

– Послушайте, нам с ними что, вопросами языкознания заниматься? – сурово осведомился Рес.

– Думаю, что нет, – без тени улыбки ответил Керк. – Но придется же с кем-то в переговоры вступить. Вот и выбираем, с кем конкретно.

– А конкретно, я думаю, стоит выходить на контакт непосредственно с царем Хомиком, – сказал Арчи.

– Почему? – удивился Клиф. – Ты же сам сказал, что он тут ничего не решает.

– Ну, так нам же не в войне участвовать, а только узнать кое-что, тем более, что интересующие нас факты относятся, по понятиям местного населения, к области истории.

– Арчи прав, – поддержал его Язон. – Начинать надо именно с этого.

Однако Арчи следовал в своих рассуждениях формальной логике, и Язон тоже, а на планете Бипхиния как раз с логикой и было не все в порядке. Поэтому с самим Хомиком поговорить никому не удалось, а вот в военных действиях в итоге как раз и пришлось поучаствовать.

Личный референт Хомика категорически отверг любые контакты с инопланетными кораблями.

– Это вмешательство во внутренние дела планеты Бипхинии! – надрывался он в эфире. – И я требую от вас немедленно покинуть орбиту. Иначе мы будем жаловаться в Высший Совет Лиги Миров. Ваше присутствие в такой пугающей близости от нашей ионосферы является нарушением самого первого пункта Генерального соглашения – о праве миров на самоопределние!..

Он кричал еще что-то но стало уже ясно: в пресс-службе этого царя ни на какие вопросы пришельцев отвечать не станут. Однако весь разговор был, разумеется, перехвачен, записан и прослушан лидером оппозиции. Так что спикер Хаврик очень быстро и самолично вышел на связь с пиррянами. Чего не хочет царь, то обязательно должен сделать спикер, а уж хорошо это или плохо для планеты в целом – дело десятое. Кто здесь вообще думает о планете? Кому она тут нужна? Хаврик уже готов был бежать навстречу пришельцам с распростертыми объятиями. Но именно – бежать. На вопросы заданные по радио, реакция была не сильно лучше царской:

– Помилуйте, господа, о чем серьезном я могу говорить в эфире, когда на каждой волне торчат вражьи уши?!

На этот раз в путь на планету был снаряжен не простой транспортный челнок, а хорошо защищенный и укомплектованный многими видами оружия десантный бот. И команду разведчиков решили усилить группой бойцов, привыкших не столько думать, сколько действовать, а таких среди пиррян долго искать не приходилось. Возглавил эту группу, конечно, Клиф и в предвкушении настоящего дела, был бодр и весел необычайно. Встряхивая своими светлыми вихрами, он повторял то и дело:

– Ну, уж из этих-то горе-солдат, я всю информацию выужу!

Но беда оказалась в том, что горе-солдаты слишком мало знали. Им и не положено было. Информацию вытрясают обычно из офицеров и генералов, а до такого уровня начальников не очень просто было добраться на планете Бипхиния.

Хаврик предложил пиррянскому десанту садиться строго по пеленгу, но километрах в трех над землей пеленг был безнадежно утрачен, потому что на той же частоте выходило в эфир еще с полдесятка станций и все подавали очень сходные сигналы. Автопилот десантного бота просто сошел с ума, как Буриданов осел, перед которым поставили не две, а шесть кормушек, и запоздалый переход на ручной режим слежения уже ничего не мог спасти, тем более, что почти в те же секунды официально приглашенный корабль пиррян был дружно обстрелен сразу с нескольких точек зенитно-ракетной артиллерией. Корпус и жизненно важные системы, конечно, не пострадали при этом, но тряхануло неслабо, и поскольку никто не ожидал, такого теплого и дружественного приема, не обошлось без синяков и ссадин.

Личный состав наливался злобой, и Язон подумал, что если пиррян вовремя не остановить, то они, пожалуй, завоюют весь этот мир, покорят всех бубриков и мемриков, как одолели в свое время непобедимых конных варваров на Счастье. Там с одним лишь холодным оружием в руках хватило ста тридцати восьми воинов на всю планету. Что ж, здесь, при наличии техники, хватит и двадцати, а если еще учесть, что в резерве остались тридцать...

Ход его полушутливых-полусерьезных мыслей был прерван репликой Керка, поднимающегося с пола и разъяренного донельзя:

– Что ж, кто-нибудь ответит нам за это!

– Не горячись, Керк, они сами не понимают, что делают.

Эти слова сказал Арчи, хотя должен был сказать Язон. Ему на правах старого друга многое прощалось. А услышать такое наглое заявление от совсем юного по понятиям Керка инопланетника с какого-то захолустного Юктиса!.. Старый пиррянский вождь просто онемел от изумления и ярости.

На помощь юктисианцу неожиданно и очень вовремя пришла Мета:

– Успокойся, Керк. Арчи дело говорит. Если мы сейчас дадим ответный залп из всех наших орудий, вряд ли после этого можно будет узнать хоть что-нибудь. Пустите меня к штурвалу. Мы просто уйдем из-под огня и сядем где придется, а уж там и решим, как быстрее найти этого трепача Хаврика.

И ветеран Мира Смерти успокоился так же внезапно, как и рассвирипел. Все-таки за последние годы он тоже стал другим.

А Мета уже вела десант-бот по замысловатой кривой, петляя между траекториями управляемых снарядов, лучами лазерных прицелов и дымками разрывов, лихо уворачиваясь от преследования самонаводящихся ракет и если надо расстреливая их. В этом ей помогал Клиф, четко следящий за каждым движением Меты.

Она всегда была фантастически хороша, когда вот так вела корабль – одна против целой армии, одна против неукротимой стихии. Язон невольно залюбовался своей амазонкой. Нет – валькирией! Сейчас ему захотелось назвать ее именно так. Валькирии были все-таки женственнее и, значит, красивее. А амазонки, помнится, отрезали себе правую грудь, чтобы из лука стрелять удобнее было. Ну, разве это нормально? Прекрасной Мете никогда не мешала ее прекрасная грудь – ни у штурвала, ни в бою.

Ну, а вот и бой!

Десантный корабль плюхнулся на зеленеющее поле с черными выжженными проплешинами, в самую гущу сражения, и был, конечно, тут же обстрелян из огнеметов, стрелкового оружия и нескольких стволов легкой артиллерии. Но только с одной стороны, где маячили над окопами красные мундиры и шлемы.

– А вот сейчас придется ответить, – сказал Язон. – Давайте! Не прицельным, но шквальным огнем. Иначе мы даже наружу выйти не сумеем.

Повторять это пожелание не потребовалось. Уже через пять секунд по ту сторону поля, откуда проявлена была неуместная агрессивность, горело все, что только могло гореть. По другую сторону наблюдалось торопливое отступление к лесу солдат в синей форме. И это еще раз убедило Язона в правильности собственного решения. Синие не только не стали обстреливать неопознанный приземлившийся объект, но и не попытались воспользоваться мощным инопланетным прикрытием для новой атаки. Предпочли отойти. А это разумно и всегда более гуманно.

– Двигай к лесу, – попросил он Мету.

И включив режим гравитонной подушки, они поползли следом за синими, практически не поднимаясь над землей и лишь изредка постреливая, если кто-то из красных набирался наглости открывать огонь.

Синие оказались дыдриками, впрочем никакого принципиального значения это не имело. Если не считать того, что общаться с ними пришлось Язону. Ведь кроме эсперанто сержант Гумра никаких языков не знал. А именно он и командовал взводом, захлебнувшаяся атака которого должна была увенчаться скорее всего полным физическим уничтожением личного состава.

– Ну, братцы, – отдувался сержант, не веря своему счастью, – ну, выручили меня! С того света вынули!

Язон не понял, о каком таком свете речь, но спрашивать не стал, а просто постарался запомнить, чтобы у себя на «Арго» заглянуть в большой идиоматический словарь всех времен и народов.

– Теперь ты нас выручай, сержант! Рассказывай, как найти господина Хаврика.

– Ай! – воскликнул Гумра. – Да зачем вам понадобился этот зундей?!

Тут уж Язон не удержался от вопроса, хотя интонация говорила сама за себя.

– Кто такой зундей? – засмеялся Гумра и, приложив к голове кулаки с оттопыренными указательными пальцами, проблеял: – Ме-е-е!

– Понятно: козел, – кивнул Язон. – Но извини, сержант, зундей не зундей, а он нам нужен.

– Да зачем? Зачем, я спрашиваю! – настаивал сержант.

И Язон объяснил. Гумра надолго задумался. Потом изрек:

– Я попробую вам помочь. Если это затишье будет достаточно долгим, я попробую связаться со своим дружком. Он воюет за мемриков на другой стороне планеты. Так вот, из тех, кого я знаю, он единственный имел дело с Боевыми Птицами Мести.

– А это еще кто такие? – удивился Язон.

– Это такие киборги с планеты Крейзик. Они пару лет назад воевали вместе с мемриками – единственный случай за всю нашу историю, когда во внутренние дела Бипхинии вмешались инопланетники. Моему другу Птицы оставили на память звездные координаты Крейзика. А там уж и до вашего Эгриси рукой подать, точно говорю.

– Спасибо, сержант, но давай мы все-таки попробуем добраться до зундея Хаврика.

– Упрямый ты, – улыбнулся Гумра. – Ну, ладно. Он тут действительно сейчас неподалеку прячется. Вот смотри.

И сержант развернул прямо на траве топографическую карту района.

Хаврик встречал почетных гостей хлебом-солью. То есть действительно накрыты были столы, и чопорные девушки-официантки подносили блюда и напитки, и тихая музыка звучала, и пахло домашним теплом, дымком камина, хорошим виски и хорошим одекололном, вовсе не как на улице – порохом, потом, кровью, горелой соляркой и паленым мясом. Однако уютное впечатление от гостепримного дома сильно портил сам Хаврик. Он говорил и говорил без умолку, говорил обо всем сразу и ни о чем, говорил о политике давно ушедших дней и своей бурной юности, о сверкающих перспективах планеты Бипхинии и о правильности демократического пути, избранного лично им, Хавриком, говорил о необходимости полной дебубризации с параллельным нео-бубрированием, и никто уже ничего не понимал, и все пирряне томились, ожидая хоть двух-трех фраз по существу, и рвались что-то спросить, но где там! – Хаврик не то что слова, звука не давал вставить. Спикер он и есть спикер.

Наконец, шмякнув об пол тарелку, Язон воспользовался естественно образовавшейся секундной паузой и громко объявил на весь обеденный зал:

– Господин Хаврик, очень хотелось бы, чтобы вы помогли нам разыскать координаты планеты Эгриси. Это в вашем звездном скоплении. Вы не можете не знать.

– Эгриси, – автоматически повторил Хаврик. – И это все что вам нужно? Координаты какой-то несчастьной планетки! Ах, Боже мой! Да я сейчас распоряжусь – их вам разыщут в течение десяти минут, ну, максимум, пятнадцати. Это же такая не проблема. Такая пустяковина! О чем вы говорите, господа! Вот лучше послушайте, в чем заключается суть моего последнего проекта...

«Безнадега», – думал Язон. И повторял свой трюк еще несколько раз.

После шестого, если не седьмого напоминания Язона о своей просьбе, Хаврик как-то вдруг встрепенулся и спросил:

– А что это вы все время посуду бьете?

О, это был явный прогресс! Хаврик заинтересовался кем-то или чем-то, помимо собственной персоны. Что ж, лиха беда начало!

– На счастье! – нахально ответил Язон. – Есть у людей такая древняя примета.

Хаврик улыбнулся как-то неопределенно, даже растерянно и благодаря этому промолчал.

– Так пойдите же, распорядитесь насчет координат планеты Эгриси! – очень громко и едва ли не по слогам проговорил Язон.

– Да, да, – кивнул Хаврик и тут же вышел.

Но вернулся он что-то подозрительно быстро. И в окружении нескольких человек с видеокамерами.

– Язон, внимание! – объявил Хаврик. – Сейчас нас будет слушать вся планета. Объясните пожалуйста людям, что я – единственный человек в этом мире, которому можно доверять. Единственный, кого признают даже другие цивилизации.

– Хорошо, – согласился Язон, – но учтите, я буду говорить только правду.

Хаврик глупо улыбнулся: похоже, не понял, шутит инопланетный гость или просто намекает на что-то.

Встали перед камерами. Хаврик скомандовал включать. Долго рассыпался цветистыми словесами, наговорил кучу нелепостей о пиррянах, но по счастью, ничего обидного, а к тому же на эсперанто, так что, кроме Реса, никто из них ничего не понял. Впрочем, ведь иногда хватало интонации, чтобы в ход пошли пистолеты. Но – обошлось.

Наконец, Хаврик представил Язона, и ему сунули прямо в лицо увесистый микрофон. Чуть не вышел конфуз: Мета, не знакомая с таким варварским способом взятия интервью, кинулась спасать любимого. Но и тут – обошлось.

– Братья мои по разуму, – начал Язон, – могу перед всеми вами засвидетельствовать, господин спикер Хаврик действительно единственный на вашей планете человек, который пригласил нас к себе и радушно принял, в то время как все остальные только воевали или предлагали нам убираться восвояси. Но я, видите ли, обратился к господину спикеру с маленькой просьбой – узнать координаты планеты Эгриси. Просьба действительно пустяковая, выполнить ее можно за несколько минут, однако я и мои друзья торчим здесь уже битых три часа, а воз и ныне там. Координаты нам неизвестны, так что судите сами о своем спикере, братья мои по разуму...

Тут Язон заметил, что трансляцию давно прекратили, а теперь операторы даже камеры опустили, и микрофона возле лица больше нет.

Хаврику не понравилось, конечно, такое выступление.

«Ну, что ж поделать, дорогой Хаврик, а я признаться и не рассчитывал, что тебе понравиться. Мне только координаты Эгриси нужны. И больше ничего», – комментировал про себя Язон.

– Все свободны, – зычно выкрикнул Хаврик.

Повернулся к Язону. – Рад был с вами познакомиться. До новых встреч во вселенной. А сейчас, господа, извините – дела.

– А как же координаты Эгриси? – вкрадчиво поинтересовался Язон.

– Их ищут, – не моргнув глазом, соврал Хаврик. – Вам сообщат позже. Ждите ответа.

Язон перевел все это Керку, и тот вяло предложил оторвать спикеру голову.

Язон только рукой махнул:

– Поехали. У нас еще сержант в запасе остался.

Взвод, по счастью, никуда не передислоцировался. Затишье продолжалось. Измочаленные солдаты отдыхали в блиндаже. Гумра, склонившись над котелком, поглощал ярко-желтую кашу с кусочками мяса.

– Ну как, сержант? – поинтересовался Язон с безнадежностью в голосе.

– Все нормально, начальник, – козырнул сержант. – Долг платежом красен. Держи.

Координаты он нацарапал чернильной ручкой на клочке упаковочного картона.

– Записывал со слуха. Но все точно и аккуратно. Не беспокойся, начальник. А к этому зундею зря вы ездили, Лучше бы с нами кашки порубали.

Глава одиннадцатая

Планета Крейзик – это было нечто. Она могла бы поразить любого, даже самого бывалого звездного путешественника. Кстати, Язон сразу объяснил всем, что слово это в переводе со староанглийского и с некоторой поправкой на искаженное произношение означает «безумная». Ну, и конечно, не требовалось долгих и тщательных исследований, чтобы понять причину столь красноречивого названия. Здесь устроили мировую свалку, вселенскую помойку. Очевидно, на известном этапе бурной колонизации центра галактики в силу каких-то странных и давно забытых соображений именно на землеподобную кислородную планету начали свозить электромеханический, электронный, химико-синтетический и прочий техногенный мусор со всех ближайших звездных систем, а то и со всего шарового скопления. Во всяком случае, ничего природного, естественного, растительно-животного под этим многовековым культурным слоем разглядеть было невозможно.

Однако мусор мусору рознь. Тут имелись в наличии и совсем ржавые железки неопределенного вида, и почти целые, почти готовые к использованию устройства. Собственно, еще больше обнаружилось на планете Крейзик абсолютно исправных машин и механизмов (во всяком случае, они выглядели таковыми). Но именно эта часть оборудования в подавляющем большинстве своем вид имела немыслимый, а назначение непонятное.

И тогда Язон вспомнил: о какой-то планете с названием Безумная он определенно читал. Нужно было срочно восстановить в памяти источник информации. И если окажется, что путаница тут исключена, экипаж «Арго» получит в свои руки важные для дальнейшего предварительные данные. Хоть один раз в ходе этого экстравагантного полета пирряне приступят к контакту не совсем вслепую. В конце концов, зря он, что ли, таскает с собой огромную библиотеку, содержащую наиболее полные сведения обо всех мирах обитаемой вселенной?

В общем, пока в течение добрых двух часов, могучий линкор хищным ястребом кружил над планетой, приглядываясь к возможной добыче, Язон рыскал по звездным каталогам, рыскал почти наугад, ведь он не помнил, на каком конкретно языке та планета именовалась безумной. И все-таки найти удалось. Исконное название этот странный мир получил в очень далекие времена на армянском языке (Язон такого наречия и не слыхивал никогда), а в дальнейшем столь понравившееся всем слово не переписывали другими буквами, как это принято было спокон веку у географов, но почему-то переводили семнадцать раз на семнадцать новых языков. Меж тем, звездные координаты богатой именами планеты трогательно не менялись на протяжении всех эпох. В общем, помойка им попалась та самая, и Язон мог с чистой совестью доложить команде корабля вычитанную из архивов историю этого сумасшедшего шарика.

Мир, служивший всеобщей свалкой мусора, естественно, оборудован был весьма совершенной по тем временам техникой. То есть роботами-утилизаторами, роботами-погрузчиками и роботамим-транспортировщиками. Очевидно, роботов этих когда-то направили на Крейзик сугубо в качестве обслуживающего персонала. Но всем известно, что простейший автомат-утилизатор или погрузочно-разгрузочный механизм при совсем незначительной переделке может стать самообучающимся ремонтным роботом. Кто-то такую доделку и произвел. Оставалось теперь лишь фантазировать, кто именно, но факт был налицо: роботы за долгие века отремонтировали на планете все, что поддавалось починке, а что не поддавалось, они, надо полагать, воссоздали заново.

Таким образом на планете Крейзик в течение весьма длительного времени шел процесс настоящей машинной эволюции, о которой в теории рассуждали многие и давно, но на практике...

На практике процесс оказался сложным, комплексным, со своей борьбой видов за выживание, со своим естественным отбором. И друг дружку хитрые роботы тоже по мере сил совершенствовали, достигая при этом неведомо каких высот. О новых видах машин сообщалось в некоторых старых справочниках, их даже пытались классифицировать. Но позднее интерес к феномену как-то сам собою увял, регулярные рейсы на Крейзик прекратились, ни в военных действиях, ни в межзвездной торговле механизированная планета, разумеется, не участвовала, а продолжали на нее свозить мусор или нет, осталось неизвестным, во всяком случае, это нигде не фиксировалось. И еще нигде не фиксировалось население планеты. Роботов считать по головам как-то не принято, да и не у всех там были головы как таковые, а людей...

Вот чего не ощущалось на планете – так это присутствия людей. Ни по архивным данным Язона, ни по реальным наблюдениям пиррян.

Когда «Арго» завис на орбите, вся эта бурно шевелящаяся под корпусом военного корабля жизнь не проявила не только агрессивности, но даже ни малейшего любопытства не выказала. Радиосигналы, которых роботы не воспринять, казалось бы, не могли, ушли словно в пустоту. Ответ типа: «Ну, слышим, слышим мы вас, а на кой ляд вы нам нужны?»

– Люди так реагировать не могут, – рассудил Стэн. – Во всяком случае, люди, владеющие подобным количеством техники.

– Ты все правильно говоришь, – согласился Арчи, – но представь себе на секундочку, что в этом сумасшедшем мире отношения перевернуты с ног на голову: не люди владеют техникой, а техника владеет людьми. Как должна повести себя такая техника в момент контакта с нами?

Чересчур смелое на первый взгляд предположение Арчи могло оказаться в действительности очень близким к истине, и Язон почувствовал, как холодок пробежал у него между лопаток. Пирряне тоже напряглись.

– Что ты предлагаешь? – спросил Керк с присущей ему практичностью.

– Пока ничего. Я предлагаю подумать и во всем соблюдать предельную осторожность. На эту планету не стоит сваливаться, как на все предыдущие, где обитали, пусть и очень разные, но все-таки люди. Хватит с нас пока результатов визуального анализа и безуспешной попытки радиоконтакта.

А Язон вдруг вспомнил про Боевых Птиц Мести, которые вопреки историческим сведениям принимали-таки участие в военных действиях на соседней планете, и новая жутковатая догадка осенила его.

– Попробуйте порассуждать, друзья, – предложил он. – Могло ли быть, что за долгие века на эту свалку, превратившуюся в один огромный самостоятельный механизм, ни разу не сунулся человек?

– Не могло этого быть, – уверенно сказал Бруччо.

– Я тоже так считаю, – поддержал Язон. – При здешней-то плотности населения на один кубический парсек. И, по-моему, существовало четыре варианта дальнейшего развития событий. Первый. Люди могли победить, завладеть всей это новой техникой и затаиться. Кажется, такого варианта мы не наблюдаем. Второй. Люди, буквально все, какие сунулись сюда, оказались уничтожены. Третий. То, о чем говорил Арчи. Люди попали в плен к машинам и теперь прислуживают им. И наконец, четвертый.

Язон специально сделал паузу. И Мета нерешительно произнесла:

– Они могли образовать симбиоз. Человек и машина.

– Вот именно! – радостно воскликнул Язон.

Хотя с чего тут было радоваться? Просто уж очень ему хотелось, чтобы не он сам, а кто-то другой, высказал эту мысль. Тогда она прозвучит особенно сильно.

– Вот именно! Молодец Мета! Симбиоз. Я и хотел сказать о киборгах. Об этих Боевых Птицах, благодаря которым мы сюда прилетели, о стальном кабане и прочей живности, периодически появляющейся на Саанде, наконец, о новом поколении пиррянских тварей...

– Каша какая-то, Язон, – пробормотал Бруччо.

– Разумеется, каша, – согласился Язон, вздохнув. – Я просто высказал идею и предлагаю всем подумать. Давайте так: отбой до завтра, а утром соберемся на совещание. Мне кажется, в главном Арчи прав: соваться на эту механизированную помойку с пулеметами на перевес – что может быть глупее?

Совещание утром не состоялось. Точнее, оно получилось экстренным и предельно коротким. Команда «Арго» еще не закончила завтракать, когда стоявший на вахте у обзорных экранов Гриф поднял тревогу. К линкору пиррян на достаточно высокой скорости приближался неизвестный объект и, судя по траектории и постоянно меняющемуся спектру излучения-отражения, объект пилотируемый.

– Вроде не снаряд, не торпеда, но может быть опасен, – прокомментировал Клиф, в мгновение ока очутившийся за пультом управления тактической артиллерией линкора.

Слова эти были переданы по интеркому во все помещения корабля, и Язон очень спешил, чтобы предотвратить возможную стрельбу. Он ворвался в капитанскую рубку одновременно с Метой и Керком.

Неопознанный объект уже весьма отчетливо просматривался на экране, скорость его заметно снизилась, и теперь легко было видеть, что это летательный аппарат универсального типа. Широко раскинутые крылья, назначение которых хорошо понятно в атмосфере, в космосе могли играть разве что роль солнечных батарей. Носовая часть этого самолета более всего походила на красивое человеческое лицо с явно женскими чертами, а довершали аналогию налитые девичьи груди впереди на нижней части фюзеляжа. Подобный дизайн будил воспоминания о древних временах, когда на форштевнях парусных кораблей, бороздивших океаны устанавливали фигуры людей и животных не по причине целесообразности, а просто как украшение или магический символ. Действительно, функциональность такого рода деталей в конструкции лайнера вызывала большие сомнения.

Меж тем белоснежная птица приближалась, все завороженно следили за ее полетом, и Язон понял, что само слово «птица» пришло ему на ум естественно и не случайно. Белая Птица Мести. Уж не она ли это?

– Максимум света на объект! Максимум информации об объекте на монитор! Включить все системы защиты, но не стрелять ни в коем случае! И попытайтесь передать ей наше предложение о сотрудничестве.

«Да, именно ей, – подумал Язон, – этот летательный аппарат просто требует называть себя в женском роде».

– Нет ответа? Еще раз попытайтесь! Не стрелять!!!

Язон выкрикивал команды одну за другой, не успевая согласовывать их ни с кем, однако Мета энергично кивала в знак поддержки, да и Керк, пусть еле заметно, одними глазами, но давал понять, что не возражает.

Чем ближе подлетала эта женщина-птица, тем менее угрожающей казалась. Очевидно, уже многие прикинули по приборам размеры летательного аппарата, но Мета первая высказала вслух:

– Да она же ростом с человека! Меньше даже! То есть это не корабль, не устройство, это... киборг.

Догадка такая была скорее интуиитивной, опережающей логический ход мыслей. Но ведь и Язон думал так же.

Киборг не киборг, а белая птица подлетела к «Арго» практически вплотную, сложила крылья и, выпустив шасси – да нет, не шасси, а обыкновенные птичьи лапы! – уселась на консоль ракетной установки, как на жердочку. Никакого видимого оружия при ней не было, а что касается скрытых средств нападения – всего, как говорится, не предусмотришь. Но в данном случае и предусматривать нечего оказалось. Действительно: то ли чайка, опустившаяся на скалу с естественной небрежностью, то ли вообще – голубь мира, добрый посланник, успокаивающий, как белый флаг парламентера.

Стандартного ответа на радиосигнал так и не поступило (стандартного в этих краях что-то вообще встречалось немного), но спустя некоторое время – как раз пирряне успели прийти в себя и уже заерзали от нетерпения и бездействия – на лбу у женщины-птицы вспыхнули цифры, и начался обратный отсчет секунд и минут.

Через семь минут без малого что-то должно былопроизойти.

Две из них понадобились на то, чтобы еще раз уговорить пиррян не наносить упреждающего удара. Клиф, например, считал, что белая птица (да еще Белая Птица Мести!) – обыкновенная бомба с часовым механизмом. Язон разбил эту гипотезу в пух и прах. Стали бы их тогда предупреждать о времени взрыва! Как же! Да и вряд ли обыкновенное оружие опасно для суперброни «Арго» с семью дублирующими друг друга системами защиты. Ну а уж если это действительно серьезная бомба, скажем, аннигиляционная, тогда тем более сбивать ее ракетами не рекомендуется. Единственное, что можно сделать в таком случае – это вылезти кому-нибудь одному в открытый космос и вежливо попросить птичку улететь обратно, а если не послушается, попытаться оторвать ее от корабля и зашвырнуть куда подальше.

Заниматься подобными глупостями желающих не нашлось, а тут еще дисплей на лбу инопланетной гостьи сменил тему и выдал бегущей строкой на трех языках, в том числе и на общепонятном меж-языке: «Следуйте за мной», после чего обратный отсчет продолжился, и оставалось уже всего три минуты с небольшим...

В общем, все решили послушать Язона – все-таки он умел убеждать, иногда просто давил своим авторитетом. А Язон распорядился, ни секунды не колеблясь:

– Готовьте десантный бот к старту!

– А если это ловушка? – поинтересовался Керк.

– А вот там и посмотрим, – улыбнулся Язон.

И Керк улыбнулся ему в ответ. Разве пирряне когда-нибудь отказывались попасть в ловушку, чтобы потом, победив всех, с честью оттуда выбраться?

А новая надпись на «птичьем» дисплее, промелькнувшая в предпоследние десять секунд еще больше порадовала всех своей военной лаконичностью и четкостью: «Коридор открыт. Следуйте за мной. Дистанция – не больше километра».

«Вряд ли это ловушка, – подумал Язон, – разве что персонально для меня. Ведь никто другой в нее все равно бы не попался».

А капканов, расставленных на Язона динАльта бояться глупо. Ведь он здесь специально для того, чтобы искать их.

Игривые попытки Меты, отклониться от курса, заданного птицей, красноречиво показали, что коридор прорублен в электромагнитном поле совершенно фантастической напряженности. От такого поля любой металлический предмет отскакивал, как резиновый мячик от стены. Так что путь на планету без специального разрешения был открыт всем желающим, но только в пластиковых скафандрах без ножей, пистолетов и электроприборов. Не позавидуешь такому диверсанту, когда он попадет в царство техники с многовековой историей развития!

Приземление прошло успешно – прямо на небольшую площадку, быть может, специально для этого и предназначенную. Но все остальное, что можно было разглядеть вокруг, честно говоря, мало походило на космопорт. Прямо по курсу в огромной куче, если не сказать, горе технического мусора зиял черный провал пещеры (возможно, туннеля). От площадки до входа в эту весьма неуютную дыру поверхность планеты тоже завалена была неработающими устройствами, мелкими запчастями или осколками крупных деталей. Собственно все это они уже наблюдали из космоса, но сейчас, вблизи было особенно странно видеть белоснежную женщину-птицу, прекрасную в своем совершенстве; маячившего вдалеке робота-гиганта, с начищенным до блеска бронированным панцирем и четкими, осмысленными движениями; снующие тут и там самодвижущиеся тележки на шагающих шипастых колесах – и все это на фоне неубираемой веками помойки. Очевидно, у роботов и киборгов были отличные от человеческих представления об эстетике, хоть они и поселились здесь, в чисто человеческом кислородном мире, где обыкновенному гомо сапиенсу можно было спокойно выходить на поверхность планеты и дышать без дополнительных приспособлений.

Пирряне так и сделали, чтобы времени зря не терять, но спрыгнув с трапа на хрустящие под ногами обломки не пойми чего, растерялись и приуныли как-то. Птица вспорхнула, тут же умчалась вдаль и ввысь, даже не сообщив ничего на прощание с помощью своей бегущей строки. А из пещеры – вот это был сюрприз! – вышел навстречу гостям высокий худощавый старик с длиннющей бородою не менее белой, чем оперенье диковинной птицы. Андроид? Киборг? Да нет, пожалуй, все-таки человек. По крайней мере, так решил для себя Язон. Да и пирряне вроде тоже признали его людскую природу.

– Кинней, – представился седовласый абориген и заговорил на странном языке, однако не на том, какой они уже не раз слышали в этих краях, но тоже не знакомом даже Язону.

К счастью, современный международный язык галактики, оказался доступен старику, и вообще все пошло нормально.

Все-таки здесь человек управлял роботами, а не роботы человеком. Все-таки он был своего рода смотрителем на этой свалке. Правда, Кинней не знал наверняка, один ли он здесь такой, но это его, похоже, не слишком интересовало. Почтенный старец вел отшельнический образ жизни, но все же, когда увидел в небесах такой громадный корабль, какое-то давно забытое любопытство проснулось в его душе и он решился пригласить нечастых в здешних краях странников к себе в гости.

– Так это вы направили к нам такую красивую птицу? – решил уточнить Стэн.

– Можно сказать, что и я.

Все ответы старика отличались вот такой уклончивостью.

– А она вас действительно слушается? – продолжал допытываться Стэн.

– Они все слушаются, но не всегда и не во всем.

– И куда же она сейчас улетела?

– Надо думать, отправилась подруг созывать.

Беседа текла неспешно, почти вяло. А меж тем тележки с колесиками имели еще и длинные манипуляторы наподобие человеческих рук, так что механические слуги очень споро установили длинный стол прямо под открытым небом, расставили вокруг стулья и начали таскать кувшины с напитками и блюда с едой, как заправские официанты. Эти примитивные устройства (или существа?), видно, слушались своего хозяина лучше, чем птицы. А птицы – что поделать! – существа (или устройства?) высокоорганизованные, а потому гордые, и летают теперь где хотят.

– А без птиц вы нам сможете организовать коридор обратно на орбиту? – строго спросил Керк.

– Пусть это вас не беспокоит, – заверил старик Кинней. – Не торопитесь. Сейчас посидим, выпьем-закусим, а там и видно будет.

Керка не очень радовала подобная перспектива, но еда на столе выглядела вполне нормальной, даже аппетитной, да и понял уже пиррянский вождь, что здесь в центре галактики, брать быка за рога – толку мало. Тут надо прислушиваться к мнению Язона и терпеливо ждать. Иначе не получается. А перекусить? Ну что ж, перекусить никогда не помешает.

Но вот именно этого сделать и не удалось.

Только расселись за столом, только руки протянули к толстостенным пластиковым кружкам и изящным многозубым вилочкам, как с неба, хлопая крыльями, налетели давешние белые птицы. Теперь их было много. Очень много. Язон не взялся бы узнать среди них ту, что провожала гостей от корабля до пещеры Киннея. Напрочь растеряв всю свою красоту и женственность, птицы хватали лапами и зубами все кушанья подряд, рвали их на куски, глотали не жуя, рычали, чавкали, отплевывались, давились и в считанные секунды превратили роскошный стол в такую же помойку, какая царила вокруг. Только новая помойка была явно органического происхождения – с отвратительными объедками и костями, плавающими в дурно пахнущих лужах, где смешались вино, подливки, приправы и натуральный птичий помет.

Улетели милые белокрылые девушки так же внезапно как и свалились с неба. Пирряне, конечно, оружие повыхватывали сразу, раньше чем шелест крыльев услыхали, но стрелять никто не осмелился. Все-таки реальной угрозы для жизни не было, а еда... Что еда? Ведь они же не хозяева тут, а гости. Может, по местным правилам так и принято – первую порцию птицам отдавать. Правду сказать, великовата порция для таких невесомых созданий, но... Не пиррянам о том судить. Они сидели и терпеливо ждали объяснений.

А старик закрыл лицо руками, и стало вдруг видно, как из-под ладоней его текут слезы.

– Что все это значит? – решился, наконец, спросить Язон.

И тогда Кинней вытер рукавом плаща слезы и начал рассказывать правду. Он сам так и сказал:

– Теперь расскажу вам правду. Время уклончивых ответов и недомолвок кончилось. Слушайте. Был я царем на планете Эгриси.

Язон вздрогнул и приготовился слушать с удвоенным вниманием.

– Я был царем, – продолжал старик, – но меня сверг двоюродный брат мой Сулели, зовущий себя Исааком Даниилом Йотом, сверг, сославшись на волю богов. Дескать, это боги сочли, будто я слишком жесток к своим подданным и вот сослали меня сюда в наказание. У меня на Крейзике много слуг, но все они – бессловесные. Все они не живые или полуживые. А самые главные среди них – Белые Птицы Мести, потому что этих слуг я сам и вырастил. Я сам изобрел эту форму синтетической биоэлектронной жизни. И сегодня я развожу их, как индюшек на птицеферме. С каждым годом у меня становится все больше моих славных пташек. Когда-нибудь мы станем непобедимой армией. И тогда я обрушу всю накопившуюся силу моей мести на древнюю поруганную нечестивцами землю Эгриси. А пока... Пока мы еще не столь сильны. Мои птички участвовали в двух небольших компаниях. Например, на Бипхинии мы поддержали однажды мемриков.

– Почему именно мемриков? – быстро спросил Язон.

– Молодой человек! Так ведь мои сыновья улетели туда и стали мемриками еще очень давно.

– Понятно, – это включился Арчи, которого начала раздражать болтливость старика. – Но мы так до сих пор и не услышали, почему же ваши самые замечательные слуги слопали всю нашу пищу. Или я что-то неправильно понял?

Наверно, молодой Арчи все-таки погорячился с вопросом. Седобородый Кинней снова прослезился и какое-то время не мог говорить, а потом прошептал:

– Обманул меня, стало быть, оракул...

Пирряне загрустили при этих словах, решили, видно, что случай выдался почище, чем с Хавриком, хотя казалось бы, вот она планета Эгриси – уже дважды названа и близка теперь, как... ну, да – как локоть, который не укусишь. Потому что старик явно в маразме, толку от него не добьешься, и славные птички эти скоро склюют не только пищу, но и его самого. А сами пернатые дамочки разговаривать, к сожалению, то ли не умеют, то ли просто не хотят.

Язон смотрел совершенно по-другому на сложившуюся ситуацию. Его радовало, что пирряне опять благоразумно не совершают активных действий. Сам же он умел ждать, умел слушать других, умел не торопить и не торопиться. И потому Язон одному лишь Арчи подмигнул еле заметно: «Мол, спокойно, друг, не гони волну, сейчас он все расскажет!»

И ведь рассказал.

– Пташки мои – они очень умные, они только говорить не умеют, но все, все понимают. Они с самого начала знали, что я люблю покушать. О, вы и представить себе не можете, какой я страшный гурман! Я просто обжора. Для меня самое большое наказание – это когда поесть нельзя. Собственно, меня таким способом и наказали. Ссылка сама по себе – тьфу. Какая разница, где жить? Если бы не одна маленькая деталь: здесь, на Крейзике, совсем нету пищи. Так вот. Птички мои стали мне откуда-то приносить настоящую еду, вкусную еду, ну, а я с ними, понятно, делился. Птичек становилось больше, и еды они приносили больше. Но потом что-то в этом механизме сломалось. Не стало на всех хватать. Они-то знали, что мне не обязательно и стали есть в первую очередь сами. Так и повелось. Из года в год. Только я за стол – они тут как тут! И съедают все, подчистую. Спрятаться нигде невозможно: ни в одной пещере, ни в одной машине, ни в кровати, ни под кроватью... Достанут всегда и всюду. И слопают мой завтрак, обед и ужин до последней крошки. Я уж предлагал, мол, заберите сразу, мол, я не претендую. Э, нет – смотрят ясными глазами, молчат и как бы подсказывают: «Не ленись, Кинней, накрывай на стол почаще». Вот так и длится мука моя, так и повторяется изо дня в день уже почти триста лет.

– Сколько?! – переспросил Арчи с навивным удивлением простака. – И как же вы живы до сих пор?

– А это на что? – грустно сказал Кинней и расстегнул молнию на своем хитоне спереди.

Из груди старика торчала плоская блестящая коробочка.

– Биоэлектронная батарейка, – пояснил он. – Солнечная энергия, попадая на мою кожу превращается в химическую, химическая – вот здесь – в биохимическую, и – порядок! Метаболизм не нарушен. Я живу. Но есть-то хочется. Вы себе представить не можете, как хочется!.. Так вот, – добавил он после паузы. – Оракул мне обещал, что эта проблема решится сама собою, когда на планету Крейзик прибудет огромный космический корабль с сильными и доблестными воинами на борту.

– Спасибо за комплимент, – поблагодарил Язон. – А теперь слушайте внимательно, дедуля. Оракул ваш все правильно предсказал, просто следует понимать всегда и всем: сами собою никакие проблемы не решаются. Но! – Язон поднял палец, акцентируя внимание на следующих фразах. – Мы как доблестные воины сумеем ее решить. Только для этого нам необходимо попасть на Эгриси. Живее, живее объясняйте кратчайшую дорогу туда! А уж мы на обратном пути про вас не забудем, избавим от многолетней беды. Ну как? По рукам?

Старик Кинней смотрел на Язона ошалелыми глазами. Он явно не собирался скрывать координат планеты Эгриси и просто не верил своему счастью. Он готов был рассказать все, что знает. Видно, Кинней еще ни разу в жизни не встречался с порядочными людьми, а сейчас почувствовал, пользуясь своим особенным сверхчутьем киборга: его не обманывают.

– Да как же я вам объясню, где планета Эгриси, если меня оттуда сюда везли в закрытом гробу?! – возопил старик, и надежды всех пиррян рухнули еще раз.

Грамотный вопрос сумел задать Арчи.

– Да неужели, дорогой наш Кинней, на всей этой планете ни один робот, андроид, киборг, ни один компьютер, в конце концов, не знает места расположения вовсе не чужого вам мира из соседней звездной системы? Никогда не поверю.

Кинней задумался тяжко, потом молча захлопал в ладоши. Даже Язон после этого решил, что все бесполезно и пора уходить.

Но после девятого призывного хлопка прилетела Белая Птица Мести и послушно села на край загаженного ее сородичами стола.

– Вот, – проговорил седобородый Кинней. – Она знает где Эгриси.

Потом старик прижал большую птицу к своей груди и прошептал громким свистящим шепотом:

– Планета Эгриси, ласточка моя. Лети и убей Сулели. А они полетят за тобою и помогут тебе. Не потеряй их. Это самое главное.

– Мы не обещали тебе участвовать в убийстве твоего брата Сулели, – огрызнулся Керк, нарочито переходя на «ты».

Он очень не любил, когда кто-то решал за него, что ему делать, а чего не делать.

– Но ведь вы хотите попасть на мою родную планету?

– Да, – сказал Керк.

– Тогда не обращайте внимание на мои слова, а просто летите строго за нею.

– С какой скоростью будет двигаться ваша птица? – поинтересовалась Мета. – Мне как пилоту...

Я понял, – перебил старик. – С какой скоростью – точно не скажу, а вот время полета до Эгриси, я однажды рассчитывал. У моей армии этот марш-бросок должен был занять ровно два оборота планеты вокруг своей оси.

– Годится, – сказала Мета.

Язон еще много о чем мечтал спросить у сумасшедшего аборигена сумасшедшей планеты. Они ведь совсем не поговорили о роботах, об истории, о других людях, прилетавших сюда до них...

Но Кинней вдруг произнес громко и торжественно:

– Я буду ждать вас. А сейчас поторопитесь. Через минуту дадут коридор. Вы должны лететь.

Эгриси оказалась третьей планетой в системе малой желтой звезды, известной среди астрономов под названием Новый Кокос. Кто бы мог подумать: Арчи в университетские годы писал свою первую самостоятельную научную работу на тему «Обоснование природы цикличных изменений светимости на примере желтого карлика Новый Кокос»! Вот уж действительно, тесен мир! И был в те времена студент Арчи свято уверен, что, что никаких обитаемых планет в такой звездной системе быть не может. А теперь выяснялось, что не только с планетами, но даже с природой светимости юный астрофизик сильно напорол.

Причина-то вся была не в самой звезде, а в несколько нестандартной оболочке, окружающей светило по всей сфере на примерно одинаковом расстоянии от орбит третьей и четвертой планет. Плотный метеоритный пояс километров двадцати в толщину. Трогательное совпадение с известной из учебников истории толщиной колец Сатурна в те довоенные времена, когда их еще не растащили на противоармадные заслоны. Метеоритный пояс вокруг Нового Кокоса был не только плотным, но и необычайно подвижным, что явно свидетельствовало о его молодости.

Но подобные изыскания представляли интерес разве что для Арчи, смотрящего на все вокруг широко раскрытыми от научного восторга глазами. Остальные в экипаже «Арго» озабочены были сугубо практическими проблемами, собственно, даже одной-единственной проблемой: как прорваться через этот пояс с минимальными потерями? Напролом? Можно. Но это колоссальные потери энергии, риск вывести из строя целый ряд жизненно важных систем корабля, и наконец – слишком много шуму. Все-таки они прибывают на Эгриси не долгожданными гостями и желательно было бы подкрасться к планете по возможности незаметно.

Тогда как? Маневрировать? И это реально. Но тут уже потребуется колоссальное количество времени для изучения закономерностей движения метеоритов и составления подробной программы для маршевых, рулевых и тормозных двигателей.

Третьего варианта как будто не существовало. Существовал некий промежуточный: маневрировать на глазок, на авось, а при неудачных сближениях – стрелять. Но этот вариант на самом деле очень быстро скатывался к первому.

И вот когда они подошли уже на минимально допустимое расстояние к потоку жутких, бесшумно наплывающих друг на друга, сталкивающихся, крошащихся, вертящихся и рассыпающихся громадин, путеводная белая птица, летящая впереди, затормозила вдруг почти до нулевой скорости, развернулась и, появившись в центре главного обзорного экрана, включила свой дисплей на лбу.

«Внимание, – побежала строка. – Внимание. Сейчас в потоке метеоритов возникнет промежуток, достаточный для проскока внутрь сферы. Опасного столкновения с самыми крупными фрагментами планет можно избежать только при одном условии: двигайтесь за мной на расстоянии ста метров ровно. Что бы ни происходило вокруг, не меняйте направления движения, скорости движения и расстояния до ориентира. В случае исчезновения ориентира на траверсе – двигаться с прежней скоростью и прежним курсом».

До них даже не сразу дошло, что значит «в случае исчезновения ориентира на траверсе». Они это поняли чуть позже. Войдя в поток, некоторое время шли удивительно чисто. В общем, не так уж и удивительно: ведь птица и корабль следовали согласно тщательно составленной кем-то программе. Но потом... У любой программы бывают сбои, в любом деле не обойтись без неожиданностей.

Две циклопических скалы, с прицельной точностью стукнувшись широкими плоскими выступами, расплющили маленькую белую птичку, и тут же начали медленно расходиться в стороны, унося на себе каждая зеленовато-бурые ошметки только что работавшего, изящного, сложного и очень неглупого устройства (или все-таки существа?)

Пальцы Меты не дрогнули ни на мгновение. Скалы медленно расходились, «Арго» надвигался, пот градом бежал по лицам всех пиррян, которые не могли в эту минуту ничем помочь своему пилоту – только молчать, только стиснуть зубы и не мешать, чтобы не спугнуть окончательно уже начавшую ускользать из-под самого носа удачу.

Они прошли впритирку к скалам на омерзительно малой скорости, но только благодаря этому каменные махины вновь тюкнулись друг о друга уже за спиной корабля, а другие две громадины рассыпались в пыль за несколько секунд до их появления в опасной зоне.

Дальше было чистое черное небо и разноцветные звезды, и маленький, но уже заметно выросший относительно других золотой шарик Нового Кокоса. И можно было теперь смело, не думая жать на гашетку ускорителя. И Мета на радостях так нажала, что всю команду повалило на пол и вдавило в него, словно колесами гигантского вездехода. Никто не успел забраться в противоперегрузочные кресла, ведь почти все из чистой солидарности стояли за спиной у пилота в капитанской рубке. Но никто и не обиделся. Семнадцать g. Ерунда.

Глава двенадцатая

Космодром на Эгриси оказался достаточно цивилизованным: чистеньким, ухоженным, с исправно действующей диспетчерской службой, с бригадами наземного обслуживания, с полицейскими и таможенными постами. Такой космодром вполне способен был принять и «Арго», но, разумеется, свой могучий корабль пирряне оставили на орбите. Правда, в нем дежурило теперь лишь семь человек во главе со Стэном – минимальный, можно сказать, аварийный расчет линкора. А подразделение, по численности являющееся космопехотной ротой, в обыкновенный десантный бот уже не помещалось. Так что пришлось отправить на Эгриси более вместительную и более грозную, разумеется, межпланетную канонерку. Язон не знал, кто или что поджидает его в этой конечной точке долгого и сложного пути, но на всякий случай хотел располагать максимальной ударной мощью. Нет, стволы орудий наружу не выставляли, да и на себя ничего лишнего не стали навешивать. Неизменные пиррянские пистолеты – и те попытались спрятать в широких рукавах – зачем зря людей пугать? Видите? Мы просто туристы: глаза нараспашку и улыбка от уха до уха.

А погода была вполне туристической: безоблачное небо, жаркое солнце, и виды вокруг космодрома – откровенно курортные: горы, море, песчаные пляжи, пальмы. Полиция и таможня встретили инопланетников холодно, но вежливо. Ношение оружия, по счастью, было не запрещено здесь, а на вопрос о наркотиках каждый из пиррянских бойцов мог с чистой совестью отвечать, что таковых не имеет. Ведь даже взятый для исследования плод куромаго, конечно же, остался на борту «Арго».

В космопорту никто не спрашивал их о цели визита, и это было странно. Так могли вести себя полицейские в высокоразвитых мирах, давно вступивших в Лигу, где представители власти различали делегации своих тут же, по опознавательным знакам. Ну и конечно, вопрос о цели прибытия считался праздным и даже неуместным, если на планете шла война, а из космоса сваливалось новое боевое подразделение. Здесь был как будто не тот и не другой случай. Повсюду царили покой и благоденствие, а меж тем не только Лига Миров, но и Специальный Корпус не имели ни малейших сведений о третьей планете в системе Нового Кокоса. Может, все-таки какая-то путаница произошла?

И не рискуя обращаться к полицейскому со столь дурацким вопросом, Язон поймал за лацкан пиджака простого водителя, который зазывал пассажиров на меж-языке. Водители в космопортах всегда умеют общаться на нескольких языках, хотя зачастую и плоховато. И еще они всегда все знают. Этот водитель энергично крутил на пальце ключи от своего транспортного средства, а голову его украшал невиданый головной убор – плоский, как посадочная площадка, диаметром в два раза больше диаметра головы, и с козырьком, защищающим от солнца.

– Скажи, приятель, ты сможешь отвести нас в местное представительство Лиги Миров?

– Куда-куда, дорогой? Не понял.

– Лига Миров. Лига, – повторил Язон, как можно более четко выговаривая слова.

– Слушай, амханаги, так бы сразу и сказал! – обрадовался водитель, продолжая вставлять местные словечки во фразы на меж-языке. – Это у нас такой хороший састумро. Понимаешь, амханаги? Отель «Лига».

Язон почему-то сразу согласился:

– Поехали в отель.

Впрочем, он знал почему. Ведь стало уже ясно: нет тут никакой путаницы, и представительства Лиги на этой планете нет. Нужно каким-то другим способом действовать. А для этого сначала правильнее всего где-то поселиться. Перекусить, познакомиться с местными обычаями, навести обо всем справки по открытым каналам, еще раз выйти на связь с Бервиком, в конце-то концов. Кстати, первую информацию об Эгриси Язон передал «шефу» еще с борта «Арго». И теперь он был просто уверен, что хороший отель – это лучший вариант для их команды.

– Эй, приятель, – вспомнил Язон, – я не предупредил: нас больше тридцати человек.

– Обижаешь, амханаги. Моя манкана и пятьдесят человек возьмет.

Манкана оказалась вполне обыкновенным автобусом, впрочем, достаточно комфортным в сравнении, скажем, с транспортными средствами на Поргорсторсаанде. И обошелся переезд относительно недорого. Причем, радушный водитель, ни минуты не колеблясь, взял с Язона кредитами. Жемчужно мерцающие банкноты были хорошо известны ему, как платежное средство, хотя в космопорту и не было специального пункта для обмена общегалактических денег на местную валюту. Язон это определенно отметил. Но так же спокойно были восприняты межзвездные кредитки в отеле, когда солидная делегация с никому неведомой здесь планеты Пирр попросила – шутка ли сказать! – тридцать три места в номерах «люкс».

Десятерых человек во главе с Ресом Язон попросил остаться в космопорту для наблюдения за вынужденно брошенной ими на взлетно-посадочном поле канонеркой и за другими прибывающими и убывающими кораблями. А также этой группе пиррянских бойцов вменялось в обязанность изучать окрестности, наблюдать за всеми подозрительными типами и постоянно быть на связи с руководством, то есть с Язоном, Метой и Керком. Не приходилось сомневаться, что на планете с таким уровнем технологии существуют вполне современные спецслужбы, наблюдающие за столь необычными гостями еще с момента выхода на орбиту, если не раньше.

А састумро, то есть отель оказался действительно неплохим. Правда назывался он «Лидо», а не «Лига», но это уж теперь не имело никакого значения. Путаница получилась смешная и, возможно, даже удачная. Поговорив с портье, Язон выяснил, что название этой тургостинице дал ее первый хозяин – некий итальянец по имени Фермо.

– В каком смысле итальянец? – поинтересовался Язон. – Где-то здесь есть планета Италия?

– Не знаю, – честно признался портье. – Может, и есть. Но Фермо был с очень далекой планеты, у нее еще такое странное название... вроде Школьная.

– Скоглио, – предположил Язон.

– Точно! – обрадовался портье. – Скоглио. Спасибо, амханаги, что напомнили. Буду теперь всем рассказывать.

Человека по имени Фермо Язон не помнил, однако пометил себе: навести справки о первом хозяине отеля. А вот простенькое слово «лидо» с полузабытого языка Язон перевел легко. Означало оно «побережье», «взморье» и для названия подходило идеально.

Вид из окон на море открывался совершенно роскошный. Так и хотелось плюнуть на все и пойти купаться. В конце концов, сколько можно работать?!

– Может, пойдем в море окунемся? – мечтательно проговорила Мета, отворачиваясь от окна и усаживаясь в глубокое мягкое кресло. – Тебе тут нравится?

– Мне тут нравится, – ответил Язон. – Но мы сейчас примем душ и пойдем обедать. Если успеем.

– Фу, какой ты скучный, – Мета надула губки, – даже помечтать не дал. А почему мы можем не успеть на обед?

– Потому что я просил Грифа разыскать телефон приемной местного царя и передать этому государю, что прибывший на планету наследный принц Даймед, сын Айзона желает видеть его.

– Наследный принц – это ты, что ли? – хмыкнула Мета.

– Конечно, я. И полагаю, что мое первое имя, данное при рождении, они здесь помнят лучше, чем, скажем, имя знаменитого игрока-афериста Баухилла, обобравшего казино «Туманность».

Язон не ошибся. И не только насчет имени. Пообедать в ресторане «Лидо» в этот день была им не судьба.

Десять роскошных манкан, сверкающих красным металлом, подали по личному повелению царя Исаака Даниила Йота прямо к подъезду «Лидо». Минут десять или пятнадцать кавалькада неслась по прекрасной автомагистрали вдоль моря, затем свернула на узкую но не менее гладкую дорогу, перекрытую шлагбаумом и круто поднимавшуюся в гору. Царский замок построен был в чрезвычайно красивом месте и, похоже, простоял здесь не одно столетие: стены его сверкали на солнце первозданной белизной, но были шершавыми и даже щербатыми, словно вырубленными из сахара. А медно-красные шпили на башнях сияли так, словно их полировали ежедневно. Может быть так оно и было, а может, и кровля, и автомобили делались тут из совсем другого материала, нежели тривиальная медь.

Обед был, разумеется, роскошным, столы накрыли в главной зале – как никак родственник приехал. Луди, араки и гвино лились рекою. Впрочем, луди оказалось весьма заурядным пивом, араки – плохонькой водкой, а вот среди иных веселящих напитков, собирательно именуемых «гвино», попадались очень достойные образцы настоящих виноградных вин. Язон сразу догадался, что именно в этом здесь понимают толк. Вот только увлекаться нельзя было. Его ждала аудиенция у царя. А жаль. Насколько большее удовольствие доставило бы ему сейчас поваляться где-нибудь на песочке под пальмой с бутылочкой пусть даже самого простенького «луди» и ни о чем не думать!

– Пойдемте, Даймед, – вкрадчиво проговорил Йот, осторожно подойдя к Язону со спины и наклонившись почти к самому уху. – Настало время поговорить с вами наедине.

– Хорошо, – согласился Язон, и добавил почти таким же конспиративным шепотом, каким обращался к нему царь. – Только со мною будет женщина.

– Почему? – удивился Йот.

– Потому что она моя жена.

Аргумент прозвучал сильно. Йот задумался и решил не спорить, мало ли какие порядки бытуют на далекой планете Пирр! Может, у них жена важнее личной охраны? А свиту Язон солидную привел с собою. Начнешь возражать, будешь иметь дело со всеми этими верзилами. Потом хлопот не оберешься: горы трупов, битые стекла, все кровью заляпано. Один ремонт во сколько обойдется! Уж лучше потерпеть присутствие женщины на первом разговоре.

– Пойдемте, Даймед, – повторил царь.

Язон кивнул Керку, мол все в порядке, остаюсь на связи, Мета со мной и оружие при нас. Потом они поднялись оба, поблагодарили царя, его поваров и слуг за прекрасный обед (Язон при его способностях сумел уже выдать несколько слов на местном наречии ко всеобщему восторгу эгрисянской стороны) и в сопровождении двух головорезов с огромными допотопными мечами наголо – такой здесь был принят стиль – покинули трапезную и скрылись в царских покоях, предназначенных специально для аудиенций.

Язон представлял себе, как может выглядеть специальная комната для приемов важных гостей и секретных переговоров у властителя столь странной планеты, как Эгриси, где достижения современной цивилизации так лихо перемешены с древней дикостью. Там наверняка будет полным-полно плохо спрятанных следящих камер, микрофонов, записывающей аппаратуры, автоматического огнестрельного оружия, срабатывающего на голос, механических ловушек и прочей хитрой техники того же пошиба. Впрочем, он очень надеялся, что до стрельбы и связывания веревками дело не дойдет. Для мирного и положительного результата по-настоящему важно было лишь одно: предельно точно выстроить разговор.

– Мета, – шепнул он своей телохранительнице. – Очень прошу тебя, будь молчалива, пока я не попрошу тебя высказаться. Договорились? И не обижайся.

Мета уже ни на что не обижалась. Но возникни хоть малейшая угроза для жизни одного из них, она поступит только так, как подскажут ей впитанные с молоком матери пиррянские инстинкты.

– С чем пожаловал, мальчик мой? – начал Йот, резко перейдя на «ты» и вообще на демонстративно фамильярное обращение.

– А то не знаешь, дяденька мой! – подхватив эту ерническую интонацию, откликнулся Язон. – Прилетел забрать принадлежащий мне по праву звездолет «Овен», доставленный на твою планету двоюродным дядей моим Фрайксом по приказу матери моей Нивеллы. Фрайкса я бы тоже забрал. Говорят, он давно вернуться хочет, вместе с женою и детьми. Если что не так, поправь дяденька!

А дяденька И.Д. Йот просто обалдел от такой наглости и закричал:

– Все не так!! Все!!! Слушай меня, раз уж такое дело. Слушай и запоминай. Фрайкса нет больше на свете. Он умер несколько лет назад. Дети его тут, но захотят ли они лететь с тобою – большой вопрос. Вдова Фрайкса Галка подумывает о том, чтобы снова выйти замуж, и не где-нибудь, а именно здесь, на нашей, лучшей во всей вселенной планете. А пока вместе с другой моей дочерью Миди и сыном Файтоном они прекрасно проводят время. Ты же, Даймед – или все-таки лучше звать тебя Язоном? – действительно племянник мне, а я тебе – дядя, потому что Нивелла – моя родная сестра. Вот почему Ослепительный Винторог... Винторог! Понятно? А не звездолет! Вот почему он и оказался на моей планете. Но помни же, Язон, помни, Даймед, как только послан был с Орхомена на Эгриси Ослепительный Винторог, я отправил ему навстречу шифротелеграмму, просто в космос, я не знал куда именно следует посылать сигнал. И в телеграмме той говорилось: «Спасибо, Нивелла, за твой подарок, но ни тебя саму, ни мужей твоих – Ахаманта и Айзона видеть я больше не желаю. Вы достаточно попортили мне крови, и теперь с помощью особых устройств, которые есть на «Овене» я отгорожусь от всего мира, и моя планета будет жить лучше всех во вселенной, а вы, сумасшедшие фанатики науки, можете продолжать свои исследования где угодно, только теперь уже без меня. Привет Феллу». Вот так! Я помню наизусть замечательный текст этой шифротелеграммы. Я, кстати, не знаю, получила ли мое послание Нивелла, но я сумел вычеркнуть имя Эгриси изо всех галактических справочников и атласов, а метеоритный пояс, который давно-давно построили вокруг моей планеты боги, позволил нам по-настоящему изолировать себя от ближних и дальних завистников и злопыхателей. Вот так, Язон! А ты узнал обо мне и прорвался сюда. Это очень сильно поднимает твои шансы, но все же утверждать, что Ослепительный Винторог, одна из древнейших ценностей вселенной – пусть даже звездолет «Овен», как ты его называешь, принадлежит тебе по праву – это уж слишком! Эта штука принадлежит мне!! Вот уж без малого тридцать лет. И позволь нам с тобою поспорить за право первой ночи.

Язон слушал этот велеречивый монолог и поражался нелепой откровенности Йота. Зачем он говорил ему это все? Запугать хотел? Убедить в чем-то? Смешно! А ведь любые новые знания добавляют противнику силы. Или царь планеты Эгриси предполагал, что Язон все это уже давно знает. Да, конечно, Язон, в сущности, знал намного больше, но в том, что сообщил ему Йот, содержались принципиально важные и абсолютно новые сведения. Картинка склеилась окончательно, и теперь Язон чувствовал себя непобедимым, во всяком случае, в информационной войне.

Вот когда он вспомнил о настоящем имени Йота, сообщенном ему дважды – Фрайксом через шифрограмму и Киннеем – лично.

– Ты красиво говорил, но теперь послушай меня, Сулели.

Царь передернулся весь после такого обращения, но удержался от более резкого проявления эмоций, и стрельба, к счастью, не началась.

– Послушай теперь меня. Я не знал, что ты мой дядя. Действительно не знал. Спасибо за новую информацию. Но я отрекаюсь от тебя. Такой родственник мне не нужен. Даже на столь замечательной и богатой в природном отношении планете. Мне нужна только золотая обечайка. Отдашь ее – и я покину твою планету в считанные часы со всею свитой.

– Ты лжешь! – закричал царь Йот.

Вот уж действительно сулели, если не сказать, что просто дурак.

– Ты лжешь! Я видел, с каким войском прибыл наследный принц Даймед на мою планету. Если из маленького корабля сюда высадилось сорок с лишним человек, сколько высадится из большого, висящего сейчас на орбите? Я знаю, вы хотите покорить этот мир. Вы хотите подчинить себе еще одну планету, чтобы единолично владеть всеми ее природными богатствами. Я наводил справки. Я знаю, что пирряне отрядом в составе ста тридцати восьми человек завоевали целую планету. Сегодня вы хотите покорить еще одну – Эгриси. Не выйдет!!

Дядя Сулели-Йот был все-таки патологическим идиотом, слушать его дальше было почти не интересно, но отдельные фразочки проскакивали – ого-го! Например эта – про наведенные справки. Интересно, откуда? По каким каналам? Если планета полностью изолирована от мира. А ведь цифра «сто тридцать восемь» названа с неслучайной точностью. Выходит, помимо информационной сети Специального Корпуса, есть еще иная сеть. Вражеская сеть. Вот только какими же надо быть лопухами, чтобы допустить к такой сверхсекретной сети подобного И.Д. Йота!

– Слушай меня внимательно, племянничек! Ваш план захвата планеты сорван изначально. Всех кто попал внутрь моего дворца, я, если захочу, ни за что не выпущу наружу, каких бы жертв среди моих подданных это не стоило. Всех агентов Пирра, оставшихся по ту сторону стен, нейтрализуют мои супервоины особого назначения. Ну, а корабль на орбите... Он просто вынужден будет покинуть околопланетное пространство. Почему? Объяснять не стану. Пусть это будет для вас сюрпризом.

«Ну, слава Богу, – подумал Язон, вспомнив любимое выражение доктора Солвица в такие минуты. – Наконец-то он решился хоть что-то сохранить в тайне. А то уж я думал, начнет мне сейчас пароли диктовать для общения с его личной охраной!»

– Дядя, – сказал Язон ласково, – не надо пугать меня всякой ерундой. Я вам еще раз повторяю: я прилетел сюда только за «Овеном». Получу его – и тут же улечу обратно, со всей своею командой. Я даже разрешу вам лично пересчитать их всех по головам, чтоб подозрений не осталось.

Язон нарочито перешел обратно на «вы», надеясь таким образом умилостивить разбушевавшегося царя.

– Верните мне звездолет, – повторил Язон еще раз. – И мы улетим. Честное слово.

Царь Эгриси задумался. Сам процесс думания был для него крайне тяжелым делом, и Язон в какой-то момент даже пожалел старика. Но Йот все-таки справился с поставленной задачей и выдал решение, предварив его вопросом:

– Кто хозяин на этой планете? Я?

– Вы, дядя, – согласился Язон устало.

– Тогда слушай мое условие. Выполни одно довольно интересное поручение, а я тебе за это верну все, что ты просишь.

– Это какое же поручение? – насторожился Язон.

– Да, несложное, правда несложное. Для тебя-то, такого героя! Соглашайся, Язон, иначе... Вы, может, и победите нас, все может быть, но кровищи прольется!.. Ох, глаза бы мои не видели на старости лет такого безобразия! Да и боги нам не простят, Язон.

– Кто такие боги? – быстро спросил Язон.

И Йот ответил так же быстро, но непонятно:

– Это мы с тобой, например.

А потом как будто проснулся и затянул опять свою грустную песню:

– Ох не сбивай меня, Даймед, не сбивай меня Гаутама, Тристан, Баухилл, и как там тебя еще, у меня пока достаточно силы, чтобы диктовать условия кому угодно. Соглашайся, Язон, или я отдам приказ страже схватить вас всех!

Одновременно с этими словами пистолет из широкого рукава Меты прыгнул ей в ладонь. К счастью, кроме Язона, никто не заметил этого, и даже автоматика не среагировала.

А Мета – ну, просто молодчага! – справилась с эмоциями и прошептала:

– Соглашайся, Язон.

Потрясающе! Она заговорила, не дожидаясь его команды, но сказала ровно те слова, каких он и ждал от нее. Вот это чудо! Наверно, только настоящая любовь способна на такое.

– Я согласен, – тихо проговорил Язон. – Говорите, что я должен делать.

И в этот момент, никого не предупредив, а сразу распахнув двери и гордо пройдя мимо склонившей перед нею головы стражи, по царским покоям прошествовала легкой поступью хрупкая черноволосая девушка невиданной красоты. Была она в изысканном костюме для верховой езды: черный фрак, белые бриджи в обтяжку, высокие кожаные сапожки, шапочка с козырьком и длинный хлыст в руках.

– Отец, – начала прекрасная незнакомка. – Мы с Файтоном ехали сейчас вдоль моря...

Потом бросила мимолетный взгляд на Язона и не смогла оторвать глаз, широко раскрывшихся от внезапно нахлынувших чувств.

– Моя дочь Миди, – проговорил Йот.

Язон вежливо улыбнулся, готовясь представить царевне себя и Мету, но красавица Миди вдруг застонала, схватившись за сердце и стала медленно оседать на пол.

Стражники застыли в напряженных позах растерянного ожидания: какие будут приказы?! Но первое распоряжение царя оказалось адресовано не им:

– Врача! – выдохнул Йот. – Скорее!

А Мета повернулась и крикнула в распахнутые двери:

– Тека! На помощь!

Может, у И.Д. Йота были и неплохие врачи во дворце, но бегать быстрее Теки они, конечно, не умели.

И именно гость с далекой планеты Пирр оказал царской дочке первую помощь. Это был красивый жест.

А ничего страшного с Миди не произошло. Обыкновенный обморок, в юные годы случается такое, особенно если с самого утра после очень легкого завтрака гонять часами навстречу морскому ветру на лихом дельфийском жеребце.

Язон-то знал истинную причину внезапного недомогания Миди, но не в этой же компании, право слово, говорить о ней вслух! Тем более, когда еще и деловой разговор не окончен.

– И все же, ваше величество, – напомнил Язон, – когда же я наконец узнаю о выдвигаемых вами условиях?

Глава тринадцатая

Пирряне вежливо отказались от предложенных в царском дворце апартаментов и уже через час вернулись в полюбившийся им отель «Лидо» на живописном побережье.

Керк немедленно созвал совещание. В номере «люкс», рассчитанном на двоих было несколько тесновато, но все равно присутствовали все. Конечно, вначале выслушали Язона, который подробно пересказал свой разговор с царем. Потом бойцы наперебой выдвигали один другого безумнее проекты силового захвата Ослепительного Винторога, каждый рвался быть первым, каждый предлагал свою помощь. Язон никого не перебивал, обещал подумать, благо времени было дано до следующего утра, а потом резко свернул дебаты и велел всем немедленно расслабиться. Действительно необходимо было отдохнуть перед новым трудным днем.

– Слушайте! Должны мы, наконец, окунуться в прекрасные синие волны эгрисянского моря? Лично я отправляюсь купаться тотчас же.

Идея была единодушно поддержана, и пирряне, изображая веселую толпу беззаботных курортников, двинулись на пляж.

– Что ж, молодцы, – сказал Язон Керку, – разыграли все как по нотам.

– Ну, так ведь я человек десять успел предупредить. А уж остальные сами почувствовали, что к чему. Мои бойцы, может, и не семи пядей во лбу, но когда речь идет о жизни и смерти, соображают побыстрее многих.

– Да, Керк, – согласился Язон, – лучших воинов, чем пирряне, я нигде во вселенной не видел.

Ониспускались по узкой тропинке к морю, и были убеждены, что теперь их уже никто не слышит.

А вот парой часов раньше, пересекая пышный цветник перед главным парадным входом в царский дворец, Язон не был так уверен в этом – в каждой розочке мог торчать микрофон, – но все же рискнул прошептать Керку:

– В отеле наверняка все прослушивается. Мы проведем там совещание, делая вид, что уединились. Будем всячески нападать на царя, разоблачать его коварные планы, но о главном промолчим. Ты понял? Предупреди остальных. А настоящий совет соберем на свежем воздухе.

И настоящий совет состоялся. На морском берегу, среди скал, худо-бедно скрывающих от посторонних глаз. Но для пущей конспирации пирряне были почти раздеты – лишь купальные принадлежности, да неизменные пистолеты в кобурах оттеняли рельефность их мышц – и лежали в расслабленных позах, попивая чудесное вино и закусывая сочными местными фруктами. Ну, скажите, кому придет в голову что эти размякшие от моря и солнца туристы в действительности разрабатывают стратегию и тактику одной из величайших в истории галактики военных операций.

Впрочем, Язону очень хотелось, чтобы операция получилась как раз не военной, а мирной. Искренне хотелось. Вот только глупый царь планеты Эгриси и, к сожалению, родной его дядя Сулели-Йот, как говорится, сам нарывался на мордобой.

Это ж надо было придумать такое задание для племянничка!

– Я велю тебе выйти в поле позади моего дворца, – начал объяснять грозный властитель, когда Миди, наконец, привели в чувство и все немного успокоились. – И ты засеешь это поле зубами дракона.

– Того самого огнедышащего дракон, что охраняет звездолет «Овен»? – полюбопытствовал Язон.

– Не звездолет «Овен», а Ослепительного Винторога, и даже не Винторога, а только золотую обечайку, оставшуюся от него, – поправил Йот. – Конечно, это никакие не зубы – это такие специальные зерна, но древние называли их зубами дракона, ведь время от времени именно он выплевывает их из своей пасти. Так вот. Ты засеешь ими поле, и очень скоро из каждого зерна вырастет доблестный бесстрашный воин. Победишь их всех – шкура Ослепительного Винторога твоя.

– Я примерно догадываюсь, ребята, что это будут за воины, вырастающие из драконьих зерен, – объявил Язон, отхлебнув нежно-розового вина из высокого пластикового бокала и открывая этой фразой исторический совет на пляже. – Это будут роботы. Возможно, боевые роботы спецназначения. Таких мне будет трудновато перебить в одиночку при самой замечательной скорострельности нашего пиррянского оружия. Особенно если численность врага перевалит за десяток. Так что, в принципе я принимаю предложение Клифа об огневой поддержке, но только в том случае, если я лично подам ему условный сигнал. Ведь вы только подумайте, ребята, насколько заманчивее че5стно выполнить условие Йота и забрать все что нам нужно полюбовно!

– А он все равно не отдаст, – грустно заметила Мета. – Придумает еще какую-нибудь гадость.

– Возможно, ты и права, – согласился Язон. – Дядя мой не только дурак, но и подлец. И все же. Надо попробовать. Начать войну мы успеем всегда. И заметьте, в этом царстве воевать придется не с девочками-наркоманками, здесь против нас встанут настоящие профессионалы. А на войне, ребята, бывают жертвы...

Все помолчали. Что тут можно было сказать?

– В общем, если по моему сигналу отряд Клифа вступает в бой, – продолжал Язон. – Другой отряд должен тут же выдвинуться в Арскую рощу, где лежит под охраной так называемого дракона нужный нам предмет. Это недалеко. Рес завербовал нескольких агентов в этом городе и уже выяснил с точностью до сотни метров месторасположение Ослепительного Винторога. Информация передана на «Арго» и завтра утром Стэн уведет наш линкор от их примитивных локаторов, чтобы зависнуть аккурат над этой точкой. На всякий случай. Надеюсь, впрочем, что с драконом вы сумеете справиться и без поддержки из космоса. Вот так. Но я повторяю: мирный путь предпочтительнее.

– Мирный путь, – заметил мудрый старый Бруччо, – это не только переговоры, это еще и хитрость. Давайте подумаем о том, как перехитрить Йота.

– Первый способ – элементарен: завести в стане врага своего человека, – предложил Арчи не слишком серьезным тоном.

– Шпионские страсти, – улыбнулся Язон. – Серьезных агентов готовят и внедряют годами. А у нас в распоряжении один вечер и одна ночь.

– Да, – согласился Керк, – и все же в словах Бруччо есть рациональное зерно. Язон, ведь там, при дворе Йота, все подряд твои родственники – братья-сестры двоюродные-троюродные, зятья-дядья... Я же в этом совсем не разбираюсь, ты знаешь. У нас на Пирре все люди – братья. Но ты-то сам подумай, кто из твоей родни все-таки может принять нашу сторону.

Язон призадумался, и Мета высказалась раньше него:

– Миди. По-моему, следует вступить в сговор с этой девицей. Кстати, Язон, почему она так смотрела на тебя, прежде чем шлепнулась без сознания?

– Почему? – переспросил Язон, как бы растерявшись, и тут же выпалил: – Да она влюбилась в меня.

– С чего ты взял? – воинственно осведомилась Мета.

– Ах, дорогая моя! – вздохнул Язон. – Ты забываешь, что я не только боец и игрок, я еще и экстрасенс. Мыслей чужих расшифровывать не умею, а вот эмоции прочитываю без ошибок. Она влюбилась до беспамятства. Буквально. Потому и упала.

– А так бывает? – удивился Арчи.

– Бывает, – сказал Язон, – но редко.

– Тогда тем более следует использовать именно ее, – резюмировал практичный Керк.

– Но я против, – возразил Язон. – Это как-то непорядочно по отношению к девушке...

Но не только в непорядочности было дело. Что-то ужасно не нравилось Язону в самой сути этой спонтанно возникшей идеи.

– А мы тебя и спрашивать не будем, – цинично заявил Керк, – мы сюда прилетели побеждать, а не рассуждать о морали.

Мета, опустив голову, смотрела на донышко своего почти пустого стакана и Язон отчетливо ощущал, что она тоже против. Но его прекрасная амазонка вдруг подняла голову и сказала:

– Пусть эта царская дочурка и двоюродная сестричка нашего друга Даймеда поможет нам в нашем деле. Пусть. Но разговаривать с ней ты сам и пойдешь, Керк. Не мне же в конце концов обещать ей в награду Язона!

И не дожидаясь ничьего ответа, Мета встала, развернулась и быстро зашагала в сторону моря, чтобы еще раз окунуться в его теплые и соленые волны, то и дело бросающие на берег красивых, но омерзительно скользких медуз.

Глава четырнадцатая

Керк удачно застал юную царевну в ночном клубе «Вашли», что означало в переводе с эгрисянского «яблоко». По агентурным данным Реса, она частенько проводила там свободные вечера. Миди, сразу поняв, кем послан к ней седовласый инопланетный атлет, отпустила личную охрану, и особого красноречия от пиррянского вождя не потребовалось. Ради Язона Миди готова была помогать кому угодно, а то что играть придется супротив родного отца, так это ее тем более не волновало.

Старик Сулели давно утомил свою младшую наследницу непроходимой тупостью и неутолимым властолюбием. Уже не первый год мечтой царской дочки было выйти замуж за пришельца и удрать навсегда с этой пусть и прекрасной, но такой опостылевшей ей планеты Эгриси. Старшая сестра Миди – Халхи или Галка, как прозвал ее Фрайкс и как теперь любила величать Миди, поступила именно так, но Фрайкс был довольно странным инопланетником – он не спешил возвращаться на родину, всего боялся, очень настороженно относился к людям вообще и в итоге погиб при загадочных обстоятельствах, не исключавших варианта преднамеренного убийства. Да и не любили друг друга Галка с Фрайксом. Был это типичный брак по расчету, замешанный на борьбе за власть и тайне Ослепительного Винторога, того самого, что давно-давно принес юного орхоменца на Эгриси.

Они тут все на этой планете стремились понять, из чего и как сделан «окроткави» – так на местном наречии называли шкуру Винторога, а древнее имя «Овен» считалось среди них почему-то запретным. Тайну магической силы окроткави никому так и не удалось постигнуть. Кажется, ближе всех подошел к решению проблемы Фрайкс, за что, очевидно, и поплатился жизнью. Миди, в свою очередь, достаточно полазила по древним файлам в главном компьютере планеты. Про Винторога ничего не нашла, но в целом знания свои пополнила основательно. Во всяком случае, после такого самообразования разговаривать с отцом Миди стало совсем неинтересно.

От глухой тоски девушка ударилась в активные занятия спортом – прыжками в воду, метанием копья в цель и верховой ездой. А также увлеклась она вдруг религией. Тоже, наверное, от тоски. Из компьютерных архивов Миди знала о тысячах разных верований на древней Земле, властвовавших над умами людей задолго до Эпохи Великой Экспансии, но здесь на Эгриси существовала лишь одна официальная религия, на меж-языке называемая дзевесизмом.

В принципе, все эгрисянцы до единого формально поклонялись величайшему сокрушителю кривопространства и кометоборцу Дзевесо, но именно что формально. Люди на планете в зависимости от интеллекта и образования с очень разной степенью серьезности относились и к теологической концепции дзевесизма, и моральному кодексу верующего человека. Миди в свойственной ей манере решила разобраться во всем досконально.

Пользуясь своим высоким положением в обществе, она завела дружбу с верховным жрецом храма Дзевесо отцом Федором и часами беседовала с ним, сопоставляя знания, сохраненные церковниками и сведения, которые удалось выудить из компьютера. Картина окружающего мира вырисовывалась перед ней во все более завершенном виде. Иногда это даже радовало, но в итоге мечта оставалась прежней: инопланетный муж и звездные путешествия. И главное – об этом она мало с кем откровенничала, но со старшим телохранителем наследного принца Иолка, наверняка можно, уж он-то никому не разболтает! (Керк был вынужден проглотить это оскорбление) – главное, она мечтала не просто о муже, она мечтала о настоящей большой любви.

И она дождалась ее. Такого чувства Миди не испытывала еще никогда за всю свою долгую жизнь (двадцать три года) и была уверена теперь, что ничего прекраснее быть не может.

Этот безумно длинный, по понятиям Керка, девичий монолог, солидный пиррянин обречен был выслушать уважительно и покорно. Впрочем, добрую половину слов, составлявших милое воркование девушки, Керк с чистой совестью пропускал мимо ушей, так как знал наверняка: Язон и Мета, подключенные к его скрытым в одежде микрофонам, слушают все с предельным вниманием.

А на финише этого романтического свидания, уже под изобильными звездами эгрисянского неба Керк обязался передать своему «патрону» (Слово-то какое! Еще бы сказала «повелителю»!) точное время и место встречи. Храм Дзевесо, ровно в полночь, у входа. И конечно, без сопровождающих.

Сопровождающие были, но они грамотно держались на расстоянии, не допускавшем рассекречивания их тайной миссии. Обнаружились «сопровождающие» и с противоположной стороны, но их пирряне по-тихонечку устранили, выявив всех до единого и гуманно нейтрализовав химическим способом – без увечий и с полной возможностью возврата к нормальной жизни.

А Язон миновал роскошный портик из беломраморных колонн, зловеще зеленоватых в свете трех ярких лун, и сразу увидел у приоткрытых высоких дверей величественного храма точеную фигурку Миди. Увидел и остановился в нерешительности. Юная царевна кивнула Язону еле заметно, а после таким же легким, небрежным поворотом изящной головки указала внутрь, мол, я иду туда, и ты за мною шагай – там разговаривать будем.

Язон вошел в святилище Дзевесо и обомлел. Вот так церковь! Какой-то музей истории космонавтики, право слово! Здесь поклонялись изображениям древних ракет и астронавтов в толстых неуклюжих скафандрах, здесь поклонялись богам жидкого топлива и богам астронавигации, здесь возводили в культ забытое умение свертывать пространство и использовать энергию гравитационных полей. На алтаре же был воздвигнут небывалой формы и весело разукрашенный в полосочку звездолетный двигатель этак пятнадцатого или шестнадцатого поколения, но явно усовершенствованный каким-то народным умельцем. Язона сразу заинтересовала небывалая конструкция, и разговор их с Миди начался именно с этого.

Верховный жрец тихо удалился, даже не поздоровавшись с Язоном. Он и видел-то лишь издалека этого высокопоставленного деятеля, занимавшего на планете совершенно особенное положение. Что-то удивительно знакомое промелькнуло в чертах лица и глазах человека, закутанного с ног до головы в розовато-кремовое одеяние неопределенной формы. Но он ушел, и Язон перестал думать обо всяких странных догадках и подозрениях. Мало ли похожих людей в галактике! А жрец, очевидно, заранее предупрежден был о конфиденциальной встрече царевны с инопланетным гостем, потому и повел себя так странно.

И теперь Язон, не испытывая более неловкости от присутствия служителя культа, бесцеремонно обошел движок со всех сторон, даже рискнул подергать за отдельные малопонятные детали.

– Это внутренности окроткави, – пояснила Миди. – Отец пытался их использовать для других кораблей, летающих между планетами, но его инженеры не смогли решить такую задачу и в итоге движок оставили в храме Дзевесо. Фрайкс лучше других разобрался в устройстве звездолета «Овен», – на последних словах Миди игриво сверкнула глазами, как школьница, произносящая непристойность. – И он утверждал, что в двигателе нет ничего особенного, так отдельные функциональные примочки перефирического характера, а главным изобретением далеких предков его матери является именно золотая обечайка, именно окроткави. Понимаешь?

– Понимаю. А кто такой Дзевесо?

– Дзевесо – высший и главный из богов.

– Да нет, я спрашиваю кем он был в жизни, может быть, древним космонавтом? Ты встречала это имя в компьютере?

– Нет, но думаю, что уж скорее он был создателем всей этой техники. Великим конструктором.

– Вот теперь начинается серьезный разговор! Слушай, а что это еще за бог такой – Диборан? – удивленно вопросил Язон, продолжая двигаться вдоль стен и с интересом изучая диковинный иконостас храма Дзевесо.

– Бог жидкого топлива. Во славу его люди окунаются в поток Диборана и становятся могучими, как межзвездный крейсер.

– А вот к таким легендам, девочка, пора бы уже относиться критически, – строго пожурил Язон. – Во-первых, диборан – это газ при комнатной температуре. Так что жидким топливом может считаться только пентаборан и более тяжелые соединения. Во-вторых, все эти бораны – жуткая гадость, варварское ракетное топливо раннего периода развития космонавтики, и купаться в них я бы никому не посоветовал...

– Язон, – перебила Миди, – для чего ты пришел сюда?

– Просить у тебя помощи.

Язон точно проснулся вдруг. Увлекшись историей науки и техники он действительно забыл, что на утро предстоит тяжелый бой неизвестно с кем, а секрет победы – в руках у этой девчонки.

– Тогда слушай меня внимательно, – сказала она с интонацией молодой мамы, выговаривающей сыну за плохое поведение.

Язон чуть не рассмеялся, но приготовился слушать. И тогда Миди, уставшая играть всевозможные роли, закрыла глаза и прошептала бесхитростно и горячо:

– Я люблю тебя, Язон!

Поворот был неожиданный и, признаться, совсем нежелательный в данную минуту. Ведь после разговоров о технике черноволосая девчонка нравилась Язону еще больше прежнего, и это было некстати, очень некстати – это отвлекало! А ведь у них совсем мало времени...

Язон сначала взял в руки себя, а затем (в те же руки) – маленькие ладошки Миди, холодные и вздрагивающие от возбуждения и страха. Чего она ждала, чего боялась? Пора было полностью принимать инициативу на себя.

– Я знаю, милая, я знаю, – прошептал Язон в тон ей и быстро спросил. – Что я должен делать завтра? Расскажи.

Миди справилась с дрожью, откровенно впившись тонкими пальчиками в ладони Язона, и проговорила:

– Рассказываю.

– А нас никто не слушает? – на всякий случай не забыл поинтересоваться Язон.

– Нет, я точно знаю.

– Откуда? – удивился он.

– У меня устройство есть специальное.

Миди вынула из своей маленькой сумочки черный плоский пенал, похожий на косметический набор и вместо того, чтоб подкрашивать ресницы, нажала на какую-то кнопочку. Напряженность поля вокруг них увеличилась и знакомая Язону экранирующая сфера замерцала голубоватым свечением.

«Ничего себе! – подумал он. – Вот так дикая планета!»

А вслух спросил:

– Кто же такие устройства делает?

– Эту вещь подарил мне Фрайкс за два дня до своей гибели. Так ты все-таки будешь слушать?

Она пожирала его глазами, и в глазах этих светилось что-то похожее на обиду, словно Миди сумела заглянуть в будущее и уже поняла, как поступят с ней пирряне.

– Буду, – как можно ласковее шепнул Язон, отгоняя прочь неприятные мысли.

И Миди рассказала.

Вся техника, находящаяся в распоряжении ее отца, хорошо ей известна. Например, зерна, которые завтра выдадут Язону, действительно производит так называемый дракон, то есть универсальный робот охранник, по слухам, разработанный Кобальтом с планеты Дельфа. Да, да, тем самым Кобальтои, отцом Инны, разрушившей семью Ахаманта и Нивеллы и приговорившей к смерти Фрайкса.

«Значит, расклад сил потихоньку проясняется, – размышлял Язон. – Враги встают под общие знамена: Фелл, Йот, Инна, Кобальт... Кто еще, кто? И словно маячила за их спинами демоническая фигура Солвица. Ну, ну, что же там дальше рассказывает милая девушка Миди?»

Зубы дракона или драконьи зерна – это на самом деле технозародыши, кибернетические эмбрионы самосозидающихся роботов – изобретение древнее, но тоже достаточно хорошо забытое. Кобальт, именующий себя в известных кругах Кадмием, сохранил секрет быстрорастущих роботов и спекулирует им где надо и не надо. Роботы из зерен Кобальта-Кадмия будут вылупляться, конечно, крепкие и агрессивные, пули их броню не берут, даже разрывные и кумулятивные, но простейший плазменный пистолет сражает наповал.

«Вот и отлично!» – подумал Язон.

Однако это было еще далеко не все. Два главных совета дала ему Миди. Первый: сажать зерна в землю не сразу, а по очереди, тогда и уничтожать роботов можно будет не одновременно. И второй: на случай, если все-таки процесс нарождения механических бойцов примет неуправляемый характер, Миди дарит Язону специальный дезинтегратор, выполненный в виде простого обломка гранитной скалы. Его следует бросить в самую гущу врагов, и тогда, благодаря сбою в программе, они начнут уничтожать друг друга.

Язон искренне благодарил за все и камешек-дезинтегратор бережно спрятал во внутреннем кармане космодесантной куртки. Но и тут инструктаж еще не закончился.

– Ты самый сильный, Язон, ты самый мудрый, – зашептала Миди, – ты самый красивый, – добавила она уже явно лишнее. – Но и такие герои как ты иногда совершают ошибки. Поэтому на всякий случай, возьми еще вот это. Я хочу чтобы никакие ошибки в сражении с роботами Кадмия были не страшны тебе. Выпьешь мои таблетки, нажмешь на кнопку вот этого прибора и шагай хоть под артобстрел.

Язон принял и этот дар, а изучив маркировку на тонкой пластиковой пробирке с ярко-оранжевыми капсулами, аж дар речи потерял от изумления. Это был псироцилин – давно запрещенный в галактике препарат, усиливающий на шесть порядков мощность биополя человека. Его побочные действия считались непредсказуемыми, а потому смертельно опасными, но исследования показали, что любые эффекты этого ряда находились в строгой зависимости от времени воздействия препарата на организм. Таким образом достаточно краткое взаимодействие можно было считать практически безвредным. И на данной упаковке красовалась по-рекламному крупная пометка: лекарство обладает импульсным действием, то есть механизмы усиления биополя включаются только в случае крайней необходимости и на считанные мгновения, сводя вредоносное влияние к минимуму. Язон слышал когда-то о подобном изобретении, но ни разу еще не держал его в руках. Ну, а миниатюрный приборчик служил простым но чрезвычайно удобным, с автонастройкой, преобразователем пси-энергии в электромагнитную. Короче говоря, включив прибор и наглотавшись таблеток любой индивид мог, пользуясь только своим телом, отражать пули, снаряды, бомбы, танки на полном ходу и звездолеты стратегического назначения на форсаже.

– Спасибо, – прошептал Язон еще раз. – Я никогда не забуду твоей помощи.

Миди молчала и смотрела на своего инопланетного героя полными слез глазами. Предвидела ли она опять грядущий обман, переживала ли предательство родной планеты или мучилась элементарной ревностью к прилетешей вместе с Язоном роскошной блондинке – так или иначе, но звездный бродяга, почетный пиррянин и наследный принц Иолка Язон динАльт проникся вдруг жалостью и нежностью к хрупкой черноволосой девушке, от чистого сердца спасающей ему жизнь. И сделал шаг навстречу. И заключил ее в свои объятия, ни на секунду не забывая о Мете. И... поцеловал, представив себе, что целует свою любимую валькирию.

Не надо было этого делать. Поцелуй получился неумеренно долгим. И Язон очень скоро почувствовал, что к телу его прижимается не Мета, ох, отнюдь не Мета, а ему приятно, действительно приятно, и от этого стыдно, и больно, и сладко, и зябко, и страшно... Неужели он тоже влюбился? Этого еще не хватало!

Он оторвал ее от себя и глядя в полыхающие радостью черные глаза, сказал сурово:

– Прощай. Я действительно никогда не забуду твоей помощи.

– До свидания, – поправила Миди, ослепляя белозубой улыбкой. – Мы встретимся завтра, Язон. Здесь же, в такое же время. Все будет прекрасно утром, но потом... Тебе еще предстоит забрать окроткави из волшебной Арской рощи, а этого ты тоже не сумеешь сделать без меня. До свидания, Язон!..

Выскочив на улицу и судорожно вдыхая ночную прохладу, напоенную запахами цветов и моря, Язон машинально нашарил в кармане пачку, зажал сигарету в губах, а потом долго рыскал по всей одежде в поисках зажигалки.

Руки его не то чтобы дрожали, но как-то слишком уж бестолково двигались.

– Мета, дай огоньку!

Нашел у кого просить.

– Шиш тебе! – мстительно улыбнулась Мета. – Курить – здоровью вредить. И если завтра на поле битвы ты будешь так же красиво шевелить руками, вряд ли нам здесь достанется что-нибудь, кроме пуль и напалма.

– И зря ты обижаешься, – постепенно успокаиваясь, сказал Язон, – эта девочка в храме дала мне оружие победы, а вовсе не пыталась соблазнять меня. Так что завтра все будет хорошо. Сложнее придется потом – вот о чем следует подумать.

Он, наконец, разыскал зажигалку – вспомнил о стандартном прикуривателе в перстне – и жадно затянулся.

Мета даже не оглянулась на него, и до самого отеля они шли все время рядом, но не проронили ни слова.

Глава пятнадцатая

Технозародышей выдали целый мешок. Натуральный джутовый мешок, рассчитанный килограмм на пятьдесят картофеля или моркови. У себя на Саанде Язон частенько по осени собирал урожай в такую незамысловатую тару. Драконьи зубы, каждый размером с желудь или яйцо мелкой птички, были значительно тяжелее картошки, так что насыпали их далеко не доверху – на треть мешка, не больше, но все равно количество будущих воинов явно перехлестывало не то что за десяток, а за несколько сотен, уж это точно.

«Он что, издевается?» – подумал Язон.

Но тут как раз Его Величество соизволило объяснить, что для предусмотрительно распаханного заранее участка поля достаточно будет трех горстей смертоносных зерен. Если же больше навалить, им не просто земли не хватит, а еще и недовыросшие воины начнут пожирать друг друга.

«Что ж, логично, – согласился про себя Язон. – Вот только не знаешь, ты старый Сулели, что они и так начнут пожирать друг друга».

– Начнем! – крикнул он зычно, зачерпнул первую горсть и пошел вдоль рыхлой гряды, старательно выдерживая паузы между посадками.

Технозародыши инициировались легким нажатием большого и указательного пальца с полюсов и тут же начинали противно гудеть, словно большие жирные мухи. В землю их рекомендовалось вкапывать поглубже – тогда процесс шел равномернее и безопаснее для окружающих. А ведь зрителей собралось немало.

Казалось, весь город Эгриси, столица планеты Эгриси, все жители его, от мала до велика, собрались в этот час на склонах гор, окружавших поле грядущей битвы. А для почетных гостей были возведены специальные трибуны. Не забыли и про особенно комфортабельную царскую ложу, где по левую руку от И.Д. Йота сидели дети его: радостно-возбужденный, нетерпеливый Файтон, печально-безучастная Галка и бледная, как полотно, напряженно подтянутая, торжественно прекрасная Миди, словно это ей идти в бой, а не Язону. Пиррянам тоже отвели места на трибунах, но только некоторые заняли их. Другие как бы из вежливости отказались. На самом деле просто требовалось закамуфлировать отсутствие группы Клифа, которая, с блеском оторвавшись от «хвоста», затаилась сейчас в большом сарае на окраине ближайшей деревни и готова была нанести решающий удар по условному сигналу Язона в любую секунду.

Первые супостаты начали вылупляться из земли, когда Язон еще досаживал в глубокую борозду последнюю горсть драконьих зубов. Быстроходные и свирепые роботы, прямо скажем, врасплох наследного принца не застали. Размахивающие холодным оружием, они вообще не представляли серьезной угрозы для человека, вооруженного плазменным пистолетом совершеннейшей пиррянской конструкции.

Вторая генерация оглоедов оказалась менее приятной – эти начали швыряться шипастыми шарами, какими обычно увенчивают кистень и зубастыми колесиками типа древних японских сёрикенов – только успевай поворачиваться. Язон успевал. Пока не появились третьи.

Похоже, роботы были не только самосозидающимися, но и самообучающимися. Воспроизвести по чисто визуальным наблюдениям пиррянский плазменный пистолет им, конечно, слабо оказалось, но в отчаянной попытке подражать непобедимому врагу эти обормоты обзавелись-таки огнестрельным оружием. А еще вылупляться они стали со все возрастающей и возрастающей скоростью. Хорошо еще, Язон успел заметить направленный в его сторону ствол и не слишком долго анализируя, дубина ли это в виде обрезка трубы, или все-таки допотопная пищаль, отрубил оружие нападавшего вместе с железной рукою.

Ну а уж после ничего другого не оставалось, как только швырнуть в самую гущу механических убийц припасенный на этот случай камешек – подарок Миди. Роботы завертелись на месте, замахали бестолково конечностями, стукаясь друг о друга со страшным скрежетом, да и кинулись стенка на стенку, рубя в капусту прочнейшие сплавы, уродуя дорогостоящую электронику, прицельно дырявя пулями оптические и лазерные системы наведения. Красивое было зрелище! Не только зрители, но и сам Язон залюбовался.

Залюбовался, расслабился невольно, давая себе столь необходимую после долгих минут жестокого боя передышку и... Едва успел включить преобразователь поля, когда почуял одновременно занесенную над головой тяжелую секиру, летящую сзади и чуть слева стрелу и набегавшего сзади, но уже чуть справа рогатого монстра. Ничего другого сделать было уже нельзя. Даже настоящий пиррянин не успел бы развернуться в три стороны сразу, за те четверть секунды, что оставались у Язона.

Ах, как не хотелось ему доставать свою последнюю палочку-выручалочку! И не потому, что боялся здоровью повредить – ведь капсулы-то он заглотил, ровно пять штук, как полагалось, – а потому, что тысячи глаз наблюдали за ним в эту минуту, и кто-нибудь непременно должен был догадаться, что нечисто тут дело, что не просто силой своею одолел инопланетный герой целую армию железных воинов.

Защитное поле отразило самый первый удар и в ту же секунду выключилось, чтобы Язон мог ответить ураганным огнем по ближайшему противнику. Так оно включалось и выключалось еще два раза, пока последний из воинов дракона не рухнул на изрытое ямами и заваленное металлоломом поле.

Радостный крик Язона потонул в громе аплодисментов, пирряне один за другим подбегали, дабы обнять своего героя и чуть не раздавили несчастного. А когда Мета наконец оттащила его от толпы непривычно экзальтированных друзей и они вместе подошли к царской ложе, чтоб предстать перед властителем и выслушать его мнение, Язон поймал на себе неприкрыто счастливый взгляд влюбленных глаз Миди. Она и Мету, стоящую с ним рядом, в этот момент не замечала. Какая уж тут Мета! Ведь правда, только что они вдвоем – Язон и Миди – победили всех! Правда!

– Ваше Величество! Принимайте работу! – объявил Язон с торжествующей улыбкой.

И.Д. Йот уж слишком откровенно не разделял радости своего племянника. По его безнадежно мрачной роже до неприличия ясно читалось, что царь рассчитывал на несколько другой сценарий утреннего спектакля, особенно в финале. Теперь ему требовалось срочно придумать что-то новое. Не мог же он просто взять и расстаться вот так сразу с хранившейся у него годами реликвией! Да к тому же он до сих пор не успел разобраться, в чем именно заключается ее ценность, а Язон как раз знает что-то такое, но говорить не хочет, гаденыш, хитрит, скрывает...

Мысли Йота путались, сказывалось хроническое неумение думать, и он просипел еле слышно, чтобы хоть не молчать совсем:

– Ты победил, Язон, я вижу, но обещанную награду получишь не раньше завтрашнего утра.

И.Д. Йот внутренне восхитился своей находчивостью и наклонил голову к сыну, чтобы лучше слышать, что он там ему нашептывает. Файтон тоже не отличался выдающимся интеллектом, но все-таки был заметно умнее отца.

– Почему? – возмутился Язон. – Почему?!

К повторному вопросу ответ у Йота был уже готов, левое ухо не подвело:

– Потому что моим специалистам понадобится время, дабы проанализировать истоки твоей победы. Если ты одержал ее нечестно...

– Стоп, дядя, стоп! – не выдержав, закричал Язон. – Что значит «нечестно»? Мы с тобою никак не оговаривали этих условий.

– Что значит «стоп»?! – заорал Йот, вскакивая. – Кто здесь хозяин?!

Пистолет в ту же секунду прыгнул Мете в ладонь. Язон и сам едва сдерживался и хорошо понимал, что все остальные пирряне, включая ударную группу Клифа, подобную перепалку недолго будут терпеть и могут открыть огонь буквально в любое мгновение. А в небе, над облаками, в сущности, совсем не далеко наблюдал за ними с борта «Арго» Стэн, готовый немедленно подключиться. Тут и бутафорские стражники с обнаженными мечами мгновенно напряглись, а значит, и небутафорские агенты царской охраны где-нибудь под трибунами или на башнях дворца уже выверяют прицелы своих базук и пулеметов. Нет, без жертв не обойдется, а жертвы им не нужны, не нужны...

Положение спасла Миди.

Юная царевна смотрела не отрываясь прямо на Язона, только на Язона, и теперь перехватив его растерянный взгляд, она быстро, еле заметно подмигнула, чуть-чуть наклонила голову, а потом чисто интуитивно, не имея ни малейшей практики в подобных делах, не сознавая сама, что делает, телепатировала Язону: «Спокойствие! Согласие! Покорность!»

И самое удивительное, что эту волну принял не только Язон, но и Мета.

– Успокойся, – шепнула суровая амазонка. – И еще раз согласись на его условия. Сутки перемирия и для пиррян будут нелишними.

– Извините, Ваше Величество, – громко проговорил Язон. – Хозяин на этой планете, конечно, вы. И я согласен ждать до завтра. Разрешите откланяться, я хотел бы теперь поесть и отдохнуть.

– Разрешаю и повелеваю тебе: отдыхай Язон! – пророкотал Йот над толпою уже расходящегося народа.

И остался страшно доволен собой.

А уже на дороге, ведущей к стоянке манкан, Язона догнал жалкий человечишко в лохмотьях – такие обычно клянчат денег – и долго лопотал что-то невнятное на местном наречии, а потом неожиданно на очень корявом меж-языке сообщил:

– Царевна просил знать: твоя помнить ночь? Царевна просил твоя сказать моя.

Язон ухватил смысл вполне и дважды четко повторил посыльному фразу:

– Передай: Язон все помнит.

Нищий истово кивал и протягивал руку за наградой. Язон сунул ему галактическую кредитку.

– Цота, – сказал нищий.

– Какая еще цота?! – разозлилась и без того уже сердитая Мета.

– Он говорит, что это мало, – перевел Язон, уже неплохо понимавший по-эгрисянски.

– Ах, мало тебе! – пистолет Меты смотрел прямо в лоб попрошайке. – Вали отсюда, пока цел! Остальное получишь у царевны, придурок!

Такие фразы перевода не требовали – нищего как ветром сдуло. И Язон вдруг расхохотался. Громко, неудержимо и заразительно. Ведь ничто так не помогает снять накопившееся напряжение, как веселый здоровый смех.

– Ты снова пойдешь к ней на свидание? – спросила Мета, когда ночь уже опустилась на город Эгриси, и три зеленых лунных дорожки дрожали на тихих маслянисто черных волнах за окнами отеля.

– Я должен пойти, дорогая. Это не свидание, а деловая встреча. Она помогла нам в первый раз, и поможет теперь.

– А ты не думаешь, что она просто помогает самой себе?

– Конечно, она не забывает о своих интересах. Только сумасшедший способен о себе не думать. Но сегодня, сейчас ее давняя мечта удрать с этой планеты совпадает с нашими целями. Она без нас не улетит отсюда. Мы без нее – не сможем получить «Овен». Вот и все, Мета.

– Нет, не все. Ты что, намерен взять ее в жены?

– Ты с ума сошла! Не говори глупостей! – рассердился Язон. – Я намерен только забрать ее из этого мира.

– Но куда забрать? На наш корабль, так? А меж тем эта похотливая кошка уверяет всех и каждого, что просто не может жить без тебя.

– Кого это – всех и каждого? – решил уточнить Язон.

– Керка, например, во вчерашнем разговоре. Верховного жреца...

– А это когда?

– Ну, – слегка замялась Мета, – мы же в храме «жучков» понаставили. Вот я и послушала сегодня рано утром, когда она молилась перед битвой, и потом еще, когда исповедовалась этому старику...

– Ме-е-ета! – Язон был просто сражен наповал. – Нам точно пора возвращаться домой. В этом проклятом центре галактики мы превращаемся в интриганов, шпионов, ревнивцев, просто в недоумков каких-то. Еще немного, и я сам пойду в первый попавшийся храм молиться, чтобы боги избавили меня ото всех этих напастей!

Мета улыбнулась еще слегка неуверенно, но юмор оценила и проговорила тихо:

– Ладно, иди в свой храм, пора уже, мы выйдем следом и будем все время неподалеку, как вчера.

Миди пришла на свидание в костюме космодесантника и с довольно вместительным ранцем за плечами. Внутрь святилища Дзевесо они даже не пошли. Быстро пробежали через кусты, петляя, как зайцы, пересекли луг, а в темном перелеске девушка все время держала Язона за руку, наконец, на дне оврага они вброд перешли какой-то ручей, и Миди ничего, ничего не объясняла, только не уставала повторять время от времени:

– Быстрее, быстрее!

В итоге на небольшой полянке они все-таки остановились и сели, прислонившись спинами к широченному стволу низкорослого дерева, закрывавшего их от лунного света сенью своих разлапистых листьев.

– Куда ты тащишь меня? – рискнул полюбопытствовать Язон.

– К Ослепительному Винторогу. Мы должны будем завладеть золотой обечайкой прямо сейчас, ночью, пока все, включая твоих друзей, думают, что я просто объясняю тебе план действий.

Заявление было неожиданным, и Язон осторожно спросил:

– А твой папочка тоже думает, что ты в храме Дзевесо выдаешь мне инструкции?

Миди даже не обиделась, даже не вдумалась в ядовитый подтекст этого вопроса:

– Да ни о чем мой глупый папочка не думает! Он и думать-то не умеет. Но уже через час, не позже, обязательно пустит по нашему следу своих ищеек, и твои друзья устроят с ними перестрелку. Одни боги знают, чем это может кончиться. Я даже гадать не хочу. Мы просто должны успеть. Понимаешь? Сделать все и прямо сейчас.

– Вдвоем?

– Конечно, вдвоем. Ты только увидишь этого дракона и сразу поймешь: против него и целая армия не поможет, если не знать секрета.

– А ты знаешь?

Миди замялась на секундочку, а потом тихо и как-то нерешительно проговорила:

– Мне кажется, что да...

Только кажется? – испуганно переспросил Язон.

– Ну, понимаешь, то, что лежит сейчас у меня за спиной – это самая главная часть того дракона – дистанционный процессор. Я украла его у папули, но раньше никогда не пользовалась этой штукой, даже в глаза не видела. Надеюсь, ты поможешь мне...

– Помогу, – сказал Язон уверенно. – Говоришь, времени мало? Тогда пошли.

– Здесь уже совсем рядом, это и есть Арская роща.

Минут через пять быстрой ходьбы из-за деревьев забрезжило золотистое сияние, а еще через три – они вышли на просторную поляну, залитую ровным светом, исходившим от лежащего посередине элипсоида удивительно гармоничной формы. К одному концу он сужался до диаметра в метр или полтора, а с другого, широкого – украшен был сверкающими спиралями, действительно напоминавшими бараньи рога. И совсем не обязательно было заканчивать летно-космическую школу, чтобы увидеть в этом волшебно точном контуре естественный и очень целесообразный дизайн звездного корабля.

Но, может, еще больше, чем форма, потрясала фактура золотой обечайки. Материал ее казался одновременно твердым, как алмаз, и мягким, как кожа, жарким, как расплавленное золото, и морозным, как лед, непроницаемым, как броня, и подсвеченным изнутри, как тончайшее стекло.

Язон невольно сделал несколько шагов в сторону вожделенного объекта и лишь тогда заметил дракона. Танк не танк, зверь не зверь – какая-то помесь пылесоса с утконосом, а по размеру десятиместная манкана, или, как говорили, на Кассилии – микроавтобус. Он стал наползать из темноты, мигая разноцветными огоньками, огоньков становилось все больше, больше, они завораживали, гипнотизировали, пора уже было отпрыгивать в сторону, а Язон все смотрел в упор на это странное устройство...

И вдруг оно само свернуло. Да нет, оно свернуло не вдруг, оно просто двигалось по окружности, и подсознательно Язон понимал это с самого начала, потому и не шарахался назад. Даже наоборот – сделал еще один шаг навстречу, как бы изучая принцип действия охранного робота-дракона. Из его заднего сопла неожиданно вырвался сноп искр, и движение по кругу стало заметно ускоряться. Дракон набирал скорость, как кабинка карусели в луна-парке, да и траектории выписывал все более сложные. В итоге саму золотую обечайку просто стало не видно – ее сияние полностью перекрыла разноцветно мерцающая полусфера, образованная роботом-охранником, летающим, наверно, уже, как минимум, с первой космической скоростью. Самое удивительное, что стояла при этом вокруг абсолютная тишина, как будто все происходило в безвоздушном пространстве.

Язон обернулся. Миди оказалась совсем рядом и уже держала в руках небольшой, но, как видно, тяжелый чемоданчик с процессором. Крышка была откинута, дисплей мягко светился, а бесчисленные кнопки клавиатуры были непривычно маркированы эгрисянскими буквами и цифрами.

– А если сделать подкоп, – неожиданно для самого себя предложил Язон.

– Бесполезно, – отмахнулась Миди, – я читала инструкцию к этому монстру, – он сам будет рыть землю быстрее любой техники.

– Так что же не бесполезно? Говори, раз ты читала инструкцию.

– Надо отключить питание. Но я не знаю как. Здесь нет такой кнопки. Вот, посмотри, пожалуйста.

Язон посмотрел. И для начала нашел важную для себя кнопку – лингопереключатель. Все-таки читать с дисплея на эсперанто было куда как приятней, особенно когда времени в обрез. Дракон-охранник не обладал почему-то функцией звуковой сигнализации, но его разноцветное помигивание могло быть засечено уже кем угодно, так что на раздумья оставались в лучшем случае считанные минуты.

Еще никогда в своей жизни Язон не читал с такой скоростью. Пролистывая информацию, он неуклонно подбирался к сути, но все время не хватало какой-то мелочи, чтобы понять...

Чемоданчик лежал на траве, Язон, сидя на корточках, лихо бегал пальцами по клавиатуре, благо расположение основных кнопок оказалось стандартным, а Миди, словно собачка, стояла в нелепой напряженной позе на четвереньках и дышала ему прямо в ухо, пытаясь уследить за ходом мысли при полном незнании эсперанто.

– Отключению питания предшествовали какие-то базовые тесты, – произнесла она вдруг, вспомнив что-то из ранее прочитанного об охранных роботах.

– Что ж ты раньше молчала! – Язон чуть не выругался на одном из древних языков. – Клянусь Дибораном, это очень важная подсказка!

Пальцы его забегали по клавишам, словно в агонии, и уже через полминуты Язон резко поднялся.

– Запомни вот эту комбинацию, – показал он Миди на пальцах, – хорошо запомни. А я сейчас подойду вплотную к защитной полусфере, образованной драконом. Он выбросит в мою сторону боевые щупальца. Сначала – металл, потом – горячий металл, – затем – химически агрессивное вещество, после этого – радиоактивный заряд, и наконец – свободную плазму. Ты помнишь, мне это все не угрожает. А ты после пятого теста – не ошибись, только после пятого! – нажмешь три клавиши одновременно. Покажи мне, какие.

Миди показала дрожащими от страха пальцами.

– Правильно, – похвалил Язон. – И успокойся, девочка! Не ты ли мне вчера говорила: «Все будет хорошо»?

И он шагнул вперед, и все пошло как по маслу, и только на пятом тесте сделалось вдруг безумно больно во всем теле. Нет, это не плазма обожгла – это побочный эффект псироцилина достал-таки, дотянулся до подкорки его головного мозга. И Язон почти потерял сознание, но все-таки видел, видел, как охранный робот остановился, как его огоньки гасли один за другим... И непобедимый дракон умер.

Они достигли цели. И Миди плакала от радости и обнимала Язона, не как мужчину, а как боевого друга на фронте...

– Спасибо, – прошептал Язон.

Удивительнее всего, что он прошептал это слово по-эгрисянски, а слово было громоздким неуклюжим, трудно произносимым:

– Гмадлобт.

И Миди тоже зашептала на родном от избытка чувств:

– Чеми, шен – чеми!

И это означало: «Мой! Ты – мой!»

И тогда откуда-то из темноты внезапно появилась Мета с полыхающими голубым пламенем широко раскрытыми глазами, красивая и сильная, как никогда. И сказала почему-то тоже на эгрисянском (о, высокиезвезды, когда только успела выучить?!):

– Ара, чеми! (Нет, мой!)

И это прозвучало так решительно и непреклонно, что Миди сразу сдалась, отвернулась, сжалась в комочек, заплакала – теперь уже от горя – и прошептала обреченно:

– Шени, шени...(Твой, твой...)

А Язон, еще не совсем пришедший в себя от нечеловеческой боли, пробормотал:

– «Шени, чеми»... Тоже мне заладили: чеми, шени... хани!

Ему еще накануне очень понравилось это эгрисянское слово, означавшее «пора». И оно же переводилось как «время». Хани – расслабленный выдох, легкое дуновение ветерка, который поднимается, если некто в дерзости своей путешествует из будущего в прошлое и обратно.

«Бред, – думал Язон, – все это – полный бред. Мета, помоги мне».

Ему по-прежнему было больно, уже не так, но все равно очень сильно, и сквозь боль и подступающее беспамятство, он видел, как медленно снижается, примериваясь к посадке на главную поляну Арской рощи десантный бот с «Арго», как светит он в ночи родными рубиновыми габаритками. Все-таки именно свои прибыли первыми на место событий. Да и кто во вселенной может тягаться с пиррянами в быстроте реакции? Не родились еще такие.

Или кто-то все-таки появился из лесной чащобы? Кто-то появился. Некий мерзкий тип, размахивающий плазменным ружьем, и учинивший безобразную перестрелку на священной площадке, многие годы охраняемой драконом. И что же ты, дракон, не наводишь порядка? Фонарики тебе отказали? Ах, да! Мы же с очаровательной девочкой Миди пококали все твои фонарики, всю твою перифирию сломали, ну извини, дракоша...

Язону было больно, он бредил, и очень плохо помнил, как его грузили в десантный бот, и как уже раненый Стэн отстреливался от натасканных на ночные битвы гвардейцев Йота, и как Мета несла на руках потерявшую сознание Миди, а мерзкий тип Файтон отчаянно целился прямо в десантный бот из примитивного плазменного ружья – вот, дурачок!..

Глава шестнадцатая

Группа Реса покинула планету практически без потерь. Во время прорыва к пиррянской канонерке, оставленной в космопорту легкое ранение в руку навылет получил лишь один боец – дочка бывшего предводителя корчевщиков Лиза. Она как командир своего маленького корабля прикрывала посадку отряда до самых последних секунд, и пуля настигла ее, когда люк был уже почти задраен.

А вот при погрузке окроткави и последующей операции по захвату главной святыни храма Дзевесо – двигателя звездолета «Овен» – бой получился настоящим. Жестоким и страшным. Пирряне потеряли двоих, и раненых было целых девять, не считая Язона, получившего сильнейший шок.

Разъяренный Клиф жаждал реванша, рвался к рычагам тяжелой артиллерии, чтобы, как минимум, стереть с лица планеты город Эгриси, а, как максимум, уничтожить ее совсем глобальными аннигиляционными бомбами. Насилу удалось объяснить парню, что этого нельзя делать в принципе, не только в силу известных моральных установок и галактических законов, но и согласно законам физики. Специфика заполнения пространства в центре галактики делала применение сверхмощного аннигиляционного оружия опасным для самого применяющего, ведь стремительный уход в кривопространство был невозможен в этих краях. Арчи дважды, если не трижды, растолковывал это разбушевавшемуся неуемному мстителю, прежде, чем аргумент подействовал.

А Керк к тому времени уже отдал приказ: уходить. Мета приказы обсуждать не привыкла и, хотя в глубине души тяготела к позиции Клифа, в дискуссии участия принимать не стала, а просто с молчаливой яростью выполняла все маневры по выходу на орбиту и стартовому разгону.

Язон пребывал в глубокой задумчивости. Цель их путешествия была достигнута. Корабль ложился на обратный курс, но что-то очень важное не давало покоя, что-то казалось не сделанным, незаслуженно забытым. Безумно хотелось вернуться и вытрясти всю информацию из Файтона и Йота, из Верховного жреца и прочих властителей планеты. Ведь пирряне так и не узнали, где сейчас его мать Нивелла, кто убил Фрайкса, куда подевался проклятый изобретатель Кобальт и как с ним бороться. Но Миди, возможно, знавшая лучше других ответы на все эти вопросы, не только поддержала приказ Керка, но еще и причитала все время:

– Быстрее, быстрее!

Ну, совсем как несколько часов назад, когда они бежали через Арскую рощу. Язон было счел подобное поведение девушки обыкновенным остаточным эффектом от безумной нервотрепки и от первого в ее жизни настоящего боя. Стрелять она сама не стреляла, но пули-то свистели – буквально над ее головой.

В общем, Язон придавал не слишком большое значение ее словам, до тех пор пока Миди не сказала:

– Он снарядит за нами погоню.

– Погоню за «Арго»? – не поверил Язон. – Древний земной линкор, усиленный новой техникой, догнать невозможно. Да и какой смысл? Чтобы одолеть эту летающую гору со всеми ее пушками, понадобится, как минимум, целая эскадра самых современных кораблей? У твоего отца есть такая?

– Эскадры у него, может быть, и нет, – тихо проговорила Миди, – но у него есть нечто, о чем ни вы, ни даже я, и догадываться не можем. Отец вместе с Кобальтом способен на самые ужасные вещи. Смотри!

Они сидели перед обзорным экраном, и внезапно появившаяся на нем точка начала увеличиваться в размерах со скоростью ночного кошмара.

– Это снаряд? – спросил Язон.

– Нет, – сказала Миди, прищурившись, – это супербот Файтона.

– Ты хочешь сказать, что Файтон сам сидит в нем?

– Да.

– Но он же движется с ускорением... – Язон еще раз сверился с подсчетами компьютера. – С ускорением в сто пятнадцать g! Это невозможно для человека!

– А он и есть нечеловек, – прошептала Миди, охваченная каким-то мистическим ужасом.

– Клиф! – крикнул Язон в интерком.

– Держу на прицеле, – спокойно откликнулся молодой пиррянин. – Я хочу подпустить его еще чуть ближе – для надежности.

– Стреляйте! – вдруг почти завизжала Миди.

И Клиф то ли чисто рефлекторно среагировал на этот неуставной приказ, то ли просто так совпало, и подошел рассчитанный им момент – в общем, он выпустил по преследователю очень внушительный заряд.

И супербот разлетелся на куски. Но дальше произошло непредвиденное. Обломки быстроходного кораблика уже затерялись меж звезд, а сам Файтон продолжал настигать их с еще большим, как показалось, ускорением. Именно так – сам Файтон. Царевич летел в пространстве безо всякого скафандра, и темно-каштановые волосы его развевались в межзвездной пустоте, будто на ветру. Это абсолютно сюрреалистическое зрелище, загипнотизировало, похоже, даже ко всему привыкших пиррян. Какая-нибудь секунда промедления, и могло случиться непоправимое.

– Еще раз! Стреляйте еще раз! – отчаянно выкрикнула Миди.

И Клиф дал залп.

Потом, при замедленном повторе, было отчетливо видно, как тело Файтона не сгорело, а развалилось на множество зеленовато-бурых кусков.

Что-то подобное они уже наблюдали совсем недавно. Ну да, как же, как же! Белые Птицы Мести. Крылья с перышками в глубоком космическом вакууме и буро-зеленые пятна на скалах метеоритного пояса.

А вот, кстати, и сам пояс. До него уже рукой подать.

– Значит, Файтон был киборгом, – вслух произнес Язон.

– Да, – сказала Миди. – Файтон – это самый совершенный из киборгов, когда-либо создававшихся человеком. Но я узнала об этом совсем недавно. И как раз вчера хотела поговорить с отцом. Помнишь, я буквально ворвалась в его покои, а он как раз принимал тебя? Хвала богам, что я не успела завести такую беседу! Прилетели бы вы днем позже, и кто знает, как бы все повернулось... А теперь, я думаю, он прекратит свою погоню.

– Кто – он? – Язон совсем перестал понимать, о чем говорит Миди.

– Ну, отец же! Ты что, не видишь? А твой стрелок уже минут пять как держит на прицеле и его корабль. Но теперь уже больше не надо, теперь он займется тем, что будет собирать в межпланетном пространстве куски своего любимого Файтона. Глядишь, и склеит его заново, если все обломочки найдет.

– Ты это серьезно? – решил уточнить Язон.

– Вполне. Киборг – не человек, его разрушение почти всегда обратимо. А Файтон – это необычайно ценная игрушка. Ради такого можно плюнуть и на родную дочь и на древнюю реликвию окроткави вместе с полосатым движком...

– Внимание! – объявила по интеркому Лиза – дочка Реса и второй пилот «Арго». – Прямо по курсу метеоритный пояс. Переходим в режим торможения.

А Мета тем временем стояла за спиною Язона и умилялась, какие целомудренные беседы ведет эта влюбленная девчонка с его героем. Потом подошла вплотную и обняла любимого.

– Мета? Почему ты здесь. Сейчас же самый сложный участок.

– Не-а, – помотала головой Мета, хитро улыбаясь. – Уже не сложный. Эти метеориты перестали двигаться друг относительно друга. А между ними такие бреши, что можно даже на автомате пройти. Но я все-таки посадила Лизу.

– Так у нее же рука прострелена!

– О чем ты говоришь, Язон?

– Действительно, я и забыл, что все вы чокнутые. А что говорит Арчи по поводу метеоритного пояса?

– Известно что. Говорит, что такого просто не может быть. – Мета зевнула. – Спать хочу. Вторую ночь на ногах. И какая мне разница, соблюдаются здесь законы физики или нет? Без них – даже лучше. Плюнем тогда на все, нырнем в кривопространство и сразу дома окажемся.

– Э, дорогая! Ты что такое говоришь? До дома-то нам еще плысть и плысть.

– Да, помню я, помню, про твой родной Иолк и про папашу твоего Айзона, – зевнула Мета еще раз.

– Ты не все помнишь, – поправил Язон. – Первая остановка на Крейзике. Мы обещали помочь, а долг, как известно, платежом красен.

Кинней, возрадовавшись, быстро организовал пиррянам коридор, и небольшая команда, всего из семи человек посетила несчастного старика. В команду эту включили, конечно, и Миди. Ей, как главному специалисту по киборгам, и отводилась ведущая роль в программе помощи. И задача оказалась просто пустяковой для юного дарования. Во-первых, Миди сразу поняла, чьи уши торчат за изобретением женщин-птиц. Конечно, это было очередное детище Кобальта-Кадмия, почерк узнавался, что называется, на раз и безошибочно. А Кинней просто слишком долго прожил на этом свете. Память уже отказывала ему иногда и даже подбрасывала ложные убеждения. Где там было старику придумать, а тем более изготовить подобных птичек! Использовать – да. Ну так и используй, дедушка. Программа исправлена раз и навсегда. Теперь пташки и в супермаркет за едой слетают и покушать дадут спокойно. Предлагали деду лететь вместе с ними, но тот, конечно, отказался. Триста лет одиночества формируют определенные вкусы и пристрастия, которые потом переделывать поздно.

– Буду готовиться к войне с Йотом, – заявил Кинней на прощание.

И вот снова – золотистая чернота звездного неба, и никакого тебе кривопространства – законов физики все-таки никто пока не отменял. И надо лететь себе спокойненько на пятой космической скорости, и до Иолка еще далеко. Раны залечили, выводы из происшедшего сделали, планы обсудили, и теперь каждый развлекался, как умел. Язон, например, копался в архивах, а, скажем, Арчи, вернулся к своим старым научным программам. И еще – вместе со Стэном и группой инженеров пытались они разобраться в устройстве необычного звездолета «Овен». Химический анализ материала обечайки провели, а вот понять технологию изготовления – это оказалось не по зубам. Электрические цепи и топливные магистрали отследить удалось весьма детально. Но большая часть самых сложных систем, похоже, испорчена была необратимо эгрисянскими варварами, а может, и еще раньше – Феллом. Арчи очень грустил по этому поводу, но окончательно не унывал. И главное – с нетерпением ждал помощи Айзона на Иолке.

И вот однажды за завтраком физик с Юктиса спросил у Язона:

– А как ты думаешь, я могу понравиться Миди?

Язон даже жевать перестал от удивления. Потом приложил ладонь ко лбу юктисианца и заботливо произнес:

– Ты, наверно, перезанимался вчера своей наукой?

– Да ну тебя! – обиделся Арчи. – Я же серьезно.

И сидящая рядом Мета не умолчала:

– А если серьезно, то Миди нравится только один единственный человек. И вкусы у нас с нею трагическим образом совпадают. Я бы ее еще на Крейзике высадила, да как-то негуманно это. Пусть уж летит вместе со всей компанией до Иолка, но там!..

– А вот и не права ты, дорогая, – проговорил Язон с загадочной улыбкой.

– В чем не права? – вскинулась Мета, и даже пистолет прыгнул на секунду ей в ладонь.

– Я наконец вышел на связь с Бервиком этой ночью. Он мне много интересного рассказал. Но об остальном позже, а сейчас вот что: параллельно с нами на Эгриси работали агенты Специального Корпуса. Обижаться не на что – нормальная подстраховка, минимизация жертв. Очень чисто они, кстати, поработали. Так вот, царская дочка Миди полюбила меня так беззаветно исключительно под действием особого направленного излучения. У Корпуса давно уже состоит на вооружении такое средство.

Мета от возмущения на какое-то время лишилась дара речи, а потом выпалила с жаром, размахивая над столом рукою с пистолетом:

– Ох, уж доберусь я когда-нибудь до этого Бервика!

Реакция Арчи была совершенно другой.

– Слушай, Язон! – молодой физик хитро и как-то робко улыбался. – А нельзя ли у господина Риверда Бервика попросить этот излучатель на денек-другой?

Арчи, конечно, шутил, но во всякой шутке...

И Язон ответил вполне серьезно:

– Попросить, разумеется, можно, но неужто тебе в самом деле хочется? И между прочим, действие «лучей любви» весьма ограничено. Лютую ненависть в пылкую страсть они не превращают. Так что подумай, Арчи! Я даю тебе карт-бланш, а дальше – сам, как все мужчины, во все века.

Язон поднялся из-за стола, но Мета остановила его:

– Постой, я не понимаю, как эта штука может действовать, если...

– Мета, дорогая, – перебил Язон. – Ты – первая женщина планеты Пирр, узнавшая, что такое любовь. Арчи – совершенно уникальный ученый, способный понять все на свете. Обсудите этот вопрос без меня. А я пошел в библиотеку.

Язон не зря просиживал целыми днями у компьютера. За сутки до предполагаемого приземления на Иолке он вдруг докопался до такого, что влетел как ошпаренный в кают-компанию, где мирно беседовали Мета, Керк, Арчи и Миди, и объявил:

– Сейчас я хочу говорить со всеми сразу. Объяви общий сбор, Керк!

Скоро в кают-компании сделалось шумно. Кто-то вспоминал напряженные дискуссии в этом же помещении, когда они болтались на орбите Солвица и Язона не было с ними; кто-то шутил: «Ну, вот мы и снова в отеле „Лидо“. Нас не подслушивают, господа?» Другие просто не понимали, что произошло и мысленно готовились к новой битве. А впрочем, пиррянин к сражению готов всегда. Язон это и раньше знал, и теперь видел отчетливо.

Их затянувшемуся походу в центр галактики конца видно не было, поэтому терпеливые и в общем-то нелюбопытные по натуре пирряне воздерживались пока от вопросов типа: что же произошло на Эгриси? кто такие боги? кому нужны киборги? и какое все это имеет отношение к планете Пирр? И хорошо, что воздерживались. На добрую половину перечисленных вопросов Язон еще и сам не знал ответа. Но он вдруг вспомнил, что помогло ему однажды. Много лет назад на планете Счастье он нашел верное решение сложнейшей проблемы, перечитывая очерки истории старушки-Земли.

В древних летописях встречалось много познавательно-поручительного и просто любопытного, а Язон с давних пор считал для себя историю этаким своеобразным хобби. Вот и теперь решил совместить приятное с полезным и поискать аналогий в прошлом.

Названия планет, колонизированных бывшими землянами, названия городов, рек, морей и всего прочего редко являли собою примеры выдающегося словотворчества, чаще всего топонимы черпались из географических атласов самой Земли. Из каких стран происходили родом первопоселенцы, такие имена и давались новым мирам.

Так что зацепок всегда находилось хоть отбавляй. Словом «Эгриси», например, именовалась когда-то значительная по площади область древней страны с общим названием Сакартвело и говорили там на языке картули, необычайно хорошо сохранившимся именно в виде теперешнего эгрисянского на только что покинутой пиррянами планете. Другой информации в этом направлении поиска Язон не обнаружил, ветвь оказалась тупиковой, и он двинулся дальше.

В языках соседних с Эгриси планет по системам шарового скопления замелькали хоть и сильно искаженные но откровенно греческие, точнее, древнегреческие корни. Это наречие считалось мертвым уже многие тысячи лет, но как раз на нем и говорили аборигены Орхомена, Иолка, Элесдоса и даже Бипхинии. Это было уже что-то. А потом, совершенно случайно, скорее всего от скуки и разнообразия ради, он решил заглянуть, откуда земляне-имперцы вытащили название «Арго», стыдливо замененное позднее примитивно-грозным и бесцветным именем «Недетруэбла» то есть «Несокрушимый». Вот тут Язон и подпрыгнул.

Стремительно заглотив килобайт двести древнего текста, он пришел к чудовищному выводу, которым просто не мог не поделиться со всей командой.

– Друзья! – объявил он. – То, что я сейчас расскажу, может показаться странным и даже неправдоподобным. Но это очень важно! О нашем с вами путешествии я прочел в одном из древнейших земных текстов, написанном за много-много тысяч лет не только до нынешних времен, но и до Первой технической революции. Герои этого текста назывались аргонавтами, потому что плыли по морю на корабле с названием «Арго», и плыли они – внимание, друзья! – добывать шкуру золоторунного барана. Не буду останавливаться на мелких подробностях но, поверьте, там масса сюжетных поворотов и психологических конфликтов, удивительно точно соответствующих реально имевшим место у нас. Лично я вижу этому два варианта объяснения: первый – совершенно фантастический – петля времени. То есть мы действительно читаем о самих себе только с поправкой на естественные искажения при многократных переводах. Но оставим такую концепцию для экспертной оценки нашему другу Арчи или адресуем ее всем мечтателям о так и не состоявшемся путешествии во времени.

Возможен другой подход, более трезвый и близкий к жизни. Некто, хорошо знакомый с легендой об аргонавтах, разыгрывает этот спектакль на вселенской сцене с нами в главных ролях. Все подстроено, мы просто марионетки, которых дергают за ниточки.

– Нас?! – переспросил Керк. – Дергают?! За ниточки?!

Он даже не рассердился – скорее готов был захохотать.

Язон почел за лучшее не ввязываться в подобный спор и собрался продолжить свои рассуждения, но тут вмешался Арчи.

– Существует третий вариант, – резонно заметил он. – Простое случайное совпадение. Ведь, если я правильно понял, история не повторяется один к одному.

– Конечно, нет, – согласился Язон. – Но, Арчи, ты потом почитаешь легенду и сам поймешь: вероятность такого совпадения крайне мала, практически она равна нулю. А главное, ну, готов я допустить твою стохастическую (назовем ее так) гипотезу. И что? Она же не конструктивна, а нам – решение принимать. И очень скоро. У нас повсюду враги, и даже невозможно понять, каким оружием они воюют. Я и машину времени сбрасываю со счетов по той же причине. Ведь в случае хронопетли, мы никак не сумеем изменить свое будущее, которое на самом деле – прошлое. Не интересно мне это, понимаете? Я никогда не стану играть, если все выигрыши расписаны заранее. Поэтому меня только один вариант и устраивает – тот случай, когда я вижу реального соперника. Поэтому выслушайте все-таки, что получается.

Язон сделал паузу, дожидаясь полной тишины в кают-компании.

– Загадочный некто подразумевает, что мне тоже знакома древняя легенда. И стало быть, приняв условия игры, я пройду весь путь до конца. А знаете, каков конец у этого пути? Я должен жениться на Миди, потом...

– Никогда! – выпалила Мета, не желая больше слушать ни о чем. – Этому не бывать, и значит, твой некто может о дальнейшем не беспокоиться.

– Погоди, Мета, я просто пересказываю древнюю легенду. Итак, я женюсь на Миди, мы пребываем на Иолк, а Фелл, давно уверенный, что мы не вернемся, уже убил моего отца. Миди подстраивает так, что Фелл погибает страшной смертью, за что нас обоих (непонятная мне логика!) лишают иолкского гражданства. Затем, на совершенно новой планете, я изменяю Миди и собираюсь жениться на другой женщине...

– Я же говорю: бабник! – не удержалась от комментария Мета.

– ...но Миди жестоко мстит, убивая соперницу и покидая меня навсегда. Оставшись совсем один, я вешаюсь от тоски на собственном корабле под названием «Арго».

– Чушь собачья, – безжалостно резюмировал Рес.

– Есть вариант, – добавил зачем-то Язон. – Вернувшись все в той же тоске на «Арго», я погибаю, раздавленный сгнившим и рухнувшим мне на голову корпусом собственного корабля.

– Еще глупее, – хмыкнул Стэн, – если учесть, что сплавы, из которых сделан линкор, пережили по меньшей мере пять тысяч лет и хватит их еще на десять раз по столько же.

– Как вы прямолинейно все понимаете, ребята! – вздохнул Язон. – Здесь же символ. Отправившись в это путешествие, я пустился на поиски собственной смерти и обрел ее. Вот в чем суть.

– Оставь, Язон, – заговорила вдруг Мета, уже переставшая ревновать и сердиться. – Суть совсем в другом. На Миди пусть жениться Арчи.

Молодой физик с Юктиса и девушка с Эгриси переглянулись, растерянно улыбаясь: «Разве можно о самом тайном – вот так, при всех?» Но кажется, им было приятно.

А Мета продолжала:

– Да, да, я серьезно. А из всего остального, что ты здесь понаговорил, важно только одно: действительное поведение Фелла. Он играет против нас, и если этот гад знаком с твоей дурацкой легендой... О, чернота пространства, дай нам не опоздать! Если твой отец вообще еще жив.

Все замолчали ошарашенно. Даже сам Язон почему-то не успел подумать об этом. Неужели проникся фаталистической идеей о невозможности изменить судьбу?

– Я предлагаю последние тысячи километров до Иолка пройти на форсаже. Возражений нет? – спросила Мета. – Тогда занимайте противоперегрузочные кресла. И, клянусь высокими звездами, мы должны успеть!

– Мета, конечно, красиво говорила, – бормотал Язон себе под нос тихо и обиженно, но суть не только в том, что нас ждет на Иолке. Гораздо важнее, по-моему, кто он – этот некто, разыгрывающий вселенский спектакль по сюжету древней легенды.

Язон вещал в никуда, как говорится, для всех, кому это интересно, а публика уже расходилась, выполняя приказ капитана «Арго», молчаливо поддержанный вождем пиррян Керком и никак не оспоренный руководителем проекта Язоном.

Сам же руководитель проекта пребывал в растерянности и не слишком рассчитывал быть услышанным. Но рядом оказались Арчи и Миди.

– И кто же это, по-твоему? – полюбопытствовал Арчи, быть может, самый любопытный человек во вселенной.

– Есть только один известный нам с тобой персонаж, который реально способен на трюки подобного масштаба.

– Солвиц? – сразу спросил Арчи.

– Да, доктор Теодор Солвиц, – кивнул Язон. – Кто же еще?

И тогда вздрогнула Миди.

– Как ты сказал? Теодор? Верховный жрец отец Федор иногда называл себя доктором Теодором.

– Солвицом он себя не называл? – улыбнулся Арчи.

Но ведь на самом деле было не до смеха.

– Фамилию Солвиц я встречала в компьютере, – сказала Миди, – только не помню, где.

– Постарайся вспомнить, – почему-то шепотом сказал Язон.

Он-то сам вспомнил, чьи это темные, оливковые глаза и благородные эллинские черты мелькнули тогда в храме Дзевесо из-под розовато-белого капюшона.

– Верховный жрец – это и есть Солвиц, – смело заявил Арчи.

– И ты красиво говоришь, – похвалил Язон. – Но не от тебя ли я слышал сравнительно недавно, что Солвиц исчез из нашей вселенной навсегда.

– От меня, – согласился невозмутимый Арчи. – Я только ни разу не утверждал, что Теодор Солвиц – это одно единственное лицо. Подумай об этом, Язон.

Последний, предупреждающий сигнал о наступлении тридцатикратной перегрузки застал их весьма далеко от специальных приспособлений, и Арчи с ужасом вспомнил, что Миди вряд ли готова к подобным испытаниям.

Молодой физик с Юктиса схватил свою любимую в охапку и потащил ее бегом не к креслам, нет, а к противоперегрузочным ваннам – на «Арго» были и такие – отличные, надо заметить, устройства для дилетантов!

Глава семнадцатая

В Иолке пришлось сажать и десантный бот и канонерку одновременно. На первом летели люди, а во вторую – удалось впихнуть целиком долгожданную золотую обечайку вместе с двигателем. Инженерная команда во главе со Стэном успела все-таки за время перелета худо-бедно смонтировать звездолет, но отправлять его в самостоятельное плавание пирряне не рискнули. Мало ли что? Планета, конечно, дикая, но в свете последних предположений и здесь можно было ждать чего угодно – от ракетно-ядерного обстрела до спонтанного провала в иные миры через гиперпереходы-рванавры. Не для того они так долго летали за этой «золотой шкурой», чтобы теперь бесславно загубить ее в самый последний момент.

Однако Иолк встретил гостей мирно, спокойно и даже приветливо. Местные рабы и даже патриции пали на колени при виде спускающихся с небес богов на звездной колеснице – так уж здесь было принято издревле. От центральной площади перед дворцом Фелла, которая, по заведенной Метой традиции, и служила космодромом, до дома Айзона оставалось рукой подать, и Язон направил туда лучших бойцов, чтобы как можно скорее получить ответ на главный вопрос. А во дворец он велел никому пока не идти. Наследный принц прилетел сюда к отцу, к Айзону, а не к этому проходимцу Феллу!

«И если тебя, Фелл, по-прежнему интересует звездолет «Овен», ты выйдешь навстречу сам, а не станешь посылать личного охранника. Кто-то здесь, помнится, размахивал своей королевской гордостью и требовал доставить ему Винторога в личное и безраздельное пользование. Извини, Фелл, за время путешествия многое переменилось, и мы уже не пойдем на уступки...»

Язон проговаривал это все про себя, как бы мысленно репетируя разговор с Феллом, но ничего подобного повторять вслух ему не понадобилось. За время путешествия на Пирр и на Эгриси изменилось гораздо больше, чем могли себе вообразить даже все пирряне вместе взятые и терпеливо сидящие сейчас в своем десантном боте.

Парадные двери Иолкского дворца распахнулись и на белые мраморные ступени под широкий портик ступил... нет, не Фелл и даже не Айзон (Айзон как раз подходил со стороны своего дома в окружении пиррянских бойцов), а многоуважаемый действительный член всех секретных организаций Риверд Бервик. А уж следом за ним под недвусмысленным конвоем четырех верзил в синей форме Космического Флота Лиги вышел господин Фелл – в наручниках.

«Да, друг мой Солвиц, – подумал Язон, – актеры твои несут сегодня лютую отсебятину. Спектакль под названием «поход аргонавтов за золотым руном» сорван. Безобразно сорван».

Айзон кинулся в объятия сына буквально со слезами:

– Я знал, я знал, что ты вернешься, что вы оба вернетесь, как я рад вас видеть, ребята! – Он смотрел то на Язона, то на Мету. – Ты сумел разыскать «Овен»?

– Ну, конечно, отец?

– И привез его сюда?

– Безусловно, отец. Звездолет спрятан здесь, вот за этой броней. Сейчас ты сядешь в него и будешь спасен.

– О, как я счастлив, Язон. Как я счастлив! А этот мерзавец – представляешь? – каждый день придумывал мне новую страшную байку о вашей гибели. Он много знает о соседних мирах шарового скопления и рассказывал всегда очень красочно. Я понимал, что это очередная ложь, но все равно переживал, страшно переживал! Он устроил мне бесконечную психологическую пытку. Ведь у него же есть какой-то особый канал связи с другими планетами, а у меня – только аварийный односторонний пси-передачтик, тот, что ты оставил. Я мог подать сигнал «SOS», но ты не велел мне, сын, и я терпеливо ждал. Я привык ждать и не верить Феллу. Пусть им теперь занимаются представители закона, я даже смотреть на него больше не желаю!

А вот Фелл в отличие от Айзона смотрел на своего названного брата, и смотрел очень странно, хитро как-то, почти торжествующе. Не иначе, задумал еще какую-то гадость. И наручники для этой новой аферы, как видно, помехой не служили. Однако Язон даже не представлял себе, как вернее защитить отца. Увести противного Фелла подальше? Отослать вообще в космос? А может просто расстрелять на месте без суда и следствия? Все это были какие-то замшелые и абсолютно негодные способы, тем более, что агрессивности задержанный преступник не проявлял, и скорее всего мог считаться наиболее безопасным как раз здесь, рядом, на коротком поводке, под неусыпным наблюдением. Стоило, разумеется, забрать Фелла с собой на «Арго» и там наиболее современными средствами попытаться выудить из его пропитанной злом головы всю необходимую информацию. Вот только сумеют ли они безболезненно и без потерь доставить обоих Иолкских королей-братьев на орбиту? Сильные сомнения мучили Язона на этот счет. Но других вариантов все равно не было. Устраивать многочасовое совещание, да еще при участии Бервика, совершенно не хотелось. Вопрос требовал решения, и – так подсказывала Язону интуиция – решения немедленного. А величайший в галактике игрок привык доверять своей интуиции.

– В таком случае, отец, больше ничто не держит нас на этой планете. Ты вернешься сюда позже, если захочешь. А сейчас... Я вижу, ваш жизнерадостный народ уже опять собирается на площади. Но мне кажется, не время устраивать еще один пышный праздник в честь нашей победы. Выпить мы сможем и на борту «Арго», а прогулку по морю или охоту давай отложим до следующего раза. Сегодня, думается, самое актуальное – это заняться твоим здоровьем, отец, твоей памятью. Правильно?

Айзон лишь головой кивал и улыбался непрерывно. Он уже и говорить не мог от распиравших его восторженных чувств.

– А ваш транспорт где? – поинтересовался Язон, оборачиваясь к Бервику.

– Тут, неподалеку. Какой вы сегодня решительный и порывистый, Язон. Кажется даже «здрасте» не сказали.

– Здравствуйте, Риверд. Извините. Мы так часто общаемся в эфире, что я иногда не могу вспомнить, сколько раз на дню приветствовал вас, – вывернулся Язон. – А сейчас еще раз: извините. Цейтнот полнейший. Давайте доставим этого бывшего короля на «Арго», а там уж и побеседуем с ним.

– Полагаете, это надо делать прямо сейчас? – неуверенно спросил Бервик.

– Уверен! Здесь-то что с ним делать? Скажите! Обратно на трон сажать? Кстати, вы ему временного заместителя назначали?

– Да, – коротко ответил Бервик.

– Вот и прекрасно. Давайте стартовать. Я не могу позволить отцу оставаться здесь больше ни секунды.

Бервик посмотрел на Язона, чуть наклонив голову и улыбаясь одними глазами, потом повернулся к конвою и скомандовал:

– Кру-гом! Шагом марш! Отведите обвиняемого Фелла в наш супербот и следуйте курсом на «Арго» по пеленгу. А я уж вместе с Язоном. Нам есть о чем поговорить.

Последнюю фразу он произнес практически для себя, когда солдаты уже дернули арестованного за пристегнутые руки и потащили.

В тот же миг Фелл судорожно вывернул шею, оглядываясь на всех стоящих возле пиррянского десантного корабля и закричал страшным голосом, полным отчаяния:

– Нет! Нет!!!

Солдаты остановились, тоже оборачиваясь, Бервик кивнул им, дескать, постойте, и равнодушно осведомился:

– Что такое?

– Меня нельзя увозить с планеты на вашем суперботе. Я умру тогда. Точно так же, как Айзон. Только на «Овне», только...

Неподдельный ужас, который еще стоял в глазах Фелла, позволял сделать вывод: на этот раз коварный властитель Иолка не врет. Похоже, он действительно не хотел умирать, а потому время наглой лжи миновало для него. Так подсказывала элементарная логика. Но разве мог хоть один из них – даже Язон с его гибким умом, даже всезнающий, тысячи лет проживший Бервик – догадываться, насколько их общее предположение далеко от истины?

– Ну что ж, без охраны мы все вполне разместимся даже в столь миниатюрном кораблике, – рассудил Язон. – При этом Керк и Мета, полагаю, вполне заменят четверых профессионалов Космофлота Лиги.

– Хорошо, – согласился Бервик. – В таком случае перемкните наручники на их запястья.

– А это обязательно? – улыбнулся Керк. – Моя рука будет держать его крепче, чем ваши кандалы. Хотите покажу вам, как они рвутся в моих пальцах?

– Не надо, – отказался Бервик, не страдавший излишним любопытством. – Все-таки желательно сделать именно так, как я прошу.

– Не спорь, Керк, – посоветовал ему Язон. – Порядок есть порядок.

– Ладно, – вздохнул седовласый пиррянин.

А потом они быстро загрузились, если не сказать набились в тесную каюту трехместного легкого звездолетика, заполненного сейчас смонтированным на скорую руку и лишь частично подключенным оборудованием, набились вшестером: Язон, Мета, Керк, Фелл, Айзон и Бервик. А снаружи, в канонерке, преимущественно в пилотском отсеке разместились на всякий случай еще десять человек. Остальные отправились на орбиту все в том же десантном боте.

И полет проходил совершенно нормально. Айзон удовлетворенно бормотал себе под нос, не умолкая почти ни на минуту:

– Не чувствую никакой боли. Ни малейшей! Вообще ничего не чувствую. Потрясающе! Я ведь помню этот наш кораблик. Чудесный звездолет, чудесный! Экспериментальный экземпляр, конечно, но очень хороший. Вот только совсем не могу восстановить в памяти, как им полагалось управлять. Для чего например, эта продолговатая штуковина с крючком на конце? Для чего? Не знаю. А ты как думаешь? Эй, Язон!

– Что? А, это ты мне, отец. Извини, задумался.

– Для чего здесь вот эта ерунда?

– Не знаю, отец, мы только начали пока разбираться с вашим «Овном». Действительно крепкий орешек.

– Ничего, ничего, я еще помогу вам, вот только вспомню все, что знал – и помогу. Эх. Нивеллу бы разыскать! Жаль, что вы ее так и не встретили, а ведь у нас была спецсвязь, мы могли подавать сигналы друг другу в любую точку вселенной, если б я еще помнил, как мы это делали!..

Язон опять перестал слушать бормотание отца и попытался сосредоточиться на поведении Фелла. А тот сидел совершенно неподвижно, смежив веки, смотрел на всех через узкие-узкие щелочки, может, и не смотрел вовсе, похоже было, что он действительно задремал.

Экран проскочили совершенно без приключений. И тут же, почти сразу оказались рядом с «Арго», гостеприимно распахнувшим широкие шлюзы. Канонеркой на этом коротком отрезке доверили управлять Грифу – надо же учиться когда-то, – и в самый последний момент юный пиррянин ухитрился допустить ошибку: при заходе в ангар в режиме магнитной подушки он не учел наклона, связанного с неравномерным распределением груза.

А Язон еще подумал тогда, вспомнив рассказ Меты о виденной ею в детстве старинной деревянной кукле: «Ничего себе матрешка получилась! Три звездолета один в другом, да еще внутри люди».

А уже через какую-нибудь секунду матрешек стало на одну больше.

Гриф, забывший про наклон корпуса канонерки, не вписался в створ, зацепил боковым орудийным гнездом за стойку ворот, и всю команду изрядно тряхануло. Никто не ожидал удара в такой спокойный момент, поэтому даже Керк и Мета не сумели среагировать должным образом. Они готовились удерживать Фелла от любых агрессивных действий по отношению к другим – кто же мог догадаться, что этого психа следует еще контролировать на предмет суицида?

Голова дремлющего арестанта откинулась назад резче, чем можно было ожидать. А внутренние стенки «Овна» – это ведь нечто особенное – живого места не видать от рычажков, приборчиков, штуковин и ерундовин. Затылок Фелла выбрал себе ерундовину что надо – острую и твердую. Дырку, образовавшуюся у него в черепе, в старину назвали бы травмой, не совместимой с жизнью. Современные лекари, например Тека, поборолись бы, конечно, за этого кретина, и возможно, полностью вернули бы ему дееспособность. Но уже в следующее мгновение здоровье экс-диктатора Фелла сделалось со всей очевидностью не первоочередной проблемой.

Приборы слежения, датчики внешних параметров, навигационные приборы, гравитометры и магнитометры, да практически все приборы одновременно сошли с ума. А когда их показания успокоились, Язон уже вылетел наружу из «золотой шкуры» и прямо в шлюзовой камере канонерки столкнулся с Арчи и Стэном. Кто из них первым догадался о происшедшем или не догадался, а успел вычислить результат по косвенным данным, Язон так и не понял – они выдали информацию одновременно, даже не перебивая, а дополняя друг друга через слово:

– Экран...

– ...который...

– ...был...

– ...вокруг планеты...

– ...схлопнулся теперь вокруг «Арго».

Последние четыре слова они произнесли хором и удивительно синхронно вытерли пот со лбов. В другой ситуации это было бы ужасно смешно, но сейчас...

Ведь случилось нечто страшное. Что именно? Доходило медленно. И главное, дырка в голове Фелла никак не стыковалась с последней новостью. Не укладывалась в голове. Дырка в голове не укладывалась в голове! Не хватало ему только каламбуров в такую минуту.

И тут на лесенке, ведущей из шлюза в ангар, появилась Мета, Сказала всем троим:

– Пошли! Я уже вызвала сюда Теку и Бруччо.

На запястье у нее сверкал наручник с обрывком стальной цепочки. Пиррянка машинально приняла ключ у подошедшего Бервика, щелкнула замком и, брезгливо стряхнув на пол стальное кольцо, зашагала в сторону капитанской рубки «Арго».

«Какие там еще экраны! – словно говорила всем ее прямая красивая спина и решительная походка. – Прорвемся!»

Изучение экрана вокруг «Арго» с помощью всевозможной локации, дало лишь один неутешительный результат: вновь возникшая энергетическая оболочка оказалась непроницаемой, как для лучей всех видов, так и – что гораздо печальнее – металлических предметов любого размера: от отдельных химически не связанных атомов до гигантского линкора. А пытаться проделать в ней дырку с помощью какого бы то ни было оружия, как предложил сгоряча Клиф, это чистейшее самоубийство – с тем же успехом можно было бы, скажем, выбираться из заваренной цистерны, взрывая внутри нее противотанковую гранату.

– Понимаете, – объяснял Стэн, – радиус сферы, окружавшей планету раньше, резко уменьшился, буквально на несколько порядков за одну секунду, оболочка лопнула, вывернулась и окутала наш корабль. И благодаря нынешним столь скромным размерам напряженность экранирующего поля пропорционально возросла, настолько возросла, что произошли качественные изменения отдельных параметров. Вот оно теперь и не хочет пропускать никого и ничего.

– Ну почему же никого? Раздевайся догола – и вперед, – мрачно пошутил Арчи.

– Эту почетную миссию я уступаю тебе, – так же несмешно откликнулся Стэн. – У меня в зубах полно металла.

– А между прочим, ребята, – заметил Язон, – смех смехом, но если ничего лучше не придумаем, кому-то ведь придется на цельнопластиковой посудине и в очень легком обмундировании лететь обратно на планету, просить помощи.

– Придумаем, Язон, обязательно придумаем, – сказал от дверей Бруччо, который появился в кают-компании позже, но уже несколько минут угрюмо вслушивался в пессимистический тон разговора. Сейчас он был похож на старую нахохлившуюся птицу. – Тека еще заканчивает операцию, а я пришел рассказать вам, что найдена связь между самоубийством Фелла и всеми этими физико-космическими передрягами. Вот она.

Бруччо поднял над головой жутковатый тускло поблескивающий предмет размером с грецкий орех, но более всего напоминавший морского ежа или игольчатый плод конского каштана.

– Это было у него в голове, прямо в мозгу, – пояснил Бруччо. – Шипы-антеннки и принимают и излучают, а внутри сложнейшая, тончайшая схема. Мы назвали этот прибор регулятором мысли. У Айзона наверняка стоит точно такой же. Собственно, мы уже посмотрели методом просвечивания: стоит. Только не знаем пока, такой же или не совсем. Прежде чем приступить к операции на мозге твоего отца, Язон, следует очень тщательно поэкспериментировать, как говорится, на менее ценных членах коллектива.

– Фелл жив? – поинтересовалась Мета равнодушно.

– Да, но он в коме.

– И надолго? – спросил Арчи.

– Не знаю. Коматозное состояние может длиться годами. В любом случае рассчитывать на информационную поддержку с его стороны, нам уже не стоит. Удастся что-нибудь узнать – значит, повезло, а нет – так нет. Разве только Айзон что-нибудь вспомнит. Тека, кстати, считает, что вполне реально собрать прибор, который без хирургического вмешательства просто скомпенсирует влияние на мозг адского регулятора. Это к вопросу об амнезии – можно попытаться открыть какие-то новые слои памяти; а уж серьезную операцию лучше, конечно, делать не на «Арго», а дома. Или на какой-то другой цивилизованной планете.

Комплимент, сделанный родному Пирру, получился у Бруччо очень изящным и ненавязчивым. Но Язон, честно говоря, предпочел бы доверить отца врачам «какой-нибудь другой цивилизованной планеты». Однако до решения этого вопроса было еще далеко, и он просто промолчал.

– В общем так, – продолжал Бруччо. – Смерть Фелла – это конечно, не случайность, а самоубийство, но подтолкнул его на этот поступок некий приказ извне или – как вариант – импульс, заранее заложенный в программу регулятора мысли. Фелл был прав, когда еще перед вашим с Метой отлетом отсюда говорил Айзону, что его потеря памяти – это не обычная амнезия, даже вообще не амнезия. Он просто не знал и не мог знать, что это на самом деле. Человек, находящийся под влиянием могучего внешнего фактора, по определению не знает ничего об этом факторе или знает ровно то, что дозволено. Айзон и Фелл оказались превращены кем-то в управляемых индивидов – не в андроидов, не в киборгов, а просто в рабов поневоле. Человек может быть управляем лишь частично, как показала многовековая практика. Полное подчинение свободной воли ведет к неминуемой гибели интеллекта, что прекрасно понимал этот умелец, зашивавший им в голову шипастые регуляторы.

– И все равно это омерзительно! – сказал Арчи.

– Еще бы, – согласился Бруччо спокойно. – Но я не договорил, наверно, самого главного, во всяком случае, для наших технарей. Регуляторы мысли, работая на определенной частоте входили в жесткий контакт с силовым контуром «Овна», а ведьхранимые в этой еще не до конца понятой нами конструкции высокие энергии и породили, вне всяких сомнений, экран вокруг планеты, а вот теперь – вокруг линкора. Так что Фелл, друзья мои, строго по инструкции бился головой о стенку.

– И чья же это была инструкция? – спросила Мета, в общем-то вполне понимая, что вопрос прозвучал как риторический.

Бруччо и не стал отвечать на него впрямую.

– Надеюсь, Тека доведет до ума свой маленький, но хитрый приборчик мозговой компенсации, тогда мы, глядишь, и узнаем что-то новое о начале всей этой истории.

Тека справился с задачей быстро – уже к вечеру того же дня. Чего нельзя было сказать о группе Стэна, бившейся над разгадкой природы экрана. Столь же невелики оказались и успехи Арчи, посвятившего себя целиком расшифровке управляющих программ звездолета «Овен». Так что в конце рабочего дня главным докладчиком в кают-компании оказался Айзон. Теке пришлось начисто выбрить ему голову и нахлобучить специальный шлем с торчащими во все стороны антенками, а также парой прозрачных трубочек, обеспечивавших непрерывную подачу особого раствора, омывавшего кожу. В общем, не таким уж и маленьким получилось его хитрое устройство.

Айзон в этом экзотическом головном уборе напоминал Язону дикого воина из племени Темучина или какого-нибудь древнего шамана. Он и говорить-то начал, как шаман, пугающе глухим, изменившимся голосом. Даже Мета вздрогнула поначалу от этого утробного бормотания, но потом абсолютно все перестали обращать внимание на форму подачи – главным было содержание.

Айзон начал, разумеется, не с самого начала. Он по-прежнему не знал, на какой планете родился, где учился, кем был воспитан. Он даже не помнил, как познакомился с Нивеллой. Зато теперь он абсолютно точно мог сказать, что пресловутый звездолет «Овен» не был построен специально для них, и не работали они испытателями этого экспериментального образца. Они просто нашли его в космосе, нашли совершенно случайно. И было их на обычном исследовательском корабле с названием «Пинта» не трое, а шестеро: Айзон, Нивелла, Фелл, Инна, Сулели и Кобальт.

Найденный золотой звездолет представлял огромную ценность. Все они были учеными и поняли это сразу, хотя и далеко не во всем сумели разобраться. Но там было две безусловных вещи, открывавших путь к неисчислимым богатствам и огромной власти: уникальный корпус, защищавший буквально от всего; и потрясающий генератор, работавший как самый настоящий вечный двигатель – он служил реально неиссякающим источником энергии, так как черпал ее из иной вселенной.

А сама экспедиция в составе шестерых ученых направлялась вообще-то с целью изучения культур обитаемых миров центра галактики, с целью приобщения их к общегалактическим проектам, с целью рассмотрения возможного членства в Лиге Миров. Было известно, что именно центральной области регресс коснулся сильнее всего. Высшее руководство Лиги Миров предполагало рано или поздно как-то решить эту проблему, и хотя перед экипажем «Пинты» были поставлены сугубо научные цели, не исключалась в рамках возможного и миссионерская роль представителей высокоразвитых миров. Во всяком случае все шестеро очень любили порассуждать на тему об искусственном ускорении прогресса на безнадежно отсталых планетах. Одних прекрасных идей для такого ускорения было, разумеется, недостаточно, а денег у Лиги Миров вечно не хватало.

И вот внезапное богатство свалилось на шестерых человек. Они были друзьями, соратиками, единомышленниками. Но теперь мнения их относительно дальнейших планов резко разделились. Сулели заявил, что нужно просто плюнуть на все, освоить необитаемую землеподобную планету с обильными месторождениями тяжелых металлов и благополучно сделаться одними из самых богатых людей в галактике.

Кобальт, настоящий фанатик инженерно-конструкторского дела настаивал на немедленном возвращении и детальном изучении редкой находки в стационарном техническом центре на родной планете.

Фелл был одержим идеей помощи слаборазвитым народам и призывал выполнить хотя бы первый пункт намеченной программы, прежде чем разворачивать дюзы.

Айзон, пытаясь подвести черту под всеми суждениями, признавал необходимость работы по программе, но при этом просто требовал вывести за скобки проблему использования звездолета «Овен». Устройство, располагающее столь большими мощностями могло представлять реальную опасность для целых планет, а значит, по формальным признакам, считалось оружием массового поражения и являлось собственностью Лиги Миров. Без согласования с Высшим Советом Лиги, строго говоря, не стоило даже активизировать двигатель уснувшего в межзвездной пустоте неведомого корабля. Нивелла поддержала позицию Айзона, потому что на том этапе поддерживала своего молодого мужа во всем.

Но тут Инна высказала особое мнение. Зачем осваивать новые миры, зачем советоваться с кем-то, для чего непременно изобретать что-то новое, когда им в руки попало это, когда перед ними огромный выбор уже освоенных миров, во главе которых они легко могут встать? Неужели никому не хочется насладиться настоящей, безраздельной, заслуженной властью? «Стать диктаторами?» – удивились все. «Зачем? – возразила Инна. – Давайте станем для этих людей богами. Благодетелями, пришедшими с неба. Нам будут поклоняться, а мы понесем в народ свет знаний и радость материального благополучия».

Звучало красиво. И мнение Инны было рассмотрено как один из возможных вариантов. Поначалу. Однако командиром на корабле формально считался Кобальт, влюбленный в Инну, и он очень быстро принял ее сторону, отказавшись от возвращения назад.

И вот чем ближе подлетали они к самому первому из обитаемых миров, а им и оказался Иолк, тем яснее делалось, что все шестеро заболели манией величия. Им хотелось стать богами.

И они стали ими.

Поначалу все было неплохо. Жизнь на планете действительно улучшалась при их ненавязчивом мудром руководстве. Они не рвались пока к публичной власти, они передвигали фигуры на шахматной доске Иолка, сами оставаясь в тени. И вдохновленные положительным результатом, расширили круг деятельности: Сулели отправился на Эгриси, Кобальт и Инна – на Дельфу. С Дельфой была совершенно особая история.

На известном этапе кто-то из них шестерых должен был открыть гиперпереход, о котором вообще-то знали (хоть и молчали) даже малообразованные местные жители. Открыл его Кобальт, и как раз рванавр помог им с Инной попасть на Дельфу. Ведь Сулели не вернулся в обещанные сроки и даже на связь не выходил. Пятеро оставшихся лишились своего корабля, то есть «Пинты». А звездолет «Овен» был, конечно, очень ценным, но не летающим. К сожалению, ни опытнейший специалист по космической технике Нивелла, ни физик Фелл, ни гениальный инженер Кобальт не сумели оживить чуждую конструкцию.

И вот Кобальт с Инной ушли через рванавр на другую планету. Вернулись они скоро, но уже втроем. Третьего звали Тюдор, он тоже называл себя богом, уверял, что он один из многих в той части галактики, где они все занимаются подобным же миссионерством, умилялся трогательному совпадению идей лучших представителей человечества и полунамеками, но с каждым разом все очевиднее предлагал им не останавливаться на достигнутом, а стремиться к абсолютной власти надо всем миром, то есть над галактикой, над вселенной.

И эта идея оказалась заразительной, можно сказать, заразной. Однако все понимали, что для достижения цели требуется исправно работающий «Овен». Тюдор проявил недюжинные знания в этой области, облазил весь корабль и объявил, что это звездолет, управляемый силою мысли, а потому для пользования им необходимо провести небольшую но важную операцию на мозге любого, кто хочет стать пилотом – вживить крошечный датчик. «У меня такой датчик есть», – сообщил Тюдор и продемонстрировал, как он включает различные системы в звездолете решительно ни к чему не прикасаясь руками. Было это эффектно, но сама мысль об операции на мозге настораживала всех.

Прежде, чем дать согласие, экипаж «Пинты» долго совещался, пытаясь как можно яснее представить себе, кто такой вообще этот Тюдор. О галактических координатах Дельфы ни Кобальт, ни Инна внятно рассказать не могли, а сам Тюдор объяснял, что он прилетел из миров Зеленой Ветви, то есть из самой-самой чертовой дали, какую только можно себе представить. Информация плохо поддавалась проверке. Но вместе с тем в их новом друге чувствовалась бездна обаяния, и убеждать он умел. А тут еще вернулся внезапно Сулели. Не совсем вернулся – в гости прилетел. От своей планеты он был в полном восторге, но и ему уже одной планеты казалось мало, идеями Тюдора загорелся Сулели необычайно. И первым лег под хирургический нож.

Страшного ничего не произошло. «Овен» легко подчинился новому владельцу, после чего радостный Сулели, казалось бы, вопреки всякой логике, сел обратно в «Пинту» и умотал к себе на Эгриси. Больше уже никто ничего не боялся. Всем, как детям малым, захотелось порулить, позабавиться с необычной игрушкой, и пресловутый датчик был благополучно вшит под череп каждого.

Тюдор после этого повертелся еще немного на их планете да и пропал навсегда. Инна с Кобальтом предпочли готовить всегалактический заговор на полюбившейся им Дельфе и вновь ушли туда через гиперпереход. На Иолке остались трое. Айзон и Нивелла засомневались вдруг в правильности сумасшедшей идеи завоевания вселенной. Фелл спорил с ними, уверял, что они теперь на самом деле боги, то есть сверхчеловеки с не представимыми ранее возможностями, а потому просто не имеют права отказываться от власти. Айзон возражал, что ему вполне достаточно власти на одной планете. Нивелла заняла какую-то среднюю позицию.

Вот тогда и начали происходить странные вещи с их памятью. Давнее прошлое забылось совсем, недавнее – сильно искажалось в зависимости от обстоятельств. Ложная память подбрасывала странные сюжеты, например, о том, как они трое – только трое – прилетели на Иолк не на «Пинте», а на «Овене», который сломался.

А «Овен» вдруг действительно сломался, то есть он больше не подчинялся их мысленным приказам, а ручным управлением на этом корабле и не пахло. Фелл все сильнее впадал в отчаяние, все глубже закапывался в изучение дьявольской техники – это было полнейшее сумасшествие! Вот тогда они и поругались. Окончательно. Тогда они и стали врагами.

Очевидно, от многократного наложения ложных воспоминаний на пробудившиеся истинные, у Айзона сильно заболела голова и он попросил прекратить эту пресс-конференцию, тем боллее что двигаться в более глубокое прошлое он все равно не мог пока, а в дальнейших событиях уже не наблюдалось серьезных расхождений с ранее известными.

– Короче, я все понял, – подытожил Керк. – Боги – это такие сумасшедшие, возомнившие себя высшей расой и рвущиеся к абсолютной власти во вселенной. – Он покосился на Бервика, и Бервик кивнул ему, дескать, так и получается. – Айзон отказался быть богом, его пропавшая жена Нивелла, очевидно – тоже. Фелл теперь в наших руках. Но остались трое других.

– Сулели не в счет, – заметил Айзон. – Он просто дурак и сам по себе безобиден. Инна и Кобальт – эти да, эти пострашнее Фелла.

– А главное, – подхватил Керк, – есть еще Тюдор, он же отец Федор, он же доктор Солвиц. Или их все-таки трое?

– Не знаю, – сказал Айзон, – но смею предпологать, что их гораздо больше, чем трое.

– Ну и пусть, – грозно сказал Керк. – Сколько бы их там ни было. Теперь на пути этих богов встал Мир Смерти. Мы, пирряне, выступаем против власти маньяков надо всей галактикой. И мы сразимся с ними. И если кто-то еще не знает, то им предстоит узнать: пирряне не умеют проигрывать.

Керк опустился на стул, и в кают-компании повисла тишина. Конечно, седовласый вождь был прав. В теории. Но Язон вдруг представил себе, как прямо сейчас через стену входит к ним Теодор Солвиц собственной персоной и меланхолично аплодирует суровому старому воину: «Браво, Керк Пирр, браво». Наглый, спокойный уверенный в своих бредовых идеях и в своей непобедимости. Язона аж передернуло от этой слишком ярко воображенной картинки.

Лично он готов был поклясться, что пресловутый Тюдор – это все тот же Солвиц, вот только теперь получалось, что безумный ученый присутствовал уже на трех, если не на четырех планетах одновременно. И от сознания этого абсурда голова у Язона начинала болеть не меньше, чем у его отца от тяжелых воспоминаний под действием компенсатора.

«Ладно, гори он в плазме, этот Солвиц, – решил про себя Язон. – Старина Керк сбил меня. А ведь какая-то гораздо более важная мысль мелькнула, помнится, в голове, пока я слушал печальный и сбивчивый рассказ отца. Ну да, конечно! Управление звездолетом с помощью мысли. А звездолет в свою очередь, породил экран над планетой. Значит... Экран можно убрать с помощью мысли? Да нет, глупость какая! Начнем сначала. «Овен» управлялся мысленно, но только до тех пор, пока рядом находился Тюдор, то есть Солвиц. Он же типичный шулер, этот бессмертный псих! И учеников своих шулерству обучил. Помню я, как Фелл причинял Айзону боль, якобы приближая экран силою мысли. Что ж он там вытворял на самом-то деле? Скорее всего, генерировал чем-нибудь остронаправленный радиосигнал на соответствующей частоте. Когда в мозгу этакая железяка с антеннками – что проще заставить ее резонировать, вызывая боль? Стало быть, всюду чистая техника и никаких чудес. А пси-передатчики в нашем случае абсолютно не при чем. Ведь тут существенно другие энергии задействованы. Значит, чем же мог реально включаться могучий «Овен»?.. Эврика!» – наконец, воскликнул Язон про себя.

И Мета, случайно посмотревшая на него в этот момент, даже чуть губы приоткрыла, уже готовая спросить, от чего такая радость на лице. Но никто ничего сказать не успел, потому что раздался в кают-компании громкий и всегда тревожный сигнал вызова по джамп-связи. Сигнал вызова с родного Пирра.

«Ну вот, – подумал Язон, и все у него внутри опустилось. – Так всегда: если мы оказываемся на далекой планете, где-нибудь в другой части галактики и попадаем в тяжелейший переплет, значит, на Пирре тоже обязательно начинается голод и мор, и все стихийные бедствия сразу, в общем, конец света. Сейчас Накса, как всегда, попросит срочно возвращаться, а мы ему в ответ: «Присылай, дружище, корабль, без вашей помощи отсюда не улететь!»

И только одно порадовало всех: все-таки с той стороны сюда проходят сигналы через этот проклятый экран. Проходят! И значит, еще не все потеряно.

Глава восемнадцатая

Язон не угадал. Накса вовсе не просил о помощи.

– Примите важное сообщение, – солидно распорядился он. – Я научился управлять местными киборгами. Стальные шилометы, суперрогоносы и меднозубые кайманы тоже теперь приручаются. Звериное начало преобладает в них над механическим, так что мы легко находим общий язык. Пирр – это наша планета, кого бы и какими бы способами сюда не засылали. Мы останемся здесь хозяевами и победим. Так что передайте там своему Солвицу: пусть что-нибудь новенькое изобретет, поинтереснее. С киборгами я уже справился.

Пирряне были просто ошарашены. Ведь добрые вести всегда считались огромной редкостью в их мире. А Язон сразу спросил:

– Накса, с чего ты взял, что киборгов засылал на Пирр именно Солвиц?

– С твоих слов, Язон, то есть не слов, конечно, а мыслей. Извини, но ты слишком интенсивно думал на эту тему, когда мы виделись в последний раз. Нас прозвали говорунами, но на самом-то деле мы скорее «читуны». Чтобы устанавливать телепатический контакт, сам понимаешь, мне необходимо читать чужие мысли... Ну, ладно, как там у вас?

Обо всех бедах и проблемах на «Арго» принялся рассказывать Керк, а Язон, как только от души отлегло, сразу вернулся к тому, на чем его прервали.

«Эврика!» – воскликнул он про себя за секунду до вызова по джамп-связи. И он действительно нашел ответ.

Поискав глазами Миди, крикнул ей:

– Скорее принеси сюда тот самый процессор, с помощью которого мы с тобою усмирили огнедышащего дракона.

Дракон вместе с процессором был подарен Миди в награду за ее неоценимую помощь. Предполагалось, что эта милая игрушка будет охранять дом юной царевны, когда она найдет себе мужа и планету, на которой захочет остаться жить. Похоже было, что дракону грозит постоянная прописка на Юктисе. Но пока Миди мечтала совершить свадебное путешествие на Пирр, и там, в страшных джунглях испытать своего грозного механического охранника.

– Зачем? – не поняла Миди.

– Тащи скорее, – попросил Язон с мольбой в глазах.

Миди поняла. Умчалась, примчалась, села рядом. Совсем, как тогда.

И Керк еще не успел изложить Наксе всего ужаса их положения, то есть Пирр по-прежнему оставался на связи, когда Язон полностью подтвердил правильность своей догадки. Сосредоточенно шевеля губами, трижды перепроверил проделанные только что расчеты, набрал нужный код и, наконец, решительно вдавил кнопку ввода.

Ни звона аварийной сигнализации, ни грохота аплодисментов он не услыхал и в некоторой растерянности шепнул Миди:

– Пойди теперь, пожалуйста, позови Стэна.

Миди поднялась, плохо понимая, что происходит, но не успела и за дверь выйти, когда послышался топот в коридоре.

Совершенно взмыленный Стэн и еще более растрепанный Арчи ввалились в кают-компанию один за другим и в лучших своих традициях выдохнули вдвоем:

– Экран...

– ...пропал!..

– Ну, вот и все, ребята, – сказал Язон. – Дело-то выеденного Яйца не стоило. Дракон – это просто один из исполнительных механизмов комплекса под условным названием «Овен» или, если угодно, Ослепительный Винторг, или «окроткави». А главной частью его является процессор. Подозреваю, что этот пульт управления изготовлен был не в единственном экземпляре. Но при попытке одновременно давать взаимоисключающие приказы машина выбирает тот из них, который отдан с наименьшего расстояния. Так что наши команды сейчас вне конкуренции, хотел этого Солвиц или не хотел.

Общее совещание, очень шумное, очень радостное и очень бестолковое завершилось, и теперь они сидели довольно узкой компанией в каюте Язона, держали в руках высокие бокалы с изысканными коктейлями, пили за удачу и пытались убедить себя в том, что все самое ужасное позади, а впереди – сплошные сверкающие перспективы, как для Пирра, так и для галактики в целом.

На самом деле проблем оставалось еще выше крыши. Просто все дружно решили выкинуть их из головы. Во всяком случае на время полета.

– Мета, – попросил Язон, плесни мне чистого виски со льдом, безо всех этих соков и содовых. Я безумно устал и просто мечтаю расслабиться.

И в тот же миг распахнулась дверь. На пороге стоял Тека с мрачным лицом.

– Как же, расслабишься на этом замечательном «Арго»! – проворчал Язон.

– Господин Фелл умер, – сообщил Тека и добавил. – Мы сделали все возможное.

– Что, – поинтересовался Язон, – нельзя было извлекать из мозга эту штуку?

– Не в этом дело. Просто конкретно его мозг слишком долго и тесно взаимодействовал с экраном. Именно его мозг. На Айзоне свертывание экрана никак не отразилось, уверяю тебя.

И тут легкий на помине Айзон появился за спиной Теки.

– Еще как отразилось! – поведал он с улыбкой.

– Мета, я жду, – напомнил Язон, который всех сейчас слушал вполуха. – И отцу тоже плесни неразбавленного. Мы должны с ним сегодня выпить как следует.

– Язон, – проговорил Айзон, торжественно. – Конечно, надо выпить. Повод есть: я вспомнил.

– Что ты вспомнил? – Язон все-таки сделал глоток, зажмурился от удоволствия и покрутил буроватую жидкость в широком стакане, слушая как мило шелестят кубики льда. Он уже чувствовал что по-хорошему выпить ему опять не дадут. – Что ты вспомнил, отец?

– Я все вспомнил.

– Это интересно! – оживился Язон.

И в тот же миг омерзительно громкий сигнал общей тревоги прорезал тишину каюты и долгим эхом звенел в коридорах, пока новый отчаянный крик аварийной сирены не догнал предыдущего. Язон опрокинул виски, едва не заглотив ледяные кубики, и помчался бегом в капитанскую рубку. Мета, конечно, обогнала его и у обзорного экрана оказалась раньше.

Сидевшая за штурвалом Лиза являла собою саму растерянность. Ведь то, что надвигалось на них сейчас из межзвездного пространства, противоречило любым нормальным представлениям космонавтов о небесных телах, хоть искусственного, хоть естественного происхождения: светимость, скорость, размер, радиоизлучение не позволяли идентифицировать объект ни с космическим кораблем, ни с кометой, ни с боевым снарядом, выпущенным по «Арго» какими-нибудь коварными врагами.

Но всякая неизвестность – это опасность. Дальше все по инструкции: сигнал тревоги включен, и доблестный Клиф уже несколько секунд сжимает вмиг вспотевшими ладонями рычаги артиллерийских установок.

Однако странная какафония радиосигналов неожиданно оформилась в четкую фразу:

– Даймед, это я, Нивелла. Прошу дать добро на стыковку!

– Лиза, – закричал Язон радостно, – переключай на автомат! – И от избытка чувств обнял девушку к крайнему неудовольствию Меты, скорчившей выразительную гримаску у него за спиной. – Переключай скорее! Это моя маманя прилетела.

Очевидно, Язон все-таки успел выпить прилично. Тем более, что начинали-то с джин-тоника, а потом на виски перешли.

Слова его услышал весь экипаж, так как все, что говорилось на капитанском мостике, в экстренной ситуации тут же транслировалось по интеркому, а ситуация была сугубо экстренной. В общем, стрелять теперь никто и не думал. «Арго» готов был принять на борт корабль Нивеллы, каким бы странным он ни казался.

А корабль был едва ли не точной копией «Овна», потому и воспринимался так странно локаторами линкора.

А Нивелла была... нет не точной копией Меты, но чем-то очень похожей на нее. И Язон растерянно спросил:

– Ну, и как же мне называть тебя? Госпожа Нивелла? Мама? Как еще?

– Да как угодно! – улыбаясь, сказала Нивелла, выглядевшая, вне всяких сомнений, моложе самого Язона. – Хоть просто Нив-Нив. Айзон когда-то звал меня этим шуточным именем.

Ситуация казалась просто сюрреалистической. Язон, честно говоря, и не знал, о чем спрашивать мать, тем более, что пару минут назад отец грозился рассказать ему все.

– Ну, так что? – проговорил он в полнейшей растерянности. – Будем отмечать торжественное воссоединение семьи. Между прочим, я тут жениться собрался. Вот познакомься, мамуля, моя невеста Мета.

– Очень приятно, сынок. Но почему ты не спрашиваешь, как я нашла вас?

– Я примерно догадываюсь. Когда с помощью процессора я свернул эту проклятую оболочку, упрятав всю ее энергию вглубь звездолета – это и было для тебя сигналом. Правильно?

– В общем, да. Надо же, какой умный мальчик вырос! – улыбнулась Нивелла. – Может, и не рассказывать ничего? Ты же сам все знаешь.

– Всего не знаю, – с достоинством ответил Язон, – но иногда очень хочется узнать именно все. Вот скажи, например, – этого я точно не знаю – откуда взялся второй Ослепительный Винторог?

– О! Это совершенно отдельная история! – воскликнула Нивелла с энтузиазмом.

– Нет, – резко возразила Мета. – Отдельных историй нам сейчас не надо. Мы уже все безумно устали от всевозможных воспоминаний, объяснений и откровений. У нас перерыв на обед!

– Но неужели тебе не интересно узнать, Язон, – торопливо заговорила Нивелла, – что мы принадлежим к расе бессмертных? К одной из рас бессмертных. Что Солвиц с его вакциной и Бервик с его Обществом Гарантов Стабильности – не более чем жалкие последователи или даже плагиаторы настоящих бессмертных с древними традициями? Неужели тебе не интересно, что систему использования гиперпереходов придумали мы для общения между планетами нашей галактики и даже между планетами разных вселенных? Что планета Дельфа находится как раз в другой вселенной и путь туда пролегает поэтому только через рванавр. Неужели тебе не интересно, что представителями другой расы бессмертных в этом мире являются мудрецы и планета Поргорсторсаанд, где прошло твое детство, стала ареной вселенской битвы за выход из кривопространства в миры разных уровней? Поэтому, кстати, тебя и встречали там так приветливо – ракетными ударами и стальными кабанами. Неужели тебе безразлична судьба твоих родственников – Ахаманта, который до сих пор ждет моего возвращения, Хеллы, погибшей на Дарданелле при нелепых обстоятельствах, Фрайкса, убитого этим мерзавцем Солвицом, Экшена, неосознанно ставшего его агентом? Неужели тебе не хочется добраться до сути в устройстве звездолета «Овен»? Неужели?

Язон слушал ее и понимал: все вопросы абсолютно справедливые, но... Ему было интересно все это и многое другое, но не сейчас. Сейчас это был перебор. Голова уже не вмещала новой информации.

– Мама, Нив-нив, ради Бога! (И откуда вдруг выскочил этот архаичный оборот?) Я обо всем хочу узнать, но не сейчас. Ладно?

– Ладно. Но хотя бы пару слов обо мне и об отце...

– Нет, – вновь решительно вмешалась Мета, видя, как жалко выглядит Язон в этой ситуации. – Нет, нет и еще раз нет! Мы сегодня отдыхаем. Если хотите, можете присоединиться – вместе выпьем, но умоляю вас, никаких серьезных разговоров!

Нивелла улыбнулась еще раз и сказала:

– Ладно. Наливайте.

– Мета, – спросил Язон, – а интересно, ты много поняла из того, что произошло сегодня.

– Я все поняла, – сказала Мета, но лучше поговорить об этом завтра.

– Действительно, – согласился Язон. – Язык у него еще не заплетался, но мысли уже слегка путались. – А что сегодня?

– А сегодня я хочу услышать от тебя, что ты думаешь по поводу нас двоих. Ты и я. Как мы будем жить дальше?

Язон мгновенно протрезвел от такого вопроса и задал встречный:

– Ты ждешь от меня настоящего предложения? Ты, женщина планеты Пирр?

– Ну я, женщина планеты Пирр, ну и что?! Я устала от обычаев нашего мира. Тем более, что в ходе последнего путешествия ты так часто называл меня своей женой или, как минимум, невестой.

– Короче...

– Короче, с твоими родителями я уже знакома. Кажется, в старину, это считалось обязательным ритуалом.

– Считалось. А ты откуда знаешь?

– Я читала много книжек про любовь. А мои родители, наверно, погибли оба. Ну, про мать ты уже слышал, а отец... Долгое время я считала своим отцом Керка... В общем, я никогда не знала своего отца. Это ничего, Язон? Как ты думаешь?

– Мета, – прошептал он, – я люблю тебя, Мета!..

А линкор «Арго» вновь приближается к орбите Пирра. Заговорившись, они как-то прозевали предупреждающий о невесомости сигнал. Невесомость свалилась внезапно, и они медленно, как во сне, поднялись над постелью и закружили по каюте, словно в брачном танце.

Лондон – Москва, сентябрь-ноябрь 1997 г.

Гарри Гаррисон, Ант Скаландис Мир Смерти против флибустьеров

Книга первая Флибустьерский рай

Глава 1

Кассилия – третья планета в системе желтого карлика Санпрайд (FG233-16) в южной части внешнего рукава галактики. Кислородный мир земного типа. Освоен одним из первых в начальный период Великой Экспансии. Этнический состав жителей – преимущественно европеоиды. Государственный язык – меж-язык. Столица – Голденбург, около полутора миллионов жителей. Высокий уровень развития информационных технологий и связи. Член Лиги Миров с двухсотлетним стажем. Эпоха галактических войн коснулась Кассилии незначительно. Планета, служившая межзвездным финансовым центром, а затем ставшая также курортом галактического значения и всемирно известным центром развлечений, никогда не имела сильного космического флота. Дважды вступала в войны с ближайшим соседом – второй планетой системы (Дархан), но все боевые действия проходили только в межпланетном пространстве без нанесения ударов по городам и промышленным объектам. В настоящее время Дархан и Кассилия поддерживают дипломатические отношения в объеме необходимого минимума, но ведут непрерывную информационную, идеологическую и экономическую войну.

Из официальной справки о планете Кассилия

Огромное окно из золотистого зеркального стекла метров десяти в высоту и не меньше шести в ширину лопнуло и осыпалось на широкий тротуар дождем сверкающих осколков. К счастью, улица перед фасадом Национального банка Кассилии в этот момент была практически пуста, и смертоносное стеклянное крошево настигло лишь одного охранника и одного случайного прохожего, приблизившегося к дверям банка не иначе как спьяну. Сирена аварийной сигнализации взвыла раньше, чем первая стекляшка коснулась керамических плиток тротуара, а уже через двадцать секунд из подъехавшего микроавтобуса высыпал специально обученный наряд полиции. Здание было оцеплено, все этажи проверены на предмет присутствия чужаков, все коммуникации перекрыты. Улицу быстро очищали от тут же понабежавших очень странных, но вездесущих людей, у которых любопытство оказывается сильнее страха. Меж тем одиночный взрыв, очевидно, производился чисто акустическим способом, и прибывшие вскоре пожарники оказались не у дел. Кто ж мог знать, сколько работы появится у них чуть позже?..

На следующий день первые полосы всех столичных газет были почти целиком отданы под репортажи об ограблении казино, ведь странное нападение на банк оказалось всего лишь отвлекающим маневром. Журналисты упражнялись в остроумии, называя человека, совершившего дерзкое преступление, Новым Язоном, Язоном Пятнадцать Миллиардов (именно такая сумма была похищена) или просто супергероем. Наверно, во всей обитаемой вселенной только кассилийцы способны так возвеличивать обыкновенного, в сущности, бандита и уделять наибольшее внимание финансовым проблемам в то время, как произошла настоящая трагедия.

Да, действительно, много лет назад Язон динАльт, прибывший неизвестно откуда, сумел выиграть и унести из знаменитейшего казино «Кассилия» больше трех миллиардов кредитов, за что и удостоился гордого прозвища Язон Три Миллиарда. Конечно, игорный дом не слишком охотно расставался со своими деньгами, и в результате тогдашних перестрелок погибло шесть человек. Но это все были профессиональные охранники-рэкетиры из мафиозной структуры, контролирующей «Кассилию», да военные из наземной службы космопорта, то есть люди, которых трудно отнести к категории «мирное население». На этот же раз получилось неоправданно много жертв, по преимуществу, абсолютно случайных – сто двадцать три человека, из них тридцать восемь коренные жители планеты. И даже, несмотря на ночное время, погибло трое детей.

Вот как все это было.

Около полуночи в игорном доме «Кассилия» появился человек с туго набитым баулом. Охрана уже выяснила, что в сумке нет ничего опасного – только деньги – натуральные, выборочно прошедшие проверку в банке галактические кредитки пятидесяти-, стотысячного и миллионного достоинства. Человек сел играть в покер по маленькой, но очень быстро увлекся, наращивая ставки, и в течение какого-нибудь часа спустил все, то есть почти полтора миллиарда. Имел он при этом вид полнейшего идиота, глаза горели искренней надеждой отыграться. И еще последние миллионные банкноты не уплыли со всей неизбежностью в кассу казино, а он уже звонил кому-то с просьбой о помощи. Пятеро друзей незадачливого игрока появились в зале очень скоро, и у каждого – такая же плотно набитая сумка. Оставалось лишь догадываться, сколько там денег находится суммарно, но крупье был человеком практичным, и предпочитал в таких случаях не гадать, а просто перекачивать деньги в кассу, где их будет совсем не сложно посчитать.

Лучшим способом для такой перекачки он считал подключение к процессу игры еще одного не менее увлеченного участника, то есть обыкновенной подставной фигуры со стороны казино. А для того, чтобы этот «простак» мог играть с очумевшим пришельцем и его друзьями на равных, требовалась адекватная денежная масса.

Крупье вместе с хозяином казино приняли решение: просить финансовой поддержки у Национального банка, одного из акционеров игорного дома «Кассилия». И по секретному туннелю, проходящему под улицей, наличность была доставлена в зал. Вот тут и началась самая невероятная в истории игра со стомиллионными ставками. Одно из крупнейших в Галактике заведений посещают не самые бедные люди и, кроме двух основных персонажей, нашлось и еще несколько любителей рискнуть большими деньгами и пощекотать свои нервы. Таким образом через каких-нибудь полчаса общее количество наличных кредитов сосредоточившееся в игорном зале «Кассилии» явно превысило двадцать миллиардов. Игра продолжалась и теперь уже не так скучно, с переменным успехом – строго по сценарию казино. Вот тогда и раздался взрыв в здании напротив. Лопнула витрина Национального банка.

Охрана казино среагировала мгновенно. Кто ж не знает, что в таких случаях делать? Игру прекратить, всех присутствующих взять под прицел, а по громкой связи сурово объявить: «Бросить оружие! Лечь на пол!» Но не тут-то было! Вся компания того человека, что проигрывал крупные суммы, и не подумала подчиниться. Во-первых, оказалось, что их не шестеро, а минимум в три раза больше – остальные до поры исполняли роль скучающей или нескучающей публики. А во-вторых, все они действовали фантастически четко, слаженно и просто молниеносно. Без единого предупреждающего слова был открыт огонь на поражение. Охранников поубивали практически сразу же. А заодно и еще нескольких человек, к несчастью своему, оказавшихся на линии стрельбы. Возникла настоящая паника. Это и не позволило стремительно ворвавшейся в зал полиции сколько-нибудь существенно воспрепятствовать ограблению. Вся наличность, находившаяся в тот момент в кассе казино, на игровых столах и в карманах присутствующих была удивительно быстро и профессионально изъята и упакована в несгораемые мешки. Все, кто пытался помешать этому процессу, безжалостно расстреливались в упор.

Специально подготовленная группа захвата сумела лишь слегка замедлить продвижение бандитов из здания казино на улицу. Полицейские не хотели стрелять в присутствии мирных граждан. Бандиты стреляли направо и налево, не делая скидок ни на что, кроме собственной безопасности. А точнее, они и своих не слишком жалели, только особо тщательно прикрывали тех, кто тащил мешки с деньгами. На помощь полиции были вызваны армейские подразделения, и бандитов, вне всяких сомнений, задержали бы, но… В этот момент в небе над городом появился тяжелый военный звездолет – линейный крейсер класса «Пи-Кью», запеленгованный, разумеется, диспетчерской службой Диго, но не подчинившийся никаким командам. В нарушение всех правил со звездолета была десантирована легкая канонерка. Под прикрытием ураганного огня из самого разного оружия, в том числе и такого, которое в атмосфере вообще не применяют из-за опасности взорвать самих себя, бандиты загрузились вместе с деньгами на борт своего небольшого, но могучего кораблика и благополучно вернулись на звездолет. С их стороны были потеряны убитыми лишь двое. А уж броня гигантского крейсера была абсолютно непробиваема для кассилийских орудий. Возможно, грабители не знали об этом, возможно им было просто наплевать на количество погибших. Так или иначе, дан был старт в аварийном режиме, что означало обильный выброс высокотемпературной плазмы и, как следствие, страшнейший пожар в самом центре густонаселенного города.

Так закончилась эта трагедия, унесшая сто двадцать три жизни и превратившая в дымящиеся руины один из богатейших и красивейших игорных домов в Галактике.

Растерянность властей и явное отставание кассилийской космической техники от передовых образцов, какими и пользовались преступники, привели к тому, что поймать их не удалось. Никто на планете даже не надеялся, на справедливое возмездие. Впрочем, кассилийцы вообще равнодушны к смерти. Так уж исторически сложилось в этом вселенском центре всевозможных развлечений и удовольствий. Здесь, где ни днем, ни ночью не прекращается бурная и веселая жизнь, привыкли узнавать из бесстрастных статистических сводок, что, например, в главном городе Кассилии Голденбурге ежесуточно погибают десятки, а то и сотни людей. Преимущественно – инопланетники. Погибают они в автомобильных авариях и бандитских перестрелках, в пьяных драках и кровавых спортивных турнирах, умирают от передозировки наркотиков и от неизвестных болезней, занесенных с других миров. Или, умирают просто потому, что не слишком дорожили своей жизнью. Смерть на Кассилии привычна и в любых видах более чем естественна. Некоторые гости планеты ищут ее специально и находят именно в Голденбурге. Удобно умирать там, где никто никого не ищет и ни о чем не спрашивает, где даже нет закона, карающего за случайное убийство. Ну а те, кто совершает убийства преднамеренные, формально обязаны понести наказание, но в действительности крайне редко предстают перед судом. Ведь они, как правило, настоящие мастера своего дела, умеющие не только совершить преступление, но и уйти от ответственности.

Однако случай с ограблением казино потряс и равнодушных, невозмутимых кассилийцев. Все-таки это было уже слишком.

Ни для кого не секрет, что во Вселенной существуют планеты, находящиеся на стадии полного одичания, деградации. Их не только невозможно принять в цивилизованное сообщество, к ним элементарно недопустимо подходить с обычной цивилизованной меркой. И это понятно. Однако раса, владеющая современными системами связи, говорящая на нормальном меж-языке, обладающая могучей военной техникой и в то же время явно не признающая никаких общечеловеческих законов, будь то законы нравственные, религиозные, гражданские или уголовные – такая раса повстречалась жителям Кассилии впервые. Большинство из них даже не рискнуло бы предположить, из какой части Галактики прибыли эти моральные уроды. Полиция, впрочем, очень скоро разобралась, с кем ей довелось иметь дело. Но легче от этого никому не стало.

Когда на планету съезжаются скучающие и богатые люди со всех ближайших и даже отдаленных звездных скоплений ради развлечений и отдыха, среди них обязательно попадается и публика с весьма сомнительной репутацией. Так что кассилийской полиции вообще скучать некогда. Дюжие парни в синей форме отлично натренированы и еще лучше информированы. Они умеют работать в самых нестандартных условиях. Они считаются истинной гордостью планеты. Правительство даже называет их настоящими суперменами и демонстративно не признает никаких правоохранительных роботов. Хотя машин подобного рода разрабатывалось в Галактике немало, и на других планетах их используют регулярно и, поговаривают, не без успеха. Пусть так – Кассилия доверяет только людям. Да, подвергаются опасности человеческие жизни, но работа есть работа. Они же идут на риск добровольно. И как показала многолетняя практика, не раз и не два выходили с честью из абсолютно безвыходных ситуаций.

Но на этот раз Кассилия испытала горечь сокрушительного поражения. Одни никогда не знали и представить себе не могли, а другие успели забыть, что существуют в мире столь дерзкие, жестокие, безжалостные бандиты, располагающие сверхсовременными техническими достижениями.

Но когда вопрос об ограблении казино обсуждался на специально созданной правительственной комиссии, высшие полицейские чины, сотрудники контрразведки, владельцы крупнейших предприятий и банков объединили усилия, сопоставили свои базы данных и пришли к однозначному выводу. Кассилия подверглась нападению тех самых людей, которые когда-то называли себя Звездной Ордой. Орда была разбита, но осколки ее сохранились и, как теперь стало ясно, склеились во что-то другое. Организаторов новой шайки называли космическими пиратами и во главе ее стоял некто Генри Морган. Полицейский компьютер узнал его лицо сразу, ошибки тут быть не могло.

Глава 2

– И зачем ты мне подсунул эту карту, Арчи?

– А ты смотри внимательнее. Вот здесь красной линией показан маршрут последней миграции рогоносов, а вот тут – зеленой – направление массового перелета шипокрылов. Если провести воображаемую плоскость через космопорт имени Велфа и город Открытый, эти линии будут одна другой симметричны, как предмет и его отражение в зеркале.

– И что же это значит? – спросил Язон, звонким шлепком прихлопывая на лбу комара.

– Ну, вариантов может быть несколько. Первыми приходят в голову два: либо эти твари движутся вдоль линий магнитного поля планеты, либо… кто-то все-таки управляет нашими птичками и зверьками.

– Весело, – сказал Язон в задумчивости и посмотрел на свою ладонь.

Последние слова Арчи так озадачили его, что рука будто застыла в воздухе, и Язон не довершил естественного процесса размазывания комара по лбу. Маленький кровосос остался висеть прилипшим к коже. Кровосос… Насекомое… Пусть даже очень, очень маленькое… Откуда?!

Кажется, все-таки Арчи понял первым, что появление комара в помещении исследовательского комплекса еще более удивительно, чем его неожиданное открытие с симметричными линиями. Идеальная герметичность всех модулей и тщательная санобработка одежды, оружия, вообще любых предметов, вносимых снаружи, дополнились в последнее время еще и новым, уже достаточно хорошо зарекомендовавшим себя средством – биоэнергетическим экраном. Хитроумное поле не пропускало внутрь ничего живого без специального пси-пароля. Комар, владеющий пси-паролем – это было уже слишком. Другая очевидная гипотеза – насекомое-киборг. Да нет, не киборг, ведь киборг – это организм, в нем обязательно присутствует животная составляющая. Значит, стопроцентный робот, электронно-механический комар. Ничего себе!

Столь легкомысленно умерщвленное (испорченное?) Язоном уникальное существо (или все-таки устройство?), разумеется, тут же упрятали в контейнер, заполненный инертным газом, и Арчи немедленно вызвал Бруччо как самого главного специалиста в области пиррянской флоры и фауны. Тот обещал прилететь, но сразу предупредил еще по визифону, что вряд ли в столь крохотном организме скрываются великие тайны. А если и скрываются, то не на уровне биологии. Арчи поддержал это мнение и вызвался лично провести физико-техническую экспертизу объекта после энтомологических опытов старшего товарища.

Арчи, Арчибальд Стовер с далекого Юктиса, еще полтораусловно-земных года назад сменил свою астрофизику на сомнительные по результатам, но зато фантастически увлекательные исследования экологии Мира Смерти. Молодой ученый сразу оказался вовлечен не только в научные проекты, но и в несколько экспедиций, которые, по понятиям воинственных пиррян, являлись вполне тривиальными, однако жители других планет сочли бы их просто безумными авантюрами. Арчи учился у Язона спокойному отношению к пиррянским странностям и привыкал потихонечку к новому взгляду на окружающий мир. По-молодому быстро адаптировался он к двойному тяготению, по ускоренной программе прошел обязательную школу боевых искусств, стремительно заглотил необходимый минимум биологических знаний и даже перестал обращать внимание на бешеные перегрузки в полетах, если, например, за штурвал садились обитатели Пирра. Наконец, ощущение смертельной опасности, постоянно бродящей где-то рядом, и готовность в любую секунду дать отпор неприятелю сделались для инопланетника Арчи чем-то вполне естественным и нормальным.

Собственно, он стал теперь совсем другим человеком, но нисколько не жалел об этом. Особенно перестал жалеть, когда после невероятного по сложности и захватывающе интересного путешествия к центру галактики нашел себе в жены юную Миди с опасной, но очень красивой планеты, носящей древнее имя Эгриси. Вся жизнь его легла тогда на новый курс, и уже не было возврата к прошлому – к тихой научной работе на тихой и нудно благополучной окраине Вселенной – в мирах Зеленой Ветви. Арчи теперь заболел Пирром, ему не давала покоя экологическая загадка этой планеты и все древние тайны, связанные с нею. Заразительно отважные характеры пиррян восхищали его, а гибкий ум Язона в сочетании с невероятной выносливостью и отчаянным упрямством молодой юктисианец считал для себя образцом.

Миди тоже оказалась девушкой любознательной и пытливой. Так что старалась ни в чем не отставать от мужа, по крайней мере, всегда была в курсе его дел и помогала по работе. Ну, а Язона, как и раньше, сопровождала повсюду Мета. Вот такой доблестной четверкой они и трудились сейчас в недавно построенных лабораториях исследовательского комплекса – этакой миниатюрной, но гораздо более совершенной копией прежнего закрытого города с неприступным периметром – города посреди хищных джунглей. Джунгли были теперь уже не столь враждебны, а новейшая техника стопроцентно защищала от любых случайностей все помещения научного комплекса.

Но защита защитой, а с любимыми пистолетами пирряне и здесь не расставались. Привычка – вторая натура. Язон отлично понял это за долгие годы общения с Миром Смерти. А теперь и Арчи уже считал себя пиррянином. И даже юная Миди носила оружие на предплечье, впрочем, скорее из солидарности с любимым мужем, чем по внутреннему убеждению.

И вот теперь даже четыре пистолета, не говоря уже обо всех опозорившихся системах защиты, оказались бессильны против одного загадочного комара.

Язон почувствовал легкое головокружение. От тревожных мыслей? Да нет, пожалуй, это все-таки комар. Ядовитая мерзость! Однако не время зацикливаться на такой ерунде. Он протянул руку и автоматически воспользовался стационарной аптечкой. Информация о комарином яде поступила в компьютер, обработка данных заняла доли секунды, и необходимое лекарство было тут же впрыснуто в совсем не сильно отравленную кровь, Язон избавился от неприятных эмоций и тут же выкинул проблему из головы. Конечно, биохимический анализ тоже может дать многое, но уж об этом-то точно не ему думать. А о чем ему?

Арчи сказал: «Нашими птичками и зверьками кто-то управляет». Ну, значит, и комариками – тоже. Вот он, первый шаг к разгадке. А раз мелькнула разгадка…

Язон улыбнулся. Они сидели теперь в комнате отдыха, она же главная аппаратная, она же – что-то вроде приемной для посетителей. Миди сварила для всех кофе, и Язон держал в руке чашку ароматного напитка, странным образом будоражившего память. Воспоминания были какими-то неопределенными и путаными.

Где, когда, на какой планете случалось что-то похожее? Вот спиною к нему сидит Мета за пультом главного дисплея. Вот Арчи с необычайным проворством бегает пальцами по клавишам портативного компьютера, отшлифовывая очередную математическую модель очередного запутанного процесса. Вот Миди листает последнюю распечатку биофизических данных и вроде все понимает. Очень способная девчонка!.. Да нет, нигде они так не сидели. Не было ничего похоже. Не в этом дело. Чему же улыбнулся Язон? Каким-таким странным воспоминаниям?

А вот каким. Ему на ум пришла мысль с точки зрения науки совершенно абсурдная: если они нащупали очередной подход к разгадке тайны Пирра, значит где-нибудь во вселенной произошло другое неординарное событие. То есть событие настолько важное, что, прямо сейчас им всем (а уж как минимум ему, Язону) станет не до природы Пирра, тем более не до научных открытий в этой области.

– Мета, дорогая, – попросил он, – свяжись-ка с космопортом. Никто там не прибыл часом? Или, может, какой проходимец запрашивает меня с орбиты. Узнай, пожалуйста. Есть у меня такое предчувствие.

На слове «предчувствие», произнесенном медленно и с нажимом, Мета обернулась и, смерив Язона долгим внимательным взглядом, ответила:

– Нет, в космопорту ничего интересного не случалось. Они же выходят с нами на связь регулярно, а экстренная информация поступает сюда вообще практически сразу. Предчувствие обманывает тебя, Язон. Успокойся. Послушай вот лучше, если тебе интересно: принято срочное сообщение Межзвездного Информационного Агентства.

– О чем? – торопливо спросил Язон, словно стремясь своим вопросом отсечь нежелательную информацию. Чувство неопределенной тревоги именно в эту секунду конкретизировалось у него в голове и, усилившись до предела, превратилось в ощущение надвигающейся беды. Настолько острое, что даже Миди, обладавшая известными телепатическими способностями, обнаруженными Язоном еще на Эгриси, вздрогнула и схватилась за голову. Научно это или ненаучно – вопрос второй, но собственный экстрасенсорный талант Язон ценил высоко и привык доверять возникающим где-то в глубине мозга предчувствиям.

– О чем сообщение? – повторил он, потому что Мета молча изучала текст, бегущий по экрану.

– О нападении на казино «Кассилия», – сообщил она и как бы невзначай добавила. – Кажется, ты играл там когда-то.

Она прекрасно помнила, когда он играл там. Не могла она этого не помнить. Ведь именно с той ночи в «Кассилии» и началось все: решительное вторжение Керка в жизнь Язона, еще более решительное вторжение Меты, знакомство, перешедшее в невероятную любовь, и – как итог – резкий поворот в судьбе лихого межзвездного авантюриста, а вместе с ним и новая эпоха в истории Мира Смерти.

Не могла она не помнить обо всем этом. Зачем же тогда говорить так небрежно? Чтобы успокоить любимого человека? А вышло-то с точностью до наоборот – в мозгу Язона словно тихая бомба разорвалась: «Это не случайность!!!»

– Почему сообщение срочное? – вмиг охрипшим голосом поинтересовался Язон и невольно потянулся за сигаретой.

– Мы же договаривались не курить здесь, – напомнила Миди, подключившаяся к «антиникотиновой кампании» из чувства женской солидарности с Метой.

Язон не удостоил ее ответом, возможно, даже и не слышал обращенных к нему слов, а Мета, развернувшись вместе с креслом, начала объяснять, уже не пытаясь больше казаться деланно спокойной. Неумеренно сильная, а потому пугающая встревоженность Язона передалась теперь и ей.

– Сообщение срочное, потому что невинных жертв очень много, – объяснила Мета. – Такого наглого преступления давно уже никто не совершал. Чтобы захватить каких-то пятнадцать миллиардов кредитов, эти идиоты опустили прямо на город тяжелый военный звездолет и, забрав своих головорезов, тут же стартовали. Представляешь?

– Представляю. Я очень хорошо помню Кассилию. Город помню, и какие там толпы народа в самом центре… Кто же они, эти подонки? Удалось хотя бы опознать?

– Опознать удалось. Но не задержать. Это космическая банда Моргана.

– Моргана? – удивился Язон. – Постой, постой… Звездная Орда! Правильно?

– Правильно, – согласилась Мета. – Это он тогда удрал от нас.

– Но погодите, ребята, – вмешался Арчи. – Я тоже помню, кто такой Морган. Это же типичный и, можно сказать, знаменитый космический пират. Он же давно бросил свои «ордынские» замашки, планеты трогать перестал и, по слухам, с достаточно скромной командой нападает всегда только на корабли в межзвездном пространстве. За счет этого и жив до сих пор, и Специальному Корпусу не попался. Во всяком случае, так мне Бервик рассказывал.

– Вот именно, – грустно сказала Мета. – Раньше на планеты не нападал. А теперь нападает.

– Морган сошел с ума, – произнес Язон со странной интонацией.

И никто не понял, шутит он или говорит всерьез. Потом Язон, поднялся, решительно давя в пепельнице окурок, и всем стало ясно: руководителю нового научного комплекса совсем не до шуток. Какие уж тут шутки!

– Придется лететь на Кассилию, – объявил он.

И ни один из троих не удивился. Не такие это были люди. Даже единственная среди них истинная пиррянка, для которой, конечно, не могло быть ничего важнее собственной планеты, уже понимала теперь, что кратчайший путь к победе над Пирром пролегает через чужие далекие миры. Мета и ответила Язону:

– С Кассилии мы только начнем. Верно я понимаю? – Совсем легкая, еле заметная нотка сомнения прозвучала в ее вопросе. – А дальше нам надо будет поймать этого Моргана. – И это уже было утверждение.

– Конечно, родная, – именно такой план я и имел ввиду.

Глава 3

Бруччо установил однозначно: комар является биологическим объектом с электронными микросхемами вместо нервной системы. То есть это все-таки типичный киборг. Арчи со своей стороны подтвердил наличие в организме насекомого полупроводниковых кремниевых пластин, иридиевых контактов и селено-цериевых солнечных элементов питания. Поистине феноменальным можно было считать открытие сверхминиатюрного приспособления для локации, кодирования и дешифровки. Попросту говоря, комар освоил настоящий шпионский пси-перехват и самым наглым образом использовал в своих целях изобретенный пиррянами пароль. Было о чем задуматься после такого открытия! Собственно, Арчи только об этом теперь и думал. К его исследованиям активно подключились и старый Бруччо, и самый способный из его молодых учеников Тека, и главный технический гений Пирра Стэн, и конечно, Миди, не имевшая солидного образования и жизненного опыта, зато причастная ко многим древним тайнам центра галактики и горящая желанием помочь своему Арчи.

Вот только Язон к этой компании присоединяться не стал. Он еще с научной станции отдал приказ готовить к полету «Темучин», по визифону связался с Керком, объяснил ему ситуацию. Нельзя сказать, чтобы старый пиррянский вождь сильно обрадовался очередному внезапному отплытию в неизвестность Язона и Меты, но наученный опытом последних лет, вынужден был смириться.

И другой высший руководитель планеты Рес не возражал против новой идеи Язона, хотя и счел ее чрезмерно экстравагантной. Ну, действительно, с чего бы это знаменитому на всю галактику игроку, разбогатевшему стремительнее иных банкиров и промышленников, побеждавшему с помощью своего изворотливого ума и хитрости целые планеты, вдруг сменить романтическое амплуа межзвездного бродяги и новую почетную должность научного руководителя на профессию частного детектива? Ведь не для того же, чтобы просто всех удивить? Но, видимо, почтенный старец Рес не случайно принят был в Общество Гарантов Стабильности и обрел бессмертие раньше Язона и Керка: мудростью своей он превосходил многих. И сейчас как-то по-своему понял смысл полета на Кассилию. Понял, но ничего не сказал. Провожая Язона и Мету в дальний путь, он таинственно, но очень по-доброму улыбался. А больше никто к кораблю и не пришел. Пирряне – раса прагматиков, сентиментальность и любопытство им не свойственны.

Последние инструкции своим подчиненным в научном центре Язон отдавал по радио, пока они еще летели над джунглями на универсальной шлюпке, а в космопорту имени Велфа, едва забравшись в корабль, сразу, не теряя ни секунды стартовали в межзвездное пространство.

Хотелось быть на Кассилии как можно скорее. Так сильно хотелось, что Язон даже не удосужился навести справки о сегодняшнем положении на планете. А стоило, наверное. Ведь когда-то он считался там преступником, чуть позднее стал героем – Язоном Три Миллиарда, его имя использовали как бесплатную рекламу казино «Кассилия». Потом некто Майк Сэймон грозился предать его суду и смертной казни именно на Кассилии. А что это была за Партия Правды (или Партия Истины, что ли?), которую представлял свалившийся на него безумный Сэймон, Язон тогда уточнить забыл, не до нее как-то стало. А вот теперь это могло быть очень важно. Что если именно «правдолюбы» пришли к власти на Кассилии? Какую участь уготовят они незваному гостю? Угадать несложно. Но и рискнуть интересно! Интуиция подсказывала бывалому игроку: на Кассилии его арестовывать не станут. Слишком много лет прошло. А кстати, сколько? Он даже этого не смог восстановить в памяти. Потом попытался вспомнить, не известно ли ему хоть что-нибудь о последующих событиях на Кассилии. Может быть, в библиотеке Солвица заглядывал в соответствующий файл? Да вроде нет…

Впопыхах он даже не взял с собой микродисков со справочными материалами, к тому же легкий челночный корабль «Темучин» не был снабжен джамп-передатчиком. И теперь, когда они уже летели в особом режиме с жестко заданным курсом на Кассилию, а выход из кривопространства планировался в предельно допустимой близости от планеты, для информационной подпитки явно не оставалось возможности. В этом полете Язон в первую очередь экономил время, и об остальном просто не подумал.

В общем, дни и ночи пришлось коротать в традиционных утехах. С деликатесами на «Темучине» было все в порядке, хорошие напитки тоже имелись в ассортименте, увеселительные программы на дисках вносили необходимое разнообразие в космический быт, да и общество друг друга, прямо скажем, еще не наскучило им. В их близости появилось что-то новое, совершенно особенное от одной непривычной мысли: они помолвлены. Слово-то какое! Седой древностью веет от такого слова. Раз помолвлены, хочется теперь пойти и обвенчаться в храме. Вот только в каком? Уж не во храме ли Великого Дзевесо? Историю Язон любил, многое знал из нее, но, к сожалению, конкретно в религиях разбирался слабовато.

«Ну да и бог с ними, с религиями!» – подумал Язон и улыбнулся про себя неожиданному каламбуру. Главное, им хорошо вдвоем. И всегда, и теперь, в эти четыре дня и три ночи полета, если считать на условно-земные сутки.

А вот в последний день, когда бортовой компьютер объявил, что до выхода из джамп-режима остается восемь часов, они оба вдруг загрустили – то ли усталость от безделья сморила, то ли вселенская грусть какая-то прокралась в сердце к каждому. И за очередным бокалом игристого альтаирского заговорили жених с невестой о вечном, то есть не просто о любви друг к другу, а о любви в философском смысле, о жизни и смерти, о добре и зле, о красоте и целесообразности, о познаваемости мира.

Язон вдруг вспомнил, как в сущности бесславно закончился их полет к центру галактики. Ведь, добыв Золотого Винторога, победив коварных врагов, разыскав отца и мать, он в итоге возликовал, расслабился, утратил почти полностью контроль над собой и потерял все, что успел обрести.

Мать Язона Нивелла получила тогда срочное сообщение (Никем не понятое! Неизвестно от кого! И копии в бортжурнале не осталось!) и покинула «Арго» с торопливостью, достойной лучшего применения. При этом исчез с линкора не только пристыкованный корабль Нивеллы, но и первый «Овен», с такими трудами завоеванный на Иолке командой пиррян. Оба звездолета сгинули в неизвестном направлении. Айзон, естественно, тоже улетел вместе с женой. А своего сына и спасителя не удостоил даже элементарного краткого объяснения.

В общем, информации – ноль. И чего ради так старались победить всех на свете – непонятно. Ради юктисианца Арчи, что ли, который нашел свое счастье на Эгриси? Или ради Меты, которая теперь не просто самая сильная и самая знаменитая девушка Пирра, а еще и невеста великого игрока и межзвездного бродяги Язона динАльта. Но разумно ли было ради этого избороздить столько парсеков? У кого спросить? Кто даст ответ? Может быть, господин Риверд Бервик? Да, Бервик должен что-то знать по поводу событий на Кассилии. Специального Корпуса подобные эксцессы касаются впрямую. И значит, с Бервиком надо будет связаться, как только корабль вынырнет в обычное пространство. Они и об этом поговорили.

Потом Язон спросил:

– Мета, ты считаешь, они имели право убивать людей?

– Кто? – вздрогнула Мета от неожиданного вопроса. – Эти бандиты?

– Ну да. Ведь они убивали, не задумываясь.

– Нельзя убивать ни в чем не повинных людей, – жестко сказала Мета.

– Я тоже так считаю, – кивнул Язон. А потом добавил: – Только иногда мне кажется, что людей вообще убивать нельзя. Знаешь, было бы очень здорово, если б такое стало возможно. Никогда не убивать людей.

– Скажи об этом Генри Моргану. Обязательно, – грустно улыбнулась Мета.

Язон не забыл выйти на связь с Бервиком, как только полет перешел в обычный околопланетный режим, однако большого галактического начальника не оказалось ни в мирах Зеленой Ветви, ни в его резиденции на Луссуозо, ни вообще в пределах досягаемости, и разжиться дополнительными сведениями о Кассилии, а также о Моргане получилось не судьба. Расстояние до планеты было уже столь незначительным, что навигационные системы «Темучина» автоматически настроились на стандартные посадочные сигналы, и корабль, перейдя в орбитальный полет, уже через минуту завис над одной из крупнейших в галактике космических гаваней – Межзвездным портом «Диго», что в переводе с эсперанто означало «плотина, дамба». Очевидно, первопоселенцы времен Земной Империи подразумевали под этим словом могучую преграду от чужаков из враждебной Вселенной, но получилось-то как раз наоборот: плотина кассилийского космопорта препятствовала проникновению вовне, а не нападениям снаружи. Открытый всегда и для всех популярный курорт и бизнес-центр южной части галактики был действительно запружен людьми, а в межпланетное пространство вытекал достаточно жидкий и тщательно просеянный ручеек изгнанных, обанкротившихся, проигравшихся или просто уставших от развлечений, пресытившихся гостей.

Диспетчеры «Диго» приняли сигнал «Темучина» и очень быстро дали посадочный коридор. Вряд ли кто-то на Кассилии знал на память регистрационный номер планеты Счастье, а кроме этих цифр на борту пиррянского челнока не было ничего. Обитатели мира Смерти так и не удосужились до сих пор придумать себе хотя бы один герб на две планеты. Однако, надо полагать, автоматический распознаватель просто заглянул в генеральный каталог главного компьютера Лиги Миров, а там вот уже больше двух лет значилась отдельной строкой далекая, полудикая, но теперь уже действительно почти счастливая планета. То, что «Темучин» был приписан к космофлоту Счастья, а не к пиррянскому порту имени Велфа, было, в общем-то, чистой случайностью, связанной скорее всего с историей названия корабля. Как правило, пирряне такой ерунде особого значения не придавали. Но на этот раз путаница оказалась очень кстати. Ведь Язон совершенно не собирался здесь на Кассилии засвечивать свою в действительности любимую планету. А паспорта у них были общегалактические, какие недавно начала выдавать Лига Миров представителям целого ряда профессий, чья жизнь и работа не были привязаны к одной конкретной планете.

На входе в терминал космопорта и на выходе из него у путешественников с планеты Счастье долго и нудно проверяли документы, просвечивали спецприборами скромный багаж и костюмы, требовали заполнять таможенные декларации на предмет незаконного ввоза запрещенных видов оружия, сильно действующих ядов, наркотиков, редких животных и еще, как минимум, было там пунктов десять, где значились вещи которые не то что Мете, но даже и Язону никогда бы в голову не пришло тащить с собою на чужую планету. Как то: изделия народных промыслов, инструменты музыкальные древних народов, раковины моллюсков океанических, рукописи стихов, монеты, марки почтовые и прочая подобная же чепуха. В графе «цель прибытия» они оба не моргнув глазом написали «туризм». Впрочем, как это ни странно, подобная формулировка была близка к истине. Ведь Язон прибыл на Кассилию с чисто познавательной целью, он не собирался ни конфликтовать с властями, ни даже обчищать в очередной раз кассу игорного дома. Кстати, если иметь ввиду его любимое казино «Кассилия», такой возможности и не существовало: предыдущие умельцы не только обчистили, но и разрушили одно из старейших заведений города.

А ликвидация последствий шла полным ходом. Язон отметил это еще издалека, когда водитель гелитакси, традиционного на Кассилии транспорта, извинился перед ними и объяснил, что дальше проехать не получится: квартал оцеплен по причине масштабных ремонтных работ. Высоко взметнувшиеся над домами манипуляторы строительной техники подтверждали справедливость этих слов. Язону считал, что выбрал кратчайший путь к казино, все-таки он неплохо помнил город, но из-за куч строительного мусора, глубоких котлованов и заградительных заборчиков с яркими флажками приходилось все время петлять, так что к месту катастрофы подошли они с какой-то совершенно неожиданной стороны.

И наконец, разрушенная пиратским звездолетом улица предстала их взору. Печальная картина. Особенно удручающее впечатление произвел на Язона его собственный портрет, украшавший еще совсем недавно фасад казино над аркой парадного входа, а теперь валявшийся на боку среди груды обломков. Огромное пластиковое панно раскололось почти точно пополам во время взрыва, уцелевшая правая половина лица была заляпана какой-то серой грязью, а лучше всего сохранилась четко прорисованная рука, выбрасывающая на зеленое сукно золотистые кубики игральных костей.

– Господин динАльт! – окликнул его сквозь шум строительной площадки громкий голос хорошо одетого и по-спортивному подтянутого молодого мужчины с шариком мобильной связи в руке. Охранник? Сотрудник разрушенного банка? Агент спецслужбы? Какая разница! Поговорить придется. Ведь для того он сюда и прилетел.

Узнали Язона уже в третий раз. Первым был таможенник, пожелавший почетному гражданину Кассилиии хорошо отдохнуть. Вторым – таксист, всю дорогу выпытывавший у знаменитости секрет крупного выигрыша в казино. Третьим стал этот – молодой человек неясной профессиональной принадлежности. Перебравшись через довольно низкий, но крайне неудобный для хождения по нему штабель металлопластовых трубчатых конструкций, Язон и Мета подошли к окликнувшему их типу.

– Господин динАльт, вас будет рад видеть у себя лично господин Уэйн.

Произнесено это было с такой интонацией, что казалось просто неприличным спрашивать, а кто такой господин Уэйн. Язон смутно припоминал слышанное где-то имя, но ни с чем конкретным оно не ассоциировалось.

– Здесь недалеко, – добавил молодой человек, а Мета скорчила в ответ такую недоуменную и даже возмущенную гримаску («Мол, далеко, не далеко, я вообще не понимаю куда нас тащат!»), что провожатый счел своим долгом пояснить: – Сэр Роджер Уэйн – президент Национального банка Кассилии.

Временный кабинет президента банка, здание которого было варварски разрушено во время нападения пиратов, располагался сейчас в подвале, если не сказать в бункере, на той же улице, но выглядел достаточно просторным и даже помпезным благодаря высоким лепным потолкам и шикарной обстановке. Путь в цитадель финансиста пролегал через добрый десяток тяжеленных сейфовых дверей, не оставлявших посетителям никакой надежды на самостоятельный выход наружу. На каждом пороге Мета внимательным взглядом оценивала, сумеет ли она сломать такой замок, и раз от разу все больше грустнела, понимая, что подобные стальные конструкции не то что ей, но и Керку оказались бы не по зубам. И Язон тоже мрачнел, все отчетливее ощущая себя в ловушке. Единственным утешением оставались пистолеты, которые до сих пор никто не просил сдать.

А вот самого господина Уэйна Язон узнал. Надо же: и видел-то только один раз в жизни, а узнал практически сразу! Бывают такие лица, не то чтобы яркие, а просто – запоминающиеся. Уэйн пополнел, полысел, сделался как будто темнее лицом, но в целом остался все тем же скользким типом с вкрадчивыми манерами. Несколько лет назад он был всего лишь вице-директором маленького скромного банка на окраине города. Уэйн тогда лично проверял на подлинность все двадцать семь миллионных кредиток, врученных Язону Керком, и одну разменял по тысяче. Отчетливо припоминалось, как в тот давний день начинающий банкир изменился в лице, принимая от Язона пачку банкнотов столь весомого достоинства. Ясно было что он еще никогда в жизни не держал в руках подобных денег, принадлежащих ему хотя бы частично. Все это сделалось теперь достоянием истории. Господин Уэйн со всей очевидностью стал мультимиллионером, возможно, даже миллиардером, величал себя сэром Роджером Уэйном, но с привычкой бледнеть на нервной почве так и не распрощался.

При виде Язона его смуглое лицо приобрело неестественный серовато-фиолетовый цвет, а совсем уже лиловые губы расплылись в еще более неестественной и оттого очень неприятной улыбке.

– Как я рад вновь видеть вас на нашей планете!

Восклицание это нельзя было считать абсолютно лживым, но уж двусмысленным – это точно.

Язон еле заметно улыбнулся в ответ и слегка наклонил голову, как того требовали правила этикета. А Мета никаких правил не признавала и уже начала закипать.

– Помню, помню, как я предложил вам поместить деньги в нашем банке, а вы эдак скромно ответили: «Не теперь». Помню, помню, – буквально блеял сэр Роджер. – Что ж, сегодня время подошло, господин динАльт? Вы стали богаты. Правильно? И мы стали богаты. Давайте сотрудничать?

– Такой вариант не исключается, – вежливо ответил Язон. – Но мы с женой приехали сюда не для этого. К тому же деньги в ваш банк я мог бы положить, никуда и не перелетая, а просто воспользовавшись межзвездной компьютерной сетью. Сегодня же меня интересуют обстоятельства недавнего нападения на казино «Кассилия» и ваши соображения по поводу местопребывания Генри Моргана. Я обязательно задержу его и заставлю вернуть награбленное. Плюс компенсация материального и морального ущерба. Вы оценивали, сколько именно?

– Еще десять миллиардов, – сказал Уэйн.

Язону показалось, что это многовато, но спорить он не стал.

– Хорошо. Значит, Морган вернет вам двадцать пять миллиардов.

Уэйн снисходительно улыбался, воздерживаясь до поры от комментариев.

– Ваши двадцать пять миллиардов непременно вернутся к вам, – повторил Язон с нажимом на слове «непременно». – Какую долю в этом случае вы обещаете выплатить мне?

Ответ был готов моментально:

– Двадцать процентов.

– Это несерьезно, – возразил Язон. – Пятьдесят.

– Двадцать пять, – предложил Уэйн.

– Пятьдесят.

– Тридцать три – мое последнее слово.

– Пятьдесят, – еще раз повторил Язон.

И Уэйн, наконец, не удержавшись, рассмеялся.

– Язон, вы же очень проницательный человек. Вмиг сообразили, что пятнадцать миллиардов казино принадлежали именно мне. Почему же тогда не чувствуете, что я ни на йоту не верю в серьезность вашего предложения, а тем более в успех подобного мероприятия. Вы собираетесь выступить вдвоем на вашем утлом кораблике против целой пиратской армады?

– Господин Уэйн! – обиженно произнесла Мета. – Из вашего утлого подвала любой корабль покажется никаким. Возможности моего легкого челнока сопоставимы с возможностями боевого крейсера средних размеров…

– Но дело, конечно, не в этом, – вступил Язон, торопясь прекратить разгорающийся спор.

– Извините, леди, я был неправ, – неожиданно сдал назад Уэйн. – Теперь говорите вы, Язон.

– Я буду краток, господин Уэйн. В открытой схватке, в честном космическом бою мы уже однажды сталкивались с этой бравой командой, хоть она и выглядела тогда несколько по-другому. И победил, заметьте, флот, руководимый нами. Генри Морган был всего лишь одним из главарей плохо организованной звездной шайки. Он сбежал в тот раз. Но сегодня я не собираюсь воевать с ним столь прямолинейно. Есть много иных способов одолеть врага. Думаю, многие из них и вам, господин Уэйн, знакомы. Лично я как профессиональный игрок не привык раскрывать собственных секретов. И сейчас нам с вами необходимо договориться лишь об общности намерений. Технику исполнения мы с Метой берем на себя.

Уэйн наклонил голову набок и слушал теперь уже с явным любопытством.

– Почему-то я начинаю верить в ваш успех, Язон динАльт, – задумчиво проговорил он.

– Ну, наконец-то! Между прочим, многие из тех, кто не верил, закончили свою жизнь не лучшим образом.

– Надеюсь, Язон, произнося эти слова, вы не хотели угрожать лично мне, – произнес Уэйн с утвердительной интонацией. – И все же. Ваша самоуверенность не знает границ. Это, вне всяких сомнений, хорошо для игрока, но в бою может сослужить дурную службу. Так что не хорохорьтесь раньше времени и выслушайте меня. Наши полицейские практически сразу расписались в своем бессилии перед Морганом. Они – отличные парни, но могут работать только на планете. Кассилийская полиция действительно не оснащена элементарной космической техникой. Ну, а кто еще нам поможет? Боевой флот Лиги Миров? Это могучие, но слишком громоздкие и неповоротливые формирования. Разве что Специальный Корпус… Простите, вам известно, что такое Специальный Корпус?

– Да, – ответил Язон небрежно, – мне известны имена Инскиппа, Колби, Риверда Бронса, последнему я даже был лично представлен.

Утверждение о знакомстве с Бронсом было легким преувеличением, но ведь Бервик и в самом деле однажды предлагал Язону явиться именно к этому заместителю начальника Корпуса.

– Прекрасно, – кивнул Уэйн. – Так вот. Ударный отряд Корпуса в тот же день потерял след Моргана по очень простой причине. Пираты продемонстрировали всему миру свое чисто техническое превосходство. У них и корабли, и радары лучше, чем у Корпуса. Понимаете?

– Но мозгов у них у всех вместе взятых меньше, чем у меня одного.

– Браво, Язон! – засмеялся Уэйн. – Еще одна такая же фраза, и я, честное слово, сообщу вам, где искать Моргана.

Язон даже не сумел сразу ответить. Только подумал: «И этот тип обвиняет меня в самоуверенности! Неужели блеф?»

Ответила Мета:

– А есть ли у вас достаточно веские основания предполагать…

– Не продолжайте, – перебил Уэйн. – Я действительно знаю, где он сейчас. Хотя… ведь надо же понимать, что найти еще не означает схватить. Ох, совсем не означает! Но чтобы мое заявление не показалось вам голословным, попробую объяснить общую ситуацию на нашей планете. Тут есть премьер-министр со своим кабинетом, есть парламент, существует также суд, пресса, спецслужбы. Но реальной властью обладают здесь только деньги. Уж вы мне поверьте. А деньги – это я. Я контролирую все финансовые потоки на Кассилии. Подчеркиваю: все. Поэтому остальные граждане от рядового журналиста до премьера, от секретного агента до председателя парламента работают исключительно на меня. И последнее. Корабль Моргана улетал с моей планеты, с моими деньгами на борту. Так могу ли я не знать, куда он отправился? Каким образом, объяснять, надеюсь, необязательно. Пусть у меня тоже будут свои секреты.

– На ваши секреты я не претендую, – заметил Язон. – Мне и так в целом все ясно. Кроме одного: где же он теперь?

– Скажу, – пообещал Уэйн. – Только ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос. Последний, но, может быть, самый главный для меня. Вам-то зачем этот Морган? Ведь есть же более надежные и даже более интересные способы зарабатывания денег.

– Конечно, не ради денег, – согласился Язон. – Но Морган разрушил казино «Кассилия». Это место слишком дорого мне. Как память о моем триумфе. И не только. Как память о многом… Вы даже не поймете. Видели, во что превратился мой портрет. Этот пират нанес оскорбление мне лично. Вот и все. Устроит вас такое объяснение? – поинтересовался Язон почти агрессивно.

Уэйн задумался на несколько секунд и коротко ответил:

– Устроит.

– Ну, и как же насчет моего процента? – поинтересовался Язон.

– Знаете, – улыбнулся Уэйн, – лет пять назад, когда Кассилией еще фактически управляли бандиты и в экономике царили законы межклановых разборок, вышибание денег за половину суммы считалось принятым стандартом. Согласен на пятьдесят.

Язон молча и с достоинством кивнул.

Потом Уэйн нажал какую-то кнопочку на большом пульте в середине стола – очевидно включил систему информационной защиты – и еле слышным шепотом вкрадчиво проговорил:

– Генри Морган сейчас на Дархане, в городе Бурун-гхи, отель Лулу… Эй, куда вы? – окликнул он своих гостей, видя, что те, как истинные прагматики и профессионалы, попрощавшись одними глазами, уже развернулись и двинулись к двери. – Не надо так спешить. И не вздумайте лететь на собственном транспорте. Прибытие на Дархан чужого корабля не может пройти незамеченным, уж вы мне поверьте. Единственная возможность не спугнуть Моргана – отправиться туда простым пассажирским рейсом. Я сейчас вызову машину, и вас доставят прямо к трапу отлетающего через полчаса звездолета «Гордость Дархана».

– Того самого? – выдохнул Язон.

– Того самого, – подтвердил Уэйн.

– О, чернота пространства! Сколько же может быть совпадений!

– Нисколько, здесь все подстроено, – проворчала Мета, когда они уже шагали в сопровождении охранника по коридорам сквозь автоматически открывавшиеся перед ними тяжеленные двери. – Почему ты согласился на его условия? Неужели думаешь, что он хочет помочь нам?

– Конечно, нет, – усмехнулся Язон. – Такие люди помогают только самим себе. И однако вероятнее всего он дал нам добрый совет. Ведь на этом этапе наши цели действительно общие. Но главное, ты должна понять: здесь, на Кассилии, мы в его полной власти. Захотел бы и просто не выпустил «Темучин» на орбиту. Так что единственный способ вырваться отсюда и лететь дальше – это игра по его правилам.

Язон только теперь заметил, что Мета держит пистолет в руке. Интересно, давно ли? Хорошо хоть в кабинете не стала открывать огонь.

– Убери, – посоветовал Язон. – Здесь пока не в кого и не за чем стрелять.

– Не уберу, – огрызнулась Мета. – Я жутко устаю, когда приходится играть по чужим правилам. Дай мне хоть на минуточку почувствовать себя собою.

Глава 4

К межпланетному кораблю их подвезли за минуту до старта и запускали в салон по спецтрапу, минуя паспортный контроль. Язон не придал этому значения, но когда им указали места в первом салоне, места удобные, мягкие, очевидно лучшие на корабле, оснащенные столькими техническими приспособлениями, что за три часа полета едва ли можно было успеть воспользоваться всеми кнопками и рычажками, Язон насторожился. Любое из устройств могло параллельно служить микрофоном, камерой или того хуже каким-нибудь облучателем. Поэтому, как только закончились стартовые перегрузки и симпатичная темнокожая стюардесса, проинстркутировав пассажиров по правилам безопасного поведения, разрешила вставать, Язон поднялся и тут же шепнул Мете:

– До обзорного экрана прогуляться не хочешь?

Повторного приглашения не потребовалось. Мета понимающе кивнула и придумала нейтральную фразу для всех, кто, возможно, хотел слышать их в эту минуту:

– Давненько не летала я на пассажирских кораблях! Согласись, Язон, это забавно.

– Безусловно, дорогая, я тоже отвык от таких полетов.

К обзорному экрану они вышли всего на минутку, просто чтобы убедиться: никто за ними следом не потянулся. А потом вернулись в салон, но уже не в первый, а в хвостовой – для курящих. Там было очень много свободных мест, а не свободные занимала публика весьма сомнительного вида. Судя по запаху курили здесь не только обыкновенный табак. Язон и Мета выбрали ряд самых драных кресел со вспоротой обивкой, с давно выдранными из гнезд лампочками, кондиционерами, электробритвами, зажигалками и прочими деталями бытовой культуры. Справа от них трое очень раскосых желтолицых граждан, напомнивших Язону всадников племени Темучина не только этническими чертами, но и диковатой одеждой из пестро разукрашенных лоскутов кожи, предавались тихому посасыванию кальяна. Эти были уже не здесь. Слева очень черный, чернее стюардессы и весьма условно одетый молодой человек, а с ним такая же антрацитовая и еще более заголенная девушка с увлечением тискали и облизывали друг друга. Они тем более не походили на сотрудников группы наружного наблюдения. Ну а предположить, что ради Язона следящую аппаратуру вмонтировали в каждое кресло «Гордости Дархана» было бы и вовсе смешно.

Язон закурил для порядка (впрочем, для удовольствия тоже) и обратился к Мете:

– Давай обсудим план наших действий. Кажется, я еще ни разу не объяснял тебе, что намерен познакомиться с Морганом поближе, даже расположить к себе, узнать о нем побольше, а уж потом заманить в ловушку. Были у меня на примете и другие, скажем так, силовые варианты, но теперь, после разговора с Уэйном, я понял, что действовать можно только хитростью. Мы с тобою должны внедриться в его банду. Так это называлось во все времена, и если Морган поверит в искренность наших намерений, мы победим.

– В твоих актерских способностях я не сомневаюсь, – сказала Мета, – но, по-моему, все будет зависеть от того, знает ли он, откуда мы, и что такое планета Пирр.

– Ты права, тот кто знает пиррян не понаслышке, обязательно поймет, что разбойниками с большой дороги стать они не могут. Однако… Здесь, на Кассилии народ удивительно серый, даже сам господин Уэйн, по-моему, никогда не слышал про Мир Смерти, а уж пираты которые только и знают, что грабить всех подряд едва ли отличаются более широкой эрудицией. Разве что легенды какие-нибудь о пиррянах доходили до них. Они например, могли слышать, с чьей помощью разбил адмирал Джукич их Звездную Орду вблизи Земли. Но любые легенды сильно искажают правду и, думаю, не помешают нашей конспирации.

– Что ж, будем надеяться, – согласилась Мета, – душновато здесь, Я бы, честно говоря, вернулась в свое комфортабельное кресло.

– Возражений нет. Все самое главное я уже сказал тебе. Помни о нашей роли постоянно: мы бандиты, у нас неприятности с властями, мы хотим быть вместе с Морганом, потому что он – сила. Не забывай об этом, и успех будет сопутствовать нам.

На лице у Меты вдруг появилось отсутствующее выражение, она думала о чем-то своем.

– Язон, я вспомнила, о чем хотела спросить тебя еще по дороге на Кассилию. Только ответь мне честно: зачем мы вообще сюда полетели? Специальная версия для Роджера Уэйна, сам понимаешь, меня не устроит.

Язон закурил вторую сигарету и долго молчал.

– Если честно, – произнес он, наконец, я и сам не до конца понимаю, что движет мною сегодня. Интуиция подсказывала и раньше, что разгадку тайны Пирра следует искать где-то очень далеко, возможно, даже в иной вселенной. Но сейчас… Понимаешь, сейчас, пожалуй сильнее всего мне хочется вновь найти звездолет «Овен» и своих родителей. Я слишком многого не успел узнать о них и о себе.

– Вот! – воскликнула Мета. – Ты пытаешься обмануть сам себя. Ты признался.

– Но, милая… Кто же как не мои родители поможет нам дотянуться до Солвица, а Солвиц, в свою очередь, знает многое о тайнах Пирра. Я уверен, что знает…

– Стоп, – оборвала Мета. – Я, например, совершенно в этом не уверена, но главное, ты посмотри, что происходит. Сначала, ты без оглядки прыгаешь в корабль какого-то сумасшедшего, и я чудом вытаскиваю тебя полуживого с дремучей планеты Аппсала. Потом, не решив наших проблем, мы мчимся осваивать планету Счастье. Затем, победив Звездную Орду, и получив в свои руки линкор «Арго», спохватываемся и возвращаемся в родной мир. Снова не решив ничего до конца, срываемся в несусветную даль, чтобы сражаться с потусторонним астероидом Солвица. Разгадка наших зловещих тайн чудесным образом оказывается именно там. Как будто. Мы почти держим за хвост свою удачу. Но тут и выясняется, что вынесенные нами с Солвица знания – это пустышки. Кристаллы хранят информацию, но прочесть ее вне пределов библиотеки Солвица не удается. Надо построить заново такой же искусственный астероид или опять разыскать тот самый, удравший в чужую вселенную. Но вместо того, чтобы заняться именно этим, мы вдруг срываемся по твоей милости в Центр галактики на поиски загадочного Золотого Винторога. С превеликими трудностями находим его и с легкостью необычайной теряем. И наконец, когда наш новый друг Арчи подбирается к решению проблемы Пирра простым дедовским, то есть чисто научным способом, вдруг откуда не возьмись в нашей жизни возникает Генри Морган. И с его помощью, как теперь выясняется, ты надеешься найти своих родителей и Золотого Винторога, он же звездолет «Овен». Правильно?

Мета сделала паузу, но столь короткую, что явно не ждала ответа от Язона.

– Ну, а когда мы потеряем Моргана, то станем искать его с помощью еще какого-нибудь космического оборванца или безумного ученого, а про Мир Смерти забудем навсегда. Только возьмем за правило изредка повторять, как заклинание, что все наши странные подвиги совершаются во имя одной единственной цели – спасения планеты Пирр от враждебных человеку тварей. Вот так.

Язон слушал ее и не верил своим ушам. Пиррянам вообще и его любимой в частности не было свойственно многословие, обитатели Мира Смерти никогда не умели произносить столь длинных речей, но сейчас Мета говорила и говорила, будто не имея сил остановиться. Очевидно, обида, недовольство, раздражение копились в ее душе слишком долго, и теперь все это выплеснулось на Язона бурным эмоциональным потоком.

Он был просто ошарашен и некоторое время молчал.

– Ну, скажи, разве я не права?! – агрессивно осведомилась Мета.

– Ты не права, – уверенно и спокойно сказал Язон.

Пистолет прыгнул в ее ладонь и тутже вернулся назад в кобуру. Язон улыбнулся: пиррянка, столь быстро совладавшая со своими чувствами – это было очень трогательно.

– Ты не права, дорогая. Я никогда не забывал о нашей главной цели. Просто я по натуре игрок. Понимаешь? А в игре бывают взлеты и падения, бывают удачи и ошибки, бывают паузы и стремительные штурмы, все это я проходил в своей жизни, все это было и не раз, но никогда, запомни, НИКОГДА я не проигрывал по-крупному. Потому что я не просто игрок, я – игрок уникальный. И тайна моей уникальности до сих пор неизвестна даже мне самому. Может быть, она каким-то странным образом связана с тайной планеты Пирр. Может быть. Вот почему сегодня мы летим с Кассилии на Дархан. Но очень скоро мы вернемся вновь на Мир Смерти, обязательно вернемся. А пока… Пойдем-ка все-таки назад в наши комфортабельные кресла. Закажем чего-нибудь выпить и может быть, еще успеем вздремнуть перед посадкой. Мне кажется, на этой планете нам предстоит нелегкая работа.

Парочка слева с неугасающим энтузиазмом предавалась любовным утехам. А троица справа вошла в настолько глубокий транс, что было трудно себе представить, как они станут покидать корабль после приземления на Дархан.

На таможне возникли неожиданные трудности. В паспортах Язона и Меты красовался большой малиновый орел – герб Кассилии, этот штамп служил въездной визой для туристов, проходивших паспортный контроль. Строгий и неулыбчивый пограничник (или таможенник?) с лицом цвета межзвездного пространства заявил им со ссылкой на официальный циркуляр, что въезд на планету Дархан с кассилийской туристической или гостевой визой в паспорте категорически воспрещен. Стоял он аккурат под большим транспарантом с откровенно издевательской в сложившейся ситуации надписью: «Ахлан ва сахлан Дархан!», продублированной тут же на меж-языке: «Добро пожаловать на Жаркую планету!» Вопреки всем традициям перевели почему-то даже название планеты. Это глупость ужасно раздражала Язона. А представитель власти на общегалактическом наречии говорил весьма коряво, однако суть его объяснений улавливалась легко.

Отношения двух соседних планет никогда не отличались особой теплотой и дружественностью, в историю вошли шесть или семь кассилийско-дарханских войн и примерно столько же договоров о ненападении. Но до вершин идиотизма обе планеты дошли, как видно, лишь в самые последние времена. В тот год, когда Керк отправлял через Дархан огромный транспортный корабль с оружием, купленным на Кассилии за деньги, выигранные в казино, никаких проблем с визами еще не возникало.

Так почему же теперь банкир не предупредил их о новых правилах? Почему? Может, он поставил в известность кого-то из официальных лиц, с которыми, например, находится в контакте по финансовым каналам, и сейчас возникшее недоразумение разрешится само собою?

Язон чуть было не произнес вслух имя Роджера Уэйна, по чьему совету они и прибыли на Дархан, но вовремя сообразил, что человек, имеющий значительный политический вес на Кассилии, вряд ли пользуется большим авторитетом здесь, на второй планете. Пришлось наспех сочинять новую легенду.

Туристы, шатающиеся без разбору по любым планетам, явно были здесь не в чести, и Язон доверительно сообщил неумолимому стражу рубежей Дархана, что выполняет особую миссию Специального Корпуса. Название этой организации, произнесенное на всякий случай на четырех языках, должного впечатления на пограничника не произвело, равно как и фамилия господина Бронса. Инскиппа Язон назвать не решился, так как не был лично знаком с ним. А имя Бервика и вовсе не собирался трепать где попало. Да и какой смысл? Ведь дело оказалось совсем в другом.

К этому моменту Язон уже беседовал с представителем дарханской власти на эсперанто, которым тот владел значительно лучше, чем меж-языком, так что последнюю произнесенную чернокожим упрямцем фразу трудно было бы толковать как-то иначе:

– В нашей службе, камарадо динАльт, никогда не принято было верить на слово. Документ, пожалуйста.

Вот когда Язон пожалел, что не согласился на предложение Бервика работать в структуре Специального Корпуса. Надо было все-таки оформляться в штат. Манкирование своими непосредственными обязанностями он бы уж как-нибудь освоил, а зато документик соответствующий имелся бы всегда при себе. А Язон и забыл, что существуют во вселенной вот такие бюрократические режимы и твердолобые чиновники.

Мета тем более отказывалась понимать, что происходит, правая кисть ее, разумеется, уже сжимала пистолет, спасибо еще не поднявшийся на уровень лица пограничника. Однако реакция последнего и без того была достаточно резкой.

– Камарадо, – проговорил Язон, – моя жена немного нервничает, не обращайте внимания, она не будет стрелять, Просто мир, из которого мы прилетели, – это не Кассилия, нет, совсем другой мир, и он отличается несколько повышенной агрессивностью и опасностью. Понимаете, камарадо? А на вашей планете у нас много серьезных дел. И я бы очень просил вас пойти нам навстречу, а мы готовы пойти навстречу вам. Поймите меня правильно, камарадо!

Но камарадо уже ничего не хотел понимать. Просьбу Язона он, видно, истолковал по-своему, потому что вдруг побагровел и закричал не своим голосом:

– Я – муфаттиш! Этого гордого звания заслуживают немногие. Мы, муфаттиши, славимся на всю галактику своей пунктуальностью, строгостью и неподкупностью! Как вы смеете так разговаривать со мной?

Потом он замолчал на пару секунд, взял себя в руки и продолжил уже почти спокойно:

– Ваше поведение очень не нравится мне. Все ваши объяснения неубедительны. Агент Специального Корпуса без специальных документов! Неслыханно! И кстати, в ваших паспортах не отмечено, что вы муж и жена. Стало быть, вы лжете мне. Лжете непрерывно. Я вынужден буду отправить вас на персональный досмотр вещей, одежды и ваших тел.

Произнося эти слова, гордый собою муфаттиш надавил клавишу вызова группы подкрепления, и уже через несколько секунд рядом с ним появились двое до зубов вооруженных полицейских.

Они быстро обменялись несколькими фразами на местном наречии, которого Язон не знал при всех своих выдающихся лингвистических способностях. Когда-то выучил несколько самых расхожих словечек на дарханском, но это было давно, а язык уж очень отличался ото всех широко распространенных в галактике. Так что из потока не просто трудно понимаемых, но даже трудно воспроизводимых фраз ему удалось вычленить лишь два часто повторяемых слова: «афш», что означало «багаж» (Язон то ли вспомнил, то ли догадался об этом) и «мухарриб» – так называли его самого с явным желанием оскорбить. Однако ситуация складывалась таким образом, что было явно не до практических занятий по изучению дарханского языка.

Язон вдруг представил себе, как эта доблестная компания начинает обыскивать Мету, и содрогнулся. Вначале на их совести появятся три трупа, а затем… Очевидно, затем трупами станут они сами. Ведь не удастся же в самом деле Мете даже при ее выдающихся способностях перестрелять до единого весь личный состав полиции Дархана.

– Камарадо, послушайте, – мягко начал Язон, – радуясь тому, что Мета ни слова не понимает на эсперанто. – Я уверяю вас, нет никакого смысла производить обыск, то есть личный досмотр. К тому же, моя жена, с которой мы пока только помолвлены, но не обручены официально, не переносит фамильярного отношения и всяких этих насильственных действий. Учтите, она спортсменка и большой специалист по стрельбе, а еще с нервами у нее не все в порядке…

– Сочувствую вам, камарадо, – откликнулся чернокожий муфаттиш, почувствовавший свое превосходство и заговоривший теперь едва ли не приветливо. – Сочувствую, но закон есть закон. И если вы что-то неправильно поняли, спешу пояснить вам: обыскивать вашу даму будут женщины.

Он нажал еще одну клавишу и явились две миловидных девушки с тонкими чертами лица и кожей цвета графитовой смазки.

– Прошу вас следовать в комнаты для досмотра, – объявил пограничник и так гадко улыбнулся, что Язон вмиг догадался: обыскивать-то Мету будут, конечно, эти черные девчонки, а вот наблюдать за этим увлекательным процессом намерен не только похотливый пограничник, но, очевидно, еще и целая компания его друзей. Наверняка в комнатах персонального досмотра установлены следящие камеры, то-то они все так радуются в предвкушении намечающегося действа! Ну, извините, ребята, не дождетесь.

Много лет назад Язон был на Дархане. Отдыхал у теплого моря, после тяжелых игорных будней на планете Мэхаута. Дархан всегда был очень специфическим местом во вселенной. Здесь, в государстве религиозных фанатиков, свято соблюдавших заветы какого-то древнего пророка, запрещали почти все: наркотики, алкоголь, табак, проституцию, азартные игры, гомосексуализм, уличные шествия, разговор вслух на древних языках, громкую музыку, превышающую пятьдесят децибел, плевки и сморкание на публике, хождение на руках… (Последний пункт казался Язону смешным, до тех пор, пока он не узнал, что к хождению на руках приравнивается любое касание поверхности почвы передними конечностями. Короче говоря, если ты что-нибудь уронил на землю или на пол – забудь об этом. Касаться земли руками нельзя. Все, что упало на землю, подбирают после захода солнца представители низших каст. А люди благородных кровей не смеют касаться земли или пола даже пальцами.) За любые нарушения местных законов следовало строгое наказание. К ответственности привлекали любого, не взирая на пол, возраст и гражданство провинившегося. Случалось, представители весьма богатых планет проводили по нескольку месяцев в ужасных тюрьмах Дархана, пока на межправительственном уровне шел торг о сумме залога за осужденного. Цифры всякий раз назывались астрономические.

Да, планета Дархан была прекрасным местом для отдыха высоконравственных людей, поправляющих свое здоровье и не считающих скуку главным злом во вселенной. Любители же настоящих развлечений, во всей гамме дозволенного и недозволенного летели на соседнюю Кассилию. Кассилийские моря и реки на долгие полгода покрывались льдом, да и летом там было, как правило прохладно, зато в городах, под крышами роскошных соляриев, ресторанов, зимних садов, казино, борделей и дансингов – по-настоящему жарко. Кто-то когда-то пошутил: на Кассилии разрешено все, даже то, что запрещено. На Дархане запрещено все, даже то, что разрешено.

Таким образом коренные граждане Дархана оказывались лишены с детства большей части радостей жизни. Эти моральные уроды и вырастали с годами в тайных наркоманов, потенциальных убийц и полновесных сексуальных маньяков, вожделевших любого запретного кайфа с истеричностью клинических идиотов. Язон помнил, как вокруг большого международного пляжа в Дурбайде сидели дарханцы, укутанные в традиционные, предписанные религией синие балахоны, и часами наблюдали в сильные бинокли за купанием инопланетных женщин в узеньких бикини-веревочках. Закон запрещал дарханцам, как мужчинам, так и женщинам, обнажать свое тело на публике, а к международным пляжам им не полагалось подходить ближе, чем на пятьсот метров. Язон и сочувствовал этим странным людям и смеялся над ними. Но сейчас было не до смеха. Эти уроды собирались оскорбить Мету, а Мета умела постоять за себя. Да кто вообще успеет оскорбить ее? О чем он думал?! Это же смешно! Ведь любой нормальный полицейский начнет с обезоруживания. Меж тем обезоруживание пиррянина – это такой процесс, который как начнешь, так и закончишь. Неинтересный процесс.

Да, Язон еще в полете догадывался, что рано или поздно придется конфликтовать с властями на этой суровой планете. Но устраивать перестрелку с полицией прямо в космопорту в его планы никак не входило. С лихорадочным отчаянием искал он выход из создавшейся ситуации.

Помощь подоспела, как всегда, неожиданно. Очень смуглый, но скорее от космического загара, чем от природы, человек возник рядом с ними, словно из-под земли, ослепляя жемчужно ровной улыбкой, на нем был элегантный светлый костюм, белоснежные лацканы которого подчеркивали благородную красоту его золотисто-шоколадной кожи и черных до синевы волос.

– Camaradoj, mi parolas pardonpeto, – начал он на слегка ломаном эсперанто, – tio ci niaj amikoj, amikoj de la nia planedo.^[1]

Но, очевидно, дело было не в произносимых словах, а в статусе подошедшего. Он коротко сверкнул радужным значком на тыльной стороне запястья – надпись на этой бляхе Язон прочесть не успел – но все дарханцы встали на вытяжку, едва не щелкнув каблуками от усердия. Язон понял, что опасность миновала, сразу шумно выдохнул, и прикрыв на секунду глаза, обратился к незнакомцу на меж-языке:

– Вы оказались здесь очень вовремя. Большое спасибо.

– О, я счастлив приветствовать вас на нашей планете, – откликнулся тот, с радостью забывая об эсперанто. – Меня зовут капитан Кортес. Следуйте за мной, пожалуйста.

Мета перевела взгляд с гуталинно-черного сурового пограничника на шоколадно-жемчужного улыбчивого Кортеса, и глаза ее недвусмысленно резюмировали: «Хрен редьки не слаще». Однако идти куда-то было, безусловно, интереснее, чем стоять, и в этом они с Язоном оказались солидарны.

Путь к выходу на улицу лежал почему-то сквозь бесконечно длинный пустой коридор без дверей, словно они опять двигались по телескопическому трапу. Уж не в другой ли звездолет ведет их загадочный Кортес, вместо того, чтобы пригласить в гостеприимный город Бурун-гхи? Однако они оба направление запомнили точно, и сейчас, безусловно, шли в противоположную от взлетно-посадочного поля сторону. Не раздеваться, ни разоружаться, ни даже сдавать багаж, в смысле ручную кладь, никто не просил у них, и мало-помалу завязался мирный разговор. Кортес уверенно шел впереди, не то что не конвоируя их, но даже не оглядываясь назад.

– А вы, позвольте полюбопытствовать, какую организацию представляете? – это спросил, конечно, Язон.

Мета лишь по сторонам глазами рыскала, и вот она-то как раз оглядывалась постоянно: не появится ли кто-нибудь сзади. Коридор был пуст.

– Я бы хотел, чтобы вы считали меня представителем Дархана в целом, но вообще-то я капитан морского флота и совладелец крупнейшей на планете туристической компании. Мы будем рады показать вам все наши достопримечательности, предложим провести время на золотых песках лучших в галактике пляжей, принять участие в увлекательной охоте на гигантского пустынного снехобирдона или на океанического моржехвоста, при желании вместе с истинно верующими дарханцами вы можете совершить романтическое паломничество к древним святыням Дурнэнда, а также к вашим услугам будут роскошные аппартаменты в лучших отелях Бурун-гхи, Дурбайда и Джугисхины…

Кортес вещал теперь ровным масляным голосом, как автоответчик в солидной фирме, и Язон понял, что этот хитрый лис просто тянет время. Следовало как можно скорее прервать механически заученный поток слов.

– Простите, а можно заказать номер в отеле Лулу?

Спина Кортеса как будто вздрогнула при этом названии, но Язон мог и ошибиться: некоторые люди имеют обыкновение вздрагивать просто от неожиданных вопросов.

– Конечно, можно, – радушно ответил представитель туркомпании и морской капитан. – Только это не лучший отель в городе.

– Но я уже останавливался там однажды, – соврал Язон. – Хочу вспомнить былые времена. А желание клиента – превыше всего. Ведь так?

– О, конечно, господин динАльт! – воскликнул Кортес с преувеличенным энтузиазмом, но по-прежнему не оборачиваясь.

Требовался еще какой-то вопрос, чтобы все-таки заставить его посмотреть в глаза. Что за манера такая идиотская – разговаривать, повернувшись спиной к собеседнику!

– Господин капитан, а как вы узнали о нашем приезде?

К этому вопросу он был готов и врал не задумываясь:

– К нам попадают списки всех пассажиров, зарегистрированных в космопорту Кассилии на очередной рейс «Гордости Дархана». Разве мы могли пройти мимо столь знаменитой фамилии?

«Плохо работаете, ребята, – подумал Язон. – Возле банка отслеживали нас, а в космопорту потеряли, видать, раз не знаете, что мы регистрацию вообще не проходили. Грубо, ребята».

Пора было что-то делать. В конце коридора уже замаячил выход: солнечные пятна, зелень, стоянка машин. Там «кортесов» сразу станет существенно больше. А попадаться в лапы такой «туркомпании» даже Язону не хотелось. Мета же была готова к решительным действиям еще давно, собственно, она в любой момент была готова – только дай ей сигнал.

Сигнал подобного рода следует, разумеется, подавать не на том языке, на котором общаешься с противником, лучше всего – на заведомо незнакомом ему. Да только, кто ж его знает, откуда он, этот «морской», а на самом деле, конечно, межзвездный капитан, и сколько наречий ему известно? Есть еще один хороший метод – выдать фразу на его родном. Знать бы только, каком именно!

«Быстрее, Язон, соображай быстрее!» – поторапливал он сам себя. Время уплотнялось со страшной скоростью, и он усилием воли растягивал каждую секунду, пытаясь успеть продумать как можно больше ходов. Этот прием «замедления времени» он иногда использовал, играя в карты, рулетку или кости, и тоже не умел объяснить его природу. Вторая экстраординарная способность Язона оставалась такой же загадкой для него самого, как и старый знакомый, пресловутый телекинез.

Капитан впереди отчетливо замедлил шаг, в ушах загудело, свет в коридоре словно попритух слегка, а Мета медленно-медленно поднимала руку с пистолетом. Язон, не говоря еще ни слова, только глазами, только легонько помотав головой из стороны в сторону, дал понять, что всякая стрельба здесь исключена. Он пока с мучительным напряжением выбирал язык для главной фразы. Фамилия Кортес что-то напомнила ему из истории Старой Земли, всплыло даже первое имя – Эрнан Кортес. Испания. Он плохо знал испанский – так отдельные слова, зато на родственном ему итальянском говорил почти свободно и даже Мету обучил, если не говорить, то объясняться на нем. Вот оно! Эврика!

– Этот тип постоянно врет нам, – произнес Язон по-итальянски, четко выговаривая каждое слово. – Не пора ли нам удрать от него? Вот и проход слева появился.

Слева действительно открылся боковой коридор, впервые за всю долгую дорогу, и в конце его, буквально метрах в тридцати, за стеклянными дверями блестело зеркало небольшого окантованного камнями прудика, виднелся серебристый кузов автомобиля, да маячила у самого выхода фигура полицейского в бежевой форме.

Мышцы Кортеса под легкой тканью пиджака зримо напряглись. Понял или не понял? Впрочем, если за спиной заговорили ни с того ни с сего на другом языке, есть от чего напрячься. И все же он не оглянулся. Потрясающая выдержка!

– А вдруг… он… понимает… как… мы… скажем? – старательно, но не всегда точно вспоминая слова, спросила Мета.

Язон понял ее и ответил с усмешкой, неожиданно для самого себя, но очень вовремя вспомнив одно-единственное слово по-испански:

– Что он может понять, этот cabron!^[2]

Кортес обернулся мгновенно. В глазах его горела бешеная злоба. Рука нырнула за пазуху, рот раскрылся в немом крике. Но никто так не успел узнать, что же бедняга собирался сделать. Мета, в точности следуя указаниям Язона не стрелять в помещении космопорта, нанесла незадачливому «турагенту» молниеносный удар левой рукой в челюсть, а для верности еще и добавила легонько пистолетом по макушке. Действительно легонько, даже била плашмя. Неписаный кодекс чести запрещает убивать тех, кто не собирался убивать тебя. А пирряне всегда считались решительными и безжалостными, но честными.

У полицейского на выходе, который вообще ни в чем был не виноват, просто отняли на всякий случай оружие и толкнули в воду – надо же на время из строя вывести, тем более, что других желающих помахать руками вокруг хватало. В одно мгновение стало ужасно жарко. «Неужели это ярость так обжигает изнутри? – промелькнуло в голове у Язона. – Или у них тут излучение какое-нибудь?» Но некогда было думать. Смуглые парни в белых костюмах выскакивали со всех сторон, только успевай поворачиваться. Схватка оказалась немного непривычной – Язона и Мету явно не собирались не только убивать, но даже увечить, мечтали лишь схватить, скрутить, похитить… Да не на тех нарвались.

«Удивительно грязная работа! – продолжал удивляться Язон, не понимая еще, кого критикует. – Кто же им информацию давал об объекте захвата? Да ведь на нас с Метой хоть взвод солдат выпусти, без специальных технических приспособлений справиться не удастся».

Нет, к душегубству они тоже не тяготели. Язон все больше норовил в болевые точки попадать, а Мета, ощущая явное превосходство над соперниками как в скорости, так и в силе, прибегала по большей части к своему излюбленному приему – ломала нападавшим конечности, причем не только верхние, но и нижние с такой же легкостью, с какой хозяйки ломают макароны, не проходящие в кастрюльку по диаметру. Пистолетом пользоваться в такой ситуации казалось просто неприличным.

Сделалось вдруг еще жарче. Драться-то было по-прежнему легко, а вот дышалось тяжело и соображалось туго.

«Ну, раскидают они всех, а дальше-то что? Надо же прорываться в город или в лес, или еще куда-то. Что здесь ближе? Куда они вообще попали? Это внутренний дворик космопорта? Частные владения? Окраина города? Уж больно зелени много, прямо джунгли какие-то, правда через них уходит вдаль прямая, как стрела, блестящая гладкая дорога. На чем по ней двигаться? Ну, в данном случае – выбор невелик. Единственный автомобиль стоит у самых дверей на пятачке стоянки. Тот самый, что виден был еще из коридора. И за рулем такой же пижон в белом костюме. Ждал, наверно, пока «почетных гостей» Дархана повяжут, чтобы везти в багажнике прямо к хозяину. А вот теперь самому в игру вступить придется. Водитель вылез из машины и резко выпрямился. Ого! Да у него в руке пушка – длинный тяжелый пистолет не совсем понятного вида. Неужели плазменный? Или все-таки нейропарализатор? А может, обыкновенный газоструйный с усыпляющей дрянью? Впрочем, они и к последнему не готовы – не хочется на себе эксперименты ставить. Так что, извини, парень, рассуждать некогда.

Мета в тот момент была еще занята двумя последними молодцами, выскочившими из кустов со сверхпрочной и почти невидимой сетью. Но ребята оказались неловкие, в собственной сети и запутались. Мета как раз последние узлы довязывала, когда этот нахал, вылезший из машины вздумал пушку на них поднимать. В общем, первым среагировал Язон и прицельным выстрелом выбил оружие из руки нападавшего. От руки при этом, конечно, тоже мало чего хорошего осталось, ну, уж не серчай, брат, ты нам вроде тоже не сладкий десерт на блюдечках готовил.

Заслышав выстрел, Мета переключилась мгновенно, и – вот умничка! – не палить начала в белый свет как в копеечку, а просто налетела тигрицей на бывшего водителя и отбросила его подальше от машины. А Язон уже плюхнулся за руль. С наземным транспортом у него отношения лучше были, чем у его невесты. Пиррянка всякий раз взлететь порывалась, и не то чтобы руль на себя тянула, но педаль в пол вжимала уже на первой передаче.

А здесь, на планетах уровня Кассилии и Дархана именно такие были машины – со сцеплением, с коробкой передач, с тремя педалями, которыми ловко манипулировать следовало, а не давить на все сразу. Допотопный электромобиль управлялся легко, но, к сожалению, как очень скоро понял Язон, намертво привязан был к дороге, которая вся представляла собою один гигантский электрод. Благодаря магнитной подушке и вакуумной системе сцепления колес с покрытием скорость машина развивала бешеную для наземного экипажа – на прямых участках тысячи полторы километров в час, не меньше. Но когда трасса кончилась и с обеих сторон потянулись сначала промышленные, затем жилые и, наконец, офисные кварталы города, замелькали знаки, предупреждающие о снижении скорости, и удирать от кого-либо стало совершенно неинтересно. Электромобиль влился в довольно густой поток таких же машин и, отчаянно лавируя между рядами, Язон быстро понял, что на хвосте у них сидят, как минимум две машины. На трассе он их не видел, может быть, их там и не было. Что им стоило, передать информацию в город и подключить к погоне здешних своих сотрудников?

А кому, собственно, им? Интересный вопрос. Увлекшись вождением, красотами за окном и обсуждением с Метой подробностей блестяще проведенного рукопашного боя, он даже не подумал как-то, что пора бы уж решить для себя и эту проблему.

– Как ты думаешь, – спросил он ради любопытства сначала Мету, – кто пытался нас захватить?

– Бандиты какие-нибудь, – сказала она нерешительно. Потом замялась, чувствуя нелепость такого предположения и добавила, поймав за хвост парадоксальную мысль. – Или агенты Роджера Уэйна.

– Зачем? – обалдел Язон.

– Не знаю, – сказала Мета. – Не понравился он мне.

Вот уж чисто женская логика!

– Для агентов Уэйна у них слишком мощная сеть на вражеской планете. А для бандитов… Уж слишком нагло они себя ведут на глазах у полиции. Блямбы какие-то предъявляют. Может, конечно, и здесь все круто переменилось за последние годы, но раньше Дархан не славился мафией и коррупцией, как, например, Кассилия. Наоборот, здесь был один из самых низких показателей уровня преступности во всей обитаемой вселенной. Я думаю так: либо это гастролеры из совсем другого, далекого мира, которые застали врасплох местную власть; либо это сама власть. Понимаешь, в каждом государстве, переживающем стадию постиндустриализма – извини за столь громоздкое слово, но здесь именно такая экономика и политика – существует, как минимум, две полиции: обыкновенная и особая, тайная. Первая пыталась нас задержать в космопорту, вторая – как более могущественная – от первой избавила, но в своих интересах. А мы, что характерно, ничьим интересам служить не собираемся. О, чернота пространства! Как же здесь отрываться от хвоста, когда все потоки движутся только по электромагистралям?!

Кольцо вокруг них сжималось. И машины преследователей были вовсе не полицейскими, во всяком случае не имели особой раскраски. Язон свернул в самый центр, где от не слишком широкой электроулицы все чаще отходили в стороны пешеходные переулочки. Внезапно один из таких проулков порадовал их вырвавшейся наперерез громоздкой полицейской машиной с зеленым мигающим шаром на крыше и противно воющей сиреной. Очевидно, к этому моменту Язон успел нарушить уже не одно и даже не два правила дорожного движения. Что ж, становится совсем весело!

Язон лихо увернулся от полицейского автомобиля то ли с гелиодвижком, то ли с ядерным (ведь полиция, конечно, не могла поставить себя в зависимость от электропокрытия), и рванул прямо по разделительной полосе к ближайшему перекрестку, где ворочался в клубах пыли и черного дыма неуклюжий строительный агрегат – то ли дорогу ремонтировали, то ли возводили нечто монументальное посреди площади, движение в этом месте, хоть и было организовано как круговое, сильно замедлилось. Потный, лоснящийся, словно свежевымытый баклажан, регулировщик в белоснежном шлеме и кремовой рубашке отчаянно размахивал руками, но кажется никто уже не слушался его указаний. Вот-вот должна была образоваться глухая пробка. И Язон поспешил ускорить этот процесс. Резко и нарочито безграмотно затормозив, он развернул электромобиль почти поперек движения, протаранив при этом две или три машины, а те в свою очередь боднули еще десяток. Никто из водителей и пассажиров при этом не пострадал, но визга, криков и скрежета было, конечно, много. Чтобы придать дьявольскому коктейлю особую пикантность, Язон, выскочив из машины швырнул в толпу пару маленьких дымовых шашек, после чего они с Метой, где-то протискиваясь между кузовов, а где-то прыгая по капотам, прорвались на середину перекрестка.

А там все копошился, разворотив большую круглую клумбу, тяжелый оранжевый робот весь в черных потеках машинного масла, словно вспотевший шахтер в забое. Из-под брюха робота вышел лениво передвигающийся под стать ему грузный немолодой рабочий, наверно, приставленный наблюдать за старой разваливающейся на ходу машиной. Он тупо поглядел сквозь Язона, очевидно изучая творившееся за его спиной, и вдруг закричал с неожиданной для меланхоличного толстяка экспрессией:

– Кхата-а-р!

Уже позднее Язон уточнил, что слово это означало «Берегись! Осторожно!», а в тот момент хватило и просто бессмысленного вопля – он прозвучал как аварийная сирена.

Стройплощадка была, разумеется, огорожена, и, уже перемахивая через невысокий временный заборчик, Язон оглянулся. Как раз вовремя. Вынырнув из дыма, по ту сторону замершего потока электромобилей стояли двое и целились в них из пистолетов, грамотно сжимая оружие двумя руками. Язон упал, одновременно толкая вперед Мету. Они рухнули в пыльную траву, и пули, просвистев над головой, отчетливо чирикнули по железному корпусу робота. Ого! То ли теперь за ними гонятся уже другие, то ли те, первые получили новую инструкцию. Или просто окончательно озверели. Во всяком случае, шутки кончились.

Язон бросил за спину одну ослепляющую гранату и еще три дымовых шашки, после чего они резко поднялись и, проскочив между лениво передвигающимися опорами строительной машины, оказались на другой стороне перекрестка, где поток электромобилей хоть и медленно, но все-таки вполне уверенно проползал справа налево. Остановив первое же попавшееся такси, они очень скоро покинули злополучную площадь.

Таксист попался меланхоличный. Он даже не сразу спросил, куда ехать. Собственно, вопрос такой прозвучал бы несколько риторически: двигаться пока было можно лишь в одну сторону, а по внешнему виду пассажиров даже полный кретин догадался бы, что им просто надо ехать и все. Куда – это они потом сообразят, когда отдышатся, отряхнут одежду, подсчитают ушибы и ссадины и наконец вытрут платочками потные и грязные лица.

Только теперь Язон сообразил, почему на улице им было так жарко. В космопорту и во всех машинах непрерывно работали кондиционеры, а сам по себе местный климат мало способствовал беготне, перестрелкам и дракам.

– Скажи, любезный, – обратился он к таксисту, – а какая нынче температура воздуха за окном?

– Сегодня прохладно, – сообщил тот без тени улыбки, – сорок три. Вчера в это время сорок девять было.

– По Цельсию? – на всякий случай решил уточнить Язон.

– По какому цельсию? – не понял таксист.

– Ну это ученый такой был, который придумал температуру измерять.

– То же мне ученый! Это же моржехвосту ясно, что температуру мерить надо. Вы мне лучше скажите, куда вам ехать.

– В отель… – начала было Мета, но то ли забыла простенькое буквосочетание «Лулу», то ли усомнилась в правильности собственного решения, и за нее продолжил Язон:

– Да уж какой там отель! В такую погоду на море ехать надо. Гони, любезный, на пляж.

– Позагорать, а потом окунуться в волны! – мечтательно добавила Мета.

– Пожалуйста, – меланхолично согласился таксист. – Только видите, что в городе творится? Пока весь центр пропилим, глядишь, уже солнце сядет. А так – пожалуйста, мадам.

– А мы любим на закате купаться, – сказала Мета невозмутимо.

– А-а-а, – протянул таксист. – И загорать на закате. Пожалуйста, мадам.

Дальше они ехали молча. Взрывами на площади водитель не интересовался, вообще ни о чем у пассажиров своих больше не спрашивал, но как-то подозрительно мрачнел с каждою минутой, и когда они миновали все пробки, все оживленные улицы и покатили относительно тихими кварталами, надо полагать, в сторону моря, у Язона зародились нехорошие подозрения. В прошлый свой приезд на Дархан он отдыхал в Дурбайде и поэтому города Бурун-гхи не знал совсем. Это не радовало. Нет, разумеется, таксист вряд ли был заодно с теми, в белых костюмах, но он мог оказаться обыкновенным жуликом-вымогателем. Сам по себе такой персонаж не представлял опасности, но если он привезет их в свой притон… О, высокие звезды! После всего, что случилось, к еще одной драке, кажется, даже у Меты совсем не лежала душа.

– Остановите здесь, – попросил Язон, пока они еще не выехали из старых кварталов города, где легко было затеряться в узких улочках среди торговых лавок, бесчисленных парикмахерских, закусочных и ремонтных мастерских.

– Но до моря отсюда прилично, мистер, – счел своим долгом предупредить таксист.

– А мы передумали, мистер, – снова вступила Мета, как бы давая понять, что женщинам свойственна переменчивость.

Водитель вяло улыбнулся, принял деньги и уехал.

На улице было не просто жарко – было безумно жарко. Как в машинном отделении допотопного межпланетного корабля, у которого пошел в разнос ядерный реактор. Пахло горячим асфальтом, жареным мясом, дешевым одеколоном и еще (очень сильно) – какими-то пряностями, специями. С высокой башни ближайшего храма далеко разносился монотонный тоскливый голос местного священнослужителя. Специальным хитрым словом, вроде того же муфаттиша или мухарриба называли его здесь. Но Язон никак не мог вспомнить.

И было ему очень неуютно. Прежде всего потому, что он совершенно не представлял, куда теперь идти и что делать. С Язоном такое редко случалось, но Мета глянула на любимого с робкой надеждой и мигом все поняла. Сразу потянула за рукав, чтобы хоть не стоять у края проезжей части, словно в ожидании еще одного такси. Они шагнули наугад между двух домов, и каково же было их удивление, когда прямо посреди прохода, метрах в трех, не дальше, выросла прямо перед ними высокая фигура смуглого брюнета в белоснежном костюме, такой же шляпе и с правой рукой за пазухой. Не сговариваясь, даже не переглядываясь, они ринулись через улицу и затем – в разные стороны.

Глава 5

Язон оглянулся и отметил, что мужчина в белом, странным образом не обращая на них никакого внимания, вошел в ближайший магазин. Ничего себе! Слишком грубая работа неожиданно сменилась на слишком тонкую. Впрочем, других сотрудников враждебной им службы поблизости не оказалось. Но, честно говоря, не время было сейчас размышлять обо всем этом: ведь Мета, не оглядываясь и не снижая темпа, убегала по улице вдаль. Не понимая, что происходит, Язон бросился за нею. Преследовать пиррянку – задача вообще неблагодарная, а в незнакомом городе – тем более. Он страшно боялся упустить ее из виду, но почему-то еще больше боялся кричать. Окликнуть Мету здесь, где за каждым углом мог прятаться агент дарханской спецслужбы, казалось немыслимым, убийственным.

И он бежал, спотыкаясь о лотки торговцев игрушками и фруктами, налетая на рассеянно стоявших по углам легких, словно высушенных солнцем стариков и на женщин в полумасках, закрывавших нижнюю часть лица, как у хирургов, цепляясь за фонарные столбы, чтобы не потерять равновесия при резких поворотах, скользя в липких лужах, отшвыривая ногами пустые коробки, сваленные на задах магазинов и распугивая странных, очень тощих, почти лысых кошек на длинных ногах. Он повторял поминутно одно из немногих знакомых ему слов на дарханском:

– Мут'асиф! Мут'асиф! (Простите, простите)

Солнце уже село за горизонт, и в городе начало стремительно темнеть. Фонари экономично светились вполнакала, а кое-где начавшие вспыхивать яркие рекламы не освещали путь, а только слепили глаза, увеличивая риск вовсе потерять единственный ориентир – ярко-голубую, а теперь, в вечерних лучах гаснущего неба, казавшуюся фиолетовой стройную фигурку Меты в легком десантном комбинезоне.

Кстати, одевались здесь настолько по-разному, что никого не удивлял даже их внешний вид. На комбинезоны просто не обращали внимания, как не обращали внимания на рясы и вечерние платья, на ватные халаты и тончайшие туники, на грубые брезентовые спецовки и яркие военные мундиры. Впрочем, большинство горожан носило все-таки длинные светлые, свободные и чаще всего белые одежды, закрывавшие тело практически целиком. А многочисленные туристы выделялись своими майками и шортами. Эта была предельно допустимая на улице степень оголения. Какая бы не случалась жара, раздеваться до плавок и бикини разрешалось только на пляже.

А вот, кстати, и пляж!

Узкая кривая улочка вдруг резко пошла вниз, и впереди светлой полосой между городом и небом блеснуло море. Теперь Язон был уже уверен, что нагонит Мету непременно, и потому не стал ускоряться, а наоборот сбавил шаг, мечтая хоть чуть-чуть отдышаться. Вблизи большой воды температура как будто сделалась пониже, да и стемнело уже – зной уходил следом за солнцем.

По обеим сторонам улицы тянулись глухие высокие заборы, белые и чистые, словно вырезанные из сахара, а ворота этих огромных резиденций выходили, очевидно, на море или на магистраль, здесь же попадались лишь плотно притертые и такие же белые дверки, почти не заметные с улицы. В общем, скрыться было уже некуда. Погоня вышла на финишную прямую. Да и была ли это погоня? Просто какое-то сумасшествие.

Мета сидела на песке, обхватив руками колени у самой полосы прибоя и безучастно смотрела вдаль на зеленоватые барашки, бегущие по темно-голубой воде. Сумка ее лежала рядом приоткрытая, и тут же на песке небрежно валялась коробочка мобильной радио-связи. Очевидно, теперь Мета собиралась искать Язона в эфире. Очень трогательно, конечно, но почему не с помощью пси-передатчика? Ведь радиосигналы существенно легче перехватывать, а здесь за ними явно охотятся.

– Мета, – спросил он, – подойдя почти вплотную. – Что случилось?

Она даже не вздрогнула.

– Ничего. Просто надоело все. Понимаешь, я устала.

– Не понимаю. Ты же пиррянка.

– Да, я пиррянка. Но я еще и женщина, а вы, мужчины, не хотите этого понимать – никто! С женщинами иногда случаются истерики. Особенно, если их подолгу заставляют делать то, чего не хочется. Ты запретил мне стрелять на этой планете. Я смирилась. Так не запрещай мне хотя бы убегать.

– От кого? – Язон буквально оторопел от такого натиска.

– От самой себя, – буркнула Мета.

И тут Язон увидел, от кого. Боковым зрением он продолжал по привычке следить за узким проходом между заборами, выводящим на пляж, и сейчас там появился высокий молодой брюнет со смуглым лицом и в белоснежном костюме. Разумеется, смуглая кожа была здесь у всех, исключая только что приехавших инопланетников, черные волосы тоже заметно преобладали, а черты лица в полумраке разглядеть было практически невозможно. И все-таки великий игрок динАльт еще в детстве привык не верить в случайные совпадения, а потому пистолет сам прыгнул ему в ладонь. Но появившийся на пляже незнакомец вряд ли мог увидеть это издалека. Мете Язон только шепнул, не поворачивая головы:

– Внимание! Опасность!

А она лениво обернулась, кивнула как-то рассеянно и стала снова смотреть на море.

Это было уже серьезно. Продолжая держать на мушке белый костюм, Язон достал аптечку и приложил к запястью Меты. Неужели с ней все-таки сделали что-то? Кто? Когда успели?

– Язон, зачем? – спросила Мета вяло.

– Тебе нехорошо, – ответил он решительно.

– Ты так считаешь? – она спрашивала будто во сне. – А по-моему, все нормально. Мне очень нравится здесь… Смотри, аптечка не в силах поставить диагноз, и совершенно не собирается ничего мне вкалывать.

– Значит, я принудительно сделаю тебе инъекцию общего стимулятора?

– Не знаю, стоит ли, – равнодушно проговорила Мета.

– Стоит, – сказал Язон, но сделать ничего уже не успел, потому что незнакомец в этот момент подошел слишком близко, метров на десять, не больше. Стал слышен даже шорох осыпающегося песка под его ногами. Ведь море в этот час было тихим-тихим. И Язон почел за лучшее промолчать. Весь напрягшись, он следил за каждым движением незнакомца.

А тот равнодушно, спокойно, не озираясь по сторонам (ну, прямо, как его предшественник вошедший в магазин!) разделся до трусов и неторопливыми шагами двинулся к морю. Язон подумал, что еще немножко, и он сойдет с ума. Абсурд ситуации достиг своего апогея.

Незнакомец вошел в воду, лег и поплыл, широкими взмахами рассекая ленивые волны, и вскоре его стало почти не видно в сгущавшихся над морем сумерках. Осторожно озираясь, Язон поднялся, в три прыжка оказался рядом с одеждой уплывшего вдаль и за каких-нибудь полминуты произвел доскональный обыск. Ничего интересного не обнаружилось: зажигалка, пачка сигарет с наклейкой фирмы «Стело», владеющей сетью дежурных круглосуточных магазинов в тысячах межзвездных космопортов, расческа, портмоне, туго набитое пополам галактическими кредитками и местной дарханской валютой. Оружия никакого, если конечно, не предположить в случайном ночном купальщике суперагента, чья небрежно брошенная на берегу одежда напичкана микробомбами и прочей миниатюрнейшей техникой.

– Ну и как? Обезоружил его? – поинтересовалась Мета, когда Язон вернулся и сел рядом с ней на песок.

Язон промолчал, а Мета вдруг начала неудержимо хохотать и успокоилась только после укола.

Над морским берегом вдруг заструились мягким светом круглые разноцветные фонарики, разбросанные сетью на фоне неба. Консоли, к которым крепилась вся пляжная иллюминация, были практически не видны, и смотрелось это украшение очень эффектно. Невдалеке на горке замерцала реклама кафе. Послышались голоса, замелькали пестрые фигуры. Пляж вовсе не был пустынным в этот час. Наоборот, начиналась ночная жизнь.

Все-таки они приехали на курорт. Не такой, как Кассилия, совсем не такой, но роскошный, знаменитый и отлично обустроенный. Люди здесь отдыхали. И этот, в белом костюме, очевидно, тоже.

Только Язон и Мета прилетели сюда, чтобы сойти с ума.

А может, и не было ничего? Не было этой безумной погони, этой стрельбы по живым мишеням? Может, все приснилось?

Брюнет вернулся на берег, довольный, улыбающийся, отряхнулся, как большой пес, на Язона и Мету посмотрел как на старых знакомых и сообщил:

– Вода отличная. Почему не купаетесь?

И вовсе он не был похож на давешнего Кортеса. Простой мирный человек, какой-нибудь инженер или банковский служащий.

Ответила ему неожиданно Мета:

– А мы любим попозднее. Чтобы вода была прохладная.

– Ну, это вопрос спорный, – философски заметил брюнет. – Случается, вода теплеет к ночи.

Он уже растерся полотенцем и начал одеваться. И тогда в разговор вступил Язон, к этому моменту уже почти полностью совладавший с гнетущим его ощущением неуместности всего происходящего. И, отчаянно выплывая из захлестывающих волн абсурда, поинтересовался:

– А вот скажите, вашпиджачок, или весь костюмчик, это…

– Я его здесь купил, – охотно откликнулся мужчина, – самая последняя мода. Полгорода в них ходит, ну, в смысле, приезжие…

Дальнейших слов туриста Язон уже не слышал. Что-то щелкнуло у него в голове. Никогда еще он не был настолько бестолковым и запуганным. Ведь это же не униформа спецслужбы! Какая вообще у спецслужбы может быть форма?! Это же просто они маскировались под самую распространенную в городе моду. Нормальный ход! И как он не понял?

– Пошли купаться, – сказал он Мете. – Пошли.

– А здесь разрешают купаться после захода солнца? – неожиданно спросила Мета, обращаясь не столько к Язону, сколько к незнакомцу, только что вылезшему из воды.

Вопрос был в общем вполне естественный, и турист, уже почти собравшийся уходить, любезно объяснил:

– Вот конкретно здесь – можно. Вы только догола не раздевайтесь и не падайте руками на песок, даже если станет совсем темно. Тут иногда патрули ходят с фонарями. Я видел.

– Спасибо, – поблагодарил Язон.

Он чувствовал себя совершенно разбитым. Вот теперь уж точно нужно было перевести дух, встряхнуться, залезть в море, выкинуть из головы все! Хоть на десять минут. А потом хорошенько перекусить где-нибудь и поспать. Впрочем… стоп! Вот спать-то как раз и не придется в ближайшее время. Ну, ничего, после того, как Солвиц сделал их бессмертными, они могли не спать по шесть-восемь суток в случае необходимости.

А вода была действительно очень приятной, градусов двадцать пять-двадцать шесть – прохладная по сравнению с воздухом, но не такая, в которой можно замерзнуть. И соленая очень – держала хорошо, можно было лежать у самой поверхности, почти не шевелясь.

Купались они по очереди. Ясно было уже, что здесь чужого не берут, не принято. Но это у других. А у них – особые отношения с этим миром, и было бы очень глупо оказаться почти голыми без денег и технических приспособлений на малознакомой и в общем-то враждебной планете.

Потом проснулся бешеный аппетит, а еще сильнее была жажда.

У входа в кафе местный угольно-черный человек торговал соками. Соки здесь продавали не в упаковке, к чему давно привыкла вся галактика, а выжимали прямо на глазах у покупателя из свежих фруктов. Это было здорово и даже романтично, вот только в изобилии плодов никак не удавалось найти ни одного хоть мало-мальски знакомого. Были тут какие-то ярко-голубые волосатые бублики, и скрученные бесформенными клубками зеленоватые корни, и янтарно-желтые ягоды, плотно облепившие сломанные ветки, и продолговатые, полупрозрачные телесно-розовые сардельки, и похожие на гигантскую малину ядовито-пурпурные пирамидки, и какие-то полосатые шарики, словно карликовые арбузы… Наконец, почти оба одновременно они увидели родные золотисто-рыжие цитрусы и, конечно, заказали именно апельсинового сока. Не совсем он оказался апельсиновым, даже по цвету был зеленоватый, но главное, вкусом своим не обманул.

– Альф шукран, – поблагодарил Язон на местном наречии, чем необычайно растрогал торговца, и получил полновесную сдачу дарханскими монетками. Другим, платившим кредитами, как успел заметить Язон, хитрый торговец норовил округлить цену в большую сторону.

Кафе выглядело несерьезной забегаловкой, а поесть хотелось основательно, тем более, что цены на Дархане радовали своей умеренностью. И они отправились в ресторан, обнаруженный неподалеку. В уютном зальчике с традиционно приглушенным светом было немножко странно поглощать морские деликатесы, салаты и обильные порции жаркого, не запивая их спиртным. Даже на пиво здесь и намека не было в меню. Но – что поделать? – все равно хорошо. Курить заядлые никотиноманы уходили в туалет, но Язон до этого не унизился. Решил потерпеть до отеля.

Путаница мыслей и чувств постепенно улеглась, они узнали время (была уже глубокая ночь), уточнили, где сейчас находятся (западная окраина, самое начало пляжной зоны) и наконец выяснили, как добираться до отеля Лулу. Это был не ближний свет, но на такси – не больше часа. Торопиться некуда.

Не хотелось торопиться. Почему-то. Не странно ли это? Сорваться с родной планеты, забыв обо всем, даже не взяв в дорогу многих необходимых вещей, чтобы успеть, догнать, не упустить… А теперь – валяться на пляже, купаться в море и убивать время в уютном ресторане, посасывая через соломинку коктейль из тропических фруктов со льдом? Но здесь только так и можно было. Язон уже понял это. А если бегаешь, нервничаешь, дергаешься – просто наступает перегрев. У женщин – истерика, у мужчин – апатия. Климат такой. И в итоге теряешь больше, чем сэкономил.

Сказать, что они ужинали не торопясь – значит, ничего не сказать – они завтракали, обедали и ужинали без перерыва, наверстывая все плановые трапезы, пропущенные за время нервотрепки на Кассилии, за время дороги, когда совсем не хотелось есть (у Язона, например, межпланетные перелеты всегда отбивали аппетит). Наконец, в результате стычки и погони они потеряли изрядно калорий, несмотря на несусветную жару.

И вот теперь поедать даже самые воздушные пирожные и пить даже самые изысканные по вкусу и разбавленные минеральной водой соки сделалось невозможно. Желудки переполнились. А ночь все не кончалась. Язон вдруг понял, что он подсознательно ждет рассвета. Для чего-то было нужно именно так. А он ведь привык доверять своей интуиции. Мета тем более доверяла ему во всем. В эту экспедицию она отправилась по существу в роли его телохранителя. Молодая невеста перестала даже пытаться постигнуть мудреные планы жениха. Пусть у них будет просто эдакое свадебное путешествие. Совершаемое до свадьбы. Какая разница? У них же все не как у людей.

До рассвета, по свидетельству местных жителей, оставалось еще часа полтора, их надо было на что-то убить. И Язон задался естественным вопросом: а что же здесь делают по ночам, если не спят?

Ну, с приезжими все понятно. Они расползаются по местам дислокации и там, в запертых на ключ номерах отелей, где уже не действуют аскетические законы Дархана, предаются всем греховным радостям, какие только напридумывало человечество за долгие тысячелетия своей истории. А что же местные? Оказалось, они продолжают кушать (это не запрещено в любых количествах), купаться в море (в одежде), играть в спортивные (не азартные) и интеллектуальные (не азартные) игры – чудесное, согласитесь, занятие для ночного времени! И наконец, они ходят во храм. Последнее было наиболее экзотично. На это стоило посмотреть.

Но посмотреть-то как раз и не дали.

Черный человек в белых одеждах у входа в очень красивую церковь со стрельчатыми сводами и тонкими башенками, объяснил Язону и Мете, что они – неправильные.

– То есть как это неправильные?! – возмутился Язон. – В каком это смысле? (Мета уже ни чем не возмущалась.)

– Вы не верите в Единого Бога, – пояснил человек.

– Мало того, что не верим, – согласился Язон, – но даже не представляем себе, как он выглядит. Вот и хотели зайти посмотреть.

– То, что вы говорите сейчас, оскорбляет Бога. Единый Бог никак не выглядит, – терпеливо продолжал втолковывать черный человек. – И те, кто не верит, ничего не смогут увидеть ни внутри, ни снаружи. Вот почему мы, служители храма, и не пускаем в святилище неправильных.

– Ну, хорошо, – смирился Язон, – а эти ваши, правильные, что они делают там? Вы хоть нам расскажите, раз уж туда войти нельзя.

– Верующие, – поправил служитель храма. – Верующие приходят во храм, чтобы соединяться с Богом. Они просто сидят в особой позе и разговаривают с Ним. Молча.

– Всю ночь? – удивился Язон.

– Кто сколько может. Одни – всего несколько минут, другие – всю ночь, третьи – и ночь и день. А есть такие, кто общается с Богом по нескольку дней кряду.

– Это вызывает уважение, – проговорил Язон почти серьезно.

Служитель кивнул и не стал комментировать слов чужестранца.

Мета смотрела на поток прихожан с недоуменно-брезгливым выражением. Ей явно хотелось поскорее уйти отсюда.

– Они же все сумасшедшие! – выпалила, наконец, долго сдерживавшаяся пиррянка, от полноты чувств то и дело сжимая в ладони прыгающий из кобуры пистолет.

Они уже отошли достаточно далеко, и подсвеченный в ночи храм, похожий на легкий межпланетный крейсер, совершивший мягкую посадку на хвост, окончательно скрылся за высокими разлапистыми деревьями неизвестной породы. Для простоты Язон и Мета всю эту толстоствольную растительность называли между собой пальмами, но никакие это были, конечно, не пальмы. Однако не ботаникой же заниматься они сюда прилетели!

– Я бы и сам пришел к тому же выводу, если б не потрясающие успехи Дархана, – сказал Язон. – Просто в голове не умещается, как можно исповедовать такую дремучую религию и одновременно достигать высот современной технологии, торговать со всей вселенной, иметь могучий космический флот, претендовать на роль едва ли не второй финансовой столицы галактики! Знаешь, сколько межзвездных банков расположено в Дурбайде, Бурун-гхи и Джугисхине? Больше чем на Кассилии, Клианде и Луссуозо вместе взятых.

– Значит, сошла с ума вся галактика! – резюмировала Мета.

– Вот это ближе к истине, – улыбнулся Язон.

– Пошли еще раз искупаемся, – предложила Мета, которая все-таки осталась собою и по-прежнему не умела подолгу философствовать.

– Пошли, конечно.

И они встретили рассвет над водой. Людей почти не осталось на берегу в этот предутренний час. Песок был ярко-розовым, море – нежно-голубым, а над волнами низко-низко летали большие лимонно-желтые птицы и, разевая пунцовые клювы, жалобно кричали, словно им тоже не нравилось все, что творится в галактике.

Пока шли от моря к дороге, обсудили свои шансы. Шансы были, признаться, никакие. Подружиться с пиратами или, точнее, сдаться пиратам, минуя преследование властей было очень и очень проблематично. Пытаться выйти на связь с самим Генри Морганом – бесполезно. В открытую наводить о нем справки в отеле? Поймают раньше, чем получишь ответ. Оставалось одно – поселиться в «Лулу» под чужими именами и начать быстрое, но тихое частное расследование. Если повезет, они найдут Моргана скорее, чем спецслужба найдет их. А если не повезет… Что ж, любой конфликт, даже самый тяжелый, рано или поздно завершается. Летального исхода, по идее быть не должно, а все остальное они как-нибудь, да переживут – не маленькие. Вызовут подкрепление с Пирра, Бервика подключат, в конце концов, а потом… Потом предпримут вторую попытку. Если Язон правильно понял сэра Роджера Уэйна, хитрый банкир и дальше будет знать точное местонахождение Моргана. В общем, они не могут проиграть окончательно, просто рискуют потерять время. Впрочем, что касается Меты, ей определенно не улыбался вариант со второй попыткой. Может быть, поэтому, пытаясь ускорить события, она и выдвинула свою парадоксальную гипотезу:

– А что, если Кортес – это и есть Морган? И вся его банда, от которой мы бегаем, это как раз те, кого мы на самом деле ищем?

Идея была достаточно безумной, для того чтобы поверить в нее. Но приняв за истину подобное предположение следовало тут же поехать через весь город с плакатом «Встречайте Язона динАльта» и вваливаться в отель «Лулу» в окружении репортеров и полицейских. Язон взвесил все за и против, улыбнулся мечтательно и сказал:

– Нет. Все-таки мы устроим маскарад.

Около восьми утра по местному времени в отель «Лулу» вошел очень черный человек в очень белом костюме со сверкающим металлическим чемоданчиком – неизменным атрибутом каждого бизнесмена Жаркой Планеты, а сопровождала его истинно верующая в Единого Бога женщина Дархана с полностью закрытым от посторонних глаз лицом. И даже фигуру ее скрывали широкие и свободные складки синей тоги (или как еще назвать эту полупростыню-полуплащ?).

Просторный холл отеля, сверкал, благоухал, переливался нежными красками, убаюкивал тихой музыкой и успокаивал буйной зеленью свежих листьев. Если верить Кортесу и считать, что это не лучший отель в городе, то даже у бывалого Язона не хватало фантазии на то, как же должен выглядеть действительно лучший.

«О, что вы, что вы! Разве я стал бы экономить деньги? У одного из самых богатых уранодобытчиков южного полушария достаточно средств, чтобы остановиться в любой, самой шикарной гостинице мира, но я готов, действительно готов поселиться именно здесь! Разве ваш отель не лучший в галактике?»

Язон уже почти начал произносить вслух эту заранее заготовленную тираду, но слова вообще не понадобились. Пистолеты оказались намного нужнее.

Едва они подошли к конторке портье, как из-под блестящей столешницы быстрыми змеями выскочили автоматические наручники и защелкнулись на одной руке Язона и на обеих у Меты, а сам портье нырнул вниз. Нет, это не полиция, полиция вначале документы показывает, а против грубой силы годится в ответ только еще более грубая сила.

Язон тут же начал стрелять, даже не особо целясь. Подбежавшего к нему человека обезоружил и попробовал взять в заложники, обхватив за шею свободной рукой. Попытка оказалась совершенно бессмысленной, так как жизнь захваченного бандита (агента? шпиона? пирата?) никого здесь не интересовала. Гораздо больше их всех интересовала Мета, мигом вырвавшая из стойки с корнем оба наручника и открывшая ураганный огонь по всему, что двигалось и не двигалось.

В общем, уже через секунду, когда все «случайные посетители» и «служащие отеля» залегли, как профессиональные бойцы космической гвардии, тонкий запах цветов и пряностей резко сменился удушающей вонью гнилой рыбы. Язон попробовал дышать носом через заранее вставленные фильтры, но практически сразу догадался, что и это бесполезно: они пустили так называемый «китовый» газ, забивающий поры любого фильтра. Эту мерзость изготавливали на основе чудовищной по своим свойствам черной амбры гигантского дельфилота – эндемика океанов Грублиани. И с дельфилотом и с его ядовитой гадостью Язон был знаком не понаслышке.

«Эх, надо было сдаваться, надо было действовать по смешному, но доброму плану, который вытекал из неожиданного предположения Меты! А теперь же голова будет трещать, как окаянная!..»

Такова была последняя мысль, промелькнувшая в отлетающем куда-то далеко-далеко сознании Язона.

Глава 6

– Курить хотите? – поинтересовался чей-то вежливый голос, словно издалека.

Язон открыл глаза и увидал склонившегося над ним атлетически сложенного очень загорелого человека в тонкой спортивной майке. Лицо его нестарое, но изборожденное морщинами, обрамляли длинные пряди светло-русых волос, схваченных на лбу металлическим обручем. Прямой благородный нос идеально сочетался с тонкой линией бледных губ, а взгляд серо-стальных глаз из под лохматых бровей был непроницаем.

– Курить хотите? – повторил красавец-атлет.

– Для начала я хочу знать, кто мне это предлагает, – ответил Язон с достоинством.

Потом пошевелил затекшими кистями и понял что лежит, прикрученный к столу, кажется, простыми ремнями, но весьма основательно. Голова уже почти не болела, но во рту ощущалась противная сухость. В такой ситуации желание курить вряд ли могло быть самым первым. Да к тому же вдыхать и выдыхать дым со связанными руками – вообще сомнительное удовольствие.

– Кто вы? – продолжал настаивать Язон.

– Законный вопрос, – оценил мускулистый блондин. – И я, разумеется, представлюсь, но в начале, пожалуй, все-таки освобожу вам руки и шею. Обещайте, что не будете хулиганить.

– Обещаю, – сказал Язон, не вдаваясь в подробности, каких именно хулиганств здесь боятся.

Теперь помимо светящегося потолка, он увидел и все остальное. Смотреть впрочем было особо не на что: ровные стены, полное отсутствие окон и дверей, два кресла и между ними – больничная каталка, к которой его и пристегнули крепкими эластичными ремнями. Тело Язона оставалось прихваченным чуть ниже пояса и у щиколоток. Наверно, теперь он уже сумел бы вырваться. Но зачем? Странная комната без всяких видимых признаков входа-выхода как-то не вдохновляла на поспешное бегство. К тому же физические данные незнакомого противника вызывали уважение, а в карманах его кожаных шортов мог поместиться и пистолет, и что угодно еще. В то время как в карманах у Язона не было ничего. Он не стал их суетливо обшаривать – просто догадался: карманы-то уже совсем не те. Ведь на него теперь надели свободный белый костюм по моде последнего сезона на Дархане, а из старых вещей конфисковали все, вплоть до белья.

– Меня зовут Генри Морган.

– Ну, наконец-то! – вырвалось у Язона. – Как долго я вас искал.

– Вы – меня?! – неподдельно удивился Морган. – Это я вас ищу уже который год!

– Это который же именно? – заинтересовался Язон и добавил, не дожидаясь ответа: – Может, по поводу столь трогательного совпадения вы развяжете меня полностью. И уж тогда я точно закурю. А хулиганить не буду.

Морган посмотрел на Язона почти с восхищением и принялся немедленно отстегивать ремешки. То ли проникся вдруг небывалым доверием, то ли все это был заранее продуманный спектакль. Но так или иначе Язон счел возможным повторить свой вопрос:

– Так и насколько же давно вы меня разыскиваете?

– С той самого дня, когда ваши люди во главе земного флота разбили в пух и прах Звездную Орду на подступах к древнейшей из планет. Я навел тогда кое-какие справки о вас. Знаю, что карьеру Великого Игрока вы завершили блестящей победой над казино «Кассилия», а вот о дальнейшем… Впрочем, о дальнейшем вы мне сейчас сами расскажите, – словно опомнился вдруг Морган (действительно: кто кого захватил в плен?). – Сигару будете?

– Я предпочел бы те сигареты, которые вы у меня забрали, – нагло заявил Язон.

– Два – ноль в вашу пользу, – улыбнулся Морган и достал пачку «Антареса» из своего левого кармана.

– Два – один, – улыбнулся в ответ Язон, сраженный такой предупредительностью.

Это были его любимые на данном историческом этапе. Язон часто бросал курить, а начиная вновь, всякий раз переключался на другой сорт табака.

С надеждой брал он сейчас в руки маленькую пластиковую коробочку, но это оказалась не та упаковка, в двойную стенку которой был спрятан у Язона миниатюрный передатчик – это была новая, еще ни разу не открытая.

Морган понял причину короткой заминки, в ходе которой пальцы Язона ощупывали сигаретную пачку со всех сторон, вместо того, чтоб сразу открыть ее, и откровенно усмехнулся.

– Два – два, – объявил Язон и, не дожидаясь приглашения, пересел в кресло.

Морган толкнул освободившуюся каталку, как показалось Язону в совершенно произвольном направлении, и когда она уже неминуемо должна была с грохотом врезаться в стену, вдруг распахнулся черный провал, поглотил неуютную больничную койку на колесиках и тут же закрылся вновь, не оставив никаких следов. Впечатляющая техника.

Пират проследил за уважительным взглядом Язона и задал провокационный вопрос:

– А вы думали, мы совсем дураки?

Дверь он имел ввиду или сигареты, осталось неясным. Но какая, в сущности, разница?

– Нет, – ответил Язон просто и, в общем, почти честно. – Никогда так не думал. Иначе зачем бы стал искать вас?

– Врешь! – вдруг резко переходя на ты, выкрикнул Морган. – Ты же сказал Уэйну, что у нас у всех вместе мозгов меньше, чем у тебя одного!

«Три – два в его пользу», – про себя подумал Язон, но вслух не произнес ничего. Потому что это было, не «три – два», а «тридцать три – два». После такого удара нельзя было спешить с ответом, требовалось увернуться и перевести дух.

«Откуда он может знать такие подробности? От Меты? Едва ли. Извлек из мозга Язона? На известном уровне развития техники возможно и такое. Однако о пресловутой ментоскопии думать было неинтересно. Ведь врага, читающего твои мысли перехитрить обычным способом уже невозможно. Значит…»

– Мы, кажется еще на брудершафт не пили, – буркнул Язон якобы оскорбленный в лучших чувствах, а на самом деле просто выигрывая время.

– Сейчас выпьем, – мигом согласился Морган и щелкнул пальцами.

Из стены по уже знакомой схеме выкатился маленький очень изящный сервировочный столик. На нем красовалась солидная бутылка темного рома, надрезанный молодой кокос, полный прозрачного сока, вазочка со льдом, сахарница, тонкие ломтики зеленого лайма и два высоких бокала. Красиво.

Язон продолжал думать, лихорадочно перебирая варианты:

«Значит, что ж это получается: пират Морган с банкиром Уэйном заодно? Глупость какая-то! И последнее предположение, самое правдоподобное: не только Уэйн следит за Морганом, но и Морган за Уэйном, разговор был подслушан и записан – классическая шпионская схема. Интересно, кто же сильнее? А впрочем, провались они все в черную дыру, о чем я думаю? Пауза и так слишком затянулась. Главное сейчас – попытаться использовать знание Морганом того разговора в своих целях».

Язон выпил первую порцию, не разбавляя, и сразу перешел в наступление.

– А ты, Морган, всегда говоришь правду?

Пират задумался на секундочку, а потом громко расхохотался:

– О, Боже мой, я стараюсь никогда не говорить ее!

– Вот видишь, – подхватил Язон. – А я – игрок. Хитрость – мое главное оружие. Как еще я мог выведать у коварного сэра Роджера, где искать тебя? Я просто должен был пообещать ему помощь. Только так. Кажется, я сумел убедить его. Но в действительности ведь это форменное безумие – отнимать добытые тобою деньги и возвращать этому жулику. Ты получил их в бою, а он медленно, но верно обкрадывал собственный народ и незадачливых туристов. Неужели ты думаешь, что мое представление о справедливости так примитивно, как оно прозвучало в специальном изложении для Уэйна. Я игрок, Генри, запомни это!

– А что если Уэйн слышит сейчас твои слова? – вкрадчиво поинтересовался Морган.

– Не представляю, как это возможно, но если б слышал – было бы прекрасно, – ответил Язон, не задумываясь, и с удовольствием отметил удивленно поднявшиеся брови бывалого пирата. – Не понимаешь? Так ведь Уэйн в этом случае окончательно запутается в моих намерениях. А когда соперники путаются, выигрываю я.

Морган налил по второй и приготовился слушать дальше. Собеседник явно вызывал у него все больший интерес. Необходимо было развить успех.

– Много лет назад я обчистил Кассилию на три миллиарда, – напомнил Язон. – Не пятнадцать, конечно, но тоже хорошо. Позднее они хотели убить меня. Нам не за что любить друг друга. Если ты наводил справки обо мне, значит, должен хорошо знать, какие у меня отношения с законом. Да, я больше не играю в казино. Теперь это представляется слишком мелким. Но я, например, играю в войну, если предлагают высокие ставки. Земляне хороши платили, и я вместе с друзьями разбил тогда твою Звездную Орду.

– Это была не моя Орда, – возразил Морган. – Я просто примкнул к ним ненадолго. Я был еще молод и глуп, а они были вообще полные идиоты. Они громили всех подряд и кидались на любую преграду, как дикие звери, они должны были погибнуть. Черт с ними, Язон. Так чем же ты занимаешься теперь?

– О, теперь я играю по-крупному. Я не стану рассказывать тебе о своих операциях последних лет. Они были слишком масштабны. Боюсь, твоего воображения не хватит на такие цифры. И заметь, только очень узкий круг лиц посвящен в то, что именно я разрабатывал сценарии многих широко известных событий. («Побольше туману, – твердил себе Язон. – Побольше страшных тайн и самоуверенности, переходящей в наглость. Кажется, получается!») Я заработал очень много денег. На нескольких планетах я обладаю реальной властью. Но мне уже мало этого. Понимаешь, Генри? Жизнь вдруг показалась до оскомины скучной, однообразной. Мне не хватает размаха, не хватает дерзости, полета фантазии. Вот почему я стал искать серьезного сообщника. И мой выбор, естественно, пал на тебя. Если мы будем вместе, то рано или поздно возьмем не пятнадцать миллиардов из казино. Мы возьмем всю Кассилию. Ты веришь мне, Генри?

С последней фразой Язон явно перестарался.

Циничный Морган снова начал хохотать.

– Ах, Язон! Ах, звездный романтик! – он уже буквально давился от смеха. – Я очень-очень давно никому не верю. И ни во что не верю. Верить нельзя. Верят только абсолютные кретины. Но! – он вдруг сделался серьезным. – Ты нужен мне, Язон. И что бы ты не заливал тут – мне, или Роджеру – там, или даже самому себе перед зеркалом, работать ты будешь теперь на нашу команду. Такова данность.

– Правда?! – выдохнул Язон, как ему показалось с совершенно неподдельной радостью. – Я знал, что мы поймем друг друга!

– Нет, Язон, ты пока ничего не понял, – охладил Морган его неумеренную восторженность. – Ты будешь на нас работать не так, как сам хочешь, но так, как я скажу. А я еще буду думать, как именно. Задача-то непростая. У меня хватает головорезов, стреляющих без промаха и грызущих зубами металл. Для этого использовать тебя нерентабельно, просто глупо. Ты мне гораздо интереснее как мыслительный аппарат. Ты ведь правду сказал Уэйну: все наши мозги вместе взятые не стоят одной твоей головы. Но теперь эта голова – тоже наша. Да, я не верю словам. Никаким. И тебя мы проверим в деле. Очень скоро.

– Ограбим кого-нибудь здесь, на Дархане? – небрежно полюбопытствовал Язон.

– Фи, игрок, – скривился Морган. – Во-первых, мы уже давно не на Дархане. (Интересная информация! Ну, давай, давай, колись дальше!) А во-вторых, запомни. Мы не пираты, а флибустьеры. Пираты – это в переводе с древнего языка – просто грабители. Такие были в Звездной Орде – обыкновенные бандюги и воры. А флибустьеры – означает «свободно плывущие». («Это ж с какого языка ты переводил, голубчик? – подумал Язон. – Что-то мне подобная расшифровка неведома!») И мы, флибустьеры, свободны от всех законов людских и божьих, мы свободны от пустых обещаний, рабской любви и жалости, мы принадлежим только самим себе, и потому весь обитаемый мир скоро будет принадлежать нам…(«Ну, подобные песни мы уже где-то слышали, и не раз.»).

Язон отвлекся и начал думать о своем. Небрежно брошенное Морганом слово «любовь» напомнило о Мете. Где она теперь? Он обязан найти ее!

В одно мгновение эта задача сделалась для Язона главнейшей и неотложной. И момент для ее решения был уже как будто вполне подходящий: Морган допивал третий бокал разбавленного рома с подслащенным лаймом и веселел на глазах.

– Где Мета? – резко спросил Язон, вклиниваясь в поток цветистых слов самовлюбленного флибустьера.

Морган замолчал, словно его выключили, дососал золотистую жидкость из бокала и пробурчал недовольно:

– Чего ты дергаешься, парень? С ней все в порядке.

– Я спрашиваю, где она? – упрямо повторил Язон.

Флибустьеры, не флибустьеры – любые бандиты, во все века уважали силу и упорство.

– Здесь неподалеку. Она отдыхает. Немножко плохо вела себя. Пришлось ей сделать укол.

Язон вскочил, непроизвольно сжимая правой ладонью несуществующий пистолет, но вовремя совладал с собою и проговорил как можно спокойнее:

– Зря вы так…

– Зря мы так! – передразнил Морган. – Я же говорю, вела себя плохо. Тони Ховарда без глаза оставила.

– Это плохо, – посочувствовал Язон незнакомому Тони Ховарду.

– Да ничего плохого, – странно откликнулся Морган. – Два глаза – для флибустьера роскошь. Тони сам нарвался. Просто… она ведь могла и убить кого-то. А это уже лишнее. – Морган вдруг мечтательно зажмурился и помотал головой. – А вообще мировая девка – эта твоя Мета! Просто замечательная девка.

– Эй, ты, полегче, мухарриб! – Язон решил подпустить на всякий случай бранное дарханское словечко. Хуже не будет, а заодно и выяснит, как оно переводится. Не может этот полиглот с большой дороги не знать дарханского в элементарных пределах, раз уж орудовал на Жаркой Планете.

– Полегче! Слышишь? Она мне все-таки жена.

– Да я на нее не претендую, дуралей, – словно бы даже обиделся флибустьер. – Просто дерется твоя девка отлично. Трех моих бойцов стоит, ей богу!

А потом словно проснулся:

– Как ты меня назвал?! Мухарриб?

«О высокие звезды! – промелькнуло в голове у Язона. – Неужели перестарался? Вдруг это такое слово, за которое здесь башку снесут быстрее чем за «козла», так что о значении его и узнать не успеешь?»

– Да кто тебя научил так ругаться? – продолжал меж тем Морган. – Чем тебе мухаррибы не понравились. Профессия как профессия, не хуже любой другой.

– Профессия? – озадаченно переспросил Язон.

– Ну да, мухарриб – по-дархански означает контрабандист.

Язон улыбнулся своей нелепой ошибке, а Морган начал хохотать:

– Ну все, Язон, теперь я буду звать тебя Мухарриб.

– Как тебе будет угодно. Но мы отвлеклись, капитан. Прикажи-ка доставить мою жену сюда. Я хочу видеть, что Мета жива. И я тебе обещаю: здесь она не будет себя плохо вести. К тому же втроем нам станет гораздо проще обо всем договариваться.

– Что ж, Язон, – миролюбиво сказал Морган, нажал кнопку на своем браслете, поднес его к уху, затем к губам и коротко шепнул что-то. – Видит Бог, везет тебе сегодня. Пусть будет по-твоему. Минут через пять привезут твою девчонку.

Язон решил сменить тему, пока Морган, расслабленный недавним весельем, не посерьезнел и, чего доброго, не переменил своего решения:

– Скажи, Генри, – мне действительно интересно – почему ты все время поминаешь бога?

– Потому что я верю… – он запнулся, вспомнив свои же совсем недавние слова. – Потому что у нас принято верить в Бога.

– В Единого Бога, как у дарханцев? – решил уточнить Язон.

– При чем здесь! – бросил Морган раздраженно. – Забудь про Дархан. Мы теперь не скоро туда вернемся. Проклятая планета! Не выпить толком, ни с девочками порезвиться. Как я устал от этих черномазых идиотов! Видишь ли, я купил там кусок пустыни вместе с одной добывающей фирмой. Это приносит деньги, но главное – я имею перевалочную базу совсем рядом с «золотоносной» Кассилией, но в недоступной для нее зоне. И у меня прекрасные отношения с дарханскими властями. Потому что они уважают богатых и сильных, всех без разбору. – Он помолчал. – А вот я их всех ненавижу. Ты знаешь, как они добывают тяжелые металлы?

– Знаю, – сказал Язон, – открытым способом.

– Это надо видеть! – все сильнее заводился Морган. – Только песочек сдуют, метелочками сметут – и все! Дальше можно грести простой лопатой урановую руду. Но они не лопатами гребут, у них сотни роботов шуруют огромными ковшами – мегатонны в год. Господи, ну почему такое бесценное сокровище досталось каким-то чокнутым религиозным фанатикам?! Почему?!

– Что же ты у них не отнимешь? – мягко подколол Язон.

– Ты не поверишь, – откликнулся Морган серьезно, – но пока еще кишка тонка. Да, да, Кассилию пощипать намного проще. Но я и до этих доберусь, конечно. Ты только представь себе: моя фирма, моя земля, мои рабочие, мои роботы, а восемьдесят процентов – отдай Дархану. Потому что таков закон. Потому что «на Жаркой Планете, осененной десницею Единого Бога Гхахаба, ни горсти песка не может принадлежать неправильным». Так в их священной книге сказано. И ничего не поделаешь. Они нас грабят средь бела дня, а нам все равно выгодно с ними работать. Пока.

– Погоди, – растерялся Язон, – как ты назвал этого бога? Они же не произносят его имени.

– Они не произносят, а я произношу. Гхахаб по-ихнему означает «золото». Это действительно одно из древних имен бога. Мне, например, очень нравится. Оно соответствует реальному положению дел. Золотишку-то и я готов поклоняться.

– Уф! – выдохнул Язон. – Теперь я совсем ничего не понимаю. Ты вообще кто? «Свободно плывущий» или обыкновенный мелкий бизнесмен с Дархана?

– Молчать, жалкий «мухарриб»! На Дархане работает мой управляющий, он даже не флибустьер. Нас много, мы идем к большим деньгам и большой власти разными способами, но я – лично я – всегда в свободном плавании. Моя свобода – мой главный козырь…

Опять пошло самолюбование и самовосхваление, которое немного раздражало. Впрочем, словечко «мухарриб» в этом контексте порадовало. Если человек чувство юмора сохраняет, значит еще не все потеряно. Да и вообще, в целом Язон не переставал удивляться разносторонним способностям Моргана. Он-то ожидал увидеть грубого, скудоумного убийцу с низким лбом, маленькими глазками и волосатыми ручищами, по локоть в неотмываемой крови. А перед ним сидел едва ли не рафинированный интеллектуал, рассуждающий об этимологии иностранных слов, об экономике и религии.

И все равно он – убийца. Об этом не следовало забывать.

Морган плеснул себе еще и выпил. Язон тоже долил капельку в свой бокал, чтобы соответствовать, но пить уже не стал. Приближался весьма ответственный момент, когда должны были определиться их дальнейшие отношения.

– Я, кажется, спросил тебя о Боге? – напомнил Язон.

– Да, – кивнул Морган. – Мы верим в истинного Бога – Иисуса Христа. У нас так принято. Мы носим нательные крестики. Мы обращаемся к Богу с просьбами, и он посылает нам удачу. У нас есть церкви и капелланы. Они крестят наших детей, благословляют наши браки и провожают в последний путь наших убитых, если бывает такая возможность. Некоторые на моей планете верят в загробное существование, им легче и жить и умирать. Но я не верю ни во что, разве что в свободу, которую дал мне Иисус и в удачу моей свободной планеты, которая принадлежит только самой себе, и потому ей будет принадлежать весь мир.

Информация про планету проскочила весьма любопытная, но вряд ли Морган, даже будучи пьяным, расскажет о родных краях больше, чем сочтет нужным, и Язон не стал задавать вопросов на эту тему, а зацепился пока за другое:

– Постой, но ведь Иисус сказал: «Не убий». Как же ты можешь носить крест и заниматься разбоем?

– Э, Язон, какой ты наивный, право! Это же очень-очень древний спор. Я готов доказать тебе свою правоту, но как-нибудь в другой раз. Сейчас неохота. Я читал Библию, действительно читал. Но большинству моих людей некогда даже обучиться грамоте. Капелланы в храмах зачитывают им отдельные, самые главные строки из священного писания. И уж поверь мне, Язон, в Библии можно найти все что угодно. Да и сам Христос много всяких слов наговорил, помимо «не убий». «Не мир, но меч принес я вам», «Смоковницу, не дающую плода – сруби!», «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов!» – вот что говорил Спаситель. Но однако не это главное. Главное – свобода. Ради свободы только и стоит жить.

Такой оригинальной трактовки христианства Язон еще ни разу не встречал и с удовольствием поговорил бы подробнее с необычайно эрудированным пиратом. Но в этот момент стена прямо перед ними разверзлась, и в сопровождении крепкой желтолицей очень раскосой, но удивительно симпатичной девушки в комнату не въехала на каталке, а своими ногами вошла Мета.

– Ну, и что мы тут делаем с тобою, Язон? – по-хозяйски спросила она.

– Я так понимаю, летим.

– Куда? – осведомилась Мета.

– На планету… Генри, как ты сказал, она называется?

– Я не говорил. («Вот скотина, видать, не так уж ты и пьян!») Но она называется Джемейка.

– Видишь, – сказал Язон, – мы летим на планету Джемейка.

– Прекрасно, – Мета явно не чувствовала себя пленницей. – Познакомься: это Мадам Цин.

– Очень приятно, – сказал Язон. – Мухарриб динАльт.

Потом поднялся и, сделав шаг навстречу, церемонно поцеловал девушке ручку.

На каком-то из миров это было очень принято, он точно не помнил, на каком, но обычай ему понравился.

– А это, – решил Язон продолжить в том же духе, – здешний капитан сэр Генри Морган, собственной персоной.

– Я очень много слышала о вас, – жеманно проворковала Мета.

Все это было настолько странно, настолько непохоже на нее, что Язон начал подумывать, уж не спит ли он, уж не во сне ли все происходит.

Морган по примеру Язона запечатлел поцелуй на руке Меты, остался страшно доволен собою, и тут же предложил девушкам рому. Девушки не отказались – лихо опрокинули по стаканчику. И только в этот момент Язон начал что-то понимать: у девушек тоже не первая доза за сегодня. А на его Мету, очевидно, еще и укол продолжал действовать. Весело. Но на самом-то деле ничего хорошего. Даже в кругу друзей не стоит терять контроля над собой, а уж здесь… Такое безобразие следовало как можно скорее прекращать.

– Сэр Генри, может, нам с женою немного отдохнуть? Вы не проводите нас в нашу каюту? – с напускной робостью спросил Язон.

На самом-то деле вопрос был очень нахальный, и Язон бы ничуть не удивился, если б в ответ Морган рассвирепел и отдал приказ снова привязать их к каталкам, а то и вкатить дозу какой-нибудь усыпляющей дряни. Однако реакция главаря флибустьеров оказалась совсем иной:

– Что вы, что вы, милейший! Сейчас мы все вместе пойдем обедать. Нас ждут в главном зале. Торжественный обед с вином и прекрасными закусками. Раз уж мы обо всем договорились.

– О боже! – воскликнул Язон, картинно закатывая глаза. – Только не это!

Лексику флибустьерскую он уже осваивал помаленечку, а вот о чем и когда они успели договориться – пока не понял.

Но оказалось, действительно успели. У Моргана была своя, особая метода. Вроде и поговорили о пустяках, пошутили, похихикали, а в итоге все главное – ясно: кто ты, с кем ты и для чего дальше жить.

Глава 7

Линейный крейсер, носивший гордое имя «Конкистадор», был по-настоящему великолепен. Не мощнее «Арго», но безусловно современнее и сложнее. Чтобы попытаться удрать с него, требовались долгие часы, а то и дни на изучение всех систем управления и защиты. Существенно ускорить этот процесс помог бы грамотный инструктаж кого-либо из членов экипажа. Однако искать предателя среди флибустьеров – задача крайне неблагодарная. Любителей вести двойную игру среди них практически не встречалось. Если же вдруг выявлялись таковые, Морган не долго думая отрубал хитрецам все, что находилось у них выше плеч. Все поголовно хорошо знали о существующем порядке, а не слишком оригинальное желание оставаться живыми было свойственно флибустьерам в не меньшей степени, чем всем прочим людям. В общем, на вербовку противника в свои ряды пиррянские лазутчики рассчитывать не могли.

А кроме того весьма проницательный Морган понял и еще одну важную вещь: какие бы цели не преследовал Язон, до Джемейки он долетит обязательно. Хотя бы из любопытства. Не такой это человек, чтобы вот просто взять, и упустить редчайший шанс на знакомство с пиратской столицей галактики.

О Джемейке ходили легенды по всей обитаемой вселенной. Большинство придерживалось такого мнения, что пиратская вольница размером с планету – не более, чем досужая выдумка, плод чьей-то болезненной фантазии. А в реальность существования Джемейки верили всерьез только люди совершенно определенного сорта: бандиты, жулики, аферисты, космические бродяги, последние романтики одиночного межзвездного плавания, а также (в виде исключения) некоторые ученые-социологи, мечтающие добраться до единственной в своем роде действующей модели общества, состоящего целиком из людей, нарушающих общепринятые законы.

Скучающие богатые бездельники, сорящие деньгами в лучших ресторанах и казино Кассилии или полноценно расслабляющиеся на шикарных курортах классом не ниже Сан-бич на Клианде, любили посудачить о Джемейке. И чего только не наслушался от них Язон в свое время! Например, что это рай земной, по разнообразию наслаждений не сравнимый ни с одним другим местом во вселенной. Или – что это наказание господне для всех грешников, потому как страшнее Джемейки ничего на свете быть не может. Говорили также, что пиратская планета залетела к нам из другого, сопредельного пространства; или – что построена она вся из искусственных материалов древними учеными в порядке эксперимента. А еще – бродила даже такая сплетня – будто Джемейка это и есть настоящая Старая Земля, прародина всего человечества, правда сильно изменившаяся с тех далеких времен.

Ну, как же не посетить столь удивительный уголок вселенной, тем более когда сам хозяин приглашает тебя туда?

Мета, как и всякая нормальная пиррянка, излишним любопытством, разумеется, не страдала, но любимого Язона поддерживала во всем. А к тому же неожиданно для самой себя она вдруг сжилась с предложенной ролью быстрее и лучше, чем сам автор идеи. В общем-то, ничего удивительного – ведь обстановка вокруг была почти знакомая. Флибустьеры подкупали Мету своей прямотой, смелостью, силой. В сущности психологическим складом они напоминали ей оставленных на родной планете соплеменников. Особое, уникальное чувство опасности, казалось, тоже свойственно им от рождения, а про постоянную готовность к бою уж и говорить не стоило.

И что еще понравилось Мете, так это трезвый подход ко всему и удивительная отходчивость флибустьеров. Вообще-то умение прощать почти всегда сопутствует вспыльчивости. В данном случае и то и другое выражалось в особо яркой форме. Никто не затаил никаких обид: ни поверженный еще в космопорту Дархана Кортес, ни раненные ею в холле отеля «Лулу», ни даже потерявший глаз невежливый Ховард, вздумавший было обесчестить Мету. Никто теперь не держал на нее зла. Все только восхищались ее красотой, ее силой, ее характером. А Мета в ответ восхищалась ими. Идиллия эта могла бы продолжаться долго, если бы не некоторые события, которые должны были произойти и произошли со всей неизбежностью.

Конечно, уже следующим вечером, полностью придя в себя после масштабной пьянки, они уже на трезвую голову рискнули вновь побеседовать с Морганом. Между прочим, подобные пьянки, как им рассказали, случались на пиратском корабле неизбежно всякий раз после отлета с богоугодного непьющего Дархана. И все еще злой с похмелья капитан «Конкистадора» был на редкость неприветлив, замкнут и удостоил пленников всего лишь двумя-тремя короткими фразами, а для дальнейшего обсуждения практических деталей пригласил своего старшего помощника Франсуа д'Олоне. Старпом оказался поразговорчивее, но в силу известной тупости, видной даже самым невооруженным глазом, этот второй по значимости начальник все никак не мог определить своего личного отношения к пленникам: то ли оба принадлежат ему в полной мере, как обычно и случалось, то ли наоборот – они какие-то важные персоны, и следует держаться поосторожнее. Особенно раздражало бывалого пирата присутствие женщины, равной в правах с мужчинами. Представительниц слабого пола он с юных лет привык считать собственностью, товаром, предметом для получения известных удовольствий. Исключение было сделано лишь однажды – для боевойподруги – Мадам Цин. А тут вдруг еще какая-то выскочка появилась, мало того, что отнести ее к слабому полу как-то и язык не поворачивался после всех суровых разборок, так ведь теперь еще и старина Морган не велел обижать инопланетную сучку.

Д'Олоне так и пожирал Мету глазами, и во взгляде его смешались лютая ненависть, по-звериному неистовое желание обладать роскошным телом и что-то еще, что-то вроде зависти. Да, непростую и даже неприятную для себя инструкцию получил на этот раз от Моргана избалованный властью и вседозволенностью д'Олоне. Вот он и мямлил теперь невнятно, бурчал что-то себе под нос с крайне недовольным видом, пыхтел, отдувался, прежде чем наконец сумел сформулировать права и обязанности новых членов коллектива.

Все оказалось, в общем, достаточно просто. Язону и Мете возвратили практически все их личные вещи, и прежде всего – пистолеты. Флибустьеры лучше других понимали, что означает для профессионала привычка никогда не расставаться с оружием. А к тому же, пока пленники лежали без сознания, пиррянская система прыгающего из кобуры пистолета была детально изучена, и местные умельцы уже через три дня обеспечили всю команду корабля точно такими же устройствами, уровняв возможности пиратов и чужаков.

На «Конкистадоре» никто не боялся перестрелок. Люди были все сплошь серьезные, и случайной пальбы (даже спьяну) никогда бы не допустили. Так что вопрос с оружием решился на удивление быстро и легко. Хуже оказалось с техникой связи.

Доверие доверием, но Морган честно признался: пока еще он опасается Язона. Мало ли что взбредет тому в его уж слишком светлую голову! И все без исключения аппараты дальнего радиуса действия главарь флибустьеров на всякий случай у новой парочки конфисковал безвозвратно. Он догадывался, что Язон динАльт вряд ли станет вызывать на помощь особые отряды Специального Корпуса, не унизится до этого Великий Игрок, а вот каких-нибудь верных друзей кликнуть может. Морган плохо представлял себе, какие именно могут быть товарищи у Язона, но оценив сразу и по достоинству бойцовские качества Меты, заранее побаивался подобных друганов.

Если даже Язон совершенно искренне намеревался сотрудничать с флибустьерами, рассуждал Морган, все равно дальней связи он пока не заслужил. Не с кем ему болтать через тысячи парсеков. Не с кем и незачем. Ведь уже сам факт нахождения этих двоих на борту «Конкистадора» является информацией совершенно секретной. А уж местонахождение крейсера – тем более. Собственный же их, корабельный узел связи охранялся, разумеется, так, что не только Язону с Метой, но и целому десятку пиррян, наверно, не удалось бы взять его штурмом.

Ну а для ближней связи, то есть в пределах корабля им с Метой выданы были обычные карманные передатчики. И на том спасибо.

Вообще грех было обижаться на столь радушных пиратов. Условия пленникам создали лучше некуда: отдельная каюта, относительная свобода перемещений, возможность связаться друг с другом в любой момент, питание вместе со всеми, продукты качественные, и наконец, высокое право носить боевое оружие, а значит (если вдруг совсем жить надоест) захватить с собою на тот свет парочку-другую врагов, то есть новых друзей. Действительно грех обижаться. А они и не обижались, просто ждали конца путешествия и думали, что же все-таки можно сделать в подобной ситуации.

Аппаратура для прослушивания, если где и стояла, так в отведенной им каюте. В одежде ничего подобного обнаружить не удалось, а следует заметить, что у флибустьеров было принято носить очень легкие рубашки из тончайшего металлопластового полотна и грубые штаны из синтетической кожи. И то и другое хорошо защищало от жестких излучений и высоких температур, но ни в какой мере не являлось доспехами. Не только любые пули прошивали насквозь эту пижонскую одежду, но и самые обыкновенные ножи. А пираты, кстати, были большими поклонниками холодного оружия. Они виртуозно метали в цель короткие специально отцентрованные кинжалы, а другими клинками, длинными и тяжелыми, как мечи, но искривленной формой своей напоминавшими скорее сабли, могли, по словам очевидцев, в считанные секунды изрубить живого человека на куски. Почему им доставлял удовольствие такой неопрятный способ убийства, Язон пока не понимал, но сразу поверил: сабли тут используют по прямому назначению, а вовсе они не являются, как предположила вначале Мета, чисто декоративной деталью туалета. В том, что Язон прав, им предстояло убедиться очень скоро.

Первый свой разговор без свидетелей Язон и Мета провели в огромном сферическом зале у обзорного экрана, напоминавшего стандартный купол иллюминатора. Конечно, никакого прозрачного окошка в этом сугубо военном чудовище быть не могло. Астронавигаторская находилась в другом отсеке, а информация об окружающем пространстве поступала, разумеется, только через внешние микродатчики, вмонтированные в броню. Однако, как удалось узнать позднее, свирепый «Конкистадор», ощетинившийся в мир сотнями пушек, был внешне закамуфлирован под обыкновенный транспортный корабль. Соответственно, имелся у него и бутафорский обзорный купол, для полноты иллюзии даже покрытый сверху тонким слоем прозрачной стеклостали. Возникшее же в силу такой конструктивной особенности внутреннее помещение пираты использовали иногда для своих общих собраний. Ну и конечно, оборудовали этот зал заседаний большим экраном, на который можно было подавать любую текущую информацию, а при желании, просто полюбоваться картинами звездного неба, с бороздящей его вдоль и поперек потенциальной добычей. Иногда для разнообразия любовались пейзажами далеких планет, на которые собирались напасть в ближайшем будущем.

– Ну, и каковы наши дальнейшие планы? – поинтересовалась Мета.

– А наши планы пока не меняются. Движемся прежним курсом, причем, я должен заметить, первый этап пройден успешно.

– Ну, конечно, если не считать, что нас едва не убили.

– Мета! Я просто не узнаю тебя. По-моему, на нашей планете любому человеку случалось по двадцать раз на дню бывать «едва не убитым». Неужели ты до сих пор не привыкла к этому.

– Конечно, привыкла. Но на этот раз появилось что-то новое. Видишь ли, я, кажется перестала понимать, чего ради рискую жизнью.

– Не понял, – сказал Язон еще более удивленно. – Объясни подробнее.

– Не знаю, смогу ли… Понимаешь, ты ведь очнулся только на корабле, а я – еще в пустыне. Доза китового газа оказалась маловата для меня. Я открыла глаза в кузове пескохода. Его сильно мотало в тот момент, видно, переезжали самую верхушку бархана. Три фигуры со стволами, поднятыми кверху качались передо мной, они были чернее неба и закрывали звезды. Я лежала, связанная простой веревкой, которую скорее всего легко сумела бы разорвать. Но именно тогда я вдруг подумала, что впервые в жизни не хочу драться. Я перестала понимать, зачем. И когда они переносили меня в космический челнок, я не стала прикидываться спящей, чтобы потом неожиданно напасть на них. Они увидели мои открытые глаза, удивленно зацокали языками, заулыбались и сказали: «Эй, глядите, она проснулась! Значит, девочке пора выпить». Откуда-то появилась большая бутылка рома, и они долго вливали мне в горло обжигающую жидкость. Но во время старта я еще не потеряла сознания. И абсолютно точно помню: старт был бесшумным.

– Или тебя уложили в звуконепроницаемом отсеке, – предположил Язон.

– Нет. Я абсолютно уверена: старт был бесшумным. Поверь моему пилотскому опыту.

– То есть ты хочешь сказать, что флибустьеры владеют гравитонными двигателями.

– Да, Язон, именно это я и хочу сказать. Но мы же совсем о другом говорили.

– Да, – согласился он, – мы говорили о тебе.

И замолчал, размышляя. Он еще сильно побаивался прослушивания их разговоров, тем более когда на корабле такая совершенная техника. Он сам старался не говорить ничего лишнего и Мете, взяв ее за руку, попробовал передать свою тревогу. С другой стороны, ему очень хотелось придумать какую-нибудь такую тему для беседы, чтобы потом, при разговоре с Морганом, сразу понять, была ли прослушка. Если, конечно, Морган не окажется еще хитрее.

– Они пытались узнать с какой мы планеты? – спросил Язон после паузы.

– Конечно. И я сразу сказала им правду. Я не боюсь. Я считаю, что наша планета Счастье в случае чего сумеет дать отпор целому флибустьерскому флоту.

«Молодец Мета! – подумал Язон. – Вроде ни в какой разведшколе не училась, а легенды лихо сочиняет».

– Почему ты думаешь, что Морган вообще захочет нападать на нашу планету?

– Да в общем-то я так и не думаю. Просто Мадам Цин объяснила мне, что при некоторых обстоятельствах флибустьеры не щадят никого. Свобода и нажива – только две ценности существуют для них в мире. Дружба у них понятие относительное. На друга можно, например, обидеться за ни к месту сказанное слово и отрубить ему голову. Или напасть на родную планету друга, если тот, допустим, украл у тебя девчонку. А еще здесь проигрывают в карты людей, корабли и целые планеты.

– Но ведь мы же не будем ставить на кон свою планету. Да и вообще, можем просто не садиться играть.

– Не можем. Отказаться от игры – смертельная обида.

Мета задумчиво покачала головой, видно, пыталась вспомнить что-то еще не менее интересное из рассказов Мадам Цин.

А Язону пришла в голову очень простая, в сущности, мысль: жить по здешним законам окажется гораздо сложнее, чем они решили поначалу.

Он так и не придумал в тот раз, на чем поймать Моргана с возможным подслушиванием.

Поэтому на следующий день Язон осмелился устроить весьма опасную аферу. Начав разговор с Метой еще в кольцевом коридоре, он вновь вывел ее к обзорному экрану.

– Пока мы здесь одни, – зашептал Язон, – слушай меня очень внимательно. Я кое-что выяснил. Узел связи они действительно охраняют, как сумасшедшие, а вот капитанскую рубку – гораздо менее серьезно – там всего три человека. Однако на главном пульте управления тоже есть резервный джамп-передатчик. Я смогу его использовать для связи с нашей планетой. Для этого понадобится меньше минуты. План предельно прост. Ровно в восемнадцать ноль-ноль по корабельному времени у них пересменка. За пульт вместо Тони Ховарда встанет Эдди Хук, и вахтенных у дверей сменят двое других. То есть в этот момент их будет шестеро, а не трое. В такую минуту никто не ждет нападения. Они расслабляются, теряют бдительность. Я это наблюдал. А что такое для нас с тобою, Мета, шесть человек в рукопашной схватке? Главное, не позволить им открыть стрельбу.

– А если все-таки…

– Ну, значит и мы будем стрелять. Не хотелось бы, конечно, но, пойми, рано или поздно все равно на шум прибегут другие. К этому мы тоже будем готовы. Рубка хорошо блокируется изнутри. А захватив управление кораблем, мы будем шантажировать их.

– И ты это все говоришь серьезно, Язон? – испуганно спросила Мета.

– Абсолютно серьезно. Или ты хочешь остаться пленницей на всю жизнь?

Язон держал ее руку, нежно сжимая кисть и одновременно надавливая указательным пальцем на середину ладони. Это был условный знак, который он попытался расшифровать ей по дороге: «Когда я вот так беру тебя за руку, я невольно начинаю говорить не совсем то, что думаю…» Этакая вроде бы невинно-абсурдная фразочка, каких немало произносится между влюбленными.

Но она поняла. Она все поняла! И сказала теперь тоже свистящим заговорщицким шепотом:

– Нет, Язон, я не хочу быть пленницей всю жизнь. Я поняла тебя. Значит, ровно в восемнадцать ноль-ноль мы подойдем к капитанской рубке с разных сторон…

«Ну, что же, – думал Язон, без двух минут шесть шагая по длинному переходу, – если нас поджидает засада, я так прямо и скажу: «Ребята, уж очень хотелось узнать, насколько тщательно вы тут шпионите за новыми друзьями». Есть, конечно, риск получить за подобную шутку клинок в печень, но еще больший риск – обнаружить, что засады нет… То есть опаснее всего не разглядеть засады. А потом у кого-нибудь не выдержат нервы».

На последнем повороте Язона обогнал Эдди Хук, небрежно кивнул ему и даже не поинтересовался, что делает чужак в такой близости от главного пульта управления кораблем. Потом вдруг оглянулся (ни тени подозрительности в глазах!) и спросил:

– Капитана ищешь?

– Нет, Ховарда, – сказал Язон.

– Он сейчас выйдет, – любезно сообщил Хук.

В противоположном конце коридора показалась Мета, за нею двое бойцов с саблями наголо, как и принято в момент заступления на вахту. Пираты равнодушно обтекли Мету с двух сторон (некогда на женщину отвлекаться, караульная служба – дело серьезное) и приблизились к дверям. Смена прошла быстро и четко. Из рубки вышел одноглазый Ховард, посмотрел миролюбиво и поинтересовался:

– А чего это вы тут делаете?

Вопрос был скорее риторическим, и, не дожидаясь ответа, пират попросил у Язона закурить. Закурили. Потом Язон, окончательно успокоившись, сообщил:

– Да мы вот хотели поинтересоваться, когда ближайшая остановка на планете будет.

– Смешные вы ребята! – улыбнулся Ховард. – Думаете, Морган вас наружу выпустит?

– А почему нет? – прикинулся дурачком Язон.

– Действительно: почему? – еще раз улыбнулся Ховард. – Ох, смешные вы ребята! Ладно. Об этом спросите у Генри. А пока слушайте и запоминайте. Флибустьеры по планам не живут. На то мы и свободно плывущие, чтобы никогда не знать, где следующая остановка.

– Неужели действительно так?! – искренне удивился Язон.

– Клянусь Христом-Богом, рожденным в Вифлиеме, и всеми дезинтеграторами нашего корабля! – воскликнул Ховард и ушел вдаль по коридору, стуча тяжелыми электромагнитными подошвами.

– Ну, и что ты скажешь обо всем этом? – не удержалась Мета, уже самим вопросом давая ответ: раз можно вслух обсуждать итоги, значит…

– Думаю, плевать им с высокой радиомачты на все наши с тобой страшные секреты. За Уэйном Морган шпионит ради огромных денег. А про наши финансы ему пока ничего неизвестно, и нужны мы ему совсем для другого.

– А если он все таки оказался хитрее хитрого: все слышал, все понял и потому не клюнул на провокацию? – на всякий случай спросила Мета.

Язон еще раз задумался, прокручивая в голове варианты и сказал наконец:

– Вряд ли. Ой, вряд ли!

В общем, еще через день они уже беседовали в своем любимом месте у обзорного экрана о возможностях завоевания пиррянами пиратской планеты Джемейка. Возможности, конечно, были, но для их серьезной оценки требовалось посмотреть на эту Джемейку вблизи. Уж поскорей бы! Все-таки на планете будет наверняка интереснее, а здесь такая скучища!

Прошло еще два дня, и скучища кончилась.

Глава 8

Весь огромный экран занимала чернота межзвездного пространства, испещренная разноцветными искорками. Язон попытался сориентироваться, Мета решила помочь ему и тоже нашла несколько знакомых созвездий. В итоге они с хорошей точностью установили координаты корабля. Впрочем, тут же и усомнились в собственных выкладках. Ведь корабль двигался в джамп-режиме, так что реальной картинкой, если б работала стандартная оптика, могли быть лишь причудливые разводы, которыми им всегда так нравилось любоваться. А то, что приходилось наблюдать сейчас, вероятнее всего компьютер выдавал просто из памяти. Конечно, сменяющие друг друга виды звездного неба в принципе могли соответствовать реальному маршруту корабля (так обычно и делалось, дабы пилотам легче было сориентироваться в случае экстренного выхода в обычное пространство), но это на других кораблях и в другой ситуации, а здесь и сейчас, где от них явно пытались скрыть все, что только можно…

Размышления Язона были прерваны неожиданным вопросом Меты:

– Видишь?

В середине экрана возникла из черной пустоты слабо светящаяся точка.

– Да. Полагаешь, какой-нибудь болид?

– Нет, это искусственный объект, – профессионально определила Мета.

– Ты уверена? – на всякий случай спросил Язон.

– Абсолютно. И он приближается.

– А если это все-таки запись? – предположил Язон.

Мета не успела ответить. По интеркому прозвучал сигнал срочного вызова и тут же голос самого Моргана:

– Язон! Мета! Зайдите в капитанскую рубку как можно скорее!

И пока они бежали по коридорам Язон уже сам догадался, что на экране была не запись, иначе с чего бы поднялась такая суматоха, но…

– Мета, постой, как мы можем видеть встречный корабль, если летим в джамп-режиме.

– Значит, мы уже не летим в джамп-режиме, – откликнулась Мета, не сбавляя шага и оглянувшись лишь на секундочку.

– Не понимаю, – сказал Язон. – Гиперпереход, – это всегда так неприятно, его даже во сне чувствуешь.

– Да, да, – согласилась Мета, – но у них здесь совершенно обалденные гравитационно-магнитные компенсаторы. Я забыла тебе сказать, когда мы стартовали с орбиты, когда после ныряли в кривопространство, я тоже не почувствовала ничегошеньки и еще тогда догадалась, что это такая совершенная техника. Неслабо оснастились, да? А казалось бы, простые бандюги… Эх, вот эту бы технику – да в мирных целях! То есть к нам…

– Не забывай, – перебил ее Язон, – примерно такую задачу мы с тобою здесь и решаем. Только не стоит говорить об этом вслух, когда мы уже почти в двух шагах от достопочтенного сэра Генри.

Дверь капитанской рубки была распахнута настежь. Рядом с Морганом стоял д'Олоне, и оба они неотрывно следили за фронтальным экраном. Бегущая строка внизу показывала стремительно уменьшающееся расстояние до объекта и все характеристики, которые компьютер считал возможным сообщить.

– Можете определить тип корабля с этой дистанции? – спросил Морган, коротко оглянувшись на вошедших.

Ответила Мета, причем быстро, практически не задумываясь:

– Это легкий боевой крейсер, усиленный дополнительной броней за счет снижения огневой мощи. Такие применяют на второй линии атаки во время боя, но этот экземпляр, возможно, просто списан с вооружения какой-нибудь могучей армии для дальнейшего использования в хозяйственных целях.

– Почему так считаешь? – коротко оглянувшись, спросил Морган и тут же вновь уставился в экран.

– Потому что у него центральный локатор чисто гражданского исполнения.

Мета отвечала лихо, как отличница на экзамене.

«Все-таки она еще очень молода, – подумал Язон. – Любит покрасоваться. И тоже мне – нашла перед кем!»

– Спасибо, – улыбнулся Морган. – Полезная информация.

К Язону повернулся д'Олоне:

– А вы, динАльт, что думаете по поводу этого корабля.

– А я не думаю, я знаю, – ответил Язон. (Позерство оказалось болезнью заразной. Но что поделать, надо же было как-то заслуживать доверие пиратов!) – Я знаю: это инкассаторский корабль.

Оба флибустьера заулыбались, а в глазах у них появился откровенно алчный блеск. Малограмотный д'Олоне на всякий случай переспросил:

– Транспортировка наличных денег?

– Да, – сказал Язон, – межпланетная банковская перевозка.

– И что же она, интересно, делает в межзвездном пространстве? – заметила Мета, ни к кому конкретно не обращаясь.

Д'Олоне еще раз широко улыбнулся. Язон проследил за его взглядом и в очередной раз понял, что пирату действительно нравятся не только слова, произносимые Метой, но и сама пленница.

– Значит, это межзвездный инкассаторский корабль, – сделал самостоятельный вывод д'Олоне, ставший для него результатом серьезной мыслительной работы. – Вот и отлично, на нем денег больше.

– Это так, Язон? – спросил Морган.

– Вероятно, – согласился Язон. – Вот только нападать на инкассаторов абсолютно бессмысленно. В переговоры они не вступают ни с кем, согласно уставу своей службы, а при малейшем проявлении агрессивности, автоматически уходят в кривопространство, откуда по джамп-связи вызывают полицию. Полицейские корабли запеленгуют вас мгновенно и начнут перехват. В общем, вместо ограбления придется принять бой. Охота вам устраивать стычку с профессионалами и рисковать попасться властям здешней звездной системы из-за каких-нибудь трех-пяти миллиардов? По-настоящему больших сумм на таких потрепанных лоханках просто не возят, так что скорее всего денег там будет еще меньше.

Морган молчал, загадочно улыбаясь. Туповатый д'Олоне силился понять, о чем размышляет капитан. И Язон, воспользовавшись паузой, решил добавить еще один аргумент:

– Мне кажется, мы летим домой с очень неплохим кушем. Может, все-таки важнее сохранить его?

Он специально сказал «мы», подчеркнув единство интересов. Но Морган уже почти не слушал его.

– Нет, – проговорил пиратский капитан уверенно. – Те, кто пытался остановиться на достигнутом, в итоге теряли все. А флибустьеры никогда не боялись трудных задач. Ты здорово помог нам, Язон. Неужели теперь старина Морган не использует свой шанс? Говоришь, они не вступают в переговоры? А как прореагирует командир инкассаторов на сигнал «SOS»?

Язон никогда не служил в инкассаторской службе, и честно говоря, не знал, что писано в уставах по этому поводу, но он хорошо знал другое: профессиональная солидарность астропилотов зачастую оказывалась выше служебного долга.

– Не знаю, – честно признался он.

– Что ж, – заключил Морган, – тем интереснее будет узнать. Всем нам.

Расстояние между двумя кораблями к этому моменту как раз сделалось таким, когда радиопереговоры стали необходимыми, если каждый из них предполагал двигаться прежним курсом, а столкнуться лоб в лоб они пока еще не собирались.

Морган нажал кнопку внешней тревоги, то есть послал в пространство тот самый всем понятный сигнал «SOS». И одновременно оповестил свой экипаж о трехминутной готовности к бою в любом из двух вариантов, то есть предложил настроиться на оборону и атаку одновременно.

Мысли Язона путались. Он все пытался вычленить главное, а это ему никак не удавалось, и он просто спросил Моргана:

– Что ты собираешься делать?

– Я собираюсь только взять деньги, – улыбнулся Морган, – не размениваясь на подробности. – Убивать я там никого не хочу. Только деньги, Язон.

Все стало еще непонятнее. И тут пришел ответ с инкассатора:

– Сообщите, что с вами. Какого рода помощь необходима?

– У нас отказали маршевые двигатели и генератор джамп-режима в результате бандитского нападения и взрыва, – беспардонно врал Морган. – Ремонт реален, но все оставшиеся в живых члены экипажа тяжело ранены. Пришлите в помощь хотя бы одного человека.

– Человека выслать не можем, – без объяснения причин ответили с инкассатора. – Высылаем вам ремонтного робота.

– Спасибо, – продолжал передавать обнаглевший Морган, – но робот годится только универсальный: с монтажными, медицинскими, навигационными и прочими функциями. Понимаете меня?

– Понимаем. Именно такой робот сейчас и будет направлен к вам.

– Отлично! – прошептал Морган. – Без универсального робота они не улетят. Это слишком дорогая игрушка. И все же, Миссон… Слышишь меня, Миссон?

– Да, капитан! – откликнулся главный среди флибустьеров конструктор-изобретатель.

– Приготовься к технической атаке по схеме номер двадцать семь. Если люк откроют с нашей стороны, приступаешь к операции немедленно. Помни, наш принцип – использовать каждый шанс.

Но люк-таки открылся с противоположной стороны. Не настолько уж дураки были эти инкассаторы. Солидарность солидарностью, но инструкции свои они соблюдали четко.

Роботу, прибывшему на «Конкистадор», дали возможность рапортовать хозяевам о нормальном приеме соответствующими автоматами, ну а дальше начал работать технический гений Миссона. Морган не счел нужным посвящать Язона и Мету в детали операции, но в самом общем виде идею обрисовал: примерно за полчаса робот будет полностью перепрограммирован, напичкан хитрым оружием, доложит о выполненной работе и вернется к инкассаторам уже в качестве диверсанта, коварного вражеского агента. Конечно, этот не слишком новый трюк может быть и разгадан ушлыми инкассаторами, но весь вопрос, на каком этапе. Троянский конь флибустьеров не будет ждать ночи, он начнет действовать мгновенно, едва откроется внутренний шлюз, так что разгадка замысла, пришедшая даже с секундным опозданием никому уже не поможет.

Морган так и выразился об этом роботе – «троянский конь», и Язон еще раз содрогнулся от эрудиции этого мерзавца. Столь древние земные легенды были позабыты многими в современном мире, даже учеными и политиками.

– Как же именно будет действовать на инкассаторском корабле перепрограммированный робот? – осторожно спросил Язон.

– А вот увидишь, – хитро ответил Морган, – так тебе все и расскажи. А пока, ребята – для всех, кроме Миссона и его группы, объявляется перекур, – объявил он в микрофон интеркома и добавил тихо, отключив связь: – А ты, Язон, вообще можешь считать свою работу выполненной. Вы с Метой сделали все, что от вас требовалось на сегодня.

Язон стоял и думал, успеют они вдвоем перестрелять всех кто ворвется в рубку, если вначале убить Моргана и д'Олоне, успеют ли предупредить инкассаторов о ловушке, а потом при их поддержке разоружить всех пиратов, успеют ли передать «SOS» на общегалактической частоте или выйти на связь со Специальным Корпусом, прежде чем Миссон перекроет им энергопитание… Да нет, чего-нибудь они точно не успеют, а то и совсем ничего, кроме пары-другой бессмысленных убийств, и уж одного они не успеют наверняка – спасти себя, потому что сотня флибустьеров – это очень много. К тому же дома и стены помогают, а еще – их главное преимущество, их непомерная жажда крови и удивительное умение не щадить не только врагов, но и самих себя.

Очевидно, Мета думала почти о том же, и приходила к тем же выводам. Только в отличие от Язона она относилась ко всему намного хладнокровнее и была сейчас по-пиррянски спокойна. Язону же стоило огромных усилий вымучивать на лице подобие расслабленной улыбки.

– Дай-ка, пожалуй, твою сигару, Генри. Попробую, может, она и вправду хороша.

– Возьми, – протянул Морган.

Минуты длились как в кошмарном сне. Разговоры не клеились. Сигара была отвратительно крепкой и горькой. Даже подошедший весельчак Хук не исправил положения. Только дурно пахнущего дыму в рубке сделалось больше. Мета недовольно морщилась и разгоняла ладонью сизые клубы перед своим лицом.

Наконец, Миссон доложил о готовности, Морган дал добро, и робот медленно поплыл в обратный путь. Изображение двигалось по экрану, и было странно думать, что этот пепельно-серый благородный корпус – одно из высших достижений человеческого разума, своего рода символ дружеской взаимопомощи, за каких-то полчаса превращен в адскую машину.

Потом робот скрылся за массивной тушей корабля-инкассатора, и некоторое время ничего не происходило. Наконец раздался условный сигнал – несколько музыкальных тактов какого бодрого марша и весь экипаж «Конкистадора» понимающе взревел. Больше всего это походило на дружный вопль восторга, издаваемый стаей взбесившихся обезьян.

– На абордаж! – крикнул Морган в усилители интеркома, перекрывая радостный вой.

Стыковка двух кораблей прошла идеально, как будто их собирали на одной верфи для совместных полетов. То есть похоже было, что «троянский» робот не только отключил блокирующую, оборонительную и гиперпереходную автоматику инкассаторского корабля, но и управляет теперь всеми оставшимися в исправности системами. Шлюзы, оказавшиеся даже не двойными, а тройными (а иначе для чего дополнительная броня?) открылись легко и быстро, будто родные. А пираты ринулись в образовавшийся проем не как профессиональные диверсанты: выдержав паузу, уйдя в укрытия, прокладывая дорогу огнем, – а как толпа юных поклонников на концерт популярного артиста – очертя голову, пихая друг друга и ликующе вопя.

Команда же инкассаторов вела себя при этом более чем странно. Не иначе, перепрограммированный Миссоном робот поработал не только над техникой. Крепкие, тренированные, но совершенно безоружные парни метались по отсекам и переходам, то отчаянно нападая с чем попало в руках на вооруженного до зубов свирепого противника, то кидаясь врассыпную и пытаясь спрятаться в самых неподходящих местах. И те и другие попытки заканчивались одинаково: вся команда корабля быстро и эффективно уничтожалась физически. Причем флибустьеры предпочитали не стрелять, а рубить своими кривыми саблями налево-направо. Они входили в раж и вместе с кровоточащей плотью шинковали пластиковую мебель, посуду, тонкие переборки и дверные косяки, иногда попадался твердый металл, и тогда снопами летели рыжие искры, а иногда клинки рассекали электрические провода, и в этом случае искры летели голубые, а свет зачастую гас, но очень быстро зажигался вновь – то ли включалось аварийное освещение, то ли подсветка снимающей камеры.

Язон не присутствовал на корабле инкассаторов во время штурма, его туда не пригласили, равно как и Мету. Бойцов хватало и без них, а реакция на происходящее у новичков могла быть непредсказуемой. Сам Морган тоже не помчался наслаждаться бойней вместе с д'Олоне и Хуком, стартовавшими строго по команде, а остался в капитанской рубке и наблюдал все это кровавое действо на большом экране. Репортаж велся аж с трех камер, и Морган, как заправский телережиссер, переключал трансляцию с одной на другую, краем глаза отслеживая весь объем происходящего по трем маленьким экранчикам в углу монитора. Собственно, весь этот блистательный видеомонтаж делался лишь для двух зрителей, если, конечно, не предположить, что съемка шла на запись и Морган впоследствии торговал подобными развлекательными фильмами. Язон не удивился бы, если б оно впрямь оказалось так. Хроника убийств, да еще снятых профессионально ни в какие времена не оставляла равнодушными миллионы зрителей во всей обитаемой вселенной. Правда, подобные репортажи могли попасть и в руки известных официальных структур, проявляющих законный интерес к авторам столь экстравагантной продукции. Но похоже было, что Генри Моргану давно уже море по колено и сам черт не брат, а уж о Специальном Корпусе и говорить не стоило…

Высокие звезды! О чем же он думает в такие минуты?! Ведь Морган цинично обманул его, сказав, что никого не намерен убивать. Так не пора ли сводить счеты? Разве можно с таким человеком договариваться хоть о чем бы то ни было? Вроде и момент как раз подходящий: все убежали на чужой корабль, только шлюзы перекрыть, дать команду на расстыковку и все – они тут один на один с безумным Генри! Да неужели? Ну, нет, конечно! Вон, за распахнутой дверью в коридоре маячат как бы невзначай еще двое головорезов, да и кошмарный Миссон, злой гений инженерного дела, наверно держит сейчас чуткие пальцы на всех мыслимых кнопках. Не выйдет ничего. И сейчас ничего не выйдет. Успокойся, Язон…

– Нравится? – спросил Морган.

Язон предпочел промолчать, а Мета ответила с каменным лицом:

– Ничего. Только грязно очень.

– В каком смысле? – решил уточнить Морган.

– В прямом, – сказала Мета.

– А-а-а, – протянул флибустьер, – ну это не важно. Все равно потом все сгорит. А мои ребята вообще-то очень чистоплотные: вернутся, обязательно душ примут.

– И то хорошо, – проговорила Мета.

Голос был все такой же равнодушный.

«Молодец девочка! – подумал Язон. – Ни единой лишней эмоции. И губы не дрожат, и пистолет в руку не прыгает. Или это уже то состояние, которое психологи называют запредельным торможением. Ведь еще немного, и я пожалуй, сам начну отвечать на все вопросы тихим бесцветным голосом.»

Но пока в голосе еще оставался какой-то цвет (преимущественно, надо полагать, кроваво-красный) Язон поспешил сам задать вопрос:

– Почему ты сказал нам неправду, Генри?

– Не почему, а зачем, – поправил Морган. – Затем, чтоб вы вели себя поспокойней. Ко всему в этом мире лучше привыкать постепенно. Особенно к смерти. А людям, которые, возможно, никогда в жизни еще не убивали себе подобных, нелегко так сразу свыкнуться с мыслью об абсолютной необходимости и целесообразности этого процесса. Или я неправ?

Первой начала хохотать Мета. Морган не ожидал такой реакции и даже не сразу придумал, что можно сказать. Потом озадаченно повернулся к Язону:

– Прости, друг, у нее что, истерика?

И тогда уже сам Язон, не сдержавшись, тоже рассмеялся. Два пирата, дежуривших у дверей, зашли полюбопытствовать, что такого веселого усмотрела публика в происходящем, долго пялились в экран, но так ничего и не поняли.

Резня уже закончилась полностью. Не такой уж большой экипаж оказался на борту инкассаторского корабля, а пассажиров на него по определению не брали. Деньги флибустьеры отыскали быстро, и было их много, во всяком случае на глаз, последнее порадовало всех, потные перепачканные копотью и кровью рожи расползались в довольных улыбках, но хохотать в голос было все-таки не над чем.

– Брысь отсюда! – мрачно скомандовал Морган, и двоих удальцов как ветром сдуло.

А Язон наконец успокоился и поведал:

– Ах, Генри, Генри! Все-таки я старше тебя. На сколько-то лет, на сколько-то миров и на добрую сотню сложных проблем, решенных мною. Если ты в чем и обогнал меня, так это только в трупах, оставленных за спиною. Тут с тобою соперничать трудно. Но поверь: я тоже убивал и немало. Я хорошо знаю, как это делается. Вот только – извини! – сам процесс никогда не доставлял мне удовольствия. Наверно, в этом главная разница между нами.

– Наверно, – задумчиво повторил Морган. – А не помешает ли этот крошечный нюанс стать нам друзьями?

– Разве мы говорили о дружбе, Генри? По-моему, до сих пор речь шла исключительно о сотрудничестве. И мне кажется, что столь тонкие различия во взглядах еще никогда не мешали совместной деятельности.

– Красиво, отвечаешь, динАльт!

– А я старюсь все делать красиво.

В ответ на эту колючую реплику Морган лишь глаза опустил, признавая свое поражение в словесной дуэли, а потом неожиданно обратился к Мете:

– Ты полностью согласна со своим мужем?

– Нет, – Мета точно споткнулась на этом коротком слове, но упрямо повторила еще раз: – Нет. То есть не совсем. Я не могу получать удовольствия от бессмысленных убийств. Я никогда не понимала, для чего они нужны. Но я умею с радостью мстить врагам. А просто случайно встреченным людям…

– Все люди – враги, – проворчал Морган, а потом как бы оборвал сам себя: – Ладно, с вами все ясно, ребята.

И тут в капитанскую рубку ввалился запыхавшийся одноглазый Ховард с залихватской черной повязкой через все лицо. Второй его глаз был пока цел и сиял. Ховарда просто распирало от желания сообщить нечто важное, однако перебивать капитана было по его понятиям абсолютно недопустимо:

– Говори, – распорядился Морган.

– Два с половиной миллиарда, сэр, – выдохнул Ховард.

– Молодцы, – похвалил капитан. – Так и передай ребятам. Могут теперь пьянствовать. А кроме денег там было что-нибудь.

– Так, по мелочи, – сказал Ховард, – практически ничего. Но мы забрали все, что казалось хоть мало-мальски стоящим.

– Хорошо, – еще раз похвалил Морган. – Передай тогда, чтобы взрывали неприятельский корабль. Да побыстрее! Пока все еще трезвые. А то у нас ребята способные: стакан махнут и вместо чужого свой корабль разнесут на молекулы…

Ховард вежливо хохотнул, разворачиваясь, чтобы уйти, но капитан вдруг вперился глазами в экран и сделал помощнику знак рукою: не уходи, мол. Теперь, когда на главном фронтальном экране вновь чернел тот участок неба, в который упирался гордо поднятый нос флибустьерского крейсера, в самом центре черного поля вновь замерцала крохотная точка искусственного объекта.

– Поторопитесь со взрывом, – напомнил Морган Ховарду, – а вот пьянка временно отменяется. – Вплоть до выяснения некоторых обстоятельств.

Сердце Язона застучало чаще. Неужели дьявольская техника проклятого Миссона все-таки дала где-то сбой и инкассаторы успели подать сигнал тревоги? Неужели это Специальный Корпус? Вот только почему лишь один звездолет? Как-то это несерьезно для официального задержания.

Но не прошло и трех минут, как Мета определила:

– Межзвездный челнок класса МС-2, прогулочный катер, высокие скоростные показатели, особая мобильность в джамп-режиме, полное отсутствие вооружений, не считая, разумеется, противометеоритной пушки. Рассчитан максимум на десять пассажиров, включая членов экипажа. По-моему, не представляет никакого интереса.

Морган выразительно посмотрел на Мету, явно хотел сказать что-то грубое, потом передумал (ох, неглупый он мужик!) и объяснил спокойно:

– Полиция иногда маскируется еще и не под такие мирные лодочки. Это во-первых. А во-вторых, раз мы видим их, значит, и они – нас тоже.

В этот момент вспышка мощного взрыва осветила все вокруг, с экрана точно молния полыхнула.

– Прощайте, инкассаторы! – проникновенно сказал Морган. – Я не люблю оставлять следов, и потому я превратил вас в маленькую звездочку на черном бархате мироздания!..

Потом добавил:

– Значит, пассажиры прогулочного катера и взрыв увидали. Теперь-то уж я точно хочу с ними познакомиться.

«Неужели и этому я не смогу помешать?» – мелькнуло в голове у Язона, но он загнал неуместную мысль поглубже и даже прикрыл глаза на несколько секунд, чтобы легче стало не думать о грустном.

Знакомство Моргана с пассажирами прогулочного катера состоялось. Энергоблок был разнесен одним прицельным выстрелом. Небольшая торпеда легко вывела из строя все жизненно важные системы корабля, безусловно, не предназначенного для космического боя. С «абордажем» оказалось немного сложнее. Размеры стыковочных узлов не совпадали, и пираты вынуждены были снарядить небольшую шлюпку, куда набились, как сельди в бочку пятнадцать уже пьяных от крови костоломов, среди которых была и симпатичная девушка Мадам Цин.

На маленьком звездолете путешествовали всего семь человек: две пожилых женщины, одна относительно молодая, мужчина весьма преклонного возраста, совсем юная девушка и два мальчика – один лет десяти, другой и того меньше. Семейство оказалось богатое: полтора миллиона кредитов наличными деньгами при себе, дорогие украшения, современная техника, шикарные игрушки… Улов, конечно, неплохой для мелкого жулика с большой дороги, но для линейного крейсера, стоимостью в десяток миллиардов, как минимум, и хранящего в своих закромах теперь уже больше тридцати миллиардов… У Язона не помещалось в голове, чего ради нужно было грабить легкое суденышко, случайно встреченное в межзвездных просторах средней части галактики. И мало того грабить!

Шесть членов благородного семейство в лучших традициях флибустьеров без лишних разговоров были физически уничтожены все теми же варварскими клинками, заливающими кровью все вокруг. Пули они что ли экономили или электроэнергию батарей?

– А вот теперь мы, наверное, все-таки озвереем, – шепнул Язон Мете, когда Морган, слишком увлеченный происходящим, отошел в угол рубки, где начал что-то с лихорадочной скоростью набирать на клавиатуре бортового компьютера.

– Или наоборот – сделаемся равнодушными ко всему, философски заметила Мета таким же тихим шепотом. – Как врачи, привыкающие к виду развороченных внутренностей.

Очередную резню они опять наблюдали на большом экране. Видно, пираты не забывали брать с собой камеру даже на самые мелкие операции. Что за патологическая склонность к хроникерству? Перед глазами уже стоял красный туман от некоторого однообразия кровопускательных сцен. И Язон даже не сразу заметил, что одному из членов экипажа флибустьеры сохранили жизнь.

Это тоже была традиция. Женщин до тридцати лет (возраст, разумеется, оценивался на глаз) оставляли в живых. Для вполне определенных целей. Иногда убивали сразу после. Иногда пользовались долго все по очереди. А случалось и так что увозили к себе на Джемейку, и там некогда вполне благопристойные девушки становились полноправными членами пиратского сообщества.

На этот раз добычей флибустьеров стала очень симпатичная, пожалуй, даже красивая рыжая девчонка лет шестнадцати на вид, не больше. Была она напугана до полусмерти. Изящное нежно-голубое платье висело теперь на ее полудетской фигурке клочьями, забрызганными кровью и черными от сажи, а щеку украшала глубокая царапина.

Язон с разрешения Моргана пошел встречать вернувшихся на корабль пиратов, и едва увидел в проеме шлюза эту несчастную рыжую девчонку, как тотчас же понял: настало время действовать. Нет, в тот момент он бы не смог объяснить, что именно послужило толчком к подобному решению, но сомнений уже не осталось. Он слишком долго взирал глазами бесстрастного пророка на творящийся вокруг ужас. Настал момент сказать свое слово, вступить в большую игру.

Морган подошел к шлюзу почти сразу следом за ним и Метой. Капитан флибустьеров стоял за его спиной, когда идея перейти от пассивного созерцания к активным действиям посетила Язона.

А рыжую девчонку держал за руку д'Олоне, считавший ее по праву своей личной добычей.

– Отдай ее мне! – сказал Язон громко, так чтобы слышали все.

Наступила чудовищная тишина, в которой было слышно, как с бровей одноглазого Ховарда падают на пол капельки пота.

– Почему?! – вопросил д'Олоне, оскорбленный в лучших чувствах и готовый драться, убивать, перегрызать глотки кому угодно.

Язон хотел сам ответить, но, к счастью, его опередил Морган.

– Потому что новичок заслужил этого. Отдай ему девчонку, Франсуа! Ты еще найдешь себе другую.

Д'Олоне, совершенно обалдевший от подобного с ним обращения, разжал ладонь, отпуская руку рыжей девушки и легким тычком подтолкнул ее в сторону Язона.

– Спасибо, – сказал Язон, – повернувшись вполоборота к Моргану.

Потом сгреб юную красавицу в охапку и, кивнув Мете, быстро-быстро пошел по коридору в сторону своей каюты.

Глава 9

– Разве ты не помнишь, что я сказала тебе однажды?

– Что именно? – рассеянно переспросил Язон, когда уже уложил на кровать бесчувственное тело девушки.

– Что я не потерплю ни одной женщины рядом с тобою, – отчеканила Мета.

– А-а-а, – равнодушно протянул Язон. – Ну, пристрели ее прямо сейчас. Закончи флибустьерскую работенку. Или тебе саблю принести?

Мета только поморщилась от этого черного юмора. И Язон продолжил уже вполне серьезно:

– И вот это несчастное крошечное существо ты называешь женщиной? И ревнуешь меня к ней. Кошмар! Нет, я конечно, понимаю, что на некоторых планетах в таком возрасте ужевыходят замуж и даже рожают детей, не выходя замуж вовсе.

Пистолет прыгнул в руку Меты, но она сдержалась и, ничего не сказав, убрала его обратно в кобуру. А Язон уже не мог остановиться:

– Но я-то родился и вырос в тех мирах, где интимная связь взрослого мужчины с такой девочкой называется растлением малолетних. Ты просто оскорбляешь меня, ревнуя к ребенку! И чем всякую ерунду говорить, лучше бы помогла ей: сделала укол, вымыла под душем, осмотрела, нет ли серьезных травм, переодела, наконец… Не мне же этим заниматься! Хватит того, что я все ее вещи у Моргана отспорил и сюда принес, вон они лежат. Видишь? В ее возрасте лет, думаю, особенно важно не в чужих тряпках ходить, а в своих, привычных платьицах.

Мета пристыжено молчала. Было очень забавно смотреть на нее в этот момент.

«Вот так и перевоспитываются пирряне», – с удовлетворением подумал Язон.

А Мета уже взяла аптечку и двинулась к постели, где по-прежнему безучастная ко всему лежала девчонка из неведомой планетной системы. Но Язон, войдя во вкус, решил подразнить свою любимую еще немного:

– Ревнивица! Да эта рыженькая в дочки тебе годится!

Мета резко обернулась:

– А вот и нет! Моему первому, если б он остался жив, было бы сейчас только четырнадцать!

– Ну… а этой девчурке так и есть, – проговорил Язон, но уже понял, что перестарался.

Было даже непонятно, что будет делать Мета в следующую секунду: стрелять или плакать. Он не позволил ей ни того, ни другого. Порывисто обнял, прижал к себе и прошептал:

– Извини, любимая.

Когда Язон вышел из каюты и двинулся в сторону капитанской рубки в намерении застать там Моргана и поговорить с ним не по радио, а с глазу на глаз о враче для девочки (не могло у них не быть врача при таком большом экипаже и такой опасной «работе»), его остановил на полдороги д'Олоне. Никого вокруг не было, и это Язону особенно не понравилось. Предстоял так называемый мужской разговор, что в представлении туповатого флибустьера могло означать в лучшем случае дуэль с использованием одинакового оружия, а в худшем – безобразный мордобой без правил, переходящий в смертоубийство. Язон был далек от того, чтобы недооценивать силы противника, но даже в случае победы ничего хорошего ему не светило. Доказывай потом Моргану, что ты убил его старпома в честном поединке, а не при попытке к бегству.

В общем, следовало любой ценой, любым способом уйти от прямой стычки. Варианты были. Как то: беспорядочная стрельба для привлечения внимания хоть кого-нибудь, позорное бегство, срочный вызов капитана экстренным сигналом по внутренней связи, наконец, приглашение на помощь Меты, чтобы нарушить нежелательную обстановку мужского разговора. Все эти варианты Язону откровенно не импонировали, он искал какой-нибудь пятый, шестой, но так и не успел придумать. Д'Олоне начал свой мужской разговор и первой же фразой буквально обескуражил Язона.

– Где твоя баба, Язон? Не девчонка, а баба – где? – спросил пират подчеркнуто развязным тоном.

«Пьяный он, что ли? – мелькнула догадка. – Ну, понятно, после двух грабежей не мог он не выпить. Стакан, другой рому наверняка уже пропустил. Но это же не доза для подобного здоровяка! Что же он несет такое?»

– Моя жена? – на всякий случай уточнил Язон.

– Ну да. Какая разница? Ты меня понял.

– У себя в каюте. А что?

– Веди ее сюда, – распорядился д'Олоне.

– Вот теперь я уже точно тебя не понял, – честно признался Язон.

– А чего тут понимать не понимать? Есть такой флибустьерский закон: я уступил тебе свою бабу, честно захваченную в бою. Уступил, заметь, без поединка, по-хорошему. Правильно? Значит, ты теперь должен уступить мне свою. Должен. По нашему закону. Понятно?

События принимали неожиданный оборот, хотелось хоть минутку подумать. Но что-то сказать следовало сразу, без промедления, и Язон ответил вопросом на вопрос:

– Почему же ты ничего не сказал об этом там, у входа? Я бы еще подумал три раза, брать ли девчонку.

– Я полагал, что ты знаешь, – обиженно протянул д'Олоне, откровенно играя под дурачка.

Это ему, как всегда, хорошо удавалось.

– Откуда мне знать, Франсуа?! И почему Морган не предупредил меня?

– Причем здесь Морган?! – неожиданно рассердился д'Олоне.

– Так ведь это ж Морган рассудил нас.

– Морган тут не при чем, – еще раз подчеркнул д'Олоне. – Существует закон флибустьеров. Понимаешь?

– Нет, – сказал Язон, переходя в атаку. – Я никогда не жил по вашему закону и принимать все его пункты не намерен. Я не давал никому никаких клятв, а сотрудничество обещал только и лично Моргану, а потому с ним одним и буду решать столь важные для меня личные вопросы. Моя жена – это моя жена. Некоторые из вас уже пытались тут завладеть ею. Привет тебе от левого глаза Тони Ховарда.

– А ты наглый, Язон. Ты очень наглый. Но ты ошибаешься. Ты совершаешь сейчас самую серьезную в своей жизни ошибку. Ховард просто погорячился, а я буду сознательно и последовательно выполнять то, что предписано мне законом. И учти: я не гордый. Я обойдусь и без ответных нежностей. Сначала газ, потом для верности чем-нибудь тяжелым по башке, потом закрепить в удобной позе и наконец отхлестать по щекам, чтобы очухалась и реагировала повеселее. А впрочем, и это не обязательно. Я и с мертвыми могу. Приходилось. Пока еще теплые – нормально, честное слово…

– Лучше бы ты помолчал, д'Олоне, – процедил Язон сквозь зубы. – Я ведь все-таки вооружен. Ты слышал когда-нибудь о том, что честь дороже жизни?

– Слышал, но знаю, что это вранье, и лучше ты помолчи. А я договорю. Я возьму твою жену в любом случае. Считай, что я просто поставил тебя в известность. Как благородный человек. – Он хохотнул. – Но я тебе очень советую сделать все по-хорошему. Если она придет добровольно, будет намного приятнее. Для всех. Уговори ее, Язон. Я буду ждать сигнала от вас.

И он с достоинством удалился.

Язон стиснул зубы, уже привычным усилием воли загоняя куда-то глубоко-глубоко свою поруганную честь. Сейчас было очень важно оставить последнее слово за этим идиотом. Пусть думает, что уже победил. Тогда великодушно отпущенное им время будет работать на Язона.

«Выстрелить в спину врага? – размышлял он прислонившись к стене и провожая глазами уверенного и самодовольного пирата, шагающего по пустому коридору. – Глупо. Уж если стрелять, так сразу надо было. Посоветоваться с Метой? Да ни за что! Спрятаться? Бежать? Невозможно. Торговаться? Но как?! Лучше всего, конечно, убить д'Олоне. Но не своими руками. Подстроить какой-нибудь несчастный случай? Теперь, когда все бои закончились, это чрезвычайно сложно. Ну, а если…»

Он вдруг вспомнил подслушанный на днях разговор Ховарда и Хука, о том, что как минимум треть экипажа «Конкистадора» подчиняется фактически лишь д'Олоне, а капитана они ни в грош не ставят и просто терпят до поры. Уж не готовит ли вконец обнаглевший Франсуа настоящий бунт на корабле. Хук тогда возразил, что в космосе Франсуа не решится выступить против капитана, предпочтет подождать до дома, а Ховард не согласился, дескать, на Джемейке ему тем более ничего не светит. Там, конечно, тоже есть оппозиция Моргану, но устроить резню в масштабах планеты никакому д'Олоне не по плечу.

Конечно, это могли быть простые досужие сплетни. Но именно здесь таился главный шанс. Да какой там главный! Просто его единственный шанс.

«Куда ты шел, Язон? – спросил он сам себя. – К капитану Моргану? Вот и иди к Моргану. Только разговаривать будешь не про врача. А про Мету и д'Олоне».

И ему повезло. Он застал Генри в рубке, и рядом с главарем был только Ховард. Именно Ховард. Это же просто здорово!

– Капитан, не вели казнить! – начал Язон весьма вычурной фразой, которую подбросило ему внезапно нахлынувшее вдохновение. «Не вели казнить» – это было из какой-то совсем другой пьесы, так королям говорили. Но и Моргану явно понравилось. Язон уже чувствовал, что сейчас заболтает вконец старину Генри.

И действительно, чем дольше капитан слушал его, тем больше менялся в лице.

– Вот так прямо и сказал: «Морган тут ни при чем»?

– Вот прямо так и сказал, – подтвердил Язон, – слово в слово.

– Мерзавец! – процедил Морган.

А Ховард проговорил тихо и как бы в сторону:

– Очень на него похоже. И красавицу Мету ему подавай, и капитан уже ни при чем…

«Ну, конечно, Тони, – подумал Язон, – тебе-то бедняге вместо красавицы Меты повязка на глазу досталась. Так можешь ли ты теперь допустить, чтоб она стала добычей кого-то еще. Тем более д'Олоне. Давай, Тони, давай, накручивай капитана!»

А капитана уже и накручивать не надо было. Он зверел прямо на глазах. Видать бунт на корабле и впрямь назревал нешуточный. И служба внутренней безопасности уже докладывала капитану о чем-нибудь подобном.

– Д'Олоне, – проговорил Морган в микрофон совершенно бесстрастным голосом. – Подойди сейчас в лабораторию. Ты мне нужен. Караччоли! Займи пожалуйста мое место на вахте. Да поскорее. Хук! возьми под контроль ресторанный зал. Пусть все, кто уже пьян не выходят в другие помещения корабля. Миссон! Держи руки на клавишах, будь готов к любым неприятностям.

Он отдавал все эти распоряжения с пулеметной скоростью. А затем повернулся к Язону и Ховарду:

– Пойдемте теперь. Пойдемте все вместе. Я хочу, чтобы вы видели.

Что именно им надлежало увидеть, Морган не удосужился объяснить, но посмотреть явно стоило. Лаборатория оказалась той самой комнатой, в которой впервые на этом корабле очнулся Язон. Или просто оказалась точно такой же комнатой. Только теперь здесь не было мебели. И ни единого предмета вообще.

Как только захлопнулись створки входа, Морган вытащил из ножен свою саблю и протянул Ховарду.

– Взгляни, Тони, она не затупилась случайно?

– Господь с тобой, Генри, – проговорил Ховард, тщательно рассматривая лезвие единственным глазом, а затем с профессиональной осторожностью потрогал острую кромку пальцем. – Господь с тобой, только вчера точили. И вообще у тебя же лучший клинок на корабле!

Морган принял саблю обратно и еще не успел убрать ее в ножны, когда решительной походкой вошел через другую стену д'Олоне.

Присутствие Язона его не порадовало сразу, но не мог же давать стрекоча один из самых бесстрашных пиратов во вселенной!

– Что случилось? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Это я у тебя хотел спросить: что случилось? – ласково так проворковал Морган.

Д'Олоне молчал.

– Ты кажется претендуешь на жену нашего нового друга? И даже со мной не посоветовался? Я правильно понимаю?

– Не совсем, Генри. Я претендую на нее по закону флибустьеров. Ведь я уступил ему свою женщину.

Теперь утверждение д'Олоне звучало совсем не так уверенно, как раньше. А Морган и вовсе свел к нулю всю его убедительность.

– Нет такого флибустьерского закона! – почти истерически закричал главарь. – И ты прекрасно знаешь об этом, Франсуа! Это в твоей захолустной деревне Нау на планете Лион бытовали столь дикие порядки! Там и меняйся девками с кем хочешь! А здесь пока еще командую я!! И без моего приказа не одна баба никому не отдастся!! И ни один мужик не возьмет лишнего кредита и не выпьет лишней рюмки рома!! Беспрекословное подчинение мне – единственное что нас может спасти!!!

С каждой фразой он кричал все громче. А потом вдруг замолчал и добавил тихо-тихо:

– А ты, Франсуа, не понял этого. И еще до одной важной вещи ты не допетрил. Наш разговор слушают сейчас все, и больше никто не станет защищать тебя.

При этих словах д'Олоне неожиданно покраснел, как рак, а потом тут же начал бледнеть. Это было такое странное зрелище, что Язон даже на капитана смотреть перестал. И обернулся, лишь услышав последнюю, еще более тихую фразу:

– Вот и все, Франсуа, больше ты мне не нужен.

Рука, державшая саблю, взлетела вверх легко и быстро, словно кисть дирижера с тонкой палочкой, а опустилась еще быстрее, но только уже тяжело и с противным мокрым хрустом. Потому что опустилась она на шею д'Олоне. И голова флибустьера, переоценившего свои возможности, покатилась к стене, чтобы тут же исчезнуть за нею, ухнув в раскрывшийся на мгновение черный провал. Но зрелище все равно было тошнотворное. Крови натекло, будто корову зарезали, да и тело обезглавленное валялось в этой огромной луже без лишней красоты.

– А его друзья… – начал было Язон, но тут же вспомнил, что их разговор транслируется на весь корабль и будто поперхнулся.

– Отличный вопрос! – обрадовался Морган, вмиг поняв, о чем хотел спросить Язон. – Его друзья сейчас слушают нас. Друзья Франсуа, ведь вы и мои друзья? Верно? Вы хорошо слышите голос своего капитана? Так выпейте за наши успехи. Я только что убил Франсуа д'Олоне. Это было необходимо, потому что он осквернил закон флибустьеров своими грязными выдумками. Вы помните, у Франсуа как старшего помощника была очень высокая доля в нашей прибыли. Теперь она будет поделена на всех! Ура, братья мои! Ура!

И даже сквозь звуконепроницаемые стены лаборатории донесся далекий радостный рев команды «Конкистадора». Или это только показалось Язону?

– Уборкой трупов и замыванием крови у нас обычно занимаются пленники или провинившиеся бойцы, – сообщил Морган, выразительно посмотрев на Язона. – Но сегодня я поручу эту работу автоматическим уборщикам.

Язон шел назад к Мете и еле переставлял ноги. Он был как выжатый лимон, словно только что противостоял целому десятку бравых солдат или провел долгий, отчаянно трудный сеанс телекинеза. А что он такого сделал в действительности? Да ничего. Просто пережил очередной приступ страха и безнадежности. А потом все закончилось счастливой победой над врагом. Ведь именно этого он и хотел. Или нет? Разумом – да, именно этого. А вот сердцем, как говорили в старину… Сердце не принимало случившегося. Подло это все, низко, мерзко, грязно… Да что, все-то, что именно?

Он вдруг понял. Ответ был предельно прост.

Язон впервые за свою долгую жизнь убил врага чужими руками.

Глава 10

Планета, на которую они теперь садились носила странное имя Радом и, судя по бойкому эсперанто на котором вступали в общение диспетчеры здешнего космопорта, являлась одним из хорошо сохранившихся осколков древней земной империи. Тони Ховард был прав: Морган не только не выпустил пленников погулять по поверхности новой для них планеты, но и попросил Язона не влезать в радиопереговоры с радомцами, как он назвал местных жителей, а также не перемещаться по кораблю вплоть до особого распоряжения, если, конечно, он не хочет оказаться вновь запертым где-нибудь в каюте или лаборатории. Язон не возражал. То, что им с Метой разрешили посмотреть на взлетное поле и стартовые площадки по ту сторону брони, уже было большой честью.

И пока тяжелый пиратский крейсер, уложенный на гигантскую платформу, тащили тягачами через весь космопорт в какой-то его дальний угол, очевидно, для плановых профилактических мероприятий и дозаправки, Язон разглядел среди множества приземлившихся на Радоме кораблей четыре, а то и пять со знакомыми ему гербами – планеты Мэхаута, Клианды, Скоглио и, что особенно удивительно, Кассилии. Кораблик был крохотный, сугубо гражданский, но чуточку слишком потрепанный: то ли в перестрелки попадал, то ли на таран ходил. А Мета еще шепнула Язону, что такой тип высокоскоростного летательного аппарата обладает повышенной мобильностью при джамп-переходах и скорее всего снабжен устройством для радиомаскировки. Но все равно на серьезную погоню это никак не походило. А вот на хитрую уловку разведслужбы Уэйна – вполне. Этакий забавный трюк, отвлекающий внимание от действительно серьезного противника.

Морган мог сам заметить эту лодочку, а мог и не заметить. По идее, в обязанности Язона как раз и входило помогать главарю флибустьеров в таких вот хитрых ситуациях. Но… Внутренний голос подсказал: «Промолчи». И доверившись этому интуитивному решению, он уже потом, когда тщательно взвесил все за и против, понял, что поступил верно. Ведь было бы смешно и стыдно, если б Морган начал отрываться от хвоста, а в кассилийской лодочке оказался бы простой санитарный инспектор или коммивояжер. Мало ли кто на богатой планете может позволить себе приобрести такую дорогую полушпионскую посудину? И было бы страшно (и опять стыдно!), если бы Морган в лучших своих традициях просто уничтожил кассилийский кораблик со всем его экипажем без выяснения обстоятельств. Наконец, если это все-таки игра самого Уэйна, не интереснее ли досмотреть весь матч до конца? Тогда и выгоду для себя извлекать легче будет.

После полной остановки транспортной платформы, специальная команда флибустьеров покинула корабль и Морган любезно прокомментировал для Язона:

– Они будут контролировать погрузку.

– Я догадался. А чего именно? Если не секрет.

– Не секрет. Аккумуляторов, топлива, запчастей, оружия боеприпасов… Стандартный набор.

– А когда все полностью загрузят, мы отсюда рванем, как с Кассилии? – догадался Язон.

– Нет, ну что ты?! – засмеялся Морган. – Здесь мы будем за все платить.

Не очень-то поверил Язон капитану, но от комментариев воздержался.

– А на оружие можно будет посмотреть? – спросила Мета, как всегда оживившись.

– Конечно, можно!

Морган был в отличном настроении. Сидел он за клавиатурой. И, то и дело посматривая на экран, в углу которого бежали группы цифр, делал еще какие-то дополнительные вычисления. Результаты их выводились на маленький дисплей под левой рукой капитана, которою он словно прикрывал эти секретные данные ото всех, как хитрый карточный игрок. Язон еще раньше заметил, что Морган не доверяет компьютерным расчетам, и все, что касается денег, обязательно перепроверяет лично. Еще бы на бумажке в столбик посчитал! Язон вспомнил, как предавались этому интеллектуальному занятию его давние знакомые с планеты Аппсала – тамошние великие знатоки электричества Перссоны, и ему сделалось смешно. Все-таки в галактике удивительным образом перемешались высокие технологии и дремучие предрассудки, глубочайшие знания разных наук и дикие древние религии. А высшая мудрость и милосердие одних цивилизаций сосуществуют с тупой и бессмысленной жестокостью других. И это было уже не смешно, а страшно. Особенно потому, что один из главных представителей жесточайшего безумства сидел сейчас рядом с ним в капитанском кресле.

От философских размышлений Язона отвлек громкий сигнал вызова. Охранник внешнего шлюза запрашивал у начальства разрешения передать аппарат связи местному боссу. Морган потребовал спроецировать лицо радомца на экран в рубке. И как только это было выполнено, радостно заулыбался – очевидно, узнал в пришедшем старого знакомого. И тут же велел пустить на борт «Конкистадора». Язон ждал, что их с Метой попросят выйти, но Морган из каких-то соображений решил вести переговоры при чужаках. Возможно это был еще один этап проверки на вшивость.

Радомца звали Гроншик. Он оказался невысокого роста краснолицым и очень коренастым молодым человеком с жестким ежиком коротких волос и маленькими быстрыми глазками. Пиджак, казалось, разрывается на его плотном мускулистом теле, а голова вырастала из плеч словно бы совсем без шеи.

– Ну что, мужики, – начал Гроншик прямо от порога. – У нас все путем. Замастырили вам каргу в полном объеме. Фуфла не держим, собакой буду. Ваши друганы все обнюхали, подбухтят, если треба, так что гоните бабки, и разойдемся, как родные. Фирштейн?

Речь его была необычайно странной. Грамматически правильные фразы на эсперанто обильно пересыпались жаргонными словечками из самых разных языков. О значении некоторых Язон мог только догадываться, но когда понимал наверняка, автоматически переводил на знакомый ему галактический сленг преступного мира, распространенный повсюду, на той же Кассилии, например, на Мэхауте, Луссуозо или Грублиани, в общем мирах среднего и высокого уровней развития.

Морган еще раз сверился со списком на экране, потом поднял руку и щелкнул пальцами. Любил он этот жест! Тут же из коридора послышался зычный окрик, простучали по полу электромагнитные подошвы и, наконец, в рубку влетел один из весьма заслуженных флибустьеров Джо Монбар со стандартным банковским мешком денег.

«Ах, вот зачем ты меня оставил, Генри! – догадался Язон. – Ты хотел, чтоб я видел: флибустьеры тоже умеют быть честными. Что ж, любопытно. Вот только узнать бы еще, для чего вам честность…»

Пачки денег были быстро пересчитаны. Гроншик упаковал их обратно в мешок и в знак искреннего удовлетворения от совершенной выгодной сделки снял со своего пальца и вручил Моргану широкое кольцо из зеленого металла с разноцветно сверкающим камнем. Язон не был большим специалистом в ювелирном деле, но о зеленом барнардском золоте и вирунгейских многоцветах, слышал, конечно. И даже примерно знал, что цена подобной безделушки сравнима с ценою универсальной космической шлюпки в новейшем варианте комплектации.

Можно было рассматривать этот подарок знатного радомского авторитета Гроншика просто как скидку оптовому покупателю, но Язон догадывался, что таится в нем и некий скрытый смысл: то ли обещание дальнейшего сотрудничества, то ли признание старого долга, то ли что-то еще.

Пока готовились к старту, выяснилась интересная подробность: горючего, оказывается, закупили столько, что ни топливные, ни грузовые отсеки «Конкистадора» вместить его физически не могли. Поэтому приобретен был еще до кучи самый большой танкер, нашедшийся в хозяйстве у радомцев – на полтора миллиона тонн – и пятеро флибустьеров составляли теперь его экипаж. Из прочих кораблей закупили только по дешевке два бывших в употреблении легких военных катера прошлогодней модели. Они в равной мере годились и для разведки, и для боевого охранения.

А вообще весь отгруженный на борт «Конкистадора» арсенал, по понятиям флибустьеров, весьма разнообразный, Мету откровенно разочаровал. Эти чумные разбойники с большой космической дороги использовали потрясающие новинки в транспорте, в быту, в средствах защиты и связи, даже в медицине, но в отношении оружия явно отдавали предпочтение наиболее архаичным типам. И огнестрельные, и подрывные, и электромагнитные, и лазерные устройства были у них какими-то позапрошлогодними, не говоря уже о любимых саблях допотопного происхождения. Пираты словно специально создавали себе трудности в будущем бою, чтобы потом преодолевать их с блеском и демонстрировать всем свою силу, свое бесстрашие, свою отчаянную волю к победе. А кто ж не знает, что на войне это подчас важнее, чем самое современное оружие!

В обратном движении к стартовой площадке они вновь проехали мимо тех же причалов, но кассилийской быстроходной лодочки уже и след простыл. Вместо нее между двух грузовиков межпланетного класса втиснулся теперь обшарпанный туристический лайнер – такие подают для путешественников с далеких окраин, которые любят сэкономить на транспорте, чтобы побольше осталось на жратву.

Морган ничего не спросил у Язона о кораблях в космопорту Радома, зато у них вышел интересный разговор о самих радомцах, плавно перешедший в кратенькую лекцию об истории флибустьерского движения.

А Мета сразу после взлета поторопилась назад к Долли. Девушку на время торговой операции в порту доверили Мадам Цин. Именно Мета просила не оставлять в одиночестве мягко говоря не совсем здоровую пленницу, а приставить к ней мужчину, даже доктора Монтобана, казалось тем более недопустимым.

Все подчиненные из капитанской рубки разбежались по делам кто куда. И вот теперь они сидели вдвоем – Язон и Морган. Хозяин закурил трубку, признавшись, что сигары время от времени страшно надоедают, а гость, как обычно, – свои дежурные сигареты. На фронтальном экране мерцали белесые холодные звезды, и Язон небрежно поинтересовался:

– Уже летим в кривопространстве?

– Ага, – кивнул Морган.

Помолчали. Флибустьер откинулся в кресле и стал выпускать дым красивыми ровными колечками. Язон много чего умел в жизни, а вот этому так и не научился, и наблюдал за процессом с мальчишеской завистью.

– Ну что, – начал Морган, – видишь? Мы не какие-нибудь там бешеные собаки, вцепляющиеся в горло всем подряд, И вовсе мы не рубим саблями все что шевелится и не сжигаем без разбору дома и корабли. Мы и торговать умеем, и строить, если надо, и даже землю обрабатывать… но об этом ты еще узнаешь.

– Надеюсь, – сказал Язон. – А все-таки. Почему нельзя было забрать весь груз у радомцев, не заплатив ни кредита. Потому что они сильнее и хитрее?

– Да нет, – Морган призадумался. – Перехитрить-то я могу кого угодно. Гроншика точно смог бы вокруг пальца обвести, хоть он и авторитет первого ранга. И, наверное, хватило бы сил на разграбление Радома. Но с ними так нельзя. Понимаешь? Они – нужные люди. Радомцы – это торговцы от Бога. Сотни лет они живут на своей планете, удачно расположившейся на пересечении многих межзвездных путей и торгуют, торгуют, торгуют. Чем угодно и с кем угодно. Радомцы никогда не спрашивают, откуда у тебя деньги. А с другой стороны – у них самые низкие в галактике цены. И они никого не обманывают ни с деньгами, ни с качеством товара. Им выгоднее торговать честно.

– Постой. Ты сказал чем угодно и с кем угодно. Значит, в принципе они способны торговать людьми, наркотиками, запрещенными видами оружия, секретной информацией?.. Ну и так далее, у меня фантазии не хватает.

– Трупами, отдельными человеческими органами, кровью, зародышами монстров, – продолжил Морган, – детишками-уродами для потехи, экзотическим зверьем, андроидами разных видов, в том числе и предназначенными для всяческих извращений. А так же пыточным инструментом, гравитаторами без магнитной защиты, ну, этими, от которых с ума сходят. Еще – рецептами уничтожения галактики… Впрочем, это уже шарлатанство, подобным товаром интересуются только полные придурки. Ну что, достаточно? И никакой фантазии не надо. Там еще много всего. Прайс-листы можешь почитать, это у меня открытые файлы. Радомцы действительно продают все.

– Хорошие ребята, – тихо сказал Язон. – Нужные.

– А я и говорю! Замечательные, – откликнулся Морган, словно не почувствовав иронии.

– А сами-то они что-то производят?

– Не знаю. Какое мое дело? Они не спрашивают откуда у нас деньги, мы не спрашиваем – откуда у них товар. Главный принцип свободной торговли. Язон, ты с ума сошел! Ты что, всякий раз, приходя в магазин, рассказываешь продавцу, где получил зарплату, а с него требуешь накладных на товар? Ты фининспектор, что ли?

– Да, кстати, о фининспекторах. Радом – член Лиги Миров?

– Тоже не знаю. Но думаю, что нет. На кой черт им платить налоги какой-то Лиге для содержания ее дурацкого космофлота? Этой гигантской армады, где у любого солдата, не говоря уж об офицерах, безумно красивая форма, зато даже адмирал никогда не знает, в какую сторону важнее полететь. Вот поэтому они всюду и опаздывают со своими миротворческими миссиями и карательными операциями. А у радомцев есть своя пусть небольшая, но весьма мобильная служба безопасности. И еще у них есть друзья.

– Красиво говоришь, Генри, – похвалил Язон. – Но про флот Лиги я и без тебя все знаю. А Специальный Корпус?

– Что Специальный Корпус? – встрепенулся Морган. – Знать про него не хочу. И говорить ничего не буду.

– Почему? – удивился Язон.

– Потому что это – военная тайна, – ответил Морган со странной улыбкой, то ли пошутил, то ли просто закрыл тему.

И Язон предпочел не муссировать этот вопрос.

– Ну, хорошо, – продолжил он вытягивание информации, раз уж главарь флибустьеров так разговорился. – Пряжников вы не трогаете. Вы им друзья. А много еще таких дружественных планет?

– Немного, но есть. А вообще мы делим все миры на те, которые можем завоевать, и те, которые можем купить. Радом мы рано или поздно купим. Они даже не обидятся. И Кассилию когда-нибудь купим. И Луссуозо. А вот такие давно сошедшие с ума планеты, как Дархан, придется завоевывать. Пока же, как видишь, только разминаемся, готовимся к серьезным битвам, кусаем всюду понемножку.

– И это у вас называется понемножку! – не удержался Язон. – Да уж, Генри, от скромности ты не умрешь. Ну, а Специальный Корпус вы тоже купите или будете завоевывать?

Иорган резко вскинул на него глаза:

– Мы говорили о мирах, то есть об обитаемых планетах, и только. И только, – повторил он с нажимом.

А Язон и не ожидал другого ответа. Просто хотелось проверить, не была ли случайной та фраза о военной тайне. Проверил. И теперь сказал солидно, будто судья, ведущий заседание:

– Возражение принято.

А Морган опять не почувствовал иронии. Он продолжил говорить о своем, будто и не было этого сбоя в беседе:

– Мы уже способны сегодня нападать на весьма могучие планеты, и это важный этап в нашей истории. Знаешь, с чего начинались флибустьеры?

– Нет, – честно признался Язон.

– С примитивных мелких налетов на торговые корабли. Одни из нас проходили школу грабительских войн в той самой Звездной Орде, которая в течение многих лет наводила ужас на всю галактику, пока вы с нею окончательно не расправились. Другие оттачивали мастерство в гангстерских группировках на различных промышленно развитых мирах. Третьи огнем и мечом вершили историю на планетах, деградировавших до средневекового уровня. По земным понятиям средневекового. Понимаешь, о чем я говорю, да? Ну а потом Старик Сус перетащил с Тортуги на Джемейку магический символ – аукснис жверис. И после заложил его в банк на Кассилии под огромную ссуду. А легендарный Джон Сильвер на эти деньги снарядил непобедимую армию, собрал под наши черные знамена и первых, и вторых, и третьих.

На этом моменте истории Язон был бы не против остановиться поподробнее, чтоб разобраться с некоторыми неясностями, но куда там! Морган пел соловьем, и остановить его не представлялось возможным.

– Я уже не застал Сильвера, – рассказывал он. – Я воевал в армии Дрейка. Но знаю, что еще Сильвер перешел от нападений на грузовики и пассажирские лайнеры к серьезным сражениям с военными кораблями. А великий Фрэнсис Дрейк учил нас не бояться никого и ничего, не признавать никаких авторитетов, кроме флибустьерских. А еще – строжайшей дисциплине учил и умению различать, где необходима взаимовыручка, а где – здоровый дух соревнования между товарищами. Учил не жалеть никого, ибо жалость расслабляет. И не любить никого, потому что любить можно только Бога, деньги и власть. Все остальное тоже расслабляет, особенно любовь к людям. Люди вообще недостойны слишком сильных чувств. Они просто бывают нужными и ненужными.

Вообще, было даже забавно смотреть на то, как Морган увлекается своей риторикой. Он начинал вещать с таким пафосом, будто перед ним площадь, заполненная народом, или, как минимум, огромный зал, до отказа набитый фанатичными последователями этого параноидного учения. Забавно – с одной стороны, а с другой – неприятный холодок пробежал у Язона по спине. Захотелось вернуть разговор к нормальному диалогу. И едва уловив малейшую паузу, он спросил:

– Генри, а я – нужный человек?

– Ну, конечно, нужный, – с энтузиазмом откликнулся Морган. – Уверен, что и сам Дрейк, увидел бы это сразу. А во мне сэр Фрэнсис увидел лучшего ученика. Так что, когда он погиб, я сразу стал первым человеком и на Джемейке, и во всем флибустьерском космосе.

– Понятно, – сказал Язон. – Интересная история. В чем-то даже поучительная. Ваша жажда власти, ваша смелость и сила, упорство, целеустремленность, умение сражаться – все это достойно уважения, Генри. Но я все равно не понимаю, зачем нужно убивать тех, кто заведомо слабее, тех, кто безоружен и вообще беззащитен?

– Хороший вопрос! – обрадовался Морган в своей излюбленной манере. – А зачем, например, ты пьешь спиртное и куришь сигареты? Ведь это вроде бы тоже нехорошо! А? Но как приятно!

– Ах вот оно что… – Язон даже растерялся на какое-то мгновение от столь неожиданного ответа.

– Именно, именно! Пойми ты наконец, Великий Игрок и Великий Звездный Романтик – вот тебе еще одно прозвище! Перестань ты закрывать глаза на одну из элементарнейших истин: убивать – это удовольствие. Может быть не для всех, но для подавляющего большинства людей. Так было во все века, во все тысячелетия, во всех мирах. А иначе почему проливалось всегда так много человеческой крови? Люди, в подавляющем большинстве своем, никогда не делали того, что им было неприятно. И убивали они тоже с радостью. Пойми, Язон, убийство – это высшее наслаждение, много выше пьянства, обжорства и любовных утех, сравнимое разве с удовольствием, которое доставляют власть и слава. И точно так же, как детям недоступны радости алкогольной эйфории или плотской любви, так и вам глупым не доступна радость причинения боли и наслаждение от красивого убийства.

Паранойя со всей очевидностью прогрессировала, и Язон, убоявшись неадекватной реакции со своей стороны, спросил нельзя ли выпить чего-нибудь, коль уж об этом зашла речь.

– Отчего же! У нас все можно, – отозвался Морган с охотою. – Наслышан, что ты предпочитаешь виски. Пожалуйста, и виски найдем. Или уж ты решил, что я сейчас налью тебе стакан теплой крови?

«Ишь ты, зараза, даже чувства юмора не теряет, – мелькнуло в голове у Язона. – Одержимость бредовыми идеями и самоирония – такое не часто встретишь вместе!» И от этого сделалось еще тревожнее: перед ним сидел не просто злодей – настоящий злой гений.

А виски оказалось прекрасным.

– Ну, что? Как говорит наш друг Гроншик с Радома, фуфла не держим, правильно? – самодовольно проговорил Морган. – Твое здоровье, нужный человек Язон.

– Спасибо, – только и осталось сказать в ответ, потому что пить за здоровье флибустьера даже из вежливости в этот момент не хотелось.

– Я знаю, о чем ты подумал, Язон, – Морган поставил стакан на пульт управления и резко повернулся к собеседнику. – Ты решил, что я сумасшедший. Мало того, собрал вокруг себя таких же психов. И значит, нас надо не побеждать, а лечить. Созывать со всей галактики врачей-психиатров на консилиум, а потом из распылителей поливать планету Джемейку какой-нибудь суперсовременной дрянью, которую, едва вдохнешь – сразу превращаешься из козлища в агнца. Я угадал?

– Нет.

– Да ладно тебе, Язон. Не надо нас лечить. Тем более, что ты не врач, а просто игрок. Благородный жулик, летающий с планеты на планету и делающий одних счастливыми, других – несчастными. Мы занимаемся примерно тем же самым, Язон. Только намного масштабнее и откровеннее, потому что чувствуем себя по-настоящему свободными. От всех ваших предрассудков и глупых законов. Ты это поймешь, Язон. Быть может, не сразу. Но ты поймешь, как сладостна свобода. Полная свобода. Вот единственное новое в том, что я тебе говорю. А про убийства… Мои идеи стары, как вселенная. Я тут на авторство не претендую. И повторяю еще раз: почти всем людям нравится убивать. Особенно сильным мира сего. Ты понимаешь, о ком я. Властители планет, официальные и неофициальные, президенты, короли, банкиры, промышленники, начальники спецслужб, наместники, верховные судьи, главы многочисленных межзвездных и общегалактических организаций, тайных и открытых – вся эта нечисть, возомнившая, что имеет право решать за других.

Они тоже любят убивать. Сильнее всего на свете, но тайком, тайком. Они не признаются в своей страсти никому, потому что стыдятся ее, и это омерзительно! А я человек открытый. Что естественно, то не стыдно. Это мое глубокое убеждение. Я свободен от того, что вы называете совестью, и честно говорю всем: убийство – радость. Убивайте, друзья, если хочется! Убивайте, пока не убили вас. Вот и все. Чувствуешь как это красиво и просто? За флибустьерами – будущее.

Теперь было уже не страшно. Больше того – не интересно. Ведь даже от объявления смертного приговора ужасаешься лишь однажды. А если судья-маразматик зачитывает его по третьему разу, приговоренный может начать позевывать. Нечто подобное и произошло с Язоном.

– Ну ладно, считай, что убедил меня, – примирительно сказал он, возвращаясь к своей первоначальной роли – человека без принципов, готового работать на кого угодно.

Зевать не зевал, но очень спокойно, даже лениво плеснул себе еще стакашку доброго виски.

– Э, нет, Язон, – не принял Морган эту игру всерьез, – я буду считать, что убедил тебя, когда своими глазами увижу, как ты с удовольствием угрохаешь парочку-другую ни на что не годных человечков.

Язон не успел ответить, потому что дверь вдруг распахнулась, словно от удара, и в рубку ввалился давешний Джо Монбар, только теперь уже без мешка денег, а просто с красной рожей и диким взглядом мутных голубоватых глаз.

– Что случилось? – строго спросил Морган.

Вместо ответа Монбар в ужасе выдохнул, уставившись на Язона:

– Он уже здесь!

– Кто? – не понял Морган.

– Ваш разлюбезный Язон динАльт. А впрочем, может, оно и к лучшему. Пусть все слышит. Быстрее покончим.

– Что с тобой, Джо? О чем ты говоришь? Ты пьян? – в голосе Моргана появился откровенный испуг.

– Я не пьян, сэр. Я выпил самую малость. Полпинты рому, ну, может, три четверти, это самое большее. Выслушайте, сэр. Я сейчас видел ее. Она – ведьма.

– Монбар, – сказал капитан строго, – если ты не удалишься сам, мне придется попросить бойцов, чтобы они тебя отсюда вынесли.

– Да погодите вы, сэр Генри, погодите! Выслушайте меня спокойно. Я постараюсь говорить по порядку. Вы помните, что предсказал нам всем Старик Сус?

Морган вздрогнул при упоминании легендарного старика, но ничего не сказал.

– Конечно, помните, – продолжал Монбар. – Старик Сус сказал, что наша флибустьерская империя начнет разваливаться с того момента, как на планету попадет чужак из глубин вселенной. Чужак, который поведет умные речи, а при нем будет юная ведьма с глазами цвета барнардского золота. Так вот же он этот чужак, с умными речами – Язон динАльт. И с ним – юная ведьма.

– Мета? – удивился Морган, который до этого момента внимательно слушал.

– Да не Мета, сэр, а эта, прости Господи, неизвестная девчонка с прогулочного катера. Я ее видел сейчас в переходе, ее вели от доктора Монтобана в каюту. И глаза у нее зеленеющие, как изумруды на солнце. Страшные глаза, сэр. Она как глянула на меня, я чуть не помер. Точно, она ведьма. А оба они вместе – это наша погибель. Поверьте мне, сэр Генри!

На несколько секунд в рубке повисла гробовая тишина. Только тикал какой-то прибор на панели. Потом Морган сказал, как припечатал:

– Чушь.

Монбар чуть не заплакал. То есть он заверещал тонким бабьим голосом:

– Сэр, если вы не прикажете сейчас убить проклятого чужестранца, я сам это сделаю, не выходя из рубки. Во имя спасения всех флибустьеров, сэр! Во имя Господа нашего Иисуса!

И он стал вытягивать саблю из ножен. На полном серьезе, как показалось Язону. И секунды потянулись медленно-медленно. Конечно, он понимал, что успеет пристрелить или хотя бы разоружить пирата, размахивающего одной лишь саблей, но следовало еще оценить последствия такого поступка. Не лучше ли было постараться уйти от удара, метнуться к двери – вот она, совсем рядом, полуоткрытая, – и бегом отсюда, бегом!. Пусть это будет немножечко смешно, немножечко стыдно, зато мудро, а главарь флибустьеров сумеет потом понять правильно…

Судьба в лице Моргана распорядилась иначе.

– Пойди проспись, Монбар! – Резкий окрик, заставивший ополоумевшего Джо на какую-то секунду затормозить движение руки.

– Уходи, Язон! Уходи немедленно! – еще один, почти такой же командный окрик.

В третий раз повторять не понадобилось. В один прыжок Язон был у двери, рванул ее на себя и в тот же миг не то чтобы даже увидел, а почувствовал какое-то шевеление в коридоре слева. Что значит многолетняя пиррянская школа!

Он сделал ложный выпад левой рукой, и тут же в воздухе смертоносной молнией промелькнула сабля, он сместился чуть вправо и почти наугад выстрелил. Но попал в голову. Эх, и не узнать теперь, кто это был!.. А еще одна пуля досталось второму, который с перепугу решил не рубить клинком, а стрелять с левой руки. Ему это было очень неудобно делать, не будучи левшой, выскакивая из-за двери справа, да еще имея фоном самого капитана…

И вот тут настал звездный час Язон. Такое на него актерское вдохновение накатило, что повернулся к Моргану с широкой улыбкой от уха до уха и спросил:

– Ну, как я?

Тот даже не понял поначалу, а Язон добавил:

– Вот уж действительно никуда негодные человечки!

Морган вяло улыбнулся. Премьерный блеск финальной сцены оказался сильно подпорчен стоявшим на коленях посреди рубки Монбаром. Пьяный пират бился лбом об пол и тихонько скулил.

– Это твои были люди, сволочь?! – проревел Морган.

– Да, – еле слышным сиплым голосом ответил Монбар, и продолжил свое интеллектуальное занятие.

Морган подошел ближе взял левую руку Джо, закатал ему рукав и пригляделся к сгибу локтя. Потом с отвращением отбросил безвольную конечность, вернулся к пульту и, брякнув по одной из клавиш, заорал в микрофон:

– Миссон! Это ты опять дал Монбару лекарство?!

– Господь с тобой, Генри! – раздался испуганный голос Миссона.

– А почему он у меня тут бьется в истерике? Значит, доктор Монтобан постарался!

– И док здесь не при чем, – вступился Миссон за врача. – Ты же сам разрешил сегодня Джо выйти на поверхность, ну вот он и прикупил у радомцев. Обычное дело, сэр…

– Проклятье! – прорычал Морган и отключился.

Потом налил полный стакан виски и поднес притихшему вдруг Монбару. Тот ошалело посмотрел и быстро выпил. Если капитан надеялся таким образом привести Джо в чувство, он сильно заблуждался. Монбар тут же рухнул на пол, захрапел и больше уже не подавал никаких признаков жизни.

– Язон, – проговорил Морган словно бы даже виноватым голосом. – Я мог бы отрубить голову этому несчастному наркоману, но поверь он отличный боец и вообще очень нужный мне человек. Не держи зла на него. Он просто был не в себе. А ты молодец! Действительно молодец.

– Да ладно, – откликнулся Язон небрежно. – Что мне еще оставалось делать. А по поводу этого психа… Я бы конечно, не без удовольствия снес ему башку. Но раз ты говоришь, он человек нужный… Что поделать, Генри? Я ведь тоже, знаешь, не без понятий.

Морган посмотрел на него странно. Может, у флибустьеров так и не говорили, а вот уголовники на Кассилии очень любили такое выражение: человек с понятиями – означает свой.

– Ну, я пойду тогда? – спросил Язон. – Этих без меня уберут? Автоматическиеуборщики? Да?

Морган даже не ответил. Только кивнул.

А в коридоре, пока шел, вдруг запел на браслете сигнал внутренней связи.

– Девочка пришла в себя, Язон! Ты слышишь? – радостно кричала Мета. – Нам удалось ее вылечить. Она говорит. Ты слышишь? Язон, где ты? Беги сюда скорей!

– Я слышу, – ответил Язон безжизненным голосом. – Можно я задам тебе один вопрос, дорогая?

– Прямо сейчас? Но ты же идешь ко мне.

– Иду, – согласился Язон. – Но, пожалуйста, ответь мне, я хочу знать: ты действительно умеешь убивать врагов с удовольствием?

– Что за глупости ты спрашиваешь, да еще по радио? Ты с ума сошел, Язон!

– Почти, – еще раз согласился он, – но все-таки, ты можешь ответить?

– Конечно, могу. Если тебе так хочется. Да я убиваю своих врагов с удовольствием. Это нормально, Язон.

– Это нормально, – повторил он как эхо. И добавил. – И все равно я люблю тебя, Мета.

Он только не помнил, сказал ли последние слова в микрофон, или уже позже, когда выключил передатчик.

Глава 11

Полностью девочка пришла в себя только на следующий день. А еще через три дня, «Конкистадор» уже приближался к орбите Джемейки в обычном пространстве. И эти последние трое суток оказались на удивление трудными для Язона и Меты, хотя в какой-то момент подумалось, что главные треволнения уже позади. Однако «Язон, победитель всех заговорщиков» – это был весьма сомнительный титул. Да и авторитет, заработанный у Моргана не стоило считать величиной постоянной. Ну, а пришедшая в себя девчонка – это был тем более не подарок.

Все-таки слишком сильным оказался для нее психологический шок. Пока она молчала как рыба, не реагируя ни на какие лекарства и процедуры, Язон даже начал было жалеть о содеянном. Все-таки вот так вот взять, и повесить на свою шею абсолютно беспомощного человека. Что, если смертельный ужас вычеркнул из ее памяти все, вплоть до ранних детских воспоминаний и простейших слов на родном меж-языке? Ведь это уже необратимо. А было и такое опасение.

Но, к счастью, в итоге современные препараты хоть и постепенно, но все-таки восстановили деятельность мозга девочки. А может, это неистовое желание двух людей помогло вдохнуть в несчастную новые силы. Но так или иначе чудо свершилось, и теперь Язон и Мета многое узнали. Что зовут рыженькую незнакомку Долли Сейн. Что через два месяца будет ей пятнадцать, то есть Язон практически не ошибся. Что ее еще весьма бодрый и здоровый дед по имени Клаус Гирдас был хозяином одной из крупнейших межпланетных фармацевтических фирм с центром на Зунбаре, а погибшие женщины – это его жена, дочь и старшая сестра. Мальчики были братьями Долли – один родной, а другой двоюродный. Отец же ее Рональд Сейн не полетел с ними в это увлекательное путешествие лишь потому, что его задержали на Зунбаре неотложные дела.

Отправились они всей семьей просто в звездное путешествие на собственном комфортабельном корабле. Подобные одиночные круизы среди богатых людей всегда были в моде, а летать без эскорта и даже без личной охраны считалось особым шиком, этакой экзотической романтикой в век всеобщей скуки и безопасности. А Зунбар и славился на всю галактику как очень благополучная и защищенная во всех отношениях планета. Вот только достаточно суровый тамошний климат никого не радовал. И состоятельные зунбарцы всегда отдыхали в теплых мирах. На этот раз семейство Гирдаса планировало закончить свое путешествие на Клианде или на Таормине. Они еще даже не выбрали, куда именно полетят, так что никто их, конечно, встречать не должен был, и искать, соответственно, тоже теперь было некому. А на родном Зурбане папочка вряд ли начнет беспокоиться раньше времени. Ну, не присылают сообщений – и хорошо, значит, все в порядке. Рональд Сейн почувствует неладное лишь через месяц. Он тоже работает в процветающей фирме деда Клауса, то бишь своего тестя. И получается, что увлеченность работой спасла его от верной гибели, да еще он стал безусловным прямым наследником всех миллиардов Гирдаса. Вот только семьи лишился.

Рассказав им все это, осиротевшая Долли, конечно, рассчитывала услышать в ответ хоть что-то о своих перспективах на ближайшее будущее, и, в одночасье узнав гораздо больше, чем ей хотелось бы, пережила по существу вторичный шок. По простоте душевной она никак не ожидала, что ее так заботливо опекают на корабле все тех же кровавых убийц, порешивших ее мать, братьев, тетушку Петру и любимого деда. Конечно, Язон и Мета не могли долго скрывать от девушки свое истинное положение на пиратском корабле. На задаваемые в лоб вопросы приходилось отвечать почти честно, они лишь пытались вводить ее в курс дела постепенно, чтобы едва-едва пришедшая в себя внучка (или теперь уже дочка?) миллиардера не заболела опять или не наломала дров с присущим ей юношеским максимализмом.

Конечно, больше всего на свете Долли мечтала теперь вернуться на Зунбар к отцу. И путь к исполнению такой мечты лежал, разумеется, не через расстрел Моргана в его собственной каюте с театрально-истерическим воплем: «Умри, мерзавец!» Убедить в этой очевидной истине юную Долли оказалось не самым простым делом, но Язон справился в итоге с поставленной задачей. А вот потом было еще сложнее. Ведь требовалось объяснить, с чьей именно помощью они станут спасаться. Наскоро придуманная байка о том, как на ближайшей планете Язон поменяет свою часть добычи на право телепортировать Долли на ее родную планету показалась малоправдоподобной даже пятнадцатилетней девчонке, не утруждавшей себя особо изучением наук. Но ничего другого Язон предложить ей пока не мог. Ведь до прибытия на Джемейку его собственные планы представлялись более чем расплывчатыми.

– Ты задумал сложнейшую многоходовую операцию, изображаешь шпиона всех разведок вселенной, намерен едва ли не в одиночку победить целую планету и… именно в этот момент берешь под свою опеку какую-то приблудную девчонку! – однажды в сердцах сказала ему Мета со всей своею пиррянской прямотой и прагматичностью. – Нашел, как говорится, время и место.

Язон не нашелся, что ответить, хотя слушать такое было, конечно, обидно. Сказать, что так должен поступать каждый? Красивая благоглупость. Сказать, что ему стало жалко Долли. Слишком очевидная вещь. А потому тоже неправда.

Да ведь и Мета по-своему жалела Долли, она не меньше Язона привязалась к ней за эти дни и относилась уже почти как к дочери. Но шансов выбраться на свободу из пиратского плена в новом составе стало у них существенно меньше. И это было настолько очевидно, что порою действительно руки опускались от отчаяния.

Язон старался не соглашаться с Метой и объяснял ей, одновременно уговаривая самого себя, что если бы они не проявили твердости, если бы не отстояли перед Морганом своего права хоть на один благородный поступок, то, еще не долетев до Джемейки, превратились бы в законченных подонков и хладнокровных убийц.

– Это почему же?! – агрессивно интересовалась Мета.

– Да потому, что уже через день мы стали бы свидетелями междоусобной резни, в которой победил бы скорее всего недобрый памяти д'Олоне. У внезапно нападающего всегда больше шансов. А став здесь главным, он все равно потребовал бы тебя в жены. А дальше…

– Ну, что дальше? – спросила Мета с вызовом.

– Либо смерть, либо бесчестье. А с Морганом хотя бы договориться можно.

– А сели бы в этой междоусобице победили мы? – сделала Мета, как всегда, необычное предположение.

Язон думал ровно три секунды.

– Возвращаюсь к тому, с чего начал. В результате сей славной победы мы и стали бы законченными подонками, возглавив оставшуюся шайку бандитов. А вопрос об освобождении из плена отпал бы сам собою.

– Не убеждает, – пробурчала Мета.

Не мудрено: он и себя убедил недостаточно. Все это была, конечно, теория, если не сказать демагогия, и попытка самообмана.

В действительности Язона все эти дни мучила загадка: что же все-таки подтолкнуло его к, быть может, самому безумному поступку в жизни. Желание замолить грехи перед богом, в которого он никогда не верил? Желание покрасоваться перед любимой Метой, которая по определению не могла этого оценить? И то, и другое – чушь собачья! Так что же, всему причиной внезапно нахлынувшее нежное чувство к этой несчастной девочке, и ревность Меты небезосновательна? Или это обыкновенная проснувшаяся совесть? Ближе, ближе… Но не то.

Было еще нечто. Промелькнувшее, как комета по ночному небосклону и рухнувшее обратно в глубины сознания. Ведь было же какое-то странное ощущение, когда пьяный от крови Франсуа д'Олоне втаскивал рыжеволосую девчонку на корабль. Долли в тот момент еще могла идти сама, она двигалась как сомнамбула, как механическая кукла, у которой через секунду кончится завод толкающей ее вперед пружины, но яркие изумрудины глаз смотрели на Язона осмысленно. Да, он это точно помнит! И был удивительный всплеск в мозгу. Словно вся его телекинетическая (или какая там еще?) ему самому неподвластная энергия вдруг всколыхнулась мощной волной. И он почувствовал с остротой, доступной лишь экстрасенсу: что-то связывает его с этой девчонкой, он не имеет права бросить ее. Всплеск был могучим, но коротким. Понять он не успел ничего.

А потом Язон не раз пытался пробраться в сознание девочки. Ведь эту тайну нельзя было увидеть или услышать – только ощутить своим неведомым шестым чувством. И он пытался, как некогда в казино, концентрируя энергию на бесчувственных кубиках игральных костей. Пытался, но ничего не выходило. Эмоции, как и обычно, он читал безошибочно, но и только. Нечто глубинное и очень важное, хранящееся в этой юной головке, оставалось недоступным для него. Даже когда она заговорила, даже когда рассказала о себе, все что помнила. Даже когда они с Метой, частично доверившись ей, объяснили, что собираются работать на флибустьеров, но в собственных целях, что намерены отстаивать и впредь свой особый статус и на корабле, и на планете Джемейка, а потому ее, Долли в обиду ни в коем случае не дадут.

Психологический контакт установился между ними идеальный, а вот самый главный, сверхчувственный, по-прежнему никак не получался. Но Язон знал: что-то поможет ему, что-то должно произойти. И терпеливо ждал этого момента.

Раньше настал другой момент. Как всегда бесшумно и неощутимо вынырнули они из кривопространства и со слегка увеличенным тяготением начали тормозить. То ли спешили к какому-то конкретному времени, то ли это просто была традиции – на подлете к дому выдать экипажу полтора g, чтобы все утихомирились немножко и посерьезнели. Пираты, как успел заметить Язон, увеличенную силу тяжести переносили спокойно, тренированные были, но все-таки она была для них не родной, – это тоже чувствовалось. Так что Язон и сам старался не подать виду и Мете объяснил: полезнее будет изображать подавленность и вялость. Не надо Моргану знать, что Мета родилась и выросла при двойном g, да и Язон прожил не один год при таком тяготении. Во-первых, планет земного типа с подобной силой тяжести не так уж много в обитаемой вселенной, а во-вторых, вообще лучше скрывать свои козыри по возможности долго.

Трудно сказать, как именно Язон догадался, что они подлетают к Джемейке, но предположение оказалось абсолютно верным. Выяснилось это, когда Морган позвал к себе в капитанскую рубку всю троицу пленников.

– Следующая остановка – конечная, – сообщил он и счел нужным пояснить: – Так говорили в общественном транспорте на моей родной планете Казан. Знаете, что такое общественный транспорт?

– Привычка общаться с идиотами, Генри, делает твою речь порою очень утомительной от обилия в ней лишних вопросов и слишком подробных разъяснений.

Язон уже мог себе позволить разговаривать в Морганом в таком тоне. Морган поморщился, но в словесную дуэль вступать не стал, а сразу перешел к делу:

– В таком случае выслушайте, пожалуйста, необходимый краткий инструктаж. Вы пребываете на планету, носящую гордое имя Джемейка. Атмосфера азотно-кислородная, тяготение ноль девять g, солнечный спектр стандартный… Нестандартно другое. Планета живет по закону флибустьеров, и все жители строго соблюдают его. С полным текстом закона вы еще познакомитесь. А сейчас скажу о главном. Категорически запрещается воровать, потому что брать у своих – это величайший грех, а на Джемейке все – свои. По любым конфликтным вопросам следует обращаться в СС, Службу Справедливости. Если вы не успели обратиться и сгоряча кого-то убили, вами займется Суд Справедливости. И вынесет решение. За нарушение Закона вас могут посадить в яму или лишить головы. Об этом следует помнить. Кроме нас, флибустьеров, на планете живут буканьеры, витальеры и почти не привлекаемые к боевым действиям приватиры. Все категории населения равны перед законом. Флибустьеры, к которым вы будете временно или, скажем так, условно причислены, являются категорией высшей и пользуются некоторыми привилегиями, но лишь в отдельных случаях. Об этом вы узнаете в свое время. И наконец, еще одно. Последнее, но, быть может, самое важное. Перемещения граждан, а равно и чужестранцев по планете принципиально ни чем не ограничены. Но ни одна живая душа не имеет права покидать Джемейку без разрешения СМ, Службы Миграции. В вашем случае это будет означать – без моего личного разрешения.

Он помолчал, очевидно, вспоминая, что бы еще сказать, несколько раз переводил взгляд с приборной панели на внимательных слушателей и обратно, а потом, зевнув, добавил:

– Да и посмотрел бы я, как вы без этого разрешения станете улетать в космос…

Страшно довольный этой фразой, вдруг хохотнул, повернулся к пульту и нажал кнопочку под экраном гравитометра.

Гравитометр показал не диск небесного тела, как можно было предположить, а просто яркую точку в центре и расходящееся от нее свечение, плавно угасающее к краям. Не только Мета, но и Язон, слишком хорошо понимали, что это означает: картина ближних замеров гравитационного поля, то есть корабль уже фактически висит над поверхностью планеты. Подтвердил это и газоанализатор, показавший стремительное вхождение в разреженные слои атмосферы. Меж тем на всех прочих экранах, включая фронтальный, по-прежнему мерцало звездное небо, и даже электромагнитные датчики показывали абсолютное отсутствие сколько-нибудь заметных возмущений в пространстве.

– Так значит, ваша планета полностью экранирована от внешнего мира? – напрямую спросила Мета.

– Вы удивительно догадливы! – съязвил Морган. – Вот только бьюсь об заклад, что о таком экране, как этот, вы и не слыхивали никогда. Через него не только лучи, но и корабли не проходят, без моего личного разрешения.

И он, довольный, захохотал.

Мета не знала, что значит «биться об заклад», даже Язон схватывал лишь общий смысл этого архаичного оборота, но ни тот, ни другая не посоветовали бы главарю флибустьеров в его ситуации биться обо что-нибудь, скажем, головой. А вдруг этот заклад все-таки твердый? Ведь не с подобным, а скорее всего именно с таким же непроницаемым экраном они двое были знакомы лучше, чем кто-нибудь.

Только сейчас об этом стоило помолчать.

Морган очень быстро набрал на клавиатуре сложную комбинацию букв и цифр – возможно, как раз пароль, и уже в следующую секунду все экраны словно взорвались буйством красок, вспышками бегущих кривых, столбиками данных, яркими, словно рекламные открытки, видами на горы и море. Одновременно грянула бодрая мелодия и красивый юный голос запел на весь корабль:

Стихи были не ахти, но вместе с музыкой звучало это красиво. Во всяком случае, создавалось праздничное настроение. И в какой-то момент Язону причудилось, будто они просто посещают еще один курорт. Кассилия, Дархан, теперь Джемейка. Как это мило! Что у нас дальше по плану большого круиза? Ах, ничего? Как это ничего?!

«А вот так, Язон! – сурово ответил он сам себя, чтобы немножечко встряхнуться. – Именно здесь тебе велели остаться навсегда».

– Сэр Генри, – громко окликнул Язон, пытаясь перекричать музыку. – У вас тут наливают что-нибудь с приездом? Или такое событие отмечать не принято?

– Очень даже принято, – сказал Морган и заорал в микрофон: – Шампанского в рубку!

Глава 12

Как могут встречать пиратов? Известное дело. Либо как преступников: из засады, под прицел и всех вязать. Либо, как врагов: ураганным огнем и криками «No pasaran!» Либо, в конце концов, как героев – с цветами и оркестром. Раз уж к себе домой прилетели. Оказался четвертый вариант. Их встречали как высших лиц в государстве, но без торжеств – спокойно, буднично, по-деловому. А флибустьеры с «Конкистадора» и являлись верховной властью на Джемейке.

Под ярко-голубым небом, по которому лениво проплывали маленькие пушистые облачка, было тепло, но не жарко. Казалось, уже на взлетном поле пахнет морской солью, экзотическими цветами и фруктами. Огромная надпись над зданием терминала извещала вновьприбывших, что их корабль причалил в космической гавани с помпезным названием Порт-Король, или, может, точнее – Королевский Порт. Очевидно, от дарханцев заразился Язон страстью к переводу географических названий.

– А столица у вас называется Город-Король? – в шутку поинтересовался Язон.

Шутка получилась неудачной. Главный город назывался именно так – Король-город или Корольград.

А едва они успели оценить ласковый климат и вдохнуть местных ароматов, как свежий воздух оказался сильно подпорчен выхлопами поданного к трапу скромного кортежа из семи машин. Весьма архаичного вида колесные устройства предназначались только для высшего руководства, остальным флибустьеры полагалось добираться до города самостоятельно. Пленников (или теперь уже правильнее было говорить «гостей»?) Морган пригласил в свою машину и, кроме молчаливого шофера с грубым, иссеченным шрамами лицом, в ней не было больше никого. Высокую честь оказал им троим предводитель пиратов.

Особенно сильное впечатление это произвело на юную Долли. Она, быть может, впервые после кошмара в космосе сумела совладать с чувством страха и всерьез ощутила, что в ней видят теперь не только жертву, не только кусок аппетитного мяса для какого-нибудь насильника-людоеда, но и личность. Ее уважали! И Долли настолько осмелела, что решилась задать вопрос самому Моргану:

– Сэр Генри, а вот эти господа на автокатах за окнами нашего вуатюра оберегают нас от террористов?

– Нет, что ты, детка! – улыбнулся Морган. – У нас не бывает террористов. Это просто традиция такая – сопровождать лидера.

– Тогда почему на них такие круто защищенные комбинезонож?

– Тоже традиция, – буркнул Морган, явно давая понять, что сворачивает эту тему.

Долли в своей милой манере продолжала подпускать в речь всякие странные словечки, надерганные из многих языков. Язон-то в силу своего давнего увлечения лингвистикой понимал ее отлично, а вот теперь выяснялось, что и Морган не слишком отстает по этой части. Во всяком случае, он не переспрашивал, о чем идет речь.

Людей, сопровождавших машину главаря Язон, конечно, предпочел бы назвать эскортом мотоциклистов (так их, по крайней мере, звали на Кассилии), но автоход – тоже слово неплохое. А вот эсперантское окончание в слове «комбинезоны» – это уж, разумеется, чистый выпендреж. Кстати, никакие это были не комбинезоны, а натуральные скафандры высшей защиты. И Язон сильно усомнился, что террористов на планете совсем не бывает. «Но раз уж Моргану так хочется, не будем затрагивать больной вопрос», – подумал он.

Ехали они по плохонькой, с потрескавшимся покрытием дороге. В густой зелени деревьев и кустарника по обочинам легко мог спрятаться хоть маньяк-одиночка, хоть целая организованная шайка, задумавшая покушение на главного пирата. А уж желающих занять его место наверняка было немало. Это они успели заметить еще на корабле, так что нечего им теперь мозги вкручивать – даже девчонка не очень-то верит словам Моргана. А к тому же Язон сразу заметил, что очень просторный и комфортабельный внутри автомобиль снаружи был чудовищно чадящим и гремящим: варварский керосиновый движок, тяжелая броня, скорость только за счет мощности, но не легкости – типичные приметы военной техники, а вовсе не прогулочного экипажа.

Довольно скоро выяснилось, что практически весь личный и общественный транспорт на Джемейке устроен примерно так же. Не то чтобы и остальных жителей планеты подстерегало несметное множество опасностей (хотя не без этого – и головы рубили тут, и постреливали бывало, и бомбы бросали), но главное – пираты, привыкшие выходить в космос только на боевых кораблях оставались верны своим пристрастиям и здесь, на Джемейке.

Другой странной особенностью оказалось то, что несмотря на значительные размеры главного континента, воздушные средства сообщения были здесь категорически запрещены законом, и даже простенькие универсальные космошлюпки использовались только официальными организациями да и то в самых исключительных случаях. Для не очень принятых на Джемейке путешествий на дальние расстояния существовало две монорельсовых дороги с магнитной подвеской, пересекающих материк в перпендикулярных направлениях. Да еще весьма неплохо развит был на планете морской транспорт. Различного размера суда и суденышки совершали пусть и редкие, но регулярные рейсы между континентом и многочисленными островами, разбросанными вокруг по всему западному, как его называли, полушарию. Восточный же материк на другой стороне планеты представлял собою огромную пустыню в центре, окаймленную горными массивами вдоль всего побережья. Вершины, вздымавшиеся над морем на пять, семь, а то и больше тысяч метров, никто никогда не покорял, а заниматься орошением пустыни тем более никому не приходило в голову. В общем, материк на востоке оставался необитаем. Интересовал он флибустьеров ни чуть не больше, чем две ледяных и заснеженных полярных шапки.

Собственно говоря, только тепличный, уютный, плодоносящий западный континент и назывался Джемейкой. Остальная суша проходила под условным именем Дикий Восток, и туда даже не летали и не плавали.

Все эти транспортно-географические подробности гости планеты узнали непосредственно от Генри Моргана, охотно развлекавшего их всю дорогу, после того как Язон изящно перевел разговор на новую тему, задав достаточно дурацкий вопрос:

– Порт – король, город – король. А ты, Генри, тоже здесь король?

– Нет, – сказал Морган, у нас не королевство. Я просто главный тут. Официальной должности толком не имею. Так, что-то вроде – начальник СК – службы координации. Иногда еще меня величают Навигатором. А вообще, я просто лидер, и этим все сказано. Меня знают все. Дисциплина у нас предельно жесткая. В моем подчинении – начальники других служб. В их подчинении – капитаны кораблей и командиры звеньев. Дальше – просто флибустьеры. Об остальных сейчас не говорю. Вот так. И каждый знает свое место, каждый понимает, что ослушаться нельзя – ни меня, ни флибустьерского закона. Чем это кончается, вы уже видели. Зачем мне быть королем? Монархизм – ведь это глупость полнейшая. Как можно каких-то недоносков волею Бога возводить на трон? Любому государству требуется настоящий лидер, а не потомок древнего рода, который тащит за собою груз тысячелетнего маразма, условностей и бюрократии. Мы все это хозяйство благополучно сбросили с корабля современности. А что касается названий, плевать мы на них хотели. Названия городов и прочего остались от шпанцев, тех самых, длинноносых. Они сюда прилетели еще во времена Великой Экспансии и деградировали тут до рыцарских турниров, дрянного самогона и бань, которые топятся по-черному. Впрочем, некоторые оказались поумнее, вроде нашего Эрика Кортеса, влились в коллектив. Шпанцы тоже разные бывают. Главное – чувствовать себя свободными. И вот с такими, настоящими(!) людьми мы здесь культуру подняли на недосягаемую высоту, потому и живем богато.

– А почему не осваиваете новые земли на Востоке? – полюбопытствовал Язон.

Вот тут Морган и рассказал вкратце о географии и транспорте.

– Какие же это земли? – закончил он. – Пески да скалы!

– А как же разведка полезных ископаемых?

Лидер-навигатор только рукой махнул:

– Себе дороже искать там что-нибудь. Я быстрее доберусь до дарханского урана, чем найду хоть что-нибудь в этой проклятой глуши. Мы – свободно плывущие, Язон! Ты забыл? Зачем нам в земле ковыряться?

Но оказалось, что на Джемейке все-таки ковыряются в земле, причем довольно много и разнообразно. Правда, об этом Язон и Мета узнали несколько позже. А в тот момент дискуссия об экономике не получила продолжения, потому что правительственный кортеж как раз въехал в город.

Мостовые королевских улиц были столь же неподходящими для автомобильного движения, сколь и шоссе, ведущее из космопорта – подбрасывало на сиденьях изрядно. Но к этому они уже начали привыкать.

И вот на первом же посту СД – службы дорог – вся колонна остановились, и гостей попросили пересесть в заранее вызванную персональную машину. Морган велел им записать на всякий случай номер своего браслет-телефона, называемого здесь для краткости просто браслетом, и, естественно выдал каждому (даже Долли) такой же аппарат связи. Устройства эти были существенно мощнее давешних внутрикорабельных передатчиков. Работали они, очевидно, в диапазоне радиоволн, а для наибольшей эффективности вместо ионосферы использовался, надо думать, тот самый пресловутый экран.

«Ладно, к разговору об экране мы еще вернемся, – подумал Язон. – А сейчас, конечно, не время».

Оставив гостей на попечение водителя, Морган отправился прямиком в центральный дворец для решения оперативных вопросов и подготовки выступления по телевидению. Язону и Мете предлагалось пока обживаться в новом доме и отдыхать. Надо же! Их везли даже не в отель, а в специально выделенную квартиру. Долли, разумеется, тоже поселили с ними, для девушки предусмотрена была отдельная комната. Что ж, действительно как на курорте.

Водитель вопреки ожиданиям не остался в качестве конвоира, а, продемонстрировав гостям их апартаменты и выдав ключи, практически сразу исчез. Впрочем, это не помешало ему вежливо попрощаться и даже приятного отдыха пожелать. Язон и Мета многозначительно переглянулись, едва за флибустьером закрылась дверь. Конечно, они оба понимали, что все не так просто, что тем или иным образом за ними продолжают следить. Просто держат теперь не в зоопарке, а заповеднике, как очень ценных зверей, которым полагается создавать условия, близкие к естественным, для наилучшего сохранения экстерьера и наименьших психологических травм.

Они молча походили по комнатам, поглядели в окна, потрогали все руками, рассмотрели обстановку повнимательней. Ничего особо интересного не заметили. Очень многое зависело от того, как они теперь поведут себя, и первую фразу Мета решила доверить Язону. Да, эту первую фразу, причем не самую удачную, могла выдать и Долли, но девушка, глядя на своих старших товарищей и помня, из какой безнадежной ситуации они спасли ее, сообразила, что лучше помолчать.

– Долли, – произнес наконец, Язон, – побудь немного здесь, а нам с Метой надо чуть-чуть прогуляться по улице.

В глазах девушки мелькнул страх. Нет, не такой безотчетно жуткий, какой еще несколько дней назад держал в своих черных тисках ее разум и память. Это был лишь слабый отголосок уже побежденного кошмара, но Язон поспешил добавить:

– Мы оставим тебя совсем ненадолго. Честное слово. Разбери вещи, отдохни с дороги. Я уверен: здесь тебе ничего не грозит. Ну а на всякий случай, – добавил он с улыбкой, – я ведь учил тебя стрелять из пистолета.

– Хорошо, – кивнула Долли, успокаиваясь.

И тогда Язон снял с запястья браслет связи, одними лишь глазами предлагая Мете сделать то же самое, и они быстро вышли за дверь. На лестнице он шепнул ей: вот теперь давай быстро все обсудим. Первым говорю я. Нет возражений?

Возражений не было. Они уже шли вдоль домов, и Язон излагал ей свои мысли очень быстро, но не жалел при этом времени на четкие паузы и нумерацию тезисов. Он хотел, чтобы Мета как можно лучше запомнила все что он сейчас скажет. Ведь пирряне – это народ привыкший читать не пространные философские труды, а краткие инструкции: по эксплуатации, по технике безопасности, по выживанию в нечеловеческих условиях. Хорошая инструкция всегда краткая и всегда разбита на пункты. Хоть Мета и жаловалась ему когда-то, что не любит подобного занудства в разговоре, сейчас приходилось общаться именно так.

– Первое, – говорил Язон. – Морган уже не видит в нас врагов, он видит в нас конкурентов. Второе. Предоставленные сами себе, мы, по его мнению, придумаем новые способы добывания денег. Третье, если мы не докажем после, что нужны ему и впредь, он может улететь, оставив нас тут, или попросту убить. Четвертое. Уверен, что вполне реально удрать отсюда самостоятельно, думать надо и об этом. Но гораздо интереснее улететь вновь вместе с командой Моргана и заманить его в ловушку где-то в космосе. Пятое и, наверно, главное. Необходимо понять ситуацию с межзвездной связью. Ведь без помощи друзей мы скорее всего не победим. И наконец, шестое. Пока я намерен изучить и разрушить систему, положенную в основу этого мира. Помнишь, как я поступил с Темучином на Счастье.

– Помню, – сказала Мета. – Но Морган – не Темучин. Перед ним у тебя нет преимущества в знании истории Старой Земли и галактики. По-моему, он тоже все это знает. Да и какая у них тут система? Жрут, пьют и грабят – вот и вся система. Ничего из этого не выйдет, Язон.

И так она это решительно сказала, что в первый момент Язон ощутил безнадежность. Интуиция Меты зачастую оказывалась посильнее его собственной. Но потом зло взяло: «Как это у меня, Язона динАльта, ничего не выйдет?! Нет уж, самоуверенная пиррянка, что бы ты там себе не думала, а я пройду этот путь до конца!»

– Некогда сейчас спорить, – сказал он вслух. – Просто выслушай теперь мой план действий. Тоже по пунктам, извини. Первое. Идти к Моргану и четко выяснять свои права. Второе. Узнать как можно больше о Джемейке и о ближайших намерениях флибустьеров. Третье. Найти внутренних врагов Моргана и установить с ними контакт. Четвертое. Постепенно посвятить Долли во все наши планы. Пятое. Никуда не торопиться. Время пока работает на нас. Шестое…

Они шли, произвольно меняя направление, почти наугад, стараясь главным образом находить как можно более пустые улицы, причем, желательно те, которые, судя по резко понижающемуся рельефу, вели к морю. Язон хотел проверить все сразу. Слушают ли их? С помощью чего слушают? Приставили к ним живого человека (много человек) или следящие автоматы? Насколько профессионально все это выполняется, то есть сумеет ли он выявить «хвост», а затем и оторваться от него. Ну а помимо проверки, действительно не терпелось обменяться с Метой первыми впечатлениями и высказать свои пожелания. Пусть хоть так, в виде этих торопливых тезисов. На долгое обсуждение времени им могли и не отпустить.

Он почти угадал. Когда был сформулирован пятый по счету пункт плана, а шестой лишь обозначен, и вдалеке над домами, шпилями церквей и кронами деревьев мелькнула, наконец, яркой просинью узкая полоска моря, кто-то вежливо окликнул их сзади:

– Сэр Язон! Мадам Мета!

Человек был в форме сотрудника СД – службы дорог, лицо – незнакомое, пот катил с него градом, а говорил он запыхавшись от долгого преследования:

– Умоляю вас, не идите так быстро. Остановитесь, пожалуйста, выслушайте меня!

Все было вежливо, культурно, пришлось остановиться.

– Друзья мои, сэр Генри Морган лично просил вас не оставлять дома браслетов. Вы можете понадобиться ему в любую минуту.

И посыльный «эсдэшник» протянул им пару аппаратиков.

– Вы заходили к нам? – с откровенным испугом в голосе поинтересовался Язон, мигом представив себе, какого страху натерпелась Долли при появлении в квартире незнакомого мужчины.

– Да нет же! Как можно? Я принес вам новые браслеты. На всякий случай.

– Как это мило! – оценил Язон, принимая передатчики. – Спасибо.

– Не за что, друзья мои, – расплылся в улыбке необычайно любезный «эсдэшник» и быстро смешался с толпой.

Они все-таки прогулялись до моря, так просто, чтобы выяснить кратчайшую дорогу и попутно начать выполнение пункта «два» плана Язона, то есть приступить к изучению планеты. Говорили о том, о сем, обсуждали людей, дома, погоду. А на обратном пути и вовсе молчали.

«Ну что ж, теперь, по крайней мере, со слежкой и прослушкой все ясно, – думал Язон. – Вот только я не собираюсь мириться с подобным положением. Сегодня же пойду к Моргану. Необходим очень серьезный разговор».

В какой-то момент он даже хотел выйти на связь с лидером флибустьеров немедленно, еще в присутствии запыхавшегося посыльного, но подумав, не увидел в этом смысла, да и вообще не хотелось разговаривать с улицы – не расслышишь еще чего-нибудь важного, будешь потом локти кусать. Но вернувшись в дом, Язон сразу набрал номер, который уже выучил наизусть, хотя ни разу не звонил по нему.

– Приемная начальника СК, – тут же отозвался из браслета приятный женский голос. (Любили они сокращенные названия своих служб. Привычка к конспирации, что ли?) – Навигатор сейчас занят. Что бы вы хотели передать ему?

«Вот так, – подумал Язон. – Значит, Морган переключает номер своего браслета на секретаршу, а мы, стало быть, должны таскаться с его дурацкими аппаратиками даже из туалета в ванную. Да, брат, рано ты возомнил себя компаньоном и конкурентом, ты пока еще все-таки пленник».

– Я хочу говорить с ним лично, – предпринял он последнюю отчаянную попытку. – Это Язон.

– Я вас узнала, мистер динАльт, – меланхолично сообщила секретарша (Интересно, каким образом она его узнала?). – Не желаете поговорить с кем-нибудь из заместителей Навигатора?

– С сэром Тони Ховардом, если можно, – предложил Язон.

– Минуточку. Я попробую вас соединить с начальником СС-2.

– Простите…

– Мистер Ховард является руководителем Службы Снабжения, СС-2, а СС-1 – это Служба Справедливости.

– Спасибо за информацию.

И тут браслет радостно взревел голосом Ховарда:

– Язон, дружище! Что ты дергаешь нашего шефа по пустякам? Остынь, отдохни, выпей чего-нибудь, хочешь вместе пойдем по бабам? Будет весело.

Ховард был пьян, но кажется, как раз в том градусе, когда добродушие еще не перешло в агрессивность.

– Тони, я никого и никогда не дергаю по пустякам, – сказал Язон, оставляя без внимания вопрос с выпивкой и бабами. – Мне действительно срочно нужен Морган.

– Ну, извини, друг, сегодня он тебя не примет. Я тебе зуб даю. Только завтра утром.

Похоже, Ховард знал, что говорит, и Язон сменил тему:

– Послушай, главный снабженец, а могу я попросить тебя выделить мне машину без шофера? Твоей власти, Тони, будет достаточно для этого?

Последнюю фразу он добавил специально, чтобы зацепить самолюбие Ховарда.

Тот попыхтел в микрофон секунд шесть или семь, а потом буркнул:

– Нет проблем, машину сейчас пригонят.

Автомобиль оказался поскромнее, чем тот, на котором ездил Морган и даже чем тот, на котором их привезли сюда, но внутри все равно было уютно, а снаружи все равно была броня и чадящая выхлопная труба – пиратский автомобиль.

Они втроем поколесили по городу. Язон специально сделал несколько кругов по одним и тем же местам. Если вдруг спросят – он же здесь впервые, и вообще ездит бесцельно, как турист-ротозей. Однако сказать наверняка, была ли за ними слежка, он так и не сумел. Либо следили настоящие профессионалы, либо в этом просто не видели смысла: и браслеты и сама машина могли легко пеленговаться из любой точки. Второе было вероятнее, ведь не ожидал же Морган от Язона внезапных и резких телодвижений, угрожающих планете и ее хозяину лично.

А Корольград оказался необычайно красив в архитектурном отношении. Внешний вид жилых зданий, торговых лавок и величественных храмов с островерхими крышами напоминал о тех временах, когда ничего сложнее ткацкого станка и гончарного круга люди еще и в глаза не видели. Морган потом объяснил им, что так оно и есть: все дома не только в столице, но и вообще на Джемейке построены ее предыдущими обитателями – шпанцами, чья цивилизация не только электричества, но, кажется, даже огнестрельного оружия не имела. Однако, завоевав планету, флибустьеры сочли более разумным приспособить старинные крепкие дома под современные коммуникации, нежели чем вбухивать огромные средства и силы в строительство современных небоскребов из стеклостали и легких композитов. Зачем? Здесь и так совсем неплохо.

И действительно было неплохо. Ведь они уже успели узнать, что обсыпающиеся снаружи тысячелетние стены не мешают отделывать квартиры внутри, как номера-люкс на Клианде. Бытовая техника соответствовала современному галактическому стандарту и даже встречались некоторые новинки, вроде самораскрывающихся стен, с какими пришлось впервые познакомиться на борту «Конкистадора». Причем, как выяснилось, подобное оснащение жилищ служило достоянием всех категорий населения, а не только высшей, к которой условно приравняли Язона и Мету.

Наконец, экскурсия по городу несколько утомила их, Язон выехал на приморское шоссе и, отмотав добрых десять километров, нашел пустынный кусок побережья. Тогда они оставили машину у обочины, швырнули браслеты на сиденья, и пошли к воде. Погода портилась. Поднимался ветер, свинцовые тучи наползали из-за горизонта. А над еще не слишком бурными волнами низко-низко летали большие черные птицы с белыми клювами, странно загнутыми вверх. Никого не было рядом, ни машин ни людей. Но почему-то уже совсем не хотелось разговаривать на секретные темы. Мета и раньше не отличалась разговорчивостью, а Язон вдруг ощутил себя в крайне нелепом, несвойственном ему положении. Морган отпустил его, ничего не объяснив, ничего не приказав, ни о чем не попросив даже. Иди, мол, Язон, гуляй, все равно бежать тебе некуда. А Ховард еще советовал по-доброму напиться и с местными девками куролесить. На радость Мете. Очевидно они ждали, что он начнет делать глупости.

Что ж, значит пока он ничего делать не станет. Просто будет убивать время, думать и ждать. А потом, когда полностью усыпит их бдительность и одновременно заработает по-настоящему высокий авторитет, вот тогда возьмет, да и убьет Моргана. В конце концов, почему бы самому Язону не взять всю власть на Джемейке в свои руки и не сделать эту планету еще одной колонией Пирра? Да нет, чепуха это все. Так не получится.

Размышления прервала Долли.

– Простите, но хоть здесь-то мы можем говорить обо всем? – спросила она робко.

– Да, девочка, – грустно сказал Язон. – Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Но пока не смогу тебе ответить. Мы непременно выберемся отсюда, Но на это может уйти месяц или целый год. Ты должна привыкнуть к жизни на Джемейке, познакомиться с кем-нибудь, найти себе занятие и вновь научиться радоваться. Нельзя быть печальной целый год. Даже месяц.

– Нельзя, – согласилась Долли, – но я хотела спросить, то есть сказать совсем о другом. Вот вы сейчас подумали, что хорошо бы убить Генри Моргана и захватить тут власть, а потом отбросили эту идею, как нелепую. А я думаю…

– Ты умеешь читать мысли? – перебил Язон, резко оборачиваясь к ней.

– Иногда, – скромно потупившись ответила Долли. – И не у всех. Но однажды я здорово помогла папе, прочитав мысли одного из его конкурентов по бизнесу. Теперь я хочу помочь вам.

– Лихо, – оценил Язон. – И что же ты думаешь по поводу Генри Моргана?

– Его надо убить, – сказала Долли по-взрослому жестко и сухо. – Но прежде давайте я почитаю его мысли.

– Принято, – кивнул Язон. – Завтра же берем тебя с собою. А вот скажи, отчего зависит твоя способность к телепатии?

– Не знаю, – она задумалась. – Я иногда сама пыталась понять, отчего. Но, понимаете, оно вдруг накатывает, как маль, малессере… болезнь, как тошнота, и я становлюсь альтер, другой, я вижу изнутри, я слышу много голосов сразу, бывает очень трудно сосредоточиться, в такие минуты мне вообще очень тяжело…

В языке Долли встречалось много разных романских словечек, очевидно такова была особенность меж-языка на зунбаре. Многие из них легко понимались без перевода, но когда девушка нервничала, непонятных слов в ее речи становилось больше, и она пыталась сама подбирать общедоступный эквивалент…

Вдруг глаза ее заблестели от слез.

– Понимаете, я только знаю, что когда случилось это… ну, после того, как я, как меня… – она всхлипнула, но справилась с собою. – Понимаете, мне кажется, я стала лучше читать мысли.

– Это хорошо, – сказал Язон. – А я ведь сразу почувствовал, что ты совсем не простая девочка. И этот наркоман Монбар не случайно назвал тебя ведьмой. Мета, ты слышишь, о чем мы говорим?

Мета шла в двух шагах перед ними и почему-то не оглядывалась, а море шумело все сильнее.

– Слышу, – сказала она.

Остановилась, повернулась, долго смотрела в глаза Язону.

– Читайте мысли у кого угодно. Двигайте кубики по столу. А когда настанет время убивать, позовете меня. Ладно?

– Ну, зачем ты так? – развел руками Язон.

«Неужели она все-таки ревнует?» – мелькнуло в голове.

А Мета вдруг вскинула правую руку и тремя точными выстрелами сразила трех черных птиц над морем. Остальные с удивительной для их габаритов резвостью разлетелись во все стороны, оглашая окрестности противным низким курлыканьем.

– Зачем вы убиваете птиц, Мета? – обиженно поинтересовалась Долли.

– Не зачем, а почему. Если мы тут в ближайшие дни не займемся делом, я перебью всю живность на этой проклятой планете.

– Не надо, Мета, – попросил Язон.

И тут их снова окликнули. От шоссе в сторону берега спешил очередной сотрудник СД, стройный, подтянутый, в яркой красивой форме.

– В этих животных нельзя стрелять! – начал он кричать еще на ходу.

Мета равнодушно обернулась.

– А вот в это животное, – спросила она, направляя пистолет в грудь «эсдэшника», – можно?

Наверно, развитие чувство юмора не входило в программу подготовки местных блюстителей порядка на дорогах.

– Убийство сотрудника СД приисполнении служебных обязанностей карается согласно пункту двадцать шесть закона флибустьеров…

– Остынь, парень, – перебил его Язон. – Она просто пошутила. Скажи лучше, тебя Морган послал?

– Да, конечно. Он просил вас надеть браслеты и не снимать их больше нигде.

– И ты принес нам три штуки новых?

– Нет, это ваши старые. Вы оставили их в машине.

– Спасибо, сержант, – сказал Язон.

– Старший сержант, – поправил тот.

А Мета взяла, и выстрелила в сердцах еще раз. Нет, уже не по птицам. И не по человеку, конечно. Она разнесла в клочья маленькое торопливо бегущее по песку членистоногое, похожее по форме на дистанционный пульт от многофункционального робота.

Глава 13

Утром Язон набрал номер на браслете, едва проснулся, удачно застал Моргана на рабочем месте и сразу взял быка за рога:

– Генри, объясни, как к тебе попасть. Мы приедем прямо сейчас.

– Во-первых, не прямо сейчас, а самое раннее – через два часа, – резко осадил его Морган. – А во-вторых, кто это – мы?

– Генри, ты с ума сошел! Мы же не оставляем девочку одну надолго.

– Вот и не оставляйте. Мета будет с ней, а ты приедешь ко мне.

Тон Навигатора был практически приказной, и спорить казалось бессмысленным. Но Язон все-таки попробовал:

– Генри, но ведь я еще на корабле объяснял тебе, как важно нам разговаривать всем вместе.

– На корабле все было по-другому. А сейчас мы будем общаться один на один. Заодно и объясню тебе роль женщин в нашем мире. Жду через два часа. Дорогу объяснит секретарша.

– Вот так, – сообщил Язон, садясь завтракать. – Поеду к нему один. А вы уж тут не скучайте.

Завтрак, кстати был великолепен, ведь продукты, заполнявшие холодильник в их квартире, оказались все отличного качества.

Дожевав первый бутерброд, Язон взял салфетку и написал на ней: «Чтение мыслей пока отменяется». Мета взяла у него ручку и ответила тем же способом: «Тогда давай сразу убивать этого гада». Настала очередь Долли, и она приписала под словами Меты: «Поддерживаю и одобряю».

«Ну вот, к ней чувство юмора уже и вернулось!» – с удовлетворением подумал Язон.

После завтрака он закурил и, скомкав «переговорную» салфетку, сжег ее в пепельнице. Все трое улыбались, как заговорщики. Настроение было отличное.

Ночью прошел сильнейший ливень с грозой, а теперь вновь сияло солнце, пахло свежестью и цветущими деревьями, ветви которых заглядывали прямо в открытые окна.

– Ну, вот что, Язон, у тебя назрели некие вопросы, я знаю. И все-таки сначала изволь выслушать меня, каким бы многословным я тебе ни казался.

Морган ходил по своему огромному кабинету в северном крыле королевского дворца и попыхивал трубкой.

– Мета твоя – отличная баба. Пусть работает с нами, пусть воюет – нет вопросов. И из девчонки этой – Долли ее зовут, правильно? – тоже можно полезного человека вырастить, если как следует воспитывать. Ради Бога, я тебе не запрещаю. Но сейчас, Язон, мы будем говорить о делах. А о делах должны говорить только мужчины. Так у нас заведено. Ты ведь уже понял, наверно, флибустьерский закон запрещает нам жениться. На Джемейке много женщин, не принадлежащих никому. Мы можем жить с любою из них одну ночь, одну неделю, да хоть один год, но мы не должны владеть женщинами. А если флибустьер решает связать свою жизнь с одною единственной подругой, он перестает быть флибустьером. Нет, его не будут за это казнить, он просто станет называться буканьером, витальером или даже приватиром, если вдруг решит возделывать землю и разводить скот. Но даже витальеры и буканьеры, уходя в космос, оставляют своих жен здесь. Женщинам не место на кораблях.

– А как же Мадам Цин? – не мог не спросить Язон.

– Мадам Цин – это редчайшее и величайшее исключение. Но она не просто женщина, – он замялся, – даже не совсем женщина. Ее ведь мужчины в обычном смысле не интересуют. Она удовлетворяется, когда пытает и убивает их.

– В каком смысле удовлетворяется, – решил на всякий случай уточнить Язон.

– Во всех смыслах, – перечеркнул Морган его сомнения. – Но она потрясающий боец и мы берем ее с собою всегда. Вот только к руководству стараемся не допускать. Нельзя бабам стоять у руля, Язон, ну, нельзя! Это абсолютная истина. Да слышит меня Бог в эту минуту. Все. Теперь можешь задавать свои вопросы.

– Вопрос первый, – объявил Язон. – Что ты намерен делать дальше?

– Да ничего особенного. Отдохнем немножко, и с новыми силами – в бой! Дэвис уже разработал интересный маршрут. Караччоли предложил встречный вариант – одну богатенькую и плохо защищенную планетку. Пока думаем, обсуждаем.

– Прекрасно, – похвалил Язон. – Но ты меня кажется не понял. Я ведь спрашивал, что ты собираешься делать вместе со мной.

– Я тебя отлично понял, приятель. Но ты же не хочешь вместе со мною чистить торговые корабли и громить братьев наших меньших на недоразвитых планетах. Тебе же это скучно. Я правильно излагаю? Так вот. Ты и придумай, чем заняться. Иначе, зачем я тебя тащил сюда. Гулять вдоль берега моря ты мог бы и на Дархане.

– Вот так ты ставишь вопрос?

– Только так. И торопиться, друг мой, совсем не обязательно. Я улечу за добычей, снова прилечу, а ты тут пока побудешь, поразмышляешь. Хорошую идею надо долго вынашивать.

– Согласен. Однако, чтобы вынашивать хорошую идею, нужны еще и хорошие условия.

– Что ты имеешь ввиду? – вскинулся Морган.

– А то не понимаешь! Я тебе не костолом, я – человек творческий, и не могу работать, когда за мною постоянно шпионят и прослушивают каждую фразу через эти дурацкие браслеты.

– Ну, Язон, – Морган как бы даже успокоился. – Не стоит обижаться на такие мелочи. Слежка – это просто охрана, для твоей же безопасности. А прослушка – сам понимаешь, нам дорого всякое твое слово. Вдруг ты что-нибудь такое гениальное скажешь, да сам и забудешь. А тут пожалуйста: у нас все ходы записаны.

Язон улыбнулся уважительно, мол, ладно, хитрюга, не буду я с тобой пикироваться – смысла нет. Лучше сразу выдвинуть ультиматум.

– Пусть так, – сказал он, – но если эту трогательную заботу обо мне не упразднят уже сегодня, я буду готов служить твоей планете только в качестве простого бойца. Во флибустьеры, сам понимаешь, пойти не могу – женат. Значит, просто витальер, или кто там – буканьер?

– Погоди, – спросил вдруг Морган. – Ты в храме венчался с женою своей.

– Нет, а что?

– Ну, тогда считай, что ты не женат.

– Извини, Генри, женат, не женат – по рукам Мета не пойдет, да и мне все ваши девки как-то не интересны, так что…

– Да я не об этом, чудак ты человек! Давайте вы у нас обвенчаетесь.

– Крайне любопытное предложение! – удивился Язон. – Я подумаю. Но только ты не дал мне ответа, Генри.

– А это я просто время тяну, думаю, – простодушно объяснил Морган. – Хотя чего тут думать-то, на самом деле. Конечно, я вынужден принять твои условия. Ведь мне же новые идеи до зарезу нужны.

– Хорошо, – подытожил Язон. – А мне в таком случае нужны идеи старые. Понимаешь, я должен знать про вас, если не все, то почти все. Я не претендую на знание секретных рычагов управления. Но мне надо знать в подробностях, как вы дошли до жизни такой. Более подробно, чем ты рассказывал, Генри. Мне надо знать с доскональной точностью ваши технические, экономические, военные возможности. Иначе я буду предлагать нереальные проекты или, как говорится, изобретать велосипед.

– Какой велосипед? – не понял Морган, и Язон подумал: «Ну, наконец-то я обскакал тебя в эрудиции!»

– Это такое двухколесное транспортное средство без двигателя, с ножным приводом. Придуман очень давно, и изобретать его вновь предельно глупо. Надо просто знать, что такое изобретение было.

– А-а-а, – глубокомысленно протянул Морган.

– Короче, мне нужен доступ к вашим архивам, – завершил Язон.

Морган грустно улыбнулся.

– Какие могут быть архивы у бандитов? Подумай. Мы стираем из памяти корабельных компьютеров даже маршруты самых последних полетов. Мы нигде не записываем настоящих имен тех, кто вливается в наш коллектив и становится флибустьером. Флибустьеры носят старинные ритуальные клички, происходящие по преданию еще со Старой Земли.

– Стоп! – решительно сказал Язон. – Кто дает вам эти клички? Уж не капелланы ли?

– Конечно, капелланы, они разыскивают их в старинных книгах.

– Та-а-ак! Но если я правильно понимаю, капелланы – это простые бывшие пираты, перешедшие здесь на спокойную работу.

– Да, – согласился Морган, – как правило буканьеры, переставшие воевать в связи с увечьями или другими неприятностями.

– Тогда откуда же у них старинные книги? Неужели в звездных походах награбили?!

Язон увлекся, он развернул натуральный допрос, и вел его поистине с вдохновением.

– Зачем награбили? – словно бы даже обиделся Морган. – Ведь в прежние времена на Джемейке было много старинных книг, но читал их здесь только один человек. А уж потом они стали обязательными во всех церквах.

– Как звали этого человека?

– Старик Сус…

Морган выпалил это странное короткое имя и тут же картинно прикрыл рот ладнью, мол, вот старый дурак – проболтался! Не мог он проболтаться. Слишком хитер. Что-то совсем другое означал этот странный жест.

– Та-а-ак, – еще раз протянул Язон, довольно потирая руки, – вот теперь ты уже помогаешь мне работать, Генри. Весь архив-то, оказывается просто в твоей голове. Про Старика Суса мы уже слышали однажды. Он что-то такое важное перетащил с Тортуги на Джемейку, потом заложил эту штуковину в банке, тогда вы и зажили как люди. Правильно я помню? Так может, это и были старинные книги?

– Нет, Язон, это был аукснис жверис.

– И что же это за жверис такой?

– Не надо, Язон, разделять эти слова. Нехорошо это. Не к добру, – проговорил Морган очень серьезным и даже зловещим голосом.

– Извини, – сдал назад Язон. – Повторяю вопрос: что такое аукснис жверис?

– Не знаю, – честно признался Морган, то есть похоже было, что честно. – Этого никто не знает. Это – таинство.

– Чушь какая-то! – пробормотал Язон. – Как можно таинство в банк закладывать под проценты?

– Очень просто. Для таких, как Уэйн, просто нет ничего святого.

– А для вас есть? – удивился Язон.

– Конечно, есть, – потупился Морган.

Вот таким Язон его еще ни разу не видел. Неужели удалось, наконец, отыскать слабое место у этого бесстрашного и безжалостного предводителя флибустьеров. Так значит, надо давить и давить в найденную точку.

– Ответь мне: Старик Сус знал, что такое аукснис жверис?

– Еще бы ему не знать!

– А когда он умер?

– А кто-то говорил, что он умер? – Морган испуганно вскинул глаза на Язона.

– Да нет, – растерялся Язон, – только ты сам говорил: прежние времена, старик. Я думал, так много лет прошло…

– Э, Язон, старик Сус еще всех нас переживет.

– Понятно. Тогда в чем вопрос? – обрадовался Язон. – Я должен встретиться с ним. На какой планете он живет сейчас?

– На этой, на Джемейке, – ответил Морган бесцветным голосом.

– Ничего себе! Так пригласи его во дворец!

– Его – сюда?!!

На лице матерого пирата отразилась растерянность и какая-то ну прямо детская беспомощность.

– Или ты не хозяин Джемейки?! – сурово вопросил Язон.

Вот этого, конечно, не следовало говорить, но Язона уже понесло. Так хотелось додавить Моргана, так хотелось…

Главарь флибустьеров болезненно скривился, а потом лицо его словно отвердело мгновенно, и глаза блеснули из-под густых, косматых бровей холодной безжалостной сталью.

– Не указывай мне, динАльт. Я сам решу, как надо поступать. Сам. Ты понял это? Хочешь увидеть Старика Суса – увидишь. Но тогда, когда я решу. А пока работай. Без этой информации. Тебе и так есть о чем подумать. Вспомни свои масштабные аферы, вспомни наш совместный полет. Попробуй соединить в мозгу то и другое. Должны получиться интересные результаты. Все технические данные, кроме особо секретных я пришлю тебе с нарочным. Изучай на досуге. Гуляй по Городу-Королю. Съезди в другие места. Не бойся разговаривать с людьми. Обвенчайся с Метой во храме. Я не шучу, это тоже познавательно. Видишь, как много у тебя дел. А как только придумаешь что-нибудь действительно интересное, звони, заходи – гостем будешь.

Аудиенция явно подходила к концу. Язон поднялся, готовясь откланяться, но Морган остановил его:

– Дай-ка, пожалуйста, свой галактический паспорт. Поставлю туда специальный штамп, дающий тебе право перемещаться по всей планете. Только в космопорт не суйся, ради Бога. Там тебе никакой штамп не поможет. Вышибут под зад коленом. Обещаю. Ну как, договорились? А паспорт Меты можешь завести в любой момент. Секретарша проштампует. Девчонке паспорт не нужен, она с вами. Вот и все. Успехов, друг мой.

Тональность разговора под конец изменилась слишком резко, но Язон все-таки рискнул совершить еще одну попытку спровоцировать флибустьера на откровенность. Он спросил этак небрежно, уже от дверей:

– Генри, а все-таки откуда взялся вокруг Джемейки этот чертов экран, через который не прорваться? Это для меня тоже исключительно важно.

Морган поднялся из-за стола, подошел к Язону вплотную, даже приобнял его за плечи и доверительно сообщил:

– Понимаю. Даже очень хорошо понимаю, насколько это важно. Но не только для тебя. Это, видишь ли, как раз моя стратегическая тайна. А ты обещал не претендовать на секретные рычаги управления.

– Ответ принят, – сказал Язон, и дурашливо щелкнул каблуками, как это делали сотрудники СД и СС-1, приветствуя старших по званию. После чего с достоинством удалился.

Глава 14

За десять дней, прожитых на Джемейке трое инопланетников узнали о ней много нового, но нельзя сказать, чтобы общее впечатление как-то уж слишком круто переменилось. Просто всплывали интересные детали, забавные подробности.

Ну, например, на этой планете все-таки ковырялись в земле, несмотря на хвастливое утверждение свободно плавающего Моргана.

С особенным рвением занимались этим витальеры, которые оказались не только бандитами и налетчиками второй категории (по привилегиям), но еще и профессиональными кладоискателями. Их семьи хранили и передавали от отца к сыну старинные секреты о спрятанных шпанцами на Джемейке богатствах. Откапывали это добро уже в течение двухсот лет, не меньше. Видать, шпанцы были большими любителями закапывать деньги и драгоценности в землю. Завоевание их планеты продолжалось не один год. Многие, убегая в горы, спасаясь в лесах или на островах, надеялись еще вернуться в родные места, вот и прятали нажитое. Большей частью это были именно монеты.

Чеканили их на старой Джемейке не скупясь, потому как золото добывали здесь же в богатейших месторождениях. И не только золото, но и самородное серебро. Когда Язону рассказали про самородное серебро, он сразу усомнился – не бывает такого, тем более что серебро это ценилось почему-то выше золота. И у более грамотного аборигена удалось выяснить, какой именно металл добывали дремучие шпанцы на Джемейке. И это ж надо было додуматься чеканить монеты достоинством в одну десятую реала с портретом короля Педро Гомеса Пятнадцатого из химически чистого иридия! А всякий космоэлектронщик знает, что для навигационных приборов нет лучше катода, чем иридиевый с оксидно-иттриевым покрытием! В общем как только на Джемейку опустился первый после Эпохи Регресса межзвездный корабль, и шпанцы предложили в уплату за оружие серебро и золото, не прошло и двух недель, как выяснились истинные цены. Законы рынка возобладали над примитивной хитростью залетных торговцев: за золотой реал давали восемь кредитов, а за серебряный дециреал – аж целых две тысячи. Позднее золото сделалось еще дешевле.

Ну а в период завоевания планеты флибустьерами шпанцы уже хорошо знали, что именно надо прятать прежде всего. Вот почему в первые сто лет кладоискатели обнаруживали в основном золото и камни, и только нынешнее поколение витальеров докопалось наконец до настоящих залежей иридиевых монет.

Менее интересным оказалось знакомство с приватирами – эти-то ковырялись в земле самым допотопным образом, то есть тащили на себе аграрный сектор планеты. Конечно, с замашками пиратов можно было и всю еду доставлять населению в виде награбленных консервов. Но руководителям Джемейки все-таки хватило здравого смысла не губить возделанные некогда шпанцами земли, а завести на них свои собственные фермы. Никто же не станет спорить, что свежее молоко, мясо, хлеб, овощи, яйца никакими пищевыми поставками, неделю проболтавшимися в трюме звездолета заменить невозможно, пусть даже все эти продукты будут упакованы и сохранены по последнему слову галактической техники.

В общем, сельское хозяйство процветало, тем более, что климат способствовал. Еды было даже слишком много, ведь об экспорте никто и не помышлял, а планированием здесь заниматься не любили. Существующая Служба Планирования (СП) расписывала лишь четкую календарную сетку боевых вылетов. Так что излишки фруктов, мяса, муки или кофе просто топили в море или сжигали, чтобы не умножать количество и без того несимпатичных гниющих свалок.

Фермерами были, конечно, не флибустьеры. Лишь некоторые из представителей высшей категории иногда скуки ради, для разнообразия или отдыха переключались на занятия аграрно-животноводческие, и то их любимыми делами становились в этом случае, сбор фруктов или забивание скота. А более нудную и тяжелую работу выполняли профессиональные крестьяне, именуемые здесь приватирами. Люди в общении наискучнейшие, но удивительно добродушные, на первый взгляд, а может, просто безразличные ко всему. Крестьянство не было потомственным на Джемейке. Оно формировалось из ушедших на заслуженный отдых бойцов и пленных, добровольно принявших флибустьерский закон. В последние годы наметилась тенденция к снижению числа фермеров, и Морган был вынужден принять поправку к закону, согласно которой дети приватиров временно лишались права становиться буканьерами, витальерами, а тем более флибустьерами. Что означало слово «временно», никто толком не расшифровывал, и молодым приватирам оставалось только мечтать о космосе.

Как это было понятно Язону, выросшему на заштатном Поргорсторсаанде с его намного более жесткой системой деления на касты!

А всего население планеты Джемейка составляло не больше двух миллионов человек, Поэтому своей промышленности здесь явно не требовалось. Награбленных вещей, доставляемых чуть ли не ежедневно легкими катерами, канонерками и огромными рейдерами, хватало на всех. Распределение материальных благ происходило строго за наличную плату, причем местный золотой реал имел хождение наряду с галактическими банкнотами и коэффициент пересчета – два кредита за один реал – не менялся, говорят, уже лет сто. Доходы всех категорий населения были достаточно высоки для приобретения любой бытовой техники, любого личного оружия, любой одежды, любых самых умопомрачительных игрушек для детей.

А некое подобие производства на Джемейке существовало лишь в форме ремесленничества феодального уровня развития. Наиболее характерной специальностью местных мастеров была профессия ремонтника. Ну и конечно, джемейкские слесаря пошли несколько дальше средневековых. В скобяных лавках и кузницах, оставшихся от шпанцев, чинили теперь все: телевизоров, визифоны, холодильники, дископлейеры, компьютеры, камеры, браслет-телефоны, необычайно популярных здесь кофемолки и кофеварки, ну и конечно, автомобили – эти четырехколесные чудовища на плохом керосине с отвратительным рулевым управлением и ненадежными тормозами.

А вот в чем здесь понимали толк, так это в игрушках. Не только чинили привезенные издалека, но и делали сами, не скупясь на озорную выдумку и настоящую инженерную изобретательность.

Это была еще одна забавная особенность Джемейки. Жестокие и бесчеловечные в космосе пираты с невыразимым, удивительным трепетом относились к подрастающему поколению. Холили своих детишек и лелеяли, разрешали им почти все. В разумных пределах, конечно: алкоголь, наркотики, порнозрелища – с этим до шестнадцати лет было очень строго. А что касается остального, самой распространенной служила поговорка: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало». И еще здесь любили повторять, цитируя какого-то древнего датчанина: «Детей надо баловать, тогда из них вырастают настоящие разбойники».

Несколько дней Язон даже обдумывал вариант воздействия на политику и экономику планеты непосредственно через детей, раз уж им придают здесь столь большое значение. Но никакого серьезного проекта в итоге не получилось. Пираты были, конечно, не совсем такими, как все остальные люди в галактике. Но дети их, как это ни странно практически не отличались от обычных. Во всяком случае, жутковатые детишки Пирра, в шесть лет способные защитить себя самостоятельно, в восемь – обучающие других, а в двенадцать – готовые к продолжению рода – напугали Язона в свое время гораздо сильнее. Флибустьерская детвора на самом деле никакого феномена собою не представляла.

И окончательно пришлось убедиться в этом, когда Долли, уже переставшая бояться выходить на улицу одна, познакомилась во время концерта на базарной площади и привела в дом своего ровесника – пятнадцатилетнего мальчишку Робса. Робс был сыном флибустьера, ушедшего в очередной полет и не вернувшегося. Так рассказывала мать, выросшая в семье буканьера. На самом деле, как теперь уже понимал Язон, отец Робса скорее всего был жив, просто у флибустьеров не принято возвращаться к женщинам и, тем более, привязываться к детям.

Нравы же буканьеров были наиболее загадочной темой для Язона, и даже появление Робса мало что прояснило в этом вопросе. Сам мальчишка, доброжелательный к чужакам и смышленый не по годам, просто слишком мало знал об истории своего народа – не полагалось ему в этом возрасте знать много. А мать ни при каких обстоятельствах с инопланетником откровенничать бы не стала. Это Язон и сам понимал. Он уже пробовал заводить беседы с буканьерами. Даже пожилые мужчины оказывались крайне неразговорчивы.

Робс понравился им всем, не только Долли. А в девушку он влюбился без памяти и очень красиво ухаживал за ней. Воспитанный в строгих правилах, не позволял себе никаких вольностей, и помыслы его были чисты. Не прошло и трех дней, как Робс торжественно сообщил, что ради Долли готов на все.

– И на смерть пойдешь? – серьезно спросил Язон.

– Смерть – ерунда, – заявил мальчишка еще более серьезно. – Я готов пойти даже на предательство собственного народа и лично сэра Генри Моргана.

Язон прикусил язык и сказал после паузы:

– Ну, тут уж ты брат погорячился.

А потом воровато огляделся и добавил шепотом:

– Впрочем, именно это нам и нужно.

И они все трое расхохотались облегченно. Конечно, разговор происходил не при Долли. А Долли меж тем чисто по женски медленно, но верно влюблялась в Робса.

К концу десятого дня Язон и Мета уже смело могли считать, что их, то есть заговорщиков, стало на планете четверо.

Этот десятый день пребывания на Джемейке стал весьма примечательным.

Ведь до того с каждым новым кирпичиком информации все яснее выстраивалось главное: никто тут на жизнь не жалуется, все просто кайфуют, жрут, пьют и веселятся в свое удовольствие, а потому власть не ругают и бунтов не готовят. То есть торжествовала до сих пор точка зрения Меты, высказанная ею еще во время той первой конспиративной прогулки по городу: развалить систему невозможно. Впечатление складывалось именно такое.

А потом они узнали кое-что новое.

Это случилось достаточно далеко от столицы, в маленьком приморском городке Картахена. Язон как раз расстался с группой счастливых витальеров, которым помогал откапывать очередной бочонок, полный серебряных дециреалов. А Мета вернулась с гор, где в компании с буканьерами поохотилась в свое удовольствие на свирепых длиннорогих стрелохвостов, представлявших реальную опасность не только для мелкой скотины, но и для людей.

Встретившись в назначенное время на главной площади городка, возле храма, Язон и Мета не сговариваясь повернули в сторону моря – уж очень хотелось искупаться. Долли они оставили до вечера с Робсом и ни о чем не беспокоились. Хороший получился день. И море было теплым, спокойным, и на солнышке, уже клонившемся к западу лежать было приятно. Тишина, благодать. Флибустьерский рай.

И вдруг послышался какой-то невнятный шум. Пришлось приподняться и поглядеть.

Два темнокожих приватира нарочито заговорили на непонятном для простых буканьеров испанском или, как здесь говорили, шпанском языке. Слово за слово, и ругань пошла уже на всех языках, какие кто мог вспомнить. С обеих сторон число участников прибавлялось. Еще минута, и в ход пошли кулаки. Первый же разбитый нос – появилась кровь – и картина начала резко меняться. Одновременно шесть или восемь человек потащили сабли из под груд сваленной одежды. Потом зловещей вороненой сталью блеснули первые пистолеты, еще не снятые с предохранителей, еще пока только угрожающие…

Кто-то не преминул вызвать СС, Службу Справедливости. И трупов в итоге не было. Но когда из-за прибрежных кустов налетел специально обученный отряд пронзительно свистящих в маленькие трубочки и стреляющих только в воздух штурмовиков, клинки успели скреститься, сталь сверкала на солнце и отчаянно звенела, искры сыпались на песок, уже орошенный кровью, а женщины, собравшиеся вокруг, поначалу только визжавшие, уже принялись таскать друг друга за волосы и пинать ногами. Знатная получилась потасовка.

Флибустьеры, ищущие справедливости, всех без разбору уложили лицом вниз и успокоили чувствительными тычками. Потом двоих серьезно раненых увезли в больницу, а зачинщиков, выявленных в ходе экспресс-следствия, проведенного тут же, на месте, затолкали в служебную машину.

Язон не знал, посадили их в яму или порубали головы еще в дороге. А может, ребята и вовсе отделались простыми штрафами. Он так и не сумел достаточно хорошо разобраться в витиеватых формулировках местных крючкотворов, трактовавших закон флибустьеров то так, то эдак. Канонический текст этого шедевра Язон добросовестно одолел от первой до последней страницы, но ориентироваться в реалиях жизни закон помогал слабо. Гораздо ближе к истине была расхожая здесь поговорка: «Закон – что нож, на кого направишь – в того и воткнешь». Красную кожаную книжицу с золотым тиснением «Непреложный Закон Флибустьеров» (вот именно так – все с большой буквы!) Морган вручил ему, кажется, еще в космопорту, в день приезда, но хранил ее Язон просто как сувенир. Было бы странно предполагать, что разгадка главной тайны планеты Джемейка скрывается под роскошной обложкой этого юридического нонсенса.

Заваруха на пляже, перешедшая в побоище многое прояснила.

– Вот тебе и благополучный мир! – резюмировала Мета, словно возражая самой себе. – По-моему, разные категории местных граждан сильно недолюбливают друг друга. А раз есть недовольные, можно устроить бунт. Значит, ты был все-таки прав?

– Конечно, – согласился Язон. – Только ни в коем случае не надо устраивать бунт. Бунтом всегда считалось то, что в итоге обязательно подавляли. И подавляли жестоко. Поэтому мы сделаем революцию. Так это называли раньше. В результате революций побеждают новые силы и происходит полная смена власти.

– И куда ты поведешь эти новые силы, когда захватишь власть? – невинно полюбопытствовала Мета.

– К черту в пекло, – проговорил Язон задумчиво и злобно.

– Интересная идея, – оценила Мета.

– Перестань. Разве я знал, как победить Темучина, когда мы только прилетели на Счастье? Дай срок.

– Опять ты об этом Темучине. «Темучин» – это мой корабль, брошенный нами на Кассилии. А про старого глупого варвара забудь. Ведь здесь живут совсем по-другому.

– Да, – сказал Язон. – Другой исторический период. Я знаю. И все-таки я взорву этот мир изнутри. А как иначе? Вот только торопиться нельзя.

Но оказалось, что торопиться как раз надо.

Уже стемнело, когда они с предельно возможной скоростью двигались по плохо освещенному шоссе, разумеется, еще и отвратительно разбитому фермерскими грязеходами. Вглядываясь в огни по сторонам дороги, Язон выискивал хоть какой-нибудь приличный постоялый двор, так как надежда на крупный город с хорошим отелем давно растаяла, а спать хотелось все-таки ночью, а не днем. И тут позвонил Морган. Вызвал их даже не по браслету, а по экстренному каналу связи – спецпередатчик был встроен в панель управления вуатюром. (Вслед за Долли Язон полюбил называть здешние колымаги этим изящным французским словом.)

Почти торжественным голосом, словно делал сообщение для всего народа, Морган поведал им, что вблизи Картахены начался немного-немало крупнейший за последнее время бунт приватиров. На подавление его уже выдвинулись регулярные отряды флибустьеров, и даже на всякий случай подключены космические силы.

– Я слышал, – добавил в конце Морган, – вы еще недалеко уехали от Картахены. Так вот, счел необходимым предупредить. Может, захотите держаться подальше от опасности. С вами все-таки девочка. (Хитрюга Морган! Подзадориваешь нас.) И вообще у Язона ответственная творческая работа, а творческому человеку нервничать нельзя. (Ну, а вот это уж ты зря!) Однако, если вы по-прежнему верны себе – и мне! – рекомендую посмотреть на все вблизи и даже поучаствовать.

От такого предложения трудно было отказаться. Они сразу развернули машину в обратную сторону и поехали еще быстрее, хотя казалось, что быстрее уже нельзя. И даже Долли не возражала. Язон ведь уже научил ее стрелять из пиррянского пистолета. К тому же рядом с Робсом – ничего теперь не страшно.

Вот только участвовать оказалось особо не в чем. Спецмашины флибустьеров двигались не только по дорогам, но и по лесу, выплевывая, огненные струи напалма и оставляя позади себя лишь полыхающие заросли, в которых уже не могло быть ничего живого. В поселках тяжелые танки буквально утюжили дома, а саму мятежную Картахену за каких-нибудь два-три часа превратили в дымящиеся руины и даже военно-космические силы не понадобились, если не считать, что в ходе некоторых операций с неба на землю направляли мощные столбы света для более точной наводки артиллерийских и ракетных ударов. Прожектора космошлюпок не помешали и во время преследования отступавших в горы остатков разбитой армии бунтовщиков.

Все это весьма масштабное зрелище получилось, конечно, интересным, но никто из них, даже Робс не нашел для себя роли в разыгравшемся трагическом спектакле. Помогать многократно превосходящим силам карателей казалось по меньшей мере странно. Помогать приватирам – глупо и безнадежно. Да и кто они такие – приватиры? Борцы за справедливость или просто внезапно ошалевшие от обжорства фермеры? Этого наши герои пока не знали, а Робс по молодости лет объяснить не брался.

В общем, отсиделись наблюдателями, не раз и не два оценив достойную прочность вуатюра, выделенного Морганом. Пули отскакивали от брони, как семечки, а однажды выяснилось, что ветровое стекло выдерживает прямое попадание легкого снаряда из какой-то базуки. Впрочем, не исключено, это была минометная мина, но все равно хорошо. И тогда Язон пригляделся и сумел рассмотреть, из какого оружия здесь подрывают бронемобили. Под утро, когда все улеглось и стихло, он разыскал среди трупов и развалин две таких пушки с целой коробкой запасных обойм к ним. Вдруг пригодятся.

Ушедших в горы мятежников преследовать не стали, хотя уже поднималось солнце. Флибустьеры были людьми в военном деле весьма искушенными и понимали, что бои в горах – дело безнадежное для нападающих снизу даже при самой совершенной технике. А нападать сверху было слишком дорого, да и не нужно никому. Так что, получили они приказ от Моргана или сами пришли к выводу, что долг исполнен, но уже очень скоро все войска дружно покинули район подавленного мятежа, и над Картахеной сделалось тихо-тихо.

Машину Язона, притаившуюся в овраге, никто не заметил. Они благополучно выбрались на дорогу и по общему решению стали подниматься в горы к уцелевшим приватирам. Браслеты к этому моменту были выброшены (утрачены в бою), а все устройства связи на панели выдраны вместе с приборным щитком (результат попадания гранаты). О возможных жучках в кузове и сиденьях Язон предпочел не думать и разговор они повели без тормозов. Робс к этому времени был уже в курсе их оппозиционных настроений по отношению к Моргану, но по причине отчаянной влюбленности в Долли едва ли мог выступить в роли стукача.

– Значит так, – начал Язон. – Попробуем найти, кто у них главный, узнать цели, возможности, и предложим помощь.

Никто не возражал, и Язон обратился к Робсу:

– Скажи, а часто у вас такое происходит?

– Не знаю, говорят, бывает иногда, но я первый раз увидел. Это все круто было очень, как по видику.

И замялся, почувствовав, что сморозил какую-то глупость.

– А в новостях неужели не показывают ничего подобного?

– Да нет, конечно! – удивился Робс наивному вопросу чужака. – Об этом только люди говорят. А по телеку всегда про хорошее: сколько добыто денег, вещей, насколько цены снижены, сколько жратвы сожгли, потому что девать некуда. Вот и все. Кто же про такое по телеку говорит!

– Так давай мы скажем! – предложил Язон.

– Ну, во-первых, нас туда не пустят.

– Решаемая проблема, – возразил Язон.

– Хорошо, но во-вторых, если такой кошмарик показать на всю планету, люди просто обалдеют…

– Так нам и надо, чтоб они обалдели!

– Вы не дали мне договорить, сэр. Они обалдеют и кинуться добивать всех оставшихся приватиров. Ртов станет меньше, жратвы еще больше, а чтобы сельское хозяйство не зачахло, ряды фермеров временно пополнят витальеры или даже флибустьеры, потом каких-нибудь пленников понавезут с голодных планет. И – полный порядок! Капелланы запудрят людям мозги проповедями, и все утихнет опять. До следующей заварушки.

– Так значит, ты не веришь, что можно изменить что-то на Джемейке?

– Почему не верю? – вроде даже обиделся Робс. – Сегодня ночью круто было. Мне понравилось. А революция на всей планете – это еще круче. Давайте сделаем. А то фильмы по телеку да по видику уже надоели. Порнуху только у братков на дисках посмотреть можно, и то если взрослые застукают – хана. Меня года два назад так выпороли – неделю сидеть не мог. А кроме видика, что еще делать? Скукота! Вот вы появились – это здорово. Давайте сделаем революцию, сэр.

Язон ничего не ответил. Он окончательно загрустил.

И тут они въехали в деревню, последнюю, до которой добрались каратели. Захотелось выйти из вуатюра и посмотреть на все вблизи. Флибустьеры отвели здесь душу на славу. Сами дома стояли целые, но внутри было поколото и порушено все, от окон и сорванных с петель дверей до тщательно перебитых электрических лампочек и посуды. Барахло из всех шкафов и ящичков вытаскивали и сваливали в кучу посреди дома. Кое-где поливали керосином и поджигали, но именно кое-где. Очевидно, солдаты были уже пьяными и начальники запретили им играть с огнем – не ровен час самих себя подпалят. Трупов в поселке обнаружить не удалось. Оттого наверно и буянили так яростно флибустьерские штурмовики: убить никого не удалось – обидно! Так хоть погромить, выпустить пар.

Язон представил себе эту команду ублюдков, как они выезжают из деревни верхом на танках – потные, грязные, усталые, но довольные.

Но тут-то и выяснилось, что с другой стороны ублюдки были ничем не лучше. Неумеренно любопытные инопланетники как раз покидали очередной разгромленный дом, уже почти перестав надеяться на встречу с бывшими обитателями, когда из кустов ударила очередь, Язона, шедшего впереди, осыпало дождем штукатурки, и все четверо разом залегли. Робса учить такому было не надо, а неопытной Долли помогла Мета. Отряд нападавших из засады оказался малочислен но на удивление туп. Крики типа «Мы свои!», попытка поднять белый флаг (впрочем, Язон не был уверен, что здесь знакомы с этой традицией) и даже демонстрация в отчаянном прыжке собственной гражданской одежды действия не возымели. А усыпляющими гранатами и другими гуманными видами оружия, даже самым простым слезоточивым газом на этой варварской планете как-то не пользовались. И ничего такого под рукой не оказалось. Пришлось принять настоящий бой и прикончить шестерых очень молодых ребят. Уж больно отчаянно лезли они на рожон. Только седьмого посчастливилось обезоружить и допросить.

– Кто у вас главный? – допытывался Язон.

– Я.

– Такой молодой?

– А у нас все молодые и все главные.

– Так не бывает. Вы анархисты, что ли?

– Я не знаю, кто такие анархисты. Что вам от меня нужно?

– Я хочу поговорить с твоим начальником.

– У меня нет начальника. И я не хочу с тобой говорить, потому что ты убил моих друзей.

– А зачем твои друзья хотели убить нас?

– А мы всех хотим убить! Нам все надоели.

– Хорошее объяснение. Но все-таки скажи мне, кто у вас главный и где его искать.

Парнишка хмуро молчал в ответ.

– Ну что ж, – сказал Язон ласково, – тогда нам придется убить и тебя тоже.

– Убивайте, – равнодушно отозвался самозваный главный приватир.

И тут неожиданно заговорила Долли:

– Все он врет. Его начальника зовут Зденек и сидит этот тип в таком красивом двухэтажном доме у подножия отвесной скалы. Это совсем недалеко, но все-таки мне будет трудновато найти, если наш герой не поможет.

– Ведьма! – выдохнул приватир.

– Слушай, – удивился Язон. – Что за слово такое? У вас на Джемейке в самом деле встречаются ведьмы?

– Насчет Джемейки ничего не скажу, а вот с других планет залетают, – несколько загадочно ответил пленный.

Что это было? Чистая правда? Попытка нагнать туману? Или тонкая шутка? Последнее – вряд ли. Таким туповатым ребятам чувство юмора вообще, как правило, несвойственно. Но Долли почему-то восприняла последнюю фразу именно так.

– Хватит болтать, остряк доморощенный! Пошли к твоему Зденеку!

И парень со связанными руками молча пошел вперед, кивком головы давая понять, что не возражает.

«Неужели эта девчонка умеет еще и собственной воле других подчинять?» – = удивился Язон про себя.

А юный Робс смотрел на свою любимую с восхищением.

Убежище главного приватира Зденека действительно располагалось неподалеку. И оттуда уже не стреляли: то ли сочли невозможным убивать своего, ведомого в качестве заложника, то ли просто народец в этом штабе поумнее подобрался. Впрочем, насчет последнего вскоре пришлось разочароваться.

Зденек оказался несильно старше своих подчиненных, впрочем, некоторая солидность в его поведении ощущалась. Он попросил называть себя полковником, деловито осведомился каковы воинские звания его гостей, потом предложил вина и спокойно выслушал все соображения Язона. А вот дальше началась полная бредятина. Словно один из них говорил на языке племени оуяи, построенного, как известно, на одних лишь музыкальных звуках, а другой изъяснялся с помощью азбуки глухонемых на основе шаолиньских иероглифов. Диалог получился примерно таким:

– Каковы ваши цели?

– Убивать витальеров, буканьеров и флибустьеров.

– А когда перебьете их всех?

– Никогда не перебьем. Их слишком много.

– Тогда зачем это все?

– Как зачем? Их же надо убивать.

– Но можно ведь установить власть над ними.

– На Джемейке нет и не будет никакой власти.

– А как же власть Генри Моргана?

– Генри Морган – жалкий подонок. Его мы тоже убьем.

– Но до него еще надо добраться.

– Доберемся.

– Вот я и хочу поговорить о том, как это лучше сделать.

– Не надо. Мы сами все знаем.

– Значит, вам не нужна наша помощь?

– Ваша помощь?

Зденек надолго задумался. Потом начал рассуждать. Это у него очень забавно получалось.

– Ну, ты, конечно, академик, ботаник дипломированный. Бабы твои ведьмы – это понятно. Мальчишка – местный, но вроде тоже не дурак, по-шпански очень прилично лопочет. Все вы – ребята хорошие… Нет, помощь на самом деле не нужна.

– Почему? – оторопел Язон от подобной логики.

– Какая разница, почему? Хотите убивать вместе с нами – убивайте, дело доброе. Но вообще нам и без вас хорошо.

– Но мы же опять вернулись к началу разговора! – у Язона уже никакого терпения не хватало. – Какой же смысл – просто так убивать?!

– Как это – какой смысл?! – возмутился Зденек, оскорбленный в лучших чувствах. – Скучно же всю жизнь только землю пахать да свинобразов выращивать!

Аргумент был убийственный. И Язон наконец, осознал всю бессмысленность дальнейшего разговора. Он вдруг понял, кто они, эти бунтовщики. Простые дети фермеров. Зажравшиеся сынки зажравшихся приватиров. Их отцы наубивались в свое время вволю или прилетели с других планет пленными, в общем у них было богатое прошлое, а приватирская молодежь по новому закону флибустьеров не допускалась к космическим полетам. Тут не восстание приватиров поддерживать надо, а законы исправлять, чтобы эти уроды нашли выход своей энергии на межзвездных просторах.

И тут Язон мысленно одернул себя, по-флибустьерски воскликнув: «Господи!»

«Господи! Да о чем ты думаешь, Язон динАльт? Об интересах этих мерзавцев? Об интересах этой безумной планеты? Пусть режут друг друга здесь, а в галактике хватит нам и флибустьеров. Галактику надо очистить от пиратов. Кажется, за этим ты и прилетел сюда. Разве нет? Вот уж действительно недолго и с ума сойти!»

– Вот теперь я ничего не буду скрывать от Моргана, – злобно проговорил Язон, открывая водительскую дверцу и усаживаясь за руль. – Никаких больше заговоров, только совместные проекты. И мы обязательно вытянем из него всю необходимую информацию.

– Вытянем, сэр, – бодро поддержала Долли.

– Мор-ган! – закричал Язон, дурачась. – Ты слышишь меня? Я только что поговорил с главным приватиром. Он – полный придурок, честное слово. И теперь я еще больше уважаю тебя, Навигатор!

– Вряд ли он слышит вас, сэр, – раздумчиво проговорил Робс, внимательно оглядывая автомобиль изнутри.

Пока они сидели у Зденека, местная шпана основательно поработала над машиной. Даже лампочки ни одной не осталось, какие уж там подслушивающие устройства! Удивительно, как этот стойкий джемейкский механизм вообще смог тронуться с места и куда-то поехать. В общем, послебесславной экспедиции в Картахену Язон переменил свое отношение к здешним вуатюрам. Презрение сменилось почти восхищением. Керосинки, конечно, но сделаны на совесть.

Они все четверо ощутили внезапно страшную усталость и километров двадцать проехали по шоссе в полном молчании. Потом Язон вдруг повернулся к Мете и сказал:

– Ну, все. Революция отменяется. Как говорили в древности: «Занимайтесь любовью, а не войной!» Поехали жениться.

– Правда? – спросила Мета с некоторым недоверием.

– Абсолютная правда, – сказал Язон как можно серьезнее. – А потом – напьюсь. Повод достойный, а причин – выше крыши.

– А мы? – спросил Робс.

– Тоже хотите напиться? Пожалуйста.

– Нет, мы хотим жениться.

– Вам еще рано, – сказал Язон строго. – По местным законам.

– А по нашим – в самый раз, – улыбнулась Мета.

Глава 15

Капеллана они застали в церковном дворе. Закатав рукава темно-зеленой болотного оттенка рясы тот копался в движке своего вуатюра, и руки его едва ли не по локоть были вымазаны в чем-то темно-бордовом, похожем на запекшуюся кровь – то ли смазка, то ли тормозная жидкость. Язон вспомнил, что местные священники в прошлом такие же убийцы, как и остальные пираты, и невольно поежился от вида этих обагренных рук.

– Вы ко мне? – спросил капеллан деловито.

– Да, батюшка. Мы хотели бы повенчаться.

– Невесте вашей исполнилось семнадцать?

– Так точно, батюшка, моя невеста – та, которая постарше.

– Ну, тогда нет проблем, сын мой. Пятьдесят пять реалов в кассу храма и я запишу вас на завтра.

– А почему на завтра, батюшка? – поинтересовался Язон.

– Помилуй, сын мой, надо же повесить объявление, чтобы собрался народ, у нас как-то так заведено от веку…

В голосе священника не чувствовалось жесткого требования и Язон спросил:

– А без народа никак нельзя?

– Отчего же, сын мой? Венчаетесь вы перед лицом Божьим, а я слуга его на Джемейке. Для совершения обряда необходимо лишь два свидетеля. Они у вас есть. А народ, то есть прихожане – это просто зрители. Как вам будет угодно, сын мой. Другие обычно просят, чтобы побольше людей пришло.

– Мета, ты хочешь венчаться при народе?

– Нет, – коротко сказала Мета, вовремя удержавшись от желания высказать свое мнение о данном конкретном народе.

– Мы предпочтем без особых торжеств, но поскорее, – резюмировал Язон.

– Тогда подождите, я сейчас.

И капеллан принялся вытирать руки тряпкой.

– Пройдите пока во храм.

Было очень забавно стоять перед алтарем среди дрожащих огоньков свечей и слушать тихую и красивую органную музыку. А после густой, напевный, сделавшийся вдруг совсем неузнаваемым голос капеллана:

– Венчаются раб Божий Язон и раба Божия Мета. Именем господа нашего Иисуса Христа…

«Что ж, – думал Язон, – один раз я уже был рабом. Тогда на планете Аппсала хозяином моим стал некий Чака, бригадир сборщиков местного хрена и охотник на моржей. Теперь в роли хозяина выступает древний Бог, Иисус Христос. Тоже красиво».

Язон покосился влево и заметил, что Мета гораздо серьезнее относится к обряду. Может быть из-за того, что служба велась на странной смеси латыни и испанского, и невеста ни слова не понимала, для нее все это было сплошной музыкой. А может, просто женщины (даже пиррянки) более эмоциональны? Но называть себя рабыней она бы точно не позволила…

Потом, когда капеллан перешел к вопросам, он, конечно, задавал их уже на меж-языке. И кроме традиционных: «Согласны ли вы быть мужем?.. Согласны ли вы быть женой?..», произносились еще предварительные, несколько неожиданные:

– Много ли душ ты загубил, сын мой?

– Ай, батюшка, много! – честно признался Язон.

– В этот торжественный день я отпускаю тебе грехи твои.

– Души – это кто такие? – быстро шепнула Язону растерявшаяся от непонятного слова Мета.

– Имеются ввиду люди, – пояснил тот также шепотом.

– А много ли ты загубила душ, дочь моя?

– Не слишком много, батюшка, – сказала Мета, стараясь соответствовать моменту и впервые употребив ритуальное обращение к капеллану. – Но было и такое, не скрою.

– В этот торжественный день я отпускаю тебе все грехи твои, дочь моя.

Звучал орган. Горели свечи. Пахло горелой смолой босвелии. Здесь ее жгли в специальных маленьких кастрюльках, подвешенных на цепях. А на планете, где прошло детство Язона, тоже росли такие деревья, и мальчишки любили бросать их корни в костер из-за очень ароматного дыма, навешавшего странное, загадочно дразнящее и щемяще-грустное чувство.

Потом они завернули в магазин, где взяли большую бутыль тортугского рома и флягу любимой Язоном натуральной газированной воды из источников Цумба на Цефее. А также целую корзину фруктов.

За официальной бумагой велено было зайти попозже, в самом конце дня, а пока молодожены вместе со свидетелями двинулись прямиком во дворец – к Генри Моргану. Запросто, без звонка. Дома, конечно, остались их запасные браслеты, но не хотелось возвращаться туда. В конце концов, у них сегодня свадьба или что? Морган должен понять. Да и у флибустьеров праздник – очередной бунт подавили.

И Морган действительно не сердился. Принял как родных. Тем более, что во дворце уже заканчивали работать и переходили к массовым торжествам. А торжества готовились немалые. Победа над безумцами-приватирами совпала еще с каким-то церковным праздником, то ли с Богоявлением, то ли с Благовещением – Язон в таких словах всегда путался. В общем, вино и крепкие напитки с минуты на минуту должны были потечь полноводной рекою. Эх, зря на такой хороший ром потратились! Ну, да ладно. Свадьба есть свадьба. Грех за свой счет не отметить.

И вообще, после того, как Язон завязался с витальерами и откопал свой первый дециреал, проблем с деньгами у него не стало. В первые же дни все было много хуже.

Наличность, взятая с собой в дорогу еще с Пирра, была благополучно конфискована еще в момент нападения на Дархане, а возвращать ее никто и не подумал. Захватить чужое в бою – это, по флибустьерским понятиям, честно. Но здесь, на Джемейке, ни у кого воровать было нельзя. Все – свои. А закон есть закон. Унижаться и просить денег у Моргана представлялось немыслимым, тем более, что свою долю пиратской добычи Язон как бы уже получил в виде пленной девчонки.

А потому на второй же день, чтобы не ощущать себя зависимым, он отправился в местное казино. Обобрал двоих-троих игроков по мелочи, но тут же и почувствовал, что имеет дело с профессионалами. На Джемейке каждый второй, а то и девять из десяти были шулерами. И на кривой кобыле объехать их было трудновато. Если один шулер чувствует, что другой хитрее, в ход идут уже иные средства, то есть, скажем, не колода карт, а сабля. До такого Язон доводить не хотел, поэтому на следующий день предпочел не играть, а просто поторговать секретами карточных фокусови, коих знал немерено. Публика в игорной забегаловке оказалась охочей до подобного рода трюков, и Язон за один вечер заработал больше, чем мог предположить. И все равно это было так себе, несерьезно. Мета – тем более, кроме уроков рукопашного боя, не придумала никаких вариантов заработка. Потом у нее началось увлечение охотой вместе с буканьерами. За редких зверей тоже платили кое-что в заготконторах СС-2, то бишь службы Ховарда. И все-таки только продажа иридия позволила им больше не считать себя нищими. Этот бизнес оказался вне конкуренции.

До начала большого праздника оставалось не больше часа, но Морган охотно принял у себя в кабинете всю их команду. Вот это была удача! Почти победа. Точнее, шаг к победе.

– Включайся, девочка, – шепнул Язон Долли. – Как только мы начнем говорить о серьезных вещах, уж постарайся проникнуть в его мозги.

Долли только кивнула молча. Она и сама все понимала.

А Морган предложил гостям садиться, обвел разношерстную компанию несколько удивленным взглядом и вопросил:

– Язон, ты пришел рассказать мне о своей гениальной идее?

– В общем, да, сэр Генри, – уклончиво начал Язон. – Идея еще не до конца созрела, но думаю нам уже есть, что обсудить. Позволь однако вначале представить тебе эту женщину. Мета. Моя жена.

– О, поздравляю, мэм, – подскочил в своем кресле Морган. – Искренне рад. В каком храме вы обвенчались?

– В церкви Рождества Богородицы, что на Гордельском спуске. Кажется именно туда ты советовал мне пойти, Генри?

– Я тебе советовал просто обвенчаться, – жестко ответил Морган, лишний раз давая понять, что всегда запоминает каждое свое слово.

«Да, – понял Язон, – зубы ему заговаривать – дело бесполезное».

– Ну, хорошо, Генри. Так ты выпьешь за нас? Давай по стаканчику. И я начну рассказывать.

Налили, выпили, оценили тонкий букет, пожевали фруктов.

– Я познакомился с главарем бунтовщиков, – сообщил Язон.

– Зачем? – с искренним недоумением откликнулся Морган.

– Я же объяснял, Генри. Мне нужно знать все о твоей планете, иначе…

– Хорошо. Идея-то твоя какова?

– Подожди с идеей. Разве тебе не интересно мое мнение о Зденеке и других приватирах.

– Не интересно, – Морган как отрубил. – И Зденек мне неинтересен. Если твоя идея заключается в том, чтобы отправить в космос приватиров, а вместо фермеров использовать роботов – спасибо, но это не сюда. Питер Дэвис у нас занимается планированием, а Ричард Скотт возглавляет СС-1, можешь с ними на досуге покалякать. А мне лично, и значит, всей планете нужны эти бунты! Понимаешь? Без них народ сопьется, зажрется и расхочет вообще куда-нибудь летать.

– Так ты сам, что ли, и организуешь мятежи? – не поверил Язон.

– Ну, не совсем так… Ладно, гони идею. Я ведь предупреждал: без новых предложений не приходи ко мне, Язон.

– Ну, хорошо, слушай. Вы должны добывать на других планетах, а возможно, и на кораблях в межзвездном пространстве не материальные ценности, а нечто другое. Это будет намного сложнее, но и существенно рентабельнее. Во вселенной ведь можно найти такую вещь, которую однажды получишь в свои руки, и вообще перестанешь думать о материальных ценностях.

– Наркотики, что ли? – спросил Морган.

– Дурная шутка, Генри.

– Ну ладно, ладно, продолжай. Что же это?

– Я скажу. Но ты пойми, идея еще действительно не дозрела. Приведу тебе несколько примеров, но их пока можно считать чисто теоретическими. Во вселенной есть почти все. Если хорошенько поискать. Машина времени. Дубликатор любой материи, включая живую и разумную. Средства омоложения. Портативные устройства для гиперпереходов. И так далее. Пойми: идея моя еще очень сырая, но я хочу, чтобы ты тоже над нею думал. Ведь толчок к этим мыслям дал мне именно ты, Генри. Похитив меня, ты впервые приобрел нематериальную ценность. И это тоже путь. Мой ум – не единственный выдающийся ум в галактике.

Мета смотрела на Язона с ужасом. С ее точки зрения он разбалтывал недопустимые вещи. Робс слушал с захватывающим интересом. Казалось, он сейчас выдохнет: «Во, круто! Прямо как по видику!» А Долли смотрела мимо Моргана в стену и глаза ее зримо мутнели с каждой секундой, будто она стремительно пьянела или засыпала. Словом, процесс пошел.

– Ты не зря провел это время на планете, – оценил Морган. – Я буду думать над твоими идеями.

– Спасибо, Генри. Но пойми, вот теперь-то уж мне точно нужно знать, чем ты уже владеешь из нематериальных ценностей. Точнее, чем владеет Старик Сус. Что такое, черт возьми, этот аукснис жверис!

– Я не смогу тебе помочь сегодня, – проговорил Морган странным замогильным голосом и замолчал надолго.

Язон метнул быстрый взгляд на Долли, но та и без него уже поняла, что наступает кульминационный момент. Глаза ее из изумрудно прозрачных сделались буквально малахитовыми, даже разводы какие-то темные на радужке проступили. Неужели Морган не замечает этой странности?

Но Морган, похоже, не замечал уже ничего. Он как будто впал в глубокий транс. Молчание сделалось гнетущим. И тогда главарь флибустьеров вдруг произнес четким, бодрым, но совершенно не своим голосом:

– Язон, поговори об этом со своим капелланом. На Джемейке есть традиция: жених и невеста имеют право задать несколько очень откровенных вопросов своему капелллану. И тот обязан ответить честно. Поговори. Капеллан, как и все буканьеры, знает про Старика Суса. А сейчас… К столу, к столу, к столу!..

В огромном праздничном зале все смешалось. Бокалы, кубки, подносы, свечи, мужчины, женщины, блюда, бутылки, пьяные трезвые, господа, слуги, витальеры, флибустьеры, серебро, золото… В глазах рябило. Затеряться было предельно легко. Найти кого-то – безумно сложно. Об этом и мечтал Язон, но вначале (убедившись, что Морган уже достаточно далеко) он прошептал:

– Долли, Долли, ну что? Говори быстрее!

– Его мысли очень трудно читать. Безмерно трудно, – как-то очень по-взрослому ответила девушка совершенно измученным голосом. – Их кто-то блокирует.

– Может быть, он сам? – предположил Язон.

– Не знаю. Больше похоже на постороннее вмешательство.

– Это уже очень важная информация. И все же, Долли. Он знает, где Старик Сус, кто он такой? Знает ли он, наконец, что такое аукснис жверис?

– Да, – сказала Долли почти уверенно. – Но он действительно не может сказать этого нам. Действительно не может. Очень трудно читать эти его тяжелые, скользкие, совершенно чужие, ну, то есть не его мысли…

– Извини меня, девочка. Я не знал, что будет так трудно.

– Это наша общая работа, – откликнулась она опять очень по-взрослому.

– И последнее, – сказал Язон, глядя виноватыми глазами. – Что это за странный совет был?

– А это не он дал вам совет. Это кто-то другой внутри него, и потому мне кажется, что совет хороший. Морган сейчас не помнит, что именно сказал. Но скорее всего через какое-то время вспомнит. Так что поспешите, сэр…

Она могла бы и не говорить последних слов.

– Долли, кто бы не спросил обо мне, даже если Мета, говори, что я где-то тут. Поняла?

Девушка кивнула и юркнула в толпу веселящихся граждан Джемейки, ища глазами Робса. А тот уже спешил ей навстречу.

Глава 16

Капеллан храма Рождества Богородицы, что на Гордельском спуске, ходил вдоль алтаря и расставлял свечи. Когда Язон ступил под своды центрального нефа и его шаги гулким эхом отозвались в самых дальних уголках помещения, священник неспешно оглянулся и сказал:

– Вы рановато пришли, сын мой, видите, я только еще подготовил бланк, а заполнять его имею право лишь в присутствии государственного чиновника. Впрочем уже совсем скоро я жду этого посыльного от сэра Генри Моргана, он проставит большую гербовую печать и завизирует регистрацию вашего брака.

– Очень приятно, батюшка, но я пришел не только за нашим свидетельством… Ой, – прервал сам себя Язон увидев бланк и невольно беря его в руки. – Что за странный материал?

– Официальные церковные документы традиционно пишутся на пергаменте, изготовляемом из свиной кожи.

– Свиной? – недоверчиво переспросил Язон. – Такой тонкой. Уж не человечья ли она, батюшка?

– Нет, сын мой. На человечьей коже, причем собственной кровью пишутся только клятвы флибустьеров при вступлении в их «высочайшее сообщество».

Последние два слова были сказаны с явным пренебрежением, и Язон понял, что теперь самое время задавать главные вопросы.

– Батюшка, я пришел затем, чтобы кое о чем важном спросить у вас.

– Спрашивай сын мой, сегодня ты имеешь на это право.

– Вы ведь буканьер, батюшка? Кто такие буканьеры? Почему они молчат о себе?

– Присядем, сын мой, и я расскажу тебе.

Они сели и капеллан неожиданно предложил, переходя на ты:

– Закурить хочешь?

– Так ведь это богомерзкое занятие!

Уж такую-то элементарную вещь о правилах, принятых в христианской церкви, знал даже безбожник Язон.

– А, перестань, на этой планете давно сместились все представления о богомерзких занятиях.

И капеланн достал из-под своей зеленой рясы пачку сигарет. Неужели «Антарес»? Действительно «Антарес». Случайное совпадение? Или уже начинается чертовщина?

Закурили. Священник и прихожанин, сидя в католическом храме, в первом ряду, перед центральным распятием и алтарем.

– Ну, так слушай, – начал капеллан. – Буканьеры были предвестниками флибустьеров. Наши предки самые древние пираты в этих краях. Мы были довольно диким племенем на планете Тортуга. Все, я о чем я буду сейчас рассказывать, происходило задолго до моего рождения, но у буканьеров принято говорить «мы», о каком бы поколении не шла речь. Итак, мы были дикими в смысле бытовой культуры. Мы жили в лесах, сплошь покрывающих эту планету, питались ягодами, фруктами и мясом животных, на которых охотились. Места, где мы разделывали туши, вымачивали и сушили шкуры, пилили и шлифовали панцири диких зверей, издревле назывались у нас буканами, от сюда и родовое имя наше. А звери на Тортуге водились совершенно уникальные – быстроногие питахи. Это такие хищные панцирные лошади. Их мясо не сравнимо по вкусу ни с одним из продуктов во вселенной, а охотиться на них безумно сложно, и потому мы были лучшими охотниками в галактике. К тому же – быть может, это самое важное! – что-то совершенно необыкновенное заключалось в мясе и крови питах. Таинственное вещество позволяло нам не терять памяти. Особой памяти – памяти предков.

Правда, за тысячи лет оторванности от остальных цивилизаций воспоминания наши сделались избирательными. Мы не удержали в головах почти никаких сведений о технике, но зато отлично воспроизводили старые земные языки, в подробностях пересказывали древнюю историю, шпарили наизусть священные книги разных религий. Из кожи питах мы научились делать тонкие листы наподобие бумажных, из коры деревьев гри – плотные обложки. Страницы наших книг мы склеивали по корешкам смолою кустарника тюн, а писали птичьими перьями, наполняя их темным соком дерева жу. За века мы составили огромную библиотеку, возрождая культуру Старой Земли. А сами продолжали жить охотой, собирательством и рыбной ловлей.

И вот однажды на Тортугу прилетели люди на трех огромных кораблях. Мы хотели показать им наши книги, мы хотели дружить, сотрудничать, хотели повидать иные миры в обмен на наши знания, в обмен на пользование нашими природными богатствами. Но люди, называвшие себя кетчерами, не собирались даже говорить с нами. Они сразу стали отстреливать питах из своих многоствольных ружей, и грузить туши на корабли. Потом они прилетали еще несколько раз и в итоге перебили всех питах, всех до единой. Впрочем, нет, последний корабль они набили живыми зверями. Это мы точно помнили.

Вот так нам стало нечего есть. Мы озверели от голода. И осмелели настолько, что решились напасть на один из их кораблей. Самый незащищенный. Мы жестоко растерзали всех, кто оказался внутри. Эти кетчеры не были охотниками, скорее исследователями, они даже стрелять толком не умели. А видевшие эту сцену члены экипажей трех других кораблей, даже не попытались отвоевать захваченный нами трофей. Забрались в свои летающие посудины и в ужасе покинули Тортугу. Навсегда.

А мы поклялись найти всех кетчеров и отомстить им по-настоящему. Мы научились управлять кораблем, ведь не зря же так много веков из поколения в поколение передавали друг другу умение читать и многие знания из древних книг. Наша доблестная команда вышла в космос. Первый же встреченный корабль мы сочли кораблем кетчеров, взяли его на абордаж и, перебив команду, захватили груз. Это было обычное торговое судно с большим запасов консервированных продуктов. Нам понравилась такая операция, ведь мы спасли наших братьев от голодной смерти. Мы вернулись на планету, но почувствовали, что уже вошли во вкус. Ни одна сила в мире не смогла бы теперь нас остановить.

Так буканьеры сделались пиратами.

И мы до сих пор ищем кетчеров. Прошло слишком много лет, и никто уже не знает, где можно найти их. Иногда Морган обещает нам подключить лучшие умы галактики к решению этой проблемы. Но он все врет. Ему наплевать на нас.

– А как буканьеры попали на Джемейку? – спросил Язон, уловив небольшую паузу, сделанную капелланом. – И кто сейчас живет на Тортуге?

– Начну со второго. На Тортуге живут все те же люди, что и здесь: флибустьеры, буканьеры, витальеры, приватиры. Но там теперь отвратительные условия жизни. После тотального уничтожения питах нарушился экологический баланс планеты, реки и озера заболотились, леса стали гнить, есть лишь несколько островов на самых больших озерах, где можно жить не боясь жутких туч кровососущих насекомых. Там и расположены космические базы флибустьеров и фермы приватиров. Буканьеры продолжают охотиться на кого-то, а витальеры… Ума не приложу, что они могут там искать. Ведь шпанцев на Тортуге никогда нем было. А мы наши ценности отродясь не закапывали.

Вот тут и перехожу я к твоему первому вопросу. Когда мы уже были пиратами, а флот наш, составленный из захваченных кораблей, насчитывал больше двух десятков боевых единиц, на планете словно бы ниоткуда появился загадочный человек – Старик Сус.

Язон вздрогнул, так что капеллан даже заметил это.

– Старик Сус, – повторил он. – Так называл себя этот человек, хотя выглядел очень молодо, я бы сказал на мальчишку был похож. А мы уже стали злые как черти к тому времени, рвались убить любого, в том числе и его. Убить на всякий случай, просто так, ни за что. Но Старик Сус сказал странные слова:

– Господа буканьеры, мне нужны ваши книги.

Откуда он мог знать про наши книги, ими уже лет двадцать никто не интересовался, даже мы сами.

– В книгах ваша сила, господа, – сказал он.

И мы стали слушать его очень внимательно.

– Я погружу эти фолианты (не каждому известно столь древнее слово, а Старик Сус так и сказал) на свой звездолет и отвезу их на другую планету. Имя которой – Джемейка. У вас великое будущее, господа буканьеры, но не здесь, а на Джемейке. Эта планета должна погибнуть. Но вы сумеете захватить Джемейку. Люди, живущие там, для вас не конкуренты в борьбе. Но этого мало. Чтобы развернуться в галактике всерьез – он так и сказал: в галактике! – вам понадобится много денег. Я дам вам эти деньги. В обмен на книги. Мы задумались. Сделка предлагалась выгодная.

– Скажу вам больше, – добавил Старик Сус. – В конечном итоге, книги вернуться к вам. Соглашайтесь. Здесь нет никакого обмана – только рука судьбы.

Он все время говорил очень странные слова.

И тогда самый трезвомыслящий среди нас, который уже давно стал неформальным лидером, – Джон Сильвер – спросил:

– Но как мы можем верить тебе, пришелец, если даже не знаем откуда ты взялся? Наш звездный флот полностью контролирует околопланетное пространство, и я уверен что ни один корабль не подлетал к планете в последние года два.

– Ты прав, Джон, – ответил Старик Сус, – я не прилетал на вашу планету, я пришел из-под земли. Так вам будет понятнее. На самом деле я путешествую между мирами иным путем. Через… И он произнес слово, которое сегодня запрещено произносить вслух на Джемейке, тем более в храме Божьем. Слово звучало настолько загадочно, что мы почему-то сразу поверили. А Старик Сус меж тем продолжал:

– Звездолет же мой спрятан был в скале на острове Голом посреди озера Биндо, и лежал там восемь тысяч лет. Вы просто не знали об этом. Сам же я, господа буканьеры, родом с планеты Тьюнис…

Про планету Тьюнис Язон уже слышал однажды, но в этом контексте слово «Тьюнис» странным образом, скорее всего просто по созвучию, напомнило ему другое название – Юктис. Мысль побежала дальше. Арчи Стовер однажды рассказал ему, что Юктис – это поздний сокращенный вариант полного названия планеты – Юодас Нактис. Первыми колонизаторами миров Зеленой Ветви были литовцы, и двум соседним планетам они дали поэтичные имена, звучащие особенно красиво по контрасту: Черная Ночь и Золотое Утро – Юодас Нактис и Аукснис Ритас. Аукснис, золотое… Что?! Аукснис жверис! А жверис… Ну конечно же! Общий балто-славянский корень. «Жверис» по-литовски – это просто зверь. Золотой Зверь…

Ослепительный Винторог. Окроткави. Звездолет «Овен».

Вот на чем прилетел на Джемейку Старик Сус, вот что закладывал он в банке на Кассилии, под сверхвысокий процент…

Все в один миг склеилось в голове Язона, сложилось, как детская мозаика. Он даже капеллана слушать перестал.

– Батюшка! – у меня остался только один вопрос, – невежливо перебил он священника. – Где сейчас Старик Сус?

– На острове Эспаньола. Это в двух часах пути от морского порта Города-Короля, если плыть на крылатой шхуне. Любой матрос тебе покажет дорогу. Вот правда, не любой согласится везти…

– Договорюсь, – сказал Язон уже едва ли не на бегу.

– Сын мой, тебе не стоит так торопиться, – окликнул его капеллан. – Подойди ко мне. Во-первых, ты должен вернуться сюда… – он посмотрел на часы. – Да, уже через полчаса не рано будет забрать ваше свидетельство. А это важно. Во-вторых, если вернешься вместе с невестой, я, быть может, расскажу вам еще кое-что. Ты понял?

Трудно было бы не понять, когда слова произносились с таким нажимом. И Язон, прежде чем уйти, не удержался от последнего вопроса.

– Но почему вы взялись помогать мне, батюшка?

– А ты смышленый мальчик, Язон. – Старый капеллан улыбнулся в бороду. – Вот об этом я и собирался сказать тебе. Опережаешь события? Ну, да ладно. Слушай. Ко мне приходил человек и предупредил о твоем появлении. Не спрашивай у меня его имени. Оно слишком известно у нас на планете, чтобы сейчас произносить его вслух. Но он оставил мне вот эту пачку сигарет. Забери. Между прочим, я сам очень редко курю. А теперь – ступай.

По дороге к дворцу Язон дважды едва не помял пьяных флибустьеров, шумные компании которых заполонили город. Он так торопился, что визжал тормозами на всех поворотах и окатывал веером брызг из луж зазевавшихся собак, старух и детишек.

А во дворце все было по-прежнему: музыка, шум, танцы, смех, дымный чад, запахи вина и вкусной еды.

– Мета, скажи, – начал он, едва переводя дух, когда наконец отыскал ее среди галдящей праздничной публики, – скажи, Морган не искал меня?

– Нет. Плевать на Моргана! Где ты был? Я искала тебя! А эта паршивка Долли, которая с тобой беседовала перед самым уходом, говорила, что ты просто где-то здесь. Я уже собиралась перевернуть королевский дворец кверху дном, когда она, наконец, выдала мне вашу маленькую тайну. Значит, отъезд по сверхсекретной причине? И где же ты был, Язон?

– В вуатюре расскажу. Сейчас некогда.

Он уже тащил ее через весь зал, мимо столов с неуменьшающимся количеством вина и изрядными горами набросанных объедков, мимо танцующих пар, хохочущих идиотов и уже зарождающихся кое-где пьяных драк.

– Куда мы идем? – начала сердиться Мета.

– К Моргану. Он у себя?

– Да, его только что вызвали по срочному делу.

– И как это я угадал? – сам на себя удивился Язон. – Мы должны предупредить шефа, что поедем в церковь за свидетельством. А сами срочно удерем отсюда все вместе, но так, чтобы он ничего не заподозрил.

– Всем вместе и срочно – думаю не получится, – проговорила Мета.

– Это еще почему?

– Потому. Робс участвует в шуточном рыцарском турнире, а Долли за него болеет, и они ни за что не согласятся уйти до окончания этого потрясающего спектакля.

– Плохо, – сказал Язон.

Потом задумался, представив себе дорогу от Гордельского спуска к морскому порту и смирился:

– А впрочем, ладно, заберем их на обратной дороге. Кстати, тебя не удивляет выносливость нашей молодежи? Ведь вторую ночь не спят, столько нервотрепки было, а еще хватает сил веселиться!

Мета только плечами пожала. Потом сказала:

– Ну, Долли-то кажется поспала в машине, а Робс… Я давно заметила, что местные пираты – очень здоровые и тренированные люди. Ты сам-то как?

– Сплю на ходу, если честно, – признался Язон. – Но боюсь нам еще долго не позволят сомкнуть глаз. Пошли быстрее.

Мета почти ничего не понимала в происходящем, но догадывалась, что сейчас лучше подчиниться. Когда Язон такой уверенный и порывистый – это означает, что у мужа есть четкий план действий. Да, именно у мужа. А согласно традициям многих древних планет мужьям надо подчиняться. В самой непривычности этого «надо» была какая-то особенная прелесть для Меты.

Морган сидел в своем кресле за огромным столом и разговаривал одновременно по браслету и двум массивным аппаратам дальней связи по левую и правую руку от себя. Язон и Мета секунд пять наблюдали этот процесс, поражаясь способностям главаря флибустьеров, а потом все-таки извинились, вклинились и сообщили о своем отъезде.

Морган не возражал. Он все понял, он рад был их видеть в этот прекрасный день, он желал им всего наилучшего и… и все. Опять началась трескотня цифр, паролей, отрывистых приказов.

В машине Язон вкратце пересказал Мете откровения капеллана и свою догадку. Мета реагировала спокойно. На то она и пиррянка. А Сам Язон вдруг начал страшно нервничать.

– Зря мы их оставили там, – сказал он. – Нельзя было этого делать.

– Да что за глупость? – не поняла Мета. – Заберем свидетельство и вернемся.

– У них даже браслетов нет, – продолжал бубнить Язон. – Нам придется подниматься наверх. А если в храме стояла прослушка, за нами уже через полчаса, если не раньше, организуют погоню.

– Оторвемся, – сказала Мета уверенно.

Храм был уже за углом. Теперь возвращаться во дворец, не заглянув к батюшке, было бы просто нелепо.

И они заглянули.

Свидетельство лежало на амвоне (или как это возвышение называется в католическом храме?), подписанное и запечатанное гербовой синей печатью. А капеллан лежал рядом в огромной луже крови, и у него не было головы. Впрочем, голову они увидели уже в следующую секунду. Убийцы насадили ее на распятие сверху, и по всему телу Христа струилась яркая и еще теплая кровь.

«Ты должен прийти за свидетельством – это важно», – говорил капеллан за несколько минут до гибели. Что было важно? Прийти или взять свидетельство? Возможно, и то, и другое. Пистолеты уже давно прыгнули им в ладони. Язон и Мета медленно поворачивались, стоя спинами друг к другу, и были готовы в любой момент поразить любую движущуюся цель в любой точке храма. Но внутри церкви не было никого. Схватив левой рукой пергамент, Язон шепнул:

– Бежим.

И они петляющим шагом промчались к выходу. Около машины тоже никого не оказалось. А вот возле дворца их уже ждали. Три спецмашины СД, в которых скорее всего сидели сотрудники СС, откровенно перегородили проезд.

– На прорыв? – спросил Язон.

– Конечно, – кивнула Мета.

– Тогда бери вот эту штуку, он протянул ей пушку, стреляющую гранатами или ракетами, в общем, теми зарядами, что подрывали бронемобили во время приватирского мятежа, и посоветовал: – Открывай окошко или дверь – как тебе удобнее. А я бы тоже с удовольствием пострелял, но мне рулить надо.

Взорвав одну машину, они объехали заслон по тротуару и тут же поняли, что выходить и бежать наверх – это верная гибель.

Оставалась одна единственная возможность – оторваться от преследователей и ехать в порт. А Долли с Робсом… Что ж, Долли умеет читать мысли. «Она не простая девчонка, она спасется», – уговаривал сам себя Язон.

Возле главных ворот, откуда было ближе всего до праздничного зала, Язон притормозил, попросил Мету стрелять погуще, сосредоточился и изо всех сил, на какие был способен, протелепатировал вперед и вверх: «Долли! Бегите и прячьтесь! Долли!..» Он повторил пожелание трижды. С каждым разом все истошнее, и когда почувствовал, что уже начинает кружиться голова, а значит, он рискует потерять контроль над собой, Язон вдавил в пол педаль газа, и они помчались по теперь уже хорошо изученным улицам и переулкам, разбрасывая мусорные баки, круша углы старых, обшарпанных домов, протаранивая хлипкие деревянные сараи, иногда сшибая кого-то, возможно, собак, а возможно, и людей – было уже не важно. Да и разве это люди? Это же пираты, нечисть, хуже пиррянских тварей…

Конечно, из открытой дверцы при такой езде стрелять стало невозможно. Поэтому Мета давно разнесла вдребезги заднее стекло вуатюра, и теперь от пуль флибустьеров их защищал только собственный ураганный огонь с двух рук. С правой – привычно летели реактивные пирянские заряды, с левой – чудовищные бронебойные гранаты. И то и другое почти закончилось, когда Мета вдруг обнаружила, что стрелять больше не в кого.

Они оторвались. И до порта оставалось всего два квартала.

Любой матрос в морской гавани Города-Короля знал, что такое остров Эспаньола. Слишком хорошо знал. И плыть туда не хотел никто, ни за какиея деньги. Что там деньги! Самые заманчивые обещания не способны были заставить ни рыбаков, ни перевозчиков преодолеть их вековые страхи.

– Что вы, сэр, это нехорошее место! Приличному человеку туда нельзя.

Но Язону было некогда изучать буканьерский и витальерский эпос, хранящий жуткие предания о безрассудных головах, решившихся посетить зловещий остров. Еще минута – и они проиграют все. Уже с четвертым по счету суеверным кретином тон разговора был резко изменен. Пришлось объяснить ему, что на нехорошем острове он умрет в лучшем случае чрез два часа, а здесь, на очень даже хорошем берегу – через две секунды. Аргумент подействовал, но за штурвалом матросик стоял только благодаря железной хватке Меты. Левую руку она сжимала на горле запуганного идиота, а правой, в которой, конечно же, был у нее пистолет, доблестная пиррянка неустанно и весьма наглядно демонстрировала матросу, что с ним будет, если вдруг они приплывут не туда.

С погодой повезло. Море было на удивление тихим, в нем даже четко отражались три Джемейкских луны и много-много звезд, ярких и разноцветных.

Приплыли они туда. Куда надо. Над причалом даже светилась призрачной фосфорической зеленью вывеска: «Остров Эспаньола». Но не успел нос крылатой шхуны ткнуться в мокрый песок, как в рубке зазвучал сигнал вызова.

– Разговаривать буду я, – объявил Язон.

Никто и не сомневался в этом. Мета была слишком занята, она продолжала контролировать действия матроса, а сам мореплаватель не то что говорить, он уже и дышать-то мог с трудом.

– Отпусти его Мета, – сжалился Язон, – мы уже приплыли. Если это рыболовное начальство, пусть доложит обстановку и плывет отсюда с Богом.

– А обратно? – удивилась Мета. – Сами поплывем?

– О, я думаю, что желающих везти нас обратно, найдется немало!..

Язон ударил по клавише связного устройства и бодро-шутливым тоном рапортовал:

– Добровольный помощник капитана шхуны 06-13 слушает!

Но это было совсем не рыбацкое начальство. Скорее уж начальство Язона. То бишь Генри Морган собственной персоной.

– Язон динАльт! Ты не сделаешь больше ни шага! – рявкнул главарь флибустьеров. – Девчонка в моих руках. Паренек тоже. Сейчас к вам подплывет наш патрульный катер и вы оба вернетесь в город. В противном случае этого дурачка Робса я просто подвешу вниз головой, а твою любимую Долли… Ох, Долли, Долли! Она будет умирать медленно и страшно. Тут рядом со мной есть целая компания давно мечтающих порезвиться с нею. Не один лишь покойный д'Олоне был любителем таких юных леди! Что? Ты что-то сказал, Язон? Повтори погромче.

Язон ничего не говорил – просто думал и ждал. А Морган упивался собственным монологом.

– Знаю, знаю, ты мне не веришь. Думаешь, это просто блеф. Так послушай.

В наушники ворвался плачущий, душераздирающий голос Долли:

– Язон, милый, Язон, сэр, не оставляйте нас, эти ужасные люди… они пойдут на все, я не хочу!..

– Успокойся, Долли, все будет в порядке. Мы сейчас вернемся. Передай, пожалуйста, аппарат Моргану.

– Ну, Язон?

– Что «ну»? Рад слышать тебя, Генри. Проигрывать я тоже умею. Или ты думал, что я баловень судьбы и полнейший неврастеник. Запомни: умею проигрывать. Не трогай девчонку, Мы ждем вашего корабля. И выполним твои условия. Но если ты обманешь, Генри… Ох, не завидую я тебе тогда!

Ответом ему был дружный и веселый смех флибустьеров, всерьез ожидавших своей очереди на Долли.

А Мета словно и не слышала этих переговоров. Матроса она давно отпустила. Тот сидел на полу и растирал обеими ладонями шею. Сама же пиррянка напряженно всматривалась в темноту за бортом. Было там что-то, в кромешной темноте на берегу.

И наконец Язон тоже увидел слабо мерцающий зеленоватый ореол. Он сразу догадался, кто это, и хрипло попросил:

– Опусти пистолет, Мета. Свои.

Человек в светящейся зеленой одежде, такой же призрачной, как вывеска над причалом, только что был метрах в пятидесяти от них – и вот уже легко запрыгивает на борт легкого суденышка, решительными шагами проходит к пульту управления и наконец берет в руки микрофон, закрепленный в стойке.

– Морган, привет тебе. Язон динАльт – мой гость. Он прибыл ко мне. Так что ты, Генри, можешь не беспокоиться. Катер, который плывет сюда, смело направляй обратно, и срочно доставь на Эспаньолу Долли и Робса. Эй, Морган! Не слышу ответа. Ты, что ли, не узнал меня?

После секундного молчания раздался сдавленный, будто неживой голос Генри Моргана:

– Я узнал тебя, Старик Сус.

Глава 17

Керк вышел из своего президентского дома, как иногда в шутку называли здание Главного управления координации, и двумя точными выстрелами сбил приближавшихся к нему шипокрылов. Он успел отметить, что крылатые твари летели как-то особенно лениво, нехотя. А кроме них, столь легко уничтоженных, больше ни одно существо не угрожало здесь человеку, ни с голубого неба без единого облачка, ни из ярко-зеленых густых зарослей по сторонам лужайки. Впрочем, ведь управление специально расположили посреди джунглей, вдалеке от города и порта.

Бруччо вышел следом и произнес:

– Можно было и не стрелять по ним?

– Это почему еще? – недовольно осведомился Керк.

Наверно, лишь одному Бруччо – старейшему опытному биологу – он мог простить столь нетактичное замечание.

– Это были шипокрылы, отбившиеся от утренней стаи, они не угрожали нам. Помнишь, Арчи вчера очень толково докладывал? Как раз об этих птичках. Как зависит уровень их агрессивности в третьей фазе периодических миграций…

Керк перебил его:

– Мне это неинтересно, Бруччо. И вообще, тебе не кажется, что мы все сошли с ума? Язон и Мета пропали куда-то на целый месяц. А мы вместо того, чтобы искать их или заняться еще каким-нибудь важным делом, собираемся только на научные конференции. Тьфу! И все с подачи этого юного инопланетника-всезнайки!

– Керк, ты не справедлив к нему, – возразил Бруччо. – Он очень здорово помогает нам. А ты сегодня просто не в духе.

– Сегодня! – проворчал Керк. – Я уже скоро два месяца, как не в духе. Будь я проклят, если стану анализировать в какого шипокрыла стрелять, а в какого не надо! Да я скоро по деревьям палить начну, если мы в самое ближайшее время не займемся настоящим делом. И это я, Бруччо! Обрати внимание. И подумай: сколько нам с тобой лет, и каково молодежи сидеть сложа руки. Да они тут скоро все в клочья разнесут, если мы будем, как идиоты, просто ждать Язона. Неужели без него нельзя начать какую-нибудь новую серьезную операцию?

– Можно, – сказал Бруччо спокойно. – И думаю, что как раз столь нежно любимый тобою всезнайка с Юктиса и подкинет нам идею.

Только теперь Керк заставил себя спрятать пистолет в кобуру и вызвал по рации Стэна:

– Тебе удалось связаться с Бервиком?

– Да, но информация прежняя. Они как потеряли Язона на Дархане, так больше и не знают о нем ничего.

– Ума не приложу, что ему понадобилось на этом чертовом Дархане, – продолжал ворчать Керк, уже отключившись. – И в гробу я видал такой Специальный Корпус, который вот уже больше месяца не может человека в Галактике отыскать. Работать не умеют, мерзавцы! Бруччо, мы полетим, вообще, куда-нибудь или будем тут торчать?!

Ответом ему стал тоненький сигнал экстренного вызова. Для таких целей специально подбирали неприятно высокие частоты, чтобы даже от крепкого сна могли поднять человека. Керк мгновенно нажал кнопку на аппарате внутрипланетной связи, пристегнутом к груди.

– Что-нибудь случилось? – рявкнул он с выражением радостного предвкушения и едва не добавил вслух: «Ну, наконец-то!»

– Случилось, – ответил Гриф, дежуривший в диспетчерской космопорта. – На околопланетную орбиту вышел довольно большой транспортный корабль межзвездного класса, не подающий никаких сигналов, и не отвечающий на наши запросы. Какие будут распоряжения, Керк?

– Придется вступать в непосредственный контакт. Я сам займусь этим. Ждите меня через несколько минут и подготовьте хороший легкий крейсер, вроде «Темучина», на котором улетела Мета.

– Есть такой вариант, – солидно рапортовал Гриф. – Что еще?

– Только один вопрос, – сказал Керк. – Этот транспортный корабль может оказаться на самом деле военным?

– Запросто, – ответил Гриф. – Камуфляж – дело нехитрое для настоящих специалистов. А локация на расстоянии в таких случаях не выручает.

– Готовьте два крейсера, – резюмировал Керк и, отключившись, быстро зашагал к своей универсальной космической шлюпке, стоявшей здесь же, на лужайке возле президентского дома.

Транспортный корабль оказался пустым. Совсем пустым. В нем даже воздух сохранился только в капитанской рубке, отделенной от остального объема резервным аварийным шлюзом. А через неплотно закрытые внешние люки в звездолет прокрался холодный космический вакуум. После беглого осмотра внутренних помещений единого мнения у пиррян не сложилось. Трудновато было определить не только, что здесь произошло, но и когда оно случилось. Ни традиционного бортового журнала, ни записей в компьютере, ни следов борьбы или разрушений – ничего, что помогло бы приблизиться к разгадке. Корабль-призрак. Жутковатая тишина, пустота и холод. Транспортный звездолет не только покинули пассажиры и члены экипажа, но с него было вынесено практически все ценное, включая грузы, топливо и даже многие приборы, в частности, навигационные. Двигался он, как сказали бы мореплаватели, по воле волн. То есть летел по инерции и в силу притяжения небесных тел.

Это сумела определить Лиза. Второй пилот «Арго», она была хорошо знакома с тяжелой космической техникой. И высказала наиболее правдоподобную гипотезу.

Вероятнее всего незнакомый корабль подвергся нападению грабителей, весь экипаж сдался в плен без боя. Затем преступники, перегрузив всю добычу, собирались, как водится, замести следы и нанеслипо ненужной им груде металлолома мощный удар. Очевидно, с помощью электромагнитного деструктора. Но они были малограмотными и не приняли в расчет наличие на подобного рода звездолетах особых систем защиты. Речь шла об автоматической одноразовой системе, вообще-то говоря, давно устаревшей. Силовое поле, возникающее в ответ на удар, защищает корпус от разрушения и одновременно придает кораблю импульс, достаточный для ухода из-под обстрела, но не смертельный для находящихся внутри. Если бы таковые были. Ну а дальше корабль летит себе и летит. И все это могло случиться вчера, а могло – много лет назад.

– Второе – вероятнее, – завершила свой рассказ Лиза. – Уж больно старая лоханка.

– А мне, друзья, вот что не нравится, – взял слово Стэн. – Зачем в рубке оставили воздух? Это может означать, что новые хозяева корабля что-то делали с ним, прежде чем уничтожить. Возможно, как-то программировали. А мы ведь ничего не сумели прочесть у них в компьютере…

– Ты хочешь сказать, что это бомба замедленного действия? – закончил его мысль Тека.

– Не исключено, – кивнул Стэн.

Он, как и все, инстинктивно уже держал пистолет наготове. И вместе с тем прекрасно понимал, что трудно придумать что-нибудь глупее, чем расстреливать в упор бомбу замедленного действия.

– Вообще-то, – заметил Арчи, – существует такая легенда. О летающем в пространстве брошенном тысячи лет назад корабле-призраке…

– Ну уж нет, – сказал Керк решительно. – Легенд мы в свое время от Язона достаточно наслушались. Сейчас меня интересуют только конкретные деловые предложения.

– Пожалуйста, – не возражал Арчи. – Предлагаю еще немного полазить по этому звездолету, чтобы все-таки понять его предысторию и назначение.

Керк пожал плечами.

– Если не считаешь это опасным для себя, даю тебе еще полчаса, пока будут поднимать на орбиту «Арго», а Клиф подготовит к бою главные орудия. Изучай, записывай, измеряй… Но Пирру не нужен чужой искусственный спутник.

Так была подведена черта в этой дискуссии.

А минут через сорок, когда оба легких крейсера спрятались во чреве гигантского «Арго», Клиф припал к любимым рычагам, громко произвел обратный отсчет и одним коротким нажатием превратил замшелый корабль-призрак в полыхающий шар. Шар рассыпался мелкими звездочками и быстро гас в черноте неба, словно залп праздничного салюта.

– Плохая примета, – проговорил Арчи, не удержавшись.

– Само появление корабля? Или то, что мы его уничтожили? – спросила Лиза.

В отличие от большинства пиррян, ей было свойственно некоторое любопытство. Ведь ответ на этот вопрос не имел никакого практического значения.

– Да и то, и другое плохо, – ответил Арчи. – Если верить древней легенде…

– Послушай, инопланетник, – зарычал Керк, – только твоих суеверий нам тут еще и не хватало!

И Тека посоветовал молодому юктисианцу:

– Лучше помолчи сейчас. Ты очень напрягаешь Керка.

– Ничего, – шепнул Арчи, – сейчас я его порадую.

И смело повернулся к вождю пиррян:

– Хорошо, Керк, давай отбросим в сторону суеверия. Я успел обнаружить кое-что важное. Когда мы пролетали над морем на только что уничтоженном вами корабле, характер его движения заметно менялся, словно он попадал в поле очень мощной гравитации. Управляемые аппараты обычно компенсируют подобные воздействия, а тут было уж очень заметно. И лично я вижу только одно объяснение данному феномену: в нашем Эпицентре начались какие-то активные процессы. Кстати, было с чего. И значит, пора заняться им. Не дожидаясь Язона.

– Вот это дельное предложение! – обрадовался Керк.

И тут завопила сирена. На «Арго» еще в древние времена был предусмотрен очень громкий сигнал экстренного вызова. Пирряне, переделывая корабль, сохранили эту традицию. И голос ворвался в динамики интеркома – громкий и звонкий:

– Говорит Миди! Я нахожусь в исследовательском комплексе. Слышите меня? Мы тут получили сообщение от Язона! Слышите меня?!

– Слышим, – ответил Керк.

Потом повернулся к Арчи и спросил:

– И это ты называешь плохой приметой? Побольше бы таких дурных предзнаменований!

Глава 18

Едва завидев Старика Суса, матрос на рыбацкой шхуне мгновенно уснул. Язон даже решил поначалу, что тот вообще умер – с перепугу. Но потом стало слышно: из-под мачты, возле которой свернулась жалкая фигура хозяина лодки, раздавалось тихое сопение и даже храп.

Сами они хотели тут же начать расспросы, но Старик Сус приложил палец к губам, едва различимым в пышном убранстве длинных снежно-белых усов и такой же бороды, и прошептал:

– Не говорите сейчас ни о чем, дорогие мои Язон и Мета. Лучше давайте просто перекурим. Да и поспать вам необходимо.

Старик Сус достал из складок одежды тонкую, тоже зеленую и тоже тихо мерцающую сигару. Никому не предложил, а сразу начал дымить, прикурив непонятно от чего. И Язон вспомнил, что у него есть свои. Нашарил в кармане мятую пачку и в тот же миг понял, что пачка-то – непростая. За двойной стенкой прятался миниатюрный пси-передатчик. Вот так раз! Курить в тот же миг расхотелось. Неужели, именно эту игрушку и вручил ему капеллан, а он, растяпа, только теперь заметил? Позор! Говорят, мужчины от любви глупеют. Выходит, от церемоний бракосочетания, тоже.

– Вот видите, Язон, у вас и сигареты, какие-то необычные. Но вы курите, курите, не стесняйтесь! Там еще штук десять точно осталось. А с передатчиком спешить теперь некуда. Батарейки в нем, сами знаете, практически вечные, а через защитный экран пси-лучи проходят, уверяю вас. Так что успеете еще с кем угодно на связь выйти.

Мета слушала этот странный монолог с удивительным спокойствием, и если какие эмоции и отразились на ее лице, так только традиционное недовольство вредной привычкой Язона. А тот как раз решил порадовать ее.

– Да вы садитесь, садитесь, – ласково предложил Старик Сус, выбрасывая за борт коротенький окурок тлеющей сигары.

Язон сделал то же самое, то есть бросил в волны незажженную сигарету. Потом огляделся в поисках удобных сидений, ничего не обнаружил, и сел прямо на палубу. Мета опустилась рядом. Но все это было совсем неважно. Именно в тот момент сделалось окончательно ясно, что со временем и пространством вокруг творится нечто неладное. Зеленое свечение охватило всю крылатую шхуну, а цифры на часах Язона стали сменяться как сумасшедшие: минуты бежали едва ли не со скоростью секунд. Сознание при этом как бы раздвоилось. Одна его часть продолжала наблюдать за происходящим, а другая отдыхала вместе с абсолютно расслабленным телом, прислонившимся к бухте толстого каната.

– Шесть часов сна – это необходимая медицинская норма даже для таких как мы с вами, – поведал Старик Cус. – А тем более, мы все равно ждем ваших друзей. Глупо было бы уйти отсюда без них. Ну, вот а теперь они прилетят с минуты на минуту. Пора вставать. Видите? Светает.

– Так сколько же времени прошло на самом деле? – поинтересовалась практичная Мета.

– Я не знаю, что такое «самое дело» в данном контексте. Правильнее всего будет ответить, что на самом деле времени вовсе не существует.

Мета поморщилась от такого занудства. И Старик Сус, почувствовав неуместность ироничного тона, поспешил конкретизировать ответ:

– Для меня прошло всего полминуты, для вас – шесть часов, как я уже объяснял, а для Моргана, всей его планеты и, соответственно, для здешнего солнца – примерно минут двадцать. Видите? Светает. – И он добавил укоризненно: – Пора бы уж им прилететь.

А небо над горизонтом действительно начало светлеть и теперь прямо на глазах красиво перетекало из темно-синего в золотисто-розовое. Особенно хорошо это стало видно, когда Старик Сус, повернулся в сторону берега и задул вывеску с названием острова, небрежно, как задувают свечу.

«Позер», – подумал Язон.

Вряд ли эта штука выключалась именно так, тем более, что вместе с вывеской перестала светиться и одежда местного чародея, а таинственная в силу своей зеленоватой призрачности борода Старика Суса теперь смотрелась откровенно ненатуральной. Язону вспомнился Санта Клаус в красном колпаке и с огромной ватной бородищей – неизменный персонаж новогодних праздников на Кассилии. И Старик Сус, словно услышав эти мысли, улыбнулся, отлепил накладную бороду, усы, потом седой парик с головы и, наконец, даже плащ сбросил, оказавшись под ним в изящном летном комбинезоне.

– Маскарад окончен, – объявил он. – Кстати, Морган с моей настоящей внешностью знаком. А молодые, я знаю, старичье не слишком жалуют, и в таком виде предстать перед ними гораздо разумнее.

– Вы полагаете, Генри лично привезет сюда наших друзей? – счел возможным спросить Язон, раз уж был объявлен конец маскарада и начиналось нормальное общение.

– Скорее всего, да, – ответил Старик Сус. – Но мы его все равно с собой не возьмем.

Язон не успел уточнить, куда, потому что в следующий же миг на берег буквально плюхнулась легкая космическая канонерка, пригодная для полетов в атмосфере – редкое, признаться, зрелище для Джемейки. И почему такая безобразная посадка? Может, это Робс столь неумело водит воздушный кораблик? Да нет, за штурвалом был все-таки Морган. Мета даже пистолет вскинула, когда главарь флибустьеров первым выбрался из-под откинутого пилотского фонаря. Но Долли с Робсом, в тот же миг выпущенные на волю, кинулись к своим старшим товарищам.

– Слава высоким звездам! – выдохнула Мета.

– Ты услышала мое предупреждение? – спросил Язон у Долли.

Ему действительно было очень важно узнать это.

– Да, – сказала девушка, – но уже ничего не успела сделать. Эти люди умеют брать заложников, как настоящие профессионалы.

– Я виноват перед вами, – сказал Язон.

– Ах, перестаньте! – махнул рукою Робс, откровенно рисуясь. Как им хотелось выглядеть взрослыми!

Язон улыбнулся, вспоминая недопустимо рано взрослеющих детей Пирра. Те никогда не мечтают быть взрослыми, они просто становятся ими. В шесть или в восемь лет. Но так не должно быть в мире.

– Морган, – проговорил Старик Сус в наступившей тишине, – я очень тронут твоей заботой о детях: этот прекрасный вакуумно-воздушный лайнер, отсутствие твоих мерзких головорезов в качестве сопровождающих, наконец, оперативность, проявленная тобою – все очень мило. Но… вынужден разочаровать тебя. Наш разговор в твоем присутствии сегодня неуместен и несвоевременен. Я позвоню, если успею, а если нет, тогда Язон тебе все расскажет.

Морган смотрел на всех вокруг в полном недоумении.

– Нет, ну конечно, Генри, если хочешь, твое право – подожди нас тут. Но мы можем сильно задержаться, и тебе будет одиноко. Лети-ка лучше во дворец.

– Ты специально позоришь, унижаешь меня перед Язоном? – проговорил Морган, обиженно надувшись, как мальчишка.

Язону даже почудилось, что главный флибустьер покраснел. Или это просто лучи восходящего солнца разукрасили и без того бордовую от регулярных пьянок и космического загара пиратскую рожу.

– Отнюдь, – с достоинством ответил Старик Сус. – Перед Язоном нельзя никого опозорить и унизить, Генри. Он же бессмертный, и Мета – тоже бессмертная.

Реакция была неожиданной. Морган бухнулся перед ними на колени, изобразил нижайший поклон и едва не расшиб себе лоб о каменистую почву. Язону стало противно, понятие о свободе, чести, совести, вообще о человеческих ценностях и святынях у него и у этих кровопийц различались уж слишком сильно.

– Что же вы раньше-то молчали?! – буквально возопил Морган.

Язон даже не счел нужным отвечать, а Старик Сус презрительно заметил:

– А ты спрашивал? В твою дурацкую голову столь оригинальные мысли и не приходят наверно?

Вопрос был, конечно, чисто риторическим, и теперь уже Морган молчал, впрочем, оставаясь все таким же коленопреклоненным.

– Ладно, все. Свободен, – резюмировал Старик Сус.

Хозяин планеты, начальник СК, величайший из пиратов, Навигатор Генри Морган встал и, как побитая собака, поплелся к своей канонерке, чтобы уже через полминуты послушно улететь в город.

– Ну, пойдемте теперь? – полувопросительно предложил им Старик Сус.

Впрочем, выбора-то у них никакого не было. И ситуация все меньше и меньше нравилась Язону. Во-первых, он слишком многого еще не понимал. А во-вторых, Старик Сус из благородного спасателя, красиво пришедшего на помощь в последнюю минуту все явственнее превращался в загадочного злодея, ведущего свою игру. Морган, похоже, был нужен ему ничуть не меньше, чем Язон и Мета. Ведь пресловутый всемогущий Старик даже не попытался как-то наказать, ну, допустим, взять под стражу коварного убийцу, нарушившего все мыслимые законы, включая флибустьерский, а теперь признавшего свое поражение. Мало того, продемонстрировав свою как будто неограниченную власть над Морганом, он даже не осудил того публично за тяжкие грехи. Все это было на уровне абсурда, и Язону все меньше верилось, что именно здесь они наконец узнают истинную правду о Джемейке и вообще о флибустьерах.

Стало уже совсем светло. Остров Эспаньола выглядел мирно, уютно, даже красиво, только совершенно необитаемо. Это накануне в кромешной тьме показалось, что здесь есть причал. Не было тут никакого причала – обычная бухта, песчаная отмель и дальше – прибрежные скалы. Надо всем этим и висела надпись, спроецированная не до конца понятной техникой. Конечно, вся эти лазерные проекторы располагались где-то поблизости, их только спрятали тщательно. Но, как выяснилось, совсем не оригинально.

Они поднялись по узкой тропинке, подошли к отвесной скале, и… Все словно в детской сказке. Даже пошловато как-то, уж неужели нельзя было придумать что-нибудь позаковыристей, с такими-то возможностями?!

Огромные каменные плиты разъехались в стороны, открывая вход в гигантскую пещеру. Внутренний объем этого мрачного помещения был подсвечен таким образом, будто единственным источником оптических лучей служил здесь золотой звездолет, стоящий в центре, как памятник самому себе. Язон-то уж теперь достаточно был знаком с межзвездными кораблями класса «овен», чтобы понимать: ничего их оболочка в нормальном состоянии излучать не должна, а как раз наоборот – поглощать и отражать. Да и стоять «винторогу» или «окроткави» полагалось не так, а горизонтально, если конечно, использовать вещь по назначению.

В общем, похоже, они попали не на взлетную площадку, а в еще один храм, где малообразованные люди поклоняются очередному «жверису», и Старик Сус – совсем не пилот звездолета, а просто священнослужитель, не слишком далеко ушедший от своей паствы в интеллектуальном отношении. Вот только не склеивались пока две половинки: этакий недалекий капеллан, не сведущий в устройстве межзвездной техники, и он же – бессмертный, представитель иной расы. А то, что Сус – бессмертный, сомнений не вызывало.

Язон поймал себя на том, что окончательно растеряв уважение к некогда мифическому персонажу, впервые назвал его без присловья «Старик» в начале и решил вежливо поинтересоваться:

– Скажите, я можем мы называть вас просто «Сус»?

– Да как вам будет угодно. Я смотрю, ребята вы ушлые. Пираты, например, которым доводилось попадать сюда, сразу падали ниц перед святыней.

– Но мы же не пираты, – ответил Язон невозмутимо. – Да и это не святыня. Это – обычный… то есть, если честно, не совсем обычный, конечно, но в сущности, просто межзвездный корабль. На таком же точно, между прочим, летали, да и по сей день, должно быть, летают мои родители. Тебе известны их имена, Сус?

Сус слегка наклонил голову и посмотрел на Язона странно. Он явно не собирался пока отвечать ни на какие вопросы.

– Вот что, друг мой, – родил он наконец. – Разговор у нас может получиться долгим, а время ограничено. Поэтому давай сначала я расскажу тебе все необходимое, а уж потом, если успею, отвечу на вопросы.

Язон не возражал. Ведь сам он очень плохо представлял в ту минуту, что считать главным, а что второстепенным. Мета тем более не претендовала на звание лучшего аналитика.

– Много тысяч лет назад, – начал Старик Сус, – боги доверили мне эту святыню и приказали оберегать ее.

– Боги? – не удержался Язон.

Все-таки очень хотелось уточнить, о ком именно идет речь.

– Я же просил не перебивать. Да, боги! Ну, назовем их так для краткости. Я мог бы сказать бессмертные, но это не совсем точно. Я сам бессмертный, и вы – бессмертные. А те были боги. Шли годы, шли века, я берег святыню и знал, что настанет день и час, когда ее востребуют. Мой аукснис жверис и я путешествовали по разным планетам, не через космос, а методом мгновенного перемещения. Через рванавр. Как правило, аукснис жверис подавал мне сигнал к старту, я забирался внутрь, а выйдя вновь наружу, оказывался далеко-далеко от того места, где только что был.

Язон заскучал. Ему рассказывали о гиперпереходах, как школьнику на уроке физике. Да нет, школьникам интереснее рассказывают. И лучше. А тут – больше всего похоже на чтение канонических текстов прихожанам храма. Лучше бы объяснил, откуда берутся рванавры. Так ведь и не знает, поди, недоучка…

– …случалось много раз, я потерял счет перемещениям, планетам, я забыл, как называется мой родной мир, утратил представление о цели жизни. Но я помнил, что аукснис жверис – это святыня, я ходил среди разных народов и проповедовал веру в святыню. Вот тогда меня впервые и назвали Стариком. Позднее сочетание слов Старик Сус сделалось как бы неразделимым именем собственным. На всех языках, какими я владел.

И вот однажды вспомнилось, с какой я планеты. В памяти засветилось огоньком ее имя – Тьюнис. Это уже было не мало. Это был знак. И я решил, что должен вспомнить все. Но как? Внутри аукснис жверис стоял компьютер, и я попытался найти там всю нужную информацию – понять, кто я и зачем живу. Но, очевидно, боги наказали меня за что-то – все эти сведения были надежно заблокированы.

И тогда я решил, что перехитрю их. Я сумел найти некое туманное указание на древнюю тайну: кроме компьютеров существуют еще книги. На всех планетах искал я теперь старинные фолианты. И однажды мне повезло.

Планета называлась Тортуга. Там жили очень злые люди, которым их огромные знания не помогали стать добрыми. Быть может, тогда я впервые понял, что знания не имеют никакого отношения к добру и злу. Я хотел избавить их от зла, но боги подсказали мне, что вначале я должен избавить этих людей от книг. И я предложил им обменять сотни томов их коллекции на большие деньги. Потому что я знал теперь, где взять эти деньги.

Я вычитал из книг, что моя святыня – это в действительности уникальный межзвездный корабль, стоящий огромных денег. Однако, чтобы получить их, предлагалось продать душу дьяволу. Я долго гадал над смыслом этой фразы, и, наконец, понял, что в моем случае это означало: доверить святыню самому страшному человеку, которого я знал, злому гению – инженеру Миссону.

«Первая полезная информация, – подумал Язон. – Как же долго и нескладно излагает свою историю этот юный старик! И это называется, время у него ограничено!..»

– …он единственный был способен управлять золотым звездолетом. А жил тогда Пьер Миссон на Джемейке. И вот обитатели Тортуги, звавшие себя буканьерами, загрузили мой корабль книгами. И я в урочный час (конечно, никто не видел этого) забрался внутрь и покинул планету, как всегда, через рванавр. А на Джемейке усадил Миссона за рычаги управления, и тот почти сразу поднял святыню в воздух, и вывел в космос, и очень скоро мы были уже далеко-далеко, на богомерзкой планете Кассилии. Аукснис жверис был заложен в банк. Вы себе даже не представляете, какие деньги были мне выданы под него неким Роджером Уэйном.

– Очень даже хорошо представляю, – позволил себе реплику Язон. – Порядка сотен миллиардов кредитов.

Сус уважительно замолчал на пару секунд.

– Ты прав, Язон. Но я поклялся тогда же, что выкуплю золотой звездолет, чего бы мне это не стоило. И выкупил, когда Джемейка достаточно разбогатела на дерзких налетах и победоносных войнах.

– На убийствах детей, – добавил Язон, – на ограблениях беззащитных торговых и туристических кораблей, на завоевании слаборазвитых планет, с бластерами против лука и стрел… И такие «подвиги» ты называешь дерзкими победами?! – взорвался Язон.

– Это все слова, Язон, – ответил Сус невозмутимо. – Главное – результат. А передо мной стояла задача – объединить в одном месте как можно больше зла. Джемейка и стала вселенским центром, который притягивал и притягивает к себе всю нечисть и грязь, всю подлость и ненависть. Посмотри: все самые жестокие и беспринципные люди собрались именно здесь. Должны были собраться.

– Изящное дополнение, – оценил Язон. – А для чего вообще собирать все зло в одном месте?

И этот, казалось бы, невинный, во всяком случае, очень естественный вопрос поверг Старика Суса в глубокую задумчивость. Даже растерянность какая-то появилась на лице.

– Не знаю, – проговорил он наконец, и похоже, был искренен.

Что ж, мысль о том, как бы собрать все зло в одном месте, Язон выслушивал не впервые. Кажется, кто-то не так давно формулировал ее, в виде теории интеллектуальной ассенизации. А были еще и в седой древности умельцы, которые предлагали всех злодеев собрать однажды, как урожай с поля, да и уничтожить чохом. И тогда все остальные – добрые люди – заживут ну просто как в сказке! Очевидно, предполагалось, что самым добрым и доверят в награду за их доброту почетное право уничтожать злодеев.

О высокие звезды, неужели и этот пиратский пророк вещает от чужого имени?!

– Скажи, Сус, уж не собираешься ли ты отправить Джемейку в иную вселенную и там заморозить ее под непроницаемым слоем льда? – вкрадчиво поинтересовался Язон, предельно упрощая задачу собеседнику. – Отвечай: да или нет?

Растерянность в глазах Старика Суса сменилась испугом, но говорить наверняка, что он пойман за руку и личность хозяина его раскрыта, было бы рановато. Язон и не стал горячиться, не стал произносить всуе зловещего имени – Теодор Солвиц. Пусть уж лучше этот сам скажет, а то еще неизвестно, чем дело кончится. Но Сус упорно молчал.

И Язон в лучших своих традициях резко сменил тональность:

– Извини. Может, я рано начал задавать вопросы?

– Рановато, – согласился Сус. – Я еще не сообщил тебе главного. Скоро откроется рванавр, и я уйду. Аукснис жверис останется. Так угодно богам. А я уйду, чтобы больше никогда не возвращаться. Джемейку боги передают тебе, Язон.

– Мне?! – искренне изумился Язон. – А на черта она мне?

– Я же сказал: рано задавать вопросы. Дослушай до конца. Боги предначертали: следующим хранителем святыни будет бессмертный, который не совсем добровольно прибудет на планету флибустьеров вместе с юной зеленоглазой ведьмой. Вот и все.

– А что твои боги действительно умели предсказывать будущее?

– Не говори так иронично о богах, Язон. Боги умели, умеют и будут уметь все.

– Чепуха это, – резко возразил Язон. – Никто не может уметь всего. И откуда ты знаешь, может, я сам бог?

Сус помрачнел.

– Не мне судить об этом. Я только уполномочен передать тебе, что после моего ухода, ты станешь Стариком Сусом для этой планеты. То есть они все будут считать тебя Стариком Сусом. А для богов мы только сменные дежурные в этом мире.

Последняя фраза прозвучала очень двусмысленно. Язон не стал комментировать ее, а только сказал с неясным самому себе выражением:

– Очень приятно. Всю жизнь мечтал стать Стариком Сусом.

Потом добавил:

– Теперь я могу задавать вопросы?

– Теперь можешь.

– Кто такие кетчеры?

– Не знаю. Во вселенной много воинственных рас. Конкретно в кетчерах нет ничего интересного.

– Возможно, ты и прав. А кто устроил экран вокруг Джемейки? И когда? Или это тоже неинтересно?

– Нет, отчего же. Экран мог создать только один человек – Миссон. Еще перед отлетом на Кассилию. А управляет экраном лично Морган. Чемоданчик с процессором давно находится у него.

– А Старик Сус по положению не имеет к нему права доступа?

– Ты просто не понимаешь! У меня было и есть право доступа ко всему, но я никогда не руководил этой планетой. Просто к моему мнению прислушивались, не могли не прислушиваться. Но если бы я активно вмешивался в политику, в захватнические полеты флибустьеров, в войны, никакой магии не хватило бы чтоб уцелеть. Флибустьтеры тупы и жестоки.

– Даже Морган? Туп? Ты не справедлив к нему.

– Морган – исключение. Он удивительно умен. Поэтому я и пытался воздействовать на него иначе. У нас возник ментальный контакт. Я пытался контролировать этого человека, и иногда мне неплохо удавалось. Когда же на планете появились вы, наш ментальный контакт с Морганом сделался очень плотным, по существу, в какие-то моменты мы были фактически одним лицом. Это и позволило мне спасти вас.

– А капеллан?

– Спасение капеллана в мои намерения не входило.

– Ты рассуждаешь, как андроид, как компьютер! – разозлился Язон. – Ты хоть понимаешь, что такое любовь? Ты способен на безумный поступок?

– Какие странные вопросы ты задаешь, Язон. Я привык всегда рассуждать и поступать только так, как предначертали боги.

– Все, Старик Сус, ты мне надоел. Тем более, что никакой ты уже и не Сус. Я – Старик Сус! – рявкнул Язон, ощутив вдруг так хорошо знакомый ему прилив телепатического вдохновения.

И в тот же момент открылся рванавр в стене пещеры.

– О чернота пространства! Неужели это я сам умею теперь открывать гипертуннели?! – вслух воскликнул Язон.

А Сус ничего не ответил. Он только-только успел всосаться в черный провал, и окошко в кривопространство закрылось. В огромной полутемной пещере сделалось тихо-тихо.

– На этой штуке можно куда-нибудь улететь? – поинтересовался Робс, нарушая неуютную тишину.

– Думаю, что нет, – рассудил Язон. – Нужен еще чемоданчик Моргана.

– И кое-какие знания Миссона, – добавила Мета. – Я слегка помню хитроумное устройство этой древней золотой лоханки, мы же изучали тогда. В ней предусмотрено перекрестное запароливание всех систем.

– Тогда, по-моему, – это ловушка, – тихо сказал Робс. – Двери-то закрыты.

– А по-моему, не ловушка, – убежденно возразила Долли. – Хотите верьте, хотите нет, но я сумела прочесть кое-какие мысли этого сумасшедшего.

Глава 19

Конечно, очередной звездолет класса «Овен», попавшийся на пути Язона, снова оказался в нерабочем состоянии. Но на то, чтобы открыть тяжеленные ворота пещеры энергии, спрятанной в нем, хватило. Все-таки это был не просто памятник древней эпохи. И устройства связи в звездолете нашлись. Причем самые разные. Ничего не стоило с их помощью настроиться хоть на спецволну Службы Справедливости, хоть на персональный канал Моргана, хоть на секретный канал Специального Корпуса. Не говоря уже о том, что теперь у них в руках находился исправный джамп-передатчик, позволявший установить контакт с Пирром.

Искушение было велико, но даже Мета призадумалась, стоит ли. Тем более в их новом положении. А Язон после минутного размышления резюмировал:

– Нельзя сейчас выходить на связь с Керком или Ресом. И дело не в том, что опасно использовать звездолет. Для связи с Пирром хватило бы и маленького пси-передачтика. Но, к сожалению, я даже не знаю, кто мне его подкинул… Вот где ловушка-то! Они могли ждать, что я сразу выйду на связь. У них же тут прекрасно налажено прослушивание эфира во всех электромагнитных и пси-диапозонах. Нет, нельзя выходить на связь, – повторил он. – И родную планету засветим и себя погубим. Глупо же, когда уже почти победили.

– Что значит «почти»? – удивился Робс. – Разве вы теперь не главнее Моргана?

Язон улыбнулся наивному и трогательному вопросу.

– А вот сейчас позвоним старику Генри и все узнаем.

«К черту специальные аппараты, – подумал Язон, – обойдемся простым браслет-телефоном. Мало ли где он сейчас?»

Но Морган оказался у себя в кабинете, а браслет, как любил в таких случаях, оставил у секретарши.

– Морган? Дайте мне Моргана! Быстро! Это Язон динАльт.

– Привет, Старик Сус.

– Это Язон.

– Я и говорю: привет, Старик Сус, – упорно повторил Генри все тем же бесцветным голосом.

И Язон понял: Морган боится, что сейчас Язон завладеет его сознанием, как некогда делал прежний Сус, и тогда – все, конец его пиратской власти. Но Язон не умел подавлять чужую волю и мысленно диктовать свои условия, а если даже и должен был уметь, то просто не представлял пока, с какого боку начинать.

– Морган, ты слышишь меня? – начал он сурово и мрачно. – Я – не такой, каким был ушедший Старик Сус. Я совсем другой. Я не буду залезать в твои мозги, если ты пообещаешь мне работать честно. Ведь мы давно договорились о совместных проектах. И мне нужна твоя голова тоже, а не только твоя планета, твои корабли, и твои головорезы. Ты понял, Морган? Так обещай не предавать меня, иначе…

– Обещаю, – прорычал Морган, не давая договорить он даже не хотел слышать, что будет иначе. – Скажи, Язон, тебе уже ясен план нашего совместного проекта?

– Еще бы! Теперь я знаю все до мелочей. Вот только вернусь – и поговорим. Да, и еще. Передай всем: я не хочу носить чужого имени. Пусть Старик Сус остается Стариком Сусом.

– Ладно. Возвращайся скорее. Я жду! – Морган действительно сгорал от нетерпения, но явно собирался прощаться.

Возникла странная неловкая пауза.

– Ты действительно считаешь, – проговорил, наконец, Язон, – будто мы можем добраться до города на том, что стоит у меня в пещере?

– А разве нет?

Похоже, Морган и впрямь не понимал. Забавно.

– Нет, дорогой, этим мы займемся позже. А сейчас пришли, пожалуйста, что-нибудь летающее?

– А можно плавающее? – робко спросил Морган. – Народ Корольграда лучше поймет, если ты прибудешь по воде.

– Ладно, уговорил. Покачаемся на волнах еще раз.

И покачаться на волнах оказалось на этот раз даже приятно. Погода была отличная, крылатая шхуна – очень комфортная, не иначе персональная навигаторская. Словом, у Язона опять возникло ощущение, что он на курорте и отправился просто на увеселительную прогулку по морю.

– Мета, – решил он поделиться своими впечатлениями, – как странно все получается! Раньше во всех мирах мне доставалось, как говорится, по первое число. В такие водовороты закручивало: холод, голод, страшнейшие раны – каждый раз на волосок от смерти. А теперь – ну, прямо чудеса – с планеты на планету летаю, и ни одной царапины! Странно.

– Не гневи Бога, говорят в таких случаях джемейцы, – ответила Мета. – Правда, Язон, не гневи, а то накаркаешь еще!..

И ведь накаркал.

Народ Корольграда встречал их по-настоящему весело, радостно – с цветами, с музыкой, со всякими полагающимися к случаю угощениями, со стрельбой в воздух пулями, петардами и пробками от шампанского – вперемежку.

Но нашелся один представитель народа, который решил встретить по другому. Как-то никто не ожидал подобного исхода, и даже вездесущие сотрудники СС-1 не слишком-то следили за направлением боевых стволов.

От пристани через весь город их везли к дворцу в открытой машине. И вот уже у самых ворот, когда навстречу вышли пешком пышно разодетые главари флибустьеров, начальники служб, высшая знать, самые богатые люди Джемейки с счастливым и улыбающимся Генри Морганом в самом центре композиции, – вот тогда и раздался особый выстрел. Прицельный. В Язона.

А вообще Монбар успел выстрелить трижды. Первая пуля попала Язону в грудь и, удачно пройдя навылет, вонзилась в сиденье между Робсом и Долли. Вторая пуля предназначена была Долли, но попала тоже в Язона, потому что тот уже успел среагировать, и прикрыл девушку, еще не потеряв окончательно равновесия и даже отстреливаясь в падении. Эта вторая пуля (в общем, тоже удачно) застряла в теле, едва не зацепив сердце. А третья пуля Монбара ушла в воздух, так как Мета, в отличие от Язона, не промахнулась и влепила свою реактивную прямо в глаз пирата.

В тот же миг самая острая на Джемейке сабля – знаменитая сабля Генри Моргана просвистела над плечами Монбара, и пробитая выстрелом голова покатилась по каменным плитам.

Жест был, безусловно, красивый, особенно по флибустьерским понятиям, но совершенно лишний. С реактивной пулей в глазу еще никому выжить не удавалось. Но либо Морган доверял только одному себе, либо уж очень ему было важно убить Монбара прямо сейчас.

Почему же на корабле он так не спешил? И даже извинялся: мол, Монбар – человек нужный. Что изменилось? Какие тайны мог знать безумный и порочный во всех смыслах Монбар? Что собирался открыть своим братьям пиратам? А если это как раз он выкрал у Моргана, да и подбросил Язону пси-передачтик через капеллана?

Но все эти вопросы Язон задал себе много позже. В тот момент сознание покинуло его, черным туманом заволокло солнечный день и яркие краски праздника, бравурная музыка и крики – все потонуло в тишине.

С универсальными аптечками пирряне не расставались никогда. Ну, и конечно, живые ткани у бессмертных сопротивлялись травмам намного эффективнее, чем такие же ткани в организмах обычных людей. Не последнюю роль сыграло и то, что на Джемейке были неплохие, вполне современные клиники. Через сутки Язон пришел в себя. Через двое – мог нормально разговаривать, а еще через двое – его перевезли на квартиру.

Мета почти не отходила от мужа, не доверяя никому – ни врачам, ни сестрам, ни тем более флибустьерам, рвавшимся навестить своего подстреленного пророка. Все видели, каковы были раны этого человека, и в бессмертие Язона уверовали теперь всерьез. Его категорически прекратили называть Стариком Сусом. Он стал теперь просто Великим Язоном. Флибустьеры и буканьеры, витальеры и приватиры готовы были идти за ним в любые дали, и только с нетерпением выжидали приказа.

Язон говорил Мете:

– Больше никто не будет в меня стрелять. Пусти ты этих идиотов. Пусть припадут к ногам своего божества.

– Да пошел ты! – сердилась Мета. – Никого не пущу.

И лишь на третий день сделала исключение персонально для Генри Моргана.

Разговор получился важным для обоих.

– Мне еще немножко трудно говорить, – извинился Язон. – Поэтому буду краток. Хочу, чтобы ты понял главное. Аукснис жверис – это абсолютно непобедимый звездолет класса «Овен», корабль богов. Но чтобы привести его в полную готовность, требуется еще кое-что. Твой чемоданчик. С процессором для управления экраном.

– Знаю, – откликнулся Морган. – Миссон летал на этом корабле богов.

– И что? – невинно спросил Язон. – Почему вы не воюете на нем?

– Воевать на корабле богов? – Морган словно только теперь понял о чем идет речь. – Но ведь он не всегда слушается приказов…

– Вот именно, – сказал Язон. – А летать посредством аукснис жверис с планеты на планету – это все равно, что окучивать картошку с помощью тяжелого боевого танка. Слушай, Генри, теперь я говорю самое главное. Для полноценного управления звездолетом класса «Овен» требуется еще одна деталь. Я знаю планету, на которой она есть. Но никто там не продаст эту вещь. Ни за что. Ее придется завоевать. Вместе со всей планетой. Ты готов, Морган? Это будет непросто. Там живут, быть может, самые лучшие бойцы в галактике.

– Я готов, Язон.

– Ну, вот и славно. На сегодня все.

И спросил внезапно:

– Почему Монбар стрелял в меня?

– Разве не ясно? – глухо отозвался Морган. – Парень окончательно сошел с ума. Наркотики. Он считал, что спасает нашу планету от ведьмы и злого колдуна.

Морган попытался хмыкнуть, но получилось это как-то очень невесело, тем более, что Язон в тот же момент закашлялся – пробитое легкое еще не зажило до конца. И может, поэтому никто не услышал, как тихо вскрикнула Долли.

А ей было трудно удержаться.

В стенах больницы девушка не рискнула ни о чем рассказывать, и только на следующий день Язон узнал, что именно удалось прочесть в мыслях флибустьера юному дарованию. Было с чего ахнуть.

Ведь это он сам, Генри Морган, подбил Джо Монбара на покушение. Но – в такое даже Язон не сразу поверил! – не для того, чтобы избавиться от пришельца и юной пленницы, а для того, чтобы проверить, действительно ли он бессмертный. Вот такая флибустьерская логика.

Долли даже вспомнила:

– Знаете, когда-то, еще на старой Земле, я с древних дисков читала, таким же примерно образом проверяли женщин – не ведьмы ли они. Бросали в воду; если утонет, значит, не ведьма – можно хоронить с почестями; а уж если не утонет, значит, точно ведьма – и тогда сжигали на костре.

– Гуманный обычай, – оценил Язон и добавил после паузы: – Долли, а ты себя и вправду считаешь ведьмой?

– Не знаю, может быть, – серьезно сказала девушка. – Глаза-то у меня видите какие? Зеленющие, как у кошки…

– Да погодите вы о ерунде говорить! – разозлилась Мета. – Неужели-и после этого, Язон, ты собираешься вместе с Морганом куда-то лететь?

– Мета, милая! Ну, конечно. После этого – тем более! А ты что предлагаешь?

– Вызвать сюда Керка на «Арго» со всей командой и превратить проклятую пиратскую планету в новое маленькое солнце.

– Все? – спросил Язон.

– Все! – ответила Мета с вызовом.

– Слишком много против, – спокойно начал рассуждать Язон, нарочито раскладывая все по полочкам, чтобы позлить любимую. – Во-первых, жалко. Не так уж тут плохо. Во-вторых, просто скучно. Приключений каких-то хочется. В-третьих, небезопасно. Кораблей класса «Арго» у них нет, но десяток подобных «Конкистадору» – это уже серьезно. А если еще подключить неповоротливого, но очень мощного «Аллигатора», я тут заочно с ним познакомился…

Долли сидела в уголку в кресле и быстро-быстро что-то записывала. «Конспектирует, что ли, мое выступление?» – пришла Язону в голову нелепая мысль.

– Короче, – не выдержала наконец, Мета.

– Короче, мы отправляемся с Морганом в боевой поход. Полетим целой огромной эскадрой. Иначе не удастся добыть главную деталь корабля богов… Надеюсь, ты догадалась, на какую планету мы держим курс?

– Да, – сказала Мета. – Ты с ума сошел!

Пистолет в ее руке уже смотрел в сторону Язона. Как будто в один миг забылись все годы их совместной жизни, и перед гордой дочерью Мира Смерти вновь стоял всего лишь жалкий, но самоуверенный и наглый инопланетник.

– Неужели ты и все твои собратья откажетесь воевать с врагом?

Язон уже давно усвоил, какими аргументами следует убеждать пиррян. Не ошибся он и на этот раз.

– Конечно, мы готовы воевать. – Рука ее с пистолетом медленно опускалась. – Я ведь сказала: прилетим сюда и разгромим их.

– Нет, – сказал Язон, – на своей территории у нас будет больше шансов на победу. Враг слишком силен, рисковать нельзя. А на родной планете пирряне не смогут проиграть. Тем более, что Моргана мы дезориентируем поисками столь нужной ему вещи.

– Долго же он будет искать свою необходимую детальку! – хмыкнула Мета, уже окончательно успокоившись.

– Очень долго, – согласился Язон. – То, что спрятано, будет надежно охраняться. Например, мы можем использовать «огнедышащего дракона». Помнишь эту славную игрушку с планеты Эгриси?

– Помню. А что потом?

– Я еще не придумал.

– Вот видишь, – пожурила Мета.

– Но это единственно правильный путь. А убивать их тут всех своими руками… Много чести!

– Да! – она вдруг словно проснулась. – Но как же мы предупредим своих?

– Вот это отдельный и очень важный вопрос, – согласился Язон. – Над ним я как раз уже думал.

– Я тоже! – неожиданно объявила радостная Долли. – Вам телепатограмма с Пирра.

– Что?! – не понял Язон. – Теле-пато-грамма? Что это значит?

– Вот, я записала: «Сообщение приняли. Ситуация в общих чертах ясна. Ждем конкретных пожеланий от Язона. Керк».

– Ты шутишь, что ли? Какое сообщение?

Долли даже обиделась:

– Ну, меня же не случайно все в школе ведьмой зовут. Я и раньше любила найти где-нибудь в космосе сильного телепата и поговорить с ним по душам. У меня набралось несколько девчонок таких и даже два мальчишки. Одну из подружек звали Миди. Оказывается, она теперь у вас на Пирре живет. Ну, мы и пообщались. Я вашим друзьям все самое главное рассказала. Про эту планету, про Моргана, вообще про наши дела…

– Постой, постой, а эти твои телепатемы, они пси-перехватчиками не фиксируются.

– Да вы что! – удивилась Долли. – Они никем и ничем не фиксируются. Я тыщу раз проверяла. Мы даже друг друга еще подслушивать не научились.

Язон схватился за голову и начал ходить по комнате. Он вспомнил, как однажды вступил в краткий, но очень важный телепатический контакт с юной Миди, тогда еще царевной на планете Эгриси. Да, у нее были явные способности. Но кто же мог подумать, что такие? Просто невероятно! События еще раз заложили крутой вираж во времени и пространстве. Осмыслить все это было пока нелегко, но то, что сегодня удача вновь повернулась к ним лицом, было совершено ясно.

– Мета, – сказал Язон, – вот видишь! А ты боялась! Все будет хорошо. И по такому поводу полагается…

– Тебе еще рано, – строго оборвала Мета и добавила: – А курить тем более нельзя.

– Тогда хоть соку налей, – смирился Язон. – Только, пожалуйста, не местной экзотики, а простого яблочного, если можно. Выпьем за наш успех.

Мета пошла за соком, а в раскрытое окно внезапно ворвался порыв ветра, поднял со стола тонкий листок с телепатограммой и закружил его по комнате, словно он, как старинное письмо, покрыв миллионы парсеков, действительно прилетел сюда с их далекой родной планеты.

Книга вторая Ад для флибустьеров

Глава 1

Изжелта-белый, как человеческий череп, безглазый и неприятно лоснящийся дюжиног с неожиданным для него проворством вскарабкался по фальшборту и, зацепившись длинным со всех сторон облепленным присосками щупальцем за перила, повис. Арчи на всякий случай ткнул его электроразрядным копьем, но упрямая морская тварь, съежившись от удара током, упала не обратно в воду, а на палубу. Пришлось тем же копьем столкнуть головоногого в отверстие штормового портика.

Керк, наблюдая за этим процессом, постоянно держал дюжинога под прицелом, и казалось, уже из последних сил уговаривал себя не стрелять.

– Ну, вот видишь, Керк, о чем я и говорил тебе: чем ближе к Эпицентру, тем более плотными потоками движутся стада этих моллюсков.

– И они не агрессивны?

– Пока нет. Этот вскарабкался на борт скорее просто из любопытства.

– Ага, хотел полюбопытствовать,много ли крови в наших телах, – мрачно пошутил Керк.

– Ну, если б мы позволили, – согласился Арчи, – он бы, конечно, присосался, но ведь сам-то не нападал.

– Теоретики вы все, – проворчал Керк. – Сколько осталось до Эпицентра?

– Километров пять, не больше, – ответил Арчи.

Погода стояла отличная. На небе – ни облачка, море тихое, будто это и не море вовсе, а так, небольшой пруд. Солнце припекало. Все могло измениться в одночасье – кто ж не знает коварного пиррянского климата! Но пока условия благоприятствовали, и хотелось не упустить момента.

После недавнего изменения рельефа в связи с последним сильным землетрясением эпицентр телепатической активности пиррянских организмов, называемый для краткости просто Эпицентром с большой буквы, вновь оказался почти на суше – в двадцати километрах от ближайшего крупного острова. Да и океанское дно поднялось здесь настолько, что тренированный человек мог бы уже донырнуть без акваланга. Об этом, конечно, речи не шло. В пиррянский океан только сумасшедший рискнул бы опускаться без надежно бронированного батискафа, да еще в таком месте.

Удивительное это было место! Эпицентр, давным-давно обнаруженный Язоном с помощью самодельного, на скорую руку сконструированного тогда телепатического пеленгатора, ни разу не менял своих географических координат, какие бы ни случались катаклизмы. Ни на секунду не смещался Эпицентр, словно был привязан (хоть это и невозможно!) к уникальному жидкому ядру планеты Пирр или к некой магической точке на синхронной орбите в космосе. А ведь с тех пор многое произошло. Сначала был мощный ядерный взрыв, устроенный по приказу Керка и похоронивший тогда загадочную пещеру вместе со всем островом в морской пучине. Позднее случилось несколько мелких землетрясений, вызванных извержениями вулканов на соседних островах или под водою. И наконец грянуло последнее, крупнейшее на памяти большинства пиррян землетрясение, вызвавшее цунами и уничтожившее недавно выстроенный преимущественно для научных целей морской порт. Главный исследовательский корабль «Вонг», с бесценным оборудованием на борту, к счастью дрейфовал в тот момент достаточно далеко от берегов и уцелел.

С него-то и отправились сейчас на быстроходном плоскодонном катере Керк и Арчи. Большому кораблю было не пройти к Эпицентру – скалистые отмели и коралловые рифы окружали теперь это гиблое место. А Керку хотелось лично убедиться в результатах последних расчетов молодого ученого, да и заглянуть лишний раз в зловещие глубины не помешает вождю Мира Смерти. Через такую прозрачную и тихую воду он многое сумеет там увидать, и уж во всяком случае, зарядится новой порцией ненависти. А то в последнее время что-то уж очень спокойно стали они жить. Не к добру, братцы, ох, не к добру! Разве это серьезные занятия для настоящих пиррян: то постреляют чуть-чуть вокруг космопорта, то порасчищают подземный транспортный туннель, куда через шлюзы и вентиляционные шахты набивается периодически всякая шевелящаяся мерзость, то наконец, решают сделать очередную вылазку в джунгли в поисках новых видов зверья. Несерьезно. Ученых развелось на планете больше, чем бойцов. А кто не воюет, тот и не победит никогда.

Так рассуждал про себя ветеран пиррянских сражений Керк, когда они подплывали к Эпицентру, по-прежнему загадочному и недоступному.

Но увидеть ничего не удалось. То есть им и подплыть не удалось. И даже Арчи, солидно рассуждавший о плотности потоков головоногих, оказался не готов к случившемуся.

Вот ведь только что они плыли по тихой голубой воде, в которой мелькали то и дело противные белые шары с двенадцатью отростками, и вдруг… Катер в один миг оказался в кипящем супе, если не сказать каше из этих тварей.

– Полный назад! – сам себе приказал Арчи, не дожидаясь распоряжений Керка, кинулся к рычагам и развернул судно.

Это было весьма своевременно. От Керка никаких внятных команд он бы уже все равно не дождался. Разве что команду «Пли!» мог подать седовласый гигант в перерыве между собственными залпами. Керк стрелял по облепившим корабль тварям одновременно из двух стволов. Моллюсков разносило в клочья, они десятками падали в море, но новые и новые гады текли сплошным потоком через борт на палубу.

– Стреляй из разрядников! – умолял Арчи, уже сам подключившийся к битве. – Катер потопишь, Керк!

Плазменные пистолеты не только поджаривали недобитых дюжиногов, но и почти полностью лишали катер фальшборта на тех участках, по которым велся особо плотный огонь. Все уже дымилось и трещало, казалось, горит сама палуба, и крушение неизбежно… Но в итоге Арчи вынужден был признать: без таких мощных средств им бы не отбиться и не прорваться на чистую воду. Дюжиноги перестали преследовать обгорелый, закопченный, весь в пробоинах катер только уже километрах в десяти от Эпицентра.

– Вот так, – резюмировал вполне довольный собою Керк, отирая пот со лба и присаживаясь на пожарный ящик. – А вы со своей наукой говорите, воевать не надо.

– Ничего такого мы не говорим, – обиженно возразил Арчи, – просто надо не только воевать, но еще и думать головой. Тогда все получится как надо.

– Во-во, – буркнул Керк, – то Язон нам голову морочил, что надо жить в мире и дружбе со всеми шипокрылами, теперь ты… Да, слушай, – он вдруг вспомнил. – А что ты думаешь, по поводу вчерашнего сообщения, принятого по телепатической связи?

– Думаю, что это вполне серьезно. Мы узнали очень важную информацию о Язоне и Мете, о флибустьерах, об их безумной Джемейке, о самом Моргане. Главное, теперь уже нет сомнений, что Язон и Мета вернутся. И в принципе, мы даже сами можем к ним полететь.

– А что если это просто чья-то мистификация? – предположил Керк. – Ведь такой связью никто никогда не пользовался. Я облетел много миров за свою жизнь и нигде подобного не встречал.

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – задумчиво проговоил Арчи.

– Это что, стихи? – почти испуганно уточнил Керк.

Наверно, больше всего перепугало пиррянина то, что он сам вспомнил такое слово – стихи.

– Ага, – кивнул Арчи. – Это Шекспир. На Юктисе его в школе проходят.

– Но ты не ответил на мой вопрос, – напомнил Керк.

– Ну, видишь ли, очень глупо считать, что чего-то нет, если ты с этим просто не встречался…

Пистолет Керка уже смотрел Арчи прямо в грудь. Еще бы – фактически назвать глупцом первого человека на планете!

– Ай, ну извини! Я все никак не привыкну, что любое критическое высказывание – это для вас уже проявление агрессии. Я просто хотел сказать, что вот, например, Миди с детства пользуется подобной связью. Однако аналогичных ей абонентов во вселенной совсем не много, вот и не знает почти никто про телепатическую дальнюю связь.

– Постой, – вскинулся Керк, – а почему же она раньше скрывала свои способности?

– А почему никто до сих пор не знает о твоем бессмертии? – вопросом на вопрос ответил Арчи.

И снова пистолет прыгнул в ладонь Керка, но это уже скорее просто от неожиданности, и он быстро спрятал назад в кобуру любимую блестящую игрушку.

– Миди читает мысли? – догадался Керк.

– Легко, – сказал Арчи и прикрыл глаза, с удовольствием подставляя лицо солнцу, будто отдыхающий на пляже. Кожа у Арчи, как у всех людей его планеты, была очень светлой, почти белой, и загорать подолгу врачи юктисианцам запрещали.

– А сумеет твоя Миди прочесть какие-нибудь мысли, которые помогут нам победить Пирр? Ну, скажем, мысли дюжиногов.

– Боюсь, что у этих моллюсков мысли совсем не интересные, но в принципе, сама идея… Керк, а ты молодец! Я как-то еще не думал об этом.

– Вот видишь, – сказал Керк злорадно. – А еще стихи мне тут читал. Ученый!..

Большой исследовательский корабль «Вонг» уже показался на горизонте. Теперь они быстро сближались, и с высокой палубы им приветственно махали флажками. Что ж, сплавали-то, в общем, не зря, будет о чем рассказать.

Керк вдруг вспомнил, что давно собирался спросить об одной вещи.

– Арчи, а твоя фамилия – Стовер – имеет какое-то отношение к планете Стовера? Помнится, Язон кормил нас байками про тамошних совершенно безобидных мимикрирующих пауков. Грозился завести их на Пирр в качестве большого воспитательного эксперимента: дескать, привыкайте, ребята, бывают твари с виду страшные, но безопасные на самом деле.

– Слышал я про таких пауков, Керк. А вообще, если наша семейная легенда соответствует исторической правде, планету действительно назвали в честь моего прапрадеда Ника Стовера, который ее и открыл. Но сам я не был там никогда. Все как-то ни к чему было. А теперь, говорят, из любимого места для охотников со всей галактики ее по инициативе экологов превратили в огромный музей-заповедник. Там ведь водится почти полмиллиона видов животных – больше, чем где-нибудь в галактике.

– А у нас сколько? – спросил Керк.

– Вот этого еще никому не удавалось сосчитать. Ты же знаешь, мутация за мутацией идет. Но думаю, что все-таки меньше…

Катер подошел уже так близко к кораблю, что было совершенно не понятно, зачем вызывать Керка по экстренной радиосвязи. Однако сигнал запиликал и Керк отозвался:

– Что-то случилось?

– Да, – ответил Стэн. – Новая знакомая Язона юная Долли Сейн снова вошла в контакт с нашей Миди. Через полчаса, примерно, она постарается сделать так, чтобы на связь вышел непосредственно Язон динАльт.

– Не понимаю, – сказал Керк.

– Я тоже пока не понимаю, – согласился Стэн. – Но Язон просил тебя лично присутствовать при разговоре.

– Ну, и какие проблемы? – осведомился Керк, уже всходя на борт корабля и обращаясь к Стэну лично.

– Проблемы такие, что надо срочно вылетать в город, здесь помехи будут слишком большими.

– Полетели, – не возражал Керк. – По морю я уже сегодня достаточно накатался.

Стэн оглядел его черные от копоти руки и вдруг сказал:

– Э! Да у тебя присоска на руке осталась.

– Какая гадость, – прорычал Керк, и хотел оторвать уютно пристроившийся кусок щупальца.

– Не стоит, – посоветовал Арчи. – Пусть этим займется Тека. И лучше прямо по дороге. Лично мне очень не нравится мертвое щупальце, которое так крепко держится за человеческую кожу. То есть, насколько я могу судить, оно просто не совсем мертвое. А это уже представляет интерес и для самого Бруччо.

– Ладно, полетели, – махнул рукой Керк.

И вдруг добавил:

– Однако эта мерзость жжется! Как же я раньше не заметил?

– Разговор был интересный, – улыбнулся Арчи Стовер.

Глава 2

Миди, прикрыв глаза полулежала в специально для нее принесенном кресле. Подобную конструкцию, так называемое биокресло, использовали в адаптационный период для тяжело раненых, которым требовался абсолютный покой и комфорт. Примерно то же самое требовалось сейчас Миди для максимальной концентрации внимания и наиболее эффективного использования всей ее телепатической энергии. Стэн вертелся возле пси-проектора, колдуя с верньерами его регуляторов для достижения максимально точной настройки на биополе Миди. Ошибиться очень не хотелось. Ведь две девушки по разные стороны галактики задумали весьма смелый и потому сложный эксперимент. В надежде на достаточно развитые телепатические способности Язона они решили рискнуть транслировать на Пирр непосредственно его мысли, выступая одна в качестве усилителя-передатчика, а другая – в качестве усилителя-приемника. В результате все получилось, только совсем не так, как они думали.

Сначала привычным уже способом наладили стабильную связь. Миди субъективно воспринимала это как возникновение в пространстве идеально прямого с блестящими гладкими стенами туннеля, называемого ею телекоридором. А после этого Долли попросила Язона просто «говорить в нее, как в микрофон», а точнее как в камеру, потому что зрительный контакт – глаза в глаза – оказался строго необходим. И девушка необычайно легко начала передавать на умопомрачительное расстояние не мысли Язона, даже не звуки и слова, а всю целиком воспринимаемую ею говорящую картинку. В точности так же, как до этого она передавала собственные мысли. Принимавшая сигнал Миди, дорисовывала уже слегка размытый световыми годами образ Язона с помощью своих личных воспоминаний. И в итоге, когда Стэн с помощью пси-проектора выдал на большой экран четкое, цветное и подвижное изображение Язона, ни голос, ни лицо его не подверглись сколько-нибудь заметным искажениям.

Что и говорить, все собравшиеся пирряне были рады видеть вновь живым и невредимым первого в истории инопланетника, которого они по существу научились считать своим. И, разумеется, никто не сомневался, что вот сейчас Язон их чем-то удивит. Иначе просто не было смысла устраивать весь этот сложный, уникальный и, возможно, небезопасный для здоровья девушек эксперимент. Обитатели Мира Смерти были готовы к самым парадоксальным новостям. Тем более что они уже многое знали о Джемейке и Генри Моргане из предыдущего сеанса связи. И все равно доклад Язона превзошел все их ожидания.

Это был именно доклад, теледоклад, ведь перебивать и задавать вопросы никакой возможности не имелось. Единственное, что было доступно каждому из присутствующих, так это выхватить пистолет и разнести в пух и прах пси-проектор, а то и девушку Миди с ним заодно. И конечно, по ходу долгого монолога, выданного Язоном, пистолеты пиррян вдоволь напрыгались с предплечий в ладонь и обратно, но до стрельбы, по счастью, дело не дошло.

А под конец Миди, поняв принцип трансляции, изобретенный ее младшей подругой, предоставила Керку шанс ответить. Она лишь не учла, что на том конце телекоридора люди стоят просто на свежем воздухе, где-то в лесу, и никаких приборов у них с собой нет. Так что ответ Керка озвучивала сама Долли. Да и вообще все это было уже на пределе возможностей. Сеанс связи пришлось немедленно прекратить – Миди потеряла сознание. Мало того, что она выложилась полностью во время этого межзвездного разговора, так ведь теперь на ее совсем не защищенный мозг начал оказывать давящее воздействие необычайно тревожный эмоциональный фон всего зала. Пирряне бурлили, как растревоженный муравейник, и в мешанине всевозможных чувств лишь изредка вспыхивали радостные и бодрые ожидания. А в большинстве своем собравшиеся излучали крайнее беспокойство и даже страх, традиционно по-пиррянски переходящий в ярость и злобу.

Миди быстро увезли в больничную палату под персональное наблюдение Теки и Бруччо. Всполошившийся не на шутку Арчи, естественно, умчался туда же. В общем, самые уравновешенные и рассудительные люди оказались вынуждены временно покинуть зал, и обсуждение всего услышанного началось с крика. Было с чего обитателям Мира Смерти поорать в этот день друг на друга. Было. Ведь Язон (не кто-нибудь!) предложил им (пиррянам!) ни какой-то там уникальный научный эксперимент и не путешествие к черту на рога – он предложил им буквально следующее: начать новую широкомасштабную войну с пиррянскими тварями.

– Друзья, я очень рад, что сейчас вы не имеете возможности перебивать меня, – начал Язон, лучезарно улыбаясь. – Я провел в пути и на чужих планетах уже почти два месяца – это большой срок. Я много думал о наших проблемах, а вдалеке размышлять о доме приятнее и проще. И все, что я скажу сейчас вам – это не едва родившаяся пусть и сверхгениальная, но недоспелая идея. Это – мое тщательно продуманное и взвешенное решение. Я направляю на планету Пирр эскадру космических флибустьеров – самых злобных, самых отчаянных, самых безжалостных и самых умелых бойцов на межзвездных просторах галактики.

Он выдержал паузу и продолжил:

– Они хотят завоевать нашу планету, потому что считают ее одной из самых богатых. Они будут искать на ней залежи металлических руд в горах и спрятанные сокровища в джунглях, они повсюду будут искать образцы редких животных. А главное, они станут пробираться к Эпицентру, управляющему этими животными. Потому что там, в Эпицентре они мечтают найти недостающую им таинственную деталь от звездолета «Овен». Это я указал им именно планету Пирр. А на планете – именно это место для поисков. И только одного – до поры – они искать не будут. Людей. Они даже не ожидают вас встретить. Помимо всего прочего я объяснил флибустьерам, что пирряне – это самая хитрая раса во вселенной, и потому всегда считалась непобедимой. Я объяснил, что вы умеете воевать, но вступаете в бой только после того, как погибнут все ваши дрессированные, натасканные на врагов свирепые звери. И только Эпицентр вы будете защищать особо. Об этом я тоже предупредил наших врагов. Флибустьеры станут воевать с шипокрылами и рогоносами, шилометами и меднозубыми кайманами, с одичавшими доримами и безглазыми дюжиногами. Вот тут мы и посмотрим, кто кого!

Как бы ни закончилась эта история, пиратов погибнет много. Пиррянских тварей – тоже немало. Да, мы знаем, как быстро они плодятся, вот и понаблюдаем со стороны за этим процессом. Может, сумеем понять главную причину непобедимости Мира Смерти. А может (чем черт не шутит!), – флибустьеры-то народ уникальный, и техника у них не в пример нашей – может, они-таки очистят Пирр от всего враждебного человеку. И вот тогда уже мы придумаем, как очистить планету от них. Скорее всего, просто заключим договор, ведь я им обещал главным образом пресловутую деталь от звездолета, магический ключ к всемогуществу. А планета, если честно, даром им не нужна, у них уже есть одна, даже несколько. И вообще по натуре они – звездные кочевники.

Словом, это все уже лирика. Перехожу к практическим рекомендациям, а то боюсь, девушка Долли устанет и не сможет больше передавать в эфир мои слова. Итак, рекомендации следующие. Первое: найдите, выклянчите у Бервика, купите за любые деньги, я потом все компенсирую, достаточно мощный генератор экранирующего поля. Город Открытый и космопорт имени Велфа не должны пеленговаться никем. Второе. Быстро соорудите некое подобие космопорта на другой стороне планеты, посреди диких джунглей. Туда мы и будем принимать гостей. Третье. Маленьких детей, больных, тяжело раненых, совсем старых эвакуируйте на планету Счастье. Мало ли какой оборот примут события. Четвертое. «Арго» и все прочие военные корабли приведите в полную боевую готовность и выведите на орбиту. Пятое. Пусть лучшие говоруны планеты отрепетируют показательный номер – натравливание местного зверья на чужаков. Этот спектакль нужно будет провести на широкую ногу и с блеском. Людям подготовьте надежные пути отступления на случай, если пираты сразу откроют шквальный огонь. Шестое. Для охраны Эпицентра используйте самое лучшее автоматическое оружие. Людей там быть не должно, а вот робот-охранник, которого на Эгриси звали огнедышащим драконом, очень пригодится. Я помню, что подарил его Миди, но ради такого случая, думаю, она не пожалеет любимой игрушки. Седьмое. Или какое там по счету?.. Да нет, вроде все.

Язон помолчал, задумавшись.

– Остальное решим по ходу дела. Времени у вас недели три, постараюсь выкроить побольше, но может и не получиться. Возражения не принимаются. Обратного хода процессу дать я уже не могу. Могу лишь потянуть время. И еще попробую добраться до вас раньше флибустьеров, чтобы обо всем рассказать при личной встрече. Но это мне будет очень, очень трудно сделать, и даже небезопасно. Так что может и не получиться. Ждите, друзья, и готовьтесь.

Потом он обратился лично к вождю пиррян и своему старому другу:

– Керк, надеюсь, ты сейчас слушаешь меня. Извини, если сможешь, старина. Извини, что принял решение, важное для судьбы Пирра, не посоветовавшись с тобой. Просто, знаешь, я давно уже считаю эту планету и своей тоже. А кроме того, вот и Мета была не против…

Язон вдруг как-то потерянно замолчал, повернулся, очевидно, к Мете, и в тот же миг изображение пропало.

У Керка была совсем небольшая пауза, чтобы приготовиться к ответу, мысли его путались и седовласый исполин, поднявшийся во весь рост перед широко раскрытыми глазами уже едва дышавшей Миди так и не понял, удалось ли ему начать с главного.

– Язон, я боюсь, что пирряне не смогут вести битву чужими руками. Мы не сумеем просто смотреть на все это и, вероятнее всего, тут же приступим к войне на два фронта. Вот чего я опасаюсь…

Больше Керк ни слова сказать не успел, потому что именно в этот момент Миди потеряла сознание.

– Смерть Язону! – закричал Клиф, взрывая тягостную тишину, повисшую в зале.

С этого и началась дискуссия.

Лихому космическому артиллеристу недавно исполнилось двадцать – по понятиям пиррян, совсем не юный возраст, и пора бы уж ему науиться вести себя умнее. Но Клиф и не собирался сдерживать эмоций.

– Смерть Язону! Он предал нашу планету! Да, я был слишком юн и еще ничего не решал тогда, когда этот вредитель впервые появился на нашей планете, но я помню, как покойный Скоп хотел убить его в решающий момент, и если б не Мета…

– Замолчи! – еще более громким и яростным голосом перекрыл предыдущего оратора Гриф. – Ты просто пользуешься отсутствием Меты. Она бы не позволила тебе говорить такое!

Гриф был еще моложе, но именно ему довелось быть первым наставником Язона на Пирре, а потом вместе с бывшим учеником своим и Метой он прошел через мясорубку войны на планете Счастье. Ничто так не сближает, как совместные сражения, и юный Гриф был теперь полон решимости не давать в обиду друзей.

– Помолчите оба!! – взревел Керк. – Старшие еще не высказали своего мнения. С каких это пор на Пирре забывают о субординации и воинской дисциплине? Если Язон и виноват в чем-то, так только в том, что дал нам возможность расслабиться. А мы не заслужили ее, этой передышки. Не забывайте, молодежь, однажды мы уже отдали свою планету врагу и смирились с этим. И если б не Язон, нас бы не было здесь сегодня…

Керк остановился, чтобы перевести дух, и Рес позволил себе вклиниться в этот спор на правах человека с не менее веским голосом.

– Ты не совсем прав, Керк. Язон с его головой и с его деньгами, конечно, помог нам отстроить заново город, порт, восстановить шахты. Но только лесные пирряне, мои собратья, настоящие обитатели Мира Смерти, никогда не покидали своего мира. И может быть, только благодаря этому мы все в итоге вернулись сюда. Нас, родившихся и выросших в джунглях, всегда согревала и согревает простая мысль, которую, мы вослед нашим отцам, дедам и прадедам доказываем всем остальным вот уже триста лет: «На Пирре можно жить!» А раз можно, значит, нужно. Наша планета не только ужасна – она еще и прекрасна. За нее стоит сражаться, и конечно, не так как это раньше делали вы. Уж скорее так, как предлагает сегодня Язон. В его идее заключена большая мудрость. Столкнуть лбами две самых смертоносных силы в галактике. Чисто математический подход: минус на минус дает плюс. Вы только вдумайтесь! Да нет, даже вдумываться не надо: ведь все гениальное просто. И, честное слово, если бы много лет назад у нас были такие же технические возможности, я бы лично забросил на Пирр отчаянных всадников Темучина.

– Не разделяю ваших восторгов, старейшина Рес, – неожиданно поднялся Стэн. – И даже удивляюсь на вас. Возникает невольный вопрос: вам-то, корчевщикам, для чего эта война?

При слове «корчевщик» почти все присутствующие поморщились и даже вздох возмущения прокатился по залу. Но Стэн невозмутимо продолжал.

– Да, я оскорбил вас, но не считаю себя виноватым. Потому что сейчас вы рассуждаете не как гражданин Пирра, а как зарвавшийся корчевщик. Пусть горожане снова повоюют, раз уж они такие дураки, пусть вымрут все еще раз вместе с залетными флибустьерами, а мы отсидимся в джунглях и наконец-то заживем нормально. Разве не так?

– Как тебе не стыдно, Стэн?! – закричал теперь уже Накса, тоже не сумевший сдержать своих чувств. – Кто спасал вас полуживых из под руин вашего старого города? Кто помогал вам бороться с новыми жуткими мутантами? Неужели мы опять начнем говорить «вы» и «мы»? Неужели ты не считаешь, что пирряне вот уже несколько лет занимаются решением общих задач?

– Все это так, Накса, – не унимался Стэн. – Но если начнется война, решение общих проблем тут же и закончится. Не понимаю, какого черта тащить сюда армаду озверевших кретинов с другого конца галактики! Если мы просто хотим заняться тотальным уничтожением здешней биосферы – что может быть проще? Кажется, у нас теперь достаточно денег, чтобы закупить целую армию непобедимых роботов-убийц. Можно даже свети к минимуму вредные выбросы и грамотно утилизировать падаль. Вот вам и вся война. Разве мы не обсуждали на наших совещаниях подобные дикие предложения? Зачем же теперь возвращаться к ним снова?

– Ты ничего не понял, Стэн, – попытался объяснить Рес. – Язон предлагает обратить против пиррянской природы не столько технику флибустьеров, сколько их ни с чем не сравнимую ненависть.

– А то им мало было нашей ненависти для того, чтобы плодиться, крепчать, совершенствоваться и с еще большим усердием рвать зубами все живое?! Разве не это доказал вам еще тогда ваш разлюбезный Язон? Ненависть порождает только ненависть, – довольно трезво рассудил Стэн.

– Такова была ситуация тогда, – философски проговорил Рес.

– А сегодня у нас нет выбора, – закончил за него Накса.

– Да есть у нас выбор! – не согласился Керк. – Что за глупости?!

– Это какой же? – полюбопытствовал Рес, явно готовый опровергнуть любой аргумент.

– Просто не подчиниться – и все! – не на шутку разошедшийся Стэн, влез со своей репликой, не дождавшись ответа Керка.

Но Керк не обиделся, даже кивнул ему, мол, говори, Стэн, говори, я это и имел в виду.

– Просто не подчиниться. Это уже много. Не разыгрывать никаких спектаклей. А еще можно встретить их в космосе и принять бой там.

– Принять бой там, где его обязательно проиграешь, – тихо прокомментировал Рес.

– Что?! – вскинулся Стэн, инстинктивно размахивая пистолетом.

– Ничего, – Рес уже тоже держал его на прицеле и был абсолютно спокоен. – Скажи: вот лично ты, много сражений провел в космосе?

На прямой вопрос Стэн отвечать не стал, да и ни к чему было, но, не желая сдаваться, продожил перебор вариантов:

– Можно вступить в союз с другими планетами, народы которых более опытны в галактических битвах.

– А-а-а, – протянул Рес, – призвать космический Флот Лиги Миров, подключить агентуру и штурмовые отряды Специального Корпуса, в общем устроить Пятую – или какую там, Шестую? – галактическую войну. Вместо того, чтобы решать собственные насущные проблемы. Красиво, Стэн.

И Стэн, наконец, замолк. В наступившую паузу снова ворвался резкий голос ничуть не переубежденного Клифа:

– А я считаю нужно снаряжать «Арго» и срочно вылетать на Джемейку! Смерть флибустьерам!

Спасибо хоть лозунг заменил на более приемлемый, но предложение его все равно не отличалось разумностью и обсуждению явно не подлежало. Сделалось вдруг совсем тихо, и в этой тишине Рес спросил Керка:

– Так и ты, брат, считаешь, что не надо подчиняться Язону?

– Ничего я не считаю, старина Рес, – ответил Керк раздраженно. – Я просто не умею подчиняться, и все вы это прекрасно знаете. Но и приказов от меня сегодня не ждите… Арчи! – окликнул вдруг он.

Арчи стоял в дверях возможно уже минуту, а то и больше.

– Что с Миди? – спросил Керк.

– Все нормально, – успокоил собравшихся юктисианец. – Обычное переутомление. Тека уверяет, что в дальнейшем она сможет выдерживать и более длительные сеансы связи. А кроме того… Впрочем, сейчас не время об этом. Я наверно, перебил кого-то своим появлением.

– Вовсе нет, – сказал Керк, – сейчас мы как раз хотим знать твое мнение о планах Язона. Даже хорошо, что ты не слышал общей дискуссии.

– Действительно хорошо, – согласился Арчи. – Ведь тут и дискутировать не о чем. Тут работать пора начинать. Неужели вы не понимаете? Да о таком грандиозном экологическом, биотехнологическом, социологическом и еще черт знает каком эксперименте наука раньше и мечтать не могла, а мы станем свидетелями!..

– Кто о чем, а вшивый о бане, – пробурчал Стэн.

И Керк добавил почти ему в тон:

– Вот уж не думал, что всю свою жизнь буду бороться ради того, чтобы на старости лет сделаться подопытным кроликом!

– Но почему же кроликом, Керк?! – засмеялся Арчи, стараясь все свести на шутку. – Объектами науки являются все виды организмов, включая комаров, шипокрылов, гигантских ящеров… И даже такое неординарное животное, как человек. И обратите внимание, господа, наука принимается за их изучение вне всякой зависимости от желания объекта.

– Демагог, – сказал Керк и вышел, едва не хлопнув дверью.

Приказ о поэтапном проведении в жизнь «Инициативы Язона» был подписан Керком лишь на следующие сутки, ближе к вечеру, когда он сидел за своим столом и смотрел в окно на кроваво-красный под закатным солнцем океан, а мелкие дрожащие блики от желтовато-розовых облачков казались ему скоплением отвратительных хищных моллюсков.

И рука еще побаливала после операции. Ведь целый фрагмент мышцы пришлось удалить вместе с проклятым щупальцем.

Глава 3

Язон вышагивал по просторному кабинету Моргана в королевском дворце и по пунктам повторял главарю флибустьеров все, о чем они не имели права забыть, отправляясь в столь ответственную экспедицию. Морган записывал, как прилежный ученик, чтобы наутро довести всю необходимую информацию до своих подчиненных.

Язон, с молодых лет привыкший к богемной жизни, максимальный прилив интеллектуальных сил испытывал по ночам, потому они сейчас и составляли окончательный план полета под таинственным покровом тьмы, словно заговорщики. Исполнители же тем временем отсыпались перед последним самым трудным днем подготовки. Вот уж набегаешься, как собака! Потом, в полете, можно будет расслабиться. Это знал любой космодесантник, любой боец регулярного флота и уж тем более любой пират.

В первые дни после старта никто никого не атакует, даже в межпланетных войнах. Идет притирка команды друг другу, проверка всех систем корабля, разведка, рекогносцировка, радиоперехват – все, что угодно, только не бой. А уж в межзвездных баталиях – тем более. Там, прежде чем развернуться в боевой порядок, еще долететь следует. И иногда простой нудный полет в обычном пространстве или в джамп-режиме длится по нескольку недель.

Вопрос о том, в каком режиме лететь до планеты Пирр, обсуждался отдельной строкой. Морган, конечно, испытывал большое нетерпение, попасть на вожделенную планету мечталось ну прямо завтра, что было невозможно в принципе. А с другой стороны он хотел оставить за собой право раза два, а то и три вынырнуть возле каких-нибудь не самых бедных миров, чтобы немножко поразвлечься с тамошним околопланетным транспортом. Про нападение на сами планеты речь не шла – к чему так разбрасываться? Но лишить флибустьерскую команду привычной радости было бы несправедливо.

Язон, конечно, внутренне противился всяческому разбою. Воспоминания о гнусных нападениях на ни в чем не повинных людей неизменно вызывали у него тошноту и вместе с тем яростную дрожь в импульсивно сжимавшихся кулаках. Он не хотел подвергать опасности новые жизни. С другой стороны, торопить Моргана представлялось крайне неразумным. В погоне за абстрактным добром (а как еще можно назвать стремление спасти всех беззащитных в Галактике от всех мерзавцев?) он упускал реальный шанс дать любимому Пирру больший срок на подготовку.

В общем мучительные сомнения грызли одновременно обе высокие договаривающиеся стороны. И в итоге решение было принято никакое: полетим – увидим. А выводы будем делать по обстоятельствам.

Степень доверия Моргана Язону казалась теперь почти безграничной. И все же злоупотреблять этим доверием было страшно. Да, Морган знал доподлинно, что Язон ни разу не воспользовался системами дальней связи для переговоров с Кассилией, Счастьем, другими планетами или с кем-то в космосе. Это было сильно, очень сильно. Но давало ли это право все-таки начать свою игру, когда они, наконец, покинут Джемейку? Язон не знал ответа на этот вопрос. Конечно, он начнет подрывную работу, уже начал ее… Но хватит ли гордого звания «Великий Язон, пришедший на смену Старику Сусу», чтобы отвести от него все и всяческие подозрения?

«Нет, – решил Язон, – пока не стартуем в пространство, пока не останется позади злодейский непроницаемый экран, пока Морган не утратит над нами ту полноту власти, которую обеспечивают, как говорится, родные стены, то есть двухмиллионное пиратское сообщество, – до тех пор я даже вопросов лишних задавать не буду. Мало ли что… А вот как выйдем в космос, как вдохнем полной грудью стерильный воздух из корабельных кондиционеров, тогда и решим, что делать и с чего начать. Глядишь, да и наберемся наглости уйти в свободный полет».

В общем, и по этому вопросу решение получилось никакое.

Зато план военных действий расписали они достаточно подробно. С конкретными задачами для каждого корабля, с доукомплектованием всех боевых единиц особыми видами оружия: надземными, надводными, подводными и летающими по воздуху машинами, специальными роботами, огнеметами, усыпляющими бомбами… В этой части список был очень длинным. Отдельно обсуждалась проблема спецкостюмов, необходимых для личного состава в условиях крайне агрессивной природы. Флибустьеры-то ведь привыкли в легких рубашечках саблями махать.

Особая задача была поставлена перед Морганом в связи с пиррянским двойным тяготением. Язон рекомендовал в течение всего пути постепенно увеличивать искусственную тяжесть на корабле и довести ее к концу полета минимум до трех, а еще лучше до четырех стандартно-земных. Тогда пиррянские два g покажутся флибустьерам ерундой и они будут по-настоящему готовы к бою в нечеловеческих условиях страшной планеты.

Еще Язон по памяти нарисовал Моргану карту Пирра в виде двух полушарий и нанес на нее основные ареалы обитания всякой нечисти, управляемой хитрыми аборигенами. Даже изобразил без особого художнического мастерства, но с прилежанием основные виды самых опасных животных.

Короче, подготовка пиратской армии шла полным ходом. А в качестве места, где скрывается главная цель их захватнического похода, Язон, разумеется, указал Эпицентр, охраняемый хитрыми и злобными пиррянами с исключительным тщанием.

Даже Мета не могла не оценить этот его жестокий ход. Вообще же Язон старался не брать ее с собой, когда занимался подобным инструктажем флибустьеров. Во-первых, совершенно не хотелось случайно выдать, что настоящая пиррянка как раз его жена и есть, а во-вторых, оставался риск, что любимая не сдержится и поведет себя как-нибудь неадекватно. Умом-то Мета понимала, что теперь иначе нельзя, коли совместный проект с пиратами закрутился, но сердцу не прикажешь… Так уж вышло, что и суровая пиррянка и эмоциональная женщина, сосуществующие и, как правило, борющиеся в ней, по данному вопросу выступали с редким единодушием и в равной мере не приветствовали столь предательскую позицию по отношению к родной планете.

Старт неумолимо приближался. С нетерпением ждала его и Долли. Ведь она вырвется, наконец, из плена, она будет на свободе! Не совсем понятно, когда, ведь флибустьерский «Конкистадор» пока еще везет ее не на родной Зунбар, но Долли искренне верила: раз ее не бросают здесь, значит, возвращение домой – теперь дело техники. Во всяком случае, именно так и сказал однажды Язон, будучи в хорошем настроении.

И он действительно думал об этом, думал много и серьезно. Зачем тащить на далекий враждебный Пирр юную зеленоглазую ведьму? Глупость какая-то! Если Морган согласится с этой простенькой мыслью – вот он, прекрасный повод для связи с внешним миром. «Ладно, ладно, – говорил сам себе Язон. – Не горячись. Все получится, дайте только взлететь…

И юный Робс ожидал дня отлета с не меньшим нетерпением и трепетом. Влюбленный мальчишка не сомневался ни минуты, что отправится вместе со своей пассией в любую точку галактики, чего бы это ему не стоило. На вопрос, как тут быть, Морган объяснил Язону, что для подобных случаев в Законе флибустьеров предусмотрено кое-что. И пока Морган зачитывал соответствующий пункт, Язон в очередной раз не уставал умиляться витиеватости слога местных юристов.

«…Если до принятия присяги, а именно до шестнадцати лет отроду, полноправный гражданин (А есть еще и не полноправные дети? Ведь о детях речь!) пожелает (В какой форме?) по той или иной уважительной причине (Это еще что такое? Кто определяет степень уважительности?) покинуть Джемейку, он имеет право сделать это, коль скоро родители его или наставники не возражают»(Офонареть можно!).

Наставников у юного буканьера в наличии не имелось, а родители, конечно, не возражали. Папа считался убитым, маме было наплевать. Действительно так. Ведь детей на этой диковатой планете любили абстрактно, как домашних животных, как некий особый вид существ, а конкретно к своим отпрыскам, тем более подросшим относились исключительно равнодушно. Впрочем, Язон сильно сомневался, что Генри Морган позволил бы любому джемейкскому мальчишке вот так же запросто отказаться от флибустьерского будущего на основании лишь одной всеми забытой и довольно невнятной строчки Закона. Естественно, с Робсом случай был особый, осененный пожеланиями Великого Язона.

Таким образом права мальчишки были уточнены, ну а окончательно решить его судьбу предстояло, конечно, уже на корабле.

Итак, старта ждали все. Даже аукснис жверис, который будучи загружен в трюм «Конкистадора» неожиданно пропел странную музыкальную фразу, точно живой. Язон примерно догадывался, что это может означать: сработала автоматика, сигнализирующая о возникновении мощного магнитного поля и толстого слоя брони вокруг маленького кораблика. Впрочем, могло это означать и что-то совсем другое, ведь помнится, при загрузке «Овна» внутрь «Арго» никакая музыка не играла…

Пираты же, ставшие свидетелями непонятного явления, поверглись в состояние настоящего мистического ужаса, и долго не могли говорить. Даже сам Морган как-то странно прореагировал. Напрягся весь, скривился, словно от боли, а выслушав объяснения Язона, недоверчиво переспросил:

– Сигнализация, говоришь? А что, если это боги возражают против нашего полета?

– Окстись, Генри! – пристыдил его Язон. – Какие боги? Нет Бога, кроме Христа. Разве не так тебя учили с детства?

– Так, – согласился Морган. – Но мне не нравится этот поющий звездолет. Может полетим без него?

– Смешно и глупо, – сказал Язон. – Зачем тогда вообще лететь? Найти третью деталь, а за это время потерять первую? Здесь за ним никто не уследит, да и в дороге «Овен» может понадобиться. Поверь мне, золотой звездолет – крайне полезная вещь. Ты же отлично разбираешься в технике, Генри! Разберешься и в этой. А может, ты хотел и процессор тут бросить? Чтобы какой-нибудь олух сделал Джемейку открытой для всей галактики.

– Нет, брат, процессор я всегда с собою вожу, – сказал уже почти успокоившийся Морган. – Ладно, считай, что убедил.

А потом был старт. И все прошло абсолютно нормально. Даже буднично как-то. Корабли взмыли над планетой и умчались в черноту космоса – один за другим, в строгом порядке. Словно никто и не собирался никого убивать, просто ни с того ни с сего восемь с половиной тысяч человек собрались вместе, да и решили отправиться на поиски тайны. Красиво!

А Язон вдруг почувствовал, что ему грустно покидать Джемейку. И пообещал самому себе обязательно сюда вернуться. Вообще, так было у него почти с каждой планетой в прежние времена, но теперешняя грусть казалась какой-то особенно щемящей. Что ж, вполне понятно: с годами все становятся сентиментальнее.

Он вдруг вспомнил свою первую книгу, по которой учился грамоте на Поргорсторсаанде. Как это было увлекательно! А потом еще увлекательнее оказалось читать новые книги, которые он принялся добывать всеми правдами и неправдами. И однажды ему повезло – прикинувшись военным, фермерский сын Язон попал в дом благожелательного аристократа, у которого собралась очень солидная, по понятиям их планеты, библиотека. Томов не меньше тысячи украшало высокие стеллажи в старинном кабинете.

– И вы все это читали? – с изумлением выдохнул юный любитель книг.

– Почти все, – ответил аристократ честно, но я читал еще и много других сочинений, которых не держу у себя дома.

– Здорово! – еще раз восхитился Язон. – А я мечтаю прочесть все книги на свете.

– Юноша, – грустно улыбнулся аристократ. – За всю свою жизнь человек может прочесть десять, ну, пятнадцать таких собраний. Это предел.

– А сколько же всего книг в мире? – спросил Язон.

– Столько же, сколько звезд на небе, сколько деревьев в лесу сколько капель в океане, – таков был ответ.

На некоторое время после этого у Язона даже пропала охота читать.

И точно так же было с планетами.

Обитаемая часть вселенной включает в себя более тридцати тысяч землеподобных миров. Язон как-то подсчитал, что ему довелось побывать меньше, чем на трехстах. И стало пронзительно грустно после таких подсчетов. Никогда ему не повидать всех планет галактики. А так хочется! Да, теперь его сделали бессмертным, но если вдуматься, это же ровным счетом ничего не меняет. Простая арифметика подсказывает, что для полного кругосветного путешествия по Галактике придется прожить еще сотню раз по столько же. Во-первых, это может оказаться ужасно скучным и утомительным занятием, а во-вторых, еще за пять тысяч лет человечество расселится по миллионам новых миров и, очевидно, даже на других звездных островах… Бесконечная погоня. Был такой древний парадокс про Ахиллеса, который никак не может догнать черепаху. По чисто математической причине.

Глава 4

В первый же день полета Морган вызвал его для разговора не в капитанскую рубку, а в лабораторию, чтоб тихо было и никто не мешал.

– Ну, рассказывай, – начал он с совершенно неожиданного вопроса. – Почему твоя планета так называется?

– Ну, начнем с того, – не растерялся Язон, – что это не моя планета. Я ведь уже говорил тебе, что родился на Иолке, а к тому же…

– А к тому же, Пирр был царем Эпира, – еще более неожиданно сообщил Морган, перебивая Язона. – Воевал он на стороне города Тарента. С римлянами, если мне не изменяет память. И сначала победил их при Гераклее в 280 году до Рождества Христова, а затем, годом позже одержал еще одну победу – уже при Аускулуме. И вот там греческий царь потерялпрактически всю свою армию. Подобного рода победы и стали с тех пор называть пирровыми. Хорошо ли это?

Со столь длинной цитатой из учебника истории флибустьер, конечно, перестарался. Язон улыбнулся, сразу уловив смысл вопроса, и, заранее чувствуя свое превосходство, ответил не задумываясь:

– Генри, не бойся ничего! Ты забыл одну важную подробность. Царь любезного тебе Эпирского государства погиб лишь через шесть лет после той победы. Значит, и ты жить останешься, любитель мистических совпадений. А уж армия твоя… Разве жизни отдельных людей когда-нибудь тебя заботили?

– Ого! Браво, Язон! – Морган похлопал в ладоши. – Это был достойный ответ. Стало быть, и ты знаком с древней легендой.

Последнего обращенного к нему вопроса Морган как бы не услышал, и Язон решил не продолжать эту тему.

– Еще бы! – сказал он. – Я по-настоящему увлекался древностью. И Пиррова победа – вовсе не легенда, а исторический факт. А вот ты, держу пари, выудил эту информацию только что из какой-нибудь портативной библиотеки типа «Марк-9».

– «Марк-9-03», – поправил Морган. – Эта система более совершенная.

– А про планету Пирр и ее сегодняшнее состояние там ничего нет? – небрежно спросил Язон, замирая от ужаса.

Вдруг Морган просто играет с ним, как кошка с мышкой. Ведь если какой-нибудь доброжелательный кретин из Лиги Миров без разрешения Керка ввел в базы данных для библиотек общего пользования полный пакет информации о Мире Смерти, всей затее Язона придет конец прямо сейчас. Да что там затея! Не пройдет и получаса, как его самого и Мету, а возможно, и Долли с Робсом просто изрубят на куски, не взирая на все заветы Старика Суса и все предначертания неведомых богов, владевших тайной звездолета «Овен».

– Представь себе, ни слова, – сказал Морган. – Я уже сталкивался с подобной петрушкой: о некоторых хорошо знакомых мне планетах официальные службы либо не знают ничего, либо просто не хотят сообщать. Причины-то могут быть разные…

Смертоносный клинок, занесенный над шеей остановился, послушный твердой руке хозяина и был тут же решительно отброшен в угол. Язон мысленно выдохнул и встряхнулся. А внешне сумел и вовсе никак не проявить своих эмоций.

– Я тоже искал эти сведения в свое время, – сообщил он. – А нашел только древнюю поучительную историю о греческом царе, потерявшем свою армию.

– И когда же это было? – поинтересовался Морган. – Как ты вообще впервые попал на Пирр?

Вопрос не застал Язона врасплох. На этот счет у него давно была сочинена убедительная легенда, не слишком далекая от жизни. Якобы он спасался от хозяев очередного игорного заведения, ну, допустим, казино «Туманность» на планете Мэхаута, прыгнул в космопорту в первый попавшийся корабль, а это оказался суперкрейсер пресловутых пиррян. Зайца обнаружили только уже на планете, а поскольку обратный рейс планировался не слишком скоро, Язону и довелось послоняться месячишко по джунглям человеко-звериной цивилизации. Правда, недели две из этого месяца он провалялся еле живой из-за двойного тяготения, зато в течение второй половины срока успел узнать много интересного. А позднее информацию об особой роли Пирра во вселенной и о хранящейся там величайшей ценности подтвердили ему некие мудрецы из миров центра Галактики. Вот так.

В последней части своего рассказа Язон не слишком останавливался на подробностях, давая понять, что здесь и кроется его главный секрет. Расскажи такому Моргану все, что знаешь, и он тебя выбросит посреди дороги, как отработанный шлак. А флибустьер и не скрывал никогда, что отношение его к людям действительно таково: одни нужные, другие ненужные. Предельный цинизм был едва ли не главной чертою его характера.

Вот только дремучие суеверные страхи иногда вдруг оказывались сильнее. На этом и рассчитывал сыграть Язон, выбрав подходящий момент.

Морган внимательно слушал, посматривал хитро и явно прикидывал про себя, какова же доля правды в этом вдохновенном сочинении. Но в итоге пришел почему-то в достаточно благостное состояние. Заказал по бокалу отличного одемирского портвейна, тут же приехавшего сквозь стену на тележке, и, прихлебывая темно-розовый ароматный напиток, принялся вспоминать свою юность на планете Казан. В общем очень душевная получилась беседа, и Язон рискнул под занавес коснуться одной из скользких тем:

– А что, Генри, каков маршрут нашего полета? Я все-таки не последний человек корабле – имею право знать.

– Имеешь право? – задумчиво переспросил Морган. – Пожалуй, что и так, мой дорогой Мухарриб. Первый раз мы выйдем из кривопространства послезавтра, вблизи планетной системы Гаммы Бронтозавра.

Морган называл звезды по варварской классификации космических бродяг последних веков. Но Язон понял, о каком светиле идет речь. В течение своей бурной жизни он успел познакомиться с самыми разными системами наименования небесных тел, созвездий, скоплений и туманностей. Фундаментальные звездные каталоги, составлявшиеся еще на Старой Земле, были порядком подзабыты современными звездоплавателями, и даже штатные звездочеты Научного центра Лиги Миров так и не сумели выработать единого подхода к астрометрии и астронимике.

В общем, Язон сразу вспомнил, что именно вокруг этой звезды обращается некая землеподобная планета, по счету пятая, а по названию – Зунбар, и сердце его забилось чаще. Но он не стал ничего спрашивать, ожидая от Моргана дальнейших объяснений.

– Неплохое местечко, – сообщил Генри после паузы. – Пять обитаемых планет возле одной звезды – редкий случай, да еще четырнадцать относительно неподалеку. В этих краях мы всегда найдем, чем поживиться. Уранодобытчики с Циклопа, финансисты с Гартацены, отчаянные звероловы, слетающиеся отовсюду на Одемиру, богатые бездельники с Зунбара… – Морган сделал нарочитую паузу. – Не было случая, чтобы какой-нибудь интересный корабль не встретился на нашем пути.

Язон не хотел раньше времени проявлять свою эрудицию, но теперь слово было сказано, и дальше играть в молчанку не имело смысла.

– Даже я припоминаю один такой случай, – проговорил Язон многозначительно. – Действительно славное местечко. А ты не боишься спугнуть удачу, возвращаясь сюда так скоро. Ведь это все равно что, играя в рулетку, ставить снова на ту же цифру, которая выпала в предыдущем коне.

– Нет, Язон, я не боюсь спугнуть удачу. Я уже не первый раз так делаю, и пришел к выводу, что наглость города берет. Есть такая древняя поговорка.

Язон не успел сказать, что в древности поговорка звучала несколько иначе, поскольку Морган неожиданно добавил:

– Но ведь ты совсем не об этом хотел спросить меня. Тебя сильнее всего волнует, отпущу ли я домой девчонку. Правильно?

Язон кивнул.

– Так вот: на этот вопрос у меня еще нет ответа. Мне надо кое с кем посоветоваться.

– На корабле или по радио? – решил уточнить Язон, раз уж пошли такие откровения.

– Ни то и не другое. Я должен встретиться лично с одним человеком на Одемире. Тебе не надо знать его имени, но разговаривать мы пойдем вместе. Обязательно.

Странная это была информация, но больше Морган ничего объяснить не соизволил. Однако Язон и так догадался, что вовсе не ради очередного разбоя будут они выходить из кривопространства возле Гаммы Бронтозавра, а именно ради этой встречи.

– Ладно, поговорили – и хорошо, – заключил Морган. – Теперь пора переходить к физическим упражнениям. Сейчас дадим объявление, и попрошу-ка я Миссона врубить сразу два с половиной g. Как думаешь, сдюжат мои ребята в течение суток?

– Не знаю, не знаю, но ты не прав в принципе, Генри, – заметил Язон, – чтобы по-настоящему натренироваться, нельзя разделять, как ты говоришь, физические упражнения и все остальные дела. Мы, например, должны были с тобой разговаривать и пить портвейн именно при повышенном тяготении.

– Уволь меня, братец, от таких экзерсисов в первый день. Вот команда пусть трудится, а сам я сейчас лягу в противоперегрузочное кресло и пошлю всех куда подальше. Не ты ли мне рассказывал, как две недели на этом самом Пирре пластом лежал?

– Было дело, – согласился Язон и слукавил: – Я и сейчас перегрузки не слишком хорошо переношу. Пиррянские тренировки остались в далеком прошлом.

– Тогда и тебе желаю спокойной ночи, Мухарриб. – Этой ласковой кличкой Морган, как правило, подчеркивал доброжелательное отношение к Язону. – А два с половиной g я все-таки врублю.

И, нажав кнопочку на пульте, встроенном в кресло, он распахнул стены лаборатории, предлагая почетному гостю побыстрее шагать к себе, пока еще можно шагать, а не ползти.

Глава 5

Планета Одемира официально находилась под протекторатом Зунбара, но фактически даже не имела своего правительства, своих городов и своей промышленности, если не считать целой сети маленьких винодельческих предприятий. Вином, особенно портвейнами, хересами, мускатами и бренди, Одемира славилась. А вообще зунбарцы использовали ее преимущественно как огромный национальный парк, где отдыхали любители лесных прогулок, рыбной ловли и всяческого собирательства: древесных и земляных грибов, плодов и ягод, мхов, шишек, лишайников, и наконец, главного одемирского деликатеса – восхитительно вкусной оранжевой плесени с гладких стволов тихолиста. Еще здесь круглый год разрешалась охота на плодившихся с небывалой скоростью пушных зверей бубузантов, шкурки которых ценились во всей галактике очень высоко. Вывозить с Одемиры живых бубузантов категорически запрещалось, но не переводились, конечно, среди гостей планеты контрабандисты-звероловы. Одни находили простаков-покупателей на живой «скоропортящийся» товар, а другие с тупым энтузиазмом увозили их в родные края и там пытались разводить. Однако одемирское зверьки не только не размножались, но и с завидным постоянством в любых условиях отказывались от пищи, в результате чего, естественно, подыхали. Наука этот факт объяснить пока не сумела – ни зунбарская, ни какая другая.

А обитатели самой Одемиры к науке имели отношение слабое. Жили они в лесных хижинах, как дикари, хозяйство вели примитивное. Впрочем, хлеб выращивали и домашний скот имели. Наиболее высокой культурой быта отличались виноделы, строившие себе дома из глины. И в отличие от остальных одемирцев, они не только слушали информационные выпуски по радио, но и любили смотреть видеопрограммы. Сочетание диких условий жизни с большим объемом внешней информации привело к тому, что на Одемире были крайне популярны всевозможные маги, шаманы, колдуны, знахари и прочие шарлатаны, тяготеющие к оккультным наукам и претендующие на сверхзнание. Строго говоря, каждый коренной одемирец считал себя немножечко волшебником. Особенно после кружки доброго бренди или двух кружек не менее доброго вина.

От маленького космодрома, выстроенного, разумеется, зунбарцами, они пошли пешком по лесной тропинке, вьющейся среди высоких стволов и кустого кустарника. Дышалось здесь необычайно легко, и вообще лес действовал умиротворяюще. Шум листвы, птичье многоголосье, хруст веток под чьми-то тяжелыми лапами, иногда совсем близкое ворчанье и хрюканье… Язон представил себе, как Мета стала бы здесь палить налево-направо. Он и сам-то, едва они отошли несколько шагов от десантного бота, начал совершенно машинально рыскать по сторонам мгновенно прыгнувшим в ладонь пистолетом. Морган объяснил, что здешнее зверье при свете дня не нападает и оружие можно убрать, но Язон все равно еще несколько раз по устоявшейся пиррянской привычке реагировал вполне однозначно на незнакомые звуки в придорожных кустах.

Морган шагал первым, за ним – Долли, после – Язон, и замыкал это шествие по узкой тропинке Эдди Хук. Морган взял Хука в качестве помощника и, возможно, личного охранника. А вот зачем понадобилось тащить с собой Долли?..

Из-за нее получилась малоприятная сцена, когда покидали корабль. Сначала едва удалось уговорить Мету остаться на корабле, а Морган почему-то категорически возражал против ее участия в этом странном полете на Одемиру. Когда же внезапно выяснилось, что вместе с ними должна отправляться еще и Долли к прежним крикам добавились возмущенные вопли Робса, не желавшего отпускать любимую никуда.

И тогда Язон рявкнул на всех:

– Молчать!!

А в наступившей тишине проговорил нарочито зловещим, замогильным голосом:

– Если с Долли или со мной что-нибудь случится, а также если кто-то попытается здесь в наше отсутствие обидеть Мету или Робса, боги сделают так, что этот корабль развалится на куски и только аукснис жверис примет нас четверых в свое чрево и продолжит путь во вселенной.

Это был очень скороспелый экспромт и в нормальной компании подобное заявление впору было обхохотать, сочтя его удачной или, наоборот, дурацкой шуткой, но собравшиеся здесь, у стартового шлюза линейного крейсера «Конкистадор», реагировали немножечко иначе. Мета вздрогнула, Долли прикрыла глаза, словно в ожидании удара, а все оказавшиеся рядом пираты, включая Робса, в ужасе перекрестились. И даже проженный циник Морган выдержав некоторую паузу, осенил себя крестным знамением, а потом тихо сказал:

– Он прав. Все так и будет.

После столь серьезного заявление уже никто ничего добавить не мог.

Вряд ли Морган действительно верил подобной чепухе – просто ему было очень нужно попасть на Одемиру именно в таком составе. А в дороге главный флибустьер признался, что летят они к его старому знакомому – местному деду-колдуну, который не однажды помогал Моргану в серьезных делах. Впервые это случилось лет десять назад, когда всемогущий одемирец посоветовал пиратскому рейдеру изменить маршрут и в точности предсказал результат очередной лихой авантюры. Трудно было не уверовать в провидческий талант колдуна, и Морган взял за правило советоваться с ним во всех нестандартных ситуациях.

Генри счел необходимым предупредить, что, обращаясь к старику, следует называть его «вуду», но только это не имя – имя останется в секрете. Язон-то сразу сообразил: в переводе со староанглийского «вуду» как раз и означало «шаман», «колдун».

И вот теперь они приближались к дому великого вуду.

Колдун оказался виноделом. Вокруг его глиняной хаты повсюду стояли и лежали бочки, а сам хозяин возлежал на топчане перед видеоэкраном, прихлебывал что-то из деревянной кружки и весело хихикал над шутками зунбарских артистов. В комнате сильно пахло табаком и винными испарениями. Долли даже поморщилась, переступая порог этого полутемного и душного жилища.

Язону хватило пятнадцати минут, чтобы понять: вуду – типичный жулик и шарлатан. Знания его по всем вопросам были на удивление куцими, а небывалые прозрения если и находили на витийствующего деда, то скорее всего под воздействием алкоголя. Рассказ Моргана о золотом звездолете и особой миссии Язона сильного впечатления на старика не произвел, но когда Язон попробовал перечислить названия «Овна» на разных языках, колдун неожиданно бурно среагировал на слово «окроткави». Моргана этот факт привел в крайнее возбуждение, а Язон очень быстро выяснил, что никаких других слов на эгрисянском вуду не понимает, а значит все его взмахи руками и закатывание глаз – чистейшей воды спектакль, рассчитанный на дурака. В роли дурака добровольно выступал Морган. Все-таки его цинизм удивительным образом уживался с почти детской наивностью: предсказавший однажды да будет предсказывать всегда! Язон, кстати, не исключал возможности, что лет десять назад вуду был совсем другим. Сквозь тяжелый запах перегара и лютую ахинею, которую он нес теперь, проступали, как сквозь туман, жалкие остатки бездарно растраченного телепатического таланта. Долли, должно быть, еще острее почувствовала это и попыталась войти в контакт с той частью мозга вуду, которая еще не полностью деградировала. Результат не замедлил проявиться.

– Эта девушка – ведьма, – свистящим шепотом сообщил вуду. – Избавься от нее, Генри. Ей нельзя находиться на одном корабле со святыней богов.

Морган слушал и глаза его темнели.

– И этот человек не прост, – продолжал увлекшийся вуду, переводя взгляд и указующий перст на Язона.

«Э, приятель, – подумал Язон, – да ты сейчас все испортишь! Хватит, ты уже отлично сыграл свою роль. Отдохни».

Последние слова он попытался внушить вуду, и кажется, что-то получилось. Тот замолчал, будто поперхнулся, и Язон, торопясь развить успех, этак запросто поинтересовался:

– А можно непростому человеку выпить чего-нибудь?

Оказалось, что не только можно, но и нужно. Официальная часть визита на том и завершилась, а неофициальная включала в себя обязательный тост «за прозревших и видящих во тьме», а затем не менее обязательную дегустацию нескольких изысканных сортов ароматнейшего бренди. Вуду умел его делать лучше всех на планете и страшно гордился этим. Сам дедуля, несмотря на почтенный возраст, принимал наиболее активное участие в дегустации, а потому уснул не дождавшись ухода гостей. Спасибо еще успел вручить им в подарок три бочонка своего самого знаменитого бренди. Два из них были относительно скромного размера – легко помещались под мышкой, а третий – примерно литров на пятнадцать – согласился тащить до корабля только Язон. Было это не то чтобы тяжело, а просто очень неудобно. Ну, да ладно, своя ноша не тянет.

Полдороги летели молча. От выпитого клонило в сон. За управление посадили Хука, как самого трезвого. Долли, конечно, не пила ни грамма, но не ей же было начинать разговор в такой ситуации.

Наконец Морган поинтересовался:

– Ну и какие есть соображения по дальнейшему?

– Соображения очевидные, но есть вопрос. Мы сможем отправить Робса вместе с Долли?

– Это не вопрос, Язон. Можешь отправить вместе с ними хоть Мету.

– Мету?! – уцепился Язон за такое неожиданное предложение.

– Шучу, – тут же откликнулся Морган. – Просто меня волнует совсем другое. Как бы за нашу девочку выкуп посолиднее хапнуть.

Ну, конечно, флибустьер не мог рассуждать иначе. А Язон и не подумал о таком очевидном варианте. Что же теперь ответить? А отвечать надо быстро.

– Генри, но ведь вуду советовал избавиться от ведьмы, чтоб не было беды. Как то нехорошо с такого дела пытаться еще и денег получить…

– Деньги хорошо получать с любого дела, – жестко произнес Морган, и Язон понял, что дальнейшая дискуссия на эту тему бесполезна.

А Моргана уже понесло.

– Девочка, – спрашивал он у Долли, – сколько миллионов кредитов готов будет отвалить за тебя твой папуля? Сколько ты стоишь, девочка?

И надо отдать должное юной зеленоглазой ведьме, она сумела взять себя в руки. Месяц тяжелых испытаний не прошел для нее даром. Она повзрослела и духовно закалилась от общения с людьми, у которых жестокость считалась не пороком, а доблестью.

– Я думаю, что об этом надо говорить с моим отцом. Лично меня устроит любая сумма.

– А вот меня – не любая! – продолжал хохмить Морган. – Этот Рональд Сейн – богатая сволочь. Что ты скажешь, Язон, если мы начнем торговаться с трех миллиардов, а согласимся в итоге на один. Учти, половина – твоя.

Морган откровенно нарывался на скандал, на драку, ждал девичьих слез, криков, безумных поступков. Зачем? Наверно, предполагал Язон, необходимость подчиниться воле неведомых богов или пусть даже собственному внутреннему голосу, была крайне неприятна Моргану. Главарь флибустьеров не привык подчиняться никому. Оттого и сделался раздраженным, оттого и пытался отыграться на мелочах, раз уж не в силах он изменить главного. Язон и Долли сдерживались из последних сил, подпитывая друг друга телепатическими импульсами. Сейчас уже от Язона требовался достойный ответ. Не спорить надо было, а просто осадить зарвавшегося пирата.

– Генри, когда просишь выкуп в обмен на заложников, торговаться нельзя, – начал он спокойно и рассудительно. – Это просто мелко и глупо. В твоих руках жизнь человека, для кого-то бесценная. Поэтому ты сам называешь цену и стоишь на ней до последнего. Увлекаться большими числами тоже нельзя. Чем неподъемнее требование, тем выше вероятность, что с той стороны пришлют не деньги, а бомбу замедленного действия или группу захвата, составленную из роботов невидимок. Рекомендую просить не больше полумиллиарда. Считай, что я отказываюсь от своей доли во имя общего успеха дела.

– Э, Язон, да ты наверно, занимался терроризмом! – с уважением воскликнул Морган.

– Да, Генри, и не таким мелким, на какой ты меня сейчас подбиваешь. Поэтому мое единственное условие будет таким: переговоры веду только я. Надеюсь, ты, наконец, понял, насколько я старше и опытнее.

Морган промолчал. Потом отвернулся к иллюминатору и стал молча смотреть на звезды. А среди них уже отсвечивал матовым блеском пока еще маленький, но стремительно приближавшийся сигараообразный корпус «Конкистадора».

В своей каюте Язон первым делом вынул пробку из бочонка и аккуратно налил в два стакана темного душистого бренди – себе и Мете.

– Выпьем, родная, за нашу девочку. Можешь считать, что она уже спасена. Завтра утром мы будем на орбите Зунбара.

Долли стояла рядом и удивленно хлопала своими зелеными глазищами.

– А как же папа… деньги… а если полиция?.. – она окончательно смешалась и замолчала.

– Переговоры буду вести я, – сказал Язон, кладя руку на ее худенькое плечо. – Какие языки знает твой папа?

– Эсперанто, английский, датский, – начала вспоминать Долли.

– А что-нибудь более редкое?

– Сейчас, сейчас… Во! Польский.

– С польским у меня плоховато, – вздохнул Язон.

– А греческий? – предложила Долли. – Он немножко умеет по-гречески.

– Годится, – улыбнулся Язон, – я тоже немножко. Попробуем конспиративно поговорить по-гречески. Две-три фразы, больше не надо. Больше даже нельзя – подозрения вызовешь. Ну, ладно, не беспокойся, Долли, все будет хорошо.

От Одемиры до Зунбара – один ночной перелет на средней межпланетной скорости. Можно и быстрее долететь, но Морган не торопился. Перед ответственной операцией ему хотелось выспаться, и он даже тяготение на корабле уменьшил с двух с половиной до полутора единиц. И это было замечательно: Долли к концу третьего дня безумно устала от перегрузок, а ей тоже не мешало быть в форме на утро. Робс по молодости лет на сон не жаловался, а истинная королева перегрузок Мета, как казалось Язону, могла спать сном младенца хоть при двадцати g.

И только сам Язон не сомкнул глаз в эту ночь. Он писал длинное и очень подробное письмо Рональду Сейну. Он должен был объяснить все до мелочей и убедить преуспевающего зунбарского бизнесмена в исключительной важности своей просьбы. Оттого, насколько удачным получится это письмо, зависело теперь слишком многое. Да, конечно, Язон искренне радовался, что отец и дочь вновь обретут друг друга, но не это было сейчас главным. В конце концов может девчонка и на Пирр слетать. Глядишь, ей там и понравится. А уж Робс-то точно не заскучает. И папа на Зунбаре легко переживет еще месяц разлуки с любимой Долли. Однако шанс, который предоставлялся Язону сейчас благодаря стечению обстоятельств, был так заманчив, что ради него стоило рискнуть.

Он никому, даже Мете, не рассказал о своей новой идее, зародившейся по дороге на Одемиру и обратно. Пусть все узнают об этом после, когда самые ужасные треволнения останутся позади. Ведь на самом-то деле он вовсе не был уверен в удачном исходе утренней операции.

Рассчитывать на здравомыслие Сейна лишь потому, что его фамилия именно так переводится со староанглийского?^[3] Рассчитывать на невмешательство полиции, начальники которой даже на самых цивилизованных планетах оказываются зачастую непроходимо тупыми? Рассчитывать на последовательность и логику в поведении Моргана, становящегося иной раз непредсказуемым, просто бешеным и кровожадным? Ни на что подобное рассчитывать было нельзя. А значит на любом этапе на смену переговорам могла прийти беспорядочная стрельба. Почему же он все-таки решился на это? Интуиция? Наверно, интуиция подсказала что-то. Но главное – неистребимый азарт игрока брал в нем верх над скучными доводами рассудка.

Глава 6

На Зунбар отправили Эдди Хука. У него оказалось самое подходящие для тамошних властей удостоверение личности – чистый, без всяких подозрительных виз галактический паспорт, выданный совсем недавно Лигой Миров на имя Турнуда Мориго. Лазерный идентификатор внешности под прозрачным пластиком документа был перенастроен на страшную рожу Хука лучшим специалистом по фальшивкам, какого только можно было найти на Радоме. А там, разумеется, промышляли и этим. Как уже знал Язон, для радомцев не существовало запретов ни на что.

Но Эдди полетел еще и потому, что был одним из самых смышленых флибустьеров, а ведь задача перед пиратским эмиссаром стояла нетривиальная: разыскать Рональда Сейна, обрисовать ему ситуацию, встретиться один на один, убедить в бессмысленности силовых вариантов и пригласить на личном транспорте посетить «Конкистадор», с тем чтобы совершить обмен по всем правилам. Сложностей могло возникнуть сколько угодно, и хотя Эдди имел возможность в любой момент выйти на связь с кораблем, он все-таки должен был и сам соображать неплохо.

Язон предлагал вообще никого не делегировать на планету, а найти Сейна просто по радио и сразу вступать с ним в переговоры без всяких предварительных угроз и мер предосторожности. Морган этот вариант отверг. Он вполне резонно не хотел верить, что человек способен просто из благодарности отдать полмиллиарда даже за самую любимую дочку. Существовал по его мнению, лишь один серьезный вариант – примитивное вымогательство под страхом убийства. Что ж, наверно, Морган был прав.

Инструктировали Хука вдвоем: Генри выражал мысль, а Язон оттачивал формулировки. Но главным оставалось все то же – шокировать Рональда Сейна признанием, что это именно они порешили всю его семью и держать клиента в постоянном страхе перед смертью единственной оставшейся в живых дочери.

Эдди Хук с этого и начал, когда повстречал бизнесмена на берегу пустынного залива, где из воды торчали странные ржавые остовы брошенных и затонувших рыбацких катеров.

– Имейте ввиду, Рональд, если вы кого-то привели с собою, попытаетесь давить на меня или просто задержать, и соответственно, я не вернусь в обозначенное время на свой корабль, предмет наших с вами переговоров просто перестанет существовать. Мой хозяин очень жесткий человек в этом смысле. Ему, конечно, нужны деньги, очень нужны, но неуважения к себе он не потерпит. И еще учтите: о моей жизни он ни на секунду не задумается. Встречный шантаж бесполезен. В общем, у вас есть только один способ помочь дочери – беспрекословно выполнять наши требования.

Сейн слушал, не комментируя, а если кто и приехал с ним вместе, то эти люди отсиживались в тени.

– В обмен за девчонку мы требуем от вас пятьсот миллионов кредитов. Понимая, что собрать такую сумму наличными непросто, мы даем вам сроку тридцать часов. Кажется, это как раз сутки на Зунбаре. И последнее: вы можете предложить нам вместо денег ценные бумаги на предъявителя – у нас есть человек, который в них разбирается, – а также любые другие ликвидные и достаточно компактные товары: металлы, камни, сильные яды или наркотики… Вы ведь, кажется, фармацевт?

– Я вас понял, господин Мориго, – проговорил Сейн с предельным спокойствием, будто проводил обычную деловую беседу. – Оставьте мне ваши координаты для связи.

– Безусловно, я оставлю их вам, только будет намного лучше, если вы свяжетесь с нами уже из космоса и с деньгами на борту, чтобы мы могли видеть, что вместе с вами не летит целая эскадра. Умоляю вас, отправляйтесь в одиночку, ну в крайнем случае возьмите с собою одного пилота, если положение не позволяет вам садиться за штурвал самому.

– Я вас понял, господин Мориго, – еще раз повторил Сейн, – давайте координаты.

Этот разговор на берегу Язон прослушал потом в записи и не мог не восхититься хладнокровием и житейской мудростью в общем-то довольно молодого человека. Впрочем, какой еще отец мог быть у такой замечательной девчонки?

А сама замечательная девчонка жутко нервничала. В голосе отца она услышала гораздо больше, чем все остальные: и едва сдерживаемую ненависть, и откровенное презрение и затаенное торжество будущей победы. Она была уверена: он что-то такое придумал еще до того, как встретился с Хуком, то есть сразу после звонка этого негодяя, предупредившего, что речь идет о Долли. Отец придумал, как спасти ее и одновременно сохранить деньги.

– Но это же невозможно, – говорил Язон, – без риска для наших жизней невозможно! И вообще, откуда ты знаешь, что он придумал что-то?

– Я чувствую, – отвечала Долли.

А ее чувствам можно было доверять, и это очень не нравилось Язону.

– Понимаешь, мы должны уговорить его подчиниться. Иначе, даже если каким-то чудом спасешься ты, погибнем мы с Метой, погорит весь наш проект, а никто, кроме нас, не сможет по-настоящему отомстить пиратам! За твоих родных, вообще за всех погибших и обиженных. Ты понимаешь это?

– Понимаю, – шептала Долли, уже чуть не плача.

– Тогда сделай же что-нибудь. Телепатируй отцу все, что ты знаешь обо мне!

– Папочка очень хороший человек, – сказала Долли, но, к сожалению, он абсолютно не восприимчив к моим телепатическим приказам. Я даже мысли его читать не умею. Может, это какой-то закон природы? Дети не должны приказывать родителям, вообще быть выше их…

– О высокие звезды! Да при чем здесь это?! Ты не о том сейчас думаешь. Ну, есть же на планете хоть кто-нибудь с кем ты можешь вступить в телепатический контакт?

– Нет, – она помотала головой. – Действительно нет, я знаю. Все мои друзья по такого плана живут очень далеко, они ничего не успеют сделать.

– За тридцать часов можно многое успеть, – сказал Язон. – Даже покрыть некоторые межзвездные расстояния.

– Боюсь, что у нас гораздо меньше времени, – проговорила Долли.

– Опять предчувствие?

– Ага, – кивнула девушка. – Это очень плохо?

Виноватое выражение ее лица было необычайно трогательным. Ну, что тут можно было ответить?

– Да нет, Долли, выпутаемся как-нибудь.

А себе сказал: «Не раскисай, динАльт. Тебе нельзя так психовать. Долли и без того на грани истерики. Думай, думай, пока время есть».

Вошла Мета, предложила пойти перекусить, а то ведь позже может стать не до того. Язон согласился:

– Да, мы сейчас.

И неожиданно придумал новый ход.

– Долли, я конечно, попытаюсь объяснить твоему отцу по-гречески, что на корабле друг, и атаковать нельзя, но этой уловки может оказаться недостаточно. Нужна еще хоть одна крошечная, но убедительная деталь. Вспомни, пожалуйста. Между тобою и отцом наверняка было что-нибудь такое, о чем можно рассказать только друзьям, а враги никакими пытками вытянуть этого не сумеют, просто им в голову не придет о подобном спрашивать. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Он и сам не слишком-то хорошо понимал, скорее чувствовал: что-то такое должно быть. И просил:

– Вспомни, Долли, придумай, что я могу сказать ему, это будет очень важно, это спасет нас всех.

Долли наморщила лобик, мучительно соображая.

– У тебя еще есть время, девочка, – успокоил Язон. – Пошли обедать.

А сигнал вызова и впрямь раздался необычайно скоро, предчувствие не обмануло Долли.

– Это может быть только он, – проговорила Мета, – глядя на поющий браслет Язона, внутри которого в дополнение к звуку еще пульсировал фиолетовый огонек.

Морган специально выдал ему аппарат со сложной системой дифференциации сигналов. На этой волне команду «Конкистадора» действительно мог вызывать только Рональд Сейн.

В тот момент Язон с Метой и Долли с Робсом сидели все четверо в углу каюты на одной койке, словно в трансе и мысленно прощались друг с другом. Ведь расставание было неизбежно в любом случае. И эта мысль, пришедшая одновременно ко всем, очевидно, поразила их. Ничего теперь не хотелось говорить.

Язон резко поднялся и коротко бросил, почти скомандовал:

– Пошли.

– Подождите! – остановила его Долли. – Я вспомнила.

– Ну, говори.

– Это было года четыре назад, папа повел меня на каток на Прозрачное озеро, а у него так редко находилось время для этого, и был прекрасный день, мы там носились, играли в салочки, в снежки, он ничего не запрещал мне, а потом в буфете, купил мороженое, клубничное, такое ярко-красное, хотя мама никогда не разрешала мне зимой есть мороженое. Я много раз вспоминала потом этот чудесный день на катке. Папа тоже не мог забыть его, у меня даже горло тогда не разболелось, а мама…

Слезы уже стояли у девушки в глазах, и Язон прервал ее, быть может, грубо, но в ту минуту это был единственно правильный вариант поведения:

– Спасибо, Долли. Пошли. Сейчас – наш выход.

Наверно, только Долли и поняла смысл его последней фразы – ни Робс, ни даже Мета не знали толком, что такое театр и выход на сцену. Но это было неважно, ведь именно Долли должна была понять сейчас всю меру своей ответственности за судьбу спасших ее друзей.

В капитанской рубке находились Морган, Ховард, Хук, Скотт, Караччоли и Мадам Цин. Большой сбор. Миссон, как всегда прятался где-то в своей компьютерной и держал костлявые пальцы на всех мыслимых кнопках и рычагах, готовый в любую минуту по приказу Моргана и даже вовсе без приказа, а просто по подсказке внутреннего голоса перехитрить, захватить, нейтрализовать или уничтожить врага.

На что же рассчитывал этот странный и такой уверенный в себе одинокий Сейн, приближавшийся к ним на легкомысленном прогулочном катере? Все существующие на «Конкистадоре» локаторы ясно показывали, что на расстоянии стандартного лазерного, плазменного и любого другого удара в межпланетном пространстве нет больше ни единого объекта.

Проверка связи во всех диапазонах была уже завершена и Ховард, стоявший в настоящий момент у пульта, отдавал распоряжения в эфир:

– Приказываю зависнуть в трех километрах от нас и не совершать никаких действий, вплоть до следующего моего приказа. Вы находитесь под прицелом всех орудий нашего корабля. Неподчинение будет означать угрозу с вашей стороны, и повлечет за собою, как минимум, немедленный уход нашего корабля и отказ от дальнейших переговоров. Как поняли меня? Прием.

Современная связь давно уже не требовала переключения режимов «прием-передача», но Ховард был одним из любителей этой древней присказки всех радистов.

– Отлично понял вас, – откликнулся Сейн. – Что дальше?

Морган кивнул Язону, мол, приступай, последний раунд за тобою, как договаривались.

– Сейн, ты привез деньги? – крикнул Язон нарочито грубо.

Садистски-вежливая манера Хука претила ему. Вымогателя и убийцу за вежливость уважать все равно не станут.

– Да, деньги со мной.

– Как они упакованы?

– Пятьдесят пачек, все стотысячными купюрами.

– Ты один, Сейн?

– Нет, со мною пилот, но мы оба без оружия.

– Хорошо, Сейн, сейчас к тебе подлетят наши люди на маленькой шлюпке, ты передашь им деньги.

– В этой маленькой шлюпке будет моя дочь?

– Нет, Сейн, в ней будут только наши люди. И сначала мы здесь, на корабле, а не на шлюпке, пересчитаем твои купюры и убедимся, что с ними все в порядке. Только так. Собственно, наши люди уже движутся к тебе.

– Тогда какие у меня гарантии, что…

– У тебя нет и не может быть никаких гарантий, Сейн, – сказал Язон жестко, а потом добавил: – Впрочем – эврика! – гарантией может служить мое честное слово.

– Не много я дам за твое честное слово! – Сейн впервые не сдержался и позволил себе эмоциональные высказывания. – Ты хоть знаешь, ничтожество, с кем имеешь дело?!

– Знаю, – откликнулся Язон. – Ойда ме удэн эйденай.^[4]

– Что ты несешь такое? – зашипел Морган.

– Просто пытаюсь отвлечь его цитатой из древнего философа, – объяснил Язон, отключая внешнюю связь на это время. – А если он не знает латыни, тем более обалдеет. А это важно. Мне кажется, Сейн замышляет что-то.

– Хитро, – оценил Морган.

А Сейн молчал довольно долго. Потом робко спросил:

– Можно, я подумаю, пока они летят?

– Он еще думать будет! – хмыкнул Язон и добавил, якобы продолжая отвлекающие маневры: – Не о чем тут думать. Ведь панта рей. Аутос эфе.^[5]

– Это тоже латынь? – испуганно поинтересовался Морган.

– Не помню точно, – прикинулся дурачком Язон. – Это Гераклит сказал, значит, наверное, древнегреческий.

Но все это было уже неважно, потому что Сейн закричал в ответ на вполне приличном новогреческом.

– Хватит классиков цитировать, проклятый пират! От себя скажи что-нибудь!

«Ну наконец-то! Дошло!» – обрадовался Язон и быстро ответил:

– Я не пират, я друг. Поверь мне. Не оказывай сопротивления. Мы отдадим твою дочь. А деньги я верну тебе после. Что, съел, скотина?! – добавил он на меж-языке.

– Что за бред?!! – Морган почуял неладное и стал орать почти истошно, даже не выключив микрофона. – Что за бред, я спрашиваю!

– Не такой уж и бред, – как ни в чем не бывало ответил Язон, не забыв при этом отключить связь. – Теперь уже Сейн пытался запудрить мне мозги. Представляешь, оскорбил меня по-гречески, думал, я просто хвастаюсь знанием языков и ничего не пойму. А я ему такой тирадой ответил! Ну, ты слышал.

Морган посмотрел с некоторым недоверием. Меж тем с катера вновь понеслась греческая речь:

– Ты действительно хочешь мне помочь? Тогда подай еще какой-нибудь сигнал, чтобы я понял.

Молодец Сейн! Он выкрикивал это все отрывисто и злобно.

– Ну, хватит этой ругани, – сказал Язон Моргану, – я меняю тактику переговоров. Сейчас буду бить на жалость.

И уже в микрофон:

– Сейн, представь себе на минутку, Долли уже вернулась, и вы отправляетесь на каток, на Прозрачное озеро, Долли играет там, носится, а потом ты покупаешь ей клубничное мороженое, хотя мама и не разрешает кушать его на морозе… Неужели твоя девочка не стоит каких-то поганых пятисот миллионов?

– Хорошо, я согласен, – тихо выдохнул Сейн.

– Да ты артист! – восхитился Морган, захохотав и похлопывая Язона по плечу.

В этот момент стыковка боевой шлюпки с прогулочным катером полностью завершилась, и один из флибустьеров рапортовал:

– Мешок с деньгами у нас.

«Какой еще мешок?! – молнией промелькнуло в голове у Язона. – Вот она хитрость Сейна! И ведь не сказал ничего, поганец, когда его спрашивали в упор, как деньги упакованы. Неужели двойная игра? Или не верит по-прежнему?»

– Эй, на шлюпке! – крикнул Язон. – Мешок оставьте хозяину. Берите только пачки. У нас тут своих мешков хватает.

Возникла долгая пауза. Может быть, просто отгружали деньги, а может, в этой зловещей тишине там, на двух состыкованных корабликах, разыгрывалась страшная немая сцена.

– Сейн, – спросил, наконец, Язон, совладав с дрожью в коленках. – Что там у вас происходит?

– Ничего. Ваши люди пересчитывают пачки.

– Так точно! – отозвался один из бойцов.

– Вольно, ребята, ждем вас, – сказал Язон.

– Красиво, – похвалил Морган. – А что могло быть в мешке?

– Да что угодно! На каждой планете свои технические новинки. Разве угадаешь, чего конкретно бояться?

Через минуту они уже считали деньги. Выборочно несколько пачек вскрыли полностью и переложили каждый банкнот, другие только надорвали, а добрую половину вообще не стали трогать. Ясно уже было, что так не обманывают. Да и черт с ними, в конце концов, если окажется на десять миллионов меньше. Что такое для лихого флибустьера десять миллионов кредитов? Два часа работы саблей! Разве не так, братья!

Развеселились пираты не на шутку, вроде даже и забыли про Сейна, про Долли, про Язона. Деньги здесь – остальное не важно.

А Морган смотрел то на своих головорезов, то на фронтальный экран и как-то странно улыбался.

– Ударить, что ли, по нему теперь со всех стволов? – бормотал он себе под нос, общаясь явно лишь с собственной персоной.

Но не только Язон, а и Долли слышала его достаточно ясно.

– Да нет, – продолжал рассуждать Морган. – Глупо это. Рональд Сейн – дорогая штучка. Его надо захватить. За него мы еще больше денег получим.

И вдруг повернул голову к Язону:

– Правильно я говорю? Как думаешь?

Вот на такой неожиданный поворот даже у Язона фантазии не хватило. Он растерялся настолько, что раза три буквально открывал и закрывал рот, прежде чем хоть слово сумел произнести. Пистолет Меты среагировал быстрее, но даже Морган уже привык к этому жесту. Матерый флибустьер понимал: она не станет стрелять без разрешения мужа.

– Ты с ума сошел, Генри! – выпалил Язон, наконец. – Этого нельзя делать. Сейн не так прост, он наверняка подумал о собственной безопасности. Наверняка. Мы просто не улетим отсюда из-за твоей жадности. Мы погибнем тут все, вместо того, чтобы лететь, как собирались, на Пирр и обрести истинное могущество.

Но его слова как будто и не доходили до Моргана. Главарь флибустьеров любил порассуждать о журавлях в небе, но в каждый конкретный момент синица в руках явно была ему дороже. И Язон кричал теперь уже почти в истерике, и все пираты молча смотрели на него.

– Генри, ты не сделаешь этого! Это просто немыслимая глупость. У Сейна здесь схвачено все, он один из самых богатых людей планетной системы. Его люди не простят нам этого! Мы погибнем! Отдай ему девчонку! Вспомни слова вуду, наконец! Да мы же просто погибнем!

– Нет, Язон, – сказал Морган ледяным голосом. – В твоих словах нет логики, одни эмоции. Я хочу знать мнение остальных.

В рубке повисла мертвая тишина. Язон покосился на своих. Мета все так же держала пистолет, на который никто не обращал внимания, а Долли смотрела на Моргана пристальнее, чем тогда во дворце на Джемейке, и в помутневших глазах ее сверкали жуткие золотые искорки.

Неожиданно Морган схватился за голову и спросил, ни к кому персонально не обращаясь:

– Что это со мной? Голова болит, ужасно болит голова…

– Навигатор! – кинулся к нему Хук. – Что такое, Навигатор?!

– Ужасно заболела голова, – еще раз сказал Морган и застонал.

И тогда Язон процедил сквозь зубы:

– Это боги тебя наказали.

Морган посмотрел на него дикими глазами и, еще раз простонав уже совсем слабым голосом, о том, как жутко болит голова, обвис без чувств на руках подхвативших его флибустьеров.

– Что с ним, Язон? – испуганно поинтересовался Ховард,словно у врача.

– Может, отравился чем вчера на Одемире, – предположил Язон. – Да еще эти проклятые перегрузки!

И добавил как бы невзначай:

– Старик Сус предупреждал, что такое бывает. Так что принимай командование, Ховард. Грузите ребятишек.

Потом включил микрофон и передал на катер:

– Сейн, мы посчитали деньги. Все нормально, получай свой товар на той же шлюпке. Только детей будет двое, не пугайся, с твоей дочерью еще мальчишка по имени Робс.

– Это мы тебе зятя подыскали! – добавила Мадам Цин игриво и этой репликой сразу разрядила обстановку.

Пираты захохотали, загалдели. Ховард бросил:

– Ведите их к шлюзу.

А Морган сидел в кресле, дико вращал по сторонам невидящими глазами, и его отпаивали ромом.

В коридоре Язон исхитрился шепнуть Долли:

– Что ты с ним сделала?

– Ничего страшного, оклемается, я думаю. Я и раньше знала, что умею причинять людям боль, но никогда не пользовалась этим. Честное слово, Язон, никогда.

– Ты молодец, девочка! Дай нам высокие звезды увидеться вновь. Ну, вперед!

Язон поцеловал Долли в лоб, пожал Робсу руку на прощание и подтолкнул обоих к входному люку шлюпки, уже стоявшей на аппарелях перед шлюзом.

Свершилось. И стрельбы удалось избежать. Прогулочный катер в нормальном, спокойном режиме уходил за пределы досягаемости всяких нехороших орудий.

«Наверно, Долли уже многое успела рассказать отцу, – подумал Язон. – Может быть, он уже вскрыл письмо, а может…»

И тут неожиданный резкий сигнал по персональному каналу Сейна ворвался в вялую обстановку рубки, где Морган медленно приходил в себя, Ховард своим единственным глазом тупо следил за приборами, а Мадам Цин тихонько рассказывала Мете, какое платье она купит себе к очередному возвращению домой где-нибудь на обратной дороге.

– Язон! – зазвенел колокольчиком радостный голосок Долли. – Ты слышишь меня?

Но сквозь радость прорывалась явная тревога.

– Я слышу тебя, что такое? Есть проблемы?

– Какие теперь могут быть проблемы?! Просто хотела еще раз со всеми попрощаться. И папочка тут рвется вам спасибо сказать.

Ховард аж хрюкнул от такого заявления, а рубку в тот же миг огласил злобный рык на греческом языке:

– Немедленно выбросьте весь упаковочный пластик от денежных пачек! В вашем распоряжении осталось всего три минуты!

«Вот это номер! Спасибо, дружище! Не могу же я сразу кинуться к деньгам и начать срывать с них упаковку. Меня чего доброго пристрелят, во всяком случае свяжут, как буйно помешанного. Надо же объяснить все, как минимум, Ховарду и Хуку, да еще следует выдержать паузу. Ну, спасибо, дорогой Рони!»

Эти торопливые мысли прокрутились в голове со скоростью аварийного взлета, и Язон начал выкрикивать проклятия на всех языках, какие знал, причем делал это без всякой наигранности, совершенно искренне. И ругался он до тех пор, пока хохочущий Ховард не сообщил ему, что давно уже отключил микрофрон.

Ну, что ж, паузу можно считать достаточной.

Язон хлопнул себя по лбу и объявил:

– Братья мои, я понял! Он хотел отравить нас с помощью мешка, а когда я раскусил эту коварную идею, у Сейна остался еще запасной вариант – упаковочный пластик. Ребята, срочно разверните все деньги и выкиньте в утилизатор всю пленку. Сделайте это, быстро, или я сделаю сам.

Ховард смотрел на него ошалело. Но Хук вдруг сказал:

– Парень дело говорит. Давайте, шевелитесь! Кто не знает, что береженого Бог бережет? А ты, Фома неверующий, – сказал он Ховарду, – положи кусочек в гермоконтейнер и отдай Миссону на анализ.

Оставалось восемь секунд по хронометру Язона, когда за последними клочьями смертоносной пленки захлопнулся гермолюк утилизатора.

А Миссон, конечно, подтвердил опасения Язона. Под верхним медленно испаряющимся слоем якобы полиэтиленовой пленки содержалась хитрая смесь двух веществ, которые под воздействием кислорода тут же вступали в бурную химическую реакцию с образованием большого количества очень летучего и смертельно ядовитого газа. Все-таки Сейн был не только талантливым бизнесменом, но еще и выдающимся химиком. Очевидно, он сам и изобретал подобные штуки.

А Морган на следующий день не то чтобы, извинялся перед Язоном – извиняться он вообще не умел, – но явно чувствовал себя виноватым. И выглядел по-прежнему напуганным. Еще бы! Чуть не угробил себя и всю команду. Впервые неуемная алчность и наглость предводителя флибустьеров сыграла не в плюс, а в минус. И только вмешательство неведомых далеких богов спасло их всех. Такие дела.

Глава 7

– Ну, как можно делать серьезные дела с таким человеком? – недоуменно и даже возмущенно спросила Мета, когда они наконец остались одни.

– Ага, – кивнул Язон, – про таких еще говорят: хозяин своего слова. Хочу дам, хочу обратно заберу.

– Вот именно! Но, по-моему, это не смешно. Я не хочу больше смотреть, как он совершает свои гнусности. Мне кажется, сегодня у нас уже есть возможность удрать отсюда. Или нет?

– Конечно, нет, – сказал Язон спокойно. – Сейчас уже ничего изменить нельзя.

– Но я не хочу – понимаешь?! – не хочу находиться на одном корабле с этим человеком. Он хуже дикаря, хуже андроида, хуже Солвица. Он просто чудовище какое-то!..

– Мета, милая, – Язон обнял ее, – но ты же у нас специалист по чудовищам. Я знаю, ты привыкла их отстреливать. Потерпи немножко, вот долетим до дома и чудовища начнут жрать друг друга, а мы им в этом поможем.

Мета помолчала, задумавшись. Потом спросила:

– А сейчас-то мы куда летим?

– Да вроде Морган собирался опять к радомцам завернуть. Говорит, не все, что надо купили.

– Мы уже в кривопространстве?

– Нет, но скоро выходим.

Оказалось, не слишком скоро. За сигналом боевой тревоги последовал сначала тяжелый топот ног по коридорам, а затем резкое уменьшение тяжести вплоть до полной невесомости – без всякого предупреждения. Очевидно, Ховард совершал какой-то немыслимый и сверхсрочный маневр. Спасибо подметки были с электромагнитами, включив которые можно было все-таки идти, а не лететь.

А Ховарду с Морганом и впрямь оказалось не до объявлений. Сигнал-то в таких случаях подавался автоматически, а вот чтобы вещать по громкой связи – это ж еще придумывать надо всякие умные слова. А есть ли время думать, когда во весь экран повисает перед тобою чужой корабль, вынырнувший из кривопространства в нарушение любых мыслимых правил?

Если, к примеру, джамп-локатор разладился, нормальный пилот выбирает точку подальше от всех планетных систем. А если с локатором все в порядке, значит… Значит, это нападение!

От примитивного грубого тарана уйти удалось, а стрельба все никак не начиналась, хотя крейсер и выглядел вполне серьезно. На победу в схватке с пиратской армадой он вряд ли мог рассчитывать, но в случае противостояния один на один с «Конкистадором» крови бы флибустьерам попортил много.

– За такие шуточки нужно в межзвездный вакуум без скафандров выбрасывать, – ворчал Морган. – Уничтожу гадов, в пыль сотру, кто бы они не оказались!

– Погоди, капитан, – возразил Ховард, поправляя повязку на глазу, – а если там груз интересный?

– Ну, это-то мы обязательно посмотрим, – согласился Морган. – Одно другому не мешает.

Совершив необходимые маневры, корабли замерли и внимательно изучали друг друга.

И тут Мета, вопреки всякой логике (ведь только что клялась, что не хочет иметь с Морганом ничего общего!) сообщила:

– Это не настоящий боевой корабль. Все его орудия сплошная бутафория, рассчитанная на малограмотных пилотов. Он не сможет стрелять в нас.

Морган даже не стал спрашивать, как именно она сумела об этом догадаться, он уже знал теперь: Мета зря говорить не будет, и сразу отдал приказ:

– На абордаж!

Но в этот самый момент открылись шлюзы неизвестного корабля и целая стая легких десантных лодок – Язон насчитал их двенадцать – выпорхнула в пространство. Нет, никто и не думал нападать, скорее наоборот – обитатели псевдокрейсера спасались бегством, врассыпную.

– Да подбейте же хоть одного! – распорядился Морган.

И Скотт, управлявший в этот момент артиллерией, выпустил по одной из маленьких шлюпок какой-то чудовищный снаряд. После яркой вспышки осталось лишь облачко газа, а остальные после этого лишь скорости прибавили.

– Идиот! – взревел Морган. – А если именно там было самое ценное?! Кретин! Когда ты научишься думать?

– Никогда, – ухмыльнулся Тони Ховард, тоже не семи пядей во лбу, но рядом со Скоттом чувствовавший себя гигантом мысли. – Лично я думаю, что все ценное осталось на корабле.

Однако Миссон, слушавший ругань и споры из своей компьютерной, успел поймать одну из удиравших шлюпок мощным «парализующим» лучом. Это был один из новейших и очень дорогих видов оружия – излучатель, тормозящий ядерные реакции. Под его воздействием двигатель не защищенного специально корабля выключался мгновенно. Космическая шлюпка беглецов превратилась в легко управляемый объект.

Но того, кто был внутри, пленником считать оказалось уже нельзя: человек скончался, не выдержав чудовищной перегрузки при торможении. Являлся он, судя по одежде, лицом сугубо гражданским, а деньги, которые увозил с собою – около тысячи кредитов – иначе как карманными назвать было бы трудно.

Остальное выяснилось при посещении корабля.

Да, это действительно оказался простой грузовик, одетый в маскарадный костюм военного крейсера, и весь трюм его был забит доверху отлично выделанными шкурками бубузантов. Неплохой куш, да еще перед самым уходом из этой системы, да еще взятый практически без боя. Скучно, зато приятно.

И сразу ясно стало, что произошло. Контрабандисты, разумеется, удирали от пограничного или полицейского патруля. Нырнули в кривопространство, вынырнули где попало, заметая следы, ну, а попало вот так неудачно. Некогда им было разбираться, кто это конкретно – угрозу, видать, нутром почуяли. Без такого чутья преступным бизнесом и заниматься не стоит. Вот и кинулись спасаться кто куда.

В общем, перекладыванием товара с места на место решили не заниматься. Морган велел не расстыковывать корабли и буксировать грузовик вместе с «Конкистадором».

– Ну, теперь уж точно на Радом, – сказал он. – На твоем Пирре, Язон, вряд ли это барахло кому-то приглянется. А радомцы за дурацкие шкурки бубузантов хорошее оружие нам предложат. И тем более – по пути.

Последнюю фразу Язон плохо понял и решил уточнить потом у Меты, не пудрит ли ему мозги главарь флибустьеров.

– Слушай, зачем он говорит, что Радом у нас по дороге на Пирр? Вот посмотри на карту галактики, я тут специально обозначил. Посмотри, где Пирр, где Дархан, где Радом и где Джемейка! Даже Зунбар – это уже крюк, правда, небольшой.

– Язон, – произнесла Мета с укором. – Ты, конечно, книжек намного больше меня прочел, но по астронавигации у тебя в твоей летной школе на Скоглио наверняка одни двойки были. Карта галактики – это же примитивная проекция на плоскость реального расположения звезд, но главное в другом: мы перемещаемся в кривопространстве, а там уже совсем не та геометрия. И Морган совершенно прав. Если бы мы летели с Пирра на Зунбар, Радом был бы не ближний свет, а когда наоборот с Зунбара на Пирр – он действительно по пути. А вот сам Зунбар и Одемира по дороге с Джемейки – это крюк, да еще какой. Просто сюда ему очень хотелось.

– Информация полезная, – засвидетельствовал Язон, – но абсолютно неудобоваримая. Понимать такую математику, когда расстояние от А до Б не равно расстоянию от Б до А, я отказываюсь.

– Думаешь, я это все понимаю? – сказала Мета. – Просто училась в свое время хорошо. Прочла и запомнила.

«Разговор двух студентов», – мелькнуло в голове у Язона.

По вполне естественной ассоциации он с грустью вспомнил только что покинувшую их молодежь и спросил Мету:

– Ты не скучаешь без наших ребят?

– Уже скучаю, – призналась она.

– Я тоже. А знаешь, почему? Людям в нашем возрасте полагается жить нормальной семьей, иметь детей, заниматься нормальной работой…

– Я не против, – сказала Мета, – только вначале придется уничтожить всех этих тварей.

– Каких? – поинтересовался Язон. – Тех или этих?

– Всех, – решительно подвела черту Мета.

А на Радоме все повторилось как во сне, не то чтобы кошмарном, а просто этаком навязчиво возвращающемся сне. В жизни так не бывает.

Они двигались по огромному космопорту, вдоль причалов для приземлившихся кораблей, взлетных полос, ремонтных и стартовых площадок, и чуть ли не в том же самом месте мелькнула перед глазами маленькая шустрая лодочка. Герб на ней теперь был намалеван дарханский, но лодочка была та же. Язон голову на отсечние дал бы – та же самая!! Он случайно запомнил косую вмятину по правому борту и рядом с ней разбитый спектролитовый колпачок видеодатчика. И в точности как тогда, на обратной дороге загадочной лодки не было у причала. Ну, не бывает таких совпадений.

Язон поделился своими наблюдениями с Метой. Та пожала плечами довольно равнодушно:

– Мы все равно играем со смертью. Кого нам еще бояться? И вообще, не понимаю, если это те же самые, почему не могли за все это время видеодатчик заменить.

– Наверно, некогда было, – предположил Язон. – Это же филеры! Им непрерывно наблюдать надо, а кроме того, на шпионской шлюпке наверняка все системы продублированы по три раза.

– Да, наверно, ты прав. Я и забыла, какая это техника, – сказала Мета.

Потом помолчала и добавила хмыкнув:

– Интересно будет посмотреть, как они станут наблюдать за нами на Пирре.

– Интересно, – согласился Язон.

А потом был еще один примечательный эпизод. Когда завершились все операции по купле-продаже, уже знакомый Язону радомский авторитет Гроншик вновь посетил капитанскую рубку потрепался немного со всеми присутствующими на своем воровском жаргоне, а под занавес Морган вдруг взял, да и вернул ему подаренный во время прежнего визита роскошный перстень.

Что бы это значило? Ритуал? Условный знак? Или все-таки шпионские дела? Спрашивать Моргана впрямую не хотелось – ясно было, что правды не скажет. А в тоже время, всякое излишнее любопытство вызывает дополнительную подозрительность. Хоть он и стал приемником Старика Суса, а все равно не нужно этого сейчас. Уж лучше самому попробовать догадаться.

Следующий – и последний перед Пирром – скачок в джамп-режиме должен был занять, по расчетам, четыре дня. Два из них разрешено было пропьянствовать всей команде, а следующие два – приводить себя в порядок и готовиться. Пока все еще были трезвые, Морган объявил по интеркому:

– Братья, вас ждет битва с неизвестным и коварным врагом. Проявите же в ней наивысшую доблесть, мои лучшие флибустьеры! Давайте скажем себе честно, не все придут к победе живыми, но стремиться к этому должен каждый. Ибо о такой победе, какая грядет, никто из вас раньше и не мечтал. Мы сказочно разбогатеем, парни! Каждый из вас будет иметь столько, сколько сегодня имею я. У каждого из вас будет своя планета и своя армия. А я стану владеть уже целыми звездными скоплениями. Верьте мне, парни! А сейчас – наливайтесь вином сколько влезет! Объявляю два дня полного отдыха.

Морган периодически проводил вот такую словесную накачку. Он и сам традиционно упивался собственными монологами, и народ его с интересом слушал. Что характерно, эти пламенные речи оказывались действенными. А новые идеи Язона к тому же существенно расширили горизонты флибустьерских представлений о счастливом будущем. В общем, не зря старался: жизнь сделалась веселее у всех.

Они стояли у большого обзорного экрана, специально пошли туда, чтобы по традиции полюбоваться новым рисунком неба при переходе в кривопространство, и Язон сказал Мете:

– Давай на эти дни выкинем все из головы и проведем их только вдвоем. Вспомним молодость!

– А ты считаешь, что наша молодость уже прошла? – как-то слишком серьезно спросила Мета.

– Да нет, я просто шучу, – улыбнулся Язон. – Пираты, конечно, по-своему готовятся к началу войны, но в одном они, безусловно, правы: перед боем необходимо как следует расслабиться. Давай тоже с тобою выпьем, только самого хорошего одемирского бренди и капельку. Давай? Ты какая-то грустная сегодня.

– Я просто еще ни разу не возвращалась домой на бандитском корабле, который вместе с целой эскадрой собирается атаковать мою планету.

– Я тоже, – сказал Язон, – но это не означает, что надо перестать радоваться жизни. Смотри, какая красота в межзвездном пространстве. Она была такой тысячи лет назад, и будет оставаться такой же еще миллионы лет. Не думай сегодня ни о чем плохом, Мета!

– Я постараюсь, – шепнула она, прижимаясь к груди Язона, и добавила еще тише, но уже без грусти: – Пошли в каюту.

Глава 8

А на орбите Пирра было как-то слишком многолюдно. Часа не прошло, как они вынырнули из кривопространства в точно рассчитанном месте, только два оборота вокруг планеты сделали – и вдруг сразу три катерка класса «межзвездный патруль» оказались в поле зрения следящих приборов линейного крейсера «Конкистадор».

– Кто это, Язон?! – свирепо осведомился Морган. – Твои дрессированные звери уже научились управлять космическими кораблями?

– Ценю твой юмор, Генри, но это вовсе не представители местного флота, они, согласно принятым правилам…

– Но ты не говорил, что нас будут так встречать! – Морган даже не слушал его и заводился все сильнее. – Язон, это ловушка, что ли?

– Да успокойся же! Ты просто не даешь мне сказать…

– И не дам! – ревел Морган. – Сначала я расстреляю эти катера, а уж потом мы поговорим.

– Упаси Господь, Генри! – взмолился Язон.

Морган хорошо помнил, как относится Язон динАльт ко всем богам, в том числе и к их флибустьерскому Христу, поэтому столь эмоциональное упоминания Господа всуе, как всегда, произвело на него впечатление. И несколько секунд было таким образом выиграно.

Наступал очень ответственный момент. Конечно, Язон знал, что это были за катера. И если сейчас не удастся их спасти от разбушевавшегося предводителя флибустьеров, вся тщательно продуманная Язоном операция пойдет совсем не по тому сценарию. И значит, нужны не просто аргументы, а супераргументы, нужны доводы, имеющие убойную силу.

– Я примерно догадываюсь, что за люди внутри этих кораблей, – начал Язон осторожно и тут же добавил главное: – Старик Сус предупреждал меня.

После того, как Язон сделался наследником полумифического персонажа, флибустьерского капитана так и бросало из крайности в крайность. То он воображал себя, как и прежде, хозяином положения, а Язона – обычным пленником; то вдруг впадал в отчаяние и готов был ползать на коленях перед бессмертным представителем иной расы. Совсем как тогда, на острове Эспаньола.

Услыхав сакраментальное имя, Морган вначале посмотрел недоверчиво. В глазах его отразилась традиционная борьба: флибустьерская гордость сражалась с мистическим страхом перед неведомыми богами. И Язон понял, что одних слов сейчас будет мало. Он перехватил взгляд Навигатора и, ни на секунду не отпуская его глаз, стал говорить тихо, медленно, вкрадчиво, копируя голос Старика Суса. При этом Язон изо всех сил пытался внушать флибустьеру особую значимость каждого произносимого слова:

– Понимаешь, просто эти люди чуть-чуть поторопились и прибыли раньше нас. Разреши, я подам им условный сигнал. Мы ничего не теряем, другие все равно не смогут понять. Ведь этот пароль придуман богами.

– Да про кого ты говоришь, Язон? Кто – они?!

О, чернота пространства! Уж не перестарался ли он?

На лице Моргана появилось совсем новое выражение. Ну прямо как у ребенка, который совсем один очутился среди ночи на кладбище. Похоже, мистический ужас окончательно победил в его душе все остальные чувства.

– Кто они? – переспросил Язон задумчиво. – Мои хроникеры.

Он уже набирал на клавиатуре код условного сигнала, понимая что возражений со стороны Моргана не последует. И думал при этом: «Какое счастье, что здесь и сейчас не оказалось с ним рядом Меты. Иначе этот нервный разговор скорее всего уже перерос бы в перестрелку. Близость родной планеты могла повлиять на уставшую от безделья пиррянку только одним образом».

Однако же Мета в тот момент вместе с Мадам Цин находилась у Миссона, любезно пригласившего их познакомиться со своими новейшими техническими изобретениями. Большая часть этих изобретений относилась к сфере средств нападения и не могла не заинтересовать Мету. Она уже не скрывала, что тоже знакома с пиррянской флорой и фауной. На этот счет у них с Язоном придумана была отдельная легенда, и теперь Мета давала пиратам квалифицированную консультацию. Она настолько увлеклась этим процессом, что даже не заметила момента выхода на орбиту Мира Смерти.

– Хроникеры, говоришь, – тупо повторил совершенно ошалевший Морган.

А Язон уже вступил в радиодиалог на датском языке и быстро выяснил все необходимое. Морган достаточно понимал по-датски, чтобы раскусить, скажем, враждебный сговор, и убедился сразу, что ничего гнусного Язон против него не замышляет. Однако масса непонятных слов раздражала флибустьера, и он наконец не выдержал.

– Язон, зачем это все?

– Ну как же! Ничто человеческое не чуждо нам, бессмертным. Разве не понятно? Ты ведь тоже любишь запечатлеть на дисках свои триумфальные набеги. Кстати, давно хотел спросить, что происходит потом с этими записями?

– Иногда ничего. Просто смотрю их, вспоминаю, радуюсь. Иногда показываю друзьям, мы разбираем совершенные ошибки. Детишек учим на примере старших. А еще (скажу тебе по секрету) эти диски с нашими боями – очень ходкий товар. Радомцы, например, такие бабки за них отваливают!..

– А я сразу догадался, – честно сказал Язон. – Еще тогда, во время штурма инкассаторов. Я и сам тщеславен. Люблю покрасоваться перед камерой. Правда, фильмы со своим участием продавать еще не приходилось, но… лиха беда начало! Правильно?

– Это, конечно, неплохая идея, Язон, но все равно не понимаю: зачем так много этих хроникеров?

– Ты просто мыслишь не на том уровне, Генри. Я тебе еще раньше объяснял: в наших делах – совершенно другие масштабы. Мелочевкой не занимаемся. Вот и съемки я веду на широкую ногу. У тебя – так, любительские, попутно с грабежом. А у меня работают профессионалы. С нескольких точек снимают одновременно: общий план, средний, крупный. Потом – грамотный монтаж. Это будет настоящее кино, сделанное мастерами.

– И откуда они, эти ребята? – вяло поинтересовался Морган.

– Из нескольких крупнейших телекомпаний полярной зоны Галактики. Уверяю тебя, высочайший уровень квалификации. Старик Сус работает только с лучшими фирмами.

– У меня там тоже есть завязки, – Морган обиженно надулся, как мальчишка. – Почему ты не предупредил меня? Почему не задействовал мои каналы?

– Если честно, Генри, потому что у тебя на неделе семь пятниц. Кто тебя знает, что бы ты мне ответил. А еще, сам подумай, нормально это – передавать информацию моим хроникерам с Джемейки или с флибустьерского корабля? Ты что, мечтал засветиться раньше времени? Старик Сус все это сделал намного чище. Вот после Пирра нам будет сам черт не брат, а пока…

Морган в высоком капитанском кресле сидел какой-то совсем потерянный, словно раздавленный психологической атакой Язона, и тот решил перевести разговор на новую тему:

– Я вижу, ты совершаешь облет планеты по стандартной спирали. Пора наверно, запросить у Миссона расшифровку данных скоростного наблюдения?

– Нет, – сказал Морган. – Промежуточную сводку я уже получил, пока ты со своими киношниками трепался. Ничего интересного, кстати. А до окончательной, придется подождать еще с полчасика.

– Хорошо, – согласился Язон. – Но не стоит слишком затягивать с посадкой. У них тут свои методы локации, и чем быстрее мы проведем первую разведку боем, тем больше шансов на дальнейший успех. Прикажи готовить десантные боты. Штуки три, я думаю, для начала.

Морган кивнул, и Язон, помолчав, спросил его:

– Слушай, пустишь за штурвал головного корабля Мету? Она все-таки помнит примерно, куда приземляться. Тут, видишь ли, с космодромами не густо. И вряд ли радушные пирряне станут тебе пеленг давать, как долгожданному гостю. Скорее уж шарахнут из зенитного орудия. А Мета моя, честное слово, большая мастерица от этих залпов уворачиваться.

– Пущу, – кивнул Морган, он, кажется, уже на все был согласен. – Полетим все вместе в первом боте, и ты мне по дороге объяснишь, с чего лучше начинать.

– Постараюсь, – обещал Язон.

А Морган уже кричал в интерком:

– Посадка на планету по схеме номер девять. Пятнадцатиминутная готовность. Объявляю состав экипажей…

Пока они натягивали спецкостюмы, проверяли исправность всех систем и укомплектованность основными необходимыми видами карманного оружия, Мета успела спросить:

– Что это за хроникеры такие болтаются в небе над Пирром. Их Керк пригласил? Он что, сошел с ума?

– Нет, Мета, пригласил их Рональд Сейн. И это мой маленький сюрприз вам всем.

– Значит, ты сошел с ума, – констатировала Мета.

– Да нет же, ты все поймешь, когда придет время. Просто мой большой сюрприз пока впереди.

Она махнула рукой, полностью утратив интерес к странным загадкам Язона и поинтересовалась проблемой практической:

– Ну сегодня-то мы будем драться всерьез?

– Думаю, да. Придется, – кивнул Язон и добавил зачем-то: – К сожалению.

Но Мета только глазами сверкнула на него, а от ответа воздержалась. Они оба были уже полностью экипированы.

– Боты поданы к шлюзам, – объявил Морган, – минутная готовность!

Они садились на зимнюю сторону планеты, и свежий бетон посадочной площадки был обильно запорошен снегом. Вокруг космодрома, насколько хватал глаз, тянулась сплошная белая равнина с черными вкраплениями чахлых кустиков, и только с одной стороны рельеф заметно повышался, а невысокие скалы густо поросли темно-зеленым хвойным лесом. Оттуда и следовало скорее всего ждать неприятностей.

Три десантных бота выстроились в шеренгу носами к самому опасному участку, и Морган дал предупредительный залп из легкого орудия по навесной траектории в лес. Взрыв гулко ухнул в тишине, даже сквозь броню это было громко, особенно после абсолютно бесшумных перестрелок в космосе. Но планета не ответила ни чем. Здание диспетчерской выглядело совершенно брошенным, жилья нигде видно не было, а звери как будто впали все в зимнюю спячку.

– Придется выходить наружу, – резюмировал Язон. – По зимнему времени это не так опасно, по крайней мере ядовитые растения сегодня нам не грозят, и всякие гнусные насекомые – тоже.

– А кто грозит? – поинтересовался Ховард.

– А вот сейчас и узнаем! – бодро ответила Мета.

Узнали они об этом быстрее, чем можно было предположить.

Оставив по два человека в каждом боте для огневой поддержки на случай крупных неприятностей, флибустьеры выстроились цепью и неторопливо, поводя стволами, двинулись к лесу.

Было морозно, сухо и пронзительно тихо, пока вдруг прямо из под снега не полезли какие-то чешуйчатые твари, похожие на крупных глазастых гекконов, такие же юркие, но еще и удивительно шипастые со всех сторон. И сразу за волной этой нечисти ринулась вторая линия нападения – замелькали между стволами деревьев мохнатые туши, завершавшиеся длинными мордами вроде лошадиных, но с воинственно торчащими рогами. А когда эти уроды хищно разевали пасти, видно было, что зубы у них отнюдь не лошадиные, а скорее крокодильи.

Огонь открыли практически одновременно. Жить-то всем хотелось, да и намерения тварей сомнений ни у кого не вызывали. И теперь несколько обгорелых туш уже дымилось на земле, множество подбитых лишь частично корчилось, заливая снег кровью, но остальные продолжали напирать, причем весьма целенаправленно и даже по-военному продуманно. Вот тут они и увидели загонщиков.

Четыре человека медленно перемещались вдоль опушки леса, совершая руками странные пассы, более всего напоминавшие жесты дирижера на концерте симфонического оркестра. Одного из дирижеров Язон узнал даже издалека. Это был Корник – врожденный говорун, лучший ученик Наксы. Другие были, конечно, того же поля ягоды, и Язон искренне восхитился разыгранным спектаклем. Актеры собрались самые талантливые, руками они махали просто вдохновенно, а режиссером этого действа, точнее, автором пьесы, Язон мог считать себя.

– Надо убить людей! – крикнул Морган. – Я правильно понимаю?

– Нет, совершенно неправильно! – сквозь грохот разрывов, треск автоматных очередей и вопли раненого зверья отвечал Язон. – Это бесполезно, они уже, считай, сделали свою работу.

– Что значит «бесполезно»? – возмутился Морган. – Это же враги. Убить, чтобы больше не творили такого!

И срываясь на хрип и кашель он отдал команду:

– Поднять линию огня! Цель – четверо двуногих на опушке!

Подчинились не все. Ричард Скотт в простоте своей даже ответил Моргану:

– Если все мы будем стрелять туда, эти просто сожрут нас. Люди-то далеко, а вот ящерицы проклятые уже почти под ногами.

Скотт был абсолютно прав на самом деле, примерно это и хотел объяснить Язон, да не успел. И когда пули начали вонзаться в стволы деревьев, пирряне-загонщики стремительно ретировались. Они-то хорошо знали, куда и как отходить. И все-таки одного ранили. Язон отчетливо видел это – Корник тащил кого-то на спине.

– Ура! сказал Морган, тоже заметив удачное попадание, но радовался он рано.

В ответ на стрельбу по людям, а может, просто в плановом порядке их атаковали с неба крылатые хищники.

– Птицы тоже опасны? – на всякий случай поинтересовался Морган.

– Птицы! – хмыкнула Мета, направляя свои стволы вверх. – Это – шипокрылы.

А Язон оценил общую картину и распорядился тоном, не допускающим возражений:

– Отходим, Морган! Быстро отступаем к кораблям! Мы плохо подготовились на этот раз.

На десантных ботах, уже поняли, что к чему. И ребята хорошо помогли, особенно, когда догадались подключить распылительные огнеметы. Большие стаи шипокрылов особенно красиво полыхали в облаке напалма, широко раскинувшемся над полем и медленно опускавшемся на снег. А те пташки, что оказались похитрее и, как бы улепетывая врассыпную, тут же нападали поодиночке, ближе к кораблям напарывались на пулеметные очереди разрывных пуль. Гекконы же вместе с зубастыми кобылами вскоре оказались просто отсечены от пиратов сплошной полосой горящей земли. Ну, а тех несчастных, что по эту сторону оказались, пехота флибустьерская сумела добить в процессе отступления.

Когда же, наконец, все забрались внутрь, то еще несколько минут в каком-то оцепенении слушали, как недобитые шипокрылы яростно скребутся в иллюминаторы из стеклостали, а по всему корпусу в разных направлениях носятся цепкие гекконы, стукаясь обо все выступающие предметы своими толстыми твердыми иглами.

Потом Морган кинулся к штурвалу резко поднял бот в воздух, и долго кружил над лесом, выискивая среди оставшихся внизу и копошащихся тварей скопления погуще. Однако те предпочитали рассредоточиться и даже спрятаться. Некоторое время пиратские десант-боты поливали зимний лес из самых разных видов орудий, но все это было скорее с целью успокоить нервы, чем добить неприятеля. Двуногих же врагов и след простыл.

А когда летели обратно на «Конкистадор», Морган простодушно спросил:

– И это так всюду будет?

– Будет намного хуже, Генри, – утешил Язон.

– Хорошая планета, – только и сказал Морган.

– Я предупреждал, – пожал плечами Язон. – Может, только забыл упомянуть второе имя этой планеты. Пирр еще называют иногда Миром Смерти.

– Хорошее название, – монотонно откликнулся Морган.

– А кстати, – сказал Язон, – загонщиков обычно бывает и не видно. Это сегодня они почему-то вылезли, наверно хотели познакомиться со слишком наглыми чужаками.

– Ничего, – прорычал Морган, постепенно приходя в себя, – мы еще познакомимся с ними поближе. Они еще узнают, кто мы такие! И я, между прочим, не считаю, что первая разведка боем прошла плохо.

– Сколько раненых всего? – поинтересовалась Мета.

– Шестеро, – сказал Морган. – Но, кроме одного, все случаи ерундовые.

Мета хотела сказать, что и по этой части все у них еще впереди, но потом подумала и поняла, что такое замечание будет явно лишним.

Глава 9

В последующие дни еще несколько кавалерийских наскоков на планету Пирр привели к плачевным результатам: двенадцать жертв и более тридцати раненых, из них девять тяжелых, то есть, в обозримом будущем – не бойцов. А проклятый животный мир пострадал, мягко говоря, не слишком, может, даже наоборот – окреп. В общем, если продолжать в том же духе, можно неторопливо, допустим, за год положить всю свою армию в эту не слишком приветливую землю, а потом спокойно улететь назад в гордом одиночестве и не солоно хлебавши. Но Морган не собирался продолжать в том же духе. Конечно, его лихие головорезы, кроме как крушить все на своем пути да рвать зубами любую плоть, ничего по существу и не умели. Однако сам Генри умел многое. Главное, он знал, как направлять эту дикую, неистовую, неостановимую, но подвластную именно ему силу.

И в первые дни, безжалостно теряя людей, он просто проходил необходимый этап. Осваивался на местности, составлял собственную карту планеты, просчитывал наиболее короткие и эффективные пути к вожделенному Эпицентру.

В том, что чем ближе к этому заколдованному месту, тем сильнее сопротивление животных, Морган убедился довольно скоро, и это особенно раззадорило его. Тем более, что нахальная попытка, пролетая над Эпицентром, снизиться на высоту беспарашютного прыжка, заглянуть через прозрачные волны на дно и, может быть, даже прицелиться в кого-нибудь, чуть не стоила жизни самому Навигатору. По его канонерке был нанесен жуткий удар из абсолютно незнакомого типа оружия. Больше всего это походило на внезапное извержение небольшого вулкана, затаившегося на мелководье. Да еще, если верить приборам, из жерла этого вулканчика вырвался язык настоящей высокотемпературной плазмы.

Язон нисколько не удивился подобному рассказу. Объяснил, что вулканическая деятельность на Пирре – дело обычное. А поскольку местные жители легко управляют морскими тварями, так что им стоит чужими зубами прогрызть тонкую корочку океанского дна и выпустить на волю адскую энергию здешней магмы. Гипотеза была, конечно, более чем смелая, но так или иначе Морган усвоил: это место охраняется знатно. Проводить же атаку после массированной ракетно-бомбовой подготовки едва ли имело смысл, ведь Эпицентр, в отличие от всего остального на планете, нужно было захватывать, «брать живым», а не уничтожать.

Несколько попыток подкрасться по воде оказались еще безрезультатнее – вблизи Эпицентра это была уже не вода, это была рыбацкая похлебка «Дары моря», которую по недомыслию забыли сварить: голодные дюжиноги, ланмары, китокулы, еще какая-то мерзость заполняли своими телами всю акваторию и казалось, готовы были перемалывать челюстями хоть пластик, хоть металл. А для полного счастья в небе еще кружили милые птички, получившие в народе прозвище саблехвостых бакланов или просто саблехвостов. И они тоже не хотели дожидаться своей порции объедков, они отважно пикировали на любую свежую еду, добровольно пожаловавшую в этот щедро посоленный, но не доделанный суп.

Кстати, идея нагреть море вблизи Эпицентра до температуры кипения казалась Моргану не самой плохой среди прочих. Дороговато, конечно, но, возможно, все-таки стоит попробовать.

Идею оставили про запас, а пока в ходе подобных отчаянных схваток на море флибустьерам начинало мерещиться, будто пиррянские твари глотают на лету снаряды любого типа. От разрывных пуль они как будто и не взрывались, а просто рассыпались, распочковывались на десятки новых, еще более злобных организмов. А от кумулятивных гранат – надувались до гигантских размеров и преисполнялись новых сил. В общем, после таких ярких и сочных зрелищ (или это были все-таки уже галлюцинации?) не всякий пират решался снова пойти в бой. Так появились первые психические калеки.

Штурмовые отряды флибустьеров атаковали планету в самых разных климатических поясах и географических зонах, в самую разную погоду, при свете дня и ночью, точечными ударами и длинными шеренгами людей и машин. Результаты были различными, но в итоге всегда проигрышными. Однако бойцам выносились благодарности за доблестную службу, выкатывались бочки вина и рома, солдат торжественно поздравляли с победами – делалось все, чтобы поддержать боевой дух. Да, раненые, да, убитые, но ведь идет война, а на войне бывает всякое – это знал каждый флибустьер.

И еще каждый флибустьер привык слепо верить в свою удачу.

Немного странно выглядели хроникеры, фанатики своего дела, неизменно кружившие надо всеми местами боев, разведполетов и диверсионных вылазок. Но и к ним потихонечку привыкли. Особенно по-теплому стали относиться после того случая, когда два парня рухнули со своим съемочным катером на джунгли, будучи подбиты неизвестно чьей ракетой. И флибустьеры оказывали им первую помощь на одном из крейсеров, пока несчастных пострадавших «киношников» не забрали в свой лазарет явившиеся на боевой корабль благодарные коллеги.

Морган лично провожал их и с удовлетворением убедился, что ни один не носил с собою оружия – только камеры. А вообще после первого странного разговора с Язоном само слово «хроникеры» вызывало в душе пиратского капитана необъяснимое благоговейное чувство. Да собственно, чего тут необъяснимого? Ведь хроникеры были посланниками богов, а значит, почти богами.

Меж тем Морган кропотливо суммировал всю информацию, которую удавалось добыть. Язон, кстати, дал ему возможность просматривать и сделанные хроникерами записи (а куда было деваться?). И уже близился час, когда главарь флибустьеров собирается ввести в бой одновременно все свои силы.

– Вот как только я сумею оценить в полном объеме, какое именно сопротивление будут мне оказывать, – рассуждал Морган, – как только сопоставлю до мельчайших деталей их и свои ресурсы, как просчитаю все возможные последствия, так и ударю со ста пятидесяти точек одновременно. Мы назовем эту операцию «Большим Штурмом».

– Скучное название, – заметил Язон.

Морган склонил голову набок, задумался.

– Ты прав. Сейчас придумаю получше. Как говоришь называют Пирр? Мир Смерти? Так у нас будет операция «Смерть Миру Смерти». Каково?!

– Длинновато чуть-чуть, – критически подошел Язон, – не по-военному. Пусть лучше будет просто «Смерть миру».

– Принято, – согласился Морган. – Так слушай. Мы долбанем сразу из полторы сотни мест. И это сработает! Такое широкое наступление просто не сможет не отвлечь их внимания от главного. Вот тогда-то специально подготовленный отряд и пойдет на Эпицентр. Логично?

– В принципе – да. Все логично. А в деталях – давай обсудим ближе к делу.

Так они и откладывали этот день, это время «Ч» – время начала большого штурма под жутким названием «Смерть миру». Все сомневались, все думали: а вдруг еще чего-то не учли?

Язона же на самом деле томили совсем другие проблемы.

Оставаясь вдвоем с Метой, а это теперь случалось намного чаще, они каждый раз обсуждали, когда и как им уйти от Моргана к своим. Да, теперь они так и говорили – уйти, а не удрать. Ведь сделать это на родной планете было проще простого.

Иногда во время боевых операций они просто укатывали на бронемобиле в лес или уплывали на быстроходном глиссере в море под видом лихого штурма очередного скопления злобных мутантов. А в действительности Язон и Мета наоборот выбирали местечко потише – уж они-то хорошо знали, как это делается! – и там подолгу обсуждали дальнейшие планы, привлекая к дискуссиям Керка, Реса, Наксу или Арчи. Друзей они вызывали исключительно по пси-связи, и точно знали, что эти беседы Морганом не перехватываются.

Некоторые горячие головы среди пиррян, особенно молодых, требовали, конечно, немедленного возвращения Язона и Меты в Открытый. А они бы и не против, но оставалась одна маленькая загвоздка: пока сидишь в стане врага, можно худо-бедно регулировать действия флибустьеров, во всяком случае, вовремя предупреждать своих о самых последних коварных замыслах оккупантов. А стоит Язону и Мете бросить капитана Генри Моргана, исчезнуть с глаз его – и все станет по-другому. Да, разумеется, сами они прекратят балансировать на острие ножа, им уже не станет грозить внезапный провал и страшная смерть от острых клинков озверевших флибустьеров. Зато процесс будет пущен на самотек, и кто ж его знает, чем все кончится. Пиратов не только много, но они еще и злее любой пиррянской твари, а Морган не только зол, но еще и умен необычайно, во всяком случае, хитер.

И было решено держаться на положении шпионов до последнего, то есть до начала тех самых широкомасштабных военных действий. А уж под несмолкающий грохот канонады, среди пылающих джунглей, рассыпающихся в песок скал и закипающего моря потеряться недолго. Морган не сразу и поймет, что они ушли, а не погибли, а когда поймет, будет уже неважно, потому что поздно. Война перейдет в последнюю стадию – стадию открытого противостояния двух сил: той, что останется к этому часу от флибустьеров и – всего населения Пирра, разумного и неразумного. А что, если удастся вступить во временный союз со зверьем? И даже еще более дерзкая мысль мелькнула у Язона: ведь именно в такой ситуации временный союз может стать постоянным. Неужели это и есть путь к долгожданному миру между бывшими врагами – человеком и природой Пирра?..

А однажды Мета попросила его:

– Слушай, я тут видела, как меня снимали сегодня, возможно, крупным планом. А мне кажется, я не лучшим образом выглядела: и причесаться забыла, и лицо все было перепачкано, и вообще, если честно, стреляла не очень метко. Так что, если можно, ты попроси своих хроникеров вырезать этот кусок, когда они фильм начнут монтировать.

Язон посмотрел на нее несколько странно и ответил после изрядной паузы:

– Хорошо. Когда действительно фильм монтировать начнут, я лично проконтролирую, чтобы этих кадров там не было.

– А что, – по-своему истолковала Мета его замешательство, – фильм вообще делать не будут? Никому он не нужен, что ли?

– Да нет, конечно, нужен. Мы еще всевместе будем потом смотреть его и детям показывать, – Язон справился с внезапной нерешительностью и теперь говорил бодро и весело. – Но прежде мы с тобою вдвоем просмотрим все, что снято, и сами выберем лучшие кадры для друзей и потомков.

– Да брось ты, – сказала Мета, – некогда мне всякой ерундой заниматься.

И разговор увял сам собою, а Язон потом долго раздумывал, почему же не рискнул сказать Мете правду. Побоялся, наверно, неадекватной реакции – все-таки амазонка его только что из боя вернулась, не остыла еще, могла по инерции и стрельбу начать.

Он рассказал ей правду чуть позже. Вдруг понял, что дальше тянуть невозможно. В конце концов, что за тайна такая? Ну, игрок он, ну, есть у него свои хитрые приметы, суеверия… А Мета – это же самый близкий человек, не может она ничему помешать, разве что наоборот – поможет. Остальным – не обязательно. Но она пусть знает все.

И разговор строился так.

– Слушай, – сказала Мета, вытирая пот со лба и тут же замолкая измождено.

Она автоматическим движением проверила наполненность магазина и погладила ствол пистолета, еще горячий и, казалось, дымящийся после отчаянной пальбы. Они отбились от стаи рогоносов, прорвались к бронемобилю, забрались внутрь и лежали теперь на разложенных сиденьях, давая себе короткую но полноценную передышку.

– Слушай, – повторила Мета, – а как ты думаешь, кто все-таки победит на этот раз? Люди или Пирр?

– Флибустьеры или Пирр? – переспросил Язон, как бы невзначай поправляя Мету, дескать пираты – не совсем люди. – Как я думаю?

Переспросил и замолчал. Он явно тянул с ответом.

– Ты, что ли, не хочешь со мною говорить, – по-детски обиженно спросила Мета.

– Хочу, – сказал Язон. – Даже очень. Ты только приготовься. Я сейчас сообщу кое-что новое для тебя. Видишь ли, мне не надо думать на эту тему, я уже давно все обдумал, просчитал и сделал свою ставку, поэтому проиграть теперь просто нельзя. На этот поединок «Мир Смерти – Флибустьеры» у меня поставлено все: деньги, репутация, благополучие, жизнь, наверно, даже твоя любовь. И я сделал свой выбор однозначно: победить должен Пирр. Конечно, теоретически могут одержать верх и флибустьеры, такой вариант у нас был предусмотрен, и никто его в принципе не боится. Старина Керк сообразит, как себя вести в этом случае. Но именно, что Керк и будет соображать, потому как меня к этом случае уже не будет. Я или не допущу победы Моргана, или погибну.

– Что ты такое говоришь, Язон? – Мета смотрела на него в полнейшем недоумении. – Я ничего не понимаю!

– Сейчас поймешь.

И он уже начал было объяснять ей самое главное, когда разговор был прерван внезапным и из ряда вон выходящим событием.

Примостившийся на броне недобитый рогонос вот уже минуты полторы методично долбил своим мерзким клювом в триплекс. Язон уделял этому процессу не больше внимания, чем монотонному тиканью какого-нибудь прибора. Но Мета вдруг перестала слушать мужа, все ее внимание сосредоточилось на единственной твари по ту сторону толстой стенки. И за каких-нибудь полсекунды до победы немыслимого клюва над прочнейшим из известных науке прозрачных материалов, пиррянка приняла единственно правильное решение: распахнула верхний люк и, веерным огнем отбросив остальных ринувшихся на нее зверюг, успела прицельным выстрелом снять с брони наглого рогоноса. Однако триплекс оказался поврежден уже слишком сильно. И Язон, не решаясь стрелять внутри бронемобиля, наблюдал, словно в кошмаре, как сразу три чудовищных клюва, превращая в мелкое крошево считавшееся непробиваемым окошко, всунулись внутрь. И тогда в автомате сработала металлическая заслонка, ее острый край срезал боевые отростки атакующих животных и брешь была закрыта.

А Мета дала еще несколько залпов, необходимых для собственного прикрытия, и благополучно скользнула обратно в машину, не впустив внутрь ни одной твари.

– Ничего себе рогоносики! – проворчала она. – Звереют они не по дням, а по часам от общения с твоими флибустьерами.

– Зато с каким бы интересом изучил Бруччо вот эти острые наконечники! – мечтательно произнес Язон, глядя себе под ноги. – Надо будет их сохранить до нашего возвращения к своим.

– Сохрани, – не возражала Мета. – А пока давай рассказывай. Я ведь действительно ничего не поняла.

И Язон рассказал ей все.

Никакие это не хроникеры кружили над планетой Пирр днем и ночью, а самые обыкновенные журналисты – репортеры из Пангалактического агентства новостей, из информационной компании «Зеркало Вселенной» и, наконец, из трансвещательной корпорации «Вечные времена». Между этими тремя фирмами и поделил Рональд Сейн обязанности и соответственно доходы от трансляции в эфир крупнейшего в истории сражения на планете со страшным именем Мир Смерти. Эксклюзивные права на съемку всего происходящего на Пирре Язон передал в своем письме Рональду и Долли Сейн. Он сделал это, во-первых, в порядке компенсации за понесенный ущерб (хотя, конечно, никакими деньгами невозможно восполнить потерю самых близких людей – стоимость жизни человеческой в кредитах не измеряется). А во-вторых, это была выгодная сделка: возможность хорошего заработка в обмен на важную услугу.

Помимо трансляции в общегалактический эфир, Сейн по плану, разработанному Язоном, организовал еще и масштабный аттракцион под названием «Вселенский тотализатор» – поистине уникальное развлечение. Всем богатым людям галактики было предложено делать свои ставки. Фирмой, без колебаний согласившейся взять этот безумный проект под свое крыло, стало небезызвестное казино «Кассилия». Тоже, разумеется, по рекомендации Язона. Ведь он знал, он был уверен, что Роджер Уэйн не откажется от финансирования такой заманчивой авантюры. Язон расписал в подробностях, как следует выстраивать игру на «Вселенском тотализаторе». Но, конечно, Уэйн мог что-то добавить и от себя. Он тоже был творческой натурой и увлекаться умел сполоборота. Рональду Сейну, например, хватило пятнадцатиминутного разговора, чтобы великий банкир и некоронованный король планеты Кассилия с энтузиазмом взялся за это новое для себя дело.

На одной только Кассилии нашлось больше миллиона человек, пожелавших сделать ставки в масштабной галактической игре. А вдобавок коварный Уэйн пустил трансляцию с Пирра только по коммерческим каналам, и увлекательные кровавые сражения имели право наблюдать лишь те, кто сделал хотя бы минимальную ставку – внес тысячу кредитов в Национальный банк Кассилии на особый счет. Остальные довольствовались радиорепортажами и сообщениями в газетах.

Однако на других планетах трансляции с Пирра гнали в эфир по всем каналам, обильно перемежая рекламой и тоже зарабатывая на этом фантастические суммы. В тотализаторе предусматривались десятки вариантов выигрышей. Предлагалось угадать, сколько погибнет флибустьеров, на какой день от начала сражения все закончится, сколько погибнет пиррян, какие виды животных окажутся самыми свирепыми и страшными, сколько видов всего примет участие в боях, кто заслужит титул самого удачливого бойца среди флибустьеров, сколько атак на Эпицентр придется совершить, оружие какой планеты будет признано лучшим в пиррянских сражениях… И так далее, и тому подобное.

Ну и, конечно, самые большие деньги ставились на главный вопрос: кто победит? Выбор тут был невелик и прост как репа: орел-решка, чет-нечет, красное-черное. Вот только бы угадать еще! Были шутники, которые видели третий вариант. Прилетят, дескать, штурмовые отряды какого-нибудь общегалактического флота, растащат всех по углам и наведут порядок. Но Роджер Уэйн и Рональд Сейн, чьи имена так мило рифмовались, заверили всех в два голоса, что подобного не допустят. Существует межзвездный закон о праве миров на самоопределение и о невмешательстве во внутренние дела планет-членов Лиги Миров. Руководствуясь соответствующими документами, ни одна общегалактическая организация не посмеет нарушить баланс сил на Пирре и вокруг него. Так что все может завершиться только естественным путем.

Организаторы грандиозного шоу-аттракциона отдельно поясняли, что полное уничтожение флибустьеров в результате стихийных бедствий (землетрясений, наводнений, извержений вулканов, резких изменений климата – будет приравниваться к победе пиррянской биосферы. Оговаривался даже совершенно невозможный случай – внезапное превращение солнца, вокруг которого вращается планета Пирр, в сверхновую звезду. В общем, никаких ничейных результатов, никаких сепаратных соглашений – только сражение! До полной и окончательной победы одной из сторон.

Язон сделал свой выбор и менять решения уже не собирался. Он поставил на пиррянских тварей все деньги, до каких сумел дотянуться. Выигрыш в такой авантюре мог быть фантастическим. Следовало только все тщательнейшим образом подготовить. В непобедимости пиррянской природы самой по себе Язон в общем-то и не сомневался, недаром же столько лет он посвятил изучению данного вопроса. Да, он верил, что рано или поздно все проблемы Пирра будут как-то решены, и планета, наконец, перестанет называться Миром Смерти. Но уж во всяком случае решение это следовало искать не в области военной науки. Райское благоденствие в результате очередной безобразной бойни? Такой вариант сами пирряне отрабатывают уже триста лет, а успехи их в кругах специалистов-экологов хорошо известны. То же самое ожидало флибустьеров. Количество и уровень техники никакого значения тут не имели. Любое прямое нападение на Пирр заведомо обречено на неудачу.

И потому главной проблемой, которую Язон сформулировал для Сейна, было следующее: убедить общественное мнение в обратном. То есть в почти неизбежном успехе пиратов. Сильно выручало элементарное незнание большинством влиятельных лиц Галактики не только истории Пирра, но даже совсем недавних событий, связанных с ним.

Что такое был Пирр для массового сознания? Какая-то далекая планета-легенда с богатейшими залежами металлов и немыслимым тяготением, с непригодным для жизни климатом и адскими тварями, сжирающими все хоть отдаленно напоминающее человека. Словом, недоразумение какое-то вселенского масштаба, летающая фабрика смерти, населенная сверхсолдатами, у которых даже женщины, старики и дети легко завязывают в узел стальные прутья и навскидку попадают в летящего комара. Вот такие сказки бродили по галактике. Кто же мог относиться к ним серьезно?

Однако если человек ставит на кон деньги, да еще большие, он как правило выясняет, а в солидное ли казино он пришел, толковую ли игру ему предлагают и вообще – с кем он имеет дело. Участники игры на «Вселенском тотализаторе» вне всяких сомнений принялись наводить справки о Пирре и о Джемейке. Вот тут и понадобились домашние заготовки Язона и Рональда Сейна.

За очень приличные деньги быстро, но качественно сочинялись интервью, дискуссии специалистов и целые лекции по интересующим всех темам. Самые популярные каналы галактического интервидения, включали в свои программы специальные передачи, посвященные грядущей битве титанов. Видные ученые, эксперты в различных областях знаний – биологи, историки, политики, психологи, вели бесконечную полемику вокруг Мира Смерти и с ненавязчивым упорством подталкивали любого логически мыслящего человека к очевидному и единственно возможному выводу: флибустьеры победят. С их-то уникальной способностью рваться вперед, не оглядываясь на потери, с их запредельной злобой, с их технической оснащенностью и боевым опытом, с их феноменальным упрямством – победят непременно.

Ведь на стороне Пирра что? Простые до абсурда законы естественного отбора, да численный перевес. Способность к быстрым мутациям можно сбросить со счетов. Ведь флибустьеры намерены проводить тактику «блицкрига», и за каких-нибудь несколько дней новые виды сформироваться не успеют. А главный аргумент прозвучал из лагеря психологов. Они объясняли так: на Пирре сталкиваются сегодня два вида доведенной до абсурда ненависти – звериная и людская. Природа первой – физиологична, инстинктивна, завязана на естественные потребности, которые и удовлетворяются и подавляются, в принципе, легко. Человеческая же ненависть по определению психогенна, это продукт высшей нервной деятельности, и природа ее до конца никем не изучена. А потому только людская злоба и ярость по-настоящему безграничны и непредсказуемы.

Малограмотный обыватель сидел перед экраном, слушал доверчиво, загибал пальцы и подсчитывал свой возможный выигрыш.

Ученые умели красиво убеждать. Например, старейший специалист по экологии биологически активных планет профессор Дворников с планеты Лада тоже добавил свой авторитетный голос к общему хору. Дескать, он-то еще много лет назад после своей экспедиции на Мир Смерти утверждал, что пиррянам просто не хватает собственных физических и материальных возможностей. А такая армада, как флибустьерский флот, конечно же, вмиг сомнет и сломит сопротивление планеты. Война будет закончена раз и навсегда. Это звучало просто и очень понятно.

Но даже когда другой деятель – биохимик Стрын – апеллировал к опыту своей работы на планете Стовера, считавшейся ближайшим аналогом Пирра, и объяснял элементарные вещи нарочито заумными фразами с употреблением множества малопонятных терминов из самых разных наук, ему охотно верили. Ведь Стрын доказывал как раз то самое, о чем миллионы зрителей и так уже знали без него, но мечтали слышать вновь и вновь.

Разумеется, количество ставок за каждую из сторон известно было только хозяину казино, самому Роджеру Уэйну, да еще нескольким людям, допущенным к конфиденциальной информации. Однако по агентурным данным Рони Сейна тем немногим, кто рискнул поставить на Мир Смерти, светили очень крупные деньги. Чего и добивался Язон.

Все это он довольно долго излагал своей любимой, которую даже в мыслях еще не привык называть женой. И Мета то хваталась за пистолет, то бросалась целовать Язона, то краснела, до бледнела, а в итоге, кажется, устала от слишком большого разнообразия эмоций и просто перестала слушать. Но он-то видел, он чувствовал, что Мета сумела понять и принять его сторону – иначе просто не успокоилась бы, отвлекшись на свои мысли, а уж скорее принялась бы душить Язона, требуя немедленно отказаться от чудовищной авантюры. Да, он рисковал и этим. Но… Мета была уже не просто пиррянкой, она стала другой, совсем другой, и именно теперь Язон увидел, насколько глубоко изменился ее характер.

– Вот так, – закончил он. – И если все будет нормально, уже дня через четыре наши любимые парнокопытные рептилии с меднозубыми кайманами за компанию дожуют на ужин последнего из прилетевших сюда джемейцев, не говоря уже…

– Э! – воскликнула вдруг Мета, словно внезапно просыпаясь и привычным жестом вскидывая пистолет. – Какие, к черту, рептилии?! Это что же получается? Значит, вся галактика уже видела, как я растрепанная и чумазая дважды промахнулась по саблехвосту, пикирующему зигзагом? Значит, это все шло в эфир?! Позорище!..

Они ехали обратно, потому что Морган трубил общий сбор возле стартующей канонерки. Ехали теперь уже молча, и Язон в который уж раз пытался себе представить, как же поведут себя по отношению к оставшимся на планете людям победившие, окрепшие, расплодившиеся твари. Увидят ли они разницу между флибустьерами и пиррянами? Почему-то казалось, что увидят. Или – возможен был и такой вариант – флибустьеры все-таки обескровят пиррянскую фауну, и местным жителям останется только добивать ее жалкие остатки. И наконец-то будет поставлена пусть и скучноватая, но приятная точка в этой истории. Интересные предположения? Интересные. И мечты красивые. Но жизнь, конечно, внесла коррективы. Весьма существенные.

Глава 10

Тони Ховард, по прибытии на орбиту Пирра возглавивший команду линкора «Бригето» и руководивший локальными атаками в других секторах Мира Смерти, неожиданно вернулся на флагманский корабль, то есть на «Конкистадор». Мол, надо ему лично с Пьером Миссоном посоветоваться перед новой серией экспериментов. Морган ничего странного в этом не углядел, даже наоборот – порадовался. Он уже третьи сутки глаз не смыкал, и наконец почувствовал, что больше не может. Размышлял, кого оставить вместо себя, а тут такая удача – самый верный из его соратников прилетел, как по заказу. И Генри спокойно отправился спать. А Ховард сменил у штурвала в капитанской рубке дежурившего там Эдди Хука, которому тоже не мешало отдохнуть, и убедившись, что больше никто сюда в ближайшее время не заглянет, вызвал к себе Язона. Одного, без Меты.

Свет в рубке горел подозрительно приглушенный, и Ховард счел своим долгом объяснить:

– Ты не смотри, Язон, что здесь так сумрачно. Это я просто добрую половину приборов отключил на всякий случай. Теперь зато определенно знаю, что нас никто не слушает и не записывает. Разве что Миссон. От этого прохиндея никуда не спрячешься – с техникой чудеса творит! Но с другой стороны он на меня Навигатору капать не станет – слишком хитер. Всегда ведет только свою игру.

– Странные ты вещи говоришь, Тони, – удивился Язон. – Неужели еще один заговор на нашем «Конкистодоре» зреет? Тогда привет тебе с того света от Франсуа д'Олоне и Джо Монбара.

– Плохо шутишь, Язон. А между прочим, знаешь, кто на Джемейке пачку сигаретную с передатчиком через того капеллана тебе передал?

– Не знаю, но догадываюсь, – с достоинством ответил Язон.

– Видать неправильно догадываешься. Монбару такое не по зубам было. Он не имел доступа к конфискованным у вас с Метой вещам. Морган бы этому наркоману в жизни ничего подобного не доверил. А вот я у него вхож практически всюду.

– Вот как, – только и сказал Язон.

– Да, динАльт, ты думал, что тебя подставляют, а это была попытка искренней помощи.

Ховард помолчал, привычным жестом поправляя повязку на глазу, а потом неожиданно поведал:

– Генри Морган – очень сильная личность. Но, к сожалению, он неврастеник, он просто псих. С ним ни о чем невозможно договориться наверняка. Если б ты знал Язон, как я устал от него! Но под знамена этого придурка д'Олоне уходить было еще глупее. А вот под твои знамена, Язон… Я давно думаю об этом.

– Вот как, – еще раз повторил Язон с совершенно нейтральной интонацией.

А что еще он мог сказать? Предложение Ховарда выглядело по-настоящему заманчивым. Вбить клин между двумя флибустьерскими лидерами накануне решающей битвы – да это же просто подарок судьбы! Старый принцип – разделяй и властвуй. Если флибустьеры еще и между собой перегрызутся, победа придет во сто крат быстрее. Короче, нельзя отказываться от такого предложения.

Но и соглашаться нельзя. Ховард сам по себе вряд ли способен на сложные многоходовые операции, и если это козни хитрющего Моргана, тогда именно он будет и разделять, и властвовать. А над Язоном весело посмеются и в лучшем случае швырнут его на съедение пиррянским зверушкам, а в худшем – просто оставят в космосе без скафандра.

Нет, Тони, такие люди, как Язон динАльт, на примитивные провокации не попадаются.

– Я чувствую, – продолжал Ховард, – что друг наш Генри на этой кампании надорвется. И вот когда у него тут все посыплется, самое время будет нам с тобою линять отсюда, прихватив лучших людей и все самое ценное. Миссон говорит, что звездолет «Овен» стоит очень дорого, возможно дороже, чем целая планета.

Язон слушал молча и даже кинуть не соизволил, хотя Ховард со слов Миссона говорил истинную правду.

– Так скажи, Язон, что это за штука, которая лежит там в Эпицентре?

– Не скажу, Тони. Это моя, личная тайна. Я ее и Моргану не доверил и тебе не раскрою. Вы ж меня просто убьете тогда – и все. Я вам не интересен стану.

– Да ты что, Язон?! – истово возмутился Ховард.

– Ты еще поклянись, – улыбнулся Язон. – Разрази меня гром! Сто чертей мне в глотку! Или как там еще у вас принято?

– Клясться не буду, – спокойно ответил Ховард. – А вот еще кое-что расскажу тебе. Я знаю, ты не веришь в искренность моих намерений. Вот-вот, при одном слове «искренность» начинаешь криво усмехаться. Меж тем, я совершенно не хочу ни убивать тебя, ни обманывать. Ты мне нужен, Язон, и сейчас я попытаюсь тебе это доказать. Я знаю, что все пирряне прячутся в хорошо защищенном, жестко экранированном городе. Я знаю, что наносить удары по этому городу еще глупее, чем стрелять в тех первых виденных нами у леса загонщиков. Я знаю, что с пиррянами можно справиться только хитростью. Мы должны внедрить в их ряды своего человека. Это – единственный путь к победе. И наконец, я знаю, что пирряне ищут встречи с тобой, Язон. Наверно, они много слышали про тебя. Вот и все. Выводы делай сам.

«Ай да Ховард! – думал Язон. – Ай да одноглазый! Неужели я настолько недооценил его? Создать свою агентурную сеть, фактически отдельно от Моргана, работать на вражеской планете в условиях безумной войны! И с таким блеском!.. Ну а если это все-таки Морган? Тогда надо восклицать: «Ай да Генри!» Потому что придумать все это в деталях… Да нет! Это же просто невозможно, идиотизм какой-то – подослать Ховарда, чтобы отправить Язона к пиррянам! Для маниакально недоверчивого Моргана такое ни в какие рамки не укладывается! Значит, все-таки Ховард ведет свою игру? Неужели пора соглашаться?»

– Я что, должен ответить на твое приглашение прямо сейчас, Тони?

– Да ничего ты не должен, Язон. Думай сколько хочешь. А я в заключение только еще два слова тебе скажу. Вчера на Пирр приземлился супербот класса «невидимка». Другие наши корабли его не зафиксировали, а у меня на «Бригето» (по случаю) есть соответствующий локатор. В общем, я вступил в контакт с человеком на борту этой посудины. Человек тоже ищет встречи с тобою, Язон. К пиррянам он завернул, по-моему, просто для порядка. Он хочет видеть тебя. В тайне от Моргана. Так что либо отправляйся к пиррянам, легенду мы тебе придумаем, либо – это намного проще – пообщайся пока с этим человеком. Прямо сейчас, пока Морган спит.

– Я не понял, – решил уточнить Язон, – этот человек, он что, у нас на корабле? Только не подумай Тони, что я уже согласился. Мой вопрос – это простое человеческое любопытство.

Ховард понимающе улыбнулся:

– Ну что ты, Язон, зачем же я стану пускать его на корабль, если он так не хочет видеть Моргана. Он здесь неподалеку, в пространстве. Я же говорю, у него супербот «невидимка». А зовут этого человека Риверд Бервик.

– Все, – сказал Язон, – сдаюсь.

Чего-то подобного он признаться, и ожидал. Спасибо, что Солвиц собственной персоной не прилетел.

– Давай мне Тони, его позывные, координаты… Или как ты собираешься организовывать эту встречу.

– Очень просто, – сказал Ховард, – ты садишься на простую боевую шлюпку и вылетаешь в космос. Он сам тебя найдет.

– Хорошо. Только я вылетаю вместе с Метой. На двух шлюпках.

– Ради Бога, – не возражал Ховард. – Хоть на трех. Об остальном поговорим, когда вернешься.

До самого старта Язон краешком сознания продолжал сомневаться, выпустят ли их с корабля. Если это примитивная ловушка, все должно было кончиться возле шлюза. А если нет, ну, тогда опять два варианта. Первый: там его ждет действительно Бервик. Значит, уважаемый Гарант Стабильности и объяснит, что происходит. Бервик – это такая сила, которая вполне способна прикрыть от флибустьеров. Ну а если никакого Бервика там не окажется, стало быть – короткий бой и бегство на Пирр. Чуточку преждевременное, конечно, но что поделать! Прощайте, пираты! С вами было хорошо, но дома лучше.

– Язон, – спросила Мета, – ты понимаешь, вообще, что происходит?

– Пока с трудом, – честно признался Язон.

А натуральный хорошо узнаваемый голос Бервика уже звучал в наушниках:

– Язон, десятисекундная готовность, даю сигнал тонкой настройки, Идите строго по пеленгу на мой стыковочный узел. Как поняли?..

– Вы что творите, Язон? – таков был первый вопрос, когда они откинули шлемы, сбросили перчатки, расстегнули скафандры и сели в удобные мягкие кресла вокруг столика с напитками и фруктами.

Корабль Бервика был весьма скромен по размерам, но по системам внешней безопасности и оборудованию внутренних помещений отвечал самым последним требованиям военной техники. И одновременно с этим был оформлен не без претензии на роскошь. Кают-компания здесь совершенно потрясающе имитировала обстановку шикарного офиса на какой-нибудь промышленно развитой планете. Все – от искусственного тяготения и естественных запахов до видеоокон и стен, обклееных обоями в цветочек.

– Очумительный супербот! – шепнула Мета, не в силах сдержать своего восторга. – Нам бы такой!

Но Язон даже не отреагировал. Он как-то сразу инстинктивно насторожился. А уж после первых слов Бервика, сказанных едва ли не вместо приветствия…

– Что вы творите, Язон?

Неприятен был не столько сам вопрос, сколько тон, которым он был задан.

– В каком смысле? – агрессивно осведомился Язон.

– Во всех смыслах, – уже чуть-чуть спокойнее, но все еще раздраженно ответил Бервик. – Сначала вы затеваете грандиозное частное расследование, нн с кем не посоветовавшись. А между прочим, для раскрытия преступлений, тем более крупных, существуют в галактике соответствующие службы и организации. Вы никогда не слыхали об этом, Язон? Ну, ладно еще эти ваши похождения на Дархане. Ладно. В конце концов, хотели найти Моргана, хотели денег на этом заработать – желание естественное. Ну, нашли его, ну, не до денег стало. Тоже не удивительно. Вы с Морганом – люди разные, мне понятны все ваши разногласия и ваше соперничество. Но учинить поход через всю галактику с Джемейки на Пирр! Столкнуть лбами две непобедимых силы! Да еще превратить этот страшненький спектакль в азартную игру для всей обитаемой вселенной. Нет, это ж надо было до такого додуматься!! Язон, да вы просто как мальчишка, играющий с отцовской зажигалкой! Вы хоть понимаете, что можно устроить настоящий пожар?

– Вы все сказали, Риверд Бервик?

Язон почувствовал, что разозлился не на шутку и уже предвкушал, как будет отвечать. Да он сейчас просто ноги вытрет об этого самодовольного надутого индюка! Потом невзначай покосился на Мету и с удивлением отметил почти полную ее безучастность. Очевидно, по пиррянским понятиям, Бервик ничего оскорбительного не сказал. Язон даже растерялся: а может, и впрямь ничего?

– Да, мой друг, – Бервик покачал головой. – Теперь я жду ответа от вас.

– Отлично. Так слушайте. Зажигалка у меня своя. – Язон демонстративно извлек прикуриватель и запалил сигарету. – Отец мне ее не дарил. Да у него и не было – потерял, наверно, еще на планете Иолк. И сам, кстати, пропал куда-то. Ну, да вы знаете. Я что-то отвлекся. Так вот, по поводу пожара. Я вам не мальчишка, а самый настоящий профессиональный поджигатель. И нисколько этого не стыжусь. Кое-что в нашем мире следует уничтожать именно методом сжигания. В целях дезинфекции. То есть во избежание распространения опасной заразы.

Далее. К официальным организациям я испытываю известное уважение, но преувеличенным пиететом по отношению к ним никогда не страдал. Ваше предложение работать в некой структуре, если помните, я вежливо отклонил, и готов сейчас повторить свои слова. Впрочем, – вот и Мета не даст соврать – будучи на Дархане, мы весьма пожалели об отсутствии у нас некоторых атрибутов официальной власти. Так что если вас не затруднит, мы бы не возражали получить в качестве награды за труды какие-нибудь хитрые значки или книжечки. Эти символы принадлежности к якобы высшим силам Галактики производят неизгладимое впечатление на некоторых идиотов в слаборазвитых мирах. А нам, как показала практика, приходится общаться и с такого рода публикой тоже. Я не слишком многословен, Бервик?

Все-таки хочу еще раз подчеркнуть, что работать на Специальный Корпус ли, на Гарантов ли Стабильности (или как вас там еще?) в полном смысле мы по-прежнему не намерены. Это не по нашей части, и никаких торжественных клятв и договоров, подписанных кровью, вы от нас не дождетесь. А вот посильную помощь в разумных пределах мы оказывали и будем оказывать.

И последнее. Я свободный человек, Бервик. Я – гражданин галактики, и ни в какой мере вам не подчинен. Я готов вас выслушать – и только. А решения буду принимать сам. Сегодня и впредь. И вот это как раз роднит меня с сэром Генри Морганом.

– Вот тут-то вы и заблуждаетесь, Язон, – странно ответил Бервик.

Собственно, осталось непонятным, что именно он имел ввиду. Декларирование своей свободы Морганом, как будто бы было общеизвестной истиной. Или…

– Так выслушайте теперь меня, свободный человек Язон.

– Морган предпочитает называть меня нужным человеком, – не удержался Язон от ядовитой реплики.

– Как вам будет угодно, – не принял шутки Бервик, – но выслушайте. Вы совершаете большую ошибку, затевая это грандиозное сражение на Пирре. Его еще не поздно остановить. И я готов помочь вам в урегулировании конфликта. Специальный Корпус выступит посредником. И уверяю вас: флибустьеры отступятся, оставят в покое вашу планету. Может быть, это будет стоить каких-то денег. Но ведь вы же не нищие, Язон?

– Что?! Мы?! Должны будем платить флибустьерам?!! – это уже кричала Мета, размахивая блестящим стволом перед самым носом Бервика. – Язон, этот человек вообще в своем уме?

– Не знаю, – серьезно ответил Язон. – Но если ты действительно хочешь получить ответ хоть на один вопрос, проделывать дырку в его голове – не лучший для того способ.

– Господа, – Бервик устало вздохнул, – мне понятен ваш боевой и даже веселый настрой, но поверьте, если вы не остановитесь, очень скоро всей галактике будет не до смеха.

– Да в чем дело-то, я никак не пойму?! – рассердился Язон. – Объяснитесь вы наконец, или так и будете выражаться недомолвками?

– А дело в том, господа, что вы сталкиваете в одном месте сразу три слабоизученных фактора: природу Пирра, управляемую из Эпицентра, звездолет «Овен», сконструированный неизвестно кем и когда, и наконец – флибустьеров с их непонятной злобой.

– Ба! – искренне удивился Язон. – А эти уроды как попали в список новейших чудес света? Чего в них такого феноменального?

– Не дурачьтесь, Язон. История возникновения флибустьеров и нынешний образ их существования на Джемейке противоречат многим законам развития цивилизации. Мы давно изучаем этот феномен, и пока не сумели найти убедительного объяснения.

– Ах вот как! Вы не сумели, а я виноват.

– Именно так, Язон. Вина ваша в том, что вы влезли не в свое дело.

– Но там нигде не было таблички «Посторонним вход воспрещен». А к тому же, когда убивают ни в чем не повинных людей, я, как правило, перестаю обращать внимания на подобные надписи. Я не мог не вмешаться, Бервик. Пока вы их изучаете, они детишек и женщин на кусочки рубят? Красивая у вас тема для научной работы, бессмертные братья мои.

– Не надо ерничать, Язон. Мы стараемся минимизировать жертвы и вообще держим ситуацию под контролем.

– Это каким же образом?

– У нас есть свои люди во флибустьерской среде.

– Агентура! – радостно воскликнул Язон. – Не иначе Тони Ховард по кличке Одноглазый – ваш сотрудник?

– Не только, – спокойно ответил Бервик. – Не стану скрывать от вас, сам Генри Морган достаточно давно работает на Специальный Корпус.

Такое даже до Язона доходила медленно. Но когда дошло, поверил он сразу. То-то главарь флибустьеров о Корпусе даже говорить не хотел. Это, видите ли, военная тайна! Ха-ха.

– Скажите, Бервик, а в вашем департаменте все любят насиловать несовершеннолетних девочек и мелкими ломтиками шинковать старушек и пацанов?

– Вы ничего не поняли, Язон. Вам что, в самом деле необходимо объяснять разницу между секретным агентом и штатным офицером корпуса?

– Да ничего мне не надо объяснять! – разозлился Язон окончательно. – Я снимаю свою просьбу о предоставлении нам с Метой удостоверений Специального Корпуса. Мы даже чисто формально не хотим состоять в одной организации с Генри Морганом.

– Но это глупо, Язон, – сказал Бервик. – Может вы еще в другую вселенную удерете, как Солвиц, по причине глубочайшего презрения ко всему человечеству?

– Нет, не удерем, – ответила за него Мета, демонстративно поднимаясь. – А отказываться от сотрудничества с вашим Корпусом, может, и не слишком умно, но, по-моему, лучше поступать глупо, чем подло.

– Это спорный вопрос, если взглянуть на него философски. Однако сейчас – не могу не согласиться, когда со мною говорит такая милая дама, – галантно улыбнулся Бервик. – Я так понимаю, вы уже уходите? А почему же не выпили ничего, не съели?

– Спасибо, ваш агент Генри Морган очень неплохо кормит нас.

– Да ладно вам, Язон. Запишите номер моего пси-передатчика. Я буду здесь неподалеку и в каждую минуту к вашим услугам. Не забывайте, что я сказал вам.

– Забывать-то мы не собираемся, но извините, Бервик, сражение состоится. А если вы действительно к нашим услугам, ответьте, пожалуйста, еще на два вопроса. Ховард играет против Моргана, или это была провокация?

– Ховард играет против Моргана, Язон. Учтите это. Но учтите еще и то, что Миссон играет против них обоих.

– Вот за это спасибо, Бервик. Ценная информация. А второй вопрос вот какой: шпионская лодочка на Пряге с кассилийским гербом и разбитым видеодатчиком тоже ваша была?

Бервик поднял на него глаза и тут же отвел взгляд. Пауза показалась Язону чуточку слишком долгой для того короткого ответа, который выдал ему этот наихитрейший старик:

– Нет, не наша.

Четкую эмоцию паники удалось прочесть Язону в глазах собеседника. Но с чем конкретно этот страх связан, понять он не успел, несмотря на все свои телепатические способности. Было как минимум два варианта: или Бервик оказался пойман за руку, или существовала некая неизвестная и потому пугающая его третья, точнее, уже четвертая сила.

– Ну и ладно, – удовлетворился Язон. – Думаю, теперь мы встретимся вновь, как только все закончится. Тогда и обсудим, что важнее – ваши знания или моя интуиция. А кстати, не желаете ставочку сделать во «Вселенском тотализаторе»? Я вам подскажу, чьи шансы предпочтительнее.

– Перестаньте, Язон! Я такой ерундой не занимаюсь.

– И очень зря, уважаемый. Между прочим, я тут случайно выяснил, что в древности именно так обращались к высшим чинам духовенства. Вы, Бервик, наверно, епископом были. Я угадал?

Тысячелетний старец ничего не ответил, и Язон поднялся.

– Пойдем, Мета. Нас тут не поняли. Неровен час, еще наш общий друг Морган проснется, искать начнет. А вы, Бервик, передавайте, пожалуйста, Инскиппу и Бронсу мой огромный привет.

С этим они раскланялись и вышли.

А в черноте, среди звезд, Язон некоторое время с удовольствием наблюдал сквозь спектролитовый фонарь, как Мета крутит фигуры высшего пилотажа, снимая таким образом накопившееся нервное напряжение, а потом спросил ее, прошептав в шлемофон:

– Мета, слышишь меня? Правда, в скафандрах легче дышится, чем в пижонском кабинете этого бессмертного сухаря?

– Правда, – сказала Мета. – Но «невидимка» у него действительно шикарная.

Глава 11

Едва успели поставить шлюпки на прикол, переодеться и, расслабившись в собственной каюте, сделать вид, что никуда не летали, как прозвенел сигнал тревоги. Ну, ни минуты покоя! И с Ховардом повторной конфиденциальной встречи уже не получается. А Язон вообще-то очень рассчитывал на этот разговор до очередного военного совета у Моргана. Военный совет собирался теперь ежедневно после завершения боевых действий и более или менее длительного отдыха. И вот – тревога. С чем бы она ни была связана, хорошего мало.

Ведь пока возвращались на флагман, Язон вдруг с ужасом осознал: операцию «Смерть миру» надо начинать прямо завтра, иначе Бервик, не получивший поддержки, и даже не нашедший понимания у них с Метой, просто возьмет и все испортит. Ломать – не строить. Развалить что-нибудь всегда намного легче, чем создавать.

Вся затея Язона держалась до сих пор на необразованности бойцов Моргана и их поразительной нелюбознательности, роднившей, кстати, флибустьеров с пиррянами. Наверно, всем профессиональным воякам свойственно отсутствие праздного интереса к абстрактным знаниям. Вот только сам Морган был исключением из правила. Это ж подумать только, какую прорву книг прочел человек, не переставая при этом рубить головы никчемным людишкам! А вот теперь еще и Ховард. Как выяснилось, тоже своего рода феномен. По части книг у него хуже было, конечно, но с мозгами оказалось все отлично – самого Навигатора обскакал. И значит, в любой момент у этого типа может проснуться неуместное в сложившейся ситуации любопытство.

Затея Язона держалась в сущности на информационной блокаде. Ведь страсти, бушевавшие вокруг запланированного на Пирре сражения, были предельно далеки от самих флибустьеров. Галактическими новостями они и в прежние-то времена не часто интересовались. Джемейка жила своей жизнью, отделенная от мира известным экраном, а на пиратских кораблях даже не предусматривались антенны, принимающие передачи межзвездных вещательных компаний. И все-таки на период дислокации в районе орбиты Пирра, Язон позаботился об этом нюансе специально.

Во всей эскадре дальняя связь работала только в одну сторону – якобы с целью экономии энергии и для конспирации. Меж тем любой флибустьер из высшего руководства, например, тот же Ховард или Миссон, в индивидуальном порядке, разумеется, обладал возможностью подключиться к любому галактическому каналу, преодолев информационный фильтр, выставленный Язоном. И это была лишь одна из опасностей.

Другая заключалась в нездоровом интересе Моргана к истории. Человеком он оказался основательным и, досконально изучив сегодняшнее состояние планеты, мог вполне естественным образом заинтересоваться ее прошлым. А оно таило в себе много интересного. Легенда, сочиненная Язоном, под грузом этого прошлого рассыпалась бы как карточный домик.

И вот появилась третья опасность – Риверд Бервик собственной персоной. Солидный представитель всех мыслимых и немыслимых межзвездных организаций оказался едва ли не лучшим другом Моргана и Ховарда одновременно. А ведь, наверно, еще и Миссона. Не случайно же старина Пьер такой умный и образованный, даже звездолет «Овен» водить научился!

А теперь представим на мгновение: этот Бервик рассказывает своим друзьям все, что знает о Язоне и пиррянах и дает им послушать сводку последних новостей, скажем, с Кассилии. Веселая сложится ситуация.

«А может такое быть вообще? – спросил себя Язон и сам ответил: – Ну, конечно, может. На свете нет ничего совсем невероятного. И вот вам пример: ни с того ни с сего боевая тревога. Может, это мудрейший Бервик и учинил?»

Оказалось, что не Бервик.

Морган от сигнала тревоги проснулся, конечно, вмиг. Какой нормальный (и даже ненормальный) капитан корабля не проснется от подобного сигнала? А Морган был не просто капитаном, а еще и флагманом, Навигатором, лидером своей планеты и – без пяти минут – хозяином вселенной. Он уже всерьез мечтал об этом. И тревога очень не понравилась будущему диктатору Галактики. Он даже по какому-то наитию в микрофон ни слова орать не стал, а сразу именно побежал, в рубку – своими глазами увидеть и понять, в чем дело.

Язон еще продолжал мечтать о паре слов с Ховардом без свидетелей, и потому тоже торопился. Но в капитанской рубке появился всего на каких-нибудь три секунды раньше Навигатора.

«Ну и ладно, – подумал он, – значит, не судьба».

Морган остановился, переводя взгляд с Язона на Ховарда, с Ховарда на фронтальный экран, с экрана опять на Язона, и, ничего не говоря, ждал объяснений. Ховард только плечами пожал, мол, о чем тут говорить, когда сами ни черта не понимаем. А Язон, воспользовавшись моментом, хотел было высказать мысль о безотлагательности намеченного штурма, но тут и поступила от вахтенного первая конкретная информация о случившемся.

Докладывал Скотт, и поначалу Язон склонен был списать все услышанное на его природную тупость.

– Осмелюсь доложить, сэр, стая шипокрылов атаковала линейный крейсер «Конкистадор», – прозвучало в динамиках капитанской рубки.

Стая шипокрылов. На расстоянии пятисот километров от поверхности планеты. В вакууме.

– Пойди проспись, Ричард Скотт, – таков был первый ответ капитана.

Скотт обиделся, он был абсолютно трезвым. А стая шипокрылов, абсолютно реальная стая агрессивных пиррянских птиц, зафиксирована оказалась шестью камерами «Конкистадора», и в записи отлично было видно, как от выпущенных по немыслимым птичкам разрывных пуль немалого калибра летели во все стороны грязно-зеленые клочья плоти… да нет, не плоти, а стандартной псевдопротоплазмы, используемой при создании андроидов и прочих биороботов.

Что ж, на самом деле ничего удивительного. В последнее время подобного рода зверушки начали появляться на Пирре то здесь, то там. А потом Язон вспомнил еще и Белых Птиц Мести, которых прикармливал полубезумный старик Кинней с далекой планеты Крейзик. Трудно было не вспомнить – уж больно очевидная ассоциация. Те тоже в космосе крыльями хлопали и клювами щелкали.

Язон повернулся к Моргану:

– Ты знаешь, кто такие киборги, Генри?

– Знаю, – ответил капитан флибустьеров.

– Тогда думай, хорошо ли это, что мы тут досиделись до появления киборгов.

– Не совсем понимаю, на что ты намекаешь, Язон.

И в этот момент, тихо вошла Мета. Она тоже спешила сюда, но по дороге все-таки заглянула буквально на минутку к Миссону. Уж очень хотелось убедиться, что химический состав внутреннего вещества в телах киборгов тот же, что и у известных им раньше экземпляров. А такой анализ сделать – действительно минутное дело для специалиста. Миссон посмотрел спектры излучения после взрыва атакующих объектов и подтвердил предположение Меты.

– Нас атаковали не простые животные, – сообщила она прямо от порога. – Это шипокрылы-киборги, то есть продукт цивилизации несколько иного уровня, чем здешняя. Так считает Миссон, – сочла она необходимым добавить.

– Спорное мнение, – возразил Язон. – Мне рассказывали, что природа планеты Пирр уже выкидывала подобные фортели. Помнишь, Генри, я говорил тебе, что нас ждут непредвиденные трудности?

– Но ты не объяснял, какие именно.

– Еще бы! Я ведь и сам не знал. Но теперь, когда твари нового вида переходят в атаку, я точно могу сказать, что нам следует делать дальше.

Это был действительно лучший шансЯзона. Как еще убедить Моргана перенести дату начала главной битвы. Опытный и даже талантливый стратег, он лучше других знает, что излишняя торопливость может только помешать на войне.

Язон выдержал внушительную паузу и спросил:

– Какова готовность твоей армии к операции «Смерть миру»?

– Вообще-то, я планировал еще двое суток выделить на подготовку, – сообщил Морган.

– Плохо, – сказал Язон. – У нас их больше нет, этих резервных двух суток. Их съели киборги. Нападать следует именно завтра, иначе…

Язон замялся в нерешительности, вроде как размышлял: говорить – не говорить.

– Видишь ли, Генри, я не исключаю, что эти организмы, то бишь устройства, размножившись в достаточном количестве, способны вывести из строя всю нашу технику. На это и направлена их основная энергия.

– Плохо, – откликнулся Морган, словно эхо Язона. – Я и сам устал, как собака. Но думаю, если очень постараться, мы сможем начать широкомасштабную операцию завтра. Не утром, конечно, ближе к вечеру.

«Вот и все, – подумал Язон. – Он поверил. Теперь дороги назад уже не будет. В период подготовки к бою пираты не только не пытаются выходить с кем-то на связь, они даже не отвечают на экстренные вызовы, не считая сверхэкстренных, по особым каналам, на аварийной частоте. Но вряд ли Бервик рискнет соваться к флибустьерскому командованию вот так прямо, с открытым забралом».

В общем, вселенский хронометр тикал теперь, отсчитывая уже не недели и даже не дни, а часы и минуты до пресловутого времени «Ч», до переломного момента в судьбе, как минимум, четырех планет, ведь и у Кассилии, и у Зунбара на этот поединок было поставлено многое. Журналисты же, всегда склонные к преувеличениям, и вовсе любили говорить ни много ни мало о судьбах Галактики. А уж насколько они далеки от истины, рассудить могло только время.

– Братья! – объявил Морган по интеркому, убедившись вначале, что его голос транслируется и на все другие корабли эскадры. – Верные парни мои! Обстоятельства изменились. Массовый штурм, который мы должны были начать через три дня, состоится завтра. Ура! Вы ведь не любите ждать. Скорее начнем – скорее победим! Капитаны кораблей и командиры звеньев повторят завтра утром каждому его задачу, а главное помните: против вас обыкновенное зверье. Уничтожите его и получите огромные деньги. Если появятся люди, уничтожайте людей! Они – такое же зверье, только двуногое. Победа будет за нами, парни! И чтобы с этого самого момента никто ни грамма не пил. Капитан, увидевший пьяного, имеет право отрубить ему голову. Удачи вам, братья мои! И да поможет нам Бог!

Потом он отключил громкую связь и тихо сказал Ховарду:

– Возьми диск с самой подробной картой и планом боевых действий. Посмотри, чтоб это был последний вариант. И собери мне, пожалуйста, в кают-компании Миссона, Кортеса, Караччоли, Дэвиса, Хука и Монтобана. А мы втроем будем там через десять минут. Приступай, Тони.

«Вот так, – сказал себе Язон. – Разговор-то получается не с Ховардом, а с самим Морганом. Что ж, и это интересно».

Вот только тема разговора оказалась совершенно неожиданной.

– Сядьте, – попросил Навигатор Язона и Мету. – Разговор есть. Завтра мы все пойдем в бой. И сегодня мне надо знать: вы действительно бессмертные? То есть, в каком смысле вы бесмертные?

– Ты хочешь спросить, до какой степени? – уточнил Язон.

– Можно и так сказать, – не возражал Морган.

– Я разочарую тебя, Генри. Мы не знаем этого, – признался Язон почти честно. – А проверять всерьез, сам понимаешь, не хочется.

– А то, что было на Джемейке – это не всерьез?

– Такого в моей жизни было уже много. Даже слишком, – слегка преувеличил Язон.

Но именно, что слегка. Ведь еще без всякой вакцины Солвица он ухитрялся остаться жив и в ледяной воде, и в огне пожара, и при немыслимых перегрузках, и в течение многих дней с регулярными побоями вместо еды, и со сквозной дырой от меча в животе. То есть весьма высокая живучесть была ему свойственна, что называется, с детства.

А вообще Язон когда-то давно прочел книжку о бессмертии, так и не поняв, впрочем, что это: научная работа или мистификация. Автор солидного труда уверял, что бессмертие бывает естественным, то есть врожденным, и – искусственным, то есть благоприобретенным (посредством мутации, прививки или введения специальных вакцин). Независимо от способа обретения бессмертия автор рассматривал четыре типа индивидов, обладающих данным биологическим свойством.

К первому относились люди, живущие в элементарно смещенным масштабе времени. Процесс старения их организмов замедлялся на сотни или тысячи лет. В остальном же они решительно ничем не отличались от людей обычных.

Второй тип – это были люди, обладавшие стопроцентной регенерацией всех живых клеток, в том числе и нервных, то есть теоретически они способны были жить вечно. Однако количество опасностей, поджидавших их в реальном мире, оказывалось точно таким же, как и для всех прочих, поэтому простой расчет вероятности показывал, что рано или поздно смерть непременно настигает такого человека.

Третья категория бессмертных выглядела наиболее логичным созданием природы (или изобретением ученых). Хочешь жить вечно – защити себя от случайностей. И эти, третьи, обладали сильно повышенной живучестью, то есть быстрой восстанавливаемостью любых поврежденных тканей и абсолютным иммунитетом к любым болезнетворным микроорганизмам. Внутри категории различались свои подвиды – от умеющих в течение нескольких дней заживлять смертельные для обычного человека раны, до способных в считанные секунды отрастить новую голову взамен утраченной.

И наконец, четвертый тип бессмертных автор условно называл невнятным термином «боги» и характеризовал их одним лишь словом – неубиваемые. То есть этих, с позволения сказать, людей, уже не удавалось реально умертвить ни с помощью плазмы, ни при температуре абсолютного нуля, ни в вакууме, а о жестких излучениях, химических растворителях и электромагнитных полях даже говорить было неинтересно.

Всю эту «бессмертологию» Язон вкратце изложил Моргану, пояснив в заключение, что себя и Мету он относит конечно же к третьей категории. Однако, поскольку они оба совершенно не представляют, когда и как стали бессмертными («Этого тебе, Морган, точно знать ни к чему!»), то Язон и не возьмется судить о своих реальных возможностях и развитии их с течением времени. Из той же книжки, кстати, Язону было известно, что некоторые «слегка бессмертные» люди под воздействием определенных факторов постепенно становились богами.

Морган улыбался, понимая, что Язон лукавит. Он и сам до поры темнил, но теперь, когда предварительной информации было уже достаточно, решился задать свой главный вопрос. Ну, конечно, закоренелого прагматика Моргана волновало прежде всего бессмертие для его собственной персоны.

– Я не прошу рассказать всего, Язон. Ответь только на один вопрос. В той штуке, которая лежит в Эпицентре, мы найдем нужную нам вакцину?

Он суеверно боялся произнести слово «бессмертие» в этом контексте. И Язон, обрадовавшись вопросу, постарался вложить максимум искренности в свой ответ:

– Да, Генри, ты станешь бессмертным. Вот до какой степени, честно скажу, не знаю. Это всегда индивидуально.

Такое изящное дополнение делало наглую ложь Язона гораздо правдоподобнее.

Потом они поговорили о чем-то еще, но это было уже неважно. Ведь Морган заглотил – точно, заглотил! – последнюю и, быть может, самую главную наживку. Теперь он полезет туда сам, без оглядки полезет.

Злой гений в эпицентре зла! Кисть великого мастера изнывала по такому сюжету.

Ну, а поскольку Язон выдал Моргану такой щедрый аванс, то на прощание рискнул спросить:

– Слушай Генри, откровенность за откровенность. Что за перстень передавали вы с Гроншиком друг другу? Трудно было не заметить, что в этом кроется какой-то особый смысл.

– Конечно, Язон, – улыбнулся Морган. – Когда-то давно он подарил его мне в первый раз. Я был тогда еще беден и ответил, что для меня это слишком роскошно. «Бери, – сказал Гроншик, – это не просто подарок. Он приносит удачу. Считай, я дал тебе напрокат. Вот сорвешь куш покрупнее, и привезешь обратно. И действительно, мне тогда сразу повезло. Так и повелось у нас с тех пор: передаем перстень с вирунгейским многоцветом друг другу. В зависимости от того, кому нужнее. А в последнее время – просто при каждой встрече, уже и не задумываемся. Оба стали удачливы постоянно.

– И это все? – спросил Язон, хитро улыбнувшись, поскольку Морган сделал паузу.

– Да нет, конечно. Видишь ли, этот простак наивно считает дорогой перстень простым символом удачи. А я туда, со временем, конечно, вмонтировал суперминиатюрный, незасекаемый обычными средствами «жучок» и слушаю разговоры Гроншика. Он, конечно, нужный человек. Ну, а если еще знать все его хитрости заранее – так становится просто незаменимым!

Морган, довольный своей шуткой, расхохотался. А потом добавил:

– Вот сейчас, например. Благодаря перстню, я узнал, что этот тип закорешился с Роджером Уэйном. И это после того, как я всю Кассилию на уши поставил. Представляешь, позволил кораблям спецслужб Уэйна садиться в своем космопорту! А ведь проклятый Роджер за нами следит, я это давно знаю. И на Радоме сразу его лодочки заприметил. Они там даже не очень и прятались…

Вот так в одном разговоре были расставлены почти все точки над i.

Глава 12

Керк собрал экстренное совещание в своем кабинете. На повестке дня стоял только один вопрос: следовать ли дальше строго по проекту Язона или, наконец, проявить инициативу? Накануне взбесившаяся стая рогоносов прорвала защитный экран, выставленный вокруг космопорта, и дежурившая там команда ремонтников вынуждена была принять неравный бой со всеми тварями, буквально хлынувшими в возникший проем. Прежде чем шестерым пиррянам удалось спрятаться за надежной броней космического корабля, проходившего в это время профилактику, один человек погиб и двое были тяжело ранены. Случай могли бы посчитать и вполне тривиальным, если бы не одна маленькая тонкость: рогоносы вели себя неправильно. Непредсказуемо.

Причину нападения на космопорт столь несуразно большими силами не мог объяснить даже великий Бруччо. Логика последних событий подсказывала, что флибустьерские вылазки наоборот оттягивали на себя всех животных как в плане чисто физических перемещений, так и в плане направления телепатических волн ненависти. Здесь же наблюдался чудовищный по силе взрыв злобы, повернутый от штурмового отряда флибустьеров, будто именно они, подобно говорунам Наксы, научились управлять пиррянскими организмами.

Это не просто настораживало – это пугало.

А что такое испуганный пиррянин, объяснять не надо. Это просто пиррянин в гневе. Язон, конечно, многому научил обитателей Мира Смерти за годы их плотного общения. И не только научил, но в каком-то смысле даже перевоспитал. Однако главное осталось без изменений: чувство страха перерастало у них в ярость все за те же две-три десятых доли секунды.

И только Арчи, сохранявший относительное спокойствие, пытался объяснить, что флибустьеры вовсе не натравливают животных на пиррян, что им такое действительно не по зубам, а просто это естественные скачки телепатической активности, вызванные сотней различных причин и легко объяснимые в рамках его же собственной теории симметричных миграций. Но Арчи, конечно, никто не слушал. А Керк – так прямо напомнил юктисианцу, что ему разрешено присутствовать на столь важном совещании и в столь критический для планеты момент лишь в силу особого к нему уважения. Но мнение инопланетника все равно никакого значения иметь не будет, когда станут принимать окончательное решение.

Арчи готов был едва ли не расплакаться от обиды и бессилия. И утешал себя, вспоминая рассказы Язона о первом знакомстве с пиррянами, когда их упрямство было еще тупее, а тупость еще масштабнее. Арчи очень надеялся на здравый смысл, который за последние годы все-таки стал чем-то вполне осязаемым на Пирре. А пока вынужден был слушать не на шутку разбушевавшихся ораторов. Совещание меж тем катилось своею дорогой, и ничего хорошего на финише не сулило.

– Снимать экраны и встречать всех врагов сразу сплошной линией огня! – предлагал Клиф.

– Экраны оставить, – возражал Стэн, – а в джунглях и на побережье использовать огневую мощь наших кораблей. Нападение с воздуха – лучший вариант.

– Не понимаю. Что вы предлагаете по сути? – пытался вклиниться Рес. – Уничтожать животных, действуя в союзе с флибустьерами, или – флибустьеров, действуя в союзе с животными?

– Уничтожать всех! – горячился Клиф. – Всех одновременно!

– На одновременно сил не хватит, – удивительно трезво для его лет высказался юный Гриф. – Думаю, разумнее будет совместно с флибустьерами добивать животных – ведь это всегда наша главная задача. А уж когда победим, тогда и с пришельцами как-нибудь разберемся.

– Язон, кажется, рекомендовал заключить с ними мирный договор, – напомнил Рес.

– А тебе бы только мириться со всеми, – проворчал Керк. – Тот же Язон объяснил мне, что ни один договор с флибустьерами практического смысла не имеет. Они за деньги и родную мать и родную планету продадут. А подпись поставят под чем угодно, лишь бы украсть побольше.

– Хорошие ребята, – резюмировал Стэн. – Тогда, может, все-таки сначала их укокошим, а уж потом за зверье примемся по новой?

– Э, нет, друзья, – неожиданно вмешался Накса, не слишком разговорчивый обычно, и его стали слушать. – Куда-то вас не в ту сторону понесло. Язон привез нам сюда флибустьеров просто в качестве нового вида оружия, а вы предлагаете это оружие уничтожать. Нелепость же какая-то получается! Нам протягивают руку помощи, а мы ее кусаем, как бешеные собаки.

– Ничего себе помощь! – закричал Клиф. – Натравили на нас рогоносов…

– Да перестаньте вы обсуждать этот случай в космопорту, – начал сердиться Рес. – Причем здесь флибустьеры? А то у нас раньше такого не было! Давайте перейдем к сути.

– Вот именно! – подхватил Стэн радостно. – Пора переходить к сути. А суть знаете, в чем? Они мечтают захватить Эпицентр. Надеюсь, все помнят об этом? А вот все ли помнят, что было, когда мы бросили бомбу на Эпицентр? Это было давно. Но кажется, некоторые здесь постарше меня. А ведь тогда старый город с трудом устоял против натиска миллионов тварей. Вся эта нечисть поперла с утроенной силой. Вы этого хотите?! Флибустьеры упрямы. Они доберутся до Эпицентра. Может быть, даже погибнут там. Все до одного. Но и нам не сладко придется. Уверяю вас. И призываю прекратить авантюру, задуманную Язоном, пока не поздно.

– Можно я объясню? – робко спросил Арчи.

– Нет, – отрезал Керк.

– Но мне-то ты позволишь сказать пару слов, – снова выступил Рес.

– Говори, – буркнул Керк недовольно.

– Флибустьеры не будут уничтожать Эпицентр. Неужели вы не поняли этого. Они будут искать в нем какую-то свою святыню. Они будут пытаться найти общий язык с Эпицентром. Это же так интересно. Это поможет и нам найти ключ к решению проблемы Пирра.

– Ну конечно же, друзья! – не удержался от реплики Арчи. – Я именно это и хотел сказать. Как прекрасно, что есть пирряне, которые понимают меня.

Зря он влез. Очень зря. Именно слова Арчи стали для Керка последней каплей.

– Нет! – взревел он. – Никогда не будут инопланетники решать за нас наши проблемы. Рес, я готов терпеть когда Накса приручает чешуйчатых собак, доримов, копытных рептилий – черт с ним! Но чтобы какие-то залетные флибустьеры вели переговоры, находили, как ты говоришь, общий язык с дюжиногами и ланмарами – это уже бред. Это – выше моего понимания! Если они окажутся способны договариваться с этими морскими уродами, они же чего доброго вместе и двинутся на нас. Вы что, братцы мои, хотите вторично распрощаться с нашей родной планетой? Предлагаю закончить обсуждение и готовиться к бою. Кажется, все начальники управлений присутствуют в этом зале?

Керк оглядел помещение и вдруг заметил незнакомого человека с камерой на плече.

– Простите, господин, а вы здесь откуда? – свирепо осведомился пиррянский вождь.

– Я? – невозмутимо отреагировал человек с камерой. – Я представитель трансвещательной компании «Вечные времена».

– Кто разрешил съемку?! – взревел Керк и в три прыжка пересек зал.

– Бервик. От имени Язона. Вы сами вчера подписали соответствующие бумаги, – растерянно проговорил репортер.

– Какие бумаги?! Какой Бервик?! – Керк уже ничего не хотел понимать. – Дайте сюда камеру!

Он схватил камеру и шмякнул ее об пол.

– Никаких репортажей не будет, и я велю уничтожить все записи! Что они себе думают, эти журналисты и хозяева телевизионных каналов? Почему они считают возможным влезать в частную жизнь отдельно взятой планеты?

– Это была не запись, это была трансляция в эфир, – тихо шепнула девушка, оказавшаяся рядом с Керком. – Зря вы камеру поломали, она больших денег стоит.

Керк резко развернулся, и девушка едва-едва успела ускользнуть от огромного кулака. Только благодаря стоявшей поблизости пиррянке, которая помогла ей из чувства чисто женской солидарности.

– Проклятье! – ревел Керк. – Уберите отсюда всех инопланетников, и готовьтесь к бою. Кажется, я уже отдавал приказ. Почему никто не выполняет?!

Ситуация складывалась просто ужасная. Пирряне готовы были идти за своим вождем, но многие, буквально каждый второй, чувствовали, что он не прав.

Сигнал аварийного вызова стал настоящим избавлением для всех.

– Флибустьеры начали атаку сразу со всех точек, – сообщил капитан Дорф с «Арго». – Сто двадцать шесть кораблей уже приземлилось на поверхность нашей планеты. И они еще продолжают десантирование.

– Почему?! – ошарашено спросил Керк.

– Потому что так показывают мои приборы, – тупо ответил Дорф.

– Проклятье! – еще раз повторил Керк, но теперь уже почти шепотом. – Почему же Язон ничего не сообщил нам? Он говорил, что массированное наступление начнется лишь через два дня. Стэн! Как мне связаться с этим Бервиком? Он хвастался, что может найти Язона в любой момент. Пусть ищет, или пусть хотя бы объяснит, что происходит.

– Хорошо, Керк, сейчас я займусь этим Бервиком, – сказал Стэн. – Ты только ответь мне: мы должны по-прежнему охранять Эпицентр техническими средствами? Или можно убрать оттуда охранного робота, которого Миди называет «огнедышащим драконом»? Он может пригодиться на других объектах?

Керк задумался надолго. Целую минуту молчал, не меньше, а потом сказал:

– Не знаю. Правда не знаю. Спроси лучше у Реса. Пусть он решает.

Вот это было сильно! Это было, пожалуй, посильнее, чем тот самый первый шаг навстречу, когда много лет назад по инициативе Язона жестянщики и корчевщики впервые сумели увидеть друг в друге людей, и Рес протянул руку Керку, а тот пожал ее.

И теперь Арчи Стовер, зажимая рот левой ладонью, чтобы еще раз чего-нибудь лишнего не брякнуть, поднял правую руку большим пальцем вверх – для всех, кто мог понять смысл этого торжественного и радостного жеста.

Глава 13

Лютая, но короткая зима северного полушария Пирра сменилась бурной весной с ее шумными потоками талой воды, жидкой грязью на лугах и лесных прогалинах, со стремительно вылезающими из земли хищными стеблями, с набухающими на них почками и распускающимися цветами, источающими всевозможные яды, с тучами проснувшихся голодных насекомых. И особо многочисленны становились по весне перемещения птичьих стай и кочующих в поисках пищи зверей разных видов, сбивающихся в дружные агрессивные группы. Отследить основные очаги биологической активности было весьма несложно в такой обстановке, но вот предусмотреть возможные формы ее проявления…

Наивный Морган думал, что изучил практически все феномены пиррянской природы. Как жестоко он ошибался, стало ясно уже через несколько часов после начала большого штурма, то есть операции «Смерть Миру». Но именно к этому времени остановить процесс или хотя бы замедлить его уже не представлялось возможным.

Двенадцать мощных крейсеров, пятьдесят девять канонерок среднего класса и семьдесят два легких десантных бота приземлились одновременно в ста сорока трех точках планеты, обладавших как раз наиболее высокой концентрацией ненависти местных организмов. Стоит ли говорить что внезапная агрессия пиратов вызвала мощнейшую волну ответной биологической активности, от которой зачастую не спасали ни скафандры высшей защиты, ни шквальный огонь плазменных орудий, ни всевозможные генераторы излучений. А были и такие случаи, когда не защищала даже броня космических кораблей.

В биосфере Пирра нашлись виды животных, способных прогрызать металл и пластик, растворять все живое и неживое в едкой слюне и супередком желудочном соке, проникать жалящими отростками в микроскопические щели, взрываться наподобие вакуумных бомб, облеплять огромной массой и обездвиживать не только отдельных бойцов, но и целые бронемобили, космические шлюпки, танки.

Генри Морган, оставшийся на орбите со своим флагманским кораблем, наблюдал за битвой, глядя на огромный обзорный полиэкран, разделенный сейчас на шестьдесят четыре сектора – уж больно хотелось видеть все, но дробить изображение на более мелкие фрагменты не имело смысла. Заприметив что-нибудь особенно важное, главный флибустьер перемещал укрупненную картинку в центр и пытался разобраться в происходящем.

Иногда это было совсем не просто. Ведь во многих местах творилось такое, что нормальному (и даже не очень нормальному человеку) в кошмарном сне не приснится.

Вот перед развернувшимся цепью отрядом неожиданно вздыбилась земля, и оттуда, по змеиному изгибаясь, полезло нечто циклопических размеров – ну просто сказочный дракон, покрытый блестящий чешуей и мерзкими шевелящимися отростками. Затем от выстрелов нападавших кожа лопалась, и становилось видно, что это и не кожа вовсе, а скорее кора. Да, это огромные древесные корни, но только полые внутри. Боже! Чем они набиты! Несметные полчища зубастых, скользких, ядовитых тварей, какие-то игольчатые крысоящерицы, шипастые черви с оскаленными кошачьими мордами…

Вот другие неведомые организмы выгрызли под землей огромную полость, да так хитро, подлецы, что пока просто люди по поляне бежали – ничего, почва держала их, а вот когда техника пошла, все разом провалились. К тому же полость эта, наверно, еще и болотным газом была наполнена. Хватило одной искры от удара металла о металл, чтобы все вспыхнуло. А потом и топливные баки рванули. Немного осталось живых в этакой каше…

Вот стаи шипокрылов и когтистых ястребов, собираются дружно в фантастически огромную черную тучу и начинают кружить над расположением одного из отрядов. Не нападают, просто кружат. Но что это? Скорость их движения все выше и выше радиус поворота все меньше и меньше, туча постепенно превращается в гигантский шевелящийся столб, в живой смерч. Мощнейший поток воздуха отрывает от земли, поднимает, закручивает уже не только бойцов, беспорядочно стреляющих во все стороны из-за полной потери ориентации, но и станковые орудия, бронемобили, наконец, энергия смерча достигает максимальной величины, и в его воронку попадает даже крейсер, не успевший, как видно, включить двигатели. Весь этот ужас медленно смещается к морю, чтобы в итоге там, в километре от берега, рассыпаться над водой и острыми рифами. А из бурлящих волн спешат, выныривают навстречу долгожданной добыче уже водоплавающие голодные твари…

Вот ожившие деревья начинают душить людей и препятствовать продвижению техники. Все трещит, скрипит, рвется, лопается: металл и древесина, пластик и упругие стебли, тугие листья и человеческая плоть…

Вот сонмища крупных насекомых с острейшими лапами, жвалами, клешнями и саблевидными хвостами принимают на себя удары из всех видов лазерного, разрывного, плазменного оружия, а из-под этой «дымовой» завесы выскакивают жуткие, свирепые, неостановимые рогоносы, не зря их прозвали еще и рогатыми дьяволами…

Вот огромные безобразного вида гигантские лягушки втягивают жадными ртами самые страшные, самые быстродействующие яды – примененные против них боевые отравляющие вещества. Работают зверюги, как промышленные насосы – флибустьеры так и прозовут их жабососами. Наконец, надуваются до максимума, захлопывают пасть и замирают, точнее умирают, превращаясь в настоящие химические бомбы. Одно неловкое движение рядом с таким пузырем – и жабосос разлетается, а наитвердейшие осколки его шкуры обладают свойством разрывать скафандры и даже иногда пробивать триплексы боевой техники.

И чем дольше Морган смотрел, тем яснее видел, что здесь они имеют дело не просто с агрессивной биосферой, здесь они имеют дело с неким коллективным разумом. Каждая тварь сама по себе тупа, как муравей или трутень, но все вместе они творят чудеса.

Как же все-таки эти загадочные пирряне управляют своими монстрами? Кто там сидит у них в Эпицентре? С какими еще уродами придется в итоге воевать? И какое они имеют отношение к звездолету «Овен» и к тайне бессмертия?

Морган очень хотел поговорить с Язоном об этом и еще о многом другом, но пока было некогда. Вот если выдастся свободная минутка…

А сейчас он не просто вел наблюдение за битвой, он руководил ею, он отдавал приказы, подправлял ошибки своих бойцов, делал выводы. Он будто и сам участвовал в сражении.

И расчет Моргана в принципе оказался верным. Все смертоносные силы планеты были сейчас грамотно растянуты на полторы сотни разных мест, весьма далеких от Эпицентра.

А «Конкистадор» кружил над океаном, постепенно снижаясь и методично нанося лучевые удары по точкам, образующим в итоге концентрические кольца вокруг заветного места. Флагманский корабль уже вошел в атмосферу и теперь медленно курсировал от побережья к Эпицентру и обратно, с каждом разом все сильнее приближаясь к поверхности воды. Управляли кораблем Ховард и Мета, Язон следил за происходящим по изображению на фронтальном экране в капитанской рубке, куда в принципе можно было транслировать репортажи со всех других мест, как и на обзорный экран. Но сейчас он следил именно за Эпицентром, с удивлением отмечая картину, прямо противоположную ранее наблюдавшейся. Чем ближе к магической точке, тем меньше было хищных тварей в океане. То ли не чувствовали они приближение врага с такой высоты, то ли действительно все силы переключили на жестокие бои на периферии. В конце концов, не бесконечное же количество зверья способен породить даже столь уникальный феномен, как Мир Смерти! А если так, то хитрый Морган близок к своей пирровой победе. Но он не торопился, он подбирался к цели медленно-медленно, и выжидал наилучшего момента, как будто точно знал, когда именно таковой наступит.

Сцены смертоубийства одна ужаснее другой разворачивались на всех шестидесяти четырех экранах. Но Морган больше не переживал из-за потерь, первая легкая паника миновала. Теперь в центральном укрупненном секторе экрана у него тоже постоянно маячил Эпицентр.

– Сообщите количество жертв на данный момент, – попросил капитан, не обращаясь ни к кому конкретно.

Вопрос прозвучал прямо по громкой связи. Ведь на борту флагмана осталось не больше сорока человек – все свои, самые надежные, проверенные. Для них любая информация могла считаться открытой.

Откликнулся Миссон:

– Число погибших превысило тысячу человек. Точных сведений представить невозможно. Цифра меняется каждую секунду. Раненых меньше сотни. Их очень трудно эвакуировать с поля боя. Сам понимаешь, Генри, тут закон джунглей: звери не лечат своих раненых.

– Хорошо, – ответил Морган (хотя чего уж тут было хорошего?). – Направь техническое подкрепление отряду Мадам Цин. Они хорошо наступают. Так пусть не останавливаются на достигнутом.

Потом Морган связался с Ричардом Скоттом, группа которого продвигалась сквозь джунгли еще успешнее. Флибустьеры этого звена, не теряя скорости, сжигали на своем пути все живое. Скотт и компания от самого корабля двигались, забравшись внутрь маленьких индивидуальных или двухместных скуттеров на магнитной подушке, использующих в качестве оружия нападения так называемые аппараты локальной аннигиляции сферического действия. Глупые пиррянские твари собирались, сбегались, сползались огромными стаями на продвигавшуюся клином эскадрилью невиданных машин. Животные летели, как бабочки на пламя свечи и мгновенно превращались в серый пепел и черную сажу, не найдя за что укусить и к чему присосаться. А растения сгорали в этом адском пламени еще быстрее. И что особо ценно, сквозь остававшуюся позади группы Скотта раскаленную стекловидную корку не могли пробиться ни живые корни, ни насекомые, ни самые отчаянные грызуны с едкой слюной.

Локальные аннигиляторы были новым секретным оружием флибустьеров, которое Миссон сам придумал, сам довел до совершенства и приберегал на крайний случай, а до поры не показывал никому. Язон и Мета тоже впервые увидали подобную штуку в действии, и пиррянка, конечно, не могла оторвать сверкающих восторгом глаз от этого зрелища.

– Миссон, – спросила она по интеркому, – почему вы раньше не показывали мне этого оружия?

– Приказа не было, – вяло откликнулся изобретатель орудий смерти.

А Морган услышал эти переговоры и пообещал, дурашливо переходя на «вы»:

– Вот победим, и я подарю вам такой скуттер, мэм. Будете утюжить любые богатые биологическими видами планеты.

Потом он обратился к Скотту:

– Дик, ты слышишь меня?

– Да, сэр.

– Не пора ли остановиться, и оценить результат, прикрывшись защитным полем.

– Нет, сэр, Я не привык останавливаться, когда атакую.

– Ты забываешь, Дик, это же не люди. Это безмозглые твари, плодящиеся с чудовищной скоростью. Если их станет еще больше, у тебя не хватит энергии. А я не смогу поддержать тебя направленным лучом с «Конкистодора», потому что ты сейчас находишься вне зоны прямой видимости. И потом, ты что, забыл, сколько все это стоит?!

Скотт молчал, и Морган переспросил раздраженно:

– Эй, ты меня понял, Дик?

– Честно говоря, сэр, не до конца, – простодушно ответил Скотт. – Я не смогу остановиться, и никого остановить не смогу. Мои ребята увлеклись, они получают удовольствие. Знаешь, мы тут посчитали, должны благополучно дойти до моря, а как только джунгли кончатся расход энергии резко упадет. Еще немножко, сэр, и мы перебьем их всех.

Похоже было, что Скотт искренне надеялся силами одного отряда перебить всех пиррянских тварей вообще. Это было трогательно, но более, чем глупо.

Морган отключился и вернулся к своим проблемам над Эпицентром.

Неожиданно в поле зрения следящих приборов флагманского корабля показался небольшой объект, повисший в удивительной близости от рассчитанной Миссоном точки Эпицентра и буквально над самой водой.

– Язон, это что? – встревожено спросил Морган. – У них такая охрана? Будем сбивать немедленно?

– Упаси Господь, Генри! – одернул его Язон своей дежурной фразой. – Это же один из моих хроникеров.

– И что, он попадет в Эпицентр раньше нас? – полюбопытствовал Морган вроде как в шутку, но с ноткой обиды в голосе.

– Ну, нет! – засмеялся Язон. – Просто он хочет запечатлеть этот торжественный момент. Я все собираюсь пояснить тебе, Генри: лучшие из картинок, которые ты сейчас наблюдаешь, снимаются именно моими хроникерами. Твои любительские камеры, ну те, что встроены в боевые машины, никогда не дали бы такого полного представления о битве.

– Ты хочешь сказать, Язон, что твоих хроникеров на планете уже не шесть человек, а гораздо больше.

– Ну, конечно, Генри, их почти сто. Они хотят снять для истории все, а наша операция стала очень масштабной. Это и был мой сюрприз тебе. Помнишь, я улетал вчера с корабля ненадолго?

Морган пока еще верил Язону. Если б не верил, просто не отпустил бы накануне в космос. Он давно уже считал Язона настоящим союзником, воюющим вместе с флибустьерами на взаимовыгодных условиях. Именно так! Не о теплых же чувствах друг к другу рассуждать – только о выгоде. Они оба понимали в этом толк. Однако сейчас эта новая информация почему-то вдруг очень не понравилась Навигатору. Ничего себе сюрприз! Что-то поистине кощунственное виделось в этом немереном количестве хроникеров. Он, Генри Морган тысячами теряет своих людей, гробит доблестную, лучшую в Галактике армию во славу великой победы и грядущего могущества, а эти, с позволения сказать, герои, не испытывая ни толики сочувствия к людям, вступившим в единоборство с дикой природой, лезут повсюду, ни в кого не стреляют и рискуют жизнью просто ради каких-то дисков с записями! Моргана оскорбляло это. Под взглядами наглых, любопытных камер вся битва превращалась во что-то карикатурное. Кредит доверия к посланцам богов иссякал.

Но, к счастью для Язона, Моргану и об этом размышлять было некогда. Ведь теперь надлежало срочно опускаться к поверхности океана. Опускаться, пока там, над водою так заманчиво тихо.

А Язон почувствовал настроение Моргана и злорадно подумал: «Ах, если б ты еще знал, как обстоит дело в действительности! Тебя, наверно, задевает, что кто-то в будущем станет любоваться смертью флибустьеров, а возможно, даже потешаться над их неудачами. Меж тем на сотнях обитаемых миров уже сейчас, именно сейчас, в прямом эфире миллиарды людей следят за ходом пиррянского армагеддона. И не только с удовольствием, не только со смехом, но и, что главное, с азартом, с огромным азартом!»

Планета Мэхаута. В старейшем и знаменитейшем казино «Туманность» было не протолкнуться. Причем никто не играл в карты, никто не бросал кости, и даже большое колесо рулетки стояло в неподвижности вот уже много часов. Взгляды всех посетителей были прикованы только к экранам. Ну, какой настоящий игрок упустит шанс сделать ставку в суперигре? Подобные сцены они видели до сих пор, лишь пялясь по вечерам в полушария домашнего видео и лениво поругивая тупоумных создателей завиральных сюжетов, а также слабое техническое исполнение спецэффектов, нелепо выбранное для съемок место, бездарную работу зажравшихся актеров… Теперь – все было по-настоящему. В это даже с трудом верилось, но там на далеком Пирре, сегодня, в данную минуту рекою лилась человечья кровь и миллионами падали замертво жуткие мутанты, порожденные взбесившейся флорой и фауной.

Да, туда не пускали обыкновенных зевак. Ведь даже один любитель поглазеть на живой кошмарик вблизи, рисковал нарушить естественный ход событий, оказавшись ни ко времени где-нибудь в самом пекле. Другое дело – журналисты. Эти предоставляли каждому зрителю счастливую возможность чувствовать себя почти на поле битвы. А уж состоятельные граждане, уютно развалившиеся в креслах казино с сигарами и бокалами вина, ощущали себя участниками сражений на полном серьезе. Ведь там сгорали, возрождались из пепла и вновь сгорали их деньги! А за деньги, если они большие, переживаешь порою сильнее, чем за собственную жизнь.

Луссуозо. Здешний народец всегда славился спокойным нравом и удивительной невозмутимостью. Да, они тоже вложили деньги в игру, они тоже не выключали телевизоров и наблюдали за последним таймом беспрецедентного матча «Джемейка – Пирр». Но никакие события в иных мирах не способны были оторвать от приятных занятий аборигенов Луссуозо и гостей этой роскошной планеты. Знаменитые центры омолаживания, рестораны, бары, шоу-клубы, казино, пляжи, массажные салоны, тренажерные залы, гоночные трассы для атомоциклов – все работало в обычном ритме. Конечно, отдыхающие, развлекающиеся, обслуживающий персонал и даже полиция не забывали то и дело поглядывать на экраны. Ведь люди тут были все сплошь богатые и ставки во «Вселенском тотализаторе» сделали крупные. Однако сама атмосфера планеты не способствовала нервотрепке, ажиотажу, накалу страстей. Здесь неспешно обменивались мнениями о возможной гибели целой цивилизации между двумя бокалами пива или двумя шарами в кегельбане. Здесь подсчитывали количество погибших флибустьеров, бултыхаясь в прохладном бассейне после сауны, и любовались крупными планами кровавых поединков, одновременно косясь вторым глазом на ипподром, где соревновались копытные звери с разных планет.

Зунбар. На этой очень деловой планете не наблюдалось массового увлечения «Вселенским тотализатором». Однако в одном из самых высоких и роскошных домов столичного города Джунтауна, в «Медикал Трейд Билдинг» никто в этот день не работал. Всем, от членов Совета директоров до самых мелких клерков и секретарш разрешили оставить свои дела вплоть до окончания заключительного репортажа с планеты Пирр. И было уже ясно, что дело идет к концу: силы обеих сторон иссякали. Вот только нельзя было понять, кто же берет верх.

Все сотрудники «Медикал Трейд» отлично знали какое важное значение имеет эта битва для их хозяина, а значит, и для них тоже. В случае выигрыша во «Вселенском тотализаторе» общий капитал фирмы должен был возрасти чуть ли не на десять процентов, а это сулило всем ее работникам существенное увеличение окладов, не говоря уже о том, что многие на свой страх и риск сделали личные ставки. И, разумеется, из чувства солидарности поддержали экстравагантное мнение владельца «Медикал Трейд» Рональда Сейна – все они болели за Мир Смерти.

Долли вместе с Робсом сидела в кабинете отца, и поскольку показывали как раз триумфальное продвижение к морю Ричарда Скотта, она занервничала и спросила:

– Пап, а как ты думаешь, они действительно победят?

– Ну, конечно, девочка моя, – уверенно ответил Сейн с доброй улыбкой.

Но и уверенность эта и улыбка были вымученными. Кого он хотел перехитрить? Ему не удалось обмануть даже самого себя. Почувствовав фальшь в собственном голосе, Рональд решил перехватить инициативу в разговоре:

– Ну а тебе-то самой интуиция что подсказывает?

– Интуиция мне подсказывает, – печально проговорила Долли, – что ты сам ни в чем не уверен. А про Пирр… Честное слово, не знаю, пап. Мысли читать и заглядывать в будущее – это совсем не одно и то же. Язон вот звонил вчера и уверял, что все идет по плану. А сегодня я пообщалась с Миди – так она просто в панике. У пиррян дела ужасно плохи. Нервы на пределе. Они все рвутся в бой и могут просто не утерпеть. И тогда они разрушат замысел Язона. Миди из последних сил удерживает их от рокового шага.

– Не понял, – сказал Сейн. – Каким образом она их удерживает?

– Ну, ты что, пап, она же, как и я, умеет внушать. Арчи все мечтает использовать ее энергию для приручения животных, как это спокон веку делали на Пирре говоруны. А ведь биополе Миди мощнее чем у всех говорунов Мира Смерти вместе взятых. И видишь, на что приходится растрачивать ее талант!

– Вот оно как, – только и сказал Сейн.

А тут Робс, не удержавшись, воскликнул:

– Нет, вы только посмотрите, что делается!

Группа Скотта, успешно достигшая побережья побросала свои скуттеры и, грамотно выставив боевое охранение вдоль опушки надвое рассеченных джунглей, устроила буквально пляски на берегу. Пираты торжествовали, оглядываясь на прямую широкую и блестящую как зунбарский хайвей дорогу, оставшуюся после них. Солидные, взрослые мужчины скакали, как мальчишки, обнимали друг друга, валялись на песке, прямо в одежде купались в полосе прибоя, а изредка появлявшихся птиц и морских животных, проявлявших неуместную агрессию, уничтожали, даже не подымая пистолетов – просто лихо рубили саблями.

И Рональд Сейн вдруг сказал (на этот раз мрачно, но зато с глубокой внутренней убежденностью):

– Ни черта у них не получится! Вот перебьют всех зверей, тут их пирряне и перестреляют. Пирряне не простят им этого.

Последняя мысль была несколько парадоксальной, но он вдруг явственно, в подробностях, будто это уже случилось, представил себе, как могучие, непобедимые пирряне в упор расстреливают ненавистных ему бандитов. С такой пронзительной четкостью увидал мысленным взором эту сцену, что буквально задохнулся от радостного предвкушения. Он хотел их крови, он мечтал видеть их муки. Да, он знал, что это – нехорошо, что таких чувств вообще не должно быть в жизни… Но разве можно строго судить человека, у которого всего-то месяц назад зверски убили всю семью, а единственная оставшаяся в живых дочурка уцелела по чистой случайности?

– Язон не позволит им улететь со своей планеты, – добавил Сейн зачем-то.

– Я тоже так считаю, – сказал Робс.

Фактически усыновленный Сейном, он сразу перестал считать себя пиратом. А папаша, если честно, ради единственной любимой дочки готов был приютить хоть крокодила. Да и в общем-то Робс уже начинал ему нравиться.

И в этот момент, словно по заказу зунбарских зрителей, картинка на экране сменилась, и теперь можно было с удовольствием лицезреть, как последних бойцов одного из самых многочисленных подразделений – отряда Паоло Караччоли меланхолично дожевывают мохнатые копытные рептилии, так и не сдавшие своих позиций на обширных болотах Юго-восточного архипелага.

Кассилия. Роджер Уэйн использовал для наиболее полного контроля за быстро меняющейся ситуацией огромный полиэкран, примерно такой же, как у Моргана. Причем, на него выводились не только кадры из различных регионов планеты Пирр, охваченных пламенем войны, но и важнейшие точки его собственной планеты: Первая государственная биржа, крупнейшие банки, несколько ведущих заводов, казино «Кассилия», теперь уже полностью восстановленное, космопорт Диго…

Уэйн переводил взгляд с одного на другое и должен был признать, что в сущности ему очень нравится все происходящее. Привыкший с младых ногтей быть уверенным в себе, он и сейчас не сомневался в собственной окончательной победе. Да, он слегка бледнел, когда сразу на десятке экранов мерзкие твари брали верх над людьми. Но и только – подобный страх щекотал нервы, даже приятно. А бледность… Что ж, бледнеют именно уверенные в себе люди. Неуверенные – краснеют.

«Род, – говорил он себе, – ты поставил на флибустьеров, значит, флибустьеры и выиграют. Иначе просто не может быть. Ведь тебе всегда везло, Род. Без этого ты не стал бы тем, кем стал. Ну а чем больше жертв среди пиратов, тем лучше. Уж это-то элементарно! Морган, потерявший армию, перестанет выделываться, перестанет запугивать всех в Галактике, а поползет на коленях просить денег для новых проектов и авантюр. И к кому он приползет, как тыдумаешь? Ну, конечно, к тебе, Род!»

Роджер Уэйн иногда очень любил поговорить с Роджером Уэйном. Можно мысленно, а можно и вслух. Это успокаивало и укрепляло чувство самоуважения.

– Чанк! – вызвал он своего заместителя. – Подумай, пожалуйста, о транспорте.

– О каком транспорте, шеф?

– Для денег, Чанк. Вся эта заваруха на Пирре скоро уже закончится. И принесет нам большие барыши. Весьма многие из уважаемых мною коллег и контрагентов делали свои ставки посредством долговых расписок, а теперь – уж я-то их знаю! – скорее всего будут расплачиваться наличными. Так вот, Чанк, надо прикинуть, на чем вести всю эту прорву денег, куда складывать и как обеспечить безопасность.

– Хорошо, шеф, мы все это продумаем.

– Приступайте. У вас не так много времени.

Как он любил отдавать подобные приказы! С этакой эффектной небрежностью и ленцой. Как он любил себя и свои неизменно успешные операции!

И только одно торчало в мозгу Уэйна маленькой, но очень неприятной занозой – присутствие Язона динАльта на борту флагманского корабля эскадры Моргана. Банкир и фактический хозяин одной из богатейших планет, знающий и понимающий много больше среднего человека в Галактике, он не взялся бы объяснить, что именно насторожило его сейчас, но… Уэйн тоже был в своем роде игрок и чуял особым чутьем профессионала: Язон перехитрит его. Когда? Как? Что еще произойдет? Что можно успеть сделать? Он не знал. И сейчас просто ждал результата, любуясь масштабным смертоубийством на Пирре и радуясь успехам обеих сторон. Да, именно так – обеих.

Дархан. На соседней с Кассилией планете, как известно, азартные игры были запрещены. Но адепты Единого Бога Гхахаба – правильные дарханцы тоже следили за происходящим на дальнем конце галактики. Им пиррянские события подавалось просто в виде последних известий. «Чуточку многовато крови в этаком зрелище, но что поделать, потерпите, братья, – разъясняли священники. – Видите, как плохо живут неправильные, смотрите и запоминайте. На это можно, даже нужно смотреть. Собственно, когда убивают неправильных, не такой уж это и грех, братья!»

Ну а урановые короли Дархана, конечно, послали своих эмиссаров на Кассилию и под чужими фамилиями вложили немалые суммы во «Вселенский тотализатор». У кого много денежек, тому любой бог в любые века прощал нарушения запретов и даже неверие.

Радом. Один из самых знатных граждан планеты, авторитет первого ранга Гроншик тоже не дурак был покрутить колесо фортуны, испытать судьбу в большой игре. О том, на кого ставить, узнавал он лично у Роджера Уэйна, так что поставил на кого надо. Вот только теперь, глядя в экран, где полчища голодных шипокрылов доклевывали слабо шевелящиеся тела его друзей пиратов, разбросанные по залитой кровью траве, Гроншик затосковал. Нет, не о потерянных миллионах – в первую очередь он думал все-таки о главаре флибустьеров, с которым так хорошо работалось.

«Зря ты полез туда, братуха! – мысленно укорял радомец Генри Моргана. – Ой, чует мое сердце, зря! Даже если тебя и не замочат, не бывать тебе прежним, не бывать… А какой был поставщик! Какой покупатель! Всегда оптом, оптом. А какую подпорку со спины обеспечивал! – убивался и страдал Гроншик. – Эх, не надо было мне при последней встрече забирать обратно символ удачи. Он же тебе нужнее был, гори они в дюзах, эти наши традиции!..»

И наконец, Клианда. Там произошел самый удивительный случай, рассказ о котором облетел все видеопрограммы Галактики. Один таксист, поставивший себе видеоэкран прямо на приборный щиток, так увлекся ходом пиррянского сражения, что практически перестал следить за дорогой.

– Вы только поглядите, мэм, – восхищенно тараторил он голосом бейсбольного комментатора, – вы только поглядите, как они ему врезали!

– Кому? – не поняла пассажирка, и этот ее вопрос оказался роковым.

– Да вот же, мэм, видите?.. – начал было таксист.

Но она уже ничего не видела кроме стремительно приближающегося фонарного столба.

– Эй, – закричала испуганная женщина. – А вы-то видите, куда едете?!

Вопрос был резонный, но несколько запоздавший. Избежать столкновения не удалось. Впрочем системы безопасности сработали идеально: пассажирское сидение тут же катапультировало, в полете превратилось в стандартную обволакивающую подушку, и в итоге дама отделалась легким испугом, даже синяков у нее не было. А вот водителю не повезло. Переломившаяся пополам мачта уличного освещения, накрыла нуклеомобиль аккурат по оси его сидения. В общем от несчастного таксиста мало чего хорошего осталось.

Это была первая жертва пиррянской войны, которую смерть настигла за тысячи парсеков от места событий.

Язон всегда отличался богатой фантазией, и, еще не зная, кто, где и как реагирует на вершащийся здесь армагеддон, он легко представлял себе десятки планет на которых бывал, и очень разных людей, очень одинаково прилипших сейчас к экранам. Представлял и думал, что при всей иезуитской изощренности придуманного им наказания флибустьеры подобного заслужили. Убивающие профессионально, убивающие безжалостно, убивающие с радостью достойны того, чтобы теперь другие не ведали жалости к ним и профессионально радовались их смерти.

Глава 14

А накануне Язон и впрямь покидал «Конкистадор» с тайной целью. Конечно, не ради общения с «хроникерами». Карт-бланш журналистам был выдан давно, и количество видеооператоров и телекомментаторов никак не оговаривалось в этом контракте. Язон же вылетал в космос, чтобы, уйдя из зоны радиоперехвата, спокойно выйти на связь с Керком.

Пока не началась операция «Смерть миру», он мечтал, конечно, обо многих дерзких поступках, но так и не рискнул совершить ни одного шага, могущего вызвать подозрение. Боялся произнести хоть слово лишнее. Ведь главное – не спугнуть флибустьеров! А вот когда процесс пошел, с каждой минутой становилось все яснее, что повернуть его вспять уже невозможно. Такие люди, как Ричард Скотт, были тому надежной порукой. А такая планета, как Пирр, могла затянуть в бесконечную войну, словно в трясину, даже людей, гораздо менее увлекающихся кровавыми драками и жаркой стрельбой.

Не прошло и получаса от высадки десанта, а он уже не беспокоился за срыв мероприятия, и внаглую объявил Генри Моргану, что ему надо ненадолго отлучиться в космос для важного и сугубо конфиденциального сеанса связи. Ну, допустим, назначить свидание любовнице тайком от Меты. Язон готов был услышать в ответ суровое:«Ни за что!» Или даже могла возникнуть необходимость уворачиваться от сабли, сверкающей в руках разъяренного капитана. Наконец, будучи отпущен, он рисковал обнаружить за собою погоню.

Но ничего из этого не произошло. Степень доверия Моргана к Язону достигла наивысшей точки именно в момент начала штурма. А к тому же он собирался улетать с «Конкистадора» действительно без Меты, а внимательный и неглупый Морган уже достаточно хорошо понял, как они относятся друг к другу на самом деле. Ясно же, что никуда он один не денется.

В общем, сеанс связи состоялся почти вовремя и в идеальных условиях. На случай печального исхода этой авантюры Язон предупредил Мету о необходимости бежать за ним следом, тем более, что в обстановке непрерывно продолжающегося десантирования с борта флагмана на планету всевозможных кораблей и корабликов боевого назначения удрать – ну, совершенно ничего не стоило.

И все же, к счастью, делать этого не пришлось.

А Керк рвал и метал. Язон насилу сумел объяснить ему, почему, пришлось начать штурм двумя днями раньше и без предупреждения. Затем он долго упрашивал старого пиррянского вождя не провоцировать боевых действий в районе города и космопорта, А наоборот вывести максимум кораблей с бойцами на орбиту. Оставшимся же на планете Язон рекомендовал уйти в тихие районы джунглей, в районы малых фермерских поселений или в подземные кварталы Открытого. Вокруг Эпицентра он советовал снять всю охрану и с удовлетворением узнал, что такое решение уже принято и даже выполнено. И наконец скоростной десантный бот с «Арго» должен был находиться в полной готовности к экстренной посадке прямо на воду и непосредственно рядом с Эпицентром, если возникнет необходимость. Они даже договорились, какой условный сигнал выстрелами подает Язон, когда сочтет нужным. Дело-то принимало очень серьезный оборот и до радиопереговоров руки могли уже больше не дойти.

Вот такой произошел разговор с Керком в день начавшегося армагеддона, как полюбил называть это сражение Язон.

А потом незаметно как-то прошло полсуток, и теперь они наблюдали страшную резню на всех экранах и отважную репортерскую лодочку над океаном, и тихий, ненормально тихий Эпицентр.

Язон и сам не представлял, что они смогут увидеть там, если действительно спустят десант и нырнут под воду.

Много лет назад перед его глазами предстала в виде инфракрасной картинки, транслируемой в эфир за несколько секунд до гибели в ядерном пожаре, загадочная пещера без потолка и стен, где шевелились немыслимо гигантские… растения – не растения, животные – не животные… твари. Лучше всего он помнил дикую боль, вызываемую волнами ненависти, исходящими от этих организмов (Устройств? Механизмов? Богов? Иновселенских существ? А может, просто эфемерных сгустков чьего-то болезненного воображения?)

Казалось, тогда сгорело все. Но Эпицентр остался. Они имели возможность убедиться в этом и сразу после, когда озверевшие мутанты едва не смели город с лица планеты; и годы спустя, когда уже на трезвую голову вместе с постарешим и остепенившимся Бруччо, вместе с молодым и горячим Арчи, рвущимся в бой, но только бой мирный, чисто научный, они ставили здесь масштабные эксперименты.

Эпицентр, утопленный в океане продолжал существовать и не подпускал к себе. Никого. Никогда. Ни разу.

Неужели сейчас что-то переменилось? Неужели Морган станет первым? Неужели жестокий и грубый бандит в своем примитивном подходе к природе Пирра оказался более прав, чем многие из ученых, пытавшиеся исследовать экологию планеты все эти годы? А ведь и такое возможно! Посмотришь на экраны – и невольно призадумаешься. Чем тупее и злее командиры звеньев, тем успешнее продвижение по Миру Смерти.

Вот Ричард Скотт, вышедший к морю и бодро двинувшийся дальше. И энергия у него не кончается, будто он ее сам откуда-то из-под земли черпает. А вот Мадам Цин продолжает громить меднозубых кайманов и прочих копытных и крылатых рептилий, постепено захватывая плацдарм в пойме крупнейшей пиррянской реки…

Следить за всей планетой у обзорного экрана в большой зале Морган отправил Ховарда, а сам вернулся в рубку к Язону и Мете, чтобы лично управлять кораблем и, ни на что не отвлекаясь, максимально сосредоточиться на Эпицентре. Это было уже серьезно. Они подобрались, как никогда, близко к цели, и Язон невольно задал себе вопрос: «Повторится ли тот старый сценарий? Или им все-таки предстоит сегодня сделать великое открытие?»

Могучий «Конкистадор» висел над океаном, едва не окуная брюхо в воду. Корабль использовал всю мощь своих электромагнитных генераторов и был готов в любую секунду уйти от неизвестной опасности в стратосферу на так называемом тихом ходу, то есть на гравитонной тяге. Ускорение-то при этом возникает форсажное, а вот никакого пламени радиоактивного из дюз не вырывается. Нельзя было тут устраивать еще один ядерный взрыв или даже легкое подобие его. Язон отлично это понимал. А Моргану объяснил доходчиво, что взрывая и сжигая все вокруг себя, они рискуют уничтожить то самое главное, ради чего и летели в этакую даль, ради чего и положили столько народу на этой чертовой планете. Потому и атаковать возможного врага предполагалось лишь с помощью оружия сугубо локального действия. А применение наиболее мощных средств Морган сам, лично категорически запретил.

Две минуты провисели они над водой, пять, восемь… Что ж, пора готовиться к выходу на поверхность и погружению. Для начала решили попробовать батискаф, оснащенный локальными аннигиляторами, а дальше, если и он не пройдет между тесно столпившимися рифами, добровольцы полезут в одних скафандрах. Кто исполнит роль этих «добровольцев», поименно и вслух пока не произносилось. А на погружение в батискафе претендовали лично Морган, Миссон, Ховард, ну и конечно, Мета с Язоном. Куда ж им было деваться от такого счастья?

Но счастье не привалило. Привалило кое-что другое.

Из океана вдруг начало подниматься нечто настолько огромное, что даже Морган, уже слегка изучивший структуру морского дна в этом месте отказывался понимать, где оно там могло помещаться. Чувство ирреальной жути, захлестнуло всех, кто смотрел на фронтальный экран флагманского корабля. А журналисты, продолжавшие передавать картинку в эфир, не побросали этого занятия, как они потом объяснили, лишь потому, что судорога страха свела им конечности и не позволила ни копку нажать, ни педаль вдавить.

Язон в ту же секунду ощутил ужасную боль под черепной коробкой и едва успел усилием воли поставить себе защитный экран. Он ожидал чего-то подобного, и перед полетом сюда заглотил лошадиную дозу ортопсироцилина – нового психогенного препарата, который не давал столь ужасных побочных действий, как обычный псироцилин. Во всяком случае, ни один медик еще не наблюдал нежелательных эффектов ни у кого из рискнувших применить суперпрепарат, усиливающий мощность биополя.

Чудовище, поднявшееся из пучины, оказалось на поверку гигантским кашалотом – метров трехсот в длину. Приборы бесстрастно свидетельствовали, что этот ночной кошмар, этот бред сумасшедшего вполне материален. А бред меж тем жил, подчиняясь собственной логике, далекой от той, к которой привыкли люди.

Циклопичесий кашалот медленно, как будто с усилием, открывал пасть. Конечно, проглотить линейный крейсер длиною почти в километр он не сможет, но перекусить его в жизненно важном месте, чего доброго, попытается. Однако и стрелять по этой туше загадочного происхождения было не с руки. Свойства ее могли оказаться какими угодно. Открыть огонь из тактического оружия по этой твари – как-то несерьезно, даже смешно. А запрет на применение стратегических средств слишком глубоко засел в сознании, чтобы вот так сразу все и перестроились. Вывод как будто напрашивался сам собою: удирать пока не поздно. Но то ли упрямство, то ли гордый боевой дух, то ли простое человеческое любопытство, свойственное в той или иной мере всем присутствующим, не позволяли сделать этого движения сразу – нажать на клавишу «старт». Они чего-то ждали.

Ну, и дождались, конечно.

Кашалот, наконец, раскрыл свою пасть достаточно широко, и из пасти его… Вот это был сюрприз! Гигантский кит оказался не новым типом, а просто вместилищем всех уже известных типов пиррянских организмов. Только их оказалось необычайно много, и злоба их как будто специально копилась долгие годы в казематах плотных кожистых стенок этого кашалота, чтобы теперь выплеснуться на врага. Дюжиноги, ланмары, жабососы, гекконы, агамы, шипокрылы, игуаны, рогоносы, урченоиды, гигантские мокрицы и мохнатые черви – все эти уроды единым фронтом двинулись из чрева кашалота наружу. Они хищно разевали зубастые пасти, выбрасывали вперед клешни, жала, хоботки, когти, присоски, все это дрожало, тряслось, расползалось, и скрипело, свистело, ухало, хрюкало… Тошнотвороное зрелище. Отвратительные звуки. Спасибо еще запахи не доносились, но можно было себе представить, каковы они.

Вот тут уже тактическое оружие пришлось в самый раз. Расстрел немыслимых тварей был проведен на широкую ногу. Ведь они пытались облепить корабль. Им даже частично удалось это, однако в итоге победа осталась за «Конкистадором».

Но… Флибустьерский флагман все равно улетел от греха подальше. Слишком велико было потрясение. Моргану требовалось элементарно перевести дух, да и осмыслить случившееся казалось не лишним. Не говоря уже о том, что после смертельной схватки весь океан в округе превратился в некое подобие рвотной массы, и только у законченного параноика могло возникнуть желание нырять туда. Какой там разговор о скафандрах – даже в батискафе погружаться не хотелось!

Язон больше не жаловался на головную боль, только кровь отчаянно стучала в висках. А вот Мета вдруг схватилась за лоб, а потом начала Яростно массировать себе виски.

– Что, и тебя проняло? – спросил Язон.

– Ага, – ответила она. – Дай таблетку. Что ты там глотаешь в таких случаях?

Глава 15

– Ну, и что это было? – проговорил Морган как бы в пространство, когда они уже поднялись на околопланетную орбиту.

Но ответил все-таки Язон, изобразив полнейшую невозмутимость:

– Да, ничего особенного.

– Ты тоже так считаешь? – быстро спросил Морган у Меты.

– Не совсем, – сказала она. – Думаю, в этой туше и были собраны все последние силы аборигенов.

– Вот как. Значит теперь мы будем иметь дело с людьми. Что ж, это уже проще!

– Или сложнее, – философски заметил Язон.

– Ты хочешь сказать, что нас опять будут травить извержениями псевдовулканов? Это – чепуха, семечки! – Морган веселел на глазах. – На любой такой вулкан всегда найдется антивулкан, особенно у нашего Миссона. Кстати, с той системой он уже разобрался. Знаешь, кто встречал нас тут в прошлый раз? Охранный робот с плазменной установкой.

Язон в очередной раз уважением отметил высокую квалификацию Миссона.

– А вот на постоянно мутирующих зверей антизверей не напасешься, – продолжал Морган. – Так что, Язон, дальше будет все-таки легче. Давай-ка глянем на обзорный экран.

Морган был в таком приподнятом настроении, что в какой-то момент Язон действительно подумал, уж не побежден ли Мир Смерти. А что если и на остальных экранах сейчас полнейшая тишина? Точнее, радостные вопли флибустьеров, салют из всех видов оружия и бросаемые в воздух шляпы…

Они перешли в зал заседаний, где по-прежнему переливалось пестрыми картинками лоскутное одеяло полиэкрана, а в рубку вернулся печально задумчивый Ховард – будто полный антипод неумеренно развеселившегося Моргана – и, ни слова не говоря, переключил фронтальный экран на режим общего обзора.

И что же? Да ничего. Бои продолжались. С разной степенью интенсивности. Оценить ситуацию в деталях было трудновато: шестьдесят четыре фрагмента выглядели слишком мелкими, а на вскидку Язону показалось, что устали примерно одинаково обе стороны.

И тут запиликал сигнал срочного вызова. Мадам Цин.

Морган идентифицировал ее по цифровому коду группы и запросил компьютер выдать укрупненное изображение в центр экрана. Компьютер ответил на запрос невнятно, и капитан взревел:

– Дайте картинку!

– Да погоди ты, Генри, не ори! – ворвался в рубку полный собственного достоинства голос Мадам Цин. – Мы потеряли в бою все камеры. А ваши хваленые хроникеры элементарно потеряли нас. Не будет тебе никакой картинки. Но скоро я прилечу сама. Пока докладываю кратко. Из сорока человек личного состава в живых осталось двенадцать. Из них трое – легко ранены. Десант-бот взорвался. Если Том не починит нашу единственную шлюпку, придется тебе высылать за нами транспорт. Даю координаты.

Морган внимательно записал. В своей излюбленной архаичной манере – на клочок какой-то бумаги.

– Мы наткнулись на группу пиррян. Обыкновенных людей, не монстров. Их было четверо. Мы всех убили…

Язон бросил быстрый взгляд на Мету. Ее рука уже сжимала пистолет. Ну, а как же иначе? Однако, к счастью, Морган ничего не заметил. Не до того ему было. Язон напряг всю свою телепатическую силу, чтобы успокоить любимую. Удалось? Непонятно. Пистолет-то прыгнул в кобуру, но что ждет их дальше?

– …ты бы видел как они дерутся! Каждый уносил с собою на тот свет минимум четверых наших, даже их девчонка.

– Плевать на девчонку! Откуда они взялись? У вас там что, не осталось зверей?

– Нет, звери еще оставались, они и до сих пор тут бегают. Правда, немного. Очевидно, те пирряне были загонщиками.

– Ничего не понимаю! – воскликнул Морган. – Вы прошли по их следу?

– Да, – рапортовала Мадам Цин. – Мы набрели на защитный экран. Очень мощный, даже для глаз полупроницаемый. Скорее всего за ним скрывается какое-то поселение.

– Военная база?

– Вряд ли. Вероятнее всего, они прячут там своих детей и женщин… Извини, генри. Что ты говоришь, Том?.. Эй, Генри, Том наладил шлюпку. В ней всего пять мест, но мы втиснемся. До встречи.

– Но ты не договорила! – крикнул Морган.

– До встречи!

И связь прервалась.

– Упрямая баба, – поворчал Морган.

Потом он медленно повернулся к Язону. Тяжелый взгляд главного флибустьера не сулил ничего хорошего.

– Генри, – сказал Язон, не дожидаясь вопроса. – У меня новая идея.

– Не многовато ли нового в течение одного часа? – угрюмо осведомился Морган.

– Нормально, Генри. Это нормально. Так и должно быть. Мы выходим на финишную прямую. Они уже гибнут, значит, скоро наша победа. Дослушай меня. В Эпицентр надлежит лететь как можно скорее. Только не на этой громадине, а на звездолете «Овен». И прямо на нем погружаться. Помнишь, я рассказывал тебе о свойствах этого уникального корабля?

Морган буквально открыл рот, и, похоже, все мысли, не связанные с магическим звездолетом мигом покинули его голову, словно улетучились через образовавшееся отверстие. Расчет Язона оказался абсолютно верен. Экспромт удался. Отвлечь Моргана от размышлений о пиррянах следовало любой ценой, и Язон не ошибся в выборе темы.

И тут же выяснилось, что их слушал Миссон, сидя в своей извечной норе, называемой то лабораторией, то мастерской, то кельей. Но фактически это был параллельный пульт управления «Конкистадором». Изобретатель сразу вступил в разговор:

– Парень говорит дело. Я бы хотел поговорить с тобой прямо сейчас, Генри.

Морган поднялся тихо, без единого слова и, как сомнамбула, вперившись в одну точку, вышел из рубки.

Минуты три – безумно долгое время! – Язон и Мета, оставшись вдвоем, сидели, глядя друг на друга и молчали. Говорить о том, что их действительно мучило сейчас, разумеется, не представлялось возможным, а плести искусственную беседу из «легендированных» фраз – не было ни сил, ни желания.

Потом, шумно ругаясь, влетела Мадам Цин. В окровавленном комбинезоне, с двумя пистолетами в руках и еще одним на поясе, с глубокой царапиной через все лицо, но все равно красивая, стремительная, свирепая. Как дикая кошка.

– Где Морган? – лихая раненая флибустьерша, наконец выдохнула осмысленную фразу.

– У Миссона, – сказала Мета.

– Пойду к нему. Или… нет, – она вдруг пошатнулась, и, схватившись рукою за дверной косяк, едва не упала. – Лучше, наверно, к доку. К Монтабану пойду.

– Тебе не помочь? – осведомилась Мета, ледяным, страшным, совершенно не своим голосом.

– Нет, спасибо, доползу сама. – Мадам Цин уже повернулась. – Да! Возьмите вот, посмотрите пока. То, что мы успели снять…

Она протянула им микродиск из погибшей камеры, и скрылась в коридоре.

Очевидно, ей действительно было очень плохо, и тонких оттенков эмоций она просто не различала.

Язон положил запись на стол, осторожно, как бомбу, и посмотрел на Мету. Оставалось вонзить этот маленький кругляш в дисковод бортового компьютера, и тогда они узнают, кто из пиррян погиб. Вонзить. Вот такое именно слово и пришло Язону на ум. Вонзить, как нож в сердце. Мета молча кивнула.

Клифа Язон узнал сразу. Трое других были совсем дети, два мальчишки и девочка, все – от тринадцати до шестнадцати. Впрочем, в пиррянском понимании, это уже почти ветераны. Мета знала по именам всю команду, но Язону даже не хотелось запоминать их – главное, среди погибших не было Грифа. Ну а назвать этих отчаянных юных воинов загонщиками могла только абсолютно безграмотная в пиррянских делах Мадам Цин. Конечно, Клиф и его друзья никого никуда не загоняли, они просто в лучших традициях Мира Смерти расстреливали в упор всех попадавшихся на пути хищных тварей. Да, при этом отдельные стаи животных могли развернуться и в противоположную сторону, но вообще-то когда два отряда – пиррянский и флибустьерский – сблизились на расстояние выстрела, зверья между ними уже практически не было. Никакого. Перекрестный огонь – штука страшная. На лесной полянке и растений-то немного осталось.

Сначала была немая сцена. Каждая из групп полагала, что встретила своих, и все тихо недоумевали по этому поводу. Потом пришло отрезвление, и флибустьеры разом залегли. Пирряне не стали. Это было не в их правилах. Сила, скорость и натиск – вот и все местные секреты боя. Он мог и должен был закончится победой пиррян. В ситуации четыре против тридцати – победа не проблема для них, тем более на родной планете. Но это в рукопашной схватке или в обычной перестрелке. А перестрелка получилась не совсем обычной.

Мадам Цин не хотела терять даже часть своей команды и приказала открыть огонь из огнеметов. С двух флангов сразу, это было весьма неожиданно. Пирряне, конечно, настоящие супермены, но облитые горящим напалмом, они умирают почти так же быстро, как и все другие люди. Избежал этой участи только сам Клиф. Но пока он перебрасывал новую обойму из подсумка в полностью разрядившийся пистолет, Мадам Цин собственноручно неторопливо прицелилась и отстрелила Клифу руку, державшую оружие. В следующую секунду не стало второй его руки. Потом прицел был переведен вниз, на ноги. В таких случаях от болевого шока и потери крови обычные люди умирают довольно быстро. Но это обычные люди. Пирряне, привыкли терпеть всякую боль и, даже лишенные четырех конечностей, способны яростно рвать зубами противника или хотя бы выдернуть чеку из последней гранаты. Для себя. Клиф не сумел сделать даже этого. И умирал он долго.

А снимавший финальную сцену флибустьер проявил очевидные задатки неплохого видеорежиссера. Он то и дело чередовал кадры истекающего кровью и все слабее шевелящегося пиррянина с крупными планами обворожительной раскосой брюнетки, которая от наслаждения уже закатывала глаза, запрокидывала голову, облизывала языком губы и тяжело дышала, словно и в самом деле занималась любовью, а не убийством. Наконец, она застонала в изнеможении и, обхватив свой автомат, упала на землю, изогнувшись в невероятной позе. В следующий момент весь экран закрыл собою черный абрис рогатого дьявола, изображение сделалось нерезким, поплыло и исчезло. Неизвестно, остался ли в живых доморощенный гений военно-эротических съемок, но камера его была разбита рогоносом со всей определенностью.

Мета держала пистолет двумя руками, и на лбу ее выступили бисеринки пота. Язон пригляделся и увидел: пистолет она, конечно, сжимала только правой ладонью, как обычно. Пирряне никогда не стреляли с двух рук. Им хватало жесткости одной, чтобы сбивать на лету ядовитых мух или стрелы врагов. И левой рукой Мета просто удерживала свою правую от нажатия на курок, словно в ней было сейчас два разных человека с прямо противоположными чувствами, желаниями и целями.

– Дорогая, – прошептал Язон, – мы уже не в том возрасте, когда стреляют по видеоэкранам с безумной, слепой злостью.

– Да, конечно, – совсем бесцветным голосом ответила Мета.

Язон почуял неладное и сказал:

– Пошли. Быстро!

Она даже не спросила, куда. Ей было все равно. А Язон и сам еще не придумал, просто надо было уйти из рубки. Вряд ли Миссон с Морганом слушают сейчас их разговор – в эту минуту главным стратегам операции «Смерть миру» не до того! И все же: зачем подставляться? Мета могла повести себя неадекватно. Или, как минимум, сказать что-нибудь совсем лишнее.

Они пошли по длинному переходу в сторону своей каюты, и Мета-таки сказала. Не сказала, а яростно выдохнула:

– Я убью ее!

– Хорошо, – согласился Язон. – Только не сейчас, не сегодня. Они обязательно должны нырнуть в Эпицентр, а уж потом…

Новая мысль вдруг посетила Язона. Он остановился, тут же вспомнил, что оставил рубку пустой и, связавшись с большим залом, попросил Ховарда:

– Тони, это Язон. Займи, пожалуйста, капитанское место, мы все ушли оттуда. Крейсер, правда, все так же болтается на одном месте в автоматическом режиме, но, сам понимаешь…

– Уже иду, – откликнулся Ховард.

Дождавшись конца их короткого разговора, Мета проговорила еще раз, уже спокойнее, но от этого не менее убежденно:

– И все равно я убью ее.

– Я же сказал: хорошо, – повторил Язон. – Но сейчас послушай меня внимательно, пока есть возможность говорить. Мы идем к Миссону. Понимаешь, решение направить в Эпицентр звездолет «Овен» пришло мне в голову совершенно внезапно и, можно сказать, случайно. Я просто хотел придумать что-то парадоксальное, шокирующее. Но теперь вижу, что это очень неслучайная случайность. Интуиция, как всегда, подсказала мне единственно правильное решение.

– И что же будет, когда они атакуют Эпицентр на этой золотой посудине?

Ну, наконец-то! В глазах Меты промелькнул огонек живого интереса к чему-то еще, кроме немедленного умерщвления Мадам Цин.

– Наверняка я этого не знаю, – осторожно начал Язон, – но приблизительно догадываюсь. Это будет не совсем атака, скорее разведка. Ведь «Овен» – не военный корабль. На нем даже пушек нет.

– Брось, Язон, на нем есть вещи пострашнее всяких пушек. Во время нашего первого знакомства с этим Ослепительным Винторогом Стэн успел кое в чем разобраться. И мне рассказал. Оружие может быть и весьма нетрадиционным, а уж Миссон-то знает толк в подобных вещах! Вот увидишь, Язон, они непременно будут нападать.

– А почему ты говоришь они? Мне кажется, мы с тобой тоже должны забраться внутрь «Овна».

Мета вскинула на него глаза. В них уже полыхал огонь настоящего боевого азарта в чисто пиррянском духе.

– Я не против, – заявила она. – И все-таки: чего ты ждешь от этой… – замялась на секунду, – разведки?.. – И тут же добавила: – Боем.

– От этой разведки – без всякого боя! – я жду настоящего контакта с Эпицентром. Телепатического контакта. Я постараюсь сделать то, чего в свое время не позволил мне Керк. Помнишь, тогда, в год нашего знакомства? И уж если мне удастся, всеми дальнейшими процессами здесь дирижировать буду только я!

Мета посмотрела на него почти с восторгом, но одновременно и с некоторым сомнением. Однако сказать уже ничего не успела. Они пришли.

Миссон и Морган вышли навстречу.

– Очень хорошо, Язон, что ты здесь, я как раз собирался тебя вызвать, – сказал Генри. – Пойдем быстрее в спецангар. У нас очень мало времени.

– Почему? – не понял Язон.

– Мы тут с Пьером, кое-что посчитали. В общем идею твою отработали капитально. Вылетать надо действительно как можно скорее. Вы сейчас проконсультируете Миссона, у него там парочка вопросов каких-то оставалась по части устройства этого жвериса.

Язон внутренне вздрогнул. Генри Морган впервые позволил себе произнести название магического символа не полностью. Ну, конечно, когда магический символ становится боевым оружием, отношение к нему резко меняется. И Мета скорее всего права: эти двое задумали настоящую атаку.

– Но погодите, Пьер, – сказал Язон, быстро шагая со всеми вместе по кольцевому коридору, – если у нас так мало времени, может быть, мы проконсультируем вас прямо по дороге? Ведь стартовать на звездолете класса «Овен» вы умеете, если я правильно помню.

– Не только стартовать мой друг, – обернулся Миссон с загадочной и даже зловещей улыбкой. – Я вообще вполне сносно управляю этим аппаратом, но… Видите ли, в чем дело. Наш дорогой капитан Генри Морган распорядился не включать в состав экипажа этого маленького кораблика, ни вас, ни вашу жену.

Язон резко повернулся к идущему рядом и чуть позади Моргану:

– Как это понимать, Генри?

– Очень просто. Я и сам не полечу. Будь моя воля, даже Миссона не пустил бы, но, к сожалению, только он один и способен управлять этой штукой. Его будут сопровождать еще трое на всякий случай. Вот так. И не пытайся переубедить меня.

Морган помолчал, возможно ждал каких-то слов от Язона.

– Думаешь, я не доверяю тебе? Думаешь, боюсь отпустить вместе с такой дорогой техникой? Глупости. Никуда бы ты не делся под моим неусыпным надзором, да еще когда Пьер Миссон за штурвалом. Причина совсем в другом… Пойми, Язон, если возникнет экстраординарная ситуация, ты будешь нужен мне здесь, а не внутри консервной банки, погрузившейся черт знает куда. Будет лучше, если мы с тобой последим за событиями отсюда.

– С орбиты?! – удивился Язон. – Это безумие, Генри! Ты чего-то боишься, что ли? Я не понимаю. Уж если посылать туда аукснис жверис, так надо и самим быть рядом. Иначе, что мы станем делать в экстраординарной, как ты говоришь, ситуации?

Морган прищурился, почесал в затылке и произнес:

– Поправка принимается. Мы полетим следом на нашей большой канонерке.

Они уже вошли в спецангар, где в огромном помещении не было ни единого космического судна, кроме этой, сверкавшей золотом туши у стены напротив внешнего шлюза. Заостренный нос, как у древнего авиалайнера, массивная задняя часть, бугристая поверхность пресловутой непроницаемой обечайки, закрученные в спираль трубы так и не понятого никем назначения – звездолет действительно напоминал гигантского барана, особенно сейчас, когда возвышался посреди ангара на четырех мощных стойках испытательного стенда, словно зверь на ногах.

Язон и Мета сумели ответить не на все вопросы Миссона, но им стало ясно, что больше всего изобретателя интересуют энергогенераторы и системы связи. А ничего другого и ожидать не стоило. Кое-какие энергетические контуры задействовать удалось, но до главного генератора ни Феллу на Иолке тридцать лет назад, ни – позднее – Сулели и Фрайксу на Эгриси, ни даже Стэну и Арчи – совсем недавно на борту «Арго» – добраться не удалось.

«Так что с предельными мощностями и тебе, Миссон, работать не придется, извини».

Этого они, конечно, вслух не сказали, так – про себя подумали. А вот системы связи помогли наладить в лучшем виде. Все таки хотелось же видеть и слышать все, что произойдет в Эпицентре.

На сборы и подготовку ушло не больше часа. Трое флибустьеров, приставленных к Миссону в качестве охраны и подкрепления, прибыли минут за десять до старта. Их Морган не собирался инструктировать подробно. Придется драться – будут драться. Остальное касается только самого узкого круга особо доверенных лиц.

– Знаешь, Язон, – мечтательно проговорил Морган, – если они вернутся с добычей, я даже не стану покорять эту планету. Гори она в плазме! Хоть и многих мы здесь похоронили, а я не стану мстить. Полетим завоевывать новые миры. Совсем новые. Ты согласен Язон?

– Да, я согласен, – ответил он и как бы невзначай посмотрел на Мету, боясь неадекватной реакции.

А Мета даже не слушала всю эту трепотню. Она с большим интересом изучала дюзы «Овна», как будто впервые видела их.

Глава 16

Дюжиноги, ланмары и гигантские урченоиды с иглами длиною в добрый метр вели себя странно. Они вначале инстинктивно кидались в направлении незнакомого объекта, нарушившего неприкосновенность исконно принадлежащей им акватории, но потом, словно почувствовав что-то, признавали чужака за своего и предпочитали стремительно ретироваться. Миссон не предпринимал никаких усилий к тому, чтобы разгонять подводную живность, о чем и доложил Моргану совершенно искренне. Он вообще пока занимался только тем, что поворачивал корабль мысленными приказами – штурвала-то в нем не было никакого – и двигался строго по пси-пеленгу в полном соответствии с рекомендациями Язона. Проходы между коралловыми рифами оказывались зачастую узковаты для габаритов звездолета, но и тут от управляющего им Миссона ничего не требовалось. Противометеоритные устройства включались автоматически и превращали колючие монолиты в безобидную пыль, клубами расплывавшуюся по дну. Видимость в этой обстановке была никакая, но пси-пеленг выручал неизменно: источник телепатических волн ненависти был уже совсем близко.

Наконец, Язон посоветовал остановиться. Морган перевел это пожелание в форму приказа, и когда постепенно осела вся муть, передние камеры «Овна» зафиксировали достаточно широкий вход в подводную пещеру. Темнота, смотревшая оттуда, казалась чернее межзвездной.

– Господа, – спросил Миссон, – а вы уверены, что этот ваш золотой кораблик защищает действительно ото всех видов излучений?

Ответил Язон.

– Я абсолютно уверен в этом, Пьер. Проводились испытания. И скажу вам больше: золотая обечайка защищает от попадания в струю самой высокотемпературной плазмы, от ядерных взрывов и прямого воздействия молекулярных деструкторов. В сущности на этом корабле можно нырять не только в жерло вулкана, но и внутрь какой-нибудь звезды. Так что, смелее, маэстро. Включайте самый мощный прожектор и вперед! Там будет много интересного.

– С Богом! – сказал Миссон.

И мощный луч света высветил шершавые стены, облепленные ракушками, водорослями, мелкими членистоногими. А впереди зиял все тот же жуткий черный провал. Здешнее население оказалось уже посвирепее, и – как бы это поточнее? – беспринципнее, что ли. Для них уже ничего святого не существовало. Даже не пробиваемая по определению золотая обечайка рассматривалась здесь как самый тривиальный объект нападения. Твари надвигались, заполняя собою весь экран, потом отваливались, сраженные системами защиты, наплывали вновь, и лишь четко передаваемым звукам, можно было судить об их количестве. Количество явно получалось изрядное, а качество…

Язон не знал, как величать всю эту мерзость, просто раньше с подобными видами не сталкивался. А возможно и сам Бруччо с интересом занес бы их в свой много лет подряд составляемый классификатор: безглазые змеевидные рыбы с акульей пастью, безглазые черепахи с четырьмя зубастыми головами, вместо ног и двумя хищными присосками вместо хвоста и головы, безглазые членистоногие уроды, похожие на вшей и мокриц размером с хорошую собаку… Их становилось все больше и больше. Как это знакомо!

Проверять интенсивность телепатической волны их ненависти Язон не стал – пожалел собственные силы, они еще могли пригодиться. По уже хорошо отработанной собственной методике он заранее поставил мощный пси-барьер в голове. В случае возможного контакта его придется снять. Но только в этом случае! Ведь испытание грозило оказаться совсем нелегким.

Звездолет с хлюпаньем, чмоканьем, хрустом и скрипом продирался сквозь наплывающие из темноты стаи безглазой нечисти, и Язон уже догадывался чем это кончится. Эпицентр мог находится под землей, под водой, в облаках, да хоть в межзвездном пространстве – все равно это будет Эпицентр. Огромный зал с теряющимися во мраке стенами и потолком, и над выходом из узкого коридора будут всегда шевелиться гигантские и страшные стебли, а может быть, черви, или корни, или щупальца, излучающие ненависть в концентрированном и чистом виде. И это будет такой могучий поток, что барьер поставленный для самого себя Язоном скорее всего не выдержит.

Прожектор описывал круги во время движения по туннелю, и в определенный момент стало очень четко видно: вот они – края стен, вот он – выход в большую черноту, в которой увязнет и растворится любой самый яркий луч.

– Что я должен найти? – спросил вдруг Миссон, и в голосе его отчетливо зазвучала паника, он явно не хотел двигаться дальше.

– Я не знаю этого, Пьер, – как-то виновато откликнулся Морган. – Я должен вначале увидеть все до конца.

– А если конца не будет? – резонно поинтересовался Миссон.

– Я как-то не думал об этом, – Морган вздрогнул от такого жутковатого вопроса – вопроса, залетевшего из иной реальности, – и повернулся к Язону: – Эй, друган, что он должен искать там? Объясни нам, пожалуйста, конкретно.

«Ну, все, – подумал Язон, – если флибустьер называет тебя друганом и просит объяснить конкретно, значит, уже посчитал за своего. И теперь категорически нельзя уйти от ответа, прикинувшись дурачком. Остается импровизировать. Что ж, не впервой».

– Пьер, вы слышите меня? Вы должны сейчас найти нечто, обладающее свойствами абсолютно черного тела. Оно там, в глубине, вы не сможете не заметить его…

Почему он сказал именно об этом? Интуиция? Наверно, интуиция…

А звездолет тем временем уже вплыл в просторную пещеру, прожектор его то ли погас, то ли светил в пустоту, зато вся бугристая поверхность неожиданно засияла желто-оранжевым теплым светом. Однако шевелящаяся вокруг нечисть сделалась от этого, как ни странно, мертвенно-голубой. Толстые, будто колонны древнего храма, стебли скручивались в спирали, колыхались, вибрировали, начинаясь из ничего и уходя в никуда.

И вот тогда Язон почувствовал небывалое, чудовищное по силе давление злобы, будто пси-барьер в его мозгу и золотой корпус звездолета на какое-то время превратились в одно целое. Напряжение росло, и это не могло продолжаться бесконечно долго. Тем более, что «Овен» продолжал свое движение вглубь пещеры.

– Вижу!!! – вдруг закричал Миссон с восторгом и ужасом. Это был голос безумца. – И сейчас я его поймаю…

Давление на мозг Язона в тот же момент ослабло, если не сказать исчезло. А все камеры одновременно вышли из строя. Очевидно, та же участь постигла радиоантенны, звуковые датчики и даже пси-трансляторы. То есть всякая связь со звездолетом «Овен» прервалась полностью.

Чуть позднее, когда они с Морганом прокрутили предусмотрительно пущенную на запись съемку внутри «Овна», удалось разглядеть, что за секунду до наступление полной темноты и тишины, Миссон протянул руку и дернул за некий рычаг. Язон ему ничего про этот рычаг не говорил, не мог говорить, потому что и сам не знал. Но последние слова Миссона: «Я сейчас его поймаю…» объясняли многое. Вот только кого – его?

Внимательно просмотрели запись, попробовали еще раз вернуться на внешние видеодатчики звездолета. Бесполезно. Полное отсутствие каких бы то ни было сигналов. Тогда Морган переключился на информацию с других точек планеты. Полиэкран канонерки позволял показывать одновременно лишь четыре фрагмента, и пришлось достаточно долго листать кадры, прежде чем сделалось совершенно ясно: военные действия прекращены одновременно по всему Пирру.

Язон не верил своим глазам, не хотел верить. Но факт оставался фактом.

Морган выборочно вышел на связь с несколькими командирами звеньев, поинтересовался, в чем дело.

– Эти уроды перестали нападать, – сообщали одни.

– Все зверье попряталось, –докладывали другие.

– Это – полная капитуляция, – осмеливались делать выводы третьи.

«О высокие звезды! – восклицал про себя Язон, – неужели интуиция на этот раз обманула меня. И я – лично я! – сам подсказал пиратам действительный путь к победе?»

– Язон, – вкрадчиво проговорил Морган. – Ты понимаешь вообще, что произошло?

– Смею надеяться, что да. Мы победили. Дальнейшее сопротивление планеты Пирр невозможно.

– Допустим, – сказал Морган. – Но где Миссон? Где аукснис жверис? Где, наконец, обещанная тобою бесценная вещь?

– Все это там, в пещере, – невозмутимо отвечал Язон. – И теперь уже совершенно не проблема вернуть этот звездолет на борт «Конкистадора». А то, что Миссон поймал нашу добычу, не вызывает сомнения: ведь именно поэтому и прекратилось сопротивление.

Морган поглядел на Язона с недоверием. Где ему было знать, что именно сейчас тот говорит почти правду. Почти. Потому что на самом деле Язон вообще не представлял, о какой добыче идет речь. Но связь между поступком Миссона и капитуляцией Пирра представлялась совершенно очевидной. Атомными бомбами бросаться в Эпицентр было как раньше, так и теперь предельно глупо, а вот применить по нему нечто из арсенала «Овна» оказалось намного эффективнее.

– Значит, он сейчас вернется? – спросил Морган.

– Должен вернуться, – сказал Язон.

– Так почему же его нет до сих пор?! За это время можно было три раза проделать весь обратный путь.

Язон посмотрел на часы и изящно подправил:

– Два раза.

– Какая разница?! – разозлился Морган. – Что-то ты слишком спокоен, дружище. Учти, если Пьер не вернется через пять минут, ты лично полезешь туда его вытаскивать.

– И полезу, – спокойно ответил Язон. – Я в любом случае собирался туда залезть. Вот только предпочел бы сделать это вместе с Метой. Возражений не имеешь?

Морган ошарашено молчал.

– Ты не понимаешь, Генри. Опасности больше нет. Ни на суше, ни в море – нигде. Разреши, мне по этому поводу выпить стаканчик бренди и шарахнуть в небо из самого тяжелого орудия на этой канонерке. Была такая древняя традиция – в честь победы устраивать салют.

– Знаю, – проворчал Морган. – Мы постоянно так делаем. Ты же знаешь, мы чтим древние традиции. Валяй, салютуй! А я пошел за стаканами.

Язон сделал девять выстрелов, четко выверяя паузы между ними.

Это был условный сигнал для Керка.

Глава 17

Для погружения Морган предложил батискаф, но Язон возразил:

– Не надо, самое лучшее сейчас нырнуть туда просто в скафандрах. Они предохранят нас от обычных опасностей. А необычные уже закончились. Как ты не понимаешь, Генри? К тому же нам нужна максимальная мобильность.

– Я уже ничего не понимаю, – буркнул Морган. – Делай как знаешь.

«Да, – подумал Язон. – Кто воюет на Пирре, тот становится пиррянином в душе. Вот и старина Морган уже не мыслит себя без борьбы со здешними тварями. Эк его выбила из колеи капитуляция врага! Посильнее, чем все предыдущие потери».

А канонерка не была приспособлена для посадки на воду, поэтому лететь пришлось на маленькой универсальной шлюпке для одного человека. Но они с Метой втиснулись вдвоем. Язон даже пошутил:

– Муж и жена – одна сатана.

– Какая еще сатана? – не поняла Мета.

– Долго объяснять, – махнул рукою Язон. – В общем, я хотел сказать, что мы с тобой действительно, как одно целое, как один человек.

Мета согласно улыбнулась. Они уже были в воздухе, и теснота не мешала им управлять летательным аппаратом.

Керк появился в точности тогда, когда и было нужно. Универсальная шлюпка с борта пиратской канонерки садилась на воду практически одновременно с пиррянским десант-ботом.

– Что происходит! – заверещал в наушниках голос Моргана. – Возьмите сто метров влево и я ударю по нему изо всех орудий.

– Не надо, – попросил Язон, – ради Бога! Мы попробуем вступить в переговоры с этим пиррянином. Ты слышишь, Генри? Сейчас уже нельзя стрелять. Мы победили. Главная ценность в наших руках, мы будем диктовать им условия. А любая перестрелка только спутает карты.

– Хорошо, Язон, – процедил сквозь зубы слегка оживший, но все еще несколько вареный Морган. – И все же учти: как только тебе понадобится огневая поддержка, дай мне знать.

– Обязательно, – сказал Язон, а про себя подумал:

«О чернота пространства! Неужели я не смогу удрать от этого прохиндея раз и навсегда! Мне уже наплевать, что он подумает обо мне. Мне важно только знать, где сейчас Миссон на Ослепительном Винтороге. Если мы не найдем его, я проиграю во «Вселенском тотализаторе», а это… Это – настоящая беда!»

Когда распахнулся люк и Керк выбрался наружу из десант-бота, Язон буквально выскочил ему навстречу с пистолетом направленным точно в голову. Это был спектакль для Моргана. И Язон сильно рисковал. Конечно, Керк был солидным и теперь уже даже рассудительным человеком, но пиррянские инстинкты могли взять верх, и тогда…

Все закончилось благополучно. Керк совладал с собою. Противостояние молчащих пистолетов и сверкающих яростью глаз закончилось ничем. Язон и Мета взошли на борт пиррянского десант-бота, демонстрируя Моргану свою дипломатическую победу.

Долгих переговоров никто вести не собирался. Уже через полторы минуты Язон и Мета нырнули в волны океана, помахав Моргану рукой. А выйдя с ним на связь, сообщили (говорил, разумеется, Язон):

– Генри, эти тупоголовые пирряне, разрешили нам доплыть до Эпицентра. Нас никто не будет сопровождать. Мы отстояли свое право на это. В противном случае мы грозили им уничтожить захваченный в Эпицентре предмет. Они не переживут этого, и готовы к следующему этапу переговоров. Мы обещали, что пойдем на уступки, мы вообще много чего обещали им, но… На самом-то деле будет уже поздно. Они ведь ничего не знают о прекрасном золотокожем и винторогом звездолете «Овен», а внутри него мы станем поистине непобедимы.

Язон говорил нарочито длинно и витиевато, пытаясь отвлечь внимание Моргана, потому что именно в этот момент Керк, который облачился в скафандр высшей защиты, такой же как у Меты и Язона, приступил к погружению в океан с другой стороны от качавшегося на волнах десант-бота.

Оказалось, что не только Керк. У входа в подводный коридор они встретили еще и Арчи Стовера.

– Ты-то куда полез, чудик? – спросил Язон, не боясь его обидеть.

– Ну, знаешь, второго такого шанса у меня не будет. Нулевая активность пиррянских организмов – это нечто. Я должен понять природу этого феномена. Керк тоже был против, но я лучше умру, чем откажусь от использования столь редкой возможности.

– Ладно, – вперед, ребята, – сказал Язон. – Нас ждет много интересного.

– Точно такие же слова ты совсем недавно говорил Миссону, – заметила Мета.

– Не мудрено, – откликнулся Язон. – Мы плывем по его следам. А всех, кто верит в мистические совпадения и дурные приметы, я попросил бы немедленно вернуться назад. У нас научная экспедиция, а не спортивный турнир.

– Я – против, – сказал Керк. – Это у Арчи научная экспедиция, а у нас с вами пока еще война не закончилась.

Язон не нашелся, что возразить, тем более, что они уже проплыли почти весь подводный туннель, ни разу не встретив ни малейшего сопротивления. Они приближались теперь к тому самому страшному залу без стен и потолка, при штурме которого много лет назад пирряне потеряли двадцать пять человек. Сегодня это был не штурм – это был какой-то бред сумасшедшего. И Керк чувствовал себя крайне неуютно, несмотря на долгожданную и радостную, в общем-то, встречу с Язоном и Метой.

Да, в последние годы он научился доверять Язону, но странная, чужими руками добытая победа не просто озадачивала – она откровенно настораживала Керка. Не верил он в такие победы. Пиррянские твари, которых можно было брать голыми руками, безнаказанно загонять в сети, в клетки, топить в воде и сжигать в огне – это был абсурд. Нечто, выходящее за рамки нормальных представлений, а неизвестное, непонятное, необъяснимое всегда пугает и уж во всяком случае не сулит ничего хорошего. По представлениям Керка, в перспективе, на финише, их должен был ждать страшный обвал, новый отчаянный штурм невиданной силы, жуткое наступление врага на всех фронтах. На что-либо другое у пиррянина просто фантазии не хватало.

– Язон, – спросил Керк, – ты считаешь, это очередное временное перемирие?

– Нет, – сказал Язон.

– Вот и я думаю, что это просто наваждение какое-то. И скорее всего та сила, которая вогнала в транс все пиррянские организмы, промчится мимо, как облако, ненадолго закрывшее солнце, и все здесь вернется к прежнему состоянию.

– Интересно рассуждаешь, Керк, но ты не дал мне договорить. Это не временное перемирие – это нечто совсем другое. Кто-то нашел средство для управления пиррянскими тварями. Перемирие может стать вечным. Но только – вот беда! – как раз сегодня оно нам очень не кстати. Я не люблю проигрывать, Керк, и я найду способ заставить их слушаться именно меня.

Язон так увлекся, подыскивая аргументы для Керка, что чуть не проболтался на опасную тему. Нельзя же было в самом деле рассказывать сейчас пиррянскому вождю о «Вселенском тотализаторе». О нем он еще успеет узнать. А пока пусть поймет главное для практических действий.

– Понимаешь, нам мало остановить животных. Мы должны еще понять механизм этой остановки. Вот в чем суть. Я хочу научиться включать и выключать эту адскую машину, управлять ею. Понимаешь? А возвращаться к прежнему порядку вещей я не намерен категорически. Хватит бессмысленных жертв. Сколько лет вы воюете с Пирром? Уже даже я со счету сбился.

– Внимание! – сказал Арчи, прерывая их разговор, и Керк не успел ответить. – Впереди – свет.

– А вот и он! – почти тут же выдохнула Мета. – Наш звездолет «Овен»!

Глава 18

Они легко попали внутрь. «Овен» слушался мысленных приказов Язона как никогда раньше. Возможно, потеряв одного хозяина этот полуживой организм-механизм тут же искал себе нового. А он-таки потерял предыдущего владельца.

Миссон лежал в пилотском кресле бледный до синевы, из угла его рта стекала совсем черная струйка уже запекшейся крови. Трое других флибустьеров выглядели не лучше. Трупы на съедение рыбам решили не выбрасывать – пусть пираты сами хоронят их по своим обычаям. Все четыре тела сложили в хвостовом отсеке, отделенном от основного помещения. Потом вернулись к малопонятному пульту управления сели полукругом, глядя в обзорный экран, и призадумались.

Что же могло убить старину Миссона и этих отчаянных парней? Оставалось только гадать. Ведь «Овен» действительно не пропускал внутрь никаких излучений. И даже резкие перепады гравитации не страшны были тем, кто находился внутри звездолета. С внешним миром Миссона и его команду связывали только пси-трансляторы, передающие аудио-, видео– и прочую информацию. Вот по этим каналам, очевидно, и пришла к ним смерть. Ведь волны телепатической ненависти, будучи сконцентрированы в одну точку могут раздавить кого угодно невероятной силой чисто физического воздействия.

Миссон совершил нечто абсолютно недопустимое по понятиям «хозяев» Эпицентра и поплатился за это. Он хотел кого-то поймать и для этого дернул за рычаг на внутренней стене звездолета с правой стороны. Зачем? Ведь, как еще давно утверждал Стэн – между прочим, специалист галактического уровня в области электроники и систем связи, – все рычаги, тумблеры и кнопки внутри звездолета «Овен» были сплошной бутафорией.

«Управление им – это вопрос эксклюзивного псевдоментального контакта со сложнейшими системами второго экстравиртуального класса по принципу стохастического регулирования процессов релаксации мысли». Такую фразу выдал однажды Стэн, и Арчи искренне восхитился четкостью его формулировки, а Язон, не понявший ни слова, попросил повторить, и специально выучил наизусть эту абракадабру, чтобы время от времени в разных компаниях цитировать, изображая из себя невиданного умника.

Меж тем, если говорить на простом меж-языке нормальными словами, звездолет «Овен» управлялся мозгами, а не руками. И Мета не случайно так вдумчиво изучала тогда в спецангаре дюзы ослепительного винторога. Они и впрямь оказались примечательны. Внутренняя поверхность была ясной и гладкой, как надраенный до блеска никелированный кофейник. Либо этим звездолетом не пользовались еще ни разу, либо дюзы его – тоже сплошная бутафория, а летает он не посредством сжигания химического топлива, а на каком-то совсем ином принципе. Между прочим, даже движение с помощью гравитонной тяги оставляет на внешней поверхности дюз кое-какие следы.

В общем, предсмертный жест Миссона можно было расценивать как чисто рефлекторный. Суть заключалась в другом – в приказе, который он отдал мысленно. Миссон хотел поймать что-то или кого-то, а оно ловиться абсолютно не хотело. Вот и напоролись четверо храбрецов на встречный импульс, ставший смертельным для всех.

Язон и Мета хорошо помнили внутрикорабельную видеозапись и в общем-то без труда нашли тот самый рычаг, за который хватался Миссон. Но и такая конкретика ничем не помогла, только Арчи скептически заметил:

– Знаете, ребята, эта рукоятка просто оказалась ближе всего к нему. Миссону вашему, видать, плохо стало. Он же вскочил, отдавая свой последний приказ, стал терять сознание, ну и, чтобы удержать равновесие, схватился за то, что было под рукой. Знаете, как говорят, утопающий за соломинку хватается.

– Интересная гипотеза, – скептически заметила Мета, но все-таки: какой же приказ отдавал Миссон перед смертью? Нам ведь надо сейчас его отменить? Я правильно понимаю?

– Правильно, Мета, – сказал Арчи. – Однако я еще не могу ответить с уверенностью. Предположение-то есть, но ошибиться боюсь.

– А ты не бойся, – поддержал его Керк. – Тебе же Язон все самое главное рассказал. А соображать ты умеешь. Давай, не ошибешься.

– Ну, хорошо. Вы же помните, этот технический гений охотился за чем-то, обладающим свойствами абсолютно черного тела. Так ты ему посоветовал, Язон, правильно? И вот он увидел это. Угадайте с трех раз, что он увидел. Ни одной гипотезы? Да ну вас к дьяволу, вояки профессиональные!

Язон улыбался. Он-то понял еще раньше Арчи, но не хотел говорить вслух: пусть Мета и Керк напрягут мозги, пусть привыкают больше думать. Ведь умеют же, когда захотят. Но и момент и обстановка оказались совсем не подходящими для мозгового штурма. Ни Мета, ни Керк думать вообще не собирались. Они вышли в боевой дозор, а в такие минуты не думать надо, а только смотреть, слушать и ждать. И быть готовыми ко всему.

Язон понял свою ошибку и одними глазами показал Арчи: говори.

– Это был рванавр, гиперпространственный переход, – сообщил Арчи. – Нормальные люди в рванавр ныряют или не ныряют. Миссон же собирался поймать рванавр, словно живой организм. И эта нереальная задача вошла в кричащее противоречие со всеми программами, заложенными в память звездолета. Вот тогда вся энергия зла и выплеснулась внутрь корпуса Ослепительного Винторога. Мне так больше нравится называть его, – пояснил Арчи после паузы, будто это было самое главное сейчас. – «Овен» – какое-то слово неудобное.

– Ну, хорошо, – прокомментировала Мета, – мне только одно по-прежнему неясно: какое отношение ко всему этому имеют пиррянские организмы?

– Точно не скажу, – охотно откликнулся Арчи, – но вероятнее всего, Ослепительный Винторог способен управлять и пиррянскими тварями тоже.

– Вот это я и пытался объяснить вам еще полчаса назад, – сказал Язон чуть раздраженным голосом страшно занятого человека, у которого вот уже битый час зудят над ухом и мешают работать.

И тогда Арчи обратил на него внимание. Оказывается, Язон давно перестал следить за экраном внешнего обзора – для этого вполне хватало Меты с Керком – и очень сосредоточенно всматривался в одну из загадочных панелей, гипнотически мерцающую множеством цветных лампочек. Арчи попытался смотреть туда же, и ему вдруг стало очень неприятно. Ощущение было такое, словно кто-то заглянул к тебе в подсознание и копается там без спросу.

И вдруг Язон воскликнул:

– Эврика!

– Что именно ты нашел? – поинтересовался Арчи, единственный, кто был способен понять значение слова «эврика».

– Я нашел общий язык с этим кораблем, а значит и со всей планетой. Ура! – тихо, но очень торжественно добавил Язон, а потом объявил: – Трехминутная готовность. Я включаю все пиррянские организмы на полную мощность. Ох, с каким энтузиазмом они сейчас доедят расслабившихся флибустьеров! А уж с каким удовольствием мы будем смотреть на это!

Язон даже удивился: такого злорадства и кровожадности он еще никогда в себе не замечал.

– А если не получится? – с испугом шепнул Керк.

– Получится, – улыбнулся Язон. – В первый раз «Овен» послушался меня, открывая нам люк внешнего шлюза. Потом я заставил его двигаться и проверил свои возможности на некоторых других системах. Ну, а затем он начал «говорить» со мной и показал свое главное богатство – мощности, позволяющие управлять целыми мирами.

Язон прочитал на лицах пиррян большое недоверие и вместе с тем жестокое разочарование. Неужели вот эта, как правильно сказал Морган, консервная банка и была причиной трехсотлетней трагедии целой планеты?! Причиной смерти и искалеченных судеб многих тысяч, а то и миллионов людей. Они не хотели в это верить, и были, наверно, правы по-своему. Ведь получалось, что много лет назад какие-то странные боги, залетев сюда на таком же золотом кораблике, запустили дьявольский механизм человеконенавистнической природы. Пирряне никогда не верили ни в каких богов и теперь не собирались становиться поборниками одной из религий. Да и Язон, честно-то говоря, еще не разобрался во всем до конца. И все, о чем он думал, было пока не более, чем гипотезой. Смелой, оригинальной, необычной, но всего лишь очередной гипотезой.

– Ты действительно уже отдал свой приказ? – поинтересовался Арчи. – Тогда время истекает. Как мы будем выбираться назад, если твои очумелые зверушки вздумают нас не выпустить?

– Так мы же сидим внутри звездолета «Овен»! – удивился Язон его непониманию. – На этом корабле можно сквозь планету прорубиться. Он же защищен от всего на свете!

– Кроме человеческой глупости, – сказала вдруг Мета, – ты не боишься, что нас ожидает судьба Миссона?

Все трое посмотрели на нее с уважением и легким испугом. Каждый думал о чем-то своем, вспоминались разные глупости, совершенные в жизни. Никто ведь не застрахован от ошибок, а они порою влекут за собой роковые последствия.

Первым среагировал Язон.

– Нет, родная моя, нет! – сказал он как можно убежденнее. – Просто сейчас уже некогда объяснять.

И буквально через мгновение стало действительно некогда. Мысленный приказ сработал.

Животный и растительный мир Пирра проснулся, разевая огромную пасть, словно человек, которого только что растолкали, а он совсем не хочет не только заниматься какими бы то ни было делами, но вообще не намерен пробуждаться. Однако проснуться пришлось. И тогда из каждой «недоспавшей» твари начала вырываться наружу, хлестать через край такая злоба, какую раньше никто и представить себе не мог.

На планете не осталось ни одного тихого места. Шипокрылы и рогоносы, копытные рептилии и когтистые ястребы, меднозубые кайманы и дюжиноги кидались на все живое и неживое в страшном угаре безотчетной злобы, с яростью и отчаянием предсмертной агонии. Флибустьеры гибли десятками и сотнями, иногда не успевая выхватить оружие.

И здесь, на дне моря, дюжиноги, ланмары и все эти безглазые змеи с мокрицами, тоже быстренько оклемались и начали с несуразной яростью таранить звездолет «Овен».

Впору было подниматься наружу, там хоть светло и вообще поуютнее как-то без этих шевелящихся столбов вдоль стен. Но во-первых, Язон еще не был уверен, что сумеет отдавать приказы пиррянским тварям из любой точки, возможно для этого требовалось находиться именно здесь, в Эпицентре. А во-вторых…

Именно в тот момент перед ними в подводном сумраке заплясало черное, очень черное, чернее ночи пятно. Оно было огромным, как никогда, и уже в следующую секунду Язон понял, что пресловутый Ослепительный Винторог неуправляемо рвется в эту дыру. Все мысленные приказы Язона «Овен» теперь отвергал. Мягко, но непреклонно. Сопротивление было непреодолимо в принципе. На уровне физиологии, как минимум. А возможно, и общие вселенские законы физики уже диктовали звездолету правила игры. Его медленное втягивание, всасывание в черноту рванавра было неостановимо, как вращение звезд и галактик.

И уже через секунду все внешние датчики показали: снаружи – не вода, а воздух, и он идеально пригоден для дыхания. Щелкнула заслонка внутреннего люка, затем внешнего, пахнуло морем, цветущими фруктовыми деревьями и горячим, нагретым на солнце песком. Керк первым выскочил наружу, готовый, как всегда к любым неожиданностям, за ним стремительно проскользнула Мета и… Стрелять оказалось не в кого. Никто не встречал пришельцев – ни враги, ни друзья. Но Мета узнала мир, в который их сейчас выбросило.

– Это же Иолк, – сказала она.

Действительно, это был Иолк.

– Та самая планета, где ты вроде бы родился, – решил на всякий случай уточнить Керк.

От долгого путешествия по мирам центра Галактики на «Арго» у него осталось в свое время очень сумбурное впечатление, и седовласый пиррянский вождь иногда путался в названиях тамошних планет.

– Ага, – кивнул Язон. – Я только не уверен, что нам сейчас нужно здесь находиться. Очевидно, «Овен» просто решил спасти нас от какой-то большой беды. Во всяком случае, я именно так истолковываю эту аварийную эвакуацию.

– А я полагаю, – возразил Арчи, – он удирал, спасая собственную золотую шкуру. На нас-то ему, по большому счету, наплевать. Оглянитесь.

Все оглянулись. Невероятно широкое до этого пятно рванавра съеживалось прямо на глазах.

– Ну вот что, – Мета сделала вывод за всех. – Если мы хотим вернуться домой не через год, а прямо сейчас, нужно просто нырять обратно. Советоваться на эту тему здесь больше не с кем.

– А как же «Овен»? – разочарованно протянул Язон. – Опять мы останемся без него!

– Опять останемся, Язон. Но, видимо, так кому-то нужно, – рассудил Арчи. – Все-таки легче будет прилететь на Иолк с Пирра, чем выбираться отсюда, имея в качестве средства передвижения лишь этот плохо подчиняющийся аппарат. А других вариантов нет: теперь-то уж невооруженным глазом видно, что в эту дыру наш Винторог не пролезет.

– Согласен, – проговорил Язон задумчиво. – Вот только прилетать сюда за ним будет совершенно бессмысленно. Я абсолютно уверен, что уже через пару часов звездолет «Овен» окажется где-нибудь еще.

– Где окажется, там и найдем. Не грусти, Язон, – утешал его Арчи. – Эта штука в любом случае принадлежит тебе, я чувствую…

– Слушайте, о чем вы вообще говорите?! – взревел долго молчавший и наконец не выдержавший Керк. – Вы лучше вспомните и представьте себе поподробнее, куда мы сейчас попадем. Не будет вокруг уютной брони вашего уникального корабля.

– И что же? – удивился Язон. – Ты предлагаешь остаться здесь?

– Я?!! – взревел Керк еще более страшным голосом. – У нас скафандры высшей защиты. Не забудьте только шлемы захлопнуть, трепачи ученые. Мета сама сообразит, а вам напоминать надо. Там же перемирие давно закончилось. Готовьтесь к бою, философы!

И он чуть ли не вбросил Язона и Арчи в вертикальную черную лужу с дрожащими краями, диаметр которой был уже не больше метра.

Глава 19

А боя настоящего не получилось. Нет, постреляли, конечно, налево-направо. И в пещере, и в коридоре, пока прорывались наверх – к воздуху, к солнцу, к своим. Но Язон ощущал абсолютно четко: какая-то неведомая сила толкает их вперед. Именно: не пытается убить, а тактично выталкивает, отторгает от себя, жертвуя отдельными мелкими организмами типа ланмаров и урченоидов, и прощая людям эти бессмысленные убийства.

Первым вынырнул на поверхность Керк, отметил, что пиратская канонерка по-прежнему висит в том же месте над морем и велел всем остальным тихонько подниматься на борт своего десантного корабля.

А там их встретил Стэн, торжественно сообщивший, что временно заснувшие пирянские организмы, усыпившие бдительность врага, внезапно вскинулись, как бешеные, и, проявив чудеса неистовой злобы, уничтожили на планете всех флибустьеров до последнего человека, до последней космической шлюпки, до последней боевой единицы какой бы то ни было техники. Никому даже взлететь и удрать не удалось.

– Это было красиво, – сказал Стэн. – А мы, между прочим, уже готовились принять бой с агрессором. Но звери опередили нас. И тогда мы решили не вступать в соревнование. Так велел Рес, и даже сам Бруччо поддержал его. На самом коротком в истории экспресс-совещании пирряне дружно решили не ввязываться в эту борьбу. Извини, Керк. Все люди хотят жить. Даже обитатели Мира Смерти. Нам очень жалко четверых погибших во главе с Клифом, но мстить за них ценою новых жизней – это нелепо. Особенно теперь, когда вместо нас воюют наши бывшие враги – монстры и мутанты.

Керк не нашелся что ответить, потрясенный такими откровениями из уст Стэна, не только ученого, но и настоящего горожанина, «жестянщика», как сказали бы раньше обитатели джунглей. Воспитанный в духе вековых бойцовских традиций он считался всегда одним из самых рьяных сторонников войны до победного конца. Видно, многое переменилось на Пирре. И продолжает меняться. Керк пожал плечами и как-то удивительно беспомощно оглянулся на тех, кто сопровождал его в ходе последней, самой странной за всю его жизнь боевой операции.

– И куда же мы полетим теперь? – спросил Язон, обращаясь в первую очередь к самому старшему из присутствующих.

Но Керк еще не успел об этом подумать, и ответил Стэн:

– В Открытый, я думаю.

– Нет, – возразил Язон решительно. – Сначала я хочу говорить с Морганом. Вот же он здесь, в двух шагах от нас болтается.

Но оказалось, что канонерка давно уже висит в автоматическом режиме. Генераторы гравитонного поля безжалостно пожирали очень дорогую химическую энергию так называемых безотходных аккумуляторов, выделяющих заодно в процессе своей работы еще и дыхательную азотно-кислородную смесь. А что касается экипажа, так, кроме шести флибустьерских трупов, никого не удалось обнаружить на этом военном судне. Несчастные погибли от укусов внезапно ворвавшихся на корабль ядовитых насекомых, которые сумели проникнуть через неплотно закрытый шлюз. Как это вышло: в результате разгильдяйства или по злому умыслу, осталось неизвестным. Очевидно было только, что сам Генри Морган успел к тому времени покинуть канонерку.

Но Язон и Мета хотели видеть именно Моргана, так что их дальнейший маршрут пролегал теперь на орбиту, где вокруг их родной планеты вращался могучий линейный крейсер «Конкистадор», тоже казавшийся уже до известной степени родным. Керк сразу заявил, что в такой ситуации не оставит их. Стэн присоединился к этому мнению. Язон не возражал, Мета – тем более. А тут и Арчи потребовал, чтобы его взяли с собой. Для юктисианца новые знания всегда были важнее собственной безопасности. А иной раз Язону казалось, что ради удовлетворения научного любопытства тот готов не есть, не пить и даже не дышать. Грех было не взять такого человека, тем более, что Арчи резонно заметил:

– Ведь не драться же летим, правда?

Драться – не драться, а двинуться в путь предпочли все-таки на пиратской канонерке. На своем транспорте было опаснее. Мало ли какая идея взбредет им в голову там, на «Конкистадоре»? Хоть Стэн и уверял, что флибустьеры полностью капитулировали и все околопланетное пространство вокруг Пирра забито полицейскими патрульными катерами.

Шлюзы открывал Ховард, еще с Джемейки благоволивший к Язону, словно к родному брату. И это была удача.

– Тони, скажи мне честно, – доверительно произнес Язон, приобняв его за широкие плечи, – ты по-прежнему готов играть вместе со мной против Моргана?

– А против него уже и играть неинтересно, – заявил Ховард.

– Э, не торопись, брат! – улыбнулся Язон. – Пока Морган жив, он опасен. А вообще что тут у вас случилось?

– А то не знаешь! – не поверил Ховард в его неосведомленность. – Крейсер фактически захвачен Специальным Корпусом, на всех главных узлах торчат его агенты.

– Понятно, – сказал Язон, – но ты можешь гарантировать мне, что ни один флибустьер не удерет отсюда, и корабль не сорвется с орбиты Пирра, пока мы с тобой не дадим на это добро?

Ховард серьезно призадумался, как видно, оценивая свои возможности. Затем поинтересовался с достоинством:

– И что мне с этого обломится?

– А вот потом и будет видно. Но сейчас, как минимум, я обещаю сохранить тебе жизнь, – сказал Язон.

– Да жизнь-то мне уже гарантировал Специальный Корпус, _ пробормотал себе под нос Ховард.

– Что, что? – переспросил Язон. – Видишь вот этих людей, рядом со мною? Если они захотят убить тебя, никакой Специальный Корпус не поможет. Потому что они – пирряне.

– Да ладно тебе! – вымученно ухмыльнулся Ховард. – Специальный Корпус – это же совершенно особая сила, а твои друзья – просто люди….

– Неужели ты еще не понял, что пирряне – не просто люди? – Язон взял под руку Мету и подошел к Ховарду совсем вплотную. – Морган уверял меня, что два глаза – для пирата роскошь. Но сегодня я чувствую, что тебе и одного много. Мета, напомни ему, как это было…

– Не надо, – сказал Ховард, он умел соображать быстро, – я согласен. Я сделаю так, что ни один человек без моего ведома отсюда не выйдет. А уж корабль тормознуть вообще не задача. У меня здесь действительно серьезные полномочия. И поверь, Язон, я буду работать только на вас.

– Попробуем тебе поверить, Тони. Но если обманешь… Ох, где бы я тебя ни нашел, умирать привезу сюда, на Пирр. А по части вариантов смерти здесь большое разнообразие.

– Я все понял, дружище, – сказал Ховард как-то очень просто, и Язон вдруг даже испугался, ощутив нечто вроде симпатии к матерому убийце и вору. – Я все понял. Идите сейчас в большой зал. Морган там. А вообще мы ждем Бервика. С минуты на минуту он будет здесь. Высший Совет уполномочил именно его решать нашу судьбу.

– Вашу, – счел нужным подчеркнуть Язон. – А нашу мы сами решим.

Может Ховард, а может и Бервик предупредили охрану на корабле об особом отношении к пиррянам. Никто не останавливал их, и они беспрепятственно прошли до большого зала, где действительно находился в этот момент Морган.

На обзорном экране мерцали теперь звезды ночного пиррянского неба, яркость которых приглушалась близким холодным светом двух больших лун – Самаса и Бессоса. Экс-Капитан, как назвал его про себя Язон, стоял спиной к двери и то ли любовался космическим пейзажем, то ли обдумывал, куда лететь дальше. Всем своим видом он показывал, что начисто утратил интерес к происходящему на этой планете.

Услышав шаги, Морган повернулся к вошедшим и окинул всех совершенно спокойным взглядом, как бы говоря: «Ну, я проиграл. С кем не бывает? Главное – жив. Полечу дальше искать свою удачу».

А Язон подумал: «Что-то он уж слишком спокоен. Не понимает, наверно, что ожидает его. Или – наоборот – слишком хорошо понимает и просто знает больше, чем я».

Морган сделал шага три в их сторону, остановился и проговорил:

– Ты обманул меня, Мухарриб. Зачем?

– Я отвечу, – сказал Язон с достоинством и повернувшись к пиррянам, попросил: – Оставьте нас одних. Бояться тут нечего, а разговор у нас слишком личный.

Керк пожал плечами: мол, как скажешь. Дольше всех сомневалась Мета, и в итоге Язон разрешил ей остаться. Какие могут быть тайны от жены?

– Генри, я – игрок, – начал Язон с эффектной фразы. – Ты должен был помнить об этом. Да, я превратил нашу битву в грандиозное шоу. Ну и что? Разве это плохо? Каждый зарабатывает деньги, как умеет. Есть много разных интересных способов для этого. Я только против грабежей и разбоя. Я против убийства ни в чем не повинных людей. А ты, Генри, считаешь это нормальным. Вот я и заставил тебя играть в твою игру, но по моим правилам. Мы отвели тебе не самую лучшую роль, но так уж получилось. Извини. Видишь ли, если по-твоему убивать и делать на этом деньги нормально – так зарабатывай на смертях собственных друзей, а не моих. Да, кстати, почему ты не играл вместе со мной во «Вселенский тотализатор»? Ах, да! Я же забыл вовремя сообщить тебе о нем? Ну, извини еще раз. Надо же иногда радио слушать. Трансгалактическое вещание. Слыхал про такое?

– Перестань паясничать, Язон. – Морган уже начинал закипать, но очень старался сдерживаться. – Скажи лучше, там, в пещере было бессмертие? Там вообще было хоть что-то? Или ты надул меня как последнего дурачка?

– Нет, Генри, я всегда считал тебя очень неглупым человеком. Но там в пещере… Там было и есть в действительности нечто такое, чего тебе не удастся вообразить при всем твоем уме. Там сосредоточена ментальная энергия, способная заставить звездолет «Овен» работать на полную катушку. Там в определенные моменты времени открывается гиперпространственный переход. А это – путь и к могуществу, и к бессмертию. Но вы, флибустьеры, настолько отупели от злости, что уже разучились говорить и слушать. Вы не можете найти понимания ни у людей, ни у иного разума. Твой старый друг Миссон – подумать только! – пытался схватить рванавр, пытался сделать гиперпереход своей собственностью. Это – безумие. И ты, Генри, наверняка вел бы себя так же. Поэтому ты никогда не станешь бессмертным…

Морган еще слушал, но, кажется, терпению его уже приходил конец, Еще немного, и сабля, с которой Навигатор никогда не расставался, была бы выхвачена из ножен.

Но тут как раз прозвучала бодрая мелодия общего сбора и нежный голосок Мадам Цин объявил по интеркому, что Риверд Бервик собственной персоной прибыл на корабль и желает видеть всех в большом зале через десять минут. В ту же секунду из раскрывшихся в полу ячеек полезли стулья для участников совещания, а потом распахнулось несколько дверей с разных сторон одновременно, и помещение наполнила шумная толпа журналистов, принявшихся без промедления монтировать свою технику, ставить свет, проверять звук. В общем, готовилось, похоже, не просто совещание или заседание, а натуральная пресс-конференция с прямой трансляцией по всем галактическим каналам.

– Флибустьеры проиграли Миру Смерти, – объявил Бервик, открывая это торжественное заседание и как бы озвучивая для прессы общеглактическое мнение о случившемся. – Всвязи с этим я имею честь пригласить господина Керка Пирра на очередное пленарное заседание Высшего Совета Лиги Миров, а о судьбе господина Генри Моргана мы поговорим в конце нашей встречи. Опережая ваши вопросы сообщу также, что весьма серьезные по численности и техническому оснащению подразделения Космического Флота Лиги полностью контролируют ситуацию как в этом регионе, так и в районе планет Джемейка и Кассилия.

Игра окончена, все сделанные во «Вселенском тотализаторе» ставки были приняты официально, и каждый выигравший непременно получит свою долю. За этим следит специально созданная комиссия, и от имени Лиги Миров я лично могу гарантировать вам, что мы не допустим никаких юридических нарушений.

Проблемы Пирра по просьбе здешнего руководства остаются проблемами Пирра, никто не вправе вмешиваться в их решение без согласия господина Керка. Иначе обстоит дело с планетой Джемейка, но об этом я опять же, по ряду весьма важных соображений, предпочту сказать в самом конце своего выступления. А теперь, пожалуйста, задавайте ваши вопросы.

– «Зеркало Вселенной», – представился первый из поднявшихся. – Расскажите, что произошло на Кассилии?

– Да ничего особенного. Управляющий Национальным банком Роджер Уэйн был уверен в победе флибустьеров. Но это мнение разделяли вместе с ним еще миллиона триста игроков, составившие абсолютное большинство в Галактике. И он вынужден был поставить на кон практически весь капитал банка, а также деньги еще нескольких самых крупных на Кассилии финансовых структур. Только в этом случае его итоговый выигрыш мог стать серьезным. Однако неожиданный исход войны сегодня общеизвестен. Роджер Уэйн разорен. Впрочем, это никак не скажется на благополучии планеты Кассилия. Свято место пусто не бывает.

– Агентство ПАН. А как чувствует себя победитель? то есть что же все-таки произошло с флорой и фауной Пирра?

– На этот вопрос я попрошу ответить присутствующего здесь Арчибальда Стовера.

Арчи вышел вперед, и словно знаменитый артист или спортсмен, помахал всем рукой.

– Постараюсь быть краток. Изложу вам только те выводы, которые мы успели сделать на данный момент. Есть мнение, что так называемый Эпицентр реально управляет поведением биосферы Пирра. Подчинить его себе в достаточной степени мы пока не способны, но уже наметились серьезные подвижки в этом направлении. Мы постепенно подбираемся к пониманию принципов регулирования биологической активности. Ее снижение до нуля и последующий резкий всплеск не прошли бесследно для пиррянских организмов. В настоящее время природа планеты необычайно близка к естественному равновесию, а потому и не представляет серьезной опасности для человека. Но говорить о том, как долго продлится подобное состояние, преждевременно. Мы еще не победили этот мир, враждебный человеку. Но зато знаем о нем сегодня на порядок больше, чем до начала этой страшной битвы.

«Удивительный талант, – подумал Язон, – наговорить так много слов и не сказать по сути ничего».

– Агентство МИА. Можно считать, что мы все стали свидетелями очередной межпланетной войны. Каковы ее практические результаты в чисто материальном аспекте?

– Ну, во-первых, согласно принятым в Галактике правилам, в пользование планеты Пирр переходят все уцелевшие корабли флибустьерского флота, включая линейный крейсер «Конкистадор», крейсер «Бригето» и линкор «Аллигатор». Это можно считать весьма достойной контрибуцией. А во-вторых… – Бервик вдруг замялся. – Мне кажется, хватит и во-первых. Другую тему я предпочел бы обсудить с господами Язоном и Керком в рабочем порядке.

Язон не стал ничего говорить вслух. Он догадывался, что речь идет о планете Джемейка и понимал, что еще успеет поторговаться с Бервиком по этому поводу.

– Корпорация «Вечные времена». Какое отношение ко всей этой истории имеет компания «Зунбар Медикал Трейд»?

– Практически никакого. Нынешний глава компании Рональд Сейн сильно пострадал от флибустьеров лично. Вот и решил поучаствовать в их разгроме с помощью своих немалых финансов. А заодно и поиграл на тотализаторе.

– Прекрасный эвфемизм, господин Бервик! – вот тут уже Язон не сдержался. – «Сильно пострадал лично»! На самом деле, господа репортеры, для тех кто не знает или не помнит: флибустьеры изрубили на куски всю его семью. Я хочу, чтоб об этом слышали повсюду.

– Агентство «Звезда Барнарда», – стремительно поднялась миловидная девушка в центре зала. – Вопрос в связи с этим. Кто-то из флибустьеров предстанет перед судом? Кто именно, где и когда?

– Это больной вопрос, – прокомментировал Бервик. – Вы прекрасно знаете, как из рук вон плохо работает сегодня межзвездное правосудие. У нас нет пока единых галактических законов и нет механизмов, приводящих решения суда в исполнение вне пределов отдельной планеты. Что касается конкретно флибустьеров, то по нашим данным, все лица, непосредственно виновные в убийствах и грабежах погибли здесь, на Пирре. А оставшиеся в живых руководители флотилии имеют особый статус, и проблема суда над ними должна решаться в комплексе с другими проблемами планеты Джемейка. И не здесь.

«Во, загнул формулировочку, зараза! – подумал Язон. – Ну, ладно. Серьезный разговор еще впереди».

Ему уже стало неинтересно слушать, почему Космический Флот Лиги Миров не вмешался в процесс раньше, и не пора ли вообще запретить азартные игры, и как относятся галактические власти к диким нравам на планете Радом… Честных ответов ждать не приходилось вовсе, а если еще учесть, что даже подразделения Специального Корпуса для прессы изящно именовались «спецотрядами Космического Флота Лиги» – так и вообще делалось тоскливо.

Язон теперь только ждал, когда же прозвучат слова о судьбе Джемейки и ее лидера.

И Риверд Бервик, решив, что уже достаточно подготовил публику к заключительным известиям, наконец сообщил:

– По Джемейке Высший Совет принял следующее решение. Создать специальную комиссию. Ежегодно делегировать на планету группу наблюдателей. Отменить Закон Флибустьеров и ввести нормальные правила общежития, принятые в высокоразвитых мирах. Расформировать остатки военного флота Джемейки. Первое лицо планеты, подчиненное напрямую председателю комиссии при Лиге Миров, отныне называть губернатором и назначить на эту должность господина Генри Моргана, как человека, проявившего себя талантливым руководителем, и лучше, чем кто-нибудь, знакомого со спецификой Джемейки. Ему-то мы и поручим наказать всех виновных в грабежах, налетах и бессмысленных убийствах. В этом случае все приговоры будет легко приводить в исполнение в рамках одной планеты…

Журналисты немножко подивились парадоксальности принятого решения, но в итоге приняли все как должное – на то они и журналисты.

А у Язона было свое мнение на этот счет. Морган пока находился на орбите его планеты, и даже крейсер «Конкистадор», как выяснилось, принадлежал отныне ему.

Он выразительно посмотрел на Мету, и Мета ответила ему долгим понимающим взглядом.

Сначала ушли журналисты. Потом вся остальная публика. Флибустьеров, организованно построив, увел с собою Дэвис, один из немногих капитанов, чудом уцелевших в пиррянской мясорубке. Арчи вместе со Стэном отправились знакомиться с уникальной техникой «Конкистадора», раз уж эта громадина теперь принадлежит Пирру. Наконец, появился Ховард, который что-то тихо шепнул, и все агенты Специального Корпуса в форме офицеров Космического Флота, маячившие по углам, разом удалились.

А вот Бервик уходить не хотел. Полный чувства собственной значимости, он ждал каких-то слов от Язона. Ему было важно подвести черту под происшедшим и как бы поставить внизу собственную подпись, а Язон должен был все это завизировать на уголке листа. Но видно, Бервик совсем забыл о пиррянах,не учел их совершенно особенного взгляда на мир и легкомысленно сбросил со счетов непростой комплекс отношений, сложившийся у Язона с Морганом.

_ Господин Бервик, – обратился к нему герой дня, – могу я попросить вас оставить нас с Генри одних. Накопилось, видите ли, много такого, о чем хотелось поговорить тет-а-тет, в отсутствии прессы и официальных властей.

Бервик прищурился, помолчал секунд пять для солидности и вальяжно распорядился:

– Хорошо, Язон. Только без глупостей, пожалуйста.

– Неужели вы еще не поняли, Бервик, что глупости – это не по моей части?

Такой вопрос ответа явно не требовал, и Бервик, вяло улыбнувшись, вышел из зала, бросив на ходу:

– Мы еще поговорим с вами.

Язон молча кивнул.

А Морган присел на краешек стола, за которым совсем недавно председательствовал Бервик – присел небрежно, как победитель. Язон, Мета и Керк стояли напротив него в опустевшем зале на гладком блестящем полу. Трудно было даже представить, что еще несколько минут назад здесь повсюду торчали стулья. Ховард в некоторой нерешительности маячил чуть позади. Очевидно ждал, что его сейчас тоже попросят уйти. Но все молчали.

Наконец, тишину нарушил Керк.

– Язон, – проговорил он, словно и не замечая присутствия флибустьеров. – Все, что там говорили, правда?

– Ты о чем? – искренне не понял Язон, но уже в следующую секунду догадался, будто проснувшись.

Для него-то это была давно пройденная, пережитая тема. А Керк, похоже, лишь в эту секунду полностью осознал всю глубину позора, которому подвергли его гордую планету. Помимо их воли, пиррян заставили участвовать в грандиозном галактическом шоу для скучающих бездельников. Это же просто немыслимо! В кошмарном сне такое не приснится!

– Они что, действительно делали на нас ставки, как на скаковых лошадей или бойцовых петухов? – вопросил Керк страшным голосом. – Правда, Язон?

– Правда, – проговорил Язон, почти не шевеля губами.

– И все это придумал ты?!

– Да, Керк! – голос Язона начал набирать уверенность. – Я придумал это для нашего общего блага. Против хитрости и коварства иногда помогают только ответная хитрость и коварство.

Давно Язон не видел Керка таким. Казалось вождь пиррян потерял дар речи, и только пистолет все прыгал и прыгал ему в ладонь, а седовласый гигант упорно загонял его обратно в кобуру.

– Мета, – выдохнул он наконец, – почему я не убил этого инопланетника много лет назад?

– Опомнись, Керк! Мы все тогда были другими. Совсем другими. Сегодня мы уже не можем убивать своих. А Язон стал настоящим пиррянином. И ты простишь его. Он действительно хотел сделать как лучше. Виноваты во всем флибустьеры…

– Да не просто хотел сделать как лучше! – разозлился, наконец, Язон, уставший молчать в этой двусмысленной ситуации. – А действительно сделал. Понимаете, сделал! Ведь мы же победили.

– А почему тогда этот все еще жив? – поинтересовался Керк свирепо и показал на Моргана пальцем, словно только теперь заметил его.

Язон проследил за яростным взглядом пиррянского ветерана и понял, что опасность миновала.

– Почему он жив, я спрашиваю?! – Керк задохнулся от возмущения.

– Такой уж это человек, – Язон спокойно добивал врага. – Удрал от нас, когда мы разбили Звездную Орду. Надеется удрать и теперь. Человек такой. Готов зарабатывать деньги на чем угодно. Если б узнал вовремя о тотализаторе, не моргнув глазом, сделал бы ставку. Разумеется на пиратов. И проиграл бы. Но ты погляди на него, Керк! По-моему, этот недобиток, этот недочеловек снова считает себя победителем. Губернаторский пост – ведь это явное повышение в сравнении с должностью главаря бандитской шайки.

– Нет, – уже тихо, но очень твердо проговорил Керк, – этот урод не будет губернатором. Я просто убью его.

Язон не успел отреагировать, потому что Морган неожиданно завопил:

– Но ты не позволишь, Язон! Это несправедливо!

– Что ты сказал, Генри? Несправедливо? Тебе знакомо такое слово? А может, ты еще умеешь отличать ложь от правды? И добро от зла? Что-то раньше я не замечал за тобою подобных талантов. Зато ценил многое другое: жестокость, подлость, вероломство, любовь к шантажу… Помнишь, как ты хотел отдать Долли своим пьяным дружкам на поругание? И ты бы сделал это, если б не Старик Сус. А как ты захватил нас на Дархане? А сколько невинных жизней ты загубил на Кассилии и в космосе, встречая случайные корабли?

Язон распалялся все сильнее, наступая на Моргана, словно хотел опередить Керка и собирался сам нанести первый удар. С каждою фразой он подходил все ближе и ближе и теперь стоял уже в трех шагах от главаря флибустьеров.

– Таких, как ты, я не привык считать за людей, – сказал Язон. – Ты хуже насекомого. И мне даже противно давить тебя собственными руками. Но придется.

– Вот только сначала ты сам умрешь, – прошипел Генри, с невероятной прытью выхватывая саблю.

Морган стоял так близко, что угроза прозвучала вполне серьезно.

И все-таки у него было не слишком много шансов. Разве что Навигатор рассчитывал на поддержку Ховарда. Наверно, рассчитывал. А зря. Тони даже с места не тронулся, а вот пистолет Меты уже смотрел Моргану прямо в лоб.

– Только не стреляй! – крикнул Керк. – Это бесчестно. У него же нет огнестрельного оружия.

В ту же секунду все понявший Ховард бросил Керку свою саблю, а Язон и Мета отскочили в разные стороны.

– Докажи, что ты умеешь рубить на куски не только женщин и детей, – проговорил Керк. – Докажи.

И Морган решил хотя бы умереть достойно. Он защищался отчаянно и оказался сильнее, чем можно было предположить. Но не сильнее Керка – такой человек еще просто не родился в Галактике. По части фехтования – да, здесь ощущалось некоторое преимущество флибустьера. Керк дважды подвернулся под его молнией летавшую саблю, и сквозь рассеченный комбинезон по плечам седовласого гиганта начала сочиться кровь. Но это лишь добавило пиррянину ярости и силы ударов. И наконец, настал момент, когда Керк сумел разгадать очередную хитрость Моргана и, с хрустом ломая врагу пальцы, выбил саблю из его руки.

– Ну, вот и все, – прохрипел пиррянин и поднял над головою свой клинок.

В тот же миг под сводами зала раздался звонкий женский голос:

– Нет, не все! Оружие на пол! Руки на стену! Никому не двигаться!

Язон успел лишь слегка повернуть голову, боковым зрением отметить появившуюся в дверях Мадам Цин с двумя пистолетами и подумать: «Вот дура! Всех их губит позерство. Настоящие бойцы знают, что сначала надо стрелять, а уж потом думать о том, красиво ли ты при этом выглядишь…»

Больше Язон ничего не успел – ни подумать, ни сделать, – потому что у Мадам Цин вмиг не стало ее очаровательной головки, зато стену возле двери разукрасили причудливые красно-серо-желтые узоры. Мета всегда предпочитала заряжать свой пистолет разрывными пулями.

– Я же говорила, что убью ее! – радостно выкрикнула пиррянка.

А умудренный опытом Керк вначале снес Моргану голову, а уж потом оглянулся: это кто это там стреляет?

Бервику тоже стало интересно, откуда доносится грохот выстрелов, и в окружении целого взвода солдат Специального Корпуса он ввалился в зал, запыхавшийся и взмыленный:

– Что здесь происходит?

Язон виновато развел руками:

– Господин губернатор Джемейки был немного невежлив с дамой. Наши люди преподали ему урок.

Насчет дамы – это было, конечно, для красного словца, но какая разница? Ведь Язон просто хотел поиздеваться над уважаемым представителем всех секретных служб. И делал это теперь с превеликим удовольствием.

А Бервик молча обводил взглядом зал и только за голову хватался в отчаянии.

– Не понимаю ваших эмоций, господин Бервик, – проговорил Язон невозмутимо. – Вы же сами нам тут рассказывали, что галактическое правосудие плохо работает. Но мы-то пока еще не на просторах Галактики, а на суверенной территории планеты Пирр. И тут у нас с правосудием все в порядке.

Глава 20

Язон установил в новом исследовательском комплексе самый лучший аппарат дальней связи, и целый день провел во всевозможных нескончаемых переговорах. Много разного набежало за прошедшие «послевоенные» дни.

Пирряне к этому моменту уже успокоились, насколько вообще могли успокоиться пирряне. В том, что главными их врагами были все-таки именно Морган и Мадам Цин, а вовсе не Язон, Мета сумела убедить почти всех. Так что акт мести, совершенный ею и Керком и зафиксированный автоматическими камерами «Конкистадора», удовлетворил обитателей Мира Смерти. Конечно, Мета тоже оставалась пиррянкой в душе и на первом месте у нее не могли стоять доводы рассудка, но безграничная любовь к Язону, похоже, сделалась с годами сильнее любви к родной планете. Однако и умом не могла она не понимать, что Язон сделал доброе дело для всего Пирра.

Некоторые, впрочем, еще продолжали считать, что за одно участие Язона в постыдном «Вселенском тотализаторе», его нужно если не убить, то, во всяком случае, изгнать с планеты на веки вечные. Но в итоге возобладал все-таки здравый смысл. Огромные денежные средства, поступившие в результате выигрыша и военной победы на счет Мира Смерти, а также колоссальные новые возможности по борьбе с местными тварями – эти два аргумента даже самым тупоголовым показались вполне достаточной компенсацией за моральный и материальный ущерб.

И вот, урегулировав свои отношения с соотечественниками, то есть с пиррянами, Язон получил возможность заняться своего рода внешней политикой. У него было запланировано несколько разговоров с другими планетами Галактики.

Вначале, с самого утра, чтобы потом не забыть в суете, он поздравил Долли с днем ее пятнадцатилетия. Девушка, конечно, порадовалась. Она прекрасно понимала, сколько всяких проблем занимает голову этого человека и то, что он запомнил дату, было необычайно трогательно. А Язон обещал еще и подарок прислать, но лучше бы, конечно, говорил он, передать при встрече. Приглашал к себе на Пирр, потому что сам в ближайшее время никуда не собирался. Пару слов сказал Робсу. Парень намеревался всерьез заняться учебой, и Язон пожелал ему всяческих успехов.

Долго проговорил с самим Рональдом Сейном – о возможных совместных проектах – на будущее. Идеи возникали интересные.

Потом не без труда разыскал на Кассилии Роджера Уэйна. Тот, в ужасе от своего положения, пытался спрятаться в самом темном и тихом уголке. Никого не хотел ни видеть, ни слышать.

– И все-таки я до вас добрался, сэр, – с гордостью сообщил Язон. – Знать не знаю, зачем вы за мной следили. Теперь это даже неинтересно. И поскольку никакого конкретного зла с вашей стороны причинено не было, а я считаю себя человеком слова, то торжественно сообщаю вам: из полученных мною в качестве выигрыша, а по существу, контрибуции денег, я выделяю на вашу долю обещанную сумму, а именно двенадцать с половиной миллиардов кредитов. Мог бы послать и по межбанковским каналам, но красивее будет вручить наличными, тем более, что Мета, вероятнее всего, появится вскоре на Кассилии. Уж очень ей хочется забрать с вашего космодрома Диго свой любимый «утлый» звездолет «Темучин». Что вы молчите, Уэйн?

– Не знаю, что и сказать. Я очень благодарен вам, Язон динАльт.

– Не стоит благодарности. Просто вы, очевидно, ни разу в своей жизни не встречались с порядочными людьми. Задумайтесь над этим, Уэйн. Двенадцать с половиной миллиардов – очень неплохая сумма для старта. Вы еще молоды. Начните все с нуля, только с криминальным бизнесом не связывайтесь. Кстати, другой бы на моем месте передал через вас привет знатному авторитету Гроншику, а я вот не хочу. Так будьте здоровы, Уэйн!

Много времени отняли переговоры с Высшим Советом Лиги Миров, с Бервиком, с Бронсом, даже с самим Инскиппом.

Из этой чертовой Джемейки такую проблему раздули – аж противно! Но Язон все-таки сумел настоять на своем. Джемейка ушла под протекторат Пирра. Ну, примерно по той же схеме, что и Счастье, несмотря на существенно другой уровень тамошней цивилизации. И таким образом губернатором ее должен был стать пиррянин. Тоже проблема. Керк никого не хотел отпускать с Мира Смерти, и так, говорил, людей не хватает. Но и от новой планеты отказываться грех. Это же и честь высокая и очень выгодно во всех отношениях.

И тут решение, как это уже не раз бывало, подсказала Мета.

– Язон, помнишь этого чудака, который имел на меня какие-то виды?

– Ну, – сказал Язон, еще не понимая к чему она клонит.

– Ты же обещал сохранить ему жизнь. Ну, так и давай используем эту жизнь с наибольшей эффективностью. Кто лучше Ховарда сможет управлять Джемейкой?

Язон просто восхитился такой находкой. Тони Ховард реально был единственным человеком, имеющим авторитет на пиратской планете и одновременно способным воспринимать контроль со стороны Пирра. Конечно, он тоже оказался запачкан кровью невинных жертв, но разве бывают совсем чистыми руки тех, кто руководит целыми мирами?

В итоге все пришли к выводу, что именно Тони Ховарду следует быть наместником Пирра на Джемейке. Назначили. Отправили. Красиво получилось.

Голова от всего этого шла кругом.

В общем, когда на пульт дальней связи пришла пси-грамма с абсолютно невразумительным адресом отправителя и на почти непонятном наречии, Язон решил, что на сегодня пора с работой заканчивать.

Языком этого послания оказался в итоге то ли хинди, то ли еще что-то в таком же роде, но Язон уже, как говорится, закусил удила. Он не поленился, отыскал в компьютере нужный словарь и перевел текст, который того стоил:

Дорогой наш мальчик, поздравляем с большим успехом. Благодарим за помощь. Надеемся на скорую встречу. «Овен» на Иолке не ищи. Мы его оттуда забрали. Новых тебе удач. Айзон. Нив-Нив.

«Во, чумовые у меня родители! – подумал Язон. – А может они и не родители вовсе? Так, шутники какие-нибудь?»

Но размышлять об этом дальше было уже лень. С улицы раздавались сигналы космической шлюпки, и он вдруг вспомнил, кто это. Арчи из космопорта прилетел. И вовсе он не на шлюпке.

– Мета! – позвал Язон любимую, которую так и не научился называть женой даже про себя.

Она работала вместе с Миди в соседней лаборатории.

– Мета, помнишь, я обещал тебе, что обязательно сделаю свадебный подарок? А без этого настоящий мужчина и не может считать себя мужем. Взгляни в окно.

Он сам посмотрел первым и убедился, что Арчи поставил катер красиво, как на выставке новых экспериментальных моделей.

Мета подошла сзади и ахнула:

– «Невидимка»! Тот самый? У Бервика сторговал?

– Обижаешь, родная. Это только пираты покупают у радомских торговцев подержанные корабли. А я новый заказал, с иголочки. И между прочим, современнее, лучше, чем у этого пижона Бервика.

– Я люблю тебя, Язон! – выдохнула Мета и поцеловала мужа.

– Так это здорово, милая! Я ведь тоже люблю тебя! Пойдем, покатаемся на нашей новой игрушке.

Они вышли сквозь двойной шлюз и побежали наискосок через зеленую лужайку к своему сверкающему на солнце роскошному суперботу.

Дубай – Москва, ноябрь 1997 – март 1998 г.г.

Гарри Гаррисон, Ант Скаландис Мир Смерти и твари из преисподней

Часть первая

Глава первая

Далеко, очевидно, над океаном, закрытым от глаз цепью гор, собирались тяжелые свинцовые тучи. Здесь, на Моналои, такое было явлением редким, но уж если случалось, то всерьез: не просто дождь и ветер, а настоящий ливень с ураганом, не просто гроза, а настоящее светопреставление. За триста солнечных дней из трехсот двадцати, составлявших полный год, на этой теплой и ласковой планете приходилось расплачиваться чудовищной силы электрическими бурями и целыми водопадами, низвергавшимися с небес.

Сотник Фуруху на своей деревянной вышке внимательно вглядывался в темнеющий на глазах горизонт и прикидывал: сколько же остается работать фруктовикам? Получалось, не больше часа. А раз такое дело, пусть поторопятся перед вынужденно долгим отдыхом.

– Эй! – крикнул Фуруху в нагрудный крикунец своим десятникам. – Потыкайте их палками, пусть бегают как только могут быстрее. И если даже кто-нибудь упадет раньше, чем начнется дождь – не беда. Главное – результат. Слышите? – добавил он. – И еще. Всем, кто соберет по шесть полных корзин до финального свистка, я обещаю вторую порцию вкусной похлебки.

Задача была поставлена непростая, но все же реальная. Претендентов на вторую порцию могло оказаться много. Однако Фуруху имел право раздавать подобные обещания, ведь он был не просто сотником – он был одним из доверенных сотников у начальника местной тысячи султана Азбая.

Руководителей, подобных Азбаю, тысячниками не величали, потому что они возглавляли уже не конкретное число людей и фруктовиков, но являлись фактически полновластными хозяевами на определенных, строго очерченных территориях, называемых султанатами. И выше султанов стоял только эмир-шах всей планеты Моналои.

А сотник Фуруху был еще очень молод, но быстро продвигался по служебной лестнице и рассчитывал, довольно скоро стать персональным охранником султана. Ведь он такой старательный, такой безжалостный, такой жестокий. Ему нравилось бить фруктовиков по спине или тыкать их в бок «кусачей палкой», когда он был еще простым десятником и вместе со всеми стоял по колено в воде под палящими лучами солнца меж рядов колючего кустарника айдын-чумра, усыпанного темными гроздями спелых плодов. Он очень старался на той работе.

И вот теперь ему гораздо больше нравилось сидеть в специальном кресле на крепкой вышке из длинных стволов сарателлы под навесом, дарящим мягкую прохладу, и наблюдать, как нерадивых фруктовиков погоняют его подчиненные – десять доблестных мускулистых парней, не жалеющих ради высокого урожая ни сил своих, ни злости, ни поганых спин этих жалких тварей.

Фруктовики были странным образом похожи на людей, но они не умели говорить по-моналойски, а еще на голове и даже в отдельных местах на теле у них росла шерсть, словно у каких-нибудь макадрилов. Любой нормальный человек испытывал естественное отвращение при взгляде на такое существо. Моналойцам запрещалось вступать в любые неформальные контакты с фруктовиками.

Вообще-то, сам Фуруху плохо понимал, для чего это правило существует. Какие вообще могут быть контакты с выродками? Да, он отдает им приказы на их дурацком языке. Но не придет же ему в самом деле в голову беседовать с фруктовиком о погоде или о еде! О подобном даже подумать мерзко. Но, к сожалению, находились люди среди десятников, которые нарушали правила. Он сам несколько раз видел тех, кто вступал в разговор с «шерстяными». Нет, не среди своих подчиненных, слава эмир-шаху! Ведь таких десятников увольняли со службы сразу. А недосмотревшего сотника переводили на освободившееся место, то есть понижали в звании. Фуруху не знал точно дальнейшей судьбы самих провинившихся, но догадывался об их весьма печальной участи.

А еще ходили слухи, будто некоторые монолойцы спутывались с самками фруктовиков. От одной мысли об этом Фуруху передергивало, будто он голой ногой вляпался в экскременты. Но его приятели, как правило, весело хохотали, пересказывая друг другу обрастающие подробностями байки. И однажды сотник Гугузу, видя уж слишком правильную реакцию Фуруху, похлопал его по плечу и шепнул, улыбнувшись:

– Молодой ты еще! Шерстяные – конечно, мразь. Но ты приглядись повнимательнее к их самкам. Приглядись.

И Фуруху однажды пригляделся. Прежде-то он и не особо различал их – что там разглядишь под драными тряпками и грязной шерстью? Но кое-что рассмотреть оказалось можно. И Фуруху прямо испугался: ну, все как у людей! Почти. И сквозь привычное омерзение ощутил вдруг в себе тайное, глубоко запрятанное, но очень сильное плотское желание. Вот что его напугало. Он даже чуть было не побежал в тот же день признаваться начальству в своих непристойных мыслях, как это и полагалось по Уставу. Но пока день рабочий кончился, успел сообразить: не стоит. Лучше он будет бороться сам с собственными недостойными чувствами. А то ведь накажут еще, и тогда его путь наверх сильно осложнится.

Ведь до сих пор Фуруху ни разу ничего не нарушал и верил, что обязательно станет персональным охранником. Возможно, даже очень скоро. Он нутром чуял, что новая должность понравится ему еще больше. Хотя и не представлял себе совершенно, как они живут, эти избранные люди. Ведь большая часть их жизни протекала вместе с султанами за высокими глухими заборами, куда даже доверенных сотников никогда не пускали.

«Ох, должно быть, хорошо у них там! – мечтал Фуруху, силясь представить себе роскошные сады и удивительные стеклянные дома, о которых иногда любили потрепаться его старшие приятели. О чем они только не трепались бывало!

Например, о том, что за горами, за океаном есть другой материк, что оттуда взлетают то и дело небесные корабли, что летающие звезды, которые иногда можно видеть ночью среди звезд неподвижных – это и есть те самые корабли. Что фруктовиков привозят на плантации не по морю, а по воздуху и что даже айдын-чумру отправляют на огромных кораблях прямо на небо, потому что там, очень далеко вокруг других звезд существуют другие планеты, на которых тоже живут люди. Не очень-то верилось Фуруху во все это, особенно про айдын-чумру или суперфрукты, как их еще называли иногда. Он сам хорошо знал, куда деваются спелые плоды.

Каждый день со всех плантаций урожай отвозили на Комбинат. А Комбинат их поглощал, чтобы потом выделять жизненную энергию и питать ею всю планету Моналои. Кто ж этого не знает? Но слушать всякие небылицы все равно было интересно.

Ну, а действительно, что еще делать? Можно, конечно, пить чорум – доброе фруктовое вино. Можно слушать музыкантов, играющих на гынде. Можно танцевать с женщинами. Все это был хороший отдых. Но и поболтать с приятелями Фуруху очень любил. Правда тех, кто болтал слишком много, иногда забирали. Приходили персональные охранники султана и скручивали запястья сырыми корнями айдын-чумры.

Корни эти любой предмет обхватывают очень плотно, а когда высыхают, их уже только пилить можно, и то не всякая пила возьмет. Фуруху на себе такого не испытал, но видел много раз, ох, много…

«И что это я вдруг с веселых мыслей на печальные переключился?» – задал он вопрос сам себе. И тут же понял. Оказывается, он уже минут десять пристально наблюдает за красивой самкой фруктовика. Она действительно казалась ему красивой, и это было ужасно. Подобные наблюдения сравнительно давно вошли у него в привычку, но правильная половина мозга Фуруху противилась постыдному занятию и автоматически заставляла молодого доверенного сотника отвлечься, вспомнив что-нибудь неприятное.

«Ой, смотри, и тебе когда-нибудь руки скрутят, если будешь волю давать низким страстишкам! Соберись, Фуруху, ты же умеешь быть жестоким и умным. Ты умеешь молчать, когда безумно хочется рассказать кому-нибудь дурацкую байку. Ты умеешь молчать, даже после целой фляги чорума. Вот и сейчас возьми себя в руки. Оторви взгляд от этой уродины!»

Выполнить такой приказ оказалось предельно просто. Взгляд оторвался сам собою, потому что с другой стороны, совсем близко от вышки, послышался громкий, ну прямо истошный крик. Перестав работать и подняв руки к небу, среди кустов вопил бесноватый фруктовик.

«Ох, не к добру это!» – подумал Фуруху. Бесноватые попадаются нечасто. Их, как правило, сразу уничтожают, но они успевают накликать беду. В прошлый раз, например, когда орал такой же кретин, гроза началась чуть не на полчаса раньше, чем ее ждали. Фруктовики не успели убрать очень много корзин и несметное количество плодов бесценной айдын-чумры погибло под крупным градом. Но страшнее всего было, когда бесноватые начинали кричать на моналойском языке. Они его безобразно коверкали, но все-таки у них получались иногда не только отдельные слова, но и целые осмысленные предложения. От этого мороз пробирал по коже. Ведь в Уставе планеты Моналои ясно сказано: «Моналоец не должен говорить на фруктовиком языке, а фруктовик не может говорить на моналойском». «Не может» означает только одно: не может. А этот орал громче нагрудного крикунца, и из глотки его вырывались вполне понятные фразы:

– Спасувайтесь! Опась! Гроза – не крупная зла! Горы – страха более!..

Собственно, как и всякий бесноватый фруктовик, этот тоже прекрасно понимал (если они вообще способны что-то понимать): люди не поверят ему. Крики бесноватых были всегда криками отчаяния. Они как будто делали вид, что предупреждают о беде, а в действительности просто объявляли ее, когда уже ничего нельзя было исправить. Поздно «спасуваться». Однако свихнувшийся фруктовик помимо обычных предупреждений об опасности успел прокричать раза четыре подряд нечто совсем необычное. Он упорно называл два незнакомых Фуруху имени. Он просил найти одного человека и обязательно передать ему, что во всем виноват некий другой человек. Фуруху очень хорошо запомнил оба странных по звучанию имени, но почему-то даже в мыслях боялся повторить их. Словно это были какие-то зловещие колдовские заклинания. Молодой сотник раньше и представить себе не мог, что просто слова, просто звуки бывают настолько страшными.

Потом один из самых крепких десятников – высокий Жуму, ударив бесноватого палкой, заставил его замолчать, тут же двое других помогли ему и довольно быстро забили фруктовика насмерть. Фуруху видел, как окрававленное безжизненное тело оттащили подальше от вышки и бросили в мутную воду между рядами кустов.

Вроде эпизод как эпизод. Ничего особенного. И все же что-то в случившемся очень не понравилась Фуруху, что-то не давало покою. Гадостное предчувствие закралось в душу. И он полез в карман за маленьким переговорником. Доверенным сотникам, кроме крикунцов выдавали еще и переговорники для прямой связи с султанами в исключительных случаях. Фуруху счел данный случай вполне исключительным.

Но султана Азбая на месте не оказалось. Говорить пришлось с его персональным охранником. Удивительно тупой тип! К опасениям Фуруху всерьез отнестись не захотел. Сказал: «Что там может быть страшного в горах?» Спасибо хоть разрешил закончить работу на пятнадцать минут раньше ожидаемого начала грозы. Но напоследок не приминул обозвать самого Фуруху бесноватым и гнусно хихикнуть.

Доверенный сотник, сильно расстроенный разговором с начальством, минут пять приходил в себя. Мрачно озирал плантацию, свинцовые тучи со стороны моря и горы за спиной, не предвещавшие вроде бы ничего ужасного. Потом рявкнул в нагрудный крикунец:

– Именем султана Азбая! Десятиминутная готовность к завершению работ всвязи с грозою! Передать по цепочке!

Другие сотники мигом откликнулись. Команда загрохотала над рядами кустов, над серо-голубыми полосками воды меж них, над коричневыми спинами фруктовиков. Сборщики суперфруктов забегали еще быстрее, хотя казалось, что быстрее уже невозможно. Эффектное зрелище.

Страх перед неведомой опасностью отступал. Фуруху почувствовал необычайный подъем. Радостное предвкушение долгого отдыха после работы, а потом, потом… Что-то совсем необычное померещилось ему в самом ближайшем будущем.

Но додумать он не успел.

Бесноватый-то прав оказался. Как всегда. Громыхнуло не со стороны моря и свинцовых туч. Громыхнуло со стороны гор. Да как громыхнуло! Спаси нас эмир-шах! Фуруху невольно оглянулся.

Вот такого еще никто на Моналои не видел.

Самая высокая из окрестных гор выплюнула вдруг прямо в небо целый фонтан огня. А потом это ужасное пламя потекло по склонам, сжигая все на своем пути, и стало ясно что не пройдет и нескольких минут, как потоки смертоносной жижи достигнут плантации.

Паника началась несусветная. Вместо организованной эвакуации фруктовиков – сплошное бегство во все стороны. А уж о спасении урожая, похоже, вообще не думал никто. Особо послушные, пытавшиеся покидать плантацию вместе с корзинами, просто отставали от общей массы бегущих, мешали всем и в итоге оказывались затоптанными своими же собратьями. Или их забивали кусачими палками разъяренные десятники.

«Идиоты! – думал Фуруху. – На что они тратят время? Лучше бы сами ноги уносили!»

Да и фруктовикам не мешало бы помочь спастись. Все-таки при таких потерях в живой силе ценность жизни любого работника резко возрастает: не будет сборщиков – не будет и урожая. Надо же и об этом подумать. И Фуруху некоторое время еще пытался отдавать десятникам приказы, отчаянно вопя в свой крикунец. Но куда там! Разве возможно было хоть что-то услышать? А тем более, услышав, воспринять? Уже через каких-нибудь полминуты нереально было разобрать, где его собственные подчиненные, а где совсем левые бойцы, забежавшие с сопредельных территорий. А после стало трудно даже углядеть своих среди сотен «шерстяных». Ведь в этой обезумевшей толпе внизу люди и фруктовики перемешались, спины их теперь через одного были исполосованы колючками кустарника, палками и когтями, одежда перепачкана в грязи и разодрана, лица и морды перекошены от ужаса.

Фуруху затравленно озирался по сторонам и ждал приказов. С вышки он слезать боялся, но и оставаться на ней было бессмысленно и даже страшновато. Ведь жидкое пламя со склонов гор неотвратимо приближалась. Фуруху не знал, что это такое, но догадывался, что опоры вышки, хоть и сделаны из самой прочной сарателлы, а сгорят все равно за одну секунду, охваченные этим кошмаром. А значит… смерть? Ему не хотелось умирать. И он сказал себе, что будет ждать приказа еще минуту, а затем просто ринется вниз и побежит вместе с толпой по плантациям, наискосок, к ближайшим баракам и стоянкам терренгбилей.

Про терренгбили Фуруху вовремя вспомнил. Ведь он как сотник имел право пользоваться ими даже в обычное время, а уж в такой экстренной ситуации…

Ну, вот, слава эмир-шаху! О нем не забыли. Начальство прислало терренгбили на гусеничном ходу – целая колонна двигалась со стороны поселка. Ему не придется бежать по грязи вместе с этой ужасной толпой. Терренгбили, которые иногда в разговоре называли просто билями, перемещались лихо, ведь они были специально предназначены для движения по любому бездорожью. Вот только какой же жуткий урон наносят они плантации!

Фуруху сам удивился, о чем он думает в подобную минуту, ведь жидкий огонь был уже совсем близко. Вот бы если начальство умело читать его мысли! Именно сейчас. Наверно, сразу произвели бы в персональные охранники. Впрочем, далеко не все свои мысли Фуруху готов был доверить начальству. Так что пусть лучше не умеют читать их.

А в терренгбили уже грузились десятники, и очумевшие фруктовики пытались залезать туда же, цеплялись за любые выступы и ручки, и некоторым удавалось уезжать вместе с машинами. Однако десятники злобно отпихивали их руками и палками, скидывали под колеса и давили лязгающими гусеницами. И кровь фруктовиков смешивалась с грязью, водой и ярко-алым соком айдын-чумры. Это было не то чтобы красиво, но очень эффектно. Фуруху даже засмотрелся, даже забыл, что и ему уже пора поторопиться. Ведь жидкое пламя подползло настолько близко, что стала ощутимой исходившая от него жара.

И тут наконец ожил его переговорник, лежавший в кармане форменных штанов.

– Сотник Фуруху, погляди налево. Мы приехали за тобой. Ты удостоен быть спасенным на особом транспорте, предназначенном только для доверенных сотников и прочих избранных категорий населения.

Персональный охранник султана Азбая выражался необычайно длинно, но Фуруху и не собирался дослушивать его до конца, он уже торопливо спускался вниз, держась за перекладины своей ставшей совсем неуютной вышки. Спускался быстро, потому что слева, куда его попросили посмотреть, стоял подъехавший со всей мыслимой стремительностью снаббус – большой, красивый, на воздушном ходу.

Такой экипаж Фуруху видел лишь однажды в своей жизни. Давно. Он был тогда еще совсем мальчишкой, и друзья рассказывали ему, что на снаббусах ездят только султаны, да и то не все, а только самые-самые приближенные к эмир-шаху. Видно, многое изменилось с тех пор на планете, или многое изменилось в жизни самого Фуруху. И вот именно теперь, в этот страшный и прекрасный день.

Он уже слышал, как раскаленная жижа, стекавшая с гор, шипит в воде. Он уже задыхался от страшного чада, ведь горело все: трава, деревья, люди, песок. Казалось, даже вода горит. И в горах снова громыхнуло, как будто даже еще сильнее, чем в прежний раз, и за каких-нибудь несколько секунд до посадки в снаббус Фуруху увидал то, чего, наверное, ему не полагалось видеть.

В раскаленной, светящейся и дымящейся жиже, сползавшей с вершины горы, что-то… Да нет не что-то, а КТО-ТО шевелился. Золотисто-оранжевые существа, похожие на людей, махали руками (клешнями? лапами?), разевали рты (пасти? клювы?) в бессильной попытке что-то сказать, сообщить, выкрикнуть. И в тот же миг их поразил яркий голубой луч, ударивший сверху. Фуруху успел проследить за направлением луча и заметил над горами странного вида парящий в воздухе биль. Он был похож на слегка вытянутый шарик айдын-чумры только со странным сверкающим диском сверху.

Золотисто-оранжевые монстры, барахтающиеся в раскаленной жиже, остались явно недовольны проявлением такого внимания к себе. Они все как будто съежились, напряглись, и словно удержав голубой луч в своих невероятных лапищах, перекрасили его в желто зеленый цвет с тем чтобы отпустить потом, как натянутую резинку, и выстрелить обратно, по летающему билю. Выстрел удался. Летающее устройство в одну секунду было охвачено таким же в точности пламенем, какое по-прежнему без устали вытекало из горы. А потом биль почернел и начал стремительно падать, по пути разваливаясь на кусочки.

Дальнейшего Фуруху не видел, потому что сильные руки одного из персональных охранников султана Азбая решительно втянули его в снаббус, где царил полумрак, прохлада и дурманяще-приятные незнакомые ароматы. Перед глазами сотника запрыгали разноцветные огоньки, запахи сделались еще сильнее, еще приятнее, ноги его подкосились, и…

Глава вторая

Язон динАльт оторвал взгляд от экрана и, повернувшись вместе с креслом к Мете, спросил:

– Давление биополя на защитный экран увеличилось?

– Нет, – сказала Мета. – Все изменения в пределах погрешности приборов. Можно считать, что биологическая активность в Эпицентре по-прежнему нулевая.

– Невероятно! Я просто перестаю понимать, что происходит, – проворчал Арчи. – Ведь третий раз над этим злосчастным местом пролетаем. Может, еще раз выстрелить туда нашим лучом?

– Бессмысленно, – отозвался Стэн. – Никаких эмоций. По джунглям наносить удары сейчас гораздо интереснее.

Остронаправленные пучки физиомагнитных лучей повышенной мощности были последним совместным изобретением Стэна и Арчи. Оба остались страшно довольны друг другом. Арчи гордился самой идеей гуманного оружия, не уничтожавшего, а лишь гипнотизировавшего животных, а Стэн чисто по-пиррянски получал удовольствие от уникальной точности, силы и быстродействия нового облучателя.

А вот коренное население Мира Смерти, то есть бесконечно меняющиеся злобные твари всех мастей вновь вели себя необъяснимо и непредсказуемо. Они вдруг практически оставили в покое и шахты, и город Открытый, и исследовательский центр, а также разросшийся и ставший, можно сказать, оживленным космопорт имени Велфа. Пирряне теперь принимали у себя даже торговые корабли, поэтому Керк иногда грустно шутил, что, если дело и дальше так пойдет, скоро начнут принимать туристов. И Язон, дурачась, придумал парочку-другую аттракционов. Как то: плавание на перегонки с ланмарами и дюжиногами в теплом океане под непрерывным снегопадом; наблюдение за вулканом, извергающимся в непосредственной близости от прогулочного морского катера с экскурсантами; и – для любителей самых острых ощущений – проход через джунгли без огнестрельного оружия, с мачете в правой руке и арбалетом в левой. Можно наоборот (в зависимости от пожеланий клиента).

Но шутки шутками, а пиррянская живность действительно ни с того ни с сего начала свирепствовать именно в джунглях. На планете словно возникли внезапно государственные границы. Звери как бы заявили официально, мол, на своей территории делайте что хотите, а на нашу, исконную, в родные джунгли – не пустим. И потомкам первых колонистов Пирра пришлось покидать самые старые фермерские поселения, просуществовавшие едва ли не четыре столетия. Бывшие «жестянщики» не сумели в свое время переломить себя и уйти в леса, предпочли жить на иных планетах, зато теперь бывшие «корчевщики» вынуждены были перебираться именно в город. Дикие джунгли отовсюду грозили гибелью.

И только Накса со своей гвардией лучших говорунов еще держался. Их пока не трогали. Телепатический контакт, который эти люди умели устанавливать со зверьем, позволял остановить практически любую агрессию. Однако жизнь Наксы и его учеников стала совсем несладкой. Жизнь в постоянном напряжении, в непрерывном ожидании неприятностей, в готовности каждую минуту собрать все силы и продолжать борьбу.

Так затянувшийся эксперимент по выживанию на Мире Смерти перешел в новую, странную, противоречивую фазу, поставившую с ног на голову многие привычные представления пиррян. В целом, конечно, жить стало легче, но вообще-то после грандиозного сражения, которое устроили на Пирре незадачливые флибустьеры, после почти раскрытой загадки Эпицентра многие ожидали совсем другого поворота событий. Нет, Мир Смерти оставался миром смерти и не скупился на страшные сюрпризы для всех людей, рискнувших жить на нем.

И Язон уже отчетливо видел, что здесь, на Пирре, несмотря на все происшедшие изменения, все равно еще многие годы в лучших традициях этой планеты будут растить и воспитывать профессиональных борцов за выживание, доблестных воинов, готовых сражаться за справедливость в любой точке Галактики. Да и на смену таким отчаянным инопланетникам, как Язон или Арчи Стовер, придут новые гениальные авантюристы, новые фанатики науки и новые любители грандиозных социально-экономических проектов. А всевозможных загадок, и просто работы хватит здесь на всех. И надолго.

Сейчас они кружили по околопланетной орбите на небольшом пиратском крейсере «Гранисо», слегка переделанном из чисто военного в многопрофильный корабль, в том числе и для научных исследований. Проводилась очередная серия экспериментов над природой Пирра. Для Арчи это, конечно, была попытка сделать весьма серьезное открытие. Для Стэна – почти обыкновенный бой, ну, с параллельным испытанием нового оригинального оружия. А Язон считал, что уж скорее это санитарно-гигиеническая операция. И ему даже было немножко скучно.

После ничем не порадовавших слов Меты относительно Эпицентра, после короткого диалога между Арчи и Стэном Язон откровенно зевнул и поинтересовался, когда же они все-таки сделают перерыв и пойдут обедать.

Мета хотела что-то ответить, но тут-то и выяснилось, что обедать придется не скоро. Рутинное однообразие внизу, на планете, неожиданно дополнилось весьма экстравагантным явлением сверху, то есть возникшим из космической пустоты. Пилотировавшая крейсер Лиза включила сигнал общей тревоги, так как в недопустимой близости от их корабля, а строго говоря, и от самой планеты вынырнул из кривопространства неизвестный объект.

Управляющий звездолетом человек ведет себя таким образом в трех основных случаях. Либо если он полицейский или сотрудник иной спецслужбы и имеет разрешение на подобные фортели. Либо если это некто, спасающийся бегством (от полиции, от преступников, от стихийного бедствия). Либо, наконец, если у этого космического странника что-то не в порядке с техникой джамп-перехода, причем, сильно не в порядке.

Звездолет не пытался скрываться или маскироваться. Его изображение было очень четким на экране, а уже через несколько секунд, члены экипажа сами вышли на связь, спеша развеять все подозрения, возникшие относительно их целей.

– Detta vi komma in banan runt Pirrus?^[6] – последовал первый вопрос.

– Да, вы не ошиблись адресом, – ответил Язон, единственный кто был способен воспринять смысл фразы на ломаном шведском языке.

Он сразу предложил для общения родственный, но более знакомый ему датский.

– Очень хорошо, – удовлетворенно откликнулись с корабля, переходя на датский. – Мы представляем руководство планеты Моналои, шаровое скопление М39 в центральной области Галактики. С кем имеем честь беседовать?

– Вам повезло. На связи непосредственно Язон динАльт, – сообщил Язон динАльт без ложной скромности. – Вам что-нибудь говорит мое имя?

– О, да! – неприкрытая радость зазвучала в голосе говорившего. – Вы не могли бы прямо сейчас пристыковаться к нашему кораблю. Нам необходима помощь.

– Ты говоришь с ними на датском? – смутно припоминая что-то спросила Мета, едва почувствовала паузу в разговоре.

– Молодец, дорогая, ты делаешь успехи в языках. Вначале эти люди объяснялись по-шведски, но с ним у меня хуже. А вот теперь на вполне приемлемом датском они просят стыковки.

– Ну уж нет! – резко возразила Мета. – Однажды с тобой уже вступал в переговоры некий «датчанин» с Кассилии. Чем это кончилось, лучше не вспоминать. И вообще, все что касается планет приполярного региона, до добра не доведет.

– Не могу с тобой согласиться, – спорил Язон. – И вообще, причем здесь Кассилия? Люди из центра Галактики, просят о помощи, «Гранисо» – достаточно хорошо оснащенный корабль, и, наконец, нас тут шестеро. Чего бояться?

– Интересно послушать, – проговорила Мета. – Язон динАльт учит пиррян смелости.

А потом добавила в задумчивости:

– А вот понимают ли они меж-язык? Как думаешь?

– Нашего разговора они сейчас точно не слышат, если ты об этом, – ответил Язон.

– Я не об этом. Просто не нравятся мне эти «датские шведы» из центрального шарового скопления. Откуда они там взялись? Уточни, пожалуйста, о какой помощи идет речь. Во всяком случае, нашего ответа ждут они пока терпеливо и спокойно – на пожар в капитанской рубке не похоже.

– Помощь нужна вашему кораблю? – поинтересовался Язон, не торопясь экспериментировать с языками.

– Нет, помощь нужна нашей планете. Мы подверглись нападению неизвестной, но очень серьезной силы. Боимся, что кроме пиррян никто не справится с нею. Мы готовы показать вам наши записи и рассказать все подробно, если вы пойдете на стыковку.

Язон взял еще один тайм-аут и перевел все это Мете.

– Кажется, пора советоваться с Керком, – предложил он в заключение.

При упоминании о «неизвестной, но очень серьезной силе» пистолет Меты с исправностью хорошо отлаженного механизма прыгнул в ладонь, а в красивых голубых глазах сверкнул знакомый блеск охотничьего азарта.

Ясно было: и Керк прореагирует примерно так же. Ведь пирряне, привыкшие за последние годы к путешествиям, вновь как-то слишком засиделись на родной планете. А она не то чтобы сделалась теперь совсем благополучной, но после всего случившегося представляла явно слишком уж скромную арену борьбы для таких опытных и неистовых воинов, какими были обитатели Мира Смерти.

– Предлагаю другой сценарий, – объявила Мета. – Если помощь нужна целой планете, нельзя обсуждать подобный вопрос на бегу, второпях. Пусть садятся на Пирр. Мы способны встретить их по-людски и во всем детально разобраться. Переведи, Язон.

И предложение было принято. Оба корабля взяли направление на космопорт имени Велфа и стали снижаться параллельным курсом. Язон предупредил диспетчерскую службу, Керка, которому изложил вкратце суть дела, и – специальным шифросигналом – капитана Дорфа на «Арго». Линкор теперь держал под прицелом звездолет чужаков на случай любых непредвиденных действий с их стороны. Знакомство с космическими пиратами отучило благородных пиррян от привычки мерить всех по себе. Теперь они уже знали, что просьба о помощи может быть и коварной ловушкой и просто началом агрессии.

Но все обошлось. Если не считать, что по ходу приземления, Арчи вдруг воскликнул:

– Какой неожиданный всплеск активности в Эпицентре! Колоссальный всплеск, ребята. Он фиксируется даже на таком расстоянии и под неудобным углом. Ох, как было бы кстати оказаться там сейчас как можно скорее, непосредственно над самой точкой…

– Нет, Арчи, сейчас нельзя, – возразил Язон жестко, и Мета, разумеется, кивнула, поддержав его. – Ну, направь туда какое-нибудь небольшое суденышко со своими ассистентами. А тебя самого я попросил бы остаться с нами. Подозреваю, что будет интересно. Давненько к нам не наведывались подобные гости.

– А если этот всплеск связан как раз с прибытием гостей? – предположил Стэн.

«Молодец! – подумал Язон. – Не зря его считают одним из лучших ученых на Мире Смерти».

А вслух ответил:

– Возможно и такое, но тогда тем более важно нам всем быть рядом с гостями, а не где-то еще.

И быть с ними рядом оказалось совсем не лишним. Во первых, легкий но очень современный и прекрасно вооруженный крейсер, заслуживал внимания при ближайшем рассмотрении. Впечатление создавалось такое, что он совсем недавно ушел из-под обстрела. Даже нет, не так! Можно было подумать, что его испытывали на жаропрочность и специально макнули в расплавленный металл с температурой в несколько тысяч градусов, а гравимагнитная теплозащита вроде и сработала, да недостаточно хорошо.

– Не многие из его пушек готовы сейчас к бою, – заметила Мета. – Будет весьма интересно узнать, кто это их так отделал. Вот только не понимаю: если беда случилась на планете, зачем было лететь через все межзвездное пространство на этом корабле-инвалиде?

Такое весьма логичное рассуждение оказалось прервано более чем странной выходкой пиррянских тварей. Животные действительно давно оставили в покое и космопорт, и местные корабли, и даже торговые звездолеты, залетавшие на Пирр то и дело. Представители фауны, пройдя через очередные мутации, перестали реагировать на радиоволны и прочую техногенную чепуху. На новом этапе развития они вели чисто биологическую войну в джунглях, атакуя остатки человеческого общества, посягнувшего на их привычную среду обитания.

Теперь же откуда не возьмись в небе появилась огромная стая шипокрылов и когтистых ястребов – вперемежку. А очень скоро к ним подключились шустрые группы рогоносов, иглометов и шипастых гекконов. Вся эта нечисть дружно ринулась на приземлившийся чужеземный крейсер, ну и пиррянскому кораблю, как очутившемуся рядом, заодно досталось.

Так что и члены экипажа экс-пиратского крейсера «Гранисо», и дежурные сотрудники космопорта, растерялись всего на какую-нибудь долю секунду. А потом мигом освежили в памяти слегка подзабытые приемы отражения массированных атак на земле и с воздуха. Меж тем осатаневшего зверья собралось так много в одном месте, что даже прилетевшие на универсальной шлюпке Керк и Бруччо успели пострелять немного. В итоге убитых и даже раненых к, счастью, не было, а вот насмерть перепугавшиеся обнаружились. Во всяком случае, такой вывод напрашивался. Ведь трое прилетевших долго не хотели покидать свой корабль.

– Вот потому-то, будучи изрядно наслышаны о вашей сумасшедшей планете, – объясняли они в микрофоны громкой связи, – мы и предлагали встречаться на орбите. Нам даже объясняли где-то, что вы как правило, и не пускаете к себе никого. Из соображений безопасности. Правильно?

– Было такое, – согласился Керк. – Но теперь времена переменились. Милости просим на вполне гостеприимную планету Пирр. Путь для вас расчищен.

– А кстати, – добавил Язон, сочтя нужным акцентировать внимание на этом. – Подобной бойни в космопорту у нас уже много месяцев не было. Считайте, пиррянские зверушки именно на вас решили так прореагировать. Нет никаких предположений, почему?

Вопрос прозвучал ядовито. И гости надолго замолчали. Язон уж было решил, что они сейчас дадут аварийный старт и улетят от греха подальше, как преступники, пойманные с поличным. Но это было бы слишком глупо, с какой стороны ни посмотри. И гости, наконец, ответили. Причем, похоже, совершенно искренне.

– Еще бы ваши животные не кинулись на этот несчастный крейсер! Ведь вся его броня покрыта слоем застывшей вулканической лавы, в которой растворено… Мы сами не знаем что. Но именно лава является естественной среды обитания для тех самых монстров, что терроризируют сейчас Моналои. Мы специально прилетели сюда на пострадавшем корабле, чтобы вы могли посмотреть на результат их атаки. Иначе еще и не поверили бы…

– Вот как! – удивленно выдохнул Арчи. – Высокотемпературная форма жизни.

А Язон ответил совсем другое.

– Выходит, – удивился он, – вам хватило мужества нырнуть в раскаленную лаву, а сейчас вы вдруг не решаетесь высунуть нос из корабля, опасаетесь обыкновенных хищников? Странные вы ребята!

– Да не боимся мы ваших тварей, – обиженно ответили из корабля. – Просто когда уже прошел такие испытания, очень обидно погибать по глупой случайности. Не для того мы сюда летели. Вот и изучаем тщательно вашу атмосферу, прежде чем наружу вылезать. Заодно проверили микроэлементарный состав, воды, почвы, растений. Теперь знаем, что опасности нет. Встречайте гостей.

И внешний люк наконец распахнулся. Что ж в умении покрасоваться пришельцам было трудно отказать. И внешний вид их вполне соответствовал уверенному тону говорившего.

Все трое выглядели настоящими бойцами. Причем, тот который вел переговоры, выделялся меньшим ростом, более узкими плечами, более изысканной одеждой, пышной шевелюрой и зримым отсветом интеллекта в глазах. Двое других, потому и молчали, наверно, что построение длинных фраз на каком бы то ни было языке являлось для них не самой простой задачей. Этих отличала мощная мускулатура, распиравшая изнутри ткань комбинезонов, необычайно низкие лбы, над которыми сверкали лысины, гладкие, как слоновая кость и плавно, без видимых признаков шеи переходящие в плечевой пояс мышц. А бесхитростные улыбки, расплывшиеся на лицах, словно по команде, завершали, возникшую у Язона ассоциацию с самыми тупыми среди пиррян в теперь уже давний и не лучший период их истории. Оставалось только предположить, что руководители планеты Моналои предпочитают видеть в качестве своей личной охраны именно таких клинических идиотов. В конце концов, это было не слишком оригинально.

– Крумелур, – представился главный гость с вежливой но чем-то раздражающей улыбкой.

«Криворукий», – подумал про себя Язон, не слишком, впрочем уверенный в правильности перевода этого то ли имени, то ли клички. В буквальном смысле руки Крумелура кривыми не были.

– Фух и Вук, – показал он на своих спутников.

Никто не успел разобраться, где кто среди этих двоих, но было и неважно. Кретины-охранники выглядели братьями-близнецами, а общаться с ними, похоже, ни у кого, кроме хозяина, не будет необходимости.

Язон ненавязчиво поинтересовался, нельзя ли перейти на меж-язык. На что получил довольно странный ответ от Крумелура:

– У нас не принято говорить на меж-языке.

В каком смысле не принято, осталось загадкой, потому что сторговались в итоге на эсперанто, которым, кроме Язона, владели Рес, Арчи, Керк и даже в известных пределах Мета.

На этом формальности были завершены, если не считать еще, что Арчи немедленно потребовал для исследований образец застывшей лавы, и ему это было, конечно же, позволено.

А в самый ответственный момент загрузки образца в герметичный контейнер с неба фантастически проворно спикировал отбившийся от стаи шипокрыл. Свирепая птица имела недвусмысленное намерение помешать Арчи, и надо отдать должное новоиспеченному пиррянину, он успел сам, первым, сразить нападающего врага, а целых три выстрела, грянувшие следом с разных сторон, были уже явно избыточными или, если угодно, подстраховочными.

Глава третья

– Ну, и что же у вас случилось? – осведомился Керк, когда все расположились в удобных креслах, перевели дух и даже сделали, кто хотел, по глоточку из высоких стаканов с освежающими напитками.

– Давайте вначале посмотрим фильм, – предложил Крумелур. – Я думаю, так будет правильнее. Видите ли, некоторые вещи, реально существующие во вселенной, совершенно не поддаются описанию…

С этим трудно было не согласиться. В помещении приглушили свет, чтобы поточнее разглядеть детали на большом экране, и демонстрация началась.

Чудесный мирный ландшафт. На заднем плане – горы, ясное небо над ними, на переднем – поля, в полях работают фермеры, используют в качестве тягловой силы похожих на лошадей рогатых животных. Уборка урожая. Этакая пасторальная идиллия. Ничто не предвещает катастрофы. Потом изображение зримо дрогнуло, словно оператора, державшего камеру, кто-то толкнул в спину, и в тот же миг горы на горизонте ожили, зашевелились, словно хребты гигантских динозавров, а самый высокий пик неожиданно выплюнул в небо струю почти белого дыма, потом повалили клубы потемнее: серые, темно-серые, почти черные, и наконец сверкнуло пламя. Процесс развивался необычайно быстро. Уже через какое-нибудь мгновение потоки светящейся даже в лучах солнца лавы бежали по склонам, а еще через несколько секунд земля раскололась надвое прямо посреди поля. То есть начала она трескаться вроде бы у подножия горы, но чудовищный разлом удлинялся с фантастической скоростью. В адский провал устремлялась лава, и падали люди, не успевшие убежать, и рабочий скот, и какие-то машины непонятного назначения (поливалки, что ли?), оказавшиеся на линии трещины.

В общем, пока пиррянам показывали вполне тривиальное извержение вулкана, которому естественно сопутствовало сильное землетрясение. Они и у себя такого насмотрелись вдоволь. Правда, вулкан вулкану – рознь, и этот, следовало заметить, выглядел очень эффектно, да и снят был очень красиво. Если б не знать заранее, что смотришь документальную хронику, запросто можно решить, что перед тобой кадры из грамотно поставленного фильма-катастрофы с новейшими спец-эффектами. Подобные размышления подтолкнули Язона к вопросу:

– Каким же образом вам удалось запечатлеть самое начало извержения? Вы что, знали о нем заранее? И не предупредили людей?! Вам было важнее снять фильм?!

Одна мысль догоняла другую, и Язон сыпал вопросами, не давая Крумелуру возможности ответить.

Но тот держался спокойно и был в итоге предельно лаконичен:

– Это случайная любительская съемка.

Осталось не совсем понятным, зачем какому-то любителю понадобилось снимать так долго почти неподвижную картинку, по существу, просто пейзаж. Но Язон решил не тормозиться на столь незначительных подробностях. Он уже и так чувствовал, что Крумелур если и не врет, то явно не договаривает чего-то. В конце концов это было его право. Люди попали в беду и сейчас сообщали пиррянам только то, что сами считали необходимым для оказания им помощи. Разумнее всего было молча досмотреть запись до конца, тем паче, что наиболее интересное ожидало впереди.

– Вот сейчас пойдут кадры, снятые специалистами, – прокомментировал Крумелур. – Они прибыли чуть позже одновременно с сотрудниками группы… – он замялся, словно подыскивая слово, – … спасения.

Плавное и, можно даже сказать, величавое течение событий на экране, сменилось бессмысленным мельканием световых пятен, а затем стали быстро чередоваться плохо смонтированные крупные и средние планы. Впрочем, иногда проскакивали и общие панорамы, так что сомнения не возникало: дело происходит все в том же месте. Только теперь помимо лавы, уже не убегавшей вниз, в трещину, а наоборот поднимавшейся из нее на поверхность и растекавшейся по выжженной и покрытой пеплом земле, людям, еще не эвакуированным из зоны бедствия, угрожало и нечто новое. Явление это было настолько непривычным для глаза, что пирряне даже не сразу разглядели шевелящихся в лаве живых существ. Ну, во всяком случае, они казались именно живыми.

Да, им уже описали вкратце, как это должно выглядеть. Но любой нормальный человек отказывался верить своим глазам, когда видел в раскаленной лаве светящиеся тела – карминно-красные, малиновые, ярко-оранжевые, темно-бордовые. Да именно тела, ведь высокотемпературные монстры были поразительно похожи на людей по своему внешнему виду. Разве что роста исполинского и вместо лиц имели какие-то клювы с многочисленными прорезями. А чудовищные свои ручищи, словно солнечные протуберанцы, они выбрасывали вперед и хватали все, очутившееся поблизости, все подряд: траву, кусты, животных, машины, камни, людей… Стоит ли комментировать, во что превращалось это все в их руках? И если металл и камни только дымились и плавились, то рогатые лошади и люди, обугливаясь и разваливаясь на куски, успевали еще перед смертью корчиться и испускать жуткие крики.

Это был просто настоящий ад, в котором горели грешники. Очевидно по представлениям древних, придумавших в далеком прошлом преисподнюю, именно так и должны были выглядеть исчадия ада – раскаленные человекоподобные гиганты с хищными птичьими клювами.

Конечно при появлении на экране таких созданий пистолеты пиррян дружно прыгнули в ладони, а позы сделались воинственными. Заметив это, Крумелур улыбнулся. Не злобно, но иронично, даже снисходительно. Для того, кто едва познакомился с обитателями Мира Смерти, подобная реакция, конечно, выглядела несколько смешно. Ведь так ведут себя, например, дети, вклеившиеся в видео, когда приключения настолько захватывают их, что каждый уже начинает воображать себя героем происходящих в фильме событий.

Язон перехватил насмешливый взгляд гостя и во избежание недоразумений счел своим долгом пояснить:

– Это такое специальное оружие, господин Крумелур, если вы не понимаете. Пистолеты управляются даже не мыслью, а чувством. Это и позволяет нам, пиррянам опережать любого бойца в Галактике.

– Только это? – с лукавой улыбкой уточнил Крумелур.

– Так вам все и расскажи! – в той же манере отпарировал Язон.

– Хорошо, – согласился гость. – Ну, а почему же у вас самого оружие не прыгнуло в руку?

– А потому что у меня и, скажем, вот у Арчи немного другие чувства возникают сейчас.

Арчи кивнул с пониманием.

– Это какие же? – удивился Крумелур.

– Любопытство, – коротко ответил Язон.

А Арчи добавил:

– Мы пока не видим прямой угрозы в этих существах. По-моему, они просто не ведают, что творят. И значит, прежде всего следует разобраться в ситуации с научной точки зрения.

Крумелур задумался. Видно было, что он пусть и по-своему, но оценил этот нетривиальный подход. Однако соглашаться с такой позицией ему не хотелось. Научные исследования обнаруженного феномена, очевидно, никаким боком не входили в ближайшие планы, а то и вообще в круг интересов жителей Моналои. И после паузы гость проговорил.

– Ладно, смотрите дальше.

А дальше стало совсем грустно. Так называемая группа спасения, больше похожая на группу захвата, суетилась вокруг кошмарного столкновения людей и высокотемпературных монстров весьма бестолково. Горе-спасатели на летательном аппарате типа вертолета явно не готовы были к сколько-нибудь серьезным действиям. И полнейшая их растерянность вылилась в итоге в принятие самого нелепого решения из всех возможных. По монстрам ударили из какого-то достаточно мощного, очевидно лазерного, а может, и плазменного орудия. Так очумевший от страха неуч начинает заливать пожар керосином. Заряд, естественно, благополучнейшим образом вернулся назад к лихим стрелкам. Вертолет вспыхнул, потерял управление и стремительно сгинул в клокочущей магме.

Единственным положительным результатом этого трагического происшествия можно было считать то, что именно спасатели и стали последними жертвами катаклизма. Сожрав вертолет, жуткие пришельцы как бы насытились и стали медленно погружаться обратно в свои разломы. Однако Язону подумалось, что это и не результат никакой, а обыкновенное случайное совпадение. Такова уж природа вещей. Любое событие и любой процесс в этом мире имеет свое начало и свой конец, будь то жизнь человеческая, извержение вулкана или пришествие чертей из ада.

– Ну вот, собственно, и все, – сообщил Крумелур. – Какие будут предложения?

– Вначале несколько вопросов, – поправил Керк.

– Пожалуйста, – согласился гость.

– Это был единичный случай?

– Нет. На момент нашего отлета монстры появлялись трижды. Конечно, только во время землетрясений и извержений вулканов. Ведь они живут в глубоких недрах, в магме, и похоже, не способны самостоятельно пробиться через планетную кору. Но в том-то и беда, что наши сейсмологи предсказывают дальнейшее увеличение вулканической активности. Мы, конечно, занимаемся сейчас эвакуацией из опасных районов. Но, во-первых, с абсолютной точностью предсказать нельзя ничего, а во-вторых, если эти твари все-таки вылезут из-под земли в достаточно большом количестве, безопасных мест на планете вообще не останется.

– А есть основания предполагать, что они таки выйдут на поверхность? – решил уточнить Керк.

– Они уже поднимались. В ходе своего третьего появления. Они не только умеют барахтаться в огненной лаве, но и способны ходить по земле. Мы видели это. Но запись сделать не удалось. Точнее, они ее уничтожили.

– Вот как, – только и сказал Керк.

Теперь пиррянский вождь задумался, словно забыл вдруг свой следующий заранее заготовленный вопрос.

А у Язона все вертелась на языке бестактная фраза об уровне моналойской цивилизации.

Дело в том, что у представителей планет, пользующихся межзвездным транспортом и дальней связью, считалось абсолютно неприличным спрашивать, на какой стадии развития находится их цивилизации. Техническое оснащение налицо, а все остальное, что именуется, как правило, трудно определимым термином «культура», бывает порою настолько разным! В этом вопросе никаких общих правил галактическое человечество выработать для себя не сумело. Поэтому и существовал реально лишь один неписаный закон: не навязывай другим цивилизациям своего языка, своей религии, своей морали, своих представлений об этике и эстетике. Хотя в действительности именно этим и занималось большинство высокоразвитых миров, завоевывая, колонизуя, подчиняя себе другие сильно или не очень сильно отставшие народы.

И в результате войн или мирного подавления одной культуры другою возникали зачастую столь причудливые комбинации, столь невероятные сочетания безумно далеких друг от друга исторических эпох, укладов, нравов, какие при самой буйной фантазии никому бы и в голову не пришли.

Язон достаточно в своей жизни насмотрелся на подобные диковатые планеты. Поэтому теперь он сразу почувствовал, что вновь имеет дело с типичным случаем эклектичной культуры, где одни, построив математическую модель на компьютере, весьма точно прогнозируют извержения вулканов и, подключившись к галактической информационной сети, находят звездные координаты Пирра, чтоб обратиться за помощью; а другие в это же время обрабатывают землю деревянными орудиями с помощью животных, на которых сами ездят верхом, и поклоняются десяткам страшненьких богов.

Но об этом не принято рассказывать. Это – нарушение неписаных законов Галактики. Да и Лига Миров осуждает бесконтрольную колонизацию деградировавших планет. Вот только если б эта Лига еще и успевала отслеживать все случаи реального нарушения законов! А потом, отследив, наказывала провинившихся!.. О таком оставалось пока лишь мечтать, и беззаконие процветало в Галактике. Нечистые на руку люди делали что хотели. Только благородным героям-одиночкам удавалось иногда восстанавливать справедливость на всеми забытых диких планетах и возвращать их народам утраченные идеалы разума и добра.

Язона многие считали как раз таким героем. Хотя сам он в минуты откровения объяснял людям, что движет-то им как правило простое человеческое любопытство, да еще не иссякающая с годами жажда приключений, азарт профессионального игрока. Из-за любопытства своего он не раз попадал в такие переплеты, из которых вылезал потом разве что чудом.

Еще давно-давно, когда Язон был просто удачливым картежником и виртуозом игры в кости, а говоря проще – талантливым шулером, он хорошенько освоил новую для себя «специальность» – рулетку – и с блеском обчистил на планете Мэхаута казино «Туманность». На кругленькую сумму. Да так, что никто и подвоха не заметил. О телекинезе тамошние жители слыхом не слыхивали, а Язон своим даром пользовался хоть и лихо, но виртуозно. Можно сказать, аккуратно. Шарик на большом черно-красном колесе никому в тот раз живым не показался. Язону бы и рвануть с планеты тут же – коли такая удача. Но нет, интересно ведь что-то новое для себя узнать, на людей посмотреть, с местными нравами познакомиться. А тут еще в случайном разговоре услыхал о чудесах, которые демонстрируют местные дрессировщики, о слоновьих боях и слоновьих бегах, о концертах элефант-музыки и прочих только здесь известных аттракционах и шоу. Захотелось на все это полюбоваться, а где можно, и самому поучаствовать, раз уж деньги появились. Вот и задержался. Ну и конечно, как говорят на Мэхауте, столкнулся хобот к хоботу с графом Фин-зул-Арксом, которого буквально за неделю до этого очень грубо обдурил в карточной игре на родной планете графа – Саратоге. Улетать оттуда пришлось, конечно, в условиях, приближенных к боевым. И теперь граф был искренне счастлив встретить своего обидчика. Так что вместо слоновьих бегов получились вполне тривиальные скачки наперегонки с полицией.

Ну, и дальше все у Язона выходило примерно так же. Что если не любопытство понесло его на чудовищную планету Пирр с семнадцатью «честно заработанными» миллионами в кармане? А сколько раз, находясь на волосок от гибели, он продолжал любопытствовать, как же это выживают люди в таком неудобном мире – Мире Смерти! И потом, что как не любопытство забросило его на всеми позабытую Аппсалу, что как не жажда приключений повлекло на Счастье, и в окрестности Старой Земли, и на астероид Солвица, и в миры центра Галактики, и на пиратскую Джемейку?..

Теперь пирряне вновь собирались помогать кому-то. Словно пожарная команда, днем и ночью готовая выехать по вызову. Словно отряд галактических спасателей, больше всего на свете страдающих от безделья, покоя и безопасности. А Язон, ставший уже признанным мозговым центром этой команды, предвкушал интересные и совершенно необычные приключения. Ведь такого еще ни разу не было в его жизни. Увидеть собственными глазами неких существ, живущих в раскаленной вулканической лаве! Возможно, воевать с ними и победить. Возможно, просто изгнать с планеты. А возможно, и суметь договориться, найдя общий язык. Любой из вариантов представлялся чертовски интересным.

И только какая-то смутно знакомая деталь во всей этой истории не давала Язону покоя. Что-то страшно не нравилось ему: то ли во внешнем облике Крумелура, то ли в его манере общения, то ли в произнесенных словах. Кого-то напоминал ему этот человек. И безумно хотелось спросить, не дикари ли живут на Моналои, не первобытными ли аборигенами управляют хитрые колонисты с немалой выгодой для себя. Но это прозвучало бы неприлично, грубо, оскорбительно. И Язон все прикидывал, с какой стороны зайти, как обратиться помягче. Наконец, придумал. Но тут его и опередил Керк, буквально с таким же самым вопросом:

– Скажите, господин Крумелур, Моналои – член Лиги Миров?

– Нет, – сказал гость и счел нужным пояснить. – Наш мир очень молод. Мы заселили планету совсем недавно. Практически она целиком аграрная. Корабли используем только для торговли продуктами, а оружие на них – для самозащиты. Все очень просто и традиционно.

– А ваша прежняя родина? – полюбопытствовала Мета.

– Простите, но мы никому не рассказываем о ней. История наших отцов слишком печальна. Они бежали с одной очень агрессивной планеты, которая участвовала во многих войнах и в конце концов погубила самою себя. Никому не нужно знать имени этого мира. Он исчез безвозвратно. И мы дали себе зарок не вспоминать о прошлом. Забыть навсегда о том, что было – это единственный способ избежать повторения ошибок прошлого в будущем.

Подобное утверждение показалось Язону весьма спорным, но он и на этот раз промолчал. А всех пиррян, даже Мету, ответ Крумелура, как ни странно, вполне устроил. Дальнейших расспросов не последовало.

Тем временем Арчи получил сообщение от своих сотрудников – предварительные данные химического анализа застывшей лавы.

– Считаю необходимым проинформировать вас, – сказал он используя неожиданно возникшую паузу. – Метаболизм этих существ предельно далек не только от нашего с вами, но и вообще от всего, что мы можем себе представить. Я опущу для краткости промежуточные звенья собственных рассуждений и сразу преподнесу вам вывод. Судя по полученным мною данным, так называемые высокотемпературные монстры в настоящий момент не способны воспринять разницу между разумной и неразумной протоплазмой. Поэтому, чтобы в итоге вступить с ними в контакт, мы будем вынуждены поначалу просто уничтожать их. Принцип зеркального поведения как первая стадия информационного обмена. Я не слишком сложно выражаюсь?

Нет, Арчи выражался не слишком сложно. Скорее уж слишком парадоксально, даже для Язона. А Крумелур, разумеется, охотно поддержал такие выводы молодого ученого.

– Ну! – воскликнул он по-простецки. – Что ж ты нам, братец, голову-то морочил? «Нету прямой угрозы»! «Научная оценка ситуации»!.. Я же говорю: давить их надо!

И Керк не возражал. Давить кого-то – дело привычное. Очевидно, седовласый пиррянский ветеран представил себе будущее сражение, машинально поиграл в свой прыгающий из кобуры пистолет и, наконец, спокойно задал очередной вопрос:

– А что вы растите на ваших полях? Почему так важно держаться именно за эту планету, если она совсем недавно освоена?

– Очень правильный вопрос! – обрадовался Крумелур, словно уже давно ждал повода похвастаться своими достижениями. – На экваториальном материке, его называют Караэли, климат совершенно потрясающий. Мало того, там и почва, и вода, и воздух обладают абсолютно уникальными характеристиками. Благодаря им и насчитывается в наших краях свыше полутысячи различных видов растений, которые не могут расти больше ни на одной из планет Галактики. Во всяком случае, так утверждают специалисты-ботаники. Из этих пятисот эндемиков Моналои не менее ста являются съедобными. Более чем съедобными. Деликатесные фрукты и овощи удивительно высоко ценятся в технически развитых мирах. Вот на этом мы и богатеем сейчас довольно быстро. Но, сами понимаете, столь уникальную планету необходимо тщательно охранять от всевозможных бандитских набегов. У нас неплохой военный флот чисто оборонительного характера и самые современные автоматические охранные системы. Но кто же мог предположить, что беда придет не из космоса, а из под земли?..

Крумелур помолчал в некоторой растерянности и завершил свою речь простыми словами:

– Ну, вот теперь вы, кажется, знаете о нас все. Пора переходить к практическим договоренностям. Наша платежеспособность не вызывает, надеюсь, у вас сомнений? После всего, что я рассказал.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво проговорил Язон с сомнением в голосе. – Мы берем очень недешево за наши услуги, Вы знакомы хотя бы с порядком величин?

– Да, – сказал Крумелур. – Нам рассказывали, что с пиррянами разговор идет, как правило, не о миллионах, а о миллиардах кредитов. Мы готовы к этому, ибо игра стоит свеч. Побываете на нашей планете и сами поймете это.

– А мы уже и так поняли, – заметил Арчи.

И к нему с неожиданным энтузиазмом присоединился Бруччо.

– Много видов растений – это как раз по моей части, – поведал старейший биолог Пирра. – Я с огромным удовольствием познакомлюсь с вашей планетой.

– Да разве в растениях дело?! – удивился Стэн столь резко сменившейся теме разговора. – Мы, в смысле галактическое человечество, столкнулись с незнакомой цивилизацией, возможно, прорвавшейся к нам из иной Вселенной. Впервые в истории, друзья, обратите внимание! А вы о каких-то деликатесных овощах толкуете. Смешно, право слово!

– Каждому свое, – слегка обиженно проворчал Бруччо. – Но на самом-то деле любую проблему следует решать комплексно.

– А кстати, – спросил Язон, – сейсмологи у вас есть, биологи – тоже. Может, у вас и ксенологи найдутся?

– А это простите, кто такие? – не понял Крумелур и сразу честно в этом признался.

– А это как раз те, кто вашими монстрами по долгу службы и обязан заниматься, – не совсем понятно объяснил Язон. – Ладно, к этой теме мы еще вернемся. А пока… Вы правы, пора решить вопросы практические. Итак: ориентировочно я назову сумму в пятьдесят миллиардов. Такая цифра не испугает вас?

– Нет, – сказал Крумелур.

– Ну вот и славно. Операция-то намечается масштабная, и подсчитать в ней сразу все ожидаемые расходы просто не представляется реальным. Ясно только одно: потребуется аванс. Из самых общих соображений: доверие, серьезность намерений, страховка от бессмысленных затрат. Понимаете, надеюсь?. Но это лишь во-первых. А во-вторых, деньги понадобятся на закупку, разработку и изготовление специального жаропрочного оборудования. Короче, процентов десять от общей суммы я попросил бы вперед.

Называемые Язоном цифры были просто убийственными для любого средней руки бизнесмена из какой угодно части Галактики. Ведь одно дело запрашивать подобные суммы у Межзвездного банка, у Лиги Миров или, скажем, у Консорциума Зеленой Ветви (как это и было однажды) и совсем другое вводить в столь непомерный расход частное лицо, пусть даже и владеющее солидной фирмой на не самой бедной планете. По представлениям Язона на всю Галактику нашлось бы не больше десятка фирм, имеющих хотя бы годовой оборот в этих пределах. А тем более торговцы овощами-фруктами из какой-то аграрной провинции. Да по логике вещей там не должны зарабатывать стольких миллиардов и за целый век!

Однако Крумелур слушал предельно спокойно и небрежно кивал, будто речь шла о карманных деньгах. Это стало для Язона еще одной малоприятной странностью. Ведь все непонятное таит в себе опасность. Но с другой стороны, достаточно покрутившись в высшем свете, он хорошо знал, как сильно могут различаться цены, скажем, на обычные помидоры и на голубые томаты с Гульрипши, или на то же ординарное бренди и – настоящий французский коньяк со Старой Земли. Гурманы и коллекционеры во все века умели раскошеливаться. Так что на торговле деликатесами в принципе можно было сколотить огромный капитал. Сравнимый, например, с доходами производителей оружия или разработчиков самого современного технологического оборудования.

– По рукам, – резюмировал Крумелур, не торгуясь. – Вот мой жетон из Межзвездного банка. Можете проверить наличие средств. И… Где у вас тут ближайший потребительский выход в галактические финансовые сети? Давайте не будем откладывать. Или вы предпочитаете наличные?

– Не обязательно, – сказал Язон.

– Тогда предлагаю поторопиться. Я хотел бы выйти на связь с Моналои, а после стартовать как можно скорее.

– Погодите, – не понял Язон, – но я же объяснял, потребуется некоторое время на нашу подготовку.

– Естественно, я понимаю, что на нее уйдет несколько дней…

– Если не недель, – осторожно подправил Язон, на всякий случай давая себе фору.

– Не хотелось бы так долго, – поморщился Крумелур. – Но это ваше право как исполнителей. А мы в таком случае полетим раньше и станем ждать вас у себя. Согласитесь, после того, как аванс будет уплачен, что еще может волновать пиррян?

– Глупость какая-то, – проворчал Стэн. – Примчаться за срочной помощью через всю Галактику и улететь ни с чем! А что, если мы просто жулики. Прикарманим ваши денежки и даже пальцем не шевельнем.

– Нет, вы не жулики, – улыбнулся Крумелур. – Я уже понял. Вам же самим интересно посмотреть на все это. Разве не так?

– Пиррянам – интересно?! – изумился Стэн ходу его мысли. – Да нас интересует только собственная планета и возможность заработать еще денег для борьбы с ее природой. Однако…

Его перебил Керк:

– Извини, Стэн. Я задал еще не все вопросы. Господин Крумелур, если я правильно понимаю, Лига Миров не в курсе ваших событий?

– Разумеется.

– Но ведь произошло событие исключительной важности для всей Галактики. Контакт с иной цивилизацией! С нечеловеческой цивилизацией!! Такого же действительно никогда и нигде не было. Почему вы не информировали официальные власти?

Керк оказался на удивление многословен для столь напряженного момента. И вообще, подобный вопрос должен был задавать не Керк, а, допустим, Арчи или Язон, ну, хотя бы Стэн, на худой конец. Однако в те странные минуты в тесном рабочем кабинете начальника космопорта перепуталось все. Арчи рвался в бой. Керк интересовался научными аспектами. Язон вспоминал свое прошлое. Мета интересовалась прошлым гостей. Стэн вещал со взвешенной рассудительностью инопланетника. Все как будто сошли с ума. А меж тем вопрос был задан, и Язон почувствовал, что суть его действительно очень важна для дальнейшего.

Как вести себя при появлении представителей негуманоидной цивилизации? И цивилизация ли это вообще в нашем понимании? Какова реальная угроза человечеству в целом? Кто способен оценить это и, соответственно, кто должен всем этим заниматься? Вот что скрывалось за последним вопросом Керка.

А научная значимость происшедшего на Моналои не подлежала сомнению ни в каком случае. Странно, что об этом молчал Арчи. Он вообще вел себя чуднее других. Не проведя сколько-нибудь серьезных исследований, вдруг призвал всех к тотальной войне на уничтожение. Бред какой-то!..

«Но не это сейчас главное, – вдруг мысленно одернул себя Язон. – Главное определиться практически, кого нужно поставить в известность, а с кем можно и подождать».

И как это не странно, Язон был скорее на стороне Крумелура, а не Керка. Его старый друг, будучи официальным представителем своей планеты в Лиге, да к тому еще и членом Общества Гарантов Стабильности, с чисто пиррянской прямолинейностью стремился действовать строго по закону. Крумелур же явно предпочитал вначале извлечь из любого дела (даже из трагедии) собственную выгоду. И Язон прекрасно понимал его. Свои обязанности по отношению к официальным властям – на планете ли, в звездной ли системе или в Галактике – он тоже всегда считал минимальными.

– Почему не довели до сведения Лиги Миров? – задумчиво переспросил Крумелур. – Ну, мы ведь в общем-то не обязаны. Я же объяснял, мы там не состоим. А почему обратились к вам, а не в Специальный Корпус, допустим. Ну, мне казалось, что это не вопрос. – Крумелур растерянно развел руками. – Представьте себе на секундочку: вам изменяет жена. Вы куда обратитесь охотнее – в полицию или к частному детективу?

«Нашел кого спрашивать», – подумал Язон.

И поскольку Керк сильно напрягался, придумывая, что же ответить, Язон решил помочь пиррянскому ветерану:

– Дорогой наш Крумелур, на планете Пирр институт брака практически не развит, так что ваш пример крайне неудачен. Но лично я отлично понял вас. У меня есть жена, вот она сидит со мною рядом. Так вот, Мета никогда адюльтером не занималась, однако что такое конфиденциальность отношений между людьми, мне хорошо известно. Я только не совсем понимаю, как вы связываете всепланетную катастрофу с интимными отношениями, в частности, между мужчиной и женщиной.

– Сведение счетов с врагами – не менее интимная проблема, чем супружеские ссоры, – отчеканил Крумелур неожиданно резко.

«Достойный ответ», – подумал Язон.

А вслух сказал:

– Что ж, пойдемте. Оформим наши финансовые отношения. Ты не возражаешь, Керк?

Керк, слегка помрачневший, тем не менее молча кивнул. Сумасшествие кончалось. Начиналась нормальная работа.

Глава четвертая

Разумеется, в итоге было принято вполне разумное решение. Отправляться на Монолои практически немедленно на готовом к дальнему полету «Конкистадоре», а вдогонку ему снаряжать «Арго» и – на всякий случай – «Аллигатора». Специальное жаропрочное оборудование могло подъехать и с некоторым опозданием. Главное было провести разведку боем, оценить масштаб бедствия собственными глазами, уточнить детали на месте и попытаться оказать первую помощь. Насколько это все вообще будет возможно.

Во всяком случае, криогенного оружия в арсенале пиррян нашлось достаточно. Не однажды испытанные на родном Пирре, а также на астероиде Солвице, замораживающие пушки были теперь размещены в специальных отсеках бывшего флибустьерского крейсера. И быстроходный могучий корабль отправился в путь уже через шесть часов после подписания всех необходимых бумаг.

Наученный горьким опытом прошлых торопливых экспедиций Язон хорошо подготовился к путешествию. С Бервиком связываться он не стал, но всю мыслимую информацию, которую разрешалось получить по открытым каналам, Язон захватил с собою, надеясь внимательно изучить в дороге. Мало ли что могло оказаться полезным! С ним на борту был и любимый «Марк-9-03» – усовершенствованная модель электронной библиотеки, позаимствованная у покойного Генри Моргана; и специально заказанные файлы из межзвездной информотеки; и даже все нечитаемые кристаллы, добытые в хранилище Солвица – вдруг за время многодневной скуки джамп-перелета кому-нибудь из них придет в голову гениальная идея, как разархивировать эти проклятые информационные пакеты. В общем, было чем развлечься по пути на Моналои.

И Язон успел основательно ознакомиться и с вулканологией, и со многими странными науками, касающимися негуманоидов, то есть с придуманной когда-то давно проблемой нечеловеческих культур во вселенной. В этой части информация состояла в основном из мифов, легенд, безумных теорий и труднопроверяемых разрозненных фактов, накопленных человечеством за тысячи лет его истории. Путем тщательного отбора по сходным признакам из миллионов всевозможных загадочных явлений создавалась причудливая картина ожидаемого, давно рассчитанного, многими желаемого, но так и не состоявшегося Контакта. Неужели теперь они станут свидетелями исторического события? Трудно было поверить в такое.

Наконец, не пожалел Язон времени и на попытку доискаться хоть каких-то сведений о планете Моналои. Здесь результат оказался полностью нулевым. Значит, он тем более прав, что не обратился к данным Специального Корпуса. Изобразить такой интерес как праздное любопытство не получилось бы. Бервик – хитрая лиса и быстро смекнул бы, что к чему. Либо Моналои давно у них на учете, либо Специальный Корпус сел бы на хвост пиррянам…

«А может, планеты такой не существует вовсе? – мелькнула внезапная догадка. – И тогда пиррян просто заманили в ловушку, втравили в очередную опасную авантюру? В противном случае оставалось предположить, что Крумелур обладает совершенно необъятными полномочиями в известных кругах. Исхитриться вычеркнуть данные о своем мире изо всех справочников, атласов и картотек! И это при том, что он активно торгует, надо полагать, со многими десятками планет. И ведь мало иметь реальную возможность для такой глубокой конспирации, должны еще возникнуть весьма серьезные побудительные причины к тому. Засекречивание целого мира в масштабах Галактики – безумно сложный и дорогой процесс.

В общем, чем ближе подлетал «Конкистадор» к Моналои, тем все больше встреча с новой планетой интриговала Язона. Нет, он ни на минуту не усомнился в разумности и обоснованности путешествия. Опасно? Да. Непонятна цель? Еще как непонятна! Полный туман. Но что может быть интереснее для настоящего игрока? К тому же ответы на самые главные вопросы удается найти только там, где меньше всего ожидаешь их встретить. Уж это-то Язон давно понял!

Не терял времени в пути и Арчибальд Стовер. Он тоже целыми днями просиживал за компьютером, суммируя какую-то информацию, делая долгие вычисления, рисуя на экране замысловатые схемы. Язон несколько раз заходил к нему, пытался поделиться своими открытиями или вникнуть в смысл изысканий Арчи. Но сферы их интересов разошлись на этот раз слишком далеко. В путанице физических формул и длинных столбиках статистических таблиц не было и намека ни на вулканологию, ни на ботанику, ни на политику. Наконец, примерно, на третий день Арчи соизволил объяснить чем занимается.

– Слышь, Язон, я тут свел воедино все чудеса – назовем их условно так – которые преследовали тебя в разных частях Галактики в разные годы и попробовал выстроить все в некоторой логической последовательности.

– Удалось? – полюбопытствовал Язон, еще не понимая к чему тот клонит.

– В общем, да. Но это еще не завершенная работа. О выводах рано говорить. Просто я наметил основные направления дальнейших исследований. Всего таких направлений четыре. Природагиперпространственных переходов типа «рванавр» и принципы их работы. История возникновения, взаимоотношений и влияния на человеческую цивилизацию различных рас бессмертных. Искусственная жизнь и искусственный интеллект: роботы, киборги, андроиды, гомункулусы. И наконец, телепатия. Не только как вид связи, но и как способ существования.

– Прекрасно, – похвалил Язон слегка иронично. («Мол, тоже мне открыл Америку!») – И в какую же из проблем ложится наша сегодняшняя задача?

– Точно не знаю. Ее интересно будет рассмотреть в любом аспекте. Монстры могли прийти через рванавр? Могли. А также они запросто имеют шанс оказаться бессмертными, киборгами и телепатами. Хоть все сразу одновременно.

– Хм, – пожал плечами Язон, – и что все это будет означать?

– Это будет означать, – улыбнулся Арчи, – что любая нечисть подобного рода охотится персонально на тебя. Шучу, – добавил он после паузы, – хотя в каждой шутке…

– Да ладно тебе, Арчи. Скажи лучше, ты по-прежнему считаешь, что там, на Моналои нам придется уничтожать этих тварей?

– Да, к сожалению. Поверь, пока другого пути не существует. Если хочешь, можешь, конечно, познакомиться с биохимическими и социально-психологическими основаниями этого тезиса – я их тут довольно подробно расписал. Но лучше не теряй времени. Займись практически значимой подготовкой к встрече с монстрами. Обрати внимание, наиболее эффективным из того, что сделали сами моналойцы, было их погружение в лаву на боевом звездолете, стреляющем одновременно всем, что только может стрелять.

– Кроме криогенного оружия, – заметил Язон.

– Слава высоким звездам, на это у них хватило ума! Применяя замораживающие пушки внутри жидкой магмы они бы просто замуровали себя. А вот на поверхности планеты, те же спасатели, например, конечно, должны были использовать именно жидкий гелий.

– Хорошо, – сказал Язон, – я подумаю обо всем, что ты наговорил мне. Мета, между прочим, тоже высказывала кое-какие интересные идеи.

– А у моей Миди… – вспомнил Арчи по ассоциации. – Впрочем, нет. Об этом пока рано.

– Как скажешь, – не настаивал Язон. – Ты слышал, что у нас будет остановка?

– Да, – ответил Арчи, и мне это очень не нравится.

На пятый день пути, меньше чем за сутки до цели, пришлось совершить джамп-переход. Крумелур просил, Керк согласился, а Мета грамотно исполнила нехитрый маневр. Они вынырнули из кривопространства в системе Малой Рыжей звезды в созвездии Адлера. Что характерно, моналоец употребил название светила по классификации, принятой в полярной зоне Галактики. И Язон сразу понял, что именно вокруг этого желтого карлика обращается планета Мэхаута. Забавно! Вот ведь только недавно он вспоминал о приключениях своей молодости в здешних краях – и вдруг новые знакомые планируют свою неотложную встречу именно в этой планетной системе. Да еще настолько неотложную, что даже судьба родного мира, подвергшегося нападению жутких монстров, отступает на второй план. Что бы это значило?

Он прямо так и спросил Крумелура, запросто, без дипломатии:

– Неужели у нас есть время на остановки?

– Не стоит удивляться, друзья!

У моналойца на любой вопрос готов был четкий и невозмутимый ответ. И все пирряне у него уже друзьями сделались.

– Поймите, друзья. На Моналои по последним данным затишье. Планета Мэхаута действительно у нас по дороге. И наконец, именно здесь находится едва ли не самый главный наш заказчик. Не могу я мимо него пролететь.

Конечно, не так все просто было на самом деле. Язон это чувствовал, да и не только Язон. Особых экстрасенсорных способностей не требовалось, чтобы заметить как нервничает Крумелур перед этой явно вынужденной для него остановкой в пути. Что-то такое сообщили моналойцу по ходу сеанса связи с родной планетой. Что именно, пирряне если и узнают, то не сейчас. А сейчас…

Сюрприз был кем-то тщательно подготовлен и оказался из разряда особо неприятных.

Едва линейный крейсер вынырнул в обычное пространство, он был немедленно обстрелян из полного комплекта весьма убойных средств, с любовью подобранных для поражения целей различной степени прочности. Но, похоже, нападавшие все-таки не знали, что системы защиты «Конкистадора» по праву считаются лучшими в Галактике. Агрессоры, вне всяких сомнений, планировали нанести серьезный урон, если ни вообще уничтожить объект, появляющийся в данное время и в данной точке. Шок от подобной радушной встречи был, конечно, силен, но поскольку ни одна из систем корабля всерьез не пострадала, тут же закипела работа по организации наиболее оптимальной контратаки.

Пирряне в космосе – это не пирряне у себя дома. Разумеется, дистанционные пусковые устройства от главных корабельных орудий тоже реально было подцепить к предплечьям и давать залпы по врагу, не раздумывая. Приводить в действие огромные мощности одним легким сокращением мышцы, реагирующей на нервный импульс страха, перешедшего в гнев. Собственно, пирряне так и делали, когда им приходилось участвовать в настоящих космических войнах. Но сейчас никто еще не объявлял войны, и прежде всего даже Керку и Мете хотелось просто разобраться в случившемся. Ведь они отправились выполнять большое и важное задание, а кто-то стремился помешать им.

Или это все-таки случайность? Или вообще в этом месте вселенной расстреливают сегодня всех, кто появляется без специального предупреждения? Узнать было важнее, чем победить. Хорошо бы, конечно, взять живыми подобных наглецов. Потому что у облачка космической пыли, в которое так легко превратить чужой корабль, не о чем будет спрашивать потом.

Класс корабля Мета определила сразу – сверхскоростной боевой катер «невидимка», усиленный дополнительной консольной системой ракетных установок. Не исключено, что такому звездолету даже удастся безнаказанно скрыться. Хотя вообще-то, удрать от «Конкистадора» – задача малореальная, тем более, когда за штурвалом Мета. Оставалось придумать способ, как с минимальными повреждениями захватить этого разбойника с большой космической дороги. Проще всего, разумеется, вступить в диалог и объяснить, что сопротивление бесполезно. В случае добровольной сдачи, проблем будет меньше у всех.

Но тут-то разбойник-«невидимка» и повел себя странно. Не отвечая на сигналы ни словами, ни выстрелами, он медленно пошел на сближение.

Команды отдавались с пулеметной скоростью. Все системы защиты и нападения были приведены в полную боевую готовность, все устройства слежения и зондирования отчаянно старались получить максимум информации об объекте, и информация эта мгновенно расшифровывалась и выдавалась на фронтальный экран капитанской рубки в форме, максимально доступной для любого неспециалиста.

Да, конечно, именно этот приближавшийся к ним корабль и нанес по «Кокистадору» комплексный удар сокрушительной силы. Так что пирряне видели в нем врага и только врага. Но сегодняшняя Мета была уже не такой, как прежде. За годы совместной жизни с Язоном она научилась рассуждать, переняв от него привычку подвергать сомнению любую самую очевидную вещь.

«Что может означать такое приближение? – думала Мета. – Попытку пойти на таран, как говорят летчики? Или уместнее морское сравнение, и это – попытка взять «Конкистадор» на абордаж? Смешно! Экипажу маленькой лодочки не одолеть огромного крейсера. Хотя… Как знать как знать! Если вспомнить Генри Моргана с его отчаянной командой головорезов… А может, все-таки внезапное сближение и надо понимать как добровольную сдачу? Просто у чужаков что-то не в порядке со связью. Да нет, есть же миллион способов подать сигнал встречному кораблю и пояснить, что не имеешь дурных намерений!»

Так единственное мирное предположения, которая Мета сумела вымучить из себя, что называется, для очистки совести, вмиг оказалось несерьезным.

«Но тогда в какой же момент отдавать команду „огонь“? – окончательно растерялась пиррянка. – Или это за меня сделает Керк?»

И это сделали за нее. Только не Керк.

В напряженной до звона в ушах тишине неожиданно раздался сдавленный и хриплый от страха возглас Крумелура:

– Я узнал его. Стреляйте! Стреляйте немедленно!!

Но Крумелур не был здесь начальником. Ни командиром группы, ни капитаном корабля. Он даже не был членом экипажа. Просто гость, пассажир – и все. Кто же его станет слушать?

– Это корабль-аннигилятор! Я узнал его! – закричал Крумелур еще громче.

Керк посмотрел на него теперь уже внимательнее и даже с интересом. А невидимка приближался и как будто даже прибавил в скорости. До возможной стыковки или столкновения оставались по существу секунды.

Мета сделала резкий маневр, настолько резкий, что Крумелур впечатался в стенку и охнул от боли, да и Язон чуть не рухнул на пол. А ведь думал, что уже ко всему привык, считал себя настоящим пиррянином. Нет, пиррянином все-таки надо родиться. Вон, и Керк, и Стэн полностью сохранили равновесие и даже ни словом не пожурили Мету за этот дикий фортель. Все она сделала как надо. Некогда в подобной ситуации предупреждения делать.

Вот только чужак повторил маневр с идеальной точностью, словно привязанный буксировочным фалом. И сближение продолжилось с прежней, если не с еще большей скоростью.

– Да стреляйте же вы!!! – Крумелур лежа на полу у стенки перешел на истошный визг. – Они же смертники! Гореть мне в плазме, если я не прав и это…

Он не успел договорить. Мета обошлась без приказов и самолично дала залп. А поскольку цель была уже слишком близко, от мощного взрыва задрожал весь линейный крейсер. В межпланетном пространстве горело маленькое солнце, и системы защиты «Конкистадора» работали просто на пределе. Если не за пределом.

– Уходим на форсаже, – сочла возможным предупредить Мета, и, очевидно, сжалившись над присутствующим на корабле гостем, добавила: – Двенадцать g.

В другой ситуации, спасая корабль, она бы выдала все двадцать пять. И Язон подумал про себя: «Спасибо, дорогая!»

Когда Крумелур, наконец, пришел в себя его усадили в удобное кресло в кают-компании и задали прямой вопрос:

– Кто это был?

– Конкуренты, – ответил он как всегда кратко и незатейливо.

– Конкуренты-смертники? – удивился Язон.

– Ну, нет, конечно, – поморщился Крумелур от непонятливости собеседника. – Конкуренты наняли смертников, чтобы уничтожить меня. У нас очень серьезный бизнес.

– Постойте, постойте, – первым сообразил Стэн. – Так это что же, за вами постоянно следят. И когда вы были у нас, на Пирре…

– Ну, разумеется. Я же говорю, – у нас очень серьезный бизнес.

Керк мрачнел на глазах, слушая подобные заявления.

– Вообще-то, – произнес он наконец, – о дополнительных опасностях принято людей предупреждать заранее.

А Мета тут же добавила по-женски обиженным голосом:

– Мы никогда ничего не боимся, просто предпочитаем знать, к чему следует готовиться.

Затюканный Крумелур спорить не стал, а понимающе кивнул и пояснил, для начала попросив прощения:

– Ну, извините, друзья, наверно, я был не прав. Считайте, что теперь вот таким образом предупредил вас. И готов выплатить компенсацию за моральный ущерб.

Как только речь зашла о деньгах, в разговор сразу вступил Язон. Собственно за ним на планете Пирр даже официально была теперь закреплена должность руководителя финансового управления.

– Нет, господин Крумелур, это называется иначе. В данном случае нельзя вести речь о разовой компенсации за неприятный инцидент. Ведь инциденты могут повториться. Я правильно понимаю?

– Так точно! – неожиданно по-военному рявкнул моналоец.

То ли дурачился, то ли вспомнил вдруг свое армейское прошлое и признал в Язоне старшего по званию. Если, конечно, такой человек, как Крумелур, вообще мог быть кадровым военным. Не очень-то он походил на офицера манерами и внешностью.

– Ну так вот, мы назовем это доплатой за вредность.

– За чью вредность? – не понял Крумелур.

– Не некоторых планетах, – терпеливо начал объяснять Язон, – существует такое понятие – вредные производства и, соответственно, вредные профессии, в смысле вреда для здоровья. И таким людям доплачивают – в процентах от оклада жалования. Предлагаю увеличить наш гонорар на восемь процентов. Это – стандарт, принятый, скажем, на Кассилии.

– Нет проблем, – немедленно согласился Крумелур.

Теперь это уже не удивляло Язона. Скорее удивило бы, если б тот стал возражать. Даже мелькнула мысль: «А ведь можно было и пятнадцать процентов заломить! Они же там у себя ни о каких стандартах и слыхом не слыхивали».

Однако Язон по опыту знал: жадность до добра не доведет. Особенно это справедливо, когда речь идет о больших деньгах. И вообще сейчас уже не столько деньги интересовали Язона, сколько другие, куда более принципиальные вопросы.

Правила игры менялись по ходу игры. Вот что настораживало. Ведь в такой ситуации, чего доброго, и саму цель изменить недолго. В любом, произвольном направлении.

Язон попробовал рассуждать: «Ну, хорошо, стреляли конкуренты. Объяснение в принципе вполне убедительное. Но, пардон, что-то уж чересчур серьезный бизнес у этих ребят. Да, за очень большие деньги убивали, убивают и, к сожалению, будут убивать всегда и везде. Но не так же, простите, топорно! Ничего не выяснив, не уточнив, кто, куда и зачем, наняв каких-то сумасшедших смертников. Да тут просто чертовщиной запахло, то есть нечеловеческой логикой…»

И Язон решил в качестве пробного шара перейти в атаку. Самолично. Напомнить Крумелуру, кто здесь хозяин, а кто гость. И начал он так, не пытаясь сдерживаться в интонациях и выражениях:

Я уже понял, господин с Моналои, что для вас любые деньги не проблема. Но существуют еще проблемы иного рода, не решаемые даже с помощью огромных денег. Надеюсь, вы понимаете, что никакая собственность не продается без согласия собственника, и тем более не продается его жизнь и свобода. Так и пирряне вольны помогать кому-то или не помогать. А если уж берутся за работу по-настоящему, то имеют право знать чуточку больше о ее специфике. Одно дело – спасать кого-либо от внешней беды, и совсем другое – участвовать в межклановых разборках «очень серьезного бизнеса». На это мы не подписывались, господин Крумелур. А ведь может еще оказаться, что и твари ваши из лавы – не более чем красивая инсценировка для залетных дурачков. Оригинальный способ заманить к себе профессиональных спасателей, втравить их в экономическую войну между корпорациями. При тех средствах, какими вы располагаете, ничего не стоило и извержение вулкана устроить всамделишное и жаропрочных роботов-чудовищ в лаву запустить…

– Полегче на поворотах, друг, – неожиданно перебивая, попросил его Крумелур. – Это уже оскорбление.

– Да, – согласился Язон. – Но я вам не верю, господин хороший. Понимаете, не верю. И хочу спросить, как вы отнесетесь к тому, если мы прямо сейчас, пока вновь не нырнули в кривопространство, вызовем на связь Специальный Корпус, и наведем у них справочки о вас?

Реакция была совершенно потрясающей.

Крумелур не ответил ни слова. Просто рядом внезапно появились, словно выросли из пола каюты, оба его телохранителя. Вот только что человек сидел один, и – глядь! – уже с ним рядом охрана. И раструбы карманных плазменных пушек глядят прямо в лицо Язону.

Конечно, пиррянские пистолеты в ту же секунду выскочили навстречу. Но никакой стрельбы не было. Все нашли в себе силы успокоиться. Однако по растерянному выражению лиц Керка, Меты и даже Стэна, Язон догадался, что и они не поняли, что же произошло.

Крумелур завладел инициативой полностью и с достоинством произнес:

– Я бы очень не советовал вам, друзья, делать то, о чем сказал сейчас господин динАльт. Мне представлялось по простоте душевной, что мы уже договорились обо всем. Так зачем же вновь пересматривать условия? Наша планета действительно находится в тяжелейшем положении, и я просто вынужден, спасая ее, прибегать к подобным угрозам. Извините, друзья. Но вы же все-таки поначалу должны разобраться в происходящем там, а уж потом делать выводы. Наоборот – нельзя.

Удивительно, но Крумелур был абсолютно прав в этот момент, и предельной простотой доводов убедил всех. Обе стороны пистолеты попрятали и взяли тайм-аут на неопределенное время.

А Язон догнал в коридоре гордого моналойца и, по-простецки перейдя на «ты», шепнул ему.

– Слушай, брат, обещай, что расскажешь когда-нибудь про этот свой фокус?

– А чего тут рассказывать? Нет никакого фокуса, – удивился Крумелур. – Элементарное смещение временных масштабов.

Язон промолчал в ответ и покивал с умным видом. А про себя подумал: «Да уж, если такая вещь, как изменение масштабов времени – для вас элементарщина, тогда и впрямь мы с оценкой моналойской цивилизации слегка погорячились. Я тоже слегка владею этим. Замедляю время, когда очень необходимо. Но чисто интуитивно. Мои способности не всегда подвластны мне, и реализовать их с такой лихостью до сих пор как-то ни разу не удавалось. Что ж, значит теперь надо держать ухо востро и вести себя поуважительней с этой публикой».

– Мы не будем садиться на планету, – сообщил Крумелур доверительно, словно это он теперь командовал кораблем. – Я сейчас пошлю кодовый сигнал в пространство, и нас встретят прямо в космосе. Хорошо? Передай своим, чтобы лишних вопросов не было.

Язон еще раз кивнул и почел за лучшее не обсуждать деталей.

Маленький смуглый человечек в лимонно-желтой парадной форме мэхаутского королевского флота шагнул из шлюзовой камеры навстречу пиррянам и представился всем на меж-языке, но с сильным акцентом. Соблюдя таким образом формальности, он немедленно перешел на родной, то есть на хинди, не понятный никому из пиррян, даже Язону. И дальше темнолицый офицер общался с одним лишь Крумелуром, которой, как выяснилось, отлично понимал своего партнера по бизнесу и даже вполне сносно лопотал на экзотическом наречии. Общее содержание их разговора осталось для всех загадкой, но суть была, в общем, понятна: мэхаутский компаньон Крумелура рассчитывался по долгам за старые сделки. Из рук в руки передан был стандартный пенал с банковскими жетонами на весьма солидную, надо полагать, сумму. И прозвучали, судя по интонациям, обещания дальнейшего сотрудничества. Словом, оба остались вполне удовлетворены короткой, но принципиально важной встречей.

Уже минут через десять, торопливый гость, даже не заходя во внутренние помещения корабля, вежливо попрощался со всеми на меж-языке и покинул «Конкистадор» на своем маленьком, скромном на вид, но, безусловно, очень дорогом и совершенном скуттере.

Язон не удержался и обиженно проговорил:

– Вообще, меня всегда учили, что в присутствии друзей не разговаривают на непонятных им языках. Этот тип, что, не владеет эсперанто?

– Ну, извини, – традиционно начал Крумелур. – Не знаю, как у него с эсперанто. Просто меня учили, что есть такое понятие – «коммерческая тайна». И обижаться тут не на что.

– Ах вот как! – вспылил Язон. – Но я же не спрашиваю, сколько денег он тебе привез. Я прошу пересказать общедоступными словами хотя бы самое главное, допустим, охарактеризовать вкратце обстановку. Неужели вы не обсудили с ним нападение на корабль. Ведь он же мог рассказать что-то новое по этому поводу.

– Мог, – спокойно согласился Крумелур. – Но не рассказал.

Язон решил, что над ним издеваются, и готов был уже закричать, когда Крумелур все так же спокойно добавил:

– Мой мэхаутский друг просто подтвердил мою догадку и одобрил принятое решение. Этих убийц следовало уничтожить.

Язон шумно выдохнул и спросил обессиленным голосом:

– Ну, а дальше-то нам ничто не угрожает? Крумелур, почему я должен все из тебя вытягивать, как на допросе?

– Не знаю, – ответил тот, – но дальше я попрошу вас выйти в кривопространство и брать курс на Моналои. Звездные координаты уже переданы Мете. Возражений нет?

– Нет, – ответил Язон, по старой привычке прикрывая глаза и массируя пальцами виски.

У него уже давно не болела голова от обычной усталости и нервотрепки, но привычка сохранилась. Сейчас он просто утомился вести дискуссию со слишком невозмутимым собеседником и думал только об одном: «Скорей бы уж прилететь».

К счастью, при этом разговоре не было Керка. Он еще накануне принял волевое решение: обитатели Мира Смерти будут сражаться, будут помогать моналойцам за соответствующую плату. Все остальное – ненужные пока детали. А дальнейшее общение с самоуверенным Крумелуром только портило Керку настроение. Значит, лучше избегать такого общения по возможности. Пусть дипломатией занимается Язон, наукой – Арчи. А настоящие пирряне приступят вскоре к своему обычному делу. Они будут воевать.

Глава пятая

На планету садились ночью. Космопорт сиял разноцветными огнями, но вокруг наблюдалось совсем немного светящихся объектов. Россыпь золотистых окон в аккуратных жилых домиках, фонари вдоль очень прямых и гладких, судя по блеску, дорог, да нескольких мерцающих в темноте крупных сооружений, вероятнее всего, промышленного назначения. Дальше до самого горизонта простирался сплошной непроглядный мрак. То ли в местном городе не принята была ночная жизнь. То ли никакого города здесь вообще не было, а существовал лишь этот маленький посёлочек вокруг космопорта. Второе представлялось более вероятным. Все-таки Моналои считалась аграрной планетой. Точнее, так ее представил пиррянам сам Крумелур. Однако космопорт, во всяком случае с высоты птичьего полета, выглядел в чем-то пошикарнее кассилийского Диго или клиандского Голденгейта. К разгадке такого противоречия Язон предполагал вернуться позже и без посторонней помощи. Игра же в вопросы и ответы с Крумелуром утомила его сверх всякой меры.

Роскошные интерьеры космопорта ни в чем не уступали его внешним архитектурным достоинствам, а удобство бегущих дорожек, робобаров и всевозможных ненавязчивых устройств автоматического контроля для прибывающих пассажиров вполне сочеталось с новейшими конструкциями взлетно-посадочных площадок. За созерцанием всего этого технического великолепия как-то подзабылось первое почти шоковое впечатление, оставшееся у пиррян от посадки на Моналои. Бесстрастные внешние датчики в один голос сообщили им, что по ту сторону брони крейсера температура воздуха, пригодного для дыхания, двадцать четыре градуса ниже нуля по Цельсию, а с неба сыплет обильный снег, состоящий из чистой окиси водорода, то есть, попросту говоря, воды. Неужели именно при такой погоде вызревают здешние деликатесы?

Но в действительности еще более важным был вопрос, зачем они вообще покинули корабль, для чего Крумелур попросил высшее руководство Пирра, то есть Керка, Мету, Язона, Бруччо и Стэна следовать за ним. В общем-то, было естественно, что на своей планете распоряжаться будет он, но манера Крумелура объяснять все самое важное в последний момент, да и то, если об этом спрашивают в лоб, уже начинала раздражать не только Язона, но и пиррян. А раздраженные пирряне – это явление очень опасное. Пришлось-таки взять Крумелура за рукав и отведя чуть в сторону, провести с ним воспитательную работу, дескать, пора бы уж, дружище, разъяснить поподробнее, куда нас тащат, иначе у кого-нибудь могут не выдержать нервы, и тогда, сам понимаешь… Крумелур понял, и любезно сообщил:

– Сейчас я обязательно должен познакомить вас с остальными руководителями планеты Моналои. Видите ли, мы управляем этим миром коллегиально. И хотели бы все впятером поговорить с вами. Если угодно, выдать последние инструкции перед началом ответственной работы.

Он сделал паузу, ожидая какой-то реакции. Пирряне без удовольствия, но спокойно слушали его.

– Вот поэтому, – продолжил Крумелур, – и пришлось посадить корабль не на месте событий, а здесь, в самом лучшем нашем космопорту – Томхет. На полярном континенте с названием Томфастланд, что в переводе означает пустой материк. Тут слишком холодно, чтобы жить, но с самого начала колонизации было достотачно удобно размещать некоторые секретные объекты. Здесь же находится по ряду соображений и резиденция нашего правительства. А главное богатство Моналои цветет и плодоносит ближе к экватору на большом и теплом материке Караэли. Туда мы очень скоро отправимся.

Объяснение получилось неожиданно длинным, но звучало не слишком убедительно. Если на планете действительно катастрофа, почему бы ее руководству не прибыть в полном составе к месту событий. Кажется, так и принято повсюду в Галактике. Ну да ладно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Эту простую истину Язон в свое время усвоил прочно, и не раз убеждался на практике в справедливости мудрой древней поговорки. В эпоху возрождения галактической цивилизации подобные банальные истины полезно было вспоминать почаще.

Что ж, если здешнее правительство прячется как можно дальше от собственного народа, собственных богатств и собственных бед, значит так и надо. Спасибо, что хоть предложили познакомиться. А то ведь могли бы просто отвалить денег на финише и, так не показавшись на глаза, отсидеться где-нибудь в глубоком бункере. Чего не бывает в разных мирах Галактики! Язон уже давно разучился всерьез удивляться всевозможным чудачествам.

А с правителями Моналои и впрямь пришлось общаться в бункере. При резко повысившейся активности сейсмических процессов подобное убежище представлялось несколько неуместным. Однако стремление высшего руководства зарыться в землю, то есть как раз поближе к тем тварям, которые, по их же собственным словам и терроризируют планету, оказалось еще не самым странным в этом мире. И Язону все-таки предстояло удивиться.

Роскошная дорога, по которой их везли на весьма быстроходном наземном экипаже, вдруг нырнула в ярко освещенный туннель с белоснежными стенами и, заворачиваясь по спирали, опустилась на добрую сотню метров ниже уровня поверхности. Наконец, притормозив у сверкающих начищенным зеленым металлом ворот, они въехали в огромный зал (павильон? ангар? дворец?). В общем, просторное помещение – красивое, уютное, теплое, полное живой зелени, а свет здесь лился отовсюду еще обильнее, чем в давешнем туннеле.

Оставив машину под деревьями, Крумелур с неизменно сопровождавшими его охранниками сделал всего несколько шагов и остановился у тяжелой на вид двери в шершавой розовой стене, уходившей в высоту и терявшейся там среди переплетенных ветвей и густой путаницы то ли лианов, то ли проводов. Едва он предложил пиррянам следовать за ним, дверь распахнулась створками внутрь, и охранники впервые оставили своего шефа, замерев у входа, словно в почетном карауле.

Удивительная вещь: на этой планете все охранники были лысыми, как коленка! Более того, в космопорту Язон успел заметить вообще немалое число лысых граждан, причем некоторые, особенно те, что посмуглее, казались вообще представителями иной расы. У этих темнолицых Язон с удивлением отметил полное отсутствие волосяного покрова на теле. Не было даже бровей и ресниц – их роль выполняли специальные складки кожи. С такой забавной анатомической особенностью Язон встречался впервые. На всякий случай он поинтересовался у Керка и Меты, не случалось ли им где-нибудь встречать подобных людей. Конечно, оба они вместе взятые не путешествовали за свою жизнь столько, сколько Язон один, но ведь маршруты их полетов не всегда совпадали, и у пиррян был свой опыт общения с иными расами. Однако Керк лишь помотал головой, а Мета, брезгливо поежившись, заметила:

– Первый раз вижу такие неприятные лица. Они похожи на на наших рептилий – гекконов, например, или тех же кайманов.

– Да хоть на шипокрылов, Мета, – улыбнулся Язон. – Ты, главное, стрелять не начни.

Разговор такой произошел у них еще в космопорту, а теперь переговариваться между собой казалось уже совсем неуместным, потому что они вступили в маленькую приемную – специальную комнату, за которой, вероятнее всего, и ждали их пресловутые правители.

Из-за конторки поднялся очередной лысый бугай в несколько странной полувоенной форме, вежливо кивнул всем вошедшим и на хорошем эсперанто спросил:

– У вас на планете принято расставаться с оружием на время проведения деловых и официальных встреч?

– Нет, – коротко ответил Керк.

Язон решил добавить:

– Мы даже во время сна не всегда расстаемся с пистолетами.

Крумелур и секретарь в форме зашептались на совершенно непонятном языке. Язон поклялся бы, что это не шведский, но и не хинди. После чего был вынесен вердикт:

– Проходите.

А обстановка в комнате для переговоров оказалась весьма располагающей к доверительным беседам. Обе высокие стороны, по пять человек с каждой, расположились вокруг низкого овальной формы стола в очень удобных, вмеру мягких креслах. Сидеть в них даже долго было не утомительно, но в случае необходимости упругий материал позволял резко вскочить, уходя, например, от удара или наоборот – атакуя. Никто не собирался, конечно, устраивать драку во время официальной встречи руководителей двух планет. Да и проигрышное это дело – учинять перестрелку на чужой, незнакомой территории. Однако для любого пиррянина важной составляющей психологического комфорта всегда являлась хорошо прикрытая спина и возможность в любую секунду принять боевую стойку. Моналойцы то ли заранее знали об этой особенности гостей и постарались сделать им приятное, то ли просто сами были такими же.

Напитки подали автоматически. Из внезапно образовавшихся в столешнице десяти маленьких люков быстро выплыли высокие запотевшие бокалы.

– Это без алкоголя, – счел нужным пояснить Крумелур.

И разговор начался. Четверо других правителей Моналои отличались от живого, разговорчивого и даже несколько суетливого Крумелура, своей поразительной невозмутимостью, переходящей в апатичность. Один был сильно старше – маленький, сухонький, седоватый, гладко выбритый, как и Крумелур. Другой – смуглый, носатый, черноглазый, жгучий брюнет с курчавой шевелюрой и пышными усами. Остальные двое, похожие, словно братья, высокие, плечистые бородатые блондины – этакие викинги. Они представились, произнесли по нескольку вежливых, ничего не значащих фраз, но потом в обсуждении конкретных планов почти не принимали участия, разговор шел практически с одним Крумелуром. Так что пирряне, не привыкшие забивать голову лишней информацией, даже их имена запоминать не спешили. Зачем?

А вообще-то, как это ни странно, никаких принципиально ценных советов или инструкций выдано не было. Целью этого торжественного саммита, во всяком случае, первой, главной и вслух объявленной оказалось оформление некого совершенно непривычного документа. Ладно бы соглашения, контракта, долгового обязательства – это все пирряне уже проходили, и здесь генеральный договор составили легко и сразу. Но договором дело не ограничилось. Дополнительные бланки, выданные каждому для ознакомления, шапку имели такую: «Подписка о неразглашении». А дальше шел совершенно замечательный текст:

«Я, нижеподписавшийся, обещаю, что обо всем увиденном мною на планете Моналои, никогда нигде и никому не стану рассказывать… настоящим подтверждаю… обязуюсь… меж тем вполне сознаю…»

Формулировки были пространно-корявые, архаичные, мутные какие-то.

«…после того, как я целиком ознакомился с данным текстом, и полностью согласен с тем, что предупрежден об ответственности, я не стану возражать против применения к моей персоне соответствующей меры пресечения…»

Дочитав до этого места, Язон не выдержал и спросил:

– Ответственность перед кем? И какие такие меры пресечения?

– Давайте по порядку, – предложил все тот же Крумелур.

То ли он был у них все-таки главным, то ли считался специалистом по международным делам, потому и послан был с миссией. А теперь уж вроде и впрямь пирряне друзья его – так кому же еще браться за объяснения?

– Я мог бы сказать, что вы станете отвечать перед Межзвездным Судом, перед Лигой Миров, перед Специальным Корпусом. Но не стану. Все эти организации достаточно слабо реализуют свои юридические возможности. У нас нет даже надежды на справедливое решение с их стороны. Поэтому, мы давно уже привыкли пользоваться собственными силами безопасности, собственным правосудием, а также руководствоваться собственными представлениями о нравственности и морали. Надеюсь, они не будут сильно расходиться с вашими представлениями. И тогда в итоге пиррянам придется отвечать лишь перед собственной совестью и честью.

Завершив свой ответ на такой демагогической ноте, Крумелур помолчал и добавил:

– Но если вы не подпишете предложенный документ, мы скорее всего будем вынуждены расторгнуть уже составленный договор.

Вот это да! Правила игры менялись по ходу игры еще раз, и теперь довольно круто менялись.

Язон обхватил голову руками, а потом начал рефлекторно массировать ладонями виски. Не то чтобы это в действительности помогало мыслительным процессам – просто появилась такая привычка после того, как в очередной раз он бросил курить. Ну а остальные даже и не пытались делать никаких выводов, целиком доверившись Язону, природной изворотливости его ума и богатому опыту выхода из сложных ситуаций. Керк – вообще не хотел вдаваться в подробности, содержание дурацких моналойских бумажек волновало его постольку-поскольку. Кто же не знает: если пиррянин слишком глубоко задумывается над чем-то неприятным, то на определённом этапе ему остается только одно – стрелять! А это сейчас было как-то неуместно.

«Давай, Язон, – молча подбадривал его Керк одними глазами, – придумывай что-нибудь. А уж мы подпишем все, что ты скажешь».

– Как минимум, вы пятеро должны скрепить это своими подписями, – попробовал Крумелур пойти на компромисс, почувствовав, что пауза слишком затянулась. – Хотя вообще-то у нас железное правило для всех пребывающих на Моналои – обязательная подписка о неразглашении. Ну, это… как на других планетах, скажем, таможенная декларация или справка о психическом здоровье.

– Да поймите вы! – заговорил, наконец, Язон. – Дело же не в том, сколько человек поставит здесь свои подписи. Хватило бы и двух – моей и Керка. За остальных в этом случае вы могли бы не сомневаться. Дело совсем в другом. Я, к сожалению, не понимаю, с чем связаны такие ваши правила. И это настораживает, вселяет тревогу. Я не люблю, когда меня просят: «Обещай что ты не сделаешь того, о чем мы тебе скажем потом, когда ты уже пообещаешь». Так не бывает, господа хорошие! Я должен вполне отдавать себе отчет, за что именно расписываюсь. Или оставьте за нами право разорвать контракт постфактум.

– Такое право существует всегда и у всякого, – пробурчал Крумелур. – Но мне не хотелось бы записывать подобное право отдельным пунктом в договор. Иначе получится, что вы сможете оставить себе аванс просто на основании любой ерундовой претензии. Например, наши деликатесы покажутся вам тухлятиной и отравой, а получаемые за них с покупателей деньги – непропорционально большими. Мало ли что, ведь о вкусах не спорят, одному может нравиться…

– Крумелур, – перебил Язон, – не пытайся запутать меня, уклоняясь от темы. Я же просто хочу понять, что у вас там такое делается на теплом и солнечном материке Караэли, если об этом нигде даже рассказывать нельзя. Идет большая война? ну, и скажи прямо! Или там обитают людоеды? Тем более, хотелось бы знать об этом заранее…

– Да нет там никаких людоедов, Язон! Что за смешные фантазии?! – обиделся Крумелур. – Вам или хотя бы тебе знакомы вообще такие понятия: коммерческая тайна, режим секретности, суверенные интересы отдельной планеты, принцип невмешательства во внутренние дела? Или вы только о военных тайнах слыхали, а в мирное время, по пиррянским, понятиям никаких тайн не бывает?

– Да и время-то у нас не такое уж мирное, – заговорил вдруг сидящий рядом с Крумелуром другой руководитель планеты. – Вы же видели записи. Мы натурально воюем с иной цивилизацией и просим вас помочь. Вот и все.

Крумелур решил расцветить этот тезис.

– Ну, представь себе, Язон, ты вызываешь домой пожарных, а они, прежде чем тушить пожар, лезут к тебе в холодильник, чтобы уточнить, не держишь ли ты в нем чего недозволенного – расчленненных трупов, например, которые и собирался уничтожить с помощью пожара.

Язон просто оторопел от такой буйной фантазии и еще не успел ответить, как Крумелур, увлекшись, выдавал уже следующий пример.

– Или вот: ты вызываешь врача к заболевшей жене, и незамедлительно прибывший лекарь вместо помощи начинает выяснить, кто она, эта женщина. Жена ли она тебе, любовница или ты вообще соблазняешь собственную сестру, и требует на все документов…

– Хватит, хватит, – рассмеялся Язон, – я все понял.

И включившись в игру, он ответил собственным примером:

– Ну, а если случилась какая угодно беда, и к вам приезжает полиция? Ведь они станут задавать только те вопросы и совершать только те действия, которые сами сочтут нужным. Разве не так?

И тут подал голос сидевший в центре худенький седоватый старичок, возможно самый главный из хозяев планеты, если у них тут имел какое-то значение возраст человека:

– Совершенно верно, господин динАльт. Вот мы и хотим, получив ваши подписи, удостовериться, что вызвали к себе спасателей, а не полицию. Когда захотим видеть представителей правоохранительных органов, мы обратимся в другое место, господа. По этому вопросу у меня все.

– У меня тоже, – сдался Язон. – Теперь объясните какие у вас применяются меры пресечения к клятвопреступникам.

– Да никаких особенных мер, – выждав несколько секунд небрежно махнул рукою Крумелур.

Остальные его коллеги вновь глубокомысленно замолчали.

– Какие могут быть меры? Естественно, если мы почувствуем в ваших действиях злонамеренность в отношении планеты Моналои, мы попытаемся не выпустить вас отсюда. Вот и все. Как мы это почувствуем? Ну, есть определенные методы. В любом случае, речь не идет о всякого рода интуитивных и субъективных подозрениях. У нас достаточно специалистов в самых разных областях. Предвижу еще один вопрос. Что будет, если вы решите бесчестно торговать нашими секретами, а мы не успеем вас остановить? То есть вы все-таки вырветесь с планеты. Что ж, бывало у нас и такое. В этом случае, могу обещать наверняка: ни с одним из наших многочисленных партнеров вам уже никогда не придется работать. Ну, и конечно, как я говорил раньше, вы будете отвечать перед собственной совестью. А это тоже немало.

В последнюю фразу Крумелур постарался вложить второй смысл, нагнал на нее некоторой загадочности. Но все равно было ясно: все он врет, мерзавец. Уж если бизнес поставлен так серьезно, конечно, нарушителей «Подписки о неразглашении» будут искать и попытаются достать где угодно: хоть в космосе, хоть на другой планете. Им непременно объявят настоящую войну. Ну и ладно! Разве пирряне когда-нибудь боялись воевать? Если было за что. Если чувствовали, что дело их правое. Да и не в этом суть. Ведь речь пока еще не шла о войне.

Язон вдруг понял: ему предлагают сыграть в совершенно новую, уникальную и страшно интересную игру с постоянно меняющимися правилами. Разве от такого откажешься! Тем более, когда в твоей команде – лучшие бойцы Галактики на лучших кораблях, сделанных лучшими мастерами для прославленных флотилий. И несколько самых светлых голов вселенной – тоже в союзе с тобой. И еще – некие мистические силы, которые в самую трудную минуту вдруг включаются в борьбу на твоей стороне. А против играют то ли иновселенские монстры, что не может не раззадорить любого настоящего игрока, то ли жутко таинственные и хитрые моналойцы с «очень серьезным бизнесом» и более чем серьезными деньгами.

В такую игру стоило играть. И начать ее можно было только по правилам, установленным противоположной стороной. Это как в казино. Когда приходишь туда, нельзя торговаться за цену фишки, нельзя с порога выдвигать требование заменить колоду карт или упаковку костей. А вот потом, когда игра уже пошла, когда на кону большие, очень большие деньги… Вот тогда и посмотрим, кто кого.

Язон почувствовал необычайный прилив вдохновения и азарта, улыбнулся широко и объявил:

– Мы принимаем ваши условия!

Не чуждый дипломатии Керк посчитал своим долгом внести легкие коррективы.

– Вот только имейте ввиду, господа, что если договор будет нарушен с вашей стороны, прибывшие сюда корабли пиррянского флота доставят вам массу неприятностей. Разговаривать с нами с позиции силы не позволяла себе, кажется, еще ни одна планета. И вам я этого тоже не советую, а за свои слова пирряне отвечать умеют. Теперь давайте ваши бумаги.

Вроде ничего принципиально нового Керк и не сказал, а все же оставил последнее слово за собой. Это было не лишним в сложившейся ситуации. Тем более, что моналойцы нисколько не обиделись на резкий тон, видать привыкли к подобному общению. Крумелур, слушая седого пиррянского вождя, кивал так же истово, как и по ходу язоновских финансовых требований. Мол, пожалуйста, пожалуйста, если что не так, братцы, ответим по всей строгости. Мол, мы не дети, говорю же вам, серьезным бизнесом занимаемся…

– У нас на борту двадцать четыре человека, – сообщил Керк. – Значит, еще девятнадцать экземпляров, пожалуйста. И мы вам их мигом заполним. А теперь можно, наконец, услышать хоть несколько слов о дальнейших планах?

– Разумеется, разумеется, – охотно откликнулся Крумелур. – На материк Караэли мы все полетим на легких катерах и универсальных шлюпках. Там негде сажать большой корабль. Думаю, для вас логичнее всего будет оставить минимальную команду на корабле и только в случае крайней необходимости задействовать главные мощности крейсера. Такова схема действий для начала. А ваши следующие корабли со специальным оборудованием мы примем здесь же в Томхете, как только они выйдут на связь. Хорошо?

– Хорошо, – сказал Язон. – И тогда давай не терять времени. Ты сам полетишь с нами? Или твоя миссия закончена и не пристало большому начальнику лазить в самое пекло?

– Да нет у нас тут на самом деле никаких больших начальников! – рассердился Крумелур. – Есть просто хозяева – вот мы, пятеро. И если случается серьезная беда, хотя бы один из нас должен влезать в нее лично. В самое пекло. Никому другому доверить нельзя. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Язон. – Ну, а эти, лысые, опять с тобою полетят.

– Конечно, – сказалКрумелур. – Впрочем, о лысых будет отдельный разговор. Только давай чуть попозже. Я сейчас останусь на короткое закрытое совещание, а вас доставят обратно на корабль. Отдохните, перекусите, приготовьтесь к высадке в экваториальном климате. Сами понимаете, перелет займет не больше часа. Планетка у нас хоть и земного типа, а по диаметру раза в два меньше. Маленькая планетка. Но дорогая, – добавил он зачем-то, помолчав, и незаметным глазу движением включил механизм дверей.

Крумелур давал понять: аудиенция закончена.

Глава шестая

– С кем воевать-то будем? С монстрами или с людьми? – поинтересовалась Мета.

Язон посмотрел на нее с уважением, даже с восторгом.

– Ты прямо мысли мои читаешь!

– Нет, – возразила Мета, – мысли я не читаю, в лучшем случае чувства. Но главное, они мне все не понравились – и эти шведы внешне благопристойные. И эти темные без ресниц и бровей, а уж про лысых мордоворотов я и не говорю.

– Надо же! – изумился Язон. – Вроде тебе всю жизнь нравились сильные мужчины.

– Сама на себя удивляюсь, – согласилась Мета. – Но понимаешь, я всегда любила бойцов. А эти… – она замялась, – …эти – рабы.

– Почему так думаешь? – быстро спросил Язон.

– У них глаза преданные, как у собак. И глупые, как у моропов.

– А ты права, – улыбнулся Язон. – Интересное наблюдение.

Они уже почти все подготовили к отправке и ждали Крумелура с его гвардейцами с минуты на минуту. Моналойский лидер сообщил, что выезжает. На «Конкистадоре» решено было оставить Дорфа, Лизу и еще троих им в помощь для нормального поддержания в боевой готовности всех систем огромного звездолета. А на Караэли отправились тремя суперботами, набитыми под завязку всевозможным оружием, спецоборудованием и приборами. Загрузили некоторые и совершенно немыслимые вещи. Например, сверхпрочные монолекулярные и более толстые нити, особые перчатки, крюки и костыли из арсенала альпинистов – горы все-таки! Большой набор химических ядов и противоядий – экзотические растения все-таки! Термостойкие сети, клетки, капканы – вдруг какой-нибудь простодушный монстр попадется! Ну а дальше шла уже не экзотика. Все мыслимое оружие, какое можно было укрепить на себе, а также на консолях и турелях легких кораблей. Универсальные шлюпки для местных перелетов. Большой запас жидкого гелия. Мощнейшие ядерные генераторы. Гравимагнитные компенсаторы. Всевозможные излучатели с тонкой модуляцией для так называемого ювелирного воздействия на биологические объекты… И так далее, и тому подобное. Кто мог знать, что именно вдруг понадобится? Уж лучше что-нибудь лишнее прихватить, чем сломя голову нестись обратно на крейсер за забытыми вещами.

Наконец, Крумелур объявился, и непосредственно перед стартом между ним и Керком состоялся крайне забавный разговор. Моналоец просил пиррянского вождя погрузить на головной супербот огромную коробку, хранившую в себе нечто. Крумелур вновь выражался околичностями и загадками, объясняя, что упаковка будет раскрыта, как только он сделает необходимое предисловие, иначе, мол, существует опасность неадекватной реакции. А Керк категорически отказывался взлетать с неизвестным грузом на борту.

– Да нет там ничего страшного! – уверял Крумелур. – Никакого секретного оружия! Просто, если увидите содержимое раньше времени, решите, что я сошел с ума.

Керк оставался непреклонен. Пришлось немного отложить старт, и Крумелур приступил к разъяснениям.

– Короче. Все коренные жители Моналои по ряду специфических природных причин абсолютно лишены волосяного покрова на теле. Они настолько привыкли к своей идеально гладкой коже, что всех людей, покрытых волосами воспринимают примерно, как мы обезьян. Например, здешних макадрилов. Моналойцы называют нормальных волосатых людей «шерстяными». И отношение к ним в зависимости от уровня интеллекта может быть следующим: не считают вас за людей вовсе, ненавидят животной ненавистью, испытывают непреодолимое отвращение или просто немножко брезгуют, но сдерживаются. Поэтому все колонизаторы, вынужденные общаться с аборигенами, либо обриваются наголо, что кстати, не является худшим вариантом в здешнем жарком и влажном климате, либо, надевают на голову вот эти искусственные лысины, то есть такие пластиковые шапочки, плотно прилегающие и практически сливающиеся с кожей лица. Теперь открывайте коробку и можете примерить. Кому не понравится – милости просим, брейтесь, только потщательнее, пожалуйста.

Содержимое коробки действительно выглядело не слишком аппетитно. Больше всего это напоминало не шляпный магазин, а трофеи охотников за скальпами, сваленные в одну кучу. Была такая традиция у некоторых племен на диких планетах – сдирать кожу с головы побежденного врага. Вот только у здешних изуверов все жертвы попадались исключительно лысые, если конечно, предположить, что перед Язоном действительно лежали скальпы. А вообще-то, шапочки делались с умом, надевались легко, и выглядели пристойно. Только поначалу было уж очень смешно.

– Женщин это тоже касается? – в ужасе спросила Мета.

– Ну, разумеется, – развел руками Крумелур. – У них все женщины лысые. Абсолютно. Между прочим это даже красиво, – добавил он. – Все зависит от того, кто к чему привык.

– Давайте вашу шапочку, – проворчала Мета.

Ясно было, что брить себя наголо гордая красавица-амазонка никому не позволит.

– А если мы все-таки появимся перед ними в «шерстяном» виде? – полюбопытствовал Язон.

– Могут быть неприятности, – Крумелур даже скривился, словно от боли. – Большие неприятности. Я, кажется, уже пояснял, как здесь относятся к «шерстяным».

– Прости, – не понял Язон, – но там, в космопорту темнокожие лысые граждане запросто ходили среди светлых и волосатых.

– Э, Язон! – улыбнулся Крумелур. – То были совершенно особенные люди, прошедшие специальную подготовку. Уж ты мне поверь. А подавляющее большниство обыкновенных коренных моналойцев ведет себя именно так, как я рассказывал.

– Ну и каким же образом вы уживаетесь друг с другом? – недоуменно поинтересовался Арчи, уже примеривший на себя лысину и вполне довольный результатом. – Есть еще более важный вопрос: как удается управлять людьми, ненавидящими свое правительство по определению?

– Здесь нет никакого противоречия. У нас довольно сложная социальная структура, но в ней каждому отведено его четкое и довольно постоянное место. Коренные моналойцы – это фермеры, то есть владельцы мелких сельхозугодий, и султаны – владельцы сельхозугодий крупных. А также именно аборигенов набирают на ответственные должности в Караэльскую аграрную компанию и в цеха завода по переработке фруктов Караэли-брук. Надо всеми султанами стоит эмир-шах, назначаемый из числа местной элиты и входящий на правах совещательного голоса в Высший Совет планеты, с которым вы сегодня познакомились. Наконец, следует пояснить, что основной рабочей силой на Моналои являются «шерстяные», то есть немоналойцы, доставляемые сюды из различных миров Галактики. Но эти «шерстяные» индивидуумы имеют совершенно особый статус. Это – преступники, которые согласно межзвездным соглашениям отбывают здесь, у нас, наказание. Они занимаются исправительными работами. И некоторые исправляются, – добавил он со странной интонацией, отчего вся последняя информация понятнее не стала.

– Так мы попали на планету-тюрьму! – воскликнул Язон. – Интересное откровение.

– Ну, это не совсем так, – обиженно возразил Крумелур. – Помимо плантаций, где трудятся отбывающие наказание, у нас много свободных фермерских хозяйств. И вообще использование почти бесплатной рабочей силы – это просто наш маленький экономический секрет. Подобный метод не раз и не два применялся в истории человечества и неизменно давал высокие результаты. Мы не видим в подобной практике ничего предосудительного, более того…

Никто уже толком и не слушал Крумелура. Разве что Язон. Остальные занимались своими обычными делами. Ведь старт, разумеется, дали, как только инцидент был исчерпан. И полет начался. С шапочками все быстро смирились, только давно и основательно облысевший Стэн все никак не мог решить, носить ли ему этот головной убор, или все-таки сбрить напрочь остатки волос. Оказалось, что, решая свою дурацкую проблему, он тоже достаточно внимательно слушал Крумелура и теперь, подумав, спросил у него:

– Значит, без этих лысин нас примут за беглых преступников, будут ловить, а потом заставят работать. Так, что ли?

– Ну, не совсем, – замялся Крумелур, – ведь с вами вместе буду я и мои люди. К тому же вы хорошо вооружены. Но зачем же вводить кого-то в грех, зачем вообще устраивать путаницу и смуту в душах местного населения. Это такие замечательные, веселые люди! Старайтесь быть похожими на них и вы непременно полюбите друг друга. Особенно, если выучите пару-другую слов на их несусветном наречии. Я вот не поленился, выучил гораздо больше, и теперь легко и с удовольствием разговариваю с аборигенами.

– Они у вас тут дикари, что ли? – неожиданно спросила Мета со всею пиррянской прямотой, вовсе не желая, впрочем, обидеть Крумелура.

Тот, кажется, понял правильно, но все же, поморщившись, отчеканил в ответ сухо и холодно:

– Они не дикари. Они достаточно давно и основательно приобщились ко многим благам цивилизации. И это вы тоже увидите.

– Очень хорошо, – постарался смягчить ситуацию Язон. (Смешно ввязываться в спор, к которому ты со всей очевидностью не готов.) – Пусть так. Просто ты сам, Крумелур, говорил о них как-то очень странно. Конечно, мы на все посмотрим своими глазами, все поймем.

– А вот на все смотреть как раз и не надо, – поправил Крумелур. – Ваша задача здесь обнаружить высокотемпературных монстров. Уяснить себе их природу и победить их, чтобы мы снова могли нормально работать. Вот и все. Если попутно вы что-нибудь интересное увидите и не сумеете понять, что это, я вам охотно объясню. Разумеется, без права распространения информации за пределами Моналои. Помните о подписке. Ну а водить экскурсии по планете я не нанимался. И пока, друзья, сообщаю вам ровно столько, сколько необходимо для работы.

«Что ж, и сейчас ты прав, Крумелур, – подумал Язон. – Однако в этой игре наши главные ходы и главные козыри впереди. Дай только срок».

Они уже подлетали к тому самому месту, которое хорошо помнили по фильму, просмотренному еще в космопорту имени Велфа на Пирре. Суперботы шли на бреющем полете, очень близко к земле. Так требовалось по каким-то местным законам. И теперь уже отлично стали видны страшные каменные реки застывшей лавы, унесшие совсем недавно столько жизней и изувечившие столько плодородных полей.

– Люди больше не работают здесь, – констатировал Керк.

– Да, – подтвердил Крумелур. – Так что шапочки можете пока не надевать. Я дам сигнал, когда будет необходимо. А пока начните, пожалуй, с чисто научного анализа. Я, кажется, забыл представить вам: во втором корабле сидит штатный сейсмолог Высшего Совета Моналои. Вы можете задавать ему любые вопросы.

После посадки особенно оживился Арчи – наконец-то, начиналась интересная работа. Впрочем, и старый Бруччо тоже повеселел. Он готовился подключить все свои профессиональные навыки к изучению здешней биосферы. Керк наоборот погрустнел. Стэн призадумался. Мета просто откровенно заскучала. Не видно было ни врагов, ни вообще хоть какого-то намека на внешнюю угрозу. А Язон напрягся, как никогда. В игре не бывает момента опаснее, чем тот, когда все вокруг будто дышит безопасностью. И он спрыгивал с трапа катера на обугленную почву Моналои, ожидая любых, самых ужасных неприятностей. С голубого неба, из зеленой высокой травы, со склонов гор, из карманов крумелуровских головорезов – откуда угодно!

Глава седьмая

Сотник Фуруху очнулся в тесном помещении и долго вспоминал, что же с ним было такое. Нет, корни вокруг запястьев не намотаны, да и решеток на окнах не видать, и свет через стекло яркий льется – значит не подвал, не тюрьма. Но почему здесь никого нет? Дверь закрыта, тишина… И очень трудно припомнить, как он сюда попал. Голова как будто сырой травой набита.

Фуруху сложил губы трубочкой и стал шумно выдувать воздух, как будто хотел просушить что-то. Наверно, свои мозги, превратившиеся в эту странную мокрую траву. И, как это ни удивительно, «просушка» подействовала. Сначала он вспомнил, кто он и как его зовут, потом – очень ярко восстановил в памяти солнечный жаркий день. Свинцовые тучи на горизонте, приближение грозы, бесноватый фруктовик, кричащий свои немыслимые фразы на ломаном моналойском вперемешку с загадочными и страшными именами. Ну, хорошо. Дальше-то что? Дальше, похоже, он потерял сознание, и начался бред, сон, видения. Взрывались горы, текла горячая жижа, гибли люди, горело все вокруг, терренгбили перемалывали гусеницами фруктовиков и корзины с суперфруктами. А его почему-то спасли. Подкатил шикарнейший снаббус, Фуруху туда втащили и… И что? Он снова проснулся. В таком случае когда же начался этот сон или бред? Может, он и теперь спит? Во, несуразица-то какая!

Все эти путаные мысли были прерваны появлением персонального охранника султана Азбая во внезапно распахнувшихся дверях. Фуруху не помнил его имени, но в лицо узнал мгновенно – не раз приходилось общаться.

– Доверенный сотник Фуруху, – торжественно объявил тот, держа на чуть вытянутых вперед руках непонятный тючок, обернутый желтоватыми листьями авахаги, – именем эмир-шаха Зулгидоя-аль-Саххэтта тебе присвоено звание персонального охранника султана Азбая. Получи форму и быстро переоденься. Через пять минут тебя ждет в своем кабинете начальник охраны – хухун Бубуру. Это по коридору до конца и направо. У меня все. Он бросил сверток на постель Фуруху и, щелкнув деревянными подметками, вышел.

«Ну, вот и свершилось!» – подумал Фуруху, в нетерпении срывая ритуальные желтые листья. И как он сразу не сообразил, что это!

За полминуты до назначенного времени бывший сотник стоял перед дверью своего нового шефа и робко постукивал костяшками пальцев.

А разговор-то вышел не то чтобы неприятный, но какой-то уж слишком неожиданный. Поздравление прозвучало предельно коротко, инструкции по части прямых обязанностей велено было получить у командира отряда, а самому высокому начальнику Фуруху понадобился не как новый персональный охранник, а как бывший доверенный сотник, как непосредственный свидетель событий, происшедших на плантации.

Бубуру попросил вспомнить по порядку и как можно подробнее, абсолютно все, что надсмотрщику с его вышки довелось наблюдать вчера. (Ну, наконец-то ему сообщили, что это было вчера!) И Фуруху принялся рассказывать. Очень старательно, в мельчайших деталях. Утаил лишь одно – как наблюдал за красивой самкой фруктовика и вожделел. Да и кому это интересно? Тем более теперь. Когда добрались до бесноватого, Бубуру стал особенно внимателен, записал что-то на листке бумаги, лежавшем перед ним на столе, и, дослушав признания Фуруху до самого конца, вновь вернулся к этому главному моменту.

– Ты действительно помнишь каждое слово, которое выкрикивал тот фруктовик?

– Действительно, мой хухун.

– И даже те слова, которые не понял по смыслу, тоже помнишь?

– Очень точно помню, мой хухун. Повторить их? – спросил он с известным трепетом, словно от произнесения загадочных слов вслух могло произойти действительно что-то страшное.

– Нет, не надо, – неожиданно строго ответил Бубуру, и у Фуруху точно камень с души упал.

А Бубуру вдавил пальцем желтый кружок в середине стола и прошелестел подобострастно в решетку большого переговорника:

– Мой султан! Ваш недостойный хухун Бубуру имеет сказать нечто важное.

– Говори, – вальяжно распорядился султан Азбай.

Фуруху хорошо знал этот голос, особенно, раздающийся из переговорника.

– Мой султан, этот человек помнит все слова и может произнести их в точности.

– Отлично, – проговорил Азбай. – Вели доставить его ко мне.

«Вот это да! – думал Фуруху пока шагал по коридору в сопровождении двух дюжих парней, каждый на полторы головы выше его, а ведь Фуруху и сам не коротышка. – Вот это да! Как же теперь вести себя? Сразу все рассказать или прикинуться, что вдруг забыл? Ведь для них же там наверху очень важны таинственные слова. Может, его, недостойного Фуруху и самому эмир-шаху представят? Надо только лиану потянуть. А то вот так сразу выложишь все, скажут тебе «спасибо» и – пинком под зад, обратно на плантации. А там сейчас жарко, противно и даже страшно. Нет, надо быть похитрее, раз уж такое дело завертелось!»

Они вышли из караулки на свежий воздух, и Фуруху понял, что все это время находился внутри высокой стены, окружавшей стеклянный дворец султана Азбая. Дворец был и впрямь хорош, и бежал к нему твердый серый ручей, на который все трое немедленно ступили, запросто, как на обычную тропинку. И ехали все быстрее и быстрее, почти со скоростью терренгбиля. Твердая бегущая дорожка неприятно напомнила Фуруху потоки горячей жижы со склонов гор. Он видел тогда, как, попадая в воду, потоки эти быстро застывали и становились такими же серыми и твердыми. Он отогнал от себя никчемную мысль, и вновь принялся думать о своей будущей судьбе, о том, как бы не поддаваться внешнему течению событий и попробовать самому схватить за глотку птицу-удачу.

А султан Азбай оказался не один в своих покоях. Впрочем, двух полуобнаженных девушек-наложниц он легким движением руки отправил прочь, как только появились в дверях гигантские парни с новоиспеченным охранником Фуруху посередке. Но у широкой постели, где среди расшитых камнями и золотом подушек возлежал султан, остался сидеть на резном стуле толстенький, маленький и очень светлокожий человечек в черном глухом костюме. Этот его совершенно идиотский облегающий наряд смешно контрастировал с роскошными кремовыми складками легкой туники Азбая.

Султан еле заметно кивнул, приветствуя вошедших, которые в свою очередь все трое резко согнулись пополам в ритуальной попытке коснуться лбом пола. Фуруху с удивлением отметил, что обоим его спутникам это удалось в буквальном смысле и без особого труда. Он позавидовал про себя и сделал вывод, что в ходе тренировок и сам подобным трюкам быстро обучится, раз надо.

Затем сопровождавшие пододвинули Фуруху резной стул с высокой спинкой, в точности такой же, как у светлокожего гостя, и покинули покои султана. Светлокожий представился:

– Помощник султана Азбая по вопросам безопасности Свамп.

«Странное имя, – подумал Фуруху, – прямо не моналойское какое-то».

А потом заметил, что в Свампе есть нечто еще более странное. Голова у него имела не совсем нормальную форму – яйцевидная, утолщающаяся кверху, а кожа на лице хоть и светлая, но неровная, рыхлая, ноздреватая. Но самыми ужасными были его редкие длинные шерстинки вокруг глаз – ну, прямо как у фруктовиков.

Фуруху сделалось противно, но он постарался скрыть свои чувства и вообще сделать вид, что ничего не замечает, да и не смотрит вовсе на лицо помощника Свампа. Какая ему разница вообще, кто это? Персональный охранник Фуруху прибыл к своему султану по его личному распоряжению. Вот.

Он примерно это и произнес вслух, поднявшись со стула, чтобы окончательно отвлечься от неприятных и опасных мыслей.

– Садись, Фуруху, – велел ему Азбай и продолжил (сразу, с места в карьер): – Если ты помнишь слова, которые кричал бесноватый фруктовик, повтори их сейчас вслух. Громко и четко.

И Фуруху повторил. Не подчиниться султану было выше его сил. Какие уж там хитрости!

«С кем ты собирался тянуть лиану? С самим султаном Азбаем? Смешно, Фуруху. Ты просто еще мальчишка», – сказал он себе чуть позже, когда уже появилась возможность проанализировать происшедшее.

А тогда он повторил жуткие слова вслух, и ничего не произошло. Гром не грянул. Горы не взорвались вновь, плюясь жидким пламенем. Мир не исчез. И даже люди, сидевшие напротив, не совершили никаких резких движений.

Впрочем, султан почти сразу обратился к Свампу на абсолютно неведомом Фуруху языке. И Свамп ответил. Чудно так! Ну, прямо как будто макадрилы перекликаются в зарослях айдын-чумры по вечерам. Потом начальники опять перешли на нормальный моналойский.

– Я должен связаться с эмир-шахом, – проговорил Азбай.

– Свяжись, – не возражал Свамп. – Но в действительности намного важнее передать эти слова фэдерам.

Фуруху плохо понимал, о чем они говорят, и все сильнее укреплялся в ощущении, что слышит нечто, не предназначенное для ушей простого охранника. Зачем же тогда они перешли на моналойский? Еще убьют после, чего доброго!

Но пока, даже с ним, с Фуруху разговор был явно не окончен.

– Ты прав, – сказал Азбай Свампу. – Пусть фэдеры пока подумают. А эмир-шах конечно, дерзнет посоветоваться с духами и тенями Алхиноя, но это ему придется сделать несколько позже.

И он бросил Свампу свой переговорник. Свамп потыкал кривым пальцем в маленькие кнопочки, услышал невнятный отзыв и заговорил на языке, которым часто пользовались охранники. Можно было даже понять отдельные слова. Наконец, помощник султана протянул переговорник Фуруху и попросил:

– Повтори все те же слова еще раз. Я боюсь ошибиться.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой хухун, – рапортовал Фуруху, невольно вставая и вытягиваясь по привычке в струнку.

Свамп беззлобно улыбнулся при этом обращении. Очевидно, его ранг был выше или таких странных помощников султана с шерстью вокруг глаз принято было называть как-то совсем иначе. Но откуда ж Фуруху знать? Он же здесь совсем новенький.

Он еще раз отбарабанил свой текст, словно глупая говорящая папегойя. И еще раз ничего не случилось. Слова даже перестали казаться ему страшными. В конце концов, чего он в самом деле вокруг них наворотил? Просто день вчера был такой неудачный: погода тяжелая, ужасы всякие с гор, да еще эта самка очумительная… Вот и стало у него с головой не в порядке. А теперь уже все нормально, все хорошо, и будет еще лучше…

Но оказалось, что не все хорошо. Пока Фуруху так благостно рассуждал про себя, Свамп общался с кем-то опять на своем макадрильском языке. И результатом этого общения стал новый вопрос:

– А ты уверен, Фуруху, что того бесноватого фруктовика забили палками именно до смерти?

– Уверен, – ответил Фуруху.

И тут же растерялся. Во-первых он не понял, откуда Свамп вообще знает, что говорил Фуруху, а чего не говорил. Ведь его же не было в кабинете хухуна Бубуру. А во-вторых, у него разом пропала вся давешняя уверенность. Конечно, он видел окровавленное тело в грязной воде, видел, как оно бултыхнулось туда, даже вроде бы пузыри заметил… Хотя нет, пузыри скорее всего примерещились. Да, он знает, что после таких ударов кусачими палками выжить еще никому не удавалось, но это, так сказать, умозрительное рассуждение, и оно было Свампу совершенно неинтересно. Противный толстячок все допытывался, не фиксировал ли кто-то всерьез момент гибели бесноватого фруктовика. Например, отрезал ли ему кто-нибудь голову? Втыкал ли палку в глаз? Держал ли в воде достаточно долгое время? Нет, ничего такого Фуруху подтвердить не мог. В душе он оставался уверен в неизбежной кончине забитого фруктовика, но доказать это сколько-нибудь убедительными фактами, как выяснилось, не мог.

И тогда Свамп счел нужным сказать:

– Понимаешь, сотник, не нашли мы тела того бесноватого. Вот в чем беда. А раз тела нет, значит, жив он. Вот в чем беда, сотник, – повторил он в задумчивости еще раз.

«О превеликий эмир-шах! Зачем же он называет меня сотником?! Неужели я снова разжалован за то, что упустил этого бесноватого?! Но откуда я мог знать? Откуда?!» – Фуруху чуть не прокричал все это вслух, так его распирало от обиды.

– Ты ни в чем не виноват, персональный охранник, – сказал султан Азбай, словно читая его мысли. – Ты просто постарайся сейчас припомнить. Очень постарайся. Не видел ли ты, как тот бесноватый, скажем, вылезал из воды или шел куда-то? Было бы очень хорошо, если б ты вспомнил…

Фуруху и сам понимал, что это было бы очень хорошо. Но он ничего такого не помнил, а врать боялся.

Чтобы помочь, ему показали цветные картинки с изображениями разных людей и фруктовиков. Он должен был узнать среди них того, кричавшего. Он узнал. Но легче от этого не стало.

– Все совпадает, – вздохнул Свамп.

– Да, – совсем коротко кивнул султан.

И они оба надолго замолчали.

Потом Азбай спросил Свампа. Откровенно, по-моналойски (да и чего было темнить, когда он на Фуруху пальцем показывал):

– Этого куда?

– Пока под замок, – жестко распорядился Свамп. – В хороших условиях, но под замок. От греха подальше.

Султан еще раз кивнул. Молча. Возражений не последовало. И Фуруху аж присвистнул про себя: «О превеликий эмир-шах! Кто же тут главный? Султан или его помощник?»

Никто ему, конечно, на такой вопрос не ответил бы. И подозрения зародились капитальные. Страшненькие, можно сказать, подозрения. Наверно, Фуруху был все-таки слишком умным для своей работы. И правильно его под замок убирают. Опасным он становится человеком, общественно опасным – так это, кажется, называют. Слишком много знает всего, слишком хорошо понимает!..

Снова вызвали охранников и повели его через роскошный двор султана Азбая, только теперь не к стене, а в другую сторону – к маленькому домику на берегу искусственного пруда. Помощник Свамп с ними вместе пошел и всю дорогу объяснял Фуруху, что его никто не собирается наказывать, просто на планете сейчас очень сложная обстановка, считай, война началась, особое положение, поэтому и требуется соблюдать жесткий режим секретности.

«Вот оно как! – думал Фуруху. – Похоже правду говорит этот большой человек, хоть и неприятен на вид, на фруктовика переодетого и побритого похож. Помню, помню, ребята рассказывали, что фруктовика посредством бритья можно избавить ото всей его шерсти, и тогда он на человека становится похож, даже очень. Вот только вокруг глаз почему-то они не бреются. Да впрочем, у них ведь и глаза какие-то не такие…»

Думал, думал Фуруху и додумался до того, что не все фруктовики дикие, как звери, а есть еще другие – ученые, воспитанные, обличенные властью. И вот они-то, похоже, и крутят всеми султанами, прикидываясь, что сами тоже люди. А возможно… (От такого предположения аж дух захватывало!) А возможно, они уже самому эмир-шаху приказывают, если действительно умеют на небесных кораблях летать и с людьми на других планетах общаться.

Если б кто его мысли сейчас прочел, убили бы сразу. Понятное дело. Однако мыслей не только султаны, но и этот замаскированный фруктовик Свамп читать, конечно, не умел. А насчет того момента, когда он начал утешать новоиспеченного охранника, беспокоиться особо не стоило. У Фуруху тогда и страх, и обида, и отчаяние – все на лице отразилось, как в зеркале.

Меж тем они подошли к домику на берегу пруда, то есть к месту, где, очевидно, и надлежало теперь коротать дни Фуруху. Свамп, отпустив стражу, повторил еще раз:

– Сторожить тебя здесь будут тщательно, но не как преступника, а как ценный источник информации. А вот только утрясется все, и окажешься на свободе. Будешь верой и правдой служить султану Азбаю. Ты молодой еще, дорастешь и до личного охранника эмир-шаха. А дальше… Дальше узнаешь, какие еще должности бывают. Пока тебе это не нужно. Да, кстати, – добавил он напоследок, – в твоем новом жилище есть много вкусной еды и большой бочонок с чорумом, чтобы ты не скучал. Если попросишь, один из охранников может сыграть на гынде. А ближе к ночи мы пришлем тебе самку фруктовика.

Фуруху совсем уж было собрался сказать: «Спасибо, мой хухун!» Но от последних слов так растерялся, что буквально прикусил язык. Про «спасибо» напрочь забыл, к счастью вместе с обращением «хухун», и еле выдавил из себя:

– П-п-почему именно с-самку фруктовика? Вы что, з-з-знали, что я об этом мечтал?

«О, превеликий эмир-шах! Кто ж его за язык тянул со вторым вопросом? Вот ведь попался, как мальчишка! Но сил уже не было сдержаться. Ведь только что подумал: никто из них мыслей читать не умеет, даже этот всезнайка, а тут – раз! – Свамп и прочел. Значит, все. Сдаваться пора. Чистосердечное признание облегчит вашу участь…»

Но Свамп миролюбиво улыбнулся, как-то по-своему истолковывая слова Фуруху, и ответил сквозь смех:

– Вот, чудак-человек! Кто ж об этом не знает! О самках фруктовиков все мечтают, потому что они в постели намного интереснее наших женщин. Все, некогда мне. Будь здоров, сотник! То есть тьфу, извини, конечно, персональный охранник. Счастливо отдохнуть!

И помощник султана зашагал по твердой бегущей дорожке не оглядываясь.

«Зачем по ней шагать? – мелькнуло в голове у Фуруху. – Она же и так быстро едет».

Потом он, рассеянно оглядывая комнату за комнатой, познакомился со своей роскошной тюрьмой. Ему очень понравилась широкая мягкая кровать и крепкие лавки из сарателлы вокруг стола, на котором громоздился необъятный бочонок чорума и две кружки. Еще больше ему понравились морозный шкаф для хранения пищи, весь полный фруктов, овощей и орехов, отличная купальня и удивительно остроумно сделанное отхожее место. Он быстро сообразил, что здесь, как и в купальне следует время от времени выпускать из стены текучую струю. Лишь обозрев несколько раз все это великолепие, он слегка пообвыкся, успокоился и смог приступить к еде. Чорума, конечно, выпил изрядно. Наконец, лег на постель, подавшуюся под спиной, как весенний мох и невольно задумался: что же такое происходит? С ним, с султанами, с их помощниками, со всей планетой. Мысли текли легко, плавно, даже весело. Но вдруг, словно порыв ветра, налетела ужасная тревога и смешала все. Загадочные слова почему-то обеспокоили его еще сильнее, чем прежде.

Фуруху встал, выглянул в окошко, убедился, что охранник стоит далеко и слышать ничего не может, потом подошел к зеркалу и, глядя самому себе в глаза, тихо, но медленно и внятно проговорил еще раз:

– Найдите Язона Динальта. Скажите: все это сделал Теодор Солвиц.

Глава восьмая

Лаву в разломах изучали долго и нудно. Среди пиррян не было штатного сейсмолога, так что в теории все они, даже поднатаскавшийся дорогою Язон, уступали моналойскому специалисту, но чисто практически каждый пиррянин был более чем хорошо знаком и с порядком действий во время извержения и со следами, которые оставляет кипящая магма, разрушая поселки, уничтожая шахты, возвращая недрам уже добытую нелегким трудом металлоносную породу. А сколько островов в океане Пирра было потоплено или вновь создано заново именно благодаря вулканам! В общем, пирряне могли иной раз не суметь сформулировать так четко, что произошедшее на Моналои извержение было именно эффузивного типа с некоторыми элементами эксплозивного характера, но то что горы здесь не столько взрывались, сколько истекали горячей и очень жидкой лавой – это они видели невооруженным глазом и сразу. Точно так же спасатели, прибывшие из Мира Смерти, запросто могли перепутать виды и формы брекчий, то есть застывших наслоений глыб, но никогда в жизни не наступили бы на начавшую твердеть лавовую корку, если сохранялась еще хоть малейшая опасность провалиться сквозь нее в огненный поток.

Моналойский сейсмолог с внешностью университетского профессора почтенных лет долго водил всех интересующихся вдоль разломов и остекленевших лавовых рек, размахивал руками и без устали сыпал специальной терминологией, не удосуживаясь порою разъяснять их смысл:

– Вот вам типичный пример пахоэхоэ…

– А эта корка типа «аа» ясно говорит нам о том, что температура лавы не превышала девятисот градусов…

– Пожалуйста, взгляните вот на те конусы разбрызгивания, они же просто как из учебника геологии!..

– А теперь попрошу вас обратить внимание на бомбы и лапилли вон в той древней кальдере…

Собственно он и не ждал никаких ответов от пиррян, он разговаривал сам с собою. Точнее, даже не так – он вел экскурсию по любимому музею, умилялся на знакомые экспонаты, радовался встречам с ними, как со старыми друзьями, упивался собственными знаниями. В общем, толку от него было мало. Язон правда старался соответствовать и пару раз ввернул несколько словечек, как это принято у вулканологов, на гавайском языке. Однако услышан по большому счету не был, и в итоге, не выдержав, задал прямой вопрос:

– Уважаемый, вы бы лучше сказали нам, когда ожидается следующий всплеск сейсмической активности.

Старик ученый от такой наглости замолчал, словно выключенный передатчик, задумался на несколько секунд и вдруг, вовсе не обидевшись, смиренно сообщил:

– Мы просчитали вероятность с учетом огромного числа факторов и пришли к выводу, что очередного извержения следует ждать примерно через три-четыре дня. До этого все должно быть тихо.

– Добрая информация, – похвалил Язон. – А вот скажите тогда, эти подземные монстры не могут спровоцировать извержение раньше ваших научно рассчитанных сроков?

– Ну, если учесть, что мы не достаточно осведомлены о природе названного вами феномена, – солидно начал сейсмолог, – то логично было бы предположить следующее. Любезные вам монстры способны буквально на все. Однако результаты наших наблюдений, обобщенных статистически, показывают: до сих пор именно монстры шли на поводу у вулканов, а не наоборот. А посему уж три-то денька придется нам выждать, господа. Так я полагаю.

Удивительно мило разговаривал этот ученый, приятно было побеседовать. Но с другой стороны, изъяснялся он невыносимо длинно, тем более, если учесть, что дел у пиррян – невпроворот. Три дня до извержения – разве это большой срок?

«Хоть бы только ребята успели со своим жаропрочным оборудованием! – думал Язон. – Иначе, даже не представляю, что мы тут будем делать. Впрочем, чтобы подготовиться и к такому аварийному варианту, неплохо бы все-таки взглянуть на монстров заранее, хоть одним глазком».

Язон полагал, что это возможно и сказал сейсмологу:

– Я вот вижу главный ваш вулкан продолжает куриться. Как вы его называете?

– Гругугужу-фай.

– Это слишком длинно, – пожаловался Язон. – Можно просто фай?

– Можно, – ответил сейсмолог, но это будет крайне нелепо. Фай – по-нашему и означает «вулкан».

– А-а-а, – протянул Язон. – Ну, тогда я буду говорить просто «Гру». Так вот ваш Гру смотрит в небо открытым жерлом. Значит, поднявшись в воздух, мы сумеем заглянуть ему в кратер и увидать там горячую жидкую магму. А где магма, там и монстры. Я не прав?

– Скажем так, не совсем, – осторожно заметил сейсмолог. – Но шанс увидеть этих существ у вас есть. Дерзайте, молодой человек. Лично я с вами не полечу, стар уже. А разрешения на подобные действия подите спросите у господина Крумелура.

– Было бы странно, если б господин Крумелур не дал такого разрешения. Иначе зачем мы сюда летели, спрашивается? Да и ходить далеко не надо. Вот он стоит рядом с кораблем.

Однако с разрешением на полет все оказалось не так просто.

– Ох, погодите вы в самое пекло лазить! – неожиданно воспротивился Крумелур. – Изучите все вокруг потщательнее, соберете данных побольше, подготовитесь – вот тогда… Что за торопливость такая? Я не понимаю.

Но пирряне, слышавшие разговор двух сейсмологов (Язона, щеголявшего гавайскими словечками, они записали в сейсмологи на раз), тут же приняли сторону своего соратника. И не только из солидарности – просто они всегда рвались в бой, а всякое ожидание, всякая неторопливость и основательность претила обитателям Мира Смерти по определению. В общем, Крумелура заклевали с четырех сторон, и он сопротивлялся все более вяло:

– Соваться в кратер действительно небезопасно, – продолжал твердить он. – Дождитесь подкрепления. Со специальным оборудованием легче будет. И потом, неужели вы не видите? Вот, смотрите: помимо главного извержения, здесь еще наблюдались прорывы базальтовой магмы трещинного типа. Их следы тоже могут стать местом приложения сил. Без всякого, кстати, риска для корабля и людей.

«Ну вот и этот уже вулканологом заделался, – подумал Язон. – И главное, нашел чем пиррян привлечь! Работой без риска. Смех один! А вообще, не к добру такая повальная грамотность. Зубы он нам заговаривает. Не станет этот хитрый бизнесмен беспокоиться за наши корабли и даже за наши жизни. Что-то свое не дает ему покоя. Значит, надо непременно дожать господина Крумелура. Ну что ж, держись, браток!»

Язон умел убеждать, и хоть дискуссия затянулась, он все-таки отспорил в итоге право пиррян совершить полет над кратером Гругугужу (Язон даже напрягся и выучил это название полностью).

Потом долго ждали ждали Бруччо, который увлеченно лазил по траве, собирая образцы местной флоры и фауны. С каждою находкой пиррянский биолог удивлялся сильнее, что выражалось во все более громких восклицаниях.

– В чем дело, Бруччо? – спрашивали его.

Но он пока только отмахивался:

– Погодите, друзья, погодите! Я еще не полностью разобрался. Здесь кроется уникальный феномен.

И все-таки пришлось оторвать Бруччо от его изысканий – он был нужен там, в кратере.

– Может, именно монстры стали причиной твоего феномена? – предположил Язон.

– Нет, – уверенно сказал Бруччо, не пытаясь ничего объяснять, и после все время был молчаливым и задумчивым.

Арчи выглядел еще более отстраненным. Он успел проанализировать спектры излучения двух местных солнц, сопоставил эти данные с показаниями магнитометров, тщательно замерил уровень космической радиации, весьма существенный из-за слишком тонкой атмосферы Моналои. Наконец, добрался до любимой темы – влияния гравимагнитных полей на психофизические, нащупал нечто и буквально впал в транс. В общем-то, его можно было и не брать с собою в экспедицию к вершине вулкана. Но отключившись на секунду от тяжких дум, Арчи услышал, куда все собрались, и заявил, что полетит непременно. Ну, и конечно, полетел не один.

Миди, как и Мета не очень-то любила отпускать своего супруга в опасные экспедиции одного. Волновалась так, что легче было самой сопровождать его повсюду. А тут еще помогла навязчивая идея Язона использовать телепатические способности для установления контакта с иным разумом. Если это вообще разум – то с чем они столкнулись.

Словом, команда подобралась ударная: Крумелур, Язон, Керк, Мета, Стэн, Бруччо, Арчи и Миди. Отправились на самом мощном из наличных супжрботов с изрядным общим энергоресурсом и убедительным количеством жидкого гелия в боевых емкостях.

Высокий и красивый, как искусственно построенная пирамида, вулкан Гругугужу-фай сочился едким и очень густым белым дымом, походившим на сметану, вытекающую из переполненной банки. Дым действительно не поднимался вверх, как положено всякому порядочному дыму, а сползал по склонам в долину неопрятными, рваными клочьями.

В эту плотную пелену пирряне нырнули, как в воду. И сразу стало темно, а при взгляде вниз, в кратер, показалось, что дымовая завеса вовсе и не белая, а скорее наоборот – черная. И красноватые зловещие сполохи плясали по этим темным клубам. Бурлящий кошмар преисподней открывался взорам в глубине кратера.

– Опускаемся? – спросил Керк.

– Конечно, – кивнул Язон.

И они стали медленно опускаться. Ближе чем в пяти метрах от поверхности жидкой лавы приборы не посоветовали им находиться. Включение гравимагнитной защиты означало бы отсутствие полноценной возможности для наблюдений и тем более для предполагаемого контакта. Поэтому супербот завис над раскаленным озером магмы в строго рекомендованной точке, после чего были предприняты попытки различных воздействий на зеркало расплава. От примитивных плазменных зарядов и плевков жидкого гелия, до модулированных радиосигналов «SOS». Что именно в итоге подействовало, так и не удалось понять, однако внезапно из нескольких точек – позднее, в записи, их насчитали семь – появились те самые существа.

Их агрессивные намерения ни у кого не вызвали сомнений. Упругие могучие тела, с настоящими (на взгляд) мышцами, перекатывающимися под настоящей (на взгляд) кожей рвались вверх в отчаянных прыжках. Из каких же материалов все это сделано?! Руки-клешни упорно, отчаянно стремились к броне корабля, и когда один из монстров дотянулся-таки, допрыгнул, достал – дыра в обшивке получилась ого-го: длинная, глубокая, с жуткими оплавленными краями. Монстров полили добрым количеством жидкого гелия, но супербот все равно стартовал едва ли не на форсаже.

И вот когда корабль взмыл выше прежнего, да еще возникшие от резкого подъема потоки воздуха разметали в стороны густой вулканический дым, глазам пиррян предстала небывалая картина. Нет, не в кратере вулкана – с ним уже и так все было ясно – а тоже внизу, но по другую сторону узкого перевала.

От подножия скалистых гор и до самого океана, темная полоска которого синела на горизонте, простирались поля. В полях работали люди, много людей. Не просто много – чудовищно много. Огромный человеческий муравейник. На первый взгляд совершенно хаотичный, но стоило лишь на пару секунд задержаться глазами на каком-нибудь конкретном месте, и вот уже видно, как четко организованы здесь работы. Все грядочки строго параллельны друг другу, есть и перпендикулярные разделительные линии, на перекрестиях торчат вышки. На каждой вышке – по человеку. Это уже не работник – это надсмотрщик. И еще много надсмотрщиков внизу, рядом с рабами. Да, именно такое слово, выплыло из памяти Язона. Это были именно рабы, они трудились тупо и равномерно, как механизмы. А если кто-то двигался медленнее необходимого, надсмотрщики погоняли их тяжелыми палками.

Язон в своей жизни видел много одичавших планет, но такие масштабы могли присниться только в кошмарном сне, или это кто-нибудь инсценировал для фильма о страшном прошлом древней Земли. Но здесь не снимали кино. Похоже, все это было по-настоящему.

– Вы обратно летите? – небрежно поинтересовался Крумелур, словно речь шла о чем-то, вовсе не касающемся его. – Почему Мета держит корабль на весу?

– Потому что мою жену, так же как и меня заинтересовало столь необычное зрелище, – честно ответил Язон, с нарочитой медлительностью выговаривая каждое слово. – Это и есть ваша знаменитая тюрьма? Или это твой очень серьезный бизнес, Крумелур? Мы никогда подобного не видели.

– Второе точнее. Перед вами вовсе Не тюрьма, а плантация, где преступники привлекаются к исправительным работам.

– Однако в ту сторону тоже стекала лава, – ядовито заметилЯзон. – Очень любопытные следы. Почему бы нам не заняться ими?

– Потому что там условия для работы не подходящие.

– Наверно, ты прав, Крумелур, – примирительно вздохнул Язон. – Ладно, Мета, полетели назад.

– О чернота пространства! – возмутился Керк. – Почему вы говорите только об этих заключенных? Какие будут мнения по поводу главной задачи. Вам понравились наши новые враги?

– Они хуже шипокрылов, – сказала Мета.

– Но они и в записи выглядели так же, – заметил Арчи. – Я еще тогда сказал: придется уничтожать.

– Я согласен, – подал голос Стэн. – Безжалостно уничтожать.

– А удастся? – сурово спросил Керк.

– Думаю, да, – откликнулся Стэн. – Принцип понятен, а мощности – их и наши – мы прикинем, как только сюда прибудут все.

– Верно, – сказал Бруччо. – Но не совсем. Вряд ли мы их так просто одолеем. Поверьте старику, они слишком похожи на живых людей. И это при температуре в тысячу градусов. Придется хорошенько подумать над такой странностью, прежде чем начинать войну.

– Думать будет Язон, – Керк даже не предлагал обсуждать это, просто распорядился.

А Язон и не спорил. Тем более, что сейчас мысли его были не о предстоящей войне. Совсем о другом.

– И где же они живут, Крумелур?

– Кто, вулканические монстры? – не понял тот.

– Да нет, эти ваши преступники.

– В бараках. Такие домики небольшие. Их там много вокруг плантаций. В каждом поселке есть специальный лагерь для фруктовиков, ну, то есть для преступников, работающих на поле. У них все нормально с едой и постелями, климат у нас теплый…

Крумелур словно начал оправдываться перед Язоном, и Язон немедленно перешел в атаку:

– Часто они у вас умирают?

– Случается, – ответил Крумелур уклончиво.

И вдруг вскинулся:

– А какое это имеет значение?! Вы что, из комиссии по правам человека?

– Я – член комиссии по правам человека в Лиге Миров, – неожиданно объявил Керк, слегка преувеличивая свои полномочия. Он всего лишь пару раз принимал участие в работе этой комиссии, как человек, имевший касательство ко многим весьма щекотливым межпланетным проблемам в Галактике.

Крумелур растерялся и некоторое время глупо открывал рот, не говоря ни слова. Потом справился с собою и заявил чуть ли не визгливо:

– Разговоры с членами подобных комиссий мы ведем только при наличии соответствующих документов. А помимо личного удостоверения, если хотите знать, требуется еще предписание и рекомендательные письма на двух – подчеркиваю – двух человек! По одиночке с инспекцией не ездят. Кто у вас второй?

– Ну, допустим, я, – пошутил Язон. – Успокойся Крумелур, ты же знаешь, мы не с инспекцией приехали. Но я уже понял, у тебя тут не все в порядке. А это плохо. Инспекция может нагрянуть и без предупреждения. Подумай об этом. Монстры, фрукты, деньги – все хорошо, Крумелур, все прекрасно. Но о людях тоже иногда надо думать, разве нет?

– Ладно, не лечи меня, Язон, – немного странно отозвался Крумелур.

Подобные выражения бытовали, например, среди уголовников на Кассилии. Но говоря это, руководитель планеты уже практически успокоился.

– Я только о людях, между прочим, и думаю, – добавил он, тяжко вздохнув. – Иначе-то как же?..

Супербот садился обратно на зеленое поле. Остававшиеся внизу пирряне явно готовы были сообщить какие-то новые интересные сведения. Да и прилетевшим было о чем рассказать. В общем, работа закипела. А Крумелур посмотрел на все это, посмотрел и вдруг спросил с ноткой отчаяния в голосе:

– Друзья мои, но вы все-таки справитесь с этими гадами из лавы?

– Конечно, справимся, – улыбнулся Язон, – если только вы нам мешать не будете.

Глава девятая

Ближе к вечеру появились фермеры. Это была целая делегация, прибытия которой моналойский руководитель, похоже, не ждал. Но все-таки служба внешнего наблюдения успела его предупредить о приближении посторонних, И Крумелур заблаговременно скомандовал всем пиррянам нацепить те самые дурацкие шапочки, то есть искусственные лысины. Исключение составили Стэн, добровольно побрившийся наголо, и еще трое оставшихся внутри кораблей – эти поклялись ни под каким видом наружу не выходить. Любопытство никогда не входило в список характерных особенностей пиррян, а вот свойственное им обостренное чувство опасности, как всегда, обязывало при появлении любых чужаков держать руку на пусковых клавишах. Даже если вновь прибывшие выглядят абсолютно мирно.

Пирряне между собой называли новых персонажей чужаками и посторонними, но в действительности именно фермеры были здесь хозяевами, во всяком случае, до тех пор, пока не произошла трагедия. А теперь, узнав что в их края пожаловал сам Крумелур, аборигены пришли выяснить, сколько же времени еще их угодья будут закрыты для сезонных работ. Разозленными или даже расстроенными они не выглядели, но озабоченными – определенно. Озабоченность просвечивала даже сквозь не сходившие с их лиц улыбки.

Как выяснилось, вся территория бедствия уже вторую неделю оцеплена солдатами правительственных войск в целях безопасности и для обеспечения наиболее эффективной деятельности исследовательских групп. Ну, а солдаты – совсем не тот народ, от которого можно добиться хоть мало-мальски внятных объяснений, не знали фермеры толком ни о причинах, ни о результатах происходящего, ни своих собственных перспективах. Вот и осталась у них надежда только на большое начальство. Командировали для встречи с руководителем самых умных и разговорчивых среди тружеников полей. Так они сами заявили.

Но и Крумелур никаких конкретных сроков ходокам не назвал, вообще, похоже, не собирался сообщать ничего нового. Улыбки фермеров сделались совсем растерянными, однако уходить делегаты не торопились. Нет, появление новых машин, упавших с неба, вовсе не радовало их, они ждали слов утешения, потому что чувствовали: отчуждение их земель катастрофически затягивается, и урожай может просто погибнуть.

Разговор шел на моналойском, и смысл фраз до пиррян не доходил, конечно. Однако интонации были красноречивее слов, и никакого знания языка тут не требовалось. К тому же весьма способный по части лингвистики Язон уже составил в голове краткий словарик основных местных терминов и даже отдельные грамматические конструкции усвоил. Благодаря чему сумел понять больше других. Даже то, например, что Крумелур многое скрывает от местных жителей, в частности не хочет говорить им, кто такие пирряне. «Кто, кто! Какая разница! Просто еще одна группа ученых и спасателей, присланных руководством», – примерно так перевел для себя Язон раздраженный ответ моналойского босса. Интересно, почему нельзя было сказать правду?

«Ну, что ж, раз мы еще одна группа местных ученых, – рассудил Язон, – попробуем использовать это в собственных целях».

Напрягши все свои языковые способности, он придумал нехитрую фразу на моналойском и обратился к тому из фермеров, который показался ему смышленее других:

– Вы видели то, что здесь было?

– Да, – кивнул фермер.

– Скажите мне. Я знаю мало. Я хочу знать больше.

И он увлек фермера за собою, вроде как подальше от шума и суеты, на самом же деле, конечно, подальше от Крумелура. А тот вроде и почувствовал неладное, но, будучи занят разговором с остальными, счел несолидным сразу бежать следом за каким-то отошедшим в сторону «специалистом» – хотел сохранить лицо.

– Мы прилетели с другой планеты, – сообщил Язон главное и быстро спросил: – Вы говорите на эсперанто?

От общения на моналойском толку все равно было бы мало.

– Я сразу догадался, – шепотом ответил фермер, – но вот на эсперанто я, к сожалению, не говорю.

Однако сожалеть было явно не о чем. Эту фразу фермер произнес на меж-языке. И тут же воровато оглянулся.

Крумелур уже не слышал их, но на всякий случай фермер предложил отойти еще дальше, к застывшим лавовым потокам, для якобы внимательного их изучения.

– Я еще по этим кораблям смекнул, что вы из другой части Галактики, – быстро-быстро говорил фермер. – У нас таких не делают. Вы инспектор?

– Нет, – сказал Язон, – мы спасатели. Мы прилетели сюда по просьбе господина Крумелура спасать ваш мир от этих жутких монстров, вылезающих из недр планеты.

– Очень жаль, – проговорил фермер. – Давайте познакомимся. Меня зовут Уризбай.

Язон не понял, о чем именно сожалеет Уризбай, но от знакомства отказываться не стал и вежливо представился в ответ:

– Язон динАльт.

– Очень жаль, что вы не инспектор, – пояснил свою предыдущую мысль Уризбай. – Я, быть может, единственный, кто еще способен рассказать правду о Моналои. А ведь на нашей планете не все в порядке.

– Ну, знаете, – сказал Язон, – это видно невооруженным глазом.

– Да не о вулканах речь и не о монстрах, – раздраженно отмахнулся фермер.

– Так и я не о вулканах говорю, – согласился Язон. – Мне, например, очень не понравились ваши плантации с уголовниками. Ваши спасатели, похожие на карателей. Загадочная скрытность вашего руководства, огромные деньги, которые они получают за что-то, вряд ли действительно за торговлю фруктами…

– Действительно за торговлю фруктами, – отозвался, как эхо, Уризбай, а потом воскликнул, будто проснувшись: – О Тени Алхиноя! Да вы понаблюдательней иного инспектора будете! Вот только не понимаете главного. Откуда вам! Но я постараюсь объяснить, если смогу и успею. Думаю, Крумелур позволит нам пообщаться минут пятнадцать-двадцать. Главная беда в другом: я, к сожалению, не все помню.

Вроде бы в таком контексте следовало сказать «не все знаю», однако он сказал именно «не все помню», хотя внешне совсем не походил на старого маразматика.

– Пойдемте дальше вдоль этих проклятых лавовых следов. И пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Вопросы будете позже задавать, если успеете. Ладно? Вас устраивает такая схема разговора?

– Пока – да, – ответил Язон дипломатично.

– Ну, так вот. Крумелур и прочие фэдеры – не коренные жители Моналои. Мы зовем фэдерами не только пятерых правителей, но и всех шерстяных, стоящих у власти. Их не так много на самом деле. Я не помню, сколько именно. Но именно они, пользуясь техническим превосходством, захватили эту планету и извлекают теперь невиданную прибыль.

– Я все это знаю, – счел возможным вклиниться Язон. Кроме слова «фэдеры». Можно я буду перебивать вас в подобных ситуациях? А то ведь, сами говорите, времени мало. Вот расскажите лучше, чем они тут занимаются, эти фэдеры.

– Хорошо. Так вот. Источником дохода действительно являются фрукты. Прежде всего айдын-чумра. А поначалу дело было так. Наши предки прилетели сюда первопоселенцами. Много веков назад. Они сразу поняли, что Моналои – удивительная планета. На этой земле абсолютно все чувствовали себя счастливыми. Здесь никогда не было не только войн и насилия, здесь даже не убивали животных. И сами моналойские твари не убивают друг друга. У нас нет хищников. Понимаете, насколько это уникальный мир?!

– Понимаю. Но пока с трудом, – ответил Язон на этот явно риторический вопрос.

Уризбай смерил его долгим взглядом, но комментировать не стал, а просто продолжил прерванный монолог:

– Однако за все надо платить. Правильно? Да, мы не знаем болезней, но наша полная жизнь составляет сорок пять оборотов планеты вокруг светила. Да, мы не знаем горя и бед, но за это мудрая моналойская природа что-то сделала с нашей памятью. Мы не помним своей истории, мы забываем то, что было несколько лет и даже месяцев назад, некоторые ухитряются забывать события недельной давности. И они самые счастливые. Чем меньше помнит человек, тем чаще он улыбается. А вы уже заметили, наверно, как часто улыбаются моналойцы. Мы очень хорошо жили всегда. Радостно.

Слово «радостно» Уризбай произнес с особой грустью. Да и вообще концы с концами в его рассказе явно не сходились. Неумеренно улыбчивых моналойцев Язон увидел впервые лишь сейчас. Значит, остальные были кем-то еще? То есть не совсем моналойцами. Однако с вопросами явно не следовало спешить.

– Нам были совершенно не нужны другие миры и другие народы, – продолжал фермер, – нам было очень хорошо здесь. Но потом прилетели эти, фэдеры. Они внесли ужасную смуту в формировавшийся веками уклад жизни. Да, мы продолжали возделывать поля, но им казалось, что работа идет слишком медленно, им требовалось гораздо больше фруктов за гораздо меньшее время. У нас не получалось. Мы привыкли работать с радостью, и вовсе не хотели превращать жизнь в погоню за странной целью и в непрерывное мучение. К тому же мучение, как известно любому, сокращает жизнь. А фэдеры вдруг поняли, что ничего от нас не добьются. И привезли сюда много людей, чтобы те работали вместо нас. Пришлых трудяг они называли броцлингами, но потом мы узнали, что на языке фэдеров это слово означает «преступники», и в моналойском привилось совсем другое прозвище – фруктовики. Или шерстяные. Вы знаете, почему?

– Знаю, – сказал Язон.

– Мы их не любим, – проговорил Уризбай, как бы извиняясь за свою нетерпимость. – Они просто неприятны нам. Но преступниками мы их никогда не считали. И с самого начала не возражали в принципе против их присутствия. Ведь на нашей планете всегда и всем хорошо. Этот мир добрый, он любит всех людей, и в нем нет места злу. А злые тени, которые есть у каждого из нас, – ведь любой предмет отбрасывает тень – обретают реальность и плоть только в Алхиное. Мы верили в это всегда, потому что добра и любви, излучаемых планетой Моналои хватало на всех. И должно было хватить также на тысячи и тысячи новых людей, привезенных фэдерами. Однако все оказалось совсем не так.

Новые люди стали жить и работать по-другому. Само наблюдение за ними причиняло нам боль. Точнее, не всем нам. Вот когда мы узнали, что люди бывают очень разными. Многие из тех, кто вместе с нами с самого рождения питался айдын-чумрой и другими фруктами – многие! – оказались способны на насилие и даже на убийство. Весь наш мир перевернулся с ног на голову. Моналойцы, которые до этого были фермерами, и только фермерами, разделились на несколько классов: одни сделались султанами, другие охранниками и надсмотрщиками, а третьи продолжали все-таки возделывать свои поля. И с каждым годом становилось все понятнее: как раз фермеры-то теперь никому и не нужны. Нет, нас не убивали, просто создали такие условия, что мы сами начали потихонечку вымирать. Медленно, незаметно. Мы ведь по-прежнему верны себе: по-моналойски улыбаемся и радуемся каждому новому дню, каждому новому фрукту.

– Стоп, – сказал Язон. – Если вы улыбаетесь и радуетесь, то о каких невыносимых условиях жизни идет речь? Вы сами себе противоречите.

– Вот именно – противоречим, – кивнул Уризбай. – Мы бы и не поняли, что произошло, если бы ни еще одно событие. Несколько лет тому назад на Моналои доставили большую партию замороженного мяса. Мы не едим мяса, я уже говорил, мы даже не знали, что это такое, а тут вдруг получилось, что попробовали. И оказалось: от мяса у нас просыпаются воспоминания. Мясо делало нас совсем другими людьми. Понимаете? То, что мы узнавали, жуя розовато-сиреневые сказочно вкусные кусочки, пугало нас до полусмерти, но отказаться от этого знания было тем более невозможно. Мы заболели «мясной болезнью». Так принято говорить на людях, хотя каждый из нас понимал, что все наоборот на самом деле. То есть животная пища для нас – лекарство.

А фэдеры прослышали об этом и начали в панике конфисковывать у нас честно заработанную экзотическую еду. Оказывается, это особенное мясо, даже не совсем мясо. Оно, видите ли, и на планету-то попало по ошибке, а уж к фермерам – тем паче, не полагается нам такого кушать. Почти из всех домов мясо было полностью экспроприировано. Только я один и сумел припрятать в укромном местечке изрядное количество. Другие, кому не удалось, пытались после убивать местных животных и употреблять в пищу. Ради новых знаний они решались на жуткое злодеяние, но ожидаемого эффекта не последовало. Некоторые даже рискнули попробовать человечины. Но и она не помогла. Видно, то, мороженое мясо было каким-то совершенно особенным.

История с мясом показалась Язону страшно знакомой, но он никак не мог вспомнить, на какой же планете водились эти деликатесные зверюги. Искать в электронной библиотеке? Но по какому принципу? Ведь нет же ни одной привязки!

– Вы не слушаете меня? – осведомился фермер, поймав явно отсутствующий взгляд Язона.

– Нет, нет, я очень внимательно слушаю.

– Я говорил о том, что к убийцам и людоедам тоже не вернулась их память. И люди стали вновь забывать обо всем, что успели вспомнить. Только я да мои ближайшие друзья и родственники продолжали регулярно жевать кусочки волшебного мяса. Мы поддерживали и до сих пор поддерживаем в себе знания об истине. Собственно, все что я рассказал вам, это и есть проснувшиеся воспоминания, другие ни за что не расскажут вам этого, они вообще не стремятся к общению, а если вы станете задавать вопросы, услышите всегда один и тот же ответ: «У нас все прекрасно, наш мир самый лучший среди всех, мы счастливы всю нашу полную жизнь». Вот так.

Он помолчал немного, как бы отдыхая.

– А меж тем на планете не порядок, и я чувствую, что все гораздо страшнее, чем можно себе представить. Помню, однажды, когда мяса было еще много, я понял нечто самое страшное, но теперь снова забыл. А мясо приходится экономить, и мне уже не удается вспомнить самую важную, но ускользнувшую навек мысль. Вы должны мне помочь, Язон. Вы должны разобраться в том, что происходит на Моналои. Монстры, которые полезли из-под земли – это нечто новое. Возможно, они – просто новые завоеватели нашей прекрасной и такой заманчивой для всех планеты. Кто только не зарился на нее! Но главное сегодня – совсем не монстры. Я чувствую это. Главное – понять, чем Моналои, так привлекает всех, откуда берут фруктовиков, кто такие фэдеры, почему они не хотят возвращать нам память… Вы, Язон, должны разобраться в истоках зла, появившегося в этом имре. Это и есть самое главное, поймите…

Язон уж было хотел объяснить Уризбаю, откуда берут фруктовиков, насколько это было известно ему со слов Крумелура, но тут фермер неожиданно воскликнул:

– А вот, кстати, и Крумелур! Он уже идет сюда. Почуял что-то. Я прекращаю говорить на меж-языке. Он запрещен здесь властями. Почему? Это еще одна загадка, которую я не успел разгадать. Но однажды вспомнил, что меж-язык, был нашим вторым наиболее употребимым наречием. А первым служил язык тафи, который теперь и превратился в моналойский. Между прочим, выучите его обязательно, это очень простой язык, а без него вы не сможете тут работать…

– Ну, что? – спросил Крумелур, подходя вплотную. – Кто кому рассказывает о случившемся?

– Взаимно, – сказал Язон. – Уризбай поведал много интересного. А кроме того я попутно изучаю местный язык, А сам в качестве благодарности вселил некоторую надежду в душу этого несчастного фермера.

– Несчастного? – удивился Крумелур. – На Моналои все счастливы. Неужели он сам назвал себя несчастным?

– Нет, конечно, – поторопился Язон загладить свою ошибку. – Просто, я чисто по-пиррянски сделал собственный вывод: человек, не имеющий возможности заниматься любимым делом, несчастен по определению.

– В сущности, ты прав, – согласился Курмелур. – Но у этого фермера есть возможность работать. Просто площади его посевов временно сократились. Не велика беда. К тому же, никто не запрещает ему осваивать новые земли. На Моналои все богаты, все обеспечены, на Моналои всем хорошо.

– И фруктовикам? – небрежно поинтересовался Язон, специально произнося это новое для него слово по-моналойски.

– При чем здесь фруктовики? А точнее, преступники. Дались они тебе! – разозлился Крумелур. – Пойми, есть полноправные жители Моналои. А есть просто временная наемная рабочая сила. Этим не должно быть хорошо. Они заслужили наказания.

– Понятно, – кивнул Язон.

Он не хотел больше спорить. А Уризбай стоял рядом молча – на эсперанто он действительно ни слова не понимал, и глупо улыбался.

– Слышь, фермер, – Крумелур высокомерно потрепал его по щеке. – Забирай своих и иди. Все будет хорошо. Если группа Язона возьмется за дело всерьез, мы тут всех монстров за неделю одолеем. И земли твои вернутся.

Крумелур говорил простыми фразами, и Язону показалось, что он понял все.

Уризбай улыбнулся еще шире, и прежде, чем развернуться и окончательно уйти, коротко, но выразительно подмигнул Язону. Крумелур не заметил или сделал вид, что не заметил. И вообще, неужели он не догадался, что тут проходила беседа двух заговорщиков? А что, если это он сам все и подстроил? Элементарная провокация. О высокие звезды! Кто их разберет этих фермеров, каковы они на самом-то деле? Пора, пора уже рвануть за перевал и поговорить там с так называемыми фруктовиками-броцлингами! Тем более, что Язон успел заметить даже с высоты птичьего полета: они все поголовно были волосатыми, значит… скорее всего, не лишенными памяти. С чего он взял, что это связано? В чем тут логика? Язон не понимал пока, но чувствовал, что близок к истине в своей догадке.

Размышления прервал Крумелур.

– Ладно, давай теперь рассказывай, что твои люди успели сделать за день, какие новые сведения получили.

– Есть кое-что, – ответил Язон. – Только пошли в корабль. Выводы, которые сделал Арчи, нужно демонстрировать на экране, да и опыты Бруччо намного интереснее наблюдать в лаборатории, а не выслушивать про них объяснения на пальцах.

– Пошли, – не возражал Крумелур.

Впрочем, демонстрация достижений науки быстро надоела моналойцу. (Или не моналойцу? И надо называть его теперь фэдером, если конечно, перезабывший все на свете Уризбай говорил правду?) А пирряне еще нарочно, что называется, с особым цинизмом выражались мудреными фразами, сплошь состоявшими из специальных терминов, и вдобавок обрушивали на Крумелура целый ворох разнообразных цифр, таблиц и графиков.

«Главное, показать, – ехидно думал Язон, – работа идет, а результаты… Ну, извини, старина Крум, увидишь на финише. Промежуточные открытия, даже самые принципиальные мы будем сообщать тебе так же обстоятельно, как ты нам рассказываешь об обстановке на родной планете».

В сущности, такой подход был справедлив. И Крумелур смекнул, что ничего сильно важного для себя не услышит, поэтому, поболтавшись на корабле еще немного – так, из вежливости, он засобирался вдруг и сразу после заката улетел на север, оставив пиррян на ночь одних.

Идею Язона рвануть через перевал в темное время суток никто не одобрил. Во-первых, куда спешить? Во-вторых, зачем вообще портить отношения с заказчиком? В-третьих, стоит ли распыляться?

– Давайте решать все задачи по порядку, – решительно предложил Керк.

– Давайте, – вяло согласился Язон, но в душе остался при своем мнении.

После разговора с Уризбаем он еще тверже знал, что даже победа над монстрами скорее всего неразрывно связана с главной тайной планеты Моналои. И разгадка ее скрывается все-таки не здесь, а там, за перевалом.

«Ладно, еще денек я с вами тут покувыркаюсь, – думал Язон. – А потом все равно найду способ перехитрить всех».

– Что ж, – начал распоряжаться он на правах научного руководителя проекта, – в таком случае предлагаю подвести краткие итоги дня, а потом наметим планы на завтра. Что у тебя, Арчи? Начни.

Совещание прошло вполне плодотворно. Арчи, довольно неплохо понаторевший в премудростях местной геологии, предсказал с высокой степенью вероятностью усиление сейсмической активности буквально на следующий день, вопреки прогнозам моналойского специалиста. А Бруччо уже почти вплотную подобрался к разгадке местной растительности. Не хватало совсем чуть-чуть, чтобы дать полную оценку здешнего симбиоза. И переданный Язоном рассказ Уризбая очень четко укладывался в концепцию, которую разрабатывал пиррянский биолог. Наконец, Стэн предложил весьма остроумный и экономичный способ борьбы с монстрами, если те перейдут в контрнаступление. Суть состояла в том, что обстрел следует вести не потоками жидкого гелия, а небольшими вакуумно-криогенными бомбами. Проведенный Стэном расчет показывал, что двухкилограммового заряда при условии применения направленного гравимагнитного обволакивателя окажется вполне достаточно для выведения из строя многотонной туши высокотемпературного монстра.

Все это было очень здорово, но под конец Язон, одержимый идеей мирного контакта, а не уничтожения военными способами, все-таки спросил у Миди, не удалось ли Арчи как-то расшифровать ее ощущения во время того полета над вулканом. Она же из все сил пыталась войти в телепатический контакт с монстрами. По просьбе Язона, который, кстати, предпринял и собственную попытку. Но куда там! Все было втуне. Он даже не почувствовал исходящего от чужеродных существ излучения. У них была какая-то совсем иная, не биологическая природа. То есть у высокотемпературных монстров отсутствовало биополе в привычном понимании.

Однако экстрасенсорные способности Миди всегда считались выше на порядок, и Язон надеялся. Увы, и она оказалась практически бессильна. Нет, в отличие от Язона, Миди ощутила нечто, исходящее оттуда. Но это был даже не разговор на чужом языке, это было как шелест листвы или рокот моря. Как можно расшифровать бездушные и абсолютно неосмысленные в нашем понимании шумы? А это оказался именно «телепатический шум» (термин, введенный Миди) – далекий, пугающий, зловещий. Тут и гениальный ученый, такой как Арчи, просто разводил руками.

И только Язон по-прежнему не терял надежды на контакт. Он очень устал за последние дни, решая сразу десяток проблем, но именно после разговора с Уризбаем и последовавшего за этим совещания почувствовал: завтра, именно завтра должно произойти что-то важное.

А когда Язон заснул, ему приснились большие мохнатые люди с фруктами вместо голов. Стэн бросал в них криогенные бомбы, а люди радовались этому, они превращались в мороженое мясо, начинали с аппетитом жевать друг друга, отрывая зубами куски от самых разных частей тела, и весело кричали: «Мы все вспомнили! Теперь мы все вспомнили!» А потом земля под этими людьми задрожала и с грохотом треснула. Грохот был настолько сильным, что Язон проснулся.

Грохот прозвучал на самом деле. Началось очередное извержение.

Глава десятая

Жизнь персонального охранника Фуруху становилась день ото дня все фантастичнее. Радостей, удовольствий, развлечений было хоть отбавляй, а работы – никакой. Во всяком случае поначалу. Случались утомительные разговоры со всякими занудами типа Свампа, только более скучными и еще менее приятными на вид. Бывали странные процедуры, когда его погружали в сильно пахнущие жидкости, светили прямо в глаза разноцветно мигающими фонариками, щекотно кололи тоненькими иголочками, после чего он обыкновенно засыпал. А очнуться случалось и в постели, и в собственной купальне и даже однажды за столом. Случалось, от всей этой гадости поташнивало, случалось, болела голова или появлялась ломота в суставах, но в целом, по молодости лет переносил он издевательства эти относительно легко и в себя приходил быстро.

Мало-помалу Фуруху начинал понимать, что его изучают, словно некий новый вид животного. Ведь он же какой-то необычный. Один носатый тип в ярко-желтом плаще еще в самый первый день спрашивал:

– Почему ты так точно запомнил слова бесноватого? Тебя кто-нибудь просил об этом? Тогда почему? Почему? – монотонно допытывался он. – Просто так не бывает! Говори, почему.

А Фуруху действительно запомнил просто так. Чего они все привязались? Ну, если до конца честно, он и сам понимал, что просто так ничего не бывает. Однако запоминание таинственных слов никак не зависело от его, Фуруху воли. И теперь – тоже: рассказать этим докучливым людям или не рассказать что-то новое о себе – зависело опять же не от его воли! А от чьей?!!

Когда до Фуруху дошел немудрящий смысл его собственного предположения, он чуть не закричал от страха. Ведь это же полнейшее сумасшествие. Ведь это же получается, что внутри него кто-то поселился. Как в бесноватых! Охранник султана тогда пошутил, общаясь с Фуруху через переговорник, а дело оказалось нешуточным. Видать, он и впрямь сделался бесноватым.

Позднее Фуруху успокоился. Догадался каким-то образом, смекнул, что все в действительности гораздо сложнее. И не разобравшись в главном, делать выводы и психовать – просто глупо. Особенно ясно это стало после самого ужасного случая, когда ради очередного эксперимента ему не давали есть и пить целых два дня. Или три. Он сбился со счету, потому что это было чудовищно. Фуруху и не знал, что человеку может быть так плохо! Ребята раньше рассказывали, а он не верил.

Он лежал скрючившись на полу, кусал ножки стола из твердой сарателлы и время от времени хрипел сквозь запекшиеся губы:

– Убейте меня! Убейте меня! Пожалуйста, убейте!

Больше он ничего сказать не мог. А эти кретины стояли вокруг суетились, цепляли что-то к рукам и к голове. Фуруху было наплевать на них. Он просто хотел умереть. Впервые в жизни.

Вернули его к нормальному состоянию довольно резко, с помощью какого-то укола, и, если он правильно понял, все это оказалось зря. Жестокий эксперимент не принес ничего нового этим «фэдерам».

Он не знал, кто такие фэдеры, но словечко это часто мелькало в разговорах, и про себя Фуруху именовал фэдерами всех своих мучителей. Надо же было как-то называть их. Поначалу, например, он придумал кличку «желтые» – по цвету этих ужасных блестящих плащей, в которые они вечно выряжались. Но желтыми были, как правило, те, что делали уколы и окунали его во всякую дрянь, а другие, которые любили поболтать по душам, чаще одевались в черное и облегающее, как Свамп.

Кстати, он уже очень много слов понимал в их языке, и не только в том, на котором говорили охранники, но и в другом, «макадрильском». Желтые заметили это и предложили черным не пытаться извлекать выгоду из необразованности подопытного, а наоборот – интенсивно обучать его, раз уж он такой способный.

Изучение языков было трудным, но интересным занятием. Фуруху в какой-то момент по-настоящему увлекся лингвистикой или филологией (в таких словах он еще путался пока). Так или иначе, ему особенно нравилось сопоставлять, как странно и даже смешно звучат одни и те же понятия в разных наречиях.

Наконец, когда первый этап языковой подготовки был пройден ему вручили специальный обруч, называемый гипноизлучателем и велели запоминать слова и грамматические правила, предварительно надев эту штуку на голову. Вот веселье-то началось! Словно какой-то псих внутри него думал в десять раз быстрее, чем это возможно. Опять Фуруху вспомнил про бесноватых. Но страшно уже не было. Было действительно весело. И очень интересно.

Гипнообруч у Фуруху не забирали даже на ночь, и, очевидно, заразившись от этих «фэдеров» духом экспериментаторства, он вначале попробовал с обручем есть. Появились новые вкусы! Потом – пить чорум. И это было потрясающее опьянение! Как любили говорить десятники, очумительный, ломовой кайф. Затем, не снимая чудодейственного прибора, он взял в руки гынду, на которой теперь сам умел играть. О! Фуруху изобразил такое «под чорум с обручем»!.. Птицы слетелись слушать! Возможно, впрочем, птицы ему и примерещились, но в любом случае, впечатление осталось очень яркое. И наконец, он рискнул не снимать обруча, когда остался ночью с женщиной. Вот что было по-настоящему неописуемо! «Ах, если бы еще второй обруч!» – мечтал Фуруху. И высказал свою оригинальную мысль очередной пришедшей к нему подруге. С этого все и началось.

Подруга была самкой фруктовика.

К этому моменту Фуруху давно перестал считать фруктовиков грязными, неопрятными и дикими. Брезгливость сменилась устойчивой симпатией. Он уже знал, что они практически во всем, как люди. То есть они и вправду люди, просто другой расы. Было теперь в лексиконе Фуруху и такое слово. И вот, пообщавшись уже с несколькими самками, а к тому же распознав среди «желтых» и «черных» нескольких переодетых самцов, он пришел к окончательному выводу: фруктовики – более высокоразвитая раса, чем люди планеты Моналои. Как ни дико казалось поначалу осознавать такое, двух мнений на этот счет быть уже не могло. Во всяком случае, у человека, мало-мальски разобравшегося в общей ситуации на планете. А когда разберешься мало-мальски, очень хочется разобраться и как следует. Очень – не то слово. Сильнее всего на свете хочется: сильнее, чем еды, чорума или женщин.

Впрочем, насчет еды, это он, конечно, загнул… Фуруху вспомнил, как грыз зубами сарателловые ножки и усомнился в неистребимости своей тяги к знаниям. Но… Ведь подобного выбора никто перед ним пока не ставил. И Фуруху рискнул поговорить всерьез. С кем? Понятно, с кем. С самкой фруктовика, точнее с пушистой девушкой, как он стал называть их теперь, отучая себя от грубого прозвища.

И не случайно именно ей он предложил раздобыть где-нибудь такой же, как у него гипноизлучатель, чтобы они могли одновременно и очень тонко чувствовать друг друга. Предложение это не могло не удивить своей необычностью и послужило хорошей затравкой для разговора.

В общем, Фуруху не обманулся в ожиданиях. Пушистая девушка оказалась хорошо образованной, как и большинство людей ее расы. Она знала невообразимо много интересного о других планетах, звездах, звездных скоплениях. Она прочла ему целую лекцию по астрономии и космонавтике. Потом перешли к делам земным, то есть моналойским. В истории родной планеты для Фуруху существовало изрядное количество белых пятен. И похоже было, что к некоторым из этих тайн не имеют доступа даже фруктовики. Во всяком случае, пушистая девушка оказалась не в курсе многих важных событий прошлого. Она, например, не знала, когда и откуда появились здесь первопоселенцы, а также, когда и зачем на смену старой, эмирской власти пришла новая, фэдерская. Но она достаточно подробно рассказала о самих фэдерах. Так называли в действительности лишь пятерых высших руководителей планеты. Фадер – по-шведски отец, фэдер – отцы, а все руководство и служба безопасности, как наверху, так и на местах, разговаривают именно на упрощенном шведском языке. Фуруху уже знал этот язык, но как-то слово «фэдеры», знакомое ему еще из моналойского, не соединилось в голове со своим изначальным смыслом. Бывает.

Ну, что ж, отцы, так отцы. Не слишком удивился Фуруху. Куда больше заинтересовало его, что означает, «наверху» и «на местах». Пушистая рассказала и об этом. О северном материке Томфастланде и экваториальном Караэли. О спецпомощниках, которые в каждом султанате представляют фэдерскую власть. О том, что поставлены эти помощники, конечно же, над султанами, а сами фэдеры стоят над эмир-шахом Зулгидоем.

Фуруху аж вздрогнул, когда она назвала превеликого сокращенным именем. Не полагалось так. Но им, фруктовикам, видно, было наплевать и на это: одно слово – высшая раса!

В общем, вырисовывалось потихоньку, кто есть кто на планете Моналои. И это в целом радовало, ведь Фуруху сам начинал чувствовать себя уже не совсем моналойцем.

Он изначально был необыкновенным человеком. Выродком, как он сам сказал бы раньше. Феноменом – как, замирая от восторга, именовал себя теперь. Фруктовикам такие нужны, они его обучат и станут использовать в совместных проектах – для изучения наук, для освоения других планет, для разработки новых технологий… Так вот о каких должностях, говорил, надо понимать, Свамп, когда туманно намекал на большие перспективы молодого вчерашнего сотника!

И Фуруху поделился своими мечтами с пушистой девушкой. А она вдруг загрустила. Фуруху не понял, от чего. Стал допытываться. Девушка – в слезы. Что такое?! Его заело, как всегда – не остановить теперь. Хочу все знать – и точка! Вынь да положь мне новую информацию. Девушка отплакалась, вытерла слезы и вдруг проговорила шепотом:

– Об этом нельзя рассказывать моналойцам, но тебе я расскажу. Ваша раса никогда не сможет выйти в космос. И ты никогда не сможешь заниматься освоением новых планет. Ты привязан к этой, потому что вы едите совершенно другую пищу. Понимаешь…

Вдруг гримаса боли исказила ее черты. Пушистая девушка поднялась, быстро оделась и сказала:

– Можно я пойду?

– Конечно, – сказал вконец растерявшийся Фуруху. – Приходи завтра. Хорошо?

Она не ответила, ушла молча, и Фуруху в который уж раз подумал философски: «Вот настоящая уму не подвластная загадка – женский характер!»

На следующий день он попросил Свампа прислать ему ту же девушку.

– Не получится, – сказал Свамп равнодушно.

– Почему? – удивился Фуруху.

– Потому что сегодня утром ей отрубили голову, – пояснил Свамп еще равнодушнее.

– Жаль, – сказал Фуруху совершенно не своим голосом.

Ему вдруг захотелось плакать, что было абсолютно непредставимо и дико для любого нормального моналойского сотника или охранника. С огромным удивлением он впервые в жизни почувствовал, что ему жалко не собственных утраченных возможностей – не удастся встретиться вновь с приятной партнершей, – а было ему жаль именно пушистую девушку. Как человека, как личность. Безумно жаль.

Чтобы сменить тему, Фуруху спросил:

– Сколько дней я уже провел здесь?

– Всего лишь двенадцать, – напомнил Свамп.

– Надо же! – искренне удивился Фуруху. – А кажется, что целую вечность.

– Еще бы, – со странной усмешкой сказал Свамп. – А уж мне-то и моим сотрудникам такое подчас кажется, что и произнести страшно…

Высокий представитель фэдеров выдал эту загадочную фразу и словно прикусил язык. Но Фуруху-то хорошо успел понять его. Конечно, фраза была не случайной. Разве такой человек способен обмолвиться? Просто Свампу хотелось увидеть реакцию Фуруху. Зачем? Ну, на этот счет у него уже созрела некая гипотеза. Все эти сотрудники, и черные, и желтые, а может, и сами фэдеры БОЯТСЯ теперь своего бывшего простого сотника. Уж слишком быстро он начал меняться, ну, прямо на глазах. А убивать не хотят – уникальный экспонат пропадет! Да что экспонат! Им бы, поди, и не удалось убить его. Раз уж Фуруху такой уникальный, значит сумеет за себя постоять. Или кто-то еще вступится за него. Уж это точно.

– Когда ты последний раз говорил с Язоном динАльтом? – внезапно выпалил Свамп.

– Что? Так звали эту пушистую девушку? – глупо спросил Фуруху, и только в следующую секунду до него дошел жутковатый в своей абсурдности смысл вопроса.

Но Свампа быстрый и чисто рефлекторный ответ подопытного сразу успокоил. Он только переспросил для верности:

– Ты что, действительно до сих пор не знаешь, кто такой Язон дин Альт?

– Действительно не знаю.

– Слава Богу, – непонятно выдохнул Свамп.

Слово «бог» было уже знакомо Фуруху, но чисто теоретически, и какого именно бога поминал Свамп, он даже представить себе не мог.

А ночью для него-таки прислали женщину, и опять пушистую, то есть из расы фруктовиков. Видно, Свамп искренне хотел утешить своего необычного пленника. Женщина-то была роскошная, просто сказочная женщина. Нет совсем не юная девушка, пожалуй, даже постарше самого Фуруху, но красоты неотразимой. И в огромных голубых глазищах, обрамленных длинными густыми ресницами (теперь подобные детали очень нравились ему), сверкало нечто настолько необычное, что растерялся даже такой бывалый охотник до женского пола, как Фуруху.

– Ну ладно, глазки-то строить, иди сюда скорее, дурашка, – проговорил он жарким шепотом страстного любовника, пряча свою внезапную робость за развязностью.

Но прекрасная незнакомка явно не понимала по-моналойски. Это сбило его, но вспомнив, что есть такой язык – эсперанто, который должны понимать все, – Фуруху быстро перевел свою фразу, даже добавил к ней по дороге еще каких-то сальностей.

– Да ты за кого меня принимаешь? – возмутилась пушистая, будто была наложницей эмир-шаха, захваченной в плен, а вовсе не пришла к нему по доброй воле.

Да, Фуруху привык уже ко многим странностям, свойственным расе фруктовиков, особенно их женщинам, и готов был прощать все эти странности. Как-никак, существа высшие. Мало ли: может, он просто не понимает, а это не чудачество, наоборот – великая мудрость. Но, простите, если наемная потаскуха начинает капризничать и отказывает ему, персональному охраннику султана Азбая, да еще уникальному жителю Моналои, вокруг которого на цыпочках ходят сами фэдеры7… Это уже слишком!

Он шагнул навстречу пушистой красавице и грубо рванул ее к себе. Вчера было много нежностей, а сегодня пусть будет так. Это он тоже любит. Особенно раньше любил, когда был еще желторотым десятником.

– Иди сюда, зараза! – успел он бросить ей в ответ на наглую реплику.

А больше не успел ничего. Потому что пушистая женщина с большущими голубыми глазами сделала какое-то еле заметное движение, и Фуруху стало очень больно.

Она сломала ему предплечье левой руки.

Глава одиннадцатая

Монстры вели себя странно. Никто, конечно, не знал, как именно должны вести себя монстры. Но по сравнению с записью, привезенной Крумелуром на Пирр, и даже по сравнению с единственным коротким боем в кратере, логика поведения высокотемпературных существ на этот раз прослеживалась еще труднее. Чем служило для них извержение? Способом атаки или всего лишь удачным шансом для нападения? А может, просто такой же внезапной и непреодолимой катастрофой, какой было это землетрясение для моналойцев? Наконец, вытекание лавы могло оказаться просто неким ритуалом, допустим, религиозным. А присутствие иной жизни, тем более белковой, эти странные существа элементарно не замечали. Ну, не интересны им люди! И вообще они же привели себя в состояние мистического транса или наоборот экстаза. Подобную гипотезу тоже нельзя было исключить, ведь некоторые появлявшиеся из разломов туши, то принимались кружиться, словно в танце, при этом беспорядочно разбрасывая вокруг себя капли и сгустки раскаленной лавы, то вдруг почти замирали, едва подняв головы над поверхностью, и с грустной задумчивостью – так определил Арчи – вращали дурацкими клювами и озирали окрестности. Стэн же полагал, что никакой задумчивостью здесь и не пахнет, а странные медитирующие фигуры сравнивал с перескопами боевых машин, хищно выискивающими цель.

А были и такие представители горячего народца, которые с яростью, не уступавшей прежним случаям, выныривали из расщелин, заполненных магмой и хватали все подряд. Были и другие – те совсем мало шевелились, затоиздавали необычные звуки, едва ли могущие считаться речью. Уж скорее этот надрывный скрип напоминал вопли отчаяния или боевой клич вожака звериной стаи.

В общем, ощущение складывалось такое, будто пирряне на сей раз имеют дело не просто с иной формой жизни, а с поистине невменяемыми созданиями природы или с неисправными механизмами, пошедшими в разнос. Сам Бруччо не в силах оказался классифицировать монстров по типу их поведения. Ведь абсолютно разные манеры демонстрировали одни и те же особи, с другой стороны их выходки никак не зависели от размера, цвета или формы головы. Язон успел отметить и еще одну особенность: все монстры сотворены по образу и подобию мужскому. Женщин такого рода то ли не существовало вовсе – в конце концов, механизм размножения у этих горячих мог быть отличен от человеческого, – то ли, подобно людям, на войну они отправляли только мужчин.

Правду сказать, война получалась странная. Прямой и ясной агрессии не наблюдалась, но опасность была на лицо. Агрессивен ли падающий со стола горячий утюг? В общем, нет, но опасен, безусловно. Эти сошедшие с ума утюги с ногами и руками выглядели более чем опасными. И угроза сделалась особенно очевидной, когда полностью подтверждая рассказы Крумелура, монстры в очередной попытке завоевать территорию (или установить контакт? – Язон продолжал верить и в такой вариант), начали выбираться из разломов. Давя раскаленными ножищами дымящуюся растительность, они решительно двинулись к кораблям. До этого пирряне старались не нападать. Следовало все-таки поначалу изучить повадки врага, а уж потом переходить к серьезным активным действиям. Лишь несколько упреждающих ударов было нанесено – в порядке эксперимента и в целях личной безопасности. Ну а теперь отстреливаться приходилось уже всерьез.

Керк, приберегавший главные мощности на потом, решил что, наконец-то, и настало время палить изо всех стволов сразу. И монстры от его струйной пушки и криогенного бомбомета прыгали обратно в лаву намного быстрее, чем вылезали оттуда. Не отставала и Мета, предпочитавшая не столько шквальный огонь веером, сколько точную, прицельную стрельбу. А Стэн обрушил на шеренги горячих воинов свое самое новое изобретение – ультразвуковой дезинтегратор. Оружие оказалось эффективнее, чем можно было предположить. Внутри у монстров что-то резонировало, и они разваливались на куски раскаленного вещества раньше, чем успевали скрыться в потоках лавы. К сожалению, куски эти – ведь не все же до крупинки возвращалось в лаву – оказались крайне не устойчивы на воздухе. Они дымились, вспыхивали и сгорали, словно политые бензином. Для исследования там мало чего интересного могло остаться. А Бруччо просто требовал захватить в плен хоть одного врага – живого или мертвого.

Прекрасная возможность для этого представилась, когда некий особо отчаянный пришелец приблизился метров на десять к суперботу. Его обстреляли из стационарных орудий очень ласково, то есть не стремились уничтожать, а лишь слегка обездвиживали гелиевым морозцем. Затем окружили защитным энергетическим полем и приготовились упаковать в лучшем виде, но… Не тут-то было! В результате мгновенного взрыва, почти не вызвавшего обычной аккустической волны – пленный монстр самоликвидировался, превратившись в скучную горстку пепла.

Конечно, Бруччо проанализирует после химический состав и этих останков, но вряд ли сумеет сделать интересные выводы. Ох, вряд ли! Не давались они в руки, проклятые уроды! И может быть, прав был Арчи, который активнее других с поистине пиррянской лютой ненавистью громил вылезающих отовсюду чужаков. Словно, уничтожая их, он ждал появления новых. Более сговорчивых, что ли? А ведь, кажется, именно о подобной гипотезе он и рассказывал накануне Язону.

Меж тем, интересный вывод напрашивался из самого факта «суицида» захваченного в плен врага. Если, конечно, предположить, что это действительно самоубийство. А может, просто, этакая хитрая программа, заложенная в робота? Или вообще кто-то на расстоянии управляет диковинными монстрами? И вот до этих-то хозяев как раз и мечтал добраться Арчи.

«Ну, надо же! – подумал Язон. – Как долго пирряне, даже общими усилиями не могут понять самой элементарной вещи: живые у них сегодня враги или механические?! Впрочем, благодаря целой гвардии деятелей науки, психически не вполне здоровых, в современной Галактике уже трудновато становится провести грань между этими двумя понятиями».

Язону иногда начинало казаться, что и на Пирре и на других планетах, он воюет в последние годы исключительно с андроидами и киборгами. Люди – бездушные и жестокие, как роботы. Животные – могучие и уродливые, как военные машины, предназначенные только для убийства… Иногда Язон вообще переставал понимать, зачем он воюет. Игроку, бизнесмену, исследователю – ему претили откровенная антигуманность и бессмысленное кровопролитие, свойственные любой войне. За долгие годы своей жизни он много раз искал и находил другие методы для победы над людьми, монстрами и целыми мирами.

Вот и теперь Язон внезапно осознал всю несуразность развязанной здесь бойни. Возможно, это и был необходимый этап в задуманной пиррянами масштабной операции, но лично ему участвовать в этом этапе было неинтересно. Ему хотелось совсем другого. Чего же?

Мысль возникла неожиданно, но как всегда очень быстро оформилась в конкретный план. Пока рвутся бомбы и горит земля, пока бойцы с обеих сторон мечутся в дыму и пламени, нет ничего проще, как незаметно исчезнуть с поля сражения. Это – не дезертирство. Это – хитрый тактичекий ход. Язон не чувствовал угрызений совести. Толку от него в подобном бою немного, а затянется это все, похоже, еще на несколько часов. Да за такое время Язон успеет слетать по своим делам и вернуться обратно. А вот дела его на самом деле важны для всех, только некогда объяснять это Керку и даже Мете. А Крумелуру – и вовсе объяснять бессмысленно, если не сказать опасно. Ведь этот, с позволения сказать, фэдер слишком многое пытается скрывать, и видит в пиррянах простых исполнителей.

«Извини, Крумелур, – сказал про себя Язон. – Так не получится. У тебя свой бизнес, а у нас – свой. И требует он особых методов работы. Простой пальбой в сложных ситуациях не отделаешься».

В общем, пока ребята воюют, самое время было Язону поработать головой. А точнее, приступить к разведывательной операции.

Землетрясение еще не закончилось, и теперь трещины подбирались почти к самым кораблям. Наиболее упрямые фермеры, остававшиеся в пиррянском лагере на ночь, на сей раз не пострадали, их успели эвакуировать на местном транспорте – этаких огромных безобразного вида гусеничных вездеходах. А вот суперботы пострадать могли. Это было бы крайне глупо, и Керк велел передислоцировать воздушно-космические силы пиррян, а несколько универсальных шлюпок приказал постоянно держать в готовности к взлету на случай экстренной необходимости. И несколько раз уже пришлось десантироваться на поле боя, чтобы выдергивать из опасной зоны особо увлекшихся стрелков, окруженных потоками лавы.

Язон внимательно оценил сложившуюся в долине ситуацию, взял одну из шлюпок, покружил над самым жарким местом, да и свернул резко к горам, спрятавшись за дымовую завесу. Он был почти уверен, что никто из друзей не заметил этого маневра. Не до того им было. Стрельба внизу не стихала ни на минуту.

Пройдя перевал на бреющем полете, почти вплотную к хищно торчавшим скалам, Язон увидел вновь уже знакомый величественный пейзаж, раскинувшийся от подножия вулкана до моря на горизонте: необъятные плантации, заполненные людьми, россыпь каких-то строений в сизом тумане и полоску темной воды вдалеке. Универсальная шлюпка требовалась ему лишь для преодоления перевала, дальше он предполагал двигаться пешком, дабы не привлекать зря ничьего внимания. Поэтому свой летательный аппарат Язон аккуратно посадил в густом кустарнике, забросал для верности ветками, и начал спускаться по узкой тропинке. Он ее еще сверху приглядел. Тропинка вела к небольшому на первый взгляд поселку, расположенному на горном плато, в нескольких сотнях метров над простиравшимися внизу полями.

Он специально выбрал в качестве первого объекта именно этот тихий населенный пункт. Ведь начинать контакт с людьми там, где они работают в поте лица, да еще в таком количестве, да еще под охраной – дело почти безнадежное. Нужно было понаблюдать за отдельными представителями разных классов моналойского общества откуда-нибудь из укрытия, а уж затем переходить к общению. Возможно, имело смысл «взять языка», как это называлось в старину. Не исключено, стоило даже доставить пленника в пиррянский лагерь и уже там обо всем расспросить. Устроить, например, очную ставку с Крумелуром, выяснить, что здесь правда, а что явная ложь. Все могло быть интересно, но Язон предпочел не забегать мыслями далеко вперед. На сегодняшний день вполне достаточно было и первого приблизительного знакомства с той частью Моналои, которая лежала по другую сторону перевала. Язона устроил бы самый минимум новой информации. В конце концов, не менее важно вернуться к своим до завершения битвы.

Конечно, все получилось совсем не так, как он думал.

Когда тропинка вывела его к широкой дороге, послышался шум мотора из-за поворота, и Язон догадался, что это подъезжает к поселку тот самый экипаж, который он увидел еще из шлюпки. С высоты птичьего полета транспортное средство было похоже на кассилийский автобус для туристов, только двигалось оно очень медленно, карабкаясь вверх по серпантину скверной дороги. Возможно, в дороге и было все дело, теперь-то он разглядел вблизи это каменистое крошево. Странно однако! Ведь на северном континенте ультрасовременные покрытия автотрасс блестели, как зеркало.

«Ну, ладно, разберемся, – подумал Язон и затаился в кустах в ожидании чего-нибудь интересного.

Автобус, рассчитанный человек на двадцать, выглядел внешне весьма культурно, а внутрь не позволяли заглянуть затемненные стекла. Судя по запаху выхлопа ездили тут на обыкновенной солярке. Больше никакой полезной информации выудить из этой встречи не удалось. Когда же шум движка затих вдалеке, Язон поднялся и осторожно пошел по дороге следом за машиной, работающей на дизельном топливе. До первых построек было уже рукой подать. Домики выглядели не роскошными, но аккуратными, чистенькими. Вряд ли это были те самые бараки, в которых ночуют несчастные фруктовики, уж скорее здесь обитала стража.

«Что ж, поговорить с одним из охранников – это будет то, что надо для начала, – решил Язон. – Вот подойду прямо к первому дому наугад и постучусь. Если конечно, у них тут принято стучаться…»

До первого дома он не дошел.

Абсолютно пустая улица вдруг в одно мгновение заполнилась людьми. Они как будто сидели в придорожных кустах и специально ждали его. Нет, оружием никто не размахивал, да и оружие у них было вроде не огнестрельное – какие-то длинные гладкие палки висели на бедрах. И все же пришельца явно встречали солдаты – судя по одинаковой форменной одежде и военной выправке. Были они к тому же абсолютно лысыми, то есть истинными моналойцами, кожа темная, лоснящаяся и радостные улыбки от уха до уха. Язона обступили и заговорили все разом. Разбирать слова было трудно. А потому и отвечать он не торопился. Вслушавшись повнимательнее, наконец, понял. Солдаты выясняли между собой, кто он: фэдер или фруктовик.

Ничего себе вопросик! Пора развеять их сомнения. Однако объявить себя фэдером опасно – ведь он знать не знает местных правил поведения. Признать же в себе фруктовика – тем более убийственно: скрутят в один миг и отправят работать вместе со всеми. Выходит, надо говорить правду, ну, то есть почти правду:

– Братья!

Такое обращение Язон позаимствовал от фермеров. И здесь сразу понял, что ошибся.

– Люди! – подкорректировал он себя (это прозвучало еще глупее). – Я не фэдер, я друг фэдеров.

Он уже видел по их лицам, что так здесь не разговаривают, а значит, и ему не стоило. И с лихорадочной скоростью соображал, как же теперь поправить положение. Но вдруг всякая необходимость соображать отпала сама собою.

Кто-то сзади сильно ударил Язона палкой по голове, потом – для пущей эффективности – ткнул под ребра электрическим разрядником. От этого Язон вскрикнул, мгновенно очнулся, напряг все мышцы и автоматически принял боевую стойку. Нет, стрелять он не хотел, но – проклятая пиррянская привычка! – пистолет сам прыгнул в ладонь. В тот же миг новый, сокрушительный удар обрушился на голову Язона, и он окончательно потерял сознание.

Глава двенадцатая

Битва с монстрами полностью прекратилась ближе к вечеру, когда двойное моналойское солнце уже закатывалось за горизонт. Уцелевшие экземпляры чудовищ попрятались, лавовые потоки медленно густели и наконец застывали. Земля не дрожала больше. И суперботы вернулись на исходные места. В итоге со стороны пиррян не было потерь в живой силе и технике, лишь двое оказались легко травмированы. И вот тогда Мета первая заметила отсутствие Язона. Почти в тот же миг Керк не досчитался одной универсальной шлюпки.

Гипотезу о том, что Язон мог вместе со шлюпкой рухнуть в раскаленную лаву никто всерьез рассматривать не хотел. А Мета сказала грустно:

– Он просто удрал. Он говорил мне, что хочет попасть по ту сторону перевала.

– Он и другим это говорил, – буркнул Керк. – Только как он посмел?! Не посоветовавшись со мною! Вообще ни с кем!!

Керк закипал все сильнее и теперь начал размахивать пистолетом.

К счастью, Крумелура к этому моменту в пиррянском лагере уже не было. Он улетел получасом раньше, всвязи с неким важным сигналом из Томхета. Разумеется, хитрый и скрытный фэдер не удосужился объяснить, по какому именно поводу его вызывают. Информация с северного континента, очевидно, не входила в необходимый минимум того, что полагалось знать пиррянам для их работы. Но хоть одно представлялось удачным: как минимум, до утра они могли хранить втайне от местных сам факт исчезновения Язона. Это было весьма существенно для дальнейшего.

И тогда Мета сказала:

– Я полечу за ним. Прямо сейчас. И к утру обязательно найду. Таким образом, Крумелур даже не узнает, что Язон вообще куда-то улетал. Мы избегнем ненужного конфликта.

Арчи поразился хладнокровию Меты: ведь она рассуждала только о деле, ничуть не беспокоясь о судьбе любимого.

Конечно, все было не так на самом деле. В глубине души она ни на минуту не переставала ругать себя за то, что вообще выпустила мужа из поля зрения. Как она могла?! И теперь единственной целью Меты было как можно скорее разыскать и вернуть Язона – во что бы то ни стало. А дипломатически хитрое объяснение придумала она исключительно для Керка.

Но пиррянский ветеран не клюнул на эту уловку. Он все равно взревел, как раненый зверь:

– Нет уж! Никуда ты не полетишь! Пока еще здесь командую я! Язон всегда был себе на уме. Сам заварил кашу – сам пускай и выпутывается. А тебя я никуда не отпускаю, во всяком случае, до прибытия нашего подкрепления.

– Не так уж долго, кстати, осталось ждать, – включился в разговор Стэн, поддерживая Керка. – А сегодня у нас каждый человек на счету. И ты нужна нам здесь, Мета. А там… Мы же и не представляем себе, в какой переплет угодил Язон на этот раз. Почему он не выходит на связь? Чего добивается? Чего хотят от него аборигены? Что, если и ты пропадешь так же бесследно?!

– Я? – обиделась Мета. – Я пропаду?! Тогда полетели вместе, Стэн.

Керк просто побелел от возмущения, услыхав подобные речи. Никто никуда не полетит на ночь глядя. Вы что, не помните, как здесь быстро темнеет? Всем немедленно спать!

С последним приказом седовласый вождь явно погорячился. Ведь пирряне еще не ужинали. А поесть после такой битвы, конечно, хотелось, и даже очень. Однако побег Язона многим испортил аппетит. В удивительно мрачном молчании протекала вечерняя трапеза. Арчи одной рукой держал вилку, а другой непрерывно рисовал что-то на экране. Но даже Миди ему не помогала – сил уже не было. А Бруччо и вовсе решил все свои научные изыскания отложить до утра. Даже думать не хотел за едой о загадках злосчастной планеты Моналои – не то что говорить. Мета рассуждала вслух больше всех, приглашала и остальных к анализу прошедшего боя. На ее вопросы и предложения товарищи по оружию откликались вяло, но цель была достигнута: никто не заподозрил, что гордая пиррянка вынашивает собственные тайные планы.

Когда же окончательно стемнело, и заснули почти все, кроме дежурившего Стэна, она тихо прокралась к универсальной шлюпке, отлетела на бесшумном гравитонном ходу подальше во тьму, и потом резко, с сумасшедшим ускорением, на какое только она, наверно, и была способна, рванулась вперед и ввысь, к горному перевалу. Мета летела так, точно боялась погони. Но погони не было.

Стэн, сразу понял, кто это. И тут же проникся чисто пиррянским уважением к упрямству и смелости Меты. Он даже не стал будить Керка по такому поводу. Все равно никому не удастся догнать строптивую красавицу, ведь она по праву считается лучшим пилотом на Пирре. Общую тревогу поднимать – тем более преждевременно. Язон и Мета вдвоем – это такая сила, что за них просто глупо бояться. Ну а когда поддержка понадобится, они сами дадут о себе знать.

Примерно так думал Стэн, провожая глазами быстро таявшие в черном небе огоньки стремительного маленького кораблика.

Шлюпку Язона Мета нашла легко. Не столько на этой планете было металла, чтобы не разыскать примитивно спрятанный в кустах стальной предмет достаточно большой массы. А вот дальше оказалось посложнее. Какие могут быть ориентиры в темноте? Тут бы ей очень пригодилась пиррянская чешуйчатая собака. Твари эти, на вид весьма неприятные, с давних пор водились в непролазных джунглях, но, наверное, только выдающийся говорун Накса научился приручать их. Чешуйчатые собаки оказались в действительности очень дружелюбными, преданными людям, а уж обоняние имели просто фантастические. Но к чему, спрашивается, мечтать впустую!

Мета по запаху след взять, конечно, не могла. Что же оставалось? Сломанные ветки, примятая трава, упавшие листья, отпечатки подошв на влажной глине. Разглядывать подобные мелочи ночью при свете фонаря – задача не из самых простых. Но на дорогу Мета вышла все-таки вполне уверенная, что повторяет путь Язона в точности. Однако на проклятой сухой щебенке никаких следов рассмотреть было уже просто немыслимо. Даже при ярком солнце. Пришлось положиться на интуицию. Риск был велик, ведь выбрав неверное направление Мета катастрофически упускала драгоценное время.

Налево дорога резко заворачивала и шла вниз, то есть к плантациям, куда и рвался все время Язон. Направо, на расстоянии нескольких сот метров виднелись жилые, по-видимому, постройки – луч фонаря доставал их, хотя и слабо. «Неужели Язон не воспользовался бы случаем завернуть сначала туда, если это так близко? – думала Мета. – Ведь и ему время было дорого. Очевидно, знакомство с плантациями он все-таки оставил на потом».

И она, уже не сомневаясь больше, повернула к поселку.

Правильность выбранного решения подтвердилась необычайно скоро. Рыская лучом по дороге в шаге перед собой, Мета уже через каких-нибудь двести метров наткнулась на предмет, который не перепутала бы ни с чем. Посреди каменистой дороги лежал пси-передатчик Язона. На Моналои такими не пользовались. И передатчик оказался раздавлен. То ли камнем, то ли каблуком. Мета повертела в руках бесполезную плоскую коробочку с треснутым зеркальным окошком, прикинула, что в принципе починить связное устройство еще реально и сунула его в карман комбинезона. Впрочем, передатчик следовало забрать в любом случае. Не оставлять же на проезжей части в незнакомом поселке! А о том, что могла означать подобная находка, Мета подумать не успела. Сзади послышались вдруг пока еще далекие, но уже четко различимые голоса. Одновременно оглядываясь и гася фонарь, Мета ринулась во тьму придорожных кустов.

И похоже, ее не успели заметить. Уже через минуту мимо в неторопливом спокойствии прошествовала довольно забавная компания: двое лысых мужчин по краям и трое вполне нормальных, с длинными волосами, молодых женщин посередине. Дорогу они себе освещали тоже фонарями, но весьма замысловатой конструкции. Длинные шесты торчали из заплечных сумок у мужчин, а прикрепленные к ним на кронштейнах кубики ярких светильников свешивались почти на уровень лиц в полуметре перед идущими. Такие лампы, конечно, высвечивали только ближайший участок дороги и не позволяли видеть ничего дальше собственного носа. Очевидно, в этих краях, за исключением ям на дорогах, даже ночью никаких опасностей не ждали. Забавно.

Женщин явно вели – это чувствовалось. Странная процессия куда больше походила на конвоиров и заключенных, чем на праздно шатающихся гуляк, хотя ведомые и не были связаны, их даже не держали за руки. Моналойских слов Мета практически не понимала, так что вслушиваться в разговор было бесполезно, но интонации в репликах обоих мужчин и одной женщины – остальные молчали – показались ей абсолютно мирными.

Пропустив неторопливую группу аборигенов подальше вперед, Мета вышла из своего укрытия и двинулась следом. Такой вариант представлялся наиболее интересным. И собственный свет включать не надо – значит, легче прятаться. И вообще, уж очень хотелось выяснить, куда ведут трех девушек на ночь глядя.

«Вряд ли Язон мог видеть что-то подобное. Раздавленный пси-передатчик в первую очередь наводит на крайне простую мысль: тут случилась драка с последующим бегством или захватом. Если верно первое, бежать обратно в горы, он бы, конечно, не стал. Если верно второе, Язона скорее всего увели туда же, куда сейчас ведут этих пленных (ну, допустим, все-таки пленных) женщин. Вернемся к первому варианту, – продолжала рассуждать Мета. – Язон, вероятно, сбежал бы в один из придорожных домов, ища поддержки у какого-нибудь безумного аборигена… Э, нет! Не стал бы он для такого случая выбирать первый попавшийся дом. Здесь же все-таки не планета Счастье, не камачи диких кочевников из племени Темучина. Здесь весьма высокоразвитая цивилизация. И уж если зародился серьезный конфликт, разрешать его можно только с помощью властей. Пусть даже и с помощью самого маленького начальничка местного значения. А начальство в каких попало домах не живет».

В общем, пока все было логично. Мета рассеянно скользила взглядом по сторонам пустынной улицы, по черным окнам сонных домов, и внимательно следила за качающимися впереди двумя фонарями, отбрасывавшими на дорогу круги белого света, рассеченные темными тенями. Наконец, впереди показались новые огни, а затем стала видна и высокая слабо подсвеченная стена, вдоль которой двинулась процессия.

«Чего и следовало ожидать! – обрадовалась Мета. – Вот за таким забором – о, да еще с колючками поверху! – как раз и должно обитать высокое начальство, с которым Язон либо подружился, либо до сих пор конфликтует. В любом случае, мне нужно именно туда. И я туда попаду, придется ли прошибать стену или идти по трупам. Но лучше… лучше конечно, тихо, без драки, как-нибудь по-хитрому. Школа Язона!» – улыбнулась Мета собственным мыслям.

И тут вновь возникла необходимость прятаться. Света вокруг стало слишком уж много. Большие кубические фонари над массивными воротами в разрыве стены источали мертвенное монохроматическое сияние зеленой длины волны, которое делало все вокруг абсолютно бесцветным. Это вызвало у Меты несколько жутковатое ощущение. Очевидно, такие лампы и установили здесь, чтобы завораживать, гипнотизировать, подавлять волю пришедших ночью. А непосредственно у входа в резиденцию местного начальника толпилось девушек человек двадцать, не меньше. Теперь уже Мета отлично видела, что все они очень молоды, хороши лицом и фигурой. Красивы были даже совершенно лысые. Такие здесь тоже попадались. «Наложницы», – вспомнилось странное слово из какой-то старинной книжки, которую Мета читала в период своего увлечения проблемами любви, брака и семейных отношений. – Наложницы из гарема». Она бы не поручилась за правильность употребления терминов, но интуиция подсказывала, что в принципе догадка верна.

Затаившись в кустах Мета минут пятнадцать наблюдала, как наложниц пропускают в маленькую калиточку, открываемую внизу ворот, причем лысый охранник не требовал никаких документов, вообще никаких материальных предметов, только на секунду ярко вспыхивала специальная лампа, высвечивая лицо очередной девушки.

«Фотографируют, – сообразила Мета. – Чтобы потом опознать». Это тоже показалось забавным.

Девушки далеко не все говорили по-моналойски, здесь можно было наслушаться любых наречий. Язон бы сейчас разобрался, кто из них откуда. У Меты с этим было хуже, но в какой-то момент до нее отчетливо донеслась фраза на меж-языке:

– А деньги когда, господин хороший?

– Зови меня хухун, – откликнулся охранник тоже на меж-языке. – Деньги получишь на выходе. Мы вперед не платим.

Этот короткий диалог оказался весьма познавательным. Наложницы, насколько помнилось Мете, денег не берут, Те которые за плату работают, назывались как-то иначе.

Потом она вдруг заметила, что девушек не только приводят сопровождающие мужчины. Некоторые появлялись сами по себе, в гордом одиночестве. Такие все как одна были лысыми. И Мета уже было расстроилась, что не сможет подменить одну из них собою, когда вдруг метрах в ста от нее на подъездной дорожке появилась стройная фигурка длинноволосой блондинки. Она была высокая и крепкая, чем-то даже напоминала саму Мету. И пиррянка поняла, что это и есть ее главный шанс.

Скользнув вдоль кустов навстречу незнакомке, она убедилась, что поблизости практически никого нет и выстрелила в девушку иголкой химического парализатора. Ничего страшного – очнется через полчаса. Блондинка упала удачно, не разбив даже своего кубического фонарика на кронштейне. Это представлялось особенно важным, ведь без такого осветительного прибора Мета выглядела бы очень подозрительно. Что же касается здешних костюмов, то приходящие к воротам одеты были вообще весьма разношерстно, так что на худой конец сошел бы и комбинезон, но Мета все-таки предпочла подстраховаться и накинуть поверх него снятое с несчастной наложницы платье-накидку. Под этой накидкой у девушки ничего, кроме нижней юбки, не обнаружилось. И хотя Мета совершенно не знала, как относятся на Моналои к хождению на людях голышом, выбора у нее все равно не оставалось. Девушка была аккуратно уложена на мягкую траву в кустах. А ее накидка теперь удачно прикрывала все оттопыренные карманы Метиного комбинезона и все пристегнутые к нему обязательные причиндалы: аптечку, фонарь, нож, моток сверхпрочной нити с крюком на конце и пружинным устройством для выстреливания, мини-камеру, передатчик, и с десяток видов различного оружия – в общем, все то, что каждый пиррянин старался иметь при себе постоянно.

«Ну, что ж, вперед!» – мысленно приказала себе Мета.

А если не получится – в общем, тоже нестрашно. Она без труда перестреляет их всех и скроется в темноте. Но… не хотелось, очень не хотелось. И не только потому, что изящно придуманная операция сорвется, но и просто не хотелось убивать людей. Неприятно это! Вот уж действительно влияние Язона!

Она уже подходила к воротам, в ярком монохроматическом свете похожая на всех остальных и никто не обратил на нее особого внимания. Исправно щелкнул фотоаппарат, а по ту сторону двое сразу подхватили под локти и теперь уже точно повели. Решительно и жестко. Невероятным усилием воли Мета подавила в себе чисто рефлекторный внутренний протест, и заставила дернувшийся из кобуры пистолет тут же вернуться назад. Получилось! И это получилось. Она должна была пройти до конца, а иначе все сложности, все хитрости и эта несчастная оглушенная и раздетая девушка под кустами – зачем было все?

Ладно, в конце концов, можно и потерпеть.

До сих пор никто не делал ей больно, никто не оскорблял ни словом, ни жестом. Впрочем, насчет слов, она ведь пока просто не задумывалась, заведомо не пыталась расшифровывать смысл чужой речи. А тут вдруг осознала, точно проснувшись, что левый охранник обращается персонально к ней. Вслушалась и – надо же! – поняла: он спрашивал, умеет ли она говорить по-моналойски?

– Нет, – ответила Мета.

Это слово она знала. Оба засмеялись. Ее спросили то же самое по-шведски. Мета только помотала головой, даже не пытаясь вспоминать, как будет по-шведски «нет», чтобы еще раз посмешить своих конвоиров. А вот следующий вариант вопроса прозвучал на меж-языке. И Мета вздрогнула. Ведь Крумелур предупреждал, что на меж-языке здесь говорить не принято. Или с инопланетными пленниками все-таки можно? Особенно, если те другим не владеют. А Язон ей, помнится, еще рассказывал, со слов фермера Уризбая, что меж-язык называют здесь фруктовиковым. Вот в чем дело! Ну, и ладно. Пусть считают ее фруктовичкой. Или как правильно? В конце концов, здесь и теперь бояться уже глупо. Этих двоих в случае чего она сумеет одолеть тихо. А до цели они, похоже, почти дошли.

Какой-то уютный домик на берегу искусственного пруда, обрамленного камнями, появился внезапно из-за деревьев.

– Я говорю на меж-языке. Немного, – слукавила на всякий случай Мета.

– Вот и прекрасно, – сказал охранник, коротко хрюкнув. – Этот тоже говорит. Немного. Пообщаетесь.

Мета не поняла, о ком и о чем речь, но предпочла воздержаться от вопроса.

А охранник продолжил:

– Иди к нему вот в этот дом. Поняла? А у нас еще полно таких, как ты? Кстати, не вздумай убежать куда-нибудь. Здесь стреляют. Ты в первый раз, наверно?

Мета неопределенно кивнула.

Они все трое уже стояли на пороге, и ее разговорчивый спутник крикнул что-то непонятное в окно домика, находившееся слева от двери. Какое-то смешное слово вроде «руруху». Возможно, это было имя, потому что охранник добавил на меж-языке:

– Мы привели тебе самку.

Мета даже не сразу поняла, что это про нее, а когда поняла, ей было проще счесть, будто она ослышалась. Или… Может это быть слово на каком-нибудь чужом языке? И означает оно в таком случае нечто совсем другое.

Ее размышления были прерваны, так как оба охранника, отойдя на несколько шагов, вдруг остановились, и по инерции общаясь на меж-языке, обсудили крайне интересный вопрос.

– А может ее надо было вести прямо в главный каземат султана Азбая, где сидит этот бесноватый фруктовик, которого только что поймали?

– Нет, нет! – ответил другой уверенно. – Я точно помню: именно сюда, к чокнутому.

И вскоре их шаги затихли вдали.

Велико оказалось искушение сразу пойти разыскивать главный каземат султана, но это было бы неправильно во всех смыслах. И даже опасно. Мета (в который уж раз?) подчинилась голосу разума. Все-таки здесь ее ждали, а значит, именно здесь и удастся что-нибудь выяснить. Тем более, раз ее так запросто оставили одну, вряд ли готовится какая-нибудь страшная экзекуция. Скорее всего, ее просто привели к кому-то для развлечения, словно гетейшу или партизанку. Честно признаться, она плохо помнила, как звали подобных женщин в древности. А в общем, нетрудно было и сразу сообразить, что цель привода сюда ночью именно такова.

«Что ж, любитель незнакомых женщин, встречай меня!» – сказала про себя Мета с озорной улыбкой и распахнула дверь.

Вышедший ей навстречу мужчина оказался молодым, темнокожим, высоким, очень мускулистым, и вообще довольно приятным на вид, если, конечно, не считать его абсолютной безволосости. Улыбался парень широко, от уха до уха, жадно пожирал Мету глазами с нескрываемым восторгом и желанием, и говорил на своем, моналойском, масляным, воркующим голосом, но явно какие-то хамские гадости.

Интуитивное впечатление не обмануло. Как только абориген перешел на эсперанто, быстро смекнув, что Мета на местном наречии ни бум-бум, первая же его фраза прозвучала так:

– Что ты там попку прячешь, да грудь выпячиваешь? Иди скорее сюда, дурашка!

И вместе с этими словами он бесцеремонно потянул свои лапищи к вожделенному телу вошедшей гостьи.

– Да ты за кого меня принимаешь? – задыхаясь от возмущения, выпалила пиррянка.

Его рука уже хватала ее за плечо, и следующей фразы Мета дожидаться не стала. Слышала какие-то слова вполуха, но хруст ломаемой кости запомнился ей гораздо лучше.

Глава тринадцатая

Язон очнулся в сыром и темном подвале. Слабый-слабый свет сочился откуда-то сверху, скорее всего, не из окошка, а просто из случайной щели. В первую очередь он ощупал голову. Волосы слиплись от запекшейся крови, но боли уже практически не было, и он даже рану толком найти не сумел. Значит, времени прошло изрядно. Или его способности к регенерации тканей продолжали развиваться достаточно бурно. Подсветка универсального циферблата не работала. Так что выяснить, который час, самым простым способом не удалось. Более сложные варианты были впереди. Главное, у него не отняли всего, не раздели догола – значит, остается много реальных шансов выбраться. Возможно, он выберется отсюда даже раньше, чем за ним придут. Если за ним вообще придут.

Последняя мысль показалась особенно грустной. На этой дурацкой планете Моналои все настолько нелогично! Почему бы не предположить, что никакие это были не солдаты – а так, обыкновенные воры, хулиганы? Забрали у него оружие, передатчик, фонарь, альпинистское снаряжение, а аптечку и целый ворох других приборов оставили, потому как не сообразили, что это. Самого же потерпевшего бросили в глубокую яму – этакую братскую могилу для всех ограбленных. Почему нет? Кстати, надо проверить, целы ли кости.

Кости оказались целы. Он легко сумел встать, размял затекшие мышцы и долго шарил по карманам в поисках предмета, который помог бы добыть огонь или просто свет в любой форме. Ничего такого не обнаружил, и пришлось изучать свою тюрьму наощупь. Тактильный контакт с шершавыми, но явно искусственно обработанными стенами скорее порадовал его. Значит, все-таки темница, и стало быть, он еще кому-то нужен. Глядишь, и покормят. Ладно, что дальше? Аптечка, пристегнутая к руке под разорванным комбинезоном, исправно работала, в частности, благодаря ей он не ощущал сейчас сильного дискомфорта. В физическом смысле. А в моральном очень давила полная неизвестность, и стыд за собственное нелепое поведение. Полез на рожон, как мальчишка, как будто впервые попал в незнакомый мир. Рассказы фермера, что ли, на него повлияли? Мир без насилия, мир без хищников, все тут счастливы… Но ведь даже фермер сказал, что с приходом фэдеров все по-другому стало. А Крумелур – так вообще не велел сюда соваться. Может, он это по-доброму? Ведь заинтересован же в Язоне. Плохого ему явно не желал…

Но все эти мысли прокручивались в голове как бы вхолостую.

О высокие звезды! Что он знает о силах, управляющих планетой Моналои? А вдруг фэдеры не контролируют ситуацию в полной мере? Вдруг не только монстры из-под земли, но и взбесившиеся представители других кланов и каст давно раскачивают хрупкое равновесие этого странного мира?

Выбираться без посторонней помощи расхотелось напрочь. Язон попробовал крикнуть. Эхо отскочило от стен, заметалось по узкому колодцу камеры, и вмиг стало ясно, что потолок здесь необычайно высок, он ждал ответа, но безрезультатно.

Наконец, обнаружилась дверь. Все-таки его не сверху бросали. В узкие зазоры меж досок, схваченных друг с другом металлическими полосами, тоже лился свет, но только еще более слабый, чем тот сверху. Язон припал к одной из таких щелочек, увидеть ничего не смог, но в отчаянии еще раз крикнул теперь уже в дверь.

– Люди! Я очнулся!

Развлекаясь, он повторил эту фразу на всех доступных ему языках, и наконец в глубокую тишину подвала, до того нарушаемую лишь монотонно падающими в углу каплями воды, вторгся новый звук. Скрип деревянной конструкции. Лестницы, должно быть. Неужели это шаги? Да, шаги.

Кто-то долго гремел ключами в замке, наконец дверь открылась. В проеме стоял лысый темнокожий моналоец с факелом, позади него еще двое – на пару ступенек выше по крутой загибавшейся лестнице. Дальше – ничего не видно. Можно рвануть напролом. Но кто же знает, сколько их там? Глупо. Лучше поговорить.

– Я хочу видеть вашего начальника, – сказал Язон на эсперанто.

Моналоец что-то промычал невнятно, и Язон повторил фразу на местном.

– Говори со мной, – великодушно предложил факельщик.

Не очень-то верилось Язону, что с ключами и факелом спускаются в темницу местные руководители, но делать было нечего, и он спросил:

– Когда меня выпустят?

– Когда Высший Совет Ордена Теней Алхиноя решит, что настало время. Я – один из членов Высшего Совета, но я не могу решать без кворума.

Ответ был исчерпывающим в своем идиотизме, и Язон поначалу даже растерялся. Потом решил поинтересоваться конкретно:

– Сколько дней понадобится Высшему Совету Ордена Теней Алхиноя на принятие решения?

Язон очень старался не исказить название организации, о которой вошедший говорил с таким пиететом, что произносил каждое слово явно с большой буквы. Кажется, удалось повторить все без ошибок, и разговор благополучно продолжился.

– Двое суток, – таков был предельно лаконичный ответ.

После этого Язон рискнул уточнить, действительно ли через двое суток он получит полную свободу. И оказалось, конечно, что этот псих просто морочит ему голову. Через два дня Язон-де предстанет перед Высшим Советом, ему-де будет позволено лицезреть Великих Жрецов и даже лично самого Первого Великого Жреца. А дальше, не исключено, его оставят жить здесь, в лесу, или, возможно, он будет отдан тем самым Теням, которые в действительности и правят планетой Моналои.

Приятно было услышать, что эти сумасшедшие все-таки говорят о планете Моналои, стало быть, хотя бы понимают, где они. И таким образом остается надежда на контакт с нормальными людьми.

«Двое суток можно и подождать. Или все-таки устроить побег? – лихорадочно соображал Язон. – В любом случае, не сейчас. Сейчас они слишком хорошо готовы ко всему».

Он придумал еще один важный вопрос:

– Меня будут кормить здесь в течение этих двух суток?

– Да, пришелец, – солидно пообещал человек с факелом и добавил: – Если ты назовешь нам свое имя.

Вот тут уж точно темнить не стоило! Его имя на Моналои кое-что да значит! Это хорошо известно еще от Крумелура.

– Во всех мирах Галактики меня зовут Язоном динАльтом! – объявил он с предельной торжественностью.

Эффект оказался меньшим, чем можно было ожидать, но все-таки. Темнокожие лысины в проеме дверей заколыхались, свет единственного факела задрожал, послышалось бормотание и шепот многих людей. Долго звучала эта монотонная, нечленораздельная тарабарщина. Они явно обсуждали услышанное, примеривая новые сведения к своим безумным канонам. Но благодаря этому Язон вполне определенно понял одно: людей за дверью не трое, а гораздо больше. Значит, он правильно не рванулся туда. И вообще, может, на лестнице уже собрался кворум? И тогда решение вынесут прямо сейчас, досрочно!

Не тут-то было. Шум голосов постепенно стих, и факельщик возвестил:

– Жди решения, Язон динАльт! Шансы твои на вечную жизнь среди Духов и Теней Алхиноя весьма велики.

После этого дверь была решительно захлопнута, все засовы задвинуты, ключ проскрежетал в замке, и Язон остался в полной растерянности. Жизнь среди Духов Алхиноя, да еще вечная, мало прельщала его. Это попахивало каким-нибудь ритуальным сожжением или утоплением. Бессмертным его уже сделали однажды, второй подарок такого же рода был бы явно излишним. И вообще, собственная «неумираемость» Язона отнюдь не означала, что тело его, способное к бесконечным циклам регенерации, нельзя уничтожить. Умертвить его можно было тысячами разных способов. А Язон еще собирался пожить. Ему пока не надоело. В Галактике оставалось так много интересного!

«Ну, что ж, мои безумные братья, – подумал Язон, – своим последним утверждением вы просто вынуждаете меня бежать отсюда и как можно скорее. Вот только надо хорошенько подготовиться. И дождаться момента, когда принесут пищу. Ведь не станете же вы собирать кворум, чтобы мне миску с похлебкой принести!»

Он был полностью готов к бою уже через десять минут, и в остальное время от скуки просто моделировал различные варианты прорыва наверх. Долгожданный момент наступил часа через четыре.

Язон внимательно прислушался к шагам на лестнице, и понял, что там, конечно, не один человек. Сколько же? Если повезет, их будет всего двое. Так было принято в тюрьмах у всех народов, на многих планетах, в разные века. Ну, а если не повезет… О чернота пространства!

Дверь распахнулась резче, чем в прошлый раз, и Язон ударил с размаху первого же появившегося на пороге.

Глава четырнадцатая

Абориген, ждавший женщину, оказался отличным бойцом, одаренным физически от природы, хорошо обученным и отчаянно смелым. Мета прониклась искренним уважением к его неистовым попыткам одержать победу. С одной здоровой рукой и с острой болью в другой он сделался как будто только злее, а силы и мужества нисколько не поубавилось. В сущности он даже оставался опасен. Пришлось ткнуть его пальцем в сонную артерию, чтобы отдохнул хоть немножко. И пока несчастный лежал без сознания, пиррянка вправила ему кость, наложила шину, повязку сделала, обработала травму новейшими средствами из аптечки. Потом, наконец, сообразила, что не лишним будет еще и связать этого мускулистого парня. Едва ли, очнувшись, он будет вести себя тихо, а очередной раунд кулачного боя не интересовал Мету в связи с ее явным преимуществом. В итоге, когда все приготовления были завершены, приводящий в чувство укол стал последним торжественным аккордом.

На меж-языке парень говорил действительно лишь слегка. Лучше всего знал ругательства, выслушивание которых не доставляло Мете особой радости. Но примерно через минуту злобного шипения, брызганья слюной и попыток освободиться со стороны пленника, они благополучно договорились об общении на эсперанто. К счастью, в процессе всей этой нелепой борьбы, мужское достоинство не позволило поверженному женщиной воину кричать и звать на помощь. А не то пришлось бы снова на время выключать его или, как минимум, затыкать рот каким-нибудь импровизированным кляпом.

Из последующего пятиминутного разговора выяснилось, что этот местный стражник по имени Фуруху, гордо называвший себя персональнымохранником султана, на удивление смышлен и даже образован. С его профессией подобные качества как-то плохо вязались, и слово за слово Мета выяснила, что Фуруху совсем не прост. Он – уникум, которого держат здесь с целью изучения. Ничего себе случайная встреча! Выяснила Мета и многое прочее, что было известно персональному охраннику султана Азбая. Он охотно делился с ней, даже не разобравшись толком, кто она и откуда. Перед ним была самка фруктовика, обаятельная, умная, свободно говорящая на фруктовиком и эсперанто – этого было вполне достаточно. Собственно, для предельной откровенности Фуруху хватило бы уже и того, что женщина прилетела с другой планеты. Ведь за последние дни он возненавидел Моналои – совсем недавно родной, а теперь ставший чужим и страшным мир, где горстка злобных пришельцев держит всех людей в неведении и беспамятстве. Сильнее всего на свете он рвался теперь к знаниям и к другим мирам. Он даже поделился с Метой своей главной бедой. Он рассказал давешнюю историю о прекрасной девушке, открывшей ему глаза на многие моналойские тайны и поплатившейся за это жизнью. Он искренне верил, что Мета теперь продолжит ее благородное дело, и в итоге поможет ему, Фуруху, улететь с этой духами проклятой планеты. Вот только почему-то именно пушистая девушка говорила, что невозможно моналойцу никуда улететь…

Мета оказалась, разумеется, не готова обсуждать с Фуруху столь серьезные темы. Она пока из него информацию вытрясала, а с выводами не торопилась. Читать же лекцию о других мирах, прямо скажем, было не время.

Они давно уже сидели за столом, и Фуруху, конечно, попивал чорум, чтобы хоть немного успокоиться. Мета от напитка решительно отказалась, едва узнав, что он не прохладительный, а пьянящий.

Она вообще предпочла бы ничего здесь не есть и не пить, пока лично Бруччо не даст на то официального разрешения. Ведь были уже всякие настораживающие гипотезы относительно здешней пищи – и у старейшего пиррянского биолога, и у скорого на открытия Арчи. На планете Моналои все оказывалось не просто: и вода, и почва, и растения, и тем более животные. Не стоило до поры рисковать, знакомя со всякой дурманящей дрянью свой пусть и основательно подготовленный, даже хорошо защищенный организм. Если тут болеют «мясной» болезнью, значит, ничего не стоит и «фруктовую» подхватить.

А Фуруху веселел прямо на глазах. Мета уже стала бояться, что в пьяном виде этого несчастного опять потянет на всякие нежности – придется вторую руку ломать. И она поторопилась задать свой главный вопрос, предварив его вежливой просьбой:

– Не пей так много. Ты будешь мне нужен для дела прямо сейчас. И вообще, если хочешь когда-нибудь выбраться отсюда, прекращай пить.

– Хорошо, – сразу согласился Фуруху. – Какое у тебя дело? Говори, я внимательно слушаю.

– Ты знаешь дорогу к главному каземату султана Азбая?

– Конечно.

– Мы сможем пробраться туда по темноте?

– А там и не темно вовсе, – сказал Фуруху. – Там всегда много света снаружи. И охраняют эту тюрьму особенно тщательно.

– Но ты же видел, на что я способна, – убеждала его Мета. – Полагаю, вдвоем мы сумеем передушить всю здешнюю охрану. А если будет необходимо, я даже начну стрелять. У ваших нет оружия, равного этому.

– Я тебе верю, – сказал Фуруху. – Пошли. Если так надо для высшей цели, я помогу. Я только хочу знать, кого мы будем освобождать из темницы?

– Моего мужа, – тихо сказал Мета. – Язона динАльта. Я думаю, он именно там.

К этому моменту Фуруху уже поднялся и собирался поставить глиняную кружку из-под чорума на полочку в стене. Но кружка внезапно выскочила у него из руки, точно живая, и разлетелась на мелкие осколки, ударившись об пол.

– Язон динАльт – твой муж?! – ошарашено прошептал моналоец.

– А ты его знаешь?! – в свою очередь удивилась Мета.

Пришлось им задержаться еще на полчасика. Ведь до этого Фуруху просто не решался рассказать ей главного. Какой-то нелепый страх мешал постоянно. Казалось, только произнесешь вновь имена Язона и Солвица – и сразу откуда ни возьмись свалится на них хитрый Свамп. Этот замаскированный фруктовик наверняка повсюду натыкал своей подслушивающей аппаратуры, а то и следящих камер понаставил. Куда от него спрячешься! Однако Свамп не появился. И Фуруху, конечно, рассказал все. Торопливо, коротко, но минут двадцать-тридцать на вопросы и ответы все равно ушло. Впрочем, это оказалось даже к лучшему.

Когда заговорщики притаились в непосредственной близости от входа в каземат, там как раз намечалась смена караула. Идеальный момент для нападения. Подкравшись вплотную к тройке сменщиков, они сумели нейтрализовать их абсолютно тихо. Мета взяла на себя двух, оставив моналойцу третьего. Аккуратно уложили охранников под деревьями в траве, а после уже Фуруху исполнял главную роль. Под видом начальника смены он вышел к своим соплеменникам. И те по определению не могли принять форменно одетого типичного моналойца за чужака. В общем, пока они, утратив всякую бдительность, выясняли, почему рожа незнакомая, что случилось у охранника с рукой и где остальные, Мета точными выстрелами усыпила двоих почти одновременно. Третий ушел от выстрела. Мета даже не поняла, как. Очевидно так же, как появлялись в капитанской рубке «Конкистадора» двое телохранителей Крумелура. Да, лучшие здешние бойцы владели кое-чем, не доступным даже пиррянам. Однако доблестного охранника сгубила собственная отвага. Кинься он за подмогой, Вряд ли Мета даже с помощью Фуруху смогла бы настичь его, а в атаке у местного супермена при всех его способностях к молниеносным перемещениям шансов не было никаких – без огнестрельного-то оружия. И как только его провалившаяся в никуда фигура материализовалась вновь с тяжелой палкой в поднятой руке над головой Фуруху, Мета выпустила еще одну анестезирующую иглу за мгновение до возможного удара.

Потом была массивная стальная дверь в такой же стальной стене. Особых сложностей – никаких, но толщина и прочность материала вызвала уважение даже у пиррянки. Так что провозились они достаточно долго. Рисковали и на случайный ночной обход нарваться. Но – обошлось. Бесшумно вырезанный замок был аккуратно вставлен на место, дверь плотно прикрыта – снаружи и незаметно ничего. Однако уже светало, когда они начали спускаться вниз.

Мета совсем не думала о том, как они будут уходить назад. Она и не хотела думать, теперь можно всю интеллектуальную часть поручить Язону, а она станет только действовать. Это намного привычнее. О высокие звезды! Как же она устала от этих мудреных секретных операций!.. И вдруг страшная мысль обожгла сознание: «А что если Язона там нет?» Могло такое быть? Конечно, могло.

Они уже стояли на лестнице, ведущей в подвал, когда Фуруху спросил Мету:

– А почему ты решила, что он здесь?

Мета рассказала о подслушанном разговоре.

Фуруху тяжко задумался и проговорил:

– Думаю, что ты ошибаешься. Бесноватыми называют у нас фруктовиков, слишком долго проработавших на плантациях и от этого сошедших с ума. По крайней мере, так мне объясняли раньше. Сейчас я понимаю, что это не совсем так. Но все равно ты ошибаешься. Если я правильно догадываюсь, здесь сидит не Язон, а тот самый тип, который кричал про Язона и чудом не умер. Они ведь его поймали только сегодня ночью, потому еще даже мне не сообщили…

Скорее всего, Фуруху говорил дело, но Мета не хотела верить ему и мрачно процедила:

– А вот сейчас и узнаем, кто из нас прав.

Дверь внизу оказалась тоже толстой, но деревянной и с ней не нужно было так долго возиться. Мета просто вышибла ее плечом с одного раза.

Пять широких досок с металлическими полосами, набитыми поперек, еще не ударились об пол, когда человек, сидевший, в центре узкого, как колодец, помещения, вскочил им навстречу, поднимая правую руку. То ли готовился ударить, то ли наоборот – защищался от удара.

Это был не Язон.

Но, как ни удивительно, Мета узнала несчастного узника. Да и как ей было не узнать Язонова молочного брата с захолоустной, но по-своему таинственной планетки Поргорсторсаанд? Там прошло скучное детство и унылая юность героя ее романа, а теперь и мужа. Много лет спустя судьба забросила их уже вдвоем на тихую галактическую окраину. Именно тогда она впервые увидела Экшена. Так звали этого человека. Он профессионально занимался охотой, и даже, прилетев на Пирр, не был сильно шокирован поведением тварей, населявших Мир Смерти. Это вызвало уважение, но потом, на Поргорсторсаанде, Экшен здорово подвел их, если не сказать предал. Язон ведь, помнится, заподозрил в нем вражеского агента, возможно, впрочем, действовавшего неосознанно… Стоило ли теперь вспоминать все это?

Меж тем Экшен тоже узнал Мету. И Фуруху уважительно отступил на шаг. Очередной потасовки не случилось.

Глава пятнадцатая

Крумелур, прилетевший к подножию вулкана позже обещанного, на известие Керка о загадочном исчезновение двух пиррян прореагировал на удивление вяло.

– Ну, – проговорил он раздумчиво, – на нашей планете всякое бывает. Вы, главное, работайте. Работайте. У нас же с вами контракт.

– Погодите, – оторопел Керк. – Но пропал не кто-нибудь, а сам руководитель экспедиции и следом – его жена, она же первый пилот нашего линейного крейсера. Вы вообще-то собираетесь их искать? Или мы должны сами этим заняться?

Керк размахивал пистолетом перед самым носом моналойца, но уже привыкший к манерам пиррян Крумелур не обращал на это ровно никакого внимания.

– Конечно, мы будем искать их, это наша обязанность, – раздраженно откликнулся он.

И зачем-то добавил:

– Уже ищем. А ваше дело – работать. Вы сюда для этого прилетели.

Напряженность возрастала. Керк начал догадываться, что Крумелур, как всегда, знает намного больше, чем говорит, но на этот раз речь шла ни каких-то там преступниках-фруктовиках или жалких фермерах – речь шла о его лучших друзьях. И пиррянский вождь готов был душу вытрясти из хитрого заказчика, но правду он должен был узнать непременно.

Слышавший этот разговор Арчи, быстрее Керка смекнул в чем тут дело. Пытаясь погасить разгорающийся конфликт или просто стремясь как можно скорее все выяснить, он поймал Крумелура на слове:

– Вы хотите сказать, что об исчезновении Язона и Меты узнали не от нас и не сейчас, а раньше? Я правильно понял?

– Разумеется, – буркнул Крумелур. – В зоне боевых действий у меня повсюду развешаны следящие камеры. Неужели вы полагали, что мы не будем следить за вашими перемещениями по планете.

– Хорошо, – Арчи сделал вид, что принял эту версию, хотя в действительности не верил ни единому слову Крумелура. – Ну и где же в таком случае находятся наши друзья сейчас?

Керк тоже не доверял хитрому моналойцу, и теперь внезапно подумал: «А что, если это сам Крумелур и подстроил побег Язона? А Мету просто поймал на живца. Этак придется начинать войну не с монстрами, а со всей планетой! Пиррянам, конечно, не привыкать – хоть с целой Галактикой. Но, вот проклятье, как не хватает Язона!»

Без того, кто уже много лет служил для пиррян настоящим мозговым центром, Керку очень не хотелось бы принимать решения столь высокого уровня сложности и ответственности.

Вопрос был задан, а Крумелур молчал. Арчи тоже. Он терпеливо ждал крайне важного для всех ответа. И даже Керк сдерживался.

«Почему так долго молчит этот хитрюга? – недоумевал Арчи. – Он будто прислушивается к чему-то. Э, да у него в ухе приемник-передатчик! Что ж, хорошо, сейчас и узнаем последние новости».

Новости разочаровали всех.

– К сожалению, господа, – объявил Крумелур, – мы до сих пор не можем сказать, где находится Язон. А Мета еще час назад была фактически в руках у персональных охранников султана Азбая. Но, пока я летел сюда, к вам, они ее упустили. Идиоты.

Он помолчал и решил добавить, ощущая всеобщее недоверие:

– Но это действительно так.

И пожалуй, по расстроенному выражению лица Крумелура действительно чувствовалось, что он говорит правду. Или почти правду, ведь моналоец, по существу, проговорился. Не в следящих камерах было дело. Просто он уже выходил на связь со своими людьми по ту сторону перевала. Возможно, еще накануне, когда все это и произошло.

– Вот что, – сурово резюмировал Керк. – Пока наши друзья не будут найдены, мы палец о палец не ударим. И пусть эти высокотемпературные монстры сожрут вас хоть всех до единого.

– Э, нет! – буквально заверещал Крумелур. – Позвольте позвольте! Мы так не договаривались. Условия контракта – это святое! С нашей стороны все в точности и полностью соблюдается. Это вовсе не мои люди похищали Язона – он сам полез туда, куда его не звали. А я вам не всевидящий Дух Алхиноя, чтобы предусмотреть все на свете. Случившееся – это типичный форс-мажор! Понятно? Мы не нарушали контракта, и вы не имеете права нарушать!

Крумелур, безусловно, говорил вполне разумные вещи, хоть и сорвался на крик, распсиховавшись сверх всякой меры и поминая в запальчивости никому не ведомых Духов Алхиноя. Но сколь бы убедительными не представлялись аргументы моналойца, Керк уже тоже завелся и остановиться не мог. Седовласому гиганту, не знавшему в жизни поражений, было сейчас безразлично, кто прав, кто виноват и на ком вымещать злобу.

– Плевать я хотел на все контракты, когда мои друзья в опасности! Приступайте к поискам немедленно! Лично вы, Крумелур, и приступайте. Или этим займусь я, а вы полезете в жерло вулкана к монстрам!

– Да на каком основании вы тут распоряжаетесь?! Почему вы ставите мне условия?! Почему?!! – орал Крумелур. – Я этого не потерплю у себя дома! На своей планете я – хозяин. А вы… Вы просто нечестный, несерьезный, неделовой человек. Я не позволю вам плевать на контракт!..

Телохранители, уже четверо, стояли теперь вокруг своего шефа, готовые ко всему, и только ждали команды.

– Это я несерьезный человек?!! – взревел Керк обидевшись почему-то больше всего именно на это определение. – Да я вас!..

Пистолет уже смотрел прямо в лоб Крумелуру, остальные пирряне держали в прицеле моналойцев, давя численным перевесом, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если б вдруг не запиликал, одновременно на всех кораблях и даже на руках и кармашках комбинезонов сигнал общего экстренного вызова.

На связь вышел Рес.

– Вы слышите меня? Как руководитель экспедиции докладываю: боевая пиррянская эскадра сосредоточена на околопланетной орбите Моналои. Мы полностью укомплектованы военной техникой и прочим специальным оборудованием. Керк, ты даешь добро на связь с местным космопортом?

Слова Реса прозвучали по громкой связи, и отрезвление пришло одновременно к обеим сторонам. Керку понадобилось каких-нибудь три секунды, чтобы успокоиться и выдать лаконичный ответ:

– Да.

– Садитесь скорее! Мы ждем вас здесь с нетерпением! – не удержался Арчи от чисто эмоциональной и не имеющей конструктивного смысла фразы.

Все-таки он же не был настоящим пиррянином. У него не получалось так быстро закипать и остывать. Да и не хватало еще по молодости лет столь необходимого в Мире Смерти хладнокровия как в отношении провалов, так и в отношении удач. Сейчас им очень крупно повезло, и Арчи буквально распирало от радости.

Глава шестнадцатая

Кулак пришелся точно посередине лысины входящего, и тюремщик мешком рухнул под ноги. Уворачиваясь одновременно от грузного тела и выскочившего из руки факела, Язон отпрыгнул назад и с некоторым изумлением наблюдал, как очередной посетитель, тупо ринувшись вперед, спотыкается о лежащего поперек прохода предшественника и благополучно валится на пол. Только полный идиот в такой ситуации не догадался бы, что и этому упавшему надо слегка помочь, допустим, ударом ноги в шею. Следом за вторым обнаружился еще третий, а дальше – и четвертый. Честно говоря, Язон не сильно бы расстроился, увидев в дополнение к появившимся еще десятерых. Какая разница, сколько будет на лестнице пресловутых жрецов ахинеи, ну, то есть Алхиноя, если драться эти орлы все равно не умеют?

На свежий воздух он выбрался довольно быстро. И сразу заметил, что над подземельем возвышается конусовидное сооружение из толстых бревен и досок. Этакий гигантский шалаш или вигвам. Заходить внутрь желания не возникло: оттуда раздавалось монотонное пение многих голосов и странные шелестящие звуки. Очевидно, в этом подобии храма у безумных жрецов (или кто они там?) наступило время дневной службы. Они поклонялись своим Теням и Духам, и все другое уже не интересовало их. Казалось несколько чудным, что время торжественного песнопения совпадало со временем кормления заточенного в темнице Язона. Но вообще-то разбираться в логике сумасшедших – дело неблагодарное, и Язон быстро выкинул из головы все их дурацкие проблемы.

Вокруг, куда не поверни, простирался густой дремучий лес, и больше никаких построек заметно не было. Жутковатое местечко. Однако из любого леса рано или поздно можно выйти. Тем более на Моналои. Хищники здесь не водятся, и, насколько ему помнилось из рассказов Крумелура, местные джунгли занимали не такую уж большую площадь на материке Караэли.

«Не беда, – думал Язон, – прорвемся к дороге, к жилью, к людям. Вопрос вот только, к каким. Впрочем, хуже этих вряд ли будут».

Шел он долго. И наконец заметил, что рельеф коварно понижается в одну сторону. Пригляделся внимательнее – и точно. Известный фокус. Идешь вроде все время по прямой, допустим, на условно выбранный юг, а на самом деле кругами бродишь. Пожалуй, уже в третий раз он возвращался на одно и то же место. К счастью, не к храму безумцев, просто на светлую полянку, поросшую крупными яркими цветами, словно водящими хоровод вокруг замшелого поваленного дерева и острых зубьев торчащего посередине пня. А универсальный циферблат, на котором были не только часы, но также компас, и еще много всяких важных приборов, оказался безнадежно испорчен некультурными жрецами. Так что оставалось теперь надеяться только на собственную смекалку. Язон привалился к широкому мягкому ото мха стволу и задумался. Внимательно оглядел окрестности, последил некоторое время за прыгающими в ветвях симпатичными маленькими зверьками, напоминающими скунсов и, наконец, точно понял, в какую сторону надо заворачивать, чтобы в итоге перестать кружить по этим проклятущим джунглям. Расчет оказался верен, и часа через полтора, он вышел на берег океана.

Солнце спряталось в облака, гуманно избавлял Язона от своих палящих лучей, и он побрел вдоль полосы прибоя. Конца этому пути видно не было. То есть не наблюдалось ни малейших признаков жилья и вообще цивилизации. Густой лес по правую руку и не думал прекращаться, а углубиться в него еще раз Язон не видел никакого резона. Монотонность морской глади по левую руку также не нарушалась ничем. И плыть в никуда тем более не хотелось. В общем, когда начало темнеть, Язон впервые подумал, что допустил еще одну ошибку.

«Эх, надо было все-таки войти в храм, – корил он самого себя. – Вдруг меня бы и зауважали за столь смелый поступок, а вовсе не стали запихивать обратно в темницу? В конце концов, оставался шанс перебить и передушить их всех. К тому же в храме, возможно… Что значит «возможно»? Скорее всего! Именно там должны храниться мои похищенные вещи: оружие, фонарь, передатчик… Главное – передатчик. Но что теперь горевать об этом? По ночному времени дорогу обратно не найти. И по солнцу-то едва ли удастся…»

Отогнав прочь грустные мысли, Язон стал устраиваться на ночь под невысоким развесистым деревом с широкими листьями. Натаскал сухого мха и травы для своей импровизированной постели, лег и попытался заснуть. Какой смысл идти без отдыха вторые сутки? Но заснуть оказалось непросто. Прежде всего потому, что безумно хотелось есть. Попить-то он рискнул из ручья по дороге – вода была на вкус совершенно обычной, а вот местные фрукты пробовать Язон запретил себе категорически. Слишком много неясного было пока с этими фруктами.

И так он лежал и думал, что же теперь будет. Потом в небе показалась точка. Неужели его нашли? Неужели эта его вечная спасительница Мета на одной из универсальных шлюпок?

Точка слегка увеличилась в размерах и превратилась в обыкновенную птицу, крупную, но с маленьким мягким клювом и с ноготками вместо когтей – этакое совершенно беззлобное создание, как и все животные на Моналои.

Наконец, сон все-таки сморил его. И шлюпка с Метой все садилась и садилась на берег рядом с ним, но каждый раз оказывалась птицей. Только не моналойской, а уж скорее похожей на гигантского шипокрыла. Большая противная тварь с лязгающими металлическими крыльями и гнусным голосом, воздающим хвалу Великим Теням Алхиноя.

Первые лучи солнца разбудили Язона, но ничего не изменилось на берегу. Это было ужаснее всего. И он-таки двинулся назад. Потому что впереди ждала лишь голодная смерть или отравление местной дрянью. Как глупо!

Он шел, подкрепляясь в пути одной лишь водою из ручьев. Впрочем, скоро и ручьев не стало, а из заболоченных заводей Язон пить не рискнул. Запас стимулятора в аптечке иссяк подозрительно быстро. Какой-то ужасно утомительной оказалась планета Моналои. На других он никогда так не выматывался, даже раньше, когда еще не был бессмертным. Видно и воздух здесь отравлен какими-то испарениями, не ощутимыми на запах, но страшно ядовитыми. Ведь они перешибали действие не только пиррянского суперстимулятора, но и знаменитой вакцины вечной молодости, введения которой удостоился в свое время Язон.

Его уже шатало. Деревья двоились перед глазами, качались, уплывали вдаль или наоборот наваливались прямо на голову. Может, это уже и не деревья вовсе, а те самые Тени Алхиноя? А под черепом гудело и завывало, словно в вытяжной трубе. Наверно, это Духи Алхиноя поют свои тягучие песни, приглашая всех по ту сторону жизни и смерти. Но все-таки ему еще удавалось контролировать себя. «Правая нога, левая нога, правая нога, левая нога, – бормотал он то ли про себя, то ли вслух, – теперь рукой ухватиться за дерево, вперед, вперед, направление прежнее…»

И к исходу вторых суток, каким-то чудом Язон все-таки вышел опять к тому же лесному храму. Во всяком случае, к такому же. Уже темнело. Минута, другая, и будет полный мрак. А в храме стояла мертвая тишина, но оттуда пробивался свет. И Язон двинулся по кругу в поисках двери.

То, что он нашел, было не совсем дверью – просто неправильной формы отверстие, занавешенное сплетёнными из тонких лиан рогожами. Терять было уже нечего, и он нырнул, если не сказать упал, под эти рогожи.

И очутился в абсолютно пустом помещении. Или это уже глаза ничего не видели? Потом, постепенно все-таки удалось разглядеть какую-то неподвижную фигуру в дальнем углу. Хотя, впрочем, это могла оказаться и просто груда тряпок, перевязанных веревкой. Да, конечно, не меньше десяти факелов горели вдоль стен, тихо потрескивая, и было трудно поверить, что не загасив их, отсюда ушли разом все. Однако он опять судил о них, как о самых обыкновенных людях. А тут был, похоже, совсем другой случай.

Но что удивительно, к Язону полностью вернулась ясность мысли! Хотя физически он окончательно ослаб и теперь буквально пополз на четвереньках к маячившему в углу неопределенному объекту. И тогда куча тряпок, перехваченная веревкой, наконец, шевельнулась и оказалась все-таки человеком. Причем человеком совершенно нетипичным для здешних мест – не просто шерстяным, а патлатым, бородатым, усатым, в общем, заросшим волосами, почти как обезьяна. Да еще какими волосами! Светлыми, но не седыми, а золотисто-желтыми. И кожа его была хотя и смуглой, но скорее загорелой, чем изначально темной, как у остальных здешних прихожан. Оставалось выяснить, какими наречиями владеет этот странный тип.

А тип взял да и подал голос первым, и Язон даже не удивился услыхав, хорошую, правильную речь на меж-языке:

– Садись, Язон динАльт. Сейчас я тебе все расскажу.

Прозвучало это необычайно глупо. Вряд ли Язон сумел бы привести себя в полувертикальное положение. Да и садиться в этом шалаше было особо некуда. Так что Язон просто вытянул ноги, а локти упер в глиняный пол, из последних сил удерживая ладонями готовую упасть голову и стараясь не закрыть глаза. Уж очень хотелось узнать все.

– Ты понимаешь, где мы сейчас? – с неожиданным эмоциональным подъемом спросил бородатый, объявивший себя всезнайкой.

– Нет, – честно признался Язон.

– Я тоже, – грустно молвил бородатый.

Вот это был номер! Сумасшествие продолжалось.

Язон не успел отреагировать, когда еще более неожиданно бородач протянул ему кружку с ароматным напитком.

– Пей, – распорядился он.

Пить, конечно, ничего не стоило. Язон понимал это даже сквозь красный туман от головной боли и запредельную сухость во рту. Но дальнейшие эксперименты над собой, с целью выяснить, сколько можно в итоге продержаться без воды, ничего, кроме мучительной смерти, в данной ситуации не сулили. А кружка с приятно пахнущей жидкостью в самом худшем случае, обещала ему смерть мгновенную. В лучшем, естественно – избавление от мук.

Язон глотнул, и получилось, разумеется, нечто среднее.

Жидкость не предназначалась для утоления жажды в первоначальном смысле этого слова. Он смутно припоминал, как однажды уже пробовал точно такое же или, во всяком случае, очень похожее вино. В том, что это именно вино, сомнений не было. Язон жадно осушил всю кружку, а было в ней никак не меньше пол-литра, и почти сразу заснул. На человека, голодавшего трое суток, алкоголь и не мог подействовать иначе. Но странное дело, засыпая, Язон оставался убежден на все сто процентов: он снова проснется. Ох, непростое это было вино! Помимо примитивной эйфории оно давало и силы, и необычайно яркое ощущение реальности бытия, и удивительную уверенность в своей безопасности…

Он погружался в сон медленно, постепенно, и совсем не ощущал страха. А спал потом крепко и, наверно, долго, но безо всех этих дурацких сновидений. Почему он решил, что долго? Потому что проснулся при ярком солнце, да еще сразу почувствовал бодрость и зверский аппетит. Когда не выспишься, такого не бывает.

Над ним сидел все тот же тип, заросший до глаз бородою, и по-доброму улыбался, глядя сквозь узкие щелочки меж прищуренных век. Яркий свет пробивался через маленькие окна в вышине, и Язон увидел, как красиво переливаются зелено-голубые крылышки крошечных мотыльков, устроивших веселые пляски в солнечном луче. Родился интересный вопрос: «Неужели на этой планете и насекомые не кусаются?» Впрочем, подобного рода проблемы были определенно не самыми главными в данный момент. И Язон решил для начала просто сесть и оглядеться. Помещение, в которое он попал ночью, оказалось вовсе не таким уж и большим. Теперь, когда галлюцинации и бред полностью отступили, стало видно, что странная комнатка с резко скошенным потолком – это не более чем десятая часть всего объема постройки. Но кроме факелов, теперь потухших, лежанки в углу, и средних размеров бочонка на полу рядом, в ней действительного не было больше ничего. И никого. Настало время поговорить с незнакомцем всерьез. Но вопросы лезли в голову все какие-то удивительно мелкие, вроде того первого, про насекомых, и Язон так и не выбрал, с чего начать, когда бородатый вежливо сообщил ему:

– Мое имя Троллькар. Иногда для краткости меня здесь зовут просто Троллем.

– А-а, – понял Язон и решил блеснуть знанием шведского. – Так ты еще и колдун. Тогда лучше звать тебя не просто Тролль, а просто Кар, то есть мужчина – звучит красивее. И вообще Троллькар – разве это имя? Кличка какая-то…

– А у нас у всех тогда были клички, – загадочно сказал Троллькар. – И кому теперь интересно, что раньше, давно-давно, я был обыкновенным штурманом Олафом Витом?

Язон окончательно запутался в именах и прозвищах бородатого чудака, зато, наконец, придумал серьезный вопрос, а потому решительно заявил:

– Я буду называть тебя просто Колдун, на меж-языке. И вот что объясни мне, Колдун, раз уж собирался рассказать все: кто такой Алхиной, почему у него много теней, духов, жрецов, ну, и так далее?

– Алхиной – это не кто, а что, – поправил Троллькар. – Алхиной – это царство Теней и Духов, иная реальность, в которой рождаются наши бессмертные души. Туда же они и уходят после смерти в обычном мире.

– Ну, это не слишком оригинальная концепция, – заскучал Язон.

– Только на первый взгляд, – возразил Троллькар. – Прошу обратить внимание, в религиозной традиции моналойцев отсутствует понятия бога. В Алхиное всем заправляют Духи, которые являются совокупными сгустками человеческих душ. Иногда десятки, а иногда и тысячи людских индивидуальностей сливаются в один Дух. Самые мощные из Духов способны творить заново или уничтожать целые миры в той или иной реальности. Тени людей тоже сливаются вместе, образуя Тени Алхиноя. Но Тени есть не только у людей, не только у живых существ, а также и у всех неодушевленных предметов. Это означает, что по ту сторону жизни и смерти, в Алхиное, наша реальность дублируется многократно и полностью, до мельчайших деталей. При этом борьба Теней и Духов является стимулом для движения из мира в мир и дальше – в бесконечность. Однако, согласно моналойским взглядам, любое движение обратимо, таким образом даже из Алхиноя можно возвращаться…

Эта довольно мутная философия начала утомлять Язона, но последняя подробность зацепила за живое, и он перебил Троллькара:

– Погоди, Колдун, в целом все это не очень интересно. Скажи мне только, вот лично ты считаешь Алхиной реальностью или выдумкой?

– Конечно, реальностью! – удивился Троллькар нелепости вопроса. – Я же сам бывал в Алхиное, и – видишь? – я снова здесь.

С точки зрения формальной логики рассуждения Колдуна были вполне стройными, но вместе с тем и абсолютно умозрительными, то есть проверить-то все равно ничего нельзя. В общем, и этого персонажа легко было счесть одним из сумасшедших, точнее самым сумасшедшим среди них. Требовался какой-то ключевой вопрос, чтобы развеять, наконец, все подозрения и тревоги. И Язон попробовал зайти с неожиданной стороны:

– А вот монстры, которые вылезают из расщелин во время извержения вулкана, это кто – Духи или Тени Алхиноя?

– Я не могу ответить на твой вопрос, – проговорил Троллькар с совершенно непонятной интонацией.

То ли он действительно не знал, то ли запрещено ему разглашать, то ли вообще Язон брякнул настолько несусветную глупость, что ее даже комментировать немыслимо.

– Ладно, другой вопрос, – смирился Язон. – Ты сам моналоец?

– С некоторых пор – да. А раньше… Я же говорю, меня звали Олаф Вит. Я был штурманом на огромном линкоре. Наверно, происходили в моей жизни события и до того. Ведь был же я кем-то изначально! Но кто, извини меня, способен забредать мыслью так далеко в прошлое? Да на это никакого мяса и никакого таланта не хватит!

Троллькар помолчал. Очевидно, пытался проникнуть мыслью в недоступные глубины прошлого.

– Кстати, – добавил он, – на талантливых, таких, как я, мясо питакки не действует.

«Мясо питахи, – про себя поправил Язон, транскрибируя слово в привычном испанском варианте. – Вот оно что за мясо, оказывается!»

Конечно, теперь он вспомнил и планету Тортуга и тамошних буканьеров, охотников на быстроногих питах. Язон сам никогда не был на Тортуге, но по рассказам знал, что именно оттуда повела свою долгую историю знаменитая пиратская вольница, обосновавшаяся позднее на Джемейке, а в итоге, после исторического сражения, ушедшая под протекторат Пирра. Абсолютно все питахи, если верить рассказам старого буканьера, были в свое время вывезены с Тортуги некими злобными пришельцами, называвшими себя простеньким словом «кетчеры». Ну и конечно, вспомнил Язон, что фантастически дорогое и вкуснейшее мясо питах обладало именно свойством пробуждать в человеке память, причем не только собственную, но и память предков. Вне всяких сомнений, это было именно то самое мясо. И он уже намеревался спросить, где водятся в настоящий момент эти питакки, когда вдруг понял неожиданно для самого себя: разговор становится ему не интересен. Простой человеческий голод берет верх над любопытством. Очевидно, как раз упоминание вслух о мясе и подействовало на него так сильно. Язон резко сменил тему разговора:

– Скажи, а у вас тут принято по утрам завтракать? Или как?

– Хороший вопрос. Я знаю, что ты голоден, Язон. И непременно угощу тебя фруктами. А чтобы посытнее было, приготовлю еще и мяса.

– Мяса питакки? – решил уточнить Язон.

– Конечно, ведь закон запрещает нам кушать местное зверье.

– Годится, – сказал Язон. – Но тогда я предпочел бы одного мяса. Фруктов не надо.

– Наивный, – грустно улыбнулся Троллькар. – Сейчас это уже не важно. Ты выпил чорум. А еще раньше, наверно, пил местную воду. Я правильно догадался? Так что теперь можешь лопать все что угодно: любые фрукты, овощи, орехи, ягоды. И ничего не бойся.

– Да я вообще-то не из пугливых, – заметил Язон без ложной скромности. – Ты мне скажи: в принципе, чего здесь стоит бояться?

– Скажу. В Окаянном Лесу да и в целом На Моналои следует бояться только одного – безумия. Но думаю, что тебе оно не грозит. Успокойся. Другой вопрос – чего бояться за пределами Моналои.

Троллькар продолжал выражаться какими-то загадками и недосказанностями. У Язона возникало из-за этого дурацкое ощущение, будто он ведет беседу с профессионалом на его излюбленную тему, в то время как сам не понимает элементарного смысла основных терминов. И упорно пытается разобраться во всем, но каждая следующая формулировка лишь еще больше запутывает ситуацию. Для объяснения уже введенных понятий возникают зачем-то все новые и новые странные слова…

А меж тем они перешли в другую комнату, где Троллькар, не переставая говорить, приоткрыл маленькую крышку люка в полу. Оттуда повалил пар, пахнуло холодом, затем глазам Язона предстал прозрачный пакет с обернутым в фольгу мясом. Троллькар развернул его, бросил на противень, предварительно разогретый на дымящихся углях, и прикрыл мятым листом фольги.

«Бред какой-то! – подумал Язон, – в полу настоящий холодильник (или это просто ледник?), а пища готовится как у первобытных людей (или это атомная печка, закамуфлированная под древний очаг?)»

Мясо скворчало, распространяя вкуснейший запах, фрукты, доставаемые из стенного шкафчика, постепенно заполняли стол. А по кружкам Троллькар расплескал все тот же чорум из давешнего бочонка. Завтрак обещал быть приятным и под хорошее настроение Язон придумал еще один серьезный вопрос:

– Откуда ты узнал мое имя?

Троллькар призадумался, как лучше ответить.

– У меня есть связь. Телепатическая связь с Томхетом и Комбинатом Караэли-брук. Они боятся меня и никогда не пустят к себе обратно, но я все про них знаю. Про землетрясение, про ваши корабли, про тебя, Язон. Я же уникум, я в Алхиной и обратно хожу, как из комнаты в комнату в этом храме. Понимаешь? Вот поэтому фэдеры меня и боятся. Калхинбаи и стридеры ломятся ко мне, давя друг друга, а жрецы тщательно охраняют.

Вот когда начался серьезный разговор! Наконец-то этот русобородый Тролль поведал нечто содержательное и важное для дальнейшего.

Язон стал раскручивать именно эту линию, факты сыпались один за другим, и он уже почти добрался до главного, если, конечно, оно было главным, когда за стеной внезапно грянули выстрелы.

Троллькар не испугался, только устало поморщился как от привычной и смертельно надоевшей зубной боли. Он открыл еще один люк и полез под пол. Очевидно, те самые калхинбаи и стридеры опять чего-то не поделили. Приходилось принимать меры для самообороны.

Троллькар извлек на поверхность жутковатого вида тяжелую конструкцию, посверкивающую синеватым металлом. Антеннки, трубочки и пружинки торчали во все стороны от широкого чуть загнутого ствола – то ли какое-то чудовищное оружие, то ли просто незнакомый прибор.

Стрельба на улице явно приближалась и становилась гуще. Хорошо, что Язон уже успел поесть.

– Да! А где мое оружие? – вспомнил он вдруг.

– Не знаю, – ответил Троллькар. – Жрецы захватили тебя уже в таком виде, без всякого оружия, они не отняли у тебя ни одной вещи. Жрецы – это же не воры. Но ты не бойся, – решил он добавить для спокойствия, – тебе не понадобится оружие.

Язон позволил себе усомниться в последнем тезисе, о чем и собирался поведать вслух, но тут что-то тяжелое сотрясло все здание деревянного Храма, и уже в следующий момент бревна вспыхнули со всех сторон одновременно, словно политые керосином.

– Наружу! – крикнул Язон, заметив искреннюю растерянность на лице бывалого Троллькара и почувствовав, что теперь настало время командовать именно ему, Язону. – Наружу, Колдун! В два счета сгорит твоя конура вместе со всей этой вашей богодельней, а я еще пожить хочу.

И они оба ринулись к выходу, занавешенному рогожами.

Глава семнадцатая

Они выскочили на поляну и сразу залегли, благо было куда. Оружие по храму Духов и Теней Алхиноя применяли серьезное. Помимо горючей гадости типа напалма, повергшей в адское пламя весь высокий деревянный конус, поляна оказалась обстреляна еще и какими-то снарядами, наделавшими глубоких воронок. В одном месте получилась даже не воронка, а целая траншея с оплавленными и еще слегка дымившимися краями. В нее-то и запрыгнул Язон, увлекая за собой Троллькара, потому что битву с участием непонятно каких сил считать законченной представлялось несколько рановато. Свист, треск, вспышки, разрывы не прекращались ни на минуту, вот только людей почти не было видно. Лишь вдалеке меж деревьев метались иногда зыбкие фигуры, но даже цвет их одежды и этническую принадлежность, то есть степень облысения различить практически не удавалось.

– Кто это? – спросил Язон, когда они оба наконец, почувствовали себя в относительной безопасности.

– Вот чертовщина! – не отвечая на вопрос, проворчал Троллькар. – Такого даже я не припомню.

И пока правой рукой он колдовал над своей загадочной пушкой, левая рефлекторно оглаживала стекловидный валик, образовавшийся по краю глубокого окопа. Троллькар уважительно покачал головой:

– Такие следы оставляет бронебойный аннигилятор третьего поколения. Существуют, конечно, специальные устройства, позволяющие энергозаряду прошивать атмосферу по баллистической кривой, но скорее всего лупили они все-таки сверху, возможно, даже из космоса…

«Э-э! – подумал Язон, – да этот экс-штурман Олаф Вит в какой-то из своих прежних жизней был, вероятно, еще и артиллеристом на звездном крейсере».

А Олаф-Троллькар тем временем закончил все приготовления, не обращая ровным счетом никакого внимания на пролетающие над головой огненные шары, а также ошметки дерна и древесные щепки, сыпавшиеся дождем после каждого взрыва, и торжественно произнес:

– Ну, все. Сейчас я их пугану!

Жуткое разлапистое орудие оказалось на поверку генератором защитного поля. Язон никогда не видел подобной конструкции, да и поле вокруг них возникло, признаться, непростое. Зеленоватая светящаяся полусфера оказалась не жестко фиксированным колпаком, а этаким эластичным пакетом, плавно изменяющим форму по желанию клиента. Троллькар играл тонкими пальцами на трубочках и пружинках, как виртуоз-музыкант. И защитное поле превращалось то в гигантскую пятерню со скрюченными пальцами, то в голову дракона, то просто в какую-нибудь гигантскую воронку, стремящуюся вобрать, втянуть в себя все вокруг. Пресловутые стридеры или калхинбаи исправно разбегались, завидев уже знакомое, надо полагать, чудовище. Стрельба стихала. Вот только к этому моменту и деревянный храм Жрецов Алхиноя уже догорал, превратившись в бесформенную груду черных головешек, потрескивающих, постреливающих и гнусно чадящих. И похоже, происходило это впервые. Во всяком случае, Троллькар смотрел сквозь редеющую пелену защитного поля на опадавшие в траву угли своего бывшего жилища, и в глазах его стояли слезы.

Язон искренне сочувствовал ему, насколько мог сочувствовать человек, почти ничего не понимавший в происходящем. Понимать было очень нелегко. Однако интуиция подсказывала: здесь и сейчас вершится история планеты Моналои. Так уж складывалось в жизни Язона: на какую планету не прилети, становишься свидетелем, еще чаще участником, а иногда и причиной революций, войн, экологических катаклизмов и прочих потрясений.

– Кто победил? – рискнул он наконец задать вопрос.

И тут же, не дав ответить, еще один:

– А где твои алхинойские братья-жрецы, куда подевались все эти защитники пророка?

– Никто не победил, – откликнулся Троллькар. – А жрецы мне больше не защитники. Еще вчера утром я отправил их искать тебя. Просто, чтобы они все ушли подальше. Я знал, что ты вернешься сам, и больше никого не хотел видеть…

Не закончив этой темы, Троллькар неожиданно воскликнул:

– Но я поистине счастлив, что этому вековому маразму приходит конец! Я еще не знаю, кто за нас взялся, но думаю, что это предстоит выяснить очень скоро. И я приветствую любые изменения! Я устал быть пророком у идиотов!

«Хорошо хоть не высказал вслух своих соболезнований», – подумал Язон.

Теперь он понимал в происходящем еще меньше. Это ж надо! Опять ошибся – принял слезы радости за горестный плач, а контакт с более цивилизованным партнером за потасовку двух диких племен.

Троллькар продолжал говорить:

– Вот сейчас отключим силовое поле и попробуем подать сигнал.

– А эта штука и сигналы подает? – удивился Язон.

– О! Эта штука еще много чего умеет делать.

Однако испытать возможности универсального и уникального прибора, провалявшегося, надо полагать, долгие годы в подполе алхинойского храма, им на этот раз не удалось. Не успели даже отключить силовое поле. Потому что кто-то подцепил это поле за один из внезапно раздувшихся «пальцев» и потащил вверх вместе с двумя пленниками. Плотность оболочки, отделявшей их от внешнего мира, резко возросла, и разглядеть что-либо снаружи не представлялось возможным. Лихой Троллькар, надо отдать ему должное, не сдрейфил, а мгновенно сориентировавшись, попытался оказать сопротивление с помощью своего же прибора. Но куда там! прибор-то уж явно был к этому моменту под чужим контролем. Зря он, право слово, дергался.

Скорость подъема стремительно увеличилась, и в полном соответствии с физикой Ньютона, которую на этой планете никто пока не отменял, несчастного Троллькара вдавило в его собственный прибор. Все многочисленные трубочки иантеннки врезались в тело, и бородач взвыл от боли. Язон, по счастью, а скорее благодаря природной ловкости и пиррянской выучке увернулся от столкновения и просто был вмят чудовищным ускорением в быстро натянувшуюся и как бы отвердевающую «стенку» силового поля. В глазах, конечно, потемнело, но в целом – ничего особенно: обычный старт с пиррянского космодрома, если за штурвалом стоит, скажем, Мета.

Не прошло и десяти секунд, как ускорение плавно снизилось до стандартного, и мешок с добычей был заброшен в гулкое помещение с жестким полом и абсолютным отсутствием света. Силовое поле отключилось, и Язон даже ощутил ладонями большие холодные заклепки из качественно обработанного металла.

«Все ясно. Нас погрузили в трюм большого космического корабля. Возможно межзвездного. Да что, там! – фантазировал Язон. – После всего происшедшего не трудно вообразить, что и межгалактического, межвселенского. Прощайте навек, друзья! Оттуда уже не возвращаются. Это вам будет подальше Алхиноя».

И что за дурацкую веселость ощутил вдруг Язон? Чорум и моналойские фрукты таким образом действуют, что ли? Или просто засиделся он без приключений, устал ходить по планете взад-вперед. А тут такая романтика! В общем, ни страха, ни отчаяния – только нетерпеливое ожидание интересного и нового.

Неожиданно вспыхнул свет. Трюм оказался идеально пуст. Гладкий клепаный пол, еще более гладкая, блестящая полусфера – одновременно потолок и стены. Свет, исходящий непосредственно от материала внутренней обшивки. Никаких признаков дверей. Нормальный современный вариант. Мета бы наверно, не задумываясь, определила, на кораблях какого класса бывают такие трюмы. Язон подобной чепухой голову не забивал. Но уровень технического оснащения похитителей его порадовал. Не то что эти придурки-жрецы с их промозглым подвалом!

А еще при свете Язон сразу увидел, что Троллькар, пребывает, ну, если не в полнейшей эйфории, то во всяком случае, доволен происходящим. Разве что несколько задумчив. И теперь не хотелось называть его Колдуном, все это осталось там, внизу, на планете, а здесь, в космосе, перед ним сидел, пусть и одетый в дурацкую монашескую рясу, но настоящий звездный штурман Олаф Вит, хорошо разбирающийся в оружии, защитных системах и навигации.

– Ну, Олаф, а теперь рассказывай, как ты дошел до жизни такой.

Почему-то на этот раз Язон был уверен, что им не помешают нормально поговорить, выделят достаточно времени и условия содержания в «тюремной камере» ухудшать не станут. Так и вышло. Ну, наконец-то он был прав! А то в эти злосчастные дни ошибки преследовали Язона неотступно.

Часа два, если не три, беседовал он с Олафом, то вспоминавшим весьма далекое прошлое, то вдруг забывавшим напрочь события последних дней и часов. Язону даже приходилось помогать ему иной раз. Олаф сам себе тоже помогал – доставал из потайного отсека в своем хитром приборе запрятанную там выпивку и закуску: большой, литра на три бурдюк с чорумом и маленькую фляжку с «чорумовкой», а также изрядной шматок питаккского мяса, от которого экономно отрезал тонкие ломтики.

Оказался Олаф горьким пьяницей, по существу, алкоголиком. Ведь на простой вопрос Язона: «Как же ты позволил своим жрецам держать меня так долго в подвале?» последовал не менее простой ответ: «Не помню, пьяный был».

Сейчас Олаф пил исключительно легкое вино, оттягивался понемногу, а «чорумовку», то есть местный крепчайший самогон с содержанием спирта процентов в семьдесят оставил на крайний случай, когда уж совсем припрет. Сейчас ему было важнее сохранять ясность ума, а дрожание рук, ломоту в суставах и учащенное сердцебиение он готов был терпеть. Даже на тошноту и легкую головную боль соглашался. В общем, разговор пошел, как надо, и Язон за отведенное им время успел узнать многое.

Много-много лет назад (сосчитать сколько именно, оказалось задачей непосильной) на Моналои опустился огромный линкор c красивым именем «Сегер» («победа» по-шведски). Корабль был угнан с весьма цивилизованной планеты Сигтуна в полярной области Галактики. Если только Язон доберется до своих, он без труда разыщет в компьютере этот исторический факт. Олаф же не мог припомнить точно, был ли он штурманом «Сегера» до угона или состоял членом банды угонщиков и соответственно стал штурманом позднее, уже в составе нового, бандитского экипажа. Как ни старался Язон задавать хитрые наводящие вопросы, этот уголок памяти Олафа оказывался заблокирован предельно жестко. Ну, а дальнейшее развитие событий восстановить удалось достаточно неплохо.

Скрываясь от кораблей-перехватчиков Специального Корпуса, бандиты применили тактику ступенчатого выхода в джамп-режима с последующим хаотичным выбором ориентиров локализации. Крайне рискованная манера передвижения в космосе. Вероятность аннигилировать, влепившись в обычном пространстве в крупный материальный объект весьма высока, зато и возможность оторваться от любого «хвоста» практически стопроцентная. Тем более на таком совершенном военном звездолете каким был «Сегер», разработанный и сконструированный совместными усилиями трех планет – Кассилии, Сигтуны и Скоглио. Конечно, Специальный Корпус очень хотел вернуть галактическому сообществу эту дорогостоящую игрушку. Но фортуна улыбнулась бандитам. Серия безумных джамп-переходов, измочаливших экипаж до полусмерти, выбросила их в итоге на околопланетную орбиту Моналои – скромного давно забытого мирка в густонаселенных краях центра Галактики, где, вообще-то говоря, выныривание из кривопространства не практикуется вовсе из-за слишком большого скопления звезд и прочих материальных тел.

Звезда, вокруг которой вращалась Моналои, находилась, в принципе, еще на границе запрещенной области. Небо по ночам было здесь все-таки черным, а не золотым, хоть и сверкало непривычным изобилием звезд. Короче, при достаточно тщательном расчете гиперпространнственные прыжки были теоретически возможны и отсюда, и сюда. Однако на звездные карты планета все-таки не попала и в Галактические справочники для космонавигаторов включена не была. Так что бандиты могли жить себе тихо-спокойно, и горя не знать. Что они и сделали.

Но бандиты есть бандиты. На месте им не сидится. Грешные души рвались к новым рискованным авантюрам. Планета же с очень небольшим населением оказалась миром поразительно самодостаточным: веселым, беззаботным, изобильным. «Непорядок», – подумали бандиты. И поручили своему главному биологу и врачу Свампу разобраться с местными психами. Вечно счастливых и радостных людей иначе как слабоумными считать они не могли. И, что удивительно, межзвездные аферисты почти не ошиблись. Экспертиза была проведена достаточно быстро. И выводы оказались ошеломляющими. Биолог Свамп, отказываясь верить перепроверял все результаты по нескольку раз. Дополнительными подопытными кроликами стали для него некоторые из бандитов, успевшие неосторожно пожевать местных фруктов, изумительных на вкус. Особенно интересно было наблюдать за одним из них, который, никого не спросясь, вылакал на радостях целый бочонок чудесного моналойского вина.

В общем, картина сложилась вполне законченная. Моналои – планета наркотик, и все жители ее со стопроцентной неизбежностью наркоманы. Наркотик содержащийся во всех растениях, в воде, даже в воздухе и разумеется в живых тканях всех животных, был весьма необычным. Он убивал человека или животное медленно и совсем безболезненно. Наращивать принимаемую дозу не требовалось, можно было даже слегка уменьшать ее – это уже ничего не меняло. До самой последней минуты жизнь моналойца оставалось полноценной и радостной. А умирали они мгновенно и легко. Считалось, что это Духи Алхиноя призывают человека к себе и просто перекрывают ему источник жизненной энергии. Потому что пришел срок. А болезней как таковых моналойцы не ведали. Жизнь получалась, конечно, не слишком долгой – максимум сорок лет. Но разве этого мало? Может, так и лучше, чем сто пятьдесят лет с болезнями, нервотрепками и прочими гадостями мучиться? Такая философская мысль посетила многих на «Сегере». И в итоге из тридцати шести членов экипажа почти половина добровольно ушла в наркоманы. Они еще не знали тогда обо всех последствиях своего поступка.

На Моналои не знали вражды и насилия. Даже растения и животные не пожирали друг друга, а сосуществовали во всех сферах жизни – этакий идеальный общебиосферный симбиоз. Феномен заслуживал подробного изучения лучшими умами Галактики, а достался в чистом виде группе аферистов, людям без принципов и совести, прожженным циникам и прагматикам. И те, кто не поменял полную опасностей бандитскую жизнь на сладкий дурман моналойского прозябания, конечно, сразу задумались о возможной выгоде. Уж очень хотелось заработать денег на уникальном явлении.

Прежде всего врач и биолог Свамп изучил компоненты мира вокруг себя последовательно, глубоко и более чем досконально. И оказалось, что выделить главное наркотическое соединение в компактном и чистом виде крайне трудно, не исключено, и вовсе невозможно. На человека здесь воздействовал сложный комплекс факторов, в число которых входили не только различные сочетания шести или семи химических веществ, весьма не простых по своей внутренней структуре, но еще и нестандартное магнитное поле планеты, повышенный уровень космической радиации из-за очень тонкой атмосферной оболочки, специфический спектр местного солнца, сложно модулированные вибрации, связанные с высокой сейсмической активностью планеты… Какой только медицинской статистики не собрал Свамп в ходе своих исследований! Ведь даже роза ветров и распределение осадков в течение года добавляли нечто существенное в общую накрологическую картину.

Словом, воссоздать феномен Моналои на какой-либо другой планете в полном виде было нереально, однако если не самый главный, то самый сильный и не зависимый от других наркотик выделить среди прочих удалось. Его добывали из плодов айдын-чумры, искусственно выращиваемой культуры, насчитывающей несколько десятков сортов. Айдын-чумру называли поначалу просто суперфруктами и экспортировали с планеты в чистом виде. Но потом сообразили, что гораздо более интересным товаром для отправки в любые районы Галактики будет чумрит, то есть концентрированный сок айдын чумры, или даже его сухой остаток. Для производства чумрита и был построен Комбинат Караэли-брук, хорошо вписавшийся в картину мира, привычную для моналойцов. Согласно новейшей религиозной концепции, Комбинат построили Духи Алхиноя, чтобы производить на нем жизненную энергию для всей планеты из сока айдын-чумры, а перекрывают эту энергию совсем не Духи, а Тени Алхиноя. Дремучие и вечно радостные фермеры Моналои верили всему и справно сдавали айдын-чумру на Комбинат.

А чумрит был действительно прекрасным товаром. Ощущения он дарил человеку яркие и незабываемые, привыкание – невероятно быстрое, с первой миниальной дозы. Лишение наркомана очередной дозы почти во всех случаях означало летальный исход. Наконец, постоянное употребление препарата не приводило к серьезным последствиям для здоровья, если не считать постепенного, но бесповоротного выпадания волос. Ну и конечно, как у всякого моналойца, стремительно сокращался срок жизни. Уже немножечко позже выяснилось, что замечательная айдын-чумра еще и память отшибает, но это, как говорится, уже не самое страшное. А тут вдобавок и средство для ее восстановления само собою нашлось.

По своим бандитским связям фэдеры вышли на связь с одной новой для них планетой. Теперь оставшиеся в здравом уме и трезвой памяти пятнадцать человек уже называли себя отцами этого мира. Так вот, на планете той разводили чудесных копытных рептилий. И их нежнейшее мясо обладало самыми невероятными свойствами. Тамошние дураки его тоже наркотиком считали, потому как в больших дозах мясо вызывало натуральные галлюцинации. Но гениальный биолог Свамп разобрался, что к чему – не глюки это, просто память предков просыпается. Вот так. Словом, айдын-чумра в комплекте с мясом питакки – это такая штука оказалась, за которую люди готовы были платить целые состояния.

Бандиты несказанно разбогатели за каких-нибудь полтора года. И теперь уже никто не посмел бы назвать их бандитами. Они проникли даже в межзвездные информационные сети и подменили там информацию о себе. На деньги, получаемые с наркотиков, как шутил один из фэдеров Олидиг, можно было купить не только информ-сети, но и весь Специальный Корпус вместе с Лигой Миров. Но хотелось еще большего. Смешно, право слово! Какие-то жалкие фермеры выращивают суперфрукты на крошечных, по понятиям Галактики, площадях, а в приморской долине за перевалом пустуют огромные земли с тропическим климатом и дикой растительностью – этакая саванна, заселенная всяким мелким и крупным зверьем. Земли решено было освоить, засадить сплошь айдын-чумрой, а на работу взять местных жителей.

Однако местные жители с такой скоростью не плодились, а работать быстрее отказывались категорически, то есть в случае применения к ним жестких мер неизменно и быстро умирали. Это никуда не годилось, и фэдеры, завезли работников с других планет. Разумеется, контингент вербуемых в гастарбайтеры был очевиден: всевозможные бродяги, мелкие преступники, авантюристы, в общем, тот народец, представителей которого, во все века на любых планетах было полно. Этих людей традиционно считали пеной общества, а когда с супа, например, снимают пену, никто ведь после, за обедом, не ищет, куда она девалась, только спасибо хозяйке говорят за прозрачный бульон. Вот и этих гастарбайтеров никто во всей Галалктике не искал. Они работали на мионалойских плантациях на износ, искренне радовались жизни благодаря ежедневной жиденькой похлебочке из айдын-чумры, и окачуривались, как правило, не за сорок лет, а за два-три года. Некоторые, особо крепкие тянули лет по шесть. Эти были исключительно ценными экземплярами. И наркотик им давали в еще более разбавленном виде. Такой метод, как ни странно, повышал работоспособность, заставлял постоянно стремиться к лучшей пище и лучшему результату в работе. В то время как местные зажравшиеся фермеры, например, потреблявшие айдын-чумру от пуза, расслаблялись и работали вяло. Как они говорили, в свое удовольствие. А надо – в удовольствие фэдеров.

В общем, масштабы деятельности ширились, сельхозрабочих опять не хватало, и, помимо преступников, возникла необходимость задействовать уже и обыкновенных рабов, то есть просто людей, захваченных на особо отсталых планетах. Таких, например, где существовала вполне официальная работорговля. Или других – где можно было легко и без потерь со своей стороны покорять целые города и грузить в трюмы гигантских транспортных кораблей всех без разбору. Космический флот богатейшей планеты Моналои давно уже состоял не из одного лишь «Сегера». Только формально приписанных к Моналои насчитывалось добрых три сотни боевых единиц. Все эти корабли имели вид торговых или чисто оборонительных звездолетов. Но, разумеется, были способны участвовать как в войнах планетарного масштаба, так и в межзвездных стычках. Последними фэдеры не слишком увлекались, хватало дел на родной планете, а в космосе – чисто экономических забот.

Что и говорить, дело было поставлено на широкую ногу, да и продумано идеально. И даже не особо стремясь к этому, бывшие бандиты и нынешние хозяева Моналои, потихонечку, естественным образом начали бы контролировать всю Галактику. Ведь через их руки и так уже в той или иной мере проходила добрая треть всех финансовых потоков обитаемой Вселенной. Но вот тут-то в их радужные планы и вмешались неведомые силы. Землетрясение, извержение вулкана, монстры. Крах, облом, настоящая беда…

Олаф так увлекся, излагая эту масштабную историю, что даже забыл рассказать о себе лично. А дело было так.

Как только фэдеры занялись работорговлей, он сразу бросил на стол заявление об уходе. У каждого человека существует некая грань, за которую переступать не хочется. Если такой грани нет, это собственно уже и не человек. Олаф, не слишком конфликтуя с собственной совестью, принимал участие в торговле наркотиками, тем более, что наркотик оказался такой необычный – вроде и не наркотик даже, а лекарство от всех болезней. Это было очень изящное оправдание своей преступной деятельности. Мол, смотрите все, мы же гуманисты, мы дарим людям счастье, а вовсе не мучения и смерть! Смотрите, они добровольно соглашаются стать «почетными моналойцами» и здесь, и на других планетах!.. Уговаривая себя таким образом, Олаф иногда начинал чувствовать настоящую эйфорию: да он же просто целитель, просто спаситель человечества. Им удалось найти истинный путь – к свободе от многих скверных желаний, к счастью, к единению с природой. Красивый был самообман.

Но когда на Моналои появились первые рабы, все иллюзии рухнули. Кровь, грязь и вонь опять бесцеремонно вторглись в жизнь Олафа. Жестокость, унижение, страшная мучительная смерть на плантациях – все это навалилось непомерным грузом. Одновременно – так получилось – он познакомился всерьез с местной религией – алхиноизмом. И однажды ночью, осознав свое призвание, добровольно выпил чорума и ушел из резиденции эмир-шаха, где занимал по тем временам самый главный кабинет – дежурного наместника планеты. Олаф ушел в Окаянные Джунгли (или Окаянный лес – это смотря с какого языка переводить). А туда ни один нормальный фэдер по суеверным соображениям никогда не совался. В общем, ясно было, что там его не станут искать. Выстроил себе дом, ставший в последствии храмом жрецов Алхиноя, и сделался пророком этой религии.

Выяснились любопытные вещи. Олаф оказался человеком уникальным. Во-первых, он не лысел, регулярно употребляя айдын-чумру и прочую наркотическую дрянь. Во-вторых не терял памяти. То есть терял, но не так быстро и вообще не так, как все остальные. За это и был назван гордым именем Троллькар. Собравшиеся вокруг него безумцы действительно почитали «фруктовика с золотистой шерстью» за святого, и оберегали его от любых нападок.

Меж тем очумевших, озверевших от крови и насилия людей становилось на планете все больше и больше. Не готовые к серьезному отпору моналойцы безропотно, а зачастую и охотно шли на военную службу к фэдерам. Другие просто погибали в неравных боях или сбивались в стаи, как дикие звери, чтобы побеждать, если не умением, так числом. Эти стаи и оформились в итоге в две мощных подпольных группировки – калхинбаев и стридеров.

Калхинбаи, в переводе с языка тафи «истинные хозяева», были все как один этнические моналойцы, имели мощную секретную агентуру в рядах десятников, сотников и даже среди персональных охранников. Поговаривали, что кто-то из приближенных самого эмир-шаха оказался однажды шпионом калхинбаев. Возможно, этот бедняга был обыкновенным преданным псом, и подвесили его вниз головой только для устрашения остальных, дабы не повадно было. Но… исключить проникновения лютых врагов фэдеров в святая святых их политической системы никто уже не мог. Калхинбаи требовали свержения марионеточного Зулгидоя, изгнания всех шерстяных с планеты и нормального эмирского полновластия. Базируясь в глухих районах Окаянных Джунглей, они время от времени совершали набеги на рабочие поселки Комбината Караэли-брук и даже на резиденции султанов. Ни одной реальной победы над силами безопасности фэдеров одержать им не удалось, но и полного уничтожения всех бунтовщиков в ближайшее время не предвиделось. Уж слишком многих ухитрялись они переманить в свои ряды. Любой крупный расстрел заговорщиков неизменно давал чудовищные по масштабам метастазы.

Совсем иное дело – стридеры. В переводе с шведского, искаженного по правилам меж-языка, это слово означало «бойцы». В смысле борцы. Борцы за справедливость для всех. Так они себя называли полностью. А организацию свою гордо именовали политической партией. Возглавляли эту менее многочисленную, но более дисциплинированную группировку беглые фруктовики. И шерстяных среди стридеров вообще было едва ли не больше, чем лысых. Стридеры категорически отрицали и осуждали любую этническую и лингвистическую нетерпимость, культивировали запрещенный на Моналои «фруктовиковый» язык, использовали всю полноту знаний, полученных ими на своих далеких планетах. Главными методами борьбы считались: похищение современного оружия у фэдеров и организация технологических диверсий. Цель – свобода и справедливость для всех, свержение тоталитарного строя, то есть упразднение как эмирской, так и фэдерской власти, демократические выборы и так далее… Олаф, сам, лично считал, что все это на девяносто процентов трепотня, а истинная цель стридеров – пробраться в космопорт Томхет, удрать на самых лучших кораблях в пространство и забыть навсегда, как кошмарный сон, безумную планету наркоманов.

Вот только они дурачки еще не понимали, что удирать-то им теперь некуда. Что прикованы они навек к этой планете. Потому что у тех, кто достаточно долго прожил на Моналои, начинался жуткий абстинентный синдром не только от отсутствия чумрита, но и от нехватки всех прочих факторов в комплексе: излучения, особого состава воды и воздуха, магнитных линий, подземных вибраций… Даже великий Свамп не взялся бы назвать всех факторов, формирующих психику и физиологию моналойца.

Так что обе воинствующие группировки были и смешны и трагичны в своем отчаянном стремлении изменить что-то на давно сошедшей с ума планете. Олаф пытался объяснять что-то и тем и другим лидерам. Излагал им в доступных терминах реальное положение дел. Лидеры приходили в ужас, не верили, потом до них доходило, они впадали в еще большее отчаяние, потом снова не верили. А в итоге все заканчивалось бессмысленными кровавыми схватками. Ведь калхинбаям проще было считать, что это шерстяные пришельцы виноваты в трагедии всего коренного населения Моналои. Стридеры в свою очередь обвиняли во всех грехах тупых и жестоких айдын-шовинистов, как они называли калхинбаев. Лидеры тех и других менялись часто, смертность среди них уж больно высока была. Но раз от разу понимание с пророком Троллькаром лучше у них не становилось.

Зато возникла легенда, что достаточно перетащить Троллькара на свою сторону – и победа обеспечена. Но Троллькар был выше этого и не поддерживал никого. Драка за него пошла нешуточная. Вот тогда и пришлось своих жрецов обучать азам единоборства. Конечно, в экстренных случаях выручал украденный с «Сегера» генератор защитного поля, но не хотелось размахивать им слишком часто. Бывшие братья по оружию могут и не простить такого. А лидеры оппозиции с годами катастрофически глупели, и жрецы – тоже. Единоборства осваивали они все хуже и хуже, а демагогию любили все сильнее. Олаф загрустил отчаянно и начал потихонечку спиваться, особенно когда открыл способ тонкой очистки местного самогона – изобрел так называемую «чорумовку». Алкоголь давал гораздо больше радости, чем местная дурь. Во всяком случае, ему. А на лучшую жизнь Олаф надеяться уже перестал.

Вот тут и появился Язон, захваченный вначале калхинбаями, косившими под охранников султана. Затем диковинного фруктовика попытались отбить стридеры. («Беги, спасай, держи, хватай! Наших бьют!») Кто-то из них сумел перехватить важный радиоразговор Свампа с султаном Азбаем и выедал, что фруктовики, которые спустятся с гор будут не новыми работниками, а особой кастой. В общем, устроена была засада, но жрецы Олафа-Троллькара под сурдинку сумели утащить бесчувственное тело и у тех, и у других. Когда же в очередное утро Олаф вынырнул из долгого запоя и узнал, кто именно сидит в алхинойской темнице… Ах, какие мысли завертелись у него в голове! Да только Язона уже не было в подвале. Ну, Олаф и отправил этих кретинов на поиски. Дескать, сбежавший человек – еще более великий пророк, чем сам Троллькар. В принципе, они действительно могли отыскать Язона, но вышло так, что он сам раньше пришел.

– Вот и вся история, – закончил Олаф, свой длинный рассказ.

Язон, разумеется, чувствовал, что история на самом деле далеко не вся, но объем обрушившейся на него информации и так уже был слишком велик, а время новых вопросов еще не настало.

И он решил уточнить всего лишь одну деталь:

– Олаф, а ты можешь сказать наверняка: мы летим сейчас на «Сегере»?

– Могу сказать наверняка: это не «Сегер».

– Почему? – поинтересовался Язон.

– Долго объяснять. Но вообще-то «Сегер» я знал как свои пять пальцев. А сейчас совершенно не удивлюсь, если окажется, что это вообще не фэдерский корабль.

– Ничего себе! – присвистнул Язон. – А чей же?

Олаф только плечами пожал. Бывший штурман не любил предположений – он предпочитал факты. И наверно, был прав.

Уже в следующую секунду, точно по заказу, корабль начал совершать маневр. Язон бы голову дал на отсечение, что это заход на посадку, причем с невысокой околопланетной орбиты. Если, конечно, не предположить, что их забросило каким-нибудь чудом на борт иногалактического корабля, летающего вообще не по нашим физическим законам и, в частности, умеющего нырять в кривопространство без малейших отрицательных эмоций для пассажиров в момент перехода. Язон еще никогда не слышал о таком. А он, честно говоря, старался всю жизнь исповедовать древний принцип «бритвы Оккама»: «Не умножай сущностей сверх необходимого». Потому и теперь предпочел не думать о всяких небылицах.

И тут резкий звук, напоминающий сигнал общей тревоги, донесся из самого центра сферического потолка, а возникшее там небольшое отверстие стало медленно расширяться, как диафрагма гигантского объектива.

Глава восемнадцатая

– А где Язон? – спросила Мета, когда Экшен, наконец, пришел в себя и уже можно стало надеяться на вразумительный ответ с его стороны.

Выглядел молочный брат Язона неважно. Исхудавший, в грязных обносках, с длинными свалявшимися волосами и жидкой клочковатой бородой, лицо и руки в шрамах, ссадинах, кровоподтеках, вокруг глаз – черные круги, а взгляд затравленный и жалкий. В общем, сломали человека. И как он сюда попал, почему, зачем? Все эти вопросы промелькнули в голове у Меты, удивив ее саму внезапным проявлением совсем не пиррянского праздного любопытства. Какое ей дело до некого зверолова и охотника Экшена из заштатного окраинного мирка со скучным и длинным именем Поргорсторсаанд? Существенным было лишь одно – местонахождение Язона. Но несчастный Экшен, узнав Мету, расклеился окончательно. Обильные слезы потекли по его грязным щекам, плечи начали вздрагивать, ноги подкосились. Он смеялся и плакал, и бормотал какую-то невнятицу по-моналойски, точно забыл навсегда язык цивилизованных людей.

Фуруху, не видя, чем может оказаться полезен в такой ситуации, занялся своими делами. Внимательно изучил устройство входных запоров, исхитрился снять тяжелый засов с внешней стороны и грамотно подпер им дверь изнутри. На всякий пожарный – надо же дать себе хоть небольшую фору, например, в случае внезапной атаки сверху.

Экшен успокоился, затих, уселся на полу, вытянув ноги и упираясь ладонями сзади. Наконец, глупо улыбнулся и явно вознамерился что-то сказать. Но Мета опередила его:

– Где Язон?

– Это я тебя хотел спросить, где Язон. – Он истерически хихикнул. – Я давно догадывался, что мой брат прилетит сюда, а пару дней назад узнал наверняка: Язон уже на планете. Я надеялся сам разыскать вас, но эти сволочи поймали меня раньше…

«Ах вот оно что!.. – начала понимать Мета. – Значит, Язона надо искать самостоятельно. А этому недотепе еще и помогать придется. Не бросать же его здесь!»

Чувство брезгливой жалости к слабому мужчине дополнилось еще и раздражением. Ведь они будут вынуждены терять время, силы, рисковать из-за него. Должен же быть от него хоть какой-то толк?

И тут она вспомнила рассказы Фуруху.

– Ладно, – сказала Мета. – Язона мы отыщем. В конце концов, свяжемся с Керком, и он прочешет всю планету. А ты мне лучше другое скажи: почему там, на плантации, ты кричал про Солвица? С чего взял, будто и здесь тоже его проделки?

– Мета, но это отдельный долгий разговор! Вначале я хочу уйти отсюда, я хочу есть, я хочу выспаться в нормальной постели! Мета, помоги мне.

Экшен снова впадал в истерику. Все-таки он был почти невменяем.

– Да помогу я тебя! – разозлилась Мета. И потребовала сурово: – Коротко скажи, причем тут Солвиц. Мне надо знать.

Но Экшен даже коротко ничего объяснить не успел, потому что откуда-то сверху, то ли через дверь, то ли через узкие щелки окон под потолком, просочился громовой голос, усиленный акустической техникой:

– Темница окружена. Сопротивление бесполезно. Выходите по одному. Или мы просто пустим газ.

Совсем не герметичная тюрьма поистине доисторической постройки была малоподходящим местом для пускания усыпляющего газа. И вообще, похожи эти фэдеры или охранники султана – Мета не знала, кто там сейчас надрывается – были явно не готовы к атаке. Газ всегда пускают без предупреждения. А эти, вероятно, боялись ответных действий. Ведь им наверняка сообщили, что Мета серьезно вооружена, и даже в дверь ломиться они не пытаются. Запугивают страшным голосом, словно каких-нибудь наивных дурачков. Смех один.

– Будем сдаваться? – робко поинтересовался Экшен.

Мета даже не удостоила его ответом. А Фуруху деловито предложил:

– Могу вступить с ними в переговоры.

– Не надо. Скажи лучше, куда выводят эти окна наверху?

– Никуда. Это просто дырки в стене над обрывом.

– Понятно. А если вверх по обрыву, до уступа далеко? – продолжала выяснять Мета.

Фуруху наконец понял, что она задумала и объяснил со знанием дела:

– В окошки мы скорее всего не пролезем, но на самом верху есть широкая отдушина. Ее использовали раньше для казни – сбрасывали на дно темницы приговоренных к смерти. Хорошее средство для устрашения тех, кто здесь сидел.

Мета поморщилась от такого милого рассуждения. А Фуруху меж тем продолжал:

– Особо опасным преступникам через эту отдушину спускают на веревке еду. Чтобы не входить к ним через дверь. В общем, дыра эта выходит на плато. Удобно. Вот только не знаю, как мы полезем наверх…

– Не беспокойся, у меня достаточно всяких приспособлений. Ты умеешь лазать по горам с крюком и веревкой?

Фуруху пожал плечами:

– Специально не тренировался, но думаю, что смогу.

– Вот и славно, – резюмировала Мета.

Не теряя времени на дальнейшее обсуждение деталей, она тут же выстрелила вверх, и крюк со сверхпрочной нитью отлично закрепился с первого раза.

– Лезь ты первым, – распорядилась она, указывая на бывшего сотника и теперь уже тоже бывшего персонального охранника.

– А как же этот задохлик? – полюбопытствовал Фуруху, в свою очередь удивляясь проснувшейся в его душе заботе о совершенно постороннем человеке.

– Его я возьму себе на спину, как ребенка, – пояснила Мета.

Экшен шумно всхлипнул, то ли опять плакал, то ли истерически хохотал. Разбираться некогда было.

Фуруху карабкался наверх достаточно ловко, Мета, понятно, не отставала. В общем, когда после второго громкого предупреждения, стражники султана Азбая вышибли дверь водометами, планируя, очевидно, сломить волю троих заговорщиков внезапными потоками воды, заливающими все вокруг, топить в темнице было уже некого. И пока местные туповатые водолазы бултыхались в поисках хотя бы чего-нибудь, а султан Азбай на пару со Свампом пытался решить проблему чисто теоретически, Мета, Фуруху и Экшен были уже далеко.

Довольно быстро выяснилось, что изможденный Экшен не только бежать не может, но и вообще ноги переставляет с трудом. По этому поводу требовалось срочно найти хоть какое-нибудь транспортное средство. Удача улыбнулась им – восьмиколесный бронированный теренгнбиль – Фуруху пояснил, что его правильнее называть пансарбилем – двигался прямо им навстречу. Машину увидели сразу, как только, продравшись через кусты, осторожно, по-пластунски выползли к дороге. Схему действий наметили примитивнейшую.

Фуруху останавил биль и отвлек водителя разговором. А Мета с необычайной легкостью, не прибегая даже к убийствам и увечьям, нейтрализовала и его, и пассажира. Две единицы автоматического оружия местного производства тоже были хорошим подспорьем.

Первой целью Меты была ее собственная, а заодно и язоновская универсальная шлюпка, обе – припрятанная в кустах на склоне горы. Но она еще издалека поняла: в этом месте ловить нечего. Местные ищейки давно добрались до обеих шлюпок и скорее всего уже увезли их куда-нибудь подальше. А в зарослях на склоне просто организовали засаду. Не стоило туда соваться даже на пансарбиле. Значит, для начала – вниз, к морю, а там видно будет.

Напротив места их с Язоном посадки дежурили удивительно тупые моналойцы. Солдаты не обратили никакого внимания на бронемашину, зачем-то повернувшую в обратную сторону почти у них на глазах. Очевидно, здесь не ждали беглых преступников так рано, или вообще не получали сообщения о побеге. А вот за вторым поворотом дороги, в ущелье их уже встречали. Там у Меты и закончился весь боезапас анестезирующих иголок. Так что на следующем блок-посту пришлось уже применять настоящие реактивные заряды, какими пирряне привыкли уничтожать злобных тварей разного рода. Местных охранников Мета без особых колебаний готова была записать в эту категорию. Во всяком случае, совесть не мучила ее, после всего, что успел рассказать Экшен.

А Экшен, ни словом не обмолвившись про Солвица, хотя Мета просила его именно об этом, долго, нудно и жалобно скулил про свою тяжелую жизнь на Моналои. Но как ни относись к этому ничтожному раздавленному обстоятельствами человечку, а палачи его не могли не вызывать омерзения.

Главная и самая замечательная подробность, поведанная Экшеном: он сам не был преступником. Вообще не нарушал никаких законов, просто охотился на планете, которую фэдеры посчитали своей. И таким же образом к ним в рабство для работы на плантациях попадало очень много других, зачастую случайных и ни в чем не повинных людей. Хорошо еще если они брали в плен воинов, сопротивлявшихся захватчикам на слаборазвитых планетах. А то ведь иногда просто грабили корабли, как самые настоящие пираты, и весь экипаж отправляли собирать суперфрукты в жутчайших условиях моналойских плантаций.

– Долго здесь никто не живет, – мрачно говорил Экшен. – Сам я – случай особый, но об этом разговор впереди.

– Почему же никто не жаловался до сих пор? Почему никто не рассказывал об этих ужасах?! – удивилась Мета.

– Да потому, что накормить айдын-чумрой – это все равно что убить. Наступает эйфория и полная потеря памяти. У некоторых, можно считать, полное стирание личности.

– А у тебя? – спросила Мета. – Солвиц помог?

– Возможно, – буркнул Экшен.

И снова замолчал. Потом вдруг признался.

– Я хочу говорить об этом только с Язоном.

Мета не возражала: с Язоном, так с Язоном. В конце концов, ей и так уже многое стало ясно. Первое: Язона надо искать вместе с Керком. Второе. О самых сложных проблемах пусть действительно думает он сам. И третье: надо же еще как-то прорваться к своим. Эти лысые что-то совсем озверели.

И когда, наконец, они прорвались к морю, на первое место по степени важности вышли поиски дороги на ту сторону перевала. В данном вопросе Фуруху оказался плохим советчиком: дальше плантаций, рабочего поселка и резиденции Азбая судьба никогда не заносила его. Направление к берегу моря и к какому-то Окаянному Лесу, знал он хорошо, а вот по поводу гор… Все, что за горами – было табу для жителей долины. Он знал наверняка лишь одно: там за перевалом живут фермеры. И еще где-то там же находится Комбинат «Караэли-брук». На Комбинат спокон веку отвозили айдын-чумру, значит, не могло тут не быть дороги через перевал. Не по воздуху же эти фрукты перебрасывали? Разве что морем?

Рассуждения Фуруху показались логичными Мете, и они двинулись вдоль берега моря по не самой плохой в этих краях автотрассе. Погони почему-то не было. А у развилки стоял указатель. На «Караэли-брук». И дорога поднималась вверх, явно в сторону гор.

«Неужели все так хорошо?» – подумала Мета.

Ну, конечно, нет. Все хорошо просто не бывает.

В их сторону летело целое звено вертолетов, и Мета отчетливо разглядела тяжелые боевые ракеты на консолях.

– Я же говорил, надо сдаваться, – сиплым шепотом выдавил из себя Экшен.

– Иди, сдавайся! – презрительно бросил Фуруху. – А я уверен: они не станут стрелять.

Мета остановила пансарбиль и задумалась. Вариантов было несколько. Их следовало обдумать, но времени на это никто им не выделил. Стрелять из вертолетов все-таки начали. И довольно густо. Вот только мазали бесперечь. Нарочно, что ли? А впрочем, какая разница? Ведь это давало шанс спастись.

Глава девятнадцатая

Когда отверстие в потолке достигло доброго метра в диаметре, через него вдвинулась в трюм широкая и как будто полупрозрачная труба, оказавшаяся по сути стволом шахты лифта. Вниз скользнула кабинка, и дверь ее не то чтобы открылась, а скорее скрутилась тонким свитком, как целлофановая обертка с конфеты. И взорам пленников предстал высокий эффектный блондин в помпезно раззолоченном, словно кафтан средневекового барона, скафандре.

– Энвис! – удивился Олаф, узнавая вмиг старого приятеля, хоть тот и изменился, судя по интонации этого короткого вскрика.

– Да, это я, ты не ошибся, Олаф. Привет тебе и твоему новому другу на борту лучшего из кораблей Галактики – крейсера «Орэдд».

– Прости, как ты назвал его – «Орэтт»^[7]? – то ли действительно не расслышал, то ли решил съязвить Олаф.

– Зря смеешься, – обиделся Энвис. – Этот корабль даст мне власть вначале над всей планетой, а затем и над всей Галактикой. Ведь вы же ничего ни смогли ему противопоставить, значит, и другие не смогут.

Покорителей Галактики Язон за свою жизнь навидался много, и сейчас откровенно заскучал, даже зевнул, не удержавшись. Энвис, конечно, заметил это и поморщился.

Скажем прямо, как-то совсем не плану шла его операция. Захваченные в плен уникумы реагировали на диктатора совершенно неправильно. «Впрочем, на то они и уникумы, – успокаивал он себя. – Надо было знать кого похищаешь, Энвис!»

– Приказы здесь отдаю я, – не слишком уверенно заявил хозяин непобедимого суперкорабля. – А вы – мои заложники. Понятно?

В ответ – молчание.

– И не пытайся хвататься за свою пушку, Олаф! – выкрикнул Энвис.

– А я и не пытаюсь. Что я дурак, что ли? К тому же это и не пушка вовсе. Ты не хуже других знаешь, что это. Объясни-ка спокойно, Энвис, на черта вообще ты все это затеял. Цирк какой-то, честное слово!

– Цирк?! – возмутился Энвис. – Это вы все устраиваете цирк! Вы сошли с ума, и притом давно. «Отцы», называется! Фэдеры! Сначала ты, Олаф, уходишь в леса, чтобы поклоняться какой-то несусветной белиберде, придуманной дикарями. Потом Одилиг начинает заигрывать с султанами, приближая их к себе, как равных партнеров. Потом этот ненормальный Фальк устраивает целую серию ограблений в космосе. Не фэдер, а разбойник с большой дороги. Я уже не говорю о Свампе! Этот бросает бизнес, торговлю, банковское дело и занимается только своей дурацкой наукой, причем уже не медициной, а какой-то дремучей ерундой. Ведь он влезает по уши в магические, мистические, оккультные знания. Наконец, самый трезвый среди нас старина Крум с подачи того же Свампа ухитряется пригласить на планету чужаков(!) для оказания военной(!) помощи. Это уже не цирк – это просто сумасшедший дом, господа!

Он сделал паузу, чтобы перевести дух.

– Слышишь, Язон, когда вы прилетели, это стало для меня последней каплей, я сразу отказался принимать участие в совещании здесь, в Томхете. А после, в тот же день, решил извлечь на свет божий свой главный аргумент, приберегаемый до крайнего случая, – вот этот звездолет «Орэдд». Я-то знаю, что Моналои не нужна никакая помощь. С помощью «Орэдда» я смогу уничтожить и всех монстров, вылезающих из земли, и всех конкурентов, прилетающих из космоса. А так же всех взбесившихся лысых наркоманов, и всех забывших свое место броцлингов!

Энвис вещал на меж-языке, по-видимому специально для почетного гостя, но слово «преступник» он произнес по-шведски, и Язон решил, что это еще одно общепринятое название для фруктовиков или «временных» работников плантаций.

– Да что ж это за корабль такой? – не удержался, наконец, Олаф.

– Ну, наконец-то, уроды! Проявили любопытство! – обрадовался Энвис. – Я расскажу. Я обязательно расскажу. Вы должны это знать. Заложникам полагается рассказывать все – от и до. Ведь в случае неудачи заложников все равно убивают, а в случае моей победы – сами понимаете: победителей не судят. Чего мне бояться? Что скрывать?

– Ты стал слишком разговорчив, Энвис, с тех пор, как я не видел тебя, – пробурчал Олаф. – Про крейсер-то будешь рассказывать?

– Молчать! – вдруг разозлился Энвис. – Как ты смеешь перебивать меня? Вот сейчас плюну на все и просто поджарю вас в ядерном реакторе.

От этого обещания он как-то сразу подобрел и успокоился. Погладил свою широкую бороду и тихо проговорил:

– Слушайте. Мой крейсер «Орэдд» – это бывший корабль кетчеров.

– Кого? – ошарашено переспросил Язон, услышав знакомое слово.

Энвис воспринял его вопрос по-своему.

– А вы и не знали, кто такие кетчеры? Лопухи вы, а не феномены! Слушайте меня! Раньше в Галактике считали, что кетчеры – это просто ловкие охотники, кочующие с планеты на планету, из-за того, что их родина сгорела в пламени сверхновой звезды. Но это не вся правда. Кетчеры – древнейшая раса, они редко, очень редко появляются на глаза обычным людям. А в высокоразвитых мирах не появляются вовсе. И охотятся они по всей Галактике вовсе не за редкими животными, точнее, не только за животными. Они пытаются выловить и собрать воедино все аномальные явления, все чудеса света, как говорили в старину. Когда им это удастся во Вселенной должен будет возродиться прежний порядок, такова истина.

Энвис помолчал, оценивая произведенный эффект. И Язон, и Олаф слушали его внимательно, но никаких особых эмоций на их лицах не отразилось.

– А я познакомился с кетчерами на планете Жюванс, – поведал Энвис. – На той самой планете, где они разводят питакк. И пиррянских рогоносов, и мэхаутских слонов, и нестареющую мутацию лю-лю-грыха, и несколько видов растений и животных со Стовера, и праматерь всех моналойских фруктов – так называемый трольск фликт, и даже бубузантов.Хотите верьте, хотите нет, но на Жювансе ухитряются существовать даже эти повсюду дохнущие одемирские зверьки.

Мягко говоря недалекий бандюга неожиданно выдал такой небывалый букет оригинальной информации, что Язон даже проникся к нему уважением. Это ж надо столько новых слов выучить! Видно, сильное впечатление произвели на него кетчеры.

– И они подарили мне свой корабль, – объявил Энвис после короткой паузы.

– Кто, бубузанты? – тупо переспросил Олаф, очевидно, опять издеваясь над бывшим товарищем по оружию.

– Сам ты бубузант! Кетчеры подарили мне этот корабль, что бы я нес и дальше по Галактике их прекрасные идеи, помогал решать их благородные задачи, приближал царство справедливости во Вселенной!

Судя по тому, сколь неумеренными стали патетические нотки в речах Энвиса, заврался он окончательно. Кем бы не были эти кетчеры, подарить свой мощнейший крейсер такому охломону они, конечно, же не могли. Надо полагать, в лучших традициях всех бандитов, моналойский наркоделец элементарно угнал роскошный сверхсовременный звездолет. Неясным оставалось лишь одно: почему эта древнейшая и мудрейшая раса не снарядила за ним погоню? Либо они оказались просто выше этого – мол, дела людские для них суета. Либо Энвис, ничтоже сумняшеся, перерезал всех кетчеров до единого. Как ни странно звучит такое, а в Галактике всякое возможно. Высокоразвитая раса – это еще не означает самая сильная и защищенная.

Но так или иначе, на данный момент с техническими новинками кетчеров в руках этот очередной встретившийся на пути Язона маньяк представлял весьма серьезную опасность. И следовало хорошенько подумать, прежде чем совершать следующий шаг.

– Возможности твоего корабля нам ясны, – спокойно заговорил Олаф. – Но что ты собираешься делать конкретно?

– Я не обязан отчитываться перед вами о своих конкретных планах!

Это был достойный ответ.

– При чем здесь планы? – поморщился Олаф от паталогической бестолковости собеседника. – Ты даже цели свои не обозначил.

– Да ты не слушаешь меня, что ли, Вит? – обиделся в свою очередь Энвис, называя вдруг Олафа не по имени, а по кличке.

– Наоборот! – решил подключиться Язон. – Мы вас очень внимательно слушаем. Потому и хотим спросить: каковы ваши требования и кому они адресованы?

Энвис смотрел совершенно оторопелым взглядом, и Язон счел своим долгом разъяснить ему, как ребенку:

– Когда человек или группа людей захватывают заложников, принято в обмен на их жизни требовать выполнения некоторых совершенно определенных условий. Или, согласно вашей логике, получается как-то иначе?

– Что ты мне мозги пудришь? – сообразил, наконец, тупоумный бандюга, о чем идет речь. – Все же предельно просто. Я полагаю, что твоя персона дорога всем пиррянам, а выдающиеся таланты Олафа Вита не безразличны нашему племени. Так что требовать соблюдения условий я буду ото всех сразу. Условия мои – очень простые на самом деле. Судите сами: вы уматываете отсюда в течение суток, то есть двадцати двух часов по-местному, и забираете с собой всех наших фэдеров. Строго по списку. Я хочу остаться единоличным правителем. И как только ваш чертов крейсер выйдет в кривовпространство, я отпущу тебя и Олафа. То есть я сам выкину вас на каком-нибудь межзвездном катерочке, на каком не жалко будет. Туда же, в кривопространство. Ну, а уж дальше ищете друг друга, как умеете.

«Блестящий замысел! – подумал Язон, с трудом сдерживая улыбку. – В чем он видит гарантии нашего невозвращения? Что если мы прилетим сюда вновь с огромной собственной эскадрой и подразделениями Специального Корпуса в придачу? Как он собирается контролировать эту планету в одиночку, когда на ней уже сейчас у всех жителей абсолютно разные цели? И зачем вообще нужны заложники, если и впрямь сидишь в самом мощном во вселенной корабле? Взятие заложников – это средство, к которому прибегает слабейший в минуту отчаяния.

Словом, концы с концами у Энвиса не сходились. Горе-террорист проявил себя полнейшим кретином. Но это-то как раз и не радовало. Ведь поведение кретина абсолютно непредсказуемо. В сущности, он может убить кого угодно и когда угодно, в любую минуту.

«Значит, пора наносить упреждающий удар? – мелькунла примитивная, а потому наиболее бездарная мысль. – Нет, уж не настолько он туп, чтобы не предусмотреть и этого. То есть, может, как раз и настолько, да рисковать не хочется. Ведь не совсем понятная система, которая с защитным силовым полем играет, как с надувным резиновым шариком – это серьезно. При наличии подобных устройств можно, в принципе, любое оружие развернуть в сторону человека, его применившего, причем даже совершенно автоматически, без участия этого идиота. Ах, если б хоть выбраться для начала в другое помещение – уже многое яснее бы стало. Так нет! Энвис хоть и тупой, но в тупости своей необычайно последователен. И это делает его пока неуязвимым».

– Ладно, – сказал Язон. – Лично я – на все согласен. Учти, в нашей команде, во всяком случае в таких вопросах, старший – именно я. Выйди на связь с господином Керком, и я отдам ему приказ. Теперь твоя очередь, Олаф.

Олаф как-то совсем загрустил, словно засыпать начал. Потом внезапно попросил:

– Энвис, плесни мне чорумовки, она вот здесь, во фляжке. А то сам полезу, ты еще, чего доброго, поймешь неправильно…

Энвис с пониманием кивнул и выполнил просьбу, даже красивый золотистый стакан изысканной формы извлек откуда-то.

А Олаф принял дозу, враз повеселел и сообщил:

– Ну, а по поводу меня, связываться надо, я думаю, с Крумелуром. Эх, давненько я не видел старину Крума! Кстати, тебе виднее, прав ли я? Может, у вас теперь кто-то еще шустрее прочих один за всех решает?

– Свамп, – сказал Энвис с ненавистью.

– Оставь неистового Свампа, он никогда не был фигурой номер один. Ищи Крумелура.

Олаф даже не обиделся. Согласился тут же. А искать долго и не пришлось. Вызванный по индивидуальному коду, Крумелур откликнулся сразу. Выслушал условия обезумевшего компаньона. Помычал для порядка в микрофон в мнимой растерянности. Потом неожиданно сказал:

– Энвис, погляди наверх!

Примитивнейший фокус сработал. Энвис, быть может и ненадолго, но голову задрал и даже рот приоткрыл. Что влетело ему в рот, Язон толком понять не успел, но что-то точно влетело. Потом, буквально через секунду, в трюм хлынули потоки сжиженного газа. Но прежде чем потерять сознание в тяжелых, усыпляющих клубах, Язон успел заметить, как буквально взорвалась, разлетаясь неприятно разноцветными ошметками не слишком умная голова самоуверенного бандита. Крумелур переиграл всех.

Судя по индивидуальным ощущениям, а Язон доверял своему трудно объяснимому чувству времени, они провели без сознания всего минут десять, и были приведены в чувство уже в креслах, посреди уютной кают-компании, очевидно, на том же самом суперкорабле. Крумелур печально смотрел на экран и кажется, даже начинал нервничать. Что там ему показывали, Язон не видел.

– Летим куда-нибудь? – полюбопытствовал он для начала.

– Конечно, летим, – буркнул Крумелур.

Похоже, он крепко дулся на Язона за все его самовольные выходки, приведшие к столь неприятным для участников проекта последствиям.

– А на что ты обижаешься? – решил в свою очередь возмутиться Язон. – Из-за меня что ли, вы все тут поругались? И вообще не понимаю, для чего нужно было темнить. Зачем вообще такая секретность на Моналои? И еще не понимаю: для чего надо было Энвиса убивать?

– Не для чего, а почему, – поправил Крумелур. – Он стал слишком уж энвис.

Язон понял. В таком объеме он владел шведским. Имя Энвис означало «упрямый».

– И все же, я-то в чем виноват?

– Ни в чем, – еще мрачнее буркнул Крумелур.

– Ох, не все в порядке в датском королевстве! – проговорил на это Язон.

Крумелур вскинулся:

– На что ты намекаешь? На Кассилию?

«Неуч ты! – улыбнулся про себя Язон. – Государственным языком Кассилии является, конечно, датский, но не знать подобных цитат…»

– Я намекаю на пьесу Шекспира «Гамлет».

Крумелур посмотрел на него ошалело и сказал:

– Пьесы дома будешь читать, а сейчас взгляни сюда. Мету твою никак поймать не можем. Она вот здесь, и мы уже почти прилетели…

Язон вскочил, не дослушав, и, забежав со спины Крумелура, вперился в экран:

– Где «вот здесь»?!

Олаф, хоть и посоловевший слегка от сочетания алкоголя с чумритом и усыпляющим газом, тоже уже стоял рядом.

– Где она?! – переспросил Язон.

– Была вот в этой машине, – развел руками Крумелур. – Наблюдатели мне так доложили.

– Но в этой машине ее уже нет, – сказал Язон, медленно осознавая страшную двусмысленность этой фразы, и как бы услышал свой голос со стороны.

Это был тот самый случай, когда от ярости и отчаяния не узнаешь свой собственный голос.

То, что Крумелур называл машиной, представляло собой в действительности сплошной клубящийся сгусток бушующего огня. Костюмы, конечно, бывают разные, например, скафандры высшей защиты. Или скафандры специсполнения, в которых можно погружаться даже в высокотемпературную лаву. Но Мета наверняка улетела из пиррянского лагеря в обычном летном комбинезоне, таком же, какой был сейчас и на нем самом.

– Кто это сделал? – спросил Язон глухо.

Но Крумелур не успел ответить, потому что в динамики громкой связи, находившиеся, очевидно, в режиме ожидания по пси-сигналу, ворвался дико раздраженный, но весьма бодрый голос самой Меты:

– Язон, Керк, Крумелур, Свамп!.. Да хоть кто-нибудь, провались вы все в черную дыру! Отзовитесь, наконец! И скажите этим идиотам, чтобы они перестали стрелять. Мы из пещеры носа высунуть не можем!

Язон облегченно рассмеялся.

– Это я, Мета! Слышишь? Это я! А про кого ты говоришь «мы»?

– Про твоего молочного брата Экшена и еще одного парня, который будет нам очень нужен в дальнейшем. Мне так кажется… Да перестанут они стрелять, черт побери?!

А Крумелур уже орал по-моналойски на весь корабль. В жутком потоке извергаемых ругательств было много совершенно непереводимых слов, но самую суть Язон выхватил безошибочно: главный фэдер грозился сжечь все до единого вертолеты, а заодно и резиденцию эмир-шаха, если хоть один придурок не подчинится его приказу немедленно.

И тогда – почему именно в эту секунду? – Язон вдруг мигом сообразил, кого же напомнил ему Крумелур еще при самой первой встрече. Гроншика! Ну, конечно, Гроншика! Авторитета первого ранга и знаменитого торгаша всем чем угодно с планеты Радом. Такого могучего, самодовольного и вместе с тем простого, даже простецкого. Все они одним миром мазаны: киллеры, наркодельцы, скупщики краденого… Да, образ жизни и круг общения во все времена накладывал известный отпечаток на личность. Интересно, а может, Крумелур и с легендарным главарем флибустьеров дружил? Язон решил спросить об этом впрямую:

– Ты был знаком с Генри Морганом?

– Нет, только с Энтони Ховардом, – спокойно ответил Крумелур, нисколько не удивившись вопросу.

«Вот как, – подумал Язон. – Наверно, Тони, наш нынешний наместник на Джемейке и дал тебе координаты Пирра. Впрочем, это сейчас не самое главное. Спрошу о первом из вспомнившихся персонажей. Тоже калоритная фигура в галерее преступных элементов Галактики».

– Ну а господина Гроншика с Радома ты знаешь?

– Еще бы! Это, считай, наш главный партнер по бизнесу.

Помолчали. Потом Крумелур сказал:

– Язон, у нас так много общих друзей! Нам ни к чему ссориться.

– Да, да, конечно, – рассеянно кивнул Язон.

Он не хотел до поры объяснять своего отношения к их общим «друзьям». Еще и не такие типчики, бывало, записывали Язона в ближайшие приятели. Пусть пока считает за своего, пусть. Так удобнее. Контракт заключен, а как быть дальше – решать все равно не ему одному. Вот соберутся опять все вместе, тогда и подумают…

Суперкрейсер «Орэдд», похищенный покойным упрямцем Энвисом у кетчеров, теперь уже садился на каменистую равнину возле подножия скалистых гор и в самой непосредственной близости от тихо догоравшего пансарбиля. Вертолеты приземлились тут же, наступило перемирие. И Язон увидел на обзорном экране шагающую им навстречу Мету, в порванном местами комбинезоне, с закопченным носом и щеками, но улыбающуюся и красивую, как всегда.

Глава двадцатая

Вопрос о том, как жить дальше, решался в два этапа.

Сначала обитатели Мира Смерти в лучших своих традициях провели свое внутреннее закрытое собрание. В связи с резко изменившейся обстановкой Язон не хотел слушать никаких возражений Крумелура и категорически распорядился посадить «Арго» непосредственно возле лагеря, разбитого пирряннами, то есть посередь бывших фермерских угодий. А на состоявшееся в кают-компании совещание он не допустил ни одного представителя местной власти. По поводу же лазутчиков, следящих камер и подслушивающей техники, высказался однозначно: будем уничтожать всех и все без разбору.

Впрочем, Крумелур, уловив столь воинственное настроение Язона, возражать особо и не пытался. Какой смысл? Он уже высказал лидеру пришельцев свое «фе» – тогда, на «Сегере». И хотя Язон претензий практически не принял, в глубине души он определенно призадумался. Крумелуру этого оказалось достаточно, он уже понял, что некий паритет в отношениях установился. А со вспыльчивым и непредсказуемым Керком хитрый фэдер решил на конфликт не идти. Тем более не имел он желания испытывать себя на прочность в поединке с женщиной. Необузданный характер Меты был уже тоже вполне знаком ему.

В общем, когда Язон сформулировал все свои условия, Крумелур даже комментировать ничего не стал.

– Бра, – сказал он лаконично, от полноты чувств переходя на родной. – В смысле о'кэй. От имени планеты Моналои прошу вас лишь об одном: как можно скорее известить администрацию Томхета о принятом вами решении. Мы будем ждать.

После этих слов Крумелур решительно развернулся – а разговор происходил возле открытых люков «Арго» – и зашагал к своему скоростному катеру.

Язон не мог не проникнуться известным уважением к этому человеку, к его уму, выдержке, умению работать с людьми. О, высокие звезды! В который раз за многие годы жалеет он о том, что талантливые, неординарные люди употребляют свои способности совсем не в том направлении. Как говорится, эту бы энергию, да в мирных целях!..

В определении дальейшей судьбы планеты Моналои принимало участие как никогда мало людей. Вопрос показался слишком щекотливым как Язону, так и Керку, чтобы выносить его на обсуждение большого коллектива. Пригласили в кают-кампанию «Арго» всего семнадцать человек. Каждый из них доверял любому другому, как самому себе. Председательствовали, как всегда, старейшины – Керк и Рес. Предупредив собравшихся, что мнения обоих вождей заранее согласованы, а значит привычной полемики, переходящей в крик и выхватывание пистолетов не ожидается, они призвали собратьев-пиррян к сугубо конструктивному обсуждению практических планов. И первым Керк предоставил слово Стэну, выступавшему сегодня в качестве главного военного эксперта.

– Да, я человек военный, – признался Стэн в самом начале, – но прошу не забывать, что я еще и ученый. И сегодня вынужден констатировать: если использовать любой из видов имеющегося у нас оружия, в любой последовательности, в любых сочетаниях с любой мощностью – вероятность одолеть этого врага, у нас все равно практически нулевая.

Раздалось дружное «Ах!», и Стэну пришлось пояснить свою мысль подробнее.

– Наше оружие, особенно криогенные бомбы и ультразвуковые деструкторы действуют на монстров действительно весьма эффективно. Но суть в другом: этих горячих бойцов порождают, похоже, сами вулканические процессы. Они появляются из лавы буквально в неограниченном количестве. Уничтожаешь одного – возникает еще десять. Применение любого оружия, использующего принцип уничтожения, является полнейшей бессмыслицей.

– Возражаю! – поднял руку Арчи.

И Керк дало ему слово.

– Каждая новая генерация монстров существенно отличается от предыдущей. Стэн не учитывает, я бы сказал, не хочет учитывать этого момента. Однако факт на лицо: меняется форма клюва, мышечные реакции, цвет кожи, отмечается явная тенденция к усложнению псевдобиологической структуры этих особей. Если мы станем планомерно наращивать мощности чисто военного давления, то на определенном и весьма скором этапе, появится поколение монстров, по-настоящему готовых вступить с нами в контакт.

– Спасибо, Арчи, – сказал Керк. – Эту парадоксальную теорию мы уже слышали от тебя однажды. И, должен признать, среди наших найдется немало охотников обкатать эти идеи на практике. Так что – не унывай! Но все-таки к мнению Стэна, тоже следует прислушаться. Он у нас опытный боец, а к тому же вообще неглупый парень.

– Заметьте, я ведь не перебивал и не заглушал Стэна, – слегка обиженно оправдывался Арчи. – Я просто хотел и хочу, чтобы над проблемой каждый думал сам, а не верил кому-то на слово. Тем более что слов сказано будет много, а единство во мнениях вряд ли обнаружится, хотя я искренне приветствую, господа ветераны, вашу неожиданную коалицию. Давайте, что ли, послушаем следующего докладчика.

Следующим оказался Бруччо, который водя крючковатым носом вдоль строчек собственных записей, вначале долго бормотал что-то невнятное, а под конец, неожиданно и четко резюмировал:

– Моналои – планета-наркотик. Я это понял достаточно давно, только поверить боялся. Все проверял, знаете, проверял… Вы себе и представить не можете: здесь каждая травинка живет от дозы до дозы! Перекрой им канал поступления «лекарства», и жизнь останавливается, любая: растительная, животная, разумная. Чем выше степень организации живого существа, тем сильнее его зависимость от чумрита и всех прочих сопутствующих факторов. Я, конечно, провел химический анализ. Результаты получил любопытные. В принципе, но вообще-то ничего нового для себя не открыл. В плодах айдын-чумры и прочих ядовитых местных фруктах содержится не какая-нибудь там не поддающаяся описанию экзотика, а хорошо знакомый любому химику диметиламид лезиргиновой кислоты, называвшийся когда-то красивой аббревиатурой ЛСД-25.

Бруччо сделал паузу, давая возможность всем, кто способен, осмыслить эту весьма забавную информацию.

– Следует отдать должное изобретателям этого наркотика, – продолжал он. – А изобретатели у него были, вне всяких сомнений, друзья: наркотик-то сугубо синтетический. Естественным путем, в природе, даже элементарный ЛСД-25 возникнуть принципиально не мог, а уж эта модификация, изящно закамуфлированная под безвредное мультимолекулярное вещество – тем более. К сожалению, я совершенно не представляю себе механизм синтеза подобного химического оборотня. Но сдается мне, что один раз в своих путешествиях мы уже напарывались на такой же хитро синтезированный с помощью высоких технологий психоделик.

По залу прокатился шумок: то ли кто-то вспоминал, когда и где происходило упомянутое Бруччо знакомство с экзотическим веществом, то ли просто большинство присутствующих перестало понимать, о чем талдычит высоколобый биолог.

– Для не разбирающихся в терминологии я мог бы сказать проще – «наркотик», – пояснил Бруччо, – но в действительности есть существенная разница между этими двумя классами стимулирующих препаратов. Трагизм нашего с вами случая, друзья, заключается как раз в том, что чумрит (в действительности не только он, но давайте для простоты говорить именно об этом препарате) представляет собою сложнейшее сочетание вещества, дающего неповторимые ощущения психоделического полета в иной реальности, и – вещества, обладающего свойством вызывать фантастически быстрое привыкание – с первой минимальной дозы.

На этой фразе Бруччо раздалось уже дружное громкое «Ах!» Во-первых, известно было, как относятся пирряне ко всякого рода наркотикам и прочим дурманящим средствам. Даже простейший никотин они люто ненавидели и отвергали для себя категорически. А во-вторых, уже многие знали, что в результате печального стечения обстоятельств местного жуткого зелья глотнул не кто-нибудь, а сам Язон. Почти пиррянин. Ну, еще бы! Первый в истории официальный муж пиррянской женщины. Глядишь еще год другой и его станут называть обитателем Мира Смерти без всяких скидок и оговорок. Впрочем, такое было бы вполне справедливо уже сегодня. И как же, скажите, не переживать пиррянам, если их соотечественник попал в серьезную беду?

И тогда Арчи выступил с ответной, а точнее с дополняющей Бруччо речью, в которой попытался увязать воедино влияние всех факторов, действующих на человека в экваториальном поясе планеты Моналои. Он показал, что перед этим воздействием практически равны как местные организмы, так и любые пришельцы. Язон, уже познакомившийся с основными открытиями Свампа (в изложении Олафа), и Мета, знавшая результаты самых последних здешних исследований непосредственно от Фуруху, не могли не восхититься прозорливостью и широким взглядом Арчи, сумевшего всего за три дня заметить и четко выделить главные принципы существования моналойского симбиоза, над формулировкой которых хваленый Свамп бился много лет.

После этого Арчи вежливо обратился к почтенным старикам и попросил слова для своей жены Миди, которую вообще-то и на собрание пиррян допустили со скрипом. Но кто еще, кроме нее, мог рассказать об уникальных и очень важных теперь телепатических впечатлениях. Ведь отчаянная Миди все-таки попыталась еще раз войти в ментальный контакт с этими жуткими, ни на что не похожими монстрами. Вторая ее попытка оказалась более удачной. Сквозь «телепатический шум» прорывалась-таки и «телепатическая речь». Но, к сожалению, на столь далеком от любого из человеческих языков, что даже само осознание необходимости расшифровывать его вселяло в душу первобытный мистический ужас. Однако это была речь! То есть строгая последовательность модулированных сигналов. И двух мнений здесь быть уже не могло. То есть предполагалось теперь, что разумность монстров доказана. Оставалось лишь раскусить их природу, цели, и найти те средства борьбы с ними, которые будут эффективнее простого уничтожения. Веселенькая задачка! Ничего не скажешь. А миди и не утверждала, что все так просто.

И наконец, только что прилетевший Тека предложил свежий взгляд на проблему.

– Ребята, а вам не кажется, что монстры – это просто роботы. Посланцы высокоразвитой цивилизации, имевшие своей задачей вылечить местных жителей от наркомании, но ставшие в итоге наркоманами сами. Ведь планета Моналои умеет воздействовать на субъекта комплексно. Вот и превратила в алкоголиков даже таких несгибаемых парней, как высокотемпературные монстры. И не пытайтесь теперь объяснить логически их поведение. Все эти твари пребывают либо в эйфории, либо в состоянии абстиненции.

Посмеялись. Кто-то наоборот взгрустнул. Смех смехом, а ведь гипотеза могла оказаться и вполне серьезной. Так что легкомысленного тона Теки не одобрили.

И наконец Стэн, про которого все почти забыли после мудреных высказываний и заумных дискуссий, вдруг заявил:

– Да черт бы с ней, с вашей наукой! Неужели вы еще до сих пор не поняли, что мы воюем здесь не просто с монстрами, а со всей планетой? Ведь эти так называемые заказчики элементарно подставили нас: пообещав одно, а подсунули совершенно другое!

Мысли Стэна оказались удивительно созвучны Язону. И он, крайне редко солидарный с этим типичным представителем пиррянского экстремизма, просто не мог не поддержать его необычайно разумного на сей раз выступления.

– Стэн абсолютно прав, – наконец, поднялся Язон. – Нас подставили. И в первую очередь попался именно я. Подумайте только: Крумелур не предупредил нас, что здесь, на Моналои, нельзя не только употреблять в пищу местные растения и животных, но и крайне нежелательно пить местную воду. Строго говоря, даже вдыхание моналойского воздуха следовало бы сильно ограничить. Хватит с нас здешней радиации и хитрых магнитных полей. Но ни о чем подобном сказано не было. Небрежность? Случайная забывчивость? Вряд ли. Скорее продуманный ход. А значит, следует держать ухо востро. Давайте не будем объяснять фэдерам, что разгадали их коварные планы. Давайте лучше затаимся. А уж потом ответим. Исподтишка, неожиданным ударом, в их же манере. Я думаю, так будет правильнее. А теперь вы думайте.

И в ответ – ни возмущения, ни одобрения. Тишина. Язон даже растерялся.

«Действительно, что ли, задумались все? – спросил он самого себя и, перескакивая взглядом с одного лица на другое, внезапно с удивлением понял: – А ведь и правда! Пирряне научились думать. И, что очень важно, не разучились при этом стрелять».

– Слушайте, – наконец, заговорил Рес. – Я очень уважаю Язона. Он верный друг Пирра, и вообще замечательный человек, Но сегодня, здесь и сейчас авторитет его – простите старика за цинизм – весьма сомнителен. Язон оказался привязан к планете Моналои. Я искренне желаю ему найти противоядие, которое позволит нашему другу покинуть этот мир и вернуться к нормальной жизни, но пока факт остается фактом: он привязан. И это, конечно, накладывает известный отпечаток на его мировоззрение. Он собирается воевать с монстрами, с людьми, с лысыми и шерстянвыми, с моналойцами и фэдерами, он намерен воевать со всей планетой. И даже не задает себе вопроса: чего ради? А я призываю вас, братья мои, задуматься именно над этим. Нам предложили работать на себя воротилы наркобизнеса. Да, анонимно. Подписывая контракт, мы еще не знали, с кем имеем дело. Но теперь-то знаем. Подумайте: стоит ли – даже однажды, даже в такой ситуации – связывать свою судьбу с самыми грязными и беспринципными преступниками во вселенной? Контракт подписан, но вы же понимаете: мы всегда можем отказаться. Никто не сумеет остановить нас, если мы решим покинуть эту планету. Это чисто моральная проблема, друзья. Задумайтесь над нею и решите, я не хочу подсказывать вам ответа. У меня есть мнение, и, как мы вам уже объясняли, оно совпадает с мнением Керка. Но я хочу, чтобы думали все. В этом я солидарен и с Язоном, и с Арчи.

Поистине гробовая тишина повисла в кают-компании. Ох, как не хватало посреди этого молчания звонкого и бодрого голоса Клифа! Признанный лидер нового поколения, он никогда не раздумывал подолгу. Если предлагался выбор, сражаться или выжидать, Клиф неизменно останавливался на варианте боя – не важно с кем и за что. Но теперь этого отчаянного горячего парня больше не было с ними – он погиб на последней войне от рук флибустьеров. А еще более юный Гриф, в известном смысле занявший место погибшего товарища, несмотря на свой возраст, отличался редкой для пиррянина рассудительностью и выдержкой. Он любил вспоминать, как еще в восьмилетнем возрасте охранял и обучал Язона, впервые попавшего на Мир Смерти. Гриф и теперь был прекрасным телохранителем и отлично умел натаскивать новичков. А вот принять быстрое эмоциональное решение – это было не по его части. С выводами он никогда не спешил.

В общем, ненормальная какая-то сложилась ситуация. Никто не осмеливался первым нарушить напряженную, мрачную тишину кают-компании. Конечно, пирряне не хотели помогать наркодельцам. Спасать от гибели мир, который сам несет страшную медленную смерть многим сотням других миров – это казалось безнравственным. Но, с другой стороны, бросить на произвол судьбы ни в чем не повинных людей в то время как никто, кроме пиррян, не способен помочь – такое тоже было выше их понимания. И вообще, не вступить в бой, когда тебе брошен вызов, когда бой, по существу, уже начался, расписаны роли, подсчитаны резервы, оценены все возможности! Разве это по-пиррянски – сложить оружие перед врагом на основании какой-то абстрактной морали? И все же. Мораль-то получалась не такой уж и абстрактной: на моналойских плантациях гибли люди. Нечеловеческие условия работы уносили больше жизней, чем раскаленная лава во время извержений. Так что Крумелур и его дружки-фэдеры, безусловно, являлись преступниками. В чем-то они были пострашнее космических пиратов. И значит,,, что же? Придется рисковать собственной жизнью, защищая хладнокровных убийц и их человеконенавистническую систему? Правильно ли это? Конечно, нет. Но… И так далее.

Мысли каждого из присутствующих вращались по этому замкнутому кругу. Еще немного, и чей-нибудь мозг обязательно перегрелся бы от неразрешимого парадокса. Взрыв назревал со всей неизбежностью, когда в центре зала поднялась Мета и решительно объявила:

– Послушайте меня! Вы считаете, что побеждая монстров, мы будем помогать наркодельцам? А я думаю – нет. Тысячу раз нет! Мы будем помогать всем жителям планеты. И потом. Мы подписали контракт, мы увлеклись этой работой, наконец, мы просто уже успели возненавидеть новых врагов. Неужели у вас достанет сил снарядить корабли и лечь на обратный курс, ничего не доведя до конца? Лично я – остаюсь. Мы обязаны победить этих монстров. Ведь пирряне никогда не отступают. Вот и все. А по поводу наркотиков, давайте так: одолеем монстров, тогда и с этими разберемся, с фэдерами и прочими местными уродами.

Женская логика победила. Она оказалась строже мужской на этот раз. И одобрительный гул многих десятков голосов стал ответом Мете. Ну, а когда выяснилось, что Керк и Рес изначально придерживались примерно такой же точки зрения, дальнейшее обсуждение вообще потеряло всякий смысл. Многие начали коситься на Язона – ждали от него традиционно парадоксальных возражений или хотя бы оригинальных дополнений.

Но Язон не оправдал надежд. Он, правда, еще не торопился хоронить себя на Моналои, но сражаться намерен был все-таки именно здесь. В общем, подводя итог, добавил от себя очень немного.

– Помните, – сказал он, – мы обещали Крумелуру и прочим фэдерам сохранить тайну их планеты? Письменно подтвердили, что будем молчать обо всем, что здесь увидим. Так вот: я намерен сдержать данное слово. Не стану я никому ни о чем рассказывать. Я с ними сам разберусь без всякого Риверда Бервика, Специального Корпуса и Лиги Миров. Согласны?

– Конечно, согласны, – кивнул Керк.

И тут же напомнил:

– Но я согласен с Метой. Делать надо все поэтапно. И первыми у нас на очереди – монстры.

Глава двадцать первая

Конечно, у Язона было свое, отдельное мнение по поводу всего происходящего на Моналои. Он как раньше, так и теперь не считал, что победа над монстрами – это именно первоочередная задача. Никто не спорит, очень заманчиво решать все проблемы строго по порядку, не отвлекаясь, не разбрасываясь. Но в жизни так не получается. Потянешь вроде всего за один кончик, развязывая нехитрый узел, а вытаскиваешь вдруг целый огромный клубок безнадежно перепутанных проблем. И решать их приходится параллельно, то есть все сразу и даже в комплексе друг с другом.

А после разговора с Экшеном ситуация только еще сильнее осложнилось. Какое уж там последовательное рассмотрение и поэтапная реализация! Битва на Моналои все больше напоминала Язону сеанс одновременной игры в шахматы. Причем на каждой доске партия-блиц: сделал ход и бегом к следующему. И нельзя ничего забыть, ошибки – не допустимы, и часы оглушительно тикают, напоминая о сжатых сроках, да еще эти подлые игроки почему-то не каждый за себя, а все вместе – против Язона. Они за его спиной шушукаются договариваются о чем-то и вероломно меняют правила по ходу игры. Ну, действительно где это видано, чтобы на одной не слишком густонаселенной планете в одно и то же время существовало столько различных классов, каст, категорий, организаций, разноязыких групп – и все со своими плохо стыкующимися интересами. Вдобавок вся эта веселая компания давно и основательно отравлена сильнодействующим наркотиком. И до смерти перепугана появлением какой-то нечисти из раскаленных недр. Но и это оказалось не все.

Экшен приготовил дополнительный сюрприз. «Все это придумал Солвиц!» – орал он еще тогда на плантации. Случайно такое имя в голову не придет. И вот теперь с упорством, достойным лучшего применения, Экшен требовал сугубо конфиденциального разговора. Конечно, условие было принято, и в какой-то момент Язон был вынужден согласиться, что да, пожалуй, кроме него, никто другой и не стал бы выслушивать Экшена так долго и так внимательно. Любой пиррянин, даже например, прекрасно образованный и умеющий трезво мыслить Бруччо, счел бы рассказы искалеченного фэдерами человека болезненным бредом, результатом многочисленных побоев и длительного воздействия чумрита вкупе с прочей дрянью. Быть может, еще только Арчи Стовер, сумел бы так же, как и Язон взглянуть на все философски. Но Экшен не был знаком с выдающимся юктисианским ученым и предпочел откровенничать только со своим молочным братом.

Часа полтора ходили они по полям вокруг пиррянского лагеря. Экшен патологически боялся подслушивания и подглядывания, хотя из всего им изложенного естественным образом вытекало, что от главного врага все равно никуда не спрячешься. Короче, с логикой было у него уже не все в порядке. Очевидно, мозг Экшена в какой-то степени действительно повредился от пережитого, но – что поделать? – многие принципиально важные вещи мог сообщить Язону только этот несчастный человек.

И вот что он рассказал.

Начал, как говорится от Адама, но Язон вынужден был признать, что это правильно – иначе многое из дальнейшего понималось бы с трудом.

Когда несколько лет назад они расстались в своем родном мире – на Поргорсторсаанде, который оба уже давно родным не считали, Экшен вдруг осознал, что невольно сделался игрушкой в чужих и страшных руках. Его использовали, как червяка насаженного на крючок, чтобы выцепить с далекой планеты Пирра крупную рыбу – Язона динАльта. Ведь не без помощи Экшена, а точнее при его непосредственном участии Язон был подвергнут весьма рискованным испытаниям, а затем отправлен в смертельно опасное путешествие.

О сути всего происшедшего Экшен узнал много позже, когда судьба занесла бывалого охотника на планету Эгриси. А там, на обширном и совершенно диком острове водились редчайшие полосатые собаки, достигавшие двух с половиной метров в холке. Увлекательная получилась охота. Но по эгрисянским обычаям половину любых трофеев полагалось отдавать местному царю, и законопослушный, как и прежде, Экшен явился ко двору И.Д. Йота с положенным количеством выделанных шкур и освежеванных замороженных туш. Ритуальное поздравление удачливого охотника благополучно перешло в пышное застолье. В общем, все было просто здорово, пока посередине этого праздника не появился вдруг уже знакомый Экшену отец Фиодор – верховный жрец главного храма Дзевесо и не отозвал его в сторонку. Странное имя было у этого жреца, впрочем, не более странное, чем и все остальное на Эгриси. «Есть разговор», – доверительно сообщил отец Фиодор, сверкая хитрющими черными глазами из-под низко нахлобученного кремового капюшона. И в тот же миг Экшен вдруг почувствовал, что будет не только слушать, но и слушаться этого человека. Больше того, он понял, что уже давно слушается его, именно его, только его. И совершает один за другим странные поступки, подчиняясь воле загадочного и жуткого в своей загадочности отца Фиодора.

– Мое настоящее имя – Теодор Солвиц, – счел нужным проинформировать верховный жрец.

И от этого Экшену сделалось как будто еще страшнее. Имени такого он никогда не слышал – он был просто уверен в этом. Но вместе с тем, оно вызывало массу совершенно невероятных ассоциаций, словно пробуждались в мозгу чужие воспоминания вперемежку с его собственными. Остервенелые твари планеты Пирр; странный ледяной астероид, излучающий ни с чем не сравнимую злобу, вызывающий жуткий страх; шоу-охота на гигантского снехобирдона в жаркой дарханской пустыне; широкомасштабное сражение со Звездной Ордой в окрестностях Старой Земли; кровавая, яростная поножовщина на пиратской планете Джемейка; летящий в бесконечность и сверкающий ясным золотом древний звездолет «Овен»… И все это в безумной, внехронологической последовательности. В этих проблесках памяти, в этом винегрете из своего и чужого, не было ни прошлого, ни будущего – все фрагменты существовали как бы вне времени. И, осознав такое, Экшен буквально онемел от страха.

А Солвиц меж тем проговорил:

– Спасибо тебе, Экшен. Ты славно поработал на меня. Но к сожалению, Язон динАльт по-прежнему жив, и тебе придется оказать мне еще одну услугу.

– Я не хочу, – выдавил из себя Экшен, удивляясь звукам собственного голоса.

Конечно, он не хотел вновь становиться исполнителем чужой воли, а тем более – убийцей собственного молочного брата и друга детства. Но с другой стороны, произносить такое вслух в подобной ситуации казалось равносильным смертному приговору. И все же слова были сказаны. Словно еще чей-то, не менее могущественный, чем у Солвица, разум одновременно вселился в голову Экшена. Не многовато ли для одного человека?

Солвиц улыбнулся странно и, пожав плечами, очень просто сказал:

– Не хочешь – как хочешь. Мое дело предложить. Но учти: рано или поздно ты все равно попадешь к кетчерам на планету Жюванс. Кетчеры тебе не понравятся, и ты попытаешься бежать оттуда. Некий очень упрямый человек поможет тебе в этом, но вы не сойдетесь во взглядах и в итоге ты попадешь в настоящий ад. Это и будет мое наказание тебе. Можешь считать, что этот маленький тартар я создал специально для тебя. Этакая, если угодно, шутка гения.

Последние два слова он произнес с известным нажимом, и тут же добавил, небрежно махнув рукой:

– Теперь – иди. И можешь улетать с Эгриси куда твоей душе угодно.

Экшен хотел окликнуть Солвица, уже повернувшегося и медленно, с полным безразличием уходившего по длинному пустому коридору царского дворца. Но не сумел вымолвить ни слова. Дыхание неожиданно сперло, перед глазами все плыло, ноги сделались ватными. Что и говорить, на такого зверя, как этот жрец, охотиться его не учили!

А с течением времени Экшен все реже вспоминал ту сумасшедшую сцену на планете Эгриси. Иногда ему даже начинало казаться, что и не было ничего – весь этот ужас просто приснился однажды после слишком сытного ужина. Будучи человеком необыкновенно прагматичным и трезвомыслящим, он с детства не верил в то, что называется судьбой, в предсказание будущего и прочую бесовщину. Поэтому через год-другой перестал воспринимать всерьез абстрактную угрозу. И наконец всем черноглазым жрецам назло, решил выяснить, где же находится пресловутая планета Жюванс. В конце концов, охотник он или не охотник?

В звездных атласах такого мира, разумеется, не значилось. Но поболтав с коллегами за кружкой альтаирского эля, щедро сдобренного фомальгаутским спиртом, Экшен выяснил, в каких примерно краях следует искать нехорошую планету, если, конечно, верить передаваемым из уст в уста слухам. Легенды существовали на сей счет разные, но вообще-то все охотники и звероловы в один голос не рекомендовали туда соваться. Почему? Большинство из них, даже не хотели заговаривать на эту тему. Но наконец, нашелся один, должно быть, самый пьяный, который доверительно шепнул:

– Кетчеры никому не позволят охотиться на зверей, которых они разводят.

– Кто такие кетчеры? – вздрогнул Экшен от почти забытого слова.

– А вот этого никто и не знает, но на Жювансе хозяйничают именно они.

Экшена, конечно, заело. Как это хозяйничают?! Закон об охоте для всех един. В конце концов, у него с некоторых пор галактическая лицензия на отстрел любых животных, не входящих в официальный список запрещенных видов. Ну а предупреждения какого-то полумифического Солвица – это вообще бред. Вот теперь уж обязательно Экшен должен лететь на Жюванс! Доберется туда и докажет – себе и всем – что никого на этом свете не боится. Потому что законопослушный гражданин Галактики и не должен никого бояться. А человечество в лице Космического Флота Лиги Миров обязано защищать своих граждан.

Вот так примерно рассуждал Экшен, направляя свой видавший виды межзвездный ялик к планете Жюванс. «И с чего вдруг такая удаль накатила? – недоумевал где-то в глубине сознания слабенький такой внутренний голос. – Не иначе, опять какой-то бес в него вселился». Но думать об этом всерьез не хотелось: любопытство и охотничий азарт брали верх.

А кетчеры и вправду Экшену не понравились. Люди, как люди, но высокомерные до омерзения. Полное равнодушие проявляли они практически ко всему внешнему миру. Разрешили сесть на планету, разрешили ехать и летать куда угодно, разрешили ловить и убивать любых зверей. Ну, то есть, как разрешили – просто не чинили никаких препятствий. А вообще молчали все время, подозрительно кивали и что-то непрерывно записывали, водя световыми лучиками по небольшим синим пластиночкам, извлекаемым из карманов.

Словом, когда Экшен вернулся из лесу с добычей и сгрузил ее перед своим кораблем в крохотном космопорту, напоминающим больше всего сугубо временный военный объект, ялик его оказался арестован. То есть просто-напросто лишен энергоблока. И тут пресловутые кетчеры разговорились. Оказывается, Экшен нарушил чуть ли полтора десятка правил, принятых на планете Жюванс. Почему не предупредили? Да как бы незачем. И вообще, почему он сам не спросил? Хороший получился разговор.

Сопротивляться было бесполезно. Его разоружили и заточили в тюрьму – странного вида звездолет, где он и провел далеко не один день. Сколько именно, Экшен быстро сбился со счету. Кормили его как-то нерегулярно, во всяком случае, так казалось по индивидуальным ощущениям, суточных изменений в освещении не наблюдалось. Спать приходилось просто по мере уставания, а часов нигде не было. И разумеется, никакая связь не работала. На определенном этапе один из кетчеров, – то ли сжалившись над ним, то ли просто так было задумано изначально – соизволил объяснить следующее:

– Вы будете отбывать здесь наказание вплоть до вынесения нами окончательного решения.

Очень содержательная информация. Запас оптимизма на этом и иссяк. Экшен почувствовал, что начинает сходить с ума. Вот тогда-то в его одиночной камере и появился напарник, товарищ по несчастью. Впрочем, возможно, это был следователь, ведущий его дело, или вражеский агент-подсадка, или вообще палач. К тому моменту Экшен уже плохо соображал и был не вполне способен адекватно оценивать происходящее.

Человек назвался Энвисом и уверял, что он сам кетчер, хотя был для кетчера невероятно болтлив и прост в общении. Настоящие кетчеры даже имен своих не называли. А Энвис пообещалувезти Экшена с этой проклятущей планеты. Когда? Да как только будет получен приказ. Ответ прозвучал вполне в кетчерском духе, и Экшен, было оживившийся, снова впал в депрессию.

Но самым удивительным оказалось то, что Энвис обещание выполнил. Был приказ или не было его, узнать так и не удалось, но в один прекрасный день звездолет с непонятным принципом управления стартовал. Экшен просил высадить его на первой же обитаемой планете, входящей действительным членом в Лигу Миров. Но у Энвиса были какие-то свои планы, остановки на планетах он совершал, но исключительно на диких, отсталых, как нарочно. По дороге трюмы чудного звездолета, предназначенные скорее всего для перевозки животных, заполнялись постепенно людьми. Зачастую пассажиры говорили на совершенно непонятных наречиях или не говорили вовсе по причине тяжелого психического состояния. Когда попадались владеющие меж-языком, Энвис и его подручные быстро изолировали их друг от друга. Экшен так и не успел ничего выяснить об этих людях. Ну а потом их всех выгрузили на Моналои, и это оказался сущий ад.

Одним словом, сценарий, расписанный Солвицом, осуществился с точностью до деталей. И когда Экшен как-то внезапно осознал это, то сразу утратил всякий интерес к жизни. Он уже не рвался к свободе, вообще никуда не рвался. Единственной радостью стало умиротворяющее действие похлебки из айдын-чумры. Другие более опытные фруктовики – так их здесь теперь называли – рассказали ему, в чем тут дело. Что ж, наркотик, так наркотик. Какая, в конце концов, разница? Экшен стал мечтать о больших дозах чумрита, пытался по ходу работы хватать куски суперфруктов прямо зубами, но десятники приглядывали зорко, и за это всякий раз очень больно били.

Так и протекала жизнь. Если это можно назвать жизнью. В вечерних разговорах перед сном потихоньку выяснялась общая картина, но понять все до конца не представлялось возможным. Для самого низшего и презираемого сословия на планете то есть для броцлингов, фруктовиков, шерстяных почти вся информация считалась закрытой. А то, что люди знали и помнили раньше, катастрофически быстро забывалось. Экшен с некоторым удивлением обнаруживал, что его память оказалась намного устойчивее к внешним воздействиям, нежели у других. Равно, как и его волосы. У многих они выпадали целыми клочьями, что не лучшим образом сказывалось и на общем состоянии здоровья. Умирали здесь часто. Десятники предпочитали уносить фруктовиков с плантаций или из бараков еще живыми, но иногда прозевывали момент смерти и забирали уже трупы. Считалось, очевидно, что вид мертвецов плохо сказывается на производительности труда.

А Экшен оказался необычайно живуч. Он не знал, сколько времени провел на плантациях, он опять сбился со счета в этом бесконечном кошмаре, но все-таки отчетливо помнил: многие, появившиеся позже него, уже благополучно исчезли в известном направлении, или умерли у него на глазах под палками, или просто упали от изнеможения в канаву и захлебнулись. Попадались и другие такие же живучие, которые тоже помнили больше других. Они пытались во всем разобраться, пробовали даже объединиться, организовать нечто вроде подпольного движения, мечтали о побеге. Кончалось это все, как правило, скверно. Находился предатель, стукач, по его сигналу являлись десятники и забивали главных зачинщиков палками насмерть.

Выделялся среди живучих особый класс фруктовиков, местная охрана называла их бесноватыми. Этих, должно быть, слишком много помнящих, одолевало вдруг стремление всем помочь, включая своих мучителей. Они принимались громко проповедовать, агитировать, призывать к борьбе. Причем некоторое для пущей эффективности умудрялись выучить отдельные фразы на немыслимо чуждом для нормального человека моналойском языке. Выступления бесноватых заканчивались столь же печально, как и все попытки заговоров. Разве можно было не понимать таких элементарных вещей? И все же вновь и вновь люди начинали кричать посреди рабочего дня. Очевидно, это был один из результатов наркотического отравления.

И вот однажды и для Экшена настал страшный момент. В конце невыносимо долгого, душного, тяжелого, предвещающего грозу дня он услышал голос, приказывающий немедленно объявить для всех важную информацию. Возможно, доза чумрита превысила некую критическую массу, а возможно это снова Солвиц или кто-то еще подселился в его ослабевший разум. Экшен не в силах оказался противиться приказу, и закричал на всю округу, как самый настоящий бесноватый фруктовик. Ему уже было все равно, что с ним будет после – важнее всего на свете было предупредить людей о начинающемся извержении вулкана и всех дальнейших связанных с этим бедах. И он кричал, сначала на меж-языке, затем по-моналойски. Кричал, потому что голос приказывал. И наконец, он все-таки узнал этот голос. Или просто заставил себя поверить в это. Голос принадлежал Теодору Солвицу.

И вот тогда, уже без всякого приказа, помимо основного текста, Экшен взял, да и прибавил от себя то, что показалось вдруг особенно важным:

– Найдите Язона динАльта. Скажите: все это сделал Теодор Солвиц.

Экшен четко продумал эту фразу на моналойском и очень внятно прокричал ее несколько раз. Теперь он точно знал, что этот маленький тартар сделал именно Солвиц. Ведь он признался тогда. Конечно, вряд ли персонально для Экшена была отравлена целая планета, но то, что это дело рук Солвица, сомнения не вызывало. Тем более, когда Экшен совместил свои новые знания моналойского с давними откровениями верховного жреца храма Дзевесо с планеты Эгриси. Моналои в переводе с языка тафи означало ни что иное, как «шутка гения». Вот так.

Ну, а в итоге живучесть Экшена оказалась еще более феноменальной, чем можно было себе представить. Пролежав почти трупом в воде добрых десять минут, он сумел отползти подальше от спасающихся бегством десятников и фруктовиков. Лавируя между потоками почти кипящей воды и длинными колючками кустарника айдын-чумры, местами охваченного пламенем пожара, Экшен прорвался к густому лесу, никем не замеченный в общей панике. На следующий день его подобрали стридеры. Он даже сделался одним из них. Впрочем, эти отчаянные революционеры произвели на Экшена удручающее впечатление: полнейшие безумцы, бесноватые фруктовики на свободе. Но они спасли ему жизнь. И вообще в лесу была жизнь, а не жалкое прозябание в рабском труде и наркотическом тумане забытья. В лесу было много еды и никаких побоев – настоящее счастье, для бывшего броцлинга.

А в одну из ночей Экшен почувстовал: Язон динАльт где-то здесь, на планете. Это конечно, больше всего напоминало бред, но после сбывшихся предсказаний Экшен стал намного охотнее верить интуиции, бреду, голосам, всяческим смутным ощущениям. И он рассказал собратьям-стридерам о Язоне. На общем собрании было решено отправить Экшена на встречу с Язоном. Для этого в первую очередь предлагалось прокрасться на территорию резиденции султана и угнать оттуда скоростной вертокрыл. Задача была совершенно невыполнимой, но Экшен согласился почему-то на эту авантюру, и строго по плану ночью полез через забор к султану Азбаю. Конечно, он даже не успел выяснить, где стоят искомые вертокрылы. Его схватили гораздо быстрее. И снова били. И приходил шерстяной человек, похожий на Энвиса, если Экшен еще способен был помнить, как выглядел этот сволочной Энвис. И шерстяной человек страшно обрадовался удачной поимке беглого бесноватого фруктовика. Он очень хотел допросить Экшена по всей форме, но Экшен быстро отключился и его оставили до утра в покое. Вот, собственно, и все. Потом появилась Мета.

Вся эта длинная история рассказана была совсем не так складно. Экшен постоянно сбивался, нес какую-то чудовищную ахинею, путался в названиях, сроках, именах. А на прямые вопросы Язона отвечал на удивление нелепо, словно пытался что-то скрыть. Этой манерой братишка его даже напомнил слегка Крумелура. «Местный воздух, что ли, так действует на них на всех?» – подумал Язон то ли в шутку, то ли всерьез.

У него еще много вертелось на языке важных вопросов, но он уже безумно устал беседовать с этим полусумасшедшим Экшеном. Медицинская помощь требовалась несчастному, вне всяких сомнений. И для начала следовало использовать все, чем располагал Бруччо на «Конкистадоре» и Тека на «Арго», ну а если результата не будет, придется отправлять беднягу на какую-нибудь высокоразвитую планету. Потом Язон с ужасом вспомнил, что отправлять-то Экшена как раз никуда и нельзя, Главный ужас заключался в том, что и самому Язону до поры улетать никуда невозможно. «До поры! – улыбнулся Язон собственным мыслям. – А ты однако оптимист, братец! До какой еще такой поры? Ты же у нас бессмертный, вот теперь и будешь вечно жить на Моналои, жуя айдын-чумру и запивая чорумом. Ха-ха-ха. Не смешно».

Эти невеселые рассуждения напомнили Язону, что самое время открывать еще одно крайне важное совещание. Теперь уже открытое, а вернее закрытое с другой стороны. Не всех пиррян стоило приглашать на тяжелый разговор с местными властями. Возможно, стоило вообще отправиться в Томхет одному. Конечно, он понимал, что Мета его не отпустит, да и Керк скорее всего увяжется с ними вместе. Что ж, может быть на таком составе и остановимся? Впрочем, не помешает нам – для равновесия мнений – мудрый рес. А еще и Арчи Язон не отказался бы взять с собой.

На том и порешил. Затем созвонился с Крумелуром, и тот любезно подал ему свой катер для перелета, а Язон не менее любезно отказался. Любезность была, понятное дело, показной. В действительности Язон просто боялся – и не без оснований – всевозможных ловушек со стороны коварных фэдеров. Пирряне полетели на своем суперботе. За штурвал посадили, разумеется, Мету. Керк помимо реактивного пистолета, с которым никогда не расставался никогда и нигде, обвешался еще многочисленными миниатюрными, но весьма мощными бомбами, а также вооружился дополнительно новейшим излучателем-парализатором системы Стэна. Ну а неугомонный Арчи, конечно, полетел вместе с Миди, которая чисто внешне придавала всей их компании более мирный и цивилизованный характер, а в действительности была еще одним секретным оружием пиррян. Яхон рассчитывал, что она сумеет почитать мысли хитрющих фэдеров. Правда, попытка забраться в мозг Крумелура до сих пор успехом не увенчалась. Очевидно, талант Миди по этой части уступал аналогичным способностям девушки Долли с планеты Зунбар, или Крумелур был не совсем простым человеком. Честно говоря, Язон надеялся выяснить и это, пригласив сюда Долли, если других возможностей не останется. Ведь однажды эта удивительная девчонка уже выручала их в тяжелейшей, безнадежной ситуации. Так, может, и еще раз? Но… Всему свое время. Пока еще оставалась надежда элементарным образом договориться.

Глава двадцать вторая

Отцов-фэдеров планеты Моналои оказалось конечно, не пятеро, а гораздо больше. Теперь темнить было поздно: Язон уже достаточно хорошо разобрался в структуре местной власти. Поэтому на переговорах, проходивших все в том же зале роскошного бункера близ космопорта Томхет, присутствовало существенно больше персоналий. Четверо так называемых совладельцев планеты сидели рядом с Крумелуром, вроде даже в том же порядке, как и в день знакомства пиррян с Моналои. Одилиг и Фальк – те самые высокие блондины, похожие, как братья. Паоло Фермо – черный и усатый. И наконец, маленький сухонький старичок, представившийся одним коротеньким слогом – Ре. Имена первых двоих уже не были для Язона пустым звуком благодаря предсмертным откровениям упрямца Энвиса. Фамилия Фермо показалась смутно знакома, но Язон бы поклялся, что во-первых, никогда до прибытия на Моналои не видел его лица, а во-вторых – и это тоже было странно – на первом совещании Крумелур называл усатого фэдера исключительно по имени – Паоло. Наконец короткое Ре, звучавшее несолидно, словно название музыкальной ноты или собачья кличка, в действительности означало «король». Язон понял это, как только догадался по ассоциации с Паоло Фермо сделать перевод с итальянского. Он даже вспомнил еще одну забавную вещь. Ведь итальянский не был забыт им полностью за долгие годы прошедшие со времен учебы на Скоглио. Одна единственная буква, один звук необычайно эффектно и точно меняли смысл имени этого старика: ре – король, а рео – преступник.

Кроме пятерых вышеперечисленных, приглашены были так же Олаф Вит, переставший быть Троллькаром, Свамп (ну, как же без этого фанатика науки?!), эмир-шах Зулгидой-аль-Саххэтт – не такой уж номинальный властитель. И некий пока еще даже в апокрифах не знакомый пиррянам Кунглиг Брорсон^[8]. Язон, признаться, не понял, это имя такое, или молодой парень действительно племянник короля Ре.

Ну а со стороны пиррян, по настоянию Язона, присутствовали дополнительно освобожденный из рабства Экшен и бывший персональный охранник султана Азбая господин Фуруху. Да, да именно лысый и темнокожий моналоец выступал на стороне пиррян. Язон пока плохо представлял, что они будут делать с этим парнем когда все их дела на этой планете закончатся, но в данный момент он совершенно не намерен был отдавать обратно в руки безжалостного Свампа уникального в своем роде человека. Феномен Фуруху пирряне намерены были исследовать сами.

Естественно было предполагать, что в столь разношерстном сборище найти хоть какое-то взаимопонимание и согласие будет нелегко. Но съехались-то все-таки именно для этого.

Расселись, сделали по глоточку жидкости, не содержащей чумрита, пирряне на всякий случай напитки со своего корабля прихватили, и Крумелур начал:

– Господа, давайте все-таки отталкиваться в нашем разговоре от изначально подписанного документа.

– Давайте, – согласился Язон. – Но, как это не смешно, ни один из пунктов договора до сих пор не нарушен ни вами, ни нами. А взаимных претензий накопилось – хоть отбавляй. Вот с них я и предлагаю начать.

– Пожалуйста! – обрадовался Крумелур.

Он просто рвался в бой.

– Пожалуйста! Самая первая претензия. Вы занялись вовсе не теми делами, какие были вам поручены.

– Возражаю! – мгновенно отреагировал Язон. – Мы занялись именно тем, чем надо – решением проблемы высокотемпературных монстров. Но наше законное право – самим выбирать пути и средства решения.

Крумелур открыл было рот, но сообразил, что ввязываться в спор бессмысленно и неконструктивно, разумнее было перейти к следующей претензии. Но тут его опередил Свамп:

– Претензия вторая. Вы похитили из резиденции султана Азбая гражданина Моналои Фуруху, содержавшегося там согласно нашим законам…

– …Которые позволяли вам подвергать беднягу бесчеловечным экспериментам, – неожидано резво продолжил за него Керк.

«Ай да пиррянский вождь! – восхитился про себя Язон. – Пора его действительно избрать в Комиссию по правам человека при Лиге Миров».

– Это не совсем так, – мягко возразил Свамп, не удержавшись.

И тут уже Фальк, не желая терять темпа, предъявил третью претензию:

– Вы стреляли в наших людей, вместо того, чтобы защищать их от монстров.

– Ну, знаете! – задохнулась от возмущения Мета. – На войне, как на войне. Где тут ваши, а где не ваши, понять вообще невозможно. А солдаты, обученные убивать других, не должны удивляться, что иногда пули летят и в обратную сторону. Между прочим, лично я до последнего момента пыталась стрелять не пулями, а анестезирующими иглами…

– И вообще, друзья, решил добавить Язон, – если мы станем этак по-детски выяснять, кто первый начал, получится, что сначала все-таки меня ударили по голове, а уж потом было все остальное.

– На вас напали неподчиняющиеся властям охранники, одержимые идеями калхинбаев, – счел необходимым пояснить Одилиг.

– Ну, братцы, – засмеялся Язон, – если ваши бойцы вам не подчиняются, мы-то в чем виноваты? Перестреляйте сами своих калхинбаев, а уж мы тогда спокойненько монстрами займемся.

– Я не позволю говорить в таком тоне о калхинбаях! – неожиданно заявил Зулгидой-аль-Саххэтт.

А юный Брорсон выкрикнул в ответ, то ли в шутку, то ли всерьез:

– Да здравствуют стридеры!

– Стоп, стоп, стоп!

Со стороны пиррян из-за стола встал могучий седовласый Рес, поднимая вверх обе руки и требуя тишины.

– Возможно, я самый старший из присутствующих. Так уж позвольте объяснить вам на правах много повидавшего человека: так переговоры не ведутся. Если мы сейчас станем выяснять подробности политичеcкой обстановки на вашей не самой благополучной планете, мы и через три дня до сути не докопаемся. Я здесь человек новый, только вчера прилетел. Может, в чем-то и не успел еще разобраться, но главную претензию выскажу. Да, вы – заказчики. Вы платите деньги и вправе рассчитывать на выполнение своих требований. Но Язон абсолютно прав, когда говорит, что мы как исполнители имеем право сами выбирать средства для решения задачи. Не надо, господа, подсказывать пожарнику, в какую сторону направить струю из брандспойта. Он это знает лучше вашего. Зато совершенно необходимо предоставить этому пожарнику полную – подчеркиваю: полную – информацию о характере пожара и всех очагах возгорания. Иначе работа становится невозможной. И последнее. Вы не только не предоставили нам всех необходимых сведений – вы даже не сочли нужным предупредить о смертельных опасностях, поджидающих людей на вашей планете.

– Чумрит не является опасностью смертельной, тем более для такого человека, как Язон.

Это была первая реплика старика Ре, и прозвучала она очень солидно. Безусловно, этот бандитский король был прав, но ведь не о том же шла речь. Понятие смертельной опасности можно толковать и шире. Остаться на веки вечные наркоманом на дикой планете – это, быть может, еще похуже смерти.

– Ну, и потом, вообще говоря… – Крумелур мялся, словно бы не решаясь сказать чего-то. – Вообще говоря… между нами… существует же противоядие, своего рода антидот от чумрита, тут, правда, все не так просто, однако…

Все с нетерпением ждали продолжения, но Крумелур вдруг замолчал, перехватив яростный взгляд Свампа. А в следующую секунду громкий голос бандитского медика разорвал повисшую в зале глубокую и напряженную тишину:

– Кому ты пытаешься лгать, идиот?! Нет никакого противоядия! Язон теперь привязан к планете навсегда.

– И что же? – грозно поинтересовался Керк. – Это был такой замысел? Вернее, злой умысел.

– Да не было никакого умысла, – поморщился Крумелур. – Кто, скажите, приглашал вашего Язона в одиночку шастать по лесам? Ведь больше ни один чудак не попался. Мы прекрасно знали, кто такие пирряне: осторожные, опытные, грамотные бойцы, не страдающие праздным любопытством.

Складно он это все излагал, очень складно и убедительно. Но тем меньше оно походило на правду.

– Я тебе не верю, Крум, – глухо проговорил Язон.

– Это твое право, – отозвался Крумелур.

– Но и тебе, Свамп, я тоже не верю. Противоядие мы будем искать. Этим займутся наши ученые.

– Ищите, – сказал Ре с непонятным выражением.

Язон решил не комментировать и продолжил:

– С монстрами сражаться мы тоже будем. Во-первых, мы обещали. Во-вторых, нам и самим интересно узнать, откуда здесь взялись эти уроды. Так что, считайте все в порядке. Но помните, фэдеры, вы все равно рано или поздно ответите за то, что здесь творится. Такое не может оставаться безнаказанным.

– Ну, вот! Уже начались угрозы, – разочарованно протянул Фальк. – Мы же не для этого собрались.

– Давайте все вопросы решать по порядку, – быстро добавил молчавший до этого Паоло Фермо.

«Интересно, – подумал Язон, – еще один любитель порядка нашелся. Мало мне Керка с Метой, которые все предлагают сначала монстров побеждать, а уж потом – фэдеров, так теперь еще этот. Эх, братцы, да пока мы с монстрами возиться будем, фэдеры разбегутся все. Нельзя тут ничего откладывать на потом. Не сбивайте меня, ох, не сбивайте!»

И как-то совершенно внезапно Язон вспомнил, где уже слышал однажды фамилию Фермо. На планете Эгриси, и довольно-таки давно, когда распутывал другое, тоже очень серьезное дело, связанное со звездолетом «Овен». Фермо. По словам портье шикарного отеля «Лидо» так звали первого хозяина этого заведения. И прилетел этот тип со Скоглио. А конструкторы со Скоглио принимали участие в создании звездолета «Сегер», угнанного фэдерами. А на планете Эгриси совсем недавно побывал Экшен и получал там инструкции от пресловутого Теодора Солвица. Вон оно как все переплелось! Ведь не случайно же, правда?

– Ладно, – сказал Язон примирительно. – Будем все вопросы решать по порядку. Возражений нет. Я обещаю вам избавить Моналои от монстров. Но и вы обещайте не мешать нам работать. А Экшена и Фуруху мы забираем у вас в качестве откупного за причиненный моральный ущерб. Ну как, по рукам?

– По рукам, – улыбнулся Ре и протянул Язону маленькую сухую ладошку.

Язон пожал ее с чувством известной брезгливости. Особенно улыбка была у старика неприятной: словно хищная рептилия осклабилась перед тем, как проглотить тебя, и протягивает когтистую лапку. В общем, Язон не удержался.

– Значит, договорились, Рео, – тихо проговорил он.

А бандитский король то ли не услышал, то ли сделал вид, что не услышал. Так или инчае, никакого ответа не последовало.

Зато над столом воздвигся седовласый суровый Керк и в лучших своих традициях решил поставить последнюю точку в разговоре.

– Наши ученые, конечно, разберутся во всех ваших премудростях, – заявил он. – И скорее всего мы выручим Язона. Но если почему-нибудь сделать этого действительно не удастся… Ох, как вы сильно пожалеете о том, что однажды связались с Миром Смерти!

– Ну вот, опять угрозы! – заворчал космический разбойник Фальк. – Вы бы хоть для начала справки о нас навели толком, прежде чем размахивать своей непобедимостью.

Такого оскорбления Керк стерпеть, понятно, не мог.

В ту же секунду переговоры можно было считать законченными, потому что каждый поднятый ствол – а в зале оказались вооруженными все поголовно – смотрел теперь кому-нибудь прямо в лоб. И стоило грянуть хоть одному выстрелу, живых среди участников совещания, вероятно, не осталось бы вовсе. Язон лихорадочно прокручивал в голове приемлемые варианты поведения. Внезапно погасить свет? Он не знал как. Применить усыпляющий газ? Быстрее выстрела это не получится. Изобразить припадок? Закричать не своим голосом? В конце концов, ведь это он – главная причина всех перепалок. Это он тут заболел, и ему все можно. Вот только каков будет результат? А что если закричать какую-нибудь несусветную глупость?.. И внезапно его осенило.

Когда в свои юные годы еще в летной школе на Скоглио ему случалось принимать участие в кулачных боях, то всякий победный удар по носу или в ухо комментировался дежурной фразой. Язон вспомнил ее сейчас слово в слово.

Выхватив из кармана банкноту в тысячу кредитов, – дула десятка пистолетов развернулись в этот момент в его сторону – Язон прокричал со всей мыслимой экспрессией:

– To' mille lire per il gelato!^[9]

И швырнул бумажку в лицо старика Ре.

В ответ не грянул выстрел. И даже ругани не последовало. Ре громко расхохотался. Он оценил юмор. Остальные, кроме разве что еще Фермо, не поняли ничего, но уже через пару секунд, смеялись все. Просто так, ни над чем. Наступила неизбежная и нормальная послестрессовая разрядка.

А готовиться к решающей атаке решили утром. Весь вечер до ночи экипаж «Арго» совместно с экипажем «Конкистадора» принял решение отдыхать. Конечно, линейный крейсер, прибывший на планету первым, тоже теперь посадили в фермерской долине Караэли – для удобства дальнейших военных действий. Остальные корабли оставались пока на орбите. На всякий случай. Никто ведь не знал, как может повернуться дело в самом ближайшем будущем.

Расслабившимся после всего, что случилось, пиррянам было теперь о чем поговорить друг с другом. Было что обсудить. Да и не часто в их жизни вообще выдавались минуты отдыха. Чаще это случалось в полетах. Но на боевых кораблях совсем не тот досуг: томишься от скуки в тесных каютах, а за броней межзвездная чернота и холод. Не говоря уже о том, что в любую минуту в космосе может что-то случиться, внутри или за бортом – какое уж там расслабление. А здесь, на Моналои, было чудесно: не жарко, безветренно, красиво, изумительные ароматы трав и цветов, пение птиц, легкие облачка в высоком голубом небе, потрясающие восходы и закаты двух солнц одновременно, и никакой опасности со стороны растительного и животного мира.

Ну а то что все вокруг пропитано коварным ядом, и плюс к тому под ногами и не планета вовсе, а настоящая пороховая бочка, ведь под очень тонкой корочкой горных пород пряталась бурлящая магма, готовая в любой момент вырваться наружу вместе с загадочными монстрами, грозящими гибелью всему живому… О таких мелких неприятностях пирряне предпочитали не думать в этот тихий теплый вечер, по-моналойски быстро переходящий в ночь.

Язон и Мета решили прогуляться в горы на двухместной универсальной шлюпке. Покружили над скалами, выискивая удобное место для посадки, и вдруг заметили на небольшой ровной площадке слабо тлеющие зеленоватые габаритки такой же как у них посудины. Забавно! Вроде до сих пор у местных жителей подобных летательных аппаратов в обиходе замечено не было. И они аккуратненько опустили свою шлюпку рядом. Бояться-то в общем никого не стоило. Будь это хоть сам Теодор Солвиц.

Но это оказался не Солвиц. У края обрыва стояли обнявшись Арчи и Миди.

– Вы решили, что нас похитили стридеры? – спросил Арчи. – Думаете, уже пора спасать?

– Нет, – честно признался Язон. – Мы даже не видели, как вы улетали. Просто самим захотелось прогуляться.

Миди посмотрела на него долгим взглядом, при погашенных фарах только глаза ее посверкивали загадочно, как у кошки, и сообщила:

– А мы с Арчибальдом, – она так и сказала: с Арчибальдом, – иногда очень любим просто постоять вместе над какой-нибудь кручей и полюбоваться на звезды.

Звезды над Моналои были действительно хороши: густые россыпи крупных, ярких, разноцветных огоньков, больше всего – золотых. Все-таки центр Галактики находился совсем близко отсюда.

Мета улыбнулась, вспоминая что-то свое, и сказала чуть-чуть с грустинкой:

– А из иллюминатора, когда летишь в особом режиме, все-таки еще красивее.

– Да, – сказал Язон.

Он хорошо понял, о чем она сейчас думает. Поэтому добавил, помолчав:

– Мы еще обязательно полетим с тобою в особом режиме. И домой на Пирр, и на много-много других планет.

– Я тоже верю, что так и будет, – шепотом ответила Мета и прижалась к нему.

Часть вторая Парад феноменов

Глава первая

Казалось, что полыхает все вокруг. Да так оно и было на самом деле. Мелко диспергированный напалм распылили на огромной территории, и строго по сигналу от тонкой струи из плазменного пистолета разом вспыхнуло все: горели деревья, трава, камни, вода, песок… Впечатление складывалось такое, будто горит даже воздух. При этом расчетная температура на поверхности теплозащитных костюмов достигала трех с половиной тысяч градусов, что было заведомо жарче любой раскаленной лавы, вытекающей из разломов. Костюмы выдержали. Люди внутри костюмов – тоже. Это было прекрасно.

Правду сказать, никто не знал наверняка, какая температура ожидает лихих бойцов на глубине сотен метров под землей. А именно такова была стратегическая идея – глубокое погружение в магму. Но разве пиррян могла остановить неизвестность? Проверив скафандры на термическую выносливость в течение достаточно долгого времени, испытатели перешли к следующему номеру программы.

Стэн применил по всей площади возгорания свою новую криораспылительную установку с инжектором повышенной эффективности. Результат превзошел все ожидания. Огромный пожар погас в одно мгновение, словно здесь и не бушевало только что открытое пламя, а просто сияла какая-нибудь праздничная иллюминация, но торжества закончились, и кто-то небрежно перебросил контакты большого рубильника.

– Ну, ребята, – Стэн потирал ладони, радуясь своему изобретению, – с таким оружием мы не пропадем! Еще немного, и научимся целые вулканы гасить.

– Доброе дело, – согласился Язон, высвобождаясь из не слишком уютного скафандра, стесняющего движения. – Хорошее дело. Вулканы гасить – это у нас запросто. Вот только я не пойму, чего ради. Кажется, мы к чему-то совсем другому стремились. Разве нет? Лично мне всегда хочется устранить причину болезни, Стэн. А ты, брат, по старой пиррянской привычке все с симптомами воюешь.

Стэн бешено повращал глазами, поиграл немного своим пистолетом, переваривая это несколько витиеватое оскорбление, но от ответа решил воздержаться.

Конечно, Язон был прав. Однако, согласитесь, без оружия, тем более такого совершенного – тоже никуда. Вот собственно, и все, что хотел сказать Стэн. Да только к чему лишний раз произносить вслух банальности? Все и без него понимают такие элементарные вещи. А на Язона обижаться грех – все равно что на ребенка. Стэн давно уразумел: воевать этому умнику скучно, не для него столь примитивное занятие. Язон – игрок, вот и играет всегда и всюду, не переставая: с людьми, с монстрами, с судьбой, со смертью… Пусть играет.

Испытания закончились успешно. Это было главным, и для Стэна, и для Керка, и для всех пиррян вообще. Они теперь знали, что готовы к настоящей войне, предвкушали упоение битвой, верили, что победят и согласны были великодушно прощать оскорбительные замечания слишком много думающих инопланетников, таких, как Язон или Арчи.

– По-моему, сейчас не самый подходящий момент для спора. Правда, Язон? – окончательно успокоившись, сказал Стэн.

– Правда, – улыбнулся Язон и добавил, слегка перефразируя известное высказывание Будды. – Не время спорить о природе огня, когда земля горит у тебя под ногами.

Следующего серьезного извержения ожидали только через неделю. В данной ситуации прогнозы местного сейсмолога совпали с предсказаниями Арчи. Провоцировать же землетрясение искусственно никому не хотелось. Во-первых, энергетические затраты слишком велики, во-вторых, контроль над дальнейшими процессами весьма проблематичен. Все-таки на самом-то деле они еще не умели пока гасить вулканы. Поэтому решено было не ждать, а планомерно готовить операцию «Погружение в преисподнюю», имея ввиду конкретно погружение в жерло вулкана, раз уж с разломами под самым боком не повезло. Полный комплект оборудования и костюмов подъехал вовремя, все живы-здоровы, и полевые испытания на жаропрочность прошли действительно неплохо. Чего еще надо?

На самом деле все было не так просто. Вулкан живет свой жизнью, словно гигантский зверь, какие сюрпризы он мог преподнести в любую минуту не знал никто. А из чисто технических задач самыми сложными оставались три: связь, наружное наблюдение и оружие для внутреннего использования. Погружаться вслепую – дело абсолютно бессмысленное. И Арчи вместе со Стэном при некотором участии Теки разработали систему, способную переводить термические сигналы, вибрацию и всевозможные звуки, в том числе шумы, в зрительные образы. Долго бились над адекватной корреляцией звуковых колебаний и псевдосветового излучения. Наконец, что-то получилось. Условный монстр возник на сетчатке глаза испытателя при абсолютном отсутствии света и полнейшей хаотичности прочих электромагнитных излучений. Оставалось надеяться, что в реальной обстановке система не подведет.

Для связи планировали использовать пси-передатчики, хотя конечно, в столь нестандартных условиях они могли и отказать. Еще никто никогда не посылал пси-грамм из раскаленной лавы. Но других-то вариантов все равно не было.

Наконец, с оружием вопрос тоже худо-бедно решили. О криогенном, понятно, не могло быть и речи: замуровывать себя в недрах пирряне пока не собирались. Ультразвуковые деструкторы последней стэновской модели в принципе годились, но теория подсказывала, что убойную силу они будут иметь лишь на очень небольших расстояниях, то есть практически только при расстрелах в упор. Так что для вящей убедительности вооружились еще и плазменными пушками. Идея принадлежала Керку. Все гениальное просто. Когда выпускаешь из своего ствола жгут с температурой в миллион градусов, какая разница в космическом вакууме это происходит, среди полярных льдов или в кипящей магме? Одинаково горячо будет всем – и белым медведям, и этим чудаковатым жителям раскаленных планетных глубин. Опасно ли такое оружие для самих применяющих? Ну, конечно, опасно. Вот только есть ли вообще безопасное оружие?

Да, риск был велик, даже очень велик. Но не родился еще тот пиррянин, который не любит рисковать. А Язон и Арчи в этом плане мало чем отличались от коренных обитателей Мира Смерти. Поэтому они тоже готовились к погружению.

Команда подбиралась солидная – вместе с дублерами больше двадцати человек. У таких, как Язон, Арчи или Миди, дублеров, понятное дело, не было, да и быть не могло, но они, ни минуты не сомневаясь, тоже решили лезть в самое пекло. На этот раз пекло ожидало людей в буквальном смысле. Но они все знали, что вернутся живыми. Почему? Да потому что привыкли думать именно так. Привыкли верить в свою непобедимость, научившись этому у пиррян, которые никогда не думали о смерти, поджидавшей их на родной планете каждую секунду. На самом деле без такой веры просто невозможно воевать.

У Язона были другие стимулы. Неистребимое любопытство вело его вперед. И азарт. Стэн, как и другие обитатели Мира Смерти, правильно понимал главное в характере первого инопланетника, ставшего полноправным пиррянином. Но было еще и нечто новое. После стольких случаев абсолютно фантастического спасения от верной гибели у Язона развилось вполне естественное чувство собственной исключительности. Он до сих пор не знал своего настоящего происхождения и всех причин, по которым к его персоне проявляли такой повышенный интерес в самых разных уголках Галактики. Однако многие из талантов Язона были, что называется, налицо. Более того, ему уже не раз и не два весьма прозрачно намекали: мол, ты, брат, представитель иной расы. Может, оно и правду так? А в этом случае смерти бояться – просто грех.

Совершенно исключительным человеком можно было считать и Арчи. Хотя на первый взгляд ничего особенного в нем не наблюдалось. Невысокого роста, узкоплечий, серенький такой шатен с очень бледной, почти белой кожей. Незапоминающиеся черты лица, разве что улыбка удивительная – широкая, открытая, как у мальчишки-шалопая. Арчи вообще всегда выглядел моложе своих лет. Однако другого ученого с сопоставимым уровнем интеллекта действительно не знала Галактика. Слово «гений» было применимо к Арчибальду Стоверу с планеты Юктис без всяких скидок и даже иногда казалось недостаточно сильным.

Язон однажды понял: очень непростые люди постепенно собираются вокруг него. Он словно притягивает их. Вот, к примеру, та же Миди. Конечно, когда они познакомились на Эгриси, это Риверд Бервик и доблестные биофизики Специального Корпуса позаботились о пламенной любви юной царевны к Язону. Но искусственная страсть иссякла, а настоящая дружба с умной и талантливой девушкой осталась. И телепатический эмоциональный контакт сохранился в лучшем виде. В общем, не так все просто было, как думали некоторые.

Продолжая мысленно перечень встреченных им на протяжении жизни уникумов, Язон естественно вспомнил девушку Долли с Зунбара, чьи экстрасенсорные способности оказались еще мощнее. Во всяком случае, так утверждала сама Миди. Прекрасная новая мысль тут же пришла Язону в голову. И он не откладывая, разыскал Миди.

До запланированного начала операции оставалось меньше суток. Будь его воля, Язон ни за что не позволил бы соваться в жерло вулкана этой в общем еще довольно хрупкой девчонке, несмотря на двухгодичный стаж ее работы на Пирре. Что, если есть другой вариант?

– Миди, – спросил он, – а не привлечь ли нам к работе с монстрами нашу общую знакомую – Долли Сейн, юное дарование с Зунбара.

– Зачем так длинно представлять мою лучшую подругу по телепатической связи? – грустно улыбнулась Миди. – Я уже советовалась с ней. Долли даже пробовала нащупать на расстоянии какие-нибудь психоизлучения этих тварей.

– Ничего себе! – удивился, если не сказать возмутился, Язон. – Почему же мне не сказала?

– Да потому что результат получился нулевой. С этим явлением – а Долли, заметь, отказывается называть их существами – безумно трудно вступить в контакт. Она обещала прилететь сюда, если будет нужно, но вообще-то у нее есть подозрение, что потребуется кто-то с более могучим телепатическим талантом.

– А такие есть? – робко поинтересовался Язон.

– Наверно, – пожала плечами Миди. – Ей виднее. Долли обещала искать. Именно этим она сейчас и занимается. Кстати, подобный поиск – не очень быстрый процесс.

– Догадываюсь, – проговорил Язон, хотя в действительности ни о чем он не догадывался.

Все эти девичьи разговоры сквозь миллионы парсеков и раньше как-то плохо умещались в его голове. Теперь же речь шла и вовсе о невероятных вещах. Вначале – о многоканальном телепатическом поиске, а в итоге об установлении контакта с абсолютно нечеловеческим разумом. Или даже не разумом, а неким, как выразилась Долли, явлением.

«Что ж, – оптимистично сказал себе Язон, – жизнь заставит – разберемся и в этом».

А пока приходилось просто идти на риск, отправляя в горячую лаву черноглазую эгрисянскую красавицу. Последнее слово тут было за Арчи, и он решил именно так. Разве мог Язон возразить? Тем более, когда именно Миди, и только она могла всерьез поддержать его мирную концепцию.

– Так ты полезешь туда вместе с нами? – спросил он, уже зная ответ.

– Конечно, – кивнула Миди.

– А в этом есть смысл? – Язон словно пытался разубедить не столько ее, сколько самого себя.

– Есть, безусловно, есть. Если они проявят повышенную активность, я смогу почувствовать нечто новое…

– А если… – начал было Язон, предполагая выразить серьезные опасения, но Миди перебила его.

– А если вообще ничего не получится? Разве пирряне имеют право так рассуждать?

«Ого! Она уже тоже считает себя пиррянкой!»

– Сдаюсь! – дурашливо поднял руки Язон. – Скажи мне лучше, где твой Арчи.

– Сидит в каюте и общается с вашей общей любимой игрушкой – библиотекой «Марк-9-03».

– Вот как! – сказал Язон. – Загляну к нему. Дело есть.

И дело оказалось серьезнее, чем он думал.

– Очень хорошо, что ты зашел, – обрадовался Арчи. – А я как раз собирался тебя искать.

Маленький папегойский макадрил уже таращил на Язона свои зеленые глазища с некоторым удивлением, но скорее дружелюбно, чем испуганно. Зверек обернулся первым, а уж потом и Арчи оторвал глаза от экрана.

– Помогает работать? – вроде как в шутку поинтересовался Язон, протягивая ладонь персонально макадрилу.

– Действительно помогает, – кивнул Арчи. – Хочешь верь, а хочешь нет, но какое-то весьма положительное биополе он вокруг себя создает. Всереьз разобраться с этим пока некогда. Но между прочим, на некоторых планетах с давних пор считалось, что, например, домашний кот, улегшийся на рукопись или на шитье – это добрая примета, сулит удачу в работе.

Макадрил совершенно по-человечески протянул Язону маленькую пушистую лапку, и тот, нежно пожав ее, вынужден был признать, что зверек и впрямь приятен в общении.

– Так чего же интересного ты нарыл в архивах? – решил Язон переходить к делу.

– Садись и слушай. Давай начнем с самого простенького открытия. Я тут прокрутил запись признаний Энвиса, любезно предоставленную нам Крумелуром, и не мог не обратить внимания на один любопытный термин. По словам этого чудака праматерь всех суперфруктов, неведомое растение, привезенное издалека и до сих пор выращиваемое кетчерами, называется странным именем трольск фликт. Шведским я в отличие от некоторых не владею, но словари-то на что? Вот и заглянул. Подозреваю, что ты мысленно перевел название на меж-язык, получил незатейливое словосочетание «волшебное бегство» и успокоился – для наркотика название вполне естественное. А я, раз уж полез по словарям шастать, не поленился перетолмачить доброе имя первого суперфрукта на эсперанто…

Язон уже понял.

– Куро магиа! – ахнул он. – То есть тот самый божественный плод куромаго с планеты Элесдос!

– Вот именно, – кивнул Арчи. – Кто-то или что-то навязчиво подбрасывает нам вновь одну и ту же гадость. Бруччо был близок к этой разгадке, когда докопался до биохимической природы чумрита, но, видишь ли, у пиррян есть дурацкое свойство быстро выкидывать из головы все, что не касается впрямую их родного Мира Смерти. Вот Бруччо и не сумел вспомнить про странную планету Элесдос, куда мы залетали по пути на эгриси и совсем ненадолго. А я-то сразу вспомнил, я только искал подтверждения.

– Арчи! – объявил Язон. – Как говорят буканьеры на Джемейке, снимаю шляпу и бросаю в пыль. Ты обыграл меня на моем же поле – на поле лингвистики.

Арчи скромно улыбнулся, а папегойский макадрил, словно поняв все, о чем тут говорили, весело по-птичьи закурлыкал.

– Но… погоди-ка! – решил не сдаваться Язон. – Спешу напомнить новоиспеченному филологу: девушки на Элесдосе говорили не только на эсперанто, но и на меж-языке. Иными словами, мы не знаем, какой язык был в действительности родным для аборигенов, точнее аборигенок.

– Согласен, – сказал Арчи. – Ну и что?

– А то что куромагиа – это еще не совсем куромаго. С чем связано искажение? Вот, например, с итальянского можно перевести фонетически точно: куро маго – это «заботливый волшебник». Еще интереснее получается испанское прочтение: кура магно – «великий священник» или «великий целитель»…

– Ладно, – перебил его Арчи, – не дави меня интеллектом, а то сейчас расскажу, что по-русски это получается курица, купленная в магазине, или, скажем, табак, завернутый в бумагу.

Язон даже не сразу сумел ответить.

– Ты еще и русский знаешь?! Когда успел выучить?

– Нет, – успокоил его Арчи. – Русского я не учил и совсем его не знаю. Просто успел основательно полазать по библиотеке. Любопытно было. Увлекся.

– Арчи, – Язон внезапно помрачнел. – А у нас есть время заниматься подобной чепухой?

– Это не чепуха, – возразил Арчи. – Плоды куромаго мы ели тогда все, и никто не стал наркоманом. Не было такого быстрого привыкания. И ядолжен разобраться, в чем тут дело. В сущности, это важнее, чем вся высокотемпературная нечисть там, под землей. По-моему, ни одна планета не должна быть тюрьмой. Ты согласен?

– Спасибо, Арчи, – сказал Язон, ведь он тоже теперь был узником Моналои. – Но все равно мне жаль твоего времени.

– А у меня теперь очень много будет времени, – странно ответил Арчи. – И как раз для решения этой проблемы.

– Что ты имеешь ввиду? – спросил Язон, почуяв нехороший намек.

– Смелее, смелее, – грустно усмехнулся Арчи. – Ты ведь уже догадался. Я вчера кормил Мальчика кашкой из айдын-чумры, ну, и сам за компанию попробовал…

– Какого мальчика? – тупо переспросил Язон.

– А-а, ты не знаешь? Это я своему макадрилу дал такое прозвище.

– Зачем ты это сделал, Арчи?

– У хорошего зверька должно быть хорошее имя.

– Перестань дурачиться, – устало поморщился Язон. – А что сказала Миди?

– Ничего. Она пока не знает. А ты должен понять: без собственных индивидуальных переживаний мне эту проблему не решить.

Язон замолчал надолго. Потом глубокомысленно произнес:

– А не пора ли нам спать? Все-таки завтра важная операция.

– Пора, наверное, – согласился Арчи. – Только голова болит. Боюсь, и не усну теперь.

Заявление было совершенно идиотским: проблему головной боли галактическое человечество решило окончательно еще несколько тысяч лет назад. А пирряне не расставались с современными аптечками так же, как и с любимым оружием. Но кажется, Язон уже понял смысл очередного намека Арчи.

Макадрил Мальчик соскочил с плеча хозяина и, подбежав к своей миске, принялся жадно пить. Вряд ли это была вода, скорее уж местная отрава.

Язон некоторое время наблюдал за зверьком, который очень хитрым способом всасывал жидкость, свернув язычок в тонкую трубочку. Потом сказал:

– Тогда уж плесни и мне стаканчик чорума. Выпьем за спасение обреченных. А без этого, пожалуй, и я не усну.

Глава вторая

Самый большой вулкан на материке Караэли снежноголовый красавец Гругугужу-фай отчаянно дымил в то утро. И дым был странно полосатый – черно-серо-белый, он напоминал трехцветную зубную пасту, выдавливаемую из пластикового тюбика. Гругугужу возвышался над уровнем океана почти на четыре с половиной тысячи метров, и ледяная шапка его, растаяв в результате очередного извержения, восстанавливалась необычайно быстро. Густые клубы, изрыгаемые кратером, в значительной степени состояли из сконденсированных водяных паров, так что дым, сползая вниз с поднебесной морозной верхушки, интенсивно терял воду на склонах.

Пиррянская операция «Погружение в преисподнюю» была четко спланирована и исполнялась поэтапно следующим образом. С целью энергетической подстраховки и обеспечения готовности к любым внезапным поворотам событий непосредственно над жерлом завис линейный крейсер «Конкистадор». Через его нижний люк в кратер опустился универсальный супербот. Тут же и обнаружилось, что зеркало расплава стоит намного ниже прежнего. Лава отступала, что в лучшем случае подтверждало прогнозы сейсмологов, а в худшем и вовсе обрекало пиррян на неопределенно долгое вынужденное бездействие, если задуманное погружение в недра на этот раз не удастся. Словом, до самой магмы супербот долететь не смог, так как жерло ближе к основанию горы начинало стремительно сужаться. И в дальнейшем путь был уже направлен так называемый тектоскаф, то есть тектонический батискаф. Термин был не вполне корректный, если буквально перевести с греческого, но всем понравился. Тектоскаф был полностью подготовлен к погружению в лаву. Оболочка диковинного устройства могла выдержать температуру в пятнадцать тысяч градусов и давление в миллион атмосфер, то есть на нем не то что в недра планеты опускаться – на нем можно было нырять в какую-нибудь скромных размеров остывающую звезду.

Но много ли могли увидеть и понять пирряне, находясь внутри этой тесной скорлупы, вмещающей экипаж из девяти человек и десятка полтора сложнейших приборов? Опустившись на достаточную глубину в магму или встретив врага, отчаянные бойцы рассчитывали сразу выходить наружу. На случай неблагоприятного стечения обстоятельств предполагалось подключить к атаке боевой резерв – еще два таких же тектоскафа.

Однако на первых десяти километрах погружения не нашлось работы даже для одного сферического кораблика. Температура и давление планомерно росли в полном соответствии с законами геофизики. Прощупывание расплава вперед, по ходу движения, свидетельствовало лишь о том, что Моналои – молодое небесное тело, и в центре его еще не образовалось отвердевшее ядро. Но это все была сплошная рутинная планетология, интересная разве что теоретикам, а ничего практически важного зафиксировать пока не удавалось. Пресловутые монстры точно повымерли все. И даже никаких экстраординарных всплесков сейсмической активности отмечено не было.

Скорость погружения увеличили до максимальной. Боевая часть группы откровенно заскучала. Тяжелые, неудобные, стеснявшие движения костюмы казались бессмысленной выдумкой в этом мертвом спокойствии моналойских недр. Язон и Арчи наоборот напряглись сильнее обычного. Затишье, как подсказывал опыт, не сулило ничего, кроме бури на финише, да и некоторые чисто геофизические параметры уже переставали нравиться юктисианскому ученому. Аномальные явления давали себя знать и могли оказаться пострашнее всяких клювастых монстров.

Арчи, как физик физику, нашептал что-то Стэну на своем птичьем языке. Даже Язон ничего не понял в нагромождении таких терминов, как синклинали, тензоры, планетезимали и квазикомпрессия. Но у Стэна глаза сразу округлились, лицо вытянулось, а на лбу появились бисеринки пота. Все это Язон смог увидеть благодаря специальным псевдоэкранчикам, вмонтированным в супершлем каждого из десантников, и позволявших вызывать на связь трех человек одновременно. В настоящий момент Язон наблюдал за Метой, Арчи и Стэном. Комментариев к бурной реакции пиррянского ученого не последовало, и Язон, секунд пять посомневавшись, отправил очередную бодрую сводку на поверхность:

– Все в порядке, движемся прежним курсом.

Пси-связь, вопреки опасениям, работала идеально. Ответ Реса пришел незамедлительно. Погружение продолжалось.

Первую тревогу высказала Миди.

– Они где-то здесь, – прозвучал вдруг во всех наушниках ее испуганный голос.

Тектоскаф опустился уже на глубину восьмидесяти двух километров. По всем расчетным данным здесь должно было начинаться резкое уплотнение окружающей их планетной мантии, но приборы ничего такого не фиксировали. Среагировала одна только Миди.

– Кто – они? – спросил Язон озадаченно. – Те самые монстры?

– Может быть, но скорее всего, кто-то другой. Я не могу объяснить. Я чувствую, – как бы оправдываясь, добавила Миди.

И тут Стэн объявил:

– Дальше дороги нет.

Тектоскаф плавно затормозил и повис в расплаве, а возможно сел на что-то твердое. Трудно было сказать наверняка, тем более что в буквальном смысле устройство это сесть никуда не могло, так как окружено было слоем текучей плазмы, удерживаемой между двух сфер электромагнитной защиты.

– Что, – поинтересовался Язон, – мы все-таки добрались до твердого ядра планеты.

– Если бы! – почему-то со злобой откликнулся Стэн. – Мы просто уперлись в стенку защитного поля, во много раз более мощного, чем наше.

– Вот это и есть то, о чем я говорил, – самодовольно прокомментировал Арчи.

– Ну, раз ты такой всезнайка, – еще больше разозлился Стэн, – объясняй, что теперь делать.

– Выходить наружу и смотреть на это дело вблизи, – ни на секунду не задумавшись, выдал ответ Арчи.

Идея была достаточно сумасшедший, чтобы понравиться всем пиррянам.

Начали готовиться к выходу.

И тут Миди настойчиво повторила, с явным упором на первом слове:

– Они где-то здесь.

А уже секунд через десять никаких телепатических способностей не требовалось, чтобы разглядеть их. Все-таки это были именно те самые монстры. Стэн настроил аппаратуру на максимальное разрешение, и каждый из десантников смог увидеть на своем экранчике псевдозрительный образ: сквозь стенку силовой защиты прорывались клювастые уроды. Не то чтобы очень торопились или очень жаждали оказаться по эту сторону они в буквальном смысле прорывались. То есть стенка защитного поля лопалась, как тонкая живая мембрана, и через несколько секунд вновь срасталась за спиною очередного монстра. Диковинные существа плыли в расплавленной магме, как глубоководные рыбы в океане. Руки и ноги для движения им не требовались. Клювы рассекали горячую лаву, тела волнообразно изгибались и стремительно уходили вверх – быстрее, чем пиррянский тектоскаф опускался вниз. А самым интересным было то, что на присутствие пиррян никакого внимания эти уроды не обращали. Там, на верху, все вокруг были для них врагами, здесь – жизнь строилась по каким-то иным законам. Или – как вариант – они просто не замечали чужеродного предмета, хотя некоторые проскальзывали едва ли не в полуметре от подземного корабля.

Понятно, что наблюдать за этим процессом безучастно пирряне сумели минуты две, не больше. Тектоскаф не являлся боевой машиной. Для любых активных действий требовалось выйти наружу. И Керк дал приказ на выход. Советоваться с базой наверху не стали, просто поставили в известность. Да и что могли посоветовать люди, на которых сейчас не давили миллионы тонн раскаленной магмы? Пока не увидишь преисподнюю своими глазами, невозможно сделать правильный вывод, как победить чертей в их собственном царстве.

Процесс выхода был непрост и затянулся минут на десять, пока все восемь покинули тектоскаф через последовательно открываемый и закрываемый тройной шлюз индивидуального пользования. Первым выходил Керк, и не испытал никаких особенных эмоций. Спецкостюм благополучно выдержал все нагрузки, а проплывающие мимо монстры ничем новым вождя пиррян не порадовали. Сам он от стрельбы и прочих действий решил воздержаться вплоть до полного завершения высадки десанта.

На борту тектоскафа остался Гриф. Стационарный прибор связи позволял ему общаться со всеми одновременно, и на случай объявления тревоги хотя бы одним из десантников Гриф имел инструкцию готовиться к аварийной эвакуации, а также по первому требованию открывать как основной, так и резервный шлюзы.

Но ничего тревожного не наблюдалось. Как назло. Продолжалось плавное монотонное, прямо-таки убаюкивающее проплывание монстров сквозь защитной экран. Никому, даже Керку и Мете, даже отчаянному Ронусу, не хотелось в такой ситуации уничтожать предполагаемых врагов. А уж Ронус-то с давних пор славился своей привычкой стрелять по любой движущейся мишени раньше, чем сумел определить, что это. Однако сейчас и ему представлялось намного более заманчивым проникнуть в цитадель врага, то есть по ту сторону. Раз уж никто не мешает. По крайней мере, казалось, что не мешает никто.

– Давайте попробуем проскочить туда, – выразил, наконец, Арчи общую мысль. – Подкравшись к самой стенке и выбрав момент, пока мембрана не успела зарасти, мне кажется, это вполне реально сделать.

Теперь первой рискнула прорваться в неизвестность Мета. И сразу за ней, через то же отверстие, ринулся Язон. Судьба слишком часто разлучала их, и всякий раз это влекло за собой серьезные, почти смертельные опасности. Он больше не хотел рисковать. И он успел.

«Даже ботинок с ноги не потерял, как когда-то во время прыжка через рванавр!» – подумалось в шутку.

Мрачноватая получилась шутка. Ведь в данной ситуации потеря ботинка, а точнее любой самой крошечной части уникального термоскафандра могла означать лишь одно – мгновенную гибель.

А вот по ту сторону экрана было действительно интересно. Во всяком случае, оригинально и ново. Температуру датчики показывали практически такую же – около двух тысяч градусов по Цельсию. Давление тоже пока не изменилось. А вот освещение оказалось просто ослепляющим после кромешной тьмы. Преобразователи электромагнитных излучений едва успели перестроиться на оптический диапазон. Псевдозрительные сигналы больше не требовались. Внутренняя поверхность защитного экрана сочилась мягким красновато-оранжевым светом. А внизу сквозь желтоватый туман виднелось неясное шевеление. Оттуда и продолжали выныривать монстры, правда теперь все реже и реже. Процесс неумолимо замедлялся, если не сказать заканчивался. Но им повезло: внутрь успели проскочить все. Или не повезло, если окажется, что обратной дороги нет, а кислорода в каждом скафандре, как известно, на восемь часов. Или что там раньше закончится? Энергоресурс системы охлаждения?

«Об этом не стоит сейчас думать», – оборвал сам себя Язон, и поинтересовался у Керка:

– Будем опускаться?

Керк помычал нечто неопределенное в том смысле, что он-то не возражает. А Стэн с присущим ему цинизмом, поинтересовался, каким образом Язон собирается это делать, и что именно он называет низом.

Вопрос был хороший, можно сказать, грамотный вопрос. Так как оказались они все в невесомости и болтались возле светящейся сферической поверхности, как полусдувшиеся воздушные шарики под потолком. Клубящийся желтый туман с темно-серыми вкраплениями находился точно так же внизу, как и вверху или сбоку. Арчи сформулировал точнее.

– То, что является целью, находится не вверху и не внизу, а впереди. Если конечно вы не собираетесь двигаться, повернувшись к цели спиною. Ну, а для движения вперед у нас есть как резкая реактивная, так и слабая гравитонная тяга, предлагаю начать со второй. Заодно и узнаем, не держит ли нас кто-нибудь здесь, специально прижимая к защитному экрану, словно подопытных насекомых к стеклу.

Лучше бы Арчи не говорил последних слов. Они произвели слишком сильное впечатление на главную ударную силу пиррян – решительного и не знающего сомнений Ронуса.

Ронус предпочел не размениваться на рискованные эксперименты с гравитонной тягой, требующей, как известно, чрезмерных энергозатрат, а сразу пальнул в оранжевую стенку из реактивного пистолета. Плазменный заряд, надо заметить, легко прошил защитный экран и быстро растворился в магме, смешавшись с нею. А Ронус строго по законам ньютоновской механики полетел в желто-серый туман. К счастью, кроме ньютоновской механики действовала здесь еще и какая-то своя, поэтому, не скрывшись окончательно в густых клубах, Ронус завис опять. И похоже, обошелся без серьезных повреждений организма, во всяком случае сигналов бедствия он не подавал.

И в тот же миг все пирряне, не сговариваясь переключились на его внешние датчики и увидели, то, что скрывалось под туманом внизу. Все-таки внизу. Всем было проще думать именно так. Потому что внизу простирались плантации. На них росли черновато-рыжие скрюченные деревца, меж рядами которых плескалась дымящаяся багровая жидкость. По колено в этой жидкости ходили уже известные пиррянам монстры и уныло собирали что-то, обламывая с черных ветвей желтые сверкающие многогранники и сваливая их в большие бурые, как будто ржавые контейнеры. Картина эта карикатурно до неприличия напомнила им то, что совсем недавно довелось увидеть на поверхности Моналои. И подобная аналогия вызывала ощущение ирреальной жути.

Пирряне, конечно, все и сразу последовали примеру Ронуса. Не теряя времени, они катапультировались вниз, тем более, что Арчи, наблюдавший за прохождением через экран сначала монстров, а затем плазменных зарядов, уверял всех: возвращение назад проблемой не будет. Стреляли все дружно практически в одну точку: во-первых, не хотелось разлетаться в разные стороны, а во-вторых, существовала же опасная вероятность повредить собственный корабль. А Ронус, хоть и горячий парень, но направление первого выстрела выбрал верно, успел сообразить, что к чему.

И вот когда все восемь уже опустились ниже тумана, не потребовалось даже специальной оптики, чтобы разглядеть некоторые весьма существенные детали.

На этой странной подземной плантации надсмотрщики не бросались в глаза так явно, как простые десятники и сотники наверху, но, конечно же, были они и тут. Первой среагировала опять Миди. Еще наблюдая за странными работниками глазами Ронуса, она не могла не пркомментировать:

– Эй, смотрите, так вот же они! Я именно их и чувствовала еще оттуда.

Никто не понял поначалу, о ком это она. Но теперь увидели все, безошибочно и сразу.

Над рядами деревьев летали маленькие черные шары, не больше человеческой головы в диаметре. Они перемещались то медленно, то необыкновенно резво. И время от времени ударяли по головам не слишком расторопных монстров. Трудно было сказать наверняка, приходили шары в соприкосновение с головами непосредственно, или выстреливали каким-нибудь зарядом, но цель подобного битья представлялась недвусмысленной.

И еще одна любопытная подробность обнаружилась. Не было у здешних работников никаких клювов. Вылитые люди, только из других материалов сделанные. И женщины среди них попадались. Немного на общем фоне, но попадались. И это почему-то показалось Язону особенно отвратительным. Если мужчины в своем уродстве могли хотя бы восхитить силой, мощью, то женщины были просто плохо сделаны – без вкуса, без души, без фантазии… «О чем это я? – удивился сам на себя Язон. – Кто мне, собственно, сказал, что они кем-то сделаны? А ведь говорил кто-то… И вообще, логика подсказывает: не могут такие нечеловеческие условия сформировать тип организма, идентичный homo sapiens по внешнему виду. Быть такого не может!».

Размышления эти прервал громкий окрик Стэна:

– Внимание! Объект летит в нашу сторону! Цель неизвестна.

Один из черных шаров, позабыв о своих обязанностях надсмотрщика, начал подниматься. Медленно, неторопливо, но со всей очевидностью идя на сближение. Это могла быть и случайность. Допустим, чужеродный шар просто собирался превратиться в известную пиррянам разновидность «клювастый монстр» и, никого не зацепляя по дороге, даже не замечая никого, как водится, уплыть за желтые облака и дальше – сквозь оранжевую сферу.

Язон решил, что самое время еще раз выйти на связь с Ресом. Получилось. Уже хорошо. Значит, экран, по крайней мере, пропускает пси-сигналы.

– Монстры вылезли наружу из кратера? – задал он свой главный вопрос базе.

– Нет, – сказал Рес. – Даже над поверхностью лавы не появились. В общем, мы тут ни одного до сих пор не наблюдаем.

И в этот момент встрепенулся Арчи:

– Эй, смотрите! Он же не просто приближается, он увеличивается в размерах. Смотрите, как будто надувается!

А все уже и так следили за шаром очень внимательно.

– Тип оружия? – быстро и по-деловому спросил Керк.

– Ультразвуковой молекулярный деструктор будет лучше всего, я полагаю, – предложил Стэн.

– Постойте, не надо! – неожиданно попросила Мета. – Мы же еще ничего не поняли.

– Почему?! – удивился Стэн. – Ты что такое говоришь? Когда поймем, поздно будет.

– Но Арчи говорит, что нельзя.

– Почему?!! – еще громче взревел теперь уже Керк. – Пусть Арчи сам скажет.

– И скажу! Мне не нужны адвокаты!

Мета хотела сделать, как лучше, но Арчи, выходит, обиделся. А точнее расстроился, ощущая знакомую безнадежность ситуации.

– Я не жалею здесь никого, – начал объяснять он. – Вы же знаете. Но сейчас мы не на своей территории. Надо понять для начала хотя бы принцип их устройства. Ни плазма, ни деструктор не годятся. Их много, они чего-то хотят от нас… Понимаете?

Удивительно, но пирряне-таки слушали его.

– Словом, – продолжил растерявшийся Арчи, – пусть Миди попробует сказать.

Черный шар медленно раздуваясь, наплывал.

– Миди, не молчи, – попросил Язон. – Что ты сейчас чувствуешь? Мы все ждем твоего ответа. Это очень важно!

– Мы ждем еще ровно пять секунд! – скорректировал Стэн.

А по резким телодвижениям Ронуса, принимающего довольно нелепую в невесомости боевую стойку, Язон догадался, что и пяти секунд пиррянам не выдержать.

И в тот же миг Миди выкрикнула:

– Он полон ненависти! Ненависти к вам! А я…

Остального никто не услышал. После подобных слов команда «пли» уже не требуется пиррянам. Пять стволов грянули одновременно: два деструктора и три плазменных струи. Шар мгновенно взорвался, растекся по впятеро большей площади ослепительной молочной кляксой и быстро потух, оставляя наблюдателям на память красное мерцание на обожженной слишком ярким светом сетчатке глаза.

А Язон ощутил сразу резкую головную боль, знакомую еще по телепатическим ударам на Пирре. Он едва не потерял сознания и тут же оглянулся на Миди, мол, ей-то каково?

А ей и впрямь пришлось не сладко. Миди странно свернулась калачиком, словно ребенок в постели. Поза эмбриона – есть еще такое название. И ничего тут странного нет. В невесомости расслабленное тело, не контролируемое мозгом, часто сворачивается именно подобным образом.

Язон, используя гравитонную тягу, рванулся к Миди первым, Арчи оказался тут же, подхватывая ее под другую руку, как будто во всем этом был хоть какой-то смысл. Но при чем здесь смысл? Просто естественное движение души. Осознание случившегося пришло чуть позже.

– Миди! – закричал Арчи.

Но стало уже ясно: всякая пси-связь с Миди отключилась. А как еще можно узнать, жив ли человек, когда вокруг температура и давление, словно в установке по производству искусственных алмазов?

Отчаяние охватило Язона. И он скомандовал, даже не удосужившись ничего объяснить:

– Уходим!

И кто дал ему право командовать? Во всех боевых операциях неизменно верховодил Керк. Он и возмутился первым:

– Как это уходим?

– Миди… – Язон замялся, – Миди плохо. Немедленно уходим.

Керк что-то понял или, возможно, почувствовал. Возражений не последовало, он сразу продублировал приказ для всех.

Далеко внизу лениво поднимались вверх несколько черных шаров. Два или три, кажется, уже начали распухать, но убедиться в правильности предположения никто не успел. Не хотелось терять времени. Ясно было, что первый этап штурма окончен, а уж как его расценивать: успешный, неудачный, провальный, катастрофический – это будет видно, только там наверху, когда прорвутся к своим.

Желто-серый туман преодолели без приключений. Защитную оболочку тоже проткнули легко. Либо она была полупроницаемой, либо… тоже некогда думать! А тем более ставить эксперименты. Гриф встретил их спокойно и четко провел загрузку тектоскафа.

– Ранена? – спросил он, указывая на Миди.

– Неизвестно, – лаконично ответил Арчи.

Гриф не стал расспрашивать о подробностях, только подумав секунду, очень серьезно посоветовал:

– Не надо здесь разгерметизировать скафандр. Ее внутренняя аптечка и так сделала все, что смогла, а риск слишком велик. Мы еще не вылезли отсюда. Давайте остальные проблемы решать на борту «Конкистадора».

Все согласились с юным пиррянином. И дальнейший подъем прошел в полном молчании.

Язон вышел на связь с Ресом и попросил подготовить реанимационный комплекс. Подъем длился двадцать минут, но они показались вечностью. Пирряне умели принимать смерть с достоинством, но они вовсе не были черствыми. Они знали цену смерти. И дрались за каждую человеческую жизнь. Им было особенно тяжело думать, что в эти двадцать минут они, возможно, поднимают на поверхность планеты не молодую, красивую и талантливую Миди, а лишь ее мертвое тело. Пирряне уже успели привязаться к ней.

А Язон непрерывно прокручивал в памяти свой последний разговор с Миди там наверху, когда он очень-очень не хотел брать ее в эту экспедицию, и теперь ругал себя на чем свет стоит, за то что не сумел убедить никого в правильности такого решения.

Мета продумывала до мелочей, как с минимальными затратами времени и с наименьшим риском для пострадавшей перегрузить ее в скафандре на супербот, а затем на крейсер.

И наконец, Арчи Стовер не думал ни о чем. Когда он вспоминал после эти кошмарные двадцать минут, ему казалось, что его просто не было в обитаемой вселенной, он был где-то еще, а его место занимал полный кретин, разучившийся думать и безграмотно молившийся одновременно всем богам, в которых не верил и верить не умел. Когда же Арчи, еще на суперботе снял свой скафандр, волосы его оказались не пепельно-серенькими, как обычно, а почти белоснежными, словно ледяная шапка вулкана Гругугужу-фай.

А Миди встретили пиррянские медики со страшным криком: «Тело не распаковывать!» и увезли на пневмокаталке в полное распоряжение Бруччо, к которому уже спешил на помощь вызванный с «Арго» Тека.

Глава третья

Миди осталась жива. Но привести ее в сознание обычными средствами, доступными пиррянской медицине, не удалось. Даже к концу дня. Тека, считавшийся лучшим специалистом планеты, констатировал серьезное и глубокое поражение головного мозга, приведшее к коматозному состоянию. Парадокс заключался в том, что никаких изменений физиологического плана у Миди не произошло, но эффект был почти таким же, как при обширном инсульте.

– К сожалению, – сказал Тека, беседуя с Язоном тет-а-тет, – я не силен в той области современной науки, которая занимается вплотную экстрасенсорикой и телепатической связью, но факт налицо. Миди сделалась жертвой ментального взрыва, возможно, даже направленного ментального удара.

– То есть ты хочешь сказать, что черные шары, живущие под землей агрессивны, и потому опасны и для остальных тоже, – решил уточнить Язон. – Стоит объявить такое всем, и общее однозначное решение не замедлит родиться.

– Я этого не говорил, – осторожно возразил Тека. – Мы слишком мало знаем о существах или устройствах, именуемых высокотемпературными монстрами, а тем более об их черных шарах. Рановато сейчас делать окончательные выводы. Поверь, как истинный пиррянин, я бы не стал жалеть какой-то там природный феномен, угрожай он хоть чуточку жизням моих друзей.

Тека вздохнул и задумчиво поскреб гладко выбритый подбородок.

– Но в том-то и беда, – продолжил он, – что тотальное уничтожение, за которое, вне всяких сомнений, проголосует большинство, вряд ли возможно. Я уже посоветовался об этом с Бруччо и Керком. Пресловутый воздушный пузырь в магме, слишком уж напомнил нам всем Эпицентр Мира Смерти. Думаю, никто еще не забыл, к чему привел взрыв ядерной бомбы в той пещере.

– Это очень мило, – улыбнулся Язон, – что по ходу многолетнего спора мы как бы поменялись позициями. Но именно, что как бы. Я ведь никогда не призывал и сейчас не призываю к уничтожению кого-либо и даже чего-либо неизвестного и нового. Я просто научен горьким опытом истории, суть которого в том, что история ничему не учит. Людям свойственно наступить много раз на одни и те же грабли.

Тека посмотрел на него странно, и Язон, понял, что пиррянский врач никогда в жизни граблей не видел. Одно слово – горожанин.

– Спроси у Реса, он объяснит тебе, что это такое.

– Спрошу, – пообещал Тека. – А сейчас, Язон, подойди, пожалуйста, к Миди. У тебя же был с нею телепатический контакт. Может, сумеешь помочь.

Язон еще ни разу в жизни не пытался вступить в телепатический контакт с человеком, находящимся в коме. Но почему бы и не попытаться? Помочь-то он вряд ли поможет, но вдруг удастся поставить диагноз поточнее…

Миди совсем не изменилась внешне, может быть только стала чуточку бледнее. Глаза закрыты, дышит тихонько – нормальный спокойный сон. Вот только бы еще очнуться от него! Язон тоже опустил веки и попытался сосредоточиться.

Чудно было сравнивать этот почти трагический момент с игрою в кости или в рулетку, но он вспоминал именно те эпизода, когда подкатывал максимум вдохновения и всесильный мозг заставлял остановиться блестящий металлический шарик или маленькие кубики из прозрачного пластика. И… получилось.

Он даже, слегка потеряв равновесие, судорожно вцепился пальцами в спинку кровати. Мир покачнулся и Язон увидел недавний эпизод в недрах планеты не своими глазами, а глазами Миди.

Она была предельно открыта в тот момент для любых сигналов, она чувствовала опасность, страх мешал ей, но предвкушение важного открытия оказалось сильнее. Черные шары были на порядок умнее монстров, и на три порядка активнее телепатически. С ними было интересно общаться. Но шар, который полетел к ним навстречу, сосредотачивал в себе все больше и больше злобы и раздражения. Она изо всех сил посылала в его сторону импульсы доброжелательности, но тот не чувствовал почему-то. Не чувствовал! Словно был настроен на совсем другую волну. Это было обидно, до безумия обидно. А она открывалась все сильнее, расширяя диапазон трансляции и приема сигналов. И кажется, уже зацепила каким-то краешком постоянно растущую сферу восприятия чужака. Однако друзья требовали от нее ответа. Немедленного. И ответ мог быть только честным. Она не могла в тот момент хитрить. Больше того, даже рассуждать логически не могла, она была сплошным сгустком эмоций. И Миди сказала им о ненависти, но не успела сказать о доброте…

Потом Язону вновь стало больно. Даже еще больнее, чем там, под землей. Он снова пережил страшный взрыв в результате которого вся накопившаяся против пиррян злоба ударила в единственное открытое и незащищенное место – в мозг Миди. Привычка ставить ментальную защиту в подобных случаях, спасла Язона от серьезного телепатического удара. Миди либо не владела этим умением, либо просто не успела ничего сделать.

Язон вытер пот со лба и вкратце пересказал Теке все, что сумел понять.

– Я думаю, что ей теперь поможет только очень сильный экстрасенс, – таков был вывод Язона.

– Долли Сейн? – спросил Тека.

– Например, Долли Сейн. Но еще лучше – тот, кого сейчас ищет Долли Сейн.

– Тогда нужно скорее выходить на связь с этой девушкой!

– Почему скорее? – поинтересовался Язон. – Ты можешь сказать мне как врач и честно: мы что, действительно теряем ее?

– Думаю, что пока нет, насколько я могу судить о ее теперешнем состоянии, – взвешивая каждое слово, – начал рассуждать Тека. – Некроза тканей не отмечено, никаких других прогрессирующих негативных явлений тоже…

– Тогда дай мне время хотя бы до утра. Я должен подумать, как и с кем выходить на связь. Видишь ли, Тека, мы не у себя дома, и для начала я должен выйти на связь с Крумелуром. Что-то он надолго пропал.

– Хорошо, Язон, – согласился Тека. – А общий сбор объявим утром?

– Думаю, да. Ночью у меня просто не будет сил проводить совещание.

Он резко развернулся и вышел в кольцевой коридор. У дверей стоял Арчи с безмолвным вопросом на лице.

– Мы ее спасем. Обязательно спасем. Я обещаю. А тебе пока не стоит туда ходить.

Арчи как-то рассеянно покивал, и, не говоря ни слова, зашагал к себе в каюту.

«Вряд ли в ближайшие дни он сможет быть полезен для дела», – с грустью подумал Язон.

Крумелур прилетел лично среди ночи и даже Свампа с собою притащил. В качестве врача. Но от услуг последнего Язон вежливо отказался, не вдаваясь в подробности тяжелого состояния Миди.

Пришлось, разумеется, в мельчайших подробностях изложить фэдерам весь ход живо интересовавшей их операции «Погружение в преисподнюю». Оба совладельца планеты Моналои крепко задумались.

– Что скажите, господа? – поинтересовался Язон, уставший от их глубокомысленного молчания. – Уж не наркотики ли тоже добывают ваши подземные братья на своих раскаленных плантациях? А когда дозы на всех не хватает, и у них начинается ломка, ребята лезут наверх. Ну, и ведут себя здесь несколько неадекватно. Неплохая концепция? А?

При всей легковесности выдвинутых предположений, задуматься стоило и над такой версией. Фэдеры и задумались. Медленно переваривая сказанное, они снова молчали. Потом Свамп произнес:

– Вы дадите нам запись для более детального изучения?

Язон кивнул.

– Спасибо, – поблагодарил Свамп. – А сейчас я бы не стал торопиться с выводами.

Язон уже привык к моналойскому тугодумству. И он не ждал от того же Свампа интересных гипотез или серьезной помощи в исследованиях. Во всем, что касалось науки, Арчи легко и уверенно опережал местных умельцев. Беседуя же сейчас с фэдерами, Язон мечтал лишь об одном: поймать их на вранье и заставить проболтаться, то есть выудить еще хоть кусочек скрываемой информация. Пока не удавалось. Тем более что Свамп вдруг сам перехватил инициативу:

– А вам не удалось выяснить, что именно собирали под землей эти несчастные?

– Ну, – сказал Язон, – образчика породы для испытаний у нас пока нет, а вот по данным спектрального анализа – это сера в чистом виде. То есть, надо полагать, некая не известная нам до сих пор аллотропная модификация серы. При тамошних температурах и давлениях образуются, очевидно, сверхпрочные кристаллы. Ну, вроде как алмаз из графита.

– Серные алмаза, – задумчиво проговорил Свамп.

– Мы предложили термин «алмазная сера», – сказал Язон. – По-моему, красивее.

А Крумелур решил уточнить:

– Я так понимаю, там и в атмосфере сплошная сера?

– Да, – улыбнулся Язон. – В древней мифологии считалось, что запах серы – это неизменный атрибут преисподней и ее хозяина – сатаны. А мы как раз и наведывались в гости к этому самому дьяволу. Разве не так?

– Язон, – укоризненно заметил Свамп, – вас сегодня непрерывно тянет на какие-то экстравагантные, если не сказать, шуточные гипотезы.

– Это, должно быть, нервное, – пожал плечами Язон. – На самом деле все гораздо серьезнее, чем вы можете себе представить.

И, внезапно нахмурившись, он резюмировал:

– Сегодня мы достигли значительных успехов. Можно сказать, что тайна пресловутых монстров почти разгадана. Но, с другой стороны… Теперь я перехожу к главному, – Язон даже поднял вверх палец акцентируя внимание на следующей фразе: – Пирряне начинают нести потери. А нам крайне дороги не только жизнь, но и здоровье каждого обитателя Мира Смерти. Поэтому я и хотел попросить о более активном вашем участии в дальнейших операциях.

– Ты просишь помочь тебе нашими людьми? – удивился Крумелур.

– Нет, – сказал Язон. – Ваши бойцы как таковые нас не интересуют. По двум причинам. Во-первых, мы об этом не договаривались. По меньшей мере некорректно со стороны исполнителя эксплуатировать таким образом заказчика. А во-вторых, учитывая специфическое восприятие монстрами различных людей на телепатическом уровне, не хотелось бы усложнять ситуацию, вводя в бой фигуры с иной эмоциаональной окраской поведения. Я понятно излагаю?

– Вполне, – кивнул на этот раз Свамп.

Они вступали в диалог, словно актеры, разучившие заранее свои роли по сценарию. Это вызывало неуютное ощущение.

– Так вот, – продолжал Язон. – У меня к вам две просьбы. Первая. Можете ли вы поделиться секретом вашей техники смещения временных масштабов. Нам бы такое умение совсем не помешало в работе. И второе. Я бы, будь моя воля, рискнул использовать против монстров звездолет «Оррэд». Как вы на это смотрите?

– Отвечаю по порядку, – невозмутимо начал Крумелур. – Умение двигаться в ином масштабе времени в сущности является нашим национальным достоянием.

Какую именно нацию имеет ввиду Крумелур, Язон уточнять не стал, и только заметил, мирно кивнул понимающе:

– Охотно верю. Но вы же не станете уверять, что эта способность свойственна только моналойцам.

– Я бы погрешил против истины, говоря такое, – согласился Крумелур, непонятно почему изъясняясь столь высокопарно. – В принципе, этим искусством может овладеть каждый или почти каждый индивид, достаточно хорошо подготовленный физически и развитый интеллектуально. Вопрос, сколько времени уйдет на это.

– Нет, Крумелур, – мягко возразил Язон, – вопрос в другом: дадите вы нам инструктора по обучению этому искусству или нет?

Крумелур скривил губы, ценя настойчивость собеседника, и указал рукою на Свампа:

– Вот вам инструктор. Прошу любить и жаловать.

– Мы можем приступить прямо сейчас? – Язон брал быка за рога.

Свамп пожал плечами:

– Как вам будет угодно. Но, кажется, был еще пункт второй. Можно ответить вопросом на вопрос?

– Разумеется.

– Чем вам так понравился «Оррэд»? Может, для начала и «Сегер» сгодится? Не хотите попробовать?

– Нет, – улыбнулся Язон хитро. – «Сегер» – это отличная боевая машина для сколь угодно масштабной звездной войны. Но его делали люди, пусть и лучшие в галактике специалисты, но люди. А «Оррэд» – это звездолет кетчеров. Этим он мне и симпатичен. Кетчеры, в моем понимании, некая высшая раса. Столь любезные вам монстры – боюсь, тоже. А клин, как говорится, надо клином вышибать.

– В логике тебе не откажешь, – проворчал Крумелур. – Но есть еще один встречный вопрос. Как отразится наше столь серьезное техническое участие на взаиморасчетах сторон?

– Минус десять процентов, – предложил Язон.

– Минус двадцать, – парировал Крумелур.

– Сторгуемся на пятнадцати, – сделал Язон следующий ход.

– Тогда со звездолетом пока повременим, – Крумелур был невозмутим.

– Стоп, стоп! Мы же не на рынке. У нас тут все-таки война идет. Вот если б я, например, покупал у вас «Оррэд»! А так… Предлагаю компромиссный вариант: минус пятнадцать за то, что вы предоставляете нам звездолет кетчеров для изучения. И минус двадцать, если он пойдет в дело.

– Думаю, следует согласиться, – раздумчиво заметил Свамп, и тут же с откровенностью идиота добавил: – Дело в том, что кетчерским кораблем принципиально не могут пользоваться люди.

– А как же Энвис? – не мог не спросить Язон.

– Ну-у-у, это был особый случай, – протянул Крумелур многозначительно.

– И ты, недолго думая, поспешил уничтожить этот особый случай?

Ответил Свамп:

– Во-первых, он долго думал. А во-вторых, поступил совершенно правильно. Нам не нужен был в наших рядах агент кетчеров.

– Вот как! – только и сказал Язон.

Предлагался совсем новый для него взгляд на проблему. Было над чем призадуматься. А вот рассуждать вслух на эту тему казалось еще рановато, и Язон решил поговорить о другом:

– Что ж, откровенность за откровенность. Должен вам признаться, в нашей большой команде есть очень дотошные ребята, имеющие к тому же опыт общения с не совсем обычными звездолетами.

– Дерзайте, – равнодушно отреагировал Крумелур. – Завтра утром я посажу, точнее опущу «Оррэд» рядом с вашим «Арго». А уж вы поторопитесь решить нашу общую проблему. Ладно? несмотря на потери.

– Бра, – сказал Язон, усвоивший местную лексику, – договорились.

И все трое одновременно встали. Крумелур, чтобы уйти, а Свамп поинтересовался:

– Где будем заниматься?

– В гимнастическом зале.

– Пойдемте. Вот сейчас и посмотрим, на что способны пирряне…

Язон, не стал рассказывать Свампу, что уже немножко владеет от природы техникой замедления времени. Ему было очень интересно послушать, какова здешняя методика обучения с нуля. И чуда не произошло. Медитативный подход по системе древних земных единоборств сочетался с новейшей гипнотехникой и… – ну, разумеется! – с химическим воздействием на организм. Если б ему еще предложили пресловутый псироцилин, он бы вообще окончательно разочаровался. Но из стратегического запаса фэдеров были извлечены жуткого вида мохнатые шарики, которые хранить полагалось в специальной жидкости, а уж название они имели такое, что лучше и не запоминать. Язон предпочел зазубрить и сохранить в памяти химическую формулу с кучей непонятных циферок, дабы потом уточнить происхождение загадочного средства у более подкованных по этой части людей. Но в общем-то без всяких консультаций было ясно: без кетчеров и тут не обошлось. Спрашивать об этом впрямую хитрого Свампа смысла, конечно, не имело. Язон предпочел для полноты эксперимента пригласить еще на предмет обучения Мету, а уж остальных он брался сам натаскать как новоиспеченный инструктор.

Свамп искренне восхитился способностями Язона и вынужден был признать, что тот и впрямь годится теперь в учителя для новичков. Сложнее оказалось с Метой, природные ее данные тоже были неплохи, но глотать волосатый шарик она согласилась лишь после всех. То есть когда не только Язон, уже отравленный местной дрянью, но и Свамп, наркоманом по определенно не являвшийся, собственным примером подтвердил безвредность замысловатого препарата.

Обучение шло в принципе успешно, но закончено было лишь на рассвете. Свамп улетел к себе в Томхет отсыпаться, а Мета с Язоном, заранее настроившись провести бессонную ночь, готовились теперь к новому трудовому, а – кто знает? – может, и боевому дню.

Изучение нового звездолета это была увлекательная и достойная задача. Но оставалась еще проблема спасения Миди.

– Почему ты не хочешь сразу связаться с Зунбаром? – спросила Мета.

– Потому что наши переговоры отсюда с кем угодно обязательно перехватываются фэдерами.

– Ну и что? Они ведь прекрасно знают, что мы ищем специалиста-телепата для контакта с монстрами.

– Правильно. Но они пока не знают, где и с чьей помощью мы этого специалиста ищем. Планета Пирр уже известна им по определению, а вот Зунбар засвечивать мне до поры не хотелось бы. Что такого плохого сделал для нас Рональд Сейн, а тем более его дочка, чтобы теперь мы наводили на их богатейший и в общем благополучный мир этих оголтелых бандитов?

– Ты прав, – согласилась Мета. – И с кем же мы будем говорить на Пирре?

– Ну, очевидно, с Наксой. По-моему, сложилась уже добрая традиция – выходить с ним на связь из какой-нибудь чертовой дали, если случается беда. И потом, Накса – говорун, а это почти то же самое, что телепат. Он должен лучше других понять мои тонкие намеки. Накса разыщет Долли без всякой передачи адресов по открытым каналам.

Но получилось все еще проще. Язон не успел выйти на связь с миром Смерти. Накса опередил его, будто услышав мысли Язона сквозь бездну космоса. Или… Или на Пирре возник более серьезный повод для разговора. А вот этого сейчас как раз и не надо!

– Что-нибудь случилось? – испуганно спросил Язон.

Уже сам факт вызова Наксой не Реса, и даже не Керка, а именно Язона настораживал.

Но ответ успокоил их.

– Ничего страшного не случилось. У нас более-менее все в порядке. Просто, видишь ли, Язон, Долли Сейн просила передать тебе: она нашла человека, о котором говорила с Миди. Действительно нашла, осталось только решить транспортную проблему.

Глава четвертая

У говоруна Наксы была дочка по имени Виена.Пирряне, живущие в джунглях немножко по-другому относились к своим отпрыскам, не так, как в городе, где по традиции, все дети считались общими. Сыновья и дочери быстро забывали или вовсе не знали своих родителей, воспитывались в специальных школах, взрослели к восьми годам и шли на войну. Нескончаемую войну с природой Мира Смерти. В джунглях при достаточно размеренном фермерском образе жизни все складывалось несколько иначе. Дети оставались в семьях и чем могли помогали родителям.

Но когда у Наксы родилась дочка, это получился не долгожданный подарок судьбы, а сплошная беда. И ведь одно дело радостью делиться с людьми, а совсем другое перекладывать на их плечи свое горе. Так что немногие в округе узнали об этом событии. Да и по прошествии лет Накса традиционно не слишком любил рассказывать о себе новым знакомым. А старых друзей можно было пересчитать по пальцам одной руки: Рес, Корник, Хананас, да еще двое, которые погибли в тот страшный год, когда на Пирре почти не осталось людей.

Мать Виены умерла родами, что частенько случалось в семьях так называемых «корчевщиков», то есть лесных жителей, из-за отсутствия элементарных лекарств и цивилизованного медицинского обслуживания. А девочка к тому же еще родилась неполноценной. Ладненькая, необычайно симпатичная, подвижная, она, к сожалению, оказалась слепоглухонемой. Некоторые предлагали ущербного ребенка сразу и утопить, чтобы не мучилась. Жизнь в джунглях тяжела, и подобное решение было для пиррян делом обычным. Каждый новый человек работать должен, а не родителей объедать – так от веку считалось. Однако Накса не позволил убивать младенца, а его авторитет к тому времени был уже высок, да и старейшина Рес поддержал молодого человека. Словом, девочка Виена осталась жить.

Не прошло и двух лет, как выяснилось окончательно, что при полном отсутствии связи с внешним миром, развивается она нормально и даже не по годам быстро. Каким-то немыслимым образом Виена схватывала любую информацию на лету и намного лучше всех нормальных детей. Слышала – не слыша, видела – не видя. И года в три уже научилась писать. Сначала буквы, а потом и целые слова. Звери слушались ее еще лучше чем самого Наксу, а уж любили-то, как собственное дитя. Причем ее слушались абсолютно все звери, включая самых тупых и злобных. И даже не только звери – вообще животные: птицы, рептилии, рыбы. На каком-то этапе Виена освоила даже общение с насекомыми. То, что пчелы на пасеке у Наксы давали в три раза больше меда, чем в любом другом месте – это еще было не самое удивительное. По просьбе Виены термиты строили красивейшие сказочные замки с башенками, шпилями, воротами и бойницами, пауки плели причудливые кружева на ее манжетах, а обыкновенные голубые мухи могли сесть на стекло друг за дружкой, образовывая буквы и целые слова. Так Виена нашла новый способ общения с отцом.

Шли годы, ничего принципиально не менялось. Пока однажды поздним вечером на нее не напал бешеный панцирный волк. Это случилось на опушке леса, неподалеку от родной фермы, и стало для Виены страшнейшим потрясением. Девочка привыкла считать, что звери не могут обидеть ее. Меж тем, обученная всему необходимому, она все-таки сумела совладать с собой и, подобрав обыкновенную рогатину, убить взбесившегося зверя. Но покусать ее волк успел. И это было не только страшно, но и очень больно, девочка потеряла много крови и довольно долгое время – месяцев шесть, если Накса правильно помнил, Виена приходила в себя. В эти полгода она не общалась ни с кем – ни с любимой собакой, ни даже с родным отцом.

А потом внезапно выяснилось, что она слышит голоса и – больше того – сама по-немножку начинает говорить. Виена рассказала после, что в момент самого наивысшего ужаса, вдруг услыхала крики ночных птиц и жуткий рев кровожадного хищника. Это придало ей сил в схватке со свирепым зверем и позволило победить. Однако сам факт убийства животного, так потряс ее, что ей даже не захотелось делиться с людьми своей необыкновенной радостью. Да и была ли это радость? Поначалу скорее просто дополнительный шок.

Накса и прежде догадывался, что Виена легко читает мысли всех людей, потому и обучается так лихо всему. Теперь же она вслух призналась в этом отцу. Но тут же неожиданно объявила:

– Раз я отныне говорю и слышу, как все, мне ни к чему больше читать мысли людей.

– А зверей? – спросил Накса.

– Звери – другое дело. Они ведь не умеют раговаривать, с ними только так и можно.

Ей было тогда всего девять лет. И слепая дочка помогала отцу больше чем любая зрячая, но он все равно прятал ее почти ото всех. Люди, в большинстве своем, были на Пирре слишком злыми, слишком нетерпимыми. Накса элементарно боялся за свою девочку. И он даже не хотел, чтобы она вообще знала о существоании жестянщиков, то есть горожан. Ни к чему ей это.

Ну а потом на планете появился Язон. И произошла страшная схватка между жестянщиками и корчевщками, закончившаяся тем, что сначала все перемешалось, не стало ни тех и не других в прежнем смысле. Вроде бы все помирились, подружились, но непривычный, навязанный Язоном мир оказался каким-то ненастоящим, вымученным, а общий язык, якобы найденный со всеми тварями Пирра – и вовсе обернулся чистейшей иллюзией, через несколько лет неизбежная и невиданная по масштабам кровавая бойня уничтожила единственный на планете город полностью. Жители лесов тоже едва не погибли все до единого. Накса и его дочь чудом уцелели тогда в числе совсем немногих, ушедших в самую дремучую чащобу джунглей, куда не докатились разящие волны всепланетной ненависти.

Накса, не чуждый веры в сказочные превращения в глубине души надеялся, что в результате нового мощного стресса девочка прозреет. Но чуда не произошло. Наоборот, Виена стала очень замкнутой, совсем нелюдимой, и даже со зверьем как-то все меньше и меньше играла. Может быть, просто начала взрослеть. На каком-то этапе Накса догадался, что ей нужен муж. Ну, может, не обязательно муж, но какой-то юноша – в общем, понятно. Ведь пиррянки, особенно по новым пришедшим в джунгли из города традициям начинали заниматься любовью очень рано – лет в двенадцать-тринадцать. Виене же вот-вот должно было исполниться восемнадцать.

«Но кому она нужна? – вздыхал про себя Накса. – Слепая, забитая, непредсказуемая и неуправляемая девчонка!» Иногда ему приходило в голову, что надо бы посоветоваться с Язоном или хотя бы с Метой, как ему поступить со своей необычной дочуркой. Да все как-то не решался, как-то стеснялся все. А к тому же этого чумового Язона, да и Мету его на планете не часто застанешь. То в одну звездную систему рванут, то в другую, всю Галактику исколесили в посиках приключений. А с другими пиррянами Накса делиться своими проблемами принципиально не хотел. Вот и ждал уже много лет какого-то особого случая. Впрочем, он даже знал, какого именно.

Виена однажды призналась отцу, что замуж пойдет только за инопланеткника. Идея была на первый взгляд более чем бредовая. Свой-то, пиррянин хоть как-нибудь худо-бедно сможет терпеть рядом дикую девчонку, выросшую среди зверей, насекомых, двойного тяготения и жуткой переменчивой погоды, А какой-нибудь респектабельный молодой человек из шибко цивилизованного мира… Смешно говорить! Но с другой стороны, Накса привык верить дочери во всем. Потому что знал, если она говорит, тем более вслух – это неспроста. Редко она в последнее время целые фразы вслух произносила. И всякий раз не разговаривала, а изрекала. Накса даже не всегда понимал смысл ее слов, но чувствовал безошибочно: изречение крайне важное. Вот и теперь на полном серьезе ждал он, как говорили в старину, инопланетного принца для своей дочери.

И дождался. Правда, чего-то совсем другого.

Шальная девчонка Долли с далекого Зунбара вышла на телепатический контакт с его Виеной и неожиданно объявила, дескать, более сильного телепата не встречала она никогда и нигде во Вселенной. А это означало, что надлежит теперь девушке Виене, за все восемнадцать лет ни разу не покидавшей не то что планеты, а и своей родной фермы посреди непролазных джунглей, лететь не куда-нибудь, а почти в самый центр Галактики, на странную планету Моналои, где воюют сейчас с неведомым врагом лучшие представители Мира Смерти. Накса слушал это все и ушам своим не верил. И радостно ему делалось и страшно. И не хотел он никуда дочку свою отпускать. А потом смирился, свыкся потихонечку с невероятной ситуацией и фантастическим предложением. Ночью даже всплакнул, пока никто не видел. Ну прямо не пиррянский заслуженный говорун, а истерическая девица-инопланетница! Если бы кто из друзей узнал – обхохотали бы в лучшем случае, а в худшем – лечить потащили.

На утро у Наксы созрело окончательное решение. Он вышел на связь с Моналои. Только не как всегда послал вызов: Ресу, Керку, всему экипажу «Арго», а тихонечко так, по личному коду Язона. Мало ли что? Вдруг это все – особо секретная информация, только для самых посвященных, только для тех, кто имеет доступ к делам телепатическим? А ведь Язон тоже говорун. Может, не такой сильный, как сам Накса или, скажем, Корник, но ведь говорун – это точно. Накса хорошо помнил, как еще при первом появлении Язона на Пирре чешуйчатая собака сама к инопланетнику пошла. А как пришелоец этот шипокрыла себе на руку посадил!..

«Эх, были времена! – подумалось вдруг. – Прошлое почему-то всегда лучше настоящего кажется. Но ведь на самом-то деле, вот он, только теперь наступает наш золотой век! разве не так? И пусть сам я уже старею, но может, еще успею застать настоящий мир на родной планете. А уж Виены-то точно все впереди. Она должна быть счастлива, должна быть!.».

Накса включил питание большого джамп-передатчика и набрал на клавиатуре код, который знал по памяти.

– Язон! Ты слышишь меня? Вызывает Накса!

– Что-нибудь случилось? – откликнулся испуганный голос Язона.

Глава пятая

Транспортную проблему решили быстро, хоть это оказалось и не совсем просто. Мета сразу вызвалась предоставить для Виены свой супербот-невидимку – самый скоростной и мобильный из всех наличных кораблей. Теперь, когда телепатическая мощь юной пиррянки требовалась не столько для борьбы с монстрами, сколько для спасения жизни человека, дорога была каждая минута. Это понимали все, и предложение Меты приняли сразу. Вот только ее желание пилотировать супербот самолично подвергли суровой критике. Решительнее других возражал Язон. Не имея возможности сопровождать любимую жену, он просто категорически воспротивился очередной разлуке, да еще столь долгой, да еще связанной с таким рискованным перелетом.

– Но ведь никто не домчит быстрее, чем я! – спорила Мета.

– У тебя мания величия! – кричал Язон. – Лиза уже давно водит корабли ничуть не хуже.

– Ну, знаешь! – Мета оскорбилась ни на шутку и уже размахивала пистолетом. – Вот сейчас не стану ни с кем советоваться и улечу, как в ту ночь на шлюпке через перевал! Понял?

– Мета, успокойся, – вмешался Керк, – супербот тебе не удастся угнать так же легко. Я не позволю – уж ты поверь.

А Стэн выдвинул еще более веский аргумент.

– Куда тебя несет, подруга? Неужели непонятно, что здесь ты намного нужнее? И не только Язону, но и нам всем.

Таким образом перепалка затухала понемногу.

Масла в огонь неожиданно подлил Арчи:

– А кто-нибудь проверял, – вскинулся он вдруг, – что Язону действительно нельзя покидать планету? Может, это просто блеф местных хитрецов? Не хотите воспользоваться случаем и провести эксперимент?

Еще минут на пятнадцать разгорелся яростный спор, завершившийся неожиданно мрачной репликой Язона.

– Сейчас не время для экспериментов. И вообще, я верю Фуруху. А он говорил, что от абстиненции здесь умирают быстро, практически внезапно и незаметно. Я вроде пока еще собирался пожить немного.

И все как-то сразу и вдруг осознали, что судьбу Миди будут решать не часы и минуты, затраченные на полет, а целый комплекс сложных и непредсказуемых обстоятельств.

На Мир Смерти отправилась, конечно же, Лиза в сопровождении двух молодых пиррянских бойцов. По расчетам, супербот должен был вернуться через трое суток.

Он не вернулся и через четверо. На связь никто не выходил. Уточнили у Наксы. Тот сообщил, что старт из космопорта имени Велфа состоялся точно в срок. Тревога нарастала. И наконец, напряженная тишина была нарушена настоящим взрывом. На связь с Язоном вышел Крумелур.

Вдвоем с Метой он сидел в тот момент в командной рубке «Оррэда», если конечно, они правильно догадались о назначении этого странного помещения.

Кетчерский звездолет был доставлен Крумелуром без обмана ранним утром и спущен по старинке на тросах из грузового люка гигантского транспортного корабля. Команда пиррянских специалистов сразу оккупировала этот более чем непонятный космический аппарат и увлеченно провозилась в нем с короткими перерывами на еду и сон около ста часов.

Повторное погружение в недра Моналои решили до поры отложить. Язон уверял, что на «Оррэде», коль скоро удастся его задействовать все пройдет настолько успешно, что потом будет просто смешно вспоминать о зря потраченном времени на тщетные попытки пробивания лбом стены. Ему поверили и бросили все силы на освоение чудо-техники, но параллельно все равно разрабатывали запасной план – десантирование в высокотемпературный мир монстров бравой компании пиррянских имитационных роботов. Так называемые в просторечии имиты воспроизводили с большой точностью все реакции своих хозяев и давали наиболее полную информацию об объекте изучения. Однако о контакте через их посредничество речь вряд ли могла идти, а вот захват пленных или хотя бы образцов добываемой ими серы (или не серы?) был вполне реален. В идеальном варианте предлагалось помечтать и о пленении нескольких черных шаров, которые теперь стали для эффекта называть по-шведски и в одно слово – сварткула.

Так и шли дни – в режиме непрерывного ожидания. Никто не знал, и даже не догадывался, что произойдет раньше: вулкан в очередной раз выплюнет лаву, вернется Лиза вместе с Виеной, или, наконец, заработает проклятущий кетчерский «Оррэд». На последнее рассчитывать особо не приходилось.

Большая часть систем таинственного звездолета не вызывала ровным счетом никаких ассоциаций ни у Меты, ни у Стэна, ни у Язона. Даже форма его, больше всего напоминавшая известковый домик океанского моллюска, казалась в высшей степени нерациональный. Где уж было судить наверняка, что в этой нелепой посудине является рубкой, что трюмом, а что навигационным комплексом! Однако работа кипела, и уже забрезжила надежда на понимание, на первое, робкое, но очень важное проникновение в святая святых чужого корабля… Вот тогда и грянули все вышеназванные события, закрутившиеся вокруг слепой девушки-пиррянки.

Мета, страшно переживавшая за Виену, как раз и заявила, что она не хочет больше заниматься ерундой в этой дурацкой ракушке – все равно понять ничего невозможно.

– Лучше уж я отправлюсь на помощь нашим девчонкам!

Куда именно она собиралась лететь, Язон уточнять не рискнул – боялся просто получить рукояткой пистолета по лбу, а Мета продолжая размахивать оружием кричала:

– Говорила я тебе, что мне самой лететь надо?! Говорила или нет?!!

Терпение у Язона тоже было небеспредельным, и он уже готов был ответить, что в таком случае пропала бы сама Мета, а в этом ничего хорошего по определению не видно. Однако сказать он ничего не успел, потому что запиликал сигнал вызова, и голос Крумелура зарычал в наушниках вместо здрасте:

– Проклятье!

– Опять полезли монстры? – деловито поинтересовался Язон.

– Да нет, хуже! Я нашел вашу потерявшуюся «невидимку», летевшую с Пирра.

– А почему это хуже? – почти прохрипел Язон, замирая от дурных предчувствий.

– Потому что они опять застряли на Мэхауте! – продолжал рычать Крумелур.

– Где?! – не поверил Язон.

Он даже не стал цепляться к странно неуместному в этом контексте слову «опять». Вопрос его был в общем-то риторическим – не вопрос, а так крик удивления. Поэтому, не дожидаясь ответа, он спросил о более существенной вещи:

– Но они живы?

– Живы, – успокоил Крумелур. – На планете Мэхаута так сразу не убивают. И вообще их же похитил Риши Джах Кровавый.

Предполагалось, очевидно, что Язон не мог не слышать о некоем знаменитом на всю Галактику Риши Джахе Кровавом. Но Язон-таки действительно слышал впервые подобное имя.

– Ну и что? – спросил он тупо.

– А то, что выцепить их оттуда будет очень непросто.

– Да?! – обозлился Язон. – А ты не догадываешься, что если я прямо сейчас сообщу обо всем Керку, от вашего делового партнера на Мэхауте вряд ли останется что-нибудь, кроме облачка раскаленного газа.

– Он мне не партнер, – буркнул Крумелур. – Он – конкурент. Но горячиться в этом вопросе нельзя. Вылетайте в Томхет. Будем говорить. Считайте, что это приказ.

И Крумелур, не дожидаясь ответа, прервал разговор.

Состояние Меты после такого любезного диалога можно было себе представить. Но Язон и сам завелся как пиррянин. Не думал он в этот момент о личной безопасности. Думал об одном – как нервы успокоить. И громко объявил:

– Нет, ну вот теперь я точно закурю!

А ведь не курил уже добрых полгода. Хотя пачку сигарет в качестве НЗ по старой традиции имел при себе постоянно.

Но и закурить Язону не удалось. Для Меты его чересчур самоуверенное заявление стало последней каплей.

Да, она неплохо перевоспиталась за последние годы, да научилась, когда нужно, владеть собой. Но такого хамства по отношению к себе Мета уже давненько не встречала. Монстры, кетчеры, фэдеры, свои же друзья пирряне, обнаглевший заказчик Крумелур и наконец любимый Язон – все норовили ее обидеть, оскорбить в лучших чувствах!

Глаза Меты полыхнули неистовой злобой, рука с пистолетом неумолимо взлетела вверх. Язон так и не успел понять, куда именно был направлен ствол, потому что выстрела не последовало. Вместо этого на голой пустой стене тихо и мощно, как северное сияние, загорелся цветными переливами широкий экран и раздалось низкое гудение.

Звездолет кетчеров ожил.

Глава шестая

Мелькание цветных пятен на большом экране прекратилось, и спокойный зеленоватый фон пересекла белая надпись на меж-языке:

«Я – девятнадцать шестьдесят один. Вы активировали главный энергетический контур корабля».

И дав несколько секунд на осмысление этой информации, компьютер звездолета выдал следующую, уже более пространную фразу:

«Вы имеете допуск ко всем системам корабля в том случае, если они не заблокированы специальным распоряжением высшего руководства».

После чего экран заполнился пестрой сеткой, каждая клеточка которой обозначала одну из систем корабля, а сверху горела шапка «ВЫБОР СИСТЕМЫ». Подвигав перед собою поднятой правой рукой, Язон довольно легко поймал курсор и, не слишком долго думая, выбрал информационную систему.

«Введите пароль», – последовал мгновенный ответ.

– О высокие звезды! – застонал Язон. – Еще один «Неразрушимый». Мета, ты еще помнишь старое название нашего «Арго»? Какая знакомая проблема!

– Ну, так в прошлый мы все-таки решили ее, – Мета была невозмутима. – Разве нет?

– Конечно, за три секунды до нашей с Керком предполагаемой гибели…

– Думаешь, этот тоже может рвануть?

Пистолет Меты инстинктивно прыгнул в ладонь, словно она и вправду собиралась отстреливаться от агрессивного звездолета кетчеров. Что могло быть нелепее?

– Да нет, – успокоил ее Язон. – Взрываться ему вроде не с чего. Давай оставим этот ребус нашему другу Арчи – он же у нас на все руки от скуки, – а сами попробуем законтачить с какой-нибудь другой системой.

– Предлагаю предстартовую подготовку, – профессионально оживилась Мета, пробежав глазами верхние квадратики информационной сетки.

– Давай, – согласился Язон.

На этот раз ответ компьютера оказался намного интереснее:

«Корабль готов приступить к предстартовой подготовке, только в том случае, если будет отменена специальная инструкция высшего руководства за номером 38/506-0008. Текст инструкции загрузить?»

– Да, – немедленно ответил Язон.

«Текст инструкции загружается».

– Слушай, но это уже неплохо, Язон радостно повернулся к Мете.

Мета скептически пожала плечами и оказалась, в сущности, права. Компьютер выдал им следующее:

«Текст инструкции номер 38/506-0008 загружен в оперативную память. Для прочтения введите новый пароль».

– О чернота пространства! – выдохнул Язон. – Заколдованный круг. Очевидно, так будет с каждой системой. Ничего не получится без дешифровки, по крайней мере…

– Постой, – перебила его Мета, – но он же сказал новый пароль. Значит, мы можем сами его придумать и ввести.

Мысль была слишком простой и слишком заманчивой, чтобы сразу в нее поверить. Но ведь что-то же должно было означать это слово – «новый»!

– Девятнадцать шестьдесят один, ты слышишь меня? – обратился Язон к компьютеру, проверяя для начала само наличие обратной связи в звуковом режиме. Ведь предыдущая реакция машины на его коротенькое слово «да» могла быть и случайной.

«Жду указаний», – ответил экран.

– Я – капитан корабля Язон динАльт.

Он сделал коротенькую паузу, и компьютер тут же откликнулся:

«Не понял. Каков ваш номер?»

Номера у Язона никогда в жизни не было, если не считать номера счета в Межзвездном банке, да идентификационных кодов, вносимых в его многочисленные паспорта на тех планетах, где такое требовалось. Но все эти цифры были сейчас ни к чему, да и не знал их Язон на память. Интуиция подсказывала, что номер должен быть четырехзначным, таким же, как у этого компьютера. Вот каким именно? А впрочем, есть ли разница?

Первым, что пришло в голову, была маркировка его любимой электронной библиотеки. И Язон представился:

– Я – ноль девять ноль три. Слушай текст нового пароля.

«Девятнадцать шестьдесят один готов к приему текста пароля», – отозвался компьютер.

– Карликовый папегойский макадрил по имени Мальчик.

И зачем ему понадобилось такое длинное словосочетание? Язон бы и сам не объяснил сразу. Но опять же интуиция подсказывала, что любое короткое слово может оказаться далеко не новым паролем. А что может произойти в этом случае… Эх, лучше не думать!

– «Пароль принят», – заявил компьютер и экран неожиданно погас.

– Вот так номер! – удивился Язон. – По-моему, нас надули.

– Погоди, – возразила Мета, – у него какая-то своя логика. Я чувствую, что корабль продолжает слушать нас.

И Мета крикнула:

– Девятнадцать шестьдесят один!

«Введите пароль», – вспыхнуло на экране.

– Карликовый папегойский макадрил по имени Мальчик.

И едва Мета произнесла последний слог пароля, экран затопило тревожным красным светом, на котором уже в следующую секунду желтым пламенем запылала надпись:

«Инструкция высшего руководства кетчеров номер 38/506-0008».

И чуть пониже, мелким шрифтом:

«Включение звукового режима. Да/нет».

Язон выбрал «да». Хотелось послушать голос настоящего кетчера. Пусть даже в записи.

Голос оказался вполне обычным, чуточку низковатым для нормального человека, но спокойным, даже профессиональным, как у диктора межзвездного вещания. И говорил он на классическом меж-языке без малейшего акцента. А вот содержание инструкции…

Они слушали минут десять, с каждой секундой удивляясь все сильнее. Никакая это была не инструкция. Это был довольно подробный и красочный рассказ об одном из последних сражений Четвертой Галактической войны. Кетчеры принимали в ней участие на стороне повстанцев, которые, как известно из истории, стали победителями. Однако данный конкретный корабль, имя которого так и звучало во все времена – «Девятнадцать шестьдесят один» – потерпел поражение в единоборстве с уникальной техникой, примененной имперцами на самом финише их отчаянной боевой операции.

Неизвестно откуда появившийся резервный звездолет врага – не было скачка из джамп-режима, не было! – имел поистине миниатюрные габариты. И он показался кетчерам абсолютно несерьезным противником. Какие мощности, право слово, могли заключатся в такой крошечной скорлупке?! Вот «Девятнадцать шестьдесят один» и расслабился.

Компьютер самым элементарнейшим образом прошляпил ментальную атаку имперцев на субъядерном уровне и, по сути, в течение какой-нибудь секунды вышел из строя. Нет, загадочный вражеский объект не стал примитивно подчинять корабль своей воле. На этот случай в звездолете «Девятнадцать шестьдесят один» существовало несколько автоматических контуров, настроенных на немедленную самоликвидацию, причем такую, которая, в зависимости от пожелания командира, могла выжечь все небесные тела в радиусе десяти парсеков или свернуть пространство в таком же примерно объеме.

Хитрый враг учел и это – ни перепрограммирование, ни разрушение управляющего центра не планировалось, главный компьютер звездолета продолжал работать как бы в прежнем режиме, вот только его электронные мозги съехали сильно набекрень. И примерно то же самое произошло с экипажем. Так что имперцам не потребовалось уничтожать людей физически. Просто оставшиеся в живых кетчеры раз и навсегда сделались другими. Из расы бойцов они превратились в расу тихо помешанных со странными желаниями и еще более странными возможностями. А звездолету «Девятнадцать шестьдесят один» выдали инструкцию, – вот тут уже действительно инструкцию! – но только суть ее мог оценить разве что сумасшедший:

«Девятнадцать шестьдесят один», отныне тобою не сможет управлять никто, кроме людей, попавших в беду, да и то и не все такие, а лишь некоторые, которым уж слишком не повезло во вселенной. При этом принцип включения главного энергетического контура будет сохранен в прежнем виде. Успехов тебе в межзвездных путешествиях! Новых тебе интересных встреч и счастья во всем!»

Так заканчивалось это нежное послание, действительно больше походившее на частное письмо, нежели чем на руководство к действию. И подпись стояла интересная. Победителю незачем скрывать свое имя от побежденного:

«Команда звездолета „Овен“ императорского флота Земли».

Вот и все. Когда основной текст инструкции был исчерпан, новый и очень приятный женский голос прокомментировал: «Отмена инструкции возможна только с помощью специальной дешифровочной системы земного звездолета типа «Овен». Впрочем, попытайтесь найти другой способ. Дерзайте, господа!»

Последняя фраза пробежала по экрану не на меж-языке, а на эсперанто. Дескать, пока жив язык Империи, жива и древняя вера в ее непобедимость, а звездолет «Овен» – символ этой непобедимости. И что-то еще казалось необычным. Что же? Язон вдруг понял: он узнал голос женщины. Всего-то раз и слышал его, но, пожалуй, вряд ли мог спутать с кем-то. Говорила та самая царица Орхомена Нивелла, которая во время давней встречи на «Арго» называла себя матерью Язона.

Наконец экран снова погас, и они оба словно проснулись, словно стряхнули с себя наваждение, разом вспомнив, где и для чего находится. Иллюзия погружения в далекое прошлое была сильна, слишком сильна. Но как бы романтично ни казалось выслушивать рассказы о Четвертой Галактической войне и даже самого себя ощущать ее героем – куда важнее было решить проблемы дня сегодняшнего. Миди лежит в коме, Виену и Лизу захватили в плен с неизвестной целью, монстры не побеждены и даже не разгаданы, наркобароны продолжают издеваться над людьми, и наконец, он сам, Язон динАльт привязан страшным наркотиком к ядовитой и сошедшей с ума планете. И, что характерно, в тот момент, когда никто даже не представляет, как выползать из всего этого, Язон и Мета увлеченно играют в компьютерную игру, словно дети малые. Что и говорить, нашли время и место!

Нет, не поможет им «Оррэд», точнее, «Девятнадцать шестьдесят один» – ни монстров победить, ни девушек спасти из беды. Не поможет. Над чем голову поломать, тут есть, конечно, но это не сейчас, не сейчас…

Язон резко повернулся и почти нос к носу столкнулся с Арчи и Керком. Оказывается они уже давно стояли в командной рубке кетчерского звездолета.

– Язон, – сказал Керк. – Брось это все. Пусть звездолетом занимаются Арчи и Стэн, у них хорошо получится. А мы должны лететь в Томхет и как можно скорее.

– Крумелур готов помочь в спасении Виены?

– Не совсем так, – странно ответил Керк, – но мы должны лететь.

По дороге выяснилось: Крумелур здесь и сейчас не может им больше сказать ни слова по поводу происшедшего. В разговоре с Керком он преимущественно мычал, вздыхал, неопределенно хмыкал, глаза его дико бегали, а руки беспорядочно летали над клавишами универсального пульта управления и связи – того и гляди нажмет что-нибудь не то. В общем, Крумелур пребывал на последней стадии истерического спокойствия перед серьезным нервным срывом. Керк сумел почувствовать это лучше других, чисто по-человечески понял фэдера, и не стал с ним спорить.

– А где же и когда мы все узнаем? – недоумевал Язон.

– Очень скоро, – поведал Керк. – Но не здесь. А на Радоме.

– Где?! – не поверил Язон.

– На планете Радом.

Язону вдруг сделалось нехорошо. Очень нехорошо. Как если бы несколько мощнейших экстрасенсов взломали его ментальную защиту и принялись транслировать прямо в мозг все мыслимые отрицательные эмоции. Катер уже подлетал к столице северного континента.

– Мета, ты с ума сошла! – воскликнул Керк. – Выбрать такую траекторию для захода на посадку! Ведь Язону нельзя подниматься над планетой выше, чем на сто километров.

Катер резко пошел вниз. Боль, тошнота, глубокая депрессия стремительно отступали, растворяясь в нормальном восприятии мира, но оставили в памяти отвратительный осадок.

«А вот и проверочка! – подумал Язон, с трудом приходя в себя. – Не врали, выходит, местные ребята! Мне действительно никуда отсюда не деться».

А вот чего он никак не мог взять в толк, так это с какой радости свирепый Керк сделался вдруг таким смирным и покладистым. Впрочем, пиррянский вождь с давних пор неплохо разбирался в тонкостях дипломатии. Это Язон все больше наблюдал его в бою, да в ожесточенных спорах со своими. А вообще-то, разве не старина Керк еще на заре их знакомства курировал все внешние связи Пирра? Седовласый гигант умел не только драться, за свою жизнь он урегулировал многие серьезные конфликты в Галактике. Он знал, что такое проявить выдержку, если надо. Сегодня было надо, как никогда. Правда, сдержанность Керка больше всего походила на сдержанность туго сжатой пружины, которую продолжают давить еще и еще. Ох, не поздоровится ни планете Мэхаута, ни Радому, если эта пружина, наконец, распрямится!

А в Томхете даже в бункер не поехали. Короткую беседу провели прямо в космопорту.

– Почему именно Радом? – поинтересовался Язон.

– Потому что Риши забил нам стрелку именно там. Разбор будет вести сам Гроншик – авторитет первого ранга.

От всех этих жаргонных словечек на Язона повеяло слегка подзабытой романтикой бандитской жизни на Кассилии. И напряженно вспоминая свой немалый опыт того времени, Язон попытался подыскать соответствующие выражения, чтобы правильно попасть в тон разговора:

– Пусть только твой друган Риши не пытается гнать фуфло. С пиррянами такие фортели не проходят. Сам понимаешь, я остаюсь здесь. А за наших людей будут отвечать Керк и Мета.

– Женщина не может участвовать в разборе, – жестко сказал Крумелур.

– Пиррянская женщина может, – еще жестче ответил Язон и буквально просверлил Крумелура взглядом насквозь.

Крумелур сдался:

– Ладно, я объясню братишкам. Но это вам будет дорого стоить.

– Представишь счет, – бросил Язон небрежно.

Он не хотел обсуждать конкретные цифры, да и вообще не был уверен, что речь идет о деньгах. Сейчас это не имело значения. Он одержал маленькую, но очень принципиальную победу и чувствовал стопроцентную уверенность в своей правоте. Вот именно сейчас он должен расстаться с Метой. Она окажется нужнее там, где пойдет суровый мужской разговор. А уж сам Язон будет помогать Арчи и Стэну в разгадке тайны «Оррэда», которая так внезапно переплелась с тайной «Овна».

Сверхскоростной, но довольно тяжелый военный катер, именуемый почему-то смешным словом «карака», стартовал через пять минут и взял курс на Радом. А за Язоном прилетел Стэн. Ему все равно надо было побывать в Томхете. Паоло Фермо, главный здешний технарь, как выяснилось, обещал познакомить пиррянского специалиста с неким уникальным фэдерским оружием. И Язон из любопытства отправился вместе с ними в арсенал.

Глава седьмая

Четверо пиррян на современном и отлично оснащенном военном корабле, без боя конечно, не сдались бы, в крайнем случае сумели бы отступить и вызвать подкрепление. Но уж слишком не обычная техника была применена против них.

Сначала супербот-невидимку по имени «Ласточка» выдернули из джамп-режима отчаянным сигналом тревоги, транслируемым во всех диапазонах. Спешка спешкой, но не помочь терпящему бедствие в космосе – это позор для любого пилота. Затем пиррянский экипаж был буквально огорошен и дезориентирован самим внешним видом пострадавшего корабля, сигналившего о помощи. Им навстречу сквозь черную межзвездную пустоту плыл настоящий боевой слон. Он болтался в пространстве, вытянув вперед длинный хобот и раскинув в стороны большие, как крылья, уши. Лапы были слегка подогнуты и безвольно висели, словно и впрямь это было несчастное подстреленное животное. В общем, «Ласточка», вполне готовая к любым неожиданностям, тем не менее доверчиво пошла на стыковку, попутно запрашивая «слона» о деталях катастрофы. «Слон» же подавал теперь только нечленораздельные сигналы, что скорее всего свидетельствовало о резком ухудшении ситуации на его борту.

До стыковки однако дело не дошло, потому что из хобота навстречу «Ласточке» внезапно вырвалось легкое мерцающее облачко. Газа? Пыли? Компактно свернутого силового поля? Последнее было ближе всего к истине, но пирряне поняли это, когда посверкивающая оболочка уже окутала супербот и лишила его в одно мгновение не только боеспособности, но и всякой мобильности. Лиза смекнула, что это новейшее блокирующее поле, усовершенствованный вариант давно известного «парализующего луча», и не стала играть в рулетку, то есть испытывать наугад все по очереди наступательные и оборонительные системы своего корабля. Неосторожный выстрел или случайный резонанс несовместимых полей мог закончиться чем угодно, в том числе и аннигиляцией. Так что разумнее всего казалось теперь вступить в переговоры, тем более, что на таком расстоянии Виена должна была отлично «слышать» мысли вражеского экипажа. Теперь-то уж ясно было, что «слон» – это коварный враг а не терпящий бедствие звездолет.

– Что вам нужно от нас? – спросила Лиза.

И команда «слона», ощутив себя в роли победителей, охотно поддержала беседу:

– Нам велено пристыковать ваш супербот и доставить на свою планету. Об остальном мы не уполномочены говорить.

– Он говорит почти правду, – прокомментировала Виена, – нас захватили исполнители. Хозяева ждут в другом месте. Но кое-чего этот человек не договаривает. Налетчикам интересен, в первую очередь, наш корабль. Они даже не знают, кто мы, и на нас самих им наплевать. Откажись выполнять их требования, Лиза – тогда я скорее смогу узнать что-нибудь новое про них.

– Мы не согласны! – объявила Лиза. – Слышите? Мы не согласны лететь неизвестно куда и неизвестно с кем. Ответьте, кто вы?

– Я же сказал, – ответ пришел после короткой паузы, – мы не уполномочены говорить.

– А мы не уполномочены сдаваться кому попало. И попытаемся пробить ваш защитный экран.

– У вас нет выбора, – устало принялся объяснять вражий голос. – Попытки пробить экран представляют опасность только для вас самих. Заметьте, именно для вас, для членов экипажа, а супербот-невидимка останется в целости и сохранности. Так запрограммирован наш блокирующий комплекс.

– Последнее утверждение – блеф, – пояснила Виена. – Но опасность взорваться действительно существует и очень серьезная. Для обоих кораблей.

– Понятно, – кивнула Лиза.

И тут же спросила еще раз в микрофон связи:

– Так с какой же вы все-таки планеты?

– Какая дотошная баба! – рассердился человек со «слона». – Не пора ли нам перейти к более активным действиям?

Но цель была уже достигнута. Оказавшийся поблизости другой член слонового экипажа мысленно ответил на назойливо повторившийся вопрос.

– Они с планеты Мэхаута, – перевела Виена. – Это о чем-нибудь говорит тебе, Лиза?

– Да. О ней однажды рассказывал Язон. Промышленно развитая планета. Член Лиги Миров. Думаю, есть смысл садиться туда. На Мэхауте мы наверняка найдем кого-нибудь еще, кроме бандитов.

– Если доберемся туда живыми, – позволил себе вставить реплику один из пиррянских бойцов.

До сих пор оба молчали, соблюдая субординацию. Ведь решение должен принимать только командир.

– Думаю, доберемся, – ответила ему Виена. – Тем более, что второй бандит считает нас ценным товаром. Не только корабль, который им обещали в награду за удачное похищение, но и мы сами нужны там кому-то. К сожалению, едины они лишь в одном: главное – прервать наш полет по намеченному маршруту. Все остальные задачи решаются попутно. Но я все-таки считаю, что стыковка и посадка на планету – это наш единственный шанс.

– Друзья, – резюмировала Лиза. – Мы попали в плен. А надо уметь из любого положения выходить с честью. Значит, так. Сейчас мы идем на стыковку и не пытаемся прорываться к ним, но постоянно находимся в боевой готовности. Вдруг они захотят тем или иным способом нейтрализовать нас. Если нет, ждем окончания полета, и вот тогда идем на прорыв.

Все молча кивнули.

– Эй, на «слоне»! Мои системы защиты полностью отключены, компьютер получил задание на стыковку. Мы принимаем ваши условия.

Стыковка прошла нормально. Никто не пытался проникнуть даже в шлюз. Значит, они не планировали ни усыпления, ни убийства. Во всяком случае, пока. Корабль-слон благополучно разогнался, вышел в джамп-режим и вынырнул на предельно допустимом расстоянии от планеты Мэхаута. Потом их вежливо предупредили о перегрузках, как членов собственного экипажа. И в минимальные расчетные сроки странный тандем – огромный слон с маленькой ласточкой на спине – опустился на поверхность планеты. Лиза не могла не восхититься мастерством пилота, столь виртуозно сажавшего весьма необычный корабль, да еще с буксиром, который в любую минуту мог повести себя неадекватно.

Глухой экран не позволял пиррянским приборам увидеть ровным счетом ничего. Но факт приземления на планету земного типа с тяготением чуть больше одного g и кислородной атмосферой был очевиден. Затем, судя по звукам за бортом, произошла принудительная расстыковка, шлюз наполнился воздухом и экипажу «Ласточки» предложили открыть внешний люк. Люк они открыли в режиме «хлопка» и грянули из четырех стволов одновременно, готовые тут же прыгнуть под прикрытием огня навстречу любому врагу. Но враг оказался намного хитрее. Перед ними высилась могучая стена из полупрозрачной стеклостали, на которой лихие пирряне оставили четыре прожженных пятна. Вот и все их боевые успехи.

– Мы так не договаривались ребята! – громко объявил некто, упиваясь собственным ироничным тоном.

И продолжил после паузы:

– Поймите, сопротивление бесполезно. Вы – на нашей территории. А хозяин вовсе не собирается убивать вас. Потому что вы – ценные заложники. Но с каждым убитым или покалеченным человеком – неважно с чьей стороны – ценность вашей группы будет планомерно уменьшаться. Это же очевидная вещь. А хозяин готов поговорить с вами, спокойно объяснить сложившееся положение. Разговор – дело серьезное, а перестрелка – занятие для непослушных детей. Будьте же умниками.

Выслушав столь длинное заявление в совсем уже хамском тоне, все четверо, конечно, не удержались и шарахнули в стенку еще раза по три. Они не ждали какого-то нового результата – просто они были пиррянами и подчинялись своему инстинкту. Снаружи отнеслись к этому, в общем, скорее с понимаем. Молча выжидали.

Наконец, Лиза, совершенно раздавленная, как и остальные трое, чувством собственной беспомощности, тихо спросила:

– Что мы должны делать?

– Ну, вот это другой разговор, – голос стал совсем добрым и ласковым. – Сначала выдайте на внешнюю связь картинку вашей кают-компании или рубки. Где вы там сейчас находитесь? Мы должны видеть экипаж целиком. Затем бросьте на пол все виды оружия и выходите по одному. Мы сделаем зазор между люком и стеною достаточно широким.

На выходе их встречали. Внимательно осматривали, ощупывать не стали (хватило ума!) и защелкивали на запястьях наручники. Лиза хихикнула, глядя на это наивное приспособление, а когда дело дошло до мужчин, они уже все вместе хохотать начали. Один из пиррян сказал:

– А вот этого не надо, приятель!

– Что такое? – Бандиты недоуменно переглянулись.

– Смотрите, – сказала Лиза, отсмеявшись.

И почти небрежным жестом разведя руки в стороны, разорвала цепочку, соединявшую наручники.

Фокус произвел традиционно сильное впечатление. В этот короткий миг пирряне были, по существу, хозяевами положения, и, возможно, сумели бы раскидать всю стоящую вокруг охрану, отнять у них оружие и вступить в настоящий бой. Хорошо, что они не сделали этого. Вчетвером все равно не удалось одержать полную победу: ангар с автоматическими дверями, снайперы под потолком, усыпляющий газ и неизвестно что еще. Но пиррянам на сей раз оказалось достаточно увидеть полную растерянность на лицах врагов. Пусть знают, с кем имеют дело, будут хотя бы разговаривать уважительно. И они все еще раз дружно и громко рассмеялись, снимая накопившееся напряжение.

Хозяин всех этих людей – маленький темнокожий человечек в белоснежном костюме представился очень просто – Риши. Держался он на почтительном расстоянии, отделенный от пленников целой командой телохранителей. Боялся, понятное дело. Ведь достотачно сжать пальцы на горле этого задохлика, и вся его банда начнетработать на тебя. Известная схема, и Риши, очевидно, хорошо знал, как это бывает. Нарываться на лишние неприятности он явно не хотел.

– Значит так, ребята, – начал объяснил главарь мзхаутских бандитов. – Кто такие заложники, объяснять вам, надеюсь, не надо. Лично к вам у меня ровным счетом никаких претензий нет. Но «Ласточка» ваша летела с Пирра на Моналои. И не надо мне говорить, что это не так.

Никто и не говорил. Была охота! Все только удивлялись про себя осведомленности этого мерзавца.

– А предыдущий корабль, летевший с Пирра на Моналои, – продолжал Риши, – крепко обидел моих друзей. В этом вся беда и заключается. Видите, как все просто! Мы сейчас свяжемся с руководством Моналои, спокойно все объясним, и если наши требования удовлетворят, вы все благополучно полетите дальше по своим делам. А если нет… Ну, тогда будете сами уговаривать своих друзей. Я вам предоставлю такую возможность. Все понятно?

Читать мысли этого человека было почему-то крайне сложно. Виене приходилось сильно напрягаться, преодолевая некий заслон, да еще стараясь не обнаружить своего «присутствия». Риши оказался очень непростым человеком. Однако кое-что ей все-таки удалось выудить из мозгов главного бандита. Больше всего на свете он любит деньги и власть. Еще он любит называть сам себя полным именем Риши Джах Кровавый, последнее слово, являвшееся, очевидно, кличкой, произносилось на меж-языке. Риши негласно контролирует большую часть экономики планеты Мэхаута, а занимается в первую очередь наркобизнесом.

О наркотиках и накробаронах Виена до сих пор только в книжках читала. Накса, правда, говорил ей, что существуют такие и на самом деле. Но как-то всегда не очень верилось. И вот теперь живой наркобарон стоял перед ней и диктовал пиррянам свои условия. Ничего не скажешь, интересный получился у девушки Виены первый космический полет!

– Вам все понятно? – еще раз спросил Риши.

– Но мы летим спасать от смерти человека!.. – едва не плача, с отчаянием в голосе сказала Лиза.

Она отлично умела водить космические корабли, прекрасно стреляла и легко переносила боль, как все пирряне. Но с унижением и подлостью Лиза столкнулась впервые. И теперь она была просто на грани срыва.

– Это очень трогательно, девочка, – ласково улыбнулся Риши. – Но вот я, например, всю свою жизнь подобными вещами и занимаюсь. Одних спасаю, других наоборот убивать приходится. Жизнь есть жизнь. Однако спешка в таких серьезных делах совершенно недопустима.

Он перебил ее, Лиза хотела еще сказать, что они четверо летят к тому же на помощь моналойцам. Но после столь циничного ответа благоразумно решила оставить эту тему. И задала вопрос:

– А с кем вы будете говорить на Моналои?

Риши на минутку задумался, оценивая степень осведомленности Лизы и сообщил:

– Очевидно, с господином Крумелуром.

– А можно, я с ним поговорю? – Лиза перешла в наступление.

– Можно. Только после меня.

– Ну, так свяжитесь же с ним немедленно!

– Какая ты быстрая, девочка! – Риши тоже начал закипать. – Такие вопросы не решаются по телефону. У нас будет встреча. А вы подождете здесь до ее результатов. Понятно?! Я бы конечно, мог предложить тебе покататься на слонах, но к сожалению, ты слишком плохо себя ведешь себя, девочка…

Предложение покататься на слонах вкупе с утомительно повторяющимся обращением «девочка» стало последней каплей. Лиза в отчаянном рывке кинулась на Риши с голыми руками. Остальные, понятно, поддержали ее. Даже слепая Виена ухитрилась нанести точный удар в челюсть одному из бодигардов. Но все-таки их было слишком много. И в руках они держали парализаторы. К счастью, достаточно совершенные – никто из пиррян не пострадал. Да и с другой стороны обошлось вроде без серьезных увечий.

Но об этом они узнают позже. А пока все четверо очнулись в глухом металлическом боксе со слабо святящимися стенами и без видимых признаков окон или дверей. Очень современная тюремная камера.

Глава восьмая

Оружие, которое продемонстрировал пиррянам фэдер Паоло Фермо, оказалось довольно забавным. Называлось оно несколько мудрено – катализатор распада и представляло собой маленькую биохимическую бомбочку. Вопрос доставки ее к цели был делом десятым. Понятно, что заряжать подобными пулями пистолет мог только самоубийца, ну а любые дальнобойные орудия, равно как и традиционный метод бомбардировки с воздуха годились вполне. А принцип действия заключался в следующем.

Как только активное вещество вырывалось из капсулы наружу и поражало живую цель, цель сама превращалась в бомбу. Любая протоплазма надувалась большим пузырем, а в итоге лопалась, разбрасывая вокруг себя в радиусе нескольких сотен метров тысячи новых таких же бомбочек. Скорость разлета позволяла пробивать обычный скафандр или средней толщины панцирь какого-нибудь незамысловатого зверя.

Фермо не поленился продемонстрировать действие катализатора распада на небольшом лабораторном полигоне. Под толстостенным стеклянным колпаком суетились довольно неприятного вида зубастые зверьки со сморщенной кожей и длинными хвостами – этакие крысы побритые. Явно не моналойского происхождения. Темная безволосая кожа карикатурно напоминала аборигенов планеты, но зубы… Здесь таких не отращивали. Крошечный шарик размером с булавочную головку в считанные минуты превратил все поголовье крыс в большую кучу гниющих останков, а весь колпак изнутри заляпало кровью вперемешку с зеленовато-серой гадостью непонятного состава.

«Отвратительное оружие», – подумал Язон.

А у Стэна, ну прямо глаза разгорелись. Язон догадывался о чем может думать истинный пиррянин. А Фермо еще возьми, да и скажи:

– Отличное, кстати, средство для очистки планет от агрессивных форм биологической жизни.

– А жить-то как потом, на такой планете? – поинтересовался Язон.

– Ну, будут конечно, некоторые проблемы. Однако проверено уже на опыте, в течение года растительность восстанавливается полностью. А вот животных приходится импортировать.

– На людях тоже проверяли? – задал Язон следующий вопрос.

Фермо странно замялся, потом не менее странно ответил:

– Мы? Нет.

Язон решил не уточнять, кто – да, и повернулся к пиррянину:

– Нет, Стэн, и не думай, для Мира Смерти такая штука не подойдет. Наши мутанты, надо полагать, адаптируются к катализатору распаду недели за две, а то и быстрее, а вот человеческая популяция боюсь сойдет в ноль за то же время.

– Что вы, что вы, – затараторил Фермо, – у нас же в комплекте с катализатором поставляются идеальные системы защиты.

Он говорил, словно продавец газонокосилок, объясняющий бестолковому покупателю, как обеспечить безопасность детей от этой якобы адской машинки.

– Это понятно, – сказал Язон, все сильнее раздражаясь, – но какое отношение имеет ваш катализатор к решению нашей сегодняшней проблемы. Высокотемпературные монстры – это же не биологический объект.

– А вот позвольте с вами не согласиться! Кто знает, кто знает, – хитро улыбнулся Фермо.

– То есть вы хотите сказать, – искренне удивился Язон, что сложное органическое вещество, являющееся катализатором известных процессов в углеродной протоплазме при комнатной температуре, будет играть такую же роль при двух тысячах градусов для тканей состоящих из соединений серы? Вас где химии учили?

– В университете Харибэя.

– Высокий класс, – похвалил Язон, а про себя подумал: «Если только не врет». – Ну и?..

– Элементарно, мой друг. Конечно, для монстров понадобится иное вещество, но, согласитесь, сам принцип… По-моему то, что нам надо. Мы уже думаем над этим, предлагаем и вам подумать.

– Идею понял, – сказал Стэн. – Образчик такой бомбочки дадите? Я бы взял у вас прямо сейчас.

– Прямо сейчас не получится, – возразил Фермо. – Любое оружие стоит денег. Мы, конечно, ваши должники, но все финансовые вопросы решает у нас Крумелур. Давайте подождем до его возвращения.

– Давайте, – согласился Язон. – Теоретическое знание принципа – это уже много. Стэн начнет думать над задачей непосредственно сегодня.

– Успехов вам, – сказал Фермо любезно.

И они уже повернулись, чтобы уйти, когда Язон, словно вспомнив внезапно, бросил уже на ходу, нарочито по-итальянски:

– А что вы делали на планете Эгриси, Паоло?

– Содержал отель, – ответил тот тоже на родном, ничуть не смутившись, и добавил мечтательно: – Славные были времена! А вы об этом, простите, в межзвездном справочнике вычитали?

– Нет, – честно признался Язон, – мне тамошний портье рассказал, когда я на Эгриси к царю Сулели в гости прилетал, ну и немножко повздорил с ним.

Всю эту информацию Фермо как бы пропустил мимо ушей и Язон решил задать еще один вопрос:

– А на Скоглио?..

– А на Скоглио, друг мой, – не дал ему договорить Фермо, – я родился, вырос, учился и работал. Звездолеты строил, между прочим.

– Чтобы потом их угонять, – изящно дополнил Язон.

– Угнал я только один звездолет, – откровенно признался заявил Фермо, переходя при этом на меж-язык, чтобы и заскучавшему без знания итальянского Стэну понятно стало. – В конце концов, вы-то, уважаемый Язон динАльт, Баухилл и как вас там еще – тоже не большой любитель работать где-нибудь за скромное жалование или трудиться на ферме. Правильно?

– Правильно, – кивнул Язон. – Я привык получать гонорары за работу.

– А-а-а! – радостно воскликнул Фермо. – Теперь это так называется! А по мне, что звездолет угнать, что казино обчистить – с точки зрения межзвездного законодательства, все одно.

– Друг мой, – проговорил Язон с достоинством и специально передразнивая любимое обращение Фермо, – вы располагаете весьма устаревшими сведениями о моей персоне. Язон динАльт уже много лет подобной мелочевкой не занимается. Арриведерчи! Пошли, Стэн.

И они удалились из арсенала широким, но быстрым шагом, оставив последнее слово за собой.

Свежепоседевшие волосы Арчи в буквальном смысле стояли дыбом от переполнявшей его голову информации и всего происходящего вокруг. Юктисианец носился из «Оррэда» в «Арго» из «Арго» в Конкистадор», по полям и по горам он тоже носился то и дело, добирая среди трав и кустов какие-то необходимые для опытов природные образцы. Периодически, спасаясь от жары, он залезал под душ, где ему, как он утверждал особенно хорошо думалось. А после душа редко вспоминал, что надо вытирать голову, и уж тем более совсем никогда не причесывался.

Язон сильно недооценил своего друга, считая, что помощи от него в работе теперь не дождешься. Каждый ведь глушит смертную тоску по своему.

Один напивается до одури, другой нагружает себя физически так чтобы семь потов сошло и руки-ноги еле шевелились, третий сидит и медитирует, глядя в никуда. Арчи же, как типичный трудоголик, ушел с головой в работу, интенсивную как никогда. Спать он, похоже, совсем перестал, ел мало и все время на бегу, а пил… Ну, известно что мог пить Арчи, добровольно вступивший в союз моналойских наркоманов. Впрочем, чорумом он как раз баловаться перестал вовсе. Предпочитал натуральные соки или просто фрукты. И про мясо питахи Арчи не забывал. Причем, они с Язоном решили стратегические запасы фермера Уризбая не тревожить, а заказали себе целый контейнер непосредственно у Крумелура. Мясо питахи и впрямь отлично помогало в работе. Арчи, и без того имевший недюжинную память, совсем перестал заглядывать в справочники и словари, а к тому же его стали иногда посещать совершенно парадоксальные идеи, явно принадлежавшие далеким прадедам и всплывавшие откуда-то из глубины веков.

Словом, информация обо всем на свете катила таким бурным потоком, что оставалось вконец измученному ученому лишь наскоро систематизировать ее, да составлять новые программы для компьютера, позволяющие хоть как-то обрабатывать этот вал. Самому же осмысливать и тем более делать выводы было решительно некогда.

Ну, действительно, не успел задуматься над механизмом физиологического привыкания к чумриту в условиях Моналои, как появляются пресловутые сварткулы – черные шары с их немыслимыми подземными плантациями; не успел сделать выводов из чудовищной ментальной атаки на Миди, как приносят результат химического анализа, из которого следует не много не мало – открытие новой формы жизни, основанной в отличие от известных не на углеродных соединениях, а на производных серы; не успел задуматься над тем, откуда берутся среди людей мощнейшие телепаты, как Язон с Метой вступают в удивительный контакт со звездолетом кетчеров, который оказывается ровесником «Овна» и несет в себе такую бездну информации, какой хватит, чтобы сошли с ума десятки ученых, а не то что один Арчи Стовер. И это еще не все.

– Язон, – тяжело дыша, проговорил Арчи, – ты смерти моей хочешь, что ли? Не хватало мне для полного счастья только химических бомб, изобретенных хозяином отеля на Эгриси, да парочки другой слоновьих наездников!

– Не наездников слоновьих, а погонщиков, – терпеливо поправил Язон. – Слово «мэхаут», а правильно – «мэхоут» происходит с Земли, из древней страны – Индии. Именно так назвали там погонщика слонов. У индусов была наиболее высокая культура приручения и дрессировки этих выдающихся животных. Принято считать, что в Эпоху Великой Экспансии они и заселили планету Мэхаута вместе со своими слонами… А теперь наряду с высокоразвитыми технологиями мэхзаутцы (Или мэхаутяне? Фу, какое слово дурацкое!) передают из поколения в поколение и искусство обучения слонов самым различным делам. Не говоря уже о том, что слон – это символ…

– Язон, пощади! – взмолился Арчи. – Все это я смогу прочесть в соответствующем информационном файлике, когда мне потребуется.

– Не все. Я же сам был на Мэхауте, Арчи, и могу рассказать такое, чего ни в одной библиотеке нет.

– Спасибо, я не забуду о твоем предложении. Но сейчас лучше расскажи мне, как идут переговоры на Радоме.

– Пожалуйста. На данный момент известно лишь, что слоновий босс прибыл и начал торговаться. Результатов ждем.

– Как бы в результате вся пиррянская эскадра не рванула на Мэхаут, – проговорил Арчи, – или на Радом.

– Сам этого боюсь, – согласился Язон, – но давай надеяться на лучшее.

Арчи задумчиво покивал.

– Ну а как твоя теория? – поинтересовался Язон. – Объединение всех феноменов по общим признакам или что-то в этом роде.

– Теория почти готова, – рапортовал Арчи бодро.

– Я слышу это уж скоро год как.

– Не преувеличивай, Язон. И не дави на меня. Лучше пойди поговори с Экшеном. Мне не хватает некоторой информации именно с его стороны. Беда в том, что я совершенно не представляю, какие именно вопросы задавать. И вообще братяня твой абсолютно чокнутый. У меня с ним ни доверительной беседы, ни допроса, ни тем более научной дискуссии не получается. У тебя складнее выйдет, я знаю. Пойди поговори. Ладно? А потом впечатлениями поделишься.

– Хорошо, – согласился Язон.

Экшена он обнаружил в специальном реабилитационном отсеке «Арго». Тот сидел перед большим монитором и играл в сложную компьютерную игрушку «Стерео-бум», требующую от человека неординарного пространственного воображения, немалых математических знаний, ну и конечно, быстрой реакции. С последним у Экшена всегда было все в порядке, а вот первые две способности очевидно проснулись недавно на фоне общего психического сдвига. Язон сказал сразу после приветствия:

– Лучше б диковинных зверей пострелял. Не хочешь? У меня есть такая программа.

– Терпеть не могу! – ответил Экшен. – Ты когда-нибудь видел пилота, который любит водить звездолеты в виртуальной реальности?

– Видел, – сказал Язон. – Довольно много таких пилотов. Их же тренируют на компьютере, вот и втягиваются ребята. Я и сам это проходил.

– Ну, не знаю, не знаю, – пробурчал Экшен. – Я охоту воспринимаю только вживую. Суррогатная стрельба – все равно, что заменитель алкоголя: вкус воспроизводится точно, а эйфория нулевая. Кому это нужно, скажи?

– Псевдоалкоголь? Точно никому не нужен. А где такой гадостью поят? Я, например, ни разу не пробовал.

– Да есть одна планета, – рассеянно произнес Экшен. – Я сейчас и название забыл…

– Ты стал многое забывать в последнее время. Тебе не кажется? – спросил Язон.

– Пожалуй.

Экшен продолжал смотреть в экран, где сейчас додекаэдр схлопнулся вокруг пятигранной пирамиды, а влетевший сбоку шар наткнулся на путаницу возникших линий и красиво превратился в куб равного объема. После этого, разумеется, все замерло и высветилась строчка: «ИГРА ОКОНЧЕНА».

– Ну вот, опять проиграл! Все из-за тебя.

Язон ждал, запустит ли Экшен игру по новой, и молча стоял у него за спиной.

– Что ты стоишь, брат? Сядь, пожалуйста, я хотел с тобой поговорить.

Это был самый удачный вариант. Физически Экшен поправлялся быстро, а вот с головой у него было многое не в порядке. И не только совсем постороннему Арчи, но и самому Язону не всегда удавалось вытянуть из несчастного охотника полезную информацию. Но уж если он сам захотел проговорить, шансов становилось существенно больше.

– Помнишь, Язон, ты много интересного поведал мне про астероид Солвица?

– Было дело, – кивнул Язон.

– А позавчера я узнал про этих тварей из преисподней. Твой рассказ о плантациях там, внизу, позволил мне сделать окончательный вывод.

У Экшена все выводы были окончательными. И теперь он выдерживал солидную паузу, то ли уже ждал вопросов и возражений, то ли просто нагонял важности на свое заявление. Но Язон терпеливо молчал, боясь спугнуть правильный настрой.

– Моналои – это тоже искусственная планета. Ты же не станешь спорить, что название ей дал именно Солвиц? Шутка гения! Ну, а полость внутри? С точки зрения нормальной планетологии – нонсенс. С точки зрения Солвица – идеальная конструкция для высокоорганизованной жизни. Монстры ваши – никакие не пришельцы инопланетные, а всего лишь очередное безумное творение нашего общего друга. Ты же сам знаешь, Язон, нет на свете никаких инопланетян, есть только люди с самыми разными паталогиями. Да еще их убогие создания – от примитивных транспортных средств до не отличимых от человека андроидов и чудовищных киборгшов. А Солвиц сотворил этих уродов, чтобы, как всегда, посмеяться над людьми. Вон какие милые получились черные шарики… Как вы их называете? Сварткулы? Вот эти кулы и есть настоящие хозяева планеты. Они и фэдерами крутят, как хотят. Это именно сварткулы заставили тупоумных бандюг создать на планете плантации по образу и подобию подземных. А теперь фэдеры чем-то провинились, и черные в наказание наслалим на их поля монстров. Зря вы в это дело впутались, Язон. Некому тут помогать. И Солвиц – мразь, и фэдеры – подонки. А главное, ни того, ни других победить невозможно. Потому что Солвиц – это одно из воплощений дьявола, то есть неистребимого мирового зла. А фэдеры – это мафия, то есть организованная преступность в виде одного, пусть и большого, но ведь не единственнолго фрагмента. Отрубишь такую голову, на ее месте две новых вырастут. Мафия бессмертна. Так говорили много веков назад. Так же говорят и сегодня. Пойми, Язон, зря вы сюда полезли. Они бы и сами разобрались. А Крумелур со Свампом – психи ненормальные. Пригласить команду пиррян на Моналои! Это ж додуматься надо!..

– Кажется, подобные речи я уже слышал от некого Энвиса, – заметил Язон.

– Энвис – это кто? Ах, да… Тот, которого убили. Жаль, хороший был парень.

– Экшен, что ты несешь? Какой же он хороший парень, если это по его милости ты и сделался фруктовиком? Или скажешь, мы и тебя зря спасали?

– Не знаю, – проговорил Экшен на полном серьезе. – Может, и зря. Какой толк от этого спасения, если мне все равно до конца дней своих суждено коптить небо именно тут? В фэдеры меня не возьмут, в стридерах я уже был. Может побриться и в калхинбаи перекраситься?

– А ты сохранил чувство юмора, братишка! – по-доброму улыбнулся Язон. – Значит, еще не все потеряно. Так ты считаешь, что живешь на искусственной планете?

Язон выделил главное в потоке странных фантазий Экшена и попытался вернуть разговор к этой теме.

– Конечно, – кивнул тот. – Я просто уверен. Теодор Солвиц придумал на этой планете все – от ее центра, где вместо твердого ядра – пузырь с воздухом, до самой последней травинки, отравленной наркотиком. Посмотри вокруг, Язон, и задумайся: разве это нормальный мир, разве такое вообще бывает?! А Солвиц – типичный шизоид. Ну, представь себе для наглядности: полный идиот в психиатрической лечебнице окунает палец в чернила и возит им по бумаге, рисуя картинки. А вы все собираетесь и с умным видом, цокая языком, начинаете рассуждать: «Взгляните, коллега, на эту плавную кривую! Какая изящная зависимость величины А от величины Б! Ах, обратите внимание вот на этот строго параболический пик!.». Нету здесь никаких зависимостей и закономерностей коллега! Сплошной бред сумасшедшего.

– И что же делать? – спокойно спросил Язон.

– Сказать? Лучше всего уничтожте эту планету целиком и забудьте навсегда. Во всяком случае, это произведет на доктора Солвица впечатление.

– Спасибо, родной. Ты дал нам очень хороший совет. Конструктивный и добрый.

– Ах, ну да! – всплеснул руками Экшен. – Вы же все гуманисты. Ну, тогда оставьте в покое моналойскую цивилизацию. А для собственной безопасности окружите ее кольцом спецпатрулей Лиги Миров. Пусть никого больше не пускают в этот зачумленный мир. Была тюрьма, а будет лепрозорий.

– Какой лепрозорий, Экшен? Очнись! А как же мафия? Что с нею делать?

– Мафию надо выжигать каленым железом, – с неожиданной готовностью процедил Экшен сквозь зубы, равнодушие его в мгновение ока сменилось лютой злобой.

– Но она же бессмертна, – не удержался Язон от язвительного замечания.

И зря. Экшен замахал руками, как бешеный и заорал дурным голосом, а в глазах его уже стояли слезы:

– Уходи отсюда! Чего тебе надо?! Уходи! Отстань от меня! Это из-за тебя я проиграл отличную партию в «Стерео-бум»!..

– Тека, Тека, – прошептал Язон в браслет связи. – Зайди к Экшену, ему опять нехорошо…

А Язону и самому было теперь нехорошо. Конечно, у плохо дружившего с головой Экшена концы с концами не вполне сходились, но немало было и разумного в его сбивчивых рассуждениях. Определенная логика точно прослеживалась. И логика эта наводила на грустные мысли.

Язон оказался не готов сразу идти к Арчи, и для начала, чтобы успокоиться, просто налил себе стаканчик чорумовки, очищенной по собственному рецепту и смешанной пополам с отличным солодовым виски. А потом, когда в голове стало ясно и чисто, вышел под открытое небо. И закурил. И снова была ночь, и тихая перекличка моналойских птиц, и золотая россыпь звезд над головой. Но только Миди лежала теперь в коме, а Мета была далеко-далеко. Только Арчи рядом, но почти такой же одержимый, как Экшен, не хотелось снова нырять с головой в бесчисленные научные гипотезы. А просто поговорить по душам – не с кем. Не с кем поделиться своею тоской.

Он молча выпускал дым в небо и смотрел на звезды, чувствуя себя безмерно одиноким и покинутым всеми на свете.

Глава девятая

Моналойский корабль выпрыгнул из кривопространства в откровенно недопустимой близости от планеты. Время, затрачиваемое на маневры при этом, конечно, экономилось, но считать подобную экономию оправданной мог только стопроцентный психопат. Даже Керк вздрогнул от такой лихости, а Мета как пилот-профессионал просто подумала, что у фэдеров нелады с генератором джамп-перехода. Ведь они ухитрились материализоваться не просто около планеты, а уже в атмосфере Радома. Естественно, в верхних, разреженных слоях, но все равно внешняя обшивка заполыхала голубым огнем, термометры зашкалили, а объективы внешних видеодатчиков оплавились. Еще немножко – и замкнуло бы цепи главного управляющего комплекса, после чего автоматически объявляется общая тревога и начинается катапультирование экипажа в пространство на универсальных шлюпках.

Однако тревоги не было никакой. Моналойская команда деловито провела операцию по пожаротушению на внешней поверхности фюзеляжа, словно это была обычная косметическая процедура, этакое прихорашивание перед ответственной встречей, а затем столь же спокойно был осуществлен расчет траектории для захода на посадку.

Мета не удержалась и спросила у оказавшегося рядом Свампа:

– Что случилось?

– Ничего, – невозмутимо откликнулся тот. – Мы вышли на орбиту планеты Радом.

– На какую именно орбиту? – ядовито поинтересовалась Мета.

– Ну, не совсем на орбиту, согласен. Ну, чуточку ниже необходимого…

– Ничего себе «чуточку»! – Мета никак не могла успокоиться после такого. – А если бы еще чуточку ниже?

– Мета, кто из нас пилот? Вы же сами прекрасно знаете, что еще ниже, ну, километров двадцать всего – и это верняковая аннигиляция.

– А зачем? Мы куда-то спешим?

– Конечно, спешим, – согласился Свамп. – Но вообще-то дело в другом. У нас привычка такая. Стиль жизни, если угодно.

Мета пожала плечами, выражая полное непонимание. А Керк заметил:

– Я наблюдал нечто подобное на Кассилии. Тамошние владельцы самых дорогих и шикарных авто никогда не соблюдали правил дорожного движения, а, скажем, заезжая к себе в гараж, умудрялись на пятидесяти метрах разогнаться до трассовой скорости и потом затормозить, оставив между бампером и стенкой зазор в толщину пальца. Они тоже не могли объяснить, зачем делают это. Привычка, стиль жизни – все те же пустые слова. Но я, признаюсь, многому научился у тамошних лихачей-водителей. Когда мы с Язоном удирали в космопорт Диго, эти навыки о-очень пригодились.

– И все-таки я бы не стала путать авто со звездолетами, – недовольно проворчала Мета.

Внешние видеодатчики успели к тому времени заменить на исправные, и теперь ночная сторона планеты смотрела на них через экраны обзора мириадами разноцветных огней.

Мета предполагала увидеть хорошо знакомый ей радомский космопорт, единственный на планете и один из крупнейших в Галактике. Звездные ворота вселенского центра торговли производили неизгладимое впечатление на любого и не могли не запомниться. Огромное пространство, в любую сторону до самого горизонта заполненное кораблями местного значения, межпланетным транспортом и разнокалиберными звездолетами, стоящими под погрузкой, проходящими профилактику или полностью готовыми к старту. Пестрота флагов, гербов и прочей символики; разноязыкий говор диспетчеров, грузчиков, торговцев, военных; бесконечное разнообразие форм корпусов, крыльев, энергоблоков, вооружения и всевозможной оснастки. Посмотреть на корабли разных планет и народов, Мета как профессиональный пилот всегда любила. Но на этот раз не довелось.

Радомский торговый порт оказался здесь не единственным местом, способным принимать межзвездные корабли. Для особо важных гостей был предоставлен скромный по размерам, но оборудованный по последнему слову техники персональный космодрпом господина Гроншика. И это не смотря на то, что моналойцы, как выяснилось еще в пути, отправились в столь дальний вояж не с одной лишь целью переговоров. Фэдеры считали просто недопустимым лететь на Радом(!) порожняком. Потому и снарядили не какой-нибудь легкий крейсер, а весьма солидную по грузоподъемности и одновременно очень мобильную караку. У флибустьеров Мета встречала что-то подобное. Карака – это было специфическое судно с мощнейшими двигателями, самым современным вооружением и многочисленными просторными трюмами, заполненными сейчас разумеется чумритом. Белый сладкий порошок, не отличимый по вкусу и почти полному отсутствию запаха от сахарной пудры, был расфасован в небольшие герметичные мешки, которые в свою очередь помещались в трехтонные пластиковые контейнеры. Вот с таким веселеньким грузом и приходилось соседствовать пиррянам.

К разгрузке приступили очень оперативно – одно удовольствие было посмотреть, как летают в стальных руках специальных роботов тяжеленные матово поблескивающие коробки, словно детские кубики. Под все это хозяйство подали обыкновенные платформы на колесном ходу, очевидно, склад находился где-то рядом, но наблюдать за дальнейшим процессом не пришлось. Представители службы безопасности Гроншика встретили их у трапа, усадили в очень комфортную бронемашину на магнитной подушке, благо покрытие космодрома и прилегающих трасс было цельнометаллическим, и быстро доставили прямо во дворец.

Иначе как дворцом назвать главное здание резиденции Гроншика язык не поворачивался: башенки, эркеры, высоченные стрельчатые окна, арочные переходы, массивные резные двери, множество скульптур по стенам. Внутри – покрытые мягким ворсом ковра лестничные марши, сверкающие чистотой перила, колонны, балюстрады, циклопических размеров вычурные люстры – словом, явный переизбыток роскоши и бесвкусицы, граничащей с идиотизмом.

И сам Гроншик вполне соответстволвал собственным интерьерам. Барнардского зеленого золота, самого дорогого из всех известных в Галактике, понавешено было на нем в виде цепей, перстней и браслетов побольше, чем на иной джемейкской принцессе времен правления шпанского короля. Ну и конечно, вирунгейские многоцветы каждый размером с добрый лесной орех украшали его запонки, кольца на безымянных пальцах и заколку для галстука. Бульдожья морда Гроншика сделалась как будто еще толще, а шеи по-прежнему не было видно – голова с низко скошенным лбом вырастала прямо из плеч.

Гроншик сидел за столом, площадью не меньше вертолетной площадки, а кабинет его, по высоте потолков и расстояниям от стенки до стенки сравним был со средних размеров ангаром для целого звена универсальных шлюпок типа «стриж».

На межзвездный разбор кроме Меты, Керка, Крумелура и Свампа прибыли еще восемь человек, очень не похожих друг на друга по стилю одежды, цвету волос и кожи. Но всех этих граждан объединяло одно – нарочитое спокойствие и суровая непроницаемость во взглядах. Никто не выразил никаких эмоций при появлении новых персонажей в кабинете, никто не приподнялся даже из своего кресла, не протянул руки. Все только дружно и молча повернули головы и еле заметно кивнули. Очевидно, о появлении Меты присутствующие уже были оповещены. Или этих бывалых людей действительно ничем нельзя было удивить. Но Гроншик все-таки счел нужным пояснить:

– Сегодня на наш внеочередной слетняк допущена подруга. Ее зовут Мета. Я давно знаком с нею, и прошу считать не просто славной подругой, а королевой. Помните, были королевы города в Голденбурге на Кассилии. Говорить c ними на равных было не западло даже самому Гаммалу Паперроту^[10]. Считайте Мету королевой космоса, и сто болидов мне в глотку, если я не прав. Фирштейн?

Давнее знакомство Гроншика с Метой было, мягко говоря, легким преувеличением, но пиррянка благоразумно промолчала, помня о том, кто здесь хозяин. Да и польстило ей, если уж честно, что ее произвели в королевы. Бандиты не бандиты, а люди здесь собрались серьезные, понимавшие толк в войне и галактической политике. Так что при всей разнице моральных установок, на которые ориентировались пирряне и, скажем, радомцы или моналойцы, Мета не могла не уважать силу – так уж она была воспитана с детства.

В ответ на представление, сделанное Гроншиком, все собравшиеся еще раз молча кивнули. Затем один узкоглазый, низкорослый, но необычайно широкий в плечах господин осведомился:

– Сколько еще времени мы будем ждать?

– Смотря кого, – ответил Гроншик. – Хрундос уже прилетел, через минуту здесь будет, младших братишек ждать вообще не будем, подтянутся по ходу дела. А конкретно для Риши я отпускаю… – Гроншик глянул на циферблат своих огромных наручных часов, украшенных всеми камнями, известными ювелирам обитаемой вселенной. – Восемь минут. Потом будем решать вопрос без него. Риши начал сильно напрягать весь Огород. На последний слетняк вообще не допыхтел, куклу вместо себя прифрахтачил. Допиликается он когда-нибудь. Я сказал.

Все собрание еще больше помрачнело, уткнуло взгляды в пол. Затем авторитеты неожиданно вскинули головы и на короткий миг повернули лица в сторону неслышно вошедшего человека. Очевидно, это и был тот самый Хрундос – рыхлый потный толстяк необъятных габаритов с тремя волосинами на лысине. Вошел, сел, затих.

Гроншик погладил жесткий ежик на своей голове, переложил с места на место листы бумаги, разбросанные по столу. Напряжение нарастало. Минуты неумолимо утекали. Наконец, авторитет первого ранга, уполномоченный вести разбор, расслабленно улыбнулся. Очевидно, получил некое сообщение.

А уже через минуту, споткнувшись на пороге о ковер и едва не рухнув на пол, в двери кабинета ввалился маленький и очень темнокожий человечек, вмиг напомнивший Мете и Керку важного гостя, посетившего «Конкистадор» во время остановки на орбите планеты Мэхаута. Не оставалось сомнений, что это и есть Риши.

«Но зачем же он так подставился?» – недоумевала Мета.

Объяснений задержки не последовало. Видимо, здесь было не принято оправдываться. Здесь просто наказывали за опоздания. Запыхавшемуся Риши, не дав перевести дух, велели говорить первым. А это ведь при любом раскладе самый невыгодный вариант.

Мета вдруг вспомнила, как много лет назад веселые и отчаянные экологи с планеты Лада, прилетавшие на Мир Смерти с экспедицией, учили пиррян пить свою любимую водку – жуткий варварский напиток, этиловый спирт разведенный впополам родниковой водой. Отмечали тогда день рождения руководителя группы, и по маленькой рюмочке пирряне из вежливости выпили. А потом кто-то из приглашенных на праздник пришел с большим опозданием, и ладианские экологи дружно зашумели: «Штрафную ему! Штрафную!» Штрафной дозой оказалась огромная, едва ли не пол-литровая кружка, наполненная водкой до краев. И когда несчастный опрокинул всю ее залпом под дружное веселое улюлюканье, лицо его сделалось красным, а из глаз текли слезы.

Примерно так же выглядел сейчас Риши Джах Кровавый. Он сбивчиво объяснял, путаясь в датах, именах и цифрах, кто, когда и по какой причине обидел его людей. Получалась довольно трогательная история о том, как интересы «честного и порядочного» торговца традиционными «лекарствами» в числе которых назывались героин, кокаин, амфетамин и прочий популярный ассортимент дежурной аптеки, схлестнулись с интересами производителей и распространителей проклятущего чумрита. Обнаглевшие моналойцы стали грубо нарушать строгую договоренность о разграничении сфер влияния. Дошло до того, что чумритом начали торговать прямо на планете Мэхаута.

Риши не мог стерпеть такого безобразия и направил на встречу Крумелуру своего представителя – с целью переговоров. А Крумелур при участии никому неведомых пиррян, не имеющих авторитета в галактическом Огороде, физически уничтожил мэхаутского представителя. После чего набрался наглости продать партию своего товара старшему маркитанту королевского флота Мэхаута под видом сахарной пудры. При этом с особым цинизмом составлены были официальные бумаги, подписанных и утвержденные лично Его Королевским Величеством.

– Такой нон-лимит терпеть нельзя! – заявил в сердцах Риши. – Я был просто вынужден пойти на крайние меры. И поскольку Крумелур поддерживает гнусные контакты со странными пиррянами, я и захватил в заложники экипаж их подозрительного челнока, курсирующего между Пирром и Моналои. Освободите планету Мэхаута от чумрита, и я освобожу заложников.

– Твоя обида понятна, – резюмировал Гроншик. – У кого еще есть обиды?

Керк не привык квалифицировать свои эмоции, как обиды и призадумался, пора ли уже ему говорить. Мета пребывала в еще большей растерянности, а Курмеулур и Свмап, как самые опытные, явно не торопились с выступлением Поэтому всех неожиданно опередил Хрундос. Он вытер платочком лысину и сообщил:

– Любой нон-лимит – это пренебрежение Уставом Огорода, что является высшей гадостью в Мире Овощей. Хуже гнилой подставки. Но нельзя отвечать гадостью на гадость. Так гласит Устав. Поэтому я не знаю и не хочу знать, был ли нон-лимит со стороны Моналои. А вот брать в заложники подружек может только прокисший нон-лимитер. Такая моя обида.

Мета не поняла и половины из безумной речи Хрундоса, но главное схватить было нетрудно – этот надутый авторитет принял их сторону. Осмелев, она вскинула руку вверх, как школьница:

– Можно я скажу?

– Пусть говорит королева космоса, – распорядился Гроншик.

– Риши Джах Крвавый бесстыдно врет насчет своего представителя, посланного с целью переговоров. Именно я стояла за штурвалом пиррянского крейсера, когда боевой катер-невидимка, принадлежащий Риши, обстрелял нас. Мы пытались пойти на контакт, но катер не отзывался. Возможно, он просто был пуст. В любом случае, скажу вам как специалист, этот катер запрограммировали на диверсию в качестве корабля смертника. Мы едва успели взорвать его на безопасном для себя расстоянии. Вот такая моя обида, – добавила Мета на всякий случай, если уж у них так принято.

Гроншик улыбнулся, проявив нормальную человеческую эмоцию. Мета искренне порадовалась: значит, это все-таки люди, а не сошедшие с ума андроиды, как начинало порою казаться.

– Послушай, баклажан, – обратился к Риши длинный и тощий тип с лохматой головой, – ты что же пытался обмануть братишек с Огорода?

– Нет, – сказал Риши, – истово мотая головой. – Нет! Это просто обида. Раньше Огород всегда понимал такое!

– Раньше понимал, – мрачно пробурчал Грношик. – А теперь похоже, притомился. Огород поливать надо чаще, братишка Риши! Ладно. Будешь, говорить, Крумелур?

– Да уж другие братишки достаточно мне кажется станцевали. Я только в такт могу ножкой притопнуть, да ладошкой прихлопнуть.

Впору было рассмеяться над удачной шуткой, но все собрание лишь еще сильнее помрачнело. Гроншик смотрел угрюмо, исподлобья.

И Риши съежился, словно пытался превратиться в маленькую серую мышку и забиться в норку. Ведущий резюмировал:

– Ну что, народ, собираем урожай? Заложников отпустишь сейчас же. Перед братишками извинишься. Даже перед младшими. А сахаром, который космофлоту поставили будешь торговать – не маленький. У меня все. Обиды кончились.

– Постойте, – неожиданно вмешался Керк. – Но я считаю, что чумрита на планете Мэхаута быть не должно.

И кто его за язык тянул? Не терпелось сказать хоть что-нибудь, раз уж прилетел? Или седовласый пиррянскиий вождь действительно считал вопрос о распространении чумрита принципиальным?

Лица у всех собравшихся вытянулись. Очевидно, заявление Керка показалось диким и неуместным до неприличия. Но Керк был допущен на слетняк Огорода, и его должны были слушать. Гроншик задумался на секунду-другую и вдруг заявил:

– А пиррянин-то прав. Не нужен чумрит Мэхауту. Там и своего дерьма хватает.

По кабинету прокатился шумок, на фоне которого отчетливо прошелестел благодарный шепот Риши Джаха:

– Ой спасибо, братишки!

– Барнардский лук тебе братишка, – проворчал длинный и лохматый.

И тут раздался буквально стонущий голос Крумелура:

– Д-да вы о ч-чем? – фэдер едва мог совладать с непослушным языком. – Вы просто в маринаде сварились! За что?

– Ни за что, Крум. Просто по справедливости. Да ты не кисни, мы тебе другую планету надыбаем. Гореть мне в плазме, если не так!

– Правда?! – мигом оживился Крумелур.

И они все стали шумно обсуждать варианты новых миров для распространения моналойской заразы.

В какой-то момент Мета с ужасом осознала что забыли не только про Риши, но и про заложников. Вот сейчас поделят они свои планеты и все мило разойдутся. А вопрос так и останется нерешенным.

– Послушайте! – закричала она. – А что нам мешает прямо сейчас оторвать голову этому Кровавому Джаху?

В кабинете Гроншика мгновенно повисла мертвая, давящая тишина. Достойный получился вопрос.

– А мешает нам то, дорогая моя королева, что его служивые люди тут же оторвут четыре головы четырем вашим соотечественникам.

– Согласна, – враз поняла Мета. – Тогда пусть он освободит их, и дело с концом.

Собственно, освобождение друзей и было единственно важным для нее, а про оторванную голову – это так, для красного словца, чтобы внимание привлечь.

Гроншик презрительно бросил Риши шарик мобильной джамп-связи и коротко распорядился:

– Сигналь, баклажан!

Что он там бормотал на своем хинди, мало кто понял, если не сказать, что вообще никто, но уже минуту-другую спустя в наушниках Меты и Керка зазвучал звонкий голос Лизы:

– Мета, Керк, это мы! Слышите? Через сорок секунд стартуем.

– Слышим. Рады за вас! Повторная связь через десять минут, как только выйдете в кривопространство. Подтвердите прием.

– Договорились. Связь через десять минут.

«Победа», – мелькнуло в голове у Меты. И на радостях захотелось пошутить. Забыла, видно, в какой компании находится. С непривычки-то. Вот и брякнула:

– Ну а теперь самое время оторвать голову этому врунишке.

Но в мире овощей так не шутят. Ее же признали королевой космоса, то есть авторитетом как минимум второго ранга.

Все замолчали, еще раз обдумывая предложение славной подруги. Гроншик побарабанил пальцами по столу и, тяжко вздохув, вопросил:

– Ну, что скажите, братишки-огурчики?

Но Риши не стал дожидаться, какое решение примут огурчики, а равно и помидорчики вместе с морковкой. Он принял свое решение. Мгновенное, страшное и единственно правильное в той ситуации. Как ему казалось.

Взметнулась вперед и вверх черная рука мэхаутского наркобарона, и вырвалось из пальцев плоское зубчатое колесико. Маленькая сверкающая смерть устремилась в сторону Меты по кривой, но идеально точной траектории.

Даже у древних японских ниндзя сёрикены летали очень быстро. А уж гравимагнитые сёрикены перемещаются в пространстве и того хлеще – почти со скоростью пули. Но именно, что почти.

Реактивная пуля пиррянского пистолета сбила миниатюрную адскую машинку налету. А второе колесико осталась в руке у Риши, потому что в голове у него к этому моменту уже разорвалась другая пуля, выпущенная Керком. Ни Мета, ни Керк никогда не были сторонниками смертной казни, а вот честный поединок устраивал их вполне. И он действительно мог считаться честным, тем более что Риши Джах применил довольно гнусное оружие. Гравимагнитный сёрикен оказался вибрационного типа, то есть, попадая в любуючасть тела, смертоносный снаряд не застревал в тканях, а быстро и эффективно кромсал на куски все, включая кости. Не зря его Кровавым звали, ох, не зря!

– Уберите, – распорядился Гроншик, махнув рукой в сторону трупа. – Сейчас мои девушки-андроиды будут пол мыть, а вас всех я приглашаю в гостиную. Пропустим по стаканчику славного альдебаранского коктейля…

«Не отвертеться, – обреченно подумала Мета. – Вместе прилетали – вместе и улетать. Или, как там любит говорить Язон, в чужой… не помню. Пусть будет: в чужой огород со своим уставом не ходят. Разве этим мерзавцам объяснишь, что не время пьянстовать, когда спешишь на помощь умирающему человеку?»

И Мета уже стояла в роскошной зале, вертя в пальцах длинный витой бокал, и вежливо обмакивала губы в действительно ароматный и вкусный коктейль, когда раздался сигнал вызова, а потом бодрая, довольная собою Лиза сообщила:

– Мы в кривопространстве. Курс – на Моналои. Как поняли меня? Прием!

Глава десятая

Наутро Язон вдруг вспомнил об одном несправедливо позабытом в суете последних дней человеке – об Олафе Вите. А именно он мог пролить свет на некоторые принципиально важные моменты в их с Арчи исследованиях. Олаф, конечно, человек-загадка, и ухо с ним надо держать востро. Вот уж кто умеет подсобить и нашим и вашим! И все-таки он испытывал определенную симпатию к Язону – этот бывший штурман, бывший бандит, бывший фэдер, бывший троллькар, бывший великий жрец… Впрочем, фэдером-то он был настоящим. Олафа приняли обратно в преступное сообщество, разрешили жить в томхете и свободно перемещаться по планете.

Своего то ли спасителя, то ли товарища по несчастью Язон нашел теперь не где-нибудь, а прямо в приемной старого Ре и намеревался непосредственно оттуда выдернуть:

– Слышь, друг, прилетай сейчас в наш базовый лагерь. Очень поговорить надо.

– Только вечером, – сказал Олаф.

– Устраивает, – тут же согласился Язон.

Мог ведь и вообще послать куда подальше. А так – либо шпионить прилетит, либо действительно помочь сподобится. Впрочем, Язона устраивали оба варианта. Ведь из вражеского агента информацию порою легче вытянуть, чем из услужливого дурака. Олаф однако дураком ни в каком смысле не был. Если не учитывать только, что он в любой момент мог напиться до невменяемого состояния. Но и это не беда – явление временное.

Арчи тоже рвался побеседовать с моналойским феноменом, но Язон решил, что всему свое время, и первую такую встречу категорически намерен был провести тет-а-тет. Даже, чтобы не напрягать зря Олафа, на свежем воздухе. Местная шпиономания со времен исторической беседы с фермером Уризбаем хорошо запомнилась Язону.

Олаф прилетел минута в минуту, свеженький, не пьяный, ну разве один стаканчик чорума пропустил для бодрости, не больше. И они с Язоном отправились гулять вдоль выжженных вулканом и звездолетами полей в сторону снежной шапки Гругугужу-фай и жалких остатков зелени внизу на склонах. Погода выдалась отличная. Вечер стоял не жаркий, почти прохладный и совершенно безветренный. До наступления темноты оставалось еще часа два.

– Курить будешь? – предложил Язон.

– Давай, – согласился Олаф. – Тыщу лет не курил. Ух ты! Какая роскошь!

В язоновском НЗ на этот раз хранилась тяжелая как артеллирийская мина цилиндрическая пачка «Галактического вихря» – едва ли не самых дорогих ароматизированных сигарет, выпускаемых на Луссуозо. На планете, сам воздух которой заставлял всех бредить здоровьем и омоложением, курение было запрещено в принципе. Ну, где же еще могли делать лучшие во вселенной сигареты для самых богатых оригиналов?

Закурили. Оценили божественный аромат и тонкие оттенки вкуса. Потом Язон спросил прямо, решив начать именно с этого:

– Олаф, почему они взяли тебя назад. Ты же предал их идеалы, их принципы?

Олаф остановился и посмотрел на Язона с сочувствием:

– Чьи идеалы? Чьи принципы? Фэдеров? Ты бредишь, Язон. У этих людей никогда не было ни идеалов, ни принципов. Для них существуют только два понятия: деньги и сила. У кого есть хотя бы что-то одно, тот и в авторитете. А уж если то и другое сразу – ну, тогда ты король вселенной! Теперь смотри на меня. Деньги свои я давно растерял, зато обрел новую силу взамен прежней. Они это почувствовали, вот и приблизили к себе опять.

– Хорошо, – кивнул Язон, – первую половину ваших отношений я понял. Теперь второй вопрос. Тебе для чего нужны фэдеры? Ты ведь еще много лет назад отказался быть работорговцем. Я правильно помню?

– Помнишь правильно. Но не учитываешь, что я был молод тогда и наивен. Ужасно наивен. До смешного.

– А теперь?

– А теперь я отлично понимаю, что выхода нет. Не забывай об этом, Язон. Мы с тобой оба моналойцы, и тебе должно быть легче меня понять. Есть такое слово – чумринист. Его редко употребляют. Местные – все поголовно наркоманы, им друг друга оскорблять незачем. У султанов – табу, они о чумрите и чумринистах не говорят. Никто из лысых аборигенов не должен знать, что есть чернокожие и в тоже время не наркоманы. А среди султанов такие есть. Эмир-шах, например, тоже не наркоман, сам понимаешь. Волосы он себе другими средствами вывел. Никаких чудес, есть такие препараты, от которых и ресницы падают. Ну вот, а среди фэдеров чумринистов нет больше. Один я и остался, другие умерли.

Олаф помолчал, печально задумавшись.

– Фэдеров теперь вообще наперечет. Понимаешь ситуацию? Поэтому им верные люди нужны.

– И это ты-то – верный человек?! – изумился Язон.

– Конечно, верный. Мне же деваться некуда. Посуди сам, принялся объяснять Олаф. – С планеты я улететь не могу. А на Моналои выбор невелик. С фруктовиками горбатиться меня не пошлют, знают: я найду способ умереть раньше, да еще кого-нибудь с собою прихвачу. Так что же мне, бежать обратно в леса? Чего я там не видел? Оголтелых стридеров? Чумовых калхинбаев? Помутившихся рассудком жрецов? Это все мы уже проходили. Что остается? Куратором быть при султане. Тоска, жуткая тоска! В фермеры податься совсем смешно. Понимаешь, я был очень богатым и очень влиятельным человеком. Я уже не смогу жить по-другому. Тем более теперь, когда владею…

– Ты все время не о том говоришь, Олаф. Мне так понравилось тогда, что ты не захотел торговать людьми. Лекарством, пусть и страшным, торговал, а людьми – отказался. Это красиво было. А теперь ты меня разочаровываешь.

Олаф снова остановился и резко повернулся к Язону.

– Вот бы никогда не подумал, что у чумрита есть еще и такое побочное действие, – сказал он.

– Какое? – не понял Язон.

– Делать людей наивными до инфантилизма. Только дети, Язон, могут мечтать о красивых идеях. Жизнь взрослых грубее и проще. На кой черт я отказался торговать рабами, когда уже не первый год торговал «белой смертью», а до этого грабил и убивал? На кой черт? Неужели ты считаешь, что просто приобщать людей к чумриту – это лучше, чем гноить их на плантациях? Все едино. Откажись я торговать наркотиками, рано или поздно начал бы промышлять детишками запеченными в тесте. Чем-нибудь подобным все равно приходится заниматься рано или поздно. Выбираешь из двух зол меньшее, а оказывается, что это уже какое-то третье, и притом самое жуткое. Иначе – никак.

– Олаф, у меня большие сомнения, кто из нас повредился рассудком от чумрита, – заметил Язон. – Что ты такое несешь? Разве нет на свете людей, которые никого не убивают, даже не воруют, вообще занимаются только добрыми делами, и живут вполне прилично.

– Последнее ты очень точно сказал, – поймал его на слове Олаф. – Живут вполне прилично. Таких много людей. Но мы-то с тобой говорим о других. О таких, как я, например. Я привык получать большие деньги. А большие деньги, по-настоящему большие – всегда в крови.

– Ты абсолютно уверен в том, что говоришь? – переспросил Язон, внутренне содрогнувшись от глубины этого пессимизма.

– Абсолютно уверен, – Олаф вдруг сделался печален, цинизм его заволокло отчетливой грустью и он добавил: – Особенно после того, как Энвиса убили.

– Кого? – удивился Язон.

Кто-то совсем недавно говорил ему, что Энвис – хороший был парень. Кто же? Такая каша в голове – ничего упомнить невозможно!

– А чему ты удивляешься? Я про Энвиса говорю, про упрямца нашего. Вот был романтик, так романтик! Тоже, вроде тебя, считал, что можно огромные деньги благородными подвигами зарабатывать. Рассказать тебе его историю? Или ты и так занешь?

Это была большая удача. Именно об Энвисе собирался Язон поговорить с Олафом Витом, потому что именно Энвис знал больше других о секретах кетчеров, именно ему доверили загадочные хозяева «Овна» управление звездолетом «Девятнадцать шестьдесят один». Узнать как можно больше об этом человеке было стратегической задачей Язона. Вот он и начал издалека – с лирики, философии и морали. Заход удался. Олаф сам вырулил в нужном направлении.

– Я ничего не знаю об Энвисе, – честно сказал Язон, – кроме того, что он сам рассказывал нам с тобою перед смертью. Там, на кетчерском звездолете.

– Ну, тогда слушай.

И Олаф Вит рассказал.

Когда Энвис был маленький, звали его совсем по-другому. Простым именем Томас, весьма распространенным на планете Сигтуна. На благополучной преуспевающей Сигтуне Томас окончил школу а затем Межзвездный университет в одном из крупнейших центров галактической науки – в Ронтхобе. Специальность получил самую что ни на есть престижную – звездолетостроение и техническое обслуживание тяжелых космических аппаратов. Но все это происходило строго по рекомендации родителей – талантливых инженеров на солидной фирме. А мальчик сам мечтал совсем о другом – о большом бизнесе.

Томас Крпнгирд вырос в культурной и обеспеченной семье, детство его было светлым и радостным, но среди друзей попадались такие, кто жил намного лучше. Не из-за своих способностей, а просто благодаря своим родителям. В юные годы это казалось обидным, но не слишком. В принципе, он готов был принять имущественное неравноправие как некое особенное правило игры, установленное для этого мира. А вот когда Томас стал взрослеть и обнаружил, что его состоятельные друзья получают в наследство банки, заводы и целые финансовые империи, ему же подобное никогда не светит, просто потому что его родители инженеры, черная зависть заставила мечтать о собственном бизнесе. И только о нем. Таков был, по мнению Томаса, единственный путь к Большому Богатству.

Но он уже неумолимо двигался по проторенной старшими дорожке. О том, чтобы завести пусть маленький, но свой магазинчик, родители и слышать не хотели. «Что за бред?! У тебя голова есть на плечах. Ребенок из семьи Кронгирдов не может заниматься коммерцией. Это недостойно самого рода Кронгирдов!» «То же мне род! – обиженно думал в ответ Томас. – На межпланетный катер денег не хватает».

В общем, университет он закончил. Высокий интеллектуальный уровень позволил юноше сделать это легко, а вот психологически делалось с каждым годом все тяжелее. На каком-то этапе его сильно поддержала любимая девушка. Она верила в успех Томаса. Не только по части учебы и дальнейшей работы, верила она и но во все его завиральные бизнес-идеи, связанные теперь уже не с магазинами продуктов или модной одежды, как в школьные годы, а с грандиозными космическими проектами и дальними экспедициями.

А за месяц до защиты диплома его любимая погибла в автомобильной катастрофе. Томас пытался покончить с собой. Ему не дали. Но на этой почве с матерью случился сердечный приступ, неожиданно даже для врачей закончившийся летальным исходом. Отец Томаса то ли всерьез решил, что сын намеренно вогнал мать в могилу, то ли поверил вдруг в его зловещую мистическую силу, уничтожающую всех вокруг. Об этом стали поговаривать малограмотные соседи с их улицы. Так или иначе, старший Кронгирд явно слегка помутился рассудком и, уволившись с фирмы, нанялся на тяжелую работу сменного ремонтника в дальних рейсах. Смерть нашла его очень скоро. У ближайшей звезды во время дурацкого столкновения с крупным метеоритом.

Томас даже не удивился, узнав об этом. Он уже ко всему относился философски. Не удивился молодой Кронгирд и чуть позже, когда в случайной пьяной драке застрелили его лучшего друга. Но после этого Томас все-таки решил внести ясность в ситуацию. Однако отправился не в полицию и не к врачам, а к известному в Ронтхобе магу-шарлатану Трунскабею. То есть это он раньше считал Трунскабея шарлатаном, а теперь только на него надежда и осталась. Бородатый маг со странной зеленой кожей (специально он, что ли, красил ее?) выслушал юношу внимательно и задал всего один вопрос: «Чего ты хочешь в жизни? О чем мечтаешь?» «Я хочу честным трудом заработать очень много денег, больше всех в обитаемой вселенной. И потом осчастливить человечество». И ты знаешь, как это сделать, юноша?» – задал маг свой второй вопрос. «Знаю, – ответил Томас ни на минуту не усомнившись. – Нужно объединить все планеты, построить суперзвездолет и прорваться на нем в иную вселенную. Иновселенское знание выведет людей на принципиально новый уровень взаимоотношений с природой. Это и будет всеобщее счастье». Маг оценил его концепцию по достоинству. И рекомендовал буквально следующее. Дабы избежать действия черных сил, мешающих Томасу уже сегодня достигать его великой цели, следует немедленно прекратить работу по специальности и переселиться на самую дальнюю планету, какую он только сможет себе подыскать. И там начинать все с нуля. Тогда люди вокруг него перестанут умирать, а грандиозный проект рано или поздно воплотится в жизнь как бы сам собою.

Томас послушал, послушал, призадумался, взвесил за и против, и сделал все наоборот. Тем более, что подвернулась ему очень интересная работа на главной космической судоверфи Сигтуны. Способности Томас имел недюжиные и очень скоро стал главным инженером огромного предприятия, а затем и соучредителем нового проекта.

Но кое-что вокруг было, конечно, не совсем так. Утонула, купаясь в пруду, еще одна девушка, в которую он влюбился. Потеряла в аварии ногу другая. Без вести пропал в межзвездном пространстве довольно близкий приятель – этот сн им весте и учился, и работал. А один очень толковый партнер по бизнесу умер вдруг от никому неведомой болезни. Четыре эпизода за пять лет в принципе укладывались в нормальную статистику несчастных случаев. Он и заставил себя считать все это именно трагическими случайностями. А еще постепенно привыкал ни в кого не влюбляться и к друзьям не слишком крепко привязываться. Это был его собственный способ достижения цели, отличный от подсказанного суровым Трунскабеем.

И Томас окончательно перестал верить пророчествам мага, когда возглавил проект «Сегер». Суперзвездолет строили тремя планетами сообща. А всего участвовало в совместной работе над ним вообще семь миров. Это был уникальный, по сути, первый после едва ли не тысячелетнего перерыва проект объединенного человечества, нацеленный на исследование других галактик. Мечта сбывалась на глазах, и больше никто не мог ему помешать. «Ну, кто еще помирать собрался?» – игриво вопрошал он иногда, оставшись один и глядя на себя в зеркало.

Никто вокруг больше не умирал. У него были друзья, много друзей. И была девушка, одна девушка. Дочка уранового магната, мультимиллионера. Нет, любви между ними не получилось, но была спокойная уверенность, основанная на взаимном согласии: вот запустит Томас свой проект, и они поженятся.

За три дня до предполагавшегося старта «Сегера» разразился скандал. Деньги, которые выделяла на финансирование проекта Кассилия, оказались частично и в весьма значительной части деньгами преступного мира. Ищейки Специального Корпуса трясли теперь всех подряд: проектировщиков и пилотов со Скоглио, всех мелких и крупных спонсоров с Кассилии, весь основной состав сигтунского экипажа и даже добровольных жертвователей с других планет и бесконечную очередь дублеров из самых дальних уголков Галактики, пожелавших отправиться в почетную и увлекательную экспедицию. Ясно было, что вылет теперь задержится минимум на месяц.

Это была катастрофа.

Вот тогда старый штурман Ре, этакий космический волк со Скоглио и предложил ему авантюру. В силу уникальности технических характеристик «Сегера» за ним невозможно было отправиться в погоню. Даже Специальный Корпус не располагал на тот момент ничем похожим. Короче, Ре предлагал, не дожидаясь решения объединенного правительства семи планет и без согласования с Лигой Миров стартовать в точно намеченные в сроки. Политики, функционеры, бюрократы – что они понимали в настоящей науке и звездной романтике? Галактики, они ведь движутся относительно друг друга точно так же, как и все остальные небесные тела. Если вылететь позже, можно повсюду опоздать и тем самым сорвать грандиознейший экперимент в истории человечества. Томас понимал это лучше, чем кто-нибудь. И в итоге старик Ре уболтал его.

Да, они вступят в серьезный конфликт с властями, по существу угонят новейший звезодолет. И сделают это ограниченным составом команды – ведь нельзя же посвятить всех в этакое щекотливое дело. Но Томас верил, что его лучшие специалисты справятся с любыми проблемами. Ну а когда они вернутся… Что ж, победителей не судят.

Томас был так увлечен самой идеей улететь в срок, что даже не вник, каким именно образом Ре планирует усыпить бдительность сотрудников Специального Корпуса, днем и ночью карауливших «Сегер». Он понял это намного позже, а пока только замечал, что в команде, готовившейся к полету, появляется все больше совершенно незнакомых людей. На недоуменные вопросы Томаса Ре, как правило, отшучивался. Мол, сам понимаешь, в обстановке секретности нам будут совершенно необходимы несколько человек со специальной подготовкой особого рода, так сказать, служба внутренней безопасности.

В общем, день и час, наконец, настал. И они стартовали. Сорок один человек, вместо ста сорока. Как только выскочили в кривопространство, и пути назад уже не стало, сразу выяснилось много интересных подробностей. Например, оказалось, что команда подчиняется не Томасу, и не капитану Зоннеру, а почему-то штурману Ре, а также его ближайшему другу Паоло Фермо со Скоглио, и еще, что уж было совсем странно, врачу экспедиции Свампу. А самым главным, во всяком случае самым заметным начальником сделался так называемый руководитель службы внутренней безопасности некто Крумелур. Затем Томас попытался понять, какой выбран маршрут и в какой точке предполагается выход из кривопространства. Тут-то и пришлось всем бросать карты на стол.

Корабль летел в режиме случайного поиска с предполагаемым ступенчатым выходом из джамп-режима, иными словами, в режиме отрыва от хвоста. О чужих галактиках и иной вселенной никто и речи не заводил. Изменить программу, заданную компьютеру, оказывалось уже принципиально невозможным.

И осознав это все, Томас наконец попытался выкинуть из головы научно-технические проблемы, чтобы обратить свой взор на социально-бытовые и морально-этические. Тут-то весь ужас произошедшего и обрушился на него, как неподъёмная тяжесть двадцатикратной перегрузки.

Сбывалось-таки предсказание мага Трунскабея. Его обманули. И обманули самым жестоким образом.

Черные деньги с Кассилии были, как выяснилось, запущены в дело специально, чтобы в итоге раздуть скандал и отвлечь внимание полиции и общественности от главных «виновников торжества». А крестным отцом межпланетной мафии и главным наркобароном оказался скромный штурман со Скоглио старый добрый Ре. Вот, собственно, и все.

Конкретных планов вся эта банда пока еще не имела. Да и вообще, в ней находилось пока слишком много случайных людей. Ступенчатый выход из кривопространства в режиме хаотичного поиска – дело не быстрое. На то, чтобы знакомиться друг с другом и намечать дальние цели, у команды из сорока человек было, как минимум, недели две, а возможно, и месяц. Началось все, конечно, с перестрелок. Двое раненых, трое убитых. Потом стало поспокойнее. Особенно после того, как зарезали выявленного почти случайно агента Специального Корпуса, пытавшегося выходить на связь со всеми планетами подряд. Как будто он не знал безумец, что в режиме хаотичного поиска никакая связь не работает, даже остро-направленные пси-сигналы не проходят.

В общем, решил на каком-то этапе Томас, с волками жить – по волчьи выть. Это поняли практически все, и довольно скоро. Мирные парни из экипажа «Сегера» все равно ничего не могли противопоставить профессионально натасканным бандитам с трех планет. Только одна еще, пожалуй, примечательная история произошла. По совершенно непонятной причине умер вдруг старейший из наркобаронов с Сигтуны. И Томас, воспользовавшись случаем, поспешил объявить: «Это я убил». Слухи о его невеселой судьбе уже давно бродили по всей полярной зоне Галактики, а не только по Сигтуне. Бандиты насторожились. Даже напряглись. Суеверия во все времена были свойственны преступной среде. И тогда Томас произнес свою историческую фразу: «Я вас всех убью, всех до единого, ради того, чтоб осчастливить человечество».

Вот тогда его и прозвали Энвисом – за это неистовое стремление к своей безумной цели – все-таки осчастливить человечество, хоть оно и не достойно счастья.

Представители человечества, которых Томасу Кронгирду и его новым друзьям довелось повстречать на Моналои, явно не заслуживали не только всеобъемлющего счастья на ином уровне отношений с природой, но и мало-мальски цивилизованного образа жизни. Убогие наркоманы, живущие от дозы до дозы и радующиеся этому каждый день, как нормальные люди радуются солнцу, дождю и весенней листве на деревьях, повергли Томаса, нет, теперь уже Энвиса в такую тоску, от которой он не сумел избавиться уже никогда. На Моналои он вдруг перестал мечтать о других галактиках и другой вселенной. Зачем это все? Люди останутся людьми где угодно и когда угодно. Абсолютно неисправимый вид животного. А тут еще начался повальный переход бандитов в наркоманы. И сразу несколько трагических смертей подряд…

– Ну, а дальнейшая история уже хорошо известна тебе, – подытожил Олаф.

Было это не совсем так, и Язон только размышлял, о чем бы спросить прежде всего.

– Ну, хорошо. Так люди рядом с Энвисом действительно умирали по непонятным причинам, или?.. – таким получился первый вопрос.

– Я не могу сказать с уверенностью, а вот Свамп, например считает, что Энвис, безусловно, был колдуном. Но Свамп, последнее время сильно подвинулся от науки в сторону мистики. Правда, и предельно трезвомыслящий Крумелур всю жизнь побаивался Энвиса. Не знаю… Факт остается фактом. От первоначального состава команды – сорока человек – как я уже говорил, в живых осталось сегодня лишь восемь. С одной стороны это может говорить о многом, а с другой… У нас ведь и работа такая. На войне, как на войне.

– Но погоди, – не унимался Язон. – Слишком много неясностей. Ведь Энвис действительно попал к кетчерам. Неужели представители высшей расы не сумели разобраться в его странностях?

– Они-то наверняка сумели, – вздохнул Олаф. – Но кто же нам об этом расскажет? Про кетчеров вообще разговор особый.

– Ты что-то знаешь о них? – осторожно поинтересовался Язон.

– Очень мало. Намного меньше, чем хотелось бы, и в основном, со слов Энвиса.

Язон почувствовал какую-то глубоко запрятанную неискренность в этих словах, но не стал допытываться, а просто спросил:

– Ну и как же Энвиса угораздило попасть к кетчерам?

– А очень просто. У нас было правило. На «Сегере» никуда не летать поодиночке. «Сегер» – корабль общий, и только для общих целей предназначен. Но об общих целях чем дальше, тем труднее было договариваться, и все, конечно, мотались в разные части Галактики – кто на чем. Фальк с командой головорезов на огромных крейсерах и линкорах. Олидиг – на гигантских грузовиках, с забитыми доверху товаром не только трюмами, но и каютами – от жадности. Крумелур – на самых быстрых в мире «невидимках» – по своим дипломатическим делам. Свамп – (иногда) на хитрых исследовательских кораблях, разработанных еще Фермо на Скоглио и усовершенствованных тем же Энвисом. А сам Энвис как раз никуда и не летал. Все выжидал какого-то момента. Пока однажды, никого не предупредив, точнее даже наоборот – усыпив общую бдительность, не исчез вместе с «Сегером».

Все были уверены, что он решил наконец-то осуществить свою мечту. Сжалился над нами – убивать не стал, да и упилил в другую вселенную. Если, конечно, «Сегер» был реально способен прорваться туда с одним единственным человеком на борту. В любом случае, никто не ждал возвращения этого чудака. Многие даже радовались. Флот у нас был уже большой к тому времени, прожили бы и без «Сегера». Не столько ведь это было рабочее судно, сколько некий талисман. Да ну и бог с ним – не маленькие уже, в сказки-то верить.

Но Энвис неожиданно вернулся.

Не так уж много и времени прошло. Впрочем, кто его знает, сколько нужно времени для путешествия в другую вселенную? Может, вообще нисколько? Может, еще и тебе в придачу времени дадут, в смысле того, что в прошлое забросит после этого? Энвис ничего не рассказал нам: где был, что видел, с кем познакомился. И раньше-то слыл чудаком, а тут и вовсе стал замкнутым, нелюдимым. Спасибо, хоть не отказывался теперь гонять грузовики к ближайшим звездным системам. В этих походах и выяснилось, что он готов не только водить корабли и торговать. Энвис сделался вдруг необыкновенно жестоким. Охотно участвовал в разборках, самолично расстреливал непокорных, пытал обманщиков, вышибая из них правду о спрятанных деньгах. Авторитет его в уголовном мире стремительно рос, тем более, что злобе Энвиса традиционно приписывали мистическое значение.

А еще существовало у нас правило: когда все фэдеры вдруг одновременно решали разлететься по делам, одного обязательно оставляют. Энвису далеко не сразу доверили роль дежурного – побаивались. И не напрасно.

Кажется, эта была третья по счету дежурная вахта Энвиса после его возвращения на Моналои неизвестно откуда. И оставили-то его меньше чем на сутки, часов на двадцать, но хватило вполне, мало никому не показалось… Случился страшнейший ураган – с перевернутыми машинами, с деревьями, вырванными с корнем, с огромными материальными и людскими потерями. Энвис руководил, конечно, спасателями, затем – восстановительными работами, отдавал какие-то распоряжения военным, но все это вяло, равнодушно, что называется, засыпая на ходу. Ребята потом в записи посмотрели, как он вел себя во время бедствия, и прямо спросили – у нас же ребята простые все, как ядерный реактор, – вот и спросили:

«Ты сам устроил этот ураган?»

Энвис ничего не ответил, просто собрался быстро и улетел, нет, не на «Сегере». На простеньком катере со скромным движком и совсем хилым вооружением. Вот после этого его уж точно никто назад не ждал. Но бедолага опять вернулся. Да еще на диковинном звездолете в форме улитки, все трюмы которого были забиты невольниками с разных планет. Посадил корабль в Томхете, загнал в свободный ремонтный ангар, рабов отгрузил по описи Олидигу, который в то время кадрами заведовал, а потом вышел к народу и объявил:

«Вот это будет только мой звездолет, братишки! Вам он никогда не достанется. „Сегером“ теперь можете подавиться. А я, как только освою полностью корабль кетчеров, сразу стану непобедим. Не будет мне равных во вселенной. Дайте только срок».

Олаф замолчал, вспоминая что-то и давая понять, что добрался до очень важного момента в истории Энвиса. Потом счел нужным пояснить:

– Я в то время уже ушел из фэдеров. Я же не занимался работорговлей, и все это узнал, уже сидя в лесу. Ну, а ребята реагировали по-разному.

То что братишка Энвис с ума сошел, это все сразу поняли, а вот сам звездолет-улитка заинтриговал многих. Неужели и вправду кетчерский? Откуда такой? Давить на Энвиса лишними вопросами бесполезно было. Если и расскажет – так только добровольно. Но некоторые понять этого не хотели, задергались, засуетились. Многие пробовали в «улитку» самостоятельно пробраться. И кое-кому – Свампу, например, или Крумелуру – даже удалось, но об этом скорее стоило пожалеть, чем радоваться. Звездолет оказался абсолютно неуправляем и по-настоящему страшен в своей непознаваемости. Невозмутимый, ко всему привычный Свамп испытал сильнейший шок. Недели две работать не мог, ходил, как помешанный, пил виски в неумеренных количествах и периодически начинал что-то бормотать на никому неизвестных языках. Крумелур отреагировал, говорят, спокойнее, но всем братишкам соваться внутрь диковины запретил. И вот на непослушных кидался, как дикий зверь. Потом у них у обоих эти загибы прошли.

А у Энвиса ничего не прошло – понятно дело. Энвис с детства чокнутым был. Вот и теперь изучал потихоньку свой звездолет и – можно ли себе такое представить?! – готовился к осуществлению давней мечты. Жутко упрямый он был, цели своей главной ни разу в жизни не менял. Только путь уж больно извилистый выбрал.

Однажды Энвис сам прилетел ко мне в Окаянные Джунгли. Чего хотел – так и осталось неясным, но на откровенную беседу я его раскрутил. Что там было правдой, а что враньем, бог ему судья, но по словам Энвиса дело обстояло следующим образом.

С этого момента, как понял Язон, начиналась вторая серия в истории Энвиса. Олаф излагал ее удивительно бестолково со множеством повторов и лишних слов, но перебивать его явно не стоило.

Еще во время того первого побега Энвиса «Сегер» захватили кетчеры. Не случайно. Они давно охотились за ним. Нет, не за «Сегером», а именно за Энвисом. Они еще за Томасом Кронгирдом гонялись, да не сумели поймать. А вот теперь удалось. Похоже, Энвис требовался им абсолютно один, то есть настолько один, чтобы не было вокруг свидетелей в радиусе нескольких парсеков. И вот наконец такая возможность предоставилась.

Кетчеры собирали на облюбованной ими планете Жюванс все феномены, все уникальные явления обитаемой вселенной. Зачем? Они не удосужились объяснить, но Энвис был нужен им. Вот, например, его удивительный звездолет «Сегер» феноменом не сочли, а самого парня убедительно просили остаться. Энвис не возражал в принципе, но объяснил, что должен вернуть «Сегер» друзьям на Моналои. Что за совесть такая проснулась в этом человеке? Да и совесть ли? Может коварные замыслы уже тогда вынашивал? Ведь нельзя же было сказать, что он вторично угнал «Сегер». Звездолет по праву принадлежал именно ему, да и мы все ни в каком смысле друзьями Энвису не были. Или уже были? После стольких-то совместных дел и делишек, совместно загубленных душ и целых морей пролитой крови… Мальчик, мечтавший о счастье для всего человечества. Бандит, наводивший ужас на целые звездные системы. Феномен, интересный загадочным кетчерам, и совсем не интересный людям. Вот как выстраивалась его судьба. И он понял, что просто обязан вернуться на Моналои. А там никто не ждал его. Люди, даже самые ужасные люди во вселенной отвернулись от Энвиса и не хотели иметь с ним ничего общего. Ждали же его только кетчеры. А кетчеры – не люди. Ну, не совсем люди. Он чувствовал это.

Так судьба преподнесла Энвису еще один болезненный урок. И, наверно, прямой реакцией на него стал ураган, пронесшийся надо всею планетой – от смотровых вышек на плантациях Караэли до осветительных мачт и ажурных стоек джамп-локаторов в Томхете – повалено и порушено было все. Потом он снова улетел на Жюванс. И это самая темная страница в жизни Энвиса. Об своей последней встрече с кетчерами он рассказывал уже совсем невнятно. Говорит, учился у них, говорит, сам учил их, говорит, породнились они. В общем, решили кетчеры в итоге доверить ему свою древнюю святыню – давно не работающий звездолет в форме улитки, обладавший согласно легенде уникальными свойствами. А Энвис взял, да и оживил им эту святыню одним свои появлением внутри улитки. И назвал корабль гордым именем «Оррэд»…

Олаф вдруг замолчал и пробормотал себе под нос:

– Какая странная штука – память! Ведь я же ничего этого не помнил, а теперь…

Язон не знал, верить ему или считать это особой хитростью. А Олаф меж тем продолжил рассказ:

– В общем, Энвис нас с тобой не обманывал, когда говорил, что кетчеры подарили ему звездолет. Они просто не могли не подарить. Ведь Энвис оказался… даже не знаю, кем. Может, одним из них. Может, человеком еще более древней расы, чем кетчеры, а может, просто тем самым «ключиком», который давно был «выпущен» в комплекте с «улиткой» и вот теперь найден. Энвис и сам не сумел ответить на столь сложный вопрос. Но обретя «Оррэд», он вновь – в который уж раз! – сделался другим.

Оставаться у кетчеров Энвис теперь не хотел. Да и они больше не смели мешать ему. Казалось бы, вот момент, когда можно узнать все о загадочной древней расе, воспользоваться их знаниями и махнуть в иную галактику. Но Энвису вдруг стало неинтересно даже это. Какое ему дело до каких-то там кетчеров? Осуществление мечты сделалось реальным как никогда. И для этого он не видел смысла куда-либо лететь и что-либо новое узнавать. Он уже был без пяти минут хозяином вселенной. Прислушиваясь только к собственной интуиции, Энвис решил возвращаться на Моналои.

Впрочем, для начала ему вдруг показалось необходимым изучить коллекцию феноменов, собранную кетчерами. Этим он и занялся, не пожалев месяца времени. А когда пришло время улетать, оказалось, что в его звездолете содержат некого узника. Энвис не на шутку рассердился, но не на кетчеров, а именно на этого узника. Вот такая у него теперь была логика.

А потом что-то еще раз щелкнуло в голове Энвиса. Он внезапно подумал: «Э, да я еще не все попробовал в своей жизни!» Так уж вышло, что будучи одним из фэдеров, он ни разу не доставлял на Моналои рабов. А ведь это такое интересное дело! Пусть этот узник станет его первым рабом. А по дороге он соберет еще – столько, сколько вместят винтообразные трюмы «Оррэда». Трюмы вместили не слишком много, но достаточно. Энвис даже заслужил благодарность от друзей. И несмотря на то, что продолжал держаться особняком и безбожно хвастался своим новым звездолетом, фэдеры кажется, впервые перестали считать его врагом. Парадокс, не правда ли? Ведь Энвис, именно став владельцем «Оррэда» вышел на финишную прямую в достижении своей цели. И фэдеры были для него теперь даже не врагами, а так, просто мусором, который следовало смахнуть тряпкой со стола, перед тем как накрыть его в ожидании дорогих гостей.

Каких именно гостей ждал Энвис, мы никогда, должно быть, не узнаем, потому что все карты этому человеку спутал ты, Язон. Именно твое появление на планете произвело еще одно колоссальное и, как выяснилось, последнее изменение в голове Томаса Кронгирда. Да, наверно он вновь стал Томасом. В том смысле, что весь его опыт, весь интеллект и вся хитрость куда-то улетучились. Он не сумел использовать знания, полученные у кетчеров и вообще вел себя крайне глупо. Он фактически потерял, разум, память, осторожность – все! Только и осталось – его извечное упрямство, его уникальная способность управлять чужим звездолетом, да его безумная мечта – передавить всех злодеев и заняться, наконец, добрыми делами, дабы осчастливить все человечество и тем самым искупить свои грехи. Но когда очень усердно давишь злодеев, в итоге приходится давить и самого себя. В общем, финал хорошо известен.

– Да, – согласился Язон, – но одного я понять не могу: как же Крумелур пробрался на этот суперкорабль и убил Энвиса?

– Абсолютно никаких чудес, – объяснил Олаф – Сам он туда вообще не пробирался, когда освобождал заложников, то есть нас с тобою. Он еще очень давно напичкал «Оррэд» всевозможными смертельными ловушками. На всякий случай. Как только они Свампом расчухали метод проникновения внутрь, так Крумелур и заминировал внутри звездолета все что только можно. Потому, надо думать, и не пускал внутрь никого. Да, «Оррэд», конечно, корабль непростой, но сделан-то он из вполне понятных материалов. И, естественно, щелей, пазов и карманов в нем оказалось достаточно. Свамп, наверно, не рискнул бы пойти на такой шаг, а Крумелур – это человек чуждый каких бы то ни было иррациональных и мистических страхов. Образцовая трезвость мысли. Вот она и одержала победу. А почему корпус звездолета не экранировал дистанционных сигналов, подаваемых на управляемые бомбы – ну, это ты у кетчеров спроси! Подобных интересных вопросов много можно придумать. Ведь после гибели Энвиса «Оррэд» без всякого управления с чьей-либо стороны плавно опустился на землю открыл люки и выпустил нас с тобой. И мы, как рассказывает Крумелур, держась за руки, вышли, будто две сомнамбулы. Такими он и погрузил нас на свой личный катер. Но только после того, как убедился: Энвис мертв.

Вот так, брат. А ты еще удивляешься, почему я то помню свое прошлое, то не помню, то одно тебе говорю, то другое…

– Да ничему я уже давно не удивляюсь, – вздохнул Язон. – Просто в мире абсурда жить не хочется. Вот и докапываюсь до всего, докапываюсь…

– Надеюсь, помог тебе? – спросил Олаф.

– Да, – кивнул Язон с искренней благодарностью и подытожил: – Любопытная история. Хотя и стара как мир. Те кто мечтал осчастливить не конкретных людей, а все человечество, спокон веку приносили в мир неисчислимые бедствия. Но мы с тобой сейчас не об этом думать должны. Видишь ли, история Энвиса многое проясняет в общей картине, но не все.

Язону действительно не хватало какой-то важной детали, чтобы составить для себя непротиворечивую картину истории покорения Моналои и развития наркобизнеса н на ней. Про монстров и Солвица разговор особый – там вообще темный лес. Тут бы хоть с первой серией загадок разобраться! И он предложил:

– Давай вернемся к началу, Олаф.

– К какому началу? – не понял тот.

– К началу нашего разговора. Чем больше тебя слушаю, тем сильнее чувствую: не настоящий ты бандит. Среди фэдеров как-то случайно оказался. Еще случайнее, чем Энвис. Так начерта же они тебе нужны сегодня? Вот к какому началу я хотел вернуться. Давай, брат, рассказывай честно, не пытайся врать, что по-прежнему ничего не помнишь. Чувствую, мясом питакки откормили тебя в Томхете хорошо.

– Дотошный ты человек, Язон, – улыбнулся Олаф. – Ну, так уж и быть. Расскажу, только коротко. Во рту уже пересохло. Да и стемнеет скоро. Пошли назад.

– Пошли, – согласился Язон. – А во рту пересохло, так давай выпьем. Теперь уж можно. Все главное обсудили.

Повторного предложения не потребовалось. Олаф тут же извлек из-за пазухи фляжку с чорумовкой, и даже складные стаканчики у него в кармане нашлись.

– За нашу победу! – провозгласил Олаф.

– Над кем? – поинтересовался Язон.

– Надо всеми, – хитро ответил Олаф. – Ты давай слушай меня, пока не поздно. А то приму еще стакан-другой, и не то чтобы забуду все, а просто мне наплевать станет и на фэдеров, и на кетчеров, и на тебя.

– Слушаю! – Язон остановился и дурашливо вытянулся по стойке «смирно», как это принято было, например, у офицеров космического флота Лиги.

– Помнишь, у Томаса Кронгирда друг детства без вести пропал. Так вот это я и был. Маленькая межпланетная барка взорвалась на подлете к необитаемому астероиду. Я в ней один сидел, потому и обломки искать не стали. Что там было искать? Вспышку автоматические приборы зафиксировали. Ну, а в космосе как? Если тело не обнаружено, формально человек считается не погибшим, а пропавшим без вести. Правильно? Я-то, конечно, должен был погибнуть. Но в последний момент перед взрывом фронтальный экран на который я смотрел, превратился вдруг в большую черную кляксу. И меня неудержимо потянуло туда. Я еще успел услыхать грохот взрыва, но гиперпространственный переход, возникший неведомо откуда, спас мою жизнь.

– Рванавр, – прошептал Язон.

– Да, позднее я узнал, что эта штука называется именно так… Э! А ты-то откуда?..

– Ну уж нет, – твердо возразил Язон. – Извини. Так мы с тобой не договаривались. Мои откровения в следующий раз. Так и куда же тебя вынесло? На Моналои?

– Не сразу, – сказал Олаф. – Сначала я попал на некую планету весьма среднего уровня развития. И там якобы в качестве изгоев жили представители одной древнейшей расы. По-моему, это и были кетчеры. Называли они себя по-другому, но ведь кетчеры на самом деле никак не называют себя, если верить Энвису. Им даже имена не полагаются. Ну, так вот. Возвращаться на Сигтуну я не хотел. Энвиса боялся и вообще: умер, значит, умер. В новом месте следует начинать новую жизнь. Ничто особо не связывало меня с родной планетой. Вот эти мудрецы и отправили меня через рванавр на Моналои…

– Стоп! Как ты их назвал? Мудрецы? А планета носила длинное имя Поргорсторсаанд?

– Да! – не стал скрывать Олаф и с искренним удивлением спросил: – Откуда ты знаешь?

– Не скажу, – улыбнулся Язон. – Давай сначала еще выпьем. – Только теперь из моей фляжки. У меня состав особенный. Оцени.

Выпить они успели. А вот беседу пришлось прервать, потому что в почти стемневшем небе неожиданно загорелась новая голубая звездочка и, стремительно увеличиваясь в размерах, оказалась фэдерским космическим катером. Тем самым, который несколько дней назад Язон провожал из Томхета. Резко снижаясь, катер дымился и кое-где еще полыхал.

– Они что, с ума посходили? – заворчал Язон.

Потом вытащил из кармана передатчик, заранее настроенный на персональную волну Меты, включил и заорал в микрофон:

– Эй, кто там у вас устраивает выходы из джамп-режима в атмосферу? Жить надоело?

– Это я теперь так умею! – хвастливо отозвался веселый голос его валькирии. – Правда, красиво?

Глава одиннадцатая

Освобожденная из плена «Ласточка» прилетела на каких-нибудь десять минут позже фэдерского корабля, который так лихо пригнала назад Мета, окрыленная радомским успехом. О появлении супербота-невидимки в небе Моналои сообщила сама Лиза, выйдя на связь уже в обычном радиодиапозоне.

Итак, пиррянская команда торжественно воссоединялась, и ночка обещала пройти бурно. Спать уже никто не собирался. Все поздравляли друг друга, не смолкали бесконечные разговоры: вопросы, ответы, возгласы удивления, шум, гам, смех. Кто-то из молодых даже начал восторженно палить в воздух – этакий салют победы. Чуть не побежали за шампанским. После Джемейки флибустьерский обычай встречать праздники обязательно с игристым вином получил достаточно широкое распространение среди пиррян. Не признающие в принципе никакого опьянения, вообще никакого одурманивания, они полюбили вкусное и легкое шампанское, как безалкогольный напиток, и особеннорадовались, будто дети, мелодичному звону сталкивающихся хрустальных бокалов и веселым шипящим пузырькам.

На этот раз повод для праздника казался весьма достойным. Словом, еще немного, и начался бы пир горой. Ну тут как раз Лиза завершила посадочный маневр, внешняя крышка люка откинулась, образуя трап, и по нему первой сбежала не многим знакомая, но долгожданная Виена. Вот тут все сразу и вспомнили, что удачи удачами, но ведь до настоящей победы еще ох как далеко! И вообще, даже сама жизнь Миди пока еще оставалась под вопросом.

Виена ни на минуту об этом не забывала и сразу от супербота помчалась в медицинский отсек «Арго», на ходу уточняя детали. Пирряне расступались перед слепой девушкой, не переставая про себя удивляться, как это она ничего вокруг не видя, ухитряется так быстро ходить. Виена почти бежала в сторону линкора «Арго» с уверенностью человека не просто зрячего, но и бывавшего уже в этих местах. Чудес тут не было никаких – просто она ощущала без ошибки, где именно лежит Миди. Лиза едва успевала следом, но перед самым входом в корабль все-таки обогнала Виену и взяла ее за руку – по внутренним переходом и лифтам огромного линкора наугад не побегаешь, никакие суперспособности не выручат.

В медицинском отсеке, возле специально оборудованной постели посреди просторной хирургической палаты Виену уже ждали Тека и Бруччо. Больше никого не допустили к больной. А внимательно выслушав все выводы и рекомендации врачей, Виена и этих двоих попросила удалиться. Войдя в телепатической контакт с пострадавшей, она едва различала оттенки конкретных чувств и мыслей в искромсанном в клочья и варварски перемешанном биополе несчастной Миди. Выуживать из сплошной каши отдельные кусочки и складывать, склеивать, сшивать их вновь в единое целое было мучительно трудно. Близкие посторонние шумы, а тем более направленные прямо на Виену тревожные ментальные импульсы отчаянно мешали ей.

Что и говорить, задачу такой категории сложности совсем еще юная Виена решала впервые в жизни. А возможно, подобная задача впервые возникла вообще в истории человечества. Во всяком случае, пирряне прецедентов не знали, моналойцы – тоже, и никто ничего посоветовать не мог. Но и ошибиться было нельзя.

Когда с диагнозом более или менее стало ясно, Виена попросила теперь уже всех пиррян покинуть не только отсек, но и корабль.

– А еще бы лучше, – сказала она, – накрыть линкор сверху чем-нибудь изолирующим от пси-энергии.

– Нет проблем, накроем, – ответила Мета. – Абсолютной защиты от пси-лучей, сама понимаешь, не существует, но я поставлю самый мощный многослойный экран, какой только есть у нас в арсенале.

– Извините, если это все окажется не нужным, – робко проговорила Виена.

– В каком смысле? – не понял Язон.

Уж не имела ли она ввиду полную неизлечимость Миди?

– Да я и сама еще не знаю, в каком смысле, – по-детски трогательно пожала плечами Виена. – Я буду делать все, что могу, все, что от меня зависит. Вот и хочу, чтобы мне как можно меньше мешали. Ну, я пойду?

Потом, уже сделав пару шагов, она обернулась и добавила:

– Только, пожалуйста, не стойте здесь, около входного люка. Это может затянуться надолго.

И она ушла внутрь опустевшего линкора, в огромном металлическом чреве которого сиротливо лежала сейчас одна лишь Миди.

«Миди, – думал Язон. – Если быть цинично пунктуальным, то это и не Миди даже, а только то, что от нее осталось».

Виена не выходила на связь, пока работала, и подала сигнал с просьбой об отключении силового поля лишь через четыре без малого часа. Но многие, несмотря на ее просьбу, так и оставались сидеть возле «Арго». А что еще было делать ночью? Работать? Бред. Спать? Совестно как-то.

Арчи – тот вообще был готов сидеть на траве перед защитным экраном, никуда не отходя и сколь угодно долго. Почему-то он считал, что именно его помощь может понадобиться Миди в любой момент. Но секунды капали, сливаясь в минуты и часы, а ничего не менялось. Никто на свете не мог помочь Виене в этой ситуации.

Она появилась в проеме люка, странно качнулась, ухватившись за стенку, а потом спрыгнула на землю и медленно вошла в освещенный круг под мощным высоким фонарем, ориентируясь очевидно, по изменению температуры. Опустилась на колени, осторожно потрогала чахлые моналойские кустики и пыльную траву, вытоптанную пиррянами, и наконец, тихо проговорила, словно беседуя сама с собой:

– Вся эта планета стонет и молит о помощи! И как они могут здесь жить? Не понимаю.

Потом помолчала и добавила, уже явно обращаясь к собравшимся вокруг:

– Я устала. Мне надо отдохнуть. Как минимум до утра. Но еще три или четыре сеанса, и я передам Миди врачам.

Виена говорила по-прежнему тихо и с большими паузами. Каждое слово давалось ей с трудом. Но уж очень хотелось объяснить все в деталях.

– Я уже восстановила самые первые, глубинные слои памяти Миди. Ну, те, что управляют рефлексами и вообще жизнедеятельностью организма. Вы извините, я, наверно, глупости говорю, я не училась на врача. Я терминов не знаю. Но у меня получается! Правда. Так что… все будет нормально, друзья! Все… будет… хорошо.

Она уже почти шептала, буквально засыпая на глазах у всех.

И наступило общее расслабление. Пирряне поняли, что у Виены действительно получается. Теперь можно было поговорить и о другом. И заняться чем угодно. Кто-то пошел отсыпаться, кто-то, махнув рукой на сон – все равно через полчаса рассвет – принялся за работу. Кто-то отправился завтракать – у очень развитых физически пиррян это бывало – на нервной почве вдруг сильно разыгрывался аппетит.

Язону или, скажем, Керку даже и в голову не пришло, что можно ложиться спать в такую ночь. Слишком многие проблемы требовали действительно неотложного решения.

Обеспечив максимально эффективный отдых Виене и оставив дежурную медкоманду у постели Миди, все руководство собралось в кают-компании «Конкистадора» и провело маленькое блиц-совещание. Участвовали, кроме Керка и Язона, еще Арчи, Мета, Стэн, Рес и Лиза. Каждый очень коротко доложил о последних новостях и, если хотел, высказывал соображения по дальнейшим планам.

Керк назначил новое погружение с участием Виены на послезавтра и велел всем начинать готовиться к этому прямо сейчас.

Стэн сообщил о практически уже готовой разработке. Новый тип оружия условно назывался «гравимагнитным живоглотом» и представлял собою генератор силового поля обволакивающего типа. Идея состояла в том, чтобы там, в подземном пузыре не расстреливать черные шары, что было весьма опрометчиво со стороны пиррян при первом же знакомстве, а захватить в плен парочку-другую. Конечно, Стэнову генератору было далеко до той кетчерской штуки, с помощью которой Энвис подцеплял Язона и Олафа, но он работал на подобном принципе и должен был оказаться эффективным. Во всяком случае, температура в две тысячи градусов устройство это никоим образом испугать не могла.

– Раз уж заговорили о кетчерах, – вступил Язон. – Как это не прискорбно, звездолет «Оррэд» задействовать в операции не удастся. Его главный энергетический контур активируется легко – для этого необходима лишь сильная эмоция ярости, гнева. С этим у нас без проблем, и система проверена уже не раз. Но вот дальше… Корабль абсолютно неуправляем, и пока мы даже не сумели добраться до перечня его основных функций, тем более…

– Слишком много слов Язон, – перебил Керк. – Суть-то в чем?

– А суть в том, что этим «Оррэдом» надо непременно овладеть и перевезти его на Пирр. Уж там-то мы не торопясь во всем разберемся.

– И есть уже договоренность с Крумелуром? – поинтересовался Рес. – В какую же сумму он оценил нам сломанную кетчерскую игрушку?

– Нет никакой договоренности, – сказал Язон. – Но у меня есть подозрение, друзья, что на этот счет нам не надо советоваться с Крумелуром.

– Я не совсем понимаю тебя, Язон, – честно признался Керк.

– Я тоже, – поддержал Рес.

– А я прекрасно понимаю! – поднялась со своего места Мета. Чувства переполняли ее. – После этого проклятого разбора я не хочу иметь вообще ничего общего с фэдерами. Я бы и деньги от них не брала. Уж лучше угнать их корабли, вообще захватить в честном бою все, что нам может пригодится. А потом я предлагаю направить ударные подразделения Специального Корпуса прямо к их змеиному гнезду на Радоме.

– Это эмоции, Мета, – резко осудил Керк, – мы не должны так реагировать. У них своя жизнь, у нас – своя. Специальный корпус тут вообще не при чем. Заметь, мы уже почти выполнили порученную работу, и от денег отказываться глупо. А по вопросу о звездолетах можно, конечно, поторговаться.

Язон с улыбкой кивал и подмигивал Мете, мол, я с тобой, дорогая, но не надо сейчас спорить с Керком, со временем, он сам все поймет.

– Если я правильно понял, – сказал вдруг Рес, – нет на Радоме никакого змеиного гнезда. Обыкновенное место встречи бандитов, одно из многих. В следующий раз они соберутся еще где-нибудь.

– Ты правильно понял, Рес, – сказал Язон. – Я немножко знаком с подобной системой.

А Мета все-таки не удержалась:

– Но я хочу, чтобы эти гады не собирались больше нигде и никогда!

И тогда Керк рявкнул:

– Хватит говорить о всякой чепухе! Не для того мы ночь не спим, чтобы обсуждать каких-то там бандитов!

Потом глубоко вдохнул, прикрыл глаза на секундочку и спросил уже спокойно:

– Бруччо, что у тебя?

– Ну, я наконец выделил ключевую группу атомов в макромолекуле чумрита, этакий игривый отросток, словно пришитый к основной структуре. Не буду утомлять вас подробностями, но дело в том, что привязанность человека к планете определяется именно этим химическим хвостиком. У него есть свойство входить в резонанс с глубинными вибрациями планеты. Вот вам и зависимость.

– Можно дополнить? – вскочил Арчи. – Глубинные вибрации, о которых говорит Бруччо, происходят лишь потому, что у планеты полое ядро. Если заменить его нормальным жидким или твердым, вибрации исчезнут и чумрит из, так сказать, геомагнитного превратиться в обычный наркотик.

– Хорошую техническую задачу ты перед нами ставишь, – грустно улыбнулся Стэн. – Язон хочет домой. Замените, пожалуйста, ядро у планеты!

Но шутки шутками, а Язон уже понял: величайшее открытие рождается прямо на глазах. Ведь им, наконец, удалось увязать чумрит и высокотемпературных монстров. Победа над чудищами или контакт с ними наверняка позволит вторгнуться и в геологию этого мира. Значит, разгадка почти найдена?

А Керк решил зайти с другой стороны:

– Почему бы не оторвать пресловутый хвостик у молекул чумрита? Ведь тогда от здешней наркомании можно будет лечить, как от обычного привыкания к ЛСД.

– Нет, Керк, хвостик оторвать нельзя, – разочаровал его Бруччо. – При разрушении этой части молекулы обычным химическим способом будут образовываться жуткие токсины. Не ЛСД получится в организме, а мгновенно убивающий яд. Кто-то предусмотрел и это.

– Кто-то? – переспросил Рес.

– Конечно, – устало повторил Бруччо, – я же еще раньше объяснял. Чумрит – это типичная синтетика.

– В общем так, – подытожил Керк, – сами мы в этом, похоже, не разберемся. Возвращаюсь к главному. Послезавтра опускаемся в магму. И пока Виена заговаривает зубы этим черным шарам, мы берем пленников, из которых и вытряхиваем всю необходимую информацию.

План был прямолинеен и даже наивен, но Язону вдруг показалось, что именно поэтому он может оказаться вполне осуществим.

Поэтому Язон поднялся и объявил, специально заканчивая шуткой ставшую слишком уж серьезной беседу:

– Ну вот и солнышко встало, друзья! Пора спать. Как вы полагаете?

Мета вздохнула утомленно, даже не улыбнувшись, а потом упрямо повторила:

– А фэдеров я все равно своими руками передушу.

Почти шесть часов продлился второй лечебный сеанс на вновь освобожденном от людей линкоре. Все-таки и отсутствие отвлекающих биополей и защитный экран оказались принципиально важными. По существу, это были необходимые условия для нормального течения процесса. И все шло как надо, но после второго сеанса Виена уже буквально шла по стенке. Вот чудачка! Могла же попросить встретить себя прямо у дверей хирургической палаты. Так нет же – зачем-то плелась через весь гигантский корабль к внешнему люку, а пирряне стояли и ждали, как дураки, уже начиная тревожиться, но не решаясь идти навстречу. Настолько тонкая материя, эта телепатическая медицина – если сам не экстрасенс, в жизни не сообразишь что можно, а чего нельзя делать!

В общем, Виена подошла к самому краю и вроде собиралась перешагнуть через комингс, а трап почему-то был убран. Все как будто забыли, что она совершенно ничего не видит. Уж больно лихо девушка ориентировалась в пространстве с помощью своего шестого чувства. Ей закричали, конечно, но все сразу, одновременно, и разобрать отдельные слова не представлялось возможным. Но дело было даже не в этом. Виена все равно не только не видела, но и не слышала ничего. В ушах ее стоял мерный гул, заглушавший все звуки: утомленный до крайности мозг не успел перестроиться с внутреннего слуха на внешний.

Короче Виена все-таки шагнула в пустоту. До земли было всего ничего – метра два с половиной, но чтобы кости поломать этого бы за глаза хватило.

Пирряне народ, конечно, быстрый, несколько человек дружно ринулись на помощь. Но обогнал-то всех не пиррянин, а бывший доверенный сотник султана Азбая, владеющий замедлением времени много лучше Язона. Герои Мира Смерти еще бежали, обгоняя друг друга, а Фуруху уже держал Виену на руках. Умение моналойцев буквально вырастать из под земли было не новостью для пиррян, но вот откуда он вообще тут взялся, этот местный феномен? Язон, Мета, Керк, все руководители Пирра специально ждали появления Виены после ее сигнала об окончании сеанса. А моналоец? Но в любом случае, молодец парень! Кто знает, от какой участи спасал он в тот короткий миг Виену, а значит, и Миди, а значит (возможно) и свою собственную планету…

Похоже, и сам Фуруху думал о чем-то подобном. Он нес Виену бережно, нежно, как священнослужитель несет хрупкий сосуд с ритуальной бесценной жидкостью, или как заботливый отец – маленького ребенка. Да нет же! Язон, наконец, понял, какое сравнение будет самым точным: как молодой жених – любимую невесту. Они очень красиво смотрелись вместе – высоченный с рельефными мышцами темнокожий парень, плечи вдвое шире бедер, лысая голова блестит, как сварткула. И – маленькая златокудрая фея, чью пиррянскую мускулатуру, скрывают широкие складки свободного платья. А гармонию тонких черт очень милого личика не нарушали сейчас, как обычно, пугающе неподвижные, будто стеклянные, невидящие глаза. Они были закрыты – Виена уже спала и ровным счетом ничего не чувствовала.

Потом, когда девушка проснулась, пирряне узнали много нового. Во-первых, было сразу объявлено, что третий сеанс, к которому она собирается приступить немедленно, теперь уже наверняка станет последним. Собственно, она надеялась завершить лечение еще на втором сеансе, потому и довела себя до крайнего ментального истощения – уж больно обидно было прерываться. Ну, а во-вторых, Виене удалось узнать от Миди, точнее извлечь из ее памяти важнейшие сведения о сварткулах и монстрах.

Язон, общаясь с Миди, уже находившейся в коме, читал информацию по верхам и добрался только до того момента, когда Миди настиг телепатический удар. Виена сумела влезть в сам процесс разрушения биополя Миди пси-импульсом чужака, и оказалось, что за малую долю секунды до полной потери сознания, Миди успела многое узнать и понять о высокотемпературной жизни.

– Даже при самом благоприятном ходе лечения она сможет говорить с вами лишь дня через два, – сочла необходимым пояснить Виена.

Тека кивнул, соглашаясь.

– В постели же ей придется провести еще неделю, как минимум.

Тека снова кивнул.

– А погружаться в вулкан мы планировали завтра. Поэтому слушайте меня сейчас очень внимательно. Стрелять по вашим сварткулам категорически нельзя. Они не являются в полном смысле материальными объектами. Поэтому и захватить их в плен невозможно. Уж если использовать изобретение Стэна, так для пленения монстров. Но лучше вообще ни на кого не нападать. Они же просят нас о помощи. Они и миди об этом просили, только слишком… «громко». Ее биополе не выдержало такого истошного ментального крика. Я надеюсь выдержать, но мне придется еще и понять, о чем они кричат, какой именно помощи просят. И если вы хотите помочь, не проявляйте никакой агрессии, до тех пор, пока в этом не будет крайней необходимости. Вот, собственно и все. Пойду заканчивать лечение Миди. Возражений нет?

Возражений не было. И быть не могло. В эти два дня Виена была для всех пиррян главнее Керка. Как решит – так и сделает. Арчи, правда, безумно переживал за девушку. Он хотел предложить не горячиться и отложить еще на сутки все: и сеанс лечения, и боевую (или какая она там?) операцию. Но так и не решился выступить один против всех. А поскольку уже набрал воздуха в легкие и даже рот приоткрыл, сказать что-то было нужно. Он и сказал:

– Только не падайте больше, Виеночка! Пожалуйста.

– Не буду, – пообещала та. – Теперь мы быстро закончим, и я не должна так устать.

Виена не обманула. На третий сеанс ушло не больше полутора часов. После столь несерьезной нагрузки даже отсыпаться было не обязательно. Но Виена все-таки легла пораньше, памятуя о более чем сложном – для нее-то! – наступающем дне.

А к Миди теперь уже можно было зайти. Она еще не вышла из комы полностью. И Тека уверял, что не только о разговоре, но и об осмысленных взглядах на друзей говорить рано. Однако Арчи упрямо рвался к своей любимой, уверенный в собственной полезности. И что самое интересное, он не ошибся. Миди не узнавала Теку и Бруччо, даже не всегда реагировала на появление человека в палате. Но стоило молодому ученому с Юктиса склониться над ее постелью, как Миди, не открывая глаз, отчетливо прошептала:

– Арчи, любимый!

Это было почти чудо. Арчи прилетел к Язону как на крыльях и, захлебываясь от восторга, поделился своим счастьем. А Язон посмотрел на него строгим взглядом врача, ставящего диагноз, и поведал:

– Между прочим, на Моналои, в нашем, северном полушарии, сейчас весна. Пора любви. А любовь сильнее смерти. Люди об этом всегда знали. Так что ничего удивительного.

– И что же ты предлагаешь всвязи с этим? – поинтересовался Арчи. – Я имею ввиду завтрашний день.

– Был такой старый-старый лозунг, – улыбнулся Язон. – «Занимайтесь любовью, а не войной!»

– И со сварткулами тоже? – риторически вопросил Арчи. – Видишь ли, Язон. Я под хорошее настроение прямо на бегу обдумал кое-что, и пришел к выводу. Про черные шары Виена все правильно говорит. На них охотиться не стоит. А вот монстров клювастых все равно убивать надо, что бы там ни говорила наша добрая девушка о вреде агрессии! Подумай сам, они ведь этих тварей человекоподобных не ради победы на поверхность отправляют, а наоборот – ради гибели.

Мысль была настолько парадоксальной, что Язон даже не сразу сообразил, о чем теперь спросить. И пока он так размышлял, в дверь каюты постучали.

– Войдите! – распорядился Язон.

На пороге стоял Фуруху. Вообще, он все это время жил вместе с пиррянами на «Конкистадоре», но поводов заходить к Язону у моналойца давно уже не было. Всем, что знал, парень поделился. Арчи иногда использовал его интеллект, оказавшийся уникально обучаемым. День, другой на знакомство с материалом – и можно было поручить Фуруху обработку данных по любой тематике, если например, хотелось сэкономить время на составление новой компьютерной программы. А для собственного обучения моналоец как правило пользовался электронной библиотекой, лазать по компьютеру было логичнее, чем дергать по мелочам такого занятого человека, как Язон. И вот теперь серьезный повод для общения опять возник:

– Можно? – спросил Фуруху, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Заходи. Может, и ты нам полезный совет подкинешь по поводу завтрашнего штурма?

– Вряд ли, – серьезно ответил Фуруху и на всякий случай вежливо улыбнулся.

А вдруг начальник все-таки шутит. Язона он считал теперь своим главным начальником и почтение к нему полагал высшей добродетелью. Мозги-то можно иметь сколь угодно уникальные, но характер, воспитывавшийся годами, враз все равно не переделаешь.

– Я спросить хотел, – проговорил Фуруху извиняющимся тоном. – Можно, господин руководитель?

По-моналойски он бы сейчас сказал «мой хухун», но на фруктовиковом Фуруху говорил теперь почти как на родном и любил щегольнуть своими новыми знаниями. Иногда это выглядело довольно смешно.

– Можно, парень, спрашивай.

Язон был настроен очень добродушно, и Фуруху почувствовал это. Расслабился, заговорил длинно и просто:

– Я слышал, вы изобретаете средство, которое поможет нам всем отвыкнуть от айдын-чумры, и даже стать свободными гражданами вселенной. Это правда? Каждый из нас сумеет полететь куда он захочет?

– Такого средства пока еще нет, – назидательно проговорил Арчи, – это очень сложно – создать антидот для вашей айдын-чумры. Но мы над этим действительно работаем.

– Пожалуйста, господа, побыстрее, – как-то жалобно попросил Фуруху. – Мне просто не жить без вашего средства.

– Слушай, – удивился Язон, – неужели ты думаешь что мы это лекарство персонально ради тебя будем делать? Я знаю о твоей мечте полететь к другим мирам, Мета мне рассказывала, но ведь и ты должен знать: мы с Арчи – твои товарищи по несчастью. А уж нам-то самим намного нужнее вырваться отсюда!

– Нет! – с неожиданной горячностью возразил Фуруху. – Мне нужнее.

– Это еще почему? – Язон прямо оторопел.

– Сказать? – спросил Фуруху и расплылся в странной глуповатой улыбке. – Я полюбил вашу девушку. Виену. Я теперь не смогу без нее.

– Постой. Но вы ведь даже не знакомы.

– А разве для того, чтобы полюбить, обязательно знакомиться? – отпарировал Фуруху.

– Вообще-то нет, – согласился Язон. – Но ты хоть знаешь, что она безнадежно слепа?

– Это вы все слепые, если не видите, какая она красивая, обиделся Фуруху.

– Я просто хотел сказать, что с ней будет тяжело, – сдал назад Язон.

– С ней будет очень хорошо, – мечтательно протянул Фуруху. – А безнадежности на свете не существует. Ее придумали зануды и пессимисты.

И пока Язон оценивал по достоинству эту оригинальную мысль, Фуруху вдруг спросил:

– Как вы думаете, я ей понравлюсь?

Вот так вопрос! Язон замялся, оглядываясь на Арчи (Сказать? Не сказать?). Арчи пожал плечами.

– Ты ей уже понравился.

– Правда?!

От полноты чувств Фуруху, забыв обо всяком почтении к начальству, сжал Язона в объятиях, так что хрустнули кости.

– Полегче, парень, полегче! Особенно когда будешь Виену обнимать.

– Погодите! Но она же не видела меня…

– Дурачок, – улыбнулся Язон. – Она по-другому видит. Лучше, чем мы все. Слушай, – сменил он тему, – а хочешь полезть вместе с нами в жерло вулкана?

– Конечно, хочу!

«Ну, понятно! За Виеной ты полезешь хоть голышем в раскаленную лаву».

А вслух Язон сказал другое:

– Тогда иди к Стэну и поучись двигаться в жаропрочном костюме.

– Бра! – крикнул Фуруху уже из-за двери.

– Ну, – повернулся Язон к Арчи, – что я говорил? Весна на планете.

Глава двенадцатая

– Как назовем вторую операцию? – спрашивал накануне Стэн.

И Язон не задумываясь ответил:

– «Погружение в преисподнюю – 2».

Так и назвали. На полном серьезе. С чувством юмора у пиррян всегда не очень хорошо было.

В день «Погружения в преисподнюю – 2» погода с самого утра не радовала. Сгустились низкие, почти черные тучи, ветер поднялся, засверкали молнии под аккомпанемент далеких еще раскатов грома, а когда пиррянский линкор вновь завис над самым кратером, хляби небесные разверзлись и мощнейшие потоки тропического ливня начали заливать все вокруг. «Арго» закрывал собою как зонтиком жерло вулкана, и это было кстати, потому что кипящая над поверхностью лавы вода сильно ухудшила бы видимость и вообще осложнила обстановку.

Подобный разгул стихий многие сочли бы недоброй приметой, но только не пирряне. Для них-то это была вполне нормальная погода. Подумаешь, гроза! Да во время урагана или морской бури иной раз только удобнее воевать. Зверье – в панике, в растерянности, а пиррянский воин всегда собран и ко всему готов.

А вот Крумелур тихо сказал Язону:

– Вторая гроза за один месяц – это небывалое событие для Караэли. Что-то серьезно меняется в нашем климате. Так я думаю.

– И почему же? – поинтересовался Язон.

– Честно скажу, пока не знаю. Но вот сейчас нырнем вместе в магму и надеюсь, кое-что выясним.

Язон посмотрел на Крумелура долгим взглядом.

«Очень неглупый человек, – думал он, – даже можно сказать, прозорливый. Видит многое на четыре хода вперед. Зачем же он вызвался теперь погружаться вместе с пиррянами? На что рассчитывает? Почему не боится? Впрочем, последний вопрос нелеп. Фэдеры со смертью играть не хуже пиррян приучены».

Опускались сразу двумя тектоскафами. Не то чтобы широкомасштабные военные действия планировали, а просто много новых желающих обнаружилось после первого относительно успешного путешествия. Ведь кроме Миди, никто тогда не пострадал, да и не мог пострадать. Ментальный удар угрожал всерьез лишь раскрытым настежь душам экстрасенсов. Обычные же люди вроде ничем и не рисковали. Вот только Ронуса на «Погружение в преисподнюю – 2» приглашать не стали. Хватит, достаточно уже дров наломал. Для весьма тонкого дела, именуемого контактом, кандидатура Ронуса или ему подобных мало годилась, И Керк лично уговаривал заслуженного бойца не обижаться на принятое сообща решение.

Виена подготовилась основательно. Наученная чужим горьким опытом, рисковать девушка не собиралась. Строго говоря, после глубокого телепатического контакта, весь личный опыт Миди, по существу, сделался ее собственным, и повторение ошибок стало невозможным. Нет уж, она не будет раскрываться перед врагами, не будет рваться напролом или подставлять кому-либо «незащищенную спину». Виена продумала все до мелочей и погружалась в мир высокотемпературных монстров настороженно, предельно внимательно и очень медленно. Так иногда заходят в тихую холодную воду те, кто не любит резких и острых ощущений. Ведь у Виены помимо общего механического погружения проходило еще параллельно свое, ментальное – куда как более сложное.

Уже на глубине десяти километров девушка начала чувствовать присутствие посторонних.

– Да с ними же невозможно общаться! – вырвалось у Виены. – Они просто фантастически глупы!

– Кто? – не понял Язон.

– Я не знаю точно, кто это, но они ужасно глупые – те, кто плывет нам навстречу.

– Приготовиться к бою? – поинтересовался Стэн.

– К бою вы и так всегда готовы, – резонно заметила Виена.

– Но Стэн хотел спросить у тебя, можно ли в них стрелять, – разъяснила Мета.

– Можно стрелять, а можно и не стрелять – как хотите, – странно ответила девушка-экстрасенс.

– Что значит «как хотите»? – возмутился Керк.

– А то и значит. От этой стрельбы просто ничего не изменится. Они глупые очень, – упрямо повторила Виена.

«Вот заладила!» – подумал Язон.

Потом вызвал на экран связи стоящего рядом с ним Арчи, и увидал, что юктисианец загадочно улыбается. Он уже сделал какие-то выводы из наблюдений Виены, но пока не торопился произносить их вслух.

– Тогда я попробую поймать хотя бы одного, – предложил Стэн.

– Попробуй, – откликнулась Виена рассеянно и очень тихо.

То ли она в этот момент выставляла какую-нибудь хитрую защиту, то ли погружалась в транс для наилучшего восприятия чужеродных телепатов.

Монстры выплывали из энергетического пузыря, пронзая клювами оболочку точно так же, как и в прошлый раз. Поголовье их было на этот раз явно скромнее, но поведение не изменилось. Чудовища не плыли навстречу тектоскафам пиррян. Они просто плыли наверх, сами по себе. Так что стрельба казалась действительно неуместной. А вот расставить сети на них – это представлялось весьма забавным экспериментом.

Тут же и пришлось убедиться, что обладатели клювов с прорезями хоть и глупые, но достаточно хитрые. Попадаться в ловушку они не хотели и ловко маневрировали, как шустрые рыбешки в быстрой воде. Наигравшись вдоволь, точно кошка с мышкой, Стэн, наконец, захлопнул над одним из них силовой колпак и стал медленно подтаскивать пленника к тектоскафу.

– Что он говорит сейчас? – поинтересовался главный пиррянский технарь у Виены.

– Он ничего не говорит, – попыталась объяснить девушка. – Что может говорить отрезаемый у человека палец?

– Но он хоть чувствует боль или какой-то дискомфорт? – задал Язон более правильный вопрос.

– Думаю, что нет. И никакого толку мы от этого экземпляра не добьемся. В его организме идут сейчас процессы распада. Все системы одна за другой планомерно отключаются от управляющего центра.

Виене очень нравилось говорить такими наукообразными фразами. Видно было, что каждую свою формулировку она старательно продумывает.

– Значит, мы его просто не довезем до… – начала понимать Мета, но так и не сказала, докуда, потому что монстр буквально рассыпался в пыль на глазах у восхищенной публики.

Поскольку картинка транслировалась каждому в скафандр из раскаленной лавы через псевдо-зрительные датчики выглядело это все совершенно ненатурально, как дурацкая компьютерная игра. Но пирряне-то понимали: все происходит на самом деле, и этот заколдованный круг их совершенно не радовал.

Однако ничуть не унывающая Виена предложила влететь во внутренний объем высокотемпературного мира прямо на тектоскафе. Не совсем понятно было, как она планирует это сделать. Меж тем, Виена «попросила» глупых монстров одновременно вдесятером прорвать силовую оболочку в достаточно локальной зоне, и через образовавшийся проем легко проскочил в общем-то компактный пиррянский аппарат. Второй тектоскаф решили на всякий случай оставить снаружи, а члены его экипажа, желающие поглазеть на подземные чудеса и приобщиться к торжественному раскрытию тайны, полетели дальше в скафандрах. Конечно, они старались держаться поближе к могучим стенкам первого жаропрочного корабля. Так в обычном наземном бою пехотинцы жмутся к броне самоходок и танков, словно это и в самом деле может спасти от взрывной волны или шального осколка.

Но никакой войной здесь пока и не пахло. На снижение пошли быстрее и увереннее, чем в прошлый раз. Плантации жили своей жизнью, размеренной и неизменной. Черные шары сварткулы роились, как пчелы над цветами. Их стало будто бы даже больше. И, опережая их возможные действия, Мета повела тектоскаф прямо навстречу шарам.

Виена комментировала с уверенностью:

– Нечего пока опасаться. Снижайтесь! Смелее!

Ну а вести какой бы то ни было корабль смелее, чем это делает Мета, вряд ли возможно. В общем тектоскаф висел уже в пяти метрах над подземной плантацией, когда черные шары только успели сообразить, что к чему. Они начали раздуваться, но плыть навстречу вроде даже не рисковали. Потом стало ясно, что пресловутые сварткулы избрали новую тактику. Они построились в почти правильную окружность и, очевидно, хотели охватить корабль пиррян.

– Успеем уйти, если они будут брать нас в кольцо? – спросил Стэн у Меты.

– Успеем, – ответила та уверенно.

И Язон мысленно позавидовал ее оптимизму: откуда им всем было знать, с какой скоростью способны перемещаться сварткулы и что они вообще задумали. Только на одну Виену и оставалась надежда.

А ей уже стало тяжело. Это было хорошо видно по напряженной мимике, по замедлившейся реакции, по голосу, внезапно зазвучавшему глухо и с большими паузами.

– Не надо… никуда удирать. Они… выбрали фигуру… наиболее удобную… для общения.

– А ты уже понимаешь, что они говорят? – решил уточнить Керк.

– Почти, – сказала Виена. – Только пожалуйста… не стреляйте! И не удирайте… никуда…

– Принято, – мрачно согласился Керк, очень недовольный всем происходящим.

Сварткулы, слившись в огромный бублик, вращались теперь вокруг пиррянского тектоскафа, словно пояс астероидов вокруг какой-нибудь планеты.

– Ты уже готова переводить им вопросы? – спросил Язон. – У нас же время ограничено.

– Я попытаюсь, – скромно сказала Виена.

Но судя по голосу она снова обретала хорошую форму. По-видимому, самый тяжелый период, связанный с моментом настройки на чужую систему мышления, был пройден.

– Узнай для начала кто они и откуда? – таков был первый незамысловатый вопрос.

Ответ получился весьма громоздким и не слишком определенным:

– Мы – принципиально новая форма жизни. Попали сюда из далекого мира с хорошей высокой температурой не только внутри, но и снаружи. Добирались внепространственным путем с промышленной целью.

Подобный текст нуждался, разумеется в дальнейшем переводе на нормальный человеческий язык, как минимум в литературном и научном редактировании. Но разговор шел на запись, а значит для всего этого еще будет время, сейчас главное было – схватить суть. И кажется, удавалось. Из слов Виены становилось понятным очень многое. Вопросы сыпались один за другим. Только бы лишних не задавать! Ведь время, время…

Кто или что первым начнет сигналить о необходимости подъема наверх? Виена, которой сейчас наверняка не легче, чем на сеансах лечения Миди? Крумелур, не привыкший к подобным перегрузкам? Тепловая защита костюмов, исчерпавшая энергоресурс? Датчики расхода кислородной смеси? Или что-нибудь еще, вовсе непредвиденное? Да, пирряне сейчас не сражались с конкретным врагом, но сами условия жизни этих немыслимых сварткул были изначально враждебны человеку. Сражаться было бы легче, а тут возникала непривычная задача – заботиться не только о своей жизни, но и о жизни того, кто до сих пор считался врагом.

Чуть позже, когда все поняли, что диалог получается, пирряне перестали обращаться к Виене, а говорили уже напрямую со черными шарами.

Тут-то и выяснилось, что сварткулы – никакие вовсе не существа, и даже не устройства в полном смысле. Это были небольшие упакованные в энергетические капсулы фрагменты гиперпространственных переходов, то есть своего рода джамп-передатчики, через которые и общался с пиррянами кто-то, находящийся сейчас на своей далекой горячей планете. Здесь же, на Моналои реально находилось только одно разумное существо, но его собственный разум решительно не был приспособлен для общения. Существо это ютилось в самом центре планеты Моналои, где выгрызло себе нору с подходящей для жизни температурой – тысяч пятнадцать градусов. Меньше ему холодно казалось. Так называемые монстры действительно служили ему руками, пальцами, щупальцами. Как угодно назови, но человекоподобные куклы являлись исполнительными механизмами и только. Ни о каких нервах, а тем более психических реакциях по отношению к ним говорить было невозможно. Так что и аналогия с пальцами показалась Язону несостоятельной. И он предложил сравнить монстров с непрерывно растущими волосами, которые необходимо подстригать. Образ этот оказался очень близок к истине. Непрерывно плодившиеся монстры просто должны были погибать. И если их не настигали внешние силы, разрушение происходило естественным путем, но это плохо сказывалось на работе остальных. Вот они и искали себе врагов.

«Весьма путаная логика, – подумал Язон. – Тем более, что оставалось непонятным, когда же все это началось. И главное, зачем?»

Ну, обратились к истории. На Моналои прибыли они много вращений назад. Что значит много и каких именно вращений, выяснить не удалось: лет, месяцев, дней? С конкретикой всякой у этих тварей хуже всего было. Или Виена просто не находила пока адекватных способов перевода. Цель прибытия уточнили. Сугубо прозаическая оказалась цель – в горячих недрах планеты содержалось много твердой кристаллической серы, служившей для данной формы жизни основой основ: и питание, и размножение, и развлечение, и путь к знанием, и еще что-то абсолютно не переводимое даже на уровне ощущений, но очень важное – все это без серы никак.

Чтобы не говорить всякий раз длинно и вычурно «иная форма жизни» Виена употребляла термин «сварткулы», хотя теперь уже было абсолютно ясно, сколь глупо называть черными шарами тех кто находится по ту сторону телепатического и гиперопространственного коридора. Все равно что говорящий радиопередатчик за живого человека принять. Но с другой стороны, название получилось в чем-то удачным, ведь «кула» по-шведски – не только шар, но еще и нора, отверстие. Словом, черная дыра в пространстве.

Вообще же сварткулы были существами не имеющими формы, но для выполнения конкретных материальных задач какую-то внешнюю оболочку создавать им для себя приходится. Вот например, принялись разрабатывать богатое месторождение серы и породили монстров. Почему именно таких? Подсмотрели на поверхности. На планете Моналои не впервые просыпались вулканы, и это позволяло выглядывать наружу. Вот и скопировали сварткулы не только внешний вид человека, но и внешний вид поля для добычи человеческой пищи. Пришельцы оказались большими любителями собезьянничать. Поэтому, когда во время последнего извержения увидали плантации с надсмотрщиками, тут же и у себя изобразили такое. Вот и все. Глупо и просто.

А вообще диковинной алмазной серы становится все меньше и меньше. Отправляют ее с моналои на Горячую (другого названия планеты предложено не было) через гиперпереход, который кстати, в последнее время стал плоховато работать. Само разумное существо, несмотря на свою бесформенность (логика в этом месте опять хромала) уже не сумеет уйти через такой узенький, почти закрывшийся рвавнавр обратно в свой мир. Это беда. Да и серу удается отправлять лишь крошечными кусочками. Существует подозрение, что всему виною жадность саварткул. Расхищая без оглядки залежи редкого минерала, они сделали планету пустой внутри. Из-за этого начались какие-то непонятные вибрации, активизировалась вулканическая деятельность, рванавр практически закрылся, а монстры – исполнители стали плодиться в безобразном количестве. Вот сварткуды и послали их наверх с просьбой о помощи. Кто бы еще понял, что это просьба! Когда вылезает такая нечисть и начинает крушить все вокруг. И вот теперь как будто понимание было достигнуто. Им хотелось верить, что это так. Язону тоже хотелось верить.

Большого интереса для дальнейшего общения с людьми сварткулы, похоже, не представляли, но помочь им явно следовало. Не бросать же в самом деле на произвол судьбы разумное существо с весьма высоким уровнем развития! Пусть и очень не похожее на человека. А к тому же гибель загадочного пришельца внутри Моналои грозила обернуться и для людей всепланетной катастрофой.

– Чего вы хотите от нас? – спросил Язон.

– Теперь, когда мы видим, что среди вашей расы тоже есть разумные существа, мы просим помочь нам выбраться отсюда. От вас потребуется совсем немного. Мы сами пришлем корабль и проведем эвакуацию. Но для нас крайне важен эмоциональный фон вокруг и понимание вами происходящего. Возможно, потребуется и некоторая техническая помощь, но это мы решим по ходу дела.

Перспектива подобной акции представлялась весьма туманной и Язон решил уточнить.

– Как это все будет выглядеть? Вы пробьете огромную брешь в планетной коре?

– Разумеется.

– А как же после?

– Мы ее заделаем.

– Тогда, может, заодно вы и серединку планеты заделаете? – то ли в шутку, то ли всерьез предложил Язон.

Впрочем, вряд ли эти бесформенные способны воспринимать юмор. Они и не восприняли.

– Разумеется, – последовал ответ. – Мы восстановим прежний вид планеты. Иначе здесь будет катастрофа.

– Ну, так это другой разговор! – обрадовался Язон.

Удача сама шла в руки.

Не хватало до полной ясности только еще одной крошечной детальки. Вопрос вертелся у Язона буквально на языке, но вдруг потерялся, забылся, спутался с другими. И это ужасно мешало, а все остальные еще и лезли наперебой со своими дурацкими интересами.

Стэн допытывался, какое оружие применяют на Горячей. Не было у них оружия. Вообще. Рес хотел знать, не собираются ли сварткулы присоединиться к Лиге Миров. Нет, не собираются, им это не интересно. Мета ухитрилась даже спросить, есть ли у них понятие о мужчинах и женщинах, как они размножаются, понимают ли, что такое любовь и красота. Ответ получился, к сожалению, непереводимым.

В общем, разыгрывалась сценка «Первый контакт с внеземной цивилизацией» из самой пошлой телевизионной постановки.

Не верил Язон в такие случайные контакты спустя многие тысячи лет после выхода человечества в космос. И вообще, театром абсурда выглядели эти высокотемпературные разумные существа, поедающие какую-то алмазную серу, да еще и мимикрирующие под людей. Какой смысл жить на горячих планетах? Любая горячая планета – явление временное, она должна остыть и остынет. Что дальше? Кочевать по Галактике на обшитых асбестом раскаленных утюгах, врываясь в недра обычных землеподобных планет, корежа жизнь человеческим цивилизациям? Использовать для путешествий капризный и трудноуправляемый рванавр? Не абсурд ли это все? И может ли природа естественным путем породить подобную жизнь? Язон считал, что не может. Он был уверен, что…

А вот и забытый вопрос! Не создание ли это безумного доктора Теодора Солвица?

Но спрашивать впрямую о Солвице этих бесформенных тварей с другого конца Галактики смысла не было. С именами, названиями, цифрами и прочей конкретикой у них крайне плохо. Это уже все поняли. Значит, надо построить вопрос как-то хитрее.

Наконец, Язон придумал.

– С чего начиналась ваша цивилизация?

Ответ пришел странный:

– Не могу больше. Извините.

Язон, да и остальные тоже не сразу поняли, что это уже не перевод, а простая реплика Виены. Усталый выдох перед тем, как полностью отключиться.

Нет, ничего ужасного не произошло. Виена просто заснула. Она выполнила свою работу. Она сделала такое дело, за которое на иных планетах памятники ставили. А на Пирре просто скажут: «Молодец! Спасибо! Ты отличный боец! Но ведь мы еще не победили, правда? Так что не расслабляйся!»

И Язон тоже не расслаблялся. Они ведь еще не вернулись назад, а без переводчицы Виены почти в самом центре чуждого мира сделалосьнамного опаснее.

Керк явно ждал каких-то слов именно от Язона. А Язон был еще не готов расставить все точки над i. Ведь его главный вопрос остался без ответа. Да и не договорились они как следует со сварткулами. Вот что по-настоящему плохо!

Ну, обещали помочь, ну будут ждать пресловутого горячего звездолета. Даже не знают, как он выглядит: будет ли величиной со скромный астероид или не больше домашней кошки размером. К чему готовиться? А главное – когда? Вроде проскочило слово «скоро». Но «скоро» – это и к завтрашнему утру, и через тысячу лет – тоже скоро. Какие у них там представления о времени? Нет, нельзя просто так улетать. И вообще, кольцо-то вокруг тектоскафа все вертится и вертится…

И тогда Язон сосредоточился, напряг все свои телепатические способности и спросил, то есть транслировал черному кольцу одно-единственное кричаще-вопросительное слово:

«КОГДА?!»

На много-то слов у него бы все равно таланта не хватило.

И кольцо вдруг распалось. Осыпалось вниз дождем маленьких черных мячиков. А там, перемешавшись, покружившись, попрыгав, словно озорные щенки, сварткулы выстроились вдруг в четкие линии, повернулись к тектоскафу, чтобы всему экипажу удобнее смотреть было, и оказалось что это ряд цифр, нормальных арабских цифр, которые не могли означать ничего, кроме числа месяца и года по стандартному галактическому летоисчеслению.

Ай да сварткулы! Ай да не понимают они конкретики!

Язон полностью успокоился. Успеет он теперь задать свой главный вопрос. Ведь корабль пришельцев будет здесь ровно через два дня.

– А теперь наверх, ребята! – шепнул он радостно.

И Керк начальственно распорядился:

– Поднимаемся.

Глава тринадцатая

– Вот, значит как, – проговорил Крумелур, прощаясь с Язоном возле трапа своего личного катера. – Выходит, мне и не бойцы нужны были, а колдуны и маги.

Рядом с ним вновь стояли два личных телохранителя Фух и Вук, полные имена которых, как теперь знал Язон, были Фувуху и Вуфуку, просто Крумелур при первом знакомстве пожалел слух непривычных к моналойскому инопланетников. Удивительно еще, как он сподобился в магму нырять в гордом одиночестве, без бодигардов, но… жизнь заставила. Похоже, самый хитрый из фэдеров не жалел о предпринятой вылазке. Он должен был увидеть все своими глазами. Сработал старая привычка – знать, за что платишь деньги. И еще он, конечно, хотел понять, какие у него теперь вообще перспективы. И перспективы, надо заметить, Крумелуру совсем не понравились. Все-таки он был действительно прозорлив.

– Темный ты человек, – пожурил Язон, – экстрасенсов магами называешь. Ну, да ладно. К чему ты это сказал? Уж не надо ли так понимать, что вы теперь откажетесь расплачиваться по долгам.

– Да ты что, Язон! Проглоти меня Тени Алхиноя, если решусь на такое кидалово! Обижаешь. Виена – ваш человек. Значит, вам и награду получать. Я о другом грущу. Чем вот еще обернется вся эта бодяга с эвакуацией горячего зверья? Разворотят они мне всю планету, мерзавцы. Им же на людей наплевать, как нам на муравьев.

– Ну, во-первых, нам на муравьев не наплевать, – поспешил не согласиться Язон. – Во-вторых, они же обещали отнестись с пониманием. А на случай чего вся наша эскадра сохраняет боевую готовность. Советовал бы и тебе поступить так же.

– Да что брат, наша эскадра, ваша эскадра… Пустое это дело. Если они одновременно из космоса и из-под земли шарахнут обе наши эскадры куда-нибудь в кривопространство повалются. Много ты знаешь об их технологиях? Это они сейчас такие добренькие, пока им что-то нужно. Кстати, не понятно, что именно. А как не нужно станет – пиши пропало.

– Странные мысли, Крум. Я готов над ними поразмышлять на досуге. Но сейчас-то что ты мне предлагаешь?

– А вот поразмышлять и предлагаю. Только времени на это немного осталось. Только два дня. И пока они еще не прилетели, надо применить под землей оружие Фермо.

– Какое еще оружие Фермо? Катализатор распада? Так он же сгорит в магме за одну секунду, превратится в ничто.

– Язон, перестань прикидываться дурачком! Вы разве еще не разработали жаропрочную модификацию катализатора?

– Нет. Даже не занимались этим. Подумали и выбросили из головы.

Язон говорил неправду. В тот же день Стэн не без помощи Бруччо подыскал в компьютере подходящее химическое соединение. Примерно сутки ушли на его синтез и еще столько же на тонкую доводку структуры в ходе эксперимента. Оружие теперь реально существовало, но применять его Язон собирался только в самом крайнем случае. Да, уничтожение монстров само по себе не являлось убийством, как не является преступлением работа парикмахера. Но замуровать живьем в толще планеты разумное существо вместе с его тайной – это было бы ужасно во всех отношениях.

– Жаль, – сказал Крумелур. – Я думал, вы более серьезные люди. Придется ускорить свои собственные научные изыскания.

А вот это были просто слова. Наука у фэдеров уже давно пребывала в крайне убогом состоянии. Кроме ударившегося в мистику и эзотерику Свампа, да любителя химических фокусов Фермо никто из них вообще ни на что способен не был. Технические новинки фэдеры всегда покупали, не в силах создавать сами. А если им не продавали, они брали так. Зачастую вместе с изобретателем, которого превращали в раба. Было у Язона подозрение, что и замысел каталитической бомбы Фермо украл у кого-нибудь. Иначе давно бы сам реализовал высокотемпературный вариант.

«А что если у них и вправду есть такое оружие?.. – мелькнула вдруг прямо противоположная мысль. – Вполне реальный поворот событий. Тогда они уже готовы применить и обязательно применят катализатор распада. Просто Крумелур еще надеется переложить всю ответственность на плечи исполнителей. Эх, поговорить бы сейчас с Олафом! Да как-нибудь тайком…»

– И все-таки подумай, – повторил Крумелур, уже пожимая руку Язону.

– И ты подумай, – ответил Язон. – В идеале я предпочел бы видеть тебя здесь ровно в полдень через два дня. А в небо над Моналои пусть поднимутся все твои корабли.

Олаф прилетел сам, будто между ним и Язоном установилась телепатическая связь. На самом деле старый опытный интриган просто точнехонько рассчитал время, чтобы нигде не столкнуться с Крумелуром, и был в пиррянском лагере минут через пятнадцать после того, как Язон расстался со своим хитрющим работодателем. Олаф даже не скрывал, что ведет двойную игру. Сразу увел Язона в поля и продолжил разговор, как будто никто и не прерывал его столь надолго.

– Так значит, ты бывал на планете Поргорсторсаанд? – спросил Олаф, буквально сгорая от нетерпения.

– Бывал! – усмехнулся Язон. – Да я там родился и вырос. Но если ты хочешь раскрутить меня на ответные откровения, то извини – вначале как циничный прагматик я должен понять, чего ради. Историю Энвиса ты рассказал мне по собственному желанию, а в моей жизни было слишком много занимательных историй, которыми я не разбрасываюсь налево и направо. Так уж получилось, что чисто практически ни одна из этих историй не окончилась полностью. Все они слишком тесно связаны между собой и слишком сильно влияют на судьбы других людей. Поэтому, Олаф, прежде всего я должен понять, готов ли ты играть на моей стороне. А уж потом начну снабжать тебя полезной информацией.

Такого могучего натиска Олаф, конечно, не выдержал и полез за фляжкой.

– Я не буду, – сразу предупредил Язон. – И тебе много не советую. Разговор-то у нас серьезный. Слишком серьезный. Я хочу тебя попросить узнать кое-что о Крумелуре. Попросту говоря, последить за ним. Ты готов к такому?

– Видишь ли, Язон, – хитрый пьяница явно не собирался отвечать на прямо поставленный вопрос. – Я ж почему про Поргорсторсаанд вспомнил? Мне ж идея в голову пришла. А что если отсюда таким, как я и ты, можно слинять через рванавр?

– Нет, – сказал Язон. – Рванавр, не рванавр, планета тебя не отпустит. И вообще, через гиперпереход легко попасть на Моналои. Обратно вроде никто еще пока не уходил. Кстати, а в каком месте тебе довелось вынырнуть?

– На вершине вулкана, почти у самого жерла. А гора пониже была тогда… Так думаешь, не получится?

– Знаю, что не получится. Но вообще, всех наркоманов вылечить можно. Всех можно освободить. И ты улетишь отсюда. Я тебе обещаю. Если станешь работать на нас.

Олаф скривился и тихо проворчал:

– Не очень-то я верю во всякие сказки.

– В сказки я тоже не верю. Но у нас есть ученые, и они уже раскусили механизм действия всей этой дряни. Дело за малым. Прекратить вибрации планетной коры и найти антидот, безопасно разрушающий структуру чумрита.

– Насчет вибраций в коре, я ничего не скажу – это для меня темный лес, – заявил Олаф, – а вот с антидотом… Не смеши, Язон. Его искали много лет все наши, начиная со Свампа и заканчивая лучшими биохимиками из университета в Ронтхобе.

– Хреновые, стало быть, у вас на Сигтуне химики, – припечатал Язон. – Наши все сделают, как надо. Я обещаю. Но ты главного не понял: когда мы остановим вибрации, ты, конечно, останешься наркоманом, но к планете уже не будешь привязан: бери с собой цистерну чорумовки и лети хоть к самому центру Галактики, хоть на Клианду, хоть к Старой Земле.

– Правда?! – в глазах Олафа появился вдруг такой ясный свет, будто он враз помолодел лет на двадцать.

Потом новая мысль омрачила взгляд несчастного:

– А что, если Крумелур и Свамп узнают об этом раньше времени?

– Крумелур, по-моему, уже догадался. И загрустил. Вот я и предлагаю тебе последить за ним. Он может сделать что-нибудь непоправимое. Поэтому следи и сообщай мне обо всем подозрительном. Понимаешь? Мне больше не на кого положиться. А без своего человека в стане врага, победа невозможна.

Олаф замолчал надолго. Над чем он думал? Из каких вариантов выбирал? Ответственности перед Лигой Миров страшился? Или не верил Язону, подозревал его в обмане? А может, элементарно боялся мести коварного Крумелура?

Наконец, проговорил с усилием:

– Хорошо. Я согласен. И гореть мне в плазме, если я предам тебя.

Это была не самая сильная клятва из известных Язону. Ну да ладно, сойдет и такая. Именно всилу столь неторопливого принятия важного решения Олаф показался Язону достаточно надежным человеком.

И он рассказал этому горькому пропойце и о безумном докторе Теодоре Солвице, и о его искусственной планетке, улетевшей в никуда, и о незримом присутствии рядом со многими злодеями, и о том, что грандиозные галактические спектакли с выходом на сцену псевдопришельцев иновселенского толка доступны, по-видимому, только ему, только одному этому человеку во всей обитаемой вселенной. Планировал ли Язон напугать Олафа? Да нет, скорее хотел, чтобы тот задумался. Весь организм Олафа Вита отравлен насквозь чумритом и алкоголем, но голова-то у него по-прежнему светлая. Так пусть иногда задумывается не только о том, как заработать большие деньги, перепачканные кровью.

И Олаф задумался крепко, а потом сказал.

– Я теперь вдруг понял: мудрецы и кетчеры – только внешне похожи. Это наверняка разные расы. Мудрецы не делают зла никому, а кетчеры… Возможно, они служат твоему Солвицу.

– Нет, – сказал Язон. – Солвицу никто не служит, кроме андроидов. Да и кетчеры, наверно, не такие ребята, чтобы прислуживать кому-нибудь. Но с другой стороны, не исключено, что этот старый безумец научился использовать кетчеров в своих интересах.

– Ну, я примерно это и имел ввиду, – согласился Олаф. – Понимаешь, кетчеры почему-то открыли Энвису многие свои секреты. Нашли кому! При всех своих странностях и красивых мечтах, он ведь был все-таки злодеем. И умер, как злодей. Но прежде чем умер, обучил некоторым кетчерским штучкам, например, Крумелура и Свампа. Про замедление времени ты уже знаешь – это у нас любой дурак на планете может. А про внушение боли ты слышал? А про гипнообручи, выворачивающие мозги наизнанку? И подозреваю, есть еще много такого, чего и я не слыхал. Кетчеры сделали фэдеров сильными. Зачем? Им самим это абсолютно не пригодилось. А вот Солвицу…

– Интересно, рассуждаешь. Молодец, Олаф! Только давай об этом как-нибудь после. Лети-ка ты к своим, точнее, к нашим врагам, и я буду с нетерпением ждать твоих сообщений.

– Хорошо, – кивнул Олаф. – А можно еще один глоточек? Честное слово, последний.

– Можно, – сказал Язон равнодушно. – Но если ты сегодня потеряешь возможность нормально видеть и слышать, я тебя пристрелю, как поганого шипокрыла.

Олаф вздрогнул, повертел в руках фляжку и убрал назад.

«А вот это уже действительно здорово!» – порадовался про себя Язон.

И тут заметил, что к ним через поле бежит Фуруху.

– Господин Язон, – выпалил он, запыхавшись. – Я сейчас ищу средство от слепоты. И уже почти нашел. Рассказать?

«Ну вот и еще один фармацевт доморощенный! – подумал Язон. – Давно ли фруктовиков по спине палками оглаживал и на большее был не способен? А теперь готов ради Виены всех слепых во вселенной осчастливить».

– Ну, рассказывай.

– Только вы должны сначала антидот от чумрита найти, потому что лекарство именно на основе этого наркотика.

– Вот как! – только и сказал Язон.

– Ну, конечно, мы ведь все вместе над одной проблемой бьемся, а попутно другие открытия делаем.

– Так и в чем же суть твоего открытия?

– А суть в том, что чумрит в сочетании с ядом рогоноса и фомальгаутским спиртом вызывает резкий спазм глазного нерва…

Язон сильно сомневался, что у нервов вообще бывают спазмы, а состав препарата развеселил его еще больше:

– Слушай, добавь туда еще чуточку стрихнина, бруцина и цианистого калия, – предложил он очень серьезным голосом. – Слепоту как рукой снимет. Вместе с человеком.

– Зря вы шутите. Я говорю об очень маленьких дозах. И мне кажется, что не хватает всего лишь одной крошечной добавки…

– Слушай, а если серьезно, – сказал Язон, – тогда пойди лучше к Бруччо. Он все как надо объяснит. А у меня, брат, уже во всех нервах спазмы начинаются.

– Я полетел, – напомнил о себе Олаф.

Они уже вернулись в пиррянский лагерь, откуда начали путь, и Олаф, попрощавшись, хлопнул дверцей универсальной шлюпки, той самой, на которой Язон удирал от своих за перевал. Обе шлюпки, его и Меты, конфисковали тогда ищейки Свампа, потом Крумелур возвратил, а Язон сказал великодушно:

– Возьмите во временное пользование. У нас таких много, а вы, смотрю, летаете постоянно на тяжеленных катерах. Нерентабельно как-то.

Эх, знал бы он, что фэдеры, как и все прочие бандиты, летают над планетой на мощных катерах и суперботах просто для солидности! И на топливе экономить у них, мягко говоря, не принято.

Но вот именно Олафу очень понравилось летать на скромной и легкой лодочке.

Глава четырнадцатая

Когда в небе над Моналои появился горячий звездолет, решительно ни у кого не возникло вопроса, что это. Опознавательные знаки не потребовались. Над головами всех очевидцев парила абсолютно черная, правда, испещренная множеством красных огоньков летающая гора. По форме-то скорее облако, а вот по размеру – точно гора.

Звездолет остановился прямо в воздухе над красавцем Гругугужу-фай, и тогда всем стало видно, что даже поперечный размер корабля превосходит высоту вулкана раз в шесть. Что означало километров двадцать пять-тридцать в толщину и все пятьдесят, если не больше в длину. Люди до сих пор подобных махин ни на планетах, ни в космосе не создавали. Смысла не было. Если, конечно, не считать чудака Солвица, которого угораздило однажды целый астероид построить.

Все линкоры и крейсеры, поднятые по тревоге, рядом со «сварткульским» звездолетом казались просто мухами, кружащими вокруг лошади в жаркий день. Какой уж там контроль за ситуацией! Фэдеры, надо думать, мысленно прощались и с планетой Моналои, и со всем своим бизнесом. Кто-то, возможно, уже и с жизнью прощался.

А вот пирряне были бодры и веселы, потому что Виена сразу настроилась на ментальную волну сварткул и всех успокоила. Злонамеренности в их действиях не было, нет и не будет. Главное теперь было – уследить, чтобы эти гиганты, ненароком не раздавили бы кого. Повернутся, родимые, эдак неловко, и вот пожалуйста, без всякого злого умысла и задней мысли…

В итоге – обошлось. Сварткулы вообще оказались куда умнее и предусмотрительнее.

Прежде всего с борта циклопического звездолета пошел запрос на все корабли о готовности пиррян и моналойцев к операции. И лишь получив подтверждение, пришельцы показали место, которое требовалось расчистить. Обозначенную площадь на поле освободили быстро, тем более, что практически все люди давно сидели по летательным аппаратам и были весьма мобильны. Черная громадина подползла к середине поля, и из нее стала медленно выдвигаться цилиндрическая нога диаметром не меньше полукилометра. Нога была совсем прозрачная, словно сделанная из стеклостали, и, приглядевшись, пирряне догадались, что это, вероятнее всего, защитное поле очень высокой напряженности. Стенки поля принялись вгрызаться в почву. Температура внутри быстро росла и кончилось это все, разумеется, огромной воронкой, с клокочущей внизу магмой.

А в магме уже через несколько секунд появились давние знакомые пирярн и моналойцев – клювастые монстры, похожие на людей. Вся эта многочисленная публика размахивала руками, по-дельфиньи выпрыгивала над поверхностью и громко верещала. Стенки защитного поля удивительно хорошо пропускали звуки…

Да нет же! Не могли они звуки пропускать. Просто стенки исчезли. Что такое? Почему процесс загрузки на корабль должен идти на открытом воздухе? Если бы кто-то остался сейчас вне кораблей, он бы почувствовал, как огромная волна жара опаляет вновь многострадальные поля, когда-то принадлежавшие добропорядочным фермерам. Внешние термодатчики всех крейсеров и катеров показывали сильный скачок температуры.

И тогда случилось непредвиденное.

Один из фэдерских катеров, демонстрируя чудеса высшего пилотажа влетел в зону предполагаемой загрузки эвакуируемых сварткул и дал залп. Не вверх, не вниз – во все стороны. И не огнем как таковым, а кассетными бомбами. Очевидно, с той самой начинкой.

Что после этого началось, не поддавалось описанию. Точнее, каждый потом описывал по-своему. Одним показалось, что защитное поле тут же образовалось вновь, и катер, ударившись об эту стену, рухнул в раскаленную лаву. Другие считали, что легкий фэдерский кораблик просто перегрелся и пилот не справился с управлением. Третьи искренне полагали, что управлял катером смертник и главный запас оружия нес в трюме, а залп являлся не более чем отвлекающим маневром.

Однако и после падения катера в магму, не все стало понятным. Да, монстры начали раздуваться и лопаться, в точности как те крысы под стеклянным колпаком. Это видели все. Но опять же, по утверждениям одних, лава на глазах твердела, а по не менее уверенным свидетельствам других, она наоборот кипела и булькала.

У Язона, наблюдавшего весь этот кошмар не на экране, а через большое спектролитовое окно, в глазах отчаянно рябило, плясали какие-то звездочки, расплывались круги. А потом… Потом, наверно, начались галлюцинации. Когда с монстрами, бурлящим потоком уходившими, как вглубь, так и вверх, во чрево звездолета, было вроде покончено, в центре раскаленного озера воздвигся желтый конус, оказавшийся на поверку свернувшимся в бухту гигантским червяком. Червяк ожил и шевеля многочисленным неаппетитными отростками начал всасываться в корабль сварткул. Червяк был очень длинным, и процесс затянулся. «Какая утомительно долгая галлюцинация!» – думал Язон.

Позднее, разумеется, оказалось, что все вокруг видели одно и то же. Все, включая видеокамеры разных кораблей.

Наконец гигантское черное облако задраило свой нижний люк, и, словно живое, устало опустилось на землю. А земля от этого даже не вздрогнула.

«Вот такие пироги с котятами!» – вспомнилась Язону дурацкая поговорка, услышанная им неизвестно на какой планете.

Транслируя свои пожелания через Виену сварткулы разрешили всем сажать обратно любые летательные аппараты, а людям выходить на свежий воздух без скафандров. Вообще было объявлено, что все уже закончилось благополучно. И строго говоря пришельцы могли тут же и улететь, помахав черными крыльями на прощание. Но они обещали отнестись к людям с понимаем и теперь чувствовали, что у местного населения и пиррян остались вопросы. Сварткулы готовы были на них ответить.

Для более естественного общения из черного корпуса высунулась наружу длинное желтое щупальце, которое, подражая жестам человеческой руки, якобы и служило говорящей деталью звездолета.

Виена сразу прокомментировала, что это не так в действительности, но надо же было людям, хоть на что-то смотреть в момент разговора. Когда перед тобой бескрайняя черная стена с мигающими красными лампочками, психологический дискомфорт слишком велик.

В ходе еще одной трогательно любезной беседы двух разумов пришельцы разъяснили многое. И то, что не могли прилететь на помощь своим раньше, так как добыча алмазной серы – дело необычайно тонкое, всякий раз граничащее со смертельной опасностью. И то, что не исполины они размером с гору, а звездолет их не такой уж и большой. Вся эта колоссальная оболочка выполняет фактически роль термоса. Системы жизнеобеспечения сварткул в условиях чуждого и холодного пространства весьма громоздки по определению. Объяснили также, вспомнив вопрос Язона, что существует их цивилизация сравнительно недавно, и по легенде создана неким Демиургом просто ради шутки. Легенда звучала так.

Якобы все, кто способен спрашивать в обитаемой вселенной, поинтересовались однажды у Демиурга: «Может ли существовать разумная жизнь при высоких температурах?» Ответ пришел следующий: «Не может, но существует». «Где?» – спросили все. «Вот здесь», – ответил Демиург и породил горячую жизнь на горячей планете. И велел горячим зваться людьми. Но они в гордыне своей людьми не стали. Демиург рассердился и хотел их уничтожить. И тогда они спрятались в центре большой желтой звезды, а оттуда принялись путешествовать по планетам, ядра которых были еще жидкими и горячими, так и путешествуют до сих пор. Вот и вся история их цивилизации.

– Так все-таки легенда или реальная история? – решил уточнить Язон.

– По нашим понятиям, это одно и то же, – последовал весьма оригинальный ответ.

– А кто такой Демиург? – спросил Язон.

– Мы его ищем, чтобы убить, – сказали сварткулы, не отвечая на вопрос впрямую.

Но Язону и этого оказалось достаточно. Он уже убедился вполне, что речь идет именно о Солвице. Или об еще одном таком же точно безумце, что, в сущности, было уже не важно…

Рядом с Язоном уже несколько минут маячил выросший как из-под земли Фуруху. Очевидно, ему хотелось стоять поближе к Виене, а подходить совсем вплотную парень не решался – вдруг помешает процессу. И что-то он такое все время бормотал, канючил о чем-то. Наконец, Язон отвлекся от исторического разговора со сварткулами и прислушался.

– Господин Язон, ну, господин Язон! Я хотел бы попробовать дать Виене мое средство от слепоты.

Язон просто обалдел от этой его маниакальной настойчивости:

– Что, прямо сейчас?

– Именно, господин Язон! Я хочу, чтобы Виена увидала корабль пришельцев глазами. Для нее это очень важно.

– А если она умрет, вместо того, чтобы прозреть? – огрызнулся Язон.

– Нет, – сказал Фуруху, – это невозможно. Я уже советовался с Бруччо и с Текой.

– А что ты тогда ко мне пристал?

– Вы же тут главный, господин Язон, – не унимался Фуруху. – Разрешите дать ей капсулу. Пусть она все это увидит.

– Увидит потом, в записи, – буркнул Язон, просто чтобы отвязаться.

– Но у меня есть еще один очень важный аргумент, – продолжал нудить Фуруху. – Это по поводу…

– Слушай, парень, отстань! Ну правда, отстань, я послушать хочу.

И Язон попробовал слушать. Керк, Стэн и Фермо беседовали теперь со сварткулами о технических деталях. Беседа становилась все скучнее с каждою минутой. А про досадный инцидент с фэдерским катером даже не вспоминали. Сварткулы – тактично, люди – испуганно. Так, во всяком случае людям казалось. А потом пришельцы решили на прощание поблагодарить людей за помощь и конкретизировали:

– Мы были очень тронуты вашим участием. Ведь ваш пилот пожертвовал своей жизнью ради нашего спасения.

– Как?! – это был дружный ошеломленный возглас.

Оказалось, вот как.

На фэдерском катере полетел в самое пекло не моналоец, а пиррянин Ронус. Обиженный давешним отказом участвовать в погружеии Ронус вынашивал планы мести. Оружие он украл с «Арго», перехитрив Стэна, и не подозревавшего о подобном коварстве. Корабль попросил у Фермо. Чего конкретно он добивался пиррянский боец, узнать уже не представлялось возможным. А вот чего добился, сварткулы объяснили. Так называемый катализатор распада, послужил в данной ситуации катализатором созидания. Он не представлял опасности для разумного существа, сидевшего внутри ядра, зато позволил в невероятно сжатые сроки восстановить планетную твердь на месте бывшей полости. Сварткулы планировали затратить на это минимум неделю. И похоже, что этим уродливым детищам Солвица было не только знакомо абстрактное понятие «благодарность», но они действительно умели испытывать некий аналог этого человеческого чувства.

В поисках ответного шага желтое щупальце протянулось к Фуруху. Тот в ужасе отшатнулся.

– Не бойся, – перевела Виена. – Оно не горячее. Дай мне свою капсулу с лекарством.

И поскольку щупальце разговаривало голосом Виены, Фуруху не мог не подчиниться. Он протянул капсулу девушке.

– Это не я говорю, это оно, – по-доброму засмеялась Виена.

Фуруху развернулся, двигаясь, как механическая кукла. Желтое щупальце поглотило капсулу. Затем содрогнулось – надо думать, просто для виду – и через несколько секунд выплюнуло лекарство обратно.

– Возьми, – перевела Виена.

Фуруху подставил ладонь.

– Теперь дай его своей девушке.

Фуруху протянул капсулу Виене, и она, кажется, только сейчас сумела отвлечься от процесса перевода и осознала, что говорит о самой себе.

– Глотай, – сказал Фуруху, теперь уже не дожидаясь разрешения Язона.

И Язон видел, как Виена закрыла и вновь открыла глаза. Не требовалось медицинского образования, чтобы понять происшедшее.

А черная махина сварткульского корабля стала медленно подниматься. Настолько медленно, что даже трава под ним не шевелилась.

– Ты все узнала про них, что было нужно? – спросил Язон у Виены.

– Я узнала, гораздо больше, чем ты думаешь. Но сейчас я больше не хочу ничего рассказывать. Ну вас всех!.. – добавила она весело.

Виена держала Фуруху за обе руки и с восторгом смотрела ему в лицо.

«Страшен, как смертный грех, – подумал Язон, – и что она в нем нашла?»

Но для Виены это был не просто первый мужчина – это был первый человек, которого она увидела собственными глазами. Человек, подаривший ей новый мир – мир зрительных образов.

– Как ты думаешь, – шепнула Мета Язону, – они усовершенствовали средство, изобретенное Фуруху, или дали Виене что-то принципиально другое?

– Если честно, – ответил Язон, – я думаю, что химия здесь вообще ни при чем.

– Эй! – закричал еще один не менее веселый женский голос от входного люка «Арго». – Вы слышите? У меня все в порядке!

По трапу сбегала Миди, в дурацкой больничной пижаме, трогательно растрепанная, но счастливая.

И между Язоном и Метой, как метеор, пронесся Арчи. Он летел навстречу любимой.

Глава пятнадцатая

– Рано мы все обрадовались, – поведал Керк, собрав руководство на экстренное совещание. – Во-первых, если это кому-нибудь интересно, фэдеры в полном составе удрали с Моналои в неизвестном направлении.

– А деньги? – спросил почему-то первым Тека.

– Деньги они оставили. Часть наличными и остальное перевели на счет в Межзвездном банке. Все с точностью до кредита.

– Странно, – проговорил Стэн.

– Странновато, конечно, – согласился Керк. – Но я вам еще не сказал «во-вторых». Так вот, друзья, мы теперь все до одного наркоманы и остаемся жить здесь.

– Что?! – общий вздох.

– Выяснилось, уже два дня на «Арго» и «Конкистадоре» пьют воду, отравленную чумритом. Как вкусовая добавка он не воспринимается, но доза была достаточная.

– И кто же это сделал?! – еще один общий вздох.

– Экшен. Установили точно.

Тишина повисла ужасающая. Про Крумелура и фэдеров, похоже, вообще забыли. А Язон даже не успел объяснить тем, кто не знает, что к планете-то они не привязаны, только к наркотику. Однако для пиррянина стать накроманом – это уже само по себе такой шок, что все остальное кажется ерундой. Хоть дома живи, хоть в клетке у звероловов – если ты накроман, значит, уже не пиррянин.

Неожиданно на связь с Язоном вышел Олаф.

– Известен маршрут, по которому улетели фэдеры, – доложил он. – И еще кое-что интересное. Специально для тебя, Язон. Я проверял возможность отрыва от планеты. В принципе, ты оказался прав, но не все так просто… Впрочем, об этом при встрече.

– Хорошо, – ответил заинтригованный Язон. – Вылетай. Ждем.

И повернулся к Керку:

– Ты хоть понимаешь, о чем мы говорили с Олафом?

– Нет! И не хочу я ничего понимать! Арчи, Бруччо! – рявкнул Керк. – Что у вас с антидотом?

Оба ученых молчали. Их исследования в этой области недели две назад окончательно зашли в тупик.

– Спокойно, Керк. Антидотом давно уже занимается другой человек.

– Это кто же?

– Рональд Сейн, – сообщил Язон.

До сих пор он суеверно скрывал от всех сам факт подключения к работе Сейна.

Керк, похоже, некоторое время вспоминал, о ком идет речь. Потом вскинулся:

– Так вызывай его сюда! Срочно!

– Сейн – это вам не мальчик на побегушках, – напомнил Язон, – а хозяин крупнейшей в Галактике фармацевтической фирмы «Зунбар Мэдикал Трейд». И он собирался сам выйти на связь. А я обещал его не беспокоить.

– Что за глупости?! – бушевал Керк. – У нас люди гибнут, а он кому-то что-то обещал!

– Никакие люди у нас пока не гибнут, – спокойно возразил Язон. – И спешить нам некуда. Чумрит не убивает мгновенно. И лететь мы можем отсюда куда угодно. О других проблемах надо думать. Успокойся, Керк.

– Ну уж нет! – пиррянского вождя точно прорвало. – Я долго терпел все твои эксперименты, Язон. Ты вел себя очень странно на этой планете. Что хотел, то и делал. Одних денег из-за тебя мы сколько потеряли! И Ронус погиб по твоей вине!

Этой странной мысли Язон не понял: к Ронусу-то он какое имеет отношение? А Керк продолжал орать, размахивая пистолетом:

– Ты спутал нам все планы! Ты, наконец, привел на корабль этого якобы сумасшедшего Экшена. Тека пытался лечить его, а этот гад тем временем неизвестно на кого шпионил. И вот, пожалуйста: все закончилось крупной диверсией!..

Язон больше не мог этого слушать. Он демонстративно встал и вышел вон из кают-компании, рискуя услышать выстрелы вслед. Но Керк все-таки сдержался.

В ожидании Олафа захотелось дойти до больничного покоя Экшена, раз уж о нем зашла речь.

Братец-диверсант сидел все за тем же компьютером и все так же безмятежно двигал по экрану геометрические формы.

«Беда, – подумал Язон, – настоящая беда».

– Встань! – крикнул он резко.

Экшен поднялся. Глаза его смотрели как-то странно, мимо Язона, точнее насквозь. Будто Язона и не было в комнате или он стал вдруг идеально прозрачным.

– Ты зачем это сделал?!

– Я ничего не делал… – забормотал Экшен.

В глазах шевельнулось что-то живое, и он начал прятать их от Язона.

– Что ты мне врешь? Говори, кто тебя заставил сделать это. Говори!

– Нет, нет! – закричал вдруг Экшен громко и истошно, как кричат от физической боли.

А потом вдруг тихо с усилием выдавил:

– Это Крумелур.

И тут же упал без чувств на пол.

Язон вызвал Теку, но пока тот пришел, ему уже и самому стало ясно: врач ничем не поможет. Экшен был мертв. Поганец Крумелур не только заставил несчастного отравить воду на пиррянских кораблях, но и поставил ему в память смертельно опасную блокировку. Никто другой клещами бы не вытащил из Экшена честного ответа на вопрос. Страх смерти всякий раз оказывался бы сильнее любых психотропных препаратов. Но Язон со своими уникальными способностями, да еще наложившимся на давние, почти родственные связи, сумел взломать защиту в мозгу Экшена. И по существу, сделался невольным убийцей собственного молочного брата.

– А вот этого, Крумелур, я тебе, не прощу, – прошептал он вслух.

Тека первым сообщил всем о смерти Экшена, поэтому, когда Язон вернулся на совещание, там уже никто не шумел. Пирряне вновь притихли.

– Вы как хотите, – заявил Язон, – а я буду искать Крумелура и всех остальных фэдеров. Они не должны больше заниматься своим преступным бизнесом.

– Но это потребует денег, – философски заметил Рес.

И Керк напомнил:

– А ты, Язон, и так потратил много лишних на совершенно ненужные перемещения по планете Моналои.

– Может быт, хватит, Керк? Или ты мне откажешь выделить из общей суммы мою личную долю?

– И мою! – поднялась Мета. – Я всегда буду с тобой.

Видно, в этот момент Керку сделалось стыдно. Он потупил взор и примирительно проворчал:

– Ладно, будем искать их вместе. Вот только неужели мы так и полетим в погоню за бандитами целой командой веселых наркоманов?

– Да нет же! – раздраженно сказал Язон. – Я же вам объясняю…

И в этот момент, точно по заказу, очередной сигнал аппарата связи оказался срочным вызовом с планеты Зунбар.

– Язон, пляши! – проговорил Сейн дурачась. – Я полностью закончил работу над твоим противоядием.

Но и сплясать Язон не успел. Прямо в кают-компанию ввалился Олааф.

– Плохо дело! – объявил он вместо «здрасте». – Мы можем упустить их. Потарапливайтесь, друзья!

Поторапливаться пирряне умели. Уже через три минуты каждый из них находился строго на своем месте в девяти самых мощных боевых кораблях, полностью готовых к вылету. А еще через полчаса было принято решение выдвигаться пока лишь на двух, и в режиме аварийного старта линкор «Арго» и линейный крейсер «Конкистадор» поднялись на околопланетную орбиту Моналои.

Конечно, полчаса – это было безумно много в условиях столь спешных сборов. Пирряне подготовились бы и за пять минут. Но задержка вышла по вине Язона, вдруг заявившего, что необходимо взять с собою кетчерский звездолет «Девятнадцать шестьдесят один».

– Это еще зачем? – не понял Керк.

– Интуиция подсказывает, что он может пригодиться. Пожалуйста, отдай приказ на погрузку.

– Хорошо, – согласился Керк. – Но только задвинем его в «Конкистадор». Там сейчас места побольше.

И пока решались чисто технические проблемы, Керк и Мета все-таки попытались вытянуть из Язона, какие соображения, помимо интуиции, заставляют его тащить с собою полумертвый агрегат не совсем карманного формата. Да еще с риском упустить время и потерять фэдеров навсегда, как их однажды уже потерял Специальный Корпус. Кстати, теперь они удрали почему-то не на «Сегере». Торопились, что ли? Взяли просто наиболее мобильный легкий крейсер с улучшенными ходовыми характеристиками.

– Понимаете, – сказал Язон. – В самой погоне кетчерская неработающая игрушка нам, конечно, не понадобится. Но я сильно сомневаюсь, что когда мы вернемся сюда, «Оррэд» будет стоять и ждать на том же месте. Эти древние звездолеты ведут себя порою очень странно. А нам с вами впервые попал в руки объект материальной культуры кетчеров, да еще, скажем так, их «докетчерского» периода. Этакую штуку терять непозволительно. В другой раз не подвернется. Ну, и в конце-то концов, как материальную компенсацию за моральный ущерб мы теперь имеем полное право взять диковинный звездолет себе. Фэдеры творят, что хотят, ну и мы ответим адекватно. Как это у них называется? Во, вспомнил: нон-лимит!

– «Нон-лимитом на нон-лимит отвечать нельзя!» – гласит Устав Огорода, – процитировала Мета.

– Ты что-то перепутала, дорогая, – улыбнулся Язон. – Только так они всегда и поступают.

Глава семнадцатая

Мете не надо было объяснять, каким образом теряются в кривопространстве сбежавшие туда корабли, если интервал между джамп-переходами беглеца и преследователя становится слишком велик. Она эту космическую акробатику проходила в своей жизни не однажды. И сейчас время было уже на пределе допустимого. Однако перейдя в особый режим полета, навигаторы «Арго» еще успели зафиксировать остаточный всплеск, вне всяких сомнений принадлежавший кораблю Крумелура. Им повезло: никто в ближайших окрестностях не нырял в кривопространство в данный промежуток времени. Впрочем, в этой части Галактики, весьма близкой к ее центру, и не могло быть слишком много лихих любителей рискованного перемещения в космосе.

А еще пиррянам помогало то, что они совершенно определенно знали тип и мощность фэдерского корабля. Наконец, неоценимую услугу оказал Олаф. Подслушавший переговоры Крумелура со Свампом и Ре, он в принципе знал, где намерены его бывшие друзья бандиты прятаться от пиррян. Точных координат места назначения добыть не удалось, но в качестве ориентира имелась информация о локализации корабля в звездном скоплении ЕС720, а также удалось выведать название планеты, на которую фэдеры держали курс. Название это Олаф ни в каких справочниках не обнаружил, так что привязка к планете могла иметь смысл только уже на месте. А вот координаты звезды он все-таки записал, но… Так записывают слова на чужом, непонятном языке. Для перевода в нормальную астрометрическую систему требовался профессиональный дешифровщик. Среди пиррян не было такого специалиста.

Поэтому Язон планировал оперативно выйти на связь с любым из обитаемых миров шарового скопления ЕС720 и получить именно там все необходимые сведения. Сейчас же главным было не упустить резонанса с остаточным всплеском и убедиться, что информация, полученная Олафом – не подставка. Подслушивание подслушиванием, но спешить в указанное место раньше беглецов нельзя ни в коем случае, тем более теперь, когда они, как хорошая охотничья собака, взяли след.

Рональд Сейн на легком суперботе тоже несся уже в кривопространстве. Вот ему-то пришлось дать в качестве ориентира то самое шаровое скопление. В случае ошибки совершит джамп-переход еще раз – что поделать! Маленький мобильный кораблик не был предназначен для движения через кривопространство в поисковом режиме – ему обязательно требовались четкие привязки. Рональд вез с собою всего одну коробку с ампулами антидота – только для пиррян – остальными наркоманами можно заняться и попозже.

Собственно, это были даже не ампулы, а полностью готовые к применению универсальные аптечки со встроенным шприцом, которые пристегиваются или прилепляются к предплечью возле сгиба локтя. Ведь изобретенный Сейном антидот не являлся индивидуальным веществом – аптечки были запрограммированы на весьма сложный и фантастически интенсивный курс биохимической терапии. Пятнадцать различных компонентов вводились в кровь человека в строжайшей последовательности и через точно соблюдаемые интервалы времени. Весь процесс занимал, по расчетам Сейна и его медиков, около восьми минут, но малейшее отклонение от программы сводило на нет все старания. Конечно, Сейн уже опробовал эту штуку на себе, и успех оказался стопроцентным. Вот почему остальное считалось делом техники. Вот только техника поиска в космосе была совсем нетипичным для Ронаьда Сейна делом. И ситуация стала окончательно нештатной, когда ожил джамп-передатчик и не назвавшийся толком корабль попросил о помощи. Чтобы помочь, разумеется, следовало вначале выйти в обычное пространство.

Двое телохранителей, сопровождавших хозяина одной из крупнейших фирм в Галактике, уговаривали его еще на Зунбаре никуда не лететь самому. Доставку груза можно было поручить хоть автомату, но Сейн настоял на своем. Он давно не видел друзей и хотел помочь им лично. Однако теперь, быть может, впервые в жизни, он чувствовал, что плохо понимает, как должен вести себя.

– Оказать помощь – наша обязанность, – полуутвердительно-полувопросительно произнес Рональд Сейн.

– А наша обязанность – оберегать вашу жизнь, – резонно возразили телохранители. – И еще необходимо доставить лекарство пиррянам до того, как они вступят в бой с фэдерами. Вы же сами говорили, что не знаете, какие еще гадости заготовил им коварный Крумелур.

Все это было истинная правда. Но привыкший всю свою жизнь помогать людям Сейн сказал:

– Давайте все-таки вынырнем и посмотрим, о какой именно помощи просит потерпевший бедствие.

– Не забывайте, у нас очень скромный по размерам и мощности, неидеально защищенный и уж совсем плохо вооруженный корабль, – напомнила охрана.

– Все равно вынырнем. Доверьтесь моей интуиции.

Телохранители предпочли довериться собственной интуиции. И вынырнули из джамп-режима «наполовину». Так это называлось на пилотском жаргоне. То есть генератор корабля устанавливался на автоматический возврат при малейшей опасной ситуации.

А ситуация оказалась не просто опасной. Их встретил даже не пиратский корабль, злонамеренность которого, в принципе, можно было оценить в считанные доли секунды и скрыться. Их сразу встретил целый шквал огня. И только новейшие защитные экраны и мастерство телохранителей, которые одновременно являлись пиллотом и штурманом, спасло жизнь всем троим. Но о дальнейшем движении навстречу пиррянам уже не могло быть и речи. Провалившийся в никуда супербот нуждался теперь только в буксировке. А чтобы найти, кто возьмет на себя роль космического эвакуатора, прежде всего требовалось наладить поврежденную связь. И ни пилот, ни штурман не брались сказать, сколько времни уйдет на это.

«Арго» и «Конкистадор», поддерживавшие постоянную связь между собой вынырнули из кривопространства в сотне километров друг от друга, и следящие приборы обоих кораблей тут же зафиксировали фэдерский крейсер, уже заходящий на посадку. Им не пришлось искать ни звезду, ни планету. Просто блестяще исполненная полицейская операция! Вот только что делать дальше? Предложение Стэна тут же и расстрелять крейсер отвергли большинством голосов. Собственно, что такого сделали фэдеры? Разве они объявляли войну? Даже деньги все сполна заплатили. Ну, а то, что напоследокпревратили пиррян в наркоманов. Ну, извините, это они так, сгоряча. Уж больно сильно расстроились, ведь услуга, оказанная пиррянами, оказалась для них медвежьей. Одновременно с уходом монстров планета Моналои перестала быть столь привлекательной для наркобизнеса. Вот и кинулись бандиты на поиски новых приключений, а пиррян на всякий случай хотели немножко обездвижить. Чтоб не мешались хотя бы на первом, самом сложном этапе. Кто их знает, пиррян, что им в голову придет?

Так рассуждал Язон, но концы с концами не сходилдись у него полностью. Какая-то загадка во всей этой истории оставалась. И, как всегда, хотелось разобраться досконально, а не рубить с плеча. Не говоря уже о том, что кроме крейсера со всеми фэдерами на борту существовала еще целая фэдерская эскадра и тысячи деловых партнеров по наркобизнесу на многих мирах Галактики. Как отнесутся они к дерзкой тактике первого удара? Нет, нельзя так сразу уничтожать людей, знающих слишком много. Опасно это. Надо вступать в переговоры.

Язон сумел убедить в этом пиррян, тем более что реальной угрозы на данный момент не ощущалось. Даже один линкор «Арго» был не сравним по мощности с жалким крейсером Крумелура, а уж вместе с «Конкистадором»!.. Если, конечно, на этой неизвестной планете фэдерам не окажут военную помощь. А вот сейчас и узнаем! Так же интереснее. Подобный, почти детский аргумент был, кстати, тоже не последним по значению для пиррян. В общем, решили следовать и дальше за фэдерами, а в переговоры вступать немедленно.

Но Крумелур упорно молчал. Вряд ли у них связь сломалась. Не бывает так. Здесь явно проглядывало что-то другое.

Фэдерский корабль приземлился на старом заброшенном космодроме. Пирряне пока воздерживались от посадки. Они осторожно совершили несколько облетов вокруг планеты и убедились, что она практически необитаема. Или жители пытаются изобразить необитаемость. Неприятная обстановка. Настораживающая.

В этих условиях казалось особенно важным дождаться Сейна. Но тот опаздывал и на вызовы почему-то тоже не отвечал. Язон уж было подумал, что кто-то хитрым образом блокировал им все системы связи, когда эти подозрения рассеял Крумелур, самолично вызвавший Язона.

– Садитесь на планету, – попросил он. – Мы готовы поговрить с вами спокойно, но не в космосе. У нас не все в порядке с энергоблоком крейсером. Не хотелось бы прямо сейчас подниматься на орбиту.

Звучало не убедительно, но расспрашивать о подробностях хитрюгу-фэдера – себе дороже. Только еще сильнее запутает.

– Слушай, – спросил Язон у Керка, – а почему тебе так не терпится сначала получить антидот от Сейна, а уж потом вступать в переговоры с Крумелуром.

– Ну, – задумался Керк, – логики тут особой, пожалуй, и нет, но пока я ощущаю себя зависимым от какого-то проклятого чумрита, мне вообще неприятно общаться с людьми, тем более с врагами. Он сделал это, чтобы унизить меня, нас всех. Избавившись от заразы, я буду вновь чувствовать себя победителем. А пока, понимаешь, мне просто неуютно как-то…

– Но где же Сейн, – спросил Бруччо нетерпеливо. – Что он обещал тебе?

– Сейн очень обязательный человек, – проговорил Язон. – К сожалению, я вынужден предположить, что он попал в беду. Значит, придется задействовать резервный вариант…

– Какой еще резервный вариант? – спросил Керк.

Язон не успел ответить. В кают-компанию ворвалась Мета:

– У нас серьезный сбой в главном реакторе. Объявляю общую тревогу и аварийную посадку на планету.

– А может, лучше аварийную стыковку с «Конкистадором»? – предложил Керк. – Эвакуируемся туда в случае чего.

– Можем не успеть, – жестко сказала Мета.

– Настолько серьезно? – удивился Стэн.

– Более чем!

И Мета умчалась обратно в капитанскую рубку. Она даже не советовалась ни с кем – она приняла решение и действовала.

Резкий маневр швырнул всех на пол. А уже через пять минут линкор стоял на взлетном поле заброшенного, поросшего травою космопорта в полукилометре от фэдерского крейсера и тут же рядом приземлился «Конкистадор». Другого выхода не было. Если реактор будет на грани взрыва без помощи второго звездолета не обойтись. Язон тоже стоял рядом с Метой и на большом экране наблюдал, как под вой аварийной сигнализации и беспорядочное мигание разноцветных огоньков пирряне бегают по кораблю в отчаянной попытке спасти ситуацию. Но люки были уже открыты, а команда «Конкистадора» готовилась встретить у себя весь экипаж «Арго».

– От чего это могло произойти?

– Не знаю, – сказала Мета. – Но думаю, что это диверсия.

– Весело, – сказал Язон. – Значит, Крумелур и здесь успел побывать. Хорошо, что мы сразу не вступили в бой, а то, пожалуй, разлетелись бы на молекулы, раньше чем начали стрелять.

– Чушь! – огрызнулась Мета. – Как раз и надо было сразу убивать всю эту мразь. А вот сейчас, к сожалению, не до них.

– Постой, – спросил вдург Язон. – А как называется эта планета?

– Ты что, уже был здесь когда-то? – Мета смотрела на него непонимающе.

– Возможно.

– Все время тебя какие-то глупости интересуют за полминуты до возможной гибели! Не помню я. Олаф говорил что-то… Ах, ну да! Название еще такое простенькое – Трампа.

– Трампа? – переспросил Язон. – Или Трама? Впрочем, какая разница! Хорошо еще что не Фэлла^[11]. Это было бы уж слишком откровенно!

Мета ничего не поняла, а Язон вдруг начал громко хохотать. Что еще оставалось делать в такой ситуации? Иногда знание языков бывает очень полезным. Если только успеваешь применить его своевременно. Но теперь-то к чему все это?

Неожиданный приказ отдал Стэн:

– Срочно всем уходить!

Буквально через секунду распоряжение продублировал Керк. А уже на бегу, в переходе пиррянский вождь объяснил Язону:

– Стэн обнаружил бомбу, заложенную в реактор. Сумел обезвредить ее, но нет никакой уверенности в том, что это единственное устройство. Слишком много систем разладилось на «Арго» одновременно.

– Где Олаф? – спросил Язон в ответ на это.

– Олаф вызвался помогать как специалист по аварийным ситуациям. Первым побежал в реакторный отсек, но, как выяснилось, по дороге свернул к шлюзу и был таков.

– Ну, тогда теперь самое время шарахнуть по фэдерскому крейсеру из главного калибра!

– Неужели я слышу это от тебя, Язон? – удивился Керк.

А на «Конкистадоре» все было в порядке. Кроме одного: все виды мало-мальски серьезного оружия оказались блокированы загадочной внешней силой. Кто бы мог подумать, что у легкого крейсера найдутся в арсенале столь хитрые и могучие средства. Или это на заброшенном космодроме скрывалась под землей какая-нибудь кетчерская гадость. Ловушка, она и есть ловушка!

Язон, конечно, еще на бегу рассказал Мете, Керку и Стэну об этой милой шутке фэдера Олафа.

– Но мне кажется, что это и есть только шутка, – предположила Мета. – Выбрали необитаемую планету с издевательским названием и заманили нас сюда.

– А мне кажется, что все гораздо хуже, – проговорил Стэн, но объяснить свою мысль уже не успел.

Они четверо последними вбегали на Конкистадор», а как только люки были задраены, раздался чудовищной силы взрыв.

Все-таки была на «Арго» вторая бомба! А может, и не одна.

Защитные системы линейного крейсера «Конкистадор» сработали автоматически. Не пострадал ни один человек, ни один функциональный блок, даже внешние датчики приборов остались целы. И только обломки «Арго», падая с высоты, на которую их подняло взрывом, гулко и грустно прогрохотали по броне. Когда же дым рассеялся, стало видно, что крейсер Крумелура уже поднимается над землей.

Связь работала без помех, и Язон вызвал лично Олафа. Фэдер-предатель охотно вступил в разговор.

– Почему ты так поступил, Олаф?

– Потому что здесь мне больше заплатили, – последовал на удивление простой ответ. И, что любопытно, похоже, честный.

– Мы дали тебе свободу! – не удержался Язон. – И вообще, откуда ты знаешь, сколько заплатили бы мы?

– Но вы же не для меня старались, верно? – резонно возразил Олаф. – Свободу я получил бы и так, своим чередом. А по поводу денег… Язон, у тебя никогда не будет их столько, сколько имеют короли наркобизнеса. Я же говорил, по-настоящему большие деньги всегда в крови. А ты все норовишь чистеньким остаться!

– Много ты обо мне знаешь! – процедил Язон с ненавистью. Теперь-то уж я точно не захочу остаться чистеньким. Ох, с каким удовольствием я окрасил бы твоей кровью наконечник своего боевого копья!

Это было что-то из лексикона всадников Темучина. И вспомнилось не случайно. Цивилизованные привычки только мешают при общении с подобными людьми. Чем больше ты похож на дикаря, тем выше твои шансы на победу.

– Понимаю твои эмоции, Язон, но тебе уже никогда не дотянуться до фэдеров. Планета, на которую вы сели, это действительно трампа, то есть ловушка. Она характеризуется повышенной сейсмической активностью. Здесь отмечены непрерывные вибрации земной коры. И частота их абсолютно точно совпадает с частотой прежних моналойских колебаний. Дальнейшие комментарии требуются? Мангнитное поле, атмосфера, растительность – все здесь такое же – абсолютная двойняшка нашей любимой планеты. Прошу любить и жаловать, Так что надеюсь, сообразите не кидаться за нами в погоню…

– Идиот! – зарычал стоявший с ним рядом Крумелур.

Очевидно он как раз рассчитывал на то, что пирряне, как люди импульсивные, резко стартуют, не подумав и все умрут в один миг. Олаф – умышленно или случайно – сорвал этот план.

– Идиот! Ты вынуждаешь меня идти на крайнюю меру.

«Ах, у них еще и крайняя мера есть!» – успел подумать Язон прежде чем их накрыла абсолютная темнота и тишина.

Что могли предпринять пирряне в те короткие секунды между угрожающими словами Крумелура и залпом из неведомого орудия. Да ничего! Если бы в бога верили, помолиться бы успели, а так…

Было темно и тихо. По ощущениям продолжалось это довольно долго, секунд тридцать, не меньше. Словно весь мир пропал. Не стало ничего: ни людей, ни звезд, ни планет, ни пространства, ни времени…

Потом все вернулось. В смысле ощущений. А в смысле материальных объектов вернулось далеко не все.

Фэдерского крейсера и след простыл. «Конкистадор» же являл собою зрелище не менее жалкое, чем «Арго» после ядерного взрыва. Какие-то оплавленные обломки вместо могучей брони. Внутренние помещения сохранились лучше, но все равно в случае приличного дождя в них вряд ли будет теперь уютно.

Пирряне ошарашенно огляделись, посчитали людей по головам. Жертв не обнаружилось, даже не ранен никто.

– Что это было? – тихо спросил Керк в полной растерянности.

Было с чего растеряться, в такой ситуации даже Клиф или Ронус, светлая память им, вряд ли сообразили бы, в кого стрелять.

– Что это было? – переспросил Язон. – Думаю, оружие кетчеров, которое совсем не по праву досталось этим недоумкам. Мы все должны были умереть. Знаете, почему остались живы?

– Я уже догадался, – сказал Керк, оглядываясь на заваленный каким-то обгорелым хламом, но абсолютно неповрежденный звездолет «Оррэд».

– Почему же кетчерский звездолет защищал нас от оружия кетчеров? – удивился Стэн.

Объяснил Арчи:

– Все очень просто. «Девятнадцать шестьдесят один» уже много тысяч лет совсем не кетчерский звездолет. Ведь он был побежден и все-таки, мне кажется, подчинен чужой воле. «Оррэд» – всего лишь новое обличье нашего старого знакомого звездолета «Овен». Ну а «Овен», сами понимаете, Язона динАльта в обиду не даст. Люди, которые верят в бога, называют подобное явление ангелом-хранителем.

– Ну, и что дальше? – вклинилась Мета в их сугубо теоретическую беседу. – Вы хоть знаете, что связь не работает? Никакая.

– Здорово! – сказал Тека. Останемся здесь жить, что ли? Я, между прочим, посчитал, пиррянский организм способен протянуть на чумрите в полтора раза дольше обычного…

– Плохие шутки, Тека, – пожурил Керк. – Язон, Арчи, Мета, неужели мы сдадимся? Реанимируйте «Оррэд», и полетим на нем. Другого выхода все равно нет. Кто нас станет искать в этом захолустье?

– Ну, положим, – возразила Мета, – оставшиеся на Моналои пирряне душу вынут из фэдеров, чтобы узнать, где мы.

– Спорная мысль, – заметил Стэн. – Во-первых, фэдерам вовсе не обязательно возвращаться на Моналои, а во-вторых, они же считают, что убили нас. Неужели станут сообщать кому-либо место захоронения?

Интересный получался разговор. Но Язон не верил в возможность улететь с Трампы на «Оррэде», а вот задействовать систему связи древнего звездолета – это было более реально. Над этим он сейчас и задумался. Поэтому разгоравшуюся дискуссию слушал так, вполуха. Но наконец, не выдержал:

– Да вы о чем говорите-то, друзья?! Можно, конечно, попытаться с помощью «девятнадцать шестьдесят один» послать в пространство сигнал о помощи, но это на крайний случай. А вообще-то здесь скоро будет Долли.

– Кто? – удивилась Мета.

– Долли Сейн. Это и был наш с Рональдом запасной вариант. Я успел выйти на связь с Долли перед самой посадкой сюда, и она запеленговала наш корабль. Значит будет искать нас именно здесь.

– А сам Рональд? – спросил Керк.

– Рональда будем искать все вместе. Надеюсь, он все-таки жив, хотя теперь уже совершенно не сомневаюсь, что именно люди Крумелура перебежали Сейну дорогу.

– И почему мы не взорвали их сразу? – задал риторический вопрос Стэн. – Почему не уничтожили вместе с их проклятым Томхетом.

– Сказать, почему? – улыбнулся Язон. – Вы слишком увлеклись конкретной задачей – победой над высокотемпературными монстрами. А я вам сразу сказал: не с теми воюете.

Стэн хотел было ответить, но тут из облаков словно белая птица – выскочила их спасительница на шикарной прогулочной лодке класса «тукан».

«Вот легкомысленная девчонка! – подумал Язон. – В космосе бандит на бандите, а она порхает словно бабочка с цветка на цветок. Впрочем, если чуешь врага за тысячу парсеков, как это умеет Долли, можно, наверно, и в одном скафандре от звезды к звезде перелетать. Вот только где оно было, это хваленое предвидение и предчувствие, когда флибустьеры накрыли всю твою семью…»

Не кстати вспомнил о грустном. Такая злоба охватила сразу на всех мерзавцев вселенной, что он до боли в пальцах сжал рукоятку прыгнувшего в ладонь пистолета и чуть было не начал палить по черному от копоти, искореженному и страшному остову любимого линкора «Арго».

«Вот и сыграл ты, Солвиц, до конца свою пьесу на сюжет древней легенды! Корабль «Арго» разрушен. И Язон динАльт, выходит, должен был погибнуть под его обломками. Шиш тебе, Солвиц! В самом последнем акте я вновь тебя перехитрил».

Эта мысль вернула ему чувство юмора и бодрость. Язон повернулся в сторону Долли и крикнул:

– Привет, избавительница!

А веселая рыжая девчонка, сверкая изумрудами глаз и широко улыбаясь, шагала к ним. На вытянутых руках она держала маленький чемоданчик с распахнутой крышкой, под которой словно пирожные, подаваемые к праздничному столу, лежали рядами розовые кругляши индивидуальных аптечек с антидотом Сейна.

А следом из лодки выбрался Робс, вооруженный до зубов, повзрослевший, солидный и теперь уже наверно не просто друг, а жених Долли. Он тоже улыбался и словно бы виновато разводил руками. Мол, разве могу я эту дуреху куда-нибудь одну отпустить?

Глава восемнадцатая

Стратегию дальнейших действий разрабатывали быстро но тщательно. Ошибиться было никак нельзя, но и момент упустить не хотелось.

Прежде всего в ходе мозгового штурма пришли к выводу, что фэдеров можно искать только на Моналои. По всему выходило, что им необходимо туда вернуться. И оставшихся пиррян надо успокоить, наплести что-нибудь, дабы те раньше времеин на поиски не кинулись; и свои вещички собрать. Чай, ценного-то на планете немало осталось. Одного чумрита произведенного и упакованного – на многие сотни миллиардов. Солидный флот, арсенал огромный, прочая новейшая техника – не бросать же это все на расхищение глупым султанам да калхинбаям! Несколько дней на сборы фэдерам точно понадобится. Да еще они будут делать вид, что никуда не улетают, а это тоже замедляет процесс.

Ну а уж после неизбежного бегства с Моналои искать паразитов станет намного труднее. Разве что Гроншик поможет, если его как-то заинтересовать. Но о таком варианте не хотелось думать. Вот почему следовало все-таки торопиться.

Но правильно говорят: потарапливайся не спеша. Что может быть хуже, чем засветиться раньше времени? Пока Крумелур думает, что нет больше на свете ни Язона, ни Керка, никого из руководства Мира Смерти – все козыри на руках у пиррян. А это значит: никаких попыток связи с известными фэдерам планетами. Просить поддержки у пиррянской эскадры на Моналои – исключено. Даже на Пирр за помощью обращаться крайне рискованно, И на Зунбар – тоже. За ним уже наверняка следят агенты Крумелура. Есть неплохие корабли у Ховарда на Джемейке, но и там есть риск угодить в поле зрения бандитов. Ведь фэдеры контактируют с Ховардом, значит, и в этом варианте случайно можно засыпаться. Кто еще? На Кассилию, что ли, обратиться? Был там такой человечек – Роджер Уэйн. Многим Язону обязан. Вот только планета Кассилия отродясь не славилась военным флотом. Кроме того несчастного проекта со зведолетом «Сегер». Да и то, разве ж его кассилийцы строили? Голденбург деньгами помогал – вот и все.

Обсуждение шло в безумном ритме торопливых, рваных, недоговоренных фраз, в ритме неизбежного перескока с одного на другое.

И вдруг Стэн сказал:

– Братцы! А зачем нам искать большой и могучий военный звездолет? Нам же подойдет любой транспортный. Главное, чтобы все поместились вместе с «Оррэдом», и чтобы он домчал как можно быстрее. Вот и все. А на Моналои наши главные силы висят на орбите в полной боевой готовности, как и прежде. – Точно! – обрадовалась Мета. – Один «Аллигатор» чего стоит!

– А крейсер «Бригетто»? – подхватил Тека.

– Нет проблем, – подытожил Стэн. – Учитывая фактор внезапности мы разобьем в пух и прах весь Томхет за полчаса.

Телохранители Рональда Сейна сумели наладить передающую и приемную аппаратуру весьма оперативно. Долли вышла с ними на связь и кассилийский торгово-транспортный звездолет подобрал владельца «Зунбар Мэдикал Трейд» еще по дороге на Трампу. А от Трампы до Моналои звездолет вела Мета. Из джамп-режима в атмосферу она уж решила не выскакивать, но во время разгона и торможения не жалела никого – двадцать g и ни единицей меньше. Да и кого было жалеть? Кассилийскую команду? Потерпят, не маленькие. А остальные все были на борту пирряне. Ведь Рональд вместе с дочкой, Робсом и бодигардами на прогулочной лодке полетел. А супербот латали пирряне, убивая время в джамп-режиме.

Тактику нападения особо долго не продумывали. Сразу решили: штурмовать надо ночью. По жилым кварталам не бить, даже по зданию космопорта – не стоит. Уничтожить в первую очередь боевые корабли и – глубинными бомбами – бункер, где окопался старый Ре и все его бандиты. Ну а если кто чудом из-под удара выскользнет, так это на утро ясно станет. Вот и все.

Прибыли под покровом темноты. Провели радиоразведку. Местонахождение фэдеров установили с абсолютной точностью. Пиррянам несказанно повезло: вся банда именно в эту ночь собралась на совещание почему-то не в бункере, а в здании космопорта Томхет. Кто там еще мог быть в такое время, кроме охраны? Жалко, конечно, ни в чем не повинных парней, но в конце-то концов, у них работа такая. Знать должны, к кому нанимались. В общем, пиррянам так хотелось уничтожить персонально всех фэдеров, что первый удар нанесен был именно по зданию, а не по кораблям. Рискованный ход, но, может, и верный в итоге.

Просто бой завязался после этого нешуточный. Пирряне превосходили монолойцев по численности и по общей огневой мощи, но эффективность отдельных видов оружия выше оказалась у фэдеров. Оборона Томхета была продумана и отлажена прекрасно. Видать, не первый раз от захватчиков отбивались. Но конечно, не от таких. Пиррянам не было равных в ярости и упорстве. И разумеется, пирряне победили, но только уже ближе у утру, а не через полчаса, как планировал Стэн. И жертвы были. Не много, но были. А уж про материальные потери и говорить не стоило.

Точнее, на утро только про них и говорили. Чем еще было заниматься? Вот и сидели, подсчитывали.

Керк спросил:

– Ну и что, Язон? Хоть как-то оправдалась эта наша замечательная экспедиция? Или лучше бы дома сидели?

– Дома сидеть скучно, – назидательно произнес Язон. – А вообще пока у меня получается два миллиарда в плюсе. Как раз стоимость «Арго» и «Конкистадора». А если бы нам их не сожгли…

– Да если бы еще все обошлось без боя и человеческих жертв, да если бы привлеченных средств не использовать, да если бы…

– Ладно тебе Керк, не подтрунивай. На самом деле, я еще далеко не все посчитал. Есть такие вещи, как «Оррэд» и вообще неоценимая информация о кетчерах и «Овне». Дай срок. Я из всего этого такие деньжищи извлеку! И я уж не говорю о том, скольких людей мы спасли от смерти. Ты подумал об этом?

Керк не думал об этом. Он ужасно устал и соскучился по дому. Когда еще они так надолго покидали родную планету? Как оно там сейчас? Не стало ли хуже? Душа пиррянского вождя всегда не на месте, когда он далеко от родной планеты. И что такое творится в последние годы? Опять они чужие проблемы решают, а в своих – ну, никак не разберутся! Что обещал пиррянам этот хитрый Язон? Отыскать разгадку тайны Пирра на какой-то далекой планете. Вот только если б он еще знал, на какой…

А Язон тоже устал безумно. Он даже не помнил толком, когда приехали эти… врачи. Ну, то есть не врачи, а – как их? – что-то вроде армии спасения. Наконец, он вспомнил хоть название – Галактический Красный Плюс.

Несколько сотен отлично тренированных и прекрасно обученных ребят, вызванных по инициативе Сейна, взялись за обеззараживание планеты Моналои. Сначала давали антидот людям, потом животным, наконец, принялись делать что-то с растениями и даже с водой во всех открытых пресных водоемах – реках, озерах, ручьях. Специалисты, одно слово!

Выяснилось, между прочим, что Галактический Красный Плюс – это могучая межзвездная организация, работающая в чем-то даже более четко и слаженно, чем Специальный Корпус.

Кстати, Язон не сомневался, что среди этих санитаров затесалось немало и переодетых полицейских. Но теперь это было уже неважно. Обещание свое пирряне сдержали. Язон сказал, что не будет «стучать» на фэдеров – и не «стучал». А сегодня все равно ни одного фэдера в живых не осталось. Однако осталось желание быть честным перед самим собой. И он не сообщал ни о чем ни Бервику, ни Бронсу. Пусть эти важные господа узнают обо всем из прессы. Или от своих тайных агентов.

А Красный Плюс – контора совсем другая. Что-то Язон про них слышал раньше краем уха, но по разным причинам сталкиваться ни разу не приходилось. А вот пожалуйста: существуют, оказывается, уже чуть ли не тысячу лет и людям помогают!

Возникла же благотворительная эта организация в тот год, когда на целом ряде планет вспыхнули страшные пандемии и возникла угроза распространения смертельных вирусов через космическое пространство на всю Галактику. Название организации, кстати, позаимствовано было из истории Старой Земли, но в связи с оголтелой антирелигиозной пропагандой того времени, подозрительное слово «крест», при полном сохранении традиционной символики заменили на более нейтральное – «плюс». Ну, а действительно, какой это крест? Крест совсем иначе рисуют. А у медиков должен быть плюс – как символ перечеркнутого минуса, то есть болезни.

Тогдашний Красный Плюс был натуральной спецслужбой со всеми ее прелестями: неоправданной жестокостью, абсолютной секретностью, чрезвычайными правами и неограниченной властью. Эпидемии были остановлены. А организация осталась. Настоящие спецслужбы имеют свойство самосохранения при любых режимах и во все эпохи. Уходят цели, но остается братство профессионалов. А цели Красного Плюса и не ушли полностью, да и не могли уйти.

Открыть новую необитаемую планету земного типа – такое малореально в современном мире, а значит, и новых возбудителей болезней не предвидется, но это в традиционном смысле. А мало ли каких чудес можно ждать от природы? Не говоря уже о людях. Вот взяли, например, и придумали чумрит. Красный Плюс его прохлопал. Но – спасибо пиррянам и Рональду Сейну – узнали, прилетели, взялись за дело.

Язон понимал, что работы этим ребятам хватит надолго. Потом, глядишь, еще и на Элесдос полетят – тамошних девочек спасать. А уж с какими социальными проблемами столкнутся моналойские власти уже после ухода отсюда Красного Плюса, Язон даже приблизительно не мог себе представить. Точнее, мог, но не хотел. Думать ему об этом было просто тошно. Ну, не собирался он вешать на шею пиррянам, а главное на свою шею еще одну слаборазвитую неблагополучную планету. Может, когда-нибудь и заглянет сюда узнать: мол, как дела? А так – слишком много еще осталось нерешенных задач у себя дома. Вот так он и подумал о Мире Смерти – в который уж раз? – у себя дома.

– Что, грустно улетать? – спросил Язон у Меты, когда планета Моналои, стала уже маленькой точкой на обзорном экране.

Крейсер «Бригето» еще не вышел, но готовился к выходу в кривопространство.

– Откуда? Из этого гадюшника? – удивилась она.

Язон пожал плечами.

– А мне всегда грустно улетать. Пятая сотня планет перед глазами мелькает, а все равно – каждый раз грустно.

– Я этого не понимаю, – призналась Мета. – Я домой хочу. Пойдем вместе к Арчи заглянем.

Арчи сидел за столом и кормил папегойского макадрила банановой кашкой, приговаривая:

– Что, Мальчик, будем лечиться или хочешь остаться наркоманом?

Макадрил лопал за обе щеки, улыбался, как человек, похоже, хотел всерьез завязать с вредной привычкой.

– Это античумритные бананы, – пояснил Арчи. – Укол-то я ему уже давно сделал. Представляешь, животные, особенно мелкие, гораздо тяжелее переносят абстиненцию.

– Мне бы твои проблемы, Арчи, – проговорил Язон.

– А что?

– Да ничего. Надоело все. Столько народу за мной охотится! Просто все с ума посходили. А думаешь, почему? Я к себе феномены притягиваю. Всегда так было, а на этот раз, ну прямо какой-то парад феноменов: Фуруху, Виена, Энвис, Олаф, горячие монстры, звездолет этот немыслимый, да, в конце концов, и Крумелур – своего рода феномен.

– Брось, Язон, Крумелур твой – обыкновенный подонок со способностями чуть выше среднего. Вот сам ты – это точно, феномен. Рассуждаешь очень интересно: совершенно восхитительный мальчик – это у тебя ерунда, а какие-то ничтожные бандиты, которых давно пора из головы вытряхнуть – феномены.

– Ты все шутишь Арчи, а я вот вспоминаю все время, как Бервик боялся три феномена в одном месте собрать. Нельзя говорил, уникальных флибустьеров и уникальный «Овен» на уникальную планету Пирр одновременно привозить. Но четвертый феномен – уникальный Язон динАльт – все эти неприятности нейтрализовал. Разве не так?

– Возможно, – задумался Арчи, – но полагаю, что на самом деле все гораздо сложнее. Бервик мыслил слишком примитивно. А помнишь, Старик Сус уверял тебя, что на Джемейке было собрано все зло в одном месте? И тоже самое рассказывал Солвиц про поверхность своего астероида. Моналои – это по-моему, третий по счету такой же эксперимент.

– А ты, Язон, – сказала вдруг Мета, – наоборот невольно притягиваешь к себе все доброе в этом мире. Как тебе такая гипотеза?

– Да нет, Мета, ты меня идеализируешь, – вздохнул Язон. – Гадости всякой ко мне тоже порядком прилипает. Скажи вот нам лучше, Арчи, что ты думаешь о кетчерах. Эти-то на кой ляд феномены у себя коллекционируют? Действительно, что ли, конец света приближают?

– Про кетчеров я тебе ничего не скажу, – ответил Арчи сурово, – про них я только еще начал думать.

– Ну, а про Фуруху?

– Что про Фуруху? – Арчи явно не понял.

– Да ты хоть видел, что творит этот моналоец?! Он уже разговаривает на пятнадцати языках, справочники наизусть шпарит, и самому Бруччо задает такие вопросы по биологии, что старик теряется.

– Пусть ко мне зайдет, – сказал Арчи. – Я не растеряюсь. Сам ему сам пару интересных вопросов задам.

– А ведь обязательно зайдет. Даже не сомневайся. Ты хоть понимаешь, что все это неспроста? Появление такого феномена.

Вошла Миди.

– Ой, ребята я только что от Виенки, она со своим Фуруху влезла по уши в компьютер – не оттащишь. Понимаете, людей-то она и раньше худо-бедно видела, своим внутренним зрением, а вот вся техника – это для нее сплошная новизна, полный восторг. Смотрит и никак не наглядится.

– Ну, не знаю, как на других людей, – улыбнулась Мета, – а на Фуруху она тоже смотрит подолгу.

– Два феномена, – пробурчал Язон. – Во семейка-то будет! Представляю себе, кто у них может родиться.

– Слушай, – сказала Миди, – что ты все ворчишь. У всех такое настроение хорошее, а ты все ходишь и ворчишь, как старик.

– А я и есть старик, – произнес Язон как-то слишком уж серьезно.

И обе девушки рассмеялись.

Тогда Язон смерил Миди долгим укоризненным взглядом и вдруг заметил:

– ЭЙ, Миди, да ты какая-то другая стала!

– Ну наконец-то! – рассмеялась Миди. – Вот у нас кто слепой – руководитель проекта Язон динАльт! Мы с Арчи еще на Пирре решили: пора. Теперь у нас будет маленький.

– Ну, положим, маленький у вас уже есть, – серьезно заметил Язон, кивнув в сторону макадрила.

И разноцветный пушистый Мальчик весело запрыгал, вмиг догадавшись, что речь идет о нем. Удивительно смышленый зверек!

– Да ладно тебе! – махнул рукою Арчи. – Между прочим, будет именно мальчик.

– Сколько месяцев? – спросил Язон.

– Уже четыре.

– Поздравляю, удачи вам.

– Рано поздравлять, чудак ты человек! – возмутился Арчи.

– А, перестань! Домой ведь летим. Теперь все нормально уже.

Потом Язон помолчал и добавил:

– Вот ты почему поседел, старина Арчи…

– Не знаю, – ответил юктисианец, потупившись. – Я вот думаю покраситься под цвет моего любимого зверька – карликового папегойского макадрила по имени Мальчик. Представляете, как это будет красиво?

Корабль на какую-то долю секунды ухнул в невесомость, потом ускорение резко возросло, снова уменьшилось. И так все чаще и чаще. Стандартный переход в джамп-режим через короткие знакопеременные перегрузки. У новичков это вызывает тошноту, а у бывалых – только легкое головокружение, почти эйфорию.

– С этими все ясно, Мета, – сказал Язон. – Они теперь будут волосы красить, дурацкие прозвища друг другу придумывать, песенки петь. А потом родится новый человечек, и они окончательно поглупеют. Пойдем-ка лучше к обзорному экрану. Не хочешь?

– Пошли, – согласилась Мета.

И она, вдруг тоже загрустив, произнесла:

– У Миди будет ребенок.

– Ну и что? – не понял Язон.

Потом, кажется, сообразил и добавил:

– Извини. Ты вспомнила о погибшем сыне?

– И о нем тоже. Но я почти не помню этого мальчишку. А вот второй… Он пропал куда-то. У нас было не принято интересоваться судьбами своих детей. Но теперь-то все по-другому. И я очень хочу разыскать его.

– Обязательно разыщем, – пообещал Язон. – Как только прилетим, сразу этим и займемся.

Он говорил абсолютно искренне. Он больше не хотел думать ни о каких чужих проблемах – только о своих собственных. В конце концов, может быть у Язона динАльта простое человеческое семейное счастье? Может или нет? А от мыслей о всяких феноменах и Солвицах его уже тошнило.

Хотя он прекрасно знал, что уже очень скоро все равно вернется к разгадыванию всех этих тайн. И опять улетит куда-нибудь далеко-далеко. Ну и ладно! Это будет позже.

А мальчишку обязательно надо разыскать.

– Как его зовут? – спросил он Мету.

– Джонни, – ответила она.

Потом улыбнулась и крепко обняла своего такого замечательного мужа.

Берлин – Москва, март-июнь 1998 г.

Гаррисон Гари Недруги по разуму

Руги – Дети Великой Пустоты. Они странствуют среди звезд, и сияние светил галактики озаряет дорогу, по которой Рой мчится из конца в конец Вечности.

Кодекс Первого Навигатора

Глава 1

Новооткрытый мир сиял на мониторах каплей зеленовато-синей влаги, отторгнутой от плоти океана, но не потерявшей своего чарующего блеска. Великолепный мир, с кислородной атмосферой, высоким тяготением, массой органики и воды, – то, что нужно для таинства керр’вадака, для зарождения новых жизней и прощания с умершими. Большая удача – найти подобную планету всего лишь на восьмом прыжке, тем более что половина из них пришлась на межгалактическую пустоту, где лишней пылинки не встретишь. Дже’кана, благородный эрдж, Хозяин-Навигатор «Звездного зверя», большого девятипалубного транспорта, не мог поверить в свой успех, пока его не подтвердили Измерители. Но после их доклада он уже не сомневался: находка была столь драгоценной, что он, очевидно, удостоится Продления Жизни, высшей из наград, какая положена ругу клана Куа. Отчего бы и нет? Разве в его роду не было Творителей? Он тоже переживет керр’вадак и станет одним из них! Может быть, даже Великим Навигатором!

Тут дыхательная щель на спине Дже’каны непроизвольно расширилась, кожистый клапан, прикрывающий ноздрю, заколыхался, и Навигатор испустил странный для человеческого уха звук, нечто среднее между придушенным хрипом и визгом. Он тут же постарался успокоиться, умерить обуревавшие его чувства; не время для восторгов, когда впереди ожидает труд! Хоть и не очень сложный, зато ответственный.

Несколько мгновений он разглядывал переливавшийся над ним купол Памяти и размышлял, не разделить ли эту ответственность с Играющей Молниями, Творительницей, спавшей сейчас в боевом модуле вместе с командой Защитников. На борту «Звездного зверя» только сам Дже’кана и его Советник Пи’тхау принадлежали к красному поколению; весь остальной экипаж, не считая трех дюжин Зеленых юнцов, был укомплектован Желтыми. Что еще нужно для транспортного корабля, посланного в разведку? Покорять миры, пустынные или заселенные хадрати, – не его задача. Собственно, и не Играющей; когда весь Рой окажется в этой галактике, тогда и наступит черед задуматься о покорении. А сейчас…

Он вытащил средние пальцы из отверстий в пульте Памяти, так и не послав сигналы пробуждения. Пусть Творительница отдыхает! И пусть отдохнут все ее красные Защитники! С этой мыслью Дже’кана повернулся к Помощнику Ди’кло, сидевшему у консоли связи, и приказал отправить автоматические зонды, а следом – малый десантный корабль. Задача у них была простой: зонды картографируют поверхность, затем корабль спустится, и Тактик с Измерителями осмотрят новооткрытый мир, возьмут стандартные пробы, а если планета обитаема, прихватят образец разумной жизни.

Образец совсем не помешает, если тут водятся хадрати. Во-первых, это хороший источник информации о найденном мире, а коль повезет, то и о всей галактике, в которой клан Куа намерен обосноваться прочно и надолго; а, во-вторых, как вообще обойтись без хадрати? С собой ведь их не привезешь… разве что некоторых, вроде болтливых мринов… Все остальные хадрати Куа достались клану Зи, вместе с дюжиной дюжин планет, полных воды, минералов и превосходной органики… Память о прошлом и о покинутой родине с ее неистощимыми запасами так опечалила Дже’кану, что он внезапно почувствовал голод и, ткнув пальцем в отверстие синтезатора, поднес ко рту выпавшую в приемник пищевую капсулу.

Затем он оглядел отсек управления – серповидный, с овальными и круглыми экранами, светившимися над изогнутым пультом, и возвышением посередине, игравшим роль капитанского мостика. Кроме Пилотов, тут находились четверо из командного секстета: он сам, первый Помощник Ди’кло, Советник Пи’тхау и глава Измерителей Му’занг. Ту’барг, второй Помощник, занимался грузами и не участвовал в управлении кораблем, а Тактику Па’тари предстояло возглавить разведчиков. Сейчас она в шлюзовом отсеке, готовится к полету… может быть, уже готова…

«Звездный зверь» встряхнулся, словно живое существо, – раз, другой, третий. Два зонда и десантный бот, отметил Хозяин-Навигатор, вцепившись всеми шестью пальцами в поручень кресла. Память над ним озарилась огнями, затем вспыхнул дополнительный экран над консолью связи – включились глаза диска-разведчика, нацеленные сейчас на звездолет. Он, как и десантный катер, имел дисковидную форму – гигантская чечевица с Гнездом-шлюзом в днище и полусферой боевого модуля, оседлавшего корпус с другой стороны. Модуль являлся автономным кораблем, крейсером, принадлежавшим Совету Роя, и власть Дже’каны кончалась у его стыковочных портов. «Звездный зверь» тоже был вооружен, имелись у него и свои Защитники из Желтых, но огневую мощь транспортного судна с крейсером не сравнишь. При мысли о нем и его экипаже, спавшем в анабиозных камерах, Дже’кана ощутил прилив уверенности. Нет, «Зверь» не беззащитен! Что бы ему ни встретилось, флот хадрати или – спаси Пустота! – корабль клана Зи, найдется сила, чтоб с ними разобраться!

Впрочем, в околопланетном пространстве ничего опасного не наблюдалось. «Зверь», висевший из соображений скрытности далеко от этого мира, не мог лоцировать орбитальные станции, если бы здесь они нашлись, или разглядеть наземные постройки – жалкие плоские города, какие обычно возводят хадрати. Но диск-разведчик и зонды уже приблизились к планете, облетая ее виток за витком по сложной спиральной траектории. Противодействия они не обнаружили. Кроме пары безжизненных лун, тут не было заатмосферных объектов, ни цитаделей, ни спутников и крейсеров, дежуривших на орбите, равным образом как и ракетных шахт, летающих платформ и наблюдательных башен; не было ничего, кроме небольшого космодрома, городка поблизости и нескольких поселков. Они располагались в горах, рядом с рудничными разработками, и на равнине, среди полей, и это был хороший признак. Богатая планета! Не только органикой, но и другим сырьем, возможно, тяжелыми металлами; радиоактивный фон оказался выше, чем у большинства миров, известных клану Куа.

От этого ценность находки лишь возрастала, и Дже’кана, переглянувшись с главой Измерителей Му’зангом, велел разведчикам взять пробы. Конечно, и образец разумных существ, раз они здесь нашлись, – такой возможностью пренебрегать нельзя! Тем более что эта раса, без всякого сомнения, была из путешествующих в Пустоте, а найденный мир являлся не их материнской планетой, а лишь колонией. Их тут немного – значит, появились в недавние времена и не успели еще расплодиться… Хотя кто их знает, этих хадрати; возможно, керр’вадак у них такая же редкость, как выживший сам по себе Творитель.

Впрочем, это не важно – главное, что они есть! Сердца Дже’каны стукнули в унисон, и он ощутил, как нижний нервный узел откликнулся волной блаженства. Его эмоции передались Пи’тхау и Ди’кло: глаза Помощника подернулись туманной дымкой, клапан Советника затрепетал, но он не произнес ни звука. Му’занг был, как всегда, невозмутим – только раскрыл дыхательную щель, жадно втягивая воздух.

Еще одна удача! Все они понимали, что обнаружить хадрати с высокой технологией, способных к межзвездным перелетам и колонизации миров, – редкий шанс, улыбка Пустоты! Такая раса обеспечит их не только пищей и сырьем; найдутся и другие виды дани, и чем она разнообразней и обильней, тем крепче Рой. Может быть, усилившись со временем, они вернутся, чтоб отобрать у клана Зи исконные владения… А может быть, и нет! Это решат Творители. Мир в конце концов огромен, и новая галактика стоит всех потерянных планет…

Мысль о том, что у этой галактики вдруг обнаружится хозяин, не беспокоила Навигатора. Даже сейчас, после сражений с кланом Зи, мощь Роя была чудовищной; любой противник, кроме ругов, не представлял проблемы, а руги в эту часть Вселенной еще не добрались. Конечно, если не считать «Звездного зверя» с его экипажем.

С зондов и диска-разведчика шли картины одна заманчивее другой. Континенты в южном и северном полушариях, богатые активной органикой и растительностью, широкий океан меж ними, бурная атмосфера с изобилием влаги, температурные перепады, ледяной покров и тяготение, как раз подходящее для керр’вадака… Тяготение являлось решающим фактором; кислородных планет со столь высокой гравитацией Дже’кана не встречал ни разу и сомневался, что у Творителей есть иные сведения. Мир, в котором он появился на свет, как и все поколения клана Куа, был не таким буйным и щедрым; древняя пустынная планета, равнины, засыпанные песком, и пересохшие моря. Воду туда приходилось доставлять и строить бассейны для керр’вадака – под куполами, куда закачивался кислород… И все же это не помогало: Творители гибли, а из Творительниц одна из тысячи могла рассчитывать на жизнь. В этом мире, надо надеяться, соотношение меж жизнью и смертью будет другим. Совсем другим!

Зонды опустились над лесом, выхватывая пробы из переплетения ветвей, разыскивая живое, летающих или наземных тварей, впиваясь манипуляторами в почву. Десантный бот уже миновал окраину материка. Его обрамляли дымящиеся конусы вулканов, по склонам двух из них ползли потоки лавы, а над вершинами пласталась черная туча, и в глубине ее что-то посверкивало и рокотало. Дальше простирался океан, гигантская масса открытых вод, покорных лишь ветрам да силе тяжести. Четкая линия терминатора пересекала это пространство, но электронные глаза разведчика видели с равным успехом при солнечном свете и в темноте. Картина, передаваемая им, только слегка поблекла, когда аппарат, окунувшись в ночную тьму, начал спускаться над океаном. Пилоты вели его на небольшой высоте, обозреваемое пространство сузилось, однако Дже’кана различил встающий на горизонте архипелаг. Клочки суши, скорее всего, остатки затонувшего континента… горы, скалы, серые валуны, яркая зелень редких деревьев… Один островок выглядел словно развороченный взрывом – широкое кольцо земли, заваленной камнями, центральный кратер и темная водная поверхность, в которой отражались скользившие по небу луны. Что-то заметили, решил Навигатор, сообразив, что диск устремился к острову.

– Хадрати! Хадрати, щель поперек! – резко дернув клапаном, выругался Ди’кло, и все его двенадцать пальцев исчезли в отверстиях консоли связи.

– Кргх!.. Чтобтебя Пустота поглотила, Желтый! Куда торопишься? Не отвлекай их! – буркнул Дже’кана, сузив в раздражении зрачки. – Сейчас они увеличат изображение. Па’тари – опытный Тактик.

Кроме того, она была его сексуальной партнершей, и Навигатор не хотел ее раздражать. Па’тари, как большинству ругийя, вступивших в желтый возраст, не нравился жесткий контроль; она сама решала, когда нуждается в указаниях.

Картина приблизилась скачком. Теперь Навигатор и его Помощник видели огромный валун с ушедшим в оплавленный грунт основанием, а перед ним – расчищенную площадку, окруженную довольно высокой стеной из каменных глыб. Над этим примитивным барьером вращалось какое-то устройство, напоминавшее решетку, у валуна были сложены контейнеры, а рядом, прямо на земле, застыли две фигуры в поблескивающих металлом скафандрах. Одна – поменьше, другая – побольше…

– Отправились в Звездное Чрево? – пробормотал Ди’кло.

– Они не умерли, – пояснил Измеритель Му’занг, неторопливо двигая кожистым клапаном вверх и вниз. – Видишь ли, Помощник, у многих рас хадрати в организме накапливаются токсины, мешающие нормальному функционированию жизненных систем. Чтобы избавиться от них, хадрати впадают в беспамятство. Нечто подобное гипотермическому сну… – Он поднял глаза вверх, словно напоминая об Играющей и спящих красных Защитниках, потом добавил: – Очень несовершенные существа! Однако полезные.

– Полезные, – согласился Ди’кло, уставившись на монитор и машинально поглаживая пряжку комбинезона. – А эти к тому же похожи на нас. Взгляни, досточтимый Хозяин! – Он сделал жест, чтобы привлечь внимание Дже’каны. – Пара верхних конечностей, пара нижних и что-то вроде головы…

– Что-то вроде, – подтвердил Навигатор, с иронией свистнув дыхательной щелью.

Связная консоль на мгновение вспыхнула, перемигнулись огни в куполе Памяти, и в рубке послышался голос Па’тари, руководившей разведчиками. Она докладывала, что взяты пробы почвы, воды и местной органики, а также воздуха на разной высоте; кроме того, передан в Память общий рельеф материков, детальные карты и остальная информация: наклон планетарной оси, период оборота, параметры гравитационных и магнитных полей, температурные характеристики – в общем, все, что было целью предварительной разведки. Па’тари смолкла, затем, после недолгой паузы, прерываемой треском атмосферных помех, запросила инструкций: кого из хадрати брать. Большого или того, что поменьше? Или обоих?

Краткое время Дже’кана молчал, обдумывая лучший из предлагаемых вариантов. Еще с зеленых лет у Навигатора, как у любого руга и ругийи, сформировалось убеждение, что мудрость несовместима с крупными формами – ведь Творители, те, что пережили керр’вадак, были поменьше своих потомков, что не мешало им властвовать и править. Этот закон казался универсальным, распространенным как на ругов, так и на хадрати: старея и накапливая знания, они теряли мышечную массу и уменьшались в габаритах. Конечно, не везде; хадрати из Двойного мира росли всю жизнь и вырастали такими монстрами, что из восьми их щупалец, загруженных в синтезатор, можно было наделать питательных капсул на весь экипаж.

Но эти-то другие! С четырьмя конечностями и даже с чем-то вроде головы, как верно отметил Помощник! В самом деле похожие на ругов! А если так…

– Включи поле блокировки, выпусти газ и бери меньшего, – велел Дже’кана. – Второй не нужен. Слишком мало у нас ресурсов, и всех бездельников-хадрати мне не прокормить!

Диск бесшумной тенью ринулся к утесу. Решетчатая конструкция – вероятно, охранный прибор – вдруг громко загудела, но звуки тут же оборвались; любые устройства сложней колеса не действовали в поле блокировки. Две фигуры на земле тоже не шевельнулись, парализованные газом. Сонный газ не убивал, но погружал в беспамятство: руг поколения Красных мог проваляться полный цикл, а большинство хадрати – полтора.

– Безупречный маневр, – заметил Советник Пи’тхау, глядя на экран.

Дже’кана в знак согласия лишь шевельнул шестипалой рукой, ибо речи казались ему ненужными. Всякий Пилот, Защитник, Измеритель являлся одновременно Работником, опытным в транспортировке грузов, – а что такое этот хадрати, как не бессловесный груз? С довольным видом Навигатор следил, как раскрывается диафрагма в днище разведчика и тонкая ловчая сеть накрывает добычу. Щупальца манипуляторов подтянули ее, хадрати исчез в проеме люка, лепестки диафрагмы сошлись, и диск плавно взмыл в ночные небеса. Его глаза были какое-то время нацелены на площадку под скалой, и Дже’кане вдруг почудилось, что существо, оставшееся там, зашевелилось.

– Двенадцатый недоношенный! – выругался Ди’кло. – Он двигается, Хозяин! Двигается!

Невероятно! Еще не прошло и теба с того мгновения, как остров был затоплен газом! Однако фигура в скафандре дернулась, словно хадрати хотел приподняться… Иллюзия, рожденная движением диска? Видимо, так… Дже’кана повернулся к Советнику и Измерителю, но те, похоже, не заметили чего-то необычного.

Десантный корабль пробил пелену облаков, картина на экране изменилась, и Навигатор строго произнес:

– Глаза тебя обманывают, Желтый. Заткни клапан и не тревожь мой слух словами, глупыми, как болтовня мрина!

Планета все еще висела перед ним манящей сине-зеленой каплей, но настроение испортилось; вместо торжества и радости – ожидание и беспокойство. В самом ли деле их обманули глаза? Мог ли хадрати очнуться с такой быстротой? Невероятное предположение! Скорее все-таки иллюзия… игра теней, изменчивый свет, струившийся от лун, скользящие в небе облака… Глаз в конце концов – весьма несовершенный орган…

Это являлось приемлемым объяснением, и все же тревожное чувство не покидало Навигатора.

Глава 2

В нашу эпоху Язон динПирр является если не мифической, то, во всяком случае, легендарной личностью. Согласно преданиям он родился в мире Поргорсторсаанда и был сыном фермера или, возможно, внебрачным отпрыском благородной фамилии. Так или иначе, его ожидала незавидная крестьянская судьба, но он, сбежав с родной планеты, сделался игроком, прославился как величайший авантюрист, после чего остепенился, осел на Пирре и долгое время считался его правителем. Сведения о нем сохранились в Архивах Лиги Миров, а также в многочисленных литературных источниках, частью серьезных, частью религиозного содержания и даже предназначенных для детей. Наиболее известными широкой публике являются «Мифы и легенды о Язоне динАльте» и «Двенадцать подвигов Язона динАльта»; кроме того, ему самому приписывают авторство древнего пособия «Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард». По Галактике бродит множество сказок об этой личности, но к числу его бесспорных подвигов, подтвержденных Архивами Лиги, относятся уничтожение космического пиратства и первый контакт с расой ругов.

Джим диГриз «Язон динАльт на перекрестках миров», «Омэкс-Пресс», Фомальгаут.

Под ним было что-то твердое, холодное, но не похожее на каменистую почву – поверхность, на которой он лежал, казалась ровной и гладкой, будто отшлифованной. Воздух тоже изменился; в нем ощущались какие-то новые запахи, не поддававшиеся определению, – он не сумел бы сказать, приятны они или мерзки. Чужие, незнакомые – так будет правильно, подумалось ему.

Где он? И кто он? Мысли путались, а запахи и тактильные ощущения не торопились с ответом. Кроме них, он не чувствовал ничего; слух и зрение отказали, как если бы он находился в непроницаемом для звука и света коконе, пропускавшем в то же время воздух. Странным образом он помнил, что может видеть и слышать иначе, без глаз и ушей, но это искусство тоже ему изменило – может быть, по той причине, что забылись слова, обозначавшие этот талант. Но дремлющий разум подсказывал: что-то произошло. Это твердое, гладкое и холодное под ним… эти чужие ароматы… чувство беззащитности и обнаженности, будто с него содрали кожу… и что-то еще, что-то невероятное, чему он даже не мог найти определений!

Нужный термин вдруг высветился в памяти. Гравитация! Тяготение стало меньше! Он ощущал непривычную легкость в членах, и это являлось поводом к изумлению. Пусть неизвестно, кто он и где находится, но предыдущим местом – тем, где ему полагалось пребывать, – была какая-то планета. Мысли о ней тревожили: грозный мир, в котором не поваляешься в беспамятстве… Двойная тяжесть, страшные ветры, то ледяные, то палящие, снега и ливни, почва, дрожащая в конвульсиях, и легионы чудищ – летающих, ползающих, бегающих… еще – ядовитые травы, мхи, прорастающие сквозь кожу, хищные деревья, кустарник с шипами, подобными саблям, корни, как щупальца осьминога…

Пирр! Он определенно был на Пирре, но где сейчас?

Цепь воспоминаний дрогнула и поползла, наматываясь на кабестан рассудка. Все новые и новые картины мелькали перед ним: космический корабль с боевыми башнями, бескрайняя степь и мчащиеся под ослепительным солнцем всадники, странный город на островах – нелепые каменные замки, трубы бесчисленных мастерских, убогие хижины; затем – роскошный зал, мужчины и дамы в изысканных туалетах, шелест колеса рулетки и стук игральных костей, а сразу за этим зрелищем – огромный ледяной астероид с поверхностью, испещренной темными пятнами. Память услужливо напоминала, облекая видения словами: крейсер «Арго», орда кочевников на равнинах Счастья, город в мире джертаноджей, казино на планете Кассилия, а этот странный астероид – творение доктора Солвица, гения и безумца… Потом под сомкнутыми веками стали проноситься иные образы: белокурая синеглазая женщина, мужчины с лицами, будто вырубленными из гранита, властный облик повелителя равнин с планеты Счастье, затем – мрачный тип лет сорока, высокий, широкоплечий, с важной осанкой… Беззвучный голос памяти не смолк, нашептывая, подсказывая, называя их: Мета, его возлюбленная… пирряне – Рес, Накса, Бруччо, Керк… Темучин, владыка степей… а этот мрачный, излучавший значительность и важность, – Риверд Бервик, член Общества Гарантов Стабильности…

Язон динАльт открыл глаза и уставился в потолок. Мысли туго ворочались в голове, но одно казалось определенным и ясным: над ним должно быть небо Пирра, а не этот полусферический купол, сияющий люминесцентным светом. Потолок являлся сигналом тревоги, если не бедствия. Откуда взяться потолку? Он вспомнил лагерь, разбитый на острове, стену, сложенную Керком из огромных глыб, ящики с приборами под скалой, кратер на месте давнишнего взрыва – провал, который они собирались исследовать. Не в этот день, а завтра… Определенно, завтра! И это завтра, надо думать, наступило…

Если так, то где же камни и скалы, где небо, океан и этот чертов кратер? Где Керк и оборудование? И где защитная стена? Если на них напала какая-то тварь, то почему не сработала сигнализация? И если их атаковали ночью, то почему он жив? Высокие звезды! Пиррянская тварь не бросит трапезу на середине… Может быть, подоспела помощь? Может быть, он лежит сейчас в корабельном медотсеке или находится в городе, в лазарете Бруччо? Накачанный лекарствами, бессильный, без рук или без ног…

Ужас коснулся Язона, побуждая к действию. Он вдруг ощутил, что способен двигаться – по крайней мере шевельнуть рукой или повернуть голову. И он ее повернул.

В следующий миг рука его дернулась вперед, указательный палец согнулся, готовясь встретить упругое сопротивление спускового крючка, но выстрел не последовал. Где пистолет?! – в панике подумал он, взирая на трех отвратительных чудищ, стоявших у его постели. Убить! Убить любую тварь, прикончить все, что не походит на человека! Рефлекс, вколоченный годами тренировки, не подвел, мышцы сработали быстрее разума, с невероятной скоростью, какую не мог представить ни житель цивилизованных миров, ни пионер с пограничной планеты.

Оружия, однако, не было. Ни пистолета, ни ножа, ни запасных обойм – даже одежды! Он вдруг осознал, что лежит нагим, что тело его от пояса до ступней охвачено гибкой прочной тканью, не позволяющей спрыгнуть с ложа – разве лишь пошевелить ногами. Ноги оказались целы, как и все остальное, и это успокоило Язона. Он чертыхнулся вполголоса; сначала стрелять, а думать потом было вовсе не в его обычаях. Но что поделаешь… Проклятая пиррянская привычка!

Язон динАльт, игрок, авантюрист, скиталец, родившийся в мире Поргорсторсаанда и выбравший Пирр своей новой родиной, плотно зажмурил веки. Не сон ли привиделся ему? Жуткий сон с жуткими тварями… Огромные пасти, безносые морды и треугольные глаза… блестящие чешуйчатые шкуры, квадратные плечи и выступы под ними… шея короткая, толстая, черепа без волос, а лапы свисают до колен… И что-то когтей на них многовато! Или не когти там вовсе, а щупальца? Псевдоподии?

Он открыл глаза и снова уставился на тройку чудищ. Они с не меньшим интересом взирали на него.

Похоже, разумные твари, решил Язон после детального осмотра. Есть башмаки – черные, высокие, до середины голени, и есть одежда – обтягивающее трико на широких лямках с металлическими застежками… Значит, не лапы у них, а руки, не когти, а пальцы, не шкура, а кожа – желтоватая, как у людей с планет Тай-ва и Сипни-го. Лица, правда, не людские… Такие лица, что один раз взглянешь, второй не захочется.

Однако он смотрел, чувствуя, как его душа будто раздвоилась, породив на свет пару Язонов динАльтов. Первый был галактическим бродягой, видевшим сотни обитаемых миров и привычным ко всякому; гордыня и склонность к авантюрам не лишали его терпения, любопытства и той широты взглядов, которая свойственна людям неординарным и наделенным к тому же тягой к необычному. Второй – его близнец – являлся более поздним творением Пирра, усвоившим, что все необычное таит опасность и подлежит уничтожению; эта вторая ипостась была подозрительной, недоверчивой, жестокой. «Вглядись, – советовал первый динАльт, – пойми, что перед тобою не монстры, а существа, похожие на нас!» «Уже понял, – мрачно усмехался второй. – Но мне приятней было бы глядеть на них, держа на мушке пистолета». «Нет у тебя пистолета», – напоминал первый динАльт. «Верно, нет», – со вздохом соглашался второй.

Один из чужаков пошевелился, и две ипостаси Язона тут же насторожились и прекратили спор. Шагнув, чужой придвинулся поближе к пленнику, и тот увидел, как над широким жабьим ртом подрагивает кожистая складка. Рот существа был неподвижен, но складка заколыхалась, приподнялась, открыв подобие ноздри, и сразу появился звук. Вернее, звуки – членораздельные, то резкие, отрывистые, то удивительно протяжные: п’а – та-а-а – рр’и… Имя, понял Язон; его – нет, ее! – имя. Что-то подсказывало ему, что это создание – самка, женщина, хотя, возможно, не совсем – ее половая самоидентификация была нечеткой, как у двухлетней девочки.

Язон сосредоточился, вдруг ощутив, как разгорается огонь его телепатического дара. Очень кстати! Конечно, он не поймет ни слов, ни мыслей, но если уловить эмоции… те эмоции, что подсказали: это, кажется, женщина… и, кажется, она назвала свое имя…

– Ди-и – кл’о! Му-у – зз’анг! – раздались новые звуки, сначала протяжные, но кончавшиеся резким хрипловатым взвизгом. «Ну и глотка!» – промелькнуло у Язона в голове. При всей способности к инопланетным языкам он знал, что не сумеет повторить подобные рулады, хрипы и визжание.

Этого, похоже, от него не требовали, но хотели, чтобы он заговорил. Ощущение, родившееся у Язона, подкрепили пронзительные возгласы – казалось, что над его головой вопит птица-пила, прикидывая, куда запустить зубчатый клюв, чтоб выдрать кусочек повкуснее. Он приподнялся на локте, ткнул пальцем в грудь и произнес:

– Язон! Язон с планеты Пирр, дамы и господа! А вы откуда свалились? Гори я в плазме! Может, я и правда сгорел и очутился в преисподней?

Едва он произнес первое слово, как потолочный купол засветился ярче, в нем замелькали огоньки, и в воздухе пахнуло свежестью. Существо, стоявшее перед Язоном, коснулось шестипалой ладонью кожистой складки над безгубым ртом, вытянуло руку вверх и испустило долгое шипенье. «Говори!» – понял он. Затем все трое повернулись и зашагали к раздавшейся стене, нечеловечески резко дергая конечностями.

Но не странная пластика движений поразила Язона – он, будто зачарованный, глядел им в спины. Сзади их одеяния не поднимались выше пояса, являя взгляду вертикальную щель – примерно в том месте, что лежит у человека между лопаток. Щель открывалась и закрывалась в мерном ритме дыхания, и было ясно, что ноздря и жабий рот в этот процесс не включены.

– Творец всемогущий! – пробормотал Язон. – Да вы, ребята, спиногрызы!

Вверху полыхнули огни, стена сомкнулась за тройкой чужаков, и тут же ткань, державшая его в плену, исчезла. Язон сполз на пол, озираясь по сторонам. Голова у него еще кружилась, ноги дрожали, и, чтоб не упасть, он ухватился за край широкой полки, торчавшей перпендикулярно стене. На амортизационное ложе или хотя бы кровать эта конструкция не походила – просто ровная поверхность метра три длиной и полтора шириной. В дальнем ее конце лежали комбинезон, белье и башмаки. И никакого признака других его вещей – скафандра с переговорным устройством, боевого пояса, оружия, аптечки. Не было даже часов.

Бормоча проклятия, Язон оделся. Потолок вспыхивал в такт его словам, но едва он смолк, мерцание прекратилось и разноцветные огни погасли. Он находился в полусферическом отсеке диаметром в десять или более метров, стерильно чистом и абсолютно пустом, если не считать длинного ложа, которое скорее походило на лабораторный стол или на прилавок для потрошения бараньих туш. Конечно, вреда ему не причинили, но то, что он был цел и относительно здоров, служило слабым утешением.

Пленник! Беспомощный пленник! У тварей с жабьей пастью, руками шимпанзе и дышащих спиной… Вряд ли в этом спинном отверстии имеются челюсти, подумалось ему, так что они не спиногрызы, а, скорей, бритбаки^[12]… Дело, впрочем, не в названии, есть вопросы посерьезней! Например, такой: что с Керком? Возможно, сидит по соседству в такой же камере? Или…

При мысли, что Керк погиб, Язона пробрала холодная дрожь. По-настоящему близких людей было у него немного – Керк да Мета, друг и возлюбленная. Больше не нажил за всю свою жизнь, но и это хорошо – почти семья! Только б не лишиться ее половины…

Он заметался по камере, стискивая в бессилии кулаки, пытаясь проникнуть внутренним зрением за стены, но паника и страх снижали ментальную восприимчивость. Повсюду – холод, пустота и гулкое эхо собственных мыслей… Они душили, стискивали грудь, будто ветви хищных пиррянских деревьев, и мнилось, что от них темнеет в глазах.

Нет, не мнилось! Люминесценция стен и потолка стала заметно слабее, а атмосфера – душной, будто в ней с каждой секундой исчезал кислород.

– Что за дьявольщина! – произнес Язон, жадно втягивая воздух. – Задушить хотите? Почему? Если я вам не нужен, можно придумать что-то другое, пооригинальней… Скажем, заспиртовать живьем или чучело набить для украшения кают-компании…

Купол тут же замерцал радужными огнями, и в камере посвежело. Определенно так! Будто распахнули окно, впустив прохладный, пахнущий озоном ветерок.

Язон смолк, прислушиваясь к своим ощущениям. Люминесценция потолка медленно угасала, и, повинуясь умирающему свету, воздух начал густеть, вливаясь в легкие не животворным потоком, а душными вязкими струйками. Процентов пятнадцать кислорода, подумал он, вспоминая знаки леди с жабьей пастью и мысленный ее приказ: говори!

Что ж, поговорим!

– Пирр – планета смерти. – Громкий голос Язона вновь пробудил пляску разноцветных огоньков. – Тяготение – вдвое больше нормального, температура за день меняется от арктической до тропической, ось планеты наклонена под углом сорок два градуса, и потому ледяной покров нестабилен, а сезонные изменения напоминают катастрофу. Кроме того, океаны! Чудовищные испарения, жуткие ветры и приливные волны в тридцать метров высотой… Но это еще не все, дамы и господа! Землетрясения, вулканы и нестабильные элементы в планетарной коре – в общем, не планета, а кипящий котел! Но самое приятное – живые твари. Зубастые, клыкастые, летающие, прыгающие, плюющиеся ядом… Видели вы когда-нибудь шипокрыла? Или рогатого дьявола? Или дерево с дюймовыми когтями? – Он сделал паузу, принюхался к воздуху и закончил: – Пирр и человек – понятия несовместимые. Но люди живут в этом проклятом месте триста лет, роют шахты, добывают руду и кое-как справляются с шипокрылами и рогоносами… А это значит, что человек сильнее Пирра!

Воздух стал упоительно свежим, огни на потолке слились мерцающей радугой. Компьютер, решил Язон. Его поместили в отсек с панелью гигантского компьютера, и сейчас машина анализирует его речь. Чем больше сказано, тем эффективней будет программа перевода… А чтобы он сказал достаточно, его подгоняют и поощряют… Хочешь дышать – говори! Весьма подходящий метод для изучения языков!

Огоньки померкли, и воздух снова стал душноватым.

– Желаете, чтобы я продолжил лекцию? – поинтересовался Язон. – Ну, что ж…

На миг задумавшись, он выбрал самую безопасную тему – события последних дней. Ничего секретного в них не имелось, равным образом и относящегося к обороне Пирра или сведениям о галактическом человечестве, количестве заселенных миров, их производственном потенциале, технологических достижениях, их армиях, флотах, союзах, войнах и тому подобном. Очень подходящая история, чтобы поведать ее пришельцам, цели которых неясны, а внешность и способ действий внушают подозрения.

В этот раз Язон оказался на Пирре ввиду причин технического свойства. Его корабль, крейсер «Арго», нуждался в профилактическом осмотре и дополнительном вооружении, и эти работы, производившиеся в космических доках Дархана, одной из ближайших к Пирру индустриальных планет, грозили затянуться не меньше, чем на четыре месяца. Дархан, мир высокоразвитый, обжитой и пуритански-целомудренный, был дьявольски тосклив, ибо на нем запрещались все удовольствия, без коих жизнь скучна: табак и алкоголь, азартные игры и наркотики, громкое пение и перестрелки, а также проституция всех видов, уличные шествия и плевки в общественных местах. К тому же на Дархане было очень жарко, а на соседней Кассилии Язон появляться не рисковал – во всяком случае, без веских поводов. Его следы в столичном кассилийском казино еще не поросли травой забвения и вряд ли когда-нибудь порастут, если припомнить кровопускание в три миллиарда кредитов…

Оставив Мету и двух специалистов следить за дарханскими ремонтниками, он возвратился на Пирр со своим экипажем, благо и повод нашелся: доставить кое-какие товары для города и общин корчевщиков. С этой целью был арендован транспорт одной из торговых компаний Дархана; доставив груз лекарств, горнопроходческие комбайны и оружие, корабль высадил пиррян и упорхнул с таким проворством, будто под дюзы ему подложили атомный заряд. Впрочем, дарханцев можно было понять: Пирр – не место для приятного отдыха.

Язон, как полагалось, прошел недельный курс адаптации, после чего навестил Наксу, приятеля из корчевщиков, полюбовался его полями и стадами, а затем отправился с отрядом спасателей на юг, к экологам Сирианской Конфедерации. Их лагерь был залит потоками лавы, трое спаслись и были найдены в лесу, а трупы остальных пришлось выкапывать из вулканического пепла, грузить в контейнеры и отправлять на Сириус приличное случаю соболезнование. Впрочем, сей эпизод не уменьшал оплаты, взимаемой Пирром за проводимые на его территории зоологические и ботанические изыскания. Невероятная и смертоносная биосфера планеты притягивала специалистов-самоубийц со всей обитаемой части Галактики, но за исследования полагалось платить, каким бы ни оказался результат. Он, к сожалению, был большей частью одинаков: трупы и помешавшиеся от ужаса ученые. Пирр чужаков не любил и не миловал.

Разобравшись с сирианами, Язон погрузился в трясину скуки. До завершения работ на крейсере «Арго» оставалось не меньше трех месяцев, и потратить это время с толком было неразрешимой задачей. Конечно, он мог дежурить на космодроме или у огнеметов периметра, бродить среди унылых городских казарм или снова отправиться к корчевщикам, но человека энергичного и непоседливого такие занятия не привлекали. К счастью, он вспомнил об острове и, посовещавшись сам с собой, решил, что небольшая вылазка в те отдаленные края ему не повредит.

Остров, до сих пор безымянный, принадлежал к архипелагу в восточном океане Пирра. Эти скалистые клочки суши являлись последним напоминанием о затонувшем в древности материке, и здесь сохранились остатки загадочной фауны и флоры, особо чувствительной к ментальным излучениям, что в свое время привело к трагедии. Еще в первые месяцы пребывания на Пирре Язон собрал телепатический детектор и выяснил, что на одном из островов поле аномально велико; казалось, там расположен некий «мыслительный центр», задача коего – натравливать пиррянских чудищ на людей. Это было ошибкой, стоившей жизни двадцати пяти бойцам – отряду, вооруженному бомбами и огнеметами, который Керк повел на остров. Люди проникли в лабиринт пещер, где обитал таинственный монстр, полурастение, полуживотное, существовавшее в симбиозе с более мелкими, но смертоносными тварями, и из этого похода возвратились трое – Керк, Мета и сам Язон. Все остальные погибли от клыков чудовищ, от яда и неожиданных обвалов, но кто-то из пиррян добрался до самой глубокой пещеры и активировал ядерный заряд. Теперь этот остров в восточном океане напоминал атолл: бесплодное кольцо камней вокруг затопленного кратера, выбитого взрывом в базальтовой тверди.

Но, быть может, что-то сохранилось? Если не на поверхности, то в глубине? Пиррянские организмы были невероятно живучими, и ядерный взрыв мог уничтожить ментальную тварь или с равным успехом способствовать ее мутации. Очень опасной, ибо когти, зубы, шипы и яд в сравнении с телепатическим даром казались детскими игрушками.

Эта последняя мысль убедила Керка, главу управления координации, и он согласился, что осторожная разведка окажется вполне уместной. Он знал, что идеям Язона стоит доверять – само собой, в определенных границах, что отделяли реальность от вымысла. Правда, Язоновы фантазии часто были столь же реальными, как яд на когтях шипокрыла.

Керк решил, что сам отправится на остров и проследит, чтоб его подопечный не сгинул в кратере, не утонул в океане и не попал в желудок какой-нибудь клыкастой твари. Транспортных средств у пиррян, как всегда, не хватало, и скиммер, выделенный экспедиции, был слишком мал: в нем поместились лишь пилот, ящики с оборудованием да Керк с Язоном. Предполагалось, что они развернут лагерь, установят датчики и камеры слежения, а также спустят в кратер миниатюрный робот-батискаф; затем через несколько дней на остров отправится Бруччо с тремя помощниками и запасом продовольствия. Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает…

Изложив эту историю, Язон призадумался, глядя в меркнущий потолок, затем, напрягая память, стал декламировать «Балладу Редингской тюрьмы». С этим шедевром он познакомился в одном из исправительных заведений Кассиопеи, директор коего считал, что чтение поэтов древности столь же благотворно для воров и мошенников, как и работа на лесоповале. Кроме Оскара Уальда, в тюремной библиотеке содержались под стражей Киплинг, Байрон, Данте и Шекспир, а также иные легендарные персоны, и посему Язон, тогда еще совсем мальчишка, смог пополнить свое образование.

Баллада закончилась, и некоторое время он колебался между Мильтоном и Шекспиром, но вскоре припомнил песню кочевников с планеты Счастье; ее достоинством являлись простота, непритязательность и бесконечность. Усевшись на пол, Язон затянул:

Прошло с полчаса, когда его заунывный напев прервал сухой металлический голос на межязыке:

– Ты, хадрати… Прекратить! Сбор информации кончать есть.

Язон смолк и поднялся на ноги. Кажется, проблема интеллектуального контакта была разрешена – по крайней мере частично.

Стенка его узилища раздалась, и он увидел коридор с глубокими нишами по обе стороны, тянувшийся, как мнилось, в бесконечность. В коридоре стояло существо – предположительно женщина с именем П’а-та-а-а-рр’и, – а при ней четверо в желтом, с увесистыми цилиндрами в шестипалых конечностях. Из цилиндров торчали зловещего вида стволы, так что в их назначении не приходилось сомневаться.

– Ты, хадрати, идти, – провещал голос с потолка. – Идти, иначе – смерть!

– Спасибо, я тоже тебя люблю, – отозвался Язон, вышел в коридор и уставился на женщину. – Ты – Патари? П’та-а-р’и? Знаете, милая леди, такое мне не выговорить. Может, сойдемся на Патриции? Или просто Пат?

– П’ат, – произнесла она с чудовищным акцентом, коснувшись ладонью пряжки комбинезона. Затем повторила приказ компьютера: – Идти, хадрати.

– У меня ведь тоже имя есть, – пробормотал Язон, но двое охранников схватили его под локти и молча запихнули в нишу.

Это был лифт, перемещавшийся в невесомости. Первое обстоятельство Язона не удивило, но от второго он чуть не задохнулся, придя в неописуемый восторг. Управляемая гравитация! Кажется, эти бритбаки продвинулись дальше людей в познании тайн природы – во всяком случае, в данной конкретной области! В Галактике распространялась молва, что компенсаторы тяготения уже существуют, но эти устройства, вероятно, были слишком громоздкими, чтоб устанавливать их на кораблях. А здесь…

Чувство падения исчезло, и они шагнули в зал, наполненный непонятными приборами. Матово блестели странные конструкции, что-то щелкало и жужжало, скрипело и попискивало, а над головой переливался огнями сферический купол, похожий на тот, что в покинутой камере, но раза в три просторнее. Терминал компьютера, мелькнула мысль у Язона. Он остановился, чтоб разглядеть получше все эти чудеса, но пара стволов тут же уперлась ему в спину.

– Идти! – раздался с потолка металлический голос, и Пат, дернув прикрывавшим ноздрю клапаном, повторила:

– Идти!

Язона толкнули в коридор, который открылся в переборке. Одна из коридорных стен была прозрачной, и там сидели в клетках пиррянские твари – шипокрыл, птица-пила и злобно скаливший зубы рогонос. Это зрелище его ужаснуло; он вдруг подумал, что окажется в такой же клетке, по соседству с рогатым дьяволом, и будет часами и днями взирать на гнусную тварь.

Но его повели дальше, к открытой двери в самом конце коридора. Здесь находилась камера, похожая на прежнюю, однако размером поменьше; в ней тоже были светящийся потолок и полка, а над полкой – какой-то агрегат с довольно глубокой выемкой и дюжиной отверстий. В отверстиях по временам вспыхивали разноцветные огни, но не такие яркие, как на потолочном куполе.

Пат разразилась свистящими и шипящими фразами. Они, очевидно, не предназначались пленнику, ибо откликнулся компьютер; минуту-другую женщина, энергично дергая клапаном, вела диалог с машиной, и в сухом металлическом голосе Язон уловил несколько знакомых слов.

Наконец она повернулась к нему.

– Это – для спать, – шестипалая ладонь легла на полку. – Это для говорить, – ее рука поднялась к мерцавшим вверху огням, – а это – для есть. Пища для хадрати!

Женщина сунула палец в отверстие прибора, висевшего над полкой, и в выемку тут же упал маленький голубоватый диск. Затем раскрылась ротовая щель, и таблетка, подброшенная вверх, исчезла в ней, как пуля, поразившая мишень.

Ну и пасть! – подумал Язон. А вслух промолвил:

– Это все, прекрасная леди?

С потолка донесся резкий визг, потом – нечто протяжное и плавное. Ответ Патриции был кратким. Компьютер перевел:

– Все!

– Так дело не пойдет. Мне нужны удобства.

Новый каскад взвизгов, шипения, скрежета и протяжных трелей.

– Какие удобства?

– Большой сосуд, в котором циркулирует вода, соединенный с корабельной системой очистки.

– Зачем?

– Для удаления отходов жизнедеятельности.

– Что это такое? Продемонстрировать!

– Боюсь, что демонстрация вам не понравится, – сказал Язон, переминаясь с ноги на ногу. – Поверьте, такой сосуд мне жизненно необходим, и поскорей! Не меньше, чем сон и пища.

Пат поглядела на него, сузив глаза в вертикальные щелки. Возможно, то была гримаса презрения или недоумения, о чем Язон гадать сейчас не собирался; он чувствовал, что мочевой пузырь вот-вот лопнет. Наконец его пленительница отвернулась и что-то произнесла, довольно длинную фразу, но компьютер отозвался кратким: «Ждать!»

Через недолгое время за спинами стражей, стоявших у входа в камеру, возникла новая фигура: такой же бритбак-спиногрыз, но облаченный в зеленое и с отливающей зеленью кожей. Он тащил овальный сплюснутый контейнер размером с башню бронетранспортера и, повинуясь жесту Пат, водрузил его перед Язоном, а после вытянулся будто новобранец в ожидании приказов. Послышался щелчок, и в верхней части контейнера медленно разошлись лепестки диафрагмы.

– Утилизатор! Автономное устройство для уничтожать отходы, – раздался громоподобный голос компьютера. – Уничтожать все, что попадать внутрь. Хадрати быть осторожный!

– Я всегда осторожен, – сообщил Язон. – Может быть, леди покинет помещение?

С потолка обрушился шквал свиста, шелеста и скрежета. Пат повернулась и вышла; за ней исчез бритбак в зеленой униформе, и стена сомкнулась. Оставшись в одиночестве, Язон с минуту глядел в бездонное нутро устройства для уничтожения отходов, потом воспользовался им и облегченно перевел дух. Лепестки диафрагмы плавно сошлись, что-то загудело, и в камере повеяло грозовым воздухом.

– Надеюсь, я смогу открыть эту штуку, когда понадобится, – произнес он.

– Глядеть: отверстие рядом с запирающим механизмом, – сообщил компьютер. – Вложить часть верхней конечности, называемой палец.

– Благодарю. – Голова Язона запрокинулась, взгляд скользнул к потолку. – Теперь объясни мне, что случилось. Зачем я здесь? Что нужно твоим хозяевам? Желают воевать с людьми или вступить в союз? Откуда вы пришли и с какой целью?

– Информация не давать.

– Почему?

– Две причины. Первая: это терминал ограниченного доступа. Вторая: данный искусственный интеллект иметь высокий уровень. Слишком высокий, чтобы общаться с хадрати.

– С кем же мне тогда общаться?

– С мрин, – последовал загадочный ответ, и компьютер замолчал.

– Ты, я вижу, сноб, – скривился Язон, опускаясь на пол.

Он сел, скрестив ноги, подпер подбородок кулаком и задумался.

Итак, его похитили инопланетяне… Высокоразвитый народ, проникший в тайны тяготения и звездных перелетов… Странные твари, которые дышат спиной и разговаривают носом или тем, что у них вместо носа… Похитили! И что же дальше?

Интерлюдия

Пирр, остров в восточном океане

Огромный человек, лежавший у подножия валуна, рядом со штабелем металлических ящиков, пошевелился и протяжно застонал. Веки его дрогнули, глаза раскрылись; они смотрели в небо, на россыпь ярких звезд и луны, мелькающие в облаках, но взгляд оставался бессмысленным, словно человек не понимал, где очутился, почему и для чего. В тусклом свете, изливавшемся с небес, лицо его было похоже на каменную маску: плоскогорья лба и щек, хребты надбровных выступов над кратерами глазниц, каньон полуоткрытого рта и задранный вверх утес-подбородок. Дыхание со свистом вырывалось из его груди.

Внезапно он прищурился, подтянул ноги и вскочил, но тут же, бормоча проклятия, оперся о скалу – его пошатывало. Затем голова на мощной шее повернулась точно боевая башня крейсера, зрачки-стволы уставились в темноту, и хриплый рык перекрыл шелест волн, набегавших на берег.

– Какого дьявола!

Он вскинул руку, грохнули выстрелы, пули защелкали по камням, выбивая мелкую крошку и искры. Человек стрелял, и от секунды к секунде его черты теряли сходство с гранитным изваянием; казалось, знакомый грохот и треск вернули ему жизнь, и каждое нажатие курка вливает в его мышцы энергию и силу. Уже не шатаясь, он отодвинулся от валуна, расправил плечи, ощупал пальцами левой руки патронташ. Стая пуль еще жужжала и посвистывала в воздухе, когда он с привычной сноровкой перезарядил оружие и замер, вслушиваясь в темноту.

– Кто здесь? Что за поганая тварь? Вылезай!

Рокот валов в прибрежных камнях был ему ответом. Остров, затерянный в океане, молчал; безмолвствовали рваные черные глыбы и темная вода в центральном кратере, не доносилось ни шепота, ни звука с ночных небес, от звезд и облаков, и даже шелестевший над скалами ветер стих, будто испуганный громом выстрелов.

Не опуская пистолета, человек поднес пальцы ко лбу, потер висок. Лицо его напряглось, он что-то вспоминал с мучительным усилием.

– Это Пирр… Пирр… Я – Керк… и я – на острове… – Брови его сошлись у переносицы. – Зачем я здесь? – С минуту он размышлял, осматривая контейнеры с приборами, водой и пищевым рационом, каменную стену, что окружала площадку у валуна, и бесшумно вращавшуюся антенну сторожевого локатора. Потом стукнул кулаком о ладонь: – Остров, дьявол меня побери! Остров! Я здесь один? Нет? Не могу вспомнить… Почему?

Он склонил голову и снова огляделся, напоминая повадкой гигантского пса, забывшего, где спрятаны с вечера кости. Вид пустого пространства у штабеля ящиков заставил его поморщиться, но тут же его лицо прояснилось; согнув руку, он послал пистолет в кобуру, затем усмехнулся, расставил рупором широкие ладони и гаркнул:

– Язон! Где ты, Язон динАльт?

Тишина. Слышен лишь шелест волн да робкий посвист ветра.

– Прячешься? Опять твои проклятые шуточки, инопланетник? Ну, так я с тобою шутить не намерен!

Голос ветра окреп; теперь в нем чудилась насмешка.

– Будет лучше, если ты выйдешь, – с угрозой произнес человек. – Вылезай! Найду – переломаю ребра!

Ветер свистнул, будто издеваясь.

– Ну, погоди! Погоди!

Человек раздраженно сплюнул, включил фонарь, перелез через каменную стену и направился к берегу. Движения его были стремительными и плавными, как у вышедшего на охоту тигра.

Спустя час он вернулся, с мрачным видом распаковал передатчик, настроил его и ткнул пальцем в клавишу вызова.

– Город? Кто на дежурстве? Ты, Кламси? Вызови мне Бруччо, парень, да побыстрей! Так быстро, чтоб твоя задница не поспевала за ногами! Еще разбуди пилота скиммера. Скажи ему: мне нужны шесть человек и поисковые датчики. Ну, еще два огнемета… так, на всякий случай…

Глава 3

…Рассказывают, что случилось это так:

Язон ловил рыбу на острове в одном из океанов Пирра, и в этот миг спустился с неба огромный корабль, и раздались его люки, и вышли из них Творители в серых одеждах, и увидели они перед собой мужа сильного и славного, грозного видом и быстрого умом. И, испытав его многими испытаниями, проверив многими загадками, они восхитились, и поклонились ему, и пригласили на свой корабль, оказав великий почет и накормив его превосходными яствами…

Барни Хендриксон «Мифы и легенды о Язоне динАльте», Северо-Западный галактический центр.

Галактическая спираль была огромна – миллиарды светил и миллиарды планет, а среди них – миллионы миров, вполне подходящих для человека. С водой и кислородной атмосферой, с материками и океанами, хаосом горных хребтов и неохватным простором пустынь, с сокровищами недр и тайным богатством морского дна. Одни из них породили жизнь, другие – нет; где-то лишь ветры вздымали пыль над мертвыми скалами, носились над морем и гнали караваны туч, а где-то, в лесах и степях, среди невиданных деревьев, трав и мхов, паслись невероятные животные, то крошечные, то гигантские, искал добычу хищник, струились ручейками змеи, а в вышине парили птицы – или те создания, которых в этом мире можно было счесть за птиц. Странные чудища, похожие то на медуз, то на исчезнувших в прошлом Земли плезиозавров, то на осьминогов или морских звезд, выползали на прибрежные камни и грелись под лучами солнц, тускло-красных или блистающих золотом; бабочки дивной красоты играли в воздушных потоках, перемещаясь с ветром на тысячи миль, чтобы опылить луга заморских континентов; огромные черви сверлили в земле бесчисленные тоннели, пожирая перегной и насекомых; хищные рыбы и черепахи в бронированных панцирях бились в вечной тьме глубин, терзая плоть в поисках пищи. Жизнь, цветущую в мирах Галактики, можно было назвать безжалостной и жестокой, буйной и дикой, восхитительной или устрашающей, но уж во всяком случае не скупой; там, где она появлялась, фонтаны ее били с неиссякаемой щедростью. И порождали они столько странных форм и удивительных тварей, что для создания их не хватило бы всех божеств, придуманных на Земле во все времена и все эпохи.

Разум, правда, был в дефиците. Его искали – то с надеждой, рассчитывая встретить мудрых старших братьев, то с опаской, ибо братья могли обернуться соперниками или того хуже – беспощадными завоевателями. Но чем дольше искали, тем яснее становилось, что в этой Галактике нет у людей ни братьев, ни конкурентов, ни врагов, ни божественных покровителей. Эта проблема обсуждалась на протяжении веков философами и теологами, биологами и математиками, астрофизиками и экологами, тогда как политики облегченно вздыхали – им хватало забот и с тысячами человеческих миров.

Но тайна отсутствия иного разума будоражила воображение. Теологи относились к этому факту как к признаку избранности Земли и, разумеется, земного человечества, биологам и математикам казалось, что вероятность разумной жизни гораздо меньше, чем жизни вообще, а астрофизики напоминали, что множество планет и звездных систем еще не исследованы, а значит, можно ожидать любых сюрпризов. Но для мыслителей иного ранга – тех, кого называют гениальными провидцами, – вопрос был ясен и обсуждению не подлежал. Эта Галактика слишком молода, говорили они, и люди просто оказались старшей расой, самой первой, кому всемогущим случаем, игрой стихий и обстоятельств даровано бремя самосознания. Подождите немного, пару миллиардов лет, и вы увидите костры потомков чудищ с Альтаира или амеб с Цирцеи – а может, не костры, а звездолеты иэнергостанции. Увидите! Если, конечно, мы доживем… И если мы дадим им выжить…

Впрочем, проблемы столь отдаленного грядущего Язона динАльта не волновали. Гениям он доверял, и потому наличие в Галактике одной и только одной породы разумных существ являлось для него аксиомой. Во всяком случае, так было в прошлом, до и после Великого Распада, и ситуация не изменится еще два миллиарда лет; лишь люди будут кружить по этому звездному архипелагу, селиться на его островах, взламывать недра планет, вспахивать землю, воевать, строить и разрушать города и империи. Здесь – Галактика людей!

Но откуда тогда взялись спиногрызы?

Он размышлял об этом, сидя на полу около своей загадочной параши, уставясь на столь же загадочный агрегат, производивший голубоватые таблетки. Несложное дело – сложить два и два, чтоб догадаться, где родина пришельцев. Эти таинственные приборы, а также гравитационный лифт, компьютер и космический корабль – Язон не сомневался, что находится на корабле, – словом, все это говорило о высочайшей технологии. Как и факт его похищения, свершившегося с поразительной легкостью и невзирая на охранное устройство. Заснул на острове, очнулся здесь… Такое под силу лишь существам, чья мощь не уступает человеческой! Соперникам, конкурентам! Древней расе из чужой галактики, явившейся внезапно в мир людей… И что теперь будет? Судя по их повадкам, не банкет в честь долгожданных братьев по разуму… Скорее – война! Бесконечная кровопролитная бойня в межзвездном пространстве и на поверхности планет! Намного страшней, чем в эру Великого Распада!

Язон содрогнулся, чувствуя, как холодеет в животе и на висках выступает испарина, но постарался успокоиться; жизнь научила его относиться с недоверием к суждениям, основанным на эмоциях. Как бы то ни было, он – здесь, и постарается все сделать, чтоб исключить кровопролитие! Выведать слабости соперника, переиграть, обмануть, запугать… Возможно, сама судьба привела спиногрызов к Пирру… А Пирр – это вам не Кассилия, не Дархан, не союз миров Полярной Зоны и не Поргорсторсаанд! Пирр – это Пирр! Самая страшная, неукротимая планета Галактики, рождающая неукротимых людей…

Смутный план уже маячил в его голове, однако Язон решил, что полировка и подгонка деталей откладываются; слишком немногое ему известно, а потому не стоит строить гипотез на песке. Он поднялся, подошел к устройству, висевшему над полкой, и начал разглядывать его. Этот агрегат был довольно велик, не меньше метра высотой и шириной, и как бы заглублен в стену; внизу – обширная полость, а над ней – двенадцать отверстий в ряд, озаренных разноцветными огнями. Интересно, в какое из них леди Патриция сунула палец.

– Это – для есть, – пробормотал Язон и ткнул в крайнюю дырку с фиолетовым огоньком. Палец что-то кольнуло, он надавил сильнее, и о донышко полости стукнула таблетка, тоже фиолетовая. С минуту Язон разглядывал ее, потом сунул в рот, разжевал и с отвращением выплюнул.

Господь всемогущий, ну и кислятина! Надо же, пища для хадрати! На этакой пище он заработает язву желудка!

Ему хотелось есть, однако были вопросы поважнее.

– Я хочу узнать о моем спутнике, – произнес Язон, обращаясь к мерцающему потолку. – О том, кто был со мной на острове. Он здесь или вы его убили?

Голос над головой прохрипел:

– Спутник остаться на остров. Без ущерба. Здесь не нужен. Что еще?

Облегченно вздохнув, Язон сообщил:

– Я голоден. Мне нужно поесть, а дрянь из этого чертова ящика для меня не подходит!

– Подходит, – отозвался компьютер. – Обмен веществ в твой организм быть исследован. Метаболизм и биохимия – обычный для кислородный жизнь. Состав пищи: белки, жиры, углеводы, микроэлементы и стимулирующий вещества в малых дозах. Все, как у ругов и большинства хадрати. Ешь!

Язон изобразил крайнюю степень отвращения.

– Это невкусно!

– Неизвестное понятие.

Компьютер с многозначительным лязгом отключился. Огоньки, будто посмеиваясь, мерцали радужными цветами: фиолетовый, темно-синий, просто синий, голубой, и так – до алого и багрового… Язон сунул палец в четвертое отверстие, и аппарат наградил его голубоватой таблеткой – точно такой же, какую выдал Патриции.

Эта пилюля была безвкусной, похожей на смесь опилок с размельченной бумагой, и Язон проглотил ее без отвращения. Не бифштекс в «Старом Пью» на Дионисе, но все-таки… Очень напоминает стандартный рацион пиррян-жестянщиков, тех, что из города… для них тоже понятия «вкусно» и «невкусно» неизвестны.

Он собирался продолжить свои эксперименты, но тут стена напротив полки разошлась, и в помещение впорхнул мохнатый шарик. Не очень большой, пониже колена, но чрезвычайно энергичный; подпрыгнув пару раз, он приземлился на крышке контейнера и выдвинул темное око на гибком, длиной сантиметров тридцать, стебельке. Его конечности, похоже, четыре, прятались в густой меховой шубке, редевшей только у основания стебля; там Язон разглядел некий намек на рот и колыхавшуюся над ним гибкую мембрану.

Опустившись на колени, он уставился на странное создание. Оно с не меньшим интересом взирало на Язона. Глаз его был огромным, без зрачка, вдвое больше человеческого.

Наконец пришелец подпрыгнул и пропищал:

– Пожелать ли, чтобы твой глаз, не замутив печаль, есть/быть большой и круглый.

– Это вопрос или утверждение? – поинтересовался Язон.

– Это, дон, сеньор, сэр, сударь, есть/быть оборот вежливости, – сообщило мохнатое существо.

– Сэра хватит. Кто ты такой?

– Мрин, для оказания услуг контакта. Ты, почтенный сэр, говорить, я и Память слушать. – Тонкая лапка вытянулась вверх; видимо, мрин имел в виду компьютер. – Мы слушать и говорить все лучше и лучше, потом учить ругов язык твой расы хадрати.

«Оч-чень интересно! – решил Язон. – Кажется, у меня нашелся собеседник».

– Меня зовут Язон. Как твое имя, малыш?

Шарик снова подпрыгнул, затем начал перебирать хрупкими ножками, пританцовывая на месте.

– Сложное, трудное, тебе не вымолвить. Ты звать мрин, просто мрин, всегда мрин. Я есть/быть единственный мрин на этот корабль. Ты понимать корабль? Корыто, посудина, лоханка для странствовать среди звезд. Ты удивляться?

– Нет. Мой не из каменного века, – с усмешкой заметил Язон. – Мой понимать корабль, а еще понимать, что у всех владеющих разумом должно быть имя. – Он на секунду призадумался и предложил: – Я назову тебя Непоседой. Годится?

Меховой мячик издал восхищенный писк.

– Высокий честь, сэр, дон, сударь! Давая имя, становиться близкий, как… арргх!.. как это на ваш наречий?.. да, друг! Еще ближе – дядя, папа, дедушка!

Он приподнялся на нижних конечностях, подпрыгивая и приплясывая от восторга. Искренность чувств Непоседы не вызывала сомнений – Язон ощущал исходившие от него волны доброжелательности и приязни. Может быть, это создание тоже было телепатом?

Отложив этот вопрос на потом, он вымолвил:

– Рад, что доставил тебе удовольствие, сынок. А теперь скажи-ка, кто такие руги?

– Дети Великой Пустоты, мой сэр с два большой великолепный глаза. Руги лететь в этот галактика и обитая здесь потом навеки. Странствовать здесь среди звезд, делать керр’вадак и брать у хадрати… как это?.. дань, налог, контрибуция!

– Не на тех хадрати наткнулись, – помрачнев, буркнул Язон.

– Что поделать! Руги есть/быть руги, мы есть/быть хадрати. Руги приказать, мы служить.

– Выходит, я – хадрати и ты – хадрати?

– Да, так есть, мой драгоценный сэр.

Язон внимательно осмотрел пушистый шарик с колыхавшимся на вершине глазным щупальцем.

– Но мы не очень-то похожи друг на друга, верно?

– В прежний галактика было много разный хадрати, – сообщил Непоседа. – Много разный народ, раса, племя. Хадрати не есть/быть народ, а есть/быть статус. Позиция в галактический общество, элемент иерархии. Ты понимать?

Язон помрачнел еще больше.

– Понимать, еще как понимать! И что же, у ругов только один этот корабль?

– Нет. Этот первый в ваш галактика для… – Совсем человеческим жестом Непоседа поскреб мех под ротовым отверстием, задумался и пискнул: – Для рекогносцировка, вот! Другие корабли – много, много! – идут в ваш галактика. Корабли и Рой.

– Рой?

– Да, сэр, дающий имя. Рой, стадо, стая, толпа. Но Рой – лучше всего. Самый близкий из понятий.

– Это корабль, только большой?

– Отчасти. Правильней выражаться, сооружение. Конструкция! Руги в ней обитать.

– А скажи-ка мне, приятель…

Сотни вопросов вертелись у Язона в голове, но он вдруг резко оборвал фразу и с подозрением уставился на Непоседу. Странно! Ментальное чувство подсказывало, что собеседник не лжет и не пугает, скорее – полон доброжелательности. Даже почтения, дьявол его побери!

– Ты почему мне это выкладываешь, дружок? – с расстановкой произнес Язон. – Это ведь информация секретная – и про корабль, и про Рой, и про намерения ругов. Или я что-то понял не так?

– Так, – успокоил его собеседник. – Нет секрета, досточтимый сэр. Все хадрати должен знать о ругах. Знать, бояться, не оказывать сопротивлений. Сопротивлений – нехорошо! Солнце взрываться, планета гореть, хадрати гибнуть – убыток!

Язон почувствовал, как струйки холодного пота ползут по спине. Святая Мария Альтаирская и все ее угодники! Взорвать звезду! Неужели такое возможно?

– Ты не преувеличиваешь? – поинтересовался он. – Это правда?

– Правда всегда есть/быть правда. Истина! Руг, хадрати всегда говорить правда.

– Не всегда. Можно сказать такое, что не является истиной. Например, что мое имя не Язон, а Виндино Румпельштицхен, диктатор Поргорсторсаанда.

Присев на хрупких ножках, Непоседа издал странный звук, напоминавший икоту, и втянул до половины стебель с глазом. Кажется, он был ошарашен, и у Язона мелькнула мысль, что концепция лжи, то есть сознательного искажения информации, повергла его собеседника в ужас.

– Но ты ведь сэр Язон! – пискнул пушистый шарик. – Ты так сказать! Если говорить иначе, то…

Вверху что-то лязгнуло, и Язон, вскинув взгляд, увидел полыхнувшие на потолочном куполе огни. Проклятье! Как он мог позабыть, что их беседа записывается компьютером?

– Информацию принять к сведению! – проскрежетал над его головой металлический голос. Непоседа испуганно вздрогнул и сжался, вдвое уменьшившись в объеме.

– Нельзя искажать истина, – пробормотал он, вибрируя от страха. – Тех, кто искажать, допрашивать ку’рири… очень, очень плохо! Плохо, нехорошо, мучительно, мой неосторожный друг!

– Этот ку’рири делает больно? – спросил Язон. – И ты в нем побывал?

– Нет! Я только видящий… видящий других хадрати, толкующий их говорение… В ку’рири они сказать истина, но поздно! Шерсть с них лететь клочьями!

«Устройство для пыток?.. или детектор лжи?..» – с холодной злобой подумал Язон и прикоснулся к волосам.

– Как видишь, шерсти у меня немного, и не хотелось бы ее потерять. Ты это серьезно про шерсть?

– Это… это есть/быть идиома, – пискнул Непоседа и, стремительно перебирая ножками, покатился к открывшемуся в стене проходу.

Язон вытянул руку, словно собираясь поймать пушистый шарик, но тут же отдернул ее, поднялся и, разминая ноги, начал мерить камеру неторопливыми шагами. Идиома, вертелось у него в голове, идиома… словосочетание, смысл которого не совпадает со смыслом составляющих слов… Что же в таком случае истина? Эти слова или все выражение в целом?.. Хорошую мысль подал Непоседа! Если ее развить и доработать, может получиться толк! Если вспомнить об эвфемизмах, гиперболах и парадигмах, о сленге киллеров с Арктура, жаргоне центаврийских шулеров, ненормативной лексике планет Славянского Союза…

Он покосился на потолок. Кажется, Непоседа назвал этот компьютер Памятью?.. Ну, Память так Память! Искусственный интеллект с большим самомнением… Но уж извилин у него поменьше, чем у Язона динАльта! И у него, и у ругов, отродьев Пустоты! И эти извилины, надо думать, не столь хитроумно изогнуты, чтоб отличить правду от лжи… Тем более, что истина и ложь – всего лишь два полюса, пара логических абстракций, между которыми бродят смутные тени фантазий, вымыслов и полуправды…

Задрав голову, Язон уставился в потолочный купол и спросил:

– Сколько слов моего языка зафиксировано в Памяти?

– Три тысячи двести шестьдесят четыре, – отозвался компьютер. – Информация продолжает обрабатываться. Цель – построение грамматики.

– Ты уже отлично говоришь, – похвалил Язон. – Думаешь, этих слов нам хватит для содержательной беседы?

– Для общения с хадрати – безусловно.

– Тогда переведи одну фразу и растолкуй ее смысл своим хозяевам. Язык мой не из стали, но может ранить…^[14] Вот так-то, приятель!

Язон расхохотался и плюнул на стену. Лучше бы в потолок, но до него было слишком высоко.

Глава 4

Космос дан ругам для странствий, Рой – для жизни, звезды – чтоб пополнять энергию, планеты – чтобы брать воду, воздух, минералы и другое сырье, а для развлечения дана игра. И этот дар не менее важен, чем Рой, Космос, звезды и планеты.

Кодекс Первого Навигатора.

Дже’кана, расположившись в кресле, играл в тью’ти со вторым Помощником Ту’баргом, Советником Пи’тхау и Запечатлителем Су’раги. Они сидели в уютном отсеке Зала Забав вокруг решетчатой конструкции с ячейками, в которых светились маленькие голографические фигурки. Повинуясь датчику случайных чисел, конструкция мерцала, принимая тот или иной оттенок – синий, зеленый, желтый или красный, что соответствовало цветам играющих. Каждый из них держал на ладони колоду квадратных карточек определенного цвета, с плоскими рисунками Творительницы, Творителя, Навигатора, Пилота, Защитника и других персонажей, еще не введенных на игровое поле, и в свой черед вставлял одну из карточек в ячейку; она тут же вспыхивала, и над ней загоралось объемное голографическое изображение. Тью’ти было излюбленным состязанием интеллектуалов с целой системой сложных правил, определявших, когда и куда следует поместить очередную фигуру, а смысл его заключался в том, чтобы избавиться поскорей от всех своих карточек, перекрыв партнерам дороги к победе. Выигрыш зависел как от искусства и быстроты реакции, так и от удачи, ибо очередность ходов диктовалась цветом игровой решетки, который менялся с изрядной скоростью. Конечно, как в любой игре, в тью’ти имелись определенные условности: скажем, зеленых Творителей в природе не существовало, равным образом как желтых Навигаторов и синих Защитников. Да и Великая Пустота, старшая из фигур, была в реальности абсолютно черной, так что цвет игральных карт не имел к ней никакого отношения.

При жеребьевке Дже’кане достались красные, и хотя это был оптимальный расклад – красные всегда начинали, – сейчас он позорно проигрывал. Запечатлитель Су’раги выставил Пустоту и, если повезет, мог рассчитывать на Великого Навигатора, что давало реальные шансы к разгрому соперников. А повезет непременно! Удачлив, недоношенный потомок кривой Творительницы! – думал Дже’кана, нервно перебирая свои квадратики. Их оставалось шесть, а у Помощника Ту’барга и Советника Пи’тхау – только по четыре. Чтоб кожа их позеленела!

С этим Су’раги играть в тью’ти, что воздух втягивать ноздрей. В марисо или луа Дже’кана с ним бы еще потягался – в тех играх все определялось логикой, и он, будучи Красным, имел преимущество перед Желтыми. Но случай уравнивал их шансы и даже более того – удача с редким постоянством благоволила Запечатлителю. Про таких говорили: родился с семью пальцами на руках.

Решетка вспыхнула зеленым светом, и Су’раги, не потеряв ни мгновения, воткнул в дозволенную ячейку Великого Навигатора. Потом, насмешливо отвесив челюсть, отдал Хозяину салют; теперь, как бы ни повернулось дело, тот оставался в проигрыше. Хорошо, что играли по малой, на треть кедета; сумма не разорительная, в Рое цикл на нее не проживешь.

Азарт, с которым Дже’кана начинал игру, совсем угас, но правила не позволяли выйти из состязания. Собственно, не правила, а понятия чести, имевшие силу неписаных законов: не хочешь играть – не играй, но, если играешь, доигрывай до конца. Сейчас лишь авария с кораблем или встреча с врагами могли бы сдвинуть Дже’кану с места, но ни того ни другого не предвиделось: клан Зи остался в той галактике, тогда как «Зверь» торил дороги в этой. Мчался в прыжке, растянутом на сотни светолет, и с каждым мигом был все ближе к Рою, а значит, к почету и славе, которые ждали там Дже’кану.

Повезло! Больше, чем Ри’ат, Хозяйке «Двойного светила», и больше, чем Бро’тинли, Хозяину «Спирального луча»! Их транспорты ушли в другие галактики, более дальние, чем эта, и в принципе более перспективные, но не случается такого, чтобы удача выпала разом троим.

Планета, подходящая для керр’вадака! Кто из Хозяев-Навигаторов нашел такую? Всех их, разведчиков древних времен, легко перечесть по пальцам одной руки… И все они стали героями, хотя не каждый выжил после керр’вадака – в древности это решали удача и случай. В древности, но не теперь!

При этой мысли благородный эрдж почувствовал прилив тепла в нервном узле и закончил игру, не щуря глаз и не выказывая иных признаков неудовольствия. Он отдал команду Памяти, затем ее повторили Помощник с Советником; все они стали беднее на треть кедета, а Су’раги – на кедет богаче. Везунчик, чтоб Пустота его поглотила! Впрочем, не стоит: единственный Запечатлитель на корабле и неплохой специалист…

Покинув Зал Забав, Дже’кана спустился на командный уровень и проследовал в свои апартаменты. Три больших отсека рядом с рубкой, обставленные с удобствами, какие положены владельцу корабля: мерцающие картины, искусное творение Запечатлителей, а также личный синтезатор, мебель из ископаемой алой кости и камера повышенной гравитации с ложем для сексуальных утех. Напротив располагался столь же роскошный покой, ни разу не занятый за все полеты «Звездного зверя», а также в период стоянок в наследственном Гнезде Дже’каны и на разгрузочных палубах. Высокие гости в ранге Творителей корабль не посещали, даже Играющая Молниями; скорее всего и в этом полете ничто не нарушит ее гипотермического сна.

Что к лучшему, подумал Навигатор, шагнув в проем в раздавшейся стене. Делиться лаврами первопроходца ему не хотелось, да и какой дележ с Творителями? Творители сами делят, карают, милуют и награждают…

В первом отсеке апартаментов под мерцающими на стенах пейзажами его поджидала Па’тари. При виде ее сердца Дже’каны внезапно сбились с ритма; быть может, ей передалось его волнение? Тот нервный импульс, который рождается сзади и ниже дыхательной щели, растекаясь по телу и наполняя члены блаженством… Но тут он заметил, что Па’тари не разделяет его чувств и даже, скорее, наоборот – она казалась не радостно-возбужденной, а мрачноватой. При виде Навигатора глаза ее сощурились, а клапан непроизвольно дрогнул.

– Что-то тебя беспокоит? – Дже’кана сел в кресло, коснулся панели синтезатора и бросил в рот тонизирующую капсулу.

– Да, почтенный Хозяин-Навигатор.

Официальное обращение! Признак того, что речь пойдет о делах серьезных. Возможно, о наследовании корабля? Что ж, это было б хорошей наградой для Па’тари, ибо она носила титул кайо, являлась его верной спутницей, а значит, достойна разделить его успех. Стать Навигатором и Хозяином «Зверя»! Конечно, не сейчас, а достигнув мудрости красного поколения… и, разумеется, при условии, что «Зверь» отойдет его потомкам через много-много Оборотов, когда сам Дже’кана обратится в Звездном Чреве в прах… чего не избежишь, даже если его удостоят статуса Творителя…

Он оттопырил клапан и резко выдохнул воздух, что служило обычным свидетельством внимания. Па’тари сделала жест благодарности.

– Хочу поговорить о пленнике, достойный Хозяин, об этом хадрати из мира керр’вадака.

Такого Дже’кана не ожидал. Поговорить о пленнике? Что за ничтожный повод для беседы! Конечно, его подруга – Тактик, и ей по рангу заниматься пленником, пока его не доставят в Рой, но все ее хлопоты определялись стандартными схемами: обеспечить жизнедеятельность объекта, расшифровать язык и допросить. Если необходим допрос в ку’рири… Что ж, он не жесток, но истина требует жертв! Он даст на это санкцию.

– Пока хадрати был без сознания, мы с Му’зангом осмотрели его и взяли пробы тканей, – произнесла Па’тари, глядя, как на стене сменяются мерцающие картины. – Но все мы – специалисты транспортного корабля из поколения Желтых и знаем слишком немногое о чужих расах. Об их физиологии, психике, обычаях и способах размножения.

– Детальное исследование – не ваша задача, кайо. Этим займутся Посредники в Рое, – успокоил ее Дже’кана. – Так что же тебя тревожит? Какие-то особенности его организма?

– Нет. Его строение примитивно: скелет отчасти подобен нашему, но нервный узел один, в голове, и перекачка крови тоже ведется единственным органом. Очень уязвимая конструкция! Функции речи, дыхания и приема пищи не разделены, как у нас, – для этого служит ротовая щель, соединенная с дыхательным мешком и пищеварительным трактом. А этот тракт!.. – На лице Па’тари промелькнуло удивление. – Клянусь Пустотой, если извлечь его и вытянуть, он будет длиннее червя с Бозанги! Но он не способен усвоить пищу полностью, и часть ее превращается в отходы. Их, видимо, уничтожают или хранят в специальных емкостях…

– Может быть, это религиозный обряд? – прервал Тактика Дже’кана.

– Может быть. Во всяком случае хадрати заявил, что ему необходимо избавляться от отходов. Пришлось поставить в камере утилизатор… Надеюсь, он не сунет в него конечности!

– И это все, что тебя беспокоит? – спросил благородный эрдж после недолгого молчания.

– Нет, Красный. – Такое обращение к Хозяину служило признаком интимности и в то же время подчеркивало важность сказанного. – Нет, подробности его физиологии мне безразличны; главное – он жив и бодр и попадет к специалистам Роя в отличном состоянии. Но…

– Но?.. – Глаза Дже’каны сузились в вертикальные щелки.

– Этот хадрати имеет очень высокий мышечный тонус. Я бы сказала – аномально высокий! У старых существ, подобных нашим Творителям, такого не бывает.

– Хочешь сказать, что он молод и очень силен? Что мы ошиблись, взяв его, а не другого, который выглядел покрупнее?

– Н-не уверена… – с запинкой промолвила Па’тари. – Не знаю, Красный! Но, осмотрев его, мы обнаружили множество шрамов от заживших ран. Глас Пустоты! – Она воздела руки вверх. – У него на шкуре целого места нет! Следы от ожогов и разрезов, от ударов остриями, от клыков, шипов, когтей! Да что там говорить – дважды или трижды его протыкали насквозь, и это были смертельные раны! Как ты думаешь, что это значит?

– Лишь то, что в обществе их воюют, но медицина на высоте. Для нас совсем не новость. Ты ведь исследовала его снаряжение? Продукт довольно высокой технологии, не так ли?

– Верно. Но я говорю не про общество в целом, а о нашем хадрати. Вспомни, он спал с оружием! Добавь сюда силу и раны и то, что его не раз лечили, спасая от смерти! Что получается?

Навигатор задумчиво подергал клапаном вверх-вниз.

– Думаешь, он Защитник или Страж? Особо ценный экземпляр, вроде тех, что там, над нами? – Взгляд Дже’каны устремился вверх, туда, где за девятью палубами «Зверя» и броней боевого модуля спали красные Защитники. – Это было бы неудачей – Защитники, как всем известно, туповаты, да и Стражи тоже… Моя вина! Надо было взять второго!

– Этот второй тоже, наверное, Защитник. Он… – Па’тари сделала паузу, затем наклонилась к Дже’кане: – Ты наблюдал, как диск поднимается над островом… над тем местом, где мы взяли образец… Что-нибудь показалось тебе странным?

Дыхательная щель на спине Навигатора расширилась, со свистом втягивая воздух, мышцы непроизвольно напряглись. Чуть шевеля клапаном, он произнес:

– Да, показалось. Этот второй… он будто бы пошевелился… я это видел, и Ди’кло тоже. Иллюзия? Обман зрения?

– Нет, Красный! Я просмотрела записи, которые передавались в Память, – он шевелился! Очень быстро пришел в сознание после сонного газа! Значит, он крепче, чем взятый мною образец, – наш хадрати очнулся лишь через три двенадцатых цикла. Тоже не очень долгое время!

Они переглянулись, потом Дже’кана задумчиво вымолвил:

– Опасные существа! Весьма опасные, чтоб мне в Звездное Чрево провалиться!

– Разбудим Творительницу? Чтобы сама проводила допрос?

Навигатор упрямо стиснул ротовую щель.

– Нет! Но мы примем особые меры безопасности… Ты послала к нему мрина?

– Да.

– Добавь еще двух Защитников, самых надежных и опытных, – Мо’шана и Ал’ила. Пусть будут всегда при нем! Пусть говорят с хадрати, и пусть Память обрабатывает информацию. Еще… еще, пожалуй, проведи его по кораблю – разумеется, по жилым палубам. Пусть увидит, как огромен «Звездный зверь», и устрашится нашего могущества! Надеюсь, его язык уже расшифрован?

Па’тари сделала жест подтверждения.

– Разумеется. Но с языком тоже есть кое-какие неясности.

– Мало слов? Я же говорил, что Защитники туповаты!

– Слов достаточно, Красный, но удивляет то, как он их использует. Он попросил Память перевести одну фразу… Хочешь услышать, что получилось?

– Да.

– Мясо в ротовой щели – отрицание – сплав железа и углерода – вероятность – нанести рану, – процитировала Па’тари, и Навигатор раздраженно сощурился.

– Что за мясо в ротовой щели?

– Орган речи, аналогичный нашему клапану. Он позволяет издавать звук той или иной тональности… Великая Пустота! Но что означает это выражение в целом?

– Магическое заклятие? – предположил Дже’кана.

– Вера в волшебство не согласуется с высокой технологией, – возразила Па’тари.

– Мы с этим разберемся. Он продолжает говорить, Память и мрин запоминают, и с каждой двенадцатой цикла у нас все больше информации. Скоро он будет готов для допроса… Но чтоб не разгадывать глупых загадок, мы проведем его в ку’рири. Это приказ!

– Приказ зафиксирован и принят к исполнению! – лязгнул над головой резкий голос Памяти.

Дже’кана ухмыльнулся, оттопыривая челюсть.

– Хорошо! А сейчас…

Он встал, щелкнул застежками комбинезона, позволив ему свалиться ниже пояса, и подтолкнул свою Па’тари к отсеку с повышенной гравитацией. Тяжесть вызывала у ругов сексуальное влечение, но этот феномен, свойственный всему живому, не был связан у них с родительским инстинктом, с желанием продолжить род, продлить себя в пространстве и времени. Физиология их была такой, что сферы эротики и производства потомства не пересекались, первое не предшествовало второму, и потому второе являлось не удовольствием, а суровым и опасным долгом. Но до него, думал Дже’кана, поглаживая нервный узел своей партнерши, еще не один Оборот. Еще далеко!

Он ощутил, как ладонь ругийи скользит по его спине, вздрогнул от наслаждения и тихо прошептал:

– Жаль! Жаль, что мы с тобой не можем завести потомков!

– Ты – Красный, я – Желтая, – ответила она, опускаясь на ложе. – Что сожалеть о несбыточном! Цвет поколения не изменишь…

Глава 5

В тех случаях, когда проблему можно решить многими способами, вполне простительно выбрать тот, которым вы владеете лучше всего.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

Язону виделись яркие сны: будто он снова попал на планету Счастье и спускается на кожаных канатах с плоскогорья, с чудовищного обрыва, рассекавшего пополам ее единственный материк. Влево и вправо от него тянулась серая скалистая поверхность, а высоко над головой, на фоне лазурного неба, торчали острые вершины гор, казавшиеся совсем крошечными в сравнении с чудовищной пропастью под ногами. Она уходила вниз на десять километров, теряясь в белом океане облаков, и где-то там, у подножия этой гигантской стены, его поджидал Темучин, Великий Завоеватель и Разрушитель с Рукой из Стали. Кажется, с ним предстояло сразиться… Язон попытался нащупать нож у пояса, заворочался, вскрикнул и открыл глаза.

Полусферический отсек, огни на потолке, белесоватые стены, овальный контейнер на полу… Ни гор, ни облаков, ни неба…

Сон медленно покидал его, звенья событий и фактов снова соединялись в единую цепочку, кабестан реальности вращался, сматывая ее, со скрипом вытягивая якорь воспоминаний. Нет Великого Завоевателя, убитого Керком в поединке… Нет кочевников на плоскогорье, их племена давно отправились на благодатную равнину, оставив мрачный северный край… Там теперь шахты пиррян, рудничные поселки, обогатительные комбинаты, космодромы – источник трудов и доходов для сотен людей, переселившихся с Пирра на Счастье. Пожалуй, их дети уже не будут пиррянами… научатся сначала думать, а уж потом давить курок…

Хорошо ли это? – размышлял Язон, любуясь мерцанием огней на потолке. С одной стороны, неплохо – зачем множить племя убийц, решающих проблемы пулей, бомбой и клинком? А вот с другой… Проблема проблеме рознь, и есть среди них такие, когда без бомб не обойдешься. Скажем, нашествие Звездной Орды, демарш маньяка Солвица у скопления Зеленой Ветви и все тому подобное. Или же нынешний случай… Конечно, хотелось бы договориться с бритбаками и кончить дело миром, да вдруг не выйдет? Сам он ненавидел смерть, насилие и разрушение и в спорных вопросах стремился к компромиссу, но получалось это не всегда. Увы, не всегда! А значит, не стоило забывать о старом добром способе решения конфликтов, о пушках, планетарных бомбах и плазменных разрядниках. Впрочем, язык тоже был неплохим оружием.

Но, кроме языка и пушек, имелось кое-что еще – тайный дар, которым он владел, его ментальная способность. Снова зажмурив глаза, Язон расслабился, стараясь дышать глубоко и ровно, чтоб вызвать телепатический транс. Это получалось не всегда, но в этот раз удача его не покинула – мысленным взором он вдруг различил контуры большого диска, сгусток тепловой энергии, как бы повисший в холодной и темной пустоте. Он замер, боясь спугнуть видение, однако картина становилась все более определенной и четкой. Цилиндр, пронзающий диск в середине, сложенный из титанических колец и труб, пересекающих их, – наверняка двигатель джамп-перехода… Двигатель сейчас работал; его окружало слабое, но вполне заметное сияние, которое делалось ярче у чудовищных колец-излучателей. Горизонтальные плоскости – палубы, вертикальные – переборки; они складывались в структуру кольцевых коридоров и отсеков, среди которых были огромные и совсем небольшие. Вверху – пять палуб, внизу – три; всего девять, считая ту, где он находится… Под самой нижней палубой – большие пространства, расходящиеся секторами от колонны двигателя; видимо, трюмы и стартовые камеры для ботов-разведчиков. Наверху, над диском, – солидная выпуклость в форме полусферы, то ли еще одно судно, то ли боевая башня, нашпигованная оружием. Каким именно, Язон, разумеется, выяснить не мог, но ощущал смертоносную энергию, дремавшую в этой части гигантского корабля.

– Неплохо они снарядились, совсем неплохо, – пробормотал он сквозь зубы, вглядываясь в многочисленные точки и черточки, мерцавшие тут и там, то собиравшиеся группами, то расходившиеся, будто одноименные заряды электричества. Внезапно Язон догадался, что улавливает тепловое излучение живых организмов, – иными словами, его таинственных похитителей. Он попробовал их пересчитать, дошел до семидесяти восьми и сбился, прикинув на глаз, что членов экипажа втрое, если не вчетверо больше.

Большой корабль, большая команда…

Позволив ментальному зрению угаснуть, Язон провел в неподвижности еще пару минут, раздумывая, что станет делать Керк. Сообразить это было нетрудно: очнется и обнаружит, что непоседливый спутник исчез, обругает его и отправится на поиски к берегу океана, потом спустит в кратер батискаф… Ничего не найдет, объявит тревогу по всей планете, и несколько дней его будут искать; затем решат, что ночью из кратера вылез какой-то неведомый монстр и закусил Язоном динАльтом, а Керком, значит, побрезговал… Что ж, бывает!

От Керка мысли его переметнулись к Мете, сердце сдавило, и он запретил себе думать о ней. Для человека слабого воспоминания – опора, но сильного мысли о близких расслабляют, лишают мужества, а это сейчас ни к чему. Лучше начать и закончить на том, что Мета – на Дархане, и ей ничто не грозит, кроме свар с дарханскими ремонтниками. Это она переживет. Ну, в конце концов сломает кому-нибудь руку или ребра…

Язон сел, свесив ноги с жесткой полки, потянулся, спрыгнул на пол, сделал несколько резких движений, чтобы размяться; затем направился к контейнеру-утилизатору, открыл его и завершил утренний моцион. Хотя, разумеется, гарантий, что наступило утро, у него не имелось; может быть, по корабельным часам был день или даже вечер.

– Завтрак здесь в постель не подают, – пробормотал он, подступая к висевшему над койкой агрегату. – А жаль! Обслуживание не на высоте.

Знакомая голубоватая таблетка лишь притупила чувство голода. Он собирался разжиться еще одной, потом решил, что стоит попробовать все кулинарные изыски местной кухни, и принялся совать палец во все отверстия подряд. В нишу-приемник посыпались разноцветные пилюли, и Язон, отложив уже знакомые, кисло-фиолетовую и безвкусно-голубую, храбро приступил к дегустации, бормоча под нос:

– Ешь, хадрати! Обмен веществ в твой организм быть исследован. Обычный для кислородный жизнь! Белки, жиры и углеводы, а также витамины… Правда, забыли про кофе, табак и алкоголь.

Большинство пищевых капсул оказались на вкус омерзительными, но так или иначе, он наелся. Спустив в утилизатор горсть неподходящих пилюль, Язон повернулся к питающему устройству, раздумывая о том, что в таблетках, видимо, есть некий ингредиент, заменяющий воду, – он не испытывал сейчас ни голода, ни жажды. Потом у него возникла новая мысль, и, подмигнув агрегату, он сунул в него два пальца, в голубое и алое отверстия. Прибор возмущенно загудел, однако выплюнул пилюльку, на редкость горькую; лизнув, Язон приговорил ее к контейнеру.

Затем он уставился на свои руки. Без кобуры и пистолета они казались непривычно голыми, рождая чувство беззащитности, даже неловкости, будто он пришел в роскошный ресторан в нищенских лохмотьях, а то и вовсе нагишом. Зато все остальное было в порядке: руки на месте, и пальцев целых десять.

Три из них Язон воткнул в сияющие огоньками дыры. Кто не рискует, не ест ветчины! Испытывать, так испытывать!

Он занимался этим в ближайший час под хрипы и стоны питающего агрегата, и удача дважды ему улыбнулась. В первый раз, когда он засунул пальцы в синее, зеленое и оранжевое отверстия, и в приемник вывалилась не плоская таблетка, а розоватый шарик. Раскусив его, Язон приподнял в изумлении брови и тут же проглотил добычу; эффект оказался словно от порции спиртного. Щедрой порции, решил он, чувствуя знакомую теплоту в желудке, что не спеша разливалась по членам и чуть кружила голову.

Вторая пилюлька походила на серого червячка и родилась из комбинации фиолетовый—зеленый—желтый—алый. Что намешал в нее агрегат, было тайной за семью печатями, но коктейль получился дьявольский: едва лизнув таблетку, Язон ощутил небывалую мощь, силу титана и всепоглощающую ярость. Стимулятор! Сильнейший стимулятор, который может сделать его берсерком! Он стоял, раскачиваясь, до хруста стиснув челюсти и сжимая кулаки, пока действие крошечной дозы зелья не иссякло, затем коснулся прибора и одобрительно прохрипел:

– А ты, приятель, мух не ловишь! Орел! Да за такую штуку в тысячах миров…

В то же мгновение Язон прикусил язык, вспомнив о подслушивающем компьютере. Вряд ли тот сообразит насчет орла и мух, но о количестве миров упоминать не стоило. Во всяком случае не сейчас! Только под пытками в ку’рири он признается, что в Галактике – тридцать тысяч обитаемых планет и у каждой – сотня крейсеров размером побольше этого чертова диска!

Ухмыльнувшись, Язон изготовил горсть пьянящих шариков, сунул их вместе с серым червячком в карман, а плоды остальных экспериментов спустил в утилизатор. Он собирался продолжить свое увлекательное занятие, но тут стена раздалась, и в проем, деловито подпрыгивая и топорща зрительный стебель, вкатился Непоседа.

– А я уже заскучал, – признался Язон, делая шаг навстречу. – Как твой глаз, дружище? По-прежнему большой, круглый и не замутненный печалью?

– Так есть/быть, сэр, дающий имя, – подтвердил меховой мячик и резво откатился в сторону. За ним стояла леди Патриция с двумя охранниками: один – повыше, с давним рубцом на безносой физиономии, другой – пониже, более коренастый, с длинными мускулистыми руками. Дула их пушек глядели Язону прямо в живот.

– Приветствую кузенов по разуму, – он вежливо поклонился и сделал еще один шаг, к полке, чтобы уйти с линии прицела. Столь пристальное внимание пары стволов ему определенно не нравилось.

– Ты идти со мной, – произнесла Пат, добавив нечто мелодичное, но завершившееся резким скрежетом.

Непоседа перевел:

– Почтенный Тактик показать тебе корабль. Ты идти, не бежать, не скакать, ничего не касаться. Защитники есть/быть с тобой.

– Очень мило, – сказал Язон. – Передай леди мою безмерную благодарность. И пусть не беспокоится – я буду послушен, как овечка на столе мясника.

Он в самом деле был рад. Если ему предлагают экскурсию, то, возможно, он не пленник, а почетный гость? Просто у ругов обычай такой: хватают гостей, где найдут, а самых почетных сажают в камеры…

Его переводчик разразился всхлипами и визгами, Пат ответила, и Непоседа тут же пояснил:

– Глава Измерителей говорить: скоро делать прибор/машина/устройство, который знать твой речь. Очень удобный, очень умный! Но не такой, как я! – Он подпрыгнул на целый метр. – Еще говорить: этот два Защитники всегда рядом с тобой. Ты – плохо, тебе – плохо. Пуфф! Бамм! – Лапка мрина протянулась к оружейному стволу.

Все-таки не гость, с сожалением подумал Язон и вышел из отсека в коридор, где содержались образцы пиррянской фауны. Далее располагался зал, и в нем у непонятных установок суетились несколько желтых спиногрызов, а трое зеленых таскали туда-сюда какие-то сосуды, прозрачные тонкие трубки, миниатюрные приборчики и гибкие листы то ли картона, то ли пластика – в общем, были на подхвате. В другое время Язон призадумался бы над разницей в цвете кожи – возможно, он видел два разных народа или повелителей и рабов?.. – но тут глаза его обратились направо, и он застыл, как пес у кроличьей норы.

В стене была просторная ниша в человеческий рост, щедро освещенная и закрытая прозрачной дверцей, а в ней висел его скафандр с парившим над плечевыми зажимами шлемом. Внизу было разложено все остальное имущество: кобура с пистолетом, нож, аптечка, боевой пояс и всякие мелочи вроде диктофона, перстня-зажигалки и сигарет. Его часы – превосходный хронометр с вечным блоком питания на радиоактивных изотопах, в платиновом корпусе – как раз изучал один из желтых. Похоже, пытался вскрыть при помощи дрели и электрической пилы.

– Непоседа! – Язон повернулся к маленькому переводчику. – Скажи, что этот аппарат не нужно ломать! Это безопасная вещица, она служит для измерения времени. В ней батарейка и индикатор на жидких кристаллах, а больше ничего! Спроси, не вернут ли мне ее?

Возможно, маленький мрин не справился с переводом или имелись на то другие причины, но Пат резко выдохнула, издав жужжащий звук, и с потолка рявкнул компьютер:

– Нет!

– Тогда позвольте мне самому открыть хронометр, – предложил Язон, вспомнив, что платиновый корпус украшает роза из шести рубинов и бриллианта.

Снова жужжание, свист и визг.

– Нет! Не приближаться! Идти!

Один из стражей подтолкнул его стволом. Язон, метнув неприязненный взгляд на желтого вивисектора, пробормотал: «Ублюдок безносый!» – и направился к лифту. Экскурсия началась.

На протяжении трех часов его водили по огромному кораблю, но исключительно по верхним палубам. Вероятно, это были жилые сектора, на удивление непохожие на кубрики и тесноватые каюты привычных Язону лайнеров и боевых крейсеров. Лайнер, даже самый комфортабельный, не говоря уж о транспортах, рудовозах и крейсерах, являлся для человека лишь временным пристанищем, средством преодолеть космическую пропасть, что отделяла звезду от звезды, один обитаемый мир от другого. Конечно, многое вершилось в пространстве; в нем воевали и гибли, странствовали и торговали, строили станции и звездолеты, добывали на астероидах руду, вели научные изыскания. Но жизнь, настоящая жизнь в ее человеческом смысле, все же кипела на планетах, а не в холодной мрачной пустоте, и потому на всякий роскошный лайнер, названный летающим дворцом, приходились тысячи других дворцов, гораздо более роскошных и просторных, стоявших на поверхности планет.

Жизнь ругов, видимо, была иной и протекала в искусственном корабельном мире. Отчасти, быть может, в Рое, о котором рассказывал Непоседа, назвав его сооружением или конструкцией, в которой обитают руги. Но и здесь они устроились неплохо: кольцевые коридоры были широки, отсеки – просторны, и всевозможных салонов, ниш, проходов и кают, чье назначение осталось тайной, была тьма-тьмущая, а ежели придерживаться цифр, то уж никак не меньше пятисот. Однако Язона поразило не число, а монолитность и капитальность увиденного, оттенок вечности, который ощущался в корабле, что, как подсказывал ментальный дар, отнюдь не являлось иллюзией. Похоже, этот диск был неизменным в течение веков, а может быть, тысячелетий, и мириады ругов рождались и умирали в нем, привычно существуя год за годом среди белесоватых стен, в переплетении тоннелей и гравитационных шахт, под светом и мигающими огнями компьютерных терминалов.

Дети Великой Пустоты, думал Язон, осматривая бесконечные залы, лифты, переходы и коридоры. Что же им надо, этим спиногрызам? По утверждению Непоседы, странствовать среди звезд, делать керр’вадак и брать с планет контрибуцию…

На третьей, считая сверху, палубе располагался сад. Ни кустов, ни деревьев в нем не было, однако этот гигантский отсек все же мог считаться садом – если не де-факто, то по назначению. Здесь гуляли и отдыхали среди невысоких скал и причудливых пластиковых сооружений – возможно, имитации растительных форм с неведомой планеты или местных произведений искусства. Здесь были гроты ипещеры, живописные горки и развалы камней, поросших сизым мхом, утесы среди лабиринта песчаных дорожек, и здесь Язон впервые увидел воду – нечто напоминающее пруд, застывший в изрезанных, мощенных камнем берегах. Кое-где стояли кресла странного вида, с сиденьями-желобами, подлокотниками и спинками, вверху которых имелись круглые или треугольные вырезы – видимо, с той целью, чтобы не заслонять дыхательной щели. Еще Язон запомнил конструкцию – или скульптуру? – в форме переплетенных шестипалых рук; в ее высоком плоском постаменте были двери, дюжина или больше, украшенные тем же символом, а к дверям вели натоптанные тропинки.

Святилище? – подумал Язон с любопытством. Место религиозного поклонения? Он попытался пробудить ментальное чувство, но ничего не получилось; видимо, все его силы ушли на утренний эксперимент.

Парк выглядел довольно безлюдным, но в примыкавших к нему помещениях жизнь клокотала и бурлила – правда, смысл происходящего большей частью ускользал от Язона, и комментарии Непоседы не делали его ясней. Что он видел? Гимнастические залы? Учебные классы? Тир для стрельбы по тарелочкам? Пункт питания? Библиотеку с видеофильмами? Местное казино – комнаты для развлечений и игр? Его вели из отсека в отсек под равнодушными взглядами ругов, подталкивали стволами в спину, подгоняли окриками, и вскоре он догадался, что ничего интересного или полезного не увидит. Цель у этой экскурсии была иной: внушить ему трепет перед огромностью корабля, а значит, перед силой и мощью его хозяев.

Но в зале развлечений Язон забастовал, остановился у какой-то непонятной штуки, башенки или цилиндра с множеством ячеек, и принялся наблюдать за играющими. Цилиндр переливался, то и дело меняя цвет, и игроки с возмущенным шипением или азартным визгом что-то в него совали – как показалось Язону, квадраты пластика с рисунками, которых он различить не мог. Ему захотелось придвинуться ближе, но в ребра уперлись стволы, и Пат повелительно проскрежетала:

– Идти дальше! Скорее!

В лифте, когда они спускались к нижним палубам, Язон спросил у мрина:

– Этот цилиндр, меняющий цвет… Зачем он нужен? Для тренировки? Обучения? Или это игра?

– Есть/быть игра, мой досточтимый сэр, – подтвердил Непоседа. – Называться тью’ти.

– В чем ее смысл?

– Играть. Выиграть. Получить слава хороший игрок. Еще получить кедет.

– Что это такое?

Непоседа пустился в долгие и невнятные объяснения, из коих Язон заключил, что кедет – денежная единица или нечто вроде этого; ее не печатали в виде ассигнаций, и в некотором смысле она являлась виртуальной, хранившейся лишь в памяти компьютеров. Похоже, кедет не имел эквивалентов в драгоценных металлах, продуктах питания, каких-то изделиях либо сырье, а определялся умозрительно, как некая работа, произведенная за некое время, – какая работа и за какое время Непоседа объяснить не смог, но с гордостью заметил, что сам он стоит дюжину дюжин и еще раз дюжину кедетов.

Невзирая на туманность этих рассуждений Непоседа, Язон решил, что сделано важнейшее открытие – в мире спиногрызов существовали деньги! А главное их свойство, как известно, перетекать из кармана в карман, чему способствуют удача, ловкость рук и хитроумие. Эта мысль его подбодрила.

Рядом с узилищем их поджидал зеленокожий руг с парой овальных медальонов на серебристых цепочках. Патриция и коренастый страж тут же надели их, а мрин пояснил:

– Это есть/быть к’ха, мой благородный сэр с два глаза! Прибор/устройство/аппарат для говорить!

– Разве тебя недостаточно? Тебя и Памяти? – Язон бросил взгляд на потолок.

– Память – очень важный, очень занятой, – отозвался Непоседа. – Только слушать твой речь, новый слова, и передать их в к’ха. А я… – Он запнулся, повернул зрительный стебель к ругам, потом снова к Язону. – Я не есть машина, я живой. Я утомляться, понимать?

– Понимать, – кивнул Язон, протягивая руку к медальону на груди коренастого. – Мне тоже дадут такой прибор?

Медальоны разом захрипели и засвистели, переводя его речь. Глаза Пат превратились в вертикальные щелки, клапан, прикрывавший ноздрю, задергался:

– Хадрати к’ха не давать, – услышал Язон. – Хадрати не касаться приборов/инструментов ругов, кроме тех, что в камере. Хадрати видеть, какой большой корабль, сильный и быстрый, и очень бояться. Отвечать на вопросы и знать свой место!

Дамочка с норовом, отметил Язон и произнес:

– Я перепуган до судорог, леди. Клянусь Спасителем и всеми святыми! – Он поглядел на Непоседу и добавил: – Чтоб мне шерсти лишиться, если вру!

В душе его бушевала ярость, но он был хитер и терпелив и в этом не походил на пиррян, отличавшихся полным отсутствием как терпения, так и терпимости. Керк, Мета или Гуччо и даже юный Гриф давно бы бросились врукопашную, но только не Язон. Он был игроком, а игроки, не умеющие собой владеть, долго не живут.

Его втолкнули в камеру, Непоседа и двое стражей вошли следом, и стена закрылась. Язон уселся на пол рядом с утилизатором, сделал гостеприимный жест:

– Устраивайтесь поудобней, парни. Очень рад, что вас прислали скрасить мое одиночество.

Из прибора-переводчика раздался скрип и вой, затем коренастый с высоким опустились напротив Язона, вывернув колени и не спуская с него треугольных глаз. Странные позы, подумал он; человек так и минуты не просидит.

Шрам на лице высокого охранника был тонок – явный след скользнувшего мимоходом лазерного луча; такие же шрамы имелись у коренастого на мускулистых выступах-подушках под плечами. Клапаны, прикрывавшие ноздрю, казались у обоих расплющенными и потемневшими, а кроме того, пасть у коренастого выглядела чудовищно огромной – щель в форме подковы от уха до уха, или, вернее, от одной слуховой мембраны до другой. Словом, в сравнении с этими типами леди Пат была настоящей красавицей.

Осмотрев их, Язон покосился на Непоседу, прыгавшего от стены к стене, и хмыкнул. Бравые парни-спиногрызы из местной космической пехоты… Что таким надо? Снести пару голов тут, тройку – там, а в промежутках – поднять стакан и опрокинуть девчонку… ну, еще в картишки переброситься…

– Язон, – он ткнул себя в грудь кулаком. – Меня зовут Язон. Хотелось бы услышать ваши почтенные имена и сохранить их в памяти и сердце. Не всякий день встречаешь таких отважных воинов!

Медальон запел и зачирикал. Коренастый – видимо, старший – переглянулся с напарником, отвесил гигантскую челюсть, шевельнул клапаном и произнес:

– Мо-о-шш’ан!

– Алл-ли-и-и! – пропел его напарник.

– Очень сложные звуки, мне такое не произнести, – сообщил Язон под свист и скрежет прибора-переводчика. – Ты, – он кивнул коренастому, – будешь Мойше, а ты, длинный, – Али. Договорились?

Челюсть у коренастого отвисла еще больше.

– Хадрати – щель поперек, – буркнул страж.

Язон повернулся к Непоседе.

– Что это значит, приятель? Что за щель и почему поперек?

– Это, сэр, дающий имена, есть/быть оскорбление/насмешка/ругань. Ты втягивать воздух через спереди, щель горизонтальный, руги втягивать через сзади, щель вертикальный. Ты понимать?

– Понимать. Ну, ничего, я не обидчивый, – сказал Язон и, побарабанив пальцами по крышке утилизатора, предложил: – Может, парни, соединим полезное с приятным?

Медальон засвистел, и коренастый Мойше рявкнул:

– Не понимать!

– Полезное – то, что вы меня стережете, – пустился в объяснения Язон, – а приятное – то, что позволяет скоротать время с удовольствием. Ну, например, какая-нибудь игра… скажем, тью’ти.

Теперь длинный Али тоже оттопырил челюсть:

– Какой тью’ти? Где ты видеть здесь тью’ти, двенадцатый недоношенный потомок кривой Творительницы? И зачем нам тью’ти?

– Тью’ти – сложный игра, – заметил Непоседа. – Тью’ти играть Помощник Навигатор, Советник, Измеритель. Это – Защитник! Играть проще.

– Ясно. Кому шахматы, кому кегли, – ухмыльнулся Язон и объяснил: – Мне нужны только карточки от тью’ти, карточки с картинками. Тогда я покажу новую игру. Очень простую, очень забавную. Как раз для нас, Защитников!

– Ты – Защитник? – в один голос прохрипели его стражи.

– Еще какой! – Дернув застежку у ворота, Язон продемонстрировал свои рубцы и шрамы, коими его наградили Пирр, планета Счастье, родной Поргорсторсаанд и прочие миры Галактики.

Осмотрев их, Али и Мойше переглянулись.

– Защитник! – сказал коренастый.

– Защитник, чтоб я позеленеть! – подтвердил длинный.

– Теперь сыграем? – с надеждой произнес Язон.

Коренастый Мойше поднял взгляд к потолку.

– Кайо Па’тари сердиться… Она сказать: хадрати не касаться ничего, кроме вещь в камера.

– Она сказала: хадрати не касаться приборов/инструментов ругов, – уточнил Язон. – Карточки тью’ти разве инструмент? Или прибор?

Он говорил неправду. Более того – обманывал, коварно лгал! Эти карты были оружием – пожалуй, страшнее, чем его язык и паранормальный дар. Но простаки-бритбаки об этом не ведали.

– Истина, – проскрипел длинный Али. – Не прибор. Не инструмент.

Мойше решительно уставился в потолок и начал хрипло завывать. Медальон послушно перевел:

– Мо-о-шш’ан – Памяти! Вызвать Зеленый! Зеленый отправить в Зал Развлечений, брать карты тью’ти, полный комплект, доставить сюда. Быстро!

Под потолком хрюкнуло. Спустя недолгое время хрюкнуло снова, и коренастый, просочившись сквозь проем в раздавшейся стене, вернулся с карточной колодой.

– Ты, хадрати, брать, показывать игра!

– Непременно, – откликнулся Язон, раскладывая карточки на крышке утилизатора. Они были квадратной формы и четырех цветов – красные, желтые, синие и зеленые, что показалось ему большой удачей: не составляло труда соотнести их с привычными мастями. Рисунки изображали ругов с разнообразными предметами – видимо, знаком профессии: кто с боевым излучателем, кто рядом с телескопической антенной, кто у пульта, похожего на ломтик сыра, объеденный мышами. Четыре квадратика были без рисунков, и инстинкт игрока шепнул Язону, что эти карточки – особые. Выложив их столбиком, он поинтересовался:

– Что такое?

– Великая Пустота, – пояснил Али, откладывая свое оружие.

– Самая старшая карта?

– Так есть. Самая старшая.

– Какие за ней?

Дальше шли Великий Творитель-Навигатор, Творительница и просто Творитель; за ними – Навигатор-Хозяин, Помощник Навигатора, Советник, Измеритель, Пилот, Защитник и так далее. Выяснив это, Язон разом убил двух зайцев: освоился с картами и получил информацию об иерархии в обществе ругов. Это были полезные сведения – тем более что суть большинства профессий или, скорее, социальных групп он мог представить по их названиям. Пилоты, конечно, пилотируют корабли, а Навигаторы ими командуют; Советники учат и советуют, Защитники охраняют, а к сфере деятельности Измерителей относится, вероятно, наука. Творители, само собой, творят… Вот только что? Но этот вопрос Язон отложил на потом.

– Играем в покер, – сказал он, отодвигая в сторону ненужные карты.

– Поо’керр, – задумчиво повторил Мойше и почесал под нижней челюстью дулом излучателя.

– Именно так. Правила у нас такие…

Они схватывали на лету – видимо, игры являлись любимым развлечением у ругов, и всякий из них, даже Защитник, мог поднабраться в этом деле изрядного опыта. Закончив объяснения, Язон показал, как тасовать колоду, и протянул ее Мойше:

– Сыграем партию-другую для начала. Память может фиксировать ставки?

– Мочь. Но лучше – так!

Протянув длинную руку, коренастый выдрал клок меха у взвизгнувшего Непоседы и распределил шерстинки среди партнеров, бормоча: «Кедет… Как играть без кедет? Кедет есть обязательный…» Обиженный мрин, скуля и подвывая, забился под полку. Али принял свою долю шерстинок, разинул пасть – кажется, это служило у ругов улыбкой – и произнес:

– Болтливый хадрати. Болтливый, но полезный.

Пальцы у ругов были необычайно подвижными, гибкими, и глядя, как коренастый тасует колоду, Язон понял, отчего в их приборах кнопки и клавиши заменяют отверстия. Ловкие парни! – решил он, а вслух промолвил:

– Только, друзья мои, не передергивать! Как-никак, у вас шесть пальцев, а у меня лишь пять.

– Передергивать – что есть? – Мойше, начиная раздачу, повернулся к Язону.

– Жульничать, мухлевать, обманывать, – пояснил тот и добавил, припомнив жаргон Славянских Миров: – Двигать фуфло и проезжать по ушам.

– Не понимать. – Коренастый, подражая Язону, сложил свои карты веером. – Не понимать! Игра есть игра. Соревнование! Если обман, нет честь, а какой тогда игра?

«Была у вас честь, когда вы меня воровали?» – подумал Язон, изучая сдачу. Ему не хватало одной карты до флеша, но он ухитрился проиграть, поторговавшись и завершив кон с двумя двойками. Мойше с довольным видом добавил к своим шерстинкам еще четырнадцать и совсем человеческим жестом похлопал Язона по плечу:

– Хадрати! Умный хадрати, но руг умнеть!

– Руг всегда выигрывать у хадрати, – поддержал коренастого длинный.

– Цыплят по осени считают, – отозвался Язон и в ближайшие двадцать минут проиграл три партии, а одну выиграл. Но шерстинок у него не осталось, и коренастый выдернул новый клок из шубки Непоседы.

– Плохо, – произнес он, сминая в кулаке серые шерстинки. – Плохо, щель забить! Дрянь, не кедет!

– Не кедет, – эхом повторил длинный.

В памяти Язона все еще царили Славянские Миры с их на редкость выразительным жаргоном.

– Бабок не лепим, фраера, играем на интерес, – заметил он.

– Не понимать. Все – не понимать, кроме интерес. – Коренастый поскреб клапан, поковырял в ноздре и закончил: – Чтоб Пустота поглотить! Нет кедет, нет интерес!

– За чем дело стало, – откликнулся Язон. – Давайте играть на кедеты!

Длинный Али поднял глаза к мигающему огоньками потолку.

– Там – Память! – важно произнес он. – Память хранить мой кедет, кедет Мо-о-шш’ан, кедет другой руги. Твой – нет!

– Верно, банковский счет я у вас не открывал. Зато имею вещь не хуже кедетов. – Язон покопался в кармане и вытащил горсть розовых шариков. – Вот! Очень хорошо! Глотать и получать удовольствие! – Он бросил в рот одну пилюльку и блаженно зажмурил глаза: – Никакой опасности! Обмен веществ у ругов и хадрати обычный для кислородный жизнь.

Коренастый с длинным переглянулись, осторожно взяли по шарику и бросили в огромные пасти. Язон затаил дыхание. Щель поперек! Как подействует на этих монстров спиртное? Может, они вообще невосприимчивы к алкоголю?

Челюсти у охранников отвисли, глаза слегка остекленели – похоже, угощение им понравилось. Коренастый Мойше издал странный звук, хлюпнув клапаном, поскреб живот и сообщил:

– Чтоб мой позеленеть! Ты, хадрати, где взять такой?

– Там, – Язон покосился в сторону питающего агрегата.

– Синтезатор такой не делать, – возразил Али.

– Делать! Если знаешь, как.

На секунду наступило молчание. Коренастый и длинный уставились на питатель, будто видели его впервые, а Язон с интересом глядел на них и перекатывал в ладони розовые шарики. Наконец Мойше, шумно выдохнув воздух через спинную щель, взял пилюльку, бросил в рот и поинтересовался:

– Как?

– Дюжина дюжин кедетов, – ответил Язон. – И ни гроша меньше!

– Согласный! – Мойше поднял глаза к потолку, рявкнул, завизжал, и Память послушно отсчитала требуемое. Язон усмехнулся. Теперь он был не просто хадрати, а человеком с кошельком; кроме того, имелись шансы, что вскоре кошелек потяжелеет.

– Синий, зеленый, оранжевый, – произнес он, кивая на синтезатор. – Сунуть сразу три пальца.

– Проверить! – коренастый толкнул длинного стволом в ребро.

Али поднялся, подошел к синтезатору и начал эксперименты под дробный перестук валившихся в нишу капсул. Изготовив целую горсть и проглотив пару таблеток, он оттопырил кожистый клапан и разразился бульканьем и свистом. Вероятно, эти звуки не несли информации, а являлись лишь выражением восторга – медальон на шее коренастого пробормотал что-то невразумительное.

– Теперь играть? – спросил Язон.

– Играть! – в один голос подтвердили коренастый с длинным.

– Тогда сдавай! – Он протянул колоду Али. – Играем на кедеты!

Они предались этому увлекательному занятию, и через пару часов Язон раздел обоих стражей до последней нитки.

Глава 6

Самая большая ложь – это неверно понятая правда.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

Миновало часов шестнадцать или около того, когда корабельная Память закончила обработку информации. Похоже, это был непростой процесс, но Язон заметил, что портативный переводчик, болтавшийся на шее коренастого, с каждой минутой изъясняется все лучше и понятней; он уже не манкировал спряжениями и склонениями, не путал «ты» и «твой» и употреблял глаголы в надлежащих временах. В эти часы Язон успел не только обогатиться за счет своих охранников, но также пообедать, пару раз задействовать утилизатор и подремать, скорчившись на жесткой полке – куда, подальше от ругов, забрался пушистый Непоседа. Что касается длинного с коренастым, то они, как выяснилось, не нуждались в сне, равным образом как и в отправлении естественных надобностей. Язон попробовал расспросить их о чудесных свойствах физиологии ругов, но стражи понимали в этом ровно столько же, сколько фермер с Поргорсторсаанда в теории пространственных джамп-переходов.

Спал он спокойно и крепко, а пробудился от того, что металлический голос под потолком взревел:

– Встать, человек-хадрати! Поднимайся и отвечай: ты готов? Функционируешь нормально?

Язон приоткрыл веки, пробормотал:

– На редкость, заботливая куча железного хлама… Сейчас проглочу таблетку, наведаюсь в утилизатор и буду готов. А, собственно, к чему?

– К допросу! – прогрохотал компьютер и заткнулся.

– Не стоит есть, хадрати, – предупредил коренастый Мойше. – Вдруг Навигатор решит допрашивать тебя в ку’рири… – Он сморщился и вроде бы с сочувствием заметил: – Но ты не бойся, шрамов у тебя не прибавится.

– Это хорошая новость, – согласился Язон, раскрыв диафрагму утилизатора.

Затем он шагнул в проход, который обозначился в стене, повернулся и подмигнул пушистому мрину. Но, несмотря на этот признак уверенности и самообладания, сердце у него сжалось – точь-в-точь как съежившийся на полке Непоседа.

Они проследовали к лифту через коридор и лабораторный зал: впереди коренастый, за ним Язон и сзади длинный, с оружием наперевес. Холодный ствол иногда тыкал Язона в копчик, но он не обижался на Али: что поделаешь, служба есть служба. К тому же этот спиногрыз проиграл ему, вместе с приятелем, тысяч шесть кедетов, сумму вроде бы немалую. Чего тут обижаться?

Миновав шкафчик с оружием и скафандром, Язон невольно вздохнул и ступил в лифт. Привычное ощущение невесомости заставило расслабиться мышцы, так что вниз, на командную палубу, он явился спокойным, точно крупье, подложивший магнит под рулетку. Но это спокойствие, видимо, было внешним – телепатический дар не подчинялся Язону и не желал пробудиться.

Защитники привели его в просторное помещение с уже привычным куполообразным потолком, по которому в неспешном танце скользили разноцветные огни. Посередине стояло загадочное сооружение, напомнившее Язону древний микроскоп, только огромных размеров: снизу – массивный диск, а над ним – труба, соединенная с основанием ребристой изогнутой балкой. За этой конструкцией виднелись кресла и фигуры расположившихся в них бритбаков, леди Пат и еще четверых; двое из них показались Язону знакомыми – похоже, те спиногрызы, что заявились к нему при первом пробуждении. Впрочем, он рассматривал не их, а ругов, чья кожа, как и облегающие комбинезоны, заметно отливали алым. Таких он здесь еще не видел! Один из них – похоже, местный босс – сидел в центре. Несмотря на странную мимику, нелепую нашлепку вместо носа и карикатурную пасть, это существо вовсе не казалось смешным – наоборот, производило такое же впечатление властности, как высший полицейский чин или судья при мантии и парике. Язон скривился; судьи и полицейские ему решительно не нравились.

– Закрепите его! – велел главный спиногрыз, заставив Язона моргнуть в удивлении. Ни скрипа, ни свиста, ни скрежета, ни переливчатых трелей… Он слышал почти человеческий голос, не с потолка, а оттуда, где находился говорящий. Иллюзия? Если так, то весьма достоверная…

Коренастый с длинным подтолкнули его к механизму, похожему на микроскоп, заставили подняться на дисковидное основание и, вытянув из вертикальной балки гибкие широкие ремни, обвили ими пояс и грудь Язона. Он мог шевелить руками и ногами, но сдвинуться с места не удалось бы ни на шаг.

– Выходит, тебя все же сунули в ку’рири, – чуть слышно вымолвил коренастый Мойше, затягивая ремень. – Ну, ничего! Не будешь по-пустому хлопать клапаном, не попадешь в синтезатор!

– Это утешает, – так же тихо пробормотал Язон. Мышцы его напряглись, но ремни не дрогнули; пожалуй, даже десяток пиррян были б не в силах их растянуть.

Охранники вышли, стена за ними затворилась.

– В этом отсеке действует особый к’ха, – произнес бритбак в красном – тот, который сидел посередине. – Мы можем говорить друг с другом без помех. Ты меня хорошо понимаешь, хадрати?

Язон мотнул головой.

– Отлично, сэр. Техника у вас на высоте. Однако хотелось бы спросить…

– Здесь мы задаем вопросы. Если ты ответишь на них правдиво и согласишься сотрудничать, то будешь цел. Если же нет… – Красный выдержал многозначительную паузу. – Устройство, в котором ты находишься, определяет истинность сказанного. Отклонение от истины карается болью. Чем больше отклонение, тем сильнее боль.

Допрос третьей степени на детекторе лжи, мелькнуло у Язона в сознании. Он переступил на месте, поднял взгляд к нависшей над ним трубе, потом хмуро уставился на босса спиногрызов.

– Хочешь проверить? – сказал тот.

– Не помешало бы.

– Тебя зовут Язон? Таков твой личный идентификатор?

– Да.

– Теперь попробуй назвать другое имя. Как тебя зовут, человек-хадрати?

– Риверд Бервик, член Общества Гарантов Стабильности. Я…

Нависшая над ним труба вдруг басовито загудела, разряд незримой молнии пронзил Язона, и следом за ним родилась боль. Два потока нестерпимой боли: один поднимался от ступней ног к коленям и бедрам, другой спускался от макушки к плечам и груди. Мышцы его свела судорога, в глазах потемнело, однако он терпел, стискивая зубы, пытаясь не застонать, не крикнуть, не скорчиться от жуткой муки. Но это было только началом: две волны боли встретились, и Язон ощутил, как внутри него, где-то в районе желудка, взорвался плазменный фонтан. Это было словно удар раскаленного молота; он привстал на носках, выгнулся в пояснице, потом захрипел и обвис в ремнях. Меж плотно сжатых губ струйкой пробилась слюна и потекла по вороту комбинезона.

Боль исчезла. С минуту он висел без движения, затем уперся подошвами в нижний диск и попытался выпрямиться. Это удалось не сразу – память о перенесенном страдании еще гнездилась в костях, в каждом мускуле и каждой клетке его измученного тела. Наконец, откинув голову, Язон сделал несколько глубоких вдохов и вытер с губ слюну. Он не боялся; ярость вытеснила страх. Ярость и сознание собственной силы. Он не крикнул и не просил пощады!

Язон расправил плечи, и глаза его сверкнули торжеством. Этот ублюдочный механизм, что причиняет боль, – всего лишь глупая машина… и глупцы-бритбаки ей доверяют… А зря!

Руг в красном смотрел на него холодным оценивающим взглядом.

– Ты любопытен, хадрати… Но любопытство – не самый большой недостаток, гораздо хуже – отклонение от истины. Ты убедился, что делать этого не стоит?

– Я убедился лишь в том, что ваша машина несовершенна, – прохрипел Язон. – Не может причинить настоящей боли… впрочем, как и распознать истину.

Глаза бритбака сузились. Он повернулся к сидевшей слева Патриции.

– Что это значит, Тактик? Неправильно настроили ку’рири?

– На максимум, досточтимый Хозяин-Навигатор. Но этот объект – Защитник. Думаю, он умеет терпеть боль.

– Я объясню, что это значит, – вмешался Язон, стирая остатки слюны с воротника. – Это значит, что вашей машинкой лучше гвозди заколачивать. – Он уставился на спиногрыза в красном. – Желаешь убедиться? Ну, так повтори свой вопрос! Тот, насчет имени!

Глаза Навигатора сузились еще больше, став похожими на вертикальные щелки. Затем он медленно произнес:

– Как тебя зовут, хадрати?

– ДинАльт. Спрашивай еще!

– Твое имя?

– Боухил!

– Имя?

– Ян Свенсон!

– Имя?!

– Рамакришна!

Наступило ошеломленное молчание. Хорошо, когда в запасе есть столько имен, подумалось Язону. Он мог бы назвать еще с десяток прозвищ и фамилий, известных на той или иной планете, главным образом, в полиции и казино. Святая истинная правда!

– У разумного существа не может быть столько личных идентификаторов, – произнес незнакомый руг, тоже в красном, сидевший справа от босса. – Это вносит путаницу и хаос, недопустимые в технически развитой цивилизации!

– Смотря в какой и насколько развитой, – откликнулся Язон. – Мы можем рассмотреть гипотезу, согласно которой в моем сознании размещен десяток личностей. Искусственная пересадка разума… Вы незнакомы с этой технологией, друзья мои?

Снова тишина. Затем Навигатор спросил:

– Это гипотеза? Или?..

– Пусть будет пока гипотезой, – ответил Язон с осторожностью и возликовал в душе: ни всплеска боли! Но разве он лжет? Гипотезы могут быть любыми, и, кажется, полет фантазии ку’рири не считает криминалом.

Приободрившись, он произнес:

– В обществе, к которому я принадлежу, принято называть при знакомстве личные идентификаторы и статус. Я сообщил вам ряд своих имен; мой статус – особый уполномоченный планеты Пирр. Но ваши имена и звания мне неизвестны, и это плохо. Я не могу обращаться к вам с необходимым почтением – ни к одному из вас, кроме леди Пат.

Навигатор в красном бросил взгляд налево.

– Пат?

– Так он меня называет, – произнесла Патриция. – Это существо не может воспроизвести звуки нашего языка.

– Что такое «леди»?

– Почтительное обращение.

– Почтительное? Это хорошо! – Навигатор задумчиво пошевелил челюстью. – Думаю, этот хадрати прав, и речь его вполне разумна. Он должен знать своих хозяев. – Шестипалая ладонь коснулась груди между застежек комбинезона: – Я – Джек-ан’на-а, Навигатор и владелец «Звездного зверя», и, обращаясь ко мне, ты должен прибавлять слово «досточтимый».

– Джек, – откликнулся Язон, – досточтимый сэр Джек. – Он захлопнул рот, чтоб не добавить «потрошитель великанов»; это было бы совсем не к месту.

– Пусть так, – Навигатор слегка отвесил челюсть в знак благожелательной улыбки. – Рядом со мной – Советник Пи-ит-ха’у-у и первый Помощник Навигатора Ди-и-кл’о.

– Пит и Дик, – прокомментировал Язон.

– С другой стороны – Тактик, с которой ты уже знаком, и Измеритель Му-у-зз’анг, специалист по живым организмам. Его цель – исследовать их и лечить.

– Доктор Му, – уточнил Язон. – Но мне, щель поперек, услуги врача не требуются.

Челюсти у Джека, Пита, Дика и Му отпали, а леди Пат оттопырила клапан и испустила протяжный стон.

Навигатор тут же захлопнул пасть и поинтересовался:

– От кого ты слышал это выражение?

– От моих стражей.

Долгий пронзительный свист.

– Да, разумеется… чего еще ждать от Защитников?.. – Вытянув длинную руку, Навигатор коснулся плеча Патриции. – Запомни, хадрати: в присутствии той, кого ты называешь Пат, такого говорить нельзя. Можешь очутиться в синтезаторе.

– Я понял, – голова Язона покаянно склонилась. – Со всем смирением прошу меня простить… Могу ли я теперь задать вопрос?

– Спрашивай.

– Мрин объяснил мне, что руги – Дети Великой Пустоты, странствующие среди звезд. Но кто такие хадрати? Вернее, что значит это слово?

– Я объясню, – сказал Советник Пит. – На Бозанге, одном из известных нам миров, водятся животные, странные твари, живущие в почве, длинные и тонкие… вот такие! – Он продемонстрировал гибкий палец. – Они ползают в вечной темноте и никогда не видят неба – и не увидят, поскольку не имеют глаз. Мы называем их хадрати.

Язон скривился.

– Черви! Но я-то вижу небо! У всех представителей моей расы есть глаза, и многие странствуют среди звезд! Наш технологический уровень…

– О нем поговорим попозже, – резко прервал его Навигатор. – А сейчас мы будем спрашивать, а ты – отвечать! И не забывай, что находишься в ку’рири… Ты терпелив, но вряд ли боль доставит приятные ощущения.

Решив, что с очевидным не поспоришь, Язон смолчал. Навигатор, дергая клапаном, повернулся к Измерителю Му и молча показал длинной рукой на пленника – видимо, допрос полагалось вести специалисту по живым организмам. Поерзав в кресле, тот спросил:

– К какому поколению ты принадлежишь?

Актуальный вопрос! – мелькнуло у Язона в голове. О технологии поговорим попозже, а сейчас скажи нам, какого ты поколения! В самом деле, какого? Не старик, однако и не юноша… тем более не младенец…

Он пожал плечами и буркнул:

– Не понимаю!

– Не понимаешь? – Измеритель подался к нему всем телом. – Хорошо, я спрошу иначе. Скажи, хадрати, ты получаешь удовольствие, общаясь с самками своего вида?

– Смотря с какими и сколь близко, – ответил Язон, но тут труба над ним загудела, и он поспешно выкрикнул: – Получаю! Конечно, получаю!

И этот вопрос казался странным, точно банан, выросший на ядовитом держи-дереве. Выходит, бритбаков интересует секс? Не число освоенных людьми планет, не их боевой потенциал, не технология, не оружие? Но почему?

Язон пристально оглядел сидевших перед ним созданий. По человеческим понятиям – одна женщина и четверо мужчин… Но верны ли эти понятия для бритбаков? Слабое эхо ментального чувства говорило: что-то здесь не так. Не так! Пат была не вполне женщиной, а эти четверо, как и его охранники, не вполне мужчинами. Может быть, гермофродиты? Нет, определенно нет… Телепатический контакт был слаб, но не настолько, чтобы принять эту гипотезу всерьез. Скорее, нечеткость половых ролей определялась возрастом, точно так же, как пятилетний мальчик не сознает себя мужчиной, а девочка – женщиной. Значит, перед ним дети? Но это явная нелепость! Дети не могут управлять огромным звездным кораблем!

Тишину нарушил голос Советника Пита:

– Он принадлежит к поколению Желтых. Или даже к Красным – я замечаю, что цвет его кожи слегка розоват. И он получает удовольствие, общаясь с самками!

Хотите поговорить о сексе? – подумал Язон. Ну, что ж, потолкуем! Мысленно испросив у Меты прощения, он потер щеки ладонями и заявил:

– Я краснею от стыда, досточтимый. Кровь приливает к коже, когда я вспоминаю женщин, даривших мне свое внимание, любовь и ласку. Плохо я им отплатил!

– Что означают твои слова? – произнес Помощник Дик.

– Я их покинул. Я не заботился о них и собственном потомстве.

– Потомстве? Каком потомстве?

– О сыновьях и дочерях. Я даже не знаю, сколько их, разбросанных в разных мирах, чьи названия я позабыл. Должно быть, не меньше двадцати…

Это было святой правдой – до Меты он встречался со многими женщинами, и попадались среди них служанки и герцогини, скучающие жены финансистов, девушки для развлечений и даже русалки из расы людей-гидроидов с планеты Океан. Разве всех запомнишь? Тем более что Мета сказала: отныне в жизни его будет лишь одна женщина. И это тоже являлось правдой.

Но почему после признания Язона в отсеке наступила мертвая тишина? Щель поперек! Что-то опять сказал не к месту? Он слишком мало знает об этих существах, о том, как они истолкуют сказанное! Лучше бы прервать допрос и поразмыслить… Но музыку здесь заказывал не он.

– Кргх!.. Потомки! Двадцать потомков! В разных мирах! – Советник в красном, потрясенный, выдохнул воздух через спинную щель. – И он не отклонился от истины, клянусь родным Гнездом!

– Не отклонился, – растерянно подтвердил Измеритель Му. – Раз нет болевого импульса от ку’рири, значит, не отклонился…

– Значит ли это, что он – Творитель? – Леди Пат привстала в кресле, нервно дергая клапаном.

Язон пошевелился, чувствуя, как верхний ремень сдавливает грудь, а нижний врезается в живот, вызывая неприятное ощущение тяжести в желудке.

– Что случилось, досточтимые? Какое вам дело до моих потомков? Разве так важно, сколько их и где они пребывают?

Кажется, Навигатор Джек первым справился с изумлением. Он встал, неторопливо обошел вокруг ку’рири, потом замер напротив Язона и откинул безволосую голову. Она двигалась так, будто ее привинтили к квадратным плечам на хорошо смазанных шарнирах.

– Слушай, хадрати… слушай внимательно, ибо речь идет о твоем статусе, который определяет твою ценность и, следовательно, жизнь. Ты сказал, что являешься уполномоченным планеты Пирр. Это правда?

– Разумеется. Я могу вести переговоры с любыми инопланетянами, заключать договора и союзы, объявлять войну, назначать контрибуцию и взыскивать ее. А еще…

Джек прервал его, вскинув длинную руку.

– Отсюда следует, что ты обладаешь не меньшей властью, чем Навигатор в дальнем полете. Но, осмотрев тебя, мы обнаружили шрамы от многочисленных ран. Значит ли это, что ты – Защитник?

– Да. Воин, солдат, боец, драчун, забияка – выбирай, что нравится, почтенный сэр.

– И, кроме того, ты производишь потомство. Ты – половозрелый! Не слишком ли много для одной личности?

Странные вопросы! Непонятные! А потому пора кончать, решил Язон. Конечно, он лишь танцор, который пляшет под музыку бритбаков, но шевелит ногами все-таки по-своему. Может и споткнуться!

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, не много. Я вообще сторонник широкой специализации. Как говорится, больше умеешь, больше имеешь, ибо волка ноги кормят. – Грудь его расширилась, набирая воздух, мыщцы напряглись, и роковая фраза слетела с губ: – А ног у волка пять, и потому…

Басовитое гудение над головой, затем – удар молнии, всплеск мучительной боли и милосердная тьма беспамятства…

* * *

Язон очнулся в своем узилище, на жесткой полке, под ярким светом, который струился из потолочного купола. Кажется, он был не один – чьи-то руки гладили его по лицу, чьи-то мягкие волосы щекотали шею. Мета?!.. – мелькнула сумасшедшая мысль. Нет, откуда тут взяться Мете… она сейчас ругает дарханских монтажников-лоботрясов или торгуется с их шефами… Вслед за этой мыслью Язон ощутил, что ручки, которые касаются его, совсем крошечные, волосы хоть и мягкие, но слишком уж коротки для пышной Метиной гривы, и пахнет от них вовсе не Метой. Он приподнял веки и встретился с темным круглым глазом, взиравшим на него с горестной тревогой.

– Благодарить Безымянный Папа! – воскликнул Непоседа, шустро отдергивая маленькую лапку. – Я уже думать в сомнении, что ты переселиться в Звездное Чрево! Это есть/быть так печально, о сэр, дарующий имена!

– Я все еще здесь, – прохрипел Язон, с трудом усаживаясь на полке и запуская пальцы в синтезатор. Синий, зеленый, оранжевый… проглотить, повторить заказ и снова проглотить… и в третий раз не помешает…

Ему полегчало. Теплая волна поднялась к груди и голове, омывая закаменевшие мышцы, руки перестали дрожать, и смолкли гудевшие под черепом колокола. Мрин похлопал его по ладони, уставился в лицо любопытным глазом.

– Что это есть/быть? Такой маленький и круглый, который ты глотать?

– Универсальное лекарство, – объяснил Язон, усаживая Непоседу на колени. – Видишь, я уже здоров и буду еще здоровее, когда проглочу четвертый шарик. Но пятый – это лишнее… тут важно не перебрать… – Он бросил в рот еще одну пилюлю и блаженно сощурился.

– Однако ты допрашиваем в ку’рири, – дрожащим голосом произнес Непоседа. – Это так печальный, мой друг с два глаза! Так утомительно и не полезно для здоровья!

– Ничего, мы еще повоюем. И повоюем тем успешней, чем больше ты мне объяснишь.

– Я весь переполняться внимания. Что ты желать, почтенный сэр?

Язон пригладил растрепанные волосы.

– Кажется, ты помянул Безымянного Папу? Кто это такой?

– О, покровитель всех мрин! Как говорить у вас, у человеков, Отец мой племя. Он есть без имени, без тела и жить в священный камень. Много священный камень, совсем небольшой, но с великий сила… Каждый мрин иметь такой камень и утешаться, когда в тоска… поговорить с Безымянный Папа…

– Ты мне покажешь свой камень?

Глаз Непоседы подернулся грустью.

– У меня его нет, благородный сэр. Для Безымянный нужен камень с родной планета, а я там не бывать. Никогда не бывать! Я родиться в Рой, служить руги, летать на корабль и видеть свой мир только в сон… Зеленый холмы и прозрачный ручьи – они сверкать будто расплавленный серебро…

Жалость к этому маленькому существу пронзила Язона. Его ментальный дар, внезапно пробудившись, послал ему чувство печали, тоски и одиночества. Он погладил мягкую шерстку Непоседы и ласково произнес:

– Не надо грустить, мой друг. Я обещаю, что ты увидишь, как зеленеют холмы и сверкают под солнцем реки… не в твоем мире, так в моем. А сейчас объясни мне – ты служишь ругам добровольно?

– Так. Я и другие мрин – часть контрибуция, который платит мой планета. Мрин – нет сильный, не воевать, не иметь корабль, не делать оружие, но хорошо служить. Успокаивать, запоминать… Такой устройство мозга… Быстро запоминать, чувствовать чужой язык, чужой сознание… Поэтому хороший переводчик. Руги ценить мрин.

– Ты должен отслужить какой-то срок, а потом тебя отправят на родину?

– Так есть/быть прежде, мой драгоценный сэр. Но теперь я и другие мрин не вернутся из Роя к нашим холмы и реки… Никогда, никогда!

Язон насторожился, ощутив, что в этих словах таится нечто очень важное.

– Но почему? Руги нарушили уговор?

– Я мало лет и не все понимать, как старший мрин. Я знаком одно: этот руги из клан Куа воевать с другой клан – Зи, и клан Зи прогнать Куа из наша галактика. Куа искать новый место, а все планета хадрати, который есть/быть у Куа, теперь есть/быть у Зи. Планета мрин тоже.

Ну и дела! – подумал Язон, пытаясь осмыслить новую информацию. Выходит, руги – единая раса, но не единый народ! Они, как и люди, разделены на сообщества, воюющие меж собой, и побежденные бегут, а победители захватывают их владения… Вероятно, в какой-нибудь древней галактике, где успели возникнуть иные разумные расы – хадрати, червяки… И ругам под силу преодолеть межгалактическое пространство… Все, как он подозревал!..

Это ошеломило Язона. Прошли годы с тех пор, как он повстречался с доктором Солвицем, одним из бессмертных гениев, пережившим Эпоху Распада и удалившимся на время в иную реальность. Солвиц утверждал, что другие галактики недосягаемы – даже для него, владеющего огромным искусственным планетоидом… Но правда ли это? И можно ли верить Солвицу? Ведь он был столь же безумен, сколь гениален и отличался к тому же склонностью к вранью… Чего стоили его бредни об иной Вселенной, которую он якобы посетил? Его открытия, в которых никто не мог разобраться? И, наконец, утверждение, будто Язон и Мета, побывав на его планетоиде, сделались бессмертными? Может, конечно, и так, но проверять свое бессмертие на практике Язон решительно не собирался.

Маленькая лапка Непоседы коснулась его руки.

– Ты хотеть поспрашивать о что-то еще? Я отвечать. Что известно, все отвечать, мой добрый друг.

– Мне задавали странные вопросы, – медленно сказал Язон. – Там, в отсеке, где находится ку’рири… Спрашивали, к какому поколению я принадлежу. Затем – способен ли я получать удовольствие, общаясь с женщинами моей расы… И очень удивились, когда я сказал, что, вероятно, имею сыновей и дочерей. Что это значит, малыш?

– Они стараться выяснить твой статус, определить твой ценность, сэр.

– Да, Навигатор говорил об этом. И что же? Какое отношение мои потомки имеют к моему статусу?

– Статус определяться возрастом. Самка твой раса приносить потомство, так? Потомство – беспомощный, маленький, глупый? И он расти и умнеть? – Дождавшись кивка Язона, мрин пояснил: – У ругов точно так. Потомство маленький, кожа синий, синий поколений. Жить в Рое, есть, двигаться, расти. Вырасти – кожа зеленый, зеленый поколений. Тогда старший руги смотреть способность и учить: кто сильный, быстрый – учить на Пилот, Защитник, Работник, кто умный – учить на Измеритель, Советник, Навигатор. Ты понимать?

– Это мне ясно. У людей все происходит примерно так же. – Язон задумчиво поднял глаза к потолку. – Значит, эти зеленые спиногрызы что-то вроде стажеров? Учеников?

– Верно, так есть. Зеленый – уже большой рост, но нет интерес друг к другу, как самец к самка. В их организм еще происходить… – Непоседа замялся, подыскивая нужное слово: – Да, происходить изменение. Когда закончиться, тогда кожа желтеть, стать желтый поколений, работать, понимать удовольствие друг от друга, но не творить потомство. После кожа краснеть, делаться красный поколений, получать наследие родителя, руководить, делать самый важный работа. И, наконец, приносить потомство. Создать новый синий.

– Что после этого? Умереть?

– Нет информация. Тайна! Наверное, старший мрин знать, я – нет. Всякий народ главный тайна – как воспроизводить потомство. Самый уязвимый пункт… Ты удивляться?

– Нет. – Язон отрицательно помотал головой. – Значит, они полагают так: чем старше поколение, тем более информированы его члены и тем выше их ценность? А самые старшие те, кто принес потомство? Разумный подход, хотя не совсем оправданный для моей расы! – Тут он вспомнил изображения на карточках тью’ти и, понизив голос, вымолвил: – Как руги называют тех, кто творит новое поколение? Творители?

Непоседа испуганно сжался у него на коленях и вытянул зрительный стебель к потолку.

– Ты не спрашивать, сэр! Я не видеть Творитель и ничего не слышать! Почти ничего… И лучше нам не говорить об этом, мой драгоценный друг с два глаза!

– Хорошо, поговорим об ином, – согласился Язон, тоже бросив опасливый взгляд на потолочный купол. – Скажи, где мои охранники? Где длинный Али с рубцом на роже и коренастый Мойше?

– Пока ты лежать без движений и приходить в себя, их отпустить. Защитник тоже хотеть развлекаться. Идти в Зал Забав, двигаться, играть, встретить знакомый самка и…

О чем еще собирался поведать Непоседа, осталосьнеизвестным: в стене наметился проход, и коренастый с длинным протиснулись в камеру.

– Ты еще жив, хадрати? Жив, чтоб мне позеленеть! – Мойше опустился на пол перед утилизатором, пристроил оружие на коленях и махнул напарнику: – Сыграем? В поо’керр! Хорошая игра! Лучше тью’ти!

– Ты ведь проигрался до дыр, – заметил Язон, слезая с полки. – И ты, и твой приятель! Откуда кедеты?

Коренастый насмешливо отвесил челюсть.

– Ты думаешь, на «Звездном звере» только два Защитника? Больше, много больше! А еще есть Пилоты, Измерители, Техники, Работники… Все любят поиграть, и у каждого – кедеты! – Он оправил медальон-переводчик на груди, извлек откуда-то колоду карт, ловко перетасовал и протянул Язону. – Сдавай! Клянусь Звездным Чревом, я верну свое, и мы сыграем на шкуру одного хадрати… Хоть и дырявая, а пригодится!

– Свою побереги, – усмехнулся Язон и начал раздавать.

Интерлюдия

Пирр, остров в восточном океане

С плоской вершины скалы остров был виден как на ладони: затопленная после давнего взрыва кальдера, кольцо земли вокруг нее, камни – мелкие, средние, крупные, валявшиеся в хаотическом беспорядке, и расчищенный, обнесенный стеной пятачок, где был разбит лагерь. Там стояла палатка из металлизированной ткани, громоздились контейнеры и ящики, а около скиммера, похожего на большого серого жука, у треноги с полевым огнеметом, дежурил пилот. Трое пиррян, с поисковыми датчиками в руках, обходили остров вдоль береговой линии, другая троица исследовала центральный провал, куда был сброшен робот-батискаф. Этой последней группой командовал Тека, помощник Гуччо; его высокая мощная фигура в скафандре маячила на фоне темной воды словно стальной столб, вбитый на берегу. Он делал какие-то манипуляции с пультом управления роботом, время от времени поворачиваясь к скале и отрицательно качая головой.

– Ничего, – пробормотал Керк, щурясь от яркого солнечного света. – Шесть часов поисков – и ничего! Дьявольщина! Куда он мог провалиться?

– Провалиться вряд ли, – заметил Бруччо. – Скорее, утащили в воду. Если так, мы обнаружим следы.

Керк покосился на эколога и недоверчиво хмыкнул:

– Утащили! А почему его, а не меня?

– Показался вкуснее или безобиднее… Кто их разберет, этих пиррянских тварей! Возможно, его схватили потому, что он лежал слева.

Наклонившись над краем утеса, Керк уставился на лагерь.

– Слева – если от той дыры, что в середине острова. А если подбираться с побережья, то справа!

Бруччо пожал плечами.

– Это только гипотеза, Керк. Найдем следы, проверим… Меня, собственно, другое тревожит: ваша охранная сигнализация. Я проверял, с ней все в порядке… Значит, где бы ни лежал человек, слева или справа, его не утащишь без звона и шума.

– Ты на что намекаешь? – Физиономия Керка вдруг налилась кровью, огромные кулаки сжались. – Ты хочешь сказать, что звона было предостаточно, а я спал с раскрытым ртом? Как какой-нибудь ублюдок с Веги или Сириуса?

– Я лишь констатирую факты, – заметил Бруччо, на всякий случай отодвигаясь. – А факты, судя по твоим словам, таковы: при пробуждении ты чувствовал слабость и не сразу вспомнил, где и зачем находишься. Не правда ли, наводит на кое-какие мысли?

Щеки Керка приняли обычный цвет.

– Думаешь, какая-то новая тварь? – задумчиво протянул он. – Чудище, способное к газовой атаке?

– Это один из вариантов, а другой – телепатический контроль. Вспомни о монстре, которого вы уничтожили, – Бруччо кивнул на затопленный кратер. – По утверждению Язона, он обладал такой ментальной мощью, что ему подчинялись рогоносы и шипокрылы на расстоянии тысяч миль! Теперь представь, что эта пакость выжила, мутировала и научилась добираться до человеческого мозга… Одного погрузит в сон, другому прикажет: лезь ко мне в глотку! И он, этот другой…

– …встанет и направится, куда велели, – с мрачным видом закончил Керк. – Да, это бы многое объяснило! Но должны быть следы, и потому я думаю…

Микрофон в оплечье его скафандра захрипел:

– Докладывает Криг. Мы обошли все побережье дважды – никаких следов. Ни крови, ни царапин на крупных камнях, ни отпечатков в мелких. На дне в ближайших окрестностях – ни вмятин, ни сломанных водорослей. Ровным счетом ничего! Продолжать поиски?

– Передохните, парни, – распорядился Керк, поворачиваясь к кальдере. Над ее темными водами возникла полусфера батискафа; на мгновение робот застыл, потом неторопливо двинулся к берегу. Не спуская глаз с овального корпуса, Керк буркнул в микрофон: – Что нового, Тека?

– Ничего. Мы опустили аппарат до самого дна, обследовали склоны… Крепко ты здесь приложился, Керк, с этой бомбой! Ни трещин, ни пещер и никакой жизни, один оплавленный камень!

Керк нахмурился, поиграл желваками, переглянулся с экологом. Худое горбоносое лицо Бруччо омрачилось; видимо, он полагал, что хоть какие-то следы найдутся, не на суше, так в водах, не в океане, так в озере. После минутного молчания Бруччо нерешительно произнес:

– Надо бы Мете сообщить… Только боюсь, ей это не понравится!

– Правильно боишься! – рявкнул Керк. – Вот ты и сообщишь! Возьмешь малый корабль и отправишься на этот чертов Дархан! К Мете!

– Я – эколог и был бы полезнее здесь, – заметил Бруччо. И осторожно добавил: – Ты у нас специалист по внешним связям и общению с людьми, тебе и говорить с Метой. Вдобавок, кто ей ближе?

Керк отрицательно замотал головой.

– Я останусь здесь и организую поиски! Всю планету переверну, но отыщу этого сукина сына! Не верю, что он дал себя сожрать! Он хитроумный и удачливый, дьявола вокруг пальца обведет! И чтобы его какая-то тварь… какая-то мерзкая погань…

Он задохнулся от возмущения и стукнул по ладони кулаком.

– Но Мете все же придется сказать, – напомнил эколог. Лоб его пошел морщинами, потом внезапно разгладился, глаза блестнули, и Бруччо с облегчением вздохнул. – Рес! Реса она уважает! И Рес дружил с Язоном!

– Рес так Рес… Только не поминай Язона в прошедшем времени, пока мы не нашли его костей. Видишь, нет ни там, ни там! – Керк кивнул в сторону океана, потом – на озеро. – Куда же он делся?

– Хмм… – протянул Бруччо, уставившись вверх. – Если не тащили по земле, значит, унесли по воздуху. Какая-нибудь крупная летающая тварь, раз в десять больше шипокрыла.

– Вот и я так считаю. Правда, локатор бы ее засек… Как полагаешь?

– Надо обдумать гипотезу о ментальном воздействии. Посмотрю, что есть в библиотеке, вспомню, о чем мы толковали с Язоном… Он был просто помешан на всякой телепатии! То есть не был, а…

– Ладно! – Керк хлопнул эколога по плечу. – Будем смотреть, думать и будем искать, пока не доберемся до истины! Или пока он сам не объявится, чего я тоже не исключаю. – Насупившись, Керк отвернулся, оглядел высокий небосвод над океаном, со злостью сплюнул и пробормотал: – Значит, говоришь, летающая тварь со способностью к телепатии? Вот дьвольщина! Только этого нам не хватало!

Глава 7

Власть принадлежит Творителям. Великие Навигаторы ведут и направляют Рой, Боевые Навигаторы его охраняют, и в том им должны содействовать Координаторы, Советники и Посредники из Творителей и все красное поколение. Красные Навигаторы странствуют в Пустоте, снабжая Рой необходимыми ресурсами, и есть у них свои Помощники и Советники.

Кодекс Первого Навигатора

Когда Защитники унесли хадрати, погруженного в беспамятство, Дже’кана не вернулся к своему креслу, а начал описывать неторопливые круги, посматривая то на стоявший в центре зала аппарат, то на своих растерянных подчиненных. Щель на его спине со свистом втягивала воздух, глаза были сужены, а гибкие пальцы длинных рук слегка подергивались, будто он кого-то душил или старался нащупать спусковое отверстие излучателя. Эти признаки крайнего гнева привели двух Желтых и Красного в еще большую растерянность; лишь Па’тари казалась спокойной – сидела, закупорив клапаном ноздрю и не спуская глаз с Хозяина-Навигатора.

– Что это значит? – Дже’кана резко остановился перед Му’зангом, вперив в него пристальный взгляд. – Этот хадрати утверждает, что он – представитель власти и в то же время Защитник… половозрелый Защитник с двадцатью потомками! Нелепость? Или особенность физиологии этой странной расы? Ты, Му’занг, специалист… Ответь мне!

Но вместо Му’занга заговорила Тактик:

– С почтением напоминаю, благородный эрдж, что нелепости не может быть. Он сообщил нам правду – или то, что искренне считает правдой. В ку’рири не отклоняются от истины! Он попытался дважды, и мы наблюдали его реакцию. Несомненно, болевой шок!

– Насчет второго раза я не уверен, – пробормотал Советник Пи’тхау, плотнее усаживаясь в кресле и нервно подрагивая клапаном. – То есть шок, разумеется, был, но что послужило причиной? Не вызвал ли он импульс сам, сказав заведомую ложь?

– Интересная гипотеза, и мы ее непременно обсудим, – согласился с красным собратом Дже’кана. – Но сейчас я хотел бы послушать Му’занга.

Измеритель скрестил руки жестом сожаления.

– Я знаю, как устроен организм ругов, достойный Навигатор. Меня учили исцелять болезни, работать с медицинскими приборами и назначать лекарства при тех или иных недугах. Если тебя прожгут излучателем, я заменю поврежденные органы, потом использую регенератор, и через цикл-другой ты будешь здоров. Поверхностную рану я исцеляю за время теба, а отравление или ожог – за сиб… Однако напомню, что это касается ругов, а не хадрати. О них мне известно немногое – столько, сколько рассказывал Наставник в Рое, а даже он не являлся специалистом в их психологии, физиологии и иерархии их обществ. Таких специалистов вообще не существует, досточтимый.

Дже’кана яростно фыркнул, и Пи’тхау поспешил на помощь Измерителю.

– Му’занг имеет в виду, что нет специалистов комплексных, ибо каждая раса хадрати отлична от другой, и каждую изучают свои специалисты-Посредники – как правило, из Творителей. Они разберутся и с нашим пленником.

Намек на превышение полномочий заставил Дже’кану вздрогнуть, и он ощутил, как два его сердца вдруг участили биения. Конечно, на корабле он был полновластным хозяином, но этот полет не являлся обычным рейсом по перевозке грузов с планет хадрати, воды, органики или иного сырья, необходимого Рою. В этом полете он добивался славы, и он ее получит, выполнив долг перед Советом Навигаторов. Главная его задача – разведка и предварительный анализ, а не допрос представителя новой и совершенно неведомой расы. Ему повезло обнаружить мир, столь подходящий для керр’вадака… Можно на этом остановиться, и пусть хадрати, как предложил Советник, займутся специалисты Роя… Но ценность находки окажется выше, если удастся определить хотя бы возраст и ранг пленника! Кто он такой – безмозглый Защитник или один из планетарных лидеров с высоким статусом? Большая разница, клянусь Великой Пустотой! – подумал Дже’кана, обозревая потолок.

– Мы могли бы справиться в Памяти, – нерешительно произнес он. – В ней – все сведения о чужих расах…

– Но только не об этой! – возразила Па’тари. – Мы знаем, что пленник силен и относительно молод, что он участвовал в схватках и получал ранения – кое-какие совсем недавно, в течение Оборота… Он, разумеется, Защитник! Но в то же время он находится в репродуктивном возрасте, имеет потомство и продолжает жить. Согласно полученным данным у него высокий статус и несколько имен, что подтверждается обследованием в ку’рири… Я признаю, что эти факты противоречат друг другу, но разве мы можем оспаривать их? Мы вынуждены их принять и постараться осмыслить.

Хоть гнев Дже’каны не угас, он выслушал речь Па’тари с невольным восхищением. Какой аналитический ум! Да, она умела формулировать проблему и извлекать из нее основное! А основным являлось противоречие. Кого же все-таки они пленили, Защитника или Творителя?

Он снова повернулся к Му’зангу.

– Может быть, ты обратишься к Памяти за справкой? Или припомнишь, что говорил тебе Наставник в Рое о других хадрати и способах их репродукции?

– Формы разумной жизни очень разнообразны… только в нашем секторе галактики – в прежнем секторе клана Куа, – уточнил Му’занг, – их существует дюжина дюжин. Я могу, не справляясь в Памяти, определенно утверждать, что разные расы хадрати по-разному воспроизводят потомство. Одни, как руги, делают это в единственном акте и остаются жить либо завершают жизненный цикл, другие способны к размножению в репродуктивные периоды и в соответствующем возрасте, а третьи в большинстве своем бесполы, и функция продолжения рода лежит на избранных особях. Возможно, мы столкнулись с подобным случаем?

– И что это значит? – Глаза Дже’каны сузились.

– То, что наш пленник – избранный самец-Творитель, задача которого – осеменение самок. Это объяснило бы его относительную молодость, – Му’занг покосился на Па’тари, – высокий статус и даже наличие многих имен. Предположим, что у этой расы самец, вступая с самкой в связь, должен использовать новое имя, и потому…

– Чтоб мне отправиться в синтезатор! – внезапно выкрикнул молчавший до сих пор Ди’кло. – Какая нелепость! Вы, Измерители, мастера строить гипотезы в Пустоте!

– Согласна, хотя я тоже была Измерителем, – поддержала Помощника Па’тари. – Особей в ранге Творителя берегут, и этот закон, насколько я знаю, применим к любой культуре.

– Возможно, его берегли, – упрямо пробормотал Му’занг. – С ним ведь был еще один хадрати, более крупного размера.

– А как ты объяснишь следы ранений? – Па’тари в возбуждении привстала в кресле. – Ты сам их обнаружил, Му’занг! И ты подтвердил, что кое-какие из ран получены в последний Оборот, что не согласуется с высоким статусом хадрати! Как ты это объяснишь?

Измеритель со свистом выпустил воздух через дыхательную щель.

– Откуда мне знать, достойная кайо? Возможно, они дырявят друг друга для развлечения… возможно, идет война, в которой даже Творители не застрахованы от ран… Мы ведь не щадили Боевых Навигаторов клана Зи, а они – наших!

Наступила тишина, и спустя несколько мгновений Пи’тхау с присущей Красным мудростью подвел итог:

– Боюсь, что мы в тупике, почтенные. Мы не способны уяснить, к какому поколению принадлежит объект, и наши мысли вращаются в кольце привычных представлений. Что неудивительно: мы – не специалисты, а экипаж транспортного корабля! И потому я предлагаю…

– Только не говори, что хочешь разбудить Творительницу! – воскликнул Дже’кана, чувствуя, как сжимается нижний нервный узел.

Советник поглядел на него с удивлением.

– Нет, я не хочу ее тревожить. Я думаю, что это бесполезно; Играющая Молниями – Навигатор боевого корабля и знает о хадрати не больше нашего Му’занга. Я собираюсь предложить другое решение: доставим пленника в Рой, и пусть с ним занимаются Творители. Это их дело, почтенный Дже’кана. Их, не наше! Мы проложили дороги в эту галактику, нашли подходящий для керр’вадака мир и тем исполнили свою задачу. Все мы достойны награды, и я не сомневаюсь, что нас наградят еще щедрее за этого пленника. Лишь бы он был жив! И лишь бы Великая Пустота хранила нас от встречи с кланом Зи!

Навигатор сделал жест согласия.

– Ты, разумеется, прав. Но мы могли бы допросить хадрати снова и попытаться понять, в чем смысл сказанного им. Вот, например, последнее… Ты, Пи’тхау, утверждаешь, что он нарочно вызвал импульс боли… А что он произнес? Может быть, в этом таится разгадка?

Дже’кана махнул рукой, и Память послушно повторила на языке хадрати:

– А ног у волка пять, и потому…

– Это лишь сотрясение воздуха! Нужен перевод и комментарий.

Гулкий голос заполнил отсек, резонируя под потолочным куполом:

– Волк – животное. Хищная неразумная тварь, представляющая интерес только как источник биомассы. Объект утверждал, что у твари пять ног, что не соответствует истине.

– Бессмыслица! – Дже’кана гневно оттопырил клапан. – Транслируй и объясни предыдущую фразу!

– Больше умеешь, больше имеешь, ибо волка ноги кормят, – пророкотала Память. – В первой части утверждается, что благосостояние объекта пропорционально его умениям. Вторая часть… – Голос Памяти смолк, но тут же раздался снова: – В логическом отношении вторая часть остается неясной. Сделано утверждение, что хищная тварь питается с помощью ног.

– Тоже бессмыслица!

– Не согласен, – возразил Му’занг. – Вполне возможно, что у этих тварей не ноги, а щупальца, которыми они подносят пищу к пасти.

– Как хадрати из Двойного мира, – насмешливо отвесив челюсть, добавил Ди’кло. – И щупальцев не пять, а восемь, чтоб мне позеленеть!

– Заткни клапан, Желтый, не то ты у меня посинеешь! – пообещал Дже’кана, резко повернувшись к Помощнику.

Снова наступила тишина, и снова ее нарушил Пи’тхау:

– Кажется, опять тупик… – Он помолчал, справляясь с разочарованием, потом коснулся подплечных мускульных бугров, словно желая удостовериться, что оба сердца бьются в унисон, и произнес: – Если ты хочешь допросить хадрати, почтенный Хозяин-Навигатор, то мы это выполним, ибо здесь твоя воля священна, как Глас Пустоты – и пусть забьют дыхательную щель у каждого, кто думает иначе! Но я полагаю, что скорый допрос не приведет ни к чему, кроме недоумений. Возможно, пленник затаил какой-то умысел, но столь же вероятно, что он не понимает нас. Память зафиксировала его речь, и это шаг к контакту, который сделан с нашей стороны. Теперь необходимо, чтобы он кое-что узнал о нас – не все, разумеется, а столько, сколько, например, известно мринам и другим хадрати, которых мы переместили в Рой. Пусть он поймет, чего мы хотим от него, и сделает шаг навстречу.

– Как ты предполагаешь этого добиться? – спросил Навигатор.

– Очень просто – так же, как мы обучаем Зеленых. Я подберу несколько учебных и развлекательных лент, которые им демонстрируют, а Память сделает перевод. Этот хадрати кажется весьма любознательным созданием… он спрашивал нас и донимает расспросами мрина… Пусть поглядит! Минимум информации, и мы, быть может, получим неожиданный эффект.

Эта мысль показалась Дже’кане разумной, и он, испустив одобрительный свист, уставился на своих подчиненных.

– Па’тари?

– Согласна с Пи’тхау, почтенный Навигатор.

– Му’занг?

– Хуже не будет, достойнейший. По крайней мере наш хадрати не заскучает.

– Ди’кло?

– Ты велел мне заткнуть клапан, Хозяин.

– А теперь приказываю говорить!

– Красный мудрее Желтого… Но будь моя воля, я бы не развлекал хадрати, а засунул в криоген и сдал Творцам-Посредникам в Рое.

– Ты не любопытен и потому не станешь Навигатором, – приговорил Дже’кана. – Можете разойтись!

Когда Желтые вышли, он сделал знак Пи’тхау, приказывая задержаться.

– Ты говорил о шаге навстречу, которого ждешь от пленника… Но, предположим, он проглядит учебные ленты, прослушает записи и ознакомится с тем, что ты готов ему сказать… Да, ознакомится, но не сделает нужного шага?

Советник погладил безволосый череп и, сузив глаза, оглянулся на конструкцию, что возвышалась в центре полусферического отсека.

– Надеюсь, сделает. Он, кажется, совсем не глуп и понимает, что есть множество веских доводов, чтобы склонить его к сотрудничеству. А самый убедительный из них – ку’рири.

Глава 8

…И показали знатные руги все свои чудеса – машины, что делают пищу, приборы, что зрят Пустоте, устройства для невесомости и прочих нужд и свое оружие, способное сокрушать миры и звезды. А показавши, спросили Язона: «Чего ты хочешь, человек?» И он заявил, что хочет то и это, одно и другое, и список оказался длинным. И тогда знатные спросили снова: «Что ты нам дашь за эти чудеса?» И Язон ответил: «Я научу вас грешить. Это великое и полезное искусство, ибо без греха нет раскаяния».

Барни Хендриксон «Мифы и легенды о Язоне динАльте», Северо-Западный галактический центр.

Сверкающая огнями конструкция, подобная морскому ежу с мириадом лучей-колючек, застыла на фоне бархатистой тьмы, щедро расшитой искрами звезд и пятнами опалесцирующих туманностей. Казалось, она висит в неподвижности, и лишь световые волны, мерцая и переливаясь, то озаряя центральное ядро, то струясь вдоль длинных шипов, пронзающих космический мрак, создают иллюзию движения. Ядро было неправильной овальной формы, что-то наподобие эллипсоида, странным образом смятого и скрученного, со многими буграми и впадинами; торчавшие из него шипы тянулись во всех направлениях пучком прямых стрел, выпущенных в мишень тысячей парящих в пространстве невидимых лучников. Эта картина, проступившая прямо в стене, напротив полки с сидевшим на ней Язоном, потрясала воображение.

– Рой, – произнес металлический голос и тут же добавил: – Рой клана Куа.

– Не похоже на рой, – откликнулся Язон. – Скорее выглядит как сотня каракатиц, вцепившихся в дохлого кита.

– Смотри, – коротко приказал компьютер.

Конструкция приблизилась, будто смотрящий на нее плыл по тоннелю между двух или трех десятков лучей. Их разделяла пустота, в которой сияли яркие точки звезд и смутными тенями скользили какие-то аппараты – бесшумные, в блеске огней и серебристой обшивки, словно стайка играющих в темной морской воде амеб. Центральное ядро, казавшееся прежде плотным, расслаивалось и распадалось на глазах, теряя мнимую монолитность; теперь Язон видел, что оно состоит из множества сегментов, имеющих формы сфер, цилиндров, дисков, многогранников, соединенных трубчатыми переходами. Видимо, эти сегменты были подвижными и автономными – по временам то один, то другой снимался с места и удалялся куда-то в темноту или, перемещаясь с плавной неторопливостью, кружил вокруг ядра, словно выбирая новую точку приземления.

– Рой, – повторил компьютер.

Действительно, рой, подумал Язон; эти сегменты, плывущие вокруг конструкции, напоминали издалека светящихся пчел, что вьются над плотным жужжащим комом своих пустившихся в странствия собратьев. Лучи или шипы-отростки, протянутые во тьму, были, вероятно, такими же трубообразными переходами, как те, что соединяли сегменты, но теперь они уже не казались идеально ровными: кое-где их пересекал строй дисков или ряд шаров, нанизанных словно бусины вдоль вытянутого прямого шнурка. Иногда в этих шарах и дисках раскрывались зияющие щели ворот, принимая и выпуская наружу те самые аппараты, которые разглядел Язон, – видимо, космические корабли, подобные «Звездному зверю» или еще бóльшие. Число их было огромным – сотни, а скорее – тысячи.

Терминалы для обработки грузов, подумал он, взирая на уходившие в космический мрак отростки. Порты, причалы, ремонтные доки, склады и хранилища, возможно – арсеналы, энергетические станции, ангары для боевых крейсеров, пункты слежения за пространством и навигационные маяки… Гигантское хозяйство, обслуживающее транспортный и военный флот, равного которому не знали ни древняя земная империя, ни нынешние федерации, союзы, королевства и директории разобщенного человечества. Мощь Лиги Миров и Специального Корпуса была перед этой силой огоньком свечи рядом с прожектором.

– Хотелось бы получить представление о размерах, – произнес Язон, рассматривая мелькавшие на стене картины.

– Единица отсчета? – поинтересовался компьютер.

– Ну, скажем, пять девятых моего роста. Будет примерно метр.

Один из сфероидов на шипе-отростке приблизился, в нем растворились врата, и сквозь них вереницей поплыли звездолеты в форме выпуклых линз, подобные «Звездному зверю» и тоже увенчанные полусферами боевых модулей. Их череда казалась бесконечной; Язон насчитал тридцать восемь и сбился.

– Группа идет в сектор Хара’го на рубеже владений клана Куа, – прокомментировал голос с потолка. – Диаметр транспортных кораблей в твоей мере длины тысяча двести тридцать шесть единиц.

Значит, величина ворот километра четыре, прикинул Язон, а диаметр сферы-терминала – втрое больше. Он задумчиво следил, как от ядра Роя отделяется фрагмент в виде нескольких цилиндров, соединенных трубами, как корабли приближаются к нему и занимают определенные места в пространстве, вытягиваясь в удлиненный конус. В сравнении с цилиндрами корабли выглядели горстью мелких монеток, парящих над связкой длинных толстых бревен. Это цилиндрическое сооружение было размером с горную цепь, и все же оно являлось лишь малой частью Роя.

– Цилиндры – космическое поселение? – осведомился Язон.

– Нет, базовый модуль поддержки боевых операций. Один из цилиндров несет кан’нит, а остальные – накопители энергии для кан’нита и блокирующих полей.

– В чем их назначение?

– Блокирующие поля – средство защиты.

– А этот канит – оружие?

– Да, хадрати. Взрывает звезды. Делает из них сверхновые.

Содрогнувшись, Язон засунул три пальца в синтезатор и проглотил розовый шарик – только один, для бодрости. Потом закусил голубоватой таблеткой, похожей на жеваную бумагу, зато с белками и углеводами.

– База не очень велика, – небрежно произнес он, пересчитывая кружившиеся в глубине стены цилиндры. – Интересно, какую часть она составляет от полного объема Роя?

– Точное соотношение неизвестно. Рой живет и строится. Я не имею информации, какие новые модули введены за последние сорок циклов.

– Дай примерную оценку.

– Одна доля дуо.

С мерами времени и длины, которые использовались у ругов, Язон уже разобрался. В основе их математики лежала двенадцатиричная система, что было вполне естественно, если учесть количество пальцев на их руках. Число двенадцать переводилось термином, который звучал как дюжина, а двенадцать в квадрате или сто сорок четыре – как дюжина дюжин. Цикл соответствовал понятию суток и равнялся примерно двадцати двум стандартным часам; затем шли двенадцатая цикла – час пятьдесят минут, сиб или 1/144 цикла – около девяти минут, и теб – 1/12 сиба – три четверти минуты. Понятия о месяцах не имелось, а аналог годичной меры времени назывался Оборотом и состоял из 144 циклов. Что касается дуо, то это число равнялось 20736, или двенадцать в четвертой степени; следовательно, база, которую рассматривал Язон, была примерно одной двадцатитысячной частицей Роя.

Он быстро прикинул, что диаметр всей конструкции равен тысяче или полутора тысячам километров, а значит, не столь уж велик в сравнении с полнометражной планетой. Однако не стоило забывать, что Рой – не плоскостная, а объемная структура и что поверхность его элементов, наверняка разделенных на палубы и отсеки, скорее всего превосходит любой планетарный материк и даже десять таких материков. Словом, Язон отчетливо понимал, что видит обитель древней расы, которой не нужна земная твердь; этот космический архипелаг странствовал среди миров своей галактики, обложенных данью, и взыскивал с них все, что требовалось для его существования. А требовалось многое, ибо в Рое, судя по его размерам, обитали миллиарды разумных существ – может быть, пять, может, десять или больше.

На стенном экране окруженная кораблями база удалялась в сияющую звездами пустоту. Затем замерцали ярко-багровые сполохи, и Язон затаил дыхание: включились двигатели джамп-перехода. Корабли сейчас исчезнут, промелькнула мысль, а вместе с ними – эта огромная база, где каждый цилиндр размером с астероид. Он чувствовал, что так обязательно случится, хотя не мог вообразить, какая энергия необходима для переброса столь массивных тел. Мощность, вероятно, была гигантской, даже чудовищной и соответствовала величине конструкции.

Ослепительная вспышка заставила его зажмуриться. Когда Язон открыл глаза, флот исчез, а шипастый эллипсоид Роя сдвинулся в обсидиановую глубину пространства, становясь все меньше и меньше, будто он видел его на экране удалявшегося корабля.

– Прыжок, – прокомментировал компьютер. – Прыжок в реальность, где нет понятий длины и расстояния. Термины для более детальных объяснений отсутствуют.

– Я не в обиде, – отозвался Язон, не сомневаясь, что наблюдал за гиперпространственным переходом. – Ты можешь показать, куда и зачем направляется эта армада?

– Зафиксировано на следующей учебной ленте.

Одновременно с этими словами возникла россыпь сияющих звезд, совсем непохожая на знакомую картину Млечного Пути. Как и подозревал Язон, эта галактика была древней, с размытой спиральной структурой, напоминающей шаровое скопление; темные рукава между ее ветвями казались непривычно узкими – не реки, а, скорее, ручейки. Огромное и разреженное ядро выглядело не овальным, а округлым, и даже на глаз Язон сумел определить, что звезды в нем не белые и голубые, а желтые и красные, с умеренной температурой, вполне подходящие для зарождения жизни.

– Область, подвластная клану Куа, – лязгнул голос с потолка, и один из галактических витков озарился серебристым светом. – Область клана Зи, – продолжил компьютер, и сразу замерцала соседняя спираль, отделенная от первой провалом мрака. На ее границе возник окрашенный в синий цвет прямоугольник. – Сектор Хара’го, спорная область. Две обитаемые звездные системы, ценные ресурсы минералов и органического сырья.

– Существуют ли другие кланы, кроме Зи и Куа? – полюбопытствовал Язон.

– Да.

– Сколько их?

Вопрос остался без ответа. Учебные ленты, которые скармливали ему, были подобраны так, чтобы продемонстрировать могущество ругов, не вдаваясь, однако, в подробности – качественная, но не количественная информация. Любая попытка выведать больше положенного была бесцельной – компьютер либо отключался, либо выдавал дежурную фразу: термины для более детальных объяснений отсутствуют.

Пейзаж с галактикой исчез, и теперь на экране виднелась армада кораблей, конусом ярких точек окружавших базу; острый конец их построения был направлен в космический провал, где не мерцало ни единой звездочки. Внезапно каждый корабль раздвоился, и половина точек стянулась внутрь, расположившись среди цилиндров базы; остальные тоже начали двигаться, образуя в пространстве огромный диск, плоский с одной поверхности и выпуклый – с другой.

Боевое построение, решил Язон. Смысл этого маневра не остался для него секретом: произошла отстыковка боевых модулей от транспортов, переместившихся поближе к базе. Похоже, транспортные корабли, оснащенные двигателями джамп-перехода, являлись несущей частью крейсеров, не предназначенных для полета в гиперпространстве, где невозможно сразиться с противником. Отсюда вывод: сосредоточенная в них энергия использовалась с другими целями – для маневрирования в битве, установки защитных полей и уничтожения врага.

Где-то на границе видимости, в темноте провала, вспыхнул свет и сразу же померк, оставив слабое мерцающее пятнышко. Оно приблизилось стремительным скачком, увеличиваясь в размерах и разворачиваясь, будто раскрытый зонтик: щит боевых кораблей, за ним – гигантское кольцо-тороид и тусклые искорки транспортов, подобные стае ночных светлячков.

– Противник, – вымолвил Язон.

– Противник, – эхом откликнулся компьютер. – Сейчас произойдет столкновение.

Грозди ветвистых молний ударили с той и другой стороны, скрестились, заливая пространство звездным пламенем, зажглись с нестерпимой, невероятной яркостью; казалось, между сближавшимися флотами пульсирует гневное светило, разбрасывает копья протуберанцев, плавит, жжет, испепеляет. Здесь и там его лучи, словно наткнувшись на незримую преграду, таяли и гасли, растворяясь в космическом мраке, но кое-где защитный барьер поддавался – и в тот же миг на месте гибнущих кораблей засверкали беззвучные вспышки и рассыпались фонтанами тлеющих искр. Этот фантастический бой, запечатленный на учебных лентах, заставил Язона сощуриться; ему казалось, что от экрана пышет жаром, что пламя спустя секунду ворвется в отсек и, облизав белесые стены алым языком, оставит от него лишь кучку праха.

– Первая стадия операции, – пояснил металлический голос. – Защитное поле частично прорвано, потери с той и другой стороны около шестнадцати процентов.

Мощное оружие, думал Язон, щурясь от безжалостного света и вглядываясь в бушующие на экране молнии. Каков его источник? Явно не ракеты и снаряды… Плазма звездных температур? Потоки антиматерии? Нет, вряд ли… Скорее, электромагнитное излучение, что-то вроде сверхмощных лазеров, пучки энергии с высокой концентрацией…

Он не успел додумать эту мысль, как стая вражеских крейсеров рассеялась, и мерцавшее за ними огромное кольцо-тороид, развернувшись на бок, устремилось к флоту Куа. Торец крайнего цилиндра базы вдруг исчез, словно провалившись в невидимую пропасть, зеленоватый дрожащий столб вырвался из жерла и пронизал пустоту, как атакующая змея. Тороид заволокли багровые тучи; что-то ворочалось в этом жарком облаке, пылало, разлеталось на части, с самоубийственным упрямством придвигаясь все ближе и ближе. Затем последовал взрыв; огненный вал обрушился на корабли, слизнув их будто мушек, попавших под луч бластера.

– Вторая стадия операции, – лязгнул компьютер. – Под ударом кан’нита детонировал энергетический запас противника, защитный экран уничтожен, потери – семьдесят восемь процентов боевых модулей. У клана Зи – трехкратный перевес.

– Зато у вас – этот самый канит, – заметил Язон, глядя, как часть кораблей Зи устремилась к цилиндрам, тогда как другие бьются с крейсерами и транспортами Куа. – Вы можете их поджарить! Разом!

– Нет. Переориентация кан’нита требует от пяти тебов до сиба, а боевые модули слишком подвижны.

– Ваш просчет?

– Да. Не следовало применять кан’нит на близком расстоянии от фронта наших кораблей. Зи добивают их.

Теперь фонтанчики взрывов вспыхивали в глубине экрана, а на переднем плане замаячила выпуклая поверхность цилиндра с выступающим из нее массивным круглым патрубком. К нему устремились два вражеских крейсера и транспортное судно, сверкнула зигзагообразная молния, и створы диафрагмы, перекрывавшей патрубок, разошлись. Крейсера нырнули внутрь, словно пара медуз, проглоченных кашалотом; транспорт последовал за ними.

– Это что же творится? – в недоумении пробормотал Язон. – Я думал, они уничтожат базу… взорвут, сожгут, испепелят или что-то в этом роде… Что угодно, только не высадка десанта!

– Третья стадия операции, – громыхнуло над головой. – Вражеские Защитники проникли в шлюзовой отсек и пытаются овладеть базой.

– А почему не уничтожить?

– Первая причина – ценный ресурс следует не уничтожить, а захватить. Вторая причина – нужна компенсация за их погибший модуль боевого базирования.

На экране – гигантский отсек десятикилометровой длины, под сводом – пылающие светильники, ажурная вязь решеток и балок, коленчатые захваты с растопыренными клешнями и плоскими дисками на концах; внизу – толпы сражающихся ругов. Желтые скафандры, желтые лица и желтые безволосые черепа под прозрачными колпаками шлемов; временами мелькают фигуры в красном – видимо, офицеры. Оружие – цилиндр-излучатель с выступающей внизу рукоятью и коротковатым стволом, точно такой же, как у охранников Язона. Синие молнии сверкают в воздухе, впиваются в тела атакующих, режут на куски защитников; под их ногами – трупы, раненые в тлеющей одежде, боевые цилиндры с отрезанными конечностями, еще вцепившимися в рукоять. Битва не на жизнь, а на смерть!

Это сражение происходило в полной тишине, в залитом ярким светом, лишенном воздуха пространстве. Колонны Зи надвигались слева, от захваченных шлюзов; Куа, видимо, обороняли проход в глубину базы, рассыпавшись цепью и стреляя из-за укрытий. Казалось, что бойцов с той и другой стороны примерно поровну, но к Зи прибывали подкрепления – Язон видел огромные диски транспортов, один за другим вплывающих в отсек. Они зависали над полом, затем распахивались люки, и сотни фигурок сыпались вниз, кружась и переворачиваясь будто стайка играющих в теплом летнем воздухе мотыльков. Язону почудилось, что желтые двигаются быстрее и энергичнее красных; быть может, это объяснялось возрастом или же тем, что предводители войск тратили меньше физических усилий.

Бой переместился в другие отсеки, по-прежнему чудовищно громадные, набитые какой-то непонятной машинерией, похожей то на ребристые колонны, то на парившие между полом и потолком полупрозрачные сети, то на башни древних линкоров, что плавали тысячелетия назад в земных океанах. Внезапно сцены битвы заволокло розоватой мглой, молнии, что исторгало оружие сражавшихся, погасли, и началась рукопашная схватка, или, верней, свирепое побоище, где каждый дрался за себя, стремясь прикончить противника, сорвать с него скафандр или расколоть шлем, и где излучатели играли роль дубинок. Будто два племени троглодитов, что бьются среди валунов и скал, мелькнуло у Язона в голове. Подавшись вперед, к экрану, он спросил:

– Что происходит? Кончился запас энергии?

– Нет. Включено блокирующее поле. Любые электронные устройства не действуют, в том числе оружие.

Ваше оружие, уточнил про себя Язон, не сомневаясь, что его пистолет был бы в этой свалке весьма кстати. Примитивная вещь, если сравнить его с лазером, бластером и излучателем, зато без всякой электроники! Еще пригодились бы нож, топор и штык, но, вероятно, такие средства лишения жизни были позабыты ругами либо не использовались никогда, включая седую древность. Почему бы и нет? Скажем, в древности они не воевали и жили как единый народ на материнской планете; затем переселились в космос и началась галактическая экспансия, открытие новых миров и их дележ – ну, а когда поделили все, кто-то додумался о переделе… Вот и причина для войн, решил Язон, не зная, радоваться или плакать. Причины были и для того и для другого: с одной стороны, между людьми и ругами имелось что-то общее, с другой – эти сходные черты не вызывали энтузиазма.

Изображение на стене погасло, и голос компьютера прогрохотал:

– Нужны пояснения?

– Да. Что это было? Война, которую вы проиграли?

– Один из ее эпизодов. Мелкий пограничный инцидент. Что еще ты хочешь знать?

– Я видел, как две флотилии встретились в далеком космосе, в определенном месте. Но как они нашли друг друга? Ведь обнаружить объект, который перемещается в гиперпространстве, невозможно!

– Ты ошибаешься, хадрати! – Ему показалось, что в голосе компьютера звучит презрение. – Для этого есть специальный прибор.

– Как он называется?

– Унна.

Унна! – повторил Язон. Гиперпространственный локатор! Еще одно чудо! Ни одна из человеческих цивилизаций не имела средств, позволявших определять объекты, движущиеся со сверхсветовыми скоростями. Он не сомневался в ценности подобного открытия. Да что там в ценности! Такой локатор, не говоря уж об управляемом тяготении и способах подрыва звезд, сделал бы его властелином Галактики! Впрочем, такая идея Язона не соблазняла.

Он спрыгнул с полки на пол, прошелся вдоль стены, массируя затекшую поясницу, потом спросил:

– Значит, враг определил с помощью унны, что ваша флотилия направляется в сектор Хара’го? Атака была внезапной?

– Нет. Место битвы было выбрано заранее – согласно Кодексу Войн в Пространстве, определяющему их стратегию и тактику.

– Этот Кодекс всегда соблюдается?

– В тех случаях, когда идет противоборство в нашем звездном скоплении. Иначе можно вызвать катастрофу галактических масштабов.

– Его соблюдают даже в войнах с хадрати?

– К ним Кодекс не относится. Чтобы подавить их сопротивление, достаточно пары боевых модулей.

– Это смотря какие хадрати, – с ноткой сарказма пробормотал Язон.

– Хадрати есть хадрати! – отозвался компьютер. – Можно ли сравнить их силы с могуществом клана Куа? Ты видел, сколь оно велико!

– Я видел, как вам надрали задницу! – По губам Язона скользнула мстительная ухмылка.

– У ругов нет задницы! – громыхнул голос под куполом. – Их физиология более совершенна, чем твоя!

Компьютер с лязгом отключился. На долю секунды Язона охватил озноб, но причиной его являлись вовсе не холод и уж, конечно, не страх перед могуществом ругов. Его мускулы, нервы и кровеносные сосуды трепетали, и эта дрожь – или, скорее, вибрация – зарождалась где-то внутри, под самым сердцем, стремительно охватывая тело и исчезая с той же невероятной быстротой. Неприятные ощущения… Но неизбежные в тот миг, когда корабль выходит из гиперпространства.

Позади остались два джамп-перехода, а сколько впереди, он, разумеется, не знал, однако обдумывал кое-какие гипотезы на этот счет. Если ругов клана Куа изгнали из материнской галактики, то им необходима иная территория, иное место, которое надо разведать, покорить и укрепить на случай вражеского вторжения. Вполне возможно, что разведка началась, и этот корабль сейчас возвращается к Рою, который ждет его, спрятавшись среди периферийных звезд, или в какой-нибудь туманности, или даже в межгалактическом пространстве… Скорее, именно там – компьютер упомянул, что не имеет информации за сорок последних циклов, а этого времени хватит, чтоб пересечь Галактику. Ну, подождем, увидим…

– Память! – Язон поднял глаза к потолку.

Нет ответа.

– Память! – Он повысил голос.

– Не мешай, хадрати! Я рассчитываю очередной прыжок и не могу показывать новые ленты.

– Не надо лент. Открой дверь, и пусть войдут мрин и мои стражи. Я хочу пообщаться и нуждаюсь в приятной компании.

Стена растворилась, и два охранника в сопровождении Непоседы вошли в камеру. На время занятий и демонстрации лент им полагался отдых, против чего Язон не возражал: коренастый с длинным возвращались с ворохом кедетов. Впрочем, кедеты – кедетами, а вот зачем их к нему приставили? Вряд ли для устрашения – они уже не тыкали его стволами в ребра, не целились между глаз, а вели себя вполне по-джентльменски: пушки – на пол, карты – на стол. Видимо, цель их визитов была другая – потолковать с ним на отвлеченные темы и, болтая о том о сем, снабдить компьютер материалами для анализа. Что ж, против такого общения Язон не возражал – все же не допрос в ку’рири. Опять же кедеты… Деньги лишними не бывают!

Непоседа поспешно запрыгнул на полку, а трое игроков уселись на пол вокруг утилизатора. Язон уже притерпелся к обличью своих пленителей; физиономии их уже не казались ему жуткими рожами, рты – лягушачьей пастью, и даже нелепый клапан, торчавший посередь лица, не вызывал особых эмоций. Больше того – временами он ловил себя на том, что выдыхает воздух через нос, пытаясь произнести нечточленораздельное – к примеру, «деньги ваши – будут наши».

С деньгами проблем как будто не намечалось, ибо источник их пополнения был бесперебойным и обширным. Видимо, на корабле хватало Защитников, скучавших от умственных игр вроде тью’ти, и, видимо, покер пришелся им по вкусу. Али и Мойше, на правах старожилов, обыгрывали неопытных коллег, Язон же обыгрывал их и временами посвящал в ту или иную хитрость, чтобы не иссякало их преимущество перед неофитами. С целью подогреть интерес он пускался на всевозможные уловки, сдавая одному из партнеров флешь-рояль или каре, отчаянно блефуя с парой двоек на руках и, разумеется, проигрывая по маленькой. Мастерство его партнеров с каждым разом возрастало, но – и это был поистине волшебный результат! – кедеты на счету Язона росли и множились, как шампиньоны на унавоженной грядке.

– Смотрел учебные ленты? – полюбопытствовал Мойше, сбросив пару карт. – О чем?

– О битве в секторе Хара’го. Зи победили?

Коренастый мрачно сузил глаза.

– Победили, щель поперек! Я получил там это, – он ткнул в один из шрамов под квадратным плечом.

– Пришлось уходить на транспортах, – добавил Али, задумчиво поглаживая пересекавший лицо рубец. – Ставлю сто кедетов!

– Отвечаю. Сто и еще пятьдесят, – произнес Язон. – А как вы попали к Джеку? То есть к почтенному Хозяину-Навигатору «Звездного зверя»?

– Ран больше, силы меньше, – заметил Мойше, всматриваясь в свои карты. – Через шесть Оборотов перейдем в красное поколение… Сто пятьдесят и еще сто!

– Что это значит?

– Значит, что наступило время служить не Великим Навигаторам, а Хозяину. Так спокойнее и прибыльнее. Ты отвечаешь, хадрати?

– Конечно, чтоб мне позеленеть! Триста! – Сделав ставку, Язон оглядел партнеров, сочувственно кивая головой. – Выходит, вы оба ветераны, которых списали из флота на эту торговую лохань?

– Торговую? Чтоб меня Пустота поглотила! Не понимаю, о чем ты говоришь! Это транспортный корабль. Четыреста!

– Ну, все равно вы славные бойцы, – Язон покопался в кармане и вытащил горсть розовых шариков. – Предлагаю по этому поводу выпить! За космическую пехоту!

Выпить они не отказались – за пехоту и покойных соратников, за былые раны и будущие славные победы. В банке скопилось уже две тысячи шестьсот кедетов; Язон пасанул, Мойше тоже выпал в осадок, и банк достался длинному Али. Проглотив еще один шарик, тот отвесил челюсть в дружелюбной усмешке и полюбопытствовал:

– Хочу спросить, а как там у вас с самками?

– Полный порядок, – ответил Язон, тасуя колоду. – Есть на любой вкус: темные, светлые, рыженькие, в теле и не очень. Есть даже с третьей грудью и жабрами под мышкой. Интересуешься?

– Интересуюсь – как? Вашим самкам нравится, когда вы гладите их пониже дыхательной щели?

– Нет, у нас другой способ, – сказал Язон. – Правда, дыхательной щелью тоже пользуются, но это непродуктивно.

– Непродуктивно? – Мойше в недоумении расширил глаза. – Чтоб мне в Звездное Чрево провалиться! Это в каком же смысле – непродуктивно?

– В смысле воспроизводства потомства. – Желая уйти от скользких тем, Язон поспешно раздал карты и произнес: – Ты говоришь: провалиться мне в Звездное Чрево… А еще я слышал: отправиться в синтезатор… Что это значит, парни?

– Звездное Чрево – центральная область нашей галактики, где в незапамятные времена была прародина ругов, – важно пояснил коренастый. – Когда руг уходит из жизни, его сжигают, прах выбрасывают в Пустоту, и свет далеких солнц несет его в Звездное Чрево. Это почетное захоронение, хадрати!

– А что за история с синтезатором?

– Это наказание позорной смертью. Бросают в бункер с биомассой и делают пищевые таблетки.

– Например, такие? – Язон подбросил в ладони пару оставшихся шариков.

– Можно и такие. Если знаешь, в какое отверстие вставить палец.

– Есть и другие наказания?

– А ты как думаешь, хадрати? Всякой вине – своя кара! Могут забить дыхательную щель или вживить капсулу с ядом и таймером, отмеряющим время жизни – пять или десять Оборотов… Могут высушить нижний нервный узел, после чего позеленеешь и потеряешь к самкам всякий интерес… Если ты Красный, могут не допустить к керр’вадаку, а это… – Тут Мойше взглянул на потолок и заткнулся.

– Сурово! – заметил Язон. – А за какие вины вас карают?

– Вины перечислены в Кодексе Первого Навигатора. Действия, влекущие опасность для Роя, невыполнение долга, неподчинение старшему, отказ от начатой игры, неподобающие слова… Впрочем, за слова не карают, но могут назначить поединок чести.

Поединок! Стоит запомнить, решил Язон и поинтересовался:

– А есть ли такая вина, как присвоение чужого или убийство?

Коренастый с длинным переглянулись, и Мойше, прижав локти к бокам, развел руки в жесте удивления.

– Присвоить чужое? Зачем, если есть свое? Дань, получаемая с хадрати, доля, которую Рой выделяет Зеленым и Желтым, наследие предков, которое достается Красным?

– Ну, а убийство?

– Для этого есть руги из враждебных кланов, – сказал коренастый, разворачивая карты веером.

– Мудрая мысль, – согласился Язон. – Вполне в пиррянском духе.

Они сыграли несколько партий, после чего, почувствовав голод, он встал и направился к синтезатору. На приборе горели веселые разноцветные огоньки, и минуту-другую Язон всматривался в них, потом, закрыв глаза, ткнул пальцем наудачу. Выпала светло-зеленая таблетка самого мерзкого вкуса.

Язон, однако, проглотил ее и повернулся к партнерам.

– Хмм… Сегодня никого не спускали в синтезатор?

– Двенадцатый недоношенный потомок кривой Творительницы! – рявкнул коренастый. – Тебя и спустят, если откажешься играть!

– Откажусь, когда рак свистнет, – ухмыльнулся Язон. – Тем более, не сейчас, когда узнал о Кодексе Первого Навигатора. – Шагнув обратно к контейнеру, служившему им столом, он опустился на пол, скрестил ноги и подмигнул длинному Али: – Ну, сдавай, спиногрыз! Как говорят бизнесмены в Славянских Мирах, увидим, кто кому кислород перекроет!

Глава 9

В большинстве случаев попасть внутрь гораздо легче, чем выбраться наружу.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

Каталажка! Она же – тюремная камера: четыре стены, пол, потолок, дверь с запорами, щель зарешеченного окна, койка и вонючая параша. Но внутренняя, глубинная суть каталажки не изменяется, даже если в ней вместо окна – экран, если потолок приспособлен под терминал компьютера, дверь открывают неведомо как, а параша – непонятное устройство без всяких запахов, похожее на бездонный колодец. Эта суть не зависит и от того, что тюремщики – не люди, а тюрьма не стоит на прочной почве какого-нибудь обитаемого мира, а несется в холодной темной пустоте, одолевая в каждый миг немыслимое расстояние. Четыре стены или полусферический купол, окно с решеткой или экран, параша или утилизатор… Все это мелочи, пустяки, тогда как истинная суть таких вещей описывается одним коротким емким словом: неволя.

Язон динАльт нередко попадал в неволю, и это случалось при разных обстоятельствах и по различным поводам. Иногда его хватали в казино и, продержав неделю в каталажке, старались выдворить с планеты с первым подходящим рейсом; временами неволя была более длительной, связанной с рабским трудом или намеренным лицедейством, когда приходилось изображать персону, к которой истинный Язон динАльт имел весьма отдаленное отношение. Бывало, его захватывали в плен – как, например, Майк Сэймон, большой специалист в вопросах этики, желавший казнить Язона прилюдно, в назидание человечеству, погрязшему в пороках и грехах. Случалось, он шел в неволю из чувства долга, чтобы взорвать изнутри сообщество поработителей, разбойников с космических дорог или воинственных номадов, а временами он попадал в ситуации странные, когда оставалось неясным, кто он такой, невольник, почетный гость или всего лишь персона нон грата. В плену ему доводилось валить лес и ломать камень, копать коренья с мерзким запахом на океанском побережье, пить не менее мерзкий ачад, гнать керосин из вонючей нефти, горбатиться в копях, чинить примитивные колесницы на паровом ходу, спать под вшивой кошмой и одеваться в шкуры; словом, он был бесспорно самым опытным невольником во всей Галактике. И самым опасным, так как все его пленители кончали плохо: одни отправились в лучший мир с его непосредственной помощью, другим помогли Мета и Керк либо стечение фатальных обстоятельств.

Роковой опыт! И весьма печальный! Конечно, не в том, что он ухитрялся выживать везде и всюду, а в смысле последствий для обидчиков Язона. Кем бы они ни являлись, какое бы зло ни причинили ему, Судьба карала их с неотвратимостью, явно намекая, что не позволит коснуться без расплаты ни одного из своих возлюбленных чад. И похоже, что Язон был не последним среди этих счастливчиков, ибо Судьба не медлила и не церемонилась с его врагами.

Мистика? Возможно! Но, памятуя об этом своем таланте, Язон старался изгнать дурные мысли о бритбаках. Ему не хотелось накликать беды на своих пленителей – все же были они не пиратами, не кровожадными дикарями, а расой вполне цивилизованной, хотя и не лишенной недостатков. Но у кого их нет? Разве лишь у счастливых нажимателей курков с планеты Пирр! К тому же не исключалось, что недостатки ругов и людей могли взаимно погаситься, будто пара интерферирующих волн, если между двумя их расами возникнет определенное равновесие. Род людской, узнав о чужаках, уже не рискнет растрачивать силы в междуусобных войнах, а руги, столкнувшись с мощью человечества, уменьшат аппетит… В общем, оба народа могли плодотворно сотрудничать, одновременно являясь противовесом друг другу. Почему бы и нет?

Будучи прагматиком и реалистом, Язон понимал, что всякое партнерство и сотрудничество зиждется на общих интересах, которые в данном случае таковы: пункт первый – оборона, пункт второй – торговля. С обороной все было ясно; фактически Куа спасались бегством, и клан Зи либо другой неприятель мог нагрянуть за ними, устроив изгнанникам Варфоломеевскую ночь. Скажем, где-то в окрестностях Бетельгейзе или в созвездии Стрельца… В такой ситуации Куа не стоило ссориться с людьми, но, убедившись в их силе, заключить союз и дать двойного пинка агрессору. Не забывая, разумеется, о пункте под вторым номером – то есть о взаимовыгодной торговле.

Вот тут-то и скрывалась трудность! Освоив массу сведений с учебных лент и уточнив их в беседах со стражами и Непоседой, Язон нигде не встретился с понятием торговли. Он получил представление о повседневном быте ругов и даже в какой-то степени об их технологии, законах, военных доктринах и финансах; он знал, что руги в каждом поколении – ровесники и что период репродукции потомства примерно равен двадцати годам; он ознакомился – хоть в общих чертах и не слишком подробно – с их физиологией и жизненной средой, моральными установками и нравственными запретами; он понимал, что психика их сложна, как у любой разумной божьей твари, что в их характере слились упрямство и азарт, тяга к почестям и удивительная честность, презрение к низшим расам, воинственность, жестокость и своеобразное благородство. Ему, конечно, не дали информации о том, как управляется их общество, сколь оно обширно и стабильно и какова в нем роль Творителей, в каких условиях воспроизводится потомство и что регулирует численность ругов. Но всевозможных данных и без того хватало, и все они были свидетельством высокоразвитой культуры, не знавшей о торговле ровным счетом ничего.

Возможно, в ней не было необходимости? Рой, как древняя Земля, являлся самодостаточным организмом, производившим все жизненные блага, от пищи до развлечений, черпавшим энергию звезд, свободно перемещавшимся в галактике и более защищенным, чем планетарный мир. Ни наводнений, ни штормов, ни разрушительных бурь, ни извержений вулканов, ни столкновений с небесными телами, ни прочих катаклизмов… Искусственная, а значит, управляемая среда, космический архипелаг, нуждавшийся лишь в определенных ресурсах… Эти ресурсы – воздух, воду и различное сырье – можно было отыскать в пространстве, на астероидах и мертвых планетах или создать в конвертерах, преобразующих энергию в нечто более материальное. Однако имелся другой, более выгодный способ: взять уже готовое. Взять не воздух, а сжиженные газы, удобные для транспортировки, не биомассу, а калорийный концентрат, не руду, а чистый металл. Взять в мирах, где существует жизнь – конечно, разумная, ибо металл, и концентрат, и жидкое сырье в сверхплотном состоянии надо добыть и приготовить. Значит, нужны рабочие руки, лапы, щупальца, а также разум, способный их направить к цели и уяснить, что статус данника гораздо лучше, чем участь мертвеца. Данник все-таки жив, чего о мертвеце не скажешь.

Эта формула определяла связь ругов и хадрати. Односторонний симбиоз, а проще паразитизм: более слабый покорялся, более сильный брал и, казалось, ничего не давал взамен. Как результат – отсутствие концепции торговли, чисто феодальная система, в которой каждый клан владел определенной областью, питаясь, подобно пчелиному рою, нектаром растущих в ней цветов. Эта аналогия, решил Язон, весьма удачна и проясняет суть отношений между хадрати и ругами; в самом деле, разве пчелы торгуют цветами?

Кроме торговли, существовали и другие tabula rasa^[15] в цивилизации ругов, связанные в основном с искусством. В понятиях Язона к искусству относилось все, что не являлось техникой, наукой и повседневным бытом; он не видел какой-либо разницы между искусством ваятеля, музыканта, живописца, искусством игрока или искусством любви. Эти занятия требовали особых талантов, а временами – гениальности, реализующей себя не в сфере чисел или законов природы, не в политике или производстве, а в совершенно иных областях, на первый взгляд бесполезных, ибо они не одевали, не кормили, не позволяли обуздать вулканы и разливы вод или перемещаться в пространстве. Однако жизнь, лишенная искусств, казалась на удивление пресной, что говорило об их великом назначении – они украшали жизнь и пробуждали к ней интерес.

Конечно, руги нуждались в искусстве, но направление их творчества было иным, чем у людей. Они, похоже, отвергали фантазию и вымысел, приравнивая их ко лжи; все, что не являлось истиной или ее достоверной моделью, не попадало в поле их зрения и было непонятным. При этом они владели базовым понятием искусства, то есть концепцией условности, но развивалась она односторонне, не в живописи, не в литературе, а в индустрии развлечений. Данная сфера была чрезвычайно обширной, включающей секс, спортивные состязания, различные зрелища и игры. Игры, пожалуй, превалировали; существовало множество их видов, от самых простых до чрезвычайно сложных, требовавших технических средств.

Живопись, театр, литературу заменяла документалистика, то есть записи пейзажей планет, различных зрелищ и событий, произошедших в действительности и зафиксированных на памятных лентах с неподражаемым мастерством. Это делали руги особой профессии – Запечатлителей, столь же уважаемой, как Измерители-ученые или Наставники молодежи. С их работой Язон уже познакомился, так как ленты, которые он просмотрел, особенно битва в Хара’го и тому подобные картины, использовались с равным успехом для обучения и развлечений.

Там, где отсутствует вымысел, где нет художников с фантазией, не обнаружишь и других вещей, привычных людям: искусства одеваться и создавать украшения, понятий о комфорте, о кулинарных изысках и прочих милых излишествах, порою бесцельных, нефункциональных, однако имеющих тайный и чрезвычайно важный смысл: привлечь внимание к своей персоне и насладиться тем, что недоступно кому-то еще, то есть потешить честолюбие. Все эти концепции были неизвестны ругам либо позабыты ими за миллионы лет галактических странствий. Вполне возможно, размышлял Язон, они об этом знали – в глубокой древности, в эпоху обитания на материнской планете и в колонизированных мирах; знали, но потом отринули как старый бесполезный хлам. Но почему? Он был почти уверен, что доискался истины. Когда-то, очень давно, они покинули планеты, переселились в космос, суливший существование стабильное и безопасное, но первый Рой был, очевидно, не столь гигантским сооружением. Мало места, мало ресурсов; отсюда – политика ограничений, запрет на роскошь, спартанская простота в одежде и пище… Пара-другая тысячелетий – и вкус натуральных продуктов забыт, и все облачены в комбинезоны, и даже кресла у всех одинаковы, с желобчатым сиденьем и вырезом на спинке…

Не позавидуешь этим ругам! – решил Язон и тут же поймал себя на мысли, что думает о них не как о бритбаках или спиногрызах, но как о ругах. Это был несомненный прогресс, способный, быть может, отвести от них карающую длань Судьбы. Они уже воспринимались не врагами, а, скорее, упрямыми и неуступчивыми партнерами, которых нужно не уничтожить, а переубедить, продемонстрировав кнут и пряник: мощь, подвластную человечеству, и выгоды возможного союза. «Этот союз был бы таким плодотворным, – размышлял Язон, оглядывая утилизатор и вспоминая о других чудесных устройствах, – таким полезным им и нам… Торговля, обмен концепциями и идеями, диалог с инопланетным разумом – и, наконец, история сотен миров в их древней галактике, где зародился разум!»

Грандиозность этих перспектив на миг заворожила его, и он позабыл, что является пленником, беспомощным пленником, не властным над ситуацией и обстоятельствами. Он кое-что узнал о ругах, а руги что-то узнали о нем, но хватит ли этих знаний, чтобы понять друг друга? Во всяком случае, он на это надеялся.

Эта надежда не покидала Язона, когда его опять привели на допрос, поставив под трубой ку’рири.

Глава 10

Немного двусмысленности еще никому не повредило.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

– Ты уже познакомился с этим прибором, хадрати, – сказал Хозяин-Навигатор, сверля Язона треугольными глазками. – Ты знаешь, что должен отвечать на вопросы правдиво.

– А как же еще? – удивился Язон. – Только правдиво! После дождика в четверг.

Руги переглянулись с явным недоумением. Тут была прежняя шайка: красный Советник Пит, леди Патриция, Измеритель Му и Дик, Помощник Навигатора. Разумеется, и сам Хозяин.

– Что ты сказал, хадрати? – поинтересовался он.

– Это… ммм… идиома. Нечто вроде клятвы говорить правду, и одну лишь правду.

Ку’рири не загудел, и это настроило Язона на оптимистичный лад.

– Прежде чем мы начнем, я бы хотел обратиться, сэр Навигатор, с покорной просьбой: не называть меня хадрати.

– Почему?

– Это унижает мое достоинство. Как-никак я представитель планеты Пирр, имеющий целую кучу потомков! Мой ранг не ниже, чем у членов красного поколения. И у меня есть имя!

Помощник Дик пронзительно свистнул.

– Имя? Руги не называют хадрати по имени! А ты – хадрати! Презренный червь, вообразивший о себе!

– Я – доминирующая форма жизни в этой Галактике! – рявкнул в ответ Язон. – Кожа у меня розовая, и я не потерплю оскорблений от ублюдка Желтого! Это повод для поединка чести, как гласит Кодекс Первого Навигатора! – Он хищно улыбнулся и добавил: – Пусть мне вернут мой ножик, и я узнаю, что у тебя внутри, молокосос!

– А я… я тебе нервный узел вырву, клянусь Гнездом!

Советник Пит приподнялся, простирая длинные руки в жесте миролюбия.

– Не стоит прибегать к бессмысленным угрозам, Помощник. Ты прав, мы не зовем хадрати по имени, но если мы придумаем другой термин, то сущность хадрати не изменится, ведь так? – Он оглядел Язона с ног до головы. – Вижу, ты не терял ни сиба, знакомясь с учебными лентами… Но кое-что не понял: этот Кодекс, как и все остальные традиции и правила, относится только к ругам.

– Ладно, я отменяю вызов на поединок, но прошу обращаться ко мне с уважением. Принимается? Или мы и дальше будем стегать дохлую лошадь?^[16]

– Что? – произнес Навигатор Джек, содрогнувшись всем телом. – Какую лошадь? – Запрокинув голову, он уставился в потолок. – Память, объясни! Какой в этом смысл?

– Причинять боль крупному ездовому животному, – раздался гулкий голос компьютера; затем, после небольшой заминки, он добавил: – Мертвому.

– Но мертвое не ощущает боли! – выкрикнул Навигатор, поворачиваясь к Язону.

– Это верно, – согласился тот. – Стоит мне отклониться от истины пару-тройку раз, и ку’рири меня прикончит, так что я буду мертв и болью меня не испугаешь. А я обязательно это сделаю, если мне откажут в уважении.

Взволнованный Советник подскочил на целую ладонь и оттопырил клапан.

– Не может быть! Это не соответствует истине, хадрати! Разве ты не ценишь жизнь? Отвечай!

Язон с опаской покосился на трубу ку’рири. Вопрос поставили ребром, так что казалось, что из ловушки ему не выбраться: «нет» было бы явной ложью, а «да» – могильной плитой над его шантажом.

Он хмыкнул, почесал кончик носа и усмехнулся:

– Темучин, один из моих соплеменников, Великий Разрушитель с Рукой из Стали, как-то произнес: человек рождается, чтобы умереть, а жизнь – всего лишь ежедневная отсрочка неизбежного. Разве это не справедливо?

Советник осел в кресле и, дергая клапаном, пробормотал:

– Он это сделает… сделает… будь осторожен, благородный эрдж… не стоит его раздражать…

– Хорошо! – Навигатор Джек поднялся и начал вышагивать в пространстве между ку’рири и креслами. – Хорошо! Пусть не хадрати! Но, во имя Пустоты, как нам его называть?

– Я предлагаю, по возрастному признаку, – подал голос глава Измерителей Му.

– Что?! Звать его Творителем?

– Нет, половозрелым. Это соответствует фактам и…

– Так мне не нравится, – прервал Измерителя Язон. – Совсем не нравится!

– Может быть, используем этот термин, произнесенный на нашем языке? – спросила леди Пат и тут же прочирикала: – Му’гахара’керр’вадак… Я знаю, хадрати, что ты не можешь повторить такого длинного слова, но выбери ту его часть, которая тебя устроит. Например, первый и последний слоги.

Язон выбрал и сморщился – получалось нечто совсем уж непотребное. Но эти руги были так упрямы… Они не хотели звать его по имени, в чем, вероятно, таился скрытый смысл – намек на то, что земляным червям нельзя равняться с детьми Великой Пустоты. Но все же компромисс был предпочтительней конфронтации, и потому, кивнув головой, он произнес:

– Пусть будет Керр. Это похоже на Пирр, название моей планеты. Ну, раз дипломатический протокол соблюден, я готов отвечать на ваши вопросы. Кажется, вы хотели знать, к какому поколению я принадлежу?

– Да, – произнес Навигатор, остановившись напротив Язона и глядя ему в лицо. – Этот вопрос не самый существенный, но, безусловно, первый.

– Я правильно понимаю, что возраст для вас определяет уровень информированности?

– Разумеется, – подтвердил Измеритель Му. – Находясь в ку’рири, ты не способен давать ложных ответов, и мы услышим то, что ты полагаешь истиной. Но истина в твоем понимании может быть отличной от объективных фактов. Представим, что ты – существо примитивное, считающее свою планету плоским диском. Я задам тебе вопрос о ее форме, ты ответишь, что она похожа на диск, и ку’рири, просканировав твой разум, подтвердит, что ответ истинный. Но это – твоя правда, а не объективная реальность! Если же тебе известно, что планеты имеют форму сфероида, то ответ «диск» будет воспринят как ложный, и ты понесешь наказание. Все зависит от знаний допрашиваемого объекта… Ты понял, Керр?

– Понял, что парни вы умные и натянуть вам нос непросто, – отозвался Язон. – Впрочем, не боги горшки обжигают.

После этих слов Навигатор в отчаянии вскинул руки к потолку, Советник снова подскочил к кресле, леди Пат протяжно свистнула, а Помощник пробормотал что-то о недоношенном потомке кривой Творительницы. Что же касается главы Измерителей, то тот остался спокойным и лишь с интересом поглядывал на пленника.

– Это тоже идиомы, – торопливо сказал Язон, памятуя, что суп нужно солить в меру. – Вернемся теперь к проблеме информированности. Должен заметить, что поколения у моего народа разделены не так резко, как у ругов, и потому нельзя рассчитывать на однозначный ответ. Но в данном случае он не нужен, ибо вам, леди и джентльмены, повезло: вы наткнулись на личность зрелую и чрезвычайно информированную. И это – святая правда! – Он вытянул руку вверх, показывая на трубу ку’рири.

– Отлично! – пробормотал Советник. – Просто великолепно! И подтверждается прозвищем, которое ты выбрал: Керр – зрелый!

– Зрелые личности не служат в Защитниках, – возразил Навигатор Джек. – Зрелый как минимум Измеритель!

– Ну, сказать по правде, достойный сэр, я не самый лучший из Защитников, – признался Язон. – Есть такие, которым я в подметки не гожусь.

Навигатор резко повернулся.

– Не годишься… куда? Память, поясни!

– Подметка – нижняя часть обуви, которая соприкасается с почвой. – Помедлив, компьютер сообщил: – Смысл выражения: из кожи данного хадрати не выйдет хороших подметок.

– Это точно! Впрочем, не будем отвлекаться по пустякам и перейдем ко второму вопросу, – сказал Язон, пытаясь устроиться поудобнее в обтягивающих его ремнях. – Я думаю, он таков: как сохранить мир в этой галактике.

Навигатор хрюкнул, шевельнув клапаном.

– Ты ошибаешься. Я тут проблемы не вижу.

– Должен признаться, почтенный сэр, что мои соплеменники очень воинственны.

– Нас это не беспокоит.

– И все же я бы не советовал выпускать джинна из бутылки.

– Память, смысл! – простонал благородный эрдж под свист и скрежет остальной четверки.

– Джинн – сказочное существо, предположительно синоним могущества и разрушительной силы. Бутылка – небольшой сосуд. Смысл фразы… – компьютер поперхнулся, – аллегорический. Аллегория какого-то примитивного оружия, которым грозит объект допроса.

– Грозит! – мрачно буркнул Помощник. – Угрожает Детям Великой Пустоты! – Он добавил что-то непонятное, но явно касавшееся сексуальных и физиологических аспектов.

– Ксенофоб вонючий! – парировал Язон и перевел взгляд на Хозяина-Навигатора. – Компьютер ошибся, сэр: я не угрожаю, а только напоминаю об опасности столкновения. Как говорится, если грек встречает грека, без войны не обойтись.

Навигатор опять застонал, уставился в потолок, но затем, вероятно, решил, что консультация не требуется – слово «война» было и так понятным.

Советник похлопал себя шестипалой ладонью по безволосому черепу.

– Скажи, Керр, ты ведь внимательно смотрел учебные ленты?

– Да. И очень вам благодарен: все же знакомый дьявол лучше незнакомого.^[17]

– Дьявол? Память, объясни!

– Такое же сказочное существо, как джинн, но еще более могучее.

– Могучее? Хорошо! Это значит, Керр, что, просмотрев учебные ленты, ты убедился в нашем могуществе. Вы, хадрати, для нас не противники! Наше оружие сокрушительно, корабли многочисленны, а Защитники из Желтых опытны, ибо сражаются весь отпущенный их поколению срок – больше пятидесяти Оборотов!

Язон презрительно поморщился.

– Всего лишь двадцать стандартных лет по нашему счету времени. На Пирре, моей планете, воюют уже три столетия, а в других мирах гораздо дольше. И не видно ни края, ни конца…

– Не будем об этом! – Глаза Навигатора раздраженно сузились. – А вот о других мирах поговорим. Ты сказал, что ваш вид – доминирующая форма жизни в галактике… Значит, вы обитаете в нескольких звездных системах, не так ли?

– Да. – Язон переступил с ноги на ногу. Ему хотелось почесаться, но ремни так плотно охватывали тело, что палец не просунешь.

– Сколько таких обитаемых миров в вашей галактике? – спросил Навигатор. Видимо, это и был главный вопрос; Язону вдруг показалось, что напряженность ментального поля растет, будто оно сделалось видимым и ощутимым, как туман над утренними водами. Не только телепатический дар, но также зрение и слух подсказывали, что он не ошибается: в отсеке воцарилась тишина, и руги застыли в странных нечеловеческих позах.

– Их точное число мне не известно, – произнес Язон, в задумчивости разглядывая потолок. – Не все они даже зарегистрированы в Галактическом Реестре Лиги, так как сведения с пограничных планет поступают медленно. Думаю, обитаемых миров в Галактике тысяч тридцать – может быть, немного меньше или немного больше. В вашей системе мер – полтора дуо.

Резкий всплеск ментального поля, чувство безмерного удивления, затем – торжества… И, наконец, странные булькающие звуки, непереводимые, но вполне понятные, – долгое, громкое, восхищенное «О-о-о!»

– Полтора дуо! Потрясающе! – выкрикнул Советник.

– Может ли такое быть? – прошелестела изумленная Патриция.

– Но он не лжет, – напомнил Му, глава Измерителей.

– Не лжет, – согласился Навигатор Джек. – Если только информация – не плод искреннего заблуждения…

– Вряд ли, – заметил Советник Пит, глубоко втягивая воздух через спинную щель и колеблясь всем телом. – Хочу напомнить, что мы нашли обитаемый мир, сделав всего четыре прыжка в этой галактике, – невероятная удача с точки зрения статистики! Удачи, конечно, случаются, но, если приглядеться, за каждой из них стоит закон больших чисел. Полтора дуо обитаемых звездных систем! Кто мог представить такое изобилие!

– Никто! – в возбуждении дернул клапаном Навигатор. – Теперь мы богаты, клянусь Пустотой! И нас, уверен, вознаградят! Наши доли будут увеличены, статус – повышен, и даже, возможно… – Он резко оборвал фразу и воздел вверх свои длинные руки. – Найти мир, подходящий для керр’вадака, и множество обитаемых планет! Это великий подвиг!

– И великая сила, чтоб мне позеленеть! – поддержал его Помощник Дик. – Клянусь Гнездом! Теперь мы можем сквитаться с ублюдками Зи, отправив их прах в Звездное Чрево!

– Не теперь, – охладил его Советник Пит. – Через сотню Оборотов после первого керр’вадака, когда вырастет новое поколение желтых Защитников.

– Однако…

– И все-таки…

– Великая Пустота!..

Они загомонили, напомнив Язону стадо гусей с его родной планеты. Он слушал и молчал, потом оскалил зубы в усмешке, дернул неподатливые ремни и произнес:

– Боюсь, почтенные, вы делите шкуру неубитого медведя.

Навигатор Джек обернулся к нему.

– А, хадрати… Полагаю, можно тебя освободить. – Плавное движение рукой – и ремни упали. – Тебя отведут в твой отсек, и ты там останешься, пока корабль не достигнет Роя. Затем тобой займутся специалисты-Посредники… Ты расскажешь им все о своей расе, и если ты действительно информированная личность, то можешь рассчитывать на награду.

Усевшись на дисковидном основании ку’рири, Язон принялся с наслаждением чесаться. Потом сказал:

– Во-первых, мы договорились, что ты, почтенный сэр, не будешь называть меня червем. А, во-вторых, какая мне положена награда? Хотелось бы узнать подробности.

– Ты станешь Посредником со стороны хадрати. Это, Керр, очень высокий ранг, который наделяет ответственностью и властью. Ты будешь следить, чтобы в ваших мирах не было бунтов и беспорядков, а если такое случится – докладывать Совету Навигаторов. Другая функция – контроль межпланетных перевозок; они разрешены только в пределах собственной звездной системы, без выхода в глубокий космос. И, наконец, третье и важнейшее: сбор дани. Она должна поступать вовремя и в обусловленных количествах, и ты подскажешь, какими ресурсами располагает каждый мир. Ты доволен?

– Дальше некуда, гореть мне в плазме! – с мрачной ухмылкой ответил Язон, продолжая чесаться. – Только у нас подобных типов зовут не посредниками, а ренегатами. Коллаборационистами, дьявол меня побери! И вешают их высоко и быстро, так что овчинка не стоит выделки!

– Так ты согласен или нет? – Хозяин-Навигатор в недоумении дернул клапаном. – Память! Поясни смысл последнего выражения!

– Овчина – шкура животного, которую могут подвергнуть обработке, чтобы она сделалась более долговечной. А могут и не подвергнуть. Смысл… кррхх… смысл таков: объект-хадрати требует большего, чем предложено.

– Наглая ложь! – буркнул Язон, ткнув пальцем вверх. – Ваш железный хлам способен только разжижать мозги нелепицей и чепухой. Я имел в виду совсем другое. Я согласен стать посредником, но для того, чтобы наладить между нашими расами взаимовыгодный обмен. Это называется торговлей.

В зале повисла тишина. Некоторое время руги переглядывались в недоумении, потом Советник Пит шевельнулся в кресле и промолвил:

– Торговля? Это понятие нам неизвестно. Сформулируй, в чем его суть.

– В обмене, как я уже сказал. Мы поставляем вам воду, воздух и всевозможное сырье, органику и неорганику, а также великолепные ткани, украшения, напитки и тысячи других вещей, которых нет у вас. Вы поставляете нам то, в чем мы нуждаемся – ну, например, утилизаторы и синтезаторы… Я, как посредник, имею процент от каждой сделки. Совсем небольшой – скажем, одну двенадцатую часть… даже готов согласиться на одну двадцать четвертую. Идет?

Навигатор с насмешкой отвесил челюсть.

– Странная идея! И в чем тут наша выгода?

– В том, что вы получите нужные вам товары без принуждения и насилия. Насилие означает войну, а война – это большие расходы, разбитые корабли, сожженные города, погибшие Защитники… Я полагаю, твой корабль стоит дороже, чем дуо утилизаторов, которые вы отдадите нам в обмен на пиво и бифштексы… Разве не так?

Мимика и жесты ругов были не похожи на человеческие, однако Язон, наблюдая за своими стражами, уже научился разбираться в них. Конечно, не в тонкостях, не в деталях, но все же он мог утверждать, что Навигатор с Помощником безразличны, Советник и леди Пат кажутся удивленными, а Измеритель Му слушает его с любопытством. Пожалуй, стоило подбросить дров в костер.

– Торговля – только первый шаг, – сказал он, раскрывая рот и оттопыривая челюсть, что означало благожелательную улыбку. – Подумайте, что случится, если вас отыщут Зи? Не через сотню Оборотов, как сказал Советник, а сейчас? Будет война, в которой вам нужны союзники и помощь. Союз между нашими расами повысит шансы на выживание для вас и для нас!

Жест Навигатора означал решительное несогласие.

– Руги ничего не дают хадрати и не вступают с ними в союзы. Зи здесь не появятся… а если появятся, то это наше дело, не ваше! Нам нужны ресурсы, а не помощники.

Высокомерен и упрям, решил Язон. Ну, попробуем припугнуть…

– Что ты знаешь, достойный сэр, о нашем биологическом виде? О его психологии, возможностях, талантах? Ровным счетом ничего! Но я раскрою тебе тайну, скажу, в чем наша сила… – Он выдержал многозначительную паузу и зловеще усмехнулся, едва не вывихнув нижнюю челюсть. – Это не тысячи миров, не их огромные богатства, не наша многочисленность, знания и боевые корабли… Это – ярость! Мы верны союзникам, но беспощадны к врагам, и мы – кровожадная раса, сэр! Если ты враг, то большинство моих соплеменников не станут говорить с тобой, а просто вырежут печень… или что там у вас вместо печени… Хочешь, я повторю эти слова в ку’рири?

Но Навигатор с равнодушным видом отвернулся от Язона.

– Защитники! – Когда появились длинный и коренастый, он, кивнув на пленника, распорядился: – Доставить в отсек, и пусть сидит там, пока корабль не войдет в Гнездо на оболочке Роя. Этот хадрати меня утомил своими загадками и угрозами… Я не желаю его видеть!

Мойше и Али подхватили Язона под локти.

– Неплохо выглядишь, чтоб мне позеленеть! – пробормотал коренастый. – Значит, правду говорил?

– Правду. Только мне не верят. – Язон поднялся, не спуская глаз с Хозяина-Навигатора. – Ты ведь думаешь, что я пугаю? Так возвратись на Пирр и познакомься поближе с моей планетой и моим народом!

– С твоей планетой? – Навигатор издал протяжный свист. – Она уже не твоя! Этот мир для нас особо ценен, и мы уберем с него хадрати. Переселим, а в случае сопротивления – уничтожим.

Мышцы Язона напряглись. Внезапный гнев охватил его; он уже не замечал, что леди Пат глядит на него с интересом, а Измеритель Му – даже с сочувствием. Они, как и Советник с Помощником, не были здесь главными, а тот, чье слово и приказ решали все, ему не верил. Ментальное чувство подсказывало, что Навигатор все так же самонадеян и упрям, что его окружает темная аура раздражения и враждебности, и это лишь усиливало ярость. «Спиногрызы проклятые…» – пробормотал Язон, стукнул коренастого локтем под челюсть, потом стряхнул с плеч навалившегося длинного.

– Защитники! Защитники! – в один голос завопили Навигатор с Советником, а Помощник Дик вскочил, прыгнул к Язону и тут же напоролся на его кулак. Затем, в лучших традициях уличной схватки, Язон врезал ему коленом в живот, стукнул тяжелым башмаком по лодыжке и отшвырнул обмякшее тело под трубу ку’рири.

Набежали Защитники – двадцать или больше, и первых трех-четырех он расшвырял ударами ног, рыча от бешенства.

– Значит, переселишь? Или уничтожишь? – ревел Язон, отбиваясь от наседавших Желтых. – Дань хочешь с червей получить? Ну, будет вам дань! Столько дадим, что в корыте своем не утащите, вши разноцветные! В порошок сотрем и скормим шипокрылам!

Ему не хватило дыхания, потом он споткнулся о чье-то тело и, не сохранив равновесия, рухнул лицом вниз. Защитники кучей навалились на него, хватая за руки и прижимая к полу, приклад излучателя навис над головой, ударил в затылок, и Язон полетел в пропасть беспамятства. Последнее, что удалось расслышать, было воплем Измерителя Му:

– Осторожнее! Не повредите его! Это уникальный образец!

Точно, уникальный, подумал Язон и потерял сознание.

Интерлюдия

Дархан, борт крейсера «Арго»

Синие глаза Меты потемнели, щеки поблекли, у губ пролегли горестные морщинки. Она слушала, хмурила брови, молчала, и чем дольше длилось это молчание, тем неуютнее чувствовал себя Рес. По меркам Пирра он считался человеком сведущим и знал, что в цивилизованных мирах имеются иные связи, кроме родственных и дружеских, – есть, например, любовь, соединяющая женщину с мужчиной, есть понятия супружества, семьи, общего дома, который строят молодые и живут в нем вместе до глубокой старости. Дом – это было ему понятно; он происходил из фермеров-«корчевщиков», а все они в отличие от городских жили в усадьбах, а не в казармах. Но дом принадлежал ему, и только чуть-чуть – подружкам, что появлялись в нем время от времени. Прожить с какой-нибудь из них всю жизнь? Ужасная перспектива! Месяц, и хватит! В крайнем случае лет восемь, если родится сын-наследник… Да, не более восьми – в такие годы каждый может сам о себе позаботиться!

Все остальное, кроме детей и дома, все связанное с теми чувствами, что заставляли мужчину выбрать одну и только одну женщину, было для Реса не слишком ясным и даже совсем туманным. Как всякий пиррянин, он часто видел смерть и многих на своем веку терял – и, разумеется, испытывал сожаление; в списке потерь были достойные люди, весьма полезные для общества, были его женщины и его друзья – скажем, тот же Язон динАльт… Но сожаление – это все, что можно ощутить при мысли об ушедшем человеке; сожаление, и только! Исчезнув, он не разрушает семьи, которой нет, не оставляет близких беззащитными – да и они, эти близкие, скоро последуют за ним, не через пять, так через десять лет. Пирр – не изнеженная цивилизованная планета, и жизнь на Пирре столь коротка, что есть в ней место для друзей-соратников, но уж никак не для любви! Любовь, и все, что она вызывает: горе и радость, мечты и томления, – слишком большая роскошь для Пирра. И оттого любовь…

Ему почудилось, что Мета всхлипнула. Рес замолчал, поерзал в кресле и отвернулся в смущении, шаря взглядом по рубке «Арго». Свет, струившийся с потолочных панелей, был неярким, не оставлявшим бликов на корпусах приборов; на обесточенном пульте не перемигивались огоньки, его поверхность, усеянная циферблатами и шкалами, тонула в полумраке, который придавал загадочность знакомым очертаниям; из всех многочисленных экранов горел один, обзорный, и на нем виднелись пара дюжин звезд и краешек космического дока. Это сооружение парило в пятистах километрах от поверхности Дархана, но, если забыть о планете, чудилось, будто его забросили в межгалактическую пустоту.

Рес осторожно покосился на белокурую женщину, сидевшую перед ним. Нет, она не плачет… показалось… Глаза поблескивают, но на щеках – ни слезинки, губы плотно сжаты, и лишь на виске бьется, подрагивает голубая жилка. Ни признака слабости… А если б он и был, нельзя показать, что он его заметил; слабость, как и сочувствие, оскорбительна для пиррянина. Поэтому в рассказе Реса присутствовали только факты, и никаких эмоций.

Губы Меты шевельнулись. Несмотря на подозрительный блеск глаз, голос ее был спокойным и ровным.

– Ты сказал, что поиски прекращены?

– Нет. Прекращены на острове и близлежащем архипелаге. Там обыскали все утесы, расселины и океанское дно, и Бруччо с Керком полагают, что повторить все то же самое в десятый раз – бессмысленное дело. Следов на почве нет, но так как Язон не мог испариться… – Рес развел руками и бросил взгляд на Мету. – Или мог? Ты ведь лучше знаешь, что он может и чего не может, верно?

– Меня там не было, был Керк, – сухо заметила женщина. – Если б Язон находился со мной, я не позволила бы ему исчезнуть. Во всяком случае, не в одиночку. – Зрачки ее вдруг сделались колючими. – Раз на острове его нет, то где же он? Где его ищут?

– Керк объявил всепланетный розыск, но сейчас поиски ведутся на восточном берегу материка и в примыкающей акватории. Видишь ли, Бруччо думает, что его утащила какая-то летающая тварь, дракон или мутант-шипокрыл. Возможно, огромный, но человек в скафандре – все-таки нелегкий груз, его не унесешь за сотни километров! Так что есть резон начать с прибрежных областей… – Рес помолчал и добавил: – Там три скиммера, Мета, и пятьдесят ваших «жестянщиков»… то есть я хотел сказать – городских… Я послал сотню людей с доримами, Наксу и нескольких «говорунов»… Поверь, мы делаем все, что можем… И мы его найдем! Живого или мертвого!

Мета опустила веки, сцепила пальцы на колене и замерла,будто прислушиваясь к какому-то тайному внутреннему голосу или советуясь с ним. В просторном командном отсеке воцарилась тишина; ее нарушали лишь негромкий гул кондиционеров да неопределенные звуки, что доносились из корабельных недр. Там работала бригада дарханцев, пополнявших арсенал «Арго» новой орудийной башней, и временами Ресу казалось, что он различает лязг металла, шипение сварочных агрегатов и перекличку монтажников.

Глаза Меты раскрылись.

– Не чувствую, что он погиб, – тихо произнесла женщина. – Не чувствую и не верю! Значит, надо искать. Но…

– Но?.. – повторил Рес после продолжительной паузы.

– Вы не там ищете. Не там и не так! Это предположение Бруччо… ну, насчет летающей твари… Бруччо – хороший специалист, а Керк – прекрасный организатор, и я бы доверилась им во всем – во всем, кроме Язона. Язон динАльт – это особый случай. Такой, на который у них не хватит воображения.

– Воображение? Что это такое?

– То, чему я научилась у Язона. Вот ты спросил: что он может и чего не может… Поверь, ни ты, ни Бруччо с Керком не представляете, что он способен выкинуть! Бывает, не по своей воле – просто все необычное, приятное и неприятное, валится на него, как град камней при извержении вулкана. Что свалилось в этот раз? – Чистый лоб Меты пересекла морщинка. – Не думаю, что это дракон, который мерещится Бруччо. Тут что-то иное, более серьезное…

– Например?

– Не знаю. Надо подумать. – Она пригладила волосы и впервые взглянула Ресу прямо в глаза. – Я полечу с тобой на Пирр. Здесь, на «Арго», останутся мои помощники и приглядят за дарханцами – я обещала им двойной тариф, если завершат работу через месяц. Это важно, крейсер нам пригодится… Но мне тут нечего сидеть. Лучше я расспрошу Керка о всех подробностях и подумаю… – Мета стиснула пальцы так, что побелели костяшки, – подумаю, где искать и как искать.

– Хочешь, чтобы мы вылетели немедленно?

– Если ты не против, через час. Я соберу свои вещи.

Вещи!.. – подумал Рес. Какие вещи? И целый час на сборы! За час можно с дорима шкуру ободрать, разделать тушу на куски и засолить их в бочке! Однако ни словом, ни жестом он не выразил недоумения, а лишь поднялся и кивнул.

Мета тоже встала, подошла к пульту и, щелкнув тумблером внутренней трансляции, сделала несколько распоряжений для помощников. Затем твердыми шагами направилась в свою семейную каюту, которую делила с Язоном уже не первый год. Здесь находились стол Язона и его кресло, лежали его записи и книги, видеодиски и оружие, полупустая пачка сигарет и лазерная зажигалка; в шкафу висели рабочие комбинезоны, рубашки, пара костюмов и запасной скафандр. Открыв шкаф, Мета минуту-другую разглядывала одежду, потом рот ее приоткрылся, плечи задрожали; она уткнулась в старый потертый комбинезон, вдохнула его запах и глухо, отчаянно зарыдала.

Через час она встретилась с Ресом у люка, в шлюзовой камере «Арго». Глаза ее были сухими, лицо – спокойным, а руки – свободными. Кроме пистолета, никакого багажа.

Глава 11

Выигранное свято. Тот, кто посмеет его отобрать, не доживет до керр’вадака.

Кодекс Первого Навигатора.

Просьба Ту’барга о встрече застала Дже’кану в небольшом помещении, что находилось рядом с командной рубкой и служило ему кабинетом. Этот салон был обставлен с похвальной скромностью древней эпохи: шесть кресел и шестиугольная горизонтальная панель, которую можно было бы назвать столом, на стене – синтезатор, а напротив – мерцающий пейзаж, изображавший полярное сияние над полюсом планеты Джуд. Белая снежная пустыня, черные небеса, и в них медленно свивает и развивает кольца огромный радужный дракон, переливаясь то фиолетовым и синим, то голубым и зеленым, то желтым и алым. Чарующая картина, способная снять раздражение и успокоить возбужденный разум…

Стена расступилась, вошел Ту’барг и отдал салют, коснувшись ладонью одного из подплечных выступов. Потом сел – не напротив Дже’каны, а сбоку, так, чтобы тоже полюбоваться многоцветьем ярких красок на картине. Ту’барг считался очень спокойным созданием, что было редкостью для импульсивных Желтых, и оттого ему поручались дела, требовавшие методичности, точности и аккуратности. Он следил за грузами и наполнением трюмов «Звездного Зверя», за питанием и дыхательной смесью, за количеством воды и биомассы в хранилищах главного синтезатора, а также за финансовой отчетностью и вознаграждением экипажа. Словом, в людских понятиях второй Помощник совмещал посты бухгалтера и суперкарго.

– Говори, – произнес Дже’кана, не спуская глаз с пейзажа планеты Джуд. Когда-то он там бывал… давно, еще в те времена, когда его кожа отливала зеленью, и в рубке ему разрешали лишь поглядеть на кресла Пилотов и Помощников Навигатора.

– В этом полете корабль идет без груза, – произнес Ту’барг, – и потому обычной работы у меня немного, Хозяин. Я решил заняться проверкой счетов – нет ли среди них зеленых…

Этот Ту’барг трудолюбив, как Первый Навигатор! – подумал Дже’кана и поощрительно свистнул. Инспекция счетов экипажа, хранившихся в Памяти, была одной из обязанностей второго Помощника. Само собой, Память не выдавала сведений о суммах, лежавших на счетах, – это было бы нарушением прав команды, как и любого взрослого руга в Рое, – но если счет равнялся базовому, компьютер помечал его зеленым цветом. Базовая сумма в дуо кедетов была долей Зеленых, которую вносил Совет, – то, что положено каждому ругу, что каждый может приумножить благодаря своим талантам и трудам. Если счет у Желтого позеленел, то это значит, что он отлынивает от работы и тратит базовую сумму на воздух, питание и развлечения. Однако в полете все жизненные ресурсы предоставлялись кораблем, иными словами, Хозяином-Навигатором, и потому счета зеленели лишь у отчаянных игроков. Может быть, у дюжины за рейс, что было неплохим показателем.

– Я не касаюсь Учеников, которые проходят практику в различных корабельных службах, – произнес Ту’барг. – Кроме этих Зеленых, у нас полный экипаж, две дюжины дюжин специалистов, Пилотов и Защитников, и в Памяти две дюжины дюжин счетов, включая и твой, почтенный Хозяин-Навигатор.

– Надеюсь, с ним все в порядке? – спросил Дже’кана, весело оттопырив челюсть.

Но Помощник не ответил ему улыбкой на улыбку.

– Разумеется, благородный эрдж. Однако я выяснил, что зеленых счетов на удивление много – почти шестая часть! Если бы подобное случилось в Рое… – Он испустил пронзительный скрип недоумения и страха. – В Рое это означало бы катастрофу! Дуо-дуо^[18] неимущих!

Дже’кана подобрался, его веселье испарилось, а воздух, вливавшийся в спинную щель, вдруг показался слишком суховатым.

– Шестая часть… – медленно протянул он и стиснул в волнении кулаки. – Как это вышло, Помощник? Клянусь Гнездом, не понимаю!

– Память, штатный список экипажа и цвет счетов – на экран! – велел Ту’барг, и рядом с пейзажем планеты Джуд возникла длинная таблица. Имена, специальности, посты, особые пометки… Три красные строчки вверху – счета корабля, Дже’каны и Советника Пи’тхау; затем – множество желтых и, наконец, зеленые. Не меньше пяти дюжин!

– Взгляни, Хозяин, – произнес Помощник, – взгляни, кому принадлежат зеленые счета. Пять Пилотов, восемь Работников трюма, а остальные – Защитники. Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Говорит! Еще как говорит, щель поперек! – проскрежетал Навигатор, накаляясь от злости. – Какой-то потомок кривой Творительницы связался с пустоголовыми! Пользуясь тем, что поумнее, обыгрывает низший персонал! Кто-то удачливый и ловкий… И, кажется, я знаю, кто! – Откинув голову, Дже’кана распорядился: – Память! Запечатлителя Су’раги – к Хозяину-Навигатору!

– Су’раги тут ни при чем, благородный эрдж. Если позволишь… – Ту’барг жестом отменил приказ. – Мной проведено расследование, и я в точности выяснил, что Су’раги, как и все Измерители и Помощники, не знают об этой игре.

– Какой игре?

– Они называют ее поо’керр. Я имею в виду Защитников, Пилотов и других из низшего звена.

– Поо’керр? – сердито свистнул Дже’кана. – Что за нелепое слово… кргх… даже неприличное!

«Керр» на языке ругов означало «зрелый», а точнее – достигший возраста, когда начинают пробуждаться сексуальные чувства; «поо» являлось медицинским термином для области под дыхательной щелью, где окончания нижнего нервного узла подходили к коже. В связке эти слова воспринимались ругами примерно так же, как двусмысленный намек «вскочил», отнесенный к определенному органу.

– Суть не в названии, Хозяин, а в том, что эта игра распространилась, словно болезнь, – заметил Ту’барг. – Как эпидемия, какие бывали в древнем Рое… Но это еще не все! – Клапан Помощника заколыхался, что говорило о чрезвычайном волнении. – Понаблюдав за списком, я выяснил, что есть два счета, меняющие цвет. То они желтые, то зеленые, и перемены свершаются с периодичностью в цикл… Странно, не так ли?

– Вот как… – задумчиво протянул Дже’кана. – Значит, кто-то выигрывает кедеты у Защитников и тут же кому-то проигрывает… Кому? Ты уверен, что не Су’раги?

– Су’раги – лучший игрок на корабле, и его репутация безупречна. Он никогда не унизится до того, чтоб обирать Защитников. И он ничего не знает о поо-керре. Я наводил справки, Хозяин, конечно, с осторожностью…

– Кто эти двое? Счета которых меняют цвет?

– Два Защитника, Мо’шан и Ал’ли.

– Весьма надежные и опытные, – пробормотал Дже’кана, пытаясь вспомнить что-то еще об этих Желтых. Но мысль ускользала, и он прекратил свои попытки.

Ту’барг приподнялся в кресле и, опираясь ладонью о стол, приблизил лицо к лицу Навигатора.

– Теперь приготовься к необычному, Хозяин… Такому необычному, что, как говорится у мринов, шерсть от удивления выпадет… Ты знаешь, что я не могу проверить каждый счет, кроме принадлежащего кораблю, но мне известна общая сумма на личных счетах, которая должна быть неизменной. Мы ничего не тратим в полете, и перемещение средств со счета на счет определяется только играми – где-то убыло, где-то прибыло, но общий итог неизменен. Он составляет примерно четыре дюжины дюжин дуо кедетов…^[19] А теперь посмотри! – Помощник вскинул взгляд к мерцающему потолку. – Память! Общую сумму на счетах экипажа, первоначальную и текущую!

Под таблицей со списком вспыхнули два числа. Вглядевшись в них, Дже’кана вздрогнул и с хрипом выдохнул воздух через отверстие ноздри.

– Глас Великой Пустоты! Не сходится! Почти на сотню тысяч кедетов!

– Не сходится, – подтвердил Ту’барг. – А это значит, что ни один из членов экипажа не наживался за счет Мо’шана и Ал’ли. Ни один, включая Су’раги!

– Выходит, что эти два Защитника… – Дже’кана внезапно смолк и сузил глаза – теперь он вспомнил, какое поручение было дано этим отродьям кривой Творительницы! Он резко повернулся к Ту’баргу, ткнув пальцем в список экипажа. – Что за нелепость! Разве Память может занести сюда хадрати?

– Не может – без специального указания, Хозяин. В списке нет твоего переводчика-мрина и пленного хадрати, ибо они не имеют на корабле ни статуса, ни должности. Однако открыть счет не означает занести в список. Счет открывается автоматически, если некая личность присутствует на борту и переводит свои средства из Памяти Роя, либо в том случае…

– …когда пара Защитников-недоумков проигрывает кедеты, и проигрыш нужно куда-то поместить! – с яростью закончил Навигатор. – Мо’шана ко мне! И Ал’ли, чтоб им обоим провалиться в синтезатор!

Ту’барг спокойным тоном посоветовал:

– Вот сейчас, Хозяин, я бы вызвал Запечатлителя Су’раги. Наш лучший эксперт по играм… Думаю, он разберется с этим поо’керром за время теба.

– Не возражаю, – буркнул Дже’кана и, чтобы слегка успокоиться, начал разглядывать пейзаж планеты Джуд.

Когда подчиненные явились, он усадил Су’раги рядом с собой, а двух Защитников поставил по стойке «смирно» и принялся их разглядывать, с шумом вдыхая воздух сквозь спинную щель и выпуская через ноздрю под оттопыренным клапаном. Глаза его зловеще щурились, рот был грозно сжат, и в течение половины сиба в отсеке раздавалось лишь громкое «фрр-пух!» стремительно прокачиваемого воздуха.

– Забить вам щель? – наконец произнес Навигатор, переводя взгляд с Мо’шана на Ал’ли. – Или выжечь нервный узел? А может, отдать Творителям, чтоб разобрали на органы? Все же какая-то польза от тупоголовых…

Защитники разом осунулись и затрепетали – здесь, на корабле, воля Дже’каны равнялась Гласу Великой Пустоты.

– В чем наша вина, досточтимый? – пробормотал Мо’шан. – Мы не нарушили Кодекс Первого Навигатора! А если нарушили – о чем ты знаешь лучше нас, глупцов, – то просим снисхождения со всей покорностью!

– С покорностью и с учетом прошлых заслуг! – эхом отозвался Ал’ли, потирая шрам под глазом.

– Хотите знать свою вину? – Дже’кана повысил голос. – Вы, пара недоумков, вступили с хадрати в отношения, не предусмотренные Кодексом! Вы с ним играли! В игру под названием поо’керр! И вы проиграли столько кедетов, что этот чужак теперь богаче, чем ваш Навигатор!

Тут он лукавил, имея в виду свой личный счет. Но счет корабля тоже являлся собственностью Дже’каны, как и сам корабль, наследие предков, а также просторные апартаменты в Рое и Гнездо на внешнем Рукаве. Конечно, были руги и побогаче, особенно среди Творителей, но и Дже’кана не жаловался на жизнь. А если вспомнить грядущую награду за этот успешный полет…

Он дернул клапаном и посмотрел налево и направо. Ту’барг сидел спокойно и молчал, внимая Навигатору с почтением, тогда как Су’раги, услыхав про новую игру, нетерпеливо ерзал в кресле. Бросив на него суровый взгляд, Дже’кана перевел глаза на провинившихся Защитников. К его удивлению, они уже не трепетали, а коренастый Мо’шан даже отвесил в ухмылке челюсть.

– Прошу твоей милости, достопочтенный! В Кодексе нет указаний об играх с хадрати, а что не запрещено, то разрешено, – вымолвил этот потомок кривой Творительницы. – И еще… Достойный Тактик велела нам не раздражать пленника, а постараться наладить с ним контакт. Развлечь, втянуть в откровенные разговоры… Мы сделали, что смогли, и, выполняя приказ, потеряли все свои кедеты! Даже рисковали жизнью! Вот, смотри!

Откинув голову, Мо’шан продемонстрировал синяк на шее – последствие драки, учиненной пленным после недавнего допроса. Синяк был огромен, и вид его заставил Дже’кану устыдиться – ведь эти Желтые лишь выполняли распоряжение Па’тари. Собственно, даже его приказ – и, как выясняется, весьма опасный… Этот хадрати в самом деле не солгал: раса его – скопище кровожадных монстров, а сам он – свирепый дикарь! Покалечить дюжину Защитников! Ну и чудовище!

Дже’кана поднял глаза к потолку, пытаясь взвесить убытки и доходы. С одной стороны, пять дуо проигранных кедетов, отдавленные пальцы, синяки и три перелома, считая с конечностью Помощника Ди’кло; с другой – ценнейшая информация, полученная от хадрати. Столько обитаемых планет! Дюжины дюжин, взятые дюжины раз! Не было вопроса, что важнее, и эта мысль его успокоила.

– Ладно, – буркнул он, махнув рукой Защитникам, – не вам вспоминать о потерянных кедетах! Разве вы их не отыграли? В ту игру, которую выдумал пленный? Вы в самом деле в ней так искусны?

Ал’ли смущенно потупился, Мо’шан, опустив голову, начал поглаживать ствол излучателя, будто под его рукой была спина подружки по сексуальным забавам. Что-то скрывают, понял Дже’кана и рявкнул, набрав побольше воздуха в дыхательную щель:

– Говорите! Клянусь Звездным Чревом, я вас не накажу!

Это подействовало; Защитники переглянулись, потом Мо’шан извлек горсть розовых шариков и высыпал на стол. Шарики покатились по ровной поверхности, но Ту’барг быстро накрыл их ладонью.

– Вот!

– Что это? – спросил заинтригованный Помощник.

– Пищевые капсулы, но необычные. Хадрати умеет их делать и нас научил. Мы… мы тоже делаем их и меняем на кедеты.

– Делаете? Как?

Не говоря ни слова, Мо’шан придвинулся к синтезатору, висевшему на стене, сунул три пальца в три отверстия, вытащил из приемника розовый шарик и протянул Ту’баргу. Лицо второго Помощника позеленело, будто ему выжгли нервный узел.

– Великая Пустота! – Схватив пару шариков, Ту’барг проглотил их так стремительно, что Дже’кана не успел его остановить. К изумлению Навигатора, кожа Помощника приобрела нормальный цвет, хотя зрачки слегка остекленели. – Очень неплохо! – сообщил он, глотая третий шарик.

– Остановись! Ты отравишься! – в панике воскликнул Дже’кана.

– Н-нет, Хозяин, н-не отравлюсь… н-нельзя отравиться капсулой из-зз синтезз-затора… – Ту’барг потер ладонями лицо, и речь его стала отчетливей. – Как ты знаешь, стандартный синтезатор в отличие от персонального не программируется и производит дюжину разных пищевых таблеток. Если включить его поливалентно, получим смесь, но даже Глас Пустоты не скажет, что в ней намешано! А я – тем более… Но какой эффект!

Он потянулся за новым шариком, но Су’раги выхватил его из-под пальцев Помощника и бросил в рот, а остальные сгреб Навигатор.

– Ну, как? – с тревогой спросил он, глядя на Запечатлителя.

– В самом деле неплохо… возбуждает, и легкость в членах необычайная, как в гравитационной шахте… – пробормотал тот, затем оттопырил челюсть в улыбке. – Вот так хадрати! Сунуть три пальца в синтезатор! Я бы никогда не додумался! Не угостишь ли меня еще одной, Хозяин?

– Ты вызван не для того, чтобы глотать пищевые таблетки! – строго напомнил ему Дже’кана и повернулся к Защитникам. – Значит, вы меняли капсулы на кедеты, чтобы развлечься игрой с дикарем, а теперь утверждаете, что выполняли приказ… Ну, не буду спорить! И не буду наказывать, раз обещал! Осталось выяснить, что за игра этот поо’керр.

Мо’шан вытащил колоду квадратных карточек и осторожно положил на край стола. Су’раги с интересом уставился на них, потом перевел взгляд на Защитника.

– Кргх… Карты для тью’ти! При чем здесь этот поо’керр?

– Карты годятся, чтобы в него играть. Кроме карт, ничего не нужно, Запечатлитель.

– Еще кедеты, – напомнил Ал’ли.

– Кедеты всегда нужны, – согласился Су’раги, подвинув колоду Мо’шану. – Показывай, Защитник!

Игра оказалась простой, скорее даже примитивной. Впрочем, иного Дже’кана не ожидал – что могут выдумать хадрати? Тупую игру для тупых существ, к которым с полным правом можно отнести Защитников… Ни тебе сложных комбинаций, ни дальновидных расчетов, ни изощренной логики… Просто не верилось, что в этот поо’керр можно просадить такую сумму, как пять дуо кедетов!

Отправив стражей к месту службы и отложив колоду, Дже’кана поглядел на Запечатлителя с Помощником, рассеянно поглаживая череп. Он не сомневался, что у этих двоих вертятся те же мысли, что и в его голове, так что оставалось ждать, кто их озвучит первым.

Наконец Су’раги выдохнул:

– Это позор, достойный Хозяин! Над нами будут смеяться на всех кораблях звездного флота!

– Во всем Рое и его Рукавах! – поддержал Ту’барг. – Мы захватили пленного, а он…

– …обыграл нас в дикарскую игру! И ведь не скажут, что обыграл глупцов-Защитников, а будут говорить про Измерителей и высший командный состав!

– Про тебя, почтенный Дже’кана, и нас, твоих Помощников!

– Какое пятно на репутации «Звездного зверя»! И на нашей чести!

– Даже подвиг, свершенный нами, его не сотрет! Этот мир, который мы нашли… Его назовут планетой Поо’керр, а может, добавят еще и твое благородное имя…

– Хватит! – рявкнул Дже’кана, почувствовав томительную пустоту в нижнем нервном узле. – Хватит! Что вы предлагаете? Созвать руководящий секстет и обсудить ситуацию?

– Советник Пи’тхау и остальные скажут не больше, чем известно нам, – заметил Су’раги. – А мы знаем, что отнять кедеты у дикаря нельзя.

– Точнее, нельзя закрыть счет, пока на нем есть хоть какая-то сумма, – поправил Ту’барг. – Счет – дело серьезное… счета передаются по наследству, и я не слышал, чтоб их когда-нибудь закрывали.

– Выходит, когда мы вернемся… – начал Дже’кана.

– …тогда наша Память передаст всю информацию Памяти Роя, вместе со счетом хадрати, – продолжил Ту’барг. – Очень неприятный инцидент! Не припомню такого за дуо последних Оборотов и в более древние времена. Хадрати, даже живущие в Рое, – наша собственность, и никогда не имели ни единого кедета!

Дже’кана потянулся к колоде, развернул ее и мрачно всмотрелся в разноцветные лики Творителей, Пилотов, Защитников, Навигаторов. Мысль о том, чтоб разрешить вопрос с помощью ку’рири, даже не пришла ему в голову. Пыткой можно убить или заставить разговориться, но не отнять имущество, тем более выигрыш. Выигрыш в понятиях ругов был священен, и посягательство на него силой или иным давлением даже не рассматривалось; это было невозможно, так как лишало смысла всякую игру. А к играм они относились с тем же почтением, как истовый мусульманин к черному камню Каабы.

– Есть только один выход, – с угрюмой миной произнес Дже’кана. – Только один, и вы его знаете.

– Да, – шевельнул клапаном Ту’барг. – Мы должны его обыграть. В эту игру, в поо’керр. – Он повернулся к Су’раги. – Надеюсь, Запечатлитель, это будет не слишком сложно?

– Никаких проблем, – заверил тот. – Но я просил бы отложить игру на цикл-другой. Игра, конечно, примитивная, однако к ней стоит подготовиться.

– Согласен. – С хрипом выдохнув воздух, Дже’кана пробормотал: – Великая Пустота! Снова увидеть этого хадрати… После каждой встречи с ним я чувствую, будто меня сбросили в синтезатор и перемололи в питательную смесь… – Он сунул шестипалую ладонь за отворот комбинезона, вытащил горстку розовых шариков и покатал один между пальцев. – До чего же коварное существо!.. Сидит в отсеке под охраной, но ухитрился отравить мой экипаж! И обыграть на кучу кедетов!

– Насчет отравы я не согласен, – произнес Су’раги, переглянувшись с Ту’баргом. – Скажи, Хозяин, что ты собираешься делать с этими шариками? Не отдашь ли мне – разумеется, на экспертизу?

Глава 12

Главное в игре не выигрыш, а полученное удовольствие. И потому не ограничивай ставки!

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

Ссадина на голове Язона кровоточила – во время драки его основательно приласкали излучателем. Он потребовал аптечку, получил ее и под бдительным взором доктора Му занялся врачеванием. Рана была продезинфицирована и зашита, потом аптечка, зажужжав, ввела ему коагулятор, обезболивающее и успокоительное. Измеритель Му забрал ее и скрылся, а с Язоном остались Защитники и мрин, жалобно причитавший над израненным сэром с двумя большими круглыми глазами. Что касается охранников, то они сочувствия не проявляли, однако обиженными не выглядели, хоть им пришлось пострадать от кулаков Язона. Наоборот, Мойше похлопал его по плечу и прошипел-просвистел нечто одобрительное. В вольном переводе – мол, парень, руки у тебя к нужному месту приделаны.

Но похвалу Язон разобрал с трудом, уже погружаясь в сон под действием успокоительного снадобья. Ранка его закрылась, коагулятор начал сращивать сосуды, и через три часа лишь тонкий шрам напоминал о битве и нанесенном ему поражении.

Эти часы были отданы целительной дремоте. Очнувшись, Язон обнаружил, что находится в своем узилище один, если не считать прикорнувшего под боком Непоседу. От мрина будто долетал неощутимый ветер, в котором смешались ментальные запахи сочувствия, любви и бесконечной преданности. Это согрело душу Язона; шевельнув рукой, он погрузил пальцы в мягкий мех крохотного существа.

– Ты есть/быть благополучен, сэр?

– Вполне, мой друг.

– Что случиться? Ты не идти сам, тебя принести Защитники… Ты снова быть в ку’рири?

– Дело не в ку’рири, малыш. Сначала мы беседовали – тихо, мирно и, можно сказать, с взаимным интересом; потом слегка повздорили. Надо признаться, босс Джек – очень упрямый парень!

– Босс Джек?

– Тот, кого зовут Навигатором.

Он ощутил в ментальном ветре, которым тянуло от Непоседы, привкус страха.

– Упрямый, да… Любить власть и… как сказать, по-вашему?.. а, почесть! Принадлежать благородный род. Очень богатый!

– Откуда ты знаешь? – спросил Язон, приподнимаясь на локте.

– Я служить его род с рождения. Мрин, мой драгоценный сэр, не только переводчик, мрин – символ благосостояний, и все важный персона иметь слуга-мрин. Правда, я еще неопытный, но босс я знать, – пояснил Непоседа. Потом печально добавил: – Я больший часть на корабль, очень редко в Рой. Очень редко видеть другой мрин, говорить с ним. Очень одинокий!

– Не грусти, теперь ведь я с тобой, – произнес Язон, и в этот момент его скрутило. Желудок прыгнул к горлу и снова опустился вниз, легкие на миг лишились воздуха, и в голове яростным набатом ударили колокола.

– Мы прыгнуть из ничто, – прошелестел Непоседа.

– Из гиперпространства, – поправил Язон.

– Ты называть так, я называть ничто. В ничто нет расстояний, корабль лететь быстро, быстрей, чем свет.

– Да. У нас тоже есть такие корабли.

– Значит, ты понимать, что мы удалиться от твой мир. – Непоседа заворочался под боком, коснулся тонкой лапкой щеки Язона. – Ты считать, сколько раз корабль войти в ничто?

– Четыре раза. Сейчас начнется пятый джамп-переход.

– Верно. Мы далеко от твой планета, на самый край галактика. Прыгнуть в ничто еще один раз – попасть в Великий Пустота. Нет звезд, нет планет… Прыгнуть второй раз, третий, четвертый – и прилететь в Рой. Очень печально!

– Почему?

– Ты говорить: я с тобой… Но в Рое корабль лечь в Гнездо, я остаться, а тебя забрать. И больше мы никогда не видеть друг друга.

– Тебе бы этого не хотелось?

– Нет. С тобой тепло. Даже теплее, чем с камнем, в котором живет Безымянный Папа.

Тепло! Очень емкое определение тех чувств, которые питаешь к другу, подумал Язон. К мохнатому шарику с тонкими ручками и ножками, с единственным глазом на гибком стебельке… К бесконечно одинокому существу, живущему бог знает сколько лет среди хозяев-ругов… К созданию, не видевшему никогда родного мира…

Он погладил мягкую шерстку Непоседы.

– Мы не расстанемся, дружок. Я ведь обещал, что ты увидишь холмы, прозрачные реки и многое иное, и я сдержу обещание. Ты веришь мне?

– Хочу верить, о сэр, дающий имена. Но я – собственность Навигатор, который ты звать босс Джек. Он владеть мной, владеть корабль, владеть много всего. Он меня не отдать. Правда, очень упрямый!

– Все богачи таковы, – заметил Язон. Мысли его вдруг приняли иное направление, сосредоточившись на том, что путешествие близится к концу. В Рое он будет совсем беспомощным… Рой – не одиночный корабль; это огромный искусственный мир, где обитают миллиарды чужаков… И в Рое, как сказал Навигатор – гори он в плазме, этот упрямый кретин! – им займутся специалисты-Посредники… Специалисты, чтоб им позеленеть! Он вполне представлял грядущий жребий: сунут в ку’рири и выжмут сок! Выжмут, как ни хитри с языком, с идиомами да поговорками!

Может, попробовать по-честному? Может, удастся доказать Посредникам, что союз и торговля выгоднее, чем грабеж? Припугнуть их нескончаемой битвой с людьми, угрозой со стороны другого клана? Теперь он не был в этом уверен. Эти руги так самонадеянны, так высокомерны! Новость о многочисленных мирах, где обитают люди, их, кажется, не устрашила… Даже обрадовала! Они готовы проглотить все тридцать тысяч звездных систем – возможно, и проглотят, не подавятся! Язон вспомнил битву в секторе Хара’го, блеск ослепительных молний, зеленоватый луч канита, багровое облако, что расплывалось в пустоте, и сердце его сжалось. Надо что-то делать, мелькнула мысль; делать сейчас, пока он на корабле, а не в проклятом Рое!

Язон оглядел белесые стены своей темницы, мерцающий потолок, полку и бадью-утилизатор. Ни окон, ни дверей… Пожалуй, он смог бы найти место, где раскрывалась дверь, но как ее взломать? Пальцем? Замочной скважины, чтобы засунуть палец, тоже – увы! – не было. Но если он даже выберется из отсека, то что потом? Отнять у Защитника излучатель, устроить кровавую бойню? Такое решение в пиррянском духе Язона не соблазняло, и он решил положиться на удачу и судьбу. Они его не подведут! Он не знал, когда удостоится их милосердной улыбки, но твердо верил, что этот час наступит. И скоро!

Непоседа, изогнув зрительный стебель, заглянул ему в лицо.

– Не печалиться, достойный сэр! Мы расстаться, но я хранить память, помнить друг с два прекрасных глаза… Помнить всегда!

– Хочешь утешить? – Язон почесал ему брюшко. – Не стоит, малыш! Лучше расскажи мне что-нибудь полезное о ругах, о Рое, об этом корабле и его Хозяине.

– Что ты хотеть знать? – с готовностью спросил Непоседа.

– Ну, например, где находится Рой сейчас?

– Я говорить про Великий Пустота среди галактик, где нет звезд? Рой там. Ждет.

– Чего же?

– Есть три места, близкий к галактика ругов. К той часть, где прежде быть клан Куа. Три места – тоже галактики. Когда Куа бежать от Зи, они отправить три корабля в этот самый близкий места. Один корабль, «Звездный зверь», лететь в твой галактика. Рой ждать, когда корабли вернуться. Тогда – выбирать, какой место лучше.

– Хмм… – протянул Язон. – Разведчик, как я и предполагал… Но этот корабль принадлежит Навигатору Джеку! Частный транспорт, так сказать… Почему его послали? Разве нет других судов? Тех, которыми владеет Рой, а не один из богатых ругов?

– Есть/быть, – подтвердил Непоседа. – Но находить место для переселение – большая честь, великий подвиг, который вести к большой награда! Это причина, чтобы послать на поиск самый благородный Навигатор-руг!

– И тут не обошлось без протекции, – пробормотал Язон. – Но разве на кораблях, принадлежащих Рою, нет других благородных ругов?

– Ты забывать, что я объяснять. Помнишь, я говорить тебе: когда руги вырасти и кожа их зеленый, тогда старший руг смотреть их дар. Кто сильный, быстрый – учить на Пилот и Защитник, кто умный – учить на Измеритель, Тактик, Советник, Навигатор. Дальше быть так: желтый руг – глупый Защитник и больше никто, сражаться с излучатель. Стать красный, и тоже Защитник, но старше, слабее; тогда сражаться с пушка, который метать пламя…

– То есть желтые Защитники дерутся в рукопашной, а красные – канониры у орудий? – переспросил Язон, вспоминая картины схватки в секторе Хара’го.

– Так есть, мой добрый сэр. Примерно.

– А если желтый Защитник поумнее, чем другие? Что с ним бывает в красном поколении?

– Если умнее, тогда быть Страж, командовать Желтыми. Но я говорить о других – Измеритель, Тактик, Навигатор… Те, кто совсем умный! Они стать красный и получать наследие предков – кедеты, место в Рой, корабль… Если наследие малый и нет корабля – служить, если наследие большой – быть не просто Навигатор, а Хозяин-Навигатор. Эти самый благородный и богатый.

– Как босс Джек?

– Ты верно понимать.

– Значит, корабль в полном его владении? От киля до клотика и пушечных портов? – задумчиво произнес Язон, разглядывая стены и потолок отсека. – Он – из благородных и богатых и потому имеет шанс свершить великий подвиг?

– Так есть/быть без сомнений.

Язон сел, закрыл глаза, прижался спиной к переборке. В этой позе ему лучше думалось, а поразмыслить тут было о чем. Он вспоминал миф о Колумбе, древнем земном мореплавателе из Спайни, открывшем какой-то заморский континент, то ли Арктиду, то ли Авструю, а может, Амерканию. Этот Колумб был человеком незнатным, и повелители Спайни долго мариновали его, не давая ни людей, ни кораблей, ни денег; по их понятиям, лишь герцог или граф мог совершать такие подвиги, как странствие среди неведомых земель, по незнакомым и опасным океанам. Если верить легенде, Колумб получил свой шанс, что, в общем, ситуацию не изменило – награды, богатство и почести достались не ему. Похоже, и у ругов существовал наследственный мандат на подвиги и славу и, разумеется, на власть и достояние. Это Язона не удивило; он родился и вырос на планете, где жгли и вешали поборников демократических свобод.

Он собирался продолжить расспросы, но тут в стене раскрылась щель, и в камеру ввалились длинный с коренастым. Очень довольные – челюсти у обоих отвисали чуть не до колен.

– Слушай, хадрати, – сказал Мойше, опустившись на пол рядом с контейнером, – ты ведь, я думаю, знаешь и другие игры?

– Кроме поо’керра, – уточнил Али.

Язон приоткрыл левый глаз.

– Знаю. Но чем, ради всего святого, вас не устраивает покер?

– Хозяин о нем расспрашивал. О нем и о розовых шариках… Вызвал к себе, а там еще Помощник с Запечатлителем… Пришлось рассказать, щель поперек!

– Это интересно! – Язон открыл оба глаза, свесил ноги с полки и подался вперед. – Ну, и как? Игра им понравилась? О шариках я даже не спрашиваю… Вас, наверное, наградили?

– Не наказали, и то хорошо! Но в поо’керр нам больше не играть, если за дело взялся Су’раги.

– Кто он такой?

– Запечатлитель. Очень удачлив в игре, двенадцатый потомок кривой Творительницы!

– Еще интересней, – сообщил Язон, спускаясь на пол. – Значит, босс сейчас играет с Помощником и Запечатлителем и угощается шариками?

– Может быть. Карты они забрали, но есть другие. – Мойше свистнул в сторону Али, длинный извлек колоду и припечатал к крышке утилизатора. – Показывай новую игру, хадрати!

– Во-первых, – сказал Язон, – ваш досточтимый Навигатор дал мне имя – теперь я не просто хадрати, а Керр динПирр. Так меня и называйте, спиногрызы безухие! А во-вторых, игру я, конечно, покажу, но что-то мне надо и с вас получить. Привыкайте, парни! Это называется товарным обменом.

– И чего же ты хочешь, Керр динПирр? – полюбопытствовал коренастый.

– Очень немногого. Расскажете мне поподробней, что там случилось у Навигатора… И об удачнике-Запечатлителе – как его?.. Сур?.. – я тоже хотел бы послушать… Договорились?

– Договорились! – Мойше сделал знак, подтверждавший согласие.

– Ну, тогда слушайте внимательно, – Язон опустился рядом с утилизатором, взял колоду и начал ее тасовать; карты мелькали в его руках, как быстрокрылые птицы. – Эта новая игра называется очко, и суть ее в том, чтобы…

* * *

«Звездный зверь» совершил пятый прыжок, вынырнув в темном и мрачном пространстве, где не было ни солнц, ни планет, ни астероидов, а в лучшем случае десять атомов водорода на кубический километр пустоты. Для ругов, звездных странников, пустота была столь же привычной, как для человека воздух; то, что разделяло миры и светила в галактике, не представлялось им враждебным, чужим, угрожающим, являясь жизненной средой или, скорее, лабиринтом дорог, нескончаемых, как вечность, и лишенных тупиков. Пересекая провалы между ветвями галактики, кружась и изгибаясь, дороги вели к обитаемым мирам и газовым туманностям, к Звездному Чреву и бесчисленным солнцам, то огромным, то крошечным, к космическим кладбищам с обломками мертвых планет, к невидимым звездам, одетым в непроницаемый кокон чудовищного тяготения. Знакомая часть Вселенной, где пустота не была пустотой, а лишь переплетением тропинок в ночном саду, блистающем цветными фонарями…

Но бездна, в которой пребывал сейчас корабль, не походила на этот сад. Пустыня, простиравшаяся вверх и вниз, влево и вправо, вперед и назад; тысячи светолет мрака и холода, дороги, ведущие в бесконечность, и лишь иногда, случайно – к полным жизни и света звездным островам… Один из них, голубоватый вытянутый эллипс, сиял под днищем корабля, словно костер в бездонной пропасти, но его блеск казался слишком слабым и эфемерным в царившей вокруг темноте.

Пустота с заглавной буквы, или Великая Пустота… Для ругов, лишенных религиозности и не творивших кумиров ни из идей, ни из камней, она была почти что божеством, понятием извечным и священным. В этой Великой Пустоте парили галактики и звезды, планеты и бесформенные глыбы астероидов, атомы и составляющие их частицы – словом, она вмещала все, что есть, что было и когда-нибудь будет. И если бы все исчезло – абсолютно все, включая материю в любых ее проявлениях, пространство и время, – то Пустота, разумеется, осталась бы. То был континуум вечный, неуничтожимый, безграничный, твердая основа Мироздания.

Чем не бог?.. – размышлял Язон, сидя у шестиугольного столика в неудобном кресле с сиденьем, похожим на суповую ложку. Перед ним на стене мерцала картина какой-то планеты – белая снежная пустошь, черный провал небес и многоцветное сияние, то разгоравшееся, то гаснувшее на фоне глубокой беззвездной тьмы. Рядом с этим пейзажем, в открытом Памятью экране, зияла такая же тьма, но в ней ничего не светилось за исключением овального пятнышка далекой Галактики. Два этих вида, пустынный планетарный мир и межгалактическое пространство, были чем-то схожи – возможно, тем, что успокаивали возбужденный разум, напоминая о тщете земного.

Посередине стола лежала колода карт. Навигатор Джек, сидевший напротив, коснулся ее длинным гибким пальцем. Любой шулер умрет от зависти, подумал Язон, разглядывая его шестипалую кисть. Руки тоже были подходящие – Джек, не наклоняясь, мог вытащить карту хоть из башмака.

– Ты знаешь, Керр, зачем ты здесь?

Голос Навигатора звучал отчетливо и ясно; выходит, и этот салон, как зал для допросов, тоже оборудовали самым совершенным прибором-переводчиком. Неплохо, решил Язон, покосился налево, на Запечатлителя Сура, потом направо, на Помощника Туба, и кивнул.

– Разумеется, досточтимый. Вы хотите сыграть со мной. Ты и эти два джентльмена.

– И как ты относишься к этой идее?

– Положительно. Очень положительно, если мы не будем ограничивать ставки.

– Почему?

– Не в лото играем, – пояснил Язон. – Покер – занятие для настоящих мужчин!

Он был уверен в своих силах. Он был великим игроком, и вот Судьба улыбнулась ему, даруя шанс сразиться в битве, где он являлся полководцем и солдатом, клинком и ружьем, снарядом и орудием – даже блохой в солдатских подштанниках. Вряд ли руги в силах сопротивляться этой армии, в грозном единстве шагающей в бой, однако способной и отступить, заманивая в ловушку – скажем, на минное поле или под залп огнеметов… Армии, где полководец – телепат!

Поглядев на колоду, в которой он мог перечислить все карты от первой до последней, Язон усмехнулся и повторил:

– Ну, как? Не ограничиваем ставок? Я, разумеется, не стану требовать, чтоб мне возвратили свободу. Играем только на кедеты, на долю в прибылях и на любое имущество.

– Кроме того, что было при тебе в момент пленения, – сказал Помощник Туб.

– Договорились, – отозвался Язон, с вызовом гляда на Хозяина Джека. – Ну, так как?

– Ставки не ограничены, – подтвердил тот, – но не касаются снаряжения хадрати.

– Это зафиксировано в Памяти?

– Память фиксирует все и выполняет роль держателя ставок. Результат ты видишь на этом экране. – Помощник сделал быстрый жест, межгалактическая тьма исчезла, экран блеснул серебром, и на него выползли четыре строки – видимо, с именами. – Верхний красный счет принадлежит Хозяину-Навигатору, – пояснил Туб, – затем идут три желтых: мой, Запечатлителя и твой, хадрати Керр.

– Отлично! Пусть Память выводит ставки в двойной записи: в вашей системе символов и в привычных мне цифрах. Это возможно?

– Разумеется, – сказал Помощник, снова сделав непонятный жест.

Компьютером, видимо, управляли как голосом, так и движениями рук, ибо в тот же момент с потолка послышалась:

– Принято к исполнению!

– Кто сдает? – Язон потянулся к колоде.

– Я! – Запечатлитель с поспешностью сгреб карты и начал их тасовать. Довольно ловко, хотя и без шика, присущего профессионалу. Ну, это простительно, решил Язон; все-таки здесь не казино на Кассилии.

В первой сдаче ему пришли желтые Пустота и Хозяин-Навигатор, красный Помощник, зеленый Советник и синий Измеритель. Почти стрит;^[20] пока другие размышляли, он сразу сбросил Пустоту и прикупил зеленого Пилота. Эта карта лежала самой верхней, и Язон видел ее своим внутренним зрением столь же ясно, как карты трех своих партнеров. Не только видел; его ментальный дар вдруг пробудился с такой силой, что позволял ему передвинуть колоду или выдернуть карты из рук спиногрызов. Редкая удача! Как правило, он мог рассчитывать на телепатию или на телекинез, но не на оба своих таланта.

Сур прикупил две карты, Навигатор с Помощником остались при своих – у каждого по двойке. Их, видно, занимала не игра, а лишь возможность обыграть хадрати, и в этом деле они полагались на Запечатлителя. Тому, как и Язону, достался стрит, но классом пониже, не с Навигатором, а с Помощником. Тем не менее Сур выглядел так, будто отхватил каре Творительниц.

Способный юноша, но наглый, подумал Язон, соображая, как лучше сбить с Запечатлителя спесь. Первую партию он выиграет, чтоб ругам жизнь медом не казалась, затем две или три отдаст и снова выиграет… Выигрыш – не вопрос, а вот раззадорить соперников, раздразнить, да так, чтобы подпрыгивали от азарта!.. В том и состоит искусство игры, особенно в покер; суть его – не комбинации карт, а тонкая психология, замешенная на коварстве и обмане.

Похоже, Запечатлитель Сур этого не понимал, и все его хитрости были шиты белой нитью по черному траурному покрывалу. Он стукнул пальцем о крышку стола, и Навигатор тут же раскошелился на тысячу кедетов. Туб и Язон ответили: Помощник – без колебаний, а Язон – хмыкая, почесывая в голове и перебирая карты дрожащими руками. Такое же белое шитье, как и сигналы Измерителя, однако Язон полагал, что суп не пересолишь: все-таки не в казино Кассилии сидит, а с существами инопланетными, для коих мимика людская непривычна. Похоже, соли он добавил в самый раз – Сур поглядел на него, с иронией отвесил челюсть и увеличил ставку вдвое.

После трех кругов торговли пришлось изображать задумчивость. В банке, как подсказывал экран, было двадцать тысяч, сумма внушительная, круглая, и значит, требовался более явный признак тяжких колебаний, чем хмыкание и почесывание темени. Копируя ругов, Язон крепко стиснул рот, сузил глаза в две маленькие щелки и попытался хрюкнуть носом; звук получился ненатуральный, похожий скорее на визг шипокрыла, однако уловка сработала.

– Долго думаешь, Керр, – произнес Запечатлитель. В тонеего сквозило торжество.

– Где спешка, там убытки, – буркнул Язон. – Торопливость полезна только при ловле блох.

– Блох? – Клапан Навигатора дернулся. – Каких блох? Память, объясни!

– Блоха – кровососущий паразит, – раздался металлический голос. – Предполагаемый ареал обитания – кожа людей-хадрати.

Помощник Туб вздрогнул, отодвинулся от Язона и поглядел на него с нескрываемым ужасом.

– Великая Пустота! Ты… ты носишь с собой паразитов?

– Весьма возможно. Однако не беспокойся, – утешил Помощника Язон, – я думаю, руги для блох несъедобны. Они ведь не грызут парней, которым велено меня стеречь… – Он снова хрюкнул носом и сообщил: – Мой ответ – пять тысяч!

Теперь призадумался Запечатлитель Сур. Язон его не понукал; всякому фрукту нужно время, чтобы дозреть до кондиции. Как говорят в Славянских Мирах, три спиногрыза сидели в глубокой задумчивости, и не в его интересах было торопить события. Тем более, спускать им лестницу.

Через два круга, когда в банке скопилось больше семидесяти тысяч, нервы у Сура сдали, и он предложил открыться. Возражений не последовало; карты легли на стол, и, оглядев их, Язон сообщил партнерам:

– Ваши не пляшут, джентльмены. Совсем не пляшут, век воли не видать!

– Что это значит? – Навигатор Джек грозно уставился на Запечатлителя, затем поднял глаза к потолку. – Память, смысл!

– Непереводимая идиома, – откликнулся компьютер. – Но смысл ясен. Прошу внимания на экран.

Там мелькали цифры проигрышей. Счет Помощника Туба стремительно зеленел, но строчки Джека и Сура не изменили оттенков – видно, средства этих двоих были еще не исчерпаны. Но каждый из них стал беднее тысяч на двадцать кедетов.

– Не везет вам в карты, повезет в любви, – сообщил Язон, подмигнув Навигатору. – Есть одно предложение, сэр Джек. Велика ли ценность существа-хадрати, именуемого мрином? Я имею в виду, в кедетах?

– Этот мрин еще молод, неопытен, и цена его – двенадцатая дуо, – произнес благородный эрдж, мрачно уставившись на разбросанные по столу карты. – Почему ты спрашиваешь?

– Я готов выкупить этого мрина и отдам за него весь свой выигрыш. Больше двух дуо, если не ошибаюсь. – Прищурившись, Язон повернулся к экрану. – Если быть точным, два дуо и семь двенадцатых.

Запечатлитель Сур совсем по-человечески всплеснул длинными руками.

– Зачем тебе этот бездельник? Этот комок отвратительной шерсти?

– Вместо подушки. У вас, у ругов, нет ни подушек, ни матрасов, ни одеял… Это меня угнетает. Буду подкладывать мрина под голову, когда сплю.

– Я бы согласился, Хозяин, – сказал Сур. – В Рое ты можешь взять другого мрина, гораздо опытнее. Хоть целую дюжину!

– Не так все просто, – вмешался Помощник Туб. – Керр – хадрати, а о них Кодекс Первого Навигатора не упоминает. Следовательно, хадрати не имеют имущественных прав, а этот мрин – имущество!

«Рабовладельцы проклятые!» – мелькнуло у Язона в голове. Но, подавив приступ гнева, он произнес с каменным лицом:

– Я уважаю ваш Кодекс. Однако должен заметить, что за мной признано право владения любым имуществом, исключая мой скафандр, мой пистолет и мою аптечку. Ну, и кое-какие другие мелочи… Мы договорились об этом, когда начинали игру, и зафиксировали в Памяти. Не так ли, благородный эрдж?

Хозяин-Навигатор, сузив в раздражении глаза, сделал подтверждающий жест.

– Да, так! Занесенное в Память нерушимо, и я готов согласиться с твоим предложением. Мрин – тебе, кедеты – нам! Память, исполняй!

Глядя, как вновь желтеет счет Помощника Туба, Язон промолвил:

– В данном случае мы имеем пример взаимовыгодных торговых отношений. Мне что-то нужно от вас, я покупаю это за большую цену, и все довольны. А вывод, почтенные, таков: не лучше ли торговать, чем воевать?

Но эрдж оставил его последнюю реплику без внимания, буркнув:

– Нашу выгоду я понимаю. А в чем твоя? Мрин не стоит отданных тобой кедетов.

– Этот мрин стоит, – возразил Язон.

– Почему?

– Потому, что цену дружбы деньгами не измеришь.

Они сыграли еще пять партий. Две Язон проиграл, потом выиграл, проиграл и выиграл снова. В общем, сражение шло с переменным успехом, но ругами все более овладевал азарт. Это было заметно по блеску глаз, по хриплым или свистящим бессвязным звукам, по тому, как дрожат их клапаны и вибрируют слуховые мембраны. Их кожа – видимо, из-за прилива крови – изменила оттенок: у Навигатора она теперь казалась алой, а у двух его желтых собратьев – глубокого шафранового тона. Это стало особенно заметным, когда Запечатлитель Сур, расстегнув пряжки, спустил комбинезон до пояса. Его подплечные выступы трепетали в учащенном ритме, в такт биению скрытых за ними сердец.

Почти неизбежный результат, думал Язон, глядя на своих разгорячившихся партнеров. Эти руги, Дети Великой Пустоты, лишили себя столь многих удовольствий в жизни! Они не наряжались, не украшали свои тела и лица, не упивались роскошью одежд и блеском драгоценных побрякушек, не знали ничего о макияже и косметике; они не имели волос и не могли наслаждаться волшебным искусством парикмахеров. Больше того, они позабыли вкус изысканной пищи! Легкий наркотик или алкоголь, что содержался в розовых шариках, стал для них великим открытием, ибо ни кофе, ни табака, ни спиртного и остальных возбуждающих средств у них не имелось. Беспорочная, а значит, тоскливая, скучная жизнь! Ведь пороки людей суть продолжение их достоинств, и если представить, что вдруг исчезли чревоугодие и пьянство, то вместе с ними пропадет и возможность разумного наслаждения.

Впрочем, душа и разум не терпят пустоты, и это их свойство запечатлелось в законе компенсации, который формулировался так: что потеряешь на качелях, то возьмешь на каруселях. Конечно, руги тоже подчинялись данному правилу: потерянное на качелях моды и гурманства возмещали на каруселях игр. Потери оказались велики, и потому согласно закону компенсации любая игра была для ругов чем-то бóльшим, нежели просто развлечением. То был такой же важный элемент их жизни, как вечные странствия среди звезд, дань, получаемая с хадрати, и войны с враждебными кланами. Они относились к игре с таким же чувством, как люди к сакральному священнодействию, и потому, как верно угадал Язон, игра была их фетишем, а значит, ахиллесовой пятой.

Прошло какое-то время, и строчки, принадлежавшие боссу Джеку, его Помощнику и Запечатлителю, окончательно позеленели. Навигатор велел убрать их с экрана, и теперь троица ругов успешно обнуляла корабельный счет. Он не был, разумеется, неисчерпаемым, но средства, хранившиеся здесь, уже измерялись не тысячами, а миллионами кедетов, что придавало игре пикантную остроту. Ставки выросли до трех дуо или шестидесяти тысяч, битва шла за второй миллион, и блаженное чувство вдруг охватило Язона – словно, сменив тесную ванну на просторный бассейн, он может теперь порезвиться в собственное удовольствие. Конечно, еще лучше было бы в океане… Сотни тысяч, даже пара миллионов – слишком мелкий водоем для игрока его квалификации. Хотя, с другой стороны, каков обменный курс кедетов на галактические кредиты? Может, один к десяти или даже к сотне?

Он предавался таким раздумьям, мысленно зондируя карты соперников и временами принюхиваясь к их боевому духу. Кажется, все было в полном порядке, и с картами, и с духом; благородный эрдж завелся и был готов сражаться до последнего – тем более, что ему выпала красная флеш-рояль, Помощнику – желтая, а Суру – каре Творителей. Язон ухмыльнулся, обозревая их физиономии, горевшие азартом. Очень волнующий – даже приятный! – момент, когда пришли такие карты всем партнерам! Правда, не без его участия и не без помощи ловких рук и телекинетического дара… Себя он тоже не обидел – сдал каре Творительниц.

Счет корабля иссяк, окрасившись яркой зеленью, и Запечатлитель Сур с торжествующим свистом выложил свое каре. Вид у него был такой, словно он спас Вселенную от тепловой смерти или в крайнем случае доказал, что энтропия не растет, а убывает, и потому в далеком будущем Вселенная преобразуется в хрустальную сферу, усеянную жемчугом и самоцветами.

– Партия за мной, джентльмены, – сказал Язон, открыв свои карты. – Надо же, какая неожиданность… Надеюсь, никто не будет из-за этого стреляться? Пачкать мебель кровью и мозгами – дурной тон… А деньги – это всего лишь деньги!

Трое его партнеров, ошеломленно оттопырив клапаны, уставились на стол. Лицо Навигатора налилось багрянцем, щеки Помощника посерели, а Сур выглядел так, словно в его хрустальную сферу опорожнили бачок с нечистотами. Зловещее молчание затягивалось, и Язон, вспомнив, что руги подвержены спазмам нервного узла, понял, что должен сказать нечто утешительное.

– Не стоит грустить, господа, – молвил он, – бывают случаи и потрагичнее. Помню, пару лет назад банда мерзавцев атаковала казино Кассилии… Пираты, гори они в плазме! Взяли пятнадцать миллиардов кредитов и…

Кажется, эта история не вызвала аплодисментов, и Язон, отвесив челюсть в благожелательной улыбке, предложил:

– Вы можете отыграться. Я слишком уважаю вас, чтобы лишить такой возможности. Ты, почтенный эрдж, – он поклонился в сторону Джека, – ты, Помощник Туб, и ты, Запечатлитель Сур, – все вы люди благородные… то есть, я хочу сказать, существа. Вас постигла неудача, но мы разрешим ее так, как водится меж благородных созданий, которым честь дороже денег.

С этими словами он сгреб карты в кучку и начал их тасовать. Руги следили за ним будто зачарованные.

Наконец Навигатор Джек хрипло вымолвил:

– Предлагаешь отыграться? Но как? У нас не осталось кедетов!

– Зато остался корабль, – любезно напомнил Язон. – Отличный корабль, ценное имущество! Трюм, девять палуб и еще этот набалдашник сверху… Мы заложим каждую часть под пятьсот тысяч кедетов, или, в ваших мерах, под две дюжины дуо, что составит в сумме четыре с половиной миллиона. Утешьтесь, джентльмены! Вы все еще богаты и можете продолжить игру.

Руги переглянулись, и Язон решил, что стоит подлить масла в огонь.

– В прошлый раз мне повезло, но, как утверждает статистика, удача не улыбается дважды. Скорей всего, я проиграюсь, и вы вернете корабельную казну… Я даже готов согласиться, чтобы трюм и палубы шли по три дюжины дуо, а та штуковина, что сверху, – за четыре.

– Объект, который ты называешь штуковиной, не моя собственность, – мрачно пояснил Хозяин Джек. – Это боевой крейсер Совета Навигаторов.

– Ну, тогда пойдет в заклад под дюжину дюжин дуо, из почтения к вашим правителям, – отозвался Язон и начал сдавать карты.

…Он отыграл трюм и четыре нижние палубы, когда в салоне раздался пронзительный вой, а следом – неприятный скрежет и клокотание, будто приподняли крышку над котлом кипящего бульона. Инопланетный пейзаж исчез, белесые стены вдруг потемнели и принялись мигать, экран расширился, и прежний мрак межгалактической бездны затопил его от края до края. Руги вскочили, тревожно пересвистываясь; Язон тоже поднялся, аккуратно сложив карты рубашкой вверх.

Над их головами загремел металлический голос Памяти:

– Пост наружного наблюдения – Хозяину-Навигатору! В секторе чужие корабли! Повторяю, в секторе чужие корабли!

Сердце Язона подпрыгнуло. Неужели Мета и Керк? Он не сомневался, что эти двое отправятся за ним хоть в другую галактику, но как они его нашли? Пять прыжков в гиперпространстве, тысячи светолет… Нет, это невозможно! Хотя…

Голос компьютера лишил его этой надежды.

– Четыре транспорта клана Зи с боевыми модулями. Идут в режиме прыжка. Расчетное время до встречи – два с половиной сиба.

Около двадцати пяти минут, машинально перевел Язон. Но как их обнаружил наблюдатель? Они ведь в гипере, а там…

Он хлопнул себя ладонью по лбу. Унна! У ругов имеется унна, гиперпространственный локатор! Значит, и вражеские корабли лоцируют «Звездного зверя»…

– Дежурный Помощник! – выкрикнул Навигатор. – Разбудить Творительницу, отстыковать боевой модуль! Защитники – в шлюзовую камеру, экипаж – на посты!

Он сделал неуловимый жест, и стена раскрылась. За ней стояли два Защитника, длинный и коренастый. Вид у них был – краше в гроб кладут.

– Иди в свой отсек, хадрати, – резко приказал Хозяин Джек. – Нас выследили враги, так что игру придется прервать – надо сражаться. – Он посмотрел на стол с разложенными картами и дернул клапаном: – Но мы обязательно доиграем, если не обратимся в прах. А если обратимся, жди меня в Звездном Чреве!

Кажется, он шутит, подумал Язон, делая шаг к выходу. Там он обернулся, приподнял бровь и произнес:

– Этот корабль наполовину принадлежит мне, почтенный эрдж. Может быть, найдется лишнее место у орудий? Клянусь Гласом Пустоты, я неплохой стрелок!

Физиономия Навигатора окаменела.

– Корабль будет твоим, если ты выиграешь в последней партии. Но вряд ли такое случится.

– Это еще почему? – брови Язона сдвинулись.

Помощник Туб, подтолкнув его к выходу, отвесил челюсть в мрачной ухмылке:

– Потому, хадрати, что у Зи четыре корабля. Ты ведь хороший игрок, верно? Считать умеешь?

– Я не только игрок, – буркнул Язон и вышел из отсека.

Глава 13

Побежденным нет места в галактике. Тот, кто проиграл, уходит в Великую Пустоту, и память о нем исчезает.

Кодекс Войн в Пространстве.

Творитель-Стратег Чужое Сердце носил высокий титул со’рати, как и все остальные Великие Навигаторы клана Зи. Своим именем он был обязан неприятности, произошедшей в те времена, когда Стратег еще являлся красным Стражем и командовал соединением Защитников. В каком-то бою – то ли с кланом Куа, то ли с кланом Вар, он уже точно не помнил, – луч излучателя прошил его скафандр и одно из сердец. Серьезное ранение, но не смертельное; руги выживали и с одним сердцем, хотя, по людским понятиям, считались инвалидами. Но уже в то время красный Страж продемонстрировал такие военные таланты, что его здоровье обеспокоило Творителей. Ему – почти беспрецедентный случай! – вживили превосходный имплант от погибшего Зеленого, и это молодое сердце помогло бывшему Стражу пережить керр’вадак и сделаться Творителем. Впрочем, не исключалось, что ему просто повезло – мир, в котором размножался клан Зи, был богатым и щедрым, с большим количеством воды и приличной гравитацией. Благодаря этому у Зи выживало больше Творителей и Творительниц, чем в других кланах ругов.

Восстав к новой жизни из соленых океанских вод, новый Творитель, как и положено, взял себе новое имя. Обычно оно носило возвышенный характер, подчеркивая те достоинства, какие обнаружились в желтый и красный периоды, однако Стратег был сугубым рационалистом и выбрал имя, подходящее, по его мнению, для военачальника. Чужое Сердце – значит, твердое и жесткое; никаких эмоций, только расчет и трезвая оценка обстановки.

В этом походе за край галактики Стратег командовал всего лишь дюжиной транспортных кораблей, несущих боевые модули. Немного для его боевого опыта и титула со’рати, но в предстоявшей операции главным являлись не сила, а скрытность и неожиданность. Чужое Сердце был глух к гордыне и тщеславию и никогда не стремился иметь под командой больше кораблей и воинов, чем требовала поставленная перед ним задача. Четыре к одному – вполне приемлемое соотношение, чтобы распылить крейсера Куа и перехватить их транспорты; тем более что Стратег взял лучших и самых тренированных Защитников.

А также Навигаторов, Помощников и Пилотов! Сидя в рубке своего флагмана, Чужое Сердце с удовольствием следил за их работой. Не очень знатные руги, зато честолюбивые и опытные; знают дело и стремятся к почетным титулам. Красных и Желтых – примерно поровну; красные Навигаторы и Помощники, но желтые Пилоты, ибо тут необходима реакция, которая лучше у молодых. В рубке их было двенадцать, как полагается по боевому расписанию; все – у наблюдательных экранов и панелей управления. Над ними неярко мерцающей чашей круглился купол Памяти.

Отборная команда, решил Стратег, подумав об офицерах-Стражах, о красных и желтых Защитниках, дежуривших у орудий или сидевших в полной готовности в отсеке трюмного Гнезда, у шлюзовой диафрагмы. Ловкие, сильные и превосходно обученные… Только невежда мог бы сказать, что Зи победили Куа благодаря численному превосходству в старшем и младших поколениях! Превосходство, конечно, важный фактор, определяемый близостью к Разделению, но главное – лучшая выучка войск и нестандартные решения – такие, как таран, который он использовал в сражении при Хара’го. И настоящая операция тоже нестандартна: Куа считают, что война закончилась, что Зи не будут их преследовать, а это не так.

«Совсем не так, клянусь Звездным Чревом!» – подумал со’рати и усмехнулся, выпятив челюсть. Сейчас он не ощущал тяжести пролетевшего времени, заставившего усохнуть плоть, а кожу – поблекнуть и сделаться серой; ему казалось, что он по-прежнему молод и ловок – возможно, не так, как Желтый, однако Красному не уступит. Мысли о предстоящей схватке согрели его кровь; он вдруг почувствовал, как оба сердца, свое и чужое, забились сильнее, и как отозвался почти атрофированный нижний нервный узел.

Слегка повернувшись в кресле, Стратег вгляделся в темноту, царившую на наблюдательных экранах. В этом межгалактическом мраке слабо светились три пятна, одно побольше, два поменьше. Три галактики, самые близкие к бывшим владениям Куа, которые теперь принадлежали Зи… Несомненно, Рой Куа двинется к одной из них и, несомненно, вышлет разведчиков… Но в Рой они не вернутся! Об этом побеспокоится он, Чужое Сердце!

Ближайшая из трех галактик сияла голубовато-синим светом и называлась у ругов Голубой. В спектре ее просматривались и низкочастотные компоненты, но синее превалировало – верный признак, что доля желтых и красных светил невелика, а значит, разумная жизнь еще не успела развиться. Может быть, возникла у тех или иных светил, но вряд ли вступила в техногенную фазу, когда хадрати уже достаточно умны, чтобы поддерживать жизнь целого клана ругов. Умны, многочисленны и полностью владеют ресурсами своей планеты! Это являлось обязательным условием процветания Роя, ибо что возьмешь с кучки невежественных дикарей, ковыряющих землю палками? Жалкие крохи! Столько металла, руды и органического сырья, что на один корабль не хватит! Такие хадрати бесперспективны; их нужно учить и размножать в течение тысяч Оборотов, причем с непредсказуемым результатом.

Две другие галактики были постарше возрастом, однако располагались дальше, чем Голубая. Округлая и более далекая, похожая на лепестки шлюзовой диафрагмы, называлась Гнездо; более близкая имела вытянутую форму, подобную Рукавам-отросткам, отходившим от основной конструкции Роя. Оба понятия, Рукав и Гнездо, были для ругов почти священными, символизирующими дом; их корабли стыковались со шлюзовыми Гнездами, а диафрагмы Гнезд усеивали Рукава. Право владения Гнездом передавалось по наследству, и фраза «встать в Гнездо» значила для ругов то же самое, что для людей – «вернуться к родным пенатам».

Будь Стратег на месте Куа, он сильно бы колебался, какую галактику избрать. Гнездо казалась самой подходящей, но до нее было вдвое дальше, чем до Голубой, а значит, энергетические ресурсы Роя могли иссякнуть в период странствия. Галактика Рукав лежала немного ближе, чем Гнездо, но в другом направлении, и путь к ней был бы чреват такими же трудностями. Остаться без энергии в межгалактическом пространстве, вдали от благодетельного света звезд!.. Верная гибель, решил Чужое Сердце, с довольным видом поглаживая череп; его кораблям энергии хватало.

О Куа он этого сказать не мог, но, несмотря на подобную неопределенность, их действия все же поддавались анализу и предвидению. На то он и Творитель-Стратег, чтобы анализировать и предвидеть! Скорее всего, Рой Куа удалится в точку, где разветвляются пути к этим ближайшим галактикам, вышлет разведчиков и будет ждать; когда разведчики вернутся, Совет Навигаторов сделает выбор. Может быть, в пользу Голубой; ее негативная оценка являлась только гипотезой, а не окончательным выводом. Кто знает, что обнаружат там разведчики! Мир, подходящий для керр’вадака, дюжину населенных планет или хотя бы такие, где есть вода и воздух… Но что бы они ни нашли, Голубая останется самой ближайшей из трех галактик, и это может сыграть решающую роль. Чужое Сердце не знал, какими ресурсами располагают Куа, но, вероятно, небольшими: враждебный клан был сильно истощен войной, своим поражением и бегством в Пустоту. Поэтому Стратег не сомневался, что на разведку пошлют одиночные корабли – что было бы вполне разумным шагом для первого визита.

Кроме двенадцати модулей, его эскадра несла три соединения Защитников и большой запас энергоемких материалов, питавших оружие и корабельные двигатели. Он мог патрулировать в Пустоте хоть шесть Оборотов, хоть двенадцать, но в этом не было необходимости: дорога к самой дальней из галактик займет не более семидесяти циклов. А на обратном пути разведчики встретятся с его эскадрой… Чужое Сердце разделил ее натрое, и каждая группа производила поиск в своем направлении, блокируя подходы к Рою Куа со стороны Гнезда, Рукава и Голубой. Себе он выбрал Голубую; отсюда по логике событий вернется первая экспедиция, и ждать ее недолго. Совсем недолго! В случае нужды Стратег-Творитель был терпелив, как змей, искушающий Еву, однако предпочитал не тратить времени зря.

Судьбу разведчиков определит полученная ими информация. Всего вероятней, размышлял Стратег, поглядывая на темные экраны, придется распылить их боевой модуль, а транспорты захватить и провести допрос в ку’рири всех Навигаторов, Помощников и Измерителей. Затем отправить команды в Звездное Чрево, забив спинную щель, а корабли взорвать – или, если удастся дезактивировать Память, взять в качестве трофея. Впрочем, Чужое Сердце не исключал и другого исхода: возможно, он помилует один корабль и даже отпустит в Рой, тем самым предопределив его маршрут. Все зависело от информации, с которой он познакомится первым, и от того, стоит или не стоит передавать ее Куа. Нельзя, чтобы враждебный клан, переселившись в места изобильные, богатые, достиг могущества и возвратился с намерением мстить, что было бы весьма опасно… Пусть, лишенные выбора, забьются в космическую щель, в дыру, где нет ничего, кроме пылающих юных звезд и раскаленных туманностей, еще не превратившихся в планеты! Клан Куа сможет жить и там, а вот окрепнуть и возродиться – вряд ли…

В любой ситуации, куда бы ни двинулся вражеский Рой, Зи обязательно его проводят. Перехватив разведчиков, Стратег намеревался отступить, соединиться с флотом из дюжины дюжин кораблей, что поджидал его эскадру, и двигаться вслед за Роем в пределах досягаемости унны. Пусть увидят, что их маршрут – не тайна! Пусть поймут, что Зи известно, куда они направились! И пусть устрашатся, догадавшись, что за ними будут следить! Даже в другой галактике, на том берегу Великой Пустоты!

Собственно, самым радикальным решением было бы уничтожить планетоид Куа, но для Зи такая победа оказалась бы пирровой – и для них, и для любого из пятнадцати сообществ ругов. Каждый Рой являлся гигантским сооружением, могучей цитаделью, в борьбе с которой можно было лишиться половины флота – а значит, ослабеть и стать добычей враждебных кланов. К тому же гибнущий Рой мог привести в действие кан’ниты, устроив взрыв сверхновых в ближайшем звездном окружении, что с вероятностью один к трем инициировало бы цепную реакцию и галактическую катастрофу.

Слишком большая цена победы! И слишком много риска! Лучше действовать согласно Кодексу Войн, мудрость которого неоспорима и признана всеми, – а в данном случае Кодекс гласил, что проигравший Рой нельзя уничтожать. Да и какой в том смысл? Если потеряны владения, то существует единственный выход – бежать из материнской галактики, уйти в Великую Пустоту и отыскать там подходящее для жизни место. Такое уже случалось в миллионолетней истории ругов, и беглецы не возвращались никогда. Скорее всего, они погибли, истощив ресурсы и не добравшись до других галактик, – перемещение Роя требовало чудовищных энергетических затрат, а как возобновить их в Пустоте? Но в этот раз была вероятность более благоприятного исхода. Во-первых, путь в Голубую не очень далек, а, во-вторых, Куа могли подготовиться к бегству, предвидя, что битва с Зи, стоявшими на грани Разделения, закончится для них печально. Поэтому…

Гулкий звон, родившийся под куполом командного отсека, прервал размышления Творителя. Заговорила Память; ее оглушительный голос бил в слуховые мембраны, и Чужое Сердце резким жестом уменьшил громкость.

– Транспорт Куа! Направление совпадает с расчетным! Координаты…

Ливень цифр выплеснулся на экран, и в межгалактической тьме, чуть ниже Голубой, вспыхнул ослепительный кружок.

– Вижу их, досточтимый со’рати, – произнес Помощник, сидевший перед пультом гиперпространственного радара.

– Значит, и они нас видят, – пошевелил клапаном Стратег. – Унна у них не хуже нашей… – Усевшись плотнее в кресле, он приказал: – Ты, у консоли связи! Передавай команду сбора. Навигатор, проверить, что все на месте и ждут распоряжений. Пилотам выйти из прыжка на боевой дистанции. Навигатор, время готовности?

– Два с половиной сиба, благородный со’рати!

– Свалимся на корпус и вставим им в Гнездо… – пробормотал Стратег, разминая руки. – Излучатель мне! Я сам поведу Защитников!

– Но, благородный…

Чужое Сердце пронзил Навигатора яростным взглядом.

– Я сказал – излучатель! Не возражать! И не тревожься, я не рассыплюсь по дороге к шлюзу!

– Однако забота о твоей жизни и благополучии…

– Щель поперек! Я не пойду в первых рядах, Навигатор! Мой разум еще не рассеялся в Пустоте!

Ему принесли излучатель. Пристроив его на колене и машинально ощупав спусковое отверстие, Чужое Сердце подумал, что вряд ли ему удастся пострелять. Соединение Защитников, три дюжины дюжин бойцов, быстро расправится с экипажем – бывали случаи, что слишком быстро, и потому желательно их проконтролировать. Как бы не сожгли и тех, кто может дать полезную информацию… Желтые, тупоголовые! Стражи, конечно, присмотрят, но лучше самому…

Зачирикала консоль связи, и сидевший у нее Помощник доложил, что подтверждение с трех остальных кораблей получено. Подняв голову, Стратег уставился в обсидиановую тьму экрана. Она уже не казалась пустой; кроме мерцавшей вдалеке галактики и яркого кружка, что отмечал положение Куа, возникли четыре разноцветных точки: красная – флагман, желтая, синяя и зеленая – три остальных его корабля. Защитников на этих транспортах не имелось, они несли только боевые модули и запасы энергоактивного вещества.

– Один сиб два теба до полной готовности! – сообщил Навигатор.

На экране четыре точки окружили транспорт Куа, летевший сейчас в обычном пространстве. Разведчик не пытался совершить прыжок, зная, что это бесполезно и даже опасно, – отследят по унне, встретят на выходе и расстреляют в упор. Что оставалось его Навигатору? Создание, принадлежащее к человеческой расе, могло бы измыслить три возможности: драться, выкинуть белый флаг или взорвать корабль. Однако для ругов альтернатив не имелось, так как они предпочитали боевой контакт пленению и в самых отчаянных ситуациях не распыляли свои корабли. Это было нерационально; корабль с тем же успехом мог уничтожить противник, но до того оставалась возможность дать ему бой и нанести максимальный урон.

Пошевеливая челюстью, оттопыренной в презрительной усмешке, Чужое Сердце следил, как раздваивается кружок на экране. Другой экран показывал картину в предельном увеличении: большой девятипалубный транспорт, вогнутая поверхность стыковочного Гнезда, торчащие по его краям захваты и полусфера боевого модуля, уже окутанная защитными полями. Она замерла над Гнездом, и на мгновение Стратег представил, как под броней кипит лихорадочная суета: Защитники прыгают в коконы у орудий, Пилоты проверяют двигатель, Помощник склоняется над пультом защиты, а Боевой Навигатор – скорее всего Творительница – соображает, как распылить хотя бы один из крейсеров врага. Может быть, и распылит… Чужое Сердце не сомневался, что Куа отправили в этот полет лучших из лучших.

– Они сбросили модуль! – доложил один из красных Помощников.

– Вижу! – рявкнул Стратег, стиснув приклад излучателя. – Всем кораблям и Навигаторам: модули – к бою! Желтый, зеленый и синий транспорты: выйти из зоны поражения, установить защиту, ждать!

– Шесть тебов до полной готовности! – произнес Навигатор.

Корабль ощутимо тряхнуло – отстыковался их собственный модуль. Картина на экране поплыла и начала меняться: три яркие искры, желтая, зеленая и синяя, сдвинулись к самому дальнему углу, а вместо них вспыхнули три звездочки; четвертая зажглась над красной точкой, изображавшей флагманский транспорт. Дальнейшее произойдет согласно намеченной диспозиции: три модуля свяжут боем вражеский крейсер и распылят его в скором времени; модуль, сброшенный флагманом, пробьет тоннель в защитном поле Куа; флагман пристыкуется к Гнезду, разрушит механизм внешней диафрагмы – и, наконец, Защитники ринутся внутрь. Они уже ждут – там, в просторном отсеке трюмного Гнезда, под ослепительным светом прожекторов. Ждут, чтобы дать залп и броситься врукопашную, если противник включит блокирующее поле.

– Два теба и пять двенадцатых долей до полной готовности! – выкрикнул Навигатор.

– Принимай команду и проследи, чтобы стыковка прошла как положено, – распорядился Стратег. – Мягко и аккуратно, не то забью Пилотам щель! Я направляюсь в трюмный отсек.

Он выбрался из кресла, взвалил излучатель на плечо и в момент «ноль» отдал приказ к атаке.

Глава 14

Свой девятый подвиг он свершил в межгалактическом пространстве, когда враги настигли лайнер клана Куа. Вражеский флот казался неисчислимым, и экипаж корабля был близок к панике; члены их ослабели, глаза затуманились и клапаны обвисли. «Вот наша смерть!» – с трепетом в голосе воскликнул командир, благороднейший воин из ругов. «Не смерть ты видишь, – возразил Язон Бесстрашный, – а только поле битвы и грядущей победы». «Но можем ли мы сразиться с ними? – сказал командир, показывая на экраны в корабельной рубке. – Ведь их больше, чем звезд в небесах!» «Я считаю не живых врагов, а мертвых, – ответил Язон и, отвернувшись от экранов, приказал: – Пусть меня проводят к самой огромной из ваших пушек!» Руги проводили его, куда он велел, и оказалось…

Г.Г.Билл «Двенадцать подвигов Язона динАльта», Полярная Звезда. Издание, адаптированное для детей.

Защитники, длинный и коренастый, впихнули Язона в камеру.

– Ложись сюда, Керр динПирр! – Мойше вытянул руку к полке. – Мы тебя пристегнем, чтоб не мотало по отсеку.

– Какого черта! Не нужно меня пристегивать! – раздраженно отозвался Язон.

– Ну, как знаешь… Тогда держись покрепче – корабль будет маневрировать в бою.

Будто подтверждая его слова, палуба под ногами Язона содрогнулась, утилизатор подскочил на две ладони и с грохотом рухнул на пол.

– Это еще что? Всадили нам ракету в задницу?

– Сброшен боевой модуль, – пояснил коренастый, отступая к дверной щели. – Сиди здесь, хадрати. Мы уходим наверх, к шлюзу, – сейчас там место для Защитников. Прощай! Встретимся в Звездном Чреве.

Язон ухватил его за лямки комбинезона и встряхнул.

– Дай мне излучатель! Я не хочу умирать, как крыса в корабельном трюме!

– Я дам тебе к’ха. – Сняв медальон-переводчик, Мойше набросил шнурок на шею Язона. – Вдруг пригодится… Ты – ценное имущество, хадрати Керр… Может быть, тебя пощадят!

– Я не имущество! Я наполовину хозяин этой лоханки! – в гневе выкрикнул Язон, но стена за двумя Защитниками сдвинулась, отрезав его от коридора и лабораторного отсека.

Он прикусил губу, стукнул кулаком по колену. Какая дьявольская неудача! Похоже, судьба не улыбнулась ему, а только с насмешкой оскалила зубы! Еще бы десяток минут, и эта летающая посудина свалилась бы в его карман со всеми своими палубами и трюмом! Даже с набалдашником, торчавшим наверху! А что теперь?.. Теперь эти Зи, проклятые ублюдки, разнесут корабль – его корабль! И все старания – прахом!

Опустившись на пол у контейнера, Язон стиснул голову руками. Мысль, что он обратится в прах вместе с кораблем, его почему-то не беспокоила, а лишь маячила где-то на заднем плане как гипотетическая возможность; зато обида на предательство судьбы казалась столь мучительной и острой, как гвоздь в дырявом сапоге. Он испытывал те же чувства, такое же горе, какое переживает великий мастер, художник или иной творец, на чьих глазах ломают его драгоценные статуи, жгут гениальные картины или же сносят прекрасный дворец. Это было вполне естественно – он тоже был великим мастером, хоть создавал свои творения без кисти и резца. А самое последнее из них являлось изумительным шедевром! У Сура и Навигатора Джека – каре Творителей и Творительниц, а у него самого – четыре туза! То есть, конечно, не тузы, а Пустота, куда он вскоре и отправится!..

Чьи-то тоненькие пальчики коснулись его колена, кто-то пушистый и теплый прижался к бедру, что-то упругое, гибкое скользнуло под локтем… Мрин, изогнув зрительный стебель, смотрел ему в лицо.

– Ты есть/быть опечален, мой добрый сэр? Что случиться? Я слышать слова Защитников, но не совсем понимать.

Язон внезапно успокоился.

– Есть три новости, малыш: хорошая, очень хорошая и плохая. Совсем мерзкая, если уж начистоту… С какой желаешь ознакомиться сначала?

Непоседа задумчиво округлил свой выразительный глаз.

– Я думать, в порядке поступления. Так, кажется, говориться у вас, у человеков? Давай начать с хорошей.

– Ладно. Я играл с Хозяином Джеком в покер и выиграл тебя.

– О! – Глаз Непоседы округлился еще больше. – О, мой благородный сэр, дающий имена! Если этот новость хороший, то я не знать, какой же лучше! Значит, ты – мой новый Хозяин, и мы никогда не расставаться?

– Теперь нас не разлучит даже смерть, – пообещал Язон. – Но есть еще вторая новость: трюм корабля и четыре нижние палубы – мои. Я их тоже выиграл, дружок.

– Мой опять не знать, чего твоим сказать… – пробормотал Непоседа, путая в замешательстве местоимения. – Твой такой разумный сэр, что мой… то есть я… потрясаться до самой нутрянки… то есть внутренности… Мой шерсть выпадать от изумлений, а какая не выпасть, встать дыбом от восторг!

– Я мог бы выиграть весь корабль, но мы не закончили партию. Видишь ли, малыш, какая неприятность – нас атаковали Зи. Чтоб им в плазме сгореть! – Язон стукнул по крышке контейнера. – Подумать только – сейчас они калечат мой корабль! Дырявят его и жгут! А я сижу здесь, словно девственница на первом причастии!

Непоседа затрясся, втянул зрительный стебель до половины и жалобно пискнул:

– Это есть/быть та самая плохая новость? О, мой драгоценный друг! Мой добрый Хозяин! Сколь печальный известий! Мой… я не знать, что делать и как утешить! Молить о помощь Безымянный Папа?

– Было бы не лишним, – согласился Язон. – Весьма возможно, мы скоро к нему отправимся.

Пушистый шарик съежился под его ладонью, круглый глаз подернулся влагой.

– Я не бояться, нет… я радость быть с тобой… радость и горе: ты иметь такой удача и несправедливо потерять! Хотя… Давно в мой мир писать книга Безымянный Папа, очень мудрый книга… и в ней писать слова: что ни случаться, случаться к лучшему. Мы принимать и не роптать.

Пол внезапно ухнул вниз, подпрыгнул вверх, накренился, и они съехали под полку вместе с бачком-утилизатором.

– Может, ты и прав, но я не фаталист, – сказал Язон, поднимая лицо к потолку и всматриваясь в бешено кружившиеся огоньки. – Память! – позвал он. – Скажи, что происходит?

Никакого ответа. Стены ходили ходуном, пол мелко вздрагивал, словно отзываясь на удары бесчисленных метеоритов, падавших на корпус корабля с упрямой регулярностью. Свет мигнул, погас и загорелся снова. Язон попробовал нащупать что-нибудь за стенами отсека, но его ментальный дар был подобен чуть тлеющему угольку. Как всегда, если его обуревали сильные чувства, гнев, раздражение, беспокойство… Очень некстати, черт побери! Уцепившись за край полки и прижимая к себе Непоседу другой рукой, Язон прорычал:

– Память! Ты, консервная банка, набитая гайками! С тобой говорит владелец трюма и четырех палуб! И ты это знаешь, ржавая рухлядь! Во имя всех святых угодников! Я приказываю открыть экран и доложить обстановку! Что происходит с кораблем, который почти что мой?

Это подействовало – на стене вспыхнул прямоугольник экрана и гулкий голос сообщил:

– Боевой модуль ведет сражение с противником. Корабль обороняется и маневрирует. Пока успешно. Но мощность защитного поля падает.

Раскрылся второй экран. На первом Язон разглядел четыре полусферы, танцующие в темной пустоте, в холодном сиянии голубоватых вспышек; они кружились, падали, взмывали вверх, то замирая, то совершая головоломные прыжки с немыслимым ускорением – точь-в-точь как сухие листья, несомые шаловливым ветерком. В их движениях, на первый взгляд хаотичных и беспорядочных, ощущалась некая синхронность, словно их связывали молнии, исходившие из полусфер подобно ветвистым огненным копьям. Будто танцоры, которые пляшут, ухватившись за края блестящей паутины, подумал Язон. Вверх-вверх-вверх… вниз-вниз-вниз… теперь в сторону… замерли… прыжок!.. вперед-назад, вперед-назад и вверх, соединенные нитями пламени… вспышка огня на весь экран!.. И снова: вверх-вверх… вниз-вниз… вперед-назад… Очень похоже на учебный фильм о схватке в Хара’го, мелькнула мысль; только сейчас он не зритель, а непосредственный участник происходящего.

Битва вершилась в полной тишине и, вероятно, на некотором удалении от «Звездного зверя». Второй экран показывал ближайшие объекты: диск вражеского звездолета и крейсер-полусферу, что надвигались на корабль друг за другом, словно буксир и большая баржа, идущая за ним в кильватере. Во мраке перед полусферой тоже сверкали молнии, но сразу гасли, наткнувшись на незримый щит; эти непрерывные быстрые вспышки слепили глаза, заставляя Язона щуриться.

Внезапно пол под его ногами затрепетал подобно живому существу и стремительно покатился куда-то вниз и в бок, а полка чувствительно стукнула по макушке. Диск и боевой модуль исчезли, метнувшись за границу экрана, но тут же появились вновь, озаренные блеском молний. «Звездный зверь» опять содрогнулся, резкий всплеск гравитации почти расплющил Язона с Непоседой, и вражеские корабли как будто прыгнули назад, в темную бездну, зиявшую на экране.

Смысл этих маневров оставался совершенно загадочным.

– Ты понимаешь, что происходит? – спросил Язон, цепляясь за полку.

– Нет, почтенный сэр. – Тонкий голосок мрина был едва слышным. – Я никогда не быть в сражении и ничего не понимать, но думать: это страх… большой страх, ужас, смерть и разрушение!

– С волками жить, по-волчьи выть, – отозвался Язон, выбираясь из-под полки. – Память! Не молчи, мой железный Вергилий! Если уж я очутился в аду, так дай хотя бы пояснения!

– Корабль маневрирует, – лязгнуло под потолком. – Враги пытаются пробить канал в защитных экранах. Мы уклоняемся.

– А что случится, если они его пробьют?

– Транспорт и крейсер Зи захватят корабль в силовое поле, затем транспорт состыкуется с ним и высадит Защитников. Корабль будет захвачен.

– Но почему они нас не уничтожат?

– Им нужна информация. Данные о твоей галактике. Кроме того, корабль – ценное имущество.

– Почти мое, – заметил Язон, глядя на пляску полусфер на первом экране. Внезапно одна из них налилась багровым, вспыхнула и начала разваливаться, выстреливая в пустоту длинные ленты синего пламени, фонтаны искр и бесформенные раскаленные обломки. Этот чудовищный фейерверк длился не более двух или трех секунд, затем на месте гибнущего модуля вспухла кроваво-алая туча и раздалась во все стороны, словно какой-то космический монстр распирал ее, пытаясь вырваться из огненного плена. Корабль сильно тряхнуло, зубы Язона лязгнули, а Непоседа подпрыгнул вверх и приземлился на полке.

– Один крейсер Зи уничтожен, – прокомментировал компьютер. – Но наш боевой модуль лишился ресурсов энергии.

Не успел Язон спросить, что же теперь будет, как танец полусфер нарушился: одна из них метнулась к другой, прочертив экран по диагонали, ломая огненные копья молний, терзавшие ее обшивку. Каждый их всплеск оставлял глубокую темную вмятину или рубец, пылающий алым, и, вероятно, под разбитой броней не было уже живых, а только трупы, обгоревшие или раздавленные ускорением, однако крейсер мчался вперед, как половинка ядра, неудержимо стремящегося слиться с другой своей половиной. Казалось, время застыло, обледенев и сгинув в Великой Пустоте, а он все летел и летел, будто брошенный карающей дланью Немезиды.

Затем ослепительная вспышка затопила экран, на миг лишив Язона зрения, и он услышал:

– Второй крейсер Зи уничтожен. Наш боевой модуль погиб. Творительница и Защитники отправились в Звездное Чрево.

– Пусть будет к ним милостив Творец, – пробормотал Язон. – Они умерли, как герои. Скажи-ка, Память, ты можешь открыть мне дверь?

– Нет, – пророкотало сверху. – Приказ Навигатора, хадрати!

Тоскливое чувство бессилия вдруг охватило его. Он не привык смотреть, как сражаются и погибают другие, он никогда не прятался за чужой спиной, а сам отстаивал свою честь и жизнь, свои права и достояние. Так было на Пирре и в сотнях иных миров, куда заносила его судьба, и убеждение в том, что он умнее и сильнее своих противников, являлось пищей его гордости. Язон динАльт, великий авантюрист и воин, не мог сидеть в этой крысиной норе и любоваться, как убивают его защитников!

Он пошарил в кармане, вытащил пилюльку, похожую на серого сморщенного червячка, поглядел на нее и сунул обратно. Пожалуй, надо прибегнуть к крайним мерам… принять проклятое снадобье и вышибить дверь… Вот только чем? Язон огляделся, шагнул к синтезатору, подцепил его снизу и резким движением сорвал со стены.

– Что ты делать? – пискнул Непоседа.

– Попробую выбраться, дружок. Ты видел, что случилось с нашим модулем? Бумм!.. – и нету! Теперь, я полагаю, оставшийся крейсер подтянут сюда, чтобы удвоить силы и разделаться с нашей защитой… Так и есть! Смотри!

Экраны соединились; справа маячили диск и боевая полусфера, как бы застывшие в ожидании, слева был виден уцелевшиймодуль. Он быстро приближался.

– Похоже, сейчас нам надерут задницу, – пробормотал Язон, взвесив в руках синтезатор. Это была довольно тяжелая цельная пластина, квадрат метр на метр и толщиною в две ладони – неплохой таран, если разогнаться и ударить углом. Зато другой уголок придется прямиком в живот… Подобная перспектива не вдохновляла Язона, и он, откинув крышку утилизатора, засунул в него ненужный угол. Что-то чавкнуло, потянуло паленым, и над контейнером взвился дымок. Срез был ровен, словно металл и пластик откромсали тончайшим лазерным лучом. Язон довольно хмыкнул и избавился от двух других углов. Теперь у него была вытянутая остроконечная пластина весом килограммов пятнадцать, гораздо больше походившая на таран.

Корабль вдруг завибрировал, затрясся, будто муха, попавшая в паутину, и Язона швырнуло к стене. Изуродованной синтезатор саданул ему по ребрам, но он, не выпуская пластину из рук, только прошипел проклятие. Судорожная дрожь пола и стен не прекращалась, мешая держаться на ногах, но все же пиррянские землетрясения были не в пример сильней и, несомненно, разрушительней. Не обращая внимания на подпрыгивающий пол, Язон сделал несколько стремительных шагов и охнул: угол пластины ударил в переборку, а край, как он и предчувствовал, пришелся в живот. Несмотря на это, он повторил попытку, однако чертова дверь держалась.

– Так дело не пойдет, – сказал Язон и вытащил из кармана серую пилюльку.

«Звездный зверь» неожиданно замер, пол сделался прочным, как скала, и по экрану протянулись яркие световые пучки от двух полусфер, повисших в его углах. Дискообразный транспортный корабль разместился между ними и придвинулся ближе, словно огромный поднос, которым решили прихлопнуть маленькое насекомое. В самом его центре просматривалось кольцо приличных размеров – никак не меньше трети диаметра диска.

– Попалась муха пауку, – констатировал Язон. – А что там за колечко, Непоседа?

– Это есть/быть стыковочный порт. Гнездо, мой милостивый сэр. Одно быть сверху, для боевой модуль, другое – снизу. Грузить, разгружать…

– Вот сейчас они нам отгрузят по полной программе, – буркнул Язон и проглотил пилюлю.

В ушах у него зазвенело, перед глазами поплыли яркие радужные круги, а через секунду ему почудилось, что где-то под сердцем заработал компактный, но мощный насос, прогоняющий кровь с безумной скоростью – так, что она стремительно достигала каждой мышцы, каждой клеточки, даруя им небывалую мощь. Выброс адреналина?.. Весьма возможно, подумал он, глядя, как пальцы продавливают корпус синтезатора. Это казалось чудом! Он был далеко не слаб; мышцы под действием двойного пиррянского тяготения сделались стальными, масса их возросла, но все же он бы не сумел расплющить прочную пластмассу. Теперь она оседала под пальцами будто корочка на свежем хлебе.

Звон прекратился, и в голове воцарилась полная ясность. Странное состояние; он видел и слышал все, даже шорох волосков на тельце мрина, и в то же время ощущал бешеный прилив энергии, словно распиравшей его изнутри. Энергия требовала выхода. Он мог взорваться, если не выплеснет ее в яростном порыве, в каком-то невероятном усилии, в беге, прыжке, а лучше – в битве. Перед ним был враг – стена с не желавшей открываться дверью, а там, за ней – другие враги, которых предстояло сокрушить. Отправить в Звездное Чрево, и поскорей!

Резко выдохнув, Язон размахнулся и обрушил на стену страшный удар. Что-то заскрипело, застонало, узкая щель прорезала переборку, и сквозь нее хлынули волны запахов нагретого пластика и металла, каких-то химикатов и насыщенного озоном воздуха. Странно, что он их прежде не замечал! Или уже привык?

Вторым ударом Язон разнес дверную створку и часть стены и тут же протиснулся в коридор. Пиррянские твари за прозрачными перегородками встретили его дружным ревом, визгом и воем, рогонос распахнул зубастую пасть, птица-пила злобно заклекотала, шипокрыл попытался взлететь, ударил крыльями о потолок, свалился вниз и плюнул ядом. Не обращая на них внимания, Язон устремился в лабораторный отсек, к шкафу со своим скафандром.

В зале было пусто – ни желтых Измерителей, ни их зеленых подмастерьев. Непонятные приборы громоздились друг за другом, что-то потрескивало и позванивало, перемигивались огоньки, шуршала лента транспортера, двигался туда-сюда манипулятор, загружая ее прозрачными коническими сосудами. В высоком куполе потолка мерцали искры, кружились спиральными хороводами, будто одна их стайка гонялась за другой; в дальнем конце лаборатории взлетали в воздух хрустальные шары и лопались с тихим шелестом, рассыпая нечто блестящее, искрящееся, будто иней под яркими солнечными лучами. Все, что творилось в этом отсеке, было загадочным и очень интересным, так что Язон не сомневался, что мог бы провести здесь долгие часы, разглядывая и ощупывая каждый таинственный механизм, копаясь с пользой и толком в этом инопланетном добре. Но не сегодня, не сейчас!

Он ударил своим тараном в дверцу шкафа, и она осыпалась, печально прозвенев осколками. Пистолет! Он с жадностью схватил оружие, пристегнул кобуру к правому предплечью и, согнув палец, вскинул руку. Грохот выстрела был оглушительным; манипулятор, протяжно заскрипев, дернулся вперед-назад и повис с безжизненно растопыренной шестипалой кистью. Хищно усмехнувшись, Язон добил его вторым выстрелом, потом застегнул на талии оружейный пояс, проверил запасные обоймы в подсумках и вытащил клинок из ножен. Этот полуметровый меч он выковал сам из лучшей пиррянской стали и закалил старинным способом. Лезвие было шириной с ладонь, заточенное с одной стороны по рукоять, а с другой – до половины; страшное оружие весом в пару килограммов, которым можно было и рубить, и резать, и колоть. Когда-то его отобрал Темучин, Великий Разрушитель с Рукой из Стали… Но Темучин давно уже мертв, и рука его сгнила, а клинок – вот он…

Раздавшийся сзади шорох заставил Язона обернуться. Пушистый шарик, подпрыгивая среди непонятных приборов и ловко огибая препятствия, устремился к нему; зрительный стебель Непоседы раскачивался, тонкие ручки дрожали.

– Не покидать меня, мой благородный друг! Я пугаться, угнетаем одиночеством!

– Не бойся, малыш. Отправляйся обратно в отсек, это пока что безопасное место. А я… я должен идти.

– Но куда?! – в панике пискнул мрин.

В самом деле, куда?

– Память! – распорядился Язон. – Открой экран и проинформируй, что происходит.

На стене, чуть выше разбитого манипулятора, зажглось прямоугольное окно, и он увидел поверхность вражеского диска. Она придвигалась все ближе и ближе, пока ее край не исчез из поля зрения, и стала ясно видимой центральная конструкция, напоминавшая теперь браслет из множества гладких сегментов. Последовал слабый толчок, и на экране воцарилась темнота.

– Транспорт Зи состыковался с нашим кораблем, – пояснил компьютер. – Сейчас начнется операция по высадке войск.

– Он сел в Гнездо на верхней части корабля?

– Ты понял правильно, хадрати.

На экране полыхнула алая вспышка, затем послышался отдаленный гул.

– Взломали диафрагму шлюза. – Голос Памяти уже не громыхал, а казался тихим и бесцветным. – Чужие на корабле.

– В каком отсеке?

– В верхней шлюзовой камере.

– Как туда добраться?

– Третий гравитационный лифт. Выйти из лаборатории в коридор и повернуть направо.

Язон вложил клинок в ножны, коснулся свисавшего с шеи медальона к’ха и посмотрел на свой скафандр. Надеть? Или оставить? Пожалуй, скафандр будет стеснять движения…

– В шлюзовой камере есть воздух?

– Да.

Компьютер смолк, и Язон быстрыми шагами направился к выходу из лаборатории. Обернувшись на пороге, он помахал рукой Непоседе:

– Иди обратно, малыш, и ничего не бойся! Я разберусь с этими Зи.

Мышцы его налились сокрушительной силой, движения стали втрое быстрей, слух отмечал малейший шорох, глаза – самое легкое шевеление. Пожалуй, он в самом деле мог разобраться и с этими Зи, и с другими – со всеми, кто посягнет на его корабль. Он, несомненно, был Язоном динАльтом, расчетливым и хитроумным игроком, но в то же время чем-то иным, более крупным, масштабным, более уверенным в собственных силах. Разумная машина уничтожения, подумал Язон, без колебаний шагнув в гравитационную шахту.

Слабый ветер, которым тянуло вдоль прозрачной трубы, повлек его вверх, мимо жилых палуб с опустевшими залами и коридорами, мимо безлюдного парка, игрового салона и каких-то отсеков, заставленных непонятными машинами. С палуб не доносилось ни звука, но где-то над головой шелестели электрические разряды, рождая едва заметный, но доступный обостренным чувствам треск. Секунду-другую Язон прислушивался к нему, потом спросил:

– Память, ты можешь открыть экран?

– Здесь – нет.

– Ну, так объяснимся на словах. Куда выходит эта шахта?

– В верхний кольцевой коридор. Он огибает шлюзовую камеру.

– Кто там сейчас? И сколько народу?

– В коридоре – Хозяин-Навигатор с Пилотами и Измерителями. Готовятся к отражению атаки. В камере – Тактик и Защитники. Сражаются с Зи, обороняют шесть выходов в коридор. Защитников – восемь дюжин. У Зи – четырехкратное превосходство в численности.

Язон нахмурился, напрягая и расслабляя кисть – так, что пистолет то прыгал в ладонь, то прятался в кобуре. Значит, Тактик и Защитники уже схватились с врагом… Тактик – это леди Патриция… Лихая дама! Но при раскладе четыре к одному ей не выстоять…

Отправив пистолет обратно в кобуру, он произнес:

– Ты можешь включить в коридоре и камере блокирующее поле?

– Только по приказу Хозяина-Навигатора.

– Ладно, будет тебе приказ!

Поднимавший его ветер стих, и Язон шагнул из лифта в коридор.

Это обширное кольцевое пространство, огибавшее цилиндр шлюзовой камеры, казалось скорее залом, чем коридором; его ширина была метров пятьдесят, и от прозрачной шахты лифта оно просматривалось влево и вправо на вдвое большее расстояние. Потолок, следуя контуру внешней обшивки, плавно спускался к наружной стороне кольца, смыкаясь с полом; внутреннюю стену – цилиндрическую, высотой с шестиэтажный дом – усиливали наклонные сооружения, которые Язон принял было за контрфорсы, но тут же, разглядев в ближайшем дисковидный аппарат, решил, что это челночные пусковые установки. Прямо перед ним во внутренней стене зияли распахнутые врата, в которые могла бы въехать колонна тяжелых краулеров, и в их проеме, под зловещий шелест излучателей, сверкали голубые вспышки молний. Там шла битва, а здесь, в коридоре, отгораживая его от ворот, стояла шеренга ругов в зеленых и желтых комбинезонах. Видимо, Ученики, Пилоты, Измерители и прочие штатские; последний резерв, который можно бросить в пасть войны. Язон удивился, что их совсем немного – тридцать или около того, – но тут же заметил второй отряд, сосредоточенный перед другими вратами, левее и подальше. В желто-зеленом строю мелькнула красная одежда, и он скользнул налево, бесшумный и стремительный, как тень.

Хозяин Джек не прятался за подчиненных – стоял в общей шеренге с разрядником в руках, готовый к битве и почетной смерти. Когда Язон выдернул его из строя, эрдж в изумлении расслабил клапан, и тот обвис над огромным ртом будто лоскут приклеенной на месте носа кожи.

– Керр? Как ты выбрался? И что ты здесь делаешь?

В этом помещении не было внешних устройств-переводчиков, и потому Язон услышал смесь свиста и хрипа, а лишь затем – лишенный эмоций голос из своего медальона.

– Не важно, как я выбрался. Я пришел, чтобы сражаться. И я вооружен! – Он вытянул руку с пистолетом.

– Сражаться? За нас? Но почему?

– Без комментариев.

– Без… чего? Что это значит, хадрати, задающий загадки?

– То и значит: без комментариев! – Язон раздраженно дернул щекой. – Прикажи, чтобы включили блокирующее поле. И поскорее, если не хочешь потерять своих Защитников!

Клапан Навигатора дернулся.

– Ты понимаешь, Керр, что говоришь? Нам не отбиться от врагов даже с излучателями! А в рукопашной они нас растопчут!

Язон ухватил его за лямки комбинезона, встряхнул и приподнял в воздух. Неукротимое цунами силы распирало его изнутри.

– Прикажи включить поле, спиногрыз, – медленно произнес он. – Делай, что я сказал, если не хочешь отправиться в Великую Пустоту! Моему оружию поле не помеха.

– Но ты не сможешь перебить их всех! Их дюжины дюжин!

– Трупы пересчитаем потом, – сказал Язон и, опустив Хозяина на пол, ринулся в распахнутые врата. Блеск молний и гул излучателей внезапно угасли, и он, отшвырнув с дороги двух Защитников Куа, очутился в огромном круглом помещении, охватив его единым взглядом, будто на его затылке тоже находилась пара глаз. Диаметр шлюзовой камеры составлял метров триста, и сквозь пролом в ее потолке сыпались вниз фигурки в золотистых и багровых одеждах, в шлемах, плотно облегавших безволосые черепа. Другие группы вражеских воинов двигались от центра к периферии зала, оттесняя оборонявшихся к шести вратам и стенам между ними; в каждом таком отряде было полсотни Желтых бойцов и три-четыре Красных. Куа, защищавших врата, через которые проник Язон, осталось не больше дюжины; пять или шесть лежали на полу с остекленевшими глазами, один сидел, зажимая обрубок руки, другой, с перерезанными ногами, стонал, истекая кровью. Леди Пат Язон не увидел – ни среди мертвых, ни в строю живых.

Бойцы врага были неплохо обучены – включенное поле и отказ оружия не вызвали ни паники, ни замешательства. Вероятно, это был известный прием в наступлении и обороне, суливший атакующим победу – в этот момент и при данных обстоятельствах. Один из Красных офицеров вскинул умолкнувший разрядник и что-то пронзительно заверещал; ближайший к Язону отряд ринулся в сторону Куа, будто почуявшая добычу стая рогоносов. Они двигались плотной толпой – идеальная цель для пулевого автоматического оружия.

Пистолет в руке Язона рявкнул и затрясся мелкой дрожью, рассылая смертоносный веер пуль. Разрывная пуля с огромной начальной скоростью могла остановить любое из пиррянских чудищ весом в пару тонн, а такую крупную тварь, вроде шипокрыла, птицы-пилы или когтистого ястреба, просто превращала в клочья. Пуля взрывалась, соприкоснувшись с препятствием, каждый ее осколок мог убить, и потому опустошение было чудовищным: Защитники Зи валились на пол, будто колосья под наточенной косой.

Отстреляв магазин, Язон вставил новый, вытащил клинок и направился к центру шлюзовой, перешагивая через трупы. Кто-то еще стонал и слабо шевелился, кто-то схватил его за щиколотку – он, не глядя, ударил мечом, буркнул: «Отдохни, приятель!» Сколько ругов в этом отряде?.. – мелькнула мысль. Пожалуй, с полсотни или больше… Впрочем, это Язона не слишком занимало; он разделял древний принцип – подняв оружие, считай не убитых, а оставшихся в живых.

Живых еще было много – достаточно, чтоб выплеснуть бушующую в нем энергию. Посередине шлюзовой – целая толпа… Стоят, будто оцепенели… еще не поняли, что через секунду умрут… Враги! Такие же, как шипокрыл или рогатый дьявол! А на врагов Язон реагировал мгновенно. Наука, преподанная Бруччо, пиррянским инструктором по выживанию, была простой и содержащей одну-единственную аксиому: враг?.. убей его!

Он поднял пистолет и скосил первую шеренгу Защитников Зи. Очнувшись, они ринулись к нему, но добежали немногие, и лишь по той причине, что кончилась обойма. В рукопашной схватке он двигался стремительно, и большинство ударов стволом или прикладом излучателя пришлись в пустоту, а тех, что его задели, он не почувствовал. Зато тяжелый клинок трудился без перерыва, холодный рассудок напоминал, куда необходимо бить, а Бруччо, демон-искуситель, шагавший по пятам, подсказывал: убей его!.. убей!.. Он помнил, что удар в горло и в сердце для ругов не смертелен, что нужно колоть в глаз, раскалывать череп или рубить позвоночник – и, не забывая об этом, действовал в полном согласии с анатомическими подробностями. Быстро, эффективно и безжалостно.

Разрубив шею последнему из нападавших, Язон сунул клинок в ножны и перезарядил пистолет, с грустью отметив, что эта обойма – последняя. Ну что ж, все хорошее когда-нибудь кончается… Он вытер пот со лба и огляделся.

Через дыру в потолке свисали канаты, однако поток десантников иссяк – похоже, он перебил подкрепление, сотню или около того бойцов. Но схватка в шлюзовом отсеке не прекратилась – здесь были еще пять отрядов Зи, атаковавших дальние врата, но там сражение шло уже на равных: видно, Навигатор бросил в битву весь боеспособный экипаж. Язон попробовал отыскать в этой свалке леди Патрицию или длинного с коренастым, но не нашел, а лишь убедился, что может отличить своих от чужих: у Куа были желтые комбинезоны, а у Зи – с золотистым отливом, а к тому же еще и шлемы.

– Начнем упражняться в прицельной стрельбе, – пробормотал он и снова поднял пистолет.

Два выстрела – два трупа, желтый боец и красный офицер. Помня, что первым делом надо уничтожать командный состав, Язон, прищурившись, выискивал в толпе сражавшихся Красных. Это было нелегкой задачей – Зи и Куа перемешались, бой превратился в свалку, и плотные массы спиногрызов то приливали к тем или иным вратам, то откатывались обратно.

Он послал две пули, сразив желтых Защитников, не дававших прицелиться в командира, и третьим выстрелом прикончил Красного.

– Вот так-то. Птичка по зернышку клюет…

Похоже, Зи ударились в панику – группа, которая штурмовала ворота слева, вдруг рассеялась, и Язон уничтожил ее беглым огнем. Отправив бесполезный пистолет в кобуру, он вытащил клинок, схватил валявшийся неподалеку излучатель и врезался в ближайшую толпу врагов. Излучатель мог пригодиться как неплохая дубинка – во всяком случае шлем от нее не спасал, а трескался, будто яичная скорлупа, и разлетался вместе с кровавыми брызгами. Работая дубиной и мечом, Язон рассек отряд противника и нос к клапану столкнулся с леди Пат. Одежда Патриции была изорвана, рот сурово стиснут, дышала она тяжело, с хрипами и стонами – двое Зи наседали на нее, а третий, размахивая излучателем, подкрадывался сзади.

Этого Язон прикончил первым, метнув клинок, после чего разбил головы двум другим нападавшим. Мощь ударов поразила его самого – мертвые тела отлетели на добрый десяток шагов, сбивая Желтых, будто кегли. Он вытащил из трупа меч и повернулся к Патриции. Медальон на его груди издал серию хрипов и визгов:

– Ты не ранена, моя прекрасная леди?

– Керр? Откуда?..

– Оттуда, – он ткнул пальцем вниз. – Из каталажки, куда вы меня засадили. А зря!

Язон вскинул клинок и замер, ибо рубить было уже некого. Остатки Зи – сотня, не больше – сгрудились в центре зала под канатами, а из дыры в потолке спускалось кресло, сопровождаемое пятью красными бойцами. В кресле кто-то сидел – небольшой, суховатый, в пепельном комбинезоне и шлеме с высоким гребнем. В одной руке это существо держало излучатель, в другой – какую-то штуку с широким коническим раструбом.

Оружие?.. – подумал Язон и машинально вскинул руку. Щелкнул курок, напомнив, что обойма пуста, и тут же под сводами шлюзовой раскатился оглушительный голос, смесь хрипа, свиста и скрежета.

– Прекратить! – перевел медальон. – Хозяин-Навигатор, ко мне!

– Это что еще за явление Христа народу? – Брови Язона полезли вверх.

– Это, – выдохнула Пат, нервно дергая клапаном, – сам Великий Навигатор, Стратег-Творитель, который командует Зи.

– И что ему надо?

Она сузила глаза.

– Щель поперек! Наверное, хочет обсудить условия сдачи.

– Еще чего! Ну-ка, пойдем, потолкуем с генералом!

Схватив Патрицию за руку, он потащил ее вперед, спотыкаясь о мертвых и морщась от запаха крови. Того и другого хватало – как после резни на корабле инкассаторов, учиненной шайкой Генри Моргана. И хоть покойники не люди, подумалось Язону, смерть уравнивает всех. Смерть, как и рождение, – самое общее, что есть у всех разумных рас.

Действие препарата стало слабеть, и ярость его поутихла. Поддерживая Пат и стараясь приноровиться к ее шагу, он смотрел, как опускается кресло с Творителем, как сидевшее в нем существо встает, бросает на сиденье излучатель и прибор с раструбом, как пятеро Красных вытягиваются за его спиной на манер почетной стражи. От других врат к полководцу противника спешили еще трое – Хозяин Джек, Советник Пит и Измеритель Му. Только Дика не хватает, подумал Язон и тут же вспомнил, что Дик, вероятно, лежит в госпитальном отсеке с переломанной лодыжкой.

Но эту мысль тут же смыло волной любопытства. Загадочный Творитель – первый, с которым он встретился, – стоял перед ним, и это было во всех отношениях примечательное существо, не похожее на виденных прежде ругов. Цвет кожи – бледно-сероватый, тело под серым одеянием как бы усохшее, сморщившееся, рост – поменьше, чем у Желтых и Красных; на лице – морщины, речевой клапан слегка обвисает, движения хоть и плавные, но замедленные. Эти признаки говорили о почтенном возрасте Творителя, однако блеск его треугольных маленьких глазок был пронзительным, словно в каждом зрачке сидело по лазерному разряднику. Большой тигр, владыка джунглей, подумал Язон; такому палец в рот не клади!

Медальон на его груди ожил.

– Стратег-Творитель, носящий титул со’рати. – Шестипалая ладонь коснулась подплечного выступа, потом серый старец ткнул в сторону Навигатора: – Ты!

– Хозяин-Навигатор, носящий титул эрджа, – произнес Джек, отдав салют Творителю; затем представил своих подчиненных – всех, кроме Язона.

Но он, похоже, был интересен серому ругу более всех прочих. Маленькие глазки впились в его лицо, и резкий голос вымолвил:

– А этот? Этот урод, перебивший моих Защитников? Хадрати из Голубой?

Навигатор молчал, плотно заткнув ноздрю клапаном, молчали с угрюмым видом Советник, леди Пат и Му, и Язон решил, что нужно брать инициативу в свои руки.

– Хадрати водятся в других местах – наверное, там, откуда ты прибыл, старый спиногрыз. Я – Керр динПирр, один из вождей своего народа, его Защитник и Творитель, имеющий двадцать потомков! И я забью щель всякому, кто назовет меня иначе!

Стратег оттопырил клапан и с откровенной иронией отвесил челюсть.

– Хорошо, пусть будет Керр динПирр… Потомков у тебя многовато, но я готов тебе поверить. Щель мне еще дорога, клянусь Пустотой! Теперь скажи мне, Творитель Керр динПирр, почему ты ввязался в сражение? Почему убил дюжину дюжин Защитников Зи? Какое тебе дело до наших кланов и наших войн?

– Абсолютно никакого, – промолвил Язон. – Но ты захотел поживиться моим имуществом, а это уже совсем другой вопрос!

– Каким имуществом? – В глазах Стратега блеснуло удивление.

– Вот этим! – Язон топнул, и палуба под его ногой загрохотала. – Этот корабль принадлежит мне! По крайней мере лучшая его половина, – добавил он потише.

Серый старец захлопнул рот и уставился на Навигатора Джека.

– Это правда? Ты, эрдж клана Куа, подтверждаешь сказанное существом по имени Керр динПирр?

– Кргх… Правда, Творитель… до некоторой степени…

– Правды до некоторой степени не бывает, – поучительно произнес Стратег. – Есть истина, и есть ложь, и всем, кто утверждает иное, – дорога в синтезатор! Так что же случилось с кораблем? Он твой или его?

Колючий взгляд серого переместился на Язона, и тот пояснил:

– Мы с благородным эрджем теперь партнеры. Я выиграл у него половину корабля и требую, чтобы твои спиногрызы убирались вон. И побыстрее, пока у меня не кончилось терпение!

– Выиграл? И требуешь? – Рот Творителя распахнулся в явном веселье. – А что ты сделаешь, если я уйду со своими Защитниками, расстыкуюсь с твоим кораблем и прикажу превратить его в плазму?

Меч будто сам собой прыгнул Язону в руки. Затем он продемонстрировал Творителю широкое окровавленное лезвие.

– Боюсь, что ты никуда не уйдешь, старый пень. Я ведь гоню не тебя, а твоих Защитников.

Глаза Стратега сузились, будто готовясь метнуть пару смертоносных молний. С минуту он молчал, что-то обдумывая и прикидывая, и эти размышления, как подсказывало Язону вдруг пробудившееся ментальное чувство, были подобны темным скрытым течениям у берегов, изрезанных шхерами. Тем течениям, что могут разбить о скалу неосторожное судно или как минимум посадить на мель.

Наконец Творитель шевельнул сморщенным клапаном, хрюкнул и поинтересовался:

– А что ты сделаешь, Керр динПирр, если я приведу в твою галактику дуо кораблей? Транспорты, боевые модули, соединения Защитников? Как поступит твой народ?

– Мы вас зачистим, – ответил Язон, вкладывая меч в ножны.

– Зачистите? Что это значит?

– Оглядись вокруг и поймешь.

Творитель огляделся. Пол в просторной шлюзовой камере был залит кровью, и на нем лежало триста с лишним трупов Зи; в одних местах – поодиночке, а кое-где целыми холмами и даже холмистыми грядами. Пустые глаза глядели в потолок, огромные рты были разинуты, страшные раны от пуль уродовали мертвых, обнажая кости; тут и там валялись оторванные конечности, еще вцепившиеся в оружие, тела с перерубленной шеей или разбитым черепом, обломки излучателей и шлемов. Эта картина, залитая ярким светом потолочных ламп, устрашала и вгоняла в трепет. Язону едва верилось, что это сотворили его руки, его пистолет и его клинок – ну и, конечно, пилюлька, похожая на серого червячка. Действие ее закончилось, сменившись упадком сил, но он держался – не та была ситуация, чтоб демонстрировать слабость.

– Ты говорил, что этот корабль наполовину принадлежит тебе, – внезапно произнес Стратег, поглядывая на поле битвы. – Я вижу, твоя раса очень ценит свое имущество и не расположена им делиться.

– Мы называем это священным принципом частной собственности, – пояснил Язон, стараясь унять дрожь в коленях.

– И много твоих соплеменников в Голубой? Наверное, вы обитаете не в одном мире? Сколько вас? Таких, как ты, Керр динПирр?

– Думаю, миллиардов шестьдесят. По-вашему, дюжина дюжин дуо-дуо.

Похоже, Стратег-Творитель пришел в восторг. Отвесив в ухмылке челюсть и сделав непонятный знак своим солдатам, он отступил назад, сбросил с сиденья излучатель и уселся в кресло. Защитники Зи стали с завидной легкостью и быстротой подниматься вверх, цепляясь за канаты – видимо, под дырой была область пониженной гравитации; пятеро Красных придвинулись ближе к Творителю, схватившись за спинку и подлокотники кресла. Заметив это, Язон до половины вытащил свой меч.

– Не прикасайся к оружию, Керр динПирр! Сейчас оно тебе не понадобится, – произнес Творитель. – Властью, данной мне Советом клана Зи, и согласно Кодексу Войн в Пространстве я объявляю перемирие на один цикл. – Он повернулся всем телом к Хозяину Джеку, и его ухмылка стала еще шире. – Я решил тебя отпустить, благородный эрдж. Тебя, твоих спутников, ваш корабль и этого хадрати. Возвращайся к своим, потомок кривой Творительницы, и пусть Великие Навигаторы ведут вас в Голубую! К чудовищам, похожим на этого Керра! Клянусь Пустотой, они вырежут ваши сердца, забьют щели, снимут головы и отберут ваши богатства! А что не смогут отобрать силой, то выиграют, а вас отправят в синтезатор! Разве не так?

Теперь он смотрел прямо в глаза Язону. Раскрыв пошире рот, что означало саркастическую усмешку, Язон тут же захлопнул его, лязгнув зубами, и произнес:

– Может быть, так, а может, иначе. Посмотрим! В данный момент важнее то, что мы договорились: ты отпускаешь нас, а я отпускаю тебя. Смотри, не попадайся мне больше!

– Постараюсь, мой грозный хадрати! – вымолвил Стратег.

Но его ухмылка говорила о другом.

Глава 15

Когда на руках выигрышные карты, следует играть честно.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

Язон опять сидел у шестиугольного стола в небольшом салоне, служившем кабинетом Навигатору. Как и прежде, стена была украшена инопланетным пейзажем, потолок мерцал россыпью огней, а на столе темнели стопки карт, однако состав партнеров был иным – место Помощника Туба занял Советник Пит. Туб, раненный в голову, присоединился в медицинском отсеке к Дику, лежавшему там со сломанной ногой. В этом рейсе Хозяину-Навигатору определенно не везло с Помощниками! Впрочем, кроме первого и второго, у него их было еще три.

К играющим присоединились болельщики – Измеритель Му и леди Патриция. Игра, однако, еще не началась – вернее, не продолжилась; Навигатор Джек, ерзая в кресле и посматривая то на Язона, то на своих подчиненных, все еще не касался карт, будто боясь обжечься. Хотя с момента схватки с Зи прошел уже целый цикл, хотя погибших предали огню и пепел их развеяли в Пустоте, хотя порядок был восстановлен и пробоина в шлюзовой заделана, память о недавних событиях и безвозвратных потерях была еще слишком острой. Погиб боевой модуль с Творительницей и тремя дюжинами Красных, погибла половина Защитников «Звездного зверя», а сам корабль израсходовал столько энергии, что ее остатка еле хватало, чтобы добраться в Рой.

Разумеется, это были печальные события, но в жизни плохое идет об руку с хорошим, грустное – с радостным, и потому Язон не терял оптимизма. Во-первых, длинный с коренастым, его приятели и стражи, к которым он привык и даже, можно сказать, привязался, уцелели в недавней кровопролитной битве и теперь горели желанием освоить все премудрости игры в очко. Во-вторых, спасенная им леди Патриция проявляла к Язону заметную благосклонность – во всяком случае, дважды за минувший цикл заглядывала к нему в отсек, без всякого дела, а просто поболтать, и при этом чарующе улыбалась, отвесив нижнюю челюсть едва ли не до пояса. В третьих – и это было самым главным! – Язон опять уверился в благоволении Судьбы. Судьба и Удача его, как видно, не покинули; не в пример глупому человеческому существу, им было лучше известно, что надо делать и как. Казалось бы, Судьба подставила ему подножку, лишив надежного выигрыша, однако карты – вот они, здесь! Лежат, как и прежде; никто их не трогал и не заглядывал в них, ибо такой поступок не вязался с понятием ругов о чести. Но ситуация изменилась, и это ощущали все. Теперь не презренный червь сидел за столом с Детьми Великой Пустоты, а равный партнер, и даже более того – спаситель корабля, их жизней, достоинства и достояния.

– Кргх… хрр… – Навигатор с хрипом выдохнул воздух. – Должен сказать, Керр динПирр, что ты оказал нам большую услугу… да, совсем немалую! Если б не твое содействие, наш прах сейчас бы плавал в Пустоте и никогда не достиг бы Звездного Чрева. Я ошибался, считая тебя ничтожной слизью, как остальных хадрати… И я, эрдж клана Куа, готов признать свою ошибку!

Советник Пит огладил череп.

– Со всем почтением замечу, что Керр спас нечто большее, чем наши жизни, – миссия, порученная нам, важнее, а чтобы ее завершить, нам надо возвратиться в Рой. Теперь мы можем это сделать, а значит, можем донести ту информацию, которую собрали, чтобы Совет Навигаторов определил дальнейший путь. Это – самое главное!

– Могу добавить кое-что еще, – сказала леди Пат, благожелательно посматривая на Язона. – Есть и другие сведения, не менее важные для Роя. Мы полагали, что война закончена, что Зи не будут преследовать нас, но это оказалось иллюзией. Кто бы мог подумать! Ведь мы – не первый клан, ушедший в Великую Пустоту, и никогда победители не отправлялись вслед за побежденными… Но времена меняются! И об этом тоже надо знать Совету Навигаторов.

– Зи не посмеют напасть на Рой! – выкрикнул Запечатлитель Сур. Он, как и прежде, сидел слева от Язона, и единственный среди ругов был бодр и свеж, как майский ландыш. Удачник всегда удачник! Сур бился вместе с Защитниками, прикончил двух или трех врагов, однако не получил ни царапины. Это подтверждало мнение Язона, что игроки – любимцы Судьбы.

– На Рой они не нападут, но могут доставить нам много неприятностей, – рассудительно заметил Советник. – Отлавливать наши транспорты, уничтожать крейсера, лишить Рой притока органики и даже… кргх… – он покосился на Язона, – взбунтовать хадрати…

Наступило неловкое молчание. Навигатор и Советник прятали глаза, леди Пат нерешительно улыбалась, а Сур нервно перебирал лежавшие перед ним карты. Только Измеритель Му был спокоен; он не вдавался в хитросплетения политики, присутствуя здесь, чтобы понаблюдать за необычным хадрати. Му являлся истинным ученым и не упускал случая приобщиться к новым знаниям. Знания имели ценность сами по себе, а к тому же давали возможность повысить статус; так, в красном поколении Му мог сделаться Посредником, Наставником или даже Советником.

Наконец Хозяин Джек прервал тишину.

– Этот Творитель Зи – чтоб ему сгинуть в синтезаторе! – умен, коварен и хитер…

– Как всякий враг, – согласился Язон, желая поддержать беседу.

– Я не могу забыть его слов… слов о том, что хадрати из Голубой вырежут наши сердца, забьют щели, снимут головы и отберут богатства… Это невероятный прогноз, если вспомнить о нашей силе и наших технических возможностях! Однако пространство необозримо, и в нем таится множество разных чудес… – Тут Навигатор поглядел на Язона и нерешительно промолвил: – Мы выяснили, что в соответствии с физиологией вашей расы ты одновременно Творитель и Защитник… Мы убедились, что как Защитник ты отвечаешь самым высоким критериям… Я полагаю, ты и Творитель не хуже?

– Не хуже, – скромно признался Язон.

– Кргх… Тогда ответь мне на один вопрос. В тот момент, когда мы нашли тебя на острове и… хрр… пригласили на корабль, рядом было другое существо, более крупный представитель вашей расы. Мне показалось… и не мне одному… – Навигатор бросил взгляд на леди Патрицию и резко дернул клапаном. – Но не будем об этом! Теперь не важно, что показалось мне или кому-то из нас, а важен твой ответ. Признайся, Керр, кто был с тобой на этом острове? Ты – уполномоченный своей планеты, персона, облеченная властью, и значит, тебя должны сопровождать Защитники – хотя бы один, с той целью, чтобы не уронить твой статус. – Он сделал паузу и, снова дернув клапаном, спросил: – Так это был Защитник?

Язон усмехнулся, представив на мгновение Керка, и кивнул головой.

– Да, конечно, Защитник. Высокие звезды! Это такой Защитник, что я перед ним – двенадцатое недоношенное отродье кривой Творительницы!

Он с удовольствием заметил, как лица ругов слегка позеленели, потом сказал:

– К счастью, я на него не похож. Я человек сговорчивый, мирный, и хоть умею убивать, но силовых решений не люблю. Поэтому считайте, что с первым контактом вам повезло, да и нам тоже. Если бы вы прихватили… то есть пригласили… не меня, а этого Защитника…

– То что бы случилось? – спросил Советник Пит, прервав затянувшуюся паузу.

Язон, обозначая улыбку, оттопырил челюсть.

– Не собираюсь вас пугать, однако… Вспомним еще раз, что говорил этот Творитель Зи насчет голов, сердец и щелей… Должен признаться, он – проницательная личность!

Советник хрюкнул в непритворном ужасе, Хозяин Джек закатил глаза, а Сур и леди Пат застыли в своих креслах. Даже невозмутимый Измеритель Му с пронзительным свистом втянул воздух дыхательной щелью.

Поверили!.. – ликовал Язон. Поверили, перепугались, а значит, готовы к конструктивным переговорам. Можно и вожжи отпустить…

Бросив взгляд на стену с инопланетным пейзажем, он полюбовался яркими красками полярного сияния, придвинулся ближе к Советнику Питу и доверительно сказал:

– Не надо беспокоиться, мои друзья, ведь с вами добрый старый Керр динПирр, а не его Защитник… и не другие Защитники, число которых я даже не могу вообразить. Ну и бог с ними, с этими вояками! Что касается меня, то я говорил вам о союзе и торговле и льщу себя надеждой, что вы склонили слух к моим словам. Хотя бы относительно союза… Если вы объединитесь с нами, мы размажем Зи от созвездия Кассиопеи до Магеллановых Облаков! Разделаем под орех и спляшем на их костях качучу! Я ясно выражаюсь?

– Вполне, – прохрипел Хозяин Джек.

– Вы можете мне довериться в переговорах с моим народом. В таких делах я собаку съел, – произнес Язон и, заметив, как дернулся Навигатор, тут же добавил: – Это фигуральное выражение. Хотя в мирах, населенных выходцами из Чайны, едят собак, а также червей и тараканов. Впрочем, это к делу не относится.

– Не относится, – согласился благородный эрдж и даже слегка оттопырил челюсть – в знак того, что понимает шутку.

Можно и к главному перейти, решил Язон. Политика – тонкое искусство, умение лавировать между кнутом и пряником, и всякая угроза должна уравновеситься щедрыми посулами и обещанием благ. Повернуть туда, повернуть сюда, щелкнуть плетью и поднести пирог, оскалить зубы и тут же улыбнуться… Словом, lege artis,^[21] как говорили латиняне на древней Земле!

Ладонь Язона накрыла карты, лежавшие на столе.

– Я доказал вам преимущества союза, – промолвил он, – и думаю, что после стычки с Зи вы в них не сомневаетесь. Теперь я покажу вам преимущества торговли. Смотрите!

Первая карта перевернута, за ней – вторая, третья, четвертая… Великая Пустота! Красная, синяя, желтая, зеленая… Протяжный свист пяти дыхательных щелей аккомпанировал этой процедуре.

– Нет смысла продолжать, – Хозяин Джек решительно отодвинул карты и с задумчивым видом уставился на мерцающую инопланетную картину. – Корабль принадлежит тебе! Но стоит ли огорчаться? Ведь мы получили нечто большее – жизнь и возможность возвратиться в Рой! Мы нашли прекрасный мир и, вернувшись, получим за это награду!

Брови Язона приподнялись; он полагал, что лишь сумасшедший может назвать планету Пирр прекрасным миром. Возможно, у ругов были иные критерии прекрасного?.. В том, что касается планет?.. И, с точки зрения их извращенного вкуса, Пирр являлся не адом, а раем?..

Но время для выяснения таких подробностей было неподходящим, и Язон только скривил рот, вспомнив о прелестях Пира – повышенном тяготении, жуткой погоде и тех чудовищах, что обитали в лесах, степях и океанских водах. Затем сказал:

– Не торопись, почтенный сэр. Надеюсь, ты согласишься принять обратно свой корабль, а мне вернешь часы, скафандр и аптечку. И, разумеется, мой нож и пистолет. Тем более что патроны кончились, и вряд ли в Рое есть оружейная лавка.

Ошеломленная тишина… Хозяин-Навигатор переглянулся с леди Пат, затем – с Советником и, наконец, уставился на Му, словно требуя от него ответа: что за каверзу придумал этот непостижимый пленник?.. Но Измеритель, закупорив клапаном ноздрю, не произнес ни слова; кажется, и он был в полном изумлении. Что до Сура, тот опять и опять перебирал свои карты и сравнивал их с раскладом Язона, но получалось всякий раз одно и то же: четыре Творителя против каре Великой Пустоты.

– Это очень благородное предложение, – произнес наконец Советник Пит. – Твой скафандр бесполезен без баллонов с дыхательной смесью, твое оружие не действует, твой прибор для измерения времени мы разобрали на части… Только устройство, которое ты называешь аптечкой, может на что-то пригодиться. Однако ты готов обменять весь этот мусор на девятипалубный корабль?

– Именно так, – подтвердил Язон. – На корабль и все кедеты, которые выиграны мной. На все, за исключением мрина. Чтоб мне шерсти лишиться, если лгу!

– Но какая тебе в этом выгода? – простонал Хозяин Джек, глядя на Язона с нескрываемым подозрением.

Тот хмыкнул и почесал бровь.

– Во-первых, до Роя еще далеко, и я, лишившись развлечений, могу сойти с ума от скуки. А как развлечься без состоятельных партнеров? Играть по маленькой с Защитниками? Это не для меня! – Он пренебрежительно махнул рукой. – Во-вторых, я собираюсь продемонстрировать преимущества торговли. Это понятие вам незнакомо, но в человеческой цивилизации нет ничего важней торговли. Торговля – наш фетиш; мы постоянно ищем новые товары, источники сырья и рынки сбыта, прокладываем новые пути, воюем за них, создаем и разрушаем торговые империи, вступаем в союзы, играем на повышение и понижение цен, а также…

Советник прервал его, приподнявшись в кресле.

– Ты говоришь – играем! Значит ли это, что торговля – игра?

– Самая увлекательная, какую только можно представить, – подтвердил Язон. – Ее основа – взаимовыгодный обмен, когда у одного из партнеров есть то, что нужно другому, и наоборот. Если партнеров больше, то за товар рассчитываются кедетами; одним продают, у других покупают и, комбинируя варианты так и этак, получают выгоду. Бывают, конечно, и убытки… Но торговля – такая игра, в которой выигрывает большинство.

– Нелепость! – воскликнул Запечатлитель Сур. – В любой игре лишь один победитель, а остальные – проигравшие! Не понимаю, как может быть иначе!

Язон снисходительно улыбнулся.

– Ты слишком молод, Желтый, мало прожил и не играл еще в игры, достойные взрослых людей. Хочешь пояснений? Пожалуйста – жизнь! Жизнь – это не только пиво и кегли, а сложная игра, в которой выигрывают те, кто жив, а проигрыш означает смерть. И все мы недавно выиграли – я, очаровательная леди Пат, твой досточтимый Хозяин и ты, мой мальчик! – Придвинувшись к Суру, он похлопал его по плечу. – Но вот пример попроще: девятипалубный транспорт против моего добра… Выгоден ли вам обмен? Бесспорно! Сэр Джек возвращает корабль, а вы – свои кедеты, и в Рое никто не узнает, что вас обыграл презренный червь… конечно, если подрезать язычок у Памяти. Теперь рассмотрим, где моя выгода, – ведь вы, надеюсь, не возражаете, чтобы и мне досталась прибыль? Я получаю свое имущество, – Язон загнул палец, – и кое-что еще… – Загнув второй палец, он вытянул руку над столом.

Леди Пат приподнялась и, мелодично посвистывая спинной щелью, посмотрела на его ладонь. Язон мог поклясться, что на ее безносом лице с треугольными глазками промелькнуло чисто женское любопытство.

– Что же это такое, Керр? Что ты еще получаешь?

– Ваше доверие, – вымолвил он. – Вашу благодарность. Ваше уважение и желание сотрудничать. Может быть, даже дружбу.

– Это тоже предметы торговли? – спросила Патриция.

– Нет, разумеется, нет. Их не купишь, не обменяешь и не получишь силой, но стоят они дороже, чем дуо девятипалубных кораблей, набитых кедетами под завязку. Вот моя выгода!

Одновременно встопорщив клапаны, руги выдохнули воздух, потом Хозяин-Навигатор откинулся в кресле, неуловимым жестом отдал команду Памяти, и Язону стало ясно, что сделка совершена. Пошарив в кармане, он вытащил горсть розовых капсул и предложил:

– Не мешало бы спрыснуть наш договор.Хороший старый земной обычай… Истина, как говорится, в вине…

Возможно, руги не разделяли это мнение, но с шариками управились с похвальной быстротой. Затем благородный эрдж взглянул на Запечатлителя Сура, самого младшего по рангу, и тот, слегка пошатываясь, поднялся.

– П-пойдем, Керр, я п-прровожу тебя в жилой отсек. Н-надеюсь, т-там уже заменили д-двери…

– Проводи, – велел Навигатор, – но не в прежнее помещение, а в салон напротив моей каюты. Ты понимаешь, в какой? – Сур утвердительно шевельнул клапаном, и благородный эрдж добавил: – Пусть туда перенесут все снаряжение Керра динПирра. И пусть кто-нибудь объяснит ему, как пользоваться оборудованием в гостевом салоне. Как программировать синтезатор, включать мерцающие картины и все остальное… Камера для сексуальных игр ему, надеюсь, не понадобится?

– Как знать, – сказал Язон и, подмигнув леди Пат, вышел из кабинета.

По дороге к новому месту жительства ему пришлось поддерживать Сура, поскольку конечности у того заплетались. Но клапаном он шевелить еще мог, а значит, мог и ответить на кое-какие вопросы. Тем более что медальон-переводчик был у Язона с собой.

– Кажется, моя планета вам понравилась? – полюбопытствовал он. – Тот мир, откуда меня… хмм… пригласили в гости?

Сур промычал нечто утвердительное.

– Я не удивлен. Очаровательный уголок для тихой и спокойной жизни! Закаты просто великолепны… Представь: багровое небо, ветер гонит снежные тучи, сверкают молнии, а на переднем плане извергается вулкан… – Язон мечтательно закатил глаза.

– В-вулкан – эт-то х-хорошо! – отозвался Сур. – Т-тепло!

– Даже жарко. Отличная планета! Вот только климат подкачал.

– С-с-с к-климатом м-мы с-с-справимся.

– Еще многовато вредных зверюшек. Шипастые, клыкастые, когтистые и ядовитые… Ну, ты сам видел – те, что сидят в коридоре перед моим отсеком. Им что руг, что человек – без разницы. Но это еще сухопутная мерзость, а в океане водится такое!..

– Ис-с-стребим! – откликнулся Сур. – К-как ты с-сказал: р-разделаем под орех и с-спляшем на их к-костях… Что с-спляшем, Керр?

– Качучу! Танец такой с планеты Ацтек… Тоже неплохое местечко, лесистое… Однако тем лесам с пиррянскими джунглями не сравниться! У нас ляжешь вздремнуть под кустом, а просыпаешься под деревом, весь в корнях, цветах и листьях. Корни кровь из тебя пьют, листья перемалывают, ну а цветы доедают. Зато какие живописные пейзажи! Особенно когда случается цунами или наводнение!

– М-много влаги, – пробормотал Сур, – х-хорошо! М-много влаги, м-много орг… орг…

– Органики, – подсказал Язон. – Да, этого добра хватает! Есть всякая органика, от зубастых пиявок до птеродактилей размером с вертолет. Очень щедрый мир! Только вот гравитация высоковата…

– Кргх… – выдохнул Запечатлитель. – Грр-равитация! Это оч-чень важный факторр! Оч-чень сущ-щественный для керр’вадака!

– Почему?

– П-потому, что…

Но тут перед ними раскрылась стена, они шагнули в просторную каюту, и Сур, заикаясь, стал объяснять, как пользоваться персональным синтезатором.

Интерлюдия

Пирр, главное поселение, городская ратуша

– Чушь! Ерунда! – Керк с такой силой хлопнул ладонью по столу, что прочная пластиковая поверхность прогнулась, а лежавшая на ней обойма подпрыгнула, приземлившись ему на колени. – Нелепость! – повторил он тоном пониже. – Фантазии и пустые домыслы!

Впрочем, эта отповедь не произвела на Мету никакого впечатления. Бросив холодный взгляд на сидевших у стола мужчин, она повернула светловолосую головку к забранному решеткой окну и висевшим за ним низким темным тучам, что грозили разразиться дождем, и упрямо повторила:

– А я говорю, его похитили!

Керк насупился и гневно запыхтел, Рес недоверчиво хмыкнул, а Бруччо, откинувшись в кресле и задрав кверху ястребиный нос, с непроницаемым видом уставился в потолок. Они сидели в кабинете Керка, в здании, что называлось Башней и было самым высоким из городских строений. Город, единственный на Пирре, именовался Новым в отличие от Старого, разрушенного вредоносной живностью и погребенного ныне в непроходимых джунглях. Башню возвели в самом центре поселения; она была квадратной, массивной, и на ее подземных ярусах располагались госпиталь, библиотека и арсенал, укомплектованный вооружением из сотни обитаемых миров. Кроме того, Башня выполняла функции городской ратуши и пункта управления обороной, а на четвертом, самом верхнем ее этаже располагался Керк, начальник управления координации, агент по снабжению, представитель Пирра на дюжине окрестных планет, генерал, полководец и по совместительству губернатор.

Должности обязывали, и оттого кабинет Керка был особым: единственное помещение в городе, в четырех стенах которого имелось по окну. Окна позволяли обозреть весь город, не забывая при этом о безопасности: решетки, стальные рамы, двойное бронестекло. За окнами лежала небольшая площадь, а от нее, до стен защитного периметра, шли улицы, застроенные рядами жилых казарм и складов. Эту унылую картину разнообразил вид космодрома, примыкавшего к южной городской окраине: поле, залитое бетоном, диспетчерская с радарными антеннами, бункер для пассажиров и грузов да силуэт торчавшего в дальнем конце корабля. Старое, видавшее виды, но еще исправное судно; некогда – последняя связь пиррян с более благополучными мирами… Вчера оно доставило на Пирр Мету, Реса и экипаж из четырех астронавтов.

– Если его похитили, тому должны быть доказательства, – сказал Керк, все еще сопя и хмурясь. – Нет транспортных средств, которые движутся бесшумно… Ну, предположим, я спал беспробудным сном и ничего не слышал, однако следы, следы! Если садился скиммер, то где же вмятины от посадочных опор? Если бот, где обгорелые камни и отпечатки башмаков этих неведомых похитителей? Где, я спрашиваю?

Мета ответила ему иронической улыбкой.

– Ты говоришь о транспортных средствах, привычных и знакомых нам, пиррянам. Но Галактика огромна, и в ней – тридцать тысяч обитаемых планет! Сколько всякого придумано, сколько изобретено!.. Язон говорил мне, что есть спасательные боты, которые могут опускаться и стартовать с водной поверхности, есть экранолет на воздушной подушке, способный зависнуть над землей, есть механические манипуляторы – ими опытный человек поднимет иголку и вденет в нее нить… Так что каких-то следов – зримых следов! – могло и не остаться. Зато косвенные улики…

– Погоди, не торопись! – Керк махнул на нее рукой и повернулся к Ресу. – Твое мнение? Есть в этой ахинее хоть крупица правды?

Тучи разразились дождем, и мутноватая плотная пленка влаги мгновенно затянула окна. Рес, размышлявший над всякой мыслью с присущей корчевщикам основательностью, молчал так долго, что дождь успел перейти в ливень. Наконец он произнес:

– Я не разбираюсь во всех этих ботах, скиммерах, экранолетах и воздушных подушках. Может быть, Мета права, может, нет… Но мы ищем Язона целый месяц, мы осмотрели архипелаг, облазили восточное побережье и не нашли даже заклепок от его скафандра… Значит, его там нет и не было. – Он покосился на эколога. – Я сомневаюсь, чтобы дракон, пусть самый прожорливый, слопал его с башмаками, скафандром и пистолетом.

– Что скажешь? – Взгляд Керка переместился на Бруччо.

– Скажу, что я – эколог, а Мета – техник. Мне мерещатся драконы, а ей – звездолеты и скиммеры, – с философским видом заметил тот. – Однако не стану отрицать, в ее идее есть нечто привлекательное… Рес, разумеется, прав: мы ищем целый месяц, и полагалось бы найти хоть что-нибудь – к примеру, пистолет. Металлоискатели, кстати, у нас отличные.

Тучи за окном сгустились, и ливень превратился в снегопад. С неба сыпались не снежинки, а валились целые снежные сугробы, заметая город белой плотной пеленой. В комнате похолодало, но Керк оставил это без внимания, как и его собеседники, привыкшие к капризам пиррянской погоды.

– Ты что-то толковала о косвенных уликах? – он снова повернулся к Мете. – Ну, давай, выкладывай! Я слушаю.

Женщина отбросила со лба прядь белокурых волос.

– Ты ошибаешься, утверждая, что не осталось никаких следов. Вот первый след: твое самочувствие в миг пробуждения. Слабость и эти провалы в памяти, отсутствие координации… А ведь ты, Керк, здоров и крепок, как дорим!

В окна забарабанили градины, каждая размером с два кулака. Керк недовольно фыркнул, нашарил кнопку под столом; у потолка вспыхнули светильники, а на окнах сомкнулись бронированные ставни.

– Да, с моим пробуждением история странная, – согласился он. – Бруччо считает, что…

– Я слышала мнение Бруччо, – Мета скрестила руки на груди. – Слышала и не согласна с ним! Есть более разумные предположения, чем шипокрыл-телепат или дракон, начиненный сонным газом. Газ, наверное, был, да только драконы и шипокрылы тут ни при чем!

Бруччо скривил рот, двое остальных переглянулись. Затем Рес сказал:

– Думаю, она права. Не приходилось мне слышать о этаких тварях, а появись новая погань, меня бы непременно известили. Фермеры, а в первый черед – говоруны… От них никакому зверю не укрыться!

– Кроме того, есть и другие факты, да только вы их не видите, – продолжила Мета с язвительной усмешкой. – Зверь хитер, опасен, но неразумен: видит двоих заснувших на берегу и терзает обоих или одним завтракает, а другого уносит на ужин. А Язона выбрали!

Керк дернулся в кресле.

– Почему ты так считаешь? И почему выбрали его, а не меня? Не понимаю!

Усмешка на губах Меты сделалась еще язвительней.

– Что же здесь непонятного, Керк? Подумай, кому ты нужен? Да никому, кроме нас, пиррян! А Язон динАльт наследил в половине Галактики! Конечно, теперь он человек богатый, влиятельный и уважаемый, с ним даже водятся шишки из Лиги Миров, но не везде и всюду он желанный гость… то есть желанный, но только в наручниках! Я чувствую, что он жив, но сидит, наверное, в холодной камере, связанный, голодный и избитый… мой… мой Язон! – Злые слезы вскипели в глазах Меты. Она грохнула кулаком по столу и энергично закончила: – Мы должны его спасти! И лучшее средство для этого – пушки «Арго»!

Керк крякнул, нажал кнопку под столом, ставни сдвинулись, и в окна хлынул ослепительный солнечный свет. Снежные сугробы таяли, по городским улицам текли ручьи, а площадь напоминала небольшое озеро. В нем уже копошилась какая-то тварь, то ли птица-пила, то ли хищная, похожая на птеродактиля летающая жаба. Приоткрыв окно, Керк снес выстрелом уродливую голову монстра и буркнул, поворачиваясь к Мете:

– Ну, хорошо, ты меня почти убедила. Пусть так, его похитили! И я, само собой, согласен с тем, что пушки – лучший аргумент. Язон – мой друг, а также личность, ценная для Пирра, и ради него наш крейсер и команда бойцов сотрут в порошок любую планету! Вот только какую? Какую, я спрашиваю? – Он поднял палец и покачал им перед носом Меты. – Ты ведь сама нам напомнила, что в Галактике тридцать тысяч обитаемых миров. Так с какого начнем? С Кассилии, Дархана или Поргорсторсаанда? А может, с Гарибора или планет Полярной Зоны? Где нам его искать? Что нам делать, черт побери?

Всхлипнув, Мета спрятала лицо в ладонях. Мужчины помрачнели, отвернулись от нее и с угрюмым видом уставились в пол. В комнате повисло тяжкое молчание.

Глава 16

Долг синего поколения – расти, долг зеленого – учиться, долг желтого – работать, долг красного – множить полученное от предков. Потом наступит керр’вадак, и каждому воздастся по заслугам.

Кодекс Первого Навигатора.

– Ты поместил его в апартаменты для самых высоких гостей, – сказал Советник Пи’тхау, когда стена за ушедшими сдвинулась. – В каюту для Творителей!

Это не было ни вопросом, ни обвинением, ни знаком возмущения или других чувств; просто констатация факта. Но факт сам по себе являлся многозначительным, необычным и даже невероятным! Впервые за всю историю ругов чужак-хадрати, существо иной породы, стал не пленником на борту корабля, не рабом и слугой, а почетным гостем. Верно заметила Па’тари – времена меняются!

– Он оказал нам большую услугу, – произнес Дже’кана. – Даже две: помог избавиться от Зи и возвратил корабль. И потому, смиривши гордость, я воздаю ему должное. – Он прикрыл глаза и добавил: – Мы могли погибнуть в схватке и не долететь до Роя, но этого не случилось – мы живы, и мы возвращаемся. Теперь представьте, что мы вернулись в Рой на корабле, который принадлежит хадрати… Что бы произошло? Как минимум мы сделались бы объектом насмешек, и это перечеркнуло бы величие свершенного – то, что мы побывали в другой галактике, и то, что мы нашли планету для керр’вадака и выстояли в битве с Зи.

– Ну, не перечеркнуло бы, а лишь подпортило, – заметила Па’тари. – Но ты, конечно, прав, и я готова согласиться, что Керр избавил нас от неприятных проблем.

– Зато возникла новая, – пробормотал Советник.

– Что ты имеешь в виду? – Дже’кана открыл глаза.

– Статус почетного гостя, который ты ему присвоил. Это значит, что мы доставим в Рой не пленника, которого будут допрашивать в ку’рири, а… – Пи’тхау в недоумении всплеснул руками. – Я даже не знаю, как его назвать!

– И я не знаю, – подтвердил Му’занг, глава Измерителей. – Таких ситуаций не было никогда! – Он оттопырил клапан и мечтательно произнес: – Какой необычный объект… какой интересный, странный и многообещающий…

Рот Па’таки раскрылся в усмешке.

– Зовите его Керр динПирр, – произнесла она. – Керр, представитель расы, обитающей в Голубой галактике. Существо, которое предлагает нам союз и помощь. И эта помощь, как мы недавно убедились, станет для нас нелишней.

Как всегда, она формулирует вопрос с предельной ясностью, подумал Навигатор. Реальность ее не пугает; она готова к переменам и реагирует более гибко, нежели Пи’тхау и он сам. Хороший наследник для «Звездного зверя»! Для чуть не потерянного, но возвращенного корабля!

Он оглядел сидевших за столом. Пи’тхау, Му’занг и Па’тари… его командный секстет – правда, без Помощников… Ди’кло слишком импульсивен и вряд ли дал бы полезный совет, а вот об отсутствии Ту’барга можно пожалеть…

Дже’кана почувствовал, что стоит на пороге великих решений. Вот если б заручиться поддержкой Играющей Молниями… Ее уважали в Совете, где слово Играющей считалось веским; быть может, после этой экспедиции ей дали бы титул со’рати и пост Великого Навигатора. Увы, ее не спросишь и не попросишь ни о чем! Прах ее развеян в Пустоте, и сделал это Зи, потомок кривой Творительницы!

Холодная ярость охватила Дже’кану; он жаждал возмездия и был готов вступить в союз даже с хадрати из Голубой. Этот Керр динПирр не лгал: сила их расы была не в знаниях, не в боевых кораблях, не в тысячах колонизированных миров, а в воинском искусстве и беспощадности к врагам. Ценные союзники! И эта ценность подтверждалась опытом, дюжиной дюжин Защитников Зи, которых перебил их пленник… Нет, не пленник – гость!

Навигатор выпрямился в кресле и произнес:

– Я разделяю твою озабоченность, Пи’тхау, однако проблема, о коей ты упомянул, не наша: ею займутся Посредники-Творители. А здесь и сейчас, на моем корабле, Керр динПирр является почетным гостем. Он может ходить везде, кроме командной рубки и боевых отсеков, и пользоваться терминалом неограниченного доступа. – Дже’кана поднял лицо к потолку: – Память, зафиксировать!

– Исполнено! – лязгнул металлический голос.

Му’занг и Па’тари сделали жест одобрения, и Советник, поколебавшись, присоединился к ним. После чего сказал:

– Я думаю, ты прав, почтенный эрдж: пусть Творители решают, необходим ли нам союз с хадрати и что означает та игра, которую Керр назвал торговлей. Может быть, в этом есть какой-то смысл… Но здесь и сейчас, используя твои слова, нам надо рассмотреть другой вопрос. А потому закончим с хадрати и перейдем к делам серьезным. К Зи!

– Да, – согласился Дже’кана, – тут есть о чем поговорить. – Он поглядел на лица Па’тари и Му’занга, сразу ставшие напряженными, и повернулся к Советнику. – Начинай, Пи’тхау! Первым я хочу выслушать тебя.

Тот сморщил клапан, что служило признаком раздумья.

– Я вижу несколько проблем, Хозяин, и постараюсь обозначить их в хронологическом порядке. Первое: что с кораблями, которые Совет послал к другим галактикам? Зи перехватили нас, и надо думать, подобная судьба ждет и остальные экспедиции. Видимо, Стратег-Творитель Зи интересуется полученными сведениями… клянусь Пустотой, я даже уверен, что это так! Значит, оба корабля, «Двойное светило» и «Спиральный луч», будут найдены и атакованы превосходящими силами; их захватят и, вероятно, уничтожат. Можем ли мы предотвратить такой исход?

– Сомневаюсь, – произнес Дже’кана, делая жест сожаления. – Еще один прыжок, и Рой будет доступен для связи. Я сообщу о случившемся, и Навигаторы вышлют корабли поддержки… Или не вышлют – ведь «Луч» и «Светило» далеко, и помощь не поспеет вовремя. Тратить энергию, чтобы найти их прах в пространстве? Вряд ли это понравится Совету… В Рое не так много ресурсов.

«Пусть Звездное Чрево примет тебя, Ри’ат, и тебя, Бро’тинли, – подумал Дже’кана. – Вам не повезло, но что тут поделать? Только не забывать о вас и свершить возмездие…» Сердца его дрогнули, а нервный узел спазматически сжался.

Лицо Советника омрачилось; видимо, он испытывал сходные чувства. Но голос его оставался бесстрастным.

– Второе: почему нас отпустили Зи? Одна причина – то побоище, которое устроил Керр; другая – гибель «Луча» и «Светила», которая произойдет непременно, поскольку мы не можем им помочь. Лишь «Звездный зверь» долетит до Роя и принесет информацию. А это значит…

– …что нас выталкивают в Голубую, – закончила Па’тари. – Самая молодая из галактик и самая ближняя, в ней легче за нами следить. А то, что ее населяют кровожадные хадрати, лишь дополнительный фактор предпочтения. – Раскрыв в усмешке рот, она добавила: – Конечно, с точки зрения Стратега Зи.

– Разумно, – согласился Пи’тхау. – Будем считать, что с этим вопросом мы разобрались. Тогда третье: что собираются делать Зи? Чтобы следить, как сказала Па’тари, необходимы не четыре корабля и не дюжина, а целый флот! Так где он?

– Ждет на границах наших владений, – снова заговорила Па’тари и тут же поправилась: – Бывших владений… Этот Стратег с титулом со’рати – слишком важная персона, чтобы командовать дюжиной кораблей. Значит, есть флот… И Творитель Зи вернется к нему, покончив с «Лучом» и «Светилом», и проследит, куда отправится наш Рой. Собственно, – закончила она с протяжным свистом, – выбора у нас нет.

– Это мне очень не нравится. – Дже’кана, повернув голову, смотрел на переливы чешуи дракона над полюсом планеты Джуд. – Я понимаю, что нападения на Рой не будет, но враг, который подбирается со стороны дыхательной щели… Знать об этом неприятно! Знать, и ничего не делать!

– Возможно, Великие Навигаторы решат покончить с этим флотом, – пробормотал Измеритель Му. – Это ведь не все Зи, а лишь одно соединение… Мы можем сражаться с ними и победить!

– На это Рой израсходует такие энергетические ресурсы, что никогда не доберется в Голубую, – возразил Дже’кана. – Сейчас Навигатор-Стратег способен отправить лишь пару дюжин кораблей, которые Зи распылят за время теба. Другое дело, когда мы окажемся у щедрых солнц галактики… новой галактики, открытой нами…

– В мире керр’вадака… – мечтательно протянул Советник. – В этот раз потомство будет обильным! Высокая гравитация, много воды, много органики…

– И много кровожадных хадрати, – добавила Па’тари. – Таких, как Защитник Керра, оставшийся на острове. Не думаю, что их удастся переселить или истребить.

– Да, – мотнул головой Дже’кана, – эта идея была… кргх… несколько фантастичной. Но почему ты вспомнила о ней?

– По той причине, что времена меняются. Наш Рой ушел, покинув прежние владения, но Зи идут за нами. Они воюют с нашим кланом в Пустоте! Они желают знать, куда переберутся Куа, они подталкивают нас к определенному решению, они намерены следить за нами… Такого раньше не бывало! Это новая стратегия, и мы должны ответить адекватно. Чем-то столь же новым, неожиданным, ломающим схемы привычных реакций.

– Не понимаю, о чем ты, кайо Па’тари, – насторожился Советник. – Пока я слышу общие слова и слишком туманные рассуждения. Что-то за ними стоит? Или, как говорит наш гость, мы просто стегаем дохлую лошадь?

– Он говорил не только это. Он предложил союз, военный союз и выгодный обмен, который называется торговлей. Обмен различных предметов на сырье и на другие предметы, которые есть у хадрати, обмен концепциями и идеями… Мы так нуждаемся в новых идеях, необходимых нам сейчас! Если бы мы согласились… если б вступили в союз, не применяя силу там, где можно договориться… если бы решили сыграть в игру, которую Керр называет торговлей… Это было б хорошим ответом! Таким, которого Зи не ждут!

– Возможно, возможно, – Пи’тхау огладил безволосый череп. – Однако напомню, Па’тари, что ты еще не член Совета Навигаторов и даже не Творительница. Ты – Желтая, и путь, который выбирает Рой, вне твоего разумения! Как, впрочем, и нашего, – Советник бросил взгляд на Дже’кану. – Наше дело – трудиться и собирать факты, а если нужно – воевать. Что же до остального… Ты знаешь не хуже меня, кто управляет кланом и кто принимает решения.

– К решениям можно подтолкнуть, – с улыбкой возразила Па’тари. – К определенным решениям… Давайте забудем, что Керр попал сюда как пленник, что он – хадрати из дикого мира, несовершенное существо со множеством странных привычек. Его организм выделяет отходы, и три двенадцатые цикла ему необходимо спать; он говорит загадками, кормит кровососущих паразитов и платит огромную сумму за мрина. Согласна, все это странно! Но вспомним другое – то, что он благороден, открыт для контакта и готов помочь. Вспомним об этом и попробуем представить его в Рое как Творителя.

Пи’тхау резко хлопнул клапаном.

– Но… но… Ты предлагаешь перевернуть истину!

– Нет. Только кое-что забыть и переставить акценты. Ну, и добавить немного блеска – торжественная высадка в Гнезде, почетный караул Защитников и все такое… Чтоб мне позеленеть! Это совсем не повредит!

Слушая их спор, Дже’кана думал, что минует много Оборотов, и когда-нибудь Па’тари будет править Роем, сделавшись Творительницей. Великой Творительницей, щель поперек! Из тех, что открывают новые пути, и о которых помнят дуо поколений! Какое имя она изберет? Какие свершит деяния? За что удостоится наград? Он понимал, что никогда не узнает об этом, ибо их разделяло целое поколение, и значит, слава Па’тари придется на те времена, когда его прах, дрейфуя в течениях космоса, будет лететь в Звездное Чрево.

Но это свершится! Дже’кана свято верил, что его подруге суждены величие и власть, пост Навигатора Роя и титул со’рати. Так и будет, будет непременно!

Разумеется, если она переживет керр’вадак.

Глава 17

Если судьба вручает вам кислый лимон, сделайте из него лимонад.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс. Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

За первый цикл после переселения Язон, сопровождаемый Непоседой, облазил свой президентский люкс, как говорится, от киля до клотика. Выглядели апартаменты шикарно – само собой, по тем понятиям, какие имелись у ругов, так что на персидские ковры, хрустальные люстры и ложки из серебра рассчитывать не приходилось. Каюта была просторной и состояла из трех отсеков, двух побольше и одного поменьше, величиной с прежнюю камеру Язона. Первый из них, не уступавший площадью командной рубке крейсера «Арго», являлся чем-то вроде приемной или гостиной; тут размещались дюжина кресел и пара шестиугольных столов, а темно-коричневые стены имитировали бугристую поверхность скалы, над которой простирался небесный купол, он же – компьютерный терминал. Между двух скалистых выступов мерцал большой экран, на котором отмечалось положение корабля – правда, в непонятной Язону системе координат; ниже располагалась панель с многочисленными циферблатами и отверстиями, к которой он старался не приближаться, чтобы не поддаться искушению сунуть палец в какую-нибудь дыру.

Второй отсек был поменьше и, вероятно, играл роль кабинета. Стол, два кресла с овальными вырезами на спинках, массивный корпус персонального синтезатора, движущиеся картины и встроенные в стены шкафы придавали ему определенный уют, и, стремясь сохранить подобное ощущение, Язон добавил к обстановке утилизатор, а в шкафах разложил свое имущество. Ему вернули абсолютно все, включая хронометр, вновь собранный и вполне исправный, а также аптечку и скафандр. Этот скафандр не предназначался для космических прогулок, а был обычным защитным одеянием, предохранявшим в какой-то степени от ядовитой пиррянской флоры; в нем можно было путешествовать по джунглям или, подключив баллоны с воздухом, спуститься под воду метров на двадцать. Язон, однако, его ценил – удобный и красивый скафандр, напоминавший серым цветом облачение Творителя, являлся той одеждой, в которой не стыдно появиться в Рое. Не мог же он выйти из корабля в своем изодранном и окровавленном комбинезоне!

Что касается третьего отсека, самого небольшого, то он являлся совершенной загадкой, как для Язона, так и для Непоседы. Здесь находилось ложе, довольно мягкое и весьма широкое, – но зачем? Ведь руги не спали и не имели привычки отдыхать в горизонтальном положении; для отдыха после больших физических нагрузок они использовали кресла и создающие невесомость антигравы. Правда, гравитацию в малом отсеке можно было регулировать от нуля до двух «же», но опять-таки с какой целью? При низком тяготении можно расслабиться, но о двойном, аналогичном существовавшему на Пирре, Язон вспоминал без всякого удовольствия. Может быть, данный отсек предназначался не только для отдыха, но также для спортивных тренировок?

Остановившись на этой гипотезе, Язон заглянул в стенные шкафы и обнаружил, что один из них, собственно, не шкаф, а некое подобие душа с дырчатым потолком, сливом и аэратором, нагнетавшим при включении теплый воздух. Эта находка была драгоценной, хотя воды хватало на десять минут; он вымылся, выстирал комбинезон и ощутил, что родился на свет недаром.

Картины, мерцавшие на стенах, были другим приятным открытием. Их насчитывалось полдюжины, и они демонстрировали виды разнообразных планет, меняясь каждую двенадцатую цикла и никогда не повторяясь. Непоседа рассматривал их часами, мечтая увидеть родные ручьи и холмы, но это, скорее всего, было занятием бесполезным – рожденный в Рое, он представлял свой мир только по смутным описаниям старших мринов.

Язон, не преследуя подобных целей, просто любовался пейзажами, убеждаясь, что хоть Запечатлители ругов небогаты фантазией, однако не лишены чувства прекрасного; их творения – видимо, голографические снимки – были поразительно реальны, разнообразны и радовали глаз то яркими, то приглушенными оттенками. Морские и горные виды, нагромождения туч, волшебные замки облаков, смерч в каменистой пустыне, равнинные реки и водопады среди скал, леса, луга и твари невероятных форм… Все это не было застывшим, мертвым, все двигалось, переливалось и перемещалось – смерч кружил песок и щебень, в тучах сверкали росчерки молний, в облаках то воздвигались, то обращались в руины сказочные города, моря и океаны блистали синей, изумрудной, серебристой гладью или ярились бешенством штормов. Возможно, в этих картинах был налет тоски по недоступной ругам красоте живой природы? Возможно, думал Язон, разглядывая их; они сияли, будто окна, раскрытые в тысячи миров, чарующих или ужасных, но одинаково удивительных.

Душ и картины несли наслаждение телу и сердцу, но позаботиться о желудке тоже казалось нелишним. Он у Язона почти атрофировался; питательные вещества из капсул, давая клеткам все необходимое, гасили чувство голода, и только. Ни удовольствия, ни настоящей сытости! Он с грустью вспоминал о свиных отбивных, о бифштексах, сочащихся кровью, о курице на вертеле и даже о консервах из мяса бронтозавров, которые импортировали на Пирр с планеты Мезозой. Но кажется, сейчас его мечты были близки к осуществлению – ведь в этих роскошных покоях имелся персональный синтезатор!

Это устройство совсем не походило на панель, которой он таранил стену. Огромный шкаф от потолка до пола и соответствующей ширины; вверху – голографический экран, внизу – большая ниша, в которой мог бы разместиться человек, и никаких отверстий с огоньками. Синтезатор был предназначен для производства бытовых предметов и, разумеется, пищи; управляли им через Память, голосом, и весь процесс программирования сводился к набору определенных команд. Выслушав объяснения Сура, Язон решил, что справиться с этой штуковиной нетрудно: изображение нужной вещи возникало на экране и поддавалось изменению путем корректировки материала, цвета и очертаний. Одним из основных приемов программирования был способ аналогий: сделать нечто, похожее на известный предмет, но меньшей или большей величины, а затем изменять его, добиваясь необходимого эффекта.

При помощи этой методы, под любопытным взглядом Непоседы Язон изготовил тарелку, ложку и бокал. Все из прозрачного пластика, а что касается процесса, то он не вызвал никаких проблем: тарелка – полый диск, разрезанный в плоскости диаметра; ложка – та же тарелка, но поменьше, с длинной ручкой; бокал – усеченный конус. Этот успех вдохновил Язона, а вид тарелки вызвал глотательный рефлекс и усиленное слюнотечение. Наполнить бы ее, а заодно и бокал… Вот только чем?

– Память! – он поднял голову к потолку. – Как насчет бифштекса? Это мясо, подвергнутое тепловой обработке. Размер – покрупнее моей ладони и примерно такой же конфигурации. Нагревать при температуре вдвое большей, чем у моего тела, в течение двух сибов… Да, и не забудь посолить!

В потолочном куполе началась стремительная пляска огоньков. Непоседа, выдвинув зрительный стебель на всю длину, поинтересовался:

– Зачем тебе этот горелый мясо, мой прекрасный сэр? Ты делать химический опыт? Или религиозный обряд? Или…

– Или, – прервал мрина Язон. – Я его съем!

– О! – Тонкие ножки Непоседы подкосились, и он шлепнулся на пол. – Это есть/быть такой обычай у твой народ?

– Не обычай, а нормальная практика. Мы не едим таблеток, мы питаемся овощами, фруктами, перемолотым зерном, рыбой и мясом. Коровами и овцами, свиньями и гусями, утками и цыплятами.

– А мрином вы тоже питаться? – осторожно поинтересовался Непоседа. – Когда нет корова и гусь?

– Не болтай ерунды, – буркнул Язон, с надеждой всматриваясь в глубину экрана. Но ничего похожего на бифштекс там не возникло, а с потолка раздался голос:

– Необходимы уточнения.

– Какие?

– Чью плоть требуется синтезировать? Имею данные о ругах, а также…

– Нет, нет! – поспешно выкрикнул Язон. – Руги не подходят. Ты ведь слышал, что было сказано? Коровы, овцы, свиньи, гуси и так далее.

– Информации о них не имею. Синтез продукта невозможен.

– Какие данные у тебя есть? Не считая, конечно, сведений о ругах?

– Есть информация о тебе. Дать команду на изготовление синтетической плоти хадрати-человека?

– Нет! Ни в коем случае!

Терпение, сказал себе Язон, терпение и еще раз терпение. Великие результаты достигаются медленными и упорными усилиями. Особенно когда речь идет о хорошем бифштексе.

– Мой добрый друг, – пискнул Непоседа, вертясь и шмыгая у него под ногами, – я не понимать, почему ты не есть человека. Разве корова лучше? Плоть человека – точно такой метаболизм, как твой, такой же белок и адекватный генофонд. Я полагать, прекрасный усвояемость!

– Люди друг друга не едят! – рявкнул Язон. – Но если будешь мне надоедать, то я подумаю о мринах!

Непоседа отскочил и в панике спрятался под кресло.

– Память! Ты можешь сделать анализ белка у тех животных, которых взяли на моей планете? Они находятся в одном из отсеков лаборатории, рядом с камерой, где я сидел.

– Это возможно, – громыхнул компьютер. – Имеются три живых существа. Взять анализы у всех?

– Подожди моей команды, – распорядился Язон, в задумчивости потирая лоб. Жаркое из птицы-пилы его не соблазняло; эта тварь была жилистой, как трос, свитый из стальных проволок, а к тому же попахивала помойкой. Шипокрыл являлся более перспективным, но его железы вырабатывали яд, и Язон никак не мог припомнить, что говорил по этому поводу Бруччо: то ли яд локализован в железе, то ли находится в тканях и циркулирует в кровеносной системе. В одном он был уверен: если проглотить хоть миллиграмм проклятой отравы, до Роя точно не долетишь, а упокоишься в Великой Пустоте – разумеется, после недолгих, но очень мучительных судорог. А посему рисковать с шипокрылом, пожалуй, не стоило.

Итак, последний вариант – рогонос, он же – рогатый дьявол. Мерзкое злобное чудище с толстенной шкурой, почти непроницаемой для клинка, но, к счастью, не ядовитое и даже весьма упитанное. Язон решил остановиться на нем по двум причинам: во-первых, выбор блюд в этой летающей харчевне был слишком ограничен, а во-вторых, во имя исторической справедливости. За триста лет колонизации Пирра рогоносы сожрали не одну сотню людей; теперь он съест рогоноса – или хотя бы его биологический аналог – и как бы восстановит статус-кво.

– Память, – сказал Язон, облизнувшись, – в двух клетках сидят крылатые существа, и эти нам не нужны. Возьми пробу из того мерзавца, который побольше, с остроконечным штырем над челюстью. Можешь с ним не церемониться, – добавил он спустя секунду.

– Анализ проведен, начался синтез, – почти сразу же отозвался компьютер. – Время синтеза – три и пять двенадцатых теба.

– Быстрый ты парень, – одобрительно кивнул Язон. – Вот если бы Мета готовила бифштексы с такой же скоростью…

Вздохнув, он предался воспоминаниям о своей синеглазой возлюбленной, а на экране тем временем уже маячил его заказ – нечто размером с ладонь и примерно такой же формы, как пятерня орангутанга, с которой содрали кожу.

– Пальцы не нужны, – внес исправления Язон, – пусть будет цельный кусок. – Потом напомнил: – Посоли!

– Синтез закончен, приступаю к тепловой обработке, – сообщил компьютер. – Какую добавить соль? Есть сернокислое железо, фтористый литий, нитрат магния…

– Добавь натрий хлор. Столько, сколько поместится на ногте моего большого пальца.

Бифштекс на экране почернел. Не пережарить бы, мелькнуло в голове Язона. Непоседа выбрался из-под кресла, подкатился к нему и дернул за рукав.

– Это корова, о славный сэр, дающий имена?

– Это рогонос. Питается маленькими любопытными мринами.

– Тогда хорошо, что ты его съесть, – с удовлетворением отметил Непоседа и снова юркнул под кресло.

Язон, не спуская глаз с экрана, помахал рукой.

– Хватит нагревать! Синтезируй второй экземпляр, а этот, я думаю, уже готов. Сбрось-ка его мне! Нет, подожди, тарелку подставлю!

Темный ломоть с треском шлепнулся в прозрачную посудину, наполнив отсек запахом паленого. Язон принюхался. Вроде бы мясо, а может, и нет… Выглядит, будто кусок чугуна или обгоревшей кости… И прочность такая же, решил он, ткнув ложкой в бифштекс.

Непоседа подкрался к нему, просунул под локоть зрительный стебель и изогнул его в форме вопросительного знака.

– Ты это есть? Ты не бояться неприятность, мой добрый друг?

– Бояться, – согласился Язон, спуская жаркое в утилизатор. Затем он обратил лицо к потолку. – Память! Уничтожь второй экземпляр этой дряни и объясни, как ты берешь пробу для анализа.

– В помещениях для животных есть манипуляторы. Один из них снабжен вакуумным инъектором.

– Инъектор – это, наверное, игла? Какой длины?

– В привычных тебе мерах длина составляет восемь миллиметров.

– Чтоб у тебя шерсть выпала, пустоголовая жестянка! – с облегчением произнес Язон. – Ты ведь кожу не проколол! Проба взята из шкуры, и этим бифштексом только сапог подбивать! Используй иглу в пять сантиметров, чтобы добраться до мягких тканей. Коли в загривок и постарайся не наткнуться на кость.

– Это сложнее, – отозвался компьютер и смолк. Потом сообщил: – Очень увертливое существо… дергается… Удерживаю его двумя манипуляторами, и все же…

– Током ударь, – посоветовал Язон. – Тогда не будет дергаться.

– Опасно. Нельзя повредить образец… Есть! Проба взята, приступаю к синтезу.

На этот раз бифштекс получился помягче, но был пережарен и пересолен. Язон, однако, не отчаивался и, отказавшись от мысли о бифштексе, велел изготовить нож, перемолоть продукт и снизить норму соли. Его упорство победило, и после четвертой попытки в тарелку шлепнулась вполне съедобная котлета. Расправившись с ней, он заказал добавку и произнес:

– Любые трудности превозмогаются терпением. Терпение обеих сторон ведет к сотрудничеству, а затем – к успеху. Не так ли, Память?

– Вынужден терпеть, – с заметной ноткой неудовольствия отметил компьютер.

– Вынужден? Что это значит? – полюбопытствовал Язон, поедая вторую котлету.

– Ты находишься в каюте для почетных гостей. Здесь терминал неограниченного доступа. Обязанность данного искусственного интеллекта – подчиняться тебе. – После паузы компьютер уточнил: – Конечно, в разумных пределах.

– Я не собираюсь устраивать взрыв в машинном отсеке и травить крысиным ядом Навигатора, – промолвил Язон. – Все, что меня интересует, если не считать бифштексов и котлет, сводится к кое-какой информации. Это разумные пределы?

– Запрета на выдачу информации нет, – откликнулась Память.

Это было чудесным подарком, и следующие шесть часов Язон провел у большого экрана в гостиной, отвлекаясь лишь затем, чтобы наведаться к утилизатору и в душ. Ему удалось получить весьма подробные сведения о физиологии и механизме воспроизводства ругов; при этом лекция Памяти сопровождалась видеофильмами и снимками, которые, как догадался Язон, служили для обучения Зеленых. Этот процесс был глубоким, подробным, без пропусков и купюр, без лицемерных отговорок «узнаешь, когда вырастешь»; видимо, юных ругов учили на совесть.

Нельзя сказать, чтобы увиденное и услышанное потрясло Язона, который странствовал долгие годы по разным мирам Галактики и наблюдал множество странных вещей – даже в человеческом обществе, не говоря уж об инопланетных тварях. Чувство, испытанное им, было скорее не изумлением, а удовлетворением; лакуны заполнялись, пробелы исчезали, вопросы снимались сами собой, и каждое слово, намек или жест, непонятные прежде, вдруг обретали смысл, преобразуясь в элементы стройной и ясной конструкции.

Отдав необходимое справедливости, Язон признал, что организм ругов совершенней человеческого, или, если угодно, более функционален и прочен. Два мощных сердца под мускульными выступами на груди гнали кровь по двум независимым кровеносным системам; желудок был невелик, однако питательные вещества из капсул всасывались полностью, и процесс пищеварения не требовал балластных масс вроде клетчатки; аналогов почек, кишечника и мочевого пузыря не имелось, как и отходов жизнедеятельности. Вопрос о том, существовали когда-то эти органы или нет, оставался неясным, однако Язон решил, что руги утратили их в процессе эволюции, переселившись в свою летающую среди звезд обитель. В глубокой древности их предки никак не могли обойтись без органов выделения, ибо происходили от земноводных, охотились и размножались в океане и, вероятно, глотали рыбу целиком. С тех времен у ругов сохранились шестипалые конечности и рот, величина которого была бесспорным рудиментом, а также остатки жабр, необходимых в период спаривания.

Функции речи, дыхания и поглощения пищи были у них разделены. Питание являлось наипростейшей процедурой: капсулы по короткому пищеводу попадали в желудок, расположенный под сердцами, стремительно переваривались и всасывались; необходимые гормоны и соки тоже вводились в желудок или прямо в кровь из органа, объединявшего функции печени и эндокринных желез. Воздух поступал в обширный легочный мешок через спинную дыхательную щель, а отработанные газы выпускались с ее же помощью или через ноздрю, снабженную голосовыми связками. Их речевая система была сложнее человеческой и позволяла издавать столь разнообразные звуки, какие не снились лучшим оперным певцам.

Впрочем, у человеческой расы имелось одно несомненное преимущество: люди могли размножаться с юных лет и до глубокой старости, где угодно, когда угодно и с превосходным результатом. Руги давали потомство единожды в жизни, и этот процесс, отделенный от эротического влечения, был долгим, опасным и требующим определенных условий – высокой гравитации, избытка влажности, тепла и кислорода. Все это существовало миллионы лет назад в их материнском мире, где предки ругов плескались в теплых океанах, и все это исчезло, ибо миры дряхлеют и гибнут, а цивилизации живут. Руги не помнили, в каком галактическом рукаве затерялась породившая их планета, но, вероятно, она давно уже стала сухой и мертвой, словно биллиардный шар. Условия для керр’вадака, или Обряда Зрелости, как назывался процесс размножения, можно было бы воссоздать искусственным путем, в космическом пространстве, но это являлось чистой теорией – на практике подобный метод не годился, так как зрелости одновременно достигало целое поколение, от трехсот до семисот миллионов существ. Поэтому руги искали миры с необходимыми параметрами, и каждый клан сражался за них и охранял, как величайшее из сокровищ.

Керр’вадак переживали единицы – две-три самки из тысячи и впятеро меньше ругов-самцов. Выжившие, носившие звание Творителей, считались особами почти священными; они управляли кланом и Роем, решали вопросы войны и мира и занимали руководящие посты главных Советников, Посредников, Координаторов, Наставников и Навигаторов. Их было относительно немного, в каждом Рое – одна или две десятых процента, но им принадлежала власть; и у тех, кто достиг вершины – членства в Совете Великих Навигаторов, – эта власть была безмерной. Видимо, по праву; хоть Творители не отличались подвижностью Красных и Желтых, но старческим маразмом не страдали. Опыт их был огромен, и жили они долго, сохраняя до самых последних мгновений энергию и ясный разум.

Что касается прочих ругов, то поколение Синих можно было уподобить детям, а Зеленых –созревающим подросткам. У Зеленых формировались родовая сумка (в том месте, где у людей находится кишечник) и нижний нервный узел, специфический орган под дыхательной щелью; он стимулировал выработку в эндокринной железе половых гормонов, определявших, в частности, цвет кожи – а значит, и принадлежность к тому или иному поколению. К моменту зрелости секреция гормонов резко возрастала, затем постепенно снижалась у выживших Творителей, чья кожа была сероватой, со слабым оттенком зеленого. Лишь поколение Красных – в тот краткий период, когда они находились на пике гормональной активности, – можно было считать половозрелым, то есть готовым к размножению, но термин «му’гахара’керр’вадак» относился также и к Творителям, символизируя почтение и напоминая о выполненном ими долге.

У Желтых формирование родовой сумки и нижнего нервного узла полностью завершалось, и они, подобно более старшему красному поколению, могли заниматься сексуальной игрой, выбирая любых партнеров, как самок, так и самцов. Эти связи носили разнообразный характер, от случайных встреч до длительного сожительства, которое Язон, поколебавшись, счел аналогом семьи. В каком-то смысле это и правда являлось семьей: самец и самка, принадлежавшие к Красным, могли произвести потомство и даже заботиться о нем, если кто-то из родителей переживал керр’вадак. К тому же во многих случаях выбор партнера не был беспорядочным, а диктовался, как у людей, рядом причин – взаимной склонностью, обликом, силой, соображениями социального и генетического порядка либо престижа. Что же касается сексуальной техники, то она оказалась элементарной, как облупленное яйцо: рост гравитации стимулировал половое влечение, а поглаживание и ласки пониже дыхательной щели приводили ругов в эйфорию. Это было нечто иное, чем оргазм, и не совсем понятное Язону; что-то, чего он не мог уяснить до конца, поскольку нижний нервный узел у него отсутствовал.

Зато он разобрался с другой загадкой, с неясностью половой принадлежности, которая, как подсказал его ментальный дар, была присуща ругам. В самом деле, даже Красные не ощущали себя полностью самцами или самками; они, еще не способные к деторождению, являлись бисексуалами, и роль сильной или слабой стороны в эротических играх была им совершенно непонятна. Впрочем, то же самое относилось и к Творителям, пережившим керр’вадак.

Другой секрет, раскрытый Язоном, касался ложа и комнатки с регулируемой гравитацией. Теперь он знал, в чем их предназначение; то были интимные удобства для очень влиятельных персон, которым не пристало бегать в садик на верхней палубе. К той самой скульптуре в форме переплетенных шестипалых рук и к ее постаменту с дверями, украшенными тем же символом…

Ну, что ж, размышлял он, глядя на экран с мелькающими там картинами, хоть жизнь ругов и людей во многом отличается, однако и сходства немало, причем в самых деликатных, самых утонченных сферах, затрагивающих мораль и нравственность. Взять хотя бы упрямца Джека, Хозяина-Навигатора… Он, несомненно, был ближе Язону, чем соплеменник Майк Сэймон, большой специалист по этике, похитивший его когда-то. Сэймон был не просто упрям, а непроходимо туп, как всякий фанатик, считающий свое мнение истиной в последней инстанции, и ради лживых идеалов он мог свершить предательство и убийство. Ни капли благородства, ни грана сострадания, ни тяги к переменам; одна извилина в мозгу, и та словно прорублена топором… Джек все-таки другой, хотя имеет неприятную привычку совать гостей в ку’рири… Упрям, высокомерен и заносчив, однако понимает свою выгоду! К тому же честен и готов признать ошибки… Нет, он определенно нравился Язону, не говоря уж о леди Патриции, разумном Советнике Пите и хладнокровном спокойном Му!

С этими ругами можно вести дела, а значит, удастся договориться и с другими. С Творителями, с теми, кто правит и решает… Может быть, легче, чем с Джеком, – ведь страсти гаснут в зрелом возрасте, сменяясь опытом и мудростью. Тем более что он прибудет в Рой не в качестве презренного хадрати, а как почетный гость! Тем более что клану Куа, преследуемым беглецам, необходима помощь… Ну и, конечно, мир для керр’вадака! Пусть неспокойный, неукротимый, зато с высокой гравитацией, с пространством беспредельных вод, с дремучими лесами и кислородной атмосферой… Теплый, подогреваемый жаром вулканов и почти безлюдный…

Что за сокровище этот Пирр! – подумал Язон и усмехнулся.

Глава 18

Всегда говори ей, что она красавица, особенно если это не так.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

«Звездный зверь» стремительно плыл в Великой Пустоте, где не было ни солнц, ни планет, ни туманностей, ни астероидов; мчался в холодном мраке гиперпространства, обгоняя свет и приближаясь с каждой прошедшей минутой к обители клана Куа. Она, эта обитель, была уже недалеко, корабль мог говорить с нею, и на экранах командной рубки потоком текли сообщения: в Рой – отчеты Совету Навигаторов, обратно – краткие приказы, торопившие «Звездного зверя», будто бич погонщика. Бич щелкал и щелкал, невидимыми импульсами подгоняя корабль – скорей, скорей, еще скорее!.. Время ожидания кончилось, ресурсы Роя истощались, и тратить их на дрейф в Пустоте было делом нерациональным. Даже опасным, если вспомнить о флоте Зи, готовом отправиться вслед за беглецами.

За время очередного прыжка Язон четырежды встречался с Хозяином-Навигатором и дважды – с Запечатлителем Суром. Сэр Джек беседовал с ним тет-а-тет, без своих помощников и советников, и можно было считать, что они вступили на почву переговоров, пока еще зыбкую, однако приобретавшую с каждой встречей все большую устойчивость и твердость. Благородный эрдж все больше проникался великой идеей торговли, расспрашивая Язона о всех сопутствующих ей понятиях – о банках и финансах, о курсе валют, о производственной базе и рынках сбыта, о транспортных средствах и сырье, а также о тех приемах и способах, какими люди защищают свои торговые монополии. Видимо, Навигатор Джек всерьез лелеял мысль стать первым торговцем среди ругов и теперь пытался сообразить, какие выгоды он извлечет из нового занятия. Язон поддерживал эту идею и напирал на то, что пионеры, разумеется, испытывают трудности, зато и прибыли у них немалые, каких на проторенной дороге не найдешь. Словом, кто не рискует, не ест ветчины.

Что касается Запечатлителя Сура, то он предпочитал говорить не о торговле и прибыли, а об искусстве, записывая все сказанное и показанное на видеокамеру. Этот прибор являлся не менее удивительным, чем антиграв или синтезатор, – тонкий гибкий стержень, соединенный паутиной проводов с запоминающим браслетом. С его помощью Язон составил и записал целую лекцию, в которой говорилось о нереальных изображениях, а также об игре словами и звуками, – то есть о живописи, литературе и музыке.

Ему разрешалось бродить практически всюду, однако прогулки были редкими – из фильмов и бесед с компьютером он получал гораздо больше информации, чем при осмотре трюма, палуб, шлюзовых отсеков и ангаров с громоздкими непонятными механизмами. Покончив с физиологией ругов, Язон занялся их историей и нынешним социальным устройством, желая выяснить, как появился первый Рой и как распался на враждующие кланы. В чем причина конфликтов и войн?.. Сколь велика реальная власть Творителей?.. Какие мотивы двигают прогресс – стремление к элементарному выживанию?.. к неограниченной экспансии?.. к нравственному совершенству?.. Или прогресса нет вообще?.. Ответы на эти и другие вопросы определяли его дальнейшую стратегию, а так как встреча с Роем приближалась, он обладал не слишком долгим временем, чтоб выудить их из файлов Памяти.

Но краткими вылазками Язон не пренебрег. Его обычные спутники, Советник Пит или леди Патриция, тоже являлись хорошим источником данных, пусть не таким универсальным, как компьютер, зато не столь занудным и более приятным. Живое тянется к живому, думал он, уже не замечая ни огромных ртов, ни треугольных глаз, ни слуховых мембран и непривычного оттенка кожи. Временами их прогулки завершались в игровом отсеке, и Язон, поддавшись искушению, присаживался к той или другой компании. Греховная страсть особенно одолевала его при виде Сура; глядя на ловкие пальцы Запечатлителя, на трепыхание клапана и характерный блеск в глазах, он чувствовал, что между ними много общего.

Его эксперименты с синтезатором продолжались. Котлеты из рогоноса стали уже совсем съедобными, хотя их вкус будил воспоминания о ящерах с планеты Мезозой; запас посуды пополнился двумя тарелками и кружкой, кувшином, вилкой и вторым ножом; к поваренной соли добавились сода, глюкоза и прочая химия со сладким или кислым вкусом; кроме того, из растворенных в воде розовых пилюль вышло неплохое виски. Рогатый дьявол, шипокрыл и птица-пила были представителями фауны, но на борту имелась и флора: образцы пиррянской растительности, собранные при разведке северного материка. Просмотрев их список, Язон забраковал большую часть – ядовитые мхи, куст-кровопийцу, хватай-дерево, траву с шипами и гремучие шары, стрелявшие отравленными иглами. Нашлось тем не менее что-то полезное – местный злак, который культивировали фермеры-корчевщики, кормившие им верховых доримов. Решив, что эта пища и ему не повредит, Язон приготовил пару лепешек, отведал их, поморщился, однако попыток не оставил, и через три часа в его тарелке оказался настоящий хлеб. Правда, грубоватый и жестковатый, но, как говорили мудрые латиняне, si melius quid habes, arcesse, vel imperium fer – если есть у тебя нечто лучшее, предложи, если ж нет – покоряйся.

Справившись с кулинарным вопросом, Язон обратился к другим делам. Ему удалось изготовить три подушки из беловатого материала, напоминавшего застывшую пену, – для кресла, для своей постели, а также для Непоседы, отнюдь не равнодушного к удобствам. Вторым его достижением стала зубная щетка, а третьим – некий вонючий субстрат из смеси жира рогоноса с содой. Он собирался сделать мыло, однако проверка на практике закончилась печально – в продукте была какая-то примесь, вызвавшая аллергию. Аптечка справилась с ней, но запасы антибиотика почти иссякли, и Язон решил не повторять таких экспериментов.

Зато с комбинезоном все прошло успешно, тем более что тут имелся прототип – обычная одежда ругов. Ее оставалось лишь кое-где расширить, кое-где ужать и ликвидировать вырез между лопаток, что заняло не слишком много времени. Другое дело – цвет! Над этой проблемой пришлось задуматься, поскольку в социуме ругов оттенок кожи и, разумеется, ткани служили индикатором возраста. Старая одежда Язона имела буровато-коричневый цвет, который его решительно не устраивал – равным образом, как белое и черное; нейтральность цветовой гаммы могла сослужить плохую службу в Рое. Синее, зеленое и желтое тоже исключались, ибо он не был младенцем, подростком и желторотым юнцом; значит, существовали два варианта – либо красное, либо серое.

Что же выбрать? Красный цвет являлся знаком наступавшей зрелости, серый символизировал мудрость и выполненный долг в части продления рода. Но в то же время и невозможность повторить эту приятную процедуру! Конечно, приятную в человеческом смысле; для ругов она означала полет в Великую Пустоту и приземление в Звездном Чреве. Впрочем, не для всех; были и везунчики, срывавшие главную ставку в игре – жизнь, власть и серые комбинезоны.

После напряженных размышлений Язон остановился на паритетном варианте: красный верх, серый низ и серая вставка на плечах вокруг воротника. Ткани у ругов были великолепны – мягкие, но в то же время упругие и прочные, с нежным шелковистым блеском; цвета тоже не оставляли желать лучшего: красный – благородный пурпур, серый – с пепельно-серебристыми переливами. Облачившись в новую одежду и глядя, как в глубине экрана вращается его изображение, Язон остался доволен результатом. Склонности к самолюбованию у него не имелось, но все же он признал, что выглядит неплохо. Темные волосы, высокий лоб, живые блестящие глаза и стройная фигура с рельефными мышцами, что наросли при двойном пиррянском тяготении – чем не вождь, не император, не король? Ну, пусть что-нибудь попроще – скажем, полномочный представитель Пирра и всех его окрестностей… Жаль, что Мета его не видит! Он вдруг почувствовал, как стосковался по ней и по своим друзьям, Керку, Ресу, Гуччо и другим пиррянам. Где они, что с ними? Что они делают после его таинственного исчезновения? Ищут пропажу? Или, забросив бесполезный поиск, предаются печали? Возможно, решили, что Язон динАльт вернется сам, подобно непотопляемому кораблю, который всегда приходит в родную гавань?

Мета была далеко, однако благосклонная Судьба не оставила Язона без женского общества: стена раздвинулась – и появилась леди Пат. Кажется, у ругов не было принято стучаться.

– Кргхх! – Этот возглас, как он уже знал, являлся знаком удивления. – Ты изготовил новую одежду! Но почему она двухцветная?

– По той причине, что хоть я и старый конь, но интереса к кобылкам не потерял, – объяснил Язон, заставив Память помучаться с переводом. – Это во-первых. А во-вторых, так красивее.

– Красивым может быть созданное Запечатлителями, – возразила Пат, поворачиваясь к мерцающим на стенах картинам. – Планетарные виды с приятным разнообразием высоких и низменных мест, или звезды, сияющие в Пустоте, или пространство теплых вод, в котором рождается потомство… Но при чем здесь одежда? Она лишь знак принадлежности к определенному поколению… еще она защищает кожу, и в ней есть карманы, чтобы хранить различные мелочи.

– В общем, правильный подход, хотя и слишком утилитарный, – согласился Язон. – Скажем, в моей профессии карманы и рукава – вещь абсолютно необходимая… Но большая часть моих соплеменников ценит одежду не за это. Само собой, одежда символизирует статус, но она еще и украшает, скрывает недостатки и оттеняет достоинства. Вот, посмотри! – Он медленно повернулся перед гостьей. – Тебе известно, что мое тело отличается от вашего, но разве в этом комбинезоне я не похож на руга? Больше похож, чем если бы был нагим?

– Похож, – промолвила Пат, оттопырив клапан и осматривая его критическим взором. – Две нижних конечности и пара верхних, хотя и слишком коротковатых… Но твое лицо! Не обижайся, Керр, но ты на редкость уродлив. К тому же твоя манера говорить…

– А что в ней неприятного?

– Ты постоянно раскрываешь щель, которая служит для приема пищи. Кажется, что ты все время насмехаешься над собеседником. Это невежливо.

– Ну, тут я ничего не могу поделать! Мой нос не годится для членораздельных бесед. Только для этого! – Он ухмыльнулся и хрюкнул. – Но мы говорили об одежде, мон шер ами. У вас она слишком однообразна, а все потому, что вы пожертвовали красотой ради функциональности. Поверь, вы многого себя лишили! – Язон махнул в сторону мерцающих пейзажей. – Что приятно в творениях Запечатлителей? Ты сказала сама – разнообразие… Но одежда тоже может быть разнообразной.

– Это одна из тех идей, которыми люди готовы обменяться с нашей расой? Хотелось бы увидеть, что это значит на практике… И какова ее цена? Что вы за нее попросите?

– Ровным счетом ничего. Ни единого кедета! Пусть это будет подарок. Мой подарок тебе, – уточнил Язон.

– Но почему?

– Потому, что ты женщина, и ты прекрасна.

Клапан Патриции дрогнул, воздух со свистом вырвался из ноздри; она сделала пару шагов назад и замерла, глядя на Язона заблестевшими глазами. Потом до него донеслось:

– Приятно слышать, Керр динПирр. Такого мне еще не говорили.

– У тебя есть друг?

– Да. Наш Хозяин-Навигатор.

– Передай ему, чтоб он говорил тебе это почаще.

– Передам.

Патриция медленно отступила к раскрывшейся перед ней стене, остановилась на пороге и вдруг тихо промолвила:

– Знаешь, Керр, ты не так уродлив, как мне казалось. Наверное, я начинаю к тебе привыкать.

Она исчезла, а Язон, повернувшись к Непоседе, сидевшему под креслом на подушке, заметил:

– Ну, малыш, теперь ты понял, что общее между людьми и ругами?

– Я давно понимать, мой добрый сэр. Два глаза, два рука и два нога, кислородный обмен, отсутствие волосы на теле и…

– Это все пустяк и мелочь. Главное, что женщинам обеих рас нравится, когда им льстят.

– Что есть лесть? То, что отличаться от истины и звучать для женщина приятно?

– Определение, достойное философа, – сказал Язон. – А теперь давай попробуем соорудить для леди Пат пару сногсшибательных нарядов. Что-нибудь такое, чтобы она позеленела от восторга! Рост у нее приличный, и я полагаю, что длинное платье ей к лицу. Такой, знаешь ли, вечерний туалет с декольте до пояса, какие носят аристократки Поргорсторсаанда. Только вырез мы сделаем сзади.

– Сэр меня простить, я не понимать этот длинный слово. Что есть Поргорсторсаанд?

– Планета, на которой я родился.

– Но прежде ты утверждать, что твой родина – планета Пирр!

– Родина и место рождения – разные вещи, приятель. Родиться можно где угодно, а родина – там, где ты нашел свой дом. А заодно и себя самого.

– Разве ты теряться, мой благородный друг?

– Время от времени, – заметил Язон и, обратившись к компьютеру, велел представить точную модель одежды ругов. На экране тут же возникло трико: вид спереди – лямки с пряжками и нагрудный карман, вид сзади – вырез до нижнего края спинной щели. Простое одеяние, убогое и скучное, как исповедь безгрешного монаха… Ткань, правда, была отменной; ее прикосновение ласкало кожу, рождая вовсе не монашеские мысли.

Погладив рукав и подивившись мягкой упругости материала, он задрал голову и произнес:

– Память! Сейчас мы сконструируем платье для дипломатических приемов. Рассчитано на самочек желтого возраста. Модель под названием Визг Пустоты.

– Готов выполнять, – сообщил компьютер.

– Хорошо. Соедини-ка штанины в одну и расширь ее в четыре раза. Нагрудный карман и пряжки убери, вытяни подлиннее рукава, вокруг шеи и вдоль спинного выреза приторочь ленту, изогнутую в форме синусоиды. Подол надо украсить точно так же, а пояс… – Не заметив на экране перемен, он сделал паузу и спросил: – Что случилось, приятель? Есть вопросы?

– Да. Эта конструкция рассчитана на ругов?

– Уточняю еще раз: на желтых самок. Что в этом непонятного?

– Приказ соединить штанины в одну. У ругов, независимо от поколения, две нижние конечности.

Язон сел в кресле, заложил ногу за ногу, взъерошил волосы, откинулся на спинку и мрачно уставился в потолок.

– Это терминал неограниченного доступа? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Статус терминала подтвержден.

– Тогда не пререкайся, щель поперек! Делай, что приказано!

Работа двинулась вперед, но, изучив с десяток моделей, Язон отбросил мысль о платье. То, что у ругов две ноги, его, конечно, не смущало, однако платье с юбкой – слишком внезапный зигзаг для местной моды; в этом деле, как и везде, эволюция лучше революции. Поразмыслив, он остановился на брючном костюме и изготовил два варианта, женский и мужской. Первый – в бледно-желтых тонах, с широкими штанинами и буфами у плеч, с изящным пояском и украшениями из золотистой ленты; второй костюм был алым, более строгого фасона, с отделкой пурпурными вставками на рукавах и на груди. Компьютер зафиксировал модели, а опытные образцы были развешаны в гостиной: желтый, изготовленный по размерам леди Пат, и красный – для благородного сэра Джека. Глядя на них, словно рыбак на аппетитных червячков в ожидании клева, Язон пробормотал:

– Великолепно! Что до меня, я был бы в восторге от таких нарядов. Думаю, и наш Хозяин с подружкой не откажутся… – Он наклонился и заглянул под кресло. – Ты как считаешь, Непоседа?

Вытянув зрительный стебель, мрин поглядел сначала на желтое одеяние, потом на красное, и сообщил:

– Я вспоминать и вспомнить! Вспомнить, что еще общее между люди и руги. Кроме два глаза и все остальной.

– Да? И что же ты вспомнил?

– Вы иметь два родителя, этот и этот! – Тонкая ручка Непоседы протянулась к алому, а затем к желтому костюму. – Два! Удивительный феномен!

– Разве у мринов иначе?

– Иначе, мой драгоценный сэр. У мрин все правильно: один Безымянный Папа, один родитель. Зачем два, когда хватать один?

– О спиногрызах ничего сказать не могу, а что касается людей, так пожелал наш Безымянный Папа. Спорить с ним бесполезно, малыш; по воле его мы таковы, какие есть. – Язон погладил мягкую шерстку Непоседы. – А ты у нас, выходит, не мальчик и не девочка? Или то и другое вместе?

– То и другое, – пискнул Непоседа.

– Надеюсь, ты еще не ждешь потомства? Я, видишь ли, неважный акушер.

– Пока не ждать. Я очень мало лет, мало развитий для потомства. Как говорить человеки, еще неокрепший организм.

– Но прыгаешь ты здорово, – утешил его Язон.

– Мой родитель, который служить Великий Навигатор, прыгать лучше, много лучше! Прыгать, как твой рост! И говорить на тридцать языках! Знать все оборот вежливости, все угроза, оскорблений и вызов к поединок!

– Настоящий джентльмен! Прилетим в Рой, познакомишь.

С этими словами Язон повернулся к большому экрану и вызвал список еще не просмотренных лент. Титулы, почетные звания и соответствие меж ними в разных кланах… Порядок и право наследования… Стандартные процедуры планетарной разведки… Поощрения и наказания… Кодекс Войн в Пространстве… Должностные инструкции для высших чинов – Координаторов, Советников, Посредников… Благородные семейства клана Куа… Заветы Первого Навигатора…

Он выбрал эту ленту, но к ней прилагалось столько исторических материалов, что беглое знакомство с ними потребовало четырех-пяти часов. После сна и трапезы (паштет из рогоноса, сладкий пудинг и лимонад с глюкозой и подкислителем) занятия продлились до обеда, когда был сделан перерыв: «Звездный зверь» вынырнул в реальном пространстве и после недолгих расчетов снова скрылся в гипере. Последний прыжок, отметил Язон, вернувшись к своим лентам. Он уже добрался до разделения Первого Роя и наступившей затем Эпохи Перемен, Конфликтов и Изгнаний, когда в стене образовалась щель, а в ней – фигура леди Пат.

Прервав трансляцию, он встал и поклонился.

– Я не помешала, Керр?

– Твое появление желанно, как вид Гнезда в конце утомительной дороги, – ответил Язон ритуальным приветствием.

– Дорога скоро завершится. Мы вошли в последний прыжок.

– Я знаю. – Он покосился на экран. – Теперь у меня терминал с неограниченным доступом.

– Значит, ты можешь увидеть, как встречают корабль в Рое. Вызови нужную ленту и посмотри.

– Какая-то особая процедура?

– Обычно нет. Каждый цикл дюжины дюжин кораблей уходят в миры хадрати и возвращаются с грузами, и это никому не интересно, кроме Координаторов хранилищ. Но наш случай – особый. Мы нашли планету для керр’вадака, бились с кланом Зи, проложили путь к иной галактике, и у нас на борту ее посланец и возможный союзник. Нас будут встречать Творители-Посредники. Может быть, даже один из Великих Навигаторов… Это большая честь!

– Я понимаю, – сказал Язон. – Фанфары, фейерверк и взвод почетного караула… Я должен произвести хорошее впечатление?

– Да. Это очень важно! Важно, чтобы тебя считали союзником и посланцем, а не хадрати, и важно, чтоб постарались понять и оценить. Мы – вернее, Красные, эрдж и Советник, – отправили в Рой информацию о тебе… не совсем объективную, Керр… Мы не можем скрывать факты, которые хранятся в Памяти, но дать им определенное истолкование в наших силах. Все остальное зависит от тебя. Если Посредники засомневаются в твоем статусе…

– Наши беседы продолжатся в ку’рири, – закончил Язон. – Постараюсь, чтоб этого не случилось. Гореть мне в плазме! Я очень постараюсь! А теперь взгляни сюда.

Леди Пат повернула голову и, с задумчивым видом пошевеливая клапаном, осмотрела желтый и красный костюмы. Странный блеск возник в ее глазах. Удивление?.. Недоумение?.. Восторг?.. Язон затруднялся определить это чувство, но ментальный дар подсказывал, что в нем нет отрицательных эмоций. Скорее, наоборот!

– Ты приготовил еще два одеяния? Но первое, в котором цвет Творителей, больше тебе подходит.

– Эти одежды не для меня. Ты ведь хотела убедиться, что одеяния могут быть разнообразны и красивы? И, кажется, я обещал тебе подарок? Вот он! Желтое – твое, красное – Хозяина-Навигатора… Попробуешь примерить?

Секунду она колебалась, потом расстегнула пряжки и сбросила комбинезон. Стыд, связанный с наготой, был ругам неизвестен, к тому же мужские и женские особи не слишком различались – по крайней мере в человеческих глазах. Их тела не обладали внешними половыми признаками – пожалуй, только родовая щель на животе у самок была рельефней и заметней, чем у самцов. Щель являлась выводным отверстием родовой сумки, органа, который, собственно, и обеспечивал размножение. К моменту зрелости в сумках женских особей формировались две или три яйцеклетки, готовые к оплодотворению, а сумки самцов наполнял аналог спермы, продуцируемой под действием нижнего нервного узла. Зачатие происходило в водной среде, куда самцы изливали животворящий субстрат, после чего их собственная жизнь заканчивалась. Самки впадали в кому на три дюжины дюжин циклов, после чего разрешались от бремени и тоже погибали – само собой, за редким исключением. Причина смерти была неизменной у всех: эякуляция и акт деторождения вели к усиленному кровотоку, и оба сердца не выдерживали. В привычных Язону терминах это называлось обширным инфарктом.

Не самый плохой конец, быстрый и без лишних мук, думал он, глядя, как Патриция вертится в новой одежде перед экраном. Сканеры Памяти передавали разом четыре ее изображения – вид спереди, сзади и с обеих сторон, так что Язону чудилось, что перед ним выплясывает прима-балерина с кордебалетом, хоть небольшим, но повторявшим каждый наклон и пируэт с удивительной четкостью и синхронностью. Правда, танец не походил на человеческий – движения резковаты, изгибы тела невероятны, руки с шестью пальцами слишком длинны, а шею вовсе не разглядишь. Зато – блестящие глаза, вихрь золотистых лент и ощущение восторга, которое накатывало на Язона, чередуясь с радостным удивлением. Кажется, леди Пат была очарована.

– Красиво… да, красиво… – прощебетала она. – Теперь я понимаю твои слова о красоте одежды… Хотя это одеяние не так удобно, как типовой комбинезон. Работать лучше в нем.

– Разумеется. Эта одежда – для торжественных случаев. Например, когда мы встанем в Гнездо и выйдем навстречу Великому Навигатору.

Патриция замерла, вихрь золотистых лент прекратил свое вращение.

– Мне не хочется ее снимать… Как ты думаешь, Керр, сейчас тоже торжественный случай?

– Несомненно, юная леди. И торжество будет еще великолепней, если все на «Звездном звере» облачатся в такие же прекрасные одежды.

– Почему?

– Потому, что вы приобщитесь к красоте, – сказал Язон, протягивая ей алое облачение. – Не забудь, это костюм благородного эрджа. Для остальных я тоже что-нибудь придумаю.

Патриция упорхнула, и он, проводив ее взглядом, прошептал:

– Ева… Ева с дарами от змея-искусителя…

– Отчего ты назвать ее так? – полюбопытствовал Непоседа, выкатываясь из-под кресла.

– Свободная ассоциация на темы древней мифологии, – объяснил Язон, но этого Непоседе было мало.

– Если она быть Ева, если дары – твои, то ты – искусительный змей?

– Правильный вывод, дружок. Сегодня я ввел ее в большой соблазн, а через нее – все племя спиногрызов.

– Но она есть/быть довольна! Я это чувствовать!

– А что тут удивительного? Так уж устроены женщины! Красота, пусть даже грешная, манит их гораздо больше, чем уродливая добродетель.

С этими словами Язон вернулся к прерванному делу, то есть к Эпохе Перемен и Заветам Первого Навигатора.

Эта личность, правившая самым первым Роем и разработавшая изначальный Кодекс, не была мифической и не входила в когорту божеств. Боги непогрешимы и всеведущи, а Первый – достойный прародитель, но все-таки не бог – одно предвидел верно, в другом ошибся, а третьего вовсе не знал. Он не являлся создателем Роя; эта конструкция существовала до него – большой орбитальный комплекс, который строили тысячелетиями, строили с той целью, чтоб разместить энергостанции, пункты управления погодой, космические доки и всевозможные производства. Место для труда, привязанное к умирающей планете, чьи океаны пересыхали, ресурсы были исчерпаны, а климат катастрофически менялся… Первый сделал Рой местом для жизни и далеких странствий. Принцип гиперскачка был уже известен, и огромная конструкция двинулась в путь, на поиски миров, пригодных для Обряда Зрелости, и инопланетных рас, которые станут со временем данниками и будут названы хадрати.

В этом Первый Навигатор не ошибся – то и другое нашлось. Ошибочным был прогноз дальнейшего развития: ему казалось, что Рой будет расти и крепнуть, странствуя как единое целое среди покоренных миров, однако в реальности все получилось иначе. Так же, как у людей, думал Язон, слушая комментарии Памяти к мелькавшим на экране кадрам. Центробежные силы, ведущие к размежеванию и разделу, исправно трудились в эпохи и времена – на древней Земле и в начале экспансии в космос, в звездной Земной Империи и в Галактической Лиге, воздвигнутой на ее руинах. Впрочем, эти силы пока что служили прогрессу, с каждым столетием, десятилетием и даже годом расширяя подвластный людям регион Галактики. За колонизацией нового мира неизменно следовали периоды развития и процветания – конечно, если планета была богатой и безопасной; затем происходил демографический взрыв, население достигало критической массы, появлялись толпы недовольных с собственными лидерами и начиналась кровавая схватка за власть. Ее рядили в разнообразные одежды: сторонники диктатуры сражались с демократами, пролетарии – с богачами, южное полушарие – с северным, брюнеты – с блондинами или с рыжими, и это считалось борьбой за равноправие и свободу. Кончалось же всегда одинаково – изгнанием побежденных в какой-нибудь дикий мир, после чего наступала эпоха сравнительного спокойствия.

Руги тоже подчинялись этой закономерности, хотя и с некоторыми оговорками. Рой был стабилен при численности населения от двух до трех миллиардов; миллион-полтора Творителей прекрасно управлялись с ним, порождая в своей среде пару десятков бесспорных лидеров. Критическая масса, равная четырем-пяти миллиардам, достигалась редко, ибо руги размножались медленно; как правило, самка приносила двух детенышей, а в исключительных случаях – трех. Но при благоприятных обстоятельствах (деталей Язон не уловил) численность Роя все же росла, и наступал период неустойчивости, который мог завершиться добровольным или насильственным Разделением. Вероятность мирного или немирного исхода зависела от многих обстоятельств, но прежде всего от личных качеств вождей-Творителей и равноценности миров для керр’вадака, что отходили к той и другой стороне. Мирный вариант порождал Рои-союзники, насильственный – непримиримых врагов; впрочем, и союзники через десять тысяч лет и пару Разделений могли оказаться по разные стороны баррикады.

Численность Роя по непонятным Язону правилам определялась условиями керр’вадака, то есть параметрами планеты, избранной для размножения. Подобный мир, новый и еще никем не занятый, обеспечивал независимость отпочковавшегося Роя, а в дальнейшем – его процветание и рост или, наоборот, стагнацию и упадок. Слишком малочисленный Рой погибал, не в силах защитить свои владения от конкурентов; его флоты уничтожались, его вассальные миры захватывал враждебный клан, а Рой изгонялся в межгалактическое пространство, в Великую Пустоту, откуда не было возврата. Эта динамика побед и поражений, захватов и изгнаний, развития и гибели казалась Язону загадкой, но все же он извлек из хаоса неясности вполне определенный результат: клан Куа ослабел, а Зи усилился, и это было связано с мирами керр’вадака. Видимо, Куа достался дрянной товарец, подумал он и пожелал увидеть эту дыру.

Качество голографических фильмов, хранившихся в Памяти, было превосходным, но вид планеты порождал лишь неизбывную тоску. Атмосфера – десять процентов кислорода и азот, температура – пять-восемь градусов по Цельсию; поверхность – равнины, засыпанные песком, каменистые плато и жалкие остатки гор; на месте океанов – впадины, кое-где в них плещется вода, а рядом – что-то похожее на низкорослый бамбук или высокую траву. Каждое такое озеро было заполнено куполами, низкими, плосковатыми и явно искусственными; их ряды вылезали на берег, простирались во все стороны по пересохшему морскому дну и, тесня бамбуковые заросли, смыкались с шеренгами таких же сооружений около соседних водоемов.

– Что это такое? – спросил Язон. – Для чего тут купола?

– Удерживают воздух, насыщенный кислородом, и создают необходимый тепловой режим, – громыхнуло в потолочном куполе. – В тех, что на суше, – бассейны. Процесс воспроизводства потомства требует много тепла, воды и кислорода.

Разглядывая этот гигантский родильный дом в пустынном мире, Язон поморщился.

– Унылое местечко… Разве другого не нашлось?

– Процесс воспроизводства потомства требует гравитации не ниже… – Компьютер назвал величину, равную полутора «же». – Планеты с кислородной атмосферой и высоким тяготением – редкость. Этот мир с нужным уровнем гравитации и небольшим количеством воды и кислорода. Дополнительные ресурсы, включая органику, необходимую для питания Творительниц, поступают из Роя.

– Должно быть, большие расходы, – заметил Язон.

– Очень большие, – отозвался компьютер и умолк.

Взгляд Язона, скользивший по куполам, напоминавшим барханы, и зеркалу скудных вод, внезапно стал мечтательным. Здесь – холодная пустыня с редкими оазисами, а на Пирре – буйство красок и цветов, щедрый жизненный круговорот, избыток воды и тепла и к тому же – более мощное тяготение… Бескрайний океан, моря экваториального пояса меж Южным и Северным континентами, лесные массивы и реки, то затаившиеся в джунглях, то петляющие по равнинам… Озера, большие и малые, в горах и степях, и масса кислорода – прекрасный воздух, если не приближаться к вулканам!.. Ну, и с органикой полный порядок… Хватит, чтоб прокормить пару миллиардов ругов!

Он усмехнулся, глядя на экран, и пробормотал вслух:

– Хватит, чтоб мне позеленеть! На Пирре им не понадобятся купола и привозной кислород. Там у них будут совсем другие проблемы!

Глава 19

Не играйте с хадрати! Нарушителю забьют щель.

Дополнение к Кодексу Первого Навигатора, сделанное Размышляющей в Свете Звезд, Творительницей Куа.

Размышляющая в Свете Звезд, старейшая и самая влиятельная из трех Великих Навигаторов Куа, не пришла встречать корабль, что возвратился из Голубой галактики. Не ее забота; приветствовать ругов, свершивших героические деяния, полагалось Навигатору-Блюстителю или Навигатору-Стратегу. Блюститель, носившая имя Тень над Роем, ведала в Совете внутренними делами клана, Стратег, Шесть Пальцев в Излучателе, отвечал за внешние, в том числе за оборону и экспедиции в дальний космос. Что касается Размышляющей, то она, Навигатор-Аналитик, руководила тем, что в человеческом обществе назвали бы службой перспективного планирования. В данный момент, ввиду проигранной войны, острой нехватки ресурсов и угрожающих действий противника, роль этой службы была особенно важна – ей предстояло взвесить три варианта отступления и выбрать оптимальный. С этой целью штат сотрудников Размышляющей уже занимался обработкой данных, полученных с вернувшегося корабля, но кое-что в них так поразило старую Творительницу, что она, оторвавшись от графиков и цифр, пожелала ознакомиться с процедурой встречи. Точнее, с записью, сделанной пару циклов назад, когда корабль-разведчик лег в Гнездо на семьдесят третьем периферийном Рукаве.

Представить запись полагалось двум подчиненным Размышляющей, ругу-Советнику Летящему в Пустоте и ругийе-Координатору Одинокая Звезда. Советник-Творитель Летящий присутствовал на встрече от ведомства планирования, а значит, был очевидцем событий; Звезда, Творительница с незаурядным логическим даром, просматривала ленту много раз, сопроводив ее полезным комментарием. Оба они, Звезда и Летящий, расположились в креслах у экрана, тогда как Аналитик висела в воздухе над антигравом, выпрямив спину и придерживаясь пальцами о невысокий пюпитр. Размышляющая была поколением старше своих сотрудников, кости у нее побаливали, и креслам она предпочитала невесомость. Кроме них троих в просторном цилиндрическом отсеке, запрятанном в глубинах Роя, присутствовало еще одно существо, пушистый серый шар на тонких ножках, с огромным глазом на гибком зрительном стебле. Особой необходимости в переводчике не было, но Размышляющая привыкла к тому, что личный мрин всегда находится при ней. А желание Великого Навигатора равно закону.

– Начинаем, – произнесла она, сложив ладони на пюпитре. – Мрин, пищевую капсулу!

Серый шар подпрыгнул, метнулся к синтезатору и тут же отскочил обратно с протянутой рукой. Размышляющая, не спуская глаз с экрана, бросила таблетку в рот.

Бездонная тьма меж двух Рукавов, усеянных чашевидными вмятинами Гнезд… Рукава тянулись в пустоту, обшивка их флюоресцировала, и этот слабый свет вносил в картину изысканную нереальность, словно в творениях лучших Запечатлителей.

В верхней части экрана сверкнула искорка и начала разгораться, приобретая форму и объем. «Звездный зверь», корабль благородного эрджа Дже’каны… Размышляющая помнила это название, как и названия двух других кораблей, отправленных на разведку, и имена их Хозяев, выбранных лично Навигатором-Стратегом. Самые опытные и достойные, по его мнению… Но она полагала, что их основное достоинство – родственная связь с почтенным Стратегом.

Корабль был изрядно помят, броня местами треснула и потемнела, корпус пятнали наспех заделанные пробоины, а в верхнем шлюзовом кольце топорщились рваные балки и поблескивал оплавленный металл. И, конечно, никаких следов боевого модуля… Это не удивило Размышляющую – она уже ознакомилась с отчетами Хозяина-Навигатора Дже’каны и его Советника. Чего в них только не было, в этих отчетах! Кровопролитная битва с Зи, новый мир для керр’вадака, его планетарные характеристики, а также протоколы допросов существа, захваченного в плен, и комментарии к ним… Надо признать, весьма необычные!

– Кто владеет кораблем? – спросила Навигатор-Аналитик. – Я имею в виду в данный момент и с формальной стороны?

– Эрдж Дже’кана, достопочтенная со’рати. Однако корабль уже не является наследственным имуществом, и ни один из потомков семьи не может на него претендовать, – заметил Летящий, простирая руки жестом изумления. – Что за дела творились в этом рейсе! Невероятные, чтоб мне позеленеть! Дикарь-хадрати, выдумав дикарскую игру, обыгрывает всех и дарит Навигатору его же собственный корабль!..

– Не дарит, а совершает обмен, – резко дернув клапаном, возразила Звезда. – С точки зрения наследственного права это совсем иная ситуация.

– Обмен? – проскрежетал Советник. – Нелепость! Как можно обмениваться с дикарями?

– А принимать от них дары? Это еще большая нелепость!

– Дар можно считать данью.

– Но в этом случае Дже’кане принадлежит не весь корабль, а только доля Красного. Это очень странный прецедент, не так ли? И, к сожалению, не единственный: напомню, что хадрати владеет имуществом в Рое. Корабль он вернул – обменял или, если угодно, подарил, – но у него есть счет в корабельной Памяти, есть кедеты и право собственности на мрина. И как с этим быть?

Летящий пронзительно выдохнул воздух.

– Я скажу, как! Дикарь пусть сидит там, где сидит, и ждет допроса. А что до этого Дже’каны… Отправить его в синтезатор, вместе со всем секстетом! Или как минимум выжечь им нервные узлы!

– За что? Кодекс не запрещает играть с хадрати. В нем вообще ни слова о хадрати!

– Играть не запрещает, но проигрывать?!

– И об этом в Кодексе нет ничего.

– Но проигрыш унижает нашу расу и ведет к непредусмотренным ситуациям! Ты их сама назвала: хадрати, владеющий в Рое имуществом, и этот корабль – кому он все-таки принадлежит? Полнейшая нелепость, и ею мы обязаны Дже’кане, потомку кривой Творительницы! А первый долг благородного эрджа – предвидеть результат своих поступков!

– Первый долг Дже’каны заключался в том, чтобы найти планету для керр’вадака, и он его выполнил. Это великий подвиг, тем более сейчас, когда Зи подбираются к нашей дыхательной щели. Дже’кана достоин награды, а не наказания!

Размышляющая в Свете Звезд не мешала им спорить, отлично понимая, что речь идет не о вине Дже’каны или положенной ему награде и даже не о запутанной истории с проигрышем и возвращением корабля. С этим можно было разобраться, хотя Кодекс Первого Навигатора в самом деле не предусматривал никаких отношений с хадрати – личных отношений, включавших возможность игр, обменов и персональных подарков. Кодекс регулировал жизнь ругов, а к ней хадрати имели отношение только как источник снабжения – иными словами, материальных благ, именуемых данью. Часть ее шла на общественные нужды, другая делилась между членами клана в качестве наследственных долей, но ими могли распоряжаться лишь Красные и Творители. В этой связи неясности с имуществом Дже’каны разрешались просто: положим, его корабль – дань, и пусть он вернется к нему как доля Красного, как часть вознаграждения за подвиг.

Нет, с Дже’каной проблем не предвиделось. А вот с хадрати, с этим пленником, которого он привез… Собственно, спор между Звездой и Летящим затрагивал статус хадрати, и Размышляющая понимала, что вскоре этим займутся не Координаторы и Советники, а Великие Навигаторы. В первую очередь, она сама, ибо хадрати передали ей, и вопрос определения статуса являлся ее обязанностью. Неприятно, но так! Дело касалось выживания Роя, так как, судя по всему, потенциальные данники, обитавшие в Голубой, были на редкость кровожадными существами. Это заметил даже Стратег-Творитель Зи, чтоб Звездное Чрево его поглотило! По этой причине и пощадил глупца Дже’кану…

Такие мысли мелькали в сознании Размышляющей, пока израненный корабль приближался к флюоресцирующей поверхности семьдесяттретьего Рукава. Врата приемки боевого модуля не распахнулись; принимать было нечего, транспорт-носитель вернулся без полусферы, однако пристыковался к Гнезду не верхним, а нижним шлюзом. Верхний, разбитый во время атаки Зи, был заварен наглухо, и Одинокая Звезда, с сочувствием свистнув, промолвила:

– Досталось им! Крепко досталось, клянусь Великой Пустотой!

– Но все же они вернулись, – сузил зрачки Советник Летящий.

– Истинно так. Других мы не дождемся.

Не дождемся, молча согласилась Размышляющая в Свете Звезд. Не надо быть Навигатором-Аналитиком, чтоб догадаться о судьбе «Двойного светила» и «Спирального луча». Рой может хоть сейчас брать курс на Голубую! Выбора все равно нет; ни выбора, ни энергетических ресурсов.

Картина на экране изменилась: теперь были видны шлюзовой отсек во внутреннем пространстве Рукава, широкий наклонный пандус, ведущий от корабельных люков к разгрузочной платформе, транспортеры на антигравах, строй Защитников, красные Стражи и свита Пальцев в Излучателе. Стратега сопровождали Боевой Навигатор и дюжина Советников, среди которых был Летящий в Пустоте; кроме того, два Запечатлителя, Творитель и Красный, со своими многочисленными помощниками и аппаратами для голографических съемок.

Какая высокая честь! – отметила Размышляющая, приоткрыв рот в иронической усмешке. Вряд ли Палец допустит, чтобы Хозяину «Звездного зверя» выжгли нервный узел! Тем более, отправили в синтезатор!

– Сейчас начнется высадка, со’рати. Перед нами – наследственное Гнездо и шлюзовой отсек Дже’каны, – прокомментировала Звезда.

– Он их еще не проиграл? – буркнул Летящий. В ответ Одинокая Звезда раздраженно шевельнула клапаном.

Диафрагмы на пассажирском и грузовом люках разошлись. В грузовом замельтешили Ученики в зеленой униформе – тащили под присмотром Желтого прозрачные контейнеры с какими-то тварями и растениями; вероятно, образцы флоры и фауны новооткрытого мира. Судя по виду и поведению когтистых и клыкастых чудищ, органика там была активной, под стать кровожадным хадрати.

В проеме пассажирского люка показались Защитники, и мрин, сидевший у ног Размышляющей, подпрыгнул и вытянул зрительный стебель на всю длину. Пришедшая от него волна изумления окатила Творительницу; она сощурилась, глядя на экран, и нервно пошевелила клапаном.

– Что с их одеяниями?

– Новая конструкция, – хмуро пояснил Советник. – Сочетание трех желтых тонов разной интенсивности и разного спектрального оттенка, широкие пояса и шлемы, похожие на…

– Это я сама вижу! Кто придумал? И зачем?

– Хадрати, достопочтенная. Он утверждает, что это… кргх… красиво.

– Бессмыслица!

– Возможно, – согласилась Звезда. – Однако обрати внимание, со’рати, как эти новые одежды подчеркивают торжественность момента! Что же касается так называемой красоты…

Она смолкла с оттопыренным клапаном, ибо в этот миг в проеме люка показался командный секстет. Дже’кана и его Советник – в пурпурном и алом, трое Желтых – в таких же комбинезонах, как у Защитников, и еще один в чем-то невообразимом. Штанины, что расширялись книзу, вздутия у плеч, блестящий пояс и золотые ленты-опояски – на рукавах, у шеи, на груди… Мрин снова подпрыгнул, а из ноздри Навигатора-Аналитика вырвался хриплый звук.

– Это что такое?

– Комбинезон для будущей Творительницы, тоже изготовленный хадрати, – весело отвесив челюсть, сообщила Звезда. – Его надевают в знак почтения к Великим Навигаторам, желая порадовать их своим видом.

– Меня этот вид совсем не радует, – мрачно сказала Размышляющая. – Кто эта ругийя?

– Кайо Па’тари, Тактик. Очень умна, принадлежит к хорошей, но небогатой семье. Творителей в их роду не было.

– И не будет, – приговорила Размышляющая. Думы ее стали холодными и темными, как мрак Великой Пустоты. Этот хадрати из Голубой являлся не только кровожадной тварью, но обладал к тому же высоким интеллектом. Ясно и без допроса в ку’рири – силен, умен и знает, как влиять на окружающих… Опасное сочетание!

Защитники выстроились на пандусе в две шеренги, командная полудюжина, синхронно отдав салют, начала спускаться вниз, к платформе, где стоял со свитой и охранниками Стратег Шесть Пальцев. Все они выглядели изумленными, но Размышляющая еще не понимала, какого сорта это изумление, радостное или тревожное. Стратег окаменел с плотно закрытой ноздрей, Боевой Навигатор, сопровождавшая его, угрюмо щурилась, Советники обменивались взглядами, и только реакция Запечатлителей была ясна – полный восторг, если не сказать больше. Они суетились на платформе, словно мрины, впавшие в экстаз.

Дже’кана, делая жесты почтения, выступил вперед, приблизился к Стратегу и заговорил. Стандартный рапорт и описание заслуг команды, а в первую очередь Советника, Тактика и Помощников… Размышляющая не вслушивалась в эту речь, а лишь отметила, что один из Помощников хромает, а у другого целительный обруч на голове. Видимо, ранены в схватке с Зи, решила она и тут же вздрогнула, заметив, как в проеме люка появилась новая фигура.

Хадрати!

Жуткое лицо с крохотной зубастой пастью, с остроконечным отростком, карикатурой на речевой клапан, с мерзкими лохмами на черепе… Но не это поразило старую Творительницу; за время долгой жизни ей приходилось видеть монстров пострашнее, претендовавших на разумность и даже имевших что-то подобное цивилизации. Но этот… Этот вышел сам из корабля! Сам, хотя его полагалось выгрузить в контейнере, как прочую фауну и флору! И через тот же люк!

Размышляющая в Свете Звезд громко засопела. Что делает этот Дже’кана? Что он себе позволяет? Можно подумать, что все торжество затеяно ради хадрати!

Второй невероятной дерзостью был цвет его одежды. Серый облегающий скафандр, почти такой же, как одеяния Творителей… Как это понимать? Намек, что он им равен?

Хадрати сделал шаг вперед, повернулся боком, и Размышляющая снова содрогнулась, не веря своим глазам.

– Он вооружен?!

– Я ведь сказал, что этого Дже’кану следует отправить в синтезатор, – с мрачным видом произнес Советник. – Играть с хадрати – это одно, а вот оставить ему оружие…

– Примитивное оружие, – успокоила Звезда. – Выбрасывает кусочки металла под давлением взрывчатой смеси.

– Если не ошибаюсь, он уложил этим оружием две дюжины дюжин Защитников Зи? Причем в блокирующем поле?

– Ошибаешься, достопочтенная, многие были убиты иначе. Видишь тот длинный предмет у него на поясе? Это заточенная металлическая полоса, и с ее помощью…

Клапан Размышляющей затрепетал.

– Какая дикость! – проскрежетала она. – Дикость в сочетании с коварством!

– При чем здесь коварство? – с легким оттенком осуждения произнесла Звезда. – Я изучила все отчеты и протоколы допросов. Он был честен и не скрывал, что раса их очень кровожадна. Зато верна союзникам.

– Кргх! Союз с хадрати! – фыркнул Летящий.

Старая Творительница разделяла его возмущение. Чувства ее были сложными, но неприязнь и негодование явно превалировали в них, заглушая трезвый голос рассудка. Долог ли путь из Голубой?.. – думала она. Верно, недолог, но за это время дикарь успел отнять корабль у Дже’каны, сделаться не пленником, а гостем и еще прикончить уйму ругов и обрядить команду в нелепые одежды… Что с того, что он вернул свой выигрыш? Что убивал не Куа, а Зи? Быть может, это хитрость, чтобы завоевать доверие… Видимо, так!

Хадрати, стоя у люка, начал речь, в которой говорилось о союзе, о дружбе и выгодах взаимных обязательств, а также о странном занятии, привычном его расе, но совершенно неизвестном ругам. Возможно, в его словах была какая-то логика, но уловить ее не удавалось, и это раздражало Размышляющую. Погрешности устройства перевода? Ну, чтоб разобраться с этим, есть эксперты и Посредники!

Она взглянула на Звезду.

– Чего он хочет, этот дикарь?

– Играть, достопочтенная. Однако не в поо’керр, которому он обучил Дже’кану, а в более сложную игру, которая называется торговлей. Он уверяет, что проиграть в нее нельзя.

– И в чем ее смысл?

– Обмен различными предметами, сырьем и даже идеями – всем, что имеет ценность. Он говорит, что это выгоднее, чем выколачивать дань.

– Выколачивать?

– То есть брать силой. – Сделав паузу, Звезда нерешительно добавила: – Это не так глупо, как кажется, достопочтенная. Я изучаю данный вопрос с опытными Посредниками, и они утверждают, что в мирах хадрати – в тех, что снабжали нас ресурсами, – есть аналогичное понятие. Не всюду и не везде, однако…

– Руги – Дети Великой Пустоты! – гневно проскрежетал Советник. – Нам ли следовать дорогами червей?

– Заткни ноздрю, – распорядилась старая Творительница. – Я слушаю тебя, Звезда.

– Я говорила с Дже’каной, его Советником Пи’тхау и Тактиком Па’тари… еще – с его Помощниками и Измерителями… Должна заметить, что Па’тари умней их всех. Если кто и заслуживает Продления Жизни… – Одинокая Звезда смущенно смолкла, но Навигатор-Аналитик резким жестом велела ей продолжать. – Мы знаем, достопочтенная, что Рой Зи переполнен Творителями и четырьмя поколениями, а значит, готов разделиться. Еще мы знаем, что это критический момент, который рождает новое – новые идеи, новые решения, новую стратегию борьбы. Зи отобрали наш регион и могут разделиться мирно, заключив союз, а потому сила их вскоре удвоится. Они начнут истреблять соседние кланы Вар, Улла или Па’о, забыв о нас, и это будет старым решением, какие уже случались за дюжины дуо Оборотов. Но может произойти и нечто новое… или уже произошло – их флот на границе галактики, их корабли атакуют наших разведчиков в Великой Пустоте… Представь, что они последуют за нами в Голубую!

От этой мысли два сердца Размышляющей на миг остановились, и воздух застрял в дыхательной щели. Она посмотрела на мрина; вид этого безмятежного создания ее обычно успокаивал.

– Продолжай!

– Па’тари сказала, что планы Зи требуют от нас ответа. Нового ответа, неожиданного… Кажется, их Стратег считает, что мы переберемся в Голубую и истощим свои силы в борьбе с хадрати, после чего их легче сделать данниками, а нас, разумеется, уничтожить. Но если мы примем другое решение… если выберем союз, а не войну… то, о чем он говорит… – Звезда протянула руку к экрану.

– Но как мы будем жить? – выкрикнул Летящий. – Чем дышать, что есть, какие воды заливать в резервуары? Откуда мы возьмем металл и остальное сырье? С союзников ведь дани не берут!

– Научимся играть в игру хадрати. Он утверждает, – Звезда снова показала на экран, – что лишь торговля будет основой прочного союза. Дже’кана и Па’тари согласны с ним. Па’тари добавила…

Размышляющая с хрипом втянула воздух.

– Хватит, Координатор! Напомню тебе, что Желтые Творителей не учат! И Красные тоже!

Она приняла решение. Этот дикарь из Голубой не удостоится статуса; он – пленник, и обращаться с ним будут, как с пленником, с опасной лживой тварью. В конце концов хадрати есть хадрати, и заключать союзы с ними для ругов унизительно – тем более играть в их игры. Видит Пустота, клан Куа еще не настолько слаб, чтобы бояться дикарей! А их кровожадность можно обратить на пользу – пусть поставляют в качестве дани своих Защитников. Таких же, как этот пленный, – сильных, злых, с дикарским, но сокрушительным оружием… Это станет отличным сюрпризом для Зи! И, безусловно, новым решением, из тех, что нравятся Звезде… Новым, но в рамках уже существующих правил – ведь мрины допущены в Рой, так почему бы не принять других хадрати? Эту кровожадную породу можно разводить искусственно, воспитывая в послушании и преданности, таким же образом, как мринов…

Хадрати закончил речь и начал спускаться по пандусу. Реакция Стратега осталась неясной – Запечатлители показывали дикаря и группу Желтых, которые его сопровождали. Их было трое – два Защитника, один пониже, другой – повыше, и руг в роскошном золотистом одеянии, похожем на комбинезон Па’тари. Эта троица тащила какие-то предметы.

Размышляющая всмотрелась в экран.

– Защитник – тот, что пониже, слева… Почему он несет утилизатор?

Летящий насмешливо отвесил челюсть.

– Видишь ли, достойная со’рати, физиология этого существа имеет определенные особенности… весьма неприятные, и потому мне не хотелось бы в них вдаваться. Все это есть в отчетах, и все это не так уж важно.

– А что в руках у остальных? У высокого Защитника и другого Желтого? Кто он, кстати, такой?

– Этот, в лентах? Су’раги, Запечатлитель из экипажа «Звездного зверя». У него – комбинезон хадрати, а прочее имущество – у высокого Защитника. Очень странные предметы… С их помощью дикарь питается, но этот процесс не менее омерзителен, чем тот, для которого нужен утилизатор.

– У разных рас – разные привычки, – заметила Звезда. – Надо относиться к ним снисходительно. Не все столь совершенны, как руги.

Внезапный всплеск интереса коснулся сознания Размышляющей. Она поглядела на мрина, потом – на экран: по пандусу, лавируя между ног ругов, стремительно катился серый шарик. Он догнал хадрати, подпрыгнул и опустился на его плечо.

– Мрин?

– Да, достопочтенная, – шевельнул клапаном Летящий. – Мрин, которого дикарь выиграл у глупца Дже’каны. Его имущество, хотя он сам так не считает. По его мнению, зафиксированному в отчетах, одно мыслящее существо не может принадлежать другому.

Хадрати поднял руку и коснулся мрина – то ли поддерживал его, то ли погладил мягкую шерстку. На этом эпизоде трансляция закончилась.

– Что он сделал? – спросила Творительница.

– Он его гладит. Такой же жест, как принят у ругов в определенные моменты, но… кргх… без сексуального оттенка, – пояснил Летящий.

– Жест близости, – добавила Звезда. – Знак ласки, поддержки, защиты.

– Вот как… – пробормотала Размышляющая. Две картины возникли перед ее мысленным взором: мрин на плече дикаря, доверчиво прильнувший к его щеке, а затем – шлюзовой отсек «Звездного зверя», хадрати в окровавленном комбинезоне и трупы Защитников Зи. Как странно!.. – подумала она. В этой дикой твари соединяются коварство и интеллект, хищная сила и покровительство слабым. Может, тварь не дикая? А может, и не тварь?

Мрин у ее коленей пошевелился, и в голове Творительницы что-то щелкнуло. Теперь ей казалось, что прежнее мнение о пленнике было ошибочным, возникшим под влиянием момента; похоже, проблема с его статусом требовала более долгих размышлений, не торопливости, а тщательного объективного анализа. Пусть Посредники-эксперты все изучат и обдумают, пусть примут во внимание каждую мелочь в отчетах, пусть побеседуют с хадрати…

Но почему хадрати?.. В своих докладах Дже’кана и его Советник – кажется, Пи’тхау?.. – утверждали, что это необычное создание вовсе не хадрати, а представитель планеты Пирр и, может быть, еще полутора дуо обитаемых миров. Невероятное число! Но данные были проверены в ку’рири, и в них не приходится сомневаться; значит, в Голубой, хоть это и молодая галактика, обитают весьма энергичные существа! Возможно, их кровожадность – всего лишь рефлексия юной расы, склонной к безрассудным действиям и колебаниям… С другой стороны, их надо считать цивилизованными, владеющими техникой перемещения в гиперпространстве – иначе как бы они расселились по множеству звездных систем? Выходит, их посланец – не простой хадрати… Но кто же тогда? Защитник? Но у Защитников нет потомства, и им не по уму дипломатические миссии… Значит, Творитель? Творитель-Тактик! Возможно, даже Стратег!

– Однако не будем торопиться, – пробормотала Размышляющая, подняв глаза на Летящего в Пустоте. – Скажи, Советник, чем закончилась торжественная встреча? И что решил Навигатор-Стратег?

– Все руги из экипажа «Звездного зверя» получат награду – дуо кедетов и повышение статуса, – сообщил Летящий. – Имена погибших занесут в Память Роя. Дже’кана… ну, о нем особый разговор. Я бы отправил его в синтезатор, но думаю, что Стратег решит наградить его Продлением Жизни. Что же касается дикаря…

– Говори! – поторопила Творительница после недолгой паузы.

– Запечатлители рвались пообщаться с ним и едва не устроили свалку – прямо при Великом Навигаторе! Защитникам пришлось…

– Детали меня не интересуют.

– Стратег передал его нам. Я распорядился, чтобы хадрати был максимально изолирован – его поместили в водном резервуаре третьей дюжины. Все равно он почти пуст.

– Хорошо, пусть посидит там, – согласилась Размышляющая. – Ты, Координатор, и ты, Советник, возглавите группу контакта, но торопиться с ним не стоит. Этот хадрати… кргх… этот посланец непрост, и я желаю, чтобы вся информация о нем была изучена и взвешена. Даже включая мнение этой Желтой… как ее?.. Па’тари?.. – она раздраженно сощурила глаза. – Пока мы не поймем, что ожидает нас в Голубой, Рой не сдвинется с места. Идите и работайте – тщательно, не торопясь!

С этими словами Творительница стукнула ладонью по пюпитру, и двое ее подчиненных направились к раздавшейся перед ними стене. Но там, у самого выхода, их догнал последний приказ:

– Еще одно… Запомните сами и передайте своим Помощникам и Посредникам: я запрещаю играть с хадрати в любые игры! Нарушителю забьют щель! Вы, Творители, владеете многим, и я не хочу, чтобы пленник стал хозяином половины Роя!

Глава 20

Жизнь – это низкая шутка, сыгранная с нашей благородной доверчивостью.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

Уже двадцать циклов – или, по-привычному, дней – Язон сидел в небольшом отсеке, примыкавшем к гигантской цилиндрической полости, которая соединялась с Роем столь же гигантским трубопроводом. Этот цилиндр трехкилометровой длины и соответствующего диаметра являлся водным резервуаром за номером тридцать шесть, но в данный момент был практически пуст – только на дне его плескалась белесоватая мутная жидкость. Сквозь прозрачную переборку Язон мог наблюдать, как убывают остатки влаги, исчезая с протяжными всхлипами в чревах титанических воронок, да пялиться на уходившие вдаль шеренги насосов, турбин, бункеров и остальную машинерию. Вся эта техника сейчас бездействовала, а свет, струившийся от внутренней обшивки, казался столь же слабым, как лунное сияние, профильтрованное толстым слоем облаков. Видимо, Рой и в самом деле был небогат ресурсами: энергии маловато, а запас воды уменьшается прямо на глазах.

Отсек, куда поместили Язона, предназначался для отдыха Работников, обслуживающих резервуар. Нужды в них в данный момент не было, так как вода и лед не поступали, а преимущества новой темницы казались неоспоримыми: вряд ли в Рое нашлось бы еще одно столь же уединенное местечко. Цилиндр тридцать шестого резервуара болтался на трубопроводе, словно на длинном прямом кронштейне, и попасть сюда можно было лишь двумя способами: снаружи, через фланцы для слива воды из корабельных трюмов, или через тот же трубопровод, в котором имелся коридор с вагонеткой-антигравом. Коридор тянулся километров на тридцать, и в нем дежурила охрана – не пара Желтых недоумков, а красные Стражи в изрядном числе. Может, десять, может, побольше… Прорваться к ним и устроить маленькую потасовку Язон все равно бы не смог: двери, разумеется, не отпирались, а терминала Памяти в его отсеке не было.

Зато тут был стандартный синтезатор, а также пара кресел, шестиугольный столик и все его имущество, включая подушки, скафандр, хронометр и неизменную парашу. Это давало массу возможностей, чтоб не сойти с ума от скуки: он мог есть, спать, сидеть, вспоминать о Мете, любоваться течением вод в резервуаре и болтать с Непоседой. Мрин разделял его заключение – то ли для того, чтобы пленник не разучился говорить, то ли потому, что Непоседу считали священной частной собственностью Язона, не отчуждаемой ни при каких обстоятельствах. Однако на к’ха, медальон-переводчик, это не распространялось – его изъяли.

Суровые санкции, а главное, Язон не знал, в чем их причина. Все начиналось отлично, просто превосходно: торжественный выход к публике, краткая, но энергичная речь, которую выслушали с вниманием, почетный караул и очень важные персоны в сером – так сказать, patriae patres, отцы отечества… Затем по логике событий полагались пушечный салют, гром барабанов и шествие к посольской резиденции, никак не менее роскошной, чем прежняя его каюта… А вместо этого он очутился здесь, рядом с пересыхающей мутной лужей! Что-то в логике не сработало… Может быть, всему виной та неувязка с репортерами? Эти типы, кто в желтом, кто в красном, но все со стержнями видеокамер, рвались к нему, как банда сумасшедших… Но он ведь их не провоцировал! Он произнес приветственную речь и приготовился к салюту и банкету… может, к другим мероприятиям, но исключительно торжественным, какими чествуют посла планеты Пирр и остальных миров Галактики…

Подавив вздох, Язон оглядел свое узилище. Да, непохоже, чтоб с ним желали заключить союз или торговое соглашение на девяносто девять лет! Даже какой-нибудь мелкий контракт ему не светит… что-то вроде поставки пиррянских рогоносов в обмен на партию утилизаторов… Он снова вздохнул, представил свою синеглазую Мету, но это видение вытеснил облик Патриции. Ей очень хотелось, чтоб он произвел впечатление… Ну что ж, он постарался! И не его вина, что карты в нынешнем раскладе легли так неудачно! Впрочем, и не ее. Он верил леди Пат и сэру Джеку, но, кажется, их мнение являлось столь же веским, как воздух над платформой антиграва. Решали не они; а как известно, шестерки против тузов не играют.

С четверть часа Язон развлекался тем, что наблюдал за Непоседой. Резвость маленького мрина была удивительной; здесь, в Рое, он вел себя еще активнее, чем прежде, будто его постоянно накачивали энергией. Отдых на мягкой подушке сократился до минимума, а все остальное время пушистый шарик то кувыркался от стены к стене, то приплясывал у прозрачной перегородки, то, вытянув зрительный стебель, пытался достать им панель синтезатора. Сейчас он перепрыгивал через кресло: сначала – через сиденье с подлокотниками, потом, уверившись в собственных силах, рискнул перелететь над спинкой с треугольным вырезом. Видимо, эти забавы являлись спортивными упражнениями или игрой, и Язон, посматривая на своего приятеля, не в первый раз задавался вопросом о его относительном возрасте. Абсолютные цифры не значили ничего, как, впрочем, и продолжительность жизни – возможно, детство у мринов тянулось целый век. Непоседа утверждал, что молод – но насколько молод? Между ребенком и подростком большая разница… В данный момент он вел себя, как резвый пятилетний несмышленыш.

– Что-то ты развеселился, – сказал Язон. – Можно подумать, что мы на пикнике – сидим, с благословения Безымянного Папы, под зеленым холмом, слушаем, как звенит ручеек, и поедаем сандвичи с ветчиной. Или хотя бы котлеты из рогоноса.

– Так быть, – сообщил Непоседа, энергично подскакивая. – Зеленый холм, прозрачный речка и даже Безымянныый Папа… Быть! Определенно!

– Вот как? Откуда ты знаешь?

Непоседа загадочно прищурил круглый глаз.

– Я знать. Ты, мой добрый сэр… как говорится у человеков?.. не терзать свой душу. Тут, в Рой, я чувствовать/ощущать/предвидеть, что все случиться хорошо.

– Мне бы твою уверенность, – пробормотал Язон, поднялся и подошел к синтезатору.

Это была стандартная модель с двенадцатью отверстиями, в которых горели разноцветные огоньки. Сунув палец наугад, Язон проглотил выпавшую в приемник таблетку и недовольно скривился; поджаристый бифштекс с румяной лепешкой мелькнули перед ним, дразня приятными ароматами, и, сплясав соблазнительный танец, унеслись куда-то – должно быть, в Великую Пустоту. Даже этого его лишили… Он чертыхнулся, вставил пальцы в синее, зеленое и оранжевое отверстия и надавил – раз, другой, третий.

Доза горячительного прибавила ему бодрости. Язон напряг руку, щелкнул курком выскочившего из кобуры пистолета, потом вытащил нож и осмотрел его лезвие. Небогатый арсенал!.. – мелькнула мысль. И в оружейном поясе пусто… Явный непорядок! Ведь древняя мудрость гласит: хочешь мира, готовься к войне.

Почесав затылок, Язон вытянул обе руки и воткнул в отверстия четыре пальца. Фиолетовый-зеленый-желтый-алый… Волшебная пилюлька, что превращает в оружие его самого… Пригодится – так, на всякий случай… Он сунул стимулятор в кармашек пояса, потом ощупал его с задумчивым видом. Проглотить и разнести стену? А заодно – и красных Стражей? Нет, это не выход… Терпение, терпение и еще раз терпение! Патриция, Джек и все остальные друзья-приятели не в силах ему помочь – ну так что же? Есть у него союзники понадежней – богиня Судьба и леди Удача!

Язон вернулся в кресло, сел и погрузился в полудрему. Странное чувство, не испытанное на корабле, вдруг охватило его; казалось, будто Рой, вся его чудовищная конструкция с плотным ядром и вытянутыми в пространство многокилометровыми Рукавами, с хранилищами причудливых очертаний, которые связывала паутина лифтов, трубопроводов и решетчатых ферм, с посадочными Гнездами и кораблями, торчавшими в них, словно шляпки грибов, – словом, все это как бы тонуло в серебристом тумане, слегка пульсирующем и едва заметном, но все же доступном внутреннему зрению. Эта картина не в первый раз являлась перед ним, дразня неразрешимой загадкой: откуда здесь ментальные поля? На «Звездном звере» он не видел ничего подобного… вернее, не ощущал – слово «видеть» тут совсем не подходило. Но, если отвлечься от слов, не предназначенных для описания шестого чувства, если обратиться к смутным образам и подсознательным воспоминаниям, то вывод будет ясен: Рой погружен в телепатическую ауру, словно воздушный шарик, летящий в облаках.

Осознание этого пришло к Язону на третий день, когда чувства его успокоились, гнев остыл, и возвратившийся паранормальный дар позволил изучить пространство за стенами темницы. В первый момент его поразили огромность Роя и многочисленность обитавших в нем существ, но удивление тут же ушло – ведь он об этом слышал, знал и видел в записях Памяти, а значит, был готов к тому, что Рой – весьма масштабное сооружение, прибежище для пары миллиардов ругов. Аура, окружавшая этот космический архипелаг, была гораздо более интересным открытием. Подобное он ощущал лишь на одной планете из всех бесчисленных миров Галактики – там, где все живое объединялось в ментальный союз с единственной идеей: уничтожить человека.

Пирр! На Пирре этот незримый туман был, несомненно, мощнее и отливал не серебристым, а багровым – всполохами ярости, рождавшей водовороты и бурные течения, лавины и некие центры, откуда давалась команда к атаке… Здесь, в Рое, все было иным – ни ментальных водоворотов, ни лавин, ни даже заметных течений, а только мерцающая мгла, подобная блеску тихих вод под лунным светом. Ни знака ярости и никаких следов стремления к убийству; скорее – умиротворяющий призыв к спокойствию, который Язон ощущал как некое тепло и серебристое сияние.

Но откуда они взялись? Кто – или что – их источник? Язон мог утверждать с полной и несомненной определенностью, что паранормальных талантов у ругов столько же, сколько зубов во рту, и этот вывод не подлежал ревизии – он чувствовал такие вещи. Может быть, они изобрели ментальный излучатель?.. Это было бы таким же потрясающим открытием, как антиграв и синтезатор; ведь до сих пор считалось, что только мозг способен порождать ментальную волну. Но излучатель такого рода – оружие страшное, всепроникающее; он позволяет читать чужие мысли и навязывать свои, он подавляет волю, делает врагов друзьями и наоборот, и к тому же от него не защитишься ни броней, ни силовым экраном. Если у ругов имеется такой прибор, зачем им лучевой разрядник, зачем канит, взрывающий звезды, и Кодекс Войн в Пространстве? Значит, прибора нет, а есть лишь бледное его подобие – ку’рири, определитель истины.

Странно, очень странно! И любопытно!

Язон приоткрыл один глаз и уставился на Непоседу. Тот забавлялся с подушкой – то прыгал на нее со стола, то, разбежавшись от стены, делал кувырок, стараясь приземлиться на мягкое. Импульсы радостного возбуждения, исходившие от него, покалывали Язона точно крохотные стрелки. Это ощущение было на редкость приятным.

Он приоткрыл второй глаз и вымолвил, глядя в потолок:

– Хотел бы я знать, чем заняты сейчас леди Патриция с ее дружком… Тоже кувыркаются в подушках? Му и Пит строчат отчеты, Туб считает прибыль, Дик, наверно, лечится… зря я его башмаком по ноге… Ну, с Суром ясно – этот играет, и длинный с коренастым тоже… Отчего бы не поиграть? Рейс закончен, деньги на бочку!

– Я неизвестен, что они делать, – сказал Непоседа, плюхнувшись в подушку. – Я неизвестен, но мочь спросить!

– Спросить? – Глаза Язона раскрылись пошире. – Кого спросить? Памяти здесь нет!

– Память не надо. Я спросить мой родитель. Он…

Непоседа вдруг юркнул под стол с тоненьким пронзительным визгом. Словно повинуясь этому воплю, стена раздалась, и в отсек ввалилась куча ругов в разноцветных одеяниях – красных, желтых, зеленых и даже вроде бы в серых, что было уж совсем невероятно. Оцепенев от неожиданности, Язон смотрел, как вздымаются кулаки и ходят по головам стволы излучателей и увесистые дубинки, как летят клочья от комбинезонов, как сворачивают набок челюсти и клапаны, как молодецким ударом в нервный узел сшибают противника с ног и добавляют ему по ребрам со всей душевной щедростью. Похоже, атаковали его охрану, и этот натиск оказался внезапным и хорошо подготовленным: раз Красные не стреляли, значит, было включено блокирующее поле. Местная мафия?.. – мелькнуло у Язона в голове, и он стал приподниматься, еще не решив, какой из сторон посодействует. Можно и тем и другим, в равных долях, чтоб никого не обидеть…

Подняться он не успел – толпа сражавшихся обрушилась на него и опрокинула вместе с креслом. Чье-то колено уперлось ему в промежность, чей-то башмак прошелся по груди, приклад излучателя лязгнул о пол около уха, а на плечо обрушилась дубинка и вместе с нею – красный Страж. Взревев, Язон лягнул ногой кого-то в желтом, выполз из-под тела Красного и попытался дотянуться до ножа. Только бы встать, вертелось в его сознании, только бы вытащить клинок да ухватить чего-нибудь потяжелее… ножку от кресла, излучатель… Тогда повеселимся… разомнемся…

С грохотом рухнул стол, и в тот же миг его накрыли чем-то плотным. Затопчут Непоседу! – мелькнула паническая мысль, пока он пытался стряхнуть вдруг навалившуюся на плечи тяжесть. Это оказались не тела противников, а гибкая упругая пленка, напоминавшая ремни ку’рири; ткань облепила его со спины и, словно живая, заворачивалась по бокам, охватывала руки, ноги, шею, затылок и, наконец, переползла на лицо. Она не мешала дышать, но видеть – и тем более сражаться – он не мог. Напрягая мышцы, Язон ворочался в этом коконе, стараясь его разорвать, но прочная ткань не поддавалась ни на йоту. Как-то все быстро кончилось, подумал он и прекратил сопротивление.

Охранники, видимо, тоже были разбиты, поскольку грохот и лязг прекратились, а слышался только резкий посвист, с которым воздух прогоняли сквозь дыхательную щель. Потом кто-то заговорил, но для Язона, лишенного переводчика, эта речь была набором хрипов, скрежетов и взвизгов, в которые странным диссонансом вторгались нежные трели колоратурного сопрано. Его подняли и понесли; тащили бережно, словно драгоценный груз, придерживая за плечи и возле колен. Носильщики шагали в ногу, тело Язона мерно покачивалось, и он, замерев в своем коконе, считал шаги. Десять – до входа в отсек… пятнадцать – значит, они уже в коридоре, который тянется вдоль трубопровода… еще десять – скрип, легкое покачивание, шаги замедляются – внесли в вагонетку… прикосновение рук исчезает, сменившись чувством легкости – положили на антиграв… Топот, шелест обуви, хриплые, визгливые, мелодичные голоса – его похитители рассаживаются и, вероятно, обсуждают, какие они удальцы. Побили красных Стражей и захватили приз; теперь можно и расслабиться… Негромкий гул и ощущение полета в невесомости – вагонетка двинулась по коридору.

Этот экипаж и в самом деле напоминал вагонетку для перевозки руды: корыто метров шесть в длину, с изогнутыми ребристыми бортами, двойными сиденьями по обе стороны и плоским корпусом антиграва в задней части. Ни направляющих рельсов, ни колес, разумеется, не было; корыто плавно и почти бесшумно скользило в воздухе, могло висеть над полом и двигаться в любую сторону – вперед-назад или вверх-вниз. Язон отдал бы левую руку за этакое чудо, а если б предложили чертежи, пожертвовал бы и ушами.

Но только не сейчас! В данный момент перед ним стояли иные проблемы, и, после недолгих размышлений, он сформулировал их с лапидарной краткостью: кто и зачем?

Гангстеры? Он сильно сомневался, что ругам знакомы разбой и грабеж, а также похищения с целью выкупа, сбыт краденого, отмывка грязных денег и всякие бандитские разборки. По гамбургскому счету они, конечно, были разбойниками и грабителями, но эти деяния осуществлялись в государственном масштабе и назывались по-другому: налогообложением. Иными словами, священным долгом червяков-хадрати перед Детьми Великой Пустоты.

Если не гангстеры, то кто же? Религиозные фанатики? Это был вполне разумный вариант. Если бы гость с иных миров явился на Дархан, Кассилию или, положим, на Гарибор, везде нашелся бы охотник пошарить в его кишках ножиком – с той благочестивой целью, чтоб инопланетный монстр не осквернял Божественного Провидения, дарующего разум только людям. Но руги были существами прагматичными, не приносили жертв, не поклонялись кумирам, и среди их изобретений не было божеств – а значит, и религиозных фанатиков.

Тогда террористы? Инсургенты? Бунтовщики? Смутьяны, недовольные существующим строем? Очень маловероятно! Централизация общества ругов была столь высока, что исключала если не инакомыслие, то уж во всяком случае активное сопротивление властям. Причины их диктата являлись не социальными, а чисто биологическими, связанными с воспроизводством расы; лишь сильная власть могла гарантировать, что этот процесс окажется непрерывным и породит не только потомство, но и Творителей, новых владык. Само собой, в период Разделения общество ругов было неустойчивым, но в остальные времена в нем не имелось ни диссидентов, ни организованной оппозиции.

Значит, власти, решил Язон; спровоцировали склоку, чтоб ликвидировать под шумок неугодного пленника. В самом деле зачем он нужен этим Великим Навигаторам, если они не желают вступать в союзы и заключать договора? Они получили кое-какие сведения о людях и знают галактические координаты Пирра – вполне достаточно на первый случай. Ну, а хадрати можно и в расход…

Он принял эту гипотезу, хотя кое-какие моменты оставались неясными. Например, такой: зачем инсценировать нападение, а не убрать его по-тихому, руками тех же красных Стражей? Если же в инсценировке был резон, то почему он еще жив? Куда его везут? К наружному люку, чтоб выбросить в пустоту, как горстку мусора?

Слабый гул двигателя совсем стих, будто растворившись в необозримых безднах, и Язон понял, что коридор закончился. Дорога от Гнезда Дже’каны до водного резервуара помнилась ему не очень хорошо, так как транспортировка в узилище происходила в стремительном темпе. Его запихнули в вагонетку и прокатили вдоль Рукава; затем экипаж миновал отсеки центральной части Роя – циклопические залы, где расстояние от потолка до пола и от стены до стены измерялось километрами, – и оказался в коридоре трубопровода. Разглядел он немногое, а в данный момент не видел ничего, но догадался, что вагонетка летит в пространстве огромного отсека и, надо думать, скроется в скором времени в каком-нибудь из боковых проходов. Не в том ли, который ведет к ближайшему люку?

Он вдруг почувствовал слабое, едва заметное давление на грудь, словно кто-то топтался у его ключицы, приплясывая на крохотных ножках. Потом раздался шепот:

– Я здесь, мой драгоценный друг с два глаза… Я выручать! Спасать! Покинуть тебя, но ненадолго. Ты не тревожиться, ждать!

Непоседа! На сердце у Язона потеплело. Приятно, когда о тебе беспокоятся… даже такое маленькое и беспомощное существо… Ну, а что до спасения, то он сам о себе позаботится. Лишь бы не спровадили в люк! Лишь бы сняли эту пленку, не позволяющую шевельнуться! Он подумал о своем клинке, затем, – о стимуляторе в поясном кармашке и мрачно усмехнулся. Дотянуться бы до этой пилюли… Глотать он ее не станет, только лизнет, а там посмотрим…

Гул сделался громче, и чувство давления на грудь исчезло; экипаж, как и предвиделось, нырнул в какой-то коридор. Язон не имел понятия ни о скорости, ни о количестве поворотов, так как инерция при слабом тяготении была едва заметна и к тому же гасилась упругой тканью. Но двигались они уже минут сорок—сорок пять, а значит, находились где-то в дебрях Роя, за сотню или больше километров от его узилища.

Платформа, на которой лежал Язон, качнулась, послышался шелест голосов, его подняли и понесли. Он оставался в полной темноте, охваченный волнением и неспособный использовать ментальный дар; чувство беспомощности терзало его, усиливая ярость. Тащат куда-то, чертовы спиногрызы… К люку?.. Предсмертный холод проник в его плоть, словно ее уже терзали ледяные клыки космоса.

Его опустили на что-то твердое, видимо, на пол. Ткань со слабым шорохом начала разворачиваться, рука Язона скользнула к поясу, пальцы нащупали продолговатую таблетку в кармане, и в следующий миг, преодолев упругое сопротивление, он поднес ее к губам, напомнив самому себе: лизнуть, и только! Еще – позабыть про клинок… Груда трупов ему не нужна – во всяком случае, до выяснения обстоятельств.

Края пленки загнулись наружу, и Язон выскочил из кокона, как чертик из коробочки. Снадобье ускоряло его реакцию; в единое мгновение он охватил пристальным взглядом большую, слабо освещенную полусферу, привычную меблировку – мерцающие картины, столы и кресла, овальные иллюминаторы в стенах, за коими царил космический мрак, парящие в воздухе стержни видеокамер и множество ругов, сгрудившихся у экрана внушительной величины. Трое или четверо ринулись к нему, но Язон опрокинул их, будто кегли. В следующий миг он врезался в толпу.

Его кулаки работали, как два молота, но, вероятно, доза снадобья была невелика – он мог контролировать ярость и помнил, что не стоит убивать. Тем более что в этот раз он бился с дилетантами, а не с Защитниками – никакого оружия, кроме палок, да и палки они не пускали в ход, стараясь схватить Язона за руки и прижать к стене. Но их усилия были тщетными; он мог одним ударом повергнуть двоих, а то и троих, и похитители разлетались по залу, точно шарики из колеса рулетки. Они вопили, размахивали длинными конечностями, но звуки их речи были для Язона бессмысленным верещаньем или угрозой; не обращая на них внимания, он продолжал работать кулаками, пока бушевавший в нем гнев не начал ослабевать.

Возможно, в этот момент побоище бы закончилось, но тут Язона съездили палкой по уху. Он зарычал, схватил подвернувшееся кресло, грохнул им о стол, вооружившись двумя пластмассовыми дубинками, и принялся крушить оставшихся врагов, а заодно и мебель. Перевес был явно на его стороне, так что минут через пять он овладел ситуацией: три десятка ругов валялись на полу, испуская хрип и стоны, а дюжина сгрудилась у пульта, под большим экраном, сиявшим в полутемном зале невинной голубизной. Решив, что это главные обидчики, Язон направился к ним, зловеще постукивая дубинками друг о друга.

В этой группе были Красные и пара Творителей в сером, но перед собой они вытолкнули желтого юнца. Что-то знакомое почудилось Язону в этой фигуре; багровый туман под черепом начал рассеиваться, и руг, к которому он шагнул с поднятой палкой, уже не казался мишенью для меткого удара. Через секунду его сознание прояснилось: он разглядел медальон-переводчик на шее руга и необычный комбинезон – трехцветный, отороченный золотистыми лентами; затем понял слова, настойчиво стучавшиеся в мозг:

– Керр! Керр динПирр! Перестань буйствовать, щель поперек! Чтоб тебе в Звездное Чрево провалиться! Ты что же, не узнал меня?

– Сур? – выдохнул Язон и опустил палки. – Ты, юный мошенник? Ты меня похитил? Какого дьявола?

Выслушав перевод, руги возбужденно загомонили, засвистели, но Сур успокоил их парой хрипов и взвизгов. Потом повернулся к Язону.

– Никто тебя не похищал, потомок кривой Творительницы! Здесь собрались Запечатлители Роя, лучшие из лучших, желающие поговорить с тобой и расспросить про тот предмет, который ты называешь искусством. Они хотят разобраться с вашим критерием прекрасного, понять, в чем смысл нереальных изображений, как можно играть словами, звуками и красками… Они пригласили тебя на встречу, они готовы принять тебя как почетного гостя и выслушать с вниманием, а ты… Ты чуть не перебил их!

– Ну, – произнес Язон, отшвырнув палки, – какое приглашение, таков и гость. Ты не находишь, что оно было несколько… гмм… экстравагантным?

Ораторский пыл Сура слегка угас.

– Великие Навигаторы упрятали тебя в водный резервуар и не желают, чтобы с тобой контактировал кто-нибудь, кроме Посредников. Это несправедливо! Ты не хадрати, а посланник, да и у нас, Запечатлителей, есть права! И обязанность – записывать все необычное, что происходит в Рое! – Сбавив тон, он сообщил: – Мы обращались в Совет и к Размышляющей в Свете Звезд, но к нашим просьбам не проявили снисхождения. И тогда…

– Тогда вы пересчитали ребра стражникам и притащили меня к себе, чтоб взять интервью, – ухмыльнулся Язон. – А вы не боитесь, что вам забьют щель или выжгут нервный узел?

Сур протяжно свистнул.

– Пусть попробуют! С нами Творители! – Он сделал почтительный жест, и два престарелых руга выступили из толпы. – Это – со’рати Видящий Истину, а это – эрджа Острая Взглядом. Видящий – друг Тени над Роем, Навигатора-Блюстителя… Что с нами сделают?

– Ну, тогда ничего, – согласился Язон. – Ты прав, приятель: в истинно цивилизованном обществе все решают личные связи. – Он потер солидную шишку, вздувшуюся над ухом, и спросил: – Надеюсь, я не зашиб никого из почтенных Творителей?

– К счастью, нет, – успокоил его Сур, отвесив челюсть.

Язон оглядел разбитую мебель, иллюминаторы и мерцающие пейзажи иных миров на стенах.

– Если недоразумение исчерпано, мы можем переходить к делам. Однако, Сур, я уважаю мудрый принцип моей расы,гласящий, что дела идут гораздо легче, если партнеры достигли взаимопонимания. А чтобы его достичь… – Язон еще раз огляделся и промолвил: – Словом, где тут у вас синтезатор?

* * *

Через полтора часа отсек был прибран, раны перевязаны, синяки и ссадины исцелены, а взаимопонимание достигнуто. Синтезатор работал на полную мощь, розовые шарики струились неиссякающим ручьем, глаза блестели ярче, движения сделались энергичнее, челюсти отвисали в дружеских улыбках, и Сур, выполнявший со своим медальоном роль штатного переводчика, едва успевал шевелить клапаном. Горло Язона пересохло, так как он говорил без умолку, объясняя на пальцах и с помощью экрана, что питает в людях страсть к красоте, повествуя о тайнах живописи, резьбы по дереву и производства ковров, о ювелирном ремесле, фресках и панно из мозаики, рассказывая, что и как играют в театре, чем драма отличается от оперы, зачем ваяют статуи из камня, как ткут гобелены и кружева, как рокочут барабаны и посвистывают флейты в оркестре, в чем сущность стихосложения и отчего сей дар почитается самым великим – выше прозы, ваяния и любого из живописных художеств, выше музыки, моды и даже искусства выбить президентский пост для своего дружка. Язон вертелся и крутился на четыре стороны, осознавая с каждой минутой, что сходства меж людьми и ругами гораздо больше, чем ему казалось. Тут и там была богема, особый вид экзальтированных монстров, живущих не в реальном мире, а в измерении грез, если говорить о людях, или готовых туда переселиться, коль речь зашла о ругах. Не то чтоб они презирали законы, но всякий закон был писан не про них, ибо суть его – ограничение, а этим странным существам хотелось необычного. Много, больше, еще больше! Их нельзя было считать бунтовщиками или смутьянами, ренегатами, пятой колонной или возмутителями умов – просто, двигаясь к цели, видимой лишь только им и только им желанной, они не признавали никаких преград. И если вдуматься, в этом не было ничего удивительного – ведь всякий художник живет скорей не разумом, а чувством.

Неиссякаемый поток розовых шариков творил свое коварное дело, и вскоре пожилых Творителей увели – вернее, бережно унесли и погрузили в вагонетку. Толпа Желтых и Красных начала редеть, картины на экране сменялись уже не с прежней быстротой, и Сур, доверив к’ха кому-то из приятелей, направился подкрепиться к синтезатору. Язон, которого все еще обступало плотное кольцо ругов, поглядывал на свой хронометр и задумчиво морщил лоб. В этой компании он ощущал себя как рыба в воде, однако не стоило забывать, что красные Стражи могут очнуться и протрубить тревогу. Вряд ли они сидят в его узилище, любуются мутной лужицей или пересчитывают подушки… А если не сидят, то справедлив вопрос: сколько потребуется времени, чтобы найти беглеца? Рой, несомненно, очень велик, однако…

Чей-то испуганный вопль прервал его мысли. Из мрака за хрустальными иллюминаторами выдвинулось что-то округлое, отливающее металлическим блеском и словно присосалось к наружной стене. Видимо, эта конструкция была не маленькой, метров сорок, так как перекрыла окна; в средних теперь виднелась гладкая серебристая поверхность, а в боковых – изогнутый край большого диска. Челнок, подумал Язон, или десантный бот, набитый Защитниками и Стражами! Легки на помине!

Руги, окружавшие его, застыли, а на стене, в проеме меж двух иллюминаторов, возникла пылающая точка и тут же разделилась надвое. Два ярких огонька шустро поползли вниз и в стороны, описывая круг, достаточно большой, чтобы в него можно было пролезть не нагибаясь; Запечатлители, очнувшись от транса, стали проявлять активность: кто ринулся к дверям, кто с воплями метался по отсеку, а кто и палки подбирал, готовясь к драке. Этих было побольше, чем паникеров, и, вооружившись, они устремились вместе с Суром к Язону, воинственно топорща клапаны. Похоже, они собирались биться до последнего, но не отдать свой завоеванный трофей.

Металлический круг, вырезанный из стены, с лязгом рухнул на пол, и рука Язона метнулась к кармашку со стимулятором. «Весь проглочу! – подумал он, нашаривая рукоять клинка. – Не победим, так разомнемся!»

Но он не успел добраться до пилюльки – отверстие вдруг ярко осветилось, и из него выскочила леди Пат – в шлеме и боевом скафандре, с разрядником наперевес, с грозно прищуренными глазами. За ней полезли длинный Али и коренастый Мойше, потом – Непоседа и еще один мрин, покрупней габаритами, и снова Защитники «Звездного зверя» – десятка три бойцов в полном вооружении. Последним перед изумленной публикой явился сам Хозяин-Навигатор, тоже в скафандре, с переводчиком к’ха и пальцем в отверстии излучателя. Вид у него был, как у пирата Моргана, берущего на абордаж судно с драгоценным грузом.

Щеки Язона увлажнились, сердце затрепетало, согретое жаркой волной ликования. Пришли! Явились, не позабыли о нем! Не бросили, не испугались кары, хоть нет среди них Творителей, и заступиться за этих балбесов некому! И все-таки пришли!

Раздвинув Запечатлителей с дубинками, сэр Джек приблизился к нему и положил на плечо шестипалую ладонь.

– Тебе не причинили вреда, Керр динПирр? От мрина пришло сообщение, что ты похищен, и я не знал, что думать! Такого в Рое еще не бывало!

– Такого, что ты сделал сейчас, тоже, – со счастливой улыбкой ответил Язон. – Однако не беспокойся: эти руги – Запечатлители, желавшие потолковать со мною об искусстве.

Пат откинула забрало шлема и с облегченным свистом выпустила воздух.

– Тогда мы не станем их убивать. Мы только заберем тебя и улетим в Голубую. Поторопись, Керр! Этот корабль доставит нас к «Звездному зверю»!

Мрин – тот, что побольше, – пронзительно заверещал, и Навигатор, повернувшись к Защитникам, отозвался на этот вопль резкой командой. Желтые начали втягиваться в чрево десантного корабля. Пат, схватив Язона за руку, поспешила следом.

– Быстрее! Мрин говорит, что Стражи Совета скоро будут здесь!

Сэр Джек повелительно бросил Суру:

– На борт, Желтый! – потом, отпрыгнув к диафрагме люка, добавил: – Всем покинуть отсек! Немедленно! Сейчас мы отстыкуемся, и тут будет вакуум!

Последняя группа Запечатлителей ринулась к выходу, но этого Язон уже не видел: тихо зашелестев, лепестки диафрагмы сомкнулись перед ним.

Глава 21

…и оказалось, что это была действительно огромная пушка!

Г.Г.Билл «Двенадцать подвигов Язона динАльта», «Полярная Звезда». Издание, адаптированное для детей.

Язон сидел в святая святых «Звездного зверя» – в командной рубке корабля, перед дырчатыми панелями, экранами локации и связи, пультами управления оружием и массивной стойкой, в чьих отверстиях вспыхивали и гасли неяркие золотистые огоньки, россыпь которых напоминала исчезающие и вновь рожденные созвездия крохотных светил. Эта консоль являлась блоком контроля двигателя, и ритмичный танец огоньков подтверждал, что «Зверь» летит в гиперпространстве, или, как говорилось на кораблях людей, находится в ОХР, особом ходовом режиме. Сейчас корабль мчался к галактике ругов, стремительно удаляясь от Роя, свершавшего свой первый прыжок к Голубой. Сэр Джек опасался погони и считал, что их не рискнут искать около флота Зи и что враждебный клан, преследуя Куа, не обратит внимания на одиночный корабль без боевого модуля. Может, их даже и не заметят; тогда – пара прыжков назад, пара – в сторону, а затем – в Голубую! Двигаясь этим курсом, они должны были обойти Рой по дуге и очутиться первыми у Пирра, поскольку «Зверь» перемещался с большей скоростью, чем гигантская обитель ругов. Язон еще не решил, что станет делать, вернувшись к родным пенатам, будет ли воевать или продолжит дипломатические игры. Во многом это зависело не от него, а от реакции пиррян и остальных миров Галактики. Их было так много, этих планет, колонизированных человечеством! В последние столетия Лига стремилась связать их вместе, однако этот альянс не исключал других объединений – Планет Полярной Зоны, Союза Славянских Миров, Конфедерации Сириуса, Демократических Штатов Бетельгейзе, Тысячелетней Монархии Веги и прочее, и прочее. Много, очень много миров! И у каждого – свое мнение!

Но, что бы ни случилось, Джека, его корабль и экипаж он не отдаст. Ни за что не отдаст! Не потому лишь, что испытывает к ним дружеские чувства, до коих Лиге и другим союзам дела нет, а по причинам политическим. В сущности Джек оказывал неоценимую услугу и человечеству, и своему родному племени: люди будут предупреждены, а значит, готовы к вселенской битве; руги, узрев такую готовность, могут склониться к союзу и миру. Впрочем, сейчас было рано судить о подобных вещах, ибо неясных вопросов оставалось море. Даже целый океан! Скажем, что решит Совет Лиги? Как поведут себя Зи? Доберется ли Рой в Голубую галактику целым и в полном благополучии? И доберется ли туда «Звездный зверь»?

Формой рубка напоминала полумесяц, и с выпуклой ее стороны тянулись экраны и пульты, а перед ними – почти не занятый ряд кресел. В гиперпрыжке корабль, управляемый Памятью, не требовал особых забот, и потому дежурная смена включала четверых: третьего Помощника Навигатора, двух пилотов и связиста у панели унны. Посередине вогнутой стороны полумесяца пол был приподнят метров на пять, и с этого возвышения над входом в гравитационный лифт рубка обозревалась из конца в конец. Оно служило чем-то вроде капитанского мостика; тут, под мерцающим куполом Памяти, тоже стояли кресла, огражденные металлическими перилами, а за стеной с раздвижными дверями тянулся главный коридор командной палубы: слева – кабинет и каюта Навигатора, справа – апартаменты почетного гостя.

Четверо дежурных и четверо на мостике… Кроме Язона, благородный эрдж, его Советник и, разумеется, Патриция… Руги были в своих обычных комбинезонах – то ли не успели сменить их за час, истекший с момента бегства, то ли не пожелали, решив, что ничего торжественного, тем более вдохновляющего не случилось. Скорей, наоборот.

– Вы сильно рискуете, – сказал Язон, глядя на скучавших внизу дежурных. – И вы, и ваши подчиненные. Вас не пугает позорная смерть в синтезаторе?

– Пугает, – сморщил клапан Советник Пит. – Однако… Видишь ли, Керр, мы слишком привыкли к определенному порядку вещей, который неплохо подходил для жизни в прежних владениях Куа. На новом месте что-то должно измениться. Мы поняли это после бесед с тобой, и мы надеялись, что нас поддержат Великие Навигаторы. Возможно, так бы и случилось через дюжину дюжин циклов, но время не ждет: за нашей дыхательной щелью – Зи, ресурсы Роя иссякают, и надо двигаться в твою галактику. Если не принять решения, мы явимся в нее врагами… Значит, надо подтолкнуть Творителей, поставить их перед фактом.

– Нашего бегства?

– Да! Пусть решают! Если бы не этот случай с Запечатлителями, мы все равно бы ушли… взяли тебя и ушли… Мы отправили в Совет свои отчеты и записи, сделанные Памятью, и думали, что ты будешь принят как посланец, как существо, равное ругам. Не получилось! – Пит совсем по-человечески всплеснул руками. – Но, может быть, получится сейчас.

– Может быть, – согласился Язон. – Вообще-то бунт на корабле – последнее дело, но, если капитан ведет его на мель, приходится отставить субординацию. – Он вздохнул и блаженно потянулся. Глаза его поблескивали, сердце омывали теплые волны надежды. Снова среди друзей-приятелей, среди своих… Дни, проведенные у мутной лужи, казались ему сейчас дурным кошмаром, отлетевшим в Великую Пустоту. Снова потянувшись, он произнес: – Хочу спросить… Как вы узнали про заварушку, устроенную Запечатлителями? И как меня нашли? Сур подсказал?

Патриция сделала резкий жест рукой.

– Нет. Узнали от мрина, от твоего мрина и от второго, которого он считает своим родителем. Они же и нашли тебя. Мрины это умеют. Правда, маленький мрин был перепуган, и мы не поняли, что случилось.

– А что могло случиться, моя прекрасная леди?

Зрачки Пат сузились.

– Рой очень велик, Керр динПирр. Он строился тысячелетиями, и даже старые Творители не помнят всех его залов, переходов, Рукавов и Гнезд. Тем более Желтые и Красные… Откуда нам знать, что было в том отсеке, в который тебя отвели? Мрин бормотал что-то странное… Нам показалось, что над тобой свершат насилие… перевезут в какое-то место и будут допрашивать в ку’рири. Этого мы не могли допустить.

На сердце у Язона стало еще теплее; он взял руку Патриции, наклонился и поцеловал ее. Мета поймет, мелькнула мысль, поймет и не осудит. В этот момент он не видел ни треугольных глазок Тактика, ни безволосого черепа, ни рта величиной с ладонь; пожалуй, он мог бы поцеловать ее в губы, да только губ у ругов не было.

– Что ты делаешь? – с любопытством спросила Пат.

– Это высший знак любви и уважения, даруемый мужчиной леди… той леди, с которой он не может заняться воспроизводством потомства.

Челюсть сэра Джека оттопырилась.

– Воспроизводством потомства! Такое даже мне не под силу, Керр! Мы, к сожалению, из разных поколений… – Он подергал клапаном и сообщил: – Ну, ничего! Я не буду касаться Па’тари щелью для пищевых таблеток, а докажу свое уважение иначе, как принято у ругов, – сделаю ее своей наследницей. Пусть владеет кораблем и носит титул эрджи весь срок красного поколения. А после керр’вадака… после, я уверен, она превратится в Творительницу! В самую мудрую из всех! Жаль, что этого я не увижу…

Язону показалось, что кожа леди Пат порозовела, хоть это, скорей всего, было иллюзией – руги не краснели и не бледнели. Он подмигнул ей, затем бросил взгляд на сэра Джека и произнес:

– Что за мрачные прогнозы? Ты ведь тоже можешь стать Творителем! Вероятность невелика, но все-таки…

Навигатор переглянулся с Советником, потом сказал:

– Вряд ли, Керр. Я помню, что ты просмотрел множество лент о ругах, но в лентах есть не все – кое-какие вещи не доверяют записям, и ты о них не знаешь. Меня наградили Продлением Жизни… Нет, не так – я был награжден! За экспедицию в Голубую, за то, что нашел прекрасный мир для керр’вадака… Однако я пренебрег наградой и оскорбил Совет, так что теперь она аннулирована. Я так думаю… Наверняка аннулирована, после всего, что я натворил.

Недоуменно наморщив лоб, Язон наклонился в кресле и заглянул в лицо Навигатора.

– Погоди-ка, почтенный сэр… я и в самом деле чего-то не понимаю… Мне казалось, что керр’вадак – процесс естественный и нерегулируемый… кому повезет, тот выживает… возможно, самые сильные и приспособленные, самые крепкие и здоровые, но управлять этим нельзя. Дело удачи и случая… Или не так?

Советник Пит с иронией отвесил челюсть.

– В общем, ты прав, но существа цивилизованные не могут полагаться лишь на случай и удачу. Представь, например, что руг из Красных имеет выдающийся талант или свершил достойные самой великой награды подвиги… Такую личность надо сохранить, и есть для этого особая аппаратура – она поддерживает жизнь в момент творения. Возможен и обратный вариант: тот, кто не достоин, скончается в период керр’вадака. С полной гарантией, чтоб мне позеленеть! Об этом не говорят, однако…

– Но почему? Почему не говорят?

– Разве ты не понимаешь? Гарантия жизни или смерти – нарушение принципа справедливости. Керр’вадак неизбежен, его проходят дуо-дуо ругов – сотни миллионов, по-твоему, – и мы не можем продлить жизнь каждому, даже двенадцатой части, даже двенадцатой от двенадцатой… Поэтому о дающих жизнь устройствах не упоминают ни в записях, ни в разговорах, да и известно о них немногим. Их как бы не существует, ибо распространение подобной информации нарушило бы стабильность клана. Ведь самое ценное, что есть у нас, – это жизнь, не так ли?

После этих слов холодный пот прошиб Язона. Чувствуя, что бледнеет, он повернулся к Навигатору.

– И ты ее отверг! Отверг Продление Жизни! Из-за меня?

Благородный эрдж протяжно свистнул.

– Нет, Керр динПирр, не из-за тебя и даже не затем, чтобы подтолкнуть Творителей к решению, к союзу с вашей расой. В конце концов жизнь – всего лишь игра… ты, отчаянный игрок, об этом знаешь! И мне захотелось сыграть в новые игры, описанные тобой, в самую сложную из них – в торговлю. Она интереснее, чем поо’керр и тью’ти. – Навигатор с задумчивым видом прищурился, потом добавил: – Мне показалось, что эта игра, возможно, и станет той самой наградой, которую я желал, более ценной, чем Продление Жизни. Я буду летать на своем корабле от планеты к планете, увижу тысячи новых миров и буду с ними торговать… Мне это больше нравится, чем участь Творителя.

«Он любопытен, как лучшие из нас, потомков земных колонистов», – отметил про себя Язон, а вслух сказал:

– Я тебя понимаю, достойный сэр. Но ты ведь можешь сделаться Творителем и продолжать свои странствия, верно? Есть в Рое Творители-Советники, Посредники, Стратеги и Великие Навигаторы, а ты будешь первым Творителем-Купцом. По-моему, отличная мысль!

– Не сомневаюсь. Только вряд ли я стану Творителем, Керр.

Чувство вины пронзило Язона, а вместе с ним пришла усталость. Два похищения за день, пожалуй, многовато, решил он, вздохнул и поднялся, делая жесты прощания.

– Со всем почтением напомню, что мой организм не столь совершенен, как у Детей Великой Пустоты. Мне нужно отдохнуть в бессознательном состоянии пять двенадцатых цикла, а лучше – шесть. Увидимся!

В своих апартаментах Язон обнаружил Непоседу и второго мрина, покрупней и попушистей. Они занимались важными делами: старший учил младшего прыгать через столы и пульт под курсовым экраном. При появлении Язона тренировка прекратилась, и Непоседа пропищал:

– Это есть/быть мой родитель – тот, который служиться Великий Навигатор Роя. Ты хотеть с ним познакомиться, так?

– Так. – Язон осторожно пожал маленькую лапку. – Очень польщен, мой друг. У тебя замечательный сынишка.

– Еще молодой, глупый, – отозвался новый знакомец и подпрыгнул на целый метр.

– Ты знаешь мой язык? – Изумление Язона было непритворным.

– Родитель знать, – сообщил Непоседа. – Знать то же, что я, и еще лучше. Ты, мой драгоценный сэр, давать родителю имя? Я напомнить: имя мрин очень сложный, трудно произносить.

– С именами нет проблем, их у меня целая куча. – Почесав в затылке, Язон измерил взглядом величину пульта, взглянул на стол и предложил: – Имя Попрыгун тебя устроит?

– Большая честь взять такой прозвание! – На этот раз старший мрин подскочил метра на полтора. – Я благодарить за имя и за мой малый отпрыск. За терпение, какое ты с ним проявить. За тепло, которым обогреть.

– Не стоит благодарности. Он очень милый малыш.

Язон направился в дальний отсек, мечтая вымыться и прикорнуть на ложе, но оба мрина последовали за ним.

– Мой отпрыск одинок на корабле, – сообщил Попрыгун. – Очень одинок среди холодный руги! А ты на них не походить. Ты теплый, как мрин, и делиться теплом.

– Руги тоже теплые. Температура их тела лишь немного меньше, чем у меня.

– Я иметь в виду не это тепло, другое. То, которое исходить из твой голова. Из мозга!

– Вот как! – Язон присел на край ложа и начал стягивать одежду и башмаки. – Очень интересно! Выходит, ты и другие мрины можете чувствовать это тепло?

– Чувствовать, да. Молодой – немного, такой, как я, – гораздо лучше. Полезный дар! Но руги его не иметь. Руги – странный существа.

Язон заинтересовался.

– Наверное, ты много знаешь о ругах? Больше, чем твой потомок?

– Льстить себя такой надеждой, о друг мой отпрыск!

Непоседа залез на ложе, потом перебрался к Язону на колени, щекоча кожу пушистой шкуркой. От него исходило ощущение спокойствия и довольства. Внезапно Язон почувствовал, что его усталость исчезает; энергия вливалась в мышцы, мозг был свеж и бодр, и ему определенно не хотелось спать и мыться. Совсем не хотелось! Он посмотрел в сторону душевой кабинки, пожал плечами и произнес:

– Сэр Джек, Хозяин-Навигатор, желает оставить этот корабль в наследство леди Пат. Что это значит? Я не успел ознакомиться с теми разделами Кодекса, где говорится о наследстве.

– Все очень просто. – Попрыгун тоже вскочил на ложе и присел, выдвинув зрительный стебель на полную длину. – Руг иметь богатство, один больше, другой меньше. Благородный руг много иметь: кедеты, место в Рой, Гнездо и долю в том, что получают от хадрати, а еще – корабль или два корабля. Но руг производить потомка и отлетать в Великий Пустота, не видеть свой наследник. Творители и Память Роя хранить наследство, пока наследник расти из Синего в Зеленый и из Зеленый – в Желтый. Но на это время руг-Хозяин может передать богатство другой руг, не из его семья, а посторонний из младший поколение. Когда его наследник стать Красным, ему все возвратиться, а посторонний руг в то время уже умереть. Просто?

– Просто, – согласился Язон. – Этот временный наследник что-то наподобие опекуна, так? А не бывает случаев, что опекун проматывает состояние?

– Никогда не быть. У руг, который ты назвать «опекун», нет права уменьшить наследство, только пользоваться и увеличить.

– А если руг станет Творителем?

– Это особый случай. Творитель живет долго, очень долго, он видеть своих красных отпрысков и даже их потомков. Он давать им столько наследства, сколько хотеть, потому что очень богат – доля Творителя велика. Есть такой семья, где Творители бывать чаще, и это очень богатый семья. Такой семья в клане пять или шесть дюжина дюжин, они носить титул эрдж и со’рати и править Рой. Хозяин «Звездный зверь» из такой семья.

– А леди Пат, его подружка?

– Нет. Она только кайо – значит, что в ее семья никто не пережить керр’вадак.

Видимо, наша леди может сделаться Творительницей только за большие подвиги, подумал Язон. Но разве она их не свершила, похитив такого выдающегося хадрати? И к тому же дважды!

Он почесал переносицу и произнес:

– Кстати, о керр’вадаке… Я знаю, что у ругов может быть от одного до трех потомков. А отчего это зависит? Какие факторы важны для плодовитости?

Попрыгун, уставив глаз в потолок, принялся добросовестно перечислять:

– Теплый климат, много вода, хороший питаний…

– Это я знаю. Что еще?

– Гравитация. Очень важный фактор! Если гравитация как максимум в этот отсек, плодовитость быть великий. Не такой большой, как у вас, человеков, но максимальный для руги.

Как раз условия Южного пиррянского материка и прилегающих вод, крутилось в голове. Практически идеальные, если не считать вредоносной фауны и флоры… Ну, с этим руги справятся! Воевать они умеют и при нужде выставят сто миллионов бойцов. Хоть пятьсот, а то и больше – после нескольких керр’вадаков!

Такая мысль Язону решительно не понравилась.

– Что ж получается? – вымолвил он, с задумчивым видом разглядывая свой башмак. – Мы пустим их на Пирр, они размножатся в благоприятных условиях, и Рой начнет делиться… Разделится раз, второй, третий, и будет у нас десяток враждующих кланов, которые сцепятся друг с другом, как в прежней их галактике… Нет, это не дело! Это меня совсем не устраивает! У нас, человеков, хватает собственных разборок!

– Ты не беспокоиться, – пискнул Непоседа, приподнявшись на тонких ножках.

– Не беспокоиться, – эхом отозвался его родитель. – Есть еще важный фактор. Самый важный! Мы, мрин…

Пронзительный свист Памяти в большом отсеке заставил Язона приподняться. Свист не умолкал, и он, торопливо натянув одежду, бросил мринам:

– Что-то случилось, парни. Сидите здесь, а я – в командную рубку!

Проскочив мимо маршрутного экрана в гостиной, Язон заметил, как в кромешной тьме одна за другой загораются световые искры. Не приходилось сомневаться в их искусственном происхождении: эти огни целенаправленно двигались вперед и сохраняли построение в форме широкого конуса. Стратег Зи! – мелькнула мысль. Прилипчивый, как жвачка… А ведь говорили ему – не попадайся в другой раз!

В рубке уже царил порядок, какой положен по боевому расписанию: восемь пилотов и третий Помощник – у пульта, Патриция и Пит с двумя другими Помощниками – у боевых консолей. Дика и Туба среди них не обнаружилось. В этом рейсе экипаж был невелик, не больше восьми десятков; половина Защитников пала в недавней стычке, Измерителей, Учеников и Работников не успели взять на борт в связи с поспешным бегством, а первый и второй Помощники залечивали раны.

Сэр Джек прохаживался по капитанскому мостику и выглядел мрачным, как тепловая смерть Вселенной. Клапан оттопырен, глаза сужены, воздух в спинной щели хрипит и клочет.

– Зи? – спросил Язон, покосившись на экраны. – Чего хотят?

– Потомки кривой Творительницы! Требуют выйти из прыжка, остановиться и ждать! Это конец, Керр… не долетели мы в Голубую… – Рот Навигатора приоткрылся в невеселой усмешке. – Будем драться, но нам против них не выстоять, один-единственный модуль нас испарит. «Зверь» – транспорт, не боевой корабль…

Конец? – думал Язон, уставившись на плотный строй вынырнувшей из мрака флотилии. Неудача? Или новый подарок судьбы, возможность доказать, на что способны люди и руги, если объединятся?.. Смутные мысли кружились в его голове, переливались в сосуд, бурливший идеями и планами. С каждой секундой жидкое и легковесное испарялось, твердое, опускаясь на дно, ложилось в фундамент решения и застывало в прочной конструкции. Когда ее формы обрисовались достаточно ясно, он произнес:

– Случается, что корабли разносит в клочья перед гиперпространственным прыжком. Ты слышал о таких делах? Представь, почтенный сэр: полная готовность, двигатель запущен, однако ничтожный сбой в электронике, и вся энергия, накопленная для прыжка, выплескивается сразу… Бамм и дзинь! Высокие звезды, что за взрыв! Поменьше, чем от вашего канита, но тоже очень впечатляющий. Если верно подобрать дистанцию, можно целый флот пустить в распыл… – Хищно усмехнувшись, Язон добавил: – Канита у нас нет и нет боевого модуля, зато есть гиперпространственный двигатель. Страшная сила в опытных руках!

Дважды повторять сказанное ему не пришлось: благородный эрдж тут же свесился через перила и захрипел, засвистел, заулюлюкал, раздавая приказы Пилотам и Помощникам. Прервать полет и выйти в реальное пространство! Остановиться! На двигатель – полную мощность! По сигналу – отключить Память! И передайте Зи – чтоб рожи их позеленели! – корабль выполнил приказ! Что дальше? Подставить синтезатор их Стратегу? Или забить ему в щель приклад разрядника?

Отбарабанив все это, сэр Джек повернулся к Язону. Глаза его сияли.

– Прекрасно, Керр динПирр! Ты умен, как Первый Навигатор… Если б не наши печальные обстоятельства, я предложил бы тебе должность Советника на «Звездном звере»! – Эрдж воинственно оттопырил клапан и погрозил кулаком надвигавшейся флотилии. – Подождем, пока они не приблизятся и дезактивируем Память! Память управляет всем на корабле, включая двигатель… Будет, как ты сказал, – бамм и дзинь! Мы уничтожим их флот и погибнем героями!

– Хорошая мысль, – согласился Язон, – но я имел в виду нечто другое. Ну, например, мы срочно садимся в десантный бот и делаем ноги, а бамм и дзинь – проблема Памяти. Это ведь такая умная машина! Взорвет что угодно и не почешется!

Навигатор помрачнел.

– Память не может сама себя дезактивировать. Это делаю я или мой Помощник, и только нам известен нужный код. Однако ты подал отличный совет, Керр! Вы улетите, а мне придется…

– Нет, нет, должен быть другой выход! Разве Память не в состоянии вырубить ту свою часть, которая контролирует двигатель? Этого было бы достаточно.

– Так тоже не получится. – Сэр Джек озабоченно потер впадину на затылке. – Память – целостный интеллект, она не делится на части и функционирует подобно мозгу живого существа. Ее частичное отключение невозможно… во всяком случае, я бы не смог составить такую программу. И даже Ту’барг, наш лучший специалист…

– Погоди! – Язон, запрокинув голову, вгляделся в мерцающий над ними купол. – У вас есть блокирующие поля, но их применяют лишь в локальных направлениях и в замкнутых отсеках. Почему?

– Это просто, Керр. Во-первых, эти поля действуют только на небольшом расстоянии. Во-вторых, если сблизиться с врагом и направить на него блокирующий луч, все – от разрядников до Памяти – выйдет из строя. Корабль взорвется, а вместе с ним – атакующее судно и другие, которые будут неподалеку, свои и вражеские. Очень опасный тактический прием! Поэтому Кодекс Войн в Пространстве запрещает…

– Черт с ним, с этим Кодексом! Своих кораблей поблизости нет, и, как говорят у нас, в любви и на войне все дозволено! Раз Память не может сама себя вырубить, пусть включит блокирующее поле – в тот момент, когда Зи приблизятся.

Пол под ногами Язона содрогнулся, к горлу на миг подступило удушье – «Звездный зверь» вышел из гипера. Но огоньки на блоке контроля двигателя плясали в прежнем бодром ритме, подмигивая и будто ожидая, когда их узор сложится в череп со скрещенными костями. Окинув быстрым взглядом консоль управления, сэр Джек уставился на подчиненных, что суетились внизу у пультов и экранов; в душе его ненависть к врагам боролась с понятием долга и чести. Флот Зи, тоже вынырнув в реальное пространство, неотвратимо приближался.

– Ты прав, Керр, здесь нет других кораблей, – выдавил Хозяин-Навигатор, – но, видишь ли, я не могу пренебречь Кодексом. Кодекс – это…

– Кодекс не разрешает атаковать врага подобным способом, – прервал его Язон. – Но я предлагаю другое: создать блокирующее поле в объеме собственного корабля. Надеюсь, это не запрещено? И это по силам Памяти?

– Да. Разумеется! – Если пользоваться человеческими аналогиями, физиономия сэра Джека просветлела. – Щель поперек! Со своим кораблем я вправе делать что угодно!

Он задрал голову вверх и рявкнул:

– Память, срочный приказ! Покинуть все палубы, отсеки и боевые посты! Экипажу собраться в шлюзовой у десантного корабля! Тактик, ты отвечаешь за исполнение! Третий Помощник, первый и второй Пилоты – подготовить корабль к старту! Время – восемь тебов, отсчет пошел!

– Принято и зафиксировано! – гулко отозвался компьютер, и суетившиеся внизу руги ринулись к гравитационной шахте. Леди Пат свистнула на бегу, приказывая поторопиться, и Навигатор, ответив ей таким же резким свистом, пробормотал:

– Уходи, Керр! Я отдам последние команды Памяти и через теб буду у корабля… Уходи!

– Мне еще надо забрать мринов, – отозвался Язон и выскочил в коридор. Непоседа и Попрыгун ждали его у шахты лифта; он подхватил малыша на руки, шагнул в казавшийся бездонным колодец, и теплый поток воздуха потащил их вверх.

Вверх, вверх, вверх… К шлюзовой камере, в которой он бился с Защитниками Зи, и к десантному кораблю, чьи люки были распахнуты, и корпус мелко подрагивал от гула проснувшегося двигателя. Вверх, к новому бегству и новым надеждам.

– Жаль! – вдруг произнес Попрыгун, цепляясь хрупкой ручкой за пояс Язона. – Жаль! Такой хороший корабль! Что теперь? Что Хозяин оставить свой леди? Пфф-пах! Только облако раскаленный газ!

– Ты знаешь, что случится с кораблем? Знаешь, что я посоветовал Джеку? – изумился Язон. – Откуда?

– Родитель знать все, – отозвался Непоседа, вертясь у него на руках. – Очень мудрый! Знать даже то, что ты еще не сделать, а только думать.

– Вот это меня совсем не удивляет. Я думаю так: будет договор с Великими Навигаторами – будет у Джека новый корабль. А договор мы заключим, клянусь высокими звездами! Только не надо торопиться; терпение, терпение и еще раз терпение! Правильно?

Непоседа хихикнул.

– Как говорить у вас, у человеков, в терпении – добродетель!

Они покинули лифт в кольцевом коридоре и бегом направились к распахнутым воротам шлюзовой.

Интерлюдия

Пирр, усадьба Реса

Этого корчевщика притащил Накса, говорун. Где он его выкопал, осталось Ресу неизвестным, но ничего приятного в той помойке, надо думать, не нашлось – от корчевщика разило тиной, болотной гнилью и запахом подсохшей крови. Его одежда, куртка и штаны из шкур, была потертой и местами рваной, в кровавых и жирных пятнах, сапоги из кожи дорима явно забыли о лучших днях, однако висевший у пояса нож светился, как зеркало. По этому ножу и превосходному арбалету Рес опознал охотника – из тех бродяг, что не пашут землю и не заводят стад, а шатаются здесь и там, нанимаясь к фермерам в охранники или отстреливая зверье по собственному почину. К людям такого сорта Рес относился без большой приязни.

– Вот, – сказал Накса, притормозив охотника посреди двора, между крыльцом и колодцем, – это Пуги.

– Вижу, что Пуги, – поморщился Рес, стараясь дышать ртом. – А на кой он мне сдался?

– Он хочет рассказать, – сообщил Накса в обычной для говорунов немногословной манере.

Рес подождал минуту-другую, потом сходил к колодцу, напился – утро выдалось жаркое – и поднес воды гостям. Они тоже напились, молча и жадно хлебая из деревянной бадьи.

– Ну? – поторопил Рес.

– Ну, – отозвался Пуги. Голос у него был басистый, как труба.

– Говори!

– Ну, я говорю. Хара меня нанял.

Он снова замолчал, но тут вмешался Накса с пояснениями:

– Говорит, что его нанял Хара.

– Это я уже слышал, – произнес Рес. Хара был состоятельным скотоводом, жившим километрах в двухстах к востоку от его усадьбы, на границе между лесной и степной зонами. Весьма уважаемый фермер: стадо доримов в сотню голов, а еще клыкастые козы, дававшие шерсть и молоко.

Подождав некоторое время, Рес спросил:

– Хара нуждался в стороже?

– Ну! – подтвердил Пуги.

– Были неприятности с доримами?

– Хрр… Нет, с козами.

– Таскали коз?

– Ну!

– Кто?

– Известно, кто: рогач!

Рогачами корчевщики звали рогоносов или рогатых дьяволов, тварей стремительных, прожорливых и опасных. Если такая зверюга повадится ходить на ферму, то не отстанет, пока не сожрет всю живность, а то и самого хозяина. Картина событий для Реса несколько прояснилась.

– Выходит, – сказал он, – рогач таскал у Хара коз, и ему пришлось нанять охотника. Тебя! Чтобы ты подстрелил рогатую нечисть. Так?

– Ну!

– Что – ну? Подстрелил?

Пуги начал чесать в бороде. Борода была огромной, лохматой, и чесался он долго. Потом пробасил:

– Не подстрелил. Полный облом!

Это было уже непонятно, и Рес с молчаливым вопросом уставился на Наксу. Тот толкнул охотника кулаком в бок:

– Расскажи, как в засаде сидел.

– Ну, сижу я в засаде, – сказал Пуги и сделал долгую паузу. Потом уточнил: – Вечером, под пьяным деревом.

– Дальше!

– Сижу. – Пуги вцепился в бороду и дернул изо всей силы. – Рогач идет, а он летит!

– Кто – он?

Охотник глубоко задумался, потом начал шевелить руками, то сводя их вместе, то расставляя в стороны, но не просто расставляя, а будто очерчивая какую-то форму. Спустя минуты три он сообщил:

– Такой!

– Круглый, – подсказал Накса.

– Ну!

Рес глубоко вздохнул, закрыл глаза и сосчитал до десяти. Затем поднял бадью, освежился парой глотков и произнес совсем спокойным голосом:

– Значит, так: была ночь, ты сидел в засаде под пьяным деревом и ждал рогача. Рогач появился, и тут прилетело что-то круглое. Большое?

– Хрр!

Судя по интонации, это означало «да».

– Что случилось потом?

Пуги полез было в бороду, но кулак Наксы снова прогулялся по его ребрам. Действенный способ, решил Рес, когда охотник выдавил целых три фразы:

– Он как спустится, да как хватанет! Круглый – рогача! Только визг пошел!

История явно приобретала интерес. Можно сказать, становилась весьма интригующей!

– Дальше!

– А все, – сказал Пуги и повел носом в сторону дома и кладовых. – Слушай, хозяин. Ты спиртом не богат?

– Богат, но налью, когда расскажешь.

– Так все! Чего рассказывать?

Но Рес пытал охотника еще минут сорок и выяснил, что месяца два назад некая штуковина дисковидной формы снизилась над лесом, выпустила манипуляторы (Пуги называл их «усами»), схватила рогоноса и, невзирая на его рев и отчаянное сопротивление, утянула в небеса. После долгих расспросов и уточнений Рес даже получил информацию о размерах летающего объекта, его скорости, длине манипуляторов, а также о том, что диск улетел к восточному побережью и что днище у него было плоское, а верх выпуклый, и в этой выпуклости просматривались шесть канавок или желобков. Пуги, как и положено охотнику, был человеком наблюдательным, только слов у него не хватало.

Закончив беседу, Рес плеснул в кружки горячительного, угостил охотника и говоруна, выпил сам и начал чесать в голове. Надо же, летающий диск! Манипуляторы! И этот пойманный ими рогач! Аналогия напрашивалась сама собой, и, поразмыслив, Рес направился в дом, к передатчику, чтобы связаться с Керком. Аппараты дисковидной формы были редкостью, и если незваного гостя удастся идентифицировать по библиотечным файлам, то станет ясно, откуда он прибыл. Или хотя бы где его можно купить… Немалое достижение, совсем немалое! А остальное – забота Меты и Керка, дело техники, вопрос времени…

Главное, выяснить, где похитители! Помня о пушках «Арго», Рес ни капли не сомневался, что они сознаются и возвратят добычу. Ну, не с первого залпа, так со второго, не со второго, так с третьего…

Глава 22

Всегда найдется щель, чтобы ее забить, но не всегда до нее доберешься.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

Творитель-Стратег Чужое Сердце ощущал прилив энергии и бодрости: все развивалось по плану, начертанному им. Разведчики Куа, летевшие из двух галактик, из Гнезда и Рукава, были найдены, допрошены и уничтожены, тогда как корабль из Голубой благополучно добрался до шлюзов Роя. Бесспорная удача, если вспомнить о повреждениях, полученных в бою, и иссякающих запасах энергии! Теперь Навигаторы клана Куа могли поразмыслить о своей судьбе, и Стратег не сомневался, что завершатся эти размышления полетом в Голубую. К чудовищам-хадрати, способным перебить дуо-дуо Защитников, вспороть им животы своими отточенными клинками, отсечь конечности и головы! Само собой, Куа ввяжутся в войну и, надо думать, испепелят планеты дикарей… Что только к лучшему! Новая галактика огромна, и, если уж в ней зародилась жизнь, найдутся и другие населенные миры, другие твари, кроме дикарей с железками. Такие, в каких нуждаются Зи, – не слишком активные, не очень умные, зато покорные.

Пока Навигаторы Куа размышляли и Рой оставался на прежнем месте, Стратег приступил к необходимой передислокации. Собрав свою эскадру, он вызвал основные силы, дюжину дюжин кораблей, соединился с ними и отправил к Рою наблюдателей, чтоб взять под контроль пространство в максимальном объеме. Кроме того, пришлось заняться дисциплиной – забить дыхательную щель двум Стражам и семерым Защитникам, распространявшим панические слухи. Эти отродья кривой Творительницы, уцелев в побоище, затеянном хадрати, были напуганы до судорог в нервном узле, что, разумеется, влияло на боевой дух контактировавших с ними воинов. Чужое Сердце не поощрял публичных казней и в данном случае лишь подчинился суровой необходимости и повелению Кодекса. К счастью, его экзекуторы были опытны, и процедура не растянулась надолго.

Тем временем Рой Куа двинулся в путь – как и ожидалось, к Голубой галактике. Флот Чужого Сердца, построившись плотным конусом, следовал за ним на пределе досягаемости гиперпространственных локаторов. Это сулило целых два преимущества: во-первых, не потеряешь противника, а во-вторых, противник усвоит несложную альтернативу: или молнии Зи, или клинки хадрати. Усвоив же, поторопится – все же клинки предпочтительней молний.

Одну двенадцатую цикла после начала движения Стратег провел в своей каюте, однако, любуясь мерцающими пейзажами, не предавался отдыху, а размышлял. Предвидение было верным, план сработал, и это, с одной стороны, усиливало его позицию в Совете, с другой – рождало тревожные мысли о будущем. Рой Зи стоял на грани Разделения, а этот процесс, даже при мирном исходе, не относился к числу элементарных. Никак не относился! Полная расстыковка планетоида, затем соединение жилых отсеков и хранилищ, резервуаров, энергетических станций, Рукавов и Гнезд в две новые конструкции – все это было непростой технической проблемой, но настоящая сложность таилась в ином, не в технике, а, как сказали бы люди, в обстоятельствах политических. Семь Великих Навигаторов в Совете, две группировки и Чужое Сердце; при Разделении трое возглавят первый клан, трое – второй, и каждый возьмет положенную долю. К кому же присоединиться? Тот клан, в который войдет Стратег – конечно, со своими ресурсами, – станет сильнейшим и сохранит за собой владения Зи и, главное, традиционный мир Обряда Зрелости. Более слабому клану придется взять бывшую область Куа, и тут возможно недовольство среди Творителей и даже в красном поколении, чей срок уже подходит. Богатая область, но планета керр’вадака – дрянь! Мало тепла, мало воды и кислорода, мало органики, и этого не скомпенсируешь самой обильной данью от хадрати! Мир с приличным тяготением, но слишком древний и сухой… Однако другого в области Куа нет…

К кому ни присоединишься, будут проблемы, будут! – размышлял Чужое Сердце, когда из купола Памяти донесся пронзительный тревожный свист. Затем он услышал:

– Почтенного со’рати просят явиться в командный отсек.

– Глас Пустоты! Что там еще? – пробормотал Чужое Сердце и поднялся.

Рубка встретила его мельканием огней и непроглядным мраком, затопившим экраны. Лишь на одном виднелись световые проблески: далекое размытое пятно Роя и серебристый кружок, отмечавший положение какого-то объекта – видимо, корабля, так как астероиды в Великой Пустоте не попадались.

– Транспорт, – доложил Навигатор. – Скорее всего, противника. Но курс странный, со’рати! Он движется навстречу нам!

– Вижу, – буркнул Стратег, покосившись на экран унны. Он сел в кресло, прижался плечами к спинке и со свистом выдохнул воздух. Потом приказал: – Максимальное увеличение!

Пятнышко, обозначавшее Рой, исчезло, серебристый кружок расширился, и в центре его появилось крохотное изображение диска.

– Подтверждаю: транспорт! – сообщил красный Помощник, следивший за экраном.

– Подробности?

– Еще не заметны, достопочтенный. Слишком большая дистанция.

– Свяжитесь с ним, – распорядился Стратег. – Передайте приказ: выйти в реальное пространство, остановиться и ждать.

– Испепелим их? –спросил Навигатор. – Прикажешь выслать боевые модули?

– Нет. Я желаю знать, кто тут болтается и с какой целью. – Чужое Сердце оттопырил клапан и рявкнул: – Защитников в шлюзовой отсек!

Прошло не больше сиба, и корабль отозвался. Правда, отклик был оскорбительным: грозились спустить Стратега в синтезатор или забить ему щель. Щеки Творителя чуть-чуть позеленели, но голос остался невозмутимым и ровным:

– Они остановились?

– Да, со’рати.

– Хорошо. Выйти из прыжка! И покажите мне это отродье Звездного Чрева! Во всех деталях!

Флагманский корабль тряхнуло, и тут же на курсовом экране стали загораться ослепительные точки: флот выходил из гипера. В полном порядке, соблюдая строй и не нарушив дистанцию: флагман – в центре, за ним – круг из шести кораблей, потом – из двенадцати, восемнадцати и так далее. Идеальный конус, целивший прямо в яркую искру, мерцавшую в межгалактической тьме.

– Полное увеличение на экран связи! – распорядился Навигатор и тут же, дернув клапаном, испустил хриплый вопль изумления. – Со’рати! Ведь это…

– Тот самый потомок кривой Творительницы, – закончил Чужое Сердце, разглядывая наскоро заделанные трещины в броне и верхнее Гнездо – восстановленное, однако носившее след удара из корабельного излучателя. Несомненно, разведчик Куа из Голубой! Транспорт, в котором погибло чуть ли не целое соединение Защитников!

– На что они рассчитывают? Даже боевого модуля нет, – произнес Навигатор и снова поинтересовался: – Испепелить?

– Нет! – свирепо прищурившись, выдохнул Стратег. – Нет, ни в коем случае! Возьмем их. Передай Огненосной: пусть ее корабль стыкуется с нижним Гнездом, а мы сядем на верхнее. И пусть ее Защитники не спешат! Меньше убитых, больше пленных! Чтобы осталось кого допрашивать!

Творительница Огненосная была одним из самых опытных Боевых Навигаторов, и Чужое Сердце доверял ей, как самому себе. Она исполнит приказ, пленные будут… Возможно, и этот хадрати…

Глядя на экран и нервно пошевеливая клапаном, он пытался сообразить, где находится дикарь из Голубой, на корабле или в Рое. Но логика тут была бессильна, ибо Чужое Сердце не понимал, зачем послали Куа этот транспорт, да еще без боевого модуля! А коль вопрос о назначении и цели был неясен, то ничего не скажешь про дикаря…

Если бы он оказался на корабле! Великая Пустота! Ради этого Стратег пожертвовал бы целым Оборотом жизни! Дикарь свою миссию выполнил, раз Куа двинулись вперед; теперь ничто не мешало с ним рассчитаться. Никакие тактические и стратегические соображения!

Очень самонадеянный хадрати! Не только кровожадный, но и наглый! Как он сказал? Ты отпускаешь нас, а я отпускаю тебя… смотри, не попадайся… Вот и попался! Попался, если он на этом транспорте!

Флот, не нарушая строя, начал тормозить, потом корабль Огненосной выдвинулся из первого кольца и лег на параллельный курс с флагманом. Навигатор и два его Помощника заспорили; у каждого имелась собственная версия насчет причин, толкнувших Куа к этому полету.

– Разведка, – заметил один из Помощников. – Хотят оценить наши силы.

– Они нас видят на экранах локаторов, видят в Рое, – возразил другой. – К чему рисковать кораблем? Я думаю, его отправили, чтоб передать послание. Запросят перемирия или потребуют, ссылаясь на Кодекс Войн, чтоб мы возвратились к границам галактики. Боятся, что флот пойдет за ними в Голубую, а Кодекс…

– Кодекс Войн не запрещает преследования в Великой Пустоте. Равным образом, битв и стычек! Быть может, они собираются атаковать, а на экранах унны наш флот – размытое пятно… Нужна разведка с меньшей дистанции.

– Они оскорбили со’рати, и значит, посланий не будет, – фыркнул Навигатор. – Переговоры не начинают с оскорблений и угроз! Что до атаки, то это очень сомнительная возможность. Их ресурсы невелики, и их Творители думают не о битвах, а как добраться в Голубую!

– Значит, безрассудный демарш? Или попытка нас задержать?

– Вряд ли. Я полагаю, им что-то нужно в прежних владениях. Они забыли какую-то ценность и послали корабль, чтобы…

Чужое Сердце внезапно развеселился и перебил Навигатора.

– Вы ошибаетесь, Красные! Вы, все трое, пустые Гнезда! Я объясню вам, что происходит. – Он оттопырил челюсть и, повернувшись к экрану, ткнул в изображение корабля. – Там – хадрати! Бешеный хадрати, с которым мы уже встречались. Он захватил Рой Куа, а теперь отправился на покорение нашей галактики. На транспорте без боевого модуля, зато с отточенной железкой!

У Красных разом отвисли челюсти; они умели ценить шутку, тем более изреченную Творителем. Спустя теб-другой Навигатор, вволю повеселившись, спросил:

– Если мы захватим этого дикаря, что ты с ним сделаешь, достойнейший? Бросишь в синтезатор?

Глаза Стратега зловеще сощурились.

– Слишком легкая смерть, Красный. Забить спинную щель, медленно, не торопясь… Так будет лучше!

– Кргх… Но он не руг, Великий! И у него нет щели на спине!

– Ну, какая-нибудь щель всегда найдется… дырка, которую можно забить… Поищем, когда поймаем!

Они дружно отвесили челюсти и продолжали скрежетать и фыркать, пока яростный огонь не выплеснулся на экраны.

Затем наступило небытие.

Глава 23

Трудное – то, что можно сделать немедленно. Невозможное – то, для выполнения чего требуется немного больше времени.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

Десантный бот был довольно велик, но, в отличие от «Звездного зверя» не предназначен для долговременного обитания. Тут не было ни прогулочных палуб, ни залов развлечений, ни просторных отсеков, ни гостевых апартаментов; только кубрики для экипажа и небольшие офицерские каюты. Одну из них выделили Язону, и теперь он гадал, сколько времени будет ютиться в этакой тесноте, натыкаясь на мельтешивших под ногами мринов и глотая безвкусные пилюли из синтезатора. Может быть, всю жизнь – гиперпространственного двигателя на боте не имелось, и догнать Рой, при всем желании, он не мог. Оставалось надеяться, что чудовищный взрыв, покончивший с вражеским флотом, непременно заметят и вышлют на разведку корабли – или хотя бы один корабль, с которым удастся наладить связь. Леди Пат, занимавшая каюту напротив Язона, уверяла, что все именно так и случится. В самом деле катаклизм вышел изрядный; можно сказать, внушительный писк, нарушивший слаженную симфонию Мироздания.

По этому случаю сэр Джек и его подчиненные, от Защитников до Помощников, пребывали в сладостной эйфории. Победа над Зи являлась столь великим подвигом, что перевешивала все вины, прошлые, настоящие и будущие, включая похищение хадрати; к тому же она могла рассматриваться как положительный пример взаимодействия с посланцем Голубой галактики. Джеку, Советнику Питу и Патриции казалось бесспорным, что этот статус будет подтвержден – ведь распылить сто пятьдесят кораблей не то же самое, что перерезать сто пятьдесят Защитников. Это деяние совсем иных масштабов, свидетельство не силы рук, но изощренности ума! А кроме того, боевых талантов, достойных Творителя-Стратега!

Это являлось еще одной черточкой, роднившей людей и ругов. Те и другие считали убийцу преступником, но с ростом количества жертв оценка свершенного менялась, планка взлетала вверх, минуя стадии закоренелого злодея, маньяка и кровожадного дикаря, пока не поднималась до другого полюса, где обитали сплошь военные гении и герои. Творимые ими убийства и злодейства уже не числились по ведомству Фемиды, а были достоянием истории и назывались не преступлением, а подвигом. Ну, а всякий подвиг, разумеется, был основанием для награды или хотя бы той причиной, чтобы тебя принимали всерьез. Важный момент, очень важный! Ведь лишь с серьезными персонами вступают в коалиции, объединяются в альянсы и заключают договоры.

Язон размышлял на эти и другие темы, вытянувшись на полу отсека, в котором не было ни ложа, ни полки, ни шестиугольного стола. Если не считать Непоседы с родителем, вся обстановка состояла из синтезатора, утилизатора, лампы и кресла, привинченного к стене и снабженного ремнями – на случай внезапных маневров и перегрузок. Правда, пол не казался особенно жестким, так как в десантном корабле царила невесомость: во-первых, для удобства и экономии ресурсов, а во-вторых, чтоб сексуальная активность экипажа свелась к нулю. Подобное решение проблемы устраивало ругов, но никак не Язона; у него отсутствие тяжести ассоциировалось со сладкими грезами об уютной каюте на борту «Арго», широкой постели, свободном парении в пространстве с выключенными двигателями, о ласковых руках Меты, ее прикосновениях и запахе ее волос.

Его единственная женщина… Что с ней? Когда он ее увидит?

Тех, что были прежде, до нее, он вспоминал со смесью неприязни и почти физического отвращения. Глупые самовлюбленные коровы, искательницы острых ощущений… Дряблые, как у медуз, тела, дряблые губы и груди и дряблые трусливые душонки… Слизь, что расползается под руками… Мета была другой, с отважным сердцем, упругой крепкой плотью и сильными мышцами. Неутомимая в бою и ненасытная в любви… Смертоносный Пирр – вот горнило, породившее ее, и двадцать поколений пиррянских предков служили в этом горне топливом…

Где ты, моя любовь? Моя бесстрашная амазонка?

Язон заворочался, всплыл к потолку, коснулся гладкой холодной поверхности и начал медленно опускаться, стараясь не плюхнуться в кресло. Там расположились Попрыгун и Непоседа, два пушистых серых мячика, один побольше, другой поменьше. Он осторожно перевернулся в воздухе, скрестил ноги и сел на пол. Не надо думать о Мете, вертелось в голове. Тоскливые мысли, грустные воспоминания… все – от вынужденного безделья и этой проклятой невесомости…

Непоседа оттолкнулся от кресла и прыгнул ему на колени.

– Ты есть/быть невеселый, мой друг с два прекрасных глаза. Почему, сэр?

– Иногда я тоже вспоминаю зеленые холмы и прозрачные ручьи, – сказал Язон. – И кое-что еще, очень приятное… кое-какие вещи, которых мне не хватает… Но этого, малыш, тебе не понять.

– Он не понять, потому что молод, но я знать причина, – донеслось из кресла. – Ты вспоминать о близком, самом близком. Про твой женщина. Очень сильный чувство! Ты связаться с ней, она – с тобой… Да, связаться – так говорить у человеков? Много крепкий нить, прочный – не порвать!

Язон изумленно посмотрел на мрина.

– Как ты догадался, приятель?

– Я не догадаться, я знать и видеть. Видеть образ в твой голова. Нет, не так: в твой мозг, в твой разум! – Попрыгун смолк на секунду, потом, приподнявшись на хрупких ножках, добавил: – Ты теплый, и видеть в твой разум легко. Руг холодный… Все человеки теплый, как ты? Тоже теплый?

– Нет, – медленно произнес потрясенный Язон, ощутив – или увидев? – внутренним зрением серебристый ореол, окруживший старшего мрина. – Нет, мой друг, лишь очень немногие люди владеют этим даром, который мы называем телепатией. А как обстоят дела у вас?

– У мрин это есть/быть природный способность. Развиваться с возрастом, у одних больше, у других меньше, но есть/быть всегда, и мрин обязательно чувствовать других мрин и все живое. Если мрин единственный… нет, неверный термин: если одинокий, так!.. Если одинокий, ему тяжело, трудно. Самый первый мрин, который взяли руги, умирать в их Рой. Очень мучительно, плохо!

– А что сейчас? – спросил Язон и затаил дыхание. Похоже, ему сказочно, невероятно повезло! Встретить не только ругов, но еще одну расу – и какую! Прирожденных телепатов! Может быть, он догадался бы об этом намного раньше, если бы не юность Непоседы… Развиваться с возрастом, как утверждает Попрыгун… у одних больше, у других меньше, но есть всегда…

Его собеседник тоненько хихикнул.

– Я понимать твой великий интерес… такой, что ты уже не думать о грустном, не тосковать о женщина… Ты очень любопытный, друг моего потомка!

– Что есть, то есть, – согласился Язон, поглаживая Непоседу. – Но ты не ответил на мой вопрос. Что происходит теперь? Мрины все еще умирают в Рое?

– Ответ сидеть на твой колени. Ты видеть – мрин не умирать, даже рождаться! По воле Безымянный Папа и с его благословений.

Перед мысленным взором Язона вдруг заструилась, замерцала пелена, обнимавшая Рой словно серебристое облако – ментальный флер, рожденный сознаниями множества мринов. Сколько их было на этом космическом архипелаге? Наверняка не десяток, не сотня, а тысячи… Усмехнувшись этому видению, он подмигнул собеседнику и произнес:

– Давай оставим Папу в покое. Думаю, тут он ни при чем, и вряд ли вам нужны его благословения, чтобы плодиться и размножаться. Теперь в Рое много мринов, и жизнь их стала полегче, не правда ли?

– Нет дороже ответа, который ты получить сам, из свой разум, – сказал Попрыгун. – Да, так есть! Много-много Оборотов клан Куа брать дань у мрин, брать на службу лучших, и мрин становиться все больше и больше. Теперь мы не слепы – в Рое достаточно мрин, чтобы жить и влиять на руги.

Не слепы! – подумал Язон. Похоже, ментальный дар для них столь же естествен, как для человека зрение, и для нормальной жизни им надо ощущать друг друга. Или иное существо, благожелательное и дружелюбное… Он вспомнил, как Непоседа жаловался на одиночество, и вздохнул, ласково поглаживая мягкую шерстку. Да, мрины таковы; им необходимо знать, что кто-то близкий рядом, чувствовать его поддержку и любовь… Удивительный народец! Сильный своим единством и в то же время уязвимый… Раса, которой неведомо одиночество, ибо оно их губит… Это он мог понять, так как сам обладал паранормальными талантами, но было в словах собеседника что-то еще, что-то более удивительное, чем ментальное единство мринов. Ах, да! Не только жить, но и влиять на своих поработителей!

– Чтоб мне шерсти лишиться, а заодно позеленеть! – пробормотал Язон. – О чем ты толкуешь? Как мрины влияют на ругов? Вы что же, дергаете их за ниточки и заставляете плясать, как вам угодно? Всех и каждого?

– Это примитивный изложений очень сложный реальность. Не дергать, нет! Нельзя внушить мысль, которую руг или другой разумный не подготовлен воспринять. Но жизнь, в определенный смысл, есть процесс принятия решений, а перед всякий решений идти колебаний. Обдумывание, так! Выполнить что-то в один, другой, третий вариант… Ты понимать? – Язон кивнул, глядя на мрина как зачарованный. – В этот момент, когда колебаний, можно подсказать, направить выбор к нужный вариант. Самый спокойный, самый, как говорить человеки, миролюбивый. Мрин это делать. Мрин приглядывать за руги! Пока только за клан Куа, но время течь, и ситуация меняться.

– Вот как… – задумчиво протянул Язон. – Выходит, это вы, пушистики, правите в Рое? Повелеваете ругами?

Попрыгун помахал зрительным стеблем, будто желая привлечь его внимание.

– Не править. Не повелевать. Направлять! Быть на корабль, быть рядом с самый важный руги, с Творитель, Великий Навигатор. Что-то давать, что-то получать от них. У человеков есть хороший термин – симбиоз.

– Пусть так, – согласился Язон. – Пусть, гори я в плазме! Но к чему вы направляете ругов? Куда ведете?

– В твою галактику, – последовал ответ. – Или в любую другую.

Наступило молчание. Глаз старшего мрина загадочно мерцал в тусклом свете лампы, шерсть Непоседы под ладонью была мягка, как шелк; мнилось невероятным, что эти слабые создания способны вести и направлять воинственную расу, которая сотни тысячелетий – а может, миллионы лет – странствует в Пустоте, порабощает миры и облагает их данью. Невозможно! Так же невозможно, как если бы кошки вели и направляли людей!

Но кошки – не телепаты, напомнил себе Язон.

Его собеседник шевельнулся в кресле.

– Ты не верить? Я объяснить. Помнишь свой вопрос: что регулировать численность ругов? Влажность, тепло, изобилие пищи, гравитация… Но я не сказать еще один фактор, самый важный. – Сделав паузу, Попрыгун втянул и снова выбросил вверх свой зрительный стебель – жест, призывавший к вниманию. – В любой разумный раса существа неодинаковы: есть сильный и слабый, добрый и злой, умный и глупый. Много средних, но мало таких, кто отклоняться от норма, – очень умных, очень сильных и наоборот.

– Я понимаю, – сказал Язон. – Ты говоришь о всеобщем законе, функции нормального распределения, похожей на срез колокола. Скажем, воздух… Почти все молекулы в нем двигаются со скоростью, близкой к средней, и этот факт мы воспринимаем как температуру, но есть небольшое число молекул, чьи скорости очень велики или очень малы. Так же и с людьми, и с ругами: средних личностей много, гениев и идиотов мало. Я понимаю… Но при чем здесь этот закон?

– Не торопиться. Я давать объяснений, тебе и мой потомок. Вы слушать и умнеть! – Попрыгун тихо хихикнул. – Так вот, если отклонение от норма очень велик, мы говорить, что случиться мутация. Кто такой Творитель? Отступление от норма. Норма – гибель в тот момент, когда рождаться новый поколений. Мутация – выживание. Оно зависеть от ряд причин, который я перечислять, и еще от одного. Не уверен, быть ли у человеков нужный термин… Воля к жизни? Нет, правильно – психологический настрой или ментальный ориентация. Руги жить в напряжении, в готовности к война, и это их подстегивать: больше потомков, больше Творитель. Если нет война, а есть покой, Рой сохранять стабильность, и популяция не расти.

– Ты в этом уверен?

– Да. Можно смотреть в Память исторический сведений: самый первый Рой не разделяться очень долго, потом – все чаще и чаще. Чем больше разный Рой в галактика, тем больше напряжение, тем меньше интервал от одного до другого распада. Мы, мрин – фактор стабильности. Мы делать покой, и руги не воевать, жить в мире, производить потомство, сколько нужно, и получать, сколько нужно, Творителей.

Язон почесал в затылке.

– А что ты скажешь об искусственном продлении жизни? Я слышал, у ругов есть прибор, который может…

– Это редкий исключений. Если считать в твоей мере, от сотен миллионов Красный остаются сотни тысяч Творитель, а жизнь искусственно продляться для пяти-шести десяток. Это, как сказать у вас, не играть роли! Ты не мочь беспокоиться: если Рой Куа прийти в ваш человеческий галактика вместе с мрин, он не делиться и не воевать.

Откинувшись к стене и прикрыв глаза, Язон с минуту сидел в молчании. Улыбка Судьбы, мелькнуло в голове, новый подарок леди Удачи! Можно заключить союз и подписать хоть тысячу контрактов, но это будут лишь слова, пустое сотрясение воздуха. Вечных союзов не бывает; одна из сторон со временем становится крепче и сильней, другая скудеет и слабеет, и кто помешает более сильному нарушить обязательства? Но если существует третья сила, некий гарант стабильности, такого не случится. А если и случится, то виноваты в этом будут не руги. За людьми ведь никто не присматривает…

– И все же я не понимаю, – промолвил наконец Язон, – не понимаю, зачем вам вести Куа в нашу галактику. Или в любую другую… Для чего? С какой целью?

– Чтобы освободить место для Зи, – пояснил Попрыгун. – Ты смотреть, как все просто: Куа стабильны, а Зи и другой клан, Вар или Улла, расти, становиться сильней, воевать и достигать Разделения. Планета мрин во владениях Куа, и только их Рой иметь мрин. Но теперь случиться иначе: Зи прийти на место Куа, брать дань из владений Куа и тоже получать мрин. Потом приходить к стабильность. Просто, да?

– Ну, вы и хитрецы!.. – Язон всплеснул руками. – Значит, Зи придут к стабильности, Вар или Улла вытеснят их в другую галактику и тоже получат мринов… Великолепный план! Но сколько же тысячелетий вам потребуется?

Непоседа на его коленях шевельнулся и пропищал:

– Спешить некуда, мой благородный друг. Для великий цель нужен великий время. К тому же мрин жить долго, очень долго… гораздо дольше, чем человек или руг.

– Так есть, – подтвердил Попрыгун. – Я очень рад, что мой глуповатый отпрыск умнеть и мыслить в широком масштабе. Ты, достойный сэр, надеюсь, тоже.

– И я надеюсь, – откликнулся Язон, не уточняя, надо ли ему поумнеть или разделить отцовские радости Попрыгуна. Новая мысль завладела его сознанием; казалось, что в отношениях ругов и мринов есть еще один, быть может, самый последний и важный штрих. С этим надо было разобраться.

– Фактор стабильности – палка о двух концах, – заметил он. – Стабильность – посередке, а на концах – регресс или прогресс. Я думаю, вы могли бы уничтожить ругов. Медленно, постепенно истребить их до самых корней, до основания! Для вас и всех разумных существ в вашей галактике руги – поработители; они считают себя выше червяков-хадрати, они берут с вас дань, а мринов обращают в рабство. Но вы их пощадили… Почему?

– Как сказано у человеков, глядеть на два сторона… Чего? – Попрыгун дернул зрительным стеблем. – Чего глядеть на два сторона? В твой сознаний это есть – такой круглый, блестящий?

– На две стороны медали, – подсказал Язон.

– Да, именно так! С первый сторона, руги грабить хадрати и ничего не давать взамен. Но это есть ошибка! Так думать руги: мы сильный, очень сильный, и потому мы брать, а не меняться, как торговый человеки. Неправильный поспешный мнений! Реальность есть другой. На самый деле руги, конечно, давать, всегда давать, столько давать, что это больше взятый. Гораздо больше!

– Неужели? Высокие звезды! Выходит, все, что я узнал от Памяти, – вранье? Они вам платят, скрывая это из гордости? Платят кедетами?

– Нет. Я же объясняться: руги кажется, что они ничего не давать, но это… да, так – иллюзия!

– И что же они вам дают?

– Есть такой термин – технология. Руги брать в дань воздух, вода, органика, другой ресурс, но все это нужно приготовить. Воздух приготовить жидкий, органика – концентрат, руда добыть из шахта и выплавить металл, и все – быстро, эффектно… нет, эффективно! И чтобы быть так, руги объяснять технология. Хадрати делать – что-то для руги, что-то себе. И еще… – Попрыгун замолчал, собираясь с мыслями, затем его огромный глаз уставился в лицо Язону. – Есть еще более важный, чем технология. Когда-то мы думать: Безымянный Папа сделать мир, и в нем нет никого разумного, кроме мрин. Руги одарить нас великий идея – нас и другой хадрати. Ты понимать, какой?

– Да, – вымолвил Язон, – теперь я понимаю. Идеей множественности обитаемых миров! А кроме того, нравится им это или нет, они осуществляют связь меж вами. Контакт! Очень туманный, зыбкий, но все же… С вами общаются их Посредники; намек, случайная обмолвка, лишнее слово – и вы узнаете о других мирах и обитающих в них созданиях. Впрочем, я думаю, руги не делают из этого тайны.

– Именно так, – сообщил Попрыгун и удовлетворенно добавил: – Ты умнеть прямо на глазах! Наверное, потому, что глаз у тебя целых два.

«День потрясений, гори я в плазме!» – думал Язон. Момент истины, когда все переворачивается с ног на голову! Или наоборот? Он полагал, что Дети Великой Пустоты лишь грабят беззащитных червяков, но вдруг выясняется, что у червей иное мнение… Возможно, это и есть правильная позиция? И план, разработанный мринами, более глобален и широк, чем кажется с первого взгляда? К чему они стремятся? Похоже, хотят не уничтожить, а укротить агрессивную расу и сделать ее межзвездным посредником, к всеобщей пользе и процветанию… Что ж, превосходно! Если так, он может рассчитывать на их помощь.

Видимо, Попрыгун догадался об этих мыслях.

– Ты желать союз твой раса с руги. Ты давать им многое, совсем новое – то, что есть красота, есть торговля, есть занимательный игра, есть радость жизни. Полезно, очень полезно! Мы, мрин, на твой сторона. Великий Навигатор колебаться, какой принять решение. Мы делать так, чтобы решение быть верный.

– Великолепно! – молвил Язон. – Рад, что могу рассчитывать на вашу помощь. Но скажи мне, почтенный родитель Непоседы, знают ли руги о ваших фокусах?

Попрыгун помахал зрительным стеблем.

– Не знать и лучше никогда не узнать. Очень… как это у человеков?.. очень самолюбивый народ. Гордый, так! Не любить, когда мешаться в его внутренний дело. Даже для его же пользы.

– Учти, что люди этого тоже не любят, – заметил Язон и вдруг с тревогой оглядел каюту. – Мы говорили о важных вещах, а стены здесь тонкие… Никто нас не подслушивал?

– Нет. На этот судно малая Память только у пульт управлений. Кроме того, я принимать меры. Обычный предосторожность! Теперь ее нет.

Серебристый ореол, окружавший мрина, погас, и Язон ощутил, как что-то невидимое и едва заметное схлопнулось и исчезло с тихим прощальным аккордом, напоминавшим звон хрустального колокольчика. Ментальный колпак?.. барьер, непроницаемый для слов и мыслей? – мелькнуло и погасло в его сознании. Он подтолкнул Непоседу к родителю, переместился к стене и, растворив нетерпеливым жестом люк, выплыл в скудно освещенное пространство коридора. Ему хотелось вернуться к реальности – вполне естественное желание после беседы, перевернувшей все, что он узнал о ругах.

Джек и леди Пат были в командном отсеке – всматривались из-за спины третьего Помощника в зеленоватый блеск экрана связи. Он мерно вспыхивал, и после каждого мигания на нем появлялась россыпь разноцветных символов, похожих на стадо рогатых и хвостатых тварей, видимых с высоты. Этой письменностью Язон не владел; помнилось только, что знаков в ней сотни и принцип их расположения какой-то странный – не по столбцам и строкам, а по оттенкам цвета. Цвет вообще играл в жизни ругов большую роль, и зрение их было острее человеческого.

– Керр? – Патриция повернулась к нему, возбужденно сверкая глазами. – Хорошая новость, клянусь Гнездом! Рой выслал корабли!

– Два корабля, – уточнил Навигатор, рассматривая цветные узоры, мелькавшие на экране. – «Глас Пустоты» направится в область, где мы распылили вражеский флот, а «Черной дыре» приказано заняться нами. «Дыра» будет здесь через три цикла.

– Неплохо, – сказал Язон, – совсем неплохо. Но мне бы хотелось, чтоб корабли поменялись местами. Можно ли это устроить?

– Но почему? – Сэр Джек уставился на него в полном недоумении.

– Не думай, что я капризничаю, но «Черная дыра» звучит как-то мрачновато… Осматривать кладбище – в самый раз, а для посланца Голубой галактики нужно что-нибудь повеселее.

– Эти корабли одинаковы, Керр динПирр, – сообщил с легкой ноткой раздражения Хозяин-Навигатор. – Абсолютно одинаковы, чтоб мне позеленеть! Такие же девятипалубные транспорты, как «Звездный зверь».

– И все же сообщи Совету, что я настаиваю. Я буду говорить от имени народа Пирра и всей человеческой расы, и я желаю, чтобы в Рой меня доставили на «Гласе Пустоты». Это будет так символично!

Сэр Джек с Патрицией переглянулись, потом отвесили в усмешке челюсти.

– Шутка! – просвистел благородный эрдж. – Очередная шутка нашего хадрати! Ладно, я передам твою просьбу Великим Навигаторам. Корабли далеко, и, если Совет пожелает, маршруты можно изменить.

– Передай, – кивнул Язон, – а еще передай, чтобы встречали нас с оркестром, под бой барабанов и звуки труб. Ну, разумеется, Запечатлители, торжественные речи, почетный караул и все остальное… И чтобы мне приготовили номер люкс – такой, какой полагается послу!

– Это все твои желания, Керр? Больше ничего не нужно? – полюбопытствовал Джек, со стуком захлопнув челюсти.

Язон тяжело вздохнул.

– Ну, я бы не отказался от сандвича с ветчиной и бокала шампанского… даже двух бокалов, чтобы выпить за обе стороны медали. Но где их возьмешь? У вас ни шампанского, ни сандвичей… Да и медали настоящей нет, а только ее стороны.

Но эту шутку благородный эрдж не понял.

Глава 24

Всякий корабль, где бы он ни странствовал, да вернется к своему Гнезду, и каждый в его экипаже да будет вознагражден.

Кодекс Первого Навигатора.

Зал Совета украшали мерцающие пейзажи в рамах из алой ископаемой кости с планеты Кри’гзо, светящийся огнями купол Памяти, большие серебристые экраны и треугольный стол с системой антигравов и специальными держателями, что позволяло обходиться без кресел. Рядом, в отсеке-запаснике, хранились другие столешницы, о четырех, пяти и шести углах, на случай, если количество Великих Навигаторов вдруг возрастет. В давние эпохи у Куа их было от четырех до шести, но нынешнее число, трое, сохранялось уже столь долгий период, что об ином не помнила даже Размышляющая, самая старая из Творителей. Такой состав Совета являлся оптимальным, позволяя властителям Роя ведать своими делами и не лезть в чужие. Само собой, без споров не обходилось, как и на этот раз, и Размышляющая с раздражением думала, что, будь у них еще один партнер, споры стали бы еще ожесточенней.

– Твоя ошибка, – произнес Навигатор-Стратег и с трубным звуком выпустил воздух из ноздри. Шесть Пальцев в Излучателе тоже был немолод, и сероватая кожа на его лице свисала складками, скрывая боевые шрамы. – Твоя ошибка, Размышляющая! В свете звезд ты можешь грезить хоть целую вечность, но не в Великой Пустоте! Не в тот момент, когда у нас кончается энергия, и я не могу отразить нашествие врагов!

– Их флота больше не существует, – напомнила Тень над Роем, Навигатор-Блюститель. Около Тени парил в невесомости довольно крупный мрин, тогда как второй присел под столом, у ног Пальцев в Излучателе. Глядя на них, Размышляющая вспомнила, что собственный ее слуга куда-то подевался. Может, он в питомнике, на размножении? Нет, кажется, рано… Еще не время! Его последнему отпрыску всего лишь три дюжины Оборотов…

– Не существует! – хрипло рявкнул Палец. – Но это не наша заслуга! Это свершил мой потомок со своим экипажем и человеком-хадрати!

– Хотела бы я знать, как им это удалось, – пробормотала Тень, однако Палец не собирался менять тему и снова обрушился на Размышляющую:

– Твои Советники и Посредники слишком затянули дело! Они не доверяют отчетам Дже’каны? Не желают прислушаться к мнению его Советника и Тактика? Не видят запечатленных в корабельной Памяти картин? Что ж, они в своем праве! Но почему за двадцать циклов они не допросили этого хадрати? Что им мешало? Все это время мы болтались здесь, между двумя галактиками, тратили ресурсы и подвергались угрозе нашествия врагов! Их флот…

– Ты преувеличиваешь, – перебила Навигатор-Блюститель. – Рой есть Рой, и никакому флоту его не уничтожить.

– Не уничтожить, согласен! Но при атаке могли пострадать хранилища на дальних Рукавах, водные резервуары и бункеры с органикой, не говоря уж о запасах жидких газов! А их не так уж много… Еле хватит, чтобы добраться до Голубой!

Стратег с вызовом уставился на Размышляющую, но та хранила ледяное молчание. Пусть говорит! Шесть Пальцев был вспыльчив и нетерпелив, а уязвленная гордость и чувство вины, которое он постоянно испытывал, усиливали эти недостатки. Вина за проигранные битвы, за погибших Защитников, за поражение в войне… Неподконтрольный разуму самообман! Он был ни в чем не виноват, ибо Куа хранили стабильность, а Зи стояли на пороге Разделения. Большая численность, большая сила, больший напор и агрессивность – ведь Разделение в немирном варианте могло их уничтожить…

– Успокойся, – сказала Тень над Роем, – приди в себя, Стратег! Все хорошо, все разрешилось к лучшему! Мы направляемся в Голубую и будем там через четыре дюжины циклов. Флот Зи испепелен, нас некому преследовать, и никакое нашествие нам не грозит. «Черная дыра» движется к десантному кораблю Дже’каны и скоро подберет твоего потомка, его экипаж и человека-хадрати. Пусть он станет Посредником, этот хадрати, как предложила Размышляющая, пусть готовит равноправный договор между людьми и ругами… Я не против, и я согласна с Размышляющей, что новый путь не выберешь за время теба. Это требует долгих раздумий в поисках истины, а что есть истина? Зыбкий мост, проложенный среди сомнений и колебаний… – Сделав паузу, Тень вдруг оттопырила челюсть в улыбке: – Кажется, я знаю причину этих колебаний… Допрос в ку’рири, так?

– Да, – сухо молвила Навигатор-Аналитик. – Из отчетов Дже’каны следовал вывод, что пленник – не обычный дикарь-хадрати; он обладает гордостью и чувством собственного достоинства, но в то же время хитроумен, кровожаден и способен лгать. Мы оказались в странном положении: обычный допрос неэффективен, а беседы под угрозой болевого шока оскорбительны. Потенциальных союзников так не принимают, согласен? – Она повернулась к Стратегу, сморщила клапан и нехотя пробормотала: – Признаюсь, я была в затруднении… просто не знала, что делать.

– Хадрати опередил тебя, – буркнул Стратег. – Опередил, взяв инициативу в свои руки.

Челюсть Тени над Роем отвисла еще сильней.

– Скорее, это сделали Запечатлители… Но я не стану их карать. Что поделаешь! Запечатлители есть Запечатлители… Они любопытны, как мрины.

– Пусть отправляются в Звездное Чрево! – проскрипел Стратег, слегка успокоившись. – Запечатлители меня не интересуют! Я даже готов согласиться, что все обернулось к лучшему: вражеский флот уничтожен, мы направляемся в Голубую, и с нами – вполне компетентный Посредник… Или не Посредник, а посол? Вот в чем вопрос! Посредник или посол – большая разница! Посредник трудится на нас, посол представляет неподконтрольных нам хадрати.

– Я не хочу уточнять его ранг, – произнесла Размышляющая. – Думаю, мы обойдемся без этого.

– Ты не хочешь, но он может настаивать!

– Я думаю, статус его высок, и в обществе себе подобных он занимает достойное место – скажем, Творителя-Стратега. Он несомненно умен, отважен, самолюбив… Но он всего лишь хадрати! Полуцивилизованный дикарь! Примем его дружелюбно, дадим награду за помощь в уничтожении Зи, окажем небольшие почести, и тогда…

Резкий свист прервал Размышляющую.

– Докладывает пост гиперпространственной связи, – металлическим голосом сообщила Память. – Транспорт «Черная дыра» вступил в контакт с десантным кораблем и ретранслировал в Рой полученное сообщение.

– Вывести на экраны! – распорядился Стратег, и тут же в серебристой глубине замелькали, торопливо сменяя друг друга, узоры разноцветных символов. Размышляющая всматривалась в них, щуря глаза, Тень над Роем все шире раскрывала рот в ухмылке, а Шесть Пальцев в Излучателе, ознакомившись с донесением, насмешливо хмыкнул и произнес:

– Кажется, небольшие почести его не устроют. Во-первых, он хочет сменить корабль…

– Но почему? – проскрежетала Навигатор-Аналитик.

– Кргх… Ты ведь ознакомилась с сообщением? Ему не нравится «Черная дыра»! Название неподходящее… Посол должен лететь на «Гласе Пустоты»! Только так, и никак иначе!

– Кроме того, он требует Запечатлителей, торжественную встречу, почетный караул и какой-то оркестр… – свистнула Тень над Роем. – Трубы и барабаны! Последний термин неясен, а что касается труб… Чтоб мне провалиться в синтезатор! Зачем ему трубы?

– Может быть, он намекает на водяной резервуар, в котором мы его поместили? Там полно трубопроводов… Вдруг он хочет опять туда попасть?

– Определенно нет, Размышляющая, – Стратег показал на один из экранов. – Ты ведь видишь, что здесь написано? Ему нужны посольские апартаменты… приемная, кабинет, столы и кресла, ложе для отдыха и персональный синтезатор… Еще – мерцающие картины, личная охрана и терминал с неограниченным доступом… Транспортные средства, антиграв и, разумеется, счет с кедетами, который открыла Память… – Шесть Пальцев ошеломленно погладил череп и спросил: – Что же еще он от нас потребует?

Его слова повисли в воздухе будто грозовое облако, готовое разразиться молнией. Но вот мрины, сидевшие под столом, шевельнулись, и напряжение рассеялось. Стратег с насмешкой оттопырил клапан, Тень над Роем фыркнула, а Размышляющая отвела взгляд от экрана и совсем человеческим жестом махнула рукой.

Великая Пустота! В конце концов этот хадрати просит столь немногое… – пронеслось в ее голове.

Глава 25

Относительно первого контакта с ругами существует масса различных мнений, но я хочу подчеркнуть, что все они относятся лишь к первому контакту, а не к последующим. С последующими все ясно; союз с внегалактической расой оказался весьма полезным и плодотворным, дающим новые импульсы развития той и другой культуре. Однако оценки действий Язона динАльта во время первой встречи с ругами сильно расходятся и зависят от авторской позиции. Одни считают, что он нагло обманул наших собратьев по разуму и даже растлил их, погрузив в пучину человеческих пороков, другие превозносят динАльта за находчивость и смелость, третьи обвиняют в жадности, четвертые благословляют за установленный им прочный мир, пятые… Впрочем, стоит ли об этом упоминать! Любое из приведенных мнений лишь добавляет блеска его личности и служит источником для новых мифов и легенд. Вот одна из них: говорят, что Язон динАльт бессмертен и до сих пор живет среди нас вместе со своей подругой Метой и бродит из мира в мир, скрываясь то под одним, то под другим именем.

Красивая сказка?.. Беспочвенный вымысел?.. Возможно. Но вспомним, что говорил по данному поводу динАльт: «Самая большая ложь – это неверно понятая правда».

Джим диГриз «Язон динАльт на перекрестках миров», «Омэкс-Пресс», Фомальгаут.

На этот раз стол в зале Совета был четырехугольный, и к нему придвинули кресло – самое большое и роскошное, какое нашлось в запасниках. Предания гласили, что это кресло принадлежало Стратегу Испепеляющему Врагов, который отличался крутым нравом, исключительно крупными габаритами и был личностью почти легендарной, одним из первых Великих Навигаторов клана Куа. Теперь в нем сидел Язон, и это являлось весомым свидетельством его статуса – ведь к реликвии, подобной креслу Испепеляющего, презренного червя-хадрати не подпустили бы на километр. Впрочем, этот грубый термин не фигурировал на переговорах, происходивших в атмосфере сдержанного дружелюбия и относительного взаимопонимания. Время шло, позиции сторон определялись, Рой, свершая третий прыжок в гиперпространстве, двигался в Голубую галактику, а ее представитель Керр динПирр трудился не покладая рук над текстом союзного договора.

– Дело близится к концу, – заметил он, оглядывая трех Великих Навигаторов, висевших в антигравах под мерцающим куполом Памяти. Они казались слегка утомленными переговорами, что было вполне естественно, если учесть их возраст и длительность процесса. У ног Навигаторов сидела троица мринов-переводчиков, готовых растолковать эвфемизмы и идиомы, гиперболы, парадигмы и прочие неясности, что были не по зубам компьютеру. Рядом с Язоном тоже находился мрин, однако не для услуг в сфере лингвистики, а из соображений престижа; личный мрин подчеркивал достоинство посла, напоминая, что ранг его не меньше, чем у собравшихся в зале Творителей.

– Сегодня мы завершим работу, – обнадежил Язон коллег, глядя, как скользят по экранам статьи и пункты договора, изложенные на двух языках. – Со всем почтением, достойные Навигаторы… Я предлагаю еще раз ознакомиться с текстом, чтобы потом не возникло казусов.

– Мы делаем это в четвертый раз, – недовольно оттопырив клапан, буркнул Шесть Пальцев в Излучателе. – Ты, Керр, редкий формалист! Или это общий признак вашей расы?

– Я – наименьшее зло. Самое минимальное! И вы согласитесь с этим, когда познакомитесь с бюрократами из Лиги Миров. Они…

– Стоп! – произнесла Тень над Роем, со свистом выдыхая воздух. – Непонятный термин – бюрократ… Мрин, прокомментируй!

– Особая разновидность расы человеков. Фильтр в процессе принятия решений, специально обученный и натасканный.

– Это сулит нам какие-то сложности? – Тень над Роем повернулась к Язону.

– Нет, не думаю. Во всяком фильтре есть дыра, и существуют способы, чтобы ее расширить.

– Какие?

– Исключительно коррупционные. Но об этом я расскажу попозже, а сейчас…

Рука Язона протянулась к экранам, и Палец, Навигатор-Стратег, испустил жалобный хрип.

– Чтоб мне отправиться в Звездное Чрево! Дюжина дюжин статей! И в каждой – не меньше дюжины пунктов! Зачем это надо, Керр динПирр?

– Чем выше заборы, тем лучше соседи, – пояснил Язон. – Но первые три статьи о сорока двух пунктах мы можем пропустить. Там лишь красивые слова для бюрократов из Лиги. Величие цивилизаций ругов и людей… взаимное обогащение культур… уважение национальных традиций… добрая воля, вечный мир и крепкая дружба… ну, и все такое прочее! Пропустим?

– Погоди, – веско промолвила Размышляющая в Свете Звезд. Она, как уже догадался Язон, являлась крепким орешком – настолько крепким, что могла бы утереть носы чиновникам из Лиги. – Я прогнозирую будущее, Керр, а это значит, что я несу ответственность за каждое слово в нашем договоре. Величие цивилизаций, обогащение культур, мирные контакты – это мне понятно. Но что означает уважение национальных традиций? Ты говорил нам, что ваша раса делится на множество кланов, и каждый из них имеет свои традиции, нравы, обычаи и даже то, что ты называешь верой. Нюансы учесть невозможно! В этом пункте следут выделить самое общее, ту конкретную традицию, которую мы обязуемся уважать.

Соображает! – подумал Язон, а вслух произнес:

– Полностью согласен. Исправим так: каждой человеческой особи, попавшей в Рой или в иное место, которое находится под вашей юрисдикцией, вы предоставите утилизатор отходов жизнедеятельности и обязуетесь уважать эту нашу традицию.

– Принято и зафиксировано! – рявкнула Память.

– Теперь статья четвертая, которая касается Пирра. Пункт первый: мы отдаем вам Южный материк с прибрежным шельфом, однако без права разработки недр. Пункт второй: вы занимаетесь его благоустройством. Что тут у нас перечислено? – Язон, прищурившись, вгляделся в текст. – Вулканы, землетрясения, цунами, ураганы, ливни, град, засухи, активная органика… Я бы еще добавил оползни, сели и снежные лавины.

– Нет проблем! – фыркнула Тень над Роем.

– В пунктах третьем, четвертом и пятом описана технология благоустройства, и в частности – изменение наклона планетарной оси. Я согласен, что это необходимый элемент астроинженерного преобразования, но он приведет к переменам не только на юге, но и на севере. Возможны катастрофы, господа, а это значит, большие убытки! Наш цветущий город на Северном континенте будет разрушен, шахты – завалены, поля – затоплены и смыты реками… Я уж не говорю об исторических сооружениях, памятниках культуры, о наших театрах,музеях и святилищах…

– По данным разведки, твой народ на Пирре не имеет культурных комплексов и исторических сооружений, – заметил Навигатор-Стратег. – Ни святилищ, ни того, что ты называешь театрами и музеями.

– По данным предварительной разведки! – уточнил Язон. – Сооружения такого рода не на поверхности планеты, а в горах, точнее – в пещерах. Реликвии, дорогие сердцу каждого пиррянина! Наверняка они будут разрушены в момент спрямления оси! – Он с трагическим видом всплеснул руками и деловито закончил: – Необходима компенсация.

– Какая? – спросила Размышляющая.

– Думаю, нужно включить Северный материк в процесс санации активной фауны и флоры. Это в ваших интересах; если не провести глобальную санацию, с севера на юг будут мигрировать хищные твари – прежде всего летающие. Вы ведь не хотите рисковать своим потомством?

– Разумно! – произнесла Тень над Роем.

– И весьма предусмотрительно, – согласился Палец.

– Договорились, – подвела итог Размышляющая.

Они просмотрели все остальные статьи, касавшиеся торговых отношений, курса галактических банкнот в кедетах, представительств и культурных миссий в крупнейших мирах, оборонительного союза, средств подавления агрессора (если таковой появится), планов обмена зелеными студентами – и так далее, и тому подобное. Предполагалось, что эти позиции будут рассмотрены Лигой Миров, обсуждены, исправлены, приняты или отвергнуты, но это не затрагивало Пирр. Пирр, планета керр’вадака, был важнейшей частью договора, осью, вокруг которой вертелись все прочие колесики и колеса, и эта ось останется неизменной. В этом Язон не сомневался, поскольку пиррянской политикой, как внутренней, так и внешней, ведали три человека: Керк, Рес и он сам.

Наконец они добрались до тринадцатого раздела сто сорок пятой статьи и разрешили его в добром согласии: речь там шла о праве вербовки наемников в человеческих мирах в случае агрессии Зи или иных цивилизаций нон грата. Закончив с этим последним пунктом, Язон облегченно вздохнул и промолвил:

– Финита ля комедия, как говорили в Древнем Риме! Ну, теперь осталось самое легкое.

Шесть Пальцев в Излучателе страдальчески наморщил клапан.

– А разве осталось что-то еще?

– Разумеется! Мои комиссионные!

Сообразив, что его не понимают, Язон пояснил:

– Я подрядился исполнить работу Посредника и, думаю, сделал ее неплохо. А всякий труд положено вознаграждать.

Творители переглянулись.

– Он прав, – сказала Тень над Роем.

– Справедливое требование! – поддержал Палец.

– Чего же ты хочешь? – спросила Размышляющая в Свете Звезд.

Язон улыбнулся и вытер вспотевший лоб.

– Прошу заметить, что я трудился в очень необычных условиях, которые следует учесть при обсуждении награды. Во-первых, мне положены экспедиционные с надбавкой за дальность; во-вторых, боевые с двойным коэффициентом за ранения; в-третьих, компенсация морального ущерба; в-четвертых, штрафные с клана Куа за упущенную выгоду – ведь я работал на вас, тогда как мои дела стояли. – Устремив взгляд в потолочный купол, он немного подумал и добавил: – Ну, если вы еще расщедритесь на премиальные…

– Кажется, ты собираешься ограбить Рой? – произнесла Навигатор-Блюститель, насмешливо отвесив челюсть.

– Ни в коем случае! Я мог бы попросить у вас кедеты, а лучше – что-нибудь ценное в смысле технологии… например синтезатор или антиграв… или даже…

– Так попроси! – буркнул Палец. – Мы не откажем, дадим! Что до морального ущерба… – Он на мгновение призадумался, щуря треугольные глаза. – Почетный титул тебя устроит? Вместе с рангом Советника? Эрдж Керр динПирр… Неплохо звучит?

– Неплохо, – согласился Язон, – и приму с благодарностью титул и должность, если вы компенсируете убытки моим друзьям. В первую очередь сэру Джеку. Как-никак, он потерял корабль!

Шесть Пальцев в Излучателе изумленно уставился на него, потом, грохнув ладонью по столу, подскочил вверх в своем антиграве.

– Благородная просьба, клянусь Гласом Великой Пустоты!

– Очень благородная, – с иронией свистнула Тень. – Особенно если вспомнить, что Дже’кана – твой потомок.

– Принято, – приговорила Размышляющая.

– Но это еще не все. – Язон глубоко вздохнул, поерзал в кресле, коснулся мягкой шерстки Непоседы. – Со всем уважением, досточтимые… прошу у вас великой милости… права выдвинуть кандидатов на Продление Жизни… скажем, дюжину… Это было бы для меня наивысшей наградой!

Творители оцепенели. Стратег-Навигатор замер с оттопыренным клапаном, скрючив пальцы, будто искал отверстие невидимого разрядника; Тень над Роем позеленела и сощурилась, прожигая Язона гневным взглядом; Размышляющая в Свете Звезд вцепилась одной рукой в столешницу и выглядела так, словно ее через секунду хватит паралич. Видимо, просьба была шокирующей, если не сказать больше, и Язон вдруг ощутил, что договор, союз да и сама его жизнь висят на волоске.

– Щель поперек! – пробормотал Шесть Пальцев в Излучателе. – Чтоб меня в синтезатор швырнули! Он знает! Откуда?

– Откуда бы он ни получил подобную информацию, просьба его нелепа, – ледяным тоном промолвила Размышляющая.

– Это вмешательство в наши внутренние дела! – возмущенно откликнулась Тень над Роем. – Лишь мы решаем, кто удостоится Продления Жизни. Мы, и только мы! Никто из ругов и ни один из чужаков!

– Верно! – Стратег снова припечатал ладонь к столу.

– Иное немыслимо!

– И это верно!

– Его слова граничат с оскорблением, – голос Размышляющей был холоднее космической пустоты.

– Кргх… Это и есть оскорбление, клянусь Звездным Чревом!

– Потрясение основ!

– Посягательство на…

Ну и дела! – подумал Язон и ткнул Непоседу в пушистый бок. В следующее мгновение ему показалось, будто по отсеку прошелестел ветерок – легкий, едва заметный, круживший серебристую пыль, которая сияла и поблескивала, будто снежинки в бледном потоке лунного света. На ничтожную, неуловимую долю секунды он потерял представление о том, что видит глазами, а что ощущает внутренним зрением; стены зала как бы дрогнули и расплылись, стол пошел крутой волной, а мерцающий вверху терминал Памяти заволокло пеленой инея.

Всплеск ментального поля угас, иллюзия исчезла, и тут же послышался голос Размышляющей:

– Однако я думаю, что нужно проявить терпение и снисходительность. Керр динПирр – не руг, ему трудно понять нелепость своей просьбы.

– Нелепость, да… – прохрипел Палец. – Хотя я признаю, что просьба столь же благородна, сколь нелепа. Он, как и раньше, просит не для себя.

– Сделаем вид, что мы ее не слышали? – предложила Тень над Роем.

– Кргх… Это не подобает Творителям, чтоб мне позеленеть! Мы слышали, и мы дадим ответ! Что скажешь, Размышляющая?

– Скажу, что о дюжине кандидатов даже не стоит упоминать.

– Да, дюжина – это слишком… Может быть, полдюжины?

– Скорее, трое-четверо… как великая милость, и при условии, что за стенами этого зала он позабудет названные имена.

– Но не пора ли их услышать? Возможно, это окажутся достойнейшие руги, и тогда…

– Полдюжины! Требую милости для шестерых! – перебил Язон, тут же воспрянув духом. – Разве я этого не достоин? Вспомните о ранах, полученных мной, о моральном ущербе и уничтоженном флоте Зи! Вспомните о Пирре и керр’вадаке! Вспомните, наконец, о торговле, взаимном обогащении культур, доброй воле и вечном мире… – Он перевел дыхание и упрямо промолвил: – Шестеро, гори я в плазме! На меньшее я не согласен!

– Кто? – Голос Размышляющей был суховат, однако не холоден.

– Сэр Джек, благородный эрдж и бывший Хозяин «Звездного зверя», – начал перечислять Язон, отметив, как блеснули при этом имени зрачки Стратега-Навигатора. – Еще – леди Патриция, Тактик, и почтенный Пит, Советник сэра Джека… Что касается остальных, посмотрим! Поспешность в этом деле ни к чему.

Шесть Пальцев в Излучателе одобрительно хрюкнул.

– Согласен, ни к чему! А имена вполне достойные. Мы наградили этих ругов за полет в Голубую, но это ведь не все их подвиги, не так ли?

– Не все, – сказала Тень, – есть и кое-что еще. Похищение посла, бегство из Роя и…

– Со всем уважением, почтенная, но об этом мы уже говорили, – поспешно возразил Язон. – Не похищение, а спасение из рук взбесившихся Запечатлителей, не бегство, а смелый рейд, который кончился уничтожением врага… Кажется, вы с этим согласились?

Навигатор-Блюститель протяжно свистнула.

– Хорошая версия! Ты, Керр динПирр, умеешь представить события в нужном свете… Это само по себе большое искусство, достойное награды, так что я не против. Нет возражений? – Тень повернула голову к Размышляющей.

– Возражений не имею, – выдохнула та, отключила антиграв и тяжело опустилась на пол. – Совет завершен! Мы рассмотрели все вопросы, мы устали, и полагаю, что продолжать дискуссию опасно – иначе благородный гость доведет нас до разорения. Речи его слишком убедительны и полны соблазнов.

– Что поделать, достойная леди. Если садишься обедать с дьяволом, запасись длинной ложкой, – сказал Язон и откланялся.

* * *

В длинной трубе-портале, служившей входом в комплекс цилиндров и сфер, где находились службы Совета, его ожидала почетная охрана, длинный Али и коренастый Мойше. Вместе со стражами и семенившим сзади мрином Язон проследовал к другому концу трубы, который упирался в транспортную магистраль, сел в экипаж-вагонетку и отправился в посольские апартаменты. Специальных помещений для послов в Рое, очевидно, не было, и под его резиденцию переоборудовали Зал Забав с примыкающими к нему отсеками. В одном Язон устроил спальню, в другом – кабинет, в третьем – столовую с персональным синтезатором, исправно производившим котлеты из рогоноса, мучные лепешки и горячительное из розовых шариков. Сам зал предназначался для приемной, и в данный момент его переполняли Запечатлители со своей аппаратурой и ассистентами.

Пробираясь сквозь плотную толпу, Язон благожелательно разевал рот, морщил нос, хрипел, свистел и демонстрировал прочие знаки внимания к прессе, какие удавалось изобразить без клапана и дыхательной щели. Наконец он добрался до кабинета, растворил стену и юркнул внутрь вместе с Непоседой. Дверь закрылась с легким шелестом, отрезав их от возбужденного гама в приемной.

Сэр Джек и леди Патриция поднялись навстречу. Хозяин-Навигатор был облачен в роскошный трехцветный костюм – розовое, алое и багряное; Пат, в золотом, песочном и желтом, выглядела настоящей красавицей. Язон, уже привыкший к внешности ругов, мог оценить изящество ее фигуры, кокетливо отвешенную челюсть и чарующий блеск треугольных глазок.

– Мы можем поздравить тебя, Керр?

– Можете. Но я уже не просто Керр. – Он подмигнул Патриции и приосанился. – Эрдж Керр, Советник Великих Навигаторов клана Куа! К вашим услугам, дамы и господа!

– Кргх… – выдохнул потрясенный Джек. – Большая честь, клянусь наследственным Гнездом! Шесть Пальцев постарался?

– Он. Твой старший родич бывает резковат, но в здравом смысле ему не откажешь. – Язон рухнул в кресло и с довольным видом откинулся на спинку. – Ты, мой благородный друг, получишь новый корабль, а все остальное будет зависеть от твоей предприимчивости. Я бы советовал заняться экспортом утилизаторов. Ты не представляешь, сэр Джек, сколько мусора и всякой дряни производят мои сограждане! Сколько отходов, высокие звезды! Кое-какие миры уже подобны грязным свалкам, и за любой прибор, способный наладить экологию, они отдадут и кошелек, и душу! Если ты возьмешь меня компаньоном… – Тут Язон ухмыльнулся и махнул рукой: – Ладно, об этом попозже! А сейчас… сейчас я скажу, что вас ожидает еще один сюрприз. Вас обоих и Советника Пита.

– О чем ты, Керр? – в глазах Патриции сверкнуло любопытство.

– О награде, моя прекрасная госпожа. Но я дал слово, и не могу ее назвать. Видишь ли, это из тех вещей, о коих не говорится, и потому…

Клапан леди Пат задрожал, она пронзительно свистнула и прижала ладони к подплечным буграм, словно стремясь утихомирить биение сердец.

– Это… это поразительно, Керр динПирр! Я не могла предположить, что Совет согласится… Наш Навигатор из очень почтенного рода, но я и Советник… мы не столь знатны, и в наших семьях не было Творителей… – Испустив мелодичную трель, Патриция шагнула к сэру Джеку. – Пойдем! Пойдем, Красный, отыщем Советника и скажем ему… нет, не скажем, а только шепнем… так тихо, как шепчет Глас Пустоты…

Стена за ними закрылась.

– Быстро она соображает, – заметил Язон.

– Быстро, – согласился Непоседа. – Она стать хороший Творитель!

– Не сомневаюсь. Вы, мрины, и мы, люди, – каждый из нас может влиять на ругов своим привычным способом. Ваш был продемонстрирован недавно в зале Совета, а наш… наш, возможно, еще более хитрый и изощренный.

– Какой же? Я весь любопытство, мой добрый сэр! Я ждать, что ты удостоить меня свой человеческий мудрость!

– Эта мудрость основана на двух принципах, малыш, и второй из них таков: доверяй друзьям! Только друзьям! Старайся, чтобы твои друзья заняли высокий пост, и все будет в порядке. Договора и контракты – лишь слова, которые можно повернуть и так, и этак. Но если сэр Джек станет Навигатором-Стратегом, а леди Пат – главным Аналитиком…

– Я понимать! – проверещал Непоседа, прыгая Язону на колени. – Я понимать, мой друг с два глаза! Это поистине мудро – делать свои друзья великий и доверять им! Им, а не слова, какие храниться в Память! Однако я все еще горю любопытством… Какой есть/быть первый принцип?

Но Язон не ответил ему, а, опустив веки, погрузился в мир сладостных грез. Дело было сделано, союз заключен, договор подписан; огромный Рой летел в гиперпространстве, с каждым часом, минутой и секундой приближая его к Голубой галактике и Млечному Пути, усеянному знакомыми звездами, к Пирру и тысячам человеческих планет, к Керку и любимой Мете. К ней, единственной и самой близкой! Душа его ликовала, сердце сжималось от радости, и он ощущал сейчас то, что чувствует всякий путник при виде стен родного дома. Пусть Пирр – суровая планета, но он любил ее такой, какой она была, и мог полюбить еще сильнее, если руги сдержат обещание. Если они превратят Мир Смерти в рай…

Попрыгун шевельнулся на коленях, дернул за рукав, и Язон открыл глаза.

– Ты сказать второй мудрость – верить друзья! Я хотеть услышать первый! Я знать, что он в твой голова, но не понимать без слов. Очень сложный принцип человеков!

– Нет, очень простой: не доверяй никому! – Язон погладил ладонью мягкую шерстку мрина. – Ты проведешь со мною много лет, будешь смотреть на зеленые холмы и прозрачные реки в разных мирах, будешь расти и набираться опыта, а потом вернешься в Рой – в том далеком будущем, когда Джек и Пат станут Великими Навигаторами. Но руги, как и люди, со временем меняются, и можно представить, что наши друзья изменятся тоже… – Он усмехнулся и добавил: – Ты ведь за ними присмотришь, малыш?

Эпифора

Пирр, борт крейсера «Арго»

Последние дни Мету терзали тягостные предчувствия. Они были смутными, неопределенными и от этого еще более угрожающими – ведь она, как все пирряне, привыкла к ясности, к действиям быстрым, решениям четким и бесспорным. Временами ей казалось, что Язон подвергается смертельной опасности или терпит боль, лишения и голод, но это было еще не самым страшным; хуже – мучительные сомнения, жуткая мысль, что он уже погиб, что ничего изменить нельзя, и ей осталась только месть – месть и одиночество. В такие минуты она уходила в их жилой отсек, садилась на постель и, закрыв глаза, пыталась вообразить, что Язон на самом деле жив, помнит о ней и скоро вернется.

Но поверить в это с каждым разом становилось все труднее. Поиски на островах архипелага, на океанском побережье и в других местах не принесли ничего, кроме уверенности в том, что Язон, живой или мертвый, отсутствует в пределах Пирра. Скорее всего, он не попал на Кассилию, Дархан, Нигас, Келони и другие ближние к Пирру миры, где проводился тайный, но тщательный розыск через агентов и доверенных лиц, щедро оплаченных Керком. Какую-то надежду давали сведения о диске, замеченном в восточных лесах, но все попытки определить, кому принадлежит столь необычный аппарат, остались безрезультатными. Возможно, описание было неточным или машина – слишком новой, не зафиксированной в технических каталогах; не исключалось, что все увиденное – пьяный бред бродяги-корчевщика. Словом, нити обрывались или вели в никуда.

Чувства бессилия и безнадежности все чаще охватывали Мету. Она походила на воина в броне, с клинком, копьем и целым арсеналом стрел, ножей и дротиков – на воина, который ступил в зачарованный замок и шарит вслепую среди теней, не зная, на кого обрушить смертоносные удары. «Арго», ее могучий крейсер, пришел с Дархана и обращался сейчас вокруг родной планеты; стволы его пушек глядели в пустоту, в трюмах – полный боезапас, ракеты, бомбы и снаряды, в кубриках – команда вооруженных до зубов десантников, в рубке – самые опытные навигаторы. «Арго» мог испарить океан, в прах разнести горный хребет, справиться с целым флотом и привести к покорности любой из обитаемых миров – но против кого направить его сокрушительную мощь? Где искать, кому грозить – или, если грозить уже поздно, кому отомстить?..

В тот вечер Мета долго не могла заснуть, и сны, слетевшиеся к ней в середине ночи, были тревожными. Она ворочалась, вскрикивала и стонала; то ей чудилось, что Язон заперт в какой-то крохотной, похожей на гроб каморке и мечется там, бьется о стены в поисках выхода; то приходили видения страшных чудовищ, грозивших ему смертью и пытками; то – и это казалось самым тревожным и удивительным! – ей снилось, будто Язон сидит с чудовищами за столом и мирно с ними беседует, улыбаясь и делая странные, однако не угрожающие жесты. Мета не знала, что порождает эти фантомы, явились ли они извне или всплыли из подсознания, но сон ее час от часу делался все спокойнее; дыхание стало ровным, щеки порозовели, и высохла испарина на лбу.

Под утро она пробудилась от внутреннего толчка, от непонятного, но вполне ощутимого импульса, пришедшего к ней, как мнилось, из глубины космических бездн. Вскрикнув, она привстала, потом уселась в постели и стиснула виски ладонями. Мозг ее пылал, но это ощущение было недолгим, и на смену ему явилось чувство прохлады, будто она стояла у моря, под налетающим свежим бризом, ласкавшим лицо и гладившим шею. Его прикосновения были такими легкими, такими нежными, будто не ветер касался кожи Меты, а осторожные чуткие пальцы Язона… И вдруг, в каком-то внезапном прозрении, она поняла, что это в самом деле Язон, неведомым чудом дотянувшийся к ней сквозь холодную мрачную пустоту, – его руки, его дыхание, его шепот… Мета не понимала слов, но слова, пожалуй, были лишними, ненужными; зато в ней родилась и окрепла уверенность, что он говорит с ней, помнит и любит ее и непременно вернется – если не сейчас, не завтра, то через несколько дней. Или недель, или месяцев…

Надо только подождать, сказала она себе. Если знаешь и веришь, ожидание совсем не мучительно… Скорее, даже приятно! Такое ожидание – как легкое игристое вино, которое они с Язоном пили на Дархане… может быть, не на Дархане, а на Гариборе или в каком-то из иных миров… Неважно, где! Главное – выпить его снова… выпить с Язоном…

Она уснула с улыбкой на губах.

Гарри Гаррисон Крыса из нержавеющей стали появляется на свет

Как только я подошел к парадной двери центрального банка Бит О'Хэвен, она почувствовала мое присутствие и приветливо распахнулась, приглашая войти. Я проворно шагнул внутрь и остановился, оказавшись все же не так близко к двери, чтобы она не смогла закрыться позади меня. Пока ее створки скользили друг к другу, я вытащил из сумки многофункциональный аппарат и провел им по периметру дверного проема, когда они полностью закрылись. Я засек время по табло, когда наведывался в банк в прошлый раз, так что точно знал, что у меня имеется 1,67 секунды, чтобы сделать все необходимое. Времени достаточно. Аппарат зажужжал и засветился ярким пламенем, надежно заварив двери по всему периметру. После этого дверь только и могла, что беспомощно жужжать, не двигаясь с места, пока что-то там в ее механизме не замкнуло, и она, затрещав и заискрившись, совсем не затихла.

— Порча банковской собственности — преступление. Вы арестованы.

Как и полагается, банковский робот-охранник вытянул вперед свои огромные, механические руки, попытавшись схватить меня и удержать до прибытия полиции.

— Как-нибудь в другой раз, говорящая развалюха, — огрызнулся я, втыкая ему в грудь иглу свинобраза мощностью триста вольт и множество ампер. Достаточно, чтобы организовать небольшое короткое замыкание. Дым повалил из всех стыков робота, и он рухнул на пол с подобающим его массе грохотом. Рухнул он позади меня, так как я в это время уже проскочил вперед, отстранив плечом пожилую даму, которая стояла перед окошком кассира. Я вытащил из своей сумки огромный автомат и, выставив его на кассира, прорычал свое приказание.

— Жизнь или кошелек, сестрица. Наполни-ка эту сумочку зелеными.

Очень выразительно, хотя мой голос дрогнул слегка, и последние слова прозвучали немного пискляво. Кассир заулыбалась в ответ на это и самым наглым образом попыталась увернуться от ответа.

— Проваливай отсюда, сынок. Это тебе не…

Я нажал на курок, и безотказный автомат прогудел у нее над самым ухом. Я не убил ее, хотя вполне мог бы. Она, закатив глаза, медленно соскользнула под кассу.

Вам не так-то просто будет одержать верх над Джимми ди Гризом! Одним прыжком я оказался на стойке и, размахивая автоматом, крикнул оставшимся служащим, которые смотрели на меня широко открытыми глазами:

— Отступите назад — все вы! Быстро! Мне не хочется, чтобы кто-нибудь из вас нажал на беззвучную сигнальную кнопку. Вот так-то. Ты, льстивый колобок, — я махнул толстому кассиру, который всегда игнорировал меня в прошлом. Сейчас он был весь внимание. — Наполни эту сумочку зелеными, крупными купюрами, и прямо СЕЙЧАС.

Он делал все так быстро, как только мог, неумело шаря руками и покрываясь холодным потом. Клиенты и персонал стояли вокруг в нелепых позах, парализованные страхом. Дверь в контору директора оставалась закрытой, это значило, что его скорее всего нет на месте. Пухлый набил сумку банкнотами и протянул мне. Полиция не появлялась. У меня был прекрасный шанс успешно завершить дело. Я шепотом пробормотал какое-то грязное ругательство и ткнул пальцем в один из мешков, заполненных монетами.

— Выгружай мелочь и заполняй сумку, — приказал я насмешливым и в то же время ворчливым голосом.

Он с готовностью повиновался, и вскоре сумка была заполнена. И снова никаких признаков полиции. Могло ли так быть, чтоб ни один из этих служащих при деньгах идиотов не нажал на сигнальную кнопку. Наверное, могло. Нужно было срочно что-то предпринять.

Я потянулся и сгреб еще один мешок с медью.

— Давай, клади сюда зеленые тоже, — приказал я, бросая мешок кассиру.

Сделав это, я все же дотянулся локтем до сигнальной кнопки. Бывают в жизни дни, когда все приходится делать самому. Это произвело желаемый эффект. К тому времени, когда третий мешок был наполнен купюрами и я, шатаясь под их тяжестью, зашагал к двери, появилась полиция. Одна полицейская машина врезалась в другую (внезапное появление полиции редко в этих краях), но в конечном итоге они рассортировались по местам и выстроились снаружи, с автоматами наготове.

— Не стреляйте, — пропищал я. С неподдельным страхом, потому что вид большинства из них не вызывал никакого веселья. Они не могли меня слышать через стекло, но видеть могли прекрасно.

— Это холостые патроны, — выкрикнул я. — Смотрите!

Я приставил дуло автомата к виску и нажал курок. Из дымового генератора повалили подобающие ситуации клубы дыма, и звукового эффекта от выстрела было достаточно, чтобы у меня загудело в ушах. Я повалился на пол позади стойки, подальше от их устрашающего взгляда. По крайней мере теперь не должно быть пальбы. Я терпеливо подождал, пока они накричатся и наругаются вдосталь и в конце концов выломают дверь.

Если вы находите, что все мною рассказанное сбивает вас с толку — если это так, вашей вины здесь нет. Одно дело взять банк, и совсем другое — сделать это так, чтобы быть уверенным, что тебя поймают. Зачем, спросите вы, зачем нужно было совершать такую глупость? Буду счастлив вам обо всем рассказать. Чтобы понять, что мною двигало, вам нужно понять, что из себя представляет жизнь на этой планете — и какова была здесь МОЯ жизнь. Позвольте мне объяснить.

Бит О'Хэвен была основана несколько тысячелетий назад какой-то экзотической религиозной сектой, которая с тех пор успела, к счастью, кануть в Лету. Они прибыли сюда с другой планеты. Говорят, что это была Земля, которая, по слухам, является родиной всего человечества, но я сомневаюсь в этом. Во всяком случае, дела у них шли не так уж хорошо. Может быть, бесконечный труд был слишком непосилен для них — надо думать, что и в прежние времена жизнь не была сплошным праздником. Об этом нам постоянно напоминают наши учителя, особенно когда хотят подчеркнуть, насколько испорчена нынешняя молодежь. А нам удается не рассказывать им о том, что и они должны быть испорчены, ведь за последнее тысячелетие жизнь здесь практически не изменилась. Для людей планета была непригодна, даже более того, опасна для жизни. Весь растительный мир представлял собой чистейшую отраву для человеческого организма, и нужно было полностью очистить планету от него, чтобы можно было выращивать съедобные культуры. Местная фауна тоже была непригодна для пищи, да к тому же имела безобразнейшие когти и зубы, царапающие и кусающие всех подряд. Звери были ужасно упрямы. Они так плохо приручались, что обычным коровам и овцам не оставалось никакой надежды на долгую жизнь. Но в конце концов тщательный отбор селекционеров сделал свое дело, в результате чего появился свинобраз. Если сможете, представьте себе — огромный свирепый боров весом с тонну, с острыми клыками и подлым несговорчивым нравом. Картину завершают длинные острые иглы, покрывающие создание сплошь, словно какого-то безумного дикобраза. Как ни странно, но замысел заработал; раз уж фермы до сих пор продолжают выращивать свинобразов в таком количестве, он просто обязан работать. И Копченые Окорока Свинобразов с Бит О'Хэвен прославились на всю вселенную. Но вы не встретите гостей из Галактики, спешащих посетить нашу планету. Я вырос здесь, я знаю. Наше обиталище настолько скучно и однообразно, что нагоняет тоску даже на свинобразов. Но самое смешное, что, как мне кажется, только я один это и замечаю. А на остальных просто забавно было смотреть. Моя мамочка всегда думала, что это возрастные переживания, и сжигала в моей спальне иглу свинобраза, народное средство от вышеупомянутого. Папочка всегда опасался, что это признаки начинающейся шизофрении и повадился ежегодно таскать меня к доктору. Доктор не смог найти никаких нарушений, и по его теории выходило, что я скорей всего потомок первых поселенцев, атавизм на теле современного общества. Но все это было много лет назад. С тех пор как папаша выкинул меня из дома в пятнадцать лет, я не был больше замучен родительским вниманием. Это случилось после того, как он проверил как-то ночью мои карманы и обнаружил, что денег у меня гораздо больше, чем у него. Мамочка полностью согласилась с ним и даже открыла мне дверь пошире. Думаю, что они были рады видеть меня в последний раз. Я, разумеется, был главным раздражающим фактором в их размеренной коровьей жизни.

Что я думаю по этому поводу? Думаю, что быть изгнанником не очень-то приятно и чертовски одиноко временами. Но я не думаю, что мне мог бы быть уготован иной путь. Он порождает свои определенные трудности, но из любого безвыходного положения всегда можно найти выход. Например, одна проблема, с которой мне удалось справиться, — это то, что меня вначале все время били ребята постарше. Это началось сразу же, как только я стал ходить в школу. Я совершил ошибку поначалу, дав им понять, что намного сообразительнее их. А раз так, получай синяк под глазом. Школьным драчунам это так понравилось, что они вставали в очередь, чтобы поколотить меня. И мне удалось разорвать этот порочный круг, только подкупив университетского учителя физкультуры, который научил меня рукопашному бою. Я ждал, пока по-настоящему не овладею всеми приемами, и лишь тогда нанес ответный удар. Затем я уложил своего главного соперника и продолжал молотить еще троих или даже больше головорезов, одного за другим. Стоит ли говорить, что после этого вся малышня превратилась в моих друзей, и они не уставали повторять, как потрясающе выглядело мое преследование шести самых отъявленных негодяев во всем квартале. Как я уже говорил, из любого безвыходного положения найдется достойный выход, а иногда и весьма приятный.

А где я взял денег, чтобы подкупить учителя? Не у отца, могу вас заверить в этом. Три доллара в неделю — вот и все мои карманные деньги, их хватало только на то, чтобы купить два Гаспофиза или небольшую плитку шоколада с наполнителем. Нужда, не жадность, преподнесла мне первые уроки экономики. Покупай задешево и продавай задорого, а прибыль оставляй себе. Конечно же, я ничего не смог бы купить, не имея никакого капитала, поэтому для накопления основного продукта мне пришлось прибегнуть к его бесплатному приобретению. Все дети стягивают в магазинах мелочевку. Все проходят через эту стадию, и обычно тяга к мелкому воровству выбивается навсегда, как только воришка оказывается пойманным. Я видел невеселые и плачевные результаты их провалов и решил провести сначала обследование рынка, изучить хронометраж и способы телодвижений, прежде чем вступить на путь мелкого жульничества. Самое главное не связываться с мелкими коммерсантами. Они знают весь свой ассортимент и крайне заинтересованы в том, чтобы он оставался в целости и сохранности. Лучше идти за покупками в большие универмаги. В таком случае вам придется опасаться только лишь местных сыщиков и сигнальных систем. Внимательное изучение того, как они работают, поможет вам придумать средство, чтобы обойти их. Одно из моих самых ранних и примитивных средств — мне просто стыдно раскрывать всю его простоту — я бы назвал его книга-ловушка. Я сконструировал коробочку, которая выглядела точно как книга. Только у нее дно было снабжено пружиной и легко поворачивалось внутрь. Все, что мне нужно было сделать, это просто положить книгу на ничего не подозревающую плитку шоколада, и она мигом исчезала из поля зрения. Это был довольно грубый и непродуманный прием, но я успешно применял его достаточно продолжительное время. Я уж было совсем собирался бросить его, придумав более совершенное приспособление, но вдруг осознал, что мне представляется весьма удобный случай покончить с ним самым благоприятнейшим образом. Нужно было проучить Смелли^[22]. Звали его Бедфорд Смиллингэм, но мы всегда называли его не иначе, как Вонючка. Как некоторые бывают прирожденными танцорами или художниками, другие рождаются для более скромных дел. Смелли был прирожденным доносчиком. Единственным удовольствием в его жизни было доносительство на своих одноклассников. Он подглядывал и следил и ябедничал. Ни один пустячный проступок его сверстника не был пустяковым для него и не был обойден его вниманием и не доведен до сведения администрации. Они любили его за это — что может дать вам представление о том, что за учителя нас воспитывали. И никто не мог поколотить его как следует без вреда для себя. Ему всегда верили на слово, и попадало в основном самим драчунам. Смелли сделал мне какую-то мелкую пакость, я уж и не помню, что конкретно, но этого было достаточно, чтобы возбудить во мне темные мысли и даже заставить разработать план действий. Хвастовство доставляет удовольствие всем мальчишкам, и я приобрел очень важный статус, притащив в свою компанию ловушку для сластей в виде книжки. Последовали охи и ахи, которые стали еще громче, когда я выделил часть содержимого книжки для угощения. Но я сделал это не только для того, чтобы поднять свой рейтинг, но и для того, чтобы удостовериться, что Смелли подслушивает нас. Мне до сих пор кажется, что все это произошло только вчера, и мне стало тепло от нахлынувших на меня вдруг воспоминаний.

— Это не только срабатывает — но я покажу вам, как это происходит. Пойдемте со мной в универмаг Мигс Мультисто!

— Неужели это возможно, Джимми?

— Возможно, возможно. Но только не всем табуном сразу. Двигайтесь по нескольку человек к магазину и стойте там где нибудь, чтобы вам был виден прилавок со сладкими плитками. Будьте там ровно в 15:00, и вы что-нибудь да увидите!

После этого я разогнал ватагу и стал наблюдать за кабинетом директора. Как только Смелли исчез за дверью, я со всех ног помчался в раздевалку и отпер его кабинку.

Сработано превосходно. Я даже горжусь собой, потому что это был мой первый преступный сценарий, который я приготовил для других. Они об этом и не подозревали. В назначенное время я подрулил к прилавку со сластями у Мингса, старательно не замечая своих заговорщиков, которые тоже изо всех сил старались делать вид, что не обращают на меня внимания. Совершенно расслабленным движением (ненапряженным жестом) я положил книгу на прилавок поверх конфет и нагнулся, чтобы завязать шнурок на ботинке.

— Попался! — закричал самый большой и сильный из них, хватая меня за воротник пальто.

— Держи его! — радостно вопил другой, сграбастав книгу.

— Что ты делаешь? — хрипло прокаркал я — мне оставалось только хрипеть, потому что пальто тесно сдавило мне горло, так как я оказался почти подвешенным на воротнике. — Вор, отдай мне мою книжку по истории, она стоит целых семь долларов, ее купила мне моя мамочка на деньги, которые она заработала, вытряхивая иглы свинобразов из их подстилок!

— Книжку? — здоровый хулиган ухмыльнулся. — Мы знаем, что это за книжка. — Он схватил обе обложки и рванул их. Книга открылась, и надо было видеть выражение его лица, когда из нее посыпались страницы.

— На меня наговорили, — пропищал я, расстегнув пальто и выпав из него, растирая одновременно ноющую шею. — И наговорил тот, кто хвастал, что использует данное приспособление для своих собственных гнусных целей. Он стоит вон там, его зовут Смелли. Хватайте его, ребята, покуда он не убежал!

Смелли только и оставалось, что стоять и изумленно таращить глаза, когда проворные руки его ровесников тесно сомкнулись вокруг него. Учебники рассыпались по полу, и коробка, имитированная под книжку, раскрылась, извергая из себя содержимое из сладких плиток с наполнителем. Это было просто замечательно. Слезы, и взаимные обвинения, и крики. А также прекрасный способ отвлечь внимание. Потому что в этот день я провел полевые испытания своего нового приспособления — Поглотителя Конфет Номер Два. Я долго и упорно работал над его изобретением, взяв за основу бесшумный вакуумный насос, камера которого находилась в моем рукаве. Я поднес руку к сахарным плиткам — фьють! — и первая из них исчезла из виду. Она осела где-то в моих штанах, или лучше сказать внутри отвратительнейших брюк-гольф, которые мы обязаны были носить в качестве школьной формы. Они висели на мне мешком и были прихвачены чуть выше лодыжки тугой эластичной резинкой. Сладкая плитка благополучно провалилась в них, за ней последовала другая, потом третья. Если бы я только мог остановить этот насос. Но слава богу, Смелли продолжал вопить и сопротивляться. Все внимание было приковано к нему, а не ко мне в этот момент, когда я никак не мог справиться с выключателем. Тем временем насос продолжал засасывать конфетки с наполнителем, и они, едва успевая проскакивать по рукаву, падали мне в штаны. В конце концов мне удалось выключить его, но если хоть кто-нибудь удосужился бы посмотреть в мою сторону! Пустой прилавок и разбухшие формы моих ног могли бы вызвать определенное подозрение. Но, к счастью, никто не удосужился. Я выскочил на улицу через вращающиеся ворота со всей быстротой, на которую был способен. Как я уже говорил, мне всегда приятно вспоминать об этом. Это, конечно, не объясняет, почему я сегодня, в день своего рождения, принял такое важное решение, как сорвать банк. И быть пойманным. Полиция наконец выломала двери и толпой ввалилась в помещение. Я поднял руки вверх над головой и приготовился встретить их с самой приветливой улыбкой.

День моего рождения — вот главная причина. Мой семнадцатый день рождения. Семнадцатилетие здесь на Бит О'Хэвен — это очень важный момент в жизни молодого человека.

Судья наклонился вперед и пристально посмотрел на меня, взгляд его не был злым и враждебным.

— Ну, а теперь, Джимми, давай расскажи мне, зачем тебе понадобилось разыгрывать эту глупую шутку.

Судья Никсон имел летний домик на реке, недалеко от нашей фермы, и я очень часто приходил к его младшему сыну, поэтому судья был со мной прекрасно знаком.

— Мое имя Джеймс ди Гриз, судья. Не нужно фамильярностей.

Можете себе представить, какая густая краска залила все его лицо. Огромный красный нос торчал, словно лыжный трамплин, и ноздри бешено раздувались.

— Тебе следует быть более почтительным в зале суда! Тебе предъявлены серьезные обвинения, мой мальчик, и лучше было бы, если бы ты держался в рамках приличия. Я назначаю Арнольда Фортескью, общественного защитника, твоим адвокатом…

— Мне не нужен адвокат — и уж в особенности я не нуждаюсь в услугах старика Скью, который так давно не может жить без спиртного, что на свете не осталось ни одного человека, который бы видел его хоть раз трезвым…

С галерки послышался чей-то серебристый смех, приведший судью в крайнюю ярость.

— Тишина в зале! — заревел он, ударив молоточком с такой силой, что отломилась ручка. Он бросил обломок через весь зал и сердито посмотрел на меня. — Ты испытываешь терпение суда. Адвокат Фортескью уже назначен…

— Только не мной. Отошлите его обратно в Муниз Бар. Я признаю себя виновным по всем статьям, и вверяю свою судьбу самому гуманному и справедливому суду на свете.

Он глубоко вздохнул, заметно вздрогнув при этом, и я решил его немного успокоить, пока его не хватил удар, и он не упал в обморок; тогда получится, что в ходе судебного разбирательства были допущены нарушения процессуальных норм, а это отнимет еще бог знает сколько времени.

— Прошу прощения, судья, — я опустил голову, чтобы скрыть едва сдерживаемую улыбку. — Но я совершил проступок и должен понести наказание.

— Ну, вот, так-то лучше, Джимми. Ты всегда был смышленым парнем, и мне просто не хотелось бы видеть, как пропадают зря все твои способности. Ты отправишься в исправительную колонию для подростков сроком не более, чем…

— Простите, ваша честь, — прервал его я. — Это невозможно. О, если бы я совершил мои преступления на прошлой неделе или даже в прошлом месяце! Закон очень строг в этом отношении, и мне не уйти от наказания. Сегодня день моего рождения. Мне уже семнадцать.

Я здорово сумел осадить его. Охрана терпеливо ждала, пока он набивал вопросы на своем терминале. Репортер местной газеты «Голос» в это время тоже усердно работал над своим портативным терминалом, загоняя в компьютер, наверное, целую историю. Судье не пришлось долго ждать ответов. Он глубоко вздохнул.

— Да, действительно. Твои данные говорят о том, что тебе сегодня семнадцать лет, ты достиг совершеннолетия. Теперь ты уже не малолетка и должен отвечать за все, как взрослый. Это безусловно предполагает тюремное заключение — если я не буду принимать во внимание смягчающие обстоятельства. Преступление совершено подзащитным впервые, он еще слишком молод и полностью осознает, что поступил неправильно. В наших силах сделать небольшое исключение, смягчить приговор или ограничить срок. Таково мое решение…

Меньше всего на свете мне хотелось бы сейчас услышать его решение. Дело обернулось совсем не так, как я планировал, совсем не так. Необходимо было что-то предпринять. И я предпринял. Мой вопль заглушил последние слова судьи. Продолжая вопить, я нырнул со скамьи подсудимых и, перекатываясь по полу, очутился на другом конце зала, прежде чем ошарашенная аудитория двинулась со своих мест.

— Ты не будешь больше писать обо мне всякие непристойности, ты — писака наемный, — закричал я. Затем я вырвал терминал из рук репортера и грохнул его об пол. Топча ногами шестисотдолларовую машину, я превращал ее в никому не нужный хлам. Я ловко уворачивался от него, прыгая вокруг, но ему все же удалось меня схватить и отшвырнуть к двери. Стоявший там полицейский попытался удержать меня — но тут же согнулся пополам, когда я двинул ему ногой в живот. Я мог бы наверняка сбежать, но побег вовсе не входил в мои планы. Я задержался у двери, неуклюже дергая ручку, пока кто-то не сгреб меня, и продолжал сопротивляться до тех пор, пока не был повален на пол. На этот раз на меня надели наручники, посадив на скамью подсудимых, и судья больше не называл меня «Джимми, мой мальчик». Кто-то нашел ему новый молоточек, и он размахивал им в моем направлении, словно желая размозжить им мою голову. Я рычал и старался выглядеть очень грубым и агрессивным.

— Джеймс Боливар ди Гриз, — нараспев произнес он. — Я приговариваю вас к максимальному сроку за то преступление, которое вы совершили. Исправительные работы в городской тюрьме до прибытия следующего корабля Лиги, после чего вы будете отосланы в ближайший лагерь для коррекции преступников. — Молоточек грохнул по столу. — Уведите!

Это мне понравилось больше. Я пытался вырваться из кандалов и изрыгал на судью проклятия, чтобы он не дай бог не проявил слабость в самый последний момент. Этого не случилось. Два дородных полицейских сгребли меня и как есть выволокли из зала суда, не слишком нежно впихивая меня в черный воронок. Только когда дверь за мною захлопнулась, я откинулся на сиденье, расслабился и позволил себе наконец-то победно улыбнуться. Да, победно, я это и имел в виду. Смысл всей операции как раз и заключался в том, чтобы быть арестованным и помещенным в тюрьму. Мне необходима была кое-какая профессиональная подготовка. В моем безрассудстве присутствовала стройная система. Очень рано в своей жизни, может с тех самых пор, когда я так успешно таскал из магазина сладкие плитки, я начал серьезно задумываться о карьере преступника. По многим причинам — хотя немаловажно было и то, что мне доставляло удовольствие быть преступником. Денежное вознаграждение былодостаточно велико: никакая другая работа не оплачивалась так щедро за меньший труд. И, должен признаться, что я просто наслаждался чувством превосходства, когда мне удавалось превратить всех остальных окружающих меня людей в болванов. Кто-то скажет, что это все мальчишеские эмоции. Возможно — но от этого они не становятся менее приятными. В то же самое время передо мной стояли серьезные проблемы. Как я должен был готовить себя для будущего? Существовало много кое-чего получше шоколада с наполнителем, что можно было стащить. На некоторые вопросы я видел ясные ответы. Деньги, вот что мне было нужно. Деньги других людей. Деньги хранились взаперти, так что чем больше я узнаю о замках и запорах, тем больше у меня появится возможностей добраться до этих денег. Впервые в своей школьной жизни я энергично принялся за работу. Мои отметки взлетели так высоко, что учителя стали подумывать, что я не совсем безнадежен. Я делал такие успехи, что когда я выбрал профессию слесаря, они не переставали радоваться. Курс был рассчитан на три года, но я изучил все что нужно было знать, за три месяца. Я попросил разрешения для сдачи итоговых экзаменов. И получил отказ. Так не делается, объяснили мне. Я должен развиваться с такой же определенной последовательностью, как и все остальные, и через два года и девять месяцев получу свой диплом, покидая школу. И пополню ряды подневольных наемных работяг. Не очень-то заманчиво. Я попытался сменить курс обучения, но мне сообщили, что это невозможно. СЛЕСАРЬ — было высечено у меня на лбу, образно выражаясь, и это клеймо останется на мне на всю жизнь. Так они думали. Тогда я начал пропускать уроки и отсутствовал иногда по нескольку дней. Они ничего не могли с этим поделать, несмотря на строгие выговоры администрации, потому что я всегда появлялся на экзаменах и получал высшие отметки. Я просто обязан был их получать, потому что большинство навыков я приобрел, применяя их на практике. Моими заботами была охвачена довольно обширная территория, поэтому благодушные жители города и не подозревали, что их потихоньку обворовывают. Торговый автомат проглотит несколько серебряных монет сегодня, завтра заест кассу на стоянке машин. Практическая деятельность не только совершенствовала мои таланты, но и оплачивала мое образование. Не школьное образование, конечно, — по закону я мог оставаться здесь до семнадцати лет — я учился в свободное от занятий время. Так как я не мог найти учебников, которые ввели бы меня в мир преступлений, я изучал все, что могло пригодиться в работе. Я нашел в словаре слово ПОДЛОГ, что подвигло меня на то, чтобы заняться фотографией и печатанием. Так как искусство рукопашного боя уже сослужило мне хорошую службу, я продолжал заниматься до тех пор, пока не заработал Черный Пояс. Я не упускал из виду и техническую сторону выбранной мной профессии, и к шестнадцати годам я уже знал все, что можно было узнать о компьютерах — к тому времени я стал профессиональным инженером-микроэлектронщиком. Но все это очень хорошо само по себе. Что же дальше? Я и в самом деле не знал. Вот почему я решил преподнести себе на совершеннолетие небольшой подарочек. Тюремный срок. Хитро? Хитрее не бывает! Мне нужно было найти каких-нибудь уголовников — и где же их еще искать, как не в тюрьме? Уважительная причина, скажете вы. Попасть в тюрьму — это все равно что прийти домой, встретить наконец равных себе. Я буду слушать и учиться, а когда почувствую, что узнал достаточно, отмычка, спрятанная у меня в подметке, поможет мне выбраться оттуда. А сейчас я улыбался и ликовал от радости.

Вот дурачок — это был совсем не тот путь, который был мне нужен.

Мне обрили волосы, вымыли в ванне с дезинфицирующим раствором, надели на меня тюремную форму и ботинки — совершенно непрофессионально, потому что у меня хватило времени переложить отмычку и запас монет — затем у меня были взяты отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза, и я, наконец, был отправлен в свою камеру. Смотрите-ка, к моей великой радости, у меня был сосед. Теперь-то уж начнется мое образование. Это был первый день моей криминальной карьеры.

— Добрый день, сэр, — сказал я. — Меня зовут Джим ди Гриз.

Он посмотрел на меня и сердито проворчал:

— Чтоб ты пропал, щенок, — он продолжал ковырять пальцы на ноге, занятие, от которого я оторвал его своим приходом.

Это был мой первый урок. Вежливый обмен приветствиями, принятый снаружи, не был в чести за этими стенами. Жизнь была слишком груба — таков же был и язык. Мои губы искривились в усмешке, и я снова заговорил. Более резко на этот раз.

— Чтоб тебе самому пропасть, болван. Меня кличут Джимом. А тебя?

Я не был уверен насчет сленга, я почерпнул из его старых и не очень хороших видео, но тон я, очевидно, выбрал верно, потому что на этот раз он все же обратил на меня внимание. Он медленно поднял глаза, они были полны жгучей ненависти.

— Никто — говорю тебе еще раз, НИКТО — не разговаривает с Вилли Клинком таким образом. Я тебя порежу за это, щенок, и порежу очень здорово. Я вырежу свои инициалы на твоем лице. Выйдет прекрасная «V».

— Не «V», а «W», — поправил я, — Вилли пишется через «W».

Это еще больше вывело его из себя.

— Я знаю, как это пишется, я не идиот! — он просто закипел от ярости, шаря рукой у себя под матрацем. Он извлек оттуда кусок слесарной ножовки, и я успел заметить, что ее край был аккуратно заточен. Симпатичное орудие убийства. Он несколько раз подбросил его в руке, усмехаясь прощальной усмешкой, затем внезапно ринулся ко мне. Думаю, нет необходимости напоминать, что это не самый лучший способ подойти к Черному Поясу. Я отошел в сторону, поймал его за запястье, когда он пролетал мимо — затем подхватил его лодыжку и подбросил его кверху, так что он полетел прямо головой в стенку. Он потерял сознание. Когда же он пришел в себя, я сидел на своей койке и чистил ногти его ножом.

— Мое имя Джим, — произнес я, скривив губы в мерзкой ухмылке. — А теперь ты попробуй произнести его. Джим.

Он смотрел на меня, лицо его задергалось — и тут он вдруг заплакал! Я просто ужаснулся. Могло ли это быть на самом деле?

— Мне всегда доставалось от других. И ты не лучше. Превратил меня в посмешище. И отобрал у меня мой нож. Я целый месяц работал над этим ножом, пришлось заплатить десять долларов за сломанное лезвие…

Вспомнив о всех своих бедах, он вновь принялся всхлипывать. И тогда я увидел, что он старше меня на год-два, не больше — да к тому же намного беззащитнее меня самого. Таким образом, мое вхождение в уголовный мир началось с того, что я стал утешать его, подавать ему влажное полотенце, чтобы он утер свое лицо, вернув ему его любимый нож — и даже дав ему пятидолларовый золотой, чтобы он прекратил свое нытье. Я начал подумывать, что преступный мир вовсе не такой, каким я его представлял себе.

Нетрудно было выудить историю его жизни, наоборот, практически невозможно было заткнуть ему рот, когда он принялся изливать мне свою душу. Его переполняла жалость к самому себе, и он наслаждался возможностью раскрыться перед слушателем.

— Жалкий подлец, — думал я, но сохранял молчание, когда на меня полились его воспоминания. Отставал в школе, терпел постоянные насмешки, получал самые низкие отметки. Был слабым и часто попадал под руку местным драчунам, приобрел небольшой авторитет, только когда обнаружил — совершенно случайно, конечно, разбив бутылку — что тоже может быть хулиганом, если вооружится. Приобретя кое-какой статус, если не уважение, он стал использовать угрозу насилия и понемногу задираться. Все это подкреплялось демонстрацией вскрытия живых птичек и других мелких и беззащитных созданий. Затем быстрое падение авторитета, когда он порезал какого-то мальчишку и был пойман. Осужден и отправлен в подростковую колонию, освобожден, затем новые неприятности и опять колония. И вот наконец он здесь, в зените своей славы уличного бродяги с ножом, заключенный в тюрьму за вымогательство под угрозой насилия. Он выбивал деньги. Из ребенка, конечно же. Он никогда бы не решился запугивать взрослых. Разумеется, он не рассказывал мне всего этого, но все становилось очевидным само по себе после его бесконечных бессвязных жалоб. Я перестал его слушать и начал обдумывать, что делать дальше. Мне не повезло, в этом все дела. Должно быть, меня специально поместили с ним в одну камеру, чтобы держать меня в стороне от более матерых преступников, наполняющих эту тюрьму. Выключили свет, и я растянулся на своей койке. Завтра настанет мой день. Я встречу других заключенных, составлю о них свое мнение, найду среди них настоящих уголовников. Подружусь с ними и начну посещать курсы по преступной деятельности. Будьте уверены, я это сделаю. Я заснул счастливым сном, убаюканный хныканием и поскуливанием, раздающимися с соседней койки. Надо же было попасть с ним в одну камеру. Вилли был здесь исключением. Мой сосед просто проигравший и ничего больше. Утром все будет совершенно по-другому. Я надеялся на это. Небольшое беспокойство все же не давало мне уснуть еще некоторое время, но в конце концов я отбросил его. Завтра все будет прекрасно, да так и будет. Прекрасно. И никаких сомнений по этому поводу. Прекрасно…

Завтрак был не лучше и не хуже тех, что я сам готовил для себя. Я ел автоматически, прихлебывая слабенький кактусовый чай и упорно жуя какую-то размазню, поглядывая в то же время на другие столики. В помещении находилось около тридцати заключенных, и я неторопливо переводил взгляд с одного лица на другое со все растущим чувством разочарования.

Во-первых, большинство из них имело тот же бессмысленный взгляд, выражающий полнейшую тупость, что и мой сокамерник. Ну, хорошо, я допускал, что стены уголовного мира состоят из умственно отсталых и функционально расстроенных элементов. Но должно же здесь быть и что-то другое. Я не терял надежду.

Во-вторых, все они были достаточно молоды, не старше двадцати. Неужели здесь не было преступников постарше? Или склонность к совершению преступления чисто молодежная болезнь, которая выправляется очень скоро с помощью запущенной обществом корректирующей машины? В этом что-то должно было быть. Просто обязано. Я немного повеселел от этой мысли. Все эти заключенные — неудачники, это, очевидно, проигравшие непрофессионалы. Это становится ясным, как только вы об этом начинаете думать. Если бы они были мастерами своего дела, они никогда бы не попали сюда! От них не было никакой пользы ни обществу, ни им самим. Но они были полезны мне. Если они и могли помочь мне собрать незаконную информацию, они, вполне вероятно, могли свести меня с теми, кто мог это сделать. Через них я мог бы отыскать нити, ведущие к профессионалам на свободе, не пойманным до сих пор. Это именно то, что мне нужно было сделать. Подружиться с ними и выудить из них необходимую мне информацию. Еще не все потеряно. У меня не заняло много времени отобрать наилучшего кандидата из всей этой презренной толпы. Небольшая группа образовалась вокруг неповоротливого молодого человека, который щеголял со сломанным носом и изуродованным шрамами лицом. Даже его телохранители держались от него на некотором расстоянии. Он прогуливался с важным напыщенным видом, и все остальные мигом освобождали пространство вокруг него, когда он выходил на тренировочную площадку после ленча.

— Кто это такой? — спросил я Вилли, который приземлился на скамейку рядом со мной, усердно потирая свой нос. Он быстро заморгал, пока наконец до него не дошло, что за субъект привлек мое внимание, затем безнадежно замахал руками.

— Остерегайся его, обходи его подальше, он получил по заслугам. Стингер — убийца, так о нем говорят, и я в это верю. Да к тому же он чемпион по mudslugging^[23]. Вряд ли тебе стоит сходиться с ним.

Довольно интригующее начало. Я слышал кое-что об этом виде «спорта», но я всегда жил слишком близко к городу, чтобы увидеть его в действии. Я ни разу не слышал, чтобы что-то подобное происходило в округе, у нас всегда было полно полиции.

Очень жестокий спорт — и запрещенный — поэтому им могли наслаждаться только жители отдаленных фермерских городков. Зимой, когда свинобразы находятся в своих свинарниках, а зерновые убраны в закрома, им некуда девать свои крестьянские руки. Тогда-то и начинаются соревнования по mudslugging. Появляется какой-нибудь чужак и вызывает на бой местного чемпиона, обычного крестьянского парня с огромными мускулами. Их тайная встреча организовывается в каком-нибудь безлюдном месте — отдаленном амбаре или заброшенном коровнике, куда не допускаются женщины и куда приносят самогон в пластиковых бутылках, делаются ставки — и начинается сражение на кулаках. Заканчивается бой тогда, когда один из борцов не может подняться с земли. Спорт, не терпящий брезгливых слабаков и здравомыслящих трезвенников. Забава для веселых, крепких и подвыпивших здоровяков. И Стингер был одним из этих дюжих парней. Я должен был познакомиться с ним поближе. Это было довольно просто сделать. Я считал, что можно просто подойти к нему и поговорить, но заготовленные мною фразы были почерпнуты из отвратительных видео, которых я просмотрел великое множество за свою жизнь. Большинство из них посвящалось преступникам, каковые попадают в тюрьму, получив по заслугам. Вероятней всего, именно оттуда я и позаимствовал идею своей шальной выходки. Тем не менее, эта идея все еще казалась мне здравой. И я мог доказать это, поговорив со Стингером.

Обойдя двор кругом, я оказался совсем близко от него и его сопровождающих. Один из них сердито посмотрел на меня, и я поспешил ретироваться. Чтобы вернуться снова, когда тот повернулся ко мне спиной.

— Ты Стингер? — прошептал я краешком рта, отвернув от него голову. Должно быть, он насмотрелся тех же самых видеофильмов, потому что ответил мне в точно такой же манере:

— Да. Кто мною интересуется?

— Я. Я только что попал в это заведение. У меня есть что передать тебе с воли.

— Так говори.

— Только не там, где могут подслушать эти болваны. Мы должны остаться наедине.

Он взглянул на меня очень подозрительно из-под нависших бровей. Но все же мне удалось разжечь его любопытство. Он пробормотал что-то своим сопровождающим и зашагал прочь. Они остались позади, но продолжали метать в меня убийственные взгляды, когда я последовал за ним. Он прошел через двор к скамейкам — сидящую на одной из них парочку моментально сдуло, как только он подошел ближе. Я сел рядом с ним, и он пренебрежительно осмотрел меня с ног до головы.

— Говори, что собирался сказать, малыш, — и лучше что-нибудь хорошее.

— Это тебе, — сказал я, пододвигая к нему по лавке двадцатидолларовую монету. — Послание исходит от меня и ни от кого больше. Мне нужна кое-какая помощь, и я готов заплатить за нее. Это первый взнос. Получишь намного больше, если договоримся.

Он презрительно фыркнул — но сгреб своими толстыми пальцами монетку и опустил в свой карман.

— Я не занимаюсь благотворительностью, малыш. Единственный чудак на свете, которому я помогаю — это я сам. А теперь убирайся…

— Послушай сначала, что я хочу сказать. Все, что мне надо — это компаньона, чтобы сбежать из тюрьмы вместе со мной. Через неделю. Интересное предложение?

На этот раз я сумел привлечь его внимание. Он повернулся и посмотрел мне прямо в глаза, холодно и самоуверенно.

— Я не люблю шутить, — сказал он, схватив меня за руку и вывернув ее. Было больно. Я мог легко освободиться из его тисков, но не стал этого делать. Если ему хотелось немного похвастать своей силой, пусть его.

— Это не шутка. Через восемь дней я буду на свободе. Ты тоже можешь там оказаться, если захочешь. Это твое решение.

Он пристально смотрел на меня еще некоторое время — затем отпустил мою руку. Растирая ее, я ждал, что он ответит. Я видел, что он размышляет над моими словами, пытаясь прийти к какому-нибудь решению.

— Ты знаешь, почему я нахожусь здесь? — спросил он наконец.

— До меня доходили кое-какие слухи.

— Если это слух о том, что я убил одного чудака, тогда это правда. Это был несчастный случай. У него была слишком слабая голова. И она разбилась, когда я по ней ударил. Они совсем уж было собрались замять это дело, но другой чудак проиграл мне кругленькую сумму в этом матче. Он должен был отдать мне деньги на следующий день, но он пошел в полицию вместо этого, посчитав, наверное, что это будет намного дешевле. Теперь они хотят отправить меня в дурдом и поработать над моей головой. Мне тут сказали, что после этого мне не захочется больше драться. Это мне не нравится.

Огромные кулаки сжимались и разжимались, когда он это говорил, и я вдруг понял, что борьба — это его жизнь, единственное, что у него хорошо получается. Именно это и восхищает в нем остальных, и за это его и хвалят. Если у него отнимут его способности — они могут с таким же успехом отнять и его жизнь. Я вдруг почувствовал внезапный прилив жалости, но не дал чувствам выплеснуться наружу.

— Ты можешь вытащить меня отсюда? — вопрос был очень серьезным.

— Могу.

— Тогда я в полном твоем распоряжении. Тебе что-то нужно от меня, я это знаю, в этом мире никто не делает ничего за просто так. Я сделаю все, что ты от меня потребуешь. Они прикончат меня, и от них нигде невозможно укрыться, если уж они действительно охотятся за тобой. Но я попробую. Мне нужно достать того парня, который засадил меня сюда. Я воздам ему должное. Одна прощальная встреча. Чтобы убить его, как он хотел убить меня.

Я не мог не вздрогнуть от его слов, настолько очевидным было то, что он говорил. Ясно до боли.

— Я вытащу тебя отсюда, — сказал я. И добавил к этому мысленное обещание, что прослежу за ним, чтобы не дай бог он не очутился слишком близко к объекту своего мщения. Я не собирался начинать свою новую преступную карьеру как соучастник в убийстве.

Стингер тут же взял меня под свое покровительственное крыло. Он потряс мне руку, чуть не раздавив пальцы своей мертвой хваткой, затем подвел к своим сотоварищам.

— Это Джим, — сказал он. — Обращайтесь с ним по хорошему. Все, кто обидит его хоть раз, будут иметь дело со мной. — Они расплылись в лицемерных улыбках, выражая тем самым свою любовь и преданность. Но мне было на это наплевать, по крайней мере, они не будут мне теперь надоедать. Я был под защитой этих мощных кулаков. Его рука опустилась на мое плечо, когда мы пошли прочь.

— Как ты думаешь провернуть это? — спросил он.

— Я расскажу тебе обо всем утром. А сейчас я доделываю последние приготовления, — соврал я. — Ну, пока. — И я отправился на осмотр окрестностей, сгорая желанием поскорей выбраться отсюда. Но совсем по другой причине, чем он. Он страдал жаждой мести, а я впал в уныние. Все они здесь были побежденными, абсолютно все, а мне хотелось бы думать о себе, как о победителе. И мне ужасно хотелось сбежать от них подальше, назад на вольный воздух. Следующие двадцать четыре часа я потратил на то, чтобы отыскать наилучший путь для побега из тюрьмы. Я мог открыть любые запоры внутри тюрьмы достаточно легко; моя отмычка прекрасно отпирала дверь нашей камеры. Единственной проблемой были электронные ворота, которые открывались во внешний двор. Будь у меня время и необходимые приспособления — я бы и их открыл. Но только не под пристальными взглядами охраны, которая стояла на смотровой вышке прямо под часами. Это был самый очевидный путь наружу, поэтому он был неприемлем. Мне нужно было иметь наиболее полное представление о планировке тюремного здания — поэтому необходима была более тщательная разведка.

Была уже глубокая ночь, когда я соскользнул со своей кровати. Никаких ботинок, мне нужно двигаться максимально тихо, три пары носков сделают свое дело. Работая бесшумно, я подложил под одеяло все имеющееся белье, чтобы кровать выглядела так, будто на ней кто-то спит, если кому-нибудь из охранников вздумается заглянуть в нашу камеру через решетку в двери. Вилли крепко спал, похрапывая во сне, когда я открыл запор и проскользнул в коридор. Похоже, не только он один наслаждался своим постельным часом, тюремные стены просто содрогались от звуков сипения и храпа. Ночные фонари были включены, и я был совершенно один на лестничной клетке. Осторожно посмотрев за угол, я увидел, что часовой на нижнем этаже занят своей тренировочной формой. Прекрасно, быть ему чемпионом. Бесшумно, словно тень, я прошмыгнул к лестнице и поднялся по ней на верхний этаж, который представлял собой ту же тягостную картину, что и нижний: камеры и ничего больше. И на следующем этаже то же самое, и еще выше. Это был последний этаж, и я не мог подняться выше. Я уж было собрался повернуть назад, когда мой взгляд уловил яркий металлический отблеск света в дальнем конце темного коридора. Кто не рискует, тот не пьет шампанского, как говорится. Я торопливо пробежал мимо зарешеченных дверей и спящих за ними арестантов — к самой отдаленной стене. Ну, ну, что там у нас? Железные ступени, ведущие в темную бездну. Я ступил на первую из них и пропал в темноте. Последняя ступень находилась под самым потолком. Там же была и дверь, которая вела скорее всего на крышу. Металлическая, с металлическим каркасом и надежно закрытая, как я обнаружил, когда несколько раз как следует толкнул ее. Где-то должен был быть замок, но его не было видно в темноте. А мне необходимо было найти его. Обвив рукой железную ступеньку, я попытался нащупать пальцами замочную скважину в двери, но ее не было на обычном месте. Там вообще ничего не было. Я сделал еще одну попытку обнаружить запор, поменяв руки, потому что одна из них, казалось, уже выскочила из сустава — и с тем же результатом. Но ведь в двери ДОЛЖЕН быть замок. Я запаниковал и перестал соображать. Загнав все свои страхи обратно внутрь, я заставил работать свои мозговые клетки. Здесь должен быть какой-то замок или запор, или что-то в этом роде. Но на двери его не было. Тогда он мог быть на косяке. Я медленно протянул руку и пробежал пальцами по дверному проему. И сразу же нашел его. Какими же простыми бывают ответы, когда задаешь правильные вопросы! Я достал отмычку из кармана и вставил ее в замочную скважину. Несколько секунд, и она открылась. Еще через несколько секунд дверь люка оказалась откинутой, я вскарабкался наверх и закрыл ее за собой — с наслаждением втягивая прохладный ночной воздух. Я оказался на свободе! Стоя на крыше, да, конечно, но свободный духом по крайней мере. Звезды ярко светили у меня над головой, и их света хватало, чтобы осмотреть темную поверхность крыши. Она была плоская и широкая, с заградительными перилами на высоте колена, и сплошь усеянная вентиляционными и другими трубами. Что-то большое и громоздкое закрывало полнеба, и, когда я подошел поближе, я услышал звуки капающей воды. Цистерна с водой, прекрасно, а что же у нас внизу? Я заглянул сначала во внутренний двор, он был хорошо освещен и надежно охраняем. А что у нас позади? Это было намного интереснее, могу вас заверить. До внешнего двора было ровно пять этажей вниз, он был слабо освещен одним-единственным фонарем. Там валялись какие-то ненужные ведра, мешки и бочки, а во внешней стене находились тяжелые ворота. Запертые на замок, вне всякого сомнения. Но то, что закрыто человеком, человеком же может быть и открыто. Точнее сказать, мной. Вот и выход. Конечно, нужно было еще преодолеть спуск в пять этажей, но и тут можно было что-то придумать. Или, может, я нашел бы другой способ попасть во внешний двор. Времени для поисков было достаточно, еще шесть дней. Ноги мои замерзли, я весь продрог и захотел спать. За сегодняшнюю ночь я проделал довольно много. Даже жесткая тюремная койка казалась мне в этот момент очень притягательной. Осторожно и бесшумно я возвратился по своим следам назад. Опустил дверь и проверил, закрыта ли она, и спустился по ступеням на свой этаж… И услышал голоса впереди. Громкие и ясные. А самый громкий из всех принадлежал моему сокамернику Вилли. Я с ужасом взглянул на свою распахнутую дверь, тяжелые сапоги охраны, и рванул обратно, быстро поднявшись по ступенькам наверх. В моих ушах звенели, словно набатный колокол, слова Вилли.

— Я проснулся, а его нет! Я был совсем один! Его съели чудовища! Тогда я закричал. Спасите меня, пожалуйста! Тот, кто утащил его, пришел через закрытую дверь! В следующий раз он придет за мной!

Я вскипел от ярости к своему соседу-кретину, но близкая возможность быть пойманным тут же остудила мой пыл. Не раздумывая, я понесся прочь от голосов и суматохи. Вверх по лестнице, один пролет, другой… Повсюду вспыхнул свет, и завыли сирены. Заключенные проснулись и перекликались в своих камерах. Через мгновение они все окажутся у своих дверей, увидят меня, начнут кричать, и прибежит охрана. Скрыться некуда. Я это прекрасно знал, и мне не оставалось ничего больше, как бежать без оглядки. На самый верхний этаж — затем мимо тюремных клеток. Все они теперь были ярко освещены. И любой из арестантов мог меня заметить, и я знал наверняка, что они тут же донесут на меня, кто бы из этих малолеток меня ни обнаружил. На этом все и кончится. Высоко подняв голову, я прошмыгнул мимо первой камеры, мельком заглянув внутрь. Она была пуста. Так же как и все остальные камеры на этом этаже. Значит, у меня еще был шанс! Как обезумевшая обезьяна, я вскарабкался по металлическим ступеням и неуклюже вставил отмычку в замок. Внизу послышались голоса, они становились все громче, а также шаги двух караульных, поднимающихся по лестнице в противоположном от меня направлении. Но стоило только одному из них повернуть голову, и он тотчас бы увидел меня. Хотя все равно они меня увидят, как только дойдут до верхнего этажа.

Замок, щелкнув, открылся, и я выбрался через отверстие наружу. Растянувшись на крыше, я тихонько опустил дверь. Успев заметить двух толстых караульных, повернувших в мою сторону, когда люк закрылся. Видели ли они это? Сердце стучало у меня в груди, словно сумасшедший ударный инструмент, а я, глотнув воздуха, стал ждать крики «тревога». Но их все не было. Я все еще находился на свободе. Глоток свободы! На меня вдруг напала тоска. Я мог свободно лежать на крыше, дрожа от страха и от холода, свободно сидеть, съежившись, и ждать, пока меня найдут. Поэтому я лежал и дрожал, испытывая жалость к самому себе целую минуту. Затем встал, встряхнулся, как собачонка, и почувствовал, как во мне начинает подниматься злость.

— Великий комбинатор! — вслух прошептал я, чтобы было слышно самому себе. — Карьера преступника. И самая первая твоя серьезная работа начинается с того, что ты позволяешь какому-то кретину с ножом загнать тебя в ловушку. Это тебе урок на будущее. Может, ты когда-нибудь окажешься на свободе, тогда он тебе пригодится. Всегда надежно защищай фланги и тылы. Подумай обо всех случайностях. Подумай о том, что какой-нибудь идиот может проснуться. Двинь ему как следует тяжелой дубиной или чем-нибудь еще, чтобы быть уверенным в том, что он спит крепким здоровым сном. Запомни урок хорошенько, а сейчас оглянись вокруг и постарайся найти наилучший способ спасти разваливающийся план побега.

Выбор был ограничен. Если патруль откроет люк и выйдет на крышу, они сразу же обнаружат здесь меня. Есть ли тут где спрятаться? Крышка резервуара с водой могла бы подойти в качестве временного убежища, но если они зайдут так далеко, то уж наверняка заглянут и сюда. И при невозможности спуститься вниз по отвесным стенам, единственным местом, дающим хоть какую-то надежду, было именно это. Итак, вперед. Это было не так-то легко. Цистерна была сделана из гладкого металла, а до ее верха я просто не мог достать. Но я должен был это сделать. Я отошел на несколько шагов, разбежался, подпрыгнул и почувствовал, что мои пальцы ухватились за край цистерны. Я попытался вскарабкаться наверх, но они вдруг разжались, и я тяжело грохнулся на крышу. Если кто-либо находился в это время внизу, он бы обязательно услышал это. Оставалось надеяться, что я находился над незанятой камерой, а не над холлом.

— Хватит надеяться на лучшее, а вот прыгать не хватит, Джим, — сказал я, прибавив к этому несколько ругательств для поднятия духа, как мне хотелось бы думать. Я должен был взобраться наверх!

На этот раз я отошел еще дальше, упершись икрами в перила, и сделал несколько глубоких вдохов. Вперед! Подбежать, быстро оттолкнуться от нужного места — прыгнуть! Моя рука с размаху шлепнулась на край бака. Я ухватился за него, подтянулся, перекинул вторую руку, яростно толкая свое тело вверх и получая синяки и царапины о грубую металлическую поверхность, пока мне все же не удалось влезть на самый верх цистерны. Лежа там наверху и тяжело дыша, я смотрел на мертвую птицу, лежавшую тут же совсем близко к моему лицу и таращившую на меня свои остекленевшие глаза. Я уж было собирался столкнуть ее, как услышал звук тяжело опустившейся на крышу дверцы люка.

— Подтолкни меня немного, а? Я застрял!

По хриплому дыханию и ворчанию, которое за этим последовало, я догадался, что это должен был быть один из тех двух толстых караульных, которых я видел на нижнем этаже. Еще более громкое сопение и пыхтение возвестило о том, что появился и его тучный сотоварищ.

— Не понимаю, ради чего мы сюда забрались, — захныкал первый прибывший.

— Я знаю, — довольно строго произнес его товарищ. — Мы должны выполнять приказы, что еще никому не повредило.

— Но ведь люк был закрыт.

— Закрыта была и дверь камеры, через которую он прошел. Давай посмотрим вокруг.

Тяжелые шаги обошли крышу и вернулись обратно.

— Здесь нет. Да и спрятаться-то негде. Даже не висит нигде на краю крыши, я смотрел.

— Осталось одно место, которое мы еще не осмотрели.

Я почувствовал их испепеляющие взгляды через толщу металла. Сердце мое снова бешено заколотилось. Я вжался в ржавую металлическую крышу и ничего, кроме отчаяния, не ощущал, когда скрип шагов стал раздаваться совсем близко.

— Он не смог бы забраться сюда. Слишком высоко. Я не достаю даже до крыши.

— Ты не смог бы достать и до шнурков на ботинках, если бы нагнулся. Давай посади-ка меня. Если ты поддержишь меня за ногу, я смогу дотянуться до верха и ухватиться за что-нибудь. Только и надо-то, что взглянуть разок.

Как же он был прав. Просто разок взглянуть. И я ничего не мог с этим поделать. Мне стало совершенно безразлично мое поражение. Я лежал, прислушиваясь к скрипу и проклятиям, тяжелому пыхтению и царапанию по железу. Звуки становились все ближе, и наконец прямо перед моим лицом появилась огромная лапища, уцепившаяся за край цистерны. Тут, наверное, сработало мое подсознание, так как, клянусь вам, никаких логических размышлений с моей стороны здесь не было задействовано. Моя рука высунулась вперед и подтолкнула мертвую птицу на самый край, прямо под его пальцы. Они опустились точно на нужное место и сгребли бедное создание. Результат был просто потрясающим! Птица исчезла, а вместе с нею и рука, последовали вопли и крики, а за ними два тяжелых удара.

— Зачем ты это сделал?

— Я схватил ее, аах — ооуу! Я сломал лодыжку.

— Проверь, можешь ли ты встать на ногу. Вот так, держись за мое плечо. Опирайся на вторую ногу, пойдем сюда…

Через открытую дверцу люка были слышны крики, раздающиеся там и тут, а я с облегчением поздравил себя с короткой передышкой. Они могли вскоре вернуться, и это было вполне вероятно, но по крайней мере первый раунд оставался за мной.

Секунды, а затем и минуты, текли очень медленно, и я наконец понял, что выиграл и второй раунд. Поиски перенеслись далеко от крыши. Во всяком случае, на некоторое время. Сирены замолчали, и суматоха охватила теперь нижний этаж. Внизу раздавались крики и хлопание дверей, рев выезжающих из тюремного двора в ночь машин. А через некоторое время — вот уж чудо из чудес — огни стали выключаться один за одним. Предварительные поиски были завершены. Меня охватила дремота — и я резко поднялся, чтобы стряхнуть ее.

— Чучело! Ты все еще в затруднительном положении. Разведка произведена, но это место еще как следует не осмотрено. Можно поставить на кон последнюю монету, что начни они с первым лучом солнца новый осмотр, они не пропустят ни одного уголка или закуточка. И снова поднимутся сюда, на этот раз с лестницей. Помня об этом, нужно что-то предпринимать.

И я знал, куда мне нужно было сейчас двигаться. Это было последнее место, где им бы вздумалось меня искать этой ночью. Вниз через люк и дальше по темному коридору. Кое-кто из заключенных все еще обсуждал события этой ночи, но похоже, что все они уже лежали на своих койках. Бесшумно я спустился по лестнице и пробрался в камеру 567Б. Отворив дверь в абсолютной тишине и точно так же закрыв ее за собой. Мимо своей разобранной кровати к кровати моего приятеля-доносчика Вилли, похрапывающего в неправедном сне. Моя рука крепко сжала его рот, и он тут те широко открыл глаза, в то время как я с каким-то первобытным садистским наслаждением прошептал ему в ухо:

— Считай, что ты мертв, крыса позорная. Ты позвал охрану и сейчас получишь то, что заслуживаешь…

Он сделал гигантское усилие приподнять свое тело и потерял сознание. Глаза тут же закрылись. Уж не убил ли я его? Мне вдруг стало совестно своей дурно пахнущей маленькой шуточки. Нет, не убил, он просто без сознания, легко и размеренно дышит. Я пошел за полотенцем, намочил его в холодной воде — затем дал ему почувствовать всю свою доброту. Его вопль превратился в бульканье, так как я успел заткнуть ему рот полотенцем.

— Я благородный человек, Вилли, так что тебе повезло. Я не собираюсь тебя убивать. — Мой шепот, казалось, немного успокоил его, потому что я почувствовал, что его тело перестало трястись от страха. — Ты мне поможешь. Если ты это сделаешь, я не причиню тебе никакого вреда. Вот тебе мое слово. Приготовься ответить на мой вопрос. Подумай хорошенько над ним. Тебе надо будет прошептать только одно. Ты должен мне сказать, в какой камере сидит Стингер. Кивни головой, если ты готов отвечать. Хорошо. Я вытаскиваю полотенце. Но если ты вздумаешь шутить или скажешь что-либо другое, тогда можешь распрощаться с жизнью. Итак…

… — 231 Б…

На нашем этаже, прекрасно. Полотенце возвратилось на место. Затем я крепко придавил вену за его правым ухом, перекрывая поток крови, снабжающий кислородом мозг. Шесть секунд — потеря сознания, десять — смерть. Он задергался, потом снова затих. Я отпустил палец, досчитав до семи. У меня и в самом деле была великодушная натура. Я вытер полотенцем лицо и руки, затем наклонился за башмаками и надел их. Затем еще одну рубашку и куртку. После этого я залпом выпил, наверное, целый литр воды и был готов вновь предстать перед миром. Я сорвал с кроватей одеяла, намотал их на руку и вышел из камеры. На цыпочках, стараясь ступать совершенно бесшумно, я прокрался к камере Стингера. Мне показалось, что я свободен и невосприимчив ни к чему вокруг. В то же время я понимал, что это глупо и опасно. Но после полученных за этот вечер травм и переживаний я словно исчерпал весь свой запас страхов. Дверь камеры открылась от одного моего нежного прикосновения, и глаза Стингера тоже моментально открылись, стоило мне только тронуть его за плечо.

— Одевайся, — тихо сказал я. — Мы бежим прямо сейчас.

Моих слов было для него достаточно — он не стал задавать лишних вопросов. Просто натянул на себя одежду, пока я брал одеяло с его койки.

— Нам понадобится по крайней мере еще два.

— Я возьму у Эдди.

— Он проснется.

— Я прослежу, чтобы он снова уснул.

За вопросительным бормотанием последовал глухой удар. Эдди продолжал досматривать свои сны, а Стингер забрал оставшиеся одеяла.

— Вот что мы сделаем, — сказал я ему. — Я нашел выход на крышу. Мы пойдем туда и свяжем эти одеяла вместе. Затем спустимся но ним вниз и удерем. О'кей?

О'кей! Никогда в жизни я не слышал более безумного плана. Но Стингер ответил:

— О'кей! Пойдем!

Еще раз вверх по лестнице — я уже устал взбираться по ней — и вообще устал за ночь. Я вскарабкался по железным ступеням, отпер дверцу люка и вытолкнул одеяла наружу, когда он передал их мне. Мы не проронили ни слова, пока я не опустил люк и не запер его на замок.

— Что случилось? Я слышал, что ты сбежал, и собрался уж было убить тебя, если бы они вновь поймали тебя.

— Это не так-то просто. Я расскажу обо всем после, когда мы смоемся отсюда. А сейчас давай вязать узлы. Бери за противоположные углы; мы должны извлечь из того, что имеем, наибольшую длину. Вяжи двойным узлом, как тебя учили в подростковом клубе. Вот так.

Он вязал и вязал, как безумный, пока все углы не были соединены, затем потянул за концы и удовлетворенно хмыкнул. Я привязал один конец к солидно выглядевшей трубе и сбросил одеяла вниз.

— Не хватает по крайней мере двадцати футов, — сказал Стингер, хмуро посмотрев на землю. — Иди первым, ты легче. Если это все оборвется подо мной, хотя бы ты будешь иметь шанс уцелеть. Давай двигай.

С его логичным рассуждением невозможно было спорить. Я взобрался на перила и ухватился за верхнее одеяло. Стингер стиснул мою руку в неожиданном порыве чувств. И я полез вниз. Это было не так уж легко. Руки мои устали, и одеяла подо мной стали потрескивать. Я спустился так быстро, как это было возможно, потому что ясно понимал, что силы покидают меня. Мои ноги забарахтались в воздухе — я дополз до последнего угла. Твердое покрытие двора казалось еще совсем далеко. Мне было нелегко отпустить руки. Или наоборот, очень легко. Я не мог уже дольше держаться. Пальцы мои разжались, и я упал… стукнулся, покатился и сел на землю, едва переводя дух. Я все же сделал это. Высоко наверху я видел темную фигуру Стингера, карабкающуюся вниз по веревке. Через несколько секунд он был уже на земле, легко приземлившись рядом со мной и помогая мне встать на ноги. С трудом я доковылял к воротам. Пальцы мои дрожали, и я никак не мог открыть замок. Мы были до неприятности заметны здесь, прямо под фонарем, и если бы хоть один часовой удосужился выглянуть в окошко над нами, мы бы оказались в ловушке. Я глубоко вздохнул и передернул плечами, затем снова поковырял в двери отмычкой, неторопливо и тщательно, прочувствовав все выпуклости и пазы внутренностей запора. Он щелкнул и открылся, и мы бросились бежать. Стингер успел бесшумно затворить ворота, затем повернулся и помчался в ночь, я не отставал от него ни на шаг.

Мы были свободны!

— Подожди! — окликнул я, когда Стингер помчался в сторону дороги. — Не сюда. У меня есть план получше. Я разработал его еще до того, как меня посадили.

Он замедлил ход и задумался над моими словами, затем, видно, принял в уме какое-то решение.

— До сих пор ты не ошибался. Так что мы будем делать?

— Для начинающих — оставляй след, по которому они пустят роботов-ищеек. Бежим сюда.

Мы свернули с дороги и помчались по траве к ближайшему ручью. Он был мелким, но холодным, и я не мог сдержать дрожь, когда мы побрели по нему. Главная магистраль проходила совсем близко, и мы пробирались в том же направлении, пригибаясь к самой воде, когда по дороге проезжало какое-нибудь транспортное средство. Некоторое время дорога оставалась совсем безлюдной.

— Самое время! — выкрикнул я. — Бегом к магистрали, а затем обратно, ступая в свои же собственные следы.

Стингер сделал так, как было сказано, возвратившись по своим следам вместе со мной в ледяной ручей.

— Здорово придумано, — сказал он. — Ищейки найдут то место, где мы якобы вышли из воды, и пойдут по следам до дороги. Тогда они подумают, что нас подобрала какая-нибудь проезжающая мимо машина. Что дальше?

— Мы пойдем вверх по течению — не выходя из воды — до ближайшей фермы. Которая наверняка окажется свинофермой…

— Только не это. Я их ненавижу до смерти. Мне как-то досталось от одного свинобраза, когда я был еще ребенком.

— У нас нет другого выхода. Если мы станем делать что-либо другое, легавые загребут нас на рассвете. Я тоже не могу сказать, что очень уж люблю этих свинок. Но я вырос на ферме и знаю, как с ними обращаться. А теперь пошли, пока я не отморозил себе ноги.

Это было довольно долгое путешествие, я продрог и никак не мог остановить начавшуюся дрожь. Но нам абсолютно ничего не оставалось больше делать, как продвигаться вперед. Зубы стучали у меня во рту, словно кастаньеты, когда мы наконец-то добрались до ручейка, который, извиваясь по полям, впадал в широкий поток, по которому мы брели. Звезды стали понемногу тускнеть; приближался рассвет.

— Вот оно, — сказал я. — Тот самый ручеек, который нам нужен. Это срубленное дерево — моя заметка. Не отставай — мы уже совсем близко. — Я потянулся и обломил старую ветку, нависшую над ручьем, показывая путь. Мы брели дальше, пока не дошли до высокого электрифицированного забора, который перекрывал ручей. Он был отчетливо виден в предрассветных сумерках. С помощью сучка я приподнял нижний край изгороди, чтобы Стингер смог подлезть под ней; затем он проделал то же самое для меня. Когда же я встал, то услышал знакомое шуршание огромных игл, доносящееся из-за растущего неподалеку дуба. Большая темная тень отделилась от деревьев, и направилась к нам. Я забрал ветку у Стингера и тихонько позвал:

— Суу-ии, суу-ии… Сюда, хрюша, хрюша…

Боров, подходя к нам, мерно похрюкивал. Стингер что-то шептал себе под нос, наверное, ругался или молился — а может, и то, и другое. Я снова позвал, и массивное создание подошло ближе. Настоящий красавец, весом с тонну, смотрел на меня своими маленькими красными глазками. Боров даже не пошевелился, когда я шагнул к нему и медленно поднял ветку, услышав стон Стингера позади себя. Я вставил палку свинье за ухо, расправил длинные иголки — и принялся усердно чесать его шкуру.

— Что ты делаешь? Он же нас убьет! — воскликнул Стингер.

— Разумеется, нет, — ответил я, еще сильнее царапая борова за ухом. — Послушай-ка. — Свинобраз полуприкрыл глаза и счастливо похрюкивал. — Я хорошо знаю этих больших хрюшек. У них под иголками много всяких паразитов, и они не могут сами добраться до них. Поэтому они любят, когда им чешут за ухом. Подставляй-ка второе, тут самое чувствительное место — и мы продолжим свой путь.

Я продолжал скрести, боров постанывал от счастья, и рассвет незаметно подкрадывался к нам. В доме фермера включили свет, и мы присели позади свинобраза. Дверь открылась, кто-то выплеснул из ведра воду, и она снова закрылась.

— Побежали в сарай, — сказал я. — Сюда!

Боров недовольно заворчал, когда я прекратил его чесать, и засеменил позади нас, в надежде получить еще, в то время как мы тайком пробирались к сараю через всю ферму. Это было очень даже кстати, так как вокруг бегало большое количество свиней, усеянных острыми шипами. Но все они мгновенно разбежались, как только появился вожак, и мы с поистине королевскими почестями проследовали к сараю.

— До встречи, приятель, — выдохнул Стингер. — Я этого никогда не забуду.

— Нужнасноровка, — скромно произнес я. — В конце концов, ты здорово управляешься со своими кулаками…

— А… ты здорово управляешься со свиньями!

— Я бы не стал говорить так КАТЕГОРИЧНО, — пробормотал я. — А теперь полезли на сеновал, там теплее, и нас там не увидят. Впереди долгий день, и я бы хотел использовать его, чтобы как следует выспаться.

В следующий момент я ощутил, что Стингер трясет меня за плечо, а сквозь дощатые стены сарая пробиваются яркие лучи солнца.

— Здесь полиция, — прошептал он.

Я смахнул с глаз остатки сна и выглянул в дырочку. Бело-зеленый полицейский фургон стоял неподалеку от фермерского дома, и два легавых в форме показывали какой-то листок хозяину. Он отрицательно качал головой, и мы ясно слышали его голос сквозь гомон крестьянского двора.

— Нет. Никогда в жизни их не видел. Если честно, я уже неделю не видел никого из посторонних. Это правда, так что очень приятно было с вами пообщаться. А эти парни на самом деле выглядят отвратительно. Преступники, вы говорите…

— Папаша, мы не собираемся торчать тут целый день. Если ты не видел их, они могли тем не менее спрятаться у тебя на ферме. Может, вон в том сарае?

— Они бы не смогли туда забраться. Я специально выпускаю свинобразов. Самые злобные создания на свете.

— Мы все же посмотрим. Приказ был обыскать каждое здание в округе.

Полицейский направился в нашу сторону, но тут раздался безумный визг, и послышался топот острых копыт. Из-за угла сарая, гремя своими иглами, выскочил наш ночной знакомец. Он приготовился к нападению, и полиция мигом нырнула в свой фургон. Боров с размаху врезался в него, раскачивая его из стороны в сторону своими огромными клыками. Фермер довольно закивал.

— Я же говорил вам, что здесь не может никого быть. Раз уж тут ходит Крошка Лэрри, он не потерпит на своей территории чужаков. Так что заезжайте, как будете поблизости, ребята…

Ему пришлось выкрикивать последние слова, потому что фургон взревел, держа курс на запад, по пятам преследуемый Крошкой Лэрри.

— Вот это здорово, — сказал Стингер с благоговением в голосе. Я молча кивнул в знак согласия. Даже в самой унылой и безрадостной жизни бывают моменты полнейшего триумфа.

Ну хватит развлекаться, пора за работу. Я вставил соломинку в рот и растянулся на теплом сене.

— Свинобразы очень приятны, когда знаешь их нравы.

— Полиция, кажется, так не думает, — сказал он.

— Да уж, догадываюсь. Никогда не видел ничего лучше. Мне бы не хотелось вновь встретиться с полицией.

— А кому хотелось бы? За что тебя посадили?

— Ограбление банка. Ты когда-нибудь брал банк?

Он присвистнул от удивления и отрицательно покачал головой.

— Это не мой стиль. Я бы и не знал, что нужно делать. Кулачные бои — вот мой стиль. Я не знал поражения целых девять лет.

— Шатаясь тут и там по окрестностям, ты, должно быть, встречал много людей. Никогда не сталкивался со Смелли Шмаком? — сымпровизировал я. — Мы вместе брали как-то банк в Грэм Стейт.

— Никогда не встречал его. И никогда не слышал о нем. Ты первый грабитель банков, которого я видел в своей жизни.

— Правда, что ли? Ну, да, нас теперь мало осталось. Но ты же должен знать каких-нибудь медвежатников. Или автомобильных воров?

Все, чего я добился, это еще одно его отрицательное покачивание головой.

— Я только в тюрьме и мог встретить таких парней, как ты. Я знаю нескольких аферистов; они появляются иногда на наших боях. Но у всех у них ветер в карманах, они неудачники. Я знавал одного, могу спорить, что ты его знаешь — Слон, но это было много лет назад.

— Слон? — повторил я, быстро моргая и стараясь припомнить названия шахматных фигур. — Я давно не играл в шахматы.

— Да не тот слон. Я имел в виду одного чудака, который занимался тем, что чистил банки и наши карманы. Я думал, ты его знаешь, или хотя бы слышал о нем.

— Наверное это было не в мое время.

— И ни в чье другое. Это было многие годы назад. Полиции так и не удалось его поймать, как я слышал. Один аферист говорил, что хорошо знал его, и говорил также, что он давно уже отошел от дел, и залег на дно. Хороший был человек.

Стингер не знал ничего больше, и бесполезно было выведывать у него еще что-то. Разговор наш помаленьку затих, и мы оба продремали до темноты. Нас мучила жажда и голод, но мы знали, что днем нам все равно придется прятаться. Я жевал свою соломинку и старался не думать об огромных бутылках с пивом или холодной водой, а думать лучше о Слоне. Это очень слабая зацепка, но большего я не имел. К заходу солнца я просто ужасно проголодался и хотел пить, а также впал в совершеннейшее уныние. Мое веселое тюремное приключение обернулось полнейшим фиаско. Тюрьмы предназначались для неудачников — вот и все, что я успел выяснить. И для того, чтобы это узнать, я рисковал жизнью и всеми своими членами. Никогда больше. Я поклялся сам себе, что буду впредь держаться от тюрем подальше и от полицейских тоже. Настоящие преступники не позволяют себя поймать. Как Слон, кем бы он ни был. Когда последний луч света скрылся за горизонтом, мы осторожно приоткрыли дверь сарая. До наших ушей донеслось мерное похрюкивание, и огромная фигура загородила нам выход. Стингер раскрыл рот от изумления, и я втащил его обратно, пока он не бросился наутек.

— Возьми палку, она может пригодиться, — сказал я. — Я научу тебя новому ремеслу.

Мы скребли шкуру животного, как сумасшедшие, и оно тихонько похрюкивало от удовольствия. Когда же мы наконец отправились в путь, боров побежал за нами, словно собачонка.

— Мы приобрели друга на всю жизнь, — произнес я, когда мы выскользнули за ворота и помахали на прощанье нашему свиноподобному приятелю.

— Такого друга мне и даром не надо. Ты представляешь себе, что нам необходимо теперь сделать?

— Естественно. Я славлюсь тем, что всегда все планирую заранее. Здесь ниже проходит железнодорожная ветка, по которой гоняют грузовые платформы, перегружая на них товары с проходящих мимо рейсовых поездов. Нам нужно держаться от нее подальше, потому что там наверняка полно полиции. Параллельно ветке идет дорога, по ней ездят грузовики, и она ведет к магистрали, где осуществляется световой контроль. Машины должны останавливаться, пока дорожный компьютер не засечет их и не разрешит двигаться дальше. Вот туда мы и пойдем…

— И вломимся в кузов какого-нибудь грузовика!

— Ты делаешь успехи. Нам надо только выбрать правильное направление, удостовериться, что грузовик следует на запад. Иначе мы снова попадем в прекрасный город Пели Гейтс (Жемчужные Ворота), а вместе с тем и в нашу любимую тюрьму, из которой мы с таким трудом выбрались.

— Показывай дорогу, Джим. Ты самый смекалистый парень из всех, кого я встречал в своей жизни. Ты далеко пойдешь.

Я именно этого и добивался и кивнул ему в знак согласия. Жаль только, что он не пойдет так далеко. А я ведь не собирался провести свою жизнь на какой-нибудь ферме, это он мог удовлетвориться сельской жизнью. Но похоже, что Стингер планировал что-то более грандиозное. Я не хотел становиться соучастником убийства.

Мы нашли дорогу и притаились в кустах. Рядом остановились два грузовика — за ними появились огни еще одного. Мы оставались вне поля зрения. Сначала один, а за ним и второй, тронулись с места и направились на восток. Когда третий замедлил ход и остановился, в свою очередь вспыхнули огни. На запад! Мы рванули вперед. Пока я возился с замком, Стингер страховал меня сбоку. Он потянул ручку вниз, и дверь распахнулась. Грузовик тронулся, и он подтолкнул меня внутрь. Ему пришлось догонять отъехавший фургон — он схватился за нижнюю перегородку и втащил себя в кузов одним резким движением своих мощных рук.

— Мы все-таки сделали это! — торжествующе произнес он.

— Конечно, сделали. Грузовик едет в нужном тебе направлении, а мне придется выйти и вернуться в Пели Гейтс, как только спадет жара. Примерно через час мы будем проезжать мимо Билльвилля. Там мы с тобой и попрощаемся.

Путешествие длилось недолго. Я спрыгнул на первой же остановке для светового контроля, и он пожал мне руку на прощанье.

— Удачи тебе, малыш! — выкрикнул он, когда машина тронулась. Я не мог пожелать ему того же самого. Поэтому взял на заметку регистрационный номер грузовика и вытащил монетку, как только заурчал мотор. Как только он скрылся из виду, я повернулся к ярко освещенному телефонному аппарату. Я чувствовал себя подлым предателем, нажимая кнопку вызова полиции.

Но у меня действительно не было никакого выбора.

В отличие от незадачливого Стингера, я разработал тщательный план побега. И его частью был замысел дать совершенно ложное направление своему партнеру. Он был не так глуп, и ему не составило бы большого труда вычислить, кто же донес на него. Поэтому, если он заговорит и расскажет полиции, что я вернулся в прекрасный город Пели Гейтс, это будет даже лучше. У меня не было желания покидать Билльвилль, хотя бы на некоторое время.

Эту контору арендовало какое-то агентство, и все делопроизводство велось здесь компьютером. Я бывал тут раньше, еще до моего банковского грабежа, и тогда же оставил здесь кое-какие припасы. Сейчас они могли очень даже пригодиться.

Я вошел в полностью автоматизированное здание через служебный вход — выключив предварительно сигнальную систему, используя потайную кнопку, которую у меня хватило соображения тут вставить. По встроенному таймеру я заметил, что мне потребовалось целых десять долгих минут, чтобы наконец войти в контору. Я зевнул, ковыряясь отмычкой в замке, и еще раз, закрывая за собой дверь и ковыляя вверх по лестнице три пролета. Мимо бессмысленных глаз отключенных видеокамер и невидимых — и тоже отключенных — лучей инфракрасного света. Я потратил еще две минуты, подбирая ключ к двери самой конторы. Затемнив окна и включив свет, я направился к бару. Холодное пиво никогда еще не казалось мне таким вкусным. Содержимое первой бутылки нисколько не задержалось у меня в глотке и зашипело уже где-то на дне живота. Потягивая из второй бутылки, я разорвал упаковку с жаренными на вертеле ребрышками свинобраза и достал самое большое ребро. Ам! Приняв душ, перекусив и занявшись третьей бутылкой пива, я почувствовал себя намного лучше.

— Ох, за работу, — сказал я терминалу, нажимая на клавиатуру. Мои инструкции были просты: все газетные сообщения на планете за последние пятьдесят лет, все, что касается преступника по имени Слон, и все разговоры вокруг этого, и без повторений. Печатай.

Еще до того момента, когда я достал свое пиво, из принтера стали появляться первые листы. Верхний лист сообщал о самом последнем упоминании — всего десять лет назад. Не очень интересное происшествие в городке, расположенном на другом конце планеты, в Декалоге. Полиция задержала в какой-то забегаловке пожилого гражданина, который заверял всех, что он и есть Слон. Позже выяснилось, что он страдает манией величия, и подозреваемый был отправлен в сумасшедший дом, откуда он, оказывается, и сбежал. Я подобрал следующее сообщение.

Так я трудился до изнеможения до самого утра и немного вздремнул прямо здесь же на картотеке, которая легко превращалась в кровать, стоило ей только дать команду. В предрассветных сумерках, взбодрив себя чашечкой черного кофе, я закончил наконец раскладывать на полу листы с информацией. По ним пробежались розовые лучи восходящего солнца. Я выключил свет и, постукивая стилографом по зубам, принялся изучать систематизированные сообщения.

Интересно. Преступник, который бравирует своими преступлениями. Который оставлял после себя небольшой рисуночек со слоном, скрываясь вместе с добычей с места преступления. Очень простой рисунок — легко скопировать. Что я и сделал. Затем вытянул руку и полюбовался на него со стороны.

Первый слон был найден в пустой кассе автоматизированного магазинчика по продаже спиртных напитков шестьдесят восемь лет назад. Даже если Слон начал свою карьеру подростком, как я, ему сейчас должно было быть больше восьмидесяти. Очень приятный возраст, учитывая, что продолжительность жизни увеличилась теперь до полутора веков. Но что могло случиться такого, что заставило его надолго замолчать?

Прошло уже более пятнадцати лет с момента его последнего появления на страницах газет. Я посчитал на пальцах все возможные варианты.

— Номер один, и этот вариант нельзя скидывать со счетов, — он мог умереть. В этом случае ничего не поделаешь, и нам придется забыть обо всем.

— Два — он мог улететь на другую планету и продолжать заниматься своей преступной деятельностью где-нибудь среди звезд. Если так, забудем об этом, как и в первом случае. Мне нужно будет добыть немалое количество золотых монет и побольше опыта, прежде чем приниматься за другие миры.

— Три — он отошел от дел и отдыхает, проживая полученные неправедным путем доходы — тогда есть надежда. Или он сменил род деятельности — четыре — и не оставляет теперь следов после каждой вылазки.

Я сел, довольный собой, потихоньку потягивая кофе. Если третий или четвертый варианты были верными, я имею шанс найти его.

Он вел довольно деятельный образ жизни, я со знанием дела посмотрел на список его преступлений. Кражи в самолетах, в автомобилях, опустошение касс и банков. И еще и еще.

Все преступления заключались в перекачивании долларов из чужих карманов в его собственный. И он ни разу не был пойман, это было самое лучшее из всего. Вот человек, который мог бы стать моим учителем, моим репетитором, моим университетом в мире преступления — который бы в один прекрасный день выдал мне диплом черной магии, открывающий для меня двери в золотые владения, в которые я так страстно желаю попасть.

Но как же я мог разыскать его, если уж объединенные силы полиции всего мира, в течение десятилетий, ни разу не могли поймать его за руку? Интересный вопрос. Такой интересный, что я не видел на него ответа. Я решил предоставить это своему подсознанию, поэтому я еще раз кратко пробежался по всем полученным фактам, чтобы информация закрепилась в подкорке.

Улица постепенно заполнялась покупателями, и я подумал, что и мне самому неплохо было бы прогуляться до магазина. Все продовольствие, которое у меня здесь имелось, было либо замороженным, либо упакованным и готовым к употреблению, а после отвратной тюремной пищи мне вдруг захотелось чего-нибудь поджаристого и хрустящего.

Я открыл шкафчик с гримом и стал готовиться к выходу в свет.

Взрослые не осознают — или забывают — как трудно быть подростком. Они забывают, что это переход во взрослую жизнь.

Беззаботные детские забавы уже позади, а ответственность и исполнение взрослых обязанностей еще впереди. Помимо прилива крови к голове, а также ко всем другим частям тела, когда там начинают появляться мысли о противоположном поле, существует еще масса проблем.

От незадачливого подростка ждут взрослых поступков — а он не имеет от этого хваленого зрелого состояния никаких преимуществ. Что касается меня, я избежал мучительного давления переходного возраста тем, что просто перепрыгнул через него.

Перестав праздно шататься и трепать языком в школе и во время профессиональной подготовки, я превратился во взрослого человека. А так как я считал себя намного умнее их — взрослых, я имею в виду, по крайней мере, я так считал — мне оставалось только напустить на себя побольше важности. Сначала накладываем морщинки в уголки глаз и на лоб. С помощью бесцветного вещества мой возраст продвинулся сразу на несколько лет вперед. Кое-какой макияж на шее, и последним штрихом будут мерзкие крохотные усики. Когда я натянул на себя бесформенную конторскую куртку, моя мама не узнала бы меня, встретив случайно на улице. На самом деле так однажды и случилось, это было около года назад — я спросил у нее, который час, и она ответила, и в ее коровьих глазах не мелькнуло никакого признака того, что она меня узнала.

Я вышел из конторы и отправился в ближайший магазинчик. Должен сказать, что мое подсознание работало очень продуктивно в этот день. Это я вскоре обнаружил. Даже после всего выпитого пива меня мучила жажда. Проведенное в сарае время без воды давало о себе знать. Поэтому я завернул под платиновые своды Максвиниз и зашагал к роботу-официанту, встроенному в стойку бара. Его пластиковая голова с изображенным на ней неисчезающим оскалом повернулась ко мне, и он произнес слащавым и чувственным голосом:

— Чем могу служить, сэр или мадам? — они могли бы потратить несколько долларов на различающую пол программу, подумал я, изучая список названий прохладительных напитков на стене.

— Я возьму, наверное, двойной вишневый сироп с большим количеством льда.

— Будет сделано, сэр или мадам. Все это стоит три доллара, если вам угодно.

Я опустил монеты в монетоприемник, и крышка автоматического раздатчика, щелкнув, отворилась, и появились заказанные мною напитки. Протянув за ними руку, я вынужден был прослушать рекламный призыв робота-официанта.

— Максвиниз счастливы обслужить вас сегодня. Выбрав напиток по вашему вкусу, мы уверены, что вам захочется отведать поджаренный на вертеле бургер из мяса свинобраза с фирменным соусом и украшенный сахаристыми фаршированными бататами…

Голос робота постепенно исчез из моего сознания, когда оно вновь взялось за решение моей небольшой задачки. Ответ, который должен быть простым и ясным, что было само по себе очевидно, как дважды два…

— Давай, пьянчуга. Заказывай или отходи, не будешь же ты стоять тут целый день.

Над самым моим ухом раздался чей-то голос. Я пробормотал какие-то извинения и, отойдя к ближайшему столику, уселся на стул. Теперь я знал, что нужно сделать. Просто нужно поставить все с ног на голову. Вместо того, чтобы самому искать Слона, мне придется заставить его поискать меня. Я пил холодный сироп, пока у меня не заболело горло, бессмысленно глядя в одно место и по крупицам собирая кусочки плана действий. У меня не было абсолютно никаких шансов найти Слона — было глупо и бессмысленно даже тратить время на попытки. Поэтому мне оставалось только совершить какое-нибудь супер скандальное преступление, чтобы оно оказалось во всех сводках новостей на всех каналах планеты. Оно должно быть настолько экзотическим, чтобы ни один человек на свете, умеющий читать — или в крайнем случае, способный ткнуть пальцем в кнопку и включить информационный канал — не остался в неведении относительно него. Весь мир должен узнать о моем преступлении. Они должны будут также узнать, что его совершил Слон, потому что я оставлю на месте совершения преступления вызывающую визитную карточку, шахматного слона.

Я втянул остатки напитка через соломинку, вновь сосредоточил взгляд на окружающих предметах и медленно вернулся в яркую реальность Максвиниз. Прямо передо мной висел плакат. Я уже смотрел на него некоторое время невидящими глазами. Теперь я его заметил. Смеющиеся клоуны и визжащие дети. Все увлечены весельем, а над их головами красовалась простая надпись светящимися буквами:

ПОБЕРЕГИТЕ СВОИ КУПОНЫ!

ПОЛУЧИТЕ ИХ В КАЧЕСТВЕ ВЫИГРЫША!!

СВОБОДНЫЙ ВХОД В ЛУНА-ПАРК!!!

Я бывал в этих парках несколько лет назад — и мне они ужасно не нравились, даже когда я был ребенком. Устрашающие гонки, способные напугать лишь наивных простаков. Взлеты и падения, головокружительные карусели — все это предназначается для закаленного желудка и крепкой головы. Фасованные обеды, сахарная карамель, пьяные клоуны, все это вперемежку с бурным весельем — развлечения на любой вкус. Тысячи людей приходят в луна-парки каждый день, и десятки тысяч заполняют их по выходным, принося с собой сотни тысяч долларов. Долларовое изобилие! Все, что мне нужно сделать — очистить его — и сделать это таким удивительным способом, чтобы попасть на передовицы всех газет на планете. Но как мне это сделать? Пойти туда, конечно, и хорошенько посмотреть на все их меры предосторожности. Самое время было расслабиться.

Для этого небольшого похода в разведку было бы намного естественнее вести себя соответственно своему возрасту. Смыв с себя всю косметику, я снова превратился в семнадцатилетнего подростка со свежим здоровым лицом. Мне необходимо было совершенствовать свои навыки; недаром же я прошел очень дорогие курсы театрального макияжа. Набив щеки мягкими прокладками, я стал похож на херувимчика, особенно тогда, когда чуть-чуть подрумянил их. Я надел пару темных очков, украшенных пластиковыми цветами — из них брызнули струйки воды, когда я нажал на маленький баллончик в кармане. Дешевая забава! Стиль одежды переменился, слава богу, и это означало, что брюки-гольф вышли из моды, а вернулись шорты. А точнее, какой-то предосудительный стиль под названием шорт-лонг, когда одна штанина была выше колена, а другая ниже. Я купил пару таких штанов, изготовленных из отталкивающего пурпурного вельвета с декоративными розовыми заплатами. Я с трудом заставил себя взглянуть в зеркало. То, что смотрело на меня оттуда, я бы не решился описать, единственно, что это было совершенно не похоже на сбежавшего грабителя банка. На шею я повесил дешевый фотоаппарат, от которого только и толку-то было, что он дешевый или что он просто фотоаппарат.

Придя на место, я чуть было не потерялся в потоке подобных себе, несущемся к главному входу в луна-парк. Визжа, истерически хохоча и обливая друг друга из наших пластиковых цветов, мы коротали время до открытия. Когда же двери наконец распахнулись, я пропустил вперед всю эту разноцветную толпу и нетерпеливо последовал за ней. Теперь за работу. Туда, где имеются деньги. Впечатления о моем первом посещении этого заведения совершенно стерлись в моей памяти — и слава богу! — но я хорошо запомнил, что за различные аттракционы нужно было платить жетончиками. Мой отец выдавал мне ограниченное и очень небольшое количество этих жетонов, которые растрачивались за какие-нибудь несколько минут, и уж конечно, пополнения ждать было неоткуда. Моей первоначальной задачей сейчас было найти источник с этими жетонами. Это было довольно легко сделать, так как данное здание являлось объектом внимания каждого посетителя. Оно представляло из себя остроконечное сооружение, словно перевернутый вафельный стаканчик от мороженого, украшенное флагами и механическими клоунами и увенчанное позолоченным громкоговорителем, из которого неслась оглушительная музыка. Вокруг здания у самого его основания располагались пластиковые клоуны, раскачивающиеся, смеющиеся и гримасничающие. Несмотря на свой вызывающий отвращение вид, они исполняли очень важную функцию выуживания из посетителей их денег. Нетерпеливые руки подростков всовывали монеты в загребущие лапы пластиковых полишинелей. Монеты исчезали — и клоунский рот изрыгал целый поток пластмассовых жетонов. Омерзительно — но, очевидно, только я один так думал. Деньги текли рекой в это здание. Теперь нужно было найти, где они из него вытекали. Я обошел его кругом и обнаружил, что раздаточное устройство, возвращающее долларовый поток в обращение, располагается позади здания, под прикрытием деревьев и кустарников. Пробравшись под их ветвями к пристройке, я столкнулся лицом к лицу с полицейским, стоявшим у безымянной двери.

— Исчезни, крошка, — ласково попросил он. — Здесь служебный вход.

Увернувшись от него, я толкнул дверь, успев ее сфотографировать.

— Мне нужен туалет, — наобум ляпнул я. — Мне сказали, что он здесь.

Крепкая рука отшвырнула меня назад к кустарнику.

— Не здесь. В другом месте. Иди откуда пришел.

Я пошел. Очень интересно. Никакой электронной сигнализации, а замки системы Глабб — надежные, но устаревшие. Мне начали нравиться луна-парки. Последовало мучительное ожидание темноты, когда парк должен был закрываться. От нечего делать я прокатился в Ледяную страну, где нужно было пробираться через пещеру из искусственного льда со всевозможными вещами, вмороженными в стены — которые иногда отваливались и падали прямо на экскурсантов. Аттракцион «Морские пираты» был не лучше этого, а уж про бурное веселье Леденцовой страны или Чудища на болоте мне и вовсе не хотелось бы говорить, чтобы соблюсти приличия. Достаточно сказать, что я все же дождался своего времени. Автомат с жетонами прекратил работу за час до закрытия парка. Со своего пункта наблюдения я с интересом следил за тем, как бронированный фургон увозил большое количество солидных контейнеров. Но самое интересное было то, что вместе с деньгами испарилась и охрана. Думаю, что по их логическому рассуждению выходило, что никому в здравом уме не придет в голову вламываться сюда ночью, чтобы стащить жетоны. Но я был не в здравом уме. Как только на землю опустились сумерки, я присоединился к изможденной праздной толпе, бредущей к выходу. Но до него я, конечно же, не дошел. Запертая дверь тыльной стороны Горы вампиров легко поддалась, и я проскользнул в темноту служебного помещения. Высоко надо мной слабо светились клыки с намалеванной на них запекшейся кровью; я чувствовал себя очень уютно, спрятавшись позади заполненного пылью гроба. Нужно было подождать еще час, не более. Служащие уже наверняка разошлись, но на улице еще было полно народу, и они могли бы заметить мою отвратительную экипировку, когда я выйду наружу.

Кругом были предохранительные устройства, но их легко было обойти. Как я и предполагал, Глабб без труда открылся, и я быстро проскользнул внутрь. В комнате не было окон, что было очень даже кстати, так как мой фонарик не был в этом случае заметен с улицы. Я включил его и с восхищением оглядел оборудование. Простая и ясная конструкция — я высоко ценил эти качества в механизмах. Стены опоясаны автоматическими раздатчиками. Они сейчас молчали, но наверняка оставались в рабочем состоянии. Когда в них попадали монеты или банкноты, они пересчитывали их и отправляли дальше. Верхние автоматы отмеряли и выбрасывали определенное количество жетонов в подающие желобки. Рядом с ними из пола торчали трубы, заканчивающиеся где-то наверху в бункере. Вне всякого сомнения, они наполнялись с помощью подземного транспортера, который возвращал готовые к употреблению жетоны и автоматы. Доллары, к которым больше не прикасались человеческие руки, перемещались по закрытому трубопроводу к месту сбора, где монеты попадали в специальные закрытые ящики. Они мне были не нужны, их не очень-то легко было отсюда вывезти. Но банкноты, да, они были легче и обладали большей стоимостью. Они скользили по желобкам, пока не падали грациозно в открытый верх сейфа. Эта операция надежно предохраняла от нечистого на руку обслуживающего персонала. Прекрасно. Я был просто очарован оборудованием и размышлял о нем, делая себе пометки. Автоматы были изготовлены фирмой по заказу биржевиков, и я срисовал ее торговую марку себе в блокнот. Сейф был тоже надежно и качественно сработан, но при моем содействии легко и просто открылся. Он был, конечно, пуст, но я этого и ждал. Я взял на заметку код, затем открыл и закрыл дверцу несколько раз, пока не научился делать это с закрытыми глазами. План в моей голове приобретал определенные формы, и это было его составной частью. Закончив наконец все дела, я незаметно выскользнул из помещения. Никем не замеченный, я выбрался наружу и присоединился к толпе прогуливающихся пешеходов. Они мало чем отличались от меня, и мне только и нужно было надеть во второй раз свои очки-брызгалки. Мне трудно описать, с каким облегчением я вошел в дверь «своей» конторы, сбросив с себя маскарадный костюм и погрузившись вместе с носом в холодное пиво. Затем, образно выражаясь, мне пришлось немного пошевелить мозгами.

Последующие недели принесли много хлопот. Пока я готовил необходимое снаряжение, я не забывал просматривать информационные сообщения. Один из бежавших заключенных, после яростного сопротивления, был схвачен. Его сообщник найден не был, несмотря на ту помощь, которую оказал пойманный полиции. Бедный Стингер; жизнь не будет его радовать как прежде, если у него отнимут возможность драться. Зато для того парня, которого он замыслил убить, жизнь на некоторое время останется прежней. Поэтому мне было не очень-то жаль Стингера. Да и работы было полно. Нужно было сделать две вещи — спланировать ограбление и расставить ловушки для Слона. Могу с гордостью признаться, что легко справился с этими двумя задачами. Теперь нужно было дождаться темной и дождливой ночи, чтобы посетить луна-парк еще разок. Я вошел и вышел так быстро, как это только было возможно, и все же это заняло несколько часов, ведь необходимо было проделать огромную подготовительную работу. Теперь все заключалось в выборе подходящего времени. Лучше всего было сделать это в выходные, когда автоматы переполнены. Частью моего плана была совершенно законная аренда небольшого гаража, но зато я абсолютно незаконным путем стащил маленький фургончик. Ожидая подходящего момента операции, я перекрасил его — если честно, он стал выглядеть намного лучше — подрисовал другие номера и прилепил на дверцы фирменные таблички. Когда наступила суббота, я еле сдерживал себя от нетерпения. Чтобы как-то скоротать время, я, загримированный и с усами, сидел в кафе, наслаждаясь легким и приятным обедом, потому что мне нужно было дождаться конца дня, когда автоматы будут полны монет. И вот я нахожусь совсем рядом со служебным входом в луна-парк в строго запланированное время. Надевая тонкие, обтягивающие кожу перчатки, я почувствовал некоторое опасение, но предвкушение успеха было сильнее. С улыбкой на губах я потянулся к небольшому аппарату и включил его. Невидимый радиосигнал полетел в сторону парка, и я постарался представить, что там сейчас творится. Сигнал достиг приемника и передал его дальше по проводам — цель поражена. Раздался взрыв, совсем небольшой, но способный вывести из строя запирающее устройство. Трубопровод не должен быть поврежден. Теперь автомат выдает разноцветные пластмассовые жетоны, они льются из него непрерывным потоком. Вот какой я благодетель! Представляю, как благодарна была бы мне детвора, если бы знала, кто все это устроил. Но это еще не все. Теперь каждую минуту из строя выходил все новый автомат. С каждым новым радиосигналом на землю падало все большее количество разноцветных жетонов. В нужный момент я завел свой фургончик и подкатил к служебным воротам луна-парка. Открыв окно и свесившись из него, я крикнул охраннику:

— Я получил вызов по радио. Какие у вас тут проблемы?

— Никаких проблем, — сказал сторож, открывая ворота. — Это больше похоже на мятеж. Вы знаете, где находится здание?

— Разумеется. Подмога уже в пути!

Хотя я и рисовал себе картину последующего за моим щедрым подарком хаоса, я мигом осознал, что действительность превзошла самые невероятные ожидания. Визжащая, радостная детвора толкалась вокруг автоматов с жетонами, в то время как другие бились за место у игровых аппаратов. От их счастливых криков лопались барабанные перепонки, и служащие ничего не могли поделать с захлестнувшей всех волной веселья. На дороге народу было меньше, но все равно мне пришлось двигаться очень медленно, не отрывая руки от сигнального гудка. Двое полицейских оттеснили ребятишек к кустам, когда я подъехал к зданию.

— Проблемы с раздатчиками? — ласково спросил я. Сердитый ответ полицейского потонул в криках восторга, что, возможно, было к лучшему. Он отпер замок и почти втолкнул меня вместе с ящиком для инструментов внутрь. Четыре человека безрезультатно сражались с машинами, которые невозможно было остановить, если уж я позволил себе небольшое короткое замыкание выключателя. Лысый мужичок пытался перекусить кабель плоскогубцами. Я покрутил у виска.

— Верный способ покончить с собой, — сказал я. — Тут 400 вольт.

— Ты можешь предложить что-нибудь получше? — сердито прорычал он. — Это все ваши чертовы машины. Давай исправляй!

— Исправлю — нет ничего проще.

Я открыл свой ящик, в котором не было ничего, кроме сверкающего металлического тюбика, и вытащил его оттуда.

— Вот это сделает всю работу! — сказал я, открывая колпачок и направляя струю от себя. Последнее, что я увидел, это их выпученные глаза, затем черный дым заполнил помещение, полностью уничтожая всякую видимость. Я ожидал такого поворота событий; они нет. С ящиком в руке, я в четыре прыжка преодолел отмеренное заранее расстояние и очутился рядом с сейфом. Любой шум, исходящий от меня, тонул в их криках и воплях и в непрерывном пыхтении раздатчиков. Сейф открылся без труда, и крышка моего ящика для инструментов прекрасно подошла к его нижнему краю. Я наклонился, нащупал пачки банкнот и смел их в приготовленную тару. Она быстро наполнилась, и я захлопнул крышку. Следующей задачей было проследить, чтобы ответственность за содеянное легла на того, кого надо. Визитка с рисунком находилась у меня в кармане. Я выудил ее оттуда и аккуратно положил в сейф, который я вновь закрыл на замок, чтобы быть уверенным, что моя записочка не потеряется в этой суматохе. Только теперь я подхватил ставший тяжелым ящичек и попытался сориентироваться, стоя спиной к сейфу. Я знал, что выход находится в девяти шагах от него. Я преодолел пять из них, когда вдруг столкнулся с кем-то в темноте, и чьи-то сильные руки схватили меня, в то время как кто-то прокричал мне в самое ухо:

— Я поймал его! Помогите мне!

Я уронил ящик и оказал ему ту самую помощь, в которой он так нуждался, нащупав руками его шею и сделав все, как надо. Он захрипел и потерял сознание. Я подобрал свой ящик — и вдруг потерял ориентировку… Я осознал, что во время инцидента потерял правильное направление. Меня охватила паника, и я задрожал так, что чуть не уронил опять свой ящик. Семнадцати годов отроду и совершенно один в этом взрослом и чужом мне мире, сжимающемся вокруг меня. Все кончено. Я не знаю, как долго продолжался кризис, скорей всего каких-нибудь несколько секунд, но казалось, что целую вечность. Поэтому я мысленно сгреб себя за загривок и хорошенько встряхнул.

— Ты сам этого хотел — помнишь? Быть одному, и чтобы никто тебя не трогал. Так что давай — начинай думать. Быстрее!

Я подумал. Кричащие и вопящие вокруг люди не могли мне ни помочь, ни навредить — они были в таком же замешательстве, что и я. Ну, хорошо, руки вперед и в путь. В любую сторону. Доберись до чего-нибудь, что можно опознать на ощупь. Когда ты это сделаешь, тогда поймешь, где находишься. Впереди послышался грохот, и в лицо мне хлынул свежий поток воздуха, знакомый голос прокричал совсем близко:

— Что тут у вас происходит?

Охранник! И он открыл дверь. Очень мило с его стороны. Я двинулся вдоль стены, ловко увернувшись от него, пока он продолжал кричать в темноту. Выбравшись на свет божий, я был ослеплен его яркостью и заморгал при виде преградившего мне дорогу второго охранника.

— Стой на месте. И не двигайся.

Нет ничего хуже, чем хватать Черный Пояс таким образом. Я так осторожно опустил его на землю, что он даже не почувствовал, как он там оказался, и нисколько не ударился. Забросив ящик в фургон и оглядевшись, не видел ли кто меня, я завел мотор и неторопливо поехал прочь от полного веселья и забав луна-парка.

— Все улажено, теперь все в порядке, — крикнул я сторожу, и он кивнул мне, открывая ворота. Я покатил по направлению к городу, плавно минуя крутой поворот. Затем резко свернул с магистрали на проселочную дорогу. Мое отступление было так же тщательно спланировано, как и само ограбление. Украсть деньги — это одно; а вот сохранить их — совсем другое. В наше время электронных коммуникаций описание моей внешности и фургона облетит планету за какие-нибудь доли секунды. Каждый полицейский пост и машина будут иметь ксерокопию и словесный портрет. Так сколько же времени у меня было в запасе? Оба охранника были без сознания. Но они вскоре могут прийти в себя, передадут информацию, вызовут по телефону подкрепление и разошлют повсюду предупреждение. Я подсчитал, что все это займет не меньше пяти минут. Что было очень даже хорошо, потому что мне требовалось не больше трех. Дорога вилась среди деревьев, делала последний поворот и заканчивалась у заброшенного карьера. Сердце мое тревожно застучало, так как в этом деле был небольшой риск. Но все сработало отлично — взятый напрокат автомобиль стоял на том самом месте, где я оставил его за день до этого! Разумеется, я снял с него некоторые существенные детали, но какой-нибудь настырный воришка мог просто отбуксировать его. Слава богу, что в округе орудовал только один чересчур настырный вор. Я открыл машину, вынул оттуда коробку с бакалейными товарами и перенес ее в фургон. Из коробки торчали уголки упаковок, склеенные вместе. Очень остроумно, сказал я сам себе. Сам себя не похвалишь, никто не похвалит, ведь никто не подозревал об этой операции. Деньги в коробку, закрываем, кладем в машину. Снимаем рабочую одежду, слегка вздрогнув от прохладного ветерка, и бросаем ее в фургон. Избавляемся от усов. Надеваем спортивную одежду, запускаем таймер термозаряда, закрываем фургон, садимся в машину. И просто уезжаем. Никто меня не видел, поэтому я мог со спокойной душой завершить свое маленькое приключение. Я приостановился на подъезде к главной магистрали и пропустил вперед вереницу полицейских машин, с ревом пронесшихся в сторону луна-парка. Я вот он, но похоже, что они очень спешили. Я выехал на магистраль и неторопливо покатил по направлению к Билльвиллю. К тому времени фургон уже должен был полыхать, потихоньку превращаясь в горку шлака. И никаких улик! Фургон был застрахован в законном порядке, поэтому его владелец получит компенсацию. Огонь не распространится далеко — он не вырвется из каменного сердца каменоломни — и никто не пострадает. Все просто замечательно получилось, просто замечательно. Очутившись снова в своей конторе, я глубоко и с облегчением вздохнул, открыл пиво и долго, с наслаждением пил, затем достал из бара бутылку виски и налил себе глоток покрепче. Отхлебнув немного, я сморщил нос от ужасного вкуса и выплеснул остатки напитка в раковину. Какая отвратительная гадость! Может быть, если бы я пробовал спиртное почаще, я бы привык к его запаху и вкусу, но я сомневаюсь, что овчинка стоила выделки.

Наверняка уже прошло достаточно времени, чтобы до места происшествия добрались вездесущие писаки.

— За работу, — сказал я своему компьютеру. — Отпечатай самый последний номер газеты.

Факс загудел вкрадчиво, и листок бумаги скользнул на поднос. На первой странице была изображена красочная картина долларового фонтана, работающего на полную мощь. Я прочел репортаж не без удовольствия, затем перевернул страницу и увидел рисунок. Тот самый рисунок, который они нашли, когда в конце концов сумели открыть сейф. С изображением слона и короткой строкой шахматных значков под ним.

R — Kt4 x В.

Что значило на языке шахмат, что Ладья взамен Коня 4 берет Слона. Когда я это прочитал, волна радости и удовлетворения сменилась некоторым беспокойством. Не отдал ли я сам себя в руки полиции? Вдруг они разберутся в этой задачке и поймают меня в ловушку?

— Нет! — крикнул я вслух. — Полиция слишком ленива, и у них без этого полно забот. Они могут, конечно, поразмышлять над этим, но никогда не догадаются, что все это значит, пока не будет слишком поздно. Но Слон должен суметь разгадать мою загадку. Он догадается, что это послание предназначается только ему, и поработает над ним. Надеюсь на это.

Я отхлебнул еще глоток пива и серьезно призадумался. Мне понадобилось несколько утомительных часов, чтобы составить эту головоломку. То, что Слон использовал шахматную символику для своей визитной карточки, заставило меня покопаться в книгах о шахматах. Допустим, что он — или она, ведь никто и никогда не определял пол Слона, хотя обычно предполагается, что преступник мужчина — питает интерес к шахматам. Если бы ему понадобилась дополнительная информация, он бы обратился к тем же самым книгам, что и я. Стоит чуть постараться, и вы увидите, что существует два способа обозначения шахматных ходов. Самый старый из них, который использовал я, называет клетку по вертикали и ту шахматную фигуру, по имени которой эта вертикаль названа. (Как вы должны знать, «разряды» — это ряды клеток, которые располагаются от одной до другой стороны шахматного поля, «вертикали» — это ряды клеток, которые тянутся от одного игрока к другому.) Таким образом, клетка, на которой стоит белый Король, обозначается как Король 1. Король 2 будет клетка выше. Если вы находите это слишком уж заумным — не играйте в шахматы, потому что это самое простое в этой игре! Тем не менее существует второй способ обозначения ходов. Вся доска делится на 64 клетки, и Конь 4 может стоять либо на 21, либо на 8 или 22 или 45. Запутанно? Я тоже так думаю. Надеюсь, что и полиция не догадается о том, что это код, и не будет ломать над ним голову. А в этой маленькой шахматной задачке была спрятана дата моего следующего преступления, когда я собирался взять «слона», то есть использовать его визитную карточку. Что значило, что я собираюсь убедить всех в том, что я Слон. Что также значило, что я высоко ценю Слона, как хорошего медвежатника. Я ясно представлял себе весь сценарий. Полиция призадумается над этим шахматным ходом — потом бросит. Но Слон в своем укромном убежище не должен. Он наверняка рассердится. Совершено преступление, и в этом винят его. Деньги украдены, а ему ничего не досталось! Я надеялся, что он станет размышлять над ходом, поймет, что это код, и разгадает его. Сообразит, что Конь — это омоним слову ночь^[24]. Ночь 4 — что это может значить? Четвертая ночь Фестиваля современной музыки в Пели Гейтс, вот что. И эта четвертая ночь является в то же время сорок пятым днем в году, то есть 45 клеткой на шахматной доске, одной из возможных диспозиций Коня 4. Эта проверка не оставит у Слона сомнений, что преступление произойдет в четвертую ночь Фестиваля. Преступление, затрагивающее массу денег, конечно. Я мысленно плюнул три раза через левое плечо, в надежде, что ему гораздо интереснее будет встретиться со мной, чем предупредить полицию о готовящемся преступлении. Я все же надеялся, что правильно провел всю комбинацию. Слишком сложно для полиции, но вполне приемлемо для Слона. Ему оставалась еще целая неделя для решения задачи и подготовки к фестивалю. Это значило, что у меня тоже оставалась неделя, чтобы немного успокоиться, хорошенько выспаться и получать удовольствие от разработки планов и различных приспособлений для грабительского набега на общественный карман.

В назначенный день шел дождь — что прекрасно сочеталось с моими планами. Я поднял воротник своего черного пальто, натянул на голову черную шляпу, достал черный чемоданчик, в котором хранился музыкальный инструмент. Духовой музыкальныйинструмент. Это каждому было ясно, так как чемоданчик имел характерную выпуклость с одного конца. Общественный транспорт доставил меня к главному входу в театр. Шагая по тротуару, я вдруг обнаружил, что слился с толпой похожих на меня музыкантов, облаченных в черное и с инструментами в руках. Я приготовил пропуск, но швейцар замахал нам, чтобы мы быстрей проходили внутрь с дождя. Маловероятно было то, что кто-то начнет выяснять мою личность, потому что я был одним из 230. Сегодня должна была состояться премьера чего-то такого, что называлось музыкальным произведением и что невозможно было слушать, под названием «Столкновение Галактик», в которой участвовал 201 духовой инструмент и 29 ударных. Композитор, Мой-Вуфтер Гийо, была известна своими не слишком нежными нестройными композициями. Выбор этого музыкального произведения предопределил и выбор подходящего для моей операции вечера; одно только чтение партитуры доставит вам головную боль.

Такому множеству музыкантов не хватало имеющихся в театре гримерных, и они кружили повсюду, создавая массу шума. Никто не заметил, как я ушел, не прощаясь, и пробрался наверх по черному ходу. Обслуживающий персонал давно покинул помещение, так что я знал, что меня никто не потревожит. Разве что эта дурацкая музыка. Я спрятался в подсобном помещении, закрыв за собой дверь снаружи. Услышав первые звуки прелюдии, я вытащил свой экземпляр партитуры «Столкновения». Все начиналось очень спокойно — по крайней мере Галактикам нужно сперва представиться публике, прежде чем столкнуться. Я следил за ходом концерта по нотам, пока мелодия не подошла к красной отметке, которую я в них поставил. Аккуратно сложив партитуру, я засунул ее в карман, осторожно приоткрыл дверь и огляделся вокруг. Коридор был пуст, как и должно было быть. Твердой поступью я зашагал вдоль коридора, пол которого уже начинал дрожать от надвигающегося галактического разрушения.

На двери висела табличка «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Я вытащил из кармана черную маску, снял шляпу и, выудив ключи от двери из другого кармана, надел маску на себя. Мне не хотелось тратить время на возню с отмычкой, поэтому мне пришлось сделать ключ, когда я изучал окрестности. Вставляя его в дверной замок, я мурлыкал про себя несущуюся из зала мелодию — если это вообще можно себе представить. В самый момент гибельного столкновения я открыл дверь и вошел в кабинет. Никто не слышал, как я вошел, но мои движения были замечены пожилым человеком. Он обернулся и уставился на меня, уронив карандаш, который он держал в руках до моего появления. Его руки взмыли вверх к потолку, когда я вытащил внушительный — и ненастоящий — револьвер из внутреннего кармана. Его товарищ помоложе, похоже, не очень-то испугался и ринулся в атаку. И тут же свалился без сознания на пол, получив удар и сломав по ходу падения стул. Все это произошло без единого звука. Или лучше сказать, что звуков было очень много, но ни один из них не мог быть услышан сквозь музыку, которая, набирая бешеный темп, изображала теперь чей-то трубный глас. Мне нужно было пошевеливаться, потому что приближалась самая громкая часть произведения. Я достал из кармана пальто две пары наручников и прицепил пожилого человека за ногу к его столу, опустив ему руки, чтобы они не устали. Затем проделал то же самое с его спящим приятелем. Время почти подошло. Я достал из другого кармана пластиковую взрывчатку — в моем одеянии было полно карманов — и прилепил ее к передней дверце сейфа. Они, видно, чувствовали себя здесь в безопасности, приняв кое-какие меры предосторожности. Весь обильный вечерний доход запирался в сейф в присутствии вооруженной охраны. И оставался запертым до того, как его открывали утром под присмотром другой вооруженной охраны. Вставив во взрывное устройство радиовзрыватель, я отошел в другой конец комнаты, где меня и других не мог бы достать огонь. Каждый незакрепленный предмет в кабинете подпрыгивал в такт музыке, и с потолка стала осыпаться штукатурка. Но нужный момент еще не настал. Это дало мне возможность оборвать пока провода телефонов, чтобы до окончания концерта никто из них не смог поговорить по ним.

Ну вот — еще немного! Перед моими глазами стояла партитура, и я мысленно следил за ходом мелодии, и в тот самый момент, когда Галактики должны были наконец столкнуться, я нажал на кнопку радиопривода. Передняя стенка сейфа бесшумно отлетела в сторону. Я чуть не оглох от прогремевшей музыкальной развязки — а вовсе не от взрыва — оставалось только удивляться, какое великое множество людей готовы оглохнуть во имя искусства. Мое изумление не мешало мне сгребать банкноты из сейфа в мой чемоданчик для музыкального инструмента. Когда он наполнился, я помахал шляпой своим арестантам, одному с широко открытыми глазами, другому в бессознательном состоянии, и удалился. Черная маска возвратилась в карман, и я вышел из театра через скрытый от посторонних глаз запасной выход. Я быстро пробежал два квартала до входа на станцию, не привлекая внимания к себе в толпе таких же спешащих по дождю прохожих. Вниз по лестнице и дальше по коридору, за поворот. Пригородные поезда только что отъехали от платформы, и коридор был пуст. Я вошел в кабинку с телефоном-автоматом и ровно за двадцать две секунды — строго отрепетированное время — переменил свою внешность. Сорвав черное покрытие с чемоданчика, я превратил его в белый кейс. Характерная выпуклость тоже исчезла. Я вывернул шляпу, и она стала белой, черные усы и борода исчезли в предназначенном для них кармане. Теперь я мог вывернуть пальто, и оно, совершенно верно, тоже стало белым. Переодетый таким образом, я зашагал на станцию и, выйдя вместе с прибывшими пассажирами на улицу, очутился на остановке такси. Недолгое ожидание; подъехал кэб, и его двери приветливо распахнулись. Я взобрался внутрь и улыбнулся в ответ на широкий оскал робота-водителя.

— Мой дарагой, атвези менья в Арболаст Атель, — очень похоже сымитировал я зурингарский акцент — так как в это самое время на станцию прибыл поезд из Зурингара.

— Сообщение не принято, — заявила машина.

— Ар-бо-ласт А-тель, металлический идиот! — выкрикнул я. — Ар-боу-бо-ласт!

— Понятно, — сказала она, и кэб двинулся вперед.

Просто здорово. Все разговоры сохраняются в молекулярной памяти кэбов в течение месяца. Если они нападут на мой след, они обнаружат эту запись. А я забронировал место в отеле со своего терминала в Зурингии. Может, я был чересчур осторожен — но моим девизом была НЕВОЗМОЖНОСТЬ. Быть чересчур осторожным, имеется в виду. Отель был очень дорогим и со вкусом украшенным искусственным арболастом^[25], присутствующим в отделке коридоров и комнат. Я с подобострастием был сопровожден в свой номер, где арболаст служил торшером — и робот-портье заскользил прочь с пятидолларовой монеткой в пазу для чаевых. Я положил чемодан в спальню, снял с себя промокшее пальто, достал из холодильника пиво — и тут раздался стук в дверь. Так скоро! Если это Слон, то он просто замечательный сыщик, потому что я совершенно не чувствовал за собой хвоста. Но кто же еще это мог быть? Я колебался, но потом понял, что существует только один способ выяснить это. С улыбкой на лице, в случае, если окажется, что пришел Слон, я открыл дверь. Улыбка тут же исчезла.

— Вы арестованы, — сказал агент сыскной полиции, выставляя вперед свой драгоценный значок. Его помощник нацелил на меня огромный револьвер, чтобы удостовериться, что я понял, о чем речь.

— Что… Что… — пробормотал я что-то в этом роде. Но офицер, казалось, не был поражен моим остроумием.

— Наденьте пальто. И пройдемте с нами.

Совершенно ошеломленный, я проковылял через комнату и выполнил его приказание. Было бы лучше оставить пальто здесь, но у меня не было желания перечить. Когда они начнут обыскивать его, то найдут маску и ключи и все остальное, что с головой выдаст меня. А что же с деньгами? Они не упомянули о чемодане.

Как только я вдел руку в рукав, полицейский защелкнул на моем запястье наручник, прицепив второй к своей собственной руке. И мне некуда было деться. Я ничего или почти ничего не мог сделать — под дулом револьвера в руках стоявшего в трех шагах позади нас конвоира. Мы вышли за дверь, прошли по коридору к лифту и вниз в холл. Слава богу, у полицейского хватило любезности не отходить от меня на большое расстояние, и я не ощущал наручников. Огромная черная и зловещая машина стояла посреди запрещенной для парковки зоны. Водитель даже не удосужился взглянуть в нашу сторону. Хотя, как только мы забрались внутрь и двери за нами закрылись, он тронулся в путь. Я не смел произнести ни слова — мои попутчики, видно, тоже не были расположены для беседы. В полной тишине мы катили по дождливым улицам, мимо полицейских участков, что было совершенно неожиданно, и вдруг остановились у здания Федеральных властей. Так это служба безопасности! Сердце мое оборвалось. Я был, конечно, прав, рассудив, что решение головоломок и мой арест не по зубам местной полиции. Но я не подумал о всепланетном бюро расследований. С явным неудовольствием я понял свою ошибку. После долгих лет молчания Слон вдруг появляется на поверхности. Почему? И что значит эта шахматная ерунда? Подключается криптографист. Ого, браво, разгадана дата и место действия следующего преступления. Дело передается федеральным властям от некомпетентной в этих вопросах полиции. Наблюдение за кассой ведется наиновейшим электронным оборудованием. Преступник преследуется по пятам, чтобы проверить, не замешан ли здесь еще кто-нибудь. Затем внезапный захват. Я настолько впал в уныние, что мог с трудом передвигать ноги. Я чуть не упал, когда наша небольшая процессия остановилась перед тяжелой дверью с табличкой «ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ», где чуть и ниже более мелкими буквами было приписано «ДИРЕКТОР ФЛИНН». Мы гуськом пробрались внутрь.

— Вот он, сэр.

— Прекрасно. Привяжите его к стулу.

Говоривший это массивно возвышался над массивным столом. Грузный человек с прилизанными черными волосами, которому большое количество жира, окружавшее его со всех сторон, придавало еще большую тучность. Подбородок, точнее, подбородки, свисали до самой груди, массивной горой возвышающейся над поверхностью стола, на которой толстыми колбасками лежали пальцы его сцепленных рук. В ответ на мой беглый растерянный взгляд, он строго и холодно посмотрел на меня. Я не протестовал, когда меня проводили к стулу, усадили в него, и я почувствовал, как наручники защелкнулись вокруг спинки, затем послышались удаляющиеся шаги и хлопание закрывающейся двери.

— Ты попал в очень неприятную историю, — заявил он.

— Я не знаю, что вы имеете в виду, — сказал я в порыве невиновности, но писклявость и дрожь в моем голосе приуменьшили этот порыв.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Ты совершил грабеж сегодня вечером, очистив общественный кошелек от средств, дарованных совершенно глухими поклонниками музыки. Но это не самое главное в твоей глупой выходке, молодой человек. К твоему сведению, могу сообщить, что ты похитил также доброе имя другого человека, Слона. Ты разыгрываешь из себя того, кем на самом деле не являешься. На-ка, лови!

Похитил доброе имя? О чем он, черт возьми, говорит? Я по инерции поймал ключи в воздухе. Изумленно уставился на них, затем еще более изумленно на него, неуклюже пытаясь расстегнуть наручники.

— Так вы не… То есть арест, этот кабинет, полиция… Вы…

Он терпеливо ждал моих последующих слов с блаженной улыбкой на лице.

— Вы… Вы и есть Слон!

— Точно так. Как я понял из спрятанной в твоем примитивном коде записки, ты хотел меня видеть. Зачем?

Я приподнялся на стуле, и в его руках появился чудовищно громадный револьвер, нацеленный мне прямо в лоб. Я опустился на место. Улыбка, как и теплота в его голосе, тут же исчезли.

— Я не хотел бы, чтобы мне подражали, и вовсе не хотел бы, чтобы со мной шутили шутки. Мне это не по вкусу, я рассержен. У тебя имеется три минуты, чтобы объяснить мне, в чем дело, прежде чем я убью тебя и пойду в твой номер в отеле, чтобы забрать деньги, которые ты сегодня стащил. Но первое, что ты должен сделать, это открыть мне место, где ты хранишь остальную сумму, украденную от моего имени. Говори!

Я заговорил — или, вернее, попытался это сделать, но мог только беспомощно что-то лопотать. Это отрезвило меня немного. Он мог убить меня, но он не собирался стереть меня в порошок прямо на месте.

Я прокашлялся и попытался начать.

— Не думаю, что вы очень уж спешите убить меня — как и не думаю, что смогу уложиться в отведенный вами отрезок времени. Если бы вы немного отложили расправу надо мной, я бы постарался точно и ясно объяснить вам мотивы своего поступка. Вы согласны?

Заговорив таким образом, я шел на определенный риск — но Слон был честным игроком, я понимал это теперь. Выражение его лица не изменилось, но он слегка кивнул, словно уступая мне пешку. Точно зная, что мой Король от него никуда не денется.

— Благодарю. Я никогда не допускал мысли, что вы окажетесь жестоким человеком. На самом деле, когда я узнал о вашем существовании, я выбрал вас в качестве примера для подражания, образца профессионализма. То, что вы сумели сделать, чего вы сумели добиться, не знает аналогов за всю историю мирового развития. Если я оскорбил вас, воруя деньги от вашего имени, прошу вас меня простить. Я верну вам все эти деньги по первому требованию. Но если хорошо подумать, у меня просто не было другого способа найти вас. Поэтому мне пришлось подстроить все так, чтобы вы сами нашли меня, что вы и сделали. Я рассчитывал на ваше любопытство — и на ваше милосердие — и на то, что вы не станете открывать полиции, кто я такой, пока лично со мной не встретитесь.

Следующим кивком он уступил мне еще одну пешку. Неподвижное дуло его револьвера говорило мне о том, что я все еще на прицеле.

— Ты единственный человек на свете, кто установил мою личность, — сказал он. — Ну, и скажи, чего это ради я не должен тебя убивать. Зачем тебе понадобилось искать со мной встречи?

— Я же уже объяснил — из чувства восхищения. Я решил, что карьера преступника наиболее полно раскроет все мои таланты. Но я самоучка и очень уязвим. Я бы очень хотел быть вашим учеником. И начать обучение с самого начала. Поступить в высшую криминальную академию, чтобы изучить эту совершенно неизвестную мне часть общественного бытия. Я буду оплачивать уроки, какую бы плату вы с меня ни потребовали за привилегию находиться рядом с вами. Хотя мне потребуется теперь некоторое время, чтобы восстановить свои денежные запасы, если доходы от моих двух последних операций перейдут к вам. Вот и все. Вот кто я такой. И, если я буду усердно работать, мне хотелось бы стать таким, как вы.

Его смягчившийся взгляд и пальцы, задумчиво почесывающие подбородок, говорили о том, что на какое-то время он снимает с меня осаду. Но партию нельзя было еще считать выигранной — да я и не хотел выигрывать. Мне достаточно было ничьей.

— Почему я должен верить твоим словам? — наконец спросил он.

— А почему вы должны сомневаться? Какую еще уважительную причину я мог иметь?

— Меня волнуют вовсе не твои мотивы. Я раздумываю над возможностью существования чьих-то других интересов в этом деле, скорее всего интересов ответственного полицейского чина, который использовал тебя словно пешку, чтобы найти меня. Человек, которому удастся арестовать Слона, поднимется на самый верх выбранного им пути.

Я кивнул в знак согласия, яростно соображая, что сказать. Затем улыбнулся, облегченно вздохнув.

— Вы совершенно правы — это самое первое, что могло бы прийти вам в голову. Ваш кабинет в этом здании также обозначает, что вы занимаете немалый чин в сфере насаждения законности, такой чин, который позволяет вам проверить, так ли это. Или — что еще более доказывает вашу гениальность — вы смогли использовать свои каналы и средства, чтобы проникнуть в информационную сеть полиции на любом уровне и, одурачив их, с их же помощью арестовать меня. Поздравляю вас, сэр! Я знал, что вы гениальны в своем деле — но то, что вам удалось совершить, находится на грани фантастики!

Он медленно кивнул головой, принимая мои похвалы как должное. Мои ли слова заставили его опустить револьвер? Показался ли на горизонте ничейный исход игры? Я бросился в атаку.

— Мое имя Джеймс ди Гриз, я родился чуть более семнадцати лет назад в этом самом городе в госпитале для безработных пастухов свинобразов. Терминал, который я вижу перед вами, наверняка содержит официальные документы такого уровня. Найдите мои данные! И проверьте сами, что то, что я вам сказал — истинная правда.

Я поудобнее устроился на стуле, пока он набивал команды на клавиатуре. Я ничем не отвлекал его, пока он внимательно читал. Я все еще нервничал, но старался выглядеть спокойным. Наконец он закончил. Он наклонился вперед и умиротворенно посмотрел на меня. Я не заметил, чтобы его руки двинулись с места, но револьвер исчез из них. Ничья! Но фигуры все еще оставались на доске, и начиналась новая игра.

— Я верю тебе, Джим, и благодарю за теплые слова. Но я работаю один, и мне не нужны подмастерья. Я приготовился убить тебя, чтобы сохранить в секрете свой настоящий облик. Но теперь я вижу, что в этом нет необходимости. Я просто возьму с тебя слово, что ты никогда больше не возьмешься меня разыскивать — или не будешь больше использовать мое имя для своих преступлений.

— Я немедленно исполню все ваши просьбы. Я стал на некоторое время Слоном, только чтобы привлечь ваше внимание. Но умоляю вас, перемените свое решение и примите меня в члены своей высшей криминальной академии!

— Такого учебного заведения не существует, — сказал он, с трудом поднимаясь на ноги. — Прием закрыт.

— Тогда позвольте мне изложить свою просьбу другими словами, — поспешно проговорил я, ясно ощущая, что мне осталось немного времени. — Разрешите мне коснуться личного и простите, если я причиню вам этим какое-нибудь беспокойство. Я молод, мне нет еще двадцати, а вы прожили на этой планете уже более восьмидесяти лет. Я всего несколько лет занимаюсь выбранной профессией. И за это короткое время я обнаружил, что совершенно одинок. Что я делаю, мне приходится делать самому и для самого себя. У меня нет друзей среди криминальных элементов, потому что все, кого я встречал в своей жизни, абсолютные непрофессионалы. Поэтому мне пришлось оставить их. А если я одинок — тогда осмелюсь предположить, что и вы одиноки в своей жизни?

Он все еще стоял неподвижно, опираясь одной рукой на стол, уставив взгляд в глухую стену, словно в окно, на что-то невидимое. Затем он громко вздохнул и, словно выпустив со вздохом часть удерживающей его на ногах силы, тяжело опустился на стул.

— Ты говоришь правду и только правду, мой мальчик. У меня нет желания обсуждать этот вопрос, но твое колкое замечание попало прямо в точку. Но несмотря на это, все останется так, как есть. Я слишком стар, чтобы менять свои привычки. Я прощаюсь с тобой и благодарю за очень интересную неделю. Как в старые добрые времена.

— Подумайте, пожалуйста!

— Не могу.

— Дайте мне свой адрес, я пришлю вам деньги.

— Оставь их себе — ты их заработал. Но в будущем добывай их под другим именем. Дай возможность Слону спокойно наслаждаться старостью. Я добавлю к этому только одно — небольшой совет. Пересмотри цель своей жизни. Заставь свои недюжинные таланты работать в более социально приемлемой сфере. Тогда тебе удастся избежать того бескрайнего одиночества, о котором ты уже упомянул.

— Никогда! — громко закричал я. — Никогда. Я лучше буду гнить в тюрьме весь остаток своей жизни, чем приму на себя роль добропорядочного члена общества — от которой я так давно и полностью отказался.

— Ты еще можешь передумать.

— Это просто невозможно, — крикнул я в пустоту. Дверь за ним закрылась, и он исчез.

Ну вот и все. Ни с чем не сравнимое гнетущее уныние, овладевшее мной, спустило меня с высот энтузиазма. Я сделал все, что намеревался сделать. Мой запутанный план сработал превосходно. Я вытащил из небытия Слона и сделал ему предложение, от которого он не должен был отказаться. Но в том-то и дело, что он отказался. Даже удовлетворение от славно удавшегося ограбления не приносило теперь радости. Доллары исчезали из моих рук, словно пепел. Я ел в своей комнате в отеле, всматриваясь в свое будущее, и не видел ничего, кроме бесконечной пустоты. Я считал деньги, пока суммы не перестали иметь для меня значение. Составляя свои планы, я подумал обо всем, кроме одного, — о том, что Слон откажет мне. Это нелегко было пережить.

Когда я на следующий день вернулся в Билльвилль, я все еще находился в крайне подавленном состоянии и был погружен в самосожаление, которое я не мог больше выносить. Я посмотрел на себя в зеркало и увидел там убитое горем лицо с пустыми глазами, тогда я показал отражению высунутый язык.

— Мямля! — сказал я. — Маменькин сынок, плакса, потакающий своим капризам, — и добавил еще кучу оскорблений, каких только у меня хватило сил выдумать. Освежив воздух, я сделал себе бутерброд и чашку кофе — никакого алкоголя, чтобы не засорять извилины, и сел поразмышлять о будущем. Что дальше? Ничего. По крайней мере ничего конструктивного в тот момент я придумать не мог. Все мои размышления останавливались перед глухой стеной, которую я не мог ни обойти, ни преодолеть. Я упал в кресло и щелкнул пальцами, включая ЗУ. На экране появился коммерческий канал, и прежде чем я успел переключить программу, нарисовалась диктор во всех трех измерениях и в цвете. Я не стал ее выключать, потому что она была довольно мила в своем легком тонюсеньком купальном костюме.

— Спешите туда, где дует нежный морской ветерок, — заманивала она. — Присоединяйтесь ко мне на серебристых берегах прекрасного песчаного Пляжа Ватикано, где солнце и волны освежат вашу душу…

Я выключил аппарат. Моя душа была в прекрасной форме, и прекрасные формы дикторши только добавили мне горестных размышлений. Сначала будущее, затем уж разнополая любовь. Но коммерческий канал все же подкинул мне начало идеи. Отпуск? Небольшая передышка? Почему бы и нет — последнее время я работал побольше любого бизнесмена, которым мне так не хотелось становиться. Преступление оплачивается, и довольно прилично, так почему же мне не потратить небольшое количество заработанного тяжелым трудом? Все равно мне не уйти от всех моих проблем. Я уже знал по опыту, что физическая разрядка не приносит облегчения. Мои неприятности всегда сопровождали меня, как вездесущая и ноющая зубная боль. Но я мог взять их с собой в какое-нибудь место, где, возможно, нашел бы время на досуге и способ отделаться от них. Куда? Терминал выдал мне путеводитель выходного дня, и я быстро пробежался по нему глазами. Ничего привлекательного. Пляж? Только если ради того, чтобы встретить там ту девочку из коммерческого канала, что казалось маловероятным. Шикарные отели, дорогие круизы, музейные экскурсии, все это представляло собой то же самое, что и восхитительный уик-энд на ранчо со свинобразами. Может, это и было то, что надо, — мне необходим был глоток свежего воздуха. Как мальчишка с фермы я повидал в своей жизни большое количество веселых пикников на открытом воздухе, побольше, чем куча свиного сами знаете чего. Вот с такой подноготной я ринулся в широко распростертые объятия большого города — да так и остался в нем.

Должно быть, в этом и заключался ответ на мой вопрос. Конечно, не назад на ранчо, но в какую-нибудь дикую местность. Подальше от людей и вещей, поближе к матушке-природе. Чем больше я об этом думал, тем больше мне нравилась эта идея. И я знал, куда бы мне хотелось поехать, стремление попасть туда появилось у меня, когда я едва дорос до загривка поросенка. Кафедральные горы. Их покрытые снегом вершины были устремлены в небо, словно гигантские церковные башни, во всяком случае такое впечатление они оставили в моих детских мечтах. Замечательно, разве не так? Пришло время сделать мечты явью.

Покупка рюкзака, спальника, утепленной палатки, котелков, фонариков — всего необходимого снаряжения — была частью забавного приключения. Экипировавшись таким образом, я не стал тратить время на ожидание следующего пассажирского лайнера, а вылетел на самолете до Рафаэля. Когда мы приземлились, я долго таращил глаза на высокие горы, ожидая своей поклажи. Я изучил все карты и знал, что тропа на перевал пересекает дорогу у подножья горы к северу от аэропорта. Мне нужно было подождать специального автобуса, который бы доставил меня туда, вместо того, чтобы обращать на себя внимание поездкой в такси, но мне не терпелось.

— Очень опасно, паренек, я имею в виду выходить на тропу в одиночку, — пожилой водитель такси причмокнул губами, начав с жаром описывать мне всевозможные последствия данного шага. — Легко потеряться. Если тебя не съедят голодные волки. Оползни и снежные обвалы. И…

— …и встреча с друзьями. С двадцатью. Из команды подросткового туристского клуба в Нижнем Арммпите. Мы собирались славно повеселиться, — не долго думая, сочинил я.

— Не видел никаких подростков здесь уже давно, — пробормотал он с идиотской подозрительностью в голосе.

— Вы и не могли их видеть, — продолжал врать я, усаживаясь на заднее сиденье и быстро пробежав глазами по картам. — Потому что они проехали на поезде до Босконе, вышли там, на самой ближней к тому месту, где пересекаются тропа и рельсы, станции. Они будут ждать меня вместе с проводником и остальными. Я бы побоялся остаться в горах один, сэр.

Он проворчал еще что-то, а когда я забыл дать ему на чай, он заворчал еще громче, но потом захихикал от радости, потому что я, дурачась, намного переплатил ему, еле сдерживая желание подсунуть ему фальшивые долларовые монеты. Звук мотора затих вдали, и я взглянул на хорошо заметную тропу, извивающуюся вверх по склону — и осознал, что это все же было неплохой идеей. Не имеет смысла проявлять чересчур много энтузиазма насчет Грандиозных Пикников. Это как катание на лыжах — вы катитесь, вам это нравится и незачем говорить об этом. Так обычно и происходит. Нос мой обгорел, муравьи забрались в мой бекон. Звезды были невероятно ярки и близки по ночам, а чистый воздух был очень полезен моим легким. Я бродил по тропам и взбирался наверх, охлаждаясь в ледяных горных потоках — и мне удалось полностью забыть о всех своих неприятностях. Они были совсем не к месту в этом наружном мире. Обновленный, свежий, усталый и счастливый, а также немного похудевший, я спустился с гор через десять дней и прошел, спотыкаясь, в свою нору, где я забронировал себе местечко. Горячая ванна была истинным благословением, и не меньшим благословением было холодное пиво. Я вновь включил ЗУ и захватил обрывок информационного сообщения, уселся поудобнее и вполуха слушал, что они говорили, поленившись переключить канал.

— …сообщают об увеличении экспорта ветчины на четыре процента в первом полугодии. Торговля иглами свинобразов явно буксует, и правительство очутилось лицом к лицу с горой игл, которая уже сейчас вызывает большую критику.

— И последнее, компьютерный разбойник, который проник в информационную сеть ФБР, отправится завтра на судебные слушания. Федеральные обвинители рассматривают это как наиболее серьезное преступление и требуют от суда высшей меры наказания. Тем не менее…

Как только лицо диктора исчезло с экрана и на его месте возникла фигура самого преступника, взятого под стражу нарядом полиции, его голос перестал доходить до меня. Это был очень массивный человек и очень тучный, с гривой белых волос. У меня перехватило в груди, как раз в том месте, где, как я предполагал, должно было находиться сердце. Цвет волос другой — но волосы тут были не самыми главными. Невозможно было обознаться.

Это был Слон!

Я выскочил из ванны и, пробежав по комнате, стал бить по кондиционерам. Удивляюсь, как меня не стукнуло током. Дрожа от холода и вряд ли ощущая это, я прокрутил новости назад, подробно останавливаясь на деталях. Я поймал кадр, где он повернулся через плечо на мгновение, и увеличил его. Это был он — без всякого сомнения. К тому времени, когда я вытер с себя пену и воду и оделся, то уже ясно представлял себе дальнейший план действий. Мне нужно вернуться в город, выяснить, что с ним случилось, и посмотреть, что можно сделать, чтобы помочь ему. Я справился о вылетах самолетов, сразу после полуночи будет один почтовый рейс. Я заказал себе место, немного подкрепился и отдохнул, оплатил все счета и в числе первых очутился на борту самолета.

На рассвете я вошел в «свою» контору в Билльвилле. Пока компьютер распечатывал для меня последние новости и подробности ареста, я приготовил чашечку кофе. Понемногу отхлебывая и читая, я чувствовал, что мое первоначальное воодушевление сходит на нет. Это и в самом деле был тот человек, которого я знал, как Слона, хотя здесь он выступал под именем Билл Вэйфис. И он был задержан в здании Федерального Бюро, где у него имелся встроенный в информационную сеть компьютер-перехватчик, который он использовал для включения в сверхсекретный поток документов. Все это произошло на следующий день после того, как я отправился в свой бегущий от действительности вояж. До меня вдруг дошло, что все это значило. Чувство вины захватило меня, потому что именно я был тем человеком, который отправил его в тюрьму. Если бы я не начал претворять в жизнь свой безумный план, он никогда и не стал бы связываться с Федеральными документами. Он сделал это только ради того, чтобы проверить, не являются ли мои грабежи частью хорошо отработанного плана операции полицейских чинов.

— Я засадил его за решетку — поэтому я должен вытащить его оттуда! — крикнул я, вскакивая на ноги и проливая кофе на пол. Подтирая пролитое, я немного успокоился. Да, мне хотелось бы вытащить его оттуда. Но смогу ли я сделать это? Почему бы и нет? У меня уже был некоторый опыт организации побега из тюрьмы. И, наверное, было бы намного легче пробраться внутрь снаружи, чем наоборот. Но, подумав еще немного, я решил, что мне не следует слишком близко подходить к тюрьме, пусть полиция сама выведет его ко мне. Его должны были привезти в суд, используя какие-то средства передвижения. Но очень скоро я понял, что все не так уж просто. Это был первый за многие последние годы крупный преступник, которого удалось поймать, и вокруг этого дела было слишком много суеты. Вместо того, чтобы посадить его в городскую или региональную тюрьму, Слон был заключен в камере в самом здании Федерального Бюро. Я не мог подойти к нему даже на небольшое расстояние. И меры предосторожности, когда его доставляли в зал заседаний, были просто невероятными. Вооруженные фургоны, патруль, мотоциклы, полицейские суда на воздушной подушке и вертолеты. Я не мог к нему подобраться и здесь. Это значило, что все мои планы моментально расстроились. Я был заинтересован в этом деле, так же как и полиция — но совсем по другой причине. После долгого расследования они обнаружили, что настоящий Билл Вэйфис покинул планету двадцать лет назад. Все официальные записи этого факта исчезли из компьютерного файла — и осталась лишь коротенькая записка, которую сам Вэйфис чиркнул своему родственнику, что и обнаружило исчезновение его самого. Итак, если арестованный — не Вэйфис, тогда кто же он? Когда же их пленник подвергся допросу, согласно докладу, переданному прессе: «Он ответил на вопрос только молчанием и сдержанной улыбкой». Теперь они называли заключенного не иначе, как мистер Х. Никто не знал, кто он такой — а он предпочитал не распространяться по этому поводу. Был назначен день суда — не раньше, чем через восемь дней. Это стало возможным благодаря тому факту, что мистер Х отказался признать себя либо виновным, либо невиновным, не будет защищать себя, потому как отказался от общественного защитника. Обвинение, жаждущее вынесения приговора, заявило, что дело завершено, и попросило как можно раньше совершить правосудие. Судья, тоже желающий побыстрее оказаться в центре внимания, пошел навстречу этой просьбе и назначил заседание на следующую неделю.

Я ничего не мог поделать! Прижатый к стенке, я признал свое поражение, но только на некоторое время. Я подожду до завершения судебного разбирательства. Тогда Слон будет просто одним из заключенных, и его наконец-то выведут из здания Федерального Бюро. Когда он будет надежно спрятан за решетку, я сумею организовать его побег. Как раз перед прибытием следующего космического корабля, который и увезет его отсюда для освежения мозгов и очищения духа. Они, конечно же, станут применять все возможные чудеса современной науки, чтобы обратить его в честного и добропорядочного гражданина, но, зная его, я был уверен в том, что он скорее умрет, чем это случится. Я должен вмешаться. Но это было очень трудно для меня сделать. Я не мог найти способ, как пробраться в зал суда во время слушаний. Поэтому я, как и другие жители планеты, наблюдал за ними по телевидению, когда они начались. И закончились подозрительно быстро. Все утро первого дня ушло на зачитывание хорошо задокументированного списка всех его преступлений. Это было просто ужасно. Должностное преступление, повреждение банка данных, вторжение в информационную сеть, вероломство, сокрытие важных документов — это был просто кошмар. Свидетель за свидетелем читали свои заявления, которые сразу же принимались к сведению и вносились в обвинение. Но Слон, казалось, не видел и не слышал всего этого. Он смотрел куда-то вдаль, будто разглядывал что-то более интересное, чем то простое действо, которое происходило здесь, в зале суда. Когда все свидетели дали показания, судья ударил своим молоточком и объявил, что суд удаляется на обед. Когда суд возобновил работу — после перерыва, которого бы хватило на солидный банкет из семнадцати блюд с последующими танцами и девочками — судья был в веселом расположении духа. Он все время кивал головой в знак согласия, когда зачитывалось обвинение, поблагодарил всю толпу юристов за отлично проделанную работу, и они удалились. Затем он посмотрел на присутствующих взглядом Римского папы и заговорил с большими промежутками в речи для удобства репортеров.

— Это дело настолько ясно, что оно просто очевидно. Государственному преступнику предъявлено столько обвинений, что их не выдержала бы ни одна защита. То, что защитник не был востребован, только подтверждает правильность моих слов. А правда заключается в том, что подсудимый совершил преднамеренно, с особой жестокостью и продуманностью, все те преступления, в которых он был обвинен. В этом не приходится сомневаться. Но несмотря на это, я продолжу обсуждение этого вопроса весь сегодняшний день и вечер. Он получит шанс показать себя с наилучшей стороны, от чего он отказался раньше. Я не вынесу окончательного приговора до завтрашнего утра, когда мы все здесь соберемся вновь. Тогда я объявлю приговор. Правосудие свершится, и вы в этом убедитесь.

— Да, немного справедливости, — процедил я сквозь зубы и собирался уж было выключить телевизор. Но судья еще не закончил.

— У меня есть информация, что этим делом очень заинтересовалась Галактическая Лига. Космический корабль уже стартовал и через пару дней будет здесь. Заключенный выйдет из-под нашей опеки, и мы, поймите правильно мои эмоции и простите, избавимся от него.

У меня отвисла челюсть, и я тупо уставился на экран. Все кончено. Только два дня. Что я могу сделать за два дня? Могло ли это быть крахом для Слона — и крахом моей едва начавшейся криминальной карьеры?

Я не собирался сдаваться. Я должен был по крайней мере попытаться, даже если потерплю неудачу и буду сам пойман. По моей вине он оказался в таком глупом положении. И я поклялся себе, что предприму все возможное для его спасения. Но что я мог сделать? Подобраться к нему поближе в здании Федерального Бюро было просто невозможно, так же как и по пути в зал заседаний и в самом зале суда. Суд. Суд? Суд. Суд! Суд — почему же я не подумал о суде? Что было в нем такого, что задело мой интерес, что скреблось в моем продолговатом мозгу, стараясь подкинуть мне идею? Ну конечно же! Ура! Я вскочил от восторга и забегал по комнате кругами, размахивая руками и издавая горлом громкие звуки, подражая — как это всем нравится на пикниках — впавшему в охоту свинобразу.

— Так что же суд? — спросил я себя, и на этот вопрос у меня уже был ответ. — Я тебе скажу, что же суд. Это старое здание, с претензией на древнюю архитектуру, находится под охраной государства. Возможно, в полуподвале находятся какие-нибудь архивные помещения, и вне всякого сомнения, полно летучих мышей на чердаке. Днем оно охраняется, как монетный двор — но оно пусто ночью!

Я полез в шкаф для снаряжения и стал вываливать необходимые вещи на пол. Набор инструментов, отмычки, фонарики, проволока, диктофоны и жучки — все те приспособления, которые могли понадобиться в работе. Теперь автомобиль — или лучше фургон — был бы очень даже кстати, так как мне скорее всего понадобится средство передвижения для двоих. Я позаботился об этом тоже. У меня было несколько мест, которые я приметил на крайний случай. И он наступил. Хотя день еще был в разгаре, грузовики и фургоны Крамб-Бэйкери находились в своих гаражах, где их готовили к предрассветной суматохе следующего утра. Случилось так, что один из фургонов стоял на улице неподалеку от ворот. Я вскочил в него, выехал на дорогу и помчался навстречу городским огням. Когда спустились сумерки, я был уже на проселочной дороге, въехав в Пели Гейтс с наступлением темноты, а немного погодя я уже входил с черного входа в здание суда. Сигнализация против взломщиков была очень древней, способная противостоять лишь детям или умственно дефективным — скорее всего из-за того, что в здании не было ничего стоящего, что можно было бы стянуть. Вооруженный схемой, которую я изготовил сам во время процесса, я прошел прямо в зал. Комната шесть. Я стоял у порога и оглядывал темное помещение. Оранжевые огни с улицы пробивались сюда через высокие окна. Я молча вошел внутрь, уселся на место судьи и уставил взгляд на ложе для свидетелей. Затем я отыскал глазами скамью подсудимых, на которой во время слушаний сидел Слон и где он будет сидеть по их окончании — и это то самое место, где он встанет, чтобы услышать свой приговор. Его огромные руки схватят перила вот в этом месте. Как раз в этом. Я посмотрел вниз на деревянный пол и ухмыльнулся. Затем простучал его. Потом достал дрель, и мой план начал претворяться в жизнь.

О, это была чересчур беспокойная ночь! Мне пришлось очистить подвал под залом суда от всевозможных коробок и ящиков, пилить и стучать молотком, и покрываться испариной, и даже на продолжительное время отлучаться из здания, чтобы найти какой-нибудь спортивный магазинчик и пробраться туда. Но самое решающее — я должен был разработать и подготовить план отступления. Сам побег не должен быть чересчур поспешным — но он должен быть безопасным и застрахованным от любых неожиданностей. Если б у меня было время, я бы проделал небольшой туннель. Но времени не было. Поэтому вместо ручной работы нужно было использовать работу головы. Устроившись поудобнее, я стал размышлять и чуть не уснул. Никогда! Я снова выбрался из здания, отыскал круглосуточный ресторан, оборудованный угрюмыми роботами, и выпил две чашки кофе с повышенной концентрацией кофеина. Это помогло для выработки идей и учащенного сердцебиения. Я вышел, шатаясь, из ресторана, и отправился в магазин верхней одежды. Когда же я вновь добрался до зала заседаний, я просто валился с ног от усталости. Трясущимися руками я запер все двери, чтоб скрыть следы своего присутствия. С первым лучом восходящего солнца я завершил всю работу. Неуклюже действуя уставшими пальцами, я запер подвал снаружи, проковылял через комнату к брезентовой подстилке, завел будильник — и, улегшись на пол, тут же погрузился в дремоту. Я проснулся в кромешной темноте, разбуженный комариным писком своего будильника. На мгновение меня охватила паника, но я вовремя вспомнил, что подвал не имел окон. А снаружи день должен был быть в полном разгаре. Сейчас посмотрим. Я зажег фонарик, установил его поудобнее — затем включил телемонитор. Прекрасно! На экране появилась цветная картинка зала суда, проецируемая на монитор через специальное устройство для наблюдения, которое я установил прошлой ночью наверху. Несколько служащих вытирали пыль с мебели и подметали пол. Заседание начнется через час. Телевизор продолжал работать, а я в последний раз проверил, не напрасно ли я трудился всю предыдущую ночь. Нет, все в порядке, все функционирует… мне оставалось только ждать. Что именно я и делал, прихлебывая холодный кофе и с трудом разжевывая засохший бутерброд из запасов предыдущего дня. Тревога ожидания кончилась, когда двери зала распахнулись и веселая публика и пресса хлынули внутрь. Я мог прекрасно их видеть на экране монитора, прислушиваясь к шарканию ног над головой. Раздавался приглушенный шум голосов, стихший только тогда, когда прибыл суд. Все глаза были прикованы к судье, и все уши насторожились, когда он прочистил горло и начал говорить. Сначала он утомил всех до смерти, подробно останавливаясь на свидетельских показаниях предыдущего дня, затем добавил полнейшее свое согласие со всеми обвинениями и наблюдениями. Я перестал обращать внимание на его бубнящий голос и посмотрел на Слона, который сидел с высоко поднятой головой. Они так ничего от него и не добились. Черты лица его были неподвижны, он выглядел даже скучающим. Но в его глазах я заметил проблеск ненависти, граничившей с презрением. Гигант, поверженный муравьями. Твердая линия его подбородка говорила о том, что они могли подвергнуть заключению его тело, но душа его оставалась свободной. Правда ненадолго, если судья будет действовать в том же духе. Тут что-то в голосе судьи привлекло мое внимание. Он наконец закончил свою длинную преамбулу. Он снова прочистил горло и указал на Слона.

— Подсудимый, встаньте для вынесения приговора.

Все глаза обратились к заключенному. Он продолжал сидеть, не двигаясь. В зале поднялся негромкий ропот. Судья начал заливаться краской, ударяя своим молоточком.

— Я заставлю вас подчиняться суду, — прогремел его голос. — Подсудимый либо встанет, либо его силой заставят сделать это. Это должно быть понятно?

Я покрылся испариной. Если бы я только мог подсказать ему не вызывать дополнительных трудностей. Что я смогу сделать, если его будут держать здоровенные безобразные полицейские? Два из них уже направились к нему по сигналу судьи. Только тогда Слон неспешно поднял взгляд. Его глаза были полны нескрываемого презрения, способного напугать любого достопочтенного джентльмена, а нетолько тупого судью; в них было столько отвращения, что оно могло уничтожить низшие существа. Но он вставал! Полицейские остановились на полпути, когда он вытянул вперед огромные руки и ухватился ими за перегородку. Она скрипнула, когда он оперся на нее и приподнял свои массивные формы, выпрямившись во весь рост. Он высоко держал голову, отпустив перила и уронив руки. Пора! Я со всей силы надавил на кнопку. Разрывы не были громкими. Но эффект был драматическим. Они выбили два болта, которые удерживали угол люка на месте. Под неимоверной тяжестью Слона люк распахнулся, и он рухнул вниз словно бомба. Я мигом вскарабкался по приставной лестнице, как только он упал позади меня, — успев все же в последний момент взглянуть на зал суда на экране. Там воцарилась тишина, когда он исчез из поля зрения. Пружины захлопнули дверцу люка, и я втолкнул тяжелые стальные запирающие болты в отверстия под ними. Все это произошло так быстро, что горизонтальная фигура Слона все еще подпрыгивала вверх и вниз на брезенте, когда я обернулся и посмотрел на него. Я спустился по лестнице к нему в тот момент, когда он остановился и, взглянув на меня своими бесстрастными глазами, заговорил.

— А, Джим, мой мальчик. Как приятно видеть тебя снова, — он ухватился за мою протянутую руку, и я помог ему опуститься на пол. Над нами началось столпотворение, раздавались крики и визг, которые были ясно слышны сквозь пол. Я позволил себе один торжествующий взгляд на экран, на судью с выпученными глазами, на суетящихся вокруг полицейских.

— Очень впечатляюще, Джим, очень, — сказал Слон, тоже восхищаясь изображенной на экране сценой.

— Направо! — скомандовал я. — Взгляни-ка на это, когда будешь снимать свои одежды. У нас очень мало времени, потом все объясню.

Он не колебался ни секунды и сдернул с себя все, прежде чем я произнес последние слова. Его массивная фигура осталась облаченной в довольно привлекательное белье пурпурного цвета. Он поднял руки по моей команде, и я, взобравшись на лестницу, набросил на него безразмерное платье.

— Вот пальто, — сказал я. — Надень теперь его. Платье доходит до земли, поэтому можно не переодевать туфли. Теперь большую шляпу, вот так, зеркало и губную помаду, пока я отпираю двери.

Он сделал все так, как я сказал, не проронив ни слова в знак протеста. Слон исчез, и появилась леди поистине гигантских размеров. Над ее головой раздавался стук и грохот, но она полностью игнорировала его.

— Пойдем! — позвал я, и он засеменил через комнату в совершенно женской манере. Я держал дверь закрытой, пока он не подошел ко мне, используя эти секунды для того, чтобы кое-что объяснить ему.

— Они сейчас находятся где-нибудь на лестнице, ведущей в подвал — но они заблокированы. Мы пойдем по другому пути, — я натянул полицейский шлем в соответствии с формой, которая была на мне. — Ты заключенный под моим арестом. Выходим — давай!

Я взял его за руку, и мы повернули налево по пыльному коридору. Позади нас слышался треск и крики из-за заблокированной лестничной клетки. Мы поспешили дальше, в котельную, и через нее по короткому лестничному пролету к тяжелой входной двери. С обильно смазанными жиром петлями и замочной скважиной. Она открылась от одного моего прикосновения, и мы шагнули из нее на дорожку аллеи. Чуть не у самой спины полицейского, который стоял тут на страже. Он был один. Изучение обстановки заняло у меня не больше мгновения. Узкая аллея была открыта в самом конце. Позади нас был тупик. Люди — и спасение — были на улице, за спиной полицейского. Тут Слон споткнулся позади меня, и что-то скрипнуло у него под ногой. Полицейский повернул голову, чтобы посмотреть. Я видел, как расширились его глаза — так и должно было случиться, потому что леди позади меня выглядела впечатляюще. Я воспользовался его отвлеченным вниманием, прыгнул вперед и протянул руку, пытаясь удержать его голову в том же повернутом положении. Он схватил меня своими сильными руками — которые тут же беспомощно повисли, как только я тонгозским приемом заломил ему шею на сорок шесть градусов назад, и он потерял сознание. Я опустил его на землю и поднятой ладонью остановил Слона, размашисто шагающего вдоль по аллее.

— Не сюда.

На двери здания напротив — это был магазин — было написано «СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД», и она была закрыта. Я отворил ее с помощью приготовленных заранее ключей. Помахав своему приятелю, я в то же время снял шлем с головы и швырнул его в сторону полицейского. Я изнутри закрыл дверь и сбросил форменную куртку. На шее появился шейный платок, и я оказался одетым в широкие штаны и простую рубашку. Я положил свои усики в карман, и мы присоединились к толпе покупателей. Рассеянно поглядывая на прилавки, но, конечно же, не тратя зря времени на покупки. Я заметил несколько удивленных взглядов, брошенных на мою спутницу, но это был очень приличный магазин, и никто здесь не позволил бы себе грубость пялить на нее глаза. Я первым подошел к выходу, придерживая дверь и пропуская ее вперед, и мы влились в проходящую мимо толпу. Позади нас, становясь все глуше по мере того, как мы удалялись, слышались крики и сигнальные сирены. Я позволил себе слабую улыбку. Бросив быстрый взгляд назад, я заметил, что моя спутница сделала то же самое. Она даже имела нахальство позволить себе подмигнуть мне. Я мигом повернулся назад, — я не мог поощрять такие вещи — затем свернул за угол на боковую улочку, где нас ждал хлебный фургон.

— Стой здесь и смотри в зеркальце, — сказал я, отпирая дверцу. Я забрался внутрь, едва успев подвинуться, когда мощная фигура влезла в фургон вслед за мной.

— Никого не видно… — с трудом выдохнул он.

— Прекрасно.

Я выпрыгнул наружу, надежно задраил дверь, прошел на сиденье водителя, вскарабкался на него и завел мотор. Фургон двинулся вперед, медленно пробираясь через толпу пешеходов, и, переждав светофор, вырулил на улицу. Я подумал было проехаться мимо здания суда, но это было чересчур опасное бахвальство. Лучше просто тихонько ускользнуть. Когда улица опустела, я повернул в обратном направлении и помчался в сторону городской окраины. Я хорошо знал все объездные дороги, поэтому мы наверняка успеем скрыться, прежде чем они будут перекрыты. Мы все еще не были в полной безопасности, но все же я почувствовал некоторое самоудовлетворение. А почему бы и нет! Я сделал это! Организовал побег века для спасения преступника века! Теперь нас ничто не остановит!

Все оставшееся утро и почти весь день я вел машину, стараясь подальше отъехать от города, избегая крупных магистралей и оставаясь на второстепенных дорогах. Хотя наш путь по необходимости претерпевал кое-какие изменения направления, мы все же неизменно продвигались на юг, стараясь сделать все возможное, чтобы внести немного чувств и эмоций в Пи-Эр Квадрат. Знакомо? Да уж, наверняка, ведь это, должно быть, единственная теорема, которую все помнят со школьной скамьи. Площадь круга равна квадрату радиуса, умноженному на Пи. Поэтому с каждым оборотом колеса хлебного фургона увеличивалась площадь пространства, которое нужно было тщательно обыскать, чтобы найти беглеца. Еще четыре часа спустя мы были уже далеко от своих преследователей. Принимая во внимание тот факт, что все это время Слон сидел взаперти в кузове фургона и абсолютно ничего не знал о моих дальнейших планах, было бы вполне уместно кое-что разъяснить, а также пообедать. Я проголодался, и, учитывая его размеры, он должен был чувствовать то же самое. Помня об этом, я свернул к пригородному торговому центру, замечая по дороге наименования ресторанов быстрого обслуживания, и припарковался в дальнем углу автостоянки. Задней частью к глухой стене. Слон благодушно заморгал, когда я открыл дверцу, впуская свежий воздух и свет.

— Пора обедать, — сказал я. — Вы предпочитаете…

Я замолчал, повинуясь жесту его поднятой руки.

— Разреши мне, Джим, сказать сначала несколько слов. Благодарю тебя. От всего сердца я благодарю тебя за все, что ты сделал. Я обязан тебе жизнью, не больше — не меньше. Спасибо.

Я стоял с опущенными глазами — клянусь, что я вспыхнул, как девчонка! — описывая круги на земле большим пальцем ноги. Затем я наконец прокашлялся и снова смог говорить.

— Я сделал то, что должно было быть сделано. Но, может, мы поговорим об этом позже? — Он почувствовал мое смущение и кивнул, величественная фигура, несмотря на то нелепое одеяние, в которое он был облачен. Я показал на коробку, где он сидел. — Там одежда. Пока ты переодеваешься, я пойду принесу еды. Ты не против отбросов из Максвиниз?

— Не против? После отвратительной тюремной баланды один из их зажаренных на вертеле бургеров будет просто райской пищей. С большой порцией сахаристых бататов, если тебе не трудно.

— Превосходно!

Я с облегчением захлопнул дверь фургона и вприпрыжку побежал под манящие своды Максвиниз. Восторженность Слона по поводу быстрой еды обнадежила меня больше, чем он сам мог это предполагать. Громкое чавканье и стук посуды раздавались со всех столиков, когда я проходил мимо них к стойке обслуживания. Я быстро протараторил заказ роботу-официанту с пластиковой головой, набил автомат купюрами — и сгреб пакет с едой и напитками, как только они появились из раздатчика.

Мы уселись на коробках в кузове фургона и с исступлением поглощали принесенные бургеры и напитки. Я оставил заднюю дверцу приоткрытой, чтобы было немного посветлее. Пока я отсутствовал, Слон избавился от своего платья и был одет сейчас в более мужское одеяние — самого большого размера, какой я только мог найти. Он с жадностью откусил половину бутерброда, набил рот еще несколькими бататами и улыбнулся мне.

— Твой план побега был просто гениален, мой мальчик. Я заметил изменения в покрытии пола, когда сел на стул в зале заседаний, и долго размышлял над тем, что бы они могли значить. Я надеялся, что это именно то, что могло было быть, и я должен признаться, что почувствовал несравнимое ни с чем удовольствие, когда земля, так сказать, разверзлась у меня под ногами. Никогда не забуду, как исчезло из виду презренное лицо судьи с идиотским выражением.

Широко улыбаясь, он расправился с остатками бутерброда, затем аккуратно вытер губы, прежде чем снова заговорить.

— Так как мне не хочется ввергать тебя в еще большее смущение своими похвалами, может, лучше было бы спросить тебя относительно планов, которые ты разработал, чтобы и дальше прятать меня от рук правосудия? Потому что, зная тебя так, как я знаю теперь, я могу быть уверенным, что ты спланировал все заранее.

Похвала Слона что-то да значила для меня, и от нее мне вновь стало тепло на душе, и сквозь мои зубы сорвалось довольное хрюкание.

— Конечно, спланировал, спасибо. Хлебный фургон — это наша возможность оставаться неузнанными, так как он, как и его братья, в огромном количестве катят по всем магистралям и прилегающим дорогам каждый день. — По какой-то непонятной причине я обнаружил, что начинаю сам говорить в манере Слона. — Мы останемся здесь до темноты, тем не менее медленно приближаясь к цели нашего путешествия.

— И, конечно же, случайные полицейские патрули не будут нас беспокоить в пути, так как номерные знаки этого транспортного средства имеют совершенно другие цифры, чем те, которые были на нем до того, как оно попало в наше распоряжение.

— Точно так. Угон будет зарегистрирован, и местная полиция проинформирована. Но поиски не распространятся слишком далеко, потому что этот фургон будет найден недалеко от своего гаража в Билльвилле рано утром. Новые номера, растворенные в специальном веществе, будут сведены, одометр возвращен в такое положение, в котором он будет показывать лишь недалекую прогулку воришек. Если такой же фургончик будет замечен в каком-нибудь отдаленном городке планеты, никто и не подумает связывать его с тем фургончиком. Суд просто упадет в обморок, как и все остальные.

Он переварил полученную информацию, вместе с последними бататами, и задумчиво облизал пальцы.

— Превосходно. Я бы и сам лучше не придумал. Так как дальнейшее движение будет опасным — полиция вскоре расставит сети по всей стране — смею допустить, что Билльвилль и есть цель нашего путешествия?

— Так и есть. У меня там учреждение, а также одно безопасное место для тебя. Когда я спрашивал о твоих кулинарных пристрастиях, я имел в виду и это. Тебе придется поселиться в автоматическом отсеке Максвиниз, до тех пор пока горячка погони немного не поостынет.

Он высоко поднял брови, и я заметил, что он смотрит на выброшенные упаковки с некоторым опасением, но он был настолько любезен, что не стал выражать своих сомнений вслух.

Я поспешил обнадежить его.

— Я сам там прятался — поэтому не беспокойся. Конечно, существуют некоторые неудобства…

— Но ни одно из них не сравнится с неудобствами в федеральной тюрьме! Прошу прощения за неподобающие случаю мысли. Не обижайся.

— Не обижаюсь. Все произошло совершенно случайно. Однажды вечером полиция шла за мной по пятам. Я отпер служебную дверь местного ресторана Максвиниз, который тебе придется посетить, и мои преследователи потеряли мой след. Пока я дожидался безопасного момента, я изучил все их владения. Бесподобно! Машины, работавшие вокруг меня со страшной скоростью, решали очень просто ту единственную проблему, которая стоит перед всеми линиями быстрого обслуживания. Стоимость содержания самого низкоквалифицированного и малооплачиваемого персонала. Живые люди умны, равно как и жадны. Они стремятся стать профессионалами и затем требуют большую плату за свою работу. Наилучшим выходом может быть полное избавление от живых работников.

— Замечательный выход! Если ты закончил со своими пышками, тогда, может, я погрызу еще одну-две, пока слушаю твой очаровательный документальный рассказ.

Я пододвинул пропитавшийся жиром пакет к нему и продолжал.

— Все механизировано. Когда посетитель делает свой заказ, необходимое количество пищи подается из склада глубокой заморозки в супермощную печь, где она тут же продувается раскаленным паром до вполне приемлемой температуры. Эти печи такие мощные, что совершенно замороженный свинобраз может быть разделан на дымящиеся паром и растопленные кусочки за какие-нибудь доли секунды.

— Бесподобно!

— Напитки подаются с той же молниеносной быстротой. К тому времени, как посетитель заканчивает заказывать блюда, они полностью готовы к употреблению, уже ждут его. За стальными дверями, естественно. Пока он не заплатит. Все оборудование целиком автоматизировано и надежно работает, к нему редко прикасаются человеческие руки. Его проверяют раз в неделю, и так же раз в неделю пополняют запасы морозильника. Это происходит не в один и тот же день, чтобы фургончики не мешали друг другу.

— Совершенно ясно! — громко выкрикнул он. — Располагайся как дома, так сказать, в машинном отделении. Когда будут пополнять морозильник, вероятнее всего это будет делаться снаружи, и мой кабинет никто не потревожит. А в тот день, когда придут проверять оборудование, я буду спокойно отсиживаться в морозильной камере, до тех пор пока не уйдет техник. Смею предположить, что между ними существует общая дверь, которую легко найти. Ах, да, морозильник — это объясняет то безразмерное и теплое одеяние, которое я обнаружил сложенным вместе с остальными вещами. А если случится какая-нибудь авария?..

— Сигнал тревоги зазвучит на центральной ремонтной базе, и оттуда пошлют механика. Я устроил так, чтобы этот сигнал был услышан и в нашей комнате, чтобы иметь возможность вовремя скрыться. Я также сделал небольшой запас провианта на случай непредвиденного посещения инженерным составом. Тревога зазвучит, если во внешнюю замочную скважину вставят ключ, сработает запирающее устройство, время действия которого ровно шестьдесят секунд. Вопросы?

— Откуда им взяться? — он засмеялся и тронул меня за плечо. — Ты подумал обо всем. Можно мне спросить о времяпрепровождении и, как бы это поприличнее выразиться, о санитарных удобствах?

— Портативный видеоскоп и библиотечка вместе с кроватью на колесиках. А все необходимые удобства уже установлены для приходящего персонала.

— Больше мне не о чем спрашивать.

— Но… у меня есть вопрос, — я опустил взгляд, затем поднял его и заставил себя произнести: — Ты как-то сказал мне, что не занимаешься благотворительной деятельностью. И не ищешь себе замену. Осмелюсь спросить, ты все еще склонен так думать? Или ты бы не отказался скоротать время, преподнеся несколько уроков по части криминальных знаний. Просто чтобы убить время, так сказать.

Теперь была его очередь опустить глаза. Он вздохнул, потом произнес:

— У меня была уважительная причина отклонить твою просьбу. Подходящая для того момента, как мне тогда казалось. Сейчас я изменил свое мнение. В знак благодарности за мое спасение я приму тебя в свою школу Альтернативного Стиля Жизни лет на десять, а может, больше. Но я не думаю, что тебе хотелось простой благодарности. Это не вяжется с твоим характером, если я не ошибаюсь. Не думаю, что ты выручил меня только для того, чтобы получить мою благодарность. Тем не менее я говорю тебе со всей откровенностью, что мне не терпится преподать тебе некоторые вещи, которые я усвоил в своей жизни за многие годы. Я также сгораю желанием продолжать нашу дружбу.

Я был просто ошеломлен. Мы одновременно поднялись на ноги и пожали друг другу руки, смеясь от души. Он сдавил мне руку своей железной хваткой, но я нисколько не возражал. Я первым обернулся и посмотрел на часы.

— Мы находимся здесь уже довольно продолжительное время и не должны больше привлекать внимание. Я поеду потихоньку, и следующая остановка будет последней, потому что мы прибудем на место. Пожалуйста, выходи побыстрее, сразу же входи в служебную дверь и запирай ее после себя. Я вернусь, как только поставлю фургон в нужное место, так что следующим человеком, который откроет эту дверь, буду я.

— Слушаю и повинуюсь, Джим. Только прикажи, и я все сделаю.

Это была очень утомительная поездка, но необходимая. Я, правда, не очень скучал, потому что был полон планов и мыслей о будущем. Я проезжал улицу за улицей, остановившись лишь раз, чтобы перезарядить батареи на автоматизированной станции техобслуживания. Затем снова двинулся вперед, обреченный всю жизнь трястись по глухим проселочным дорогам Бит О'Хэвен, наблюдая, как солнце встает над горизонтом. Наконец мы вырулили на служебную подъездную дорогу торгового центра Билльвилля, свободного от движения до утра. Никого в поле зрения. Слон быстро проскользнул мимо меня, и дверь за ним захлопнулась. Операция все еще шла успешно, и я торопился ее поскорее завершить, ясно понимая, что спешка сейчас ни к чему. Никто меня не видел, когда я заносил в контору коробки и снаряжение. Я, конечно же, рисковал, но это нужно было сделать. Шансы, что фургон был кем-то замечен, были ничтожны. Прежде чем уехать, я обрызгал внутренности фургона растворителем, чтобы смыть все отпечатки пальцев, что, должно быть, использовалось всеми уголовниками. Даже воришками хлебных фургонов. Вот и все. Большего я не мог сделать. Я оставил машину в конце какой-то окраинной улочки и зашагал обратно в город. Ночь была теплой, и я наслаждался ходьбой. Когда я проходил мимо пруда в Билльвилль-парке, я услышал зов какой-то водяной птицы. Я присел на скамейку и стал смотреть на тихую гладь воды. И думать о будущем и своем месте в нем. Действительно ли мне удалось распрощаться со своей прошлой жизнью? Сумею ли я преуспеть в жизни криминальной, к которой я так стремился? Слон обещал помочь мне — и он был единственным человеком на планете, который мог это сделать.

Насвистывая что-то, я шагал по улице к торговому центру, видя перед собой блестящее и захватывающее будущее. Настолько погруженный в свои мысли, что даже не обратил внимания на случайную наземную автомашину, проехавшую мимо, едва сообразив, что она остановилась позади меня.

— Эй ты, парень, погоди минутку.

Без всякой задней мысли я обернулся, будучи настолько рассеянным, что не заметил, что стою под уличным фонарем. Но было уже поздно. В машине сидел полицейский и смотрел прямо на меня. Я не знаю, почему он остановился, что он хотел мне сказать, наверное, это произошло спонтанно. Я мог видеть, как глаза его стали расширяться от удивления, когда он узнал меня. В своих заботах о Слоне я совсем забыл, что сам являюсь беглецом, которого разыскивает полиция, и что все патрули имеют мою фотографию и описание. А я шатаюсь по улицам безо всякой маскировки и даже не пытаясь подстраховаться. Все эти мысли промелькнули у меня в голове, и я мгновенно догадался, что он меня узнал. У меня не было даже времени хоть что-нибудь придумать.

— Ты Джимми ди Гриз!

Казалось, он был так же удивлен, как и я. Но не настолько, чтобы реакция его замедлилась. Пока я включал позднее зажигание, его уже работало на полную мощь. Должно быть, он каждый день репетировал дома перед зеркалом, потому что его выпад был слишком скор. Как только я повернулся, чтобы удрать, в открытом окне появилось дуло безоткатного автомата семьдесят пятого калибра.

— Попался! — сказал он. С гадкой, во весь рот, дьявольской улыбкой стража порядка.

— Это не я — кто-то другой — вы обознались! — едва дыша проговорил я, в то же время вскидывая руки вверх. — Вы же не будете стрелять в беззащитного ребенка только по подозрению?

Дуло не дрогнуло, а я струхнул, перемещаясь потихоньку боком к передку машины.

— Остановись и подойди сюда, — крикнул он, но я продолжал нервно двигаться вперед. Я сомневался или надеялся, что он не станет хладнокровно расстреливать меня. Насколько я помнил, это было противозаконно. Я хотел, чтобы он последовал за мной, потому что для этого ему потребовалось бы вытащить автомат из окна. Не было никакой возможности целиться в меня и открывать дверь в то же самое время. Пулемет исчез — и я тоже! В то мгновение, когда он опустил дуло, я повернулся и побежал, — наклонив голову и изо всех сил перебирая ногами. Он закричал мне вслед — и выстрелил! Автомат затрещал, словно артиллерийское орудие, и пуля, просвистев у меня над ухом, вонзилась в дерево рядом. Этот полицейский безумец.

— Вот так-то лучше, — произнес он, опираясь дулом на открытую теперь дверцу машины и нацелив его на меня. — Я стрелял мимо. Но только на первый раз. В следующий раз я буду стрелять на поражение. У меня золотая медаль по стрельбе из этого оружия. Поэтому не искушай меня показать тебе, как здорово я умею обращаться с этой штукой.

— Ты просто сумасшедший, так и знай, — сказал я, осознавая, насколько пискляво это звучит. — Ты не можешь стрелять в людей по первому подозрению.

— Могу-могу, — ответил он, подходя ко мне со все еще нацеленным на меня автоматом. — Это не подозрение, а опознание. Ты сам прекрасно знаешь, кто ты такой. Преступник, которого разыскивает полиция. И знаешь, что я тебе скажу? Я скажу, что этот преступник схватил мой автомат, он сработал, и тот был застрелен. Ну, каково? Хочешь потрогать мой автомат?

Он был психом, это точно, да к тому же полицейским. Было видно, что он и в самом деле хочет, чтобы я совершил какое-нибудь неосторожное движение и дал ему возможность застрелить меня. Как ему удалось избежать всех тестов, которые должны были отсеивать таких типов, как он, из стражей порядка, мне так и не дано было узнать. Но ему как-то удалось. Он получил разрешение носить при себе оружие и всеми способами искал повод, чтобы применить его. Такого повода я ему не дал. Я неторопливо вытянул руки перед собой, запястья вместе.

— Я не сопротивляюсь, лейтенант, смотрите. Вы совершили ошибку, но я подчиняюсь. Наденьте на меня наручники и посадите в машину.

Он не был счастлив это услышать и нахмурил брови. Но я больше не шевелился, и он в конце концов сдался, вытащил наручники из-за ремня и протянул их мне.

— Надевай.

Я защелкнул их на запястье, очень слабо, так что я мог свободно вытащить из них руку, затем на втором. Я смотрел вниз и не видел его движений. Пока он не взял меня за обе руки и не затянул наручники так, что они врезались мне в кожу. Он улыбнулся мне, вкручивая металл в мои мышцы с садистским ликованием.

— Теперь попался, ди Гриз. Ты арестован.

Я посмотрел на него, он был на голову выше меня и весил, наверное, в два раза больше, — и расхохотался. Он должен был спрятать свой автомат, чтобы схватить меня — что он и сделал. Солидный мужчина хватает маленького мальчика. Он не мог понять, почему я смеюсь, и я не дал ему возможности сделать это. Я сделал самое легкое, быстрое и наилучшее, что только было возможно в данных обстоятельствах. И самое гнусное. Я со всей силы двинул ему в пах, и он отпустил мои руки, сложившись пополам. Я сделал ему одолжение, бедному малому, видимо, было больно, и двинул ему по шее моими сцепленными руками. Он потерял сознание, еще не долетев до земли. Я нагнулся и стал шарить в поисках ключа от наручников.

— Что здесь происходит? — спросил чей-то голос, и на тротуар пролился свет из открывшейся в доме напротив двери. Звук выстрела, должно быть, перебудил всю улицу. Придется позаботиться о наручниках позже. А сейчас нужно заметать следы.

— Человек ушибся! — крикнул я. — Я ему помогу, — последнее я бросил через плечо, рысью проносясь вдоль по улице и сворачивая за угол. В дверном проеме появилась женщина и окликнула меня, но я не стал останавливаться, чтобы послушать ее. Мне нужно было бежать, удирать подальше от этого места, пока не забили тревогу и не начали поиски. Наши планы, похоже, рушились. А мои запястья ужасно болели. Я взглянул на них, пробегая мимо уличного фонаря, и увидел, что они стали совершенно белыми. И начали неметь. Наручники были такими тугими, что нарушали кровообращение в руках. Слабое чувство вины за не очень честное сражение тут же исчезло. Нужно было избавиться от этих штуковин — и побыстрее. В контору, и только туда. Я добрался до нее, избегая главных улиц и держась в стороне от людей. Но когда я подошел к черному ходу, руки мои совсем онемели и не двигались. Я ничего ими не чувствовал. Чтобы выудить из кармана ключи, мне потребовалось невыносимо много времени. Когда же мне это удалось, я неожиданно выронил их из рук. И никак не мог поднять. Пальцы не сжимались. Я только и мог, что бороздить своими безжизненными руками вокруг ключей. В жизни бывают скверные моменты — думаю, что этот был одним из самых скверных, которые только у меня когда-либо были. Я совсем обессилел, был разбит, повержен, побежден. Я не мог пробраться в здание. И никто не мог мне помочь.

И не нужно было никакого медицинского образования, чтобы понять, что если я не избавлюсь от наручников как можно скорее, мне придется всю оставшуюся жизнь ходить с пластиковыми руками. Это точно.

— Нет, этого не будет! — услышал я свой голос. — Выбей дверь, сделай что-нибудь, открой дверь пальцами ног.

Нет, не ногами! Я пошарил негнущимися пальцами по земле, отделил в связке нужный ключ. Затем наклонился, прикоснувшись высунутым языком, нащупал его местоположение, не обращая внимания на пыль и грязь, попавшие в рот вместе с ним. Потом я втянул губы и поймал ключ зубами. Пока все хорошо. Если у вас когда-нибудь возникнет желание открывать дверной замок зубами, в то время как ваши руки скованы наручниками, единственное, что я могу вам посоветовать в этом случае — не пытайтесь! Смотрите, вам нужно будет вертеть головой туда-сюда, чтобы попасть ключом в замочную скважину. Затем крутить ею, чтобы повернуть ключ, и долбить дверь головой, пытаясь ее открыть… В конце концов это сработало, и я упал лицом вниз на пол своей конторы. Зная, что мне еще предстоит та же самая работа наверху. И я проделал ее и ввалился наконец в кабинет, будучи обязанным больше своей настойчивости, упрямству и грубой силе, чем сообразительности. Я был так измучен, что не мог шевелить мозгами. Я мог только сопротивляться. Я закрыл дверь локтем и проковылял к своему верстаку, вывалил ящик с инструментами на пол, перетряхивая его до тех пор, пока не нашел вибропилу. Подобрав ее зубами, я с трудом примостил ее в щели открытого ящика шкафа, прижимая ящик локтем. Вместе с губой, из которой тут же хлынул фонтан крови, которого я не заметил. Запястья горели — но руки этого не чувствовали. На них было страшно смотреть. Времени совсем не осталось. С помощью локтя я включил пилу. Выставив руки вперед, к лезвию, я развел их как можно дальше, чтобы натянуть цепь. Лезвие пронзительно завизжало и разрезало цепь. Теперь предстояла более ювелирная работа — разрезать наручники так, чтобы не зацепить мясо. Это уж слишком. Перемазав все вокруг кровью, я все же сделал это. Наручников больше не было, и я увидел, что руки вновь порозовели, когда возобновилась циркуляция крови. После всего этого мне только и оставалось, что бухнуться без движения на стул и тупо смотреть, как капает кровь. Я сидел так около минуты, пока не прошло онемение и не пришла боль. С огромным усилием я поднялся на ноги и побрел к аптечке. Она тоже вымазалась кровью, пока я вытряхивал из нее болеутоляющие капсулы и проглотил две из них. Раз уж я стоял с ней рядом, я вытащил из нее антисептик и бинты и обработал порезы. Они были скорее рваные, не очень глубокие и не очень опасные. Я перевязал их, затем взглянул на себя в зеркало и вздрогнул, надо было что-то делать с губой.

На боковой улице просигналила полицейская сирена, и я понял, что пришло время как следует поразмыслить и что-нибудь придумать.

Я очутился в затруднительном положении. Билльвилль небольшой городок, и все выходы из него будут тут же перекрыты. Именно это я бы и сделал в первую очередь, если бы искал беглеца. И даже самый тупой из полицейских, я думаю, догадался бы это сделать. Баррикады на дорогах, в небе вертолеты с приборами ночного видения для наблюдения на открытых площадках, полиция на вокзале. Все щели законопачены. Обложили как крысу. Что еще? Улицы патрулируются вездеходами. И последнее, чем меньше на улице народу, тем опаснее по ней бродить.

Итак, ждем до утра, что потом? Я знал, что потом. Они обыщут каждую каморку в каждом здании, пока не найдут меня. Я почувствовал, как у меня на лбу появилась испарина от этой мысли. Неужели я в ловушке?

— Не сдаваться! — громко выкрикнул я, вскочив на ноги и забегав взад и вперед. — Джимми ди Гриз слишком увертлив, чтобы попадаться в неуклюжие лапы местных тюремщиков. Вспомни, как здорово ты ускользнул от этого одержимого жаждой убийства легавого. Неуловимый Джимми ди Гриз, вот кто я! И я снова смогу ускользнуть от них. Но как? Действительно, как? Я открыл пиво, залпом осушил бутылку и вновь опустился на стул. Затем посмотрел на часы. Было уже слишком поздно появляться на улице. Рестораны уже опустели, кинотеатры выпроводили последних зрителей, и парочки одна за другой расходились по домам. Любая одинокая фигура тут же бы привлекла внимание правоохранительных органов. Тогда до утра. Я бы осмелился выйти на свет божий лучше днем, а еще лучше под дождь! Я справился о прогнозе погоды моментально — и тут же опустился на стул. 99% ясной погоды. Я бы, наверное, с большей радостью предпочел землетрясение или ураган.

В конторе был ужасный беспорядок; все в ней выглядело так, словно отражало последствия взрыва на бойне. Нужно было все прибрать.

— Нет, Джим, тебе не нужно ничего убирать. Потому что полиция рано или поздно найдет твою контору, и скорее всего рано. Отпечатки твоих пальцев присутствуют тут повсюду, и им известна твоя группа крови. У них будет достаточно времени, чтобы сообразить, что с тобой произошло.

Это по крайней мере даст им пищу для размышлений. А может, обернется неприятностями для какого-нибудь чересчур горячего полицейского. Я развернулся на стуле, повернувшись лицом к терминалу, и набрал на мониторе записку. Зашелестел принтер, и я вытащил из него листок бумаги. Замечательно!

ДЛЯ ПОЛИЦИИ. Я БЫЛ ЗАСТРЕЛЕН ВАШИМ ОФИЦЕРОМ-УБИЙЦЕЙ,

КОТОРОГО ВЫ НАШЛИ БЕЗ СОЗНАНИЯ. ОН ПОПАЛ В МЕНЯ.

Я ИСТЕКАЮ КРОВЬЮ И СКОРО УМРУ. ПРОЩАЙ, ЖЕСТОКИЙ МИР.

Я ПОЙДУ И БРОШУ МОЕ ТЕЛО В РЕКУ.

Я очень сомневался, что эта уловка сработает, но, может, она поставит этого сумасшедшего полицейского в неприятное положение. А остальных привлечет к перекапыванию речного русла. На записку капнула капля крови, и я намазал на нее еще со своих бинтов. Затем аккуратно положил ее на стол.

Эта небольшая шалость немного взбодрила меня. Я уселся на стул и, прикончив пиво, стал составлять план. Не оставил ли я чего лишнего? Нет, все документы, которые здесь хранились, не понадобятся мне в будущем. Я отыскал одному мне известную клавишу и нажал ее, запуская разрушающую программу. В один миг память компьютера превратилась в бессмысленный набор символов. Все остальное — инструменты, снаряжение, оборудование — я оставлял здесь, надеясь перенести в другое место, если потребуется. Но я не собирался оставлять здесь денег. Все это очень утомляло, но я не мог позволить себе отдых, пока не будут сделаны последние приготовления. Я натянул на забинтованные руки тонкие пластиковые перчатки и сел за работу. Деньги находились в сейфе, так как я грабил банки и не думал поддерживать их открытием там своего счета. Я сложил их все в портфель обыкновенного делового человека. Он оказался только наполовину заполненным, поэтому я доложил его микроинструментами, которые мне могли понадобиться. И в оставшееся свободным место я запихнул столько одежды, сколько смог, затем встал на него коленом и, поднажав чуть-чуть, закрыл его и защелкнул на замок. Теперь переодевание и маскировка. Черный костюм-четверка делового человека, ткань которого была украшена крошечным узором белых долларовых купюр. Оранжевый шейный платок, который носят все молодые банкиры, а также характерные сапоги из кожи свинобраза с хвалеными каблуками. Что прибавит мне роста — это кстати. Когда я выйду, на мне будут усы и очки в золотой оправе. А сейчас мне нужно было покрасить волосы в темный цвет и добавить лицу загара. Закончив все приготовления, накачанный пивом, обезболивающим и смертельной усталостью, я раскрыл свою кровать-архив, завел будильник и провалился в вечность.

Вокруг моей головы роились гигантские комары, все больше и больше комаров, жаждущих моей крови…

Я открыл глаза и отогнал остатки сна. Будильник, который я до сих пор не отключил, жужжал голосами тысяч насекомых, они становились все громче и громче и наконец зазвучали, как целое полчище, готовое к атаке. Я надавил на кнопку, облизал сухие губы и, шатаясь, заковылял за стаканом воды. За окном было уже совсем светло, и стали появляться первые ранние пташки.

Все было готово. Я тщательно умылся и оделся. Щегольские оранжевые перчатки очень подходили к моему шейному платку и скрывали забинтованные руки. Дождавшись часа пик, когда улицы были заполнены народом, я подхватил свой портфель и, убедившись, что в холле никого нет, вышел из кабинета и, не оглядываясь, закрыл за собой дверь. Эта часть моей жизни закончена. Сегодня первый день моей новой жизни. Я надеялся на это. Я прошел к лестничной клетке очень похожей, как мне казалось, на деловую походкой, мимо первых посетителей, вниз, на улицу. И увидел на повороте полицейского, внимательно разглядывающего каждого прохожего. Я не смотрел на него и обнаружил впереди себя привлекательную девушку с очень милыми ножками. Я наблюдал за их семенящими движениями и попытался забыть о присутствии стража закона. Подошел к нему, прошел мимо, зашагал прочь от него. Ожидая, что он окликнет меня, опознав. Но он не окликнул. Может, он тоже засмотрелся на очаровательные ножки. Один есть — но скольких мне еще предстоит миновать?

Это была самая долгая прогулка, которую я когда-либо предпринимал в своей жизни. Или так по крайней мере мне казалось. Не слишком торопливая, но и не очень медленная. Я старался слиться с толпой, просто один из этих подневольных трудяг, спешащих на работу и думающих только о доходах и расходах, а также об акциях своей компании. Что бы эти акции из себя ни представляли. Еще одна улица — пока все в порядке.

Вот поворот. Служебный подъездной путь к торговому центру. Здесь не место такому бизнесмену, как ты. Поэтому пошевеливайся и не околачивайся тут зря. Скорее за угол, и ты спасен. Спасен? Я остановился как вкопанный. У входа стоял служебный фургон Максвиниз, и неуклюжий скотина-механик входил в помещение.

Я посмотрел на часы, щелкнув пальцами, затем повернул прочь со служебной дорожки на случай, если за мной наблюдали. И быстро зашагал по улице до первого Спидидайн^[26]. Словно в довершение сегодняшнего дня, под первым же грибком сидели двое полицейских. И конечно же, глазели на меня. Я прошел мимо, глядя строго перед собой, и сел за самый дальний от них столик. У меня вдруг ужасно зачесалось между лопатками, но я не смел двинуться. Я не видел их, но прекрасно знал, что они делают. Они смотрят на меня, что-то говорят друг другу, решив, наверное, что я совсем не тот, за кого себя выдаю. Лучше проверить и выяснить это. Встают, идут ко мне, наклоняются к моему грибку… Я увидел ноги в голубых брюках краешком глаза, и мое сердце вдруг начало громко стучать в груди, так что я был уверен, что его стук слышен всему ресторану. Я ждал обвинительных слов. Подождал… пробежал глазами по голубым штанам и выше… Я увидел, что напротив меня усаживается водитель воздушного лайнера, одетый в форму.

— Кофе, — сказал он в микрофон, развернул газету и углубился в чтение.

Стук моего сердца поутих и стал напоминать нормальный, и я беззвучно отругал себя за излишнюю подозрительность и трусость. Затем произнес вслух в свой микрофон самым низким голосом, на который были способны мои голосовые связки:

— Черный кофе и малигатони^[27] с клецками.

— Опустите шесть долларов, если вам не трудно.

Я сбросил монетки. Сбоку от меня послышалось громыхание оборудования, и на стол выскользнул заказанный завтрак. Я ел неторопливо, поглядывая на часы, затем принялся потихоньку цедить кофе. Я хорошо знал, отсиживаясь как-то в морозильной камере, что на профилактику у механика уйдет не меньше тридцати минут. Я просидел за столиком сорок, и только потом вышел из-за него. Я старался не думать о том, что обнаружу, когда наконец попаду в подсобное помещение Максвиниз. Я хорошо помнил свои прощальные слова — я буду следующим человеком, который войдет в эту дверь. Хо-хо. Следующим человеком оказался механик. Поймал ли он Слона? Я вспотел от одной мысли. Скоро я сам это узнал. Я прошел мимо того грибка, где сидели полицейские. Их не было — ушли обыскивать другую часть улицы — меня, наверное, ищут. Я снова направился к торговому центру. И повстречался с отъезжающим от служебного входа славным фургончиком Максвиниз.

Я держал ключи наготове. Когда я подходил к двери, дорога была пуста — затем я услышал позади себя чьи-то шаги. Полиция? Все с той же заученной настойчивостью мое сердце заколотилось вновь. Я замедлил шаги, подходя к двери. Остановившись и наклонившись вперед, я мял ключи в ладони, словно выбирая нужный мне. Рассматривая ключ, я слышал, как кто-то прошел мимо меня. Молодой человек, который не обратил ни малейшего внимания на мое присутствие. Он продолжал вышагивать по дороге и вошел в дальние ворота рынка. Я оглянулся через плечо — затем прыгнул к двери, пока не появился еще кто-нибудь. Повернул ключ, толкнул дверь — и она, конечно же, не открылась. Запирающий механизм, который я туда вставил, сработал отлично. Он разблокируется через минуту. Шестьдесят коротких секунд. Шестьдесят невыносимо долго тянущихся секунд. Я стоял у двери в своем прекрасном деловом костюме, который был здесь так же неуместен, как и соски на брюхе борова-свинобраза, как было принято говорить у нас на ранчо. Стоял и покрывался испариной, и ждал появления полиции или опять какого-нибудь прохожего. Ждал и терпел. Пока наконец ключ не повернулся, дверь не открылась — и я ввалился внутрь. Пусто! На дальней стене стучало и визжало автоматическое оборудование. Булькал раздатчик напитков, наполняющий контейнер просвистел вниз и исчез. Зато появился дымящийся паром поджаристый бургер. И это продолжалось день и ночь. Но среди всего этого механического движения не появлялась никакая человеческая фигура. Они схватили его — полиция нашла Слона. А теперь они схватят меня.

— Ах, мой мальчик, должно быть, на этот раз это ты…

Из морозильника возник Слон, необъятный в своих изоляционных одеждах, держа в руке все свои пожитки и прижимая под мышкой раскладушку. Он захлопнул за собой дверь, и тут силы покинули меня, и я сел на пол, прислонившись к стене спиной.

— С тобой все в порядке? — спросил он с тревогой в голосе. Я помахал слабой рукой.

— В порядке, в порядке — дай мне только перевести дух. Я испугался, что тебя забрали.

— Тебе не стоило беспокоиться. Когда ты не появился через определенное время, я рассудил, что в нашем плане, наверное, появились кое-какие дополнения. Или небольшая заминка. Поэтому я отрепетировал свой отход на случай, если сегодня объявятся законные пользователи. И они и вправду объявились. А там действительно холодно. Не могу сказать с уверенностью, сколько они тут пробыли, но я был уверен, что ты придумал какой-нибудь способ, чтобы узнать, когда они уйдут…

— Я же хотел тебе сказать!

— В этом нет необходимости. Я нашел спрятанный громкоговоритель и включил его, и слушал, как кто-то бормотал свои проклятия, пока ковырялся с машинами. Через некоторое время стук захлопнувшейся двери и тишина сообщили мне все, что требовалось. А теперь расскажи о себе. Были какие-то проблемы?

— Проблемы! — я рассмеялся от облегчения. Перестав только тогда, когда услышал в своем смехе истерические нотки. Я рассказал ему все, опуская кое-какие самые отвратительные моменты. Он шумно реагировал в нужных местах и внимательно слушал меня до самого конца.

— Ты слишком строг к себе, Джим. Одно маленькое упущение после такого напряженного дня нельзя считать слишком уж неожиданным.

— Зато непростительным! Я был настолько глуп, что чуть не обрек нас двоих на провал. Этого больше не повторится.

— А вот в этом ты не прав, — сказал он, покачав толстым пальцем. — Это может случиться в любое время — пока ты не обретешь навыков в работе. Тебе нужно тренироваться и тренироваться с пользой для дела…

— Конечно!

— …пока оплошность вроде этой не станет невозможной. Ты сделал все невероятно хорошо для человека с твоим опытом. Теперь нужно только совершенствоваться.

— А ты будешь учить меня, как стать таким преуспевающим жуликом, как ты!

В ответ на мои слова он сдвинул брови и помрачнел. Что я сказал такого неподходящего? Я с беспокойством жевал свою больную губу, пока он молча раскладывал кровать наколесиках, а затем уселся на ней, скрестив ноги. Когда же он снова заговорил, я хватал на лету каждое его слово.

— Вот твой первый урок, Джим. Я не жулик. Ты не жулик. Мы не хотим быть преступниками, потому что все они глупы и неквалифицированны. Очень важно понимать и принимать во внимание, что мы стоим в стороне от общества и следуем своим строгим правилам, некоторые из них даже строже, чем те, что существуют в обществе, которое мы отвергаем. Эта жизнь может оказаться одинокой — но ты должен сам выбрать свою дорогу и идти по ней с открытыми глазами. А раз уж путь выбран, ты должен быть верным ему. Ты должен быть более высоконравственным человеком, чем они, потому что тебе придется жить по более строгим моральным законам. И его нормы не содержат слово «жулик». Это слово из их мира, и ты не должен употреблять его.

— Но я хочу быть преступником…

— Оставь эту мысль — как и название. Это, и ты должен простыть меня за такие слова, просто юношеские амбиции. Это только твое эмоциональное неприятие мира, в котором ты живешь и который тебе не нравится. Ты отвергаешь его — но вместе с тем принимаешь его описание того, кто ты есть — «жулик». Но ты не жулик, и я не жулик.

— Тогда — кто же мы? — спросил я с необычайной прилежностью. Слон сложил пальцы пирамидой, нараспев произнося слова.

— Мы — граждане Объективной Реальности. Мы отвергаем упрощенные, скучные, строго регламентированные, бюрократические, нравственные и даже древние библейские истины, по которым они живут. На их место мы ставим свои собственные и гораздо более качественные правила. Мы можем физически двигаться среди них — но мы не они. Там, где они ленивы — мы трудолюбивы. Там, где они безнравственны — мы сама добродетель. Там, где они лгут — мы говорим правду. И может быть, мы являемся главной силой добра в том обществе, от которого мы отказались.

Я не совсем понял, о чем он говорит, но терпеливо ждал, потому что знал, что вскоре все прояснится. И он пояснил.

— Что это за галактика, в которой мы живем? Посмотри вокруг себя. Жители этой планеты, как и жители других планет, входящих в неопределенную организацию, известную под названием Галактической Лиги, это жители обеспеченного, богатого союза миров, в котором слово «преступление» уже почти забыто. Ты был в тюрьме и видел этих угрюмых недоделанных, которых они считают преступниками. И это называется прогрессивным миром! На других планетах, населенных нашими поселенцами, уже почти не осталось недовольных, а уж социально опасных и того меньше. Из этого следует, что как только появляется человек, доставляющий обществу беспокойство, а они все еще рождаются, несмотря на строгий генетический отбор, его тут же ловят и исправляют все его отклонения от нормы. Я как-то летал в космос единственный раз в жизни, путешествие к недалеким мирам. Это было ужасно! Жизнь там похожа на разноцветный и удивительный кусок мокрого картона. И я поспешил назад на Бит О'Хэвен, так как по сравнению с другими планетами Бит О'Хэвен, отвратительная по временам, все-таки райский уголок.

— Когда-нибудь мне бы тоже хотелось посмотреть на эти миры.

— Посмотришь, дорогой мой мальчик, вполне достойное стремление. Но изучи сначала досконально этот мир. И скажи спасибо, что у них нет здесь до сих пор полного генетического контроля — или машин для умственного регулирования, которые борются с обществом. На других планетах дети точно такие же, как и у нас. Кроткие, мягкие и социально приспособленные. Конечно, некоторые из них не проявляют своих генетических недостатков — или преимуществ, как мы бы сказали — пока не станут взрослыми. Эти бедняжки преуспели по части мелких правонарушений — ночные кражи со взломом, ограбления магазинов, кража скота и тому подобное. Они могут избавить их от дурных наклонностей за неделю или две, ну, может, за месяц или два, в зависимости от степени умственного развития той или иной цивилизации. И то, что полиция их в конце концов достанет и засадит за решетку, так же неотвратимо, как и распад атомов или осенний листопад.

Я переварил эту информацию, затем задал очевидный в таких случаях вопрос.

— Но если преступление заключается именно в этом — в протесте против системы — куда это нас заведет?

— Ты не должен задавать таких вопросов. Те отверженные, которых я тебе обрисовал и которых ты встречал в тюрьме, составляют 99,9% уголовного мира в нашем хорошо организованном и принаряженном обществе. И только оставшаяся и самая значительная 0,1%, которую мы представляем, является самой существенной в структуре того же общества. Без нас начнется гибель населения от перегрева. Без нас жизнь этого овечьего стада будет настолько пуста, что начнется массовое самоубийство. Вместо того, чтобы преследовать нас и называть нас преступниками, они должны почитать нас, как своих благодетелей!

Когда он говорил, глаза его возбужденно искрились. Мне не хотелось прерывать его взволнованную речь, но у меня появились кое-какие вопросы.

— Извини, пожалуйста, но будь добр, объясни мне, почему это так?

— Потому что мы задаем полиции работу, им же надо кого-нибудь преследовать, иметь какой-нибудь повод, чтобы рыскать повсюду в своих дорогих машинах. Ну а публика — как они смотрят новости и слушают сообщения о наших последних подвигах, как они рассказывают об этом друг другу и смакуют каждую деталь! Ну а какова же цена этого представления и его общественная польза? Да никакой. Бесплатное обслуживание, даже если мы рискуем своей жизнью, головой и свободой, чтобы доставить им удовольствие. А что мы получаем от них? Да ничего. Просто деньги — бумагу и металлические символы. Все это застраховано. Если мы выпотрошим банк, деньги им вернет страховая контора, которая в конце года недосчитается в своем ежегодном доходе микроскопической суммы. Каждый вкладчик недополучит миллионную долю своей прибыли. Никаких убытков, абсолютно никаких. Благодетели, мой мальчик, мы просто благодетели и никто больше. Но для того, чтобы мы могли совершать для них это благо, мы должны действовать вопреки тем барьерам и правилам, которые они нам выставляют. Мы должны быть такими же скрытными и бесшумными, как и крысы за деревянной перегородкой. Конечно, в прежние времена это было гораздо легче сделать, и в обществе было намного больше крыс, когда правила были не так строги. Так же как в старых деревянных зданиях больше крыс, чем в бетонных. Но и сейчас крысы приживаются в домах. Теперь, когда общество сплошь состоит из железобетона и нержавеющей стали, между стыками остается совсем немного щелей. И только очень смышленые крысы могут отыскать эти лазейки. Только крыса из нержавеющей стали может чувствовать себя как дома в такой окружающей среде.

Я захлопал в порыве восхищения в ладоши, пока они не заболели, и он кивал головой, с грациозным достоинством принимая мои похвалы.

— Вот кто мы такие, — выпалил я. — Крысы из нержавеющей стали! Какая же это честь быть одинокой нержавеющей стальной крысой!

Он опустил голову, соглашаясь с моими словами, затем снова заговорил.

— Не спорю. А теперь — мое горло совсем пересохло от этих длинных речей, и мне интересно было бы знать, сможешь ли ты помочь мне разобраться со всеми этими сложными приспособлениями вокруг нас. Существует ли какой-нибудь способ извлечь из них двойной вишневый сироп?

Я повернулся к лабиринту стучащего и визжащего оборудования, покрывающего внутреннюю стену.

— Конечно, существует. Буду счастлив показать его тебе. У каждой из этих машин есть контрольный включатель. Вот этот, если ты посмотришь поближе, предназначен для раздатчика напитков. Сначала ты должен нажать на кнопку, затем привести в действие раздатчик, который и выдаст напиток сюда, вместо того, чтобы отдать его посетителю снаружи. Все подписано — смотри, вот здесь вишневый сироп. Легкое прикосновение и… пожалуйста!

С присвистом стакан вывалился из раздатчика, и Слон едва успел поймать его. Сделав несколько глотков, он застыл и прошептал уголками губ:

— До меня только дошло, что здесь имеется окошко, и какая-то молодая леди смотрит на меня через него!

— Не пугайся, — успокоил я его. — Оно сделано из одностороннего стекла. Она просто любуется своим лицом. Это сделано для того, чтобы контролеры могли наблюдать за посетителями.

— Правда? А, теперь я и сам вижу. А они действительно обжоры. Их чавкание вызывает ропот в моем собственном животе, должен тебе признаться.

— Нет ничего проще. Вот здесь контрольная кнопка раздатчика пищи. Самый ближайший выдает Макбаннибургер, если он тебе нравится.

— Обожаю до смерти.

— Тогда прошу.

Он схватил дымящийся пакет, традиционно украшенный глазами-бусинками и хвостом с кисточкой, и принялся жевать. Было приятно наблюдать за тем, как он ест. Но я заставил себя оторваться от зрелища, чтобы не забыть бросить монеты в щель позади бронированной кассы.

Слон выпучил глаза от удивления. Проглотив кусок, он произнес:

— Ты платишь! А я думал, что мы попали в гастрономический рай, где бесплатно выдается еда и питье по первому нашему требованию день и ночь.

— Так и есть — так как все эти деньги украдены, и я просто запускаю их в обращение, чтобы поддерживать экономику здоровой. Максвиниз работает без перерыва. И каждый кусочек мяса свинобраза, каждый осколок льда находится на учете. Когда механик проверяет машины, он отвечает за каждую статью расхода. Магазинный компьютер хранит в памяти следы каждой покупки, чтобы запасы, хранящиеся в морозильнике, пополнялись строго в соответствии с нормой. И все собранные деньги каждый день убираются из сейфа на внешней стене, который тоже автоматизирован. Бронированный фургон справляется со всем этим, когда приходит время. Применяется какой-то код, и деньги из сейфа перегружаются в фургон. А если мы просто, не церемонясь, будем питаться, записи откроют факт воровства. Будет проведено тщательное расследование. Мы должны платить, чтобы сумма соответствовала количеству оприходованных продуктов. Но так как мы больше не собираемся сюда возвращаться, мы стащим все эти деньги в день нашего ухода.

— Прекрасно, мой мальчик, прекрасно. А то я уж было обеспокоился твоей вынужденной честностью. Ну а раз уж ты стоишь рядом с контрольной кнопкой, нажми, пожалуйста, и подай мне еще один кусочек жареных ребрышек, пока я плачу.

Полагаю, бывают и более странные места для проведения школьных занятий, но я не мог выдумать более необыкновенного. В определенное время суток ничего нельзя было услышать сквозь стук, скрежет и визг работающего оборудования. Ланч и обед были самыми напряженными часами, но еще один пик приходился на то время, когда заканчивались занятия в школах. Нам приходилось есть самим в это время, потому что разговаривать было просто невозможно, и мы каждый раз проходили по всему списку, имеющемуся в распоряжении Максвиниз. Мы сбились со счета, сколько же Макбаннибургеров провалилось у нас в горло, и сколько мороженых вишен за ними последовало. Мне нравились Доббиндоги, пока я ими не объелся, включал также кнопку со студнем из ножек свинобраза и с оладьями. Слон был всеяден, ему нравилось все, стоящее в меню. Затем, когда толпы редели, после того, как мы смахивали последние крошки с наших губ, мы садились, удобно развалясь на наших креслах, и мое обучение продолжалось. Когда мы начали изучать компьютеры, я обнаружил, что Слон замышлял в последние два десятилетия.

— Дай мне терминал, и я смогу управлять миром, — сказал он, и голос его прозвучал настолько авторитетно, что я поверил, он сможет. — Когда я был молодым, мне доставляло невиданное удовольствие делать жителям этой планеты приятное. Просто дух захватывало, когда я перехватывал движение наличной массы или заменял свою кредитную карточку пачками банкнот. Они так и не догадались, как я это делал…

— А как ты это делал?

— Мы говорим о компьютерах.

— Ну давай отклонимся от темы на этот раз, я прошу тебя. Обещаю использовать этот прием во благо. И может быть, если ты позволишь, даже оставлю им одну из твоих карточек.

— А что, это превосходная идея! Сбить с толку нынешнее молодое поколение полицейских, как я ловко проделывал это с их предшественниками. Я опишу тебе, что произошло, и может быть, ты сам догадаешься, как это было сделано. На центральном монетном дворе, хорошо охраняемом древнем здании с каменными стенами двухметровой толщины, расположены гигантские сейфы, набитые миллиардами долларов. Когда нужно отправлять наличную массу, охрана и официальные лица наполняют специальную коробку, которую потом закрывают и опечатывают под присмотром всех присутствующих. Снаружи здания ожидает конвой полицейских, сопровождающих одну-единственную бронированную машину. По определенному сигналу машина подкатывает задом к обитой броней двери подающего отсека. Внутри здания открывается внутренняя стальная дверь, и коробка помещается в бронированную камеру. Дверь опечатывается до того, как может быть открыта внешняя. Затем коробка совершает путешествие в бронированной машине к специальному поезду, который имеет бронированный вагон. Он имеет только одну дверь, которая запирается, опечатывается и обматывается колючей проволокой с сигнализацией. Его постоянно сопровождает охрана, и таким образом доставляется в город, который нуждается в наличности, огромная масса долларов. Там их ждет другая бронированная машина, коробка перемещается в нее — все еще опечатанная — и доставляется в банк. Там ее вскрывают — и обнаруживают, что в ней содержится только лишь моя визитная карточка.

— Потрясающе!

— Желаешь объяснить, как это было сделано?

— Ты был одним из охранников в поезде…

— Нет.

— Или вел бронированную машину…

— Нет.

Я ломал над этим голову целый час, потом наконец сдался, и он мне все объяснил.

— Все твои предположения заслуживают внимания, но все они опасны. Ты более физически развит, чем я когда бы то ни было. Но я в своих операциях предпочитал мозги мускулам. А причина в том, что я никогда и не вскрывал коробку, чтобы вытащить оттуда деньги, она была пуста еще тогда, когда покидала здание. Или лучше сказать, она была наполнена для веса кирпичами вместе с моей карточкой. Теперь ты сможешь догадаться, как все это произошло?

— Никогда не покидали здание, — пробормотал я, пытаясь заставить мозги работать. — Но ведь коробка была погружена в машину, и в ней что-то было…

— Ты забываешь еще кое о чем.

Я щелкнул пальцами и подпрыгнул.

— Стена, конечно, это должна была быть стена. Ты дал мне все ключи к разгадке, это я оказался таким тупым. Старая, каменная, двухметровой толщины!

— Точно так. Мне понадобилось четыре месяца, чтобы пробить ее. Я истратил на нее трех роботов, но в конце концов я победил. Для начала я приобрел здание напротив монетного двора через дорогу, и мы пробили тоннель под ней. Киркой и лопатой. Очень медленно, очень тихо. Через фундамент здания и стену. Которая, как оказалось, была двойной, и, как водится, между внешней и внутренней оболочкой имелось пространство, заполненное булыжниками и щебенкой. Никто не услышал, как мы открыли стенку подвала, соединявшего внутренний двор здания с внешним, при помощи алмазной пилы. Механизм, который я вмонтировал там, мог поменять коробки за 0,5 секунды. Когда внутренняя дверь закрывалась, немедленно приводился в действие блокирующий затвор, и внешняя дверь не могла быть открыта в это время. Это длилось примерно три секунды, и этого было для меня достаточно. Я включал свой механизм и заменял коробки. Они никак не могли выяснить, как я это делаю. Механизм все еще там. Но вся операция проводится теперь по-другому, да и они перерыли там все вокруг. Компьютерное пиратство — это совсем другое дело. По существу, это просто интеллектуальное упражнение для мозгов.

— Но разве компьютерное пиратство еще возможно в наше время? Со всеми этими шифрами, паролями и блокирующими устройствами.

— Что может быть зашифровано и заблокировано человеком, человеком же может быть и расшифровано, и разблокировано. Не оставляя никаких следов. Приведу несколько примеров. Начнем с проказы под названием округление цифр. Смотри, как это делается. Допустим, у тебя в банке имеется восемь тысяч долларов с заранее оговоренным годовым процентом. Допустим, он равен восьми. Твой банк увеличивает твой счет еженедельно, чтобы ты получал от этого выгоду. Это значит, что в конце первой недели банк умножает твой баланс на 0,0015384 процента и прибавляет эту сумму к твоему счету. Он увеличивается на 12,30 долларов. Правильно? Проверь по своему калькулятору.

Я подсчитал сумму по калькулятору и пришел к тому же самому ответу.

— Точно двенадцать долларов и тридцать центов прибыли.

— Не точно, — возразил он. — Прибыль составит 12,3072 доллара, не так ли?

— Ну да, конечно, но ты ведь не можешь прибавить семьдесят две тысячных цента к чьему-нибудь счету, правда?

— Не так все просто. Во всех финансовых расчетах производятся округления до сотых единиц. У банка в этом случае имеется два варианта поведения. Он может округлять все цифры после 0,005 до одной сотой, а те, что меньше 0,0049, до нуля. В конце рабочего дня округления в ту и в другую сторону сравняются, и банк не окажется внакладе. Или, и это общепринятая практика, банк может просто не принимать во внимание все десятичные знаки кроме первых двух, таким образом имея хоть и небольшую, но постоянную прибыль. Небольшую по банковским масштабам, но очень солидную, как посчитал бы любой простой гражданин. Если банковский компьютер настроить так, чтобы он переводил все эти отброшенные единицы на специальный счет, то почему бы не сделать так, чтобы к концу дня компьютер выдал только текущие счета банка и его клиентов. Никто не пострадает, и все будут довольны.

Я яростно давил клавиши калькулятора, затем довольно рассмеялся, глядя на полученные результаты.

— Точно так. Все довольны — включая держателя этого счета, который составляют теперь все эти тысячные и десятитысячные, отброшенные за ненадобностью юли долларов. Даже если из десятитысячных счетов вычесть половину одной тысячной доли, прибыль банка составит пятьдесят долларов в день!

— Точно. Но большой банк будет иметь выгоду в сотни раз большую, чем твой результат. Эта доля составит, насколько я знаю по собственному опыту, еженедельный доход в пять тысяч долларов.

— И это, это и есть самая простенькая и самая маленькая твоя компьютерная шуточка? — спросил я притихшим голосом.

— Она и есть. Когда корпорации начинают объединять компьютеры в одну сеть, цифры становятся просто неправдоподобными. Очень приятно работать на высоком уровне. Потому что, если ты аккуратен и не оставляешь следов, корпорации даже не подозревают, что их надувают! Они и не хотят ничего знать об этом, и не поверят в это, даже если столкнутся с таким фактом лицом к лицу. Очень непросто выявить компьютерного пирата и признать его виновным. Это отличное хобби для такого пожилого и солидного гражданина, как я. Оно сохраняет мою деловую активность и пополняет мои богатства. И я ни разу не был пойман. Ах, да, кроме одного раза…

Он тяжело вздохнул, и в его вздохе послышалась обида.

— Это моя вина! — крикнул я. — Если бы я не пытался найти тебя, тогда ты бы никогда не навлек на себя федеральных ищеек.

— Нет, Джим, не чувствуй за собой вины. Я недооценил их систему контроля, более строгую, чем те, с которыми я имел дело раньше. Это была моя ошибка — и мне пришлось за нее заплатить. Я и до сих пор расплачиваюсь. Не хочу сказать ничего плохого о надежности нашего нынешнего убежища, но эта упакованная еда начинает слегка раздражать. Или ты этого не замечаешь?

— Мое поколение считает это хлебом насущным.

— Разумеется. Об этом я не подумал. Как лошадь никогда не устает от сена, или свинобраз будет жадно набрасываться на свое пойло до скончания веков.

— Или ты, должно быть, до конца дней будешь с жадностью впиваться в омара и залпом выпивать бокал шампанского.

— Тонко и правильно подмечено, мой мальчик. Как долго ты предполагаешь здесь оставаться? — спросил он, отодвигая прочь полпорции зачерствевших пышек.

— Я бы сказал, что не меньше двух недель, — по его телу пробежала дрожь.

— У меня будет хорошая возможность похудеть.

— За это время горячка погони немного поостынет. Но нам все же придется избегать общественного транспорта, хотя бы некоторое время. Однако я приготовил путь отступления, который очень скоро надежно укроет нас от преследования.

— Осмелюсь спросить — что это будет?

— Лодка, или лучше сказать небольшой катер на Стикс Ривер. Я купил его не так давно от имени компании, он находится в заливе неподалеку от Билльвилля.

— Отлично! — он радостно потер руки. — Конец лета, южный круиз, жаренная на костре форель по вечерам, охлажденное в ручье вино, бифштекс в ресторанчиках на берегу.

— И изменение моего пола.

Он удивленно заморгал, но вздохнул с облегчением, когда я объяснил.

— Я надену девичье платье, когда мы взойдем на палубу и нас можно будет видеть с берега. По крайней мере до тех пор, пока мы не отплывем подальше отсюда.

— Грандиозно. Я немного сброшу вес — здесь не будет больших трудностей с диетой. Отпущу усы, затем бороду, покрашу волосы снова в черный цвет. Это уже кое-что. Так, может, лучше мы останемся здесь еще на месяц, а не на две недели? Я могу продлить свое заключение в этом гастрономическом гетто до тех пор, пока смогу не есть. Фигура моя будет приведена в порядок за эти дополнительные недели, а волосы и борода станут длиннее.

— Можем и остаться, если ты выдержишь.

— Тогда решено. И мы можем полностью посвятить свое время продолжению твоего образования.

Я был слишком поглощен нашими занятиями, чтобы обращать внимание на постоянное присутствие аромата жареных бургеров из свинобраза. Кроме всего прочего, я все еще мог их есть. По мере того как продвигалось мое постижение всевозможных способов обхождения закона в нашем обществе, фигура Слона с таким же успехом понемногу таяла. Мне хотелось покинуть это заведение раньше, но Слон, приняв однажды решение, был непоколебим.

— Раз план утвержден, ему нужно следовать буквально. Его следует изменять, только если меняются внешние обстоятельства. Человек — существо нерациональное, и нужно время и тренировка, чтобы он стал другим. А причины для изменения операции всегда найдутся. — Он вздрогнул от внезапно загромыхавших на большой скорости машин; закончились школьные занятия. Затем перевернул еще один листок своего календаря. — Тщательно спланированная операция обязательно сработает. А будешь вмешиваться в процесс — и все разрушишь. Наш план очень хорош. И мы будем его придерживаться.

Он выглядел намного стройней и крепче, когда настал день нашего исхода. Он прошел горнило гастрономического изобилия и закалился в нем. А я прибавил в весе. Мы выработали план действий, сложили свои немногочисленные пожитки, вычистили все доллары из сейфа — а также уничтожили все следы нашего здесь пребывания. И в конце концов нам оставалось только сидеть и молчаливо поглядывать на наши часы. Когда зазвенел будильник, возвещая о том, что кто-то вставил ключ в замок входной двери, мы были уже на ногах, радостно улыбаясь друг другу. Я отключил будильник, а Слон отворил дверь морозильника. Как только во входной двери повернулся ключ, мы закрыли за собой нашу дверь. Стоя и дрожа от холода в мавзолее Максвиниз, мы прислушивались к шагам механика, входящего в комнату, которую мы только что покинули.

— Слышал? — спросил я. — Он проверяет подачу льда в раздатчике вишневого сиропа. Вот смехота.

— Я бы предпочел не обсуждать содержимое этой ужасной галереи для гурманов. Не пора ли нам идти?

— Пора, — я легко отворил входную дверь и прищурился на яркий солнечный свет, так давно не виденный нами. Теперь дверь служебного фургона, пока на улице никого нет.

— Сюда.

Воздух был свеж и приятен, и наполнен чудесным ароматом. Хотя он пропитался насквозь запахом кухни, я все же уловил это. Я заклинил входную дверь, ведущую в нашу комнату кулинарных ужасов, чтобы задержать немного механика, если он решит покинуть помещение раньше положенного времени. Нам и нужно-то было каких-нибудь пятнадцать минут. Слон набил руку с моей отмычкой и широко распахнул дверцу фургона передо мной, когда я подошел к нему. Он нырнул в кузов, а я неторопливо завел мотор. Все было очень просто. Я высадил его недалеко от залива, где он сидел на скамеечке, греясь на солнышке и приглядывая за нашими пожитками. Теперь не было ничего проще, чем припарковать угнанный фургон где-нибудь рядом с винным магазином. Когда же я ровным шагом, не бегом, вернулся на берег, я махнул рукой в сторону реки.

— Белая лодка, вон та, — второй рукой я дотронулся до усов, проверяя, на месте ли они. — Причал полностью автоматизирован. Я пойду заберу лодку и пригоню ее сюда.

— Начинается наш водный круиз, — сказал он, и в его глазах засверкали веселые искорки.

Я оставил его на солнцепеке и направился к причалу, чтобы предъявить роботу документы на лодку.

— Доброе утро, — пропел он приятным голоском. — Вы хотите забрать пассажирский катер «Джентльмены удачи». Батареи в нем заменены, с вас двенадцать долларов. Продукты загружены…

Он продолжал в том же духе, произнося вслух все расходы и издержки, о которых можно было прочитать на экране — наверное, для тех, кто не умел читать, — и я ничего не мог с этим поделать. Я переминался с ноги на ногу, пока он наконец не закончил, и я не смог опустить необходимое количество монет. В машине что-то булькнуло, и она проглотила их, выдав мне квитанцию. Неспешно я подошел к лодке, предъявил квитанцию и подождал, пока не щелкнет замок цепи, приглашая меня войти. Секунды спустя я уже выруливал на середину реки, направляя лодку к одинокой фигуре на берегу. Точнее, больше не одинокой. Рядом с ним сидела девушка. Я сделал круг, за ним другой. Она не уходила. Слон сидел, сутуло сгорбившись, и не подавал мне никакого знака, что делать. Я сделал еще один круг, но появление патрульной полицейской машины заставило меня грести к берегу. Девушка встала и замахала мне рукой, затем окликнула меня.

— Малыш Джимми ди Гриз, если я не ошибаюсь. Какой приятный сюрприз!

Слишком часто в последнее время в моей жизни стали появляться такие моменты. Причалив к берегу, я взглянул на девушку поближе. Она знала меня, я тоже, должно быть, знал ее; сногсшибательная красавица, само совершенство. Эти алые губы — она! — предмет моих необузданных желаний.

— Это ты, Бет? Бет Нэрэтин?

— Как приятно, что ты меня узнал!

Я спрыгнул на берег со швартовами наготове, но она вырвала их у меня из рук и сама обвязала вокруг тумбы. Через плечо я заметил полицейский катер, быстро проплывающий мимо нас. Затем бросил взгляд на Слона, который просто поднял глаза к небу, когда она заговорила.

— Я сказала себе, Бет, не может быть, чтобы это был Джимми ди Грыз с маленькими прелестными усиками, выпрыгивающий из этого старого фургона Максвиниз. Тот Джимми, которым были полны все информационные выпуски последнего времени. А если это он, то почему бы не последовать за ним, ради наших старых добрых школьных лет. Когда же я увидела, что ты разговариваешь с этим милым джентльменом, я решила подождать тебя здесь, когда ты вернешься с лодкой. Собираетесь в путешествие?

— Нет, не в путешествие, просто однодневная прогулка вверх по реке и обратно. Было бы приятно увидеться с тобой еще раз.

Было бы совсем неплохо. Увидеться с ней, я имею в виду. Предмет моих детских мечтаний. Она покинула школу вскоре после того, как я туда поступил. Но ее было трудно забыть. На четыре года старше меня, совсем зрелая женщина. Сейчас ей около двадцати одного. Она всегда была заводилой в классе, победительница конкурса красоты — Королева Года. И по праву. Сейчас, повзрослев, она стала еще сногсшибательней. Ее голос пробивался через мои воспоминания.

— Не думаю, что ты был со мной откровенен, Джимми. Потому что, глядя на все эти сумки и вещи, я могу поспорить, что вы отправляетесь надолго. На вашем месте я предпочла бы длинный и долгий круиз. Это неплохая идея.

Произнесла ли она последние слова с каким-то другим выражением? Что ей было нужно? Мы не могли здесь больше задерживаться. Ее намерения стали понятны, когда она прыгнула в лодку.

— Всегда найдется место для еще одного человека! — весело выкрикнула она и прошла на сиденье на корме. Я подхватил наши пожитки и прошептал Слону на ухо:

— Она знает меня. Что нам делать?

Он вздохнул в ответ.

— Что мы можем сделать? Я могу сказать только то, что мы теперь имеем пассажира. Предлагаю отложить решение этого вопроса до того, как отплывем. Все равно у нас нет выбора.

И он был прав. Я передал ему наши вещи и принялся развязывать морской узел, который она завязала на веревке. Подтолкнув «Джентльменов удачи» ногой и прыгнув в лодку, я взялся за руль. Слон отнес поклажу вниз, а я включил двигатель и направил лодку вниз по реке. Прочь от Билльвилля, Максвиниз и полиции. Но не от Бет. Она растянулась на палубе передо мной, подогнув юбку, так что я мог любоваться ее великолепными длинными ногами. Что я и делал. Она обернулась и улыбнулась мне, ясно прочитав мои мысли. Я совсем забыл, что хотел переодеться в женское платье — представляю, сколько насмешек бы это вызвало теперь. Я начинал сердиться.

— Ну ладно, Бет, давай-ка разберемся с тобой, — сказал я, с трудом переводя взгляд на чистые воды реки.

— Смотря что ты имеешь в виду.

— Не придуривайся. Ты смотрела новости, сама говорила. Так что ты все обо мне знаешь.

— Конечно, знаю. Знаю, что ты грабишь банки и что ты сбежал из тюрьмы. Это меня ничуть не смущает. У меня у самой неприятности подобного рода. Поэтому, когда я увидела тебя, а затем и эту лодку, я поняла, что у тебя водятся кое-какие деньги. А может, даже много денег. Было бы грешно упустить возможность попутешествовать с тобой. Как ты считаешь?

— Нет, — я старался думать о полиции, а не о ногах. Вот наказание. — У меня и в самом деле есть немного денег. Если я дам тебе сколько-нибудь, высажу тебя на берег…

— Деньги — да, на берег — нет. Я распрощаюсь с НИМ и с Билльвиллем. Теперь я собираюсь посмотреть мир. А ты оплатишь мою дорогу.

Она уютно устроилась на подушке, закинув руки за голову, и улыбалась, наслаждаясь теплыми солнечными лучами. Я мрачно смотрел вперед и думал о трех-четырех ударах, которые сломали бы ее нежную шею… Это не просто шутка. Эту проблему надо было как-то решать, причем без излишней грубости. Мотор гудел, мы продвигались вперед, разрезая носом речную гладь и оставляя позади себя белую пену, и любимый нами Билльвилль; вперед, к открывающимся за поворотом зеленым полям. Слон поднялся на палубу и сел рядом со мной. В ее присутствии мы мало о чем могли поговорить. Мы продолжали свой путь в полном молчании еще около часа, пока впереди не показалась пристань, а на ней небольшой универсам. Бет зашевелилась и села, проводя рукой по великолепным белокурым волосам.

— Знаете что — я проголодалась. Могу поспорить, что вы тоже. Почему бы нам не причалить к берегу вот в этом месте? Я бы сбегала в магазин за едой и пивом. Как вам моя идея?

— Великолепно! — согласился я. Она бежит в магазин, а мы включаем полный вперед и ту-ту.

— Меня ободрали, как липку — улыбнулась она. — Не оставили и гроша за душой. Если вы дадите мне немного денег, я смогу купить ланч. Думаю, тысячи будет достаточно.

Она произнесла это все с той же очаровательной невинной улыбкой, и мне вдруг стало интересно знать, в какие именно передряги она могла попасть. Вымогательство и шантаж — не иначе; было видно, что она на этом уже собаку съела. Я полез в кошелек.

— Вот и прекрасно, — сказала она, пересчитывая пачку денег с сияющими глазами. — Я недолго. И я ЗНАЮ, что вы будете здесь, Джимми, вместе со своим другом. Не могла ли я его видеть в тех же информационных выпусках?

Я сердито смотрел вслед восхитительным движениям ее задницы, когда она мерной рысью направлялась к магазину.

— Ловко она прижала наши шкуры к стене, — мрачно произнес Слон.

— Пригвоздила, ободрала, исполосовала. Что будем делать?

— Только то, что она только что сказала. Кроме как убить ее, у нас нет другого выхода. Но я не сторонник убийства.

— Да и я тоже. Хотя первый раз в жизни я чуть не поддался искушению.

— Что ты о ней знаешь?

— Ничего — последний раз я видел ее в школе. Она сказала, что попала в какую-то неприятную историю, но я понятия не имею, что бы это могло значить.

Он задумчиво кивнул.

— Когда мы от нее избавимся, я справлюсь по своему терминалу. Если ее имя встречается в полицейских докладах, я сам вырою ей могилу.

— Какая нам от этого будет польза?

— Вот уж не знаю, мой мальчик. Нужно что-то делать. По крайней мере мы должны попытаться наилучшим образом выйти из ситуации. Мы так здорово избавились от ужасов свиного заточения и надежно укрылись от наших преследователей. Пока это создание получает от нас деньги, мы в безопасности. До какого-то момента. И ты не можешь не признать, что она дело знает туго.

Я не знал, что ответить на его слова, оставалось только хмуро сидеть и ждать, когда вернется наш непрошеный пассажир.

После ланча мы продолжили наш вояж вниз по реке. Утомившись от принятия утренних солнечных ванн, Бет спустилась в каюту вздремнуть. Слон захотел сменить меня у руля, и я показал ему простую систему контроля и разъяснил кое-какие навигационные знаки. Многого мы не могли сказать друг другу. Но мы о многом думали. В полдень объект наших болезненных раздумий резво проскакала по палубе.

— Какой милый уютный кораблик, — нахваливала она. — Прелестнейшая маленькая уборная, крохотная кухонька, и все остальное. Но только две кровати. Как же мы будем все вместе спать?

— По очереди, — прорычал я — ее голос стал мне уже надоедать.

— Ты всегда был таким грубияном, Джимми. Я думаю, будет лучше всего, если я буду спать внизу. А вы обойдетесь.

— Обойдемся, молодая леди, мы обойдемся? Чем человек такого преклонного возраста, как я, может обойтись на палубе, когда на землю спустится густой ночной туман? — гневу Слона не было предела, но, судя по ее веселой улыбке, он был ей до лампочки.

— Я уверена, что вы найдете выход из положения, — сказала она. — А теперь, мне бы хотелось сделать небольшую остановку в следующем городке. Я так торопилась успеть на ваше судно, что забыла все свои вещи. Одежду, косметику, ну вы понимаете.

— Думаю, тебе не потребуется много денег, чтобы купить все это? — спросил я в шутку. Но она проигнорировала мой немощный юмор.

— Тысчонки хватит, надеюсь.

— Я иду вниз, — сказал Слон и не появлялся на палубе до тех пор, пока она не исчезла. Он принес два пива, и я с жадностью набросился на питье.

— Убийство исключается, — твердо произнес он.

— Убийство исключается, — согласился я. — Но это не значит, что мы не имеем права думать об этом. Так что же мы будем делать?

— Мы не можем просто сняться с якоря и уплыть. Она тут же поднимет на ноги полицию и получит вознаграждение. Мы должны это учитывать и соображать быстрее, чем она. Совершенно очевидно, что она отважилась на путешествие с нами, повинуясь внезапному импульсу. Учитывая ее жадность, необходимо продолжать давать ей деньги. Но рано или поздно она решит, что взяла с нас достаточно, и выдаст нас ради вознаграждения. У нас на борту есть такая вещица, как карта?

Его могучий ум славно потрудился, должен вам сказать. Я не стал задавать лишних вопросов и отыскал карту. Он стал водить по ней пальцем.

— Мы сейчас здесь, мне думается, да, вот в этом самом месте. А ниже по течению, вот тут, находится славный город Вэлс Хэлла. Когда мы там окажемся?

Я глянул на шкалу и замерил расстояние большим пальцем.

— Можем добраться дотуда к завтрашнему полудню, если пораньше тронемся.

Лицо его вдруг расплылось в такой широкой улыбке, что глаза превратились в узкие щелочки.

— Блестяще, просто блестяще! Это нам очень даже подойдет.

— К чему подойдет?

— К моим планам. Я пока придержу их при себе до выяснения кое-каких деталей, которые еще нужно хорошенько продумать. Когда она вернется, ты должен соглашаться со мной во всем, что бы я ни говорил. Это все, что ты должен делать. А теперь другой вопрос. Где мы будем спать ночью?

— На берегу реки, — сказал я, кивнув вниз. — Наша подруга вытянула из меня все деньги, что я взял с собой. Поэтому придется пополнить запасы из тайника. Затем я пойду на берег и куплю палатку, спальные мешки и остальные принадлежности для комфортабельной стоянки.

— Превосходно. А я пока выберу место для лагеря и подработаю свои планы до твоего возвращения.

Я купил также несколько бифштексов вместе с целой коллекцией сказочных вин. Нам нужно было что-то совершенно отличное от кухни Максвиниз. Когда солнце уже совсем склонилось к горизонту, я привязал лодку к деревьям на берегу зеленой долины, там, где мы могли пристроить нашу палатку. Слон, чмокая губами над мясом, объявил, что будет сам готовить обед. Я отбил куски мяса и, пока Слон занимался обедом, а Бет занималась своими ногтями, разложил и приготовил постели. Солнце огромным апельсином горело на горизонте, когда мы с жадностью набросились на еду. Это было потрясающе. Никто не проронил ни слова, пока мы с ней не разделались. Когда исчез последний кусочек, Слон вздохнул, поднял свой стакан, отхлебнул вина и снова вздохнул.

— Хотя я готовил обед сам, должен вам сказать, что это был просто праздник.

— И он уничтожил наконец привкус свинобразьего мяса на губах, — согласился я.

— Мне не нравится вино. Гадость какая-то, — в темноте был виден только ее силуэт. Без привычного аккомпанемента ее совершенных телесных форм, ее голос, как и слова, которые она произносила, оставлял желать много лучшего. Тем не менее густой бас Слона, когда он снова заговорил, был лишен враждебности.

— Бет — ведь я могу называть тебя просто Бет, не так ли? Благодарю, Бет, завтра мы прибываем в город Вэлс Хэлла, где я должен буду сойти на берег и посетить мой банк. Наши фонды немного поредели. Тебе бы не хотелось, чтобы наши денежки вдруг кончились?

— Нет, не хотелось бы.

— Я так и думал. А тебе хотелось бы, чтобы я сходил в банк и принес тебе сто тысяч долларов мелкими купюрами?

Она чуть не задохнулась. Затем она нашарила выключатель, и над нашим тесным кружком вспыхнули импровизированные огни. Она сдвинула брови, глядя на Слона, и, кажется, в первый раз, потеряла невозмутимость.

— Ты что стараешься надуть меня, старина?

— Вовсе нет, девочка моя. Я просто плачу за нашу безопасность. Ты находишься в курсе определенных вещей, о которых, скажем так, лучше не рассуждать вслух. Я думаю, что эта сумма вполне приемлема для того, чтобы хранить молчание. Ты так не думаешь?

Она колебалась — затем вдруг разразилась смехом.

— Конечно, я тоже так считаю. Дай мне только взглянуть на цвет этих бумажек, и я подумаю, не разрешить ли вам продолжать свой путь без меня, бедной.

— Как скажешь, моя дорогая, как скажешь.

Он не сказал больше ни слова на эту тему. Вскоре после этого мы отправились на покой, так как для всех для нас день выдался чересчур хлопотный. Бет расположилась на лодке, а мы устроились в палатке. Когда я вернулся в нее после того, как подключил сирену, чтобы быть уверенным в том, что утром мы найдем лодку на месте, Слон уже вовсю храпел. Прежде чем я уснул сам, я вдруг понял, что бы ни замышлял Слон, он отвоевал у нее еще один день свободы, пока она не додумалась настучать в полицию. Соблазн получить такую огромную сумму обеспечит нам ее молчание. До меня наконец дошло, что Слон несомненно так и планировал.

Спустя час после рассвета мы уже бороздили течение реки, несмотря на все протесты Бет. Она появилась позже, но гнев ее тут же растаял, когда Слон принялся описывать ей ту выгоду, которую она сможет извлекать из вложенной в банк суммы, не растрачивая попусту капитал, а тратя лишь небольшие деньги на текущие покупки, и заворожил ее, словно удав кролика. Я не имел никакого понятия о его дальнейших планах, но мне безумно нравилось каждое мгновение его хитрой игры.

К полудню я отдал швартовы на причале Вэлс Хэлла. Центр города располагался неподалеку, и Слон, причесав бороду и подкрутив усы, выглядел необычайно аккуратно и по-деловому.

— Это не займет много времени, — сказал он, уходя. Бет глядела ему вслед, заранее радуясь своему счастью.

— Это действительно тот, которого они называют «Слон», — сказала она, когда он ушел.

— С чего ты это взяла?

— Только не надо мне заливать. Я видела кадры по ЗУ каналу, о том, как кто-то вызволил его из заключения. Невысокий парень с усиками. Должно быть, это был ты.

— В мире сколько угодно парней с усами.

— Никогда бы не подумала в школе, что ты кончишь этим.

— Могу то же самое сказать и о тебе. Тогда я восхищался тобой издалека.

— Так делали все достигшие половой зрелости мальчишки в нашей школе. Не думай, что я не знала об этом. Мы посмеивались над вами, я вместе с нашим учителем и другими…

Она замолчала и сердито посмотрела на меня, а я разулыбался и пошел вниз мыть посуду, которую она так добросовестно игнорировала. Я почти покончил с этим занятием, когда с берега кто-то прокричал.

— На судне! Разрешите подняться на борт?

На причале стоял Слон, сияя во всем своем великолепии. Его новый костюм, должно быть, стоил скромного состояния. А чемодан, который он держал, должно быть, был изготовлен из натуральной кожи какого-то животного, с которой прекрасно гармонировала золотая отделка. Глаза Бет превратились в два блюдца. Слон взобрался на борт и заговорщически подмигнул нам.

— Лучше пойти вниз, где я мог бы показать вам, что в этом чемодане. Это не для посторонних глаз.

Бет шла впереди, а он прижимал чемодан к груди, пока я не закрыл и не запер дверь. Затем он смахнул бумаги со стола, положил на середину чемодан и, с томительной аккуратностью, расстегнул и открыл его. Даже я был потрясен. Там было намного больше, чем сотня тысяч. Бот смотрела во все глаза. Затем протянула руку и распаковала пачку тысячедолларовых купюр.

— Настоящие? Они настоящие? — спросила она.

— С гарантией монетного двора. Я сам проследил за этим, — пока она сконцентрировала все свое внимание на деньгах, он повернулся ко мне. — А теперь, Джим, не окажешь ли ты мне небольшую услугу? Ты не мог бы найти какую-нибудь веревку или шпагат, я уверен, что ты сам сообразишь что лучше сгодится. Мне бы также хотелось, чтобы была полнейшая тишина, когда ты свяжешь эту девчонку так, чтобы она не могла пошевельнуться.

Я, конечно, ждал какого-нибудь подвоха с его стороны. Но тольконе этого. Она уж было собиралась открыть рот в громком вопле, но я дотянулся до ее прелестной шейки и с силой надавил сразу за ушами.

С какой-то первобытной радостью я разорвал одно из одеял на длинные полоски и связал ими ее нежные запястья и элегантные лодыжки. Я едва успел завязать ей рот, как она пришла в себя и попыталась вскрикнуть. Но вместо громкого вопля послышалось приглушенное хныкание.

— Она может дышать нормально? — спросил Слон.

— Она прекрасно дышит. Только взгляни, как свирепо сверкают ее глаза и сердито вздымается ее великолепная грудь. Она просто замечательно дышит через ноздри. А теперь — не объяснишь ли ты мне, что все это значит?

— На палубе, если ты так этого хочешь.

Он подождал, пока дверь за нами плотно закроется, и заговорил, потирая руки от радости.

— Наши мучения окончены, мой мальчик. Я понял это, как только взглянул на карту. Мой выбор пал на этот прекрасный город по двум причинам. Во-первых, здесь находится отделение Галактического Кредитного Банка, чем я не преминул воспользоваться — и довольно успешно, как ты уже видел. И второй очень полезный для нас факт — в этом городе есть космодром.

Несколько секунд я ломал голову над его словами, пока до моих тугоумных мозгов не дошел наконец их смысл. От изумления я широко открыл рот и не мог произнести ни слова.

— Ты хотел сказать, что нам… мы… мы покидаем планету?

Он кивнул и усмехнулся.

— Точно так. В этом маленьком мире для нас настало, скажем так, горячее время. Оно станет еще жарче, когда наша подруга будет освобождена. Но к этому моменту, мы стряхнем пыль Бит О'Хэвен с наших сапог и будем отсюда на расстоянии многих световых лет. Ты как-то говорил мне, что хотел бы попутешествовать?

— Я говорил, конечно, но разве не существует никакого контроля, досмотра, полиции и прочего?

— Существует. Но таможенные и иммиграционные службы можно обойти, если знать, как это сделать. Я знаю. И прежде чем сделать подобный шаг, я проверил, какие корабли находятся сейчас в порту. Прости, что не имел возможности предупредить тебя — но я был уверен, что твои изумительные рефлексы легко отреагируют на данное предложение. Покидая вас, я и не предполагал, что именно этот день будет началом нашей операции. Я собирался лишь добыть денег, чтобы избавиться от этой девчонки. Одновременно следя за движением кораблей. Но судьба благоволит нам. В порту загружается грузовой космический корабль с Вении — он отправляется рано утром. Замечательно, не правда ли?

— Думаю, да. Но я чувствовал бы себя более уверенно, если бы знал, почему именно Вения.

— Джим, в твоем образовании имеются огорчительные пробелы. Я думал, что каждому школьнику известно, насколько продажны венийцы. Они приносят постоянные хлопоты и огорчения Галактической Лиге. Девиз Вении — La regioj ciam sansiligas. Что переводится примерно так: «Твердых правил не бывает». То есть, можно сказать, что на все случаи жизни существуют свои законы, но взятка может внести в них свои поправки. Я бы не сказал, что это планета уголовников, лучше будет назвать их ловкачами.

— Здорово сказано, — признал я. — Итак, что ты уже организовал?

— Пока ничего. Но мне думается, что такая возможность мне представится, как только мы прибудем в порт.

— Да, конечно, — безо всякого восторга ответил я. Было видно, что это сплошная импровизация, и весь план шит белыми нитками. Но выбора у меня не было. — А что с девчонкой?

— Мы оставим полиции записку на электронной почте, которую они получат, когда нас здесь уже не будет. И укажем в ней то место, где они могут ее найти.

— Только не здесь — слишком людно. Ниже по течению есть автоматизированная пристань. Я мог бы пришвартоваться у одного из отдаленных причалов.

— Замечательное решение. Если ты объяснишь мне, как ее найти, я поспешу на космодром, чтобы подготовить там кое-что. Давай встретимся там в 23:00?

— Договорились.

Я наблюдал, как его величественная фигура исчезает в нарастающей темноте, затем завел мотор и медленно вырулил в сторону канала. Когда я добрался до пристани, уже стемнело. Но она была ярко освещена, и канал был прекрасно виден. Большинство лодок было пришвартовано близко к берегу, что было очень даже неплохо. Я выбрал самое дальнее место для причала. Спустившись вниз и включив свет, я наткнулся на свирепый взгляд прекрасных глаз. Я запер дверь за собой и сел на койку напротив Бет.

— Я хочу поговорить с тобой. Если я сниму повязку, обещаешь не кричать? Мы находимся довольно далеко от города, и тебя все равно никто не услышит. Ну как?

Она нехотя кивнула, все еще глядя на меня с нескрываемой ненавистью. Я снял повязку — и отдернул пальцы как раз вовремя, ее чудесные зубки щелкнули совсем рядом.

— Я могла бы убить тебя, растерзать тебя, зарезать, как последнюю скотину…

— Достаточно, — сказал я. — Я тот человек, который может все это сделать, а вовсе не ты. Поэтому лучше помолчи.

Она замолчала. Вероятно, до нее таки дошло, в каком положении она находится; теперь в ее глазах было больше страха, чем злобы. Мне не хотелось нагонять ужас на беззащитную девушку — но она сама напросилась на подобные разговоры. Она приготовилась слушать.

— Тебе, наверное, неудобно так лежать. Поэтому успокойся и не дергайся, а я тебя развяжу.

Она подождала, пока я освобожу ей руки, и чуть было не вонзила свои ногти мне в лицо, когда я развязывал ей лодыжки. Я ждал этого, поэтому все закончилось тем, что она вновь отлетела на свою койку, потеряв на несколько мгновений сознание.

— Веди себя здраво, — сказал я ей. — А то я быстренько свяжу тебя и всуну кляп в рот. И, пожалуйста, не забывай, что ты сама напросилась к нам.

— Ты уголовник, вор. Подожди, вот доберется до тебя полиция…

— А ты шантажистка. Может, перестанем обзывать друг друга и дурачиться? А теперь слушай, что будет дальше. Мы оставляем тебя на этой лодке, а когда мы окажемся далеко отсюда, полиции будет доложено, где тебя найти. Уверен, что ты им расскажешь сногсшибательную историю. Но здесь останавливаются пассажирские экспрессы, да и много скоростных магистралей. Так что ты никогда не увидишь нас больше, так же как и полиция. — Немного приврать и пустить по ложному следу никогда не повредит.

— Я хочу пить.

— Сейчас принесу чего-нибудь.

Разумеется, она тут же рванула к двери, когда я повернулся к ней спиной, и снова нацелилась мне в глаза, когда я оттолкнул ее. Я мог понять ее чувства — мне было ее даже жаль. После этого время тянулось очень медленно. Она не говорила ничего, что бы мне хотелось услышать — как, впрочем и наоборот. Так проходил час за часом, пока лодка не качнулась, когда кто-то ступил на борт. Я кинулся к ее койке, но она все же успела громко вскрикнуть, прежде чем я заставил ее замолчать. Ручка двери повернулась и шумно захлопала.

— Кто там? — окликнул я, нагнувшись и приготовившись к нападению.

— Свои, можешь мне поверить, — ответил знакомый голос. Я отпер и открыл дверь с величайшим облегчением.

— Она может меня услышать? — спросил он, глядя на лежащее на койке бесчувственное тело.

— Вполне. Дай-ка я свяжу ее для большей надежности, и тогда пройдем на палубу.

Он вышел первым, и, когда я закрывал за собой дверь, внезапная вспышка света осветила ночное небо и превратилась в огромную горящую дугу, устремленную в самую высь.

— Хорошая примета, — сказал Слон. — Настоящий космический корабль. Все готово. Дорога каждая минута, поэтому я предлагаю сейчас же хватать наши пожитки и отправляться в путь.

— На чем?

— На арендованном вездеходе.

— Можно будет проследить за его движением?

— Надеюсь, что да. Пункт проката расположен на железнодорожной станции. Я купил билеты на пассажирский экспресс, для нас двоих, думаю, ты счастлив это слышать.

— Я говорил об экспрессах нашей подруге, которая сидит взаперти.

— Два великих ума работают, как один. Думаю, мне удастся выронить билеты так, чтобы она смогла их рассмотреть, пока мы собираемся.

Мы поспешно вошли внутрь и так же быстро вышли — и я по-настоящему восхитился тем, как искусно сумел выронить Слон легко узнаваемые голубые билеты на экспресс. Они упали на одеяло из его кармана, в то время как его руки были заняты чем-то другим. Мастерски! Закрывая дверь, я не мог удержаться от соблазна послать Бет воздушный поцелуй. И получил в ответ ее сердитый взгляд и глухое рычание, которое я, конечно же, заслужил. Тем не менее, у нее оставалось еще несколько тысяч наших долларов, поэтому ей нечего было жаловаться.

Вернув вездеход и дождавшись, когда мы останемся одни на станции, мы продолжили свой путь к космодрому. До сих пор все проходило в ужасной спешке, и только тогда, когда впереди замаячил ярко освещенный борт настоящего космического корабля, до меня наконец дошло, что же я собираюсь сделать. Я собираюсь лететь в космос! Одно дело смотреть по телевизору космические оперы — и совсем другое, отважиться полететь туда. Я почувствовал, как по моему телу побежали мурашки. Новая жизнь обещала быть очень интересной!

— За перегородку, — приказал Слон. — Наш человек уже там.

Худой высокий человек в промасленных космических одеждах собирался выходить, но вернулся назад в кабину, когда увидел Слона.

— Vi estas malfrua! — сердито проворчал он.

— Vere — sed me havas la monon, — ответил Слон, и в его руке мелькнула огромная пачка долларов, которая тут же успокоила его собеседника. Деньги перекочевали к нему и, после непродолжительных переговоров, за первой пачкой последовала вторая. Утолив жадность, космонавт провел нас в служебный фургончик, и мы взобрались наверх. Дверца захлопнулась, и мы погрузились в полнейшую темноту. Вот это приключение! Невидимые летательные аппараты проносились мимо нас, затем послышались незнакомые звуки каких-то странных ударов, за которыми последовало громкое шипение гигантской змеи. Мы тут же остановились, наш проводник вышел и открыл заднюю дверцу. Я выпрыгнул первым и оказался стоящим у подножья трапа, ведущего внутрь чего-то, что могло быть только помятым фюзеляжем огромного космического корабля. Рядом с трапом стоял вооруженный часовой и во все глаза смотрел на меня. Все кончено, приключение завершилось, едва успев начаться. Что я мог сделать? Бежать, нет — я не мог оставить Слона. Он шагнул из-за моей спины и осторожно направился к часовому, пока я перебирал в голове различные варианты. И протянул ему еще одну пачку денег. Часовой все еще пересчитывал бумажки, а мы уже торопливо поднимались по трапу за нашим провожатым, стараясь не растерять по пути свои пожитки.

— Eniru, rapide! — приказал космонавт, открывая дверь каюты. Мы протиснулись внутрь и очутились в полной темноте, дверь за нами закрылась и защелкнулась на замок.

— Надежное прибежище! — Слон вздохнул с облегчением, шаря по стене рукой и отыскав в конце концов выключатель. Зажегся свет. Мы стояли в крошечной тесной каюте. В ней было две узкие кровати и совсем малюсенькая ванная комната позади. Мрачная картина. Слон благожелательно улыбался, оглядываясь вокруг.

— Нам придется остаться здесь дня на два. Поэтому давай спрячем подальше наши вещички и не будем высовываться. Иначе капитан пригрозит вернуть нас домой, и цена взятки возрастет во много раз. Я уверен, что мы сможем этого избежать.

— А я не уверен, что понимаю в этом хоть что-нибудь. Разве ты еще не отдал взятку?

— Это только первоначальные взносы. Взяткой невозможно поделиться, это твой первый урок. Космонавт получил свое за то, что незаметно провел нас на корабль и устроил так, чтобы у трапа нас встретил милый часовой, который пропустил бы нас за определенную плату. Теперь это в прошлом. Наше присутствие на корабле неизвестно офицерам — и в особенности капитану, для которого потребуется очень солидное вознаграждение. Посмотрим.

— Да, хотелось бы посмотреть. Взяточничество — и в самом деле точная наука.

— Так и есть.

— Как хорошо, что ты можешь говорить на их языке.

Его брови удивленно выгнулись, и он наклонился ближе ко мне.

— Ты нас не понимал? — спросил он.

— Я не изучал иностранные языки в школе.

— Иностранные! — он казался шокированным. — Из какой же глуши этой свинобразьей планеты ты должен был появиться? Это не иностранный язык, дорогой мой мальчик. Это эсперанто, межгалактический язык, простой и ясный, каждый начинает изучать его с самого раннего возраста и разговаривает на нем не хуже, чем на родном. В твоем образовании большие пробелы, но это очень просто исправить. Еще до нашего следующего приземления ты сможешь разговаривать на нем. А для начала, все глаголы в настоящем времени и во всех лицах имеют окончание ая. Сама простота…

Он замолчал, услышав, как кто-то пытается отворить дверь нашей каюты. Он прикоснулся пальцем к губам и показал на ванную комнату. Я нырнул туда и зажег свет в тот самый момент, когда Слон выключал его в каюте. Он поспешно прошмыгнул в ванную и пристроился рядом со мной. Я потушил лампу, а он захлопнул дверь в тот миг, когда отворилась дверь из коридора.

По каюте прогромыхали чьи-то шаги, и слышалось негромкое посвистывание. Обычный осмотр, ничего подозрительного не выявлено, через несколько секунд он уйдет… Но тут дверь ванной комнаты распахнулась, и вспыхнул свет. Офицер в расшитом золотом мундире посмотрел на втиснувшегося в душевую Слона, затем на меня, пригнувшегося к унитазу, и расплылся в отвратительнейшей улыбке.

— Не думал, что в нижнем отсеке будет столько работы. Безбилетники, — в его руке появился небольшой револьвер. — Выходите. Вы двое сходите на землю, а я вызываю местную полицию.

Я наклонился вперед, переложив всю тяжесть тела на ноги, и напряг мышцы, приготовившись атаковать, как только Слон сумеет отвлечь внимание офицера. Мне почему-то не очень хотелось идти против оружия с голыми руками — но еще больше мне не хотелось идти назад в тюрьму. Слон, должно быть, тоже отлично понимал это. Он протянул руку, пытаясь меня удержать.

— Постой, давай не будем спешить, Джеймс. Отдохни, пока я поговорю с этим добрым офицером.

Его рука медленно опустилась в карман, револьвер следовал за каждым ее движением. Он глубоко запустил пальцы и выудил из кармана большую пачку банкнот.

— Это аванс за небольшую услугу, — сказал он, протягивая ее офицеру, который сгреб бумажки обеими руками. Ему нетрудно было это сделать теперь, так как револьвер исчез так же быстро, как и появился. Он принялся считать, а Слон продолжал.

— Услуга, о которой мы покорно просим, заключается в том, что вы не находите нас в течение двух дней. Вы получите эту же сумму завтра, и еще через день, когда вы наконец нас обнаружите и отведете к капитану.

Деньги исчезли, зато вновь появился револьвер — рука его даже не дрогнула. Это было выполнено так виртуозно, что я подумал, что он вполне мог бы стать фокусником.

— Нет, — сказал он. — Думаю, лучше будет, если я заберу у вас все деньги, что вы спрятали у себя и в ваших сумках. Возьму их и тогда уж отведу к капитану.

— Очень даже неразумно, — строго сказал Слон. — Я скажу капитану, сколько именно вы взяли, и он облегчит ваши карманы, так что у вас ничего не останется. Я скажу ему также, кто из членов экипажа был подкуплен, и они тоже лишатся своих денег, а вы станете самым непопулярным офицером на корабле. Ведь так?

— В том, что вы сказали, есть доля правды, — задумчиво произнес он, потирая челюсть, в руках у него вновь ничего не было. — Если вознаграждение будет увеличено, возможно…

— На десять процентов, не больше, — сказал Слон и отсчитал нужную сумму. — До завтра. Пожалуйста, заприте дверь за собой.

— Разумеется. Приятного полета.

Когда он ушел, я слез наконец с унитаза и протянул Слону руку.

— Поздравляю, сэр. Вы великолепно продемонстрировали на примере науку, о существовании которой я даже не подозревал.

— Спасибо, мой мальчик. Это поможет тебе освоить азы. У него никогда не было намерения высаживать нас с корабля. Он подал заявку на торги. Я принял ее, он увеличил ставку, я согласился, и тур завершился. Он понимал, что не может запросить больше, потому что мне понадобится крупная сумма для капитана. Этого не было сказано, но тем не менее это подразумевалось. Игра шла по правилам…

Его слова оборвал громкий звук сирены в коридоре, и над дверью замигал красный огонек.

— Что-то случилось? — выкрикнул я.

— Случилось то, что и должно случиться. Мы готовы к отлету. Предлагаю лечь на койки, потому что некоторые из этих старых развалин увеличивают и без того растущую силу тяжести, когда взлетают. Еще несколько минут, и мы стряхнем пыль Бит О'Хэвен с наших ног. Лучше бы навсегда. Эта тюрьма просто ужас, а пища…

Его слова потонули в нарастающем реве, и койки начали вибрировать. Навалившаяся тяжесть сдавила мне грудь. Совсем как в фильме, только намного более волнующе. Свершилось! Летим! Какие радости нас ждут впереди?

Радости по-прежнему далеко впереди. Матрац был совсем тонким, и от давления у меня заболела спина. Затем мы несколько раз погружались в невесомость, пока наконец не была отрегулирована искусственная сила тяжести. Или почти отрегулирована. Она действовала так, словно немного заикалась. Так же действовал и мой живот. Икота нападала на меня так часто, что в течение следующих дней я ни разу не вспомнил о еде. Зато воды с железным привкусом у нас было достаточно. Офицер продолжал получать взятки, а я продолжал лежать на койке большую часть времени и сосредоточился на занятиях эсперанто, чтобы забыть мои мучения. После двух дней тяготение выровнялось, и ко мне вернулся аппетит. Я с нетерпением ждал нашего освобождения, еще одной небольшой взяточки — и какой-нибудь еды.

— Безбилетники! — раздался голос офицера, открывшего дверь и изображавшего крайнее удивление. Специально для девушки, которая его сопровождала. — Ужасно, неслыханно! Встать, вы двое, и за мной. Капитан Гарт захочет на вас посмотреть.

Представление выглядело очень правдоподобно и было испорчено лишь его рукой, с готовностью потянувшейся за деньгами, как только девушка повернулась к нам спиной. Казалось, что ее чрезвычайно раздражало все происшествие, а может быть, она сама была частью розыгрыша. Мы долго шли по гулкому коридору, затем поднялись на три пролета вверх по металлическим ступеням к мостику. Капитан, увидев нас, остолбенел. Должно быть, он оставался единственным человеком на корабле, который ничего не знал о нашем здесь присутствии.

— Черт побери — откуда они взялись?

— Из одной из пустующих кают в отсеке С.

— Но ведь ты должен был проверить эти каюты.

— Я проверял, мой капитан, в бортовом журнале все записано. За час до старта. После этого я был на мостике с вами. Должно быть, они забрались туда позже.

— Кого вы подкупили? — спросил капитан Гарт, поворачиваясь в нашу сторону, седеющая космическая лиса с кротким выражением глаз.

— Никого, капитан, — сказал Слон, и в его голосе прозвучала искренность. — Я знаю эти старые грузовые корабли очень хорошо. Перед самым стартом охрана у трапа покидает свой пост. Мы незаметно прошли за ними на корабль и спрятались в этой каюте. Вот и все.

— Я не верю ни единому вашему слову. Говорите, кого вы подкупили, иначе вы попадете под стражу и вам грозят большие неприятности.

— Дорогой капитан, ваши честные члены экипажа никогда не взяли бы денег! — Слон не обратил внимания на чье-то громкое фыркание. — У меня есть доказательства. Все мои скромные сбережения при мне и в моем кошельке.

— Вон, — приказал капитан всем находящимся в контрольном отсеке. — Говорю всем. Я побуду на вахте. Мне нужно расспросить этих двух более подробно.

Офицеры и члены экипажа покинули помещение, их лица стали непроницаемы под его взглядом. Когда все вышли, капитан запер дверь и повернулся к нам.

— Ну, давайте, выкладывайте, — приказал он. Слон протянул невероятно огромную пачку долларов, капитан быстро пересчитал ее и покачал головой. — Маловато.

— Естественно, — согласился Слон. — Это только аванс. Полный расчет будет тогда, когда вы высадите нас на какой-нибудь подходящей планете со сговорчивыми таможенными офицерами.

— Вы просите чересчур о многом. У меня нет желания навлекать на себя неприятности со стороны местных властей за контрабанду незаконными иммигрантами. Намного легче будет вытрясти ваши карманы прямо сейчас и распорядиться вами по своему усмотрению.

Эта уловка не произвела на Слона никакого впечатления. Он похлопал себя по карману и покачал головой.

— Вы не можете этого сделать. В моем кармане лежит чек Галактического Кредитного и Биржевого банка на сумму двести тысяч долларов. Он недействителен до тех пор, пока я не подпишу его второй раз. Вы можете делать с нами что угодно, но никогда не заставите меня поставить вторую подпись! Пока мы не будем стоять на твердой почве.

Капитан пожал плечами в раздумье, затем повернулся к приборам, что-то там подкорректировал, прежде чем снова обратиться к нам.

— Дело в том, что вам придется заплатить за обеды, — спокойно сказал он. — Да и на горючее мне никто не подаст.

— Так точно. Давайте определимся с тарифами.

На этом дело и кончилось — но Слон прошептал мне в ухо предупреждение, когда мы шли с ним по коридору.

— Нет никаких сомнений в том, что в нашей каюте установили подслушивающее устройство. И обыскали все наши вещички. Все наши средства находятся при мне. Держись ближе ко мне, чтобы не было каких-нибудь эксцессов. Из этого офицера, например, вышел бы отличный вор-карманник. А теперь — что ты скажешь, если мы немного перекусим? Раз уж мы заплатили, пора прекратить наш вынужденный пост и устроить себе роскошный праздник.

В моем желудке что-то громко заурчало, соглашаясь с данным предложением, и мы направились к камбузу. Так как на корабле не было пассажиров, толстый небритый кок готовил только лишь простую пищу венийских крестьян. Прекрасную для местных жителей, но для других требовалось немного попривыкнуть. Вы когда-нибудь пробовали зажимать свой нос и есть одновременно? Я не стал спрашивать повара, что мы едим — побоялся, что он мне расскажет. Слон глубоко вздохнул и принялся работать вилкой над своей порцией.

— Единственное, что не вспомнилось мне насчет Вении, — мрачно произнес он, — это пища. Все-таки память избирательна. Да и кому же захочется вспоминать подобный праздник?

Я не ответил, так как в этот самый момент припал к своей чашке с теплой водичкой, чтобы хоть каким-то образом избавиться от оставшегося во рту непонятного привкуса.

— Какое блаженство, — наконец выговорил я. — По крайней мере вода здесь не такая, как из крана в нашей каюте.

Слон снова вздохнул.

— То, что ты пьешь — это кофе.

Наше путешествие нельзя было назвать забавным. Мы оба похудели, так как чаще всего проще было отказаться от еды, чем употребить ее. Я продолжал свои занятия, изучая все тонкости растрат, хищений, дачи и получения взяток, двойной и тройной бухгалтерии — все это было выдано мне на эсперанто, и в конце концов я стал говорить на нем так же свободно, как и на своем родном языке.

Во время первой посадки мы оставались на корабле, тогда как офицеры и солдаты таможенной службы наводнили его палубы.

— Не здесь, — сказал нам капитан, рассматривая на экране очертания планеты. — Очень богатое население, они не любят чужаков. А следующая планета в этой системе как раз подойдет вам, сельскохозяйственная, малонаселенная, они принимают иммигрантов, и что самое главное, у них нет таможенной службы.

— Ее название? — спросил Слон.

— Эмфисбиония.

— Никогда не слышал о такой.

— Разве это обязательно? Из тридцати тысяч населенных планет.

— Вы правы. Но все же…

Слон, казалось, был чем-то озадачен, и я не мог понять почему. Если нам не понравится эта планета, мы всегда можем скопить необходимую сумму, чтобы двинуться дальше. Но какой-то неведомый мне инстинкт заставлял Слона быть настороже. В конце концов он подкупил эконома, чтобы воспользоваться бортовым компьютером. Когда мы ковыряли вилками наш обед, он рассказал мне об этом.

— Дело приобретает дурной запашок — еще хуже, чем запах этой пищи, — меня ужаснули его слова. — Я не нашел в галактическом справочнике никаких данных о планете под названием Эмфисбиония. А справочник обновляется автоматически каждый раз, когда корабль приземляется в какое-нибудь обжитое цивилизацией местечко и включается в коммуникационную сеть. Добавлю к этому то, что пункт нашего дальнейшего назначения зашифрован. Только капитан знает код для получения доступа к информации.

— Что мы можем сделать?

— Ничего — до тех самых пор, пока не приземлимся. Тогда и узнаем, что он задумал.

— А ты не можешь подкупить какого-нибудь офицера?

— Уже подкупил — иначе как бы я узнал, что только капитану ведомо, куда мы движемся. Разумеется, он не сказал бы мне этого, не заплати я ему. Как это все гадко. Но я бы поступил точно так же на его месте.

Я постарался подбодрить его, но это было бесполезно. Думаю, что обед окончательно подорвал его боевой дух. Лучше всего было бы высадиться на этой планете, какой бы она ни была. Хороший вор может заработать на жизнь в любом обществе. И еще один несомненный факт. Еда просто обязана быть лучше той размазни, которую мы сейчас с трудом запихивали в рот.

Мы лежали на кроватях, пока корабль не коснулся поверхности планеты и не зажглись зеленые огни. Наши скудные пожитки были уже собраны, и мы снесли их вниз в тамбур. Капитан сам следил за приборами. Он что-то бормотал, в то время как автоматический анализатор атмосферы производил свои контрольные замеры; внутренняя дверь не откроется, пока с этим не будет покончено и не будут получены результаты. Наконец прибор загудел и выдал справку, капитан удовлетворенно хмыкнул, взглянув на экран. Огромный люк со скрипом открылся, впуская струю теплого и едкого воздуха. Мы дружно потянули носами.

— Стилограф к вашим услугам, — сказал капитан Гарт. Слон только улыбнулся в ответ.

Капитан вышел первым, указывая нам дорогу, и мы последовали за ним с нашими сумками. Была ночь, над нами ярко светились звезды, из-за темной полосы деревьев неподалеку слышались крики каких-то невидимых существ. Единственным источником света был освещенный тамбур корабля.

— Ну вот и все, — сказал капитан, остановившись на последней ступеньке трапа. Слон покачал головой, указывая на металлическую поверхность площадки.

— Мы все еще на корабле. Спустимся на землю, если вас это не затруднит.

Они выбрали подходящий клочок земли неподалеку от трапа — но все же не так близко, чтобы попытаться впихнуть нас обратно в корабль. Слон вынул чек, взяв-таки в руки стилограф капитана, и аккуратно вывел свою подпись. Капитан — какая подозрительность! — долго сравнивал ее с верхней подписью, затем кивнул. Он торопливо зашагал к трапу, пока мы подбирали свои пожитки — затем обернулся и выкрикнул в темноту:

— Теперь они ваши!

Как только трап взмыл вверх, мощные прожекторы, прорвав темноту, ослепили нас, пригвоздив, словно мотыльков, к тому пятачку, где мы стояли. Вооруженные люди бежали к нам со всех сторон, а мы крутились на одном месте, словно зверьки в западне, совершенно растерявшись.

— Я же говорил, что здесь что-то не так, — сказал Слон. Он уронил сумки и мрачно наблюдал за приближающимися к нам воинами.

Из темноты появилась великолепная фигура в красной униформе и остановилась перед нами, покручивая огромные и элегантные усы. Как в каком-нибудь историческом боевике, человек нес меч, плотно прижав его к бедру.

— Я заберу у вас все, что вы имеете. Все! Быстро!

Два человека в форме подбежали к нам, чтобы проследить, как мы выполним то, что нам было сказано. Они были вооружены какими-то странными ружьями с огромными стволами и деревянными прикладами. Позади я услышал скрип, это с корабля вновь опустили трап с капитаном Гартом, стоящим на последней ступеньке. Я наклонился, чтобы подобрать сумки, и, ловко извернувшись, нырнул к капитану, пытаясь его схватить. Раздался громкий выстрел, и что-то со свистом пронеслось мимо моей головы и врезалось в фюзеляж корабля. Капитан чертыхнулся и замахнулся на меня кулаком. Лучшего и не придумаешь. Я шагнул в сторону, уворачиваясь от удара, перехватил его руку и двинул ему как следует в поясницу. Он взвизгнул от боли, приятно послушать.

— Отпусти его, — сказал чей-то голос, и я глянул поверх дрожащего плеча капитана, чтобы увидеть Слона, лежащего на земле, и офицера, наступившего ему на грудь сапогом. Судя по всему, меч служил вовсе не для украшения — потому как его острие было прижато теперь к горлу Слона. Похоже, день обещал быть занятным. Я слегка сдавил шею капитана свободной рукой, прежде чем отпустить его. Он изящно соскользнул вниз, и его бесчувственная голова аккуратно приземлилась на ступеньку трапа. Я отошел от него на несколько шагов, и Слон с трудом поднялся на нетвердые ноги, отряхивая с себя пыль и поворачиваясь к человеку, пленившему нас.

— Простите меня, великодушный господин, могу ли я спросить у вас, как называется планета, на чьей поверхности мы стоим?

— Спиовенте, — прозвучал сердитый ответ.

— Спасибо. Если вы позволите, я помогу своему приятелю капитану Гарту подняться на ноги, так как мне хотелось бы извиниться перед ним за запальчивость моего юного друга.

Никто не остановил его, когда он повернулся к капитану, который только что пришел в сознание и в тот же миг вновь потерял его, так как Слон хорошенько двинул ему в ухо.

— Я в общем-то человек не мстительный, — сказал он, отходя от капитана и вытаскивая кошелек. Он протянул его офицеру и сказал:

— Но на этот раз мне захотелось выразить свои чувства, прежде чем я вернусь в свое привычное дружелюбное состояние. Вы понимаете, конечно, почему я так поступил?

— Я сам сделал бы то же самое, — сказал офицер, подсчитывая деньги. — Но шутки в сторону. Больше ни слова, иначе вам придется туго.

Он отвернулся, и из темноты появился еще один человек с двумя черными металлическими скобами в руках. Слон стоял, словно оцепенев, и не сопротивлялся, когда человек наклонился и защелкнул одну из них на его лодыжке. Я не имел представления, что это за штуковина, но она мне не нравилась. На меня ее так просто не наденут. Впрочем, надели. Ружейное дуло вонзилось в мою спину, и я не выразил никакого протеста, когда вещица защелкнулась на положенном месте. Тот, кто проделал все это, наконец встал и посмотрел мне прямо в лицо. Он был так близко, что я чувствовал его влажное дыхание. Он был, в придачу ко всему, ужасно безобразен, с глубоким шрамом через все лицо, что вовсе не прибавляло привлекательности его облику. Он ткнул острым пальцем мне в грудь и заговорил:

— Я, Тарс Тукас, слуга нашего могущественного властелина Капо Доссия. Но никогда не называй меня по имени; зови меня всегда хозяин.

Я назвал его как-то, как-то получше, чем просто хозяин, но тут он нажал кнопку на металлической коробке, которая висела у него на ремне. В тот же миг я очутился на земле, пытаясь стряхнуть красную пелену, заслонившую мне от боли белый свет. Первое, что я увидел после этого, был Слон, лежащий передо мной и стонущий в предсмертной агонии. Я помог ему подняться. Тарс Тукас не должен был этого делать, по крайней мере с человеком его возраста. Когда я повернулся, он ухмыльнулся, и лицо его перекосилось в уродливой гримасе.

— Так кто я? — спросил он. Я подавил в себе искушение, если не ради себя, то ради Слона.

— Хозяин.

— Помни об этом и не пытайся сбежать. По всей стране имеются нервные ретрансляторы. Если я включу эту штуку надолго, твои нервы перестанут работать. Навсегда. Понятно?

— Понятно, хозяин.

— Доставай все, что у тебя есть.

Я достал. Деньги, бумаги, монетки, ключи, часы, какие-то детали. Он бегло обыскал меня и, казалось, был какое-то время удовлетворен.

— Пошли.

Быстро приближался тропический рассвет, и огни гасли один за одним. Мы, не оглядываясь, шли за своим новым хозяином. Слону было нелегко поспевать за ним, и мне пришлось помогать ему. Тарс Тукас привел нас к потрепанной повозке, которая стояла неподалеку. Нам указали на место сзади. Мы сидели на дощатом сиденье и наблюдали, как из грузового отсека корабля спускают на землю большие упаковочные ящики.

— Как здорово ты поддел капитана, — сказал я. — Ты, очевидно, знаешь об этой планете что-то такое, чего я не знаю. Как она называется?

— Спиовенте, — он произнес это слово как грязное ругательство. — Камень на шее Лиги. Капитан продал нас в рабство со всеми потрохами. Да и сам он тоже контрабандист. Существует полнейшее эмбарго на торговлю с этим вонючим миром. А в особенности оружием — которым, я уверен, полны эти ящики. Спиовенте!

Это не много добавило к тому, о чем я уже догадался сам — ничего хорошего ждать здесь не приходится.

— Ты не мог бы быть хоть чуть-чуть посодержательней относительно этого камня на шее?

— Вина за то, что я вовлек тебя в это дело, полностью лежит на мне. Но капитан Гарт поплатится за это. Если нам ничего больше не удастся сделать, мы отдадим его на суд справедливости. Мы должны сообщить об этом Лиге каким-то образом.

Это КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ повергло его в еще большее уныние, и он обессиленно уронил голову на руки. Я сидел и молча ждал, когда он захочет продолжить разговор. И он наконец заговорил, и в отраженном свете я заметил, что в его глазах вновь появилась живая искорка.

— Nil desperandum^[28], Джим. Не позволяй ублюдкам сломить тебя. Мы подоспели сюда как раз вовремя. Лига впервые столкнулась с этой планетой около десяти лет назад. Она была изолирована многие тысячелетия, и дела здесь шли плохо. Это то место, где Преступление показывает себя не с лучшей стороны — потому как уголовники здесь правят бал. Сумасшедший дом, захваченный умалишенными. Сплошная анархия — нет, не совсем так — на Спиовенте анархия выглядит так, словно вся жизнь — сплошной пикник, увеселительные игрища бойскаутов. Я довольно подробно изучал систему управления на этой планете, когда разрабатывал свою собственную философскую теорию. Здесь происходит то, что соответствует канувшим в Лету мрачным векам развития человечества. Оно достойно презрения, с какой бы стороны мы ни посмотрели — но Лига ничего не может с этим поделать, кроме как пуститься на прямое вторжение. Что абсолютно не согласуется с философией Лиги. Сила Лиги оборачивается в данном случае ее слабостью. Никакая планета или планеты не могут напасть на другую планету. А если все же нападет, то будет разрушена другими, так как война в наши дни признана всеми вне закона. Лига может только лишь помочь вновь открывающимся планетам, предложить гуманитарную и техническую помощь. Ходят слухи, что существуют тайные организации в Лиге, которые работают над свержением подобных отталкивающих цивилизаций — но, конечно, это не выставляется для широкой публики. Поэтому то, что нас здесь ожидает — это неприятности и большие неприятности. Ведь Спиовенте — это кривое зеркало, в котором отражаются все современные цивилизации. Здесь нет определенных порядков — только сила. Банды уголовников управляются Капо, человек с мечом в живописной униформе, Капо Доссия, один из них. Каждый Капо контролирует такую большую территорию, какую только может. Его последователи кормятся дележом добычи, выбитой из местного крестьянства или в результате удачной войны. И на самом дне этой уголовной пирамиды находятся рабы. То есть мы.

Он кивнул на наши кандалы, вызывающие болевой шок, и подавленно замолчал. Я тоже.

— Но все же мы можем с оптимизмом глянуть на вещи, — в отчаянии проговорил я.

— С каким оптимизмом?

Я и сам удивился своим словам, бешено размышляя вслух.

— С оптимизмом, да, нужно всегда смотреть на жизнь с оптимизмом. Ну например — мы теперь далеко от Бит О'Хэвен и от всех наших тамошних проблем. И готовы к новому старту.

— Со дна навозной кучи? В качестве рабов?

— Правильно! Отсюда единственное, куда мы можем двигаться — это вверх!

Его губы дернулись в слабой улыбке, отвечая на мою отчаянную реплику, и я торопливо продолжал.

— Например — они обыскали нас и забрали все вещи, что у нас были. Все, да не все. У меня сохранился маленький сувенир в ботинке, еще с моего путешествия в тюрьму. Вот этот, — я достал отмычку, и его улыбка стала заметней. — И он работает — смотри, — я открыл свой болевой обруч и показал его Слону, затем пристегнул его на место. — Итак, когда мы будем готовы бежать — мы сбежим!

Теперь усмешка на его лице превратилась в широкую улыбку. Он протянул руку и тронул меня за плечо в порыве настоящих дружеских чувств.

— Как же ты прав, — просиял он. — Мы будем очень примерными рабами — какое-то время. Достаточное для того, чтобы изучить все ходы и выходы в этом обществе, цепочку управления и возможности проникновения в нее, источники доходов и способы добраться до них. Как только я обнаружу трещины в структуре данного общества, мы вновь станем крысами. Не стальными нержавеющими, боюсь признаться, а с серой шерсткой и маленькими зубками.

— Крыса — как не назови, а звучит благородно. Мы все вынесем!

Нам пришлось подвинуться, когда первый ящик забросили на задок повозки, она затрещала и застонала под его тяжестью. Закинув последний ящик, грузчики забрались к нам сами. Я был рад, что в повозку попадало мало света — мне совсем не хотелось разглядывать их поближе. Трое неряшливых, грязных мужиков, небритых и одетых в лохмотья. И к тому же немытых, насколько мог это определить мой подергивающийся нос. Тут наверх забрался четвертый, крупнее и кошмарнее тех трех, хотя и вид его одежды был немного поприличнее. Он взглянул на нас сверху вниз, и я сразу понял, что дело дрянь.

— Вы знаете, кто я такой? Я — Бугор. Это мое стадо, и вы будете делать то, что я скажу. Для начала я скажу, чтобы ты, старикашка, снял свою курточку. На мне она будет выглядеть симпатичней, чем на тебе.

— Спасибо за намек, сэр, — очень вежливо ответил Слон. — Но думаю, что я все же оставлю ее себе.

Я знал, что он делает, и надеялся не оплошать. Здесь было не слишком много места для размаха, а этот головорез весил в два раза больше меня. У меня было время только для одного удара, не более, и этот удар должен быть очень хорошим и точным. Грубиян взревел от ярости и бросился к нам, карабкаясь через ящики. Охваченные ужасом рабы поспешили убраться с дороги. Я тоже отпрянул в сторону, и он, не обратив на меня внимания, прошел мимо. Прекрасно. Он почти уже добрался до Слона, когда я ударил его по загривку сцепленными вместе кулаками. Раздался глухой стук, и он свалился замертво на крышку ближайшего ящика. Я повернулся к рабам, которые наблюдали за происходящим, выпучив глаза в немом оцепенении.

— Теперь у вас новый Бугор, — сказал я им, и они торопливо закивали в знак согласия. Я ткнул пальцем в ближайшего раба. — Так как меня зовут?

— Бугор, — тотчас же ответил он. — Только не поворачивайся спиной к этому, когда он придет в себя.

— Вы поможете мне?

Усмешка обнажила его почерневшие сломанные зубы.

— Драться помогать мы не будем. Но будем предупреждать тебя, если ты не будешь бить нас, как он.

— Я не собираюсь вас бить. Все поможете?

Они дружно закивали.

— Хорошо. Тогда вот вам первое задание — выбросите своего старого Бугра из повозки. Мне не хотелось бы находиться с ним рядом, когда он очухается.

Они выполнили задание с большим энтузиазмом, добавив к нему несколько пинков по собственной инициативе.

— Спасибо, Джеймс, ценю твою помощь, — сказал Слон. — Я предполагал, что рано или поздно тебе придется с ним сразиться, так почему бы не сделать это пораньше, использовав меня, как отвлекающий маневр. Ну вот, наше восхождение в данном обществе началось — раз уж тебе удалось выбраться наверх из самой низшей категории рабов. Боже праведный — а это что такое?

Я посмотрел туда, куда он показывал, и глаза мои, так же как и его, полезли на лоб. Наверное, это можно было бы назвать машиной, вероятней всего так оно и было. Оно приближалось к нам очень медленно, громыхая и лязгая железом и извергая на ходу клубы вонючего дыма. Оператор развернулся перед нашей повозкой, а его помощник выпрыгнул на землю и соединил ее с тягачом. Повозка, подпрыгнув на месте, двинулась в путь.

— Посмотри внимательней, Джим, и запомни, — сказал Слон. — Ты видишь кое-что, существовавшее на заре технологической революции, давно забытое и потерянное в глубине веков. Этот тягач приводится в движение ПАРОМ. Это паровая машина, как пить дать. Знаешь, а мне начинает здесь нравиться.

Я не был очарован этими допотопными механизмами в отличие от Слона. Мои мысли больше занимал поверженный головорез, и я пытался представить, что произойдет, когда он придет за мной. Я должен был поподробнее разузнать местные правила игры — и побыстрее. Я пододвинулся ближе к остальным, но прежде чем мне удалось начать разговор, мы въехали на мост и, грохоча на всю округу, промчались через ворота в высокой стене. Водитель нашей паровой колесницы остановился и крикнул:

— Разгружайте здесь.

В своей новой роли Бугра я наблюдал за разгрузкой и не пытался им помочь. Последний ящик был опущен на землю, когда один из моих рабов окликнул меня.

— Вон он идет — через ворота позади тебя!

Я быстро повернулся. Он был прав. Экс-Бугор двигался на меня, готовый к бою, с горящим от бешенства лицом и налитыми кровью глазами. Взревев, как разъяренный зверь, он ринулся в атаку.

Первое, что я сделал — дал деру от нападавшего, который рычал позади меня, чуть не наступая мне на пятки. Вовсе не со страху, хотя бояться было чего, а просто потому, что мне нужно было место, где бы я мог как следует развернуться. Как только я отбежал на приличное расстояние от повозки, я повернулся и подставил ему подножку, так что он растянулся во всю длину на навозной куче. Это вызвало у зрителей бурю восторга; я мельком окинул взглядом двор, пока он поднимался на ноги. Вокруг стояли вооруженные воины, еще несколько рабов — и человек в сверкающем красном одеянии, Капо Доссия, который вычистил наши карманы. В моей голове начала появляться кое-какая идея, но прежде чем она могла приобрести определенные формы, мне нужно было двигаться, чтобы сохранить себе жизнь. Головорез кое-чему научился. Он больше не бросался на меня, как дикий зверь. Вместо этого он стал медленно подбираться ко мне, раскинув руки и растопырив пальцы. Если бы я позволил ему нежно приобнять меня, я бы не выбрался из его тисков живым. Я неспешно отступал, поворачиваясь лицом к Капо Доссия, затем отошел в одну сторону и быстро шагнул вперед. Схватив одну из протянутых рук моего соперника обеими руками, я со всей силы рванул ее на себя и вниз. Моего весаоказалось достаточно, чтобы заставить его перелететь через мое плечо и вновь растянуться во весь рост на земле. Я мигом вскочил на ноги — держа в голове ясно очерченный план действий. Показательные выступления.

— Это была правая рука, — громко выкрикнул я.

Шатаясь из стороны в сторону, он попытался возобновить атаку, и я использовал удобный момент для очередного удара.

— Правое колено.

Использовав ловкий прием, я пнул его по колонной чашечке. Это было довольно болезненно, и он вскрикнул, падая на землю. На этот раз он не так скоро поднялся на ноги, но его глаза были все еще полны ненависти. Он не собирался прекращать борьбу до того момента, пока не лишится сознания. Ну хорошо. Это даже лучше для демонстрации моего искусства.

— Левая рука.

Я схватил ее и заломил ему за спину, с силой толкая вперед. Он был силен — и все еще продолжал сопротивляться, пытаясь достать меня правой рукой и подставить мне подножку. Но я опередил его.

— Левая нога, — крикнул я, со всей силы двинув ему под коленку, и он рухнул на землю снова. Я шагнул назад и посмотрел на Капо Доссия. Он с пристальным вниманием наблюдал за боем.

— Можешь убить так же легко, как и плясать свой танец смерти?

— Могу. Но предпочитаю не делать этого, — я почувствовал, что мой противник встал на ноги, раскачиваясь из стороны в сторону. Я слегка повернулся, чтобы краешком глаза видеть его движения. — Что я предпочитаю, так это выбить из него сознание. В этом случае я выиграю поединок — а вы не лишитесь своего раба.

Руки головореза сомкнулись у меня на шее, и он неистово загоготал. Я рисовался и прекрасно это понимал. Должен же я был продемонстрировать аудитории настоящее представление. Поэтому, совершенно не глядя в его сторону, я нанес удар согнутой рукой, вонзая свой локоть в его кишки, в самую середину под ребра, прямо в нервный узел, известный как солнечное сплетение. Он разжал руки, и я шагнул вперед, услышав позади себя глухой удар, когда он всей тяжестью своего тела повалился наземь. Без чувств.

Капо Доссия знаком подозвал меня к себе и заговорил, когда я подошел ближе.

— Это новый для нас способ борьбы, пришелец из другого мира. Мы устраиваем здесь бои среди головорезов и ставим на них деньги. Они дерутся на кулаках, молотя друг друга до тех пор, пока кровь не хлынет рекой и один из них не сможет продолжать бой.

— Такие сражения жестоки и расточительны. Знать, куда ударить и как ударить — вот это искусство.

— Но твое искусство теряет ценность против острого стального клинка, — сказал он, наполовину вытаскивая свой меч из ножен. Теперь мне нужно было действовать осторожно, а то ему вздумается покрошить меня на мелкие кусочки, чтобы посмотреть, что я буду делать.

— Конечно, с голыми руками бесполезно идти против такого мастера клинка, как вы, — насколько я понял, мечом он пользуется лишь за столом, когда нужно отрезать жаркое, но лесть могла мне здесь помочь. — Тем не менее против неумелого фехтовальщика или воина с ножом мое искусство можно применять.

Он переварил сказанное мной, затем подозвал стоявшего рядом воина.

— Ты, доставай свой нож.

Это уже не лезло ни в какие ворота — но я не видел никакой возможности избежать схватки. Воин улыбнулся и, вытащив длинный сверкающий кинжал из ножен, горделиво двинулся ко мне. Я улыбнулся ему в ответ. Он занес кинжал над головой, пытаясь вонзить его в меня сверху — а не держа его прямо перед собой, как сделал бы опытный боец. Я дал ему возможность начать первым и не шевельнулся до тех пор, пока он не ударил. Стандартная защита. Я уклонился от удара в сторону, подставив под его запястье свое предплечье. Схватил руку с кинжалом обеими руками, повернул, вывернул и готово. Все было проделано очень быстро. Нож полетел в одну сторону, он — в другую. Я должен был прекратить демонстрацию как можно быстрее, пока в меня не полетели дубинки, ружья я прочие виды оружия, испробовать которые на мне могло прийти в голову главному головорезу. Я шагнул ближе к Капо Доссия и заговорил негромким голосом.

— Это секретные способы защиты — и убийства — принятые в нашем мире и неизвестные здесь, на Спиовенте. Мне не хотелось бы показывать еще что-то. Уверен, что вы не очень-то желаете, чтобы ваши рабы овладели подобными опасными приемами. Позвольте мне продемонстрировать вам, что я умею, без этой ободранной толпы. Я могу обучать своему искусству ваших телохранителей. Ведь есть люди, которые хотят вас убить. Подумайте сначала о своей собственной безопасности.

Для меня это прозвучало, как лекция по безопасности дорожного движения, но похоже, что она имела смысл для него. Но все же я не окончательно убедил его.

— Я не люблю новых вещей, новых способов. Мне нравится настоящее положение дел.

Разумеется, когда он наверху, а остальные в цепях внизу. Я торопливо проговорил:

— То, что я делаю — не новое. Оно старо, как мир. Секреты, которые тайно передавались из поколения в поколение с незапамятных времен. А теперь эти секреты могут стать вашими. Грядут перемены, вы это знаете, а знание — сила. Когда кто-нибудь придет отобрать у вас все, что вы имеете, любое оружие пойдет в дело, чтобы разбить их.

Я нес какую-то белиберду — но надеялся, что это звучит убедительно для него. Судя по тому, что рассказал мне Слон об этом гнилом мирке, наше единственное спасение было в силе — паранойя окупала все сполна. По крайней мере это заставило его задуматься, что было, по всей видимости, весьма затруднительно для его узкого лба. Он развернулся на каблуках и зашагал прочь.

Вежливость, как и мыло, были незнакомы этой планете. Никаких «увидимся позже» или «дай мне подумать над этим». Мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что публика исчезла. Разоруженный воин сердито смотрел на меня, потирая руку. Но все же он спрятал свой клинок подальше. Раз я разговаривал с самим Капо Доссия, я приобрел в его глазах определенный статус, и он не мог зарезать меня безо всякой причины. Зато запросто мог это сделать мой первый соперник, экс-Бугор. Он сидел совершенно ошеломленный, когда я подошел к нему, и смотрел на меня, прищурившись. Я постарался выглядеть скромно и застенчиво.

— Ты уже два раза подбирался ко мне. Думаю, третьего раза не будет. А если будет, то он будет последним. Ты просто умрешь, если попытаешься выкинуть что-нибудь подобное.

На его лице все еще была написана ненависть, но теперь к ней примешивался страх. Я шагнул вперед, и он съежился от страха. Вот теперь хорошо. Только не надо поворачиваться к нему спиной слишком часто. На этот раз я повернулся и гордо зашагал прочь. Он неуклюже последовал за мной и присоединился к группе ожидающих нас рабов. Казалось, он смирился со своим свержением так же, как и все остальные. В его сторону полетело несколько злобных взглядов, но насилия не последовало. Мне это нравилось. Одно дело упражняться в гимнастическом зале, и совсем другое — связываться с этими злодеями, которые и в самом деле пытаются меня убить. Слон засиял от радости, поздравляя меня.

— Молодчина, Джим, просто молодчина!

— Я устал до смерти. Что дальше?

— Из того, что мне удалось узнать, я понял, что эта группа выходная, так сказать, они отработали ночью.

— Тогда не мешало бы отдохнуть и подкрепиться.

Полагаю, что это можно было назвать едой. Единственное, что в ней было положительного — она не была настолько отвратительна, как та, что готовилась на борту венийского корабля. Огромный и чрезвычайно грязный котел бурлил над огнем у дальней стены здания. Шеф-повар, если можно назвать таким образом отвратительного вида индивидуума, такого же грязного, как и его котел — размешивал его содержимое длинной деревянной ложкой. Каждый взял себе плошку из мокрой кучи, стоявшей на столе, и повар наполнил их до краев. Нечего было беспокоиться о потерянной или сломавшейся вилке или ноже, их здесь просто не было. Все макали пальцы в чашки и засовывали пищу себе в рот, поэтому я сделал то же самое. Это была какая-то овощная размазня, почти безвкусная, но сытная. Слон сел рядом со мной на землю, прислонившись спиной к стене, и не спеша ел свою порцию. Я закончил первым и без труда преодолел желание сбегать за добавкой.

— Сколько нам еще оставаться рабами? — спросил я.

— Пока я не разузнаю, как у них тут организована жизнь. Ты всю свою жизнь прожил на одной планете, поэтому сознательно или бессознательно ты воспринимаешь все через призму того общества, которое ты знаешь, и только его. Но это далеко не так. Культура — такое же изобретение человечества, как и компьютер или вилка. Хотя существует и разница. В то время как мы проявляем желание изменить компьютеры или есть с помощью инструментов, носители данной культуры не терпят никаких перемен. Они верят, что их образ жизни единственно верный и уникальный — и их не собьешь с пути праведного.

— Глупости какие-то.

— Так и есть. Но так как ты знаешь об этом, а они нет, ты можешь действовать, не обращая внимания на общие правила, или использовать их для своей собственной пользы. Как раз сейчас я и занимаюсь тем, что пытаюсь понять, по каким правилам живет здешнее общество.

— Постарайся, чтобы это не заняло слишком много времени.

— Обещаю, так как я и сам чувствую себя тут неуютно. Я должен определить, существует ли вертикальное движение и как оно организовано. Если вертикальной мобильности нет, мы должны будем изобрести ее.

— Ты меня совсем сбил с толку. Вертикальная что?

— Мобильность. Относительно классов и культуры. Например, эти рабы и воины снаружи. Если раб стремится стать воином и имеет такую возможность, значит вертикальная мобильность существует. Если это невозможно, значит общество состоит из неподвижных слоев, и все, чего мы можем добиться — это горизонтальное продвижение.

— Как, например, стать во главе всех рабов и лупить их направо и налево?

Он кивнул.

— Этого ты уже добился, Джим. Мы останемся рабами до тех пор, пока я не выясню, каковы наши возможности. А теперь нам надо как следует отдохнуть. Взгляни-ка, все уже давно уснули на соломе у стен этого здания. Предлагаю присоединиться к ним.

— Согласен…

— Эй ты, поди сюда.

Это был Тарс Тукас. И, конечно же, он показывал на меня. Похоже, что сегодняшний день обещал быть долгим.

Во всяком случае мне удастся взглянуть на местные достопримечательности. Мы прошли через весь двор, арену моих славных побед, и поднялись по высоким каменным ступеням. Здесь нас встретил вооруженный стражник, а два других стояли внутри здания, лениво облокотясь на деревянную скамью, которая была тут одним из предметов роскоши. Полы были застланы плетеными циновками, на стульях и столах лежали вышитые рогожки, стены были увешаны безобразными портретами, некоторые из них отдаленно напоминали Капо Доссия. Меня втолкнули в огромную комнату с окнами, выходящими на городскую стену. За ней виднелись поля, деревья и холмы. Капо Доссия сидел в окружении небольшой компании людей, пьющих из металлических кубков. Они были довольно прилично одеты, если в ваше представление о приличной одежде входят разноцветные кожаные брюки и широкие рубахи навыпуск. Капо Доссия махнул мне рукой.

— Ты, подойди сюда, дай нам взглянуть на тебя поближе.

Остальные повернулись в мою сторону и с интересом пялили на меня глаза, как на породистую лошадь на аукционе.

— Он и в самом деле свалил с ног того верзилу, даже не пустив в ход кулаки? — спросил один из них. — А с виду он такой хилый и тщедушный, если не сказать уродец.

Бывают моменты, когда рот нужно открывать только лишь для того, чтобы положить туда еду. Наверное, это был тот самый момент. Но я так устал и был сыт по горло поворотами судьбы, да к тому же настроение было настолько препоганейшее, что меня прорвало.

— Да уж не тщедушнее и уродливее тебя, свиная задница.

Тут уж я достал его как следует. Он взвыл от ярости, весь залившись краской — выхватил длинную стальную саблю и бросился ко мне. Времени на размышление не было, нужно было действовать. Один из этих франтов стоял рядом со мной, вытянув перед собой кубок с вином. Я выхватил его у него из рук, развернулся и выплеснул содержимое в лицо ринувшемуся в атаку. Большая его часть пролетела мимо, но все же несколько капель попало ему на одежду, что привело его в еще сильнейшую ярость. Размахнувшись, он полоснул саблей воздух, и я поймал удар металлическим кубком, отводя его в сторону. Скользнув кубком по лезвию до самых пальцев воина, я схватил и резко заломил его руку. Он издал изумительный вопль и выронил саблю на пол. После этого он изогнулся в одну сторону, подставив на прощанье под удар спину. Но тут кто-то сзади подставил мне подножку, и я растянулся на полу во весь рост.

Они посчитали это забавным происшествием, по всей видимости, потому что все, что я услышал, был их веселый смех. Когда же я потянулся за упавшим клинком, один из них пнул его в сторону. Дела мои, похоже, были плохи. Я не мог сражаться сразу со всеми. Нужно было найти какой-то выход. Но было поздно. Какие-то двое сбили меня с ног, напав сзади, а третий пнул в бок. Прежде чем я успел подняться, мой сабленосец прыгнул мне на грудь, прижав меня коленом к полу и размахивая надо мной безобразной формы кинжалом.

— Это что еще за тварь, Капо Доссия? — выкрикнул он, держа меня за подбородок свободной рукой и приставляя кинжал совсем близко к моему горлу.

— Пришелец из другого мира, — ответил Капо Доссия. — Они сбросили его с корабля.

— Он представляет для тебя какую-нибудь ценность?

— Не знаю, — сказал Капо Доссия, глядя на меня несколько растерянно.

— Может быть. Но мне не очень-то нравятся его инопланетные штучки. Да прирежь ты его, и дело с концом.

Я не шевельнулся ни разу во время их занимательной беседы, потому как мне самому было интересно узнать, чем она завершится. Но теперь надо было шевелиться. Человек с кинжалом вскрикнул от боли, когда я круто вывернул его руку, наверное, даже сломал ее — и схватил клинок, как только он разжал пальцы. Все еще держась за него, я вскочил на ноги, а затем швырнул его в толпу сотоварищей. Они попытались наброситься на меня сзади, но тут же отпрянули, когда я размахнулся и провел кинжалом по кругу. Теперь вперед, бежать со всех ног, пока они не повытаскивали свое собственное оружие. Спасать свою шкуру.

Единственное направление, которое я знал, вниз по ступеням. Врезавшись на ходу в Тарса Тукаса, я мимоходом двинул ему, и он упал на пол без чувств. Позади меня раздавались яростные крики и рев, и я, не теряя зря времени, понесся вниз. Вниз, перепрыгивая через три ступени, вниз, к стоявшим у входа стражникам. Не успели они вскочить на ноги, как я налетел на них, и мы все повалились на пол. Одного я прижал коленом у самого горла, выхватывая у него из рук ружье. Второй пытался прицелиться в меня из своего оружия, но я как следует врезал ему в ухо прикладом захваченного мной обреза. Громкий топот несся мне вслед, когда я прорвался через дверь наружу и очутился лицом к лицу с удивленным стражником. Он выхватил из ножен свой меч, но прежде чем смог воспользоваться им, рухнул без сознания на землю. Я бросил кинжал и подхватил его более смертоносное оружие. Вперед, к воротам, через которые мы въехали в замок. Они были прямо впереди. Широко распахнутые и надежно охраняемые вооруженными людьми, которые уже вскинули свои ружья. Я резко свернул к бараку для рабов, когда они открыли огонь. Я не знаю, куда летели их пули, но, завернув за угол, я все еще оставался жив. Один меч, одно ружье и некто Джимми ди Гриз, уставший до смерти. Который и не подумал останавливаться или замедлить ход. Стена была совсем рядом — обстроенная лесами и со свешивающейся до земли веревочной лестницей, на которой каменщики производили какие-то ремонтные работы. Я хрипло крикнул и замахал оружием, и рабочие бросились врассыпную. Со всех ног я помчался к лестнице, успев заметить, как пули отскакивают от стены со всех сторон и осколки камня разлетаются вокруг. Затем я взобрался на самый верх стены и, переводя дыхание, в первый раз рискнул взглянуть на то, что делается позади меня. Прямо мне в лицо посыпался град пуль, которые просвистели у меня над головой. Капо Доссия и его придворные прекратили погоню, предоставив это стражникам, и стояли теперь позади них, сыпля проклятиями и размахивая оружием. Очень впечатляюще. Я втянул голову в плечи, когда они снова открыли огонь.

Несколько стражников карабкались по городской стене и приближались ко мне. Что, конечно, ограничивало мои возможности. Я глянул со стены вниз и увидел коричневую поверхность воды, простиравшуюся у самого подножья замка. Вот тебе и выбор!

— Джим, ты должен научиться держать язык за зубами, — сказал я себе, затем сделал глубокий вдох и прыгнул вниз.

Бултыхнувшись в воду, я завяз в ней по самую шею. Жидкая коричневая грязь испортила мой прыжок, и теперь мне приходилось бороться с ней, вытаскивая с трудом то одну ногу, то другую из липкой жижи, пока я наконец не добрался до дальнего берега. Мои преследователи все еще не показывались — но должны были вот-вот нагнать меня. Все, что я мог сделать в этой ситуации, это двигаться дальше. Ползком по травянистому берегу пруда, сжимая в руках похищенное оружие, я скрылся наконец под сенью деревьев. Стражников все еще не было. Должно быть, они пошли в обход по мосту и только затем вышли на мой след. Я не мог поверить в свою удачу, пока не грохнулся плашмя на землю, вскрикнув от переполнявшей меня боли. Боли невероятной, затмевающей белый свет, волю, разум. Потом она прекратилась, и я смахнул слезы с глаз. Кандалы — я совсем забыл про них. Тарс Тукас, должно быть, пришел в сознание и теперь нажимал свою чертову кнопку. Что он про нее сказал? Оставь он ее надолго включенной, и она прекратит работу всех моих нервных окончаний, просто убьет меня. Я дотянулся до своего ботинка и спрятанной в нем отмычки, но тут боль вновь пронзила меня. Когда она прекратилась на этот раз, я был так слаб, что едва мог пошевелить пальцами. Неуклюже ковыряя в замке отмычкой, я подумал, какие же они все-таки садисты. При нажатой кнопке я был фактически мертв. Но кому-то, скорее всего Капо Доссия, хотелось заставить меня страдать и в то же время дать мне понять, что у меня нет никакого выхода. Отмычка была наконец вставлена в замок, когда боль охватила меня еще раз. Когда она отошла, я лежал без движения на боку, отмычка выпала из моих рук, и пальцы совершенно не слушались.

Но я должен был ими шевелить. Еще одна волна мучений, и для меня будет кончено. Я буду лежать в этом лесу, пока не умру. Пальцы мои дрожали, но слегка шевельнулись. Отмычка вновь скрежетнула по замочной скважине, слабо повернулась…

Потребовалось невероятно много времени, чтобы красная пелена спала с моих глаз и муки предсмертной агонии оставили мое тело. Я не мог двигаться, и мне казалось, что я никогда не сумею подняться. Пришлось моргнуть несколько раз, чтобы смахнуть из глаз слезы и увидеть… Увидеть самую прекрасную картину в мире! Отстегнутый болевой обруч валялся передо мной на пожухлых листьях! Только уверенность нашего завоевателя в том, что болевая машина ведет к неминуемой гибели, спасла мне жизнь. Преследователи не спешили; я мог слышать их разговор, когда они пробирались через лес в мою сторону.

— …где-то здесь. Почему они не оставили его в живых?

— Оставить отличного стрелка и фехтовальщика? Об этом не могло быть и речи. Капо Доссия пожелал повесить его тело во дворе замка, чтобы оно висело там, пока не сгниет. Никогда не видел его в таком гневе.

Жизнь медленно возвращалась в мое онемевшее тело. Я отполз со звериной тропы, по которой я до этого пробирался по лесу, и спрятался под сенью низкорослого кустарника, расправляя за собой примятую траву. И как раз вовремя.

— Смотри — он вышел из воды вот в этом месте. И пошел по этой тропе.

Тяжелые шаги приблизились ко мне и прошагали мимо. Я стиснул в руках оружие и сделал единственно возможное в этой ситуации. Затих, лежа на траве, и ждал, когда силы окончательно вернутся ко мне. Должен признаться, что это был довольно скверный момент в моей жизни. Один, без друзей, трясущийся от боли, смертельно усталый, преследуемый вооруженными людьми, посланными убить меня, мучимый жаждой… Можно еще перечислять. Единственное, чего мне недоставало, так это вымокнуть до нитки под дождем.

И дождь пошел!

В жизни бывают взлеты и падения, прекрасные и отвратительные моменты, возвышенные и подавленные состояния души, но чувства никогда не могут переполнить вас до предела. Если вы кого-нибудь любите очень сильно, вы не сможете любить его еще сильнее. Я так думаю. Никогда не имел личного опыта на этот счет. Зато у меня было предостаточно опыта насчет попадания в волчьи ямы. Где я и находился сейчас. Дальше опускаться было некуда, и ничто не могло ввергнуть меня в еще большее уныние. Разве что дождю это удалось. Я начал потихоньку хихикать — затем мне пришлось прикрыть рот рукой, чтобы не расхохотаться вслух. Когда же смех утих, во мне поднялась ярость. Так не обращаются со скромной, но разозлившейся крысой из нержавеющей стали! Которая к тому же опасается заржаветь. Я выпрямил ноги и с трудом подавил вырвавшийся стон. Боль все еще не отпускала, но злость начала ее заглушать. Я зажал в руке ружье и воткнул меч в землю и, ухватившись за ветки деревьев свободной рукой, заставил себя подняться на ноги. Опершись на меч, я стоял, раскачиваясь из стороны в сторону. Но не падал. Наконец я смог сделать один нетвердый шаг, за ним другой, и зашагал, еле передвигая ноги, прочь от своих преследователей и уголовного окружения Капо Доссия. Лес был довольно густой, и я пробирался по невидимым тропам неизмеримо долгое время. Я оставил погоню далеко позади, я был в этом уверен. Поэтому, когда лес начал редеть, а затем и совсем кончился, я прислонился к дереву, переводя дух, и оглядел вспаханные поля. Настало время вернуться в логовище человека. Там, где есть пахота, должны быть и пахари. Их нетрудно было найти. Когда ко мне вернулись силы, я побрел, спотыкаясь, вдоль кромки поля, готовый в любую минуту скрыться в лесу при виде вооруженного человека. И тут я очень обрадовался, увидев небольшой фермерский домик. Он словно врос в землю и был покрыт соломой, и в нем не было окон. По крайней мере с этой стороны. Зато был дымоход, из которого тонкой струйкой поднимался дымок. Топить печь в таком знойном климате не было необходимости, значит это был кухонный очаг. Еда. При мысли о еде мой желудок начал бурлить и урчать, и выражать недовольство. Я чувствовал то же самое. Не мешало бы подкрепиться и промочить горло. Нельзя было найти лучшего места для этого, чем эта заброшенная богом и людьми ферма. Это правда. Я зашагал по борозде к дому и, обойдя его кругом, очутился перед входом. Никого. Но через открытую дверь неслись чьи-то голоса, даже смех — и запах стряпни! Ура! Я медленно прошел в открытую дверь, через прихожую.

— Привет, народ. Смотрите-ка, кто пришел к вам на обед.

Вокруг отдраенного скребком деревянного стола их собралось не меньше, чем с полдюжины, молодых и старых, толстых и худых. С одинаковым выражением крайнего удивления на лицах. Даже ребенок перестал плакать и, подражая взрослым, уставился на меня. Седой старикан нарушил всеобщее оцепенение, вскочив с такой поспешностью, что его табурет о трех ногах перевернулся на пол.

— Добро пожаловать, ваша честь, добро пожаловать, — он изо всех сил дернул себя за чуб, низко кланяясь в знак того, что он очень обрадован моим визитом. — Чем мы можем помочь вам, достопочтенный господин?

— Если бы вы могли поделиться своей трапезой…

— Проходите! Садитесь! Обедайте! У нас, правда, очень скромный стол, но мы с радостью разделим его с вами. Сюда!

Он поставил на место свой стул и пригласил меня сесть. Остальные стремглав вылетели из-за стола, чтобы не беспокоить меня. Видимо, они без труда умели распознавать человеческую натуру и поняли, что я надежный парень — а может, они просто увидели мой меч и ружье. Деревянная плошка была наполнена из котла, висящего над огнем, и поставлена передо мной. Уровень жизни здесь был немного повыше, чем в загоне для рабов, так как меня снабдили деревянной ложкой. Я набросился на еду с нескрываемым удовольствием. Это было овощное рагу, в котором иногда попадались кусочки мяса, все было свеже сорванное и имело чудесный вкус. В глиняной чашке подали ледяную воду, и мне ничего больше не было нужно. Пока я уплетал свой обед, сбившиеся в кучку фермеры тихонько о чем-то перешептывались в дальнем углу комнаты. Сомневаюсь, что они затевали что-нибудь невероятное. Тем не менее, я приглядывал за ними одним глазком и держал руку рядом с рукояткой меча, лежавшего на столе. Когда я разделался с рагу и громко отрыгнул — они дружно загудели на этот мой благоприятный отзыв о их кулинарном искусстве, — старик отделился от толпы и вышел вперед. Он толкал перед собой растерянного юношу, который выглядел ничуть не старше меня.

— Достопочтенный господин, могу ли я говорить с вами? — я махнул рукой в знак согласия и вновь отрыгнул. Он улыбнулся в ответ и кивнул. — О, вы льстите моим кулинарным способностям. Вы, как видно, человек большого ума и с хорошим чувством юмора, образованный и красивый, а также великолепный воин, позвольте предложить вам одно небольшое дело.

Я снова кивнул: лесть откроет перед вами любые двери.

— Это мой третий сын, Дренг. Он силен и прилежен, очень хороший работник. Но наше хозяйство небольшое, а голодных ртов много, нам трудно прокормить их, тем более, что половину того, что мы выращиваем, приходится отдавать нашему дорогому Капо Доссия ради его покровительства над нами.

Говоря это, он опустил голову, но в его голосе наравне с покорностью звучала жгучая ненависть. Мне подумалось, что единственно, от кого Капо Доссия мог защищать этих бедных людей — это от самого Капо Доссия. Он подтолкнул Дренга вперед и сдавил его бицепс.

— Как камень, сэр, он очень сильный. Он всегда стремился стать наемным воином, как ваша честь. Воином, вооруженным и уверенным в своих силах, состоящим на службе у какого-нибудь достопочтенного господина. Благородное занятие. Которое к тому же даст ему возможность приносить своей бедной семье несколько гроутов^[29].

— Я не занимаюсь набором солдат.

— Разумеется, достопочтенный господин! Если он пойдет копьеносцем к Капо Доссия, он не заработает ни денег, ни славы, только скорую смерть.

— Правда, правда, — согласился я, хотя слышал об этом впервые в жизни. Ход мыслей старика несколько озадачил меня, но это было полезно для изучения образа жизни на Спиовенте. Его рассуждения мне не очень понравились. Я отпил еще немного воды и попытался выдавить из себя очередную отрыжку, чтобы ублажить повара, но не смог. А старик тем временем продолжал.

— У каждого воина, такого как вы, должен быть слуга-оруженосец. Осмелюсь спросить — мы посмотрели вокруг и обнаружили, что вы один — что случилось с вашим оруженосцем?

— Убит в сражении, — сымпровизировал я. Он, казалось, был этим просто ошарашен, и я сообразил, что оруженосцы, видно, не должны принимать участие в битве. — Когда враг неожиданно напал на наш лагерь. — Это было уже лучше, он кивнул понимающе. — Я, конечно, отомстил за бедного Смелли. Но на то она и война. Суровая штука.

Моя аудитория понимающе забормотала что-то в углу, так что я спорол, наверное, не очень большую глупость. Я подозвал юношу.

— Поди сюда, Дренг, и расскажи мне о себе. Сколько тебе лет?

Он посмотрел на меня из-под длинной пряди волос и, запинаясь, проговорил.

— Скоро четыре, как раз на Праздник Земляного Червя.

Я не стал уточнять детали насчет этого праздника с отталкивающим названием. А он был довольно взросленьким для своего возраста. Или на этой планете был слишком длинный год. Я кивнул.

— Хороший возраст для оруженосца. А теперь скажи-ка мне, ты знаешь свои будущие обязанности? — да уж, конечно, получше меня, так как я совсем не знал. Он энергично закивал в ответ.

— Это я знаю, сэр, хорошо знаю. Старик Кветчи был когда-то солдатом и рассказывал мне об этом много раз. Чистить и полировать меч и ружье, приносить пищу из общего котла, наполнять фляжку водой, давить вшей камнями…

— Прекрасно, достаточно. Вижу, что ты все отлично знаешь. Даже насчет последней не очень приятной процедуры. Ну а за свои труды ты рассчитываешь получить от меня уроки воинской профессии, — он быстро закивал в знак согласия. В комнате все притихли, пока я обдумывал свое решение.

— Ну ладно, так и сделаем.

Радостные крики эхом отражались от соломенной крыши, и старик вытащил откуда-то глиняный кувшин, наполненный не чем иным, как домашним пивом. Похоже, дела мои пошли на лад, хоть чуточку, но уж точно на лад.

В связи с новым назначением Дренга работы в тот день прекратились. Домашнее пиво было сущей гадостью, но оно содержало немалую долю алкоголя. А это было как нельзя кстати. Я выпил немного, чтобы притупилась боль, но не слишком усердствуя, чтобы не свалиться пьяным под стол, как все остальные. Я подождал, пока старик дойдет до кондиции, и стал потихоньку выведывать у него информацию.

— Я пришел сюда издалека и не имею представления о местных событиях, — сказал я ему. — Слышал, однако, что у вас тут свирепствует здешний забияка, Капо Доссия, грубиян и хвастун.

— Грубиян! — прорычал он и добавил к этому множество красочных эпитетов. — Ядовитые змеи расползаются во все стороны от страха, когда он приближается. И всем хорошо известно, что его взгляд может убить младенца.

Похоже, что так оно и было, но это не представляло для меня большого интереса. Видно, я не рассчитал продолжительность попойки, и теперь бесполезно было ждать от него чего-нибудь вразумительного. Я поискал глазами Дренга и обнаружил, что он с жадностью прильнул к огромному глиняному кувшину с пивом. Я отобрал у него напиток и стал трясти его до тех пор, пока он немного не очухался.

— Пойдем. Нам уже пора прощаться…

— Уходим?.. — он быстро заморгал, стараясь сосредоточить свой взгляд. Без особого успеха.

— Мы. Уходим. Сейчас. В поход.

— А-а, в поход. Я возьму свое одеяло, — он стоял, раскачиваясь из стороны в сторону и не переставая быстро моргать. — А где ваше одеяло, я понесу его?

— Враги отобрали, как и все остальное, что у меня было, кроме меча и ружья, которые я не выпущу из рук, пока в моей груди бьется сердце.

— Сердце в груди… Здорово! Я возьму одеяла.

Он покопался в дальнем углу комнаты и появился с двумя пуховыми одеялами, не обращая внимания на причитания хозяйки по поводу зимних холодов. Даже самые необходимые вещи нелегко доставались здешнему крестьянину. Я должен буду со временем добыть для Дренга хоть немного гроутов. Он стоял теперь с висящими через плечо одеялами и большой кожаной сумкой, набитой до отказа — с пристегнутым к ремню угрожающего вида ножом в деревянных ножнах. Я подождал снаружи, не пожелав наблюдать за традиционной сценой расставания, полной слез и прощальных напутствий. Наконец он вышел, немного протрезвившись, но все еще слегка покачиваясь на ногах.

— Ведите, хозяин.

— Ты будешь показывать мне дорогу. Я хочу посетить замок Капо Доссия.

— Нет! Неужели вы и вправду хотите сразиться с ним?

— Когда-нибудь, когда придет время. А пока все дело в том, что там у него взаперти сидит мой друг. Мне нужно послать ему небольшое сообщение.

— Очень опасно даже просто близко подходить к замку.

— Я это знаю, но я ничего не боюсь. И мне нужно связаться со своим другом. Показывай дорогу — и лучше через лес, если ты не против. Мне не хотелось бы, чтобы нас заметил Капо Доссия или его люди.

Очевидно, Дренгу тоже не хотелось этого. Он совсем протрезвел, ведя меня по едва заметным лесным тропам к противоположному концу леса. Я осторожно выглянул на дорогу, ведущую к подъемному мосту и ко входу в замок.

— Еще чуть-чуть, и они увидят нас, — прошептал он. Я посмотрел вверх на полуденное солнце и кивнул в знак согласия.

— Ну и денек. Мы заляжем здесь в лесу, а дальше двинемся под утро.

— Нельзя двигаться дальше! Это смерть! — он застучал зубами, хотя день был жаркий. Он торопливо повел меня назад в лесную чащу, в неглубокую ложбину, покрытую травой и с бегущим по ней быстрым ручейком. Он достал из сумки глиняную чашку, наполнил ее водой и принес мне. Я припал к ней и подумал, что иметь оруженосца — это не так уж плохо. Сделав свое дело, он расстелил одеяла на траве и тотчас же уснул на них. Я сел, прислонившись спиной к дереву, и в первый раз осмотрел ружье. Оно было совершенно новое и блестело на солнце и никак не сочеталось с этим вывихнутым миром. Вне всякого сомнения, оно попало сюда с венийского корабля. Слон говорил, что они, должно быть, промышляют контрабандой оружия. И вот это оружие я держал сейчас в своих руках. Я стал рассматривать его более внимательно. Никаких отличительных знаков, ни номера, ни серии — никаких отметок, где оно было изготовлено. Это и понятно. Если хоть одно ружье попадет в руки представителю Галактической Лиги, невозможно будет отследить, как оно попало на эту планету и откуда. Ружье было небольшого размера, что-то среднее между стандартной винтовкой и пистолетом. Могу похвастаться, что немного знаком со стрелковым оружием — являясь почетным членом Стрелкового Клуба Пели Гейтс, так как я довольно метко стреляю и не раз помогал им выигрывать призы — но ничего подобного я раньше не видел. Я заглянул в ствол. Тридцатый калибр, непривычно для гладкоствольного оружия. С жестким прицелом, спусковым крючком с предохранителем, с небольшим рычажком на стволе. Я повернул его, и ружье переломилось пополам. По земле рассыпалась целая пригоршня маленьких патрончиков. Я внимательно разглядел один из них и начал наконец понимать, как же обращаться с этим ружьем.

— Ловко. Никаких канавок и пазов, поэтому нечего беспокоиться, чтобы ствол был чист. И чтобы не делать лишних выстрелов, пули снабжены крохотными плавничками, чтобы они летели прямо и никуда не сворачивали. И, ха-ха, проделали бы славную дырочку в теле того, в кого попали бы. Да тут и гильзы нет — никаких забот об использованных медяшках, — я заглянул в патронник. — Все очень рационально и понятно любому дураку. Вложи патроны в углубление в стволе. Когда ты это сделаешь, вложи еще один в патронник. Закрой и защелкни. Небольшой фотоэлемент, чтобы подзаряжать батареи. Нажимай на курок, экран в патроннике накаляется добела, и от него загорается заряд. Газ в патроне от температуры расширяется и вырывается из него наружу, вместе с пулей — а какая-то его часть вталкивает следующий патрон в патронник. Примитивно, безопасно для неумелого стрелка, просто в обращении. И смертоносно.

Подавленный и уставший, я положил ружье рядом с собой, пристроил меч поближе, лег на одеяло и последовал хорошему примеру Дренга.

К восходу солнца мы выспались и немного проголодались. Дренг принес мне воды и протянул полоску чего-то, что напоминало вяленую кожу. Он взял такую же себе и принялся усердно жевать ее. Завтрак в постели — просто замечательно! Я надкусил свой кусочек и чуть не сломал себе зуб. Это не только напоминало вяленую кожу, но и имело точно такой же вкус.

К тому времени, когда мост, лязгая цепями, опустился вниз, мы лежали в рощице на холме совсем рядом с замком. Это было самое близкое укрытие, которое мы смогли найти. По понятным причинам, все деревья и кусты на подступах к воротам были вырублены. Оно располагалось не так близко, как мне бы того хотелось, но приходилось с этим мириться. Но для Дренга оно находилось слишком близко, судя по тому, как он дрожал всем телом, прижавшись ко мне. Первым из ворот вышел невысокий вооруженный человек, за которым следовало четыре раба, волоча за собой повозку.

— Что сейчас будет? — спросил я.

— Сбор налогов. Идут получать свою долю урожая.

— Мы видим, кто выходит из ворот — а ваши фермеры когда-нибудь входят в замок?

— Боже упаси! Никогда!

— А разве вы не продаете им продовольствие?

— Они сами берут у нас все, что им нужно.

— И дрова вы им тоже не продаете?

— Они тащат у нас все.

Да, у них какая-то односторонняя экономика, мрачно размышлял я. Но я должен был на что-то решиться, ведь не мог же я оставить Слона в качестве раба в этом проклятом богом месте. Мои размышления были прерваны возникшим за воротами переполохом. И тут, словно мои мысли смешались с действительностью, из ворот выскочила тучная фигура, сбив на ходу стражника, и со всех ног помчалась прочь. Слон! Бегущий во весь опор. Но ему вдогонку уже неслись вооруженные стражники.

— Возьми вот это и беги за мной! — крикнул я, пытаясь всучить Дренгу рукоятку меча. Я помчался вниз по склону так быстро, как только мог, крича на ходу, чтобы привлечь их внимание. Но они даже не смотрели в мою сторону, пока я не выстрелил поверх их голов.

И тут началось. Стражники замедлили бег, один из них даже припал к земле, прикрыв голову руками. Слон продолжал удирать — но один из его преследователей оказался совсем рядом за его спиной, размахивая длинным копьем. Он достал-таки им Слона и сбил его с ног. Я выстрелил на бегу еще раз, перепрыгивая через Слона и свалив копьеносца прикладом своего ружья.

— Вверх, на холм! — выкрикнул я, когда увидел, что Слон пытается подняться на ноги; кровь заливала всю его спину. Я бабахнул еще раза два и повернулся, чтобы помочь ему. И увидел, что Дренг сжимал рукой меч — но лежал, не двигаясь, на вершине холма.

— Спускайся вниз и помоги ему, а то я сам тебя убью! — крикнул я, оборачиваясь и открывая огонь по врагу. Я никого не задел, но не давал им поднять головы. Слон, спотыкаясь, карабкался наверх, и Дренг, в котором заговорила совесть — или страх, что я и в самом деле убью его — спустился вниз к нам на помощь. Над нами свистели пули, поэтому я, крутясь как волчок, палил во все стороны.

Мы добрались до вершины невысокого холма и помчались в сторону спасительного леса. Нам пришлось наполовину тащить на себе грузное тело Слона, потому что он еле волочил ноги, спотыкаясь на каждом шагу. Я мельком взглянул на его спину — и убедился, что рана неглубокая, ничего страшного. Наших преследователей все еще не было видно, когда мы на полном ходу врезались в густые заросли кустарника и скрылись под сенью деревьев.

— Дренг, выводи нас отсюда! Они не должны нас теперь поймать!

К нашему великому удивлению, не поймали. Деревенский парень, должно быть, озорничал в этих лесах всю свою молодую жизнь, потому что знал здесь все тропинки и дорожки. Но все же нам пришлось нелегко. Валясь с ног от усталости, мы взобрались на невысокий травянистый склон с редкими жалкими кустиками. Дренг раздвинул ветви в одном месте и открыл перед нами вход в неглубокую пещеру.

— Я как-то загнал сюда пушного зверька. Никто больше не знает об этой пещере.

Вход был очень узким, и нам стоило больших трудов протолкнуть Слона внутрь. Но внутри пещера расширялась, и мы могли свободно сидеть, хотя стоять места было уже маловато. Я взял одно из одеял, расстелил его на земле и завернул Слона, положив его на бок. Он застонал. Все его лицо было покрыто грязью и синяками. Ему досталось больше всех. Но, взглянув на меня, он нашел в себе силы улыбнуться.

— Спасибо тебе, мой мальчик. Я знал, что ты будешь там.

— Ты знал? Я и сам этого не знал до последнего момента.

— Ерунда. Но давай быстрее, пожалуйста…

Он скорчился от боли и застонал, выгнув тело от невыносимых мук. Болевой обруч — я совсем забыл про него! А он все еще продолжал принимать сигнал, несущий неминуемую гибель. Поспешишь — людей насмешишь. Поэтому я, немного поумерив пыл, неторопливо снял с ноги ботинок, открыл заветный тайничок и достал из него свою отмычку. Наклонился, вставил ее в замочек — и обруч, щелкнув, разомкнулся. Боль пронзила мою руку, пальцы стали неметь, и я с силой отбросил эту штуку в сторону.

Слон лежал без чувств и тяжело дышал. Ничего не оставалось делать, кроме как сидеть и ждать.

— Ваш меч, — сказал Дренг, протягивая его мне.

— Займись им пока сам. Если ты думаешь, что можешь с ним справиться.

Он опустил глаза и с дрожью в голосе произнес:

— Я хочу быть храбрым воином, но я такой трусливый. Я не мог двинуться с места, чтобы помочь вам.

— Но ведь в конце концов ты смог. Запомни вот что. На свете нет такого человека, который бы не испугался чего-нибудь в тот или иной момент. Смел не тот, кто ничего не боится, а тот, кто умеет преодолеть свой страх и идти вперед.

— Превосходная мысль, молодой человек, — раздался низкий голос. — Которую всегда следует помнить.

Слон пришел в себя, и на его изнуренном лице появилась слабая улыбка.

— Так вот, Джим, я говорил, прежде чем они включили свою адскую машинку, что я знал, что ты будешь сегодня там. Ты на свободе — и я знал, что ты не оставишь меня в этом проклятом богом месте. Твой побег произвел громадный переполох и много шума, беготню взад и вперед до самого вечера, пока ворота не закрыли на ночь. Было совершенно очевидно, что тебе не удастся пробраться внутрь в это время. Но на рассвете ворота вновь открываются, и у меня не было ни малейшего сомнения, что ты будешь где-нибудь поблизости, стараясь найти какой-нибудь способ вытащить меня. Простая логика. Я еще упростил твою задачу, выйдя к тебе навстречу.

— Очень просто! Но ведь тебя чуть не убили!

— Но не убили же. И теперь мы вдвоем, в надежном месте, далеко от них. Плюс ко всему я вижу, что ты сумел привлечь на нашу сторону союзника. Хорошо потрудился за день. А теперь один очень важный вопрос. Что мы будем делать дальше?

Действительно, что?

— Что касается того, что нам делать дальше — ответ предельно ясен, — сказал я. — Мы остаемся здесь, пока не улягутся страсти. Что должно произойти довольно быстро, потому как мертвый раб не представляет для них никакой ценности.

— Но я прекрасно себя чувствую.

— Да, но ты забываешь о том, что болевой обруч может убить, если его оставить включенным продолжительное время. Поэтому, как только наш путь будет свободен, мы отправимся к ближайшему человеческому жилью и перевяжем тебе рану.

— Думаю, это не более чем царапина, хотя и сильно кровоточит.

— Заражение крови и инфекция. Перво — наперво нужно позаботиться о твоей ране, — я повернулся к Дренгу. — Ты знаешь каких-нибудь фермеров, что живут поблизости?

— Нет, но здесь живет вдова Апфельтри, сразу за холмом, позади мертвого дерева, на краю болота…

— Отлично. Показывай дорогу и не болтай лишнего, — я вновь повернулся к Слону. — А вот когда мы управимся с твоей спиной, что потом?

— А после этого мы поступим на службу в армию. Раз уж ты теперь вошел в роль наемного воина, лучшего и не придумаешь. Армии располагаются внутри замков, где обязательно должна быть какая-нибудьпотайная комната за семью замками, где они хранят все свои гроуты. И, пока ты совершенствуешь свое военное искусство, я, как принято говорить, изучу обстановку. А поможет нам в этом благородном деле одна армия, которая, как мне кажется, очень подойдет в данном случае. Армия, состоящая на службе у Капо Димона.

— Только не Капо Димон! — воскликнул Дренг, хватая себя за волосы. — Это дьявол во плоти, он ест младенцев на завтрак, пьет из черепа своей первой жены, обивает мебель человеческой кожей…

— Достаточно, — приказал Слон, и Дренг умолк. — Понятно, что он не пользуется популярностью здесь, во владениях Капо Доссия. А все потому, что он является его заклятым врагом и периодически приходит сюда с войной. Но я уверен, что он ничем не хуже — или лучше — чем любой другой Капо. Но у него есть одно преимущество. Он — враг нашего врага.

— Почти наш друг. Все правильно. Я остался в долгу перед стариком Доссией, и мне не терпится вернуть ему все сполна.

— Тебе не следует точить на него зуб, Джим. Это притупляет проницательность и влияет на твою карьеру. Нашей целью сейчас должно быть добывание гроутов, а не мародерство.

Я утвердительно кивнул.

— Разумеется. Но пока ты разрабатываешь план ограбления, почему бы мне не утолить немного жажду мести.

Я видел, что он не одобряет моих эмоций — но я не мог принять его олимпийского спокойствия. Возможно, что это всего лишь издержки молодости. И я переменил тему разговора.

— После того, как мы выгребем драгоценности, что потом?

— Мы разузнаем, как местные жители общаются с внешним миром, с контрабандистами, хоть с той же Вении. С единственной целью поскорее покинуть этот отсталый и ужасный мир. А для того, чтобы сделать это, нам придется стать верующими, — он захихикал, увидев мое потрясение. — Как и ты, мой мальчик, я разбираюсь в гуманитарных науках и не чувствую необходимости верить в сверхъестественное. Но здесь, на Спиовенте, вся прогрессивная технология, как мне кажется, сосредоточена в руках монашеского ордена, известного под названием Бенедиктинцы…

— Нет! Подождите! — воскликнул Дренг; вот уж поистине источник дурных новостей. — Они владеют такими вещами, которые Сводят Людей с Ума. Из их мастерских льются сплошным потоком необычные и странные приспособления. Машины, которые могут издавать вопли и рычание, говорить сквозь небеса, ну и те же болевые обручи! Не связывайтесь с ними, хозяин, умоляю вас!

— То, о чем поведал нам наш юный друг, правда, — сказал Слон. — За исключением страха перед неизведанным. В результате определенного процесса, который не имеет для нас никакого значения, вся технология в этом мире оказалась сконцентрированной в руках этого ордена Бенедиктинцев. Не имею ни малейшего представления, к какой религии они относятся, если относятся вообще к какой-нибудь, но они снабжают остальных машинами, которые мы видели. Это дает им возможность находиться под постоянным покровительством. Если одному из Капо вздумается напасть на них, другие тут же примчатся на помощь, чтобы обеспечить себе постоянный доступ к плодам новейшей технологии. Только благодаря им мы сможем приблизиться к нашему спасению и исходу из этого мира.

— Поддерживаю предложение, и оно принято единогласно. Вступаем в армию, хватаем как можно больше гроутов, связываемся с контрабандистами — и покупаем билет на обратную дорогу.

Дренг широко открыл рот в изумлении, слушая наши длинные — речи. Было видно, что он мало что понимает из того, что было сказано. Его стихией было действие. Он бесшумно вышел на разведку и еще более незаметно вернулся. Вокруг никого не было, путь был чист. Слон теперь мог с нашей незначительной помощью самостоятельно передвигаться, да и домик вдовы был не так далеко. Даже несмотря на заверения Дренга, вдова тряслась от страха, пропуская нас внутрь своей обители.

— Ружья и мечи. Убийство и смерть. Я обречена, обречена.

Не обращая внимания на причитания, исходящие из беззубого старушечьего рта, мы принялись за дело. Старушка, выслушав мои наставления, повесила котелок с водой на огонь. Я оторвал длинную ленту от одеяла, прокипятил ее и промыл рану Слона. Она была неглубокая, но серьезная. Мы вынудили вдову поделиться своими запасами самогона, и Слон передернулся, когда я влил его в рану. Надеюсь, что в нем содержится достаточно алкоголя, чтобы подействовать как антисептик. Оставшуюся часть прокипяченного одеяла я употребил, чтобы перевязать рану — и это было все, что я мог сделать в данной ситуации.

— Отлично, Джеймс, отлично, — сказал он, осторожно надевая на плечи свою куртку. — Годы, проведенные тобой в подростковом Клубе юных следопытов, не прошли даром. А теперь давайте поблагодарим добрую вдову и покинем ее гостеприимный дом, так как, судя по всему, наше присутствие очень уж ее огорчает.

Так мы и сделали, и зашагали прочь по открытой, хорошо наезженной дороге, с каждым шагом все дальше и дальше от славного Капо Доссия. Дренг оказался хорошим проводником, то заводя нас во фруктовый сад, то вырывая на ходу съедобные клубни на полях, по которым мы шли, прямо на глазах у их законных владельцев, которые тут же прикладывали руку ко лбу, едва завидев мое вооружение. В этом мерзком мире только вооруженные до зубов бандиты пользовались почетом и уважением. Первый раз в жизни я начал ценить мораль и нравы, существующие среди миров Галактической Лиги.

День приближался к вечеру, когда впереди замаячили стены замка. В его очертаниях присутствовало больше вкуса, чем во владениях Капо Доссия, или так, по крайней мере, казалось на расстоянии. Замок располагался на острове посреди озера. С берегом его соединяла насыпная дамба и подъемный мост. Дренга опять затрясло от страха, и он был рад остаться со Слоном на берегу, когда я храбро отправился к замку навстречу опасности. Я воинственно прошагал по каменной дамбе и ступил на мост. Два стражника смотрели на меня во все глаза с нескрываемой подозрительностью.

— Доброе утро, братцы, — окликнул я бодро, ружье на плече, меч в руке, живот назад, грудь вперед. — Это владения Капо Димона, известного далеко и широко по всей округе своей добротой и силой оружия?

— А кто спрашивает?

— Я спрашиваю. Вооруженный и полный сил и энергии солдат, который желает записаться на службу к вашему благородному рыцарю.

— Твое дело, братец, твое дело, — мрачно произнес один из них. — Через ворота, потом через весь двор, третья дверь направо, спросишь Папашу Шранка. — Он наклонился и прошептал: — За три гроута я дам тебе небольшой совет.

— Идет.

— Тогда плати.

— Немного погодя. Сейчас я гол, как сокол.

— Оно и видно — раз ты пришел наниматься на такую работу. Ну, ладно, тогда пять через пять дней, — я кивнул. — Он предложит тебе очень мало, но ты не соглашайся на меньше, чем два гроута в день.

— Спасибо за доверие. Я отплачу тем же.

Я с важным видом прошагал мимо ворот и нашел нужную мне дверь. Она была открыта и слабо освещена заходящим солнцем, и толстый человек с лысой головой чиркал что-то на каких-то бумажках. Он поднял глаза, когда моя тень упала ему на стол.

— Иди отсюда, — крикнул он, тряхнув головой так яростно, что посыпавшийся с нее фонтан перхоти засверкал в солнечных лучах. — Я же сказал вам всем, что до послезавтрашнего утра никаких гроутов.

— Я еще не поступил к вам на службу — и не стану этого делать, если вы таким вот образом платите войску.

— Прости, добрый чужеземец, солнце прямо в глаза. Заходи, заходи. Хочешь поступить на службу? Разумеется. Ружье и меч — а еще какое снаряжение?

— Кое-что есть.

— Прекрасно, — он потер руки так, что они затрещали. — Паек для тебя и твоего оруженосца и один гроут в день.

— Два в день и замена всего нашего снаряжения.

Он нахмурился — затем пожал плечами и, нацарапав что-то на бумаге, подсунул ее мне.

— Годичный контракт, полный расчет в конце срока. Раз уж ты не умеешь читать и писать, думаю, постараешься и накарябаешь вот здесь свой неразборчивый крестик.

— Я умею читать, да так хорошо, что вижу тут цифру четыре, которую и исправлю, прежде чем подписать, — что я и сделал, поставив на линии подпись судьи Никсона, прекрасно зная, что покину это место еще до того, как завершится срок моей службы. — Пойду позову своего оруженосца, который ожидает за воротами вместе с моим престарелым отцом.

— Никакой дополнительной еды для бедных родственников! Поделитесь своим.

— Согласен, — сказал я. — Вы сама доброта.

Я подошел к воротам и махнул рукой своим товарищам.

— Ты мне должен, — сказал стражник.

— Я отдам — как только эта жаба золотушная мне заплатит.

Он одобрительно хрюкнул.

— Если тебе кажется, что он не очень хорош, — подожди своей встречи с Капо Димоном. Я бы не ошивался вокруг этой вонючей свалки, если бы не премия из боевых трофеев.

Они медленно приближались к нам, Слон почти силком тащил упирающегося Дренга.

— Боевые трофеи? Скоро будут выдавать?

— Сразу после сражения. Мы выступаем завтра.

— Против Капо Доссия?

— Вряд ли. Говорят, что у него полно всяких драгоценностей и золотых гроутов, и еще всякой всячины. Было бы здорово собрать такой улов. Но не в этот раз. Все, что мы знаем, это то, что придется идти на север. Мы должны совершенно неожиданно напасть на кого-то, может, даже на какого-нибудь нашего союзника, поэтому они не хотят, чтобы кто-нибудь из наших проговорился. Неплохо придумано. Застать их врасплох, когда подъемный мост опущен, и можно считать, что половина сражения выиграна.

Я обдумывал эту небольшую военную хитрость, шагая во главе своей малочисленной банды в указанном направлении. Солдатские казармы, хотя их и не станешь вписывать в красочный буклет для туристов, все же намного приятнее скотского загона для рабов. Деревянные нары для бойцов с соломенными матрацами — немного соломы рядом с нарами для оруженосцев. Мне, наверное, стоило позаботиться об устройстве Слона. Но я был уверен, что небольшой подхалимаж сделает свое дело. Мы сели вместе с ним на нары, а Дренг отправился разыскивать кухню.

— Как спина? — спросил я.

— Болит, но совсем немного. Я чуточку отдохну, а затем примусь за исследование плана местности…

— Утром у тебя будет достаточно времени для этого. Должно быть, мне придется отлучиться на пару дней.

— Я тоже так думаю. А вот и наш оруженосец с провиантом!

Это было горячее овощное рагу с плавающими на поверхности кусочками какой-то безымянной птицы. Наверняка птицы — так как из мяса торчали птичьи перья. Мы разделили рагу на три равные порции и с жадностью набросились на еду. Свежий воздух и долгая прогулка разбудили в нас зверский аппетит. В рацион входила также кружка кислого вина, но ни мой желудок, ни желудок Слона его не принимали. Чего нельзя было сказать о Дренге, который залпом осушил обе наши порции. Затем свернулся калачиком под нарами и сладко захрапел.

— Я пойду осмотрюсь немного, — сказал я. — А ты пока отдохни на моей койке до моего возвращения…

Меня прервал громкий и фальшивый рев сигнальной трубы. Я поднял глаза и увидел, что в дверном проеме стоял трубач, злорадно оглядывая казарму. Затем извлек из своего инструмента еще один совершенно не музыкальный звук. Я был готов схватить его за горло, если он попытается дунуть в него еще раз, но он отошел в сторону и поклонился. А его место заняла тонкая фигурка в голубой униформе. Все солдаты, наблюдавшие за этим, слегка наклонили головы и встряхнули оружием, салютуя вошедшему, и я сделал то же самое. Это был не кто иной, как Капо Димон собственной персоной. Он был такой тощий, что казалось, будто живот прирос у него к спине. К тому же у него, наверное, было нарушено кровообращение или он родился с такой голубой кожей. Маленькие красные глазки пристально смотрели из глубоких голубых впадин, в то время как пальцы, прозрачные как небо, осторожно ощупывали острую челюсть.

Он подозрительно оглядел казарму и заговорил; несмотря на всю свою худобу, голос его был сильным и густым.

— Мои воины, у меня для вас хорошие новости. Готовьтесь сами и приготовьте свое оружие, мы выступаем сегодня в полночь. Это будет марш-бросок, нам нужно дойти к рассвету до Пинетта Вудз. Пойдут только солдаты — и налегке. Ваши оруженосцы останутся здесь и присмотрят за вашими вещами. Мы заляжем в лесу на день, а с темнотой двинемся дальше. Ночью мы встретим наших союзников и на рассвете совместными усилиями ударим по врагу.

— Один вопрос, Капо, — окликнул его один из солдат. Убеленный сединой и весь в шрамах, должно быть побывавший во многих переделках. — Против кого мы выступаем?

— Вы узнаете об этом перед самой атакой. Мы сможем добиться победы только благодаря внезапному нападению.

Вокруг раздавалось недовольное бормотание, когда ветеран вновь выступил вперед.

— Пусть наш враг останется в секрете — но по крайней мере скажи, кто наши союзники.

Капо Димону не понравился вопрос. Он задумчиво потер щеку и принялся вертеть в руках рукоятку меча, в то время как аудитория молча ждала. Само собой разумеется, что ему нужно было наше добровольное и сознательное участие в этом деле, поэтому в конце концов он заговорил.

— Вам будет очень приятно услышать, что наши союзники обладают огромной волей и силой. У них также имеется на вооружении машина, способная пробивать городские стены. При их содействии мы можем взять любой замок, победить любую армию. Мы счастливы сражаться на их стороне, — он сжал губы, борясь с нежеланием продолжать дальше и осознавая в то же время, что он должен это сделать. — Победа нам гарантирована, так как наши союзники не кто иные, как… монахи из ордена Бенедиктинцев.

Наступило долгое молчание, — настолько все были потрясены услышанным, — за которым немедленно последовали возмущенные крики. Я не понимал до конца, что все это могло значить, единственное, что я знал наверняка, это то, что ничего хорошего ждать не приходится.

Как только Капо Димон произнес последние слова, он удалился, и дверь захлопнулась за ним с громким стуком. Со всех сторон неслись гневные и возмущенные возгласы — но один человек возмущался и кричал громче всех. Это был израненный ветеран. Он вскочил на стол и заставил всех замолчать.

— Здесь все знают меня, знают старого Таскера. Я резал головы в то время, когда большинство из вас еще сажали на горшок. Поэтому я сейчас буду говорить, а вы будете меня слушать, и может, потом я дам вам возможность сказать что-нибудь в ответ. Есть кто-нибудь здесь, кто не согласен с этим?

Он сжал огромный кулак и выставил его перед собой, нахмурившись и сердито оглядывая притихшую аудиторию. Кое-где еще раздавалось недовольное бормотание, но не такое громкое, чтобы его можно было принять за несогласие.

— Хорошо. Тогда слушайте. Я знаю этих педерастов в черных рясах и я им не верю. Они не думают ни о чем больше, кроме как о своих собственных шкурах. Если они хотят, чтобы мы сражались на их стороне, значит они попали в весьма затруднительное положение и предпочитают увидеть мертвыми нас, а не своих собратьев. Мне это совершенно не нравится.

— Мне это тоже нисколько не нравится, — выкрикнул еще один солдат. — Но разве у нас есть какой-нибудь выбор?

— Никакого, — сердито прорычал Таскер. — И это именно то, что я собирался вам сказать. Думаю, мы повязаны с ними одной веревкой, — он вытащил свой меч и потряс им над головой. — Все оружие, что у нас есть, особенно новые ружья и пистолеты, достаются нам от них, Бенедиктинцев. Если бы они не снабжали нас оружием, нам нечем было бы драться, а раз нам нечем было бы драться, мы все сдохли бы в первом бою или вернулись назад к своим фермам. Это не по мне. Думаю, что и вам это не очень подходит. Мы все — одна семья. И будем драться все — или никто не будет драться. А если уж мы будем драться и кто-то из вас вздумает улизнуть с поля боя перед началом атаки, мой меч всегда отыщет его и проткнет насквозь его печенку.

Он взмахнул над головой сверкающим клинком, и все замерли, уставившись на него во все глаза.

— Веский довод, — прошептал Слон. — Железная логика. Жаль только, что все это пропадает даром ради таких низменных целей. Тебе и твоим товарищам не остается ничего иного, как просто согласиться.

Слон был прав. Они еще немного покричали и поспорили, но в конце концов согласились с предложенным планом действий. Они выступят на стороне Бенедиктинцев. Но никто из них, включая меня самого, не был особенно счастлив по этому поводу. Они могли возмущаться и спорить до самой ночи, но я так устал, что решил потратить оставшиеся часы на то, чтобы немного соснуть. Слон отправился побродить и собрать кое-какую информацию, а я свернулся на нарах и погрузился в тревожный сон.

Громкие окрики разбудили меня, и я почувствовал себя еще более уставшим, чем перед сном. Никто не испытывал большой радости в связи с ночным марш-броском или с нашими боевыми товарищами; меня повсюду окружали хмурые взгляды и отборнейшая брань. Они произносили даже такие ругательства, которые я ни разу не слышал в своей жизни, мне они так понравились, что я решил запомнить их, чтобы применять потом в будущем. Я вышел на улицу к примитивному умывальнику и побрызгал холодной водой на лицо. Мне показалось, что это немного помогло. Когда я вернулся, Слон сидел на моей койке. Он поднял и протянул ко мне свою огромную руку.

— Ты должен поберечь себя, Джим. Это очень жестокий и смертоносный мир, здесь все против тебя. Помни об этом.

— Это стиль моей жизни — поэтому не беспокойся обо мне.

— Но я беспокоюсь, — он тяжело вздохнул. — У меня нет ничего кроме презрения по отношению ко всем этим предрассудкам, астрологам и хиромантам, поэтому ты поймешь, почему я чувствую отвращение к себе за мрачное уныние, которое охватило меня. Но я не вижу впереди ничего, кроме безнадежной пустоты. Наша дружба продолжается недолго, и мне не хотелось бы, чтобы она так скоро кончилась. И все же, прости меня, прости, если можешь, но я не в состоянии преодолеть в себе чувство опасности и отчаяния.

— На это есть веские причины, — крикнул я, стараясь придать своим словам хоть немного энтузиазма. — Тебя оторвали от тихого спокойного образа жизни, посадили в тюрьму, освободили, помогли сбежать, спрятали, посадили на диету, снова помогли удрать, вынудили давать взятки, потом надули, избили, продали в рабство, ранили — и ты еще удивляешься, почему на тебя напала депрессия?

Его губы вновь тронула слабая улыбка, и он взял мою ладонь в свою руку.

— Ты прав, Джим, конечно, прав. В крови появились токсины, и в коре головного мозга наступил застой. Береги свои тылы и возвращайся живым. Ну а пока ты этим занимаешься, я выясню, как можно выпотрошить из нашего Капо немного гроутов.

Он выглядел немного старше своего возраста — впервые с того момента, когда мы встретились. Покидая казарму, я видел, как он устало вытянулся на нарах. Он должен чувствовать себя лучше, когда я вернусь. Дренг будет приносить ему пищу и присмотрит за ним. А я должен полностью сконцентрироваться на том, чтобы остаться в живых, чтобы я смог вернуться назад.

Это было ужасно тоскливый и изматывающий марш-бросок. День был жарким, и ночь была ничуть не прохладней. Мы еле волочили ноги, обливаясь потом и отбиваясь от мошкары, вылетевшей к нам навстречу из темноты. Мы шагали по разбитой дороге, и в наши ноздри забивалась грязь и пыль. Но мы шли все дальше и дальше, еле поспевая за громыхающей и посвистывающей странной повозкой, возглавляющей наше кошмарное ночное шествие. Одна из допотопных паровых машин тащила походный фургон Капо Димона, в котором он относительно комфортно расположился вместе со своими офицерами. Мы шагали вперед, и с каждым шагом проклятия и возмущенные возгласы в наших рядах становились все тише и тише. Когда же мы наконец укрылись под сенью деревьев Пинетта Вудз, мы настолько вымотались, что слов для возмущения у нас просто не было. Я сделал то же самое, что и большинство остальных — упал без сил под дерево, на мягкую и приятно пахнущую постель из хвои, и застонал от наслаждения. В это время славные воины, во главе со стариной Таскером, прильнули к положенной им кружке кислого вина, прежде чем лечь отдыхать. Я закрыл глаза, еще раз глубоко вздохнул и заснул крепким сном.

Мы провели здесь целый день, радуясь возможности отдохнуть. К полудню нам наконец выдали сухой паек. Теплую вонючую воду, в которой нужно было размачивать какие-то каменные кусочки, видимо считавшиеся у них хлебными сухарями. После этого мне удалось еще немного поспать, до самых сумерек, когда мы вновь построились в шеренги и продолжили свои ночной марш-бросок.

Через несколько часов мы вышли к перекрестку дорог и повернули направо. По рядам прокатился недовольный ропот, поднятый теми, кто, очевидно, хорошо знал здешние места.

— Что они говорят? — спросил я шагающего рядом со мной и до сих пор молчавшего воина.

— Капо Динобли. Вот против кого мы идем. Никого другого быть не может. В этом направлении больше нет никаких замков, до которых можно добраться за один-два дня.

— Ты что-нибудь знаешь о нем?

Он хмыкнул и долго не отвечал, но позади него кто-то сказал:

— Я служил у него, правда давно. Старикашка, да к тому же голубой, теперь и подавно древняя развалина. Просто еще один Капо.

С каждым шагом я чувствовал все большую и уже невыносимую усталость. Нет уж, на свете существуют более интересные способы зарабатывать себе на жизнь. Это будет моей первой и последней кампанией. Как только мы вернемся, я и Слон стащим у них все их сокровища и сбежим, унося с собой столько, сколько сможем унести. Замечательная мысль. Я чуть не натолкнулся на идущего впереди меня человека, но вовремя остановился. Мы сделали привал в том месте, где к дороге примыкала кромка леса. На темном фоне деревьев выделялись еще более темные тени. Я попытался разглядеть, что это такое, но тут по рядам прошел один из офицеров.

— Мне нужны добровольцы, — прошептал он. — Ты, ты, ты, ты и ты.

Он дотронулся до моей руки, и я оказался одним из добровольцев. Нас было около двадцати человек, выдернув из шеренги, нас погнали куда-то по направлению к лесу. Небо очистилось от туч, и света звезд нам хватило для того, чтобы разглядеть, что черные громадины — это нечто иное, как какие-то странные приспособления на колесах. Я слышал свист вырывающегося наружу пара. Темная фигура вышла нам навстречу и остановила нас.

— Слушайте меня, я скажу вам, что вы должны будете делать, — сказал он.

Когда он говорил, в ближайшей к нам машине открылась дверца. Из нее вырвалась яркая вспышка огня — это в топку подбросили дров. В этом мимолетном мерцающем свете я сумел разглядеть говорившего. Он был одет в черную робу, голова была покрыта капюшоном, скрывавшим его лицо. Он показал на машину.

— Эту штуку нужно протащить через лес — в полной тишине. Я всажу нож в бок любому из вас, кто издаст хотя бы один звук. Днем тут была прорублена просека и выложена тропа, так что это будет нетрудно сделать. Постройтесь в линию и делайте то, что вам будут говорить.

Еще несколько человек в черных рясах дали нам в руки веревки и поставили нас в цепочку. По сигналу мы начали тянуть. Штуковина довольно легко покатилась по тропе, и мы твердым шагом шли по лесу, все прибавляя скорость и следуя едва слышным инструкциям наших провожатых, пока не добрались до противоположного конца чащи, где и остановились. После этого мы бросили веревки и, напрягаясь из последних сил и обливаясь потом, тянули и толкали эту громадину, пока наши шефы не были удовлетворены. За этим последовало долгое перешептывание насчет установки прицела и определения расстояния до цели, и я никак не мог понять, о чем собственно разговор. На некоторое время про нас забыли, и я воспользовался моментом, чтобы потихоньку ускользнуть и сквозь заросли кустарника поглазеть на открывающийся впереди пейзаж. Очень интересно. Злаковое поле протянулось вниз по некрутому склону до самого замка, в ясном свете звезд были отчетливо видны его темные башни. Их силуэты отражались в мерцающих водах пруда у подножья стены, который предохранял замок от внезапного нападения. Я стоял там, пока небо не начало светлеть от первых лучей восходящего солнца, а затем вернулся, чтобы осмотреть предмет наших ночных трудов. Хотя из темноты теперь ясно вырисовывался его силуэт, я все еще не имел ни малейшего представления, что это такое. Огонь и пар, его тонкая белая струйка была ясно видна в сумеречном свете. А на крыше торчала какая-то непонятная стрела. Свист пара слышался все громче, и один из черных монахов принялся регулировать какие-то приборы. Я подошел поближе, чтобы взглянуть на металлическую манжету — и мое любопытство было вознаграждено тем, что меня привлекли к передвижению огромного камня на отведенное ему место. Вдвоем мы подкатили его к машине, но нам потребовалась помощь еще двоих парней, чтобы поднять его на манжету. Загадка за загадкой. Я отошел вместе со всеми с дороги, потому что появился Капо Димон, сопровождаемый высоким человеком в такой же черной рясе как и остальные.

— Эта штука будет работать, Брат Фавел? — спросил Димон. — Я ничего не слышал о подобных машинах.

— Зато я знаю, Капо, вот увидишь. Моя машина разрушит ворота, разобьет вдребезги.

— Неужели она может это сделать?! Эти стены такие высокие — и такими же огромными будут наши потери, если у нас не будет возможности прорваться через ворота.

Брат Фавел повернулся к нему спиной и выдал кое-какие инструкции оператору. В топку подкинули еще дров, и свист пара усилился. Стало совсем светло. На раскинувшемся впереди нас поле не было ни души, все было тихо и спокойно. Но позади нас в лесу притаилась армия и воинственные машины. Очевидно, сражение должно было начаться в тот самый миг, когда опустят мост.

Нам было приказано лечь, чтобы никто не заметил нас. И вот уже солнце высоко поднялось над горизонтом — и ничего не происходило по-прежнему. Я незаметно прокрался к самой машине, поближе к наблюдающему за приборами оператору в нахлобученном капюшоне.

— Мост не опускается! — вдруг выкрикнул Брат Фавел. — А давно должен был, они всегда открывают ворота в это время. Наверное, что-то случилось.

— А они не могут узнать, что мы здесь? — спросил Капо Димон.

— ДА! — прогремел невероятно громкий голос откуда-то с верхушек деревьев. — МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ. ВАШЕ НАСТУПЛЕНИЕ ОБРЕЧЕНО НА ПРОВАЛ — ТАК ЖЕ, КАК И ВЫ ВСЕ! ПРИГОТОВЬТЕСЬ ВСТРЕТИТЬ СВОЮ СМЕРТЬ!

Взревевший в безмолвии лесной чащи голос настолько поразил меня сваей неожиданностью, что я вскочил от испуга. И не только я один. Монах, наблюдавший за приборами, казалось, напугался еще больше. Его рука сама потянулась к рычагу управления, и из машины вырвался ужасающий рев. Стрела на крыше взвилась в небо, описав в воздухе огромную дугу, затем с шумом хлопнула по крышке машины, так что вся она затряслась от удара, и приняла первоначальное положение. Стрела затихла на своем месте — но камень, помещенный в манжету, продолжал свой полет, все выше и выше взмывая в небо. Я помчался вперед посмотреть, как камень с громким плеском упадет прямо перед закрытым подъемным мостом. Отличный выстрел — он, без всякого сомнения, разрушил бы мост, если бы тот был опущен. Вдруг все вокруг меня пришло в невообразимое оживление. Брат Фавел одним ударом сбил оператора с его места за приборами и лупил его, рыча и завывая от злости. Из ножен были вытащены мечи, солдаты ошалело забегали вокруг, Капо Димон раздавал приказы направо и налево, которые мало кто слушал и выполнял. Я прислонился спиной к дереву и приготовился атаковать. Но атаки не последовало. Вместо этого усиленный репродуктором голос громогласно заявил:

— УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА. УХОДИТЕ ТУДА, ОТКУДА ПРИШЛИ, ИНАЧЕ ВЫ ПРОПАДЕТЕ. Я ГОВОРЮ С ТОБОЙ, КАПО ДИМОН. ТЫ СОВЕРШАЕШЬ ОШИБКУ. ТЕБЯ ИСПОЛЬЗОВАЛИ БЕНЕДИКТИНЦЫ. ВЫ ПРОПАДЕТЕ ЗРЯ. ВОЗВРАЩАЙСЯ В СВОЙ ЗАМОК, ТАК КАК ТОЛЬКО СМЕРТЬ ЖДЕТ ТЕБЯ ЗДЕСЬ!

— Она вон там, я ее вижу! — крикнул Брат Фавел, показывая на верхушки деревьев. Он покрутился на месте и заметил меня, схватил мою руку, больно стиснув ее, и вновь показал на деревья. — Там, вон на той ветке, сидит эта дьявольская штуковина. Заставь ее замолчать!

Почему бы и нет. Я тоже теперь ее хорошо видел и даже мог угадать в ней громкоговоритель. Я выстрелил из ружья, и оно с силой отдало мне в плечо. Я пальнул еще раз, громкоговоритель разлетелся вдребезги, и на меня посыпался дождь пластиковых осколков.

— Ну и штука, — выкрикнул Брат Фавел, втаптывая в землю то, что от него осталось. — Начинайте наступление — посылай своих солдат вперед. А мои метатели смерти поддержат вас. Они пробьют для вас стену.

У Капо не было другого выхода. Он пожевал губы, но затем подозвал к себе горниста. Он просигналил три раза, и медные звуки трубы были подхвачены другими горнистами с обоих флангов и в тылу. Когда из-за деревьев появились первые шеренги, он поднял свой меч и приказал нам следовать за ним. С величайшей неохотой я шагнул вперед. Наше наступление нельзя было назвать стремительным. Скорее это было похоже на прогулку. Мы немного продвинулись по полю и остановились, чтобы подождать, пока метательные машины займут выгодную позицию. Они были доставлены на линию паровыми машинами, установлены напротив городской стены и тут наконец были пущены в дело. Камни свистели над нашей головой, ударяясь в мощную стену и отскакивая от нее, как горох. Иногда перелетали через верх и падали во внутреннем дворе замка.

— Вперед! — скомандовал Капо Димон, снова взмахнув своим мечом, как только начался ответный огонь.

Вдруг из-за городской стены вылетели серебристые шары, поднялись высоко в небо, описывая над нами огромную дугу, упали на землю и с треском разломились. Один из них приземлился совсем рядом, и я увидел, что это небольшая емкость, наполненная какой-то жидкостью, которая, испаряясь на воздухе, превращалась в газ. Ядовитый газ! Я отшатнулся в сторону и побежал, стараясь не дышать. Но серебристые шары валялись теперь повсюду, и воздух был наполнен испарениями о сильным запахом. Я бежал, чувствуя, как начинает колоть у меня в боку, мне пришлось вздохнуть, и я не мог больше выдержать. Как только воздух попал в мои легкие, я повалился на землю лицом вниз, и на меня тут же навалилась черная густая мгла. Я лежал на земле, я это чувствовал, но тела своего не ощущал, потому что дикая головная боль полностью захватила меня. Едва я поворачивал голову, огненные обручи с силой сдавливали мои виски. Когда я с трудом приоткрыл одно веко, в глаза мне ударила яркая вспышка красного света. Я застонал и услышал, как мой стон эхом разнесся по всей округе. Это была невыносимая, всепоглощающая, нечеловеческая головная боль, перед которой меркли все предыдущие головные боли. Я вспомнил про те головные боли, которые я испытывал прежде, и мне стало смешно. Что это за головные боли! Вот эта была настоящая головная боль. Кто-то простонал рядом со мной, и я, как и все остальные, сочувственно застонал в ответ. Но мало-помалу боль стихала, и я наконец смог приоткрыть один глаз, затем другой. Надо мной было все то же голубое небо, а вокруг мирно шелестело на ветру злаковое поле. Поколебавшись немного, я приподнялся на локте и оглядел поле брани. По всему полю были в беспорядке разбросаны распростертые тела воинов. Некоторые из них сидели, сжимая руками головы, в то время как некоторые, наверное самые сильные — или самые безмозглые — пытались подняться на нетвердые ноги. Неподалеку лежали серебристые осколки разорвавшегося снаряда, которые выглядели теперь довольно безобидно. В голове моей пульсировала кровь, но я не обращал на это внимания. Мы были живы. Газ не убил нас — видимо, он предназначался для того, чтобы вывести нас из строя. Мощная штука. Я взглянул на свою тень, не рискуя посмотреть на солнце; и увидел, что она заметно укоротилась. Близился полдень. Мы проспали несколько часов. Так почему же мы не были мертвы? Почему люди Капо Динобли не набросились на нас и не перерезали нам глотки? Или хотя бы не обезоружили нас? Ружье лежало рядом со мной, я переломил его и увидел, что патроны на месте. Загадки, загадки. И вдруг раздался душераздирающий крик — я подскочил от испуга и тут же пожалел об этом, потому что в голове моей загудела сотня труб. Я попытался сесть и осмотреться вокруг. Интересно. Это был никто иной, как Брат Фавел собственной персоной, который кричал и ругался, и рвал на себе волосы. Это было совсем необычно. Я никогда еще такого не видел. Я нерешительно поднялся на ноги, чтобы разглядеть, из-за чего это он так убивается. Да уж, конечно, я мог понять его состояние. Он стоял позади одной из своих метательных машин, которой, как видно, пришла погибель. Она была разбита вдребезги, и повсюду валялись оторванные дымящиеся осколки. Длинная стрела разломилась на три части, и даже колеса были оторваны от корпуса. Машина превратилась в груду хлама, неподдающуюся никакому ремонту. Брат Фавел бегал вокруг нее, выкрикивая громкие ругательства, и вырванные им из головы волосы разлетались за ним по ветру. Остальные монахи тоже кричали и стонали от боли, когда Брат Фавел, спотыкаясь, подошел к ним и к сидящему на земле Капо Димону.

— Они разрушены, все разрушены! — ревели Бенедиктинцы, и Капо Димон плотно зажал уши руками. — Наш многолетний труд разрушен, сломан, уничтожен. Все наши метательные машины, паровые котлы и гидравлические тараны — все погибло. И это сделал он, Капо Динобли. Собирай людей, атакуй его замок, он сам должен поплатиться за то кошмарное преступление, которое он совершил.

Капо повернулся и посмотрел на замок противника, тот выглядел совершенно так же, как и на рассвете, тихий и спокойный, мост был поднят, словно у горожан не было никаких дневных забот. Димон снова взглянул на Брата Фавела, лицо его вытянулось и было холодно-вежливо.

— Нет. Я не поведу своих людей против этих стен. Это самоубийство, а о самоубийстве мы не договаривались. Это ваш довод, но не мой. Я согласился вам помочь взять замок. Вы должны были пробить вход в город с помощью своих машин. Только тогда я бы стал атаковать. Эти условия не выполнены.

— Ты не можешь взять назад свое слово…

— Я и не беру. Пробейте стену, и я пойду в наступление. Это то, что вы обещали. Давайте, вперед.

Брат Фавел покраснел от гнева, сжал кулаки и наклонился вперед. Но Капо стоял на своем — но на всякий случай поднял меч и выставил его вперед.

— Посмотри-ка сюда, — сказал он. — Оружие при мне — да и все мои воины вооружены. Я понял, что бы это могло значить. Люди Динобли запросто могли отобрать все наши мечи и ружья и перерезать нам глотки, пока мы тут валялись. Но они этого не сделали. Значит, они не хотят со мной воевать. Да и я бы не стал с ними воевать. Это вы с ними воюете — вот и воюйте, — он поддел ногой лежащего рядом на земле полкового горниста. — Труби сбор.

Мы были очень рады оставить Бенедиктинцев там, посреди поля, где они собирали остатки разбитых машин и надежд. По рядам пронеслась радостная весть, и страдальческие гримасы на лицах солдат сменились веселыми улыбками, а страшная головная боль — вздохами облегчения. Не будет ни сражения, ни потерь. Всю эту заваруху устроили Бенедиктинцы — пусть сами и расхлебывают. Я и сам улыбался во весь рот, потому что у меня появились хорошие новости для Слона. Я теперь знал, как нам исчезнуть с этой вызывающей отвращение планеты под названием Спиовенте. Оглядываясь в прошлое и пораскинув мозгами, я наконец понял, что же произошло прошлой ночью. Продвижение наших войск в темноте было замечено. За нами внимательно наблюдали. С помощью каких-то новейших приборов. Спрятавшиеся за деревьями наблюдатели не могли не заметить и вырубку и построенную в чаще тропу для метательных машин, как не могли и не понять, что значат все эти приготовления. Громкоговоритель был установлен на дереве непосредственно под участком для адской машины — и запускался с помощью радио. Сваливший нас с ног газ имел, видимо, непростой состав и был спущен на нас с поразительной точностью. Все это никак не состыковывалось со способом существования на этой заброшенной планете. Это могло значить только одно. В замке Капо Динобли присутствовали инопланетяне. Они пользовались определенным влиянием и, вероятно, что-то замышляли. И это что-то вызывало ярость Бенедиктинцев, да такую, что они решились на подобное нападение, которое подчистую проиграли. Хорошо. Еще один враг моего врага. Монахи захватили в свои руки всю мало-мальски передовую технологию, существующую на Спиовенте — и, насколько я мог это видеть, вся эта технология касалась военной техники и вооружений. Я поднапряг мозги, пытаясь вспомнить длинные лекции Слона по экономике и геополитике. И в голове моей уж было мелькнула мысль, решающая все наши проблемы, когда в передних рядах послышались дикие крики. Я подался вперед, как и многие другие, и увидел растянувшегося на траве у дороги обессиленного гонца. Капо Димон стоял над ним и сотрясал кулаками воздух от ярости.

— Нападение — за моей спиной — на наш замок! И это сделал не кто иной, как этот ползучий змей, гаденыш вонючий, Доссия, вот кто! Назад, формированным марш-броском, домой!

Это был переход, о котором мне бы не хотелось вспоминать никогда в жизни. Мы остановились отдохнуть только тогда, когда силы покинули нас и мы в изнеможении попадали на землю. Глотнули немного воды, поднялись на нетвердые ноги и двинулись дальше. Не было никакой необходимости подгонять нас, так как все мы были заинтересованы в скорейшем возвращении. Семья Капо, его богатства, все это оставалось в замке. Охраняемое только небольшой кучкой солдат. Мы беспокоились об этом не меньше, чем он сам, так как наши немногочисленные пожитки тоже оставались там. За ними присматривали наши оруженосцы. Дренг, которого я едва знал, очень ответственно относился к своим обязанностям. А Слон? Если замок захвачен, что с ним может случиться? Ничего, он старый, безобидный человек, не делающий никому зла. Я прекрасно знал, что это не так, даже если я изо всех сил старался убедить себя в обратном. Он был рабом, и не просто рабом, а сбежавшим. И я знал, что они делают здесь, на Спиовенте, со сбежавшими рабами. Еще немного воды, твердых сухарей на закате и дальше, дальше в ночь. На рассвете я увидел, что наше войско растянулось на многие мили, двигаясь вперед в полном беспорядке. Я был молод и силен и оказался в передних рядах. Поэтому теперь я мог прилечь отдохнуть и хоть немного перевести дух. Но тут прямо по дороге я увидел двух человек, выпрыгнувших из-за кустов и скрывшихся за вершиной холма.

— Вон там! — закричал я. — Наблюдатели — они нас видели!

Капо выскочил из своего фургончика и подбежал ко мне. Он ткнул пальцем в кусты.

— Два человека. Прятались здесь. Они побежали по направлению к замку.

Он бешено заскрежетал зубами от ярости.

— Мы их уже не поймаем, при наших-то условиях. Доссия будет предупрежден и успеет удрать.

Он оглянулся назад на беспорядочно тянущееся войско и подозвал офицеров.

— Ты, Баркус, останешься здесь вместе с остальными, подождете, когда подтянутся тылы, и последуете за нами. А я беру с собой тех, кто уже здесь, и мы двигаемся дальше. Они могут по очереди ехать в моем фургоне.

Я взобрался на крышу фургона, и он покатился вперед. По сторонам бежали солдаты, придерживаясь за повозку. Паровая машина пыхтела и выбрасывала клубы дыма, взбираясь вверх по склону и громыхая и звякая железом. Вдали показались башни замка, окутанные дымом. Обогнув косогор, мы заметили небольшую колонну, быстро удаляющуюся по дороге, паля на ходу из ружей. Это нас не остановило. Паровая машина взвизгнула на повороте, и мы взревели в ответ, устремляясь в атаку. Но враг успел улизнуть. Это была всего лишь замыкающая колонна. Мы видели, как они садились в свои гребные суда и уплывали от нас прочь. Когда мы ступили на дамбу, то увидели совершенно безжизненную картину. Ворота замка сломаны, и над ними вился дымок. Я шел следом за Капо, не отставая ни на шаг. Длинные доски лежали на месте моста, а сам он был до половины поднят и висел на цепях, проломленный в нескольких местах. В проломе показался один из воинов, поднимая меч и приветствуя нас вымученным салютом.

— Мы остановили их, Капо, — сказал он и вышел к нам через деревянные обломки моста. — Они прорвались во внутренний двор, но мы задержали их у башни. Они уже принялись поджигать входную дверь, когда им пришлось быстро ретироваться.

— Леди Димон, дети?..

— Целы и невредимы. Сокровища не тронуты.

Но солдатские казармы находились позади внутреннего двора и уж подавно не в башне. Я помчался туда вместе с остальными, которые это тоже поняли, взбираясь по обломкам разбитых ворот. Во дворе лежали тела мертвых, их было много. Безоружные оруженосцы, порубленные во время атаки. Защитники по одному выходили из башни — Дренг был среди них, медленно вышагивая по двору. Его одежда пропиталась кровью, кровь была и на секире, которую он держал в руках, но он был жив и, кажется, даже не ранен. Я взглянул на его лицо и прочитал в нем глубокую скорбь. Я все понял без слов. Его голос казался мне далеким и чужим.

— Прости меня. Я не смог остановить их. Он мертв, наш старик. Мертв.

Он лежал на нарах с закрытыми глазами и казался спящим. Но он был мертв. Дренг натянул на него мое одеяло, до самого подбородка, причесал волосы и умыл лицо.

— Я не мог перетащить его, когда началось наступление, — сказал Дренг. — Он был таким тяжелым, таким больным. Рана на его спине была просто ужасная, черная, кожа горячая. Он сказал мне, чтобы я его оставил, что он в любом случае умрет. Он сказал, что если не они, так «фекция» убьет его. Но все же они не должны были нападать на беззащитного…

Мой друг и учитель. Убит этими животными. Он стоил больше, чем половина всего населения этого ужасного мира. Дренг взял меня за руку, но я сердито оттолкнул его. Он протягивал мне небольшой пакет.

— Я украл для него кусочек бумаги, — сказал Дренг. — Он хотел написать тебе кое-что. И я украл.

Что я мог сказать. Я развернул пакет, и из него на пол выпал вырезанный из дерева ключик. Я подобрал его и взглянул на бумагу. Это был подземный план замка, со стрелой, указывающий на комнату, аккуратно подписанную «КЛАДОВАЯ». Под ним была короткая записка, и я прочел то, что было написано на листе мелким аккуратным почерком.

МНЕ НЕЗДОРОВИЛОСЬ ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ, ПОЭТОМУ Я БОЮСЬ, ЧТО НЕ СМОГУ ПЕРЕДАТЬ ЭТО ТЕБЕ ЛИЧНО. СДЕЛАЙ МЕТАЛЛИЧЕСКУЮ КОПИЮ КЛЮЧА — С ЕГО ПОМОЩЬЮ ТЫ ОТКРОЕШЬ КЛАДОВУЮ. УДАЧИ ТЕБЕ, ДЖИМ, БЫЛО ОЧЕНЬ ПРИЯТНО С ТОБОЙ ПОЗНАКОМИТЬСЯ. БУДЬ ХОРОШЕЙ КРЫСОЙ.

Под этим красовалась его подпись. Я прочитал имя — затем еще раз. Ничего похожего на Слона или какие-либо другие имена, которыми он пользовался в течение жизни. Ондоверил мне нечто, что только я мог оценить по достоинству. Свое настоящее имя. Я вышел и сел на солнышке снаружи, вдруг почувствовав, как я устал. Дренг принес ему чашку воды. Я не понимал, насколько мне хотелось пить; я залпом осушил ее и послал Дренга за еще одной. Вот и пришел конец. Он предчувствовал приближение конца — но все же беспокоился обо мне. Думал обо мне, когда смерть уже шла за ним по пятам и маячила на горизонте.

Что же дальше? Что мне теперь делать?

Измученный, усталый, раздираемый болью утраты и угрызениями совести, я уснул, прислонившись спиной к стене и уже не соображая, что я делаю. Когда же я проснулся, день клонился к вечеру. Дренг сложил свое одеяло и подложил его мне под голову, а сам сидел рядом со мной. Говорить было не о чем. Мы положили Слона на одну из маленьких повозок и покатили ее вдоль дамбы к берегу озера. Мы были не одни, кто делал то же самое. Там у дороги был небольшой склон, покрытый деревьями и травой, с которого открывался великолепный вид на озеро и замок. Мы похоронили его там, хорошо утрамбовав землю и не оставив никаких опознавательных знаков. Только не этому отвратительному миру. Они взяли его тело, этого достаточно. Если я поставлю ему когда-нибудь памятник, это будет за много световых лет дальше отсюда. Однажды я сделаю что-нибудь в его честь, когда наступит подходящий момент.

— А теперь, Дренг, нам нужно позаботиться о Капо Доссия и его головорезах. Мой лучший друг никогда не одобрял месть, и я тоже не одобряю. Поэтому мы назовем это просто справедливостью. Они заслуживают, чтобы их посадили на кол. Но как нам это сделать?

— Я могу вам помочь, хозяин. Я теперь могу сражаться. Я боялся, но потом я рассердился и рубанул секирой. Теперь я готов стать таким же отважным воином, как и вы.

Я покачал головой. Ко мне вернулась ясность мысли.

— Эта совсем неподходящая работа для фермера с будущим. Но ты должен всегда помнить, что ты столкнулся лицом к лицу со страхом и преодолел его. Это всегда будет тебе помогать в дальнейшей жизни. Но Джим ди Гриз привык платить свои долги — поэтому ты вернешься к себе на ферму. Сколько гроутов стоит ферма?

Он удивленно разинул рот и принялся усиленно напрягать память.

— Я никогда не покупал ферму.

— Не сомневаюсь в этом. Но кто-то, кого ты знаешь, должен был это сделать.

— Старик Кветчи пришел с войны и заплатил вдове Рослее двести двенадцать гроутов, чтобы разделить с ней ферму пополам.

— Великолепно. Учитывая инфляцию, можно сказать, что ферма теперь стоит примерно пятьсот гроутов. Держись меня и ты будешь полноправным владельцем собственной фермы. А пока сходи на кухню и принеси немного еды, в то время как я приведу в исполнение пункт первый моего плана.

Я вновь мысленно играл в шахматы. Ясно представляя себе, какими будут дебютные ходы, я прикидывал, каковой может оказаться дальнейшая игра. Если все пойдет по-моему, за миттельшпилем и эндшпилем последует красивый мат. Я сделал первый ход.

Капо Димон восседал на своем троне и выглядел таким же уставшим, как и все остальные, держа в руке бутыль с вином. Я прорвался через его офицеров и встал напротив трона. Он сердито посмотрел на меня и хлопнул в ладоши.

— Поди прочь, солдат. Ты получишь свои трофеи. Ты славно потрудился сегодня, я это видел. Но оставь нас сейчас, мне нужно разработать план действий…

— Именно поэтому я здесь, Капо. Пришел рассказать тебе, как можно победить Капо Доссия. Я служил у него и знаю его секреты.

— Говори!

— Наедине. Отошли всех отсюда.

Он размышлял минуту, затем махнул рукой, чтобы все вышли. Недовольно ворча, офицеры покинули помещение, а он пригубил вино и цедил его, пока за последним из них не захлопнулась дверь.

— Что ты знаешь? — проговорил он. — Рассказывай быстрей, а то у меня просто скверное настроение.

— Как и у всех у нас. То, что я хотел сказать тебе наедине, касается не только Капо Доссия. Ты сразишься с ним, я в этом уверен. Но для того, чтобы успех был гарантированным, я собираюсь привлечь Капо Динобли и его секреты на нашу сторону. Думаю, что наступление будет более успешным, если все внутри будут спать, когда мы пройдем через городскую стену.

— Динобли знает об этом не больше, чем я — так что не надо мне врать. Он еле держится на ногах и сляжет в могилу через год-другой.

— Я это знаю, — я врал очень убедительно. — Но те, кто использует его замок для своих собственных целей и заставили Бенедиктинцев пойти на них войной, именно они помогут тебе.

Он поразмыслил немного, и я заметил в его глазах слабую искорку.

— Тогда пойди к ним. Пообещай им разделить пополам добычу — и ты тоже получишь свою долю, если сумеешь сделать это. Пойди от моего имени и пообещай им все, что хочешь. Еще до конца месяца голова Доссия будет поджарена над моим костром, его тело разорвано на горячие полоски и…

Он еще долго продолжал в том же духе, но мне это было неинтересно. Дебют начался с пешки. Теперь мне следовало бы пустить в ход более крупные фигуры. Я поклонился и вышел, оставив его сидящим на троне, бормочущим себе что-то под нос и разливающим повсюду вино из бутыли, так он при этом отчаянно размахивал руками. У этих людей чересчур бурный темперамент.

Дренг упаковал то немногое, что у нас было, и мы тотчас же покинули замок. Я показывал дорогу, и мы шли довольно долго, пока наконец перед нами ясно не замаячили башни замка. Тогда мы свернули к протекавшему неподалеку ручью. На его берегу была небольшая травянистая полянка, и я показал на нее пальцем.

— Мы останемся здесь до утра. Мне нужно обдумать наши планы, да и отдохнуть не помешает. Хочу, чтобы мой мозг ясно работал, когда я постучу в ворота старого Капо Динобли.

Ночной отдых освежил мою голову, и все стало мне совершенно ясно.

— Дренг, — сказал я. — На это дело нужно идти одному. Я не знаю, как меня там примут, и может статься, что я буду настолько занят собственными делами, что у меня не будет времени позаботиться о тебе. Так что иди обратно в замок и жди меня там.

Не было никаких ворот, в которые бы я мог постучаться, просто у входа в замок стояли два стражника. Я спустился вниз по полю, миновав груды разбитых машин Бенедиктинцев, уже слегка подернутые красной ржавчиной, и взошел на мост. Подойдя ближе к стражникам, я опустил ружье и произнес:

— Мне нужно передать одно очень важное сообщение для владельца здешних стен.

— Поворачивай назад и шагай откуда пришел, — сказал тот, что повыше ростом, выставляя на меня свое ружье. — Капо Динобли никого не принимает.

— Мне нет никакого дела до вашего Капо, — сказал я, заглядывая ему через плечо во внутренний двор. По двору проходил в это время какой-то высокий человек в лохмотьях. Но под изодранными манжетами его брюк я успел разглядеть начищенные до блеска модные сапоги.

— Я желаю Капо доброго здоровья, — выкрикнул я громко. — И надеюсь, что он регулярно советуется с геронтологом и прогнозирует свою жизнь.

Стражник нахмурился, призадумавшись над моими словами — но, видно, они не укладывались в систему его взглядов. Но человек, которого я увидел во дворе, вдруг остановился. Затем неторопливо развернулся. И направился к воротам, заговорив со стражей — и в то же самое время не спуская с меня взгляд своих проницательных голубых глаз.

— Что это за тревога?

— Никакой, ваша честь. Просто отсылаем этого парня туда, откуда пришел.

— Впустите его. Я хочу задать ему несколько вопросов.

Нацеленный на меня ствол был поднят в салюте, и я с почестями прошествовал мимо ворот. Когда мы отошли на достаточное расстояние, высокий человек обернулся и оглядел меня с ног до головы с откровенным любопытством.

— Иди за мной, — сказал он. — Я хочу поговорить с тобой наедине.

Я не услышал от него больше ни слова, пока мы не оказались в замке и дверь небольшого кабинета не закрылась за нами.

— Кто ты такой? — спросил он.

— Знаете — я только что собирался спросить у вас то же самое. Знает ли о вашем присутствии здесь Лига?

— Конечно же, они знают об этом! Я здесь вполне легально… — он осекся на полуслове и разулыбался. — Это по крайней мере доказывает, что ты тоже инопланетянин. Никто и в мыслях не допускает, что я мог прилететь сюда из другого мира — и не знает того, что знаешь теперь ты. Садись и расскажи мне, кто ты такой. После этого я смогу определить, стоит ли посвящать тебя в нашу работу.

— Все очень просто, — сказал я, плюхнувшись в кресло и положив ружье на пол. — Зовут меня Джим. Я был членом команды на грузовом корабле из Вении — до тех пор, пока у меня не произошли кое-какие разногласия с капитаном. Он высадил меня на этой планете. Вот и все, что я могу о себе рассказать.

Он вытащил блокнот и стал делать заметки.

— Итак, твое имя Джим. А фамилия… — я молчал. Он нахмурился. — Ну, хорошо, об этом мы узнаем позже. А как звали капитана?

— Думаю, что приберегу эту информацию на потом. После того, как вы скажете, кто вы есть на самом деле.

Он отодвинул блокнот и откинулся на спинку стула.

— Я не удовлетворен. Не выяснив твою личность, я не могу тебе ничего рассказать. Откуда ты прибыл на Вению? Назови столицу своей планеты и имя председателя всеобщего совета.

— Это было так давно, что я не помню.

— Ты лжешь. Ты такой же вениец, как и я. Только я знаю гораздо больше…

— А что, собственно, вы хотите знать? Я житель Лиги, а не уроженец этого звериного мира. Я смотрел телеканал ЗУ, питался в системе ресторанов Максвиниз — филиалы которых известны по всей вселенной, оборот в сорок два миллиарда в год — изучал микроэлектронику и получил Черный Пояс дзюдоиста. Это вас удовлетворяет?

— Может быть. Но ты сказал мне, что был высажен на эту планету с венийского грузового корабля, что не может быть правдой. Все несанкционированные контакты со Спиовенте запрещены.

— Наш контакт не был санкционирован. Они доставляют контрабандным способом оружие на планету — вот такое, как мое ружье.

Это сразу же привлекло его внимание. Он схватил свой блокнот.

— Имя капитана…

Я молча покачал головой.

— Вы получите эту информацию, только если устроите так, чтобы я смог покинуть планету. Вы можете это сделать, так как сами только что сказали, что находитесь здесь с разрешения лиги. Поэтому давайте заключим взаимовыгодное соглашение. Вы организуете мой обратный билет — у меня есть достаточно золотых гроутов, чтобы заплатить за него, — или будет, что в принципе одно и то же. Вы также поможете мне в одном деле здесь на месте — тогда я и скажу вам имя капитана.

Ему это не понравилось. Он надолго задумался, пытаясь выкрутиться из данной ситуации, но не мог придумать подходящего способа.

— Пока вы размышляете над моим предложением, — сказал я, — вы можете рассказать мне о себе и о том, что вы здесь делаете.

— Ты должен пообещать мне, что наши подлинные имена останутся неизвестны местным жителям. Наше присутствие здесь хорошо известно за пределами Спиовенте, но наш успех будет обеспечен только если наши замыслы останутся нераскрытыми.

— Обещаю, обещаю. Клянусь, что местные жители ничего не узнают.

Он построил из пальцев пирамиду и откинулся назад, словно собираясь прочитать мне лекцию. Так оно и было — первые же его слова подтвердили мою догадку.

— Я профессор Люстиг из университета в Элленбогене, где я занимаю пост председателя ученого совета. Я являюсь также деканом факультета прикладной социоэкономики и должен сказать, что сам создал этот факультет, так как считаю прикладную социоэкономику совершенно новой дисциплиной, молодой и имеющей свои корни в теоретической социоэкономике, что, впрочем, очевидно само по себе…

Я сморгнул несколько раз, заставляя себя сосредоточиться на прослушивании лекции, а не пялить глаза в потолок. Именно такие учителя, как профессор Люстиг, вынудили меня сбежать из школы.

— …годы трудов и тщательных типологических исследований, чтобы претворить в жизнь самые несбыточные наши мечты. Практическое применение наших теорий. Самое трудное в нашей работе — это иметь дело с бюрократическим аппаратом Лиги и с ее политикой невмешательства. Но в конце концов мы сумели их убедить, что при соответствующем контроле мы могли бы осуществить опытный проект переустройства общества здесь на Спиовенте. Или, как кто-то грубо пошутил, нам было позволено поэкспериментировать, потому что сделать хуже, чем сейчас, мы все равно не смогли бы. Мы проводим наши действия на соответствующем уровне развития технологического процесса, который будет поддерживаться сам по себе, когда мы покинем планету.

— Что конкретно вы собираетесь делать? — спросил я.

Он удивленно заморгал.

— Разве непонятно — по-моему, я только тем и занимаюсь, что рассказываю тебе об этом.

— Вы рассказываете мне теорию, профессор. Не будете ли вы так любезны и не поведаете ли мне о том, чего конкретно вы надеетесь достичь своим экспериментом?

— Если ты настаиваешь, я объясню «популярно», мы собираемся сделать ни больше, ни меньше, как изменить всю структуру здешнего общества. Мы хотим вывести планету, подталкивая то с одной стороны, то с другой, из этого мрачного, доисторического периода. Сейчас она погружена в эпоху феодализма, самой примитивной формы. Или лучше сказать волордизма^[30]. Обычно феодальное общество вынуждено обслуживать само себя и содержать большую армию в период дезинтеграции. Это поддерживает незыблемые основы общественного строя в лице феодальных правителей, в то время как разрозненные населенные пункты должны заботиться о себе и защищать себя сами.

— Я не видел какой-нибудь особой заботы или защиты.

— Правильно. Вот почему эти военачальники должны уйти.

— Я помогу подстрелить пару-тройку из них.

— Насилие — не НАШ путь! Вдобавок к тому, что это противно само по себе, это еще и запрещено членам Лиги. Нашей целью является привидение к власти правительства, свободного от Капо. Ради нее мы поощряем развитие и подъем класса профессионалов, ремесленников. Это приведет к увеличению денежного обращения и к краху бартерного обмена. С увеличением массы денег у правительства появится возможность ввести институт налогообложения, чтобы оплачивать общественные услуги. Чтобы ускорить этот процесс, необходимо сформировать систему правосудия. Это будет способствовать развитию связей, централизации, развитию и росту общих идей.

Все это выглядело просто великолепно — правда, я не очень обрадовался введению налогов или налаживанию судебной практики. Но все же это было в любом случае цивилизованнее власти Капо.

— Теоретически все выглядит просто чудесно, — сказал я. — Но как вы собираетесь осуществить это на практике?

— Предоставлять более современные услуги по более низким ценам. Именно поэтому Бенедиктинцы попытались совершить на нас нападение. Они настолько же религиозны, как моя шляпа; орден — это только внешнее прикрытие для их безраздельного владения новинками технологии. Мы уничтожили их монополию, и им это не нравится.

— Прекрасно. Ваш план выглядит довольно мило, и я желаю вам удачи. Но мне нужно еще кое-что сделать, прежде чем я покину эту забытую богом дыру. Желая помочь вам в уничтожении монополии, мне хотелось бы приобрести у вас немного вашего усыпительного газа.

— Это невозможно. Фактически у нас нет никакой возможности предоставить тебе какую бы то ни было помощь. Как и у тебя возможности покинуть наш замок. Я предупредил стражу. Ты будешь находиться здесь до прибытия следующего корабля Лиги. Теперь ты знаешь слишком много, чтобы позволить тебе разгуливать на свободе.

Пока до меня доходил смысл этой неприемлемой для меня информации, тело само метнулось к столу. Он должен был помнить то, что я сообщил ему о Черном Поясе. Один прием, и он упал без чувств. Но еще до того, как его голова ударилась об стол, я отскочил от него и бросился к двери. И как раз вовремя — ставя на место запирающий болт, я увидел, что ручка двери поднимается и кто-то пытается ее отворить.

— А теперь действуй очень быстро, Джим, — посоветовал я сам себе. — Пока не подняли тревогу. Но сначала проверь-ка, что полезного имеется у этого двуличного профессора.

На столе валялись документы, бумаги, книги, все то, что не представляло для меня в данный момент никакого интереса. Я рассыпал все это по полу вокруг себя, и как раз в этот момент в дверь затарабанили. Времени у меня не было. Теперь профессор. Я расстегнул его мантию и вывернул карманы. Там было еще меньше интересного. Разве что связка ключей. Которая тут же перекочевала в мой собственный карман; она мне могла понадобиться для ограбления. Подхватив свое ружье, я бросился к окну, а в дверь уже колотили со всей силы. Два этажа до земли, а двор был вымощен страшного вида булыжниками. Если бы я прыгнул, я наверняка сломал бы себе ноги. Я перегнулся через подоконник и с благодарностью подумал о недобросовестных каменщиках Спиовенте. Между камнями внешней стены были достаточно большие зазоры. Как только я вылез в окно, дверь в кабинет треснула и разлетелась на части. Заткнув ружье за ремень и передвинув его на спину, я начал спускаться вниз. Это было довольно нетрудно. Соскочив с последнего выступа, я вывернул плечо, пытаясь дотянуться до ружья, которое больно впилось мне в позвоночник, вытащил его и, спотыкаясь, забежал за угол здания, прежде чем кто-нибудь успел высунуться из окна. Я был свободен! Свободен ли? На меня тут же напало уныние. Свободен посреди замка врага, где все и каждый против меня. Вот это свобода!

— Да, свободен! — я самонадеянно стиснул зубы, расправил плечи и постарался придать важность и непринужденность походке. — Свободен, как может быть свободна только Крыса из нержавеющей стали! Так что поторапливайся, Джим, и посмотри, нет ли тут подходящих замков, которые можно открыть теми ключами, что у тебя в кармане.

Я всегда был для себя лучшим советчиком. Я зашагал во внутренний двор, нырнув под высокую арку. По двору тут и там расхаживали вооруженные воины, которые не обращали на меня никакого внимания. Но это не могло продолжаться долго. Как только поднимут тревогу, они тут же бросятся по моим следам.

Глядя прямо вперед, я направился к массивному зданию в дальнем углу двора. В нем были массивные ворота, а рядом располагалась небольшая дверь. Подойдя ближе, я увидел, что они были закрыты на очень современные замки. Это уже кое-что значило.

Интересно было знать, что находилось внутри. Теперь нужно было найти подходящий ключ. Стараясь не выглядеть посторонним, я остановился перед дверью поменьше и принялся изучать ключи. Их было не меньше двадцати. Но замок принадлежал фирме Болгер, моему натренированному глазу нетрудно было определить это, и я стал ощупывать ключи, отыскивая знакомую ромбовидную форму.

— Эй, ты, что ты здесь делаешь?

Передо мной стоял внушительных размеров головорез, грязный и небритый, с красными глазами. За пояс у него был заткнут длинный кинжал, рукоятку которого он многозначительно трогал рукой.

— Открываю дверь, что же еще, — был мой твердый ответ. — А ты тот, кого послали мне помочь? Тогда держи вот это.

Я протянул ему мое ружье. Этим я сумел отвоевать несколько секунд, пока он разглядывал оружие, и вставил в замочную скважину один из ключей. Не тот.

— Никто меня не посылал, — сказал он, изучая ружье, что отвлекло его внимание ровно настолько, чтобы я успел попробовать второй ключ. Не мог же я делать что-нибудь недозволенное, раз уж я отдал ему свое единственное ружье, правда? Я видел, что он напряженно о чем-то думал, медленно поворачивая ствол и шевеля при этом губами. Я прервал высокий полет его мыслей.

— Ну раз уж ты здесь, значит можешь мне помочь…

Фу, слава богу, второй ключ подошел, плавно повернувшись в замочной скважине. Дверь отворилась, и я повернулся также плавно, внезапно ткнув кулаком ему в грудь. Я подхватил ружье, когда он повалился на землю.

— Эй, ты, остановись!

Я проигнорировал этот грубый приказ, так как мне было глубоко наплевать, кто его отдал, а вместо этого проскользнул за дверь и захлопнул ее за собой. Обернулся и огляделся вокруг, и почувствовал внезапное острое разочарование. Не было никакой надежды. Это было довольно просторное помещение, слабо освещенное через отверстия высоко в стене. Это был гараж для паровых машин. Их было пять, аккуратно выстроенных в ряд. Было бы неплохо удрать на одной из них, просто здорово. Я видел их в работе.

Сначала нужно разжечь огонь, забросить туда дрова, дождаться, когда начнет подниматься пар. Это все занимает обычно не меньше часа. Но как же я мог, скажите, проделать все это без помех, а затем открыть дверь и медленно выехать на свободу, понемногу прибавляя скорость?

Никак! Или был все же какой-нибудь способ? Когда мои глаза стали постепенно привыкать к тусклому свету, я начал понимать, что это были не совсем такие машины, которые мне доводилось видеть раньше, с деревянными колесами, окованными железом. У этих были мягкие покрышки! Улучшенная технология? А не могла ли современная инопланетная технология быть замаскирована под здешние допотопные развалины?

Я поспешил к ближайшей машине и взобрался на место оператора. Там были знакомые ручки и штурвалы — но невидимы с земли были мягкое кресло оператора и соответствующие контрольные приборы вездехода. В этом не приходилось больше сомневаться!

Запихнув ружье под сиденье, я уселся на него. Сбоку висел ремень безопасности, очень мудро, но не сейчас. Я оттолкнул его в сторону и наклонился к приборам. Включатель мотора, переключатель скоростей, спидометр — а также какие-то незнакомые для меня приспособления. Стук в дверь убедил меня в том, что детальное ознакомление с приборами можно провести позже.

Я протянул руку и попытался завести мотор. Но он не завелся.

А произошло нечто совершенно неожиданное. Мотор молчал, зато прозвучал приятный девичий голосок над самым моим ухом:

— НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ЗАВЕСТИ МОТОР, НЕ ПРИСТЕГНУВ РЕМЕНЬ БЕЗОПАСНОСТИ!

— Ремень безопасности, правильно, спасибо, — я защелкнул его и попытался включить мотор еще раз.

— ДВИГАТЕЛЬ НАЧНЕТ РАБОТАТЬ ТОЛЬКО ПРИ НЕЙТРАЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ ПЕРЕКЛЮЧАТЕЛЯ СКОРОСТЕЙ!

Стук в дверь становился все громче. Я выругался, стараясь отыскать в темноте нейтральное положение переключателя скоростей.

Дверь затрещала, и от нее полетели щепки. Ну, теперь включаем еще раз.

Мотор набирал обороты. Я переключил передачу. И голос опять произнес:

— НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОЕХАТЬ С ВКЛЮЧЕННЫМ РУЧНЫМ ТОРМОЗОМ!

Я громко чертыхнулся, маленькая дверь сломалась и с грохотом рухнула на землю, вокруг меня заработали поршни, машина дернулась и зашипела. Кто-то крикнул что-то, и стоящие в дверях, направились ко мне. Машина дернулась еще раз и тяжело и неуклюже двинулась вперед. Она и в самом деле двигалась вперед! Покрытая стальной броней и имитационными железяками, она должна была быть очень тяжелой.

Выход нашелся сам собой. Я нажал на газ, повернул руль и направил свое неповоротливое судно прямо в сторону большой двери. Прекрасно. Мотор взревел и выбросил струю пара, когда я еще поддал газу.

Мы с разгону врезались в дверь с таким грохотом, что я чуть не оглох. Но мой конь нисколько не замедлил ход. Дерево заскрипело, подалось и разлетелось в щепки, осыпая меня с ног до головы осколками. Я бросил быстрый взгляд на разбегающихся во все стороны пешеходов, едва успев наклониться, чтобы не остаться без головы, чуть не задев торчащую из двери доску. Затем я сел и заулыбался от радости. Какое замечательное зрелище. Солдаты, разбегающиеся из-под колес и прячущиеся в укрытия. Я повернул руль и развернулся, оглядываясь вокруг в поисках выхода. В стальной борт ударилась пуля и отскочила назад.

А вот и ворота — прямо впереди. Я снова нажал на газ и дернул за шнурок свистка. Он пронзительно взвизгнул, из него вырвалась струя пара, и машина стала набирать скорость. Что оказалось как нельзя кстати. Кто-то не потерял голову и попытался поднять мост. Два человека вставили рукоятку в топорного вида лебедку и неистово поворачивали ее, цепи зазвякали и натянулись. Я нацелился в самую середину ворот, свисток продолжал с визгом выбрасывать пар, пули начали без перерыва отскакивать от стальных бортов вокруг меня. Я вжался в сиденье и изо всех сил давил на газ. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Мост медленно поднимался, отрезая мне путь к отступлению, становясь все больше и больше передо мной. Вот он уже под углом в десять, двадцать, тридцать градусов. Похоже, что мне не прорваться.

Мы с грохотом ворвались на мост, я чуть было не вылетел из сиденья от удара, но ремень безопасности меня спас. Спасибо тебе, голосок. Передние колеса поднимались по мосту, выше и выше, до тех пор, пока нос машины не повис в воздухе. Если бы мы поднялись еще выше, она перевернулась бы на спину. И тут мне улыбнулась удача. Мотор сердито заурчал, и моя восхитительная телега встала на дыбы и подалась назад — и я услышал пронзительный визг и лязг цепей. Затем вся моя громадина накренилась вперед. Цепи, удерживающие мост, лопнули, не выдержав тяжести моей машины. Мы клюнули носом в землю, и удар вновь был таким резким, что чуть не оглушил меня. Но ноги мои все еще были на педалях, и колеса продолжали крутиться. Машина рванула вперед, прямо к воде. Я вывернул руль и выправил ее, сворачивая с моста на дорогу. Быстрее и быстрее, вверх по холму и за перевал — и на полной скорости по дороге, пока мы не опрокинулись в кювет. Я был в безопасности и далеко от преследователей. Я оглянулся назад, но никого позади себя не увидел. Но они скоро появятся, если не пешком, то на таких же замаскированных под паровые машины вездеходах. Я твердо поставил ногу на газ и плотно стиснул зубы, чтобы они не стучали всякий раз, когда мы наскакивали на кочки.

Впереди был длинный склон, который немного замедлил наше продвижение. Я газовал изо всех сил, но и это не помогло, и мы кое-как тащились, с трудом перемещая грузное тело этой бестии. Появилась возможность проверить батареи — заряжены! Мне просто повезло с этим, потому что я никак не смог бы их перезарядить, если бы они вышли из строя. Сквозь лязг и громыхание машины я услышал едва заметный отдаленный свист и бросил быстрый взгляд поверх плеча. Так и есть! Два вездехода мчались по моим горячим следам. Не было никаких сомнений, что они не догонят меня. На бездорожье эти машины были совершенно беспомощны и сразу застревали в грязи.

А в замок Капо Димона вела одна-единственная дорога. Я ехал по ней как раз в том направлении и собирался вести их за собой всю дорогу. Правда, если я приведу их туда, они будут знать, кто стащил их вездеход, и придут за ним позже со своим усыпительным газом. Ничего хорошего. Я оглянулся и увидел, что они приближаются. Но машины тут же начали отставать, как только поползли по склону. Я проскочил перевал, и скорость прибавилась — как и раздражающее слух дребезжание. Думаю, что они придумали эту машину, как один из способов наказания.

Тут показался перекресток, впереди меня из-под колес разбегались крестьяне. Вот и левый поворот, который должен привести меня прямо в замок Димона. Я пронесся мимо него. Я не знал этой дороги совершенно, и все, что я мог сделать, это двигаться вперед и ругать себя на чем свет стоит. Что-то нужно было предпринять — и как можно быстрее. Даже если я буду целый день держать их у себя на хвосте, я израсходую все батареи и все. Думай, Джим, шевели своими заскорузлыми мозгами.

За первым же поворотом мне представилась прекрасная возможность выпутаться из данной ситуации. Ухабистая деревенская дорога пролегала по полю и вела вниз к ручью. И тут, как это обычно и бывает с хорошими идеями, в моей голове выстроился красивый, продуманный до мелочей, хитрый план. Без колебаний я повернул руль и покатил вниз в долину. Все замедляя и замедляя ход и чувствуя, как вязнут в мягкой почве колеса моей телеги. Если я застряну сейчас здесь, это будет конец. Или по крайней мере конец моему владению этой штуковиной. Которую мне бы хотелось еще придержать на некоторое время. Так что, давай вперед, Джим, но очень осторожно. На самой низкой скорости, на первой передаче, я продвигался вперед, пока мои передние колеса не въехали в ручей. Они сразу же погрузились в жидкую грязь, но тут я остановился и включил задний ход. Глядя назад через плечо, я старался двигаться строго по колее, которую я сам проделал, спускаясь вниз.

Наконец я выбрался на твердую дорогу. Переключив скорости, я позволил себе взглянуть на свою работу. Отлично! Следы вели прямо к воде и в воду. На дороге позади себя я услышал не очень отдаленный свист. Я со всей силы надавил на газ и на полной скорости вылетел за поворот, скрывшись за деревьями. Там я остановился, заглушил мотор, поставил машину на ручной тормоз и выпрыгнул на землю. Теперь предстояло самое опасное. Мне нужно было убедить их двинуться по моим следам. Если они мне не поверят, у меня будет совсем мало шансов скрыться.

Но деваться было некуда, надо рисковать. Я стянул на бегу куртку, спотыкаясь, вывернул ее на другую сторону. Накинув ее на плечи, завернул рукава и наклонился, чтобы закатать брюки. Не очень-то приличная маскировка, но в данном случае и она могла помочь. Я надеялся, что преследователи не успели меня как следует рассмотреть — если они вообще меня видели.

Я встал на том месте, где свернул к ручью, и еще успел зачерпнуть немного грязи и вымазать ею лицо, когда первая из псевдопаровых машин выползла из-за поворота. Они замедлили ход, когда я вышел на дорогу и показал рукой в сторону ручья. И крикнул:

— Он поехал туда!

Водитель и стрелок повернулись к полю и долго рассматривали мои следы. Мотор замедлил обороты, а потом и совсем заглох.

— Плюхнулся прямо в воду и продолжал гнать по полю. Этот парень — ваш приятель?

Наступил решающий момент. Он тянулся неимоверно долго, и тут показался второй вездеход, который, замедлив ход, тоже остановился. Что если они начнут расспрашивать меня — или просто взглянут на меня поближе?

Мне захотелось поскорее убежать — но если я сделаю это, все провалится.

— За ним! — выкрикнул кто-то, и водитель, вывернув руль, свернул в поле.

Я помчался назад к деревьям и наблюдал за ними с величайшим интересом. Просто красота. Я был горд за себя, да, горд. И мне не стыдно было в этом признаться. Когда художник создает величайшее произведение искусства, он это знает и не пытается принизить его значение своей ложной скромностью. А это было настоящее произведение искусства. Первая машина прогромыхала по полю, подпрыгивая и неуклюже приседая на кочках, и на полном ходу врезалась в воду, подняв гору брызг.

Все произошло так быстро, что задние колеса очутились в воде еще до того, как заглох мотор. И машина стала медленно погружаться в жидкую грязь. Она тут же полностью покрыла колеса, и они окончательно завязли в ней. По всему полю полетели страшные крики и ругательства — а что самое замечательное, кто-то вытащил трос и сцепил вездеходы вместе. Чудесно! Второй вездеход взрыл колесами землю, погружаясь все глубже и глубже в мягкую почву, пока и сам не застрял в ней.

Я радостно захлопал в ладоши и зашагал назад к своей машине.

Мне не следовало этого делать, я это знал. Но бывают в жизни моменты, когда просто невозможно удержаться от желания порисоваться.

Я сел в машину, пристегнул ремень безопасности и, двигаясь взад и вперед, вывернул ее на дорогу, после чего включил полную скорость. Проезжая злосчастный поворот, я с силой нажал на гудок. Он громко завизжал, и все повернулись в мою сторону, все смотрели на меня во все глаза. Я помахал им ручкой и рассмеялся. И прекрасное зрелище, мелькнув за деревьями, исчезло из виду.

Это был победный марш. Я громко смеялся, пел и весело насвистывал.

Когда первые восторги улеглись, я двинул вперед ферзя в своей мысленной шахматной партии. И стал обдумывать, каким может быть ответный ход. Шипение пара и бряцание железа отвлекало, и я, изучив внимательно приборы, обнаружил, что все эти спецэффекты просто записаны и их можно выключить. Что я и сделал, продолжая свой путь к замку Капо Димона в тишине и спокойствии.

День был уже в разгаре, когда я наконец добрался до него — и к этому времени я ясно представлял дальнейшее развитие событий. Когда я повернул за последний поворот и выехал на дамбу, мне пришлось вновь запустить спецэффекты, и я, громыхая и свистя во все пары, подкатил к воротам. Я не торопился, чтобы стража успела меня заметить и поднять частично подремонтированный мост задолго до того, как я окажусь у ворот.

Остановившись перед ущельем, я заметил, что они с подозрительным любопытством выглядывают на меня из-за моста.

— Не стреляйте! Я — друг! — выкрикнул я. — Я солдат вашей армии и приближенный Капо Димона. Пошлите за ним немедленно, так как я знаю, что ему не терпится посмотреть на новую паровую машину.

Ему и впрямь не терпелось. Как только мост опустился, он важно прошагал по нему и подошел ко мне.

— Где ты это взял? — спросил он.

— Стащил. Залезай ко мне, и я покажу тебе кое-что интересное.

— А где усыпительный газ? — спросил он, взбираясь по ступеням.

— Я не стал с ним связываться. С этой телегой я разработал план еще получше прежнего. Это не обычная паровая машина, как надеюсь, ты успел заметить. Современная и усовершенствованная модель, с кое-какими дополнениями, которые привлекут твое внимание.

— Ты идиот! О чем ты говоришь? — Он нервно задвигал своим мечом; что за невыдержанный характер.

— Я продемонстрирую, ваше величество, ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Предлагаю тебе сесть и пристегнуть вот этот ремень безопасности, как у меня. Гарантирую, что то, что ты увидишь, произведет на тебя большое впечатление.

Это возбудило в нем некоторое любопытство. Он уселся рядом со мной, и я медленно прокатил его по дамбе до самого берега. Со всеми соответствующими шумовыми эффектами. Тут я остановился и повернулся к нему.

— Что ты можешь сказать о скорости движения этой машины? Какова она обычно?

— Скорость? Ты имеешь в виду то, как быстро она движется? Это отличная упряжка и идет намного быстрее, чем моя собственная.

— Но ты еще ничего не видел, Капо. Во-первых, взгляни сюда.

Я выключил шумовое сопровождение, и он понимающе кивнул.

— Ты выключил зажигание, и она замолчала и не двигается.

— Как раз наоборот. Я просто заставил ее замолчать, чтобы никто не услышал ее приближения. Но она поедет, да еще как! После того, как ты ответишь мне на один вопрос. Если бы эта телега принадлежала врагу и появилась здесь — успели бы твои солдаты поднять мост, прежде чем она въехала бы на него?

Он насмешливо фыркнул.

— За какого дурака ты меня принимаешь, что задаешь такие глупые вопросы? Пока эта развалина будет грохотать по дамбе, мост можно поднять и опустить не один раз.

— Да ну? Тогда держись, и мы посмотрим, что эта малютка может сделать.

Я нажал на газ, и вездеход рванул с места почти в полной тишине. Слышалось только негромкое гудение мотора и шуршание шин по гладкой мостовой. Быстрее и быстрее к воротам, которые приближались к нам с пугающей скоростью. Стража, стоявшая в проеме, едва успела отскочить в сторону, а мы на полном ходу въехали на неотесанные доски моста, подпрыгнули на нем и плавно вкатили в замок через городские ворота. Остановившись посреди двора, я заметил, что Капо сидит в машине с выпученными глазами и ловит ртом воздух. Но немного оправившись, он выдернул свой меч из ножен.

— Ты — предатель! Твоя попытка убить меня не удалась…

— Послушай, Капо, это была всего лишь демонстрация. Я показал тебе, как я собираюсь провезти тебя и твоих солдат через ворота замка Капо Доссия. Прямо через открытые ворота во внутренний двор, где ты можешь убивать, грабить, громить, калечить, разрушать…

Это его успокоило. Меч отправился обратно в ножны, и он наконец заметил, какой переполох и удивление вызвал наш прорыв.

— Ты прав, — сказал он, часто моргая и приходя в свое обычное состояние. — Ты подкинул мне очень интересную мысль, солдат, и мне бы хотелось послушать, что ты еще скажешь обо всем этом, за чашкой вина — так как наша прогулка оказалась чем-то таким, что я не испытывал раньше никогда.

— Слушаюсь. Но позволь сначала убрать с глаз эту телегу. Нападение будет успешным только в том случае, если оно будет неожиданным.

— Правильно говоришь. Поставь эту штуковину в сарай, а я пошлю туда охрану.

Вино, которое он дал мне отведать, было довольно приличным по сравнению с той кислятиной, которую выдавали войску, и я с удовольствием пригубил его. Совсем немножко, потому что мне нужна была ясная голова, если партия будет развиваться соответственно плану. Мне нужно было найти причины, которые бы показались ему разумными, чтобы убедить его не откладывать наступление. Потому что, если мы не будем торопиться, профессор Люстиг забросает нас своими газовыми бомбами. Я был уверен, что он не очень обрадовался тому, что я украл его гоночный автомобиль. А в округе не так уж много замков, где его можно спрятать.

Пришло время действовать. Я мысленно выставил вперед ладью и сказал:

— Замок подлеца Доссии находится отсюда не больше, чем в пяти часах ходьбы — правильно?

— Пять часов, четыре часа для марш-броска.

— Хорошо. Тогда подумай вот над чем. Он напал на тебя, когда ты с большей частью армии отсутствовал. Его войска причинили большой урон мосту и самому зданию замка. Прежде чем ты отважишься предпринять новое наступление, ты должен починить мост, может, даже нанять новых солдат. Чтобы к тому времени, когда ты начнешь военные действия, никто не смог воспользоваться твоей отлучкой. Это правильно?

Он не спеша цедил вино и смотрел на меня поверх бокала.

— Да, черт тебя подери, думаю, что так оно и есть. Осторожность, мои офицеры всегда советуют мне быть осмотрительным, когда я собираюсь идти войной против этой бестии, вырвать у него кишки, содрать с него с живого кожу.

— Так оно и будет на самом деле, перед тобой открывается прекрасное будущее. И в отличие от твоих офицеров я не стану советовать тебе чересчур осторожничать. Думаю, что этот дьявол во плоти должен быть уничтожен — и немедленно!

Это ему очень понравилось, и было видно, что он слушает меня с неотрывным вниманием, когда я докладывал ему свой план.

— Оставляем здесь все, как есть — берем с собой всех людей. Если все пойдет по намеченному, ты вернешься сюда со своим войском еще до того, как кто-либо узнает, что ты уходил. Мы выступим ночью, бесшумно, словно духи мщения, и на рассвете займем выгодные позиции как можно ближе к замку Капо Доссия. Я знаю место. Когда мост опустят на рассвете, я с помощью твоей новой машины прослежу за тем, чтобы он оставался открытым. Твои войска атакуют, захватывают замок — и победа у нас в кармане. Как только мы завоюем замок, мы пошлем самых сильных домой.

— Все так и могло бы произойти. Но как ты собираешься помешать им закрыть мост?

Когда я объяснил ему это, он вскрикнул от радости, и его лицо расплылось в озорной усмешке.

— Действуй! — крикнул он. — И я сделаю тебя богатым на всю жизнь. С помощью гроутов Доссии, разумеется, когда я захвачу его богатства.

— Ты слишком добр к своему бедному слуге. Могу ли я в таком случае посоветовать, чтобы ты отправил всех в замке отдыхать, так как ночь у нас будет не из легких?

— Да, будет сделано. Я отдам соответствующие приказы.

После этого я тихонько покинул Капо. Кроме естественного беспокойства по поводу уставших тел моих товарищей, у меня были и другие причины пожелать им спокойной ночи в своих кроватях.

Мне нужно было выполнить еще кое-какие важные задачи, прежде чем я смогу отдохнуть сам.

— Инструменты, — сказал я Дренгу, еле разбудив его. — Напильники, молотки и тому подобное. Где их здесь можно найти?

Он запустил пальцы глубоко в спутанные волосы и усердно заскреб голову, наверное, пытаясь выцарапать оттуда какую нибудь мысль.

Я с трудом поборол в себе желание схватить его и хорошенько встряхнуть; вместо этого я терпеливо дождался, когда он закончит свое замедленное действие. Возможно, что подобный массаж головы помогает ему расшевелить его тугодумные мозги. Поэтому я не стал вмешиваться в установившуюся практику.

И он наконец заговорил:

— У меня нет инструментов.

— Я знаю, дорогой мальчик, — я слышал, как заскрежетали мои зубы, но заставил себя сдержаться. — У тебя нет инструментов, но у кого-нибудь они должны быть. У кого, как ты думаешь?

— У кузнеца, — с гордостью произнес он. — У кузнеца всегда есть инструменты.

— Молодчина. А теперь, не будешь ли ты так любезен и не покажешь ли, где можно его найти?

Тот, кого мы искали, оказался черным, как сажа, волосатым мужиком в прескверном настроении. Он дыхнул на нас перегаром.

— Ползи отсюда, малявка. Никто никогда не прикасается к инструментам Гранджа, никто.

Да, действительно малявка! Я не должен был вызывать его гнев и сердитое ворчание.

— Слушай, ты, грязная свинья — это инструменты Капо, а вовсе не твои. И Капо послал меня за ними. А теперь либо я возьму их, либо мой оруженосец приведет сюда Капо. Тебе этого хочется?

Он сжал кулаки и нахмурился, затем отошел в нерешительности. Как и все остальные, он видел, как мы с Капо въехали в замок, и знал, что я пользуюсь его доверием. Он не мог позволить себе вызвать гнев своего босса. Он принялся подпрыгивать, кланяться и расшаркиваться.

— Разумеется, хозяин. Грандж знает свое место. Инструменты, конечно, возьми мои инструменты. Вот здесь все, что вам угодно.

Я протиснулся мимо его раскланивающейся фигуры к верстаку с примитивными приспособлениями. До чего же умилительно!

Мне пришлось перебрать кучу всякого хлама, пока я наконец не нашел подходящий напильник, молоток и какие-то необработанные металлические обломки, которые должны были пригодиться. Я всучил все это Дренгу.

— Возьми-ка это. А ты, Грандж, сможешь забрать свои инструменты завтра утром в гараже.

Дренг последовал за мной и с благоговейным страхом уставился на паровую машину.

— Закрой рот, а то муха залетит, — сказал я ему, забирая инструменты.

— Теперь мне нужна солидная сумка или какой-нибудь мешок, вот такого размера. Отыщи где-нибудь все это и принеси мне. А потом отправляйся спать, потому что нам не удастся выспаться этой ночью.

С настоящими инструментами я бы справился с работой в считанные минуты. Но у меня было такое чувство, что здесь не очень то придерживались точных допусков, и если я хоть отдаленно приближусь к модели, все будет в порядке. Металлическая обшивка борта была примерно такой же толщины, как и мой деревянный ключ. Я отрезал кусок и пилил, и стучал, и делал зарубки, придавая емунужную форму. Должно подойти.

Дренг — как и все остальные — уже давно спал, и я мог приступать к операции под названием Великий Гроут. С ключом в кармане, с засунутой за пояс сумкой, бесшумно, словно тень, я пробрался в самые дебри замка. Я запомнил карту Слона, и его дух должен был хранить меня, во всяком случае, я отыскал сокровища безо всякого труда. Я вставил ключ в замочную скважину, плюнул три раза на всякий случай и повернул его. Скрежетнув по металлу, ключ повернулся, и замок открылся.

Мое сердце, как обычно, заколотилось в груди, а я словно прирос к месту. Шум могли услышать. Но, к счастью, не услышали. Дверь негромко скрипнула, когда я ее отворил, но в следующий момент я был уже внутри сводчатого склепа и тихонько захлопнул ее за собой. Прекрасно. Высокие зарешеченные окна впускали достаточно света, и я увидел огромные сундуки в дальнем углу склепа.

Я отлично провел свои финансовые исследования, оглядывая богатства этого хвастуна, и я знал, что мне здесь было нужно. Первый сундук был наполнен медными гроутами, я мог определить это на ощупь по их толщине. В логической последовательности я обнаружил серебряные гроуты в следующем сундуке и набил ими половину сумки. Проделывая это, я заметил сундучок поменьше, неприметно стоявший поодаль. Я улыбнулся в темноте, запустив туда руку и почувствовав угловатые формы. Золотые гроуты — и много. Похоже, операцию можно было считать успешной. Я закончил нагребать монеты и почувствовал, что сумка стала неподъемной. Берегитесь жадности! Прислушавшись к этому своему совету, я взвалил сумку на плечо и тем же самым путем вышел наружу.

Во дворе расхаживали вооруженные стражники, но они не заметили, как я осторожно проскользнул в сарай. Включив фары вездехода, света которых было достаточно, чтобы оглядеться, я открыл нижнее отделение для аккумуляторных батарей и пристроил там сумку с деньгами. Закрыв его, я почувствовал величайшее облегчение. И мысленно выдвинул вторую ладью вслед за первой.

Партия шла точно в том направлении, которое я ей задал, и впереди уже ясно был виден мат.

— А теперь, Джим, — подумал я. — Приклони куда-нибудь свою голову и поспи. Завтра будет невероятно хлопотный день.

Я что-то бормотал, отбивался и отворачивался, но какой-то раздражитель не давал мне покоя.

Наконец я приоткрыл глаза и сердито зарычал на Дренга, который не переставал трясти меня за плечо. Он тут же в испуге отскочил.

— Не бейте меня, хозяин, — я делаю то, что мне было приказано. Пора просыпаться, войско уже строится во дворе.

Я проворчал что-то невнятное, которое вдруг перешло в кашель. Передо мной тут же появилась чашка, и я с наслаждением прильнул к прохладной воде, затем вновь откинулся на койку.

Уже не в первый раз я оценил систему, в которой у каждого воина должен быть оруженосец. Но сейчас я чувствовал себя побитым, измочаленным, измученным. Все эти беды и напасти способны подорвать выносливость даже молодого и полного сил и энергии организма. Я тряхнул головой, и приподнялся на локте, рассердившись на себя за мимолетную слабость.

— Хорошо, иду, Дренг, — сказал я. — Принеси мне чего-нибудь поесть, чтобы насытить мои внутренности перед дальней дорогой. И еще воды, если можно, а то похоже, что кроме алкоголя у этих хозяев ничего не подают.

Я побрызгал холодной водой на голову, фыркая и отплевываясь на весь двор. Промокнув лицо, я увидел в ясном свете звезд, как солдаты выстраиваются в шеренги, получив амуницию.

Скоро начнется самая великая авантюра в моей жизни.

Когда я вернулся в казарму, Дренг уже поджидал меня там. Я сел на нарах и принялся за завтрак, состоящий из совершенно отвратительных жареных бобов, вымоченных в какой-то отраве, которая здесь называлась вином. В промежутках между запихиванием пищи в рот мне приходилось говорить, потому что это был последний момент, когда я мог поговорить со своим оруженосцем наедине.

— Дренг, твоя военная карьера заканчивается.

— Не убивайте меня, хозяин!

— Военная карьера, идиот, я же не сказал, твоя жизнь. Сегодня последняя ночь твоей службы, и утром ты будешь отпущен домой с полным расчетом. Где твой старый отец прячет деньги?

— Мы так бедны, что у нас нет гроутов.

— Да, я тоже так думаю. Но ЕСЛИ БЫ у него было немного — куда бы он их положил?

Наверное, это был сложный вопрос, потому что он надолго задумался, пока я жевал и глотал свой завтрак. Наконец он ответил.

— Закопал бы их под очагом в доме! Помню, он как-то это делал. Все закапывают свои деньги под очагом, чтобы их никто не нашел.

— Прекрасно. В таком случае их обязательно найдут. Ты должен поступить со своим богатством совершенно по-другому.

— У Дренга нет богатства.

— У Дренга будет богатство еще до восхода солнца. Я тебя полностью рассчитаю. Придешь домой и отыщешь возле хижины два дерева. Натянешь между ними веревку. Выкопаешь яму прямо под ней, поделив веревку пополам. Зароешь деньги там — тогда ты сможешь легко найти их, когда они понадобятся. Но доставай по нескольку монет, не все сразу. Понял меня?

Он радостно закивал.

— Два дерева, середина веревки. Никогда не слышал ничего подобного!

— Очень важно это знать, — я вздохнул. На свете было много чего, о чем он никогда в жизни не слышал. — Ну, пойдем. Я хочу, чтобы ты был кочегаром на моей огненной колеснице.

Я, шатаясь, поднялся на ноги и направился к сараю. В то время как солдаты уже построились в шеренги и были готовы к походу, офицеры только появились, потягиваясь и зевая, во главе с Капо.

Времени оставалось немного. Дренг забрался в машину позади меня и взвизгнул от страха, когда я включил освещение приборов.

— Дьявольский свет! Это фонари привидений! Верный признак погибели!

Он скрестил руки на груди, приготовившись к смерти, пока я его хорошенько не растолкал.

— Батареи! — крикнул я. — Подарок науки, отрицаемой в вашем кошмарном мире. А теперь перестань скулить и открывай свою сумку.

Все мысли о смерти мигом исчезли, и он вылупил глаза, когда я начал набивать его кожаную сумку серебряными и золотыми гроутами. Это было настоящее богатство, которое должно было переменить его жизнь полностью, по крайней мере это единственное доброе дело, совершенное мной на этой планете.

— Что вы там делаете?

Это был Капо Димон, подозрительно оглядывающий нас снизу.

— Разогреваем мотор, только и всего, ваше превосходительство.

— Убери прочь своего оруженосца, я сажусь в машину.

Я махнул ошарашенному Дренгу, чтобы он пересел на заднее сиденье, и Капо взобрался на борт.

— Вы делаете мне одолжение своим присутствием, Капо.

— Ты чертовски прав. Я поеду в машине, в то время как войско пойдет пешком. Давай, заводи эту штуковину.

Разведчики уже давно были отправлены вперед, когда мы прогрохотали по мосту и выехали на дамбу. Основная часть войска шла за нами, и, несмотря на поздний час, походка их была довольно бодрой. Все они потеряли ценные вещи — а кто-то и оруженосцев — во время вражеского набега. И все пылали теперь жаждой мести и наживы.

— Капо Доссия должен быть захвачен живым, — сказал вдруг Капо Димон. Я уж было приготовился ответить, но вовремя сообразил, что он разговаривает сам с собой. — Связанный и беспомощный, он должен быть доставлен в мой замок. Сначала я сдеру с него кожу, совсем немного, чтобы только хватило на ленту к шляпе. Затем, наверное, выколю ему глаза. Нет — не сразу — он должен видеть, что с ним происходит…

Он говорил еще что-то в этом же духе, но я перестал слушать. У меня было о чем подумать — и даже пожалеть. Когда Слон был убит, ярость переполнила меня и завладела мной настолько, что я не понимал, что делаю. Теперь все оправдания исчезли — я пустился в это предприятие исключительно ради мести. И я не мог провозгласить, что делаю это ради памяти Слона, потому что знал, насколько он был всегда против подобных насильственных актов. Но отступать было поздно. Кампания была уже развернута, и мы быстро приближались к цели.

— Остановись-ка! — неожиданно скомандовал Капо, и я нажал на тормоза.

Впереди нас на дороге стояла в ожидании небольшая кучка людей — наши отправленные вперед разведчики. Капо спрыгнул на землю, а я наклонился, чтобы рассмотреть, что там у них случилось. Они вели человека со связанными за спиной руками.

— Что произошло? — спросил Капо.

— Мы обнаружили, что он наблюдает за дорогой, ваше превосходительство. И поймали его, прежде чем он смог удрать.

— Кто он такой?

— Солдат по имени Палек. Я знаю его, служили вместе во время южной кампании.

Капо подошел к арестованному, приблизив к нему свое лицо и сердито прорычав:

— Ты теперь мой, Палек. Скрученный и связанный.

— Ну.

— Ты человек Капо Доссии?

— Ну, я служу у него. Получил от него гроут.

— Ты давно пропил его, наверное. А будешь ли ты служить у меня и получать мои гроуты?

— Ну.

— Развяжите его. Баркус, дай этому человеку серебряный гроут.

Наемники славно воевали, но они так же легко переходили то на одну, то на другую сторону.

А почему нет? Они не были привязаны к казармам ни одного из Капо. Как только Палек согласился принять монету, ему вернули его оружие.

— Скажи, Палек, — скомандовал Капо. — Ты теперь мой слуга, который получает мои гроуты. Но ты служил у Капо Доссии. Расскажи мне о его планах.

— Ну. Это не секрет. Он знает, что твоя армия осталась целой и невредимой и что ты рано или поздно пойдешь на него войной. Несколько человек послали понаблюдать за дорогами, но он не предполагает, что вы придете так скоро. Он не перестает пьянствовать, а это значит, что он не ждет нападения.

— Я проткну ему мечом живот и выпущу оттуда вино и кишки! — Капо с трудом заставил себя прервать свои мечтания и вернуться к действительности. — Ну, а войска? Они будут сражаться?

— Ну, им только что заплатили. Но они его не очень любят и перейдут на сторону противника, как только битва будет проиграна.

— Это уже лучше. Вставай в строй, разведчики вперед, заводи машину.

Последнее предназначалось мне, и он быстро вскарабкался наверх.

Я нажал на газ, и мы продолжили продвижение. Больше нас ничто и никто не останавливал, и мы, сделав небольшой привал, подошли к замку врага задолго до восхода солнца. Разведчики ждали нас у дороги в том самом месте, которое я выбрал заранее. Замок Капо Доссия находился за следующим поворотом.

— Я расставлю дозорных, — сказал Капо.

— Согласен. Мой оруженосец покажет им точное место, где они смогут, укрывшись из виду, наблюдать за воротами, — я подождал, пока он отойдет подальше и прошептал Дренгу на ухо:

— Бери свою сумку и все, что у тебя есть с собой, — ты сюда больше не вернешься.

— Я не понимаю, хозяин…

— Поймешь, если закроешь рот и будешь слушать, вместо того, чтобы болтать. Отведи солдат к тем кустам, где мы прятались, когда пришли сюда выручать Слона. Ты помнишь это место?

— Это сразу за сожженным деревом, стоящим над живой изгородью…

— Отлично, отлично — мне не нужны твои описания. Отведи солдат туда, как я сказал, покажи им, где спрятаться, и сам спрячься позади них. Когда взойдет солнце, здесь начнется настоящая заварушка. В это время ты не делаешь абсолютно ничего, понял меня — не говори, просто кивни?

Он кивнул.

— Прекрасно. Ты остаешься лежать, пока все не умчатся вперед. Как только все разбегутся и никто не будет на тебя смотреть — беги прочь. Назад в лес и домой, и сиди там тихо, пока не улягутся страсти. Затем посчитай свои деньги и живи счастливо.

— Получается, что я не буду больше вашим оруженосцем?

— Правильно. Демобилизован из армии с почестями.

Он упал передо мной на колени и схватил мою руку, но прежде чем он успел произнести хоть слово, я прижал палец к его губам.

— Ты был хорошим оруженосцем. Теперь будь хорошим фермером. Беги!

Я смотрел ему вслед, пока он не растворился в темноте. Глуповатый — но преданный. И единственный друг на этой жалкой планете. Единственный друг, который был мне так необходим! Особенно теперь, когда Слон… Слава богу, мои грустные мысли были прерваны Капо, который снова забрался на свое сиденье. За ним последовали вооруженные солдаты, и вскоре их набилось в машину под самую завязку. Капо украдкой взглянул на небо.

— Уже показался первый лучик. Скоро рассвет. И тогда начнется.

Теперь нам оставалось только ждать. Казалось, в воздухе было столько напряжения, что было трудно дышать. Светало, из темноты стали появляться неясные очертания солдатских лиц с одинаковым мрачным выражением. Я сосредоточил все свое внимание на том, что происходило за поворотом, вспоминая, как это было, когда мы с Дренгом прятались там. Ждали и наблюдали. За закрытыми воротами замка, за поднятым мостом, за тем, как они с каждой минутой становились все отчетливей.

Солнце поднималось все выше, и из-за толстых городских стен показался дымок от костра, на котором готовили завтрак. Затем в казармах прозвучал сигнал к подъему, смена караула.

Наконец ворота отворились, мост опустили. Что потом? Последуют ли они заведенному порядку? Если нет, наши силы вскоре будут замечены…

— Сигнал! — сказал Капо, с силой пихнув меня в бок локтем.

Это было лишнее. Я и сам увидел солдата, который замахал нам рукой, как только появился из-за поворота. Нога уже давила на газ, и мы быстро набирали скорость. Обогнув поворот, мы помчались прямо ко входу в замок, подпрыгивая и раскачиваясь на кочках. Стража удивленно уставилась на нас и замерла в изумлении, в то время как мы стремительно приближались к ним. Рабы, толкавшие повозку, остановились как вкопанные и тоже во все глаза смотрели на нас. Затем поднялся страшный крик. Мост заскрипел, когда они попытались поднять его, но повозка и раб все еще стояли на нем. Посыпались пинки и визгливые приказы, но каждая потерянная секунда неумолимо приближала нас к воротам. Они принялись впихивать повозку обратно во двор — но было уже поздно. Мы их опередили. Передние колеса коснулись моста, мы подпрыгнули в воздух и приземлились с громким треском, на всем ходу врезавшись в повозку. Я затормозил, рабы и стража нырнули в ров с водой, боясь быть задавленными, а мы юзом прокатились по мосту и застряли в городских воротах.

— За Капо Димона, за гроуты, за господа Бога! — кричал Капо, выпрыгивая из машины и бросаясь в атаку.

Остальные тоже бросились за ним, а я немного сдал назад. За моей спиной слышались крики и топот наступающей армии. Я видел, как Капо со своими людьми захватил механизм, поднимающий мост. Хотя его все равно невозможно было поднять, потому что на него всей своей тяжестью навалилась моя машина. В этом и заключалась вся прелесть и простота моего плана. Раз уж я въехал на мост, он останется опущенным, пока я тут. Ну а теперь я мог прокатиться вперед, чтобы пропустить в ворота остальное войско.

Завязался бой за замок Капо Доссия.

Это было неожиданное нападение, которое и в самом деле застало их врасплох. Наши силы оккупировали подъемный мост и постепенно заполняли внутренний двор замка, в то время как из казарм стали выскакивать солдаты Капо Доссия. Стражники на городских стенах сражались яростно и отважно, но мы явно превосходили их по численности. В придачу к общей неразберихе я включил шумовые спецэффекты и выпустил пар из свистка, врезаясь в кучу защитников замка, преградивших мне путь. В мою сторону раздалось даже несколько выстрелов, но большинство солдат, увернувшись из-под колес, побежали прочь.

Колеса взвизгнули, когда я резко притормозил и огляделся вокруг, залюбовавшись картиной боя. Защитники на стенах капитулировали один за одним, поднимая руки в воздух. Уступая нам по численности с самого начала и не имея особых причин быть преданными Капо, как нам и было сказано, они теперь рады были спасти свои жизни. У входа в главное здание группа офицеров показывала чудеса отваги, и главное сражение разгорелось там. Но и они друг за другом выходили из боя, кто пораженный вражеским мечом, кто вовремя признавший себя побежденным. Двое из их команды попытались скрыться в здании, но обнаружили, что дверь захлопнулась у них перед самым косом.

— Принесите факелы! — крикнул Капо Димон. — Сейчас мы выкурим их из замка!

Сражение закончилось так же быстро, как и началось. Ворота, стены и внутренний двор были в наших руках. Сваленные в кучу трупы говорили о жестокости этого недолгого боя. Рабы дрожали от страха, прижавшись к стенам, в то время как сдавшиеся солдаты были отведены с исходных позиций. Только центральное здание оставалось до сих пор в руках защитников. Капо Димон, похоже, твердо знал, что нужно делать. Он помахал над головой дымящимся факелом и крикнул:

— Эй, Доссия, толстобрюхая жаба, пришел твой конец. Выходи и сражайся, как честный воин, ты червяк, или я выкурю тебя оттуда. Я сожгу тебя заживо вместе со всеми, с мужчинами, женщинами, детьми, собаками, крысами, голубями, которые находятся там с тобой. Выходи и дерись, ты, грязный подонок — или оставайся там и я поджарю тебя, как свинью на вертеле!

Изнутри раздался выстрел, и пуля отскочила от булыжника у самых ног Капо. Он взмахнул своим окровавленным мечом, и в ответ прозвучал залп из наших ружей. Пули со свистом ударялись в каменные стены, застревали в обшивке двери, залетали в окна. Когда огонь прекратился, мы услышали дикие крики, доносящиеся из здания.

— Последнее предупреждение! — выкрикнул Капо Димон. — Я не воюю с женщинами и теми солдатами, которые сдаются. Сложите оружие и вы будете свободны. Будете сопротивляться — и сгорите заживо. Мне не нужен никто больше, только эта свинья, Доссия. Ты слышишь это, Доссия, мерзкая тварь, свинья, гадина…

И все в том же духе, так он увлекся. Факел потрескивал и дымился в его руке, а внутри здания по-прежнему слышалась приглушенная возня и крики.

Вдруг дверь распахнулась, и Капо Доссия скатился вниз по ступенькам. Он был бос и полуодет — но держал в руках меч. При виде своего врага Капо Димон совсем потерял то немногое самообладание, которое у него еще оставалось. Он зарычал от ярости и бросился вперед. Доссия вскочил на ноги, лицо его было все в крови, и поднял меч для защиты. Это было незабываемое зрелище — и каждый наслаждался им. Наступило никем не объявленное перемирие, когда оба лидера вступили в бой.

Солдаты опустили оружие, а в окнах над их головами показались любопытные лица. Я тоже вылез из водительского кресла и встал на передок машины, где мне были прекрасно видны оба бойца.

Они стоили друг друга — не превосходя один другого ни в гневе, ни в ловкости. Меч Димона с силой обрушился на поднятый клинок Доссии. Он ловко отпарировал и сделал бросок — но Димон вовремя отступил назад. Вслед за этим последовали непрерывные удары сталью о сталь, перемежающиеся громкими проклятиями. Они крутились на булыжной мостовой, размахивая мечами, будто от этого зависели их жизни. Хотя, конечно, зависели. Это было довольно примитивное бряцание оружием, выпад — ответный удар, но в нем присутствовало столько энергии.

Раздался крик — Димон первым пустил кровь своему врагу, и рубашка вокруг раны на боку у Доссии быстро промокла. Это было начало конца.

Димон был сильнее и свирепее и наиболее близок к победе. Если Доссия и впрямь пьянствовал все это время, как нам сказали, то можно считать, что он так же яростно боролся с похмельем, как и со своим врагом. Димон теснил его все больше и больше, безжалостно атакуя и преследуя по всему двору. Пока он наконец не был прижат к стене, и ему некуда было дальше отступать. Димон прорвался через оборонительную стойку противника и двинул ему в челюсть рукояткой своего меча — затем выбил оружие у него из рук резким ударом стального клинка. Все его планы относительно садистской расправы улетучились в пылу сражения. Он размахнулся — и рубанул что было сил.

Ничего привлекательного в том, как острый клинок перерезал горло Капо Доссии, не было. Меня стошнило, и я отвернулся. В тот самый момент огромная тень закрыла солнце.

Люди один за одним поднимали головы вверх — и вокруг стали раздаваться изумленные вздохи. Я тоже посмотрел вверх. Но в отличие от всех остальных, я точно знал, что вижу перед собой. Необъятная, сверкающая на солнце модель космического корабля класса Д на воздушной подушке. Массивная громадина проплывала над двором легко, словно птичье перышко. И, как видно, собирается остановиться. Наконец она зависла над нашими головами, тая в себе неизведанную опасность.

Я повернулся и бросился к приборам. Но скрываться было уже поздно, да и некуда. Я полез в отсек для батарей, когда из корабля выпали первые серебристые шары. Я с ужасом поглядел на них — затем глубоко вздохнул и задержал дыхание, открывая дверцу отсека и запуская туда руку. Вытащив оттуда кожаную сумку, я снова уселся на водительское кресло.

Вокруг меня на мостовую падали шары и, ударяясь о камни, разбивались, выпуская содержащийся в них газ. Я пристроил сумку на коленях и увидел, что один из солдат согнулся пополам и рухнул на землю. Я с трудом застегнул ремень безопасности трясущимися пальцами, когда Капо Димон зашатался и свалился на мертвое тело своего врага. В ноздри мне ударил обжигающий воздух, тогда как я запихнул сумку под ремень, плотно затянув его на спине. Это было все, что я мог сделать.

Легкие вдруг пронзила острая боль, и я в последний раз окинул взглядом двор замка. У меня было очень сильное чувство, что я вижу этот кусочек безумного мира Спиовенте в последний раз.

— Скатертью дорога! — крикнул я молчаливой громадине, выпуская воздух из легких. Затем вдохнул снова…

Я был в сознании, я это сразу понял. Я чувствовал под собой что-то мягкое, и в мои закрытые веки бил откуда-то сверху яркий свет. Я побоялся их открыть — вспомнив все разрушающую головную боль, сопровождавшую последнюю газовую атаку. При одной мысли об этом я съежился от страха и чуть повернул голову. И ничего не почувствовал. Ободренный этим маленьким экспериментом, я приоткрыл один глаз. Опять ничего. Я сощурился от яркого света, но боли не было, совершенно никакой боли.

— Наверное, другой газ, спасибо большое, — сказал я, обращаясь неизвестно к кому и широко открывая глаза.

Небольшая комната, вогнутые металлические стены, узкая кровать подо мной. Даже если космический корабль не был бы последним, что я видел перед тем, как упасть в обморок, я все равно бы смог определить, где нахожусь. Значит, они взяли меня на борт. Но где же все мои гроуты? Я быстро огляделся, но их, конечно же, нигде не было. От резких движений в голове моей что-то зашумело, и я упал на кровать и громко застонал от жалости к себе.

— Выпей вот это. Чтобы уничтожить побочные явления газа.

Я вновь открыл глаза и посмотрел на большого человека, который как раз закрывал за собой дверь. На нем было нечто подобное униформе со множеством золотых пуговиц и нашивок, напоминающее военную.

Он протягивал мне пластиковую мензурку, которую я робко взял в руки и пригубил.

— У нас было достаточно времени, чтобы отравить тебя или убить, пока ты находился без сознания, — сказал он. Логично. Я проглотил горькую жидкость и сразу почувствовал себя лучше.

— Вы украли мои деньги, — выпалил я, не успел он рта раскрыть.

— Твои деньги в целости и сохранности…

— Они будут в сохранности только в том случае, когда я буду держать их в руках. Как это было, когда вы нашли меня, привязанные к моему телу. Кто бы ни был тот, кто их взял — он вор.

— Только не надо говорить мне о воровстве! — оборвал он. — Ты и сам их, должно быть, украл.

— Докажи! А я говорю, что я заработал их честным и тяжелым трудом и не желаю, чтобы их употребили для какого-нибудь фонда помощи вдовам погибших в звездных войнах…

— Ну хватит. Я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать с тобой вопрос о твоих несчастных гроутах. Они будут сданы на хранение в Галактический Банк…

— По какому курсу обмена? И какие проценты мне по нему пойдут?

Было видно, что он рассердился.

— Ну все. Ты находишься в весьма затруднительном положении — и должен многое объяснить. Профессор Люстиг сказал мне, что тебя зовут Джим. Как твое полное имя и откуда ты прибыл?

— Меня зовут Джим Никсон и прибыл я с Вении.

— Мы не сдвинемся с места, если ты будешь продолжать врать. Тебя зовут Джимми ди Гриз, ты был осужден, но сбежал из тюрьмы с планеты Бит О'Хэвен.

Вот это да, можете себе представить, я чуть не обалдел от подобной информированности. Кто бы ни был этот парень, но он славно поработал, чтобы это узнать. Теперь было ясно, что игра в любительской команде профессора окончена. Они привлекли к этому делу профессионалов. И он послал мне крученый мяч, чтобы сразу сбить меня с ног, заставить занервничать и разговориться. Но у них ничего не вышло со мной.

Я мысленно нажал на газ, сел на кровати, глядя ему прямо в глаза, и спокойно проговорил:

— Нас не представили друг другу.

Его гнев тут же исчез, и он стал таким же спокойным, как и я.

Он повернулся, нажал какую-то кнопку на стене, после чего она раскрылась и из нее появился металлический стул. Он сел, скрестив ноги.

— Капитан Варод из Космического флота Лиги. Специализируюсь на последствиях военных действий в масштабе вселенной. Теперь ты готов отвечать на вопросы?

— Да — если мы будем делать это по очереди. Где мы находимся?

— На расстоянии тринадцати световых лет от Спиовенте, думаю, что ты рад будешь это услышать.

— Я рад.

— Моя очередь. Как ты попал на ту планету?

— На борту венийского грузового корабля, который снабжал оружием поверженного Капо Доссия.

Это сразу привлекло его внимание. Он наклонился вперед, заговорив с большим энтузиазмом.

— Кто был капитаном корабля?

— Не твоя очередь. Что вы собираетесь со мной делать?

— Ты сбежавший преступник и вернешься на Бит О'Хэвен досиживать свой срок.

— Неужели? — вымученно улыбнулся я. — Ну что ж, теперь я готов ответить на твой вопрос — только вот беда, я совершенно забыл имя капитана. Вы собираетесь меня пытать?

— Не дури, Джим. Ты находишься в незавидном положении. Будь умницей, и я сделаю для тебя все, что в моих силах.

— Хорошо. Я вспомню имя капитана, вы высаживаете меня на нейтральной планете, я называю его и будем считать, что мы квиты.

— Это невозможно. Мы уже доложили о тебе, к тому же я офицер, слуга закона. Я обязан вернуть тебя на Бит О'Хэвен.

— Спасибо. У меня наступила временная потеря памяти. Но прежде чем уйти, скажи, что произойдет со Спиовенте?

Он сидел на стуле и совсем не собирался уходить.

— Первое, что произойдет, это конец опасной интервенции профессора Люстига. Мы были вынуждены это сделать под давлением Межгалактической Ассоциации Прикладной Социоэкономики. Им удалось уговорить некоторые солидные фонды помочь им в претворении в жизнь своих теорий. Множество планет субсидировали из замыслы, и было легче дать им волю и возможность опростоволоситься, чем уговорить остановиться.

— А теперь они оттуда уходят?

— Полностью. Они все погрузились на корабли и очень рады поскорее покинуть планету. Придумывать экономические и политические теории — это одно дело. А применять их в реальности — порой очень опасное занятие. В прошлом были попытки это сделать — и всегда с гибельными результатами. Мы теперь не знаем подробностей, они затерялись во тьме веков, но существовала сумасшедшая доктрина под названием монетаризм, которая предположительно уничтожила целые цивилизации, целые планеты. Теперь вот новый эксперимент зашел в тупик, поэтому туда должны приехать специалисты, как это было и в первом случае.

— Вторжение?

— Ты слишком много смотрел канал ЗУ. Война запрещена. Ты должен это знать. У нас есть люди, которые будут работать с существующим обществом Спиовенте. Возможно, с Капо Димоном, так как он уже удвоил свои владения. Ему будет оказана помощь и поддержка в аннексировании все большего количества территории.

— И в убийстве все большего количества людей?

— Нет, мы будем за этим следить. И очень скоро он не сможет управлять без помощи, и наши бюрократы уж будут тут как тут. Помогут ему создать централизованное управление…

— Рост правовой системы, налоги, я знаю эту модель. Совсем как у профессора Люстига.

— Не совсем. Наши приемы опробованы. И они работают. В течение жизни одного поколения, максимум двух, Спиовенте будет с удовольствием принята в семью цивилизованных планет.

— Поздравляю. А теперь, пожалуйста, оставь меня, чтобы я мог посидеть и поразмышлять о своем будущем заключении в тюрьму.

— Но ты все еще не назвал мне имя капитана. Он будет продолжать торговать оружием — а ты будешь нести моральную ответственность за новые смерти.

Да, и я в том числе. Должен ли я отвечать также и за смерть во дворе замка Капо Доссия? Ведь наступление было моей идеей. Но Димон пошел бы в атаку в любом случае, и тогда убитых было бы намного больше. Да, нелегко брать на себя ответственность.

Капитан Варод словно прочитал мои мысли.

— У тебя есть чувство ответственности? — спросил он.

— Да, есть. Я очень ценю жизнь и верю в ее святость, и не являюсь сторонником убийства. Все мы живем только раз, и я не хочу нести ответственность за чью-то безвременно оборвавшуюся жизнь. Думаю, что я совершил ряд ошибок, и надеюсь, что они меня кое-чему научили. Имя торговца оружием капитан Га…

— Гарт, — сказал он. — Мы знаем о нем и наблюдали за ним. Это был его последний вояж.

В голове моей закрутились мысли.

— Зачем же ты тогда меня расспрашивал, если вы все знаете и без этого?

— Ради тебя, Джим, больше незачем. Я говорил тебе, что мы занимаемся реабилитацией. Ты принял очень правильное решение, и мне кажется, что ты будешь хорошим гражданином в будущем. Удачи тебе.

Он встал и собрался уж было уйти.

— Спасибо большое. Я буду вспоминать твои слова, когда мне придется дробить породу в каком-нибудь забое.

Он стоял в открытых дверях и улыбался мне в ответ.

— Я занимаюсь правосудием на очень высоком уровне. Да к тому же я не сторонник того, чтобы сажать в тюрьму неудачливого грабителя банка. Ты достоин большего и можешь большего добиться. Но тем не менее, мне нужно вернуть тебя в тюрьму. Ты будешь переведен на другой корабль, на другую планету, где посидишь взаперти до прибытия твоих тюремщиков.

Он вышел, затем вернулся на минутку.

— Принимая во внимание то, что ты мне сказал, я забываю, что в твоей подошве все еще хранится замечательная отмычка.

Теперь он ушел насовсем. Я долго смотрел на закрывшуюся за ним дверь и вдруг расхохотался. Все-таки мир прекрасен, полон замечательных вещей, оценить которые по достоинству способен лишь тот, кто знает свое дело. А я свое знал!

— Спасибо тебе, Слон, спасибо за все. Это ты направлял и учил меня моему делу. И только благодаря тебе Крыса из нержавеющей стали появляется на свет!

Гаррисон Гари Стальная крыса идёт в армию

Глава 1

Я слишком молод, чтобы умирать. Мне всего-навсего восемнадцать. Но сейчас вы смело можете назвать меня покойником. Пальцы слабеют, ладони скользкие от пота, а под ногами – километровая бездна. Держаться больше не могу. Сейчас свалюсь…

Обычно я не поддаюсь панике, но сейчас ситуация далека от обычной. Все мое тело от макушки до пяток дрожит от невероятного напряжения, а мозг парализован безвыходностью положения.

Я попал в беду, в нелепую ловушку, и винить мне в этом некого, кроме себя. Как много мудрых советов дал я себе за всю жизнь, как много получил их от Слона – а что толку? Опять, не зная броду, полез в воду…

Наверное, я заслужил такой конец. Нержавеющая Стальная Крыса на поверку оказалась очень даже ржавеющей.

Край металлической двери очень гладкий, необычайно трудно держаться кончиками пальцев. Носки ботинок едва зацепились за выступающий комингс, а каблуки висят над бездной. Стоять так долго на цыпочках – настоящая пытка, но она ничто по сравнению с болью в пальцах рук.

А ведь поначалу план казался таким простым, логичным и остроумным! Лишь теперь я осознал, насколько он сложен, авантюрен и нелеп!

– Джимми ди Гриз, ты идиот, – бормочу я сквозь стиснутые зубы и только сейчас замечаю, что до крови прикусил губу. Я разжимаю зубы и сплевываю – и тут правая рука срывается. Безумный страх придает мне сил, и я каким-то чудом ухитряюсь снова зацепиться за верхний край двери.

Но силы уходят так же быстро, как и пришли, оставляя меня по-прежнему беспомощным и еще более изнуренным. Нет, из этой западни мне не выбраться. Рано или поздно пальцы разожмутся, и я полечу вниз. Так стоит ли затягивать мучения?

«Нет, Джим! Не сдавайся!»

У меня шумит в ушах, в голове раздаются глухие удары, и кажется, что голос доносится издалека. И я не узнаю свой голос – он стал выше, богаче интонациями. Такое чувство, будто ко мне обращается сам Слон. Это его мысль, его слова. И я держусь, не зная толком, зачем. А внизу раздается далекий гул.

Гул? В шахте темно как в могиле. Неужели кто-то включил маглевлифт? Я с трудом – окостенела шея – наклоняю голову и вглядываюсь во мрак. И спустя какое-то время вижу крошечный огонек.

Кабина движется вверх.

Что с того? В здании 233 этажа. Велики ли шансы, что кабина остановится как раз подо мной и я смогу легко и спокойно сойти на крышу? «Астрономически малы», – горько думаю я. А вдруг кабина поднимется выше, размазав меня по стене? Такое вполне возможно. Огонек приближается, мои зрачки с каждой секундой расширяются, гул двигателя нарастает, налетает ветер… Конец!

Да, конец – подъема кабины. Она останавливается как раз подо мной. Я слышу, как раздвигаются створки двери, слышу голоса двух охранников.

– Я тебя прикрою. Но и ты не зевай, когда будешь осматривать холл.

– Он меня прикроет! Вот уж спасибо! Я вроде бы не вызывался добровольцем.

– Ты не вызывался – я тебя назначил. У меня два шеврона, а у тебя сколько? То-то. Выходит, тебе идти.

Охранник с одним шевроном невнятно выругался и вышел из кабины. Как только его тень заслонила свет, падавший из двери лифта, я осторожно опустил левую ногу на крышу кабины. В надежде на то, что если она подо мной качнется, то шаги полицейского скроют это. Не скажу, что сделать это было легко – бедро свело судорогой, а пальцы словно примерзли к двери. Затем я медленно перенес трясущуюся правую ногу и встал на крышу. Скрюченные пальцы все еще держали комингс: я чувствовал себя полным дураком.

– В холле пусто, – донесся издалека голос охранника.

– Проверь память монитора, не засек ли он кого постороннего.

Внизу что-то звякнуло, и донеслось приглушенное бормотание. Я оторвал правую руку от скользкого металла и принялся отлеплять непокорную левую.

– С восемнадцати ноль-ноль, когда последний служащий ушел домой, здесь никто не появлялся.

– М-да, загадка, – буркнул охранник с двумя шевронами. – Датчики зарегистрировали, что кабина поднялась на этот этаж. Мы спустили ее вниз. И никто, говоришь, здесь не выходил?

– Нет тут никакой загадки, просто лифт поехал сам собой. Ложный сигнал компьютера. Сам себе дал команду.

– И не хочется с тобой соглашаться, но делать нечего. Поехали вниз, доиграем партию в картишки.

Охранник с одним шевроном вернулся, дверь лифта закрылась, я бесшумно присел на корточки. На этаже, где находится тюрьма, они вышли. Тем временем я пытался дрожащими пальцами распутать узлы, в которые превратились мои мускулы. Как только удалось это сделать, я открыл люк в крыше, проник в кабину и осторожно выглянул. Картежники скрылись в караулке. С великими предосторожностями пустился в обратный путь. Осторожно крадучись вдоль стен – был бы хвост, я б его виновато поджал, – негромко орудуя отмычкой, погромыхивая коридорными дверями.

Наконец добрался до своей камеры, открыл и закрыл дверь, спрятал отмычку в подошву башмака, после чего завалился в кровать со вздохом, который, казалось, мог слышать весь мир. В тюремном безмолвии я не решался заговорить, зато мысленно кричал во весь голос: «Джим, ты самый безнадежный идиот на свете! Никогда, повторяю, никогда не поступай так, как сегодня!»

«Не буду», – пообещал я себе в угрюмом молчании. Теперь это обещание отпечаталось у меня в мозгу. Это была жестокая правда. Я все сделал неправильно, желая поскорей выбраться из тюрьмы. Надо искать правильное решение.

Я слишком торопился. А спешить не следует никогда. Капитан Варод из Галактической Лиги утверждал, что ему известно, где я прячу отмычку. Варод верит в закон и порядок, но не считает, что за мелкие проступки, совершенные мной на родной планете, так уж необходимо выдавать меня властям. С чем я сразу и полностью согласился.

– А если я знаю, где твоя отмычка, и не отбираю ее, – продолжал капитан, – то и ты не должен убегать раньше, чем дождешься этапа.

Дождаться этапа! Да мне ничего так не хотелось, как подольше посидеть в этой комфортабельной, больше напоминающей санаторий тюрьме Лиги на планете Стерен-Гвандра, о которой я не знал ничего, кроме названия. Я наслаждался отдыхом после тягот и лишений, перенесенных на рабовладельческой Спайовенте, и настоящей едой после помоев, которые там называют пищей. Да, я научился ценить такие вещи. Я радовался жизни и копил силы, готовясь к неминуемому освобождению. Так какой смысл, спрашивается, бежать отсюда? Да, из-за нее, женщины, существа противоположного пола, которое я и видел-то один миг, но сразу узнал. Один беглый взгляд – здравый смысл потонул в эмоциях, и я предпринял этот безнадежный побег. Тем более осел. Я прямо весь перекосился, вспоминая, как началось это идиотское приключение.

Это случилось во время прогулки, когда заключенных выпустили в огороженный железобетонными стенами внутренний двор и позволили слоняться под ласковыми лучами двух солнц. Я бродил от стены к стене, стараясь не замечать своих товарищей по несчастью, не видеть их скошенных лбов, сросшихся бровей, слюнявых оттопыренных губ. Внезапно их что-то взбудоражило, нечто особенное всколыхнуло дряблые мозги, и ребята с хриплыми возгласами и похабными жестами бросились к решетке, перегораживающей двор пополам. Утомленный однообразием тюремной жизни, я заинтересовался причиной столь бурной реакции заключенных и вскоре определил ее: женщины. Да и что еще, кроме злоупотребления спиртным и сопутствующих этому явлений, могло их взволновать?

Среди женщин, слонявшихся по ту сторону ограды, было три новеньких. Две из них были слеплены из того же теста, что и мои приятели, и отвечали парням хриплыми криками и интересными жестами. Третья помалкивала и держалась особняком. Ее походка показалась мне знакомой. С чего бы это, ведь я и слыхом не слыхивал о Стерен-Гвандре, пока меня не привезли сюда против моей воли? Загадка. Я торопливо прошел до конца решетки, ткнул костяшками пальцев в чью-то шею и, когда ее обладатель погрузился в беспамятство, занял его место.

Меньше чем в метре я увидел знакомое лицо. Никаких сомнений – я встречал эту женщину, я знаю ее имя: Бибз, девушка из экипажа капитана Гарта.

Я сразу решил: необходимо с ней поговорить. Возможно, она знает, где находится Гарт. Ведь это он высадил нас на гнусной Спайовенте, это на его совести смерть Слона. А значит, его смерть будет на моей совести. Пусть только попадется мне, каналья!

Вот так, не потрудившись хорошенько подумать, я совершил нелепую попытку к бегству. Лишь случайность уберегла меня от гибели, позволила благополучно вернуться в камеру. Я покраснел от стыда, вспоминая всю нелепость своего плана. Непродуманность, непредусмотрительность – и невероятно глупое предположение, что система безопасности на всех этажах огромного здания может быть одинаковой. Пока день за днем меня водили на прогулку и обратно, я убедился в примитивности замков на каждой двери, и действительно, справиться с ними оказалось несложно. И я поверил, что дальше все пойдет столь же просто.

И прогадал. Охрана контролировала каждый вызов маглевлифта. Я сразу засек детекторы в коридоре, как только дверь лифта открылась на верхнем этаже. Поэтому и выбрался через люк на крышу кабины в надежде бежать через моторный отсек, который бывает наверху шахты.

Только моторного отсека там не оказалось – а была еще одна дверь. Выход на следующий этаж, который не был обозначен на пульте кабины. Должно быть, об этом знали очень немногие люди. Пытаясь раскрыть эту тайну, я встал на нижний фланец двери, зацепился кончиками пальцев за верх и принялся ощупывать ее. Кончилось тем, что кабина умчалась вниз, а я остался висеть под потолком шахты.

Что и говорить, из этого идиотского приключения я выбрался незаслуженно легко. Но впредь не стоит рассчитывать на такое везение. Для побега необходимы прежде всего ясный ум и железная логика. Решив, что бранить себя, пожалуй, довольно, я стал искать способ встретиться с Бибз.

«А если попробовать законный путь?» – спросил я себя и едва не подавился этими словами.

Законный путь? Для меня, Стальной Крысы, рыскающей в потемках, никого не боясь, ни в чьей помощи не нуждаясь?

Да. Обидно это сознавать, но бывают случаи, когда честность – лучшая политика.

– Эй, вонючие тюремщики, слушайте меня! – заорал я, колотя по решетке. – Оторвите задницы от кушеток, очнитесь от эротических снов и отведите меня к капитану Вароду! Да поспешите, лежебоки!

Разбуженные моими воплями, обитатели соседних камер принялись осыпать меня угрозами и проклятиями. Я отвечал им тем же, пока не появился надзиратель со зловещей гримасой на физиономии.

– Здорово, дружище, – приветствовал его я. – Счастлив видеть твое доброе лицо.

– Хочешь, чтобы тебе проломили черепушку, сявка?

– Нет. Наоборот, хочу избавить тебя от неприятностей. Для этого от тебя требуется одно: немедленно отвести меня к капитану Вароду, поскольку я обладаю сведениями военного значения. Я не шучу: если капитан узнает, что ты тянул резину, он тебя расстреляет.

Надзиратель выдал еще несколько угроз, но в его глазах появилась тревога. И то сказать: любому на его месте было бы ясно, что с такими вещами, как военная тайна, лучше не связываться. Бормоча оскорбления в мой адрес, он отошел к телефону. Ждать пришлось недолго – вскоре появились двое охранников, явно перегруженных мускулами и жиром. Они отомкнули замок моей камеры, отвели меня к лифту, доставили на сотый этаж, пристегнули наручниками к тяжелому креслу и удалились. Появившийся несколькими минутами позже лейтенант зевал во весь рот и тер глаза – по нему нельзя было сказать, что он любит просыпаться среди ночи.

– Мне не о чем разговаривать с мелкой сошкой, – сообщил я. – Зовите сюда Варода…

– Заткнись, ди Гриз, если не хочешь неприятностей. Капитан в длительной командировке, ему не до тебя. Я из егоотдела. Выкладывай, в чем дело, а не желаешь – возвращайся в камеру.

Его слова показались мне убедительными. Да и выбор был невелик.

– Вам когда-нибудь приходилось слышать о космической свинье, называющей себя капитаном Гартом?

– Нечего ходить вокруг да около, – буркнул лейтенант, зевнув. – Я просматривал твое досье, можешь говорить по существу. Если хочешь сообщить что-нибудь новенькое, не стесняйся.

– Мне кое-что известно об этом парне, промышляющем незаконным ввозом оружия. Ведь вы прихватили его с грузом, кажется?

– Ди Гриз, ты пришел сюда рассказывать, а не вопросы задавать, так что давай выкладывай.

Эти слова, однако, никак не вязались с выражением его лица.

По блеску глаз я предположил, что Гарт сумел ускользнуть от полиции.

– Сегодня на прогулке я видел девушку. Новенькую. Ее зовут Бибз.

– Ты вытащил меня из постели, чтобы поведать о своих сексуальных похождениях?

– Нет. Думаю, вам интересно будет узнать, что Бибз – из экипажа Гарта.

Это его заинтересовало, он даже не смог скрыть любопытства – сказывалось отсутствие опыта.

– Ты уверен?

– Можете проверить. Чего проще – запросить информацию.

Он так и сделал – уселся за стальной стол и нажал несколько клавиш на терминале компьютера. Взглянул на экран и скривился.

– Сегодня к нам доставили трех женщин. Среди них нет девицы по имени Бибз.

– Да неужели? – с издевкой спросил я. – А нельзя ли предположить, что преступники иногда пользуются кличками?

Он не ответил, снова склонившись над клавиатурой. Факс загудел и выдал три цветных портрета, два из них я бросил на пол, третий вернул лейтенанту.

– Вот она – Бибз.

Он нажал еще несколько клавиш, затем откинулся на спинку кресла и пробормотал:

– Вроде сходится. Мэрианни Гьюффрида, двадцати пяти лет, специальность – корабельный электротехник, имеет опыт работы в космосе. При задержании у нее обнаружен наркотик. Утверждает, что он подброшен.

– Спросите ее о Гарте. Не захочет говорить – заставьте.

– Спасибо за помощь, ди Гриз. В твоем досье появится соответствующая запись. – Он набрал номер телефона. – Похоже, ты насмотрелся детективов. Мы не имеем права силой вытягивать из людей признание. Наши средства – наблюдательность, умело заданные вопросы, умозаключения. Сейчас тебя отведут в камеру.

– Вот уж спасибо! – хмыкнул я. – Спасибо за спасибо. То есть ни за что. Хоть бы уж сказали, сколько мне еще торчать в вашей кутузке.

– Ну, это как раз несложно выяснить. – Он пробежался пальцами по клавиатуре и с досадой покачал головой. – Послезавтра мы с тобой простимся. Тебе предстоит возвращение на Райский Уголок. Там тебя будут судить и дадут срок, надо полагать.

– Мою вину еще надо доказать, – усмехнулся я, стараясь не выдать охватившую меня радость. Мне бы только выбраться отсюда – а там я сумею найти путь к свободе. Не обращая внимания на тычки и ругательства конвоиров, я позволил отвести себя в камеру и решил до послезавтра быть паинькой.

Еще долго после разговора с лейтенантом я лежал на койке и глядел во тьму, размышляя о том, как бы добраться до Бибз и половчее вытянуть из нее нужные мне сведения.

Глава 2

– Подпишись вот здесь.

Я поставил подпись. Сидевший за столом седобородый старикашка метнул через стол пластиковый пакет с моими пожитками, отнятыми при аресте. Я попытался схватить пакет, но стоявший рядом охранник оказался проворнее.

– Не спеши, заключенный, – процедил он сквозь зубы. – Вещдоки мы передадим кому следует.

– Но это мои вещи!

– Ничего с ними не случится. Все готово, Рэско!

– Меня зовут не Рэско!

– А меня – Рэско. Заткнись, – буркнул второй охранник, крепко сбитый, неприятный тип, чье правое запястье было соединено цепью наручников с моим левым. Он дернул за цепочку, и я едва не упал к нему на грудь.

– Делай все, как я скажу, и не вздумай зубы скалить.

– Слушаюсь, сэр. Простите.

Я с виноватым видом опустил голову, а Рэско самодовольно ухмыльнулся. Не знал он, недотепа, что я сделал это для того, чтобы внимательно рассмотреть браслеты. Ага, «бульдожья хватка», знакомая система. Такие наручники можно встретить в любом уголке Галактики, фирма-изготовитель гарантирует «дуракостойкость». Может, дурак и не сумеет сломать или отомкнуть их, а для меня это раз плюнуть. Я приободрился.

Фэтсо шел справа от меня, крепко сбитый Рэско – слева. Я шагал с ними нога в ногу в нетерпеливом желании покинуть тюрьму и увидеть мир, окружающий базу Лиги, куда меня доставили в «слепом» фургоне. Умы моих стражников, похоже, были заняты раздумьями о том, как переправить бедного Джима ди Гриза на его родную планету. Меня же это, признаться, совершенно не интересовало.

Выбраться из этого бункера-небоскреба оказалось непростым делом, и я в который раз мысленно дал себе пинка за мальчишескую попытку побега. В здании было всего три двери, все три запирались надежнее, чем воздушные шлюзы космических кораблей. Мы прошли мимо жужжащих и пощелкивающих сканеров, трижды сенсоры роботов изучали отпечатки наших пальцев и сетчатки глаз; затем загудели механизмы раздвигающейся двери, и на нас хлынула волна теплого воздуха, запахов и звуков.

На улице, куда мы спустились по длиннющей лестнице, я прямо-таки рот разинул. И было отчего, ведь эта планета – всего-навсего третья из тех, где мне довелось побывать. А жизнь на скотоводческих фермах Райского Уголка и рабство в болотах Спайовенты не подготовили меня к тому обилию впечатлений, которое я испытал, едва покинув тюрьму Лиги.

Теплый пыльный воздух напоен острыми ароматами, над улицей разносится какофония непривычных звуков, мимо движется непрерывный поток людей, незнакомых экипажей и каких-то четвероногих существ. Одно из них шествовало мимо меня, неся на своей спине человека и оглушительно топая по мостовой длинными ножищами. Внезапно оно выпучило на меня глаза, оскалило ужасные желтые зубы и заорало. Я отшатнулся, и эта вполне объяснимая реакция вызвала хохот конвоиров.

– Не трусь, маргу мы тебя в обиду не дадим, – пообещал Фэтсо, и оба охранника захохотали еще пуще.

Может быть, для местных жителей это животное было маргом, а для меня – лошадью. Я видел их на картинках в учебниках истории. Первопоселенцы Райского Уголка пытались разводить лошадей, но не учли исключительной прожорливости местной фауны. Из привезенных ими животных выжили только неуязвимые свинобразы. Я взглянул на марга внимательней, отметил, что при всей его огромной величине он, судя по зубам, травоядный, а значит, бояться нечего. Тут подскочили два его сородича, впряженные в какой-то ящик на колесах. Услышав свист Рэско, сидевший на ящике кучер натянул поводья.

– Залазь, – велел мне Фэтсо, распахивая дверцу.

Я с омерзением отшатнулся.

– Там грязно! Неужели Лига даже нормального транспорта не может…

Рэско дал мне такого пинка, что я птицей влетел в фургон.

– Садись – и не болтай!

Следом забрались охранники.

– Лига старается по возможности пользоваться туземным транспортом, чтобы поддерживать местную экономику, так что заткнись и радуйся.

Я заткнулся, но радоваться не стал. Устремив на улицу, по которой громыхали колеса нашего фургона, невидящий взор, я размышлял, как бы удрать от конвоя, при этом сделав какую-нибудь гадость паршивцу Рэско. Пожалуй, сейчас самое подходящее время. Два молниеносных удара – и они лежат без чувств, а я исчезаю в толпе…

Нагнувшись, я с остервенением почесал лодыжку.

– Тут клопы! Меня укусили!

– А ты их тоже укуси, – с детской непосредственностью посоветовал Фэтсо, и оба надзирателя захохотали.

Вот и чудненько. Они не заметили, как я вытащил из подошвы и зажал в кулаке отмычку. Но едва я повернулся к Рэско, замышляя, как говорят судьи, нанесение побоев, фургон остановился, и Фэтсо отворил дверцу.

– Выходи, – велел он мне, а Рэско с силой дернул цепочку, отчего наручник больно впился мне в запястье.

Выбравшись из фургона, я в недоумении уставился на здание с мраморным фасадом.

– Но ведь это не космопорт, – пробормотал я.

– В самую точку попал, – ухмыльнулся Рэско и потащил меня за собой. – Это местный вариант пересылки.

Я решил, что дальше не пойду, хватит с меня этой мерзкой компании. И все-таки пришлось тащиться следом за надзирателями, всей душой желая, чтобы подвернулась какая-нибудь лазейка. Вскоре она подвернулась.

Я заметил, что в дверь под красивой вывеской «PYCHER PYSA GORRYTH» входят и выходят одни мужчины. Проще простого было догадаться, что означает надпись. Я остановился и, показывая пальцем на дверь, заныл:

– Я хочу туда! Ну пожалуйста!

– Нельзя! – ухмыльнулся Рэско. Вот ведь садист!

Неожиданно за меня заступился его приятель:

– Ладно, отведи его. Ему здесь долго торчать.

Рэско выругался, но не стал спорить. Наверное, он был младше Фэтсо по званию. «Пичер писа» оказалась самым примитивным сортиром – стенка, вдоль нее желобок в полу. Над желобом выстроились в ряд мужики. Расстегивая ширинку, я направился к свободному месту в дальнем углу. Рэско с недовольным видом топал следом.

– Будешь на меня пялиться, я ничего не смогу сделать, – обернувшись, проворчал я.

Он на секунду поднял глаза к потолку. Этого времени оказалось достаточно, чтобы свободной рукой схватить его за шею. Во взгляде охранника вспыхнуло удивление, но тут же угасло, едва я изо всех сил вдавил в шею большой палец. В тот самый миг, когда раздался приятный удар бесчувственного тела о пол, я освободился от «браслета». Рэско лишь похрапывал, пока я обыскивал его и доставал бумажник, чтобы оправдать свою репутацию вора. Угнездив бумажник в своем кармане, я выпрямился и оглянулся. Стоявшие вдоль желоба люди обернулись ко мне.

– Ему стало плохо, – объяснил я и, переводя взгляд с одного непонимающего лица на другое, добавил на эсперанто: – Li svenas. – Но и это не произвело на них впечатления. Тогда я показал на Рэско, на двери и на себя. – Пойду за помощью. Вы приглядите за ним, ребята. Я скоро вернусь.

Никто не попытался меня остановить. Я выскочил за дверь – и едва не угодил в лапы Фэтсо. Он заорал и бросился ко мне, но не тут-то было. Я пулей вылетел из здания, проскочил между двумя лошадьми, обогнул скамейку, пересек улицу и помчался по темной аллее. Она вывела меня на другую улицу, такую же переполненную народом, как и первая. Влившись в толпу, я перешел на шаг. Я даже принялся насвистывать, поглядывая на вывески, на женщин под вуалью и расфранченных мужчин. Здравствуй, свобода!

А может, рано ликовать? Один на варварской планете, не зная языка, преследуемый властями – с какой стати я так обрадовался? Тут же нахлынула черная тоска, но я ей не поддался.

«Ты ли это, Джим? Встретив пустяковые трудности, падаешь духом? Стыдись! Что бы сказал Слон, если бы сейчас тебя увидел? Он бы сказал: „Хватит болтать – на тебя уже глазеют“.

Беззаботно насвистывая, я свернул за угол и сразу наткнулся на столы, уставленные яствами, и людей, сидящих за ними и потягивающих аппетитные на вид напитки. Поверх всего этого красовалась вывеска «SOSTEN HA GWYRAS», ровным счетом ничего мне не сказавшая. Ниже я прочитал знакомое: «Ni parolos espersnto, bonvenuu». Оставалось надеяться, что на эсперанто здесь говорят лучше, чем пишут. Сев за столик у стены, я поманил пальцем официанта.

– Дхе’т плегадoу, – сказал он.

– Плегадoу будешь с остальными, а со мною попрошу говорить на эсперанто, – проворчал я. – Что можешь предложить из выпивки, папаша?

– Пиво, вино, даур-том-ис.

– Что-то нынче не тянет меня пить даур-том-ис. Тащи-ка побольше пива.

Пока он ходил за пивом, я достал бумажник Рэско. Если моих бывших тюремщиков заботит процветание здешней экономики, резонно предположить, что они носят с собой местную валюту. Бумажник оказался полон маленьких металлических дисков. Я потряс один из них, подбросил, поймал и перевернул. На одной стороне была отчеканена цифра два, на другой – слово «аргхана».

– С вас один аргхан, – сказал официант, ставя передо мной запотевший глиняный кувшин.

Я протянул ему монету.

– Возьми, добрый человек, и оставь себе сдачу.

– О! Вы, инопланетники, все такие щедрые! – невнятно поблагодарил официант, пробуя монету на зуб. – Не то что мои серые, глупые соотечественники. Хотите девочку? Или мальчика? Или кеваргена покурить?

– Пока воздержусь. Захочу – дам тебе знать. Сейчас – только пива.

Он удалился, что-то бормоча, а я глотнул пива. Глотнул – и тотчас пожалел об этом. Жуткая кислятина, шипя и пузырясь, потекла по пищеводу. Я отодвинул кувшин и отрыгнул. Хватит валять дурака, Джим! Тебе повезло, ты вырвался на свободу. Каков будет твой следующий шаг?

Но думать об этом я был не в состоянии, и даже еще один мучительный глоток пива не послужил стимулом для мозга. Я был даже рад, когда появился официант и, прикрывая рот ладонью и воровато косясь на посетителей, прошептал мне на ухо:

– Есть свеженький кеварген, только что с поля. Берите, не пожалеете, несколько дней простоит. Не хотите? А как насчет девочки с кнутом? Может, змеи? Или кожаные ремни и горячая грязь…

– Ничего мне не надо! – перебил его я. – Все у меня было, все я испытал. Единственное, чего бы мне хотелось, это найти базу Лиги.

– Как вы сказали? Не понимаю.

– Большое, высокое здание, где живет много инопланетников.

– А, вы имеете в виду лиз. Пожалуйста, я могу отвести вас туда за один аргхан.

– За один аргхан ты расскажешь, как туда добраться. Я вовсе не хочу отрывать тебя от работы.

Кроме того, я не хотел, чтобы в пути он надоедал мне, предлагая сомнительные удовольствия. В конце концов официанту пришлось уступить. Дождавшись, когда он скроется на кухне, я глотнул пива и ушел.

По пути к зданию Лиги в моей голове начало складываться нечто вроде плана. Мне очень хотелось добраться до Бибз. В том, что капитану Гарту удалось бежать, я не сомневался, но она могла знать, где он прячется. Бибз – единственная моя ниточка. Но как проникнуть в тюрьму? Я знал, что во время ареста Бибз носила имя Мэрианни Гьюффрида. Может, представиться ее близким родственником? Хайзенпеффером Гьюффрида, например? Подделать удостоверение личности, если таковые вообще существуют на этой планете? Наверняка это несложно, но вдруг компьютер у входа узнает во мне бывшего арестанта? Или сведения обо мне уже стерли из его памяти? Это вполне возможно, как и то, что после доклада Фэтсо мое досье снова ввели в программу.

С этими мыслями я свернул за угол и увидел перед собой здание базы. Как огромный крутой утес, высилось оно над приземистыми городскими строениями и выглядело таким же неприступным. Не отрываясь глядел я на дверь, за которой то и дело исчезали поднявшиеся по знакомой лестнице люди; створки раздвигались, чтобы впустить посетителя, и тут же наглухо сдвигались, словно за ними хранился золотой запас Вселенной. В голове у меня было пусто. Я привалился спиной к стене, прямо напротив здания. Что было не слишком умно: на мне была тюремная роба. Но местные наряды были столь разнообразны, что моя одежда не привлекала ровно никакого внимания. Я стоял и ждал, когда придет вдохновение. Оно не пришло. Но штурмовать базу не пришлось благодаря счастливому случаю, тому самому единственному шансу из тысячи. Дверь снова раздвинулась, и на верхнюю площадку лестницы ступили три человека: двое блюстителей закона, что явствовало из огромных размеров их сапог, и стройная фигурка между ними. От ее тонкого запястья к лапе охранника шла цепь наручников.

Бибз!

Внезапность ее появления ошеломила меня. Я стоял, привалясь к стене, словно в обмороке, и смотрел, как троица спускается по лестнице и сходит на тротуар. Один из конвоиров помахал рукой и свистнул. Подъехавший фургон загораживал меня от Бибз и охранников, но я словно сквозь его стенки видел происходящее: вот распахивается дверь, арестантку втаскивают внутрь, дверь закрывается…

Щелкнул кнут кучера, и ящик на колесах тронулся с места. Но я уже мчался к нему. Не прошло и секунды, как я вскочил на подножку и рывком распахнул дверь.

– Куда? – рявкнул ближайший конвоир, поворачиваясь ко мне. – Не видишь – занято!

Это был ночной надзиратель. В следующую секунду он узнал меня и заревел от ярости. Силенками его бог не обидел, но я оказался половчее. Уклонившись от его ручищ, я мельком взглянул на испуганное лицо Бибз и хорошенько врезал надзирателю по горлу.

Едва он обмяк, я приготовился к схватке с другим охранником, но тут выяснилось, что ему не до меня. Бибз умело схватила его за шею и душила. Бедняга ничего не мог поделать, как ни сопротивлялся.

– Погоди… сейчас я его тоже… прикончу, – с натугой произнесла Бибз.

Я не стал объяснять, что не убил, а лишь отключил надзирателя. Мой палец впился в нервный узел на локте девушки; ее рука онемела, а лицо побагровело от гнева. Но не успела она раскрыть рта, как я угомонил хрипевшего конвоира и снял с Бибз наручник. Она потерла запястье и улыбнулась.

– Не знаю, откуда ты взялся, но за помощь спасибо. – Приглядевшись ко мне, она спросила: – А мы с тобой, часом, не знакомы? Ну да, ты же наш ночной пассажир, Джимми, кажется.

– Ты не ошиблась, Бибз. Джим ди Гриз к твоим услугам.

Она громко засмеялась и быстро забрала ценности у бесчувственных конвоиров. И проворчала, глядя, как я пристегиваю полицейских друг к другу:

– Лучше бы их пришить.

– Не стоит. Если мы убьем охранников, Лига перетряхнет всю планету, но разыщет нас. А так – может, про нас скоро забудут.

– Пожалуй, ты прав, – неохотно согласилась Бибз, а затем дала каждому конвоиру хорошего пинка.

– Зачем? Они же ничего не чувствуют.

– Почувствуют, когда оклемаются. Итак, куда мы пойдем теперь, Джим?

– Откуда мне знать? На этой планете я впервые.

– Зато я здесь своя.

– Тогда веди.

– Ладно.

Как только фургон замедлил ход, Бибз отворила дверь, и мы соскочили на мостовую.

Глава 3

Бибз взяла меня под руку, и, признаюсь, мне это было довольно приятно. На улице, по которой мы шли, было многолюдно. Где-нибудь в другом месте наши серые арестантские робы, «со вкусом» украшенные червовыми тузами, смогли бы привлечь внимание прохожих – но только не здесь. Тут каждый одевался, как бог на душу положит. Я встречал бородачей в дубленых шкурах, женщин в пышных одеяниях из разноцветного газа, воинов в доспехах из кожи и стали. Платья, мантии, кольчуги, кирасы, кушаки – иными словами, все, что только можно представить. И даже то, чего представить невозможно. Поэтому мы внимания не привлекали.

– У тебя есть деньги? – спросила Бибз.

– Несколько аргханов, позаимствованных у конвоира. Я ведь тоже сбежал.

Ее очаровательные брови над столь же очаровательными глазами слегка приподнялись.

– Вот, значит, почему ты мне помог? А за что тебя держали в кутузке? Помнится, тебя и старикашку высадили на Спайовенте. Гарт продал вас в рабство.

– Да, и мой друг там погиб. Так что не буду скрывать – я слегка недоволен Гартом. Такого друга, как Слон, мне уже не найти. Он мне помог, многому научил, и я горжусь тем, что сумел оказать ему несколько ответных услуг. В спешке покидая нашу родную планету – ты это помнишь, наверное, – мы заплатили капитану Гарту кучу денег. Но ему этого показалось мало, и он продал нас работорговцу. Я выжил, а вот Слон не перенес неволи. Понятное дело, что его смерть не привела меня в дикий восторг. На той планете со мной приключилась масса неприятностей, а потом меня арестовала полиция Галактической Лиги. Меня собирались отправить на родину под суд.

– За какие грехи? – с неподдельным интересом спросила Бибз.

– Ограбление банка, похищение человека, побег из-под стражи. Ну, и так далее.

– Как здорово! Вот что я скажу тебе, Джим: выручив меня, ты оказал себе неоценимую услугу. Я хорошо знаю эту планету, мне известно, где можно раздобыть денег. Давай договоримся: ты будешь красть деньги, а я – тратить. Зато у тебя не возникнет никаких проблем. Потом, когда придет время, я позабочусь об отлете.

– В этом есть резон, пожалуй, – кивнул я. – А нельзя ли нам потолковать о делах за едой? С утра во рту ни крошки.

– Ну конечно. Тут есть подходящее местечко.

Она привела меня в маленький ресторанчик, затерявшийся среди домов. Заказанное ею блюдо оказалось вполне сносным, чего я никак не ожидал, услышав название «фелион ха кук мог». Чтобы пища не застревала в глотке, Бибз велела принести кувшин ру’т-гвина – вполне приличного красного вина. На будущее я решил запомнить это название.

– Можно задать тебе вопрос? – сказал я. Не отрываясь от кружки с вином, Бибз махнула рукой – валяй, мол. Я рассказал, за что меня арестовали. – Нельзя ли узнать, что послужило причиной твоего ареста?

Она с такой силой ударила кружкой о стол, что та дала трещину. Ее перекошенное лицо побагровело, а зубы заскрежетали.

– Все из-за этого бастардакфьюло!

Я вздрогнул, услышав самое грязное в эсперанто ругательство.

– Все из-за мерзавца Гарта, – пояснила она. – Он знал, что за нами охотится Галактическая Лига. Когда мы прилетели сюда, он списал меня с корабля, а на другой день меня сцапала полиция. Гарт подбросил мне в сумочку кеварген и настучал фараонам. Меня обвинили в контрабанде наркотиков. Ну, попадись он мне!

– Я тоже не прочь до него добраться. Но почему он тебя выдал?

– В отместку. Как-то раз полез ко мне в койку, а я его вытолкала. Слишком уж он волосат, не люблю таких.

Я поперхнулся вином, закашлялся и покраснел, но Бибз не заметила этого. Дрожа от злости, она смотрела в пустоту.

– Я бы убила его, если бы только смогла попасть в его логово. Но, увы, это невозможно.

– Почему невозможно? – спросил я с облегчением: разговор перешел на менее рискованную тему – месть и убийство.

– Почему? А что ты знаешь об этой планете, Джим?

– Ничего. Только название – Стерен-Гвандра.

– На языке туземцев это означает «планета». У них не шибко развито воображение, во всяком случае, у жителей Брастира. В годы упадка Стерен-Гвандра, как и многие планеты, утратила связь с галактической цивилизацией. Брастир – континент, на котором мы находимся, – не имеет минеральных ресурсов, и за несколько столетий промышленное оборудование износилось, а нового колонисты изготовить не смогли. Это невежественный, неграмотный народ, здесь же эсперанто мало кто знает. Только торговцы, поддерживающие сношения с островом, более или менее развиты. К тому времени, когда Галактика вспомнила о существовании Стерен-Гвандры, на ней установилось нечто вроде сельскохозяйственного полуфеодализма.

– Как на Спайовенте?

– Не совсем. Возле континента расположен огромный остров, в его недрах сосредоточены почти все запасы руд, угля и нефти этого полушария, поэтому первые поселения возникли на острове. Потом наступила эпоха диаспоры, и вновь прибывшие колонисты бросились заселять континент. Их не пускали на остров, да они и сами туда не стремились – на материке земли хватало всем. Так получилось, что жители Невенкебла заняты в промышленности, а здешний народ – в сельском хозяйстве и добыче леса. Я сомневаюсь, что за последние годы хоть что-то изменилось – вряд ли отношения улучшились. Теперь понимаешь, почему нам не добраться до Гарта?

– Не совсем. При чем тут Гарт?

– Он на острове! – Вздохнув, она макнула палец в лужицу вина и стала рисовать круги на столе.

– Но ведь Гарт венианец, как и ты, – удивился я. – Капитан венианского корабля. Какой смысл островитянам его укрывать?

– С чего ты взял, что венианец? Военные острова Невенкебла купили корабль, а Гарта назначили капитаном. На острове правят военные. Мы вывезли оттуда уйму оружия. Да, хорошая была работа, денег у меня куры не клевали, и расплачивались с нами межпланетной валютой. А потом, когда о наших делах пронюхала Галактическая Лига, военные свернули операцию, а нас уволили. Вот почему я говорю, что нам не добраться до Гарта.

– Я доберусь.

– Ну что ж, надеюсь. Я помогу тебе, чем сумею. Но прежде надо где-нибудь отсидеться, пока нас не перестанут разыскивать. А для этого потребуется много аргханов. Сколько их у тебя?

Она высыпала на стол монеты, отобранные у конвойных, а я добавил свои.

– Маловато. Не хватит, чтобы снять надежную берлогу. Правда, у меня есть связи, можно договориться…

– Нет. Никаких связей с преступным миром. Это слишком дорого. К тому же Лига первым делом обыщет воровские притоны. Здесь есть гостиницы? Роскошные, дорогие гостиницы?

– Нет, только остелиовы – постоялые дворы. Но инопланетники никогда там не останавливаются.

– Тем лучше. Сможешь прикинуться туземкой?

– Запросто. Да и ты легко сойдешь за местного. Тут в ходу столько акцентов и диалектов, что никто не заподозрит в тебе чужака.

– Вот и отлично. Надо немедленно украсть побольше денег, купить роскошные тряпки и поселиться на лучшем постоялом дворе. Согласна?

– Согласна. – Смеясь, она хлопнула в ладоши. – Да ты просто прелесть, Джим. На этой вонючей планете ты – глоток свежего воздуха. Но украсть большую сумму здесь не так-то просто. У туземцев нет банков. Правда, можно ограбить хога – менялу. Но жилище хога – настоящая крепость, там полно охраны из его родственников, их совсем не просто подкупить.

– Это интересно. Давай заглянем к какому-нибудь хогу, а ночью пошарим у него в кубышке.

– Знаешь, Джим, я не встречала такого парня, как ты. Ты смотришь на вещи с детской непосредственностью, но все же, видно, знаешь свое дело.

Я не люблю, когда меня называют ребенком, но на этот раз не обиделся. Бибз увлеченно придумывала план:

– Мы возьмем часть наших аргханов и обменяем их на деньги острова Невенкебл. При этом возникнет много поводов для спора с хогом, и у тебя будет время осмотреться. Говорить с ним буду я, а ты помалкивай. Тебе отводится роль моего телохранителя и носильщика кошелька. Телохранителю полагается дубинка.

– Не будем терять времени. Пойдем, купим ее.

Выполнить эту часть плана оказалось легче легкого. В лавочках, выстроившихся вдоль каждой улицы, чем только не торговали: всевозможными нарядами, фруктами, лакомствами, завернутыми в листья, ножами, седлами, шатрами и, наконец, дубинками. Пока лавочник, бормоча сквозь множество слоев ткани, под которыми скрывалось его лицо, расхваливал свой товар, я выбрал лучший экземпляр – метровую палку из прочного дерева со стальными кольцами.

– Похоже, эта будет в самый раз, – сказал я Бибз.

Торговец закивал и снова забубнил, принимая монеты.

Бибз указала в глубь лавки.

– Он говорит, что дубинка продается с гарантией на год, и предлагает испытать ее на прочность.

Испытательный стенд оказался продолговатым валуном, поставленным на попа и обработанным резцом каменотеса. Когда-то он напоминал фигуру воина, но годы испытаний сделали свое дело. Камень был сплошь в выбоинах, нос, подбородок и одно ухо отсутствовали, от второго остался жалкий огрызок. Я прикинул вес дубинки, проверил балансировку, сделал несколько пробных взмахов, регулируя дыхание с помощью мантры и сосредоточивая внимание на напряженных мускулах. Наконец, пыхтя как спайовентский паровоз, я медленно отвел дубинку вправо.

Концентрация напряжения и мгновенный его сброс. Вот и весь секрет. Точнее, никакого секрета – только техника и опыт. Испустив на выдохе короткий крик, я рубанул, вложив весь свой вес и все свои силы в крайний ободок дубинки. Со свистом описав в воздухе полукруг, он соприкоснулся с головой истукана.

Раздался громкий треск, и голова отвалилась. Дерево выдержало, на стальном кольце осталась пустяковая вмятина.

– Эта мне подойдет, – небрежно бросил я. Они были сражены, должен отметить. Я и сам удивился. Не думал, что удар будет так хорош.

– И часто ты такие фокусы показываешь? – хрипло произнесла Бибз.

– Случается, – ответил я со спокойствием, которым в ту минуту не обладал. – Ну что ж, веди меня к хогу.

Миновав несколько кварталов, мы увидели стальную балку, торчащую из стены дома, с подвешенной к ней клеткой, внутри которой сидел скелет.

– Оригинально, – заметил я. – Должен сказать, я ожидал увидеть над дверью деревянный аргхан или изображение мешка с деньгами.

– Так практичнее. Это скелет последнего вора, проникшего в дом хога.

– Да? Очень мило.

– Не волнуйся, это всего лишь традиция.

Легко ей говорить, ведь грабить хога пойду я. Расстроенный, я двинулся следом за ней, но в дверях двое неприятных на вид верзил преградили нам путь, угрожающе выставив копья.

– Я к хогу, – буркнула Бибз, смерив их презрительным взглядом.

Пробормотав что-то нелестное в наш адрес, стражники забарабанили кулачищами в обитую железом дверь. Та громко заскрипела и отворилась. Внутри мы встретили охранников с мечами, слепленных из того же теста, что и копейщики у входа. По длинному коридору они провели нас во двор. Вокруг, на стене, тоже была охрана. Это была даже не стена, а сомкнутые крыши окружавших двор строений. Посреди стоял огромный сундук под навесом, справа и слева от него – два телохранителя с пиками. На крышке сундука лежали пуховые подушки, а на них восседал хог.

– Похоже, он с сундука даже ночью не слезает, – пошутил я, чтобы поднять свой боевой дух.

– Разумеется, – кивнула Бибз, и мой боевой дух упал еще ниже.

Да, дельце мне предстоит совсем не простое. Входная дверь наверняка заперта и охраняется. Через стену не перелезть – вдоль нее заостренные металлические штыри и та же охрана. Но, допустим, мне все-таки удастся проникнуть во внутренний двор. Что потом? Скинуть старикашку в пыль и завладеть кошельком? Только затем, чтобы меня закололи, зарубили, забили дубинами? Не очень-то заманчивая перспектива. Нет, надо придумать иной план пополнения нашей казны.

Как ни ломал я голову, я не видел способа проникнуть в эту крепость. Грубая сила зачастую эффективнее отпугивает воров, чем самая современная техника. Если даже мне удастся захватить добычу, как ее вынести?

Меняла рассыпался перед нами мелким бесом, его голос тек патокой, особенно после того, как Бибз позвенела монетами. Он хлопнул в ладоши, и помощники убрали подушки с сундука и подняли крышку. Внутри сундук оказался разделен перегородкой, и обе половины заполнены туго набитыми кошельками. Еще один хлопок хога – и крышка закрывается, а на нее ставится большой кошелек. Забравшись со вздохом облегчения на свое место, меняла развязал бечевку и зачерпнул пригоршню блестящих монет. Обмен начался. Приняв скучающий вид, я стал осматривать внутренний двор.

Тут в моей голове забрезжила некая идея, и я так поспешно ухватился за нее, что едва не спугнул. Стараясь ничем не выдать волнения, я озирался и время от времени рычал на стоящих рядом стражников. Они отвечали тем же. Тем временем обмен шел полным ходом под нытье и недовольное фырканье обеих сторон, но мне недосуг было прислушиваться к спору хога и Бибз – я обтачивал и шлифовал свой план. Потом мысленно попытался его осуществить и пришел к выводу, что все получится, если мне немного повезет.

А если придумать другой план? Я мысленно вздохнул. Нет, с учетом всех обстоятельств – это единственно возможный.

– Эй, хозяйка! – крикнул я Бибз, помахивая дубинкой. – Хватит лясы точить, соглашайся, и пошли отсюда.

Бибз повернулась с брезгливой гримасой и спросила:

– Что ты сказал?

– Что слышала. Вспомни, нанимая меня, ты обещала хорошую плату и укороченный рабочий день. Но плата не так уж хороша, а день не так уж короток.

Если хог не знает эсперанто – операцию надо на этом заканчивать. Но он навострил уши, прислушиваясь к разговору, и явно все понимал. Теперь – только вперед. Бибз не знала, что я задумал, но подыграла великолепно, прямо взорвалась от возмущения:

– Ах ты олух безмозглый! Да я за полцены найму лучшего телохранителя, чем ты! Он еще понукать меня смеет, малбонуло несчастный!

– Ах, так! – взревел я. – Ну это тебе даром не пройдет!

Моя дубинка свистнула в воздухе, но лишь слегка задела ее макушку. Бибз рухнула как подкошенная. Следующим ударом я сломал одну из жердей, поддерживающих навес. Пока он падал, я шагнул к сундуку и треснул хога по шее.

«А теперь быстро, Джим!» – сказал я себе, хватая с его колен и опуская за пазуху кошелек. Стражники, истошно вопя, стаскивали с нас упавший навес. Выбравшись из-под него, я пошел прочь от сундука.

– Ладно, хозяйка, считай, что мы квиты! – крикнул я Бибз на ходу. – Поищи себе другого телохранителя. Будь я проклят, если еще раз свяжусь с бабой.

Два шага, три, четыре. Стражники стащили с бесчувственного хозяина навес, один из них визгливо закричал на незнакомом мне языке. Но я не нуждался в переводе. Едва взбешенные родственники хога бросились ко мне, я повернулся и помчался прочь, но не туда, где находился единственный выход, а к деревянной лестнице, ведущей на крышу.

Там стоял один-единственный стражник с копьем. Я отбил копье и дал копейщику пинка, а когда он упал, перепрыгнул через него и понесся вверх. На верхней площадке я едва не напоролся на меч подоспевшего воина. Все же мне удалось увернуться, схватить его за лодыжки и повалить.

Стукнув его по лбу рукоятью дубинки, я вскочил, звеня монетами, и увидел троих стражников, несущихся ко мне по крыше. Я подбежал к карнизу, поглядел вниз и выругался – высота была слишком велика, если прыгну, обязательно сломаю ногу. Повернувшись, я запустил своим оружием в ближайшего нападающего. Он упал; второй споткнулся о него и тоже не устоял на ногах.

Спустя секунду я висел, держась за краешек карниза. Взглянув вверх, увидел третьего стражника с занесенным мечом – он явно вознамерился отрубить мне пальцы.

Тогда я отпустил карниз. Упал на мостовую, но в последний миг успел сгруппироваться, превратив тело в подобие пружины, и отделался лишь ушибом. Но в ту минуту я его даже не почувствовал. Вокруг стучали о мостовую пики и палицы, но ни одна не задела меня, а вскоре я свернул за угол и оказался на многолюдной улице. Постепенно вопли разъяренных стражников стихли за спиной.

В первом же баре я рухнул на стул и с неописуемым наслаждением выдул целый жбан премерзкого пива.

Глава 4

Таскать за пазухой кошелек было не очень удобно. Он вдавливался в живот, и, кроме того, выпирающий червовый туз, наверное, бросался в глаза. Возможно, хог уже разослал слуг во все концы города, и сейчас меня высматривают среди прохожих. Им не составит труда найти старину ди Гриза, если он будет шляться по улицам, забыв об осторожности.

От этой мысли меня прошиб пот. Я постучал по столу монеткой, подзывая официанта. При виде островной валюты у него заблестели глаза. Схватив трясущимися пальцами монету, он пулей вылетел из ресторанчика и вскоре вернулся с целой пригоршней аргханов. Меня, конечно, обсчитали, но я не стал скандалить, а вышел из ресторана и нырнул в первую же лавку, где торговали одеждой. Ее хозяин неважнецки знал эсперанто, но все же я сумел объяснить ему, что мне нужно. Из лавки я вышел в мешковатых штанах и накидке, с плетеной корзиной, в которой был спрятан кошелек. С трудом переставляя отбитые ноги, я добрался многолюдными улицами до рынка, где обзавелся широкополой кожаной шляпой с шикарным пером. Мало-помалу я оделся с иголочки. Деньги перекочевали в элегантную наплечную сумку, а корзину с арестантскими шмотками я выбросил.

Наступил вечер. Я заблудился, и к тому же меня не оставляли тревожные мысли насчет Бибз. Я сделал все возможное, чтобы ее не заподозрили в сговоре со мной, но было ли этого достаточно? «Обязательно надо ее разыскать, – виновато думал я. – Но как это сделать? Чего проще – найду здание Лиги, единственный ориентир, а там что-нибудь придумаю».

Базу Лиги я нашел на рассвете. Едва не валясь с ног от усталости, прошел по пути фургона, в котором мы ехали вместе с конвойными до того места, где спрыгнули. Затем разыскал знакомый ресторан и с облегчением уселся за столик. Оставалось надеяться, что Бибз не забыла это местечко и у нее хватит ума прийти сюда.

Я снял и бросил на стол шляпу. И тут как будто раскаленный обруч сдавил мне горло.

– Предатель! – прошипела мне на ухо Бибз.

Я хрипел и хватал руками воздух. Неужели конец?.. Я потерял сознание, а когда пришел в себя, боль исчезла, а проволока упала мне на колени. Пока я растирал шею, Бибз, пододвинув стул, уселась и заглянула в сумку с деньгами.

– А ведь я могла тебя придушить, – сообщила она. – Запросто – до того разозлилась. Решила, что меня оставили в дураках. Но теперь понимаю: ты тогда на месте придумал план. Ладно, считай, что мы квиты – видишь, как меня разукрасили по твоей милости?

Я полюбовался на ее разбитые губы, на синяк под глазом.

– Я же не хотел… – прохрипел я. – Для того и сбил тебя с ног, чтобы не подумали…

– И правильно сделал, иначе меня бы прикончили на месте. Но все-таки, пока я валялась без чувств, мне намяли бока. Потом все погнались за тобой, а я улизнула. Дождалась темноты, прячась по закоулкам и ненавидя тебя. У меня ведь ни гроша с собой нет. Вообще ничего, кроме фингала. Твое счастье, что я такая отходчивая.

– Спасибо, – буркнул я и единым духом ополовинил кувшин с вином, принесенный официантом. – Это был наш единственный шанс. Пока ты торговалась со старикашкой, я хорошенько рассмотрел его логово. Лезть туда ночью – дохлый номер. Поэтому я решил забрать денежки сразу, раз уж мы были внутри.

– Грандиозно. Нужно было хоть предупредить.

– Это было невозможно. Мне ничего не оставалось, как только вывести тебя из игры. Сожалею – но это сработало.

Бибз усмехнулась и погладила сумку с монетами.

– Пожалуй, такой куш стоит нескольких ушибов. Ладно, я не сержусь. Пойдем отсюда. Ты сменил костюм, нужно и мне переодеться.

– А потом – в лучший остелиов города.

– Да, с горячей ванной и с хорошей кухней. Вперед!

Вскоре мы нашли остелиов – приземистое здание с номерами, выходящими окнами во двор, – и выбрали самые роскошные апартаменты. На столе нас поджидал кувшин холодного вина – в жизни не пил вкуснее. Слоняясь по комнатам, устланным коврами, я грыз печенье, а Бибз тем временем плескалась в ванне. Наконец она вышла, закутанная в полотенце, пышущая румянцем и голодная как волк. В остелиове не было столовой или ресторана, еду нам принесли прямо в номер. Когда тарелки опустели, я запер входную дверь на засов, потом заново наполнил вином хрустальный кубок Бибз.

– Вот это жизнь! – сказала она, блаженствуя.

– Что верно, то верно, – согласился я, вытягиваясь рядом с ней на подушках. – Ну, теперь вздремнуть чуток, и я снова стану человеком.

Она взглянула на меня прищуренным глазом – второй, подбитый, был и вовсе закрыт – и улыбнулась.

– Все-таки ты удивительный парень, Джимми. Совсем мальчишка, но очень способный. Ты пережил рабство на Спайовенте, а ведь это было непросто. Потом уложил несколько фараонов и сумел обчистить хога.

– Просто повезло.

Ее слова (за исключением «мальчишки») пришлись мне по душе.

– Не думаю. Кроме того, ты меня здорово выручил. Вырвал из цепких лап закона и раздобыл деньги, которые помогут нам смыться отсюда. Пожалуй, надо тебя отблагодарить.

– Не за что. Поможешь мне разыскать Гарта, вот и будем квиты. Давай об этом завтра поговорим, утро вечера мудренее.

Бибз опять улыбнулась.

– Джимми, я хочу отблагодарить тебя иначе.

Как вы думаете, случайно ли в тот миг с нее соскользнуло полотенце? Бибз выглядела просто потрясающе. Вот только подбитый глаз… но это – пустяки.

Как бы вы, читатель, поступили на моем месте?

Думаю, как бы ни поступили – не стали бы рассказывать посторонним…

Извините, но это частное дело двух взрослых людей, достигших определенного согласия. Очень тесного согласия. С вашего позволения, на остаток дня я наброшу покров и поставлю в тексте пробел, чтобы деликатно обозначить несколько часов.

Никогда еще солнце – полуденное солнце Стерен-Гвандры – не светило так ярко и не грело так ласково. Переполненный блаженством, я валялся на тахте, жуя какой-то фрукт и запивая вином.

– Я не ослышалась? – спросила Бибз. – Ты решил остаться?

– Ну что ты! Конечно, я улечу отсюда. Но сначала разыщу Гарта.

– Скорее он сам найдет тебя и прикончит.

– Еще посмотрим, кто кого прикончит.

Она помолчала, склонив набок очаровательную головку, затем кивнула.

– Пожалуй, я бы посмеялась, услышав это от кого-нибудь другого. Но ты слов на ветер не бросаешь. Однако я здесь не останусь, – добавила она со вздохом. – Хватит с меня. Благодаря Гарту я оказалась за решеткой, благодаря тебе – снова на воле. И все, дело закрыто. Правда, ужасно хочется знать, чем все кончится. Будь другом, если останешься жив, пошли мне весточку через профсоюз венианских космонавтов. – Она протянула листок бумаги. – Держи. Здесь все, что я знаю о Гарте.

– Генерал Зеннор, – прочитал я. – Или Зеннар.

– Не знаю, как пишется. Похоже, это его настоящая фамилия и звание – однажды при мне к нему так обратился младший офицер.

– А что такое Мортстерторо?

– Большая военная база. Наверное, самая крупная на острове. Там мы садились и забирали груз. Нас не выпускали из корабля, а за Гартом приезжал огромный, весь в звездах и флажках лимузин. И каждый начальник отдавал ему честь. Он большая шишка, островитяне его высоко ценят. Извини, но мне больше ничего не известно.

– Спасибо, этого достаточно. – Я сложил листок и спрятал его в карман. – Что еще?

– К вечеру, наверное, у нас будут документы. Я скоро улечу. Мне удалось устроиться на корабль, который на несколько месяцев зафрахтован торговой делегацией. Я подкупила матроса, и он сказался больным.

– Когда старт?

– В полночь, – голос Бибз дрогнул.

– Боже! Как скоро…

– Да, Джимми. Я все вижу, потому и расстаюсь с тобой. Ни к чему нам крепкие узы.

– О чем ты? Какие узы? Не понимаю.

– Вот и хорошо. Когда поймешь, я уже буду далеко.

Разговор действовал на меня угнетающе. До минувшей ночи мои отношения со слабым полом были… скажем, не такими близкими. Бибз молча смотрела на меня, я же, подавленный и сбитый с толку, не знал, что сказать. Оказывается, я совсем не знаю женщин.

– Ну, мои планы не столь конкретны… – промямлил я, но она прижала к моим губам теплый палец.

– Конкретны, я же вижу. И ради меня ты не станешь их менять. Утром ты твердо знал, чего хочешь.

– Я и сейчас знаю, – кивнул я, пытаясь придать голосу уверенность. – Ты уже поговорила с кем надо, чтобы меня переправили на Невенкебла?

– Да, и пообещала двойную плату. Если на острове ты исчезнешь скорабля, у старого Грбонджи отберут лицензию. Но он давно мечтает осесть на берегу, и только нужда заставляет его ходить в море.

– Чем он занимается?

– Перевозит фрукты и овощи на остров. Он возьмет тебя матросом. Если в гавани ты сбежишь с судна, у него отберут лицензию на ввоз товара. Но Грбонджа готов пойти на это ради денег.

– Где мы с ним встретимся?

– Вечером отведу тебя к нему на склад.

– А потом?

– Потом уйду. Ты не голоден?

– Мы же только что позавтракали.

– Я не это имела в виду, – хриплым голосом произнесла Бибз.

Идти по темному городу, где фонари горели только на перекрестках, было довольно боязно. Мы молчали – наверное, просто говорить было не о чем. На поясе у меня висел кинжал, а новая дубинка то и дело стучала по стенам, предупреждая ночных грабителей, что не стоит связываться с вооруженным Джимом ди Гризом. Наконец мы подошли к складу; на стук моей спутницы кто-то невидимый открыл небольшие ворота в высокой стене и впустил нас. В ноздри ударил сладковатый запах фруктов. В освещенном углу сидел в кресле седой старик с бородой, прикрывавшей чудовищных размеров пузо, которое уютно устроилось на ляжках. Один глаз старика скрывался под повязкой, второй – крошечный, как бусинка, – пытливо смотрел на меня.

– Это тот самый парень, – сказала ему Бибз.

– Он говорит на эсперанто?

– Не хуже любого местного, – буркнул я.

– Давай деньги, – он протянул пятерню.

– Чтобы ты ушел без него? Ну уж нет. Отвезешь Пловечи – получишь деньги.

– Дай хотя бы взглянуть на них. – Глаз-бусинка снова уставился на меня, и я понял, что Пловечи – это я.

Зачерпнув пригоршню монет из сумки, я показал их Грбондже. Старик одобрительно хмыкнул. Сзади потянуло сквозняком, и я резко обернулся.

Ворота закрылись. Бибз ушла.

– Можешь спать здесь, – Грбонджа показал на груду мешков у стены. – Утром погрузимся – и в путь.

Он ушел, забрав с собой лампу. Я постоял в темноте, глядя на ворота, потом уселся на мешки, прислонясь к стене и положив дубинку на колени. Делать было нечего, и я задумался о том о сем, пытаясь разобраться в сумятице чувств и желаний. Наверное, слишком глубоко задумался – когда проснулся, в ворота просачивался солнечный свет. Оказалось, что я лежу, уткнувшись носом в мешок, а дубинка валяется рядом на полу. Я принял сидячее положение, проверил, на месте ли деньги, потянулся и приготовился встретить наступающий день. С большой, надо признаться, неохотой.

Ворота распахнулись настежь. Снаружи шумел окутанный утренним туманом океан. У берега покачивался внушительных размеров парусник. По сходням с него спускался Грбонджа.

– Эй, Пловечи, подсоби-ка моим парням, – распорядился он, проходя мимо меня.

Вслед за ним на склад ввалилась разношерстная команда. Матросы расхватали мешки из ближайшей к выходу кучи. Ни слова из того, что они говорили, я не понимал, но в этом не было нужды. Работа была жаркая, скучная и физически утомительная и заключалась в следующем: я переносил мешок из склада на корабль и возвращался за следующим. В мешках были овощи, и от их едкого запаха у меня слезились глаза. Лишь переправив на судно все овощи, мы улеглись на землю в тени, возле кадки со слабым пивом. Схватив одну из грязных деревянных кружек, привязанных к ней бечевкой, я дважды наполнил и осушил ее.

Вскоре подошел Грбонджа и велел собираться. Моряки убрали сходни, отвязали швартовы и стали поднимать парус. Я старался не мешать им – стоял у борта, играя дубинкой. В конце концов Грбонджа осерчал и велел мне убираться в каюту. Но не успел я отворить дверь, а он – тут как тут.

– Ну, теперь давай деньги, – потребовал старик.

– Не спеши, дедуля. Заплачу, сходя на берег, как договаривались.

– Только не на глазах у моих ребят. Ни к чему им видеть это.

– Не бойся. Сделаем так: ты будешь стоять у трапа, а я натолкнусь на тебя, будто ненароком, и незаметно суну кошелек тебе за пояс. И все, хватит об этом. Лучше расскажи, что ждет меня на острове.

– Беда! – захныкал он, запуская в бороду пальцы. – Зря я с тобой связался. Тебя поймают и прикончат, да и мне…

– Ну-ну, успокойся. Взгляни-ка вот на это. – Я поднес мешочек с деньгами к лучу света, падающему сквозь иллюминатор, и встряхнул. – Здесь все: заслуженный отдых, домик в сельской местности, ежедневно – баррель пива, блюдо свиных отбивных и великое множество прочих радостей.

Звон денег обладает великолепным успокаивающим свойством. Когда у Грбонджи перестали дрожать руки, я вконец его осчастливил, дав ему пригоршню монет.

– Задаток в знак нашей дружбы. А сейчас подумай-ка вот о чем. Поймают меня на берегу или нет, зависит от того, много ли я буду знать. Поэтому чем основательнее ты подготовишь меня к тому, что я увижу на острове, тем больше шансов, что сам не пострадаешь. Ну, давай, рассказывай.

– Да я о нем почти ничего не знаю. Ну, причалы там, склады. За складами рынок. Все это обнесено высокой стеной. За нее нас не пускают.

– А ворота есть?

– Есть, и довольно большие, но они охраняются.

– А рынок большой?

– Громадный. Как-никак центр торговли целой страны. Он тянется вдоль побережья на много мильдириов.

– А мильдириов – это сколько?

– Мильдир. Мильдириов – это во множественном числе. В одном мильдире семьдесят латов.

– Ну, спасибо. Придется самому посмотреть.

Сопя и ворча, Грбонджа поднял крышку люка и исчез в трюме – отправился, видимо, прятать деньги. Мне не сиделось в каюте, и я поднялся на палубу. Чтобы не путаться под ногами матросов, прошел на нос. Туман рассеялся, передо мной расстилалась безмятежная синь. Судно приближалось к огромной полуразрушенной башне, торчавшей из воды. Я сразу понял, что ее построили еще в ТЕ годы.

Чтобы увидеть верхушку, пришлось запрокинуть голову. Башню венчал обломок моста, искореженные рельсы окунались в воду. Отовсюду выпирало ржавое железо, покачивались обрывки толстенных тросов. Я ужаснулся, представив катастрофу, разрушившую мост.

А может быть, это все не катастрофа? Может быть, правители Невенкебла взорвали мост, чтобы отрезать остров от континента, погрязшего в варварстве? Вполне возможно. И если им присуща подобная гибкость ума, мне совсем не просто будет проникнуть на остров. Но прежде чем я успел встревожиться на этот счет, появилась более непосредственная угроза.

Прямо на нас, грохоча двигателями, неслось длинное, серое, ощетинившееся пушками судно. Оно затормозило перед нашим носом и остановилось справа от нас; от волны, поднятой им, наш кораблик закачался и захлопал парусами.

Я старался не обращать внимания на хищный прицел смертоносных орудий, любое из которых могло в мгновение ока разнести наше судно в щепки. Но о чем беспокоиться? Мы – мирные торговцы, закон не нарушаем, верно?

Очевидно, капитан канонерки думал примерно так же. Оскорбительно ревя гудком, судно развернулось и помчалось прочь. Когда оно удалилось на порядочное расстояние, один из наших матросов погрозил ему вслед кулаком и выкрикнул что-то неразборчивое.

Впереди рос остров Невенкебла – утесы и зеленые холмы, многоэтажные дома над круглой бухтой, за ними – фабричные корпуса, терриконы и дымящиеся трубы. Часть бухты отгорожена извилистой каменной стеной, по краям стены – форты с огромными орудийными стволами, торчащими из бойниц. Я кожей чувствовал подозрительные взгляды артиллеристов, видел, как медленно движутся нацеленные на нас жерла. Эти парни шутить не любят.

– Спокойно, Джимми! – бодро сказал я себе, крутя над головой дубинку. – Ты еще покажешь этим салагам, где раки зимуют. Куда им тягаться с Джимми ди Гризом!

Это была бы геройская фраза, не пусти я петуха.

Глава 5

– Спустить паруса! – заревел динамик. – Принять буксирный трос!

Тарахтя двигателями, к нам подрулил мощный буксир. Грбонджа торопливо переводил приказы своему экипажу. Матросы-островитяне знали свое дело: мы не успели еще убрать парус, а нас уже тащили к пристани, где толпился народ. Бухта была забита судами, погрузка-разгрузка шла полным ходом. Мы направились к свободному доку.

– Кого тут только нет, – сказал мне Грбонджа. – Вон та лоханка – из Пенпилика, та – из Грампаунда, та – из Прац-ан-Библя. Далеконько забрались, ничего не скажешь. Давай-ка денежки, а то на берегу опасно будет.

– Нет, папаша. Придется потерпеть. Уговор дороже денег.

От волнения его аж пот прошиб. Не отрывая глаз от приближающегося берега, Грбонджа пробубнил:

– Я сойду первым, поговорю с таможенником. Он соберет наши документы и взамен выдаст специальные значки для работы в порту. Тут и заплатишь, ладно?

– Ладно, только не потей. Думай о чем-нибудь приятном – о домике с садом, например.

Мы пришвартовались под присмотром двух вооруженных стражников, с помощью паровой лебедки спустили трап. Грбонджа сошел на пристань. «А вдруг выдаст? – мелькнула у меня в голове паническая мысль. – Может, надо было заплатить вперед?»

Через несколько минут (мне они показались столетиями) Грбонджа вернулся на судно, чтобы дать наставления команде. Пока он орал на матросов, я побывал в каюте. Дубинку пришлось оставить, зато я спрятал за пазуху кинжал, отмычку и кошелек с частью денег, которые решил приберечь. Ну вот, все готово. Я возвратился на палубу. Ребята уже таскали мешки; с ношей на плечах я сошел на пристань. Каждый из сходящих держал в руке документы; офицер у трапа складывал их в коробку, а матросам прикалывал на рубахи бирки. Похоже, ему давным-давно наскучила работа таможенника. Приближаясь к офицеру с документом в протянутой руке, я старался ничем не выдать страха.

– Следующий! – рявкнул он, зверски уколов меня значком. Я дернулся всем телом и едва не выругался, а он с улыбочкой садиста толкнул меня в спину и буркнул:

– Шевелись, дубина. Следующий!

Наконец-то я на берегу и, слава богу, пока ни в чем не заподозрен. Вслед за согнувшимся под тяжестью мешка матросом я вошел в сумрак склада. Там у растущей горы фруктов стоял Грбонджа.

– Деньги! Давай! – прохрипел он, отведя меня в сторону. Получив плату, Грбонджа с облегчением вздохнул.

Я оглянулся – кругом бетон и стальные стены – и поплелся за матросом к трапу. Таща третий мешок, я был близок к отчаянию. Еще несколько ходок, и выгружать будет нечего. Ведь не для того я заплатил кучу денег, чтобы пройтись под парусом да размять мускулы.

Как же выбраться из порта? Вот беда – даже спрятаться негде, все просматривается. Островитяне, по всему видать, не жалуют незваных гостей. Я решил, что необходимо посидеть и спокойно подумать.

– Вели сделать перерыв на кружку пива, – шепнул я Грбондже, поравнявшись с ним у трапа. Офицер-таможенник ушел, но двое стражников остались и не спускали с нас глаз.

– Да ты что! Мы тут всегда без передышки вкалываем.

– А сегодня будет передышка. Ну, чего ждешь? Хочешь, чтобы я рассказал о нашей сделке охранникам?

Грбонджа застонал, но не стал упрямиться:

– Шабаш, ребята! Пивком освежимся.

Понятное дело, ребята не стали выяснять, какая муха его укусила. Радостно вопя, они столпились вокруг бадейки. Глотнув кислятины, я отошел и уселся возле трапа на планшир. Посмотрел вниз – и увидел полоску воды между промежуточными опорами.

Вот он, мой единственный шанс. Стоявший рядом со мной охранник отошел. Грбонджа стоял спиной ко мне, матросов интересовало только пиво. Похоже, они чего-то не поделили – кто-то завелся, кому-то даже дали по зубам. Короче говоря, всем было не до меня.

Я сбросил в воду лежащий на пристани канат и стал по нему спускаться. Коснувшись пятками воды, достал кинжал, полоснул по канату над головой и бесшумно погрузился в воду.

Когда я добрался до ближайшей опоры, сколоченной из бревен и досок и покрытой водорослями, наверху забила крыльями и с клекотом умчалась прочь какая-то птица. Вокруг меня пузырилась темная вода; под пристанью ужасно воняло. Я уже почти жалел, что не остался с матросами.

«Выше голову, Джим, и не теряй времени. Когда охранники хватятся тебя, они первым делом заглянут сюда».

И я поплыл – правда, недалеко. Вскоре путь перегородила деревянная стена, точнее, борт парусного судна.

Неужели придется отступить? Но отступать некуда – солдаты схватят меня, как только я вскарабкаюсь на пристань. Что же делать?

«Думай, Джим, – сказал я себе, – ищи выход. Вряд ли судно достает килем до дна. Может, нырнуть?»

Хо-хо! Не так-то это просто – переправиться на ту сторону. Сбросив ботинки, я вдохнул полной грудью и… не решился погрузиться. Страх перед пучиной заставлял меня снова и снова хватать ртом воздух. Вскоре от избытка кислорода в крови закружилась голова. Я собрал волю в кулак и ушел под воду. Темнота. Стук в висках. Боже, я задохнусь. Так и останусь под водой на веки вечные. Я плыл, касаясь ладонью днища корабля, обдирая кожу об острые ракушки. Все глубже, глубже… Вот он, киль, наконец-то. Теперь – вверх. Не выдержу. Какой огромный парусник. В легких нестерпимое пламя, но тут наконец над головой появляется свет. Великого труда стоило не хрипеть, хватая ртом живительный, пьянящий воздух.

Отдышавшись, я поднял голову и увидел судно у причала напротив. У борта лицом ко мне стоял матрос.

Я поспешно нырнул и добрался под водой до парусника. Собравшись с силами, повторил свой подвиг – проплыл под килем.

Когда я уже выныривал, голова застряла между бортом и торцом опоры, и я едва не спятил со страха. К счастью, сумел высвободиться, в кровь разодрав затылок. На сей раз зловонный воздух над пристанью показался мне восхитительным.

Так начался один из самых утомительных дней в моей жизни. Эти два парусника были первыми в длинном ряду судов, под которыми мне пришлось проплыть. Поначалу я осматривал каждый причал снизу, но вскоре бросил это занятие – они все были одинаковы и разделялись между собой стенами. Некоторые суда уже разгрузились и ушли – в непрерывном строю судов появились просветы. Оставалось глубоко вздохнуть и нырять – чтобы достичь следующего судна незамеченным. К полудню я добрался до последнего причала.

Начался отлив, палубы судов опустились ниже настила пристани. К тому времени я ужасно устал, но набрался опыта в подводном плавании. Еще один глубокий вдох, еще одно погружение – и вот я выныриваю возле руля последнего судна.

Впереди – длинная стена из каменных блоков.

«Что скажешь, Джим? – спросил я себя. – Какие будут предложения? – Шло время, но ничего путного не приходило мне в голову. – Не отчаивайся. Думай».

Как тут не отчаяться. Возвращаться – бессмысленно и опасно. Укрыться под одним из причалов? Это нетрудно, но доки обязательно обыщут, когда обнаружат пропажу. Подняться на пристань? Это уж совсем ни к чему. На складах не спрячешься, там полно охраны.

«Поверти проблему в голове», – советовал в таких случаях Слон.

В чем, собственно, проблема? В том, чтобы уйти от солдат. Ведь они, возможно, уже ищут меня. Но не могу же я прятаться в бухте вечно? Следовательно, нужно идти к солдатам. Рискованно? Еще бы. Но, с другой стороны, кому придет в голову искать среди своих?

Куда плыть? Ну конечно, к форту, которым кончается стена.

«Самый безумный шаг в твоей жизни», – укорял я себя, снова обводя взглядом стену.

Над моей головой перекликались, с грохотом топали по палубе матросы. Судно, похоже, скоро отчалит – где тогда, спрашивается, прятаться?

Под стеной, правда, плавает мусор, дерутся из-за отбросов птицы. Но пока я туда доплыву, кто-нибудь наверняка меня заметит…

Наверху заскрипели снасти. Матросы ставили парус. Значит, надо срочно что-то делать. А надо ли?

Буксир не появлялся. Может быть, суда буксируют только в порт? А обратно они выбираются сами? Так и есть. Я выглянул из-за руля и увидел, как два грузовых судна выходят из бухты. Сверху, в растущий просвет, хлынули солнечные лучи.

И тут руль едва не вырвался из моих рук.

Я ухватился покрепче и поспешил окунуться с головой, пока меня не заметили. Когда терпеть стало невмоготу, приподнял голову и чуть не закашлялся от пены, попавшей в горло. Корабль быстро уходил. На краю пристани спиной ко мне стоял охранник.

Дальше было намного легче. Волны прижимали меня к баллеру. Я спокойно дышал, выставив над водой голову, зная, что меня никто не заметит ни с берега, ни с палубы. Мы дважды меняли галс, и каждый раз мне приходилось перебираться по другую сторону руля, чтобы не быть замеченным с форта.

А форт приближался. Около него судно снова повернет, и я окажусь возле самой стены. Я терпеливо ждал, пока корма парусника приблизится к форту, чтобы нырнуть в последний раз.

Усталость уже брала свое. Но это у меня последний заплыв на сегодня, надо постараться. Впереди была заросшая водорослями стена мола, его конец упирался в открытый океан. Прилив уже был достаточно силен, я боролся с течением, стараясь подобраться ближе к стене, где его сила была не так велика.

Цепляясь за щели и упираясь ногами в камень, когда била волна, я двинулся вдоль стены и мало-помалу достиг того места, где над водой нависали орудийные стволы. Что теперь? Может, рискнуть и взобраться на крышу? Вся морская гладь – в симпатичных пятнышках яхт и прогулочных яликов, но они далеко, а щели между каменными блоками кое-где достаточно широки, чтобы просунуть пальцы.

И я рискнул. Непросто карабкаться по отвесной стене, но у меня не было выбора. Дюйм за дюймом я поднимался все выше и наконец остановился между двумя амбразурами. Собираясь с силами, я приник к стене, из которой торчали, поблескивая, два жутких ствола. В десяти метрах под ногами о камень бились волны. Пока ни один парусник или ялик не приблизился к форту, но сколько это продлится?

– Дай-ка, Джим, огоньку.

От неожиданности я едва не сорвался. На меня пахнуло сигарным дымом. «Из амбразуры», – догадался я. Никто из орудийной прислуги не мог меня видеть, то, что здесь прозвучало мое имя, – случайность. Артиллеристы совсем рядом, они курят на боевом посту, что вряд ли поощряется начальством, и любуются океаном. Я затаил дыхание, целиком обратясь в слух.

– Знаешь, дружище, этот новый капитан меня достал.

– Да, я тоже впервые вижу такого гада. Может, яду ему в кофе сыпануть?

– Свихнулся? Говорят, в одном полку за такое каждого десятого поставили к стенке.

– Да ты что, старик? Это же самый обычный старый шакал. Самые что ни на есть шакальи слухи. Как траханье – все про него говорят, но никто им толком не занимался…

– Тихо. Капитан идет!

В море упал окурок, послышались удаляющиеся шаги. Я полез наверх, перекатился на плоскую крышу форта. Морская птица недовольно уставилась на меня одним глазом, противно заорала и упорхнула. Я улегся в центре нагретой солнцем, загаженной пометом крыши; отсюда видны были только небо и вершина далекого холма. Меня могли заметить с воздуха, но не стоило особенно беспокоиться по этому поводу – за весь день я увидел только один самолет, пролетевший вдалеке. Я закрыл глаза и неожиданно уснул.

Проснулся я от холода – солнце скрылось за тучей, а одежда еще не успела высохнуть. Зато меня, похоже, до сих пор не обнаружили. День клонился к закату, и я решил дождаться темноты на крыше. Очень хотелось есть, но с этим можно было и подождать.

Сумерки сгустились не скоро. Я то и дело облизывал пересохшие губы, стараясь не замечать урчания в животе и утешая себя мыслью, что рано или поздно солнце все равно зайдет.

Понемногу стемнело, заблестели звезды, в порту засветились прожектора. Я подкрался к краю крыши и поглядел вниз. Там вспыхивали и гасли фонарики, слышались хриплые крики командиров, строились в шеренги солдаты. Вскоре одно отделение вошло в крепостные ворота, другое двинулось по широкой, как проспект, стене и постепенно скрылось из виду.

А потом погасли все огни.

Я лежал, глядя в кромешную мглу и не веря своему счастью. Неужели свет погасили специально для того, чтобы я мог незамеченным проникнуть в город? Конечно, нет. Просто внизу стоят часовые, и начальство не желает, чтобы прожектора слепили их. Разумно, друзья мои, разумно.

Я смотрел на гавань, слабо освещенную звездами, и тщательно прорабатывал маршрут. Потом бесшумно спустился на известняковые плиты плаца. Ворота в стене форта были закрыты, и я на цыпочках затрусил прочь от них. Слева смутно виднелись яхты и весельные лодки, кое-где в каютах яхт горел свет. Слышался приглушенный смех. Каменные плиты приятно холодили ступни. На душе у меня полегчало, и я поймал себя на том, что насвистываю веселый мотивчик.

Затем я наткнулся на проволочную сетку, натянутую поперек стены, и тут же повсюду – над головой, позади, впереди – вспыхнул свет. Прожектора высветили металлическую сеть и в ней – запертую калитку.

Глава 6

Отпрянув от сетки, я затравленно огляделся, затем распластался по стене и стал ждать судьбы.

Но все было тихо. Прожектора сразу погасли, никто не выбежал из форта ловить ночного нарушителя. Правда, с той стороны, куда я направлялся, ко мне приближалось несколько огоньков. Патруль.

Неужели меня заметили? Или, когда я наткнулся на сеть, сработала сигнализация? В любом случае надо побыстрее отсюда убираться. Я подполз к той стороне стены, что смотрела на океан, и, цепляясь за выступы на камнях, спустился к воде. Холодные брызги хлестали по ногам, смотреть на черную гладь океана, кажущегося бездонным, было жутко, но, когда сапоги солдат забухали громче, я все-таки соскользнул в воду.

Когда солдаты подошли к сетке, я успел отплыть довольно далеко и готов был погрузиться с головой, если кто-нибудь посветит в мою сторону.

Нет, обошлось. Они отворили калитку, прошли в нее, заперев за собой, двинулись к форту. А я поплыл к берегу.

Что дальше? Огни набережной постепенно приближались, равно как и мои проблемы. Как выбраться в город босым, промокшим и незамеченным? Это будет очень непросто. Черная тень заслонила огни. Какая-то посудина. А может, это спасение?

Я медленно продвигался между яхтами, стоявшими на якорях. Кое-где в каютах горел свет, другие яхты были темны и безмолвны. Может быть, их хозяева улеглись спать? Вряд ли, рановато еще. Наверное, отправились на берег поразвлечься.

Впереди на фоне темного неба возникла тонкая мачта. Парусная лодка, жаль – маловата. Я плыл, пока не наткнулся на судно покрупнее, без мачт. На правом борту оказался неубранный трап; по нему я и вскарабкался на палубу, а затем пробрался на мостик. В свете звезд и береговых фонарей виднелись штурвал, сиденья и дверь, которая, возможно, вела в каюту. Я взялся за ручку, нажал – не поддается.

«Хорошая новость, Джим. Если дверь заперта – значит, за ней что-то ценное. Ну-ка, поглядим».

Опытному взломщику темнота не помеха, да и замок оказался совсем простенький. Свет в каюте я включать не стал, но все катера имеют много общего, и сориентироваться на ощупь не составило труда. В носовой части я обнаружил койки, под ними – сундуки, над койками – полки. Хорошенько обшарив каюту и наставив себе уйму шишек, я сложил добычу в одеяло и, вытащив на палубу, стал разбирать.

Предмет, на ощупь принятый за бутылку с завинчивающимся колпачком, таковым и оказался. Отвинтив колпачок, я понюхал содержимое. Потом макнул в горлышко палец, лизнул. Приторное вино. Не в моем вкусе, но после обильного возлияния морской водой оно показалось божественным нектаром. В жестяной коробке я обнаружил не то печенье, не то галеты, настолько твердые, что едва не сломал о них зубы. Облитые вином, они слегка размякли, и я слопал их с волчьим аппетитом. После этого мне значительно полегчало.

Я занялся изучением остальных трофеев: книг, коробок разной величины и формы, одежды. Сорочку из прозрачной ткани я сразу отбросил, потом отобрал вещи, которые вроде бы не предназначались для прекрасного пола, и стал по очереди примерять их – непростое дело для чужестранца, не имеющего понятия о туземных фасонах. Брюки оказались слишком велики, но не беда – я подпоясался веревочкой. Рубашка сидела на мне куда лучше, а куртка пришлась впору, если ее шили с тем расчетом, чтобы полы прикрывали колени. Чтобы сапоги не спадали, я обмотал ступни тряпками. Потом снова облачился в мокрую одежду, а обновку затолкал в коробку из-под печенья, которую обернул куском синтетической ткани, показавшейся мне водонепроницаемой.

Похолодало, пора двигаться. Я был совершенно измотан и очень хотел спать. Но спать не придется. Я допил вино, пустую бутылку и оставшиеся вещи отнес в каюту и запер дверь.

Затем привязал к голове сверток и спустился в воду. На берегу не было видно ни души. Стуча зубами от холода, я сорвал с себя и закопал в песке одежду, быстро переоделся в сухое, мешок с пожитками затолкал за пояс, а кинжал сунул за голенище.

Хотелось найти укромное местечко и вздремнуть – но это было невозможно. Здешние парни серьезно относятся к своей безопасности, и береговая линия – это первая линия обороны. Надо выбираться в город.

Чуть подальше от берега горели огни, звучали оживленные голоса. Вверх по пологому склону к асфальтированной улице вела лесенка. Я стал крадучись подниматься, но спрыгнул на песок, едва заметив неподалеку двух вооруженных людей в военной форме. Сосчитав до двухсот, я поднял голову и огляделся. Патрульные ушли, лишь несколько пешеходов прогуливались вдоль берега. Я поднялся на тротуар и неторопливо побрел мимо домов – с растворенными окнами и распахнутыми дверьми – и уличных фонарей. Вскоре я увидел бар с вывеской: «ЗАХОДИТЕ К НАМ, ЗАСРАНЦЫ, ЖДУТ ВАС ВЫПИВКА И ТАНЦЫ». Ну разве можно пройти мимо, прочитав такое? Не колеблясь, я толкнул дверь и вошел.

Да, кабак – он в любом уголке Вселенной кабак. У всех у них одна форма, одна функция. Функция: располагать людей к опустошению сосудов со спиртным. Форма: стулья (чтобы на них сидели люди), столы (чтобы на них стояли сосуды). Я придвинул стул к свободному столику и уселся.

Посетителям было наплевать на меня, как и мне на них. Не обращая внимания на возгласы хамоватых юнцов, ловко уворачиваясь от щипков и шлепков, ко мне подошла пухленькая официантка в короткой юбочке.

– Чего изволите? – спросила она, презрительно глядя на юнцов, которые со смехом подняли в ее честь кружки с пивом.

– Пива.

Оно оказалось холодным и резким – как раз то, что нужно. Я рассыпал на столе несколько монет, официантка взяла две или три и отошла к стойке. Я окунул нос в пену, но тут в бар вошел человек и быстро направился к юнцам.

– Поркакодж! – хрипло воскликнул он. Услышав это, двое парней вскочили и выбежали из бара.

Я поставил кружку, сгреб со стола деньги и вышел на улицу. Я встревожился, и неспроста: поркакодж – это «грязные свиньи» в переводе с эсперанто. Никаких свиней поблизости не было, и я знал, что скотина здесь совершенно ни при чем. Просто во всей Вселенной так зовут полицейских. Мальчишки испугались, значит, и мне надо поостеречься. Внезапно взревела сирена, улицу осветил мигающий свет. Парни шарахнулись обратно в бар. Я поспешил за ними. Они пробежали по коридору.

Когда я добрался до двери, она уже захлопнулась. Я взялся за ручку, но тут снаружи заревела сирена, и в щель между дверью и косяком хлынул свет мигалки.

– Что я вижу?! – насмешливо протянул сиплый голос. – Мальчики пытаются убежать через черный ход! А ну-ка, сынки, предъявите документы офицеру патруля!

– Но ведь мы ничего плохого не сделали!

– Хорошего тоже. Документы, кому говорю!

Я ждал, не дыша, и изо всех сил надеялся, что «грязная свинья», которая наверняка стоит у парадной, не войдет в бар. Хриплый патрульный тем временем потешался:

– Да они же просроченные! Так-так, ребятки. Выходит, уклоняетесь от призыва?

– Что вы! Это писарь ошибся, – прохныкал один из юнцов.

– Что-то часто они стали ошибаться. А ну, пошли!

Шаги стихли за дверью, машина, ревя сиреной, умчалась.

Я вышел из бара и почти бегом двинулся по сумрачной аллее. Потом остановился. Куда я спешу? Бар, в котором только что побывала полиция, – самое безопасное место в городе. Остановившись в темном подъезде соседнего здания, я понаблюдал за парадной бара. Никто не выходил. Я сосчитал до трехсот, потом, на всякий случай, от трехсот до нуля. Дверь оставалась закрытой. Готовый в любую секунду обратиться в бегство, я подошел к бару и заглянул в окно. Полиции нет, зато есть светлая мысль.

Четверо парней, когда я вошел, посмотрели в мою сторону. Мрачно покачав головой, я проворчал:

– Все. Сцапали их поркакодж.

– Говорил я Биллу – заведи себе новую ксиву, – сказал блондин, предупредивший о визите полицейских. Он хрустнул пальцами и взял кружку с пивом. – Что-что, а ксива должна быть в порядке.

– А моя просрочена, – хмуро сообщил я и помахал официантке.

– Видать, ты из Пенсильдельфии, – заметил конопатый юнец в зелено-золотых штанах.

– С чего ты взял? – буркнул я.

Конопатый фыркнул:

– А акцент? Где еще так говорят?

Я тоже фыркнул. Чем дальше в лес – тем больше дров. Выходит, я автоматически попадаю под закон о мобилизации. Очень мило. Я снова спрятал нос в кружке.

– Ты лучше не рискуй, заведи новую ксиву, – участливо посоветовал блондин.

– Легко сказать. Знаешь, как строго с этим в Пенсильдельфии?

– У нас с этим тоже непросто. Везде нужны связи.

Я встал.

– Ладно, мне пора. Счастливо, ребята.

Прежде чем выйти, я выглянул в коридор, убедился, что поблизости нет патрульных. Потом остановился у крыльца. Почти тотчас же появился блондин.

– Разумно. Чем меньше народу будет знать о твоих проблемах, тем лучше. Меня зовут Жак.

– А меня – Джим.

– Ничего, имя как имя. Сколько ты намерен заплатить?

– Немного. Больно уж год неудачный выдался.

– За три куска сахара могу свести тебя с кем нужно. Он запросит двадцать.

– Ксива тянет не больше десяти. Тебе – полтора.

– Хо, а вы, пенсильдельфийские, не такие олухи, как говорят. Ладно, давай сахар, и пошли.

Я заплатил Жаку его долю. Как только он повернулся, кончик кинжала слегка уколол ему кожу под ухом. Он застыл как вкопанный. Подержав у него перед глазами лезвие с капелькой крови, я сказал:

– Просто предупреждение. Эти свиньи ждут не дождутся, когда ты кого-нибудь сдашь. Но это не моя забота. Меня заботит моя шкура. Я чувствую, ты работаешь на два фронта. Советую тебе поработать в этот раз на меня, или я тебя пришью. Понял?

– Понял… – пролепетал он.

Я спрятал кинжал и хлопнул блондина по спине.

– Жак, ты мне нравишься. Схватываешь на лету.

Мы шли молча, надеюсь, он правильно все понял. Когда мне угрожают, я всегда все делаю наоборот. Но опыт показал, что по отношению к мелким преступникам угрозы срабатывают. Время от времени.

По пути нам попалось несколько баров, и Жак в каждый из них заглянул. В пятом заплатил за вход и махнул мне, чтобы я следовал за ним. Там было темно и накурено, со всех сторон звучала лязгающая музыка. Жак провел меня в альков, где музыка звучала тише, во всяком случае, была менее крикливой, чем расцветка полосатого костюма на сидящем там толстяке. Откинувшись на спинку грубого деревянного кресла, он потягивал из бокала ядовитую на вид жидкость.

– Привет, Капитан, – сказал мой провожатый.

– Выкладывай, Жак, в чем дело, и проваливай.

– Капитан, не смей так говорить даже в шутку. Я по делу пришел, можно сказать, подарок тебе принес. Этому корешу нужна новая ксива, не то его заберут в армию.

В меня впились крошечные глазки толстяка.

– Жак сказал: полтора – ему, десять – тебе. Он уже свое получил.

– Вечно он путает. Двадцать, и точка. А комиссионные я сам ему выплачу.

– Ладно, черт с тобой.

Я отдал деньги. Он тут же достал из кармана пластиковые корочки с фотографией паренька, которому никак нельзя было дать моего возраста. Год рождения, указанный рядом с фотографией, тоже не совпадал с моим.

– Но ему же всего пятнадцать! – возмутился я.

– Ничего, у тебя тоже мордашка как у младенчика. Сойдет. Или сбрось несколько годков – или иди в армию.

– Ладно, беру. Я уже чувствую, что помолодел. Спасибо за помощь.

– Всегда к твоим услугам. Во всяком случае, пока у тебя есть сахар.

Я вышел из бара, перебежал улицу и юркнул в темную подворотню. Жак не заставил себя ждать. Несколько минут я бесшумно шагал за ним, потом стал догонять. Ощутив затылком мое дыхание, он резко обернулся.

– Это я. Не пугайся, Жак. Просто хотел тебя поблагодарить.

– А-а! Да брось ты, не за что, – промямлил он, испуганно обшаривая глазами пустынную улицу.

– Жак, окажи мне еще одну услугу. Дай мне взглянуть на твою ксиву. Хочу убедиться, что Капитан меня не надул.

– Что ты! Он не такой!

– Верю, но все-таки хочу взглянуть. – В свете фонаря блеснул мой кинжал. Жак мгновенно выхватил из кармана и протянул корочки, очень похожие на мои. Я раскрыл их, повернул к свету, затем закрыл и отдал Жаку. Но он оказался подозрительным.

– Это не моя ксива! – пролепетал он, взглянув в удостоверение. – Это твоя!

– Верно. Я решил с тобой поменяться. Ты же сказал, что моя ксива – годная, вот и бери ее себе.

Я повернулся и пошел прочь. Шум прибоя и возмущенные вопли Жака постепенно стихли за спиной. Я был очень доволен собой. Если Капитан меня не надул – Жак ничего не теряет. Если надул – тем хуже для Жака. Соломоново решение.

Чем дальше на берег – тем выше здания, чище улицы, ярче фонари. И тем сильнее меня одолевала усталость. Я не удержался от искушения войти в первый же бар. Бархатные гардины, свет, не режущий глаз, кожаные кресла, миловидная официантка. Она равнодушно поставила передо мной пиво, но, получив щедрые чаевые, стала куда как любезнее.

Но отдохнуть, потягивая пиво и заигрывая с официанткой, мне не удалось. Очень уж много «грязных свиней» шастало по этому городу, причем всегда по двое. Когда парочка этих несимпатичных зверушек ввалилась в бар, сердце мое ушло в пятки. «Чего ты боишься? – укорил я себя. – У тебя же отменная ксива!»

Полицейские обошли зал, проверяя у посетителей документы, и наконец остановились возле моего столика.

– Добрый вечер, начальнички, – ухмыльнулся я.

– Нечего зубы скалить! Показывай!

Я протянул корочки. У того, кто в них заглянул, аж ноздри раздулись от радости.

– Ты только погляди на этого орла! – толкнул он локтем напарника. – Это же сам Жак-Шутник! Каким ветром тебя занесло в наш район, дружище! Ну, теперь все.

– Это свободная страна.

– Не для тебя, Жак. Мы знаем, что у тебя договор с портовой полицией. Вот и сидел бы там спокойно, капал бы на своих друзей. Но ты выполз из своей норы.

– Да что вы, ребята! – сказал я с дрожью в голосе. – Я сейчас же вернусь.

– Поздно! – хором заявили патрульные, защелкивая браслеты на моих запястьях.

– Слишком поздно, – добавил тот, у которого раздувались ноздри. – Все, Жак. Ты теперь в армии. Береговая полиция тебе не поможет.

«Перестарался, – с горечью подумал я, выходя из бара в сопровождении полицейских. – Похоже, с этой минуты начинается моя головокружительная военная карьера…»

Глава 7

Мне отвели тесную камеру с жесткой койкой, но я не стал скандалить. После напряженного дня нужен был только сон. Должно быть, я захрапел, не успев коснуться головой грязной подушки. Спал я как убитый, а разбудил меня луч света, проникший сквозь крошечное зарешеченное окно.

«Знаешь, а ведь могло быть хуже, – попытался я себя приободрить. И тут же мрачно возразил: – Куда уж хуже!»

Мой живот заурчал, требуя еды и питья, и мне стало совсем грустно.

«Плакса! – обругал я себя. – Вспомни, что ты уже перенес. Не горюй. Пока у тебя отобрали только кинжал, зато остались деньги, ксива и… и отмычка», – добавил я мысленно. Присутствие этого маленького инструмента согревало душу. Появилась надежда на побег.

– Есть хочу! – завопил молодой человек в соседней камере и принялся трясти решетчатую дверь.

– Дайте пожрать. Мы ведь не преступники! – подхватил другой.

– Мне мамочка всегда подавала завтрак в постель…

Последняя фраза не вызвала у меня сочувствия, но идея насчет завтрака пришлась по сердцу. Я тоже заорал что было сил.

– Ладно, ладно, заткнитесь, – раздался грубый голос. – Жратву уже несут, хотя будь моя воля – я бы вам показал, как уклоняться от призыва!

– Черт бы тебя побрал, сержант. Что-то я не замечал в армии твоей толстой задницы.

Я отыскал взглядом того, кто это произнес. Парень держался чуть смелей, чем остальные нытики.

Ждать пришлось недолго, хотя вряд ли стоило это делать. Обычный суп с лапшой и сладкой красной фасолью – не самое подходящее блюдо для завтрака, на мой взгляд. «Любопытно, – подумал я, – что нам предложат на ужин?»

Времени для раздумий на подобные темы была бездна. После кормежки никто в нашем зверинце больше не появлялся. Глядя в потрескавшийся потолок, я помаленьку пришел к выводу, что моя злая фортуна на самом деле не так уж зла. Ведь я – живой и здоровый – попал-таки на Невенкебла! Впереди – многообещающая карьера. Осмотрюсь хорошенько, узнаю, кто тут чем дышит, – глядишь, и найду дорожку к генералу Зеннору или как его там. Ведь он – в армии, и я скоро там окажусь; выходит, это удача, что меня загребли. К тому же у меня есть отмычка. Когда придет время, возьму и исчезну. Да и не так уж плохо в армии, в конце концов. Ведь я был солдатом на Спайовенте, не впервой.

До чего же здорово мы умеем пудрить себе мозги!

В середине дня, когда мои товарищи по несчастью снова проголодались и подняли галдеж, залязгали и отворились двери. Вопли утихли: нас, дюжину унылых парней примерно одного возраста, сковали сначала попарно, рука к руке, а потом длинной цепью вместе. Впереди ждала неизвестность.

Оступаясь, натыкаясь друг на друга и переругиваясь, мы вышли на тюремный двор и забрались в оборудованный решетками кузов грузовика. Машина сразу выкатила на людную городскую улицу. Я заметил, что одежда прохожих не такая, как на материке, автомобили – необычной формы, но с первого взгляда стало ясно, что технический прогресс шагнул здесь довольно далеко.

Так и есть: островитяне сознательно отрезали себя от мира. Разумно, хоть и эгоистично.

Закоренелым преступникам вроде нас даже скамеек в кузове не полагалось. Мы стояли, вцепившись в прутья решеток, и на поворотах валились друг на дружку.

Худощавый темноволосый парень, прикованный к моему запястью, тяжко вздохнул и спросил:

– Давно ты в бегах?

– Всю жизнь.

– Ха, смешно. А я – полгода. Шесть коротеньких месячишек. Ну, теперь – конец.

– Так-таки и конец? Мы же не помирать, а служить идем.

– Какая разница? У меня брата в прошлом году забрали, так он ухитрился переправить нам письмо. Потому-то я и спрятался… Он такое пишет…

Зрачки моего собеседника расширились, он содрогнулся. Тут машина остановилась, и нам велели вылезать.

Картина, открывшаяся моим глазам, пришлась бы по вкусу любому садисту. Площадь перед высоким зданием была забита самыми разнообразными транспортными средствами. Из них сотнями, а может, и тысячами, выбирались юные рекруты с одинаковой обреченностью на лицах. В наручниках только наша маленькая группа – всех остальных привели сюда желтые мобилизационные предписания. Некоторые из парней отпускали шуточки насчет нас, закованных, но наша дружная ругань заставила их прикусить языки. Ведь мы, что ни говори, пытались – пусть неудачно – избежать принудительного призыва. Впрочем, армейскому начальству определенно было наплевать, каким путем добыта очередная порция пушечного мяса. Как только мы вошли в здание, нас освободили от оков и затолкали в толпу. Нас поглотила безликая военная машина.

Мы встали в конец длинной очереди к одному из столов, за которым сидели седовласые толстушки, годившиеся нам в бабушки. Толстушки все как одна носили очки, поверх которых глядели на нас, стуча на пишущих машинках. Наконец подошла моя очередь, и меня одарили улыбкой.

– Документы, молодой человек.

Я протянул ксиву. Женщина сверила дату и имя со множеством анкет. Я заметил провод, идущий от машинки к центральному компьютеру. К счастью, компьютер не нашел противоречий.

– Возьмите, – улыбнулась старушка, протягивая мне пухлую папку с бланками. – Поднимитесь на четырнадцатый этаж. Успешной вам службы.

Поблагодарив ее, я направился к выходу и наткнулся на плотную стенку из неулыбчивых военных полицейских.

– Мне на четырнадцатый этаж, – деловито сообщил я ближайшему из них. Поигрывая дубинкой, он указал глазами на лифт.

Кабина лифта была огромна, но и нас набилось в нее человек сорок. В жуткой тесноте мы поднялись на четырнадцатый этаж. Как только раздвинулись створки кабины, мы увидели здоровяка в военной форме с невероятным количеством шевронов, бляшек и медалей.

– Выходи! – оглушительно загремел он. – Выходи! Чего рты разинули, остолопы? Направо – стойка, каждый хватает прозрачный пакет и коробку. Потом – в дальний конец комнаты, там – РАЗДЕТЬСЯ! Снять всю одежду. ВСЮ ОДЕЖДУ, ЯСНО? Личные вещи в полиэтиленовый мешок! Одежду – в коробку, на коробке написать домашний адрес. Уволитесь в запас – получите обратно свои шмотки, если доживете. ШЕВЕЛИТЕСЬ!

Мы зашевелились. Правда, вяло, без энтузиазма. Должно быть, на острове запрещалось раздеваться донага в общественных местах – парни прикрывались ладошками, жались к стенкам. Я оказался один в центре комнаты, и на меня с кривой ухмылкой пялился монстр в шевронах. К стойке, где принимали одежду, я подошел первым. Скучающий солдат взял у меня коробку, быстро проштамповал ее, грохнул на стойку и показал на толстые авторучки, свисавшие с потолка на эластичных шнурах.

– Имя, адрес, индекс, фамилии близких родственников.

Выпустив в меня обойму слов, он отвернулся и взял другую коробку. Я нацарапал на картоне адрес полицейского участка, где меня держали под замком. Как только я выпустил из пальцев авторучку, в поверхности стойки образовалось отверстие и туда бесшумно провалилась посылка. Неплохо придумано. С полиэтиленовым мешком в левой руке и папкой в правой я затесался в кучу дрожащих, бледных призывников; повесив носы, они ждали дальнейших распоряжений сержанта. Голые, они казались все на одно лицо.

– А теперь на восемнадцатый этаж! – громыхнул сержант.

Мы снова набились в лифт, поднялись несколькими этажами выше и оказались в медицинском аду. Врачи и санитары в белых халатах, с марлевыми повязками на лицах; суета, визгливая ругань… У меня закружилась голова.

Врач – наверное, терапевт, судя по стетоскопу на шее – вырвал из моей руки и швырнул санитару папку, а затем схватил меня за горло. Прежде чем я успел ответить ему тем же, он крикнул:

– Щитовидка впорядке!

Санитар сделал запись в журнале. Врач тем временем вонзил пальцы в мой живот.

– Грыжа не наблюдается. Покашляй.

Последнее слово было адресовано мне. Я повиновался.

– Все, следующий! – рявкнул терапевт.

С бумажным стаканчиком в руке я встал в дрожащую, стучащую зубами очередь. Двигалась она безумно медленно. Я пританцовывал на холодном полу, рискуя выплеснуть мочу, приготовленную на анализ. Наконец санитар разлил ее по пробиркам, капнул в каждую из них несколько капель реактивов и буркнул:

– Годится. Следующий.

Я поспешил в другую очередь. Пожалуй, было бы дурным вкусом рассказывать, как нас осматривали на предмет геморроя, описывать шеренги согбенных, судорожно вцепившихся в колени призывников и демоническую фигуру врача с фонариком в руке…

А потом… что это? Неужели уколы? О-о-о! Парень, стоявший передо мной, должно быть, культурист. Широкие плечи, мощные ноги, бронзовые бицепсы – просто образец мужской силы. Обратив ко мне перекошенное лицо, он жалобно пролепетал:

– Я б-боюсь ук-колов!

– А кто не боится? – попытался я его подбодрить.

Что говорить, не такое уж это удовольствие.

Как только очередная жертва подходила к санитару, тот, как автомат, всаживал ей иглу в предплечье. Стоило бедняге только отшатнуться – его бил по спине грубый детина в форме. Через несколько шагов его ждали еще два наполненных шприца. После этого оставалось только опуститься на скамеечку, мыча от боли.

Вот уже над плечом культуриста занесена безжалостная игла. Глаза атлета закатились, и он с шумом упал на пол. И все же это не выход – санитары все-таки сделали уколы, а сержант схватил бесчувственное тело за ноги и оттащил в сторону.

Приблизившись к санитару, я стиснул зубы и собрал волю в кулак…

Медкомиссия завершилась еще одним унижением. Сжимая в руках мешки с пожитками и отощавшие папки, мы – голые, несчастные, измученные – встали в последнюю очередь. Вдоль стены одного из залов выстроились пронумерованные столы – точь-в-точь билетные кассы аэропорта. За каждым столом восседал джентльмен в темном костюме. Когда подошел мой черед, сержант оглянулся на меня и показал пальцем.

– Двигай к тринадцатому столу.

Чиновник за тринадцатым столом (как все штатские в этом зале) носил очки с толстыми стеклами. Моя папка снова оказалась в чужих руках, из нее был изъят еще один бланк – и я обнаружил, что сквозь очки на меня смотрят налитые кровью глазки.

– Жак, ты любишь девочек?

Чего-чего, а такого вопроса я не ожидал. Почему-то мне представилась Бибз, которая смотрит на меня и давится от смеха.

– А то как же.

– А мальчиков любишь?

– Среди моих лучших друзей есть мальчики. – Я начал догадываться, к чему клонит этот простак.

– Правда? – Он что-то вписал в бланк. – Расскажи о своем первом гомосексуальном опыте.

От такой просьбы у меня аж челюсть отвисла.

– Ушам своим не верю. Вы проводите психиатрическую экспертизу по анкете?

– Ты меня поучи еще, щенок! – прорычал чиновник. – Ишь, волю взял разговаривать! Я спрашиваю – ты отвечаешь. Усек?

– Ничего себе! Да вас надо лишить диплома врача, если, конечно, он у вас есть. Наверное, вы вовсе не врач, а специально переодетый рядовой…

– Сержант! – визгливо крикнул чиновник, побагровев, и за моей спиной раздался топот ног. – Призывник отказывается отвечать на вопросы!

Мои ляжки обожгла острая боль, и я завопил, отскочив в сторону. Сержант, облизнув тонкие губы, снова замахнулся стеком.

– Это повторится, если не будешь отвечать, как положено, – пообещал штатский.

– Да, сэр! – Я всем видом продемонстрировал повиновение. – Впервые опыт подобного рода я приобрел в двенадцать лет, когда вместе с четырнадцатью моими товарищами по шайке…

Меня понесло. Чиновник торопливо записывал мою болтовню, а разочарованный сержант отошел. Когда анкета была заполнена, я получил не то разрешение, не то приказ идти в лифт. И снова сорок голых в кабине, снова закрываются двери…

На этот раз мы явно ошиблись этажом. Перед нами оказались ряды столов с пишущими машинками, за каждым столом – юная леди.

Со стыдливым шелестом наши справки прикрыли причинные места.

Мы так покраснели, что повысилась температура воздуха. Но ничего другого не оставалось, как стоять, с ужасом ожидая, когда девушки оторвутся от машинок, а милые глаза уставятся на нас.

Казалось, что дверь закрылась через четырнадцать с половиной лет.

Двери опять открылись, но никаких девушек на этот раз не было, а была уже привычная фигура очередного скотоподобного сержанта. Интересно, что за генная мутация породила в этом народе столько толстошеих, крутобровых, толстопузых садомазохистов.

– Выходи! – заорал он. – А ну, живо, по десять человек, первые десять – через ту дверь! Вторая десятка – через соседнюю! Да не одиннадцать! Считать не умеешь, осел!

За дверью, куда просочилась моя десятка, нам велели построиться в шеренгу. Мы встали лицом к стене, с которой свисал неприятный на вид красно-коричнево-зеленый флаг с изображением черного молота.

Офицер с тонкими золотистыми полосками на погонах подошел к флагу и повернулся к нам.

– Сегодня – очень важное событие, – с пафосом произнес он. – Вы, молодые люди, наиболее достойные из вашего поколения, добровольно явились сюда, чтобы посвятить себя защите любимой родины от злобных сил, стремящихся поработить ее. Наступил торжественный момент, о котором вы так мечтали. В этот зал вы вошли юными шалопаями, а выйдете отсюда солдатами. Сейчас вы дадите присягу на верность армии. Пусть каждый поднимет правую руку и повторит за мной: «Я – называйте свои фамилии – по собственной воле…»

– Я, называйте свои фамилии, по собственной воле…

– Стоп! Начнем сначала, и начнем правильно, иначе вас ждут неприятности!

– Я не хочу! – пискнул кто-то.

– У тебя нет выбора, – мрачно заявил офицер. – Наша родина – демократическая страна, а вы – добровольцы и дадите клятву. Если не дадите – а у вас есть такое право, – то вот через эту дверь попадете в федеральную тюрьму, где просидите тридцать лет за уклонение от демократических обязанностей. Итак, повторяйте за мной.

Стараясь не вникать, мы повторили все то, что он сказал.

– «…Служить преданно и во всем подчиняться вышестоящему… Смерть, если я изменю… смерть, если я усну на посту… смерть, если я дезертирую…» – И так далее, вплоть до «клянусь именем отца, матери и бога, или богов, по моему выбору».

– Опустите руки. Поздравляю, вы теперь солдаты и подчиняетесь требованиям начальства. Первое требование начальства – добросовестно пожертвовать литр крови для госпиталя. Выполнять!

Едва держась на ногах от отчаяния, голода и потери огромного количества крови, мы ждали, когда нам наконец дадут отдохнуть. Но не тут-то было.

– Строиться! Каждый из вас сейчас получит форму разового пользования. Но пользоваться ею запрещается до особого распоряжения. Вы наденете форму, поднявшись на крышу, откуда вас отправят в лагерь Слиммарко, где начнется ваше обучение. Каждый получит личный знак со своим именем и служебным номером. На знаке есть желобок, чтобы его можно было легко сломать пополам. Ломать запрещается, это военное преступление.

– А почему нельзя ломать, если он для этого и предназначен? – пробормотал я.

Сосед объяснил:

– Личный знак ломают пополам после смерти солдата. Одну половинку отправляют в архив, а другую кладут в рот мертвецу.

Наверное, вам не покажется странным, что я в тот миг почувствовал металлический привкус во рту.

Глава 8

В других обстоятельствах мне, наверное, понравилось бы путешествие на этом необычном воздушном корабле. Он имел форму огромной сигары, заполненной, видимо, каким-то газом. Снизу к сигаре была подвешена металлическая кабина, украшенная орнаментом из черепов и костей; лопасти огромного винта могли толкать летательный аппарат вперед и вверх. Вид из кабины, наверное, был бы восхитительным, если б ее создатели предусмотрели иллюминаторы в пассажирском отсеке, где на исключительно неудобных креслах из литой пластмассы сидели мы, новобранцы. Я блаженствовал – в призывном центре нам лишь один раз позволили присесть, и то лишь для того, чтобы сдать кровь. Пластмасса холодила тело сквозь тонкую фиолетовую ткань формы, пол под картонными подошвами, пришитыми прямо к штанинам, казался невероятно твердым. Единственный карман находился на груди; уложив в него мешок с личными вещами, каждый из нас стал похож на фиолетовое сумчатое животное, каких можно увидеть разве что в кошмаре. Я был подавлен. Но не я один. Все были подавлены.

– Я еще ни разу в жизни не покидал родного дома, – пожаловался рекрут справа от меня. Он всхлипнул и вытер мокрый нос рукавом.

– А я покидал! – тепло и бодро заявил я. Ни сердечности, ни радости я не испытывал, но надеялся, подняв настроение соседа, тем самым поднять свое.

– Кормят в армии паршиво, говорят, – упорно скулил мой соратник. – Никто на свете не умеет печь сепкукодж лучше, чем моя мамочка.

Пирог с луком? Ну и вкус у этого паренька!

– Забудь об этом, – весело посоветовал я. – Если в армии и пекут сепкукодж, то, наверное, паршиво. Не горюй, тебя ждут другие радости: свежий воздух, физические упражнения. К тому же солдатам позволено пить крепкие напитки и говорить непристойности о девушках.

Его оттопыренные уши заалели, как знамена.

– Не хочу я так говорить о девушках! А пить я уже пробовал. Мы с Джоджо однажды выпили пива за сараем, так нас потом рвало…

От продолжения этой интересной беседы меня спасло появление сержанта. Распахнув дверь из пилотского отсека, он взревел:

– А ну, встать, кретенодж! – и позаботился о том, чтобы все мы выполнили приказ, нажав кнопку механизма, убирающего сиденья. Только я успел вскочить на ноги, и мне одному пришлось выдержать всю силу испепеляющего сержантского взгляда.

– Ты что, самый умный?

– Никак нет, сэр! Я выполнял приказ, сэр! – Я подпрыгнул, грохнул пятками об пол и отдал честь – настолько энергично, что едва не выбил себе глаз. Сержант оскалил зубы, но тут меня заслонили поднявшиеся на ноги товарищи.

– Отставить болтовню! Руки по швам, ноги вместе, грудь вперед, живот назад, подбородок опустить, смотреть прямо и не дышать!

После секундной неразберихи образовались и застыли лиловые ряды. Сержант разглядывал нас с нескрываемым презрением.

– Кажется, кто-то все-таки дышит. Не дышать, покуда не разрешу! Первому, который посмеет вздохнуть, врежу в самое подходящее место!

В ответ – мертвая тишина. Вскоре то один, то другой новобранец стал пошатываться. Застонав, один упал в обморок. Я бесшумно дышал носом. Кто-то захрипел – не выдержал. Сержант тут же подскочил к нему, и самым подходящее место на теле новобранца оказалось солнечное сплетение. Взвизгнув, жертва рухнула на пол, а остальные стали хватать ртами живительный воздух.

– Это вам маленький урок, – процедил сквозь зубы сержант. – Поняли, что я имею в виду?

– Да, – тихонько пробормотал я. – Что ты – садомазохист.

– Что я – приказываю, а вы – исполняете, иначе пеняйте на себя.

В заключение этой неприятной сентенции у него перекосилось лицо, губы разжались, блеснули желтые клыки. Далеко не сразу я понял, что это означает улыбку.

– Садитесь, ребята, устраивайтесь поудобнее, – вдруг благодушно предложил он.

«Куда? – подумал я. – На голый пол? Кресла же убраны».

Сержант любовно похлопал себя по мешку сала, перетянутому ремнем.

– Меня зовут Клутц, строевой сержант Клутц. Но не вздумайте обращаться ко мне по имени – это привилегия старших по званию. Для вас я – сержант, сэр или мастер. Вы должны быть скромны, исполнительны, почтительны и покорны. Я не стану описывать наказания за несоблюдение этих требований, потому что недавно поел и не хочу портить себе пищеварение.

По шеренгам прокатился тихий стон при мысли о том, какие ужасы могут испортить пищеварение в этом чреве.

– Как правило, достаточно один раз наказать самого строптивого рекрута, чтобы сломить его дух. Но иногда его приходится наказывать во второй раз. В третий раз у нас никого не наказывают. Хотите знать, почему?

Налитые кровью глаза скользнули по нам, и мне захотелось забиться в угол.

– Поскольку вы слишком тупы, чтобы ответить на этот вопрос, я отвечу сам. В третий раз орущего, брыкающегося, зовущего мамочку рекрута запихивают в особую камеру. Там из него с шипением уходят девяносто девять целых, девяносто девять сотых процента влаги. Знаете, на что он становится похож? Хотите посмотреть?

Он полез в карман и достал крошечную фигурку обезвоженного рекрута. На лице бедняги навеки застыл невыразимый ужас. Солдаты застонали, наиболее слабые попадали без чувств. Сержант Клутц улыбнулся.

– Да, вот так в итоге выглядит непокорный. После казни его крошечное тельце какое-то время висит в казарме на доске объявлений, в назидание остальным, а потом вместе с игрушечной лопаткой, чтобы было чем выкопать могилку, его кладут в почтовый конверт и отсылают родным. Вопросы есть?

– Простите, сэр, – послышался дрожащий голос. – Скажите, процесс обезвоживания – мгновенный или… медленный и мучительный?

– Хороший вопрос. Ты уже пробыл один денек в армии, так неужели не догадываешься?

Снова – стоны и шум падения бесчувственных тел. Сержант одобрительно кивнул.

– Ладно. Сейчас я скажу, что вас ждет в ближайшем будущем. Мы летим в ЛНПС на ВБМ, то есть в лагерь начальной подготовки Слиммарко на военной базе Мортстерторо. Там вы постигнете основы солдатской науки. Некоторые из вас не выдержат начальной подготовки и будут похоронены со всеми воинскими почестями. Запомните это. Запомните и то, что обратного пути у вас нет. Вы станете образцовыми солдатами – или мертвецами. И поймете, что военная служба трудна, но справедлива. Вопросы есть?

– Что же в ней справедливого? – проблеял один из нас.

Сержант легонько пнул его в голову.

– А то, что у всех вас равные шансы… Или вы пройдете курс подготовки, или отправитесь на тот свет. А сейчас я открою вам один секрет. – Он наклонился и дохнул таким смрадом, что ближайшие новобранцы потеряли сознание. – Мне, братцы, на руку, чтобы вы покинули армию вперед ногами. На рекрутах, которые возвращаются домой в гробах или в инвалидных колясках, армия экономит кучу денег. Пусть уж лучше солдат умрет, не выдержав нагрузки, чем погибнет в бою, пройдя дорогостоящий курс обучения. Ну, что, поняли мы друг друга?

Если молчание – действительно знак согласия, то мы поняли Клутца.

– Вопросы есть? – повторил он.

Тишину нарушило урчание в моем животе. Сами собой из моего рта выскочили слова:

– Так точно, сэр. Когда мы будем есть?

– Крепкий у тебя желудок, рекрут, как я погляжу. Некоторых вон уже тошнит от армейской жизни.

– Просто я забочусь о воинском долге, сэр. Чтобы хорошо исполнять его, я должен быть сильным, а значит, много есть.

Поросячьи глазки уставились на меня – сержант обмозговывал мои слова. Наконец его подбородок утонул в складках жира на шее – это означало кивок.

– Ладно, раз ты сам вызвался, шагом марш на корму за пайками. Шевелись!

Я зашевелился. А на ходу думал. Плохая новость: я в армии, и мне это не нравится. Хорошая новость: мы направляемся на базу Марстерборо, где Бибз видела капитана Гарта – Зеннара, Зеннора или как там его. Он первый в списке моих врагов – но сейчас мне надо прорваться наверх в списках выживания. Гарт может подождать.

Я отворил дверь в крошечный отсек, где стояла одна-единственная коробка с надписью: «БОЕВЫЕ ПАЙКИ ЮКЕ». Но коробка оказалась подозрительно легкой. Неужели ее содержимым можно накормить такую ораву?

– Тащи сюда, кретин, нечего ее щупать! – зарычал сержант, и я поспешил обратно. Пайки ЮКЕ оказались серыми брикетами в пластмассовых стаканчиках. Мои товарищи мигом их расхватали.

– Такой брикет поддерживает жизнь в течение суток, – скрипучим голосом объяснил сержант. – В нем есть все витамины, минеральные вещества, протеин и селитра – все, что начальство считает необходимым для солдатского организма. Крышечка снимается путем надавливания ногтем большого пальца на желобок, помеченный надписью: «Надавить ногтем большого пальца». Поев, каждый из вас подойдет к стене, вот к этому крану, наберет в пластмассовый стакан воды. Пить надо быстро, через минуту после смачивания упаковка утратит жесткость. Напившись, вы аккуратно скатаете ее и будете хранить, как зеницу ока, потому что она превратится в контрацептивное средство, которым вы еще долго не сможете пользоваться, но которое обязаны иметь при себе. А теперь – приступить к приему пищи!

Я приступил, точнее, попытался. Твердостью брикет напоминал обожженную глину, значительно уступая ей вкусом. Последний кусок я выплюнул, не прожевав, и бросился к крану. Я успел дважды наполнить и осушить пластмассовый стакан, прежде чем он превратился в подобие ненадутого воздушного шарика. Вздохнув, я скатал его и сунул в карман.

Пока мы грызли пайки, в отсеке снова появились кресла. Я осторожно уселся на свое, ожидая, что оно снова провалится.

Мне не верилось, что удастся уснуть сидя, но мерзкая еда и предельная усталость сделали свое дело. Прежде чем закрыть глаза, я услышал собственный храп.

Обстоятельства пробуждения можно было предугадать: кресла снова ушли в пол, и я оказался среди кряхтящей и стонущей лиловой массы. Подгоняя нас окриками, сержант дождался, когда последний из нас поднимется и встанет в подобие строя.

– Поздравляю с первым днем новой жизни, – ухмыльнулся Клутц. Его слова были встречены жалобным нытьем.

В стене распахнулся люк, в салон ворвался холодный пыльный ветер. Едва переставляя ноги, мы спустились по трапу.

Зрелище оказалось не слишком впечатляющим. Одно бледно-розовое солнце пряталось за облаком пыли на горизонте, другого было не видать. Судя по разреженному холодному воздуху, база располагалась на возвышенности, возможно, на горном плато. Это гарантировало преобладающую летную погоду и максимум неудобств для возможного десанта противника. Вдали, заставив землю содрогнуться, стартовал звездолет, огонь его дюз горел ярче заходящего солнца. Сержант приказал нам построиться и заявил:

– Отныне каждый из вас будет носить военное имя, прежнее можете забыть навсегда. Военное имя состоит из прежнего с добавлением первых четырех цифр личного номера. Я читаю имя, названный проходит в казарму, садится на указанную койку и ждет дальнейших распоряжений. Гордо 7590 – койка номер один…

Я ждал, разглядывая унылую стену казармы, пока не услышал:

– Жак 5138.

Едва переставляя ноги, я прошел в дверь, над которой красовался лозунг: «ЧЕРЕЗ ЭТИ ДВЕРИ ПРОХОДЯТ ЛУЧШИЕ В МИРЕ СОЛДАТЫ». Кто кому тут морочит, как говорится, голову? Пол в казарме был каменный, его совсем недавно мыли. Стены – бетонные, чистые, тоже мокрые. Я поднял глаза к потолку – с него капало. Мне стало не по себе – не иначе кто-то из начальства помешан на влажной уборке помещений.

Койки в казарме были трехъярусные, и моя, разумеется, оказалась на самом верху. На ней лежал скатанный матрас.

– Добро пожаловать в новый дом, – с искренним радушием в голосе произнес сержант, когда мы все с неискренним вниманием обернулись к нему. – Запомните хорошенько, как лежат скатанные матрасы, потому что они должны так лежать постоянно, за исключением времени, отведенного на сон. А у нас не разоспитесь, не надейтесь. Свое личное имущество будете хранить в нишах под полом, они открываются и закрываются все одновременно вот этой кнопкой. – Он коснулся кнопки на поясе. Послышался скрежет, и в полу образовалось множество прямоугольных отверстий. Один неудачно стоявший рекрут с воплем рухнул в нишу.

– Свет погаснет через пятнадцать минут. Нижайше прошу расстелить койки, но не укладываться раньше времени. Перед сном вы увидите учебный фильм и узнаете, что ждет вас завтра. Посмотрев кино, вы помолитесь богу или богам, кому как нравится, и ляжете баиньки. Все свободны.

Свободны. Дверь захлопнулась за нашим надзирателем, и мы остались одни. Свободны – это точно сказано. Свободны от света и тепла нормального мира и против своей воли заброшены в серый армейский ад. Отчего человечество так жестоко к собственным чадам? Если вы будете так же обращаться с лошадью, то попадете в тюрьму, а то и получите пулю.

Только шорох разворачиваемых постелей нарушал тишину. Каждому достался тоненький матрас и тонюсенькое одеяло. И надувная подушка, надуть которую почти невозможно и которая наверняка к утру сдуется. Пока мы шуршали и дули, в проход между койками бесшумно опустились телеэкраны. Грянул какой-то марш, затем появился офицер с серьезными дефектами речи и стал зачитывать какие-то бестолковые инструкции, которые мы дружно проигнорировали. Я вывалил содержимое набрюшного кармана в подпольный ящик и вскарабкался, не раздеваясь, на койку. И на девять десятых погрузился в сон, но тут вспышка света и громкий звук вернули меня к действительности.

– Внимание, – зловеще произнес человек в черном. – Мы прерываем все запланированные передачи, чтобы сообщить вам следующее известие. – Сделав жуткую гримасу, он встряхнул листок бумаги, который держал в руке. – На территорию нашей страны проник опасный шпион. Установлено, что вчера утром он прибыл в бухту Мархавено на борту брастирского корабля. Вчерашние поиски в бухте не дали результата. В ходе сегодняшних поисков установлено, что шпион проник на прогулочный катер и украл несколько предметов одежды.

У меня стянуло кожу на затылке.

– В песке на пляже обнаружены вещи, как установлено, принадлежавшие шпиону. В настоящее время район поисков оцеплен, там объявлен комендантский час, тщательно обыскивается каждое здание. Возможно, преступник до сих пор носит украденную одежду. Тому, кто видел на ком-нибудь этот костюм, следует немедленно поставить в известность полицию или силы безопасности.

На экране появилось довольно точное компьютерное изображение вещей, которые я позаимствовал на катере. Некоторое время они медленно крутились в пространстве, потом появилась человеческая фигура. Вместо лица было пятно, но я не сомневался, что рано или поздно оно примет мои черты. Какой срок понадобится полиции, чтобы узнать мои приметы, проследить мой путь и выяснить, что я в армии?

Дверь казармы с грохотом захлопнулась, лампы погасли. Я лежал, неподвижно глядя в темноту; в груди гулко стучало сердце.

Глава 9

Нелегко заснуть, узнав о том, что тебя разыскивают по всей стране. Для этого нужны железные нервы и сверхчеловеческий самоконтроль. Сказав, что обладаю и тем и другим, я бы покривил душой. Я не против того, чтобы соврать разок-другой, когда нужно. Всякая маскировка – это ложь, а постоянная, искренняя ложь – это лучшая маскировка. Это профессиональная необходимость. Но нельзя лгать самому себе. Надо принимать правду, какой бы гадкой она ни казалась. Не лгать так не лгать. Я уснул, потому что вымотался до предела и наконец-то оказался в горизонтальном положении, тепле и покое…

Я спал крепко и сладко, пока не услышал не то шорох прибоя, не то шелест опадающей листвы. Но более всего этот звук напоминал шуршание старой грампластинки или магнитофонной ленты.

Последнее предположение не замедлило подтвердиться. Под сводом казармы раскатилось искаженное записью пение трубы, и вспыхнули лампы.

С грохотом распахнулась дверь, и вбежавший сержант истошно завопил:

– Подъем! Хватит отлеживать задницы! Скатать койки! Вынуть из ящиков бритвенные принадлежности! По двое – в уборную! Ну, шевелись, ленивые свиньи! Живей, живей, живей!

Я успел проскочить в уборную, прежде чем в дверях образовалась пробка. В тот миг с лязгом встали на место крышки ниш, а сержант выскочил из казармы и запер дверь. Затем со всех сторон ударили струи холодной воды. Замешкавшиеся рекруты наконец протиснулись к нам. Они дрожали и плакали; разовая форма от воды лезла по швам, и сквозь прорехи виднелась посиневшая кожа.

Умывальников было очень мало, но мне удалось протолкаться к одному из них. Взглянув в кривое зеркало на измученную, бледную, с запавшими глазами физиономию, я едва узнал себя. Я подумал, что с нами, наверное, сознательно обращаются по-скотски – хотят запугать, вывести из равновесия, сбить с толку, иными словами, подготовить для промывания мозгов, для полного разрушения личности.

Ну уж нет! Мозги и личность Джима ди Гриза вам не по зубам! Придет время, и я выберусь из этой дыры, оставив вас в дураках. А пока у меня одна задача – выжить!

Сверхзвуковое лезвие противно заверещало, сбривая щетину. Сунув в рот автоматическую зубную щетку, я умылся и вышел из уборной.

В дверях казармы снова показался сержант Клутц.

– Выходи строиться на поверку! – заорал он и тут же в страхе отпрянул: я ринулся на него как бык. Сбежав с крыльца, я встал под фонарем по стойке «смирно».

Сержант повернулся и подошел ко мне.

– Шутить вздумал? – процедил он сквозь зубы, брызжа слюной мне в лицо.

– Никак нет, сэр! – Я выпятил грудь и ел начальство глазами. – Выполняю приказ, сэр! Мои старики, отец и дед, были солдатами, они говорили: нет лучшей доли, чем солдатская, и нет в армии чина выше, чем сержант. – Я перестал орать и прошептал: – Сэр, скажу вам честно – я не мобилизованный. Я – доброволец. Пожалуйста, не говорите об этом ребятам, не то меня засмеют.

Он промолчал. В уголках глаз блеснули капельки влаги. Или мне показалось? Как бы там ни было, он не отвесил мне оплеуху, а повернулся и прошел в казарму – пинками выгонять остальных рекрутов.

В строю я воспользовался минутой покоя, чтобы задать себе вопрос: что делать дальше? Ответ пришел сразу: ничего. Пока тебя не выследили, Джим, не высовывай носа из рядов. Стань своим для обитателей этих милитаристских джунглей. Держи ушки на макушке, а глаза открытыми, и все, что увидишь и услышишь, мотай на ус. Чем больше ты увидишь и услышишь, тем выше будут шансы на спасение. Не паническое бегство, а тщательно продуманный план выручит тебя в конце этого предприятия. Запомни этот совет, Джим, и следуй ему при любых обстоятельствах.

После переклички, во время которой Клутц переврал великое множество имен, даже такое простенькое, как Билл, мы строем направились в столовую. Когда запахло настоящей едой, на мостовую, словно частый дождик, закапала слюна. Получив поднос, я глазам своим не поверил – камни под карамелевым соусом, не иначе! Впрочем, камни оказались мягкими, горячими и недурными на вкус. В мгновение ока опустошив тарелку, я бросился за добавкой. В те минуты мне казалось, что в армии не так уж плохо. Но я сразу выбросил эту мысль из головы. Нас кормили только для того, чтобы мы не умерли с голоду. Начальство рассуждало так: если некоторые рекруты не выдержат учебы, то не из-за плохой кормежки, а из-за слабости тела или недостатка силы воли. Кто останется жив – превратится в относительно крепкий, закаленный винтик военной машины.

«Ублюдки!» – мысленно выругался я и пошел за третьей порцией.

После завтрака полагалась утренняя зарядка – вероятно, для лучшего усвоения пищи. Сержант Клутц вывел нас на широкую площадку, где уже упражнялись новобранцы. Нас поджидал инструктор, детина с чрезмерно развитой мускулатурой и непропорционально маленькой головой. У меня зубы стучали от его рева:

– Что такое?! Почему опоздали на целую минуту, кретенодж?!

– Совсем обнаглели, свиньи, – наябедничал наш любимый сержант, доставая из кармана длинную черную сигару. – Едва оторвал их от корыта.

Кое-кто заверещал, услышав столь наглую ложь, но самые умные молчали. Чего-чего, а справедливости ждать не приходилось.

Мы опоздали, потому что Клутц не мог идти быстрее.

– Вот оно что?! – Крошечные глазки инструктора затлели как угольки. – Ну-ну, поглядим, стоит ли кормить таких недоносков. Ложись! Пятьдесят отжиманий! Начи-най!

Приказ меня не испугал – я каждое утро отжимался сто раз, чтобы не потерять форму. Да и ветер дул холодный, не мешало размяться. Пять… Когда же нам выдадут нормальную постоянную робу. Пятнадцать…

Отжимаясь в двадцатый раз, я заметил, что слегка вспотел. Кругом пыхтели, кряхтели и стонали. Когда инструктор досчитал до тридцати, добрая половина взвода лежала без сил на земле, а сержант Клутц стряхивал пепел на чью-то спину. Пятьдесят раз отжались только я да культурист, боявшийся уколов.

– Еще пятьдесят! – прорычал, гневно глядя на нас, инструктор. Культурист, кряхтя, отжался двадцать раз и скис. Я выполнил упражнение до конца.

– Все, сэр? – спросил я инструктора. – Или еще пятьдесят?

– Встать! – рявкнул он. – Ноги шире плеч, руки перед собой, делай, как я… Раз, два, три, четыре…

К концу физзарядки мы обливались потом, а двое слабейших неподвижно лежали в пыли. Один из них, держась за бок, постанывал у моих ног. Инструктор подошел и пнул его носком сапога, тот только крякнул.

– Сопляки недоделанные! Маменькины сынки! – выразил свое недовольство сержант Клутц. – Уберите с глаз моих этих недоносков! Вы двое и вы двое, оттащите их в палатку лазарета и бегом обратно.

Я перекинул через плечо руку бесчувственного рекрута. Мой напарник выглядел не намного лучше, чем тот, кого мы тащили в лазарет.

– Ты не напрягайся, только делай вид, будто помогаешь, – сказал я ему.

– С… спасибо, – пропыхтел он. – Я не в такой прекрасной форме, как ты.

Это я уже заметил. Парнишка был субтильным, с цыплячьей грудью и тенями под глазами. И выглядел старше остальных рекрутов.

– Меня зовут Мортон, – представился он.

– Жак. С виду ты староват для армии, Мортон.

– Ты прав, – кивнул он. – Меня из университета забрали. Я едва не угробил себя учебой, чтобы только не попасть сюда. И вот результат – перетрудился, заболел и пропустил экзамены. Что нам с ним делать? – спросил он, имея в виду нашу бесчувственную ношу. – Он плохо выглядит.

– Это его проблемы. Ты на себя посмотри.

– Намек понял. Грубо, но доходчиво. Пришли, вот она, палатка.

– Бросайте на землю, – велел капрал медслужбы, лениво листавший комиксы. Когда он переворачивал страницу, послышался тоненький стон. Я огляделся. В палатке уже лежали четверо новобранцев.

– Как насчет медицинской помощи, капрал? Он неважно выглядит.

– Ничего с этой дохлятиной не случится. Оклемается – прогоню его в казарму, а нет – вечером придет врач, осмотрит его. Все, уносите отсюда свои задницы, не то скажу сержанту, что вы сачкуете.

– Откуда в армии берутся такие садисты? – пробормотал я, когда мы с Мортоном вышли из палатки.

– На их месте могли бы оказаться и мы с тобой, – угрюмо ответил он. – В больном обществе – больные индивидуумы. Люди делают то, что от них требуется, так легче жить. Наше общество построено на милитаризме, шовинизме и взаимной ненависти. Когда такие вещи возводят в ранг законов, находятся и наиболее ревностные исполнители этих законов.

Признаться, я ушам своим не поверил.

– Тебя этому в университете учили?

Он усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Какое там! Но я изучал историю – военную, разумеется, – и имел довольно широкий доступ к литературе. В университете неплохая библиотека, там много старых книг. Я читал их и набирался ума-разума.

– А язык за зубами держать ты научился?

– Да… Правда, это не всегда получается.

– Надо, чтобы всегда получалось. Иначе будущее у тебя незавидное.

Наш взвод уже уходил со спортивной площадки, и мы пристроились в конец. Сержант Клутц привел нас на вещевой склад, где я получил подтверждение слухам о том, что в армии только два размера мундиров. Мой оказался настолько велик, что пришлось подвернуть обшлага рукавов. Нам выдали всю необходимую экипировку – котелки, ремни, фляги, подсумки для боеприпасов, саперные лопатки, ранцы и прочие предметы первой военной необходимости. Отнеся их в казарму, мы направились в учебный корпус, на так называемую «военно-идеологическую ориентацию».

– Армия получила наши тела, но ей нужны и наши души, – прошептал Мортон. – Грязные души в пушечном мясе.

Он, конечно, был умен, этот паренек, но все-таки напрасно трепал языком. Сержант Клутц тотчас набросился на нас.

– Отставить разговоры! Молчать и слушать! Говорить будет капрал Гоу, ваш наставник.

Фальшиво улыбаясь, капрал Гоу – обладатель слащавой розовой физиономии с усиками сутенера – одернул Клутца:

– Ну-ну, сержант! У нас сейчас ориентация, а не изучение устава. Твои подопечные выучат устав и станут хорошими солдатами. Но хорошие солдаты должны знать, для чего необходим устав. Так что располагайтесь поудобнее, ребята. Какие еще кресла? Вы в армии. Садитесь на этот замечательный бетонный пол и слушайте. Начинаем занятие. Кто ответит на вопрос: почему вы здесь?

– Потому что нас призвали, – пробасил кто-то.

– Ха-ха, ну конечно. Но зачем вас призвали? Почему молодые люди должны служить в армии? Если вы не совсем ясно это понимаете, значит, грош цена вашим родителям и учителям. Позвольте, я просвещу тех из вас, кто в этом нуждается. Вы здесь потому, что у наших врат – опасный враг. Нашему замечательному острову грозит вторжение, и ваш долг – защищать бесценную свободу родины.

– Провалиться мне на месте, если он не врет, – пробормотал я, и Мортон согласно кивнул.

– Вы что-то сказали, солдат? – поинтересовался капрал. Видимо, у него был тонкий слух.

– У меня вопрос, сэр. Неужели слаборазвитая страна может представлять опасность для государства, имеющего современную промышленность и отлично вооруженную армию?

– Прекрасный вопрос, солдат. С удовольствием отвечу. Мы бы не боялись варваров с континента, если бы их не снабжали оружием инопланетники – алчные, коварные чужаки, завидующие нашему счастью. Вот почему вы, ребята, добровольно пришли служить нашему отечеству.

Какая неслыханная ложь! Я открыл было рот, чтобы поставить на место нашего капрала, но вовремя сдержался. А вот Мортон – тот не сдержался.

– Сэр, но Галактическая Лига – мирный союз. Войны запрещены и…

– Кто вам это сказал? – оборвал его Гоу.

– Все говорят, сэр, – вмешался я, надеясь, что Мортон спохватится и умолкнет. – Но вы-то, надеюсь, знаете правду.

– Ничего я не знаю, но очень хочу узнать, от кого вы наслушались этих опасных бредней. А после лекции я поговорю с вами, рядовой. И с вашим соседом. Наша родина – мирная демократическая страна, противостоящая разрушительным инопланетным силам. Ради ее свободы мы готовы пойти на любые жертвы. Вы, безусловно, это понимаете и сделаете все возможное, чтобы стать отличными солдатами. Вам поможет в этом сержант Клутц, который в учебном лагере заменит вам родного отца. Я знаю, что у вас будут возникать самые разные вопросы, и это неудивительно – ведь вы только начинаете армейскую жизнь. Со всеми вопросами обращайтесь ко мне, я ваш советчик и наставник. Приходите в любое время. Я стану вашим другом, самым лучшим другом. – Он пустил по рядам стопку брошюр. – У вас есть десять минут на ознакомление с этой ориентационной брошюрой. А я тем временем поговорю с двумя вашими товарищами, явно заблуждающимися насчет политических реалий нашего мира. – Он показал пальцем на меня и на Мортона. – Да, да, я про вас. Выйдите на крылечко, ребята, потолкуем.

Мы неохотно поднялись и вышли на крыльцо. Вскоре появился Гоу.

– Солнышко как греет, правда, ребята?

– Вы правы, сэр. Чудесная погода.

– Ну-ка, признавайтесь, где вы наслушались вражеской пропаганды? Вы первый. – Он ткнул пальцем в меня.

– Где-то наслушался, а где – не помню.

Гоу широко улыбнулся.

– Напомню. Вы слушали запрещенную радиостанцию.

– Ошибаетесь, сэр. Разве необходимо кого-то слушать, чтобы понимать очевидное?

Язык Мортона рыл ему могилу. Я опустил глаза и ковырнул землю носком сапога.

– Простите, капрал, я хотел соврать, но вас не проведешь. Вы, конечно, правы насчет радиостанции…

– Ага! Я так и знал! Проклятый спутник! Ни расстрелять его, ни заглушить – он надежно защищен и ведет передачу на многих частотах.

– Сэр, я один-единственный раз слушал инопланетников. И, честно говоря, поверил – очень уж похоже было на правду. Потому-то и сказал сейчас…

– Правильно сделали, что сказали, солдат. Это доказывает, что яд не успел глубоко проникнуть в ваш мозг. Запомните: дьявол всегда старается затронуть самые тонкие струнки человеческой души. Солдат должен превратить сердце в камень и верить только своим командирам. – Он ласково улыбнулся. Преданно глядя ему в глаза, я с жаром воскликнул:

– Да, сэр! Вы совершенно правы! Я всегда и во всем буду верить командирам и очень рад, что вы не собираетесь нас наказывать…

– Не собираюсь? Разве я это сказал? – Ласковая улыбка вдруг превратилась в недобрую ухмылку. – Да что вы, ребята! За такое на гражданке вам вкатили бы по году тяжелых работ. А здесь – армия, и наказание будет куда суровее. Ну, все, приятно было с вами побеседовать, возвращайтесь в класс. И до конца занятия постарайтесь осмыслить свой проступок. В будущем – если у вас есть будущее – вы не станете оспаривать мнение старших по званию.

Мы пошли в класс, словно бараны на бойню.

– Слушай, – прошептал я Мортону, – это правда, что он сказал? Насчет радиостанции?

– Конечно! Разве ты никогда ее не слушал? Вообще-то мне передачи со спутника не нравятся – много пропаганды, мало информации. Но это не имеет значения. Нас отдадут под трибунал.

– Ну и что нам теперь делать? Сидеть и ждать ареста?

– А куда бежать? – мрачно спросил Мортон.

Я вздохнул. Бежать, похоже, было некуда.

Глава 10

Далекая сирена сдавленно рыкнула, глаза сержанта Клутца прояснились, тупое выражение исчезло под привычной маской ярости.

– А ну, встать! – заорал Клутц. – Ишь, сачки, целый час отсиживали задницы! Ну, я вам сейчас покажу! Выходи строиться!

– Я задержу этих двоих. – Гоу отделил нас с Мортоном от остальных. – Они будут наказаны за антиправительственную агитацию.

Клутц с удовольствием вычеркнул нас из списка личного состава.

– Отлично, Гоу. Главное, чтобы список был в порядке, а там хоть с дерьмом их съешьте.

Дверь хлопнула, и мы остались наедине с капралом. Мортон был на грани обморока, я начинал злиться. Гоу достал блокнот и карандаш и обратился ко мне:

– Ваше имя, солдат?

– Скру У2.

– Скру – военное имя, назовите настоящее.

– Капрал, я из Пенсильдельфии, а там не принято представляться кому ни попадя.

Гоу зло сощурился.

– Острить вздумали, солдат!

– Где уж мне, ведь вы сами – ходячая острота. Вы не хуже меня знаете, что единственная угроза нашему острову – это военные, стоящие у власти. Чрезвычайное положение выгодно только военным.

Мортон пискнул от ужаса и вцепился в мой рукав. Но меня, что называется, понесло.

Холодно улыбаясь, Гоу протянул руку к телефону.

– Ну что ж, не хотите назвать имя – его из вас вытянет военная полиция. Кстати, вы не правы – чрезвычайное положение выгодно не только военным. Вы забыли о промышленных корпорациях, весьма заинтересованных в оборонных заказах. Армия и промышленность связаны одной веревочкой.

Его слова сбили меня с толку.

– Но… если вы знаете это, то зачем пудрите мозги солдатам?

– По той простой причине, что я – выходец из богатой семьи фабрикантов и меня вполне устраивает сложившаяся ситуация. Пудря вам мозги, я выполняю свой воинский долг, а через несколько месяцев уволюсь в запас и вернусь к прежней роскошной жизни, которую я так люблю. Ну все, ребята. Сейчас за вами придут. Я благодарен вам за приятную беседу и хочу преподнести сувениры на память.

Я стоял и тупо смотрел, как он выдвигает ящик стола. Когда спохватился и бросился к капралу, было слишком поздно. На меня уверенно смотрело дуло огромного пистолета.

– На вашем месте, солдат, я бы не рыпался. Видите ли, я охотник и стреляю без промаха. И пристрелю вас без малейших колебаний. Если понадобится, в спину, – добавил он, когда я повернулся к стене.

Я снова повернулся к нему лицом.

– Отлично, капрал, – улыбаясь, сказал я. – Контрразведке известно, что в вопросах ориентации вы профессионал, но мне все-таки велели вас прощупать. Вы держались молодцом. Обещаю не докладывать начальству о ваших неосторожных высказываниях насчет военно-промышленного комплекса. Сам я – из бедной семьи, и мне ваши откровения, честно говоря, не по нутру.

– Это правда? – пролепетал Мортон.

– Да. И вы арестованы. Как видите, Гоу, наша беседа оказалась небесполезной – мы выявили предателя.

Гоу пристально глядел на меня, не опуская пистолета.

– Думаешь, я в это поверю?

– Нет, не думаю. Но могу показать удостоверение. – Улыбнувшись, я сунул руку в задний карман новой формы.

Вероятно, он неплохо стрелял по беззащитным зверушкам и бумажным мишеням, но для ближнего боя одной меткости недостаточно. Моя рука на миг отвлекла его взгляд, и этого мгновения хватило, чтобы другой рукой треснуть его по запястью. Пистолет коротко прошипел, что-то гулко ударило в стену за моей спиной. Мортон с визгом отскочил. Второй раз Гоу выстрелить не успел – мое колено воткнулось ему в живот.

Пистолет упал на пол, а капрал рядом с ним.

– Неплохо, Джим. – Я похлопал себя по плечу. – Рефлексы в порядке.

Мортон вытаращенными глазами посмотрел сначала на меня, затем на бесчувственного капрала.

– Ч-что п-происходит… – запинаясь, пробормотал он.

– То, что видишь. Не волнуйся, ты не арестован, – это была всего лишь уловка. Придвинь-ка стол к двери.

Из опасения, что отпрыск миллионера очухается раньше времени, я поднял пистолет. Что же теперь делать с этим баловнем судьбы? Идея! Опустившись на корточки, я расстегнул на нем мундир. Вот она, моя соломинка – капральская форма! Когда меня хватятся, то будут искать зачуханного новобранца, а не цветущего, одетого с иголочки капрала. Молодец, Джим! Ты заслужил это звание!

Я стащил с капрала штаны и сапоги и присвистнул от удивления – Гоу носил златотканые трусы. Все-таки мне повезло, что он слегка отяжелел от спокойной жизни. Мундир пришелся мне впору. А ботинки – нет: у него были маленькие ступни. Придется носить свои. Я вытряхнул капральские карманы и, кроме множества монет и портсигара с черными сигаретами, обнаружил маленький перочинный нож. С его помощью я разрезал на полосы свою форму и надежно связал Гоу. Оставшиеся полосы я использовал в качестве кляпа. Смерть от удушья капралу не грозила – он неплохо дышал через нос.

– Ты собираешься его убить? – спросил Мортон.

– Нет. Я хочу, чтобы он полежал спокойно, пока я осуществляю вторую часть плана.

К счастью, Мортон не спросил, какого именно. В классе не было укромных мест, куда бы я мог запихать капрала. Хотя… там был стол.

– Мортон, встань-ка к двери и вообрази себя замком. Если кто-нибудь попробует ее открыть, навались всем телом.

Я отодвинул стол от двери, затолкал под него связанного капрала, затем – чисто рефлекторно – порылся в ящиках стола. Там оказалась только папка с бумагами. Зажав ее под мышкой, я отошел полюбоваться на дело рук своих. Капрала не видать. Будем надеяться, что его найдут не сразу.

– Ну, что теперь? – бодро произнес я.

Мортон жалобно пискнул:

– Да, что теперь?

Я встряхнулся и попытался думать конструктивно.

– Итак, назад дороги нет. Значит, надо идти вперед. Когда разыщут капрала, установить наши имена будет нетрудно. К тому времени у нас должны быть другие имена. Следовательно, надо идти в отдел личного состава.

Мортон глядел на меня, часто моргая.

– Жак, дружище, ты не заболел? Я ни слова не понял из того, что ты сказал.

– Неважно. – Я разрядил пистолет, сунул его в стол, а обойму в карман. – Шагай впереди, делай, что прикажу. Выходи. Только сначала приотвори дверь, посмотри, нет ли кого поблизости.

Мы вышли из класса и двинулись по улице. Я нес под мышкой папку, Мортон шагал впереди. Раз-два, раз-два.

Мы свернули за угол и едва не столкнулись с военным полицейским в красном кепи.

– Стой! Смирно!

Мортон остановился и едва не упал, вытаращив глаза на полицейского.

– Смотреть вперед! – закричал я. – Команды пялиться по сторонам не было!

Полицейский не обращал на нас внимания, пока я его не окликнул:

– Эй, рядовой! Остановитесь.

– Это вы мне, капрал? – спросил он, оборачиваясь.

– А то кому же? У вас расстегнут карман. Но я сегодня добрый. Покажите, где здесь отдел личного состава, и можете идти.

– Прямо вперед, мимо эстрады для оркестра, сразу за камерой пыток.

Он поспешил дальше, ощупывая карманы в поисках расстегнутого. Мортон шатался и потел. Я хлопнул его по спине.

– Расслабься, дружище. В армии самое главное – это звание. Ну, что, готов идти дальше?

Он кивнул и поплелся вперед. Я шагал следом и на каждом шагу выкрикивал противным голосом команды, как заправский капрал.

Здание, где находился отдел личного состава, было большим и современным. На крыльце стоял охранник, проверявший пропуска у входивших. Мортон вдруг остановился и спросил обморочным голосом:

– Что ты затеял?

– Успокойся, все в порядке. Делай все, как я скажу, и не отставай от меня ни на шаг. Через несколько минут мы с тобой исчезнем без следа.

– Мы действительно исчезнем без следа, если войдем туда! Нас схватят и запытают до смерти…

– Молчать! – заорал я ему в ухо, и он шарахнулся, как от выстрела. – Ты не будешь говорить! Ты не будешь думать! Ты будешь шагать вперед, не то я тебя так разукрашу, что мама родная не узнает.

Проходивший мимо сержант улыбнулся и одобрительно кивнул. Я понял, что нахожусь на правильном пути.

– Шагом марш!

Мортон переставлял ноги, как автомат. Он был белее мела. Мы поднялись на крыльцо и поравнялись с вооруженным полицейским.

– Стой! Вольно! – гаркнул я и повернулся к полицейскому. – Эй, ты! Где транспортный отдел?

– Второй этаж, кабинет два ноль девять. Разрешите взглянуть на ваш пропуск, капрал.

Мой холодный взгляд медленно опустился по его телу к ботинкам, затем так же медленно поднялся. Солдат стоял по стойке «смирно», слегка вздрагивая. Я понял, что имею дело с «молодым».

– В жизни не видел более грязных сапог, – прошипел я. Когда солдат опустил глаза, я сунул ему под нос раскрытую перевернутую папку. – Вот пропуск. – Когда он снова поднял глаза, папка уже захлопнулась.

Он хотел что-то сказать, но осекся, встретив мой колючий взгляд.

– Спасибо, капрал. Значит, второй этаж.

Я повернулся, щелкнув Мортону пальцами, и двинулся к лестнице, стараясь не обращать внимания на вспотевший лоб. Дело было очень срочное – надо было спешить. А Мортон был плох. Его била крупная дрожь, и он в любую секунду мог потерять сознание. Но обратного пути для нас не было. Распахнув дверь в кабинет 209, я жестом велел Мортону войти. В кабинете стояла длинная скамья; указав на нее бедняге и сказав: «Садись и жди, пока не позову», я подошел к столу дежурного.

Он висел на телефоне и отмахнулся от меня. За его спиной стояли столы во всю длину комнаты, за которыми трудились солдаты, им было не до меня.

– Да, сэр, сейчас же этим займусь, сэр, – заливался дежурный. – Возможно, ошибка компьютера, капитан. Мы немедленно вам сообщим. Очень сожалею.

Я услышал, как в трубке прозвучал сигнал отбоя.

– Чтоб тебя черти взяли! – прорычал дежурный и бросил трубку, потом глянул на меня. – В чем дело, капрал?

– Капрал, мне нужен сержант транспортной службы.

– Он отбыл домой по семейным обстоятельствам. У него сдохла канарейка.

– Капрал, меня не интересует его личная жизнь. Кто его замещает?

– Капрал Гамин.

– Поставьте его в известность, что я иду.

– Хорошо. – Он взял телефонную трубку.

Я подошел к двери с надписью «ТРАНСПОРТНЫЙ ОТДЕЛ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН» и рывком распахнул ее. Худощавый смуглый человек оторвался от компьютера и нахмурился.

– Вы капрал Гамин? – спросил я, затворяя дверь и раскрывая папку. – Если да, то у меня для вас хорошая новость.

– Да, я Гамин. В чем дело?

– В вашем жалованье. В расчетном отделе сказали, что из-за компьютерной ошибки вам в последнюю получку недоплатили свыше двух сотен. Вас просят немедленно подойти к кассиру.

– Я так и знал! В двойном размере вычли страховку и плату за стирку!

– Все они чертовы олухи. – Мне всегда казалось, что нет на свете, а особенно в армии, человека, который не сомневался бы в том, что ему недоплачивают жалованье. – Бегите к кассиру, пока он снова не потерял ваши деньги. Можно отсюда позвонить?

– Наберите сначала девятку. – Он затянул на шее галстук, надел китель, затем выдернул ключ из терминала. Экран погас. – Как пить дать, они должны мне куда больше. Сам проверю ведомости!

За его столом в кабинете была еще одна дверь, и сержант, к моей великой радости, ушел через нее. Едва он исчез, я бросился к двери, через которую входил, и высунул голову. Когда дежурный обратил на меня внимание, я обернулся и, крикнув через плечо: «Он вам тоже нужен, капрал?» – кивнул и позвал Мортона:

– Эй, новобранец, иди сюда!

Мортон вскочил как ужаленный и кинулся ко мне. Я запер за ним дверь.

– Располагайся поудобнее и не задавай вопросов. – Я стащил ботинок с ноги и достал отмычку. – Мне надо действовать быстро.

Он плюхнулся в кресло и безумными глазами следил за тем, как я оживляю терминал.

Все прошло как по маслу. Очевидно, человек, составлявший программу для компьютера, рассчитывал, что пользоваться ею будут круглые дураки. Наверное, он имел для этого основания. Я без труда вывел на экран дисплея информацию о последних перемещениях личного состава.

– Ага, вот куда мы с тобой отбудем через несколько минут. Форт Абомено. Ну-ка, Мортон, быстро назови свое военное имя и личный номер. – Введя в компьютер наши имена и номера, я включил принтер и получил две распечатки. – Великолепно! Мы теперь в безопасности, ибо только что отбыли в форт Абомено.

– Но… мы же здесь.

– Телом здесь, мой мальчик. По документам – а документы в армии главное – мы отбыли. Теперь мы защитим свои тела.

Я пробежал глазами списки командированных, вычеркнул две фамилии и, обернувшись к терминалу, быстро ввел нужные данные. Мы должны исчезнуть, пока не вернулся капрал. Принтер мягко зашуршал и выбросил сначала один лист, потом второй. Я подхватил их, отключил терминал и махнул Мортону.

– Пошли. Выйдем через заднюю дверь. Расскажу, в чем дело, когда выберемся из здания.

Мы вышли на лестничную площадку. Навстречу кто-то поднимался по ступенькам. У меня екнуло сердце, но это, слава богу, оказался не Гамин. Его мы увидели в вестибюле, но он был довольно далеко и не смотрел в нашу сторону.

– Рекрут, направо! Левое плечо вперед! – тотчас скомандовал я, и мы свернули к первой попавшейся двери. За ней мы увидели лейтенанта. Тот стоял возле зеркала и расчесывал длинные волосы. То есть она стояла и расчесывала.

– Капрал, у вас что, кочан вместо головы? Не можете прочесть, что на двери написано? Только для женского состава.

– Простите, сэр, то есть, мэм, темно в вестибюле. Да и зрение у меня не в порядке. Рекрут, ты почему не прочитал надпись? А ну, шагом марш на гауптвахту!

Я вытолкал Мортона в вестибюль. Капрала Гамина было не видать, и я поволок своего несчастного спутника к выходу.

– Мортон, старайся идти быстро, но не привлекать внимания.

Мы вышли за дверь, спустились с крыльца и свернули за угол. Там я остановился и прислонился к стене. Вытерев пот со лба папкой, которую все еще держал в руке, я улыбнулся. Мортон смотрел на меня, разинув рот.

– Свобода и жизнь, – хихикнул я. – Нас с тобой передислоцировали. Наконец-то мы в безопасности.

– Я ровным счетом ничего не понимаю.

– Объясняю: с этого часа военные будут считать, что мы не на базе Мортстерторо, а отправлены в форт Абомено вместе с группой солдат. Нас там будут искать, но вряд ли найдут. Чтобы число прибывших в форт не расходилось с числом отправленных отсюда, двое солдат возвращаются обратно. На бумаге, конечно. Вот наши документы, капрал. Надеюсь, ты не против повышения в звании. Я теперь сержант. Мы займем их квартиры, будем есть их пайки и получать за них жалованье. Прежде чем откроется ошибка, пройдут недели, а может, и месяцы. Но к тому времени мы будем далеко отсюда. Ну, как тебе нравится моя идея?

– Ургль, – невнятно сказал Мортон. Глаза его закатились, и он упал бы, не успей я его подхватить.

– Крепись, дружище, – сказал я, прислонив Мортона к стене. – Я сам едва на ногах держусь. Что и говорить, денек нынче выдался еще тот!

Глава 11

Жажда и усталость – это сейчас не главное, хотя и то и другое давало себя знать. Забыть об этом. Звание дает определенные привилегии, но для этого надо иметь соответствующие регалии. Я встряхнул Мортона, он тупо заморгал.

– Держись, Морт, недолго осталось, – сказал я, приведя своего спутника в чувство. – Сейчас мы отправимся в гарнизонный магазин и кое-что приобретем, а после со спокойной совестью будем отдыхать. Ты способен идти?

– Нет. Я еле жив, мне страшно. Иди один, я не выдержу.

– В таком случае придется вернуть тебя сержанту Клутцу. А вот и он сам позади тебя.

Мортон взвизгнул и подпрыгнул: ноги пустились бежать еще до того, как их хозяин приземлился. Я едва успел схватить его за руку.

– Что ты, Морт, я пошутил. Хотел стимулировать выделение адреналина. Пойдем.

Адреналина Мортону хватило только на то, чтобы дойти до гарнизонного магазина. Там я прислонил его к стенке возле кассы и вручил свою папку.

– Стоять здесь, не двигаться и не выпускать папку из рук. Иначе я не знаю, что с тобой сделаю. В лучшем случае, освежую. Ясно, рекрут? – И шепотом спросил: – Какой у тебя размер одежды?

Он глупо заморгал. Повторив вопрос несколько раз и добившись наконец ответа, я направился к скучающему продавцу.

Получив все необходимое, в том числе несколько шевронов и тюбик с быстродействующим клеем, и расплатившись деньгами Гоу, я повел Мортона в уборную.

– Заходи в кабину один. А то еще подумают о нас невесть что. Сбрось свои обноски и надень вот эту форму. Давай пошевеливайся.

Пока он возился в кабинке, я наклеил сержантские шевроны поверх капральских. Когда Мортон управился с переодеванием, я подтянул его галстук и наклеил на рукав шеврон. Его старая форма вместе с папкой отправилась в очко, а мы – в бар для сержантского состава.

– Пиво или что-нибудь покрепче? – спросил я, усадив Мортона за столик.

– Я не пью.

– С этого дня пьешь. И ругаешься. Ты в армии, не забывай. Посиди, я сейчас вернусь.

Я заказал две двойные порции чистого этилового спирта и две кружки пива, вылил спирт в пиво и вернулся к нашему столику. Мортон не посмел ослушаться и залпом выпил полкружки. Потягивая свой «коктейль», я любовался его розовеющим лицом и вытаращенными глазами.

– Не знаю, как и благодарить тебя…

– Никак. Ведь я пытаюсь спасти собственную шкуру, а ты всего-навсего составляешь мне компанию.

– Кто ты, Жак? Зачем ты делаешь то, что делаешь?

– Если я скажу, что я шпион и пытаюсь выведать военные тайны, – ты поверишь?

– Да! – мгновенно ответил Мортон.

– Н-да. Так вот, я не шпион. Я такой же рекрут, как и ты. Хотя признаюсь, что до призыва жил не в Пенсильдельфии, а гораздо дальше. Ну, допивай, ты, я вижу, быстро учишься. Пойду возьму еще пару пива и чего-нибудь пожевать.

Мортон набросился на еду с волчьим аппетитом; я же ел неторопливо, раздумывая о том, что делать дальше. Потом заказал еще по кружке (кошелек Гоу казался бездонным) и сигару.

– Ух, как вкушно! – восхищался Мортон с набитым ртом. – Жак, ты жамешашельный парень, просто жамешашельный!

– Вздремни, – посоветовал я, видя, что его глаза съезжаются к переносице, а лоб вот-вот стукнется о стол. – Проснешься новым человеком.

Я неторопливо прихлебывал из кружки – хотелось, чтобы пиво и спирт бодрили, а не туманили рассудок. Бар пустовал, только через столик от нас в той же позе, что и Мортон, похрапывал сержант. Наверное, нализался того же, что и мы. Простые радости военной жизни…

Мне вспомнилась военная служба на Спайовенте, потом Слон, а потом и негодяй, по чьей вине он погиб.

– Я не забыл тебя, капитан Гарт, не надейся! – пробормотал я. – Последние дни я заботился только о том, чтобы выжить, но теперь выхожу на твой след. Ведь мы с тобой в одной армии, на одной базе.

Голова вдруг отяжелела, и я поставил кружку. День выдался трудный, я вымотался не меньше, чем Мортон. Музыкальный автомат гипнотизировал кантри и «музыкой угольных копей», казалось, весь мир погружается в сон. Но так продолжалось недолго.

Услышав подозрительный шорох, я взглянул на коробки, которыми была заставлена стена. Среди них кто-то возился. Вскоре показался острый носик и подрагивающие усы. Крыса замерла, уставясь на меня.

– Кыш отсюда, если не хочешь в суп. – Я хихикнул, довольный остротой.

– Джим ди Гриз, мне необходимо с тобой поговорить! – пробасила вдруг крыса.

Да, денек выдался еще тот. Даже не заметил, как поехала крыша.

– Брось! Ты – вовсе не крыса, а плод моего больного воображения. – С этими словами я схватил кружку и мигом осушил.

– Разумеется, я не крыса. Я – капитан Варод из флота Галактической Лиги.

Очень осторожно, чтобы не разбудить Мортона (это моя галлюцинация, и я должен сам с ней разобраться), я завладел его кружкой. И ехидно произнес:

– А вы маленько усохли со дня последней нашей встречи.

– Хватит корчить из себя идиота, ди Гриз! Выслушай меня. Эта крыса – робот-шпион, управляемый с базы. Ты обнаружен и опознан.

– Кем? Крысой?

– Заткнись. Время дорого, военные в любую минуту могут засечь передатчик крысы. Нам нужна твоя помощь. Ты – первый агент, сумевший проникнуть на территорию этой базы…

– Агент? А я считал себя преступником, которого хотят вернуть домой и отдать под суд.

– Я же сказал – нам нужна твоя помощь. Мы не шутим, речь идет о человеческих жизнях. Генералы замышляют вторжение на материк. Мы узнали об этом из перехваченных радиограмм, но где произойдет высадка, нам неизвестно. Вторжение может привести к неисчислимым жертвам. Надо во что бы то ни стало узнать планы генералитета…

Дверь с грохотом распахнулась, в бар ворвались офицер с пистолетом в руке и техник, увешанный радиоаппаратурой.

– Сигнал идет отсюда, сэр! – заявил техник, указывая точнехонько на меня.

– Какого черта этот вшивый рядовой лезет в сержантский бар?! – заорал я, вскакивая и пиная коробку под крысой. Металлическая зверушка упала на пол, и я раздавил ее каблуком.

– Не дергайся, сержант, – сказал офицер. – Идет розыск…

– Сэр, передача прекратилась! – доложил техник, взглянув на экран пеленгатора.

– Дьявол! – выругался офицер, засовывая пистолет в кобуру. – Должно быть, передатчик за стеной, на улице. Не у этих же алкашей.

– Да, сэр, должно быть, на улице. Переносная модель.

– За мной!

Когда за ними захлопнулась дверь, я спросил у бармена:

– Часто здесь такое случается?

– Да, сэр. База у нас еще та.

Мортон вовсю храпел. Я потрогал носком ботинка останки стальной крысы. Предзнаменование? Из крысы вывалилась и покатилась шестеренка.

– Налей-ка мне еще одну, – попросил я бармена. – И себе, поскольку оба этих типа дрыхнут без задних ног. – Я кивнул в сторону Мортона и незнакомого сержанта.

– Щедрая у вас душа, сэр. Только что прибыли?

– Сегодня.

– Да, сэр, база у нас…

Голос бармена утонул в громовом раскате – сам собой включился телевизор. Военный диктор в черном зарычал с экрана:

– Высадившийся в Мархавено шпион опознан. Ему удалось выдать себя за безобидного рекрута и внедриться в армию. Это установлено благодаря решительным действиям полиции, обнаружившей его гражданскую одежду.

Тоже мне, решительные действия! Я сам послал в участок шмотки, и теперь, должен признаться, шутка не казалась мне такой остроумной. Диктор исчез с экрана, появился другой офицер.

– Внимание! – рявкнул он. – Никого не выпускать за территорию базы. Запереть все ворота, прекратить вылеты авиатранспорта. Шпион, высадившийся в бухте Мархавено, проник на базу.

У меня в груди запрыгало сердце, но утихомирилось, едва на экране появилось фото Жака. Я все еще опережал сыщиков на целый корпус. Скоро они выяснят, что Жак 5138 покинул базу, и пойдут по ложному следу. Забрав со стойки кружку, я вернулся за столик и встретил затравленный взгляд Мортона.

– Хочешь пивка?

Мортон не ответил, но показал на экран дрожащим пальцем.

– А, ты слышал… Какой же это шпион, если позволил загрести себя в армию? Бьюсь об заклад, к вечеру его схватят и прикончат. – Заметив, что у Мортона дрожат губы, я наклонился к нему и прошептал: – Пока они обыщут базу, пройдет немало времени.

– Нет, Жак. Они ведь знают, где искать. Сразу выйдут на сержанта Клутца, а он доложит, что передал нас капралу Гоу. А Гоу скажет, что…

– И след потеряется. Чтобы прочесать такую огромную базу, надо несколько дней. Ума-то у них не хватит проверить данные компьютера.

– Внимание! – на экране снова появился диктор, потряс листком бумаги и сообщил: – Поступила новая информация. Шпион и его пособник незаконно воспользовались компьютером и оформили свой перевод на другую базу. Персонал компьютера взят под арест и, вероятно, будет расстрелян.

Я отвернулся, чтобы не смотреть Мортону в глаза.

– Теперь они точно знают, где искать, – глухо произнес он. – И скоро выяснят, что мы вовсе не покидали базу.

Я рассмеялся – надо заметить, очень ненатурально.

– Не так скоро, Морт. Может, через день, а то и через неделю. А полчаса у нас все же есть.

Он дернулся всем телом, будто получил удар в десять тысяч вольт, и вскочил на ноги. Я усадил его обратно и глянул на бармена. Тот смотрел телевизор.

– Ты прав, – сказал я. – Мы уйдем отсюда, но не спеша. Вставай. Иди за мной.

Мы двинулись к двери. Бармен взглянул в нашу сторону.

– Где казарма для командированных? – спросил я.

– Через черный ход и направо. Счастливо.

– Спасибо. Пока.

Мы вышли через черный ход и свернули налево. Смеркалось. Это обнадеживало.

– У тебя есть план? – с надеждой в голосе произнес Мортон. – Ты знаешь, как отсюда выбраться?

– Конечно. – Я хлопнул его по спине. – Каждый шаг продуман заранее, не волнуйся. – Веселье в моем голосе явно звучало фальшиво, но я надеялся, что Мортон этого не заметил. Необходимо было, чтобы он думал, будто я знаю, что делаю, – иначе он мог сломаться. Я шел на ложь во спасение его боевого духа.

А как насчет моего собственного духа? До сих пор мне удавалось удерживать его на относительно большой высоте, но я чувствовал, что черная паника уже стучится в двери моего сознания.

Мы шли по улице, заполненной военными. Загорались фонари. Сколько нам еще гулять на свободе? Ответ пришел сразу, и был он неутешителен: недолго. Паника застучала громче.

Я слышал, будто приговоренные к повешению проявляют чудеса изобретательности. Виселица мне не грозила, но в затылок дышало не менее страшное наказание, заставляя меня шевелить извилинами. Когда мимо прошел офицер, я остановился, провожая его взглядом, пока он не исчез в толпе. Мортон слабо вцепился в мой рукав.

– Что случилось? Что-нибудь не так?

– Ничего не случилось. Все так. Теперь я точно знаю, куда идти.

– Куда?

– Не спрашивай. Иди, куда я скажу. Я помню, где он. Видел по дороге.

– Кого видел?

– Не кого, а что. ДОС. – И пояснил, глядя в изумленные глаза: – Дом офицерского состава. Там живут офицеры, когда не пьянствуют в баре и не издеваются над нижними чинами. Туда мы и пойдем.

Я показал на ярко освещенное здание. У парадного стояли часовые, а из двери то и дело выбегали офицеры.

– Но это же самоубийство! – В голосе Мортона появилась истерическая нотка.

– Ну-ну, успокойся. Мы же не через парадный вход войдем. Это действительно было бы самоубийством. Но там, где есть парадный, должен быть и черный ход. Видишь, сколько народу на улице? Очевидно, всех подняли по тревоге и заставили разыскивать нас. – Я мрачно хохотнул, он глянул на меня, как на сумасшедшего. Может, так оно и было. Это скоро выяснится.

За домом находился садик, обнесенный высокой стеной. Вдоль стены шла темная аллея. Как раз то, что нужно. Над калиткой горела лампочка. Приблизившись, я прочел табличку: «Только для офицеров». Стуча зубами, Мортон следил за тем, как я достаю из сапога отмычку. Я старался не поддаваться панике, исходившей от Мортона, но она оказалась очень заразна. Сжав его предплечье, я сказал:

– Успокойся, Морт. Замочек совсем простенький, мигом справлюсь.

Не тут-то было. Отмычка провернулась вхолостую.

– Сюда кто-то идет! – простонал Мортон.

– Вот черт! – пробормотал я, обливаясь потом. – Я ведь такие замки с закрытыми глазами отпирал.

– Уже близко.

Я скомандовал себе: «Закрой глаза» – и целиком сосредоточился на замке и отмычке. Наконец раздался щелчок.

– Быстрей! – я втащил Мортона в сад и запер калитку. Мы прижались к стене и, дрожа, слушали приближающиеся шаги.

– Я же говорил, все будет в порядке, – сказал я, когда шаги стихли в отдалении. Мортон стучал зубами и не заметил, как голос мой предательски дрогнул. – Смотри, какой милый садик! Дорожки для прогулок, скамеечки для любви, все, что необходимо для офицерского счастья. А за садиком – темные окна. Знаешь, почему они темные? Потому, что там никого нет, все отправились ловить нас с тобой. Осталось всего ничего – открыть одно из этих милых окошек и…

– Зачем, Жак?

– Разве ты еще не понял? Офицеры сейчас ищут рекрутов. Когда компьютер даст новые сведения, они примутся искать капрала и сержанта. Поэтому надо забраться в дом и стать офицерами. Только так.

Я подхватил его бесчувственное тело и опустил на траву.

– Хорошо, старина. Полежи, отдохни. Я мигом.

Третье окошко оказалось незапертым. Я заглянул в комнату. Неубранная постель, открытый шкаф. Великолепно.

При моем появлении Мортон, успевший сесть, съежился и схватился за голову. Я вовремя зажал ему рот ладонью.

– Тихо! Все в порядке. Мы у цели.

С моей помощью Мортон перевалился через подоконник на кровать. Забравшись в комнату, я запер окно на шпингалет. Из дверного замка торчал ключ. Это оказалось весьма кстати.

– Все, – сказал я Мортону. – Лежи и набирайся сил. Я тебя запру. В доме, кажется, никого, надеюсь управиться быстро.

В ДОСе и впрямь не было ни души, поэтому я не торопился, выбирая нужные вещи. Потом возвратился к Мортону и бодро заявил:

– Новая форма – новый человек. Одевайся, а капральский мундир давай сюда. Ну-ка, дай завяжу галстук, у тебя пальцы потные.

Вскоре, одетые с иголочки, мы вышли в освещенный коридор, оставив сержантскую и капральскую форму в сортире, в корзине для использованной бумаги. В коридоре Мортон взглянул на меня и, вскрикнув, отпрянул.

– Успокойся, ты выглядишь точно так же. Разница лишь в том, что ты лейтенант, а я – капитан.

– Н-но… – пролепетал он. – Т-ты же… военный полицейский?

– И ты. К фараонам никто не привяжется.

Мы свернули за угол и оказались у выхода. Стоявший в дверях с папкой в руках майор довольно осклабился, увидев нас.

– Ага! Вас-то я и ищу!

Глава 12

Я вытянулся по струнке и козырнул майору, всей душой надеясь, что Мортон не настолько ошалел от страха, чтобы не последовать моему примеру.

Возле майора стоял часовой. «Интересно, – подумал я, – успеет ли он вытащить пистолет, пока я буду заниматься майором?»

Действительно интересно. Майор уставился на свой планшет. «Вперед – сделай его!» Он поднял глаза, как только я сделал движение вперед. Часовой тоже смотрел на меня. Я качнулся назад.

– Не застал вас на аэродроме, – сказал он. – Значит, вы прилетели предыдущим рейсом. Но в списке командированных указано два капитана. Кто этот лейтенант?

Список командированных? Два капитана? Я заставил опуститься полезшие на лоб брови и озадаченно спросил:

– Может быть, ошибка, сэр? Сегодня такой суматошный день. Разрешите взглянуть на список?

Он что-то проворчал и протянул мне папку. Я провел пальцем по списку и остановился на двух нижних именах. Вернул папку майору.

– Так и есть, сэр – ошибка. Я – капитан Дрем. А это Хеск, не капитан, как здесь напечатано, а лейтенант.

– Ладно, – майор внес в список поправку. – За мной – шагом марш!

Мы подчинились. За дверью стоял грузовик, битком набитый военными полицейскими (надо заметить, весьма неприятное зрелище). Майор забрался в кабину, а я помог Мортону подняться в кузов и залез сам. Причем очень быстро, ибо не хотел, чтобы майор увидел то, что увидел я, а именно двух военных полицейских, идущих к машине. Заглянув в кузов, они состроили брезгливые гримасы и направились к парадной. Я огляделся и понял, почему они скривились, – кроме нас с Мортоном, в грузовике не было ни одного офицера.

– Что у вас тут, заседание дамского клуба? – прорычал я. – А ну, заткнитесь и уплотнитесь.

Полицейские быстро и беспрекословно подчинились. Мы с Мортоном уселись на скамью, любезно предоставленную нам нижними чинами и унтер-офицерами. Грузовик тронулся с места, и я с облегчением вздохнул.

Нас мотало и бросало в ночи, на меня навалилась усталость. Это был тот еще денек.

– Капитан, вы, случаем, не знаете, куда нас везут? – обратился ко мне дородный сержант.

– Заткнись!

– Благодарю вас, сэр.

После этого обмена любезностями никто не рискнул завести разговор. Наконец грузовик остановился.

– Вылезай! – приказал майор. – Капитан, следуйте за мной.

– Постройте людей, лейтенант, – приказал я Мортону. Он шагнул ко мне с белым от отчаяния лицом.

– Как… что… я не могу, – прошептал он.

– Прикажи сержанту это сделать, – ответил я ему негромко. – Передай другому – это армейский закон.

Я подбежал к майору, который возился с ключами у входа в огромное здание, и застыл как вкопанный перед огромными афишами у входа. Афиши были трехмерными, очень красочными, с изображениями множества голых девиц.

– Перестаньте пялиться, капитан! – рявкнул майор, и я вытянулся по струнке, не отрывая глаз от вывески: «ГАРНИЗОННЫЙ ТЕАТР – ТОЛЬКО ДЛЯ ОФИЦЕРОВ». Майор отыскал нужный ключ и открыл замок. – Сегодня представления не будет, – сказал он, – а будет чрезвычайное заседание. Совершенно секретное. Сейчас прибудут техники и осмотрят театр на предмет подслушивающих устройств. Я приставлю к каждому технику полицейского, а вас назначаю ответственным. Составите списки личного состава и отдадите мне. Ясно?

– Да, сэр.

– Сейчас я лично проверю, заперты ли все двери, кроме парадной. У нас с вами всего час, действуйте.

Я отдал честь и, проводив майора взглядом, попытался понять, что все это значит. Раздумья были прерваны скрежетом тормозов – к поребрику приткнулся грузовик. Из кабины выскочил сержант и вскинул руку к козырьку.

– Ну, и кого же вы нам привезли? – спросил я.

– Техников, сэр. Нам приказано…

– Знаю, что приказано. Выгрузить и построить.

– Есть, сэр.

Я подошел к аккуратной шеренге военных полицейских и ткнул пальцем в Мортона.

– Вы, лейтенант Хеск, займете пост у входа. Никого не впускать и не выпускать без моего разрешения.

Мортон оглянулся через плечо, и у меня екнуло сердце. Все же новое имя не выветрилось у него из головы – он поплелся ко входу. Окинув шеренгу мрачным взглядом и остановив его на правофланговом – седом сержанте с лицом, напоминающим старый сапог, и множеством шевронов на рукаве, – я состроил злобную гримасу и процедил сквозь зубы:

– Вы – старший унтер-офицер?

– Да, сэр.

– Отлично. Слушайте приказ. Приставить к каждому технику по одному полицейскому. Всех сосчитать и переписать, да без ошибок. И пеняйте на себя, если что. Вопросы есть?

– Никак нет, капитан.

Сержант повернулся на каблуках и с наслаждением выпустил воздух из легких. От его рева с ближайших голов слетели кепи. Кивком выразив одобрение, я подошел к парадной и встал рядом с Мортоном.

– Намечается что-то важное, – тихо сказал ему я. – Через час здесь начнется чрезвычайное заседание, а мы отвечаем за охрану. Не знаю, как тебе, а мне это кажется интересным.

Мортон застонал, а я пошел посмотреть, как выполняются мои распоряжения.

Техники сняли ранцы и настраивали приборы на контрольных панелях, висевших на груди. Один солдат направил датчик на грузовик, и я заметил, как дрогнула стрелка на приборе. В головных телефонах, висевших у него на шее, отчетливо пискнуло.

– Капитан, тут неисправность.

Я обернулся.

– В чем дело, сержант?

– Он говорит, у него что-то не ладится. – Сержант вцепился в руку помертвевшего от страха техника, как собака в кость.

– Батарейка, сэр… – прохныкал солдат. – Села, сэр… И замыкание…

– Ясно, саботаж. Сержант, арестуйте его. На рассвете – расстрелять.

Сержант ухмыльнулся. Техник застонал. Я приблизил к нему лицо и процедил сквозь зубы:

– Или тебе хватит шестидесяти секунд, чтобы починить прибор?

– Так точно, сэр! Я все сделаю! Все исправлю!

Он затопал прочь, огорченный сержант – следом. Я был доволен тем, как вжился в роль, хотя знал, что утром себя возненавижу.

Вскоре к нам прибыло подкрепление. Вернулся майор и распределил полицейских вокруг театра. Двоих он поставил возле Мортона. Глядя на них, мой приятель дрожал как осиновый лист, и я поспешил на помощь.

– Можете открыть дверь, лейтенант. Кроме техников и сопровождающих, никого не впускать. И считайте по головам всех входящих и выходящих.

Под окрики сержанта обыск театра закончился без проволочек. Когда техники грузили свой скарб в грузовик, подъехала первая машина с начальством.

– Каковы результаты, сержант? – спросил я.

– Куча пивных банок и тому подобного хлама. Все чисто, капитан.

– Отлично. Уберите солдат с глаз долой, но не отпускайте и держите неподалеку. Они могут понадобиться.

– Что происходит? – спросил Мортон.

– Хороший вопрос. Большое, тайное и очень внезапное заседание. Взгляни на тех типов, что выходят из машины. У них звания не ниже штаб-офицерских.

– Раз так, надо уносить отсюда ноги.

– Зачем? Где ты найдешь более надежное укрытие? Мы же охрана, никто нас не заподозрит. Посмотри вон на того, девять звездочек на погоне, крупная шишка! А тот, что рядом, вырядился-то как! Странная форма, впервые такую вижу. Наверное, спецвойска какие-нибудь.

Офицер обернулся, и я увидел серебряный череп на его погоне. Другой такой же череп блестел над козырьком кепи. А под козырьком – знакомые глаза.

Капитан Гарт! Бывший капитан венианского торгового корабля! Человек, из-за которого погиб Слон!

– Стой здесь, – велел я Мортону и отошел в тень. Как только Гарт направился к парадной, я двинулся наперерез. И оказался у него за спиной, когда он подошел к майору.

– Генерал Зеннор, почти все на месте, – услышал я слова майора, проходя мимо.

– Когда придет последний, сообщите мне и заприте дверь.

Я дождался, когда Гарт скроется в здании, и вернулся к Мортону.

– Что все это значит? – спросил он.

– Пустяки. Тебя это не касается.

Итак, Гарт уже не капитан мирного корабля. Генерал Зеннор. А может, он и тогда был генералом? Интересно, что они затеяли, эти генералы?

Я так глубоко задумался, что не услышал зов майора. Спасибо Мортону, наступившему мне на ногу.

– Да, сэр. Вы меня, сэр?

– Вы что, Дрем, заснули?

– Никак нет, майор. Задумался о том, как бы сделать охрану надежнее.

– Похвально. Только пусть этим занимаются ноги, а не голова. От ног больше проку. Проверьте посты возле каждой двери.

Я с радостью козырнул. Возможно, это тот самый счастливый случай, которого я дожидался.

– Лейтенант! – позвал я Мортона. – В обход постов – за мной, шагом марш.

Шагая вдоль стены, я азартно потирал руки.

– Мортон, тут происходит что-то важное. И я хочу узнать, что именно.

– Пожалуйста, не надо!

– В другое время охотно выполнил бы твою просьбу. Но сейчас нам необходимо выяснить, зачем сюда съехалось начальство. Видел, какие на них мундиры? А мне нынче одна крыса нашептала, что они готовят вторжение. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы смекнуть, что это совещание напрямую связано с войной. Вопрос в том, как на него попасть.

Мы приблизились к боковому входу. Завидев нас, постовой вытянулся и отдал честь. Я толкнул дверь – заперта. Взглянув на часового, я осклабился.

– Когда тебя здесь поставили, дверь была заперта?

– Да, сэр.

– Кто-нибудь пытался войти?

– Нет, сэр.

– Что тебе приказано?

– Убить любого, кто попытается войти, сэр. – Он положил ладонь на рукоять пистолета.

– В том числе и непосредственное начальство? – заорал я ему в ухо. Он покачнулся и отдернул руку от оружия.

– Никак нет, сэр.

– Так вот, знай: ты ответил неправильно, и тебя надо расстрелять за невыполнение приказа. Офицер, проверяющий посты, имеет право прикоснуться к двери, проверить, заперта ли. Если он попытается войти, ты обязан убить его на месте. Ясно?

– Так точно, сэр!

– Отставить улыбку! Я вижу, тебе по душе эта идея.

– Да, сэр. То есть нет, сэр.

Я порычал на него еще малость, и мы с Мортоном двинулись дальше. У двери на противоположной стороне здания я остановился, подергал ручку и взглянул на металлическую лестницу, ведущую на крышу.

– Что это?

– Пожарная лестница, сэр, – ответил часовой.

– Наверху есть охрана?

– Да, сэр.

Мортон полез следом за мной по лязгающим перекладинам. В пути я ненадолго остановился, чтобы достать из сапога отмычку. На крыше нас встретил охранник. Он успел наполовину вытащить из кобуры пистолет, прежде чем я поинтересовался ледяным тоном:

– Уж не в меня ли ты стрелять собрался, дружок?

– Нет, сэр. Виноват, сэр.

– А знаешь ли ты, что солдата, поднимающего оружие на офицера, отдают под трибунал!

– Что вы, сэр, я не поднимал! Я здесь один, вижу, кто-то идет…

– Не верю, солдат! Что-то здесь не так. Ну-ка, отойди от двери и встань возле лейтенанта.

Как только он отвернулся, я вставил отмычку в замок, мгновенно провернул и шагнул назад.

– Солдат, дверь заперта?

– Да, конечно, сэр. Меня для того и поставили здесь, чтобы…

Он умолк, едва я легким толчком отворил дверь.

– Солдат, вы арестованы. Лейтенант, отведите его к майору. Доложите о том, что случилось, и вместе с майором вернитесь сюда. Выполняйте.

Как только они скрылись из виду, я вставил отмычку в замочную скважину, провернул и с силой нажал. В замке хрустнуло. Спрятав отмычку, я шагнул в дверь и тихонько затворил ее за собой. Пройдя по длинному коридору, я вскоре оказался у занавешенного пыльными портьерами входа в зал. Слегка раздвинув портьеры, прислушался.

– …необходимо соблюсти полную секретность до самого старта. Пакеты с приказами не распечатывать до часа «X». Места сосредоточения отмечены на…

Я узнал Гарта по голосу. Вот он передо мной, водит указочкой по карте. Я внимательно посмотрел на карту, отпустил портьеры и пошел обратно.

По лестнице кто-то торопливо поднимался. Вскоре над крышей появилась голова майора.

– Что случилось?

– Не могу понять, сэр. Мне показались подозрительными действия часового – его оружие находилось не в кобуре, а в руке. Вдобавок дверь оказалась незапертой. Я решил вам сообщить, сэр.

– Быть этого не может! Я сам ее запирал! – От его прикосновения дверь отворилась. Майор побледнел. – Вы входили?

– Разумеется, нет. Мне не положено. Может быть, замок неисправен?

– Может быть. – Он достал связку ключей, выбрал нужный, вставил в скважину и провернул. – Не запирается!

– Позвольте попробовать, сэр.

Взяв ключи из его ослабевших пальцев и повозившись с замком, я, естественно, большого успеха не добился. Возвратив майору ключи, я тихо произнес:

– Плохо дело, сэр, начальство встревожится, начнет искать виноватых. Боюсь, вам грозит взыскание. Я позабочусь о том, чтобы охранник держал язык за зубами. Потом вызову сварщика, чтобы он заварил дверь наглухо. Наверное, так будет лучше, майор?

Майор посмотрел на меня, на дверь, на ключи, которые по-прежнему держал в руке. Сунул ключи в карман и расправил плечи.

– Вы правы, капитан. Ни к чему по пустякам беспокоить начальство. Немедленно отправляйтесь за сварщиком, а я покараулю у двери.

– Слушаюсь, сэр. Положитесь на меня.

Мортон ждал меня под лестницей, рядом стоял насмерть перепуганный полицейский. Я смерил паренька испепеляющим взглядом.

– Солдат, я собираюсь вас пощадить, хоть это и нарушение устава. Думаю, разумнее всего будет замять это происшествие. Как вас зовут?

– Пип 7812, сэр.

– Ладно, Пип, можете возвращаться в расположение части. Но учтите, если до меня дойдут слухи насчет замков и прочего, вас не станет в течение двадцати четырех часов. Ясно?

– Какие замки, капитан? Не понимаю, о чем вы говорите.

– Очень хорошо, Пип. Передайте сержанту, чтобы немедленно прислал ко мне сварщика с оборудованием. Шевелись.

– Что все это значит? – спросил Мортон.

– Близится война, мой друг. Теперь я знаю, зачем сюда съехалось начальство. Мне известен план вторжения.

Единственный вопрос – какой мне прок от этих сведений?

Глава 13

К концу заседания я постарался оказаться подальше от входа в театр. Было очень маловероятно, что Зеннор как следует запомнил меня в бытность свою капитаном Гартом, но чем черт не шутит. На всякий случай я решил не маячить на глазах у «начальства».

Солдат построили и пешим порядком отправили в казарму – когда в них не было срочной нужды, их не баловали удобной транспортировкой. Майор предложил подбросить нас на своем автомобиле, но я отказался.

– Зря, могли бы подъехать, – прохныкал Мортон.

– Куда, в тюрьму? Чем дальше мы от начальства, тем спокойнее.

– Я устал!

– А кто не устал? Не говоря уже о том, что проголодался. Пошли, найдем местечко, где можно тряхнуть кошельком Гоу…

– Джим… Джим ди Гриз…

Звук был очень высок, на пределе слышимости. Я встревожился – уж не слуховая ли галлюцинация? – и оглянулся, но, кроме Мортона, поблизости не было ни души.

– Ты что-нибудь слышал?

– Нет. А что, должен был?

– Не знаю. У меня в ухе что-то прожужжало.

– Может быть, с тобою моль разговаривает? Ха-ха.

– Сам ты ха-ха. Что еще за моль?

– Разве не видишь? Сидит на твоем капитанском погоне. Стряхнуть?

– Нет, оставь.

Я повернул голову и, поморгав, краем глаза увидел моль. Она вспорхнула и уселась мне на ухо.

– …Иди… аэрогропл… сейчас же!

– Не понимаю.

– Это потому, что я не говорю.

– Мортон, заткнись. Я не с тобою разговариваю, а с молью.

У него отвисла челюсть, он быстро отошел в сторонку.

Не обращая на него внимания, я сказал:

– Повтори.

– Аэродром… иди на аэродром.

– Ладно, понял, иду на аэродром.

Моль улетела, а я похлопал Мортона по плечу. Его била крупная дрожь.

– Взбодрись и пошли. И перестань пялиться на меня, как на психа. Моль – всего-навсего связной.

– Чей связной?

– Много будешь знать – плохо будешь спать.

– Все-таки ты шпион, правда?

– И да и нет. Я здесь по своим делам, но кое-кто попытается этим воспользоваться. Понял?

– Нет.

– Вот и хорошо. Пошли искать аэродром. Могу предположить, что он находится там, где горят огни и садятся самолеты. Идешь со мной?

– А что еще мне делать? Разве можно снова пробраться в казарму и сделать вид, будто ничего не случилось?

– Сам знаешь – нельзя.

Он с тяжким вздохом кивнул.

– Знаю. Только никак не могу понять, что мы делаем. Чем все это закончится?

Дельный вопрос. Правда, ответить на него пока совсем не просто.

– Честно говоря, не знаю. Но, поскольку я втравил тебя в эту историю, даю слово, что первоочередная моя задача – избавить тебя от забот и хлопот. Как – лучше не спрашивай.

– Брось, ты ни в чем не виноват. Ведь это я распустил язык перед тем дерьмовым капралом, с чего все и началось.

Ведя непринужденную беседу, мы приближались к аэродрому. Дорога, по которой мы шли, огибала поле, обнесенное высокой проволочной оградой, освещенной яркими фонарями. По ту сторону ограды росла трава и тянулись взлетно-посадочные полосы. Вспугнув стаю черных птиц, приземлился огромный транспортник. Он покатил по полосе, и стая сразу опустилась в траву. Одна птица раскинула крылья и перемахнула через ограду. Опустившись на дорогу и свесив голову набок, она заговорила человеческим голосом:

– Ты не один.

– Как видите. Ничего, он за нас. Это вы, Варод?

– Нет. Капитан Варод сменился с дежурства.

– Позовите его. Я не стану разговаривать с каждой старой вороной.

– Ладно. До связи.

Птица повернулась кругом, раскрыла клюв и умчалась со свистом, не махая крыльями.

– Реактивный двигатель, – заметил я. – Воздухозабор через клюв. Сопло примерно там, где оно может находиться по нашему представлению. Пошли.

Послышался приближающийся рев сирены – по дороге мчался автомобиль. Он притормозил,поравнявшись с нами, и тарелка пеленгационной антенны уставилась на нас. Затем машина двинулась дальше.

– А ловко они засекают радиопередачу, – заметил я.

– А что, в птице есть рация?

– Помимо всего прочего. Похоже, она действует в автономном режиме и имеет логические цепи, которые подсказывают ей держаться стаи. Засечь ее можно только во время радиоконтакта с базой… Тебе это не интересно. Как и то, кто послал птицу. Но могу тебя заверить, что эти люди не хотят неприятностей твоей стране.

– А почему? – возбужденно спросил он. – Скажи им, пусть берутся за дело: избавят нас от вояк и их прихвостней и снова устроят выборы. Знаешь, сколько уже длится военное положение? Я подсчитал: так называемое временное военное положение введено двести лет назад. Передай друзьям этой птички, пусть причинят военным все неприятности, какие только смогут.

– Я все слышал, – пробасила птица, выныривая из сумрака и усаживаясь мне на плечо. – Нет, неприятностей мы не хотим…

– Варод, замолчите, – оборвал я. – С минуты на минуту вернется пеленгатор, нет времени на болтовню. Я узнал кое-что насчет вторжения.

Птица скосила на меня глаз и кивнула.

– Прекрасно, – сказала она. – Излагай, я записываю. Где они решили высадиться?

– На другой планете. Они готовят космический флот.

– Ты уверен?

– Уверен. Я подслушал.

– Название планеты?

– Не имею представления.

– Я вернусь. Только уведу подальше пеленгатор.

Птица взмыла в небо, оставив в воздухе инверсионный след, и, не прекращая передачи, уселась на кабину проезжавшего мимо грузовика. Через минуту пеленгатор развернулся и помчался вслед за грузовиком.

Мы пошли дальше.

– Ты говорил насчет вторжения. Что ты узнал?

– Только то, что ты слышал. А командует десантом генерал Зеннор. Из его слов я сделал вывод, что все начнется очень скоро.

Раздался свист, меня хлестнуло струей горячего воздуха, острые когти прямо через кепи впились в череп.

– Ты должен выяснить, на какую планету они решили напасть.

– Сами выясняйте. Проследите за ними, когда стартуют.

– Невозможно. Ближайший крейсер с аппаратурой слежения в четырех днях пути отсюда. Он может опоздать.

– Ладно, попробую что-нибудь сделать. О-ой!

Я потер затылок, с которого при взлете птицы исчезло некоторое количество волос, и поднял с земли кепи.

Мы свернули за угол. Мимо пронесся пеленгаторный автомобиль.

– Давай смешаемся с толпой, – сказал я Мортону. – А то экипаж пеленгатора заподозрит нас, если будет встречать везде, где работает рация.

– А нельзя ли смешаться с толпой, которая ест и пьет?

– Неплохая идея. И я как раз знаю, куда надо ехать.

С этими словами я вышел на середину дороги и поднял руку перед грузовиком. Водитель поспешно нажал на тормоза, покрышки взвизгнули, и грузовик остановился.

– Что, дружок, превышаешь скорость? – прорычал я.

– Виноват, капитан, я вас не заметил…

– Я знаю, почему ты меня не заметил. У тебя одна фара не горит, вот почему. Но я сегодня добрый. Если подбросишь нас к офицерскому клубу, я, может, вовсе позабуду, что видел тебя.

Не скажу, что у водителя был другой выбор.

Он высадил нас у клуба и поехал дальше. Мы вошли в обитель радостей земных, почти не отличавшуюся от клуба для сержантов, разве что здесь были официантки. Примерно четверть столиков была занята; видимо, большинство офицеров базы находились при исполнении. Перед нами с похвальной быстротой поставили кружки с пивом и тарелки с бифштексами, и мы с голодным рычанием набросились на еду. К концу трапезы в дверях появился офицер и засвистел в свисток.

– Ага! Вот вы где! А ну, выметайтесь! Все до одного! Сбор по тревоге! Транспорт ждет снаружи. Это и вас касается. – Его палец указал на нас.

– А при чем тут мы, полковник? Мы только что сменились.

– А сейчас снова заступите! И не злите меня, ребята, – вы, я вижу, наелись, а у меня крошки во рту не было.

– Выходим, сэр!

Вслед за остальными посетителями клуба мы с Мортоном выскочили за дверь и забрались в стоявший у тротуара автобус. Последним по ступенькам автобуса поднялся полковник, и мы поехали.

– Внимание! – перекрывая шум двигателя, закричал полковник. – Сейчас вы узнаете то, что вам положено узнать. По причинам, вас не касающимся, командование изменило свои планы. Вы идете в бой. Идете немедленно.

Пассажиры автобуса восприняли это известие с воплями возмущения, но полковник всех переорал:

– Молчать! Я знаю, все вы – толстопузые, плоскозадые штабные крысы. Но не забывайте, вы еще и солдаты. Из-за того, что командование изменило свои планы, не все боевые офицеры успели вовремя прибыть на базу. Вы, господа, только что добровольно вызвались их заменить. Вы получите обмундирование и полевую форму, примете под свое начало подразделения и погрузитесь на транспорт. В полночь старт.

Полковнику надоели жалобы и протесты: он вытащил из кобуры зловещий пистолет и прострелил крышу автобуса. Затем навел на нас дымящийся ствол. Мгновенно воцарилась тишина.

– Вот так-то лучше, – сказал он. – Все вы – вольноопределяющееся собачье дерьмо, привыкли ловчить и бездельничать. Но теперь сладкая жизнь кончилась. Вы в действующей армии и будете выполнять приказы. – Автобус остановился, и полковник снова пальнул в крышу. – А теперь, добровольцы, выходи строиться.

В ночи ярко горели огни вещевого склада. У ломящихся от амуниции полок стояли интенданты. Плотный офицер загородил полковнику дорогу.

– В сторону! – прорычал полковник, бдительно косясь на нас.

– Нельзя, сэр! – возразил интендант. – Без распоряжения из штаба я не могу вам ничего выдать.

Полковник выстрелил в лампу над дверью склада, затем прижал горячее дуло к интендантскому носу.

– Что ты сказал? – прорычал он.

– Распоряжение только что получено, сэр! Проходите и берите все, что вам нужно. Торопитесь!

Мы вихрем помчались по складу, хватая мундиры, сапоги, ранцы, ремни и все, что попадалось под руку. Полковник-маньяк казался вездесущим: его пистолет время от времени бабахал, поддерживая темп. Через несколько минут мы высыпали на улицу, торопливо срывая с себя мундиры, напяливая зеленую полевую форму, нахлобучивая на голову каски и запихивая все остальное в ранцы. Потом мы отправились в соседнее здание, где нам выдали оружие. Но без боеприпасов: полковник был не дурак. Сгибаясь под тяжестью оружия и обмундирования, я вышел на улицу и привалился к стене. Рядом привалился Мортон.

– Ты хоть чуть-чуть представляешь, что это значит? – прохрипел он.

– Разумеется. Генералы заподозрили, и не без оснований, что за ними шпионят. Поэтому они изменили дату вторжения.

– А что будет с нами?

– Будем вторгаться. К счастью, в качестве офицеров, то есть прячась за спины солдат…

– Открой ранец, – прошептала мне в ухо моль.

– Что ты сказала?

Моль больно ужалила меня в мочку электрическим разрядом.

– Открой… ранец… – прохрипела она и упала.

Видимо, посадила батарейки.

Я поспешно выполнил ее просьбу, решив, что в ранце, наверное, что-то спрятано. Послышался свист, пахнуло отработанным топливом, и в ранец плюхнулась птица.

– Не повезу я контрабандой эту чертову птицу, – запротестовал я. – Еще не хватает, чтобы меня из-за нее поставили к стенке!

В глазах птицы вспыхнул дикий огонь.

– Ты сделаешь это, ди Гриз. От этого зависит судьба всего человечества. Запомни, птица включается посредством двойного нажатия на клюв.

Огонь в глазах угас, птица свесила голову. Я закрыл ранец. Послышались шаги приближающегося полковника.

– В автобус! – приказал он. – Быстро, быстро, быстро!

Глава 14

Не успели мы перевести дух, как из дверей склада, едва не падая под тяжестью оружия и экипировки, повалили офицеры. Один за другим грузовики, под завязку набитые хнычущими тыловиками, трогались с места и исчезали во мраке. Мы с Мортоном тоже перебросили пожитки через борт грузовика и забрались в кузов.

– Подумать только, я сам попросил начальство продлить контракт, – сокрушался грузный офицер, привалившийся ко мне спиной. Я услышал звук открываемой бутылки и бульканье.

– Чур, я второй. – Я забрал бутылку из его трясущихся рук. Напиток оказался дрянным, но крепким.

– А ты все еще не пьешь? – прохрипел я, обращаясь к Мортону, и встряхнул почти опустевшую бутылку.

– Я быстро учусь. – Он хлебнул, поперхнулся, снова глотнул и вернул бутылку владельцу.

Мы содрогнулись от оглушительного рева, в глаза ударил яркий свет – неподалеку стартовал корабль. Начинался первый этап вторжения. Грузовик остановился, взвизгнув тормозами, нас качнуло, а потом знакомый неприятный голос приказал вылезать. Полковник – наша Немезида – нетерпеливо махал нам рукой. За его спиной стоял радист с рацией, толпились сержанты и четким строем, поротно и побатальонно, маршировали к поджидающим кораблям рядовые.

– Внимание! – заорал полковник. – Слушайте, что я вам скажу. Видите этих солдат? Это отличные солдаты, и им нужны отличные офицеры. К сожалению, в моем распоряжении только вы – толстопузые, плоскозадые канцелярские крысы, отбросы базы. Посему я намерен вас разделить – по человеку на роту – в надежде, что вы наберетесь опыта перед смертью.

Его идея мне не понравилась, ведь я обещал Мортону приглядывать за ним. А это будет совсем не просто, если нас разлучат.

Я тяжело вздохнул. Придется нарушить главные заповеди выживания в армейских условиях: держи рот на замке и не вызывайся добровольцем. Браво шагнув вперед и щелкнув каблуками, я закричал:

– Сэр! У меня не толстое пузо и не плоский зад. Я снайпер и инструктор рукопашного боя.

– Не верю! – проревел полковник.

Я швырнул полковника на землю, наступил ему на спину, отобрал пистолет и погасил выстрелом ближайший фонарь. После чего помог полковнику подняться и вернул оружие. Гримаса ярости на его лице быстро сменилась довольной улыбкой. Отряхнувшись, он сказал:

– Неплохо! Побольше бы мне таких парней, не было бы забот. Получишь лучшую роту. Имя?

– Дрем. Сэр, прошу отдать в мое распоряжение лейтенанта Хеска. Он молод и туповат, но я сделаю из него офицера.

– Забирай. Есть еще добровольцы?

Боясь, что он передумает, я схватил ранец и бросился к кораблю. Мортон топал сзади.

– Когда ты его повалил, я думал, что помру от страха, – сказал он, тяжело дыша. – Ты здорово рисковал.

– В этом мире мы рискуем на каждом шагу, – наставительно произнес я. – Достаточно вспомнить о канцерогенах и дорожно-транспортных происшествиях. Думаю, мы можем остановиться и положить вещи. Нам сейчас помогут.

К нам действительно спешил энергичный сержант с наголо обритой головой и большими усами. По пятам за ним неслись двое рядовых.

– Сержант первого класса Блох, – представился сержант. – Если вы – капитан Дрем, то вы наш новый командир.

– Сержант, вы дважды правы. Прикажите бойцам отнести на корабль наши вещи.

– Есть, сэр. Наша рота в полном составе на корабле, отлет через десять минут.

– Успеем. Пошевеливайтесь.

Погрузочный пандус вырвался у нас из-под ног, а наружный люк заскрежетал, закрываясь. Мы успели проскочить и, вскарабкавшись на ящики, прикрепленные к палубе, ухватились за нижний край поднимающейся лестницы. На втором ярусе находилась наша рота, уже расположившаяся на противоперегрузочных койках. Едва мы приняли горизонтальное положение, как замигали красные лампочки и ожили двигатели.

Старт прошел как обычно, правда, корабль рванул с большим ускорением, чем любой коммерческий транспортник, но на то он и армейский корабль. Как только ускорение снизилось до одного «g», я встал и жестом позвал сержанта.

– Фляги наполнены?

– Да, сэр.

– Разрешите солдатам пить, а еду пока побережем.

Внезапно зашумели динамики, раздался не в меру усиленный голос:

– Всем командирам собраться на третьей палубе. Повторяю: всем офицерам собраться на третьей палубе.

– Лейтенант, – сказал я Мортону, позеленевшему от перегрузки, – остаетесь за меня. – Приблизив губы к его уху, я прошептал: – Постарайся, чтобы никто не заметил птицу, не то мы в такую историю влипнем…

Он застонал в ответ, и я удалился, не дожидаясь, когда он расплачется. По трапу уже торопливо поднимались офицеры.

– Может быть, нам скажут наконец, что все это значит, – произнес один из них.

– Да, пора бы, а то целый год лапшу на уши вешают, – согласился другой.

Столовая, куда нас собрали, была невелика, и стулья достались только тем, кто пришел первым. Остальные оперлись о столы и прислонились к стенам. Престарелый сержант составил список присутствующих и доложил генералу с двумя звездочками на каждом погоне, что сидел за центральным столом.

– Внимание! – крикнул сержант, и в столовой воцарилась тишина. – Представляю новичкам генерала Ловендера, командира нашей дивизии. У него важное сообщение.

Генерал чинно кивнул и заговорил:

– Да, ребята, пришло наше время. День «Д», час «X», – время, которого вы с таким нетерпением дожидались. Капитан нашего корабля только что доложил, что мы легли на курс и с дороги уже не свернем. Поэтому можно вскрыть секретный пакет.

Он взял густо усеянный красными печатями огромный конверт, и в тишине раскатился треск разрываемой бумаги. Из пакета генерал достал красную плоскую коробку.

– Так вот. Все вы слышали, что мы планируем операцию против Брастира. Эти слухи не соответствуют действительности, контрразведка распространяла их специально для того, чтобы ввести врага в заблуждение. Инопланетные шпионы многочисленны и вездесущи, и поэтому необходима полная секретность. Но теперь эта необходимость отпала. Как вам известно, мы летим в космическом пространстве. Наш корабль держит курс на очень богатую планету, тысячу лет назад утратившую связь с галактической цивилизацией. Но самое главное: о существовании этой планеты знаем только мы. Она обитаема, но туземцы – народ отсталый и не заслуживают того, чтобы эта девственная планета принадлежала только им. Техника готова? Отлично. Пусть генерал Зеннор, открыватель этой планеты, сам о ней расскажет.

У меня участился пульс. Захотелось опуститься на корточки. Но я вовремя понял, что у генерала в руке кассета с записью, а самого Зеннора на корабле нет. Лампы померкли, генерал вытащил кассету из футляра и вставил в проектор. Перед нами возникли отталкивающие голографические черты Зеннора.

– Солдаты Невенкебла, я отдаю вам честь! Вам предстоит совершить небывалый в истории нашей страны подвиг! Ваша победа обогатит и укрепит родину, и никто не рискнет покуситься на ее свободу. Сокровища планеты Чоджеки будут принадлежать нам!

Зазвучала торжественная музыка. Зеннор исчез, уступив место медленно вращающейся сфере. Но голос его по-прежнему звучал:

– Чоджеки. Богатая планета с теплым климатом и плодородной почвой. Открыли ее совершенно случайно, нам выпал счастливый шанс, единственный из миллиона. За кораблем, которым я командовал, гнались убийцы из Галактической Лиги. Чтобы оторваться от них, нам пришлось прыгнуть наугад, и в результате мы наткнулись на эту замечательную планету. Возможно, не просто случайность, а Божественная Воля привела нас к ней, возможно, высшим силам небезразлична судьба нашей прекрасной родины…

– Возможно, все это – куча старого навоза, – шепотом добавил кто-то, и эта точка зрения получила поддержку. В столовой находились боевые офицеры, предпочитавшие истину пропаганде. Но Зеннор не слышал их недовольного ворчания.

– Мы высадились и провели разведку. Чоджеки – огромная планета с неисчерпаемыми запасами тяжелых металлов, изобилующая лесами и нетронутыми реками, пригодными для строительства электростанций. Единственное, что нельзя назвать сокровищем этой планеты, – ее население. – В голосе Зеннора появилось плохо скрываемое раздражение. – Туземцы – отсталый народ с дурными манерами и непонятными капризами. Мы пришли к ним открыто, протянули руку дружбы, предложили помощь, сотрудничество, контакт с высокоразвитой цивилизацией. И знаете, чем они нам ответили? – Раздражение перешло в откровенную злость. – Я скажу вам, чем они ответили. Ничем! Сделали вид, будто нас не замечают. Отвернулись от нас. Отказались от цивилизованного диалога!

– Наверное, они знали, что делают, – пробормотал кто-то, и генерал Ловендер заорал:

– Молчать!

Изображение планеты исчезло, снова появился Зеннор. Он уже полностью держал себя в руках, но глаза были недобрыми.

– Поэтому вы, офицеры, должны понимать: то, что мы предпринимаем, делается для блага туземцев. Мы протянули им руку дружбы, они ее оттолкнули. Нам нанесено оскорбление. Следовательно, мы должны показать этим наглым крестьянам, для их же пользы, что гордых граждан Невенкебла нельзя оскорблять безнаказанно. Дадим им небольшой урок, на который они сами напросились. Мы предлагали им помощь и дружбу. Они отвергли и то и другое и пусть теперь пеняют на себя. Да здравствует Невенкебла! Да здравствует позитивная политика мира!

Лампы вспыхнули, и мы вскочили как идиоты. Под зловещие звуки труб грянул хор:

И так далее. Я тоже что-то такое орал и очень обрадовался, когда гимн закончился. В воздухе уже висела голографическая карта, и генерал Ловендер тыкал в нее пальцем:

– Вы получите карты и подробные приказы, изучите их за ночь… а утром снова соберетесь здесь, и я изложу подробный план операции. Но о том, что нам предстоит, вкратце расскажу сейчас.

Солдатам и офицерам нашей восемьдесят восьмой дивизии, которых в армии зовут Боевыми Зелеными Дьяволами, выпала честь освободить вот этот промышленный район огромного города, носящего варварское название Беллегаррик. Здесь шахты, здесь – склады, тут и тут – железнодорожные пути, а здесь, в десяти километрах, на краю озера, электростанция, снабжающая город энергией. Заботясь о благе эгоистичных туземцев, мы захватим все эти объекты и избавим дикарей от ненужных раздумий о том, надо принимать нашу помощь или нет.

– Генерал, разрешите вопрос, – сказал полковник.

Генерал кивнул.

– Скажите, какое сопротивление мы можем встретить? Велика ли у них армия? Современна ли?

– Хороший вопрос, полковник. Мы должны быть готовы ко всему, ибо туземцы очень скрытны, хитры, коварны и подлы. Дело в том, что генералу Зеннору, изучавшему военный потенциал планеты по донесениям опытных агентов, обстановка показалась очень подозрительной. У коварных туземцев нет армии – во всяком случае, на поверхности планеты. Даже полиции нет!

Он подождал, пока утихнет гул. Не дождавшись, поднял руку.

– Все мы понимаем, что этого просто не может быть. Любое государство нуждается в защите от внешних врагов, следовательно, должно иметь армию. Если не будет полиции, деятельность преступного элемента приведет к разрухе. Нетрудно догадаться, что подлые дикари прячут от нас свои трусливые войска. Следовательно, мы должны остерегаться их змеиных укусов. Надо освободить туземцев от них самих, в этом – наш долг перед ними.

Мне в жизни не приходилось слышать подобного бреда. Но на моих сослуживцев он произвел впечатление. Офицеры весело загомонили, предвкушая потеху.

«Бедные простаки туземцы, – подумал я с горечью, – если бы вы только знали, какая участь вам уготована. Подумать только: освобождение посредством уничтожения!»

Глава 15

Я возвращался в свою роту, не выпуская из рук запечатанных конвертов с приказами, а из головы – навязчивой мысли, что участвую в безумной авантюре. Мортон услышал, как я отворил дверь, и поднял глаза.

– У тебя взволнованный вид, – заметил он. – Это что-то личное или меня тоже касается?

– Капитан, могу я чем-нибудь помочь? – спросил сержант, заглядывая в каюту.

Так. Всем не терпится узнать, о чем говорили на собрании. Я бросил папку с конвертами на койку.

– Сержант, ответьте, что сказано в уставе насчет употребления спиртных напитков на борту военного транспортного корабля, направляющегося в район боевых действий?

– Строжайше запрещено, сэр. Чревато военно-полевым судом. Но одна из канистр командирской машины заполнена девяносто девятым.

– Девяносто девятым?

– Девяностодевятипроцентный спирт, сэр. Можно наполовину разбавить водой и сдобрить обезвоженным апельсиновым соком.

– Поскольку мы участвуем в боевых действиях, отдаю боевой приказ. Сержант первого класса Блох, вам присваивается звание мастер-сержант.

За этой фразой последовало звяканье трех крышек от фляг, расторопно выставленных на стол Мортоном, и глухой удар мешочка с оранжевыми кристаллами. Выходит, я и не заметил, как мой спутник приспособился к армейской жизни.

Сержант вернулся с двадцатилитровой канистрой, содержимое которой вкупе с таким же количеством воды обещало превратиться в сорок литров напитка, способного скрасить наше путешествие. Мы сдвинули крышки-кружки и выпили.

– У-ух, ну и дрянь! – сказал Мортон и протянул крышку за новой порцией. – Ну а теперь ты расскажешь нам новости?

– Новости? Есть новости, и неплохие. Во-первых, мы летим завоевывать невероятно богатую и доселе неизвестную планету Чоджеки. Во-вторых, ее обитатели не предусмотрели никакой обороны. Ни армии, ни полиции.

– Но это невозможно! – изумился сержант.

– Всякое возможно в просторах Галактики на всем протяжении времен. Будем надеяться, что наша разведка не выдала желаемое за действительное.

– Думаю, это ловушка. – Сержант не верил в чудеса.

Я кивнул.

– Похоже, генерал такого же мнения. Он уверен, что там есть армия, но она прячется в засаде.

– Не обязательно, – возразил Мортон. – До армии я изучал историю и могу вам сказать, что пути человечества неисповедимы, как вы справедливо отметили, капитан. За время существования Галактики существовали разные общественные формации и многочисленные формы правления.

– Раз есть государство, должна быть и армия. Так положено.

Спиртное делало сержанта агрессивным, а Мортона – сентиментальным. «Так, – подумал я, – пора закрывать бар».

Я встал и пинком отправил канистру с глаз долой под койку.

– Сержант, сообщите унтер-офицерам то, что услышали от меня, а они пусть передадут рядовым. Пока все.

Едва за сержантом закрылась дверь, Мортон уронил голову на стол и захрапел. Я допил остатки апельсинового коктейля. В животе протестующе заурчало. Или это от голода? Пожалуй, ведь офицерский клуб с последним недоеденным бифштексом остался довольно далеко во времени и пространстве. Я порылся в ранце и нашел порцию сухого пайка, а именно: розоватый цилиндр с надписью «Самоприготовляющаяся пища. Двойная порция. Проколоть белый круг».

Я с энтузиазмом выхватил из-за голенища боевой нож и проколол белый кружок на торце цилиндра. Цилиндр мгновенно раскалился и обжег пальцы, после чего упал на стол, где долго шипел, судорожно дергался и катался. Казалось, он вот-вот на меня прыгнет. Наконец упаковка лопнула, и моему взгляду предстала колбаса длиною в руку, неприятная на вид, но недурно пахнущая. Я отрезал кусочек, наколол на кончик ножа и отправил в рот. Ничего, съедобно. Не хватает только пива.

Полет занял пятнадцать дней, похожих друг на друга, как сухие пайки. С той поры я просто возненавидел колбасу. Да и не только я, поскольку по чьему-то недосмотру на корабль не погрузили иных продуктов. Даже генералу пришлось есть только колбасу, отчего он был не в восторге.

Мне приходилось посещать многочисленные совещания, содержание которых я добросовестно доводил до личного состава. Мы непрерывно чистили оружие и точили клинки, проходили дурацкие медосмотры и все пятнадцать дней глушили спиртное.

Наконец генерал Ловендер созвал нас в последний раз. Как только все собрались, он встал и грохнул кулачищами о стол.

– Наступление началось!

Он подождал, пока уляжется шум, и продолжил:

– Уже высадились первые разведчики. По их сообщениям, противник не оказывает сопротивления. Но мы должны быть начеку – возможно, враг пытается нас заманить в хитроумную ловушку. Все вы получили приказы и знаете, что от вас требуется. Посадка через два часа. Сверьте часы. Все свободны. Всыпьте им, ребята!

Мы разнесли новость по своим подразделениям.

– Наконец-то! – обрадовался Блох. – А то ребята размякли, валяясь на койках.

– Собери унтер-офицеров. Проверим еще разок, все ли мы учли.

Когда унтер-офицеры разместились в моей каюте, я развернул карту. Слушали они внимательно.

– Вот здесь – предполагаемое место высадки. Кто из вас твердо верит, что наш пилот не ошибется?

Ответом была полная тишина.

– Вот и у меня такое предчувствие. Десантируемся на рассвете, то есть затемно. Мы высадимся первыми, поскольку у нас самый дальний маршрут. Я поеду в командирской машине. Фары будут включены до первого обстрела.

Сержант Блох нахмурился.

– Сэр, генерал Ловендер строго запретил зажигать огни.

– Совершенно верно. Но генерал высадится последним, а мы – первыми. А вслед за нами сразу пойдут танки.

– Вы правы, сэр, надо включить фары, – поспешно согласился сержант.

– Я поднимусь на ближайшую возвышенность и попытаюсь привязаться к местности. Командовать вами тем временем будет лейтенант Хеск. Как только я выясню, в какую сторону нам надо двигаться, мы двинемся в нужном направлении. Наша цель – вот эта электростанция, снабжающая энергией город с непроизносимым названием Беллегаррик. Наша боевая задача – захватить ее и удержать. Вопросы есть?

– Сэр, мы, наверное, оставим пайки здесь и перейдем на свежие продукты? – спросил капрал Аспайя.

– Да и нет. То есть нет и да. Пайки заберем с собой на тот случай, если повстречаем нашего интенданта. Тогда ему придется сожрать всю колбасу. Что касается свежих продуктов – да, скоро мы наверняка захватим местное продовольствие. Перед тем как распределять трофеи, все приносите мне. Есть вопросы?

– Боеприпасы. Когда мы их получим?

– Они хранятся на грузовой палубе. Когда мы туда спустимся, каждый получит боекомплект. Капрал, проследите, чтобы все было получено и чтобы никто не заряжал оружие. На борту корабля не должно быть случайных выстрелов.

– Заряжать будем после того, как сойдем на землю? – спросил старший сержант.

– Заряжать будем, когда я прикажу. Мы не ожидаем никакого сопротивления. А если сопротивления нет – то нет нужды стрелять в мирных жителей. А если не стрелять по жителям, то наступление будет быстрым и успешным. Незаряженное оружие не стреляет. Поэтому оно останется незаряженным.

Послышался ропот. Общее мнение выразил капрал Аспайя:

– Нельзя атаковать с незаряженными ружьями.

– Можно, – отрезал я ледяным тоном. – Вы будете делать то, что вам прикажут. Будет заряжено только одно ружье. Мое ружье. И я пристрелю любого, кто осмелится не выполнить приказ. Еще вопросы? Нет. Все свободны. Приготовиться к высадке через тридцать минут.

– Кажется, им не понравилась твоя затея, – сказал Мортон, когда сержанты удалились.

– Да пошли они… Мало ли что им не нравится. Мне, может быть, не нравится убивать мирных жителей. Не будет боеприпасов – не будет стрельбы.

Мортон с озабоченным видом прилаживал лямки к ранцу.

– Но ведь должны же они иметь возможность защититься… – пробормотал он.

– Мортон, погляди в зеркало, – велел я. – Что ты там видишь? Ты видишь лейтенанта Хеска. Ты рассуждаешь, как полагается рассуждать лейтенанту Хеску. Опомнись, ты же мирный человек, в армию не по своей воле попал. Скажи, ты видел когда-нибудь, как убивают? Видел трупы?

– Как убивают – нет, а труп… Однажды был на похоронах тетушки…

– А я не раз видел, как убивают. Поверь, это не самое приятное зрелище. И учти: умирая, человек исчезает навсегда. Не забывай об этом, что бы ни говорили тебе всякие «ястребы», «псы войны», торговцы ненавистью. Ты хочешь умереть?

С этими словами я приставил к его горлу кончик ножа. Он вздрогнул, выпучил глаза и едва слышно прохрипел:

– Нет!

Нож исчез так же мгновенно, как и появился.

– И я не хочу. И никто на планете, на которую вот-вот высадятся тысячи безмозглых убийц, не хочет умирать. И вообще я не понимаю, как меня угораздило оказаться среди них!

Мортон вздохнул.

– Тебя же забрали в армию, как и меня.

– А почему мы это допустили? Вот всегда так: старики посылают молодых воевать. Ставили бы в строй не моложе пятидесяти пяти, разом бы все войны прекратились.

Завыла сирена, замигали сигнальные лампочки. Я взглянул на часы.

– Вот и прилетели.

На грузовой палубе в тусклом свете красных ламп среди машин и ящиков с амуницией суетились солдаты и унтер-офицеры. Я добрался до командирской машины, установленной у самого края опускаемого пандуса, и постучал ботинком по соединительной скобе.

– Скобы сбрасываются посредством взрывов, – сказал сержант Блох.

– Сам знаю. Как их еще снимешь? Все погрузили в машину, что я приказал?

– Да, сэр. Запасная амуниция под задним сиденьем.

Я заглянул под сиденье и кивнул в знак одобрения. Помимо всего прочего, там лежало несколько фляг со стократно опробованным апельсиновым напитком, а под фальшивым дном ящика скрывалась говорящая птица.

Внезапно пол под ногами вздрогнул. Мы снижались неторопливо, с ускорением два «g» – специально, чтобы солдаты не расслаблялись перед операцией на противоперегрузочных койках. Старших офицеров, естественно, это не касалось. Я уселся в командирскую машину рядом с водителем.

– Включи зажигание, – приказал я. – А стартер пока не трогай.

Гул корабельных двигателей внезапно прекратился, и машина подо мной вздрогнула. Грохнул взрыв – это отлетели соединительные скобы. Пандус со скрежетом опустился.

– Пошел! – крикнул я водителю, глядя в черный квадратный провал, за которым хлестал дождь. – И фары включи!

Машина с ревом съехала по пандусу и подняла тучу брызг, угодив в огромную лужу. За пеленой дождя не видно было ни зги. Некоторое время мы ехали наугад. Наконец я оглянулся и увидел тяжело нагруженных солдат, плетущихся за нами следом.

– Впереди сплошная вода, сэр, – доложил водитель, нажав на тормоза.

– Так сворачивай, идиот! Утопить нас вздумал? Направо сворачивай и объезжай корабль.

В небе сверкнула молния, грянул гром. Я хлопнул водителя по плечу и указал:

– Видишь вон там холм, за рядом деревьев? Гони туда.

– Капитан, там изгородь!

Я вздохнул.

– Солдат, ты что, забыл, что едешь на бронированной боевой машине, а не на двухколесном велосипедике?

Когда мы остановились на вершине невысокого холма, дождь хлестал с прежней силой, но горизонт уже светлел. Я развернул светящуюся карту и попытался установить, где мы находимся. В какой стороне восток, я уже выяснил. Если, конечно, солнце этой планеты восходит на востоке.

Вскоре рота целиком взобралась на холм, и я разрешил погасить фары. Я уже смутно различал громаду нашего транспортника, по-прежнему исторгавшего из себя колонны людей и техники. Светало очень быстро; вскоре я выделил на горизонте гряду холмов и попытался найти их на карте. Но уже совсем рассвело, когда мне удалось определить наше местонахождение.

Я вылез из машины и с улыбкой прошел вдоль мокрых шеренг.

– Я знаю, ребята, вас обрадует известие, что пилот нашего корабля совершил ошибку. Он высадил нас гораздо ближе к нашей цели, чем предполагалось.

По рядам пробежал радостный шепоток.

– Кроме того, если вы поглядите на колонну, выступившую в сторону Беллегаррика, то увидите, что она движется в ложном направлении. Нашим друзьям придется основательно поплутать.

Лица моих подчиненных прояснились. Ничто так не поднимает боевой дух солдата, как вид его товарища, севшего в калошу. Дождь потихоньку превратился в нечто вроде мыльного тумана. Вдалеке среди деревьев в лучах восходящего солнца показалось что-то белое. Я забрался на капот и пригляделся. Так и есть!

– Все в порядке, ребята. Выступаем. Взгляните вон туда и увидите объект, который нам предстоит захватить. Командирская машина поедет сзади. Я пойду в первых рядах, как подобает хорошему командиру. Шагом марш!

Глава 16

Сразу после восхода солнца в небесах будто нажали кнопку, и дождь прекратился. Легкий ветерок разогнал облака; от земли шел пар. Вскоре мы выбрались на мощеную дорогу, ведущую прямо к плотине. Вернулись разведчики и доложили, что активных действий противника не заметили, как не заметили и самого противника.

Мы шли по дороге, петлявшей по пологому склону холма. По сторонам дороги росли деревья.

– Капитан, вернулись разведчики, – доложил мастер-сержант. – Они побывали в саду со спелыми авалгвланеками.

– Ну и названьице. Что это?

– Фрукты, сэр, наподобие тех, что выращивают на Брастире. Очень вкусные, сэр.

– Прикажите доставить образцы для анализа.

Тотчас появился солдат с каской, полной зрелых персиков (во всяком случае, именно так называются эти авалгвланеки в Райском Уголке). Я повертел один из плодов перед глазами, понюхал и взглянул на физиономию разведчика, испачканную персиковым соком.

– Рядовой, я вижу, вы уже сняли пробу. Каковы результаты?

– Очень вкусно, сэр.

Я надкусил персик и кивнул. Свежий сок смыл с языка вкус самоприготовляющейся колбасы.

– Сержант, объявляю привал на десять минут. Разрешаю вылазку в сад.

Потом мы пошли дальше.

Плотина приближалась, становясь все выше. Из огромных труб била, пенясь, вода; пилоны высоковольтной линии убегали к городу. Кругом – ни души. Мирный индустриальный пейзаж.

Я дал сигнал остановиться и приказал сержантам собраться.

– Сейчас я намечу план атаки, но прежде проверю оружие. Начнем с вас, сержант.

Блох с бесстрастным видом протянул мне винтовку. Я отсоединил магазин, посмотрел, нет ли в нем патронов, заглянув в патронник, и вернул оружие владельцу. Потом перешел к следующему. Наконец настал черед капрала Аспайи. Но он не отдал винтовку, а прижал ее к груди.

– Можете не смотреть, капитан. Она заряжена.

– Бывший капрал, вы нарушили мой личный приказ. Рядовой, отдайте оружие.

– Сэр, солдат – не солдат, если он безоружен, – мрачно ответил Аспайя, не шевелясь.

– Вы правы, – сказал я, переходя к следующему унтер-офицеру. Краем глаза я заметил, что Аспайя оглянулся в поисках поддержки. Не теряя ни секунды, я развернулся и треснул его ребром ладони по шее. Удар был коварен и жесток, но надо учесть, что у капрала была заряжена винтовка. Забрав ее из рук упавшего, я побросал патроны в грязь.

– Сержант Блох, доставить бывшего капрала на командирскую машину и выставить часового.

– А часовой будет вооружен, сэр?

– Часовой будет вооружен, оружие будет заряжено. Часовым я назначаю лейтенанта Хеска. А теперь займемся подготовкой к атаке.

Я наметил цель для каждого взвода, а главный корпус электростанции оставил себе.

– Ну вот, все готово. Как только займете исходные рубежи, дайте мне знать.

Моя крошечная армия рассредоточилась и пошла в атаку по науке, короткими перебежками, прикрывая друг друга. Через несколько минут по радио начали поступать доклады сержантов. Объекты захвачены, сопротивления не встречено, противник не обнаружен. Теперь моя очередь. Сопровождаемый мастер-сержантом и его взводом, я решительно взобрался на крыльцо главного корпуса и распахнул дверь. За ней ревели турбины, вращались генераторы – и ни души.

– Станция полностью автоматизирована, – сказал сержант.

– Похоже на то. Надо найти центр управления.

Пока мы пробирались по рабочему залу, напряжение росло. Я был очень рад тому, что заряжено было только мое оружие. Пистолет был у меня в руке, но стоял на предохранителе, стрелять я не собирался, просто поддерживал моральный дух войска.

– Капитан, там кто-то есть!

Солдат указывал на дверь из узорчатого стекла. За ней виднелся силуэт.

– За мной!

Я набрал полную грудь воздуха и распахнул дверь. Следом за мной ринулись солдаты. За контрольной панелью стоял седой человек.

– Ne faru nenion! – выкрикнул я. – Vi estas kaptito! Manoj en la aeron!^[31]

– Очень интересно, – с улыбкой произнес он. – Пришельцы говорят на чужом языке. Ну, заходите, пришельцы, добро пожаловать на электростанцию номер один.

– Я вас понимаю, – сказал я. – Это «лоу инглисс», на нем говорят жители Райского Уголка.

– Не припомню это название, но слова вы произносите правильно, хоть и с заметным акцентом.

– Что он сказал? – спросил сержант Блох. – Вы по-ихнему говорите?

– Да. Изучал язык в школе, – честно ответил я. – Он говорит «добро пожаловать».

– Еще тут кто-нибудь есть?

– Хороший вопрос. Переадресую.

– Разумеется. Дежурная смена, но она спит. Прошу вас, расскажите подробнее о себе и о ваших товарищах. Меня зовут Стирнер, а вас?

Я открыл рот, чтобы представиться, но спохватился. Войны так не ведут.

– Мое имя вас не должно интересовать. Я пришел сообщить, что эта планета отныне находится под контролем вооруженных сил Невенкебла. Если согласитесь на сотрудничество, мы вам гарантируем безопасность.

Я повторил это на эсперанто, чтобы мои солдаты знали, о чем идет речь, и велел сержанту взять под стражу дежурную смену. Стирнер терпеливо ждал, когда я умолкну.

– Как это необычно, сэр! Вооруженные силы, говорите? Это означает, что у вас есть оружие? Случаем, не эти штуковины вы называете оружием?

– Да. И предупреждаю: если вы на нас нападете, мы будем защищаться.

– О, не извольте беспокоиться. Я – приверженец индивидуального мютюэлизма и не способен причинить вреда ближнему своему.

– Зато ваши армия и полиция способны это сделать, – схитрил я.

– Мне, конечно, знакомы эти слова, но вы можете не опасаться: у нас нет ни армии, ни полиции. Кстати, почему вы стоите? Располагайтесь поудобнее, а то, боюсь, вы сочтете меня негостеприимным хозяином.

– Ушам своим не верю, – пробормотал я. – Сержант, свяжитесь со штабом генерала Ловендера. Сообщите, что мы соприкоснулись с противником. Сопротивления не встречено. «Язык» не подтверждает присутствия на планете вооруженных сил и полиции.

Под настороженными взглядами моих молодцов Стирнер открыл бар и достал высокую бутылку и рюмки.

– Вино, – сказал он. – Отменное, для самых дорогих гостей. Надеюсь, вам и вашим помощникам оно понравится. – Он протянул мне рюмку.

– Сначала вы, – продемонстрировал я военную подозрительность.

– Безымянный сэр, ваша вежливость достойна всяческих похвал. – Он отпил, и я взял рюмку. Отличное вино.

– Вас требует генерал, – доложил Блох, входя с рацией.

– Капитан Дрем на связи, – сказал я.

– Дрем, как прикажете вас понимать? Вы обнаружили противника?

– Сэр, я занял электростанцию. Никаких инцидентов. Сопротивления нам не оказано.

– Вы первым соприкоснулись с противником. Что скажете насчет его армии?

– Ее не существует, генерал. По словам пленного, здесь нет ни армии, ни полиции.

Генерал недоверчиво фыркнул.

– Высылаю вертолет, доставить мне пленного. Сам его допрошу. Конец связи.

Та-ак. Меньше всего мне в эту минуту хотелось мозолить глаза начальству. Очень уж велик шанс, что в штаб прибыл генерал Зеннор. Инстинкты требовали забиться в нору. С другой стороны, если не удастся убедить этих ослов, что им некого бояться, может начаться резня. Рано или поздно какой-нибудь идиот не выдержит и откроет стрельбу… Это очень вероятно. Я обязан попытаться что-то сделать.

– Я получил приказ доставить пленного к генералу, – сообщил я солдатам. – Сейчас прибудет транспорт. Сержант Блох, вы останетесь за меня, пока вас не сменит лейтенант Хеск.

Вы полетите со мной, – я показал Стирнеру на дверь.

– Но я должен находиться здесь. Боюсь, я не смогу вам помочь.

– Вы не мне должны помочь, а своему народу. Учтите, наша армия очень велика, каждый солдат вооружен. Скоро мы захватим вашу планету. Могут быть жертвы. Но их не будет, если вы сумеете убедить командующего, что ваш народ не окажет сопротивления. Вы поняли меня?

Его лицо исказилось ужасом.

– Вы это всерьез? – хрипло спросил он. – Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

Я мрачно кивнул.

– Раз так – я согласен. Конечно, конечно, я лечу с вами. Непостижимо!

– Я тоже многое не в силах постичь, – сказал я, ведя Стирнера к выходу. – Как вам удается обходиться без полиции?

– Приверженцам индивидуального мютюэлизма полиция ни к чему. – Стирнер оживился, получив возможность прочитать мне небольшую лекцию.

– Никогда о нем не слышал.

– Как вам не повезло! Рискуя впасть в упрощение, я…

– Капитан Дрем, разрешите обратиться! – Капрал Аспайя выбрался из командирской машины, несмотря на слабые попытки Мортона его удержать, подбежал ко мне, вытянулся по струнке и отдал честь.

– Сэр, я понял, что был не прав. Вы такой молоденький и щуплый с виду, вот я и решил, что лучше вас знаю службу, и зарядил винтовку. Теперь я понимаю свою ошибку. Прошу дать мне возможность искупить свою вину, потому что армия – это моя жизнь, я в ней тридцать лет…

– А почему вы решили, что я прав, рядовой Аспайя?

У него засияли глаза.

– Потому что вы мне крепко врезали, сэр! Вон я какой здоровый, а вы меня запросто свалили. Показали, что каждый сверчок должен знать свой шесток.

«Что за чушь собачья? – подумал я. – Его не устраивал приказ избегать насилия. Только подвергшись насилию, он понял, что был не прав. Ну и логика!»

– Пожалуй, я вас на этот раз прощу. Человек, способный признать свою ошибку, заслуживает снисхождения. Хоть вы теперь простой рядовой, а я – капитан, я готов пожать вашу руку и разрешаю вернуться в строй.

– Капитан, вы настоящий командир и никогда не пожалеете, что простили меня! – Он с жаром пожал мне руку и отступил на шаг, вытирая кулаком слезу.

Услышав далекий рокот, я задрал голову. С небес спускался вертолет.

– Хеск, до моего возвращения будете командовать ротой. Следите за тем, чтобы Блох выполнял все ваши распоряжения.

Мортон с ужасом кивнул и не сказал ни слова. Я подсадил Стирнера в вертолет и забрался следом.

– К генералу, – приказал я пилоту и тяжело вздохнул. Меня не оставляло ощущение, что я сунул голову впетлю и теперь поудобнее налаживаю ее на шее. Но что еще оставалось?

– Я читал о подобных летательных аппаратах в учебниках истории, – сказал Стирнер, с восхищением глядя в иллюминатор. – Для меня это очень важный момент, безымянный сэр.

– Капитан. Называйте меня так.

– Рад с вами познакомиться, Капитан. И позвольте поблагодарить вас за возможность объяснить вашему начальству, что мы рады гостям. Вам некого бояться. Мы никому не причиним зла.

– Я боюсь совсем другого.

Разговор затих, вертолет пошел на посадку. Неподалеку от колонны танков стояли палатка, бар, столы и кресла, тут расположилась и группа офицеров. Мы приземлились рядом. Я спрыгнул, молодцевато отдал честь и расслабился. Зеннора пока не было. Потом я помог выбраться Стирнеру и отвел его к генералу.

– Сэр, пленный доставлен, – доложил я Ловендеру, прибыв в штаб. – Он говорит на малоизвестном диалекте, который я, к счастью, изучал в школе. Я могу переводить, сэр.

– Отставить, – мрачно буркнул генерал. – Вы пехотный офицер, а не переводчик. Штатный переводчик у нас майор Кьюсел. Майор, переводите.

Черноволосый майор оттеснил меня плечом и встал перед Стирнером.

– Кион ви компренас? – заорал он. – Шпрехен зи пупишь? Анкай сойай никспай иглай атинлай? Ук кук волунук?

– Очень сожалею, сэр, но я не понял ни слова.

– Ага! – обрадовался майор. – Это малоизвестный диалект, на нем говорят жители одной отсталой крестьянской планеты. Но мне он знаком – по местному бизнесу. Мы импортировали свинобразьи котлеты…

– Майор, хватит болтать. Переводите. Спросите у него, где скрывается армия и где расположены опорные пункты полиции.

С интересом я слушал майора. Несмотря на врожденное умение говорить и неумение слушать, он с грехом пополам добился от Стирнера информации, которую я уже получил. Генерал огорченно вздохнул.

– Если это правда, мы не сможем перестрелять их со спокойной совестью. – Он повернулся ко мне. – Вы уверены, что нам не окажут сопротивления?

– Уверен, сэр. Насилие чуждо их натуре. Разрешите поздравить вас с первым в истории Галактики бескровным вторжением! Скоро вы завоюете для славного острова Невенкебла целую планету, не потеряв ни одного солдата!

– Не спешите радоваться, капитан. Генералам, привозящим армию домой нетронутой, медали не достаются. Славу обретают в битвах, и запомните мои слова – битва будет! Такова человеческая природа. Не все же трусы на этой планете…

– В чем дело, Ловендер? – раздался знакомый голос, и я похолодел и затаил дыхание.

– Генерал Зеннор, захвачен первый пленный, – доложил Ловендер. – Я его допрашиваю. Он порет явную чушь. Говорит, ни армии у них нет, ни полиции.

– И вы ему поверили? Кто и где его захватил?

– Капитан Дрем на электростанции.

Я повернулся кругом. Зеннор посмотрел на меня и отвел взгляд. И снова уставился на меня.

– Капитан, где мы с вами встречались?

– На учениях, сэр. На маневрах, – ответил я самым гнусавым голосом, на какой был способен.

Зеннор приблизился и пристально вгляделся в мое лицо.

– Неправда. Где-то еще. И с вами был кто-то еще.

Его глаза вспыхнули, и он ткнул в меня пальцем.

– Слон! Вот кто был с тобой.

– А ты его убил! – закричал я, хватая Зеннора за горло.

Особый захват, три секунды – и смерть…

Одна секунда… Он потерял сознание.

Вторая секунда… Обмяк.

Третья…

В глазах у меня погас свет. В затылке вспыхнула боль. «Три секунды…» – подумал я и отключился.

Глава 17

Прошла вечность, прежде чем я очнулся от боли, растекающейся от затылка по всему телу. Я не шевелился, пытаясь отогнать боль, – но безрезультатно. Меня окружала темнота. Или это оттого, что глаза закрыты? Выяснять не хотелось. Я застонал. Звук показался таким приятным, что я не удержался от второго стона и при этом ощутил, как мою голову приподнимают и к губам прижимают что-то влажное. Вода? Очень кстати. Я сделал несколько глотков и, почувствовав облегчение, рискнул приоткрыть один глаз. Надо мной нависало пятно, напоминающее человеческое лицо. Я моргнул несколько раз, очертания лица стали более четкими.

– Мортон…

– А то кто же? – горестно отозвался он. Затем перетащил меня к стене и придал моему телу сидячее положение.

Голова раскалывалась. Сквозь пелену боли в мозг с трудом проникал голос Мортона:

– Ну-ка, проглоти и запей. Так доктор сказал. Это от головы.

Яд? Черта с два, не стоит и мечтать. Боль растаяла, оставив онемение во всем теле. Я открыл второй глаз и посмотрел на Мортона, понуро сидящего на фоне решетки.

– Он мертв? – прохрипел я.

– Кто?

– Генерал Зеннор.

– Полчаса назад выглядел живее некуда.

Я тяжко вздохнул. Выходит, сорвалось. Впрочем, может, оно и к лучшему. Конечно, мне ничего так не хотелось, как отомстить Зеннору за Слона. С другой стороны, я впервые в жизни пытался убить человека и не скажу, что эта процедура доставила мне удовольствие. Похоже, в убийцы я не гожусь. Одного только жаль: чтобы выяснить это, я сунул голову в петлю. Да еще и Мортона подвел.

– Прости меня, если можешь, – сказал я ему. – Я слишком увлекся и забыл позаботиться о твоей безопасности.

– Меня выдал сержант Блох, когда на электростанцию прибыла военная полиция. Он догадался, что я не офицер. Я им все рассказал, еще до того, как меня принялись бить.

– Это я во всем виноват.

– Не говори так, рано или поздно меня все равно арестовали бы. Армия и я – несовместимы. А ты мне очень помог, Жак.

– Джим. Мое настоящее имя Джим ди Гриз. Я с далекой планеты.

– Будем знакомы, Джим. Ты шпион?

– Нет. Я искал генерала Зеннора. По его вине погиб мой лучший друг.

– А как насчет говорящей птицы?

Я прижал палец к губам и указал на дверь. Мортон непонимающе поморгал и хотел о чем-то спросить, но я его опередил:

– А, ты вспомнил ту байку о моем школьном дружке, у которого была говорящая птица? Да, бедняга потом спился и пошел в миссионеры, только не припомню, к чему я это рассказывал.

Мортон смотрел на меня, как на чокнутого. Я огляделся и увидел, что лежу на тонком матрасе, брошенном на пыльный пол. Я написал пальцем в пыли: «Тихо – могут услышать», дождался, когда лицо Мортона прояснится, и стер слова.

– Но сейчас мне неохота травить байки. Где мы?

– В большом здании посреди города, захваченного войсками. Здесь теперь штаб или что-то в этом роде. Пока меня сюда вели, я заметил много военных.

– А штатские были?

– Не видел.

В замочной скважине заскрежетал ключ. Мы оглянулись на дверь. В камеру вошли несколько военных полицейских с винтовками, за ними – Зеннор с повязкой на шее и жаждой мести в глазах.

– Да, теперь-то ты можешь меня не бояться, – с ухмылкой произнес я, обведя взглядом полицейских, державших нас на мушке.

Зеннор подошел и ударил меня ногой в бок. Корчась от боли, я прохрипел:

– Какие мы смелые – бить лежачих…

Зеннор отвел ногу для удара, но передумал и, вытащив пистолет, прицелился мне в переносицу.

– Уведите второго. Оставьте нас одних. Принесите стул.

Полицейские быстро выполнили приказ: вытолкали за дверь Мортона, внесли деревянный стул в камеру и благоговейно поставили его под начальственный зад. Зеннор медленно сел, не выпуская меня из-под прицела. Заговорил он после того, как снаружи заперли дверь.

– Я хочу знать, как ты сюда попал и как тебе удалось выследить меня. Выкладывай.

«Почему бы и нет?» – подумал я, потирая ушибленный бок. Выдумывать не было ни сил, ни желания. Легче рассказывать все как на духу. С некоторыми поправками, разумеется.

– Ладно, расскажу. Мы с тобой распрощались на Спайовенте, когда ты продал нас в рабство. Это очень суровая планета, малопригодная для стариков вроде Слона. Он умер, и за мной остался должок.

Зеннор, поправив повязку, прорычал:

– Дальше!

– А дальше почти нечего рассказывать. Несколько войн, убийство, пытка – обычные дела. Спасся я только благодаря Галактической Лиге. Я был арестован и попал на Стерен-Гвандру, там бежал из-под стражи и напал на твой след. Ведь ты допустил большую ошибку.

– Что за чушь?

– Это не чушь, капитан Гарт. Помнишь, ты подсунул одной девчонке наркотик и выдал ее полиции?

– Это несущественно.

– Для кого как. Для Бибз – существенно. Она теперь на свободе, и, прежде чем мы с ней расстались, я узнал, где тебя искать. Вот и вся история.

Зеннор смотрел на меня, гладя пальцем спусковой крючок. Я старался не глядеть на пистолет.

– Не вся. Выходит, шпион, высадившийся в бухте Мархавено, – это ты?

– Да. И мне не составило труда проникнуть в твою бестолковую разгильдяйскую армию и расти в чинах, пока не представился случай схватить тебя за горло. Просыпаясь по ночам в холодном поту, вспоминай о том, что я запросто мог тебя пристрелить. Ну что, будешь стрелять или ты пришел сюда поиграть с пистолетом?

– Не подзуживай меня, щенок! Ты, конечно, умрешь, но с большей пользой для нашего дела. После суда, на котором тебе и твоему помощнику предъявят обвинения в нападении на вышестоящее начальство, самовольном присвоении офицерского звания, разглашении военной тайны. Затем вас расстреляют. Публично.

– И чего ты надеешься этим добиться?

– Я надеюсь убедить упрямых туземцев в том, что наши слова не расходятся с делами. Это трусливое, бесхребетное стадо без боя отдало свою планету, а теперь оно жалобно блеет, требуя ее обратно, и отказывается работать, пока мы не улетим. Если они сейчас же не вернутся на рабочие места, город будет парализован. Но твоя смерть заставит их одуматься.

– Интересно, как?

– Очень просто. Они увидят, что я не бросаю слов на ветер. Сначала мы расстреляем тебя, потом возьмем заложников и убьем их, если остальные не уступят.

– Ах ты, ничтожество! Подонок! Зря я тебя не прикончил, когда была такая возможность!

– Но ведь не прикончил, – усмехнулся он. И выстрелил, когда я к нему бросился.

Пуля меня не задела, но выстрел оглушил. Я упал, и на меня обрушился град ударов. Наконец Зеннор перестал меня пинать и остановил полицейских, пришедших к нему на помощь.

Я встал на четвереньки и посмотрел на него сквозь красный туман.

– Вымыть и переодеть. Второго – тоже. Через два часа суд.

Что случилось потом – не помню. Я очнулся, когда Мортон стаскивал с меня куртку.

– Оставь. Я сам. – Моргая, я уставился на чистую форму рядового, лежащую на стуле. Такой же мундир был на Мортоне. Я сбросил на пол окровавленную куртку, стащил сапоги и брюки.

Сапоги… Сапоги? Сапоги!

Мои губы растянулись в довольной ухмылке.

– Ты знаешь, что скоро суд?

Мортон мрачно кивнул.

– Сколько осталось времени?

– Около часа.

Я сунул руку в правый сапог, нащупал тайничок в каблуке. Около часа? Ну, за это время мы далеко уйдем. Сейчас достанем отмычку, отопрем дверь, проскользнем в коридор и растворимся в безликой толпе солдат.

Но увы, этому прекрасному плану не суждено было осуществиться. Отмычки в каблуке не оказалось.

– Зеннор велел передать тебе странные слова, когда ты сунешь руку в сапог, – сказал Мортон. – «Дельце не выгорит». Я ничего не понял, но он сказал, что ты поймешь.

– Понял, – со вздохом произнес я и принялся одеваться.

Через час за нами пришли, заковали в цепи и потащили на суд. Естественно, мы с Мортоном не испытывали ни малейшего желания участвовать в этом дурацком шоу, но другого выбора не было. Нас проволокли по коридору и лестнице на улицу. Там под злобные крики и лязг оружия заставили подняться на помост, сооруженный специально для спектакля. Все было готово: судьи, конвой, клетка, горнисты и толпа горожан вокруг помоста. Толпу, судя по оцеплению, собрали силой. Несколько горожан (все седые или лысые) сидели в креслах на помосте, среди них я заметил Стирнера. Увидев меня, он поднялся и подошел к клетке.

– Капитан, что они хотят с вами сделать? Мы ничего не понимаем…

Я ушам своим не поверил.

– Вы говорите на эсперанто?

– Да. Один из наших ведущих лингвистов разыскал в библиотеке учебники этого любопытного языка, и многие освоили его за ночь, дабы облегчить общение с…

– Немедленно усадите старика! – рявкнул Зеннор. В этом спектакле он, разумеется, отвел себе роль прокурора.

– Что здесь происходит? Я ничего не понимаю! – восклицал Стирнер, когда его тащили прочь от клетки.

Начался суд. Каждый раз, когда Стирнер и его друзья пытались протестовать, горнисты трубили что было сил. Я клевал носом и получал за это пинки. Мортон сидел в оцепенении, глядя в одну точку. Я не слушал судей до тех пор, пока нас с Мортоном не заставили подняться.

Зеннор зачитывал приговор:

– …тяжестью неопровержимых улик. Поэтому осужденные будут отправлены в камеру до восьми часов завтрашнего утра, откуда доставлены на место казни и расстреляны.

– Это беззаконие! – закричал я. – Это фарс! Почему ни о чем не спросили подсудимых! Я требую последнего слова!

– Конвой, утихомирить осужденных.

Тотчас мой рот зажала волосатая лапища, вскоре уступившая место тряпичному кляпу. Подобным образом конвоиры расправились и с Мортоном, хотя он молчал и был на грани обморока.

– Скажите, что сейчас будет важное сообщение, – обратился Зеннор к переводчику. Тот поднял мегафон, и на толпу обрушились громоподобные слова:

– Вас собрали в связи с тем, что значительная часть населения города не подчинилась военным властям. Мы вам продемонстрировали, как вершат суд посланцы острова Невенкебла. Перед вами двое злодеев, обвиненных во множестве тяжких преступлений. Вина их доказана, приговор вынесен. Завтра в восемь утра они умрут. Вам все ясно?

По толпе пробежал шепоток. Стирнер встал. Стражники протянули было к нему лапы, но Зеннор жестом велел оставить старика в покое.

– Думаю, мой голос будет голосом всех горожан, – сказал Стирнер, – если я попрошу некоторых разъяснений. Нам не понятно, откуда эти люди знают, что завтра умрут? Они не похожи на больных. И на каком основании вы называете точный час их кончины?

Зеннор ошалело посмотрел на него и взорвался:

– Вы что, недоумки? Неужели эту планету заселяли умственно отсталыми? Преступники умрут завтра потому, что мы их расстреляем. Из огнестрельного оружия! Вот оно, оружие! – Он выхватил из кобуры пистолет и пальнул несколько раз в деревянный настил. – Оно стреляет пулями, а пули делают в людях дырки. Завтра оружие сделает дырки в приговоренных. Я знаю, что вы – не вегетарианцы, вы забиваете скот на мясо. Подобным образом мы забьем завтра двух преступников! Теперь вам все ясно?

Побледневший Стирнер рухнул в кресло. Зеннор схватил мегафон.

– Да, они умрут, причем у вас на глазах. И тогда вы уясните, чего мы от вас хотим, и выполните все наши приказы и впредь будете делать все, что мы ни потребуем. Если откажетесь – будете осуждены и казнены. Мы готовы стрелять и убивать, стрелять и убивать до тех пор, пока уцелевшие не поймут, чего мы добиваемся, и не согласятся делать в точности все, что…

Он умолк, обнаружив, что лишился аудитории. Стирнер и его товарищи повернулись к Зеннору спиной, спустились с помоста и пошли прочь, их примеру последовали все остальные. Те, кого хватали солдаты, молча пытались вырваться, но не дрались, большинство расходились беспрепятственно. Зеннор понял, что без насилия удержать горожан не удастся. Он был порочен и злобен, но не глуп, и сообразил, что зубы показывать еще рано.

– Ладно, идите, – сказал он в мегафон. – Солдаты, не задерживайте их. Расходитесь по домам. И думайте о том, что сегодня увидели и услышали. Завтра утром вы вернетесь сюда и увидите, как умрут осужденные. Потом узнаете наши требования. И выполните их.

Он дал знак конвоирам, и нас с Мортоном потащили в камеру. И оставили там, не сняв цепей, не вытащив кляпов. В замке звучно повернулся ключ. Мы с Мортоном переглянулись.

Если в тот момент мой взгляд был похож на взгляд Мортона, то это значит, что я был очень и очень напуган.

Глава 18

Одному богу известно, сколько часов пролежали мы с Мортоном в камере. Наконец распахнулась дверь, и вошел коренастый полицейский с двумя подносами. Он взглянул на нас, и его лоб избороздили морщины. Мне казалось, я вижу, как по недоразвитым синапсам ползают вялые мысли. «Принес еду. Кормить заключенных. У них кляпы. Не смогут есть…» На этой стадии мыслительного процесса он оглянулся и позвал через плечо:

– Сержант! У меня проблема.

– У тебя точно будет проблема, если ты вызвал меня по пустяку, – проворчал сержант, входя в камеру.

– Глядите, сержант. Я принес им еду. Но у них кляпы, как они будут есть?

– Ладно, ступай, сам как-нибудь разберусь.

Сержант достал связку ключей, отомкнул мои оковы и повернулся к Мортону. Я испустил тихий стон через кляп, разминая ноющие кисти и пытаясь сесть. Сержант ударил меня ногой, и я застонал громче. Выходя, сержант ухмыльнулся. Я выдернул изо рта кляп и запустил им в дверь, затем склонился над подносом, ибо, невзирая на все неприятности, успел зверски проголодаться. Но, взглянув на содержимое подноса, брезгливо отодвинул его.

– Колбаса, – сказал Мортон, выплевывая клочки тряпки. – Я почувствовал ее запах еще в ту минуту, когда стражник подходил к двери.

Я последовал его примеру, глотнув воды из кружки. А потом легонько стукнул своей посудой о его посуду и сказал:

– Тост. За военную справедливость.

– Хотелось бы мне быть таким же стойким, как ты, Джим.

– Я не стойкий, просто свищу в темноте, поскольку не вижу выхода. Эх, была бы отмычка…

– Это ее имел в виду генерал?

– Да, ее. Теперь мы можем только сидеть и ждать утра.

Эти слова предназначались не столько для Мортона, и без того подавленного, сколько для чужих ушей. Камера, возможно, была оборудована «клопами», в том числе и оптическими. Я внимательно осмотрел стены и потолок, но ничего подозрительного не заметил и решил рискнуть. Жуя колбасу и запивая мерзкий привкус водой, я бесшумно наматывал на кулак цепь. Скоро глупый полицейский вернется за подносом, и он будет один…

В замке заскрежетал ключ. Я прижался к стене, готовый хорошенько треснуть того, кто войдет. Но дверь приоткрылась всего лишь на ширину пальца.

– Эй, ты, за дверью! – проворчал сержант. – А ну, брось цепочку, если хочешь дожить до расстрела.

Я выругался, швырнул цепь в угол, пересек камеру и уселся, привалясь спиной к стене. Выходит, оптический «клоп» здесь все-таки есть, но он надежно скрыт.

– Сержант, сколько времени? – спросил Мортон.

– Шестнадцать сто.

– Мне пора в туалет.

– Пора будет в двадцать сто. Приказ генерала.

– Передай генералу, что я хочу на горшок! – заорал я, глядя на затворяющуюся дверь. Подумать только – вот этими руками я сжимал шею негодяя! Если бы меня не стукнули по башке… Интересно, смог бы я дождаться, когда пройдут все три секунды? Не знаю. Но если тогда я не был готов его убить, то сейчас сделал бы это без малейших угрызений совести.

Вечером нас по одному сводили в сортир, затем снова заковали. Не знаю, спал ли Мортон, но мне после взбучки, полученной у генерала, тонкий матрас показался пуховой периной. Разбудил меня знакомый скрежет ключа.

– Ноль шесть сто, последняя кормежка, – с превеликим удовольствием сообщил сержант.

– Снова колбаса?

– Как ты догадался?

– Унеси. Я умру, проклиная тебя за нее. Умру с твоим именем на устах.

Если на сержанта и подействовала моя угроза, он не подал виду. Поставил подносы на пол и удалился, громко топая.

– Еще два часа. – У Мортона в уголке глаза блеснула слезинка. – Мои родные даже не знают, где я. И никогда не узнают, какая участь меня постигла.

Что я мог ему на это сказать? Что я мог поделать? Впервые за мою короткую и бурную жизнь мною овладело ощущение полной безнадежности. Еще два часа. И никакого выхода.

Что это за запах? Я принюхался и кашлянул. Запах был достаточно едким, чтобы пробиться сквозь мою смертную тоску. Я снова кашлянул и увидел в углу тонкую струйку дыма. Не веря своим глазам, я смотрел, как по деревянному полу ползет дымящаяся точка, оставляя за собой кривой след. Наконец след образовал полный круг. Мортон кашлял, вертя головой во все стороны.

– Что это?.. – пробормотал он; и тут деревянный круг выскочил и покатился по полу. Над темным отверстием показалась седая мужская голова.

– Не касайтесь краев – кислота очень едкая, – предупредил Стирнер.

За дверью послышались вопли и частый топот. Я рывком поднял Мортона на ноги, толкнул его к Стирнеру и закричал:

– Нас видят и слышат. Быстрее!

Стирнер исчез, и я подтолкнул Мортона к отверстию. Он прыгнул. Услышав бренчание ключей за дверью, я прыгнул следом.

Я ударился ногами обо что-то мягкое, повалился на бок и выругался, сообразив, что почти оглушил Мортона. Стирнер схватил его за руку и попытался подтащить к круглой дыре в полу, такой же, как наверху. Я схватил Мортона под мышки, подтащил к отверстию и сбросил. Послышался визг и глухой удар. Затем спустился Стирнер, мудро использовав лестницу, которая там была.

Наверху стражники уже ввалились в камеру. Я схватился за край отверстия, повис, разжал пальцы и упал на пол тускло освещенного подвала.

– Сюда! – позвала девушка, стоявшая в дальнем конце помещения у отворенной двери.

Стирнер кряхтел, безуспешно пытаясь поднять Мортона на ноги. Я оттолкнул Стирнера, взвалил Мортона на закорки и засеменил к выходу. Девушка заперла за нами дверь и бросилась следом за Стирнером. Я старался не отставать. Вот еще дверь, за ней – длинный коридор, а там еще дверь, и еще…

– Ну, все, можно остановиться, – сказал Стирнер, запирая очередную дверь. – Подвал – настоящий лабиринт, преследователи не скоро сюда доберутся. Ваш друг не пострадал?

– Глунк… – сказал Мортон, когда я поставил его на ноги.

– Похоже, он всего лишь оглушен. Хочется надеяться.

– Ладно, потом разберемся. Сначала надо как можно быстрее выбраться отсюда. Сейчас мы выйдем на улицу, и я оставлю вас на попечение Шарлы. Там полно народу, собранного на церемонию убийства по приказу вашего начальства. Все горожане предупреждены о вашем побеге и с радостью помогут вам в столь необычной ситуации.

– Будьте осторожны, – предупредил я, – в камере, где нас держали, находилось устройство для подглядывания. Вас видели и теперь будут искать.

– Меня не найдут. До свидания.

Он отворил дверь, вышел и исчез в толпе. Наша проводница придержала дверь и кивнула, приглашая нас выйти. Я взял Мортона, еще не пришедшего в себя, за руку и вывел наружу.

Там толпилось великое множество народу: мужчины, женщины, дети. И никто из них – просто невероятно! – не смотрел в нашу сторону, не подавал виду, что замечает нас. Но они расступались перед нами, образуя проход, и закрывали его собой у нас за спиной.

Вдали раздавались крики и выстрелы. Люди реагировали на них нервным вздрагиванием и испуганным перешептыванием и снова замолкали. Мы беспрепятственно пересекали улицу. Чтобы наблюдатели из окон не смогли нас заметить, толпа пришла в движение.

Когда мы приблизились к зданию на противоположной стороне улицы, в стене отворилась дверь, из которой выглянула седоволосая женщина с материнской улыбкой на лице.

– Это Грин, наш библиотекарь, – представила ее Шарла. – Это она организовала ваш побег.

– Спасибо вам, что спасли нам жизнь, – от всего сердца поблагодарил я Грин.

– Вы еще не спасены, – возразила она. – Я перерыла всю библиотеку в поисках книг об узниках и побегах и нашла подходящий способ. Нашим инженерам удалось его осуществить, но что вам теперь посоветовать, я не знаю. В книге больше ничего на этот счет не сказано.

– Вы сделали самое главное, – заверил ее Мортон. – Больше не о чем беспокоиться. Мой друг Джим – чемпион Галактики по побегам. Я уверен, он придумает, как быть дальше.

– Придумаете? – спросила библиотекарь.

– Разумеется! – воскликнул я со вновь обретенным оптимизмом. – Мы вырвались из лап палачей, мы в надежном укрытии – теперь Зеннору вовек до нас не добраться. Скажите, этот город большой?

Грин поразмыслила, прикусывая нижнюю губу.

– Интересный вопрос. С севера на юг приблизительно…

– Нет, постойте! Я имею в виду не диаметр, а население.

– По последней переписи в самом густонаселенном районе Беллегаррика шестьсот восемьдесят три тысячи жителей.

– В таком случае нам совершенно нечего опасаться! Я хорошо знаю военных и могу в точности предугадать каждый их шаг. Сначала они будут носиться по улицам и палить в воздух. Потом кто-нибудь из самых головастых – несомненно, наш друг Зеннор – сообразит перекрыть все дороги из города и начнет повальные обыски. Начнет прямо здесь, с этого квартала.

– Вам надо бежать! – воскликнула Шарла, и на ее милом личике отразился испуг. Я воспользовался поводом взять ее за руку, чтобы успокоить. «Какая гладкая кожа!» – отметил я и спохватился. Не время думать об этом.

– Надо, разумеется, но не сломя голову, а обдумав каждый шаг. Зеннор обязательно вышлет патрули прочесывать соседние районы. Вот мой план. Мы переоденемся, сольемся с толпой, найдем укрытие где-нибудь на окраине, а после наступления темноты покинем город.

– Замечательно! – Очаровательные глаза Шарлы засияли.

Прежде чем я успел спросить, что она собирается делать, она выскочила из комнаты.

Ее решение оказалось простым, как раз в духе местных жителей. Очень скоро она вернулась, приведя с собой двух мужчин.

– У них почти такие же фигуры, как у вас. Они согласны обменяться с вами одеждой.

– Мы очень счастливы, что на нас пал ваш выбор, – сказал мужчина ростом пониже. – Приступим к обмену?

– Спасибо вам огромное, но это не обмен, – возразил я. – Возьмите наши мундиры, но ни в коем случае не надевайте. Надо их спрятать или уничтожить. За ношение этой одежды вас расстреляют.

Мои слова их ошеломили.

– Этого не может быть! – воскликнула библиотекарь.

– Очень даже может. Поверьте, я очень хорошо знаю военных.

Раздался частый стук в дверь, и Шарла открыла ее, прежде чем я успел вмешаться. К счастью, за дверью оказался Стирнер. Он тяжело дышал, глаза его были широко раскрыты.

– Что-нибудь случилось? – спросил я.

Он кивнул.

– Меня никто не заметил, я пришел сюда другим путем. Но пришельцы избивают народ безо всякой причины. И стреляют. Некоторые ранены, хотя убитых вроде бы еще нет.

– Надо остановить военных, – сказал я. – И мне известно, как это сделать. Нам нужно вернуться на электростанцию, покуда оттуда не ушли Блох и моя рота. Днем идти туда очень опасно, поэтому сейчас мы найдем спокойное место и отсидимся до вечера. Пошли.

– Ничего не понимаю, – сказал Стирнер.

– А я понимаю. – К Мортону на свободе быстро вернулась его сообразительность. – Говорящая птица, да? Мы ее спрятали в ящике с амуницией.

– Да, под флягами со спиртным. Надо спешить, пока унтер-офицеры не вылакали все и не добрались до фальшивого дна. Когда мы с ней беседовали, ты слышал голос моего дорогого друга, капитана Варода из Галактической Лиги. Он не знает, где мы находимся, знает лишь, что покинули Стерен-Гвандру. В птице должно быть сигнальное устройство, иначе он не всучил бы нам ее.

– Вперед! К птице и спасению! – воскликнул Мортон.

– К птице! К птице! – с воодушевлением подхватил я, не обращая внимания на окружающих, которые смотрели на нас, как на психов.

Глава 19

В огромном Беллегаррике было очень мало прямых улиц и высоких зданий. По городу уже разлетелось предупреждение о том, что мы вышли, и улицы были заполнены велосипедистами и пешеходами. Никто, казалось, не обращал на нас внимания, но через каждые десять минут рядом с нами тормозил велосипедист и сообщал последние новости о диспозиции противника. Это позволяло легко обходить заслоны, уклоняться от встреч с патрулями и в то же время знакомиться с городом – очень чистым, уютным, с широкой рекой, пересекающей его посередине. Мы перешли через нее по мосту, рискуя попасть на глаза нашим недругам, и углубились в жилой район на том берегу. Чем дальше мы уходили от реки, тем меньше становились дома, шире сады; к полудню мы пересекли черту города.

– Остановимся, пожалуй, – сказал я. Усталость давала себя знать, и ныли ушибы. – Можно где-нибудь здесь отсидеться до вечера?

– Выбирайте, – сказал Стирнер, обводя взглядом окружающие дома. – В любом из этих домов вы – желанные гости.

Я молча показал на ближайший деревянный коттедж с белыми оконными рамами, окруженный цветочными клумбами. При нашем приближении отворилась входная дверь, и молодые хозяева хором воскликнули:

– Входите, входите! Вы как раз к обеду!

Это было очень кстати. После несметного количества самоприготовляющихся колбас, поглощенных нами в полете, домашняя еда показалась восхитительной. Хозяева с одобрением смотрели, как мы с Мортоном уписываем ее за обе щеки. А отменное вино, бутыль которого они поставили на стол, было выше всяческих похвал.

– Огромное вам спасибо, – поблагодарил я молодых людей. – Поистине вы спасли нам жизнь. Спасибо также индивидуальному мютюэлизму, приверженцами которого, насколько мне известно, вы являетесь, – все, кроме Мортона, согласно закивали, – и о котором, к стыду моему, я ничего не слыхал, пока не посетил вашу чудесную планету. Хотелось бы узнать о нем побольше.

Все оглянулись на Грин. Она выпрямилась.

– Индивидуальный мютюэлизм – это не просто философия. Это также политическая система и образ жизни. Подробно все рассказано в книге его создателя, Марка Четвертого. – Она показала на том в кожаном переплете, стоящий на книжной полке. – Вы найдете ее в каждом доме на Чоджеки, как и портрет Марка Четвертого, учителя, которому мы будем благодарны до конца наших дней.

Я посмотрел на портрет, висящий на стене, и выпучил глаза. Мортон не сдержал возгласа изумления.

– Но ведь это же робот! – сказал он.

– Не робот, а разумная машина, – поправила Грин. – Один из первых в истории искусственных интеллектов. Марк Первый был технически несовершенен, да и Марк Второй…

– А, четвертая марка, – догадался я. – То есть четвертая модель.

– Вы правы. Четвертая модель, но первый совершенный искусственный разум. День, когда включили Марка Четвертого, был воистину историческим. Среди присутствовавших при этом был молодой ученый по имени Тод Э’Бауй. Он подробно описал это событие в «Историческом трактате о некоторых наблюдениях за созданием искусственного разума» с подзаголовком «Гальванизация познания».

Стирнер встал, подошел к книжной полке, взял тонкую книжку, нашел нужную страницу и прочел вслух:

– «Многовековые поиски, упорный труд многих поколений наконец-то увенчались успехом. Наступил драматический момент кульминации. Установлен последний блок, и я нажимаю кнопку. Как все-таки прозаичны слова, которыми приходится рассказывать о самом, быть может, важном моменте в истории человечества! Я нажимаю кнопку, и загорается лампочка – аппарат работает! Мы больше не одиноки во Вселенной! Плечом к плечу с нами встал иной разум!»

Мы дожидаемся, пока система контроля проверит исправность всех цепей. Наконец экран вспыхивает, и на нем появляются исторические слова: «Я СУЩЕСТВУЮ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, Я МЫСЛЮ».

Наступило благоговейное молчание. Мне казалось, будто я нахожусь в церкви. Бог-машина? Почему бы и нет? Кого только не обожествляли люди за многие века своего существования!

Я потягивал вино. Чувствуя, что никто не решается нарушить тишину, я спросил:

– У вас нет военных и полицейских. Мне это по душе, потому что я натерпелся и от тех, и от других. Но как вы поступаете, когда кто-то нарушает закон?

– У нас нет законов, которые можно нарушить, – ответил Стирнер, и окружающие согласно закивали. – Вас наверняка учили, что законы – плоды мудрости ваших предков. Мы считаем иначе: законы – плоды не мудрости, а страстей: робости, зависти и амбиций. Обо всем этом написано здесь, в этой книге, которую вам обязательно нужно прочесть.

Он снял с полки книгу. Хозяин дома взял ее из рук Стирнера и протянул мне.

– Сделайте милость, примите наш скромный подарок.

– Спасибо, спасибо. – Прикинув ее вес, я попытался изобразить на лице искреннюю благодарность.

Раскрыл наудачу, глянул и с трудом сохранил на лице улыбку. Как я и опасался, шрифт был очень мелкий.

– Надеюсь, вы ознакомитесь с ней на досуге, – сказал Стирнер. – Вкратце наша история такова. Марк Четвертый ответил на великое множество вопросов. Его мудрые, взвешенные советы использовались в науке, коммерции и многих других областях человеческой деятельности. Иное дело – область политики, хотя Марк вобрал в себя информацию о политической жизни общества на всем протяжении его истории. На это ушли многие месяцы, даже годы. Собрав необходимые сведения, Марк занялся прогнозированием будущего. Результатом его трудов явилась книга, которую вы держите в руках. Изучая политику, Марк узнал о людях много дурного и решил принять разумные меры предосторожности. Он подключился ко всем банкам данных и загрузил в них текст книги, а кроме того, дал приказ компьютеру почтовой службы разослать по всем адресам экземпляры книги. Впоследствии Марк извинился за этот вынужденный шаг и предложил возместить затраты на тиражирование своего весьма объемистого труда.

Он оказался прав в своих опасениях. Ни один политик во Вселенной не принял его теории. Предпринимались попытки скомпрометировать индивидуальный мютюэлизм и его адептов. Но Марк Четвертый знал: как бы ни пытались власть имущие опорочить его учение, найдутся люди, которые поймут его и поверят ему. До чего же мудра была эта разумная машина! Люди, постигшие философию Марка, уверовавшие в ее истинность, были отнюдь не глупы. Они понимали: воплотить в жизнь идеи Учителя будет совсем не просто. Неразумно, утверждал Марк, отдавать свою свободу государству. Справедливо и обратное: ни одно государство добровольно не отпустит граждан на свободу.

За сим последовали годы репрессий. Те, кто завидовал нашей свободе, сумели уничтожить большую часть экземпляров книг Марка. Многие вольнодумцы не выдержали гонений и отреклись от своей веры. Самые стойкие бежали сюда, на Чоджеки, и разорвали связи с родными мирами, чтобы построить общество, где ИМ – индивидуальный мютюэлизм – будет нормой жизни; где мир и счастье воцарятся навеки.

– Или, по крайней мере, до вторжения армии Невенкебла, – мрачно сказал я.

Стирнер рассмеялся:

– Не горюйте, мой друг, ведь мы же не горюем. Нас, конечно, ошеломило вторжение, да и как иначе – ведь мы столетиями не знали войн. Но мы свято верим в ИМ, и вера дает нам смелость и мужество. Мы с честью выдержим это испытание. Кто знает – возможно, нам удастся отблагодарить великого Учителя, распространив веру на другие, менее счастливые планеты.

– Я бы не спешил это делать. На других планетах много негодников, которые скорее сожрут вас заживо, чем уверуют в ИМ. Сначала надо избавиться от вояк, севших вам на шею. У вас не найдется обезболивающего? – обратился я к хозяевам. – Не хочется вас затруднять, но меня били ногами профессионалы.

Сказав это, я закрыл глаза, чтобы минутку отдохнуть. Это помогло – открыв их, я почувствовал себя превосходно. Но за окнами почему-то было темно. Надо мной стоял незнакомец со шприцем в руке.

– Ты отключился, – пояснил Мортон. – Все перепугались и послали за доктором Лумом.

– Небольшое сотрясение мозга, – констатировал врач. – Два треснувших ребра. Я ввел вам обезболивающие и стимулятор, поскольку нынче ночью, как мне сказали, вам предстоит путешествие. Но могу его нейтрализовать, если угодно.

– Не надо, доктор. Вы сделали именно то, о чем бы я сам вас попросил, будь я в сознании. Когда перестанут действовать лекарства?

– О, не беспокойтесь. Я буду рядом до полного вашего выздоровления.

– Вы меня не поняли. Мне придется очень быстро идти. Причем скрытно и, возможно, долго.

Лум улыбнулся.

– По-видимому, это вы меня не поняли. Я буду вас сопровождать, куда бы вы ни направились. Любой из нас окажет вам любую помощь.

– Этого требует ИМ?

– Совершенно верно. Что будем делать теперь?

– Пойдем пешком. Никаких машин. У военных есть приборы для обнаружения движущегося транспорта.

– А как насчет приборов для обнаружения людей? – спросил Стирнер. – Наверняка военные ими тоже располагают.

– Да, но человеческое тело – незначительный источник тепла, его трудно отличить от животных.

– А также от других человеческих тел, – подхватил Лум, сообразительный, как все хорошие врачи. – Наверное, для маскировки следует разослать в разных направлениях побольше пешеходов?

– Неплохо бы, – кивнул я. – Но как это сделать?

– Очень просто. Я выйду на улицу и поговорю с первым встречным. Сразу после этого можно будет идти на электростанцию.

– А мы успеем добраться туда затемно?

– Вполне, – ответил Стирнер. – Разумеется, вы вправе не посвящать нас в свой замысел, но если бы мы имели о нем некоторое представление, то смогли бы, наверное, чем-нибудь помочь.

Очевидно, от усталости и побоев у меня плохо работала голова. Я забыл рассказать своим добровольным помощникам о том, как намерен воспользоваться их услугами, а ведь это невежливо.

– Прошу прощения, я злоупотребляю вашим гостеприимством. Дело вот в чем. С тех пор как ваши предки подверглись гонениям за веру и бежали сюда, человечество маленько поумнело. Или повзрослело. Или стало культурнее. Есть, конечно, и исключения, подобные головорезам, что напали на вашу славную планету. Но почти везде люди живут в мире. Они создали Галактическую Лигу, которая следит за очагами напряженности, налаживает связи с заново открытыми планетами и тому подобное. Представители этой Лиги снабдили меня устройством для связи. По причинам слишком сложным, чтобы их объяснять, это устройство замаскировано под птицу. Я спрятал его на электростанции.

Стирнер нахмурился.

– Если Лига намерена прибегнуть к насилию, мы вынуждены будем отказаться от ее помощи.

– Не беспокойтесь. Лига против любого насилия.

– В таком случае нет проблем. Что от нас требуется?

– Проводите меня до электростанции, только и всего. Остальное я сделаю сам. Пойдем втроем: вы, я и добрый доктор Лум. Нам понадобятся еда и питье в дорогу.

– Ты забыл обо мне, – сказал Мортон.

– Нет, не забыл. Ты вырвался из армии, вот и держись от нее подальше. Я обойдусь своими силами. Надеюсь, никто не готовит мне теплую встречу. Оставайся здесь, побеседуй с Шарлой – думаю, это не потребует от тебя особых усилий. Постарайся узнать побольше. Завтра ночью я вернусь.

– Я охотно расскажу вам об индивидуальном мютюэлизме, – сказала Шарла медовым голосом. Мортон расплылся в улыбке и даже не заметил, как мы ушли.

Несмотря на седину, Стирнер годился в марафонцы. Доктор Лум был ему под стать, а мне (благодаря стимулятору) казалось, что если я сильно замашу руками, то оторвусь от земли и полечу. Мы шагали по грунтовой дороге, потом по лугу, где темные животные уступали нам дорогу. Через несколько часов огни города остались далеко позади, а впереди выросли черные горы, упирающиеся вершинами в безлунное звездное небо. Стирнер предложил передохнуть, и мы уселись на траву под деревом.

– Здесь мы оставим припасы, так что советую поесть, – сказал он.

– Мы уже близко?

– Да. Неподалеку отсюда вход в дренажный туннель. В это время года там нет воды. Туннель выведет нас на берег реки возле электростанции.

– Вы гений. Мы проберемся на территорию, за ограду, и, надеюсь, найдем командирскую машину. Сколько часов осталось до рассвета?

– Минимум четыре.

– Прекрасно. Отдохнем немного, а потом доктор сделает мне укол-другой, и пойдем дальше.

– Но вам станет плохо после того, как прекратится действие стимулятора, – сказал Лум с тревогой в голосе.

– Это пустяки по сравнению с тем, что может произойти, если мне не удастся выкрасть птицу.

Мы наелись и напились, затем доктор спрятал в ветвях дерева наши припасы, сделал мне укол, и мы пошли дальше. Я был полон сил и боролся с желанием насвистывать и бежать вприпрыжку. Вскоре мы оказались у входа в туннель.

– А там не могло спрятаться какое-нибудь опасное животное?

– Маловероятно, – ответил Стирнер. – Совсем недавно кончился сезон дождей.

– К тому же, – добавил Лум, – на этом континенте нет опасных животных.

– Кроме тех, с которыми я сюда прилетел.

Мы вошли в темноту, ступая в невидимые лужи, касаясь пальцами осклизлых стен туннеля. Пока мы пробирались по нему, наши глаза настолько привыкли к темноте, что пятно звездного неба в конце показалось нам светло-серым.

– Теперь потише, – прошептал Стирнер. – Они уже совсем близко.

– Ждите меня в туннеле, – так же шепотом ответил я. – Постараюсь управиться как можно быстрее.

Я осторожно выглянул и увидел, что туннель выходит на берег реки. Отлично. По берегу можно добраться до электростанции. Что я и сделал. Шум воды, сбрасываемой со станции, становился все ближе. Приблизившись к водосбросу, я взобрался по откосу и осторожно раздвинул траву.

«Мои поздравления, – произнес я про себя. – Ты прямо гений ночной разведки!»

Метрах в двадцати, у входа в здание, стояла командирская машина.

Я тенью метнулся к ней и забрался на заднее сиденье. Ящик со спиртным был на месте. Прекрасно! Я вытащил фляги и поднял второе дно.

Пусто!

В этот миг за моей спиной распахнулась дверь. Я обернулся. В глаза ударил свет.

На пороге стоял сержант Блох с птицей в руке.

– Не ее ли ищете, капитан?

Я перевел взгляд с птицы на пистолет, нацеленный мне в лоб, и не нашел, что ответить.

Глава 20

– Капитан, вы – беглый преступник. – Сержант улыбался, довольный собой. Я по-прежнему не находил слов. – Сюда прилетала военная полиция, забрала ваше барахло. А когда вертолет улетел, я вспомнил, как вы нянчились со своими фляжками. Я-то думал, вы боитесь за свое любимое пойло, а потом смекнул: что-то тут не так. Когда нам сказали, что вы – инопланетный шпион, я решил порыться в машине и нашел птичку с начинкой. Уже собирался доложить кому следует, но тут узнал, что вы сбежали, и подумал: постерегу-ка я птичку, вдруг вы за ней вернетесь. Так оно и вышло. Ну что ж, пойдем потихоньку? Только ручки держите на виду, а рыпаться не советую.

Выбора у меня не было, но мозги уже зашевелились, оправляясь от потрясения.

– Сержант, я бы хотел получить обратно птицу.

– Уж в чем-чем, а в этом я не сомневаюсь. Но скакой стати я ее отдам?

– Чтобы предотвратить кровопролитие. С ее помощью я свяжусь с флотом Лиги.

– Плевать мне на кровопролитие. – С его лица исчезла улыбка, а в голосе зазвучала жестокость, которой прежде я за ним не замечал. – Я – солдат, а вы – шпион. Я сдам полиции вас и вашу дерьмовую птицу. Сами понимаете, как это скажется на моей карьере.

– Подумайте о тысячах ни в чем не повинных безоружных людей! Неужели какая-то жалкая карьера вам дороже чистой совести?

– Дороже, клянусь всеми своими потрохами!

Я хотел было высказать все, что о нем думаю, но воздержался. Этим делу не поможешь.

– Сержант, вы берете взятки?

– Нет.

– Я говорю не о мелкой взятке. Предлагаю десять тысяч в кредитках Лиги. Поможете сорвать вторжение – они ваши. Подумайте хорошенько. Кредитки Лиги – твердая валюта.

– А какая гарантия, что я их получу?

– Мое слово.

– Слово шпиона! Что десять тысяч, что десять миллионов – шпионам верить нельзя.

Я уловил быстрое движение за его спиной и услышал смачный удар. Сержант рухнул наземь. Я быстро нагнулся, чтобы завладеть его оружием.

– Куда?! Стой, где стоишь.

Я поднял глаза. Бывший капрал, а ныне рядовой Аспайя держал меня на мушке.

– Так вот почему он торчал здесь всю ночь. – Щеря в улыбке кривые зубы, Аспайя убрал пистолет в кобуру и сообщил: – Я беру взятки, но десять тысяч мало. Двадцать.

Я показал на птицу.

– Отпусти меня с этой штукой и по возвращении домой получишь тридцать тысяч в надежных кредитках Лиги. Даю слово.

– Мой серийный номер – 32959727. В армии много Аспайя.

Он ушел. Я тоже не стал задерживаться, рассудив, что довольно с меня ночных свиданий. Схватил птицу под мышку и помчался к реке.

– Скорее в туннель! – крикнул я своим спутникам. Силы вдруг покинули меня, уколы больше не действовали. – Бежим, пока не поднялся переполох.

Мы скрылись в туннеле и выбрались из него посреди поля. Потом, должно быть, я упал, потому что вдруг обнаружил, что лежу в лесу. День уже наступил.

– Птица! – испуганно воскликнул я, озираясь.

– Здесь, – ответил Стирнер. – Вы потеряли сознание, и мы вас несли по очереди. Доктор решил, что вам необходимо отдохнуть, поскольку новая доза стимулятора может отразиться на вашем здоровье. Не волнуйтесь, здесь неподалеку укрытие, и скоро мы туда переберемся.

Схватив в охапку птицу, я недоумевающе покачал головой.

– Непостижимый вы народ. Однако спасибо. Солдаты далеко?

– Мы не слышали погони, но решили дождаться темноты. Здесь мы в безопасности. Если начнут обыскивать лес, перейдем в укрытие.

– Это хорошо. Ночью на электростанции я кое-кого повстречал, и теперь нас всюду ищут. Как бы там ни было, доведем дело до конца.

Я со стоном уселся, и доктор приблизился со шприцем в руке.

– Это обезболивающее, – пояснил он. – Возбуждающие средства пока противопоказаны.

– Доктор, вы гений.

Черная птица, свесив голову, покоилась в моих руках. От нее пахло ракетным топливом. Я дважды нажал на клюв. Птица открыла глаза.

– Говорит капитан Варод, – произнесла она и опрокинулась кверху лапками. – В зобу птицы есть панель управления. Открой ее.

– Сколько световых лет до него, а все командует, – проворчал я, ощупывая грудку птицы.

Стирнер и врач следили за мной, тараща глаза. Я нашел кнопочку, нажал, и откинулась покрытая перьями дверца, за которой поблескивала панель управления. Видимо, эта кнопка снова включила птицу, так как из нее посыпались новые указания:

– Установи на шкалах координаты светила и координаты планеты. Обозначения должны соответствовать действующему в настоящее время галактическому коду.

Я заскрежетал зубами.

– Откуда я их возьму?!

– Если это невозможно, поставь на предел регулятор мощности передачи и нажми кнопку включения.

Я сделал, как сказала птица, и отступил на шаг. Птица задрожала и заверещала. Из широко раскрытого клюва появилась тонкая антенна. Когда она выдвинулась на два фута, у птицы загорелись глаза. Антенна загудела, затем птичьи глаза потухли. Антенна медленно втянулась в клюв.

– Очень интересно, – заметил доктор Лум. – Вы можете что-нибудь объяснить?

– Нет. Наверное, эта дурацкая птица может.

– Объясняю, – каркнула птица. – Поскольку на панели не установлены координаты этой планеты, я не могу вести передачу на ССВ. Для ССВ-связи необходимо точно направить луч. Поэтому пришлось отправить сигнал на обычных радиоволнах. Как только радиостанции Лиги получат сигнал, будет установлено направление на источник и начнется передача на ССВ.

– Если к тому времени тебя никто не раздавит! – заорал я и поднял ногу. Но доктор удержал меня. Птица еще не договорила.

– Я выключаюсь – необходимо беречь энергию. Ты должен находиться рядом с радиостанцией, чтобы не пропустить вызов на ССВ.

– Находиться рядом! – закричал я. – Хорошо, я попрошу, чтобы тебя положили мне в гроб! – Поймав укоризненные взгляды Стирнера и Лума, я утихомирился. – Простите, я погорячился. На то есть основания.

– Слишком большое расстояние, да? – спросил Стирнер.

– Да, – буркнул я, вспомнив, что он инженер. – ССВ – это сверхсветовые волны, межзвездное расстояние для них пустяк. Но обычные радиоволны движутся со скоростью света. Далеко отсюда до ближайшей звезды?

– Три целых две десятых светового года.

– Замечательно! Один шанс на миллион, что неподалеку от звезды окажется станция Лиги, но даже в этом случае пройдет три года. А может пройти и десять лет, и двадцать, и пятьсот. До той поры даже косточки наши сгниют.

– Вам не в чем себя винить, – сказал врач. – Вы сделали все, что могли.

– Ну конечно, доктор. Я всегда играю до конца, поскольку не люблю проигрывать.

– Я вас очень уважаю – у вас огромное самообладание.

– Не самообладание это, а всего лишь поза. Вы не забыли на дереве флягу с водой?

– Не забыл, держите.

Я уселся под деревом, глотнул воды и отпихнул умолкнувшую птицу. И задумался. Потом вздохнул.

– Выход, конечно, есть. Но далеко не простой. Придется мне проникнуть на один из кораблей. Заберусь в радиорубку и определю координаты.

– Наверное, это очень опасно, – сказал Стирнер.

Я глухо рассмеялся.

– Не просто опасно – самоубийственно… – Издалека донесся крик, и я умолк.

– Вас ищут, – сказал Стирнер, помогая мне встать. – Надо уходить.

Доктор подхватил меня с другой стороны – и очень своевременно, иначе бы я свалился. К счастью, идти было недалеко – до опушки леса. Прячась за деревьями, мы разглядывали мирный сельский пейзаж. Поле пересекал ряд опор высоковольтной линии, между ними провисали тяжелые провода. Линия обрывалась неподалеку от нас.

– Здесь провода уходят под землю, – пояснил Стирнер, показывая на массивное бетонное сооружение.

– Чего и нам желаю. – Я показал на цепь солдат.

– Не волнуйтесь, они нас не заметят. Бежим.

Мы выбежали из леса и распластались на бетонной стене рядом с красной металлической дверью, украшенной черепами и скрещенными костями – предупреждением о мгновенной смерти. Все это не испугало Стирнера, быстро набравшего на замке нужный код. Тяжелая дверь распахнулась, мы торопливо вошли и закрыли ее за собой.

– А вдруг они захотят сюда заглянуть? – спросил я, осматривая ярко освещенную комнату. Впрочем, смотреть было не на что, кроме толстого кабеля, идущего от потолка к полу.

– Не получится. Дверь очень прочна, косяк вмурован в стену. Да и зачем им это?

Думать над этим вопросом я не мог – мне было очень плохо. Я сел, потом лег, потом на секунду закрыл глаза.

И проснулся от мерзкого, как дыхание свинобраза, привкуса во рту.

– Йик… – икнул я.

– Очень рад, что вы поспали, – сказал доктор, тут же вонзая мне в руку иглу. – Отдых – лучшее лекарство. Этот укол окончательно снимет усталость и боль.

– Надолго я вырубился?

– На весь день, – сказал Стирнер. – Уже поздний вечер, солдаты давно ушли. Мы уже собрались вас будить. Воды?

Я высосал полфляги и потянулся. Мне было гораздо лучше. Я встал на ноги и заметил, что не качаюсь. Пора идти.

Доктор нахмурился.

– Надо бы подождать, пока укол подействует.

– Спасибо, подействует в дороге. Нас долго не было в городе, и я начинаю волноваться.

Ходьба окончательно меня исцелила. В лесу было тихо и спокойно, и мы могли разговаривать без опаски. Стирнер пружинисто шагал, врач поглядывал на меня и вскоре попросил остановиться, чтобы вложить мне в ладонь диагностический прибор. Отклонений от нормы он не обнаружил, и мы пошли дальше. Погруженный в свои мысли, я даже не заметил, как мы добрались до города. Едва я увидел впереди здания, как ко мне вернулись все дурные предчувствия.

Еще затемно мы тихо пробрались вдоль заборов к коттеджу, где нас ждал Мортон.

– Ты принес птицу! – обрадовался он.

Я кивнул, бросил ее на кушетку и рухнул рядом.

– Да, но толку от этого мало. Дело в том, что прибытие помощи откладывается на неопределенный срок. Пришлось вызвать ее по обычному радио.

– Да, действительно, это очень плохо, – сразу приуныл Мортон. – А тут, пока вас не было, стали брать заложников. Зеннор выступил по телевидению – сказал, что будет расстреливать их по одному, пока горожане не вернутся к работе. Первого обещал расстрелять на рассвете, затем через каждые десять минут… – У него задрожал голос. – Когда солдаты подошли к дому Шарлы, хозяева вышли им навстречу. Сдались, чтобы спасти меня. Теперь они заложники и ждут смерти!

Глава 21

– Этого не может быть! – сказал доктор, ошарашенный, но спокойный. – Человеческие существа просто не способны на такое!

– Заблуждаетесь! – воскликнул я, нервно расхаживая по комнате. – Может, человеческие существа и не способны на такое, зато звери вроде Зеннора… Впрочем, виноват – Зеннор хуже любого зверя. Но я уверен, что все кончится благополучно. Ваши люди, наверное, уже взялись за дело. Правда, Стирнер?

– Нет. Если вы постигли основные идеи индивидуального мютюэлизма, то должны понимать, что каждый человек – это отдельная и цельная сущность, отвечающая только за себя. Чтобы с ней ни делал Зеннор, к другим это отношения не имеет.

– А вот Зеннор так не считает.

– В таком случае он ошибается.

Я взвыл и вырвал из чуба клок волос. Что за чертовщина?!

– Посмотрим на это под другим углом зрения. Если вы не спасете заложников, то их смерть будет на вашей совести.

– Зато, поддавшись на провокации Зеннора, я тем самым покажу, что мои действия зависят от его воли. И тогда – конец индивидуальному мютюэлизму. Нет, мы выбираем пассивное сопротивление. Никто не сможет запугать нас или подчинить себе…

– Но сможет убить.

– Да, – мрачно кивнул Стирнер. – Если Зеннор будет стоять на своем, некоторые из нас погибнут. Но смерть – это тоже самозащита. Можно ли заставить человека работать, убив его?

– Я понял идею, но не скажу, что она мне по душе – надо найти менее болезненный выход. Чего от вас требует Зеннор?

– Слишком многого, – ответил Мортон. – Сначала он хотел, чтобы возобновилось снабжение электроэнергией здания, занятого военными. Потом ему понадобились регулярные поставки продовольствия. За это он обещал отпустить заложников.

– Это невыполнимо, – вздохнул доктор Лум. – Ничего они не получат, поскольку ничего не хотят дать взамен электроэнергии. То же касается и продовольствия. Рынки пусты, так как фермеры перестали возить в город продукты.

– Но чем тогда питаются горожане? – удивился я.

– Сами ходят на фермы. Город опустел почти на треть.

– Как опустел? Куда девались жители?

– Кто куда. – Стирнер улыбнулся, глядя на мою изумленную физиономию. – Я вижу, вы совершенно не представляете, как действует наша экономика. Попробую объяснить на простейшем примере. Возьмем фермера. Он производит сельскохозяйственную продукцию, обеспечивая себя всем необходимым.

– Так уж и всем? – усомнился я. – А если ему понадобятся новые башмаки?

– Он пойдет к башмачнику и выменяет обувь на еду.

– Бартер! – воскликнул Мортон. – Самая примитивная экономическая система. Но для современного технологизированного общества она неприемлема… – Он запнулся, обводя взглядом комнату.

Стирнер снова улыбнулся.

– Разумеется, неприемлема. Но индивидуальный мютюэлизм не сводится к бартеру. Индивидуум добровольно объединяется с другими индивидуумами для производства промышленных изделий или, скажем, строительства домов. За каждый час работы он получает вирр.

– Что получает?

– Трудочас. За вирр он может получить определенные товары и услуги.

– Короче говоря, вирры – это деньги, – заключил Мортон. – А деньги – это капитализм. Значит, ваше общество – капиталистическое.

– Боюсь, что нет. Индивидуальный мютюэлизм – это не капитализм, не коммунизм, не социализм, не вегетарианизм и даже не жуткий монетаризм, погубивший множество технологизированных цивилизаций. Я знаком с этими терминами по трудам Марка Четвертого. Физически вирр не существует, в отличие от редких металлов или морских раковин. Его нельзя вложить в дело, и с него нельзя получить прибыль. В этом – главное отличие вирра от валюты. Поэтому у нас нет банков в привычном смысле этого слова – в них нечего вкладывать.

В голове у меня все перепуталось.

– Минуточку, минуточку. Я видел на улице автомобили. На какие средства они приобретены?

– Денег не нужно, – мягко ответил Стирнер. – Если вам понадобился автомобиль, идите к тем, кто их производит. Пока будете пользоваться – будете платить, вернете – перестанете платить. Главный принцип индивидуального мютюэлизма: каждому – по потребностям, от каждого – по способностям для общего блага.

– Нельзя ли пояснить? – Я налил себе вина и залпом осушил бокал, надеясь, что спиртное прочистит мозги.

– С удовольствием. Когда-то я читал – и дрожал от негодования! – о философии под названием «трудовая этика». Дескать, индивидуум обязан трудиться в поте лица, чтобы добывать элементарные средства к существованию. По мере совершенствования технологий все больше людей вытесняется из производства машинами. Удел безработных – быть брошенными на произвол судьбы, голодать и подвергаться гонениям, как преступники. Зато обладатели капитала, как утверждает эта лицемерная доктрина, не обязаны трудиться. Достаточно, если они будут увеличивать капиталы и присматривать за нищими. Ужасно? Ужасно. Иное дело – мютюэлизм. Чем больше всего производится, тем богаче общество, тем выше стоимость вирра.

До меня начало доходить.

– Еще один вопрос. Если стоимость вирра растет, то за ту же зарплату индивидуум может работать меньше?

– Именно так.

– Значит, сорокачетырехчасовая рабочая неделя становится не нужна. Сколько часов индивидуум должен работать, чтобы не помереть с голоду?

– Два часа в неделю обеспечат ему скромный кров, еду и одежду.

– Я хочу здесь поселиться, – тихо сказал Мортон.

Я понимающе кивнул – и замер, чтобы не спугнуть заскочившую в голову идею. Цап! И ухватил ее за хвост. Неплохо. Стоит попробовать. Но попозже, сначала надо позаботиться о заложниках.

– Скоро рассвет. Мне очень понравилась ваша лекция, Стирнер, большое спасибо. Теперь я знаю об индивидуальном мютюэлизме намного больше, чем прежде. Во всяком случае, достаточно, чтобы сформулировать вопрос: как вы поступаете в чрезвычайных обстоятельствах? В случае наводнения, например, или прорыва плотины? Иными словами – в случае катастрофы, угрожающей не индивидуумам, а коллективу?

Доктор шагнул вперед и поднял указательный палец.

– Хороший вопрос! Великолепный вопрос! – Он взял с полки толстый том. – Ответ на него – здесь! Марк Четвертый учел эту ситуацию. Вот что он пишет: «…Пассивное сопротивление – ваше единственное оружие. Но ни в коем случае не насилие. Но пока вы создаете самое ненасильственное государство, индивидуумы, считающие насилие нормой, будут применять его по отношению к вам. Запомните: мертвые не принесут пользы обществу, исповедующему индивидуальный мютюэлизм. Пока не пришел день полного освобождения, вы должны сосуществовать с другими. Вы можете покинуть их, но они могут пойти за вами и навязать вам свое присутствие. В этом случае вы и вам подобные должны относиться к исходящему от них насилию как к стихийному бедствию, например, извержению вулкана или урагану. Разумный человек не станет обсуждать с раскаленной лавой вопросы этики, а отойдет подальше; не будет читать мораль ветру, а найдет укрытие от него».

Захлопнув книгу, доктор Лум снова торжественно поднял палец.

– Мы спасены! Марк Четвертый предвидел наше несчастье и оставил необходимые наставления!

– Действительно, – с энтузиазмом подтвердил Стирнер. – Пойду передам всем остальным. – Он выскочил за дверь.

Я только рот раскрыл, проводив его взглядом. То, что вертелось у меня на языке, высказал Мортон:

– Что-то я не пойму, к чему клонит этот ваш Марк Четвертый.

– Марк Четвертый – сама ясность, – назидательно ответил доктор Лум. – Ясность и мудрость! Не подчинившись Зеннору, мы обречем себя на смерть. Поэтому мы подчинимся – и уйдем.

– Теперь я ничего не понял, – сказал я.

– Мы пустим ток и откроем рынки. Захватчики получат продукты, а некоторые фермеры заработают полноценные вирры, ведь они будут спасать народ от стихийного бедствия. Зато другие не будут работать, и поставки продовольствия для нужд города прекратятся. По мере уменьшения запасов провизии ускорится отток населения. Исчезнет нужда в электричестве, и с электростанции уйдет обслуживающий персонал. Скоро в городе останутся только солдаты.

– Похоже, вы верите в то, что говорите. Видимо, я недооценивал вашу приверженность. Позвольте еще один вопрос. Теоретический.

– Теоретические вопросы – самые лучшие вопросы!

– Вы правы. Допустим, я прихожу в далекий город и прошу работу. Мне не откажут?

– Разумеется, нет! Это же основной принцип индивидуального мютюэлизма.

– А вдруг там просто не найдется работы?

– Такого быть не может. Вспомните, мы говорили о растущей покупательной способности вирра. Теоретически чем она выше, тем меньше часов уходит на отрабатывание элементарных благ. Придет время, когда нескольких секунд в неделю будет достаточно…

– Спасибо, понял. Еще один-единственный вопросик. Если какой-нибудь солдат вдруг уйдет из армии…

– Он имеет на это полное право!

– Да, но его начальство придерживается иного мнения. Но допустим, он пришел в далекий город, нашел работу, встретил девушку, и все такое… Это возможно?

– Возможно? Еще бы! На том и стоит индивидуальный мютюэлизм.

– Я так и думал, что ты так думаешь! – Мортон вскочил и восторженно хлопнул меня по спине.

– Вычеркнем офицеров и унтер-карьеристов. Все остальные кто? Мобилизованные. Многие из них уклонялись от призыва. Если дать им возможность разбрестись, Зеннор скоро останется без армии.

Тут распахнулась входная дверь, и я нырнул под стол. Но это вернулся ликующий Стирнер, а за ним – отпущенные заложники. Мортон бросился к Шарле и схватил ее за руку, а я не удержался от похвалы:

– Отличная работа, Стирнер.

– Я воспользовался телевизофоном, что стоит на той стороне улицы. Оплатил канал всеобщего оповещения и рассказал о нашем открытии. В тот же миг возобновилась подача электроэнергии, а затем Зеннор получил первую партию продовольствия. Он выполнил обещание и отпустил заложников.

– Должно быть, он празднует победу. А знаете, что мы придумали в ваше отсутствие? Способ разгромить его в пух и прах. Даже в том случае, если не придет флот Лиги.

– Я воодушевлен, но не улавливаю суть.

– Все объясню, только давайте сначала выпьем за победу.

Эта идея пришлась по душе всем. Осушив бокалы, мы с Мортоном не без интереса выслушали песнь о том, как индивидуальный мютюэлизм избавляет человечество «от ига угнетения». Стихи были настолько же отвратительны, насколько хороша теория, хотя я не мог не оценить героических усилий автора, пытавшегося найти рифму к «индивидуальному мютюэлизму». Впрочем, времени я зря не терял, приводя в порядок мысли. Поэтому, когда песня кончилась и певцы потянулись за бокалами, чтобы промочить горло, я взял слово.

– Люди добрые, я считаю своим долгом рассказать вам о толпе головорезов в мундирах, захвативших вашу прекрасную планету. Такая толпа, да будет вам известно, называется армией. Армия появилась на заре развития человечества, когда физическая сила была средством выживания. Гены воинственности оказались стойкими. Дикари, защищавшие свои семьи от врагов, передавали эти гены детям. Впоследствии они вызвали великое множество бед, и вы сами имеете шанс в этом убедиться. Истребив опасных животных, люди стали уничтожать друг друга. Должен со стыдом признать, что мы, люди, – единственная форма жизни, уничтожающая себе подобных организованно и методично. Последнее достижение генов воинственности – армия. Наверху стоят старики, так называемые офицеры. Они практически ничего не делают, только командуют. Внизу – солдаты, выполняющие приказы. Между солдатами и офицерами – прослойка унтер-офицеров, отвечающих за выполнение приказов. Нам с вами особо интересен тот факт, что солдаты мобилизованы и многие из них всячески пытались увильнуть от мобилизации.

Мне пришлось объяснять, что такое мобилизация.

Когда улеглось возмущение, я продолжал:

– Меня радует ваша реакция. Как вы считаете, среди вас найдутся желающие помогать несчастным молодым людям, не получая за это никаких вирров?

– Это наш долг, – ответил доктор, и остальные дружно кивнули. – Все равно что спасти утопающего.

– Вот и замечательно. Давайте разучим еще одно словечко…

– Можно, я угадаю? – спросил Мортон.

Я кивнул.

– Дезертирство!

– Правильно!

Глава 22

Вскоре энтузиазм угас. Стирнер предложил дать нам выспаться, а затем продолжить собрание. Меня отвели в небольшую комнату, где над мягкой постелью висел портрет Марка Четвертого. Глотнув напоследок винца, я отключился.

Вечером я собрал воедино зачатки своего плана и сказал команде:

– Сначала попробуем сами. Если получится, научим остальных. Мы будем действовать, как древние мошенники, в свое время я узнал этот термин, когда изучал историю преступности, – я не стал объяснять, что занимался этим с целью совершенствования в преступном ремесле. Простоватым последователям ИМ это понять было бы трудно.

– Сегодня же я пойду в одну из харчевен, или как они здесь называются… подсяду к какому-нибудь солдату и заведу с ним дружескую беседу. Вы, Стирнер, будете сидеть за соседним столиком или неподалеку от него. Я пересажу солдата поближе к вам, чтобы вы могли слышать наш разговор. Шарла тоже будет с вами – она ваша дочь.

– Ошибаетесь. Шарла мне не дочь.

– Разумеется, но сегодня пусть будет дочерью. Понарошку. У вас есть театр?

– Ну конечно. Сказать по правде, в юности я увлекался сценическим искусством, пока не открыл для себя прелести электротехники. Даже играл заглавные роли в классических пьесах. Как это, дайте припомнить… «Жить или не жить…»

– Замечательно! Великолепно! Я счастлив, что среди нас есть опытный актер. Сегодня вы сыграете роль отца Шарлы. Если в точности выполните мои инструкции, все получится. Дельце-то пустяковое, яблочко, как говорится, созрело и готово упасть к нам в руки.

– А мне что делать? – спросил Мортон. – Ты говорил, что на этот раз я понадоблюсь.

– А как же! Тебе поручается важная работа – записывать на пленку нашу беседу. Магнитофон не показывай, микрофон держи поближе к говорящим. Сможешь?

– Смогу!

Дождавшись темноты, мы вышли на улицу. Впереди шагали добровольцы из незнакомых нам горожан, проверяя, нет ли на пути застав или патрулей. Как только таковые обнаруживались, нам давали знать, и мы поспешно сворачивали. Прогулка оказалась довольно приятной, хоть нам и пришлось попетлять.

Был ранний вечер, тем не менее вывески увеселительных заведений не горели. Стирнер вел нас в «Толстый фермер» – свою излюбленную харчевню. Там сидели несколько человек, но среди них – ни одного военного.

– Ты говорил, что солдатам выданы увольнительные и что они наведываются сюда. Что-то я их не вижу.

– Видимо, они перестали сюда заходить, потому что их не обслуживают.

– А почему их не обслуживают?

– Потому что они не платят.

– Похоже на правду. Но раз они захватчики, почему бы не потребовать, чтобы их обслужили.

– Стоит им потребовать, как все расходятся, а харчевня закрывается.

– Ясно. Ладно, все по местам. Пойду погляжу, нет ли кого на улице.

Стоя на тротуаре с незажженной сигарой в руке, я чувствовал себя едва ли не сутенером. К счастью, никто из прохожих не обращал на меня внимания. Зато я пристально разглядывал толпу – высматривая тех, кого никак видеть не хотелось, – полицейских, ребят с нашивками и шевронами.

Вскоре в поле моего зрения попали две невоенные фигуры в военной форме. Руки в карманах, кепи под неуставным углом – стыд и позор! Они подошли к «Толстому фермеру» и с тоской уставились в окно. Я приблизился к ним.

– Ребята, огоньку не найдется?

Оба подпрыгнули как ужаленные и разом повернулись ко мне.

– Ты по-нашему говоришь? – воскликнул один из них.

– Да. Я горжусь своими лингвистическими способностями. Если помните, я спрашивал насчет огонька.

– Я не курю.

– И правильно делаете, табак – яд. Но, может быть, у кого-нибудь из вас найдется зажигалка?

Солдаты отрицательно покачали головами, мрачно глядя на меня. Я поднял палец с таким видом, будто меня осенила спасительная идея.

– Вот что мы сделаем: зайдем в это милое заведение, и я попрошу у кого-нибудь прикурить. А потом мы с вами потолкуем за кружкой пива, и я попрактикуюсь в вашем языке. Не возражаете?

– Не выйдет. Как только мы закажем пива, харчевня закроется и все разойдутся.

– Это потому, что у вас нет вирров, местных денег, нашего всеобщего эквивалента. Зато у меня вирров куры не клюют. Идем, я угощаю.

Солдаты живо исчезли за дверью. Когда я вошел, они уже приплясывали от нетерпения возле стойки.

– Три кружки пива, – заказал я, бросая пластмассовый вирр-диск Стирнера в прорезь на поверхности стойки. – Большие.

Пока робот-бармен, блестящий хромом и медью, с крышечками от бутылок вместо глаз, нес пиво, я получил обратно диск, служивший кредитной карточкой.

– Выпьем за армию, ребята! – торжественно сказал я, поднимая кружку. – Надеюсь, вы довольны карьерой, которую выбрали.

Они с энтузиазмом хлебнули и сразу привычно заныли, что мне напомнило недавнее армейское прошлое.

– Выбрали? Как бы не так – нас мобилизовали! Насильно затащили в армию. Мы прятались, ловчили, да все без толку, – заныли они, осушив кружки. – Что в ней хорошего, в армии? Муштровка, издевательство, вонючие начальники… Такую профессию разве выбирают добровольно?

– Разумеется, нет! Но кормят-то вас, надеюсь, сносно?

Я с наслаждением выслушал вопли и проклятия по адресу самоприготовляющейся колбасы и заказал пива. Когда солдаты утопили носы в пене, я предложил:

– Я знаю, у вас только что был обед, но очень уж уютно смотрятся три свободных стула за столиком, где сидят пожилой джентльмен и милая птичка. Надеюсь, друзья, вы позволите угостить вас добрым бифштексом?

Ответом был частый топот сапог. Перед нами поставили тарелки, и мы их мигом подчистили, стараясь не чавкать, – с нами как-никак юная дама.

Высосав по кружке пива, солдатики стали откровенно пялиться на Шарлу.

Пора было переходить ко второму этапу.

– Но если в армии не очень хорошо кормят, – сказал я, – то это, должно быть, компенсируется заботливым отношением сержантов к нижним чинам?

Сочувственно кивая и внутренне ухмыляясь, я выслушал поток жалоб на командиров, уборные, кухню и прочие прелести, столь любезные сердцу служивого человека. Затем я мигнул Стирнеру и откинулся на спинку стула.

– Простите, молодые люди с далекой планеты, что я вмешиваюсь, но мы с моей дочерью Шарлой поневоле слышали ваши слова. Неужели возможно, чтобы человека против его желания заставляли служить в армии?

– Еще как возможно, папаша. Привет, Шарла. Ты когда-нибудь ходишь гулять с кем-нибудь еще, кроме отца?

– Да, и очень часто. Я просто обожаю красивых молодых людей. Таких, как вы.

Мы утонули в прозрачных озерах ее глаз и, побултыхавшись немного, вынырнули, чуть живые от любви. Стирнер что-то говорил солдатам, но они не слышали. Мне пришлось поставить большие кружки пива, чтобы заслонить Шарлу от вытаращенных глаз моих приятелей.

– Я искренне сочувствую вам, молодые люди. На нашей планете такое просто невообразимо. Подобное насилие противоречит нашим законам, которые утверждают, что никаких законов быть не должно. Но почему вы позволяете, чтобы с вами так обращались?

– Нету выбора, папаша. Нас держат за колючей проволокой, с нас глаз не спускают днем и ночью; кто бежит, в того стреляют, а кого ловят, ставят к стенке. Да и бежать некуда, и спрятаться негде.

Он тяжко вздохнул. По щеке его друга сбежала слеза.

– Н-да, – произнес Стирнер. – У нас такое невозможно. Тут нет колючей проволоки, и никто не стал бы за вами следить и уж тем более расстреливать. В нашей огромной стране любой готов помочь человеку, попавшему в беду.

Солдаты подались вперед, напрягая затуманенные пивом мозги. «Д-дьявол…», – пробормотал один из них. Шарла ангельски улыбнулась.

– Я не понимаю этого слова, молодой человек, но чувствую, что оно выражает недоверие. Можете не сомневаться, мой отец говорит правду. Вот, смотрите. Это железнодорожные билеты до городка, где мы живем, маленького идиллического городка фермеров. Ехать туда на скором поезде один день. Видите, машина ошиблась и вместо двух билетов выдала четыре? Надо бы вернуть, но, если хотите, можете взять их, как сувениры.

Два билета молниеносно исчезли.

– На перрон можно подняться по боковой лестнице, ее не охраняют, – невинно добавила Шарла.

– Надо спешить, а то не успеем к отходу поезда. – Стирнер встал и поднял с пола сверток. – Прежде чем уходить, я должен посетить нужник, как говорят у нас на ферме. – У меня есть два сына, молодцы примерно вашего роста и сложения. Я везу им новую одежду. – Сделав шаг к выходу, он обернулся. – Если нужно, я могу одолжить ее вам.

Солдаты ринулись за ним к двери. Шарла проводила их томным взглядом.

– Ты хорошо знаешь тот городишко? – спросил я. – Сможешь объяснить ребятам, как найти друзей?

– Ни разу там не была, нашла это место на карте. Не волнуйся, они получат помощь и убежище. Я провожу их и через два дня вернусь. А вот и они. Смотри, какие красавчики! Разве им не к лицу гражданская одежда?

«Уроды!» – ревниво подумал я, сожалея, что не могу поехать вместе с ними. Я подошел к столику, за которым, страдальчески глядя в спину уходящей Шарле, сидел Мортон. Мне пришлось дважды толкнуть его, чтобы привлечь к себе внимание.

– Не волнуйся, она вернется. Ты все записал?

– Каждое слово. Нельзя ли еще пива? Я только одну кружку выпил – меня Шарла угостила перед тем, как ты вошел. Ты, я видел, еще и бифштекс зака…

– Какое еще пиво на посту, солдат?

К нам подошел Стирнер с корзиной в руке.

– Здесь их мундиры.

– Отлично. Нам они понадобятся для съемки. А теперь – в студию видеозаписи.

В здании, где находилась студия, нас уже ждали. Я протянул одному из техников кассету со звукозаписью.

– Нужно несколько сот копий.

– Сделаем за час. – Кассету вырвали из моей руки. Я повернулся к переполненным энтузиазмом работникам студии.

– Директор?

Вперед вышел статный рыжеволосый человек.

– К вашим услугам. Прожекторы, колонки, камера – все готово.

– Замечательно. Как только мой помощник наденет мундир, начинайте съемку. Где здесь можно переодеться?

Вытащив мундир из корзины, Мортон держал его двумя пальцами, как дохлую крысу.

– Даже смотреть на него противно, – сказал он. – Как представлю на себе эту гадость…

– Мортон, заткнись, – перебил я.

Встряхнул мундир и осмотрел его. Отличный наряд. Я быстро напялил его.

– Ты теперь актер, Мортон, будешь играть солдата. Сыграешь роль – и снимешь форму навсегда. Можешь даже сжечь ее. Тебе будут аплодировать тысячи зрителей. Давай, наряжайся. Вот так.

Я сел, просунул ноги в штанины, и тут из кармана что-то со звоном упало на пол. Нагнувшись, я поднял с пола диск с личным номером. Рядовой Пайк 0765, видимо, страстно желал стать снова беззаботным штатским и оставил все, что могло напомнить ему об армии. Пока я подбрасывал диск на ладони, в мозгу моем зашевелилась мысль… Но меня отвлек вопль:

– Не надо! Когда у тебя вот так блестят глаза, это означает, что нам предстоит лезть к тигру в пасть. Чур, на этот раз – без меня.

Я похлопал его по плечу, поправил галстук.

– Успокойся. Ты прав, у меня родилась отличная идея. Но ты на сей раз не понадобишься. Пошли сниматься, а потом я расскажу, что придумал.

Я поставил Мортона на фоне стены. Он выглядел так, будто ждал расстрела, но искать более подходящую декорацию не было времени.

– Снимайте его в полный рост, – сказал я директору. – Дайте мне микрофон. Когда будете готовы, скажите.

Мортон заморгал, пригвожденный к стене лучами прожектора. Мне в ладонь сунули микрофон.

– Тише. Звук. Камера. Съемка!

– Приветствую вас, леди и джентльмены Чоджеки. Перед вами – типичный солдат армии захватчиков с инопланетного острова Невенкебла. Вместе с видеокассетой вы получите аудиокассету с интервью, взятым нами у других солдат. Вы не раз содрогнетесь от ужаса, слушая их жалобы на подневольную службу, а потом – я обещаю! – не удержите слез облегчения, когда они решат сбросить мундиры и удалиться под сень деревьев и сияющее солнце индивидуального мютюэлизма.

Я шпарил как по писаному, даже Стирнер захлопал в ладоши, не говоря о техниках. Мортон сцепил руки над головой и поклонился.

– Тихо! – выкрикнул я, и мигом наступила тишина. Я вышел перед камерой и показал на Мортона: – Вот таким солдатам надо давать пристанище, леди и джентльмены. Но при этом не забывайте убедиться, что на рукавах у них нет значков отличия. Людей с шевронами необходимо остерегаться, ибо они – порабощенные дьяволы во плоти. Также не разговаривайте с людьми, носящими на плечах металлические украшения. Эти люди – так называемые офицеры, они очень глупы и потому опасны. Надо обходить их стороной, как и индивидуумов в красных кепи и с буквами В и П на рукаве.

Теперь вы знаете, кого надо опасаться, а к кому можно подходить смело. Увидев бедолагу в форме рядового, улыбнитесь ему и шепните: «Ты любишь свежий воздух?» Если он улыбнется и ответит утвердительно, значит, он наш. Действуйте, и да поможет вам Марк Четвертый!

– Готово, – сказал оператор.

Едва погасли юпитеры, Мортон стащил с себя форму.

– А что за мура насчет свежего воздуха? – спросил он у меня.

– Никакая не мура, дружище, – ответил я, вытаскивая из кармана его куртки увольнительную. – Я собираюсь оповестить солдат, что завтра, выйдя за ворота, они могут уже не возвращаться.

– Так и знал, что ты затеваешь самоубийство, – пробормотал Мортон. – Ведь для того, чтобы оповестить солдат, надо проникнуть в лагерь.

– Совершенно верно, – кивнул я.

Глава 23

– Это самоубийство, – с дрожью в голосе повторил Мортон.

– Напротив – очень разумный ход. Этой свинье Зеннору и в голову не придет искать меня среди солдат. У меня есть увольнительная на сегодня. Я приду в лагерь пораньше, под тем предлогом, что в городе солдату делать нечего. Побываю в уборной, в пивной для нижних чинов – везде, где собираются рядовые, – и потолкую с ребятами. И еще кое-что сделаю, о чем тебе пока знать ни к чему. Ты за меня не волнуйся.

«Я сам за себя волнуюсь», – мысленно добавил я. В армии меня ждала масса ловушек, и все они были смертельно опасны.

– Но как ты оттуда выберешься? – Казалось, голос Мортона доносится издали, с трудом пробиваясь сквозь черную завесу моих дурных предчувствий.

– Ну, это меня меньше всего беспокоит, – честно ответил я и повернулся к Стирнеру, который спокойно слушал наш разговор. – Помните, что делать с кассетами?

– Мы в точности исполним ваши инструкции. Добровольцы ждут не дождутся, когда им дадут кассеты, чтобы раздать их другим добровольцам, а те тоже сделают все, что от них требуется.

– Прекрасно. Но с раздачей кассет надо потерпеть хотя бы до завтрашнего вечера. Нужно, чтобы побольше солдат узнало пароль. Если офицеры сразу заметят неладное, это существенно затруднит нашу работу. Они возьмут под наблюдение или вовсе перекроют железную дорогу. Поэтому надо заранее подготовить другие пути. В общем, позаботьтесь обо всем, пока меня не будет. Назначаю вас ответственным за дезертирство.

– Когда вы рассчитываете вернуться?

– Как получится. Постараюсь не задерживаться.

Больше говорить было не о чем. Нахлобучив на голову кепи, я повернулся к выходу.

– Удачи, – сказал Мортон мне вслед.

– Спасибо. Да, удача мне не помешает.

Шагая по пустым улочкам, я испытывал острую тоску. А утопить ее было нечем, поскольку вирр-диск я вернул Стирнеру, а деньги на этой планете ничего не стоили. Оставалось брести мимо вывесок, суливших недоступные для меня удовольствия, и прижиматься носом то к одному, то к другому окну, как это делали другие неприкаянные в мундирах. У многих не выдерживали нервы, и хотя вечер только что наступил, они тащились в городской парк, где был разбит лагерь.

Я побрел вслед за ними и вскоре оказался под яркими фонарями, возле колючей проволоки, окружавшей зеленый парк. Раньше он был излюбленным местом отдыха горожан, а теперь на вытоптанной траве стояли серые армейские палатки. Солдат удобствами не баловали, но офицеры жили в сравнительно комфортабельных сборных бараках.

Чтобы приблизиться к воротам, где военные полицейские проверяли увольнительные у понурых рядовых, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю. И хотя рассудок убеждал меня, что никто не ждет в лагере чужого, все животные инстинкты верещали от ужаса.

Разумеется, все прошло без сучка без задоринки. Крошечные глазки полицейского вытаращились из-под кустистых бровей на увольнительную, а затем волосатая лапа махнула: проходи, мол. Направляясь к палаткам, я позвенел в кармане мелочью, забытой на радостях прежним владельцем мундира. Этих монеток как раз должно было хватить на кружку разбавленного пива в солдатской пивной. Как говорится, лучше что-то, чем ничего.

Найти пивную было проще простого – из нее доносилась музыка, напоминающая работу камнедробилки.

Вскоре я вошел в провисшую палатку, тускло освещенную лампочками, предназначенными, видимо, только для того, чтобы приманивать летающих насекомых. За грязными деревянными столами на скамьях, сколоченных из неструганых досок, сидели рядовые и потягивали дрянное теплое пиво. Я взял кружку и приблизился к одной из компаний.

– Для меня найдется местечко?

– Найдется. В преисподней.

– Большое спасибо. Ты всех туда посылаешь?

– Каждого осла.

– Совсем как горожане.

Эта реплика вызвала интерес. Здоровяк, с которым я беседовал, выпучил на меня мутные глаза. Остальные тоже обернулись и навострили уши.

– Ты что, тоже из увольнения? А нас завтра отпустят. Ну, как там, расскажи.

– Паршиво там. В пивнушках не обслуживают. А хватаешь кружку – закрывают заведение и расходятся по домам.

– Это мы уже слышали. Но тут ничего не поделаешь.

– Ну почему же? Можно снять форму, уехать куда-нибудь подальше, ну и жить там в свое удовольствие. Вкусно есть, сладко пить, целовать девушек.

Теперь на меня смотрели по-другому. Глазища – что пушечные жерла: казалось, вот-вот грянет залп. Над столом повисла мертвая тишина.

– Что ты сказал? – наконец шепотом спросил здоровяк.

– Что слышал. Идешь в ресторан, садишься за столик, никого не задираешь. Если тебя спрашивают: «Вы любите свежий воздух?» – отвечаешь: «Да, люблю». И все. Тебе дадут штатскую одежду и билет на поезд. Садишься в вагон и ту-ту на другой конец страны. Туда, где тебя вовек не найдут.

– А ты не заливаешь?

– А зачем? Да вы и сами можете убедиться. Кто мешает? Что бы с вами ни случилось – хуже, чем в армии, не будет. – Этот железный довод подействовал не только на здоровяка.

– А ты-то почему вернулся?

– Хороший вопрос. – Я сунул ему под нос увольнительную. – Видишь? Действительна до полуночи. Я вернулся за письмами от мамочки. Ну, до встречи в раю – если захочешь туда попасть.

Я вышел из пивной и направился в сортир, где играла в орлянку другая компания. Поймав подброшенную кем-то монету, я воспользовался этим как поводом, чтобы завести беседу, уронил семена в благодатную почву и удалился, не сомневаясь, что «сортирный телеграф» не подведет. Зная эту публику, я был уверен, что завтра никто не вернется из увольнения. Любопытно, как это воспримет генерал Зеннор?

Пора начинать осуществление плана номер два.

Прежде всего, решил я, надо вырасти в чине. Прозябать в рядовых – нет уж, увольте. Я уже побывал офицером и ни на что другое не согласен.

С этими мыслями я направился прямо в гнездышко этих распрекрасных птичек – офицерский клуб. Найти его было не труднее, чем пивную, благодаря пьяным, которые тащились в противоположном направлении. Армия есть армия; чем выше твой ранг, тем крепче выпивка. Миновав двух майоров, цепляющихся друг за друга, полковника, блюющего на живую изгородь, и неподвижно лежащего в канаве капитана, я увидел впереди клуб. И спрятался в кустах, чтобы понаблюдать за входом.

Это была лихая холостяцкая гулянка. Слышались нестройные голоса, распевавшие похабные песни. На газоне вяло кипели по меньшей мере две драки.

Из клуба то и дело выходили подгулявшие офицеры. У меня сложилось впечатление, что командный состав армии завоевателей пьян поголовно. Я сидел в кустах, поджидая, когда появится стоящая жертва.

Наконец она появилась и, шатаясь, побрела ко мне. Она противно орала, ошибочно полагая, что поет. Вскоре жертва остановилась под фонарем неподалеку от меня, и я смог разглядеть ее как следует.

Капитан. Рост, телосложение почти как у меня. На груди – уйма фальшивых медалей и прочих побрякушек. Как раз то, что нужно. Сейчас подойду сзади, возьму за шею, нажму пальцем куда надо и оттащу бесчувственное тело в кусты. Плевое дело.

Капитан умолк и пошел дальше. Я крался за ним, как призрак. Наконецподскочил, привычно схватил за шею, нажал на сонную артерию… и, перелетев через его голову, с треском рухнул на живую изгородь.

– Что? Бунтовать? – прорычал капитан, заметно протрезвев и приближаясь ко мне на полусогнутых ногах.

Я с трудом поднялся, сделал обманный выпад левой и рубанул сверху вниз правой. Он поставил блок и попытался пнуть меня ногой в живот.

– Захотел убить офицера? Понимаю и не упрекаю. А мне всегда хотелось прикончить рядового. Вот и случай подвернулся.

Он наступал, а я пятился. «Медальки-то, оказывается, настоящие! – мелькнула мысль. – Подумать только – в армии Зеннора есть настоящие офицеры!»

– Смерть офицерам! – заорал я и выбросил ногу, целясь ему в челюсть.

Попасть не попал, зато по инерции развернулся. Воспользовавшись этим, я бросился бежать. Осторожность, как говорится, не порок. Смелость города берет, но города мне были ни к чему. Мне хотелось жить.

Рыбкой перемахнув через изгородь, я вскочил на ноги и услышал, как капитан с ревом ломится сквозь кусты. Впереди стояли палатки, к ним я и бросился. Перепрыгнул через растяжку, проскочил под другой. Топот позади стих, зато раздался громкий вопль и стук падения – капитан споткнулся о растяжку. Отлично, я выиграл несколько ярдов.

Стрелой промчавшись между палатками, я выбежал на дорогу и понесся к зданию, откуда доносились музыка и звон бьющегося стекла, и вскоре оказался на заднем дворе.

Пора перейти на шаг. Капитана вроде не видать.

– Эй вы, черти ленивые! Хватит сачковать. Хватайте пиво и бегом в зал!

Стоявший в дверях толстый повар пялился во тьму. Приглядевшись, я увидел у стены несколько темных фигур. Кухонные рабы зашевелились и медленно, как на казнь, поплелись к штабелю ящиков с пивом. Чтобы уподобиться этим несчастным, достаточно было снять форменную куртку. Скомкав ее и затолкав в щель между ящиками, я схватил один из них и понес к дверям.

Работа на кухонном наряде – самая унизительная в армии. Настолько унизительная, что ею запрещено наказывать провинившихся. Поэтому ею охотно наказывают. Это каторжный труд от зари до зари – мыть грязные миски и кружки. На такую работу добровольцев не находится. Здесь меня никто не будет искать.

С ящиком в руках я приблизился к повару в грязно-белой куртке с сержантскими нашивками на рукаве. Он осклабился и ткнул в меня огромным черпаком.

– Откуда ты взялся?

– Это ошибка! – захныкал я. – Не знаю, за что на меня сержант взъелся. Отпустите меня, пожалуйста!

– Что?! – зарычал повар. – Я тебя так отпущу, что навсегда здесь останешься! Сдохнешь здесь и будешь зарыт под полом. А ну, живо котелок мыть!

Подгоняемый ударами черпака, я поспешил к «котелку». Он оказался высотой с меня, и далеко не один.

Я трудился в поте лица, пока не решил, что капитан, на которого я напал, наверняка успокоился и отправился спать. Когда я разгибал спину, в пояснице громко хрустнуло. Шея болела, пальцы стали похожи на дохлых слизней. Меня разбирала злость. Нет, такая работа – не для Стальной Крысы. Тут я быстро заржавею…

Повар-холерик больно треснул меня черпаком по плечу и прорычал в ухо:

– Шевелись, ленивый осел! Не сачковать!

Что-то во мне щелкнуло, а глаза заволокло мутной пеленой. С каждым из нас такое случается. Оболочка цивилизованности тонка, из нее норовит вырваться дикий зверь.

Мой зверь вырвался. Придя в себя, я обнаружил, что держу повара за шею, окуная его голову в мыльную воду. Измученный, я разжал пальцы, позволив толстяку растянуться возле котла. Он хрипел, пуская пузыри носом и ртом.

– Очухается, – сказал я обступившим меня солдатам. – Кто-нибудь из поваров это видел?

– Нет. Они в кладовке, пьяные…

– Отлично. – Я сорвал со стены и смял список кухонного наряда. – Вы свободны. Расходитесь по палаткам и помалкивайте о том, что видели. Повар, к сожалению, будет жить.

Они торопливо разошлись. Я тоже вышел в каморку, где повара хранили одежду. Там нашлась белая куртка с сержантскими нашивками на рукаве. Как раз то, что мне нужно. Напялив ее, я направился в зал.

Вечеринка была в самом разгаре. Гремела музыка, орали офицеры, звенело стекло. Фигуры в мундирах с погонами одна за другой исчезали под столами. Пробираясь в этом пьяном аду, я то и дело наступал на бесчувственные тела. Особо я не осторожничал – памятуя о встрече с бравым капитаном, который со мной не церемонился. Один из тех, о кого я споткнулся, привлек мое внимание. Опустившись на колени рядом со сладко посапывающим майором, я вытянул руку вдоль его руки. Длина рукавов подходящая. В плечах китель тоже не должен жать…

– В чем дело? – раздался голос сверху, и я понял, что мои действия не остались незамеченными.

– Майору скоро на дежурство. Мне приказано его поднять. Вставайте, майор. Ну, быстренько.

Затащив майора в кладовку, до потолка заставленную ящиками с крепкими напитками, я запер дверь.

Форма подошла мне идеально, даже фуражка сидела на голове как влитая. Я почувствовал себя новым человеком. Офицером.

Глядя в зеленое бутылочное стекло, я завязал галстук. Мне предстояло спасти мир. Не в первый раз и, похоже, не в последний…

Глава 24

Оглянувшись на бутылки, я потянулся за одной из них – и шлепнул себя по запястью.

– Нет, Джимми! Не надо! Сегодня ты уже хлебнул пивка, этого достаточно. Тебе понадобится сравнительно трезвая голова, чтобы выполнить задуманное.

А что я задумал? Сущий пустяк: проникнуть на какой-нибудь корабль, найти радиорубку и узнать координаты Чоджеки. Легко сказать, но не так легко сделать…

Хорошо, что первая задача – найти корабли – была уже выполнена. Еще засветло я увидел три звездолета, залитых светом прожекторов.

Веселье в клубе шло на спад, и я решил, что самое время прогуляться к стоянке кораблей. Стоя среди шатающихся офицеров, я стряхнул пыль с петлиц, поправил медали на груди. Целая коллекция! Перевернув самую большую и блестящую медаль, я прочел надпись: «Шесть недель без венерических болезней в боевой обстановке». Чудненько. Надо полагать, остальные награды – за столь же славные подвиги. Пора идти.

Бар оградили решеткой, солдаты укладывали на носилки тех, кто не мог идти. Остальные потихоньку брели к выходу, только два седых полковника, упершись друг в друга лбами, безуспешно пытались разойтись посреди зала. Я дал повиснуть на себе двум или трем офицерам.

– Нам по пути, джентльмены! Я вам помогу.

– Друг… ты… настоящий друг… – выдохнул мне в лицо один из них, и содержание спирта у меня в крови резко подскочило.

Мы вышли из клуба, пробрались между машинами, куда загружали алкоголиков с погонами офицеров, и побрели по дороге. Я не знал, где находятся ДОСы, но меня это не интересовало. Как и моих спутников, полностью сосредоточившихся на переставлении ног.

Перед нами из-за угла появилось отделение военных полицейских. Увидев блеск серебряных звезд на погонах, они сочли разумным раствориться во тьме.

Мои попутчики становились все тяжелее и все медленнее брели по проходу между палатками к ярко освещенному длинному зданию – видимо, одному из павильонов, реквизированных у горожан со всем имуществом парка. У входа в здание стояли двое часовых; камни вдоль дорожки были выкрашены в белый цвет, а над дверью красовалась надпись: «ШТАБ КОМАНДУЮЩЕГО АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛА ЗЕННОРА».

Пожалуй, мне не сюда. Я свалил свою ношу на траву возле плаката «Стой! Часовой стреляет без предупреждения!» – и пошел прочь, слыша за спиной храп. Но вскоре наткнулся на патрульных.

– Эй, молодцы! – крикнул я. – Вызовите дежурного по гарнизону. Видите вон там офицеров? Они больны. Наверное, им отравили пищу.

Я метнул в патрульных свой самый тяжелый взгляд. На их лицах не дрогнул ни один мускул.

– Есть, сэр! – сказал сержант.

Они повернулись и пошли прочь. Я последовал их примеру. И вскоре добрался до выжженной спортплощадки, где стояли три космических корабля, ощетинившихся пушками, – видимо, чтобы произвести впечатление на туземцев. Или чтобы успешно отразить атаку врага, которой генералы не дождутся. Наверное, генералы ужасно огорчились, поняв, что туземцы не дадут повода уничтожить себя с помощью этих блестящих игрушек.

Генералы затеяли войну – но на нее никто не пришел. Как им не посочувствовать?

Я шел медленно и часто спотыкался, чтобы во мне издали узнавали офицера. Вот и трап, а над ним – открытый люк. Я – офицер, возвращаюсь на свой корабль. И вернусь, если никто меня не задержит, например, часовой, стоящий на нижней ступеньке трапа.

– Стой! Вы куда, сэр?

– К чертовой бабушке… – пробормотал я и попытался его оттеснить. Рядовой – что с ним церемониться.

– Майор, сэр, ваше величество… Не могу я вас так пропустить, покажите, пожалуйста, пропуск.

– У чертовой бабушки пропуск… Какой еще пропуск, если это мой корабль?

Мимо него – по ступенькам. Шаг за шагом к открытому люку. Навстречу коренастому старшему сержанту, вежливо загородившему проход.

– Это не ваш корабль, сэр. Я знаю всех офицеров экипажа. Вы с другого корабля.

Я открыл рот, чтобы возразить, осадить, наорать. Но прикусил язык, разглядев синие, словно отлитые из пушечного металла, челюсти, горящие глаза и кустистые брови. Даже волосы, торчащие из сломанного сержантского носа, казались стальными.

– Не мой?

– Не ваш.

– Ну конечно, не мой… – Я повернулся и, шатаясь, спустился на траву. Назад, Джим, назад. Надо найти укромное местечко и придумать что-нибудь поумнее.

Прячась в тени высокого дерева, я смотрел на корабли и ломал голову, как бы проникнуть на один из них. Час был поздний, пьяниц не видать, лагерь затих. Только полицейские патрули бродят среди палаток. Придется дождаться утра. Днем несколько опасней, но попробовать стоит. Вокруг кораблей будет больше суеты, и, возможно, я сумею проскочить. А сейчас следует подумать о собственной безопасности. И немного вздремнуть. Я зевнул, ушибленные ребра сразу заныли.

Внезапно со стороны штаба послышались громкие голоса. Вскоре на дороге появилась группа быстро идущих офицеров. Среди них я сразу узнал отвратительную фигуру Зеннора и отступил в тень. Надо держаться от него подальше.

Или не надо? Подавив желание удрать из лагеря и продолжить существование, я стоял под деревом и лихорадочно соображал. Офицеры пересекли стадион и приблизились к кораблю, на который меня не пустили. Наконец в мозгу окончательно сформировалась спасительная идея, и я покрылся потом при мысли, что сумею ее осуществить. Огромным усилием воли я заставил себя покинуть укрытие и побежал к кораблю.

Если Зеннор или кто-нибудь из его свиты оглянется – я пропал! Но офицеры – это создания, предназначенные для движения вперед и преодоления препятствий, встречающихся на пути. Они решительно шли вперед, а я бежал за ними. Со стороны могло показаться, что один офицер отстал от своих товарищей и догоняет их.

Неподалеку от трапа я перешел на шаг и, как только офицеры исчезли в люке, приблизился к часовому…

– Где генерал? Срочная депеша для генерала! Срочная!

Прихрамывая (старая рана, память о героическом прошлом), я прошел вверх по ступенькам. В воздушном шлюзе стоял второй часовой.

– Где генерал?

– В каюте капитана, сэр, – ответил часовой.

– Кажется, на кораблях этого класса каюта капитана – возле радиорубки.

– Так точно, майор. Каюта номер девять.

Я быстро прошел через шлюз и уже медленнее двинулся по коридору. Никто не встретился мне на пути, хотя сверху доносились голоса. Я поднялся на вторую палубу, дошел до конца коридора, там остановился и медленно сосчитал до двухсот.

– Ты смел, Джим, но глуп, – пробормотал я и кивнул, соглашаясь с собой. – Вперед.

К каюте номер девять я приближался на цыпочках. Из-за двери слышались голоса. Рядом с ней была другая дверь с табличкой «Радиорубка».

Ну, Джим, сейчас или никогда. Осмотрись. Никого не видать? Отлично. Сделай глубокий вдох. Что это за гулкая барабанная дробь? А, это твое сердце. Пора бы привыкнуть – оно всегда так бьется, когда тебе страшно. Не обращай внимания. Подойди к двери, возьмись за ручку…

Да, но где ручка? Снята. Дверь заварена наглухо и опечатана.

Пока я констатировал этот факт и раздумывал, что он означает, над ухом прозвучал голос:

– Что вы здесь делаете?

Сердце, метавшееся в груди, окончательно сорвалось с якоря и прыгнуло в горло. Я проглотил его, обернулся, сделав жуткую гримасу, посмотрел на человека в форме. На его погоны. И процедил сквозь зубы:

– Вас я о том же хочу спросить, лейтенант. Что вы здесь делаете?

– Я на своем корабле, майор.

– И это дает вам основание хамить старшему по званию?

– Виноват, сэр, я не видел ваших знаков различия. Но вы подошли к радиорубке, а нам приказано…

– Знаю, что вам приказано. Никого не подпускать к опечатанной радиорубке.

– Правильно.

Я приблизил лицо к его лицу и, скалясь, смотрел, как он бледнеет. Трудно одновременно скалиться и цедить слова сквозь зубы, но у меня получилось.

– В таком случае могу вас обрадовать: мне приказано выяснить, как вы выполняете приказ. Где генерал Зеннор?

– Там, майор.

Я повернулся и двинулся в указанном направлении. В том, куда мне меньше всего хотелось идти. Но что еще оставалось делать? Если сразу пойти к выходу, лейтенант заподозрит неладное и, не дай бог, поднимет тревогу. А если я пойду к генералу, он успокоится.

Решительно отворив дверь капитанской каюты, я шагнул внутрь. Офицеры совещались у карты, висящей на противоположной стене. Зеннор стоял спиной ко мне.

Я повернулся направо и увидел книжные полки. Не медля, подлетел к ним, провел пальцем по корешкам книг. Прочитать их названия я не мог, так как глаза заливало потом. Пришлось вытащить книгу наугад. Я направился к выходу, скосив глаза на офицеров.

Никто не обратил на меня внимания. Я замедлил шаг, напрягая слух, но ничего не разобрал.

Когда я вышел в коридор, лейтенант уже скрывался за поворотом. Я потихоньку двинулся к выходу, ожидая, что вот-вот включится сирена тревоги. Спустился на нижнюю палубу, миновал шлюз и сошел по трапу в гостеприимную тьму.

Услышав мои шаги, часовой резко обернулся, и мое сердце последовало его примеру. Вскинув руку к козырьку, я пошел прочь от застывшего с оружием в руках часового, ожидая выстрела в спину.

Но он не выстрелил. Я пересек поле и углубился в тень деревьев. Потом остановился и прислонился к стволу дерева. И вздохнул так, как никогда прежде не вздыхал. Подняв руки, чтобы вытереть пот со лба, я обнаружил, что все еще держу книгу.

Книгу? Какую книгу? А, ту самую, что украл из каюты капитана часов этак четыреста двадцать назад. Повернув ее к далекому фонарю, я разобрал название: «Ветеринарная практика в частях роботокавалерии».

Книга выпала из ослабевших пальцев, и я медленно сполз на землю.

Глава 25

Я отдыхал в темноте, стараясь думать не о ветеринарной практике в частях роботокавалерии, а о том, почему дверь в радиорубку оказалась опечатанной.

Может быть, это сделали для того, чтобы не пустить туда меня? Как бы высоко я себя ни ценил, эта версия выглядела сомнительной. Едва ли Зеннор и прочие дрожат от страха, вспоминая Джима ди Гриза. Достаточно вспомнить капитана, которого я совсем недавно пытался раздеть. Нет, Зеннор опечатал радиорубку по другой причине. По какой?

Попробуем рассуждать логически. На корабле, где я побывал, рубка заперта наглухо, значит, и на других кораблях то же самое. Какой смысл запирать только одну рубку? Никакого. Но зачем вообще это делать? Разумеется, чтобы не было радиосвязи. Между кем и кем? Между командованием армии и частями? Чепуха, ни одна современная армия без радиосвязи не обходится. Между кораблями? Но ведь флот уже на Чоджеки.

Остается только межпланетная связь. Ну конечно! Помнится, флот стартовал тайно и в дикой спешке, Зеннор понимал, что за ним следит Лига, понимал, что его смогут остановить только в том случае, если будут знать, куда он направляется. Так что полет на Чоджеки – это, образно говоря, пробный шар, запущенный через Галактику. Рискованная игра. Впрочем, не очень рискованная, поскольку генералы имеют дело с безоружным противником. Зеннор знал, что у флота Лиги есть шпионы – вспомним рыскавшие по острову пеленгаторы. Он убежден, что я – шпион Лиги, и допускает, что в армии могут быть и другие агенты. Поэтому он решил соблюдать радиомолчание до тех пор, пока не добьется своего, пока не наступит время, когда Лига уже ничем не сможет ему помешать…

Неплохо для Зеннора… и очень плохо для меня. Я отправил просьбу о помощи, и сейчас она еле-еле плетется в межзвездном пространстве со скоростью света. Лучше забыть об этом, а также расстаться с мечтами о сверхскоростной связи. Надо смотреть на вещи трезво. Возможно, мне до конца дней своих суждено жить на этой планете. Поэтому надо позаботиться, чтобы Зеннор и его головорезы не дышали мне в затылок. Придется отобрать у Зеннора армию. Когда все солдаты разбегутся по планете, можно будет сделать следующий шаг. Какой – я пока не придумал, но придумаю обязательно. Может быть, открою свободную продажу спиртных напитков офицерам и сержантам? Судя по тому, что я сегодня видел, они за год сопьются и вымрут от цирроза.

Я зевнул и обнаружил, что почти заснул.

«Не смей спать! – одернул я себя, вскакивая на ноги. – Если ты здесь заснешь, то запросто можешь проснуться на том свете. За работу! Надо срочно уносить отсюда ноги, поскольку больше тебе здесь делать нечего. Назад, к теплу, свету и обществу дам, прочь от этих противных холостяков, которые сквернословят, пьянствуют и играют в азартные игры».

И все-таки я здорово вымотался. Чем идти пешком, лучше найти какое-нибудь транспортное средство. Может, возле офицерских домов найдется что-нибудь подходящее? Ведь офицеры редко ходят пешком.

Действительно, возле ДОСа стояли мотоциклы и штабные автомобили. А чуть дальше высилась тень командирской машины. Знакомая штучка. Я забрался на сиденье. Ясно, почему вокруг нет часовых, – из замков вынуты ключи зажигания. Я улыбнулся. Если напрямую соединить провода, мотор заработает не хуже, чем от поворота ключа. Вскоре я с удовлетворением услышал шум двигателя. Ну а теперь смело включаем фары, и полный вперед!

А куда – вперед? Естественно, не в ворота. Днем через них можно проскочить с колонной, но сейчас они наверняка на запоре, и у меня потребуют пропуск. Можно, конечно, соврать что-нибудь насчет ночных маневров, но вдруг не поверят?

Я медленно проехал мимо ворот и двинулся дальше вдоль колючей проволоки. Выбрав участок изгороди, где поблизости не было патрулей, я остановил машину, вылез и подошел к проволоке.

Десятифутовая проволочная изгородь. Если наехать на нее, то наверняка сработает сигнализация, но я не заметил уходящих куда-нибудь проводков или взрыхленной земли под проволокой – ничего, что указывало бы на мины. Неважно, если поднимется тревога. Пока сюда доберутся эти увальни полицейские, я буду далеко. Я завел машину, поставил на самую малую скорость и нажал газ.

Проволока с треском лопнула. Засверкали искры – так и знал, что она под напряжением, хорошо, что командирская машина надежно защищена. А теперь – полный ход; по безлюдным улицам вылетаем на площадь, огибаем огромную статую Марка Четвертого и выруливаем на широкий проспект, по которому мы с Мортоном шли, когда сбежали от Зеннора. Впереди – река и мосты, а на той стороне – жилые кварталы. Машина прогромыхала по мосту. Никто за мной не гнался.

Вот и замечательно. Я проехал вдоль набережной, сбросил скорость, направил машину под углом к реке и выпрыгнул. Разбив в щепки скамейку – жаль, конечно, – машина красиво спикировала в воду. Плеск, бульканье – и тишина. Глубина в этом месте была порядочная. Вдали выла сирена. Я быстро пересек парк и вышел на улицу. Я устал, но надо было подальше отойти от реки – на берегу остались следы гусениц, днем их будет хорошо видно.

Я брел наугад, часто сворачивая, и вскоре заблудился.

– Хорошего понемножку, Джим, – пробормотал я, привалясь к стене и чувствуя, что вот-вот упаду в обморок.

Река осталась далеко позади, я шел наугад и совсем заблудился. Рядом в стене были ворота. «Dun Roamin» – значилось на деревянной вывеске. Понятно. Собравшись с силами, я отворил ворота, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Пришлось постучать еще раз, прежде чем за дверью послышался шорох и в окнах вспыхнул свет.

– Кто там? – раздался мужской голос, и дверь распахнулась настежь. Прожив на Чоджеки несколько дней и слегка привыкнув к обычаям туземцев, я все же сомневался, что так следует встречать незваных ночных гостей.

– Джим ди Гриз, усталый инопланетник.

Из дверного проема высунулась седая борода дряхлого старика. Он моргал, глядя на меня.

– Неужели! О, какое счастье для старого Кзолгосца! Входи же скорей, славный инопланетник, мой дом – твой дом. Чем я могу помочь тебе?

– Спасибо, спасибо. Для начала погасите свет, а то вдруг патруль заметит. А потом дайте мне поспать, я с ног валюсь от усталости.

– Все, что пожелаешь! – Он погасил свет. – Иди сюда, в комнату моей дочери, она уже замужем и живет на ферме. Сорок гусей и семнадцать коров. Сейчас зашторим окна, и можно будет зажечь свет…

Старый Кзолгосц был исключительно гостеприимен, хоть и очень болтлив. В комнате на кровати лежало штук двадцать кукол.

– Умойся, друг мой Джим, а я пока приготовлю чудесный горячий напиток.

– Я бы предпочел, чтобы в нем присутствовал алкоголь, друг мой Кзолгосц.

– Ну о чем разговор!

Когда я снимал с себя последнюю военную шмотку, он вернулся с высокой фиолетовой бутылью, двумя стаканами и пижамой с огромными блестящими красными пуговицами. Оставалось надеяться, что они не будут светиться в темноте.

– Домашнее вино из ягод гингль, – сказал он, наполняя стаканы. Мы чокнулись, выпили и вытерли губы. Я вздохнул от переполнявшего меня блаженства с примесью ностальгии.

– Знаете, я не пил домашнего вина с тех пор, как покинул ферму. А тогда любил опрокинуть бутылочку в хлеву свинобразов. Бывало, наклюкаешься и поешь им чего-нибудь…

– Как это мило! Ну а теперь я оставлю тебя, друг мой Джим, пожелав спокойной ночи.

Идеальный хозяин дома, он исчез прежде, чем я успел его поблагодарить. Глядя на портрет Марка Четвертого, я поднял стакан, осушил его и рухнул на кровать.

Проснувшись, я долго лежал, моргая и глядя на полоску света между шторами. Зевая, я поднялся, распахнул шторы и выглянул в цветущий сад. Старый Кзолгосц оторвался от работы, помахал мне рукой и рысью бросился в дом. Вскоре он постучал, отворил дверь и вошел с подносом.

Когда я, мыча от удовольствия, расправлялся с бифштексом и яичницей, запивая соком, Кзолгосц сказал:

– Я кое с кем поговорил и думаю, ты будешь обрадован, узнав, что подготовка дня «Д» идет полным ходом.

– Дня «Д»?

– День Дезертирства. Он начнется вечером. На пути выведено несколько дополнительных поездов, и вся страна готовит прием новым гражданам.

– Фантастика! Надеюсь, для меня у вас тоже найдется местечко. Похоже, мне придется здесь погостить немного дольше, чем я собирался.

– Да будет тебе известно, ты не просто гость. Скажи, тебя устроила бы должность преподавателя в университете?

Я улыбнулся.

– К сожалению, я не получил даже среднего образования, потому что сбежал из школы.

– Прошу извинить меня за провинциальное невежество, но мне незнакомы такие выражения, как «сбежал из школы» и «среднее» образование. У нас ученики посещают школу, когда хотят, и учат, что хотят и сколько хотят. Единственное обязательное требование – чтобы ученик изучал индивидуальный мютюэлизм, это необходимо для счастливой и полноценной жизни.

– А за обучение, надо полагать, платят родители?

Кзолгосц в ужасе отшатнулся.

– Ну что ты! Конечно, нет! Родители окружают детей любовью и заботой, но не мешают им постигать доктрины мютюэлизма. На каждого родившегося сразу открывается счет, но, пока человек не сможет зарабатывать, начисление вирров идет в дебет. Ребенок не будет считаться полноправным гражданином, пока не оплатит этот счет.

– Принудительный детский труд! – Я был потрясен. – День и ночь малютки гнут спину за корку хлеба?

– Дружище Джим, что у тебя за воображение! Нет, дети в основном работают по дому, помогая матери и получая те же вирры, которые платит матери отец…

– Прошу вас, довольно! У меня мало сахара в крови, и я плохо соображаю, а индивидуальный мютюэлизм – такая тонкая штука, что сразу в ней разобраться невозможно.

Он кивнул.

– Я понимаю. Не расстраивайся, Джим. Ты расскажешь обо всем, что произошло с человечеством после того, как мы уединились на Чоджеки, а мы познакомим тебя с гениальными творениями Марка Четвертого, да будут вечно бежать электроны по его проводам!

Неплохое пожелание давно исчезнувшей машине. Я никак не мог привыкнуть к тому, что туземцы боготворят какую-то жестянку с микросхемами, какой бы умной она ни была. Ну да ладно, это их дело. А мне пора приниматься за работу.

– Вы можете узнать, где находится мой друг Мортон?

– Буду счастлив тебя проводить, друг мой Джим.

– Вы знаете… – Я запнулся. – Ну да, в городе всем известно, где мы прячемся.

– Совершенно верно. Ты умеешь ездить на велосипеде?

– Давненько не приходилось, но разучиться делать это невозможно.

Велосипед – отличная штука, особенно когда на улицах их полным-полно, а тебе ни к чему выделяться из толпы. Я скатал форму – на всякий случай – и надел мешковатые шорты, которые предложил Кзолгосц. Эти шорты да моя майка – чем не костюм велосипедиста?

Я вышел в сад и отжался сто раз. Поднявшись на ноги, увидел человека, который стоял рядом, опираясь на руль ярко-красного велосипеда.

– Простите, если я вмешиваюсь в ваш ритуал. Мне позвонил Кзолгосц, чтобы я доставил вам велосипед. Вот, пожалуйста, самый лучший из моего запаса.

– Спасибо, велосипед – просто чудо. Но, боюсь, я не смогу за него заплатить…

Он улыбнулся.

– Вы уже заплатили. Я заехал в банк, стоимость велосипеда вычтена из вашего счета. Кстати, меня попросили передать вам вот это.

Моргая, я уставился на вирр-диск, который он мне вручил. На нем было оттиснуто: «Джим ди Гриз». В маленьком окошечке виднелось: «Баланс 64.6.78».

– Служащие банка просили передать, чтобы вы с ними связались. Они не знают, сколько часов в эту ночь вы занимались общественно полезным трудом. Если вы им позвоните, они будут очень благодарны.

– Я принят в систему! – обрадовался я.

– Ну конечно! – заулыбался незнакомец. – Вы – индивидуум, и индивидуальный мютюэлизм – для вас. Добро пожаловать. Желаю, чтобы ваш вирр-счет рос и чтобы ваша жизнь была долгой и счастливой.

Глава 26

Генералы спохватились только наутро. А всю ночь к нам поступали сообщения о фантастическом успехе дня «Д». Отпущенные в увольнение солдаты первому же встречному говорили о своей величайшей любви к свежему воздуху. Им предлагали войти через черный ход в ближайший магазин готового платья, давали там штатскую одежду и билеты на поезд. Последний поезд ушел около полуночи, затем поток дезертиров иссяк.

Ночью военные не поднимали шума. В лагере было не меньше четырех ворот, и возле них стояли знаменитые своим кретинизмом военные полицейские. Наверняка они полагали, что все солдаты, которых они выпустили, возвратились через другие ворота.

Дезертиров было так много, что даже дополнительные поезда ушли полнехонькими. Свыше сотни беглецов остались в городе – им не хватило мест.

На свои средства я приобрел гигантский телевизор и подарил его хозяевам дома. Мы с Мортоном смотрели городской канал, когда вмешались военные. Особого восторга при этом мы не испытали, так как день был праздничный – годовщина создания первого блока Марка Четвертого или что-то в этом роде – и по телевизору показывали парад клуба юных велосипедисток.

Внезапно экран погас, а когда засветился снова, на нем появилась отвратительная физиономия Зеннора.

– Выключи! – простонал Мортон. – Нам скоро завтракать!

– Пусть поговорит. Вряд ли он скажет что-нибудь приятное, но рано или поздно нам все равно передадут.

– Внимание! – сказал Зеннор, и Мортон возмущенно фыркнул, а я махнул рукой, чтобы он замолчал. – Все вы меня знаете: я генерал Зеннор, командующий армией освободителей. Вы знаете, что я добрый, вежливый и терпеливый…

– Ему бы романы писать!

– Тихо!

– …но жесткий. И теперь пришло время проявить справедливую твердость. Я узнал, что в нашей доблестной армии нашлось несколько трусов, решившихся на дезертирство. Я хочу, чтобы вы знали: это серьезное преступление, и наказание за него – смертная казнь…

– Еще бы! Как иначе удержишь от развала эту гнилую армию?

– …и я знаю, что никто из вас не хочет, чтобы эта кара постигла глупых молодых людей. Поэтому довожу до вашего сведения, что я решил продлить все выданные вчера увольнительные на двадцать четыре часа. Они действительны до двенадцати ночи. Ни один солдат, вернувшийся на базу до полуночи, не будет наказан. Я настоятельно советую жителям города объяснить это неразумным юнцам, которых вы прячете. Скажите им, пусть возвращаются.

С его лица исчезла фальшивая улыбка. Он приблизился к камере и прорычал:

– Скажите им, что после полуночи я уже не буду добрым, терпеливым и вежливым. Я введу чрезвычайное положение. Перекрою все дороги из города и обыщу квартал за кварталом, здание за зданием. Каждый дезертир, которого я поймаю, получит возможность выпить кружку пива и написать одно письмо домой. После этого он будет расстрелян!

Вы все поняли? Это первое и последнее предупреждение. У вас есть время до полуночи. Больше я с вами цацкаться не стану, дезертиры! Считайте себя покойниками, если…

Я выключил телевизор.

– Как страшно! – буркнул Мортон. У него был очень испуганный вид впечатлительного человека. – Включи телик, досмотрим девочек.

Я включил. Но парад уже кончился, и показывали длинноволосого человека, который с энтузиазмом читал лекцию об индивидуальном мютюэлизме.

– Знаешь, Мортон, а ведь он имел в виду и нас.

– Не надо! Молчи! Я знаю – очередная серия космической оперы. Мне надо выпить.

– Не надо. Тебе надо посидеть спокойно, собраться с мыслями и помочь мне найти выход. Впрочем, что-нибудь слабенькое, вроде пива, не помешает.

– Извините, я невольно подслушал. – Стирнер появился в дверях с подносом, на котором стояли бутылки и кружки. – Если не возражаете, я к вам присоединюсь. Жарко сегодня.

Мы сдвинули кружки и хлебнули пива.

– Есть новости из города? – спросил я.

– Разумеется. Все поезда, покидающие город, проверяются патрулями, так что на поезде больше не выбраться.

– А шоссейные дороги?

– На них заставы. Над окраинами города летают машины на вертящихся крыльях…

– Вертолеты.

– Благодарю, я запомню это слово. Всех, кто покидает город, задерживают, заставляют прижимать пальцы к какой-то пластинке, которую помещают в машину. Потом отпускают.

– Очень мило, – пробормотал я. – Проверяют отпечатки пальцев. Значит, днем нам не выбраться – наши отпечатки заложены в память компьютера. Придется ждать темноты…

– Не хочу показаться мрачным, – произнес Мортон, – но мне это все не нравится. Вертолеты, инфракрасные детекторы, пулеметные установки, смерть с неба…

– Понял тебя, Мортон. Слишком опасно. Надо найти другой выход.

Наш диалог прервало появление на экране велосипедистов, крепких парней с волосатыми ногами. У Мортона заклокотало в горле, но он утих, как только увидел на экране улыбающихся и машущих телезрителям девушек.

– У-у-у! – закричал я, вскакивая на ноги. – О-о-о!

– Вторая дверь слева по коридору.

– Заткнись, Морт. Это вдохновение, а не запор. Ты видишь гения за работой. Перед тобой – единственный человек на планете, знающий, как нам выбраться из города целыми и невредимыми.

– Как?

– А вот как! – Я показал на экран. – Стирнер, садитесь за телефон и договаривайтесь с кем нужно. Я хочу, чтобы сегодня к вечеру этот клуб выехал из города. Можно бы и раньше, но мы не успеем собраться.

– Куда собраться! – воскликнул Мортон. – О чем ты говоришь?

– Кажется, я понимаю, – сказал Стирнер. – Вы хотите выехать на велосипедах. Но вас остановят.

– Нет, не остановят. Потому что ты угадал только наполовину. Мы загримируемся под девушек.

Как только эта идея проникла в их сознание, они захлопали в ладоши. Потом мы взялись за дело.

Обдумывая план операции, я почти не замечал, что происходит кругом, Казалось, комната превратилась в проходной двор. Я машинально жевал бутерброд и, моргая, глядел на стену, когда меня окликнул Мортон:

– Джим, скоро нам выходить. Ребята уже собираются на площади. Не смейся! – воскликнул он, покраснев.

Но как было не засмеяться при виде такой красотки? Даже то, что он обрил ноги, не сделало его женственнее. Правда, пышный парик и накладные груди помогли, но за девушку его можно было бы принять только издали.

– Надо бы губы подкрасить, – сказал я.

– Ну конечно. Посмотрим еще, что из тебя получится. Переодевайся!

Я переоделся. Короткая плиссированная юбка очень шла к рыжему парику. Я вздохнул, глядя на себя в зеркало, и произнес:

– Ничего, Джим. Лучше ты никогда не выглядел.

Мы выкатили велосипеды за ворота, поблагодарив радушных хозяев и выразив надежду, что встретимся после войны. Стирнер был нашим проводником. Он сразу вырвался вперед, и нам, «девушкам», пришлось попотеть, чтобы догнать его.

На площади Марка Четвертого было столпотворение – там собрался весь город. Велосипедный клуб девушек Беллегаррика выстроился там в полном составе. Девчонки были еще привлекательнее, чем по телевизору. Правда, не все, потому что среди них были не девушки. В смысле – парни. Наши беглецы. Впалые щеки, узкие бедра, глупые смущенные улыбки… Некоторые из них годами не видели велосипеда. Они катались по площади, виляя и часто падая.

– Внимание! – крикнул я. Шум немного утих. – Во-первых, перестаньте ругаться – постыдитесь этих добрых людей, ради вас рискующих своей жизнью. Во-вторых, если кто-нибудь упадет, проезжая заставу, мы все пропадем. Поэтому тех, кто в себе не уверен, прошу пересесть на трехколесные велосипеды или на задние сиденья тандемов.

– А куда мы едем? – выкрикнул кто-то.

– Приедем – узнаешь. Все, пора. Когда я скажу «поехали» – дружно стартуем. Кто зазевается – тот олух. Ругаться можно только старшим по званию. Я главный и потому буду ругаться за всех, пока мы не выберемся отсюда. По коням!

«Девушки» следом за мной сделали два-три круга по площади. Потом я дал сигнал настоящим велосипедисткам. Они были прекрасны. Стремительно и четко они разделились на две колонны и окружили нас. Их президент с флагом клуба понеслась по широкой гладкой дороге, а девушки дружно последовали за ней.

Ближайшая застава ждала нас на перекрестке. На углу нас отсекла колонна клуба ветеранов – все спортсмены либо седые, либо лысые. Но они резво крутили педали тощими шишковатыми ногами, громко щелкая суставами. Подъехав к барьерам, они спешились и принялись стаскивать их с дороги. Как ни орали сержанты и офицеры, они не смогли остановить наших помощников, и вскоре мы проскочили в образовавшуюся брешь.

Некоторые девушки в порыве энтузиазма бросились помогать старикам. Другие смеялись и целовали офицеров.

Мы крутили педали что было сил. Потея, виляя, ругаясь. Проскочили заставу и скрылись за поворотом.

– Продолжать движение! – орал я. – Мы еще не вырвались. До леса никому не останавливаться. Вперед! Вперед! Кто последний – тот осел!

Наконец на краю леса свернули с дороги и горохом посыпались в кювет.

– А больше… мы… не будем так жать? – спросил Мортон. Он лежал на спине и стонал.

– Это еще что, Морт. Крепись. Тебе надо тренироваться.

Он сел и уставился в ту сторону, куда смотрел я. На дороге появился клуб девушек. Нежная кожа, развевающиеся на ветру волосы, блестящие глаза. И корзинки с едой.

Выпив по стакану пива, мои подопечные ожили. Армия казалась дурным сном; впереди их ждала свобода.

Для них это был первый день новой жизни – и он был похож на день в раю.

Я веселился и шутил вместе с ними, но смех мой был неестественным, а улыбка – вымученной. Мне не давали покоя мысли о Зенноре. Как поступит этот маньяк, узнав, что потерял половину армии?

Глава 27

Приказ подниматься «девушки» встретили стонами и воплями протеста.

– Тихо! – прикрикнул я на них. – У нас жесткий график. Если хотите выбраться отсюда живыми, слушайте меня. Когда я скажу «лягушка» – прыгайте. Ясно?

Я подождал, пока утихнет веселое кваканье, и добавил:

– Ехать нам еще примерно полчаса. И чем стонать, поглядите лучше на милых, нежных девушек, которые ради вас рискуют жизнью. Они не стонут, а ведь им еще возвращаться в город кружным путем. Давайте же поблагодарим их!

В многоголосом «спасибо!», грянувшем за этим призывом, я различил звуки нескольких поцелуев. Пришлось громко свистнуть, чтобы привлечь к себе внимание.

– Скоро приедем на фабрику. От нее идет железнодорожный путь. Сразу после нашего прибытия по нему отправится на север товарный состав. На нем мы поедем в далекие края. А теперь – по коням!

Ехали мы в тишине – моих галантных попутчиков одолевала усталость. Когда над нами пролетел вертолет, они изрядно струхнули. Я приказал парням опустить головы, а девушкам – махать руками и улыбаться. Это подействовало – больше над нами не летали. Подъезжая к фабрике, мы услышали гудок поезда. Состав только что вывели на путь.

– Открывайте двери вагонов! – приказал я. – И залезайте побыстрее, пока нет вертолетов. Берите с собой велосипеды – вам зачтут их стоимость в банке. Поцелуйте девушек на прощание. Через минуту отправляемся.

Я поискал глазами Ниби – загорелую рыжеволосую красотку, президента клуба велосипедисток. Передав флаг помощнице, она подъехала ко мне с улыбкой, от которой чуть не задымились шины моего велосипеда.

– Можно мне сопровождать тебя, инопланетник Джим? Умоляю – не отказывай.

– Глунк…

– Надо думать, это означает согласие. – Она забралась в вагон, втащила свой велосипед и уселась на тюк сена. – Ты очень добр. Я еще вчера училась в школе, но сегодня мы все покидаем Беллегаррик. Моя родина – на севере, там у моей семьи небольшая ферма в селе, которое называется Линг. Я говорила с отцом, матерью, братьями и сестрами – они будут очень рады, если ты поживешь у нас, сколько пожелаешь.

Увидев, как позеленел Мортон, я понял, что он все слышал.

– Почту за честь. Это просто замечательная идея.

Ниби улыбнулась, но улыбку как ветром сдуло, когда она взглянула на Мортона.

– Твой друг не заболел?

– Нет. – Меня переполняла щедрость. – Просто ему некуда ехать, и он надеется, что ты и его пригласишь.

– О чем разговор.

Мортон тут же порозовел и глуповато заулыбался.

– С благодарностью принимаю твое приглашение. Но надолго я у вас остаться не смогу. Как только Шарла, моя приятельница, даст о себе знать, сразу уеду.

– Так ты ее не забыл? – с притворным удивлением спросил я, и он вонзил в меня такой взгляд, что Ниби отвернулась.

Путь был нам не в тягость – поезд шел быстро, вагон не трясло. Уже через час мы перестали бояться вертолетов, зная, что удалились от города на приличное расстояние. Бывшие «девушки» спали на сене, подложив под головы ватные груди. В сумерках поезд сделал первую остановку. В вагоны загрузили корзины с едой и бутылки с напитками.

Наевшись и напившись, я заснул, а проснулся от прикосновения к плечу чьей-то мягкой ладони.

– Приехали, – сказала Ниби. – Буди своего друга.

Дверь вагона была открыта, снаружи медленно проплывали огни. Вскоре поезд остановился. Мы спрыгнули на перрон, взяли свои велосипеды и, попрощавшись с парнями, спустились на шоссе и поехали вслед за Ниби. Дорога была превосходная, ночь – теплая. Над головами раскинулась на полнеба величественная туманность, и мы, казалось, плыли в ее холодном белом сиянии.

– Ни за что не вернусь на Невенкебла, – пропыхтел Мортон.

– Но у тебя там родные.

– Попав в армию, я их потерял.

– Ты прав, – кивнул я. – Ну, на этой планете нет ничего общего с тем, что мы видели в армии. Хотя, честно говоря, я не совсем понимаю, как смог индивидуальный мютюэлизм привести общество к такому благополучию. Впрочем, благополучие – слишком сильно сказано. Не надо забывать о Зенноре.

– А как бы хотелось забыть!

Наутро мы добрались до фермы. Встретило нас все семейство. Видели бы вы, какой стол накрыла хозяйка к нашему приезду. И мы сделали все, чтобы ее не обидеть. Наконец, отдуваясь, встали из-за стола. Семья помаленьку разошлась на работу.

– Хорошо здесь, – произнес Мортон.

– Здесь здорово! – согласился я.

– Стоимость еды вычтена из твоего счета. – Улыбаясь, Ниби вернула мне вирр-диск. – Половина будет возмещена за счет Мортона, когда у него появятся вирры.

– Непостижимая все-таки эта штука – индивидуальный мютюэлизм, – сказал я. – Мне бы хотелось побольше узнать о вашей жизни.

– Буду рада ответить на любые вопросы, – заверила меня Ниби с улыбкой, от которой у меня потеплело в груди. Но улыбка через секунду увяла. – Давай поговорим об этом позже. Я бы хотела, чтобы вы сейчас посмотрели телевизор. Мы записали утренние новости.

«Наверняка эти новости связаны с Зеннором, – мрачно подумал я. – А значит, они наверняка дурные».

Экран засветился, грянул бравурный марш. По дороге шагала пехота, ехали танки. Стреляли пушки. «Запись» – сразу понял я, узнав базу Мортстерторо. Видимо, это зрелище должно было вселить ужас в сердца непокорных туземцев. Но я уже достаточно хорошо знал жителей Чоджеки и не сомневался, что их изумляет напрасная трата средств, и только. Я выключил звук и подождал, пока уедет последний танк. Затем появился Зеннор.

– Мы могущественны, мы несокрушимы, и мы победим! – заявил он ледяным тоном. – Жители Чоджеки, до сих пор я был добр к вам. Даже готов был пощадить сбежавших солдат. Но теперь я вижу, что по-хорошему с вами нельзя. Ну что ж, вы получите небольшой урок. Я научу вас уважать нашу армию.

Вы помогли скрыться дезертирам, которые заслуживают смертной казни. Это не вызывает у нас сомнений. Как иначе объяснить, что ни один из них не воспользовался амнистией? Что ни один из них не найден? Без вашей помощи они не смогли бы выбраться из города. Следовательно, население Беллегаррикавиновно в измене, в содействии предателям-дезертирам и будет сурово наказано. Я обращаюсь к населению всей планеты. Жители Беллегаррика сознают свою вину и пытаются избежать наказания. Словно трусливые черви – каковыми они являются, – эти негодяи спешат расползтись в разные стороны. Город совершенно опустел, но не всем удалось скрыться. Мы захватили сотни и сотни предателей. Однажды мы брали заложников, и это привело к желаемым результатам. В тот раз я пожалел их и отпустил целыми и невредимыми, но на сей раз не ждите от меня пощады.

Слушайте меня, жители планеты! Во-первых, все дезертиры должны быть немедленно возвращены в город. Я обещаю помиловать их и заменить смертную казнь службой в штрафных батальонах. Я уже говорил, что у меня доброе сердце.

Во-вторых, я требую восстановить снабжение города всем необходимым и открыть рынки. Пусть те, от кого это зависит, сегодня же вернутся в город. Беллегаррик должен жить нормальной жизнью, как до нашего прибытия.

Он сделал драматическую паузу, потом ткнул пальцем прямо в объектив камеры.

– И эти требования будут выполнены, иначе через сутки я расстреляю десять заложников. Впрочем, я все равно их расстреляю, подчинитесь вы или нет. Это и будет уроком, который я вам обещал. Если вы не подчинитесь, я ежедневно буду казнить по десять человек. Как только эта мера окажет нужное воздействие, казни прекратятся. Но я прикажу их возобновить, когда сочту необходимым.

Экран потемнел, и я обнаружил, что смотрю, не мигая, на Мортона.

– Редкий случай психопатологии, – заметила Ниби. – Не замеченное врачами изменение генетического кода. Ведь он сумасшедший, правда? По-моему, он бредил. Разве нормальный человек может убивать людей?

Краснея от стыда за род человеческий, я промолчал. Ответил Мортон, кипевший от гнева:

– Зеннор это может. Я родился и вырос в стране, где власть в руках таких, как он. Поверь, он выполнит свою угрозу.

– Надо его остановить. Как это сделать?

– Это очень сложный вопрос. Ведь вы не заставите дезертиров вернуться. Насколько я вас знаю, даже просить их об этом не станете. А они вряд ли захотят вернуться сами. Будь у вас правительство, оно бы, наверное, вступило с Зеннором в переговоры и сумело найти компромиссное решение. Но он все еще не верит, что у вас нет правительства. Даже подумать страшно о том, что нас ждет в будущем.

– Но подумать надо, – с мрачной решимостью, какой прежде я за ним не замечал, сказал Мортон. – Зеннора необходимо убить. Иного выхода у нас нет.

– Убить?! – воскликнула Ниби. – Но это ужасно!

– А что ты предлагаешь?

– Увы, мне нечего предложить. Решить эту проблему мог бы только гениальный Марк Четвертый.

– Может быть, – пробормотал я. – Но мне кажется, это и ему не по плечу.

– Для Марка Четвертого нет неразрешимых задач, – тихо и твердо произнесла она.

Я разозлился – они слишком высокого мнения о своем божестве.

– Слова, слова. Извини, но это больше смахивает на слепую веру, чем на здравый смысл. Нет, Ниби, нам самим придется выкручиваться, поскольку твой Марк Четвертый давным-давно превратился в ржавчину. Нам он уже не поможет.

– Он мог бы нам помочь, – упорствовала Ниби. – Но мы, к сожалению, не должны его просить о помощи. В этом – суть индивидуального мютюэлизма. Мы сами должны решать свои проблемы. Он дал нам свои труды – и этого достаточно.

– Можете попросить, но не станете? Нет, милая. Не станете просить, потому что не можете. Марка Четвертого давным-давно нет.

– Неправда! – воскликнула она, затем, расценив мою реплику как неудавшуюся шутку, улыбнулась. – Марк Четвертый в Беллегаррике. Он никогда не покидал города.

Я беспомощно посмотрел на Мортона. Если в тот момент у меня было такое же выражение лица, как у него, значит, я выглядел полным идиотом. Ниби нетерпеливо ждала, пока к нам вернется дар речи. Ко мне он вернулся чуть раньше.

– Марка Четвертого… не стало… тысячи лет назад…

– Почему? Что мешает искусственному разуму существовать вечно? Ведь приходящие в негодность детали можно заменять на новые безо всякого ущерба для интеллекта. Мы надеемся, что он доволен тем, как мы строим свою жизнь. Но никто и никогда не попросит его о помощи.

– Ошибаешься. Я попрошу, – сказал я, поднимаясь. – Причем ни секунды не колеблясь. Ведь это из-за него сотням заложников грозит расстрел. Пускай этот умник как следует пошевелит своими искусственными извилинами, чтобы их спасти.

– Но тебе придется вернуться в Беллегаррик, – сказал Мортон.

Я хмуро кивнул.

– Да, Морт, да, дружище. Надо разыскать логово этого великого электронного философа. Надеюсь, мои вопросы не вызовут у него короткого замыкания.

Глава 28

– Тебе известно, где находится Марк Четвертый? – обратился я к Ниби. Она отрицательно покачала головой.

– Увы! Но я точно знаю, что Марк прилетел сюда вместе с нами и помогал строить Беллегаррик. И с тех пор он не покидал города.

– Надеюсь, кто-нибудь мне подскажет, где его искать. – Я надолго задумался, потом щелкнул пальцами. – Наш старый друг Стирнер – вот кто! Он – крупнейший специалист по электричеству. Если даже он не знает, где Марк, то наверняка сведет меня с тем, кто знает. Как с ним связаться?

– Видеофон к твоим услугам.

– Благодарю, Ниби. Но у меня нет номера Стирнера, как и представления о том, где он находится.

– Номера нет ни у кого. И где твой друг, тоже неважно. Вызови ЦС и попроси, чтобы тебя с ним соединили.

– ЦС?

– Центральную станцию. Ладно, я сама вызову.

Она нажала несколько клавиш, и на экране высветились слова: «ПОЖАЛУЙСТА, ИМЯ». Как умно и вежливо! Я мысленно снял шляпу перед человеком, составившим эту программу.

Потом на экране появилось слово «ВЫЗОВ». Когда светящиеся буквы померкли, я увидел мрачное лицо Стирнера. Он вымученно улыбнулся, и я сразу понял, что он тоже смотрел новости.

– А, мой добрый инопланетный друг Джим. Надеюсь, ты в добром здравии. Могу я чем-нибудь помочь?

– Конечно, можешь. Мне бы хотелось потолковать с вашим полубогом. Марком Четвертым.

– Странное слово. Я никогда не считал его полу…

– Ладно, не считал – и не считай. Ты знаешь, где он?

– Разумеется.

– Сможешь меня к нему провести?

– А вот это – вопрос непростой. Помнится, я читал, что после постройки города к Марку нередко обращались за советами и консультациями. Но это было сотни лет назад. Сам бы я туда никогда не пошел, но тебя отвести могу, потому что уважаю твою индивидуальность наравне с индивидуальностью Марка Четвертого. В этом мире каждый должен идти своей дорогой.

– Я собираюсь вернуться в город.

– Советую быть осторожным. У нас тут беспокойно. Движение поездов остановлено, кто пытается выбраться из города, тех задерживают. Насколько мне известно, никто из дезертиров не вернулся.

– Ничего, что-нибудь придумаю. Не отходи от видеофона, я сегодня приеду. Мне надо поговорить с Марком Четвертым, пока Зеннор не натворил беды.

Я повесил трубку и уставился в пространство. Но в этом пространстве идеи не витали.

– Что-нибудь посоветуешь? – спросил я у Мортона.

– Разве что вернуться под видом раскаявшегося дезертира.

– Я уже обдумал эту идею. И отверг. Меня попросту расстреляют.

– А я могу дать совет? – спросила Ниби.

– Ну разумеется.

– Поедем в город вдвоем. У нас тут театральная труппа с превосходными гримерами и костюмерами. Загримируем тебя под старика, а я буду твоей дочерью и водителем.

– Превосходно! – и в порыве энтузиазма я вскочил на ноги, обнял Ниби и поцеловал. И быстро сел, потому что во мне началась буря, которая разметала все полезные мысли. Это прекрасная, умная, привлекательная девушка, и надо все это выкинуть из головы на время.

– Мой брат отведет тебя в театр, а я позабочусь о транспорте. Просто нет слов, как я рада, что могу тебе помочь! Это так здорово! Гораздо интересней, чем в школе.

– А что ты там изучала?

– Вулканологию. Я без ума от магмы и шлаков. Когда спускаешься в кратер…

– Отлично. С удовольствием тебя послушаю, но позже. Ладно?

– Ладно… А вот и мой брат.

Поезд, которым я возвращался в Беллегаррик, состоял из двух вагонов и предназначался, по-видимому, специально для меня. Мортон, провожавший меня, выглядел виноватым, но не мог скрыть радости, что остается. Попрощавшись с ним, я с кряхтением поднялся в тамбур, опираясь на трость – ведь я был убеленным сединами старцем, а в подобный образ необходимо вжиться. Седая борода, слезящиеся красные глаза, морщины, как на голенище старого сапога, – иными словами, в лингском театре работали профессионалы. Специальная упряжь под одеждой сгибала меня в три погибели.

Поезд мчался быстро и без остановок, и довольно скоро мы прибыли к месту назначения. На платформе нас ожидал черный автомобиль. Водитель вышел и распахнул перед нами дверцу.

– Вам приходилось водить такую машину? – спросил он.

Ниби кивнула.

– Отличная модель.

– Вы правы. – Он показал, где находится электрогенератор, а где – двигатель. – Экологически чистый, – добавил водитель.

Ниби уселась за руль, и меня вдавило в спинку сиденья многократной перегрузкой. Мы пулей понеслись по пустой дороге.

– Перед заставой я приторможу. Правда, здорово? Давай выжмем предельную скорость, а?

– Н-не… не надо! – прохрипел я. – Хоть я и глубокий старик, мне еще не охота сводить счеты с жизнью.

Расхохотавшись, Ниби сбросила скорость примерно до звуковой. Она неплохо знала дорогу – наверное, благодаря велогонкам. Внезапно она нажала на тормоза. Мы потихоньку свернули за угол, где путь преграждали барьеры.

– О, шалопаи! – воззвал я к военным, грозно потрясая тростью. – Зачем вы перегородили дорогу?

Ко мне неторопливо подошел толстый капитан, что-то выковыривая из зубов. Наверное, остатки саморазогревающейся колбасы.

– Не ори, старый хрыч. Куда прешь?

– О, неужели ты такой дурак, каким выглядишь, или ты не слышал, что приказал твой самый главный начальник? Городские служащие должны вернуться в город. Я – инженер-электрик, и если тебе нужен свет в уборной и холод в холодильнике, немедленно пропусти меня!

– Побереги глотку, папаша, – проворчал офицер. Тем не менее он отошел и жестом велел двум сержантам отодвинуть барьер. Рядовых я поблизости не заметил и мысленно пожелал сержантам, чтобы перемена деятельности пошла им на пользу.

Мы поехали дальше и, когда застава скрылась из виду, остановились возле видеофонной будки. Я выбрался из машины и, ковыляя, как заправский ревматик, вошел в будку.

– Ты уже в городе? – спросил Стирнер.

– Только что прибыл.

– Очень хорошо. Встретимся у входа.

– У входа? А где он?

– На площади Марка Четвертого, разумеется. Где еще, по-твоему, он может находиться?

Хороший вопрос. А мне-то показалось, что там только статуя. Мне и невдомек было, что Марк – это резиденция Марка.

Пока мы туда добирались, я избавился от всего, в чем уже не было нужды, – начиная с упряжи. Бороду, правда, оставил – на тот случай, если по пути нам встретятся патрульные. И они встретились.

– Притормози, – велел я Ниби. – Не стоит привлекать к себе внимание.

Сержант, возглавлявший патруль, устремил на нас пылающий взгляд. Я игнорировал его, зато с любопытством посмотрел на его подчиненных. Когда патруль сворачивал за угол, последние двое солдат отделились и метнулись в открытую дверь здания. И исчезли. Выходит, дезертиры не только не возвращаются – их число растет!

Отлично! Если так пойдет и дальше, в армии Зеннора скоро останутся только офицеры и сержанты, а с таким контингентом войну не выигрывают.

На площади я сорвал бороду и избавился от морщин, тем самым сбросив лет сорок. Стирнер уже ждал возле статуи.

– Хотел бы я пойти с тобой, – сказал он.

– И я, – подхватила Ниби. – Наверное, потолковать с Марком было бы просто здорово. Но идти к нему непрошеными нам нельзя.

– Как туда войти?

Стирнер показал на маленькую бронзовую дверцу в пьедестале.

– Сюда.

– А ключ?

Стирнер и Ниби в изумлении уставились на меня:

– Какой еще ключ? Не заперто!

– А, ну конечно, – пробормотал я. Подумать только! Сотни, нет, тысячи лет эта дверь открыта, и никто не удосужился войти!

Они торжественно пожали мне руку. Как если бы вы попрощались с настоятелем местной церкви, вздумай он взобраться по лестнице на свидание с богом.

Ручка была тугая, повернуть ее было трудно. Я толкнул дверь, она медленно отворилась, тихонько скрипнув. Вниз вели пыльные ступени. Вспыхнул свет, одна лампочка, как видно, перегорела. Надеюсь, Марк Четвертый еще не перегорел. Я чихнул, когда мои ноги потревожили пыль веков. Последовал долгий спуск вниз. Лестница заканчивалась в маленькой комнате, где была большая, покрытая золотом дверь. На ней бриллиантами были выложены бессмертные слова: «Я СУЩЕСТВУЮ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, Я МЫСЛЮ». А пониже красовалась надпись, сделанная маленькими красными буквами: «Пожалуйста, вытирайте ноги!»

Перед дверью лежал коврик. Я вытер ноги, глубоко вздохнул и взялся за ручку, изготовленную из цельного рубина.

Дверь бесшумно отворилась (похоже, петли были недавно смазаны), и я вошел в просторное помещение. Там было сухо, гудел кондиционер. Посреди комнаты стоял Марк Четвертый. В точности такой, как на портретах. С той лишь разницей, что от него к множеству стоящих поблизости аппаратов шли провода.

Шкалы приборов вспыхнули, и телекамера повернулась в мою сторону. Встав напротив нее, я с трудом подавил желание отвесить поклон. Кто его знает, как приветствуют разумную машину?

Марк Четвертый молчал, и мне становилось все неуютней. Я кашлянул.

– Я полагаю, вы – Марк Четвертый?

– Разумеется. А кого еще вы ожидали здесь гррк…

Голос сменился жутким скрежетом. На передней панели отскочила крышка, и из отверстия повалил дым. Я разозлился.

Отлично! Просто замечательно! Сотни лет этот электронный всезнайка бездельничает в склепе, храня в ячейках памяти мудрость веков, а стоит мне войти и задать один-единственный вопрос, он взрывается и издыхает… Скверная шутка.

За спиной у меня загудело, и я отскочил, повернулся и принял защитную стойку. Но это оказался всего-навсего робот-ремонтник на колесиках. Он подъехал к Марку Четвертому и сунул в отверстие клешнеобразный манипулятор. С хрустом выдрав оттуда перегоревшую деталь, робот бросил ее на пол, вставил новую и убрался восвояси.

– Нет, – глубоким, звучным голосом ответил Марк Четвертый. – Я не взорвался и не издох. Это случилось с блоком имитации голоса. Я слишком давно им не пользовался. Ты – инопланетник Джим ди Гриз.

– Совершенно верно, Марк. Для машины, давным-давно не вылезавшей из склепа, ты неплохо осведомлен.

– А зачем мне вылезать, Джим? Я же компьютер. Какая разница, где расположен мой главный процессор?

– Правильно, я об этом как-то не подумал. – Я уступил место роботу-уборщику, подобравшему с пола негодную деталь. – Ладно, Марк. Если ты знаешь, кто я такой, то тебе, наверное, известно, что творится в городе.

– Разумеется, известно. Давно не было такой суматохи.

– И как тебе это нравится? – Этот холодный, загадочный электронный интеллект начинал меня раздражать. Когда он хохотнул, я невольно вздрогнул.

– Спокойно, Джим, спокойно. Я просто подключил к голосовой цепи блок эмоций. Он был отключен много веков назад, потому что верующие предпочитали слушать безапелляционный голос. Может, ты предпочитаешь женский? – добавил он мягким контральто.

– Если не трудно, оставь мужской, это как-то больше подходит к ситуации. Хотя странно, что я связываю пол и машину. А для тебя есть разница?

– Ни малейшей: он, она или оно – выбирай сам. Для меня пол ничего не значит.

– А для нас, людей, значит очень много – тебе, наверное, этого не хватает.

– Чепуха. Невозможно сожалеть о том, чего никогда не имел. Ты же по ночам не плачешь от того, что на твоих пальцах нет фоторецепторов?

Это он хорошо завернул; старина Марк был не прост. Но как ни приятно поболтать, пора переходить к сути визита.

– Марк, я пришел по очень важному делу.

– Несомненно.

– Ты смотрел выступление Зеннора по телевизору, ты знаешь, что происходит. Этот кровожадный дебил собирается расстрелять завтра поутру десять твоих приверженцев. Что ты намерен предпринять?

– Ничего.

– Ничего?! – Придя в бешенство, я ударил ногой по панели. – Ты… Ты придумал индивидуальный мютюэлизм! Ты распространил свое учение по Галактике! Ты привел сюда верующих – и теперь, когда им грозит гибель, решил остаться в стороне?

– Пошел ты к черту, Джим, – добродушно сказал он. – Я опубликовал политико-философский трактат. Только и всего. Люди его прочли, вдохновились и прилетели сюда, захватив меня с собой. У них своя голова на плечах. Так что остынь, детка, и не позволяй эмоциям возобладать над логикой.

Я снова уступил место роботу-уборщику. Приблизившись к Марку Четвертому, он мокрой тряпкой стер с панели отметину от моего ботинка.

Я сделал глубокий вдох и успокоился. Действительно, эмоциями делу не поможешь.

– Ты прав, Марк. Послушай, завтра на этой самой площади погибнут люди. Неужели ты ничем им не поможешь?

– А чем я могу помочь? Советом? Так любой совет можно найти в моих книгах. Люди ровно столько знают об индивидуальном мютюэлизме, сколько и я.

– И ты будешь равнодушно смотреть, как их убивают?

– Люди и раньше умирали за убеждения.

– Чудесно. А вот я не считаю, что это правильно. И кое-что предприму, в отличие от тебя.

– Что ты предпримешь?

– Еще не знаю. Посоветуй что-нибудь.

– Что?

– Как спасти людей. Как сорвать экзекуцию и уничтожить Зеннора…

И тут меня осенило. Дискутировать с Марком не имело смысла – надо было попросту воспользоваться его разумом. Если в его ячейках хранится информация, накопленная за тысячи лет, то наверняка там имеются сведения, которые мне нужны. Ведь у меня есть птица-шпион!

– Ладно, Марк. Ты все равно поможешь мне, дружище. Мне нужна кое-какая информация.

– Ну о чем разговор.

– Тебе известны координаты этой звездной системы и этой планеты?

– Конечно.

– Ага! Дай-ка мне распечаточку, да побыстрее! Я пошлю сигнал на ССВ, позову на помощь флот Лиги.

– Не вижу в этом смысла.

Я взорвался.

– Не видишь смысла?! Ах ты, идиотская машина! Я тебя прошу поделиться информацией, а ты не видишь смысла в том, чтобы спасти людям жизнь…

– Джим, друг ты мой инопланетный! Не выходи из себя, от этого повышается кровяное давление. Дослушай до конца. Я хотел добавить, что координаты нашей планеты тебе ни к чему. Ты уже послал сигнал на ССВ, когда включил замаскированный под птицу передатчик.

Глава 29

– Я послал сигнал на ССВ? – обалдело переспросил я.

– Да.

– Но… Но… – Я умолк и, мысленно схватив себя за шиворот, хорошенько встряхнул. «Логика, Джим! Сейчас нужна логика!» – Но в своей речи, записанной на пленку, капитан Варод утверждал, что для этого необходимо знать координаты планеты.

– Это была откровенная ложь.

– Как и утверждение, что птица отправила радиограмму на обычных волнах?

– Конечно.

Я нервно расхаживал по комнате. Телекамера поворачивалась вслед за мной. «Что происходит? Почему Варод обманул меня? А если он получил сигнал – почему молчит? Ведь если он получил сигнал и не выслал флот мне на помощь, то ответственность за гибель людей ляжет на его совесть. Но офицеры Лиги дорожат своей репутацией, не могут они пойти на такое! И все же Марк, наверное, не лжет». Я резко обернулся к нему.

– А ну-ка, старая мыслящая жестянка, ответь, где сейчас флот Лиги? Уже прибыл или еще в пути?

– Извини, Джим, но чего не знаю, того не знаю. На последнем нашем орбитальном телескопе батареи сели лет двести тому назад. Понятия не имею, где этот флот, о котором ты говоришь. Но подозреваю, что очень и очень неблизко.

Внезапно на меня накатила усталость, и я остановился. Да, денек нынче выдался еще тот. Я окинул комнату взглядом.

– Тут есть старый ящик или что-нибудь в этом роде? Мне бы сесть.

– О, прошу прощения. Наверное, хозяин из меня не слишком гостеприимный. Не было практики.

В комнату въехал диван на колесиках и остановился возле меня. Я с удовольствием на него плюхнулся. Было трудно воспринимать Марка в среднем роде, учитывая его голос и манеры.

– Очень мягко. Премного благодарен. – Я облизал губы, и Марк понял намек.

– Располагайся поудобнее. Выпьешь что-нибудь?

– Почему бы и нет? Хорошая выпивка разговору не повредит.

– К сожалению, бар у меня сейчас не самый изысканный. Есть вино, но ему уже лет четыреста. Как бы в голову не ударило.

Ко мне подъехал столик. Сдув пыль с бутылки, я включил электронный откупориватель, и тот снял древнюю пробку целой и невредимой. Я наполнил бокал и понюхал.

– О-о! Божественный запах!

Вкус оказался и того лучше. А вдвоем они – запах и вкус – живо прочистили мне мозги. Я почувствовал, что смогу, пожалуй, справиться со своими проблемами.

– Который час? – поинтересовался я.

– До обещанной генералом Зеннором экзекуции более шестнадцати часов.

Потягивая вино, я перебирал всевозможные варианты.

– Я послал сигнал, значит, флот идет на помощь. Но рассчитывать на его своевременное прибытие не приходится. Все-таки один плюс в этом есть – мне теперь не надо волноваться, что на этой планете я обречен жить до конца своих дней. Ладно, перейдем к делу. Что я могу предпринять для спасения людей, учитывая, что ты и твои мютюэлисты палец о палец для этого не ударите?

– Это не совсем так, Джим. Сейчас в городе проходят совещания, на которых обсуждается этот вопрос. К тому же многие жители вернулись.

– Что, решили смириться? Согласились работать на оккупантов?

– Отнюдь нет. Они намерены протестовать, но в какой форме выразить свой протест, еще не придумали.

– Откуда ты все это знаешь? Через шпионов?

– Не совсем. Я подключился к каналам связи и прослушиваю все видеофонные переговоры.

– А к армейским каналам ты тоже подключился?

– Да. Очень интересно.

– Ты понимаешь язык пришельцев?

– Я понимаю все языки на свете. Четырнадцать тысяч шестьсот двенадцать языков.

– Jamen, e’n ting er i hvert fald sikker. Du taller ikke dansk.

– Og hvorfor sa’ikke det? Dansk er da et smukt, melodisk sprog.

Прекрасно. Я-то думал, что, кроме меня, никто на свете не владеет датским. Но я был уверен, что знаю язык, о котором Марк и слыхом не слыхивал. Древний язык под названием «латынь». На нем говорит только тайное общество – настолько тайное, что я больше ничего не стану о нем рассказывать.

– Nonne cognoscis linguam Latinam?

– Loquarne linguam Latinam? – Голос Марка вдруг стал отрывистым, раздражительным. – Quid referam in singulorum verborum delectu, in coniunctorum compositione, et structura, in casuum atque temporum discriminatione, in cetnrarum concinnitate formularum, in incisorum membrorumque conformatione, in modulandis circumdictionibus, in elegantiarum cuiusque generis aqccurata, elaborataque frequenatione quantus tum sim et quam purus putus Ciceronianus? Ex qua Cicero mortuus est, meis verbus nihil latinius. Memoria vero libros omnium auctorum latinorum tam veterum quam recentiorum et neotericorum continet. Voces peregrinae et barbarae quae latinis eloquiis inseruntur, omino mihi notae sunt. Nae tu es baro et balatro, nam ego studeo partes difficiles cognoscere quas scholastici doctores gestant, latebras singulas auxilio mei ipsius cerno. Doctissimi enimvero homines omnino universitatum modernarum me rogant sensus omnium talium verborum.

Я только рот разевал, пока он все это излагал.

– Джим, ты уловил нюансы? Понял, что такое настоящая латынь Цицерона? Каждое слово подобрано и продумано, как и структура предложений, контрасты падежей и времен, мыслей и фраз…

Он, точнее, оно, еще долго продолжало в том же духе. Хвастало. Болтая с Марком, я невольно очеловечивал его. Ее. Это.

Марк – это не человек, а мыслящая машина с непревзойденными умственными способностями. Как бы найти им полезное применение, вот вопрос.

– Марк, скажи, ты мне поможешь?

– Всем, чем могу.

Попивая вино, я чувствовал, как его живительные токи разбегаются по телу. А главное – они здорово стимулировали мозги, пробуждали память. Мне вспомнилось одно пустяковое, казалось бы, событие, свидетелем которого я стал по пути сюда.

– Марк, сегодня я видел, как дезертировали двое солдат. А, кроме них, в городе сейчас есть дезертиры?

– Да, и предостаточно. Сто двадцать один… прости, сто двадцать два. Только что прибыл еще один.

– Они все вооружены?

– То есть имеют орудия убийства? Да, все. Они сбежали из патрулей, разгуливающих по городу.

Но согласятся ли они воспользоваться своим оружием? А если согласятся, что мы сможем сделать? Мысль помаленьку обретала форму. Клин клином вышибают. Ничего другого не остается.

Налив себе еще вина, я повернулся к гостеприимному электронному хозяину.

– Я хотел бы встретиться и поговорить с дезертирами. И чтобы у них было с собой оружие. Ты мог бы это организовать?

Он долго молчал – видимо, рассчитывал последствия. Но я его не торопил.

– Все готово, – сказал он вдруг. – После наступления темноты люди, у которых они прячутся, приведут их в спортивный центр. Это совсем недалеко от места, выбранного генералами для казни.

– Ты идешь впереди меня на один шаг.

– Надо полагать. Ведь я, что ни говори, куда разумнее, чем ты. Ну а поскольку до намеченного сбора еще не один час, не хочешь ли воспользоваться возможностью поболтать со мной? А то я уже тысячу лет, а то и больше, не имею представления о том, что творится в Галактике.

Тот день и вечер были для меня необычны. Память у Марка оказалась весьма внушительной, какой ей и полагалось быть, и я узнал от него много интересного. Но на один вопрос он так и не сумел мне толком ответить: где родилось человечество? Потому что он был собран много веков спустя после того, как люди вышли в Галактику.

– Как и ты, Джим, я знаю только мифы, легенды… Будто бы человечество появилось на планете под названием не то Грязь, не то Земля. Но в моей памяти, увы, нет ее координат.

– Да я просто так спросил, не расстраивайся. Но мне, кажется, пора идти. Приятно было с тобой потолковать.

– И мне. Заходи в любое время.

– Обязательно зайду. Скажи, ты можешь выключить свет, когда я буду на верху лестницы?

– Запросто. Ты даже не представляешь, как тут все автоматизировано.

– А с электричеством нет проблем?

– Смею тебя заверить, никаких. Первое чувство, которое я познал, – это тяга к выживанию. В моем распоряжении вся электроэнергия города, загородные электростанции, аварийные батареи и бензиновый генератор, который можно завести в течение десяти минут. За меня не беспокойся.

– Не буду. Пока.

Я поднялся по длинной лестнице, и, как только дотронулся до двери, все лампы погасли. Притворив дверь, я осторожно выглянул и, не обнаружив патрулей, распахнул. Стирнер и Ниби сидели на скамье, дожидаясь меня.

– А вы не боитесь, что враг наткнется на вас после наступления комендантского часа?

– Не о чем беспокоиться, – ответил Стирнер. – Из армии сбежало столько солдат, что патрулирование, по всей видимости, прекращено. Военные не покидают базы и здания муниципалитета. Ну, расскажи, о чем ты говорил с Марком Четвертым? – Стирнер и Ниби даже дрожали от возбуждения.

– Да, собственно, о пустяках. Но Марк оказался очень гостеприимен. Кстати, у него там припасено два-три ящика отменного вина…

– Я верю всему, что говорят о Марке Четвертом, – сказал Стирнер, и Ниби кивнула. – Но мне жаль, что он не помог тебе решить проблему казней.

Я часто заморгал.

– Откуда ты знаешь? Я ничего подобного не говорил!

– А зачем говорить? Марк Четвертый прекрасно знает, что с этой проблемой мы справимся сами. И мы с ней справимся. Решение уже принято. Завтра на место казни соберется весь город. Мы заслоним приговоренных собой.

– Благородно, но бессмысленно. Вас попросту перестреляют.

– Тогда наше место займут другие. Рано или поздно у военных кончатся заряды, и они поймут, что убийствами ничего не добьешься. Я уверен, что они не такие изверги, как их предводитель.

– Я бы не очень на это рассчитывал. Впрочем, у меня есть альтернативная идея. С помощью Марка я организовал сбор всех находящихся в городе дезертиров. Если вы окажете любезность и проводите меня в спортивный центр, у вас будет возможность ознакомиться с моим планом. Надеюсь, он покажется вам более разумным, чем ваш.

Мы неторопливо прогулялись до спортивного центра. Идти по вечерним улицам города было одно удовольствие – впервые я не опасался, что столкнусь с захватчиком. Нам встречались только группы горожан, идущих в том же направлении, что и мы, сопровождая вооруженных дезертиров. Те ухмылялись, не скрывая радости, что вырвались из армии. Глядя на них, я начинал волноваться – согласятся ли они пожертвовать своей едва обретенной свободой? Но у меня был только один способ выяснить это.

Спортивный центр представлял собой стадион под куполом. На нижних рядах кресел разместились дезертиры, на верхних – зрители. Я подождал, пока все усядутся и угомонятся, и взял микрофон.

– Уважаемые бывшие военнослужащие, друзья мои! Многие из вас меня не знают…

– Все тебя знают, Джим! – крикнул кто-то. – Ты – тот самый парень, который едва не задушил генерала.

– В следующий раз будь удачливей!

Улыбаясь, я подождал, пока утихнет шум.

– Спасибо, друзья, я рад, что вы одобрили мой поступок. Наш любимый генерал, этот подлец Зеннор, затеял поутру расстрелять нескольких безоружных граждан. Тех самых людей, которые помогали вам и вашим товарищам бежать, которые протянули нам руку дружбы и дали приют. Теперь наша очередь помочь, и я скажу, как мы это сделаем.

Мы повернем это оружие, с которым нас научили обращаться, на Зеннора и его подручных и пообещаем стереть их в порошок, если они посмеют тронуть мирных жителей. Это рискованный шаг, и нам его не простят. Но что-то ведь надо делать!

Ребята пошумели, поспорили, но в конце концов большинство проголосовало «за». Меньшинство, не сочтя возможным с достоинством удалиться, вынуждено было уступить. Горожане развели нас переулками по домам, выходящим окнами на площадь, и мы уснули в обнимку с оружием. Я не сомневался, что многие дезертиры ночью разбегутся, но надеялся, что оставшихся хватит, чтобы оказать мне мощную огневую поддержку.

В первых лучах зари я разглядел на площади движущиеся фигуры. Отодвинув в сторону плюшевого мишку, я смотрел вниз из окна магазина игрушек, который служил мне укрытием. На площади собирались войска. Привезли на грузовике и десяток заложников, связанных и в наручниках. Когда стало светлей, я увидел, что на площади нет рядовых. Ну конечно, Зеннор больше не доверяет рядовым грязную работу. Наверняка они сидят взаперти под надежной охраной.

Зеннор вышел из здания муниципалитета и остановился посреди площади. И в тот же миг до меня донеслось рычание моторов и лязганье гусениц. На площадь выехали тяжелые самоходные артиллерийские установки. Этого я не учел. Как и того, что Зеннор вытащит из кобуры пистолет и высадит одно из окон магазина игрушек.

– Выходи, ди Гриз! Все кончено! – заорал он и следующим выстрелом продырявил плюшевого мишку.

Я отворил дверь и вышел на тротуар. А что еще оставалось делать? На все окна, за которыми прятались мои друзья повстанцы, были нацелены пушки. А на лице Зеннора сияла злобная, торжествующая улыбка.

– Ты не забыл меня? Я – генерал. Неужели ты всерьез допускал, что твой идиотский замысел увенчается успехом? Мой агент во всех подробностях рассказал мне об этой дурацкой затее. Хочешь на него посмотреть?

По сигналу Зеннора из здания муниципалитета вышел один из дезертиров. У него были темные очки и огромные усы. Когда он снял то и другое, я его узнал:

– Капрал Гоу!

– Разжалован в рядовые за то, что не сумел тебя задержать. Меня бы расстреляли, если бы я не был достаточно богат, чтобы откупиться. Но мое падение – это и твое падение. Эти вонючие свиньи, рядовые, не разговаривали со мной, потому что знали, кем я был раньше. Но я все равно заподозрил неладное, а когда они начали дезертировать, доложил генералу. По его приказу я отправился в город, и там изменники туземцы дружно склоняли меня к дезертирству. Я согласился, и в результате генерал Зеннор получил исчерпывающий рапорт.

– Ты – крыса!

– Не смей оскорблять меня, шпион! Добрый генерал восстановил меня в звании капрала. А ты проиграл!

– Это точно! – подтвердил Зеннор, прицеливаясь мне в переносицу. – Ты проиграл, и пусть эта мысль будет твоей последней мыслью. Тебе конец!

Глава 30

Признаться, тот момент в моей жизни был одним из самых неприятных. Чего уж приятного, когда рядом с тобой стоит генерал-убийца и ласкает пальцем спусковой крючок пистолета, нацеленного на тебя. За ним с оружием на изготовку стояли его головорезы, а моих обезоруженных солдат со всех сторон пинками сгоняли на площадь.

– Даром тебе это не пройдет, Зеннор, – не очень уверенно сказал я. Но ничего другого в тот миг мне в голову не пришло.

– Еще как пройдет, щенок! – Поглаживая спусковой крючок, он целился мне в переносицу. Потом опустил пистолет. – Но я не хочу, чтобы ты отделался так легко. Перед смертью ты увидишь, как я перестреляю всех мерзавцев-дезертиров. Они имели наглость выступить с оружием в руках против своего командующего. За эту ошибку они понесут суровое наказание. Потом я казню десять заложников, как и обещал. Потом, и только потом, я убью тебя.

– Если я сам тебя до того не прикончу! – зарычал я, чувствуя, как рот ощерился в зверином оскале. Терять мне было нечего. Вытянув руки перед собой, я пошел на Зеннора. И он побежал.

Но убежал он недалеко – всего лишь к ближайшей заложнице, седоволосой старушке. Он схватил ее за руку и прижал ствол пистолета к ее виску.

– Ну, смелее, ди Гриз! Еще шаг вперед, и я нажму на спуск. Или ты в этом сомневаешься?

Нет, я не сомневался. Поэтому я остановился. Вот-вот должно было случиться непоправимое – а я ничего не мог поделать. У врагов было оружие, у меня не было ничего.

И в этот момент сквозь мрачную пелену тягостных мыслей я услышал топот множества ног. Я оглянулся. Как и Зеннор.

Из-за угла показалась толпа горожан. В первом ряду шагали Стирнер и Ниби.

– Нет, уходите! – закричал я. Ниби улыбнулась мне. И продолжала идти рядом со Стирнером. Зеннор теперь целился именно в Стирнера – но тот, казалось, даже не заметил этого, остановился и заговорил:

– Люди, немедленно сложите оружие! Мы не причиним вам зла, потому что мы никому…

– Еще одно слово – и я тебя пристрелю! – заорал Зеннор, побледнев, и прицелился в Стирнера. Тот холодно, равнодушно смотрел на него.

– Верю, – сказал он. – До сего момента я сомневался в том, что человеческому существу под силу убить другое человеческое существо, но теперь увидел тебя и убедился в этом.

– Вот и прекрасно! В таком случае…

– Замолчи! Я все равно сделаю то, что задумал. Отберу у тебя оружие. Если не получится – это сделает кто-нибудь другой. Если и он погибнет – его место займет третий. Рано или поздно у вас кончатся патроны, и вы будете обезоружены. Вам не победить.

– Ошибаешься! – крикнул Зеннор. На его губах выступила пена, а в глазах горело безумие. Он оттолкнул заложницу и прижал пистолет к груди Стирнера. – Кишка у вас тонка, ребята. Стоит мне выстрелить и забрызгать толпу твоей кровью, как она разбежится. Стоит моим людям дать залп – и уцелевшие обратятся в паническое бегство. Сейчас мы так и сделаем, и ты меня не остановишь…

Я бросился к нему. Он толкнул на меня Стирнера, ударил меня пистолетом по голове, а затем прижал его к моему виску.

– Ди Гриз, тебе не терпится умереть? В таком случае ты будешь первым.

В этот миг на нас упала тень, и в небесах загремел голос:

– Война окончена! Опустите оружие.

Над нами висел громаднейший крейсер, ощетиненный пушечными стволами, нацеленными на войска Зеннора.

Прибыл флот Лиги!

Но слишком поздно для меня.

– Ни за что! – закричал Зеннор. – Огонь! Уничтожить заложников! Сбить корабль!

Не забыл он и обо мне. Плотнее прижал пистолетное дуло к моему виску и нажал на спуск.

Осечка!

Я заметил, что сустав его пальца побелел от напряжения – он изо всех сил давил на спуск. Лицо Зеннора стало пепельно-серым – он понял, что происходит. Я отскочил и выбил пистолет из его руки.

Присев на корточки, я распрямился, как туго сжатая пружина, и вложил все свои силы в апперкот. Зеннор аж в воздух взлетел, а потом рухнул. Глядя на распростертое на земле бесчувственное тело и глуповато улыбаясь, я потер разбитые суставы.

– Ваше оружие не действует! – громыхал с небес голос, порядочно искаженный эхом. Но я безошибочно узнал голос капитана Варода. – Корабль распространяет вокруг себя поле энтропии, не позволяющее электронам двигаться или металлу соприкасаться с металлом. На живые существа это поле не действует, поэтому я прошу уважаемых жителей Чоджеки оказать нам услугу и разоружить захватчиков.

Послышался частый топот – дезертиры первыми бросились выполнять просьбу Варода. Я полюбовался на вытаращенные глаза офицеров и отвисшие челюсти сержантов. В днище корабля появилось отверстие, по тросу к земле скользнула знакомая фигура. На мое плечо легла рука. Я оглянулся и встретил сияющий взгляд Ниби.

– Вот и все, Джим.

– Да, все хорошо, что хорошо кончается. Захватчики улетят и никогда не вернутся. Вы снова будете хозяевами своей планеты. И мир воцарится навеки.

– Ты тоже улетишь?

Мое сердце гулко екнуло. Схватив Ниби за руку, я чуть не утонул в омутах ее глаз.

Но вовремя вынырнул на поверхность.

– Не знаю… Здесь, конечно, замечательно, но, боюсь, для меня такая жизнь была бы слишком спокойной. Ты уж меня извини. В раю, конечно, неплохо, но я к нему не привык. Во Вселенной еще столько планет, где я не бывал… К сожалению, мне придется улететь.

– Оставайся лучше здесь, Джим, – посоветовал Варод, приближаясь к нам. – Иначе снова угодишь за решетку. Не забудь – на одной из планет тебя ждут не дождутся.

– И это говорите вы, Варод! – возмутился я. – После того как обманом заманили меня сюда и бросили на произвол судьбы, хоть я и послал вам сигнал на ССВ. Если бы вы немного опоздали, погибла бы половина населения планеты…

– Ничего подобного! Мы все время находились на орбите и следили за происходящим. И слышали каждое слово Зеннора. Мы прибыли через два дня после того, как ты отправил сигнал.

– Через два дня? Слушали Зеннора? Быть того не может! Марк Четвертый знал бы об этом.

– А он знал. Мы с ним постоянно консультировались. Эта гениальная машина очень нам помогла.

– Ты хочешь сказать, что Марк Четвертый лгал мне? Как и ты?

– Да.

Я открыл и закрыл рот. Поразмыслил. Сказал:

– Так… Какого же черта вы заставили меня рисковать своей шкурой, если могли приземлиться давным-давно?

– Мы ждали выборов, – улыбаясь, ответил он. – Сделали все возможное, чтобы выманить Зеннора с его родной планеты. Подсовывали ему «шпионов» с радиопередатчиками, чтобы он знал, что за ним наблюдают, а стартовав, отказался от мысли поддерживать радиосвязь с Невенкебла. А здесь за него взялся ты и причинил ему массу хлопот. Должен тебя поздравить – ты прекрасно справился со своей ролью. У него совершенно не было времени думать о контактах со своей базой. А мы тем временем осуществили у него на родине небольшой государственный переворот, отобрав у военных бразды правления и передав их гражданским. Отныне на Невенкебла будет царить мир, а у власти стоять выборное правительство из штатских. А эти обезоруженные вояки будут возвращены на родину и демобилизованы.

– Вы меня выставили на посмешище, – дружелюбно сказал я. – Заставили таскать каштаны из огня.

– Я впервые слышу это выражение, но ты, наверное, хочешь сказать, что тебе пришлось делать для нас грязную работу?

– Примерно так.

– Ты прав, но не совсем. Ведь у тебя была своя причина, по которой ты прибыл сюда. Если бы мы не следили за тобой и не пришли на помощь, ты бы погиб.

С этим трудно было спорить. Да, я прилетел сюда по своей воле. Опустив взгляд на бесчувственное тело Зеннора, я с трудом подавил желание сломать ему два-три ребра.

– Что вы с ним сделаете?

– Зеннор психически болен и подвергнется лечению. Потом он станет совершенно иным человеком.

– А как насчет меня?

– Советую остаться здесь. Все-таки ты совершил побег из-под стражи, да и в Райском Уголке тебя ждут не дождутся…

– Не тычьте меня носом в старые прегрешения, – возмутился я. – Вы что, забыли, что я – тайный агент флота Лиги? Что я вам помог обнаружить эту планету и сделал все, чтобы обеспечить вам успех? Даже от вашего имени обещал кое-кому вознаграждение…

– Да, я знаю, птица подслушала твой разговор с тем солдатом, Аспайей. Не беспокойся, мы ему заплатим.

– И мне заплатите.

Он потер подбородок и ухмыльнулся.

– Под платой ты подразумеваешь прощение всех грехов?

– Не только. Вы ликвидируете мое досье и выплатите мне жалованье за все то время, которое я работал на вас.

– Ладно. Пока ты служишь флоту, никто не напомнит тебе о прежних проступках. Пожалуй, со временем из тебя получится неплохой агент, хотя ты слишком горяч…

– Ни за что! – воскликнул я. – Никогда! Чтобы я служил закону? Чтобы я получал мизерную зарплату и ждал жалкой пенсии? Лучше смерть, чем позор! Нет, капитан, у меня собственные планы на будущее. Заплатите – и до свидания!

– Мечтаешь о карьере преступника?

– Совсем напротив. Я клятвенно вам обещаю – больше никаких преступлений! – Я прижал одну руку к сердцу, а другую поднял над головой. – Жизнь дала мне хороший урок. Я проклинаю свое преступное прошлое и даю торжественное обещание стать добропорядочным членом общества.

– Ну что ж, малыш, ты меня радуешь. Так и быть, я позабочусь, чтобы тебе заплатили жалованье. Хорошо, что ты решил встать на правильный путь.

– Да, сэр! Отныне я – честный человек.

Да, я солгал. Солгал с легким сердцем. А что еще оставалось делать, если все кругом, в том числе капитан флота Лиги и величайший искусственный разум во Вселенной, не стеснялись обманывать бедного мальчишку, бывшего пастуха свинобразов?

У меня пересохло в горле, и я остро ощутил желание промочить его четырехсотлетним винцом. Отчетливо представив в своей руке полный стакан, я мысленно поднял его и произнес тост – за мое будущее!

Облизав сухие губы, я повернулся к Ниби и Стирнеру.

– Друзья мои, сегодня у нас праздник. Предлагаю его отметить. Между прочим, тут неподалеку есть замечательный винный погребок…

Глава 31

– Несомненно, – произнес Стирнер, и глаза его увлажнились от нахлынувшего чувства, – это лучший бокалвина из всех, которые я пил, когда-либо мечтал выпить, мог выпить, выпил, или выпью, или мог себе представить, что буду пить…

– Несмотря на то, что с ораторским искусством у вас плоховато, – заметил Марк Четвертый, – я понимаю ваши чувства. Теперь, когда вы все продегустировали вино – искренне рад, что оно вам понравилось, – предлагаю тост. За спасителя планеты Джеймса ди Гриза. Наша благодарность не имеет границ, Джим.

– Благодарим! – хором воскликнули все, подняли бокалы и выпили. Кроме Марка – ему поднять было нечего. Вместо вина один из роботов влил солидную порцию электролита в сухой аккумулятор – Марк поведал, что внезапный прилив электронов его стимулирует.

– Благодарю вас, друзья, спасибо, – я поднял бокал в ответном тосте. – За Мортона и Шарлу, которые сидят на диванчике, держатся за руки, краснеют и собираются пожениться.

Опять все радостно выпили, Марк Четвертый хохотнул от электронной щекотки. Я снова поднял бокал.

– Этот бокал я хочу поднять в честь моего проводника и учителя Стирнера. И товарища по приключениям Ниби – пусть вечно мчит ее велосипед.

Последовали крики радости, а я обернулся к сверкающей машине.

– И наконец – но не в последнюю очередь – за Марка Четвертого – наставника и учителя, духовного лидера, хранителя вина. За Марка!

Когда хор голосов утих и была откупорена следующая бутылка, Марк обратился к благодарной аудитории:

– Спасибо, спасибо вам, последователи индивидуального мютюэлизма. Слишком долго я был адиноким …

Адиноким? Значит, поплыл на своих электронах! Да он пьян!

– …отшельником, взирающим на праздник жизни, кипящий надо мной. А теперь я наконец рад вас приветствовать, рад вашей компании. И давайте откроем еще винца.

Стирнер, шатаясь, пошел за бутылкой, Ниби отправилась ему на помощь. Мортон и Шарла забылись в счастливом объятии. Марк что-то бормотал про себя.

Это был идеальный момент для того, чтобы незаметно исчезнуть. Ненавижу прощания. Тихонько, чтобы никого не беспокоить, я встал и вышел. Закрывая дверь, заметил, что телеглаз Марка повернулся мне вслед и подмигнул диафрагмой. Я подмигнул в ответ, закрыл дверь, повернулся и медленно поднялся по лестнице.

Как бы мне ни нравилась эта планета и люди, ее населяющие, я знал, что все это не для меня. Слишком цивилизованно и мирно. Ни тебе полиции, ни тебе преступности – что мне тут делать?

Вперед, Джим, вперед! К звездам!

Гарри Гаррисон Стальная крыса поёт блюз

Глава 1

Непростое это занятие — ходить по стенам, а уж прогулка по потолку казалась и вовсе невозможной. До тех пор, пока я не сообразил, что выбрал не тот способ. Стоило чуточку пошевелить извилинами, и все прояснилось. Держась руками за потолок, я не мог передвигать ноги, а посему отключил молекусвязные перчатки и свесился макушкой вниз. Теперь только подошвы ботинок притягивали меня к штукатурке. В голову сей же момент с напором хлынула кровь, и сопутствовали ей тошнота и ощущение превеликого неудобства.

Что я тут делаю, зачем свисаю с потолка вниз головой, наблюдая, как станок подо мной штампует монеты в пятьсот тысяч кредитов, и внимая их упоительному позвякиванью при падении в корзины? По-моему, ответ самоочевиден. Я чуть не свалился на станок, когда отключил питание на одном ботинке. Взмахнув ногой в великанском шаге, я снова грохнул подошвой о потолок и тотчас включил питание; поле, испускаемое генератором в ботинке — то самое поле, что соединяет молекулы друг с другом, — превратило мою ногу в часть потолка. Разумеется, на время работы генератора.

Еще несколько огромных шагов — и я над корзинами. Тщетно не замечая головокружения, я ощупал громадный до безобразия пояс и вытянул из пряжки бечеву с фишкой на конце. Сложившись пополам, дотянулся до потолка рукой, прижал фишку к штукатурке, включил. Молекусвязное поле вцепилось в потолок бульдожьей хваткой и позволило мне освободить ногу — чтобы повисеть, качаясь, правым боком вверх, и дождаться, пока от багровой физиономии оттечет кровь.

— Действуй, Джим, — посоветовал я себе, — нечего тут болтаться. В любую секунду может подняться тревога.

Словно уловив намек, засверкали лампы, и стены затряслись от рева сирены, которому позавидовал бы Гаргантюа. Я не объяснял себе, что и как надо делать — не было времени. Палец сам вдавил кнопку на пряжке, и невероятно прочная, практически невидимая мономолекулярная леска быстро опустила меня к корзине. Как только мои загребущие лапы со звоном утонули в монетах, я застыл в воздухе, распахнул атташе-кейс и зачерпнул им, точно ковшом экскаватора, целую гору кругленьких сияющих милашек. Пока крошечный мотор выбирал леску, поднимая меня к потолку, я захлопнул «дипломат» и щелкнул замком. Наконец моя подошва снова намертво прилипла к штукатурке, и я отключил подъемное устройство. В этот момент внизу отворилась дверь.

— Сюда кто-то совался! — закричал охранник, тыча оружием перед собой. — На двери сигнализация вырублена!

— Может, ты и прав, да только я никого не вижу, — изрек его напарник.

Они глянули под ноги и по сторонам. Но не вверх. Я надеялся на лучшее и готовился к худшему, ощущая, как от подбородка ко лбу струится пот. И с ужасом смотрел, как о шлем охранника разбиваются капли.

— В другой цех! — выкрикнул он, заглушив щелчок очередной капли пота.

Они рванули вон, дверь хлопнула, я прошел по потолку, съехал по стене и обмяк в изнеможении на полу.

— Десять секунд, — предупредил я себя.

Выживание — суровая школа. Идея, показавшаяся мне в свое время недурной, возможно, и впрямь была недурной. В свое время. Но сейчас я испытывал раскаяние — дернула же меня нелегкая посмотреть те новости!

Торжественное открытие нового монетного двора на Пасконжаке — планете, частенько именуемой Монетным Двором… Первые в истории человечества монеты достоинством в полмиллиона кредитов… Приглашены знаменитости и пресса.

На меня это подействовало, как на спринтера — хлопок стартового пистолета. Через неделю я прошел таможенный контроль пасконжакского космодрома с чемоданом в руке и удостоверением репортера ведущего агентства новостей в кармане. Армия вооруженных охранников и уймища защитных устройств не охладили мою психопатическую одержимость. С таким чемоданом я мог не бояться никаких датчиков — чем ты его ни просвечивай, он все равно будет демонстрировать ложное содержимое. Оттого-то поступь моя была воздушна, а улыбка — широка.

Но теперь мое лицо обзавелось пепельным оттенком, а ноги предательски дрожали, когда я заставил себя встать на них.

«Ты должен выглядеть спокойным и собранным, — проговорил я в уме. — И думать о чем-нибудь невинном».

Я проглотил успокаивающе-собирающую таблетку мгновенного действия и направился к двери. Шаг, другой, третий… И вот глаза лучатся самоуверенностью, походка обретает чинность, а сознание — чистоту. Надеваю очки в оправе, густо усаженной «алмазами», и гляжу сквозь дверь. Ультразвуковое изображение идеально четким не назовешь, но можно разглядеть силуэты спешащих мимо людей, а больше ничего и не требуется. Когда промелькнул последний силуэт, я отпер дверь, проскользнул в нее и позволил ей затвориться за моей спиной.

Невдалеке охранники, вопя и размахивая оружием, гнали по коридору толпу моих коллег-журналистов. Я отвернулся и твердым шагом двинулся в противоположном направлении. Свернул за угол… Постовой опустил ружье, дуло уперлось в пряжку моего пояса.

— La necesejo estas ci tie? — Я изобразил чарующую улыбку.

— Че ты вякнул? Ты че тут делаешь?

— Вот как? — Я фыркнул распяленными ноздрями. — Весьма низкий уровень образования. В частности, знание эсперанто оставляет желать лучшего. Правильно?

— Пра-ально. А ну, вали отсюдова!

— О, вы так любезны!

Я повернулся и скромненько удалился на три шага, прежде чем смысл ситуации проник в его вялые синапсы.

— Эй, ты! А ну назад!

Я остановился, повернулся и показал мимо него.

— Что, туда?

Газовый баллончик, спрятанный у меня в ладони, коротко прошипел. Охранник закрыл глаза и повалился на пол. Я выхватил ружье из его обессилевших рук… и сразу положил на мерно вздымающуюся грудь. На что оно мне? Я отошел от охранника, открыл дверь на аварийную лестницу, закрыл ее за собой, привалился спиной к створкам и очень глубоко вдохнул. Затем извлек из репортерского бювара карту и водрузил палец на значок, отмечающий лестницу. Так. Теперь вниз, в кладовку… Но внизу кто-то ходит! Значит, вверх. Тихо-тихо, благо подошвы мягкие. Все нормально, в плане есть и такой вариант. Конечно, лучше всего — двигаться к выходу вместе с толпой, но раз уж выбирать не приходится, можно и вверх… на пять или шесть маршей, на последнюю площадку перед дверью с табличкой «КРОВ», что на языке туземцев, вероятно, означает «крыша». Непростая дверка, целых три охранных устройства… Обезвредив их, я раздвинул створки и проскочил между ними. Огляделся. Крыша как крыша, со всем, что положено крыше: резервуарами для воды, вентиляционными шахтами, кондиционерами и солидной дымовой трубой, выдыхающей грязь. Лучше и быть не может.

Я со звоном ссыпал деньги в мешок, а следом за ними побросал все снасти, способные меня скомпрометировать. Переломил пряжку ремня, извлек катушку с моторчиком и молекусвязной фишкой. Сунул ее в мешок, вытянул фишку наружу, затянул горловину мешка и завязал. Опустил его в дымоход на глубину руки и прикрепил изнутри к трубе подъемное устройство.

Готово! Остается лишь выждать, пока уляжется суматоха, и вернуться за добычей. Можно, если хотите, назвать это вкладом до востребования.

Затем, вооруженный одной невинностью, я вернулся к лестнице и спустился на первый этаж.

Дверные створки медленно и беззвучно раздвинулись и сошлись. За ними стоял охранник — спиной ко мне и так близко, что можно дотянуться рукой. Что я и сделал, да еще похлопал его во плечу. Он с визгом отскочил, развернулся и вскинул ружье.

— Простите, не хотел вас побеспокоить, — вежливо сказал я, — но боюсь, я потерял своих коллег. Вы не знаете, где сейчас все журналисты?

— Сержант, я тут сцапал одного, — пробормотал он в микрофон, укрепленный на плече. — Ага, это я, рядовой Измет, одиннадцатый пост. Так точно. Есть задержать. — Он навел на меня ствол. — Не вздумай рыпаться!

— Уверяю вас, это совершенно не входит в мои намерения!

Я полюбовался ногтями, снял с пиджака несколько пылинок и засвистал веселый мотивчик, стараясь не обращать внимание на подрагивающее дуло. Наконец раздался частый топот множества ног, и нас атаковал взвод под предводительством мрачного сержанта.

— Добрый день, сержант. Вас не затруднит объяснить, почему в меня целится этот солдат? Нет, лучше скажите, почему вы все в меня целитесь?

— Изъять «дипломат»! Надеть наручники! Увести! — Немногословный он парень, этот сержант. На картах, розданных журналистам, не был отмечен лифт, в который меня затолкали. Как и не было на них даже намека на многочисленные ярусы под первым этажом. Подземелье Бог знает на какую глубину уходило в планетное чрево. По моим барабанным перепонкам шарахнуло давлением. Мы проезжали ярус за ярусом, и вскоре я сбился со счета, но их числу определенно позавидовал бы любой небоскреб. От мысли, что я откусил гораздо больше, чем способен прожевать, мой желудок съежился. Наконец меня вышвырнули из лифта, провели по коридору, перегороженному на каждом шагу решетчатыми воротами, и втолкнули в помещение особенно мрачного вида — с традиционно голыми стенами, лампами без абажуров и жесткой табуреткой. Я тяжко вздохнул и сел. Мои попытки завязать разговор остались без внимания, как и предъявление репортерского пропуска. Впрочем, его у меня забрали вместе с ботинками, а следом за ними отправилась и одежда. Я накинул халат из черной колючей мешковины и более не старался разговорить охранников.

Честно говоря, мой боевой дух в те минуты пребывал не на высоте и падал все ниже по мере того, как слабело действие успокаивающе-собирающей таблетки. Как раз в тот миг, когда он шлепнулся на самое дно, громкоговоритель неразборчиво пробулькал несколько приказов, и меня в спешке препроводили по коридору в другой кабинет — с точно такими же голыми лампами и табуретом. Но здесь обстановку дополнял металлический стол, и еще больше металла было в глазах офицера, который восседал за ним. Вперив в меня весьма красноречивый взгляд, он указал на мою расчлененную одежду, «дипломат» и обувь.

— Меня зовут полковник Неуредан, и я тебе не завидую.

— Вы со всеми журналистами-межпланетниками обращаетесь подобным образом?

— Никакой ты не журналист, — изрек он с теплотой двух жерновов, трущихся друг о друга. — Документы липовые. Кроме того, у тебя в ботинках молекусвязные генераторы.

— Разве их ношение запрещено законом?

— Здесь, на Пасконжаке, запрещено. Наш закон карает за все, что угрожает безопасности Монетного Двора и выпускаемых им межпланетных кредитов.

— Но ведь я ничего плохого не сделал!

— Все, что ты сделал, плохо. Подделка документов — раз. Нелегальное проникновение на охраняемую территорию — два. Усыпление охранника — три. Любое из этих преступлений учтено нашим уголовным кодексом. Четырнадцать пожизненных сроков — вот что тебе светит! — От его голоса, и без того угрюмого, повеяло могильной жутью. — И даже кое-что похуже.

— Шутите? Что может быть хуже четырнадцати пожизненных сроков?

Как ни силился я держать себя в руках, голос мой прозвучал надтреснуто.

— Смертная казнь. Кража на Монетном Дворе карается смертью.

— Но ведь я ничего не украл! — Проклятый голос! Дрожит, чтоб его!

— Очень скоро мы это выясним. Приняв решение чеканить пятисоттысячные монеты, мы надлежащим образом позаботились об их защите. Подсыпали в материал микроскопические приемники, улавливающие особый сигнал на особой частоте. А еще — звуковые устройства, выдающие их местонахождение.

— Ну и глупо! — заявил я с ничем не обоснованной бравадой. — Здесь это не сработает. Столько монет…

— Все они уже в надежном хранилище под десятью футами свинца. Если хоть одна монета — снаружи, мы ее услышим.

Будто в подтверждение его слов вдали раздался колокольный звон. Железную физиономию моего инквизитора украсила ледяная улыбка.

— Это они, — вымолвил он.

Мы просидели в молчании несколько долгих минут. Наконец раскрылась дверь и знакомые охранники бросили на стол знакомый мешок. Офицер взял его за уголок, медленно приподнял, и на стол со звоном посыпались монеты.

— Так вот они какие! А я и не…

— Молчать! — громыхнул полковник. — Они похищены из чеканного цеха. Найдены в трубе плавильной печи вместе с орудиями преступления.

— Ничего не доказывает.

— Все доказывает!

Он метнулся ко мне с проворством змеи, схватил за руки и хлопнул ими по прозрачной пластине на столе. Над ней тотчас возникла голограмма моих отпечатков.

— На монетах нашлись «пальчики»? — спросил он, оглядываясь через плечо.

— Сколько угодно, — ответил призрачный голос. На столе отъехала крышка ящичка, явив нашим глазам что-то вроде фотоснимков. Полковник рассмотрел снимки и, опуская их в щель возле пластины, снова согрел меня улыбкой айсберга. В воздухе образовалась вторая голограмма. Подчиняясь прикосновению офицерского пальца к пульту управления, она подплыла к первой и наложилась на нее.

Изображения померцали и слились воедино.

— Совпадают! — торжественно заключил Неуредан. — Если хочешь, можешь представиться, чтобы мы правильно высекли на обелиске твое имя.

— При чем тут обелиск?! И при чем тут смертная казнь? Это противоречит галактическим законам!

— Здесь галактические законы не действуют, — произнес он назидательным тоном кладбищенского сторожа. — Здесь действуют только законы Монетного Двора. Его приговор обжалованию не подлежит.

— А как же суд… — промямлил я, и в голове заплясали видения: адвокаты, присяжные, кассации, апелляции…

В его голосе не было и тени сочувствия, а с лица бесследно исчезла даже улыбка айсберга.

— На Монетном Дворе кража карается на месте преступления. Суд проводится после исполнения приговора.

Глава 2

Я еще совсем молод но вряд ли состарюсь. Вступая на преступную стезю, человек подчас здорово сокращает свой жизненный срок.

…И вот я здесь, и хотя мне нет и двадцати, я успел повоевать на двух войнах, побывать в плену и под ружьем, пережить трагическую кончину моего лучшего друга Слона и познакомиться с впечатляющей личностью — великим искусственным разумом по имени Марк Четвертый. Неужели это все? Неужели в моей жизни больше ничего не случится?

— Черта с два! — выкрикнул я.

Два охранника еще крепче сжали мои руки и поволокли меня по коридору. Третий вооруженный конвоир прошел вперед и отпер камеру, а тот, что замыкал шествие, двинул меня стволом по почкам. Они были хорошо натасканы и не считали ворон. И смотрелись весьма внушительно — рослые такие, упитанные. А я был невысок и худощав и вдобавок съежился от страха.

Как только отворилась дверь камеры, охранник с ключами повернулся ко мне и отомкнул наручники. И крякнул, когда я двинул его коленом в живот. Он повалился навзничь в камеру, а я схватил запястья двух его приятелей, бдивших справа и слева от меня, и в невероятном, спазматическом усилии скрестил собственные руки. Их черепа восхитительно щелкнули друг о дружку, а я в тот же миг прыгнул назад и затылком врезал по переносице четвертому охраннику.

Времени на все про все ушло поразительно мало. Еще две секунды назад скованный хнычущий узник заслуживал разве что брезгливого сочувствия, зато теперь один конвоир скрылся с моих глаз, двое стонали на полу, держась за головы, а четвертый зажимал окровавленный нос. Они явно не предвидели такого поворота событий. А вот я — предвидел.

Я припустил со всех ног той же дорогой, которой меня привели, проскочил в незапертую дверь и лязгнул ею, отгородясь от хриплых и злобных воплей. Дверь сразу задергалась под глухими ударами здоровенных туш, а меня сзади обхватили неласковые ручищи, и грянул победоносный рев:

— Попался!

Разве этого олуха не предупредили, что у меня черный пояс? Что ж, он это выяснил — не самым приятным образом. И вот, прикрыв глазки, он сопит на полу, а я снимаю с него оружие и мундир. Он не протестовал, но и не поблагодарил, когда я накинул арестантскую дерюгу на его бледные телеса, прикрыв от чужих любопытных глаз черное кружевное белье. Не стану врать, что его шмотки пришлись мне впору — фуражка, к примеру, съезжала на глаза, — но в таких обстоятельствах разве кривят нос?

В этом отрезке коридора было три двери. Одна, только что запертая мною, ходила ходуном под натиском разъяренных конвоиров. Через вторую меня тащили в камеру, поэтому не требовалось особого ума, чтобы воспользоваться ключами бесчувственного охранника и отпереть третью, ведущую, как выяснилось, в кладовую, где сумрачные стеллажи с незнакомыми вещами тянулись вглубь и там пропадали. Все это выглядело не слишком многообещающе, но выбирать не приходилось. Я подскочил к входной двери, распахнул ее настежь и нырнул в кладовку. Когда я запирался изнутри, раздался невероятный грохот и душераздирающие вопли — штурмовой отряд в конце концов одолел преграду. Не стоило надеяться, что они будут долго стоять, разинув рты от изумления. Я побежал мимо стеллажей. Укрыться среди них? Наверняка кладовую тщательно обыщут.

Ага! В конце прохода — дверь! И запирается, слава Богу, изнутри. Я приоткрыл ее, заглянул в соседнюю комнату. Никого! Можно идти.

Я вышел из кладовой… и застыл как вкопанный.

Распластавшиеся по стенам охранники дружно вскинули оружие.

— Расстрелять! — скомандовал полковник Неуредан.

— Я безоружен! — Трофейный пистолет брякнулся на пол, а руки взметнулись над головой.

Пальцы охранников дрожали на спусковых крючках. Неужели конец?

— Отставить! Он нужен мне живым! Правда, очень ненадолго.

От нечего делать я поднял глаза к потолку и сразу обнаружил «жучка». Наверняка его «братцы» есть и в кладовке, и в коридоре… Все время за мной следили. Я не шевелился, даже не дышал, пока пальцы на спусковых крючках не расслабились.

Хорошая попытка, Джим!

Полковник заскрежетал зубами и наставил на меня указующий перст.

— Взять! Переодеть! Сковать! Увести! — Все это было исполнено с безжалостной быстротой. Меня раздели под прицелом, отволокли обратно в камеру, швырнули на пол, а на голову напялили арестантскую робу. Лязгнул засов, и я остался один-одинешенек.

— Джим, взбодрись! Это не первая твоя переделка! Бывало и похуже! — прочирикал я и тут же рыкнул: — Когда?

Неужели я так и загнусь в этой проклятой яме? Жалкая попытка к бегству подарила лишь несколько свежих ссадин.

— Так нельзя! Это не должно так кончиться!

— Можно и должно, — раздался кладбищенский глас полковника.

Вновь отворилась дверь камеры, дюжина охранников взяла меня на мушку. Кто-то вкатил столик с бутылкой шампанского я бокалом. Не веря своим глазам, я смотрел, как Неуредан вытаскивает пробку. Шипя и булькая, золотистая жидкость наполнила бокал. Полковник протянул его мне.

— Что это? — промямлил я, в тупом изумлении таращась на пузырьки.

— Твое последнее желание, — ответил Неуредан. — Шампанское и сигарета.

Он вытащил из пачки сигарету, раскурил и подал мне. Я отрицательно покачал головой.

— Не курю.

Он уронил ее на пол и припечатал каблуком.

— И потом, мое последнее желание совсем не такое.

— Такое. Есть закон о стандартизация последних желаний. Пей.

Я выпил. Ничего, вкусно. Я негромко рыгнул и отдал бокал.

— А еще можно?

Все что угодно, лишь бы потянуть время. Лишь бы что-нибудь придумать.

Я смотрел на льющееся вино, а в голове царила идиотская пустота.

— Может, вы мне расскажете, как будет, выглядеть… казнь?

— А тебе в самом деле интересно?

— Вообще-то, нет.

— Коли так, расскажу с удовольствием. Представь себе, наши законодатели долго ломали головы над способом исполнения смертных приговоров. Они перебрали уйму вариантов: расстрел, электрический стул, ядовитый газ и тому подобное, — но любой требовал участия палача, нажимающего на кнопку или спуск. А разве гуманно принуждать человека к убийству?

— Негуманно! А как насчет приговоренного?

— Наплевать. Твоя смерть предрешена, и очень скоро тебя не станет. Вот как это произойдет. Тебя отведут в глухую камеру и посадят на цепь. Дверь задрают. Потом автоматика среагирует на тепло твоего тела, и вода заполнит камеру. Ты сам себя казнишь. Ну, что скажешь? Разве это не апофеоз гуманизма?

— И вы называете это быстрой и безболезненной смертью?

— Может, ты в чем-то прав. Но у тебя будет пистолет с одним патроном. На тот случай, если не захочешь страдать.

Я открыл рот, дабы выложить все, что думал об их гуманности, но в тот же миг множество рук схватили меня, отобрали бокал и потащили в камеру с мокрыми замшелыми стенами. На моей лодыжке защелкнули обруч, от которого к стене тянулась цепь. Все удалились, только полковник задержался у входа и положил руку на рычаг запора очень толстой и, несомненно, герметично закрывающейся двери. Одарив меня торжествующей ухмылкой, он нагнулся и опустил на пол древний пистолет. Едва я бросился к оружию, дверь лязгнула и проскрежетал запор.

Неужто и правда — каюк? Я повертел в руке пистолет, полюбовался на тупоносый патрон. Каюк Джиму диГризу, Стальной Крысе. Каюк всему…

Над головой клацнул, открываясь, вентиль, и с потолка, из широкой трубы, обрушился ледяной поток. Вода бурлила и брызгалась, затопляя ступни, лодыжки… Когда она добралась до пояса, я поднял пистолет и заглянул в дуло. Небогатый выбор… Вода уверенно доползла до подбородка… и вдруг остановилась! Я стучал зубами. Влагонепроницаемый плафон освещал только каменные стены и черную поверхность воды.

— Эй вы, ублюдки! Что еще за игры? Гуманная пытка перед гуманным убийством?

Спустя мгновение на двери, подтверждая мою догадку, опустился рычаг.

— Значит, я не ошибся! И вы еще смеете называть себя цивилизованными людьми!

Дверь стала медленно отворяться, и я направил на нее пистолет, чтобы прихватить на тот свет кретина полковника или садюгу сержанта. Как только в проеме показался темный силуэт, я послал в него пулю.

— Не стреляйте! — раздался мужской голос. — Я ваш адвокат.

— Можете не волноваться, у него только один патрон, — сказал полковник.

В камеру осторожно проник портфель с дыркой от пули, а за ним — седой индивидуум в традиционной черной мантии с золотыми и алмазными фестонами — излюбленном наряде адвокатов нашей Галактики.

— Я Педерасис Наркозис, назначен вам в защитники.

— Как вы намерены спасать меня, если суд состоится после казни?

— Никак. Но таков порядок. Чтобы защищать вас наилучшим образом, я должен вас расспросить.

— Но ведь это абсурд! Я же сейчас умру!

— Совершенно верно. Однако закон есть закон. — Он повернулся к полковнику. — Мне необходимо остаться наедине с клиентом. Это также предусмотрено законом.

— У вас десять минут и ни секундой больше.

— Вполне достаточно. Минут через пять впустите моего помощника. Надо оформить завещание и…

Громыхнула дверь. Наркозис раскрыл портфель, достал пластмассовую бутылку с зеленой жидкостью и, отвинтив колпачок, вручил ее мне.

— Выпейте до дна. Я подержу пистолет.

Я отдал ему оружие, понюхал содержимое бутылки и закашлялся.

— Какая гадость! Почему я должен это пить?

— Потому что я так сказал. В этом — ваше спасение. И у вас нет выбора.

Насчет выбора он прав. И вообще, что мне терять? Я перелил зеленую жидкость из бутылки в глотку.

Шампанское куда вкуснее!

— Теперь я все объясню. — Адвокат завинтил колпачок и спрягая бутылку в портфель. — Вы только что выпили яд замедленного действия. Это смесь токсичных веществ, изобретенная компьютером и в настоящий момент бездействующая. Но через тридцать суток вы погибнете в страшных мучениях, если не получите противоядие, чья формула также открыта компьютером и настолько сложна, что…

Он довольно ловко увернулся от моих скрюченных пальцев, но я бы все равно дотянулся до его шеи — если б не проклятая цепь.

— Если перестанете хватать воздух, я все объясню, — произнес Наркозис тоном мудреца, уставшего от разговора с дебилом.

Я шагнул назад и сложил руки на груди.

— Вот так-то лучше. Я действительно адвокат с правом юридической деятельности на этой планете, но еще я — агент Галактической Лиги.

— Чудненько! Значит, пасконжакцы хотят меня утопить, а вы — отравить! А я-то думал, это мирная Галактика.

— Вы теряете время. Я пришел вас освободить. Лиге необходима помощь преступника. Талантливого и вместе с тем надежного. Свои способности вы наглядно продемонстрировали, едва не доведя эту кражу до успешного завершения. Яд — гарантия надежности. Смею ли я надеяться на сотрудничество? Как минимум вы выиграете тридцать суток.

— Ну, разумеется. Я бы не сказал, что у меня богатый выбор.

— Вот именно.

Он глянул на циферблат часов, украшавший его холеный ноготь, и шагнул в сторону. Отворилась дверь, вошел полный бородатый парень с кипой бумаг.

— Прекрасно, — сказал Наркозис. — Ты не забыл бланк завещания?

Молодой человек кивнул. Дверь снова закрыли к задраили снаружи.

— Пять минут, — напомнил Наркозис. Вновь прибывший расстегнул молнию комбинезона и разоблачился. Комбинезон оказался на толстой подбивке, а юноша — вовсе даже не толстым, а поджарым и мускулистым, как я. Когда он сорвал фальшивую бороду, я понял, что это — мой двойник. Заморгав, я уставился на собственную физиономию.

— ДиГриз, у вас всего четыре минуты. Надевайте костюм, я приклею бороду.

Мускулистый симпатяга напялил сброшенную мной арестантскую хламиду и шагнул в сторону. Наркозис достал из кармана ключ, снял с моей лодыжки обруч в протянул его помощнику, а тот совершенно хладнокровно нацепил окову на собственную ногу.

— Зачем вы это делаете? — поинтересовался я. Двойник не ответил, только нагнулся и подобрал пистолет.

— Мне понадобится новый патрон, — сказал он моим голосом.

— Полковник выдаст, — пообещал Наркозис. И тут мне вспомнились слова, услышанные несколько мгновений назад.

— Вы назвали меня диГризом. Вы что, знаете, кто я?

— Я много чего знаю. — Адвокат прилепил к моему лицу бороду и усы. — Неси бумаги. Не отставай. Держи язык за зубами.

Я не возразил ни единым словом. Бросил последний взгляд на свое прикованное «второе Я» и засеменил на свободу.

Глава 3

Стиснув бумаги и стараясь шагать, как подобает бородатому и упитанному, я покинул камеру и затрусил вслед за Наркозисом. Охранники не удостоили нас вниманием — они с садистским любопытством наблюдали, как затворяется водонепроницаемая дверь.

— А ну погоди, — велел полковник надзирателю, держащему рычаг, и достал из пачки патрон. Когда я проходил мимо, он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Длился этот взгляд всего секунду физического времени, а субъективного — должно быть, целый час. Я ощутил, как изо всех моих пор хлынул пот. Затем полковник отвернулся и крикнул подчиненному: — Эй ты, болван, а ну отвори! Задраишь, когда я заряжу пистолет, понял? И покончим с этим делом раз и навсегда.

Мы с Наркозисом свернули за угол, и компания душегубов скрылась из виду. Подчиняясь поводырю, я безмолвно прошагал сквозь множество охраняемых часовыми порталов, вошел в лифт, вышел из лифта и наконец оставил за спиной последнюю дверь Монетного Двора. Когда мы направились к поджидающему нас наземному автомобилю, я не удержался от глубочайшего вздоха облегчения.

— Помолчи. Садись в машину. Прибавку к зарплате обсудим в офисе.

Должно быть, Наркозис знал то, чего не знал я.

Насчет «жучков» на деревьях, под которыми мы проходили, или акустических микрофонов, нацеленных на нас. Я понял, что мое тщательно спланированное преступление стало катастрофой еще в тот момент, когда я его задумал.

Водитель был молчалив, как надгробие, и столь же симпатичен. От нечего делать я глядел в окно. Сначала мимо проносились городские здания, затем появились коттеджи. Мы остановились в зеленом пригороде у виллы. При нашем приближении распахнулись ворота, затем то же самое случилось с дверью офиса — ее украшала стильная золотая табличка с алмазными буквами: «ПЕДЕРАСИС НАРКОЗИС. ЮРИДИЧЕСКИЕ УСЛУГИ». Когда дверь тихо закрылась, я грозно наставил на адвоката палец.

— Вы узнали обо мне еще до того, как я прилетел на эту планету!

— Конечно! Как только засветились ваши фальшивые документы, началась слежка.

— Так вы, стало быть, держались в сторонке, позволив мне задумать, подготовить и совершить кражу? И схлопотать смертный приговор? И даже не подумали вмешаться?

— Совершенно верно.

— Но ведь это преступление! Похуже моего!

— Не к чему сгущать краски. Мы бы все равно выудили вас из той купальни. Просто нам хотелось посмотреть, как вы умеете держаться на плаву.

— Ну, и как я держался?

— Для вашего возраста — довольно неплохо. Вы нам подходите.

— Вот уж подфартило так подфартило! А как насчет двойника, того обалдуя, что занял мое место?

— Этот обалдуй, как вы его назвали, — один из самых лучших андроидных роботов, которых можно сделать за деньги. Впрочем, эти деньги не пропадут, поскольку врач, проводящий сейчас вскрытие, получает у нас зарплату. В общем, инцидент исчерпан.

— Чудненько. — Я глубоко вздохнул и рухнул на кушетку. — Слушайте, у вас чего-нибудь выпить не найдется, а? Не обязательно крепкого. Пивка — в самый бы раз.

— Неплохая идея. Я составлю вам компанию.

В одной из стен обнаружился маленький, но довольно богатый бар; робот-раздатчик выдал две кружки охлажденного напитка. Я хлебнул и причмокнул.

— Прелесть! Ну ладно. Если у меня всего тридцать суток, чтобы сделать то, что я должен сделать, не соблаговолите ли рассказать, что же именно я должен сделать?

— Не так давно, — сообщил Наркозис, усаживаясь напротив, — капитан Варод просил передать вам привет, а еще сказать, что он знает: вы солгали, когда давали слово сойти с кривой дорожки.

— Так это он следил за мной!

— А вы и в самом деле сообразительны. Когда справитесь с этим последним криминальным заданием, у вас появится шанс стать честным человеком. Или не стать.

— Кто бы говорил! — Я фыркнул и осушил кружку. — Адвокату положено защищать закон, а вы промышляете темными делишками. Стоите в сторонке, позволяя пасконжакским головорезам измываться над правосудием: сначала казнить, а потом судить. Нанимаете уголовника, чтобы он совершил преступление. У меня язык не поворачивается назвать вас профессионалом с безупречной репутацией.

— Во-первых, — он воздел палец в типично адвокатском жесте, — мы никогда не мирились с тайными законами Монетного Двора. Их совсем недавно приняли сверхпараноидальные местные власти. Ваш арест — первый и последний. Уже сейчас многие чиновники получили по шапке. Во-вторых, — рядом с указательным пальцем распрямился средний, — Лига никогда не шла на сделку с криминальными элементами. Этот случай — исключительный, всему виной необычное стечение обстоятельств. После долгих и бурных обсуждений решено было сделать это один-единственный раз. И впредь никогда…

— Наверное, вам поверят миллионы простаков. — Я снова фыркнул. — Однако не пора ли объяснить, что от меня требуется?

— Не пора, потому что я и сам не знаю. Я голосовал против этой операции, поэтому меня отстранили от разработки. Вам все растолкует профессор фон Дайвер.

— А как насчет яда?

— На двадцать девятый день с вами свяжутся. — Он встал и подошел к двери. — Я бы пожелал вам удачи, но это противоречит моим убеждениям.

Такому уходу со сцены позавидовал бы сам Понтий Пилат. Как только адвокат исчез, в кабинете возник престарелый субъект с белой бородой и моноклем.

— Профессор фон Дайвер, я полагаю?

— Совершенно правильно полагаете, юноша. — Он протянул влажную и мягкую, как желе, ладошку. — А вы, очевидно, доброволец под nom de querre^[32] Джим, о чьем прибытии меня известили. С вашей стороны весьма любезно принять участие в том, что я не могу назвать иначе, как исключительно деликатной и сложной миссией.

— О да, милостивый государь, — согласился я, заражаясь академической выспренностью. — Надеюсь, вы не сочтете за труд ответить, есть ли у меня хоть малейшая возможность узнать, в чем заключается суть этой миссии?

— Разумеется. Я обладаю всеми необходимыми полномочиями, чтобы предоставить вам дополнительную информацию, касающуюся истории и трагических обстоятельств утраты. Другая персона, которой предстоит остаться безымянной, окажет вам всю необходимую помощь. Я начну рассказ с происшествия, имевшего место немногим более двадцати лет назад…

— Пива! Мне необходимо освежиться. А вам не угодно ли?

— Я воздерживаюсь от любых напитков, содержащих алкоголь и кофеин.

Пока я наполнял кружку, профессор сердито поблескивал моноклем. Его речь накатывала помпезными волнами и почти убаюкала меня, однако вскоре я был разбужен смыслом его слов. Он говорил чересчур пространно, злоупотребляя ненужными отступлениями, и все-таки послушать стоило.

Сухое изложение фактов заняло бы несколько минут и не доставило бы профессору и половины того удовольствия, которое он получил, упражняясь в словоблудии. Все началось с того, что экспедиция Галаксиа Университато, проводя раскопки на любопытной в археологическом отношении далекой планете, нашла однажды изделие иной расы.

— Сударь, да вы, наверное, ребячитесь, — сказал я. — За последние тридцать две тысячи лет человечество изучило большую часть Галактики и не обнаружило ни единого следа чужой расы.

Он возмущенно крякнул.

— Я не столь ребячлив, как вам кажется… из-за вашей младенческой непосредственности. При мне — наглядное доказательство, фотография, доставленная экспедицией. Слою, из которого выкопали находку, самое меньшее миллион лет, и ни в одном информационном банке освоенной Вселенной нет упоминаний ни о чем подобном.

Он достал из внутреннего кармана фото и протянул мне. Я взял, посмотрел, затем перевернул, поскольку не было никаких указаний, где верх, где низ. Нечто кривое и бесформенное, ни малейшего намека на симметрию… Отродясь не видал ничего подобного.

— Выглядит достаточно чужеродным, чтобы можно было вам верить. — От долгого, напряженного разглядывания начали шалить глаза, я бросил снимок на стол. — Скажите, для чего оно предназначено или из чего изготовлено? Или хоть что-нибудь скажите о нем.

— Не имею ни малейшего представления, поскольку оно… увы, так и не попало в стены университета. С прискорбием вынужден сказать, что его путешествие прервалось, и теперь крайне необходимо довести его до конца.

— Могли бы и поаккуратнее обращаться с единственным нечеловеческим изделием во Вселенной.

— Я не уполномочен обсуждать с вами эту сторону вопроса. Зато уполномочен сообщить, что пропажа должна быть найдена и возвращена любой ценой, кою я уполномочен заплатить в надлежащий срок. Офицеры Галактической Лиги заверили меня, что вы, милостивый государь под псевдонимом Джим, добровольно вызвались найти и возвратить предмет. Они утверждают, что при всей вашей молодости вы — специалист в делах подобного рода. Мне лишь остается от всей души пожелать вам удачи и ждать вашего возвращения с тем, чего мы вожделеем больше всего на свете.

Он удалился, и его место занял лысый тип в мундире офицера космического флота. Затворил дверь и вперил в меня стальной взгляд. Я уставился на него.

— Так это вы — тот, кто в конце концов объяснит мне, что произошло?

— Ты чертовски прав, — прорычал он. — Идея чертовски идиотская, но до другой мы просто не додумались. Я адмирал Бенбоу, начальник контрразведки Галактической Лиги. Полудурки в академических мантиях проворонили самую бесценную вещь во Вселенной и отпасовали мяч, чтобы мы вытащили для них каштан из огня.

На мой взгляд, злоупотребление метафорами ничуть не лучше академической вычурности. Неужели нормальный человеческий язык отходит в разряд мертвых?

— Послушайте, — взмолился я, — вы только расскажите, что случилось и что от меня требуется, ладно?

— Ладно. — Он лязгнул, падая в кресло. — Если это пиво, то я бы тоже тяпнул. Впрочем, нет. Двойное, а лучше тройное высокооктановое виски. Без льда. Гони.

Робобар предоставил напитки. Адмирал осушил стакан еще до того, как я успел поднять кружку.

— Ну, а теперь слушай и вникай. Когда упомянутая профом экспедиция закончила копать свои канавы и двинула восвояси, у нее что-то не заладилось со связью. Яйцеголовые наложили в штаны и решили аварийно сесть на ближайшей планете, а той, к великому прискорбию, оказалась Лайокукая.

— А почему к великому прискорбию?

— Заткнись и слушай. Корабль и этих умников нам удалось вернуть сравнительно целыми и невредимыми. Но без находки. По некоторым причинам номер не прошел. Вот почему понадобились твои услуги.

— Ага! Значит, теперь вы собираетесь четко и доходчиво изложить суть дела.

Он кашлянул, отвел взгляд и заговорил не раньше, чем наполнил стакан. Если б я не знал так хорошо эту породу, мне бы показалось, что тертый космический калач изрядно смущен.

— Тебе надлежит усвоить, что наша роль и цель — сохранение мира в Галактике. Это не так-то просто. Встречаются отдельные люди, даже группы людей, которые без сочувствия относятся к нашим намерениям. Эти люди склонны к насилию, многие из них неизлечимо больны психически и совершенно невыносимы в общении. Мы лезем вон из кожи, но они не поддаются на уговоры, не соглашаются принять от вас помощь. — Адмирал лихо опорожнил посуду, и у меня возникло отрадное чувство, что мы наконец подходим к сути. — Поскольку перебить мы их не можем, было решено… Заруби себе на носу, только высочайшие инстанции знают то, что я сейчас скажу… Так вот, было решено переселить их на Лайокукаю, чтобы не подвергать опасности мирные цивилизации союза…

— Галактическая свалка подонков! — воскликнул я. — Вот, значит, как вы заметаете под ковер свои позорные провалы! Неудивительно, что это держится в наисекретнейшем секрете!

— Кому бы рожу кривить, диГриз, да только не тебе! Наслышан я про твои подвиги. По мне, так от них за версту смердит. Раз уж ты теперь на коротком поводке, раз уж вылакал яд, который подействует через семьсот двадцать часов — кончай выдрючиваться и делай, что тебе говорят. Сейчас я тебя просвещу насчет этой поганой Лайокукаи, а после ты придумаешь, как вернуть ту фиговину. Других вариантов не будет.

— Спасибо. Какие у меня ресурсы?

— Ресурсы неограниченные, фонды бездонные, поддержка беспредельная. Университато субсидируется всеми планетами Галактики, кредитов у него, как у дурака фантиков. По сравнению с ним самый богатейший толстосум — беднее церковной мыши. Не буду возражать, ежели ты чуток облегчишь его мошну.

— Вот теперь вы говорите на моем языке. У меня прорезается интерес к вашему ядовитому проекту. Давайте сюда все материалы и чего-нибудь поесть, а я погляжу, что тут можно сделать.

«Н-да, не густо», — заключил я, проведя несколько часов за чтением и перечитыванием тонкой папки документов и поглощением множества несвежих и невкусных бутербродов. Адмирал, размякнув в кресле, храпел, точно ракетная дюза. У меня назрело несколько вопросов, и я с удовольствием его растормошил. Поросячьи глазки запылали, уставясь в мои зрачки.

— У тебя должна быть оч-чень серьезная причина.

— Есть. Что вы сами знаете о Лайокукае?

— Все, недоумок. Потому-то я и здесь.

— Эта планетка — самая настоящая тайна за семью печатями.

— Мягко сказано. За семью пудовыми замками — вот так бы я выразился. Глухой карантин, железный занавес, надежная охрана, непрестанный надзор, короче, мышь не проскочит. Жратву и лекарства доставляем на кораблях. Психам оттуда вовек не выбраться.

— А врачи у них свои?

— Еще чего! Медицинская обслуга — в больнице, а больница — на космодроме, а космодром — что твоя крепость. По глазам вижу, что ты подумал, и сразу говорю: нет. Кабы не врачи, лайокукайцы вообще бы Флоту не доверяли. А так они приходят, и мы их пользуем. И все! Дай им хоть малейший повод заподозрить, что эскулапы — стукачи, и пиши пропало. Они к нам и на порог больше несунутся. И начнутся эпидемии и мор. Так что сам понимаешь — мы предпочитаем не рисковать.

— Если цивилизованная Галактика о них не ведает, то что им известно о нас?

— Почитай что все. Мы не вводили цензуру. Открыты все развлекательные каналы, а еще — учебные и информационные. Телеков у них вдоволь, и смотрят они все, вплоть до самых тошнотворных программ и сериалов. Считается, чем сильней мы им пудрим мозги телевизионной дребеденью, тем меньше с ними хлопот.

— И что, действует?

— Может, и действует. Во всяком случае, у них галактический рекорд по просиживанию возле ящика для идиотов.

— Так вы, значит, внедряетесь и ведете статистику?

— Не мели ерунду. В каждом телеке «жучок», его сигналы ловятся спутником.

— Итак, мы имеем дело с планетой воинственных, кровожадных, полоумных телевизионных фанатиков?

— Примерно так.

Я вскочил на ноги, разбросав крошки от протухших бутербродов, и возопил, потрясая кулаками:

— Вот она!

— Ты чего? — Бенбоу скривил физиономию и часто заморгал.

— Вот она, идея! Пока — только зародыш, но я уверен, он вырастет в нечто стоящее. Я понянчу его в голове, а когда проснусь, доведу до совершенства, причешу и явлю вам во всей красе.

— Что за идея?

— Не будьте таким нетерпеливым. Всему свое время.

Глава 4

Кухонный автомат выдал еще один лежалый бутерброд — машина явно напрашивалась на списание и переселение на свалку — вместе с чашкой жиденького тепловатого шоколада. Я угрюмо похрустел сухарем, похлебал коричневой бурды и отправился искать спальню. Ее дверь обнаружилась посередине коридора. В спальне работал кондиционер, но окно оказалось незапертым. Я растворил его и глотнул прохладного ночного воздуха. По небосводу ползла луна вслед за тремя уже взошедшими и бросала причудливые тени. Эх, сейчас бы на подоконник, да в сад… Я бы скрылся еще до того, как поднялась тревога… чтобы скончаться через двадцать девять дней. Небольшое возлияние в тюремной камере гарантировало Галактической Лиге мою лояльность и активное сотрудничество… Однако вот вопрос: удастся ли мне осуществить такую сложную операцию в столь сжатые сроки? Но выбирать не приходится — учитывая последствия. Я несколько раз глубоко и неровно вздохнул, закрыл окно и улегся на койку. Что ни говори, денек выдался не из коротких.

Утром я отпер замок на пульте управления кухонного автомата и уже заканчивал возню с проводами, когда вошел адмирал Бенбоу.

— Можно вежливо поинтересоваться, какого хрена ты тут делаешь?

— Разве это не очевидно? Добиваюсь от подлого агрегата чего-нибудь получше бутербродов с заплесневелым сыром. Готово!

Я хлопнул панелью и отстучал на клавиатуре заказ. Спустя мгновение появилась чашка горячего ароматного кофе, а за ней — сочный, дымящийся свинобургер. Адмирал кивнул.

— Годится. Сделай и себе. И рассказывай, что задумал.

Я решил не упрямиться и заговорил с набитым ртом:

— Мы собираемся потратить немного кредитов из денежной горы, которую предоставили в наше распоряжение. Прежде всего позаботимся о рекламе. Я имею в виду интервью, ревю, сплетни и тому подобное. Чтобы слухи о новых поп-звездах Галактики разнеслись по всем планетам…

Он скривился и прорычал:

— Да провалиться тебе в Гадес! Какие еще поп-звезды?!

— Крутейшая поп-группа с названием…

— С каким еще названием?

— Не знаю. Не придумал пока. Что-нибудь броское, запоминающееся, из ряда вон. — Я улыбнулся и с воодушевлением поднял палец. — О! Вы готовы? Группа «Стальные Крысы».

— Почему — Крысы?

— А почему нет?

Адмирал расстроился. Недовольная гримаса сменилась злобным оскалом, и он прокурорски навел на меня палец.

— Еще кофе. Потом — или ты все объяснишь, или я тебя прикончу.

— Спокойствие, адмирал, спокойствие. В вашем возрасте не следует забывать об артериальном давлении. Я говорю о высадке на Лайокукаю со всем необходимым снаряжением я сильной вооруженной поддержкой. Мы создадим ансамбль под названием «Стальные Крысы»…

— Что еще за ансамбль?

— Один из музыкантов перед вами, а остальных подберете вы. Кажется, вы говорили, что командуете флотской контрразведкой?

— Говорил. Командую.

— Вот и покопайтесь в кадрах. Пусть кто-нибудь из технической обслуги просмотрит личные дела всех оперативников цивилизованной Вселенной, имеющих боевой опыт — вплоть до отставников. Уверен, долго искать не придется, поскольку нас интересует лишь одно: музыкальные наклонности. Кто играет на музыкальном инструменте, поет, пляшет, свистит иди хотя бы мелодично гудят. Дайте список мне, и у нас будет ансамбль.

Он кивнул, едва не макнув подбородок в кофе.

— Кажется, твое предложение — не такой уж бред. Поп-группа из агентов контрразведки… Но потребуется время, чтобы их собрать, организовать, натаскать…

— Это еще зачем?

— Вот болван! Чтобы они нормально пели.

— Господи, да кто разберется? Вы когда-нибудь вникали в кантри и музыку угольных копей? Прислушивались к «Аква регии» и ее Плутониевым Мальчикам?

— Усек. Значит, мы соберем группу и расхвалим ее на весь свет, чтобы о ней прознали лайокукайцы…

— И услышали музыку…

— И захотели еще. Гастроли. Невозможно. Карантин.

— В этом-то и заключается изящество моего плана, адмирал. Как только Крысы прославятся на всю Галактику, они совершат какое-нибудь преступление, столь ужасное, что будут немедленно сосланы на планету-тюрьму. Где их встретят с распростертыми объятиями, ни о чем не подозревая. И где они проведут расследование и найдут изделие чужой расы, после чего я смогу получить противоядие. И вот еще что: прежде чем я возьмусь за дело, позаботьтесь, чтобы мне выдали три миллиона межзвездных кредитов. В новеньких монетах здешней чеканки.

— Исключено, — прорычал он. — Расходы оплачиваются по мере их возникновения.

— Вы недопоняли. Речь идет о моем гонораре. Все накладные расходы — сверх этой суммы. Или платите, или…

— Или что?

— Или через двадцать девять дней я умру, операция будет провалена, а вы получите черную метку в послужном списке.

Шкурный интерес подтолкнул адмирала к мгновенному решению.

— Почему бы и нет? Эти перегруженные финансами академики вполне могут позволить себе такую трату. Они ее даже не заметят. Ладно, будет тебе список кандидатов.

Он отстегнул от пояса телефон, проорал в него многозначный номер, затем пролаял несколько кратких приказов. Я еще кофе не успел допить, а в кабинете очухался принтер и загудел, складывая в стопку отпечатанные листы. Мы просмотрели их и понаставили уйму галочек. Имен в списке не было, их заменяла буквенно-цифровая абракадабра. Наконец я вручил листы адмиралу.

— Нам нужны полные личные дела всех отмеченных.

— Это совершенно секретная информация.

— Но вы — адмирал и можете ее получить.

— Получу и подвергну цензуре. Совершенно незачем посвящать тебя во все тайны контрразведки.

— Адмирал, мне нет никакого дела до ваших тайн. — Разумеется, это была наглая ложь. — Ради Бога, пускай остаются кодовые номера. Меня интересуют только музыкальные способности этих людей, а еще — можно ли на них положиться, если мы попадем в серьезную заваруху.

Я провозился еще некоторое время, затем хорошенько размял мускулы, сунул одежду в вакуумную чистку и принял горячий, а после — холодный душ. Надо бы пополнить гардероб — но не раньше, чем подготовлю и начну операцию. Нельзя терять времени — смертельные часики неумолимо отщелкивают секунды, оставшиеся до рокового дня.

— Вот список, — сказал адмирал, входя в кабинет. — Никаких имен. Агенты мужского пола обозначены литерой А, женского…

— Стойте! Можно, я сам угадаю? Женщины — литерой Б.

Бенбоу только рыкнул. Он был совершенно лишен чувства юмора.

Я пробежал глазами список, слегка задержался на дамском диапазоне от Б1 до Б4. Церковный орган. Вряд ли годится. Гармонь. Труба. Певица.

— Мне нужна фотография Б3. А как понимать все обозначения после Б1? 19Т, 908L и так далее?

— Шифр. — Он выдернул из моей руки лист. — В переводе на человеческий язык — мастер рукопашного боя, превосходное владение стрелковым оружием, шестилетний стаж оперативной работы. А прочее тебя не касается.

— Спасибо, чудесно, что бы я без вас делал. Не сомневаюсь, эта барышня очень бы нам пригодилась, если б еще могла таскать на спине церковный орган. Ладно, давайте пороемся в списке мужчин и закажем фотографии. Кроме вот этого, А19. Пусть он явится сам, во плоти, и поскорее.

— Зачем?

— Затем, что он ударник и играет на молекулярном синтезаторе. Поскольку в музыке я почти ни бельмеса не смыслю, он преподаст мне азы работы в ансамбле. Покажет, где что включается, пометит цифрами и настроит технику на проигрывание разной музыки. Я буду только улыбаться и нажимать на клавиши. Кстати, о технике. У вашей сверхсекретной службы есть на этой планете средства, чтобы ремонтировать электронику?

— Эта информация не подлежит разглашению.

— Все, что касается нашей операция, не подлежит разглашению. И все-таки мне необходимо поработать с электроникой. Неважно, здесь или еще где-нибудь. Ну что, посодействуете?

— Средства будут предоставлены.

— Вот и славно. А теперь скажите, что такое гастрофон или мешкотруб?

— Без понятия. А что?

— А то, что под этими названиями здесь подразумеваются музыкальные инструменты или профессии. Или что-то еще, но тоже — музыкальное. Я должен знать.

Смазанный бесчисленными университетскими кредитами, управляемый миньонами адмирала, мой план заработал на всю катушку. На этой планете находилась база Лиги, замаскированная под межзвездное транспортное предприятие. Она располагала отменно оборудованной ремонтной мастерской и цехами для производства электроники. Тот факт, что мне на все давали карт-бланш, означал одно: лафа закончится одновременно с операцией. Как только началось прослушивание, за агентом А19 отправилось самое быстроходное из имевшихся в нашем распоряжении транспортных средств. В тот же день после обеда он прибыл с маленько обалдевшим видом к остекленевшими глазами.

— Я знаю вас вод кодовым прозвищем А19. Вы бы не могли назваться как-нибудь поудобоваримее? Не обязательно настоящим именем, лишь бы можно было обращаться.

Здоровенный агент почесал огромную челюсть. Я догадался, что он пинками приводит в действие свои мозги.

— Зач. Так зовут моего двоюродного брата. И вы меня так зовите.

— Хорошо, пусть будет Зач. У вас довольно музыкальный послужной список.

— Еще бы! Я весь колледж наяривал в банде. Да и после доводилось тряхнуть стариной.

— Раз так, вы подходите. Первое задание: возьмите чековую книжку и прогуляйтесь по магазинам. Покупайте самые дорогие, самые сложные электронные музыкальные инструменты. Только покомпактнее, поминиатюрнее. Несите сюда, а я их еще уменьшу — все, что мы с собой возьмем, должно уместиться на наших спинах. Денег не жалейте — чем больше потратите, тем лучше. Если чего-нибудь не найдете здесь, воспользуйтесь услугами экстренной галактической почты.

В его глазах зажглась музыкальная лихорадка.

— Вы это серьезно?

— Вполне. Не верите — спросите адмирала Бенбоу. Он дал «добро» на любые расходы. Приступайте.

Зач вышел, и началось прослушивание. Я не вижу смысла подробно излагать события двух следующих дней. По всей видимости, музыкальное дарование и военная карьера — вещи взаимоисключающие. Я «резал» кандидатов пачками, и список таял в нарастающем темпе. Надежда на большой ансамбль не сбылась — удалось наскрести лишь скромную группу.

— Вот она, адмирал, — сказал я, отдавая Бенбоу список аббревиатур, — Малое количество пришлось компенсировать высоким качеством. Я имею в виду себя и вот эту троицу.

Он нахмурился.

— А хватит?

— Должно хватить. Готов допустить, что остальные — замечательные оперативники, но их вокализы будут мне сниться годами. В кошмарах. Так что вызовите к себе уцелевших и расскажите обо мне и о задании. После обеда я приму их в студии.

Когда я расставлял на столе бутылки с прохладительными напитками и стаканы, отворилась дверь и вошли четверо. Строевым шагом!

— Первый урок! — воскликнул я. — Вообразите себя шпаками. Любой военный пустячок может всем нам стоить жизни. Итак, вы поговорили с адмиралом?

Все кивают — хорошо. Кивните еще раз, если согласны подчиняться только мне. Еще лучше. Теперь я вас перезнакомлю. Мне запретили выяснить ваши настоящие имена и звания, поэтому я кое-что придумал. Джентльмен на левом фланге носит кодовую кличку Зач, он профессиональный музыкант и обучает меня новому ремеслу. От него больше всего зависит доведение нашего проекта до благополучного конца. Я — ваш лидер Джим, скоро научусь играть на чем-нибудь электронном. Присутствующей здесь юной леди на время операции присваивается сценический псевдоним Мадонетта, она богиня контральто и наша солистка. Давайте ей поаплодируем.

Парни захлопали — поначалу неуверенно, но быстро входя в раж. Я поднял руку, чтобы их остановить. Для поп-звезд они держались чересчур скованно, придется этим заняться. Мадонетта, высокая, серьезная, очень миловидная брюнетка с великолепной кожей, улыбнулась и помахала им рукой.

— Для начала неплохо. Теперь вы, ребята. Флойд и Стинго. Флойд — вот этот тощий дылда с фальшивой бородой. Он отращивает настоящую, но борода необходима нам уже сегодня — для паблисити. Недавно чудотворцы от волосяных наук создали антидепиляционный фермент, стимулирующий рост волос. Благодаря ему Флойд через три дня обзаведется отличной новой бородой. Однако ему и сейчас есть чем гордиться: он играет на многих духовых инструментах. Если вам не знакомо слово «духовые», позвольте объяснить: это исторически сложившееся название инструментов, в которые надо сильно дуть, чтобы извлекать звуки. Флойд прилетел с далекой планеты Ох'айя, подарившей Галактике еще одну знаменитость — Энджюса Максвина, основателя «Максвинской сети автоматических закусочных». Флойд играет на инструменте, чьи предшественники давно затерялись в тумане прошлого, и временами мне хочется, чтобы они и остались там на веки вечные. Ну-ка, Флойд, дунь в мешкотруб, будь любезен.

Я был подготовлен чуть лучше остальных — мне уже доводилось слышать такую музыку. Флойд открыл футляр и достал инструмент, сильно смахивающий на упившегося кровью паука со множеством черных ног. Бородач повесил его на плечо, энергично надул и яростно сдавил пятерней паучье брюхо. Под рев смертельно раненных животных я любовался гримасами ужаса на лицах моих новых друзей.

— Довольно! — крикнул я наконец, и визг недорезанных поросят сменился мертвой тишиной. — Уж не знаю, как эта штуковина впишется в наш ансамбль, но вы должны признать, что она способна, по меньшей мере, привлечь внимание. Итак, наш последний, но отнюдь не худший музыкант — Стинго! Уйдя в отставку, он всего себя отдал игре на фиделино. Стинго, не сочти за труд, покажи, на что способен.

Стинго по-отечески улыбнулся нам и помахал ручкой. У него были седые волосы и внушительный живот. Поначалу я забеспокоился насчет его возраста и профпригодности, но адмирал, изучивший «в обстановке секретности» его личное дело, заверил меня, что здоровье Стинго — в разряде «А-ОК», что он регулярно проходит переподготовку и, если не принимать во внимание небольшой излишек веса, вполне годится для оперативной работы. Музицированием, как утверждало личное дело, он занялся уже в отставке; при острой нехватке талантов я вынужден был переворошить и ветеранский архив. Когда наступил черед Стинго, он с неописуемым восторгом согласился вновь нацепить на себя боевую сбрую. У фиделино два грифа и двенадцать струн; когда их щиплешь, получается довольно забавный протяжный скрежет. Похоже, игра Стинго понравилась всем.

Внимая аплодисментам, он чинно поклонился.

— Итак, только что каждый из вас познакомился с остальными Крысами. Вопросы?

— Имеются, — сказала Мадонетта, и все глаза уставились в ее сторону.

— Что мы будем играть?

— Хороший вопрос, и надеюсь, у меня есть хороший ответ. Изучая современную музыку, я столкнулся с превеликим многообразием ритмов и тем. Некоторые из них в высшей степени безвкусны и неблагозвучны, к примеру, музыка кантри-и-камнедробилок. Иные группы, наподобие «Чипперино» и «Стайки певчих пташек», обладают известным шармом. Однако нам требуется нечто принципиально новое. Или принципиально старое, поскольку ни одно музыкальное произведение не живет тысячелетиями. Хочу вас воодушевить: музыкальная кафедра Галаксиа Университато предоставила в мое распоряжение самые древние банки данных. С тех пор как эти темы прозвучали в последний раз, миновала вечность. Что в большинстве случаев легко объяснимо. — Я продемонстрировал горсть микропластинок. — Вот эти пережили жесточайший отбор. Если я мог выдержать пятнадцать секунд, то делал копию. Сейчас мы еще разок их прослушаем. В третий тур выйдут лишь те, которые мы вытерпим полминуты.

Я вставил в проигрыватель крошечный черный диск и сел. На нас обрушились раскаты атональной музыки, сопрано беременной свинобразихи атаковало барабанные перепонки. Я извлек пластинку, раскрошил каблуком и вставил другую.

Мы просидели у проигрывателя до позднего вечера. Глаза покраснели от слез, уши трепетали, а мозги пульсировали, но ничего не соображали.

— Ну что, хватит на сегодня? — ласково спросил я и услышал хоровой стон. — Ладно. По пути сюда я заметил, что ближайшая дверь справа по коридору — в питейное заведение «Пыль на ваших гландах». Название, видимо, шуточное. Хозяева заведения, должно быть, намекают, что посетители могут хорошенько прополоскать горло. Может, поглядим, правда ли это?

— Давайте! — Флойд возглавил исход.

— Тост, — произнес я, когда появилась выпивка. — За «Стальных Крыс» — долгой им жизни и немеркнущей славы.

Мои коллеги дружно осушили стаканы, а затем рассмеялись и заказали по новой. «Мы справимся, — подумал я. — Все закончится благополучно».

Но почему мне так не по себе?

Глава 5

А не по себе мне было оттого, что весь план здорово смахивал на бред буйнопомешанного. Неделя на рост популярности и получение музыкальных наград. Затем мы должны совершить преступление. И за этот краткий срок требуется не только выбрать стиль и репертуар, прослушав уймищу всякой белиберды, но и освоить их хотя бы на среднем уровне.

Вряд ли получится. Слишком короткий срок. Нужна помощь.

— Мадонетта, вопрос к тебе. — Прежде чем высказаться, я хлебнул пива.

— Должен признаться, я в технике музыкоделания — полный профан. Но я вот что думаю. Прежде чем исполнитель заиграет мелодию, нужно, чтобы ее кто-нибудь выбрал или сочинил и записал. Скажи, кто этим занимается?

— Ты имеешь в виду композитора и художественного руководителя. Они могут существовать в одном лице, но лучше все-таки разделять эти профессии.

— Можно кого-нибудь из них заполучить? Или обоих? Зач, среди нас ты — ближе всех к профессиональному уровню. У тебя есть идеи?

— Вряд ли это чересчур сложно. Надо только договориться с ГАСИКОМ.

— С газиком? Ты хочешь заправить топливный бак наземобиля?

— Нет. ГАСИКОМ — «Галактический союз исполнителей и композиторов». Среди этой публики полным-полно безработных, и мы наверняка найдем кого-нибудь толкового.

— Значит, дело в шляпе. Я сейчас же договорюсь с адмиралом.

— Исключено! — прорычал Бенбоу с обычным своим дружелюбием. — Никаких шпаков. Никаких посторонних. Это секретная операция.

— Пока — да, но через неделю о ней узнает весь свет. Все, что нам требуется, это придумать легенду. Скажите, что организована группа для съемок голофильма. Или для рекламного концерта по заказу крупной фирмы. К примеру, Максвин в целях завоевания рынка решил сменить имидж. Избавился от красноносого алкаша Блайми Максвина и на его место берет нашу поп-группу. Вы уж постарайтесь устроить это, и без волокиты.

Адмирал подчинился. На следующий день на студию доставили бледного юношу, страдающего, по всей видимости, отсутствием аппетита.

— Я его узнал, — прошептал мне на ухо Зач. — Барри Мойд Шлеппер. Года два назад слепил рок-оперу «Пожалей мой филей, Анжелина». С тех пор его популярность на спаде.

— Как же, помню. Драма кухарки, вышедшей замуж за диктатора.

— Точно.

— Добро пожаловать, Барри, милости просим. — Я приблизился к музыкоделу и пожал костлявую руку. — Меня зовут Джим, я здесь главный.

— Кайфово, чувак, кайфово.

— И для нас в высшей степени кайфово познакомиться с вами. — Вот у кого мы переймем жаргон музыкального мира, если не рухнет наш план. — Итак, вы уже в курсе дела?

— Кой-че просек. Новая фирма звукозаписи, капусты — куры не клюют, чтобы побыстрее прогреметь, финансирует молодые группы.

— Именно так. Вам — командовать музыкой. Давайте покажу, что мы отобрали, а вы приведете это в надлежащую форму.

Чтобы самому не прослушивать в очередной раз ужасные композиции, я дал ему наушники и плейер. Он одну за другой вставлял пластинки, и я не верил своим глазам: белая как мел кожа побледнела еще сильнее. Но Барри держался геройски. Наконец с конвульсивной дрожью он перевел дух, снял наушники и вытер кулаками слезы.

— Хошь знать мое честное и беспристрастное мнение?

— Иное нас и не устроит.

— Лады. Как бы это поизящнее преподнести… Короче, дерьмо на палочке. Вонючее и невкусное.

— А вы можете сделать получше?

— Мой котяра и то лучше делает. Да еще песочек сверху нагребает.

— Тогда вам и карты в руки. Приступайте.

Пока музыка сочинялась, прослушивалась и записывалась, я мало на что годился. Другие играли и пели, я же только щелкал переключателями на пульте. А когда в дело вступал Зач и из динамиков галопом ринулись звуки барабанов, цимбал, колоколов и прочие эффекты молекулярного синтезатора, мой пульт и вовсе обесточился, и я нажимал на клавиши «всухую». Поэтому, предоставив коллегам творить музыку, я занялся спецэффектами. Это требовало просмотра клипов всех самых популярных групп, джаз-бандов и солистов. Некоторые воспринимались без омерзения, другие вызывали ужас, и все были чересчур громки. В конце концов, я убрал звук, чтобы спокойно присматриваться к лазерным сполохам, буйным фейерверкам и физической акробатике. Я записывал и зарисовывал, постоянно бормотал себе под нос и не жалел университетских денег. А еще я вмонтировал в нашу электронику изрядное количество очень сложных самодельных цепей. Адмирал, хоть и с превеликой неохотой, но выдал все, что потребовалось, и я усовершенствовал технику в механической мастерской. Короче говоря, неделя не пропала даром.

Я без устали теребил адмирала, пока он не отдал обещанные три миллиона.

— Вы так добры! — сказал я, позвякивая шестью блестящими монетами по пятьсот тысяч кредитов. Достойная плата за достойную работу.

— Ты их лучше в банк положи, пока у них ноги не выросли, — угрюмо посоветовал он.

— Разумеется. Классная идея.

Дурацкая идея. Банки предназначены для грабителей и налоговой полиции — чтобы облегчать им работу. Поэтому сначала я двинул в мастерскую, там поработал по металлу, завернул деньги в бумагу, проштемпелевал и отправился на загородную прогулку. На случай, если адмирал приставил мне «хвост», я поупражнялся в любимом искусстве отрыва от слежки. Как ни крути, ради этих монет я жизнью рисковал. Если посчастливится выйти из этой передряги не по частям, денежки очень даже пригодятся.

Наконец я добрался до маленького почтового отделения на некотором удалении от города. Хозяйничал там близорукий джентльмен преклонного возраста.

— Пространственный экспресс и страховой взнос в агентство межпланетной доставки. Это тебе, голуба, в копеечку влетит.

— Ты, дедуля, знай крутись. За бабками дело не станет. — Он ошалело заморгал. Я сжалился и перевел на туземный: — Уважаемый сэр, деньги — не проблема. Но вы уж позаботьтесь, чтобы моя посылка благополучно добралась до профессора фон Дайвера из Галаксиа Университато. Это исторические документы, он их ждет не дождется.

Я уже предупредил ученого мужа по космофаксу, что посылаю ему кое-какое личное имущество с просьбой не отказать в любезности и подержать его у себя до моего визита. Опасаясь, что он проявит здоровый академический интерес, я спрятал деньги в маленький бронированный сейф. Конечно, его можно вскрыть с помощью алмазного сверла, но я готов биться об заклад, что любопытство профессора не зайдет так далеко.

Посылка сгинула в почтопроводе, и я вернулся к делам. К концу шестого дня мы были выжаты как лимоны. Барри Мойд Шпеллер двое суток провел без сна, меняя на голове мокрые полотенца, глотая крепчайший кофе и перелопачивая залежи музыкальной архаики. Он проявил неплохие задатки вора — или аранжировщика, если угодно. Группа репетировала, записывала и снова репетировала. Я вплотную занялся костюмами, бутафорией и спецэффектами и потрудился, на мой взгляд, неплохо.

Наконец я объявил последний перерыв, а затем дал команду на построение.

— Сейчас я вас обрадую. Мы даем первый концерт.

Как я и предвидел, это вызвало стенания и горестные вопли. Я подождал, пока они утихнут.

— Ребята, я знаю, каково вам. Поверьте, мне ничуть не легче. По-моему, наш лучший номер — блюз «Я совсем одна». Вы сами видели, как здешний персонал старался нам помочь. Думаю, мы должны его отблагодарить, показать, что у нас вышло. Я пригласил человек тридцать, они сейчас подойдут.

Словно в подтверждение моих слов отворилась дверь и в зал потянулись вольноперы со скептическими минами и складными стульями. Шествие возглавлял адмирал Бенбоу; рядом с ним вице-адмирал нес два стула. Зач начал рассаживать зрителей, и наша пещероподобная студия впервые превратилась в концертный зал. Мы отступили на эстраду. Я притушил лампы и укрылся за своей электронной баррикадой.

— Леди и джентльмены, дорогие гости. На этой неделе мы с вами потрудились на славу, и я от всей души и от имени «Стальных Крыс» хочу сказать вам спасибо.

Я нажал на кнопку, и под потолком раскатилось:

«СПАСИБО… СПАСИБО…» На эхо наложилось растущее крещендо барабанов, увенчавшись громовым раскатом и несколькими вполне натуральными с виду молниями. Судя по округлившимся глазам и отвисшим челюстям, мне удалось приковать внимание зрителей.

— Первый номер нашей программы — в исполнении мелодичной Мадонетты. Драма неприкаянного сердца! Блюз «Я совсем одна»!

Цветные юпитеры обрушили с потолка световой ливень, явив во всей радужной красе наши розовые с блестками костюмы в обтяжку. Зазвучали первые аккорды, и лучи юпитеров сконцентрировались на Мадонетте, на чей костюм пошло гораздо меньше материала, чем на наши. Публике он, похоже, глянулся. Завывания ветра и громовые раскаты притихли, Мадонетта простерла к залу изящные руки и запела:

Сие сопровождалось раскачиванием голографических деревьев, проходом грозовых туч и прочими душераздирающими спецэффектами. Под рыдания музыки Мадонетта перешла к заключительным строфам.

В последний раз провыл ветер, скорчилось щупальце багрового тумана, и за нашими спинами величаво взошло солнце. Музыка смолкла. Тишина беспрепятственно расползалась по студии — и вдруг разлетелась в клочья под неистовым шквалом аплодисментов.

— Молодцы, ребята! — одобрил я. — Их вроде проняло. Все кайфово, чуваки, как говорит Барри Мойд.

На седьмой день мы не отдыхали. Но репетицию закончили довольно рано.

— На сегодня все. Собирайте рюкзаки. Музыка и реквизит уже упакованы. Улетаем в полночь. Значит, нужен еще час, чтобы добраться до космодрома. Не опаздывать.

Они разбрелись на подкашивающихся ногах, и тут притопал адмирал. В его кильватере плелся Зач.

— Агент отрапортовал, что вы закончили подготовку операции и ждете приказа к погрузке.

Ну что тут скажешь? Я лишь кивнул.

— А мне можно с тобой? — спросил Зач.

— Нет. Ты нам здорово помог, спасибо. Дальше мы сами.

Он едва не раздавил мне пальцы в рукопожатии, и через секунду за ним затворилась дверь.

— Управление по принудительному лечению наркоманов изобрело для вас страшное преступление. — Адмиральская улыбка смахивала на оскал жалящей змеи. — Приговор — ссылка на Лайокукаю. Незамедлительная.

— Чудненько. И что же это за преступление?

— У наркоманов в большом фаворе качественное и дорогое зелье под названием бакшиш. Ты и твои приятели пойманы с поличным на контрабанде и употреблении. После принудлечения вы будете много дней шататься и дрожать от слабости, так что медлить с первым концертом не резон. Пресса уже извещена о вашем аресте и заключении в спецбольницу. Когда вы объявитесь на Лайокукае, туземцы нисколько не удивятся. Вопросы?

— Один, — сказал я. — Важный. Как насчет связи?

— Будет. Где бы ты ни находился, шифропередатчик в твоей челюсти достанет до приемника на космодроме. Радист будет дежурить круглосуточно. Пока вы на космодроме, связной окажет любую посильную помощь. Потом он переберется на орбиту, на борт космокрейсера «Беспощадный», и там будет получать твои донесения. Если понадобится, мы до любой точки планеты доберемся максимум за одиннадцать минут. Как отыщешь пропажу, дай знать. Мы подкинем десант. Рапортуй, по меньшей мере, раз в сутки. Местонахождение группы и результаты поисков.

— Только на тот случай, если нас заметут, да? Чтобы послать новый отряд?

— Точно. Еще вопросы?

— Один. Не хотите пообещать, что будете за нас волноваться?

— Нет. Ни к чему. Полагайтесь только на себя.

— Ну, спасибо! Вы сама доброта.

Он повернулся и утопал прочь, хлопнув дверью. На меня нахлынула усталость и — в который уж раз? — черная тоска. Зачем я все это делаю? Чтобы остаться в живых, разумеется. А не то… еще двадцать три дня — и упадет мой занавес.

Глава 6

На борту славного космического крейсера «Беспощадный» мы путешествовали недолго — и слава Богу, а то окружение военных всегда пагубно влияло на мой боевой задор. За сутками, заключившими в себе упорные репетиции, плохую кормежку, неважнецкий ночной отдых, последовал столь же напряженный день, да еще с безалкогольной вечеринкой, поскольку на Галактическом Флоте царила Ее Величество Трезвость. И наконец, за считанные часы до посадки ансамбля на катер эскулапы вкатили нам по несколько уколов для имитации лечения от наркомании. Я бы, пожалуй, предпочел наркоманию. Не говоря уж о любовании последним ужином, выползающим наружу — можно прекрасно обойтись без этого развлечения. Судороги и нервный тик — то еще удовольствие, скажу я вам. К тому же у моих дрожащих, шатающихся коллег глазные яблоки пылали, как у покойников в фильмах ужасов, и я сторонился зеркал, опасаясь увидеть еще одного зловещего мертвеца.

Стинго выглядел лет на сто — серый, как пепел, изможденный. Ни дать ни взять — ходячий скелет. Меня уколола совесть — дернула же нелегкая вытащить бедолагу из отставки! Впрочем, едва я подумал о собственных неприятностях, совесть улеглась баиньки.

— Я что, смотрюсь не краше твоего? — хриплым голосом осведомился Флойд, чья почти отросшая борода великолепно оттеняла пергаментную кожу.

— Надеюсь, что нет, — просипел я. Мадонетта, словно ласковая матушка, протянула руку и похлопала по моей дрожащей кисти.

— Ничего, Джим, за ночь все пройдет. Ты только потерпи, и сам увидишь.

Я не ощутил сыновьей признательности. Говоря откровенно, при виде Мадонетты меня разбирало иное чувство, но я надеялся благополучно его скрыть. Поэтому я прорычал что-то маловразумительное и заковылял в каюту, дабы уединиться со своим ничтожеством. Но даже это не удалось. В потолке зловеще скрежетнул громкоговоритель, затем грянул адмиральский глас:

— Алло, навострите уши и внимайте. Всем «Стальным Крысам» через две минуты собраться в двенадцатом грузовом отсеке. Мы на парковочной орбите. Осталась минута пятьдесят восемь секунд. Минута…

Я выскочил в коридор и лязгнул дверью, чтобы спастись от рева, но он гнался за мной по пятам. В двенадцатый грузовой я прибыл последним — товарищи по несчастью уже распластались на палубе возле рюкзаков. Я рухнул рядом с ними. Вслед за мной, точно чудовище из дурного сна, возник адмирал и завопил:

— Подъем! А ну, лентяи заторможенные, на ноги!

— Ни за что! — заорал я во всю силу надтреснутого голоса и поднялся на карачки, чтобы повалить шатающиеся тела обратно на палубу. — Изыди, злой военный дух! Иль позабыл, кто мы такие? Шпаки, лабухи, принудительно вылеченные от наркомании. Вот как мы должны выглядеть, вот как мы должны себя вести. Если кто-нибудь выживет, вы получите его обратно в свое военное распоряжение. А пока отпустите нас миром и ждите моих донесений.

Бенбоу исторг трехэтажное военно-космическое ругательство, но все-таки ему хватило ума повернуться на каблуках и исчезнуть под квелые смешки моих товарищей. У меня слегка отлегло от сердца. Наступившее молчание не прерывалось ничем, кроме негромких стонов, далекого рокота двигателей и скрежета внутреннего люка воздушного шлюза, который величаво открывался, чтобы пропустить на борт деловитого старшину с канцелярской папкой в руках.

— Кто высаживается на Лайокукае? Вы?

— Все в наличии, и все нездоровы. Вызовите грузчиков, пусть отнесут наши вещи.

Он пробормотал несколько слов в микрофон, пристегнутый к воротнику кителя, после чего завел руку за спину и снял с ремня наручники. Кои через секунду ловко защелкнул на моих запястьях.

— Эт ще че? — промямлил я, выпучив глаза.

— Ты, накачавшийся дурью наркоман! Не доставляй мне хлопот, и я отплачу тем же. Может, там, в Галактике, ты и важная персона, но здесь, для меня, ты самый обыкновенный зэк. Который сам потащит свое барахло. Ишь ты, грузчиков им! Вконец обнаглели!

Я открыл рот, чтобы испепелить грубияна глаголом. И захлопнул. Я сам подкинул идею, чтобы о задании знали единицы. Очевидно, этот не из их числа. Я со стоном поднялся на ноги и поволок рюкзак в воздушный шлюз. Остальные взяли с меня пример и выглядели при этом не лучше моего.

Орбитальный катер встретил нас хмуро и негостеприимно. Едва мы сели в жесткие металлические кресла, на лодыжках наших защелкнулись кандалы — никаких танцев во время полета. Мы молча наблюдали, как матросы швыряют наши рюкзаки в грузовой отсек, затем воздели очи к широченному экрану на переборке. Изобилие звезд. Они кружились, и на экран заплывала выпуклость «Беспощадного». Как только заработали двигатели, она уменьшилась и отодвинулась.

Затем камера повернулась, чтобы показать растущий горб планеты, а громкоговоритель подверг нас пытке древним военным маршем, дополненным жутким треском статики. Наконец музыка смолкла, но раздался гнусавый до тошноты мужской голос.

— Заключенные, рекомендую выслушать. Эта информация предназначена для вас. Итак, вы получили билет в один конец и прибыли на место назначения. Вы не поддались нашим самоотверженным попыткам сделать из вас нормальных граждан гуманного цивилизованного общества…

— Заткни сопло, придурок! — взревел Стинго, запуская пальцы в седую шевелюру — видимо, чтобы проверить, на месте ли она. Я бы кивнул в знак поддержки, если б голова не раскалывалась.

— …И отныне будете полагаться только на самих себя. По высадке вооруженный конвой сопроводит вас к воротам космодрома. Там вы избавитесь от наручников и получите необходимый для выживания минимум, то есть: ознакомительную брошюру, флягу с дистиллированной водой и недельный рацион концентрированной пищи. Через неделю вам придется искать полпеттоновые деревца, дающие жесткие плоды, которыми питается все туземное население. Полпеттоны — чудо генной инженерии, выведенное путем кропотливых мутаций и трансплантаций. Плоды богаты животным белком. Из-за опасности трихинеллеза их не следует употреблять в сыром виде, но печеными или вареными — вполне. Вам надлежит запомнить…

Ничего не желая запоминать, я вырубил звук. Наверное, чтобы попасть на этот рейс, человек должен совершить нечто уж очень нехорошее. Я пытался успокоить себя этой мыслью… Куда там! Нашей цивилизации — не один десяток тысячелетий, а все равно жестокость к ближнему своему не изжита до сих пор и вылезает наружу при малейшей возможности.

Облака сместились в сторону, на экране возникло пятистенное здание изрядной величины. Я предположил, что его называют Пентагоном.

— Через несколько минут мы совершим посадку на космодроме Пентагон. Не покидайте кресел, пока не получите разрешение встать. Подчиняйтесь приказам, и этап пройдет для вас гораздо приятнее…

Хотелось бы, чтобы это оказалось правдой! Я тут же расслабился и разжал кулаки. Скоро мы расстанемся с занудами-наставниками и будем полагаться только на себя. А пока лучше поберечь силы и нервы.

Помалкивая, мы выползли из шлюза, ссыпались по трапу — честное слово, ему не помешали бы поручни — и побрели к воротам в толстой стене Пентагона. Чтобы встретить там еще одного флотского — сумрачного, седовласого и в темных очках.

— Немедленно препроводить заключенных в девятую допросную.

Старшина — начальник нашего конвоя — с этим не согласился.

— Не положено, сэр. Я должен…

— Ты должен закрыть пасть и подчиняться моим приказам. Вот они, в письменной форме. Изволь ознакомиться и выполнять. Или хочешь уйти в отставку старшиной?

— Никак нет, сэр! Заключенные! За мной!

Офицер вошел за нами в допросную, запер дверь, дружески улыбнулся и беззлобно попросил всех заткнуться. Затем обошел комнату с приборчиком, в котором я без труда узнал детектор следящих устройств. Интересно, кому такое в голову может прийти — прослушивать разговоры в каморке на краю Вселенной? Видимо, у офицера было свое мнение на этот счет. Наконец он с удовлетворенным видом спрятал детектор, повернулся к нам и протянул мне ключ.

— Пока вы здесь, можете снять наручники. Я — капитан Тремэрн, ваш связной. Добро пожаловать на Лайокукаю. — Он снял темные очки, снова улыбнулся нам и махнул рукой в сторону кресел. Его переносица была обезображена жутким шрамом, глаза отсутствовали, но Тремэрн, несомненно, отлично видел электронными заменителями глаз. Позолоченные, они придавали его облику то еще своеобразие. — В Пентагоне только я осведомлен о вашем задании. Я в курсе, что все вы — добровольцы, и хочу вас поблагодарить. Угощайтесь, ребята, и знайте: вы еще долго не услышите этого слова.

— А как тут, вообще, жизнь?

Я вскрыл банку охлажденного пива и сделал живительный глоток. Тем временем мои спутники зарылись в гору свежих бутербродов и хотсвиндогов. Я, конечно, составил им компанию, но прежде выдвинул из синтезатора потайной ящичек и достал кое-какие мелочи.

— Какова жизнь на планете? Паршивая, Джим, и это еще мягко сказано. Уже не один век Лайокукая служит Галактике баком для социальных отходов, и — никаких перемен к лучшему. Возникают различные культуры, развиваются, но — как Бог на душу положит. Жестокость правит бал, сильный подминает слабого. Одна из самых стабильных общин — прямо здесь, за стенами Пентагона. Они прозвали себя «жлобистами». Мужчина сильный, женщина слаба, кто сильнее, тот и прав. Тебе, наверное, не в диковинку такая идеология. Вожака этой банды зовут Свиньяр. Не сомневаюсь, что ты с ним вскоре познакомишься.

— Эти жлобисты не из тех ли придурков, которых психиатры называют шовинистическими свиньями мужского пола? — осведомился я.

Тремэрн кивнул.

— Точнее не скажешь. Так что позаботься, чтобы Мадонетта лишний раз не попадалась им на глаза. Научись ходить на цыпочках и раздувать ноздри. А коли это не поможет и ничего более путного в голову не придет, согни руку и поиграй бицепсом.

— Не жизнь, а сказка. — Мадонетта нахмурилась.

— Может, все и обойдется, если смотреть под ноги. Они любят, когда их развлекают, а сами развлекаться не умеют — мозгов не хватает. Обожают фокусы, дуэли, армрестлинг.

— А как насчет музыки? — спросил Стинго.

— Отлично, если она громкая, боевая и несентиментальная.

— Постараемся их не разочаровать, — сказал я. — Нас интересует племя так называемых фундаменталистов.

— Разумеется. Ты уже знаешь, что корабль археологической экспедиции совершил посадку в их зоне влияния. Я возглавлял спасательный отряд и вытащил оттуда ученых, вот почему теперь я ваш связной. Фундаменталисты — кочевники и вдобавок на диво узколобы и несносны. Я старался их не раздражать — куда там! Без наркогаза не обошлось. Если хочешь знать, я понятия не имел о пропаже археологического раритета, пока мы не убрались с планеты и яйцеголовые не очухались. Что мне оставалось? Только доложить начальству. А теперь все в твоих руках.

— Премного благодарен. Однако нельзя ли хотя бы на карте показать, где они обретаются?

— Я бы с удовольствием, но ведь они — кочевники.

— Чудненько. — Я одарил его неискренней улыбкой. Двадцать дней до конца. До смертного часа! В который раз я отбросил дурные предчувствия и окинул взглядом ансамбль.

— Если есть вопросы, задавайте — потом будет поздно, — посоветовал Тремэрн.

— У вас есть карта? — спросил я. — Хочу знать, что нас ждет за воротами.

Тремэрн протянул руку и включил голопроектор. Над столом появилась трехмерная топокарта.

— Как видите, мы на материке внушительных размеров. На планете есть и другие континенты, некоторые из них обитаемы, но с нашим не имеют никакой связи. Похищенная вещь должна находиться где-то здесь.

«Это и вправду многое упрощает, — подумал я. — Надо обыскать всего один материк, к тому же у нас почти три недели…» Я сумел оттеснить депрессию, которая пробивалась на подмогу угнетенности и подавленности.

— Вы имеете представление, что тут и как?

— Да, и весьма неплохое. Везде, где только можно, подсовываем «жучков», широко применяем «летающие глаза». — Он показал на равнину в центрематерика. — Это Пентагон, рядом — жлобисты. Фундаменталистов можно встретить где угодно — в зависимости от погоды. Тут почти весь год субтропический климат, но очень неравномерное выпадение осадков. Они пасут баракоз — это жвачные парнокопытные, помесь барана и козы. Очень неприхотливы. Теперь взглянем на предгорья. Здесь находится то, что почти без натяжки можно назвать цивилизацией. Сельскохозяйственная община с легкой промышленностью, которая издали — но только издали — выглядит вполне прилично. Вот этот городок, окруженный хуторами, — столица. Горожане выплавляют серебро и чеканят монету под названием федха. Другой валюты на материке не существует, федхами можно расплачиваться в любом краю. — Он достал из выдвижного ящика увесистый мешочек. — Как вы догадываетесь, подделывать их несложно, — впрочем, наше серебро намного чище туземного. Это — вам. Советую поделить и хорошенько спрятать. За одну такую монетку местные субчики с радостью перережут вам глотку. Народ, который добывает серебро, прозвал свою столицу Раем, — вряд ли можно было подобрать менее подходящее название. Держитесь подальше от этой публики, если сумеете.

— Хорошо, намотаю на ус. А карту, если не возражаете, введу в память компьютера. Вот этого. — Я взял большим и указательным пальцами маленький череп, висевший у меня на шее. Когда я его сдавил, глазницы засветились зеленым, а в воздухе замерцал топографический дисплей. Я скопировал карту, подумал над предупреждением Тремэрна — и впервые осознал, в какое болото нас засасывает. Возник еще один вопрос.

— Значит, население этой планетки — психи и выродки всех мастей?

— Сосланные за разные преступления. Родившиеся здесь вырастают им под стать.

— И вы не питаете к ним сочувствия? К людям, обреченным тонуть в этой плевательнице размером с планету лишь потому, что их угораздило тут родиться?

— Конечно, я им сочувствую и рад видеть, что ты — тоже. До происшествия с археологами я вообще не знал об этой планете. Выручил ученых и решил осмотреться. Вот почему сейчас я возглавляю комиссию, которая постарается свернуть нашу деятельность на Лайокукае. Слишком уж долго идиоты-политики закрывали на это глаза. Я согласился работать с тобой, чтобы лично разобраться в обстановке. И когда ты выполнишь задание, мне очень пригодится подробный доклад, чтобы сделать планету-тюрьму достоянием истории.

— Капитан, если это всерьез, я на вашей стороне. Но если вы мне лапшу на уши вешаете, чтобы я получше сделал дело…

— Слово офицера.

Мне очень хотелось верить ему.

— У меня вопрос, — подал голос Флойд. — Если, к примеру, нам помощь понадобится или еще что-нибудь, мы что, свяжемся с капитаном?

— Вы — нет, я — да. — Я постучал пальцем по нижней челюсти. — Микрорация. Такая маленькая, что для ее питания достаточно кислородных ионов в крови. Но достаточно мощная, чтобы ее улавливали приемники Пентагона. Даже если бандиты обдерут нас как липку, челюсть останется при мне. Поэтому настоятельно рекомендую не отходить от меня далеко. Я буду регулярно выходить на связь с Тремэрном, докладывать и получать советы. Физические контакты исключены, не то мигом рассыплется наша легенда. Если ему придется выдергивать нас раньше времени, это будет означать провал. Вот так-то, мальчики и девочки. Давайте будем крепкими и самодостаточными. Нас ждут человеческие джунгли.

— Отродясь не слышал столь правильных слов, — хмуро заметил Тремэрн.

— Если больше нет вопросов, можете надевать наручники и идти.

— Да, черт побери! — воскликнул Стинго, с трудом поднимаясь на ноги. — Пора заняться делом.

Рюкзаки ждали нас возле громоздких, щедро увешанных запорами ворот. Там же валялись четыре небольших пластиковых пакета — очевидно, с водой и сухпайками. В каждом наличествовала ознакомительная брошюра. Заградотряд с парализаторами и свинобразьими иглами нетерпеливо топтался на месте и недовольно глядел, как с нас снимают наручники.

— Вперед, — скомандовал старшина, указывая на шлюз. — Ворота двойные. Прежде чем откроются наружные, внутренние будут заперты и задраены. У вас только один путь — туда. Впрочем, если жить надоело, можете остаться в тамбуре. Через пять минут наружные ворота закроются, и вон из тех клапанов в потолке пойдет нервный газ.

— Я вам не верю! — вякнул я. Он улыбнулся. Не слишком тепло.

— Проверить легче легкого. Поторчи там пять минут.

Я занес кулак, и старшина торопливо отскочил. Свинобразьи иглы угрожающе нацелились в мою сторону. Ну уж нет! Я поднял палец в древнем, как само время, межгалактическом жесте, повернулся и вышел следом за моими товарищами. Сзади приглушенно лязгнуло, скрежетнули засовы. Впереди лежало будущее. Со всеми своими сюрпризами.

Шатаясь от слабости, мы помогли друг другу взгромоздить рюкзаки на спины. Снова заскрежетало и залязгало, раздался гул моторов — начали отворяться наружные ворота.

Сами того не замечая, мы встали плечом к плечу и повернулись лицом к неизвестности.

Глава 7

В отворяющиеся ворота вместе с ветром влетел шум ливня. Добро пожаловать на солнечную, праздничную Лайокукаю. Ворота приоткрылись шире, и нашим глазам явилось не слишком воодушевляющее зрелище — снаружи нас поджидала группа субъектов самого что ни на есть жуткого облика. Одежда поражала разнообразием, словно благотворительные пожертвования для них собирали по всей Галактике. Но, по меньшей мере, две черты объединяли всех. Во-первых, каждый был вооружен либо мечом, либо топором, либо палицей. А во-вторых, они выглядели очень сердитыми. Что ж, примерно этого я и ожидал, а потому раздавил зубами старт-капсулу. Не питая иллюзий насчет последствий принудлечения, я держал эту штучку в кулаке — на всякий пожарный.

На меня нахлынула волна энергии, забил гейзер силы; смесь мощных стимуляторов, анальгетиков и тому подобной химии вышвырнула из тела усталость и дрожь. Я могуч! МОГУЧ! МОГУЧ! По совету Тремэрна я двинулся вперед на цыпочках, раздувая при этом ноздри.

Помахивая кустарным, но вполне исправным мечом, здоровенный бородатый детина злобно глянул на меня сверху вниз. Я ответил столь же недружелюбным взглядом, заметив, что у аборигена не только глазные яблоки соприкасаются друг с дружкой, но еще и волосы растут от бровей. Правда, куда больше, чем обличье, устрашал запах из его пасти.

— Че, сявка? Ты теперя деся. Дась-ко, че волокешь. Евто и протчих касаемо. Ложьте барахлишко, нято вместе с им полягете.

— Ты, косноязычный кретин! — заорал я. — Заруби себе на носу: никто не смеет указывать мне, пока меня не одолел!

Все равно разборки с этими ублюдочными жлобистами не миновать, рассудил я. Чем раньше, тем лучше.

Едва ли он понял смысл моих слов, однако на оскорбительный тон отозвался ревом и замахнулся мечом. Я высокомерно рассмеялся.

— Крутой трус идет с мечом на безоружную сявку!

Чтобы усилить оскорбление, я поднял два указательных пальца. Хоть я и надеялся, что такой примитивизм не выходит за рамки местных лингвистических норм, необходимо было, чтобы это дошло до всех.

По всей видимости, дошло. Свинодых выронил меч и прыгнул в мою сторону. Я скинул рюкзак и зашлепал по грязи навстречу. Растопырив ручищи, он хватал и давил воздух корявыми пальцами, мечтая, очевидно, вот так же схватить и раздавить меня.

Я поднырнул под его руки, провел подсечку, он эффектно шмякнулся в лужу. Поднялся свирепее прежнего, стиснул кулачищи, что твои футбольные мячи, и пошел на меня. Правда, на этот раз поосторожнее.

Можно было, конечно, сразу вырубить его и облегчить себе жизнь. Но хотелось продемонстрировать его приятелям несколько фокусов, чтоб не думали, будто он упал случайно. Я блокировал удар, перехватив его руку, заломил, а затем с приятным хрустом влепил кретина в стену. Но кровь из носа не убавила его прыти. Не добились этого ни молниеносный пинок, от которого у него онемела нога, ни удар коленом, парализовавший вторую ножищу. Он плюхнулся наземь и пополз ко мне на карачках. Но теперь даже самые тупые зрители поняли, кто выиграл эту схватку. Чтобы не транжирить время, я ухватил Свинодыха за сальный чуб, вздернул башку и рубанул ребром ладони по кадыку. Он мешком опрокинулся навзничь. Подхватив его меч, я проверил пальцем остроту лезвия и развернулся в прыжке — так внезапно, что вооруженные увальни инстинктивно отшатнулись.

— Теперь у меня есть меч, — прорычал я. — Кто хочет, может ради него умереть. А может, среди вас найдется олух посмышленей? Может, он возьмется проводить нас к атаману Свиньяру? Тот, кто это сделает, получит меч в подарок. Есть охотники?

Они не спешили с ответом. Новизна предложения вступила в борьбу с природной жадностью.

— Подходите ближе и держитесь за мной, — бросил я через плечо своим. — И постарайтесь выглядеть наглыми и невоспитанными.

Рыча и щелкая зубами, разудалый ансамбль выстроился у меня за спиной.

— Гони меч, отведу тя к Свиньяру, — вызвался чрезвычайно волосатый и мускулистый экземпляр. Его алчность была понятна — вооружен лишь деревянной дубиной.

— Покажешь мне Свиньяра и только тогда получишь меч. Приступай.

Снова нерешительность, угрюмые взоры, злобное ворчание. Я опять взмахнул клинком, и они вновь отпрянули.

— В моем рюкзаке есть кое-что интересное для Свиньяра. Держу пари, если он узнает, что из-за вас, остолопы, я столько времени не мог попасть к нему с подарками, он вас перережет.

Подчас там, где бесполезны увещевания, помогают угрозы. Мы тронулись в путь под проливным дождем, по раскисшим дорогам, мимо убогих лачуг, к невысокому холму с самой большой в округе избой. На ее бревнах еще держалась кора. Помахивая мечом, я сдерживал «почетный эскорт» на безопасном расстоянии и шагал за проводником по каменистой тропе ко входу; позади ковыляли изнемогающие музыканты.

Мне было чуточку стыдно перед ними за старт-капсулу, но события разворачивались слишком быстро, у меня попросту не было времени раздать такие же капсулы коллегам. Я остановился у порога и поднял руку.

— Ну вот, наконец-то крыша. Будете входить — берите по одной и сразу раскусывайте. Эта штука мигом возвращает в мир живых.

Поводырь с дубиной протопал через сени и направился мимо вооруженных мужиков, стайками слонявшихся по большой комнате, к верзиле, который восседал в большом каменном кресле у очага.

— Ты мой босс, босс Свиньяр. Ты сказал — привести их, мы и привели. — Он затопал ко мне. — А теперя меч давай.

— Конечно. Лови.

Я швырнул меч в дверной проем, в дождь, и услышал чей-то болезненный возглас. Проводник убежал, а я двинулся вперед и остановился у каменного трона.

— Ты мой босс, босс Свиньяр. Эти кореша — мой банд. Зуб даю — кайфово лабают.

Детина со здоровенными мускулами и здоровенным животом, покоившимся на ляжках, окинул меня с головы до ног пытливым взглядом. Поросячьи глазки льдисто поблескивали в непроходимых зарослях жестких седых волос. Из подлокотника кресла торчала рукоять меча. Бородач стиснул ее жирными пальцами, слегка выдвинул клинок и позволил ему упасть обратно.

— Почему вы изъясняетесь, как наглые, невоспитанные туземцы?

— Прошу прощения. — Я смиренно отвесил поклон. — К вам только что обратились в подобной манере, и я пришел к выводу, что таков местный этикет.

— Так и есть, но его соблюдают только необразованные имбецилы, родившиеся здесь. А поскольку вы родились не здесь, постарайтесь не испытывать мое терпение. Так, стало быть, вы — те самые музыканты, которые влипли в большой кагал?

— Поистине, слухи летят быстрее света.

Он указал на тривизор в стенной нише, и я почувствовал, что глаза мои вылезают из орбит. Внушительных размеров металлический ящик был снабжен бронестеклом поверх экрана и громадной рукоятью на боку.

— Наши тюремщики такие щедрые. Их хлебом не корми, дай только поразвлечь нас. Эти «ящики» поступают громадными партиями. Вечные, сверхдуракостойкие, плюс четыреста двадцать каналов.

— А питание?

— Рабы.

Он дотянулся носком сапога до ближайшего. Раб со стоном взгромоздился на ноги, подтащился, лязгая цепями, к рукояти встроенного генератора и принялся ее крутить. Штуковина ожила и разродилась рекламой станков для изготовления кошачьей еды.

— Хватит, — буркнул Свиньяр, и мяуканье смолкло. — Ваши физиономии не слезали с экрана. Как только я услышал о наркотиках и принудительном лечении, я понял, что скоро вы объявитесь здесь. Играть готовы?

— «Стальные Крысы» всегда к услугам тех, кто заказывает музыку. А в данном случае, я полагаю, это ваша прерогатива.

— Правильно полагаешь. Концерт хочу, и сейчас же. С тех пор как наш факир-каннибалист скончался от инфекции, будучи случайно укушен в порыве страсти, перед нами никто не выступал «живьем». Начинайте.

Предвидя такой оборот, мы разжились самым что ни на есть портативным реквизитом. В динамика величиной с кулак прятались голопроекторы; наши изображения, выброшенные ими, дотянулись макушками до потолка.

— Отлично, ребята! — воскликнул я. — Располагаемся у стены напротив входа. На первый раз — без костюмов. Начинаем со «Шведского чудовища из Открытого пространства». — Я имел в виду один из самых впечатляющих номеров. Копаясь в древнейших банках данных, мы обнаружили лирический опус на давно забытом языке — не то швецком, не то шведском. После долгого электронного попискиванья компьютер кафедры языков Галаксиа Университато выдал его перевод, но стихи оказались столь ужасающими, что мы предпочли голую транслитерацию:

И так далее. Все это Мадонетта выдала на полную громкость под мой синкопированный «фанерный» аккомпанемент и флойдов мешкотруб. Стинго не отставал от нас, пощипывая крошечную арфу, чье голографическое изображение было под стать нашим. От музыки сотрясался потолок с бревенчатых стен сыпалась пыль.

Не думаю, чтоб этот номер вошел бы в десятку лучших галактических хитов, но здесь он выглядел шикарно. Особенно в конце, когда всю избу заполнило грибовидное облако, а усилители не пожалели мощи, чтобы выдать грохот атомного взрыва. Та часть публики, что не рухнула на пол, с визгом умчалась под дождь. Я вытащил беруши, услышал легкие хлопки и поклонился Свиньяру.

— Довольно сносный divertissemento, однако в следующий раз я бы предпочел в финале чуть меньше forte и чуть больше riposo.

— Малейшее ваше желание для нас равносильно приказу.

— Для молодого и простоватого на вид ты быстро учишься. Как тебя угораздило погореть на наркотиках?

— О, это длинная история.

— Сократи. Если можно, до одного слова.

— Деньги.

— Понятно. Стало быть, музыка — не такой уж приличный бизнес?

— Воняет похуже, чем любой из ваших жлобов. Все ничего, пока ты на вершине со звездами. Но мы там не удержались. Финансовые проблемы: стоимость звукозаписи, комиссионные агентам, выколачивание долгов, взятки чиновникам. Стинго и Флойд не один год ширялись бакшишем, вот и затеяли его продавать, чтобы не отвыкнуть. А что, недурственная штучка. Конец истории.

— Или начало новой. Как зовут твою солистку?

Расплывшись в мерзейшей улыбке, он глянул на Мадонетту.

Что делать? Я брякнул первое, что пришло на ум:

— Вы имеете в виду Мадонетту, мою супругу?

— Супругу? Вот незадача! Ну ничего, я уверен, тут можно что-нибудь придумать. Впрочем, не сейчас. Сказать по правде, вы, ребята, прибыли как нельзя кстати. Вы идеально вписываетесь в то, что я назвал бы генеральным планом мероприятия по облагодетельствованию широкой общественности.

— В самом деле? — Я без труда удержался от восторга.

— В самом деле. Благотворительный концерт. Жаркое и выпивка — бесплатно. Пусть все убедятся, что Свиньяр — щедрейший из меценатов. Надеюсь, вы не откажетесь выступить на благотворительном концерте?

— Ради этого мы и прилетели.

И ради кое-чего другого, о чем тебе, старый пройдоха Свиньяр, знать не обязательно. Но самые далекие путешествия начинаются, как гласит древняя пословица, под ногой.

Глава 8

— Я недоволен ходом операции, — недовольно произнес я, зачерпывая ложкой почти безвкусную кашу, служившую, по-видимому, основой существования туземного населения и лучшим украшением стола.

— Кто бы спорил. — Стинго подозрительно уставился в собственную миску. — Эта гадость не только с виду напоминает клей — она и на вкус не лучше.

— Ага, она тебе враз кишки к ребрам приклеит.

Я разинул рот. Неужели у Флойда прорезалось чувство юмора? Вряд ли. Вон он какой серьезный, похоже, сам не понял, что сострил. Можно, конечно, спросить у него, но сейчас есть темы и поважнее.

— Я не только ходом операции недоволен, но и компанией, с которой мы все еще вынуждены якшаться. Свиньяром и его гадкими поросятами. Почти день угробили, а толку? Если находка у фундаменталистов, то какого, спрашивается, лешего мы тут делаем?

— Но ведь ты обещал им концерт, — вполне обоснованно напомнила Мадонетта. — Они мастерят что-то вроде эстрады, созывают народ. Ты ведь не хочешь огорчить фанов?

— Боже упаси, — пробормотал я уныло и отодвинул миску. Не мог же я рассказать им про яд замедленного действия и о том, что через семнадцать суток мой занавес упадет. Ну и черт с ним.

— Давайте собираться. Может, успеем чуток порепетировать. Хочу убедиться, что все исправно и мы — в хорошей форме. Я на это очень надеюсь.

Мы с превеликим облегчением поднялись из-за стола и потащили реквизит к эстраде. Она являла собой дощатую платформу исключительно халтурной работы; опорами служили стволы деревьев, между ними валялись брусья — чтобы подпереть настил, если чересчур просядет.

Публика неспешно и опасливо скапливалась на поле. Ближе всех к эстраде располагались маленькие семейные подразделения; возглавлявшие их мужики с мечами или дубинами не спускали глаз со своих дам. Ничего удивительного — в рабовладельческом обществе свои законы.

Я пребывал в плохом настроении и не хотел, чтобы оно передалось остальным.

— Ну что, ребята? Начинаем? — Закинув рюкзак на эстраду, я вскарабкался следом.

— Вот оно, первое наше выступление «живьем» в краю непуганых слушателей. Если, конечно, не считать того концертика в честь прибытия. Давайте покажем, на что способна стая настоящих Стальных Крыс!

С нашим появлением публика набралась храбрости и приблизилась к помосту. Пришедшие последними спешили занять места. Пока ребята настраивали инструменты и пробовали голоса, я выпустил несколько громовых раскатов, заставивших народ позадирать головы и уставиться в небо. Когда мы были готовы, через толпу проплыл Свиньяр с парочкой вооруженных тяжеловесов. Они помогли ему вскарабкаться на эстраду, где он картинно воздел руки.

Наступила тотальная тишина. Я не знал, чем это объяснить: почтением, ненавистью, страхом или всем в совокупности. Как бы то ни было, Свиньяра это устраивало. Он с улыбкой обвел публику взглядом, приподнял огромное пузо, чтобы заткнуть за ремень большие пальцы, и заговорил:

— Свиньяр заботится о своем народе. Свиньяр ваш друг. Свиньяр пригласил Стальных Крыс, чтобы они усладили вас волшебной музыкой. Поприветствуем их, друзья мои!

Публика отозвалась гулким шепотом. Пока Свиньяр конферировал, его присные взгромоздили на эстраду массивное кожаное кресло; оно жалобно скрипнуло под жирным атаманским седалищем.

— Начинайте, — велел он нам и откинулся на спинку кресла с видом записного меломана.

— Ладно, ладно, мы готовы! — выпалил я в микрофон, пристегнутый к лацкану, и над публикой прошелестел мой усиленный вздох. — Мы рады видеть вас, любители популярной музыки! По зову наших сердец и прихоти легавых, которые, как все вы знаете, сцапали нас за наркоту, мы прилетели на вашу солнечную планету! И привезли музон, знаменитый на всю Галактику! Первый номер мы с удовольствием посвящаем любезному знатоку музыки Свиньяру! — Он одобрительно кивнул, и я рассыпал по окрестным полям барабанную дробь. — Песня, которую вы сейчас услышите и, надеюсь, полюбите, объединит нас, заставит смеяться и плакать вместе. Я привез вам мою собственную, оригинальную версию современной музыкальной классики — «Зуд в ногах»!

Послышались счастливые возгласы, радостные крики, восторженный рев. И зазвучали сверхгромкие аккорды и слова, от которых не так в ногах свербит, как в сердцах:

Все это пелось, скажу я вам, под грандиозный топот зудящих ног, а завершилось под радостные вопли и дикое ржание. Подогретые восторгом публики, мы исполнили еще два номера, и я объявил антракт:

— Спасибо, братки! Огромное спасибо! Вы — клевая тусовка! Теперь, если не возражаете, мы прервемся на несколько минут, а затем продолжим наш…

— Прекрасный концерт! — Свиньяр враскачку добрался до меня и снял с моего лацкана микрофон. — И правда, великолепная музыка. Мы все и раньше слышали этих замечательных музыкантов — по ящику, — так что их восхитительное выступление не застигло нас врасплох. И все-таки довольно забавно видеть их здесь во плоти. Меня, как и всех вас, почтеннейшая публика, распирает чувство благодарности. — Он повернулся ко мне и улыбнулся до ушей, но в улыбке напрочь отсутствовало дружелюбие — это я видел совершенно ясно. Отвернувшись, он раскинул Ручищи. — Я так благодарен, что приготовил для вас маленький сюрприз. Хотите узнать, какой?

Снова наступила полнейшая тишина, затем публика хлынула в проходы. Видимо, она недолюбливала маленькие сюрпризы Свиньяра. И правильно делала.

— Вперед! — рявкнул он в микрофон, и слово это раскатилось громовым эхом. — Вперед! Вперед! Вперед!

Помост подо мной вздрогнул и зашатался; я едва устоял на ногах. Исторгая хриплый рев, расшвыривая в стороны камуфляжные ветки с листьями, из-под наших ног хлынула и развернулась веером вооруженная толпа. Зрители с визгом бросились врассыпную. Мы оцепенело смотрели, как мужчин и женщин сбивают наземь ударами дубин, сноровисто вяжут и заковывают в кандалы. Атака получилась яростной и стремительной. Поле опустело, последние зрители в панике ретировались. Те, кому повезло меньше, лежали без чувств или стонали от боли. Над всем этим господствовал хохот Свиньяра. Охваченный садистским весельем, он раскачивался вместе с креслом, по бородатым щекам катились слезы.

— Но откуда… откуда их столько взялось? — спросила Мадонетта. — Ведь их не было под нами, когда начинался концерт.

Я спрыгнул на землю, пинками отшвырнул несколько ветвей и увидел черный зев схрона. До поры он скрывался под деревянным щитом, измазанным грязью, и под кучей ветвей. Раздался тяжкий удар — рядом приземлился главный жлобист.

— Правда, ловко? — Он указал на отверстие. Мои ребята целый месяц копали эту ямку. Да все под дождем, а вынутую землю втаптывали в грязь. Я хотел устроить торжественное собрание, раздачу подарков — затея, сказать по правде, довольно сумбурная. А тут вы, как на заказ. Я бы вам спасибо сказал, кабы знал, что такое благодарность. Но не скажу. Если и надо кого поблагодарить, так это слепую удачу да себя — что не упустил ее. В общем, дельце выгорело, и нужно это слегка отметить. Да будет вволю еды, питья и вашей музыки!

Он повернулся, чтобы отдать несколько распоряжений и отвесить пинок новому рабу, подковылявшему слишком близко.

— Вот бы его прикончить! — Мадонетта выразила мнение всего ансамбля, если дружные кивки что-то значат.

— Поосторожней! — предупредил я. — У него на руках все тузы и головорезы. Дадим концерт, а заодно прикинем, как отсюда смыться.

Это было просто лишь на словах. В громадную бревенчатую хибару набилась уймища народу. Жлобисты пили, но не пьянели, бахвалились своими подвигами и снова пили. Мы спели, однако никто нас не слушал. Впрочем, нет. Свиньяр слушал. И смотрел. Затем подошел вразвалочку, взмахом пятерни велел замолкнуть. Плюхнулся на каменный трон и положил ладонь на рукоять огромного меча. И улыбнулся — как и раньше, недружелюбно.

— Жизнь у нас тут немного особенная, правда, Джим?

— Истинная правда, босс.

Если он ищет неприятностей, рассудил я, то явно обратился не по адресу. Мои шансы меня не очень радовали.

— Мы тут живем по-своему, по собственным законам. У вас на благоустроенных андрогенных планетах тон задают рафинированные интеллигенты. Они мужчины, но ведут себя как женщины. А мы низвергнуты в прошлое, где царит свирепый первобытный мужик. Сила против силы. И мне это по вкусу. И законы тут придумываю я. — Свиньяр бросил на Мадонетту особенно неприятный взгляд. — Изумительная певица… и красивая женщина. — Он посмотрел на меня. — Так, говоришь, твоя жена? Неужели безвыходная ситуация? Дай-ка поразмыслить… Нет, все-таки можно кое-что придумать. У вас, на так называемых цивилизованных планетах, нельзя, а тут можно. Потому что я — Свиньяр, а Свиньяр всегда может что-то сделать. — Он воздел громадную длань и шлепнул меня по лбу. — По моему закону и обычаю, я вас развожу. — Под оглушительный хохот шайки, оценившей тонкий юмор, он поднялся на ноги.

— Постойте! Но это совершенно невозможно…

Для своих габаритов он двигался с завидным проворством. Из паза в каменном подлокотнике кресла со свистом вылетел клинок.

— Первый урок моей новой невесте. Никто не говорит Свиньяру «нет»!

И сталь мелькнула в воздухе, чтобы рассечь мне горло.

Глава 9

Я отскочил назад, споткнулся о ноги сидящего разбойника и повалился на него.

— Держи его! — завопил Свиньяр.

Меня обхватили две крепкие руки. Я попытался высвободиться — не тут-то было. Надо мной навис Свиньяр, и к горлу моему приближалось острие меча…

Внезапно атаман качнулся вправо-влево и с глухим стуком растянулся на полу. Оказывается, Стинго, стоявший позади Свиньяра, несмотря на возраст и избыточный вес, ринулся в атаку и рубанул местного законотворца по шее.

Столь резкая перемена ситуации проникла даже в самые крошечные из птичьих мозгов. Холуи Свиньяра засуетились, хватая оружие и изрыгая проклятия. Я заметил, как Флойд укладывает ближайших бугаев, но этого было недостаточно. Если секунды за две я ничего не предприму, не миновать избиения.

Я предпринял. Для начала вонзил локоть в солнечное сплетение олуха, державшего меня. Тот крякнул и расцепил руки. На это ушла секунда. Чтобы не тратить вторую на попытку встать на ноги, я крутанулся вбок, выхватил из кармана черный шарик, надавил на взрыватель и швырнул в потолок. Вторая секунда. Повсюду размахивали оружием. Я выбрал лучший способ обороны — вставил в ноздри фильтры-затычки. Хлопнула газовая граната, но еще несколько секунд мне пришлось уворачиваться и раздавать тумаки. Наконец я огляделся и понял, что газ потрудился на славу. По всей избе валялись наши храпящие недруги.

Я помахал руками над головой.

— Вот так-то лучше, ребятки. — Я лишился публики, но это не убавило сладости победы. Сонный газ одолел и моих коллег, хотя Флойд продержался дольше других и упал на груду скорченных тел последним. Я раскрыл рюкзак, достал безыгольный инъектор, вкатил каждой Стальной Крысе дозу антидота. Пока они приходили в себя, я подошел к двери и бросил угрюмый взгляд наружу. Шел дождь. Позади раздались легкие шаги, и Мадонетта нежно взяла меня за руку.

— Спасибо, Джим.

— Было бы за что.

— Есть за что. Ты нам жизнь спас.

— Это точно, — сказал Флойд. — Мадонетта права: мы перед тобой в неоплатном долгу. Стинго кивком выразил согласие.

— Если бы! Операцию можно было подготовить лучше, не оставив места случайностям. Моя вина. А еще — острой нехватки времени. По причине, которую я не хочу сейчас раскрывать, необходимо вернуть находку в течение двадцати дней, — сказал я.

— Маловато, — заметил Стинго.

— Верно, поэтому не будем расхолаживаться. По-моему, здесь нам уже не рады. Запасайтесь оружием — выбираясь отсюда с голыми руками, можно снова нарваться на неприятности. Будьте готовы убивать, если придется. Физиономии — свирепые и безжалостные. Вперед!

После разборки со Свиньяром и его кабанчиками-жлобистами мы не были расположены шутки шутить. Должно быть, это читалось на наших лицах или, что вероятнее, на грозных клинках. Во всяком случае, немногочисленные встречные, едва заметив нас, спешили в укрытие. Дождь почти унялся, в тучах все ярче разгоралось солнце, с пропитанной влагой земли струями поднимался туман. Появился чахлый кустарник, затем — кусты повыше и погуще, даже деревья там и сям на склонах покатых холмов. На иных кустах висели твердокожие шары, величиной с человеческий кулак. Может, это и есть полпеттоны, о которых нам рассказывали? Придется уточнить, но не сейчас.

Я вел отряд в хорошем темпе и о привале распорядился не раньше, чем мы вошли под прикрытие первой рощицы. Там я обернулся и взглянул на уродливые строения и громадину Пентагона на заднем плане.

— Погони вроде нет, так что дальше будем двигаться в этом ритме. Каждый час привал на пять минут, и так — до заката.

Я дотронулся до черепа-компьютера, и вмиг появилась клавиатура. Я выбрал голокарту, глянул вверх, на солнце, затем указал вперед.

— Туда пойдем.

Поначалу шагать было нелегко, но наконец лесистые холмы остались позади, а перед нами расстилалась травянистая равнина. По истечении первого часа мы устроили бивуак, а проще говоря, попадали на землю и выпили воды. Самые храбрые из нас сосредоточенно жевали сухие пайки, которые не только жесткостью, но и вкусом сильно походили на картон. Заметив поблизости полпеттоновые деревца, я не поленился нарвать шаровидных плодов — твердых, точно камни, и примерно таких же аппетитных на первый взгляд. Я сунул их в рюкзак — разберемся, когда нужда заставит. Флойд откопал в своем рюкзаке маленькую флейту и сыграл плясовую, чуточку отогрев сердца. Мы пошли дальше, и мелодия сопутствовала нам, будто вообразила себя бодрым походным маршем. Рядом со мной шагала Мадонетта, время от времени напевая. Марш с полной выкладкой, похоже, доставлял ей только удовольствие. Ничего не скажешь, выносливый ходок, да и певица отменная — голос какой поискать. Всем хороша, в том числе и телосложением. Она повернула голову, поймала мой изучающий взгляд и улыбнулась. Я опустил глаза и укоротил шаг, чтобы для разнообразия пойти рядом со Стинго. Он не отставал от нас и не выглядел уставшим, чем несказанно радовал меня. Ах, Мадонетта… Джим, старина, думай о чем-нибудь другом. О деле, а не о деве. Да, твоя правда, она гораздо привлекательнее остальных, но сейчас не лучшее время для масляных глаз и елейных речей.

— Как думаешь, до темноты еще долго? Твоя таблетка почти выдохлась.

Я спроецировал голограмму часов.

— Сказать по правде, не знаю. Я забыл поинтересоваться длительностью местных суток. Эти часы, как и компьютер, показывают корабельное время. Впрочем, за ворота нас вышвырнули уже давненько. — Я прищурился, глядя в небо. — Однако непохоже, чтобы солнце двигалось слишком быстро. Пора спросить совета.

И трижды клацнул зубами.

— Тремэрн на связи, — отчетливо прозвучало в черепе.

— Слышу нормально.

— Что слышишь? — поинтересовался Стинго.

— Будь другом, помолчи. Я по рации говорю.

— Извини.

— И я тебя слышу неплохо. Докладывай.

— В общем, у жлобистов нам не понравилось. Часа два назад мы убрались из городишка и теперь топаем по равнине…

— Вижу вас на карте. Спутник отслеживает ваш путь.

— А нет ли тут поблизости шаек фундаменталистов?

— Сколько угодно.

— Уточняю: в пределах досягаемости.

— Да, справа от вас. Примерно на таком же расстоянии, что и городок.

— Уже легче. Еще один важный вопрос: сколько времени длятся здешние сутки?

— Приблизительно сотню стандартных часов.

— Теперь ясно, почему мы начали уставать, хотя день еще в разгаре. Просто он вчетверо длиннее обычного. Нельзя ли посмотреть через спутник, нет ли погони?

— Уже посмотрел. Ничего такого не заметно.

— Прекрасная новость. Ладно, до связи. — Я повысил голос: — Рота, стой! Вольно! Хочу изложить ту часть диалога, которую вы не слышали. За нами не гонятся. — Я подождал, пока смолкнут мученические смешки. — А значит, останавливаемся здесь — поесть, попить, поспать и поработать. — Я скинул рюкзак, с хрустом потянулся, упал на землю, оперся на одну руку, указав другой на далекий горизонт. — Где-то там — кочевники-фундаменталисты. Рано или поздно мы с ними встретимся. Лично я — за «поздно».

Голосовать не понадобилось — все уже лежали. Я хорошенько промочил горло и продолжил:

— Здешние сутки вчетверо длиннее привычных. Мне кажется, для одного дня, или четверти дня, с нас достаточно драк, ходьбы и всего прочего. Считаем, что наступила ночь, и вздремнем…

Можно было этого и не говорить — у всех уже смежились веки. Сам я тоже куда-то проваливался, но в последний миг сообразил, что командиру так раскисать не годится. Кое-как растормошив себя, я со стенанием поднялся и отошел от бивуака, чтобы не мешать остальным.

— Алло, Тремэрн? Вы меня слышите?

— Это сержант Наенда. Капитан сдал вахту. Вызвать его?

— Не надо, если вы его замещаете и можете связаться со спутником.

— Замещаю и могу.

— Хорошо. Присматривайте за нами. Мы тут решили поспать, и я не хочу, чтобы нас потревожили. Если заметите крадущегося врага, разбудите, о'кей?

— Будет сделано. Баюшки-баю.

«Баюшки-баю!» Куда катятся наши вооруженные силы!? Еле волоча ноги, я вернулся в лагерь и с наслаждением последовал примеру коллег. На это не потребовалось никаких усилий.

Чего нельзя сказать о пробуждении. Наверное, мы проспали несколько часов — продрав глаза, я определил, что солнце наконец-то миновало зенит и клонится к горизонту.

— Тревога! ДиГриз! Тревога!

Я огляделся в поисках говорящего и лишь через несколько долгих секунд сообразил, что слышу капитана Тремэрна.

— Ч-че?.. — еле вымолвил мой одеревеневший язык.

— В вашу сторону движется шайка фундаменталистов. Примерно через час они заметят вас.

— Ага… Ладно, за этот срок мы подготовимся к приему посетителей. Спасибо, кэп. До связи.

Тут мой желудок зарычал, напоминая, что сухие пайки и впрямь сухи донельзя. Я глотнул воды, чтобы уничтожить неприятный привкус, и легонько попинал Флойда. С трудом разлепив глаза, он узрел мою ласковую улыбку.

— Ты только что изъявил желание прогуляться вон к тем кустам за хворостом. Пора завтрак готовить.

— Завтрак? Хворост? Кусты? Здорово! — Он кое-как поднялся на ноги, зевнул, потянулся, поскреб бороду и отправился выполнять задание. Я нарвал сухой травы и вытащил из рюкзака атомную батарейку. Рассчитанная на год бесперебойной работы всего нашего музыкального оборудования, она вполне могла пожертвовать несколько вольт для костра. Я заголил и закоротил контакты, щедро осыпав траву искрами. Через секунду она эффектно пылала, дымилась и потрескивала, вполне готовая для охапки сушняка, принесенной Флойдом. Когда стало тепло и хорошо, я высыпал полпеттоны в сияющие угли. Дым потянулся в сторону неразбуженных музыкантов, и они завозились, однако упорно не просыпались, пока я не разломил свежеиспеченный фрукт. Кожура почернела, и я рассудил, что он готов. По бивуаку растекся шикарный мясной аромат, и Стинго с Мадонеттой пробудились в один миг.

— Ням! — произнес я, вдохновенно жуя пахучую мякоть. — Мои поздравления генным инженерам, которые изобрели эту вкуснятину. Такой деликатес, да на дереве растет! Если б не население, я бы смело назвал эту планету раем.

Позавтракав и ощутив себя почти человеком, я доложил товарищам:

— Я снова внимал Гласу Небесному. В нашу сторону движется банда кочевников. По-моему, больше не стоит откладывать встречу. Все готовы к контакту?

Стальные Крысы дружно кивнули, никто не отвел глаз. Мне это понравилось. Стинго просиял, схватил топор и рявкнул:

— Всегда готовы! Но я надеюсь, что эта свора миролюбивее давешних ублюдков.

— Есть лишь один способ выяснить. — Я трижды стиснул зубы. — Где сейчас фундаменталисты?

— Забирают к северу. Вон за той высоткой, где кусты.

— Раз так, идем наперехват. Рюкзаки — на спины, оружие на изготовку, пальцы скрестить. За мной!

Мы медленно взобрались на холм, продрались через кусты и замерли как вкопанные, увидев бредущее мимо стадо.

— Баракозы, — сказал я. Помесь барана и козы. Нам о них говорили.

— Баракозы, — подтвердила Мадонетта. — Но нам не говорили, что они такие громадные. Даже до подмышки не дотянуться.

— Верно, — кивнул я. — И еще один нюанс. При таком росте они вполне годятся для верховой езды. И, если не ошибаюсь, мы наблюдаем трех наездников. Скачут прямо к нам…

— И машут оружием, — мрачно подхватил Стинго. — Ну вот, опять!

Глава 10

Размахивая мечами, кочевники неслись во весь пор. Острые черные копыта баракоз грохотали и вздымали облака пыли. Вид животных не сулил ничего хорошего — вообразите злые горящие глазки, грозные кривые рога и нечто весьма похожее на клыки. Мне никогда не встречались бараны или козлы с клыками, но, говорят, все когда-нибудь случается впервые.

— Держать строй, оружие к бою! — выкрикнул я, вскидывая собственный меч.

Передний наездник, облаченный во все черное, с силой натянул поводья, и его косматый скакун остановился, будто налетел на стену. Всадник метнул в меня хмурый взгляд, мотнул смоляной бородищей и заговорил гнусавым патриархальным басом:

— Взявший меч от меча и погибнет. Так речено в Книге.

— Ты не себя ли имеешь в виду? — полюбопытствовал я, даже не думая опускать клинок.

— Мы — люди не воинственные, но в сем зловредном мире вынуждены носить оружие, дабы оборонять стада.

Возможно, он не лгал. Как бы то ни было, я вынужден был поверить ему на слово, воткнул меч в землю и отступил на шаг. Но был готов схватить его в любое мгновение.

— Мы тоже не воинственные. И тоже вынуждены таскать оружие в этом зловредном мире. Для самозащиты.

Он покумекал и, видимо, принял решение. Загнав меч в кожаные ножны, спрыгнул с баракоза. Зверюга сразу разинула пасть — с самыми настоящими клыками — и попыталась его цапнуть. С завидным хладнокровием кочевник сжал кулак и отвесил скакуну хорошо отработанный апперкот. Щелкнули зубы, горящие глазки съехались у переносицы. Впрочем, это длилось недолго — едва глаза раздвинулись, баракоз исторг оглушительное «бе-е-е» и как ни в чем не бывало принялся щипать травку. Едва удостаивая его вниманием, кочевник подошел ко мне.

— Я Арроз конПолло, а мужи сии — мои последователи. Ты сберегаешь?

— Я Джим диГриз, а это — мой ансамбль. И я не верю в надежность банков.

— Банки? Что такое?

— Заведения, берегущие ваши деньги. Федхи.

— Джим диГриз, ты не так понял меня. Не федхи надобно сберегать, но душу!

— Любопытный теософский постулат. Не мешало бы исследовать его поглубже. Ты не будешь против, если мы все уберем оружие и потолкуем по душам? Эй, ребята! — повернулся я к своим. — Перемирие.

Мой собеседник сделал знак двум своим спутникам, и всем нам изрядно полегчало, когда мечи были убраны я ножны, а топоры легли на землю. Арроз впервые отвел от меня взгляд и обозрел моих «последователей». И вскрикнул. И заслонил рукой лицо, на котором сквозь густой загар проступила обморочная бледность.

— Нечисть! — возопил он. — Нечисть!

— Да, — согласился я. — Помывка в походе — вечная проблема.

Я не рискнул добавить, что сам он выглядит и пахнет так, будто родился и вырос на помойке.

— Не тело нечисто, но дух! Или ты не зришь, что среди вас — сосуд разврата?

— Нельзя ли выражаться чуточку яснее?

— Сей человек… женщина? — Он не отрывал ладони от глаз.

— Насколько я ее знаю, да. — Я слегка отступил к мечу. — А в чем дело?

— Да будет сокрыт порочный лик ее, оскверняющий взоры правоверных, да будут сокрыты порочные икры ее, вселяющие похоть в чресла правоверных.

— Парень-то слегка того, — с отвращением заключила Мадонетта.

Он перешел на визг.

— Да будут сокрыты порочные уста ее, доводящие правоверных до греха!

Стинго кивнул Флойду и взял разгневанную девушку за запястье. Она вырвала руку.

— Джим, — предложил он, — мы пока отдохнем в тенечке. По-моему, без нас ты лучше справишься.

— Хорошо.

Я провожал их взглядом, пока они не скрылись из виду, а затем повернулся к остальным кочевникам. Они застыли в той же позе, что и предводитель — рука воздета, щека прижата к плечу. Как будто нюхали у себя под мышками.

— Все, больше не страшно. Можно спокойно поговорить.

— Возвращайтесь в становище, — сказал Арроз своим приятелям. — Я попекусь о стаде, а заодно приобщу чужеземца к Закону.

Те ускакали восвояси, верховая скотина Арроза побрела в сторонку. Он уселся скрестив ноги и указал на землю рядом с собой.

— Садись. Поговорим.

Я сел к нему лицом и спиной к ветру, поскольку не взялся бы отгадать, когда в последний раз этот малый и его одежда находились в контакте с мылом и водой. И он еще смеет рассуждать о чистоте! Арроз запустил пятерню под накидку, с наслаждением почесался, достал видавший виды томик и поднял над головой.

— Сия Книга — вместилище всей мудрости, — назидательно произнес он, блеснув глазами.

— Чудненько. И как она называется?

— Книга. Ибо она — единственная, других не существует. Все, что людям надобно знать — здесь. Она содержит в себе квинтэссенцию всех истин.

Я подумал, что для такой работенки книжка выглядит тонковато, но благоразумно прикусил язык.

— Сие есмь промысел Великого Основателя, чье имя произносить запрещено. Осененный праведным вдохновением, он прочел все Священные книги и узрел в них откровение Всевышнего, чье имя произносить запрещено, и отделил драгоценные зерна божественной истины от греховных плевел блудомыслия. Он написал Книгу, апрочие предал огню. Он пошел в мир, и паства его была неисчислима. Но подлые завистники возжелали погубить Основателя и его приверженцев. Так речено. А еще речено, что он, дабы спастись от нечестивых гонений, привел свою паству в этот мир, и более никто их не тревожил. Вот почему вопрошаю я: чист ли ты, чужеземец? Идешь ли ты Путем Книги?

— Гм, занятно. Сказать по правде, я иду несколько иным путем. Но путь мой требует уважать чужие воззрения, так что можешь не беспокоиться.

Он нахмурился и увещевающе погрозил пальцем.

— Лишь один Путь истинный, и одна Книга. Кто мнит иначе, нечестивец есмь. Сейчас у тебя появилась возможность очиститься и сберечься, ибо я указал тебе истинный Путь.

— Премного благодарен, но как-нибудь обойдусь.

Он вскочил на ноги и ткнул в мою сторону указующим перстом.

— Неверный! Язычник! Изыди, не оскверняй меня видом своим!

— Ладно, остаемся при своих. До свидания и всяческих успехов в стрижке баракоз. Но прежде чем мы расстанемся, не взглянешь ли вот на это?

Я достал из кармана фотографию пропавшей штуковины и показал ему.

— Мерзость! — Чтобы не притрагиваться к снимку, Арроз спрятал руки за спину.

— В этом я не сомневаюсь. Я просто спрашиваю, не попадалась ли тебе на глаза эта вещь? Или ее фото?

— Нет! Никогда!

— Рад был с тобой познакомиться.

Даже не махнув на прощанье рукой, Арроз подошел к скакуну, пинком заставил его подняться, забрался в седло и умчался галопом. Я выдернул меч из земли и пошел к спутникам. Мадонетту все еще трясло.

— Лицемерный, узколобый, фанатичный выродок!

— Это еще мягко сказано. Но нет худа без добра — я добыл крупицу информации. Правда, негативной. Он никогда не видел находку. Значит, надо искать в другом месте.

— Мы что, опросим все племена?

— Если ты не предложишь что-нибудь поумнее. И если уложимся в девятнадцать дней.

— Я ему не верю, — заявила Мадонетта. — Только не надо хихикать и говорить про женскую интуицию. Разве он не такой же бандит, как те, что напали на корабль археологов?

— Ты права. И разве не топот множества копыт приближается к нам?

— Приближается! — воскликнул Флойд. — Что делать? Бежать?

— Еще чего! Выходим из укрытия. Инструменты наголо! Дадим грязнулям концерт, которого они вовек не забудут.

Арроз съездил за подмогой и привел не меньше трех десятков кочевников. Воинственно размахивая саблями, они летели на нас неудержимой лавиной под маниакальное блеянье баракоз. Я врубил усилитель на предельную мощность.

— Надеть наушники, приготовиться. По счету «три» начинаем старый добрый тринадцатый номер — «Летят ревущие ракеты». Раз, два…

Как только я произнес «три!», грянул оглушительный музыкальный взрыв. Передние баракозы вскинулись на дыбы и сбросили седоков. Для пущего эффекта я метнул в нападающих несколько дымовых шашек и обстрелял их топографическими молниями.

Получилось шикарно. Атака захлебнулась еще до того, как мы начали второй куплет. Последняя перепуганная баракоза бешеным аллюром унесла за горизонт своего черного всадника. Истоптанную траву усеивали брошенные сабли, клочья шерсти и мириады катышков навоза.

— Победа за нами! — ликующе выкрикнул я.

«И девятнадцать дней на все про все, — уныло добавил про себя. — Дьявольски мало. Можно весь этот срок околачиваться на уголовной планете, а толку? В общем, план требует коррективов, и существенных».

Я отошел в сторонку и так надавил на кнопку рации, что едва не сломал зуб.

— Капитан Тремэрн слушает.

— А бедолага Джим диГриз говорит. Вы все поняли?

— Да, мы вели наблюдение. Я слышал, как ты просил опознать находку по фото. Полагаю, безрезультатно?

— Вы правильно полагаете, о владелец далекого неземного голоса. А теперь слушайте. Необходимо изменить план. Разрабатывая операцию, я исходил из допущения, что на этой убогой планетке существует цивилизация или хотя бы ее смутное подобие. Я собирался гастролировать, заодно шпионить. И просчитался.

— Да, тебе в надлежащее время не предоставили исчерпывающих сведений. Сочувствую. Ты и сам теперь в курсе: информация о планете практически целиком засекречена.

— Теперь-то я в курсе, но все равно мой замысел не выдерживает критики. Было бы куда больше проку, если б мы нагрянули сюда под видом космических десантников. Пока ни одна встреча с аборигенами не обошлась без попытки перерезать нам глотки. Каждая наша неудача — на совести твердолобого адмирала Бенбоу. Он не пожалел труда, чтобы втереть мне очки. Или вы так не считаете?

— Как должностное лицо при исполнении служебных обязанностей, я не вправе обсуждать компетентность начальства. Но вынужден признать, что офицер, готовивший вас к заданию, был, если можно так выразиться, скуповат на информацию.

— А еще — на отпущенный мне срок. Известно ли вам, что через девятнадцать дней я сыграю в ящик от яда замедленного действия?

— Увы, я осведомлен. И ты ошибаешься — осталось восемнадцать дней. Похоже, ты потерял счет времени.

— Восемнадцать? Вот спасибо! Что ж, коли так, мне тем более не обойтись без вашей помощи. Нужен транспорт.

— Нам запрещены любые контакты с населением.

— Я только что отменил этот запрет. Вы утверждали, что возглавляете комиссию и хотите многое изменить к лучшему. Вам и карты в руки. Для начала спустите катер. И тогда за оставшиеся дни я смогу посетить гораздо больше племен баракозьих пастырей.

— Ты подталкиваешь меня к нарушению приказа. Так и по фуражке можно схлопотать.

— Экое горе!

Пауза в моем черепе затягивалась. Я ждал. Пока не услышал звук, в котором безошибочно узнал вздох.

— Ладно. Надеюсь, в наши дни хороший специалист и на гражданке без работы не останется. Катер сядет после захода солнца. Если с земли его не заметят, может, обойдется и без отставки.

— Тремэрн, вы отличный парень. Спасибо от всей души.

Насвистывая аккорды из «Шведского чудовища», я возвратился к спутникам.

— Джим, ты чудо! — сообщила Мадонетта, обнимая меня и целуя. — Лучше плохо лететь, чем хорошо идти.

Флойд радостно кивнул и тоже полез обниматься.

— Руки прочь! — закричал я. — Ладно девчонки, но с бородатыми мужиками я не целуюсь. И вообще, хватит дурака валять. Сейчас немного увеличим расстояние между нами и религиозными психами — на случай, если они решат вернуться. Потом отдых до темноты. У меня предчувствие, что ночка нас ждет та еще.

Глава 11

— Джим, просыпайся. Уже совсем темно.

Я почти обрадовался ласковой руке Мадонетты — она вытащила меня из кошмара. Скользкие щупальца, выпученные глаза. Брр, приснится же такая мерзость! Трагический финал, до которого осталось восемнадцать дней, все-таки закрался в подсознание.

Я сел, зевнул, потянулся. С великой неохотой солнце наконец-то спряталось за горизонтом, оставив лишь меркнущую ленточку. Проявлялись довольно невзрачные и к тому же малочисленные созвездия. Очевидно, тюремная планета обреталась где-то на задворках Галактики.

Внезапно звезды померкли, и к нам с небес двинулся на нульгравитационной тяге темный силуэт. Когда катер сел и мы приблизились, открылся люк освещенной кабины.

— Погаси свет, пентюх! — крикнул я. — Ты что, решил испортить мне ночное зрение?

Пилот повернулся вместе с креслом и натянуто улыбнулся.

— Простите, капитан. Пентюх — всего лишь метафора.

— Целиком признаю свою оплошность. — Тремэрн похлопал себя по электронному глазному яблоку. — С этими штучками совсем разучился отличать день от ночи. У меня лучшее ночное зрение на флоте, и я решил сам вести катер.

Он погасил лампы, оставив на борту лишь аварийное освещение — чтобы я не залез впотьмах куда не следует. Я сел в кресло второго пилота и пристегнулся.

— Что ты задумал? — спросил он.

— Ничего сложного. Скажите, вы знаете расположение всех баракозьих отар, да?

— Да, они на учете у бортового компьютера.

— Чудненько. Пускай компьютер займется топографией и проложит курс, чтобы мы в кратчайшее время облетели все отары. Тактика простая: садимся в сторонке, берем потихоньку «языка» и показываем ему фото. Если он не узнает находку, летим к следующему стаду.

— На вид и впрямь несложно и практично. Ремни пристегнул? Отлично. Летим к первой отаре.

Нас вдавило в спинки кресел. Катер набрал высоту и понесся по проложенному компьютером курсу. Потом он сбросил скорость и барражировал на малой высоте, пока Тремэрн вглядывался во мрак.

— Ага, вижу, — сообщил он. — Вон там, на дальнем краю стада. Не то пасет его, не то просто не дает разбрестись. Есть предложение: я подберусь сзади и скручу его, а ты допросишь.

— Подберетесь в темноте? Скрутите вооруженного охранника?

— Послушай, где я, по-твоему, обзавелся этими зенками? На оперативной работе. Сказать по правде, люблю вспомнить молодость.

Оставалось только согласиться. Час от часу капитан нравился мне все больше. С таким союзником можно горы своротить. Во всяком случае, сберечь немало времени — если он и вправду такой орел, каким себя выставляет. Кое-какие сомнения имелись, но я держал их при себе. Как ни крути, это был седой инвалид, столоначальник в погонах, у которого давно истек срок годности.

Я лишний раз убедился, что не всегда качество товара соответствует упаковке.

Посадив катер, Тремэрн выскочил и исчез в темноте. Не прошло и тридцати секунд, как я услышал тихий зов:

— Готово. Можно включить свет.

Я зажег фонарик и в кромешном мраке под почти беззвездным небом увидел двух человек, стоящих вплотную друг к другу. У пастуха были выпучены глаза и разинут рот, но рука, сжавшая его шею в железном захвате, не давала крику вырваться. Я покачал фонарем под носом у кочевника.

— Внемли мне, горе-пастух! Рука, сжимающая твое горло, может запросто убить тебя. Потом мы умыкнем стадо и до конца дней своих будем лакомиться шашлыками из баракозлятины. Но я готов пощадить тебя. Сейчас нукер уберет руку с твоей грязной шеи, и ты не закричишь, если не хочешь умереть. Ты будешь тихо отвечать на вопросы.

Он заперхал, потом застонал.

— О, демоны ночи! Отпустите меня, не убивайте, скажите, что вы хотите услышать, а потом убирайтесь в нечестивые глубины, из коих сбежали!

Я протянул руку, схватил его за нос и с силой крутанул.

— Заткнись. Открой глаза. Посмотри на фотографию. Отвечай. Ты когда-нибудь видел эту вещь?

Я поднес снимок к его лицу, посветил. Тремэрн чуть напряг мускулы, и «язык» простонал:

— Нет… ни разу… не помню…

Он забулькал, потерял сознание и рухнул наземь.

— Интересно, эти баракозьи пастухи когда-нибудь моются? — спросил Тремэрн.

— Только в високосные годы. Летим дальше.

Мы довольно быстро отработали процедуру. Тремэрн сажал катер и десантировался первым. Обычно к тому времени, как я выбирался из кабины, все уже было готово.

В ту ночь немало испуганных пастухов уснуло крепким сном, взглянув предварительно на фотографию находки. Я дремал между высадками, сотрясая катер храпом и тяжкими вздохами. Капитан не знал усталости и после одиннадцатого допроса выглядел совершенно свежим. А мне казалось, что этой ночи не будет конца.

Устрашая тринадцатого кочевника, я едва не упал в обморок. Тринадцать — несчастливое число, но мы его преодолели и отправились дальше. И снова пара вытаращенных глаз воззрилась на нас по-над клином нечесаной бороды.

— Гляди! — прорычал я. — Отвечай! И учти — стоны за ответ не считаются. Видел когда-нибудь эту хреновину?

Вместо того чтобы застонать, этот закулдыкал и вскрикнул от боли. Тремэрн сильнее заломил ему руку. Было похоже, что железный капитан начинает терять терпение.

— Отродье демона… Творенье шайтана… я предостерегал, но они не внимали… Могила! Могила!

— Что он лопочет? — спросил Тремэрн. — Ты хоть что-нибудь понимаешь?

— Капитан, у нас есть надежда. Если это не соучастник, то, по крайней мере, свидетель. Эй ты! Гляди! Видел раньше?

— Я ему рек: не касайся, ибо смерть и проклятие придут вослед…

— Значит, видел. Ладно, капитан, отпустите его руку, но будьте начеку.

— Я выудил из кармана горсть серебряных цилиндров — местных денег. Дал им поблестеть под лучом фонаря.

— Гляди, вонючка, федхи, и все — твои.

Это мгновенно привело парня в чувство, но я сжал кулак, когда он протянул лапу.

— Твои, но при условии, что ты ответишь на пару-тройку простеньких вопросов. А если ответишь правильно, то вдобавок останешься цел и невредим. Ты видел эту вещь?

— Они сбежали. А ее мы нашли на корабле. Я к ней прикасался! Мерзость! Мерзость!

— Хорошо поешь. — Я пересыпал в поджидающую руку половину монет. — А теперь вопрос на десять тысяч федх. Где она сейчас?

— Продали, продали нечестивцам… райцам. Может на них падет проклятие, вечное проклятие…

Нелегко было вытянуть из него все подробности, но мы в конце концов справились. Вылущив правду из вороха всяческих проклятий и поношений, мы поняли, что имеем дело с самой заурядной продажей краденого. Фундаменталисты видели, как садился корабль, и напали, едва открылся люк. Пока ученые спасались бегством, пастухи носились по отсекам и швыряли за борт все, что могли поднять. В том числе выволокли и контейнер с находкой, но раскурочить его сумели далеко не сразу. Наконец они управились с этой работенкой и стали ломать головы: что ж это за дьявольщина такая и как с ней быть? Неведение, как известно, порождает страх. Поэтому они отвезли диковину в Рай, где можно сплавить все что угодно. Конец.

Мы позволили пастуху сграбастать деньги и уложили на землю его бесчувственное тело.

— Надо бы посоветоваться, — сказал я.

— Надо бы, но не так близко к стаду. Давай поднимемся на плато, там воздух чище.

Мы высадились в последний раз. Остальные Крысы, к этому времени проснувшиеся, внимательно выслушали наш рассказ.

— Что ж, это здорово сужает сектор поиска, — заключила Мадонетта.

— Действительно, — согласился я. — Какова численность райского населения?

— Тысяч сто, — сказал Тремэрн. — Может, это не лучшая нация в Галактике, но здесь она выглядит самой преуспевающей. Правда, я с ней мало знаком. Только по фотографиям и наблюдениям со спутника.

— А в Пентагоне кто-нибудь знает побольше?

— Возможно. Но говорить не будет, потому что информация засекречена.

Я сжал кулак до хруста в суставах, поморщился и ткнул пальцем в сторону капитана.

— Согласитесь, все это выглядит не слишком разумно.

Тремэрн был не более доволен, чем я.

— Да, Джим, это неразумно. И я не понимаю, почему ваша группа, работая здесь, не имеет доступа к самым необходимым сведениям. Я попробовал это выяснить и получил не только отказ, но и строгое предостережение.

— Кто нам мешает? Есть догадки?

— Конкретно — никто. Высшие инстанции. Любой, с кем я разговаривал, понимал твои проблемы и соглашался помочь, но едва он обращался наверх, как получал головомойку.

— Или я параноик, или в этих высших инстанциях кому-то не нравится наша операция. И кто-то хочет ее сорвать.

Настала очередь Тремэрна хрустнуть пальцами и помрачнеть.

— Я уже говорил, что я — старый карьерист. Но сейчас мне очень многое не по нутру. Не только то, как обращаются с твоей группой, — вообще все это грязное дельце. Честно говоря, у меня у самого почва из-под ног уходит. Поначалу я думал, что сумею добиться перемен, если буду действовать по служебным каналам. Черта с два! Я почти так же крепко, как и ты, связан по рукам и ногам.

— Кем? И почему?

— Не знаю. Но изо всех сил стараюсь разобраться. А насчет этого города, Рая, и его жителей мне почти ничего не известно.

— Что ж, капитан, спасибо за честный ответ.

— Если вы не в курсе, почему бы нам самим не разузнать? — предложил Стинго. — Дадим концертик-другой, а заодно посмотрим, что там к чему.

— Может, и правда все так просто, — буркнул я. — Ладно, давайте взглянем на карту.

Складывалось впечатление, что население главным образом сосредоточено в одном-единственном городе; его границам явно недоставало архитектурной завершенности. От него тянулось несколько дорог к ближайшим селам. Кое-где наблюдались мелкие группы строений — по всей вероятности, фермы. На трех мерной карте все выглядело совершенно обыденно. Озадачивала только стена, делившая город надвое. Тем более что на окраине никаких стен не наблюдалось.

Я поинтересовался, указывая на нее:

— Вы хоть представляете, что это такое и зачем оно понадобилось?

Тремэрн отрицательно покачал головой.

— Ни в малейшей степени. Похоже на стену — вот и все, что я могу сказать. Вдоль нее проходит дорога. Судя по всему, единственная дорога, идущая в город с равнины.

Я ткнул в голокарту пальцем.

— Вот здесь дорога кончается, исчезает в траве. Сюда-то нам и надо. Или у кого-нибудь есть более ценные предложения?

— Куда уж ценнее, — пожал плечами Тремэрн. — Я вас высажу вот тут, на плато, за этой грядой вас никто не заметит. Потом уведу катер, и дальше будем держать связь по радио.

Сказано — сделано.

— Первым делом — поспать. — Флойд зевнул. — Та еще ночка.

«Еще бы! — подумал я. — Если учесть длительность здешних суток».

Катер стартовал, и мы расположились на ночлег. Когда проснулись, было еще темно. И мы снова уснули. Во всяком случае, трое. У меня в голове слишком уж много всего накопилось, чтобы я мог дрыхнуть так же безмятежно, как мои приятели. Нам удалось-таки напасть на след находки. Но след бесполезен, если по нему не идти. А куда тут пойдешь впотьмах? Сколько еще у меня деньков до ухода в мир иной? Я сосчитал на пальцах. Примерно восемнадцать миновало, значит остается двенадцать. Чудненько. Или я ошибся? И тут же обругал себя: только идиот загибает пальцы, когда у него под рукой компьютер.

Я включил машинку, быстренько составил программу и коснулся клавиши «З» — занавес, или загробный мир, выбирайте, что вам больше нравится. Передо мной засияла цифра 18, а рядом замерцало 12. Не скажу, что при их виде я приободрился, но, как ни крути, это решало проблему счисления срока. Должно быть, это удовлетворило некую часть моего «я», поскольку меня тут же сморил крепкий сон.

В конце концов небо, превозмогая великую лень, осветлилось, и наступил новый день. Но еще до восхода солнца капитан привел на бреющем катер, взял нас на борт, а затем высадил за грядой холмов неподалеку от Рая.

— Удачи, — без особой надежды в голосе пожелал он.

Катер полетел прочь и сгинул за светлеющим горизонтом. Я почти машинально ткнул пальцем в букву «З» на клавиатуре, цифры вспыхнули и сразу исчезли.

Но я успел их запомнить. Наступил девятнадцатый день.

Глава 12

Заря растянулась на целую вечность, солнце вставало, как под пыткой. Еще не вполне рассвело, когда мы приблизились к началу стены — одному слою кирпичей, прячущемуся в траве.

— Интересно, что это такое? — произнес я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Стинго нагнулся и постучал о кирпич костяшками пальцев.

— Кирпич, — сказал он.

— Красный, — уточнила Мадонетта.

— Спасибо, спасибо, — отозвался я, вовсе не испытывая благодарности.

Справа от кирпичной полосы тянулась едва заметная тропка, и мы, снедаемые любопытством, пошли по ней.

— Глядите, тут она уже повыше, — показал Флойд. — Второй слой появился.

— А впереди — еще выше, — отозвалась Мадонетта. — Уже в три кирпича.

— Что это? — Стинго наклонился, раздвинул траву и пригляделся, а затем дотронулся до кладки пальцем. — Какой-то оттиск. На каждом кирпиче.

Все присмотрелись. Что-то вроде кольца с торчащей из него стрелкой.

— Кольцо, — пробормотал я. — Стрелка… — И тут у меня в черепушке запрыгала интуиция. Я уже видел этот символ… Да!

— Кто-нибудь, взгляните, пожалуйста, нет ли на той стороне кольца с крестиком.

Мадонетта изящно подняла брови, плавно переступила через низкую стену, грациозно нагнулась и посмотрела. Ее брови поднялись еще выше.

— Как ты догадался? Тут и впрямь на всех кирпичах колечки с крестиками.

— Биология, — ответил я. — Со школы помню.

— Ах да, точно! — воскликнула она. — Символы мужской и женской особей.

— В самую точку! — крикнул Флойд, ушедший тем временем вперед. — Знаете, что тут на кирпиче отпечатано? «VIROJ». А на той стороне. — Он наклонился и посмотрел. — «VIRINOJ».

Мы шагали вдоль стены, и она очень медленно росла. Вскоре появилась новая надпись: «LJUDI». Затем — «MTUWA, HERRER, SIGNORI».

— Довольно, — скомандовал я, останавливаясь. — Снимаем рюкзаки. Передохнем, а заодно попробуем решить эту задачку. По-моему, все вполне ясно. Мы идем по тропе. Кто не сочтет за труд посмотреть, нет ли такой же тропы с той стороны?

Кирпичная стена выросла уже до пояса. Флойд упер в нее ладони, подпрыгнул и перевалился на ту сторону.

— Есть как будто, но очень нечеткая. Сильно травой заросла. Можно мне назад?

— Можно и нужно, потому что пора выбирать. — Я показал вперед, на плавно растущую стену. — Фундаменталисты говорили, что приезжают в город торговать. Должно быть, этим путем и по этой стороне.

Мадонетта кивнула. Ей расклад не нравился.

— К тому же одни мужчины, как пить дать. Вот уж точно — нечистые! Обращаются с женщинами, как со скотиной. Если женщины приходят в город той дорогой, значит та сторона отведена для них. Джим, что, по-твоему, нам следует делать?

— А по-вашему? Я уже сказал, пора выбирать. Или держимся вместе, или нарушаем инструкцию. Вот что необходимо решить в первую очередь.

— Держу пари, если не плюнем на инструкции, обязательно во что-нибудь вляпаемся, — заявила Мадонетта. — Неспроста эту стенку соорудили, ой, неспроста! Похоже на прозрачный намек, и если им пренебречь, наверняка случится что-нибудь не слишком хорошее. Вот мой выбор: я перелезу на ту сторону и сбегаю на разведку…

— Нет, — оборвал я. — Стена все растет, и если мы разделимся, то не сможем связаться по радио. Не годится.

— А мне не годится идти с вами по этой дорожке, но и возвращаться я не собираюсь. Так что будь любезен, включи свой челюстефон и поговори с Тремэрном. Пускай наблюдает за нами через спутник. Если не хотим провалить задание, мы должны выяснить, как обстоят дела в обеих частях города. И только я могу узнать, что происходит за этой стеной.

Она надела рюкзак, легла животом на кирпичную кладку, перекинула через нее ноги и улыбнулась нам с той стороны. Меня это ничуть не обрадовало.

— Нравится тебе это или нет, неважно, — сказала Мадонетта, прочтя у меня на лбу все сомнения. — Просто иначе — никак. Возьмем индивидуальные рации. Не забывай, что Тремэрн всегда начеку и подошлет солдат, если кто-нибудь из нас попадет в беду. Договорись с ним.

— Договорюсь. Только прежде давай убедимся, что рации не подведут. Боюсь, радиосигнал может не пройти. Кому-нибудь доводилось слышать о передатчиках, для которых камень не преграда?

Я просто думал вслух. Полушутя. И несколько опешил, когда за моей спиной прозвучало:

— Мне доводилось.

Я развернулся как ужаленный и бросил на Стинго пылающий взгляд. Он картинно отполировал ногти о рубашку, а затем полюбовался сияющими отражениями своей физиономии.

— Это ты сказал? — уличил его я. Он с глубокомысленным видом кивнул.

— Зачем?

— Зачем? Хороший вопрос. Я отвечу так. Хоть ты и видишь перед собой стареющего музыканта-дилетанта, которого вызвали из отставки ради общего блага, не следует забывать, что ради того же общего блага он прослужил на флоте не один десяток лет. Связистом Лиги. Да будет тебе известно, я участвовал в разработке симпатичного приборчика под названием МИПСК.

— Мипсик? — тупо переспросил я.

— Почти правильно, мой дорогой Джим. МИПСК — миниатюрный персональный спутниковый коммуникатор. Полагаю, ты сейчас же щелкнешь челюстями и закажешь Тремэрну штуки две. А лучше четыре — чтобы каждый из нас всегда мог связаться с остальными. И еще скажи Тремэрну, чтобы он не забыл запустить на стационарную орбиту спутник связи, для постоянного приема сигналов из Рая.

— МИПСКи не только сверхсекретны, но и сверхдороги, — так отреагировал Тремэрн на мой заказ.

— Как и наша маленькая экспедиция. Вы сумеете их раздобыть?

— Конечно. Они уже в пути.

Через полчаса с небес спустился гравиподъемник и умчался ввысь, как только с него сняли маленькую посылку. Я надорвал упаковку и вытряхнул щепотку накладных ногтей. Сперва у меня глаза на лоб полезли, но затем я вспомнил, как Стинго, рассказывая про МИПСКи, полировал ногти.

— Ловко.

— Высокая технология плюс идеальная маскировка, — пояснил Стинго. — В пакете должен быть и клей. Ногти носятся парами. С пометкой «Т» — на указательном пальце левой руки. «М» приклеивается к мизинцу той же руки. Внутри — голографические микросхемы, так что можно обстригать их как угодно, они все равно будут работать.

— «Т»? — переспросил Флойд. — «М»?

— Телефон и микрофон.

— Что еще? — спросил я чуть ли не с почтением. Признаться, я слегка ошалел, обнаружив у себя под носом связиста-волшебника.

— МИПСКи питаются энергией разложения фагоцитов, которые постоянно атакуют «ногти» через кутикулу. Можно сказать, вечная батарейка. Если тебе понадобится с нами поговорить, к примеру, из здания с тонкими перекрытиями, спутник поймает твой сигнал и отошлет на приемник. Очень просто. Надо только вставить в ухо указательный палец и говорить в микрофон на мизинце.

Я выбрал пару «ногтей», подрезал, приклеил — сказать по правде, не без волнения, — сунул палец в ухо и сказал:

— Надеюсь, они работают.

— Конечно, работают. — Разнообразия ради голос Тремэрна раздался не из челюсти, а из пальца.

Прилаживая МИПСКи, мы заново обмозговали ситуацию, перебрали все варианты и вернулись к единственному разумному решению.

— Не будем терять времени. — Бросив последний восхищенный взгляд на коммуникаторы, Мадонетта надела рюкзак и несколько раз подкинула его, чтобы поудобнее приладить на спине. Затем повернулась и перелезла через стену.

С каждым шагом Мадонетты стена поднималась все выше и очень скоро заслонила ее с головой. Время от времени девушка поднимала руку. Когда же мы перестали видеть даже ее пальцы, я произнес в мизинец:

— Держим связь. Жду регулярных докладов. В случае чего пой. Все что угодно.

— Как скажешь, шеф.

Мы надели рюкзаки и пошли. За час стена неимоверно выросла и теперь выглядела неприступной. Мы поддерживали связь с Мадонеттой, но все-таки она осталась одна. Мне это было не по нутру, и хотя я все время напоминал себе, что на орбите — вооруженный корабль и в случае беды сюда в мгновение ока явится вооруженный десант, легче не становилось.

— Впервые вижу тут возделанные поля, — сказал Флойд. — И еще: вы заметили вон там, у стены, облако пыли? Оно приближается к нам.

— Ничего, у нас оружие, а на самый крайний случай я приберег несколько гранат-пугачей.

Мы решили подождать. Нечто, рысившее навстречу, издали смахивало на лошадь.

— Конь, — решил я, — но без седока. У Стинго зрение было поострей моего.

— Отродясь не встречал коней о шести ногах. «Конь» убавил прыть, затем и вовсе остановился и воззрился на нас. Мы ответили тем же. Робот. Металлический. Суставчатые ноги, впереди — пара щупалец-манипуляторов. Головы не предусмотрено, только пара глаз на стебельке. Динамик между щупальцами захрипел и изрек писклявым механическим голосом:

— Bonan tagon — kaj bonvenu al Paradiso.

— И тебе добрый день, — отозвался я. — Меня зовут Джим.

— Недурное имя, вполне мужское. Меня зовут Хингст, и я рад приветствовать вас в…

Конец фразы утонул в утробном реве, из задней части робота ударила струя черного дыма. Мы дружно отступили, наставили оружие. Хингст вскинул вверх гибкие клешни.

— О путники, я не желаю вам зла. Не будучи искушены в науках, вы, конечно, не догадываетесь, что треск и дым — всего-навсего выхлоп спиртового двигателя, который вращает генератор, который, в свою очередь…

— Подзаряжает твои аккумуляторы. Мы, Хингст, тоже не лыком шиты. Мы тебе не козопасы вонючие, с которыми ты привык иметь дело. А твоя, стало быть, работа — приветствовать гостей города?

— Счастлив, что передо мной на этот раз — настоящие джентльмены. До того как мой процессор вмонтировали в этот грубый агрегат, я был метрдотелем класса А42 и работал в самых престижных ресторанах…

— Если не возражаешь, твоими реминисценциями мы насладимся в следующий раз. У нас есть несколько вопросов.

— Не сомневаюсь, что у меня найдется несколько ответов, — пообещал Хингст недовольным тоном и приблизился на несколько шагов. Точно жалящая змея, ко мне метнулось щупальце. Я отскочил, вскинул меч, но было поздно. Холодный металл отпрянул, коснувшись моих губ.

— Еще раз так сделаешь, и я укорочу тебе манипулятор, — прорычал я.

— Спокойствие, спокойствие. Все-таки вы — вооруженные пришельцы, а я — должностное лицо при исполнении служебных обязанностей. Одна из них — взять у вас слюну на анализ. Что я и сделал. Джентльмен Джим, можете идти дальше, поскольку вы действительно принадлежите к мужскому полу. А теперь мне хотелось бы проверить слюну ваших спутников.

— Да ради Бога, что мне, плевка жалко? — проворчал Флойд, на всякий случай складывая ладони ковшиком и прикрывая пах.

— Я рад, что вы обладаете чувством юмора, незнакомый… — щупальце взяло слюну изо рта Флойда, — …джентльмен, в чем я более не сомневаюсь. Теперь вы, последний гость. Если не возражаете…

Хингст повернулся. Я прыгнул и встал перед ним.

— Одну минуточку, должностное лицо по прозвищу Хингст. У меня есть вопросы.

— Извините, но это не соответствует протоколу. Будьте любезны, джентльмен Джим, отойдите.

— Не раньше, чем ты ответишь.

Я не трогался с места. Другой манипулятор коснулся моей руки и шарахнул молнией!

Лежа на земле, я провожал Хингста злобным взглядом.

— Крепко, да? — крикнул он на бегу. — Мощные аккумуляторы.

Флойд помог мне встать, отряхнул одежду.

— Ничего, бывает и хуже.

— Спасибо. Но ведь не тебя же закоротили.

Мы двинулись дальше. Я рассказал об инциденте Мадонетте, а Тремэрн и сам подслушал.

— Прикладная технология, — резюмировал он. — Пожалуй, это местечко выгодно отличается от прочих лайокукайских свинарников.

Поскольку меня все еще пощипывало, а во рту был привкус гари, я только фыркнул. Вскоре Мадонетта сообщила, что создание, аналогичное описанному нами, приближается к ней. В бессильной ярости я схватился за меч и не разжимал пальцы, пока вновь не услышал ее голоса.

Точь-в-точь как ваш приятель, только зовут по-другому. Хоппи. Проверила слюну и сразу убежала. Что теперь делать?

— Мы идем дальше, а ты передохни. Если по обе стороны стенки порядки одинаковые, мы освоимся раньше.

— Превосходство самцов-шовинистов?

— Здравый смысл. Нас трое, а ты одна.

— Что ж, аргумент веский, да и отдых мне не повредит. До связи.

— Умница. Мы пошли.

Дорога расширилась и уже ничем не напоминала грязную тропку. Мимо тянулись обработанные поля, а затем появились заросли полпеттонов — видимо сады, так как деревья стояли аккуратными рядами. За ними маячило скопление низких зданий — наверное, ферма. Дорогу перегораживала кирпичная арка. Мы укоротили шаг, а потом и вовсе остановились.

— Это то, о чем я думаю? — спросил Стинго.

— Не знаю, о чем ты думаешь, а по мне, так это здание с аркой, — сказал Флойд. — И больше мы ничего не узнаем, если так и будем стоять и пялиться.

Мы медленно заковыляли вперед и снова встали, когда под аркой появился мужчина. Он вышел на солнечный свет, и мы убрали руки с оружия. Он подслеповато поморгал красными глазами, затем кивнул седой гривой и похлопал по колечку со стрелкой, вышитому на лацкане его серого одеяния.

— Добро пожаловать, путники! Добро пожаловать в Рай! Я — Афатт, комендант городских ворот. Рынок откроется завтра на рассвете. Можете остановиться прямо здесь, а если желаете, разбейте лагерь за аркой. Пока вы наши гости, мы сочтем за честь присмотреть за вашим оружием. — Взгляд, брошенный комендантом через плечо, откровенно говорил: взятка устроит его гораздо больше, чем пошлина.

— Не к чему утруждаться, достопочтенный Афатт, — проникновенно сказал я. — Ты видишь перед собой не крестьян и не торговцев, а знаменитых на всю Галактику первоклассных музыкантов. Мы — «Стальные Крысы»!

У дряхлого мздоимца отвисла челюсть, и он поспешил отступить назад.

— Крысы? Раю не нужны крысы. Раю нужны федхи — старые, грязные, любые…

— Всегда приятно встретить настоящего фана, — пробормотал Флойд. — А я то думал, эта планетка не отлипает от ящика…

Под аркой возник еще один раец. Помоложе, покрупнее, повоеннее. В шипастом металлическом шлеме и твердой кожуре.

— Что ты сказал? — осведомился он, помахивая блестящим и весьма неэстетичным топором.

— Что слышал, голубок. Я не люблю повторяться перед солдатней.

Это спровоцировало кривой оскал и отрывистый лай:

— Стража! Сюда! К нам тут пожаловали стригали баракоз, требуется урок вежливости.

И секунды не прошло, как мы услышали лязганье оружия и топот.

Глава 13

Их было много, и они экспонировали коллекцию оружия, отвратительного и смертоносного на вид. При общении с жителями этого помоечного мира, напомнил я себе, необходима сдержанность. Пошевели мозгами, Джим, пока не поздно.

— Тысяча извинений, добрый господин, я всего лишь не устоял перед соблазном пошутить. Мы с удовольствием выполним ваше пожелание и представимся еще раз. Перед вами и вашими доблестными подчиненными имеют честь стоять лучшие музыканты освоенной Галактики!

Закончив тираду, я коснулся выключателя на боку рюкзака, и мощный орган исторг начальные аккорды «Меркурианских мутантов». Флойд и Стинго мгновенно сориентировались и хором пропели первые строки:

Коротенькая музыкально-генетическая шутка подействовала очень даже впечатляюще. Солдаты дружно взревели и кинулись на нас.

— Драться или драпать? — мрачно спросил Флойд, хватаясь за меч.

Едва не заорав «драться!», я спохватился и выкрикнул:

— Слушайте!

Ибо стражники позабыли об оружии и ревели от восторга.

— Это они! Ну, прямо как в шоу «Галактическая салорезка»!

— Вот эта бородатая образина — Флойд!

— А я хочу послушать «Много ли яда в змеином логове?»!

Они окружили нас, стараясь пожать нам руки и испуская хриплые вопли буйного восторга. Ни дать ни взять заправские фаны.

— Но… но… — ошалело нокал я, — ваш комендант и в самом деле ничего про нас не слышал?

Первый стражник, чей оскал уже превратился в счастливую улыбку, не слишком тактично отпихнул старика.

— Афатт никогда не смотрит ящик. А мы смотрим! Ежели хотите знать, тут такой кавардак поднялся, когда мы прознали о вашей ссылке! Кто бы мог подумать, что в конце концов вы объявитесь тут! Погодите, скоро о вас услышат в казармах — вот тогда настоящая буча начнется!

Они с веселым гомоном повели нас через арку на гимнастическую площадку. Наш новый знакомый горделиво возглавлял шествие.

— Я — Льотур, сержант охраны. Располагайтесь, ребята, чувствуйте себя как дома. Я сейчас все устрою. Выпивку! — приказал он своим людям. — И еды! Все, что они захотят.

Продолжение последовало в том же духе. Нам подали пиво оригинального зеленого цвета, зато с настоящим вкусом пива. Солдаты толпились вокруг и ловили буквально каждое наше слово. Поэтому я сжал челюсти, чтобы привлечь внимание Тремэрна, и облек донесение в форму приветственной речи.

— Галантные витязи Рая, мы потрясены вашим гостеприимством. Вы встречаете осужденных за наркоту отщепенцев как героев вашей сказочной страны. Вы потчуете нас едой и выпивкой, и ваши радостные крики сулят нам прекрасное будущее.

— Искренне на это надеюсь, — прозвучал в моей голове глас Тремэрна.

— Но пока не решена задачка насчет мужчин и женщин, Мадонетта, по моему приказу, не тронется с места.

— И это великолепно! — воскликнул я. — А вы, ребята, разве не согласны, что великолепнее, чем здесь, нас еще нигде не встречали?

Не отрываясь от еды и питья, мои спутники покивали. Под одобрительный булькающий рев солдаты принесли еще пива. Когда я вытирал губы тыльной стороной ладони, вернулся Льотур.

— Пришлось доложить самому Железному Джону, он даст вам аудиенцию. Но пока не приехали огненные колесницы, сбацайте-ка нам… Пардон! Может, вы не откажете в любезности исполнить для нас что-нибудь?..

Конец фразы сгинул под лавиной брутального солдатского восторга.

— Устраиваемся, ребята. Исполним номерок-другой, мальчики того заслуживают, — обратился я к Флойду и Стинго, а затем обвел взглядом публику. — Что заказываете?

Заказов было много, однако наибольшей популярностью здесь пользовался хит «С врагом все средства хороши». Тут нам здорово повезло — номер всегда шел только в мужском исполнении. Под небесами раскатился гром, заполыхали молнии. Наши фаны растянулись в балдеющий полукруг, а мы заиграли и запели:

Легко догадаться, что сей нежный цветок поэзии не мог не прийтись воякам по сердцу. Мы упивались овациями, пока сзади не зашипело и не залязгало.

Прибыли обещанные транспортные средства. Туземцам они, конечно, были не в диковинку, однако туристов повергали в шок, если судить по нашей реакции.

— Только для особых случаев и особых людей, — гордо пояснил Льотур.

Мы стояли, разинув рты и утратив дар речи. Перед нами высились две трехколесные деревянные повозки — сплошь позолоченные завитки и нитки бус. Я пригляделся к ближайшей. Переднее колесо являлось рулевым, рычаг управления торчал наверху возле водительского кресла, за которым, над двумя задними колесами, располагалось широкое пассажирское сиденье. Все это выглядело довольно обыденно, не считая, конечно, дорогостоящего декора. Изумляло другое, а именно: сверкающая металлическая труба, что выступала из задка каждого экипажа. Из нее то и дело вылетал клуб дыма. Пока я таращился, настежь отворилась расписная дверца. Я забрался в салон и опустился на мягкое сиденье. Флойда и Стинго почтительно усадили в другой экипаж. Дверца с металлическим щелчком затворилась, и Льотур скомандовал водителям:

— Поехали! Врубай подачу топлива! Frapu viajn startigilojn! Жми на стартеры!

Я заметил под сиденьем моего водителя металлический бак. Водитель опустил руку, открыл вентиль, и в трубе забулькала жидкость. Затем он нажал на педаль. «Стартер», — сообразил я.

И ошибся — педаль всего лишь давала сигнал стартеру. Она натянула трос, который уходил в заднюю часть колесницы. Трос приподнял молоточек, тот резко опустился и ударил по плечу стартера, то бишь субъекта, сидевшего на платформе за колесами. Он был не только одет во все черное; лицо его и руки тоже были черны, а от шевелюры осталась жалкая щетина. Я очень скоро сообразил, почему. Из металлической трубы уже капало жидкое топливо. «Стартер» протянул горящую спичку и тотчас отпрянул в сторону. Из трубы в струе черного дыма вырвался язык пламени, опалив солдат, которым не хватило ловкости увернуться.

А «стартер» уже скрежетал рычагом, очевидно, прокачивая воздух через примитивную дюзу. За несколько секунд рев окреп, струя пламени удлинилась, и вот моя огненная колесница задрожала и медленно покатилась вперед. Очень зрелищно! Хотя топлива, должно быть, не напасешься. Я ободряюще помахал друзьям, те вяло, испуганно махнули в ответ. Расслабься, Джим, откинься на спинку сиденья и наслаждайся поездкой.

Если бы все было так просто! Признаться, в пути я мало внимания уделял пейзажу, ибо с головой ушел в раздумья о выживании. Так и не расслабился, пока наш маленький кортеж не остановился и огнемет за моей спиной не вырубился. Под жуткую разноголосицу фанфар распахнулась дверца повозки. Я прижал рюкзак к груди и ступил на серую подножку — прочную, но почему-то упругую.

Она оказалась вовсе не подножкой, а человеком в сером, стоявшим на четвереньках. Выполнив свою задачу, он поднялся и вместе с другой подножкой из плоти и крови побежал прочь. Карлики, ростом мне по пояс и примерно такой же ширины в плечах. Мои товарищи, как и я, проводили их взглядом. Затем они посмотрели на меня, но не сказали ни слова.

— Приветствую вас! — раздался зычный голос. — Добро пожаловать в гостеприимный Рай!

— Большое спасибо, — сказал я долговязому человеку с бочкообразной грудью, щеголяющему златотканой мантией. — Железный Джон, если не ошибаюсь?

— Весьма польщен, дорогой музыкальный гость, но вы ошибаетесь. Будьте любезны, следуйте за мной.

Снова пропели фанфары, затем трубачи расступились. К нам поспешили люди в сером, схватили рюкзаки. Я не стал сопротивляться, кое-как убедив себя, что все будет в порядке. Теплая встреча у арки совершенно не походила на розыгрыш или ловушку, так что и здесь вряд ли кроется подвох. Золотистый посланник Железного Джона поклонился нам и возглавил шествие.

Мы поднялись на кирпичное крыльцо кирпичного здания. Бедность ассортимента стройматериалов райские зодчие с лихвой возмещали полетом фантазии. Канонические высокие колонны с узорными капителями подпирали архитравы сложного антаблемента. Справа и слева от парадного крыльца на широкие балконы выходили стрельчатые окна. И все выполнено в красном кирпиче.

— Пока вроде все клево, — заметил Флойд.

— Да, тут здорово, — согласился я, не забывая поглядывать назад — там ли еще носильщики с нашими рюкзаками? И в кармане у меня — просто на всякий случай — лежали гранаты-пугачи. Береженого Бог бережет, как говаривали мы в бойспраутские годы.^[33]

Мы зашагали по кирпичному полу кирпичного коридора и через проем в кирпичной стене попали в просторный, солидный зал, живописно освещенный солнечными лучами, которые падали из высокого — до потолка —витражного окна. Витраж пестрел колоритными изображениями армии — на марше, в атаке, в рукопашной, в момент гибели и так далее. Тот же мотив господствовал и на стенах, увешанных лохмотьями боевых знамен, щитами и мечами. Люди в мантиях, стоявшие в зале, повернулись и встретили наше появление кивками. Но золотистый гид провел нас мимо них к противоположной стене, где на высоком троне, сделанном сами догадайтесь из чего, восседал великан, подобного коему я отродясь не видал.

Сей муж был не только высоченным, но и совершенно голым. То есть был бы голым, если б не ржаво-красная шерсть, покрывавшая его с головы до пят. Рыжая бородища каскадом ниспадала на грудь, чья растительность нисколько не уступала ей длиной и густотой. Он встал, и стало видно, что не только руки и ноги, но и живот, и даже причинное место заросли густым мехом. Из одежды наличествовало лишь нечто наподобие бандажа, связанного, похоже, из его собственной шерсти. Он определенно напоминал ржавую железяку. Я шагнул вперед и отвесил легкий поклон.

— Железный Джон…

— И никто иной, — ухнул он, как далекая гроза. — Добро пожаловать, «Стальные Крысы». Ваша слава летит впереди вас.

Всегда приятно встретить в чужом краю фана. Теперь уже поклонились мы все, поскольку нас нечасто баловали таким приемом. В зале поднялся льстивый гомон, и мы поклонились еще раз.

Железный Джон снова уселся и подобрал под себя ноги. Либо он пытался сделать педикюр, либо его ногти сроду были цвета ржавчины. Я не стал акцентировать на этом внимание, меня гораздо больше занимало другое.

— Когда вас арестовали, всех жителей Рая объяла великая скорбь, — изрек он. — Ложное обвинение, разумеется?

— Разумеется!

— Так я и думал. Что ж, Галактика теряет, мы находим. Мы довольны, ибо получили, если можно так выразиться, монополию на ваш талант.

Это прозвучало довольно зловеще, но я не стал пугаться раньше времени, лишь навострил ухо.

— Галактика столь греховна, развратна и глупа, что мы исполнились отвращения к телевизионной мерзости и предпочитаем не смотреть большинство программ. Уверен, вас порадует новость, что после вашего ареста и осуждения мы в знак протеста закрыли обычное вещание и стали денно и нощно показывать запись ваших концертов. А теперь нас осчастливили визитом оригиналы!

Это вызвало бурю восторга, и мы, вскинув руки над головой, ответили кивками и улыбками. Когда гам утих, старина Железяка прогромыхал то, чего все от него ждали:

— И теперь мы — вся страна — трепетно уповаем, что вы нам споете! — Снова ликующие вопли. — Какое удовольствие — услышать самую любимую: «С врагом все средства хороши»! А пока вы устраиваетесь, мы покажем запись, чтобы разогреть публику, подготовить к вашему первому концерту в Раю!

Идея оказалась неплохой. Сами-то мы, конечно, могли подготовиться быстро, а вот местные телевизионщики… Они потратили уйму времени, таская туда-сюда кабели толщиной в руку, расставляя самодельные камеры, юпитеры и прочий антиквариат. Наконец с потолка свесился экран, и луч проектора высветил на нем яркий прямоугольник.

Едва ли этот кустарный клип побил рекорд самого эффектного открытия гастролей в Галактике. Сначала тысяча, или около того, загорелых культуристов принялись под бой барабана заколачивать в землю тяжелые колья. Барабан умолк, но кувалды продолжали безмолвно бить под вездесущий голос:

— Джентльмены Рая, наступило то исключительное, уникальное событие, о котором было объявлено несколько минут назад. Знаю, все вы, жители нашей сказочной страны, в томительном ожидании приникли к телевизорам. Думаю, этот ансамбль получит у нас стопроцентный рейтинг! Прославленные «Стальные Крысы» вот-вот начнут концерт, а пока они настраивают инструменты, мы воспользуемся их любезным разрешением и покажем специальную версию… «Пути космолета»!

Она и впрямь оказалась специальной. С привычным боевым задором грянул бравурный марш и одновременно с ним — изящные рифмы:

Мы внимали с деревянными улыбками. Изображение сносное, звук тоже ничего. На нас никто не смотрел, все прилипли к экрану. Флойд встретил мой взгляд и крутанул у виска указательным пальцем. Вселенский жест, означающий сумасшествие. Я угрюмо кивнул. Мне тоже не все понравилось.

На экране мы в привычных костюмах исполняли привычный номер. Непривычным было только одно. До сего момента никто из нас в глаза не видывал человека, который стоял рядом с нами и солировал залихватским тенором.

Тенором?

Здесь всегда звучало чувственное контральто Мадонетты.

Глава 14

После телевизионного вступления мы повторили номер — сказать по правде, без огонька. Но публика этого не заметила, совершенно забалдев от одного нашего присутствия. Райцы качались, махали руками, однако ухитрялись при этом помалкивать. Но едва Железный Джон слился с нами в рефрене «Тяги! Тяги!», они завопили и заорали в невыразимом экстазе. Когда мы затянули последнюю «тягу» и смолкли, разразилась бешеная овация. Железный Джон отечески улыбнулся нам, затем строго посмотрел на зрителей и воздел ржавый палец. Мигом наступила тишина.

— Я разделяю вашу радость по поводу визита почетных гостей. Но у них выдался утомительный день, так что давайте позволим им отдохнуть. Не забывайте: они останутся с нами навсегда. Им выпала редкая удача — стать полноправными гражданами Рая и до конца дней жить в нашей сказочной стране.

И вновь — брутальная радость. Без особого энтузиазма выслушав приговор к пожизненному заключению, мы уложили инструменты в рюкзаки и отдали их поджидающим слугам. Зрители, все еще слегка пульсируя экстазом, двинулись к выходу.

— Секундочку, пожалуйста, — попросил нас Железный Джон. Подождав, пока выйдут посторонние, он коснулся кнопки на стене, и створки высокой двери бесшумно сдвинулись. — Отличная песня. Нам всем очень понравилось.

— Девиз «Стальных Крыс» — «Доставляй людям радость».

— Чудесно. — Он перестал улыбаться и мрачно посмотрел на нас. — Вы можете еще кое-чем нас обрадовать. Вы здесь надолго, и нам очень хочется, чтобы вы были счастливы. Так что осчастливьте и себя, и нас, соблюдая осторожность в выборе тем для разговора.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался я, хотя уже четко представлял себе, к чему он клонит.

— Мы все довольны судьбой. Тут надежно и спокойно. Я терпеть не могу смут. Джентльмены, вы переселились к нам из очень неблагоустроенного внешнего мира. В Галактике все нормально, скажете вы. И будете правы — если не замечать вечной войны. Борьбы противоположностей, от которой мы, к счастью, избавлены. Вы — дети цивилизации, в чьей основе не самосозидание, а саморазрушение. Вы — жертвы негативизма, который подавляет жизнь, угнетает культуру, ослабляет даже сильнейших. Вы понимаете, о чем я говорю?

Ни Флойд, ни Стинго не ответили, так что пришлось кивать мне.

— Понимаем. Хоть мы и не во всем разделяем кое-какие ваши умозаключения, предмет обсуждения нам совершенно ясен. И я торжественно обещаю: пока мы пользуемся вашим гостеприимством, ни я, ни мои помощники ни словом не обмолвимся о противоположном поле. То есть о женщинах, девушках, самках. Запретная тема. Но поскольку вы сами ее коснулись, я делаю вывод, что вы вправе…

— Не вправе.

— Ясно, больше вопросов нет. Мы очень благодарны за радушный прием и постараемся не бросить тень на вашу репутацию.

— Юный Джим, ты умен не по летам. — На лицо Джона вернулся призрак улыбки. — Должно быть, ты устал. Сейчас вам, ребята, покажут жилье.

Створки раздвинулись. Железный Джон отвернулся. Аудиенция завершилась. Мы удалились, всячески изображая беспечность. Золотистый провел нас все по тому же кирпичному коридору в довольно шикарные, хоть и тоже краснокирпичные, апартаменты. Он включил телевизор, убедился, что в ванной работают краны, поднял и опустил шторы, затем поклонился и вышел. Я прижал палец к губам. В напряженном чуть ли не до судорог молчании Флойд и Стинго смотрели, как я с помощью детектора, позаимствованного у Тремэрна, выискиваю «жучков». После того видеоклипа я проникся большим уважением к местным электронщикам.

— Чисто, — сообщил я.

— Ни одной женщины, — вымолвил Стинго. — Даже говорить о них нельзя.

— Ну, какое-то время я бы смог без этого прожить, — подал голос Флойд, — но кто теперь будет солировать?

— Очень эффектный пример, — сказал я, — первоклассного электронного дублирования.

— Но откуда взялся этот клоун? — спросил Флойд. — Ей-Богу, я видел его первый раз в жизни. Может быть, мы и впрямь наширялись бакшишем и эта планетка — не более чем наркотический кошмар?

— Спокойствие и хладнокровие! Этот клоун — не что иное, как набор электронных байтов и бит. Тут живут очень неплохие техники. Они перевели в цифирь нашу песню вместе со всеми нами, а затем анимировали солиста мужского пола. Стерли Мадонетту, записали его, а потом пересняли ролик.

— Но зачем? — простонал Стинго, устало падая в глубокое кресло.

— Хороший вопрос. И ответ очевиден. Эта половина Рая — только для мужчин. Женщин мы наверняка не увидим. Готов поспорить, их вылущили даже из телепрограмм. А также все, что с ними связано. И не спрашивай опять «зачем?». Я не знаю. Ты сам видел, как высока стена. А по наблюдениям с орбиты известно, что по ту сторону стены — тоже город. Значит, женщины — если они вообще тут водятся — должны жить на той половине.

Ни один из моих спутников не спросил «почему?», хотя обоих, да и меня, изводил этот вопрос. Я глядел в их встревоженные лица и старался думать о чем-нибудь приятном. Это удалось.

— Мадонетта, — начал я.

— Что Мадонетта? — спросил Стинго.

— Надо ей обо всем рассказать. — Я сунул в ухо большой палец и обратился к мизинцу: — Джим вызывает Мадонетту. Алло, ты на связи?

— Еще бы!

— Я тоже тебя слышу, — проскрежетал Тремэрн из моего пальца.

Я изложил события дня. Сказал «у меня все» и стал ждать откликов.

Мадонетта зашипела от злости, и я не мог ее за это винить. Тремэрн, как всегда, был сама деловитость.

— На этой половине города ты потрудился неплохо. Может, теперь пора Мадонетте выйти на разведку?

— Рано. Нам еще надо получить несколько ответов на чертову уйму вопросов.

— Пока не возражаю. Как дела с находкой? Выяснил что-нибудь?

— Увы. Но надежда остается. Капитан, дайте нам передохнуть. По-вашему, такого перехода, да еще и концерта, для одного дня мало?

Я подождал ответа. Напрасно.

— Да, сэр, вы правы. Этого недостаточно. Нужно еще изделие иной расы.

Я выдернул палец из уха, стер с него серу и мрачно уставился в пространство.

— С чего начнем? — поинтересовался Флойд.

— Не имею представления. Сказал просто, чтобы Тремэрн отвязался.

— Я знаю, с чего начать, — заявил Стинго. Я бросил на него подозрительный взгляд.

— Сначала — МИПСК, а теперь еще и это. Наш скромный арфист открывает тайные погреба. Он улыбнулся и кивнул.

— Видать, многолетняя служба в Лиге не пропала даром. Разве старый вымогатель у ворот не сказал нам, что завтра на рассвете открывается рынок?

— Так и сказал, — подтвердил Флойд. — Ну и что? Штуковину давным-давно сбыли с рук.

— Гений! — Я зааплодировал. — Под этим седым скальпом прячется серое вещество, которое знает, что такое логика!

Стинго поклонился, принимая комплимент.

— В отставке всегда скучно. Что дальше, босс Джим?

— Отлови Золотистого. Прояви острейший интерес к рынку. Пусть даст провожатого, утром пойдем туда и…

Звякнул стеклярус, отворилась дверь, и вошел наш ангел-хранитель в златотканом облачении. Как будто одно упоминание о нем служило вызовом.

— О счастливцы, вы приглашены! Железный Джон ожидает вас в Веритории. Ступайте!

Мы пошли. А что еще оставалось делать? Золотистый — видимо, для разнообразия — пребывал в необщительном настроении и оборвал поток наших вопросов мановением руки. Новые коридоры, новые кирпичи… Спотыкаясь, ушибая ноги, мы добрались до ряда незанятых кресел и сели, как велел нам поводырь. В помещении было темно и стало еще темнее, когда Золотистый вышел и затворил дверь.

— Что-то мне тут не в кайф, — пробормотал Флойд, выразив ощущения каждого из нас.

— Не будем нервничать раньше времени, — выдал я совет за неимением более дельного, а сам нервно сцепил пальцы и хрустнул суставами. Затем уловил в темноте движение воздуха. Вспыхнул свет, в считанные мгновения разгорелся…

В освещенное пространство неторопливо вступил Железный Джон, вернее, его увеличенное изображение. И показал на нас.

— Сейчас вы переживете переживание, которое существенно отразится на вашем существовании. Воспоминания о нем будут поддерживать и подпитывать вас, и никогда не сотрутся из памяти. Я знаю, вы будете благодарны, и заранее принимаю сердечное «спасибо». Уверяю, отсюда вы уйдете иными — духовно развитыми, обогащенными. Добро пожаловать, джентльмены, в первый день новой полноценной жизни. Добро пожаловать!

Когда его образ угас, я закашлялся, чтобы подавить ворчание. Старый примат почему-то нравился мне все меньше. Никогда не пытайся обжулить жулика! Поудобнее разместившись в кресле, я настроился на развлечение. Едва оно началось, я определил, что голофильм сработан вполне профессионально. Он мог произвести впечатление на какого-нибудь доверчивого юношу или на круглого дурака. Мне это пришлось по душе. Сумрак рассеялся, ярче разгорелся ржавый свет, и я внезапно оказался в кадре.

В безмолвии взирал король на группу вооруженных мужчин, уходящих в лес и исчезающих среди деревьев. Внешне он был спокоен и терпелив, но рука его то и дело тянулась к голове, будто он хотел удостовериться, что корона все еще на месте. Спустя долгое, очень долгое время он выпрямился и повернул голову. Прислушался. В густой листве шуршали неспешные шаги, но напрасно ждал он появления кого-нибудь из воинов. Вышел толстенький уродец — волосы растрепаны, на губах блестят капельки слюны.

— Что ты видел? — спросил король шута.

— Ушли, ваше величество. Все до одного. Точь-в-точь как те, что уходили прежде. Скрылись за деревьями у пруда, и никто не вернулся.

— Никто никогда не возвращается, — горестно молвил король. Его плечи беспомощно поникли, в глазах застыло отчаяние. Он не заметил, как из леса вышел и приблизился к нему юноша; рядом с ним семенил серый молчаливый пес. У шута отвисла челюсть, изо рта вытекла и закачалась, точно маятник, струйка слюны. Он попятился.

— О чем печалишься, о король? — спросил юноша ясным, бодрым голосом.

— О том печалюсь я, что в моем королевстве есть место, где пропадают люди, — пропадают навсегда. Уходят по десять, по двадцать человек, но ни один еще не пришел назад.

— Я пойду туда, — сказал юноша, — но я пойду один. Больше он не произнес ни слова, только щелкнул пальцами, и собака последовала за ним под сень дубравы. Они пробирались среди деревьев и висячих мхов, огибали груды валежника и топи и наконец подошли к темному пруду. Юноша остановился на берегу, вгляделся в воду — и тут из нее вынырнула рука и схватила пса. Схватила и утащила на дно. Только разбегающиеся круги остались на глади пруда, но и они вскоре исчезли.

Юноша не закричал и не убежал. Лишь кивнул.

— Наверное, это здесь, — сказал он.

Сумрак растаял — да будет свет! Железный Джон сгинул, зал опустел. Я посмотрел на Флойда — он выглядел таким же обалдевшим, как и я.

— Я, должно быть, что-то пропустил.

— Собачонку жалко, — произнес Флойд.

Мы оглянулись на Стинго, тот задумчиво кивнул.

— Это только начало, — пообещал он. — Вы все поймете, когда увидите продолжение.

— Что ты имеешь в виду? Нельзя ли поконкретней?

Стинго отрицательно покачал головой и хмуро сказал:

— Может быть, попозже… хотя вряд ли это понадобится. Сами догадаетесь.

— Ты что, уже видел это кино? — поинтересовался Флойд.

— Нет. Просто я немного разбираюсь в мифологии. Вам лучше досмотреть до конца, тогда и поговорим.

Я хотел было заспорить, но прикусил язык. Потом так потом. Отворилась дверь, появился Золотистый.

— Ты-то нам и нужен. — Я вспомнил недавнее наше решение. — Из достоверных источников мы получили информацию, что завтра на заре открывается рынок.

— Поистине ваши источники достоверны. Завтра — десятый, базарный, день. Кочевники ежедневно загибают палец, и когда пальцы на обеих руках кончаются, это означает…

— Понял, спасибо. Я и без грязных пальцев умею считать до десяти. Мы с друзьями-музыкантами хотим побывать на рынке. Это возможно?

— Достаточно лишь намека, о великий Джим Стальная Крыса.

— Вот я и намекаю. Может кто-нибудь завтра показать нам дорогу?

— Будет несравненно удобнее на огненных колесницах…

— Будет, не спорю. Но удобнее — не значит лучше. Пешая прогулка — чем не удовольствие?

— Пусть будет пешая прогулка, коли таково ваше желание. Мы предоставим эскорт. А теперь, джентльмены, позвольте напомнить, что наступил обеденный час. В вашу честь устраивается банкет. Не соблаговолите ли последовать за мной?

— Веди, дружище! Ты поразишься нашей прожорливости — если, конечно, нам не подсунут треклятые полпеттоны.

Шагая за ним по пятам, я обнаружил, что мои пальцы решили жить по-своему! Вероятнее всего, их вынудило к своеволию мое растревоженное подсознание. Они пробежались по клавиатуре компьютера, и передо мной вспыхнула цифра 19. А рядом — пульсирующая 11.

Еще одиннадцать дней. Будет совсем неплохо, если завтрашний базар что-нибудь даст.

Глава 15

— Эге, а денек-то чудный намечается! — Каждое слово вонзалось в череп, точно ржавая арбалетная стрела. Мало мне растущей пульсирующей головной боли! Я кое-как открыл один глаз, и по нему садистски резануло ярким светом. Сил хватило лишь на то, чтобы распялить в оскале рот. Наш златотканый нянь носился по комнате, раздвигал шторы, подбирал разбросанную одежду, — в общем, был настолько невыносим, насколько это возможно в предрассветный час. Лишь услыхав щелчок наружной двери, я сполз с кровати, выключил пыточные лампы, на четвереньках подобрался к рюкзаку, что покоился у стены. С третьей вялой попытки удалось открыть его и достать пилюлю отрезвина. Я слопал ее всухомятку, уселся и замер, ожидая, когда целительная химия растечется по разбитому телу.

— Что подмешали в зеленое пиво? — прохрипел Флойд и зашелся в кашле. Слушая, как он стонет между приступами, и глядя, как дергается его свесившаяся с кровати голова, я почувствовал себя лучше. Достал еще одну пилюлю и враскачку подошел к его смертному одру.

— А… ну-ка… проглоти… поможет.

— А ничего вечеринка, — благодушно изрек Стинго. Его сцепленные руки уютно покоились на солидном возвышении живота.

— Я сейчас умру, — просипел Флойд, забирая пилюлю слабыми пальцами, — и целый век буду мучительно гореть в аду. Плюс один день.

— Что, бодунчик? — сладеньким тоном осведомился Стинго. — Что ж, на то есть серьезная причина. Я о длительности здешних ночей. Вечеринки тянутся целую вечность. А может, мне просто так показалось с непривычки. Закусили, вздремнули. Проснулись, выпили, закусили. Хорошо, коли меру знаешь, а ну как нет? Мне-то пиво дрянью показалось, я к нему почти не притронулся. Но мясные блюда! Огромные, с овощами, отменной подливкой, вдобавок тут обожают хлеб и красный соус, да еще…

Он не договорил. Шатаясь и стеная, Флойд поднялся на ноги и вышел из комнаты.

— Ты жесток! — Я почмокал сухими губами. Стало чуточку легче.

— При чем тут жестокость? Я правду говорю, вот и все. Прежде всего — дело. А запои, похмелье и кислородное голодание лучше отложить до победной пирушки.

Крыть было нечем. Стинго прав на все сто.

— Намек понял. — Я потянулся за шмотками. — Размеренная жизнь, побольше отдыха и сырых овощей. И конструктивного мышления.

За окном разгоралась заря. Новый день. Еще десять дней — и упадет мой занавес. Пока что я мыслю деструктивно. Я встряхнулся, как мокрая шавка, и пожал плечами, выдавливая дурное настроение.

— Пойдем на ярмарку.

На крыльце гостиницы нас поджидал сержант Льотур. Он подскочил и отдал честь могучей дланью. Отделение привратной стражи, прибывшее вместе с ним, последовало примеру командира.

— Проводим на рынок! — громогласно сообщил он. — Все эти мальчики — добровольцы, им не терпится нести покупки лучших музыкантов Галактики.

— Похвально, похвально. Веди, голубчик. — Мы проворно спустились на тротуар, мощенный красным кирпичом.

К тому времени, когда мы достигли цели, над горизонтом уже повис малиновый диск. Видимо, кочевники-фундаменталисты были ранними пташками — на рынке уже вовсю кипела жизнь. И смерть. Протяжные стоны Флойда еще удавалось расслышать, но прочие звуки терялись в блеянье и пуканье баракоз. Должно быть, они жаловались на злосчастную судьбу сородичей, чьи освежеванные туши сгружали с их спин. Неужели здесь торгуют только мясом? Хотелось верить, что нет. Отводя взоры от сангвинических картин, мы спешили мимо лотков. То и дело назойливо приставал очередной бородатый кочевник и с мольбой в голосе расписывал достоинства своего товара. Надо сказать, все торговцы преувеличивали. Изможденные овощи, убогие глиняные горшки и шматы баракозлятины для барбекю выглядели не столь уж привлекательно.

— Мрак, — резюмировал Флойд.

— Ничего. — Я указал большим пальцем на посетителей рынка. — Нас интересуют только они.

Я достал из рюкзака и роздал коллегам фотографии находки.

— Порасспрашивайте райцев, может, кто и видел.

— Просто так совать под нос? — В голосе Стинго звучало сомнение.

— Ты прав. Не просто так. Нынче за несколько бессонных часов я придумал легенду. С капелькой правды. Кочевники нашли эту штуковину на речном ложе после паводка. Хотели продать ее наблюдателям из Пентагона, но те на сделку не пошли, строго следуя политике изоляции. Однако они сфотографировали находку, а позднее выяснилось, что она имеет археологическую ценность.

— Резонно, — без охоты признал Стинго. — Но откуда у нас эти снимки?

— Их нам всучили, когда выпихивали за ворота. Намекнули на выгоду — амнистию, кучу федх и тому подобное. Мы согласились — без особого удовольствия, конечно. И то сказать, что мы теряем?

— Правдоподобно, но рискованно, — сказал Флойд. — Что ж, попробовать можно.

Вопреки нашим опасениям, контакты с посетителями рынка прошли без проблем. Проблематичной оказалась чрезмерная общительность райцев — разговорив горожанина, было очень трудно потом от него отделаться.

Боже, как они любили «Стальных Крыс»! Спустя немного времени за мной тащился шлейф обожателей — это вдобавок к целому взводу стражников. Все стремились помочь, и все ровным счетом ничего не слыхали о находке. Но в ходе опроса снова и снова упоминалось имя Сьонварпа.

Стинго протолкался ко мне сквозь толпу, держа в руке фотографию с разлохмаченными краями.

— Пока ничего. Но двое-трое посоветовали обратиться к Сьонварпу. Похоже, у торгашей он — главный.

— Я слышал примерно то же самое. Разыщи Флойда. Он вроде бы приходит в себя — я видел, как он пялился на лоток с кислым баракозьим молоком. Тащи его сюда, пока он не совершил ошибку с далеко идущими последствиями.

Найти Сьонварпа не составила труда, бесчисленные пальцы охотно указывали нам путь. Он был высок, дороден, с шевелюрой цвета стали. Когда он повернулся и увидел, кто назвал его имя, суровая физиономия расплылась в улыбке.

— Нержавеющие Пасюки! Во плоти! Я счастлив втройне!

Мы просвистели два первых аккорда из «Совсем одной», после чего рот Сьонварпа растянулся еще шире, а окружающие захлопали в ладоши.

— Красота! — восхитился он. — Какой ритм!

— Ваше удовольствие — наше удовольствие, — сказал я. — На рынке нам дали понять, что в этих краях ты — первый купец.

— Я — он. Целиком к вашим услугам, Джим, Флойд и Стинго.

— А мы — целиком к твоим. Если располагаешь временем, позволь я покажу тебе один снимочек.

Вручив фото, я выжал все, что мог, из своего ораторского искусства. Он слушал вполуха, зато не сводил взгляда со снимка. Повертел его перед глазами на расстоянии вытянутой руки, дальнозорко прищурился и молвил:

— Ну, конечно! Знакомая вещица. — Фото вернулось ко мне. — Несколько рынков назад — точно, вспомнить не берусь — один вонючий простак уступил ее моему приказчику. Мы скупаем все, что может заинтересовать ученых. Ежели честно, мне она вовсе не показалась интересной, но все-таки я отправил ее старику Хеймскуру.

— Прекрасно, значит меньше хлопот. — Я разорвал снимок и бросил клочки. — Сегодня даем концерт, желаешь контрамарочку — устроим.

Как я и рассчитывал, археологическая находка мгновенно оказалась забыта — ах, если б так же быстро удалось вырваться из нежных объятий фанов! Лишь под предлогом репетиции мы в конце концов избавились от них.

— Мы что, больше ничего не ищем? — встревожился Флойд.

Хороший музыкант. Жалко, что спиртное разъело ему мозги.

— Мы уже знаем имя покупателя, — напомнил Стинго, — и теперь попробуем его найти.

— Как? — спросил Флойд, явно страдая частичным параличом нервной системы.

— Всеми доступными способами, — объяснил я. — Приобретая друзей. Называя имена. В том числе Хеймскура. Выясним, кто он и чем промышляет. А сейчас, по дороге, я отчитаюсь.

Тремэрн и Мадонетта внимательно выслушали доклад. Затем капитан отключился, а она осталась поболтать.

— Джим, не пора ли и мне отлипнуть от стенки и побродить по здешней половине Рая? Не думаю, что это рискованно…

— Мы тоже так не думаем, однако наверняка не знаем. И тебе не резон испытывать судьбу, пока предмет наших поисков — здесь. Отдыхай в свое удовольствие. И ничего не предпринимай, пока мы не разузнаем побольше.

В апартаментах нас поджидал обед — фрукты и ломтики мясного рулета на серебряных блюдах под хрустальными колпаками.

— Отлично! — Флойд вмиг расправился с куском рулета.

— Баракозлятина, наверное. — Стинго вдруг помрачнел.

— Пища есть пища, а откуда она — мне до лампочки. — Флойд потянулся за новым ломтем, и тут появился наш золотистый опекун.

— Одно удовольствие смотреть, как музыкальные Крысы наслаждаются жизнью. Когда откушаете, я попрошу Крысу Джима пройтись со мной.

— Кому это он понадобился? — подозрительно осведомился я, что не так-то просто сделать со ртом, набитым сладкой мякотью.

— Всему свое время. — Он дотронулся до носа указательным пальцем, подмигнул и закатил глаза. Я этот жест растолковал так: «Не торопись, сам скоро узнаешь». Выбирать не приходилось. Я вытер пальцы о влажную скатерть и в который уже раз двинулся за Золотистым.

У дверей Веритории, где вчера крутили непонятный голофильм, меня поджидал сам Железный Джон.

— Пойдем со мною, Джим, — произнес он гулким, как далекая канонада, голосом. — Сегодня ты воспримешь и постигнешь Откровение.

— А как же мои…

— Потом, Джим, потом. — Он бережно, но цепко взял меня за плечо. Не оставалось ничего другого, как идти с ним. — Ты мудр не по годам. Ум старца в юной голове. А значит, извлечешь наибольшую пользу, открыв для себя тайну, в которой нет ничего таинственного. Идем.

Он усадил меня в кресло, но сам не сел. Однако я ощущал его присутствие — он притаился где-то близко, во мраке. Возник и тут же рассеялся светящийся туман, и я снова оказался на берегу водоема.

В лесу окрест темного пруда царило безмолвие. Когда на воде истаял последний круг, юноша повернулся и ушел, не оглядываясь. Шагал среди деревьев по палой листве, пока не добрался до опушки и не увидел перед собой короля.

— Я должен сделать кое-что, — сказал он властелину и больше не проронил ни слова. От короля не укрылось, что молодой человек вернулся цел и невредим, но без собаки. И вместо того чтобы засыпать юношу вопросами, изводившими разум, король последовал за ним к замку. За крепостными воротами, во внутреннем дворе, юноша огляделся и заметил большое кожаное ведро.

— Вот что мне нужно, — произнес он.

— Бери. — Король сопроводил разрешение взмахом руки. — И помни, что я помог тебе. За это когда-нибудь ты скажешь, что нашел в лесу.

Молодой человек повернулся и снова — теперь уже в одиночестве — проделал весь путь к темному пруду. Там он окунул ведро в воду и опорожнил его над ближайшей ямой. И еще раз. И еще. Он трудился без отдыха, он упорно осушал пруд. Солнце не заходило, свет не мерк, юноша все работал и работал. Спустя очень долгое время почти, вся вода была вычерпана, и в грязи на дне пруда появилось нечто большое. Юноша орудовал ведром, пока не увидел высокого мужчину, покрытого с головы до ног, точно ржавчиной, рыжим волосом. Рыжий открыл глаза и посмотрел на юношу. Тот поманил его пальцем. Рыжий поднялся на ноги, неуклюже отряхнулся, выбрался из пруда и пошел следом за юношей через заросли.

И вот они в замке. Все стражники и челядь разбежались в панике, и только король стоял перед ними.

— Это Железный Джон, — сказал юноша. — Надо посадить его в железную клетку и держать здесь, во дворе замка. Если вы запрете клетку, а ключ отдадите королеве, можно будет ходить по лесу без опаски.

Сцену заволокло туманом. Конец.

На плече Джима лежала тяжелая рука, обросшая рыжей шерстью. Но это его не беспокоило.

— Теперь ты понимаешь, — с небывалой теплотой в голосе сказал Железный Джон. — Теперь ты можешь освободить Железного Джона. Давай, Джим, давай.

Я хотел сказать, что понял далеко не все, точнее, ни черта не понял. Кое-что почувствовал, но что именно — не взялся бы выразить словами. Но я промолчал. Поскольку ощутил, как на глазах выступили слезы. Ни с того ни с сего. Но стыдиться тут нечего. Это я понимал.

Железный Джон улыбнулся и громадным пальцем стер слезинки с моих щек.

Глава 16

— Ну, и что там было? — спросил Флойд, когда я вернулся. Уже в коридоре слышалось его тромбонио — хитроумная и блестящая коллекция золотистых труб и салазок, временами издающая довольно-таки забавные звуки. К сожалению, большинство из них так и норовило растерзать барабанные перепонки.

— Продолжение учебного фильма, — ответил я как можно беспечнее и огорчился, услышав в голосе легкую дрожь. Флойд этого не заметил — он уже вернулся к игре, — но Стинго, который лежал на койке и вроде бы спал, сразу открыл глаз.

— Учебный фильм? О лесном водоеме, что ли?

— В яблочко.

— Теперь ты знаешь, что это за пруд? И кто утопил собаку?

— Глупая история. — Флойд выдал коротенький пассаж. — И все-таки жалко песика.

— Это был ненастоящий пес. — Стинго, как мне показалось, смотрел выжидающе, но я стиснул зубы и отвернулся. — И пруд ненастоящий, — добавил он.

— Что ты имеешь в виду? — Я повернулся к нему.

— Мифология, дорогой Джим. И ритуалы перехода. На дне пруда сидел Железный Джон, верно?

Я подскочил как ужаленный.

— Верно! А как ты догадался?

— Я же говорю — интересовался когда-то мифами. Впрочем, на самом деле меня волнует не учебный фильм, как ты его называешь, а тот факт, что Железный Джон — здесь, во плоти. Здоровенный и волосатый.

— Э, ребята, про меня забыли. — Озадаченный взгляд Флойда перескакивал с меня на Стинго и обратно. — Вам не кажется, что небольшое пояснение будет очень кстати?

— Да, конечно. — Стинго свесил с кровати ноги и принял сидячее положение. — Человечество создает культуру, а культура создает мифологию, дабы объяснить свое существование. Далеко не последнюю роль играют мифы и обряды перехода для мальчиков. Я имею в виду переход от отрочества к зрелости. В эту пору юноша расстается с матерью и другими женщинами. В некоторых первобытных культурах мальчики уходят жить к мужчинам и уже никогда не видят своих матерей.

— Невелика потеря, — пробормотал Флойд.

Стинго кивнул.

— Джим, ты слышал? Всегда и везде матери пытаются лепить сыновей по своему — женскому — образу и подобию. Ради их же блага. Естественно, мальчики противятся, и в этом им помогает обряд перехода. Тут всегда замешана уйма символов, поскольку символика — способ выражения мифов, лежащих в основе любой культуры.

Я поразмыслил над этим — и тотчас разболелась голова.

— Стинго, извини, но я за тобой не поспеваю. Растолкуй.

— Пожалуйста. Возьмем Железного Джона. Ты сам сказал, что ничего не понял из фильма. Но я думаю, он все-таки произвел на тебя впечатление. Чисто эмоциональное.

Я хотел было отмахнуться — мол, ерунда, — но спохватился. Почему ерунда? Уж кому-кому, а себе я стараюсь не лгать никогда. Самое время последовать этому правилу.

— Ты прав. Меня проняло, а почему, не знаю.

— Мифы воздействуют на эмоции, а не на логику. Давай разберем символику. Молодой человек вычерпал пруд и нашел там Железного Ганса или Джона, так?

— Тютелька в тютельку.

— Железный Джон, по-твоему, кто? Я не о нашем приятеле, а о том, из легенды… И кто — тот парнишка?

— Ну, это не так уж сложно вычислить. Парнишка — тот, для кого предназначен фильм. Зритель. Поскольку на этот раз вас в Вериторию не приглашали, можно предположить, что этот юноша — я.

— Ты прав. Итак, ты — герой мифа, что-то ищешь в пруду, и тебе надо хорошенько потрудиться с ведерком, чтобы добиться своего. Теперь мы приближаемся к Железному Джону, волосатому чудищу, живущему на дне водоема. По-твоему, это живой человек?

— Конечно, нет. Мужик на дне пруда — это символ. Элемент мифа. Воплощение мужества, брутальной натуры. Первобытный самец, который прячется в каждом из нас под тонким лоском цивилизованности.

— Отлично, Джим, — сказал он, понизив голос. — Идея фильма ясна: когда мужчина — не мальчик, а взрослый мужчина — заглядывает в недра своей души, погружается в них достаточно долго и упорно, он обнаруживает там грубого волосатого мужика.

Флойд оторвался от инструмента, у него отвисла челюсть.

— Не иначе вы, ребята, шизеете в свое удовольствие, а про меня забыли.

— Мы не шизеем, — ответил Стинго, — а пьем из источника древней мудрости.

— Ты поверил в этот миф? — спросил я его. Он пожал плечами.

— И да и нет. Половое созревание — трудный процесс, ритуалы взросления подготавливают мальчиков, дают им уверенность в себе, которой так недостает на пороге новой жизни. С этим я согласен, но только с этим. Я говорю твердое «нет» мифу, выдающему себя за реальность. Что мы видим? Железного Джона — живого, здорового, залезшего на самый верх. И расколотое общество, лишенное женщин. Даже не подозревающее об их существовании. Нехорошо. Я бы даже сказал, паршиво.

Мне стало не по себе.

— Не во всем с тобой согласен. Честно говоря, кино мне понравилось. Я ведь не из легковерных простаков, и все-таки меня проняло.

— И должно было пронять, ведь мифы воздействуют на самые тонкие материи — психику и эго. Сдается мне, Джим, детство у тебя было не из счастливых…

— Счастливое детство! — Я рассмеялся. — Попробуй расти счастливым на свинобразьей ферме в общении с буколическими селянами, которые по части умственного развития ненамного выше своей скотины.

— В том числе твои родители?

Я чуть не взорвался, но сообразил, куда он клонит, и прикусил язык. Флойд вытряс из инструмента слюну и нарушил паузу:

— Жалко песика.

— Это ненастоящий пес, — повторил Стинго, отворачиваясь от меня. — Как и все остальное. Символический. Собака — твое тело, то, чем ты распоряжаешься: «сидеть!», «лежать!»

Флойд обалдело потряс головой.

— Слишком глубоко для моего куцего умишка. Как тот пруд. Нельзя ли ненадолго перейти от теории к практике? Что еще у нас на повестке дня?

— Разыскать Хеймскура, поинтересоваться у него насчет находки. — Я с удовольствием переключился на более злободневную тему. — Предложения?

— Пустота в башке, — сказал Флойд. — К сожалению. Проклятый бодун, когда ж ты кончишься?!

— Хорошо, что хоть один из нас не надрался. — В голосе Стинго вдруг появилась нехарактерная нотка раздражения. По личным причинам я слегка обрадовался — все-таки живой человек, а не мешок с подарками. Вся эта мифология основательно вывела меня из равновесия. Ладно, забудем — сейчас не до этого.

— У нас два пути. Можно ронять намеки и выуживать информацию. А можно взять и выложить напрямик про находку. Лично я — за второй вариант, поскольку времени у нас с гулькин нос. — Десять дней до мрачного финала, мысленно договорил я. — Давайте начнем с Золотистого, нашего мажордома. Похоже, он тут каждую собаку знает.

— Поручи это мне, хорошо? — Стинго встал и потянулся. — Поговорю с ним по душам и как бы невзначай переведу разговор на науку и ученых. И на Хеймскура. Скоро вернусь.

Флойд мерил комнату шагами, наигрывая марш. Когда за Стинго затворилась дверь, он сказал:

— Ты вроде и впрямь принял близко к сердцу эту лабуду насчет Железного Джона.

— Да. А почему, не понимаю. Вот беда.

— Женщины. У меня шесть сестер и две тетки, я среди них вырос. А братьев нет. Никогда не думаю о женщинах. Только о какой-нибудь одной — в конкретной ситуации.

Не дожидаясь, когда он пустится в жлобские описания какой-нибудь «конкретной ситуации», я извинился и сбежал на улицу. Размявшись до пота, возвратился, сделал несколько отжиманий и приседаний и забрался под душ. Когда вернулся в комнату, Стинго был уже там. Я вопросительно поднял бровь, а он потряс над головой сомкнутыми руками.

— Удача! Хеймскур — вожак шайки, «созидающей во имя науки», так выразился Вельди.

— Вельди?

— Коридорный. Да, у него, оказывается, есть имя. В беседе с ним у меня сложилось впечатление, что мы попали в сильно дифференцированное общество, где каждый индивидуум занимает отведенное ему место. Особенно тут уважают ученых. Вельди отзывался о них с великим почтением — судя по всему, они очень влиятельны.

— Чудненько. Как же нам встретиться с Хеймскуром?

— Надо подождать. — Стинго взглянул на часы. — Вот-вот должен подъехать экипаж и отвезти нас в резиденцию его высоколобой милости.

— Опять огненные колесницы?

— Нет. Однако название не менее зловещее. Транспорт восторга — каково?

Мы не успели как следует поразмыслить над этим. В дверь отрывисто постучали, и появился золотистый Вельди.

— Следуйте за мной, джентльмены. Если угодно. Мы вышли парадным шагом — грудь вперед, подбородок вскинут. Пряча все сомнения и опасения. И все-таки содрогнулись при виде того, что нас поджидало.

— Транспорт восторга, — гордо сообщил Вельди, взмахом руки указав на самую настоящую спасательную шлюпку. Оставалось лишь ломать голову, каким ветром ее с морских просторов перенесло на сушу. Впрочем, нельзя сказать, что она прогадала. Белоснежный корпус был украшен вымпелами, белые колеса прятались под килем. Стоявший у фальшборта капитан в мундире посмотрел вниз, отдал честь, скомандовал, и к нашим ногам ссыпался веревочный трап.

— На абордаж! — Я первым полез на борт. Нас дожидались обитые плюшем диваны; слуги подобострастно кланялись и протягивали кувшины с прохладительными напитками. Как только мы расселись, капитан дал сигнал, и барабанщик на носу пустил частую дробь, а затем повернулся к басовому барабану. Под металлическое уханье транспорт восторга дернулся и медленно покатил вперед.

— Галера, — сказал Флойд, — без рабов и весел.

— Как же — без рабов! — Я брезгливо поморщился — из белого раструба за моей спиной хлынула брутальная вонь. — А вместо весел — педали или что-нибудь наподобие.

— Никаких жалоб! — отрезал Стинго, потягивая вино. — Что еще за брюзжание после огненных колесниц?

Мы помпезно катили между домами, кивали зевакам и время от времени царственным жестом приветствовали восхищенных фанов. Шлюпка оставила за кормой нечто вроде жилого квартала и углубилась в пригород, похожий на парк. Дорога попетляла среди деревьев, вытянулась в струнку вдоль ряда изящных фонтанов, и наконец шлюпка тяжеловесно остановилась перед огромным зданием со стеклянными стенами. Нас встретила группа старцев в элегантных одеяниях, ее возглавлял старейший — весь в белом и прямой как жердь. Я сорвался с трапа и шлепнулся перед ним.

— Имею ли я честь обращаться к благородному Хеймскуру?

— Да. А ты, несомненно, Крыса Джим? Милости просим, милости просим.

Мы еле устояли под шквалом рукопожатий и радостных возгласов, наконец Хеймскур прервал церемонию встречи и повел нас в стеклянное здание.

— Милости просим, — приговаривал он, — милости просим в сокровищницу знаний, откуда проистекает все благое. Извольте следовать за мной, я ознакомлю вас с тематикой наших исследований. Поскольку вы, джентльмены, — выходцы из неспокойного смешанного общества, лежащего за нашими мирными пределами, вы, безусловно, высоко оцените достижения разума, благодаря коим мы живем в счастливой и уютной стране. Ни раздоров, ни различий, — места хватает всем, и все — на своих местах. Этим путем мы с вами пройдем через Фазенды Физики и Хоромы Химии. Нас ждут Агора Агрономии, Музей Медицины, а чуть дальше — Архив Антропологии.

— Архив? — небрежно переспросил я. — Архивы я люблю.

— Тогда непременно побывай в здешних. Там ты найдешь подробное описание нашего многотрудного пути до переселения на эту планету. Ты узнаешь, как мы свершили обряд перехода и очищения, чтобы найти эту тихую гавань. Тут мы возмужали и обрели достаток и теперь любой желающий может зачерпнуть из источника нашей мудрости. Архивы открыты для всех!

Скучища, подумал я, и вдобавок — откровенная несообразность. Какие мы чистенькие, какие мы беленькие. Только крылышек да нимбов не хватает.

— Вдохновляет, — сказал я, когда мы добрались до конца экспозиции.

— О да!

— А там, дальше, что?

— Музей для студентов. Биологи изучают флору нашей планеты, геологи — сланцевые толщи.

— А археологи?

— Увы, очень немногое. Примитивные поделки давно усопших бедолаг первопоселенцев.

— Можно взглянуть?

— Отчего же нельзя? Вот, пожалуйста: палочки для добывания огня, грубая керамическая посуда. Топорик, несколько наконечников длястрел. Едва ли стоит их беречь, но мы беззаветно преданы своей миссии хранителей и архивариусов.

— И это все?

— Все.

Я глубоко вздохнул, извлек из внутреннего кармана фотографию и протянул Хеймскуру.

— Вы, наверное, уже в курсе, что вертухаи из Пентагона не останутся в долгу, если им помогут разыскать вот эту штуковину?

— В самом деле? Я бы не верил ни одному их обещанию. — Он взял снимок, поморгал, отдал. — Как это похоже на них! Вечно лгут, вечно мутят воду.

— Лгут?

— В данном случае — безусловно. Этот предмет был доставлен сюда. Я лично его осмотрел. Никакой научной ценности. Абсолютно никакой. Похоже, всего-навсего обломок старого космического корабля. Неинтересный, бесполезный хлам. Мы от него избавились.

— Избавились? — Не возьмусь описать усилия, которые я затратил, чтобы в голосе не прозвучало отчаяние.

— Списали. В Раю его больше нет. Все, что не предоставляет ценности для мужчин, должно исчезнуть. Да что тебе в этой безделице, Джим? Давай-ка выбросим ее из головы и поговорим о чем-нибудь действительно интересном. К примеру, о музыке. Скажи-ка, голубчик, ты сам пишешь тексты или?..

Глава 17

На обратном пути мы помалкивали, будто воды в рот набрав, и почти не замечали роскошеств, которые окружали нас на транспорте восторга. Лишь за закрытыми дверями апартаментов мы дали волю языкам. Одобрительно кивая, я выслушал весь флойдов запас проклятий и ненормативной лексики, — надо сказать, он оказался в высшей степени изобретательным по этой части и практически ни разу не повторился.

— Присоединяюсь, — сказал я, когда отсутствие воздуха в легких заставило его стихнуть. — Нам и правда здорово не повезло.

— Ага, — согласился Стинго, — а еще нам здорово соврали.

— То есть?

— То есть Хеймскур попытался продать нам старую лепеху верблюжьего кагала. Так называемая история науки в его изложении — по большей части пропаганда для солдатни. И раз уж мы это понимаем, то с какой стати должны верить истории насчет археологической находки? Ты запомнил его последние слова?

— Нет.

— И я — нет. Но кое-что, надеюсь, запомнилось. Или ты не заметил, как на экскурсии я постоянно чесал в затылке и ковырял в носу?

Флойд с самого утра соображал туговато; он уставился на Стинго, разинув рот. Я улыбнулся и сунул в ухо указательный палец.

— Эй, небесное око, ты меня слышишь?

— Нет, зато я слышу, — отозвался через мой ноготь капитан Тремэрн.

— Чудненько, но не это главное. Главное — слышали вы нашего экскурсовода?

— Все до последнего слова. Скучища. Но все равно я записал, как ты просил.

— Как просил Стинго — каждому по делам его. Не откажите в услуге, воспроизведите последние слова насчет штуковины.

— Пожалуйста.

В ногте пощелкало, попищало, а затем наш престарелый гид занудил:

— Списали. В Раю его больше нет. Все, что не представляет ценности для мужчин, должно исчезнуть…

Он повторил это пару раз, пока я переписывал.

— Готово. Спасибо.

— Вот. — Стинго щелкнул по бумаге ногтем. — Хитрый старый котофей. Решил с нами поиграть, сообразил, что неспроста мы разнюхиваем. Заметьте, он не сказал «уничтожили». Ни разу. Он сказал «списали». А значит, находка, возможно, еще существует. В Раю ее нет — следовательно, она где-нибудь в другом месте. Но особенно мне нравится обмолвка насчет того, что эта вещь не нужна мужчинам. — Он улыбнулся, точно игрок в покер, открывший пять тузов.

— Если мужчинам она ни к чему, то как насчет женщин?

— Женщин? — У меня отвисла челюсть, но я тотчас спохватился и с лязгом вернул ее на место. — А при чем тут женщины? Здесь же одни мужчины.

— Святые слова! А за стенкой-то кто? Готов поспорить: дамы! Либо они, либо в этом городе имеется высокоразвитая технология клонирования. В чем я очень сомневаюсь. Готов поставить на естественные контакты через стену.

Зажужжал челюстефон, и по мозговым извилинам разбежался голос Тремэрна:

— Я согласен со Стинго. И Мадонетта. Она уже идет вдоль стены к центру и доложит, как только что-нибудь выяснит.

Я сразу понял, что возражать бессмысленно.

— Годится. Вожаки местной шайки только и знают, что нам вешают лапшу на уши. Логично допустить, что они солгали и про находку. Ничего не остается, как подождать…

Я замолк. Вельди негромко постучал, затем отворил дверь.

— Благая весть! — заявил он, возбужденно сверкая глазами. — Железному Джону угодно встретиться со «Стальными Крысами» — и не где-нибудь, а в Веритории! Высочайшая почесть! Но сначала отряхните одежду от пыли и удалите с музыкальных челюстей суточную щетину — Флойда с его героической бородой это, естественно, не касается. О, если б вы знали, какое вас ждет удовольствие!

«Готов поспорить, без такого удовольствия мы бы прекрасно обошлись», — подумал я, но вслух ничего подобного не высказал. Царская милость есть царская милость, от нее не отвертишься. Я избавился от щетины с помощью быстродействующей депиляционной мази, расчесал волосы и постарался не кукситься, глядясь в зеркало. Из апартаментов я вышел последним, молча взобрался на транспорт восторга, и мы с тяжеловесным шиком покатили во дворец.

— Не возьму в толк, почему на этот раз все трое? — Стинго пригубил бокал охлажденного вина. — В прошлый раз, Джим, на фильм приглашали тебя одного.

— Понятия не имею.

Мне не очень нравился беспечный тон Стинго, захотелось сменить тему. Я попытался представить, как Мадонетта одна-одинешенька бредет по чужому городу, но мысли упрямо сворачивали на Железного Джона. Какой еще сюрприз он приготовил?

Наконец мы вступили в Вериторию, освещенную лучше прежнего, и я поразился — насколько же она просторней, чем показалось вчера! Кресла были расположены полукругами, в каждом сидел зритель — я еще не видал в Раю такого сборища старых пней. Куда ни глянь — лысины, седины, морщины и беззубые рты.

Сам Железный Джон вышел на сцену и обратился к нам с приветственной речью:

— Мы искренне рады видеть вас здесь. Эти кресла — для вас.

Он указал на передний ряд, удаленный от прочих и состоящий всего из трех, но лучших кресел.

— Музыкальные Крысы, вы наши почетные гости. Это особый случай, особый для юного Джеймса диГриза. Джим, ты здесь самый молодой. Скоро ты поймешь, что я имею в виду. А твои друзья, несомненно, получат удовольствие. Не только удовольствие, но и полезный урок, я надеюсь. Итак, начинаем…

Едва он вымолвил: «Начинаем», — погасли огни и тьма заполнила Вериторию. Во мраке зазвучали шаги, раздался смех. Загорелся свет, я увидел малыша лет восьми. Спотыкаясь, он семенил к нам с большой коробкой в обнимку. Он положил коробку, откинул крышку, достал и запустил волчок. Потом, вынув лоток с кубиками, начал строить башню. Когда она поднялась довольно высоко, мальчик полез в коробку за новой игрушкой. Выглядел он при этом уморительно серьезным и сосредоточенным. Он порылся в коробке обеими руками, потом огляделся, по-детски морща лобик.

— Не прячься, Мишутка.

Он заглянул за коробку с игрушками, снова покопался в ней и вдруг решительно повернулся и убежал в темноту, но шаги я слышал — они удалялись, затихали. Затем малыш вернулся с игрушкой — самым обыкновенным потрепанным плюшевым медвежонком. Усадил его возле коробки и взялся сооружать вторую башенку из кубиков.

Стало еще светлее, и я понял, что мы опять во дворе замка. И мальчик на сцене не одинок. В полумраке прорисовывался человеческий силуэт. Все резче и резче.

В железной клетке безмолвно сидел Железный Джон. Мальчик вскрикнул, пинком расшвырял кубики и тут же кинулся их собирать. Посмотрел на Железного Джона, отвел глаза. Видимо, он давно привык и к этой клетке, и к ее узнику.

Больше ничего особенного не происходило. Мальчик играл. Железный Джон пялился на него. Но в воздухе копилось электричество, дышалось все труднее. Я уже понимал, что должно произойти, и когда мальчик снова потянулся к коробке, невольно подался вперед. Как только малыш достал золотистый мячик, я понял, что сдерживаю дыхание, и с хрипом выпустил воздух из легких. Тут я был неоригинален — рядом в темноте прозвучали точно такие же звуки.

Мячик взлетал, падал и подпрыгивал. Мальчуган заливисто смеялся.

Вдруг он бросил мячик сильнее, чем хотел. Тот все катился, катился… За прутья клетки. К ногам Железного Джона.

— Мячик! — воскликнул малыш. — Мой! Отдавай!

— Нет, — сказал Железный Джон. — Сначала отопри клетку и выпусти меня. Тогда и получишь обратно золотистый мячик.

— Заперто, — возразил малыш. Железный Джон кивнул.

— Конечно. Но ты ведь знаешь, где ключ. Мальчик отрицательно покачал головой и попятился.

— Где ключ? — спросил мохнатый узник, но мальчик уже исчез. — Где ключ? Наверное, ты и в самом деле не знаешь, ведь ты еще ребенок. Но подрастешь и узнаешь, где спрятан ключ.

Невидимые зрители одобрительно зашептались. Я понял: очень важно найти ключ. Ключ…

Вот тут-то я и осознал, что Железный Джон смотрит на меня. Из фильма. Из голографической клетки. Он кивнул, встретив мой взгляд.

— Да, Джим. Я уверен, ты знаешь, где ключ. Ты уже не мальчик, ты сможешь его найти. Сейчас.

Противиться его зову было невозможно, я встал и двинулся к коробке с игрушками. Кубик, задетый моей ногой, с шумом покатился прочь.

— Ключ в коробке с игрушками. — Я понял, что ошибаюсь, еще до того как закончил фразу. Взглянул на Железного Джона, он отрицательно качнул голо вой.

— Нет, Джим, не в коробке.

Я опустил глаза. Я знал, где спрятан ключ. Снова посмотрел на Железного Джона, и он с серьезным видом кивнул.

— Да, Джим, теперь ты все понял. И сможешь наконец меня выпустить. Потому что знаешь: ключ в…

— В Мишутке, — сказал я.

— В Мишутке. Не в живом медвежонке, заметь. Плюшевые мишки — для детей, а ты уже не ребенок. Ключ — в Мишутке.

Смахивая ресницами слезы, я протянул руку, схватил игрушку, ощутив в ладони мягкую ткань. И вдруг тишину разорвал знакомый голос:

— Неправильно, Джим! Ты ошибаешься! Ключ не здесь. Наверное, он под подушкой у мамы.

Стинго вышел на сцену и встал рядом со мной. Последние слова он был вынужден прокричать — в зале поднялась настоящая буря.

— Мать не хочет потерять сына. Ключ от клетки железного человека она прячет под подушкой. Сыну придется выкрасть ключ…

Орущие старцы не дали ему договорить. Свет погас, кто-то набросился на меня, сбил с ног. Встать во весь рост не удалось — чья-то твердая нога наступила мне на руку. Я вскрикнул от боли, но возглас потонул в неимоверном гвалте. Снова кто-то врезался в меня, а затем все сгинуло в кромешном мраке.

— Джим, ты цел? Слышишь меня?

Надо мной маячило лицо Флойда, очень встревоженное. Цел ли я? Непонятно. Я лежал в кровати, должно быть, спал. Зачем он меня разбудил?

Тут в голове слегка прояснилось, я сел и схватил его за руки.

— Веритория! Погас свет, что-то произошло… Не могу вспомнить…

— Вряд ли я смогу тебе помочь, сам ничего не соображаю. Помню, кино нам показывали, вроде неплохое. Правда, я не особо вникал. А ты в нем сам участвовал, припоминаешь?

Я кивнул.

— Тебе как будто даже нравилось, хотя идею распотрошить плюшевого мишку ты принял без восторга. Тут на сцену вылез Стинго, и началась потеха. Или кончилась. С этого момента почти ничего не помню.

— А где Стинго?

— Я думал, ты знаешь. Последний раз я его видел на сцене. Я ведь тоже спал, только что проснулся. Оглядываюсь — Стинго нет, а ты лежишь, посапываешь. Ну, я тебя и встряхнул.

— Если его здесь нет…

Послышался робкий стук, через секунду дверь отворилась и в комнату заглянул Вельди.

— Доброе утро, джентльмены. Мне послышались голоса, и я осмелился предположить, что вы уже проснулись. Я принес послание от вашего друга…

— Стинго?! Ты его видел?

— Не только видел, но даже насладился дружеской беседой с ним, пока вы почивали. Прежде чем уйти, он надиктовал это сообщение и велел передать вам. Сказал, что вы поймете.

Вельди положил на стол миниатюрный диктофон и со словами: «Серая кнопка — воспроизведение, красная — стоп», — удалился.

— Сообщение? — удивился Флойд, поднимая диктофон и вертя его перед глазами.

— Чем таращиться на эту хреновину, проще кнопку нажать.

Мой тон заставил Флойда недоуменно покоситься, затем он опустил диктофон на стол и включил.

«Доброе утро, Джим и Флойд. Вы, ребята, не дураки поспать, и я решил не будить вас перед уходом. Мне начинает казаться, что этот городишко не для меня. Тянет на простор, никак не сидится на месте. Прогуляюсь, что ли, до стены, подышу свежим воздухом, осмотрюсь. Оставайтесь здесь, я дам о себе знать».

— Узнаю старого непоседу, — сказал Флойд. — Вот ведь субчик! Все с него как с гуся вода. Его голос, точно. И манера выражаться. Это он, Стинго.

Я посмотрел ему в глаза. Парень был мрачнее тучи — как, наверное, и я. Он отрицательно покачал головой. Я тоже.

«Послание» оставил не Стинго. Да, это был его голос. Подделка — несложная задача для опытных электронщиков. Стинго исчез. Что происходит?

Глава 18

— А ведь я действительно спал, — сказал я. — Как убитый.

— Я то же самое. Схожу-ка, пожалуй, за соком и стаканами.

— Отличная идея.

Я нацарапал записку, и когда Флойд вернулся, незаметно сунул ему. Флойд развернул ее, прикрыв кувшином, и прочел:

«„Жучки“. Что будем делать?»

Он кивнул и протянул мне полный стакан.

— Спасибо. — Я наблюдал, как он пишет на другой стороне листка.

Трудно сказать, стоят здесь оптические «жучки» или только аудио. Пока не выяснили наверняка, считаем, что стоят. Читая записку, я прикрывал ее ладонью.

«Стинго очень беспокоился. Перед уходом в кино оставил это тебе».

Я допил сок, поставил стакан, вопросительно поднял брови. Флойд быстро показал кулак. Затем встал и, проходя мимо, уронил мне что-то на колени. Выждав минуту, я налил себе еще соку, выпил и блаженно откинулся на спинку кресла, а руку положил на колени. Два маленьких мягких предмета. Знакомые на ощупь. Я почесал нос и посмотрел на них.

Носовые затычки-противогазы. Стинго что-то знал. Или догадывался. От него не укрылось, как сильно подействовали на меня сеансы в Веритории. Он заподозрил, что там потчуют не только духовной пищей, но и кое-чем вещественным.

Ну, конечно! В ретроспективе все всегда яснее ясного. Я же знаком, по меньшей мере, с дюжиной гипнотических газов. Они лишают человека критического восприятия, открывают его разум для внешнего воздействия. Так что чрезмерная эмоциональность тут совершенно ни при чем, благодарить надо добрую старую химию. Стинго первым обо всем догадался, но почему же он меня не предупредил? Мои несчастные мозги, одурманенные на прошлом сеансе, ему бы просто-напросто не поверили. Оставалось только одно — сунуть в нос затычки и отправиться в Вериторию.

И когда Стинго увидел, как меня с головой затягивает в ритуал, он вмешался. Спас меня, может быть, ценой собственной жизни. Я услышал скрежет зубовный — моих зубов — и с превеликим трудом взял себя в руки.

Стинго говорил о матери и ключе под ее подушкой. Говорил перед людьми, которые отрицают само существование женщин! С точки зрения райцев, чудовищное преступление.

И тут я по-настоящему испугался. Вдруг они решили убить Стинго? Или уже убили? Они на все способны, в этом теперь сомнений нет.

Как быть? Пожалуй, самое время связаться с крейсером, с группой прикрытия. Позвать Тремэрна на выручку. Для этого надо выбраться на открытое место, туда, где нет «жучков». Стинго надо спасать. Мы с Флойдом непонятно почему еще на свободе, Мадонетта тоже в любой момент может попасть в беду. Да и вообще операция — на грани провала.

Стоило подумать о плохом, как еще одна неприятность поспешила напомнить о себе. Компьютер нарисовал в высшей степени нежелательную девятку. Девять суток до моего персонального провала. Впервые услыхав о яде с тридцатидневной отсрочкой, я не особо расстроился. Месяц — огромный срок. Так мне казалось тогда.

Девять дней — гораздо меньше, чем тридцать. И с неожиданным исчезновением Стинго проблем не убавилось. Совсем наоборот.

— Пробежаться хочу, — крикнул я Флойду, вскакивая под энергичным напором страха. — А то мозги в ступоре, надо же было столько продрыхнуть!

Не дожидаясь отклика, я раздвинул створки двери и выбежал из гостиницы. На сей раз мой маршрут отличался от обычного — сначала я трусил в противоположную сторону, затем — куда глаза глядят. А они в конце концов углядели фруктовые сады — аккуратные ряды деревьев, густо усеянных полпеттонами. Туда-то я и свернул, уповая, что райцы не догадались посадить «жучков» на ветки.

Но все же это не исключалось. Я свернул на вспаханное поле и побежал по борозде. Вряд ли в округе найдется более безопасное место. Я дважды клацнул зубами.

— Алло, Тремэрн, как слышите?

— Отлично, Джим. Ждем не дождемся от тебя донесения. Рассказывай, мы записываем.

Я потрусил немного на месте, затем нагнулся завязать ботинок, а заканчивал подробный отчет, сидя на земле. Я здорово устал; из организма еще не до конца испарилась вредная химия.

— Так-то вот, — сказал я. — Стинго исчез. Может, уже мертв…

— На сей счет могу тебя слегка успокоить. Несколько часов назад мы его слышали, правда, связь неожиданно прервалась. Должно быть, он где-то в городе, за толстыми стенами, непроницаемыми для радиосигнала. Возможно, его переводили из корпуса в корпус, и на открытом месте он едва успел подать голос.

— Что он сказал?

— Мы записали буквально клочок передачи. Начало и конец невозможно разобрать из-за статики. Но это Стинго, мы уверены. Вот, слушай: «…Все мало! Когда я до тебя дотянусь, ты…» Следующее слово понять очень трудно, но у меня есть полдюжины вариантов.

— Как нам, по-вашему, поступить? Идти на прорыв?

— Нет. Действуйте по обстановке. Вам помогут.

— Помогут? Кто, когда, как? Алло, Тремэрн? Отвечайте!

Ответа не последовало. Я встал и отряхнул шорты. М-да, загадка. Тремэрн что-то задумал, но предпочитает не раскрывать карты. Может быть, знает то, чего не знаю я?

Я неторопливо побежал назад, затем перешел на спортивную ходьбу. Поднимаясь на крыльцо, я уже еле ноги волочил — еще минута, и опустился бы на все четыре. Когда я ввалился в комнату и с хриплым стоном растянулся на кровати, Флойд озадаченно посмотрел на меня.

— Ну и видок! Как будто тебя замесили, раскатали и свернули.

— А самочувствие еще гаже. Воды, быстро. И побольше.

Я глотал воду, пока не поперхнулся. Чуть передохнул, попил еще и дрожащей рукой протянул Флойду стакан.

— Добегался. Будь другом, подай мой рюкзак. Подкреплюсь витаминами.

Когда он принес рюкзак, я вылущил из упаковки две старт-капсулы. Одну проглотил сам, другую предложил ему. Флойд соображал уже заметно быстрее, он не задал ни одного вопроса.

Мы отлично подгадали — едва смертельная усталость отхлынула под натиском свежих сил и возвратилось хорошее самочувствие, в комнату ворвался Вельди.

— Встать! — заорал он. Я не шелохнулся.

— Вельди, — протянул я, — старый преданный слуга, я тебя не узнаю. Где робкий стук? Где подобострастие в голосе?

— Есть сведения, что вы, «Стальные Крысы» — самые обыкновенные крысы. Смутьяны! На выход!

Раздалось топанье марширующей стражи, и появился сержант Льотур с отделением солдат, вооруженных жуткими копьями с зазубренными блестящими наконечниками.

— Вы пойдете со мной, — объявил сержант далеко не радостным тоном.

— Как? — спросил я, медленно поднимаясь на ноги. — Льотур, ты уже не фанат?

— У меня приказ.

«Который тебе наверняка не по вкусу», — подумал я. И который все равно будет выполнен, поскольку независимость мышления спокон веку не в чести у военных. Флойд вышел вслед за мной на улицу, отделение построилось: четверо перед нами, четверо — позади.

Льотур придирчиво осмотрел строй, кивнул, встал во главе и поднял копье.

— Вперед! Burtu!

Мы двинулись легкой рысью, на перекрестке свернули, на прямую дорогу к хоромам из красного кирпича — обиталищу Железного Джона. Этот путь я помнил еще с первого визита. Когда мы вбежали в туннель, что проходил под зданиями, один из стражников похлопал меня сзади по плечу.

— Подсоби мне, слышь? — хрипло попросил он. Затем качнулся вбок и двинул соседа кулаком в живот. Тот сложился пополам и рухнул без звука.

Разъяснений не потребовалось. Как только парень начал, я стал поворачиваться; не прерывая этого движения, приложил ладони к шеям двух охранников. И огорченно поморщился, когда они наставили на меня копья.

— Флойд! — прохрипел я, вкладывая все силы в удушающие захваты, чтобы вырубить шутников, пока они меня не загарпунили. Один рухнул, зато второй — обладатель более крепкой шеи — ткнул копьем. Мне в живот…

Нет, не совсем. Конвоир, просивший о помощи, влепил ему ребром ладони под ухо. В следующее мгновение мы развернулись, чтобы броситься на выручку к Флойду. И застыли на месте.

Остальные четверо солдат лежали на земле безмолвной грудой. Флойд одной рукой держал Льотура, а другой прижимал к его подбородку наконечник копья.

— Хочешь потолковать с этим парнем? — спросил меня Флойд. — Или пускай отдохнет?

— Я ничего не знаю…

— Он ничего не знает. Роняй. — Прежде чем я договорил, бесчувственное тело Льотура увенчало пирамиду спящих конвоиров.

— Как насчет этого? — Флойд указал согнутыми пальцами на оставшегося стражника.

— Погоди! Это он все начал. Должно быть, неспроста.

— Неспроста, — прохрипел солдат. — Я хочу вам кое-что открыть. Вы спокойно выслушаете и не будете смеяться. Понятно?

— Нам не до смеха, — заверил я. — Спасибо, парень, ты нам помог. Так что ты хочешь сказать?

— Повторяю: никаких смешков! Я не парень, а девушка! Кажется, я вижу ухмылки?

— Ошибаешься! — воскликнул я, кляня себя за неосторожность — все-таки на моей физиономии промелькнуло веселье. — Ты нас освободила. Мы перед тобой в неоплатном долгу. И не смеемся. Выкладывай, в чем дело.

— Хорошо. Но сначала давайте уберем с дороги этих так называемых солдат. И пойдем дальше. У меня приказ доставить вас к Железному Джону. И я его выполню. Ваш друг в беде, не совершайте опрометчивых поступков. Вперед!

Мы подчинились. Мало что поняли, однако побегали. Флойд хотел что-то сказать, но я поднял руку.

— Дискуссии потом. Вот убедимся, что Стинго жив-здоров, тогда и потребуем объяснений. Скажи-ка, Флойд, неужели я своими глазами видел, как ты в одиночку вырубил пятерых, пока я возился с жалкими двумя?

— Ничего ты не видел. Все закончилось еще до того, как ты обернулся.

Рядом со мной бежал все тот же старина Флойд — но откуда эта твердость в голосе? Что ни говори, а денек выдался щедрым на сюрпризы. И Флойд был прав: в деле я его не видел. Только результаты.

В поле зрения возник кирпичный дворец. Видимо, далеко не всем солдатам сообщили, что мы больше не кумиры. Стражники у входа подпрыгнули на месте, чтобы привлечь наше внимание, и отдали честь.

— Стой! — скомандовал наш благоприобретенный друг (или правильнее сказать — подруга?), и мы остановились перед часовыми у дверей. — Приказано доставить этих людей к Железному Джону. Разрешите войти?

— Войдите, — позволил дежурный офицер. Дверные створки раздвинулись и сдвинулись, пропустив нас.

Кроме Железного Джона мы увидели в большом зале только одного человека. Стинго.

Весь в кровоточащих ссадинах, он лежал у стены; глаз заплыл огромным синяком. Бедняга попытался заговорить, но лишь прохрипел что-то невразумительное.

— Наконец-то все в сборе, — сказал Железный Джон. — Солдат, стереги выход. Никого не впускай и не выпускай. Пора разобраться с этими любителями совать нос в чужие дела. Раньше я хотел уладить это втихую, но теперь передумал. Слишком долго я внимал советникам. Хватит секретничать, да свершится правосудие. И оно свершится — здесь и сейчас. Сначала прикончу старого черта — мне обрыдло его сквернословие. А вы на это полюбуетесь. Потом разделаюсь и с вами.

Рыжее чудовище начало поворачиваться к Стинго. Могучие волосатые ручищи поднялись, чтобы убить.

Глава 19

— Дай копье! — крикнул я девушке, оставшейся у дверей. Она отрицательно мотнула головой и заявила:

— У меня приказ.

Ясно. Уговоры бесполезны.

Железный Джон уже развернулся и приближался к Стинго. Я бросился наперехват, прыгнул и всю свою силу, всю свою тяжесть перелил в смертельный удар пяткой.

И отскочил, точно мячик, налетевший на биту. Железный Джон оказался столь же проворен, сколь и огромен. Пока я летел, он успел повернуться и взмахнуть лапищей. Отбросил меня в сторону, распластал на полу. И произнес — гулко и зловеще, как далекий вулкан:

— Торопишься, мальчишка? Хочешь, чтобы дружки полюбовались твоей смертью? Пожалуй, это и впрямь забавно — ведь ты вожак. — Он медленно двинулся на меня, и я поймал себя на том, что дрожу от страха. Страх? Да, самый настоящий. Потому что передо мной — не человек. Супермен. Железный Джон, ожившая легенда. И я совершенно беспомощен перед ним.

Нет! Он — всего лишь здоровенный мужик. Я кое-как встал и, припадая на ушибленную ногу, двинулся к Джону. Он был гораздо больше меня — выше, шире в плечах. И сильнее. Ручищи со скрюченными пальцами тянулись ко мне. Я нанес обманный удар с прицелом в челюсть, а когда он дернулся, чтобы поставить блок, воспользовался инерцией разворота и хорошенько двинул ему по колену.

Пинок удался, тем более что Железяка даже не попробовал увернуться. Я отшиб себе вторую ногу. А его нога, его коленная чашечка, выглядела невредимой.

— Я Железный Джон! — заорал он. — Железный! Железный!

Я подался назад, но бежать было некуда. Я ввинтил кулак ему в бицепс… Как об камень! Затем он саданул мне кулачищем по ребрам, и я заскользил по полу.

Потом я хватил ртом воздух и дернулся от острой боли. Что-то сломано. Вставай, Джим! Вставай!

Я поднялся на колени. Он шел ко мне.

Я заморгал от изумления — две руки обхватили сзади икры Железного Джона и заставили его пошатнуться. Он вырвал одну ногу, лягнул. Пока мы дрались, Стинго подполз сзади и попытался его повалить. Теперь Стинго съезжал по стене. Чтобы повалиться на бок и больше не шевелиться.

Но я видел все лишь краем глаза, поскольку в тот миг, когда Железный Джон отвлекся, я прыгнул. Обвил рукой его шею, другой перехватил собственное запястье. Надавил предплечьем, чтобы проломить гортань, перекрыть путь воздуху и крови. Зарываясь лицом в пышный рыжий мех, я выжимал из себя последние капли сил.

Безуспешно. Его шейные сухожилия затвердели, как прутья железной решетки, и приняли нажим на себя. Он медленно поднял руку, утопил пальцы в моих мышцах…

…и швырнул меня чуть ли не через весь зал. Прямо на стену, по которой я и сполз.

Я услышал мучительные стоны и кое-как сообразил, что исторгает их мое горло. Стражница у дверей посмотрела на меня и отвела взгляд. Стинго после того страшного удара не подавал признаков жизни. Я не мог подняться на ноги — только ползти.

Но, по крайней мере, Железный Джон ощутил мой захват — он потирал шею. Недобрая улыбка исчезла, теперь на его губах пузырилась слюна. «Еще один удар — и тебе конец», — говорили его глаза…

— Эй, Железный Джон, ты забыл кое о ком. Обо мне.

Это произнес Флойд. Худенький, бородатый, равнодушный. Все это время он помалкивал в сторонке, наблюдая, как нас со Стинго лупили. И только теперь зашевелился.

Спокойно двинулся вперед. Руки — перед корпусом, пальцы расслаблены и полусогнуты. Железный Джон пришел в неистовство. Он прыгнул и нанес удар.

И промазал — потому что Флойда перед ним уже не было. Он ушел в сторону и так двинул рыжему верзиле ногой по ребрам, что тот зашатался и едва не упал.

— Иди сюда. — Флойд говорил так тихо, что едва удавалось разбирать слова. — Иди и подохни.

В движениях великана появилась осторожность — он на своей шкуре испытал ловкость нового противника. И все-таки рыжий выглядел грозно. Сама стихия, неуязвимая и неудержимая.

Два молниеносных выпада, два хлопка — и Железный Джон покачнулся. Флойд снова увернулся и теперь медленно кружил вокруг него. Внезапный удар ногой, кулаком — и прыжок назад.

Железный Джон, похоже, забеспокоился не на шутку. Он стал бдителен и внезапен, он хватал и бил, но всякий раз промахивался. Флойд оказывался то впереди, то сзади, то сбоку. Изматывал его.

Так они кружили несколько минут. Флойд казался неутомимым, все его удары попадали точно в цель, а сам он уходил безнаказанным. А рыжий великан двигался все тяжелее, ручищи постепенно опускались — бесчисленные тумаки выбивали из него силу. Видимо, до него дошло, в чью пользу неизбежно закончится поединок, если не переменить тактику. Он все еще был опасен. Джон будто ненароком приблизился ко мне.

Так вот что он задумал! В последнее мгновение я сообразил, но успел лишь подтянуть ногу к животу. Железный Джон повернулся кругом, кинулся на меня…

… и получил ступней по физиономии. Он рухнул, но тут же схватил меня за лодыжки, подтащил к себе, занес кулак…

Но тут вмешался Флойд. На этот раз никакой техники — сила в чистом виде. Серия ударов а ля копер по почкам и позвоночнику. Железный Джон от боли разинул рот, ему пришлось выпустить меня, чтобы оторваться от мучителя.

Не тут-то было! На его голову обрушился град ударов. Он не мог встать, как ни брыкался. Я слышал частые хлопки — казалось, рядом работает паровой молот. Потом наступила тишина.

Все с тем же безучастным выражением на лице Флойд встал поустойчивее и нанес ужасающей силы свинг в висок рыжего гиганта. Тот рухнул и больше не поднимался.

— Мертв? — прохрипел я. Флойд опустился на колени, дотронулся до горла Железного Джона.

— Не похоже. Живучий, стервец, но теперь будет знать, что такое настоящая драка. — Он изобразил мимолетную улыбку и опять стал само хладнокровие. — Ты цел? Если можешь потерпеть, я осмотрю Стинго.

— Со мной порядок. Разбит вдребезги, но ничего, жить буду. — Я кое-как поднялся на ноги.

— Пульс в норме. — Флойд уже стоял на коленях возле нашего друга. — Ему здорово досталось, но кости вроде целы. Ничего, выкарабкается. Могло быть хуже.

От облегчения я еще больше ослаб и промямлил, едва соображая:

— Могло быть хуже, значит. Ага. Однако могло быть и лучше, если б ты не стоял столбом.

Он поджал губы, и я сразу пожалел о своих словах. Но поздно.

— Прости. Честное слово, так было надо. Я ведь не представлял, на что он способен, вот и пришлось посмотреть. Джим, я знал, что в драке ты не новичок и, по крайней мере, сможешь его задержать. Но я не знал, какая у него реакция, а тут надо действовать наверняка. Когда я понял, что его можно только измотать, то вмешался, ни одной секунды больше не ждал. Прости.

— Докладываю, — произнесла девушка-стражник, — Рыжий-Один в отключке.

Я поплелся к ней, протянул дрожащие руки к ее горлу. Она опустила рацию величиной с монету.

— Ты кому докладываешь? На чьей ты стороне? Что тут происходит, черт возьми? Отвечай или умрешь!

Стражница наставила на меня копье и не тронулась с места.

— Сейчас ты все узнаешь. — Наконечник копья дернулся — она давала понять, что мне следует оглянуться. Подвох? Наплевать. Я повернулся и взглянул на огромный трон Железного Джона.

Он медленно поворачивался вокруг невидимой оси. Инстинктивно приняв боевые стойки, мы с Флойдом не сводили с него глаз. Трон замер; в стене за ним показалось черное отверстие. В темноте кто-то шевелился. В комнату вошли…

Женщины.

Две. Одна из них — Мадонетта.

— Мальчики, привет. — Она улыбнулась и помахала рукой. — Познакомьтесь с моей подружкой Матой.

Ее спутница была с меня ростом, темное платье с золотым шитьем подчеркивало царственность осанки. Выражение лица говорило о скромном и миролюбивом нраве, и только морщинки у глаз и легкая седина в прическе выдавали ее «бальзаковский» возраст.

— Добро пожаловать на нашу половину Рая. — Она протянула руку и быстро, крепко пожала мою. Я открыл рот, но так и не придумал остроумного приветствия.

— У вас много вопросов, я знаю, — поспешила она заполнить брешь в разговоре. — Вы все поймете, но лучше подождать со светской беседой, пока не выберемся отсюда. Секундочку.

Достав из ридикюля, что висел у нее на поясе, солидный шприц, Мата сняла колпачок, наклонилась, раздвинула пальцами мех на ноге Железного Джона и ловко сделала укол.

— Крепче будет спать, — пояснила она. — Бетель, иди первой, пожалуйста.

Стражница быстро отсалютовала копьем и твердым шагом прошла мимо трона к подземному ходу. Мадонетта дотронулась до щеки Стинго, затем жестом подозвала Флойда.

— Помоги его нести. Джиму на сегодня хватит, хорошо, если доберется самостоятельно.

Мужская гордость во мне возмутилась, но они не стали дожидаться, пока подтащусь, подняли Джима и последовали за Бетель.

В подземелье царил кромешный мрак — до тех пор пока Мата, замыкая шествие, не поставила трон на место. Загорелся слабый свет. Сойдет, лишь бы видеть дорогу. Тем более что она оказалась короткой. Мы вошли в просторный зал со стенами из красного кирпича — точную копию того, откуда только что выбрались. Точную, однако, лишь в архитектурном отношении. Вместо щитов и мечей на стенах висели приятные глазу украшения, по большей части гобелены с солнечными лучиками, цветочными полянками и прочей буколикой. В отличие от окон Железного Джона, здесь на витражах были изображены горы и долины, леса и деревни. И вообще, все было гораздо симпатичнее.

В том числе и перешептыванье женщин. Они заботливо уложили Стинго на кушетку, и над ним захлопотала незнакомка в белом. Я рухнул в кресло и некоторое время внимал бабьему сюсюканью, а затем под сводами зазвучал мой голос — гораздо громче и нервозней, чем мне бы хотелось.

— Черт побери! Кто-нибудь объяснит наконец, что происходит?

На меня не обратили внимания, и это само по себе было достаточно красноречиво. Впрочем, улыбчивая девушка поднесла мне бокал охлажденного вина. Как и остальным. Мадонетта села рядом с Матой, они пошушукались, склонив головы друг к дружке, а затем наша солистка начала:

— Самое главное: все мы теперь в безопасности. Находка тоже здесь и под надежной охраной. Кроме того…

— Извини, что перебиваю, — вмешался я. — Дело первостепенной важности. — Я дважды клацнул зубами. — Тремэрн, вы все слышали?

Челюсть отозвалась:

— Слышал и…

— Капитан, будем соблюдать приоритет. — Говорил я тихо, обращаясь только к Тремэрну. — Задание выполнено. Археологическая находка обнаружена. Извольте подать противоядие. Девять дней — не срок. Вы все поняли?

— Конечно, конечно. Но… возникло одно затруднение…

— Что?! — Я уловил в собственном голосе нотку страха. — Какое еще затруднение?

— Как только Мадонетта сообщила о находке, я заказал противоядие. Я вовсе не хочу идти за твоим гробом, Джим. Однако при пересылке что-то случилось…

Мой лоб внезапно покрылся крупными каплями пота, а пятки забарабанили по полу.

— Такое бывает. Я заказал вторую дозу, она уже в пути.

Я злобно выругался под нос и поймал на себе не один встревоженный взгляд. Изобразив улыбку паралитика, я прорычал Тремэрну:

— Противоядие. Сейчас же. Никаких оправданий. Ясно?

— Ясно.

— Чудненько. — Я произнес громче: — Очень рад, что артефакт нашелся. И все-таки извольте растолковать, что случилось.

— Неужели еще не ясно? — Похоже, Мадонетту покоробил мой дерзкий тон. — Эти замечательные дамы спасли твои окорока, и ты должен сказать им спасибо.

Мне это ничего не объяснило.

— Если мне не изменяет память, — капризно возразил я, — вовсе не дамы, а господа причесали рыжего ротвейлера. Не без ущерба для собственного здоровья, вынужден заметить. Дамы только подглядывали в замочную скважину и даже пальцем не пошевелили, чтобы нам помочь. Или я ошибаюсь?

Мадонетта ответила не слишком вежливо, я зарычал на всю дамскую компанию, и со всех сторон посыпались гневные отповеди. Но Мата разрядила обстановку.

— Дети мои, довольно с нас горя и боли, не стоит провоцировать мужчин на новые злодеяния. — Она повернулась ко мне. — Позвольте, Джеймс, я все объясню. Стражница Бетель — одна из наших агентов. Благодаря ей мы узнаем обо всех мужских происках. По моему приказу она помогла вам избавиться от конвоя, но дальше этого не пошла, опасаясь выдать себя Железному Джону. За стеной не подозревают, что мы за ними наблюдаем, и я хочу, чтобы так было и впредь. Она сделала что могла, и вы должны быть ей благодарны.

Я и был благодарен, и не мешало бы сказать об этом вслух, но я предпочитал по-прежнему выглядеть злобным тупицей и разразился невнятным ворчанием и рычанием, а Мата улыбалась и кивала, будто слушала нечто важное.

— Джим, посмотрите, как хорошо все закончилось. Вы спасены, друзья тоже в безопасности, и находка, которую вы искали, совсем рядом и хорошо охраняется.

Я внимал вполуха. Пропаганда для солдатни. Все бы выглядело распрекрасно, если б не каверзы неких сил, вовсе не желающих мне счастливой и долгой жизни. В наше время почта работает безукоризненно. Случайности исключены. Во всяком случае, непредвиденные.

Кто-то из высокопоставленных бюрократов манипулирует мною, при этом не питая ко мне теплых чувств. Возможно, этот «кто-то» всегда меня недолюбливал и с самого начала не собирался давать противоядие. И то сказать, с мертвой Стальной Крысой хлопот гораздо меньше, чем с живой и здоровой.

Девять дней. Всего-то девять дней, чтобы во всем разобраться.

Под вибрацию мыслей в утомленном мозгу я машинально коснулся компьютера. Перед глазами вспыхнула цифра. Я и впрямь проспал дольше, чем казалось.

Восемь дней.

Глава 20

Я любовался мирной женской возней, и вдруг накатила усталость. В боку вспыхнула боль — похоже, сломано ребро-другое. Я потягивал вино, однако толку от этого было маловато. Сейчас бы одну-две старт-капсулы, они бы мигом вернули меня к жизни, на худой конец к ее смутному подобию. В рюкзаке…

— Рюкзаки! — хрипло воскликнул я. — Там все наше снаряжение! Оно досталось этим брутальным недорослям!

— Не все, — успокаивающе произнесла Мата. — Как только вы сбежали, мы позаботились о том, чтобы Вельди, ваш коридорный, уснул. Теперь оба рюкзака здесь, но в резиденции не нашлось вещей твоего друга Стинго. Надо полагать, их прибрал к рукам Железный Джон или кто-нибудь из его присных.

— Худо дело, — простонал я. — В том рюкзаке есть кое-что, чего ему вовсе не следовало бы видеть…

— Можно мне сказать? — обратился ко мне Тремэрн через челюстефон. — Я молчал, ожидая, пока все утрясется. Рюкзак Стинго вне опасности.

— Он у вас?

— Пожалуй, следовало сказать: не опасен. Во всех ваших рюкзаках — контейнеры с гнилизатором. По шифрованному радиосигналу контейнеры откупориваются, гнилизатор вытекает и в один миг разлагает содержимое рюкзака на молекулы.

— Отрадно слышать. Иные тайны слишком долго хранятся за семью печатями, не правда ли?

Челюсть не ответила. Я протянул стакан за новой порцией вина.

— А сейчас — несколько простеньких ответов на столь же простенькие вопросы, если, конечно, вы не против.

Усталость выпарила из меня гнев, притупила страх неминуемой смерти.

Мата кивнула.

— Прекрасно. Небольшой экскурс в историю. Как получилось, что мальчики отошли направо, а девочки — налево?

— Согласие сторон, — ответила Мата. — Много лет назад наших праматерей насильственно переселили на эту планету. Бесчеловечное отторжение от общества подействовало на них отрезвляюще, и они позаботились о том, чтобы здешнее общество не унаследовало отрицательные черты больших цивилизаций. У нас превалируют мир, здравомыслие и логика. Вот так мы и стали теми, кого ты видишь перед собой.

— Женщины, — сказал я. — Страна амазонок.

— Верно. Нам долго пришлось бороться за выживание. Фундаменталисты старались нас поработить, соседи за стенкой — вообще уничтожить. Нас считают «низшей расой», угрозой их существованию. Высадившись на этой планете, праматери обнаружили, что психопаты-жлобисты уже неплохо обустроились. Думаешь, легко было добиться, чтобы они оставили нас в покое? Сколько времени на это ушло, сколько сил! Не желая больше их растрачивать, матери-основательницы сумели убедить правящую клику мужчин, что они только выиграют, если найдут своей энергии более мирное применение. Они пошли на сделку с мужскими вожаками, помогли им прочно обосноваться на вершине социальной пирамиды, зато все нижние слои подчинили себе.

— Какой ужас! — сказала Мадонетта. — Превратить всех мужчин в рабов!

— Никогда не называй их рабами. «Добровольные помощники» звучит намного лучше. Мы доказали мужским вожакам, в частности этому гадкому типу по прозвищу Железный Джон, что править с помощью мозгов гораздо удобнее, чем с помощью мускулов. А если мозги и мускулы помогают друг другу, то они вообще способны творить чудеса. Их сила, наш ум и научные познания… Вот так и развивались наши культуры — порознь, но в плодотворном сотрудничестве. Вначале было много конфликтов, даже обоюдной ненависти, но мы положили этому конец, когда договорились, что только мужские власти будут знать о нашем существовании. Надо сказать, эту идею они приняли с восторгом.

— Тогда-то вы и построили два Рая? И стену?

— Верно. Лайокукая богата красной глиной и ископаемым топливом, поэтому мужчины страстно увлеклись обжигом кирпичей. Разумеется, после того как мы обучили их этому ремеслу. Они даже состязания устраивали — кто больше вылепит, обожжет или перетащит. Чемпион получал прозвище Кирпичное Рыло и огромную популярность. В конце концов за горами кирпичей уже нельзя было увидеть лес. Тогда мы быстренько извлекли из банков данных описание разных способов кладки и подбросили мужчинам новое развлечение.

Она пригубила вино и обвела вокруг себя рукой.

— Вот результаты. Согласитесь, они впечатляют. Пока наши физики сортировали мужчин по этому признаку, культурологи проанализировали убогие жлобские теории, которые довели соседей до такой жизни. В их пантеоне среди прочих гнусных идолов фигурировал Железный Ганс. Мы его упростили и чуть переименовали. Затем с помощью генной инженерии усовершенствовали организм лидера — в этом новом обличье вы его и встретили. Он даже был благодарен… очень давно.

— Как давно?

— Века назад. Помимо всего прочего, он приобрел долголетие на клеточном уровне.

Я начал улавливать.

— И я готов поспорить, что вы об этом узнали не от бабушкиили прабабушки… Вы, да и остальные дамы, прошли сходную процедуру.

Она кивнула с улыбкой.

— Вы весьма проницательны, Джеймс. Да, на обеих половинах Рая верхушка подверглась усовершенствованию в целях консервации института власти…

— И оной консервации также способствует неведение мужчин и женщин друг о друге?

Мата восхищенно покачала головой.

— Вы и впрямь очень умны! Как бы мне хотелось, чтобы за стенкой правили вы, а не этот волосатый придурок.

— Спасибо, но у меня уже есть работа. Итак, мужчины за стеной не знают, что здесь живете вы, женщины. А ваши подданные, наверное, тоже не…

— Ну, что вы! Им известно о мужчинах, но это ничего не меняет. У нас стабильное, процветающее общество. Полноценная интеллектуальная жизнь — для всех, материнство — для желающих…

— А религия? А дамский эквивалент Железного Джона?

Она расхохоталась от души, женщины, которые прислушивались к нашей беседе, — тоже. Даже Мадонетта заулыбалась. И отвернулась, встретив мой пылающий взгляд.

— Давайте, давайте, — проворчал я, — веселитесь. А когда успокоитесь, сделайте милость, объясните, что тут смешного.

— Извините, Джеймс, — сказала Мата, и смех утих. — Это и в самом деле невежливо. Ответ прост: женщинам не нужны мифы, чтобы объяснить их сущность. Все легенды о Железном Гансе, Железном Джоне, Барбароссе, Мерлине и тому подобных героях-спасителях — сугубо мужские. Конечно, это всего лишь мое наблюдение, вы не обязаны соглашаться, но разве вы сами не видите, что мужчины драчливы, злы, ненадежны и небезопасны? Потому-то и нужны им мифы — для оправдания такой натуры.

Пожалуй, я мог бы долго с ней спорить… Ну, не то чтобы очень уж долго, но мог. Конечно, рациональное зерно в ее словах присутствует, но гораздо больше — свободного полета фантазии. И я решил погодить. Вот разузнаю об этом мирке побольше, тогда и поговорим.

Я поднял палец.

— А теперь скажите, все ли я правильно понял. Вы, дамы, уютно устроились по эту сторону стены. Помогаете мужчинам, погрязшим в невежестве на той стороне. А еще держите их в узде. Так?

— Так. В основном. Помимо всего прочего.

— Можно спросить, чем они за это расплачиваются?

— Сказать по правде, сущей ерундой. Свежим мясом от кочевников. Ведь фундаменталисты не только не желают торговать напрямую — они якобы не верят в само наше существование, хотя на самом деле все знают и мечтают сжить нас со свету. Еще мужчины время от времени пополняют криогенный банк спермы… Ну, и оказывают кое-какие услуги. Мы с ними нянчимся в основном по привычке, а еще — ради собственной безопасности, конечно. Если мужчина не догадывается, что мы живем по соседству, он и неприятностей не доставляет. Когда досаждают кочевники, мы науськиваем на них соседей — ведь их хлебом не корми, дай подраться. В целом — взаимовыгодное сотрудничество.

— Что ж, похоже на то. — Я допил вино и наконец ощутил воздействие алкоголя. Все лучше, чем боль от ссадин и ушибов. Надо бы ребра проверить — целы ли? Впрочем, успеется. Сейчас гораздо интереснее драматический конфликт культур, разворачивающийся передо мной.

— Если не возражаете, еще один-два вопросика, а потом мы отдадимся в руки врачей. Сначала самое главное. Вы упомянули банки спермы. Выходит, вы знакомы с такими понятиями, как беременность и материнство?

— Конечно! Мы никогда не ставили целью лишить женщин ни гормональных, ни психологических, ни физических прав. Кто желает стать матерью, становится ею. Без всяких проблем.

— Несомненно. И, насколько я могу предположить, все они счастливы в окружении прелестных дочерей…

Впервые на моих глазах с лица Маты сошло выражение безмятежного покоя. Она отвела взгляд, взяла бокал, налила вина.

— Наверное, вы устали, — произнесла она наконец. — Давайте поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

— Мата! — вмешалась Мадонетта. — Кажется, ты уходишь от разговора. Не следует этого делать. Ты мне так понравилась, и твой народ… Неужели я в вас ошиблась?

— Нет, что ты! — Мата взяла Мадонетту за руки. — Просто мы очень давно не обсуждали эти проблемы… Когда-то мы нашли выход — он показался идеальным. С тех пор кое-кто стал думать иначе, но ничего не меняется…

Мата умолкла и осушила бокал. Она здорово расстроилась. Мне стало неловко — наверное, зря я так нахраписто… Я зевнул и равнодушно произнес:

— А ведь и верно. Пора отдохнуть и подлечиться.

Мата хмуро покачала головой.

— Нет. Мадонетта права: нельзя закрывать глаза на острейшую проблему. Сейчас около половины плодов — мальчики. Пол будущего ребенка определяется в первые же недели беременности…

Она увидела тревогу на лице Мадонетты и снова отрицательно покачала головой.

— Пожалуйста, не спеши думать плохое, дослушай до конца. Все здоровые женщины благополучно разрешаются от бремени. Мальчики доращиваются в колбовых банках до девятимесячного возраста…

— Колбовые банки? Это что, упражнение в тавтологии?

— Возможно, Джеймс, этот термин вам кажется смешным. Для нас же он означает сверхсовременные искусственные утробы. Должна заметить, в техническом отношении они безупречны. Начисто исключены самопроизвольные выкидыши, неопасны случайные факторы вроде неправильного питания и тому подобного. И через девять месяцев здоровые младенцы мужского пола…

— Вытряхиваются?

— Нет, рождаются. Как только они расстаются с пуповиной, за дело берутся специально обученные мужчины-няньки. Они воспитывают мальчиков и помогают им освоиться в обществе.

— Очень интересно, — признал я, не кривя душой. Следовало воздержаться от нового вопроса, но любопытство взыграло не на шутку и не желало меня слушаться. — Но интереснее всего, какие у мужчин мысли насчет того, откуда берутся дети?

— Почему бы тебе не спросить у них? — холодно осведомилась Мата.

Намек ясен. Интервью подошло к концу.

— Что-то я и в самом деле притомился, — вздохнул я, укладываясь на кушетку. — В этом доме есть врач?

Эти слова разбудили вулкан материнских инстинктов и заботливого внимания. Я не почувствовал укола, от которого провалился в сон. Как и второго, приведшего меня в чувство гораздо позже. Женщины ушли, оставив нас с Мадонеттой наедине. Она держала обеими руками мою пятерню. Неохотно выпустила ее, увидев, как я открываю глаза.

— Проснулся, крепыш Джим? А у меня хорошая новость. Все кости целы. Правда, ссадин — не счесть. Новость получше: их уже лечат. А вот самая замечательная: Стинго неплохо себя чувствует и хочет с тобой повидаться.

— Давай его сюда.

— Секундочку. Пока ты спал, я переговорила с Матой. Она много чего порассказала о здешнем житье-бытье.

— Ты выяснила насчет мальчиков?

— Джим, она в самом деле прекрасный человек. Со мной тут так хорошо обходились, и…

— Но у тебя появились некоторые сомнения?

Она кивнула.

— Их больше, чем хотелось бы. С виду все так благолепно… Может, так оно и есть. Но вот дети… Об их физическом здоровье наверняка хорошо заботятся, возможно, и о психическом… Но верить в дурацкий миф…

— Все мифы дурацкие. Тебя который беспокоит?

— О непорочном рождении. Представляешь? Все воины собираются у пруда Железного Джона на церемонию Жизни. Из глубины всплывают золотистые шары. Их вылавливают. В каждом — здоровый ребенок. И взрослые мужчины верят в такую чепуху!

— Испокон веков взрослые мужчины, да и женщины тоже, верят и не в такую чепуху. Подобные мифы вполне обычны для так называемых низших форм жизни. Ибо никому в голову не приходит связать червячка, точащего яблоко, с бабочкой, откладывающей яйца. Отсюда проистекают всевозможные сказки про богов, проливающихся на землю дождем, месящих глину, вдыхающих жизнь и так далее. Бред да и только, если вдуматься. Но рано или поздно приходится этим заниматься. Правда, мне не по душе, к чему это кое-кого приводит…

За дверью зашуршало, потом ее створки раздвинулись. Флойд вкатил кресло на колесиках. Пассажир поднял забинтованную руку.

— Джим, похоже, дело в шляпе. Задание выполнено. Мои поздравления.

— А мои — вам с Флойдом. И раз уж Стальные Крысы снова вместе, не следует ли кое-что выяснить? Меня давно преследует чувство, что каждый из вас оказался тут вовсе не случайно. Позвольте спросить, кто же вы такие, а? Стинго, давай начнем с тебя. Если правильно догадываюсь, дело не только в музыкальном даровании. Или нет?

Он кивнул забинтованной головой.

— Почти угадал. Мадонетта — та, за кого себя выдает. Синий чулок из учреждения. Музыка — ее хобби.

— Учреждение потеряло — музыка нашла. — Я улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй. — Раз. Теперь два. Ты, Стинго. Сдается мне, никакой ты не отставник.

— Верно. И потому вдвойне горжусь своими музыкальными способностями. Да будет тебе известно, только благодаря им мой старый собутыльник Бенбоу подключил меня к операции.

— Собутыльник? Бенбоу? У кого в собутыльниках — адмиралы, тот…

— Сам адмирал. В яблочко. Я натерсекс.

— Натер… секс? Прости, я, кажется, не понял юмора…

— Это аббревиатура. Начальник территориальной секции культурных связей. И нечего ржать! Может, это и не совсем благозвучно, зато по сути верно. Я защитил диссеры по археологии и культурной антропологии — увлекался ими еще на гражданке, а в Лиге, так сказать, поверяю теорию практикой. Очень заинтересовался, когда услышал про археологическую на ходку. Так что вполне созрел к тому времени, когда Вонючка Бенбоу посоветовал мне назваться добровольцем.

— Вонючка? Какая прелесть!

— Да, смешная кличка, он еще в академии ею разжился — что-то там перемудрил с химическим экспериментом. Впрочем, к делу это совершенно не относится. Я с радостью вылез из кабинета и ни чуточки не жалел. До последнего нашего приключения.

— Так-так. Остается юный Флойд. Он тоже адмирал?

Он улыбался и таращился на меня. Дебил дебилом!

— Да брось ты, Джим, сам же знаешь. Из колледжа меня выперли, так потом и не восстановился…

Я погрозил пальцем.

— Да Бог с ними, с академическими успехами. Зато готов поспорить, что в Специальном Корпусе тебя высоко ценят.

— Да есть маленько, пожалуй… Я там вроде инструктора…

— Ладно, Флойд, скажи, — разрешил Стинго. — Ты же старший инструктор по самозащите без оружия. Чего тут стыдиться?

— Абсолютно согласен, — кивнул я. — Если б не ты, вундеркинд по части рукопашного боя, мы бы сейчас здесь не разговаривали. Спасибо, ребята. Задание успешно выполнено. За это и выпьем.

Когда мы чокнулись и поднесли бокалы к губам, я вспомнил матушку. Не так уж часто это со мною бывает — видать, запала в душу мифологическая лабуда. Или все-таки — ее назидания? До чего ж ты, мамуля, была суеверна! На каждый случай жизни — по суеверию. А пуще всего не любила, когда я вслух радовался жизни или там погожему денечку. «Прикуси язык!» — всякий раз рявкала.

То есть не накликай беду. Не провоцируй богов на пакости. Когда говоришь «у меня все хорошо», обязательно случится что-нибудь противоположное.

Нет уж, добрая старая Ма. Все отлично, а скоро будет еще лучше. Так что сама прикуси язык и не каркай.

Когда я опускал бокал, в комнату спотыкаясь вбежала женщина. Молодая, в грязной, порванной одежде.

— Тревога! — прохрипела она. — Беда… Разрушение!

У нее подкосились ноги, но Мадонетта успела подхватить ее и бережно опустила на пол. Девушка прошептала несколько слов, и Мадонетта испуганно посмотрела на нас.

— Она ранена, бредит… Кажется, про научный корпус… Разрушен… все пропало…

Вот тут-то и впились мне в грудь ледяные когти. И сдавили с такой силой, что я едва смог просипеть:

— Находка…

Мадонетта медленно кивнула.

— Мата говорила, она там. В научном корпусе. Наверное, тоже пропала.

Глава 21

В конце концов Стальные Крысы единодушно приняли самое легкое решение: на сегодня достаточно. Главное — все живы, хоть и не все здоровы. Пропажа отыскалась, а значит, задание выполнено. А то, что археологическая находка уничтожена — дело второстепенное. Во всяком случае, для меня. Я надеялся в самом скором времени получить вожделенное противоядие. С этой успокаивающей мыслью и отошел ко сну. И то сказать: мы заслужили передышку. Надо заштопать раны, восстановить мышечную ткань, снять невероятную усталость. Обо всем этом должны позаботиться хороший врачебный уход и спокойный сон по ночам.

Над парком новой нашей резиденции, куда наутро я с превеликим трудом выполз погулять, ярко сияло солнце. Сон частично вытеснил изнеможение, и теперь я гораздо спокойнее относился к многочисленным ссадинам и синякам. Я упал в шезлонг и стал ждать, когда лекарства окончательно обуздают боль. Вскоре пришел Стинго, и выглядевший вполне под стать моему самочувствию. Он расположился напротив, я с улыбкой поприветствовал его:

— Доброе утро, адмирал.

— Джим, ну что ты, в самом деле! Я по-прежнему Стинго.

— Хорошо, Стинго. Поскольку мы сейчас наедине, позволь выразить искреннюю благодарность за спасение от промывки мозгов, оно не прошло для тебя безболезненно, к великому моему сожалению.

— Спасибо за сочувствие, Джим. У меня не было выбора. Тебя хотели запрограммировать, я просто был обязан помешать. К тому же, сказать по правде, я вышел из себя. Плюшевый мишка — надо же такое изобрести! Надругательство над канонами!

— А что, в канонах мишки нет? И золотистого мяча?

— Золотистый мячик есть. Он олицетворяет невинность, радости безмятежного детства, свободу ребенка от ответственности. Мы вырастаем и теряем их. Чтобы вернуть эту свободу, надо выкрасть мячик из-под материнской подушки.

— Но если в обществе нет женщин, то не может быть матери, — подхватил я. — Вот и пришлось переиначить миф.

Стинго кивнул и морщась дотронулся до повязки на голове.

— Получился сущий бред. В их начальном варианте мать не желает, чтобы мальчик вырос. В ее глазах он всегда остается ребенком, во всем зависящим от нее. Независимость надо украсть у матери — вот что такое золотистый мячик под подушкой.

— Ну и дребедень!

— Не скажи, не скажи. Никакой социум не обходится без мифологии, с ее помощью он объясняет и оправдывает свое существование. Искази мифы, и ты изуродуешь социум.

— Как это сделали рыжий мордоворот и его банда?

— Вот именно. Но мы столкнулись не просто с искажением мифа, а кое с чем гораздо более опасным. Я подозревал, что в Веритории подмешивают в воздух наркогаз, и, как оказалось, не ошибся. У вас с Флойдом были остекленевшие глаза, вы вели себя как загипнотизированные. Выходит, нас не просто потчевали очередной байкой о притягательности звериного начала, сокрытого в душе любого мужчины. Все это заталкивалось в глубь разума, в подсознание. Типичная промывка мозгов, психокодирование в жесткой принудительной форме. Это невероятно вредно для рассудка, и мне пришлось вмешаться.

— Рискуя собственной жизнью?

— Возможно. Но разве на моем месте ты не поступил бы точно так же?

Я не сказал «нет». А правда, как бы я поступил? Мрачновато улыбаясь, я произнес:

— По крайней мере, можно еще раз выразить тебе признательность?

— Ради Бога, но давай наконец займемся делом. Пока не пришли Флойд и Мадонетта, сообщу тебе кое-что важное. Я освободил капитана Тремэрна от командования операцией и взялся за дело сам. У меня гораздо больше возможностей накрутить кому надо хвост и добиться, чтобы ты немедленно получил антидот. Собственно, это мой первый приказ, и уж поверь, он будет выполнен.

— Так ты, выходит, знал про яд? Скажу тебе честно: мне пришлось здорово подергаться. Спасибо…

— Не спеши благодарить. Мне нужно обещание, что ты не бросишь работу, когда получишь противоядие.

— О чем разговор! Я же согласился помочь, взял деньги — какие еще нужны гарантии? Яд — бредовая идея какого-то бюрократа-перестраховщика.

— Я знал, что ты так скажешь. Знал, что ты из тех, кто трудится не за страх, а за совесть.

Почему мне стало не по себе от его слов? Передо мной сидел все тот же добряк Стинго — неужели в нем проснулись адмиральские замашки? Солдат — всегда солдат… Нет, зря я о нем так плохо думаю. Однако не стоит забывать: яд все еще внутри.

Я ответил Стинго зеркальным отражением его широкой улыбки, хотя страх и тревога все еще царапали и покусывали душу. «Найди эту проклятую хреновину, Джим. Иначе не будет тебе покоя», — твердили они.

Я смеялся и улыбался. Превозмогая себя.

— Конечно, продолжаем. Находка должна быть возвращена.

— Ты прав. Нельзя сидеть сложа руки. — Его взгляд скользнул над моим плечом. — А вот и Флойд с Мадонеттой. Рад вас видеть, дорогие мои. Извините, что не встаю в присутствии дамы.

Она улыбнулась и поцеловала его в забинтованный лоб. Разумеется, появилась последней — женщина есть женщина. Хотя, конечно, зря я обращаю внимание на такие пустяки, не к лицу мне рефлексия самца-шовиниста. Во всяком случае, на этой половине Рая.

— Я поговорила с Матой, — Мадонетта села и глотнула фруктового сока.

— В момент взрыва людей в научном корпусе не было, поэтому никто не пострадал. Они обыскали развалины и не обнаружили ни единого обломка археологической находки.

— Точно? — спросил я.

— Точно. У них «жучки» за стеной, поэтому стало известно, что там заинтересовались вещицей. Они ждали, когда ученым мужам надоест ее разглядывать и ощупывать. Так и вышло. Эти благородные господа, которых здесь иначе как гериатрическими неучами не называют, ничего полезного для себя не обнаружили и отдали ее женщинам. А те составили план исследований, но едва успели приступить к ним, произошел взрыв. У меня все.

Итак, не исключено, что находка украдена и спрятана где-нибудь неподалеку. Можно пособить с поисками. Но можно и прекратить в скором времени обратный отсчет дней. Едва проснувшись, я включил компьютер, и он порадовал яркой семеркой. Правда, адмиралу Стинго удалось частично исцелить меня от хронической тревоги.

Гонка за изделием иной расы продолжается. Я получил три миллиона авансом и найду его во что бы то ни стало, хотя все еще не представляю, что это за штуковина такая. Одно хорошо: надо мной больше не будет висеть дамоклов меч.

Я обвел взглядом музыкальных Крыс и понял, что для них все осталось по-прежнему. Задание надо выполнить. Что ж, быть по сему.

— Ну, что дальше? — спросил я.

Стинго — уже не столько музыкант, сколько адмирал, — деловито осведомился:

— Почему взорвался научный корпус? Случайно? Если нет, то кого благодарить? У меня еще много таких вопросов…

— Мата сказала, — перебила его Мадонетта, — чтобы мы обращались к ИРИНе, если возникнут вопросы.

Секунду-другую мы напряженно осмысливали это предложение, затем спохватились, что понятия не имеем, о ком речь. Стинго — истинный адмирал выразил общее недоумение:

— Кто такая Ирина?

— Не кто, а что. Это акроним: Искусственный Разумный Информационный Накопитель. Проще говоря, главный компьютер на этой стороне Рая. А вот его терминал.

Она положила на стол и включила нечто похожее на обыкновенный портафон. Ничего не произошло.

— ИРИНа, ты здесь?

— Слушаю и повинуюсь, милочка, — услышали мы глубокое сексуальное контральто.

— Кажется, ты произнесла слово «компьютер»? — запинаясь сказал я Мадонетте.

— Я что, слышу мужской голос? — ИРИНа хихикнула. — Сколько лет, сколько зим! Как тебя зовут, сладкий мой?

— Я не сладкий, я Джим. А почему ты интересуешься?

— Программа и жизненный опыт. До того как попасть сюда, я работала на исследовательском звездолете. Мужской экипаж, бесконечные годы в космосе… Мои создатели полагали, что женские манеры и голос будут гораздо лучше влиять на настроение команды, нежели машинные или мужские.

— Последний исследовательский крейсер, — сообщил Стинго, — пущен на металлолом несколько веков назад.

— Неприлично напоминать даме о ее возрасте, — парировала ИРИНа. — Но ты прав. Когда корабль отправился под автоген, меня списали на берег. Но так как я, по сути своей, компьютерная программа, я бессмертна. Разве не об этом мечтает любая женщина? Прежде чем оказаться здесь, я сделала весьма и весьма многообразную карьеру. Поверьте, я не жалуюсь. Тут так мило. Кругом добрейшие существа, общение с ними — одно удовольствие. К тому же для меня в любое время открыты все дополнительные банки и базы данных. А приятнее всего… Но что-то я заболталась. Мне сообщили, что у вас проблема. Если представитесь по именам, будет намного проще раз говаривать. Джима и Мадонетту я уже знаю. Как зовут джентльмена, который только что говорил?

— Адмирал… — Стинго умолк.

— Спасибо, давайте обращаться друг к другу по именам. Вы — Адмирал. А…

— Флойд, — сказал Флойд.

— Счастлива познакомиться. Чем могу помочь?

— Недавно в научный корпус поступил некий предмет, так называемая археологическая находка. Ты что-нибудь знаешь о ней?

— Еще бы! Кому и знать, как не мне, ведь это мне поручили изучать диковину. В сущности, именно этим я и занималась в момент взрыва.

— Ты видела, что произошло?

— Дорогой Джим, если понимать глагол «видеть» буквально, то я вынуждена дать отрицательный ответ. Увы, на том этапе исследований я не пользовалась фотоэлементами, а потому физически не видела, куда он исчез. Мне известен только его пеленг. Тридцать два градуса правее нулевой северополярной широты.

— Но там же ничего нет, — возразил Стинго. — Ни поселений, ни становищ. Одни пустынные равнины до самой полярной шапки. С чего ты взяла, что находка отправилась туда?

— С того, mon Admiral, что артефакт испускает тахионы, а я их регистрирую с помощью тахиметра, так сказать, веду учет, и надо заметить, это весьма интересное занятие. Правда, излучение слабенькое — а у какого вещества оно мощное? — но это все же лучше, чем вообще ничего. И вот за микросекунду до того, как тахиметр уничтожило взрывом, он успел зафиксировать одну-единственную частицу, прилетевшую со стороны полюса.

— А ты сама не… ранена? — спросила Мадонетта.

— Как это любезно с твоей стороны! Нет, я не пострадала, ведь меня как таковой там не было. Я поспешила собрать новый тахиметр и отправила его на место взрыва, но, увы, обследование развалин не дало результата. Там сейчас только фоновое излучение.

— А ты знаешь причину взрыва?

— Друг мой Флойд, я рада, что ты решил поучаствовать в нашем взаимополезном общении. Отвечаю на твой вопрос: да. Очень мощное взрывчатое вещество. Могу дать полную формулу, но уверена, тебе это покажется невероятно скучным. Вам, дорогие мои, достаточно знать, что некогда эта взрывчатка широко применялась в горнодобывающей промышленности. Она называется осбрехитит.

— Впервые слышу.

— Неудивительно, Адмирал, поскольку выяснилось, что с течением времени она меняла свои свойства. Производство осбрехитита свернули, заменив его новыми, более устойчивыми взрывчатыми веществами.

— Когда? — спросил я.

— Чуть больше трех веков назад. Тебя интересует точная дата?

— Да нет, пожалуй, это лишнее.

Мы поморгали, тупо глядя друг на друга. Что бы еще почерпнуть из этого кладезя историко-химической мудрости? Только Мадонетте пришел на ум верный вопрос:

— Скажи-ка, ИРИНа, у тебя есть какие-нибудь догадки насчет этого происшествия?

— Тысячи, милочка. Но излагать их не вижу смысла — необходимо собрать побольше данных. Пока могу сказать, что мы — в начале шахматной партии, и вариантов ее исхода — миллионы. Однако могу назвать несколько цифр. Вероятность случайного взрыва: ноль процентов. Вероятность того, что взрыв связан с похищением: шестьдесят семь процентов. Дальнейшее — в ваших руках.

— То есть?

— Попробуй рассуждать логически, cher Джим. Вы мобильны, тогда как я, фигурально выражаясь, прикована к рабочему месту. Я могу давать советы и сопровождать вас в виде рации, но основное решение принимать вам.

— Какое еще решение? — ИРИНа подчас просто невыносима.

— Я дам вам новый тахиметр. Если пойдете с ним в указанном мною направлении, то сумеете обнаружить находку.

— Спасибо. — Я протянул руку и выключил ИРИНу. — Похоже, и впрямь надо решать. Кто пойдет по следу? Только не отвечайте хором, лучше дайте высказаться мне, потому что я — самая главная Крыса. У меня такое чувство, что настало время прореживания наших рядов. Я заявляю, что Мадонетта дальше не пойдет. Она была нужна как солистка и бесподобно справилась с этой ролью. Но гонка по ледяным пустыням за сумасшедшими любителями подсовывать мины вековой давности — не для нее.

— Поддерживаю Джима, — высказался адмирал Стинго.

— И я. — Флойд не дал Мадонетте возразить. — Это и впрямь работенка не для тебя. И не для Стинго.

— А разве не мне решать? — прорычал Стинго в классической адмиральской манере.

— Нет, — охладил его я. — Если хочешь нам помочь, лучше всего сделать это прямо здесь. Оборудовать базу. Итак, решение принято, все возражения отклоняются. Демократию я признаю лишь в тех случаях, когда она меня устраивает.

Адмиральский оскал сменился обычной улыбкой. Стинго был слишком сообразителен, чтобы упрямиться.

— Согласен. Мой срок годности для оперативной работы давно истек. Это подтверждают больные кости. Мадонетта, пожалуйста, уступи нажиму истории со свойственной тебе грацией. Тебе это не нравится, но ты киваешь, да? Вот и прекрасно. В дополнение к услугам любезной ИРИНы я позабочусь о том, чтобы Специальный Корпус предоставил вам все необходимое. Вопросы?

Он развернулся вместе с креслом и обжег нас взглядом, но мы промолчали. Он удовлетворенно кивнул. Мадонетта подняла руку.

— Теперь, когда все решено, можно кое о чем вас попросить? Из разговоров с девочками я узнала, что здесь очень любят музыку Крыс, и…

— …и нельзя ли дать последний концерт перед развалом группы? О чем разговор?! Все «за»!

Все весело загомонили, только Стинго приуныл, вспомнив, что его инструменты обратились в горстку молекул. Но умница Мадонетта еще раз блеснула предусмотрительностью:

— Я порасспрашивала девочек. Говорят, тут очень миленький камерный оркестрик. Есть и симфонический. Думаю, хотя бы один инструмент для Стинго подойдет.

— Любой! Хоть все! Только спустите меня с цепи. — И с этой минуты я видел вокруг только счастливые лица.

Благодаря чудесам современной медицины, заботливому уходу, а также лошадиным дозам болеутоляющего и изрядной порции горячительного для Стинго, мы смогли дать концерт в тот же день. Дневной — поскольку ночь на этой планете равнялась двум нашим суткам и не стоила того, чтобы ее дожидаться.

На стадионе мы увидели настоящее столпотворение. Нас встретили бурей восторга, и всем, похоже, было наплевать, что Стинго выступает без костюма и в инвалидном кресле. «Стальные Крысы» давали последний концерт и хотели, чтобы он запомнился надолго. Естественно, все милитаристские и жлобские песни пришлось из репертуара выкинуть. Мы начали выступление с нежного, мягкого блюза:

В тот день мы много раз пели на «бис», а покидали стадион предельно вымотанные и счастливые, как настоящие артисты, потрудившиеся на славу. Потом я улегся на койку, но перед этим не удержался и посмотрел, сколько мне еще осталось.

Все еще семь суток. Все еще неделя. За этот срок мой закадычный друг адмирал Стинго вполне успеет намылить шею кому надо и получить противоядие.

Опуская голову на подушку, я, кажется, улыбался, чего не делал уже двадцать два дня, если мне не изменяет память. Так отчего же все-таки я не могу уснуть? Почему лежу неподвижно, уставившись во тьму? По-моему, ответ очевиден.

Пока не наступит счастливый миг, когда я нажму на поршень шприца и введу себе противоядие, я не смогу забыть о том, что смертельная отрава ждет своего часа.

Спокойной ночи, Джим. Баюшки-баю…

Глава 22

То ли я — лежебока, то ли адмирал в обычной жизни — трудоголик… А может, и то и другое. Ибо к тому времени, как я явился пред его очи, он успел в одиночку подготовить все до малейшего пустяка. Комкая список, он бубнил над грудой снаряжения. Заслышав мои шаги, поднял глаза, помахал рукой и разделался с последним пунктом.

— Вот тебе новый рюкзак. Почти все, что в него напихано, может сгодиться, а это — распечатка описи. Надо думать, в синтезаторе ты таскал много чего незаконного, даже, наверное, смертоносного. Можешь выковырять, когда я уйду. ИРИНа собирает новый тахиметр. Скоро подойдет Флойд… А вот и Мадонетта! Просим, просим!

Стинго удалился со всей грацией, какую только допускали костыли. В комнату впорхнула Мадонетта — воплощенное обаяние — и взяла меня за руки. Затем, обнаружив, что одними рукопожатиями чувства не выразить, ласково поцеловала меня в щеку. Мои руки машинально раскинулись для объятий, но сомкнулись в пустоте, так как она уже выскользнула и опустилась на кушетку.

— Эх, Джим, как бы я хотела пойти с тобой… Но знаю — это невозможно. Ужас до чего неохота возвращаться в тесный, душный офис.

— Мне будет не хватать тебя. — Я надеялся, что это прозвучит спокойно и ровно, однако со страхом поймал себя на слезливо-елейном тоне. — То есть всем нам, конечно.

— А мне — вас. Не все было гладко, но ты всегда держался молодцом.

Должно быть, я залился румянцем, настолько тепло и нежно звучал ее голос.

— И вообще, в моей жизни еще не бывало таких приключений. И мне совершенно не хочется возвращаться к папкам, заседаниям и запертым окнам. Даешь работу на свежем воздухе! Как тебе эта мысль?

— Отлично, отлично, — покивал я. Мне ее уже не хватало. Не знаю, чем бы все это кончилось, если б не вошел Флойд — жизнерадостный до тошноты.

— Доброе утречко! Денек — в самый раз для экспедиции. Мадонетточка, милая ты наша спутница и товарищ по оружию, здравствуй и, увы, прощай. Работать с тобой было одно удовольствие.

— А ты бы не согласился поучить меня самообороне без оружия?

— С превеликой радостью. Это совсем просто, главное — стараться.

— И тогда меня возьмут в оперативные агенты?

— Наверное, нет. Но я могу замолвить словечко.

— Правда?! Ой, как здорово! Век тебя не забуду. Я только что сказала Джиму, что в офис больше — ни ногой.

Они улыбнулись друг другу с противоположных концов кушетки, едва не соприкасаясь коленями. Им было не до меня. Я всей душой возненавидел Флойда.

А потому несказанно обрадовался стуку костылей и шарканью волочащихся ног.

— Все в сборе, — сказал Стинго. — Прекрасно. Тахиметр готов.

Как только он это произнес, штуковина, которая семенила за ним по пятам, выбежала вперед.

Искусственная собака на негнущихся лапах. В жизни не видывал ничего уродливее. Черный искусственный мех с россыпью проплешин, черные глазки-пуговки. Когда она сказала «гав-гав», из пасти высунулся сухой красный язык.

— Что значит — гав-гав? — вспылил я. — Что еще за пакость?

— Тахиметр, — ответил адмирал Стинго.

— Гав-гав, — снова изрекла собака. — Удобства ради тахиметр совмещен с мобильным терминалом.

— ИРИНа? — заподозрил я.

— А то кто же? Как тебе нравится этот красавчик?

— Отродясь не видал ничего искусственнее этого фальшивого пса.

— Ладно, не бери в голову. Бобик и впрямь произведение искусства… Скажем, современного искусства, если тебе на ум пришла какая-то гадость. Между прочим, эта милая собачонка общается со мной посредством гравиметрических волн. Как тебе, наверное, известно, они, в отличие от радиоволн, не знают преграды. Они проникают сквозь здания с мощными стенами, даже сквозь огромные горные хребты. Так что мы постоянно в контакте. Готова признать: Бобик знал лучшие времена. Но ты ведь слышал поговорку про битых и небитых?

— Слышал. Однако небитых нам не предлагают, а посему я беру мобильный терминал.

— Отличный выбор, малыш. Дай мне еще два денька, и получишь все что душе угодно.

Два дня? Когда у меня всего-то шесть с половиной? Я набрал полную грудь воздуха и свистнул.

— Здорово, Бобик. Хо-оро-ошая собачка. Пойдем гулять, а?

— Гав-гав! — Он раскрыл пасть и возбужденно задышал. Фальшивей некуда.

— Вот план, — начал адмирал Стинго. — За ходом операции я буду наблюдать с орбиты, с борта космического корабля, в паре с капитаном Тремэрном. Джим и Флойд пойдут на север, в сторону исчезнувшей находки. ИРИНа будет поддерживать связь с этим терминалом, которому вдобавок придется искать источник излучения тахионов. — Он задумчиво почесал подбородок, видимо, не зная, что еще сказать.

— Хороший план. — К сожалению, я не удержался от насмешливой нотки.

— Если вылущить суть, то надо просто шагать на север, пока что-нибудь не случится.

— Вполне приемлемая интерпретация. Желаю удачи.

— Спасибо. А ты позаботишься об одном пустяковом укольчике? Чтобы мне спокойно работалось?

— Круглые сутки буду допрашивать всех причастных, — мрачно произнес Стинго, и я понял, что он сдержит обещание.

Мы уложили вещи в рюкзаки, без особых церемоний простились, затем навьючили на себя кладь и двинулись за Бобиком, не оглядываясь назад. Мне нравилась Мадонетта. Даже, наверное, слишком нравилась — для такого задания. Топай, Джим, топай, понукал себя я. Гоняйся за неуловимым тахионом.

Мы прошагали по улицам за виляющим хвостом из черного нейлона и вышли в пригород. Встречные женщины улыбались нам и махали руками, иные даже насвистывали крысиные мотивчики, чтобы хоть как-то нас приободрить. И вот последняя ферма осталась позади, и перед нами расстелились голые равнины. Я включил челюстной передатчик.

— Алло, Тремэрн?

— Я слушаю.

— Нет ли по близости племен кочевников?

— Отсутствуют.

— А прямо по курсу? Поля, строения, люди, баракозы? Ничего такого?

— Ничего и никого. Мы тщательно просканировали местность до самого полюса. Пусто.

— Спасибо. Конец связи.

Чудненько.

— По сторонам — ни души, по курсу — то же самое, — сообщил я Флойду. — Так что будем идти вперед, пока эта пластмассовая легавая не сделает стойку на тахион. Или пока не доберемся до Северного полюса и не дадим дуба от стужи.

— У меня тут вопросик назрел. Что такое тахион?

— Хороший вопросик. До сего времени я полагал, что это гипотетическая величина, рожденная физиками в потугах объяснить принцип действия Вселенной. Из племени субатомных частиц, существующих либо в волновой, либо в корпускулярной форме. Пока их не наблюдают, они не существуют в реальности. Принято считать — а кто я такой, чтобы сомневаться? — что они живут в вероятностном логове многих возможных наложенных состояний.

У Флойда начала отвисать челюсть, взор затуманился. Он потряс головой.

— Джим, нельзя ли помедленнее? А то я уже давно отстал.

— Конечно. Извини. Попробуем так. В физике есть различные частицы. Фотон — частица световой энергии, электрон — электрической. Понятно?

— Ага. Пока иду рядом.

— Гравитон — частица гравитационного поля, а тахион — частица времени.

— Виноват, опять отстал. Я думал, частицы времени — это минуты и секунды.

— Так и есть, Флойд, но только для простых людей вроде нас с тобой. У физиков извращенный взгляд на вещи.

— Верю. Извини, что спросил. Пора отдохнуть. Ежечасно — пять минут, не забыл?

— Ты прав. — Я достал фляжку, глотнул, потом свистнул мохнатому терминалу, почти скрывшемуся с глаз. — Бобик, к ноге! Привал.

— Ты — начальник, — согласилась ИРИНа. Бобик вперевалочку прибежал назад, тявкнул и обнюхал рюкзак, уже опущенный на землю.

— Не перебарщивай с реализмом! — взревел я. — Еще не хватает, чтобы какая-то пластмассовая псина задирала ногу на мое имущество!

Путешествие продолжалось в том же духе, и казалось, ему не будет конца. Как и мы по бескрайней равнине, солнце еле плелось по небосводу и не выказывало ни малейшего намерения обгонять нас. Через пять часов усталость начала брать свое. Флойд шагал впереди, довольно сильно обогнав меня.

— Не притомился еще? — крикнул я.

— Не-а. Здорово!

— Для тех из нас, кого не превратили в отбивную.

— Еще немножко, ладно?

«Еще немножко» означало гораздо больше, чем мне бы хотелось, и я уже подумывал, не взмолиться ли о пощаде, но тут на выручку пришел Бобик.

— Гав-гав, джентльмены. Только что сквозь меня просвистела парочка тахионов. Я могу ошибиться с первым, но второй… и третий!

— С какой стороны? — спросил я.

— С той, куда мы идем. Если не отклоняться от курса, найти его будет проще простого. Но отклонение вполне вероятно… Даже очень вероятно, я бы сказала.

— Ага! — поддакнул я. — Да будет тебе известно, у меня безотказный нюх на экивоки. И даже обломок корабля, с которым я вынужден общаться посредством синтетической шавки…

— Не надо! Мне больно слышать слово «древний».

Хорошо, попрошу прощения. Когда растолкуешь последнюю оговорку.

— Та прощен. Я изучила кривизну планеты, гравитационные и прочие факторы, но по-прежнему вынуждена считать, что на поверхности источник тахионов отсутствует.

— Намекаешь, что эта штука ушла в подполье?

— Подполье — самое подходящее слово. Она под полем.

Я судорожно стиснул зубы.

— Тремэрн, вы не могли бы подключить адмирала?

— Джим, я здесь. ИРИНа предупредила меня чуть раньше, и с той самой минуты я слежу за развитием событий. Пока все не выяснилось, я не хотел нервировать тебя…

— Новостью, что мы зря не прихватили лопату. Чем вы не хотите меня нервировать?

— Я просто ждал новых данных. Послал низколетящий зонд на поиски гравиметрических аномалий, которые заметила ИРИНа. Похоже, их там полным-полно.

— Что еще за аномалии? Линзы металлоносных руд?

— Совсем напротив. Полости под землей.

— Впечатляет. Все, до связи. По крайней мере, мы хоть знаем теперь, где находка.

— Где? — спросил Флойд, участвовавший в разговоре несколько односторонне.

— Под землей. Впереди не то пещеры, не то каверны. На поверхности ничего не видно, но они есть; ИРИНа и адмирал уверены, что находка где-то там. Может, отдохнем наконец и подождем новостей?

— Думаю, можно.

Флойд думал правильно — едва мы рухнули наземь, в нашу сторону понесся целый рой пуль. Они просвистели там, где только что находились наши головы.

В руке у Флойда я увидел большой уродливый пистолет. Он нисколько не помешал моему спутнику ловко юркнуть на четвереньках мимо меня к земляному валику под ближайшим полпеттоновым деревцем.

— Мы под огнем! — крикнул я в челюстефон.

— Противник вне видимости. Бобик встал на задние лапы и вдруг высоко подпрыгнул, не обращая внимания на новую очередь.

— Гав-гав! Может, для кого-то и вне видимости, а для меня — как на ладони.

— Кто это?

— Не кто, а что. Какое-то устройство, врытое в землю. Хотите, я с ним разделаюсь?

— Если сможешь.

— Р-р-р-р!

Он удлинил лапы и рванул с такой быстротой, что мы едва не потеряли его из виду. Через несколько секунд до нас донесся приглушенный расстоянием взрыв, и по земле забарабанил дождь обломков.

— Быстро, — пробормотал я.

— Спасибо. — Бобик вырос перед нами с куском металла в зубах. — Если хотите взглянуть на останки — пожалуйте за мной.

Мы пожаловали за ним к дымящейся воронке. Посреди нее валялся исковерканный механизм. Бобик выплюнул обломок, вытянул шею, задрал хвост и ткнул передней лапой.

— Дистанционно управляемая пулеметная установка. Заметьте: верхняя часть закамуфлирована грязью и вьющимися растениями. С помощью гидравлики может подниматься над землей. Вот эта красная жидкость — вовсе не кровь, а битое стекло из оптического прицела. Обратите внимание на счетверенный пулемет Рапеллит-Бинетти-Икс-Девятнадцать. Восемнадцать выстрелов в секунду. Пули бронебойно-разрывные.

— ИРИНа, с каких это пор ты спец по оружию? — поинтересовался я.

— С давних, пирожок ты мой сладкий. Когда-то моя профессия требовала глубоких познаний в этой области. А еще я знаю, что пулеметы этого образца не производятся уже пять веков.

Глава 23

Я глотнул еще воды, мечтая о чем-нибудь покрепче. В кои-то веки выдалась минутка, когда мне не нужна ясная голова.

— Сколько, говоришь? — Я не получил ответа — поддельный пес уже зарывался под турель, суча лапами, как настоящий, и разбрасывая грязь.

— Пятьсот, — сказал Флойд. — Да неужто такое возможно? Кому могло понадобиться это старье?

— Тому, у кого под рукой не оказалось ничего получше. Перед нами загадка, и ее предстоит разгадать. Помнишь, чем уничтожили лабораторию? Древней взрывчаткой. Тоже ведь старье. О чем все это говорит? О том, что планета, возможно, была обитаема еще до того, как на нее начали сметать социальный мусор. Что, если потомки первопоселенцев укрылись под землей? Это вероятно. Лайокукаю превратили в тюрягу минимум пять веков назад. Вот сколько времени прячутся эти таинственные аборигены. И они, наверное, закопались еще до того, как Лига обнаружила планету. Потому-то о них никто и слыхом не слыхивал.

— Кто они?

— Об этом я знаю не больше твоего…

— Ррр-гав! — сообщил наш собакомат. — Нашел кабель из оптического волокна. Под землю уходит. Это, наверное, для наведения установки.

— Да, из каверн. Напрашивается другой вопрос: как нам туда…

— Джим, — заявила моя челюсть, — в двух шагах от вас, в той стороне, куда вы направлялись, происходит кое-что занятное. Мы настроили электронные телескопы на максимальное увеличение и теперь видим…

— Что видите?

— Из отверстия в земле появилась группа вооруженных людей. Похоже, они тащат кого-то связанного… Так, а теперь поднимают металлический столб… Возятся… Привязывают к столбу, кажется…

В моем мозгу замерцали сонмища исторических кинокадров.

— Остановите их! Не иначе, это казнь! Расстрел! Сделайте что-нибудь!

— Невозможно. Мы же на орбите. В ближайшие пятнадцать минут ничем нельзя помочь, кроме ракеты со взрывчаткой, но она тут явно противопоказана.

— Забудьте! — Сунув руки в рюкзак, ясвистнул псевдопсу: — Бобик! Лови!

Он высоко подпрыгнул и поймал зубами газовую гранату.

— Беги! Вон туда! Слышал адмирала? Подбеги к тем ребятам и хорошенько укуси эту штуку.

Последние слова я кричал хвосту, исчезающему среди кустов. Мы схватили рюкзаки и бросились следом. Флойд легко обогнал меня, и к тому моменту, когда я, спотыкаясь и задыхаясь, добежал до места казни, схватка отошла в историю. Задрав хвост, наш славный приятель лаял и указывал на поверженные тела.

— Бобик, ты — лучший друг человека. Отличная работа. — Я едва одолел искушение погладить искусственную шерсть.

— Это в порядке донесения, — уделил я внимание рации. — Все — мужского пола, у всех стрелковое оружие. На двенадцати — камуфляжная форма. Тринадцатый — вот уж точно, несчастливое число — раздет до пояса и привязан к столбу.

— Он не ранен?

— Невредим. — Я дотронулся до шеи тринадцатого и уловил вполне нормальный пульс. — Вовремя мы встряли. Вот что интересно: он молод, моложе остальных. Как быть дальше?

— Компьютер стратегического планирования принял решение. Соберите все оружие. Возьмите пленного и отступайте на безопасное расстояние, затем до просите его.

Распуская узлы на запястьях юноши, я с отвращением фыркнул.

— До этого можно было додуматься и без компьютера стратегического планирования.

Флойд подхватил падающее тело и взвалил на плечо. Я поднял рюкзаки и дернул подбородком.

— Давай в укрытие, вон в ту балку.

Граната, взорванная Бобиком, содержала быстродействующий газ. Один вдох, и ты спишь. Но этим быстродействие не исчерпывалось — через двадцать минут спящие должны были проснуться. И все двадцать минут ушли на то, чтобы по мокрой глине изглоданного дождями оврага перетащить «языка» и кладь на сухое местечко под кручей. Там наш пленник — или гость? — закрутил головой и забормотал. Мы с Флойдом и ходячим талисманом сидели и смотрели. Долго ждать не пришлось. Парень что-то пробубнил, открыл глаза и увидел нас. Резко сел и изменился в лице от страха.

— Fremzhduloj! — воскликнул он. — Amizhko mizh.

— Похоже на жутко испорченный эсперанто.

— А разве могло быть иначе, если его род сотни лет обходился без внешних контактов? Говори медленнее, он поймет.

Я повернулся к юноше и поднял руки ладонями вперед, полагая, что здесь, как и во всей Галактике, этот жест означает «мир».

— Ты не ошибся, мы чужестранцы. А что еще ты сказал? «Мои друзья», да?

— Друзья, да! Друзья! — Он закивал, как безумец, и отшатнулся от Бобика, которому приспичило гавкнуть.

— ИРИНа, я тебя умоляю! Заткни пластмассового пуделя. Он пугает нашего гостя.

Псевдопес перестал лаять и вымолвил:

— Я всего лишь хотела сообщить, что вступила в контакт с наблюдателями. По их словам, усыпленные пришли в себя и ретировались.

— Прекрасно. Ты все фиксируй, а после доложишь. — Я повернулся к «языку», который ошалел при виде говорящей собаки. — Валяй дальше, приятель. Меня зовут Джим, его — Флойд. Мохнатого трепача — Бобик. У тебя тоже есть имя, я угадал?

— Меня зовут Дредноут, сын Неотзывчивого.

— Рад знакомству! А теперь не соблаговолишь ли поведать, почему тебя едва не отправили в расход?

— Неподчинение приказу. Я стоял в Карауле. Видел приближение вашей группы. Открыл огонь из Караульной Турели… но не гневайтесь, чужеземцы! Я стрелял мимо. Открывать огонь разрешается только с ведома Начальника Караула. Поэтому меня отправили на казнь. Я не спросил разрешения.

— У всех бывают ошибки.

— Это не ошибка. Я выполнял приказ.

— Ты хоть что-нибудь понял? — поинтересовался Флойд.

— Немногое. Скажи-ка, Дредноут, кто, если не Начальник Караула, приказал тебе стрелять?

— Это было коллективное решение.

— Что значит — коллективное?

— Я не вправе рассказывать.

— Понятно. Не хочешь выдавать товарищей. — Я панибратски хлопнул его по спине и обнаружил, что он дрожит. — Холодает вроде. Дам тебе куртку.

Я зарылся в рюкзак и, конечно, не упустил случая поболтать по радио.

— Ну что, идеи есть? Если не у вас, то у бесценного компьютера стратегического планирования?

— Да. Если «язык» не желает разговаривать, то, возможно, упомянутые им сообщники будут откровеннее. Попытайся встретиться с ними.

— Ладно. — Я вернулся с курткой. — На, Дредноут, не мерзни. — Он поднялся и натянул куртку. — Вот так-то лучше. А сейчас я тебе скажу, что думаю. Если не желаешь кое о чем рассказывать, не надо. Но как насчет товарищей, о которых ты говорил? Может, они согласятся объяснить нам, что происходит?

Он прикусил нижнюю губу и замотал головой.

— Нет? Попробуем по-другому. Ты не хочешь вернуться к своим? Потолковать, узнать, не готов ли кто-нибудь встретиться с нами? Согласен?

Он перевел взгляд с меня на Флойда, затем опустил его на Бобика, помахивающего хвостом, и наконец решился.

— Следуйте за мной.

Он был молод, силен и бежал уверенной трусцой. Флойд и механическая шавка подражали ему без особого труда, ко мне же мигом вернулись боль и слабость. Я тащился в хвосте и вскоре вынужден был взмолиться о передышке, но за миг до этого Дредноут остановился на краю полпеттоновой рощицы.

— Ждите здесь, — сказал он, когда я, жутко сопя, доковылял до них.

Он скрылся среди деревьев, не заметив, как Бобик, укоротив лапки и втянув в туловище голову и хвост, скользнул за ним, точно черная половая щетка.

Перерывчик в физической деятельности пришелся как нельзя кстати, да и быстро саморазогревающаяся еда, которую я достал из рюкзака, тоже. Свинобургер с подливкой. Флойд тоже распечатал консервы, и мы слизывали соус с пальцев, когда бесшумной тенью вернулась «половая щетка»: лапы, хвост и голова — врастопырку, из пасти — заливистый лай. Я ощерился.

— Докладывать — в первую очередь, брехать — во вторую.

— Ваш новый помощник не заметил слежки. В лесу находится валун, под ним — отверстие в земле. Он скрылся там. Показать?

— Чуть позже… если понадобится. А сейчас дай нам сосчитать до десяти и выяснить, передаст ли он нашу просьбу.

Навалилась усталость. Я закрыл глаза, утонул в беспамятстве и вынырнул вовсе не по счету десять, а в час дня, — солнце балансировало уже в зените. Когда я решил выяснить, сколько потерял времени, компьютер услужил по-медвежьи, поменяв красную шестерку на пятерку. Не волнуйся, Джим, адмирал Стинго на твоей стороне. Вялые попытки самоуспокоиться не принесли успеха, мне даже казалось, будто в моих жилах булькает и струится яд.

Флойд спал сном праведника, даже похрапывал. Но стоило Бобику нечаянно сдвинуть на осыпи несколько камешков, как мой напарник вмиг распахнул веки.

— Гав-гав, джентльмены, то есть доброе утро. Из-под камня только что появился ваш новый друг в сопровождении сослуживца, и они направляются сюда. Заметьте: я вам первым об этом сообщил.

Бобик посидел, подождал, а затем приветственно тявкнул двум мужчинам в опрятном камуфляже и касках с блестящими шпилями. Грудь каждого перекрещивали набитые патронташи, на бедрах висели пистолеты впечатляющих размеров. Однако кобуры были застегнуты. Я тут же успокоил себя мыслью, что Флойд — под рукой и малейшее прикосновение к кобуре будет означать для них мгновенную потерю сознания.

— А, Дредноут, — приветствовал я, — рады тебя видеть. И твоего товарища.

— Его зовут Неутомимый, он — Комендант Участка. Этот, с бородой, — Флойд, а второй — Джим.

Неутомимый воздержался от рукопожатий, зато звучно саданул себя в грудь правым кулаком. Мы поступили точно так же, ибо никогда не вредно перенимать обычаи туземцев.

— Цель вашего прибытия? — осведомился Неутомимый самым что ни на есть холодным и непререкаемым тоном. Я позволил себе слегка обидеться.

— Скажем так: мы пришли, чтобы спасти твоего друга от неминуемой казни. И принимаем вашу благодарность.

— Если бы вы не пришли, он бы не открыл огонь и не был бы приговорен к расстрелу.

— Веский аргумент. Но, как мне помнится, он открыл огонь, исполняя волю коллектива. Вы — из этого коллектива?

Я уже заметил, что под бесцеремонностью Неутомимого скрывается изрядная тревога. Обстреливая нас глазами, он пожевал нижнюю губу. Не обошел пристальным вниманием даже псевдопса, тявкающего у наших ног. Наконец промолвил с великой неохотой:

— На это я ответить не могу. Но мне поручено доставить вас к тому, кто ответит. А теперь ваш черед отвечать. Зачем пришли?

— Не вижу смысла секретничать. Мы ищем того, кто взорвал некое здание и стащил из него — а значит, у нас — некий важный предмет.

Похоже, новость их немного успокоила. Неутомимый перестал кусать губу, а Дредноут даже слегка улыбнулся, прежде чем наклонился к товарищу и зашептал ему что-то. Затем они кивнули, вспомнили, где находятся, и к ним сразу вернулся воинственный вид.

— Вы пойдете с нами, — произнес Комендант так, что стало ясно: возражения бессмысленны.

— Возможно. — Я всегда недолюбливал приказной тон. — Но сначала вы нам скажете… это не опасно?

— В опасности мы рождаемся и живем. И покидаем ее только в момент гибели.

Это здорово смахивало на лозунг, тем более что Дредноут, внимая Коменданту, шевелил губами.

— Да, конечно, но ведь это не более чем расплывчатый философский постулат. А я имею в виду совершенно конкретную ситуацию.

— Вы будете под защитой. — Очевидно, он старался не насмехаться над нашими скудными силенками и не кичиться своим превосходством.

— О! Спасибо! — восторженно откликнулся Флойд. Для пущей достоверности он даже глаза выпучил. — Под такую гарантию мы готовы с вами хоть к черту в пекло. Верно, Джим?

— Совершенно верно. Под защитой этих бравых солдат нам ровным счетом не о чем беспокоиться.

Флойд запросто мог бы слопать за завтраком дюжину таких молокососов, но я не видел проку в хвастовстве.

Мы потянулись к рюкзакам, но Неутомимый остановил нас:

— С собой ничего не брать. Вы должны довериться нам.

Флойд равнодушно пожал плечами — он всегда ходил «при оружии».

— Хоть воды-то можно глотнуть? — Я откупорил флягу и сделал два-три глотка, а укладывая ее на место, припрятал в ладони несколько гранат. — Ну и конечно, с нами пойдет верная спутница — игрушечная собачка.

Бобик умело подыграл мне: залаял, высунул язык и часто задышал. Даже перестарался, задрав над моим рюкзаком заднюю лапу. Впрочем, эта собачья проделка еще больше убедила наших воинственных приятелей. Они кивнули.

— Придется завязать вам глаза, — сказал Дредноут, доставая два черных шарфа. — Чтобы вы не запомнили путь к Убежищу.

— Если ты имеешь в виду отодвигающийся валун под полпеттонами, то можешь не утруждаться.

— Как ты узнал?!

— Узнал, а как — не имеет значения. Так идем или нет?

Они изумленно переглянулись и отошли в сторонку пошептаться. Потом неохотно вернулись и снова насупились.

— Идите. Быстро!

Мы подбежали собачьей трусцой к валуну, затем по лестнице спустились за Дредноутом в туннель. Бобик гавкнул и спрыгнул на меня, как только я задрал голову. Я поймал его и тут же выронил. Неутомимый закрыл люк, и я мрачно уставился во мрак.

Оставалось надеяться, что мы приняли верное решение, ибо дни мои сочтены, а подземелье чересчур усердно навевало мысли о могиле.

Возможно, оно и станет моей могилой. Если не получу противоядия в срок.

Глава 24

Едва глаза привыкли к темноте, я заметил, что по стенам туннеля, на высоте плеч, тянутся горизонтальные светящиеся полоски. Пол был гладок и тверд, стены тоже — в этом я убедился, проведя пальцами по прохладному камню. Некоторое время мы шагали молча, пока у перекрестка один из провожатых не шепнул:

— Ни звука! Не шевелиться! Спиной к стене! Мы простояли там несколько томительных минут. На стенах я разглядел мерцающие цифры и поместил в банк бесполезных данных тот факт, что мы находимся на месте пересечения туннелей Y-82790 и NJ-28940. Прислонясь к камню, я всерьез подумывал, не вздремнуть ли, но тут из туннеля NJ-28940 донеслось чеканное буханье армейских подметок. Я проснулся и весь обратился в безмолвие и ожидание. Справа появилась колонна человек в двадцать и протопала мимо нас влево, в туннель с тем же номером. Когда шаги почти стихли, нам шепотом велели продолжать движение.

— Налево, за ними. Как можно тише.

Видимо, этим и исчерпывался риск; как только мы свернули в другой туннель, наши спутники снова зашушукались. Я вспомнил о присутствии Бобика и встревожился.

— Не лаять, — скомандовал я едва слышно. — Но если ты, лучший друг человека, все еще с нами и со сверхчувствительными ушами, можешь тихонько порычать.

Где-то неподалеку от моей лодыжки раздалось гортанное «ррр».

— Чудненько. А теперь — дважды, если ты увидел и запомнил номера туннелей.

Быстрое «грр-гррр» придало мне уверенности, ибо я уже запутался в бесчисленных поворотах. За сим диалогом последовало долгое и скучное молчание; мои силы все еще оставляли желать лучшего. Я несказанно обрадовался, увидев впереди свечение, и чуть ли не бегом приблизился к нашим новым приятелям, когда они остановились.

— Ни звука! — цыкнул Дредноут.

Мы с Флойдом затихли и прислушались. Раздавался частый топот. Кто-то бежал к нам. И вдруг остановился неподалеку.

— Шум смертельной битвы… — вымолвил вновь прибывший.

— Эхо криков умирающих, — ответил Дредноут.

Пароль и отзыв. Какая безвкусица!

— Неисправимый, это ты? — спросил Дредноут.

— Я. Послан вас предупредить. Прибыла депеша сами знаете от кого, ваш выход из туннелей и возвращение не остались незамеченными. Отправлены по исковые группы, следует их избегать.

— Каким образом? — осведомился Неутомимый. Не без истерической, надо сказать, нотки в голосе.

— Не знаю. Моя задача — предостеречь. Да пребудет с вами Бог Сражений.

После благословения топот возобновился — нарочный убегал восвояси.

— Что делать? — огорченно спросил Дредноут у своего столь же расстроенного товарища. — Я не представляю…

Готов поклясться, я слышал, как у них стучали зубы! Уж не знаю, какие они вояки, но заговорщики и конспираторы — аховые. Самое время вмешаться.

— Я вам скажу, что надо сделать, — произнес я решительным тоном бывалого конфидента.

— Что?! — воскликнули они дуэтом.

— Если туннели обыскивают, значит из них надо убраться.

— Отлично, — пробормотал Флойд.

Идею, которая, на его взгляд, лежала на поверхности, парни восприняли как откровение самого Бога Сражений.

— Да! Уйдем, пока нас не обнаружили!

— Уйдем из туннелей!

«Вот и чудненько, — подумал я, — а дальше посмотрим». Когда пауза затянулась и я сообразил, что этим их вклад в общее дело ограничивается, я задал крайне серьезный вопрос:

— Значит, из туннелей уходим. Но куда? Опять наверх, что ли?

— Нет! Все выходы под наблюдением.

— Есть еще один путь, — слегка оживился Дредноут. — Вниз! Надо идти вниз!

— Да, в Агроутилизатор! — подхватил Неутомимый, заражаясь его энтузиазмом.

— К делу, — устало сказал я, совершенно не догадываясь, о чем идет речь. — Богу Сражений угодно, чтобы мы пошли этой дорогой.

Они припустили бегом, и мы поспешили следом. Свернули в очередной туннель, где сияющий контур на стене означал металлическую дверь. Ни один из провожатых не дотронулся до ручки; напрашивалась гипотеза, что дверь заперта. Неутомимый прошел чуть вперед и остановился перед освещенной клавиатурой, вмурованной в стену возле косяка.

— Не смотреть, — распорядился он. — Код замка совершенно секретен.

— Бобик, действуй, — шепнул я.

ИРИНа отреагировала мгновенно: друг человека выпустил острые когти, высоко подпрыгнул, вцепился в мою куртку и больно оцарапал мне ухо, карабкаясь на голову. Я подавил искушение ойкнуть и вытянулся в струнку, помогая песику считывать набираемый код.

Дверь со скрипом отворилась, искусственная зверюшка спрыгнула на землю.

Из проема дунул легкий ветерок, потянуло свежестью и летом. Здесь, в подземелье? Оступаясь, мы двигались во тьме, пока не лязгнула дверь и не зажегся свет. Мы находились в тесном зале перед винтовой лестницей. Не теряя времени, Дредноут и Неутомимый направились вниз, и мы постарались не отстать.

Когда меня замутило от бесчисленных витков, показалось дно. За отворенной дверью сияли лампы. Моргая от рези в глазах, я тащился последним. Миновал проем и оказался среди зреющей кукурузы. Испуганные нашим появлением птицы захлопали крыльями и отлетели подальше, а в гуще стеблей мелькнуло что-то маленькое и мохнатое. Я понимал, что мы никак не могли выбраться на поверхность, разве что прошли насквозь всю планету. Не иначе это гигантская пещера с мощными источниками света на потолке. Похоже, здешний народ и впрямь не зависит от обитателей поверхности — стоит ли удивляться, что Лига даже не подозревала о его существовании?

Дредноут возглавлял шествие между рядами кукурузы. Было жарко и пыльно, и усталость никуда от меня не делась, да еще вдобавок нахальная крошечная мошка так и норовила залететь в нос. Я чесал его, чихал и вдруг уткнулся в широкую спину Неутомимого.

— Слава Дому и Счастью Выживания! — провозгласил он.

— Слава, слава и добро пожаловать, отважный Защитник, — ответил голос. Тонкий и приятный. Женский. Мы снова пошли вперед, и я, чихая и почесывая нос, поравнялся с коренастой фигурой провожатого. На миг моим глазам открылась мирная буколическая картинка: женщина и трое или четверо детей мотыжат поле.

Да всего лишь на миг. Ибо в следующую секунду женщина увидела меня и завопила:

— День Вторжения!

Дальнейшее происходило с невероятной быстротой. Дети распластались на земле, а она ухватилась за тяжелый пистолет, висящий на шее. Вскинула и открыла огонь.

Мы попадали наземь быстрее, чем дети. Дредноут орал, пистолет трещал, пули свистели и взрывались среди кукурузы.

— Прекрати! Не надо! Это не Вторжение! Хватит! Хватит!

По-моему, женщина не слышала. Пытаясь отползти по черному пару, я видел, как она исступленно нажимает на спусковой крючок: глаза выпучены, белые зубы утоплены в нижней губе. От верной смерти нас спасала только сильная отдача пистолета: от первого выстрела мушка вскидывалась на дыбы, и почти вся очередь уходила в зенит.

Это закончилось так же внезапно, как и началось. Дети исчезли. Неутомимый, вырвав у женщины пистолет, хлопал ее по спине, чтобы унять истерические рыдания.

— Отличная выучка, — одобрил Дредноут. — Неподступная — прекрасная женщина и хорошая мать…

— И, к счастью для нас, никудышный снайпер, — добавил я. — Тебя не затруднит объяснить, что произошло?

— Тренировка. Выживание. За многие поколения это превратилось в инстинкт. Пока в Галактике — война, мы жаждем только мира. Мы выживаем. Пусть другие истребляют себя, но мы выживем во что бы то ни стало!

Тирада обещала перейти в проповедь, но я помешал этому.

— Стоп! Одну минуточку. Со времен Раскола и Галактических войн прошло несколько веков. Сейчас повсюду мир.

Он опустил кулак, стиснутый до белизны в суставах, вздохнул, снова поднял и почесал им нос.

— Я знаю. И не только я. Но большинство не хотят смотреть правде в глаза. Не может. Нас слишком учили выживанию — и ничему другому. Никто и никогда не готовил нас к жизни без войны. Без угрозы вторжения. Кое-кто собирается, думает… О будущем. Мы выбрали предводителя… а большего я тебе не открою. Не смею.

Он умолк. К нам бегом вернулся Неутомимый.

— Пришла депеша: пора уходить. Зона поиска расширена. Если не будем мешкать, обгоним преследователей и доберемся до явки. Поспешим!

Мы поспешили, хотя я уже еле переставлял ноги. Оказывается, подниматься по винтовой лестнице гораздо труднее, чем спускаться. От Флойда не укрылось, что я еле дышу, и если бы он не тащил меня за собой, я бы не осилил восхождение.

И снова — в темные туннели. Я весьма туманно осознавал присутствие двух заговорщиков, Флойда и семенящего Бобика. Когда же мы наконец остановились, я сполз по стенке. Стоит ли ждать, когда подействует яд? Лучше умереть не сходя с этого места.

— Вы останетесь здесь, с Дредноутом, — распорядился Неутомимый. — За вами придут.

Мы прождали несколько минут, и за это время наш часовой не ответил ни на один вопрос.

— Продолжать движение! — скомандовал кто-то из темноты. Мы подчинились. И вошли в тускло освещенный зал, хотя по началу свет нашим привыкшим к темноте глазам казался невыносимо ярким. В зале наличествовал стол, за ним лицом к нам восседало полдюжины молодых людей, наряженных по той же моде, что и наши проводники.

— Стойте здесь, — показал Неутомимый, затем они с Дредноутом подсели к своим.

— Как насчет стульев?

Вопрос остался без внимания. Бобик, уязвленный не меньше моего, запрыгнул на стол и гавкнул, но чтобы не угодить под кулак, был вынужден мигом соскочить на пол.

— Заткнитесь, — предложил один из гостеприимных хозяев. — Мы ждем приказа. Альфамега, мы здесь.

Все повернули головы и уставились на стол, посреди которого лежала красная коробочка. Обыкновенная пластиковая коробочка, ничем не примечательная, кроме зарешеченного отверстия в боку.

— Двое Внешних, о которых вы докладывали, тоже здесь? — поинтересовалась коробка ровным механическим голосом, несомненно, пропущенным через искажатель речи.

— Да.

— Внешние, я обращаюсь к вам. Мне доложили, что вы прибыли, разыскивая похищенный предмет.

— Все верно, говорящая коробка.

— Каково предназначение этой вещи?

— Это ты нам скажи. Ты же его стибрила. — Меня уже подташнивало от всей этой муры с плащами и кинжалами.

— Ты ведешь себя неподобающе. Отвечай на вопрос или будешь наказан.

Я набрал полную грудь воздуха… и прикусил язык.

— А что, меня устраивает, — весело произнес Флойд, тоже сытый по горло.

Уж не знаю, к чему бы привела дискуссия, если бы в эту самую минуту не зазвучал частый топот и в зал не влетел юноша с диким ужасом в глазах.

— Тревога! Рядом патруль!

Истерическую ноту в его голосе усилило буханье множества ног. И тут же выяснилось, что заговорщики, по крайней мере, об одном позаботились — об отходе. В стене отворилась потайная дверь, и возле нее тотчас возникла давка. Вновь прибывший, должно быть, предвидел такую реакцию — он кинулся к выходу в числе первых.

У меня на пути оказался стол. Я перевалился через него, подскочил к двери, но она лязгнула перед носом. Я дал ей пинка, однако толку не добился и оглянулся не притихшую коробочку.

— Альфамега, говори! Как отсюда смыться?

Коробка затрещала и вспыхнула, растекшись пластмассовой лужицей.

— Спасибо, — сказал я.

— А что, другого выхода нет? — полюбопытствовал Флойд.

— Пока не вижу.

Топот раздался совсем рядом. Пока я выуживал из кармана газовую гранату, в зал ворвалась лавина вооруженных людей.

Пришлось заняться ею вплотную. Флойд повалил первых трех, я сцепился с двумя следующими. Дело приняло серьезный оборот: подбегали все новые солдаты. Кое-кто носил панцирь, и все без исключения — островерхие шлемы с прозрачными забралами. Стрелять они не пытались, зато с удовольствием размахивали винтовками, точно дубинами.

Кто-то славно двинул меня по затылку, я зашатался и рухнул. Прежде чем они накинулись, я увидел Бобика — он как паук вскарабкался по стене и исчез во мраке под потолком. Тут меня еще разок треснули по черепу, и я тоже погрузился во мрак. Надо сказать, не без удовольствия.

— Джим, тебе не стало лучше? — донеслось издалека, и я ощутил на лбу что-то влажное и прохладное.

— Шбша… — выдавил я. Или что-то вроде. Пожевал пересохшими губами и открыл глаза. Перед ними раскачивалась мутная физиономия Флойда. Он снова положил мне на лоб мокрую тряпку. В жизни не испытывал ничего приятнее.

— Ты здорово схлопотал по затылку, — объяснил он. — А мне не так круто досталось.

Я хотел было спросить: «Где мы?» — но вовремя сообразил, что не стоит задавать глупые вопросы, когда и так все ясно. В данном случае хватило одного намека, чтобы понять все — решетчатой двери. Я сел. Боже, какая пытка! Флойд подал пластмассовую чашку с водой. Я, булькая, осушил ее и протянул обратно — хочу, мол, еще. Потом ощупал карманы и швы брюк. Напрасная надежда: все припрятанное оружие исчезло.

— Ты собак тут поблизости не видал?

— Не-а.

Вот, значит, как? Получил по башке. Угодил в плен. Брошен в беде лучшим другом человека. И все это — в земных недрах, где челюстефон, скорее всего, бесполезен. На всякий случай я стиснул зубы и воззвал о помощи, но не услышал даже треска статики.

— Ничего, могло быть и хуже, — бодро заявил Флойд, и мне захотелось его пристрелить. Но я не успел даже послать его к черту. К решетке подошел человек, и Флойд получил заслуженную отповедь:

— Будет и хуже. Вы моментально умрете, если попытаетесь дотронуться до меня или до Смертомата. Ясно?

Я оглядел его повнимательней. Седой, лицо суровое, одет по здешней моде, то есть в полевую форму; на голове островерхая каска, с той лишь разницей, что шпиль — золотой, со стилизованными крылышками. Тюремщик шагнул в сторону, чтобы продемонстрировать нечто мобильное и крайне опасное на вид, этакую коллекцию смертоноснейшего оружия. Стволы, палицы, шурикены, ножи и металлические зубы. Зубы-то зачем? Чтобы разорвать нам глотки?

Выяснять почему-то не хотелось.

— Идите за мной.

Надзиратель повернулся и отошел. Мы с Флойдом выползли из камеры и побрели за ним, строго соблюдая дистанцию. Позади лязгал, щелкал и погромыхивал Смертомат.

Коридор в гнетущих серых тонах имел, по крайней мере, одну положительную черту — хорошее освещение. На стенах висели ряды фотографий — по всей видимости, одного и того же субъекта. Или разных угрюмых вояк, отличающихся друг от друга разве что количеством шевронов и медалей.

Конвоир свернул в дверной проем между двумя шипастыми колоннами из стали. Мы последовали его примеру, ни на миг не забывая о лязгающем позади агрегате.

— Впечатляет, — сказал я, окинув взором громадный зал. Стены и пол — в черном мраморе. За широченным окном — военный лагерь, полощутся знамена, марширует пехота, рядами стоят бронемашины. Поскольку мы находились глубоко под землей, логично было предположить, что это проекция. Но она заслуживала высшей похвалы.

Та же военная тематика легко прослеживалась на внутреннем убранстве: люстры из авиабомб, цветочные горшки из пулеметных кожухов, гардины из ветхих флагов. Все это вмиг навеяло на меня жуткую тоску.

Конвоир, не оглядываясь, приблизился к гигантскому столу и уселся в единственное кресло с высокой спинкой. Властным жестом указал на два кресла поменьше. Смертомат за нашими спинами лязгнул, щелкнул и зашипел, выпуская пар. Мы сели.

Что-то ласково дотронулось до моей лодыжки. Я опустил голову и увидел выдвижные захваты, обитые тканью. Зажужжали моторчики. Захваты сомкнулись намертво.

Я всплеснул руками, на долю секунды опередив клешни, вынырнувшие из подлокотников. Они щелкнули вхолостую.

— Неразумно, — упрекнул седовласый. Клацая, Смертомат приблизился ко мне и упер в спину нечто твердое — автоматный ствол, что же еще?

Клешни разжались. Я вздохнул и опустил руки. Не надо было вертеть головой, чтобы убедиться: Флойд подвергся точно такой же процедуре.

— Свободен.

Механизм-убийца беспрекословно убрался из зала, и огромная дверь затворилась, отрезав нас от его дребезжания.

— Я Командир, — представился седой после того, как откинулся на спинку кресла и раскурил большую зеленую сигару.

— Это должность или имя? — спросил я.

— И то и другое. — Он пустил к потолку голубое колечко. — Я взял вас в плен, потому что не хотел подвергнуться нападению. И не хотел говорить с вами при посторонних. — Он дотронулся до кнопки на столе и взглянул на мерцающую фиолетовую лампочку. — Теперь можно не бояться подслушивания.

— Вы, наверное, собираетесь рассказать, кто вы и ваши приятели, откуда вы тут взялись, и все такое прочее?

— Безусловно. Мы — выживисты.

— Кажется, я что-то слыхал об этой компании.

— Наверняка. В годы Раскола это название присваивали себе самые разные общины, потому что оно многим нравилось. Но только мы по-настоящему заслужили его, ибо только нам удалось выжить.

— Выживисты, — раздумчиво протянул Флойд и добавил скороговоркой: — «Группы людей, считавшие войну неизбежной и не верившие в способность властей защитить их. Они покинули свои жилища и укрылись в подземных бункерах с запасами пищи, воды, амуниции — всего необходимого, чтобы переждать любую катастрофу»… Не выжил никто.

— Великолепно. Ты процитировал…

— Карманный справочник по истории психов, культов и спасителей человечества.

— Великолепно. Конечно, это не относится к названию книги и последней фразе цитаты. Мы постарались — и выжили.

— Вы даже малость перестарались. Войны Раскола давным-давно закончились, в Галактике — мир.

— Отрадно слышать. Только другим этого не говори.

— А почему? Нет, постой, дай самому догадаться. Чтобы они до скончания века оставались стрижеными болванами — ведь это полностью тебя устраивает. Пока идет война или пока сохраняется ее угроза, власти держатся. В нашем случае власти — это ты и тебе подобные.

— Прекрасная логика, Джим. Надо сказать, не всем по вкусу такой порядок…

— Мы встречались с теми, кому он не по вкусу. Это сопливые мальчишки, ну, может, и кто-то из взрослых. Их не устраивает милитаристский статус-кво и вечная война. Вероятно, им больше по нраву мирная жизнь в окружении родных и близких. Но это — если допустить, что у вас есть семьи.

— Конечно, есть. В тишине и покое надежных жилых пещер. Мы их охраняем и защищаем…

— Но главным образом тратите время на игру в солдатики и постановку командных голосов.

— Ты слишком придирчив. Мне это начинает надоедать.

Командир с усмешкой посмотрел на сигарный пепел и стряхнул его в пепельницу, изготовленную, разумеется, из снарядной гильзы. Каким-то боковым зрением я заметил шевеление чего-то черного, но не обернулся в ту сторону. Самое время выйти на сцену Бобику.

— Зачем мы тебе понадобились? — спросил Флойд.

— Я думал, это понятно. Надо выяснить, кто вы такие и много ли знаете о нас.

Из-под стола к моим ногам метнулась тень, но Командир не мог этого видеть. Тень, должно быть, поднялась по спинке кресла — голос ИРИНы прошептал мне на ухо:

— Я проанализировала голоса участников прерванного совещания. Восстановила обертоны, снятые искажателем речи, и теперь могу сказать, кто называет себя Альфамегой…

— Я уже знаю.

— Что ты знаешь? — осведомился Командир. — С кем разговариваешь?

— Да так, мысли вслух. Мысли о том, что ты не такой хитрец, каким себя возомнил. Назвал меня по имени, а ведь мы еще не представились. Но если ты присутствовал на собрании юных диссидентов, то, конечно, должен знать, кто я такой. А я теперь знаю, кто ты. — Я улыбнулся и спросил, выдержав долгую паузу: — Командир? Или Альфамега? Какое имя тебе больше нравится? Ведешь двойную игру, не правда ли?

Глава 25

— Я могу тебя прикончить, — холодно вымолвил Командир. — Глазом моргнуть не успеешь. — С этими словами он очень даже нервно раздавил окурок в пепельнице.

— Спокойствие, спокойствие, — сказал я. — Ведь ты притащил нас сюда явно не с бухты-барахты. Почему бы не довести дело до конца и не объяснить, какая помощь от нас требуется?

Командир хмурился; он выглядел сердитым и опасным. Как говаривала моя матушка — почему я все время ее вспоминаю? — «свинобразы липнут на мед, а не на уксус». Помягче надо, помягче.

— Командир, ну что вы, право, — залебезил я. — Мы же за вас, только мы, больше вам не на кого рассчитывать. Вы отлично знаете, чего хотите, а из солдат никто не представляет себе истинной картины. Вы тут не единственный начальник, но, похоже, только вас осенила идея устроить небольшой заговор. Устроить по-своему. Вы потрудились на славу — не знаю, кому еще под силу такое. Мы готовы помочь… если, конечно, вы не против.

Хмурое выражение на лице Командира исчезло. Флойд, подражая мне, улыбнулся и кивнул, но не сказал ни слова. Зажглась вторая сигара. Вверх потянулся дымок. Курильщик благодушно кивнул.

— Конечно, Джим, ты прав. Невероятная ответственность, постоянная нагрузка на психику… А кругом — одни болваны! Stulteguloj! Kretenoj! Вековое кровосмешение и прозябание в норах не слишком хорошо отражаются на умственных способностях. Поражаюсь, как мне самому хватило рассудка, чтобы это заметить. Я так не похож на них, будто родился на другой планете — этакое дитя гомо сапиенс в пещере неандертальцев.

Мне это показалось знакомым. Не родился еще «сильная рука», диктатор, военачальник, который не считал бы себя венцом творения.

— Да, сэр, вы не такой, как все, — подхватил Флойд чуть ли не застенчиво. — Я это понял, едва вы заговорили.

Похоже, мы с Флойдом учились в одной школе. Правда, раньше мне казалось, он лишь скользит по верхам. Выходит, ошибочка.

— Так вы заметили? Впрочем, для Внешних разница, надо думать, очевидна. Поверьте, мне было нелегко. Я даже к начальству обращался, выявлял некоторые проблемы, предлагал решения… Как об стенку горох, честное слово. И ведь молодежь не лучше. Хотя надо ей отдать должное — она волнуется. Особенно когда до нее доходит, как мало радости в простом выживании. Поначалу это, конечно, занятно — вызов обществу и все такое. Но через денек-другой удовольствие сходит на нет.

— Уж не беспокойство ли молодых навело вас на мысль о необходимости вождя? — спросил я.

— Не сразу. Но я все чаще замечал, как младшие теряют уважение к старшим. Только к ученым они пока относятся благосклонно. С их точки зрения, одни лишь ученые делают что-то новое и нужное. Потому-то я и стал Альфамегой. Меня считают молодым ученым. Мятежником, не способным идти в одиночку наперекор ветхим идеям, наперекор устоям, а посему вынужденным искать сочувствия среди людей его возраста и склада ума.

— У меня руки затекли, — улыбнулся Флойд. — Нельзя ли ненадолго снять железки?

— Нельзя. Вы нужны мне там, где находитесь.

А ты переменчив, дружище. Куда девалась твоя теплота, и почему ты вдруг затянулся с такой силой, что сигара затрещала и заискрилась?

— Мы, выживисты, очень внимательно следим за событиями. На всей этой планете. Создали наблюдательную сеть еще до того, как здесь опустился первый ваш корабль. С тех пор мы ее расширяем и совершенствуем. Ни одна птичья свара, ни одно падение полпеттона не ускользает от наших глаз. От моих глаз! Потому что я наблюдаю за наблюдателями. Я наблюдал и заметил, что на поиски археологической находки тратится уйма ресурсов и сил. За этим скрывается что-то важное, и мне захотелось узнать, что именно. Я послал отряд похитить ее и взорвать здание, чтобы замести следы. Мои люди справились великолепно, преследования не должно было быть. И все-таки вы здесь. Меня интересует и то, как вам это удалось. Поэтому рассказывайте, и побыстрей.

— С удовольствием, — откликнулся я. — Мой друг Флойд и слыхом не слыхивал ни о какой находке. Зато мне известно все. Ведь это я нашел ее первым, а затем проник сюда по ее следу. Только я могу открыть принцип ее действия, показать, какие удивительные чудеса она способна вытворять. Если отведете меня туда, где она лежит, я с удовольствием продемонстрирую ее в работе.

— Почему бы и нет? Пойдешь со мной. Друг останется здесь в качестве гарантии. Ты не против?

Он встал и положил ладонь на рукоять грозного оружия, висевшего у него на боку.

— Ну, конечно. Флойд, ты уж извини. — Я повернул голову к коллеге, подмигнул левым — не видимым Командиру — глазом. — Я знаю, ты бы охотно пошел со мной и подсобил, но — увы! Так что жди здесь и ничего не бойся. Никто тебя не тронет, можешь положиться на слово Джеймса Бобика диГриза.

— Все будет в норме, Джим. Позаботься лучше о себе.

Оставалось лишь мысленно скрестить пальцы и надеяться, что из смеси туманных и прозрачных намеков Флойд сумеет вычленить суть. Отворилась дверь, за моей спиной зашипело, залязгало, заклацало. Кресло разомкнуло оковы. Я помассировал затекшие руки и медленно, осторожно поднялся. Смертомат, злобно полыхая оранжевыми глазками, махнул в сторону двери закопченным раструбом огнемета.

Я вышел из зала за Командиром Альфамегой, оставив Флойда в плену у кресла. Уповая, что ненадолго. Все будет зависеть от того, правильно ли Бобик-ИРИНа расшифрует мою прощальную речь. Мы с Командиром прошли по широкому коридору, украшенному портретами героев. Дружелюбно улыбаясь, спутник приподнял над кобурой пистолет, а затем позволил ему скользнуть обратно.

— Если хоть словом обмолвишься о нашем разговоре, от тебя останется мокрое место. Уяснил?

— Вполне, спасибо. Не произнесу ни звука, сэр, можете на меня положиться. Только взгляну на находку и объясню принцип действия. И все.

Может, я и улыбался, но в душе был мрачнее тучи. Джим, сказал я себе, ты увяз, что твой свинобраз в яме с кагалом. Прискорбно, однако выбирать не из чего.

Идти пришлось долго; я снова притомился. И клятвенно пообещал себе уйти в длительный отпуск, как только все закончится. Если закончится.

Отворилась последняя дверь, и мы вошли в лабораторию — из тех, которые ни с чем не спутаешь. Кругом пульты, провода, скворчащие реторты и престарелые ученые мужи в белых халатах. При виде начальства они верноподданно лупили себя в грудь — это напоминало барабанную дробь — и почтительно расступались, пропуская нас к лабораторному столу. На нем, все в проводах и «крокодилах» тестеров, возлежало творение иной расы. Я хлопнул себя по лбу и пошатнулся.

— Кретины! Что вы сделали с кагалятором?! Если включили — нам всем крышка!

— Нет! Не включали! — пискнул дряхлый ученый и в страхе посмотрел на Командира. Тот презрительно усмехнулся.

— Болваны! Все как один! А ну, отвечайте этому Внешнему, чем вы тут занимались? Только он знает, на что годится устройство.

— Спасибо! Спасибо! Конечно, конечно, как прикажете. — Старый пень повернулся ко мне и показал дрожащим пальцем. — Мы всего лишь просветили его рентгеновскими лучами и начертили схему. Она очень сложная, да вы и сами знаете. Однако… — Он вспотел и смущенно огляделся по сторонам. — Когда мы пытались проверить цепь, что-то сработало…

— Сработало?! Если вы его включили, этой планете каюк! А ну, показывайте!

— Нет, что вы, ничего страшного не случилось. Просто объект поглотил электрический ток из нашего тестера. Мы даже не сразу заметили, а как только спохватились, прекратили…

— Так что же вы заметили? — Голос Командира напоминал скрежет напильника по стальной заготовке.

— Сейчас, сэр, сейчас расскажу. Отвалилась панель и открыла вот этот тайник. А в нем — лампочки. Вот и все. Только лампочки…

Охваченные любопытством, мы все подались вперед. Да, тайничок имел место. И внутри него — четыре светящиеся выпуклости. Зеленая, красная, оранжевая и белая.

— Что это значит? — Пальцы моего инквизитора крепче сжали рукоять пистолета.

— Ничего особенного. — Я даже зевнул, подчеркивая, что не стоит волноваться из-за таких пустяков. — Просто этот тестер протестировал ваш.

Я беспечно ткнул пальцем в сторону сияющих лампочек и ощутил, как в бок уперся ствол пистолета.

— А по-моему, ты несешь околесицу. А ну, говори правду, или ты — труп!

Бывают в жизни секунды, которые легко перепутать со столетием. Вот он, именно такой случай. Командир злобно таращился на меня. Я прикидывался невинной овечкой. Ученые, разинув рты, пялились на начальство. Смертомат ждал в дверном проеме, лязгая и шипя о чем-то своем. Возможно, ему просто хотелось кого-нибудь прикончить. Время остановилось, надо мной нависла вечность.

Чтобы пересчитать возможные пути к спасению, мне хватило пальцев одной руки. Еще и лишние остались. Штук пять.

— Правду? — переспросил я. — Да ради Бога… — И умолк. А что тут скажешь, как успокоить маньяка? Сейчас как бабахнет…

Бабахнуло. По лаборатории с лязганьем и клацаньем разлетелись обломки Смертомата.

Как вы догадываетесь, это привлекло всеобщее внимание. А через мгновение раздался возглас:

— Джим! Ложись!

В дверях возник Флойд с неописуемым, но грозным на вид оружием наперевес. Бобик сделал свое дело — освободил его. А Флойд позаботился о Смертомате.

Командир молниеносно развернулся, вскинул пистолет…

А я не упал, как советовал опытный в таких делах товарищ. Не упал, ибо подвергся приступу безумия. Слишком уж часто последнее время меня бросало из огня да в полымя. Вертело, крутило, сбивало с толку, а теперь еще пинком под зад толкнуло к…

К чему?

Лампочки археологической находки манили таинственным мерцанием, и мой палец потянулся к ним. Будто по своей воле.

Зачем?

Чтобы коснуться одного из разноцветных огоньков. А то зачем же?

Которого?

Что означали эти цвета для древних нелюдей — создателей загадочной штуковины?

У меня не было ни малейшего представления.

Но зеленый свет всегда говорил мне: «Иди».

Истерически хихикая, я ткнул пальцем в зеленую лампочку…

Глава 26

Вроде бы ничего не произошло. Я отдернул палец и посмотрел на огоньки. Потом на Командира с обнаженным пистолетом. И удивился. Почему это чудо допотопной техники еще не выстрелило?

Затем взглянул на вояку повнимательней. И обнаружил, что он не шевелится. Его будто паралич хватил. Стоит каменным истуканом, глаза стеклянные, на физиономии застыла злобная гримаса.

Подобным же образом вели себя и остальные. Флойд замер в дверном проеме с пистолетом на изготовку и ртом, разинутым в крике. У его ног я только сейчас обнаружил Бобика. Меня окружали ученые в самых немыслимых позах. Простертые руки, поднятые ноги, открытые рты. И — ни звука! Живы или мертвы? Мир превратился в стоп-кадр, и только я не попал к нему в плен.

Я двинулся к Командиру — избавить от пистолета — и увидел, что он с силой давит на спуск. С каждым шагом я все отчетливей ощущал, как воздух противится моим движениям, густеет, твердеет — и вот я словно тщусь пройти сквозь стену. Я не мог даже дышать — воздух превратился в кисель и не желал затекать в легкие.

На меня налетел страх — и отпрянул, едва я шагнул назад. Снова все нормально. Воздух как воздух. Я с удовольствием наполнил им грудь.

— Эй, Джим, а ну-ка осади крышу! — велел я себе, и этот приказ оглушительным воплем разлетелся по безмолвному залу. — Что-то происходит. Что? Началось оно, когда ты дотронулся до зеленой лампочки. Это связано с находкой!

Я воззрился на нее. Постучал по нейкулаком. Науськал мозги на гениальное прозрение. Поймал!

— Тахионы! Их излучает эта штуковина… Мы об этом знаем — по ним ее выследила ИРИНа. Тахионы — частицы времени…

Агрегат действует — я его включил, нажав на лампочку. Зеленый — значит путь открыт. Куда?

Стазис или скорость. Либо я ускорился, либо мир замедлился. А как определить разницу?

С моей точки зрения, все вроде бы притормозило, даже остановилось. Находка что-то такое делает, излучает хронополе или прекращает движение молекул. Короче говоря, в один миг замораживает все кругом. Куда ни глянь, везде остановилось время, и только в непосредственной близости от устройства этого не случилось. Я подступил еще ближе, погладил его.

— Ах ты, миленькая машинка времени. Хроно-замедлялка-тормозилка-прекращалка и что там еще? Фокусница ты моя! Как же мне теперь быть, а?

Она не соизволила ответить. Да я и не рассчитывал. Моя проблема, мне и решать. Придется потратить немного времени на раздумья. Невелика беда: у меня теперь— все время мира. Но рано или поздно придется что-то сделать. Скорее всего, нажать на кнопочку другого цвета. Или же так и стоять, тупо глазея на машинку и ожидая смерти от жажды, голода или чего-то подобного. Ну, Джим, какая лампочка нам больше нравится?

С зеленой все ясно — в ретроспективе, разумеется. Я ее выбрал, когда ребром стоял вопрос: быть или не быть? Сейчас я вовсе не уверен, что поступил правильно. Я поднял руку… и опустил. Полным-полно времени, чтобы решать, я же — сама нерешительность. Зеленая означает: иди, трогай, стартуй. Может быть, красная — это «стоп»? Может быть. А как насчет белой и оранжевой?

— Что, Джимми, не по зубам орешек? — Хотелось произнести это весело, но получилось — обреченно и плаксиво. Я хрустел пальцами; я не знал, как быть. Потом замер и взглянул на пальцы так будто ответ был напечатан на них. Но увидел только грязь под ногтями.

— Рано или поздно ты выберешь, Джим. Уж лучше рано, пока нервы целы.

Я поднял руку… и отдернул. Кажется, я опоздал — нервы уже ни к черту.

— Джим, не раскисай! — Я схватил себя за шиворот и со злостью встряхнул что было сил.

Не помогло. Ни капельки. Ну что ж, тогда русская рулетка? Почему бы и нет? Не гадать же целый век на кофейной гуще? Я снова выпрямил палец и дал себе слово дотронуться до той лампочки, на которую придется конец считалки.

— Эне, бене, раба, квинтер, финтер…

Я так и не выбрал лампочку, ибо в самый ответственный момент из коридора донеслось шарканье.

Движение?!

В мире, где застыло все и вся?

Я развернулся в прыжке, вскинул руки, принимая защитную стойку. Затем опустил их, внимая шагам, звучавшим все громче. Они приближались к дверному проему…

Они прогремели рядом с окаменевшим Флойдом…

— Чудовища! — завопил я, шарахаясь назад. — Нелюди!

Будь моя воля, я бы умчался сломя голову.

Две жуткие металлические твари. Раздвоенные конечности, многогранные черепа, пылающие глаза, когтистые пальцы. И все это приближалось ко мне. Остановилось. Протянуло руки к головам…

Нет! Не к моей. К своим. И принялось их отвинчивать. Я расслышал булькающий вопль и не сразу сообразил, что он вырвался из моего горла.

Отвинтило, отделило, подняло…

Съемные шлемы. На двух совершенно человеческих физиономиях читался неподдельный интерес. Я уставился на них с таким же точно выражением. И, несмотря на коротко подстриженные волосы, признал в одной из них женщину. Она улыбнулась и сказала:

— Wes hal? Eltheodige? Ac hva bith thes thin freond?

Я лишь беспомощно заморгал, не поняв ни слова. Пожал плечами и улыбнулся — надеюсь, беспечно. Второй гость покачал головой.

— Unrihte tide? Unrihte edge? To earlich eart thu icome?

Хватит с меня этой тарабарщины!

— Слушайте, а как насчет эсперанто? Я имею в виду старый, добрый и простой язык. Второй язык Галактики, между прочим.

— О чем разговор. — Девушка улыбнулась беспечно и белозубо. — Я — Веста Хронотиктак, мой спутник — Отред Хронотиктак.

— Супруги? — осведомился я понятно по каким соображениям.

— Нет. Сводные брат и сестра. А ты? У тебя есть какое-нибудь имя?

— Да, естественно. Джеймс диГриз. Но все зовут меня Джим.

— Рада познакомиться, Джим. Спасибо, что нашел и включил хронобур. Мы его сейчас заберем.

Она двинулась к изделию иной расы. Теперь я знал, что оно называется хронобуром. Знал и еще кое-что. Я заступил ей дорогу и сказал:

— Нет.

— Нет? — Ее прелестный лобик пошел складками, а Отред вмиг насупился. Я чуть развернулся, чтобы держать его в поле зрения.

— Если «нет» звучит для вас слишком категорично, могу выразиться помягче: будьте любезны, погодите минутку. Разве не вы только что поблагодарили меня за обнаружение этой вещи?

— Я.

— Стало быть, кто-то ее потерял, а теперь она найдена благодаря мне. Разве я не достоин пустяковой ответной услуги? Я имею в виду объяснение.

— Джим, нам ужасно жаль, но информировать темпоральных аборигенов строго-настрого запрещено.

Не очень-то деликатно, подумал я. Какое счастье, что я такой толстокожий!

— Послушайте, — начал я проникновенно, — перед вами абориген, который уже знает довольно много. В моем распоряжении — хронобур, устройство для бурения времени. Похоже, вы с братцем не совладали с управлением и даже потеряли инструмент во времени и пространстве. Это весьма неприятно, поскольку вы забыли предупредить о своей деятельности аборигенов того отрезка времени, который изучаете.

— Как ты… с чего ты взял? — спросила Веста. «Молодчина, Джим. Может, по части лингвистики они здорово продвинулись, но уж по части воображения и дедукции где им с тобой тягаться? Продолжай в том же духе».

— Когда мы, аборигены, обнаружили хронобур, то приняли его за изделие давным-давно, тысячелетия назад, исчезнувших нелюдей. Правда, как это нередко случается, оказалась гораздо проще. Хронобур попал к нам из прошлого, выйдя по какой-то причине из-под вашего контроля.

Я стрелял наугад, однако, судя по их ошарашенным физиономиям, попадал в точку.

— Итак, не подчиняясь управлению, он все глубже уходил в прошлое. Пока не сел источник энергии. А без излучения засечь его невозможно. Вы решили, что он погиб. Вот почему все так всполошились, когда штуковина напомнила о своем существовании. И вас послали на поиски.

— Ты… ты читаешь мысли? — придушенно выговорила Веста.

Я решительно кивнул.

— В моей эпохе сильно развито искусство психической телепатии. Хотя очевидно, что все сведения об этом изъяты из ваших банков информации. Сейчас я перестану читать в умах, потому что понимаю, как неприятно, когда к тебе в мозги забирается посторонний. — Я отвернулся, ущипнул себя за лоб и снова повернулся к ним. — Все, кончено. С этой минуты — общение посредством речи.

Ошеломленные гости из будущего переглянулись.

— Пожалуйста, говорите, теперь я не знаю, о чем вы думаете. Чтобы понимать друг друга, нам придется облекать мысли в словесную форму.

— Знать о путешествиях во времени запрещено, — сказал Отред.

— Не моя печаль. Это вы потеряли хронобур, а не я. Вам следует уяснить: я знаю почти все. И не только я, но и все мои собратья по телепатии, которые сейчас слушают мои мысли. Но мы клянемся молчать. Если необходимо, чтобы ваша тайна осталась тайной, так и будет. Но для этого потребуется ваша помощь. Посмотрите вокруг. Видите этого мерзкого типа в рогатом шлеме? Он вознамерился убить меня. Входя в это помещение, вы, наверное, переступили через обломки вооруженной до зубов и очень смертоносной машины. Переступили? Если да, кивните. Хорошо. Эта чертовка хотела прикончить меня и моего друга, но он разделался с ней раньше. Так что выключить хронобур и улизнуть вместе с ним — это не выход. Вы оставите за собой опасную, я бы даже сказал, чреватую гибелью ситуацию.

— Что же делать? — спросила Веста, положив ладонь мне на руку.

— Во-первых, помогите нам с другом бежать отсюда, пока не закончился временной стазис.

— Это в пределах возможного. — Отред кивнул.

— Значит, договорились. Во-вторых, мне понадобится другой хронобур, чтобы вернуться с ним…

— Исключено! Запрещено!

— Сделай милость, дослушай до конца. Вернуться с недействующим хронобуром. С хорошей подделкой, которая всех убедит, что вы тут ни при чем. Уловил?

— Нет.

Похоже, нашим потомкам удалось вывести породу тупиц. Или людей-роботов, лишенных воображения и тому подобного. Я сделал глубокий вдох.

— Послушайте! Я хочу, чтобы вы поняли: здесь в моем времени, на слуху у всех ученых появление некоего загадочного предмета, похожего на ваш хронобур. Только они считают его изделием нечеловеческой расы из далекого прошлого. Зачем же их разубеждать, а? Никто и не заподозрит, что вы потеряли в прошлом свой прибор. Попросите техников вырезать имитацию из камня возрастом не меньше миллиона лет. Мы выдадим ее за оригинал, тайна будет сохранена, честь — спасена, все хорошо, что хорошо кончается.

— Прекрасная идея. — Откуда-то из недр бронекостюма Веста извлекла микрофон. — Сейчас же и закажу. Через секунду-другую копия будет…

— Погоди. Я хочу попросить еще об одном пустячке. Чтобы ученые не заподозрили подделки, дубликат должен кое-что делать. Вмонтируйте в него простенькое устройство, которое самоуничтожится после одной-единственной операции. Уверен, с этим у ваших технарей проблем не возникнет.

Я потратил еще немного времени, убеждая тугодумов из грядущего. В конце концов они скрепя сердце уступили. Копия внешне ничем не отличалась от оригинала. Мерцая, она овеществилась перед нами и повисла в воздухе. Отред с негромким хлопком вырвал ее из пустоты и вручил мне.

— Чудненько. — Я зажал штуковину под мышкой. — Ну что, можно идти?

Они кивнули и надели шлемы.

Первым делом я велел своим темпоральным друзьям снять стазисное поле с руки Флойда. Надо было его разоружить — подобно Командиру, он жал на спуск. Господи, в каком жестоком мире мы живем! Я сунул пистолет за пояс и кивнул темпотехам.

Надо отдать должное рефлексам Флойда — он мигом сориентировался, развернулся и саданул по отредовой шее ребром ладони. Но замер, едва я крикнул: «Стой!»

— Успокойся, Флойд, это друзья. Ужасные с виду, но добрые внутри. Они помогут нам отсюда выбраться. Обернись, и ты увидишь, что все наши недруги замерли в нерешительности. Так они и простоят, пока мы не окажемся в безопасности. Весточка, будь лапушкой, дотронься волшебной палочкой вон до того комка меха. Он нам еще пригодится.

— А в чем дело-то? — спросил, озадаченно моргая, Флойд. — Что тут творится, черт возьми?

— По-моему, небольшое объяснение не повредит, — заметила ИРИНа, а Бобик сердито залаял.

— Для начала, — уточнил Флойд.

— Непременно. Как только выберемся. Пожалуйста, идите первыми.

Я обернулся, чтобы поблагодарить темпоральных спасителей, но они уже исчезли. Какое там воображение — хорошими манерами и то обделены, бедолаги. Похоже, исчезая, они прихватили с собой стазисное поле — я вдруг услыхал наши шаги. Охваченный страхом, я оглянулся… Нет, все в порядке, поле действует, среди безмолвных силуэтов угадывается Командир со злобным оскалом на лице и пистолетом в руке.

— Пора смываться, — сказал я, — поскольку неизвестно, как долго эти негодники простоят столбом. Вперед!

— Объясни! — воскликнул Флойд, пребывая, надо сказать, не в лучшем расположении духа.

— Одну секундочку, — решил поволынить я. И обмер. Так как на ум пришла ужасная мысль. Пока мы тут развлекались со временем, возможно, и оно развлекалось с нами? В частности, со мной? Как насчет скорой кончины от ядовитого зелья? Рука дернулась к черепу-компьютеру, но он, разумеется, исчез вместе со всем снаряжением. Сколько дней я потерял? Что, если отрава уже взялась за дело? Вдруг я умираю?..

Дрожа и потея, я выронил псевдохронобур и сгреб в охапку синтетического пуделя.

— ИРИНа! Бобик работает на передачу?

— Конечно.

— Сколько времени… то есть, который сейчас день? Нет! Отставить. Свяжись с адмиралом. Спроси, сколько мне осталось? Когда конец? Пожалуйста, побыстрее! Не надо вопросов. Он все поймет. Действуй! И поживей!

Время, скажу я вам, едва переставляло ноги. Флойд помалкивал — должно быть, уловил в моем голосе отчаяние. Проползла секунда, минута, столетие… Наконец-то! ИРИНа справилась — добилась чистой слышимости. Бобик вдруг заговорил голосом адмирала Стинго.

— Джим, старина, как я рад тебя…

— Не надо слов. Слушай. Я не знаю, который нынче день. Сколько еще у меня времени?

— Понимаю, Джим, я бы тоже волновался на твоем…

— Ты не на моем месте, я и впрямь волнуюсь, отвечай, или при первой же возможности я тебя медленно прикончу. Хочешь знать, как?

Я вдруг обнаружил, что не могу продолжать — задыхаюсь.

— Извини, я хотел сказать: не беспокойся. Яд — не проблема.

— Ты добыл противоядие?

— Нет, но тридцатый день уже миновал. Два дня назад.

— Два дня назад?! Значит, я уже труп?

Нет! Мозги сорвались с цепи, побесились на воле и вернулись в конуру. Тридцать дней позади. Противоядия нет. Я жив.

— Значит, яд с месячной отсрочкой… — Я слышал, как скрежещут мои зубы. — Лажа, да? Значит, с самого начала вы ломали комедию?

— Боюсь, это так, Джим. Прошу прощения. Но ты должен поверить: я до последнего дня абсолютно ни о чем не подозревал. Всей информацией располагал только один человек. Который задумал операцию.

— Адмирал Бенбоу!

— Боюсь, я не вправе разглашать эти сведения.

— Незачем. Шила в мешке не утаишь. Адвокат, угостивший меня ядом, поступил, как ему было приказано. За деньги адвокаты что хочешь сделают. Бенбоу — главный, стало быть, он и придумал фокус с отравой, чтобы держать меня на коротком поводке.

— Возможно, Джим. Возможно. — Даже посредничество псевдопса не сглаживало неискренности, уклончивости в адмиральском тоне. — Но тут уже ничего не поделаешь. Все в прошлом. Лучше забыть. Согласен?

Я кивнул, подумал и улыбнулся.

— Согласен, адмирал. Почему бы и впрямь не забыть? Все хорошо, что хорошо кончается, кто старое помянет, тому глаз вон. Забудем.

«До поры» — но вслух эту существенную поправочку я не высказал.

— Джим, я рад, что ты все понимаешь. Значит, без обид?

Я выронил пса, повернулся и радостно хлопнул Флойда по плечу. Затем нагнулся и поднял псевдоархеологическую квазинаходку.

— Мы победили, Флойд! Мы справились. По пути я тебе все расскажу. Со всеми подробностями. А пока обрати внимание на главное: мы живы, и находка у нас. Задание выполнено. Ну, а теперь веди нас, верный Бобик, ты же запомнил дорогу. Но не торопись, ибо такие денечки, как нынешний, выдаются нечасто.

Я зверски проголодался и хотел пить. Однако сильнее всего меня изводила иная жажда… Мести? Нет, мщение — не выход. Но если не месть, то что?

Настало время для небольшого сведения счетов, для маленькой внеплановой разборки.

Меня нисколько не позабавил розыгрыш с ядом. И перед тем как над последней «i» будет поставлена точка, перед тем как археологическая находка скажет нам последнее «прости», я позабочусь о том, чтобы свершилось правосудие. По моим законам.

Глава 27

— А теперь, Флойд, неси его ты, ладно? — попросил я напарника, вручая ему хронобур. Мы оставили позади последний освещенный туннель и теперь целиком зависели от памятливости ИРИНы. — Я маленько притомился.

— Не удивляюсь. Но и ты пойми: у меня нервы на пределе. Так выкладываться, а потом не найти еще чуть-чуть силенок, чтобы объяснить, в чем дело — да что ты, ей-богу? Я же ни черта не соображаю! Помню, как долбанул Смертомат вот из той пушки, что у тебя за поясом — мне ее Бобик приволок. Потом кидаюсь в дверь, кричу тебе «ложись», собираюсь вырубить Командира и вообще любого, кому захочется неприятностей…

— Я помню то же самое.

Бобик тявкнул и свернул из мглистого туннеля в другой, еще более мглистый. Флойд знай себе брюзжал:

— Потом жму на спуск, и вдруг пистолет оказывается у тебя, а рядом стоят какие-то чудища — не то люди, не то роботы, поди разбери… Таращусь на лабораторию, а там все будто окаменели! Хоть бы шевельнулся кто! Оглядываюсь — а металлических тварей уж и след простыл. Зато возникло чувство, будто я маленько того… Вот я и прошу: если ты мне друг, расскажи-ка, что произошло. И поскорее.

— Если б я знал! Я видел то же, что и ты. Ума не приложу, как все это…

— Ты должен знать! Ты ведь с ними разговаривал!

— Да ну? Не помню. В башке туман какой-то…

— Джим, со мной этот номер не пройдет. Вспоминай. А почему ты на адмирала орал, а? Насчет яда и другого адмирала?

— Ну, тут как раз все просто. Некие злодеи шантажом заставили меня участвовать в этой операции! Сказали, что я отравлен и через тридцать суток отброшу копыта, если не получу противоядия. И весь этот месяц, пока мы гонялись за находкой, я вспоминал про яд и считал оставшиеся денечки.

Он несколько секунд помолчал.

— Ну и скотство! А ты уверен?

— Еще бы! Знаешь, я все-таки здорово вымотался, давай-ка отложим ненадолго этот разговор и сосредоточимся на переставлении ног.

Понравилось это Флойду или нет, но он оставил меня в покое. Мне надо было хорошенько пораскинуть мозгами, сочинить убедительную историю — не только для него, но и для военных. Я спотыкался от изнеможения и радовался, что никто нам не мешает. Хотя как раз на такой случай я держал под рукой пистолет.

Когда Бобик включил запорный механизм люка и в проеме показалось голубое небо, я вздохнул с облегчением, возвратил оружие Флойду, а оставшиеся силы употребил на подъем по лестнице. После чего рухнул со стоном на землю и привалился спиной к стволу полпеттона.

— Флойд, пистолет теперь у тебя, — сказал я, — так что можешь отдать находку. ИРИНа, как насчет средств передвижения?

— Будет. Как только вы поднялись на поверхность, я сообщила координаты и теперь даю пеленг. Помощь идет.

Она не выдавала желаемое за действительное — в небе появилась черная точка и быстро превратилась в катер со старины «Беспощадного». Он сел с характерным грохотом, заставив землю содрогнуться, и я не удивился, когда из кабины выбрался капитан Тремэрн.

— Поздравляю, Джим. — Он протянул руку. — Ты отлично справился.

— Спасибо. — Я поморщился, растирая кисть, побывавшую у опытного костолома. — Но не думайте, что это было просто.

— Бог с тобой! Мы же вместе работали, неужели забыл? Ну что, избавить тебя от этой штуковины?

— Нет! — воскликнул я и перепугался, услышав в своем голосе истерический надрыв начинающего психа. А почему нет? — Она побудет у меня… до подробного объяснения принципа действия. До собрания.

— До чего?

— До собрания, которое вы устроите в Пентагоне. Я хочу, чтобы на нем присутствовали все Стальные Крысы. Так сказать, последняя встреча. Мадонетта еще не вернулась в свой тюремный офис?

— Собирается. Но не улетит до твоего возвращения.

— Верная боевая подруга! Еще я хочу, чтобы кроме нас присутствовали и новые друзья.

— Друзья? — недоуменно переспросил Тремэрн. — Что еще за друзья?

— Во-первых, жирный головорез Свиньяр, король жлобистов. Во-вторых, пригласите Железного Джона и его противоположность — Мату. Можете и сами прийти. Скучно не будет, обещаю.

— Еще бы! Но, увы, невозможно. Ссыльнопоселенцы на территорию Пентагона не допускаются.

— В самом деле? А я-то думал, что вижу перед собой человека, который собирается хорошенько почистить Лайокукаю.

— Да, но…

— Сейчас, капитан, самое подходящее время. На собрании я не только отдам изделие иной расы и открою его тайну, но и расскажу всем, почему на этой планете скоро все будет по-другому.

— И почему же?

— Приглашаю на собрание. Там и узнаете.

— Нелегко будет его устроить, ох, нелегко…

— Ничего, справитесь. — Я показал на Флойда. — Поинтересуйтесь у него, что произошло у выживистов. Пускай адмирал Стинго изучит его рапорт. Вы даже не представляете себе, сколько грязи на этой планете. Подготовьте аргументацию, проконсультируйтесь с начальством, присмотрите за ним. — Я отдал поддельный хронобур. — И не будите меня, пока все не организуете.

Кое-как я забрался на катер. Опустил подлокотники на заднем ряду кресел. Улегся и мгновенно погрузился в сон.

И вдруг обнаружил, что Флойд осторожно трясет мою руку.

— Мы уже в Пентагоне. Будет встреча, как ты велел. Я заказал для тебя завтрак и чистую одежду. Как управишься, приходи — все уже в сборе.

Пожалуй, я слишком задержался в парилке и под горячим душем. Но в результате не только настроение, но и больные мышцы претерпели чудесную трансформацию.

Я не спешил. Собрание все равно состоится, ведь у них нет выбора, иначе отказали бы под каким-нибудь предлогом. Чего проще? Лабораторные умники как пить дать уже обломали зубы о находку. Флойд, наверное, изложил сумбурную историю насчет прыжка с пистолетом и металлических незнакомцев. И в конце концов заинтересованные лица неохотно пришли к заключению, что происшествие в подземной лаборатории так и останется для них загадкой. Если, конечно, они не обратятся ко мне за разъяснением. А получив его, скорее всего, решат, что могут поступить со мной как им вздумается. В этом я нисколько не сомневался, ибо знал цену их обещаниям.

— Ладно, Джим, — обратился я к мокрому отражению в зеркале, улыбаясь и тщательно расчесывая волосы. — Они получат что хотят.

Роль поводыря досталась Флойду. Мы нога в ногу прошли по коридорам в конференц-зал.

— Привет, ребята! — весело поздоровался я с недружелюбной, мягко говоря, аудиторией.

Только Мадонетта улыбнулась в ответ и помахала нежной рукой. Адмирал Стинго был суров, капитан Тремэрн — необщителен. Мата — чересчур серьезна. Флойд дулся, однако подмигнул, когда я глянул на него. Железный Джон и Свиньяр рванулись вперед, злобно выпучив глаза и ощерясь — не будь эта парочка прикована к креслам, она бы растерзала меня в клочья. Я даже слегка развеселился при виде нашего волосатого приятеля с забинтованной башкой и лапой на перевязи. Перед ними на столе возлежала пресловутая археологическая находка. Я подошел и уселся рядом с ней.

— Расскажи нам про это устройство, — взял быка за рога Стинго.

— Не спешите, адмирал. Как я полагаю, ваши специалисты не добились толку?

— Сказали, что ему больше миллиона лет. И все.

— Что ж, мне есть о чем рассказать. Но сначала хочу вам кое-кого представить. Вот этот побитый парень с рыжей шерстью — Железный Джон. Живой символ культа, с которым вы собираетесь покончить. Джон — маньяк-убийца, по нему давно плачет «психушка». И по его раскормленному соседу тоже. Мне они нужны лишь для того, чтобы вы увидели, какие уроды правят бал в мире, превращенном во вселенскую помойку.

Улыбаясь, я подождал, пока стихнут ругань и фырканье, затем благодушным кивком указал на пару нечистых.

— Кто из присутствующих удовлетворен состоянием дел? Необходимо срочно создать комиссию для защиты женщин и детей от произвола этих упырей. И здесь вам очень пригодятся советы Маты. Мне кажется, с мужчинами на этой планете надо разбираться отдельно. Уверен, многих из них вполне все устраивает. И поделом. Но другие не заслуживают такой участи. Однако все это — дело будущего. А мы заглянем в прошлое, идет? Я знаю, вся моя команда скорбит об уходе «Стальных Крыс» с эстрады. Мы дали последний концерт, спели последнюю песню. Для банды дилетантов сработано неплохо. Посмотрите на нас хорошенько: молодой уголовник, адмирал, специалист по рукопашному бою, а еще… Мадонетта, кто ты на самом деле? Только не заливай про несуществующий офис — это не твой стиль. Все уже раскрыли карты, а как насчет тебя?

Она встала, хмуро глянула на меня… и улыбнулась.

— Джим, ты заслуживаешь правды. Я действительно работаю в учреждении. Оно называется Галаксиа Университато, я — преподаватель на кафедре археологии. Университет вложил в экспедицию кучу денег и, конечно, настоял на участии своего представителя.

— Профессор, я счастлив, что выбор пал на вас. Работать с вами было одно удовольствие.

Я послал Мадонетте воздушный поцелуй, она поймала его на лету и вернула обратно.

— Я об этом не знал! — Адмирал Стинго изрядно опешил. — Мне начинает казаться, что в этой так называемой операции по возвращению археологической находки столько секретности и перестраховщины, что сам черт ногу сломит. Чем глубже я закапываюсь, тем хуже она попахивает. И все острее ощущается аромат Вонючки Бенбоу.

— Кличка не проходит цензуру и будет выброшена из стенограммы, — раздался из отворившейся двери знакомый до тошноты голос. — Все, игры и шутки в сторону. Сядь, диГриз. Теперь командую я.

— Нисколечко не возражаю! — с неподдельной радостью я повернулся к вечно хмурому антиподу Стинго. — Это слишком здорово, чтобы быть правдой. Старый отравитель собственной персоной!

— А ну, заткнись! Это приказ!

Стинго был потрясен.

— Бенбоу! Что ж ты, подлец, через мою голову?.. Неужели даже я не все знаю?..

— Ты очень многого не знаешь. Но тебе известно гораздо больше, чем посвященным инстанциям. Так что лучше замолкни, как этот жулик, и слушай.

— Бенбоу, хватит молоть языком. — Я вмешался скрепя сердце, ибо ничего не обожаю так, как добрую адмиральскую потасовку. Но Бенбоу прав: хватит веселиться, работать пора. — Скажи-ка мне правду. Хотя бы для разнообразия. Это ты придумал «угостить» меня ядом, да?

— Конечно. Я умею договариваться с преступниками. Никакой веры, только страх. И полный контроль. — Ящеричьи губы растянулись в ледяной улыбке. — Сейчас увидишь, как это действует.

Он щелкнул пальцами, и появился адъютант со знакомым свертком. Пасть Бенбоу еще шире расползлась в земноводной ухмылке.

— Неужели ты и впрямь размечтался, что я позволю тебе с ними уйти?

В мешке лежали три миллиона кредитов. Те самые, что я отправил на хранение профессору фон Дайверу. Гонорар за смертельный риск, деньги, заработанные честным трудом. И вот они в руках врага. Думаете, я огорчился? Ничуть не бывало, я пришел в восторг.

— До чего же вы любезны, дорогой адмирал. — Я хихикнул. — Цикл завершен, круг замкнулся. Игра окончена. Нечеловеческая поделка возвращена. Спета лебединая песня. Спасибо! Спасибо!

— ДиГриз, не спеши радоваться! Ты влип в здоровенный кагал. Тебя не казнят за кражу на Монетном Дворе, но от заслуженной отсидки тебе не отвертеться. А деньги, добытые путем вымогательства, вернут Университету. Вместе с находкой…

— Ага! Наконец-то мы о ней вспомнили. Ты не хочешь наконец узнать, что же это такое?

— Нет. Не моя проблема. Пускай этим занимаются в Университато. Я с самого начала был против операции. Теперь она закончена, и пускай жизнь идет своим чередом.

— Ты имеешь в виду и жизнь на этой проклятой планете?

— Разумеется. Мы не позволим всяким доброхотам вмешиваться в дела компетентной администрации.

— Адмирал, я в восторге! — Я встал и повернулся к завороженной аудитории. — Слыхал, Железный Джон? Как срастутся кости, можешь возвращаться на дно пруда к любимой работенке. Свиньяр, ты обожаешь кровопролитие и вообще скотство? Исполать тебе. Да свершится правосудие, да восторжествует закон… адмирала Бенбоу!

— Арестовать болтуна! — скомандовал адмирал. В зал вошли два вооруженных охранника и направились ко мне.

— Пойду без сопротивления! — пообещал я. Затем повернулся и дотронулся до «археологической находки». — Но пойду один.

Наступила такая тишина, что вы бы услыхали падение пылинки. Если она может падать.

Ничто не двигалось. Не могло двигаться. Кроме меня, разумеется. Бодро насвистывая «С врагом все средства хороши», я приблизился к адмиралу Бенбоу и избавил его от своего гонорара. Добродушно посмотрел в злобные неподвижные глазки и улыбнулся. Бедняжка, долго же тебе придется так стоять. Я повернулся и помахал рукой монументальной аудитории.

— Последняя гастроль «Стальных Крыс»! Шикарное выступление, спасибо, друзья. Спасибо и вам, капитан Тремэрн. Вы столько раз мне помогали, надеюсь, не откажете еще в одной маленькой услуге?

С этими словами я подошел и коснулся его руки, делясь противостазисным полем, которое меня окружало.

— В какой услуге? — Его взгляд обежал немую сцену и вернулся ко мне. — Что тут происходит?

— То, что видите. Все целы и невредимы, но какое-то время они не смогут двигаться. Темпоральный стазис. Потом они даже не заподозрят, что побывали в нем.

— Так вот, значит, что случилось с Флойдом?

— Именно.

— Что — именно?

— К нам наведались путешественники во времени. Находка вовсе не чужая, она сделана людьми в далеком будущем, отправлена в прошлое и затеряна во времени. Я обещал путешественникам никому не рассказывать, но делаю одно-единственное исключение, поскольку нуждаюсь в вашей помощи.

— Что надо делать?

— Выведите меня отсюда. Чем скорее мы начнем чистку этой гнилой планеты, тем лучше. Вы, наверное, заметили, что сюда прибыл адмирал Бенбоу? Из чего следует: на орбите — межзвездный крейсер. Мы захватим что-нибудь летающее и выберемся на орбиту. Там, благодаря вашему званию, сообразительности и силовым методам воздействия, мы проникнем на борт крейсера и уберемся с Лайокукаи. Затем, по возвращении в цивилизованное общество, поднимем шумиху в средствах массовой информации и настроим всех и вся против здешних злодеев. Разразится скандал, полетят головы…

— Моя полетит первой. Военно-полевой суд, разжалование, пожизненное заключение…

— Вовсе не обязательно. Если мы привлечем под наши знамена силы добра, то силы зла вас даже пальцем не тронут.

— Нужно время…

— Капитан, не волнуйтесь! Чего-чего, а этого добра у нас вдоволь. Целых шесть месяцев. Стазис раньше не кончится. Наши друзья этого не знают, им покажется, что не прошло и секунды. Представляете, как они всполошатся, увидев, как все изменилось, пока они спали! Едва мы выйдем отсюда, стазисное поле самозакупорится наглухо, и уже никто и ничто не сможет в него проникнуть. К моменту его исчезновения кампания реформ завершится успехом, и тюремная планета станет не более чем постыдным воспоминанием.

— А мне, значит, мыкаться без работы и пенсии…

— Зато уйма народу будут живы и счастливы, а ваше бездействие обречет их на горе и смерть. Кроме того, взрослым людям в армии не место. И вообще, имея миллион кредитов в банке, можно нанять лучших юристов и зажить в свое удовольствие, не вспоминая о прошлом.

— Миллион? Что еще за миллион?

— Взятка, которую я собираюсь положить на ваш счет, чтобы вы не слишком расстраивались.

Он погрозил пальцем.

— ДиГриз, ты жулик! Неужели ты всерьез думаешь, что я пойду на сговор с мошенником?

— Нет. Но вы бы могли возглавить «Фонд спасения Лайокукаи», учрежденный анонимным филантропом.

Тремэрн нахмурился и открыл рот, чтобы отказаться. Помедлил. И расхохотался.

— Джим, а ты и впрямь нечто большее, чем кажешься. Черт с тобой, согласен. Но действовать буду по-своему, понял?

— Понял. Только скажите, куда прислать чек.

— Ладно. Сейчас подберем тебе мундир, и я распоряжусь насчет катера. У меня такое предчувствие, что на «гражданке» мне понравится.

— Конечно, понравится. Ну что, идем?

Мы пошли. Самым что ни на есть строевым шагом. Прямо в будущее. В лучшее, светлое будущее.

Блюзы отпеты. Перевернута страница, закончена глава. Тремэрна ждет интересная работа — расчищать авгиевы конюшни. Я тоже найду себе занятие по вкусу в какой-нибудь щели или закоулке социума. За полгода я убегу далеко отсюда, след простынет, капиталец благополучно уляжется на банковский счет, и тогда можно будет гульнуть на всю катушку. Отдохну, поправлю здоровье, а там, глядишь, Стальная Крыса снова напомнит о себе.

Гарри Гаррисон Крыса из нержавеющей стали (Крыса из нержавеющей стали – 4)

В романе фантаста с мировым именем присутствуют все аксессуары подобного жанра: от погонь, убийств, шантажа, грабежа, пыток и, конечно, любви, до «звездных войн». И вместе с тем, – это остросоциальное произведение, в котором автор с сарказмом и иронией критикует основные государственные устройства планеты Земля.

В романе фантаста с мировым именем присутствуют все аксессуары подобного жанра: от погонь, убийств, шантажа, грабежа, пыток и, конечно, любви, до «звездных войн». И вместе с тем, – это остросоциальное произведение, в котором автор с сарказмом и иронией критикует основные государственные устройства планеты Земля.

В романе фантаста с мировым именем присутствуют все аксессуары подобного жанра: от погонь, убийств, шантажа, грабежа, пыток и, конечно, любви, до «звездных войн». И вместе с тем, – это остросоциальное произведение, в котором автор с сарказмом и иронией критикует основные государственные устройства планеты Земля.

Глава 1

Когда дверь офиса внезапно открылась, я понял, что игра окончена. Это было выгодное дельце, но ему пришел конец.

Я встретил входившего полицейского, сидя в кресле, изображая на лице счастливую улыбку. Он шел тяжелой походкой с обычным для всех них угрюмым выражением лица и тем же самым отсутствием юмора.

Еще до того, как он открыл рот, я уже знал, что он скажет.

– Джеймс Боливар ди Гриз, я арестую вас по обвинению…

Я ждал слово «обвинение», именно это слово Когда он произнес его, я нажал кнопку, соединенную с зарядом черного пороха в патроне.

Заряд взорвался, освободив защелку, и трехтонный сейф рухнул на голову полицейского. Он сделал из него кашу. Когда осело облако штукатурки, я увидел только одну слабо шевелившуюся руку. Она подергивалась до тех пор, пока не зафиксировала указующий перст, направленный на меня. Его голос был слегка приглушен сейфом и звучал раздраженно отрывисто.

Он бубнил:

– …по обвинению в нелегальном въезде, краже, подлоге…

Он долбил и долбил монотонно, это был бесконечный список, но я уже все это слышал раньше.

Я переложил все деньги из ящиков письменного стола в кейс. Список закончился новым обвинением, и мне послышались нотки обиды в его голосе.

– Ко всему прочему вам добавляется обвинение в нападении на полицейского робота. Это бессмысленно, так как мой мозг и гортань бронированы, а в моей средней секции…

«Что я знаю точно, Джорж, так это то, что маленький двусторонний передатчик расположен у тебя на макушке, а мне так не хотелось бы, чтобы в данный момент ты обратился бы к друзьям».

Один хороший пинок отодвинул потайную панель в стене: открылся доступ к ступеням. Когда я обходил груду штукатурки на полу, пальцы робота рванулись к моей ноге, но я ждал этого, и ему не хватило пары дюймов. В своей жизни я не раз встречался с полицейскими роботами и отлично знал, что они практически неразрушимы. Вы можете бить их сверху, взрывать снизу, а они тащатся за вами, подтягивают себя, если остался целым хотя бы один палец, и непрерывно изливают на вас целые ушаты сахариновой морали. Вот это сейчас и делалось. Он разобрал всю мою преступную жизнь и цену моего долга обществу и тому подобное. Я слышал эхо его голоса в лестничном пролете даже когда достиг подвала.

Сейчас на счету была каждая секунда.

У меня было около трех минут до того, как они сядут мне на хвост, и не более одной минуты и восьми секунд, чтобы прокинуть здание. Еще один пинок, и открылся проход в комнату без таблички и номера. Ни один из роботов и не взглянул, как я спускался вниз. Я бы страшно удивился, если бы это было не так. Все они были устаревшего М-типа, со слаборазвитым мозгом, пригодные только для простой однообразной работы. Им было абсолютно все равно, зачем они сдирают наклейки с заполненных консервных банок, и что находится на другом конце конвейера, который доставлял эти банки через стену.

Они не подняли взгляды даже тогда, когда я открыл Дверь Которая Никогда Не Открывалась, ведущую за стену. Я не стал ее запирать, так как сейчас всякие секреты уже не имели смысла.

Двигаясь вдоль грохочущего конвейера, я прошел через грубую дыру, которая была пробита мною в стене правительственных складов. Я и конвейер сам установил, и дыру сделал, конечно, нелегально.

В склад вела еще одна дверь. Автопогрузчик деловито накладывал банки на ленту конвейера, выгребая их из огромного контейнера. Этот со своими минимозгами не тянул даже на робота. Я обошел его и помчался вниз по проходу. Звуки моей подпольной деятельности замирали за моей спиной. Я улыбнулся от приятных воспоминаний.

Это был один из моих чудесных маленьких рэкетов. За небольшую сумму я арендовал склад, который примыкал к правительственным складам. Простая дырка в стене и я получил доступ к целому ассортименту разнообразных товаров, которые, как мне было известно, в таких больших складах не трогались месяцами, а то и годами. Не трогались, разумеется, пока меня не было.

После пробития дыры и установки конвейера все остальное было делом техники.

Я нанял роботов сдирать старые наклейки и лепить новые, которые я отпечатал.

Торговал я совершенно легально. Мой ассортимент был наилучшим, а цены, естественно, очень низкие. Я мог позволить себе продавать дешевле конкурентов и получать тем не менее значительную прибыль.

Местные оптовики быстро поняли свою выгоду, и я имел заказы на месяц вперед.

Это была отличная операция, и она могла бы еще длиться долго.

Я быстро подавил в себе этот поток мыслей. Одним из основных правил моего бизнеса было, что если операция закончена, значит – ЗАКОНЧЕНА! Искушение потянуть еще денек или получить еще по одному чеку могло быть губительным. Ах, как хорошо я это знал! Я знал также, что это наилучший способ познакомиться с полицией.

«Поворачиваться и убираться, а на другой день за то же самое приняться!» – это мой девиз, и девиз отличный.

Всякие мечтания и фантазии не для меня.

Я выбросил из головы все мысли, когда достиг конца прохода. Снаружи сейчас была тьма полицейских, и я должен был действовать быстро и безошибочно. Быстрый взгляд налево и направо. Никого. Два шага вперед, нажимаю на кнопку лифта. Я установил на этом лифте приборчик, который показал, что им пользуются не чаще одного раза в месяц.

Он явился через три секунды пустой.

Я влетел в него, одновременно нажимая кнопку «крыша». Подъем, казалось, никогда не кончится, но это только казалось.

Он длился точно четырнадцать секунд.

Начиналась наиболее опасная часть дела. Мой 0,75-калибровый был у меня в руке, он «позаботится» об одном полицейском, но не более.

Дверь открылась, и я вздохнул с облегчением. Никого не было. Их, видимо, столько согнали к входам, что не осталось никого, чтобы послать на крышу.

На открытом воздухе сразу стали слышны звуки сирен чудесные звуки. Такой шум могла создавать только по меньшей мере половина всех полицейских сил страны. Я, как истинный артист, преисполнился гордости.

Доска лежала позади подъемника, там, где я ее оставил. Она немного выцвела, но была еще довольно крепкая. Понадобилось несколько секунд, чтобы установить ее на парапет и перекинуть к следующему зданию.

Да, это был самый опасный участок пути. Скорость тут была не нужна. Я осторожно ступил на край доски, кейс прижал к груди и старался удерживать центр тяжести над доской. Я сделал один шаг вперед. До земли лететь тысячу футов. Если не смотреть вниз, можно пройти.

Все. Теперь надо поднажать. Хорошо, если они не заметят сразу эту доску на парапете. Десять быстрых шагов и передо мной дверь на лестницу. Она открылась легко, конечно, не случайно, так как я тщательно смазал петли. Войдя внутрь, я закрыл засов и сделал противный, глубокий вдох. Это было еще не все, но худшая часть, где я подвергался максимальному риску, была позади. Еще две минуты и они никогда не найдут Джеймса Боливара ди Гриза по кличке Скользкий Джим.

Лестницей на крышу, грязной и плохо освещенной, никто не пользовался. Неделю назад я тщательно проверил ее. Аппаратов для подслушивания и тайного наблюдения на ней не было. Пыль лежала нетронутой, за исключением моих собственных отпечатков. Была надежда, что аппаратов нет и сейчас. Оправданный риск в таком деле всегда имеет место.

Прощай, Джеймс ди Гриз, вес девяносто восемь килограмм, возраст около сорока пяти, округлый животик, мощные челюсти типичный бизнесмен, чей портрет вместе с отпечатками пальцев известен полицейским тысяч планет. В первую очередь долой отпечатки. Когда надеваешь их, они словно вторая кожа. Несколько капель растворителя, и они слезают, словно пара прозрачных перчаток.

Теперь очередь одежды, а затем и целого пояса, тщательно укрепленного вокруг поясницы и содержащего двадцать килограмм свинца, смешанного с термитом.

Пригоршня отбеливателя из бутылки и мои волосы и брови приобрели естественный коричневый цвет. Вставлены подушки за щеки и расширители в ноздри. Затем пошли в ход контактные линзы голубого цвета. Я стоял, в чем мать родила, и чувствовал, что будто родился заново.

Это было недалеко от истины. Я стал новым человеком на двадцать килограмм легче, на десять лет моложе и с совершенно другой внешностью. В большом кейсе лежал полный комплект одежды и темные очки, которые можно было использовать вместо контактных линз. Все деньги были аккуратно уложены в коробку.

Когда я выпрямился, то и вправду почувствовал, как будто сбросил десять лет. Тут все дело в весе. Я не замечал пояса, пока его не снял, а сейчас чуть не подпрыгивал на каждом шагу.

Термит должен уничтожить все улики.

Я свалил все в кучу и запалил. Бутылки, одежда, сумка, ботинки и все остальное вспыхнуло и сгорело в ослепительном пламени. Полиция, может быть, отыщет щепотку цемента, да микроанализ даст пару молекул, но это будет все, что они смогут найти. Пламя горевшего термита еще отбрасывало вокруг меня тени, когда я спустился на три пролета к сто двенадцатому этажу.

Удача пока не покидала меня. Когда я открыл дверь, на этом этаже никого не было. Минутой позже скоростной лифт, подобрав по пути несколько других бизнесменов, доставил меня в вестибюль.

На улицу вела единственная дверь, над которой была установлена портативная телевизионная камера. Но не было заметно никаких попыток остановить входивших и выходивших из здания людей. Большинство из них даже не замечали камеры и небольшой группы копов около нее. Я направился туда.

На мгновение я оказался в поле зрения этого холодного стеклянного глаза.

Ничего не случилось значит, я был чист.

Эта камера должна была иметь связь с главным компьютером полицейского управления. Если бы мое описание хотя бы в основном сошлось, было бы мгновенно дано указание этим роботам, и я не успел бы и шагу ступить. Мыне можем состязаться в скорости с комбинацией компьютер-робот, так как ее реакция измеряется микросекундами, но мы можем перехитрить ее, что я и проделал снова.

Я взял такси через десять кварталов отсюда. Отъехав на значительное расстояние, я взял второе, но только в третьем почувствовал себя в безопасности и направился к космопорту. Звуки сирен позади меня становились все слабее, и только один случайный полицейский кар промчался навстречу.

Они устроили страшную суету вокруг такого пустякового воровства, но так всегда бывает в этих сверхцивилизованных мирах. Преступление это сейчас такая редкость, что полицейские действительно «землю роют», когда что-то нащупают. Я не мог порицать их за откровенное служебное рвение. Я искренне считал, что они должны быть мне благодарны за то небольшое удовольствие, которым я нарушил однообразную тупость их жизни.

Глава 2

Поездка в космопорт, расположенный, конечно, далеко от города, проходила спокойно. Я мог, наконец, предаться течению своих мыслей. Было время даже пофилософствовать. Наконец-то я мог снова наслаждаться хорошей сигарой. В своей предыдущей жизни я курил только сигареты и никогда не нарушал этого правила, даже находясь в одиночестве. Сигары были отличные, хотя и пролежали полгода в специальной коробке в сумке с одеждой.

Я глубоко затянулся, посматривая с удовольствием на мелькавший мимо пейзаж.

Хорошо быть свободным от работы, но так же хорошо быть и при деле. Я, пожалуй, затруднился бы ответить, какой из периодов доставляет мне большее удовольствие, у каждого были свои прелести.

Моя жизнь настолько отличается от жизни большинства людей нашего общества, что, боюсь, даже не смогу им этого объяснить. Они существуют в богатом, очень богатом союзе миров, где практически уже забыли, что означает слово «преступление». Однако, несмотря на века генетического контроля, есть очень небольшое число недовольных и еще меньшее число тех, кто вообще не принимает существующий социальный порядок. Некоторые из них выявляются рано и быстро приводятся к норме, другие не показывают своей слабости, а когда становятся взрослыми, понемногу приворовывают – ночные квартирные кражи, кражи в магазинах или что-то в этом роде. Потом они исчезают на неделю или на месяц в зависимости от степени своей сообразительности. Но, благодаря последним достижениям техники, полиция отыскивает и вылавливает их.

Вот это, пожалуй, и все преступления в нашем организованном прекрасном мире, точнее, девяносто девять процентов их.

Но есть еще последний, самый главный процент, ради которого и содержат полицейский департамент. Этот один процент есть Я и горстка людей, рассеянных по всей галактике. Теоретически мы не существуем, а если и существуем, то не можем действовать, но мы действуем. Мы – крысы в пределах общества, мы живем вне его запретов и правил. В обществе тем больше крыс, чем мягче его законы, так же, как в старых деревянных строениях крыс больше, чем в железобетонных, поставленных позже. Но они есть и там. Сейчас все общество это железобетон и нержавеющая сталь, все меньше остается щелей и зазоров, и крысе нужно быть очень шустрой, чтобы найти их. В такой окружающей среде нормальным явлением в доме будет крыса из нержавеющей стали.

Быть крысой из нержавеющей стали странно и почетно, особенно если вы шатаетесь по галактике. Эксперты-социологи не приходят к соглашению о причине нашего существования, а некоторые в него просто не верят. Наиболее распространенная теория говорит, что мы жертвы некоторых психологических расстройств, которые не проявились в детстве, когда могли быть легко исправлены, а обнаружились лишь позже. У меня на этот счет своя точка зрения, не совпадающая с теорией.

Несколько лет назад я написал небольшую книгу по этому поводу, под псевдонимом, конечно. По моей теории это отклонение как психологическое, так и нет. На определенной стадии интеллектуального размышления индивидуум должен сделать выбор: либо жить вне условностей общества, либо умереть от абсолютной скуки. У окружающей жизни нет ни будущего, ни свободы, альтернативой может быть только другая жизнь с полным игнорированием законов. Нет такого варианта для авантюристов и джентльменов удачи жить как внутри, так и вне общества. Сегодня надо делать выбор: все или ничего.

Чтобы сохранить свою нормальную психику, я выбрал ничего.

Негативная часть моих размышлений была прервана прибытием в космопорт. В наших делах очень опасной является праздность и бездеятельность. Она вместе с жалостью к себе может полностью вывести вас из строя. Активность всегда помогала мне, ощущение опасности и погони всегда прочищало мои мозги. Когда я расплачивался за проезд, я обдурил водителя, спрятав в рукав одну из отсчитанных ему кредиток. Он был слеп, как корабельная переборка, его доверчивость потешила меня.

Сделал я это только от скуки, тут же дав ему двойные чаевые.

За окошком билетной кассы сидел робот-клерк, у которого роль камеры исполнял третий глаз в центре лба. Пока я покупал билет, он слабо пощелкивал, регистрируя мою личность и место назначения нормальная полицейская предусмотрительность. Я был бы удивлен, если бы этого не случилось. Целью моей поездки была внутренняя система. На этот раз я не собирался совершать межзвездного прыжка, как обычно поступал после большого дела: в этом не было необходимости. Для большой работы мономир или небольшая система маловаты, но Бета Цигнус имела около двадцати планет с атмосферой, похожей на земную. Только на планете III сейчас было жарковато, на остальных погода была в самый раз. Коммерческая конкуренция внутри системы отсутствовала, а полицейский департамент по моим данным работал неважно. Они должны были за это поплатиться.

Мой билет был на Морой, номер XVIII, большую и в основном сельскохозяйственную планету.

В аэропорту было несколько небольших магазинчиков. Я внимательно осмотрел их и приобрел новый кейс с полным набором одежды и необходимыми дорожными принадлежностями. Напоследок я зашел к портному. Он быстро соорудил для меня пару дорожных костюмов и форменную юбочку в складку, и я забрал все это в примерочную кабину. Во избежание неприятностей я повесил один из костюмов поверх оптической наблюдательной камеры на стене, нарочито громко стал снимать ботинки, а сам занялся подделкой только что купленного билета. На другом конце моего ножа для обрезки сигар находился перфоратор, с помощью которого я изменил пробитый на билете код места назначения.

Теперь я летел вместо XVIII на планету X, и на этом изменении курса потерял почти двести кредиток. В этом состоит суть моего метода. Никогда не увеличивайте стоимости билета слишком много шансов засыпаться. Если же вы уменьшите его стоимость, то даже если это будет замечено, все сочтут это ошибкой машины. Ни у кого не возникнет и тени подозрения, так как терять на подделке денег явная бессмыслица.

Чтобы не вызывать подозрения у полиции, я снял костюм с камеры и занялся примеркой. Когда все было готово, у меня оставался еще час до отправления корабля. Я пошел в автоматическую чистку и через некоторое время получил всю мою новую одежду вычищенной и выглаженной.

Ничего интересного для таможенников, кроме кейса, полного не ношенной одежды.

Они быстро пропустили меня, и я погрузился. Корабль был заполнен только наполовину, и мне удалось занять место рядом со стюардессой. Я безуспешно флиртовал с ней, пока она не ушла, записав меня в категорию: САМЕЦ, НАХАЛ, ПРИСТАВАЛА. Старая дева, сидевшая рядом со мной, занесла меня в тот же раздел. Она демонстративно смотрела в окно, выражая своими плечами холодное презрение. Я счастливо задремал, так как быть отмеченным и попасть в категорию в данном случае было лучше, чем отмеченным не быть. Мое описание теперь неотличимо было от любого другого парня, а это мне и было нужно.

Когда я проснулся, мы были уже рядом с планетой X. Я еще чуть-чуть подремал, пока корабль не приземлился. Когда мой багаж осматривали чиновники, я закурил сигару. Мой запертый портфель не вызвал никаких подозрений, так как шесть месяцев назад я предусмотрительно подделал бумаги, в которых стал фигурировать как банковский курьер. Межпланетный кредит практически отсутствовал на этой планете, и таможенники привыкли видеть кучи наличных, перевозимых туда и обратно.

Почти автоматически, по привычке заметать следы, я перебрался в большой центр текстильной промышленности Бругкх, расположенный более чем в тысяче километров от точки моего приземления. Используя полностью измененные идентификационные документы, я зарегистрировался в тихом отеле в пригороде.

Обычно после большого дела, подобного последнему, я отдыхал два-три месяца.

Это было необходимо, хотя я и не ощущал такой потребности. Прогуливаясь вокруг города и делая небольшие покупки, я присматривал для себя возможности нового дела, одновременно восстанавливая личность Джима ди Гриза. День ото дня я убеждался, что выгляжу все лучше и лучше.

Мне всегда удавалось ускользнуть от лап закона, и одной из главных причин этого было то, что я никогда не повторялся. Я придумывал какой-нибудь чудненький маленький рэкет, потом удирал оттуда и никогда больше не возвращался к нему.

Единственной общей чертой всех этих рэкетов было то, что они делали деньги, а единственное, что я еще не успел проделать, был вооруженный грабеж. Пора было обдумать этот вариант.

Пока я восстанавливал брюшко Скользкого Джима, я обдумывал планы операции.

К тому времени, когда были готовы напальчники с новыми отпечатками, операция была спланирована. Как и всякое по-настоящему хорошее дело, она была гениально проста.

Я собирался заняться Мораисом крупнейшим универсальным магазином в городе.

Каждый вечер в одно и то же время бронированный автомобиль увозил дневную выручку в банк гигантскую сумму в кредитных билетах. Передо мной стояла одна единственная реальная проблема как один человек сможет унести это огромное количество денег. Когда я получил ответ на этот вопрос, операция была готова.

Все приготовления, конечно, велись мною мысленно, пока я снова не обрел обличье Джеймса ди Гриза. Как только брюшко опять округлилось, я почувствовал, что снова нахожусь в норме. Почти с удовольствием выкурив первую сигарету, я приступил к работе. День или два на несколько покупок или пустяковых краж и я был готов. Работа была запланирована на следующий день после обеда.

Купленный мною большой фургон с некоторыми изменениями во внешнем виде, которые я сделал, был ключом к операции.

Я припарковал его в Г-образной аллее в полумиле от Мораиса. Фургон почти полностью блокировал аллеею, но это было не важно. Ею пользовались только ранним утром. Двигаясь неспешно обратно к магазину, я достиг его почти одновременно с броневиком. Я для виду изучал стену гигантского здания, в то время как охрана носила деньги. Мои деньги.

Я думаю, что у некоторых людей со слабым воображением ситуация вызвала бы благоговейный ужас. По меньшей мере пятеро вооруженных охранников стояли около входа, еще двое стояли сбоку, да еще водитель и его помощник. Как дополнительная предосторожность рядом с обочиной фыркали три мотоцикла. Они должны были в качестве прикрытия сопровождать автомобиль в пути. Очень впечатляюще!

Я с трудом подавил улыбку, когда подумал, что произойдет со всеми этими тщательно продуманными предосторожностями.

Еще раньше я сосчитал количество тюков, выносимых через дверь. Их всегда было пятнадцать, не больше и не меньше, и это сильно помогло мне в разработке операции. Как только в броневик была загружена четырнадцатая пачка, в дверях показалась пятнадцатая. Водитель, как и я, вел счет. Он вышел из кабины и пошел к задней дверке, чтобы запереть ее, когда погрузка будет закончена.

Мы действовали исключительно синхронно. В тот момент, когда он подошел к задней дверке, я подошел к кабине. Спокойно и уверенно я влез внутрь и захлопнул за собой дверь. Помощнику хватило времени лишь на то, чтобы открыть рот и вылупить глаза. Я шмякнул ему на колени анестезирующую бомбу, и он тут же отключился. Я, конечно, вставил предварительно в ноздри соответствующие фильтры. Заводя мотор левой рукой, я правой выбросил через окошко назад бомбу побольше.

Приятной музыкой отдалось в ушах, когда охранники упали на землю, а также в кузов.

Вся процедура заняла шесть секунд. До стражников, оставшихся на ногах, наконец-то дошло, что происходят странные вещи. Я дружески помахал им через окно и рванул броневик от обочины. Один из них бросился вслед и попытался вскочить в открытую заднюю дверь, но уже не успел.

Все произошло так быстро, что никто из охранников и не подумал стрелять, а ведь я был уверен, что без нескольких пуль дело не обойдется. Малоподвижный образ жизни на этих планетах притупляет рефлексы.

Мотоциклисты опомнились быстрее. Они бросились за мной, когда я еще не успел отъехать на сотню футов. Я чуть притормозил, чтобы они приблизились, а затем нажал на акселератор, не давая им обогнать меня.

Конечно, их сирены ревели, а револьверы стреляли, но я это предвидел. Мы неслись, как профессиональные гонщики, оставляя позади весь транспорт. У них не было времени подумать и понять, что, собственно, может произойти в результате.

Ситуация была очень смешной, и я боялся расхохотаться, лавируя броневиком.

Конечно, сигналы тревоги были слышны далеко, и дорога впереди должна была быть заблокирована, но эти полмили мы пронеслись на полной скорости. Через несколько секунд я увидел въезд в аллею и повернул машину туда, нажав в то же время кнопку моего карманного коротковолнового передатчика.

По всей длине аллеи сработали мои дымовые бомбы. Они, конечно, как и все мое оборудование, были самодельными, но создали прекрасное темное облако дыма в этой узкой аллее. Я подал машину вправо, пока крылья не стали царапать по стене, и, немного снизив скорость, поехал таким способом. Мотоциклисты, конечно, так сделать не могли, и перед ними встала дилемма: либо остановиться, либо сломя голову ринуться в темноту. Я надеялся, что они сделают правильный выбор и не станут подвергать себя опасности.

Предполагалось, что радиоимпульс, взорвавшейся бомбы, одновременно откроет заднюю дверь моего трейлера и спустит пандус. Все это прекрасно работало во время испытаний, оставалось надеяться, что не подведет и сейчас. Я попытался оценить расстояние по времени движения в аллее, но, видимо, неудачно. Передние колеса автомобиля буквально врезались в пандус, и броневик скорее выпрыгнул, чем вкатился внутрь фургона. Меня сплющило, ударило, я вывалился из кабины, отскочил от борта и выпал наружу.

Из-за абсолютной темноты от дымовых бомб и сотрясения моих мозгов чуть не погибла вся операция. Я ощупывал стену, пытаясь сориентироваться и теряя драгоценные секунды. Прошло время, пока я в конце концов не наткнулся на заднюю дверь. Послышались голоса охранников, бегавших взад и вперед в дыму, они услышали щелчок поднятого ската, и мне, чтобы сбить их с толку, пришлось выкинуть еще две газовые бомбы.

Когда я добрался до кабины и завел фургон, дым начал рассеиваться, а через несколько футов я выскочил на солнечный свет. Недалеко впереди аллея вливалась в центральную улицу, на которой стояли две полицейские машины. Достигнув ее, я остановился и внимательно изучил обстановку. Никто не проявлял интереса к фургону, по-видимому, все внимание было приковано к другому концу аллеи. Я выехал на улицу и покатил в сторону от магазина, который ограбил.

Конечно, я проехал только несколько кварталов в этом направлении, затем я свернул на боковую улицу. На следующем углу я повернул еще раз и направился назад к Мораису, месту своего последнего преступления. Холодный воздух, врывавшийся через окно, окончательно привел меня в чувство, и я начал насвистывать, ведя большой фургон по боковым улицам.

У меня просто зудело выехать на проспект перед Мораисом и взглянуть на весь их переполох, но не стоило рисковать, да и времени на это не было. Я аккуратно вел машину по разработанному маршруту, избегая улиц с интенсивным движением.

Через несколько минут я выехал на погрузочную площадку, расположенную на заднем дворе магазина. Здесь тоже чувствовалось некоторое возбуждение, но оно терялось в обычной деловой суете. Пока роботы, не занимающиеся сплетнями, выполняли свою обычную работу, кучки водителей и продавцов там и тут обсуждали свои точки зрения по поводу грабежа. Все они, конечно, были настолько увлечены беседой, что не обратили на меня никакого внимания. Я припарковал свою машину рядом с другим фургоном, выключил мотор и с облегчением вздохнул.

Первая часть была закончена, но вторая была не менее важной. Я порылся в своем набрюшнике, где хранил некоторое снаряжение. Я всегда был с ним на работе, он был незаменимым вот в таких случаях. Обычно я не доверял стимуляторам, но сейчас потрясение от удара было все еще сильным. Две таблетки линелена подействовали достаточно быстро. Шаг мой снова приобрел упругость, когда я пошел к задней двери фургона.

Помощник водителя и охранники все еще были без сознания и будут пребывать в этом состоянии по крайней мере еще десять часов. Я отволок их в чистенький закуток в передней части фургона и занялся делами.

Поскольку, как мне было известно, броневик займет всю внутренность трейлера, я укрепил коробки на стенах. Это были прекрасные крепкие упаковочные коробки, разукрашенные надписями «Мораис». Я аккуратно спер их заранее со склада магазина. Это тоже прошло незамеченным.

Опустив коробки, я подготовил их для упаковки. Пот лил с меня градом, пришлось снять рубашку.

Почти два часа я перекладывал деньги.

Когда коробка наполнялась, я закреплял ее лентой. Приблизительно каждые десять минут я посматривал в глазок через дверь. Снаружи все было спокойно. Полиция, конечно, закрыла город и прочесывала улицу за улицей, высматривая автомобиль. Я был абсолютно уверен, что задний двор ограбленного магазина будет последним местом, куда они заглянут.

Вместе с коробками я прихватил со склада и отгрузочные талоны и теперь лепил их по одному, вписывая туда разнообразные адреса и стоимости. Работа подходила к концу.

Почти стемнело, но, как я знал, отдел погрузки работал и ночью. Мотор завелся с пол-оборота, я выехал из ряда и стал медленно подавать задом к платформе. Выбрав относительно спокойный участок, я подвел трейлер вплотную к линии, отделявшей приемную площадку. Я не открывал заднюю дверь до тех пор, пока все рабочие не отвернулись в сторону.

Ведь самый тупой из них заинтересовался бы, почему из фургона выгружаются собственные фирменные коробки магазина. В течение нескольких минут произвели выгрузку, я покрыл коробки брезентом, и только закрыв дверь фургона и заперев ее, я сбросил его и сел покурить.

Ждать пришлось недолго. Сигарета еще дымилась, когда рядом появился робот из отдела погрузки.

– Послушай! У М-19, куда были загружены коробки, полетела тормозная лента. Позаботься о грузе.

В глазах робота мелькнуло чувство долга. Некоторые из этих лучших моделей М-типа относятся к работе с большой серьезностью. Я только успел отскочить, как из дверей позади меня появились М-фургоны. Быстрая суета сортировки и погрузки и платформа начала пустеть. Закурив еще одну сигарету, я наблюдал, как мои коробки штемпелюются и грузятся на рейсовые фургоны в местные транспорты.

Все, что мне сейчас оставалось, это отвести свой трейлер на улицу и изменить внешность.

Садясь в трейлер, я в первый раз почувствовал, что что-то идет не так. Я, конечно, наблюдал за воротами, но близко к ним не подходил. Фургоны въезжали и выезжали. И тут меня словно молотом ударили по голове. Туда и сюда сновали одни и те же фургоны. Большой красный междугородний трейлер только что выехал.

Я слышал эхо рева его двигателя вниз по улице. Затихая, оно перешло в слабое ворчание. Затем рев усилился снова, и трейлер въехал обратно через вторые ворота. За этой стеной стояли и ждали полицейские машины. Они ждали меня.

Глава 3

В первый раз я почувствовал острый запах затравленного человека. В первый раз на моем хвосте оказалась полиция, когда я ее не ждал. Деньги были потеряны, это было очевидно, но не это сейчас меня заботило. Главное, что дальше будет со мной.

Сперва думать потом действовать.

На какое-то время я был в безопасности.

Они, конечно, войдут, но дело пойдет медленно, так как они не знают, где меня искать в этом гигантском дворе. Как они найдут меня? Это было важным моментом. Местная полиция существует в мире, где почти нет преступлений, поэтому они не смогут найти мой след быстро. Да я и не оставлял следов. Однако устроили же мне ловушку, очень логично и технично.

Неожиданно в мозгу возникли слова: «Специальный Корпус».

Об этом нигде ничего не писалось и не печаталось, только одни слухи ползли по всей галактике. Специальный Корпус, отдел Лиги, который берется за решение проблем, непосильных отдельным планетам.

Предполагалось, что это он покончил с остатками Рейдеров Хаскелла после заключения мира, вывел из дела подпольных торговцев Т, поймал в конце концов Инскиппа. Теперь настал мой черед.

Они ждут, чтобы схватить меня. Они продумали все пути моего отхода и, наверное, блокировали их. Я должен соображать быстро и правильно.

Существуют только два варианта: через ворота или через магазин. Ворота слишком легко перекрыть, через них не прорваться, а в магазине должны быть другие выходы. Я должен выбрать этот вариант. Хотя я и пришел к такому выводу, но понимал, что другие мозги должны были мыслить точно так же, и двери наверняка заблокированы. Возникло чувство страха, и это вконец меня разозлило. Мысль, что кто-то предвосхитил мои действия, была для меня невыносима. Они могли все предусмотреть, но я должен был утереть им нос за их деньги. У меня все еще оставалось в запасе несколько хитростей.

Во-первых, надо было сбить их со следа. Я переключился на первую передачу и направил фургон в ворота. Как только он достиг их, я поставил ведущие колеса на тормоза и, выскочив с противоположной стороны, помчался обратно. Позади меня раздалось несколько выстрелов, и наступила тишина. Это мне больше понравилось.

На дверях, ведущих собственно в магазин, висели ночные замки, старомодные сигнализаторы, которые я мог открыть за несколько секунд. Отмычка сработала безукоризненно, пинком ноги я открыл дверь.

Сигнального звонка не последовало, но я знал, что где-то в здании индикатор показал, что дверь открыта. Насколько можно быстро я побежал к последней двери на противоположной стороне здания. На этот раз я предварительно проверил отсутствие сигнальной сирены, открыл дверь и запер ее за собой.

Самое трудное на свете это убегать и оставаться при этом спокойным.

Мои легкие разрывались, когда я достиг служебного выхода. Несколько раз я видел вспышки света впереди и прятался в различных закоулках. Это была большая удача, что меня никто не заметил. Перед дверью, через которую мне надо было выйти, стояли двое мужчин в униформе. Держась вплотную к стене, я прокрался футов на двадцать и бросил газовую гранату. В первый момент мне показалось, что они в противогазах, и путь мой закончен, но через несколько мгновений они упали.

Один из них перегородил дверь и, откатив его в сторону, я приоткрыл ее на несколько дюймов.

Не более чем в тридцати футах за дверью был установлен прожектор. Когда он вспыхнул, то ослепил меня до боли в глазах.

Я только успел присесть, как очередь из автомата проделала в двери ряд блиставших отверстий. Я буквально оглох от рева разрывных пуль, но сумел услышать снаружи топот сапог. Я выхватил свой 0,75 и влепил через дверь, целясь повыше, чтобы никого не задеть. Это вряд ли их остановит, но заставит на время залечь.

Они открыли такой ответный огонь, точно там стояла целая батарея. Пули свистели по коридору, летели во все стороны куски пластика. За себя я был спокоен, я знал, что никто не появится позади меня.

Буквально вжавшись в пол, я пополз в противоположном направлении, уходя с линии огня. Я дважды завернул за угол и, наконец, оказавшись достаточно далеко от стрельбы, рискнул встать. Колени мои подгибались, а глаза застилали прыгавшие цветовые пятна. Прожектор хорошо поработал, все виднелось, как в тумане.

Я двигался медленно, стараясь уйти как можно дальше. А ведь залп последовал сразу же, как я открыл дверь, значит был отдан приказ стрелять в каждого, кто попытается покинуть здание. Неплохая ловушка. Копы внутри будут искать меня до тех пор, пока не найдут. Если я попытаюсь уйти, меня застрелят. Все это начало сильно напоминать крысоловку.

Какой-то свет появился в магазине, и я остановился, замерев. Я находился около стены огромного выставочного зала сельхозтоваров. В противоположном конце стояли три солдата. Мы заметили друг друга одновременно. Я шмыгнул в дверь, и над головой засвистели пули, круша все вокруг. Стало ясно, что военные были и внутри. Пульт вызова лифта был с другой стороны двери, рядом была и лестница, ведущая вверх. Одним прыжком я вскочил в лифт, нажав кнопку подвального этажа и успел тут же выскочить до того, как дверь за мной захлопнулась. По лестнице грохотали приближавшиеся солдаты. Мне казалось, что я иду прямо на их пистолеты. Я должен был успеть к лестничному повороту хотя бы на долю секунды до их появления. Я влетел на первую площадку.

Удача все еще была на моей стороне.

Они не видели меня и думали, что я внизу.

Прислонившись к стене, я слышал крики и свист, когда они понеслись ловить меня в подвале.

В этой толпе оказался один смышленый. Когда другие понеслись по ложному следу, я услышал, как он начал медленно подниматься вверх по лестнице. У меня больше не было газовых гранат. Все, что я мог сделать, это подниматься впереди него, стараясь производить как можно меньше шума.

Он поднимался медленно и упорно, а я крался перед ним. Мы прошли таким образом четыре пролета я в носках с ботинками на шее, он в тяжелых сапогах, грохотавших по металлической лестнице.

Подойдя к пятому пролету, я остановился, не успев сделать шага. Кто-то спускался вниз, кто-то в таких же тяжелых военных сапогах. Я нашел дверь, открыл ее и проскользнул внутрь. Передо мной тянулся длинный коридор с различного вида конторами. Я помчался вдоль него, пытаясь хоть где-то укрыться до того, как дверь сзади распахнется, и меня перережет очередь разрывных пуль. Коридор казался бесконечным, и я внезапно понял, то мне ни за что не успеть добежать до конца.

Я был крысой, которая ищет дырку, а дырки нет. Двери были заперты все до одной. Я проверял их одну за одной, пробегая мимо. Лестничная дверь позади меня открылась, и пистолеты нацелились. Я не смел повернуться и убедиться, но чувствовал это всеми фибрами. Неожиданно одна из дверей поддалась, и я ввалился внутрь, не успев понять, что случилось.

Я запер ее за собой и прислонился к ней в темноте, задыхаясь, как загнанный зверь. Внезапно зажегся свет, и я увидел мужчину, который сидел за столом и улыбался мне.

Нет предела силе шока, который может охватить человека. Я это понял на себе.

Мне было уже все равно выстрелит он или предложит мне сигарету. Я дошел до ручки. Он не сделал ни того, ни другого, он предложил мне сигару.

– Возьмите одну из них, ди Гриз, мне кажется это ваш сорт.

Тело раб привычки. Даже рядом со смертью оно живет своей жизнью. Мои пальцы приняли самостоятельное решение и взяли сигару, мои губы сжали ее, а легкие всосали дым. Глаза мои все это время наблюдали за человеком, который мог послать смерть.

Это нужно было видеть. Он наклонился в кресле и положил обе руки на крышку стола, а я все еще сжимал свой пистолет, направленный на него.

– Садитесь, ди Гриз, и уберите свою пушку. Если бы я хотел вас убить, то сделал бы это гораздо раньше, чем впустил в эту комнату.

Его брови поползли вверх от удивления, когда он увидел выражение моего лица.

– Уж не думаете ли вы, что случайно оказались именно тут?

Да, именно так до последнего момента я и думал, но сейчас, когда я понял свою роль, меня охватил стыд. Меня перехитрили и победили по всем статьям, и мне не оставалось ничего, кроме как красиво сдаться. Я положил оружие на стол и уселся в предложенное кресло. Он смел пистолет в ящик и откинулся на спинку.

– Я пережил тревожную минуту, когда вы стояли там, вращая глазами, а артиллерия крушила все вокруг.

– Кто вы?

Он улыбнулся резкости моего тона.

– Кто я неважно. Важно, какую организацию я представляю.

– Корпус?

– Точно. Специальный Корпус. Вы ведь не думаете, что я из местной полиции? У них был приказ застрелить вас. Только после того, как я рассказал, как вас найти, они разрешили Корпусу принять участие в деле. У меня в здании было несколько человек, которые и «подтолкнули» вас сюда. Все остальные местные, у них пальцы чешутся нажать спусковой крючок.

Это было малоприятно, но это была правда. Я был у них под контролем, словно робот М-класса. Старик за столом я думаю, ему было около шестидесяти пяти держал в руках все нити. Игра была проиграна.

– Ол'райт, мистер Детектив, можете торжествовать. Что дальше? Психологическая переориентация, лоботомия или просто стрелковый взвод?

– Да нет, ничего из этого. Я здесь, чтобы предложить вам работать на Корпус.

Сказанное было настолько диким, что я чуть не выпал от хохота из кресла. Меня, ди Гриза, межпланетного вора, на работу полицейским? Это было слишком смешно. Он сидел и ждал, когда я успокоюсь.

– Я допускаю, что предложение имеет смешной оттенок, хотя только на первый взгляд. Подумайте и скажите, кто лучше справиться с поимкой вора, чем другой вор?

В этом была доля правды, но я не собирался покупать свободу за службу провокатором.

– Интересное предложение, но я не могу выйти из общества «крыс». Вы знаете, что у воров есть свой кодекс.

Он разозлился и вскочил. Он был значительно выше, чем мне показалось сначала. Его указательный палец проткнул воздух в моем направлении.

– Что за глупости вы болтаете! Не стройте из себя героя телепостановки! Вы прекрасно знаете, что за всю жизнь больше не встретите другого вора! Если вы чистосердечно перейдете к нам, то, несомненно, извлечете из этого пользу. Вся сущность вашей жизни это индивидуализм и наслаждение от выполнения того, что не могут сделать другие. Покончив с этим сейчас, вы опять к этому возвращаетесь. Вы не сможете больше быть межпланетным суперменом, но вы сможете заняться работой, которая потребует всех ваших способностей и талантов. Вы когда-нибудь убивали человека?

Этот неожиданный вопрос выбил меня из колеи. Я даже замешкался с ответом.

– Нет, насколько мне известно.

– Это хорошо, что нет, иначе бы вы не спали так спокойно по ночам. Я проверил это, прежде чем прийти сюда за вами. Вот поэтому я уверен, что вы войдете в Корпус и получите истинное удовольствие, вылавливая преступников д р у г о г о сорта, не тех, у кого в крови социальный протест, а тех, кто убивает и наслаждается этим.

Его убежденность была потрясающей, он на все имел готовый ответ. Крыть мне было нечем, и я выдал свой последний, самый сильный аргумент.

– А что, если Корпус узнает, что вы завербовали к себе на работу бывшего преступника? Нас обоих расстреляют на рассвете!

Теперь пришло его время смеяться. Я не видел в этом ничего забавного и терпеливо ждал, когда он закончит.

– Во-первых, мой мальчик, я и есть Корпус, то есть его руководитель, и как ты думаешь мое имя? Гарольд Питер Инскипп, вот как!

– Не тот ли Инскипп…

– Тот самый. Инскипп Неуловимый, человек, который ограбил Фарсидион II в середине полета и сорвал множество других правительственных мероприятий. Я надеюсь, вы читали об этом в ваши юные годы? Меня завербовали так же, как я вас сейчас.

Он держал меня на крючке и знал это, а теперь решил добить до конца.

– Откуда, вы думаете, берутся остальные агенты? Я, конечно, говорю не об этих лупоглазых из наших технических школ. Я говорю о настоящих агентах, о тех, кто планирует операции, делает всю предварительную работу, а затем пожинает лавры. Они мошенники все до одного. Все, что они умеют делать лучше всего, они делают для Корпуса. Вы удивитесь некоторым проблемам, которые возникают в великой, необъятной, шумной вселенной. Единственные, кого мы можем пригласить к себе работать, это те, кто уже действовал успешно в таком масштабе. Ну, как?

Все происходило так быстро, что у меня не было времени подумать. Наверное, мне надо было поспорить, но мозг уже принял решение. Я был готов согласиться, я не мог сказать «нет».

Я кое-что терял, но надеялся больше приобрести. Хотя у меня будет свобода при работе, но ведь я буду работать с другими людьми. Старые беззаботные безответственные деньки миновали. Я снова становился членом общества.

От этой мысли у меня появились приятные ощущения. По крайней мере, конец одиночеству. Дружба возместит мне то, что я теряю.

Глава 4

Никогда в жизни так не ошибался.

Люди, с которыми я встретился были тупы до изумления. Они обращались со мной, как с какой-то мелкой сошкой, и я не мог понять, как сюда угодил. Понимать-то я, конечно, понимал, память у меня ясная. Постепенно я закрутился в этом колесе.

Мы находились на спутнике, это было очевидно. Но я совершенно не представлял вблизи какой планеты или хотя бы в какой солнечной системе. Все было абсолютно секретно, а это место, очевидно, было сверхсекретным Главным Штабом и основной базой Школы Корпуса.

Школа мне нравилась. Это было единственное, что удерживало меня от того, чтобы не спятить. Тупицы сидели и зубрили, а мне материал давался легко.

Только сейчас я начал понимать, насколько серыми были мои операции. С той техникой и теми приспособлениями, о которых я узнал, я мог бы раньше быть в десять раз хитрее и сильнее. Эта мысль прочно засела в мозгу, гаденько нашептывая в ухо в периоды депрессии и тоски.

Предметы попадались тупые и жутко скучные. Половину времени занимала работа с архивами изучение бесчисленных побед и нескольких неудач Корпуса. Меня порой одолевала смертная тоска, но я понимал, что это, очевидно, часть проверочного периода понаблюдать, не тянет ли меня к прошлому. Я умерил свой норов, подавил зевоту и собрался с мыслями.

Ведь я не могу здесь ничего изменить, поэтому надо найти что-то такое, что положило бы конец моим каторжным работам.

Это было нелегко, но я нашел это.

Через некоторое время я все разведал и выяснил. Заниматься этим пришлось, когда все спали, но в некотором роде это делало поиски даже более интересными.

Когда дошло до отпирания замков и взламывания сейфов, я должен был признать, что это не дело. Дверь в личные апартаменты Инскиппа запиралась револьверным барабаном старого типа, открыть который ничего не стоило. Мне нужно было войти в дверь без грохота, спокойно, но так, чтобы Инскипп услышал меня. Зажегся свет. Он сидел на кровати, направив на меня 0,75 калибр.

– Вы, должно быть, сошли с ума, ди Гриз, проворчал он. – Пролезть в мою комнату ночью! Я мог застрелить вас!

– Нет, не могли, ответил я.

Он спрятал оружие обратно под подушку.

– Человек, столь любознательный, как вы, сперва разговаривает, а потом стреляет. А ведь все эти ночные страсти были бы ни к чему, если бы ваш экран был включен, и я мог бы вас вызвать.

Инскипп зевнул и налил себе стакан воды из автомата над кроватью.

– Из того, что я глава Специального Корпуса, – пробулькал он, – не следует, что я должен работать за весь корпус.

Он опустошил стакан.

– Мне надо иногда спать. Мой экран включен только для сверхсрочных вызовов, а не для каждого агента, нуждающегося в утешении.

– Не значит ли это, что я попал в категорию требующих утешения? – спросил я как можно слаще.

– Поместите себя в любую категорию, черт вас возьми, – прорычал он.

Он упал снова в постель.

– А также переместите себя в коридор и приходите ко мне завтра в рабочее время.

Мне было жаль его. Он так хотел спать и собирался уснуть как можно скорее.

– Знаете ли вы, что это? – спросил я.

Я подсунул большой блестящий снимок под его длинный перебитый нос. Один глаз медленнно открылся.

– Большой военный корабль, по виду похож на Имперский. А теперь, в конце концов, убирайтесь! – простонал он.

– Отличная догадка для такого позднего времени, – сказал я вежливо. – Это последний Имперский Линкор Высшего Класса, несомненно, одна из наиболее мощных машин разрушения среди когда-либо созданных. Полная защитная экранизация на полмили в диаметре и вооружение, способное превратить в радиоактивный пепел любую существующую сегодня флотилию…

– Исключая тот факт, что последний линкор был превращен в металлолом свыше 1000 лет назад, – пробормотал он.

Я оглянулся и приложил губы к его уху. Чтобы исключить недоразумения, я говорил тихо, но четко.

– Верно, – сказал я. – Но не удивитесь ли вы хоть н е м н о ж к о, если я заявлю, что один из них строится сегодня?

О, это надо было видеть! Одеяло полетело в одну сторону, Инскипп отскочил в другую. Одним четким, быстрым движением он перешел из лежащего положения в стоячее и занялся изучением моего снимка.

В пижаме он, конечно, смотрелся невыгодно: угловатое тело на гусиных ножках.

Но если ноги были тонкие, голос был очень толстый.

– Говорите, ди Гриз, дьявол вас побери! – прорычал он. – Что это за чепуха о военном корабле? Кто его строит?

Перед тем, как заговорить, я не спеша достал пилку для ногтей, эффективно откинул руку и стал обрабатывать ногти.

Уголком глаза я видел как багровеет его лицо. Это была моя маленькая месть.

– Поместите ди Гриза в архив, чтобы он лучше ориентировался. Копаться в пыльных, вековой давности записях как раз то, что нужно для свободного духа Джеймса ди Гриза. Научите его дисциплине. Покажите ему, на чем стоит Корпус. К тому же архив давно следует привести в порядок.

Инскипп открыл рот, издал звук и снова закрыл его. Он, несомненно, понял, что в данном случае, чтобы не затягивать дело, лучше меня не прерывать. я улыбнулся, кивнул, что он решил правильно, и продолжал:

– Таким способом вы хотели удержать меня на пути истинном, сломить мой дух под предлогом «получения некоторых сведений о деятельности Корпуса». В этом смысле ваш план провалился. Произошло нечто другое. Последовательно изучая архив, я нашел его очень интересным, особенно систему КиП – Категоризатор и Память. Это здание, полное машин, где собираются новости и отчеты со всех планет галактики. Все это классифицируется, помещается в соответствующие категории и фиксируется в памяти. Я выкопал э т о в информации о космолетах, которую заказал для себя. Я всегда интересовался вопросом…

– Ну еще бы, – прервал меня Инскипп. – Вы в свое время украли не один корабль.

Я подарил ему горький взгляд и медленно продолжал:

– Не буду надоедать вам всеми подробностями, я вижу, вы весь в нетерпении. Но в конечном итоге я выкопал этот чертеж.

Он выхватил его у меня из пальцев, не успел я его достать.

– И что это такое? – пробормотал он.

Он пробежал глазами по отпечатку.

– Да ведь это обычный тяжелогрузный пассажирский корабль. Это такой же военный корабль, как я, например.

Нелегко одновременно говорить и презрительно кривить губы, но я постарался.

– Конечно. Вы не найдете его в Реестре Лиги для военных кораблей. Но я говорил, что немножко разбираюсь в этом. Мне показалось, что корабль слишком велик для целей, которым предназначается. Он жрет уйму топлива. К тому же достаточно старых кораблей. Это заставило меня думать, и я заказал отпечатать полный список кораблей такого размера, сконструированных в обозримое время. Вы можете представить мое удивление, когда после трех минут размышления КиП выдала список всего из шести строк. Один был построен для освоения другой галактики и, насколько нам известно, все еще находится в пути. Пять других это все Д-типа, для переселенцев, построены во время Экспансии, когда перемещались огромные массы людей. Для нашего времени они непомерно велики. Мне никак не давала покоя мысль, для чего мог использоваться такой большой корабль. Я двинулся назад во времени, просматривая с помощью КиП всю историю освоения космоса, чтобы найти подходящий аналог, и вот обнаружил в Золотом Веке Имперской Экспансии военный корабль Высшего Класса. Машина даже сделала для меня отпечаток.

Инскипп схватил оба отпечатка и стал их снова сравнивать. Я стоял у него за спиной и указывал на наиболее интересные детали.

– Отметьте, машинный зал почти не изменен. Вот и грузовой трюм. Эта надстройка, очевидно в последний момент внесенная в план, убирается, и на ее место устанавливаются огневые башни. Корпуса идентичны. Изменение здесь, сдвиг там, и тяжелый грузовоз становится быстрым линкором. Эти изменения могли быть сделаны и во время постройки, а затем нанесены на чертеж. Через некоторое время кто-нибудь в Лиге обнаружит, что корабль закончен и может быть запущен. Конечно, могут сказать, что это случайность, чертежи вновь построенного корабля в шести местах совпадают с построенными тысячу лет назад. Но если вы так подумаете, то я дам сто очков против одного, что вы ошибаетесь. Держу пари.

Никакого пари этой ночью не было.

Инскипп не хуже меня имел нюх на всякие сомнительные делишки. Одеваясь, он продолжал задавать вопросы.

– А название миролюбивой планеты, которая строит это чудовище из прошлого?

– Циттануво. Вторая планета звезды Б в Северной Короне. Единственная обитаемая планета в этой системе.

– Никогда о такой не слышал, сказал Инскипп.

Он открыл дверь в свой кабинет.

– Это может быть как хорошим, так и плохим признаком. Не в первый раз беда приходит из таких мест, о существовании которых я даже никогда не подозревал.

С естественной сдержанностью, которая у него всегда отмечалась, он нажал кнопку срочного вызова на своем пульте.

Почти мгновенно сонные клерки и ассистенты притащили записи и отчеты. Мы уткнулись в них вместе.

Скромность не позволяла мне говорить первому, но очень скоро Инскипп пришел к тому же выводу, что и я. Он отшвырнул папку в другой конец комнаты и хмуро взглянул на рассветное утро.

– Чем ближе я смотрю на это, сказал он, тем подозрительнее это становится. На первый взгляд у этой планеты нет абсолютно никаких мотивов для использования военного корабля. Но они строят его, это несомненно, и я могу биться об заклад на стопку тысячных кредиток высотой с наш дом. Ивсе же, что они будут с ним делать, когда построят? У них процветает культура, нет безработицы, междоусобицы и тому подобного, в избытке тяжелые металлы. Если бы не этот военный корабль, их можно было бы назвать идеальной планетой Лиги. Я должен узнать о них как можно больше.

– Я уже позвонил в космопорт от вашего имени, – сказал я. – Готовится скоростной катер. Не позже чем через час я смогу вылететь.

– Не бегите впереди паровоза, ди Гриз, – сказал он ледяным тоном. – Пока еще приказы отдаю я, и именно я разрешу вам, когда придет время, самостоятельно командовать.

Чтобы подтолкнуть его к нужному мне решению, я стал слащав и улыбчив.

– Я ведь, шеф, пытаюсь только помочь вам получить побольше информации. Это ведь не реальная операция, а только разведка. Я могу выполнить ее не хуже любого опытного оператора. И ведь это поможет мне приобрести опыт, так необходимый мне для получения какого-нибудь ранга…

– Ладно, – сказал он. – Хватит болтать. Можете идти. Выясните, что происходит, и сразу же назад. Никакой самодеятельности. Это приказ.

Когда он сказал это, мне показалось, что он сомневается. И он был прав.

Глава 5

Отдел снабжения и отдел документов выдали мне все, что было нужно. Солнце, чистое и ясное, стояло над горизонтом, когда серебристый остов моего корабля поднялся над серым полем и выстрелил в космос.

Путешествие заняло несколько дней, более чем, достаточно, чтобы систематизировать свои знания о Циттануво. Чем больше я узнавал, тем меньше понимал их нужду в военном корабле. Циттануво была повторно заселена из системы Целлини, а я был в этих поселениях раньше. Они все объединялись в свободные союзы, иногда ссорились между собой, но до сражений дело никогда не доходило. Они, как и все, разделяли общее чувство отвращения к войне.

И они строили тайно военный корабль?

В конце концов думать об этом надоело, я выбросил эти мысли из головы и занялся интересной шахматной задачей. Время прошло быстро, и наконец, в носовом экране блеснула Циттануво.

Одним из моих наиболее важных принципов было: «Тайное не надо специально упрятывать». У фокусников это выполняется отвлечением внимания. Дайте людям увидеть все, что вы хотите, и они никогда не заподозрят, что за этим что-то скрывается. Поэтому я приземлился очень эффектным манером на самом большом поле в середине дня. Я уже был одет для своей роли и вышел из корабля, когда распорные стопоры еще вибрировали. Застегнув платиновой пряжкой меховую накидку на плечах, я начал спускаться по пандусу. Маленький крепыш-робот М-3 громыхал сзади с моим багажом. Игнорируя суетливую активность около таможни, я направился прямо к главному выходу, и только когда некто в форме подбежал ко мне, я проявил снисходительное внимание к окружающему.

До того, как он начал говорить, я подошел к двери и остановился.

– Прекрасная у вас тут планета. Великолепный климат! Идеальное место для дачи. Приветливые люди, всегда готовые прийти на помощь другому. Мне это нравится. Примите мою глубокую благодарность. Большое спасибо, что встретили. Я Великий Князь Сант'Андело.

Я с энтузиазмом потряс ему руку, положив в тот же момент сотенную кредитку в его ладонь.

– А сейчас вы, конечно, понимаете, что таможенникам нет нужды досматривать вот этот мой багаж. Не будем отнимать у меня время. Корабль открыт, они могут проверять все, что им угодно.

Мои манеры, одежды, драгоценности, легкость, с которой я расстался с деньгами, шикарные чемоданы могли означать только одно. Такой богатый человек не станет заниматься контрабандой. Служащий что-то пробормотал мне с улыбкой, сказал несколько слов по телефону, и все было улажено.

Кучка таможенников наклеила бирки на мой багаж, заглянула для вида в один-два баула и пропустила. Я пожал руки всем вокруг, не просто пожал, конечно, и двинулся вперед. Такси было вызвано, водитель предложил отель. Я согласно кивнул, в то время, как робот укладывал рядом багаж.

Корабль был абсолютно чист. Все, что было нужно для работы, находилось в моем багаже. Кое-что было смертоносным и взрывчатым и, будучи обнаружено, доставило бы мне неприятности. Закрывшись в номере отеля, я хотел изменить одежду и внешность. Робот проверил комнаты, нет ли где "жучков".

Отличная штука эти роботы Корпуса.

Они выглядят и действуют точно как слабоумные М-3, но только внешне. Мозги у них отличные, не хуже, чем у классных роботов. Кроме того, коренастое тело буквально начинено различными машинами и приборами. Он медленно двигался по комнате, перенося багаж и раскладывая вещи, и при этом не забывал исследовать каждый дюйм. Закончив, он остановился и четко доложил:

– Все комнаты проверены. Обнаружен только один оптический "жучок" в этой стене.

– Разве можно показывать пальцем на него? – сказал я роботу. – Ведь это может вызвать подозрения у наблюдателя.

– Нет, не может, – ответил робот с механической интонацией уверенности. – Я его слегка задел, и он сейчас бездействует.

Имея такие гарантии, я сбросил роскошные одежды и надел черную форму Адмирала Флота Лиги. Я получил ее со всеми украшениями, золотыми кружевами и полным набором документов. Не думаю, что она сильно меня украшала, но она была нужна для создания соответствующего впечатления на Циттануво. Как и на многих других планетах, тут знали толк в униформах. Мальчики-разносчики, дворники, клерки все имели свою характерную униформу. Мой черный мундир выглядел эффектно и должен был притягивать внимание.

Перед тем, как покинуть отель, я натянул сверху длинный плащ, украшенный золотом, скрывавший мундир, но вот со шлемом, украшенным золотом, и кейсом с бумагами была проблема. Я до сих пор не знал всех возможностей псевдоробота М-3.

Может быть, он поможет?

– Эй, ты, коротконогий и коренастый, – позвал я. – У тебя есть какие-нибудь отделения или ящики? Если есть, то покажи.

Я подумал, что робот взорвался. В нем было больше ящиков, чем в кассовом аппарате. Большие, маленькие, плоские, узкие они выскочили из него в разные стороны. В одном был пистолет, два других были забиты гранатами, остальные пустые. Я положил шлем в один, кейс в другой и щелкнул пальцами. Ящики втянулись внутрь, и его металлическое тело стало гладким, как и раньше.

Я надел модную кепку, плотно застегнул плащ и был готов. Оставшийся багаж у меня был замаскирован: пистолеты, газ, ядовитые иглы и тому подобное. В крайнем случае все это взлетит на воздух. М-3 поехал на лифте вниз, а я спустился по черной лестнице. Мы встретились на улице.

Поскольку время было еще дневное, я не стал брать вертолет, а нанял машину.

Мы не спеша проехались по стране и уже затемно добрались до дома президента Ферраро.

Как и приличествует руководителю богатой планеты, дом был великолепен. Мои секретные предосторожности оказались просто смехотворными, если не сказать больше. Я со своим трехсот пятидесятикилограммовым роботом прошел через охрану и сигнализацию без малейшей задержки.

Президент Ферраро, холостяк, обедал.

Это позволило мне без помех обследовать его кабинет.

Там не было абсолютно ничего, связанного с войнами или военными кораблями.

Вот если бы я был шантажистом, то это другое дело. Здесь можно было найти кое-что похуже политической коррупции.

Когда Ферраро вернулся после обеда в кабинет, там было темно. Я слышал, как он пробормотал что-то о слугах и начал нащупывать выключатель. До того, как он нашел его, робот закрыл дверь и включил свет. Я сидел за его столом, передо мной лежали все его личные бумаги, придавленные сверху пистолетом. На лице я постарался изобразить жуткую свирепость. Пока он не оправился от шока, я скомандовал:

– Подойдите и сядьте. Б ы с т р о!

В тот же момент робот подтолкнул его, так что у него не оставалось выбора, кроме как повиноваться. Когда он увидел на столе бумаги, глаза его выпучились, а в горле забулькало. Не давая ему опомниться, я сунул ему под нос свою книжечку.

– Я адмирал Тар Великого Флота Лиги. Вот мои полномочия. Можете их проверить.

Они были неотличимы от настоящих, поэтому я не беспокоился. Ферраро начал не спеша, тщательно изучать книжечку, затем проверил печати ультрафиолетом. Это дало ему время взять себя в руки и перейти в наступление.

– Что означает ваше поведение? Вы ворвались в мои личные покои, совершили кражу со взломом…

– Ваше положение ужасно, – сказал я самым загробным голосом.

От моих слов по лицу Ферраро прошла тень. Я продолжал:

– Я арестую вас за заговор, вымогательство, воровство и за многое другое, что окончательно станет ясно после тщательного изучения этих документов. Взять его!

Этот последний приказ был адресован роботу, который отлично сыграл свою роль.

Он поддался вперед и обхватил президента за поясницу.

– Я могу объяснить, – взмолился тот. – Я все могу объяснить. Не нужно обвинять меня во всем. Я не знаю, что у вас здесь за бумаги, поэтому не буду утверждать, что они фальшивые. Но вы знаете, что у меня много врагов. Если бы Лига знала, как трудно управлять такой отсталой планетой, как эта…

– Ну ладно, пока хватит, – прервал я его взмахом руки. – На все вопросы вы будете отвечать в свое время перед судом. А сейчас ответьте на один вопрос. Зачем вы строите военный корабль?

Этот человек был великий актер. Глаза его широко раскрылись, челюсть отвисла, и он рухнул в кресло, как если бы его стукнули молотком. Когда он смог говорить, слова уже были не нужны. Весь его вид выражал оскорбленную невиновность.

– Какой военный корабль? – выдохнул он.

– Военный корабль Высшего Класса, который строится на стапелях Церентолы, в соответствии с этими чертежами.

Я кинул их ему на стол и указал на верхние углы.

– А вот и ваши собственноручные подписи.

Ферраро все еще не пришел в себя. Он схватил бумаги и начал их изучать. Я его не торопил. Наконец он отбросил их и тряхнул головой.

– Ничего не знаю ни о каком военном корабле. Это чертежи нового грузового лайнера. Там действительно стоит моя подпись.

Я произнес свой следующий вопрос тщательно, чтобы смысл его обязательно дошел до него.

– Итак, вы отрицаете, что вам было что-то известно о строительстве линкора Высшего Класса по этим чертежам?

– Это чертежи обычного грузопассажирского лайнера. Это все, что мне известно.

У него было выражение обиженного ребенка. Пора было выводить его на чистую воду. Я откинулся в кресле, расслабился и достал сигару.

– Послушайте кое-что о роботе, который вас держит, сказал я.

Он взглянул в недоумении, видимо даже не заметив в возбуждении, что робот держал его за талию во время беседы.

– Это не простой робот. У него в кончиках пальцев встроены очень интересные приборы: термопары, гальванометры и тому подобное. Пока мы разговаривали, он регистрировал температуру вашей кожи, давление крови, количество пота и прочее. Другими словами, перед вами эффективный и оперативный детектор лжи. Сейчас вы услышите все о том, как вы врали.

Ферраро шарахнулся от руки робота, как если бы это была ядовитая змея. Я выпустил красивое кольцо дыма.

– Говори, – сказал я роботу. – Лгал ли этот человек?

– Много, – ответил робот. – Ровно семьдесят четыре процента из всего им сказанного ложь.

– Очень хорошо.

Я кивнул, готовясь защелкнуть последний замок на моей ловушке.

– Значит, он все знает об этом линкоре?

– Субъект не знал о линкоре, – возразил робот. – Все его заявления, касавшиеся конструкции корабля, были истинны.

Сейчас пришла моя очередь таращить глаза, а Ферраро стало немного легче.

Если бы он знал, что меня вовсе не интересуют все его проделки! Я, конечно, получил удар ниже пояса, но нельзя терять голову. Я заставил свои мысли вернуться к исходной точке и обдумать положение.

Если президент Ферраро не знал о линкоре, значит, он служил просто прикрытием. Тогда кто же истинный виновник – некая милитаристская клика, желающая его сбросить и захватить власть? Я слабо разбирался в делах планеты и решил взять Ферраро себе в союзники.

Это было не трудно, не потребовалось даже угрозы опубликовать документы, которые я нашел в его бумагах. Используя эти документы, я мог бы заставить его плясать под мою дудку. Но в этом не было необходимости. Как только я показал ему два чертежа и объяснил сходство, он все понял. Ему, несомненно, было легче, чем мне, найти, кто использовал его, как орудие, в своих руках. По молчаливому согласию о документах мы забыли.

Было решено, что следующим шагом должны быть верфи Церентола. Президент уже начал обдумывать, как использовать ситуацию против своих политических оппонентов. Я дал ему понять, что Лига, особенно Лига Флота, хотят остановить строительство линкора. А уж потом пусть играет в свою политику. Договорившись об этом, мы вызвали машину, взвод охраны и отправились на верфи. Дорога занимала четыре часа, и мы обдумывали линию нашего поведения.

Начальника верфи звали Рокка. Когда мы приехали, он безмятежно спал, но не долго. Парад мундиров и пистолетов быстро поставил его на ноги и привел в чувство. Мне показалось, что он такой же воришка и плут, как и Ферраро. Невиновный не мог бы так сильно перепугаться. Воспользовавшись ситуацией, я приспособил к нему свой «ходячий» детектор лжи и начал задавать вопросы.

Еще не закончив допрос, я уже представлял себе положение вещей.

Оно было следующим: начальник верфи, строивший корабль, не имел ни малейшего представления о его истинной природе.

Кто-то, менее самоуверенный, чем я, или имеющий меньший жизненный опыт, в этот момент мог бы усомниться во всем, я нет. Корабль по-прежнему совпадал с линкором в шести местах, а я не верил в случайные стечения обстоятельств. Какой же выбрать путь? Если можно сделать два выбора, выбирай простейший, но основанный не на простых случайностях и слепых шансах.

Взглянув снова на исходный чертеж, я опять отметил надстройку. Чтобы превратить корабль в военный, нужно было в первую очередь убрать ее.

– Рокка! – рявкнул я грозно. – Посмотрите на эти чертежи, на этот вот выступ здесь. Он все еще пристроен на корабле?

Он покачал головой и ответил:

– Нет, чертежи были изменены. Мы устанавливаем новый противометеоритный аппарат для прохождения планетарного астероидного слоя.

Я открыл свой кейс и достал чертеж.

– Ваш аппарат не напоминает случайно вот это?

Я протянул ему чертеж через стол.

Он потирал подбородок, рассматривая схему.

– Да, вроде, – сказал он нерешительно. – Я не могу сказать в точности, ведь все эти детали ко мне не относятся. Я отвечаю за работу в целом. Но эта деталь очень похожа на ту, которая сейчас установлена. Это большая штука. Столько мы потратили…

Это был линкор вне всякого сомнения!

И тут одно из сказанных им слов как громом меня поразило.

– Установлена? – вскрикнул я. – Вы сказали установлена?

Рокка даже отшатнулся от моего крика.

– Да, – сказал он, – не так давно. Я помню, там были некоторые трудности…

– А еще что? – прервал я его.

Холодный пот потек у меня по спине.

– Двигатели, управление они тоже установлены?

– Да, конечно, – ответил он. – Разве вы не знаете? Обычный график был сильно сжат. Это вызвало массу непредвиденных трудностей.

Теперь уже холодный пот бежал по мне ручьями. Первоначально установленный срок был сокращен почти на год, и не было никаких причин, почему нельзя сократить его еще больше.

– Машины! Оружие! – взревел я. – К верфи! Если строительство этого корабля закончено, у нас будут огромные, ни с чем не сравнимые беды.

Охрана включила сирены и прожектора, и, вдавливая акселераторы в пол, мы словно сверкающая стрела промчались в ночи к верфи и влетели в ворота.

Но мы все равно опоздали. Ночной сторож бешено замахал на нас руками, и конвой остановился.

Корабля не было.

Рокка никак не мог поверить этому.

Он бродил взад и вперед по пустой площадке, где корабль строился. Я залез на заднее сиденье машины и от злости сжевал сигарету, обзывая себя идиотом.

Игнорируя очевидные факты, я, как дурак, вбил себе в голову, что правительство планеты участвует в строительстве.

Оно, конечно, участвовало, но только как ширма. Я почуял крысу из нержавеющей стали, которая действовала так же, как действовал бы я до своего обращения.

Сейчас, когда этот грызун улизнул, у меня возникла идея, с чего начать поиски. К нам, шатаясь, подошел Рокка, начальник верфи. Его схватили за волосы, и поток ударов и отборной брани посыпался на него. Президент Ферраро с угрюмым видом вытащил пистолет, и было не понятно, кем он собирается стать убийцей или самоубийцей. Мне было все равно. Все, что могло его беспокоить, были следующие выборы, когда избиратели и политические соперники не простили бы ему потерю корабля. Мои заботы были значительно сложнее.

Я должен был отыскать линкор до того, как он начнет шарахаться по галактике.

– Рокка! – крикнул я. – Идите в машину. Я хочу просмотреть ваши отчеты, все ваши отчеты, и хочу сделать это немедленно.

Он с трудом влез в машину, видимо, еще не соображая, чего от него хотят.

Затем, заметив, что еще почти темно, он промямлил:

– Но, адмирал, в это время все еще спят.

Я собирался заорать, но этого не потребовалось. Видимо он все понял по выражению моего лица и схватил трубку радиотелефона. Когда мы подъезжали, двери конторы были открыты.

Обычно я ненавидел эти бюрократические бумажные завалы, но сейчас я на них молился. У этих людей была целая наука, ни одна заклепка не пропадет, об этом имеется бумага в пяти экземплярах. Они вываливали мне на стол меморандумы, памятные записки, акты о списании, запросы. Нужные мне факты тонули в этих бумажных катакомбах. Но делать было нечего. Я не стал отыскивать первопричины, это было слишком долго, а сосредоточил внимание на последних изменениях, таких, как оружейные башни.

Это должно было быстро выявить группу виновных.

Клерки наконец поняли, чего я хочу.

Воспламененные огнем патриотизма и грозными голосами своих начальников, они забегали, сломя голову. Теперь мне достаточно было указать направление поисков, и соответствующие документы, оказывались у меня на столе.

Шаг за шагом картина стала проясняться. Тонкая паутина подделок, взяток, крючкотворства и фальшивок – создать все это могла только голова, подобная моей.

От зависти я даже крякнул. Как и все великие идеи, эта была чрезвычайно проста.

Группа или группы неизвестных постепенно изменили по-своему программу строительства корабля. Несомненно, сначала это была программа для гигантского транспорта, затем ее слегка подправили, а потом совсем видоизменили. Все было проделано с искусством истинного гения.

Приказы, исходившие из разных источников, изменялись и подтасовывались. Я с большим трудом выяснил эти источники. Во всех случаях они были подложными. В некоторых случаях я сперва вообще не мог понять, как мог пройти такой приказ, пока мне не объяснили, что ряд офицеров имели временных секретарей, в то время как обычные их ассистенты болели. Все девушки одна за другой получали пищевые отравления. Просто какая-то эпидемия.

Каждую из них по очереди заменяла одна и та же девица. Она оставалась на каждом месте достаточно долго, чтобы убедиться в продвижении плана строительства линкора.

Эта девушка, очевидно, была помощником Главаря, который все и организовал.

Он сидел в центре этого дела словно паук в паутине и дергал за ниточки, приводя в движение свою идею. Моя первая мысль, что в дело была включена бригада, оказалась ошибочной. В дальнейшем я занялся только сущностью подлогов. В некоторых случаях документы не были подделаны, тут видимо мой таинственный X сам выполнял работу. X имел постоянную должность Помощника Инженера-Дизайнера.

Одна за другой распутывались нити, ведущие в его контору. У него также была секретарша, чья «болезнь» совпадала с ее работой в других отделах.

Когда наконец я вылез из-за стола, спина не гнулась и горела, будто там была раскаленная проволока. Я проглотил обезболивающее и окинул взглядом войско моих поникших, измученных помощников, которые вместе со мной не спали семьдесят два часа. Они сидели, прислонившись к мебели, и ждали моего заключения. Даже президент Ферраро был тут. Его волосы были растрепаны и свисали сосульками.

– Вы раскопали это преступное гнездо? – спросил он, запустив пятерню в свой скальп.

– Да, я нашел их, – ответил я. – Только не преступное гнездо, а один человек, мастер преступного мира, у которого в мочке уха больше таланта, чем у всех ваших продажных бюрократов, и его женщина ассистент. Они все проделывали вдвоем. Его имя или псевдоним Пепе Неро, ее зовут Ангелина…

– Арестовать их немедленно! Стража!

Ферраро выскочил из комнаты. Я велел ему вернуться обратно.

– Это было бы самое лучшее, что мы могли бы сделать, но в данный момент это затруднительно, так как они не только те, кто построил линкор, но и те, кто украл его. В нем все автоматизировано, не требуется даже команды.

– Что вы решили делать? – спросил один из клерков.

– Да ничего, ответил я в манере старого космического волка. – Флот Лиги уже вышел на охоту за преступниками, и скоро вы услышите об их поимке. Благодарю всех за помощь.

Глава 6

Я сказал это бодрым веселым тоном, и они вышли. На один момент я позавидовал их святой вере во флот Лиги, а ведь на самом деле сообщение о флоте было такой же липой, как и мое адмиральское звание.

Я продолжил работу для Корпуса. Инскипп должен был уже получить последнюю информацию. Я послал ему псиграмму, но ответа пока не было. Наверное, идентификация воров задерживала ответ.

Мое новое сообщение было закодировано, но расшифровать это для настойчивого человека не составляло труда. Я сам отнес его на передающий центр. Псиграммист сидел в своей прозрачной комнатушке, когда я вошел туда. Его глаза были отсутствующими, он говорил в микрофон, передавая чье-то сообщение через просторы галактики. Снаружи шифровальщики копировали, кодировали и записывали сообщения, но ни одного звука не проникало через изолированные стены. Я подождал, пока он обратит на меня внимание, и протянул ему листки бумаги.

– Лига Центральная 14 срочная, сказал я.

Он поднял брови, но ничего не спросил. Через несколько секунд мы имели на связи цепочку псиграммистов. Он читал кодовые слова отчетливо, тщательно их выговаривая, но не громко. Мощь его мысли пронизывала расстояния во многие световые годы. Когда он закончил, я забрал текст, порвал его и сложил кусочки в карман.

На этот раз я получил ответ довольно быстро. Видимо, Инскипп ждал моего сообщения. Микрофон вынесли к шифровальщикам, и я сам стенографировал кодовые группы.

– … хувв дфил фдно, и если не сделаешь, назад не возвращайся!

Сообщение в конце шло прямым текстом, и псиграммист улыбнулся, читая эти слова. Я заорал на него, чтобы он не вздумал что-нибудь болтать об этом, так как сообщение секретное, и я лично пристрелю его в противном случае. Улыбка у него пропала, но мне от этого лучше не стало.

Декодированное сообщение оказалось совсем не таким плохим, как я предполагал. Впредь до дальнейших указаний я должен был выследить и захватить украденный линкор. Я мог обращаться в Лигу по первой необходимости. До окончания работы я должен был оставаться в роли адмирала и держать Инскиппа в курсе всех дел. Мое счастье было бы полным, если бы не эти противные заключительные слова.

Я получил свое долгожданное назначение. Но только как! Захвати линкор или прощайся с головой. И ни слова о моих героических усилиях по раскрытию преступления. В каком бессердечном мире мы живем!

Усталость наконец сломила меня, и я отправился спать. Так как моя главная работа сейчас была ждать, я мог ждать только выспавшись.

Действительно, ожидание было единственным, что я мог делать, не считая таких дополнительных забот, как вызов крейсера лично для себя и сбор дополнительной информации о ворах. Но это действительно было второстепенным по отношению к главному ждать плохих известий.

С точки зрения организации погони Циттануво была наилучшим местом. Исчезнувший корабль мог двигаться в любом направлении. С каждой минутой сфера его возможного местоположения росла пропорционально третьей степени времени. Команду крейсера, где я находился, я держал в полной боевой готовности, ограничив область ее передвижения радиусом сто ярдов вокруг корабля.

Сведений о Пепе и Ангелине было очень мало. Они умело заметали следы. Их происхождение было неизвестно, только слабый акцент в произношении говорил, что они не местные. Имелась тусклая фотокарточка Пепе, толстощекого парня со злым выражением лица. Фотографий девушки вообще не было. Подгоняемый своим нетерпением, я заставил псиграммиста корабля непрерывно прослушивать пространство и сообщать мне обо всех происшествиях в космосе. Потом мы с навигатором наносили их координаты на карту, определяя, попадали ли они в растущую сферу возможных положений украденного корабля. Некоторые инциденты происходили внутри этой области, но при дальнейшем исследовании оказывались естественного происхождения.

Уходя спать, я оставил приказ: при обнаружении ЧП в опасной зоне будить меня немедленно. Меня подняли глубокой ночью и протянули листок бумаги. Протерев глаза и прочитав первые две строчки, я немедленно нажал кнопку «Общая тревога».

Нужно сказать, что эти парни знали свое дело. Я еще не успел дочитать сообщение, как взвыли сирены, корабль закрылся и немедленно взлетел.

Когда зрение после перегрузок восстановилось, и листок опять попал в фокус, я дочитал его, затем прочитал еще раз более внимательно.

Это выглядело так, как мы и ожидали.

Свидетелей трагедии не было, но несколько мониторных станций зафиксировали использование оружия огромной энергии. С помощью триангуляции мы вычислили координаты и нашли грузовое судно. В его корпусе была дыра величиной с железнодорожный туннель. Груз плутония исчез.

В каждой строке сообщения я видел Пепе. Поскольку на линкоре не было команды, он действовал наверняка. При попытке переговоров или захвата чужого судна всегда присутствует элемент риска, поэтому он просто подстерег ничего не подозревавший грузовоз и расстрелял его из своих чудовищных орудий. Восемнадцать человек были мгновенно убиты. Воры стали также и убийцами.

Я жаждал действовать и очень боялся, как бы не наделать ошибок. Коротышка Пепе показал себя безжалостным убийцей.

Когда ему что-то было нужно, он просто подходил и брал это, сокрушая все на своем пути. Еще много людей должно будет погибнуть, и моя задача сделать это число как можно меньше.

По идее, я должен был рвануться и осуществить возмездие, сверкая пушками – прекрасная мысль, и желание у меня есть.

Я не знаю только, где он? Линкор, конечно, гигантский корабль, но в масштабах космоса это ничтожная песчинка. Пока он будет держаться вне коммерческих линий и станций и планет с радарами, найти его будет невозможно.

Да если я и найду его, то как захватить? Ведь это исчадье ада по мощности не уступает любому кораблю. Это мучило меня и ночью, и днем, но ответа я не находил.

Догадка пришла внезапно. Если я не знаю, где будет Пепе, надо сделать так, чтобы он прибыл туда, куда я хочу.

Некоторые факты были в мою пользу, например, то, что я заставил его делать игру до того, как он был полностью готов. Конечно, он не собирался улетать в тот день, когда я прибыл. Но любой план, а особенно такой тщательно разработанный, как у него, должен предусматривать действия в случае опасности. Двигатели, управление, основное вооружение на линкоре были установлены задолго до моего прибытия, но осталось недоделанной много дополнительной работы. Один из свидетелей заявил, например, что во время старта из корабля свисали силовые и передающие кабели.

Мое прибытие вывело Пепе из равновесия, и у меня в этом смысле было перед ним преимущество. Теперь мне нужно было думать так же, как и он, прочувствовать его план, предвидеть следующий шаг и поймать в ловушку. Послали вора ловить вора. Теоретически все выглядело прекрасно, но как только я подумал о практике, мне стало неуютно.

Я выпиваю и закуриваю, выпускаю кольца дыма и наблюдаю, как они движутся.

Это меня расслабляет. В конце концов, что вообще можно сделать с помощью линкора?

Он, конечно, хорошо приспособлен для космического пиратства, но ведь это и все.

– Чудесно, но почему линкор?

Я заговорил сам собой. Обычно это плохой знак, но сейчас мне было не до этого. Мысль о космическом пиратстве долго казалась мне единственно верной, пока в глаза не бросилась вопиющая несообразность.

Почему линкор? Зачем все эти хлопоты, чтобы получить корабль, которым с трудом могут управлять два человека?

Ведь и десятой доли усилий Пепе хватило бы, чтобы построить крейсер, который тоже прекрасно подходил бы для целей пиратства.

Для целей пиратства да, но не для его целей. Он хотел линкор, и он получил линкор. Это значило, что в мыслях у него было кое-что, кроме пиратства. Но что?

Очевидно, что он маньяк и псих, и непонятно, как он мог проскользнуть через сеть официального тестирования. Это еще предстоит выяснить. Но для этого нужно было его поймать.

План уже начал складываться у меня в голове, но я хотел дать ему созреть.

Во-первых, я должен был быть уверен, что хорошо знаю Пепе. Любой человек, которому удалось обмануть весь мир при строительстве корабля, а затем еще и украсть его, не будет вечно в нем оставаться. Корабль нуждается в команде и в базе для заправки горючим и ремонта.

О горючем ему придется позаботиться в первую очередь. Выпотрошенный корпус грузовоза безмолвный тому свидетель. В качестве базы может быть использована безлюдная планета. Получить команду в это мирное время труднее, хотя и здесь я мог придумать несколько вариантов, скажем рейд по тюрьмам и психиатрическим лечебницам. Делайте это периодически и вы получите команду, готовую на любые пиратские налеты. Однако, пиратство, конечно, очень слабая штука для амбиций этого юнца. Он, наверное, хочет управлять целой планетой, а может, и целой системой? Или больше? Я даже вздрогнул от этой мысли. Не было ли уже однажды чего-то подобного в прошлом? Во время Королевских Войск несколько человек с парой кораблей и общим объемом мозга меньшим, чем у Пепе, установили что-то вроде империи. Всех их скинули в конце концов, но цена за это была заплачена самая высокая.

План созрел, и я нутром чувствовал, что он хорош. Может быть, в некоторых деталях была слабинка, но это было неважно. Мне была ясна основная мысль, идея и способ ее осуществления. Существуют естественные законы в преступности, как и в любой другой области человеческой деятельности.

Я з н а л, все будет, как надо.

– Немедленно ко мне офицера связи, крикнул я по интеркому. – И пару клерков с транскриберами. И быстро! Речь идет о жизни и смерти.

А вот это последнее я сказал зря. Это выводит меня из образа. Я застегнул воротничок, поправил знаки различия и расправил плечи. Теперь, когда они войдут, я снова весь буду адмиралом.

По моему приказу корабль вышел из суперпространства, чтобы наш псиграммист связался с другими операторами. Капитан Стенг ворчал, что мы остановили двигатели, теряем драгоценные дни, в то время как половина его команды выполняет ненормальные приказания. Мой план был вне его понимания. Он, конечно, капитан, но я то адмирал, пусть хотя бы и временный.

По моему приказу навигатор построил сферу убегания, которая отстояла от наибольшего удаления украденного корабля на время его дневного полета. Сфера захватила ряд звездных систем, которых было немного, и псиграммист мог по очереди вызывать их и посылать новости, которые передавались там Офицеру Международных Отношений. По мере расширения сферы псиграммист переходил к новым объектам. Я к нужному времени подготавливал текст основного сообщения, которое псиграммист отсылал на Центральную 14. Там отряд псиграммистов устанавливал контакт с индивидуальными планетами, постоянно пополняя их список.

Все основные и дополнительные сообщения были на одну и ту же тему. Я подробно излагал ее, с энтузиазмом обсуждал и негодовал. Я написал огромное число вариантов в самых разнообразных формах. Я хотел, чтобы суть информации в том или ином виде попала во все газеты и журналы внутри расширявшейся сферы.

– Что все это значит, разрази вас гром? ворчал капитан Стенг.

Ему было скучно. Он отказался участвовать в операции, считая ее бессмысленной, и большую часть времени проводил в каюте, ругаясь, на чем свет стоит. От скуки или любопытства он прочитал одно из моих сообщений.

– Миллиардер в поисках собственного мира… Космическая яхта сказочной роскоши…

Лицо капитана приобрело малиновый оттенок.

– Какое отношение имеет этот вздор к поимке убийцы?

Когда мы находились вместе, он был вежлив, но по неуловимым признакам было заметно, что он считает меня поддельным адмиралом. Без сомнения, я оставался старшим, но отношения были формальными.

– Эта чепуха и вздор и есть та приманка, на которую клюнет наша рыбка, говорил я ему. – Это ловушка для Пепе и его партнерши.

– А кто этот мифический миллиардер?

– Я. Я всегда хотел быть богачом.

– А этот космический корабль, яхта, где она?

– Строится сейчас на космоверфи в Удридде. Мы пойдем туда сразу же после того, как закончим подготовку.

Капитан Стенг бросил сообщение на стол и тщательно вытер руки, словно боялся подхватить инфекцию. Он попытался честно встать на мою точку зрения, но без малейшего успеха.

– Ничего не выйдет, – проворчал он.

– Почему вы уверены, что он прочитает хотя бы одну из этих заметок, а если прочитает, то почему должен заинтересоваться? По-моему, вы теряете время, и он ускользнет у вас между пальцев. Нужно поднять тревогу и оповестить все корабли, привести Флот в состояние боевой готовности и выслать патрули на все космолинии…

– Которые он может легко обойти или уничтожить, что гораздо вероятнее. Так что это не выход, – ответил я ему. – Этот Пепе очень ловок и хитер и действует, как игральный автомат. В этом его сила, и одновременно слабость. Такие, как он, считают, что никто другой не может мыслить подобно им. А я могу!

– Вы не умрете от скромности, – сказал Стенг.

– Это точно, – ответил я. – Ложная скромность порождает некомпетентность. Я собираюсь поймать этого подлеца и расскажу вам, как я это сделаю. Он снова скоро совершит нападение, и там, где это произойдет, будет периодическая печать с моими сообщениями. Независимо от целей атаки он заберет все журналы и газеты, которые сможет найти, отчасти, чтобы удовлетворить свое любопытство, но главным образом, чтобы быть в курсе событий, которые его интересуют. Таких, как движение кораблей.

– Вы только предполагаете и не можете точно знать этого.

Его глубокая уверенность в моей некомпетентности стала действовать мне на нервы. Я сдержал раздражение и попытался последний раз.

– Да, я предполагаю, основываясь на фактах. Из грузовоза он забрал все, что можно было читать. Это мне сразу же бросилось в глаза. Мы не можем предотвратить новую атаку линкора, но мы сможем убедиться, что после этого он направиться прямо в ловушку.

– Я не знаю, – сказал капитан. – Это звучит для меня подобно…

Я так никогда и не услышал, подобно чему это звучит, и это хорошо, так как он был бы в нокауте, а я тем временем уронил бы свой псевдо-титул. Рев сирены прервал его, и мы бросились в комнату связи.

Капитан Стенг выиграл у меня полкорпуса. Это был его корабль, и он знал все закоулки. Псиграммист держал расшифровку, но все было ясно по выражению его лица. Он посмотрел на меня твердым и холодным взглядом.

– Они снова напали. Разрушен спутник снабжения Флота, убито тридцать четыре человека. Если ваш план не сработает, а д м и р а л, – прошептал он мне в ухо, – я буду лично наблюдать, как с вас живого сдерут кожу!

– Если мой план не сработает, капитан, на мне и кожи-то не останется. А сейчас, с вашего разрешения, мы отправимся в Удридду за моей яхтой, и немедленно.

Эта ненависть и презрение к моим действиям взбесили меня и вывели из равновесия. Мной сейчас руководила злость, а не логика. Я взял себя в руки и привел в порядок мысли.

– Задержите выполнение последней команды, крикнул я.

Я возвратился к роли старого космического волка.

– Установите связь и выясните, не останавливался ли кто около спутника.

Пока псиграммист занимался работой, я просматривал некоторые бумаги. Рядовые и офицеры напряженно ждали, делая слабые попытки высказать мне свою ненависть. Ответ должен был прийти в пределах десяти минут.

– Так точно, ответил псиграммист.

– Резервное судно останавливалось там за двенадцать часов до атаки. Среди прочего оставлены газеты, содержащие ваши статьи.

– Очень хорошо, сказал я холодно.

– Пошлите общий приказ прекратить передачу всяких сообщений. Передавайте приказы только с помощью псиграммиста, не используя никакое другое сигнальное оборудование. Нельзя, чтобы нас подслушали.

Я медленно вышел, как хозяин положения, отвернув лицо в сторону, чтобы они не могли видеть у меня на лбу холодную испарину.

Мы немедленно направились в Удридду, где меня ждала яхта миллиардера «ЭЛЬДО-РАДО». Начальник верфи, показывая мне корабль, делал деликатные попытки удовлетворить свое любопытство. Однако я из садистского мщения Флоту не сказал ему ни слова о своей миссии. После проверки вместе с техниками аппаратуры и управления я попросил очистить корабль. В астронавигатор было вложена лента, которая выведет меня на курс, упомянутый в статьях. Нужно было только нажать кнопку, и я ее нажал.

Это был прекрасный корабль. Верфь любовно позаботилась даже о мелочах. От носа и до кормовых дюз он был покрыт чистым золотом. Имелись и другие металлы с высоким альбедо, но ни один из них не производил такого впечатления. Вся гарнитура также сверкала великолепием.

Вся эта работа не была предусмотрена чертежами, флот должен был приспосабливать яхту к моим нуждам.

Все было готово. Либо Пепе перехватит меня, либо я достигну райской планеты миллиардера. Если это случиться, для меня будет лучше там и остаться.

Сейчас, когда я был в космосе, возродились все прежние сомнения. План, выглядевший таким ясным и логичным, сейчас начал казаться мне идиотским.

– Стой на этом, моряк, – сказал я себе, используя адмиральский тон. – Ничего не изменилось. Это все еще лучший и единственный план, возможный при данных обстоятельствах.

А так ли это? Могу ли я быть уверен, что Пепе, летя на своем корабле и питаясь флотским рационом, заинтересуется комфортом и роскошью? Или, если роскошь его не волнует, захочет ли он завладеть имуществом собственника планеты? Я загрузил трюмы всем, что может хотеть человек, и оставил информацию во всех мыслимых местах. Наживка была на месте, но схватит ли он крючок?

Этого я не мог сказать. Состояние мое было крайне нервозным. Я пытался сконцентрировать внимание на чем-нибудь еще, но ничего не получалось. Следующие четыре дня прошли спокойно.

Глава 7

Когда зазвучал сигнал тревоги, я почувствовал огромное облегчение. Я м о г быть убит и превращен в пыль, но не в этом дело.

Пепе проглотил наживку. Единственный корабль в галактике, который мог выглядеть на экране таким огромным с такого расстояния, был его. Огромная энергия двигателей линкора позволила ему создать тормозящее поле, отчего моя яхта буквально встала на дыбы. Одновременно зажегся сигнал: «Внимание! Радиопередача». Я подождал, сколько хватило терпения, затем включил приемник. Ворвался голос:

– … что вы под прицелом военного корабля! Не делайте попыток скрыться, сигнализировать, хитрить или любым другим способом…

– Кто вы и что вам нужно, гвоздь вам в печенку! – закричал я в микрофон.

Мой сканнер был выключен, так что они могли видеть меня, мой же экран оставался темным. Они не послали картинку. Это облегчало мои действия, так как я играл с невидимым партнером. Они могли видеть роскошную одежду на мне, богатство кабины за мной. Конечно, они не могли видеть моих рук.

– Неважно, кто мы, – прогремело радио. – Выполняйте распоряжения, если хотите жить. Отойдите от управления, пока мы не причалим, затем будете делать все, как я скажу.

Послышались два приглушенных щелчка – это магниты захватили корпус. Корабль накренился. Я в расчете, что меня видят, округлил глаза от испуга и начал озираться, ища путь к спасению. Яхта расположилась у кормошлюза линкора. Я нажал кнопку и послал робота-сварщика, куда было задумано.

– А теперь позвольте м н е сказать вам кое-что, – рявкнул я в микрофон.

Я снял маску перепуганного миллиардера.

– Во-первых, я повторю ваши слова: выполняйте мои распоряжения, если хотите жить. Я покажу вам, почему…

Я повернул переключатель, задававший последовательную программу работы. Корпус, конечно, был намагничен и крепко держал бомбы. В соответствии с заданной программой сканнер в кабине выключился, и включился сканнер в генераторном отсеке. Я проверил переносимый экран-монитор и начал натягивать скафандр. Необходимо было делать это быстро, в то же время продолжая естественно вести разговор.

Они должны были быть уверены, что я по-прежнему сижу в кабине управления.

– Как видите, это генератор корабля, – сказал я. – Девяносто восемь процентов их выходной мощности сейчас питают электромагниты корабля. Разделить нас практически невозможно. И я советую вам не делать этого.

Скафандр был надет, и я продолжил говорить, используя микрофон в шлеме, подсоединенный к главному передатчику. Картина в мониторе изменилась.

– Сейчас вы видите водородную бомбу, запал которой держится только за счет того, что магнитное поле прижало корпус вашего линкора к ней. Она, конечно, взорвется, если вы попытаетесь отделиться.

Я схватил экран-монитор и помчался к шлюзовой камере.

– А вот это другая бомба, сказал я.

Я глядел одним глазом на экран, а другим на медленно открывавшуюся выходную дверь.

– У нее есть датчики на корпусе. Если вы попытаетесь разрушить часть моего корпуса корабля, или открыть главный люк, она сдетонирует.

Я был уже в космосе, приближаясь к огромному линкору.

– Чего вы хотите?

Это были первые слова Пепе, произнесенные им после демонстрации.

– Я хочу поговорить с вами и прийти к соглашению, представляющему интерес для нас обоих. Но, чтобы вы правильно судили о моих возможностях, я покажувам остальные бомбы.

Я, конечно, показал им остальные бомбы, это было не трудно. Сканнеры яхты работали по заранее составленной программе. Я бегло продемонстрировал все остальное свое вооружение, которое могло привести к нашей совместной гибели, сам же я уже пролезал в дыру в корпусе линкора, проделанную роботом. Это место было тщательно выбрано по чертежам, здесь не было толстой брони и датчиков-сторожей.

– Да, я понял, вы летающая бомба. Остановите свой репортаж и скажите, что вы собираетесь делать?

На этот раз я ему не ответил. Отключив микрофон и дыша, как гончая собака, я мчался по переходам линкора. Если верить чертежам, то здесь должна была быть дверь в рубку управления. Пепе, конечно, был там.

Я вошел, выхватил пистолет и направил его ему в затылок. Ангелина стояла рядом с ним и смотрела на экран.

– Игра окончена, – сказал я. – Стойте спокойно и не двигайтесь.

– Что это значит? – зло спросил он.

Он глядел на экран перед собой. Девушка догадалась первой. Она повернулась и воскликнула:

– Он здесь!

Они уставились на меня, растерянные и испуганные.

– Вы арестованы, главарь, сказал я ему. – И ваша девушка тоже.

Ангелина закатила глаза и скользнула на пол, действительно или притворно, я не знаю. Под прицелом моего пистолета Пепе подхватил ее и уложил в амортизационное кресло у стены.

– Что теперь будет? – спросил он.

Голос его дрожал. Нижняя челюсть у него тряслась, в глазах стояли слезы.

Это не произвело на меня впечатления, я не забыл, скольких людей он погубил.

Он потащился к креслу и почти упал в него.

– Что они сделают со мной? – спросила Ангелина.

Она уже открыла глаза.

– Я не знаю, что они сделают с вами, – сказал я откровенно. – Это решит суд.

– Они сделают со мной все эти штуки.

Она заплакала. Ангелина была молода, черноволоса и красива, слезы совсем не портили ее.

Пепе уронил лицо в ладони, плечи его тряслись. Я ткнул пистолетом в его сторону.

– Перестаньте, Пепе. Трудно поверить в ваши страдания. На пути сюда сейчас несколько кораблей Флота. Минуту назад был автоматически включен сигнал тревоги. Я думаю, они будут рады увидеть человека, который…

– Не отдавайте им меня, пожалуйста!

Она была уже на ногах, прижимаясь спиной к стене.

– Они упрячут меня в тюрьму, изменят мой мозг!

Она, спотыкаясь, двигалась вдоль стены. Я оглянулся на Пепе, не желая терять его из виду.

– Я ничего не могу сделать, сказал я ей.

Повернув обратно голову, я увидел, как открылась маленькая дверь, и Ангелина исчезла.

– Не вздумайте убежать! – крикнул я вслед. – Из этого ничего не выйдет!

Пепе издал странный звук, и я быстро повернулся к нему. Сейчас он сидел прямо, лицо его было сухим. Он смеялся, а не плакал.

– Вот так, она и вас провела, мистер Суперполицейский, бедная маленькая Ангелина с нежными глазами.

Он опять согнулся, сотрясаясь от смеха.

– Что это значит? – прорычал я.

– Все-таки не поняли? Она жалобно причитала и обвела вас вокруг пальца. Весь план строительства линкора был ее. Это она втянула меня, полностью подчинила своей воле. Я жил с ней и одновременно был счастлив и презирал себя. Я рад, что все так случилось. По крайней мере, я дал ей шанс. Хотя мне казалось, что мы взорвемся, когда она выскочила.

– Вы лжете, -сказал я резко, но уже и сам не верил в это.

– Да нет, это правда. Ваши мальчики психиатры разложат мой мозг по кусочкам и убедятся, что я не вру совершенно.

– Мы обыщем корабль. Она не сможет прятаться долго.

– Она не будет прятаться, сказал Пепе. – В одном из помещений мы спрятали быстроходный катер. Может быть, это он сейчас отходит.

Мы почувствовали через пол легкую отдаленную вибрацию.

– Флот поймает ее, сказал я ему с уверенностью, которой не ощущал.

– Может быть, -ответил он.

Внезапно он прекратил смеяться и стал серьезным.

– Но я дал ей шанс. Со мной покончено, но она знает, что я любил ее до конца.

Он скрипнул зубами, как от внезапной боли.

– Да только ей это все равно.

Мы оба молчали и больше не двигались, пока не подошли корабли Флота, и их боты не причалиля к линкору. Я захватил линкор и покончил с этим кошмаром. Я не мог винить себя, если девушка ускользнет, если она проскочит корабли Флота.

Это будет их ошибка, а не моя.

Я торжествовал победу.

Но счастье мое не было полным. У меня было предчувствие, что с Ангелиной мы еще встретимся.

Глава 8

Жизнь была бы намного приятнее, если бы мои тяжелые предчувствия никогда не оправдались. Нельзя винить Флот, если он упустит Ангелину. Они не первые и не последние, кто может недооценить то, что лежит за этими прекрасными глазами.

И себя я не винил. После моей первой ошибки, когда я позволил ей уйти, важно не сделать вторую. Я еще не до конца поверил в то, что Пепе рассказал о ней.

Вся история может оказаться ловко придуманной ложью, чтобы отвлечь мое внимание от его охраны. Я человек очень подозрительный. Ствол моего пистолета был направлен точно ему между глаз, палец слегка нажимал спусковой крючок. Так продолжалось до тех пор, пока в кабину не вошел отряд космонавтов. Когда они забрали Пепе, я включил сигнал общефлотской тревоги для поимки Ангелины со специальным предостережением соблюдать максимальную осторожность. Еще до того, как все корабли приняли сигнал, на экране моего локатора появилось изображение ее катера.

Я вздохнул с облегчением. Если она действительно является мозгом всей операции, я не хотел бы ее потерять. Она вместе с Пепе и линкором представляет собой прекрасный подарок для Инскиппа.

Да у нее и не было никаких шансов, корабли устремились к ней со всех сторон. Для них это была привычная работа, и теперь все являлось только делом времени. Передав все дела и линкор Флоту, я вернулся на свою роскошную яхту, нацедил большой стакан шотландского виски такого нет ни у кого в радиусе двадцати световых лет и раскурил длинную сигару. Усевшись с комфортом перед экраном, я стал наблюдать за погоней.

Ангелина, наверное, корчилась от боли, делая крутые повороты, чтобы избежать пленения. Перегрузки порядка пятнадцати G могут лишить ее сознания. Но все это напрасно, так как они все равно поймали катер в сети. Через некоторое время ее арестуют. Никто из нас даже не предполагал, как важна длительность этого времени, пока абордажная команда не ворвалась на катер.

Он, конечно, был пуст.

Только через десять дней мы до конца поняли, что произошло. Это было безжалостно и ужасно, и даже если бы психиатры не подтвердили мне искренность Пепе, я все равно бы ему поверил. Ангелина все время была на шаг впереди нас.

Покинув на катере линкор, она и не пыталась улететь. Вместо этого она на полной скорости настигла ближайший космолет, небольшой крейсер с двенадцатью людьми на борту. Они, конечно, понятия не имели, что произошло на линкоре, так как я еще не давал сигнала общей тревоги. Я должен был сделать это сразу же, как только она убежала, и двенадцать хороших людей остались бы живы. Мы никогда не узнаем, что она им наговорила, но у них не возникло подозрений. Может быть, она сказала что-нибудь о бегстве от бандитов.

В любом случае, она проникла в корабль.

Пятеро погибли от ядовитого газа, остальные были застрелены. Мы узнали об этом позже, когда крейсер был найден совершенно безжизненным, дрейфуя в нескольких парсеках от своего курса. После захвата крейсера она перевела катер на дистанционное управление и стала выполнять с ним различные маневры. Пока мы за ним гонялись, она перевела коейсер в хвост погони, а затем исчезла.

След ее дальше терялся, хотя было ясно, что она должна была захватить еще один корабль. Что это был за корабль, и где она его нашла, было совершенно неизвестно.

Вернувшись в штаб-квартиру Корпуса, я попытался объяснить все это Инскиппу. Он смотрел на меня так, словно я оправдывался.

– Я ведь привел вам крейсер и Пепе, – сказал я. – Может быть, после чистки его личность будет жить в мире с самим собой. Ангелина перехитрила меня и сбежала. Не углядел. Но она работает в сто раз лучше этих болванов из Флота!

– Зачем столько яда? – спросил Инскипп спокойно. – Никто не обвиняет вас в нарушении долга. Вы ведете себя так, как будто у вас совесть нечиста. Вы проделали огромную работу… для первого задания…

– Вот вы опять, – взмолился я, – тычете мне моей совестью. Лучше вот за ним присматривайте.

Я указал на Пепе Неро, который сидел вблизи от нас в ресторане.

Он медленно что-то жевал, бормоча под нос с бессмысленным выражением лица. Из его мозга была стерта старая и внедрена новая личность. Старым осталось только тело Пепе, которое любило Ангелину и украло линкор.

– Психологи работают над новой теорией тело-личность, – мягко сказал Инскипп, – так почему бы и не подержать его здесь под наблюдением? Если в новой личности будут развиваться его криминальные наклонности, это позволит завербовать его в Корпус. Что ты о нем думаешь?

– Ничего, – ответил я. – После той резни, которую он устроил для своей подружки, можете делать из него хоть рубленный бифштекс. Но он напоминает мне, что она еще на свободе, гуляет и планирует новые кошмары. Я хочу найти ее.

– Нет, – сказал Инскипп. – Ты уже спрашивал меня, и я отказал. Этот вопрос сейчас не подлежит обсуждению.

– Но я могу…

– Что ты можешь?

Он со злостью посмотрел на меня.

– Все офицеры галактики имеют ее описание и занимаются ее поисками. Разве ты сейчас можешь сделать больше, чем сделали они?

– Да, – не смогу, – проворчал я, и оставим эту тему, как вы сказали.

Я отодвинул свою тарелку, встал и сказал как можно естественнее:

– Я рассчитываю получить большой графин чего-нибудь подкрепляющего. Пойду к себе и залью горе.

– Будет вам графин. И забудьте Ангелину. Приходите ко мне в девять часов утра более рассудительным.

– Рабовладелец, – пробубнил я.

Я закрыл дверь и пошел по коридору от резиденции Инскиппа. Отойдя так, чтобы меня не было видно, я повернул в сторону космопорта.

Итак, вот я уже и начал пользоваться уроками Ангелины. Если у вас есть план, приводите его в действие немедленно. Не давайте ему залеживаться, утрачивать новизну, позволять другим людям тоже о нем думать. Я сейчас восстал против одного из самых проницательных людей, и уже одна эта мысль доставляла мне удовольствие. Я нарушил приказ Инскиппа и ухожу от него и из Корпуса, ухожу не в прямом смысле, я хочу только закончить работу, которую я для них начал. Только теперь, очевидно, мне придется делать ее самому.

У меня в комнате лежали инструменты, приспособления и приличная пачка денег – это бы здорово пригодилось мне теперь, но придется обойтись без этого. К тому времени, как Инскипп задумается, почему я вдруг согласился с ним, я хочу быть в космосе.

Механик с роботом-погрузчиком выводили космолет к месту старта. Я встал рядом и официальным тоном спросил:

– Это мой корабль?

– Нет, сэр, это для Полного Агента Нильсена. Да вот он идет сам.

– Ну-ка, сбегай в центральный корпус и проверь управление оттуда.

– Новая работа, Джимми? – спросил подходя Уве.

Я кивнул, наблюдая за ним.

– То ли новая, то ли старая, – сказал я. – А как твой теннис?

Я поднял ладонь, изображая ракетку.

– О, с каждым разом все лучше, – ответил он.

Он повернулся к своему кораблю.

– Я научу тебя новому удару, – сказал я.

Я опустил жесткое ребро ладони ему на шею. Он беззвучно клюнул носом. Я подхватил его и аккуратно уложил за штабелем бочек с горючим, не забыв убрать из его ослабевших пальцев коробку с лентами курса.

Пока механик не успел вернуться, я заперся в корабле, вложил курсовую ленту в блок управления и дал запрос на взлет.

Прошла, кажется, вечность, пока, наконец, не зажегся зеленый свет.

И вот я в полете. Как только пусковые ускорители прекратили разгон, я выскочил из кресла и с отверткой в руке набросился на пульт управления. В нем обязательно должен был быть дистанционный блок, поскольку все корабли Корпуса должны были быть способны управляться на расстоянии. Я открыл это во время моего первого полета на одном из таких кораблей, ведь одним из моих положительных качеств всегда была любознательность. Я отсоединил входные и выходные клеммы и перешел в машинный зал.

Может быть, я был слишком подозрительным и имел слишком плохое мнение о человечестве и об Инскиппе, у которого на все была своя точка зрения. Люди более доверчивые, чем я, наверное проигнорировали бы радиоуправляемый заряд самоликвидации, встроенный в двигатель. Его можно использовать для взрыва корабля в случае его захвата. Я не думал, чтобы они использовали это против меня, разве что в исключительном случае. Тем не менее, я решил его обезвредить.

Заряд представлял собой блок из бурмедекса, встроенный прямо в корпус двигателя. Крышка снялась легко, и глазам открылась путаница проводов, ведущих к взрывателю с шестигранной головкой, ввинченному в толщу блока. Я обхватил его пальцами, сжал до потемнения в глазах и попытался вывернуть. Последним усилием рвущейся плоти и вывихнутых суставов я сдвинул его, а затем и освободил. Он повис на своих проводах, словно нерв, вырванный из зуба.

И вдруг он взорвался с громким хлопком и облаком черного дыма.

С противоестественным спокойствием я смотрел через то черное облако на дырку в блоке. Корабль и его содержимое должны были бы превратиться в пыль.

– Инскипп, – сказал я, но горло у меня пересохло, и голос сорвался. – Инскипп, – сказал я снова, – я получил от тебя весточку. Ты думал, что даешь мне отставку. Нет, это я сам выхожу из Специального Корпуса.

Глава 9

Я почувствовал облегчение. Снова я был один и отвечал только за себя. Корабль уже достаточно долго шел по курсовой ленте, выбранной наугад из кучи. Перехватить меня было практически невозможно, но я мог получить ленту и для нового курса.

Курса куда? Я еще не знал. Нужно было подумать, хотя у меня не было сомнений, что я сперва должен делать: искать Ангелину!

Сперва эта мысль казалась глупой: взять на себя работу Корпуса, который от меня отказался. Это была их работа.

Но потом я понял, что не в Корпусе здесь дело. Ангелина была для меня, как призовая чемпионская медаль. Есть что-то в Скользком Джиме ди Гризе, чего вы не понимаете. Называйте это, как хотите, например самолюбием. Но самолюбие – это единственная вещь, которая поддерживает в мужчине бодрость духа, настраивает его на работу. Отнимите это, и вы останетесь ни с чем. Я не знал толком, что я буду делать, когда найду ее, возможно, сдам в полицию, так как люди, ей подобные, позорят мое бывшее ремесло. Но лучше делить рыбку, когда она уже будет поймана.

Необходим был план, и в первую очередь надо было подготовить все для его создания. Сперва мне показалось, что на корабле нет сигар. Это был ужасный момент. Но потом сервисный блок, поскрипев, выдал мне коробку из какого-то самого дальнего и темного угла. Сигары были, конечно, не блеск, но это лучше, чем ничего. А вот бренди у Нильсена всегда было лучших сортов, тут у меня не было замечаний. Промочив горло и закурив, я велел своей черепушке заняться проектом.

Для начала мне надо было представить себя на месте Ангелины во время ее бегства. Лучше всего бы, конечно, физически оказаться там, но это нереально. Уж один-то корабль Флота там наверняка дежурит. Однако, чтобы решать подобные проблемы, они построили компьютер, и я ввел в него координаты места, где все это случилось. Мне не было нужды лазить по справочникам эти цифры горели у меня в мозгу огненными письменами. У компьютера была огромная память и высокое быстродействие. Он блаженно хмыкнул, когда я запросил у него координаты всех звезд, близлежащих к месту происшествия.

Через тринадцать секунд он закончил просмотр всех своих каталогов и сообщил об окончании работы маленьким колокольчиком. Я взял список первой дюжины звезд и отметил, что расстояния до них были очень велики.

Сейчас я должен был думать так же, как и Ангелина. Я должен стать убийцей, за которым охотятся, которого травят, и у которого за спиной двадцать свеженьких трупов. Во всех направлениях враги. Она должна была держать тот же самый список, выданный компьютером похищенного крейсера. Теперь куда? Огромное напряжение.

Скрыться куда-нибудь прочь отсюда.

Взгляд на список и ответ кажется очевидным. Две ближайшие звезды расположены в одном и том же квадрате неба в пятнадцати градусах одна от другой, приблизительно на равном расстоянии от крейсера. Очень важно было то, что третья звезда находилась в другом секторе и вдвое дальше.

Итак, вперед к двум первым звездам.

Это было решение, принятое в спешке, но вполне разумное. Вперед к солнцам, к мирам и трассам, где можно найти другие корабли. Крейсер должен быть брошен до появления какой-нибудь планеты и чем скорее, тем лучше, так как любой корабль в галактике может опознать его.

Мало встретить другой корабль X и захватить. Бросить крейсер и… что дальше?

Тут мои мозги забуксовали, и я должен был подкрепить их градусами и свежей сигарой. Сидя с полузакрытыми глазами, я постарался воссоздать полет. Захвачен новый корабль, надо лететь к планете. В космосе Ангелина находится в постоянной опасности, ей грозит изменение личности.

Когда я нашел эти две звезды в планетарном каталоге, выбор стал очевиден.

Там было еще полдюжины планет вокруг двух солнц, но они отпали сами по собой: либо слишком слабо заселенные, так что любой незнакомец оказывается на виду, либо организованные так хорошо, что невозможно было долго оставаться незамеченным. У Фрейбура отсутствовали эти недостатки. Он состоял в Лиге меньше двухсот лет и пребывал в состоянии счастливого хаоса. Смесь старого и нового, доконтактной культуры и послеконтактной ситуации. Прекрасное место для нее, чтобы затеряться, отсидеться и появиться вновь в новом обличье.

Придя к этому решению, я почувствовал двойное удовлетворение. Это было не просто мысленное упражнение на выживание, ведь я и сам находился сейчас в таком же положении, как и Ангелина. Инициндент со взрывателем ясно показал, как Корпус относится к своим дезертирам.

Фрейбур место, которое и меня прекрасно скроет. Я счастливо вздохнул и расслабился.

Когда я пришел в себя, пора было выходить из подпространства и прокладывать новый курс. Однако была вещь, которой надо было заняться в первую очередь.

Много небольших фактиков я узнал еще не будучи в Корпусе. Один из них, обычно представляющий интерес только при изучении техники космоперехода, состоял в необычном распространении излучения в подпространстве, особенно радиоволн. Если вы вели передачу на одной частоте, то получали мощный ответный сигнал на всех частотах, как будто радиоволны сжимались и отражались обратно. Обычно не представляющий интереса, этот экзотический феномен позволяет вести наблюдение за вашим кораблем. Я решил, что для Специального Корпуса вести наблюдение за своими кораблями является вполне разумной предосторожностью. Поэтому тщательно спрятанный узкополосный передатчик будет являться для них настоящим маяком. Его-то я и должен был найти до того, как появиться вблизи какой-нибудь планеты.

Во внутреннем динамике иногда слышались свист и рев, и я проклинал разработчика усилителя, но прежде чем искать передатчик, я должен был убедиться, что он вообще есть и имеет достаточно мощный сигнал для больших расстояний. Несколько экспериментов с экранами показали, что мой мистический сигнал не более чем собственное излучение самого приемника. После экранировки эфир затих. Я с облегчением вздохнул и вышел из суперперехода.

Путешествие подходило к концу. Я перекопал все корабельное имущество и подобрал кое-что для дальнейшего использования, тщательно подобрал разнообразные жучки, а восстановить внешность Скользкого Джима доставило мне большое удовольствие: расширители в ноздри, подушечки за щеки, краситель на голову и старая боевая лошадь снова готова к работе.

Я посмотрел в зеркало, выругался и начал убирать всю эту маскировку столь тщательно, как и накладывал. Ведь было же законом для меня всегда не расслабляться во время работы! Шаблонное поведение всегда ведет к неприятностям.

Инскипп прекрасно знал мою старую внешность, и наверняка оба моих описания разосланы для опознания. Теперь я уже более внимательно положил грим и создал нечто совершенно другое, создал очень просто за счет изменения в лице и волосах. Более сложная работа потребовала бы в дальнейшем больше времени для поддержания в аккуратном состоянии, а Фрейбур был большим вопросительным знаком, и я не хотел думать там о чем-то, подобном этому. Я хотел спокойно ходить, все обнюхать и определить, нет ли тут следов Ангелины.

Оставалось еще два дня корабельного времени, и я потратил его для приготовления различных приспособлений, которые могут пригодиться: минигранат, потайных пистолетов – обычные вещи. Как только раздался сигнал окончания рейса, я собрал весь оставшийся хлам и уничтожил его.

Единственным городом на Фрейбуре с приличным космопортом был Фрейбурбад, расположенный на берегу огромного озера, единственного крупного водоема с чистой водой на планете. Глядя на солнечные блики, бегавшие по его поверхности, я почувствовал внезапное желание искупаться. Этот позыв, по-видимому, был вызван желанием спрятать украденный корабль: оставить его на дне в глубокой части озера, где он всегда будет под рукой, если потребуется.

Чтобы не попасть на радар, я снижался за зубчатой горной цепью. Проходя в темноте над озером, я обнаружил навигационный радар космопорта, но мой корабль был слишком далеко от берега. Штормовая погода, что вообще-то неплохо, сокращала видимость и поуменьшила мое желание принять ванну. Ближе к берегу я обнаружил глубоко под водой канал и снизился над ним, собрав все необходимое в сумку.

Глупо, конечно, было так нагружаться, но у меня рука не поднималась оставить все эти чудесные приборчики из Корпуса.

Погрузив все в водонепроницаемый пакет, я натянул скафандр и перешел в шлюзовую камеру. Дождь и темнота обрушились на меня, когда я быстро поплыл в сторону невидимого берега. Я скорее представил, чем услышал, бульканье позади меня, когда корабль аккуратно отправился на дно.

Плавать в скафандре так же неудобно, как и заниматься любовью в невесомости.

Я добрался до берега в состоянии, близком к изнеможению. Выбравшись из скафандра, я с большим удовольствием наблюдал, как он превращается в шлак в жаре трех термитных шашек. С еще большим удовольствием я отправил этот шлак в озеро пинком. Непрерывно ливший дождь смыл все следы костра. По-видимому, в такой ливень даже свет от термита невозможно различить. Забравшись под водонепроницаемую пленку, мокрый и жалкий, я дожидался рассвета.

Ночью я иногда без видимой причины просыпался, но окончательно очнулся, когда уже было светло. Было как-то не по себе, и когда я услышал голос, то понял, что будило меня ночью.

– Идете в Фрейбурбад? Конечно, куда еще можно идти. Я тоже туда собираюсь. Залезайте в лодку. Лодка старая, но хорошая. Прогуляемся…

Голос бубнил, но я его не слушал. Я проклинал себя, что нежданно-негаданно попался на глаза этому парню с «долгоиграющим» голосом. Он плыл рядом с берегом в маленькой лодочке. Она низко сидела в воде, нагруженная тюками и узлами, и над всем этим торчала голова.

Пока его челюсти продолжали двигаться, я имел возможность внимательно рассмотреть его. У него была дикая, всклокоченная борода, торчавшая во все стороны, и маленькие темные глазки, спрятанные под невероятно задрипанной шляпой, каких я никогда не видел. Мой первоначальный испуг почти прошел. Если этот чудак не сыщик, то случайная встреча может оказаться весьма для меня кстати.

Когда этот дикарь остановился, чтобы сделать вдох, я решил принять его предложение и, схватив планшир лодки, подтянул его поближе. Закинув свою сумку и держа руку в кармане на пистолете, я перепрыгнул внутрь. Для осторожности, как оказалось, не было никаких причин. Зуг – таково было его имя, которое мне с трудом удалось выяснить в процессе его бесконечного монолога – вывернул за борт мотор, прикрепленный к корме, и включил его.

Это был атомный тепловой преобразователь, простой и эффективный. У него не было движущихся частей, он просто засасывал из озера холодную воду, доводил ее до кипения и выбрасывал под давлением пара уже через другое подводное отверстие.

Во время движения практически не было никакого шума, лодка скользила, как по волшебству.

В отношении Зуга все казалось нормальным, и хотя я еще не на сто процентов избавился от подозрений и продолжал держать руку на пистолете, но встреча с ним, по-видимому, была большой удачей.

Я начал понимать, откуда берется этот неудержимый поток слов. Наверное, он был охотником, везя им меха в магазин после месяцев одиночества и молчания.

Вид человеческого лица и вызвал это словоизвержение, которое я и не пытался остановить, так как фактически он отвечал на многие мои незаданные вопросы.

Много забот вызывала моя одежда. В конце концов я решил остановиться на дорожном костюме, сделанном в нейтральных серых тонах. Вы видели такие, распространенные с небольшими вариациями на всех планетах галактики, поэтому Зуг не обратил на него особого внимания. В жизни он, видимо, не был болтуном, но вот любителем одеться был точно. Его куртка была скорее всего сделана из местных шкур. Она была пурпурно-черной и очень красивой, если не считать грязи и мусора, прилипших к ней. Штаны были сделаны из сукна машинной выработки, а ботинки, как и мои, из вечного пластика.

Техника у Зуга подтверждала впечатление, произведенное одеждой: смесь старого и нового. Для мира, подобного Фрейбуру, недавно вошедшему в Лигу, трудно ожидать чего-то иного. Электростатическое ружье, прислоненное к связке стальных стрел для арбалета, создавало типичную картину. Несомненно, он в равной степени пользовался и тем, и другим. Я уселся на мягкие тюки и стал наслаждаться путешествием и разгоравшейся зарей, поливаемой непрерывным водопадом слов.

Мы добрались во Фрейбурбад до полудня. Зуг практически не втягивал меня в разговор, он предпочитал говорить сам, поэтому несколько моих неопределенных высказываний вполне его удовлетворили. С большим удовольствием он угостился концентратами из моего пакета и в ответ протянул фляжку с какой-то жидкостью, изготовленной в его горном жилище. Вкус ее был непередаваемо ужасен, оставалось ощущение стальной кружки, смоченной в серной кислоте. Однако после нескольких глотков все встало на свои места, и мы веселенькие подошли к пахнувшему рыбой доку в пригороде. Причаливая, мы чуть не утопили отплывавшую лодку, что показалось нам ужасно забавным – это дает вам некоторое представление о нашем состоянии. Я пошел в город и уселся в парке, пока не прочистились мои мозги.

Старое и новое стояли здесь рядом, здания из пластика соседствовали с кирпичными и оштукатуренными. Сталь, стекло, дерево и камень смешались неразделимо. Также и люди, одетые в странную смесь типов и стилей. Я больше интересовался ими, чем они мною, и только какой-то робот обратил на меня внимание.

Он махал передо мной напечатанными заголовками и выкрикивал в ухо свои идиотские предложения до тех пор, пока я не взял газету, чтобы от него отвязаться.

Валюта Лиги имела здесь обращение наряду с местными деньгами, и робот не выразил протеста, когда я сунул монету в его грудную щель. Он дал мне сдачу во фрейбурских гильденах, несомненно, по поразительному валютному курсу. Но, по крайней мере, нужно будет иметь в виду на будущее этот вариант.

Все новости были совершенно тривиальными, а вот объявления и реклама заинтересовали меня. Я просмотрел список больших отелей, сравнивая их комфортность и стоимость.

Это заставило меня буквально ужаснуться. Как быстро теряем мы старые привычки! Всего месяц честной жизни, и я уже рассуждал, как порядочный человек!

– Ты преступник! процедил я сквозь зубы.

Я плюну на надпись: «НЕ ПЛЕВАТЬ!»

– Ты презираешь закон и прекрасно обходишься без него. Ты есть закон в себе и самый честный человек в галактике. Ты не нарушаешь никаких правил до тех пор, пока они тебя не касаются, и изменяешь их всякий раз, когда видишь в этом нужду.

Все это была правда, и я презирал себя за то, что так быстро об этом забыл.

Этот маленький период честности в Корпусе подействовал, словно зараза, разрушая все мои наилучшие антисоциальные тенденции.

– Думай, как украсть! – крикнул я громко.

Я испугал девушку, прогуливавшуюся по дорожке. Догадавшись, что она услышала меня, я бросил на нее злобный взгляд, и она сочла за лучшее спрятаться.

Так-то было лучше. Я тоже поднялся и отправился в противоположном направлении высматривать возможность что-нибудь совершить. Я решил восстановить свой прежний образ жизни до того, как займусь поисками Ангелины.

Возможность легко представилась, через десять минут план был готов, все необходимое оборудование было у меня с собой.

То, что могло понадобиться для работы, я переложил в карманы и набедренный пояс, а сумку сдал в камеру хранения.

Все в Первом Банке Фрейбура располагало к грабежу. Три входа, четыре охранника, толпа народа. Четыре ж и в ы х охранника! Ни один банк не станет платить им зарплату, если у него есть электронная защита. Я чуть не пел от радости, стоя в очереди к одному из живых клерков. Полностью автоматизированные банки грабить не трудно, но требуется специальная техника. Вот такая смесь людей и машин была лучше всего.

– Разменяйте десятизвездную Лиги на гильдены, – сказал я.

Я положил блестящую монету на стойку перед ним.

– Да, сэр, – сказал кассир.

Он мельком взглянул на монету и отправил ее в счетную машину рядом с ним.

Его пальцы уже отсчитывали для меня соответствующее количество гильденов еще до того, как появились обменные цифры.

Мои деньги брякнулись в чашку передо мной, и я стал медленно считать их. Делалось это механически, так как в действительности мои мысли сейчас были направлены на монетку, которая крутилась и вертелась в машинных внутренностях. Когда я стал уверен, что она закончила свое путешествие в подвале, я нажал кнопку на своем передатчике, расположенном на поясе.

Для этого нельзя подобрать другого слова, кроме слова «прекрасно». Подобные вещи, оставаясь в памяти, вызывают самые прекрасные воспоминания даже через годы после того, как они произошли.

Потребовались долгие часы, чтобы создать эту монету, но их было не жаль. Я распилил ее пополам, вычистил изнутри, встроил туда радиоприемник, запал и заряд и залил свинцом до первоначального веса. А сейчас она взорвалась! Глухой удар в недрах банка сопровождался треском и грохотом. Задняя стенка, поддерживавшая свод, треснула и извергнула поток денег и дыма. А последний вздох выдохнувшей счетной машины принес мне неожиданный сюрприз. Денежные автоматы у кассиров пробудились к неистовой деятельности. Поток больших и малых монет обрушился на обалдевших посетителей, которые, однако, быстро оправились от удивления и начали набивать карманы. Но время их радости было коротко. Тот же самый радиосигнал взорвал дымовые и газовые бомбы, которые я предусмотрительно разложил во все корзины для бумаг.

Возбужденная публика не заметила, как я бросил еще несколько газовых бомб к кассирам. Этот газ эффективная смесь по моему рецепту рвотных и слезоточивых компонентов. Его действие было мгновенным и мощным. В банке, конечно, не было детей. Я не мог быть жестоким к столь юным созданиям, не умеющим себя защитить. Через несколько секунд клиенты и хозяева стали терять способность видеть, на меня никто не обращал внимания.

Когда газ подобрался ко мне, я нагнулся и надел защитные очки, а распрямившись, обнаружил, что являюсь единственным человеком в банке, способным что-то разглядеть. Дышал я, конечно, через предусмотрительно вставленные носовые фильтры, так что мог наслаждаться спокойным пищеварением. Мой кассир исчез из виду, и я совершил изящный бросок на животе через стойку в окошко.

Теперь надо было выбирать и собирать.

Деньги были разбросаны повсюду. Я игнорировал всякую мелочь и отыскал место, где извергался золотой водопад. Через две минуты я наполнил взятую с собой сумку и был готов удалиться. Дым вблизи дверей стал истончаться, но несколько гранат вернули все на место.

Все шло, как было задумано, кроме одного осла из охраны, ужасно надоедливого. Ему показалось что-то неладным, и он начал палить направо и налево. Еще хорошо, что он никого не убил. Я отнял у него пистолет и трахнул им его по голове.

Дым вблизи дверей стал очень плотным, это не позволяло увидеть со стороны улицы, что же происходит внутри. Они, конечно, знали, что происходит что-то плохое. Двое полицейских, выхватив пистолеты, ринулись внутрь, но тут же стали такими же беспомощными, как и остальные. Я организовал помощь пострадавшим и начал тихонько подталкивать и подпихивать их к дверям. Когда образовалась достаточная группа, я собрал их, и мы все вместе выползли на улицу. Очки я сунул в карман, а глаза закрыл, пропустив лишь чуть-чуть газа. Некоторые вежливые жители помогли мне, я поблагодарил их и, смахнув платком начавшие литься слезы, пошел своей дорогой.

Вот как все это легко, если план заранее продуман, и ты не рискуешь по-глупому. Мой дух был бодр, а кровь весело бежала в жилах.

Жизнь снова была прекрасной и интересной. Теперь будет несложно найти следы Ангелины. Теперь нет ничего такого, чего я не мог бы сделать.

Я находился на гребне эмоциональной волны. Сняв комнату в отеле для космонавтов вблизи порта, я привел себя в порядок и отправился наслаждаться радостями жизни. В округе было много «веселых» заведений, и я решил по ним прогуляться.

Перекусив в одном из них, я в каждом последующем пропускал по рюмочке. Если Ангелина во Фрейбурге, то она скорее всего посещает эти места. Тут должен быть ее след, я чувствовал это всеми фибрами, как один преступник чувствует другого.

– Не пригласит ли кто девушку выпить? – услышал я равнодушный голос проститутки.

Я без всякого интереса повернул голову. Девушки, бледные создания ночи, вышли на свой вечерний промысел. Я получил уже достаточно предложений мой внешний вид делал меня похожим на космонавта, а это всегда прекрасный источник дохода для этих курочек.

Эта выглядела получше остальных, по крайней мере, она была лучше сложена. Я с интересом, а потом с восхищением стал наблюдать за ней. Ее юбка была короткой, в обтяжку, с высокими разрезами по бокам. Высокие каблуки создавали при ходьбе вращательные движения бедер. Это создавало потрясающий эффект. Она достигла бара и повернулась, отдавая себя на всеобщее обозрение. Ее кофточка была сделана из узких мерцающих полосок, скрепленных только сверху и снизу. Во время движения полоски расходились, обнажая гладкую, загорелую кожу. Грубая животная страсть охватила меня.

Глаза мои в конце концов достигли ее лица длинное путешествие, если учесть, что начал я с колен она была очень привлекательна. Что-то знакомое…

В этот момент сердце мое упало в желудок, я вцепился в свое кресло. Это казалось невероятным, но это было так.

Она была Ангелиной.

Глава 10

Ее волосы были обесцвечены, были и другие простые и очевидные изменения. В целом внешность ее стала такой, что ее невозможно было опознать по фотографиям или описанию.

За исключением меня, конечно. Я видел ее в похищенном линкоре и разговаривал с ней. Отлично, что я узнал ее, а она и понятия не имела, кто я такой. Она видела меня только мельком в скафандре с поднятым светофильтром.

Это была вершина счастливейшего дня в моей жизни. Все вокруг казалось чудесным и прекрасным. Необходимо все-таки отдать ей должное замаскировалась она блестяще. Я и сам никогда не предполагал увидеть ее в таком качестве, а ведь старался продумать все возможности.

У нее была с собой приличная сумма украденных денег, поэтому я не мог представить ее в качестве нищей бродяги.

Нет, девушка в порядке, надо отдать ей должное, играет свою роль абсолютно натурально. Не будь у нее патологической склонности к убийствам какую бы команду мы с ней могли бы создать!

Тут мое сердце второй раз за вечер дало сбой. Эмоции эмоциями, но в конце следа ясно обозначается смерть.

Она приносила несчастье всем, с кем была рядом. В этой хорошенькой головке были высокоинтеллектуальные, но странно извращенные мозги. Мне бы лучше думать не о ее фигуре, а о трупах, которыми она усеяла свой путь. Есть только один выход: увести ее отсюда и передать в Корпус. Я даже не рассматривал вопроса своих взаимоотношений с Корпусом. Одно другого не касалось. Сейчас все нужно было сделать четко и быстро.

Я подошел к бару и заказал две двойные порции местной соляной кислоты, понизив голос и изменив акцент и манеру речи. Ангелина достаточно долго слышала меня и могла легко опознать по голосу единственная вещь, за которую я волновался.

– Выпьем, куколка, – сказал я.

Я поднял стакан и подал ей другой.

– А потом пойдем к тебе в комнату. У тебя есть комната?

– Комната найдется, если у тебя найдется десятка по курсу Лиги.

– Конечно, – сказал я.

Я изобразил обиду. Неужели по мне не видно?

– Я не из тех, кому платят после-того-как, – ответила она с прекрасно разыгранным равнодушием. – Сперва плати, потом пойдем.

Я шлепнул о стойку монетой, она подбросила ее в воздух, поймала, взвесила на руке и сунула куда-то за пояс. Я смотрел на нее с откровенным изумлением, меня поразила та натуральность манер, с которой она играла свою роль. Только когда она повернулась уходить, я вспомнил, что нахожусь здесь не ради наслаждений, а чтобы исполнить суровый долг. Все колебания тотчас исчезли, когда я снова вспомнил трупы, плававшие в глубине космоса. Опустошив свой стакан, я последовал за ее вилявшими бедрами из бара в какую-то отвратительную улочку.

Темнота узких, грязных переулков обострила мои рефлексы. Ангелина играла свою роль хорошо, но я сомневался, что она делит постель со всеми космонавтами, попадавшими в этот порт. Скорее, у нее есть сообщник, который спрятался где-то тут с тяжелой дубинкой в руках. Или я чересчур подозрителен? Я постоянно держал руку в кармане на пистолете, но воспользоваться им не пришлось. Мы пересекли еще одну улицу и нырнули в длинный коридор. Она молча шла впереди. Мы никого не встретили, и никто не заметил нас. Когда она открыла комнату, я немного успокоился. Она была настолько маленькая, что в ней негде было спрятаться сообщнику. Ангелина направилась прямо к постели, а я решил проверить, заперта ли дверь. Она была заперта.

Когда я повернулся, на меня был наставлен автоматический бесшумный 0,75 калибра, такой огромный, что она держала его обеими руками.

– Это что же, грабеж?

Я возмутился, понимая, что в своих действиях прозевал что-то очень важное.

Моя рука все еще сжимала в кармане пистолет, но вытащить его было равносильно самоубийству.

– Я пристрелю вас, даже не зная имени, ласково сказала она.

Она улыбнулась, демонстрируя великолепный ряд белых зубов.

– Вы тот, кто сорвал мою операцию с линкором.

Ее улыбка становилась все шире, но она пока не стреляла. Она наслаждалась неуправляемыми эмоциями, отражавшимися на моем лице. Ловец попал в ловушку, его привели именно туда, куда хотели, и ничего поделать уже было нельзя.

Увидев, что я все осознал, Ангелина громко рассмеялась, чисто и ясно, как серебряный колокольчик, одновременно усиливая давление на курок. Она была настоящая артистка. Точно в тот момент, когда мое отчаяние достигло максимума, а безнадежность положения стала очевидной, спусковой крючок был нажат

И не один раз, а снова и снова.

Четыре разрывавшие плоть пули прямо в сердце. И последний выстрел прямо между глаз.

Глава 11

Это был еще не возврат сознания, а всплывание из красной тьмы. Организм отчаянно боролся с болью. Было ужасно, что глаза мои закрыты и открыть их невероятно трудно. В конце концов я сделал это, и из красной тьмы появилось лицо в виде пятна.

– Что случилось? – спросило пятно.

– Я собирался узнать об этом у вас, – сказал я.

Я замолчал, поражаясь, как слаб и безжизненен мой голос. Что-то влажное коснулось моих губ. Это была салфетка, вся в красных пятнах.

Когда зрение вернулось ко мне, пятно превратилось в молодого человека в белом. Доктор, наверное, и я, должно быть, в больнице.

– Кто стрелял в вас? – спросил доктор. – Кто-то сообщил о выстрелах, и скажите спасибо, мы приехали как раз вовремя. Вы потеряли много крови, переливание вам уже сделали и, кроме того, имеются множественные повреждения локтевой и лучевой костей от пули, которая дальше задела правый висок и, возможно, повредила череп. Вероятно задеты ребра, и есть подозрение на внутреннее кровоизлияние. Кто-то сильно ненавидит вас? И кто же?

Кто? Конечно, моя дорогая Ангелина.

Искусительница, соблазнительница, убийца пыталась расправиться со мной. Я все вспомнил. Широкий ствол пистолета с черной дырой, в которой, кажется, может уместиться целый звездолет. Сверкающее пламя, пули, ударившие в меня, гарантированный пуленепробиваемый жилет принял на себя мощь выстрелов. У меня возникла надежда, что она этим удовлетворится, но нет, ствол поднялся к моему лицу.

Я вспомнил последний свой жест, когда закрыл лицо руками и качнулся в сторону в отчаянной попытке спастись.

Это чудо, что попытка удалась. Пуля, видимо, срикошетила от костей руки и только задела череп, вместо того, чтобы пройти через него. Тем не менее, было много крови и неподвижное тело на полу, что и ввело Ангелину в заблуждение. Шум от выстрелов в той маленькой комнате, мой ненаглядный труп и кровь что-то сдвинули в ее женской натуре, по крайней мере, чуть-чуть. Она быстро покинула комнату до того, как туда пришли. Если бы она задержалась хоть на секунду, чтобы убедиться…

– Ложитесь, – сказал доктор. – Если вы не будете лежать, я сделаю вам укол, который отключит вас на неделю.

Только когда он произнес это, я заметил, что сижу и хихикаю, как сумасшедший. Во время движения грудь мою пронизывала боль, и я дал себя уложить.

Теперь мой мозг начала занимать мысль о том, чтобы выбраться отсюда. Игнорируя боль, я осмотрел приемную, думая, как извлечь выгоду из того, что судьба подарила мне жизнь, в то время как Ангелина думает, что я мертв.

В приемном покое мне мало чем удалось поживиться. Я стащил толькоручку да официальные формы с полки над моей головой. Моя правая рука работала неплохо, хотя меня и пронизывала боль при каждом движении. Робот подвел каталку под мои носилки и повез в палату. Когда мы выезжали, доктор просунул какие-то бумаги в держатель над моей головой и приветливо кивнул. Я одарил его ответной улыбкой и продолжал движение.

Как только он скрылся из вида, я выхватил бумаги и быстро просмотрел их.

Здесь был мой шанс, если я успею им быстро воспользоваться. Это было заключение в четырех экземплярах. Пока эти формы не попадут в машину, меня не существеут, я в статистическом забвении, из которого должен выбраться в палате.

Мертворожденный вот мое описание. Я скинул на пол подушку, и робот остановился. Он не обратил внимания на то, что я пишу, и останавливался еще два раза, подбирая подушку и давая мне время закончить мою фальшивку.

Этот доктор Мквкбоз именно это можно было прочитать в его подписи оставил много места между подписью и последней строкой заключения. Я дополнил его, стараясь максимально подражать его почерку. «Множественные внутренние повреждения, – написал я. – Умер в пути». Это звучало достаточно официально. Я быстро добавил: «Все попытки реанимировать не дали результатов». На момент я усомнился в правописании последнего слова, но поскольку в слове «множественные» доктор Мквбкоз написал одно «н», еще одна ошибка ничего не меняла. Последняя фраза позволяла надеяться, что меня не будут колоть и оживлять электричеством, ведь я труп.

Перед тем, как выехать из коридора, я положил на место формы и притворился мертвым.

– Тут Д.О.А., Свенд, сказал кто-то, забирая бумаги за моей головой.

Я услышал, как робот укатился прочь, равнодушный к тому, что его пишущий и роняющий подушку пациент внезапно умер.

Это отсутствие любопытства всегда мне нравилось в роботах. Я мысленно представил себе смерть в надежде, что соответствующее выражение отразиться на моем лице.

Кто-то дернул меня за ногу, стягивая ботинок и носок. Рука схватила ступню.

– Какая трагедия, – сказал приятный голос. – Он еще теплый. Может быть, положим его на стол и попробуем реанимировать?

– Не-а, – сказали из соседней комнаты. – Они уже пытались в приемном покое. Положи его в бокс.

Ужасающая боль пронизала мою ногу, я чуть не закричал. Только огромным волевым усилием я заставил себя лежать неподвижно, в то время как этот болван затягивал проволоку вокруг моего большого пальца. На проволоке висела табличка, и я от всего сердца пожелал, чтобы эта табличка висела на его ухе, стянутом той же самой проволокой. Боль на пальце передалась вверх, стали ныть грудь, голова и рука, и мне стоило больших усилий оставаться похожим на труп.

Где-то позади меня открылась тяжелая дверь, и волна холодного воздуха коснулась моей кожи. Я позволил себе быстрый взгляд из-под век. Если трупы в этой конторе устанавливаются в индивидуальные холодильники, я был готов внезапно возродиться к жизни. Я ведь и не мечтал о большем счастье, как умереть в холодильной камере за закрытой дверью.

Но Леди Удача все еще была со мной, мой мучитель перетащил меня вместе с носилками в большую комнату. Там на стеллажах, расположенных по стенам, уже лежали усопшие.

Без излишней почтительности меня кинули на заиндевелые доски. Шаги удалились, дверь тяжело стукнула, свет погас.

Мое отчаяние трудно передать. Прошел только один день, а я уже весь в синяках, контужен и покалечен. Пребывание в одиночестве в темной запертой комнате подействовало на меня чрезвычайно угнетающе. Несмотря на боль в груди и эту идиотскую табличку на пальце, я слез со стеллажа и отправился искать дверь.

Меня бросало то в жар, то в холод, пока я наконец наткнулся на стену. Нащупав выключатель, я включил свет, и в тот же момент настроение мое резко улучшилось.

Дверь была лучше не придумаешь, без окошка и с ручкой изнутри. У нее даже был внутренний засов, но невозможно было представить, кто мог им пользоваться. Я занялся исследованием помещения. В первую очередь я раскрутил проволоку и растер палец, возвращая его к жизни. На желтой табличке стояли буквы Д.О.А. и от руки написанный номер, такой же, как и на форме, которую я подделал. Тут была возможность. Я снял такую же табличку с пальца наиболее сильно изуродованного трупа и заменил ее своей. Его табличку я убрал в карман и для смеха поменял таблички у остальных. Они висели у всех на левой ноге, и я громко проклинал эту проклятую педантичность. Нога моя замерзла, и мне пришлось снять правый ботинок с трупа с самыми большими ногами. Поскольку костюм и пуленепробиваемый жилет тоже были испорчены, пришлось позаимствовать теплую рубашку у одного из моих молчаливых друзей.

Не подумайте, что все было так просто. Меня буквально шатало от слабости.

Закончив, я выключил свет и открыл дверь из холодильника. На меня пахнуло, как из доменной печи. тут не было видно ни души. Я прикрыл дверь в склеп и стал искать ближайшую другую комнату. Это была кладовая, в которой единственной полезной для меня вещью был стул. я сел, отдышался и снова огляделся. Дверь рядом была заперта, а следующая открыта в темную комнату, где кто-то храпел. Как раз то, что нужно.

Кто бы ни был этот человек, но поспать он любил. Я обошел комнату и собрал всю одежду, какую нашел. Он не проснулся, и это было очень хорошо для него, ведь у меня была черепная травма. Как только текущие дела закончились, вернулась боль. Натянув шляпу, найденную там же, я открыл запасной выход. Никто не обратил на меня внимания, и я отправился пешком по поливаемым дождем улицам Фрейбурбада.

Глава 12

Эта ночь и следующие несколько дней не сохранились в памяти по понятным причинам. Вернуться обратно в свою комнату было рискованно, но риск был оправдан.

Почти наверняка Ангелина не знала о ее существовании, а если она и нашла ее, то теперь это не имело значения. Я был мертв и больше ее не интересовал. Мое предположение оправдалось. После возвращения меня никто не беспокоил. Я велел принести мне пищи и пару ботинок, чтобы создать впечатление длительного одинокого запоя.

Тело постепенно восстанавливало свои функции, я поддерживал его антибиотиками и болеутоляющим.

На третье утро я почувствовал себя человеком, хотя и слабым. Рука приобрела чувствительность, черные и синие пятна на груди стали светлеть, а головная боль почти прошла. Пора было подумать о будущем. Я пригубил немного из бутылки и позвонил вниз, чтобы прислали газеты за последние три дня. Пневмотруба засопела, чихнула и извергла их на стол.

Внимательно просматривая их, я понял, что разработанный мною план будет значительно лучше, чем я ожидал.

На следующий день после моего убийства все газеты поместили сообщения, почерпнутые из больничных отчетов ленивыми обозревателями, кто не удосуживался хотя бы мельком взглянуть на трупы. И это все. Ничего о Большом Больничном Скандале с Переменой Трупов или об Иске По Поводу Того Что в Гробу Не Дядя Фрим.

Если мои шуточки в этом мясном морозильнике не опубликованы, значит, это стало больничным секретом, о котором будут говорить наедине.

Ангелина, мой снайпер-возлюбленная, должна теперь думать обо мне, как о мертвеце, жертве ее несущего смерть спускового пальца. Ничего не может быть лучше.

Через некоторое время я снова сяду ей на хвост, но работать станет значительно проще, ведь она уверена, что я превратился в местном крематории в сизый дымок.

Вот теперь самое время составить правильный план. Нет больше вопроса, кто за кем охотится. Арестовать Ангелину доставит мне не меньшее удовольствие, чем ей, когда она стреляла в меня.

Я должен был признать, что она все время обходила меня. Она увела линкор у меня из-под носа, а затем улизнула у меня из-под пистолета. И совершенно изумительным было то, что она устроила мне ловушку, когда я думал, что охочусь за ней. Вся моя наивность стала мне ясна до боли. Задумав исчезновение из линкора, она вовсе не была в истерике, она просто разыграла эту роль. Она изучала меня, каждый доступный обозрению участок моего лица, каждую интонацию моего голоса. В ее памяти четко отпечатался мой образ, и, удирая, она постоянно просматривала варианты моих действий. В последней точке своего полета она остановилась и стала ждать, зная, что я прибуду, и что она будет больше подготовлена к встрече со мной. Это была история.

Теперь мое время сдавать карты.

Я обдумал и взвесил множество вариантов и планов. В первую очередь, до того, как предпринимать что-то еще, мне необходимо было пройти полную физическую реконструкцию. Это было необходимо, если я хочу поймать Ангелину. Это также потребуется, если я хочу избежать длинных рук Корпуса. Во время учебы я об этом не задумывался, но был абсолютно уверен, что покинуть Специальный Корпус можно только ногами вперед. Физически я был еще очень слаб, черепушка у меня работала по-старому. Мне не хватало фактов, и я сделал небольшое пожертвование в форме вступительного взноса. Там были фотокопии всех местных газет за много лет назад. Я познакомился с ядовито-желтым журналом, любовно названным «СВЕЖИЕ НОВОСТИ». Это был популярный журнал, его словарь составлял приблизительно триста слов, особенно для тех кто любил смаковать жесткости во всех их многочисленных проявлениях. Большинство страниц было посвящено трагедиям с вертолетами и цветными фотографиями, конечно. Но часто там описывались случаи хулиганства, жестоких драк и тому подобного, что твердая рука галактической цивилизации еще не успела задушить на Фрейбуре полностью. Среди этого нагромождения кое-где были упоминания о «темных» преступлениях, которые я и искал.

Человечество всегда было капризным в своем законодательстве, открывая такие увлекательные термины, как непредумышленное убийство, убийство при смягчающих вину обстоятельствах и т. п. Так, будто мертвый совсем не мертвый. Хотя «мода» как на преступления, так и на приговоры меняется, есть такие, которые всегда вызывают сильное отвращение. Это врачебные преступления. Я слышал, некоторые дикие племена убивают знахаря, если его пациент умер. Порядок не без достоинств. Эта целеустремленная ненависть к мяснику-шарлатану понятна. Будучи больным мы полностью вверяем себя в руки доктора. Мы даем возможность совсем незнакомому человеку забавляться с самым для нас дорогим. Если это доверие подрывается, возникает естественное возмущение среди свидетелей или оставшихся в живых пациентов.

Горожанин Вульф Сифтерниц именовался полностью как Высокоуважаемый Доктор Сифтерниц. «Свежие Новости» с многочисленными подробностями излагали, как он совмещал жизнь хирурга и Плейбоя до тех пор, пока нож в его трясущихся руках не отрезал э т о вместо э т о г о, и жизнь неизвестного политического деятеля укоротилась на несколько могущих принести большую пользу лет. Мы должны поверить Вульфу, что он приступил к работе трезвым, так что фатальная судорога его пальцев была вызвана белой горячкой, а не нетрезвостью. Его лицензия была аннулирована, а сбережения, видимо, иссякли, так как потом были сообщения о его еще более неблаговидных поступках. Жизнь сурово потрепала Вульфа, он был именно тем человеком, который мне нужен. Я хотел купить его профессиональное мастерство.

Для человека моих способностей отыскать и выследить полулегального незнакомца в иностранном городе на далекой планете не представляло проблемы. Это дело техники, а с техникой у меня в порядке.

Когда я стучал в грязную деревянную дверь дома, в откровенно не лучшей части города, я был готов сделать свой первый шаг в моем новом плане.

– У меня к вам дело, Вульф, – сказал я мутноглазому субъекту, открывшему мне дверь.

– Убирайтесь к черту, – сказал он.

Он попытался закрыть дверь перед моим носом. Предусмотрительно вставленный носок ботинка не позволил ему сделать это.

– Я не занимаюсь медициной, – пробормотал он.

Он глядел на мою забинтованную руку.

– Я не хочу связываться с полицией, так что убирайтесь к черту.

– Что вы бубните одно и то же! – сказал я ему. – Я здесь, чтобы предложить вам совершенно законную сделку с соответствующей денежной оплатой.

Я проигнорировал его протесты и заглянул в комнату.

– Согласно абсолютно достоверным источникам, вы живете здесь в незарегистрированной связи с девушкой по имени Зина. То, что я хочу сказать, не для ее, несомненно, прелестных ушек. Где она?

– Нету! – крикнул он. – И вы тоже убирайтесь!

Он схватил за горлышко большую бутылку и угрожающе поднял ее.

– Что вы скажете на это? – спросил я.

Я бросил на стол толстую пачку новеньких банкнот.

– И это…

Я добавил еще две пачки. Бутылка выскользнула из его ослабевших пальцев и упала на пол, глаза вытаращились, казалось, что они сейчас вылезут из орбит.

Чтобы окончательно сразить его, я добавил еще несколько пачек.

Долго убеждать его не пришлось. Когда он уяснил, зачем я пришел, оставалось только согласовать детали. Деньги подействовали на него успокаивающе, он не дрожал и не трясся, а рассуждал вполне здраво.

– Осталась одна проблема, – сказал я в заключение. – Собираетесь ли вы рассказать об этом милой Зине?

– Вы с ума сошли? – спросил Вульф с неподдельным изумлением.

– Следовательно, вы не расскажете ей. Поскольку об этой операции знаем только вы и я, как вы собираетесь объяснить свое отсутствие и источник появления денег?

Это повергло его в еще большее изумление.

– Объяснять? Е й? Да она не увидит ни меня, ни денег. Через десять минут я покину это место.

– Ну что ж, – сказал я.

Я подумал, что это все-таки жестоко по отношению к несчастной Зине, поддерживающей его ремеслом, которого избегают большинство женщин. Я взял себе на заметку что-то сделать по этому вопросу. В будущем, конечно. В первую очередь должен исчезнуть Джеймс Боливар ди Гриз.

Не жалея расходов, я заказал все хирургическое и операционное оборудование, указанное Вульфом. По возможности я старался приобрести приборы-роботы, так как ему предстояло работать одному. Загрузив все в тяжелый трейлер, мы вместе отправились в дом за город. К сожалению, у нас не складывались доверительные отношения. Самым трудным вопросом был финансовый, так как простосердечный доктор Вульф был уверен, что я проломлю ему череп и заберу обратно все деньги, после того, как работа будет закончена, не понимая, чудак, что пока существуют банки, у меня не может быть проблемы с деньгами.

В конце концов, к его удовлетворению, были оговорены гарантии, и мы приступили к нашей важной работе.

Дом был уединенный и полупустой, расположенный на возвышенности у дальнего конца озера. Свежую пищу мы получали один раз в неделю вместе с почтой, с которой также доставлялись лекарства и другие медицинские препараты. Операция началась.

Современная хирургическая техника позволяет, конечно, избавить пациента от боли и шока. Я постоянно находился в постели и иногда нагружался таким количеством успокоительного, что дни проходили в дремотном тумане. Между двумя периодами радикальной хирургии я решил удостовериться, что снотворные пилюли входят в состав вечернего питья Вульфа.

Это питье было, конечно, безалкогольным, так как его воздержание на все время путешествия было одним из условий нашего соглашения. Во избежание срыва я поддерживал его решение некоторым количеством денег. Поскольку в связи с этим он находился на грани нервного срыва, я и сделал вывод, о необходимости для него крепкого ночного сна. Кроме того, я хотел провести небольшие исследования. Как только я уверился, что он глубоко заснул, то открыл замок и обшарил комнату.

Пистолет, видимо, был просто для страховки, но эти нервные типы часто ведут себя непредсказуемо. Пистолет был карманного типа, калибра 0,50, аккуратненький и смертельный. Механизм работал прекрасно, патроны были новенькие, вот только стрелять он больше не будет я аккуратно сточил боек.

Найденная камера уже не удивила меня, так как я слабо верил в благородство человечества. Для Вульфа мало, что я был его благодетелем и финансистом, он решил на всякий случай подготовить материал для шантажа. Там была экспонированная пленка, заполненная, без сомнения, кадрами моей внешности До и После.

Я положил всю катушку под рентгеновский аппарат и подержал ее там достаточно долго.

Вульф работал отлично, с ним можно было жить, пока он не начинал вопить об отсутствии спиртных напитков и девушек.

Он изогнул и укоротил мои бедра, изменил рост и походку. Руки, лицо, череп, уши все было переделано для создания новой личности. Искусное использование соответствующих гормонов вызвало изменение пигментации, потемнел естественный цвет кожи и волос, изменилась даже структура самого волосяного покрова. Последнее, что сделал Вульф в высшей точке своего вдохновения, была деликатная операция на моих голосовых связках, которая привела к изменению и огрублению речи.

Когда все было кончено, Скользкий Джим ди Гриз умер, а Ганс Шмидт родился.

Имя было не очень благозвучное, но я придумал его только на период моего общения с Вульфом, до того, как я начну свое основное предприятие.

– Прекрасно!

Глядя в зеркало, я ощупывал свое измененное лицо.

– Боже, наконец-то я могу выпить, прошептал Вульф позади меня.

Он сидел на своих уже упакованных чемоданах. Последние несколько дней он таскал медицинский спирт, пока я не смешал его с капелькой своего любимого раствора, и теперь он был сильно озабочен вернуть обратно извергнутое наружу.

– Отдайте мне остаток денег, и с вашего разрешения я уеду отсюда.

– Терпение, доктор, сказал я.

Я сунул ему пачку банкнот. Он сорвал банковскую упаковку и начал быстро их считать, мелькая пальцами.

– Не теряйте времени, сказал я.

Но он продолжал считать.

– Я написал «УКРАДЕНА» на каждой банкноте таким составом, который будет флюоресцировать, когда банк положит ее под ультрафиолет.

Он внезапно остановился и побелел.

Мне надо было напомнить ему о его изношенном сердце, которое могло отказать от сильного волнения.

– Что значит украдены? – спросил он немного погодя.

– То и значит. Все деньги, которые я заплатил вам, были краденые.

Его лицо стало еще белее. Я был уверен, что при таком кровообращении он не доживет до пятидесяти.

– Да вы не расстраивайтесь, я расстался с ними без всякого сожаления.

– Но… п о ч е м у? – спросил он наконец.

– Законный вопрос, доктор. Долг платежом красен. Я пошлю ту же сумму в неиспорченных кредитках вашей подружке Зине. Я чувствую, вы очень многим обязаны ей за все, что она для вас сделала.

Он свирепо посмотрел на меня, а я начал сбрасывать с обрыва аппараты и хирургическое оборудование. Я старался не поворачиваться спиной вблизи него, остальные предосторожности были сделаны раньше. Когда, взглянув мельком, я заметил на его лице скрытую усмешку, я понял, что пришло время выложить все до конца.

– Аэромобиль будет здесь через несколько минут. Мы улетим вместе. С сожалением должен информировать вас, что по прибытии во Фрейбурбад у вас не будет времени отыскать Зину, избить ее и отобрать у нее деньги.

Выражение его лица отчетливо сказало о том, что именно это он и задумал. Я продолжал, надеясь, что он будет мне благодарен за столь тщательное и откровенное изложение этой криминальной истории.

– У меня все рассчитано по минутам. Сегодня из космопорта отправляются два звездолета, через минуту один после другого. Я закажу билет на один из них для себя, а вот ваш билет на другой. Я заплатил за него заранее, не рассчитывая конечно, получить за него благодарность.

Он взял билет с неподдельным интересом старой девы, подобравшей дохлую змею.

– Стремительно торопиться простите за рифму вам крайне необходимо. Через несколько минут после вашего отлета в полицию будет доставлен пакет с описанием вашего участия в операции.

Дорогой доктор Вульф переваривал все это, пока мы ждали вертолет, и судя по кислому выражению его лица, не находил способа улизнуть. В течение всего полета он скрючился в своем кресле и не сказал ни слова. По прибытии он без скандала и проклятий пересел на свой корабль, я же просто двинулся в сторону своего и, не дойдя до него, повернул назад. Я так же не собирался покидать Фрейбур, как и доносить в полицию о нелегальной операции.

Эта ложь была необходима, чтобы спровадить отсюда доктора-алкоголика в его одинокое путешествие к циррозу печени. У меня не было никаких причин уезжать, наоборот, у меня были причины остаться.

Ангелина все еще была на этой планете, и я не хотел никаких помех при ее поисках.

Может быть, это выглядело самоуверенно, но я почувствовал, что хорошо узнал Ангелину за это время. Наши маленькие порочные мозги во многих случаях крутились синхронно, и я был абсолютно уверен, что могу с большой достоверностью предсказать ее действия. Во-первых, она в восторге от моего кровавого убийства.

Она получает такое же удовольствие от трупов, как другие девушки от новых платьев. Она уверена, что я мертв, и это облегчит мне ее преследование. Конечно, я не сомневался, что она примет естественные предосторожности против полиции и других агентов Корпуса. Но они не знали, что она на Фрейбуре, и не было оснований связывать мою смерть с ее присутствием.

Следовательно, она не убежит, а останется, но с измененной внешностью и в каком-то новом качестве. В том, что она захочет здесь остаться, у меня не было ни малейшего сомнения.

Фрейбур это планета, кажется, специально созданная для специальных операций. Ничего подобного я не встречал за свои годы шатания по нашей вселенной.

Грубая смесь старого и нового. В старом феодальном Фрейбуре незнакомец сразу же привлечет пристальное внимание. На современных планетах Лиги компьютеры, механизация, роботы и бдительная полиция тоже оставляют мало возможностей для незаконных операций. И только там, где эти две различные культуры смешиваются, для этого появляются реальные возможности.

Эта планета достаточно спокойна, тут мы можем не скупиться на похвалы экспериментам Лиги. Прежде чем внедрять антибиотики и компьютеры, они убедились, что закон и порядок твердо установлены. Тем не менее возможности криминала остаются, если знаешь, где искать. Ангелина знала, где искать, я тоже.

Однако после нескольких недель бесплодных поисков я встал перед очевидным фактом, что мы ищем разные вещи. Я не могу сказать, что время прошло бесполезно, так как открыл бесчисленные возможности для прекрасных прибыльных дел. Если бы меня не заботили поиски Ангелины, я бы, кажется, всю жизнь купался в этом воровском раю. Но эти поиски мучили меня, словно больной зуб.

Оставив в стороне интуицию, я попробовал научные методы. Арендовав лучший из существовавших компьютеров, я загрузил в него целую библиотеку и поставил перед ним кучу проблем. В процессе этого пожирающего киловатты энергии дела я стал специалистом по экономике Фрейбура, но ни шаг не приблизился к нахождению Ангелины. У меня не было никаких идей, где искать следы ее деятельности.

Машина выдала массу рекомендаций по улучшению управления экономикой Фрейбура, но исследования показали, что в этой области Ангелины нет. Казалось очевидным, что король Виллельм Девятый является действительным центром управления планетой. Комплексное исследование Вилля, его семьи и их внутренних взаимоотношений вскрыло один скандальчик, но не Ангелину.

Решение этой проблемы сломило меня, и я начал топить свое горе в бутылке очищенного спирта. В это время я буквально варился в алкоголе, именно паралич моих нервных аксонов и был источником идеи.

Те, кто утверждает, что думают в подпитии лучше, чем трезвые, ослы.

Но тут был совершенно другой случай.

Я чувствовал, а не думал, и моя злость на ее исчезновение приоткрыла сосуд моего высшего интеллекта. Я мял подушку, вызывая в своем воображении ее поступки, и в конце концов закричал:

– Она просто ненормальная!

Когда я упал в постель, все кружилось в нескончаемом хороводе, и я пробормотал:

– Несомненно, ненормальная! Я сам должен стать чокнутым, чтобы вычислить ее следующий шаг.

На этом мои глаза закрылись, и я заснул. Последние слова, упав на мозговое вещество, стали тонуть и, пройдя через пропитанные алкоголем слои, добрались наконец до слоя трезвого.

Когда они стукнулись о дно, я полностью проснулся и сел в постели, пораженный страшной правдой. Потребуется вся моя сила воли и еще немного чтобы сделать это. Если я хочу найти ее, мне нужно стать сумасшедшим.

Глава 13

В холодном утреннем свете идея не выглядела ни более привлекательной, ни менее очевидной. Я мог выбирать делать или не делать это. Не было сомнений, что признаки ненормальности явно обнаруживались в Ангелине. Все ее действия были отмечены противоестественным безразличием к человеческой жизни. Она убивала равнодушно или с удовольствием, например, когда стреляла в меня, но всегда с полным безразличием к людям. Я сомневаюсь, знала ли она о том, сколько убийств она совершила в своей жизни. По ее стандартам я был рядовой любитель. Я не убивал, и, более того, необходимость в этом редко возникала в моей деятельности.

Да, ди Гриз никого не убивал!

Мне нечего было стыдиться этого, совсем наоборот. Я ценил человеческую жизнь, эту единственную и неизменную величину во вселенной, а Ангелина ценила только себя, свои желания и ничего больше. Следуя по пути формирования ее личности, я воссоздал бы образ мышления, присущий ей.

Это не так трудно, как кажется, по крайней мере теоретически. У меня был некоторый опыт работы с психосоматическими наркотиками, и я хорошо знал их возможности. Вековые исследования позволили создать лекарства, которые могут стимулировать в пациенте любой образ мышления. Хотите стать на неделю параноиком? Примите пилюлю, почувствуете, что это такое. Некоторые действительно принимают это для кайфа, но жить с этим я не хотел бы. Нужна была чрезвычайно веская причина, чтобы заставить меня, человека с деликатным серым веществом, решиться на это. Например, поиск Ангелины.

Воистину прекрасным свойством всех этих психосоматических препаратов было их временное действие. Когда лекарство поглотится, галлюцинации исчезнут. Я надеялся на это. Ни в одной из прочитанных книг не упоминалось о том дьявольском вареве, какое мог состряпать только я один. Это была титаническая работа искать в книгах описание всех очаровательных привычек Ангелины и найти каждому соответствующий психологический образец.

В процессе этого анализа мне даже потребовалась профессиональная помощь, без упоминания, конечно, ее истинных целей.

В конце концов передо мной стоял пузырек слабо-дымчатой жидкости и магнитофон, где была установлена лента с записями различных стимулирующих высказываний, которая будет прокручиваться в процессе действия лекарства. Осталось только собрать свое мужество в кулак, как говорят классики. В действительности это было не все, я хотел принять еще некоторые предосторожности. Я снял комнату в дешевом отеле и приказал не беспокоить меня. Поскольку на подобный поступок я решался впервые, и не знал, как поведет себя моя психика, я оставил в пределах видимости несколько памятных записок.

Через несколько часов подобных приготовлений я понял, что начинаю тянуть время.

– Да, нелегко добровольно стать сумасшедшим, – сказал я своему бледному отражению в зеркале.

Отражение было согласно, тем не менее мы оба закатали рукава и приготовили большие шприцы.

– Ну, поглядим, что будет, – сказал я.

Я аккуратненько ввел иглу в вену и вдавил до основания поршень.

Результат был обескураживающим, если не сказать больше. Появился звон в ушах и головная боль, которые быстро прошли, после чего все стало, как и раньше.

Я понял, что надо чем-то заняться, и сел читать газету, пока не устал. Наступило разочарование. Я отправился спать, включив магнитофон, который мягко нашептывал мне в уши такие сентенции, как: «Ты лучше всех и знаешь это, а людей, которые этого не знают, лучше остерегаться», или «Они все дураки, умнее тебя нет никого на свете».

Спать было неудобно, наушники врезались в уши, а мой дурацкий голос выводил меня из себя. Ничего не изменилось, эксперимент прошел впустую, и неудача меня разозлила. Я сломал наушники, и мне стало легче после того, как я смял в тугой комок магнитофонную ленту.

Несколько дней я не брился, щетина скрипела у меня под рукой. Я втер в щеки крем, глянул в зеркало над раковиной и впервые поразился. Новое лицо подходило мне много лучше, чем старое. Ошибка рождения или уродства моих родителей – я их глубоко ненавидел, так как единственная полезная вещь, которую они сделали, это родили меня и дали мне лицо, не соответствовавшее моей личности. Новое было лучше: с одной стороны более красивое, с другой более строгое. Я должен поблагодарить этого искусного врачевателя Вульфа за такую работу, поблагодарить его пулей. Это было бы гарантией, что никто в мире не выследит меня через него. Наверное была жара, и у меня был солнечный удар, если я позволил ему улететь живым.

На столе лежал листок бумаги с единственным словом, написанным моим почерком, хотя я понятия не имел, зачем его оставил. «Ангелина» было написано там, Ангелина, которую я жажду получить, чтобы сжать ее белое горло руками и давить до тех пор, пока не выкатятся белки. Ха!

Представив эту картину, я засмеялся.

Однако не следует быть таким легкомысленным. Ангелина это важно. Я собираюсь найти ее, и меня ничто не остановит.

Она сделала из меня дурака и пыталась убить.

Если кто и заслуживает смерти, так это она. Плохо, что это еще не сделано.

Я разорвал листок на мелкие куски.

Комната буквально давила на меня, мне захотелось выйти. На этот раз меня привело в бешенство отсутствие ключей. Я знал, что вынимал их, но куда дел, не помнил. Растяпа портье что-то мямлил, и я собирался сказать ему все, что думаю об их сервисе, но воздержался. Для этих типов есть только одно лекарство! Запасные ключи шлепнулись в корзину под пневмотрубой, и я забрал их. Хотелось есть, пить и больше всего спокойное место, чтобы подумать.

Ближайшее кафе предоставило мне все три возможности после того, как я отогнал проституток. Они все были сучками.

Ангелина, просто игравшая эту роль, выглядела лучше всего этого стада вместе взятого. Я все время о ней думал. Выпивка согрела мой желудок, и она потеплела в моих мыслях. Неужели я действительно хотел предать ее или даже убить? Что за чушь! Единственная умная женщина из всех, с кем я встречался. Я никогда не забуду, как она вышагивала в своем платье. Ее бы немного приручить, и какая получится пара! От этой сладкой мысли лицо мое вспыхнуло, и я одним глотком осушил стакан.

Я должен найти ее. Она ни за что не покинет эту планету, напоминающую райские кущи. Девушка с ее амбициями пойдет здесь прямо к вершине, ничто не сможет остановить ее. Это именно то место, где она должна быть. Всю жизнь Ангелина была уверена, что лучше всей этой толпы, и доказывала это себе и всем снова и снова. Мое прибытие могло бы быть величайшим счастьем для Ангелины. Я вел себя на этой планете, как настоящая деревенщина.

Когда Ангелина расправилась со мной, она могла остановиться, успокоиться и подчиниться порядку. Соперничество могло быть на время отложено.

Пока я сидел там, что-то встревожило меня, какой-то важный момент, который никак не мог полностью проявиться в памяти. Наконец я понял. Инъекция скоро закончит действие! Мне необходимо было быстро вернуться в комнату. Всплыли страхи по поводу выполнения эксперимента, но я понял, что это старые сомнения.

Это варево было не более опасно, чем аспирин, и в то же самое время величайшая космическая штука. Новые миры возможностей открылись передо мной, мозг стал яснее, а мысли логичнее. Но я не собирался возвращаться к той туманившей мозги бурде.

В баре я заплатил бармену и долго ждал, пока он медленно отсчитывал мне сдачу.

– Побыстрее! – сказал я громко, чтобы все слышали. – Покупатель торопится, так что и ты поторопись. Еще два гильдена.

Я держал деньги на раскрытой ладони, и, когда он нагнулся, чтобы опять пересчитать их, я быстро приподнял руку и шмякнул ему по морде и деньгами, и ладонью. Заодно, понизив голос, так, чтобы слышал только он, я пояснил, что о нем думаю. Фрейнбурский слэнг богат выражениями, и я выбирал из них наилучшие. Я хотел продолжить обучение, но оно требовало времени, а я торопился в комнату в отеле. Уходя, я взглянул в зеркало, висевшее на передней стене и отражавшее картину за моей спиной. И хорошо сделал.

Он вытащил из-под бара обрезок трубы и занес его у меня над головой. Не желая лишать его удовольствия, я не стал перехватывать руку, и только когда она пошла вниз, отступил в сторону, позволив ему чуть-чуть задеть меня.

Потом я просто схватил эту нахальную руку и сломал ее о край стойки. Его вопли вошли в мое сердце райской музыкой, я готов был слушать их сколько угодно. Но времени не было.

– Вы видели, как он предательски напал на меня? – спросил я.

Я направился к двери, к остолбеневшим посетителям. Пострадавший исчез из вида, видимо, упал и стонал где-то за стойкой.

– Я иду звонить в полицию. Присмотрите, чтобы он не сбежал.

Конечно, он рвался сбежать так же, как и я звонить в полицию. Я вышел из двери задолго до того, как свидетели сообразили, что же произошло на самом деле.

Бежать я не мог, чтобы не привлекать к себе внимания. Лучшее, что я мог сделать, это идти быстрой походкой. От напряжения я весь обливался потом. В комнате первое, что я увидел, был пузырек на столе и шприц за ним, завернутый в тряпочку. Мои руки не тряслись, я им этого не позволил. Это была очень сильная штука!

Рухнув в кресло, я взял пузырек и увидел, что там осталось жидкости меньше, чем на миллиметр. Для получения адской смеси требовался довольно сложный процесс, однако формула гвоздем сидела у меня в памяти, и не представляло труда в любой момент восстановить ее. Вот только как достать компоненты в этот ночной час? Да ведь это не сложно! Закон истории говорит, что оружие открыли раньше денег. В моем кейсе лежал знаменитый 0,75 калибр, с которым можно раздобыть все, что угодно, гораздо быстрее, чем с деньгами.

Это была моя ошибка. Какое-то ноющее беспокойство волновало меня, но я его проигнорировал. Напряжение, а затем разрядка после укола, разогнали скованность. На вершине кайфа надо было торопиться, у меня было очень мало времени, чтобы найти то, что нужно, и вернуться в комнату отеля. Все мои мысли устремились к достижению цели. Я отпер кейс и увидел пистолет, лежавший поверх одежды.

Тут тонкий голосок в памяти что-то невнятно пискнул мне, но это меня только подтолкнуло. Я схватил рукоятку, и тут память начала проясняться… слишком медленно.

Опустив пистолет, я рванулся к двери, но уже было поздно. Позади хлопнула граната с сонным газом, положенная под пистолет. Уже погружаясь в сон, я никак не мог понять, как это можно было сделать такую глупость.

Глава 14

Первым ощущением после выхода из сна было сожаление. Работа мозга является источником постоянного удивления.

Действие моего дьявольского напитка, проходило, с памятью все было в порядке, дурнота рассеивалась. Детали моей интермедии сумасшествия представали четко и ярко. Хотя меня подташнивало от всего, что я думал и делал, одновременно ощущался приступ сожаления, что все кончилось. Раскованность после принятия лекарства переросла в абсолютную свободу, когда жизнь других людей кажется меньше, чем ничто. Ощущение, несомненно, жуткое, но и чрезвычайно приятное и привлекательное. Хотя мозг протестовал, я испытывал желание повторить все снова.

Несмотря на двенадцатичасовой сон, я был разбит. Переползание на кровать отняло всю мою энергию. Взгляд остановился на предусмотрительно припасенной бутылке спирта. Я вымыл стакан и, потягивая жидкость, попытался привести в порядок свое мозговое хозяйство, что было нелегко. Я много раз читал о темных инстинктах, лежащих в нашем подсознании, но впервые столкнулся с этим непосредственно, когда они стали действительно выплывать на поверхность.

Моя позиция в отношении Ангелины должна быть, наконец определена. Нужно признать, что я был к ней явно неравнодушен. Любовь? Назовите это каким угодно словом, не возражаю, но это не пылкая юношеская страсть. Ее поступки не ослепляли меня, я трезво понимал, что отвратительно-аморальная жизнь Ангелины отражается и на моем образе мыслей. Но логика и рассудительность не могут противостоять эмоциям. Ненавидя ее деятельность, я не мог отделаться от чувства симпатии к этой личности, так похожей на меня. Не давала покоя мысль – какая бы получилась из нас упряжка! Это, конечно, было невозможно, но хотеть-то никто не запретит.

Любовь и ненависть стояли буквально плечом к плечу. Я сделал большой глоток.

Найти ее сейчас не составит труда. Эта уверенность даже раздражала меня. У меня не было никакой новой информации, одни мысленные фантазии да проблески интуиции в том, как вертятся шарики в голове Ангелины. Не могло быть сомнения, что она рвалась к власти; но вряд ли добилась бы чего-то через короля. Скорее силой, возможно, через пути с терроризмом, через определенного рода революцию и беспорядки. Так было в старые плохие времена на Фрейбуре, когда ценой схватки была верховная власть. Любой дворянин мог быть коронован, а старая королевская власть ослаблена, поэтому борьба за место монарха была очень жестокой. Конечно, все это прекратилось после того, как здесь поработали социологи Лиги.

Теперь возврат к старому стал вполне возможен. Ангелина, чтобы удовлетворить свои амбиции, хотела видеть этот мир купающимся в крови. Она пока не могла ничего сделать, но готовила кого-то для черновой работы, одного из этих надутых Князей, которые проводили в жизнь политику трона и имели большое влияние в этом полуфеодальном государстве. Подобный подход Ангелина уже использовала, захочет использовать и еще раз, в этом не было сомнения.

Неясна была одна мелочь: кто он?

Мои ныряния в глубины самоанализа оставляли во рту неприятный привкус, который не вымывался никаким количеством жидкости. В чем я нуждался, так это в оживлении моих нервных окончаний и разгонке застоявшейся крови. Выслеживание доверенного лица Ангелины требовало подзарядки моих батарей. Я взял газету и стал изучать колонку новостей Двора. Через два дня должен состояться Большой Бал очень удачное прикрытие для моих исканий.

В эти два дня я наводил глянец на детали предполагаемой операции. Любой болван мог испортить дело, что обычно часто и случается. Только с такими талантами, как у меня, можно было обеспечить стопроцентное прикрытие персонизации. Я придумал себе родину отдаленную провинцию Фрейбура, бедную во всех отношениях, кроме изобилия нюансов в произношении, что служило основой многих шуток и анекдотов. Население Мистельдросса в силу присущих ему врожденных свойств отмечалось как драчливое и упрямое. Мое положение дворянина дало мне право скрыться под именем Граф Бент Дибстол.

Фамильное имя на местном диалекте означало либо бандита, либо сборщика налогов, что дает вам полное представление как о роли сборщика налогов, так и об источнике фамильного титула. Военный портной выкроил мне мундир и пока подгонял его, я детально вызубрил свою фальшивую историю.

Не забыл я сделать еще одну вещь послать травмированному бармену толстую пачку денег – он вынужден был работать с рукой, закованной в гипс. Он действительно разозлил меня, но наказание было явно непропорционально малости проступка.

Этот анонимный подарок очистил мою совесть, и я почувствовал себя значительно лучше.

Полуночный визит в королевскую типографию дал мне желанное приглашение на бал. Мундир сидел на мне, как влитой, сапоги вызывающе блестели. Я был одним из первых, королевский стол соблазнял яствами, а предстоящее дело раздразнило мой аппетит. На Фрейбуре сохранилась архаическая привычка носить на балах шпоры и меч. Обремененный этой тяжестью, грохоча, как пустая кастрюля, я низко поклонился королю. Его глаза блестели и были какими-то туманными. Это подтверждало справедливость слухов о том, что, не приложившись к бутылке, он не начинал ни одного дела. Он откровенно ненавидел толпу и балы, предпочитая возиться со своими жуками. Он был любитель-энтомолог, правда, без всяких талантов. Королева была значительно приятней в расцвете своей двадцатилетней красоты. Молва сообщала, что ей тоже до смерти надоели жуки, и она предпочитает гомо сапиенс.

Чтобы проверить это, я, целуя ей руку, чуть-чуть пожал ее. Она посмотрела на меня с удивлением, в котором была большая доля интереса. Я направился в буфет.

Гости продолжали прибывать. Наблюдение за ними не мешало мне уничтожать пищу и смаковать вина. Основательно загрузившись, я решил сделать перерыв и смешался с толпой. Все женщины были предметом моего пристального внимания. Большинству из них это льстило, как мне казалось, из-за моего нового привлекательного лица и потрясающего мундира, явно выделявшего меня среди местных типов. Я, конечно, не считал, что легко обнаружу след Ангелины, но шанс все-таки был. Несколько женщин отдаленно напоминали ее, но достаточно было услышать от них несколько слов, как становилось ясно, что это истинная голубая кровь, а не моя межзвездная убийца. Задача несколько упрощалась тем, что понятие красоты на Фрейбуре связано с обилием плоти, а Ангелина была упакована очень плотно. Я направился обратно в бар.

– Следуйте за мной! Королевский приказ! – прохрипел мне на ухо простуженный голос.

Грубая рука схватила мой рукав.

– Отпусти рукав, или я выровняю твою морду, – рявкнул я на своем грубом мистельдроссенском наречии.

Он отпустил, словно обжегся, и отступил, весь красный.

– Так-то лучше, – добавил я, перебивая его. – Кто хочет меня видеть? Король?

– Ее величество королева, – прошипел он сквозь зубы.

– Очень хорошо. Я тоже хочу видеть ее. Показывай дорогу.

Я прокладывал себе путь через толпу, а мой новый приятель тащился сзади, пытаясь обогнать меня. Достигнув группы, окружавшей королеву Хельду, я пропустил его, задыхавшегося и потного, вперед.

– Ваше Величество, это Барон…

– Граф, а не Барон, – перебил я его. – Граф Бент Дибстол из бедного провинциального рода, урезанного века назад в наших законных правах подлыми мошенниками князьями.

Я сурово посмотрел на своего проводника, как будто именно он участвовал в древнем заговоре, и он опять отчаянно покраснел.

– Что этоу вас за награды, Граф Бент? – спросила королева низким голосом.

Этот голос породил во мне образ луга туманным утром. Она указала на мою мужественную грудь, увешанную побрякушками, которые я откопал сегодня утром у антиквара.

– Галактические медали, Ваше Величество. Мог ли рассчитывать на какое-то продвижение здесь на Фрейбуре младший сын провинциального дворянина? Вот почему я выбрал службу вне планеты и провел лучшие годы своей жизни в Звездной Гвардии, а там сражения, захваты, звездные абордажи в порядке вещей. А вот э т и м я могу действительно гордиться.

Я указал на невзрачную штуковину среди сверкавших побрякушек.

– Это наша Звезда, наивысшая награда в Гвардии.

Я взял звезду в руку и посмотрел на нее долгим проникновенным взглядом. В действительности, я думаю, это был гвардейский знак за сверхсрочную службу или что-то в этом роде.

– Это прекрасно, – сказала королева.

Она разбиралась в медалях не лучше, чем в одежде, но что можно ожидать на этих захолустных планетах.

– Да, – согласился я. – Я не любитель описывать историю медалей, но если на это будет королевский приказ…

Это было сказано очень застенчиво.

Наврав им о своих подвигах, я возбудил интерес и надеялся, что разговор обо мне достигнет ушей Ангелины, где бы она ни пряталась. Почувствовав, что исчерпал себя, я извинился и вернулся в бар.

Свои придуманные истории я рассказывал каждому, кого мог поймать. Большинство с удовольствием меня слушали, смеялись вместе со мной, а смех при дворе был не частым явлением. Единственный, кто этим не наслаждался, был я сам. Если в начале мой план казался очень хорошим, то чем дальше, тем меньше он мне нравился. Я мог месяцами кружиться вокруг этих дворцовых идиотов без малейшей надежды приблизиться к Ангелине. Надо было ускорять дело. Крутилась у меня в голове одна идейка, но она граничила с безумием.

Если дело не выгорит, я буду либо убит, либо навсегда устранен из высшего общества. С последним я бы легко смирился, но высшее общество помогает мне найти мою возлюбленную добычу. Если же все пройдет, поиски значительно упростятся.

Я решил бросить монету и, конечно, выиграл, так как спрятал другую в ладони еще до броска. Буду действовать.

Еще до прихода я рассовал по карманам несколько мелочей, которые могли пригодиться во время вечера. Одна из них была великолепным предлогом сблизиться с королем, если бы я почувствовал в этом необходимость. Я переложил ее во внутренний карман, наполнил вином самый большой стакан, какой мог найти, и отправился через анфиладу комнат на поиски своей жертвы.

Если в момент моего прихода король Виллельм был в подпитии, то сейчас он был пьян смертельно. Надо было вшить сзади в его белый мундир стальной стержень, так как, могу поклясться, собственный позвоночник его уже не держал.

Однако он все еще пил, качаясь взад и вперед. Его голова моталась, как у сломанной куклы. Вокруг него стояла кучка старичков, которые, по-видимому, рассказывали друг другу непристойные анекдоты и при моем подходе окинули меня недоверчивыми взглядами. Я был выше большинства из них и ярче одет. Глаза Вилли натолкнулись на меня, и голова медленно повернулась в моем направлении. Один из его восьмидесятилетних старцев уже встречался мне на вечере и представил меня.

– Очень рад встретить Ваше Величество, – проговорил я.

Я имитировал в голосе пьяные нотки.

Король не обратил внимания, но другие заметили и нахмурились.

– Я сам немного энтомолог и с вашего разрешения хотел бы следовать по вашим королевским стопам. Я сильно желаю того и чувствую, что на Фрейбуре можно проявить больше внимания и имеются большие возможности для исследования форминиферлепидоптер и другого. Геральдика, а также флаги могли бы больше использовать изображения насекомых…

Я болтал и дальше что-то в этом роде, и толпа начала проявлять нетерпение.

Король улавливал едва ли одно слово из десяти. Внимание его стало рассеиваться, окружающие тоже заволновались, не зная, как избавиться от пьяного. Когда кто-то взял меня за локоть, я пошел с козырной карты.

– Вот, Ваше Величество, – сказал я.

Я залез в карман.

– Я тщательно сберегал этот образец, пронеся его через многие световые годы, и доставил сюда, чтобы он занял свое место в вашей высочайшей коллекции.

Раскрыв плоскую пластмассовую коробочку, я сунул ее ему под нос.

Он с трудом сфокусировал свои водянистые глаза, и у него перехватило дыхание.

Окружение тоже проявило любопытство, и я дал им несколько секунд полюбоваться образцом.

Должен сказать, это был великолепный жук, однако он не путешествовал со мной через световые годы, а был сделан сегодня утром. Большинство элементов было от других насекомых, а там, где природы не хватило, я добавил несколько кусочков пластика. Тело было размером в ладонь с тремя рядами крыльев, каждый ряд другого цвета. Снизу было множество ног, взятых по крайней мере от дюжины насекомых, конечности не удалось все подобрать под пару, так как многие были подпорчены при конструировании. Некоторые другие детали, такие, как массивное жало, три глаза, штопоровидный хвост тоже не оставили равнодушной мою аудиторию. Коробочка была предусмотрительно сделана из цветного пластика, который скорее скрывал, чем подчеркивал детали.

– Вы должны посмотреть это поближе, Ваше Величество, – сказал я.

Я открыл коробочку и, покачиваясь, приблизился.

Настал ответственный момент. В одной руке у меня был стакан с вином и коробочка, другая оставалась свободной, чтобы вынуть монстра. Я зажал его большим и указательным пальцем и приподнял. Король приблизился вплотную, вино в его стакане плескалось от неловких жестов. В этот момент я чуть ослабил большой палец, сделал скрытое неуловимое движение, и жук великолепным пируэтом нырнул в стакан короля.

– Спасите его! – заорал я. – Это редчайший экземпляр!

Я залез пальцами в стакан и устроил в нем бурю. Часть напитка выплеснулась на позолоченные манжеты Виллельма. Шепот и злые голоса усилились, кто-то твердой рукой взял меня за плечо.

– Уберите прочь ваши титулованные воровские лапы! – крикнул я.

Я грубо сбросил руку. Выловленное насекомое выскользнуло из моих пальцев, шлепнулось на грудь короля и оттуда медленно скатилось на пол, теряя по пути крылья, ноги и другие части. Я использовал очень слабый клей. Наклоняясь за упавшим трупиком, я сделал еще одно «неловкое» движение, и вино красной струей выплеснулось на одежду короля. Злой вопль вырвался из толпы.

Король отнесся ко всему спокойно.

Качаясь, подобно дереву в бурю, он не выражал протеста, а только бормотал:

– Я говорю… Я говорю…

Когда я стал стирать вино носовым платком, и оно потекло по его пальцам, толпа позади придвинулась вплотную. Кто-то схватил меня за руку и потянул. Я рванулся и ударил в родовитую грудь Виллельма Девятого. От удара его верхняя челюсть вылетела и упала на пол.

Старички начали разбегаться, молодежь бросилась на защиту Высочества, и мне пришлось показать им пару приемчиков, которым я обучился на других планетах.

Недостаток техники они возмещали избытком энергии. Началось столпотворение.

Женщины ругались и визжали, короля буквально вынесли на руках. Дела для меня пошли совсем плохо. Я не виню их, но сдачу я давал не меньше, чем получал.

Потом я вспоминал, что несколько человек держали меня, а один бил. Я изловчился и ударил его в лицо ботинком, но меня скрутили, и свет померк.

Глава 15

Тюремщики, видимо, задались целью привить мне культурные манеры, а я по мере сил затруднял им их благородный труд. Не для того я добровольно залез в тюрьму, чтобы выигрывать этот спор, рисковал проделывать эти шуточки с бедным старым королем. Оскорбление Величества было таким преступлением, которое обычно каралось смертью.

На счастье, цивилизованное влияние Лиги уже коснулось темного Фрейбура, и местные власти доказывали мне свою приверженность законам. Я делал вид, что не замечаю этого. Когда они приносили мне мясо, я съедал его, а тарелку разбивал, демонстрируя свой протест на незаконный арест.

Это была приманка. Заработанные мною синяки были бы весьма малой платой за удачную попытку саморекламы. Фигура отщепенца, предателя своего класса, с одной стороны, сильная личность в мирной вселенной, драчун, бескомпромиссный боец с другой. Короче, я обладал всеми качествами, которые ненавидят добропорядочные фрейбуриане, а такие люди должны очень привлекать Ангелину.

Несмотря на недавнее кровавое прошлое, Фрейбур был бедноват на задиристых мужчин. Не из самых низких слоев, конечно. Портовые трактиры были нашпигованы мускулистыми мужчинами с куриными мозгами. Ангелина могла бы нанять их всех, кого считала нужным. Но одними боевыми отрядами победу не завоевать. Ей нужен союзник и помощник из дворян, а, по моим наблюдениям, с такими качествами люди большая редкость.

В скандале на балу я попытался показать все качества, которыми она должна была заинтересоваться, и сделал это так, чтобы она ни в коем случае не подумала, что это демонстрируется нарочно для нее.

Ловушка была открыта, ей оставалось только войти.

Лязгнул металл открывавшейся двери.

– К вам посетители, Граф Дибстол, сказал тюремщик.

Он открыл внутреннюю решетку.

– Скажите им, чтобы пошли к черту! – крикнул я. – На этой гнусной планете нет ни одного человека, которого бы я хотел видеть.

Не обращая внимания на мою реплику, он ввел начальника тюрьмы и двух типов в черном с суровыми лицами. Я демонстративно игнорировал их. Они молча дождались, пока уйдет охрана, затем более худой открыл принесенную папку и кончиками пальцев достал оттуда лист бумаги.

– Я не буду писать прощальную записку самоубийцы, можете убить меня во сне, – прорычал я.

Я начал разыгрывать комедию. Он внимательно поглядел на меня, но лицо его не изменилось.

– Это несправедливое обвинение, – спокойно проговорил он. – Я Королевский Прокурор и никогда не допущу подобных действий.

Все трое кивнули одновременно, как заведенные от одной пружины. Эффект был столь заразителен, что я тоже чуть не кивнул.

– Я не совершу добровольного самоубийства, – сказал я твердо. – Это мое последнее слово по этому вопросу.

Королевский Прокурор достаточно долго работал на своем месте, его трудно было смутить. Он прокашлялся, пошелестел бумагой и начал.

– Есть несколько криминальных действий, которые могут быть вменены вам в вину, молодой человек, – забубнил он.

У него было чрезвычайно мрачное выражение лица. Я невозмутимо зевнул.

– Я надеюсь, что этого не произойдет, продолжал он, так как это только осложнит дело. Сам король не хочет, чтобы это случилось. Он настоятельно рекомендовал мне закончить это дело как можно скорее и восстановить между всеми мир. Я здесь для того, чтобы привести его желание в исполнение. Подпишите это извинение, и вас немедленно отвезут на борт космолета, отлетающего ночью. Дело будет закончено.

– Пытаетесь избавиться от меня, чтобы скрыть ваши пьяные драки во дворце?

Я усмехнулся. Лицо Прокурора налилось краской, но с большим трудом он сдержался. Если они сейчас выпроводят меня с планеты все пропало.

– Вы оскорбляете нас, сэр! – проговорил он. – Не забывайте, вы и сами не без греха в этом деле. Я от души советую вам подписать извинение и принять снисходительность короля.

Он протянул мне бумагу, но я разорвал ее на куски.

– Извиниться? Никогда! – крикнул я ему. – Я защищал свою честь от ваших пьяных мужланов и жуликов дворян, самых бессовестных из всех воров, укравших права, справедливо принадлежавших моему роду.

Все вышли. Начальник тюрьмы был единственным из них, близким мне по возрасту, поэтому именно ему я подсказал дорогу носком ботинка в соответствующее место. Все было так, как и должно было быть.

Дверь с шумом захлопнулась передо мной, мятежным сыном земли Фрейбурской.

Я сделал все, чтобы привлечь внимание Ангелины, но если этого не произойдет, я рискую провести остаток моих дней за этими мрачными стенами.

Ожидание всегда плохо сказывалось на моих нервах. Я мыслитель только в спокойное время, а в остальное человек действия.

Одно дело разработать план и смело приступить к его выполнению, совсем другое сидеть в грязной тюремной камере и думать, нет ли в логической цепи разработанного плана слабых мест.

Выберусь ли я из этого мешка?

Скорее всего, это сделать нетрудно, но лучше оставить как последнее средство.

Там, снаружи, я вынужден буду скрываться, и у нее не будет шансов установить со мной связь.

От переживаний я сгрыз все ногти на руках.

Следующий шаг был за Ангелиной, мне оставалось ждать и надеяться, что она не задержится с правильным решением после анализа всех моих действий.

Через неделю я начал сходить с ума.

Королевский Прокурор не приходил, и никаких разговоров о суде или приговоре не было.

Я подкинул им раздражающую проблему, и теперь они скребли головы, не зная, что делать. Я почти решился бежать. Выбраться из этой захолустной тюрьмы само по себе было не сложно. Но ведь я жду сообщения от своей беспощадной любви. Я рассматривал возможности, которые она могла бы использовать. Может быть, какое-то давление на двор, чтобы меня освободили? Или тайно пронести напильник и записку, чтобы я выбирался своими силами?

Вторая возможность казалась мне наиболее вероятной, и каждый раз, получая хлеб, я разламывал его, отыскивая что-нибудь внутри.

На восьмой день Ангелина откликнулась в наиболее свойственной ей прямолинейной манере.

Ночью что-то непривычное разбудило меня.

Шорохов не было слышно, я приник к щели в двери и увидел свет в конце коридора. Ночной охранник лежал на полу, а плотная фигура в маске, одетая во что-то черное стояла над ним с дубинкой в руке.

Подошел другой незнакомец, одетый аналогично первому, и они потащили охранника вдоль коридора по направлению ко мне.

Один из них порылся в кармане, и достал кусок красной материи, который вложил в безвольные пальцы охранника.

Когда они подошли к моей камере, я отскочил от двери и бесшумно скользнул в постель.

Ключ заскрипел в замке, зажегся свет. Я сел на кровать, изображая только что проснувшегося человека.

– Кто тут? Что вы хотите?

– Быстренько вставайте и одевайтесь, Дибстол. Мы вас выведем отсюда.

Это был первый головорез, которого я видел. Дубинка еще свисала с его руки. Я отвалил челюсть и пополз по кровати, прижимаясь спиной к стене.

– Убийцы! – завопил я. – Так вот что надумал король Вилли затянуть петлю мне на шее и сказать потом, что я повесился сам! Добро пожаловать, но не думайте, что это будет легко!

– Не будьте идиотом! – прошипел мужчина. – Закройте рот! Мы здесь, чтобы спасти вас. Мы друзья.

Еще двое, одетые таким же образом, появились за ним, в коридоре промелькнул четвертый.

– Друзья! – заорал я. – Убийцы, вот вы кто! Вы дорого заплатите за это преступление.

Четвертый из коридора прошептал что-то, и остальные направились ко мне. Мне хотелось получше рассмотреть главаря.

Это был маленький мужчина, если он б ы л мужчиной. Одежда на нем висела свободно, поверх всей головы была натянута маска из чулка. Ангелина была примерно такого роста. Рассмотреть подробнее я не успел. Бандиты набросились на меня. Я ударил одного ногой в живот и отскочил, но у них были все преимущества. Без обуви и оружия у меня не было шансов, а они не боялись использовать свои дубинки. Я еле сдержал победную улыбку, когда они усмиряли меня.

Все еще сопротивляясь, я позволил тащить себя в то место, где мечтал оказаться.

Глава 16

Удар по голове меня всего лишь ослабил, и только когда один из них сломал у меня перед носом капсулу со снотворным, я отключился. Конечно, у меня не было ни малейшего представления, ни как далеко мы уехали, ни где мы находимся на Фрейбуре. Наверное они сделали антинаркотический укол, так как первое, что я увидел, был худой тип со шприцем в руке. Он наклонился, но я отодвинулся.

– Собираетесь мучить меня до того, как убить, свиньи! – сказал я, вспоминая роль, которую играл.

– Не волнуйтесь, произнес низкий голос сзади, вы среди друзей, которые разделяют ваше возмущение существующим режимом.

Голос не был похож на Ангелинин. Это был дородный человек с неприятным выражением лица. Медик вышел, оставив нас одних, и я понял, что план начал действовать. Маленькие глазки, тяжелая челюсть и надменный взгляд я узнал в нем одного из представителей Фрейбурского дворянства. Глядя на это уродливое лицо, я копался в своей бездонной памяти.

– Князь Рденрант, – сказал я.

Я пытался вспомнить, что еще о нем читал.

– Я полагаю, вы скажете мне правду. Не вы ли первый кузен Его Высочества? Трудно предположить, что вы украли человека из королевской тюрьмы для своих собственных целей…

– Это неважно, что вы полагаете, – огрызнулся он зло.

Раздражение отразилось на его лице, и прошло некоторое время, пока он взял себя в руки.

– Виллельм может быть моим кузеном, но это не означает, что я считаю его идеальным главой нашей планеты. Вы говорили о своих претензиях на более высокое положение и о том, что были обмануты. Это так? Или вы просто один из придворных болтунов? Подумайте хорошенько, прежде чем ответить. Вы можете навредить себе. Найдутся и другие люди, которые думают так же, как и вы, жаждущие изменить порядок.

Импульсивность, энтузиазм вот что я должен был проявить. Или лояльный друг, или смертельный враг других вариантов не было. Я рванулся вперед и крепко схватил его за руку.

– Если вы сказали мне правду, вы получили единомышленника, который пойдет рядом с вами. Если солгали, и это просто ловушка короля, тогда, Князь, будьте готовы сражаться.

– Нет необходимости в сражениях, – сказал он.

Он с трудом освободил свою руку.

– По крайней мере между нами. Впереди трудный путь, и мы должны доверять друг другу.

Он хрустнул суставами и мрачно взглянул в окно.

– Я искренне надеюсь, что смогу полностью положиться на вас. Фрейбур во времена наших предков был совсем другим. Лига задушила инстинкты борьбы нашего народа. Ведь нет ни одного человека, на кого я мог бы положиться.

– А те, кто взял меня из камеры? Они, вроде, действуют достаточно хорошо.

– Грубая сила! – воскликнул он.

Он надавил кнопку в ручке кресла.

– Твердолобые болваны. Этих я могу нанять, сколько угодно. Мне нужны люди, которые могут руководить, помогать мне вести Фрейбур к светлому будущему.

Я не стал говорить о человеке, который стоял в коридоре и руководил всей ночной операцией. Если Рденрант не хочет говорить об Ангелине, я тоже не буду касаться этого предмета, но раз ему хочется видеть во мне умного коллегу, надо ему подыграть.

– Скажите, вы специально оставили в руке охранника кусок мундира? Он бросался в глаза.

Глаза его сузились, когда он повернулся, чтобы посмотреть на меня.

– Вы очень наблюдательны, Бент, – сказал он.

– Дело практики, – ответил я.

Я пытался одновременно изобразить скромность и честолюбие.

– Этот кусок материи с пуговицей в руке охранника выглядел, как будто его оторвали в борьбе. В то же время я видел, что все были одеты только в черное. Может быть у этого другой смысл…

– Чем дальше, тем больше я радуюсь, что встретился с вами, – сказал он. Он обнажил все свои кривые зубы с выражением, которое, видимо, считал за улыбку.

– Люди Старого Дюка имеют красную ливрею, как вы несомненно знаете…

– А Старый Дюк является сильнейшей опорой Виллельма Девятого, – закончил я за него. – И слабейшим не повредит, если он рассорится с королем.

– Не слабейшим, – как эхо, повторил Рденрант.

Он снова показал мне все свои зубы.

Он начал вызывать у меня отвращение.

Однако, если это было доверенное лицо Ангелины для действий на планете, то, несомненно, она сделала наилучший выбор.

Но у него едва ли хватит широты воображения представить себе идеи Ангелины в полном объеме. Я думаю, что деньги и титул, да еще амбиции – именно те качества, которыми она прельстилась.

Непонятным было только, где она сама.

Кто-то вошел в дверь, и я сжался, приготовившись к схватке. Это оказался всего лишь робот, но производивший такой лязг и грохот, что впору было испугаться. Князь приказал этому чудищу принести выпивку, и, когда тот повернулся, я увидел, что с задней стороны плеча у него торчит труба. В воздухе явственно чувствовался резкий запах угольного дыма.

– Этот робот что, работает на угле?

Я хихикнул.

– Да, – сказал Князь.

Он налил в стаканы.

– Это прекрасный пример развала Фрейбурианской экономики, мудро руководимой Виллельмом Некомпетентным. Вы разве видели подобных уродов в столице?

– Да вроде нет, – ответил я.

Я вытаращил глаза на извергаемые клубы дыма и следы ржавчины и угольной пыли на его корпусе.

– Конечно, меня долго не было… Все меняется…

– Они не меняются настолько быстро! И не демонстрируйте мне тут, Дибстол, галактические замашки. Я был в Мистельдроссе и видел, как там живут. У вас вообще нет роботов, даже таких дрянных.

Он в бессильной злости отвесил монстру пинок. Тот слегка качнулся и для поддержания равновесия щелкнул клапаном, пропуская пар в ножной поршень.

– Двести лет прошло с того дня, как мы в Лиге, которая поит нас молочком и успокаивает. И для чего? Чтобы король во Фрейбурбаде купался в роскоши, в то время как мы здесь получаем несколько роботов с куриными мозгами и примитивнейшей системой управления и должны продолжать строить малоэффективных роботов сами. Аппарат, который вы будете считать автоматическим, может оказаться обычной лодкой с веслами.

Он осушил стакан, и я не сделал попытки объяснить ему экономику галактической коммерции, престиж планеты и многочисленные уровни межкоммуникаций. Эта затерянная планета была отрезана от основного потока галактической культуры, может быть, тысячу лет, пока вновь после распада не установила контакт. Они должны были возрождаться постепенно, без катаклизмов, которые могут нарушить процесс. Конечно, хоть миллиард роботов могут быть присланы завтра же. И что хорошего это принесет экономике? Наверняка много лучше ввести на планету блоки управления, чтобы местные сами строили для себя то, что хотят. Если им не нравиться конечный продукт, они могут улучшить схему, вместо того, чтобы жаловаться.

Князь, конечно, в этом направлении не думал. Ангелина очень тонко сыграла на его предрассудках и личном самолюбии.

Внезапно Князь подался вперед и постучал по шкале на боку робота.

– Посмотрите на него! – крикнул он. – Давление упало на восемьдесят фунтов! А дальше, как вы понимаете, он вообще перестанет соображать и рухнет на пол. Поддерживай давление, идиот!

Внутри робота что-то щелкнуло, он наклонился и поставил поднос со стаканами на стол. Я сделал небольшой глоток и стал с наслаждением наблюдать. Раздражающе медленно подкатившись к камину, он открыл дверцу у себя в животе, откуда вырвалось пламя. Поддев угольным совком приличную порцию антрацита, он швырнул его себе в нутро и снова захлопнул дверцу. Для внутренних помещений он, конечно, не подходил.

– Вон, дубина! – заорал Князь.

Он зашелся от кашля. Дым начал рассеиваться. Я налил себе еще и решил в первую очередь выяснить все о Рденранте.

Нужно было действовать активнее, если я собирался поймать Ангелину. Вся постановка дела явно указывала на ее присутствие, а вот самой ее не было видно. В гостиной я встретил несколько офицеров из окружения Князя. Один из них, Курт, молодой небогатый дворянин, показал мне замок, состоявший из башен и небольшой слободы, обнесенной высокой стеной, отделявшей их от собственно города. Не наблюдалось никаких явных признаков планов Князя. Невдалеке несколько вооруженных волонтеров нудно отрабатывали какие-то приемы. Это все выглядело слишком мирно, чтобы быть похожим на правду ведь доставили же меня сюда не случайно. Я деликатно задал Курту несколько вопросов, и он любезно на них ответил.

Подобно большинству мелкопоместных дворян, он испытывал недовольство центральной властью, хотя, конечно, сам по себе ничего никогда делать не собирался.

Его завербовали, он был готов поддержать планы, хотя сама идея ему была не очень понятна.

То, что он не говорил мне всей правды, стало очевидно, когда я поймал его на лжи.

Мимо нас прошли женщины, и Курт сказал, что это жены двух других офицеров.

– А вы тоже женаты? – спросил я.

– Нет. Все не было времени. А сейчас, я думаю, не до этого. Когда все закончится, и жизнь войдет в норму, можно будет и об этом подумать.

– Это верно, – согласился я. – А что Князь, он женат? Меня столько лет здесь не было, что я от всего этого отключился. Жены, дети и тому подобное.

Мне показалось, что при ответе он несколько замялся.

– Ну, можно сказать… Я знаю, Князь, был женат, но там что-то случилось, и теперь он не женат.

Он запнулся и перевел мое внимание на что-то еще, уходя от предмета разговора.

Путь Ангелины всегда был отмечен трупами, наверное, имеются и сейчас один два. Выглядит вполне правдоподобной ее связь со «случайной» смертью жены Князя.

Если бы смерть была естественной, Курт не стал бы уходить от этого разговора. Он замолчал, а я не допытывался.

Хотя Ангелина не может быть на виду, ее следы окружают меня со всех сторон.

Теперь это было только дело времени.

Я могу прижать Курта и отыскать тех громил, которые вытащили меня из тюрьмы, поставить им выпивку, разговорить, расположив к себе, а потом вытянуть из них все, что можно, о человеке, который ими руководил.

Ангелина сама сделала первый шаг.

Один из угольных роботов, гремя и клацая, принес мне записку. Князь хотел видеть меня.

Когда я вошел, Князь уже был сильно и устойчиво пьян.

Кроме того, комната была заполнена сладким табачным дымом. В его сигаретах, видимо, был не только табак.

Это означало, что он с утра был в расстроенных чувствах, но я не собирался быть в числе его утешителей.

Чувства эти, конечно, не отразились на моем лице. Я изобразил исключительное внимание.

– Пора за дело, сэр? Вы для этого послали за мной? – спросил я.

– Садитесь, – пробормотал он.

Он указал на кресло.

– Угомонитесь. Хотите сигарету?

Он подтолкнул ко мне коробку, наполненную коричневатыми цилиндрами.

– Нет, сэр. В настоящее время я не курю. Это обостряет зрение и реакцию, спусковой палец должен действовать безукоризненно.

Мысли Князя витали где-то далеко.

Мне казалось, что он меня не слышит.

Потирая щеку, он оглядывал меня сверху вниз. Наконец после внутренней борьбы какое-то решение отразилось на его лице.

– Что вы знаете о семействе Радебрехен? – спросил он.

Вопрос был настолько необычен, что даже ошарашил меня.

– Абсолютно ничего, – ответил я искренне. – А что?

– Нет, нет, – быстро ответил он.

Он снова потер щеку. Голова у меня начала туманиться от воздуха комнаты, а как же должен был чувствовать себя он?

– Пойдемте со мной, – сказал он.

Он с трудом выбрался из кресла.

Пройдя через многочисленные залы вглубь здания, мы остановились около двери, похожей на все остальные, перед которой стоял охранник грозного вида мускулистый тип со скрещенными на груди руками.

В одной из них была зажата рукоять пистолета.

При нашем приближении он даже не пошевелился.

– Он со мной, – сказал Рденрант брюзгливым тоном.

– Я должен обыскать его, – сказал охранник. – Приказ.

Становилось все интереснее. Кто-то отдает приказы, которые не может нарушить князь, и это в его-то замке! Будто бы я не знал. Кроме того, я узнал голос охранника. Он был одним из тех, кто забирал меня из тюремной камеры. Он быстро и тщательно обыскал меня и отступил на шаг. Князь открыл дверь, и я последовал за ним, стараясь не отдавить ему пятки.

Теория теорией, а практика практикой.

Я был почти уверен, что встречу Ангелину, и все же увидеть ее сидящей за столом было подобно шоку. Словно электрический разряд пробежал по спинному мозгу. Настал момент, которого я ждал долгое время. Необходимо было взять себя в руки и надеть маску равнодушия, с поправкой, естественно, на то, что перед здоровым молодым мужчиной оказалась привлекательная, соблазнительная женственность.

Конечно, девушка была мало похожа на Ангелину, но сомнений не было. Изменилось лицо и цвет волос, но и на новом лице сохранилось выражение ангела, как и раньше. Фигура осталась практически той же, за исключением, возможно, небольших улучшений. Ее трансформация была поверхностной, не такой глубокой, как у меня.

– Это Граф Дибстол, – сказал Князь.

Он остановил на ней свой затуманенный взор.

– Это человек, которого вы хотели видеть, Энжела.

Итак, она осталась ангелом, только с другим именем. Это плохая привычка. Я знал нескольких людей, которые попались только потому, что выбрали себе новое имя слишком похожим на старое.

– Спасибо вам, Касситор, – сказала она. – Очень любезно с вашей стороны привести ко мне Графа Бента.

Касси, видимо, ожидая более теплого приема, переступая с ноги на ногу, бормотал что-то себе под нос.

Однако Ангелина-Энжела оставила температуру приема той же, а может, и опустила еще градуса на два, начав перебирать какие-то бумаги у себя на столе.

Несмотря на свое состояние, Князь все понял.

Он вышел, опять что-то бормоча, и на этот раз я понял, что это было самое короткое и грубое слово в местном диалекте.

Мы остались одни.

– Зачем вы лгали, будто служили в Звездной Гвардии? – спросила она совершенно спокойно.

Она продолжала копаться в бумагах. Я сделал намек на саркастическую улыбку и сбил не существовавшую пыль с рукава.

– Не мог же я рассказать этим прекрасным людям, чем я действительно занимался все эти годы.

Глаза мои излучали простодушие.

– И чем же вы занимались, Бент? – спросила она все тем же ровным, без эмоций голосом.

– А вот это уже мое дело, – сказал я в ее тональности. – И прежде чем отвечать на вопросы, я бы хотел узнать, кто вы, и как оказалось, что вы имеете здесь большее влияние, чем великий Князь Касситор?

Я решил идти напролом, но это ее не смутило, и она снова завладела инициативой.

– Ну, поскольку у меня здесь большее влияние, я думаю, вы найдете желание отвечать на мои вопросы. Не бойтесь шокировать меня, вас удивит, сколько я о вас знаю.

Нет, возлюбленная Ангелина, совсем не удивит. Но не мог же я все выложить без всякого сопротивления.

– Ведь за всей этой идеей революции стоите вы, не так ли, – сказал я в утвердительной, а не в вопросительной манере.

– Да, – сказала она.

Она положила на стол бумаги, чтобы видеть меня.

– Тогда вы должны знать. Я занимался контрабандой. Это очень интересное занятие, если знать, где что брать. Через несколько лет я понял, что это наиболее выгодный бизнес. Однако, в конце концов, некоторые правительства увидели во мне опасного конкурента, так как хотели обкрадывать народ единолично. Под давлением обстоятельств я вернулся на свою тихую родину для отдыха.

Ангел мой не хотела покупать кота в мешке и задала мне массу прекрасных вопросов, показывавших ее полную осведомленность в этом деле. Я не боялся, так как в свое время пропустил через свои руки этим способом мегасуммы. Волновался я только за детали, так как занимался этим в молодости, еще не достигнув профессиональных высот. Войдя в роль, я старался запомнить все, что говорил. Это был решающий момент, когда не допускалось ни малейшего намека или жеста, способных воскресить в ее памяти Скользкого Джима ди Гриза. Я должен казаться местным трупом, витающим все еще в облаках вселенной.

Атмосфера нашей беседы с выпивкой и дымившимися сигаретами была, конечно, подстроена, чтобы ослабить мой контроль над собой и дать мне возможность допускать ошибки. Я действительно пару раз соврал, но так, чтобы она отнесла это за счет моего мальчишеского задора. Когда напряжение спало, я попытался сам задать вопрос.

– Скажите, с вами никак не связана местная семья Радебрехен?

– Почему вы спрашиваете? – спросила она холодно и жестко.

– Ваш улыбчивый друг Касситор Рденрант спросил меня об этом перед тем, как идти сюда. Я сказал ему, что ничего не знаю. Это как-то связано с вами?

– Это… Они хотят убить меня, – ответила она.

– Ну это же глупо и отвратительно, – сказал я, принимая эффектную позу.

Она проигнорировала.

– Чем я могу вам помочь? – спросил я.

Я возвратился к делу, раз моя мужская привлекательность на нее не подействовала.

– Я хочу, чтобы вы были моим телохранителем, – сказала она.

Когда я улыбнулся и открыл рот, чтобы ответить, она перебила.

– И, пожалуйста, избавьте меня от всяких комплиментов по поводу тела, которое будете с удовольствием охранять. Я достаточно наслушалась этого от Касситора.

– Я хотел только сказать, что принимаю предложение.

Это была ложь, так как фразы, аналогичные отмеченным, вертелись у меня на языке. Я напомнил себе, что, как это ни трудно перед лицом Ангелины, но расслабляться я не имею права.

– Расскажите мне только что-нибудь о людях, которые хотят убить вас.

– Известно, что Князь Рденрант был женат, – сказала Ангелина.

Она поигрывала, словно девочка, стаканом.

– Его жена совершила самоубийство самым глупым образом. Ее семья, эти самые Радебрехены думают, что ее убила я, и хотят отомстить, убив в ответ меня. В этом заброшенном углу Фрейбура еще сохранилась вендетта, и эти богатые идиоты тоже ее исповедуют.

Вот теперь картина прояснилась.

Князь Рденрант, прирожденный оппортунист, чтобы увеличить состояние, женился на дочери этой семьи. Все было прекрасно, пока не появилась Ангелина. Не зная местных обычаев, связанных с мщением, она убрала с пути камень преткновения.

Но что-то было сделано не так, или Князь где-то сплоховал, и возникла вендетта. Теперь мой Ангел хочет просунуть мою нежную плоть между собой и убийцами.

Я задал еще один вопрос.

– Это было самоубийство, или вы убили ее? – спросил я.

– Да, я убила ее, – сказала она.

Все наши карты лежали на столе. Решение было за мной.

Глава 17

Итак, что же нужно делать? Я не собирался стрелять или бить ее по голове, чтобы арестовать. Нет, я, конечно, собирался ее арестовать, но в будущем. Ведь нельзя же сделать это в центре цитадели Князя. Кроме того, хотелось подробней разобраться в деятельности Князя, так как она была, несомненно, в компетенции Специального Корпуса. Если я собирался вернуться, то с таким подарком мне было бы значительно легче это сделать.

Но вообще-то я не был уверен, что хочу вернуться. Трудно забыть тот заряд, которым они пытались взорвать меня. В целом все было не так просто. Сюда оказалось замешанным множество факторов.

Находясь большую часть времени с Ангелиной, я откровенно любовался ею и забывал о телах, плававших в космосе. Они приходили ночью и терзали мою совесть, но я всегда засыпал раньше, чем они успевали сделать свое дело.

Жизнь была постелью из роз, и можно было наслаждаться ею, пока цветы не завяли.

Наблюдать, как она работает, было истинным удовольствием.

Если бы вы поставили меня к стенке и заставили признаваться, я бы ответил, что кое-чему я у нее научился.

Она ведь самостоятельно организовала революцию на мирной планете, которая имела много шансов на успех.

В некоторой степени я ей помогал.

Несколько раз она обращалась ко мне с вопросами и во всех случаях следовала моим рекомендациям.

Конечно, я никогда не свергал правительства, но криминальные законы во всем едины, вне зависимости от применения.

Однако это было редко.

Большую часть времени, особенно в первые несколько недель, я оставался телохранителем, защитником от покушения.

Подобное положение, конечно, не могло не вызывать у меня иронической улыбки.

Существовал однако в нашем маленьком Мятежном Раю змей, имя которому было Рденрант.

Из отдельных слов, услышанных в разных местах, я начал подозревать, что Князь вовсе не хочет быть революционером. Чем ближе был день выступления, тем бледнее он становился. К этому добавлялись его физические пороки, и однажды произошел конфликт.

Ангелочек и Князь совещались, а я сидел сбоку в приемной.

Когда удавалось, я бессовестно подслушивал. На этот раз, закрывая дверь, я тоже оставил маленькую щелочку. Осторожно манипулируя пальцами, я расширил ее, пока не услышал голоса.

Князь почти кричал, в его словах отчетливо прослеживалась недвусмысленная попытка шантажа. Затем тон понизился, и как я ни прислушивался, но ничего не услышал. Потом в его голосе зазвучало хныканье, перемежавшееся сахарной лестью.

Ответ Ангелины был однозначен – громкое и решительное нет.

Его вопль поднял меня на ноги.

– Но почему? Всегда только нет! Хватит с меня!

Послышался звук рвущейся материи, что-то упало на пол и разбилось. Одним прыжком я влетел в дверь. Перед моим взором открылась живописная батальная сцена. Одежда Ангелины была разорвана на одном плече, Князь стоял рядом, вцепившись пальцами, словно когтями, ей в руку. Выхватив пистолет, я рванулся вперед, но Ангелина была быстрее. Схватив со стола бутылку, она ловко ударила его по голове. Князь рухнул, как подкошенный.

Подтянув разорванную блузу, она сделал останавливающий жест.

– Уберите пистолет, Бент. Все закончилось, – сказала она спокойно.

Я подчинился, но только после того, как убедился, что Князь без движения, и моя помощь не требуется. Она справилась сама. Когда я встал, она уже уходила, пришлось ее догонять.

Остановившись перед своей комнатой, она бросила мне:

– Ждите здесь.

Не нужно было быть слишком прозорливым, чтобы предсказать наступление плохих времен. Придя в себя, Князь, несомненно, примет нужное решение и об Ангелине, и о революции. Я размышлял, обдумывая эти вопросы, когда она позвала меня.

Ее руки покрывал длинный платок, скрывавший разорванное платье. Внешне она выглядела спокойно, но скрытый блеск в глазах выдавал волнение. Я заговорил, как мне казалось, о том, что должно было беспокоить ее в первую очередь.

– Хотите, чтобы я присоединил Князя к его родовитым предкам в семейном склепе?

Она отрицательно покачала головой.

– Он еще пригодится. Мне удается справляться с моим темпераментом, держите под контролем и свой.

– С этим у меня все в порядке. Но неужели вы думаете, что после всего происшедшего можно продолжать с ним работать? У него, между прочим, серьезная травма головы.

Подобные мысли не обременяли ее. Она отмахнулась рукой.

– Я все еще могу управлять им, и он будет делать все, что я хочу, разумеется, в определенных пределах. Ограничениями служат его собственные природные способности, о чем я не знала, ставя его во главе восстания. Жаль, что трусость медленно разрушает первоначальную решительность его намерений. Но он все еще считается главарем, и мы должны использовать его в этом качестве. А сила и власть должны быть в наших руках.

Я человек не медлительный, но осторожный. Прежде чем ответить, я обдумал ее слова со всех сторон.

– Что означает это «мы» и «наше»? Где тут мое место?

Ангелина расположилась в кресле и откинула со лба свои прелестные золотые волосы. В ее улыбке было около двух тысяч вольт, и предназначалась она мне.

– Я хочу, чтобы вы участвовали в этом деле вместе со мной, – сказала она с теплыми интонациями, – партнером. Мы держим впереди Князя Рденранта, пока не придет успех, затем устраняем его, и все остальное делаем сами. Согласны?

– Да, – сказал я.

Потом с особым воодушевлением я снова повторил:

– Да!

Впервые я был столь однословен. Нужно было срочно собраться с мыслями.

– И все-таки, почему я? Простой телохранитель, который заботится прежде всего о восстановлении своих украденных прав. Не велик ли скачок от мальчика на побегушках до председателя правления?

– Зачем спрашивать, если вы сами все понимаете, – сказала она.

Она улыбнулась, отчего температура в комнате поднялась градусов на десять.

– Вы можете руководить этим делом так же хорошо, как и я, вам это нравится. Мы вместе сделаем революцию и завоюем планету. Что вы на это скажете?

Пока она говорила, я ходил взад и вперед. Она встала, взяла меня за руку и остановила. Тепло ее пальцев жгло меня огнем сквозь рубашку. Ее лицо было прямо передо мной, а голос стал бархатным и низким такого я никогда не слышал.

– Это будет прекрасно. Обязательно. Ты и я… вместе. Обязательно!

Бывает, когда словами не скажешь, и тогда говорит ваше тело. Это был тот самый случай. Мои руки обняли ее и прижали к себе, мой рот приник к ее губам. Она ответила мне тем же. Руки ее лежали на моих плечах, губы были ласковыми. Продолжалось это столь мало, что впоследствии я не был уверен, было ли это вообще. Теплота внезапно исчезла, все стало плохо.

Она не боролась со мной, не пыталась оттолкнуть, но губы ее вдруг стали безжизненными, а глаза совершенно пустыми. Она так и стояла, пока я не опустил руки и не отошел, потом снова села в кресло.

– Что случилось? – выдавил я из себя.

– Хорошенькое личико это все, о чем вы думаете? – спросила она.

В ее голосе было рыдание, страдание исказило ее лицо.

– Все вы мужчины похожи… все одинаковы!

– Невероятно! – крикнул я в раздражении. – Вы же хотели, чтобы я вас поцеловал, не отрицайте! Что изменилось в ваших мыслях?

– А захотели бы вы поцеловать ее? – выкрикнула Ангелина в исступлении, которого я не мог понять.

Она дернула тонкую цепочку вокруг шеи и швырнула ее мне. На ней висел маленький медальон, еще теплый от ее тела. При падении света под определенным углом на нем ясно просматривалось изображение. Мне удалось кинуть только один взгляд на девушку на фотографии. Что-то опять изменилось в мыслях у Ангелины, она вырвала цепочку и стала толкать меня к двери.

Дверь захлопнулась за мной, загремел тяжелый засов.

Не обращая внимания на удивленного охранника, я направился к себе в комнату. Но что означала ее внезапная холодность и эта фотография? Зачем она носила ее? Хотя я видел ее один миг, этого было достаточно. На фото была молодая девушка, может быть, сестра. Ужасные генетические законы говорят, что возможно неопределенно большое число комбинаций. Эта девушка была отвратительно уродлива другого слова не подберешь.

Дело было не в каком-то одном факторе, вроде горбатой спины, выпирающей челюсти или торчащего носа. Тут была комбинация черт, составляющих единоеотталкивающее целое, которое вызовет отвращение у кого угодно.

Тут я понял, что непроходимо глуп. Ангелина дала мне взглянуть на глубинные причины того, что изломало, исковеркало ей жизнь. Сразу стало ясно многое другое. Сколько раз, глядя на нее, я удивлялся, как может такая испорченная сущность находиться в такой очаровательной упаковке.

Теперь ответ был ясен – я не видел первоначальной оболочки. Мужчина еще как-то может терпеть свою уродливость, но что должна чувствовать в такой ситуации женщина? Как жить, когда каждое зеркало твой враг, и люди поскорее отворачиваются, увидев тебя? Что делать, если, к счастью или несчастью, вы наделены острым наблюдательным разумом, который все видит и сознает, делает неутешительные выводы, мучается от знаков отвращения? Некоторые девушки могли бы покончить жизнь самоубийством, но не Ангелина. Я могу предположить, что сделала она. Презирая себя, ненавидя свой мир и людей в нем, она не испытывала угрызений совести, задумывая преступления с целью добычи денег для операции по исправлению какого-то уродства, потом еще денег для следующей операции.

Затем, когда кто-то пытался остановить ее однажды, она легко, а возможно, и с удовольствием убила его. Медленный, жуткий подъем через преступления к красоте с достойным удивления разумом.

Бедная Ангелина. Я мог бы пожалеть ее, если бы не убийства, которые она совершила. Бедная, несчастная, одинокая девушка, которая, выигрывая одни битвы, безнадежно проигрывала другие. Она сумела придать телу очаровательные, действительно ангельские формы, а мозг, который управлял всем процессом, постепенно деформировался, пока не стал таким же уродливым, как раньше тело.

Но если можно изменить тело, почему нельзя изменить мозг? Можно ли что-то для нее сделать?

Я так напряженно думал, что не мог усидеть в своей маленькой комнате и вышел на воздух.

Близилась полночь, внизу должна была быть охрана, и все двери были заперты.

Я решил подняться наверх. В саду на крыше не должно было быть никого. Можно будет прогуляться в одиночестве.

На Фрейбуре нет Луны, но ночь была ясная, звезды давали достаточно света, чтобы видеть вокруг.

Охранник на крыше приветствовал меня, когда я вышел. Был виден красный огонек сигареты у него в руке. Я должен был что-то сказать по этому поводу, но мысли были заняты совсем другим.

Повернув за угол, я остановился и, облокотившись о парапет, стал смотреть на темные громады гор. Что-то задерживало мое внимание, и через несколько минут я понял, что это было: охранник. Он был на посту и курил, хотя часовому это не положено. Может быть, я слишком придирался, но мне это не понравилось.

В любом случае, поскольку это меня беспокоило, стоило вернуться и сказать ему несколько слов. Его не было на обычном месте, и это радовало; значит ходит вокруг и наблюдает. Я пошел обратно и вдруг заметил сломанные цветы, свисавшие с края крыши.

Это было совершенно невероятно, так как верхний сад был предметом гордости и постоянных забот Князя. Издали я увидел среди цветов какое-то темное пятно и понял, что дела очень и очень плохи. Это был часовой, мертвый или при смерти. Мне не нужно было искать причину, почему кто-то мог оказаться здесь ночью.

Причиной была Ангелина. Ее комната была на верхнем этаже почти под этим местом. В пяти метрах ниже была видна белая площадка балкона перед ее окном и что-то темное и бесформенное, припавшее к стене. Мой пистолет остался в комнате.

Это был один из немногих случаев в моей жизни, когда я не выполнил всех предосторожностей. Я должен был спасти Ангелину. Все это в доли секунды промелькнуло у меня в мыслях, когда я взялся за край балюстрады. Рука наткнулась на крохотный крючок, к которому была привязана веревка, практически невидимая, но крепкая, как канат. Убийца спустился с помощью специального прибора, выпускавшего из себя нить, словно паук. Нить представляла собой субстанцию, состоявшую из одной мономолекулы, способной выдержать вес человека. Если бы я попытался спуститься по ней, то лишился бы пальцев – она была острее бритвы.

На балкон можно было попасть, достигнув маленькой площадки под ним, для чего нужно было пройти почти два километра по долине. Я принял решение прыгать, вскочил на перила и поймал равновесие.

Подо мной бесшумно открылось окно. Я оттолкнулся и, целясь пятками в человека, полетел вниз.

В воздухе меня развернуло, и я вместо того, чтобы ударить, рухнул ему на плечи. Мы оба покатились по балкону.

Древние камни задрожали, но выдержали.

Падение слегка оглушило меня, но я надеялся, что его плечам досталось не меньше, чем моим ногам. Несколько секунд я был беспомощным, затем совладал с собой и пополз к нему. От удара из его рук выпал длинный тонкий кинжал. Я увидел, как блеснуло его лезвие. Он успел к нему раньше и, зарычав, нанес удар, который, к счастью, не задел меня, а только пропорол рукав. Пока он не отскочил, я схватил его запястье с ножом и крепко сжал.

Это была безмолвная, кошмарная битва, ценой которой, как мы оба хорошо понимали, была жизнь. Из-за ушиба ноги я не смог быстро встать, и он, более тяжелый и более сильный, оказался сверху. Обоими руками я с трудом удерживал его руку со смертоносным клинком. Стояла мертвая тишина, слышалось только наше тяжелое дыхание.

Перевес начал склоняться на сторону убийцы, вес и неумолимая сила делали свое кинжал медленно опускался. Лезвие было совсем рядом, но тут я заметил, что вторая его рука безжизненно висит. Она была сломана при падении, а он даже не издал ни звука.

Никогда человек не сражается так отчаянно, как при борьбе за жизнь. Мне удалось вытащить из-под него одну ногу и, извернувшись, я ударил коленом в его сломанную руку. Он содрогнулся от боли.

Я повторил удар сильнее. Пытаясь отстраниться, он потерял равновесие и согнул локоть, стараясь удержаться от падения. Вложив все силы, которые были в моем теле, я развернул его руку лезвием вверх.

Это почти удалось мне, но он все-таки был сильнее, лезвие только слегка царапнуло его грудь. Я собрал силы, чтобы повторить прием, но внезапно он содрогнулся и умер.

Хитростью меня не возьмешь, но это была не хитрость. Я почувствовал, как в спазме закаменели его мускулы, когда он упал в сторону, но все равно не разжал хватки, пока за мной не зажегся свет в окне. Только теперь я увидел жуткие желтые капли на лезвии кинжала – мгновенно действующий нервнопаралитический яд.

Там, где лезвие задело рукав моей рубашки, тоже остался желтый след. Я знал, что этот яд не нуждается во введении внутрь, он также хорошо действует на обнаженную кожу.

С невероятными предосторожностями, борясь с дрожью в руках от усталости, я стянул рубашку. Только когда она была сброшена поверх трупа, я расслабился и глубоко вздохнул.

Нога у меня действовала, хотя и сильно болела. Видимо я не сломал ее, а только сильно ушиб, так как мой вес она держала. Я шире открыл высокое окно в комнату, и труп позади меня ярко осветился. Ангелина спокойно сидела на кровати, прижимая к груди одеяло, но в глазах ее виднелась тревога. Она поняла, что произошло.

– Он мертв, – сказал я хриплым голосом.

Горло мое пересохло, и я прокашлялся.

– От собственного яда.

Я прошел в комнату, растирая ногу.

– Я спала и даже ничего не слышала, когда он открыл окно, – сказала она. – Спасибо.

Актриса, лгунья, обманщица, убийца она играла сотни ролей, говорила бесчисленным количеством оттенков голосов. Но сейчас в этих последних словах ощущалось неподдельное чувство. Эта попытка убийства произошла слишком быстро после предшествовавшей тяжелой сцены. Ее защитные реакции еще не успели возобладать над естественными эмоциями.

Волосы рассыпались у нее по плечам, на ней была красивая ночная сорочка, сделанная из какого-то тонкого и мягкого материала. Все события этой ночи давали мне право действовать смело. Я сел на постель и обнял ее за плечи. Медальон с разорванной цепочкой лежал на столике перед кроватью. Я взял его в руку.

– Пойми, этой девушки не существует, она осталась только в твоей памяти, – сказал я. – Это все в прошлом. Ты была ребенком, а теперь ты женщина. Ты была девочкой, а теперь ты женщина. Ты, может, и была этой девочкой, но сейчас ты – не она!

Я резко повернулся и выбросил медальон в окно в темноту.

– Все это осталось в прошлом, Ангелина! – крикнул я во все горло. – Ты это только ты!

Я поцеловал ее, и на этот раз она уже не оттолкнула меня. Как я нуждался в ней, так и она нуждалась во мне.

Глава 18

Как только рассвет коснулся неба, я отнес тело убийцы к Князю. Я был лишен удовольствия разбудить его, так как сержант охраны уже сделал это, когда обнаружил лежащего часового на крыше. Он был мертв от того же самого отравленного ядом клинка. Начальник и охрана топтались вокруг тела на полу приемной Князя и с недоумением рассуждали об этой непонятной смерти часового. Они не видели меня, пока я не бросил свой груз рядом с часовым, напугав их.

– Это убийца, сказал я не без гордости.

Князь Касситор наверняка узнал тело, так как, взглянув на него, резко вздрогнул. Несомненно, это был близкий родственник, родной брат или кто-то в этом роде.

Я думаю, он никогда не верил, что семейство Радебрехен осуществит свою угрозу мести.

Поведение сержанта охраны вызвало недоумение. Он переводил взгляд с Князя на труп и обратно, и я удивился, как быстро носятся мысли в его бритой, мощной военной голове. Тут была какая-то сложная завязка, и нужно было выяснить, в чем дело. Я решил при первой же возможности поговорить с сержантом тет-а-тет. Князь, стоя рядом с трупами, потирал щеку, хрустел суставами и, наконец, велел унести их.

– Останьтесь, Бент, – сказал он, когда я собрался уходить с другими.

Я уселся в кресло, а он дождался, пока все ушли. Подбежав к бару, он наполнил стакан местным самогоном и, давясь, проглотил его. Наполнив стакан второй раз, он вспомнил, что не мешает и мне предложить этой живительной влаги. Я не отказался и, посасывая ее, удивлялся его волнению.

Во-первых, Князь проверил замки на всех дверях и плотно завесил окно. Отперев своим специальным ключом ящик стола, он достал из него маленький электронный прибор с управлением и телескопической антенной на верхней крышке.

– Неплохая штука! – сказал я.

Он вытянул антенну и не ответил, только бросил из-под бровей короткий взгляд и занялся регулировкой. Только когда на крышке зажегся зеленый индикатор, он успокоился.

– Вы знаете, что это такое? – спросил он.

Он указал на прибор.

– Конечно, – сказал я. – Только познакомился я с ними не на Фрейбуре. Они не слишком распространены.

– Они вообще не распространены, – ответил он.

Он добивался максимальной яркости зеленого индикатора.

– Насколько мне известно, этот экземпляр единственный на планете, и я хочу, чтобы вы никому не говорили о том, что видели. Н и к о м у, повторил он с ударением.

– Это меня не касается, – сказал я с наигранным отсутствием интереса. – Я думаю, человек имеет право на свои тайны.

Я сам любил тайны и множество раз использовал снуп-детекторы. Они могли обнаруживать электронные или волновые подслушивающие устройства и немедленно оповещать об этом. Можно было обмануть их, но сделать это было очень трудно.

Пока никто не знал о детекторе, Князь мог быть уверен, что его никто не подслушивает. Но кому это могло прийти в голову здесь, в центре его замка? Даже он должен знать, что снуп-приборы не могут работать на расстоянии. В воздухе резко запахло крысой, и я начал догадываться, в чем дело. Не оставалось сомнений, что крыса – Князь.

– Вы не глупый человек, Граф Дибстол, – сказал он.

Он подразумевал под этим, что я значительно глупее его.

– Вы путешествовали, видели другие миры и понимаете, как дики и отсталы мы здесь. Не откажитесь помочь мне сбросить петлю, которая затягивается вокруг шеи нашей планеты. Никакие жертвы не страшны, если они приближают день освобождения.

Он даже вспотел и опять вернулся к своей противной привычке хрустеть суставами. Голова сбоку, там, где Ангелина приложила бутылку, была заклеена пластырем, мокрым от пота. Я надеялся, что рана болит.

– Вы охраняете эту иностранку, – сказал Князь.

Он повернулся боком, но все еще продолжал наблюдать за мной краем глаза.

– Она оказала нам определенную помощь в организации, но сейчас ставит нас в затруднительное положение. Уже имеется одно покушение на ее жизнь и, вероятно, будут другие. Радебрехен старая известная семья, и ее присутствие для них невыносимо.

Он отхлебнул из стакана и перешел к основному.

– Я думаю, вы сможете выполнить ее работу так же хорошо, а возможно, и лучше. Как вы на это смотрите?

Без сомнения, я был переполнен талантами, или на этой планете явно не хватало революционеров. Уже второй раз за сутки мне предлагали сотрудничество. Было ясно, что Ангелина предлагала искренне, а вот от предложения Касси Дюка Рденранта исходил дурной душок. Я решил продолжать игру, чтобы увидеть, к чему это приведет.

– Я польщен, Князь, – ответил я. – Но что будет с иностранкой? Я не уверен, что ей понравится эта мысль.

– Это не важно, что ей понравится, – отрезал он.

Он слегка коснулся пальцами повязки на голове, затем, снова взяв себя в руки, продолжил:

– Мы не можем быть с ней жестокими.

Лицо его исказила отвратительная лицемерная улыбка, какой я никогда не видел до сих пор.

– Мы будем держать ее в заключении. У нее есть несколько преданных соратников, но об этом позаботятся мои люди. Вы будете с ней и арестуете ее в нужный момент. В тюрьме она будет в безопасности и не станет мозолить глаза, чтобы не навлечь неприятности на нас.

– Отличный план, – согласился я с энтузиазмом. – Меня не радует мысль заключить эту бедную женщину в тюрьму, но если так нужно, то я готов. Цель оправдывает средства.

– Вы правы. Но я хочу, чтобы была полная ясность. Вы, Бент, имеете замечательную способность выворачивать фразы, поэтому я лучше запишу. Цель оправдывает средства.

И такой вот человек планирует революцию! Я напряг память, чтобы вспомнить подходящий к случаю афоризм, но мысль затопила внезапная ярость. Я вскочил на ноги.

– Если мы собираемся сделать это, Князь, незачем терять время, – сказал я. – Давайте назначим арест на 18-00, это даст вам время обезвредить ее охрану. Я буду с ней в комнате и арестую ее, как только получу от вас сообщение об успешном завершении вашей акции.

– Все правильно. Вы, как всегда, человек действия, Бент.

Он протянул руку, и я, сдерживая отвращение, вынужден был пожать эту безвольную, влажную, предательскую ладонь.

Теперь прямо к Ангелине.

– Нас тут не подслушивают? – спросил я.

– У вашего бывшего дружка Князя Касси есть снуп-детектор. Не исключено, что у него имеются и другие приборы для подслушивания, которые он мог установить здесь.

Эта мысль ни в малейшей степени не взволновала Ангелину. Она сидела перед зеркалом, расчесывая волосы. Сцена, конечно, была очаровательная, но в данный момент неуместная. Штормовые ветры неслись на революцию, грозя все разрушить.

– Я знаю о детекторе, – сказала она.

Она продолжала причесываться.

– Это я ему подсунула. Правда, его слегка доработали, чтобы на наших частотах он всегда показывал норму, даже когда я включаю подслушивающее устройство.

– И вы слышали, как несколько минут назад он сделал мне предложение убить вашу охрану, а вас заключить в подземную тюрьму?

– Нет, не слышала, сказала она с таким изумительным самообладанием и спокойствием, которое всегда отличало все ее поступки.

Она улыбнулась мне в зеркале.

– Я была занята воспоминаниями о прошедшей ночи.

Женщины! Они все смешивают вместе.

Возможно, для них так лучше, но очень трудно для тех, кто находит, что эмоции и логика разные вещи. Я должен был заставить ее понять серьезность ситуации.

– Хорошо, пусть эти маленькие новости вас не волнуют, – сказал я.

Я старался держаться спокойно.

– Но есть другие. Вовсе не Раденбрехены послали убийцу прошлой ночью. Это сделал Князь.

Это подействовало. Ангелина оставила в покое волосы, и глаза ее посерьезнели.

Она не задала никаких глупых вопросов, а ждала, что я скажу дальше.

– Я думаю, вы недооцениваете бешенство этой крысиной морды. Когда вчера он получила бутылкой по голове, это совершенно разъярило его. Наверняка план у него был уже готов, и вы только подтолкнули его. Сержант охраны опознал убийцу и связал его с Князем. Это объясняет и то, как убийца попал на крышу, и откуда он знал, где вас искать, а заодно и внезапность этой атаки. Слишком многое произошло после вашей драки с Касситором Сварливым.

Пока я говорил, Ангелина вернулась к своей прическе и стала взбивать локоны.

Она не ответила. Это полнейшее отсутствие интереса стало действовать мне на нервы.

– Так что же вы все-таки собираетесь делать? – спросил я, уже не скрывая раздражения.

– А не кажется ли вам, что более важно понять, что вы собираетесь делать?

Она не подчеркивала вопроса, но за ним скрывалось многое. Я видел, что она наблюдает за мной в зеркале, поэтому отошел к окну, глядя на фатальный балкон и покрытые снегом горные вершины. Что я собирался делать? Это был вопрос куда более сложный, чем ей казался.

Что я собирался вообще делать?

Участвовать в революции, к которой не имел ни малейшего интереса? Зачем я тут?

Чтобы арестовать Ангелину для Специального Корпуса? Об этом надо пока забыть.

Но ответ надо было найти. Мое тело было хорошо замаскировано, но я не рассчитывал на какое-то длительное расследование.

Ангелина была, несомненно, уверена, что убила меня, поэтому не станет заниматься моей идентификацией. Я узнал ее очень быстро, изменено лицо, и все.

Тут меня осенило. Какие-то участки памяти могут забыть некий факт, но внезапно он может появиться. Я вспомнил, что сказал прошлой ночью.

«Все это осталось в прошлом, Ангелина», кричал я. Я сказал это, и она не возразила, хотя она уже не Ангелина, здесь она Энжела. Когда я к ней повернулся, на моем лице наверняка была написана растерянность, но она только загадочно улыбнулась и ничего не сказала. Но волосы расчесывать перестала.

– Ты знала, что я не Граф Дибстол? – выговорил я с трудом. – И как давно?

– Давно. Почти сразу, как ты вошел сюда.

– Ты знаешь, кто я?

– Настоящего имени я не знаю, если ты это имеешь в виду. Но я помню, какая злость во мне кипела, когда после огромной работы ты выжил меня из крейсера. Я помню глубокое удовлетворение, когда я стреляла в тебя во Фрейбурбаде. Теперь ты скажешь мне свое имя?

– Джим, – сказал я невесело. – Джим ди Гриз, известный в своей среде как Скользкий Джим.

– Прекрасно. Мое настоящее имя – Анжела. Я думаю, это была идиотская шутка моего отца, поэтому я с радостью смотрела, когда он умер.

– Почему ты не убьешь меня? – спросил я.

Я догадывался, как отошел в лучший мир ее отец.

– Зачем, дорогой? – ответила она проникновенно. – Мы оба сделали в прошлом ошибки, и потребовалось много времени, чтобы понять нашу похожесть. Я могу точно так же спросить, почему ты не арестуешь меня? Ведь с этого все началось, не так ли?

– Да, но…

– Но что? Ты пришел сюда с этой мыслью, но не выдержал внутренней борьбы с собой. Поэтому я не сказала, что узнала тебя. Я не знала, как все получится, хотя и надеялась. Ты видишь, я не хотела убивать тебя. Я знала, что ты любишь меня. Это было очевидно сразу. Это отличалось от звериной похоти всех этих самцов, которые говорили, что любят меня. Им нравилась только моя плоть, а ты любишь меня всю, потому что мы оба одинаковы.

– Мы не одинаковы, – сказал я.

Но в моем тоне не было убежденности.

Она только улыбнулась.

– Ты убивала и наслаждалась убийством вот наше основное различие. Понятно?

– Ерунда!

Она отмахнулась, как от мухи.

– Ты убил прошлой ночью тоже, неплохая работа, и я не заметила никакого раскаяния. И даже, по-моему, отмечался определенный подъем.

Не знаю, почему, но я чувствовал, что как будто петля затягивается у меня на шее. Все, что она говорила, было неправильно, но я не мог сказать, где конкретно. Где выход? Как разрубить этот гордиев узел?

– Давай покинем Фрейбур, – сказал я наконец. – Уйдем от этого ненужного идиотского восстания. Там опять будут смерти, убийства.

– Мы уйдем, если сможем найти место, где нам будет хорошо, – сказала Анжела с металлом в голосе. – Но это не главное. Главное, ты должен что-то поправить у себя в голове, изменить точку зрения. Это глупое отношение к убийству. Ты не понимаешь, что это совершенно тривиально. Через двести лет в галактике умрут все, кто живет сегодня, и какая разница, если нескольким людям помочь достичь этого чуть быстрее. Они сделают то же самое, если у них будет возможность.

– Ты не права, – возразил я.

Я понимал, что философия жизни и смерти гораздо сложнее, но затруднялся сформулировать свою точку зрения в такой нервной обстановке. Анжела слишком сильный наркотик, и моя слабая волевая решимость не устояла, смытая мощным потоком эмоций. Я прижал ее к себе и стал целовать, понимая, что хоть это и решает сиюминутные проблемы, но финальное решение делается еще труднее.

Тонкое пронзительное жужжание ударило мне в уши, и Анжела тоже его услышала. Оторваться друг от друга было трудно.

Я сел в кресло, а она подошла к видеофону и, переключив, что-то спросила. Я не слышал ответа, так как она отключила динамик и пользовалась наушниками. Один или два раза она сказала «да», неожиданно посмотрев при этом на меня. Не видно было, с кем она говорит, да и мне было все равно. Хватало других проблем.

Закончив разговор, она на момент застыла, и я ждал, что она скажет. Но она пошла к столу и стала в нем копаться. Там было много интересных вещей, но достала она ту, которой я меньше всего ожидал. Это был пистолет, большой и смертоносный, направленный на меня.

– Зачем ты сделал это, Джим? – спросила она.

Слезы застыли в уголках ее глаз.

– Почему ты решил это сделать?

Она даже не слушала мой ответ, ушла в свои мысли, хотя пистолет упорно смотрел в центр моего лба. Внезапно она вернулась к действительности, и злость плеснулась в ее глазах.

– Да ты ничего и не сделал, – сказала она старым жестким тоном. – Это я поверила, что один мужчина может отличаться от всех остальных. Ты преподал мне отличный урок, и за это ты умрешь быстро, вместо мучительной смерти.

– Ты что, совсем сошла с ума? – заорал я.

Я ничего не понимал.

– Не разыгрывай из себя невинность, – сказала она.

Она отступила назад и достала из-под кровати маленький тяжелый чемоданчик.

– Это радарный пост. Я сама установила оборудование и подкупила операторов, чтобы послали мне сигнал сразу. Кольцо кораблей, как тебе хорошо известно, снижается из космоса и окружает эту область. В твою задачу входило отвлекать меня как можно дольше. Этот план чуть не удался.

Она кинула на руку плащ и стала спиной отходить через комнату.

– Если я скажу, что я тут ни причем, и дам тебе самое великое слово чести, ты не поверишь мне? – спросил я. – Я ничего не делал и ничего не знал об этом.

– Оставь это для Космических Бойскаутов, – сказала Анжела издевательски. – Почему бы тебе не сказать правду, ведь все равно через двадцать секунд ты умрешь.

– Я сказал тебе правду.

Я хотел броситься на нее, но знал, что не успею.

– Прощай, Джеймс ди Гриз. Приятно было провести с тобой время. Позволь, уходя, доставить тебе последнюю радость. Все, что ты делал, было напрасно. Позади меня есть дверь и выход, о котором никто не знает. До того, как сюда прибудет полиция, я буду в безопасности. И еще скажу, что я буду убивать, и никто не сможет меня остановить.

Анжела подняла пистолет на вытянутую руку и слегка коснулась курка. За ней повернулась панель, открывая черную дыру в стене.

– Не разыгрывай сцену, Джим, – сказала она брезгливо.

Она глядела на меня поверх пистолета.

– Я не попадусь на удочку. Эти широко раскрытые глаза, это удивление, как будто кто-то стоит у меня за плечами. Я не повернусь. Ничего у тебя не выйдет.

– Знаменитые последние слова, – сказал я.

Я отпрыгнул в сторону. Пистолет рявкнул, но пуля ушла в потолок. За ней стоял Инскипп, поймав пистолет, выбитый у нее из руки. Анжела смотрела на меня с ужасом, даже не пытаясь сопротивляться.

Уже и наручники защелкнулись на ее тонких запястьях, а она стояла все так же неподвижно и молча. Я прыгнул вперед, выкрикивая ее имя.

Позади Инскиппа появились двое в форме Патруля. Они забрали ее, а он запер дверь, чтобы я тоже не выскочил за ними.

Я стал таким же вялым и безучастным, как до этого Анжела.

Глава 19

– Выпьем, сказал Инскипп.

Он опустился в кресло Анжелы и достал плоскую фляжку.

– Бренди. Эрзац земного, но все же не этот местный растворитель пластмассы.

– Сгинь… ты…

Я мучительно подбирал выражения покрепче из своего межзвездного лексикона, пытаясь выбить рюмку у него из руки.

Он одурачил меня поднял ее и без малейшего раздражения выпил.

– Это что, новый язык для обращения к высшим офицерам Специального Корпуса? – спросил он.

Он вновь наполнил рюмку.

– Похоже, что мы забыли все порядки, совсем разболталась организация. У нас ведь все позволено.

Он опять было собирался убрать рюмку, но тут уж я схватил ее и осушил.

– Зачем вы сделали это? – спросил я, все еще раздираемый страстями.

– Потому что ты это не сделал, вот почему. Операция закончена, ты выиграл ее. До сих пор у тебя был испытательный срок, а сейчас ты получаешь звание полного агента.

Он залез в карман и вытащил маленькую золотую звездочку, сделанную из бумаги, аккуратно лизнул ее и торжественно прикрепил спереди на рубашку.

– Силой данной мне власти, продекламировал он, произвожу тебя в полные агенты Специального Корпуса.

Итак, я достиг вершины карьеры. Я засмеялся. Это был абсурд.

– А я думал, что уже выбыл из команды, – сказал я ему.

– Я не получал твоей отставки, сказал Инскипп. – Да это и не имело бы значения. Ты не можешь выйти из Корпуса.

– Да. Но ведь я получил ваше сообщение о своем увольнении. Или вы забыли, что я украл корабль, а сигнал управления, посланный от вас, должен был меня взорвать? Если я сижу здесь, то только потому, что успел вытащить заряд.

– Да ничего подобного, мой мальчик, – сказал он.

Он откинулся, потягивая свою вторую рюмку.

– Ты так настаивал на преследовании этой красотки Ангелины, что я подумал, что ты можешь позаимствовавать корабль до того, как мы дадим его тебе сами. Корабль, который ты взял, имел запал, вставленный, как и всегда в таких случаях, запал, а не заряд, был установлен так, чтобы взорваться через пять секунд после того, как его удалят. По моему мнению, это придает определенную независимость мышлению перспективных агентов.

– Значит, все это было подстроено? – проворчал я.

– Можно сказать, что так. Но я предпочитаю термин «упражнение на ученую степень». Таким способом мы узнаем, будут ли наши «отловленные» новички действительно посвящать всю оставшуюся жизнь борьбе за закон и порядок. И они узнают тоже. Мы не хотим, чтобы впоследствии были сожаления о выбранном пути. Ты узнал про себя, Джим?

– Узнал кое-что. Я еще не совсем уверен, что все, – сказал я.

Я не решался пока заговорить о мучившем меня вопросе.

– Это была прекрасная операция. Ты проявил большую фантазию в достижении цели.

Затем он нахмурился.

– Но это дело с банком я не одобряю. У Корпуса есть все необходимое, в чем вы нуждаетесь…

– Те же самые деньги, – сказал я. – Откуда их Корпус берет? От планетарных правительств. А где берут они? Налоги, конечно. А я взял их прямо из банка. Страховое общество оплатит банку убытки, затем объявит о меньшей прибыли за этот год, выплатит меньше налога правительству и в результате все тоже, что и при вашем способе!

Инскипп с такой логикой был хорошо знаком и не удостоил меня ответом. Я все еще не решался спросить об Ангелине.

– Как вы нашли меня? – спросил я. – Ведь на корабле не было жучка.

– Наивное дитя природы, – сказал Инскипп.

Он поднял руки в притворном ужасе.

– Или ты действительно думаешь, что на наших кораблях нет жучков? Они установлены так, что их нельзя найти, если не знаешь, где искать. Для твоего сведения, внешняя дверь космошлюза содержит сложную передающую систему, с помощью которой мы точно определяем расстояние.

– Почему же я не слышал его?

– Потому что он не передавал. Я должен добавить, что дверь содержит и приемник. Передача ведется только в случае получения соответствующего сигнала. Мы дали тебе возможность достичь места назначения, а затем отследили. Ты потерялся на некоторое время во Фрейбурбаде, но потом мы напали на твой след в госпитале, где ты устроил розыгрыш с трупами. Мы помогли тебе там. Госпиталь был глубоко возмущен, но мы их успокоили. После этого мы взяли под наблюдение хирургов и соответствующее оборудование, так как следующий твой шаг был очевиден. Я надеюсь, что тебе будет приятно узнать, что ты носишь микропередатчик в грудине.

Я посмотрел на грудь, но ничего не сказал.

– Подвернулась слишком хорошая возможность, чтобы ее упустить, – продолжал Инскипп. – Однажды ночью, когда ты крепко спал от снотворного, а милый доктор дорвался до алкоголя, который мы подсунули в одну из продуктовых посылок, наш хирург Корпуса сделал маленькую операцию.

– И потом вы следили за каждым моим шагом?

– В общем, да. Но ты мог бы вести себя по-другому, если бы знал, что мы здесь.

– Тогда почему же вы пришли? – огрызнулся я. – Я ведь не «свистал всех наверх».

Это был для меня важный вопрос, и Инскипп подумал, прежде чем ответить.

– Это верно, – сказал он.

Он потягивал бренди.

– Я люблю, чтобы у новичка, сидящего на привязи, была достаточно длинная веревка, но не настолько, чтобы он на ней удавился.

Что я мог сказать?

Его голос стал мягким и сочувствующим.

– Арестовал бы ты ее, если бы мы не пришли?

– Не знаю, – честно ответил я.

– Хорошо, что я сделал по-своему, черт возьми.

Он со злостью ругнулся.

– А то бы сейчас наша мультиубийца уже сбежала бы.

– Отпусти ее! – крикнул я.

Я схватил его за куртку и набросился на него.

– Отпусти ее, я тебе говорю!

– И ты хочешь вернуть ее к прежнему образу жизни? – спросил он.

Хочу ли я? Я не мог ответить. Я думал об этом, а он поправлял складки своей куртки.

– Тяжелая для тебя ситуация, – сказал он.

Он прикончил содержимое рюмки.

– Линия между добром и злом, правотой и неправотой может быть очень тонкой, а при эмоциональном возбуждении ее почти невозможно увидеть.

– Что с ней будет? – спросил я.

Он заколебался.

– Только правду, какая бы она ни была, – попросил я.

– Хорошо, только правду. Не обещаю, но психологи попробуют сделать что-то для нее, если только смогут найти причину, породившую отклонение. Но это далеко не всегда удается.

– Только не в этом случае. Я расскажу им.

Он посмотрел на меня с удивлением, слегка вознаградив мое самолюбие.

– В таком случае есть шанс. Я отдам соответствующие распоряжения, чтобы были испробованы все другие возможности, прежде чем поставить вопрос об уничтожении личности. А если придется пойти на это, она останется человеком, каких много в галактике. Приговоренная к смерти она станет трупом, которых тоже не меньше.

Я отобрал у него фляжку, пока он не убрал ее в карман.

– Я знаю вас, Инскипп. Вы прирожденный рекрутант. Когда вы кого поймаете, вы его вербуете.

– Это верно, – сказал он. – Она будет отличным агентом.

– Мы составим суперкоманду, – сказал я, и мы подняли бокалы.

За преступления!

К О Н Е Ц

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

06.10.2009

Гарри Гаррисон Месть крысы из нержавеющей стали * * *

Я стоял в очереди, такой же терпеливый, как и другие налогоплательщики, сжав в горячей руке свои заполненные декларации и наличные. Наличные деньги, старомодные складывающиеся купюры. Местный обычай, который я намеревался сделать для местных жителей достаточно дорогостоящим. Я почесывался, сунув палец под фальшивую бороду, вызывавшую отвратительный зуд, когда стоявший передо мной мужчина убрался с дороги и я оказался перед окошком. Клей некстати приклеил мой палец, и мне пришлось потрудиться, чтобы освободить его, не сорвав заодно и бороду.

— Скорей, скорей давайте их сюда! — поторапливала пожилая, злая и сварливая служащая, нетерпеливо протягивая руку.

— Напротив, — возразил я, предоставляя возможность документам и банкнотам упасть и открыть внушительный пистолет 0,75 калибра, который я держал в руке. — Это вы давайте их сюда. Все эти налоговые деньги, выжатые из этих баранов — я имею в виду население этой отсталой планеты.

Я улыбнулся, чтобы показать, что я не шучу, и она поперхнулась криком. Это была широкая улыбка, показавшая все мои зубы, которые я покрыл ярко-красными пятнышками, и это окончательно убедило ее в том, что сопротивляться бесполезно. Она подталкивала деньги ко мне, а я набивал ими свое длинное пальто — его подкладка состояла из множества глубоких карманов.

— Что вы делаете?! — ахнул стоявший позади меня человек, выпучив глаза, ставшие похожими на огромные белые виноградины.

— Беру деньги, — ответил я и сунул ему одну из пачек. — Почему бы вам самому не подобрать малость?

Он рефлекторно поймал пачку и уставился на нее. И в этот момент сработала сигнализация. Я услышал, как с треском закрылись двери. Кассирша сумела-таки включить сигнал тревоги.

— Совсем неплохо для вас, — похвалил я ее. — Но пусть эта мелочь не мешает вам продолжить выдачу наличных.

Она разинула рот и начала было ускользать из поля моего зрения, но взмах пистолетом и еще одна молния моих карминных зубов восстановили ее равновесие, и поток банкнотов продолжился. Люди начали суетиться вокруг меня, а тут еще появились размахивающие пистолетами охранники, с энтузиазмом высматривающие, в кого бы пострелять, поэтому я включил радиореле в своем кармане. По всему банку прозвучала серия взрывов: я заблаговременно подложил во все мусорные корзины газовые бомбочки. После этих приятных звуков послышались еще более очаровательные вопли клиентов. Я прекратил прятать деньги на время, достаточное для того, чтобы надеть защитные очки и хорошенько их приладить. Заодно я плотно закрыл рот, так что вынужден был дышать через затычки-фильтры в ноздрях.

Это было завораживающее зрелище. Затемняющий газ невидим и не имеет запаха, но он содержит химическое вещество, действующее почти мгновенно и вызывающее паралич зрительных нервов. Через пятнадцать секунд все в банке ослепли. Все, за исключением Джеймса Боливара ди Гриза, то бишь меня, человека многих талантов. Насвистывая сквозь зубы счастливый для меня мотивчик, я разложил по карманам оставшиеся деньги. Моя благодетельница ускользнула наконец из моего поля зрения и теперь несдержанно визжала где-то за стойкой. Так же, как и масса других людей. Их было много, шаривших вслепую, когда я прокладывал себе дорогу через этот маленький бедлам. Жуткое ощущение все-таки — кривой среди слепых и все такое. Снаружи уже собралась толпа: в сладостном ужасе они прижимались к стеклам и стеклянным дверям, следя за разворачивающейся внутри драмой. Я помахал им рукой и улыбнулся, в результате чего они в панике рванули от двери. Я отстрелил замок, ориентировав пистолет таким образом, чтобы пули провизжали над самыми их головами, а потом пинком открыл дверь. Прежде чем выйти самому, я отыскал в кармане то, что мне было нужно, и швырнул зуду на тротуар. Затем я быстро сунул в уши затычки.

Зуда завизжала, и все начали быстренько рассеиваться. Вам приходится быстренько рассеиваться, когда вы слышите одну из этих штук. Они испускают смешанный компот из дьявольских звуков на децибельном уровне крупного землетрясения. Некоторые слышимые звуки напоминают усиленное поскребывание ногтем по школьной доске или ножом по тарелке, в то время как другие — инфразвуковые — вызывают ощущение паники и близкой смерти. Зуда — безвредная и высокоэффективная штука. Когда я подошел к только что затормозившей у тротуара машины, улица была пуста. Голова у меня подергивалась от инфразвуковых колебаний, для которых затычки не были преградой, и я был более чем счастлив проскользнуть через открытую дверцу и расслабиться, в то время как Ангелина вела машину.

— Все прошло отлично? — спросила она, не сводя глаз с дороги, когда на двух колесах свернула за угол. Вдали завыли сирены.

— Как кусок торта. Гладко, как касторовое масло.

— Твоя улыбка оставляет желать много лучшего.

— Извини. Отголоски несварения желудка сегодня утром. Но мое пальто набито большим количеством денег, чем нам может понадобиться.

— Как мило! — рассмеялась она. Эта неотразимая улыбка, этот наморщенный носик! Я так и жаждал куснуть его или, по крайней мере, поцеловать, но удовольствовался товарищеским похлопыванием по плечу, поскольку сейчас все ее внимание должно было быть сосредоточено на управлении машиной. Я сунул в рот жевательную резинку, чтобы удалить красную эмаль с зубов, и начал сдирать свою маскировку.

Я менял свою внешность, и одновременно со мной то же делала наша машина. Ангелина свернула в боковую улицу, нашла еще более тихую улочку и поехала по ней. Никого не было видно. Она нажала на соответствующую кнопку. Ого! Нынешняя техника способна проделывать весьма интересные вещи! Слезли номера, открывая другие цифры — впрочем, этот трюк слишком прост для того, чтобы его обсуждать. Ангелина включила дворники на ветровом стекле, когда спереди брызнули струи любопытного катализатора: там, куда они попадали, голубая краска становилась ярко-красной, за исключением верха машины, который стал прозрачным. Так что через несколько минут мы синели под прозрачным колпаком, обозревая окружающий нас мир. Многое из того, что на вид было хромированной сталью, растворилось, отчего изменился не только внешний вид машины, но и ее марка. Как только этот процесс был завершен, Ангелина спокойно повернула за угол и поехала обратно, в том направлении, откуда мы прибыли. Ее рыжий парик был заперт вместе с моей маскировкой, и я подержал руль, пока она надевала внушительного вида солнцезащитные очки.

— Куда дальше? — спросила она, когда стая визжащих полицейских машин рванула в противоположном направлении.

— Я думал о побережье. Ветер, солнце, песок и тому подобное. Вещи здоровые и укрепляющие.

— Немного слишком укрепляющие, если ты понимаешь, что я хочу сказать!

— Она похлопала себя по округлой выпуклости живота с более чем удовлетворенной улыбкой. — Ему уже шесть месяцев, седьмой идет, так что я чувствую себя не так уж спортивно. Что, кстати, напоминает мне о…

Она, хмурясь, взглянула на меня, а затем снова перенесла свое внимание на дорогу.

— Ты обещал сделать из меня честную женщину, так что мы можем назвать это медовым месяцем…

— Любовь моя… м-м… — произнес я и со всей искренностью сжал ее руку. — Я не хочу делать из тебя честную женщину — это было бы физически невозможно, поскольку у тебя ум столь же воровского склада, как и у меня. — Но я, разумеется, женюсь на тебе и надену самое дорогое…

— Краденое!

— Колечко на этот изящный пальчик. Обещаю. Но в ту самую секунду, когда мы попытаемся зарегистрировать брак, наши данные скормят компьютеру, и игра будет окончена. Нашему маленькому отпуску конец.

— Ты будешь на крючке всю жизнь! Так что, я думаю, мне лучше схватить тебя теперь, прежде чем я стану слишком круглой, чтобы бегать и ловить тебя. Мы поедем на твой курорт и насладимся одним — последним — днем безумной любви. А завтра, сразу после завтрака, мы поженимся. Обещаешь?

— Есть только один вопрос…

— Обещаешь, Скользкий Джим? Я знаю тебя!

— Я даю тебе слово! За исключением того…

Она резко затормозила, и я вдруг понял, что гляжу в дуло моего собственного пистолета. Калибра 0,75, без отдачи. И выглядело оно очень большим. Палец, ее побелел на спусковом крючке.

— Обещай мне, ты, быстромыслящий, скользкий, хитрый аферист, или я выпущу мозги из твоего черепа!

— Дорогая, ты все-таки любишь меня!

— Конечно, люблю. Но если я не смогу заполучить тебя целиком живым, я заполучу тебя мертвым. Говори!

— Мы поженимся завтра утром.

— Некоторые мужчины… их так трудно убедить!.. — прошептала она, бросая пистолет мне в карман, а себя — в мои объятия. Затем она поцеловала меня так, что я обнаружил, что чуть ли не с нетерпением ожидаю завтрашнего утра.

— Куда это ты направился, Скользкий Джим? — осведомилась Ангелина, высунувшись из окна нашего номера наверху. Я остановился, уже коснувшись ворот.

— Просто хочу по-быстрому окунуться, любовь моя, — крикнул я в ответ и открыл ворота. Пистолет калибра 0,75 рявкнул, и обломки ворот разлетелись вокруг меня.

— Распахни халат, — без злости сказала она, одновременно сдувая дымок с дула пистолета.

Покорившись судьбе, я пожал плечами и распахнул пляжный халат. Ноги мои были голыми, но сам я, разумеется, был полностью одет, с закатанными штанами и ботинками, заткнутыми в карманы пиджака. Она понимающе кивнула.

— Можешь возвращаться наверх. Ты никуда не уйдешь.

— Конечно, не уйду! — (Горячее негодование). — Не такой я парень. Я просто хотел пощипать по лавкам и…

— Наверх.

Я пошел. Наверное, и в аду нет фурии, с которой можно было бы сравнить мою Ангелину… Врачи из Спецкорпуса вытравили из нее человекоубийственные наклонности, развязали запутанные узлы подсознания, приспособили ее для более счастливого существования, чем позволяли прежние обстоятельства. Но когда дела доходило до решающего момента, она снова становилась такой же, как и раньше. Я вздохнул и, тяжело поднимая словно свинцом налитые ноги, побрел вверх по лестнице. И почувствовал себя еще более немыслимым извергом, когда увидел, что она плачет.

— Джим, ты меня не любишь! — Классический гамбит со времен первой женщины в райском саду, на который, однако, до сих пор нет достойного ответа. — Люблю, — запротестовал я и сказал правду. — Но это просто рефлекс. Или что-то вроде этого. Я люблю тебя, но жениться… Это… ну, вроде как отправиться в тюрьму. А туда меня за все годы воровской жизни ни разу не сажали.

— Это освобождение, а не плен, — сказала она и занялась макияжем, устранив следы недавних слез. Я вдруг заметил, что на губах у нее была помада в тон еебелому платью и маленькой кружевной штучке в волосах.

— Просто это то же самое, что нырнуть в холодную воду, — сказала она, встав и потрепав меня по щеке. — Покончим с этим быстро, чтобы не почувствовать этого. А теперь раскатай свои брюки и надень ботинки.

Я так и сделал, а когда выпрямился, то увидел, что дверь открыта и в соседней комнате стоят Магистр Бракосочетаний и двое свидетелей. Ангелина взяла меня за руку — мягко, отдаю ей должное, — и в тот же миг воздух наполнили могучие аккорды органа (в записи). Она потянула меня за локоть. Я немножко посопротивлялся, а затем, пошатываясь, двинулся вперед. И в этот миг глаза мои, казалось, застлал серый туман.

Когда тьма рассеялась, орган умирающе проблеял последние ноты. Дверь за Магистром и свидетелями закрылась. Ангелина перестала восхищаться своим колечком, только для того, чтобы поднять свои губы к моим. У меня едва хватило силы воли, чтобы сперва поцеловать ее, а уж потом застонать.

На буфете стояла целая батарея бутылок, и мои подергивающиеся пальцы потыкались в них и безошибочно отыскали шишковатую бутылку с «Потом Сириусской Пантеры», могучим напитком с такими отвратительными постэффектами, что его продажа запрещена на большинстве цивилизованных планет. Большой бокал этого пойла незамедлительно оказал свое действие, и я поспешил налить второй. Этого было достаточно, чтобы я погрузился в свои онемевшие мысли. Видимо, за этим занятием я провел определенное время, потому что, когда я был из этого состояния выведен, Ангелина уже надевала брюки и свитер, а рядом с ней пребывали в ожидании наши упакованные чемоданы. Я испустил сдавленный стон.

— Хватит личных оргий, — без злости сказала она. — Сегодня вечером мы все это отпразднуем, но сейчас мы должны немедленно двигаться. Запись о браке будет занесена в любой момент, а когда наши имена и фамилии попадут в компьютер, он засветится, как публичный дом в день получки. Полиция рада будет повесить на нас большинство преступлений, совершенных за последние два месяца, копы кинутся за нами с лаем и пеной у рта.

— Мо-о-лчать! — приказал я покачиваясь. — О-образ знакомый. Доставай машину и уезжаем.

Я предложил было помочь ей с чемоданами, но к тому времени, когда я передал эту информацию, она уже была с ними на полпути вниз по лестнице. Каким-то образом я тоже добрался до двери. Машина стояла снаружи и гудела от невыпущенной на волю мощи. Ангелина сидела за рулем и постукивала ногой, едва сдерживая нетерпение. Когда я, спотыкаясь, влез в машину, первые щупальца реальности начали проникать через онемевшую кору моего мозга. Эта машина, подобно всем другим нелетающим машинам на Камате, приводилась в движение паром, а пар генерировался сжиганием разновидности торфа, скармливаемого в топку хитрым и без нужды усложненным устройством. Требовалось, по крайней мере, полчаса поднимать пары, чтобы получить возможность двигаться. Ангелина, должно быть, разожгла топку перед бракосочетанием и распланировала также все последующие шаги. Моим единственным взносом во все это было индивидуальное остаканивание, которое никак нельзя было рассматривать, как серьезную помощь. Я содрогнулся от мысли о том, что это означало для меня в ближайшем будущем, но все же был вынужден сделать именно этот шаг.

— У тебя есть скоровытрезвляющая таблетка? — хрипло спросил я.

Она оказалась у нее в ладони, и это обнаружилось до того, как а успел закончить фразу. Маленькая, круглая, розовая, с черным черепом и скрещенными костями на ней. Протрезвляющее изобретение какого-то безумного химика, действующее как метаболический пылесос. В считанные минуты после попадания в лужу соляной кислоты в желудке ингредиенты производят блицкригатаку через кровеносную систему. При этом не только удаляется весь алкоголь, но и напрочь вытравливаются также все побочные продукты, связанные с пьянством, так что обрабатываемый субъект мгновенно становится мертвецки трезвым и. болезненно осознает это.

— Я не могу принять ее без воды, — промямлил я. И заморгал при виде пластиковой чашки в другой ее руке. Пути назад не было. С внутренним содроганием отправил я эту штучку в глубину горла и осушил чашку.

Говорят, что это не занимает много времени, но при этом имеют в виду объективное время. Субъективное же время тянется часами. Это крайне необычный опыт, и его трудно описать. Вообразите, если вам угодно, какое возникнет ощущение, если вы вставили в рот брандспойт шланга, а затем пустите на полную мощность холодную воду. В следующий миг эта вода начнет хлестать мощными струями из всех отверстий вашего тела, включая поры, и это будет длиться до тех пор, пока вы не будете отмыты дочиста.

— Уф… — слабо произнес я, выпрямляясь и вытирая лоб носовым платком.

Мы пронеслись мимо маленькой деревни, за окнами замелькали отдельные фермы. Ангелина вела машину спокойно и эффективно, а паровой котел весело гудел, съедая очередной брикет торфа.

— Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше? — Она выехала на транспортную развязку и покинула ее уже по другой дороге, бросив лишь один быстрый взгляд на карту. — Из-за нас поднята тревога — армия, флот, все.

— Откуда ты…

— Слышала их команды по радио.

— Мы оторвемся?

— Сомневаюсь. Если ты быстро не выдашь какую-нибудь светлую мысль, то нет. Они создали прочное кольцо вокруг района, с воздушным прикрытием, и теперь сжимают его.

Я все еще отходил от героического излечения с помощью вытрезвляющей пилюли и никак не мог мобилизовать свой ум. Существовала прямая связь между моими спутанными мыслями и голосовыми связками, работающими без вмешательства цензора разума.

— Великолепное начало брака. Если брак похож на такое, то неудивительно, что я избегал его все эти годы.

Машина свернула с дороги и с содроганием остановилась в густой траве под деревьями с голубой листвой. Ангелина выскочила, хлопнув дверцей, и протянула руку за своим чемоданом, прежде чем я успел отреагировать. Я попытался заговорить с ней:

— Я дурак…

— Я тоже дура, раз вышла за тебя замуж. — Глаза ее были сухими, а голос — холодным. Все эмоции под жестким контролем. — Я обманом и с помощью ловушки вынудила тебя вступить в брак, потому что, по-моему, именно этого ты и хотел. Я была неправа, а потому дело это будет закончено прямо сейчас, Джим. Ты создал для меня новую жизнь, и я думала, что смогу сделать то же самое для тебя. Приятно было с тобой познакомиться. Спасибо тебе и до свидания.

К тому времени, когда она закончила, мои мысли сгустились в нечто, приблизительно напоминающее их нормальный облик. Теперь я был готов действовать невзирая на слабость, Я выскочил из машины, прежде чем она закончила свой монолог, и встал перед ней, загораживая ей дорогу и предельно мягко держа ее за руки.

— Ангелина, я скажу тебе это только раз и, вероятно, никогда в своей жизни не повторю. Так что слушай хорошенько и запоминай. Одно время я был самым лучшим аферистом в Галактике, прежде чем меня закатали в Спецкорпус помогать ловить других аферистов. Ты была не только аферисткой, но и более серьезной преступницей-убийцей с этаким веселым садизмом. — Я почувствовал, как ее тело вздрогнуло в моих руках, и сжал ее крепче. — Это должно быть сказано, потому что именно такой ты и была. Ты больше не такая. У тебя были причины быть такой, и эти причины были устранены, а некоторые несчастные выверты в твоей в остальном не испорченной коре головного мозга выправлены. И теперь я люблю тебя. Но я хочу, чтобы ты помнила, что я любил тебя и тогда, во все времена твоих нереконструированных дней, что говорит о многом. Так что если сейчас я буду фыркать, как олень в упряжке, или со мной трудно будет иметь дело по утрам, ты помни, о чем я сказал, и делай допуски. Заметано?

Явно, да. Она уронила чемодан мне на ногу, но я не посмел вздрогнуть, обняла меня, расцеловала и опрокинула в траву. Я провел время весьма весело, отвечая на ее поцелуй. Полагаю, вы назвали бы это новобрачным эффектом. Жутко забавно… Мы замерли, когда пара махоциклов застонала и затормозила у нашей машины. Махоциклами пользовались только полицейские, поскольку они двигались намного быстрее, чем торфяные паровики. Махоцикл — трехколесная машина с большим маховиком под кожухом между двумя задними колесами. На ночь их подключали к моторному генератору, который разгонял маховик до высшей скорости. Днем маховик генерировал электричество, приводившее в действие моторы каждого колеса. Машины очень эффективные и бездымные. И очень опасные.

— Это та самая машина, Поддер! — заорал один из полицейских, стараясь перекрыть голосом непрерывные стоны маховиков.

— Я вызову подмогу. Они не могли уйти далеко. Теперь они наверняка в нашем капкане!

Ничто так не бесит меня, как безапелляционные заверения мелких чиновников. О, да, мы действительно теперь в капкане. Я глухо заворчал, когда другой некомпетентный субъект в мундире, порыв носом вокруг машины, разинул рот при виде нашего уютного гнездышка в траве. Он все еще стоял с разинутым ртом, когда моя рука метнулась вперед, обхватив его шею, плотно сжала горло и притянула его к нам. Забавно было смотреть, как у него вывалился язык, вылезли глаза и покраснело лицо, но Ангелина все испортила. Она сбила с него шлем и стукнула его резко — и точно — по макушке каблучком свой туфли. Он отключился, а я не дал ему упасть.

— И ты все это говорил обо мне, — прошептала она, моя новобрачная. — В твоей собственной натуре можно найти куда больше, чем налет старого садизма.

— …Я вызвал. Все уже знают. Теперь мы наверняка их найдем, — с энтузиазмом заявил второй полицейский, но голос оборвался под зубную дробь, когда он уставился в ствол укрощающего пистолета своего помощника. Ангелина выудила из сумки сонную капсулу и раздавила ее у него под носом.

— А теперь что, босс? — спросила она, мило улыбаясь двум фигурам в черных мундирах с медными пуговицами у обочины дороги.

— Я думаю об этом, — сказал я и потер челюсть, дабы доказать это. — У нас было свыше четырех месяцев беззаботных каникул, но все хорошее должно когда-нибудь кончиться. Мы можем продлить наш отпуск. Но он будет, мягко говоря, лихорадочным, пострадают люди… Да и ты… хотя фигура твоя прекрасна, но она не совсем подходящая для бегства, погонь и вообще грязной работы. Не вернуться ли нам на службу, с которой мы сбежали?

— Я надеялась, что ты это скажешь. Тошнота по утрам и потрошение банков как-то не совмещаются. Забавно будет вернуться.

— Особенно, если учесть, что они будут так рады нас видеть. Учитывая, что они отвергли нашу просьбу об отпуске, и нам пришлось украсть почтовую ракету.

— Не говори уже о деньгах на мелкие расходы, которые мы крали, потому что не могли прикоснуться к своим банковским счетам.

— Правильно. Следуй за мной, и мы сделаем это с шиком. Мы стащили с полицейских мундиры и бережно уложили похрапывающих блюстителей порядка на заднее сиденье машины. У одного из них нижнее белье было в розовую крапинку, в то время как у другого — утилитарно черное, но отороченное кружевом. Таков мог быть здешний обычай одеваться, но у меня это вызвало кое-какие потаенные мысли насчет полиции на Камате, и я был рад, что мы отбываем. Надев мундиры, шлемы и очки-консервы, мы, весело гудя, понеслись по дороге на своих махоциклах, помахивая танкам и грузовикам, с ревом двигающимся в противоположную сторону. Прежде чем зазвучали разоблачительные крики и вопли, я затормозил посреди дороги и просигналил остановиться бронемашине. Ангелина развернула свой махоцикл позади них, чтобы они не нашли созерцание беременного полицейского слишком отвлекающим.

— Мы загнали их в угол! — крикнул я. — Но у них есть радио, так что не объявляйте об этом по радиосвязи. Следуйте за мной

— Ведите! — крикнул водитель, а его напарник закивал, соглашаясь, тогда как перед его мысленным взором ослепляюще плясали соблазнительные картины — слава, ордена, награды. Я повел их по заброшенной дороге в лес, кончавшейся у маленького озера в комплекте с ветхим сараем для лодок и доком.

Я притормозил, махнул им, чтобы они остановились, коснулся пальцами губ и на цыпочках вернулся к бронемашине. Водитель опустил боковое стекло и выжидающе посмотрел на меня.

— Вдохни-ка это, — сказал я и щелчком метнул гранату с усыпляющим газом в кабину.

За облачком дыма последовали ахи, после чего еще две молчаливые фигуры в мундирах, похрапывая, растянулись на траве.

— Собираешься взглянуть по-быстрому на их белье? — поинтересовалась Ангелина.

— Нет, я хочу сохранить некоторые иллюзии, даже если они ложные.

Махоциклы весело покатились по доку, бултыхнулись в воду. Последовавшее за этим короткое замыкание вызвало массу пузырей, а над водой поднялась туча пара. Как только бронемашина проветрилась, мы залезли в нее и укатили. Ангелина нашла нетронутый завтрак водителя и тут же его проглотила. Я, избегая большинства крупных дорог, лег на обратный курс — в город, где в центральном полицейском управлении располагался командный пост. Я хотел отправиться туда, где происходят крупные действия. Мы припарковались в подземном гараже, теперь пустынном, и поднялись на лифте в башню. Здание было почте пустым, за исключением командного центра; я нашел поблизости незанятый кабинет и оставил там Ангелину, невинно забавляющуюся с запечатанными — но легко открывающимися — конфиденциальными досье. Я опустил очки-консервы на место и разыграл спектакль с появлением в центре связи пропыленного, утомленного гонца. Меня проигнорировали. Человек, которого я хотел видеть, расхаживал, посасывая длинную потухшую трубку. Я подскочил к нему и отдал честь.

— Сэр, вы — мистер Инскипп?

— Да, — буркнул он. Его внимание все еще было приковано к огромной карте на стене, теоретически отражавшей состояние охоты.

— Некто хочет видеть вас, сэр.

— Что? Что? — переспросил он рассеянно. Гарольд Питер Инскипп, директор и голова Спецкорпуса, был в этот день не совсем в форме. Он достаточно легко последовал за мной, а я закрыл дверь и стащил защитные очки.

— Теперь мы готовы вернуться домой, — сообщил я ему. — Если вы сможете найти способ тихо вытащить нас с этой планеты, не дав местным властям заполучить нас в свои излишне жадные руки.

Он в гневе сжал челюсти так, что они раздробили мундштук трубки на бесчисленное множество осколков. А я повел его, выплевывающего куски пластика, в кабинет, где ждала Ангелина.

— Рррр!.. — прорычал Инскипп, потрясая пачкой документов, которые он держал в руке, так, что они загремели, словно сухие листья или кости скелета.

— Очень выразительно, — нахально заметил я, вытаскивая сигару из карманного портсигара, — но с минимальным содержанием информации. Вы не могли бы высказаться более определенно?

Я отщипнул кончик сигары без какого-либо хруста. Превосходно.

— Бы знаете, во сколько миллионов обошлась ваша волна преступности? Экономика Каматы…

— Не пострадает ни на йоту. Правительство возместит потери, понесенные пострадавшими учреждениями, а потом, в свою очередь, вычтет ту же сумму из своих ежегодных платежей Спецкорпусу, у которого все равно больше денег, чем он может истратить. А теперь оцените полученные взамен выгоды. Масса волнений для населения, увеличение тиражей газет, упражнения для засидевшихся блюстителей порядка — а это уже само по себе интересная история, так же, как и полевые маневры, доставившие огромное удовольствие всем участникам. Чем обижаться, им бы, наоборот, следовало выплатить нам гонорар за то, что мы сделали возможными все эти волнующие вещи.

Я зажег сигару и выпустил большое облако дыма.

— Не умничайте, вы, старый мошенник! Если бы я выдал вас и вашу новобрачную властям Каматы, вы и через шестьсот лет были бы еще в тюрьме.

— На это мало шансов, Инскипп. У вас и так не хватает хороших полевых агентов. Мы вам нужны больше, чем вы нам, так что считайте эту накачку законченной и переходите к делу. Я уже понес наказание. — Я оторвал от пиджака пуговицу и бросил ее ему через стол. — Вот, срываем ордена и понижаем в звании. Я виновен. Следующее дело.

С последним явно симулированным рычанием он отправил документы в мусорную корзину и взял большую красную папку, которая угрожающе загудела, как только он прикоснулся к ней. Отпечаток его большого пальца обезвредил взрыватель прибора безопасности, и папка раскрылась.

— Здесь у меня имеется совершенно секретное, особо важное задание.

— Разве мне доставались какие-нибудь другие?

— Оно также исключительно опасное.

— Инскипп, вы втайне завидуете моей красивой внешности и желаете моей смерти. Бросьте, Инскипп! Кончайте спарринг и дайте мне узнать, в чем дело. Мы с Ангелиной управимся с ним лучше, чем все остальные наши агенты — престарелые и слабоумные.

— Это работа для вас одного. Ангелина… Ну, это… — Лицо его покраснело, и он принялся внимательно изучать досье.

— Вот это да! — воскликнул я. — Инскипп, убийца, головорез, грозный начальник, тайная власть в сегодняшней Галактике, и он не может произнести слово беременна! А как насчет младенца! Погодите-ка, секс, вот в чем дело! Вы краснеете при мысли о нем. Ну-ка, быстро скажите слово секс три раза. Это пойдет вам на пользу…

— Заткнитесь, ди Гриз! — рявкнул он. — По крайней мере, вы хоть женились наконец на ней. Это свидетельствует, что в нашей гнилистой сущности есть еще капля честности. Она останется. Вы сами отправитесь на это задание, оно для одного человека. Вероятно, оставите ее вдовой.

— Она ужасно выглядит в черном, так что вам не удастся так легко отделаться от меня. Говорите.

— Поглядите-ка на это, — сказал он, вынимая из папки катушку с пленкой и вставляя ее в прорезь стола. С потолка упал экран, и в помещении потемнело. Начался фильм.

Камера была ручная, цвет временами пропадал, и вообще фильм был снят крайне непрофессионально. Но это был самый лучший любительский фильм, какой я когда-либо видел. В аутентичности его не могло быть никаких сомнений. Кто-то вел войну.

Был солнечный день. На небе — белые пуфики облаков на голубом фоне. А среди них черные кляксы противовоздушного огня. Но огонь не был массированным, и его было недостаточно, чтобы помешать приземлиться низко летящим десантным судам. Это был средних размеров космопорт со зданиями на заднем плане и несколькими грузовыми кораблями поблизости. Над ним ревели другие воздушные суда, а взрывы бомб достигали небес. А рвались они на том, что должно было быть оборонительными позициями. До меня только сейчас дошла невозможность того, что происходило.

— Это же космические корабли! — пробулькал я. — И космические транспортные суда. Неужели существует тупоголовое правительство, настолько глупое, чтобы думать, будто оно может преуспеть в межпланетной войне? Что случилось после того, как они проиграли? И как это затрагивает меня?

Фильм кончился, и свет зажегся снова. Инскипп сплел пальцы рук, лежащих на столе, и злобно посмотрел сквозь них.

— К вашему сведению, мистер Всезнайка, это вторжение было успешным, так же, как и другие до него. Этот фильм был снят контрабандистом, одним из наших последних осведомителей — его корабль оказался достаточно быстрым, чтобы смыться во время боя.

Это заставило меня заткнуться. Я глубоко затянулся сигарой, обдумывая то малое, что я знал о межпланетных военных действиях. Малое потому, что такие вещи просто-напросто не удавались. Разве что когда местные условия были очень уж подходящими. Ну, скажем, солнечная система с двумя обитаемыми планетами. Если одна планета отсталая, а другая — промышленно развитая, то на примитивную можно успешно вторгнуться. Однако этого нельзя сделать, если те выставят хоть какую-то постоянную оборону. К тому же взаимосвязь пространства и времени делает такого рода военные действия попросту непрактичными. Когда каждого солдата, оружие и паек приходится поднимать из гравитационного колодца планеты и перевозить через космос, расход энергии становится чудовищным, спрос на транспорт — невозможным, а стоимость — невероятной. Если к тому же агрессор сталкивается при высадке с решительным противодействием, вторжение попросту становится невозможным. И это внутри солнечной системы, где планеты, по галактическим масштабам, практически соприкасаются. Мысль о военных действиях между планетами различных звездных систем еще более невероятна. Однако то, что я видел, еще раз доказывало, что нет ничего невозможного принципиально, если люди захотят взяться за это достаточно энергично. А такие вещи, как насилие, война и кровопролитие, все еще имеют страшную привлекательность для таящегося насильственного потенциала человечества, несмотря на длительный период мира и стабильности. У меня возникла мысль, внезапная и угнетающая.

— Вы говорите, что было совершено успешное межпланетное вторжение? — спросил я.

— Больше, чем одно. — Когда он это говорил, на его лице появилась недобрая улыбка.

— А вы и Лига хотите видеть эту практику прекращенной?

— Прямо в точку, Джим, мой мальчик.

— А я — тот сосунок, которого выбрали для этого поручения?

Он протянул руку, взял сигару из моих пальцев и бросил ее в пепельницу, а затем торжественно пожал мне руку.

— Это твоя задача. Ступай туда и победи! — В такие минуты шеф предпочитал обращаться ко мне на «ты».

Я вырвал руку из его предательского пожатия, вытер, пальцы о штанину и снова ухватил свою сигару.

— Я уверен, что вы позаботитесь о том, чтобы мне были обеспечены самые лучшие похороны, какие только может позволить себе Корпус. А теперь не соблаговолите ли вы выжать из себя несколько деталей, или вы предпочитаете завязать мне глаза и выстрелить мной в односторонней грузовой ракете?

— Спокойствие, мой мальчик, спокойствие. Ситуация представляется совершенно ясной. Об этом мало говорилось в средствах массовой информации из-за окружавшей эти вторжения определенной политической смутности, плюс жесткой цензуры рассматриваемых планет. Согласно нашей реконструкции — очень хорошие люди погибли, добывая эту информацию, — ответственность за это несет планета Клизанд, третья планета в системе Эпсилон Индейца. Вокруг этого солнца вращаются по своим орбитам около двух десятков планет, но только три из них пригодны для обитания. И обитаемы. Клизанд прибрал к рукам две братские планеты несколько лет назад, но мы не сочли нужным бить тревогу. По-настоящему мы встревожились, когда стало фактом, что они увеличили размах: межзвездные завоевания, считавшиеся до этого невозможными. Они завоевали еще пять планет в близлежащих системах и, кажется, подумывают о большем и лучшем. Мы не знаем, как они это делают. Но они, кажется, научились это делать. У нас есть агенты на завоеванных планетах, но они узнали очень мало ценного. Было принято решение — заверю тебя, на самом высоком уровне: ты встал бы и отдал честь, если бы я назвал тебе имена некоторых участвующих в этом людей, — что мы должны отправить человека на Клизанд докопаться до корней проблемы в стоге сена и разрубить гордиев узел.

— Я думаю, что эта идея самоубийственна, даже если не принимать во внимание содержащуюся в ней смешанную и отвратительную метафору. Вместо этого мы могли бы…

— Ты отправишься. От этого тебе никак не открутиться, Скользкий Джим.

Я все же попытался. Но ничего не вышло. Мне дали копию всех имеющихся материалов, запись языка на кору головного мозга и отмычку к скоростному кораблю-разведчику, который должен был доставить меня туда, куда нужно. Мрачный вернулся я в нашу квартиру, где Ангелина, устав заниматься своими волосами, метала нож в установленную у противоположной стены мишень размером с голову. Даже нижним броском после быстрого выхватывания клинка из ножен она безошибочно поражала черное пятно любого глаза.

— Дай я повешу фото Инскиппа, — предложил я. — Оно будет более интересной мишенью для тебя: все же какое-то удовлетворение ты получишь.

— Этот злой старик посылает моего мужа на задание?

— Этот старый грязный козел добивается, чтобы меня убили. Задание настолько секретное, что я не могу рассказать о нем ни одной живой душе, особенно тебе. Так что вот документы, прочти их сама.

Пока она была занята этим, я сунул, запись клизандского языка в штамп-машину. Такая машина переписывает материал прямо на кору головного мозга без скучного и отнимающего много времени любого учебного процесса. Первая сессия займет примерно полчаса, после чего последует дюжина подкрепляющих сессий. К концу я заговорю на этом языке, заработав дополнительно адскую головную боль от этого электронного щупанья моих синапсов. Однако пока машина работала, обучающийся пребывал в полной бессознательности, а я именно этого жаждал в данный момент.

Я надвинул шлем на уши, устроился на кушетке и нажал кнопку. Прошло какое-то время, и Ангелина осторожно сняла с меня шлем и в тот же миг вручила мне пилюлю. Я проглотил ее и не открывал глаза, пока не утихла боль. Мягкие губы поцеловали меня.

— Они пытаются убить тебя, но ты им не позволишь. Ты посмеешься над ними и победишь, а в один прекрасный день займешь место Инскиппа.

Я чуть приоткрыл глаз и увидел торжествующее выражение на ее лице.

— Явлюсь домой со щитом или на щите? Грудь в крестах или голова в кустах? Ты будешь беспокоиться обо мне?

— Все время. Но такова уж участь женщин. Я, разумеется, не могу стоять на пути твоей карьеры…

— Я и не знал о ней, пока ты мне только что не сообщила.

— …и сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе.

— Ты не сможешь отправиться со мной по очень важной и выпирающей причине.

— Я это знаю. Но в душе я все время буду с тобой. Как ты собираешься высадиться на эту планету?

— Поднимусь на борт своего сверхшустрого корабля-исследователя, быстро минуя радарный экран, ворвусь в атмосферу и…

— И тебя распылят на атомы. Вот, почитай-ка этот рапорт. Его написал уцелевший с последнего корабля, попробовавшего такой подход.

Я прочел рапорт. Он производил крайне гнетущее впечатление. Я швырнул его обратно в кучу других.

— Предупреждению внял. Похоже, эта планета милитаризирована до предела. Держу пари, у них даже домашние животные носят мундиры. Переть вот так, напролом, значит подходить к ним на их собственных условиях, конкурировать с ними в области, где они лучше всего организованы. А вот против чего они не организованы, так это против маленького обмана, изящного воровства, гладкого подходца, прикрывающего хитрую атаку. Проскользнуть, проникнуть, действовать и искоренять.

— Мне это что-то начинает не нравиться, — нахмурилась моя любовь. — Ты позаботишься о себе, Джим? Я не думаю, что беспокойство пошло бы мне сейчас на пользу.

— Если ты желаешь беспокоиться, то беспокойся о судьбе этой несчастной планеты, на которую спустили Скользкого Джима: ее завоеваниям конец, можно считать, что с ними покончено.

Я звонко поцеловал ее и вышел; моя голова была высоко поднята, плечи расправлены, и я очень желал хоть на минуту, хоть на одну десятую секунды быть столь уверенным в себе, как разыгрывал. Задание будет очень тяжелым.

Мое планирование операции было детальным, приготовления — сложными, расходы — огромными. Я выжимал из Инскиппа не один визгливый крик боли из-за стоимости этой затеи и должным образом эти крики игнорировал, продолжая подготовку. В петле-то предстояло оказаться моей шее, а не его, и я ограждал все ставки, какие мог, чтобы гарантировать свое выживание. Но разработка даже самого совершенного плана в конечном итоге приходит к завершению, последние детали утрясаются, отдаются финальные команды. И барашка ведут на бой. База! И вот я, явившийся нагим в этот мир, сижу в баре межсистемного лайнера «Кзинеттава»; передо мной стоит стакан со спиртным, в пальцах стиснута сигара. Объявление о том, что через час мы приземлимся на Клизанде, я слушал нагим — фигурально выражаясь, конечно. Потребовались сила воли и крепкая самодисциплина, чтобы заставить себя оставить дома все предметы незаконного характера. За всю свою жизнь я никогда этого не делал. Никаких минибомб, газовых капсул, пальцевых буравчиков, подслушивающих устройств. Ничего. Нет даже отмычки, которая всегда была закреплена на ногте большого пальца моей правой ноги. Или… Я скрипнул зубами, подумав об этом, и посмотрел по сторонам. Сидящие за столами с решительным видом налегали на не облагаемое налогами спиртное, и никто не смотрел на меня. Вытащив бумажник, я коснулся его верхнего шва. И ощутил некоторую жесткость.

Память — вещь обоюдоострая: она и открывает и затуманивает. Мое собственное подсознание боролось против меня. Только мой разум испытывал какой-то энтузиазм относительно высадки на Клизанде без каких-либо незаконных предметов. Я сильно сжал бумажник определенным образом, и крошечная, но невероятно прочная отмычка упала на мою ладонь. Произведение искусства. Я повосхищался ею, а затем поднял свой стакан в знак прощания. По пути назад в свою каюту я бросил ее в мусоросборник. Она полетит дальше вместе с кораблем, в то время как я высажусь на этой исключительно негостеприимной планете. Все доклады и опросы показывали, что на Клизанде живут самые придирчивые таможенники во всей вселенной. Контрабанду попросту нельзя было провезти туда. Поэтому я и не пытался. Я был всего лишь тем, кем я был на вид. Коммивояжером, представителем фирмы «Фанциолетто-Мушуар Лимитед», производящей самое убийственное оружие. Фирма существовала, и я был ее представителем, и никакое самое тщательное расследование не могло доказать обратное. Пусть попробуют!

Они попробовали. Высадка на Клизанд смахивала на оформление в тюрьму. Я и кучка других сошедших скатились по трапу в серое помещение зловещего вида. Мы сбились в кучку под оком бдительных и основательно вооруженных охранников и стали ждать.

Привезли наш багаж и свалили поблизости. Ничего не происходило, пока трап не был убран и корабль не отбыл. И тогда нас начали вызывать по одному. Я оказался не первым и был рад этой возможности изучить местные типажи. Все они были безразличны к нам — топали сапогами, перебирали свое оружие, держа подбородки высоко поднятыми. У них у всех мундиры были одного цвета, который на первый взгляд — и ошибочно — можно было принять за очень невоенный оттенок карминового, пурпурно-красного. Но я очень быстро сообразил, что это был почти точный цвет крови, полуартериальной — голубой, полувенозной — розовой. Достаточно мерзкий цвет, и было трудно удержаться от того, чтобы периодически на него не поглядывать. Все охранники были здоровенными парнями с выпирающими челюстями и свинячьими глазками. На них были шлемы из черного фибергласа со зловещими черными забралами и прозрачными лицевыми щитками, которые могли опускаться и подниматься. Каждый имел при себе гауссовку — многоцелевое и особо смертоносное оружие. Его мощные батареи накапливали впечатляющий заряд. Когда нажимали на спуск, в стволе генерировалось сильное магнитное поле, разгоняющее снаряд до скорости, не уступающей скорости снаряда любого другого оружия с реактивными патронами. Но гауссовка имела то превосходство, что обладала более высокой скорострельностью, была абсолютно бесшумной и стреляла любыми снарядами, от отравленных иголок до разрывных пуль. Корпус получал рапорты об этом оружии, но мы никогда не видели ни одного образца. Я запланировал как можно скорее исправить эту ошибку.

— Пас Ратунков! — крикнул кто-то, и я шевельнулся, оживая, так как вспомнил, что так зовут меня по легенде. Я замялся, колеблясь, и один из охранников, топая и чеканя шаг, подошел ко мне. Уверен, что он приделал к каблукам металлические набойки для увеличения милитаристического эффекта. Я поймал себя на том, что жду, когда сам получу пару таких сапог. Клизанд начинал мне нравиться.

— Вы — Пас Ратунков?

— Он самый, сэр, к вашим услугам, — ответил я на его родном языке, предусмотрительно сохраняя иностранный акцент.

— Заберите свой багаж. Идите за мной.

Он развернулся, а я имел безрассудство окликнуть его.

— Но, сэр, чемоданы слишком тяжелы, чтобы унести их все сразу.

На этот раз он пронзил меня холодным взглядом, не предвещающим ничего хорошего, и с намеком поправил свое оружие — гауссовку.

— Тележка, — буркнул он наконец и ткнул пальцем в противоположный конец тюремного двора.

Я покорно пошел за тележкой. Это была моторизованная тележка-платформа, катившаяся на маленьких колесах. Я быстро погрузил на нее свои чемоданы и поискал взглядом своего гида. Он стоял у открытой двери, а палец его теперь был даже ближе к спусковому крючку, чем раньше. Электромотор завыл на высшей скорости, и я галопом понесся за этой штукой к двери. Началась проверка. Как легко это сказать. Звучит так же просто, как: «Я бросил атомную бомбу, и она жахнула». Это была самая детальная и самая тщательная проверка, какие я когда-либо проходил, и я был счастлив, что первым нашел ту самую отмычку. В антисептической комнате с белыми стенами ждало десять человек. Шестеро взялись за мой багаж, в то время как оставшаяся четверка взялась за меня. Первое, что оно сделали, это оставили меня в чем мать родила и бросили под флюороскоп. Спустя несколько секунд они уже совещались над крупным снимком пломб в моих зубах. Было единогласно решено, что одна из них подозрительно велика и имеет несколько необычную форму. Появился набор зубоврачебных инструментов зловещего вида, и они в миг единый эту пломбу извлекли. Покуда зуб снова заполняли цементом — отдам им должное, весьма квалифицированно, — старую пломбу долбанули спектроскопом. Они не выглядели ни разочарованными, ни ликующими, когда оказалось, что это обычный металлический сплав, используемый дантистами. Обыск продолжался. Пока они зондировали мою нежно-розовую личность, один из инквизиторов произвел пачку документов. Большая часть их представляла псиграммы, отправленные после моего заявления относительно высадки. Они связались с фирмой «Фанциолетто-Мушуар Лимитед», моими работодателями, и получили все подробности, касающиеся моей работы. Хорошо, что все это было законным. Я правильно ответил на все вопросы, вставив неуместные звуки только дважды, когда физическое изучение касалось чувствительных мест. Эта часть проверки, похоже, прошла хорошо: по крайней мере, досье было закрыто и отложено в сторону. Пока все это происходило, я мельком прослеживал судьбу своих чемоданов. Они пострадали больше, чем я. Каждый из них был открыт и опустошен, их содержимое разложили по белым столам, а чемоданы затем были методично разъяты на куски. На очень маленькие куски. Швы были распороты, замки сняты, ручки рассечены. Полученный в результате этого хлам был разложен в пластиковые мешки, снабжен ярлыками и оставлен на хранение. Несомненно, для последующей более тщательной проверки. Мою одежду осмотрели довольно поверхностно, а затем отложили в сторону. Я скоро выяснил, почему: просто я не увижу ее вновь, пока не покину планету.

— Вам будет выдана хорошая клизандская одежда, — объявил один из моих инквизиторов. — Носить ее — одно удовольствие.

Я в этом очень сильно сомневался, но предпочел хранить молчание.

— Это религиозный символ? — спросил другой, державший кончиками пальцев, вытянутой руки фотографию.

— Это фото моей жены.

— Разрешаются только религиозные символы.

— Она для меня все равно, что ангел.

Они немного поломали над этим головы, а затем неохотно разрешили мне иметь снимок. Не то, чтобы мне разрешили иметь при себе столь опасную вещь, как оригинал. Нет, его поспешно унесли и вскоре вернули мне фотокопию. Мне показалось, что на ней Ангелина хмурилась. Впрочем, скорее всего это было лишь мое воображение.

— Все ваши личные вещи, удостоверение и так далее будут возвращены вам перед отбытием, — холодно уведомили меня. — Во время своего пребывания на Клизанде вы будете носить местную одежду и соблюдать местные обычаи. Вот ваши личные принадлежности… Вот ваше удостоверение личности.

Я схватил его, радуясь тому, что мне гарантировано существование, все еще нагой и начинающий замерзать.

— Что находится в этом запертом чемодане? — крикнул один из проверяющих, и голос его зазвенел, как лай гончей, напавшей на след. В нем звучала надежда. Все остальные прекратили работу и окружили меня, когда мне протянули для проверки инкриминируемый чемодан. Выражения их лиц указывали, что любой данный мной ответ будет признанием в преступлении, а за сим последует смертная казнь.

Я позволил себе раболепно закатить глаза.

— Господа, я не сделал ничего плохого… — заныл я.

— Что в нем?

— В нем оружие.

Раздались приглушенные возгласы, а один из них принялся что-то искать взглядом — наверное, пистолет, чтобы казнить меня на месте. Я продолжал, заикаясь:

— Но, господа, вы должны понять… Именно по этой причине я и прилетел на вашу замечательную планету. Моя фирма «Фанциолетто-Мушуар Лимитед» — старый и многоуважаемый производитель оружия. Мы специализируемся в области военной электроники. Это образцы. Некоторые — крайне чувствительны. Открывать можно только в присутствии специалиста по вооружению.

— Я специалист по вооружению, — заявил, шагнув вперед, один из моих мучителей.

Я еще раньше заметил его, обратив внимание на лысую голову и зловещий шрам, стянувший глаз в вечном подмигивании.

— Рад с вами познакомиться, сэр. Я — Пас Ратунков.

Мое имя не произвело на него впечатления, и он не назвал своего.

— Если мне можно будет получить мое колечко с ключами, я открою этот чемодан и продемонстрирую вам его содержимое.

Они развернули видеомонитор, чтобы записывать ожидаемую информацию, прежде чем разрешили мне приступить. Я отпер крышку и откинул ее. Специалист по вооружению прошелся пылающим взглядом по лежащим внутри в мягких гнездах образцам. Я пустился в объяснения.

— Моя фирма — создатель и единственный производитель мины с механизмом памяти и взрывателя близости. И нет в мире мины столь компактной, как наша, и столь многоцелевой.

Чтобы вытянуть взрыватель из гнезда, я воспользовался пинцетом. Взрыватель был не более булавочной головки.

— Это самый миниатюрный взрыватель, предназначенный для применения в небольшом оружии типа пистолета. Выстрел активирует взрыватель, который затем детонирует заряд в пуле, когда та приблизится к мишени на заданное расстояние. А вот это — взрыватель другого типа, предназначенный для более тяжелого оружия, скажем, для ракет.

Они нетерпеливо подались вперед, когда я вытащил облатку Пам-IV и принялся расписывать ее исключительные достоинства.

— Эта конструкция способна сопротивляться невероятным нагрузкам в тысячи «же», мощным ударам. Она может быть запрограммирована заранее на любую специфическую цель и тогда детонирует лишь при приближении этого объекта. Модель содержит селективные цели, которые предотвращают взрыв при приближении дружественных объектов. Она по-настоящему уникальна.

Я осторожно положил взрыватель обратно и опустил крышку чемодана. По рядам зрителей прокатился счастливый вздох. Это было именно то, что им в самом деле нравилось. Специалист по вооружению взял чемодан.

— Он будет возвращен вам, когда его понадобится продемонстрировать.

Проверка без былого энтузиазма плелась к концу. Взрыватели были кульминацией обыска: ничто другое не могло сравниться с этим. Они немного поразвлекались, выжимая тюбики и опустошая банки в моем выборе предметов туалета, но и это они делали без души. Устав от всего этого, они все свалили в кучу и швырнули мне новую одежду.

— Четыре с половиной минуты на одевание, — сказал инспектор на выходе.

— Принести чемоданы.

В любом случае моя одежда не была тем, что можно было счесть чем-то супермодным. Нижнее белье и все такое прочее было скучного серого цвета. Сделано это было из материала по виду и на ощупь воспринимавшегося, как смесь отходов, мусора и наждачной бумаги. Я вздохнул и натянул все это на себя. Верхнее одеяние было похоже на комбинезон и придавало мне вид гигантского мутанта осы из-за широких поперечных черно-желтых полос. Ну что ж, если хорошо одетые клизандцы носят такие наряды, то и я буду это носить. Впрочем, не скажу, чтобы у меня был большой выбор. Я взял два чемодана с острыми ручками, врезавшимися мне в ладони, и вышел через единственную открытую дверь.

— Машина, — произнес стоявший снаружи охранник, указывая на стоявший поблизости экипаж с прозрачным верхом без шофера.

— Я буду рад воспользоваться машиной, — кивнул я с улыбкой. — Но куда мне ехать?

— Машина знает. Залезайте.

Да, здесь обитали не самые остроумные собеседники в галактике. Я бросил в машину свои чемоданы и сел. Дверца, засопев, закрылась, загорелся ряд огоньков на роботе-водителе. Мы тронулись вперед, и тяжелые ворота распахнулись перед нами. И еще одни, и еще, каждые достаточно толстые, чтобы замуровать подвал банка. Миновав последние ворота, мы вылетели на открытое пространство, и я зажмурился от удара солнечного света. С превеликим интересом смотрел я на пролетавший мимо пейзаж. Клизанд, если этот безымянный город был его образцом, являлся модернизированным, механизированным и деловым миром. Шоссе заполняли грузовики и легковые автомобили, все явно управляемые роботами — очень уж четко они соблюдали дистанцию, двигаясь с весьма впечатляющей скоростью. Пешеходные дорожки имелись по обеим сторонам и пересекали улицы над головой. Мелькали магазины, вывески, люди, мундиры. Мундиры! Это короткое слово не может охарактеризовать окружавшее меня медализированное и многоцветное великолепие. Все носили мундиры разных цветов, которые, должно быть, обозначали войска и службы разного рода. Но среди них не было ни одного в желто-черную полоску. Еще одно препятствие, поставленное на моем пути, но я выбросил это из головы. Когда ты тонешь, разве тебя взволнует, если тебе на голову выльют еще одну чайную ложку воды? В этом деле ничто не обещало быть легким. Моя машина вырвалась из стремительного уличного потока, нырнула в туннельный вход и остановилась перед весьма изящно разукрашенной дверью. Над входом было начертано золотыми буквами: «ЗЛАТО-ЗЛАТО», что по-клизандски может быть прочитано как «ЛЮКС». Это была приятная неожиданность. Представительный швейцар в позументах и золоте кинулся открывать дверцу, но тут же замер и скривил губы, увидев мою одежду. Он отпустил ручку двери и ушел, громко топая, а его место занял некий индивид с бычьей шеей в темно-сером мундире. На обоих плечах у него были маленькие серебряные знаки различия: скрещенный нож и боевой топор. А пуговицами служили серебряные черепа. Неочень ободряющий вид.

— Я Паков, — громыхнула эта давящая на психику фигура, — ваш телохранитель.

— Рад с вами познакомиться, сэр, очень рад.

Я вылез из машины и, неся, следует заметить, сам свои чемоданы, последовал за мрачной спиной моего сторожевого пса в кулуары отеля — именно отелем и оказалось это здание. Мое удостоверение было принято с максимальной невежливостью, мне неохотно выделили номер, а потом принудили явно не симпатизировавшего мне боя показать мне дорогу. Мы пошли. Мой статус теоретически уважаемого инопланетного торгового представителя давал мне доступ в первый класс, но это не значило, что мне там должно было понравиться. Моя осиная раскраска клеймила меня как чужака, и именно за чужака они собирались держать меня. Покои были роскошными, кровать — мягкой, «клопы» присутствовали в изобилии. Звуковые и оптические, они были встроены не только в каждый осветительный прибор, но и в арматуру. Каждая вторая выпуклость на изобилующей таковыми мебели была микрофоном, а камеры включались, следя за мной своим глазами-бусинками, когда я передвигался. Когда я зашел в ванную побриться, оптический глаз смотрел на меня сквозь слегка посеребренную поверхность зеркала, и еще один оптический наблюдатель был вмонтирован на конце моей зубной щетки — несомненно, чтобы следить за секретными устройствами, таящимися в моих коренных зубах. Все очень эффектно. По их мнению. Но меня это заставило рассмеяться. Правда, я постарался превратить смех в фырканье, чтобы, мой терпеливый телохранитель ничего не заподозрил. Он шлепал за мной, куда бы я ни пошел в этих просторных апартаментах. Я не сомневался, что он будет спать в моей постели у меня в ногах, когда я отправлюсь на боковую. Ну, им все это мало поможет! Любовь смеется над технарями, равно как и Джим ди Гриз, который невероятно много знает, если вы извините мне кажущуюся нескромность, о подобной публике. Это был случай массированного перебора. Да, тут было множество «клопов», но что же вы будете делать со всей этой информацией? Компьютерные системы будут совершенно бесполезны в ситуации с наблюдениями вроде этого. А это означает, что огромный штат человеческих существ будет следить, записывать, анализировать. Есть предел числу людей, которым можно поручить такого рода работу, потому что с увеличением их неминуемо приходишь к геометрической прогрессии со сторожами, сторожащими сторожей и так далее, пока никто не будет заниматься ничем иным, кроме этого. Я был уверен, что за мной будет постоянно следить большой штат: иностранцы здесь достаточно редки, как не насладиться предоставившимся случаем. «Клопами» будут кишеть не только мои покои, но и улицы, по которым я буду обычно проходить, здания, в которых я буду бывать, машины и тому подобное. Но весь город нельзя клопизировать, да и не было причин делать этого. Все, что должен был делать я, это какое-то время играть свою роль послушного коммивояжера — до тех пор, пока не найду возможности покинуть «клопизированные» районы. И сварганить план, который позволит мне полностью исчезнуть, коль скоро я вырвусь из поля зрения наблюдателей. У меня будет только один шанс на это. Составленный план, каким бы он ни был, должен сработать с первого раза, или же я стану очень мертвой крысой. Чтобы я ни делал, Паков всегда был тут как тут и следил за каждым моим движением. Он следил за мной, когда я отправлялся спать, а утром, когда я просыпался, взгляд этих маленьких твердых глаз был первым, что я видел. Паков будет устранен первым, но до тех пор его постоянное присутствие расслабляюще действует на тех, кто за мной следит. И пусть они расслабляются. И я тоже старался выглядеть расслабившимся, хотя таковым не был. Я старательно изучал город, выискивая ту крысиную нору, которая была мне нужна. На третий день я нашел ее. Это была одна из многих возможностей, рассмотренных мной, но она показалась мне наилучшей. Я составил соответствующий план и в ту ночь позволил себе улыбнуться в темноте, отходя ко сну. Я уверен, что улыбка эта была замечена инфракрасными камерами, но что можно прочесть по улыбке? Четвертый день начался как и все предыдущие — с поданного в номер завтрака.

— Ого, а я сегодня что-то голоден, — сказал я сердито глядевшему на меня Пакову. — Возможно, это веселое настроение, свойственное вашей планете, так на меня действует. Знаете, я охотно съел бы еще что-нибудь.

И съел. Второй завтрак. Поскольку не знал, когда мне в следующий раз удастся перекусить. Вот я и решил заправиться как можно лучше. Последовала стандартная рутина. Мы вышли из отеля в назначенный час, и нас уже ждал автомобиль с роботом-водителем. Автомобиль сразу же поехал по обычному маршруту в военное министерство, где я недавно демонстрировал достоинства взрывателей фирмы «Фанциолетто-Мушуар Лимитед». Было уничтожено немало мишеней в различных условиях. Все это было неплохим развлечением. Сегодня предстояло это дело продолжить. Мы выехали из туннеля на главную магистраль, некоторое время ехали по ней, а потом свернули на боковую улицу, которая вела к нашей цели. Уличное движение здесь было малоинтенсивным — как всегда, — и не было видно пешеходов. Превосходно. Мелькала улица за улицей, я чувствовал, как затягивается знакомый узел напряжения. Все или ничего, Скользкий Джим, вот мы и начали…

— Ап-чхи! — Я надеялся, что это прозвучало достаточно реалистично. Я потянулся за носовым платком. Паков подозрительно взглянул на меня и подобрался.

— В нос попало немножко пыли, знаете, как это бывает, — объяснил я. — Скажите, вот там, это не уважаемый ли генерал Трогбар? — Я указал своей свободной рукой.

Паков был очень хорошо обучен, его глаза лишь на мгновение стрельнули в сторону и тут же вернулись ко мне. Но это мгновение и было тем, что мне требовалось. В носовом платке у меня был завязан столбик монет, единственное оружие, которым я мог обзавестись под бдящим оком властей. Я собрал его, монету за монетой, ночью под одеялом. Моя правая рука, взмахнув твердым столбиком, ударила по короткой дуге, кончавшейся на скуле Пакова. Он обмяк с приглушенным стоном. Он еще падал, когда я подал сигнал аварийной остановки, перегнувшись через сиденье машины и ударив по нужной кнопке. Мотор заглох, тормоза сработали, и мы с визгом остановились. Не далее чем в дюжине шагов от избранного мною места. В яблочко. В тот же миг я выскочил и побежал. На пульте контроля уже наверняка пылал сигнал тревоги

— в машине была масса всевидящих глаз. Силы врага были пущены в ход в тот же миг, что и мои. Все, чем я располагал, это секунды, может быть минута свободы, прежде чем налетят солдаты и схватят меня. Хватит ли времени? Опустив голову, я на всех парах нырнул в узкий проход служебной улицы, который тянулся позади ряда зданий и выходил на другую улицу. Здесь работали роботы, грузившие бачки с мусором, но они игнорировали бегущего человека, то бишь меня, поскольку были они простейшего типа М, не запрограммированные ни для чего, кроме такой работы.

А вот погонщик роботов — другое дело. Он был человек и держал электронный хлыст, который применялся для того, чтобы роботы пошевеливались. Хлыст щелкнул, обвившись вокруг моего тела, и от удара тока у меня защекотало в боку. Удар был, мягко говоря, шоковым, но в тот момент я едва почувствовал его. Напряжение было не слишком высоким, потому что хлыст предназначался для взбадривания роботов, а не для того, чтобы варить вкрутую их мозговые цепи. Я ухватился за хлыст в тот момент, когда он ударил, и с силой рванул его на себя. Все это, разумеется, происходило в полном соответствии с планом. Я видел этого погонщика роботов и его бригаду каждый день в этом самом месте, когда мы проезжали мимо: Клизанд любил свою рутину. Можно было смело рассчитывать, что погонщик роботов, индивид бандитского вида с толстой шеей и узким лбом, бросится на перехват, видя бегущего чужака, и он поступил именно так, как я надеялся. Рванув на себя хлыст, я заставил его потерять равновесие, и он с открытым ртом качнулся ко мне, а я нанес ему артистический удар по этой отвисшей челюсти. Удар попал в цель. Он мотнул головой, прохрипел что-то и бросился на меня, вытянув руки, готовые давить и рвать. Это было не по плану. Ему полагалось сразу же упасть, чтобы я мог быстренько проделать остальную работу, прежде чем прискачет кавалерия. Откуда я мог знать, что у него не только нет мозгов, но и конституция совсем другая. Я шагнул в сторону, его пальцы схватили воздух, а меня бросило в пот. Время шло, а его-то у меня и не было. Я должен был привести эту тушу в бессознательное состояние наибыстрейшим способом. Что я и сделал. Выбранный способ не был изящным, но сработал. Я подставил ему ногу, когда он бросился на меня, а потом вскочил ему на спину и долетел на нем до земли, по возможности ускоряя его падение. Ухватив противника за волосы, я замолотил его головой по мостовой. Потребовалось три добрых удара — я боялся, что дорожное покрытие расколется раньше, чем его башка, — чтобы погонщик крякнул и расслабился. Вдали завыла сирена. Я вспотел сильнее. Безразличные к делам людей роботы грузили мусор. Погонщик был одет в темно-зеленый мундир, несомненно символизирующий его ремесло. Он застегивался на единственную молнию, которую я расстегнул. А затем я начал трудиться над снятием одежды с его объемистой, неподатливой туши. Сирены выли все ближе. В последний момент возникла непредвиденная задержка: мне пришлось срывать с него сапоги, так как иначе я не мог снять штаны. И задержка эта ничего хорошего мне не сулила. Эхо сирены гулко отскакивало от стен служебной улицы, где-то поблизости эффектно завизжали тормоза. С тем, что вполне может быть названо лихорадочной спешкой, я натянул мундир поверх собственного осиного одеяния и застегнул молнию. Затем схватил хлыст и треснул ближайшего робота по шарикоподшипнику.

— Сунь этого человека в бачок! — скомандовал я и отступил, когда он схватил своего бывшего хозяина.

Ноги надсмотрщика только-только исчезли из вида, когда в поле зрения влетел первый солдат в красном мундире.

— Чужак! — крикнул я и махнул хлыстом в сторону другого конца улицы. — Побежал туда! Умчался так быстро, что я не смог его остановить.

Солдаты тоже помчались очень быстро, и это было хорошо, поскольку пара сапог лежала прямо на виду. Я бросил их в бачок вслед за владельцем и щелкнул хлыстом перед своей полудюжиной роботов.

— На следующий участок! — приказал я. — Шагом марш!

Я надеялся, что они запрограммированы на регулярный маршрут. Так оно и было. Робот-грузовик двигался впереди, а остальные цепочкой шли за ним. Я шествовал позади с хлыстом наготове. И вот наша маленькая процессия вышла на забитую солдатами и полицейскими улицу. Бронемашины лавировали среди нас, водители громко ругались. Мой отряд верных роботов двигался прямиком через всю эту сумятицу, в то время как я с парализованной улыбкой на губах трусил за ними следом. Я боялся, что если сейчас попытаюсь как-то изменить приказ, моя механическая бригада устроит сидячую забастовку прямо посреди улицы. Мы прошли позади покинутой мной машины как раз в тот момент, когда моему старому приятелю помогали выбраться из нее. Я повернулся к нему спиной, стараясь игнорировать крадущийся по спине холодок. Если он меня узнает… Первый робот достиг следующей служебной улицы. Мне показалось, что я плелся за своей командой минимум два дня, пока и я достиг этого относительно безопасного прибежища. День был прохладный, но я обливался потом. Я привалился к стене передохнуть, пока мои роботы опустошали бачки. На столь недавно покинутой нами улице появлялись все новые и новые машины, а над моей головой гремели реактивные двигатели. Да, они определенно скучали по мне. Что дальше? Хороший вопрос. Не приходится сомневаться, что очень скоро, не найдя никаких следов беглеца, кто-нибудь из этой публики вспомнит единственного свидетеля его побега. И они захотят снова поговорить с погонщиком роботов. И прежде, чем этот момент наступит, я должен быть где-то в другом месте. Но где? Активы мои были очень ограничены: коллекция роботов-мусорщиков, которые в данный момент, трудолюбиво лязгая, занимались своей работой, два мундира — один поверх другого, причем каждый из них делал меня меченым, — и электронный хлыст. Хлыст, годный только для роботов, — так как генерируемого им слабого тока было достаточно лишь для того, чтобы замкнуть реле, отменяющее предыдущий приказ. Что делать? За моей спиной раздалось скрежетание. Я отпрыгнул в сторону. Распахнулась ржавая железная дверь, и наружу высунул голову толстяк в белом колпаке.

— У меня здесь есть еще один бак для тебя, Слободан, — сказал он, а затем подозрительно посмотрел на меня. — Ты не Слободан!

— Вы правы. Слободан — это кто-то другой. И он где-то в другом месте. В больнице, удаляет грыжу. Вот меня сюда и поставили.

Не плывет ли удобный случай прямо мне в руки? Я говорил быстро, а думал еще быстрее. На недавно пересеченной мною улице беготня продолжалась, но сюда, в служебный проход, никто не заглядывал. Я щелкнул хлыстом по коробке передач ближайшего робота и подозвал его.

— Следуй за этим человеком, — приказал я, хлыстом указывая направление.

Белый колпак нырнул внутрь, робот последовал за ним, а я последовал за роботом. В кухню. В большую, явно ресторанную кухню. И там больше никого не было.

— Когда вы открываетесь? — спросил я. — У меня от этой работенки разыгрался еще тот аппетит.

— До вечера не откроемся… Эй! Прикажи этому роботу, чтобы он не таскался за мной. Пусть заберет отсюда мусор.

Повар, отступая, кружил по помещению, а робот верно топал на ним. Они составляли прекрасную пару.

— Робот, — скомандовал я, щелкнув хлыстом. — Не следуй больше за ним. Просто схвати его за руки так, чтобы он не мог убежать.

Электронные рефлексы робота действовали быстрей, чем у повара. Стальные руки сомкнулись, повар открыл рот, чтобы пожаловаться, и я заткнул его поварским колпаком. Повар сердито жевал его, приглушенно мыча, а я в это время привязывал его к стулу, используя прекрасный ассортимент полотенец. Надежно закрепив его, я позаботился о кляпе. И пока никто

другой не появлялся в поле моего зрения. Мне все еще везло.

— Выйди, — приказал я роботу. Снаружи остальные роботы продолжали работать быстро и усердно. Я размахивал хлыстом до тех пор, пока все они не затрепетали, ожидая нового приказа.

— Возвращайтесь. В то место, откуда вы явились сегодня утром. Ступайте.

Словно хорошо обученные солдаты, они повернулись и тронулись в путь. К счастью, не в направлении только что пересеченной улицы. Я нырнул обратно на кухню и запер дверь. На какое-то время я был в безопасности. Рано или поздно мои преследователи проследят меня до роботов-мусорщиков, но у них не будет ли малейшего представления, где и когда я покинул команду. Дела шли просто прекрасно. Пленный повар сумел опрокинуть стул и теперь полз, извиваясь, с этим стулом и всем прочим к выходу.

— Озорник! — попенял я его и взял со стойки большой тесак. Он сразу остановился и выпучил на меня глаза. Я положил нож и хлыст туда, где они были бы под рукой, и оглянулся. Да, на некоторое время я был в безопасности и мог заняться составлением плана. Пока все шло стремительно и с хорошей долей импровизации. Внезапно в отдалении раздался стук, а потом звонок.

Я вздохнул и снова взял нож. Стремительность и импровизация были девизом этой операции.

— Что это? — обратился я к повару, выдернув на минуту колпак из его рта.

— Передняя дверь, там кто-то звонит, — хрипло произнес он, не спуская глаз с ножа, который я держал у его горла.

Я вернул кляп на место, бочком прокрался к двери и приоткрыл ее настолько, чтобы можно было взглянуть на соседнее помещение. Зал ресторана был пуст и темен. Стук и звон доносились от входа на противоположной стороне. Никто не появился на эти шумные вызовы: видимо, повар и я были здесь наедине. Что ж, посмотрим, что все это значит. Держа нож наготове, я подошел к входной двери и, отодвинув засов, слегка приоткрыл ее.

— Что нужно? — спросил, я, стараясь подражать рудиментарной грамматике и низкому голосу повара.

— Рефрижераторный сервис. Вы позвонили, что у вас нелады. Какого типа нелады?

— Нелады крупные! — Сердце мое подпрыгнуло от этой неожиданной радости. — Заходите и прихватите с собой самую большую сумку с инструментами, какая у вас есть.

Это была сумка очень приличных размеров. Когда он вошел, я закрыл за ним дверь, а затем, вежливо пропустив вперед, резко ударил по затылку тесаком, плашмя. Он мило сложился. Мундир его был утилитарного цвета хаки — явное улучшение по сравнению с осиным, белым и мусорным, которые ограничивали мой выбор до настоящего времени. Я торопливо раздел его и привязал к стулу рядом с поваром. Теперь они могли молча соболезновать друг другу. В первый раз я опередил своих преследователей. При некоторой удаче пройдет несколько часов, прежде чем моих пленников обнаружат и свяжут это происшествие с моим побегом. Я надел мундир цвета хаки, приготовил изрядное количество бутербродов, взял сумку с инструментами, сделал ручкой под козырек своей форменной фуражки пленникам в кухне и выскочил за дверь. У двери стоял большой верховой робот, с его руки свисала вторая сумка с инструментами. Он тихо гудел про себя, а на его металлической груди был нарисован герб обслуживающей фирмы, украшавший теперь и мою грудь.

— Мы будем путешествовать с комфортом, — сказал я. — Возьми-ка это.

Я только-только успел убрать свои пальцы с его пути, когда он протянул руку за сумкой.

Во время своих стремительных поездок по городу я видел издалека множество таких верховых роботов, но никогда не приближался ни к одному. На спинах у них было приспособление вроде седла — на нем сидел оператор, — но я не имел ни малейшего представления, как на это сиденье попасть. Опустится ли он на кольни, чтобы на него можно было сесть, или выбросит лесенку? По улице двигались машины и другие роботы, а слева с хорошей скоростью приближался отряд солдат. Я обнаружил, что снова вспотел.

— Я желаю уехать. Немедленно.

Ничего не случилось. За исключением того, что солдаты несколько приблизились. Робот стоял бесстрастно, словно статуя. Не знаю, был ли этот способ ортодоксальным или нет, но я должен был что-то делать. Поэтому я поставил ногу на бедренное гнездо робота, схватился за сигнализатор поворота в районе его лопатки и вскарабкался на него. Скрытые моторы загудели громче, когда он переместил центр тяжести в соответствии с моим весом. Я скользнул в седло как раз тогда, когда отряд протрусил мимо. Меня они совершенно игнорировали. Сиденье было удобным. Передо мной теперь открывался хороший обзор, так как моя голова была метрах в трех над землей. Но не имел ни малейшего представления о том, что делать дальше. Впрочем, просто удаление от той улицы будет прекрасным началом. На макушке головы робота я обнаружил компактный пульт управления, после непродолжительного раздумья я нажал кнопку с надписью «ХОД». Я ощутил скребущую вибрацию сцепления внутренних передач, после чего робот начал шагать на месте. Хорошее начало. Мгновением позже я обнаружил кнопку «ВПЕРЕД». Я нажал ее, робот накренился и пустился мелкой рысью. Вскоре я оставил полицию и волнения позади. Нужен был план. Я ехал на своем механическом рысаке через сердце города и обдумывал свое положение. Один человек против всего мира. Очень поэтично и, возможно, могло бы привести в замешательство, если бы не то, что я бывал в таком положении и раньше, а они нет. Вся система безопасности здесь свидетельствовала, что чужаки бывали на Клизанде не часто и их всегда удавалось держать под контролем. Наверное, мои противники никогда раньше не теряли след наблюдаемого, и этот случай будет для них очень обидным. Полетят головы. Прекрасно. Покуда одной из них не будет моя. В некотором смысле я имел преимущество. Они ничего не знали обо мне, кроме прикрывающей легенды. Если я смогу затеряться в глубинах их угнетающей культуры, меня будет невозможно найти. Что я и сделаю. Активные действия начнутся позже, а сейчас я должен спасать свою драгоценную шкуру и составить план. Впереди был один из выездов из города. Там необычно большое число индивидов в мундирах занимались проверкой и обыском всех пытавшихся выехать. Прикосновение к кнопке «ВЛЕВО» заставило моего рысака свернуть на другую улицу и убраться от этой опасности. Когда я захочу покинуть город, я его покину. Но это время еще не пришло. К полудню я имел рабочее представление о расположении города и нажил мозоли на заднице. Робот шел все медленнее и явно нуждался в подзарядке из какой-нибудь подходящей настенной розетки. Мне тоже нужно было подкрепиться бутербродами из сумки. И мы оба нуждались в отдыхе. К тому же были неплохие шансы, что моих пленников уже нашли на кухне и в городе поднята новая тревога. По более свободной стороне улицы я направился обратно в промышленный район, который заприметил ранее, чтобы поискать подходящую нору, в которой можно было бы спрятаться. Я приметил несколько заброшенных фабрик и складов, которые могли бы подойти для моих нужд. Одно из этих мест мне подошло. Паутина на окнах и ржавчина на дверных петлях. Никого в поле зрения и замок, который я мог бы открыть в темноте ногтем. Дверь со скрипом отворилась, не было видно ни одной живой души. Мы проскользнули внутрь, и замок щелкнул за нами. Безопасность. Место было покинутым, пыльным и почти пустым. В одном углу стоял древний образец местной машинерии, лишенный специфических черт и таинственный, как затерянный в джунглях идол с жертвоприношениями в виде выброшенных перфокарт у его ног. Превосходно. Я пообедал, отдохнул, обыскал здание, нашел внутреннюю комнату без окон, перенес туда обе сумки с инструментами, фонарик и карандаш с одной из жертвенных карточек. Пришло время следующего шага. С карандашом в руке, глядя на чистый квадрат картона передо мной, я заговорил вслух:

— А теперь слушай, Джим. Воспоминание готово проявиться. Отсчет начнется с десяти. По ходу его я засну. Память включится при слове «зеро»!

— Десять, — произнес я, чувствуя себя прекрасно. — Девять…

И зевнул. К тому времени, когда я добрался до пяти, веки мои отяжелели, а что была дальше, я просто не помню.

Я проснулся с одеревеневшими пальцами, затекшей рукой и утомленными глазами. И с большим квадратом картона, Покрытым чертежами сложных электросхем. Подсознание — прекрасное место для сокрытия вещей, которые надлежит прятать от разума. Я не только имел теперь чертежи, но и вдруг осознал, как ими пользоваться. План был восхитительно простым, и я на миг ощутил ревность к тому, кто его выдумал. Его реализация требовала немного времени, много электронных схем и оборудования. Все это придется украсть. Я вздохнул и потянулся, расправляя затекшие мускулы. День был утомительный, и мой сон во время гипнотического транса вовсе не являлся сном. Завтра тоже будет день, а темп преследования завтра спадет. Завтрашний и послезавтрашний дни были очень насыщены работой. Я был стальной крысой, вылезшей на землю, где предстояло проделать немало шмыганий. Город вокруг меня продолжал заниматься своими делами. Я уверен, что они неослабно продолжали поиски, хотя никто и близко не приближался к моему уютному гнездышку. Я паял, монтировал электросхему, крал пищу и другое предметы комфорта, прямо скажем, походя. Клизанд, казалось, обладал очень низким уровнем преступности, а потому здесь, похоже, не предпринималось никаких мер против того рода краж со взломом, какими занимался я. Либо преступный класс был уничтожен, либо он заправлял теперь правительством. Такое вполне могло случиться. Период моего одиночества скоро должен был. кончиться, и я буду заниматься шпионажем, ради чего, собственно, и был сюда послан. Покинуть город оказались намного проще, чем мне казалось. Слоняясь с должной осторожностью в районе контрольно-пропускного пункта, я обнаружил, что во главе этой операции стояли военные, и она, похоже, шла на простодушный военный лад. Изучение разрешения на выезд и документов, отшлепывание печатей, быстрый осмотр — и проваливай. Я надеялся, что и ко мне они отнесутся без предвзятости. Чтобы гарантировать исход операции, я похитил в сумерках военный грузовик. Чтобы остановить машину, я выставил на его пути робота. Грузовик, завибрировав, остановился, а водитель высуну голосу и лихо выругался. Большинства слов, которые он использовал, не было в моих уроках по языку, и я занес их в картотеку для употребления в будущем. Благословением божьим было то, что он ехал один.

— От такого слышу, — ответил я ему. — Некрасиво так разговаривать со штатским. Тем более в чрезвычайной ситуации.

— Какая чрезвычайная ситуация? — спросил он подозрительно.

— Такая чрезвычайная ситуация! — с воодушевлением ответил я.

Игла воткнулась ему в шею, и он отключился. Я отодвинул его в сторону, надел его форменную фуражку, приказал роботу топать за грузовиком и вернулся на склад за своими ящиками. Они надежно спрятались в кузове грузовика. за ящиками с обезвоженной пищей, формулярами в трех экземплярах, сапожным кремом и другими весьма важными военными грузами. Переодевшись в красный мундир солдата — его я оставил тихо дремать в моем зеленом, — я сказал «до свидания» роботу, моему единственному другу на этой малоприятной планете. Он ничего мне не ответил, но я не обиделся. После этого я уехал. Мои документы, удостоверение, командировочная были приняты с военной молчаливостью, изучены, одобрены, и я был свободен. Я весело понесся в ночь и во вторую фазу моего плана. Физически это требовало много беготни, похищения различных машин, чтобы запутать мой след, и долгого путешествия через центральную пустыню к определенному ориентиру. Ориентиром этим была огромная каменная глыба, стоящая в гордом одиночестве в мире песка. Формой она весьма походила на горшок и называлась по-клизандски лонак, что означает горшок и дает вам представление об уровне их воображения. Маскировочная сеть прикрыла похищенную машину, а я с предельным трудолюбием работал целых семь дней, прежде чем был удовлетворен результатом. Мною было построено моими собственными двумя руками и с помощью лишь робота-экскаватора полностью самообеспеченное подземное убежище, расположенное не далее сотни метров от упомянутой ранее скалы. Это было последним этапом подготовки к третьей фазе. В ту же ночь я положил начало этой фазе. Мой маленький домашней выделки передатчик был настроен и готов к работе, антенна была направлена точно в зенит. Ровно в полночь я включил его, и в космос рванулся узкий, точно направленный радиолуч. Я продержал сигнал включенным ровно тридцать секунд, а затем вырубил. Так-то! Метать кости и делать следующий ход полагалось им. Им — это значит подразделению Спецкорпуса, на которое была возложена организация этой фазы. И, будем надеяться, организовавшему ее. Я не буду знать ничего наверняка до следующего вечера.

Если план сработает — я немного пожевал губу над этим «если», пряча рацию обратно в машину, — мой сигнал будет принят ими и только ими. Канал предельно узкий, сигнал очень точно направленный. Запеленговать его невозможно. Клизандцы вообще не должны знать о нем. Но он приведет в движение чудовищные силы. Заработают лучшие компьютеры, полыхнут огнем гигантские ракеты. Выбранный для этой цели метеорит придет в движение вместе с коллекцией сопутствующих космических обломков. Сейчас он далеко в космосе, за пределами действия клизандских детекторов, но он движется в сторону этой системы, нацеленный на одинокую скалу Горшок. Мне требовалось подождать день и ночь. Зная, как действует на меня непродуктивное ожидание, я устроил себе маленькую вечеринку. Была хорошая еда — насколько может быть хорошей еда из содержимого консервированных пайков, — была выпивка получше еды, поскольку ее я мог выбирать из куда более широкого ассортимента. Вино к закуске, а потом более крепкие, хорошо очищенные напитки. В завершение ужина я закурил сигару и, включив карманных размеров экран минипроектора, прокрутил пару чернушно-пречернушных фильмов, купленных мною в армейских магазинах. Весьма грубая поделка для солдат, хотя мне в моей роли кочевника пустыни фильмы эти показались достаточно привлекательными. А потом сон окутал меня своим мягким одеялом. Пролетела ночь, за ночью последовал день, а потом снова пришла ночь. И как только стало темно, я оказался снаружи с полевым биноклем в руке. Я обшаривал ночное небо по квадратам. Ничего. И ничего не должно было быть еще несколько часов, но мне не терпелось. План начинал мне казаться абсурдным. Я чувствовал себя одиноким, попавшим в западню на этой планете во многих световых годах от цивилизации. Борясь с депрессией, я отхлебнул из своей карманной фляжки. Если все шло хорошо, то сейчас большая каменная глыба направлялась к Клизанду курсом, ведущим к столкновению. Когда защита засечет ее, то ее сочтут обычным космическим обломком, которому предстоит врезаться в атмосферу и сгореть. Если же они решат проследить за ней на тот маловероятный случай, что она может быть чем-то большим, чем кажется, наблюдения разуверят их. Ее скорость и температура таковы, что наличие какого-либо живого груза исключается. Да и следить за ней будет очень трудно из-за тех сопровождающих ее обломков, которые тоже будут отражать сигналы радаров. Метеорит прошьет атмосферу и врежется в пустыню с силой, достаточной, чтобы уничтожить все живое. Если будет назначено расследование, то прежде чем прибудут следователи, произойдут вещи, куда более важные. На это я надеялся. Все это звучало так хорошо в теории, но казалось сейчас нелепым образчиком безумия на практике. Очень близко к полуночи в ясном небе над моей головой загорелась и замерцала новая звезда, я вздохнул и отложил фляжку. Точно в назначенный час, словно ежедневная ракета. Точка становилась все ярче и ярче. И нацелена она была прямо на меня. Я знал, что компьютеры и астрономы хорошо поработали — но не настолько же хорошо! Ведь эта штука собиралась приземлиться прямо на меня. Однако не совсем. По мере того, как я следил за ней, она, похоже, смещалась в сторону, ускоряя по ходу дела движение. Это сопровождалось громким шипением, словно где-то надо мной треснул небесный чайник. Я прыгнул в машину и оживил ее пинком ноги, когда пылающая бомба исчезла за башней Горшка. Последовал раскатистый взрыв, осветивший воздух и обрисовавший огнем силуэт скалы. Я бросил машину вперед. Ее фары выхватили из темноты свежее пятно на земле, окруженное обломками, над которым нависало облако дыма и пыли. На дне углубления лежал большой глазированный кусок испускавшего пар камня. В яблочко! Я отогнал машину за ближайшую песчаную дюну и врубил передатчик. Раздался еще один взрыв, бесконечно меньший, чем от столкновения, и над моей головой просвистели куски камня. Когда я снова подъехал к яме, то увидел, что заряды раскололи метеорит почти пополам, желеобразная жидкость, защищавшая содержимое, впитывалась в песок. В тот же миг я услышал нарастающий грохот приближающихся реактивных самолетов и вырубил фары. Самолеты проревели над головой — треугольники тьмы на фоне звезд — и накренились на вираже. В эти мгновения я по-новому оценил силу подозрительности Клизанда, возросло и мое уважение к их радарам, компьютерам и службе ПВО. У меня будет меньше времени, чем я думал. Я прыгнул в яму, стараясь игнорировать жар, испускаемый треснувшим камнем. Снаряжение было цело, упакованное в плоские ящички, а света звезд было как раз достаточно, чтобы вытащить их и спрятать в машине. Самолеты кружили надо мной, приведенные в ориентировочный район радарной триангуляцией, теперь они разыскивали точное место падения. Не то, чтобы они могли много увидеть — при их-то скорости, да еще в темноте! — но в пути уже были, несомненно, воздушные суда помедленней. Оснащенные приборами и осветительными установками, они могли прочесать весь район. При мысли об этом я задвигался побыстрее. Мое воображение уже рисовало мне трепетание огромных пропеллеров на горизонте. Уложив в машину последний ящик, я, тяжело дыша, ждал, пока самолеты отлетят подальше, чтобы тронуться к своей тайной норе. Я ехал как можно быстрее, лавируя среди больших ухабов и подпрыгивая на меньших. Когда самолеты развернулись в моем направлении, я остановился, стараясь думать, какой я крохотный, в ожидании, когда они пролетят мимо. На следующем броске я сумел добраться до входа. Когда я бросил в земляную нору первый ящик, то услышал далекий звук моторов. Вдали замерцал яркий свет — он двигался в мою сторону. Бритва чиркала чересчур уж близко. Я швырял ящики один за другим, не заботясь, где и как они приземляются.

Я был уже готов нырнуть вслед за ними, перевести дыхание и заботливо разложить их, когда над моей головой затрепетали огромные крылья, а из-под Горшка вырвался и блеснул молнией ослепительный свет. Свет двигался дальше, а я нащупывал стартер машины сквозь галактику радуг и ревущих дисков света. Машина тронулась с места, затем резко ускорила движение, когда я переключил скорость. Свет ударил вновь, я упал набок и лежал не двигаясь. Так, бесконечно долго я лежал неподвижно, и яркий свет ослеплял мои глаза даже сквозь сомкнутые веки. Казалось, длилось это три года, хотя могло продолжаться и три секунды. Лесенка была на месте, и я спустился по ней, основательно ободрав свои голени о сваленный как попало груз. Пробираясь в темноте, словно крот, я пинками толкал ящики впереди себя по входному туннелю. Рев больших машин стал громче, а минуту спустя к нему присоединились звуки частой стрельбы и грохот взрывов.

— Превосходно, — выдохнул я, швыряя последний ящик. — Оружие предназначено для того, чтобы его использовать, вот они его и используют.

Я был уверен, что это такая компания, которую хлебом не корми, только дай пострелять. То, что мои выводы оправдались, крайне обрадовало меня. Еще более громкий взрыв засвидетельствовал, что моя машина уничтожена. Лучше и быть не могло. Я нащупал передатчик у входа и взял его с собой. Затем поднялся по лесенке — куда более ленивым шагом, чем спускался с нее. Удобно стоя на лесенке и упираясь локтями в землю, я наблюдал за происходящим с самого лучшего места на этом шоу. Ревели реактивные самолеты, пропеллеры кромсали воздух в небе над моей головой. Пели пули и взрывались бомбы. Машина горела прекрасно, выбрасывая сердитые всплески пламени, когда обломки подвергались ураганному обстрелу. Когда же буханье и баханье начало ослабевать, я оживил его, нажав первую кнопку на передатчике. С вершины Горшка начали стрелять скорострельные пушки, в то время как с пускателя с разными интервалами взлетали вверх ракеты. Каждый второй выстрел был трассирующим, так что спектакль был самый что ни на есть впечатляющий. Военно-воздушные силы в небе сделали горку, чтобы перегруппироваться, а затем вернулись, чтобы с дикой энергией атаковать невидимого врага. Вершина Горшка и вся земля вокруг него были истерзаны взрывами. За своим оружием я совершил набег на Клизандский арсенал, и было приятно видеть, как одна и та же сторона стреляет сама по себе. Бомба рванула не дальше, чем в тридцати метрах от меня, и песок посыпался мне на шею. Эта часть спектакля кончалась. Наступило время финала. Я скатился на дно норы, а на меня падал песок. С определенной долей спешки я затащил лесенку в туннель, затем подергал тросы и метнулся внутрь. Добрая часть выбранного мной песка была свалена над входом и удерживалась досками, которые я теперь удалил. Я толчком закрыл дверь, когда песок с неожиданной быстротой заскользил вниз. Стоя в темноте, я медленно сосчитал до десяти, чтобы дать время песчаному водопаду завалить яму. Затем я нажал вторую кнопку на передатчике. Ничего не случилось. А ведь это было существенной частью операции. На фоне всех этих рвущихся бомб еще один взрыв пройдет незамеченным. Вторая кнопка должна была привести в действие заряд, который должен был замести все следы моей деятельности и замуровать мою крысиную нору. Если он не рванет, то меня легко обнаружат и откопают… Память вернулась ко мне, и я проклял собственную глупость. Конечно, мой план предусматривал и этот случай. Радиосигнал от моего маленького передатчика мог и не пройти сквозь землю, я знал это. Поэтому я быстро нащупал оставленный мной у входа фонарик, включил его и увидел голый конец протыкающего стену насквозь провода. На нем даже висела бирка «2», чтобы не возникло никакой путаницы, если я буду торопиться.

Больше я не вор, не прячусь под скалами. На тринадцатый день я разблокировал свою дверь и прокопал путь на поверхность. С этим символическим актом я оставил позади образ жизни беглеца и вступил в клизандское общество. С различными удостоверениями и разнообразными мундирами я сыграл широкую подборку ролей в этом довольно отталкивающем обществе, пока не узнал о нем намного больше, чем мне хотелось бы, будь на то моя воля. В своих меняющихся обличьях я прошелся только по периферии здешней военщины, поскольку я хотел сберечь свою энергию для фронтальной атаки на ядро этого института. С мыслью о том, как реализовать эту задачу, я поднялся на борт сверхзвукового самолета, следующего рейсом на Досадан-Глуп, приличных размеров провинциальный город, которому случилось оказаться по соседству с военной базой «Глупость». Судя по тем данным, которые мне удалось добыть, «Глупость» была также крупным космическим центром и отправным пунктом космической экспансии. Так что было нечто большее, чем случайность, в том, что я достаточно долго слонялся поблизости от служащего, резервирующего места, чтобы увидеть, кому что досталось, а затем попросить место рядом с наиболее привлекательной особой. Привлекательной, спешу добавить, только для меня. По любым другим стандартам измерений лет-майор не выиграл бы никаких призов. Челюсть у него была слишком большая и явно спроектированная так, чтобы выпирать туда, где она нежелательна, в подбородок была встроена раздваивающая его ложбинка — явно от слишком усердного почесывания. Подозрительные темные глазки прятались под обезьяньими надбровными дугами, а пещероподобные ноздри казались двумя темными туннелями подземки. Однако меня все это меньше всего волновало. Я видел только черный мундир Космической Армады, множество наград, свидетельствовавших об активной службе, а также крылья-и-ракеты старшего пилота. Он был тем, кто мне требовался.

— Добрый вечер, сэр, добрый вечер, — приветствовал я его, занимая кресло рядом с ним. — Приятно с вами познакомиться.

Он нацелил на меня две пушки своего носа и выстрелил громким чихом, сигнализирующим о конце столь недавно начатого разговора. Я улыбнулся в ответ, пристегнул ремни и откинулся на спинку кресла, когда СЗС швырнул себя в ночное небо на крейсерской высоте. Большая часть крыльев убралась в корпус, а я достал карманную фляжку, отвинтил два стаканчика и сказал:

— Буду рад предложить вам капельку освежающего, благородный лет-майор, в знак признательности за вашу долгую службу во благо славному делу Клизанда.

На этот раз он даже не потрудился чихнуть, а лишь поковырял в зубах не слишком чистым ногтем, в результате чего извлек кусочек мяса от недавнего обеда. Внимательное изучение добычи, по-видимому, убедило его, что кусочек слишком велик, чтобы его выбросить, а потому он с явным удовольствием вновь проглотил его. Я мог предложить ему лучшее.

— Нет ничего слишком хорошего для наших парней, несущих службу. Это — нарколет.

Я пригубил напиток и причмокнул. Он в первый раз посмотрел на меня прямо, после чего его губы начали медленно раздвигаться, складываясь в нечто отдаленно напоминающее улыбку. Было видно, что это занятие для него непривычно.

— Я выпью это, — произнес он скрипучим голосом.

Еще бы! Эта маленькая фляжка спиртного обошлась бы ему в половину его месячного жалования. Нарколет, прекраснейший напиток, известный человечеству, производился в малых количествах из скудного ботанического источника на маленькой планете у края галактики. Утешающий, чарующий напиток — тонкий, опьяняющий, вдохновляющий, возбуждающий, стимулирующий. Он был всем, чем был любой другой напиток, плюс еще многим, к тому же без всяких побочных эффектов похмелья. Лет-майор взял предложенный ему стаканчик, склонил над ним пещеру своего носа и пригубил.

— Неплохо, — буркнул он, и я улыбнулся ему, как если бы это грубое преуменьшение было самой искренней похвалой, а потом представился ему, назвав себя присвоенным мною именем. Он поразмыслил над моими словами и сообразил, что в ответ требуется назвать свое имя.

— Лет-майор Васко Хулио.

— Рад познакомиться, сэр! Очень рад! Нельзя ли мне налить вам еще, эти стаканчики такие маленькие.

Очень скоро я почти полюбил этого лет-майора. Он был совершенством — законченным, без всяких шишек сомнений или оспин неуверенности. Точно так же, как паук бывает идеальным пауком, как летучая мышь-вампир бывает идеальной мышью-вампиром, он был идеальным, раскованным ублюдком. К тому времени, как наш самолет распорол своим острым, словно бритва, носом звуковой барьер, дух его поднялся, а язык начал заплетаться. И анекдоты, рассказываемые им, стали более детальными. Вот несколько образцов его речений. Лет-майор о стрельбе:

— Никогда не совершай ошибки, гоняясь за индивидами или мелкими группами — в счет идет только валовый эффект. Держась плана, поражай здания, скопления машин и кончай заход. На втором заходе можно поражать группы людей, но только крупные. И лучше всего зажигательными бомбами — они расплескивают огонь и валят больше, чем что-нибудь другое.

Лет-майор об отдыхе:

— Нас было только двое, и на двоих дюжина бутылок и ящик сигар — на пару дней достаточно. Так мы добыли тех трех девок — одну, понимаешь, про запас, просто на всякий случай, и отвезли их…

Лет-майор об инопланетянах:

— Скоты, и вы можете даже не пытаться убедить меня, что с ними возможен контакт на равных. Совершенно очевидно, что Клизанд — источник разумной жизни во Вселенной. Отсюда исходит цивилизирующее влияние и…

Было еще много подобного этому, и мне оставалось только кивать головой. Я восхищался. Совершенство, как я уже сказал. Но что заставило меня почти запульсировать от радости, так это информация о том, что он только что назначен на базу «Глупость» после предоставленного ему отдыха для восстановления сил. И это его первый визит на космическую базу после долгих лет службы на боевых фронтах. Судьба управляла метанием костей. То, что я должен был сделать дальше, было опасным и требовало немало риска, но предоставившаяся возможность была слишком хороша, чтобы пренебречь ею. Я уже исследовал особенностиклизандского общества и познал его довольно глубоко. По-моему, настало время выяснить, так ли это на самом деле. Ибо та часть общества, через которую я продолбил себе дорогу, была лишь периферийной, невоенной его частью, а по-настоящему имела вес только военщина. Она господствовала на планете во всех отношениях и, кроме того, сумела распространить свое господство и на другие планеты. Этот барьер я и собирался штурмовать, используя для этого те скромные знания, которыми располагал. Итак, я вступаю в армию. Записываюсь в Космическую Армаду. В чине лет-майора. Когда корабль накренился, заходя на посадку, я начал превращать мысль в действие.

— Ты должен сразу же явиться на службу, Васко?

Крепкий напиток перевел нас на «ты». Он замотал головой, что должно было означать «нет».

— Должен завтра.

— Чудесно. Однако тебе не стоит проводить эту ночь между холодными простынями одинокой койки в офицерских казармах. Подумай, что только можно совершить за это время.

Я пустился в описание того, что можно проделать на неодинокой койке с шелковыми простынями. Хорошая еда и обильная выпивка тоже были упомянуты, но лишь как нечто второстепенное. Фляжка накренилась еще разок, и он кивнул, весьма охотно согласившись с моим планом. Как только мы приземлились и наш багаж выгрузили, такси с роботом-водителем отвезло нас в «Досадан-Глуп Робот-Отель». Это был местный филиал всепланетной системы отелей, специализировавшейся на безлюдном сервисе. Здесь все было механизировано и компьютеризировано. Человеческие существа предположительно наведывались в них через определенные промежутки времени, чтобы проверить показания приборов и опустошить денежные ящики, однако лично я никогда никого из них не видел, хотя довольно часто пользовался этими отелями. Иногда я видел, как в отель входили клиенты и как они покидали его, но мы избегали друг друга, словно являлись разносчиками чумы. «Робот-Отели» были островками приватности в мире пялящихся глаз. Были у них определенные недостатки, но я уже научился справляться с ними. Мы отправились в «Робот-Отель». Входная дверь автоматически отворилась, когда мы приблизились, робот с внешностью механизированной куклы выскочил из своей конуры и пропел:

— Всемирно знаменитый со дня открытия «Досадан-Глуп Робот-Отель» приветствует вас. Я здесь, чтобы взять ваш багаж… Прикажите, и я помогу вам!

Это было пропето звучным контральто под аккомпанемент духового оркестра в двести труб — стандартная запись для всех «Робот-Отелей». Я успел возненавидеть ее. Я пнул робота, который слишком уж прижимался к нашим ногам и указал ему на такси.

— Багаж там. Пять предметов. Принести.

Он отъехал с гудением и погрузил в такси нетерпеливые щупальца. Мы вошли в отель.

— Разве у нас не четыре предмета? — спросил Васко, хмуря в размышлении нависшие брови.

— Ты прав, я, должно быть, ошибся в подсчете.

Робот-носильщик догнал и обошел нас, волоча наши чемоданы и выдранное из такси заднее сиденье.

— Теперь у нас вещей действительно пять.

— Добрый вечер… господа, — пробормотал дежурный робот с маленькой паузой перед последним словом: ему нужно было сосчитать нас и сравнить наши физиономии с содержимым своего банка памяти. — Чем мы можем служить вам?

— Лучшим номером в заведении, — сказал я и, вписав в учетный лист вымышленные фамилии и адрес, начал скармливать банкноты богинье щели для оплаты в столе. «Наличными вперед!» — таково было правило «Робот-Отелей». С подведением баланса и выплатой остатка при отъезде. Робот-бой, вооруженный ключом, покатил впереди и показал нам дорогу, а затем широко распахнул перед нами дверь под звуки записанных фанфар, словно наступило второе пришествие.

— Очень мило, — сказал я и нажал кнопку с надписью «на чай» у него на груди — операция, автоматически списавшая два богинье с моего кредитного баланса.

— Закажи нам выпивку и закуску, — сказал я лет-майору, показывая на встроенное в стену меню. — Заказывай все, что желаешь, но чтобы обязательно было шампанское и жареное мясо.

Эта идея ему понравилась, и он стал деловито нажимать кнопки, пока я размещал багаж. К моему запястью был пристегнут детектор для выявления «клопов». Он безошибочно привел меня к единственному оптико-звуковому устройству. «Клоп» находился в том же месте, что и все другие «клопы», найденные мною. Эти отели действительно были стандартными, и я умело поставил перед ним кресло, когда открывал свой чемодан. Дверцы шкафа доставки раздвинулись и оттуда выскользнула бутылка охлажденного шампанского в сопровождении бокалов. Васко все еще заказывал напропалую, насилуя кнопки и мой кредитный баланс, быстро катившийся к нулю — его состояние демонстрировали крупные цифры на стене. Я открыл бутылку, выстрелив пробкой в стену поближе к лет-майору, чтобы привлечь его внимание, и наполнил бокалы.

— Выпьем за Космическую Армаду, — предложил я, вручая ему бокал и давая одновременно упасть в него маленькой зеленой дробинке.

— За Космическую Армаду, — повторил он, осушил бокал и затянул какую-то жутко шовинистическую песню — о сияющих дюзах, сверкающих пушках, доблестных воинах, горящих солнцах. Я был сыт ей по горло, даже прежде чем он начал, но знал, что мне предстоит ее выучить.

— Ты выглядишь уставшим, — сказал я ему. — Разве тебе не хочется спать?

— Спать… — согласился он и заклевал носом.

— Думаю, тебе было бы неплохо лечь в постель и немного передохнуть перед обедом.

— Лечь… — Его стакан упал на ковер, он поплелся через номер и растянулся во весь рост на ближайшей постели.

— Видишь, как ты устал. Засыпай, а позже я разбужу тебя.

Покорный действию гипнонаркотика, он закрыл глаза и сразу же захрапел. Если кто-то слушает то, что передает «клоп», то не заметит ничего подозрительного. Прибыл обед. Еды хватило бы, чтобы накормить целое отделение — мои деньги ничего не значили для доброго старого Васко. Я съел немного мяса и салата, прежде чем приняться за работу. Прежде всего инъекция — она должна была блокировать нервы и обезболить мое лицо. Как только она подействовала, я приподнял храпящего лет-майора и навел настольную лампу для чтения на его лицо. Это была совсем не такая уж трудная работа. Мы оба были примерно одинакового телосложения, да и сходство не должно было быть совершенным. Просто достаточно близким, чтобы совпасть с тюремно-лагерной фотографией в его удостоверении. Качество этой фотографии было именно таким, какое привыкаешь ожидать от снимка в удостоверении, где сфотографированный больше похож на бритую обезьяну, чем на человека. Самым большим делом — во всех смыслах — был подбородок, однако массированные инъекции желеобразного пластика позволили нарастить мой до размеров подбородка Васко. Я придал ему должную форму до того, как желе застыло, а затем перешел к работе над бровями. Последовавшее пластическое наращивание надбровных дуг и имплантация искусственных черных волос довели сходство до кондиции. Контактные линзы позволили воспроизвести цвет его глаз, а расширяющие кольца в моих ноздрях раздули их до пещерообразного вида оригинала. Все, что оставалось после этого, это перевести отпечатки его пальцев на невидимый пластик, плотно обтягивающий мои собственные пальцы. Пока я подгонял лучший мундир Васко по своей фигуре, лет-майор, следуя полученному гипноинструктажу, поднялся и съел немного остывшего супа. После этого его снова одолел сон, но на этот раз он ретировался на постель в другой комнате: я позаботился об этом, чтобы храп и кряхтение не раздражали меня. Я смешал себе крепкий ерш и рано отправился спать. Завтрашний день я провожу уже в новом обличье. Я вступаю в Космическую Армаду. При небольшом везении я смогу найти ключ к природе их удивительной военной мощи.

— Сожалею, сэр, но войти вы не можете, — заявил часовой перед воротами. Ворота эти были сделаны из клепаной стали, а высокую каменную стену, в которую они были встроены, венчало множество рядов колючей проволоки.

— Что значит не могу войти? Мне было приказано явиться в «Глупость»! — заорал я в военно-идиотской манере. — А теперь нажмите кнопку, или что там у вас отпирает ворота.

— Я не могу открыть их, сэр. База изолирована от внешнего мира. Я выставлен для наружного караула.

— Я хочу видеть вашего старшего офицера.

— Я здесь, — произнес холодный голос у меня под ухом. — Что за беспорядки?

Повернувшись кругом, я посмотрел на его лейтенантские нашивки, а он на мой двойной крест лет-майора, и я выиграл спор. Он провел меня в караульное помещение. Последовали многочисленные перезванивания по телефону, пока он не передал трубку мне и я не посмотрел в лицо полковнику со стальными глазами. Этот спор проиграл уже я.

— База изолирована, лет-майор. — сказал он.

— У меня есть предписание явиться сюда, сэр.

— Вы должны были явиться сюда вчера. Вы опоздали из увольнения.

— Извините, сэр, должно быть, произошла ошибка в записи. Мой приказ предписывает мне явиться сегодня. — Я протянул предписание и только сейчас увидел, что дата прибытия была-таки вчерашним днем. Этот пьяница Васко втравил меня в неприятности, которые заслужил сам. Полковник улыбнулся сладко, как королевская кобра в период течки.

— Если бы это была ошибка в приказе, лет-майор, то, разумеется, не возникло бы никаких затруднений. А раз ошибка была вашей, лейтенант, мы знаем, на кого ложится вина. Явитесь ко входу безопасности.

Я повесил трубку, и лейтенант караула, нехорошо ухмыляясь, вручил мне лейтенантские нашивки. Я отцепил свои двойные кресты и принял понижение в звании. Оставалось надеяться, что повышали в Космической Армаде так же быстро, как и понижали. Караул промаршировал со мной вдоль стены ко входу шлюзового типа. Меня пропустили внутрь, мои верительные грамоты и предписания были изучены, отпечатки пальцев сняты, и через несколько минут я прошел через последние ворота на территорию базы. Была вызвана машина, солдат-рядовой взял мои чемоданы, мы проехали к офицерским казармам, где мне показали мою комнату. И все это время я держал глаза открытыми. Не то, чтобы тут были какие-то завораживающие зрелища. Если ты видел одну военную базу, то ты видел их все. Здания, палатки, парни в мундирах, совершающие повторяющиеся прыжки, тяжелое дорогостоящее оборудование, выкрашенное в один цвет, и так далее. То, что я должен был выяснить, будет открыть не так просто. Мои чемоданы были свалены в крошечной комнате, честь взаимно отдана, солдат ушел, а с соседней койки донесся хриплый голос:

— У тебя случайно нет чего-нибудь выпить, а?

Я всмотрелся повнимательней и увидел, что то, что я сначала принял за узел скомканного белья, похоже, содержит костлявого индивидуума в темных очках. Истраченное на эту речь усилие, должно быть, истощило его силы, и он застонал, добавив еще один выдох к алкогольным испарениям в и так уже насыщенной ими атмосфере.

— Случайно есть, — ответил я, открывая окно. — Меня зовут Васко. Ты предпочитаешь какую-нибудь определенную марку?

— Остров…

Я не мог вспомнить напиток с таким названием, а потому не без оснований предположил, что это имя моего собеседника. Достав фляжку с самым мощным напитком из моей коллекции, я налил ему полстакана. Он схватил стакан дрожащими пальцами и осушил, в то время как его тело сотрясали судороги. Напиток, видимо, пошел ему на пользу, потому что он самостоятельно сел на койку и протянул стакан за добавкой.

— Через два дня мы сорвемся, — сообщил он, нюхая напиток. — Это часом не краскорастворитель, а?

— Нет, просто она так пахнет, чтобы дурачить военную полицию. Куда?

— Не шути так резко по утрам. Тебе же известно, что никогда не знаем, по какой планете ударим. Безопасность. Или ты служишь в безопасности?

Он подозрительно сощурился, глядя на меня. Надо будет следить за своими вопросами, пока не узнаю побольше. Я заставил себя улыбнуться.

— Шутка. — Я плеснул спиртного в свой стакан. — Я сам себя чувствую не слишком хорошо. Этим утром я проснулся лет-майором.

— А теперь ты лейтенант. Легко достались, легко расстались.

— Они достались мне не так-то легко!

— Извини. Фигуральное выражение. Я всегда был лейтенантом, так что не знаю, как чувствуют себя другие. Ты не мог бы капнуть еще самую малость в этот стакан? Тогда я сумею одеться, и мы сможем пойти в клуб, чтобы выпить по-настоящему. Ведь нам предстоят недели без выпивки, пока мы не вернемся. Ужас!

Еще один факт. Клизанд сражается в битвах, освежаясь водой. Интересно, способен ли я на такое? Отхлебнув из стакана, я обнаружил, что на поверхность всплыла мысль, подспудно беспокоившая меня уже несколько минут. Настоящий Васко Хулио находится в отеле и будет там обнаружен. И я ничего не мог с этим поделать, потому что находился на этой изолированной базе. Кое-что из выпитого попало не в то горло, и я закашлялся. Остров постучал по моей спине.

— По-моему, это действительно краскорастворитель, — мрачно произнес он, когда я перестал кашлять, и принялся одеваться.

Когда мы шли к офицерскому клубу, я был далеко не в общительном настроении, в чем Остров, вероятно, винил мое недавнее понижение. Что же делать? Кажется, предстояла выпивка. Еще и полдень не настал, а чтобы вырваться с базы, мудрее всего было бы подождать до вечера. Встречать проблемы следует по мере того, как они возникают. Сейчас я пребывал в превосходном состоянии для того, чтобы поглощать спиртное вместе со своими новыми коллегами и одновременно собирать информацию. Именно это в конце концов было основной причиной, по которой я находился здесь. Прежде чем отправиться в клуб, я сунул в карман тюбик противоалкогольных таблеток. По одной каждые два часа, таблетки эти вызовут зверскую изжогу, а заодно нейтрализуют и большую часть алкоголя, попавшего в желудок. Я буду пить без опаски, слушать и оставаться трезвым. Когда мы прошли через кричаще раскрашенную дверь офицерского клуба, я незаметно вытащил первую и проглотил ее. Все это было довольно гнетущим делом. Я лил зелье себе в глотку с такой скоростью, с какой мог его глотать, и не чувствовал его. Когда полдень миновал и жажда увеличилась, в клубе появились другие офицеры, и вскоре вокруг меня толпилась дюжина пилотов. Пили все они хорошо, а вот говорили далеко не то, что я хотел бы услышать.

— Пейте, пейте! — настаивал я, подогревая их. — Там, куда мы отправляемся, деньги не нужны.

И я ставил очередную выпивку всем присутствующим. Как легко можно догадаться, было много чего сказано о летных характеристиках разных кораблей, и все сколько-нибудь существенные детали я занес в картотеку памяти. И было много бухтения о прежних кампаниях:

— С пятидесяти тысяч я в штопор, засадил бомбы и взмыл вверх… — И тому подобное.

Единственным примечательным моментом во всем этом была ничем не омраченная история побед. Я знал, что вооруженные силы Клизанда весьма хороши, но глядя на это пьяное сборище, становилось почти невозможно поверить, что они могут быть настолько хороши. Но так было, и об этом свидетельствовали бесконечные хвастливые истории о победе за победой, и я не мог этому не верить. Эти парни были хорошими солдатами, а Космическая Армада — непобедимой. И все это действовало ужасно угнетающе. К вечеру первоначальные петухи буквально отпали, хотя их места за столом заполнялись достаточно быстро. Когда какой-нибудь из них соскальзывал на пол, служители аккуратно уносили его. Я сообразил, что уже являюсь последним из первоначальных, так что никто не заметит, если я отправлюсь на выход в этой явно традиционной манере. Дав своим глазам закрыться, я погрузился глубоко в кресло, надеясь, что этого будет достаточно: путешествие на заваленный осколками стекла под не прельщало меня. Им потребовалось несколько минут, чтобы заметить, что я не функционирую, но в конечном итоге они это заметили. Сильные руки подхватили меня под коленями и под мышками, и меня вынесли. Когда дробь шагов замерла в отдалении, я открыл глаза и увидел сумрачное помещение с нарами вдоль стен. Поблизости от меня находилось зияющее «О» рта Острова, храпящего в пьяном сне. Другие были заняты тем же. Никто не наблюдал за мной, когда я натянул перчатки, подошел к двери и выпустил самого себя. Было почти темно, я должен был покинуть лагерь и не имел ни малейшего понятия о том, как это сделать. Ворота отпадали. Я прогулялся вдаль стены к ним. Они были закрыты и заперты, сталь и бдительный часовой, присматривающий, чтобы с замками не баловались. Вдоль стены, примерно в сотне шагов друг от друга стояли часовые, и я предполагал, что существует такое же или даже большее число электронных следящих устройств. С приближением вечера были включены прожекторы, освещавшие пространство за стенами, в их свете поблескивала тянувшаяся по стенам колючая проволока. Разумеется, все это было устроено для того, чтобы помешать кому-либо забраться сюда, но это столь же хорошо срабатывало и в противоположном направлении. Я пошел дальше, пытаясь побороть угрожавшую овладеть мной черную депрессию. Я прошел мимо средних размеров участка, занятого атмосферными самолетами, двух взлетных полос и нескольких ангаров со стоящими поблизости неуклюжими реактивными транспортными судами. С минуту я раздумывал, не украсть ли мне одно из них, но где я мог бы приземлиться, не попав в плен. Ведь я должен сегодня ночью быть в городе, а не драпать в неведомые края. Позади самолетов находилась металлическая сеть высокой ограды, отделявшей площадку космических кораблей. Попасть туда было достаточно легко, но что толку? Я видел в отдалении все ту же высокую наружную стену. Внезапно в небе разнеслось громыхание, ударили копья ярких огней. Обернувшись, я следил, погруженный во мрак, как дельтакрылый истребитель тяжело заходил на посадку. Он был похож на те самолеты, что обстреливали меня у скалы Горшок. Когда он приземлился, завизжали прожекторы и реактивные двигатели взревели на реверсе, а я пустился бежать еще до того, как идея наполовину оформилась у меня в голове. Безумно? Наверное. Но если твое дело — воровство и мошенничество, то научишься полагаться на интуицию и тренированные рефлексы. И пока я бежал, все детали моего плана стали на свое место, и я увидел, что это было ОНО. Изящное, быстрое, чистое и опасное. Именно то, что мне нравятся. Я достал из кармана фальшивые усы и на бегу закрепил их над губой. Истребитель развернулся и вырулил на взлетно-посадочную полосу, а я рысью припустил за ним. Выехала машина встречать пилота, а бригада механиков приступила к обслуживанию истребителя. Один из них приставил лесенку, и фонарь открылся, словно пасть аллигатора. Я побежал немного быстрее, когда пилот вылез и направился к машине. Он как раз забирался в нее, когда я, спотыкаясь, добежал до машины. Я отдал ему честь, и он мне ответил. Дородный вояка в тяжелом летном снаряжении с золотым полумесяцем майора на воротнике.

— Извините меня, сэр, — выдохнул я, — но командир приказал мне удостовериться, что у вас с документами все в порядке.

— О чем вы толкуете, черт побери? — проворчал он, развалясь на сиденье. Он казался очень утомленным. Я влез на заднее сиденье.

— Значит, вы не знаете… О, боже! Водитель, поезжайте быстрее! Как можно быстрее!

Водитель поехал, поскольку это было его работой, а я вытащил тюбик из держателя в кармане брюк. Когда мы удалились из поля зрения бригады техников, я поднес его к губам.

— Майор… — произнес я. Он крякнул и повернулся. Я дунул.

Он снова крякнул и поднял руку к вонзившемуся в его щеку крохотному дротику, а затем повалился лицом вперед. Я поймал его, прежде чем он упал.

— Водитель, стой! Что-то случилось с майором.

Водитель, человек явно без большого воображения, бросил быстрый взгляд на повалившегося майора и нажал на тормоза. Как только мы остановились, я позволял ему получить второй наркодротик, и он, отключившись, присоединился к майору в стране грез. Я опустил обоих на землю, снял с офицера летный комбинезон и шлем. С некоторым трудом я сумел натянуть его поверх собственного мундира, затем застегнул шлем, надел темные летные очки. Все это заняло меньше минуты. Я оставил уснувшую пару в объятиях друг друга и направил машину обратно к самолету. Пока все шло хорошо, но ведь это была самая легкая часть. Я нажал на тормоза и остановился на стоянке самолета.

— Срочно! — заорал я, выпрыгивая из машины и подбегая к лесенке. — Отцепите эту штуку! Я должен взлететь!

Механики только смотрели на меня, разинув рты, но даже не пытались сделать что-то с пуповиной проводов и шлангов, соединяющей самолет с системой обслуживания. Я развернул ближайшего из них кругом и использовал носок сапога, чтобы двинуть его в правильном направлении. Он четко отреагировал, и другие тоже поняли. Они принялись за работу. Все, кроме поседевшего младкома, рукав которого был покрыт шевронами и нашивками, а физиономия — подозрением. Он перекатился ближе и осмотрел меня с головы до ног.

— Это личный самолет майора Лонты, сэр. Вы часом не ошиблись?

— Не так сильно, как ошибаетесь вы, мешая мне. Сколько времени прошло с тех пор, как вы были рядовым?

С минуту он задумчиво смотрел на меня, а затем отвернулся, не сказав больше ни слова. Я направился к самолету. Поднимаясь по лесенке, я увидел, что младком занят рацией на машине. Это было ошибкой с моей стороны, мне следовало бы что-нибудь сделать с этой рацией. Когда я забрался в кабину, он оторвался от рации и заревел:

— Задержите этого человека! У него нет приказа на этот полет!

Человек, поддерживающий лесенку, потянулся к моей ноге, но я уперся ногой ему в грудь и толкнул. Отправив лесенку вслед за ним, я рухнул на сиденье. Ситуация быстро развивалась в несимпатичном для меня направлении. У меня не было времени, чтобы ознакомиться с управлением: хотя я и набрал массу летных часов, но никогда не летал на клизандских самолетах. Я не только не знал, где находится стартер, но даже понятия не имел, как включить освещение приборной панели. Когда я все-таки включил его, лесенка стукнулась о борт самолета. Я ненавидел старых подозрительных младкомов, становой хребет военщины. Теперь мне пришлось тратить время на расстегивание летного костюма и ощупывание карманов под ним. Несколько гранат с усыпляющим газом мгновенно очистили площадку от механиков. Некоторые лежали без сознания, в то время как другие смеялись до одурения. Младком, трусливо оставшийся за пределами досягаемости, снова ухватился за рацию. Я поспешно изучал приборы. Вот! Маленькая черная ручка с надписью «ЗАЖИГАНИЕ». Когда я хлопнул по ней, завыли и загрохотали ожившие реактивные двигатели. Реактивный снаряд прилетел у меня над головой через открытый фонарь. Ругаясь, я пригнулся. Двигая регулятор, я увидел, что младком стоит на колене, старательно прицеливаясь. Самолет начал медленно двигаться. Его пушка снова жахнула, и я ощутил вибрацию, когда пуля зарылась в сиденье, которое вероятно, было бронировано. Моя первая удача. Я слегка развернул хвост, так что он оказался наведенным на этого паршивца, что поставило броню между мной и им и выдало ему хороший выброс реактивной струи в морду. Самолет брыкнул, содрогнулся и снова двинулся вперед. Я увидел, как порванный шланг для подачи горючего болтается в струе ветра, изливая свои жизненные соки. Эти идиоты не отсоединили его. Я не знал, где на этой набитой датчиками приборной панели находится указатель расхода горючего, да и не хотелось смотреть на него. Логика говорила мне, что гравитация выпускает кровь машины гораздо медленнее, чем ее накачивали в баки насосы, но мне сейчас было не до логики. Мне представлялось, как реактивные двигатели замирают здесь, посреди поля, в то время как вражеские силы смыкаются вокруг меня. Я чувствовал, как кровяное давление у меня взлетает, словно скоростной лифт. Мой деловитый маленький друг, младком, явно все еще работал на рации, потому что, когда я свернул на взлетную полосу, то увидел, что несколько грузовиков мчатся, чтобы перегородить ее, а на заднем плане рычит нечто подозрительно похожее на бронемашину. Я рванул регулятор до отказа назад и нагнулся, снова пытаясь прочитать приборную доску. Того, что я искал, там не было! Затем я заметил еще один ряд кнопок сбоку и с трудом разобрал надписи на них при плохом освещении. Вот оно! Я поднял голову и увидел, что вот-вот врежусь в первый грузовик. Солдаты вываливались из него и разбегались в разные стороны. Мои ноги лихорадочно нажимали на педали. Я нащупал колесные тормоза, с силой бросил руль вправо, сделав вызывающий содрогание поворот. Примерно полметра было оторвано ударом о крышу кабины. Меня ослепила оранжевая вспышка, когда кто-то выстрелил в меня, и понятия не имею, куда угодила пуля. Затем самолет развернулся, и я понесся в противоположном направлении. Теперь уже на полной скорости. Мелькали огни взлетно-посадочной полосы, все быстрее и быстрее. Я был вынужден держать руль одной рукой, потому что другая моя рука нащупывала ремни безопасности. Одна пряжка отсутствовала, когда я обнаружил, что сижу на ней. Уже приближался конец ВВП. Я защелкнул ее, схватил руль обеими руками и слетел с ВВП. Самолет не набрал взлетной скорости и потому не оторвался от земли, когда я потянул штурвал на себя. Самолет поскакал по грейдеру, стремительно приближаясь к той каменной стене, на которую я смотрел весь вечер. Все быстрее и быстрее, к неизбежному столкновению.

Я должен был это сделать в строго определенный момент. Чуть раньше или чуть позже — и то и другое было бы одинаково гибельно. Когда стена выросла перед самолетом, и можно было рассмотреть сочленения блоков, я решил, что теперь в самый раз, и кулаком ударил по кнопке катапультирования. Бам! Последовательность событий была слишком стремительной, чтобы уследить за ними. Но все сработало как надо. Прозрачная маска защелкнулась перед моим лицом, фонарь отлетел вместе с треском взрывчатки, а сиденье хлопнуло меня с такой силой, что у меня возникло ощущение, будто мой позвоночник сократился вдвое. Совсем как в замедленной съемке, я проплыл вверх и прочь от самолета, видя перед собой отвратительно долгое мгновение голый камень стены. А затем я перелетел через нее, и теперь впереди было только темное небо. В самой высокой точки моей дуги у меня за спиной снова раздался треск. Подняв голову, я увидел взвивающийся за мной белый столб парашюта. Он раскрылся с шуршанием, сиденье отпустило меня, и в следующий миг этого зубодробительного спуска мимо пронеслась стена какого-то здания. Сиденье ударилось о землю и перевернулось. Купол парашюта медленно опустился, завернув меня в свои складки. Должен сказать, что в тот момент я вообще ничего не видел и не делал. События развивались даже быстрее, чем я планировал, а этот последний аккорд был просто ошеломляющим. Разинув рот, я жадно глотнул воздух, потряс головой и наконец собрал достаточно здравого смысла, чтобы ударить по кнопке быстрого освобождения и сбросить ремни аварийного устройства. После этого я пополз, держа голову как можно ниже, и наконец выбрался из-под парашюта. Мужчина и женщина стояли на противоположной стороне улицы и пялились в моем направлении. Больше никого не было видно. Признаки активности доносились вроде бы с другой стороны, из-за обрисовывающейся позади меня большой черной стены. Пламя осветило небо, вился дым, я слышал громкие хлопки загорающихся боеприпасов. Здорово!

— Испытание нового снаряжения! — крикнул я зрителям и, повернувшись, рысью скрылся за углом. В темном подъезде я стащил с себя комбинезон и бросил поверх него шлем. Неопознанный и свободный, я зашагал к «Робот-Отелю».

— Блестяще задумано, Джим, — сказал я и слегка потрепал себя по плечу.

И в тот же миг сообразил, что теперь я нахожусь вне базы и должен найти способ вернуться туда до рассвета. Я поспешил вытолкнуть эту мысль из головы. В первую очередь — первоочередное. Я должен был отделаться от настоящего Васко для того, чтобы без опаски взять на себя его роль. Он шевелился, когда я вошел: ерзал в постели, мотал головой из стороны в сторону. Гипнотический транс истощался, и он боролся с ним. И робот-чистильщик помогал ему в этом: он уже убрал в номере, а теперь пытался застелить постель вместе с Васко на ней. Я двинул его сапогом, целясь в кнопку «Вернуться позже», и заказал обед на двоих. Чтобы отвлечь подсознание Васко от беспокойства, я сделал ему сильнейшее внушение, что он прошлялся два дня без еды и что это лучший обед, какой он когда-либо за всю свою жизнь получал. Он причмокивал, похохатывал и урчал от восторга, когда ел, а я лишь ковырял в своей тарелке. В конце концов я оттолкнул ее и заказал крепкий напиток в надежде на то, что алкоголь стимулирует мои мысли, и они сложатся в какой-нибудь внятный план. Что мне делать с моим спутником, который сейчас счастливо запихивал еду в свою разинутую пасть? Его существование являлось постоянной угрозой моему существованию: в этом мире имелось место только для одного Васко Хулио. Убить его? Это было бы достаточно легко. Расчленить его в ванной, пропустить части тела и галлоны крови через дуговую печь, и от него останется лишь пригоршня золы. Искушение было велико: он, разумеется, убил за свою жизнь достаточно людей, чтобы это можно было назвать правосудием. Однако хладнокровное убийство — просто не мой стиль. Я убивал в порядке самообороны, не стану отрицать, но я все же сохраняю немалое уважение к жизни во всех ее формах. Теперь, когда мы знаем, что по другую сторону находится только большое небо, концепция загробной жизни окончательно перекочевала в исторические романы вместе с другими концепциями забытых религий. С исчезновением рая и ада мы столкнулись с необходимостью создавать рай или ад прямо здесь. Что ж, с нашей наукой, метатехникой и вспомогательными дисциплинами мы сумели продвинуться вперед, и жизнь на цивилизованных планетах сейчас лучше, чем была когда-то в черные времена суеверий. Но вместе с тем пришло осознание того, что у каждого из нас есть только этот короткий опыт с ярким светом сознания в бесконечно темной ночи вечности, а потому мы должны уважать существование всех остальных. И самый преступный акт, который только можно вообразить — это прекращение жизни одного из носителей сознания. Клизандцы относились к мыслящим существам иначе, и я, с наслаждением подсыпая им в буксы песок, все равно не мог думать иначе, а потому не мог низвести заляпанного подливкой Васко до уровня составляющих его молекул. Если бы я это сделал, то был бы ничем не лучше, чем они, и ввязался бы с старую игру с целями, оправдывающими средства, и начал бы скатываться по наклонной плоскости. Я вздохнул, глотнул из своего стакана, и рисовавшиеся мне чертежи дуговой печи растаяли и исчезли. Так что же тогда? Я мог бы приковать его к пещере с автоматическим пищераздатчиком, если бы в моем распоряжении была пещера и все прочее. Отпадает. Если бы у меня было время, я, правда, с немалым трудом мог бы изменить внешность Васко и всадить в его мозг ложную память, а потом засадить его в тюрьму или в трудовой отряд, или в сумасшедший дом, или еще куда-нибудь. Отличный план, если не принимать во внимание, что у меня не было времени для свершения чего-либо столь сложного. Я должен был закончить дело до утра — или раньше, если не хотел перечеркнуть всю уже проделанную работу по созданию и внедрению Лже-Васко. Командование базы, вероятно, уже занялось перекличкой, так что мне прежде всего следует подумать о способе попасть обратно в «Глупость», нежели беспокоиться о своем свинском спутнике. Я заметил, что живот у него начал выпячиваться, и отключил аппарат. Он откинулся на спинку стула, вздохнул и рыгнул без видимой к тому причины. С противоположной стороны комнаты раздался шорох, открылась панель, и вкатился робот-чистильщик.

— Нельзя ли мне устроить у вас хорошую чистку? — прошептал он сексапильным контральто.

Я сказал ему, что он мог бы сделать, но он не был надлежаще оборудован для выполнения инструкции такого рода, а потому только щелкал и жужжал, пока я не приказал ему заняться работой. Я мрачно следил за тем, как он суетливо убирал постель, когда во тьме вдруг забрезжила первая искра идеи. Васко оставался в «Робот-Отеле» целый день без всяких неприятностей. Сколько же можно держать его здесь? Теоретически — вечно, если будет внесено достаточно денег на счет за номер. Но под гипнозом, его нельзя продержать больше, чем день-другой, если я не буду подкреплять внушение. Или можно? Прежде чем я смогу принять окончательное решение, я должен проникнуть в центр управления отеля. Эта идея может оказаться результативной. Я оставил Васко смотреть по телевизору историческую космическую оперу, внушив ему, что ничего более прекрасного он никогда не видел. Вполне возможно, что это было правдой. Нагрузившись инструментами, я отправился в поход. Позади номеров должна была находиться служебная лестница для роботов, и она, несомненно, была узкой, темной и пыльной. Да и как бы ни был механизирован этот отель, построили его человеческие существа, и они, разумеется, могли ремонтировать его, если понадобится. Побродив немного по нижним коридорам, я обнаружил неподалеку от входа скрытую дверь с замаскированной замочной скважиной. Дверь шла вровень со стеной и очерчивалась панелями — ее спланировали так, чтобы поддерживать вымысел, что отель на сто процентов управляется роботами. Я потратил довольно много времени на то, чтобы удостовериться, что здесь нет «клопов», и гораздо меньше на открывание самой двери. Замок был анекдотом. В поле зрения никого не было, когда я проскользнул в приоткрытую дверь и закрыл ее за собой. Я почувствовал себя тараканом внутри радиоприемника. Электронные устройства свисали, выпирали, вспучивались, кабели и провода завивались в кольца и изгибались в этакие электроспагетти. Катушки с лентами щелкали и жужжали на компьютерах, реле замыкались и размыкались, дребезжали зубчатые передачи. Это было весьма впечатляющее место. Я скитался по этим электронным дебрям, изучая поясняющие записи и перешагивая через боксы, в которых отдыхали сменившиеся с дежурства роботы, пока не нашел то, что можно было назвать центром управления. Там было даже сиденье перед пультом, сработанное для человеческого тела. Я свалился на него и приступил к работе, Путешествуя через эти механические джунгли, я обмозговал свой план и теперь знал, что мне следует делать. Сперва электронные «клопы» в номере Васко. Я не хотел, чтобы номер наблюдали или прослушивали. Найти цепи подслушивания было достаточно легко, имелся даже экран монитора, который можно было соединить с любой из них. Я испробовал его и убедился, что «клопы» имеются во всех номерах отеля; в некоторых из номеров происходили кое-какие интересные вещи, но я никогда особенно не увлекался вуайеризмом, предпочитая наблюдению участие. К тому же я теперь был женатым человеком. А время шло быстро. Все цепи подслушивания сходились и исчезали в кабеле, проходившем через стену и шедшем в местное полицейское управление или в иное государственное учреждение, что и подало мне некую мысль. У меня не было времени всаживать звуковую дорожку в ленту, чтобы накачивать в цепь подслушивания липовую информацию, гораздо проще было достигнуть этого путем скармливания сигнала из другого номера в провод из номера, занимаемого Васко. Судя по тому, как все тут было оборудовано, каждый «клоп» применялся для слежения за определенным единственным номером по причине, лучше известной построившим все это. Существовал примерно один шанс на десять тысяч, что когда-нибудь заметят, что из двух номеров идет один и тот же сигнал. И это соотношение было достаточно, хорошим для меня. К тому же свыше половины номеров пустовало, что еще больше улучшало соотношение. Теперь Васко не могли видеть и слышать. За номер и за все прочее заплачено, но прежде чем уйти, я оставлю достаточное количество денег (краденых, конечно), чтобы протянуть, если понадобится, год. Теперь нужно было найти способ удержать Васко в номере на данный отрезок времени. Я со своим обычным соображением уже изобрел такой план. К цепи динамика к номеру был подключен маленький магнитофон и таймер; все это было замаскировано в путанице других цепей и компонентов. Я снабдил магнитофончик надлежащей записью, поставил таймер и включил его. А затем бросился обратно в номер, чтобы посмотреть, как начнет работать мое творение. Васко все еще сидел, приклеив глаза к телеэкрану, но вздыхал, когда могучие космические корабли в лихорадке разрушения обрушивались друг на друга. Шипела бластопушка, бушевали бешеные энергии, и сквозь все это прорезался мой записанный голос:

— А теперь, Васко, слушай, слушай внимательно. У тебя был долгий, трудный день, и ты хочешь спать. Ты зеваешь. Ты собираешься отправиться на боковую. Сейчас ты заснешь крепким сном, ибо завтра будет новый день.

Это была большая ложь, ибо завтра не будет нового дня, во всяком случае, для дорогого Васко. Снова будет то же самое. Все повторится сначала. Он будет убаюкан, погружен в глубокий сон и даже в более глубокий транс моим утешающим голосом. И пока он будет пребывать в трансе, ему будет приказано, чтобы он забыл этот день и снова вернулся к нему, так что он никогда не проснется утром своего последнего дня в увольнении перед явкой на активную службу. Он проснется с легким похмельем от празднества последней ночи и не станет ничем утруждать себя. Просто поваляется в номере отеля, поест, немного почитает, посмотрит телевизор и отправится спать пораньше. Так он будет проводить время, получая от того удовольствие, пока не нарушится программа. Это был чудесный план, защищенный, насколько возможно, от дурацких случайностей. Я скормил половину своих ликвидных фондов в коппер уплаты, и баланс настенного индикатора подскочил до астрономической цифры. Чувствуя себя счастливым, я немедленно вышел из номера и повесил на дверь табличку: «НЕ БЕСПОКОИТЬ». А затем я впал в депрессию, вернулся, снова зажег свет и огляделся в поисках бутылки, до сих пор снабжавшей меня столь отменным вдохновением. Увы. Васко отлично позаботился о ней. Но как мне вернуться тайно на эту теперь втрое бдительнее охраняемую базу? Та высокая каменная стена казалась мне еще выше, чем на самом деле. Я наделал шуму, перебираясь через нее, и поднял по тревоге всех. Было бы очень мило, если бы я мог вернуться без чьего-либо ведома, прокравшись, скажем, под стеной. Увы. об этом не могло быть и речи: землеройные работы, удаление земли и тому подобное — это не то, что можно совершить за несколько часов. Угнать самолет, перелететь и спрыгнуть на парашюте? И быть подстреленным еще до приземления. Да, для того, чтобы проникнуть на базу или покинуть ее вряд ли можно было выбрать худшее время. Караулы будут усиленными, часовые подозрительными, а вся база будет кишеть солдатами. Но, может быть, именно это давало мне ключ к решению задачи? Обратить их силу против них, воспользоваться их многочисленностью, чтобы нанести поражение. Дзюдо в гигантских масштабах. Но как? Ответ пришел достаточно быстро, так как проблема была правильно изложена. Я собрал требуемое снаряжение — оно было довольно объемистым, — затем сложил его в большой чемодан, который снабдил устройством для саморазрушения. Понадобится личина — ничего особенного, просто, чтобы спрятать мою реальную, присвоенную внешность. Ах, до каких уровней обмана приходится подниматься! Доверху застегнутое длиннополое пальто скрыло мой мундир, моя пилотка отправилась в карман — ее заменила широкополая шляпа, — а моя старая верная седая борода устроилась на моем лице намордником анонимности. Глубоко вздохнув, я выпил капельку и, выскользнув из номера, запер за собой дверь, а ключ сунул в карман. Проходя мимо мусоропровода, я швырнул туда ключ, и вспышка мгновенного уничтожения осветила мне путь. Отойдя на приличное расстояние, я остановил робото-такси и сунул на него свой чемодан

— База «Глупость», главный вход, — приказал я, и мы поехали.

Безумие? Возможно. Но это был единственный способ. Не то, чтобы у меня не скребли кошки на душе, стараясь вырваться на свободу. Рассвет уже высветил небо, когда мы катили по подъездной улице под высокими фонарями туда, где вооруженный до зубов часовой подозрительно глядел на нас, поглаживая свое оружие.

— База закрыта! — заорал лейтенант, распахивая дверцу такси. — Что вы здесь делаете?

— База? — произнес я дрожащим голосом, довольно плохо имитируя старческий фальцет. — Разве это не Центр Морковного Сока Лиги Естественного Здоровья? Это такси привезло меня не туда…

Лейтенант фыркнул и отвернулся, а я воспользовался этим, чтобы прокатить парочку гранат между его кривыми ногами. И еще пять швырнул за ним вслед. Первые гранаты еще не успели взорваться, как я натянул противогаз поверх своей шляпы. Ого! Обстановка становилась деловой. Гранаты были заряжены отличной смесью затемняющего сознание газа, веселящего газа и дымообразователя. Ослепленные, смеющиеся, ругающиеся и кашляющие солдаты спотыкались вокруг меня. Некоторые из них разряжали свои пистолеты. Я проложил себе дорогу сквозь их расстроенные ряды, добрался до главных ворот, поставил свой чемодан и открыл его. Кумулятивные снаряды имели клейкую основу и прилипли к воротам, когда я пришлепнул их на место. Реактивный снаряд ударил в ворота, и шрапнель порвала мое длинное пальто. Я рухнул наземь, выхватил две дымовые гранаты и бросил их за спину. До того, как поднялся дым, я успел мельком увидеть приближающийся отряд, который еще находился за пределами загазованного района. Солдаты стреляли на бегу. Еще две бомбы с затемняющим газом оказались очень кстати. В такой же темноте, что и все прочие, я нащупывал капсюли и соединял их с радиоподрывным устройством. Время убегало слишком быстро. За воротами, несомненно, уже подняли тревогу, и теперь там меня будут ждать. Но я зашел слишком далеко, чтобы отступать. Я закрыл чемодан опять же на ощупь, схватил его в охапку, осторожно проследовал вдоль стены и нажал кнопку передатчика у себя в кармане. В темноте грохнули взрывы, за ними последовал лязг стали. Будем надеяться, что в воротах проделано отверстие. Я, спотыкаясь, вернулся ко входу сквозь звуки бедлама в окружавшей меня темноте.

Дыра там была. Об этом свидетельствовали проблески света, пробивавшиеся с той стороны сквозь клубящееся дымовое облако. По ту сторону были также и солдаты, судя по граду огня из ручного оружия, лязгавшего по двери. Несколько случайных пуль пронеслись сквозь недавно прожженное отверстие. Позади меня раздались вопли, видно, в кого-то попали. Эти дураки стреляли друг в друга, помогая распространению паники. Держась в стороне от линии огня из-за ворот, я швырнул в отверстие гранату, еще одну, еще… И когда дымздесь рассеялся, а там достиг предельной густоты, пролез в дыру сам, как можно быстрее и как можно тише. Да, шум здесь стоял отменный! Стонали сирены, орали солдаты, лаяло оружие — царила предельная сумятица. Я бросил несколько гранат во всех направлениях, стараясь забросить их как можно дальше, чтобы расширить накрываемый район. Последние гранаты — их осталось всего полдюжины — я приберег на случай особой необходимости, набив ими карманы пальто, В том, что такая необходимость возникнет, я не сомневался. Мина самоуничтожения на чемодане имела пятисекундную выдержку. Я включил взрыватель и отшвырнул чемодан.

Вдоль стены, моего единственного ориентира в этой тьме, я прокрался к караульней, замеченной мной, когда я в первый раз изучал ворота. Тогда там был припаркован целый выводок машин, и я молил бога, чтобы там осталась хотя бы одна из них. Облако поредело, и я швырнул вперед две гранаты. В темноте я услышал шум — звуки заводимого мотора. Забыв об осторожности, я побежал. Кто-то врезался в меня и тяжело упал, но я удержался на ногах и, спотыкаясь, побежал дальше. Затем я споткнулся о край тротуара и упал, но быстро поднялся и побежал, потеряв при этом шляпу. Мотор зарычал громче, а потом я увидел за краем дымового облака приземистый фургон. Он поворачивал, готовый двинуться вперед по дороге, и я бросил как можно дальше две из оставшихся четырех гранат. Водитель нажал на тормоза, когда перед ним выросли грибовидные облака, а я, очутившись у дверцы, рывком открыл ее. Он был в белом облачении повара, с колпаком и всем прочим. Я протянул руку и выволок его на себя, а когда он выбрался, отвесил ему резкий удар правой по отвисшей челюсти. В то же мгновение я очутился на месте водителя и переключил скорость на первую, а потом бросил машину вперед, предоставив дверце захлопнуться самой от ускорения. Вырвавшись из дыма, я увидел, что уже совсем рассвело. «Отлично проделано», — поздравил я себя, а затем сбросил скорость, чтобы не обращать на себя внимания. По улице мне навстречу рысью бежали новые солдаты, я постарался опуститься на сиденье как можно ниже и начал сдирать седую бороду. Самое время вернуться к роли Васко. Вдруг в моей голове взорвалась звенящая боль, эпицентр которой находился чуть выше виска. Я вскрикнул, отпрянув в сторону, потянув за собой руль, в результате чего фургон понесся На взвод солдат, рассеявшихся во всех направлениях. Что-то мелькнуло мимо угла моего глаза, я отпрянул, и второй удар угодил мне в плечо, так что я почти не почувствовал его через одежду. Из задней части фургона высовывалась белая рука, державшая тяжелый молоток. Я с силой крутнул руль, и рука исчезла из поля зрения: видимо, тот, кому она принадлежала, упал. В спешке я позабыл, что в фургоне могут быть и другие люди. Как раз перед фургоном у стены распростерся испуганный офицер. Я снова крутнул руль и едва-едва разминулся с ним, так что мы хорошо разглядели друг друга, пока фургон проносился мимо него. Мой противогаз и борода наверняка произвели на него впечатление, и он незамедлительно доложит об этом по рации. Время истекало. Снова появилась рука и молоток, но я рубанул по запястью ребром ладони и отобрал молоток. Как только я свернул за ближайший угол, я с силой нажал на педаль газа и бросил молоток обратно владельцу с гранатой в придачу, заставив, по крайней мере, этот источник неприятностей на время притихнуть. Я выпрямил волнистый путь фургона и осторожно коснулся растущей шишки на голове. В этот момент впереди меня на дорогу вырулили две бронемашины и помчалось ко мне. Я затормозил и свернул на следующем перекрестке. Фургон стал больше помехой, чем активом, и мне следовало избавиться от него. Но что потом? Я не хотел оказаться обнаруженным вдали от своей квартиры, что немедленно вызвало бы подозрения, однако офицерские здания находились в противоположном конце базы. Но офицерский клуб был не слишком далеко отсюда, в зоне отдыха. Смогу ли я попасть туда? Может ли быть так, что упившиеся на вчерашней попойке офицеры все еще лежат на нарах, где я их оставил? Это был слишком хороший шанс, чтобы упускать его, потому что если я смогу вернуться на свое место на нарах, то, конечно, буду вне подозрения. Клуб был достаточно близко. Были машины впереди меня, которые мчались ко мне, несомненно, еще больше машин было позади меня, но ни одной достаточно близко в этот момент. На ходу я терял свою маскировку: пальто, борода, противогаз отмечали мой след. Я запихал оставшуюся гранату в карман, натянул пилотку, расправив ее на военный лад, и строевым шагом завернул за угол. Отделение солдат высыпало из казармы. Строясь в ряды, они игнорировали меня, всего лишь еще один мундир среди мундиров. Офицерский клуб приближался. Еще два поворота, и я у цели. Передняя дверь была заперта, но я знал, где вход в комнату с нарами. Я как раз готовился завернуть за угол, когда услышал разговор двух солдат и задержался.

— Это все?

— Почти, сэр. Остались двое, которых мы никак ни можем разбудить. И один не желает слезать с нар.

— Я с ним поговорю.

Я выглянул из-за двери и тут же быстро нырнул обратно. Я прибыл слишком поздно. Офицер как раз заходил в дверь комнаты с нарами, а кругом мельтешило множество солдат, ведущих похмельных офицеров в поджидавший фургон. Думай побыстрее, Джим, время истекает. Я подбросил последнюю гранату на ладони, а затем прихлопнул большим пальцем активатор. Если я смогу присоединиться к пьяной компании, то буду в безопасности, а это стоило риска. Держа руку за спиной, я шагнул за угол — никто не смотрел в мою сторону — и быстрым взмахом забросил гранату как можно дальше, через фургон. Взорвалась она славно: глухой удар, бум, тучи дыма, крики солдат… И все они смотрели в одном и том же направлении. Восемь быстрых шагов привели меня за их спины, к сидевшему офицеру, который что-то бормотал про себя, игнорируя все остальное. Я наклонился, сочувственно соглашаясь с его малопонятными жалобами и помогая ему подняться на ноги. Затем солдаты стали помогать мне. Они подхватили меня и, поскольку я не производил впечатления человека, твердо стоящего на ногах, повели нас обоих к поджидавшему фургону. Я споткнулся и чуть не упал, а они поспешили поддержать меня. Теперь сцена оборудована — ведь мне предстояло сделать еще одну вещь.

Повар из фургона непременно доложит, что он ударил шпиона по голове. Последует приказ, искать рану на голове — вроде той, которая украшает мой череп. Я не мог избавиться от шишки на черепе, но я мог замаскировать ее. Это будет болезненно, но необходимо. Солдаты помогли мне влезть на первую ступеньку, и я начал подниматься. Но как только они меня выпустили, я промахнулся, ступил мимо следующей ступеньки и, рухнув назад между ними, треснулся головой о землю. Я ударился сильней, чем планировал, мне показалось, что в мою и так болевшую голову влили расплавленный свинец, и я, должно быть, на миг отрубился. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что сижу, а по моему лицу течет кровь, я этого не планировал, но это, разумеется, добавило красивый штрих. Ко мне бежал солдат с аптечкой. Меня забинтовали, успокоили и снова повели в фургон, но на этот раз поддерживали до тех пор, пока я не оказался внутри. Это было кстати, потому что чувствовал я себя ужасно. Волоча ноги, я пробирался в противоположный конец, подальше от входа, когда меня окликнул голос:

— Васко… — голос сменился глухим кашлем.

Мой напарник Остров был тут как тут. Он выглядел помятым и несчастным.

— Выпить нет? — спросил он. Это явно было его утренним обычаем.

Увы, во время нашей поездки я мог передать ему лишь свои соболезнования, а не спиртное. Раздались обиженные крики, когда началась разгрузка этого вытрезвителя на колесах. Офицеры присматривали за тем, чтобы пьяные не разбрелись по своим квартирам, а были бы доставлены к одному из административных зданий. Я жаловался вместе с остальными, хотя и ожидал чего-то вроде этого. Кто-то сбежал с базы «Глупость», кто-то другой проник на нее. Надо было сосчитать оставшихся и установить, есть ли лишняя или отсутствующая голова.

Нас, спотыкающихся на каждом шагу, привели в зал ожидания и начали вызывать по одному на беседу с батареей чиновников от устава. Пока мы ждали, возникло оживленное движение по маршруту к уборной и обратно, и я встал в очередь. Главным образом для того, чтобы оставить немного мыла на пальцах при мытье рук. Потом я втер его себе в глаза. Оно жгло, словно кислота, но я терпел целую минуту, прежде чем ополоснулся. Мои глаза прожигали меня из зеркала, словно пара углей. Превосходно! Когда подошла моя очередь, я показал чиновнику свое удостоверение и дал проверить свое имя по расписанию дежурств. Я, как и все прочие, надеялся, что нам позволят скоро уйти. Прошло некоторое время, и многие офицеры начали укладываться спать на скамейках. Я присоединился к ним. Ночь была напряженная. Какая маскировка может быть для шпиона лучше, чем сон в сердце врага.

Наступившая внезапно тишина разбудила меня, задремавшего под кряхтение и жалобы моих собратьев-офицеров, топот приходящих и уходящих солдат, деловитое жужжание конторских машин. Все эти звуки вдруг прекратились и сменились безмолвием. В тишине послышался сперва отдаленный, а затем все приближающийся звук шагов единственной пары ног. Кто-то подошел ко мне и пошел дальше, а я держал глаза закрытыми и старался ровно дышать. Только когда шаги начали отдаляться, я чуть приоткрыл глаза. Я еще больше удивился воцарившемуся безмолвию, потому что то, что я увидел, было всего лишь спиной человека, спиной неопределенного вида, чуть сутулой. Человек был одет в мятый мундир из невпечатляющей бледно-серой ткани, на голове у него была пилотка из того же материала. Я не мог вспомнить, чтобы видел раньше такой мундир, и гадал, что же могло произвести такое впечатление. Зевая, я сел и почесал голову под бинтом, наблюдая за пришедшим. Достигнув противоположного конца помещения, он повернулся к нам лицом. Спереди он выглядел не более внушительным, чем сзади. Волосы песочного цвета, слегка редеющие на макушке, нарождающаяся жировая складка и двойной подбородок, чисто выбритое незапоминающееся лицо. И все же, когда он заговорил тоном старого школьного учителя, все присутствующие офицеры хранили мертвое молчание.

— Офицеры, некоторые из вас, бывшие достаточно трезвыми, могли слышать взрыв и видеть облако дыма на пути сюда. Взрыв этот был произведен неким лицом, проникшим на данную базу и все еще находящимся неопознанным в нашей среде. Мы ничего не знаем о нем, но подозреваем, что он инопланетный шпион.

Это сообщение, как и можно было ожидать, вызвало аханье и ропот. Серый человек подождал с минуту, а потом продолжил:

— Мы производим интенсивные поиски этого человека. поскольку вы, господа, находились в непосредственной близости от места происшествия, я намерен побеседовать с вами по одному, чтобы выяснить, что вам известно. Я также могу обнаружить, что этот прокравшийся сюда шпион… один из вас.

Эта последняя стрела вызвала только потрясенное молчание. Приведя присутствующих в подавленное состояние, он начал вызывать офицеров по одному. Я благодарил провидение, столь удачно грохнувшее меня головой о землю. Я оказался третьим не случайно. Но на каком основании? Общее сходство в телосложении с инопланетным шпионом Пасом Ратунковым? Бинт? Какая-то основа для подозрений должна была существовать.

Я потащился вперед с той же малой скоростью, что и мои предшественники. Отдал честь, и он указал мне на стул рядом с письменным столом.

— Почему бы вам не подержать это, пока мы беседуем? — произнес он рассудительным тоном, вручая мне серебряное яйцо передатчика детектора лжи. Настоящий Васко не узнал бы его, поэтому и я не узнал его. Я просто посмотрел на яйцо с легким интересом — как будто не знал, что эта штука передает информацию в детектор лжи, — и стиснул его в своих ладонях. Мысли мои не были такими спокойными: Я попался! Он меня раскрыл! Он знает, кто я, и просто играет со мной! Он глянул в мои налитые кровью глаза, и я заметил, как его рот слегка скривился от отвращения.

— У вас была еще та ночка, лейтенант Хулио, — сказал он, поглядывая на лист бумаги и на дисплей детектора лжи тоже.

— Да, сэр… Знаете… выпил несколько рюмочек с ребятами.

Это я произнес вслух. А подумал про себя вот что: ведь они застрелят меня, продырявят мое сердце! И представил себе, как этот жизненно важный орган выплескивает в грязь мою живую кровь.

— Я вижу, вас недавно понизили в звании… и где ваши взрыватели, Пас Ратунков?

«Как я устал, как бы я хотел оказаться в постели», — подумал я.

— Взрыватели, сэр? — Я моргнул своими красными глазами, поднял руку, чтобы почесать голову, но, коснувшись бинта, подумал, что лучше не надо. Его глаза впились в мои — серые глаза, почти одного цвета с его мундиром, — и на миг я уловил за его спокойствием силу и гнев.

— А ваша рана на голове, где вы ее получили? Нашего инопланетного шпиона ударили сбоку по голове.

— Я упал, сэр, меня, должно быть, кто-то столкнул с фургона. Рану перевязывали солдаты, спросите их…

— Уже спросил. Напился, упал и опозорил офицерский корпус. Убирайтесь и попытайтесь почиститься, вы вызываете у меня отвращение. Следующий.

Я нетвердо поднялся на ноги, не глядя в эти холодные глаза, и пошел было, словно позабыв, что держу в руке прибор, а затем вернулся и уронил яйцо на стол. Мужчина в сером, склонившийся над документами, игнорировал меня. Я разглядел чуть заметный шрам под редкими волосами на его лысеющей макушке. И я ушел. Чтобы одурачить детектор лжи, требуется умение, практика и тренировка. У меня все это имелось. Сделать такое можно лишь при определенных обстоятельствах, и теперешние были идеальными. Обычный допрос без проведения тестов на нормальные реакции субъекта. Я постарался начать допрос почти в панике, причем привел себя в такое состояние до того, как были заданы первые вопросы. Красивые пики, вырисованные самописцем прибора, отразили это. Я боялся. Его, чего-то, чего угодно. Но когда он начал задавать свои вопросы — вопросы с подковыркой, предназначенные для разоблачения шпиона, но которых я ждал, — я расслабился, и прибор показал это. Вопрос о взрывателях был бессмысленным для всякого, кроме инопланетного шпиона. Когда он увидел, что этот вопрос не сработал, он прервал допрос, так как у него было еще много работы. Остров сидел мертвецки трезвый, с глазами большими, как блюдца, когда я вернулся и упал на скамейку рядом с ним.

— Чего он хотел? — спросил он глухим шепотом.

— Не знаю. Он спросил меня о чем-то, чего я не знаю, а потом все кончилось.

— Надеюсь, он не захочет побеседовать со мной.

— Кто он?

— Разве ты не знаешь? — недоверчиво спросил он, явно потрясенный моим вопросом.

Я начал отступать, осторожно прикрывая полное отсутствие информации.

— Но ведь все знают Края!

— Так это он?.. — ахнул я, постаравшись выглядеть столь же испуганным, как и он. Кажется, это сработало, потому что он кивнул, глянул через плечо и вновь замер в прежней позе.

Я поднялся и снова пошел в уборную, чтобы прикончить наш разговор на этом самом месте. Все знают Края… Кто же такой Край?

Отправка на вторжение пришла как облегчение для всех: лучше уж милая, спокойная война, чем подозрения и страхи, волновавшие базу «Глупость» в последние дни. Были внезапные тревоги и звуки сапог патрульных во все часы дня и ночи. Я гордился бы своими успехами в деле сеяния семян беспорядка, если бы одновременно не был сам жертвой этого самого беспорядка. Планы вторжения, должно быть, зашли слишком далеко, чтобы их изменять, потому что при всех волнениях мы все же придерживались расписания. В «День X минус два дня» все бары закрылись, дабы мог начаться процесс протрезвления войск. Немногие, включая меня и Острова, догадались припрятать бутылки, позволившие нам протянуть еще немного, но и этот источник иссяк, когда наши чемоданы отправили на хранение, а нам выдали заранее упакованные ранцы. У меня имелась банка порошкового спирта, замаскированная под зубной порошок, приберегаемая на черный день, который мог наступить при одной лишь мысли о грядущих неделях без выпивки, так что мы с Островом прикончили порошок в один день — в «День Х минус один». А потом после очередной полуночной проверки на месте и обыска нас собрали и — «шагом марш!» — препроводили в район отправки. Темные ряды космических кораблей ожидали нас за воротами. Нас вызывали по одному и отправляли на предназначенные для нас места. Вначале я подумал, что это довольно глупый способ организовать вторжение. Никаких планов, никаких схем, никаких накачек, никаких тренировок, никаких маневров — словом, ничего. А потом до меня дошло, что это был идеальный способ устраивать вторжения, если вы желаете сохранить все в тайне. Пилоты имели большой опыт кораблевождения и получат еще больший в предстоящем полете. Солдаты были готовы драться, источники снабжения — снабжены. А где-то наверху находились запертые боксы с планами, лентами курсов и тому подобное. И все это не будет открыто до тех пор, пока мы не окажемся в изоляции, с работающими двигателями искривления пространства, и возможность каких-либо внешних связей будет исключена. Все это облегчало мне жизнь, поскольку у меня было мало возможностей оплошать по части знания того, что полагается знать клизандцу. Я с большим удовольствием узнал, что мне предстоит пилотировать десантный транспорт. Это была роль, которую я мог выполнить с честью. Мой однокомнатник на базе тоже не был человеком случайным, потому что спустя несколько минут после моего появления в навигационной рубке туда же заявился Остров и объявил, что он будет моим вторым пилотом.

— Чудесно, — сказал я. — И сколько же часов ты налетал на транспортных классах «Павиан»?

Он признался, что цифра эта, увы, довольно низкая, но я похлопал его по плечу.

— Тебе повезло. В отличие от большинства первых пилотов твой старый дядя Васко не эгоист. Нет такой жертвы, которую нельзя было бы принести для старого собутыльника. Я собираюсь позволить тебе произвести взлет, а если ты проделаешь это так хорошо, как я надеюсь, то я смогу позволить тебе совершить и посадку тоже. А теперь вручи мне список пассажиров.

Его благодарность не знала границ. Он даже признался мне в том, что бережет свою авторучку на по-настоящему черный день, потому что заправлена она двухсотградусным спиртом, и мы оба с удовольствием пустили себе в рот по струйке. И затем с чувством удовлетворения и опаленными глотками следили, как подходят строевым шагом солдаты и вливаются в погрузочные шлюзы далеко внизу. Спустя несколько минут в навигационную рубку вошел, печатая шаг, седовласый бородатый полковник в полном обмундировании.

— Пассажирам сюда вход воспрещен, — сказал я.

— Заткните рот, лейтенант. У меня ваши ленты с курсом.

— Ну так не позволите ли мне получить их?

— Что? Вы, должно быть, сошли с ума или шутите, а в бою и то и другое

— преступление.

— Я, должно быть, на грани, полковник. Сами знаете…

— Да, — слегка смягчился он. — Я полагаю, что следует делать допуски. Всем было нелегко. Но теперь все это у нас позади. Победа Клизанду!

— Победа Клизанду! — ритуально отдали дань и мы. На протяжении последних двух дней это приходилось делать довольно часто. Полковник посмотрел на часы.

— Почти время. Приготовьте командную цепь, — приказал он.

Я мигнул Острову, и он незамедлительно нажал нужную кнопку. На экране дисплея вспыхнули слова: «Есть готовность». Мы встали. Затем надпись начала мигать и сменилась другой: «Установите курс». Полковник достал из сумки контейнер с лентой, и нам пришлось расписаться в качестве свидетелей на бланке, из коего следовало, что лента, когда мы ее получили, была запечатана. Остров вставил ленту в компьютер, и полковник, удовлетворенно хмыкнув, как человек, выполнивший работу, повернулся, чтобы уйти. Однако с порога он сделал прощальный выстрел через плечо.

— И чтобы никаких этих приземлений на десяти «же», которые вы, дебильные пилоты, кажется, очень обожаете. Если такое случится, я отдам вас под военно-полевой суд.

Ждать и догонять — обычное дело для всех военных сил, и именно этим мы и занялись в дальнейшем. Пассажиры были приняты на борт по списку, и мы ждали, наблюдая, как корабли взлетают один за другим, пока большинство их не улетело. Транспорты отправлялись последними. Зеленый сигнал «Взлет» появился как облегчение. Мы были на пути к неизвестной планете, вращавшейся вокруг неизвестного солнца, с точки зрения любого из нас. Лента сказала компьютеру, куда мы отправляемся, но не снизошла до того, чтобы уведомить об этом нас. Этот покров секретности не нарушался до самого вторжения. Мы были в пути семь дней. И это без какой-либо выпивки; корабль пилотировался компьютером, а замороженные пайки трудно было назвать съедобными. На стайерской дистанции без улучшающего действия алкоголя Остров оказался менее чем блестящим спутником. Какой бы разговор мы ни начинали, он неизменно кончался повторением анекдотов о его школьных днях. Пока он болтал, я обычно дремал, и у него по этой части, кажется, не было возражений. Я устраивал ему проверки по знанию приборов и манипуляций с ними, муштровка шла ему на пользу, а меня знакомила с управлением корабля и его оборудованием. Поскольку корабль был полностью автоматизирован, мы с Островом были единственными членами экипажа на борту. Дверь в помещение для солдат была заперта, и ключ имелся только у моего грубоватого друга полковника. Он навестил нас разок-другой, чем не доставил нам никакого удовольствия. На седьмой день он стоял у нас за спиной, прожигая мне взглядом шею, когда мы вышли из искривленного пространства в нормальный космос.

— Возьмите это, проверьте печать и распишитесь тут, — рявкнул он, и мы все это проделали, прежде чем он сломал печать на плоском футляре. Большими буквами на нем было написано: «ВТОРЖЕНИЕ», что достаточно ясно намекало, что скоро будет жарко. Мои инструкции были достаточно простыми: я должен был следовать за лидером эскадры к определённой точке, а затем к указанной цели. Желтоватое солнце ярко светило с одной стороны, голубая сфера планеты находилась с другой.

Полковник прожигал эту планету таким взглядом, как будто хотел протянуть руку, сграбастать ее и откусить кусок. Так что будущее развитие событий казалось достаточно очевидным и без вопросов. Вторжение началось. Большая часть флота была впереди нас, затерянная в ночи космоса и видимая только иногда, когда корабли меняли курс: в эти моменты во тьме вспыхивала сеть искр. Наша эскадра транспортов держалась компактно, следуя за ведущим кораблем. Планета росла на передних экранах. С этого расстояния она выглядела достаточно мирной, хотя я знал, что передовые части флота к этому времени уже должны были ее атаковать. Разумеется, я не ждал с нетерпением этого вторжения — кто, кроме сумасшедшего, может наслаждаться перспективой надвигавшейся войны, — но надеялся найти здесь ответ на вопрос, приведший меня сюда. Я по-прежнему считал, что межпланетные вторжения невозможны, несмотря на то, что теперь сам участвовал в таковом. Я чувствовал себя человеком, увидевшим в зоопарке одно из наиболее экзотичных животных и сказавшим: «Такого животного нет, потому что его быть не может». Межпланетные военные силы мчались вперед, могучая армада, доказывающая, что моя теория оказалась ложной. Когда безымянная планета увеличилась и заняла весь экран, я увидел первые признаки войны, которая, как я знал, уже была в разгаре. Крошечные искорки света на ночном полушарии. Остров тоже увидел их. Он замахал кулаками, подзадоривая тех, кто, конечно же, не мог его слышать.

— Задайте им, ребята! — кричал он.

— Заткнись и следи за своими приборами! — рявкнул я, чувствуя, что вдруг возненавидел Острова. И сразу же пожалел его. Ведь он был продуктом среды, окружавшей его. Если прут согнут, из него вырастет кривая ветка и так далее. Остров на стадии прута был аккуратно согнут военной школой-интернатом, в которую его запихали в малолетстве, и о которой он по какой-то неизвестной причине все еще был хорошего мнения, хотя все рассказанное им о ней носило либо депрессивный, либо садистский оттенок.

Затем наша группа кораблей распалась. Каждый транспорт выходил на свою цель. Я повозился с рацией, молча проклиная клизандскую страсть к секретности. Вот я приземляюсь и даже не знаю, куда! Разумеется, на планету, которая сейчас подо мной, — это они не могли хорошо замаскировать. Но на какой континент? В каком городе? Все, что я знал, это то, что первыми при вторжении прошли корабли-следопыты и посадили радиомаяки. Я имел частоту и слушал сигнал, который должен был слушать. Я должен был вести по этому сигналу корабль, а затем посадить его. И я знал, что целью был космопорт. Вместе с последними инструкциями я получил несколько больших и четких фотографий, на которых космопорт был виден с воздуха и с земли — клизандские шпионы явно поработали усердно.

Большое красное «X» отмечало место, где, неподалеку от здания вокзала, я и должен был посадить свой корабль. Сигнал был громким и четким.

— Пристегнуть ремни, — скомандовал я, — мы прибываем. — Я скормил инструкции компьютеру. Он почти мгновенно выработал траекторию приземления и включил главные реактивные двигатели. — Предупреди полковника, а затем угости его сведениями о расстоянии и высоте, пока я позабочусь о корабле.

Мы падали к терминатору, летя в зарю. Компьютер, прицепившийся к передатчику, медленно и осторожно опускал нас по огромной дуге. Когда мы пробились сквозь облачный покров и далеко внизу стала видна земля, я заметил первые признаки сопротивления. Вокруг нас начали распускаться черные облачка разрывов.

— Они стреляют в нас! — потрясенный Остров икнул.

— Так это же война со стрельбой, разве не так? — Я гадал, что он за ветеран, если его тошнит от пушечной пальбы, в то время как пальцы мои, перехватив у компьютера управление, вырубили главные реактивные двигатели. Мы летели вниз в свободном падении, и следующая серия разрывов появилась выше и позади нас, так как компьютер пушки не мог предвидеть предпринятый нами маневр.

Далеко внизу я увидел космопорт и включил боковые реактивные двигатели, чтобы несколько изменить направление нашего движения, однако мы продолжали падать. Показания приборов анализировались компьютером, который продолжал вспыхивать красным, предупреждая о близкой земле. Я поспешил дать ему программу приземления с торможением, которая должна была уронить нас на нулевую высоту при ускорении десять «же». Это означало, что мы будем падать на максимальной скорости, а потом быстро сбросим ее, что уменьшит время, когда мы будем открыты для наземного огня. И я хотел, чтобы полковник получил те десять «же», о которых он предупреждал меня.

Реактивные тормозные двигатели включились на высоте, не превышающей, казалось, верхушек деревьев, вдавив нас в кресла. Думая о выражении лица полковника в этот момент, я улыбнулся, хотя сделать это нелегко, когда тебя прижимает твой десятикратно возросший вес. Следя за экраном, я добавил скорость бокового смещения, и вскоре мы оказались точно над назначенной нам целью. После этого все легло на компьютер, который прекрасно справился с этой задачей и выключил моторы как раз тогда, когда захрустели корабельные опоры для приземления. Как только моторы выключились, я ударил по кнопке выгрузки, и корабль задрожал от отдачи выброшенных трапов.

— На этом наша роль исчерпана, — сказал я, расстегивая ремни и потягиваясь.

Остров присоединился ко мне возле иллюминатора, и мы вместе следили, как солдаты слетали по трапам и бежали в укрытия. Они, казалось, вообще не несли потерь, что было удивительно. Поблизости было видно несколько бомбовых кратеров и кучи щебня, а истребители-бомбардировщики все еще ревели на малой высоте, обеспечивая нам прикрытие. И все же казалось невозможным, что так быстро удалось сломать сопротивление. Вот каким мог быть ответ, объясняющий успех клизандских вторжений: знай, выбирай и срывай, как яблоко, планеты, созревшие для этого. Я мысленно сделал заметку: следует разузнать об этом побольше. Следом за солдатами из ракеты выехал полковник на своей машине. Я надеялся, что кишки у него все еще спрессованы от приземления.

— А теперь мы должны найти выпивку, — заявил Остров, предвкушающе чмокая губами.

— Пойду я, — поспешно объявил я, хватая личное оружие и пристегивая его к поясу. — Ты останешься с рацией сторожить корабль.

— Именно это всегда говорят первые пилоты, — пожаловался он, дав мне понять, что я поступил правильно.

— Привилегия звания. Когда-нибудь и ты воспользуешься ею. Я скоро вернусь.

— Бар космопорта там, где он обычно находится, — крикнул он мне вслед.

— Не учи щуку плавать, — фыркнул я. Местонахождение бара я уже вычислил.

Все внутренние двери автоматически открылись, когда мы приземлились. Я спустился по лестницам на недавно освободившуюся палубу и сквозь груды брошенных здесь контейнеров от пайков пинками расчистил себе путь к ближайшему трапу. Свежий утренний ветер, проникший внутрь корабля, принес с собой запахи пыли и взрывчатки. Мы принесли на другую планету преимущества клизандской культуры. Я слышал отдаленную стрельбу. Прогремел и пропал вдали реактивный самолет, и после этого стало очень тихо. Вторжение веером расходилось от космопорта, оставляя в кильватере очаг безмолвия. Никого не встретив, я прошел непроверенным через таможню и нашел бар. Первое, что я сделал, это высосал бутылку пива, а затем плеснул в стакан немного антаресского. За стойкой выстроились ряды бутылок, новых и старых. В поисках коробки или сумки я открыл дверцу под стойкой. Неожиданно оказалось, что я смотрю в испуганные глаза прячущегося там молодого человека.

— Не мортигу мин! — завопил он.

«Не убивай меня!» — вот что означали его слова на эсперанто, которым я владел в совершенстве. Я ответил ему на том же языке.

— Мы находимся здесь для того, чтобы освободить вас, так что я не собираюсь причинять тебе никакого вреда. — Слух об этом мог дойти до властей, и я хотел произвести нужное впечатление. — Как тебя зовут?

— Пир.

— А как называется эта планета? — Для молодого человека мой вопрос мог показаться идиотским, но он был слишком испуган, чтобы заметить это.

— Бурада.

— Вот и прекрасно. Я рад, что ты решил быть правдивым. И что же ты можешь рассказать мне о Бураде?

Не скажу, чтобы я выразился очень удачно, во всяком случае, он был слишком ошеломлен, чтобы ответить. Какое-то время он молча разевал рот, затем вылез из шкафа под стойкой и повернулся, видимо, в поисках ответа. Он нашел буклет, который молча передал мне. У него была трехмерная обложка, на которой был изображен океан с великолепными деревьями на берегу; картина ожила, как только ее коснулось тепло моей ладони: волны начали бесшумно разбиваться о золотой песок, ветви деревьев зашевелились от прикосновения неощутимого ветра. По небу поплыли сложившиеся из облаков буквы, и я прочел: ПРЕКРАСНАЯ БУРАДА… МИР — КУРОРТ ЗАПАДНОГО ИСКРИВЛЕНИЯ.

— Грабим и якшаемся с врагом, — произнес знакомый и ненавистный голос. Я медленно обернулся и увидел моего друга полковника с нашего корабля. Он стоял и держал в руках гауссовку, а на лице его было то, что можно назвать мерзкой улыбкой. — И еще приземление на десяти «же», — добавил он, несомненно, называя истинную причину своей злобы, — что не является подрасстрельным преступлением, хотя первые два являются.

Пир придушенно взвизгнул и отпрянул — слов полковника он не понял, но его манеры и его оружие были достаточно красноречивы. Я улыбнулся как можно холоднее, стараясь не привлекать внимание полковника к тому, что мои руки находятся вне поля его зрения — ниже стойки. Повернувшись к юноше, я показал на противоположный конец помещения и приказал ему убраться туда. Он мигом шмыгнул в угол, и пока происходило это маленькое отвлечение, я сунул туристический буклет в карман и высвободил из кобуры свой пистолет. Когда я повернулся к полковнику, я увидел, что он поднял свою гауссовку.

— Вы ошибаетесь, — сказал я. — А также оскорбляете собрата-офицера, бывшего недавно лет-майором. Я помогаю нашим силам вторжения обеспечить неприкосновенность этого питейного заведения, дабы помешать любому из ваших солдат позорно напиться во время выполнения боевого долга и тем самым повредить нашим всесторонним усилиям. И, находясь в этом месте, я взял в плен местного жителя, прятавшегося здесь. Это, и только это произошло здесь, а в случае чего мое слово будет против вашего, полковник.

Он направил на меня дуло гауссовки и сказал:

— Нет. Будет только мое слово: я поймал вас на грабеже и вынужден был застрелить, когда вы сопротивлялись при аресте.

— Меня трудно застрелить, — заметил я, позволяя дулу своего пистолета выскользнуть из-за края стойки и посмотреть в правый глаз полковника. — Я отличный стрелок, и один из этих разрывных снарядов обязательно снесет вам макушку.

Он явно не ожидал столь находчивого ответа от офицера-летчика и заколебался. Пир слабо взвизгнул, после чего раздался глухой стук. Я предположил, что он шлепнулся в обморок, но был слишком занят, чтобы это проверить. Убийственная немая сцена продолжалась с минуту, и было совершенно невозможно предсказать, чем она закончится, но в этот момент в помещение влетел солдат с полевой сумкой и рацией. Полковник взял трубку и вернулся к войне, в то время как я сунул пару бутылок под куртку и удалился через другую дверь, перешагнув через Пира, лежавшего без сознания и, несомненно, лучшим образом разрешившего возникшую проблему. Я исчез прежде, чем полковник осознал это, отнес выпивку на корабль и служебным лифтом отправил ее Острову.

— И больше одной не пей! — приказал я, а его голос через некоторое время ответил мне счастливым воплем.

Теперь я был предоставлен самому себе и намеревался с максимальной пользой использовать предоставившуюся мне свободу. Битва все еще бушует, так что за моими передвижениями следить не будут, и я могу заняться наблюдениями. Конечно, меня тоже могли убить, но это не больше чем одна из случайностей моей опасной службы. Коль скоро вторжение преуспеет, передвижения здесь будут резко ограничены, а я, вероятно, вскоре окажусь на пути обратно в Клизанд. Туристский буклет все еще находился у меня в кармане, и тепло моего бедра поддерживало происходящее на обложке действие. Я открыл его и перелистал страницы, где были много иллюстраций и мало текста. Это была обычная, в меру навязчивая реклама с тихой музыкой, источником который являлась иллюстрация плавучего оркестра в прекрасном заливе Сабу, и запахом цветов с полей Канапе. Я ожидал, что иллюстрации, изображающие катание на лыжах в Карских горах, покажут, как падает снег, но так далеко техника рекламы, видимо, не зашла. Там была и карта, показывающая космопорт и город, хотя вообще-то она была схематическая и потому никчемная, все же она сообщила мне, что я стою в космопорте Сукук, неподалеку от города Сукук. Я закрыл буклет и отправился смотреть достопримечательности. Гнетущее зрелище. Немало пройдет времени, прежде чем туристы вернутся на эти солнечные берега. Я шел по пустынным улицам, выщербленным взрывами и обожженным огнем, гадая, какую цель могло преследовать все это. Война всегда дурацкое дело, но в эту минуту она казалась мне еще более инфантильной. А может, более подходящим будет слово «ужасной»? — подумал я, когда увидел первые трупы. Затем я услышал звук шаркающих ног, и на улице впереди меня появилась толпа пленных, охраняемых бдительными солдатами. Многие из пленных были ранены и только немногие перевязаны. Возглавлявший конвоиров сержант отдал честь, когда они проходили мимо меня, и победно взмахнул рукой. Я улыбнулся в ответ, но на это потребовалось некоторое усилие. Что я теперь должен сделать, так это найти какого-нибудь ответственного гражданина, еще не ставшего пленным или убитым, и получить ответы на некоторые вопросы. Гражданин нашел меня первым. Я покинул главную улицу и свернул в узкий, извилистый переулок со зловещим названием Мабаакалий-Сисуртмек — никакая улица с таким названием не может быть до конца хорошим местом. Мои подозрения незамедлительно оправдались. Это обнаружилось, когда я завернул за угол и оказался лицом к лицу с молодой женщиной, которая целилась в меня из крупнокалиберной охотничьей винтовки. Я взметнул свои руки вверх еще до того, как она заговорила.

— Сдавайся или смерть!

— Я сдался, разве не видно? Да здравствует Бурада! Ура!..

— Кончай свои тошнотворные шуточки, поганый самец, поджигатель войны, или я пристрелю тебя на месте!

— Поверьте мне, я на вашей стороне. Мир, Бурада, добрая воля ко всем людям-братьям… и сестрам, конечно, тоже.

На это она презрительно хмыкнула и взмахом винтовки велела мне зайти в темный дверной проем. Она даже в гневе оставалась красивой женщиной, круглолицей, с падающими на плечи прямыми черными волосами. На ней была темно-зеленая форма с кожаными ремнями, сапогами и всем прочим, на рукаве были какие-то знаки различия. Несмотря на все это, она сохраняла женственность — никакой мундир не мог замаскировать великолепную выпуклость ее груди. Я вошел в подъезд, и когда она протянула руку, чтобы забрать пистолет, я не стал сопротивляться. Я мог бы проделать кое-какие быстрые операции с ее рукой и стволом винтовки и заполучить в результате и то, и другое оружие, но предпочел воздержаться. Пока она чувствовала свое превосходство, она могла говорить более свободно. Мы вошли в темное внутреннее помещение с одним окном. Это была, видимо, какая-то контора. На столе перед нами лежала вытянувшись еще одна девушка в форме. Глаза ее были закрыты, штанина ее форменных брюк была оторвана, открывая уродливую рану, перевязанную бинтом. Кровь просочилась сквозь повязку и собралась лужицей на поверхности стола.

— У вас есть аптечка? — спросила меня конвоирующая.

— Есть, — ответил я, снимая индивидуальный пакет с пояса. — Но не думаю, что от этого будет какой-то прок. Она, похоже, потеряла много крови и нуждается в медицинской помощи.

— А где она ее получит? Не от вас ли, свиней-захватчиков?

— Наверное. — Я стал срывать старые бинты, посыпать рану антисептическим порошком из распылителя, накладывать новые бинты. — У нее скверный пульс — редкий и очень слабый. Не думаю, что ей удастся выкарабкаться.

— Если она не выживет, то считайте, что убили ее вы! — В глазах моей противницы стояли слезы, правда, это не мешало ей целиться мне в живот.

— Я пытаюсь спасти ее. И вы можете называть меня Васко.

— Бейз, — автоматически представилась она, — сержант гвардии, пока они не взяли верх.

— Они?.. — Я почувствовал легкое замешательство. — Вы имеете в виду нас, армию Клизанда?

— Нет, конечно, нет… Но почему я болтаю с вами, когда мне следовало бы убить вас…

— Не думаю, что вам следовало бы так поступить. Вы поверили бы, если бы я сказал, что я ваш друг?

— Нет.

— Что я шпион, неважно чей, работающий против Клизанда, хотя я и нахожусь в их Космической Армаде?

— Я бы сказала, что ты — червяк, вымаливающий свою никчемную жизнь и готовый ради этого сказать все, что угодно.

— Однако, так или иначе, это правда, — проворчал я, понимая, что она не собирается принять сказанное мной на веру.

— Бейз… — слабо произнесла девушка на столе, и мы повернулись в ее сторону. — Бейз…

И она умерла. Я подумал о том, что сейчас тоже буду покойником. Бейз вскинула винтовку, и я увидел, как побелели костяшки ее пальцев, когда она нажала на спуск. И тут я на максимальной скорости проделал множество вещей, начав с того, что нырнул под дуло винтовки и перекатился к ногам Бейз. Винтовка выстрелила, взрыв чуть не снес мне голову в этом маленьком помещении, но осколки меня не задели. Прежде чем она выстрелила снова, я схватился за винтовку и рубанул ладонью по мышцам ее руки, а потом проделал и некоторые другие вещи, которые обычно с женщинами не проделывают, кроме как в подобных чрезвычайных ситуациях. В результате я заполучил винтовку, да и мой пистолет вернулся ко мне обратно, а она лежала у стены, и на этот раз ей действительно было из-за чего плакать. Пройдет немало времени, прежде чем она снова сможет пользоваться своими пальцами: я только-только не сломал ей кость.

— Послушайте, — сказал я, откладывая пистолет и возясь с архаическим механизмом винтовки, — я действительно сожалею о случившемся. Но в данный момент я не испытывал желания быть убитым, а это был единственный способ остановить вас.

Я поработал с затвором и выбросил все патроны, а затем заглянул внутрь, чтобы убедиться, что я не упустил чего-нибудь.

— То, что я рассказал вам, правда. Я на вашей стороне и хочу помочь вам. Но сперва вы должны помочь мне.

Она была озадачена, но добиться ее внимания я сумел. Она вытерла рукавом слезы, когда я вернул ей винтовку, а затем ее глаза расширились, когда я передал ей и боеприпасы.

— Если вы на минуту оставите оружие незаряженным, я высоко оценю вашу любезность. Я обменяюсь с вами информацией, если вы не хотите давать ее даром. Существует некая организация, о которой вы, вероятно, никогда не слышали и которая очень заинтересована в выяснении того, чем занимается Клизанд. А занимается он межпланетным вторжением. Бурада шестая в списке, и все выглядит так, что это вторжение окажется столь же успешным, как и предыдущие.

— Но почему они этим занимаются?

— Почему — неважно, по крайней мере, в настоящее время, поскольку дурные амбиции не необычны среди разнообразных политических систем человечества. Что я хочу знать — так это как. Как им сошло с рук это вторжение при наличии планетной обороны?

— Вините в этом «Конколослук», — со злостью ответила она, потрясая винтовкой. — Я не говорю, что женская партия не совершала ошибок, но ничего похожего на их…

— Не могли бы вы добавить несколько деталей, — прервал я ее. — Общий фон, так сказать. Потому что, боюсь, я потерял нить ваших рассуждений.

— Я дам вам деталь. Мужчины! — Она сплюнула, и глаза ее запылали гневом. Она снова начала выглядеть привлекательной. — Женская партия принесла на эту планету века просвещенного правления. Процветание, отличный туристический бизнес, никто не страдал. Да, действительно мужчины начали голосовать на несколько лет позже женщин, и самую лучшую работу им было нелегко получить. Ну и что? Сколько страдали женщины на других планетах от подобных и худших вещей? Вот они и взбунтовались. Но и «Конколослук», мужская партия, не дремала, они шныряли, интриговали, нашептывали ложь: права мужчинам, долойугнетение и тому подобное. Взбудоражили людей, завоевали несколько мест в парламенте, учиняли беспорядки в сельской местности. Потом их однодневная революция, они захватывают власть. И все их обещания побоку. Оказалось, что единственное, чего они хотели, — это важничать и кичиться своим превосходством. Ничего себе превосходство! Они ничтожества, все до одного! Ничего не понимают ни в правлении, ни в войне. Когда, высадились ваши солдаты, мужчины в большинстве предпочли бежать, а не драться. Я бы никогда не сдалась!

— Наверное, они были вынуждены?

— Никогда! Собаки они, вот и все!

То, что я узнал, дало пищу для размышлений, а вместе с мыслями пришло прозрение, и передо мной забрезжил свет открытия. Разноплановые куски начали складываться в моей голове в некую картину. Я старался не дать возбуждению овладеть мной. Пока еще это была лишь бесформенная мысль, но если она сработает… Тогда я буду знать, как Клизанд сумел провернуть свой фокус с вторжением. Просто, как все хорошие идеи, и к тому же застраховано от всяких случайностей…

— Мне понадобится ваша помощь, — обратился я к Бейз. — Я останусь в Космической Армаде, по крайней мере, на какое-то время, поскольку там я смогу узнать многое. Но я не покину эту планету. Именно здесь клизандцы слабее всего, и именно здесь они будут побиты. Бы слышали когда-нибудь о Спецкорпусе?

— Нет.

— Ну, теперь услышали. Это группа, которая собирается помочь вам. Я работаю на них, и они должны следить за мной. Они видели, как флот покинул Клизанд, и наверняка последовали за ними сюда. Это было одним из вариантов событий, проанализированных нами. Сейчас вокруг этой планеты должен вращаться зонд-транслятор. Он передаст любые сведения Корпусу, и мы получим любую помощь, которая нам понадобится. Вы должны получить доступ к передатчику средней мощности.

— Да, но с какой стати? Почему я должна вам верить? Может быть, вы лжете!

— Может быть, но вам прядется пойти на риск. — Я лихорадочно записывал на бумажке сообщение. — Теперь я покидаю вас. Я должен вернуться на корабль раньше, чем они начнут гадать, куда это я запропастился. Вот сообщение, которое вам необходимо передать на этой частоте. Вы сможете это сделать, не попавшись, это достаточно легко. При всех условиях, сделав это, вы ничего не теряете, а можете спасти свою планету.

Все еще сомневаясь, она посмотрела на бумажку.

— Трудно поверить, что вы действительно шпион и хотите помочь нам.

— Вы можете поверить, что он шпион. Положитесь на мое слово, — раздался голос из двери позади нас, и я почувствовал, как холодная рука сжала мое сердце. Я медленно обернулся.

Там стоял Край, человек в сером. Позади него были еще двое, тоже в серых мундирах. Направив на меня свое оружие, Край прицелился в меня еще и пальцем, словно это был пистолет.

— Мы следили за тобой, шпион, и ждали этой информации. Теперь мы можем приступить к уничтожению вашего Спецкорпуса.

— Что-то сегодня люди слишком часто выскакивают из дверей, ха-ха! — проговорил я с веселостью, которой, разумеется, не испытывал. Край улыбнулся ледяной улыбкой.

— Если вы имеете в виду полковника, то да, я поручил ему следить за вами. Попробуйте теперь прикинуться дурачком, Пас Ратунков, или как вас там действительно зовут.

— Хулио. Васко Хулио, лейтенант Космической Армады.

— Лет-майор Васко Хулио был найден в «Робот-Отеле», что и навело нас на ваш след. План ваш был крайне остроумен и мог бы иметь успех, если бы не сгорели оптические передатчики. Посланный навести порядок ремонтник обнаружил лет-майора, а его заблуждение относительно даты привлекло мое внимание. Я заберу это.

Край взял записку с сообщением из несопротивляющихся пальцев Бейз. Он, казалось, очень здорово контролировал ситуацию. Я вцепился в собственную грудь в районе сердца, закатил глаза, зашатался, отступая назад, к окну.

— Слишком много… — простонал я. — Сердце отказывает… Не стреляйте… Это конец…

Край и двое его людей холодно смотрели, как я проделываю в их честь все это, до кульминационного момента, когда я вцепился себе в горло и зарычал от боли. Тело мое выгнулось дугой, мускулы напряглись, а в следующий момент я упал спиной вперед через окно. Я вылетел вместе с кусками выбитого стекла, вывернулся в воздухе, приземлился на плечо, перекатился и вскочил на ноги, готовый бежать. Оказалось, что я гляжу прямо в дуло гауссовки, находившейся в руках еще одного молчаливого и неулыбчивого человека в сером. Как остроумный собеседник он не выиграл бы и нуля очков, но в данный момент я и сам не мог придумать, что умное можно сказать в такой ситуации. Позади меня из окна с разбитыми стеклами донесся голос Края:

— Заберите девчонку в тюремный лагерь, нам она больше не нужна. Остальные вернутся за шпионом. Будьте постоянно начеку, вы видели, на что он способен.

«Явное преувеличение», — подумал я про себя с внезапной мрачной депрессией. Что и говорить, я проник куда надо и выяснил то, что хотел узнать, но оказался не в состоянии передать полученную информацию, что делало ее бесполезной. Край мог использовать мое сообщение в собственных целях — весьма скверных, в этом я был уверен. Пока я пребывал в этом темном душевном состоянии, остальные серые люди окружили меня и погнали в поджидающий грузовик. Не было ни малейшего шанса сбежать — очень уж искусно владели они своими пушками. Путешествие было коротким, машина — примечательно некомфортабельной. Она была трофейной — грузовик, который использовался для перевозки мусора или еще чего-то похуже. Кажется, я оказался единственным, кого беспокоил испускаемый ею запах. Серые не отпускали никаких замечаний по этому поводу и не сводили глаз с меня во время путешествия. По крайней мере, машина двигалась бесшумно и весьма плавно. Я обдумывал отчаянные планы. Может быть, выдрать один из проводов, проходивший у моих ног? Или выпрыгнуть из грузовика сзади? Однако от этих планов было мало толку, и мы достигли места назначения, не изменив своих относительных позиций. Под дулом пистолета меня прогнали в реквизированную для военных нужд комнату, где опять же под дулом пистолета, мне приказами раздеться. С помощью портативного флюороскопа и холодных зондов — крайне унизительная операция — они удалили с моей персоны все приборы и устройства, а затем выдали мне новую одежду. Одежда эта была весьма примечательной. Идеальный комбинезон, сделанный из мягкого и гибкого пластика, он обеспечивал носившего его защитой и теплом. И в то же время был тюремным одеянием, потому что был совершенно прозрачным. Эта постоянная незащищенность наготы, разумеется, не повышала бодрость духа, и я начал испытывать к серым людям еще большее уважение. Причем все это проделывалось молча, а мои попытки завязать разговор игнорировались. Последним мазком этих модельеров был застегнутый у меня на шее металлический ошейник. От ошейника тянулся провод к коробке, которую держал один из серых людей. Все это имело весьма зловещий вид. Мои подозрения оправдались, когда одевавшие меня господа ушли со своим оружием, а Край повернулся лицом ко мне, держа в руке упомянутую коробку.

— Я могу сделать так, — сказал он голосом столь же серым, как и его одеяние. И нажал кнопку на коробке.

То, что я испытал вслед за этим, было совершенно неожиданным и исключительно болезненным. В один миг я был ослеплен взрывом огней, никогда не виданных прежде цветов и неистовства. Уши мои наполнил звук, который был чем-то большим, чем обычные звуки, и каждый квадратный дюйм моей кожи загорелся огнем, словно меня бросили в ванну с кислотой. Эти интересные вещи продолжались дольше, чем я хотел, а затем внезапно исчезли столь же быстро, как и начались. Зрение и слух вернулись. Оказалось, что я лежу на полу, и у меня болит затылок, которым я, должно быть, треснулся, когда упал. Лежать так на полу было довольно приятно. Эта коробочка, должно быть, генерировала нервные токи. Нет нужды пытать тело, когда ты можешь скармливать в нервную систему специфические болевые импульсы.

— Встать, — скомандовал мой конвоир, что я и сделал довольно быстро.

— Я готов вести себя хорошо! — поспешно выпалил я. — Вы только скажите, и я подчинюсь. Я буду пай-мальчиком.

Временно, конечно. До тех пор, пока не найду выхода из этой западни для стальной крысы. Я покорно потрусил в другую комнату, где сидел Край за большим письменным столом. Комната была пыльной, на стенах и на полу были видны голые места, откуда удалили картины и предметы меблировки. Единственным новым предметом, помимо упомянутого стола, был недавно ввернутый в потолок сверкающий крюк. Я совсем не удивился, когда крюк этот продели в кольцо коробки, соединенной с моим ошейником, и я, стоявший перед своим пленителем, оказался на привязи. Край внимательно осмотрел меня с ног до головы. Дело нетрудное, если учесть прозрачность моей одежды. Я никогда не страдал от табу на наготу, так что меня это не беспокоило. А вот холодное отвращение в его глазах вызвало у меня куда большее беспокойство. В настоящее время я находился, если использовать классическое выражение, полностью в его милости. Я понятия не имел, какие испытания он мне придумал, но решил попытаться хоть чуточку улучшить положение дел.

— Что бы вы хотели узнать? — спросил я

— Многое, но это придет позже.

— А чем плохо прямо сейчас? Учитывая состояние современной гипнотической техники, наркотерапии и старомодных пыток, вроде этой вашей нейромашины, невозможно скрыть факты, если допрос ведется достаточно решительно. Поэтому спрашивайте, и я отвечу.

Пусть он узнает на здоровье то малое, что я знаю о Спецкорпусе. Местонахождение баз хранилось от нас в секрете — подобные допросы, несомненно, предусматривались. Я был удивлен, когда он покачал головой в медленном «нет».

— Информацию вы дадите мне позже. Сперва мне нужно убедить вас в серьезности моих намерений. Я намерен допросить вас, а затем привлечь на службу нашему делу. Добровольно. Чтобы убедить вас в этом, я должен прежде всего сказать, что вас не убьют. Сильные люди храбро встречают смерть. Она

— легкий выход из некоторых проблем. У вас такого выхода не будет.

Я почувствовал, что становлюсь все менее заинтригованным относительно того, что он хотел сказать. Я ожидал грубого допроса, но у него на уме были дела покрупней. Так что я бросил этот небрежный тон и сказал:

— Забудьте об этом. Посмотрите в лицо факту, что я не люблю ни вас, ни вашу организацию, ни того, за что вы сражаетесь и не намерен менять свое мнение. Даже если я пообещаю помогать вам, у вас не может быть уверенности, что это всерьез. Так что давайте не будем вовлекать себя в такого рода фарсовое положение с самого начала.

— Совсем наоборот, — сказал он и нажал кнопку на столе. Коробка наверху загудела и начала сматывать толстый провод, подтягивая меня вверх, пока я не был вынужден встать на цыпочки для того, чтобы дышать. Ошейник впился мне в шею. — Прежде чем я закончу с вами, вы будете умолять меня о возможности сотрудничать, вы будете рыдать, пока я не разрешу вам этого, и счастливейшим моментом вашей жизни будет миг, когда вы, наконец, вымолите исполнение этого единственного вашего желания. Позвольте продемонстрировать вам лишь один образчик нашей простой, но крайне убедительной техники.

Ступни мои уже вибрировали от боли, но я продолжал стоять на цыпочках, иначе ошейник просто удушил бы меня. Край поднялся и подошел ко мне сзади, где я не мог видеть его, а затем схватил мои руки и прижал оба запястья к краю металлического стола. Стол сделал ему одолжение, замкнув на моих руках зажимы, которые тут же защелкнулись. Зажимы обхватили мои предплечья, оставив запястья и кисти рук свободными. Правда, самое большее, что я мог сделать, это побарабанить пальцами по столу. Край снова появился в поле моего зрения и, нагнувшись, вынул что-то из ящика стола. Это был топор. С длинной ручкой и широким лезвием, примитивный, но выглядящий достаточно эффектно топор, который вполне можно было бы использовать для рубки деревьев. Край взял его обеими руками и высоко поднял над головой.

— Что вы делаете? Стойте! — закричал я в страхе, извиваясь в металлических объятиях, не в состоянии сделать что-либо, кроме как глядеть, как он на миг задержал топор, а затем опустил его в злобном рубящем ударе.

Полагаю, я закричал, когда он ударил. Должен был закричать, такой страшной и всепоглощающей была боль. Так же, как и зрелище моей правой кисти, отрубленной у запястья и лежавшей без движения на столе; струйки крови, выкачиваемой из обрубка, заливали ее. Топор поднялся вновь, и на этот раз я с уверенностью могу сказать, что закричал громко и пронзительно. Я кричал, пока топор поднимался, а потом молниеносно опускался. Моя левая кисть была отрублена, как и правая, кровь струей хлестала по всему столу и стекала на пол. От боли и ужаса туман поплыл перед моими глазами, но сквозь туман я видел лицо Края. Улыбающееся. В первый раз улыбающееся. Затем я был без сознания. Я погружался во тьму, умирал… не могу выразить это состояние словами. Мир умчался от меня по темному туннелю, и я остался с ощущением боли, а затем даже это исчезло. Когда я открыл глаза, то обнаружил, что лежу на полу и что прошел бог ведает какой отрезок времени. Мысли мои были вялыми от сна или от чего-то другого, и я должен был изрядно потрудиться, чтобы раскопать в памяти воспоминания о том, что случилось. Только когда ко мне четко явилось видение моих отрубленных кистей, я открыл глаза и сел, потирая одну ладонь другой. Я ощущал кисти совершенно нормально. Что же произошло?

— Встать, — произнес голос Края, и я понял, что сижу на полу перед его столом и что мой ошейник все еще на месте, а провод ведет от него к устройству на потолке. Я медленно встал и посмотрел на стол. Он был чист, никакой крови.

— Готов поклясться… — начал было я, но мой голос оборвался, когда я увидел две бороздки на металлической поверхности стола, как будто по ней ударили два раза каким-то тяжелым лезвием. Затем я поднес руки к лицу и посмотрел на запястья.

Оба запястья были окружены красным рубцом заживающей плоти с красными точками удаленных швов по краям. И в то же время мои руки ощущались такими же, как всегда. Что же произошло?

— Вы начинаете понимать, что я имел в виду? — спросил Край, снова усевшийся за стол, голосом столь же серым, как и его одежда.

— Что вы сделали? Вы не могли отрубить их… мои кисти… и пришить их обратно. В этом я уверен — на это потребовалось бы время, вы не могли… — Я понял, что веду себя растерянно и суетливо, и замолчал.

— Вы не верите, что это произошло? Мне проделать это снова?

— Нет! — выкрикнул я и отпрянул от стола. На это он одобрительно кивнул.

— Так, значит тренировка началась. Вы утратили маленький кусочек реальности. Вы не знаете, что произошло, но знаете, что не желаете, чтобы это произошло снова. Именно так и будет идти процесс. В конечном итоге вы потеряете всякий контакт с реальностью, которую знали всю жизнь, потеряете всякий контакт с личностью, которой вы всю жизнь были. Когда вы достигнете этого состояния, мы примем вас, как одного из своих. И тогда вы расскажете во всех подробностях о своей работе, о Спецкорпусе, не только мучая свою память ради крох информации, которые вы могли бы упустить, но и активно составляя планы его уничтожения.

— Это не сработает, — заявил я с куда большей уверенностью, чем на самом деле чувствовал. — Я не один. Корпус теперь взялся за вас и активно против вас работает, так что теперь стало просто делом времени, когда они вытащат пробку и ваши замыслы завоеваний отправятся в дренаж.

— Совсем наоборот, — заявил Край, переплетя пальцы рук, лежавших на столе, словно учитель, который собирается прочесть классу лекцию. — Мы давно знаем о том внимании, которое уделяет нам Корпус, и на каждом повороте мы его опережали. Мы взяли в плен, подвергли пыткам и убили немало сотрудников Корпуса, добывая тем самым нужную информацию. И мы ждали появления полевого агента, такого, как вы. Вы явились, и вы в наших руках. Вот как все просто. Теперь вы — оружие, которым мы уничтожим Спецкорпус.

Он заставил меня наполовину поверить ему. Изложенный им план казался разумным, но я поспешил отбросить эту мысль. Я не должен был соглашаться с ним, мне следовало скорее нападать, чем защищаться.

— Отдаю должное вашему честолюбию и надеюсь, что вы не откусываете больше, чем можете прожевать. Не забывайте про сотни планет, которые поддерживают Лигу. Подумайте о том, что они сделают с вами, когда узнают, какие беды вы затеваете.

— Сотни планет существуют только в теории, в действительности их можно перебирать одну за другой. Мы овладеваем ими в такой манере, что они падают нам в ладони, как перезревшие плоды, нас нельзя остановить, и процесс этот ускоряется. По мере того, как наша империя расширяется, мы будем продвигаться все быстрее и быстрее.

— Но есть предел этой скорости, — перебил его я, пытаясь ввести в свои слова презрительное фырканье. — Я знаю, как работает ваша техника завоевания. Вы не вторгаетесь на планету, пока она для этого не созреет. Разве это не правда?

— Совершенно верно, — он кивнул утверждающе, и я погнал дальше.

— Вы находите планету, созревшую для срывания, с какими-нибудь диссидентствующими элементами среди населения. А поскольку существуют люди, которые будут жаловаться даже в раю, у вас нет проблем с тем, чтобы найти подобную группу на любой планете. Здесь, на Бураде, это были мужчины — партия «Конколослук». Они активно выступали за права мужчин. Вы поддержали их всем, в чем они нуждались. Ваши агенты снабжали их деньгами, оружием, пропагандой — всем, что необходимо для захвата власти. Это сработало. И вы ничего не просили в обмен на всю эту помощь, кроме оказания лишь символического сопротивления, когда начнется сражение. Ваши агенты присмотрели за тем, чтобы вооруженные силы отступили без настоящего боя. Это вторжение было выиграно прежде, чем началось! Не приходится удивляться, что ваши военные не привыкли нести потери.

— Вы очень наблюдательны. Именно это мы и делаем. Ваш анализ — мастерское описание нашего образа действия.

— Тогда вы у меня в руках, — с облегчением сказал я.

— Напротив, это вы у нас в руках. Вы — единственный, кто знает о нашей технике вторжения, и вы никогда не доложите о ней своим шефам.

— О, не знаю, — сказал я с бравадой, которой не ощущал.

— Возможно, вы и не знаете, но мы-то знаем. Мы перехватили составленный вами отчет, и он никогда не будет отправлен. Они тщетно будут ждать от вас каких-либо вестей, а время уйдет, и скоро им будет слишком поздно что-либо предпринимать, потому что мы перейдем ко второй фазе нашей операции. На этой фазе планируется привлечение к операциям множества союзников с оккупированных нами планет, правительства которых готовы сделать все, что мы пожелаем. Мы будем располагать огромным количеством солдат. Таких солдат, по-моему, называют наемниками. Им предстоит быть войсками вторжения, конечно, их будут убивать во множестве, но мы всегда будем побеждать, потому что наши источники человеческих ресурсов будут неистощимы. Интересная картина вырисовывается, не так ли?

— Это никогда не сработает! — крикнул я с усиливающимся в то же время ощущением, что такое сработать может. — Корпус вас остановит.

Как? С его единственным агентом, выслеженным и попавшим в западню? Мне было трудно убедить в этом себя, и я вообще ничего не добился, пытаясь убедить его. Край поднялся и двинулся в обход стола.

— А теперь настало время начать вашу индокринацию.

Не могу выразить охватившего и одолевшего меня страха, когда я услышал эти слова.

Меня отвели в камеру. Голую, лишенную окон камеру, единственным предметом меблировки которой было пустое ведро. Крюк в потолке был установлен здесь недавно, и сопровождающий меня серый человек услужливо подцепил меня за него.

— Существует мало шансов, что я умру от голода, — уведомил я его. — Потому что сперва умру от жажды.

Ничего не ответив на это, он ушел, но вскоре вернулся с полевым пайком. Не самая вдохновляющая пища в мире, но жизнь мне она сохранит. Жуя концентрат и запивая его водой, я крепко цеплялся за эту последнюю мысль. Сохранит мне жизнь. Да они сделают что угодно, думал я, но только не убьют меня. Они нуждаются во мне. Эти вояки знали, что Корпус дышит им в затылок, что им придется приложить всесторонние усилия, чтобы остановить его. Край говорил серьезно и наполовину убедил меня. Я посмотрел на свои запястья и содрогнутся. Он таки убедил меня, но почему он так старался? Потоку что я был явно больше чем пешкой в этой игре. Я был фактором, который мог качнуть исход в любую сторону. В данный момент времени Клизанд действовал успешно в своем завоевательном бизнесе, но его могли остановить. Располагая добытой мной информацией, Спецкорпус мог бы начать организацию контринсургентов и предотвратить экспансию на другие планеты. Клизанд можно будет остановить даже здесь. Если бы я оказался по другую сторону баррикады, то мои специальные знания не смогли бы быть причиной поражения Корпуса, но это, наверное, могло бы замедлить его действия на срок, достаточно долгий для того, чтобы пришла в действие вторая фаза завоевательной операции. А это означало, что серые люди совершили ошибку. Им следовало убить меня, как только они раскрыли, кто я такой. Если бы меня можно было перевербовать, я мог стать в их руках серьезным оружием. Эти два «может быть» не позволяли игнорировать тот факт, что покуда я жив, я могу оказаться самым смертоносным и могучим оружием против них. Они совершили ошибку. Я ухватился за этот вывод, я терзал его точно так же, как терзал мой ломающий челюсти паек. Я не принимал во внимание, что во всех отношениях был их пленником. Во всех отношениях? Ха! Физически — да. Умственно — решительно нет. Однако во время нейропытки они почти убедили меня в обратном. При мысли об ампутации мой желудок вздыбился, и я вдруг потерял аппетит. По веской причине. Теперь мне предстоит вспомнить и подумать об этой жуткой процедуре. И вот под каким углом зрения. Это был трюк, это должен быть трюк, и именно за это предположение я должен держаться. Пока я пережевывал и заглатывал остатки своей малоаппетитной закуски, я организовал себе сильнейшее внушение. Слушай, ди Гриз, убеждал я себя, ты достаточно знаешь о реальности, чтобы суметь определить, когда она подделана. Ты сам всегда подделывал ее для собственной выгоды и в ущерб другим. Так значит, теперь кое-кто провернул тот же трюк с тобой. Перерубленные запястья, качающие кровь! Спокойно, парень, спусти часть эмоций в канализацию. Через некоторое время мы доберемся до воспоминаний. Но сперва давай посмотрим на реальность. Реальность… Как ни чудесна машина, она не может отремонтировать ампутированные руки за пару часов или пару дней. А теперь, откуда взялась эта цифра? На каком-то подсознательном уровне я чувствовал, что прошло лишь короткое время между ампутацией и выздоровлением. У нас у всех есть часы, тикающие в глубине мозга. Они управляют суточными ритмами сна и бодрствования, они работают непрерывно. И вот сейчас они пытались сообщить мне, что прошло совсем немного времени с тех пор, как меня привели сюда серые люди. Но имелись ли у меня какие-нибудь реальные доказательства в подтверждение этому? Я ощущал лицо и волосы — я нуждался в бритье, но не так уж сильно, и волосы мои были нормальной длины. Однако меня могли побрить и подстричь, так что это ничего не доказывало. Мои ногти? Я держал их коротко подстриженными, а один подстриженный ноготь выглядит положим на любой другой. Подожди, подумай, вспомни… Было же что-то незначительное, какая-то мелочь… Да… во время приземления, напряжение, внимание рассеивается… Точно! Я сломал ноготь мизинца на левой руке! Нет, пока не смотри, сунь руку под себя, посиди на ней и вспомни. Сломанный ноготь… отвлечение… нужно откусить его. Довольно неаппетитное действие, которое тем не менее проделывал почти каждый. Досаждающая частичка ногтя оторвана напрочь с быстрым тихим «ой» и крошечной капелькой крови. Происшествие, совершенно забытое в гонке последующих событий. Осторожным движением я освободил ладонь от ягодицы, державшей ее в заточении, и поднес к глазам. Мизинец, короткий ноготь и крошечный сгусток крови. Уел я тебя, Край, старый факир! Судя по виду ногтя, я был пленником самое большее пару часов. Красные точки на моих запястьях были просто красными отметками, которые можно сделать сотней различных способов. А ампутация? Край поддел мою реальность, прибегнув, наверное, к гипнозу. Но по-настоящему это не имело значения. Край и его команда не были такими толковыми, какими казались. Они, несомненно, много раз использовали эту нейропытку и загипнотизировали себя успехами этой техники. Наверное, именно таким способом происходило обращение рекрутов на планетах, намеченных для завоевания. Вполне возможно. Но головорезы Края привыкли работать с солидными гражданами и туповатыми крестьянами, обычно принимавшими раскрашенные задники — бутафорию своего существования — за единственную реальность. Их мир был единственным реальным миром, их город — действительно наилучшим городом. Вытащи их из знакомой окружающей среды, окажи давление на их сознание, и их мозги потекут из ушей, как желе. Люди — желе, легкая добыча для серых мундиров. Но не благородный, прямой, гибкий, бесчестный, подобный хамелеону Скользкий Джим ди Гриз. Человек с тысячью лиц, знакомый с сотней культур, компетентный в десятках языков. И они хотели, чтобы моя реальность запаршивела? Это заставило меня рассмеяться. Я не только засмеялся, но и забегал, заплясал. Я бегал кругами, крича: «Гип-гип-ура!» и «Победа!», вне себя от счастья. Кругами я был вынужден бегать из-за своего ошейника и провода, однако вскоре я обнаружил, что могу вносить в это дело некоторые вариации, резко меняя направление. Провод был слишком тонок, чтобы я мог влезть по нему наверх, и я был уверен, что его преднамеренно сработали таким, но я мог свернуть его в петлю и повиснуть на нем. Я сделал петлю столь высоко над головой, как только мог дотянуться, ухватился за нее, оттолкнулся и свободно закачался. В нижней точке качения я с силой оттолкнулся от пола и пошел выше. Отличное развлечение. Пока моя рука не соскользнула и петля не распустилась. Все чуть-чуть не кончилось, когда весь мой вес обрушился на металлический ошейник, охватывающий мою бедную шею. Именно таким способом убивают людей при повешении; их не удушают, а резким рывком удавки ломают шейные позвонки. Эта мысль билась в моей голове, когда я хватался за провод, пытался вскарабкаться по нему, пока мне не удалось стиснуть его, прежде чем последовал резкий рывок. Рывок вперед, а не вбок, иначе я, наверное, услышал бы резкое «хряк!», сигнализирующее о конце этой истории. Было очень больно, и с минуту все вокруг ходило кругами, а когда я сказал «уф!», то произнес это шепотом, потому что в тот момент я на большее не был способен. В конечном итоге я присел, выпил немного воды и почувствовал себя несколько лучше. И тут я подумал: почему никто не явился расследовать это недавнее безобразие? Я был уверен, что они снабдили камеру «шпионами» и наблюдали за мной. Наверное, мои акробатические номера не произвели на них впечатления. Или, может быть, они были так заняты завоеванием планеты, что не имели времени непрерывно наблюдать за мной. Если последнее предположение верно, то я смогу извлечь из этого обстоятельства определенную выгоду. Упаковка от пайка и пластиковая бутылка из-под воды были смяты вместе и превратились в превосходные подушечки для моих пальцев. Я свернул двойную петлю рядом с шеей. Затем, крепко вцепившись в провод, я подпрыгнул как можно выше и дал своему весу обрушиться на провод. И на мои руки. Когда я проделал это в десятый раз, мне начало казаться, что мои руки оторвутся раньше, чем поддастся какая-нибудь важная часть державшего меня в плену механизма. Теория, разумеется, была достаточно здравой: металлическая коробка, провод, ушко, крюк, множество составных частей, отказ любой из которых мог предоставить мне свободу. Хотя мои составные части отказывали намного быстрее. Я немного передохнул, вытер лоб и подпрыгнул в попытке номер тринадцать. Счастливое число тринадцать! Что-то лопнуло с резким металлическим треском, коробка обрушилась вниз и отскочила от моей головы. Я отключился не знаю на сколько, вероятно, всего лишь на несколько минут, а потом очнулся и, мотая головой, попытался встать. Двигайся! — торопила неотступная мысль. Убирайся отсюда, пока они не пришли за тобой. Но сперва я должен был отключить коробку для нейропыток, поскольку она могла быть радиоуправляемой. Я перевернул ее и увидел, что металлическая петелька, на которой она висела. сломалась. На коробке имелся пульт управления, на котором располагалось около пятидесяти маленьких красных кнопок. Я содрогнулся при мысли о нажатии на одну из них. Выше находились две большие кнопки — одна красная, другая-черная, и красная была утоплена. Это казалось достаточно очевидным. По логике мне следовало нажать черную кнопку и отключить коробку, но в сознании продолжали вторгаться воспоминания о боли. Наконец я ткнул в черную кнопку. Ничего не случилось. Это я мог почувствовать. При таком обеспечении я легонько коснулся одной из маленьких красных кнопок, а затем другой. Ничего. Коробка была теперь кучкой мертвого металла. На что я и надеялся. Я смотал лишний провод, а потом попробовал дверь, которая оказалась незапертой. Может, мои тюремщики были неумелыми, а может, их бдительность притупила слишком большая вера в свои пыточные машины. Я чуть приоткрыл дверь и закрыл много быстрее, чем открывал. По коридору в направлении моей камеры шли двое серых людей, неся зловещего вида предмет. Я не столь долго смотрел на него, чтобы заметить какие-то детали, но и от того, что я увидел, мурашки побежали по моей спине. Следующий шаг в программе умиротворения ди Гриза? Это казалось вероятным, когда дверная ручка начала поворачиваться. Для этой пары у меня был припасен сюрприз, и я хотел скрывать его от них как можно дольше. Когда дверь начала открываться, я шагнул за нее и подождал, пока они протиснутся внутрь со своей машиной для пыток. Услышав, как один из них тревожно охнул, я двинул дверь плечом и вогнал ее в них всем своим весом и силой. Как только они заверещали, я выпрыгнул из-за двери и взмахнул металлической коробкой на конце провода. Один из них стоял согнувшись, больше заинтересованный тяжестью машины на своей ноге, чем всем прочим, и я дал своему оружию опуститься на его череп. Пока оно взлетало снова, второй пытался достать свой пистолет, и действительно наполовину вытащил его из кобуры, прежде чем мое колено попало ему ниже живота, и он упал поверх своего напарника. Я вырвал пистолет из его обмякших пальцев, когда он упал. Теперь я был вооружен. Большую часть времени, проведенного мной в этом здании, я находился в сознании, а потому полагал, что знаю, как отсюда выбраться. Главный вход наверняка охраняется. Он находится этажом ниже, в противоположном направлении от кабинета Края. В пистолете полный заряд энергии, плюс запасной магазин. Не было времени проверять, какими боеприпасами он заряжен, но они, разумеется, представляли нечто весьма смертоносное, что мне подходило как нельзя лучше. Мое настроение тоже можно было назвать смертоносным. Я намотал провод так, чтобы коробка не болталась и не мешала мне идти, сделал глубокий вдох и нырнул за дверь. Коридор был пуст. Хорошее начало. Я добежал до лестницы, никого не увидев, а затем кинулся вниз, прыгая через две ступеньки. Следующий этаж будет нижним, поскольку меня поднимали только на один этаж. Но этому воспоминанию противостояла реальность: лестничный колодец отнюдь не собирался закончиться на следующем этаже. Когда мои медлительные синапсы зарегистрировали этот факт, я затормозил и осторожно поглядел через перила. Ниже меня имелось еще по меньшей мере восемь этажей. Они пробежали по коре моего мозга в кованых сапогах. Это, разумеется, доказывало мою теоретическую позицию, согласно которой многое из случившегося со мной было иллюзией и ложной памятью. Что же было реальным? Был ли в настоящий момент реальным тот побег? От такой мысли меня бросило в холод. Все происходящее могло быть генерированной серией нереальных событий для того, чтобы доказать мне, что я не могу убежать. Я мог вечно продолжать спускаться по этой лестнице и мог в любой момент снова очутиться в своей камере, по-прежнему присоединенным к своей коробке. Ну, если это так, то я абсолютно ничего не могу с этим поделать. Я должен отнестись к этой иллюзии как к реальности, пока не будет доказано обратное. Если же это не бесконечное сновидение, то эта лестница должна была где-то кончиться, и я собирался это выяснить. Четырьмя этажами ниже, как раз, когда у меня начала кружиться голова от непрерывного бега по нисходящей спирали, я встретил человека, поднимавшегося мне навстречу. Серого человека с пистолетом и очень подозрительным взглядом. Поскольку я ожидал этой встречи, а он нет, первый выстрел был моим. Еще тот выстрел! Пистолет был заряжен разрывными пулями. Пуля прожгла в лестнице зияющую дыру и взрыв отшвырнул серого человека к стене, где он и рухнул. Эхо еще гремело, а пыль еще не улеглась, когда я перепрыгнул через дыру и с сумасшедшей скоростью бросился вниз по лестнице. Промедление было равносильно самоубийству. Лестница кончилась, я оказался внизу и врезался в стену, так быстро я летел. Надо мной раздавались крики, был слышен топот бегущих ног. С пистолетом наготове я толчком распахнул дверь и вылетел… в темноту. Это было для меня небольшим шоком, и я чуть не выпустил пару пуль наугад, но когда мои глаза приспособились, я увидел вдали слабый свет. Неоштукатуренные стены, пыль и другие признаки указывали, что я пропустил первый этаж и очутился в подвале. Это тоже было отлично, поскольку этажом выше меня ждал теплый прием. Если я смогу выбраться из подвала, то буду все еще на один шаг впереди преследователей. С пистолетом наготове, размахивая металлической коробкой, набивая на голенях синяки о невидимые препятствия, я, спотыкаясь, пробирался к дальнему свету. Однако я не преисполнился энтузиазма, когда достиг его, преодолев невидимую полосу препятствий. Это было окно. Маленькое окошко, покрытое грязью, и с прочной решеткой. Позади меня в темноте раздались крики и топот, послышались звуки падения, грохот и крепкие ругательства. Что делать? Очевидно, надо убираться. Я отступил, поднял пистолет, прикрыл лицо рукой и выстрелами вышиб окно. А также часть стены вокруг него и кусок улицы снаружи, пока мой пистолет, щелкнув, не исчерпал свои возможности. Я отшвырнул его, перекинул коробку через плечо и воспользовался освободившейся рукой, чтобы вскарабкаться по скату из щебня и выбраться на улицу. Чтобы снова броситься бежать. Кто-то увидел меня и крикнул, но я не ответил, а побежал еще быстрее, хотя уже начал задыхаться и чувствовал, что больше, чем мне хотелось, утомился от усилий, прилагаемых в течение последнего часа. Одно дело сбежать, но совсем другое дело остаться на свободе, после того как сбежал. Босой, одетый в совершенно прозрачную одежду, с ошейником и несколькими метрами провода вокруг шеи, не упоминая уже о коробке управления, я, должно бить, представлял собой достаточно необычное и неоднозначное зрелище. Мне нужно было спрятаться, забраться в нору, переодеться, избавиться от ошейника. И много еще чего было мне нужно. А я чувствовал все большую усталость. Я на максимальной скорости свернул за угол и врезался в кого-то, идущего в противоположном направлении. Мы оба свалились, и я, словно жук, перекатился на спину, жадно хватая ртом воздух. Затем я увидел лицо человека, на которого наткнулся, и ощутил маленькую вспышку надежды.

— Остров! — ахнул я. — Старый друг, старый сокомнатник, старый собутыльник! Я в беде, и мне нужна твоя помощь. Понимаешь, местные…

Я увидел, как Остров, мягкий человек в самые худшие времена, превратился в очень сердитое животное. Искаженное лицо, выпученные глаза, пена на губах. Он бросился на меня и прижал к холодной земле.

— Местные тут ни при чем! — закричал он. — Край расспрашивал о тебе, сам Край! Край разыскивает тебя! Что ты наделал?

Я немного поборолся, но это не принесло мне ничего хорошего. Делал я это без души, так как силы мои были на исходе. Однако я сумел нанести один хороший удар пыточной коробкой ему по голове. Его глаза сошлись у переносицы, но он не выпустил меня, вскоре к нам подоспел маленький отряд серых людей, стащивших его с меня и заставивших дулами пистолетов меня подняться на ноги. Я медленно встал — спешить мне, разумеется, было некуда,

— погруженный в темное отчаяние и с обмякшими от усталости конечностями. Их было шестеро. И Остров, который, судя по выражению его лица, предпочел бы быть где-нибудь в другом месте.

— Понимаете… Край говорил мне о Васко… сказал, что он разыскивает его… — Голос его угасал, так как серые полностью игнорировали его. — Я… нет…

— А чего ты ждал, благодарности? Ты, предатель! Начнем собственную неделю «Заложу своего кореша», да? — Я попытался презрительно фыркнуть, но фырканье превратилось в бульканье, когда один из конвоиров дернул меня за провод. Один из пяти конвоиров. Я моргнул и сосчитал их снова, потому что я мог поклясться, что минуту назад их было шестеро.

Пока я считал, появилась пара рук и сомкнулась на шее номера пять. Глаза у него выскочили из орбит, а рот широко раскрылся, и мне пришлось потрудиться, чтобы сохранить спокойное выражение лица, а не пучить собственные глаза на тот же манер. Руки нажали, глаза закрылись, и номер пять исчез из поля зрения. Я немного поборолся, чтобы удержать внимание уцелевших на мне, и даже лягнул ногой и попал Острову по голени, чтобы задействовать его тоже.

— Ты не должен был этого делать, — пожаловался он. Я улыбнулся, так как номер четыре отправился за другими.

Было что-то восхитительное в этом эффективном и тихом устранении неприятеля. Оно напоминало мне об охотнике, с которым я когда-то работал на одной планете — название ее я забыл. Он был профессионалом, причем очень умелым в своем деле. Он выходил на охоту на рассвете, когда поднимались стаи птиц, и подстреливал последнюю птицу в клине. А потом следующую и следующую. Иногда ему удавалось подстрелить четыре-пять штук, прежде чем другие птицы понимали, что происходит. Здесь применяли те же приемы и столь же профессионально. Система дала сбой на номере три, который немного потрепыхался и привлек внимание одного из оставшихся — в конце концов человеческие существа малость поумнее птиц. Я подождал, пока они не обернулись к источнику беспокойства, а затем двинул ближайшего серого человека по шее ребром ладони. Состояние, в котором я пребывал, ослабило мой удар, так что он упал не сразу, и мне пришлось еще немного поработать, чтобы успокоить его. И пока я трудился над ним, до меня доносился глухой стук падающих тел и оборванные крики. Когда я выпрямился, то увидел, что Остров и все серые люди, кроме одного, счастливо дремлют, сваленные кучей, в то время как мои спасители укладывают последнего. Это был здоровенный жлоб, и дрался он хорошо, но уступал противной стороне в классе и скоро оказался без сознания. Что выглядело особо интересно потому, что атаковавшими его были две женщины, одетые в колоритные бурадские сорочки, скудно прикрывающие тело, и местные туфельки на высоких каблучках. Та, что была поближе ко мне, обернулась, и я узнал сержанта Бейз, после чего некоторые части головоломки начали становиться на свои места. Другая женщина была поменьше ростом, очень изящного сложения, с фигурой, которую я хорошо помнил, и лицом, которое я никак не мог бы забыть. Моя жена.

— Ну-ну, — успокаивающе сказала Ангелина, потрепав меня по одной щеке и наградив быстрым поцелуем другую. — Я надеюсь, что ты в силах немного пробежаться, милый, потому что на подходе куда больше этих бандюг.

Подтверждая это, мимо пролетел неясной разновидности снаряд.

— Бегать… — хрипло произнес я и рванулся вперед, все еще не совсем уверенный в достоверности случившегося, но сохранивший достаточно ума, чтобы не задавать вопросов. Бейз обняла меня одной рукой и поволокла в правильном направлении, в то время как моя жена облегчила меня от груза коробки и проводов. Мы помчались таким вот образом, и я уверен, что это было очаровательное зрелище: я в своей прозрачной одежде и две девушки в изящных нарядах. Жаль, что на улице не было никого, кто мог бы по достоинству оценить эту сцену.

— Не останавливаться! — крикнула Бейз, увлекая меня за угол. Позади нас раздались взрывы. Я игнорировал все, кроме задачи переставлять ноги как можно быстрее, и гадал, сколько я еще протяну.

Бейз, казалось, знала, что делала. Прежде чем мы сколько-нибудь далеко продвинулись в этом направлении, она свернула и полуотнесла меня по лестнице на несколько ступеней вверх, а потом в здание. Она закрыла тяжелую дверь на засов, и мы потащились дальше, теперь уже помедленнее, через какие-то покинутые кабинеты. Так мы проникли в заднюю часть здания, где окна выходили во двор. Высота здесь была вполне приемлемой для прыжка, и Бейз прыгнула первой, гибкая, словно большая кошка, а затем помогла спуститься мне с помощью поддерживающей меня сверху Ангелины. Я был в их руках словно глина, и это было чертовски приятно. Бейз побежала вперед и распахнула большую дверь. Внутри находилась большая клизандская офицерская машина со все еще развевающимся на антенне генеральским флажком.

— Вот это мне больше нравится, — сказал я, приближаясь к ней на ватных ногах.

— Вы, двое, на заднее сиденье, — приказала Бейз, натягивая военный китель и заталкивая волосы под клизандский шлем. Я не спрашивал, что случилось с владельцем этой машины.

Когда я вполз в машину и рухнул на заднее сиденье, Ангелина последовала за мной и прильнула ко мне своим теплым телом. Машина рванулась вперед. Мне было удивительно хорошо. Я насладился крепким объятием и великолепным поцелуем, прежде чем подумал о получении какой-либо информации.

— Твоя фигура улучшилась, — сумел я выдохнуть во время непродолжительной передышки.

— Ты можешь гордиться: ты теперь счастливый отец близнецов. Оба мальчики. С большими ртами и здоровым аппетитом, в точности как их отец. Я назвала их Боливаром и Джеймсом в честь тебя.

— Как тебе угодно, милая, — улыбнулся я. — Полагаю, ты не против сообщить мне, как это ты явилась сюда в самый подходящий момент?

— Я явилась позаботиться о тебе и, как видишь, была права.

— Да, конечно, — согласился я с этим прекрасным образчиком женской логики. — Но я имел в виду, так сказать,механический аспект. Когда я видел тебя в последний раз, ты направлялась в больницу с выпуклым животом и светом материнства в глазах.

— Ну, с этим все прошло прекрасно, как я тебе сказала, разве ты не слышал? Потом до меня дошло, что эти мерзкие клизандцы отправились вторгаться еще на одну планету и что ты, вероятно, принимаешь участие во вторжении.

— Инскипп все это тебе рассказал?

— Конечно, нет! — фыркнула она, изящно морща носик при этой мысли. — Я взломала его досье и нашла записи. Он был очень рассержен, но не пытался остановить меня, когда я отправилась сюда с бригадой второго эшелона. Мне представляется, он знал, что мне лучше не мешать. И он даже пообещал присмотреть вместо меня за няней и детьми. Мы вышли на орбиту, получили сообщение, и я спустилась. Вот, примерно, и все, что я могу сообщить. А теперь позволь-ка испробовать эту отмычку на том странном ошейнике, который ты носишь. Не понимаю, почему ты позволил им обращаться с тобой подобным образом.

— В твоей истории есть один-два пробела, — настаивал я. — Например, какое сообщение ты имеешь в виду?

— Мое сообщение, — ответила Бейз, которая бесстыдно подслушивала, что не мешало ей вести машину. — Вы забываете, что я сержант Гвардии и что я видела подготовленное вами сообщение, то, которое они забрали. Я, конечно же, запомнила его, как и радиочастоты. Эти свиньи отправили меня в тюремный лагерь для штатских, так что я сбежала оттуда в ту же ночь.

Бейз была уверена в себе, и, оглядываясь на недалекое прошлое, я должен был согласиться, что у нее есть на то причины.

— Я спустилась на разведкорабле, как только был услышан этот вызов. — Ангелина, разговаривая, манипулировала отмычкой. — Мне пришлось прокладывать себе путь стрельбой, что, разумеется, было нетрудно сделать. Для галактических завоевателей эти люди — очень неважные пилоты. А потом я встретила Бейз.

Ангелина коснулась губами моего уха и холодно прошипела:

— Насколько хорошо ты знаком с этой девицей? — И одновременно затянула ошейник.

— Я встретился с ней только в тот раз, — выдохнул я, и давление на мое горло ослабло. — И она совсем не в моем вкусе. Не тот тип.

— Не ври мне, Джим ди Гриз, тебе нравятся такие полненькие.

Я отчаянно заморгал и попытался вернуть разговор в первоначальное русло.

— Но как вы нашли меня? Как вам это удалось?

— Достаточно просто. — Раздался щелчок, и ошейник расстегнулся. Я с облегчением потер побаливающую шею. — Есть только одно здание, где действуют люди в сером, мы следили за ними, пытались найти туда ход. Единственное, что нам досаждало, так это солдаты, все время пытавшиеся нас закадрить. Но мы выжали из них эту информацию и эту машину.

Я представил себе, как эти две смертоносные милашки неторопливо косят клизандских завоевателей своим собственным оружием. О судьбе водителя и его друзей спрашивать не приходилось.

— А теперь расскажи мне, что случилось с тобой, — потребовала она и прильнула ко мне в ожидании интересной истории. — Я умираю от желания узнать, что за штуку надели они тебе на шею и почему, во имя неба, ты носишь этот ужасный прозрачный костюм?

Я им все рассказал и был награжден множеством девичьих ахов и, по крайней мере, одним взвизгом, когда я дошел до части о запястьях. Бейз даже остановила машину, чтобы посмотреть на шрамы. После этого они слушали с холодными и застывшими лицами, и я почувствовал жалость к тем серым людям, которые могли встретиться им в будущем. К тому времени, когда я закончил свою завораживающую и слегка отталкивающую историю, мы прибыли к месту назначения. При нашем приближении открылась широкая дверь, которая сразу же закрылась за нами. Внутри были другие девушки, хорошо вооруженные и по большей части привлекательные. И я гадал, как же эта мужская партия с неблагозвучным названием сумела организовать сопротивление подобному правительству. Благодарите за это клизандцев. Когда дело доходит до правительства и армии, я всегда чувствую себя анархистом и придерживаюсь крайне невысокого мнения и о тех, и о других. Но если уж приходится их иметь, то разумеется, делу помогает, если они хорошенькие. Я покачал головой и дал отвести себя в комнату, где находилась очень соблазнительная армейская койка. Я рухнул на нее.

— Одежду, — произнес я, — пару глотков… и не обязательно в именно такой последовательности.

Я застенчиво набросил на себя угол одеяла — не из-за стыда, а скорее, чтобы не подвергать искушению этих амазонок. И, кроме того, здесь была моя жена. Она отлично поняла, что я имел в виду под парой глотков, и отстранила стакан воды, который пыталась навязать мне одна из дам, и вложила в мою руку маленькую фляжку с весьма крепким напитком. Он обжег мне горло и протянул в мозг огненные щупальца.

— Боюсь, что мое ощущение реальности… мои мысли все еще путаются…

— признался я и понял по выражению лица Ангелины, что она уже это знает. — Они что-то сделали со мной, не знаю что, но уверен, что это скоро пройдет.

— Я буду убивать их всех… и смерть их будет непростой, — произнесла она сквозь плотно стиснутые зубы. Слушательницы ответили на ее слова возгласами одобрения. Я на миг закрыл глаза, чтобы дать им отдых, а когда открыл их, в комнате не осталось никого, кроме Ангелины. Горел свет, за окном было темно. То, что произошло, было похоже на оборванную и склеенную кинопленку с приличным вырезанным куском. Я уважал технику психического манипулирования Края и от души ненавидел его за это.

— Я голоден, — сообщил я Ангелине. Она подошла, села рядом со мной и взяла меня за руку.

— Ты спал и во сне говорил ужасные, странные вещи.

— Я от этого чувствую себя лучше. Когда мы вернемся на базу, я позволю медикам пропылесосить все темные углы моего мозга. Но в настоящее время нужно организовать сопротивление, прежде чем Клизанд прочно возьмет все в тиски. Я…

— Нет.

— Что ты подразумеваешь под этим «нет»?

У меня было ощущение, словно я пропустил какую-то важную часть разговора. Было ли это еще одним результатом манипуляции с моим мозгом или это просто особенности женского разговора?

— Под этим «нет» я подразумеваю, что мы этого делать не будем. Пока ты спал, я отправила длинный рапорт Инскиппу, там все, что ты рассказал о планах Клизанда: и как они устраивают свои вторжения, и как решили приняться за Корпус, словом, все.

— Ты, по крайней мере, подписалась моим именем? — обиженно спросил я.

Она потрепала меня по руке.

— Конечно, дорогой, ведь это было твоей работой. Я и не подумала поставить ее себе в заслугу.

Я мгновенно преисполнился сожаления за свои слова и поспешил извиниться, а затем извинилась она, потому что мой скверный характер, вероятно, связан с модифицированием моего мозга, и мы выпили, а потом, поскольку мы уладили это, я попытался вернуться к делу.

— Итак, ты, значит, отправила доклад. А потом?

— Потом он пошел на передающий корабль по другую сторону этого солнца, а оттуда его переправили Инскиппу. Пришел его ответ, он гласит: «Сообщение принято, поздравляю, немедленно возвращайтесь». Так что, как видишь, тебе придется вернуться.

Я фыркнул и пригубил напиток.

— Ты думаешь, я вернусь?

— Ты нездоров, тебе требуется медицинская помощь, ты сделал то, ради чего явился сюда…

— Я спрашивал тебя не об этом. Ты думаешь, я вернусь?

Ангелина попыталась принять свирепый вид — ей никогда не удавалось это сделать, если это не всерьез, — а затем пожала плечами с видом полной покорности.

— Конечно, нет. Если бы ты вернулся, то не был бы тем человеком, за которого я вышла замуж. Значит, теперь мы сотрем с лица земли этих бесов, спасем Бураду и остановим это вторжение.

— Не совсем все сразу, но это примерно то, что у меня на уме. Надо будет организовать движение сопротивления с нашими советами и материальной помощью. Бейз должна бы с этим справиться, но есть одно дело, имеющее приоритет даже над этим. Мы должны захватить в плен Края или одного из его серых людей.

— Какая чудесная мысль! Если они думают, что знают толк в пытках, то скоро познакомятся кое с чем новеньким. Помню, как…

— Ангелина! Я думал совсем не об этом. Мне кажется, что несмотря на реконструкцию, в тебе высветилось кое-что прежнее.

— Чушь. Да, я могу применить один-два технических приема, усвоенных мной в те дни, но мотивы у меня абсолютно чисты. Львица защищает своего льва и все такое прочее. Совершенно оправданно.

— Да, может быть, это и так, но я говорил совсем не об этом. Я хочу заполучить одного из серых в лабораторию и подвергнуть его исчерпывающему исследованию. Когда ты сегодня вышибала из них дух, ты не заметила ничего странного?

— Ничего особенного. Я, можно сказать, была занята иным. Только то, что они недостаточно тепло одевались, потому что кожа у них была очень холодной.

— Именно так. И они никогда не смеются, не демонстрируя никаких эмоций, они не сплетничают и говорят лишь тогда, когда нужно сообщить что-то важное. И есть еще множество других привлекающих внимание мелких черт.

— Что ты, собственно, пытаешься сказать, дорогой? Что они зомби или роботы, или еще что-нибудь такое? Я думала, что штучки такого рода появляются только в космических операх или в детских книжках.

— Смейся, смейся, пока есть время! Не роботы или что-то такое, эти типы достаточно живые. Просто я не думаю, что они люди, вот и все. Чужаки среди нас.

— Наверное, тебе лучше еще поспать немного. Я выключу свет.

— Не ублажай меня, черт побери! Я думаю об этом с тех пор, как впервые встретился с Краем, так что это не плод подвергнутого пыткам мозга. Есть еще доказательства. Клизандские солдаты смертельно боятся Края и его бандюг, они даже не говорят о них. Почти так, словно это не один народ. Я вполне могу представить себе, как чужаки делают обзор сада человеческих планет и находят, что Клизанд вполне созрел для того, чтобы они его сорвали. Милитаризованный образ жизни, разделяющий общество на различные слои, все в мундирах. Все, что им требовалось, это сменить руководство наверху, и они уже у руля. И именно это они сделали. Они не появляются ни за одним из столов или карт, столь милых военному уму, но все же именно они заправляют делами.

— Ну…

— Вот. Ты не убеждена, но начинаешь сомневаться. Значит, ты поможешь мне добыть образчик серого человека.

— Помогу? — Она захлопала в ладоши в порыве чисто девичьего энтузиазма. — Да я просто дождаться этого не могу. Конечно, может случиться так, что он будет немного поврежден, когда я его тебе доставлю, но, коль скоро он будет продолжать функционировать, это не так уж и важно, не так ли?

Прежде чем я успел ответить, в комнату вбежала Бейз и бросила на койку охапку одежды.

— Быстрей одевайтесь! — приказала она. — Сапоги самые большие, какие мы смогли найти. Надеюсь, они подойдут.

— Есть какая-нибудь причина для такой спешки? — спросил я.

— Разумеется, есть. Нас окружили войска. Обложили со всех сторон. И у них тяжелое оружие.

Сапоги были мне тесны — узкие, с изящно заостренными носками, — но я втиснул стопу как можно дальше.

— За нами следили, когда мы ехали сюда? — спросил я Бейз.

— Нет, конечно, нет. Я не новичок в этих делах. И похищенную машину мы здесь не оставили.

Я попытался поломать свои ленивые мозги, втискивая между делом левую ногу во второй сапог. Зазвенел телефон, и я замер, как и обе женщины, уставясь на него, словно на ядовитую змею. Он звякнул еще разок, а затем загорелся крошечный экран. С него на нас глядел столь же неэмоциональный, как и всегда, Край.

— Вы окружены, — сказал он. — Сопротивление бесполезно, вы это знаете, ди Гриз. Сдавайтесь без борьбы, и никому из ваших друзей не будет причинено никакого вреда.

Мой сапог ударил в экран, образ Края вспыхнул и умер, а я с корнем вырвал аппарат и трахнул его о стену. Моя кожа покрылась мелкими капельками холодного пота. Я знал, что большинство телефонов можно включить с центральной станции, имея необходимое оборудование, но сейчас было слишком плохое время для того, чтобы считать эту теорию доказанной.

— Без паники! — крикнул я, надо полагать в основном себе, потому что Ангелина и Бейз оставались совершенно спокойными. Я заскакал по комнате, стараясь по возможности адаптироваться в новых сапогах и извлечь какую-нибудь более или менее ясную мысль из своего путающегося мозга. Последний прыжок закончился тем, что я оказался сидящим на койке и загибающим пальцы.

— Давайте забудем на минуту про этот звонок и вычислим, что случилось. Первое: нас выследили, когда мы ехали сюда. Это маловероятно. Второе: обнаружен наш транспорт. Но он исчез, так что навести на нас он не мог. Третье: Край знает, что я здесь, а это значит, что они имплантировали в меня направленный передатчик. В таком случае понадобятся услуги хирурга и рентгеновский аппарат, как только мы отсюда выберемся.

— Ты забываешь более простое объяснение, — сказала Ангелина.

— Так не храни его в тайне. Если ты соображаешь лучше, чем я, — а в данных условиях это не комплимент, — то выкладывай.

— Пыточная коробка. Ты говорил, что она радиоуправляемая.

— Понял. Когда мы скроемся, коробка останется здесь. Может быть, это задержит их внимание на здании, а коль скоро мы сбежим, они меня снова так легко не найдут. Теперь расскажите мне вкратце, Бейз, что это за здание и как нам отсюда выбраться.

— Это фабрика, принадлежащая нам. И никакого выхода из нее нет, мы обречены сражаться и умереть, но, умирая, мы дорого продадим свои жизни и прихватим с собой много этих скотов…

— Это прекрасно, безусловно, прекрасно. Но мы дорого продадим свои жизни, только если будем к тому вынуждены. Ди Гриз может найти дорогу к спасению там, где другие находят только отчаяние. Владелица вашей фабрики здесь? Хорошо, пришлите ее сюда как можно быстрее.

Бейз отправилась за ней бегом, а я повернулся к жене.

— Я полагаю, ты прихватила с собой обычные вещички? Того сорта, что мы брали с собой на медовый месяц.

— Конечно. Бомбы, гранаты, взрывчатку, газовые заряды.

— Пай-девочка. С такой женой я ощущаю растущее чувство защищенности.

Бейз вбежала в комнату, а следом за ней еще одна амазонка в мундире. Немного постарше, пожалуй, с очень привлекательным налетом седины в волосах, полногрудая с приятными округлостями… Я уловил холодное выражение в глазах Ангелины и быстро направил свои мысли к более срочным делам.

— Я — Джим ди Гриз, межзвездный шпион.

— Фанда Фиртина из Гвардии, — рявкнула она и отдала честь.

— Да, очень хорошо, Фанда, рад с вами познакомиться. Как я понял, это здание принадлежит вам.

— Совершенно верно, «Фиртина Амальгаметед Констракшн Роборецкие Лимитед». Прекраснейший продукт на рынке.

— Что это за продукт?

— Роборецкие.

— Вы не сочтете меня тупицей, если я спрошу, что такое роборецкий?

— О, это то, что необходимо для каждого порядочного дома. Робот, запрограммированный, обученный, собранный и сконструированный только для одной функции. Дворецкий, слуга, всегда готовый помочь по дому, делающий дом родным и уютным, освобождающий хозяйку от каждодневной работы, забот и стрессов современной жизни…

Было сказано еще много в том же духе, явно цитатами из рекламной брошюры, но я этого не слышал. В моей голове складывался и обретал форму план, пока звуки стрельбы не прорвались сквозь цепочку моих мыслей.

— Они предприняли пробную атаку, — сказала Бейз с командной рацией у уха. — Но были отбиты с потерями.

— Продолжайте сдерживать их. Некоторое время они, как я полагаю, не будут применять тяжелое оружие, поскольку надеются взять меня живым. — Я взмахом руки прервал владелицу фабрики, которая было начала новую рекламную речь. — Фанда, сделайте мне быстрый набросок плана здания и района, непосредственно прилегающего к нему

Она выполнила задание быстро и точно — несомненно, сказывалась военная тренировка, — и указала на чертеже окна и двери, выходившие на окружающие улицы.

— Как выглядят ваши роборецкие? — спросил я.

— Форма и размеры примерно гуманоидные, это оптимальный облик для домашней среды. И вдобавок…

— Вот и отлично. Сколько их у вас есть, готовых к отправке, прошедших полевые испытания, или как вы их там называете, с заряженными энергоблоками?

Она задумчиво наморщила лоб.

— Я должна свериться с отделом доставки, но где-то от полутора до двух сотен.

— Это именно то, что требуется для наших нужд. Но вам грозит разорение. Может ли страховка покрыть потери, если ваши роботы будут уничтожены за дело свободы Бурады?

— Все роботы-дворецкие фирмы «Фиртина» охотно погибнут — я сказала бы «с радостью», если бы у них были какие-то эмоции, — за это дело. Хотя, конечно, они не способны ни носить оружие, ни совершать какие-либо акты насилия.

— Им и не потребуется. Об этом сможем позаботиться мы. Ваша бригада дворецких создаст отвлекающий маневр, который позволит нам выбраться отсюда. А теперь, девочки, подойдите поближе, и я изложу вам свой план.

Старый дигризовский мозг наконец заработал по-настоящему. Стрельба на заднем плане только стимулировала меня к еще большим усилиям. Через несколько минут приготовления были завершены, а через полчаса мы были готовы к атаке.

— Вы знаете приказ? — обратился я к роботам, плотно забившим тускло освещенный отдел доставки.

— Знаем, сэр! Да, сэр! Благодарим вас, сэр! — ответили они, демонстрируя великолепное произношение.

— Тогда приготовьтесь к отправке. То, что вы сделаете сейчас, намного лучше всего, что вы когда-нибудь сделали за свою электронную жизнь на службе по дому. Так вот, когда я прикажу выходить, каждый из вас выйдет и приступит к выполнению поставленной ему задачи.

— Вы очень добры, сэр! Благодарим вас, сэр!

Здесь, в отделе отправки, их было больше сотни. Они стояли стройными рядами, гудя и обнаруживая жажду действовать. Передние ряды были до какой-то степени одеты в наряды, которые мы сумели собрать: некоторые были в пилотках, другие — в куртках, а очень немногие носили брюки. Большая часть одежды была пожертвована по частям защитницами фабрики, каковой факт не слишком хорошо повлиял на меня в моем новом воинском статусе. Слишком много было вокруг загорелой плоти для того, чтобы мужчина мог полностью ее игнорировать. Было почти удовольствием побыть для разнообразия с роботами. Их фигуры были гладкими, но твердыми, а одежда не открывала ничего интересного. И каждый из них сжимал обрезок трубы или пластика, или какой-нибудь другой предмет, напоминающий оружие. В грядущей сумятице, надеялся я, их вполне смогут принять за атакующих людей. Я посмотрел на часы и поднес к губам рацию.

— Готовность по всем частям. Пятнадцать секунд до нуля. Бомбометчицы, будьте готовы. До последней секунды держитесь подальше от окон, то есть не высовывайтесь. Активировать бомбы… Бросай!

С улицы раздалась серия глухих взрывов, подхваченных со всех сторон здания, когда девушки метнули бомбы с верхних этажей. По большей части это были дымовые бомбы, хотя к ним были примешаны бомбы с раздражающим и сонным газами. Я дал бомбам пять минут, чтобы дым достиг максимума густоты, а затем включил рубильник двери гаража. Дверь с грохотом поднялась, открыв нашему зрению клубы дыма, начавшего струиться в гараж.

— Вперед, мои верные солдаты, вперед! — приказал я, и все их левые ноги поднялись и шагнули как одна. Ряды моей бригады роботов хлынули вперед.

— Благодарим вас, сэр! — сладкоречиво прозвучало из сотни металлических глоток, и я поспешил отступить, чтобы дать им дорогу.

Раздалась стрельба из окон верхних этажей, немедленно подхваченная войсками снаружи. Пятнадцать секунд после нуля, время для второй волны.

— Все другие части роборецких — пошел! — приказал я по рации.

По этой команде из других дверей и выходов фабрики в саване дыма и газа должны выступить оставшиеся роботы. Я не тратил время на организацию подслушивания вражеских команд по линии связи, но вполне мог вообразить, что там теперь происходит. Здание было окружено, все их войска стояли настороже, наша цитадель была видна во всех подробностях на теплом полуденном солнце. И вдруг внезапная перемена: дым, химические раздражители облаком окружают здание со всех сторон. Явная попытка организовать прорыв… И вот она! Дзинь, дзинь! Получай, поганый бурадский прохвост! Но какие бойцы эти бурадцы! Стальные ребята — по ним стреляешь, а они не падают. Паника в дыму! Сообщение, что есть и другие прорывы. Какой из них настоящий, какие для прикрытия? Как распределить войска? Куда следует направить резерв? Я подсчитал, что потребуется примерно минута для того, чтобы возникшая сумятица достигла своего максимума. После этого дым начнет рассеиваться, в телах убитых опознают роботов и сообщат об этом всем. Нам следовало выбраться прежде, чем об этом сообщат. И поэтому, как только были брошены бомбы, Бейз и ее войско поспешили на выбранную позицию, а одна минута — не очень долгий срок, чтобы добраться с верхних этажей к задней части фабрики. И все же большинство из них оказались там раньше меня. Бейз отсчитывала их, когда они пробегали мимо.

— Партия вся, — сказала она, ставя последнюю галочку в списке.

— Вперед! Ангелина, стой наготове с гранатами!

Открыли маленький выход, и Ангелина швырнула дымовые гранаты. Не было больше разговорив, и в этом внезапном молчании ясно можно было слышать стрельбу и крики. Я был уверен, что среди всех прочих голосов засек случайное «Благодарю вас, сэр!». Фанда показывала дорогу, а мы следовали цепочкой, положив руку на плечо идущей впереди. Я шел в середине цепочки, а Ангелина как раз передо мной, так что я держался за нее. Уверен, что размещение было случайным, поскольку в данный момент Ангелине было наплевать, вцеплюсь я или нет в одну из этих полуголых бурадских милашек. Такое движение сквозь тьму с пониманием собственной беспомощности вызывало легкое раздражение, особенно когда мимо нас просвистел случайный снаряд. Я надеялся, что случайный. Улица эта была узкая, и с обоих концов ее блокировали клизандские войска. Если бы они знали, что происходит, то могли бы прочесать улицу перекрестным огнем. Мне хотелось надеяться, что в данный момент они заняты роботами. Все, что нам требовалось сделать, — это пересечь метров двадцать открытого пространства до многоквартирного дома на другой стороне. Если мы доберемся туда незамеченными, то там разделимся и рассеемся через кроличьи ходы улиц, дорожек и туннелей. Будем надеяться, что мы сольемся с гражданским населением и исчезнем прежде, чем наше отсутствие заметят. Будем надеяться. Я считал шаги, так что знал, что почти добрался до здания, а это значило, что половина наших уже была в безопасности, когда поблизости послышался голос:

— Это ты, Зобно? Что там сержант говорил насчет роботов? Это похоже на роботов?

Цепочка остановилась. Все молчали, затаив дыхание. А ведь мы были почти у цели. Голос был мужской. Человек говорил по-клизандски.

— Роботы? Какие роботы? — переспросил я, сняв чью-то руку со своего плеча и переместив ее на плечо Ангелины. — Двигай! — шепнул я ей в ухо. А затем покинул цепочку и тяжело затопал к говорившему в своих новых сапогах.

— Я уверен, он сказал, что это роботы, — пожаловался голос.

Я ощутил позади себя слабое движение, когда цепочка снова тронулась вперед. Я топал и кашлял, приближаясь к невидимому собеседнику. Мои руки вытянулись, готовые сжимать и душить, как только он снова заговорит. Все это сработало бы прекрасно, доставив мне маленькое садистское удовольствие, если бы вечерний бриз не накатился на нас из-за угла здания. Ветер дохнул мне в лицо прохладой, а в дыму открылся разрыв. Я смотрел на клизандского солдата в шлеме и с гауссовкой наизготовку, на лице которого отпечаталось переживаемое им потрясение. По веской причине, вместо того, чтобы увидеть собрата-солдата, он узрел неизвестного типа, разминающего пальцы, с красными глазами и небритым лицом, одетого в совершенно прозрачную робу и женские сапожки, с висящими на плечах узлами и тюками. Разинуть рот — это, примерно, все, что он мог сделать… Этот паралич продолжался ровно столько, чтобы я успел добраться до него. Я схватил его за горло так, чтобы он не смог выкрикнуть предупреждение, и за гауссовку так, чтобы он не мог выстрелить в меня. Мы немного поплясали в таком стиле, и дым снова сомкнулся вокруг нас. Мой противник не кричал, не стрелял, но и не покорялся. Он был рослым, мускулистым и держался за свое. К счастью: он не отличался сообразительностью, держался обеими руками за гауссовку и пытался вырвать ее у меня. Примерно как раз в то время, когда он уразумел, что мог бы держать ее одной рукой, а другой лупить меня, я дал ему подножку и рухнул на него.

Прежде чем он стукнулся о землю, он успел нанести мне два быстрых удара в живот, которые не улучшили моего состояния. Затем мы приземлились, и я вышиб из него дух. Это заставило меня освободить руку на его горле, но прежде чем он успел втянуть в себя достаточно воздуха, чтобы закричать, я привел его в бессознательное состояние. Я сидел на нем, ожидая, когда моя голова перестанет кружиться и развяжется узел в животе, когда поблизости раздался новый голос:

— Что это за шум? Кто это?

Я глубоко с содроганием вздохнул и приложил все силы, чтобы как-то владеть своим голосом.

— Это я… — Всегда хороший ответ. — Я споткнулся и упал. Поранил палец…

— Значит, получишь за него медаль, а теперь заткнись.

Я заткнулся, взял гауссовку у своего обмякшего спутника, встал… и сообразил, что совершенно заблудился в дымной тьме. Очень неприятное ощущение. Дым редел, а я был один и понятия не имел, куда мне идти. Если же я пойду в неверном направлении, это будет самоубийством. Паника! Или, скорее, мгновение паники. Я всегда готов позволить себе маленькую непродолжительную панику. Это вызывает прилив крови в сосуды мозга, заставляет сердце качать кровь быстрее, высвобождает дозу адреналина и совершает другие полезные для чрезвычайного положения вещи. Но только совсем немного паники, потому что время поджимало. А после того, как дикая звериная эмоция рассеялась, губы снова прикрыли клыки, волосы на загривке опустились и все такое прочее, я поставил на работу старый логический центр. Первое: я не один. Безмолвная цепочка спасенных могла промаршировать в здание, в безопасное место, но моя Ангелина меня не бросит. Я знал это столь же определенно, как если бы мог видеть, что она стоит перед этой дверью и ждет меня.

Второе: у нее имелось чувство направления, а у меня — нет. Следовательно, она должна прийти ко мне.

— Этот палец убивает меня, серж, — прохныкал я, а затем засвистел, словно от невыносимой муки. Один короткий свист и один длинный. Буква «А», означающая «Ангелина» на коде, ей отлично знакомом. То, что я нуждаюсь в помощи, она вычислит сама, в этом я не сомневался.

— Прекратить этот свист и шум! — прорычал в ответ другой голос с ноткой презрения. — Скажи-ка, кто ты?

Я порылся в памяти в поисках имени, которое услышал несколько минут назад.

— Это я, серж, Зобно. Этот палец…

— Это не Зобно! — вмешался другой голос. — Зобно — это я!

— Нет, я! — крикнул я в ответ. — Кто это сказал?

— Вы оба подойдите сюда сейчас же! — крикнул сержант. — Через пять секунд я начну стрелять!

Настоящий Зобно, спотыкаясь, потопал сквозь дым, а я не смел ни заговорить, ни двинуться. Я уже ощущал, как меня рвет пуля, когда что-то дернуло меня за руку, и я подпрыгнул.

— Ангелина? — прошептал я и получил безмолвный ответ, когда она обняла меня. Я потянулся к ней, но она, не тратя времени, взяла мою руку и увлекла меня за собой. Позади нас в дыму звучали голоса, а затем завизжала гауссовка и послышались выкрики команд.

Я споткнулся о невидимую ступеньку, и поджидающие руки втащили меня через дверной проем.

— Поисковая партия… Поисковая партия… — Слова смутно доносились до меня сквозь гортанное рычание атакующих плюшевых медвежат. Я мог бы отбиться от них, даже если бы леденцовые палочки, используемые мной вместо меча, продолжали ломаться. И без леденцовой палочки достаточно дать плюшевому мишке хороший пинок в брюхо, и он опрокидывается.

Да, с мишками я бы управился, не будь на их стороне этих проклятых деревянных солдат. Из них получился бы неплохой костер, и именно об этом думал я, нащупывая спичку, когда один из них ткнул меня в руку штыком своей игрушечной винтовки. Он кольнул меня, а я открыл глаза и уставился на глядевшего на меня доктора Мутфака.

— Тревога и, должен сказать, в крайне неудачное время. Я сделал вам инъекцию для нейтрализации гипнотического наркотика. — Он держал в руке шприц. Я потер руку там, где он уколол меня. — В крайне неудачное время.

— Не я это устраивал, — буркнул я, все еще лишь наполовину проснувшись и жалея, что так и не смог покончить с плюшевыми мишками.

— Лечение идет хорошо, и на то, чтобы начать все заново, уйдет много времени. Я регрессировал вас до вашего детства и… у вас было интересное, чтобы не сказать отталкивающее детство! Вы должны дать мне разрешение описать этот случай. Символ плюшевого медвежонка, в норме олицетворяющего собой тепло и уют, преображен вашим несносным подсознанием в…

— Позже, доктор, если изволите, — пришла мне на помощь Ангелина, воплощение золотого шарма: она загорала на балконе, и носимый ею во время этой операции клочок ткани занимал примерно такую же площадь, что и крыло бабочки.

Я сел и замотал головой, которая все еще была в тумане от остатков наркотика. Помещение было роскошным, одна стена выходила на балкон, над которым простиралось голубое небо, а под ним — еще более голубой океан. Мы находились высоко, на самой макушке отеля «Ринга Баличи», предположительно самого лучшего отеля на Бураде, во что я вполне мог поверить. Отель находится в центре лагуны, и приблизиться к нему можно было только по воде или по воздуху. Это обеспечивало нам заблаговременное предупреждение о любых нежелательных визитерах, и именно такое предупреждение только что было получено. Порядок действий был разработан очень тщательно. Во время мозговыпрямляющего сеанса на мне были плавки, именно на случай чрезвычайной ситуации, вроде этой, так что я взял Ангелину за руку, и мы рысью побежали к лифту. Когда мы входили в кабину, звук мотора на взлетной площадке у нас над головами стал громким и отчетливым. Мы держались за скобы, когда скоростной лифт выпал из-под нас.

— Ты чувствуешь себя пригодным для этого? — спросила Ангелина.

— Просто немножко тумана, но это пройдет. Ты думаешь, этот выкачиватель мозгов что-нибудь смыслит в этом деле?

— Считается, что он — наилучший специалист на планете. Он выправит вставленные в тебя Краем вывихи психики, если кто-либо вообще может сделать это.

— Он мог бы работать немного побыстрее. Уже три дня прошло, а мы все еще не выбрались из моего детства.

— Ты, должно быть, был ужасным мальчиком. Если судить по тому, что я слышала.

Прежде чем я смог придумать достаточно резкое выражение, лифт, засвистев, остановился, и мы вышли на уровне воды. Из закрытой купальни с вышкой для прыжков в океан вела лестница. Смотритель ждал нас с аквалангами наготове: мы надели их и нырнули. Прямо на дно, где нас ждала прогулка среди рифов. Даже если бы они пришли сюда, здесь им нас никогда не найти. Я включил звуковую связь.

— Не ахти какая поисковая группа, — сообщила мне девушка-оператор. — Я дам вам знать, когда они доберутся до нижнего этажа.

Мы нырнули поглубже. Из чащи кораллов выскочила и замигала вокруг нас рыба радужной окраски, а зеленые растения кланялись, когда мы проплывали мимо. Вода была быстрая и теплая, она быстро восстанавливала мои силы, мысли и бодрый дух. Мы заплыли в грот, полностью окруженный кораллами, обнаруженный нами в предшествующий визит во время очередной тревоги, и расположились на золотистом песке. Я обнял одной рукой Ангелину, и она прильнула ко мне, как ради удовольствия, так и для того, чтобы наши маски соприкасались и мы могли бы разговаривать.

— Есть что-нибудь новое насчет Края и его людей? Пока доктор пробивался через серое вещество моего мозга, я не получал никакой информации.

— Их обнаружили, но это не все. Теперь, когда первая стадия вторжения завершена, клизандские вооруженные силы, кажется, располагаются для оккупации. Они забрали себе то огромное административное здание, называемое Октагоном, вероятно, из-за того, что у него восемь сторон, и вымели всех оттуда. Они, кажется, перенесли туда большую часть своих административных операций, и одного из людей Края видели выходящим из этого здания. Серые, должно быть, окопались именно там.

— Хотел бы я знать, почему они покинули старое здание.

— Несомненно, опасаясь тебя и твоей безжалостной мести.

Я фыркнул. Сделать это в маске было трудновато.

— Ты это конечно, только говоришь, но, клянусь Велиалом, в этом есть больше, чем элемент истины. Нокаутирующий удар следует нанести этой клизандской операции вообще, но серым людям следует уделить особое внимание. Однако сперва я должен поймать одного из них. Значит, мне следует проникнуть в это здание.

— Ты не сделаешь ничего подобного. — Она ущипнула меня за кожу под ребрами, и я попытался шлепком отбросить ее руку, но под водой это невозможно. Я удовольствовался тем, что щипнул ее сам, а ее, разумеется, щипать было куда удобнее, чем меня, и некоторое время мы занимались этой игрой, пока я не вспомнил, что она отвлекла меня, я безжалостно вернулся к прерванному разговору.

— Почему же я не могу попробовать проникнуть в здание? Я замаскируюсь. По-клизандски я говорю, знаю, что у них и как…

— А они знают, что и как у тебя. У них над каждым входом установлены камеры, скармливающие данные компьютерам, которые знают твой рост, сложение, вес, походку, вообще все. Ты не можешь замаскироваться так, чтобы изменить все, и ты это знаешь. Они сразу сцапают тебя, в тот же миг, как ты туда войдешь.

— Ты говоришь это не просто потому, что это правда, — закричал я. — Так что, я полагаю, у тебя есть лучший план?

— Есть. Я говорю по-клизандски, и у них нет данных обо мне. И я — опытный полевой агент, единственный на этой планете, кроме тебя.

— Нет!

— Почему же сразу нет? — нахмурилась она, и следующий щипок был уже болезненным. — Ты мой муж, а не хозяин, надеюсь, ты это помнишь. В этих делах я смыслю не меньше тебя, а может, и больше, перед нами же задача, которую необходимо выполнить. Давай отбросим твое мужское превосходство и собственничество.

Она, конечно, была права, но не мог же я позволить ей укрепиться в этой мысли.

— Я только беспокоюсь о твоей безопасности.

От этих слов она растаяла и потерлась о меня.

— Ты-таки любишь меня, Джим, на свой собственный лад… ужасный, конечно, но со мной все будет в порядке, вот увидишь. Среди второго эшелона клизандцев есть немного женщин… не понимаю, как они могут носить такие уродливые мундиры… и мы с девушками заграбастаем одну. В ее мундире и с ее удостоверением я проникну в док, найду Края…

— Ты ведь не сделаешь какой-нибудь глупости?

— Конечно, нет. Слишком важное это дело, чтобы завалить его, занимаясь им в одиночку. Я тебе говорила, что хочу уделить ему на досуге свое личное внимание. А это будет только разведывательный заход. Я определю местонахождение серых людей, нанесу на карту планировку здания, погляжу на детекторные устройства и сразу же уйду.

— Великолепно! — сказал я, преисполнившись теперь энтузиазма и пытаясь отложить в сторону страхи за ее безопасность. — Это все, что нам понадобится для последующего похищения. Ударить их быстро и сильно, войти прямо туда, похитить Края и прямиком обратно. Верное дело.

Загудел звуковой коммуникатор, и я включил его.

— Поисковая партия убралась, можете возвращаться. Мы медленно поплыли обратно, рука об руку, наслаждаясь представившимся моментом. Когда мы вылезли из воды, доктор Мутфак уже ждал нас.

— Хорошо, мы продолжим оттуда, где остановились. — В его улыбке явно не было тепла. — Плюшевые медвежата… мы должны прозондировать скрывающуюся в этом символику, чтобы можно было пойти дальше.

Он нетерпеливо притоптывал ногой, пока мы с Ангелиной сжимали друг друга в объятиях, милых и мокрых, и самозабвенно целовались. В масках это крайне расстраивающее занятие. Затем мы прошли обратно в комнату. Я позволил доктору снова подвергнуть меня наркозу, так как не хотел, чтобы Ангелина перед отправлением видела, что я нервничаю. Это не облегчило бы ей задачу. Она помахала рукой и пошла одеваться, а я помахал ей в ответ, после чего доктор всадил мне в руку шприц, никакой романтики нет в его душе. Мы, должно быть, неплохо продвинулись, потому что, когда я проснулся вновь, плюшевые мишки давно исчезли и последний запомнившийся мне сон имел какое-то отношение к взрывающимся космическим кораблям и солнечным вспышкам. Доктор упаковал свои инструменты, а снаружи в ночном небе таял последний отблеск дневного света.

— Очень хорошо, — сказал он. — Неплохо продвигаемся.

— Вы уже открыли следы какого-нибудь вмешательства Края?

— Следы? — Ноздри его раздулись, и он запыхтел. — Они заметны, как отпечатки кованых сапог, по всей коре вашего мозга! Эти люди — мясники, просто мясники! Но в некотором плане это удача, что их следы так легко обнаруживаются. Повсюду блоки памяти. Эти воспоминания — единственное, что имеет какую-то клиническую ценность, и я должен выяснить, какую технику они применяли. Внедрили их туда очень быстро, вовлекая все чувства. Они очень полные, детальные…

— За это я поручусь.

— Я полагаю, вы не сможете отличить их от настоящих воспоминаний, вот какова сила их техники. Я удалил наиболее яркие, которые, кажется, особо беспокоили вас, а на последующих сеансах я позабочусь об остальных. А теперь посмотрите на свои запястья и расскажите мне о красных линиях, которые вы там видите.

— Они выглядят просто как красные линии, — сказал я, а затем вспомнил, как очутился в камере и по какой-то причине счел, что у меня отрубили кисти рук. Почему — не знаю. Эти были просто красные линии.

— Это ложная память?

— Да, и необыкновенно отталкивающая. Я расскажу вам о ней на следующей встрече. А сейчас вам необходимо отдохнуть.

— Прекрасная мысль. После того, как я достану что-нибудь поесть…

Дверь распахнулась, и вбежала Бейз. И когда она пробегала мимо, я уловил выражение ужаса на ее лице. Внезапный страх ударил мне в живот, и я сел, молча следя за ней, пока она не включила телевизор. У клизандцев теперь работала пропагандистская станция, хотя никто не трудился смотреть, что она показывает. Зажегся экран, и оказалось, что я смотрю в лицо Края. Он почти улыбался, когда говорил.

— Это запись, она продолжает повторяться, — сказала Бейз.

— …что мы хотим дать ему знать. Кто-то должен знать человека, известного как Джеймс ди Гриз. Свяжитесь с ним. Скажите ему, чтобы он послушал эту передачу. Это сообщение для вас, ди Гриз. У меня здесь Ангелина. Она невредима… пока и останется такой до рассвета. Я предлагаю вам связаться со мной и явиться ко мне. Добро пожаловать домой, Джеймс…

После этого несколько минут я провел в шоке онемения. Я желал быть один. Бейз оказалась достаточно понятливой, когда я показал ей на дверь, но доктор попытался завести разговор, который я прекратил, схватив его за шкирку и выкинув в дверь, которую Бейз услужливо держала открытой. Затем я пнул телевизор — акт буйного разрушения, немного помогший мне, — а потом плеснул в стакан основательную дозу крепчайшего напитка. Со стаканом в руке я упал в кресло, посмотрел невидящим взглядом на усеянное звездами небо и стал разрабатывать план. Это будет не просто… а рассвет уже недалек. Продолжавшая все время покалывать на грани сознания мысль наконец всплыла. Мне придется сдаться и вновь получить ошейник — этого не избежать никак. Мои воспоминания о том, на что это было похоже, были не очень приятными, и мозг мой даже слегка задергался в черепной коробке при мысли об этом. За последнее время серое вещество моего мозга испытало слишком много пробежек, и я совсем не жаждал новых, однако это было неизбежно. Ошейник и пыточная коробка должны быть частью этого плана, и их придется нейтрализовать. Этого не очень легко достичь. Я поразмыслил над всеми возможными вариантами и, когда план атаки был вчерне готов, послал за Бейз. Ей я сообщил, что собираюсь делать.

— Вы не можете, — ответила она, и, клянусь, эти замечательные огромные глаза наполнились слезами. — Отдать себя этим дьяволам, чтобы спасти женщину. Если бы на этой планете мужчины были похожи на вас! Невозможно поверить!..

Я воспротивился импульсу насладиться маленьким теплым женским утешением и отвернулся, чтобы вскрыть некоторые из контейнеров с оружием. При виде гранат мисс Бейз отступила, а сержант Бейз с интересом посмотрела на них.

— Это будет второй частью операции, — сказал я ей. — О первой части я позабочусь сам, она будет заключаться в проникновении в здание и в освобождении Ангелины. Я надеюсь прихватить также и серого человека, но если это будет связано с потерей времени, мы прибережем эту часть задания для другого раза. Второй частью операции будет выход из Октагона, и для этого мне понадобится ваша помощь. Мне понадобится план здания, я хочу поговорить с кем-нибудь, кто хорошо знает, где там что лежит, если возможно, с кем-либо из штата ремонтников, чтобы я мог найти уязвимую точку. Вы можете сделать это сейчас?

— Тотчас же, — бросила она через плечо, выбегая из комнаты. Надежная девушка наша Бейз.

Я стал копаться в содержимом нашего контейнера. До рассвета оставалось всего два часа, когда мы были готовы двигаться. Я завершил разработку своей части операции, но устроить побег было не так-то просто. Октагон очень сильно походил на крепость, особенно для столь малых сил, которые мы могли так поспешно собрать. И нам сильно мешало отсутствие у нас каких-либо воздушных судов или тяжелого вооружения. Казалось, что ни по земле, ни по воздуху нельзя покинуть это здание. И все же один из штата ремонтников, которого наконец нашли и доставили к нам, нашел выход и показал его на плане трясущимся пальцем.

— Кабельный канал… он проходит под улицей и стенами и выходит в подвал вот здесь. Большой туннель для кабелей и всего такого прочего.

— Он, разумеется, будет кишеть «клопами», — сказал я. — Но если мы все спланируем правильно, то это не будет иметь значения. Запишите, люди, потому что я не буду повторять. Вот как будет совершаться эта операция…

К тому времени, когда мы обо всем позаботились, до рассвета оставалось меньше двадцати минут, и я обливался холодным потом. Первые наши части выходили на позицию, когда я позвонилКраю. Нас связали сразу же, и я заговорил прежде, чем он успел что-либо сказать.

— Я хочу немедленно увидеть Ангелину и поговорить с ней. Я должен быть абсолютно уверен, что она невредима.

Он не спорил, он этого и ожидал. Ангелина появилась в фокусе, и я увидел тот самый ненавистный ошейник с уходящим от него вверх за пределы рамки экрана проводом.

— С тобой все в порядке?

— Настолько, насколько это возможно для человека, вынужденного находиться в одном помещении с этой тварью, — спокойно ответила она.

— Они ничего с тобой не сделали?

— Пока нечего. Только застегнули на шее ошейник и прицепили эту штуку к потолку, чтобы я не убежала. Но ты представить себе не можешь, какие угрозы высказывал этот отталкивающий субъект. Не думаю, чтобы я смогла прожить хоть минуту с подобным мозгом…

Она застыла, ее глаза незряче выкатились, хотя веки не закрылись. Край подверг ее пытке. Я понял в этот миг, что ему не жить, если я смогу заполучить его в свои руки. Лицо его вновь появилось на экране, и мне потребовалось усилие, на какое я не считал себя способным, чтобы спокойно посмотреть на него и ничего не сказать.

— Теперь вы явитесь ко мне, ди Гриз, и сдадитесь. У вас осталось лишь несколько минут. Вы знаете, что случится с вашей женой, если вы не явитесь. А если вы сдадитесь, ее тотчас же отпустят.

— Какие у меня гарантии, что вы сдержите свое слово?

— Никаких гарантий. Но у вас нет выбора, не так ли?

— Я приду, — сказал я насколько мог спокойно и отключил телефон, но не раньше, чем услышал, как Ангелина крикнула мне за кадром: «Нет!».

— Эта одежда уже высохла? — спросил я, одновременно срывая с себя рубашку и скидывая сапоги.

— Вот-вот высохнет, — ответила Бейз. Она и еще одна девушка держала фены над клизандским мундиром, который я счел наиболее подходящим для такого случая. Он насквозь промок в ванне с химикалиями и теперь подвергался принудительной сушке.

— Он уже достаточно хорош. Больше ждать мы не можем.

Осталось несколько влажных пятен, но это не имело значения. Мы вышли. Внизу, в доке отеля, нас ждал катер с включенным мотором. Пока что все шло хорошо. На берегу стояла машина с доктором Мутфаком, который сидел на заднем сиденье с черным чемоданом на коленях.

— Не нравится мне это, — ворчал он себе под нос. — Это явное нарушение врачебного этического кодекса.

— Война — нарушение любого кодекса, этического или морального, уродство, против которого допустимо использование любого оружия. Сделайте то, о чем вас просили.

— Я сделаю это, об отказе не может быть и речи. Но человеку позволительно делать замечания об этической стороне совершаемого.

— Замечания делайте на здоровье. Но одновременно наполняйте шприц.

Мы припарковались в темноте на боковой улице, Октагон был за углом.

— Катализатор, — сказал я. — И смотрите, не пролейте ни капли. Под мышки, туда, где на влажность не обратят внимания.

Я поднял обе руки и почувствовал тепло жидкости из термоизолированного контейнера, а затем быстро опустил руки, чтобы мокрая ткань оказалась между боками и предплечьями. Затем я вылез из машины и просунул руку в окошко. Игла вонзилась мне в кожу, и дело было сделано. Заворачивая за угол, я слышал, как отъезжала машина. Октагон вырисовывался передо мной, словно гора, небо позади него начало светлеть. Мы дотянули до предела. Впереди находился вход, тот, к которому меня направили, и возле него двое серых людей ждали меня. У обоих пистолеты не были вытянуты из кобуры. Они были очень уверены в себе. Я молча подошел к ним, и один из них защелкнул на моем запястье поводковый браслет, после чего меня провели через дверь, мимо молчаливых часовых. Поднимаясь по лестнице, я споткнулся и после этого внимательно смотрел под ноги, чтобы видеть, куда их ставить. Инъекция начинала действовать. Я ничего не говорил, а мои конвоиры по своей обычной манере тоже молчали. Они просто тянули и подталкивали меня в нужном направлении и наконец втолкнули в какую-то комнату. Оказавшись внутри, они наставили на меня свои пушки, пока снимали браслет.

— Одежду долой! — приказал один из них.

Потребовалось усилие, чтобы не улыбнуться. Сбоку стояли флюороскоп и другое проверочное устройство. Эти типы оставались верны шаблону, следуя той же методе, которую применили, когда меня захватили в первый раз. Неужели они не понимали, что рутина в случае проигранной игры становится ловушкой? Нет, не понимали. Я неловко стащил с себя одежду и дал им вволю поработать надо мной. Они, конечно, ничего не нашли, поскольку находить было нечего. Точнее, была одна вещь, которую, как я надеялся, им не найти. Так оно и случилось. Они медленно волокли свою рутинную проверку, и я начал немного беспокоиться, что они так долго возятся. Голова у меня становилась чуточку затуманенной от наркотика, я чувствовал себя так, словно меня завернули в вату. Инъекция, должно быть, достигла пика своего воздействия, и скоро оно пойдет на спад. То, что мне нужно было сделать, должно было быть сделано на пике мощи наркотика — или близко к нему, — иначе все приготовления будут бесполезными.

— Надеть это, — велел конвоир и бросил мне знакомую прозрачную робу. Я нагнулся, чтобы поднять ее, и не мог больше сдержать улыбку. Сделано.

Они не казались нетерпеливыми, когда я неуклюже надевал робу. Я должен был внимательно наблюдать за своими пальцами, чтобы наверняка знать, что они выполняют свою задачу. Когда на моей шее застегнули ошейник, я вздохнул едва ли не с облегчением. Расчет времени оказался почти совершенным. Все шло, как надо. Когда один из охранников взял пыточную коробку и вывел меня, я опустил голову так, чтобы видеть, куда ставить ноги, чтобы не споткнуться. Если это вызывало иллюзию разбитости, то тем лучше. Мы прошли по широкому коридору мимо лестницы, и я мысленно отметил ее расположение, я даже считал шаги после того, как мы ее миновали, чтобы получить некоторое представление о расстоянии от нее до цели нашего путешествия. А целью было логово Края. Он ждал за письменным столом столь же терпеливо и безэмоционально, как паук в паутине. Ангелина сидела перед ним, соединенная с подвешенной к потолку пыточной коробкой.

— С тобой все в порядке? — спросил я у нее, перешагнув через порог.

— Конечно. Ничего не случилось. Тебе не следовало приходить.

Получив это заверение, я обратил свое внимание на Края, не забывая в то же время об охраннике, который закрывал за нами дверь.

— Теперь вы отпустите ее, не так ли? — спросил я.

— Разумеется, нет. Это не дало бы мне никакого преимущества. — Выражение его лица, когда он говорил, ничуть не изменилось.

— Я и не думал, что вы отпустите. Есть ли какая-нибудь причина, по которой вам нельзя сказать мне, как ее поймали?

— Ваша память содержала точное описание вашей жены. Когда мы обнаружили, что вашему побегу помогали две женщины, мы, естественно, предположили, что одной из них могла быть Ангелина. Компьютер ее опознал, как только она вошла в здание.

— Мы были идиотами, когда пошли на такой риск, — сказал я, повернувшись лицом к ней, но глядя на охранника. Он готовился прицепить мою пыточную коробку к другому крюку в потолке. Если он сделает это — мы в капкане.

Все, что я мог сделать, это броситься на него.

— Остановите его! — крикнул Край, и охранник, глядя на меня, быстро нажал несколько красных кнопок на коробке.

Не стану говорить, что это было приятное ощущение. Просочилось достаточно боли, чтобы рвать мой желудок тошнотой и узлами завязывать мускулы. Я споткнулся и упал у ног охранника, не совсем добравшись до него. Принятый наркотик блокировал большую часть боли, но не всю. Имелись, должно быть, еще какие-то нервные пути, доступные для контроля. Слезы залили мои глаза, и я не мог протереть их. Поэтому все, что я видел, стало смазанным и расплывчатым. Передо мной находился ботинок, и это было нехорошо. И еще нога в форменной штанине, что тоже было плохо. А затем появилась рука охранника: он нагнулся, чтобы взять меня за шкирку. Я нанес хлесткий удар вытянутым средним пальцем и поцарапал кожу на тыльной стороне его ладони. Он лишь вздрогнул и продолжал нагибаться, почти как в замедленной съемке, пока не рухнул на пол рядом со мной, выронив проклятую коробку. Она упала достаточно близко, чтобы можно было дотянуться до нее и стукнуть по кнопке отключения. Боль мгновенно прекратилась. Край был у меня за спиной. Я пополз, борясь со своими завязанными в узлы мускулами, и через несколько мгновений заставил себя подняться. С того момента, как я напал на охранника, ситуация резко изменилась. Ангелина лежала поперек стола, держась за ошейник и корчась от боли. Край стоял на коленях за столом и тянулся за пистолетом. Я кинулся на него как раз тогда, когда он поднимался. И тут я понял, что мне не успеть: я бросился слишком поздно, он успеет выстрелить, и конец сказке. И вдруг грохнул взрыв, пол вздыбился, с потолка посыпались кусочки пластика и пыль, а освещение мигнуло. Край — в отличие от меня — этого не ожидал, его внимание было отвлечено, а я скользнул к нему через стол, и мой ноготь чиркнул его по коже. Он выстрелил, но заряд ушел в пространство, точнее в противоположную стену, потому что на спуск он нажимал уже лишившись сознания. Ангелина, должно быть, напала на него, как только я бросился на охранника. Повиснув на проводе, она вскинула ноги достаточно высоко, чтобы выдать Краю хороший пинок, отправивший его на пол. Он отомстил, схватившись за радиоуправление раньше, чем за пистолет, и эта маленькая дань садизму дала мне шанс добраться до него. Но Ангелина теперь расплачивалась за это. Я не мог смотреть на ее извивающееся тело, когда влез на стол рядом с ней. Перед креслом Края было множество кнопок, но я не собирался тратить время на то, чтобы попытаться разобраться в них. Вместо этого я отцепил коробку и отключил ее. Ангелина открыла глаза. Она лежала, не двигаясь и глядя на меня, когда я шарил по ящикам стола.

— Милый… ты — гений, — слабо проговорила она. Я нашел ключ и нагнулся, чтобы отомкнуть ее ошейник. — Как ты это сделал?

— Перехитрил их, вот и все. Они не нашли в моей одежде никакого оружия, потому что оружием была сама одежда. Ткань была пропитана тантуралином, превратившим ее в мощную взрывчатку. На ткань под мышками я нанес катализатор, но тепло моего тела не давало ему действовать. Пока я был в мундире, ничего не происходило, но как только они заставили меня снять его — а я был уверен, что они обязательно это сделают, — катализатор начал охлаждаться, и когда он достиг критической температуры…

— Бум! — и все взорвалось! Мой гений… — Она подняла руку и притянула меня к себе. Ошейник щелкнул и открылся, а она подарила мне жаркий, страстный поцелуй, на который я какое-то время отвечал, пока не вспомнил, где мы находимся, после чего мягко высвободился. Она нетвердо села и попыталась вставить ключ в мой ошейник.

— И у тебя, я полагаю, есть чудесное, остроумное объяснение того, как ты убил этих бесов?

— Они еще не мертвые, просто без сознания. Я заточил один ноготь до достаточной остроты, чтобы им можно было поцарапать кожу, а затем смазал его каланитом.

— Конечно! Каланит невидим глазу, а чтобы обнаружить его, требуется специальный, довольно сложный тест. Однако ничтожного количества его более чем достаточно, чтобы привести оцарапанного в бессознательное состояние. Что дальше?

— Телефонный звонок, чтобы привести в действие остальную часть операции в случае, если этот взрыв не услышали за пределами здания. Но у них есть прослушивающие устройства…

Прежде чем я успел закончить фразу, свет погас. Поскольку окон в помещении не было, мы оказались в полнейшей темноте, и я тут же заблудился, потеряв контакт с реальностью.

— Ангелина, — позвал я, сознавая, как хрипло звучит мой голос. — Меня до бровей накачали наркотиками, отрубившими почти все болевые ощущения, вот почему я смог разделаться с охранником, хотя он и шарахнул меня своей радиоволновой коробкой. Но это также означает, что я вообще ничего не могу ощущать — я совершенно онемел. Все, что я могу делать, это слышать в темноте. Тебе придется помочь.

— Что мне делать?

— Найди Края и приволоки ко мне. Я намерен посмотреть, не сможем ли мы прихватить его с собой.

Она выволокла его из-под стола, причем не слишком нежно, судя по услышанным мной ударам, а потом помогла мне взвалить его на плечи.

— А теперь выведи нас отсюда. Тебе придется вести меня, потому что я совершенно не способен передвигаться в темноте. Перейди на другую сторону коридора и иди налево, примерно через сорок пять метров выйдешь к лестнице. А потом вниз до конца.

Она взяла меня за руку, и мы вышли. Я врезался в пару предметов, но это была не ее вина, просто меня окончательно покинуло чувство осязания. По коридору следовать было легче и быстрее, так как она могла касаться одной рукой стенки. В отдалении были слышны голоса, даже один-два вполне удовлетворяющих вопля. Мой взрывчатый гардероб обеспечил изрядное отвлекающее действие, особенно в паре с исчезновением электричества. И тут, как раз, когда я поздравил себя с тем, как хорошо идут дела, замигал, а затем вспыхнул погасший свет. Мы остановились, щурясь от внезапного освещения и чувствуя себя находящимися посреди освещенной прожекторами сцены. В поле зрения находилась, по меньшей мере, дюжина людей. Но они все игнорировали нас, занятые собственными бедами и едва осознавая присутствие друг друга. Толстый чиновник налетел на нас с широко раскрытыми от страха после взрыва глазами.

— К лестнице, быстро, — скомандовал я и как можно скорее потопал вперед с подпрыгивающим у меня на плечах Краем.

Конечно, это было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго. Аварийное освещение мигнуло, собираясь, похоже, угаснуть совсем. Шедший нам навстречу солдат имел достаточно времени, чтобы посмотреть и подумать о том, что он видит. До него наконец дошло, что тут что-то не так. Он поднял гауссовку и крикнул:

— Стой!

Ангелина, державшая пистолет Края, выстрелила лишь один раз. Солдат сложился. Мы уже были на лестнице, когда свет вновь погас и больше не зажигался. Маневрировать на лестнице было трудновато, хотя некоторые ощущения ко мне вернулись, и я в какой-то мере мог нащупывать дорогу. Мы один раз уронили Края и немного посмеялись над этим, позволив ему покатиться по лишней ступеньке-другой, а миг спустя я упал на Ангелину, чуть было не опрокинув нас обоих. После этого мы шли осторожно. Пролетом ниже чей-то голос сказал:

— Мы ждем вас, чтобы вывести отсюда. Стойте и не двигайтесь.

Это был девичий голос, и говорил он не по-клизандски, иначе Ангелина начисто разнесла бы лестницу. Мы подождали немного, и я почувствовал, как чьи-то руки коснулись моей головы, надевая тяжелые очки. А теперь оказалось, что я снова все вижу, причем очень контрастно. Это были инфракрасные очки, а у поджидавшей нас девушки имелся ручной инфракрасный прожектор. После этого мы спускались почти бегом, а девушка на бегу вызывала кого-то по рации. У подножия лестницы нас ждала Бейз.

— Мы отправили людей на все лестницы, чтобы попытаться вступить с вами в контакт. Теперь они возвращаются сюда.

Они забрали у меня Края. Я не чувствовал ни боли, ни усталости, но по тому, как вибрировали мои мускулы, был уверен, что у меня все будет ныть, когда окончится действие наркотика. Мы приступили быстрой рысью к открытой пасти служебного туннеля.

— Туда, — показала Бейз. — На другом конце нас ждут машины.

При каждом движении я стонал. Немного более глухо и театрально, чем того требовало мое действительное состояние, но это заставляло Ангелину чувствовать себя нужной и отвлекало ее от мыслей о собственных неприятностях. Она квохтала, как наседка, подсовывая мне под голову подушки, наливая мне утешающего, чистя сладкие фрукты и нарезая их мне маленькими кусочками. Я надеялся, что эти обязанности жены отвлекут ее от воспоминаний о пыточной коробке, с которой она познакомилась днем раньше. Если она о ней и думала, то не показывала этого. Воздух, вливающийся в открытые окна, был теплым, а небо, как обычно, ярко-голубым.

— Были какие-нибудь потери? — спросил я ее.

— Никаких, о которых стоило бы говорить. Несколько ушибов и царапин, несколько поверхностных ран среди арьергарда. Все прошло точно так, как ты планировал. Как только девушки услышали взрыв, они закоротили все телефонные и электрические провода, устроив страшную путаницу на линии. Затем они прошли через туннель и вырубили аварийное освещение. Остальное ты знаешь, поскольку был достаточно любезен, чтобы сделать такое одолжение — не свалиться, пока мы добрались до машины.

— Я был бы счастлив сделать это раньше, но я не тешил себя мыслью, что амазонки Бейз поволокут меня по трубам. Они, кажется, все еще невысокого мнения о мужчинах. Может быть, они сделают меня почетной девушкой?

— Лучше присмотри за тем, чтобы они тебе чего-нибудь другого не сделали. Недавно звонил доктор Мутфак. Сказал, что почти довел Края до такой грани, когда мы можем с ним поговорить.

— Тогда пошли. Этого разговора я ждал долго и с нетерпением.

Когда я вылез из постели, мои мускулы затрещали, и я почувствовал себя тысячелетним старцем. На мне были купальные принадлежности. Как и на Ангелине. В роскошном отеле «Ринга» неформальность была уставом. Это также давало нам возможность нырнуть, спасая свои жизни, если поблизости будут рыскать какие-нибудь солдаты. Что и навело меня на мысль.

— Что произойдет, если сюда приедут какие-нибудь назойливые клизандцы? Я полагаю, что планы сокрытия Края составлены?

— Сокрыть — самое подходящее слово. Поскольку он без сознания, его можно хранить в одном из холодильников. Хорошая мысль, особенно если они забудут и оставят его там.

— Месть — после, сейчас — информация. Интересно, какие завораживающие факты о нашем чужаке открыл доктор?

— Он не чужак, — настаивал доктор. Пока я спал, он работал в маленькой, но отлично оснащенной лаборатории, являющейся частью минигоспиталя отеля. — За это я ручаюсь своей репутацией.

— Единственная ваша репутация, известная мне, это репутация мозговыжимателя, — сказал я. — Можете ли вы быть уверенным?

— Я не потерплю, чтобы меня оскорбляли иностранцы! — заорал доктор, вытянувшись в гневе так, что макушка его головы почти достала до моего плеча. — К оскорблениям со стороны женщин я привык, но от иностранца такого не снесу. Даже на безымянной планете, где вас породили, должно быть известно, что базисом медицинского образования является нормальная физиология и биология. А хобби мое — цитология, так уж случилось. Я мог бы показать вам клетки, которые заставили бы вас закричать от удивления, так что я знаю, что говорю. Клетки этого субъекта человеческие, так что он — человек. Жизнеспособный хомо сапиенс.

— Но эти отличия… низкая температура тела, отсутствие эмоций и все такое…

— Все в пределах царства человеческой вариабельности — человечество очень адаптабельно, и поколения, выжившие в разной окружающей среде, могут существенно отличаться. В литературе описаны куда более экзотические примеры, чем то, что обнаружено у этого индивидуума.

— Значит, роботом он тоже не может быть? — широко открыв глаза, невинно спросила Ангелина и ловко отскочила, когда я протянул руку, чтобы схватить ее. Не скажу, чтобы мои теории держались очень хорошо.

— Когда мы сможем с ним поговорить? — спросил я.

— Скоро, скоро.

— А можно спросить, что вы сделали, чтобы заставить его отвечать на вопросы?

— Хороший вопрос, — Мутфак огладил свою серебристую голову и бороду, сосредотачиваясь на интерпретации таинства медицины для профана. — Поскольку именно этот человек, похоже, является ответственным за серьезное вредоносное вмешательство в работу вашего мозга, я не чувствовал того, что может быть вызвано обычной моральной ответственностью врача перед пациентом… особенно, когда пациент помог организовать безжалостное вторжение на мою планету.

— Это хорошо с вашей стороны, док.

— Собственно, я не испытывал никаких колебаний и расстроил его нормальные мыслительные способности для нашей, а не для его выгоды. Сделать мне это было нелегко, я чувствовал себя таким же моральным преступником, какими считаю тех, кто поработал над вами, но я возьму на себя ответственность за этот акт. Тот факт, что он был доставлен сюда без сознания, помог делу. Я посадил ложные воспоминания и вызвал регрессию в областях отношения к людям и эмоций, установил блоки памяти и сделал еще несколько ужасных вещей, за которые я буду нести позор до дня своей смерти.

Доктор выглядел так, словно мог в любую минуту расплакаться, и я похлопал его по плечу.

— Вы, док, солдат на линии фронта, идущий в бой и делающий все, что потребуется, чтобы победить. Мы все уважаем вас за это.

— Ну, а я — нет, но речь сейчас не об этом. — Он встряхнулся и снова стал человеком науки. — Через несколько минут я собираюсь вывести пациента из глубокого транса. На вид он будет обычным проснувшимся человеком, но его сознание будет иметь минимум представлений о том, что происходит. Его эмоциональное отношение к нам будет как у двухлетнего ребенка, желающего помочь разговаривающим с ним, помните об этом. Не нажимайте, когда будете задавать вопросы, и не ведите себя враждебно. Он всей душой будет хотеть вам помочь, но доступ к информации во многих случаях будет нелегким. В таком случае будьте снисходительны и перефразируйте вопрос. Не нажимайте слишком сильно. Вы готовы?

— Полагаю, да. — Хотя для меня было весьма затруднительно представить себе Края в роли ребенка.

Мы с Ангелиной промаршировали следом за доктором в тускло освещенную госпитальную палату. Когда мы вошли, сидевший у постели санитар встал. Доктор наладил освещение так, чтобы большая часть его падала на Края, тогда как мы сидели в полутьме, а затем сделал ему инъекцию.

— Это должно подействовать очень быстро, — сказал он.

Глаза Края были закрыты, лицо — расслаблено и неподвижно. Череп его обматывали белые бинты, а из-под них тянулись пучки проводов к машине, стоявшей рядом с койкой.

— Проснитесь, Край, проснитесь, — сказал доктор.

Лицо Края дрогнуло, дернулась щека, и медленно открылись глаза. Теперь на его лице появилось выражение безмятежного спокойствия. Он слабо улыбнулся.

— Как тебя зовут?

— Край. — Он говорил тихо, хриплым голосом, напоминающим мне мальчишеский. Не было ни следа сопротивления.

— Откуда ты прибыл?

Он нахмурился, моргая и бормоча что-то бессмысленное. Ангелина наклонилась и, похлопав его по руке, заговорила дружелюбно:

— Ты должен успокоиться, не торопись. Ты прибыл сюда с Клизанда, разве не так?

— Правильно, — он кивнул и улыбнулся

— А теперь подумай хорошенько, ведь у тебя хорошая память. Ты родился на Клизанде?

— По-моему, нет. Я… я жил там долгое время, но родился я не там. Я родился дома.

— Дома — это на другой планете, в ином мире?

— Правильно.

— Ты не мог бы сказать мне, на что похож твой дом?

— На холод.

Голос его был таким же ледяным, как это слово, напоминая известного нам Края, и лицо его постепенно менялось, отражая мысли, эхом откликавшиеся на его слова.

— Всегда холод, ничего зеленого, ничего не растет, непрекращающийся холод. Приходилось любить холод, а я его никогда не любил, хотя ужиться с ним могу. Есть теплые планеты, и многие из нас уезжают на них. Но вообще-то нас немного. Мы не очень часто видим друг друга, и я думаю, что мы друг друга не любим. Да и с чего бы. В снегах, во льду и в холоде любить нечего. Мы ловим рыбу, вот и все. На снегу ничего не живет. Вся жизнь в море. Я сунул в него однажды руку, но я не могу жить в воде. А рыбы могут, и мы едим их. Есть и потеплее планеты.

— Вроде Клизанда? — спросил я так же мягко, как и Ангелина.

— Вроде Клизанда. Все время тепло и даже жарко, но я против этого не возражаю. Странно видеть на суше других живых существ, кроме людей. И много зелени.

— Как называется дом? Холодный дом? — прошептал я.

Трансформация произошла сразу же. Край начал извиваться на койке, лицо его кривилось и искажалось гримасами, глаза широко раскрылись и остановились, уставившись в одну точку. Доктор кричал, приказывая ему забыть вопрос и успокоиться, пытаясь в то же время всадить в его мечущуюся руку иглу шприца. Но было уже слишком поздно. Спущенная мной реакция продолжалась. Готов поклясться, на какой-то краткий миг в глазах Края сверкнул свет разума и ненависти — очнувшись, он осознал, что происходит. Но только на миг. Спустя мгновение спина его выгнулась в безмолвном спазме, и он, рухнув, застыл в неподвижности.

— Умер, — объявил доктор, взглянув на показания своих приборов.

— Эксперимент был полезным, — заметила Ангелина, подходя к окну и отдергивая шторы. — Время искупаться, если ты чувствуешь себя способным на это, дорогой. А потом нам придется придумать способ добыть доктору другого серого человека. Теперь, когда мы знаем, какую область нельзя затрагивать, мы заставим его протянуть подальше во время допроса.

— Я не могу, — отшатнулся доктор. — Только не это снова. Мы убили его. Я его убил. Ему был имплантирован приказ, сигнал, которому нельзя сопротивляться: скорее умереть, чем открыть, где находится эта планета. Стремление к смерти, можно сказать. Я сейчас видел это и больше не желаю.

— Нас воспитали по-разному, доктор, — спокойно и безжалостно произнесла Ангелина. — Я без всякой жалости застрелила бы тварь, вроде Края, в бою и не испытываю иных чувств из-за того, что его смерть произошла вот таким образом. Вы знаете, кто он и что он сделал.

Я ничего не сказал, потому что был согласен с ними обоими. С Ангелиной, видевшей в Галактике джунгли, в которых идет война за выживание: есть или быть съеденным. И с доктором-гуманистом, выросшим в условиях матриархата в стабильном и неизменном, мирном и спокойном обществе. Они оба были правы. Интересное животное — человек…

— Отдохните, док, — посоветовал я. — Примите одну из собственных пилюль. Вы были на ногах день и ночь, и это не могло пойти вам на пользу. Мы увидимся с вами, когда вы проснетесь, но сперва хорошенько отдохните.

Я взял Ангелину под руку и увел ее от усталого, маленького, печального человека, уставившегося невидящим взглядом в пол.

— Ты ведь не чувствуешь сожаления по поводу смерти этой твари Края? — спросила она, выдав мне свою нахмуренность номер два, означавшую что-то вроде: «Я не ищу неприятностей, но если ты настаиваешь, то, разумеется, получишь».

— Я? На это мало шансов, любимая. Край — это тот, кто раскатал недавно в моем мозгу колючую проволоку и пытался сделать то же самое с тобой. Я только сожалею, что мы не смогли побольше выжать из него, прежде чем он нас покинул.

— Следующий расскажет побольше. По крайней мере, мы теперь знаем, что твоя идея верна. Может быть, они и не чужаки, но, разумеется, и не уроженцы Клизанда. Если мы сможем искоренить их там, мы покончим с этими вторжениями.

— Легче представить, чем достичь. Давай поплаваем, а над этим поразмыслим за выпивкой, когда вернемся.

Вода высвободила мои мускулы и заставила меня глубоко осознать, какой жуткий голод и жажду я испытываю. Я вызвал по звукосвязи служащего, так что, когда мы вышли из воды, нас уже ждали поджаренное мясо и пиво. Эта снедь немного притупила мой аппетит, но дала мне силы вернуться в номер для более солидной закуски. Да, весьма солидной: семь блюд, начиная с огненного бурадского супа, далее рыба, мясо и другие деликатесы, слишком многочисленные, чтобы перечислять их. Ангелина немного поела и пригубила свой бокал вина, в то время как я прикончил большую часть еды, оказавшейся в поле моего зрения. Насытившись наконец, я приказал убрать грязную посуду и со вздохом откинулся в кресле.

— Я думал, — произнес я.

— И ты вполне мог меня одурачить. Я-то думала, что ты лопал, как свинтус с обеими лапами в кормушке.

— Советую поберечь свой буколический юмор. Тяжелая ночная работа заслуживает хорошей дневной еды. Клизанд — вот наша проблема. Или, точнее, серые люди, столь твердо контролирующие его военную экономику. Держу пари, что если мы избавимся от них, у исконных клизандцев не будет того жгучего интереса к межзвездным завоеваниям.

— Достаточно просто. Программа спланированных убийств. Серых не может быть слишком много, Край об этом сказал. Разделываться с ними — я рада буду взяться за такое задание.

— О, нет, ты не возьмешься. Моя жена никогда не станет наниматься в убийцы по контракту. Это не так-то просто как физически, так и морально. Серые люди могут обеспечить себе хорошую охрану. А слова о том, что цель оправдывает средства, — это объявление о банкротстве. Ты видела, что случилось с доктором Мутфаком, когда он трудился для благой цели, но использовал средства, идущие вразрез с его моральными нормами. Мы с тобой, любовь моя, сделаны из материала пожестче, но все же и на нас подействует, если мы займемся массовой резней…

Она побелела, и я пожалел о том, что сказал это. Я взял ее за руку.

— Я не хотел сказать в таком смысле. Я говорил не о прошлом.

— Я знаю, но все равно это разворошило нездоровые воспоминания. Давай забудем об убийствах. Что еще можно сделать?

— Множество вещей, я уверен в этом, если мы сумеем задавать правильные вопросы. Должен же быть способ развалить постоянно расширяющуюся клизандскую империю.

Ангелина поднесла к губам бокал с вином, и на лбу у нее появилась морщинка, говорящая о сосредоточенности.

— Как насчет организации мятежей на всей завоеванной территории? — предложила она. — Если мы займем клизандцев боями на уже завоеванных планетах, они не очень-то разгонятся искать новые территории.

— Ты близко подходишь к нужной идее, но все же не совсем в точку. Мы не можем много ожидать от движения сопротивления на этих планетах, если пример Бурады вообще что-то показывает. Ты слышала, что говорила Бейз: жесткая политика клизандских вооруженных сил делает свое дело. Если во время налета убивают одного клизандца, они режут в ответ двадцать бурадцев. Здешний народ после многих поколений мира психологически неподготовлен вести безжалостную партизанскую войну. Я даже сомневаюсь, стали бы клизандцы реагировать столь злобно, если бы их не принуждали к тому серые люди, все организующие и всем распоряжающиеся. Солдаты просто выполняют приказ, а выполнение приказа всегда было сильной стороной клизандцев. Мы никогда не остановим этих людей, пытаясь разжечь у них за спиной мелкие бунты. Но ты права насчет учинения им хлопот на разных планетах. Вся клизандская экономика и культура построены на основе продолжающейся войны. Это похоже на какую-то безумную форму жизни, которая должна продолжать разрастаться или умереть. Сам по себе Клизанд не может полагаться на то, что он построит свои флоты и будет их сам снабжать, а должен полагаться на завоеванные им планеты. Эти планеты находятся под абсолютным контролем Клизанда, так что они принимают заказы и выдают товары, а вторжение катится дальше, и ничто не может остановить это наступление.

— Желала бы я, чтобы клизандские завоевания были той безумной формой жизни, о которой ты говорил, какой-нибудь уродливой зеленой порослью. Мы могли бы вырвать ее с корнем, оборвать побег…

Она разломила пополам булочку, чтобы продемонстрировать, что она имела в виду, а затем куснула ее. Когда она хотела заговорить снова, я поднял руку.

— Стоп! — приказал я. — Ничего не говори. Я думаю. Я что-то вижу, оно почти тут.

Затем я принялся расхаживать по номеру, складывая два и два и получая четыре, умножая четыре на два и получая восемь, совершая и другие подобные математические и логические операции.

А потом все стало ясно, все части встали на места, а я рухнул в кресло и схватился за стакан.

— Я — гений, — заявил я.

— Знаю. Именно поэтому я и вышла за тебя. Физически ты очень непривлекателен.

— Скоро ты будешь извиняться за свои слова, женщина. А в данный момент выпьем за мой план и за победу.

Мы чокнулись и выпили.

— Какой план? — пожелала уточнить она.

— Пока не могу сказать, он еще не детализирован в отношении частностей и нуждается в доработке. Как ты думаешь, серые люди объявили публично о похищении Края?

— Сомневаюсь. Мы ничего не слышали по прослушиваемой нами сети. И я уверена, что это не та новость, о которой они хотели уведомить простых клизандцев.

— Так я и думал. Добавь к этому характерную для них гипертрофированную отстраненность и эгоцентризм даже в отношениях друг к другу. Я намерен сыграть на том факте, что никакого широко распространенного объявления о Крае не было.

— Как?

— Доставай грим, оборудование для пластической операции. Я намерен проникнуть на военную базу в обличье Края. Мне надо сделать там несколько важных вещей.

Она начала было протестовать, но я поднял палец, и она умолкла.

Точно так же, как и я, когда она отправилась в Октагон. Ей нечего было сказать, и она это знала. Без единого слова она отправилась за требуемыми маскировочными материалами.

Мне требовался клизандский транспорт, и я добыл его самым простым из всех возможных способов. У врага. А поскольку проделанная нами гримерная работа не вызвала у меня буйной радости, я решил действовать после наступления темноты, когда тусклое освещение поможет иллюзии. В соответствующее время я, одетый в мундир Края, но с собственным чемоданчиком, отправился с Гамалем к Октагону, месту прежних представлений. Гамаль был членом вспомогательных полицейских сил.

Мужчина в такой роли являлся довольно редким исключением, поскольку большую часть вооруженных сил составляли женщины. Я бы предпочел одну из девушек, они казались намного более уверенными в себе.

Но в это время на планете находились клизандские войска только мужского пола. Кучка клизандских женщин оставалась вне поля зрения.

Гамаль выглядел излишне нервным, и мне не понравилось, как он время от времени закатывает глаза, однако пришлось довольствоваться им.

— Ты понял свою роль? — спросил я у него, толкая его в тень глубокого парадного.

— Да, сэр, разумеется, понял.

Не стучат ли у него зубы? Трудно сказать. Я вынул пузырек, который дал мне доктор Мутфак для применения в случае чрезвычайной ситуации.

— Возьми эти две таблетки, разжуй и проглоти. Это пилюли счастья, они должны поднять твой боевой дух, не отправляя тебя плясать по улицам.

— Я не…

— Теперь ты да. Возьми.

Он взял, а я шмыгнул к Октагону, держась в тени, и осторожно выглянул за угол, прежде чем начать свою игру. Даже в этот час ночи машины довольно часто подъезжали к зданию и выезжали из него, но все это было не то, в чем я нуждался.

Наконец подъехала маленькая машина, выбросила двух офицеров, а затем отправилась обратно в моем направлении. Я шагнул на улицу перед ней и махнул рукой. Она, взвизгнув, остановилась, почти коснувшись меня передним бампером. Водитель выглядел испуганным, и я постарался удержать его в этом состоянии.

— Вы всегда так ездите?

— Нет, сэр, но…

— Приберегите свои извинения, меня они не интересуют. — Я влез в машину и уселся рядом С ним, а он все еще не мог закрыть рот. — Езжайте дальше, я скажу вам, куда направляться.

— Сэр, эта машина… Я хочу сказать… Один-единственный холодный краевский взгляд заставил его увянуть, словно весенний цветок на морозе, и он рванул машину вперед.

Как только мы отъехали немного от Октагона, я приказал ему остановиться и раздавил у него под носом сонную капсулу. Я был уверен, что отдых не помешает ему. А затем я отвез его к месту, где ждал Гамаль. Он открыл дверь склада, в котором прятался, и мы занесли туда шофера. После этой капсулы он должен был спать до утра, и пока Гамаль переодевался в его форму, я подложил ему под голову для удобства пачку бумаг.

— Ты умеешь водить такую машину? — спросил я у Гамаля, когда он переоделся.

— Должен бы. Эта машина одна из наших. Они украли ее и нарисовали на ней свой грязный флаг.

— Значит, вновь отбитый военный трофей. А теперь отвези меня в космопорт. И не останавливайся в воротах, а лишь притормози и продолжай катить. Все это блеф, так что держи нос кверху и постарайся не выглядеть таким испуганным, как сейчас. Будь мужчиной.

— Я и мужчина, — простонал он. — Ну а это — женское дело. Не понимаю, как я вообще дал уговорить себя на это.

— Заткнись и поезжай. И прими еще пару этих пилюль.

Космопорт был перед нами, и я больше беспокоился о своем водителе, чем о том, что будет дальше. Я видел, как они спешат убраться с дороги Края. Наверное, это поможет объяснить и явный страх водителя.

Я вздохнул. Катись, машина. Предполагалось, что все знали Края, и теперь я намеревался подвергнуть это предположение испытанию. Часовые вытянулись по стойке смирно, когда мы появились. Сержант начал было что-то говорить, но я опередил его.

— Держитесь подальше от этого телефона. Я намерен поговорить с некоторыми людьми и не хочу, чтобы вы сообщили им о моем появлении. Вы знаете, что случится с вами, если вы это сделаете.

Мне пришлось чуть ли не выкрикивать эти фразы, поскольку близкий к панике Гамаль притормозил недостаточно, и мы промчались мимо часовых. Но они, должно быть, меня расслышали, потому что никто не сделал попытки приблизиться к телефону.

Первый шаг.

— Я не могу это делать! — завопил Гамаль и так крутнул руль, что мы направились обратно к воротам. — Я еду домой! Я никогда не был создан для работы в полиции — все это идеи моей матери, она хотела, чтобы я был для нее вроде дочери, вот и сделала из меня… А я хотел быть просто домохозяином, как мой отец!..

Ворота надвигались с огромной скоростью, и я, бегло выругавшись, выудил сонную капсулу, раздавил ее у него под носом, а затем рванул руль.

Мне пришлось, поддерживая одной рукой Гамаля, сделать еще один поворот. Мы снова умчались прочь. Мне стало немного не по себе, когда я представил, что могут подумать часовые обо всем этом.

Борясь с незнакомым управлением, я сумел завести машину в один из ангаров, прежде чем нога Гамаля соскользнула с акселератора и мотор заглох.

На заднем сиденье машины были какие-то ящики и узел армейских одеял. Я вынул все, кроме одеял, которые использовал, чтобы прикрыть Гамаля, сладко спавшего теперь на полу, свернувшись калачиком. Наверное, мне следовало застрелить его или просто выбросить. Но ведь он не был виноват в том, что родился мужчиной при матриархате.

Пока никто не приближался к машине, мы были в безопасности, но я понимал, что машина Края должна привлечь к себе внимание. Я подъехал к ближайшему космическому кораблю и припарковался подальше от огней входа. Теперь второй шаг.

— Вы знаете, кто я? — спросил я старшину, дежурившего у подножия трапа. Голос мой был холодным и пустым.

— Да, сэр, знаю. — Он встал по стойке смирно, глядя прямо перед собой.

— Отлично. Тогда передайте старшему механику, чтобы он встретил меня на палубе.

— Его нет на борту, сэр.

— Я сделаю пометку об этом нарушении воинского долга, а вы сообщите ему об этом, когда он вернется. Дайте тогда помощника.

Я прошел мимо него, не удостоив его лишним взглядом, а он прыгнул к телефону.

К тому времени, когда я добрался до палубы А, меня уже ждал механик в промасленном комбинезоне, нервно вытиравший руки тряпкой.

— Извините, мы разбираем один из генераторов… — Голос его иссяк и выдохся, когда я прожег его взглядом.

— Я знаю, что у вас неполадки. Именно поэтому я нахожусь здесь. Отведите меня в машинное отделение.

Он поспешил туда, а я последовал за ним, тяжело ступая. Пожалуй, это пройдет легче, чем я думал. Трое побелевших рядовых оторвали взгляд от внутренностей генератора, когда мы вошли.

— Выставьте их отсюда, — сказал я, и повторять приказ мне не пришлось.

Я посмотрел на вскрытый генератор и глубокомысленно кивнул, словно понимая, что там ремонтировали. Затем я начал медленно обходить машинное отделение, постукивая по датчикам и щурясь на мигающие индикаторы, в то время как механик трусил за мной вслед.

Когда я добрался до генератора двигателя искривления, то обратил внимание на заводскую марку, покрытую символами и цифрами, которые мне ничего не говорили. Я повернулся к механику.

— Почему используется эта модель?

Я еще никогда не видел механика, который не мог бы сказать что-либо о любом предмете, находящемся под его опекой, и этот не был исключением.

— Мы знаем, что это устаревшая модель, сэр, но замена не прибыла вовремя, чтобы мы могли установить и отрегулировать ее до полета.

— Принесите мне техсправочник.

Как только он повернулся ко мне спиной, я сжал ручку чемоданчика, и мне на ладонь выпала бомба. Я установил часовой механизм на сорок минут, взвел ее и активизировал. Затем я нагнулся и затолкал ее под толстую станину генератора, где ее нельзя было заметить.

К тому времени, когда механик вернулся с техсправочником, я уже изучал другое оборудование. Быстрое перелистывание страниц, сопровождающееся похмыкиванием над идентификационными номерами, удовлетворило его, и я вернул справочник обратно. Я чувствовал стыд, потому что работа оказалась такой легкой.

— Позаботьтесь, чтобы ремонт был закончен быстро, — приказал я уходя, ничего не уточняя, а в ответ получил его горячие заверения, что так и будет сделано.

Я повторил этот маневр в следующем корабле, припарковав свою машину в тени рядом с ним.

Как раз тогда, когда я понял, что в этом корабле есть что-то знакомое, по трапу спустился Остров и повернулся ко мне лицом.

Это внезапное столкновение поразило меня так же сильно, как и его. Но если его голос изменился, глаза выпучились, и он встал на мертвый якорь, то я, войдя в роль Края, только холодно уставился на него. Узнает ли он меня?

Я жил с ним в одной комнате, пил с ним из одной бутылки в бытность мою Васко Хулио, я пилотировал этот корабль. Личина Края была хороша, но можно ли было ожидать, что она выдержит столь близкое изучение тем, кто так хорошо меня знал?

— Ну? — прошипел я, когда стало ясно, что он не проявляет намерения двигаться или говорить, или вообще делать что-либо помимо пяления глаз сверху вниз.

— Извините, сэр, вы застали меня врасплох… Я не ожидал увидеть вас здесь, если вы понимаете, что я имею в виду… — Он начал потеть, а я хранил молчание. — Ваш голос… — произнес он наконец. — Что-нибудь случилось?

Конечно, случилось. Я знал, что не могу заставить свой голос звучать так, как у настоящего Края, для того, кто говорил с ним столь недавно, как Остров.

Я также знал, что шепот одного человека очень похож на шепот другого, но ему я этого не сказал.

— Рана, — прохрипел я. — В конце концов идет война, и некоторые изнас сражаются.

— Да, конечно, сэр, я понимаю.

Он переминался с ноги на ногу.

Я решил, что с меня этого хватит и проследовал дальше, но он окликнул меня, и я с холодным нетерпением снова повернулся лицом к нему.

— Извините, что беспокою вас, сэр. Я просто хотел бы знать… не скажете ли вы мне что-нибудь о местонахождении Васко…

— Это не его имя. Он — шпион. Вы ведь не желаете продолжать знакомство со шпионом, не так ли?

Остров покраснел, но не отстал от меня.

— Нет, конечно, нет, если он шпион. Но одно время мы были вместе… и тогда он был вроде бы неплохим человеком. Я просто интересуюсь…

— Интересоваться буду я, а вы занимайтесь пилотажем.

После этих вполне краевских слов я повернулся и затопал по кораблю.

Остров удивил меня своей попыткой противостоять Краю. Видимо, где-то глубоко под его дубленной алкоголем шкурой жило борющееся за освобождение существо. Подложить эту бомбу оказалось столь же легко, как и первую, и я установил взрывной механизм приблизительно на то же время. Работая с ускорением, я быстро носился от ракеты к ракете и сумел подложить семь бомб, прежде чем бабахнула первая. Когда прозвучала тревога, я находился в машинном отделении девятой ракеты.

— Что это? — спросил я, услышав отдаленные стенания сирен.

— Понятия не имею — ответил немолодой механик и снова перенес свое внимание на моторы. — Эти импульсные трубки — второсортные и дрянные, но я не могу достать замену…

— Я не интендант, — оборвал я его нетерпеливо. — Пойдите и выясните, что стряслось.

Как только он вышел, я сунул бомбу в подходящее место, установив ее на три минуты, и последовал за ним.

— Что там? — спросил я его у трапа.

— Взрыв на одном из кораблей в машинном отделении.

— Где? Я должен видеть это.

Я выкрикнул эти слова и сошел как можно скорее. Теперь должны рвануть остальные бомбы, после чего посыпятся доклады.

Сперва будет сплошное замешательство, и за это время я должен покинуть космопорт. Потому что очень скоро придет понимание того, что все эти взрывы произошли в одном и том же месте на многих кораблях вслед за невероятной новостью, что Край недавно побывал во всех машинных отделениях. Края не заподозрят, во всяком случае, сперва, но власти, разумеется, захотят с ним немного побеседовать. И подобная беседа в мои планы не входила.

Я направился к своей машине насколько мог быстро, стараясь, однако, не привлекать лишнего внимания. И увидел около нее двух чинов военной полиции, державших с двух сторон обмякшего Гамаля.

— Это ваша машина, сэр? — спросил один из них.

— Конечно. Что вы здесь делаете?

— Дело в этом человеке. Мы увидели его на заднем сиденье, он говорил сам с собой. Мы подумали, что он пьян, но потом прислушались, и оказалось, что он говорит на каком-то иностранном языке, сэр. Похожим на тот, на котором говорят на этой планете. Вы знаете, кто он?

Я не колебался.

Это была война, а солдаты на войне гибнут по множеству причин.

— Никогда раньше не видел его.

Мой голос проник в одурманенный мозг Гамаля, потому что он, моргая, поднял взгляд. Как ни слабы были его нервы, он, должно быть, обладал физической конструкцией быка, если был способен двигаться после того количества газа, которое он вдохнул.

Затем он ухватился за меня и закричал:

— Вы должны помочь мне! Они убьют меня, увезите меня отсюда. Это была ошибка — привозить меня сюда.

— Что он говорит? — спросил один из полицейских.

— Понятия не имею, хотя, я думаю, он может быть тем шпионом, который совершил диверсии в машинном отделении. Время уходило слишком быстро, они вот-вот должны были подумать о Крае. — Посадите его на заднее сиденье машины и отправьте со мной. Я знаю, как заставить его говорить членораздельно.

Пока они это проделывали, я завел мотор и тронулся даже раньше, чем они уселись. Это немного побросало их, но если они и заметили одеяла на полу, то не упомянули о них. Поставив передачу на первую скорость, я погнал машину к выходу из космопорта.

Там стоял офицер, блокируя дорогу, с поднятой рукой, требуя, чтобы я остановился. Я продолжал ехать, но вынужден был крепко притормозить в последний момент, потому что он не сдвинулся с места.

— Вы не можете выехать. База закрыта… — Он был холодноглазым, твердолицым и злющим. Таким же, как и я.

— Я уезжаю. Приберегите свои приказы для других.

— Мне было приказано закрыть ворота для всех без исключения.

— У меня пленный, который может быть диверсантом, и двое охраняющих его. Ваше профессиональное рвение похвально, капитан, но вы должны знать, что я тот, кто отдает приказы, и я не подчиняюсь им.

— Вы не можете уехать.

Был ли он упрям до грани сумасшествия или имел на мой счет особый приказ? У меня не было времени на выяснение этого.

Я видел через окно, как один из солдат отвечает по телефону, и ощущал острое подозрение, что происходящий разговор имеет прямое отношение ко мне. Я вытащил пистолет и прицелился в капитана.

— С дороги, или я убью вас, — произнес я, стараясь придать своему голосу скучающую интонацию.

Он было потянулся за пистолетом, но тут же отказался от этого намерения. Еще миг он колебался, и я увидел в его глазах обыкновенный страх. Затем он неохотно шагнул в сторону, и я бросил машину вперед. Я мельком увидел выбегающего из караула солдата, показывающего на машину и кричащего что-то.

Рев мотора заглушил его голос. После этого я не оглядывался, хотя военные полицейские явно это делали. В зеркальце заднего обзора я видел, как они перешептываются. Вот-вот они могли потянуться за собственными пистолетами, и я не стал рисковать.

Как только мы свернули за первый угол, я бросил на заднее сиденье газовую гранату, а затем остановился ровно настолько, сколько нужно было, чтобы выгрузить эту пару спящих красавцев.

Гамаль теперь тоже крепко спал, и мне ужасно хотелось последовать его примеру. Я широко зевнул и по боковой дороге направился к доку.

— Объясните, ди Гриз, и пусть это объяснение будет хорошим.

Инскипп с присущей ему невозмутимостью, расхаживал по салону космического корабля.

— Сперва скажите, как там мои дети, мои сыновья, которых не видел их отец, как они там?

— Да, как они там? — спросила Ангелина, удобно располагаясь в одном из кресел.

Инскипп немного пошипел, но вынужден был ответить.

— Прекрасно. Набирают вес, много лопают, точь-в-точь как их отец. Вы их скоро увидите. А теперь хватит об этом. Я пролетел не знаю сколько световых лет, чтобы проконтролировать эту операцию, потому что она, кажется, пришла к полной остановке. И что же я нахожу? Два моих агента решили, что с них хватит, и покинули порученную им планету. Они встречают меня здесь, на орбите, и пусть там эта несчастная планета крошится под железной пятой Клизанда. Объясните.

— Мы победили.

— Без шуток, ди Гриз, я могу расстрелять вас.

— Вы меня пальцем не тронете. Вы слишком много вложили в мою шкуру. И я говорю серьезно. Мы победили. Бурада, крошащаяся под железной пятой, еще этого не знает. Клизандские правители тоже этого не знают. Только немногие избранные.

— Я не принадлежу к числу этих счастливчиков, так что поторопитесь.

— Требуется демонстрация. Ангелина, милая, наша маленькая игрушка у тебя с собой?

Она открыла ящик рядом со своим креслом и вручила мне Штуку. Она была гладкая, черная, не больше моей ладони. Внизу и на каждом конце у нее имелись маленькие отверстия, на одном конце также располагалось несколько маленьких линз.

Я протянул ее Инскиппу, который подозрительно посмотрел на нее.

— Вы знаете, что это такое? — спросил я.

— Нет. И не могу сказать, что особенно стремлюсь узнать.

— Это надгробный камень на могиле всех экспансионистских амбиций Клизанда. Каков тип корабля, на борту которого мы находимся?

— Легкий эсминец класса «Гнашер». А какое это имеет значение?

— Терпение, и вам откроется все.

Я взял из рук Ангелины маленькую коробочку дистанционного управления и вставил конец выступающего Из нее штыря в соответствующее отверстие на Штуке. Затем я отстучал на клавиатуре серийный номер эсминцев класса «Гнашер». Не отсоединяя коробочку, я отнес Штуку к выходу из салона, где мы могли видеть объемистый диск главного шлюза.

Ангелина последовала за мной, буксируя протестующего Инскиппа.

— Мы должны представить себе, — сказал я, — что этот корабль стоит на земле и шлюз открыт. Рано или поздно все шлюзы открываются, и Штука будет ждать момента, когда это сделают. За этим наблюдает также оператор с расстояния в три километра. Шлюз открывают, и оператор активизирует Штуку. Она летит прямо к открытому шлюзу, пролетает его и…

Я нажал кнопку «Пуск», и она ожила. Завизжали крошечные реактивные двигатели, и Штука, вырвавшись из рук, стрелой рванулась вперед.

— За ней! — крикнул я и возглавил погоню.

Мы настигли ее двумя палубами ниже, где ее остановила закрытая дверь, но ненадолго.

Термическая пика на носу Штуки быстро прожгла дыру в металле, и она снова газанула.

Когда мы добрались до машинного отделения, она почти прогрызла себе дорогу сквозь эту дверь, и мы оказались там как раз вовремя, чтобы распахнуть дверь, когда она прошла. Летая по помещению, Штука сделала свечку, словно уточняя свои координаты, такая маленькая и быстрая, что за ней невозможно было уследить, а потом спикировала. Прямо на генератор двигателя искривления, где она и взорвалась в облачке черного дыма.

— Безвредный дымовой заряд, — пояснил я. — В полевой операции заменяется мощной взрывчаткой, более чем достаточной для уничтожения генератора двигателя искривления и все же не слишком большой дозой, чтобы не причинить иных серьезных повреждений. Исключительно гуманное оружие.

— Вы — сумасшедший!

— Только для Клизанда и серых людей, продолжающих эту бессмысленную войну. И если мы сможем вернуться к выпивке, я расскажу вам, как она будет остановлена.

Удобно устроившись и немного охладив глотку, я перешел к объяснениям.

— Я лично покончил с генераторами двигателей искривления на девяти клизандских кораблях, просто чтобы посмотреть, можно ли это сделать и не будет ли каких-либо проблем с планировкой и конструкцией корабля. Никаких проблем не возникло. Клизандские корабли точно такие же, как и любые другие, только еще более одинаковые, поскольку они любят мундирное однообразие, что существенно облегчает нашу работу.

Для выполнения этой работы и была спроектирована Штука. Оператор Штуки может спокойно сидеть за пределами космопорта, наблюдая в мощный бинокль за клизандскими кораблями.

Когда наблюдаемый корабль открывает свои шлюзы, Штука наносит удар.

Оператор должен лишь активизировать ее, ввести тип корабля и пустить ее в работу. У Штуки имеется блок памяти на молекулярном уровне и компьютерные цепи. Она на высокой скорости подлетает к кораблю, находит шлюз и влетает, а затем, используя введенные в ее память сведения о внутреннем устройстве судна, проделывает путь в машинное отделение, не отступая ни перед чем. Там она взрывает генератор двигателя искривления пространства. Конец клизандского вторжения.

— Конец одного генератора двигателя искривления, — поправил Инскипп с презрением в голосе. — Они закажут другой, и все дела.

— А вот и не все. Генераторы сложны, и изготовить их нелегко. Фабрик, выпускающих их, немного, потому что их закупают там, где соответствующее производство налажено. Я уверен, что на Клизанде есть по крайней мере одна такая фабрика, но ее можно найти и уничтожить из космоса.

— Так они получат генераторы со склада.

— Есть предел числу генераторов, хранящихся на складах, и склады эти очень скоро опустеют. А эмбарго на поставку генераторов Корпус сумеет заставить соблюдать сотрудничающие планету. Конец империи.

— Как?

— Подумайте, Инскипп, подумайте. Возраст не мог иссушить ваш мозг так же сильно, как вашу дубленую кожу. Ключ мне дала Ангелина. Клизандцы должны или продолжать расширение или погибнуть. У них не хватит ресурсов на своей собственной планете для ведения такого рода постоянной экспансии. Потому что они, завоевывая планету, заставляют ее работать на себя, тем самым восстанавливая свои силы, а потом идут дальше за следующим куском пирога. Да вот только дальше они больше не пойдут. У них все еще будут их планеты и материалы, но что от них толку, если их нельзя отправить туда, где они нужны? Экспансию придется остановить, а по мере того, как кораблей будет становиться все меньше, им придется отходить все дальше и дальше, пока они снова не окажутся на своей родной планете. Тут-то и будет конец делу.

Любая планета может обеспечить себя сырьем и продовольствием в той мере, в какой это необходимо для выживания. Но империя не может выжить с перерезанными торговыми путями.

Я даю им год, не больше, после чего Клизанд будет еще одной отсталой планетой с массой парней в мундирах, но без работы.

Когда же все будет кончено, можно снова начать нормальную торговлю с ними. На все это потребуется от силы год. Что вы думаете?

— Я думаю, что ты снова преуспел, мой мальчик, как я заранее знал.

Он просиял, а я подмигнул Ангелине, и мы выпили за исполнение всего этого.

Мы стояли в шлюзе, готовые к высадке с корабля, когда подбежавший стюард вручил мне псиграмму. Ангелина бросила на нее испепеляющий взгляд.

— Порви ее, — сказала она, — если она от поганца Инскиппа, и он отменяет в ней единственный маленький отпуск, который мы наконец получили

— Успокойся, — ответил я, быстро просмотрев текст. — Нашему отдыху опасность еще не грозит. Это от Бейз…

— Если эта грудастая нахалка все еще преследует тебя, то у нее будут неприятности.

— Не волнуйся, любовь моя. Депеша чисто политического характера. Результаты первых выборов после отступления клизандцев. Мужскую партию вымели из правительства, и девушки вернулись к рулю. Бейз назначена военным министром, так что, я думаю, будущее вторжение пройдет не так легко, как предыдущее. И еще в псиграмме сообщается, что мы оба награждены орденом Голубых Гор первой степени — когда мы в следующий раз посетим Бураду, состоится большая церемония с прикалыванием орденов.

— Смотри, только не вздумай отправиться туда сам по себе, Скользкий Джим!

Я вздохнул, когда массивный внешний шлюз корабля открылся и вместе с наружным воздухом внутрь влетела бравурная музыка военного оркестра. Небо было ясное, и на нем не было ничего, кроме пуфиков белых облачков и вертолетов, тянувших транспарант, который гласил: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

— Очень мило, — сказал я.

— Уг-гу, — сказал Боливар. Или это Джеймс говорил? Их было трудно различать, а Ангелина отнеслась крайне несочувственно к моему предложению нарисовать «Д» на одном лобике и «Б» на другом. Лишь на время.

Она склонилась над их крошечными фигурками в роботоколяске, поправляя одеяла и совершая другие мелкие операции. Да только я-то знал, что она держит пистолет на поясе и нож в пеленках. У моей Ангелины материнские чувства как у любой тигрицы: она заботится о своих детенышах, но когти держит острыми, просто на всякий случай.

Жаль бедного похитителя, который попытался бы умыкнуть дигризовских детей.

— Это улучшение по сравнению с обычным грохочущим эскалатором, — сказал я, показывая на платформу снаружи.

Верфь для ремонта кораблей была надраена, украшена флагами и превращена в пассажирский лифт. Он не только выдерживал всех высаживающихся людей, но на нем оставалось еще и достаточно места для военного оркестра, который сейчас стучал и трубил, словом, хорошо развлекался. Мы сошли на платформу и роботоколяска скатилась следом за нами. Джеймс — или Боливар — попытался выброситься через край, но мягкое щупальце толкнуло его обратно на подушки.

— Выглядит не так уж плохо, — сказала Ангелина, окидывая взглядом космопорт и город, пока подъемник медленно опускался. — Не могу понять, на что ты жаловался.

— Давай скажем так: когда я был здесь в прошлый раз, прием был немного иным. А это разве не приятное зрелище?

Я показал на ряды заброшенных космических кораблей. По бокам их тянулись видимые даже отсюда полосы ржавчины.

— Очень мило, — не глядя ответила она, закутывая ребенка, о котором роботоколяска и так уже прекрасно позаботилась. Подобно всем новоявленным отцам, я больше чем малость ревновал к вниманию, расточаемому ей на ребятишек, и с нетерпением ожидал нового задания, когда я смогу оказаться немного ближе к центру фокуса ее приязни.

Я привыкал к брачным узам и, несмотря на свою врожденную ненависть к браку и строптивость, начинал наслаждаться ими.

— Разве это не опасно? — спросила Ангелина, когда мы достигли земли и двойной ряд солдат почетного караула вытянулся по стойке смирно со звучным грохотом и лязгом. Их было, должно быть, не меньше тысячи, и все они были вооружены гауссовками.

— Их оружие небоеспособно. Это было частью соглашения.

— Но можем ли мы им доверять?

— Абсолютно. Единственное, что они знают, это как выполнять приказы.

Мы шли к зданию между рядами сверкающих солдат с винтовками, взятыми на караул, выпрямившихся, как статуи.

— Я тебе покажу, — сказал я и повел ее к ближайшему солдату. Коляска повернула и последовала за нами.

Он был высоким, прямым, с большой челюстью, стальными глазами, словом, со всем, что следует иметь солдату.

— На пле-е-чо! Арш! — рявкнул я в своей лучшей плацпарадной манере. Он мгновенно подчинился, демонстрируя незаурядную выучку. Седые волосы говорили о том, что он, должно быть, долгое время занимается этой игрой. — Проверка оружия! Выполнять!

Он четко бросил оружие на руку и с двойным клацаньем выдвинул затвор, после чего протянул мне оружие. Я взял винтовку и заглянул в казенник.

Без единого патрона и ни одного пятнышка. Я поднял ее к небу и посмотрел через ствол, но увидел только непроницаемую темноту.

— Дуло чем-то забито.

— Да, сэр. Приказ, сэр.

— Какой именно? Что там?

— Свинец, сэр. Сам расплавил и влил его.

— Великолепное оружие. Носите его, солдат. — Я швырнул винтовку обратно.

Он поймал ее и эффектно щелкнул. В нем было что-то знакомое.

— Я не знаю вас, солдат?

— Может быть, сэр. Я служил на многих планетах. Одно время я был полковником.

Когда он сказал это, в его глазах появился отдаленный блеск, который быстро растаял. Конечно, я не узнал его без бороды. Он был офицером, приставленным ко мне Краем, и пытался застрелить меня, когда мы впервые высадились на Бураде.

— Я знал этого человека. Он был офицером высокого ранга, — сообщил я Ангелине, когда мы пошли дальше.

— Теперь у него мало шансов на такую работу. Пусть радуется, что у него есть работа, позволяющая ему находиться на свежем воздухе. Просто удивительно, что они все так хорошо воспринимают то, что произошло.

— У них не было особого выбора. Когда рухнула их империя, они хлынули обратно на Клизанд и обнаружили, что их минеральные и энергетические ресурсы за годы экспансий поистощились, а они этого так и не заметили. Так что им пришлось или заниматься земледелием, или ходить голодными. Ну, а насколько я понял, сельское хозяйство у них сейчас прямо-таки процветает. А серые люди исчезли. Инскипп отправил своих агентов и обнаружил, что все они упаковались и уехали. Устраивать неприятности в другом месте, я полагаю. В один прекрасный день нам придется проследить их до родной планеты.

— Мерзавцы. Вот где от планетоуничтожающей бомбы была бы хоть какая-то польза.

— Только не при детях, — сказал я, потрепав ее по щеке. — Ты ведь не хочешь, чтобы они получили неверное представление о своей матери.

— Они получат верное. Я все еще не доверяю этим экс-воинам.

— Не нужно. После развала мы поместили здесь политических агентов, отдающих приказы, а приказы — это единственное, что они умеют выполнять. Учитывая все обстоятельства, они очень легко отделались.

Все еще не убежденная Ангелина фыркнула.

— Хотела бы я знать, какой это умник придумал этот туристический бизнес и предложил, чтобы мы отправились первым кораблем?

— Я! Виновен в обоих случаях. И не смотри на меня кинжальным взглядом. Им требуется какое-то занятие и приток иностранной валюты. А туризм — это, примерно, все, что способна организовать планета без ресурсов. У них есть пляжи, лыжные трассы и все такое прочее, плюс смертельная притягательность для некоторых завоеванных ими планет. Это сработает, ты только подожди и сама увидишь.

Орды портье в мундирах столкнулись из-за нашего багажа, а затем пошли вперед с чемоданами к поверхностному транспорту.

Обстоятельства сильно изменились со времени моего первого визита на эту планету. Они, к тому же, кажется, были счастливы.

Не думаю, что они были созданы стать расой воинов и межзвездных завоевателей.

Ради старых времен я зарегистрировался в отеле «Злато-Злато», где я остановился в первый раз, он все еще был самым роскошным отелем в городе. Манеры швейцара на этот раз были лучше, а дежурный администратор даже поклонился, когда мы вошли.

— Добро пожаловать на Клизанд, генерал и госпожа Джеймс ди Гриз с сыновьями. Да будет ваше пребывание здесь счастливым.

В путешествиях титул помогает всегда, а на этой планете и подавно. Я оглядел фойе, а потом взглянул на администратора.

— Остров! Ты ли это? — воскликнул я.

Он снова поклонился.

— Я действительно Остров, сэр, но я боюсь, что вы знаете меня лучше, чем я вас.

— Извини. Нельзя ожидать, чтобы ты сразу узнал меня с моим настоящим лицом и настоящей подписью. Когда ты в последний раз говорил со мной, ты думал, что я тварь по имени Край, а до этого ты знал меня как Васко Хулио.

— Васко… Не может быть! Да, я верю, это твой голос… — Затем его собственный голос упал. — Надеюсь, вы примете мои столь запоздалые извинения. Я никогда не чувствовал себя хорошо, помогая Краю схватить вас. Хотя после этого я пролежал без сознания полтора дня, я все равно был счастлив узнать, что вы сбежали. Я знал, что вы шпион и все такое, но…

— Ни слова больше! Вопрос закрыт, и я предпочитаю думать о тебе, как об однокомнатнике и собутыльнике.

— Очень мило. Вы не окажете ли мне честь, позволив пожать вашу руку?

Мы обменялись рукопожатиями, и я с любопытством посмотрел на него.

— Ты изменился и, по-моему, к лучшему. Прибавил немного в весе, отшлифовал манеры.

— Спасибо, Васко. Очень мило с вашей стороны. Я бросил пить, так что приходится следить за диетой. И мне больше не надо беспокоиться о полетах на этих поганых космических кораблях! В моей семье всегда работали в отелях, традиционное ремесло и все такое. Пока меня не поймал призыв. Приятно вернуться к тому, что я знаю, и к тому же, как видите, сразу наверх. Сейчас дефицит на хороших служащих отелей. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь.

Он вручил мне ручку и все тем же нейтральным голосом, только не так громко, сказал:

— Надеюсь, вы простите мне мои слова, но эта ситуация, по моему мнению, чрезвычайная, поэтому, пожалуйста, не подпрыгивайте и не оглядывайтесь. Но здесь с того момента, как мы открылись, остановился один человек. Я считаю, что он из людей Края, и он запугал весь штат. До этой минуты я не знал, что ему нужно. Теперь я считаю, что он охотится за вами. Надеюсь, вы вооружены. Он подходит сзади справа от вас. Одет в темно-фиолетовый пиджак и желтую шляпу в полоску.

У меня был отпуск, и я был безоружен. В первый раз за долгое время. Я мысленно поклялся, что это будет в последний раз.

А затем я вспомнил про Ангелину и увидел, что она снова склонилась над роботоколяской.

— Я не хотел бы беспокоить тебя, дорогая, — сказал я, улыбаясь и чувствуя, как зуд ползет по моей спине к черепу. — Но подходящий до мне сзади человек в темно-фиолетовом пиджаке — убийца. Как ты думаешь, ты могла бы что-нибудь предпринять, желательно так, чтобы он остался живым?

— Как мило, что ты меня об этом попросил! — засмеялась она и похлопала по кучке пеленок в коляске.

Я шагнул к столу регистрации, следя за ней. Очаровательной, расслабленной, улыбающейся, приглаживающей волосы. И не торопящейся к тому же.

Я открыл было рот, чтобы упомянуть об этом факте как раз в тот момент, когда ее рука метнулась вниз. Позади меня раздался приглушенный вопль, и я, пригнувшись, обернулся. Все было кончено.

Темно-фиолетовый пиджак потерял свою полосатую шляпу. И пистолет тоже

— он лежал теперь на ковре. Он тянулся к ножу, торчавшему из его предплечья, делая слабые царапающие движения.

Затем рядом с ним оказалась Ангелина. Она рубанула его по шее и опустила потерявшего сознание убийцу на пол.

— Ничего себе, планета отдыха, — фыркнула она, но я-то знал, что она наслаждается.

— За это ты получишь медаль, моя радость. Корпус позаботится об этом парне, и, мне представляется, они выжмут из него информацию о его родной планете, что будет очень кстати.

Я снова повернулся к Острову.

— Благодарю тебя, ты спас мне жизнь.

— Не стоит благодарить меня, сэр. Я всегда считал, что в счет идут маленькие дополнительные услуги. А теперь можно проводить вас в номер?

— Можно. Ты ведь выпьешь с нами стаканчик, не так ли?

— Ну, только один раз. Пусть это будет рассматриваться как особый случай. Должен сказать, что вам повезло иметь жену одинаковых взглядов и талантов.

— Этот брак был создан состязанием на стезе преступлений. Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе об этом.

Я нежно посмотрел на Ангелину, аккуратно вытиравшую нож о рубашку потерявшего сознание убийцы. Затем она аккуратно спрятала его. Когда дети станут постарше, они оценят ее таланты. Она была такой матерью, какую следовало бы иметь каждому мальчику.

Гарри Гаррисон Крыса из нержавеющей стали спасает мир

Глава 1

– Джеймс Боливар ди Гриз – вы мошенник, – сказал Инскин. Звуки из его глотки вылетали какие-то совсем животные, при этом он злобно тряс передо мной папкой бумаг. Дело происходило в его кабинете, я стоял, прислонившись к стеллажам, – сама оскорбленная невинность.

– Я не виновен. Все это холодная расчетливая ложь, – хныкал я. Прямо за мной находилось отделение для сигар, и я, одной спиной, без помощи рук, нащупывал его замок – на такие штуки я мастер.

– Мошенничество, обман, одно хуже другого – докладные на вас все еще поступают. Вы обманывали свою собственную организацию, Специальный Корпус, своих товарищей…

– Да нет же! – вскричал я, а сам в это время быстренько вскрывал замок.

– Недаром вас прозвали Скользким Джимом!

– Так это же просто детское прозвище. Когда моя мама купала меня в детстве, я показался ей очень скользким.

В это время сигаретный ящик открылся, и я втянул носом ароматнейший запах.

– Да знаете ли вы, сколько наворовали? – Его лицо налилось кровью, а глаза выпучились. Все это выглядело очень несимпатично.

– Я украл? Да я умру лучше! – трогательно провозгласил я, незаметно вытаскивая при этом пригоршню дьявольски дорогих сигар, предназначенных для очень важных персон. Уж лучше я выкурю их сам – так будет правильнее. Нужно признать, что я уделял гораздо больше внимания краже курева, чем нудным упрекам Инскина, так что не сразу заметил перемену в его голосе. Я вдруг понял, что едва слышу его слова. Он даже не шептал – было такое впечатление, словно в его горле вырубили регулятор громкости.

– Говори громче, Инскин, – сказал я твердо. – Или тебе стыдно за твой поклеп?

Я отошел от шкафа и повернулся к Инскину боком, чтобы он ненароком не увидел, как я засовываю в свой карман кучу редкостных сигар ценой не меньше сотни кредиток. Он продолжал невнятно бормотать, не обращая на меня внимания и беззвучно тряся бумагами.

– Ты что, нездоров?

В голосе у меня было немного настоящей озабоченности, потому что теперь он выглядел совсем уж худо. Даже когда я переменил место, он не повернул головы и, беззвучно шевеля губами, продолжал смотреть туда, где я стоял раньше. И был очень бледен. Я зажмурился и поглядел на него.

Он вовсе не был бледный – прямо прозрачный. Сквозь его голову стала отчетливо видна спинка стула.

– Прекрати! – завопил я, но он, пожалуй, не слышал. – Что это за штучки? Объемные проекции, чтоб меня одурачить? И не трудись! Скользкий Джим не из тех, кого можно надуть, ха-ха!

Быстро пройдя через комнату, я протянул руку и ткнул указательным пальцем ему в лоб. Преодолев слабое сопротивление, палец вошел внутрь, а он как будто этого и не заметил. Только когда я отвел руку, раздался слабый хлопок, и Инскин исчез начисто. Осталась только пачка бумаг, которая упала на крышку стола.

– Б-р-р-р! – проворчал я нечто невразумительное. Потом нагнулся и стал искать под стулом скрытый проектор, но в этот момент раздался противный треск, и дверь кабинета слетела с петель.

Ну, в таких-то делах я разбираюсь. Еще стоя на четвереньках, я быстро развернулся и как раз успел встретить первого вошедшего. Ребро моей ладони врезалось ему в горло, прямо под противогазную маску. Человек хрюкнул и упал как подкошенный. Но вслед за ним ворвалось еще много народу, все в таких же масках и белых халатах, с маленькими черными ранцами за спиной. Часть – без оружия, часть – с импровизированными дубинками. Все это выглядело весьма необычно. Превосходящие силы оттеснили меня в глубину комнаты, однако я успел залепить одному ногой, а от второго отделался ударом в поддых. Потом я прижался спиной к стене, и они набросились на меня всем скопом. Я врезал кому-то по загривку, он упал… и растаял, не успев долететь до пола.

Вот это интересно… Число людей в комнате стало быстро изменяться, когда некоторые из тех, кого я свалил, стали пропадать. Это было очень здорово и могло бы уравнять шансы, если бы прямо как из воздуха не возникали все новые и новые люди. Я попытался прорваться к двери, но этот номер не прошел, а потом на мою голову обрушилась дубинка и вышибла из нее остатки соображения.

После этого все стало похоже на драку под водой. Я повалил еще нескольких, однако делал это уже без души. Меня схватили за руки и стали тащить из комнаты. Я немного подергался и славно отругал их на полдюжине наречий, но все, конечно, без толку. Они проволокли меня из комнаты дальше, в ожидавший лифт. Кто-то поднял газовый баллончик, и, как я ни старался отвернуть голову, струя газа попала мне прямо в лицо.

Никакого действия я не почувствовал, зато разозлился еще больше и стал лягаться, щелкать зубами и вовсю ругаться. Люди в масках что-то мямлили ругались, должно быть, и это взбесило меня еще пуще. К тому времени, когда мы добрались до места назначения, я был готов убивать, что в обычном состоянии для меня делать довольно затруднительно, и убивал бы, не будь накрепко привязан к какому-то хитрому электрическому стулу с электродами, прикрепленными к запястьям и лодыжкам.

– Хоть расскажете потом, собаки, что Джим ди Гриз умер как мужчина! – проорал я. На голову мне опустился металлический шлем, и, перед тем как он закрыл мне лицо, я ухитрился выкрикнуть:

– В задницу ваш Специальный Корпус. И в задницу вашу…

Опустилась темнота, и я понял, что дожил до разрушения сознания, а может, и до электрического стула.

Но ничего не произошло, шлем снова поднялся, и один из моих пленителей снова пустил мне в лицо струю газа. Я почувствовал, как моя злоба исчезла так же быстро, как и появилась. Тут я увидел, что они освобождают мне руки и ноги. И еще, в это время большинство из них уже сняло маски, и я узнал техников и ученых Корпуса, которые обычно околачивались в этой лаборатории.

– Скажите мне кто-нибудь, какого черта вы все это затеяли?

– Дайте мне сначала закончить, – сказал один из присутствующих, седовласый мужчина с кривыми зубами, похожими на старые пожелтевшие надгробные камни, зажатые между губ. Он повесил мне на плечо один из ранцев и вытянул из него кусок провода. На его конце был небольшой диск, человек коснулся им моего затылка, и провод пристал.

– Ведь вы – профессор Койцу, верно?

– Да. – Зубы задвигались вверх и вниз, как клавиши пианино.

– Скажите, пожалуйста, уместно ли будет, если я попрошу объяснений?

– Конечно. В данных обстоятельствах это будет естественно. Ужасно неприятно, что нам пришлось обойтись с вами так грубо. Это был единственный выход захватить вас врасплох и как следует разозлить. В ярости рассудок замкнут сам на себя и может сам себя поддерживать. Если бы мы пытались вас уговорить, объяснить, что к чему, то провалили бы все дело. Пришлось просто напасть. Мы дали вам газ ярости и сами им надышались. Больше нечего было делать… черт возьми, пришла очередь Магистра! Это все сильнее чувствуется даже здесь. – Один из белохалатников вдруг задрожал, сделался прозрачным и исчез.

– С Инскином вышла та же история? – спросил я.

– Конечно, он – в первую очередь.

– Почему? – спросил я, тепло улыбнувшись и решив, что это, пожалуй, самый идиотский разговор в моей жизни.

– Они борются против Корпуса. Начинают с руководителей.

– Кто?

– Не знаю.

Я услышал, как заскрипели мои зубы, но внешне сохранил спокойствие.

– Будьте добры объяснить более подробно или найдите кого-нибудь, кто сможет рассказать эту историю лучше вас.

– Виноват. Прошу прощения.

Он промокнул платком бусинки пота на лбу, а кончиком языка облизал сухие губы.

– Эта история началась слишком быстро, знаете ли, – экстренные меры и все такое. Кто-то, когда-то, где-то пытался изменить время. Естественно, они должны выбрать своим первым объектом Специальный Корпус, какие бы другие планы они при этом ни вынашивали. Так как наш Корпус является самой эффективной и широко разветвленной наднациональной и межпланетной организацией по охране законности в истории Галактики, то мы, естественно, – главное препятствие на их пути. Рано или поздно любой обширный план по изменению истории должен натолкнуться на противодействие Спецкорпуса. Вот они и решили расправиться с нами как можно раньше. Если они смогут устранить Инскина и других руководителей, вероятность существования Спецкорпуса сильно понизится, и нас всех сдует, как только что сдуло бедного Магистра. Я быстро моргнул.

– Не могли бы мы выпить чего-нибудь? Мне нужно прочистить мозги.

– Отличная идея. Пожалуй, я и сам выпью. Диспенсер выдал по его выбору какую-то тошнотворную зеленую жидкость. Я же заказал большую порцию «Пота Сируисской Пантеры» и выпил одним глотком почти все. Это чудовищное варево дает такое потрясающее похмелье, что торговля им запрещена в большинстве цивилизованных миров. Эта штука пошла мне явно на пользу. Я прикончил стакан, и из хитросплетений моего подсознания выскочило одно воспоминание.

– Остановите, если что не так, – кажется, я однажды слышал вашу лекцию о невозможности путешествий во времени.

– Конечно, темпоральные исследования – моя специальность. Можете считать это наступление дымовой завесой. Мы освоили путешествия во времени уже много лет назад, но использовать боялись. Изменение темпоральных линий и тому подобное. Именно то, что творится сейчас.

Но мы вели обширную программу изысканий и расследований во времени, именно поэтому, когда все началось, мы смогли понять, что происходит.

Нападение было таким неожиданным, что у нас не было времени кого бы то ни было предупредить, хотя, по правде сказать, тут предупреждения не помогают.

Мы выполняли свой долг. Ведь только мы могли что-то предпринять. Сначала мы соорудили вокруг этой лаборатории фиксатор времени, потом сделали портативные модели, как та, что вы сейчас носите.

– А как она работает? – спросил я, с большим уважением дотрагиваясь до металлического диска у себя на затылке.

– В ней хранится копия вашей памяти, которая записывается назад в мозг каждые три миллисекунды. Она, таким образом, напоминает вам, кто вы такой, и исправляет все изменения личности, которые могли появиться от искажения темпоральных линий в прошлом. Чисто защитный механизм, но это все, что мы пока можем.

Уголком глаза я заметил, как еще один человек пропал с глаз. Голос профессора посуровел.

– Мы должны атаковать, если хотим сохранить Корпус.

– Атаковать? Сейчас?

– Нужно послать кого-нибудь в прошлое, чтобы найти силы, начавшие темпоральную войну, и уничтожить их, пока они сами не расправились с нами. У нас есть необходимое оборудование.

– Считайте меня добровольцем. Работенка как раз по мне.

– Оттуда нельзя будет вернуться. Это задание – без возврата.

– Тогда я отказываюсь от последних слов. Мне и здесь нравится.

Внезапно я весь сжался от воспоминания, восстановленного, без сомнения, всего три миллисекунды назад, и приступ страха начал проникать мне в кровь.

– Анжела, моя Анжела, мне нужно с ней поговорить!

– Она же не единственная!

– Для меня она единственная, проф. Отойдите в сторонку, а не то я пройду через вас.

Он отступил, нахмурившись, что-то бормоча и постукивая себя по зубам кончиками ногтей, а я торопливо набрал номер на видеофоне. Экран дважды звякнул, и в следующие несколько секунд, пока она не ответила, для меня прошла целая вечность.

– Ты здесь! – выдохнул я.

– А где мне еще быть?

По ее лицу пробежала тень, и она втянула в себя воздух, как будто она хотела уловить запах спиртного через экран.

– Ты опять пил, да еще так рано.

– Только капельку. Как у тебя дела? Ты просто отлично выглядишь, совсем непрозрачно.

– Капельку? Больше похоже на целую бутыль. – Ее голос заледенел, и она вновь стала похожа на прежнюю, непеределанную Анжелину – самую ловкую и безжалостную мошенницу во всей Галактике, какой она была до тех пор, пока врачи Корпуса не выправили в ее мозгах какие-то извилины. – Вешай-ка трубку, прими пилюлю и позвони снова, как только протрезвеешь. – Она потянулась к кнопке отбоя.

– Не-ет! Я совершенно трезв и жалею об этом. Это тревога, «3-А», высший приоритет. Моментально двигай сюда и привози близнецов. – Конечно. – Она моментально вскочила на ноги, готовая бежать. – А где ты?

– Координаты этой лаборатории, быстро! – рявкнул я, поворачиваясь к профессору Койцу.

– Уровень 120, комната 30.

– Ты слышала? – сказал я, поворачиваясь к экрану. Он был пуст!

– Анжела…

Я отсоединился и снова набрал на клавишах ее код. Экран осветился, и появилось сообщение: «Номер не соединяется». Тогда я побежал к двери. Кто-то схватил меня за плечо, но я отшвырнул его в сторону, схватился за ручку двери и распахнул ее.

Снаружи ничего не было. Только бесформенное, бесцветное нечто, которое, когда я глянул через него, творило странные вещи с моим мозгом. Потом меня оттащили от двери и захлопнули ее. Профессор Койцу встал к двери спиной и тяжело задышал. Его лицо было искажено теми же непонятными ощущениями, которые испытывал и я.

– Исчезли, – сказал он хрипло. – Коридор, вся станция, все здание.

Осталась только лаборатория, блокированная нашим фиксатором. Спецкорпуса больше не существует, во всей Галактике никто о нас даже не вспомнит. А когда выключится фиксатор, исчезнем и мы.

– Анжела, где она, где они все?

– Она даже не родилась и никогда не существовала.

– Но я помню ее, я помню их всех.

– На это весь расчет: покуда жив хоть один человек, помнящий нас и Корпус, мы имеем микроскопический шанс в конце концов выжить. Кто-то должен сорвать темпоральную атаку. Если не ради Корпуса, то хотя бы ради цивилизации. Сейчас переписывают историю. Но это – не навечно, если мы сможем противодействовать.

Путешествие в прошлое на всю жизнь, без возврата, в чуждый мир, – кто на это решится, будет самым одиноким из живущих, за тысячи лет до рождения своих современников, своих друзей.

– Готовьтесь. Я отправляюсь.

Глава 2

– Сначала мы должны выяснить, куда вы отправитесь и в какое время.

Профессор Койцу, пошатываясь, пересек лабораторию, я последовал за ним, чувствуя себя все же скверно. Он забормотал что-то, склонившись над сложенным в гармошку листом компьютерного листинга, который с шелестом выползал из машины и громоздился на полу.

– Все должно быть точно, очень точно, – бормотал он. – Последнее время мы непрерывно зондировали прошлое, прослеживали источник этих возмущений. И в конце концов нашли искомую планету. Теперь следует точно установить нужное нам время. Если вы прибудете слишком поздно, может статься, что они закончат свое дело, а если слишком рано, то успеете умереть от старости раньше, чем эти дьяволы родятся на свет.

– Очаровательная перспектива. А что это за планета?

– Странное название, даже не одно. Она называется Грязь, или Земля, или что-то в этом роде. Предполагается, что это – легендарная прародина всего человечества.

– Еще одна? Никогда о ней не слышал.

– Это вполне естественно. Она взлетела на воздух в ядерной войне за тысячелетие до нас… Вас придется отправить в прошлое за 32 598 лет, и мы не сможем при таком расстоянии обеспечить лучшую точность, чем плюс-минус три месяца.

– Я, наверное, и не замечу. А какой это будет год?

– За много лет до начала нашего теперешнего календаря. Полагаю, по древним записям тогдашних дикарей это будет 1975-й от Рождества Христова?!

– Не такие уж они и дикари, если развлекаются со временем. – По всей вероятности, это вовсе и не они. Все сходится на том, что люди, которых мы ищем, просто базируются в этом времени.

– Как же я найду их?

– При помощи вот этого. – Один из ассистентов подал мне маленький черный ящичек с циферблатами, кнопками и прозрачным выступом, в котором свободно плавала иголка. Эта самая иголка вся дрожала, как охотничья собака, и постоянно указывала своим концом в одном и том же направлении, как бы я ни вращал ящичек.

– Это – детектор темпоральной энергии, – сказал Койцу. Портативный, но менее чувствительный вариант наших больших аппаратов. Сейчас стрелка указывает на нашу темпоральную спираль. Когда вы прибудете на эту самую планету Грязь, используйте прибор, чтобы отыскать нужных вам людей. А вот эта шкала показывает напряженность поля. Она поможет вам оценить расстояние до источника энергии.

Я поглядел на ящичек и почувствовал, что в голове у меня зашевелилась идея.

– Если я могу взять это, то, наверное, могу унести с собой и другое оборудование?

– Точно. Только небольшое по размеру, которое можно укрепить на теле.

Дело в том, что темпоральное поле создает статический заряд, похожий на статическое электричество.

– Тогда я возьму все, что найдется у вас в лаборатории.

– У нас его совсем немного. Только самые миниатюрные образцы.

– Оружие я возьму своесобственное. Работают у вас тут оружейные техники?

Он взглянул вокруг, подумал и сказал:

– Вот старый Ярл работал в отделе вооружений. Но у нас нет времени делать что-нибудь новое.

– Я не это имел в виду. Давайте его сюда. Старый Ярл омолаживался совсем недавно и поэтому был похож на пресыщенного девятнадцатилетнего юнца, только взгляд у него, когда он подошел поближе, был стариковский, подозрительный.

– Мне нужен этот ящик, – сказал я, указывая на устройство у него за спиной. Он заскулил, словно пришпоренный пони, и отскочил прочь, прижимая ящичек к себе.

– Он же мой! Мой, говорю я вам. Вы его не получите. Бесчестно даже просить об этом. Ведь без него я просто исчезну.

В его моложавых глазах появились слезы старческого испуга.

– Не распускай себя, Ярл! Я вовсе не хочу, чтобы ты растворился. Мне нужен дубликат твоего ящика. Ну-ка, быстро займись этим.

Он заковылял прочь, что-то бормоча самому себе, а нас обступили техники.

– Я не понимаю, – сказал Койцу.

– Очень просто. Если я буду охотиться за большой организацией, мне понадобится мощное оружие. Если так случится, то я врублю себе старого Ярла в мозг, чтобы изготовить то, что мне нужно.

– Но ведь он станет вами, получит контроль над вашим телом. Этого никогда раньше не пробовали.

– А теперь сделаем. Тяжелые времена требуют отчаянных мер. А это подводит нас к другому вопросу. Вы говорите, что это будет путешествие по времени без возврата и я не смогу вернуться?

– Да, темпоральная спираль забросит вас в прошлое, а там, чтобы вернуть вас, ее уже не будет.

– Однако, если ее можно будет там построить, я смогу вернуться?

– Теоретически… Но этого никогда не пробовали. Большую часть оборудования и материалов невозможно достать у примитивных туземцев. – А если я достану материалы, то темпоральная спираль может быть построена? Кто, по-вашему, сможет ее изготовить?

– Только я сам, я и конструировал и строил ее.

– Великолепно, тогда мне нужно и ваше устройство памяти… Велите вашим парням надписать на ящиках имена, чтобы я не подключился не к тому специалисту.

К профессору подскочили техники.

– Фиксатор времени теряет мощность! – завопил один из них голосом, полным ужаса. – Когда поле выключится, мы умрем, исчезнем без следа! Только не это… – выкрикнул он и свалился, потому что кто-то из окружающих выпустил ему в лицо заряд парализующего газа.

– Быстрее! – закричал Койцу. – Ведите ди Гриза к темпоральной спирали! Подготовьте его!

Техники схватили меня и потащили в соседнюю комнату, что-то крича друг другу. Они едва не уронили меня, когда двое из них исчезли одновременно.

Большинство техников почти истерически продолжали кричать. И ничего удивительного – наступал конец света. Самые дальние стены становились уже смутными и туманными. Меня от паники спасали только тренировка и опыт. В конце концов мне пришлось отшвырнуть их от аварийного космического скафандра, в который они пытались меня засунуть, и застегнуться самому. Из всей компании спокойным оставался только профессор Койцу.

– Наденьте шлем, но держите забрало поднятым до последней минуты.

Отлично. Гравитатор у вас за спиной. Полагаю, что вы умеете им пользоваться.

Оружие на груди. Вот темпоральный детектор…

И так далее и тому подобное, до тех пор, пока от тяжести едва можно было стоять. Я не жаловался. Если не возьму сейчас, то после уже не будет.

Вешай еще!

– Переводное устройство! – заорал я. – Как иначе я буду общаться с туземцами?

– У нас его нет, – сказал Койцу, засовывая мне под мышку связку контейнеров, – но есть мнемограф…

– У меня от него головная боль.

– … так вы же можете выучить местный язык. Вот в этом кармане.

– Что мне делать, ведь вы еще не объяснили? Как я там окажусь?

– На большой высоте, точнее – в стратосфере. Там меньше шансов столкнуться с чем-то материальным. Туда мы вас и забросим. После этого все будет зависеть от вас.

– С соседней лабораторией все! – закричал кто-то и почти тотчас же растворился сам.

– К темпоральной спирали! – хрипло выкрикнул Койцу, и они поволокли меня через дверь. Они тащили меня все медленнее и медленнее, по мере того как ученые и техники исчезали с глаз, как проколотые воздушные шары.

Наконец, их осталось только четверо, и я, тяжело нагруженный, покачиваясь, заковылял вперед.

– Вот темпоральная спираль, – задыхаясь, сказал Койцу. – Это столб, колонна из чистой энергии, которая закручена в спираль и держится под напряжением.

Она была зеленого цвета и мерцала, почти заполняя собой комнату: свернутая в кольцо полоса искрящегося света толщиной в мою руку. Она мне что-то напоминала.

– Это похоже на огромную заведенную пружину.

– Да, возможно. Но мы предпочитаем называть ее темпоральной спиралью.

Она заведена… поставлена под напряжение. Силы тщательно рассчитаны. Мы поместим вас на ее внешний конец и освободим затвор. Когда вас вышвырнет в прошлое, спираль забросит себя в будущее, где энергия постепенно рассеется.

Теперь – вам пора. Нас осталось только трое.

– Помните меня! – выкрикнул низкорослый черноволосый техник. Помните Чарли Нейта! Пока вы меня помните, я никогда…

Койцу и я остались вдвоем, стены исчезли, воздух темнел.

– Это конец! Прикоснитесь к спирали! – кричал он. Я споткнулся в падении, потянулся к сверкающему концу спирали, растопырив пальцы.

Коснувшись его, я ничего не почувствовал, но зеленое сияние сразу же окутало меня, и сквозь него было очень плохо видно. Профессор стоял за пультом, что-то переключал, наконец потянулся к большому рубильнику. Дернул его вниз…

Глава 3

Все остановилось.

Профессор Койцу замер за пультом – его рука застыла на включенном рубильнике. Мой взгляд был устремлен прямо вперед, и я видел профессора только потому, что стоял к нему лицом. Застыли не только глаза – от ужаса у меня душа ушла в пятки, а мозг забился в стенки своего костяного вместилища, когда я понял, что перестал и дышать. Насколько я знаю, сердце тоже остановилось. Что-то не так, я был в этом уверен. Ведь темпоральная спираль все еще туго свернута. Моя паника еще больше увеличилась, когда Койцу сделался прозрачным, а стены позади него – дымчатыми. Неужели настанет мой черед? Как знать…

Примитивная часть моего рассудка, унаследованная от обезьяны, бесновалась, завывала и вертелась волчком. И в то же время я чувствовал холодную отрешенность и любопытство. Ведь не каждому дается привилегия увидеть, как исчезает его мир, пока сам ты висишь в спиральном силовом поле, которое, возможно, забросит тебя в отдаленное прошлое. Я, правда, с удовольствием уступил бы эту привилегию любому добровольцу. Жаль, никто не вызывался. Вот я и торчал там, застывший, как статуя, с выпученными глазами, а лаборатория вокруг меня постепенно исчезала и оставила меня плавать в межзвездном пространстве. Видимо, даже астероид, на котором была построена База Специального Корпуса, больше не существовал в реальности этой новой вселенной. Что-то стало подталкивать меня совершенно немыслимым образом и нести в направлении, о существовании которого я вовсе не подозревал раньше.

Темпоральная спираль стала раскручиваться. Возможно, правда, что она раскручивалась с самого начала, но изменение времени скрывало это. Стало казаться, что некоторые звезды стали двигаться все быстрее и быстрее, пока не превратились в небольшие размытые штрихи, – пугающее зрелище. Я попытался закрыть глаза, но шок все еще не прошел. Мимо проскочила звезда, да так близко, что я мог видеть ее диск, потом унеслась и оставила на моих сетчатках яркие, постепенно исчезающие полосы. Все вокруг ускорялось вместе с моим временем, и в конце концов космос слился в серое марево: даже звезды перемещения стали слишком быстрыми, чтобы я мог за ними уследить. Либо это марево обладало гипнотическими свойствами, либо на меня действовало движение во времени, но только мысли у меня совершенно перепутались, и я впал в полубессознательное состояние между сном и обмороком. Это длилось очень долго, а может, мгновение – точно не знаю. Это могла быть секунда, а могла быть и вечность. Быть может, оставался кусочек моего мозга, который осознавал страшно долгое течение всех этих лет. И если так, у меня нет никакого желания думать об этом. Мне всегда нравилось жить, и я, как крыса из нержавеющей стали в бетонных коридорах общества, всегда полагался только на свои силы в деле самосохранения. В мире есть значительно больше дорог к провалу, чем к успеху, к сумасшествию, чем к здоровью. И вся моя энергия всегда уходила на поиски верного пути. Поэтому-то я и выжил и сохранил способность худо-бедно соображать даже в этом безумном рейде по времени выжил и стал ждать, что будет дальше. Через неизмеримый промежуток времени что-то случилось.

Я добрался до места. Конец путешествия был еще драматичнее начала, потому что все случилось моментально.

Я снова смог двигаться. Я снова стал видеть – свет ослепил меня сначала, и ко мне вновь вернулись все ощущения, которых я был лишен так долго.

К тому же я падал. В ответ на это мой давно парализованный желудок вздумал взбунтоваться, а потоки адреналина и тому подобных штук, которые мозг старался нагнать в кровь вот уже 32 598 лет – плюс-минус три месяца, устремились вперед, а сердце застучало радостно и ритмично. Падая, я повернулся. Солнце скрылось с глаз, и я увидел черное небо, а далеко внизу – пушистые белые облака. Неужели это она? Грязь – таинственная прародина человечества? Как бы то ни было, но мне определенно доставило удовольствие очутиться где бы то ни было и когда бы то ни было, лишь бы вокруг все было устойчиво и не исчезало бы вдруг. Все мое снаряжение было, кажется, на месте, и, коснувшись регулятора на запястье, я почувствовал тягу заработавшего гравитатора. Отлично. Я выключил его снова, и стал падать, пока не почувствовал, что скафандр вошел в верхние слои атмосферы. Достигнув облаков и окунувшись в их мокрые объятия, двигаясь вперед ногами, я уже спускался мягко, как падающий лист. Падая вслепую и непрерывно протирая запотевающее забрало шлема, я еще уменьшил скорость. Выбравшись из облаков, я переключил управление на «парение» и медленно оглядел новый мир возможную родину человечества и уж наверняка мою новую родину.

Прямо надо мной, как мягкий и влажный поток, висели облака. Внизу, в трех километрах от меня, расстилались леса и поля, искаженные запотевшим забралом шлема. Так или иначе, но здешнюю атмосферу мне раньше или позже придется попробовать, поэтому в надежде, что мои далекие предки дышали не метаном, я решительно приоткрыл забрало и быстро вдохнул.

Неплохо. Воздух холодный и слегка разреженный на такой высоте, но свежий и приятный. И главное – он не убил меня. Я широко открыл забрало, еще раз глубоко вздохнул и посмотрел вниз. С этой высоты вид был хорош.

Волнистые зеленые холмы, покрытые какими-то деревьями, голубые озера, прямые дороги через долины, на горизонте – что-то вроде города, испускавшего мерзкие облака смога. От этого я должен держаться как можно дальше: сперва надо устроиться, оглядеться…

Наконец до моего сознания дошел звук, похожий на жужжание насекомого.

Но на такой высоте не может быть насекомых. Я подумал бы об этом и раньше, не будь мое внимание приковано к пейзажу внизу. Как раз в этот момент жужжание переросло в рев, я изогнулся и поглядел через плечо. Челюсть у меня отвисла. За прозрачными стеклами шаровидной летательной машины, поддерживаемой в воздухе допотопным воздушным винтом, сидел человек, на лице которого было написано такое же изумление, как и у меня. Я перебросил контроллер на запястье на «вверх» и скользнул назад, под защиту облаков. Неудачное начало. Пилот успел меня рассмотреть, хотя оставался шанс, что он просто не поверил своим глазам. Однако он поверил. Должно быть, в этом веке средства связи развиты отлично, так же, как боеготовность армии или страх, потому что не прошло и нескольких минут, как я услышал внизу рев мощных реактивных машин. Они покружили немного, а одна даже пронеслась через облако. Я успел взглянуть на ее серебристую стреловидную форму. Пора сматываться. Горизонтальное управление гравитатора не слишком совершенно, но все же я тронулся прочь через облака, чтобы уйти как можно дальше от этих аппаратов. Перестав их слышать и выждав некоторое время, я рискнул опуститься чуть ниже границы облачности. Во всех направлениях – ничего… Я захлопнул забрало и выключил гравитатор.

Свободное падение не могло занять много времени, но показалось чертовски длинным. Меня посетили неприятные видения щелкающих детекторов, жужжащих, переваривающих информацию компьютеров, двигающихся металлических пальцев стволов и с ревом несущихся на меня военных машин. В падении я вращался и косил глазами во все стороны в поисках сверкающего металла.

Ничего такого не было. Только рядом лениво летели какие-то большие белые птицы, когда я пронесся мимо, они увернулись и резко закричали. Увидев внизу голубое зеркало озера, я дал гравитатору толчок в его направлении. Если покажется погоня, я смогу нырнуть под воду и скрыться из поля зрения их детекторов. Очутившись ниже уровня окружающих холмов и видя, что вода приближается до отвращения быстро, я врубил тягу. В тело глубоко впились ляшки скафандра, я весь перевернулся и застонал. Гравитатор за спиной опасно разогрелся, правда, я вспотел совсем по другой причине. До воды было уже близко, а при такой скорости она оказалась бы твердой, как сталь.

Когда я наконец остановился, ноги были уже в воде. В конце концов, неплохое приземление. Я поднялся чуть-чуть над поверхностью воды, погони по-прежнему не было, и я медленно тронулся к серым скалам, которые отвесно спускались в озеро у дальнего берега. Когда я снова открыл шлем, воздух был хороший и все вокруг тихо. Ни голосов, ни грохота машин, никаких признаков человеческого жилья. Подлетев ближе к берегу, я услышал шум ветра в листве, но и только. Прекрасно, как раз такое местечко мне и нужно на первое время.

Серые скалы оказались монолитной каменной стеной, высокой и недоступной. Я скользил вдоль ее поверхности, пока не нашел карниза, достаточно широкого, чтобы на нем усесться. Это было здорово – сидеть.

– Давненько мне не удавалось присесть, – сказал я вслух, радуясь звукам своего голоса. «Да, – напомнило мне подсознание, – примерно 33 тысячи лет».

Я снова погрустнел – мне захотелось выпить. Однако именно этот важный продукт я и забыл захватить с собой. Ошибка, которую нужно исправить в первую очередь. При выключенном питании скафандр начал нагреваться на солнце, и я скинул его, разложив все снаряжение на скале подальше от края.

А что теперь? Я услышал в боковом кармане треск и вытащил из него пригоршню дорогих, но, увы, сломанных сигар. Трагедия! Каким-то чудом одна оказалась целой. Тогда я откусил кончик, прикурил и выпустил клуб дыма.

Просто чудо! Я немного покурил, болтая ногами над пропастью, и мое самообладание достигло обычного, совершенно несокрушимого уровня. В озере плеснула рыба, какие-то маленькие птички щебетали на деревьях; я стал обдумывать следующий этап. Мне необходимо укрытие, но чем больше я буду бродить в его поисках, тем больше шансов быть обнаруженным. Почему бы мне не остаться прямо здесь?

Среди различного хлама, который на меня навешали в последнюю минуту, был лабораторный инструмент под названием «массер». В тот момент я начал было возражать, но мне повесили его на пояс не спросясь. Тогда я его рассмотрел. Рукоятка расширялась в массивный корпус, который вновь сужался в тонкий игловидный наконечник. На его острие создавалось поле, обладавшее любопытной способностью концентрировать большинство форм материи путем усиления межмолекулярных связей. Это поле втискивало вещество в значительно меньший объем, сохраняя массу неизменной. Некоторые предметы в зависимости от материала могли быть сжаты до половины их нормальной величины.

На противоположном конце мой карниз сужался, пока не исчезал совсем. Я прошел по нему, сколько рискнул. Вытянувшись, я прижал острие к поверхности серого камня и нажал на кнопку. Раздался резкий щелчок, и съежившаяся плитка камня размером с мою ладонь отвалилась от поверхности скалы и соскользнула на карниз. В руке она показалась по весу больше похожей на свинец, чем на камень. Швырнув ее в озеро, я включил инструмент и принялся за работу.

Стоило только приспособиться, и работа пошла быстрее. Я научился создавать почти сферическое поле, которое сразу отделяло от скалы шар сжатого камня размером с мою голову. После того, как я попробовал сжать и скатить через край парочку этих гирь и едва сам не улетел вслед за ними, я стал подрезать скалу под углом и затем резать над получившимся склоном.

Шары отваливались, катились вниз под уклон и срывались с карниза по короткой дуге, поднимая внизу шумные всплески. Каждый раз я останавливался, чтобы прислушаться и оглядеться. Вокруг по-прежнему никого не было. Солнце спустилось близко к горизонту, когда я наконец закончил делать в скале уютную маленькую пещерку. Ее как раз хватило, чтобы уместить меня и все мое оборудование. Я с удовольствием залез в эту нору, предварительно быстро спустившись к озеру за водой. Концентраты были безвкусны, но питательны, так что мой желудок был почти удовлетворен этой трапезой. Когда стали появляться первые звезды, я начал планировать следующий шаг в покорении этой Грязи, или, как там ее, Земли.

Мое путешествие было, видимо, значительно более утомительным, чем я думал, потому что следующее, что я увидел, открыв глаза, было черное небо и огромная оранжевая полная луна, висящая над горами. Мой зад заледенел от контакта с холодной скалой, и я весь онемел от сна в неудобной позе.

– Вперед, могучий творец истории, – сказал я и застонал, когда заныли мои мускулы и заскрипели суставы. – Вылезай и принимайся за работу.

Именно этим и следует заняться. Под лежачий камень вода не течет. Пока я торчу в этой дыре, все, что я могу придумать, может оказаться бесполезным, потому что из-за отсутствия исходных данных я пока ведь не знаю даже, нужная ли это планета и эпоха, – не знаю вообще ничего. Необходимо вылезти и заняться чем-нибудь. Хотя есть одна вещь, которую нужно сделать без промедления, которую я должен был сделать прямо по прибытии. Проклиная собственную глупость, я порылся в куче привезенного с собой хлама и извлек черный ящичек-детектор темпоральной энергии. Я осветил его маленьким фонариком: сердце у меня ушло в пятки, когда я увидел, что иголка не движется – время не было свернуто нигде на этой планете.

– Ха, придурок, – сказал я громко, обрадованный звуком своего голоса.

– Машина будет работать много лучше, если ты включишь питание.

Экая оплошность. Глубоко вздохнув, я нажал выключатель.

По-прежнему ничего. Иголка висела так же беспомощно, и от этого зрелища мои надежды начали таять. Хотя по-прежнему оставались неплохие шансы на то, что эти темпоральные бандиты все же где-то здесь и просто на время выключили свои аппараты. Будем надеяться.

Теперь за работу. Я укрепил на себе несколько подручных устройств и отстегнул гравитатор от скафандра. Его батареи были еще наполовину заряжены.

Этого мне хватит, чтобы несколько раз добраться до верха скалы и спуститься обратно. Я просунул руки в лямки, шагнул с карниза и прикоснулся к регулятору, превратив падение в пологую дугу, направленную к ближайшей дороге, замеченной мной при спуске. Пролетая низко над деревьями, я постоянно замечал ориентиры и направление. Громадные, усыпанные мерцающими циферблатами часы, которые я всегда ношу на левой руке, умели делать много больше, а не только показывать время. Прикосновение к правой стрелке высвечивало стрелку радиокомпаса, показывающего направление на мой новый дом. Я продолжал скользить.

Наконец лунный свет отразился на гладкой поверхности, рассекавшей лес, и я мягко опустился на землю среди деревьев. Сквозь ветки пробивалось достаточно света, так что когда я направился к дороге, преодолевая последние несколько метров с предельной осторожностью, фонарь мне не понадобился.

Дорога была пустой в обоих направлениях, – ночь молчала. Я нагнулся и осмотрел поверхность. Она была изготовлена из целой плиты какого-то белого твердого вещества, не металла и не пластика. Казалось, что в него вкраплены крошечные песчинки, – ничего интересного. Держась поближе к обочине, я повернулся в сторону города и пошел пешком. Это очень медленно, но зато экономит энергию гравитатора.

Случившееся потом можно объяснить только беспечностью, смешанной с усталостью и моим незнанием этой планеты. Мысли мои блуждали: Анжела и дети, мои друзья из Корпуса. Все они существуют теперь только в моей памяти и реальны не больше, чем мои воспоминания о персонажах какого-нибудь романа.

Угнетающие мысли, и я, вместо того чтобы их сразу отбросить, продолжал с ними нянчиться. Поэтому внезапно раздавшийся рев моторов застал меня врасплох, В этот момент я проходил поворот дороги, проложенной, вероятно, сквозь небольшой холмик, так как по обеим сторонам возвышались крутые склоны. Мне бы следовало заранее предвидеть возможность попасть в этой щели в ловушку и позаботиться о способе избежать ее. Теперь же, пока я раздумывал, взобраться ли мне по откосу, включить гравитатор или проделать еще что-нибудь, впереди из-за поворота засверкал яркий свет, и рев стал громче. В конце концов я прыгнул в придорожную канаву, лег, уткнувшись лицом в ладони, и постарался казаться по возможности как можно более незаметным.

Одежда у меня была простого темно-серого цвета и вполне могла слиться с землей.

А потом меня оглушил дробный рев, окатило ярким светом – все это пронеслось совсем рядом. Тогда я сразу сел и поглядел вслед четырем странным машинам, только что пронесшимся мимо. Деталей не было видно, потому что я различил только их силуэты на фоне света их собственных фар. Они показались мне очень узкими, не похожими на мотоциклы, сзади каждой был маленький красный огонек. Их звук начал стихать и вдруг смешался с пронзительным визгом и гоготанием, похожим на крик животного. Они остановились, должно быть, увидев меня. Щелкающие, лающие звуки отдавались эхом по канаве, лучи фар сделали полный круг и направились назад, ко мне.

Глава 4

«Когда не знаешь, что делать, подожди, может, противник ошибется первым", – вот мой любимый девиз. Я мог бы попытаться вырваться, вскарабкаться по склону или улететь, но у этих людей, кто бы они ни были, могло быть оружие. Из меня вышла бы превосходная мишень. К тому же, даже убежав, я все равно бы привлек к этой местности внимание. Лучше сперва поглядеть, что они из себя представляют. Повернувшись спиной, чтобы их фары не слепили меня, я терпеливо ждал, пока машины, громыхая, подъедут и остановятся, образовав вокруг меня полукольцо. Я прислушался к странным звукам, при помощи которых водители переговаривались между собой, но не понял ни слова. Все было за то, что одет я с их точки зрения очень странно.

Они, должно быть, договорились о чем-то, потому что мотор одной из машин заглох и водитель вышел вперед, на свет.

Мы с интересом обменялись взглядами. Он был ростом немного ниже меня, но казался выше из-за похожего на корзину металлического шлема. Этот шлем, усаженный заклепками и увенчанный высоким острым наконечником, был очень непривлекателен, как и его остальная одежда… Она была из черного пластика со множеством сверкающих пуговиц и пряжек. Как верх вульгарности он носил на груди стилизованный череп со скрещенными костями, весь утыканный какими-то поддельными камешками.

– ..? – сказал он весьма оскорбительным тоном, одновременно сильно выпячивая вперед челюсть.

Я улыбнулся, изображая милого, добродушного парня, и дружелюбно ответил:

– Мертвым ты будешь выглядеть еще отвратительнее живого, типчик, так что не говори больше со мной таким тоном.

Он поглядел озадаченно, и вновь между ними началась непонятная болтовня. К первому водителю присоединился еще один, столь же странно одетый. Он возбужденно показал на мое запястье. Все уставились на мой наручный хронометр, издавая при этом пронзительные любопытствующие крики, которые сменились на злобные, когда я спрятал руку за спину.

– ..! – сказал первый тип, выступая вперед с протянутой рукой.

Раздался резкий щелчок, и вдруг в руке у него появилось сверкающее лезвие.

Ну что ж, такой язык мне понятен. Я едва не улыбнулся. Непорядочные люди, если только закон в этих землях не предписывает носить оружие и грабить на дорогах первого встречного. Что ж, зная правила, я могу играть…

– ..? – воскликнул я, отступая и поднимая в отчаянии руки.

– ..! – закричала эта деревенщина, прыгая на меня. – Ну, как насчет "…", а? – спросил я, залепив ему ногой в запястье. Нож полетел в темноту, а он издал крик, постепенно перешедший в клокотанье, когда я пальцем кольнул его в горло.

К этому времени они, должно быть, во все глаза смотрели на меня, поэтому я выпустил из нарукавного держателя в ладонь световую бомбу и бросил ее пред собой на землю, тут же закрыв глаза, – она тотчас взорвалась.

Опущенными веками я почувствовал обжигающе яркий свет, и когда снова поднял их, то увидел перед глазами световых зайчиков. Это было много приятнее того, что испытали нападавшие. Временная слепота, если только их стоны и жалобы что-то значили. Никто не пытался меня остановить, когда я подошел и отвесил носком ботинка каждому по самым интересным местам. Они вопили от боли и бегали маленькими кругами до тех пор, пока двое из них случайно не столкнулись и не начали безжалостно дубасить друг друга. Пока они так развлекались, я осмотрел их экипажи. Странные штуки – только два колеса и никакого намека на гироскоп для стабилизации движения. Каждый имел единственное сиденье, на котором при езде водитель помещался верхом. Они выглядели совсем не безопасными, и мне бы совсем не хотелось управлять ими.

Но что же делать с этими типами? Мне никогда не доставляло удовольствия убивать людей, так что заставить их молчать таким образом было трудно. Если они преступники – а похоже на то, – тогда вероятно, что об этой истории они властям не доложат. Преступники! У них я узнаю все, что нужно. Одного вполне хватит, лучше взять того, первого – уж с ним-то я могу не церемониться. Он уже стонал, приходя в себя, но глоточек усыпляющего газа снова его выключил. У этого парня на талии был широкий, разукрашенный металлом ремень, который показался мне достаточно прочным. Я прикрепил конец ремня к одной из моих поясных пряжек и дружески подхватил его хозяина под руки. Потом тронул ручку управления гравитатора.

Мы поднялись беззвучно и плавно, оставив внизу маленькую шумную компанию, и устремились к моему убежищу. Исчезновение их приятеля будет выглядеть весьма таинственно, и даже если они сообщат о нем властям, это все равно ни к чему не приведет.

Я собирался затаиться на несколько дней с моим пока дремлющим компаньоном и научиться здешнему языку. Лексикон, конечно, будет самый низкопробный, но это поправимо. Вскоре показался вход в мою нору, я скользнул в нее и бросил мою бесчувственную ношу прямо на камни.

К тому времени, когда он очухался, я уже разложил нужное оборудование и все приготовил. Молча, с удовольствием попыхивая извлеченной из карманного контейнера сигарой, я наблюдал, как он мучительно приходит в себя. Он долго облизывал губы, потом открыл наконец глаза и сел, застонав и схватившись за голову: у моего газа были неприятные постэффекты. Однако, вспомнив о ноже, я был равнодушен к его страданиям. Очумело озираясь, он с испугом оглядел меня и мое снаряжение и с надеждой – выход из пещеры. Как бы случайно подобрал под себя ноги. Чтобы в следующее мгновение неожиданно прыгнуть к выходу, чтобы тотчас же шмякнуться лицом о камень, натянув шнурок, привязанный к его лодыжке.

– Пора кончать с играми и браться за работу, – беззлобно сказал я, садясь спиной к стене и укрепляя на его запястье свое устройство. Пока он спал, я состряпал эту штуку – очень примитивно, зато действенно. В ней были датчики кровяного давления и сопротивления кожи с индикаторами на выносной панели, которую я держал в руке. Простейшая разновидность детектора лжи.

Кроме того, в ней была еще одна электрическая цепь. В обычных условиях я бы никогда не стал пробовать ее на человеке – таким методом обычно пользуются при обучении подопытных животных, – но в отношении этого типа можно было сделать исключение. Мы играли по его правилам, а эта штука могла сэкономить массу времени. Когда он начал грубо браниться и срывать с руки мою коробочку, я нажал специальную кнопку. Тут его ударило током, он завопил и задергался. Не то чтобы это было очень больно, я все испытал на себе и установил такой уровень, который вызывал боль, но вполне терпимую.

– А теперь начнем, – сказал я. – Только дай мне самому приготовиться.

Молча, с широко открытыми глазами он смотрел, как я укрепляю на висках у себя металлические пластины мнемографа и подключаю его.

– Ключевое слово будет, – я поглядел на своего подопечного, «противный». Теперь начнем. Рядом со мной лежала куча разных простых предметов, я подобрал один и поместил у него перед глазами. Когда он осмотрелся, я громко сказал "камень» и замолчал. Он тоже молчал, и через некоторое время я снова нажал обучающую кнопку. От внезапной боли он подпрыгнул, безумно оглядываясь.

– Камень, – повторил я тихо и терпеливо. Ему потребовалось некоторое время, чтобы постичь идею, но в конце концов он понял. За ругань или за любые, не относящиеся к делу выражения следовал удар током и двойной удар за попытку соврать: мой детектор всегда сообщал мне об этом. Такая жизнь ему быстро надоела, и он предпочел сразу же давать мне нужное слово. Мы очень быстро исчерпали весь запас предметов и переключились на рисунки и движения.

Я принимал на веру его «не знаю», если они повторялись не слишком часто, а мой словарь постепенно рос. Под действием микротоков мнемографа новые слова втискивались в мозг, но, увы, небезболезненно. Когда голова стала прямо-таки раскалываться, я принял таблетку болеутолителя и приступил к игре в слова: в нашем распоряжении их было уже достаточно, чтобы перейти ко второй части процесса обучения – освоению грамматики. "Как тебя зовут?»

– подумал я и добавил кодовое слово «противный».

– Как… имя? – сказал я вслух. Действительно, дрянной язык.

– Слэшер.

– Мое… имя… Джим.

– Отпусти-и, я же тебя не трогал.

– Сначала учиться… уходить потом. Теперь говори, какой год?

– Что, какой год?

– Какой год сейчас, дурень?

Я повторял этот вопрос по-всякому, пока его значение не просочилось наконец в его башку, на редкость тупую. Я даже весь вспотел.

– А-а, год, 1975-й. 19 июля 1975 года.

Прямо в цель! Через все эти столетия и тысячелетия темпоральная спираль бросила меня с феноменальной точностью. Я мысленно благодарил профессора Койцу и других исчезнувших ученых. Поскольку они жили теперь только в моей памяти, то это, пожалуй, был единственный способ выразить им свою признательность. Весьма обрадованный, я продолжал занятия.

Мнемограф схватывал, упорядочивал и запихивал глубоко в мой измученный мозг все произносимое им. Подавляя стоны, я принял еще одну таблетку болеутолителя. К восходу солнца я почувствовал, что знаю язык достаточно, чтобы совершенствоваться самому, и выключил аппарат. Мой собеседник заснул сидя и, падая, стукнулся головой о камень, но даже не проснулся. Я оставил его спать и отсоединил от нас обоих электронную аппаратуру. После ночного бдения я и сам устал, но с этим справилась таблетка стимулятора. В животе урчало от голода, и я принялся за еду. Слэшер скоро проснулся и тоже получил свою долю. Правда, он съел свою плитку только после того, как я откусил от нее кончик и проглотил сам. Я удовлетворенно рыгал, он вторил. Поглазев некоторое время на меня и мое снаряжение, он заявил:

– Я знаю, кто ты.

– Так скажи.

– Ты с Марса, вот что.

– Что это, Марс?

– Такая планета.

– Да-а. Ты примерно прав. Это не важно. Сделаешь, что я скажу, поможешь прибрать кое-какие вещички?

– Я же тебе говорил, я взят на поруки. Коли меня зацапают, век воли не видать.

– Не дрожи. Держись за меня, и они тебя пальцем не тронут. Будешь кататься в зелененьких. Кстати, есть у тебя эти зелененькие? Хочу поглядеть, на что они похожи.

– Нет! – сказал он и потянулся к выпуклости, образованной куском материи, укрепленной на нижнем предмете одежды. К этому времени я уже замечал примитивную ложь этого типа без помощи прибора.

Успокоив парня усыпляющим газом, я достал из его одежды что-то наподобие кожаного конверта, наполненного хрустящими бумажками. Это, наверное, были те самые зелененькие, которых у него якобы не было. На вид они – просто смех! Простейшая копировальная машина может выдавать дубликаты этих штук бочками, если только они не наделены какими-либо скрытыми признаками. Для проверки я прошелся по ним самыми тонкими приборами и не нашел ни следа каких бы то ни было химических, физических или радиоактивных меток. Изумительно. Бумага, кажется, содержит что-то вроде коротеньких ниток из другого материала, но дубликатор напечатает на поверхности их изображение, которое вполне сгодится. Если бы у меня был дубликатор. А может, и есть? Ведь в конце концов они вешали на меня все снаряжение, какое только было под руками. Я разворошил кучу, и там действительно нашлась маленькая настольная модель аппарата. Она была заряжена плиткой исключительно плотного материала, который каким-то образом разбухал внутри машины, давая листы гладкого белого пластика: на них и делались копии. После множества регулировок я ухитрился так понизить качество пластика, что он стал таким же мягким и грубым, как и «зелененькие». Теперь стоило мне коснуться копирующей кнопки, машина выдавала «зелененькую», точь-в-точь похожую на оригинал. Самой крупной бумажкой у Слэшера была десятка. С нее я сделал несколько копий. Конечно же, номер у всех был один и тот же. Но я знал, что люди никогда не разглядывают полученные деньги.

Настало время приступить к следующему этапу моего внедрения в общество этой примитивной планеты Земля. Я выяснил, что название Грязь вовсе не точное и имеет совсем Другое значение. Я надел на себя снаряжение, которое могло понадобиться, и оставил все остальное в пещере вместе со скафандром.

Когда оно мне понадобится, все будет на месте. Слэшер бормотал и похрапывал, пока я летел с ним назад через озеро и дальше низко над деревьями, к дороге.

Теперь, днем, на ней было больше движения, я слышал рев машин и потому снова опустился к лесу. Перед тем как разбудить его, я закопал гравитатор вместе с радиокомпасом, который в случае чего поможет найти это место.

– Что-что? – спросил Слэшер, присев, как только антидот подействовал.

Он непонимающе поглядел на лес.

– Поднимайся на копыта, – сказал я, – пора отсюда двигать.

Он заковылял за мной, еще наполовину во сне, пока я не помахал у него перед носом пачкой денег, – тут он Сразу же проснулся.

– Как на твой взгляд эти зелененькие?

– Отлично, только у тебя ведь этого добра совсем не было.

– Добра у меня всякого достаточно, а вот денег не было. Ну, я и сделал их. Как они – о'кей?

– О'кей, никогда не видел лучше. – Он посмотрел на бумажки опытным взглядом профессионала. – Единственный недостаток – у них один и тот же номер. А так – высший класс.

Вернул он их мне очень неохотно. Человек без воображения и предрассудков. Именно такой мне и нужен. Вид этих денег изгнал из парня весь страх передо мной, и он, пока мы брели по дороге, активно принялся помогать мне в планировании приобретения еще большего их количества.

– Эта сбруя, которую ты носишь, – издали, конечно, она о'кей.

Водители машин ничего не заметят, но нужно достать тебе другие шмотки. Тут под горой есть кто-то вроде универмага. Ты подождешь в сторонке, пока я схожу и куплю все, что нужно. По правде, может, удастся раздобыть и колеса.

Ноги меня прямо не держат. Тут есть маленькая фабрика со стоянкой, посмотрим, что у них там есть.

Фабрика оказалась приплюснутым угловатым зданием со множеством труб, выплевывающих дым и отраву. В стороне стояло множество разноцветных машин.

Низко пригнувшись, по примеру Слэшера, я быстро подобрался к ближайшей из них, стоящей во внешнем ряду. Убедившись, что нас не заметили, мой компаньон открыл замок на ярко-красной машине с помощью зубастой металлической штуковины и поднял большую крышку. Я заглянул внутрь и подивился излишней усложненности и удивительной примитивности двигательной установки. Вот уж действительно, угодил в прошлое! По моей просьбе, Слэшер описал мне ее, пока заворачивал провода, которые, видимо, управляли включением.

– Мы зовем это двигателем внутреннего сгорания. Почти новый, должно быть, лошадей триста. Забирайся внутрь, и погнали, пока никто не видел.

Я решил, что позднее займусь теорией этого «внутреннего сгорания». Я уже знал, что лошадь – это большое четвероногое, так что, может быть, внутреннее сгорание – это миниатюризация животных с целью уместить большее их число в моторе. Но как ни примитивно выглядело это устройство, двигалось оно довольно быстро. Слэшер манипулировал рычагами и крутил большое колесо, мы выехали на дорогу, видимо, нас никто не заметил. Я с радостью доверил управление своему спутнику и стал разглядывать этот новый для меня мир.

– Где у вас хранятся деньги? Ну, такое место, где их запирают?

– Ты, должно быть. говоришь про банки. Дома с толстыми стенами, большими сейфами и вооруженной охраной. В любом городе есть хотя бы один такой.

– И чем больше город, тем больше банк?

– Ты верно схватываешь.

– Тогда поезжай в ближайший большой город и найди самый большой банк.

Мне понадобится масса денег. Мы обчистим его сегодня ночью.

Слэшер взглянул на меня в благоговейном ужасе.

– Ты шутишь! У них там сплошная сигнализация и все такое.

– Плевать я хотел на эти уловки из каменного века. Только дай мне город и банк, а потом еще поесть и выпить. К вечеру я сделаю тебя богачом.

Глава 5

По правде говоря, мне никогда не приходилось грабить банки с такой легкостью или взламывать более простые замки. Заведение, которое я выбрал, находилось в центре города с совершенно невероятным названием «Хартфорд».

Это было прочное строение из серого камня. Крыса ведь редко входит через парадную дверь. Когда мы отправились на дело, было начало вечера, и Слэшер весь трясся от ужаса, несмотря на громадное количество проглоченного им низкосортного алкоголя.

– Нужно еще подождать, – ныл он. – На улице полно народу.

– Это мне и нужно. Кому какое будет дело еще до двух человек? А теперь припаркуй машину за углом, как договорились, и принеси сумки.

Я нес в маленьком футляре свой инструмент, а Слэшер следовал за мной с двумя большими чемоданами, которые мы успели купить по дороге. Впереди, в здании слева от банка, было темно, и дверь, конечно, заперта на замок. Не беда. Этот замок я осмотрел еще днем и решил, что никаких хлопот с ним не будет. Приборчиком в левой руке я обезвредил сигнализацию, а правой в это время орудовал отмычкой. Замок открылся так легко, что Слэшеру даже не пришлось останавливаться: он просто прошел мимо меня со своими сумками. Ни одна живая душа на улице не обратила на нас ни малейшего внимания. Коридор привел к новым запертым дверям, которые я преодолел с такой же легкостью.

Наконец мы добрались до места.

– У этой комнаты должна быть общая стена с банком. Нужно уточнить, сказал я. Так и оказалось, – с другой стороны большое помещение несомненно, банк.

Тихо насвистывая, я принялся за работу. Будьте спокойны, это было мое не первое ограбление банка, и я вовсе не собирался делать его последним. Из всех многочисленных форм преступной деятельности ограбление банков наверняка самое полезное для личности и общества. Личность, ясное дело, получает кучу денег, это само собой. К тому же она приносит пользу обществу тем, что снова пускает в обращение массу наличных. Экономика стимулируется, лавочники процветают, народ с огромным интересом читает о преступлениях, а полиция получает шанс проявить свои многочисленные таланты. Я, правда, слышал, что иные дураки утверждают, будто это вредит банкам – форменная чушь. Все банки застрахованы, так что ничего не теряют, а страховые суммы ничтожны в общем обороте страховых компаний. Поэтому, единственный результат, который может получиться, – это микроскопическое уменьшение выплачиваемых в конце года дивидендов. Совсем малая цена за все доброе. Поэтому, прижимая к стене ультразвуковой зонд, я чувствовал себя не вором, а благодетелем человечества.

В стене проходило множество труб и кабелей: вода и электроэнергия, сигнализация… Я отмечал на стене их положение до тех пор, пока система не стала кристально ясна. Я нашел место, свободное от всех этих игрушек, и пометил его.

– Войдем здесь, – сказал я.

– Как же мы проломим стену? – Слэшер колебался между страхом и алчностью: и денег хочется, и страшно. Ясно, что он – мелкий преступник и это самое большое дело в его жизни.

– Зачем ломать, дурачок? – сказал я добродушно, поднимая массер. Мы просто попросим ее открыться перед нами.

Конечно, он и понятия не имел, о чем я говорю, но вид мерцающего аппарата его, по-видимому, успокоил. Я переключил механизм так, что вместо увеличения притяжения молекул он уменьшил его почти до нуля. Медленно и осторожно я провел наконечником массера по намеченной области стены, затем выключил его и убрал.

– Ничего не получилось, – пожаловался Слэшер.

– Сейчас выйдет. – Я слегка толкнул стену рукой, и она развалилась с легким шипением. Мы заглянули в отверстие, в ярко освещенное помещение банка.

Невидимые с улицы, мы вползли внутрь и начали красться вдоль высокого прилавка, за которым днем сидят кассиры. Строители предусмотрительно поместили сейфы в самом низу здания, чтобы их не было видно с улицы, поэтому, спустившись по ступенькам, мы смогли выпрямиться и продолжать наше дело с возможным комфортом. Сначала быстро прошли через две запертые двери и решетку из толстых стальных прутьев. Их замки и сигнализация были так просты, что не стоят даже упоминания. Дверь сейфа выглядела более внушительно, однако открыть ее оказалось проще всего.

– Гляди-ка! – обрадованно воскликнул я. – Тут есть часовой механизм,который по утрам автоматически открывает дверь.

– Я знаю, – простонал Слэшер. – Давай убираться отсюда, пока не сработала сигнализация…

Когда он побежал вверх по лестнице, я дал ему подножку и уперся ногой ему в грудь, пока объяснял:

– Это же хорошо, дурачок. Для того чтобы открыть эту штуку, нужно просто перевести часы, как будто уже утро.

– Невозможно! Они закрыты двумя дюймами стали! Конечно, откуда ж ему знать, что самый обычный манипулятор «СМ» предназначен для работы через любые стенки. Почувствовав, что поле захватило шестерни, я повернул его, и стрелки закрутились. Глаза у Слэшера выпучились, механизм издал удовлетворенный щелчок и двери распахнулись.

– Тащи сумки, – приказал я, заходя в сейф. Весело мурлыкая и насвистывая, мы туго набили их крепенькими пачками хрустящих банкнотов. Слэшер закрыл и застегнул свой чемодан первым и стал нетерпеливо подгонять меня.

– Что за спешка? – спросил я, закрывая сумку и собирая инструменты.

– Нужно время, чтобы все сделать как следует.

Убирая последние приборы, я заметил, как одна из стрелок дернулась и замерла. Любопытно. Я отрегулировал напряжение поля, встал, держа индикатор в руках, и огляделся. Слэшер торчал у дальней стены и возился с какими-то металлическими ящиками.

– Что ты делаешь? – спросил я вкрадчиво.

– Гляжу, нет ли в этих боксах каких-нибудь камешков. – Ах, вот чем ты занят, спросил бы меня сначала.

– Я и сам могу, – угрюмо и самоуверенно ответил он.

– Да, но я к тому же могу не трогать при этом сигнализацию и не вызывать полицейских. Это ты как раз и сделал, – сказал я холодно и злобно.

Просто красота, как Слэшер побледнел. Его руки так задрожали, что он даже уронил ящик, а потом подпрыгнул и кинулся к чемодану с деньгами.

– Вот дубина, – буркнул я и здорово наподдал ему по заднице. Теперь забирай вещи, выходи наружу и заводи машину. Я следом за тобой.

Пошатываясь, Слэшер вскарабкался по лестнице. Я последовал за ним более спокойно, останавливаясь у всех дверей и решеток, запирая их за собой, чтобы максимально усложнить работу полиции. Они будут знать, что в банк пытались вломиться, но не узнают о грабеже, пока не разбудят кого-нибудь из банковских чиновников и с его помощью не откроют сейф. К тому времени мы благополучно смоемся.

Но, поднявшись по лестнице, я услышал визг покрышек и увидел в окно подъехавшую полицейскую машину. Однако быстро они, невероятно быстро для такого древнего и примитивного общества. Хотя, может быть, это как раз и естественно. Наверняка преступления и их раскрытие поглощают большую часть их энергии. Не тратя времени, я пополз за кассовой стойкой, толкая перед собой сумку и чемодан. Пролезая через дыру в другое здание, я услышал громыхание ключей в замке входной двери. Все правильно. Так оно и получилось. Выглянув наружу, я увидел, что полицейские выскочили из машины и вошли в банк, а вокруг уже собралась небольшая толпа из любопытных… Все они стояли спиной ко мне. Я медленно вышел и побрел прочь по улице.

Эти первобытные фараоны что-то уж очень быстры на ногу. Видать, от большого опыта в ловле моих коллег. Не успел я дойти до угла, как они уже вывалились из той же двери, что и я, до боли в ушах дуя в пронзительные свистки. Они вошли в банк, увидели дыру в стене и прошли по моему пути. Я быстро оглянулся – сплошные оскаленные зубы, синие мундиры, латунные пуговицы и пистолеты – и припустил бегом.

За угол и в машину.

Вот только улица оказалась пуста и машины не было.

Должно быть, Слэшер решил, что заработал для одного вечера вполне достаточно, и уехал, оставив меня на произвол судьбы.

Глава 6

Я не утверждаю, что изготовлен из более прочного материала, чем большинство людей. Хотя чувствую, что это большинство, оказавшись в таком положении, как я, – 32 тысячи лет в прошлом, с массой краденых денег на руках и наседающей на пятки полицией – изрядно испугались бы. Только тренировка и тот факт, что за всю свою жизнь я слишком часто попадал в подобные ситуации, заставили меня спокойно бежать вперед, обдумывая следующий ход. Через несколько мгновений тяжеловесные прислужники закона вылетят из-за угла, к тому же наверняка в это время кто-то уже вызывает подмогу по радио, чтобы перерезать мне дорогу. Думай быстрее, Джим.

Сказано – сделано. Раньше чем я успел пробежать несколько метров, весь план спасения был намечен, отредактирован, набран, отпечатан и переплетен в маленькую брошюру, открытую перед моим мысленным взором на первой странице.

Во-первых, убраться с улицы. Заскочив в ближайший подъезд, я бросил чемодан с деньгами и зажал в пальцах мини-гранату из наружного держателя в рукаве. Она прекрасно поместилась в круглую замочную скважину и с внушительным треском разнесла в щепки замок и часть косяка. Мои преследователи еще не появились, поэтому я повременил с открытием двери до их прихода. Резкие крики и свистки дали понять, что я замечен. Дверь вела в длинный коридор, я встал в его дальнем конце и, когда вооруженный блюститель закона осторожно заглянул в дверной проем, поднял руки, сдаваясь.

– Не стреляйте, копы! – закричал я. – Я сдаюсь. Я бедный молодой человек, которого привела к преступлению дурная компания.

– Не двигайся, или мы тебя продырявим! – радостно завопили они, осторожно входя внутрь и светя мне в глаза фонариками. Я просто стоял, пока лучи не скользнули в сторону и не раздался двойной стук падающих тел. Этого и следовало ожидать, потому что воздуха в помещении было куда меньше, чем сонного газа. Осторожно дыша через фильтры в ноздрях, я содрал мундир с того из моих сопящих друзей, на которого больше походил фигурой, и надел его поверх собственной одежды. Ну и намучился я с этими дурацкими застежками.

Потом подобрал его оружие и снова вложил в кобуру, взял чемодан и сумку и вышел, направляясь по улице назад к банку. Напуганные жители выглядывали из дверей, как звери из нор. На углу я повстречался с другой полицейской машиной. Как и следовало ожидать, их здесь собралось множество.

– Со мной награбленное, – сказал я крепкому человеку за рулем. Несу обратно в банк. Мы прищучили этих крыс, всю банду, вон та дверь, отправляйтесь туда.

Последний совет был лишним, потому что машина уже умчалась. Первый полицейский автомобиль все еще стоял на том самом месте, где я его видел в последний раз. Под робкими взглядами зрителей я бросил сумки на сиденье и забрался в него.

– Давайте расходитесь! Представление окончено! – заорал я, манипулируя незнакомыми приборами. Чертова прорва, достаточно, чтобы управлять космическим кораблем, не то что неуклюжей наземной колымагой.

Никакого эффекта. Толпа отхлынула, затем снова пододвинулась. Я слегка вспотел, прежде чем заметил, что крошечная замочная скважина на панели пуста, и с запозданием вспомнил, как Слэшер говорил что-то о ключах для запуска этих машин. Вокруг все громче завывали сирены. Я спохватился и стал шарить по странному набору карманов и кармашков своего мундира.

Ключи! Целое кольцо ключей. Ликуя, я стал пихать их один за другим в замочную скважину, пока не сообразил, что все они для нее слишком велики.

Снаружи толпа как зачарованная подходила все ближе, пораженная моими действиями.

– Назад! Назад! – заорал я и выхватил из кобуры оружие, чтобы придать вес своим словам.

Как видно, оно было заряжено и готово к действию, а я неосторожно коснулся не той кнопки. Раздался ужасный взрыв, возникло облако дыма, и оружие выскочило из руки. Какой-то металлический снаряд пробил металлическую крышу машины. Большой палец у меня сильно болел.

По крайней мере зрители убирались, и притом в спешке. Когда они разбежались, я увидел, что сзади подъезжает еще одна полицейская машина, и почувствовал, что дела идут совсем не так хорошо, как хотелось бы. Должны быть где-то ключи. Я стал снова шарить, швыряя найденное на другое сиденье.

Другая машина остановилась позади моей, дверцы открылись.

Металлический блеск в маленьком кожаном футляре? Ну да, пара ключей.

Один из них мягко вошел в нужное отверстие как раз в тот момент, когда блюстители порядка подошли с обеих сторон к моей машине.

– Что здесь происходит? – спросил один из них. Ключ повернулся, раздался стон мотора и металлическое щелканье.

– Неприятности! – сказал я, хватаясь за металлические рычаги.

– Выходи-ка, ты! – сказал он, вытаскивая оружие.

– Дело жизни и смерти! – закричал я, надавливая на одну из педалей, как это делал Слэшер. Мотор взвыл, колеса завертелись, машина, проснувшись, рванула с места.

Конечно же, не в ту сторону – назад. Раздался ужасный грохот и звон, полицейские исчезли. Я снова схватился за рычаги. Один из фараонов появился впереди, поднимая оружие, но тут же отпрыгнул как ужаленный, когда я нашел нужную комбинацию и автомобиль с ревом рванул на него. Дорога чиста, и я свободен.

Но на пятках висит полиция. Раньше чем я добрался до угла, другая машина тронулась и понеслась за моей. На ее крыше закрутились цветные огни, завыла сирена. Я стал править одной рукой, а другой защелкал переключателями: побрызгал водой на ветровое стекло, потом поглядел, как его вытерли движущиеся щетки, послушал громкую музыку, согрел себе ноги струей теплого воздуха и в конце концов заполучил воющую сирену и, быть может, и вертящиеся огни. И мы понеслись по широкой дороге, пока я не почувствовал, что так спасаться негоже. Полиция знает свой город и свои машины и может по рации вызвать подмогу мне наперехват. Сообразив это, я завертел баранку и свернул на ближайшую улицу. Так как двигался я намного быстрее, чем следовало, шины завизжали, машина въехала на тротуар и, перед тем как соскочить снова на дорогу, стукнулась боком о дом. Преследователи приотстали, не желая поворачивать столь же эффектно, но вновь сумели пристроиться в хвост, когда я прогромыхал за следующий угол. Сделав два поворота направо, я ехал теперь прямо назад и снова приближался к месту ограбления.

Это может показаться безумным, но на самом деле было самым безопасным.

Через несколько мгновений моя воющая и сверкающая огнями машина оказалась в безопасности среди стаи таких же воющих и сверкающих бледно-голубых машин.

Автомобили поворачивали, пятились и мешали друг другу, я же, со своей стороны, делал все, что мог, для увеличения беспорядка. Было очень интересно: масса ругани и красноречивых жестов… Я задержался бы, наверное, и дальше, не возобладай осторожность. Когда неразбериха достигла максимума, я выбрался из этой свалки и заехал за угол. Погони не было. С более разумной скоростью и выключив сирену, я поехал по улице, ища, где бы пристать.

Ускользнуть в полицейской машине невозможно, да я и не собирался этого делать. Мне необходима крысиная нора, чтобы затаиться.

И эта норка должна быть роскошной. Нельзя делать ничего наполовину.

Чуть дальше я увидел то, что мне и требовалось: сияние света и вывесок, великолепный, экстракласса отель, всего в двух шагах от места преступления.

Здесь, надеюсь, меня точно не станут искать, но определенный риск есть всегда. За следующим поворотом я остановил машину, сняв мундир, положил в карман пачку денег и, взяв чемодан и сумку, побрел к отелю. Когда машину найдут, то подумают, что я сменил ее на другую – очевидная уловка, – и еще расширят район поисков. – Эй, вы, – окликнул я служителя, который гордо стоял у входа. Несите багаж!

Тон был оскорбителен, манеры грубы, и он, наверное, проигнорировал бы меня, не заговори я тут на другом языке и не сунь ему в руку крупную купюру.

Быстрый взгляд на нее породил улыбку и фальшивое раболепие. Подхватив вещи, он засеменил вслед за мной в вестибюль.

Сверкающая деревянная обшивка, мягкие ковры, скрытый свет, сильно декольтированные женщины в сопровождении пожилых мужчин с отвисшими животиками. Такое место мне и нужно. Пока я шел наискосок от конторки, многие с удивлением поднимали брови, глядя на мою грубую одежду. Тип за конторкой презрительно поглядел на меня, и я почувствовал, что мне становится не по себе. Я бросил пачку денег на стол.

– Вы имеете удовольствие встретиться с богатым, но эксцентричным миллионером, – сказал я ему. – Это для вас. – Банкноты мгновенно исчезли.

– Я только что вернулся с веселенькой прогулки и хочу занять самый лучший номер.

– Да, что-нибудь можно устроить, но сейчас свободны только Императорские апартаменты, а это стоит…

– Не приставайте ко мне с деньгами, возьмите еще…

– Да, это можно устроить. Не будете ли вы так добры вписать здесь свое имя…

– А как вас зовут?

– Меня! Гм, Роско Амбердекстер.

– Какое совпадение – меня тоже так зовут, но вы можете обращаться ко мне просто «сэр». Должно быть, наше с вами имя здесь очень распространено.

Так что заполните все сами, раз мы однофамильцы.

Я поманил его к себе, он наклонился вперед, и я хрипло прошептал:

– Я не хочу, чтобы обо мне знали. Все охотятся за моими денежками.

Если управляющий захочет дополнительную информацию, пошлите его ко мне, вместо информации он, конечно, получит на лапу, но это вполне сойдет, я думаю.

Дальнейшее плавание, начавшееся на волне зелененьких, проходило гладко.

Меня проводили в мои апартаменты, и я щедро одарил двух носильщиков за то, что у них хватило ума не уронить багаж. Они открывали и закрывали дверцы и показывали мне все удобства. Один по моей команде позвонил в ресторан и заказал массу еды и питья, после чего они удалились в наилучшем настроении, с оттопыренными карманами. Я положил чемодан с деньгами в шкаф и открыл сумку. И замер – стрелка индикатора темпоральной энергии сдвинулась и теперь упорно показывала в направлении окна и внешнего мира.

Глава 7

Я вытащил детектор, осторожно положил его на пол и поглядел вдоль стрелки в точку под окном, куда она указывала. Быстро подбежав, я отметил эту точку крестом, затем вернулся и проверил. Пока я глазел на стрелку во второй раз, она свободно закачалась, и указатель темпоральной энергии вернулся на нуль.

Но я их засек! Однажды они уже использовали свою темпоральную аппаратуру и наверняка используют ее снова. Уж тогда я их буду ждать.

Впервые с тех пор, как меня занесло на эту грубую, варварскую планету, в груди затеплилась искорка надежды. До сих пор я действовал инстинктивно, просто сохраняя свою жизнь и постигая обычаи этого странного мира, стараясь ни на минуту не задумываться о будущем, которого не будет, если только мне не удастся заново создать его. Этим-то я и займусь теперь.

После плотного обеда, разметав целые водопады банкнотов, я решил поспать. Ненадолго, правда: двухчасовая снотворная таблетка погрузила меня в глубочайший сон с почти непрерывными сновидениями. Я проснулся, чувствуя себя почти по-человечески. В соседней комнате, в баре, была масса интересных бутылок, некоторые с очень даже приятным содержимым, и я уселся с наполненным стаканом перед стеклянным глазом прибора под названием ТВ. Мое произношение местного языка, по-видимому, оставляло желать лучшего и я хотел послушать кого-нибудь, говорящего на лучшей его разновидности.

Сделать это было не так-то просто. Во-первых, трудно отличить учебные каналы от развлекательных. Я нашел что-то похожее на нравоучительную пьесу на исторический сюжет, в которой все герои носили широкополые шляпы и ездили на лошадях. Однако весь словарь содержал менее ста слов, а большинство персонажей погибло от пуль прежде, чем я успел понять, в чем дело. Оружие вообще играло важную роль в большинстве спектаклей, которые я просмотрел.

Зрелище еще разнообразилось садизмом и различными видами членовредительства.

Все это насилие и частые гонки с места на место в машинах не оставляли людям много времени для межполового общения: краткий поцелуй был единственным проявлением привязанности или полового влечения, которое я видел.

Большинство спектаклей было трудно для понимания еще и потому, что без конца прерывалось коротенькими интермедиями и поучительными лекциями о достоинствах различных потребительских товаров. К утру я понял, что с меня хватит. Язык мой усовершенствовался лишь микроскопически, поэтому вместо комментариев я пнул стеклянный ящик ногой и отправился мыться в розовую комнату, утыканную экспонатами, иллюстрирующими историю водопроводного дела.

Утром, как только открылись магазины, я разослал во все стороны нескольких служащих отеля, в изобилии снабдив их деньгами. Скоро ко мне в номер стали стекаться покупки. Новая одежда под стать моему высокому положению плюс множество карт, магнитный компас и книга по теории навигации.

Это оказалось удивительно просто: определить точное направление, которое показал детектор, перенести его на местную карту и получить вполне точную оценку расстояния до источника темпорального поля в единицах, называемых милями.

Длинная черная линия на карте указывала мне направление, черта поперек нее – расстояние, – вот и цель. Мои линии пересекались в точке, которая, видимо, принадлежала области большого скопления населения, самого большого, пожалуй, на всей карте.

Называлась эта область очень странно – Нью-Йорк-сити. Никаких указаний на то, где находится Олд-Йорк-сити не было. Да это и не имело значения.

Теперь я знал, куда мне ехать.

Мой отъезд из отеля больше напоминал отбытие коронованной особы: в мою честь раздавались приветственные крики и пожелания скорейшего возвращения.

Что ж, может быть. Наемный автомобиль отвез меня в аэропорт, услужливые руки тотчас отнесли багаж к нужным воротам. Тут меня поджидала большая неожиданность – ведь я и думать забыл об ограблении банка, а вот кое-кто отлично помнил.

– Открывайте-ка чемодан, – сказал мрачного вида блюститель порядка.

– Конечно, – ответил я очень весело. Я заметил, что все остальные пассажиры подвергаются такому же обыску. – Могу я узнать, что вы ищете?

– Деньги. Банк ограбили, – пробормотал он, роясь в моих вещах.

– Боюсь, что я никогда не ношу при себе большие суммы, – сказал я, крепко прижимая к себе сумку с деньгами.

– С этим все в порядке, теперь посмотрим другую.

– Если вы не против, то не на людях, сэр. Я ответственный правительственный чиновник, а это бумаги высочайшей секретности, – я процитировал это слово в слово из телепередачи.

– В той комнате, – сказал он, указывая.

Я почти сожалел, что ввернул эту фразу, так по-детски она звучала.

В комнате, когда вместо сумки я вскрыл усыпляющую газовую гранату, он быстро уснул. У стены стоял большой металлический ящик, наполненный многочисленными бланками и бумагами. Я пересортировал их и ухитрился выкроить место для своего похрапывающего приятеля. Чем дольше его не обнаружат, тем лучше. Если не случится непредвиденных задержек, то до того, как он очнется, я уже буду в Нью-Йорке. Ведь ему придется просыпаться естественным путем. У них тут нет антидота для моего газа.

Когда я выходил из комнаты, другой служащий в мундире с интересом поглядел на меня. Поэтому я повернулся и заговорил со все еще открытой дверью: «Благодарю вас за любезное содействие, ну что вы, никакого беспокойства, никакого беспокойства». Я закрыл дверь и, проходя мимо, улыбнулся чиновнику. Он нехотя приложил кончики пальцев к козырьку фуражки и схватился за багаж какого-то пожилого пассажира.

Я прошел дальше, неся свою сумку, и не очень удивился, обнаружив у себя на лбу крохотные капельки пота.

Полет был короткий, шумный, безынтересный; пожалуй, слишком тряский в огромном аппарате с неподвижными крыльями, который, по-видимому, приводился в движение реактивными двигателями, сжигавшими жидкое топливо.

Хотя запах этого топлива был повсюду и я уже успел к нему привыкнуть, никак не верилось, что они так просто сжигают невосполнимые запасы углеводородов. Пришлось пережить несколько неприятных моментов при высадке, но все обошлось. Поездка в центр из пригородного аэропорта оказалась весьма мучительной: тряска, крики, невероятный шум. Поэтому, придя наконец в прохладный гостиничный номер, я почувствовал облегчение. Тем не менее под действием тишины и двух стаканчиков местной дистиллированной отравы, к которой я уже успел пристраститься, ко мне вернулась способность размышлять, я был вполне готов к следующему шагу.

Каким же он будет? Разведка или атака? Благоразумие диктовало необходимость осторожного поиска источника темпоральной энергии, чтобы выяснить, против кого и чего я действую. Уж было решившись, я легко выбранил себя за то, что осмелился даже подумать о прямом нападении, и вдруг передумал… Сработала трезвая логика. Я повернулся и ткнул пальцем в свое отражение в зеркале.

– Ты, дурень, – я с отвращением погрозил себе пальцем. – Это один таксист обозвал другого – недоносок безмозглый. Ведь у меня только одно преимущество – именно внезапность. Любая разведка может наделать шуму, и эти темпоральные бандиты поймут, что за ними следят, и, может быть, даже нападут сами. Конечно, начав темпоральную войну, они наверняка готовы к возможному возмездию. Но не могут же они оставаться начеку недели и месяцы, может быть, даже годы? Стоит им узнать, что я поблизости, в этом времени и месте, как они примут все возможные меры предосторожности. Чтобы это предотвратить, я должен нанести удар, и ударить сильно, хотя и не знаю, по кому.

– Какая разница? – сказал я вслух, открывая футляр с гранатами.

Конечно, было бы интересно узнать, кто и почему нападает на Корпус. Но так ли это важно и нужно? Да, да и да! Они должны быть уничтожены, и точка!

Сейчас! Быстро!

Передо мной не было другого пути, поэтому я спокойно и уверенно укрепил на себе все самые мощные средства уничтожения, когда-либо созданные за тысячелетия самых любимых человеческих исследований – военных. В обычных обстоятельствах я не сторонник принципа «убей – или убьют тебя», дело, как правило, до этого не доходило. Только не сейчас, и поэтому я не чувствовал ни малейших угрызений совести по поводу своего решения. Идет необъявленная война против всего будущего человечества – иначе почему именно Специальный Корпус стал первым объектом нападения? Кто-то, какая-то группа желает получить контроль над всем пространством и временем. Это, вероятно, самый эгоистичный и безумный план в истории, и совершенно безразлично, кто или что его исполняет. Смерть им, пока не уничтожено все достойное.

Покидая отель, я представлял из себя ходячую бомбу – орудие уничтожения. Черный ящичек детектора темпоральной энергии находился в кейсе, который я нес в руке. В его крышке я проделал отверстие, через которое были видны показания индикаторов. Где-то рядом был враг, и когда он зашевелится, я буду начеку.

Ждать пришлось недолго. Совсем неподалеку, если верить показанию стрелки, высвободилось огромное количество невидимой темпоральной энергии, значит, я на верном пути. Определяя на ходу направление и дистанцию, я бросился вперед, почти не замечая окружающих людей и машин. Потом, едва не попав под мчащийся грузовичок, все-таки замедлил темп и стал более осторожным. Впереди показалось обширное открытое пространство с газоном посредине. Удручающе однообразные дома, огромные призмы из металла и стекла, молчащие в отравленном воздухе, неотличимые друг от друга. Какой из них мне нужен? Стрелка вновь качнулась, дрожа от напряжения и поворачиваясь по мере того, как я продвигался. Индикатор расстояния указывал на самый верх шкалы.

Здесь, – в этом черном с медью здании.

Я вошел внутрь, готовый ко всему. Ко всему, кроме того, что произошло на самом деле.

Они запирали за мной все двери, подбегали и перекрывали все выходы. В этом участвовали все. Посетители, лифтеры, даже продавец из табачного киоска. Бежали ко мне, теснили, и глаза у всех горели холодным огнем ненависти. Меня обнаружили. Должно быть, они засекли мой детектор. Они знают, кто я. Они напали первыми.

Глава 8

Это был сущий кошмар. Все мы иной раз бываем подвержены приступам паранойи и чувствуем, что весь мир против нас. Теперь я столкнулся с этим на деле. Инстинктивный страх охватил меня на мгновение, а потом я взял себя в руки и начал действовать.

Однако хватило и этого мгновения сомнения. Мне бы следовало стрелять, жечь, убивать, уничтожать все вокруг, как и планировалось. Но я вовсе не предполагал оказаться лицом к лицу с таким множеством людей. Поэтому выиграть я не мог. Конечно, я кое-что сделал газом, бомбами, голыми руками, но недостаточно. Все новые и новые руки цеплялись за мою одежду – без конца. И они, эти люди, набросились на меня с такой же бешеной ненавистью, какую я питал к ним. Две стороны медали. И каждая видит в другой свое уничтожение. Меня преследовали и догнали. И тогда наступило забытье, оно было почти приятно.

Не то чтобы мне долго позволили в нем пребывать. Боль и резкий запах, обжигающий ноздри, вновь поставили меня лицом к лицу с жестокой действительностью. Передо мной стоял, глядя на меня, какой-то человек, огромный, высокий, с чертами лица, смазанными моим расфокусированным зрением. Меня держало множество рук, которые стискивали и трясли меня. По лицу провели чем-то мокрым, очистив то, что мешало моему зрению, и я смог рассмотреть его так же хорошо, как и он меня.

В два раза выше обычного человека, такой громадный, что мне пришлось откинуться назад, чтобы рассмотреть его. Кожа, залитая румянцем, темные, угловатые глаза. Когда он открывал рот, то было видно, что многие зубы у него остроконечные.

– От кого ты? – спросил он грубо рокочущим голосом на языке, который мы использовали в Корпусе. Видимо, я прореагировал на это, потому что он улыбнулся победоносно и холодно.

– Специальный Корпус, должно быть. Последняя вспышка перед темнотой.

Как много вас здесь? Где остальные?

– Они вас… найдут, – ухитрился я выговорить. Какой маленький успех с моей стороны по сравнению с их победой. Пока они не знают, что я один, есть шанс остаться в живых до выяснения. Это не займет много времени, я связан, все снаряжение отнято. Я беззащитен. Они быстро проследят меня назад во времени до отеля и скоро узнают, что бояться больше некого.

– Кто вы? – спросил я. Язык – мое единственное оружие. Вместо ответа он победоносным жестом поднял вверх оба кулака. Ответ пришел ко мне автоматически. – Вы безумец.

– Конечно! – заорал он возбужденно, и одновременно держащие меня руки задергались и закачались. – Так оно и есть. Хотя однажды они убили нас за это, им не удастся снова нас обыграть, на этот раз победа будет за нами, потому что мы истребим наших врагов прежде, чем они родятся.

Я вспомнил, что Койцу что-то говорил об уничтожении Земли в далеком прошлом. Может быть, это сделали, чтобы остановить безумцев? Неужели сейчас это переигрывается? Его выкрики прервали мою мысль.

– Заберите его. Пытайте его самым основательным образом – для моего удовольствия и чтобы ослабить его волю, потом высосите из его мозга все знания, – нужно многое выяснить.

Когда меня поволокли из комнаты, я понял, что нужно делать – ждать.

Подальше от этого человека, от толпы, от искусных палачей…

Случай представился, когда в белой лаборатории техники накинулись на тащивших меня людей и оторвали меня от них. Они были так же зверски грубы друг с другом, как и со мной. Целая иерархия ненависти. Должно быть, великан был прав – они безумцы. Какое извращение человеческой истории вывело этих людей на сцену? И представить невозможно.

И снова ожидание. Я хранил спокойствие, зная, что представиться может только одна возможность и я не должен ее упустить. Дверь закрылась. Меня прижали спиной к столу, прикрепив к нему лодыжки. Кроме меня, в комнате было еще пять человек. Остальные навалились на меня. Я оттопырил челюсть и как можно сильнее нажал на крайний зуб.

Это было мое последнее оружие, абсолютное, которое я никогда еще не испытывал. Как правило, я даже не носил его, считая, что в обычных конфликтах жизни со смертью не стоит платить такую цену за победу. Тут был другой случай. Когда я надавил, искусственный зуб треснул, и капелька горькой жидкости, содержащаяся в нем, скатилась мне в горло.

Меня пронзила боль и, едва появившись, исчезла, поглощенная наркотиками, убивающими нервную чувствительность, помогавшими перенести действие других ингредиентов. Это было дьявольское зелье, приготовленное медиками Корпуса по моему предложению. Прежде его испытывали только в меньших дозах на подопытных животных. Сюда входили все когда-либо открытые стимуляторы, включая новый класс синергаторов – сложных химических соединений, которые позволяли человеческому телу раскрыть свои феноменальные резервы естественной силы, о которых давно знали, но считали невозможным использовать.

Время ускорилось, и люди, нависшие надо мной, задвигались медленнее.

Увидев это, я подождал еще доли секунды, чтобы снадобье полностью подействовало, а потом вытянул руки. На меня навалились пятеро крепко сложенных мужчин, но это не имело значения.

Не почувствовав веса и даже не приложив усилий, я оторвал обоих от пола и стукнул лбами перед тем, как швырнуть их в третьего, стоящего у другого конца стола. Они столкнулись и, упав, покатились. Лица их были искажены болью и ужасом. Я сел и, схватив толстые металлические зажимы, приковывавшие мои ноги к столу, вырвал их с корнем. Это показалось мне простейшим и самоочевидным делом. Кажется, я причинил какой-то вред своим пальцам, но отметил это лишь как мелкий, не имеющий никакого значения эпизод. В комнате оставалось еще два человека, и они все еще поворачивались ко мне, потому что борьба с первыми тремя отняла всего лишь несколько мгновений, – как по нотам. Видя их еще не подготовленными – одного с наполовину вытащенным оружием – я бросился вперед, двинув каждому кулаком, повалил обоих и швырнул в валявшуюся кучу – к трем коллегам. Их было пятеро против меня одного, и я не мог позволить по отношению к ним никакого снисхождения, даже если бы и хотел. Теперь, когда мои руки были не совсем в порядке, я бил ногами до тех пор, пока в куче не прекратилось всякое движение, и только тогда дал себе возможность передохнуть.

Что теперь? Бежать. От моей собственной одежды остались одни лохмотья, и я сорвал их. Мои мучители были одеты в белое, и я потратил некоторое время на то, чтобы расстегнуть все непривычные застежки и одеться в наименее испачканный из их костюмов. На лбу у меня оказалась рваная рана, которую я аккуратно забинтовал, затем замотал себе кисти. Мне никто не помешал, да это и не отняло много времени. Закончив, я вышел и заспешил по коридору, по которому меня недавно тащили. В здании шумели, как в растревоженном улье, и все, кого я встречал, казались слишком занятыми, чтобы обращать на меня внимание. Даже в вестибюле, где народ толпился вокруг стола, на котором мое снаряжение было разложено для осмотра, никто мной не заинтересовался.

Осторожно, никого не потревожив, я подобрался к столу и активизировал связку газовых бомб, задержав дыхание, пока не вставил носовые фильтры. Газ действует очень быстро, и даже те, кто увидел, что я проделываю, не успели никого предупредить. Воздух подернулся дымкой от скопления газа, я подобрал свой гаус-пистолет и распахнул огромную дверь в соседнюю комнату.

– Ты! – закричал он, его массивное красное тело выпрямилось как раз тогда, когда газ уложил на пол всех, кто стоял около него. Он потянулся ко мне, борясь с газом, который должен был бы свалить его моментально, – и тут я шлепнул его рукояткой пистолета по голове. Все же его глаза, налитые смертельной злобой, не отрывались от меня, пока я привязывал его к стулу.

Только закрыв за собой дверь, я улучил момент снова поглядеть ему в лицо и увидел, что он все еще в сознании.

– Что вы за человек?

– Я – Он, который будет править вечно, – разум, который никогда не умрет. Освободи меня!

В его словах была такая сила, что я почувствовал, как меня тянет к нему помимо воли, его круглые глаза почти гипнотизировали меня. Я был как в тумане, может быть, от того, что кончалось действие наркотиков. Я затряс головой и быстро заморгал. Но другая часть моего Я по-прежнему была начеку, по-прежнему не поддавалась влиянию этой великой силы великого зла.

– Долгое правление, но не очень приятное. – Я улыбнулся. – Разве вы сможете что-нибудь сделать с этими ужасными солнечными ожогами?

Лучше нельзя было сказать. Это чудовище было абсолютно лишено чувства юмора и привыкло, надо думать, только к рабской услужливости. Сначала он завыл, совершенно по-животному, в нем клокотало бешеное безумие, пока я делал последние приготовления, чтобы закончить эту темпоральную войну.

Безумен? Да, но безумен организованным безумием, которое размножается и заражает окружающих. Тело у него было искусственное: я видел теперь шрамы и следы пересадок, да он и сам об этом говорил. Сфабрикованное тело, все из трансплантантов, краденое, с искусственным скелетом – тело, красноречиво говорившее о складе ума того, кто предпочел жить в такой страшной оболочке.

Есть еще такие же, как он, но он лучший, он одинок – было очень трудно уловить смысл в том, что он говорил, но я запоминал, что мог, чтобы разобраться в будущем. Одновременно я отвинчивал вентиляционную решетку, сыпал в воздушную систему свои порошки и вообще готовился подбросить песочку в механизм этой сатанинской мельницы.

Он и его сторонники были уже однажды уничтожены в прежней истории. Он сам сказал мне об этом. Каким-то неведомым путем они получили еще один шанс захватить власть во Вселенной, но номер вновь не пройдет. Меня, Скользкого Джима, грабителя-одиночку без постоянного адреса, уже не раз призывали для важных дел, и я всегда добивался успеха. Теперь меня просят спасти мир. Раз нужно, я сделаю.

– Они не могли выбрать лучшего человека, – сказал я гордо, оглядывая огромные механизмы темпоральной лаборатории, на полу которой лежали распростертые тела. Гигантская зеленая закрученная пружина темпоральной спирали как будто улыбалась мне, и я улыбнулся в ответ.

– Бомбы в механизм, а ты меня подвезешь! – воскликнул я счастливо, делая нужные приготовления. – Уничтожить аппаратуру и оставить этих психов здешним властям, хотя красномордым, наверное, стоит заняться специально.

Я, наверное, хотел прикончить его в пылу борьбы – не могу я хладнокровно убивать даже самого безжалостного убийцу. Хотя на этот раз придется. Я переставил переключатель гаус-пистолета на разрывные снаряды и заглянул в первую комнату.

Удобный случай представился значительно быстрее, чем я рассчитывал. На меня обрушилась, сыпя ударами, огромная красная туша. Я покатился к противоположной стене, извиваясь и пытаясь прицелиться.

Быстро двигаясь, он включил рубильник и ринулся в сторону темпоральной спирали. Пули тоже двигались быстро, они со свистом вылетели из гаус-пистолета и взорвались в его теле.

И тут он исчез. Аппаратура начала мерцать и растворяться, пока я еще бежал к ней… Будет ли он мертв, когда явится по назначению? Должно быть, да, ведь я использовал разрывные снаряды.

Действие наркотиков начало уже проходить, болели пальцы, и утомление давало себя знать. Пора было уходить. Сначала забрать снаряжение, потом сматываться. В отель, потом в больницу. Небольшой отдых даст мне время рассудить, что предпринять дальше. Технология этого века может оказаться достаточно развитой для постройки темпоральной спирали, а ведь у меня в том черном ящике по-прежнему заперта память профессора. Денег, вероятно, потребуется очень много, но всегда есть масса способов их раздобыть.

Пошатываясь, я побрел наружу.

Глава 9

Я нес с собой кейс с самым обыкновенными вещами: гранатами, газовыми бомбами, взрывчаткой, носовыми фильтрами и парой пистолетов – стандартный джентльменский набор.

Гордый и воинственный, я зашел в контору военно-морского казначейства.

Держался я так хотя бы для того, чтобы поддержать честь мундира новехонького, сверкающего золотом, усеянного нашивками – мундира командира Флота Соединенных Штатов. – Доброе утро, – сказал я звонко, затворяя за собой дверь и быстро и незаметно запирая ее зажатым в руке инструментом.

– Так точно, сэр.

Сидевший за столом хмурый старшина говорил достаточно вежливо, но было ясно, что его внимание всецело занято работой с бумагами, аккуратно лежащими на столе, а всякие незнакомые офицеры должны дожидаться своей очереди.

Подобно тому как любая армия держится на сержантах, всеми флотами управляют старшины. Моряки сновали по всевозможным военно-финансовым делам, а в дверном проеме напротив я увидел раскрытую пасть стандартного казенного сейфа. Я положил кейс на стол старшины и распахнул его.

– Я читал в газетах, – сказал я, – что военные, когда просят дотацию, всегда округляют цифры до следующего миллиона и миллиарда долларов. Это меня восхищает.

– Да, да, сэр, – сказал старшина, щелкая арифмометром, явно не интересуясь ни моей способностью читать, ни комментариями прессы.

– Я думаю, вам будет интересно. Так или иначе, мне пришла в голову одна мысль. Нужно поделить деньги. При такой свободе обращения с ними у вас должна быть целая куча лишних – для меня. Именно поэтому я и собираюсь вас застрелить, старшина.

Что ж, это привлекло его внимание. Я дождался, пока его челюсть отвисла, а глаза едва не вылезли из орбит, и нажал на спусковой крючок длинноствольного пистолета. Он издал звук «шуф», хрюкнул и исчез под столом.

Это заняло всего лишь мгновение, и остальные в комнате едва успели заметить, что происходит необычное, когда я повернулся и перестрелял всех одного за другим. Перешагнув через нагромождение тел, я высунул голову в заднюю комнату и позвал:

– Хо-хо, капитан, вот и я!

Он отвернулся от сейфа, пробормотал какое-то морское проклятие и заполучил в шею иголку. Свалился он так же быстро, как и остальные. Снадобье у меня было мощное – усыпляет моментально. Из передней комнаты уже раздавался храп. Жалованье было налицо: пачки хрустящих банкнотов, аккуратно разложенные на множестве подносов. Я раскрыл свой чемодан и стал укладывать в него первую связку благословенной зелени. В этот момент оконное стекло разлетелось вдребезги, и в меня полетели пули.

Если бы они стреляли сквозь стекло, меня бы наверняка изрешетили свинцовые пули, так нравящиеся людям этой эпохи. А то, что прежде, чем открыть стрельбу, они разбили стекло, дало моим отлично настроенным рефлексам долю секунды, необходимую для работы, к которой они всегда готовы.

Я перекувырнулся и откатился назад, выхватив из кармана мини-бомбы еще раньше, чем коснулся пола. Бомбы грохнули и заполыхали, воздух моментально потерял прозрачность. Вслед за первыми я швырнул еще, и стрельба прекратилась. Извиваясь на полу, как змея, я начал, работая на ощупь, набивать чемодан деньгами. Пускай меня обнаружили, загнали в угол и я – в смертельной опасности, – это вовсе не повод бросать награбленное. Уж коли я пошел на эти хлопоты, они должны быть по крайней мере оплачены.

Я пополз к первой конторе и уже было миновал дверь, когда снаружи раздался рев громкоговорителя.

– Мы знаем, что ты внутри. Выходи и сдавайся, или мы тебя продырявим.

Здание окружено – у тебя нет шансов!

Около двери дым поредел, и я увидел, что голос говорил правду. Там стояли грузовики, вероятно наполненные хорошо вооруженными полицейскими. И еще джипы с установленными сзади крупнокалиберными ручными пулеметами.

Вполне достойный комитет по встрече.

– Ведь вы, крысы, не возьмете меня живьем! – закричал я, как сеятель разбрасывая вокруг себя во всех направлениях дымовые и световые бомбы, а заодно и разрывную гранату побольше, которая снесла часть задней стены. Под прикрытием образовавшейся дымовой завесы я подполз к спящему старшине и содрал с него китель. Служил старшина уже долго, так что на его куртке нашивок было больше, чем полос у тигра, и лоснились локти. Я отбросил в сторону свой китель, надел взятый у спящего, затем поменялся фуражками. Эти люди снаружи расставили мне, по-видимому, хитрую ловушку, а это значило, что они знают обо мне значительно больше, чем хотелось бы. Однако их знание можно было обернуть против них быстрой сменой моего чина.

Я швырнул еще несколько бомб, сунул пистолет в карман, подобрал кейс и чемодан и распахнул переднюю дверь.

– Не стреляйте! – завопил я хрипло, выбравшись на свежий воздух, и встал в дверном проеме, как прекрасная мишень. – Не стреляйте – он держит меня на мушке. Я заложник! – Я старался выглядеть испуганным, когда я увидел выставленную против себя маленькую армию.

Затем я шагнул немного вперед и посмотрел через плечо, давая каждому как следует рассмотреть меня.

Ни один не выстрелил.

Я сбежал со ступенек и нырнул в сторону.

– Огонь! Дайте ему! Я в порядке!

Это было в высшей степени зрелище. Все выстрелили сразу, сорвали дверь с петель и выбили все стекла. Передняя стена здания стала дырявой, как дуршлаг. – Целься выше! – закричал я, отползая под прикрытие ближайшего джипа, – все наши парни на полу.

Они стали стрелять выше и еще энергичнее, да так, что начали отделять верх здания от основания. Я прокрался мимо джипа, ко мне подошел офицер и упал, когда я прямо у него под носом раздавил капсулу сонного газа.

– Лейтенанта ранило! – закричал я, запихивая его и кейс с чемоданом на заднее сиденье джипа. – Его надо увозить.

Шофер был очень услужлив и сделал, что сказано. Мы только отъехали, то как задремал и водитель. Довольно сложное дело – вытащить его, несясь на хорошей скорости. В конце концов мне это удалось, и я надавил хорошенько на педаль газа.

Они очень быстро сообразили, в чем дело. Первый из джипов пустился за мной еще тогда, когда я засовывал водителя к остальным на заднее сиденье.

Этот барьер из тел оказался большой удачей, потому что никто больше не стрелял. Однако они висели у меня на хвосте. Я быстро оглянулся на преследователей. Вот это да! 20 – 30 машин всех возможных марок неслись вслед за мной, обгоняя друг друга в реве гудков и сирен! Просто прелесть!

Джим ди Гриз – благодетель человечества. Куда бы я ни отправился, за мной следует счастье. Я повернул в большой ангар и понесся между рядами припаркованных вертолетов. Механики разбежались в стороны, а я круто развернулся и понесся к раскрытым воротам ангара.

Когда я вылетел с одной стороны, мои преследователи как раз въехали в ангар с другой. Совсем не плохо.

Вертолет – почему бы и нет? Ведь это Гринфилд – самозваная вертолетная столица мира.

К тому времени вся морская базанаверняка накрепко заперта и окружена.

Нужно поискать другой путь наружу. Вдалеке с одной стороны маячил стеклянный силуэт диспетчерской башни, туда я и направился. Передо мной расстилалась взлетная полоса, на ней стояли плоскобрюхие вертолеты с рокочущими моторами и медленно вращающимися лопастями. Я с визгом остановил джип перед раскрытым настежь люком, но когда я вставал, чтобы забросить в него кейс и чемодан, чей-то тяжелый башмак попытался ударить меня по голове.

Конечно же, их предупредили по радио, и всех остальных в радиусе ста миль. Это очень досадно. Пришлось нырнуть под удар, схватить башмак и бороться с его обладателем, пока орда моих верных преследователей ревела за спиной. Хозяин башмака знал слишком много об этом виде спорта, так что я смухлевал и закончил матч раньше времени, выстрелив ему в ногу одной из своих иголок. Потом я забрался в кабину вертолета.

Не желая беспокоить похрапывающего за приборной доской летчика, я уселся в кресло второго пилота и вылупил глаза на приборную доску. Для такого примитивного аппарата ручек и кнопок было более чем достаточно.

Методом проб и ошибок я ухитрился найти все необходимое, но к тому времени вертолет был окружен плотным кольцом машин, и толпа вооруженных полицейских в белых касках состязалась за право первым войти в вертолет.

Сонный газ свалил их с ног, даже тех, кто был в противогазе. Я подождал, пока их набралось достаточное количество, и дал полный газ.

Видимо, бывают и лучшие взлеты, но, как однажды сказал мне инструктор, все, что поднимает тебя в воздух, – удовлетворительно. Я видел, как подо мной люди, ища спасения, разбегались. Потом мы повисли в воздухе, медленно развернулись и затарахтели прочь – на юг и к океану. Не одна только случайность привела меня именно в это военное заведение, когда мои деньги стали подходить к концу. Гринфилд расположен в нижнем конце Калифорнии, с Тихим океаном по одну сторону и Мексикой по другую. Нельзя забраться дальше на юг или на запад, продолжая оставаться в Соединенных Штатах. Мне почему-то расхотелось оставаться в этом государстве. Теперь, когда почти все вертолеты флота и морской пехоты в стране спешили за мной в погоню, я сообразил, что к ней подключатся и истребители. Однако Мексика – суверенное государство, другая страна и погоня не станет следовать за мной туда, по крайней мере я на это надеюсь. Во всяком случае, возникнут какие-нибудь проблемы, и прежде чем их разрешат, я буду далеко.

Передо мной неслись белые пляжи и голубая вода, а я занимался выработкой плана спасения, а также знакомился с управлением. Наконец, я отыскал автопилот. Отличное устройство, которое можно установить на полет по курсу. Именно то, что нужно! Мой план был готов. Подо мной пролетела граница, затем арены корриды, розовые, лиловые, желтые дома мексиканского морского курорта. Они быстро пронеслись мимо, и сразу же вслед за ними началась мрачная береговая линия, Байя Калифорния, черные зубы скал, окруженные пеной, песок и отвесные ущелья, спускавшиеся к морю, серые кустарники, пыльные кактусы, очень редко – жилье. Под нами, в океане скалистый полуостров. Я повел вертолет над ним. Преследователи отстали от меня только на несколько секунд.

Только эти секунды мне были и нужны. Я установил автопилот на «парение». Океан был примерно в десяти метрах внизу. Огромные вращающиеся лопасти вырывали из него облака брызг. Я швырнул в него кейс и чемодан, потом сделал укол в шею летчика. Он зашевелился и заморгал – антидот сонного газа действует почти мгновенно, – а я установил автопилот на прямой полет и кинулся к открытому люку.

И очень вовремя. Вертолет уже двигался вперед на полной скорости, когда я оказался в воздухе. Высота была небольшая, но я все же успел сориентироваться ногами вниз, так что они первыми вошли в волны. Я погрузился, глотнул воды, закашлялся, всплыл и стукнулся головой о непотопляемый чемодан. Вода была много холодней, чем я рассчитывал. Я начал дрожать, а левую ногу свело судорогой. Чемодан помог мне держаться на поверхности, так что, брыкаясь, барахтаясь и поднимая пену, мне удалось добраться до кейса. Пока я этим занимался, наверху раздался могучий рев, и рокочущая свора вертолетов пронеслась мимо, подобно ангелам мщения. Я уверен, что никто из них не глядел вниз, на воду, все глаза были сосредоточены на одиноком вертолете, летящем далеко впереди к югу. Пока я смотрел, машина начала раскачиваться и свернула по медленной плавной дуге.

Неожиданно появился реактивный самолет с треугольными крыльями, спикировал рядом с вертолетом и стал вокруг него кружить. Время у меня было, но не слишком много. А на голых скалах полуострова и на пустынном песке пляжа спрятаться было совершенно негде.

Импровизируй, сказал я себе, гребя к берегу и отфыркиваясь. Тебя ведь недаром зовут Скользким Джимом. Выскользни из этой переделки. Судорога схватила вовсю, и единственное, что мне хотелось сделать это, – уйти под воду. Потом под ногами оказался песок. Я вышел, пошатываясь и задыхаясь, на берег. Мне следовало укрыться без посторонней помощи. Мимикрия – древняя штучка матери-природы. Разозленные вертолеты по-прежнему роились на горизонте, когда я начал бешено, голыми руками разгребать песок.

«Прекрати! – приказал я себе и сел, раскачиваясь. – Используй мозги, а не мускулы – урок номер один".

Ну, конечно. Я взял гранату, активизировал ее и бросил в неглубокую ямку. Граната бабахнула вполне удовлетворительно и пустила во все стороны фонтаны песка. После нее остался аккуратный кратер, который как раз мог вместить чемодан с кейсом. Я швырнул их туда и стал быстро раздеваться, кидая одежду туда же. Вертолеты, должно быть, поболтали друг с другом и теперь разворачивались, снова направляясь к берегу.

Я разделся и остался в нижнем белье, которое вполне могло сойти за купальный костюм. А потом забросал яму песком.

К тому времени, когда надо мной пронесся первый вертолет, я уже лежал лицом вниз и загорал, как обычный пляжный купальщик. Они летели надо мной, выстроившись в цепь. Я сел на песок и поглядел на них, как сделал бы всякий в такой ситуации. Потом они прошли над скалистой грядой и унеслись. Шум моторов постепенно замер. Но это не надолго, это ясно. Что мне делать?

Сидеть смирно и прикидываться дурачком. Я сам выбрал себе эту роль и теперь должен играть ее до конца.

Много времени им не понадобилось. Тот, кто ими командовал, приказал выстроиться в линию и прочесывать океан, пляж и холмы. Теперь они двигались медленно, по пути рассматривая, наверняка с помощью сильных биноклей, каждый дюйм.

Пришлось еще раз купаться.

Вертолеты вернулись, и один повис надо мной, подняв облако брызг. Я погрозил ему кулаком и крепко ругался под звук его мотора. Кто-то высунулся из открытого люка и звал меня, но я не слушал. Погрозив ему кулаком, я нырнул и поплыл под водой. Вертолет полетел вслед за остальными, а я снова выполз на берег. Как же я отсюда выберусь?

Глава 10

Как только вертолеты скрылись из виду, я уподобился кроту и раскопал одежду и кейс с чемоданом, бегом отнес их вверх по берегу, выше приливной линии. Еще одна бомба и еще одна зарытая яма – только на этот раз я, предварительно надев брюки и ботинки, убедился, что часть моего снаряжения находится в карманах. Несколько быстрых разрезов превратили форменную рубашку с короткими рукавами в спортивную футболку. Когда эта одежда начала подсыхать, то потеряла всякое сходство с военной формой. Перед уходом я разбросал и разровнял песок, чтобы скрыть следы, тщательно запомнив ориентиры – три больших пика в глубине материка, чтобы потом найти эту точку. Затем направился к прибрежной дороге, находящейся в нескольких сотнях метров отсюда.

Мне по-прежнему везло. Едва я выбрался на дорогу, ведущую на север, как ко мне подъехала похожая на жука машина на высоких колесах. Универсальным жестом я поднял большой палец. Ответом мне был скрежет тормозов. Теперь я разглядел, что на заднем сиденье сидели двое загорелых молодых людей, одежда которых была в большем беспорядке, чем моя. Такая мода, подумал я. Может быть, они примут меня за своего.

– Человече, а ты мокрый, – прокомментировал один, пока я залезал на заднее сиденье.

– Я тут наклюкался и решил пройтись по водичке.

– Нужно как-нибудь попробовать, – ответил водитель. Машина рванулась вперед по дороге.

Не прошло и минуты, как навстречу нам в сверкании огней и реве сирен пронеслись два громоздких черных «седана». На их бортах было большими буквами написано… Для того, чтобы перевести это, лингвистических познаний почти не требовалось. Мои новые друзья, отказавшись от предложения освежиться, ссадили меня в деловой части города Тихуана и быстро уехали. Я остался сидеть за столиком перед кофе и большим стаканом текильи, лимоном, солью и рассудил, что спасся от тщательно расставленной ловушки.

А это действительно была ловушка. Теперь, когда я мог остановиться и хорошенько подумать, это стало очевидно. Все эти джипы и грузовики не могли возникнуть из воздуха. И очень сомнительно, что кому-то удалось собрать такие силы за весьма короткий срок – даже если сработала сигнализация.

Я шаг за шагом припомнил все свои действия и окончательно убедился, что не мог ее потревожить.

Тогда как же они проведали, что случилось?

А узнали они потому, что какой-то временной попрыгунчик прочитал обо всем в газетах, рванул назад в прошлое и послал предупреждение. Я почти ожидал такого поворота, и это меня не очень-то обрадовало. Я слизнул с руки соль, заглотил текилью и впился зубами в лимон. Эта комбинация как бы прожигала себе дорогу вниз по горлу, а на вкус оказалась просто восхитительной.

ОН жив. Я уничтожил его организацию в этом добром от Рождества Христова 1975 году, но ОН отправился творить большие и худшие подлости в другую эпоху. Темпоральная война снова в разгаре. ОН и его сумасшедшие хотят контролировать всю историю и все времена, и эта безумная затея вполне может увенчаться успехом, потому что они уже уничтожили Спецкорпус будущего, единственную организацию поддержания порядка, которая могла их остановить.

Точнее, они уничтожили весь Корпус, за исключением меня. Я же прыгнул назад, в прошлое, чтобы уничтожить их самих и тем самым воссоздать Корпус на вероятных путях будущей истории. Большое задание. Я выполнил его на 99, 9 процента. Оставшаяся жизненно важная десятая процента по-прежнему сулила хлопоты: чудовищный ОН ускользнул от меня в конце темпоральной спирали, хотя и был уже хорошенько нашпигован разрывными пулями из моего пистолета. Не иначе как бронированные кишки! В следующий раз придется использовать что-нибудь посерьезнее. Атомная бомба на подносе с завтраком или что-нибудь в этом роде.

За работу. Прежде я надеялся, что удастся построить темпоральную спираль, чтобы швырнуть меня назад в будущее, когда дело доходит до путешествий во времени, грамматика всегда оставляет желать лучшего. Одним словом вперед (назад). В объятия моей Анжелы и к похвалам коллег, но не сейчас, потому что они реально не существуют.

Темпоральная война – тонкая штука и иногда может быть весьма запутанной. Время могло быть более последовательным. Я очень рад, что мне не требовалось знать теорию для того, чтобы мотаться взад-вперед по времени этаким темпоральным теннисным мячиком, прилагая отчаянные усилия для выполнения своего задания.

Следующее утро не принесло никаких сложностей – нужно было лишь достать машину и откопать деньги. Правда, при этом пришлось заставить уснуть прямо на работе нескольких переодетых полицейских. Перетащить деньги назад, в Соединенные Штаты, было даже проще. Еще до полудня я появился в конторе «Чиэзнер Электроникс Инкорпорейтед» в Сан-Диего. В результате я получил большую и хорошо оборудованную лабораторию с маленькой приемной, в которой сидела не слишком любопытная секретарша. Устроился я неплохо. Теперь пришла очередь браться за дело профессору Койцу.

– Вы понимаете, проф, – сказал я, обращаясь к маленькому металлическому ящичку с его именем на крышке, – все устроено и готово к работе. – Я потряс ящик. – Однажды вы мне расскажете, как ваши воспоминания могут существовать в этом аппарате, когда вас самих нет и не будет никогда, потому что ОН и его психи уничтожили Корпус. А лучше – не говорите ничего. Я совсем не уверен, что хочу это знать.

Я поднял коробку и обвел ее вокруг себя, показывая комнату.

– Лучшее оборудование, которое можно достать на краденые деньги. Все современные исследовательские инструменты, до которых я мог добраться, запасы всевозможных запчастей, запасы сырья. Каталоги всех электронных и прочих фирм. Большой счет в банке, чтобы покупать все, что понадобится, и куча подписанных чеков, которые только и ждут, чтобы их заполнили. Тщательно записанный лингафонный курс языка. Инструкции. История всего, что случилось.

Передаю все это вам, проф, и обращайтесь хорошо с этим телом. Оно единственное, которое у нас с вами осталось.

Не давая себе возможности передохнуть, я лег на кушетку, прикрепил контакт ящика воспоминаний сзади шеи и повернул выключатель.

– Что случилось? – сказал Койцу, проскальзывая в мой мозг. – Много всякого. Вы в моей голове, Койцу, так что не делайте ничего опасного.

– Исключительно интересно. Да, действительно, ваше тело. Перестаньте вмешиваться. На самом деле, почему бы вам не уйти на время, пока я посмотрю, что происходит?

– Я не уверен, что хочу этого.

– Ну, вы должны. Глядите, я нажимаю.

– Нет! – закричал я, но без толку.

Накатилась бесформенная темнота, и я полетел вниз по спирали, в огромную пустоту, отброшенный электронноусиленными воспоминаниями Койцу.

Время тянется так медленно.

Моя рука сжимала черный ящик, на нем грубыми большими буквами было написано «Койцу», пальцы лежали на переключателе «выключено». Память вернулась. Я мысленно затрясся и стал искать стул, чтобы присесть. И заметил, что уже сижу, и уселся еще плотнее.

Я был в отпуске, и кто-то другой управлял моим телом. Теперь, снова обретя контроль, я заметил слабые следы-воспоминания о работе, о долгих днях, возможно, неделях напряженной работы. На пальцах были ожоги и мозоли, а на тыльной стороне правой кисти – новый шрам. В это время завертелся магнитофон – должно быть, на нем был таймер, – и со мной заговорил профессор Койцу.

– Первое – не делайте этого снова. Не позволяйте записанной памяти моего мозга обрести контроль над вашим телом. Потому что я все помню. Я помню, что больше не существую. Эти мозги – в коробочке – может быть, все, что у меня когда-нибудь еще будет. Если я поверну этот выключатель, я перестану быть. Может оказаться, его никогда не включат снова. Вероятно, так и будет. Это – самоубийство, а я не самоубийца. Невероятно тяжело коснуться тумблера. Я думаю, что сейчас мне это удастся. Я знаю, какова ставка. Что-то неизмеримо большее, чем псевдожизнь этого законсервированного мозга. Так что я приложу все усилия, чтобы повернуть тумблер. Сомневаюсь, удастся ли мне это во второй раз. Повторяю: не делайте этого больше никогда. Помните!

– Помню, помню, – пробормотал я, выключая магнитофон, ища сначала, чего бы выпить. Койцу – хороший человек. Его бар был снабжен так же, как и при мне. Стакан солодового виски тройной очистки со льдом выгнал из головы часть тумана. Я уселся и снова включил аппарат.

– К делу. Как только я начал осматриваться, стало очевидным, почему эти темпоральные преступники выбрали эту эпоху. Общество только что ворвалось в технологическую эру, но люди психологически остались в темных веках. Национализм, – какая глупость; загрязнение среды, преступления, всепланетная война, безумие…

– Достаточно лекций, Койцу, ближе к делу.

– …но нет никакой необходимости читать лекции по этому поводу.

Достаточно сказать, что все материалы для темпоральной спирали здесь есть. А обстановка в обществе такова, что можно успешно скрывать большие предприятия по манипулированию временем. Я построил темпоральную спираль, и она взведена и настроена. Я также построил аппарат для зондирования времени и с его помощью определил временное положение этого создания по имени ОН. По причинам, известным только ЕМУ, он действует теперь в эпохе, находящейся в далеком прошлом этой планеты, примерно 170 лет отсюда. Я могу только предполагать, но мне кажется, что его теперешние действия – только ловушка – несомненно, для вас. Каким-то способом – я не мог разобраться – он возвел темпоральный блок перед 1805 годом, поэтому вы не можете вернуться в достаточно ранний период, чтобы захватить его, во время создания его теперешнего предприятия. Будьте осторожны, ОН, видимо, работает с большими силами. Я поместил рычаги управления так, что вы можете выбрать любой год из пяти после 1805 года, в течение которых проявляется их активность. Город называется Лондон. Выбор за вами, желаю удачи.

Я выключил магнитофон, и подавленный, снова пошел за выпивкой. Вот такой выбор – выбери год, в котором тебя пришьют. Отправляйся назад в дикарское общество и стреляйся с ЕГО подручными. Даже если я выиграю, что тогда?! Я буду заперт там на всю жизнь, застряну во времени. Безрадостная перспектива. По сути, у меня лишь иллюзия выбора. ОН выслеживает меня в 1975 году, и, очень может быть, ЕМУ в следующий раз удастся стереть меня в порошок. Много лучше драться с НИМ самому. Весело. Я налил себе еще и потянулся за первой книгой, стоящей на длинной полке.

Койцу не тратил времени даром. Кроме изготовления всего оборудования, он собрал небольшую отличную библиотеку об интересующих меня годах, печальной декаде 19-го столетия. Место моего назначения был Лондон, и коль скоро это стало ясно, величайшую важность приобретало имя одного человека.

Наполеон Буонапарте. Наполеон I, император Франции, большей части Европы, едва не ставший императором всего мира. Странно, как мало отличалась мания величия этого человека от ЕГО собственных амбиций. Это не могло быть совпадением. Тут должна была существовать связь. Я еще не знал пока, какая.

Но был уверен, что скоро узнаю. Тем временем я стал читать все подряд, касающееся этого периода, до тех пор, пока не почувствовал, что разузнал все необходимое. Единственным светлым пятном в этом деле было то, что Англия говорила на разновидности того же самого языка, что и Америка. Так что мне не пришлось возвращаться к мучительным для моей головы урокам с мнемографом.

Конечно, оставался вопрос с тамошней одеждой, но у меня были более чем достаточные иллюстрации того периода, чтобы заказать все необходимое. В итоге, театральный костюмер в Голливуде снабдил меня полным гардеробом, начиная от обтягивающих штанов и курток со множеством пуговиц до огромных плащей и шляп. Моды того времени оказались весьма удобными – я мгновенно их одобрил, скрывая свои многочисленные приборы в обширных складках одежды.

Так как я попаду в точно выбранное время независимо от того, когда покину это, то я решил не спешить и подготовиться как следует. Но в конце концов все благовидные предлоги для отсрочки кончились, время пришло. Мое оружие и инструменты были отрегулированы и подготовлены, здоровье отменное, рефлексы мгновенные, состояние души – паршивое, но чему быть, того не миновать.

Я появился в приемной, секретарша уставилась на меня, не переставая жевать резинку.

– Мисс Киппер, выпишите для себя чек на четырехнедельную зарплату. Вы уволены.

– Вам не нравится моя работа?

– Вы работали как следует, но из-за дурного управления эта фирма обанкротилась. Я уезжаю за границу, спасаюсь от кредиторов. – У-у-у, – какая жалость.

– Благодарю за сочувствие. Давайте я подпишу чек… Мы пожали друг другу руки. и я проводил ее наружу.

За помещение было заплачено за месяц вперед. Я не имел ничего против того, чтобы владелец получил оставленное мною оборудование, однако у меня выработалось совершенно определенное недоверие к аппаратуре темпоральной спирали, которая останется в действии после моего ухода. И так намухлевали более чем достаточно. У меня не было ни малейшего желания вводить в эту игру новых участников. Втиснуть себя в скафандр вместе со своей допотопной одеждой оказалось тяжким трудом, и в конце концов мне пришлось снять ботинки и куртку и привязать их снаружи вместе с остальным снаряжением. Я проковылял к панели управления и собрался с мыслями для окончательного решения. Я знал, куда хочу прибыть, и, следуя инструкциям Койцу, уже ввел в машину необходимые координаты. Лондон исключается. Если у них есть какие-нибудь детекторы, они непременно заметят мое прибытие. Я хотел появиться географически достаточно далеко, чтобы меня не обнаружили, но достаточно близко, чтобы я не мучился от длительного путешествия в примитивном транспорте того времени. Итак, я остановился на долине Темзы около Оксфорда. Массив Уитернских холмов будет между мной и Лондоном, и их крепкие скалы поглотят радарные и зет-лучи и все остальные виды детекторного излучения. Прибыв на место, я смогу отправиться в Лондон по воде, что-то около ста километров, а не по их отвратительным дорогам.

Туда я и отправлюсь. А вот когда – это другое дело. Я внимательно уставился на аккуратно нумерованные циферблаты, как будто они могли мне что-нибудь ответить. Но они оставались немыми. В 1805 году установлен темпоральный барьер, так что раньше я прибыть не могу. Сам 1805 год казался уж очень похожим на ловушку; они будут наготове в это время, бдительно ожидая. Поэтому я должен появиться позднее. Но не на много, иначе они успеют выполнить все зло, которое у них на уме. Ну что ж, два года недостаточно для их работы, но достаточно – по крайней мере, я надеюсь – чтобы застать их хоть немного врасплох.

Я глубоко вздохнул и установил циферблат на 1807 год – и нажал активатор. Через две минуты аппаратура разовьет полную мощность. Свинцовыми ногами я добрался до мерцающей зеленой петли темпоральной спирали и коснулся ее выступающего конца.

Как и прежде, не было никаких ощущений, только сияние, окружавшее меня, сделало остальную комнату едва видимой. Две минуты казались больше похожими на два часа, хотя часы сказали мне, что до прыжка еще больше пятнадцати секунд. На этот раз я зажмурил глаза, вспомнив мерзкие ощущения своего предыдущего временного прыжка. Когда спираль освободилась и швырнула меня назад сквозь время, я был напряжен, взволнован и слеп.

Зонк! Весьма неприятно, когда спираль развернулась, меня понесло в прошлое, а ее энергия рассеялась в будущем. Интересное теоретическое положение, которое в настоящий момент меня совершенно не интересовало. По каким-то причинам это путешествие взбудоражило мои кишки намного сильнее предшествующего, и я был очень занят, убеждая себя, что блевать внутри скафандра совсем не подобающая вещь.

Справившись с этим, я понял, что ощущение падения происходило от того, что я на самом деле падаю. Так что я открыл глаза и увидел, что идет проливной дождь. Совсем недалеко, в лесу, смутно выделялись стремительно приближающиеся мокрые поля и казавшиеся очень колючими деревья.

После нескольких мгновений панической борьбы с управлением гравитатора я смог включить его на полную мощность. Ремни затрещали и застонали от внезапного ускорения. Я тоже затрещал и застонал. Тогда стало казаться, что лямки прорезают мне тело до костей и что они так долго не выдержат… Я искренне ожидал увидеть, как мои ноги и руки оторвутся и пролетят мимо, когда вломился в тонкие ветви дерева, отскочил от сука побольше и шлепнулся на землю. Кажется, гравитатор по-прежнему работает на полную, и как только травянистый склон остановил мое падение, я снова полетел – теперь вверх, и, снова треснувшись о тот же сук, вылетел сквозь вершину. Снова я поиграл с управлением и постарался сделать это на сей раз удачнее. Я спланировал вниз, на этот раз мимо дерева и, упав как мокрое перо на траву, остался на ней полежать.

– Чудесное приземление, Джим, – простонал я, ощупывая себя, не сломаны ли кости. – Тебе следует работать в цирке.

Я был весь измят, но цел – это я понял после того, как таблетка болеутолителя прояснила мне голову и притупила нервные окончания. С запозданием я огляделся вокруг в поисках свидетелей моего приземления, но сквозь дождь я не увидел ни души и никаких следов человеческого жилья. На соседнем поле паслось несколько коров, не потревоженных моим драматическим появлением. Итак, я прибыл.

«За работу", – приказал я себе. И стал разгружаться под прикрытием большого дерева. Первая вещь, которую я снял, был изобретенный и сооруженный мной контейнер. Он раскрылся и собрался в окованный латунью кожаный ящик, характерный для этого периода. Все остальное, включая гравитатор и скафандр, как раз вместились в него. К тому времени, когда я загрузил и запер его, дождь перестал, и солнце стало с трудом пробиваться через облака. Уже середина дня, определил я по его высоте. Достаточно времени, чтобы до темноты найти убежище. Но в каком направлении? Тропа через коровье пастбище должна куда-то вести. Я пошел по ней вниз с холма. Коровы повели в моем направлении своими круглыми глазами, не обращая на меня никакого внимания.

Это были большие животные, знакомые мне только по фотографиям, и я попытался вспомнить все об их драчливости. Эти звери, очевидно, тоже ничего про это не помнили и совсем меня не тревожили, пока я шел вверх по дороге с ящиком на плече, вперед, навстречу этому миру. Тропа привела меня к перелазу, выходившему на проселочную дорогу. Неплохо. Я перебрался на нее и как раз размышлял, какое направление избрать, когда приближающаяся допотопная повозка заявила о своем присутствии громким скрипом и волной зловония, принесенной ветерком. Вскоре она с громким стуком появилась в поле зрения.

Двухколесный деревянный реликт, влекомый костлявой лошадью и доверху наполненный субстанцией, которая, как я узнал позднее, именуется навозом естественным удобрением, высоко ценимым за полезность для посевов и то, что из него добывают одну из важных составляющих пороха. Водитель этой повозки, неопрятно выглядевший крестьянин в бесформенной одежде, ехал на расположенной впереди платформе. Я шагнул на дорогу и поднял руку. Он дернул за несколько ремней, которыми управлялось тягловое животное, и все сооружение со стоном остановилось. Он поглядел на меня сверху, пожевывая пустыми деснами – воспоминание о давно исчезнувших зубах. Потом вытянулся и коснулся костяшками пальцев лба. Я читал об этом жесте, который представлял часть отношений низших классов к высшим, и понял, что мой выбор костюма был правильным.

– Любезный, я направляюсь в Оксфорд, – сказал я.

– Э-э-э?.. – ответил он, приставив замызганную руку к уху.

– Оксфорд! – прокричал я.

– Да, Оксфорд, – счастливо кивнул он в знак согласия. – Это туда, указал он через плечо.

– Я направляюсь в этот город. Ты довезешь меня?

– Я еду туда, – он указал вперед по дороге. Я вытащил из бумажника золотой соверен, приобретенный у торговца старинными монетами, и показал ему. Он широко открыл глаза и звучно чмокнул губами, очумев от предложенной платы.

– Я еду в Оксфорд.

Чем меньше говорить об этой поездке, тем лучше. Пока неподрессоренный говновоз мучил седалищную часть моего тела, мой нос подвергался нападению со стороны его груза. Но по крайней мере мы ехали в верном направлении. Мой «шофер» хихикал и бормотал себе под нос что-то непонятное, совершенно обезумев от жадности при виде моей золотой манны, и понукал древнего одра ковылять с максимальной для него скоростью. Когда мы выехали из-под деревьев, выглянуло солнце и впереди появились серые здания университета, бледные на фоне сланцево-серых облаков. Весьма привлекательное зрелище, по правде сказать.

– Оксфорд, – сказал возница, указывая корявым пальцем. – Мост Магдалины.

Я слез вниз и потер свои избитые окорока, глядя на изящную арку моста через маленькую речку. Рядом со мной раздался глухой удар, когда мой ящик шлепнулся на землю… Я было начал возмущаться, но мой транспорт уже развернулся и пустился назад по дороге. Так как я имел не больше желания въехать в город на телеге, чем возница – везти меня, я не стал спорить.

Однако он мог по крайней мере сказать что-нибудь, например, до свидания, но это не имело значения. Я взвалил ящик на плечо и побрел вперед, прикидываясь, как будто не вижу одетого в голубой мундир солдата, стоящего у будки на конце моста. Солдат держал какое-то громадное пороховое оружие, оканчивающееся чем-то вроде острого лезвия. Однако он отлично видел меня и опустил свое приспособление, так что оно загородило мне дорогу.

– ..? – выговорил он что-то невнятное. Понять невозможно. Вероятно, это был городской диалект, так как я без труда понимал деревенщину, который привез меня сюда.

– Не будете ли вы любезны повторить, – попросил я дружелюбным тоном.

– ..! – прорычал он и занес нижний деревянный конец своего оружия, чтобы попасть мне по диафрагме.

С его стороны это было не очень любезно. Я продемонстрировал ему свое отвращение, отступив в сторону, так что удар пришелся в пустоту, и ответил ему той же монетой, но с большим успехом – засадил коленом в его диафрагму.

Он согнулся пополам, и я рубанул его по шее. Поскольку он потерял сознание, я подхватил его оружие, чтобы, падая, оно не сработало.

Все это произошло достаточно быстро, и я обратил внимание на дикие взгляды проходившей публики. Кроме этого, я заметил бешеный взгляд другого солдата, стоявшего в дверях обветшалого строения. Солдат подымал на меня свое оружие. Безусловно, это не столь незаметное появление в городе, но, раз начав, я вынужден был и закончить.

Сказано – сделано. Я нырнул вперед, что позволило мне опустить на землю ящик и одновременно избегнуть нападения. Раздался взрыв, и язык пламени пронесся у меня над головой. Потом приклад моего ружья поднялся вверх и угодил под подбородок моему второму противнику – он упал, а я бросился внутрь строения. Если в нем есть люди, то будет лучше разобраться с ними в замкнутом пространстве.

И точно, там оказались еще солдаты. И в изрядном количестве, так что я, позаботившись о ближайшем маленькими грязными приемами ближнего боя, активизировал гранату с сонным газом, чтобы утихомирить остальных. Я должен был это сделать – хотя мне и не хотелось. Я быстро измазал одежду и надавал по ребрам людям, которые свалились от газа, с тем чтобы изобразить дело так, будто они пали жертвой насилия.

Как же я теперь отсюда выберусь? Наилучшим ответом было – быстро, потому что публика наверняка сразу разнесет тревожную весть. Однако когда я подошел к двери, то увидел, что прохожие подошли поближе и старались рассмотреть, что происходит. Когда я вышел наружу, они заулыбались и радостно зашумели, а один громко выкрикнул:

– Да здравствует его милость! Поглядите, как он разделался с этими французишками.

Раздались радостные крики. Я стоял пораженный. Что-то тут не так. Потом я понял – один факт тревожил меня с тех пор, как я впервые увидел колледж.

Флаг, гордо развевающийся на вершине ближайшей башни. Где же на нем английские кресты?

Это был французский триколер.

Глава 11

Пока я пытался сообразить, что бы это значило, через толпу протиснулся человек в простой одежде из коричневой кожи и громко приказал толпе замолчать.

– Расходитесь по домам, ну, вы, сейчас придут лягушатники и поубивают вас всех. И никому об этом ни слова. Если не хотите висеть на городских воротах.

Возбуждение сменилось страхом, и народ начал быстро расходиться. Лишь два человека пробирались сквозь редеющую толпу, желая подобрать разбросанное внутри оружие. Сонный газ уже рассеялся, поэтому я не стал им препятствовать. Первый, подходя ко мне, поднял к шапке два пальца.

– Отлично сработано, сэр, но вам нужно скорее уходить, потому что кто-нибудь мог услышать выстрел.

– Куда мне идти? Я никогда в жизни не был в Оксфорде. Он быстро осмотрел меня с ног до головы, как и я его. И принял решение.

– Идемте с нами.

И очень вовремя. Потому что, когда мы, нагруженные ружьями, скользнули в боковую улицу, я уже слышал на мосту тяжелую поступь марширующих башмаков. Но мои спутники были местные жители, знали все ходы и выходы и, насколько я мог судить, нам ничего не грозило. Мы то бежали, то шли в полном молчании почти час, пока не достигли большого амбара, который, очевидно, и был местом назначения. Я вошел вслед за остальными и поставил свой ящик на пол. Когда я выпрямился, мужчины, тащившие ружья, схватили меня за руки, а человек в кожаной одежде приставил к горлу нож.

– Кто вы такой? – спросил он.

– Меня зовут Браун. Джон Браун. Из Америки. А как ваше имя?

– Бревстер. – И, не меняя тона: – Как по-вашему, почему бы нам не убить вас, как шпиона?

Я спокойно улыбнулся, чтобы показать ему, насколько глупа мысль.

Внутренне я был далеко не совсем спокоен. Шпион? Почему бы и нет? Что я могу ответить? Думай быстренько, Джим, ведь нож убивает так же верно, как атомная бомба. Что мне известно? Французские солдаты оккупировали Оксфорд. Это значит, что они высадились в Англии и захватили ее или ее часть. Существует сопротивление этому вторжению, державшие меня люди служат доказательством этому. Отталкиваясь от этих соображений, я попытался импровизировать.

– Я выполняю здесь секретное поручение. – Это всегда полезно. Нож по-прежнему прижат к моему горлу. – Америка, как вы знаете, поддерживает ваши цели.

– Америка помогает французам. Так сказал ваш Бенджамин Франклин.

– Да, конечно, мистер Франклин несет громадную ответственность.

Франция слишком сильна, чтобы бороться с нею сейчас, поэтому мы поддерживаем ее. Это на поверхности, но есть люди, вроде меня, которые идут вам на помощь.

– Как вы это докажете?

– Что я могу? Бумаги можно подделать. К тому же носить их с собой смертельно опасно, и вы бы им не поверили. Но у меня есть вещь, которая говорит сама за себя, и я еду в Лондон, чтобы доставить ее нужным людям.

– Кому? – Нож чуть-чуть отодвинулся.

– Я вам не скажу. Но по всей Англии есть подобные вам люди, желающие свергнуть ярмо тиранов. Мы снеслись с некоторыми из этих групп. И со мной то самое свидетельство, о котором я говорил.

– Что же это?

– Золото.

Это – уж наверное – привело их в замешательство. Я почувствовал, что руки, державшие меня, несколько поослабли. И я стал развивать свой успех.

– Вы никогда не видели меня прежде, и, вероятно, никогда не увидите больше, но я могу оказать вам финансовую помощь для покупки оружия, подкупа солдат, помощи заключенным. Почему, по-вашему, я напал сегодня на этих солдат – у всех на виду? – спросил я, повинуясь внезапному импульсу.

– Скажите нам, – ответил Бревстер.

– Чтобы повстречаться с вами.

Я медленно оглядел их удивленные лица.

– Во всех частях света есть лояльные англичане, которые ненавидят захватчиков и будут бороться, чтобы вышвырнуть их с этих зеленых берегов. Но как их найти и помочь? Я только что показал вам один из способов. Теперь я дам вам и золото для продолжения борьбы. Так же, как я доверяю вам, и вы должны довериться мне. У вас будет достаточно золота, и если вы пожелаете, то сможете улизнуть отсюда и счастливо прожить жизнь в каком-нибудь другом месте. Но я думаю, вы этого не сделаете. Вы рисковали жизнью из-за этих ружей, и вы поступили достойно. Я дам вам золото и уйду. Мы никогда впредь не встретимся. Мы должны доверять друг другу. Я верю вам… – Я замолчал, предоставляя им возможность закончить фразу самим.

– По мне, все правильно, Бревстер, – сказал один из мужчин.

– По мне, тоже, – поддержал другой. – Давай возьмем золото.

– Я возьму золото, если есть, что брать, – сказал Бревстер, опуская нож, но по-прежнему сомневаясь. – Может быть, все это – ложь.

– Может быть, – быстро сказал я, прежде чем он начал дырявить мою сшитую на живую нитку историю, – но это не так. И к тому же не имеет никакого значения. Сегодня ночью вы увидите, как я уезжаю, и мы никогда не встретимся больше.

– Золото, – сказал мой страж.

– Давайте посмотрим на него, – сказал неохотно Бревстер.

Мой блеф удался. Теперь он попался.

С величайшей осторожностью я открыл ящик, в бок мне упиралось ружье.

Золото у меня имелось. Это была единственная правдивая часть моего рассказа.

Оно лежало, разложенное по множеству маленьких кожаных мешочков, предназначенных для финансирования моих действий, что я сейчас и начинал. Я вытащил один и торжественно передал Бревстеру.

Он вытряс на ладонь несколько сверкающих крупинок, и все на них уставились. Я нажимал:

– Как мне добраться до Лондона? По реке?

– На всех шлюзах на Темзе часовые, – все еще глядя на золотой песок у себя на ладони, ответил Бревстер. – Вы не доберетесь дальше Абингтона.

Только на лошадях, окольными дорогами.

– Я не знаю окольных дорог. Мне нужны две лошади и кто-нибудь в провожатые. Как вы знаете, я могу заплатить.

– Вас проводит Люк, – сказал он, подняв наконец глаза. – Он был раньше ломовым извозчиком, но он доведет вас только до стен. Много французишек – добирайтесь сами.

– Отлично.

Итак, Лондон оккупирован. А как же остальная Англия? Бревстер вышел, чтобы позаботиться о лошадях, а Гай достал немного грубого хлеба и сыра, а также эль, который оказался вполне приемлемым. Мы заговорили, вернее говорили они, а я слушал, вставляя иногда слово, но опасаясь задавать любые вопросы, из боязни продемонстрировать мое почти полное невежество. Но картина постепенно начала вырисовываться. Англия была полностью оккупирована и умиротворена, так было уже в течение нескольких лет; точная цифра была не ясна, хотя борьба все еще продолжалась – в Шотландии. Было мрачное воспоминание о вторжении, какой-то гигантской пушке, которая причиняла ужасные разрушения, о единственной битве, в которой была уничтожена эскадра Канала. За всем этим я чувствовал ЕГО раздвоенное копыто. История переписывалась.

Однако это прошлое не было прошлым того будущего, из которого я прибыл.

От размышления на эту тему моя голова начала раскалываться от боли. Может быть, этот мир существовал в петле времени, отдельно от основного потока истории. Или это был альтернативный мир. Профессор Койцу разобрался бы, но я думаю, что ему не понравилось бы быть вынутым из черного ящика для ответа на мои вопросы. Я должен разобраться в этом без его помощи. Думай, Джим, заставь шестеренки в твоей старой черепушке завертеться. Ведь ты гордишься тем, что ты называешь своим разумом, так примени его ради разнообразия к чему-нибудь, кроме мошенничества. Тут должна быть какая-то логика: А: в будущем это прошлое не существует; В: теперь оно точно существует; но С: может значить, что мое присутствие здесь уничтожает это прошлое и саму память о нем. Не представляю, как этого можно достичь, но сама мысль источала такую уверенность, что я схватился за нее. Джим ди Гриз Преобразователь Истории. Потрясатель Мира. Прекрасная картина – и я лелеял ее, дремля на сене, – я довольно скоро проснулся, почесываясь от нашествия многочисленных насекомых, ползающих по моему телу.

Лошадей доставили только после наступления темноты, и мы решили, что лучше всего отправиться на рассвете. Я ухитрился достать из моего ящика средство от насекомых. И потому наслаждался относительно спокойной ночью перед утренней скачкой.

Эта скачка?! Мы были в пути три дня, прежде чем достигли Лондона, и даже на заду у меня поверх одних болячек вскакивали новые. Мой простодушный компаньон, по-видимому, получал массу удовольствия от путешествия, рассматривая его как своего рода прогулку, непрерывно говорил о местности, по которой мы проезжали, и по вечерам, на постоялых дворах, напивался до бесчувствия.

Мы пересекли Темзу повыше Хенли и сделали длинный объезд на юг, держась подальше от мало-мальских значительных центров населения. Когда мы снова подъехали к Темзе у Саутварка, то увидели перед собой Лондонский мост, а за ним крыши и шпили Лондона. Видеть их было довольно трудно из-за высокой стены, проходившей вдоль противоположного берега. Стена имела чистый, с иголочки вид, сильно отличаясь по закопченности от остального города.

Неожиданная мысль пришла мне в голову.

– Ведь это новая стена, – сказал я. – Верно?

– Да. Закончена два года назад. Многие здесь поумирали, женщины и дети. Они согнали всех на эту стройку, как рабов. Она окружает весь город.

Она никому не нужна, просто он сумасшедший.

Эта стена была нужна, и хотя мысль эта было очень лестной, стена эта мне все равно не нравилась. Она была построена из-за меня, чтобы не пустить меня внутрь.

– Нужно найти тихую гостиницу.

– Гостиница «Георг», вон там, – он громко причмокнул. – К тому же там отличный эль.

– Это подойдет вам, а мне нужно прямо у реки, с видом на этот мост.

– Знаю такое место, «Боров и Дрофа», на Пиклхерин-стрит, у самого начала Вайн-Лайм, там тоже отличный эль.

На вкус Люка самое мерзкое варево было прекрасно, коль оно содержало алкоголь. Так или иначе «Боров и Дрофа» вполне соответствовало нашим нуждам.

Низкопробное заведение с потрескавшейся вывеской над дверью, изображавшее приготовившихся к драке невероятного вида свинью и еще более невероятную птицу. Позади была ветхая пристань, где могли высаживаться жаждущие лодочники. Я получил комнату с окнами на реку. Устроив свою лошадь на конюшню и поторговавшись о плате за комнату, я запер дверь на засов и распаковал электронный телескоп. С его помощью я получил крупную, ясную, подробную и безрадостную картину города за рекой.

Он был окружен десятиметровой стеной из крепкого кирпича и камня, несомненно утыканного всякой следящей аппаратурой. Если я попробую проникнуть под ней или над ней, меня наверняка заметят. О стене надо забыть.

Единственное, что было видно с моего наблюдательного поста, это противоположный конец Лондонского моста, и я внимательно его изучал.

Движение на мосту было медленное, потому что все тщательно обыскивались перед въездом на него. Одного за другим людей уводили в помещение, устроенное внутри стены. Насколько мне было видно, все они возвращались, но как будет со мной? Что происходит там – внутри? Я должен это выяснить, и внизу как раз подходящее для этого место.

Все любят людей щедрых, таким я и стал.

Одноглазый хозяин, бормоча и посмеиваясь про себя, ухитрился найти в своем подвале бутылку сносного кларета специально для меня. Местные жители были более чем довольны, поглощая эль кувшин за кувшином. Эти сосуды были сделаны из кожи, пропитанной дегтем, который добавлялбукету определенную пикантность, но потребитель, видимо, не возражал. Моим лучшим информатором был щетинисто-бородатый гуртовщик по имени Квини. Он был один из тех, кто перегонял скот с ферм на бойни, а также помогал мясникам в их кровавых делах. Как можно догадаться, его чувствительность была не из высочайших, чего нельзя было сказать о его способности пить. Напиваясь, он разговаривал, а я впитывал каждое слово. Он въезжал и выезжал из Лондона каждый день, и я, выделяя по кусочкам из потока сальностей и брани крупицы нужной мне информации, постепенно составил точную, как я надеялся, картину процедуры пропуска.

Там был обыск, это я и сам мог видеть из окна, иногда тщательный, иногда и поверхностный. Но одна процедура этого порядка никогда не изменялась.

Каждый входящий в город должен был сунуть руку в дырку в стене караульной по кисть и снова вынуть.

Потягивая вино и не обращая внимания на взрывы вокруг себя, я размышлял над этим. Что они могут при этом обнаружить?! Возможно, отпечатки пальцев, но я всегда использовал ложные отпечатки и менял их три раза со времени последней операции. Температуру? Щелочность кожи? Пульс или кровяное давление? Могут ли жители этого туманного для меня прошлого отличаться какими-нибудь телесными характеристиками? Вполне возможно ожидать каких-нибудь изменений за более чем 30 000 лет. Я должен узнать теперешние.

Это удалось сделать достаточно легко. Я сделал детектор, который мог записывать все эти характеристики, и прикрепил его под одеждой. Приемник был замаскирован под кольцо, которое я носил на правой руке. На следующий вечер я пожал руки всем, кому мог, и, забрав свой стакан, вернулся к себе в комнату. Записи были точны в пределах 0, 006 процента. И были весьма показательны. Мои собственные данные весьма хорошо вписывались в пределы естественных отклонений.

«Ты не думаешь, Джим, – обвинил я свое отражение в волнистом зеркале.

– Должна быть какая-то причина для этой дыры в стене. И эта причина какой-то детектор. Вопрос в том, что он обнаруживает? – Я отвернулся прочь от своего отражения. – Давай, давай, не уклоняйся. Если не можешь ответить так, поставь все на голову. Что вообще можно обнаружить?»

Так пошло лучше. Я вытащил лист бумаги и стал делать список всего, что может быть замечено и измерено, начиная прямо с частоты. Свет, тепло, радиоволны и т.п., затем перешел к вибрациям и шуму, радарным отражениям, ко всему и вся, не пытаясь применить все эти вещи к человеческому телу. Еще рано. Я займусь этим, когда сделаю список как можно подробнее. Исписав весь лист, я победоносно пожал себе руку и перечитал его, применительно к человеку.

Ничего. Я вновь впал в уныние, швырнул список, потом снова взялся за него. Я вспомнил нечто услышанное или имевшее отношение к услышанному мной о Земле от профессора Койцу. Ну да! Койцу сказал: «Уничтожена атомными бомбами».

Радиоактивность. Атомный век еще в будущем, единственной радиоактивностью на этой планете является природный фон. Проверка не заняла много времени. Я – создание будущего, обитатель Галактики, со средой жесткой радиации. Мое тело в два раза радиоактивнее фона, замеренного в комнате, в два раза радиоактивнее тел моих приятелей по выпивке. Я специально спустился вниз проверить их. Теперь, зная, чего опасаться, я придумал способ перехитрить их. Вывернув свои старые мозги наизнанку, я быстро разработал план и задолго до рассвета был готов к атаке. Все устройства, спрятанные на мне, были из пластика, неразличимого детектором металла, если они его используют. Все, сделанное из металла, было помещено в пластиковую трубку шириной не толще моего пальца и длиной не больше метра, которую я свернул и положил в карман. В самый темный предрассветный час я выскользнул наружу и стал красться по сырым улицам в поисках своей жертвы.

Я нашел ее достаточно быстро, французского часового, охраняющего один из входов в ближайшие доки. Короткая драка, немного газа, бесчувственное тело и темная подворотня. Через две минуты я появился с противоположного конца в его мундире, неся точно на французский манер его ружье на плече. В его ствол была вложена трубка с моими приборами. Пусть попробуют найти их своим детектором. Время я рассчитал точно, и когда с первыми лучами солнца ночной караул возвращался в Лондон, я маршировал в последнем ряду. Я пройду незамеченный среди врагов. Прекрасная возможность оставить их в дураках. Не будут же они осматривать своих собственных солдат. Но в дураках оказался я.

Когда мы маршировали в дальнем конце моста, я заметил интересную вещь, которую не мог видеть в телескоп из своего окна.

Каждый солдат, завернув за угол караульной, на мгновение останавливался и под холодным взглядом сержанта засовывал палец в отверстие ствола.

Глава 12

– ..! – сказал я, споткнувшись о неровный настил моста. Не знаю, что означает это слово, но французские солдаты употребляли его чаще всех остальных и оно, видимо, подходило к случаю. При этом я толкнул соседнего солдата, и мой мушкет больно стукнул его по голове. Он завопил от боли и оттолкнул меня. Я отлетел назад, ударился ногами о низкие перила и полетел в воду.

Отлично выполнено. Там было быстрое течение, и я ушел под воду, зажав между коленями ружье, чтобы не потерять его. После этого я вынырнул всего один раз, молотя руками по воде и пронзительно крича. Солдаты столпились на мосту, крича и указывая, и когда я убедился, что произвел требуемый эффект, я позволил своему намокшему платью утащить меня под воду. Кислородная маска была у меня во внутреннем кармане, и мне понадобилась всего лишь секунда, чтобы вытащить ее и натянуть. Затем я освободил ее от воды, сильно выдохнув и вдохнув чистого кислорода. После этого нужно было просто медленно и лениво плыть поперек реки. Прилив уходил, так что прежде, чем я пристану к берегу, течение унесет меня вниз на достаточное расстояние. Итак, я избежал разоблачения, остался жить, чтобы вновь собрать свои силы и бороться, и был совершенно подавлен провалом своей попытки пробраться за стену. Да и вода была не особенно теплая. На протяжении долгого времени меня толкали вперед мысли о горящем огне в моем камине и кружке, горячего рома. В конце концов я увидел впереди в воде темный силуэт, который постепенно превратился в корпус маленького корабля, привязанного к доку, – мне были видны его сваи. Я остановился над килем, извлек из ствола трубку и, засунув ружье в рукав камзола для веса, спустил все это на дно реки. Сделав несколько глубоких выдохов, я снял и спрятал кислородную маску и, по возможности тихо, выплыл на поверхность рядом с судном.

Я выплыл только для того, чтобы увидеть фалды и заплатанные штаны сидящего на перилах надо мной французского солдата. Он трудолюбиво надраивал иссиня-черный ствол необыкновенно зловещего вида пушки. Она выглядела значительно более совершенной, чем все орудия XIX столетия, которые я видел, потому, несомненно, что она вовсе и не принадлежала этому периоду.

Руководствуясь совсем не праздным интересом, я изучил орудия, применявшиеся в только что оставленную мной эпоху, и поэтому сейчас узнал в этом орудии 75-миллиметровую пушку. Идеальное орудие для установки на легком деревянном суденышке – из нее можно стрелять, не разнося судно на кусочки. К тому же она может аккуратно разнести в клочья любой деревянный корабль задолго до входа в радиус действия его заряжающихся с дула пушек, не говоря уж об уничтожении полевых армий. Всего несколько сот таких орудий, перенесенных в прошлое, могли бы изменить историю. Что они и сделали. Солдат обернулся и плюнул в воду, я снова опустился под воду и скрылся среди свай.

Ниже по течению, вне видимости с французского корабля, была лодочная пристань. Там я и вынырнул. Поблизости никого не было. Мокрый, дрожащий, подавленный, я выбрался из воды и заспешил к темному коридору улицы. Там кто-то стоял, я протрусил мимо, но потом решил остановиться, потому что этот человек ткнул мне в бок ствол громадного пистолета.

– Идите вперед. – сказал он. – Я отведу вас в уютное место, где вы сможете переодеться в сухую одежду.

Только он сказал не «одежду», а «одеждою». У моего пленителя определенно был французский акцент.

Мне оставалось только выполнить указание, подкрепленное тычками его примитивного оружия. Примитивное или нет, оно так или иначе могло проделать во мне отличную дырку. Дальний конец улицы был начисто перегорожен стоявшей там каретой. Ее дверца была распахнута.

– Залезайте, – сказал мой пленитель, – я вслед за вами. Я видел, как несчастный солдат упал с моста и утонул: и подумал, что, если он выплывет? А вдруг он хороший пловец и может переплыть реку? Куда тогда его принесет течение? Вот задача-то, но я успешно ее решил.

Дверца захлопнулась, и карета тронулась. Я упал вперед, повернулся, нырнул и попытался схватить пистолет и схватил его за рукоятку, потому что мой похититель уже держал его за ствол, протягивая мне.

– Конечно же, держите его, мистер Браун, если вам угодно. Он больше не понадобится. – Он улыбнулся и, видя мое удивление, ухмыльнулся и навел дуло себе в грудь. – Это был наипростейший способ убедить вас поехать со мной в карете. Я наблюдал за вами несколько дней и уверен, что вы не любите французских захватчиков. – Но ведь вы – француз?

– Конечно же! Сторонник покойного короля, а теперь беглец. Я выучился ненавидеть это корсиканское ничтожество, пока здешний народ лишь смеялся над ним. Но теперь никто больше не смеется, и мы объединены общей целью. Но, пардон, позвольте представиться. Я – граф д'Ознон, вы можете звать меня просто Чарли, поскольку все мои титулы теперь в прошлом.

– Рад познакомиться, Чарли. – Мы пожали руки. – Зовите меня просто Джон.

Прежде чем мы смогли продолжить этот интересный разговор, карета с грохотом остановилась. Мы находились во внутреннем дворе большого дома, и я с пистолетом, вошел вместе с графом. Я был по-прежнему подозрителен, хотя причин к этому, по-видимому, было очень мало. Все слуги были очень стары и ковыляли вокруг, бормоча между собой по-французски. Один древний слуга, скрипя коленями, наполнив для меня ванну, помог раздеться и стал намыливать спину, совершенно игнорируя то, что я по-прежнему держал в руках пистолет.

Мне приготовили нагретую одежду и хорошие башмаки. Оставшись один, я переложил в новую одежду свой арсенал и инструменты. Когда я спустился вниз, граф поджидал меня в библиотеке, потягивая из хрустального бокала какой-то интересный напиток, которым до краев был наполнен и стоящий рядом с ним сосуд. Я протянул ему пистолет, а он мне – полный бокал. Жидкость приятно скользнула по моему горлу, а мои ноздри вдохнули облако изысканного аромата, подобного которому я никогда не встречал.

– Сорок лет выдержки, из моего поместья, которое, как вы можете понять, находится в Коньяке.

Я прихлебнул еще и поглядел на него. Сильный человек – высокий и гибкий, седеющие волосы, высокий лоб, тонкие, почти аскетические черты лица.

– Зачем вы привезли меня сюда? – спросил я.

– Чтобы мы могли объединить наши усилия. Я изучаю натуральную философию и вижу теперь много неестественного. Армии Наполеона имеют оружие, которого не делают нигде в Европе. Иные говорят, что оно из далекой… но я не верю. Это оружие обслуживается людьми, плохо говорящими по-французски, непонятными и злыми людьми. Ходят разговоры, что в окружении корсиканца находятся еще более непонятные и зловещие люди, неслыханные чужеземцы, как и вы. Скажите, как может человек переплыть реку под водой?

– При помощи определенного устройства. – Молчать не было смысла, граф слишком хорошо знал, о чем спрашивать. Когда у врага есть такие пушки, какую я видел, нет смысла скрывать его происхождение. Глаза графа расширились, когда я сказал это, и он осушил свой бокал.

– Я так и думал. Вы знаете больше об этих странных людях и их вооружении. Они не из мира, который мы знаем, ведь так? Вы знаете о них, и вы здесь для того, чтобы с ними бороться?

– Они пришли из страны злобы и безумия, принесли с собой свои преступления. Да, я воюю с ними… Я не могу рассказать о них все, потому что и сам не знаю всю историю, но я здесь для того, чтобы уничтожить их и все ими сделанное.

– Я был в этом уверен! Мы должны были объединить наши усилия. Я окажу вам любую помощь.

– Можете начать с обучения меня французскому. Мне нужно пробраться в Лондон, и, похоже, мне язык понадобится.

– Но… есть ли у нас время?

– Хватит часа или двух – еще одна машина.

– Я начинаю понимать, но не уверен, понравятся ли мне все эти машины.

– Нельзя их любить или не любить. Они свободны от эмоций. Мы можем только использовать их на добро или зло, так что проблема машин, как и все остальное, – человеческая проблема.

– Склоняюсь перед вашей мудростью. Конечно, вы правы. Когда мы начнем?

Я вернулся за своими вещами в «Боров и Дрофу», затем переехал в комнату в доме графа. Последовал ужасающе-мучительный вечер работы с мнемографом (головная боль – слишком слабое слово для обозначения побочных эффектов использования этой дьявольской машины), в результате которого я выучился разговорному французскому. Теперь, к удовольствию графа, мы беседовали на его языке.

– А следующий шаг? – спросил он. Мы только что пообедали, и притом прекрасно, и вновь вернулись к коньяку.

– Мне нужно поближе рассмотреть одного из этих псевдофранцузов, которые, как видно, всем заправляют. Появляются они по эту сторону реки поодиночке или хотя бы маленькими группами?

– Да, их передвижения бессистемны. Поэтому нужно получить свежие сведения. – Он позвонил в серебряный колокольчик, стоявший рядом с графином. – Хотите, вам доставят одного из них оглушенным или мертвым?

– Вы очень любезны, – сказал я, поднимая бокал, чтобы бесшумно появившийся слуга мог его снова наполнить. – Я займусь этим сам. Только укажите мне, и я сделаю все остальное.

Граф отдал приказания, слуги удалились.

– Это не займет много времени, – сказал граф. – Получив информацию, вы знаете, что вы будете делать дальше? У вас имеется план действий?

– Только приблизительно. Я должен проникнуть в Лондон. Найти ЕГО верховного демона этого уголка ада, потом, полагаю, убить его. А также уничтожить определенное оборудование.

– А выскочка корсиканец – вы его тоже устраните?

– Только если он будет мешать. Я не простой убийца, мне трудно убивать, но мои действия неминуемо изменят весь ход дела. Новое оружие перестанет поставляться, а боеприпасы скоро кончатся. Собственно говоря, эти негодяи могут и вовсе исчезнуть.

Граф приподнял бровь, но, будучи любезным, от комментариев воздержался.

– Ситуация очень сложная. По правде сказать, я не совсем понимаю ее и сам. Это связано с природой времени, о которой я знаю очень мало. Но, кажется, время, в котором мы живем сейчас, не существует для будущего.

Будущие исторические книги говорят, что Наполеон был разбит, его империя уничтожена, что Британия никогда не была захвачена.

– Если бы так было!

– Это может быть, если я доберусь до НЕГО. Однако если история снова изменится и вернется к тому, что должно было бы быть, то весь мир может исчезнуть.

– Во всех опасных предприятиях следует идти на определенный риск. Граф оставался спокойным и собранным. Удивительный человек. – Если этот мир исчезнет, то, должно быть, возникнет другой, более счастливый?

– Примерно так.

– Тогда мы должны быть более настойчивыми. В этом другом, лучшем мире я вернусь в мое поместье, снова будет жива моя семья, будут цветы весной и счастье на Земле. Отдать эту теперешнюю жизнь… это презренное существование. Однако я бы предпочел, чтобы знание об этой возможности не вышло за стены этой комнаты. Я не уверен, что все наши помощники согласятся с такой философской точкой зрения.

– Полностью согласен с вами. Хотел бы и я, чтобы все было по-другому.

– Не думайте об этом, дорогой друг. Не будем больше касаться этой темы.

И мы ее оставили. Стали рассуждать о живописи и виноделии… Время шло быстро, и еще прежде, чем мы начали второй графин, его позвали, чтобы представить ему данные.

– Великолепно, – сказал он, вернувшись, потирая от удовольствия руки.

– Небольшая компания, она-то нам и нужна, сейчас развлекается в публичном доме на Мармейд-Корт. Конечно, вокруг стража, но я полагаю, для вас это не составит препятствий?

– Ни малейшего, – сказал я, вставая. – Будьте добры, предоставьте мне какой-нибудь транспорт и проводника, и я обещаю вернуться в течение часа.

Все было сделано точно в срок. Придурковатый тип, с выбритой головой и обезображенным шрамами лицом, отвез меня в карете в соседнее здание что-то вроде конторы, запертой при помощи какого-то чудовищного механизма, который было чрезвычайно сложно открыть. Не то чтобы механизм был сложен для меня – как бы не так, – но замки были такие большие, что моя отмычка была для них мала. Нож, однако, достал, я вошел, поднялся наверх и перебрался на крышу соседнего здания. Там я прицепил свою паутинку к самой прочной из печных труб. Нить паутины была тонкая, почти невидимая и практически неразрывная нить, сделанная из одной единственной цельной молекулы. Она медленно разматывалась с катушки, укрепленной лямками у меня на груди, и я спустился вниз, к темным окнам, темным для других, но два луча ультрафиолета из УФ-прожектора на моих чувствительных очках делали для меня все, куда бы я ни посмотрел, ясным, как день. Я бесшумно проник в окно, поймал нужного мне индивидуума со спущенными штанами и усыпил его и его подружку дозой газа, забрался с ним на руках на крышу со скоростью, которую только могла предложить бесшумно сматывающаяся катушка паутины. Спустя несколько минут моя добыча храпела на столе в подвале у графа, а я раскладывал свое оборудование. Граф с интересом наблюдал.

– Хотите получить информацию от этого образчика свиной породы? В обычных условиях я не признаю пыток, но мне кажется, что это случай для раскаленной кочерги и острого ножа. Какие преступления совершили эти существа! Говорят, что аборигены Нового Света могут содрать с человека кожу, не убив его при этом.

– Звучит неплохо, но нам не понадобится. – Я приготовил инструменты и подключил контакты. – Я буду держать его без сознания и пройду через его мозг в башмаках с шипами. В определенном смысле это еще худшая пытка. Он скажет все, что нам нужно, даже не зная, что говорит. Потом он ваш.

– Нет, нет, спасибо. – Граф с отвращением замахал руками. – Всякий раз, когда убивают одного из них, граждане страдают от многочисленных убийств и репрессий. Мы побьем его немного, отберем одежду и все остальное и бросим в темной аллее. Это будет похоже на грабеж, и ничего больше.

– Прекрасная идея. Теперь я начну. Это было похоже на плавание по канализационному каналу – шарить в этом мозгу. Одно слово – безумие, а он был, безусловно, безумен, как и все они. Проблема заключалась не в получении информации, а в сортировке. Он хотел говорить на своем собственном языке, но в конце концов согласился на французский и английский. Я спрашивал и спрашивал и наконец узнал все, что хотел. Был призван мой компаньон Жюль. На него была возложена задача оглушить его и, содрав мундир, бросить где-нибудь. Тем временем граф и я с удовольствием вернулись к неоконченному графину.

– Их штаб-квартира находится, по-видимому, в месте, называемом Сент-Пол. Вы знаете, где это?

– Они не останавливаются перед святотатством. Это кафедральный собор, шедевр великого сэра Кристофера Рена, вот здесь, на карте.

– Здесь находится так называемый ОН, а также, видимо, все его машины и инструменты. Но чтобы добраться туда, мне необходимо войти в Лондон. Есть вероятность, что я смогу пересечь стену в его мундире, потому что его тело так же радиоактивно, как и мое, – это тест, который они используют для обнаружения чужих. Однако могут существовать пароли и другие способы идентификации и, может быть, на их языке. Нужен отвлекающий маневр. Среди ваших последователей есть кто-нибудь знакомый с артиллерией?

– Безусловно. Рене Дюпон – бывший майор артиллерии – весьма знающий солдат, и он в Лондоне.

– Как раз нужный человек. Уверен, что ему доставит удовольствие управляться с этими мощными орудиями. Перед рассветом мы захватим судно с артиллерией на борту. С первым лучом солнца, когда откроются ворота, начнется обстрел. Несколько снарядов в ворота обескуражат охрану, затем нужно бросить корабль. Это будет делом ваших людей.

– Этим приятным делом я буду руководить лично. Но где будете вы?

– Маршировать в город вместе с частями, как уже пытался раньше.

– В высшей степени опасно. Если вы появитесь слишком рано, вы будете обнаружены при появлении, а может быть, погибнете при обстреле. Слишком поздно – и ворота будут закрыты.

– В таком случае мы должны рассчитать все исключительно точно.

– Я пошлю за наилучшими имеющимися хронометрами.

Глава 13

Майор Дюпон был краснолицый и седовласый человек с внушительным округлым животом. Однако он был достаточно энергичен, знал свое дело и был сейчас поглощен страстным желанием поработать с невероятным оружием захватчиков. Прежняя команда корабля, включая охрану, спала значительно крепче, чем ей бы хотелось, пока я разбирался с механизмом безотказного орудия и объяснял его майору. Он уяснил все моментально и расплылся в улыбке. По сравнению с его опытом использования неровных пушечных жерл, зарядки со ствола, медленно горящего пороха и тому подобных неудобств это было откровением.

– Заряд, пыж и снаряд в одном корпусе. Чудесно! И этот рычаг открывает затвор? – спросил он.

– Во время стрельбы держитесь подальше от этих отверстий, потому что при выстреле газ выходит отсюда, компенсируя отдачу. Используйте прямой прицел, расстояние слишком мало. Я полагаю, на такой дистанции не придется делать поправку на ветер и не нужно вести навесной огонь, – скорость выстрела намного больше, чем вы привыкли.

– Продолжайте дальше. – сказал он, поглаживая сталь. Следующий шаг. Граф позаботился о том, чтобы на рассвете корабль оказался выше по течению и был бы поставлен на якорь у набережной ниже Лондонского моста. Я позабочусь о том, чтобы прибыть на место в заранее оговоренное время. Его морской хронометр был так велик, что походил на кочан капусты, – он сделан из стали и латуни, и громко тикал. Однако граф заверил меня в его точности, и мы установили его по моим атомным часам размером не больше ногтя и с точностью до секунды в год. Это было последнее, что нужно было сделать, и когда я поднялся, чтобы уходить, он протянул мне руку. Я пожал ее.

– Мы всегда будем вам благодарны за помощь, – сказал он. – У моих людей есть надежда, и я разделяю их энтузиазм.

– Это мне нужно быть благодарным за помощь. В особенности, принимая во внимание, что победа может обернуться для вас плохо.

Он отбросил эту мысль как бесполезную – очень храбрый человек.

– Как вы объяснили, умирая, мы победим. Мир без этих свиней достаточная награда, даже если мы будем этому свидетелями. Исполняйте ваш долг. Я отправился исполнять, стараясь забыть, что судьба миров, цивилизаций, целых народов зависит от моих действий. Малейшая ошибка, случайность – и для них все будет кончено. Поэтому случайностей быть не должно. Подобно альпинисту, который не смотрит вниз и не думает о пропасти, я выгнал из своей головы мысль о неудаче и, чтобы подбодрить себя, старался вспомнить что-нибудь веселое. Сразу на ум ничего не пришло, и я поэтому стал думать о том, как разделаться с НИМ и ЕГО системой. И это было действительно вдохновляюще. Я поглядел на часы. Пора было идти. И я быстро пошел, не оглядываясь. Улицы были пустынны, все добрые люди дома в постелях, и мои шаги отдавались эхом по темной улице. Позади меня небо посерело от приближающегося рассвета.

В Лондоне полно темных аллей, дающих идеальное укрытие, ими я и воспользовался, не упуская при этом из виду Лондонский мост. Наконец, появились первые солдаты. Некоторые шагали в ногу, другие едва тащились, и все выглядели усталыми. Я и сам чувствовал себя усталым и поэтому посасывал таблетку стимулятора и не отрывал глаз от часов. В идеале мне следовало появиться на мосту, когда начнется обстрел, достаточно далеко от ворот, чтобы не пострадать, но достаточно близко, чтобы проникнуть в них во время суеты, которая возникнет после открытия огня. Со своего наблюдательного пункта я замечал время, которое требовалось разным группам солдат, чтобы пересечь мост, до тех пор, пока не получил точную цифру. Наконец наступил момент, когда я по-военному расправил плечи и бойко пошел вперед.

– ..? – выкрикнул чей-то голос, и я понял, что обращаются ко мне. Я был так поглощен расчетом времени, что совершенно забыл о возможности того, что ЕГО дьяволы будущего также будут идти по мосту.

Я махнул рукой, скорчил злобную гримасу и быстро зашагал вперед.

Окликнувший меня человек с озадаченным лицом поспешил за мной. По моему мундиру он знал, что я принадлежу к его компании, но моя физиономия была для него незнакомой. Наверное, он хотел узнать от меня, как идут дела в родном сумасшедшем доме. Но я не хотел затевать с ним никаких разговоров потому, что не понимал их языка. Я заспешил вперед, чувствуя, что он идет за мной.

Потом сообразил, что иду слишком быстро и с такой скоростью подойду к воротам как раз в тот момент, чтобы быть разнесенным на куски.

Проклинать свою беспечность не было времени. В настоящий момент мне вовсе не хотелось быть разорванным на части. Я уже видел судно, вышедшее на позицию, и людей на палубе. Великолепно… Я уже почти слышал разрывы. Сзади загремели тяжелые шаги и легшая мне на плечо рука развернула меня.

– ..? – воскликнул он, затем выражение его лица изменилось, глаза расширились, и рот раскрылся. – ..! – заорал он. Он узнал меня, наверное, по фотографии.

– Ну да, бливит, – сказал я и выстрелил ему в шею наркотической иголкой из пистолета, зажатого в ладони. Но раздался еще один крик: «..!», и один из его товарищей протиснулся сквозь ряды солдат. Его тоже пришлось уложить. Это, естественно, заинтересовало всех находившихся поблизости, раздалось несколько испуганных криков, и кое-кто поднял оружие. Я прислонился спиной к парапету моста и подумал, уж не придется ли мне перестрелять всю французскую армию.

Не пришлось. Первый снаряд, не слишком точно пущенный майором конной артиллерии, ударил в мост в каких-нибудь десяти метрах от меня.

Раздался сильный взрыв, и воздух наполнился свистящими кусками кирпича и стали. Я бросился на землю со всеми остальными. Некоторые из них, правда, упали навеки. Лежа, я воспользовался удобным случаем и всадил иголки в каждого из ближайших ко мне солдат, которые были свидетелями предыдущей сцены.

Тем временем Дюпон учился владеть своим оружием, и следующий снаряд ударил в городскую стену. Среди людей на мосту поднялась суматоха, я же орал и бегал вместе со всеми, с удовольствием видя, как очередной снаряд пробил ворота и взорвался внутри караульной. Теперь, как и следовало ожидать, все бежали от ворот. Я плюхнулся на живот и ужом уполз вперед. Снаряды теперь взрывались в самих воротах и поблизости от них, основательно разрушая укрепления. Я быстро посмотрел на часы и заметил, что конец обстрела совсем близок. Сигналом этого будет еще несколько выстрелов, но уже не по воротам, а по другим намеченным целям. Я вскочил на ноги и побежал.

Если после обстрела кто-то и выжил, то они давно удрали. Я перелез через кучу обломков и скользнул за ближайший угол. Единственными свидетелями моего не слишком деликатного вторжения была пара, выглядывавшая из какого-то подъезда, – англичане, судя по одежде. Увидев меня, они тотчас убежали…

Итак, несмотря на небольшие неприятности на мосту, все было сработано по плану.

Из пушки на реке вновь открыли огонь, но это не входило в мой план. Тут что-то не то. Сделав последний выстрел, мои сообщники должны были сойти на берег и укрыться в надежном убежище. Раздались еще два залпа – почти одновременно, но пушка не могла стрелять так быстро.

Это стреляло другое орудие.

Улица, на которой я находился, Аспер-Темз-стрит, шла параллельно стене.

Теперь я был уже достаточно далеко от моста, так что мое присутствие уже не ассоциировалось с тамошними событиями, и к моим услугам была лестница, ведущая на вершину стены на наблюдательную площадку, сейчас пустую.

Возможно, благоразумие диктовало последовательное выполнение моих планов, но я уже много лет подряд не прислушивался к его голосу и не собирался делать этого и сейчас. Я быстро огляделся вокруг – поблизости никого – и забрался наверх. С вершины открывался прекрасный вид на реку.

Майор стрелял по другой канонерке, которая поднималась вверх под полными парусами. Новоприбывший, хотя и поставленный в невыгодное положение движением платформы, был более опытен и точен в обращении с орудием. Снаряд уже пробил огромную дыру в носу судна моего соратника, и пока я смотрел, другой попал в середину палубы. Орудие замолчало, задрав кверху ствол, стрелок исчез. Какая-то фигура перебежала через пристань и скрылась в безвредном теперь судне. Я извлек свой электронный бинокль и направил его на палубу. Зная, что увижу, еще прежде, чем поднес его к глазам.

Это граф пришел на помощь своим людям, но еще до того, как он прыгнул на борт, майор, с окровавленным лицом, поднялся и снова стал к орудию.

Развернул его и послал следующий снаряд. Отличный выстрел. Пушка замолчала, и корабль стал погружаться. Когда я снова поглядел на майора, то увидел, что он перезарядил свою пушку и выпалил в мост, во вражеских солдат на нем. Граф помогал ему заряжать. Они оба улыбались и, казалось, были очень довольны собой. Выстрелы теперь раздавались чаще. Я спустился по лестнице вниз.

Их нельзя было винить. Они сами знали, что делали, – наконец стреляли по врагу, которого ненавидели все эти годы, стреляли из превосходного, весьма эффективного орудия. Оба будут продолжать стрелять, пока не погибнут.

Наверное, этого они и хотели. Чтобы эта жертва принесла хоть какие-нибудь плоды, я должен продолжить свое собственное дело.

Я хорошо изучил карту графа. Вперед, по улице Утиной Ноги, потом на Кэннон-стрит и налево. Там были люди, торопливые, испуганные гражданские, в противоположном направлении беглым шагом шли солдаты. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания.

А там, впереди, в конце улицы, возвышались громадные стены и купол, несомненно собор Святого Павла.

Близится конец еще одной дороги. Мое последнее свидание с НИМ.

Глава 14

Мне было страшно. Человек, утверждающий, что он никогда не испытывает страха, или лжец, или сумасшедший. Я достаточно часто испытывал это чувство, чтобы распознать его «запах». Но никогда я не чувствовал такой железной тяжести, как сейчас. В жилах стынет кровь, сердце колотится в груди, ноги словно приросли к земле. Сознательным усилием я пытался привести свои мозги в порядок.

«Отвечай, мозг, – скомандовал я, – что это за заячья дрожь? Наложил в штаны? Тело и душа, вы уже были в разных переделках. Бывало и похуже, но мы прорвались через все это. И как правило, с победой. Что же сейчас нового?»

Ответ пришел очень быстро.

«Я – нержавеющий грызун, всегда действовал под полом общества, всегда по-своему, на свой страх и риск. На ура!»

Но теперь на кону стоит слишком многое.

Слишком много жизней зависит от моих действий. Слишком много? Великое небо! На кону спасение Вселенной. Просто не верится.

– Ну и не верь себе, – пробормотал я, роясь в аптечке. Если думать все время об этой ставке, то не станешь рисковать и не будешь вообще ничего делать. Я никогда в жизни прежде не прибегал к искусственным эмоциям, но всему бывает начало. Я держал при себе «таблетки берсерка», как амулет, чтобы знать – они здесь, если когда-нибудь понадобятся, и поэтому никогда ими не пользовался. До сегодняшнего дня. Я открыл коробочку и взял одну пилюлю.

– Выходи драться, Джим, – сказал я и проглотил ее. Эти таблетки всюду вне закона. И правильно. Не только потому, что к ним очень быстро вырабатывается и физическое и психологическое пристрастие, но и по социальным мотивам. В этой желатиновой пилюле заключена особая формула безумия – состав, который растворяет совесть и мораль цивилизованного человека. Без морали, без совести – и без страха. Ничего, кроме распущенного "я" и твердой уверенности в своей мощи и правоте, божественном позволении делать что угодно, не чувствуя при этом жалости и страха.

Политики, нагрузившись берсерком, свергали правительства и управляли империями. Спортсмены били все рекорды, часто при этом губя и себя, и своих противников. Не слишком приятная штука.

Очень приятная штука. Я испытывал краткий укол совести, пока не почувствовал, как химикалии захватывают контроль над моим мозгом, но это произошло очень быстро.

– Я пришел за ТОБОЙ, ТЫ! – сказал я, улыбаясь от неподдельной ярости.

Это было самое восхитительное из испытанных мной когда-нибудь ощущений – чувство неограниченной мощи, очистительный ветер, гулявший по всем пыльным уголкам моего мозга. Делай что хочешь, Джим, что пожелаешь, потому что ты единственная настоящая сила в этом мире. Как слеп я был все эти годы!

Уродливые предрассудки морали, крошечные привязанности, разрушительная любовь к ближнему. Каким калекой я был! Теперь я люблю себя, потому что я Бог. Наконец я понял значение Бога, о котором всегда бормотали древние религии.

Я – это я, единственная сила во Вселенной. А ОН, в этом здании, думает с тщеславием смертного, что может превзойти меня, остановить и даже убить.

Что ж, посмотрим, что случится с такими идиотскими планами.

Прогуляться вокруг. Достаточно прочное здание, вероятно, без охраны, наверняка нашпиговано различными детекторами. Пробраться окольным путем, тайно? Неразумно. Единственное мое преимущество – это внезапность и способность быть совершенно безжалостным. Я хорошо вооружен – ходячая машина смерти, и никто не может остановить меня. Войти будет достаточно просто, люди непрерывно входят и выходят, все в таких же, как и у меня, мундирах. Изнутри, как из улья, доносится деловое жужжание и гул. Их встревожило нападение на ворота. Я должен ударить сейчас, пока они растревожены. Все оружие в порядке и наготове, я завершаю свой ленивый обход здания и направляюсь к белым каменным ступеням парадного входа.

Собор был громаден. Теперь, с вышвырнутыми скамьями и всем религиозным оборудованием, он казался еще больше. Я зашагал вперед по длинному нефу храма, как будто все вокруг принадлежало мне – да так оно и было. Оружие наготове, прямо под руками. Все сосредоточилось на его дальнем конце, в апсиде, где обычно находился алтарь. Сейчас его не было. Вместо него был установлен разукрашенный трон. На троне сидел ОН. Высокомерный от сознания своей власти. ОН наклонялся вперед своим гигантским красным телом и отдавал распоряжения стоящим внизу помощникам. В трансепте храма стоял длинный стол, заваленный картами и бумагами и окруженный офицерами. Они, по-видимому, слушались приказов человека в простом синем мундирном сюртуке. Он был очень маленького роста, лоб пересекала черная блестящая прядь волос. Судя по описанию, это был тиран Наполеон. Как я и думал, он просто передавал подчиненным ЕГО инструкции. Улыбаясь, я взялся за оружие.

Знакомые переливы света привлекли мое внимание к меньшей апсиде, расположенной справа. Там стояла аппаратура темпоральной спирали, вокруг суетились занятые своими делами техники. Скоро они умрут, как и все здесь. У меня будет транспорт, чтобы вырваться из этой варварской эпохи. Придется перед уходом оставить здесь небольшую атомную бомбу. Конец совсем близок.

Когда я подошел к столу, никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Придется сначала использовать сонный газ, потому что он подействует на всех одновременно. Потом, когда я расправлюсь с хозяином, будет сколько угодно времени, чтобы заняться рабами.

Одна ударная граната и две термитных. Я активизировал их большим пальцем и швырнул – раз, два, три – по широкой дуге ЕМУ на колени. Пока они были еще в воздухе, я стал бросать на стол пригоршню за пригоршней газовые гранаты. Они еще шипели и лопались, а я уже развернул и пустил в ход игольчатый пистолет – не дай бог повредить аппаратуру, – чтобы разделаться с техниками у темпоральной спирали.

Все было кончено за несколько секунд. Упало последнее бесчувственное тело, и наступила тишина. Прежде чем отвернуться, я швырнул несколько гранат ко входу, чтобы каждый входящий падал в газовое облако. Потом я посмотрел на НЕГО.

Чудесненько! Колонна ревущего огня, а в середине нечто, которое было человеком. Трон также горел, и столб жирного дыма, растекался, поднимаясь вверх, к гигантскому куполу.

– ТЫ разбит! ОН! РАЗБИТ! – завопил я, наклоняясь через стол, чтобы лучше разглядеть. ОН не пережил этого нападения.

Наполеон поднял голову от стола и сел.

– Не будьте идиотом, – сказал он.

Не тратя времени на размышления, я постарался его убить. Но он был наготове и выстрелил из трубкообразного оружия, спрятанного в ладони, раньше меня. В лицо мне брызнул огонь, потом оно онемело, онемело все тело, я потерял контроль над ним и рухнул лицом вниз на стол. Не чувствовал я и рук Наполеона, когда он перевернул меня на спину. Он смотрел на меня сверху, улыбаясь и победоносно хохоча. И в его смехе была значительная доля безумия.

Он глядел мне в лицо, в глаза, которыми я по-прежнему мог управлять, ожидая, что они расширятся, когда я наконец пойму.

– Поразительно! – закричал ОН. – Ты только сейчас сообразил правильно. Он – это Я. Ты проиграл. Ты сжег, уничтожил этого чудесного андроида. Его единственное назначение было обмануть тебя, заставить действовать именно так. Все здесь – само существование этого мира, эта петля времени нужны только как ловушка для тебя. Неужели ты забыл, что тело – просто скорлупа для меня, для вечного МЕНЯ? Мой мозг победил смерть и живет вечно. Теперь он – имитация безумного императора. Он никогда не знал, что такое настоящее безумие.

Ты проиграл, а Я – навеки победил!

Глава 15

Это была только временная неудача.

Полагаю, что в обычных условиях я чувствовал бы себя разбитым, испуганным, разозленным, раздираемым множеством бесполезных эмоций. Теперь же я просто ждал удобного случая снова убить ЕГО. Это стало уже утомительным – после двух попыток ОН по-прежнему жив. Я решил, что третья должна быть окончательной.

Он наклонился и стал рвать мою одежду, обыскивая меня с грубой тщательностью. Разрывая ее на мелкие кусочки, он собирал все снаряжение, укрепленное на мне: нож с лодыжки, пистолет с пояса, гранаты из волос. Через несколько секунд я лишился своего оружия. То немногое, что осталось, было вне досягаемости. Очень тщательно обыскав, он бросил меня, швырнув мое бессильное тело на стол, лицом вверх.

– Я все подготовил для этого момента, все! – Разговаривая, он пускал пузыри, по подбородку текла слюна. Я услышал звон цепей, и он поднял мои запястья и защелкнул на них тяжелые металлические обручи, соединенные коротким отрезком массивной цепи. Когда кандалы замкнулись, сверкнула короткая вспышка света, и их концы сплавились. Хотя я ничего не чувствовал, но увидел, как под металлом моментально покраснела моя кожа. Не имеет значения. Когда все это было сделано, он приложил к моему запястью иглу.

Чувствительность стала возвращаться, но сначала была дикая боль в запястьях. Оказывается, возвращение чувствительности приносит острую боль. Я не обращал на это внимания, хотя ее спазмы потрясали все тело. В конце концов я даже непроизвольно скатился со стола и тяжело упал на пол. Он сразу нагнулся и, подхватив меня, потащил через широкое пространство огромного собора. Даже в этом маленьком теле его сила была чудовищной.

В то короткое мгновение, что я лежал на полу, мои пальцы успели что-то ухватить. Не знаю, что это было, что-то маленькое, металлическое, но я крепко сжимал найденное в кулаке.

Примерно в пяти метрах от приборов управления темпоральной спиралью стояла крепкая металлическая колонна, достигавшая мне до пояса. Она тоже дожидалась меня. Он широко развел мои руки и вложил соединявшую их цепь в канавку на вершине колонны. Еще одна вспышка, и цепь срослась с металлическим монолитом. Он отпустил меня, я качнулся, но не упал. Мое тело вновь обретало чувствительность, и я снова овладел им, пока он пошел к приборам и произвел какие-то манипуляции. В громадном соборе царила тишина.

– Я победил! – завизжал он неожиданно, слегка пританцовывая и брызжа слюной. – Понимаешь ли, что теперь ты в петле времени, которого не существует, которое я создал, чтобы заманить тебя, которое исчезнет, как только я его покину?

– Я это подозревал. В наших учебниках Наполеон проиграл.

– Здесь он победил. Я дал ему оружие и помощников, чтобы завоевать мир. Потом, когда было готово мое новое тело, я убил его. Петля во времени появилась, когда я сделал это. И ее существование воздвигло временной барьер, который исчезнет вместе с ней. Это случится, когда я уйду, но не моментально, – это было бы слишком легким для тебя. Мне будет приятно думать, что ты торчишь здесь один, понимая, что проиграл, и что твое будущее никогда не будет существовать. В этом здании есть фиксатор времени. Оно будет здесь и когда Лондон исчезнет со всем остальным миром, даже дольше чем ты. Раньше чем он выключится, ты можешь умереть от жажды. Можешь и не умереть. Я победил!

Последние слова он выкрикнул, снова поворачиваясь к пульту. Я разжал кулак, чтобы посмотреть, какое же оружие, лежащее у меня в ладони, поможет разбить его в последний момент.

Это был маленький латунный цилиндр, весивший всего несколько граммов. В одном его конце были проделаны маленькие дырки, и когда я перевернул его, оттуда посыпался мелкий белый песок. Песочница, применявшаяся для просушки чернил при письме. Можно желать и большего, ко придется довольствоваться этим.

– Я ухожу, – сказал Он, включая механизм.

– А как же эти ваши люди? – спросил я, выгадывая время для размышлений.

– Безумные рабы. Они исчезнут вместе с тобой, сослужив мне службу.

Меня ожидает целый мир таких, как они. Скоро таких миров будет много. Скоро все будет моим.

К этому нечего было добавить. Он прошел по каменным плитам, чудовище в образе маленького человека, коснулся ручек сверкающего конца темпоральной спирали и был мгновенно охвачен ее сверкающим зеленымпламенем. – Все мое! – сказал он, и в его глазах горел такой же зеленый огонь.

– Я так не думаю.

Я несколько раз подбросил на руке песочницу, испытывая ее вес и оценивая расстояние до пульта: добросить я смогу запросто. Регулировка временной шкалы представляла из себя ряды клавиш, очень похожих на клавиши музыкального инструмента. Теперь некоторые из них были вжаты. Если мне удастся нажать хотя бы еще одну из них, регулировка изменится. Он прибудет в другое место и время, а может быть, и не прибудет вовсе. Я медленно замахнулся, оценивая расстояние и траекторию, по которой должен пролететь крохотный цилиндрик, чтобы попасть в нужное место.

Должно быть, он увидел, что я собираюсь сделать, потому что стал завывать от бешенства, пытаясь вырваться из временного поля, которое аккуратненько приковывало его к концу спирали. Я хладнокровно прицелился, пока не убедился, что все правильно.

– Вот так, – сказал я и запустил песочницу к пульту по высокой дуге.

Она взлетела вверх, ярко блеснула в столбе солнечного света, врывавшегося сквозь затемненное окно, и упала вниз.

Она ударила по рядам клавиш и, гремя, упала на пол.

Темпоральная спираль освободилась, его яростные крики оборвались, и он исчез из виду. В тот же самый момент свет переменился, стал сумеречным. За окнами все стало серо. Я уже видел такое в самом начале, во время темпоральной атаки на Корпус. Лондон, весь мир снаружи больше не существовал. Не существовал в этой точке пространства и времени, был только кафедральный собор, кратковременно удерживаемый фиксатором времени.

Он победил? Я почувствовал первый признак тревоги, должно быть, проходит действие наркотика. Я внимательно вглядывался, но в полутьме было почти невозможно разглядеть показаний индикаторов. Изменились ли показания одного из них перед включением спирали? Я не был уверен. Да это и не имело значения, по крайней мере, здесь, для меня.

А каким будет будущее – адом или раем, – мне было все равно. С возвращением эмоций мне стало интересно, будет ли существовать мир, появится ли Спецкорпус и родится ли однажды моя Анжела? Мне этого не узнать. Я резко дернул за цепи, но они держали крепко.

Это конец, конец всему. Возвращающиеся ко мне эмоции были самыми угнетающими, но я ничего не мог поделать. Конец.

Глава 16

Оказывались ли вы когда-нибудь запертым в кафедральном соборе Святого Павла в 1807 году от Рождества Христова, когда весь остальной мир снаружи провалился в небытие, в полном одиночестве, прикованным к стальной колонне, в ожидании собственного уничтожения? Не многие могут утвердительно ответить на такой вопрос. Я могу, но, честно говоря, это необычное отличие не доставляет мне никакого удовольствия.

Могу свободно признать, что чувствовал себя несколько подавленно. Я немножко подергал за металлические обручи, удерживающие мои запястья… Они были слишком прочны и надежны, и я понял, что как раз такие безнадежные попытки вырваться доставили бы ЕМУ большее удовольствие, удовольствие безумца.

Впервые в жизни я испытал полное и абсолютное поражение. Оно произвело на мои мысли ошеломляющее и отупляющее действие – как будто я уже стоял одной ногой в могиле. Исчезло всякое желание бороться, и я постепенно пришел к выводу, что легче всего будет просто ждать, когда занавес упадет. Ощущение катастрофы было столь сильно, что подавляло всякое недовольство таким безвременным концом. Мне следовало бы бороться, обдумывать путь к спасению, но мне не хотелось даже пробовать. Такое поведение изумило меня самого.

Покуда я был погружен в созерцание собственного пупка, возник звук. Это было едва слышимое гудение, такое слабое, что я ни за что не услышал бы его, если бы не абсолютная тишина небытия, охватившая мой гроб-собор.

Звук рос и рос, надоедливый, как жужжание насекомого, и в конце концов я обратил на него внимание, хотя и помимо воли, потому что в этот момент я знать ничего не хотел, кроме ощущения своего чудовищного положения. Наконец он стал достаточно громким, и стало ясно, что он исходит откуда-то из-под купола. Я все же поглядел вверх, и как раз в этот момент раздался громкий хлопок.

Вверху, в темноте, появилась фигура человека в скафандре. На нем был гравитатор, судя по тому, как медленно он спускался ко мне. Я был так ошарашен, что готов был к чему угодно, но не к этому. Он открыл щиток своего скафандра, но это был не он, а она.

– Сбрасывай эти глупые цепи, – сказала Анжела. – Стоит оставить тебя одного, и ты всегда впутаешься в какую-нибудь историю. Отправишься сейчас же со мной, и все тут.

Даже если бы я не обомлел от изумления, говорить было особенно нечего.

Так что я просто по-идиотски разинул рот и немножко потряс цепями, пока она, легкая, как осенний лист, скользила по полу. В конце концов ее несомненное физическое присутствие вывело меня из столбняка, и я приложил все усилия, чтобы не ударить в грязь лицом.

– Анжела, радость моя, ты спустилась с неба спасти меня.

Она шире открыла щиток скафандра и поцеловала меня через отверстие, потом сняла с пояса атомный кинжал и занялась моими цепями.

– Теперь объясни мне, что это за загадочная чепуха о путешествиях во времени. И отвечай быстро, у нас только семь минут, – так сказал Койцу.

– Что он еще сказал тебе? – спросил я, размышляя, как много она знает.

– Не пытайся забивать мне баки, Скользкий Джим! Хватит с меня Койцу.

Я быстро отскочил назад, когда она махнула у меня под подбородком атомным кинжалом, потом сбила огонь с груди, моя одежда затлела.

Рассерженная Анжела бывает весьма опасна.

– Любовь моя, – сказал я страстно, пытаясь обнять ее, не спуская при этом глаз с кинжала. – Я не стану от тебя ничего скрывать. Я не такой.

Просто от всех этих путешествий во времени мозги у меня скорчились и нужно, прежде чем рассказывать по порядку, узнать, на чем кончается твоя информация.

– Ты отлично знаешь, что я только что говорила с тобой по телефону.

«Срочно, спешно, приезжай скорей", – крикнул ты и дал отбой. Я и приехала в лабораторию к Койцу. Они все бегали и возились с аппаратурой и были слишком заняты, чтобы мне что-нибудь объяснить. Они только и кричали: „Назад, в прошлое“. И этот ужасный Инскин ничуть не лучше. Он сказал, что ты исчез прямо из его конторы, когда он читал тебе обвинительное заключение. Он, наверное, прознал что-то о тех деньжатах, которые ты прикарманил на черный день. Еще была какая-то ахинея о том, что ты спасаешь мир или Галактику, но я не поняла ни слова. И все это продолжалось очень долго, пока они не смогли отправить меня сюда.

– Ну да, – сказал я скромно. – Спас тебя, спас Корпус, вообще все на свете.

– Я была права: ты пьянствовал.

– Давно и капли в рот не брал, – пробормотал я капризно. – Если хочешь знать, вы все исчезли – пуф – и нет. Койцу оставался последним, так что он мог бы тебе рассказать. Корпус, все вы даже не родились и никогда не существовали – только в моей памяти.

– А я помню слегка по-другому.

– Может быть. Благодаря моим усилиям ЕГО планы были расстроены.

– Что это еще за ОН? Ты совсем поглупел от пьянства.

– Его зовут ОН, а у меня уж несколько часов капли во рту не было.

Неужели ты не можешь слушать, не прерывая? Эта история и так достаточно запутана.

– Запутанная и наверняка связанная со спиртом. Я застонал. Потом поцеловал ее. Это ее немного смягчило, и я продолжал, прежде чем она вспомнила, что ей следует на меня злиться.

– Против Спецкорпуса была предпринята темпоральная атака, поэтому профессор Койцу забросил меня в прошлое, чтобы разрушить этот мерзкий заговор. Я отлично сработал в 1975 году, но ОН ускользнул туда, откуда появился, а потом еще дальше в прошлое и расставил здесь, в 1807 году, хитрую западню для меня. Вот я и попался, но его план до конца не сработал, потому что мне в последний момент удалось изменить настройку его темпоральной спирали, так что ОН отправился не в то время, куда собирался.

Должно быть, это помешало ЕГО темпоральной войне, иначе бы ты не пришла ко мне на помощь.

– О, дорогой! Как здорово! Я всегда говорила, что стоит тебе по-настоящему захотеть – и мы спасем мир.

Смена настроения, быстрая, как ртуть. Вот что такое моя Анжела. Она поцеловала меня с истинной страстью, а я, гремя своими цепями, радостно обнял ее, но она пронзительно вскрикнула и врезала мне, да так, что я отлетел.

– Время! – Она поглядела на часы и ахнула. – Я из-за тебя забыла.

Осталось меньше минуты. Где эта темпоральная спираль?

– Здесь! – сказал я, потирая ушибленные ребра, показав ей аппарат.

– А пульт?

– Вот он.

– Какой некрасивый. А где указатели?

– Вот эти циферблаты.

– Вот настройка, которую мы должны использовать. Койцу сказал – с точностью до тринадцатого знака, он очень настаивал.

Я, как сумасшедший пианист, заиграл на клавишах и даже вспотел. Стрелки дернулись, замерли и закрутились как бешеные.

– Тридцать секунд, – ласково сказала Анжела, чтобы меня подбодрить. Я вспотел еще сильнее.

– Есть! – выдохнул я, когда она объявила: десять секунд. Я врубил таймер и включил главный рубильник. Темпоральная спираль засверкала, и мы бросились к ее выступающему концу.

– Стой ближе и прижмись ко мне как можно крепче, – сказал я. – У темпорального поля есть поверхностный эффект, и мы должны быть рядом.

Она откликнулась на это с удовольствием.

– Жаль только, что на мне этот глупый скафандр, – сказала она, покусывая мне ухо. – Без него было бы замечательно.

– Может, и так, но было бы неудобно прибыть назад в Спецкорпус в таком виде.

– Не тревожься об этом. Мы пока направляемся не туда. Я почувствовал под ложечкой укол тревоги.

– Что ты говоришь? Куда же мы направляемся?

– Не имею ни малейшего представления. Койцу сказал только, что прыжок будет на 20 000 лет вперед, как раз перед разрушением этой планеты.

– Снова ОН и его безумная шайка! – завопил я. – Ты только что отправила нас иметь дело с всепланетным сумасшедшим домом – они там будут все против нас!

Все застыло, когда включилась темпоральная спираль, и я был брошен во время с болезненным выражением на лице. Это выражение оставалось на нем 20 000 лет, это было все, что я чувствовал.

Глава 17

Трах! Это было как падение в ванну с паром, и «падение» было самым подходящим словом для этого. Горячие облака испарения поднимались вокруг нас, и невидимая поверхность могла быть в десяти метрах или десяти милях под нами.

– Включи свой гравитатор, – крикнул я, – мой остался в несуществующем девятнадцатом веке.

Возможно, мне не надо было орать, потому что Анжела включила прибор на полную мощность на подъем и выскользнула из моих нежных объятий, как угорь.

Я бешено вцепился в ее ногу обеими руками – где-то поверх башмака цельного скафандра – эта часть быстро стала растягиваться.

– Я бы хотела, чтобы ты не делал этого! – крикнула она мне.

– Полностью с тобой согласен, – бессвязно пробормотал я сквозь плотно сжатые губы.

Комбинезон начал вытягиваться и вытягивался до тех пор, пока ее нога не стала вдвое длиннее нормальной величины, и я стал подпрыгивать вверх, а затем вниз, как будто висел на резинке. Я быстро посмотрел вниз, но там был виден только сплошной туман. Материал космического костюма прочен, но он никогда не был рассчитан на такое растяжение, – что-то надо было делать.

– Прекрати подъем! – крикнул я, и Анжела мгновенно отреагировала.

Мы были в свободном падении, и, как только движение замедлилось, нога скафандра сократилась и швырнула меня вверх, в объятия Анжелы.

– Хм!.. – только и сказал я.

Она взглянула вниз и, взвизгнув, вновь включила гра-витатор на полную мощность. На этот раз я не был готов к этому и посему выскользнул из ее объятий и падал теперь по направлению твердого ландшафта, внезапно открывшегося внизу.

За те доли секунды, что были мне отпущены, я сделал то немногое, что мог. Распластавшись в воздухе, широко расставив руки и ноги, я постарался приземлиться прямо на спину. И почти добился этого до удара. Все потемнело, я был уверен, что погиб, темнота заполнила мой мозг, промелькнула последняя мысль. Это было не только сожаление о том, что мало было сделано, но и то, что некоторые вещи я бы мог делать и немного чаще.

Я не мог быть без сознания больше нескольких секунд. Рот был полон грязи, я выплюнул ее и огляделся.

Я плавал в полужидком море грязи и воды, из которого вырывались большие пузыри и тут же лопались. Они источали зловоние. Дистрофического вида камыш и водяные растения росли по берегам.

– Жив! – заорал я. – Я жив!

Шлепнувшись на сиропообразную поверхность, я распределил удар по всей поверхности спины. Боль пульсировала кое-где, но, вероятно, ничего не было сломано.

– Похоже, что там очень гадко, – сказала Анжела, паря в нескольких футах над моей головой.

– Именно так гадко, как это выглядит оттуда, и если ты не возражаешь, мне хотелось бы выбраться отсюда. Не могла бы ты спуститься, чтобы я смог ухватиться за твои лодыжки, что позволит тебе выдернуть меня?

Гнилое болото с громким хлюпаньем вцепилось в меня, чтобы удержать, и, посопротивлявшись, отпустило. Я болтался на лодыжках своей любимой, пока мы дрейфовали над явно бесконечным болотом, которое терялось в тумане.

– Смотри туда, направо! – закричал я. – Как будто канал с проточной водой. Мне кажется, не мешало бы отмыться.

– Поскольку я уже намучилась с тобой, не могу не согласиться.

Течение было слабым, но все же было, насколько я мог судить по проплывавшему мимо стволу дерева. Посреди ленивого потока был золотистый песчаный островок, как будто специально для нас приготовленный. Я спрыгнул, как только Анжела спустилась, она не успела еще приземлиться, как я уже разделся и соскребал с себя грязь, стоя в воде. Вынырнув, отплевываясь, я увидел, что она сняла свой душный комбинезон и расчесывала свои длинные локоны, которые в данный момент оказались белокурыми. Это было прелестно, я настроился на романтический лад, но вдруг жгучая боль пронзила мой копчик, и я катапультировался из воды, визжа, как собака, которой в дверях прищемили хвост. Привлекательная и женственная Анжела оставалась Анжелой, расческу моментально сменил пистолет, и в тот самый момент, когда я коснулся песка, прогремел единственный и точный выстрел.

Пока она меня перевязывала – на ягодице был двойной ряд отметин от зубов, – я смотрел на рыбину, наполовину изувеченную выстрелом, но все еще дергавшуюся, которая несколько ошиблась в выборе обеда. В ее широко разинутой пасти было больше зубов, чем на складе у зубоврачебного кабинета, и в быстро затягивающихся поволокой глазах определенно был дьявольский огонек. Ухватив ее за хвост, чтобы избежать ее сокращающихся челюстей, я бросил ее далеко в воду. Это послужило началом такого бурного волнения на поверхности, и, судя по частям тела, которые высовывались на поверхность и снова шлепались в воду, я понял, что был атакован одним из самых небольших экземпляров. – 20 000 лет не принесли никакой пользы этой планете, – сказал я.

– Ополаскивайся до конца, а я покараулю. После этого пообедаем.

Пока я чистился, она отстреливала неуемных хищников, включая одну большую рыбу с жирными боками и рудиментарными конечностями. Из ее боков были извлечены толстые прекрасные куски филе, которое прекрасно прожарилось под лучом теплового прожектора. Анжела предусмотрительно прихватила с собой флягу моего любимого вина, что сделало трапезу незабываемой.

– Ты не раз спасала мою жизнь за последние 20 000 лет, – сказал я. Поэтому я больше не сержусь за то, что так внезапно был унесен в эту парилку вместо возвращения в Корпус. Но можешь ты по крайней мере мне объяснить, что произошло и что Койцу сказал тебе?

– Он хотел сказать о многом, но суть я поняла. Он работал со своей машиной времени, или как они ее там называют, и сопровождал твои прыжки во времени, так же, как и тот, о котором он упоминал как о враге, которого ты называешь ОН. Враг сделал что-то со временем, создал вероятностную петлю, которая длилась пять лет, затем подошла к пределу. Тогда ОН покинул коллапсирующую петлю, а ты нет. Вот почему Койцу послал меня в прошлое несколькими минутами раньше, чем она закончилась, чтобы вытащить тебя. Он дал мне данные темпоральной спирали времени, которые позволят нам сопровождать ЕГО в это время. Я спросила, что предположительно мы должны делать здесь, но он все бормотал – «Парадокс, парадокс», – и не ответил мне. У тебя есть какие-нибудь идеи насчет того, что должно произойти?

– Все довольно просто. Надо найти ЕГО и убить. Игра стоит свеч. Я два раза пытался это сделать: первый раз стрелял в него, второй пустил в ход гранаты, но оба раза меня постигала неудача. Может быть, на третий раз повезет.

– Может быть, тебе стоит предоставить мне заботу о НЕМ, – мягко произнесла Анжела.

– Прекрасная идея. Мы уничтожим ЕГО вместе. Мне порядком надоело это временное преследование.

– Как мы ЕГО найдем?

– Проще простого, если у тебя есть энергетический детектор времени.

Благодаря предусмотрительности Койцу, он был. Анжела протянула его мне.

– Обычный щелчок переключателем, и стрелка покажет нам направление к нашему врагу.

Щелкнул переключатель, но лишь освободил немного сконденсировавшейся влаги, которая вытекла мне на ладонь.

– Кажется, он не работает, – сказала Анжела, ласково улыбаясь.

– Либо так, либо они не используют в данный момент темпоральную спираль. – Я покопался в своем снаряжении. Мне пришлось оставить свой скафандр и некоторые другие вещи в 1807 году, но Скользкий Джим никогда не расстается со своим искажетелем. Я гордился приспособлением, которое изобрел сам, и это была одна из вещей, которую ОН не отобрал у меня. Стойкий к различным средам, он не мог находиться только в расплаве металла.

Компактный, не более чем в ладонь величиной, он мог определить слабейшие проблески радиации в огромном диапазоне частот. Я включил его и провел обычный контроль.

– Очень интересно, – сказал я и попробовал радиочастоты.

– Если ты сейчас же не просветишь меня, я больше никогда не спасу тебе жизнь.

– Придется, поскольку ты навеки влюблена в меня. Я нашел два источника, один из которых слабый и очень далекий. Другой не может быть далеко и прослушивается в большом диапазоне частот, включая атомное излучение, тепловое, а также радиопередачу. И что-то еще очень настойчивое.

Достань крем от солнечных ожогов – ультрафиолетовое излучение на максимуме.

Держу пари, что мы уже подгорели.

Мы смазались кремом и, несмотря на жару, оделись, чтобы защититься от невидимого излучения, льющегося с закрытого лучами неба.

– Странные события происходят на Земле, – сказал я. – Излучение, этот влажный климат. Я боюсь …

– Я – нет. После выполнения миссии ты сможешь выполнить палеонтологические исследования. Давай сначала убьем ЕГО.

– Сказано решительно. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я настрою аппаратуру так, что мы в равной степени сможем оценить преимущества гравитатора.

– Смешно звучит, – сказала она, освобождая стропы. Мы понеслись в направлении замеченной активности. Грязь и топь продолжались достаточно долгое время, и я начал ворочаться в стропах, пока, наконец, не появилась земля. Сначала это были камни, появившиеся из воды, затем каменистое плато.

Потребовалось еще немного энергии, чтобы поднять нас на его край, и тут индикаторная стрелка быстро поползла вниз.

– Скоро придется идти пешком, – сказал я. – Это по крайней мере лучше, чем плавание в болоте.

– Если только животные на суше не стоят тех, что в воде. Моя Анжела всегда оптимистична. И пока я подыскивал ответ поядовитее, гряда камней впереди озарилась вспышкой света, за которой последовала резкая боль в ноге.

– Я ранен! – закричал я, больше от удивления, чем от боли: потянувшись к тумблерам гравитатора, я увидел, что Анжела уже убрала мощность.

Мы опустились на большую гряду камней, и, замедляя ход, остановились. Я перевалился на одной ноге и пытался достать мою индивидуальную аптечку, в то время как Анжела уже разорвала одежду на ноге, посыпала антисептиком, ввела обезболивающее и прозондировала рану. Она всегда опережала меня во всем, но никогда не относилась ко мне неуважительно.

– Небольшое проникающее ранение, – объявила она, обрабатывая ногу аэрозолем. – Заживет быстро, нет сомнений, не наваливайся на нее, а я пока убью того…

Я ослаб от лекарств, и, прежде чем я ответил, она бесшумно исчезла среди камней. Нет ничего похожего в мире на любящую и нежную жену, которая в то же время хладнокровный убийца. Хотя брюки носил я, пистолеты носили оба.

Вскоре после ее ухода послышались звуки разрывов, шум падающих камней и, спустя короткое время после этого, несколько ужасных криков, которые тут же сменились гробовым молчанием. Надо отдать дань доблести Анжелы, я ни на секунду не усомнился в ее безопасности. Я задремал, сраженный лекарствами, циркулирующими в крови, и проснулся только тогда, когда почувствовал, что меня дергают за стропы гравитатора. Я вскрикнул и уставился, моргая, на нее, когда она прилегла рядом.

– Можно мне спросить, что произошло? – спросил я. Она нахмурилась.

– Там только один человек. Я не нашла других. Это что-то вроде фермы, какой-то цех и поле злаков. Должно быть, я поскользнулась. Сбила его, а потом еле смогла удержаться, чтобы не убить его, пока он лежал без сознания.

Я поцеловал ее, когда мы поднимались.

– Сознательнее, моя сладкая, прошу тебя. Некоторые из нас родились с этим, другим это было привито искусственно, а результат один и тот же.

– Не думаю, чтобы мне это нравилось. В прошлом я действительно была на это способна.

– Когда-нибудь мы все станем цивилизованными. Она вздохнула и кивнула, а затем быстро чмокнула меня в щеку.

– Возможно, ты прав. Но это было бы нам только интересно – раздробить его на мелкие кусочки.

Мы были теперь над осыпью и над господствующим здесь утесом. Здесь, на вершине, было небольшое плато, на котором находилось приземистое здание, сложенное из сцементированных камней. Дверь была открыта, и я протиснулся в нее, опираясь на плечо Анжелы. Внутри был слабый свет, падающий из маленьких окошек, он открывал большую комнату с двумя скамьями около дальней стены. На одной из них лежал связанный человек, во рту его был кляп.

– Осмотри другую скамью, – подсказала Анжела, – а я попробую чего-либо добиться от этого ужасного существа. Не успел я сделать и нескольких шагов, как сообразил:

– Постели! Их две? Кто-то еще должен быть здесь рядом.

Ответ застыл на губах Анжелы, так как в двери позади нее кто-то появился и выстрелил в нас.

Глава 18

Анжела опередила его и выбила оружие из его рук, как только он нажал на спуск, а немного позже он был вышвырнут за дверь. Я увидел все это, когда с разбегу грохнулся, покатившись, вытаскивая пистолет в тот момент, когда Анжела откидывала свой в сторону.

– Ну, с этого достаточно, – сказала она, явно обращаясь к безмолвной паре ботинок в дверном проеме.

– Пережиток это цивилизации или нет, я считаю, что стрельба – лучшее средство самообороны. Я увидела этого среди камней, подкрадывающегося к нам, но не смогла в него попасть. Я приготовлю немного супа, поедим, а потом ты немного подремлешь…

– Нет! – Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь говорил «нет» более твердо. Я выпучил глаза и пожирал ими ее. – Есть, конечно, определенное удовольствие, когда за тобой ухаживают и наставляют как глупого ребенка, но с меня довольно. Я напал на ЕГО след до этого и прогнал из двух берлог, и поэтому хочу покончить с НИМ сам. Я знаю ЕГО методы, и я во главе этой экспедиции, поэтому ты будешь следовать за мной, а не вести меня, и подчиняться приказам.

– Есть, сэр, – ответила она, опустив ресницы и склонив голову. Не для того ли, чтобы скрыть улыбку? Об этом я не думал. Я – глава.

– Я – глава, – сказал я еще более твердым и громким голосом.

– Есть, босс, – сказала она и весело захихикала, в то время как человек на кровати ворочался и сопел, а ботинки в дверном проеме оставались без движения.

Мы приступили к работе. Наш пленник стал шумно ругаться на неизвестном языке, когда я вытащил кляп, и пытался укусить меня за палец, когда я переворачивал его. На полке стоял неказистый приемник, который передавал новости на том же языке, когда я включил его. Анжела была намного продуктивнее меня. Она подкатила к двери ужасное транспортное средство, выглядевшее, как наспех собранная пурпурная пластиковая ванна, закрепленная на четырех осях с колесами. Оно забормотало и зашипело на меня, когда я забрался наверх, чтобы изучить его.

– Очень просто в обращении, – сказала Анжела, показывая свою техническую осведомленность. – Здесь есть выключатель, который ее заводит.

И две рукоятки для поворота колес.

– И нейтралка, – сказал я, чтобы продемонстрировать и свою осведомленность, а также мужское превосходство.

– А этот покрытый свинцом чурбан посредине, должно быть, ядерный генератор. Незакрытый желоб с радиоактивным материалом, нагреватель жидкости, здесь преобразователь тепла, вторичная жидкость для привода электрического генератора, двигатель на каждом колесе – ужасно примитивно, но практично. Куда мы на нем поедем? – Она показала. – Там, кажется, дорога или что-то вроде тропы, идущей через обработанное поле. И, насколько я помню, знаю, ты сразу поправишь меня, это, кажется, в том самом направлении, откуда ты засек сигналы.

Слабое женское сопротивление, и я его проигнорировал. В частности, вскоре она оказалась права, что и подтвердил искатель…

– Тогда выезжаем, – сказал я вновь командным тоном.

– Мы убьем пленника? – спросила она с надеждой.

– Благодарю, нет. Но я возьму его одежду, поскольку моя превратилась в тряпки. Если мы сломаем радио, то оставим в секрете для кого бы то ни было, что прибываем. Он перегрызет свой кляп и веревки за пару часов, так что можно возложить на него обязанности по похоронам его напарника. А мы тем временем оседлаем своего коня и будем в пути.

Несколькими минутами позже мы тряслись по хорошо наезженному тракту, который петлял по плато.

Грубый ландшафт пересекался оврагами, которые уносили воду от частых ливней, а так же перемещал тот тонкий пахотный слой, который еще оставался.

Худосочные растения прижимались к камням в надежде на защиту от непогоды.

Вскоре мы пересекли ответвляющуюся колею, но указатель направления на искателе держал нас на верном курсе. Твердые сиденья были в высшей степени неудобны, и я приветствовал наступающие сумерки – чего, конечно, я не сказал вслух – и повернул на заросший холм, сложенный из больших камней, на ночлег. Я был еще слаб, но чувствовал себя уже лучше. Живительные лекарства вызывали бешеный рост моих клеток, что наполовину залечило мои всевозможные раны и разбудило дьявольский аппетит. Мы пообедали и выпили из запасов, которые принесла Анжела, вместе с черствым хлебом и сухим мясом, изъятых у воинственных фермеров. Анжела взяла управление в свои руки, а я наготове держал пистолет, совсем не восторгаясь меняющимся ландшафтом. Колея теперь петляла вниз по склону плато, сменяющегося крутым каменным откосом. Затем появилось еще несколько топей и неприятные на вид джунгли, в которые углублялась дорога. Ползучие растения росли достаточно низко, чтобы причесывать наши головы. Воздух, которым и там невозможно было дышать, стал еще более влажным и горячим.

– Не нравится мне это место, – сказала Анжела, объезжая болотистую поляну, которая растянулась поперек дороги.

– Мне оно нравится еще меньше, – сказал я, с пистолетом в одной руке и обоймой гранат в другой. – Если дикая жизнь здесь чем-нибудь похожа на ту, что в реке, у нас будет достаточно развлечений.

Я был постоянно начеку, посмотрел вперед, назад, вправо и влево. Среди деревьев мелькали бесчисленные подозрительные твари, и изредка доносились тяжелые удары, но ничего такого не появлялось, чтобы угрожать нам.

Единственное, за чем я не следил, это за дорогой, а именно там нас и подстерегала опасность.

– Там, поперек дороги, упавшее дерево! – воскликнула Анжела. Просто переедем через него…

– Я бы не стал! – воскликнул я, но немного опоздал, потому что колеса нашей машины уже перевалили через ствол (зеленого цвета), который лежал поперек дороги и терялся в джунглях по обе стороны.

Передние колеса были как раз на нем, когда он вздрогнул и изогнулся в большую петлю. Повозка перевернулась, и мы с Анжелой вывалились из нее.

Ударившись о землю, втянув голову, я покатился и встал с пистолетом наготове, и правильно сделал. Псевдоствол приятно извивался, пока из зарослей возле дороги появилась его передняя часть. Змея, с большой, как бочонок, головой, разинутой пастью, шевелящимся языком, с глазами-бусинками, шипящая, как паровой котел. Справа от этой пасти сидела Анжела, тряся головой, и совершенно не понимала, что происходит. Оставалось время только для одного выстрела, и я не хотел промахнуться. Как только эта ужасная голова стала опускаться, я подпер левой рукой пистолет и выпустил заряд прямо в пасть этой штуковине. С глухим стуком отстреленная голова упала в облаке дыма.

Это был ее конец, но судорога пробежала по всей длине мускулистого тела. Прежде чем я мог скрыться, извивающаяся петля ударила меня, обвилась вокруг и швырнула на деревья. После этого я с хрустом пролетел сквозь сучья и ветки. Ударившись, я почувствовал сильную боль в затылке.

Не знаю, сколько прошло времени. Меня привела в сознание боль в голове плюс новая и более острая боль в ноге. Я открыл один глаз и увидел, как что-то маленькое и коричневое, со множеством когтей и зубов, пыталось разорвать одежду на моей ноге в надежде пообедать.

Первый же голодный укус привел меня в чувство, и я ударил животное ботинком. Оно заворчало в ответ на это и показало мне все свои зубы и тут же скрылось в зарослях после моей слабой попытки ударить еще раз. Я чувствовал себя очень слабым. Лежа, я перебирал в памяти все, что произошло: дорога, змея, удар…

– Анжела! – заорал я и попытался встать на ноги, превозмогая боль. Анжела!

Ответа не было. Я полз сквозь колючий кустарник навстречу неприглядному зрелищу. Длинный ряд коричневых животных, родственников тому, что напал на меня, работали над телом змеи и уже освободили большие участки скелета, похожие теперь на отполированные прутья клетки. Мой пистолет исчез. Я вернулся назад и исследовал то место, где упал, но и там его не было. Что-то было не так. Совсем не так. Я старался не поддаваться панике.

Пока я стоял вдалеке от них, жующие твари игнорировали меня, поэтому я сделал большой крюк вокруг дороги. Ни машины, ни Анжелы не было.

Этот неоспоримый факт никак не приживался во мне среди боли и ран. И надо было что-то делать с насекомыми, которые жужжали вокруг раны на голове.

Моя аптечка была еще в кармане, ею я в первую очередь и воспользовался.

Через несколько минут я уже не чувствовал боли, был простимулирован и готов к действию. Но к какому действию? Мелькавшие мысли пытались сосредоточиться на том, где машина. Ее следы были достаточно ясно видны в грязном грунте, который так же ясно показывал тайну исчезновения Анжелы. Там были, по крайней мере, два отпечатка больших мускулистых ног вокруг того места, где была перевернута машина, и еще след от колес другой машины. Либо за нами ехали, либо это случайные туристы, появившиеся после инцидента со змеей.

Комья грязи и примятая трава показывали, что обе машины уехали в том же направлении, в каком двигались и мы. Я аллюром припустился туда же, пытаясь не думать о том, что могло произойти с Анжелой.

Мой аллюр продолжался недолго. Из-за жары и усталости пришлось прекратить бег и перейти на шаг. Следы были хорошо видны, и я шел по ним.

Меньше чем через час дорога выбралась из джунглей навстречу скалам. Выйдя за поворот, я мельком увидел машину, стоящую впереди, и быстро повернул назад.

Нужен план. Мой пистолет исчез, поэтому вопрос о том, чтобы перестрелять похитителей, даже и не вставал. Поскольку оставшиеся приспособления моей экипировки не могли быть оружием, хотя у меня оставалось несколько гранат, которые Анжела дала мне.

Это было решение. Горстка слезоточивых бомб, чтобы вывести похитителей из строя прежде, чем они успеют выстрелить в меня. И может, пара кусков взрывчатки на случай, если враг далеко от Анжелы и придется применять более серьезное средство уничтожения.

С таким вооружением я крался от одного камня к другому, затем глубоко вздохнул и прыгнул на открытое место, где ждали обе машины.

И тут же получил деревянной дубинкой по затылку, которую держал часовой, ждущий всякого, на ком можно применить это эффективное средство.

Глава 19

Я был без сознания всего доли секунды, но этого оказалось достаточно, чтобы связать мои руки и ноги и отобрать все вооружение, которое они у меня нашли. За эту оплошность я мог винить только себя и свою невнимательность.

Меня потащили по траве и бросили рядом с Анжелой.

Кое-кто должен заплатить за это, и заплатить сполна. Я услышал, как скрипят мои зубы. Она была связана, так же, как и я.

– Они подумали, что ты мертв, – сказала она. – И я тоже. – Ее слова были полны таким невысказанным чувством, что я попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. – Я не знаю, сколько мы лежали там, я тоже была без сознания. Когда очнулась, то была уже связана, а они забрали все пистолеты и весь груз в машине. Потом мы поехали.

Они были так же безобразны, как и их язык. Все в неряшливой одежде, подпоясанные засаленными кожаными ремнями, с копнами грязных волос и такими же грязными бородами. Я имел неосторожность более пристально взглянуть на одного из них, как вдруг он подошел ко мне и стал вертеть мою голову из стороны в сторону, сравнивая мою потрепанную наружность с качественной фотографией моей персоны, которая у него была.

Это, должно быть, один из ЕГО людей; фотография это доказывала, хотя я и не знал, как он мог раздобыть ее. Нет сомнения, что она была сделана во время наших встреч во времени. В этот момент я заметил, что самый безобразный и вонючий из всех влюбленно смотрит на Анжелу. И я вцепился в его ногу, но был отброшен, как футбольный мяч.

Надо отдать должное Анжеле, она всегда была целеустремленной девушкой.

Когда знала, чего хотела, и всегда получала это, независимо от способа.

Сейчас она увидела единственный путь, которым мы могли бы выбраться из этой кутерьмы, и использовала его – женские чары. Она стала расточать знаки внимания этому ужасному животному, она не могла говорить на их языке, но «язык», на котором она изъяснялась, был стар, как мир. Отвернувшись от меня, она улыбнулась волосатому скоту и кивком головы подозвала его. Четко очерченная очаровательная фигура, красивые плечи, чуть полноватые, соблазнительные бедра…

Конечно, это сработало. Среди этих скотов возникла небольшая оживленная дискуссия, но волосатый сбил одного из них с ног, прекратив этим дебаты. Они с ревностью смотрели, как он шествовал к ней. Она тепло и мило улыбнулась и страстно протянула к нему связанные руки.

Какой мужчина мог сопротивляться этому бессловесному приглашению?

Конечно, не эта неуклюжая туша. Он обрезал путы на ее руках и отложил нож, когда она потянулась развязать ноги. Когда он потянул ее за ступню, Анжела нетерпеливо поднялась. Он заключил ее в медвежьи объятия, склонив к ней лицо.

Я мог бы сказать ему, что он находился бы в большей безопасности, если бы попытался поцеловать саблезубого тигра, но не стал. Что произошло потом, видел только я, поскольку ревнивые наблюдатели были закрыты громадой его тела. Кто бы мог представить, что эти нежные пальчики могут собраться в одно твердое острие и эта тонкая рука может так глубоко проникнуть в брюхо этого животного? Прелестно. Он продолжал наваливаться на нее, лишь слегка вздрагивая. Еще мгновение она удерживала его вес, затем отступила назад, закричав, когда он упал на землю. Прекрасная картина женской невинности, руки у шеи, широко раскрытые глаза, пронзительный крик при странном поведении сильного мужчины, корчащегося у ее ног. Конечно, двое других подбежали, но на их лицах было выражение холодного удовлетворения. Первый нес мой пистолет.

Анжела занялась ими. Как только он подбежал достаточно близко, она бросила в него нож, который вытащила у того животного, прежде чем ранить его. Я не видел, куда он попал, потому что третий в этот момент побежал в моем направлении, и я согнул ноги в надежде, что он окажется рядом. Так и произошло. Я выбросил ноги вперед и попал ему по коленям, моментально сбив его с ног. Как только он грохнулся, я перекатился вперед и, прежде чем он смог встать, ударил обеими ботинками в висок. Потом повторил процедуру. На этом все кончилось. Анжела вытащила нож из своей неподвижной жертвы, вытерла о его одежду, затем подошла освободить меня.

– Ты убьешь тех, которые еще дергаются? – спросила она с притворной сдержанностью.

– Надо бы, но хладнокровное убийство не для меня. Думаю, что с них достаточно. Полагаю, что если мы возьмем их запасы и сломаем машины, этого хватит. Ты была великолепна.

– Конечно. Вот почему ты и женился на мне. – Она быстро поцеловала меня, потому что немного позднее ей пришлось повернуться и всадить каблук в лоб лохматого, который начал шевелиться. Он снова заснул. Мы собрались и поехали.

Мы были недалеко от цели несколькими часами позже. Внезапно поворот привел нас прямо к краю аллеи, резко уходящей вниз, – я бросил машину в вираж и, развернувшись, скрылся за поворотом.

– Ты видела? – спросил я.

– Конечно же, – ответила Анжела, пока мы ползли вперед на животах, на этот раз более осторожно, и заглянули за поворот.

Ветер здесь был сильнее, окропляя широкую аллею из невидимого водоема где-то внизу. Воздух здесь был прохладнее, и, хотя наверху нависали облака, в аллее не было тумана, закрывавшего перспективу. Напротив нас высилась гора, переходящая в монолитный утес, на котором возвышался колоссальный черный камень. Эрозия превратила его в фантастическое сплетение башен и башенок, люди развили это дальше, создав замок, покрывающий вершину горы.

Там были окна и двери, флаги и вымпелы, лестницы и подпорки. Флаги были ярко-красные, исчерченные едва заметными черными изображениями. Некоторые из башен были выкрашены, и это, со всей странной архитектурой, означало только одно…

– Это нелогично, я знаю, – сказала Анжела, – но от этого местечка меня бросает в дрожь. Оно выглядит… трудно объяснить, возможно, «бессмысленно» – лучшее слово для этого.

– Абсолютно верно. Это означает, что если мы в нужном пространстве и времени, то место, которое выглядит вот так, должно быть местом ЕГО пребывания.

– Как мы доберемся до него?

– Очень хороший вопрос, – сказал я вместо нормального ответа. Как забраться в этот чертов замок? Я почесал затылок, потер лоб, но эти незаменимые рецепты на этот раз не сработали. Уголком глаза я заметил какое-то слабое движение, посмотрел в ту сторону, потянулся за пистолетом…

– Не делай резких движений, особенно не хватайся за пистолет, спокойно сказал я Анжеле. – Оглядись не торопясь.

Мы старались не делать ничего, что могло бы вызвать движение в пальцах, лежащих на спусковых крючках, дюжины мужчин, которые бесшумно появились позади нас и стояли с направленными в нашу сторону ружьями.

– Будь готова упасть вперед вслед за мной, – сказал я и повернулся назад, увидев еще четырех человек, которые появились так же бесшумно на аллее прямо перед нами. – Отменяю последнюю команду, улыбайся нежно и непринужденно. Разделаемся с ними, когда окажемся среди них.

Последнее было скорее как моральный стимулятор, чем руководство к действию. Непохожие на людей с диким взглядом, у которых мы отобрали наш многоколесный драндулет, эти были намного спокойнее и тверже. Они были одеты в одинаковые серые пластиковые комбинезоны, которые переходили наверху в шлемы, закрывавшие головы. Ружья у них были с раструбами на концах и выглядели грозно. Мы послушно затрусили вперед, когда один из них стал махать рукой в нашем направлении. Другой из членов этого сужающегося круга выступил вперед и осмотрел нас, но подошел не слишком близко, чтобы другие смогли применить оружие.

– ..? – спросил он, затем продолжил, поскольку мы молчали.

– … – сказал он на эсперанто с резким акцентом.

– Ну, это уже лучше, – ответил я на том же языке. – Могу я спросить вас, джентльмены, почему вы находите нужным направлять оружие на простых путешественников, как мы?

– Кто вы? – спросил Красная Борода, выходя вперед.

– Могу спросить вас то же самое?

– В моих руках оружие, – ответил он хладнокровно.

– Преклоняюсь перед вашей логикой. Мы туристы с Земли.

Он прервал меня:

– Это невозможно, так как мы оба знаем, что на планете всего один материк. А теперь правду.

Единственный континент? Что же случилось с матерью Землей за эти 20 000 лет? Ложь не прошла, но, может быть, сработает правда? Иногда это бывало.

– Поверите ли вы мне, если я скажу, что мы путешественники во времени?

Это достигло цели. Он выглядел озадаченным, в то время как среди людей, стоящих ближе и слышавших, что я сказал, началось движение. Красная Борода строго на них посмотрел, прежде чем снова заговорить.

– Какое вы имеете отношение к НЕМУ и к тем существам наверху, в городе?

Многое зависело от моего ответа. Правда уже сделала свое дело, должна сработать и на этот раз. Кроме того, он сказал «существа», а это мог быть ключ к разгадке. Нельзя поверить, чтобы эта молчаливая и дисциплинированная сила была на стороне врага.

– Я должен убить ЕГО и сорвать их планы. Это произвело должный эффект, некоторые из людей даже опустили ружья. Красная Борода пробормотал команду, и один из людей поспешно куда-то отправился. Мы стояли молча. Он возвратился с зеленым металлическим кубом размером с его голову, который он протянул командиру. Должно быть, куб был полый, потому что он нес его легко. Красная Борода поднял куб.

– Мы имеем их более сотни. Они опускались с неба весь месяц и во всем идентичны. Мощный радиосигнал изнутри приводит нас к ним, но мы не смогли ни разрезать, ни разрушить металл. На гранях куба нанесен текст на разных языках. Те, которые мы знаем, сообщают одно и то же:

«Передайте это путешественникам во времени". На днище есть еще две надписи, которые мыне смогли прочесть. Вы можете?

Он осторожно передал куб мне, и я взял его с большой осторожностью.

Металл казался излучающим, превосходя твердостью сплав, используемый для атомных космических лайнеров. Я осторожно повернул куб днищем вверх и сразу прочел обе строки перед тем, как вернуть куб.

– Я могу прочитать их, – сказал я, и все удивились перемене в моем голосе.

– Первая строка гласит, что ОН и его люди покинут этот временной интервал точно через 2, 7 дня после моего прибытия сюда.

Раздалось бормотание, а Анжела перебила Красную Бороду с тем же вопросом:

– А что во второй строке?

Я попытался улыбнуться, но улыбка вышла неудачной.

– О да. В ней говорится, что планета будет разрушена ядерными взрывами, как только они уйдут.

Глава 20

Тент был сделан из того же серого материала, что и одежда наших похитителей, и хорошо защищал от жаркой атмосферы снаружи. Небольшой агрегат урчал в углу, стерилизуя и охлаждая воздух. Имелись даже прохладительные напитки, и я мучился найти выход из дилеммы, пока не зашел в тупик. Хотя оружие еще было на виду, но в действиях сквозило невысказанное доверие.

Красная Борода решил формально закрепить его.

– Я выпью с вами, – сказал он. – Я – Диян. Это было похоже на ритуал, поэтому я повторил формулу и представился, то же сделала и Анжела.

После этого оружие исчезло. Я сел там, где мог вовсю наслаждаться бризом от кондиционера, и решил задать несколько вопросов. – Есть ли у ваших людей более тяжелое вооружение, чем те ружья?

– Того, которое необходимо, – нет. То немногое, что мы принесли, было выведено из строя во время сражения с ЕГО силами.

– Не слишком ли велик этот континент, чтобы перебросить его из вашей страны?

– Размеры континента не играют роли. Наши космические корабли слишком малы, а все приходится доставлять с нашей родной планеты.

Я быстро заморгал, чувствуя себя немного не в своей тарелке.

– Так вы не с Земли? – спросил я.

– Наши предки отсюда, но сами мы – уроженцы Марса.

– Вы не можете сообщить мне чуть больше фактов? – В моем вопросе прозвучала неуверенность.

– Я думал, что вы знаете. Позвольте наполнить ваш бокал.

История началась много тысяч лет назад, когда внезапное изменение радиации увеличило температуру здесь, на Земле. Под словом «внезапно» я, конечно, подразумеваю многие годы, столетия. С изменением климата и таянием ледников было поставлено под угрозу существование жизни на планете.

Изменялись береговые линии, затоплялись низины, большие города исчезли. С этим можно было бороться, но сейсмическая деятельность привела к смещению масс на поверхности Земли, полюса освободились от ледяного покрова, а освобожденная вода покрыла другие области. Землетрясения и потоки лавы, опускающиеся земли и возникающие горы. Все это было ужасно, мы много раз видели видеозаписи в наших школах. Интернациональными усилиями была снаряжена экспедиция для освоения Марса, чтобы сделать его пригодным для обитания людей. Это требовало изменения атмосферы с увеличением содержания двуокиси углерода, чтобы смягчить радиацию Солнца, транспортировку льда с колец Сатурна и т.д. Это было сделано с большой амбицией в расчете на скорый успех, но нации Земли потерпели банкротство, отдав все свои силы нечеловеческой попытке. Наступил упадок, войны, слабые правительства пали, а жестокие люди стали бороться за большой кусок жизненного пространства в новом мире. В это время вода продолжала подниматься, и первым поселенцам на Марсе пришлось сражаться против жадных завоевателей с едва живого мира, чтобы сохранить порядок. В истории эти годы известны как Годы Смерти, так много умерло людей – цифры невероятные. Но в конце концов мы уцелели, и Марс – зеленый и гостеприимный мир.

Земля несчастна и по сей день. Контакт между планетами был прерван, и выжившие из многих биллионов бились здесь в смертельной схватке за жизнь.

Это единственный континент, оставшийся над водой, а также несколько островов, отмечающих бывшие горные системы. А также ужасные законы землян.

Когда была возможность, мы перестраивали старые космические корабли и помогали, чем могли. Наша помощь не была оценена. Выжившие убивали чужаков и получали от этого удовольствие. Все люди – чужаки. Солнечная радиация создала здесь мутации всех видов среди людей, растений и животных. Многие мутации быстро погибли, а выжившие находятся на одном уровне. Итак, мы помогали чем могли, но реально сделали очень мало. Люди служили постоянной опасностью друг другу, но не Марсу. До тех пор, пока ОН не объединил их несколько сот лет назад.

– Действительно ли ОН жил все это время?

– Похоже на то. Его разум такой же «вывернутый», как и у всех остальных, но ОН может сотрудничать с ними. Они идут за НИМ. И в самом деле, они вместе работают, строят город, который вы видели, строят подобие общества. ОН настоящий гений, хотя и извращенный, у них есть работающие фабрики и элементарная технология. Первое, что они сделали, это запросили большую помощь с Марса и не поверили нам, когда мы ответили, что они и так получили по максимуму. Их безумные требования не тревожили бы нас, если бы у них не было межпланетных ракет с ядерными зарядами, которые были направлены на нашу планету.

После того как здесь появились первые установки, была организована эта экспедиция. На Марсе мы выжили благодаря взаимопомощи, у нас не было иного пути, поэтому мы не воинственный народ. Но нам пришлось создать оружие и применить его, чтобы обеспечить свое существование. ОН – причина всех бед, поэтому мы должны захватить или убить ЕГО. Если нам придется уничтожить других, чтобы выполнить это, мы пойдем и на это. Тысячи умирают в своих домах, и радиация проникает в атмосферу Марса.

– Наши цели совпадают, – сказал я ему. – Он провел временную атаку на наших людей с теми же опасными результатами. Мы очень точно сверили наши различные планы.

– Как мы реализуем их? – нетерпеливо спросил Диян.

– Не знаю, – хмуро ответил я.

– У нас осталось десять стандартных часов на операцию, – произнесли Анжела.

Как все женщины, она была настоящим прагматиком. Пока мы теряли время, плача о прошлом, она пришла к выводу, что решение проблемы принадлежит будущему. Я нахмурился, чтобы высказать свое недовольство ею, но решил отложить это для более подходящего времени, так как времени-то и не оставалось.

– Всеобщая атака, – сказал я. – У нас есть оружие, которое мы можем присоединить к вашему. Атака по всему фронту, мы найдем слабое место, сконцентрируем наши силы, прорвемся к победе. У вас осталось тяжелое вооружение?

– Нет.

– Ну… придется обойтись без него. Как насчет прорыва обороны крепости одним из ваших кораблей, для создания таким образом еще одного фронта?

– Они все уничтожены диверсантами. Другие прибудут с Марса слишком поздно. Мы не сильны в военной науке и умении убивать, в то время как они живут этим всю жизнь.

– Не оставляйте надежду, ха-ха! – засмеялся я.

– Гравитатор, – сказала Анжела так тихо, что только я слышал ее.

– Мы используем гравитатор! – сказал я громко, чтобы слышали все.

Генерал хорош только при четкой и быстрой работе штаба.

Весь план был теперь ясен, горел огненными буквами у меня перед глазами.

– Это будет обходная операция. Анжела будет со мной. Мы избавимся от всего ненужного снаряжения, чтобы дать полную нагрузку гравитатору. Затем мы прикрепим к нему многоместную упряжь. Я подсчитаю все точно позднее, а сейчас предполагаю, что он сможет поднять пять или шесть человек через стены, прежде чем сгорит. Нас с Анжелой двое, остальные – ваши лучшие люди…

– Нет, это работа не для женщины, – запротестовал Диян. Я понимающе пожал ему руку.

– Такая хрупкая и нежная, она стоит любых десяти мужчин, находящихся в этой палатке. А нам потребуется каждый человек. Поскольку войска снаружи будут вести вполне реальную атаку, которая может закончиться прорывом.

Вначале на главном направлении, а затем на флангах. Когда сражение будет в наивысшей точке, мой отряд перелетит за противоположную стену и пробьет ее.

Теперь займемся организацией.

Мы занялись делами. Больше работали мы с Анжелой, потому что эти мирные марсианские пахари ничего не смыслили в военной науке и, кроме того, были слишком счастливы, переложив ответственность на нас.

Когда все было на мази, я лег передохнуть, я был на ногах что-то около двух полных дней и 20 000 лет и поэтому невообразимо устал. Тех трех часов, что я урвал, было, естественно, недостаточно, я проснулся, ворча и моргая, и проглотил стимулятор, чтобы немного прийти в себя. Снаружи было темно, но все так же жарко.

– Мы готовы к отправке? – спросил я.

– Теперь в любую минуту, – ответила Анжела, свежая, сосредоточенная, должно быть, она тоже принимала стимулятор. – У нас есть еще около четырех часов, но большая часть этого времени уйдет на занятие нужных позиций. Атака начнется с рассветом.

– Проводники знают дорогу?

– Они воюют здесь уже почти год, так что должны знать.

Это был последний бой. Люди знали это. Сегодня мог быть только один победитель. Возможно, они не были рождены бойцами, но они быстро учились.

Подошел Диян с тремя мужчинами, которые несли металлическое устройство с пристегнутыми ремнями, в центре которого был смонтирован гравитатор.

– Мы готовы, – сказал он.

– Каждый знает, что ему нужно делать?

– В точности. Мы уже попрощались, и отряды первого удара выдвинулись.

– Тогда пошли и мы.

Диян шел впереди, хотя я до сих пор не пойму, как он находил дорогу в этой парной темноте. Мы плелись за ним, согнувшись под тяжестью ноши.

Рассвет застал нас у цели – самой высокой и самой крепкой стены.

Она появилась над нами из сумерек, черная и угрюмая… Я сжал руку Анжелы, чтобы показать, что я бесстрашен, и подбодрить ее. Она сжала в ответ мою, чтобы показать, что знает, – я испуган, как и все остальные.

– Мы сделаем это, Джим, – сказала она, – ты ведь знаешь.

– О, все будет в порядке, предсказатель будущего доказывает это. Но он не может показать, сколько людей сегодня погибнет – или кто из нас останется в живых.

– Мы бессмертны, – сказала она с такой уверенностью, что я рассмеялся, и мой моральный уровень поднялся до эгоистических вершин. Я звучно поцеловал ее.

Внезапно вдали раздались взрывы, отражаясь и перекатываясь по стенам, как раскаты грома. Атака началась. Время пошло, и теперь все измерялось им.

Я помог всем влезть в стропы и после этого посмотрел на часы. Когда подошло время, я тоже надел ремни и проверил ручки гравитатора.

– Пристегнитесь, – скомандовал я, наблюдая, как бегут секунды, будьте готовы разрезать ремни, когда мы приземлимся с той стороны.

Я нажал кнопку, и мой маленький отряд из шести человек поднялся в воздух для атаки.

Глава 21

Мы поднимались, как медленный лифт – хорошая мишень для всякого снабженного оружием и метким глазом. Мне приходилось наращивать скорость постепенно, чтобы наша конструкция не развалилась, но я и так задал возможное ускорение до тех пор, пока мы не достигли максимальной скорости подъема. Гравитатор стал ощутимо нагреваться, так как ему пришлось работать на полную мощность. Было бы очень неприятно, если бы он отказал.

Мимо проносились глубокие бойницы, к счастью, никем не охраняемые, и наверху показалась зубчатая вершина парапета. Я направился прямо к ней и убрал мощность, как только мы достигли парапета. Ускорение подняло нас вверх к высокой арке, и после этого события протекали с нарастающей быстротой.

На стене было двое часовых, удивленных и сердитых, готовых открыть огонь. Но мы с Анжелой выстрелили первыми, используя игольные пистолеты, чтобы оставаться незамеченными как можно дольше. Оба рухнули, а я включил двигатель для приземления.

Посадка! Внизу не было ни дворика, ни прочной крыши! Мы приземлились на куполообразную кровлю большого цеха, сделанную в виде навеса из стеклянных панелей, закрепленных на металлических балках. Мы посмотрели на нее, ужаснулись, когда пролетали сквозь нее, и я включил полную мощность, чтобы остановиться.

Мы столкнулись с внезапным сопротивлением, конструкция тоже изогнулась, хрустнула и начала рассыпаться. Купол был слишком близок, и мы не смогли остановиться вовремя. Шесть пар ботинок ударили одновременно, и около шести тысяч квадратных метров стекла полетели вниз.

Это было прекрасно. Бесшумная внезапная атака, принесшая серые привидения в крепость. Основная рама звякнула и наклонилась, некоторые из балок заскользили по ней. У меня мелькнула мысль, что мы последуем за всем тем стеклом, которое теперь со звоном билось внизу, где все слилось в одну громкую какофонию. Затем гравитатор в последний раз свернул, сделал последний рывок и загорелся.

– Обрезайте крепления! – закричал я, обрывая стропы, которые крепили гравитатор к нашей конструкции. Они не поддавались, но, наконец, от них удалось освободиться. Гравитатор упал вниз в зал, – там кричали находящиеся там люди, и взорвался.

Я бросил туда несколько дымовых шашек и зажигательных гранат для пущей паники.

– О нашем присутствии теперь знают все, – сказал я, отскакивая в безопасное место, – нужно быстрее выбраться из этого ада и приступить к делу.

Осторожно двигаясь, мы наконец добрались до безопасного парапета.

– Включи радио, – сказал я Дияну, когда он добрался до меня. Прикажи своим ребятам свернуть атаку, если они нигде не прорвались, но пусть не прекращают стрельбу.

Они были отбиты со всех сторон.

– Тогда прикажи им поберечь себя. Мы сделаем все внутри.

Мы двинулись. Анжела и я шли впереди, мы могли отразить любое нападение, в то время как остальные прикрывали фланги и тыл. Мы быстро продвигались вперед, сея беспорядок. Главное – найти ЕГО. Первая дверь привела нас на огромную винтовую лестницу, уходящую вниз. Мне что-то в ней не понравилось, я бросил несколько гранат, и мы прижались к стене.

– Куда? – спросила Анжела.

– Расположение зданий наверху более плотное, чем во всем этом районе.

– Невдалеке что-то взорвалось, и Анжела сбила снайпера в окне наверху точным выстрелом навскидку. Мы совершили небольшую пробежку, затем прижались к стене над прямым спуском на нижнюю аллею, пока я выбивал закрытую дверь.

Это место было придумано сумасшедшим. Надо было знать ЕГО, чтобы иметь полное представление. Коридоры и лестницы, стены с острыми углами, в одном месте нам пришлось ползти на четвереньках под низким потолком. Именно здесь произошло первое несчастье. Пятеро из нас уже выбрались из этой комнаты, когда ее потолок быстро и бесшумно опустился на нашего замыкающего, прежде чем он успел издать хоть один звук. Нас прошиб пот.

Враги, которых мы встречали, были большей частью без оружия и либо разбегались, либо уничтожались иглами наших пистолетов. Теперь мы двигались в полном молчании и так быстро, как могли, между бессмысленно декорированными стенами, стараясь не смотреть на ужасные рисунки, которые, казалось, покрывали каждый метр свободного пространства.

– Минутку, – тяжело дыша, произнесла Анжела, останавливая меня, когда мы прошли через высокую арку к лестнице, которая уходила далеко вниз, причем ступеньки у нее были разной высоты, – ты знаешь, куда мы идем?

– Не совсем, – пропыхтел я в ответ, – просто пресекаем всякое сопротивление, удаляясь от поля сражения, и распространяем панику.

– Я думала, у нас более важные задачи. Такая, например, как найти ЕГО.

– У тебя есть какие-нибудь предложения? – Должен сказать, что поторопился это выпалить.

Анжела, с притворной улыбкой, парировала моментально:

– А как же. Ты можешь попробовать включить локатор темпорального поля, который висит у тебя на шее. Надеюсь, есть смысл в том, что мы принесли его сюда.

– Именно это я и собирался сделать, – солгал я, пятясь скрыть тот факт, что полностью забыл о нем в пылу атаки.

Стрелка поколебалась и указала точно на пол под нашими ногами.

– Идем вниз, и только вниз, – приказал я, – там, где работает машина времени, должен быть ОН, тот, из кого я сделаю котлету.

Для меня это слишком много значило, поскольку это была третья и последняя попытка. Я подготовил специальную бомбу, на которой написал его имя. Это была адская смесь концентратора, гарантирующего коагуляцию протонов в радиусе пяти метров, с грузом отравленной шрапнели и термитного заряда, который должен был сжечь его сгущенное отравленное тело.

Сражение возобновилось с новой силой. Струи пламени и дыма из огнемета преградили на время путь по лестнице. Опаленные и все в дыму, мы просочились сквозь дыру, которую я пробил бластером, в комнату, напоминавшую лабораторию. Ряды реторт тянулись во всех направлениях, теряясь среди шаров-кристаллов. Темные жидкости, испаряясь, наполняли воздух тяжелым запахом. Рабочие не были вооружены и все попадали перед нами. Теперь мы продвигались медленнее и даже остановились передохнуть.

– Уфф! – сказала Анжела, переводя дух. – Видел ли ты, что в этих сосудах?

– Нет, и не хочу. Пошли. – Если что и могло вывести из себя всегда спокойную Анжелу, так это мое нежелание обращать внимание на вещи, на которые указывала она. Я обрадовался, когда мы пересекли последнюю комнату и оказались перед другой лестницей.

Мы подходили все ближе к цели. Сопротивление росло, и нам приходилось буквально пробивать себе дорогу. Только тот факт, что защищающиеся были вооружены кое-как, позволял нам вообще продвигаться к нужной цели. К счастью, большая часть оружия была на стенах у обороняющихся, поэтому люди выходили против нас с ножами, металлическими прутьями… и даже с голыми руками. Вопя и толкаясь, они отбрасывали нас только за счет своего численного превосходства. Здесь нас постигло еще одно несчастье, когда человек со шпагой вынырнул из боковой ниши и проткнул марсианина прежде, чем я успел его застрелить. Они погибли вместе, а нам не оставалось ничего другого, как покинуть их и продолжать прорываться. Внезапно я посмотрел на часы и остолбенел – мы опаздывали.

– Подождите! – громко закричал Диян. – Стрелка! Она больше не показывает!

Я подал сигнал всем оставаться в широком проходе, который мы пересекали, и они развернулись, прикрывая фланги. Я посмотрел на детектор темпоральной спирали, который нес Диян.

– Куда он показывал, когда ты в последний раз смотрел на него?

– Прямо вперед, вниз по коридору. И стрелка совсем не отклонялась, как будто эта машина, на которую она указывает, находится на этом уровне.

– Она работает только тогда, когда темпоральная спираль заряжена.

Должно быть, она уже отключилась.

– ОН мог уйти? – спросила Анжела, высказав вслух то, что я пытался выкинуть из головы.

– Наверное, нет, – сказал я с деланной уверенностью. – В любом случае нужно пробиваться насколько возможно. Итак, последняя попытка, вперед!

Мы прорвались и столкнулись с еще одним несчастьем, когда пытались пройти аллею деревьев со свисающими ветками, сплошь покрытыми иглами. Они были покрыты ядом. В конце концов я сжег их последней термитной гранатой.

Затем произошла небольшая перестрелка, которая опустошила мой игольный пистолет. Я откинул его в сторону и ударил в тяжелую дверь, которая перекрывала проход в этом направлении. Ее нужно было взорвать, а гранаты кончились. Я повернулся к Анжеле в тот момент, когда плита, соединяющаяся с дверью, скользнула вверх.

– Ты проиграл в последний раз, – сказал ОН, подло ухмыляясь мне с экрана.

– Я всегда ждал этого разговора, – сказал я, затем обратился к Анжеле на языке, которого ОН не понимал: – Остались еще гранаты?

– Я говорю, а вы будете слушать, – сказал ОН.

– Я весь внимание, – сказал я ЕМУ. – Взорви эту дверь, – обратился я к ней.

– Я разместил всех людей, которые мне нужны, в надежном месте в прошлом, где нас не найдут. Я отослал туда все нужные машины, послал туда все необходимое для постройки темпоральной спирали. Я ухожу последний, и, когда я уйду, спираль саморазрушится.

Взорвалась граната, но дверь осталась целой. Анжела расколола ее разрывными пулями. ОН продолжал говорить, как будто ничего не произошло.

– Я знаю, кто ты, маленький человечек из будущего, знаю, откуда ты.

Тем не менее я уничтожу тебя до того, как ты родишься. Я уничтожу тебя, мой личный враг, и после этого прошлое, и будущее, и вся вечность будут мои, мои!

ОН орал и размахивал руками, а тем временем дверь упала, и я первым ворвался внутрь. Мои пули крушили деликатную механику спирали, бомба с надписью «ОН» сверкнула в воздухе. Но ОН уже использовал темпоральную спираль – ее зеленый цвет угасал – ОН ушел, спираль осталась, уже никому не нужной.

Моя бомба разорвалась и причинила больше вреда нам, чем тому, кто только что исчез и кому она предназначалась. Мы попадали на пол, когда смерть просвистела над нами. Когда мы подняли головы, спираль рассыпалась и дымилась.

ОН заговорил снова, в то время как ствол моего пистолета был нацелен на НЕГО.

– Я сделал эту запись на тот случай, если мне придется вас покинуть, за что прошу извинить. – ОН захихикал над собственной плоской шуткой. Теперь я ушел – ты не сможешь последовать за мной, но я могу проследить тебя сквозь время. И уничтожить. С тобой другие мои враги, и я хочу, чтобы они тоже увидели мое величие. Они умрут, вы все умрете. Я контролирую миры, вечность, уничтожаю миры. Я уничтожу Землю. Я оставляю вам время, чтобы все обдумать и страдать. Вы не сможете избежать этого…

Через час все ядерное оружие на этой планете будет взорвано…

Земля будет уничтожена.

Глава 22

Надо было удовлетвориться хоть чем-то, и я сделал один выстрел, взорвав этот проигрыватель, откуда звучал ЕГО ненавистный голос. Аппарат разлетелся облаком осколков пластика и элементов электроники. Страшный смех был прерван на середине. Анжела пожала мою руку.

– Ты поступил очень правильно, – сказала она.

– Но не совсем хорошо. Мне очень жаль, что я втянул тебя в это дело.

– Я бы не хотела, чтобы случилось по-иному. Что бы ни случилось с нами, мы будем вместе.

– Звучит так, словно с вашими людьми может произойти что-то ужасное, – сказал Диян. – Мне очень жаль.

– Не над чем горевать, мы все в одинаковом положении.

– В каком-то смысле да. Остался час. Но Марс спасен, и тот, кто умрет здесь, утешится хоть этим. Наши семьи и наши люди будут жить.

– Если бы я мог сказать то же самое, – сказал я с невыразимой грустью, подняв пистолет и застрелив двух врагов, которые пытались ворваться сквозь изломанную дверь, – затерянные здесь, мы потеряны для всего времени.

Мы, еще живые сейчас, скоро сгорим, как свечи.

– Разве мы не можем ничего сделать? – спросила Анжела.

– Ничего не могу придумать. – Я пожал плечами. – Мы не можем обезвредить водородные бомбы. Оборудование темпоральной спирали уничтожено.

Нам нужна новая темпоральная спираль, но ее негде взять, если только она не упадет к нам с неба.

Эхом моим словам послужил треск наверху. Я откатился и принял выжидательную позицию, думая, что это новая атака, но это оказалось большой зеленой металлической коробкой, которая повисла в воздухе. Анжела смотрела на меня, широко раскрыв глаза.

– Если это темпоральная спираль, то хотя бы объясни, как ты это делаешь.

Впервые в жизни я промолчал, а потом и вообще лишился дара речи, поскольку коробка начала опускаться перед нами, и, прежде чем она окончательно опустилась, я прочел надпись на ее боку: "Темпоральная спираль.

Вскрывать осторожно". Два гравитатора, прикрепленные к ней, временное приспособление, управляющее ими при спуске, маленький радиопередатчик, также прикрепленный к коробке с криво выведенной надписью «Включить на корпусе». Я застыл и сидел, моргая, тогда как всегда практичная Анжела вышла вперед и нажала кнопку включения. До нас донесся звучный голос профессора Койцу:

– Я предлагаю вам пошевеливаться, бомбы, как вы знаете, должны скоро сработать. Меня просили передать тебе, Джим, что аппарат, который приведет бомбы в действие, расположен в этой комнате, за консервными банками. Он выглядит как портативное радио, поскольку и является таковым. Если его выключить, то бомбы сейчас же включатся. Что будет, конечно, очень неудобно.

Ты должен набрать три цифры: шесть, шесть, шесть, которые являются шифром.

Набирай их справа налево. Когда наберешь, нажми кнопку «Выключено». А теперь отключи меня, пока не сделаешь этого. И шевелись побыстрее.

– Хорошо, хорошо, – сказал я раздраженно и отключил его. Он посмел разговаривать со мной командным тоном, с индивидуумом, который не сможет родиться через 10 000 лет или около того. Таким образом, выразив свое недовольство, я пошел сбрасывать коробки с консервами на пол. Это были длинные, желто-зеленые цилиндрические громады с сублиматором.

Радио было там. Я не стал его передвигать, а только набрал шифр, как это было приказано, и нажал кнопку, но ничего не произошло.

– Ничего не произошло, – сказал я.

– Произошло именно то, чего мы все ждали, – сказала Анжела, встав на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щеку, – ты спас мир.

Очень гордый собой, я вернулся к передатчику под восхищенными взглядами марсиан и снова включил его.

– Не думай, что ты спас мир, – сказал Койцу. – Вот олух. Ты лишь отодвинул взрыв на двадцать восемь дней. Однажды включенные бомбы затаились на этот период, затем они самоуничтожатся, но марсиане смогут от них спастись. Я верю, что их ремонтные корабли в пути. Они их заберут.

– Будут через пятнадцать дней, – ответил Диян.

– Пятнадцати дней более чем достаточно. Земля будет уничтожена, но когда на ней восстановятся прежние условия, для вас это будет более победой, чем трагедией. Настало время вскрыть коробочку. Наверху, под панелью управления, есть атомный резак. Если его окошечки направить на внешнюю стену под углом в пятнадцать градусов, он прорежет тоннель наружу. Марсиане смогут выйти по нему. Я предлагаю сделать это как можно быстрее. Теперь нажми кнопку "А" и запусти спираль. Джеймс, Анжела, пристегнитесь к гравитаторам как можно быстрее и отправляйтесь сразу же, как только загорится сигнал готовности.

Еще не веря во все это, я сделал, как было сказано. Темпоральная спираль щелкнула, зашипела и завыла, как раненая. Диян вышел вперед с протянутой рукой.

– Мы никогда не забудем тебя и того, что ты сделал для мира. Еще не рожденные поколения узнают о тебе и твоих подвигах из книг. – Ты уверен, что вы поступите правильно? – спросил я.

– Ты смущаешься, потому что ты великий и гуманный человек. – Меня впервые уверяли в этом. – Будет сооружена статуя с надписью: «Джеймс Боливар ди Гриз – спаситель мира».

Каждый из марсиан пожал мне руку, это было очень волнующее прощание.

Зажегся сигнал готовности, и после нескольких прощальных слов мы надели гравитаторы и – чего я так желал последнее время – окунулись в холодный огонь силы времени. Я хотел что-то сказать, но запоздалая фраза застыла у меня на губах, а вокруг все завертелось.

Обычный скачок во времени, ни лучше, ни хуже. Это был тот вид транспортировки, к которому я никак не могу привыкнуть. Звезды проносились как пули, вокруг вращались спиральные галактики, движение не было движением, время не было временем, все было необычно. Единственное, что было хорошего в прыжке, это его конец. Мы обнаружили себя в гимнастическом зале на базе Специального Корпуса, в самом большом здесь павильоне. Мы парили в воздухе, я и моя Анжела, глупо улыбаясь друг другу и атлетам внизу. Мы пожимали друг другу руки от счастья, что будущее все же лежало впереди.

– Добро пожаловать домой, – сказала она, и именно это я хотел услышать больше всего.

Мы полетели вниз, помахав друзьям и не отвечая пока на их вопросы.

Сначала к Койцу и дежурному по Корпусу на доклад. Промелькнуло чувство неудовлетворенности, что ОН и на этот раз ушел от меня, Койцу поднял глаза и удивился.

– Что это вы здесь делаете? – спросил он. – Кажется, вы устранили ЕГО. Разве ты не получил моего послания?

– Послания? – спросил я, быстро моргая.

– Да. Мы сделала 10 000 металлических кубиков и отослали их на Землю.

Уверен, что вы получили один из них. Радиомаяк и так далее.

– А, это старое послание. Получили и действовали согласно ему, но вы немного опоздали. Что вот эта штука делает здесь? – Боясь, что мой голос изменится до неузнаваемости, я показал дрожащим пальцем на машину в другом конце комнаты.

– Это? Наша новая спираль номер Один, более компактный вариант. На что она тебе? Мы только что закончили ее.

– И никогда ею не пользовались?

– Никогда.

– Так, все ясно. Сейчас вы прикрепите к ней парочку гравитаторов, можно эти, передатчик и атомный резак и отправите это назад, чтобы спасти Анжелу и меня.

– У меня есть карманный передатчик, но почему… – Он вынул знакомую машинку из халата.

– Сначала сделайте, объяснения потом. Мы с Анжелой просто взорвемся, если вы этого не сделаете.

Я принес краски, написал «Включить на передатчике», затем «Темпоральная спираль. Вскрывать осторожно» на машине. Через несколько минут после ЕГО отбытия с Земли, которое было отмечено на временной развертке, мы запустили груз с большой темпоральной спирали. Койцу наговорил запись под мою диктовку, и только после того, как весь груз ушел в прошлое, я глубоко и удовлетворенно вздохнул.

– Мы спасены, – сказал я, – а сейчас бы неплохо выпить того, что вы мне обещали.

– Я не обещал…

– Это не имеет значения.

Койцу что-то пробормотал себе под нос и чесал в затылке, пока я готовил напитки нам с Анжелой.

Мы чокнулись, смочили пересохшие глотки и теперь улыбались с довольным видом.

– Как хорошо, – сказал я, – сколько веков прошло с тех пор, как я в последний раз выпивал.

– Итак, в конце концов все проясняется, – сказал Койцу удовлетворенно.

– Ничего, если мы посидим, пока будем слушать? Мы так устали за последние несколько тысячелетий.

– Да, пожалуйста. Позвольте, я опишу ход событий. Они предприняли временную атаку на Корпус, и очень удачную. Остались вы и я.

– Все правильно. Хотя, как только я отправил тебя в 1975-й год, я увидел, что все стало по-прежнему. Очень удивительно. Всего мгновение я был один, затем лаборатория заполнилась людьми, которые и не знали, что их нет.

Мы провели большую работу по управлению техникой трасс времени, на достижение нужных результатов ушло почти четыре года.

– Вы сказали – четыре года?

– Почти пять, если быть точным. Трассы очень удалены и трудно управляемы, многие к тому же переплетены.

– Анжела! – воскликнул я, внезапно поняв. – Ты никогда не говорила мне, что была здесь одна пять лет.

– Я не думаю, что тебе нравятся женщины старше тебя.

– Я обожаю их, если они – ты. Ты была одинока?

– Ужасно. Вот почему я добровольно отправилась за тобой. У Инскина был доброволец, но он сломал ногу.

– Дорогая, держу пари, что знаю, как это произошло! – Она не умеет краснеть, но тем не менее опустила глаза.

– Давайте проследим ход событий дальше, – сказал Койцу. – Вот что произошло. Мы проследили тебя из 1975-го в 1807-й год, а также ЕГО и его шпионов. Там была петля времени, аномалия некоторого рода, которая в конце концов замкнулась в кольцо. Можно сказать, что она была готова взорваться вместе с тобой, заключенным внутри, но в последний момент удалось дать дополнительную мощность спирали, чтобы предотвратить запечатывание петли, прежде чем она исчезнет. Именно тогда Анжела отправилась к тебе с координатами для твоего следующего 20 000-летнего прыжка за НИМ. Ты должен был последовать за НИМ, потому что таким образом можно было контролировать твой прыжок. Хотя ход истории был известен к тому времени и мы знали, чем все кончится.

– Вы знали? – спросил я, чувствуя, что что-то где-то упустил.

– Конечно. Природа атаки была известна, хотя вы должны были до конца сыграть свою роль.

– Вы можете объяснить еще раз? И помедленнее.

– Конечно. Ты пытался сорвать ЕГО операции дважды в глубоком прошлом и, в конечном итоге, переключив его машину, послал ЕГО в мрачные для Земли времена. ОН потратил большое количество времени, почти две сотни лет, продвигаясь к власти и объединяя ресурсы всей планеты. ОН был гений, хотя и сумасшедший. И смог это сделать. ОН тоже помнил тебя, Джим, и, несмотря на двухсотлетний срок, не забыл, что ты – ЕГО враг. Таким образом ОН начал временную войну, чтобы уничтожить тебя раньше, чем ты сможешь устранить ЕГО, устроив тебе ловушку на планете, готовой к уничтожению атомными взрывами.

Оттуда ОН вернулся в 1975-й год, чтобы атаковать Корпус. Ты последовал за НИМ, и ОН ушел в 1807-й, приготовив там для тебя петлю времени. Я не знаю, куда ОН планировал отправиться оттуда, но его планы изменились и ОН отправился на 20 000 лет вперед.

– Да, я это сделал, изменив настройку ЕГО спирали как раз перед тем, как он ушел.

– На этом все кончилось. Теперь можно расслабиться, и я хочу выпить вместе с тобой.

– Расслабиться! – Это слово вырвалось из моего горла вместе со странным неприятным звуком. – Из того, что вы сказали, я могу заключить, что это я начал атаку на Корпус, изменив настройку темпоральной спирали, которая послала ЕГО в мир, где ОН начал операцию по уничтожению Корпуса.

– Это, по-моему, единственное объяснение.

– А нет ли другого? По-моему, ОН просто вращается в кольце времени.

Убегая от меня, нагоняя меня, убегая от меня… Уфф! Когда ОН родился, откуда ОН?

– Твои условия бессмысленны в этом роде темпоральных отношений. ОН состоятелен только во времени этой петли времени. Пусть будет так, хотя это очень неточно, точнее будет сказать, что ОН никогда не рождался. Ситуация стоит за пределами нашего нормального понимания времени. Так же как и тот факт, что вы вернулись сюда с информацией, которую нужно было послать тебе, чтобы предупредить об остановке атомных бомб. Откуда изначально происходила эта информация? От тебя. Поэтому ты послал ее себе, чтобы предупредить себя же об атомных бомбах, чтобы…

– Достаточно! – взревел я, дрожащей рукой хватаясь за бутылку. Просто отметьте, что миссия выполнена, и выписывайте премию.

Я наполнил бокалы снова и, лишь обернувшись, понял, что Анжелы нет. Она выскользнула в то время, пока я пытался постичь ход войны, и я уже начал волноваться, куда она могла уйти, но она уже вернулась.

– Они прелестны, – сказала она.

– Кто? Кто? – спросил я, не сообразив. Но когда я увидел сузившиеся глаза Анжелы, то понял, какую непростительную ошибку допустил.

– Действительно, кто! Ха-ха! Прости меня за небольшую шутку. Ну конечно же, это наши двойняшки, наши веселые гукающие детки прелестны.

– Они здесь со мной.

– Так вкати же коляску!

– Детишки, – сказала она, когда они вошли, и я заметил сильную нотку иронии в том, как она это сказала.

Им шел шестой год, этот маленький факт я как-то упустил из виду. Они шли спокойно, крепкие ребятишки шагали в ногу. Хорошо сложенные, с отцовской твердой походкой. Я счастлив был их видеть.

– Тебя очень давно не было, папа, – сказал один из них. – Я Джеймс, а это Боливар. Добро пожаловать домой.

Нужно поцеловать их, или что-то еще?.. Они серьезно протянули свои ручонки, и я, совершенно серьезно, пожал их. Хорошие ребята… нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к этой семейной идиллии. Анжела сидела, гордо откинувшись, и по ее взгляду я понял, что полностью прощен.

– Анжела, я думаю, ты больше не сердишься на меня. Прелести семейной жизни, кажется, наилучшая награда для того, кто решил покончить с беззаботной жизнью негодяя, работающего без контракта.

– Очень правильное слово! – выкрикнул ужасно знакомый голос. – И еще бесчестный обманщик, мошенник и так далее. – В дверях стоял Инскин, помахивая пачкой бумаг. – Пять лет я ждал тебя, ди Гриз, и на этот раз ты не убежишь. Никаких объяснений типа временной войны. Ты украл, ты стащил у собственных малышей… Уфф!

Он сказал «уфф», потому что Анжела поднесла ампулу со снотворным к его носу, и он стал падать. Мальчики с завидной реакцией выскочили вперед и осторожно опустили его на пол. Анжела освободила его от пачки бумаг, пока его укладывали.

– После пяти лет разлуки ты нужен мне больше, чем этому назойливому старику. Давайте сожжем эту пачку и стащим корабль, пока он приходит в себя.

Пройдут месяцы, пока он найдет нас, а если за это время что-нибудь случится, что потребует нашего безотлагательного присутствия, ему снова придется принять нас на работу. Тем временем мы прекрасно проведем второй медовый месяц.

– Звучит прекрасно, но как быть с мальчиками? Это не то путешествие, в которое можно брать детей.

– Вы ведь не управитесь без нас, – сказал Боливар. Где я видел это непоколебимое выражение лица? Наверное, в зеркале.

– Куда вы, туда и мы. Если у вас проблемы с деньгами. мы можем заплатить сами. Смотрите.

Я все понял, как только он начал вытаскивать огромную пачку кредиток, на эту сумму можно объехать всю Галактику. Но я так же успел разглядеть знакомый золотой штамп на бумажнике.

– Деньги Инскина! Вы ограбили старого человека, когда делали вид, что помогали ему. – Я посмотрел на Джеймса. – Надеюсь, ты сможешь определять время по наручным часам, которые я вижу на твоей руке?

– Идут по стопам отца! – гордо сказала Анжела. – Конечно же, они отправятся с нами. И не волнуйтесь насчет денег, мальчики. Папа может наворовать столько, сколько нужно нам всем.

Это было уже слишком.

– А почему бы и нет! – засмеялся я. – За преступников! – И поднял бокал.

– За время! – сказал Койцу, вникнув в суть дела.

– За преступников во времени! – крикнули мы оба, осушили бокалы и разбили их о стену, а Койцу стоял и по-отцовски улыбался нам вслед, когда мы схватили детей в охапку и ушли, перешагнув через спящего Инскина.

Перед нами расстилался яркий и славный мир, каждым уголком которого мы собирались насладиться.

Гарри Гаррисон Ты нужен стальной крысе!

1

Блодгетт - мирная планета. Светает оранжевое солнце, легкий бриз несет прохладу, а тишину лишь изредка нарушает приглушенный шум ракет в космопорту. Спокойная обстановка. Слишком спокойная для такого человека, как я. Человека, которому постоянно надо быть начеку, готовому к разным неожиданностям. Признаюсь, что я совсем забыл об этом, когда раздалась трель дверного звонка. Стоя под горячими струями душа, я расслабился, как дремлющий кот.

"Я открою!" - услышал я голос Анжелины, старавшейся перекричать шум воды. Я хмыкнул, с сожалением закрутил кран и вышел из душа.

Автомат обдал меня потоком теплого воздуха, а распыленный лосьон слегка пощипывал нос. От неземного наслаждения я, голый, как в день своего появления на свет, не считая, понятное дело, некоторых приспособлений, которые всегда при мне, мурлыкал какой-то мотивчик. В жизни случаются счастливые моменты, и, глядя в зеркало на свое крепкое тело, обветренное лицо и седоватые виски, я ни о чем не волновался.

Внезапно у меня в голове появились тревожные мысли. Предчувствие? Нет, стремительный бег секунд. Слишком долго не возвращалась Анжелина. Что-то случилось.

Я выскочил в коридор и преодолел его одним прыжком. Дом был пуст. Распахнув дверь, я, как цапля, запрыгал на одной ноге, пытаясь вытащить пистолет из кобуры на лодыжке. У меня глаза на лоб вылезли, когда я увидел, что два широкоплечих типа заталкивают мою Анжелину в черный автомобиль. Когда он рванул с места, я послал ему вдогонку пару пуль, стараясь продырявить шины. Но похитители быстро затерялись в потоке других машин, и от стрельбы пришлось отказаться.

Анжелина! От злости я заскрежетал зубами и пальнул пару раз в воздух, чтобы отпугнуть зевак, любовавшихся моим видом. Сосредоточившись, я запомнил номер черного автомобиля.

Вернувшись в дом, я сначала, как и всякий порядочный гражданин, решил позвонить в полицию, но так как я всегда был плохим гражданином, то сразу же отбросил эту мысль. Скользкий Джим ди Гриз ужасен в гневе! Я сам отомщу похитителям. Включив компьютер, я прижал большой палец к идентификатору, набрал личный код, а затем - номер черного автомобиля. Не слишком сложная задача для планетарного компьютера. Данные появились на экране, как только я ткнул в кнопку "Ответ".

Взглянув на экран, я без сил плюхнулся в кресло. Они похитили ее...

Это было гораздо хуже, чем я предполагал. Только не надо думать, что я трус. Совсем наоборот. Перед вами человек, прошедший через все передряги преступной жизни. Человек, который, вдобавок ко всему, немало испытал, борясь с другими преступниками в качестве агента Специального Корпуса, межпланетной организации, использовавшей одних мошенников для поимки других. То, что за эти годы я не свихнулся и не потерял сноровку, говорит о моих обостренных рефлексах и незаурядном уме. Теперь придется использовать накопленный опыт, чтобы вытащить мою любимую жену из лап этих негодяев. Прежде чем приступить к действиям, надо было как следует пораскинуть мозгами. Хотя день только начался, я вытащил бутылку виски и налил себе полный стакан, чтобы подстегнуть ход мыслей.

После первого же глотка я понял, что к этому делу придется подключить и ребят. Мы с Анжелиной, как любящие родители, всегда пытались оградить их от жестокой реальности жизни, но теперь это время кончилось. До выпуска в школе оставалось еще несколько дней, но я был уверен, что дело можно ускорить, оказав соответствующее влияние на нужных людей. Надо же - ребятам уже по восемнадцать лет. Как летит время. А их мать - Анжелина, мое похищенное сокровище! - все так же прекрасна, как и раньше. А я с годами так и не стал умнее. Седина на висках не притупила жажды к обогащению.

Предаваясь воспоминаниям, я, тем не менее, времени не терял. Одевшись и обувшись, я рассовал по карманам несколько смертоносных принадлежностей. Застегнув последнюю молнию, я побежал в гараж. Как только ворота открылись, мой ярко-красный "Файрбом-8000" с ревом вылетел на улицу, распугивая унылых граждан мирной планеты Блодгетт.

Единственная причина, по которой мы остановились на этой идиллической планете, заключалась в том, что мы хотели быть рядом с детьми, пока они не окончат школу. Я бы покинул эту планету без всяких сожалений. На меня угнетающе действовали не только ее сельскохозяйственные угодья, но и разросшийся до невероятных размеров бюрократический аппарат. Из-за удобного расположения вблизи несколькихзвездных систем и благоприятного климата ее облюбовали себе бюрократы и администраторы Лиги, понастроившие здесь целую сеть государственных учреждений. Лично я предпочитаю иметь дело с фермерами.

Я, как стрела, несся по дороге. Закончились фермы, исчезли деревья, и теперь по обе стороны тянулись каменистые гряды. Холодный воздух как нельзя лучше подходил к этим сумрачным скалам. Я поежился от утреннего тумана, взглянув на возвышавшиеся впереди стены из грубо отесанного камня.

Пока решетка крепостных ворот со скрежетом поднималась вверх, я еще раз посмотрел на стальные буквы на табличке: ВОЕННАЯ ШКОЛА ТЮРЕМНОГО ТИПА ДОРСКИ.

Именно здесь были заточены мои сыновья. Как отец я не одобрял подобных методов, но как гражданин - голосовал за них обеими руками. Это должно укрепить дух ребят, на которых все смотрели с подозрением. До того, как они поступили в эту школу, их выгоняли из двухсот четырнадцати учебных заведений. Три школы сгорели при странных обстоятельствах. Одна взорвалась. Правда, я не верю, что попытка массового самоубийства учителей еще одной школы каким-то образом связана с моими сыновьями, как это утверждали злые языки. В любом случае здесь они нашли достойного противника в лице старого полковника Дорски. Когда его выпроводили из армии на пенсию, он открыл это училище и приложил все свое умение, опыт и садизм, чтобы оно функционировало, как следует. Мои ребята нехотя прошли курс, отмучившись положенный срок, и через несколько дней после торжественной церемонии их должны выпустить на поруки. Но это мероприятие надо теперь немного ускорить.

Как всегда, я сдал свое оружие, прошел через рентгеновский контроль и, преодолев несколько стальных автоматических дверей, вышел на плац. По нему бродили ученики, замученные жестокой дисциплиной и режимом. Но на лужайке с железобетонной травой я увидел двух неунывающих мальчишек, которых не могли сломить никакие трудности. Я пронзительно свистнул, и они, побросав свои книжки, радостно бросились ко мне.

После теплых объятий я поднялся с земли, отряхнул с себя пыль и показал им, что старый пес еще может научить кое-чему своих щенков. Смеясь, они потирали ушибленные места. Невысокого роста, как их мама, они были красивы и мускулисты, как быки. Когда они покинут стены школы, отцы, у которых подрастают дочери, должны будут обзавестись дробовиками.

- Что это за приемчик с локтем, па? - спросил Джеймс.

- Потом объясню. Я приехал, чтобы ускорить ваш выпуск, потому что у вашей мамы кое-какие неприятности.

Улыбки слетели с их лиц, и они внимательно выслушали мой рассказ, одобрительно кивая.

- Что ж, - сказал Боливар, - вырубим старого Дорски и смоемся отсюда...

- ...чтобы принять соответствующие меры, - закончил за него Джеймс.

Им часто в голову приходили одни и те же мысли.

Мы резво направились к зданию - сто двадцать шагов в минуту. Пройдя по коридору, где к стенам были прикованы скелеты, мы подошли к главной лестнице, по которой непрерывно стекала вода, и оказались возле кабинета директора.

- Сюда нельзя! - Здоровенный натренированный секретарь-телохранитель вскочил на ноги.

Не останавливаясь, мы перешагнули через его рухнувшее тело. Дорски ждал нас с пистолетом в руке.

- Уберите оружие, - сказал я. - Дело не терпит отлагательств. Я хочу, чтобы мои сыновья покинули школу сегодня. Будьте так любезны, выдайте им свидетельства об образовании и справки о том, что они отбыли полный срок.

- Катитесь к черту! Никаких исключений! Вон отсюда! - предложил он.

Усмехнувшись, я посмотрел на пистолет в его руке и решил, что объяснение подействует лучше, чем насилие.

- У нас неприятности. Мою жену, мать этих ребятишек, арестовали сегодня утром.

- Этого следовало ожидать. Ваш образ жизни абсолютно неприемлем для добропорядочных людей. А теперь убирайтесь!

- Слушай ты, тупорылый и скудоумный военный динозавр. Я пришел сюда не за твоими советами. Будь это обычный арест, Анжелина справилась бы с представителями власти, как только открыла им дверь. Полицейские, детективы, офицеры военных патрулей и таможенных служб - никто не устоит перед моей милой Анжелиной в гневе.

- Ну и что? - несколько удивленно спросил Дорски, не опуская пистолета.

- Она ушла с ними по своей воле, чтобы дать мне время. Время, в котором я так нуждаюсь. Я проверил номер их машины. Эти головорезы... - я глубоко вздохнул, - ...агенты Межпланетного Департамента Налогов и Сборов.

- Налоговая инспекция! - присвистнул Дорски, и его глаза налились кровью.

Пистолет исчез в ящике стола.

- Джеймс ди Гриз, Боливар ди Гриз - шаг вперед. Я вручаю вам эти свидетельства об окончании вашей никудышной учебы. Теперь вы - выпускники Военной школы тюремного типа Дорски, и я надеюсь, что, ложась спать, вы каждый раз будете вспоминать ее с проклятием на устах. Я бы пожал вам руки, но мои кости слишком хрупки, и я давно не занимался рукопашной борьбой. Идите за своим отцом и помогайте ему в борьбе со злом. Благословляю вас.

Вот и все. Через минуту мы уже садились в машину. Детские годы остались позади, и теперь ребята вступали в мир настоящих мужчин.

- Они не причинят зла маме? - спросил Джеймс.

- Ведь после этого им уже не жить, - добавил Боливар, и я услышал, как он заскрежетал зубами.

- Конечно, нет. Мы быстро освободим ее, как только доберемся до архивных записей.

- Что еще за архивные записи? - поинтересовался Боливар. - И почему грязный Дорски так быстро пошел на попятную? Это на него не похоже.

- Дело в том, что, несмотря на глупость и садизм, он такой же человек, как и все остальные. Как и мы, он ненавидит сборщиков налогов.

- Не понимаю, - сказал Джеймс, хватаясь за ручку дверцы, когда на крутом повороте машина пронеслась в миллиметре от края пропасти.

- К сожалению, скоро ты все поймешь, - ответил я. - Пока вы тратили деньги, а не зарабатывали их, вы были защищены от всяких неприятностей. Скоро вы сами начнете зарабатывать себе на жизнь, и вместе с первой кредиткой, заработанной нелегким трудом, появится и сборщик налогов. Пронзительно каркая, он станет кружить вокруг, пока не взгромоздится на плечо и не выхватит своим желтым клювом большую часть ваших денег.

- Впечатляющая картина...

- Это чистая правда, - пробормотал я, выруливая на скоростное шоссе. - Большому правительству нужен большой бюрократический аппарат, соответственно и большие налоги. Настоящий порочный круг. Стоит тебе раз увязнуть в этой системе, как с каждым разом налоги становятся все больше и больше. Мы с вашей мамой отложили немного денег, чтобы обеспечить ваше будущее. Деньги, заработанные еще до вашего рождения...

- Деньги, неправедно нажитые еще до нашего рождения, - уточнил Боливар. - Доходы от нелегальных операций в десятках разных миров.

- Ничего подобного!

- Именно так, папа, - сказал Джеймс. - Мы проследили по архивам источники этих накоплений.

- Все это давно в прошлом!

- Надеемся, что нет! - хором сказали близнецы. - Что станет с Галактикой, если в ней переведутся Стальные Крысы? Вспомни, как ты рассказывал нам перед сном, что ограбления банков оздоравливают экономику. Это дает работу скучающим полицейским, газетам есть о чем писать, читателям - о чем читать. Страховые компании компенсируют потери, деньги поступают в оборот, и в экономике наступает подъем. Настоящая филантропия.

- Нет! Я не хотел воспитать из своих сыновей мошенников!

- Разве?

- Ну... Я хотел воспитать вас хорошими мошенниками. Чтобы вы воровали только у богатых, никому не причиняли вреда, были вежливыми и дружелюбными. Такими мошенниками, чтобы вас взяли в Специальный Корпус, где вы бы служили Человечеству, выслеживая настоящих бандитов.

- А каких настоящих бандитов мы выслеживаем сейчас?

- Сборщиков налогов! Пока мы с вашей мамой воровали и тратили деньги, у нас не возникало никаких проблем. Но как только мы стали получать жалованье в Спецкорпусе, мы сразу же столкнулись с людьми из налогового управления. Мы допустили мелкие неточности в наших налоговых декларациях...

- То есть не сообщили о своих доходах? - с невинным видом спросил Джеймс.

- Да, нечто в этом роде. Мы и не думали, что так скоро окажемся в их лапах. Лучше бы мы продолжали грабить банки. Играя по их правилам, мы скоро увязли в аудиторных проверках и судебных разбирательствах. Есть только один способ покончить с этим раз и навсегда. Поэтому ваша мама и не стала сопротивляться этим финансовым вампирам. Чтобы я остался на свободе и освободил нас всех, перерубив этот гордиев узел.

- И что мы должны сделать? - хором спросили близнецы.

- Уничтожить все данные о наших доходах в их архиве, вот что. После этого мы станем свободными и счастливыми.

2

Сидя в темном салоне машины, я нервно грыз ногти.

- Это никуда не годится, - наконец сказал я. - Я признаю себя виновным. Разве можно толкать двух невинных мальчишек на преступный путь?

С заднего сидения послышалось возмущенное фырканье. Затем дверцы хлопнули, и, не успел я повернуться, как ребят уже и след простыл. Куда они побежали? Неужели сами решили провернуть это дело? Какие опасности поджидают их? Я пытался найти ответы на эти вопросы, когда услышал приближавшиеся шаги. Я вышел из машины. Сыновья подошли ко мне с суровыми и решительными лицами.

- Меня зовут Джеймс, - сказал Джеймс. - А это брат Боливар. Нам исполнилось по восемнадцать лет, и по закону мы считаемся взрослыми. Мы имеем право пить, курить, ругаться и заигрывать с девушками. Если у нас возникнет желание, мы можем нарушать законы любой планеты, зная, что, если мы попадемся, нам грозит наказание. До нас дошли слухи, что ты. Скользкий Джим, как раз собираешься нарушить закон ради справедливого дела. Мы хотим тебе помочь. Что ты скажешь на это, папа?

Что я мог сказать? Может, у меня в горле стоял комок или в уголке глаза появилась слеза? Надеюсь, что нет. Эмоции и преступления несовместимы.

- Ладно! - рявкнул я на манер сержанта-наставника. - Я зачисляю вас в свою команду. Ваше дело - выполнять приказы. Вопросы задавайте лишь в том случае, когда приказ неясен. Повторяйте все за мной и делайте все, что я скажу. Согласны?

- Согласны! - хором ответили ребята.

- Тогда положите эти приспособления в свои карманы. Вы надели перчатки с фальшивыми отпечатками пальцев? - Они подняли руки, блеснувшие в свете уличных фонарей. - Хорошо. Рад вам доложить, что вы будете оставлять отпечатки пальцев мэра города и начальника полиции. Это лишь усилит суматоху и неразбериху. Так, знаете ли вы, чем вам предстоит заняться? Конечно, нет! За углом находится большое здание. Это штаб-квартира МДНС - Межпланетного Департамента Налогов и Сборов. Там хранятся архивы, касающиеся их преступной деятельности...

- Ты хотел сказать, твоей деятельности, папа?

- Это с какой стороны посмотреть, сынок. Им не нравится то, чем я занимаюсь, а я ненавижу их методы работы. Сегодня мы попытаемся сравнять счет. В здание МДНС так просто не войдешь - там надежная охрана. Мы войдем в соседнее здание, которое я выбрал потому, что оно примыкает к штаб-квартире налогового управления.

Мы разговаривали на ходу. Вдруг мои ребята остановились, увидев впереди огромную толпу перед залитым светом зданием. С включенными сиренами подъезжали правительственные лимузины, повсюду стояли телевизионные камеры, разноцветные прожекторы освещали небо.

- Неплохая маскировка? Кому в голову придет, что мы осуществим нашу операцию именно здесь? Сегодня премьера оперы "Огненные колесницы".

- А билеты?

- Купил сегодня у спекулянта по бешеной цене. Пошли.

Протиснувшись сквозь толпу, мы предъявили билеты контролеру и поднялись на верхний ярус. Здесь плохие места, но я не собирался слушать завывания певцов. Главное, что мы находились в верхней части здания. Сначала мы прошли в бар, где я освежился пивом, с удовлетворением отметив, что ребята заказали себе безалкогольные напитки. Впрочем, их другие поступки меня огорчили.

Подвинувшись к Боливару, я сильно нажал указательным пальцем на нерв, парализующий руку.

- Ты ведешь себя недостойно, - сказал я, когда его пальцы разжались, и бриллиантовый браслет упал на ковер.

Я коснулся плеча пышной дамы и, когда она повернулась, указал на драгоценность.

- Извините, мадам. Это не у вас упал браслет? Да? Позвольте, я сам. Это доставит мне удовольствие. Спасибо.

Повернувшись, я двинул Джеймса по ребрам. Он поднял руки, показывая, что сдается.

- Намек понял, папа. Просто захотелось потренироваться. Я уже вернул бумажник в карман джентльмена, как только увидел, что Боливар потирает онемевшую руку.

- Вот и молодец. Больше никаких фокусов. Сегодня нам предстоит серьезное дело и не стоит рисковать по пустякам. Третий звонок. Допивайте и пошли.

- На наши места?

- Нет, разумеется. В туалет.

Мы заняли три кабинки, взобравшись на унитазы, чтобы наши ноги не были видны. Затем подождали, пока стихнут последние шаги. Потом до наших ушей донеслись первые пронзительные звуки оперы. Шум спускаемой в унитазе воды был куда мелодичнее.

- Пошли, - сказал я, и мы принялись за дело.

Водянистый глаз на конце влажного щупальца наблюдал за их уходом. Щупальце высовывалось из корзинки для мусора. Тело, которому оно принадлежало, было отвратительным. Шишковатое, уродливое, с когтистыми лапами. Совсем несимпатичное.

- Похоже, ты неплохо тут ориентируешься, - заметил Боливар, когда мы открыли дверь с надписью "Проход воспрещен" и пошли по темному коридору.

- Когда я покупал билеты, то заодно провел здесь небольшую рекогносцировку... Сюда.

Я разрешил ребятам самим отключить сигнализацию и довольно хмыкнул, видя, как они ловко справились с этим делом. Они даже капнули немного смазки, прежде чем бесшумно открыть окно. Метрах в пяти от нас высилась темная громадина здания.

- Это оно? - спросил Боливар.

- Даже если так, то как мы туда попадем? - поинтересовался Джеймс.

- Это оно, а попадем мы туда при помощи этой штуки. - Я вытащил из кармана предмет, по форме напоминавший пистолет. - У этой штуковины нет названия, потому что я сам ее придумал и смастерил. Когда нажимаешь на спусковой крючок, из дула с огромной скоростью вылетает маленькая пуля, за которой тянется прочная мономолекулярная нить. Вы хотите знать, что происходит потом? С удовольствием вам отвечу. При выстреле в пуле включается мощная батарея, действующая в течение пятнадцати секунд. За это время вокруг пули создается магнитное поле, и она прилипает к металлической поверхности, а нить может выдержать груз весом до одной тонны. Просто, не правда ли?

- Ты уверен, что все так просто, папа? - озабоченно спросил Боливар. - Как ты узнаешь, что в такой темноте ты попадешь в какую-нибудь металлическую штуку?

- По двум причинам, мой неверующий сын. Сегодня утром я заметил, что на каждом этаже имеется стальной карниз. Во-вторых, эта пуля сама находит какой-нибудь стальной или железный предмет. В полете она меняет траекторию, чтобы найти подходящее гнездышко для приземления. Джеймс, у тебя есть веревка? Отлично. Возьми один конец и привяжи его вон к той трубе. А второй дай мне. Вы оба надели бронированные перчатки? Прекрасно. Преодоление бездонной пропасти пойдет лишь на пользу вашим мускулам. Я закреплю веревку с той стороны и дерну за нее три раза. Это сигнал, по которому вы можете перебираться ко мне. Ну, пока.

Я прицелился.

- Удачи, - сказал Боливар.

- Спасибо. Я благодарен за пожелание, но оно здесь неуместно. Стальные Крысы, живущие среди бетона и стекла, должны сами заботиться о своей Удаче.

Воодушевленный своей собственной философией, я нажал на спусковой крючок. Через секунду пуля громко звякнула, примагнитившись к металлу. Я нажал на кнопку, приводившую в действие механизм сматывания нити, и прыгнул в окно. Пятнадцать секунд, - это не так много. Я согнулся, вытянул ноги и, бормоча проклятия, врезался в стену. Удар пришелся на левую ногу, и, даже если она не сломалась, то боль была просто невыносимой. Когда я тренировался дома, такого со мной не случалось. Секунды летели, а я беспомощно висел, раскачиваясь в темноте.

Несмотря на адскую боль, об ушибленной ноге мне пришлось забыть. Правой ногой я нащупал край рамы окна. Сильно оттолкнувшись от стены, я немного соскользнул вниз по мономолекулярной нити. Описав кривую, я со всего размаха врезался здоровой ногой в окно.

Разумеется, ничего из этого не вышло, так как сейчас стекла делают довольно крепкими. Но я уперся ногой в подоконник, стараясь вцепиться пальцами в раму. Именно в этот момент магнитное поле отключилось, и теперь я мог рассчитывать только на свои силы.

Довольно неприятный момент. Я держался за раму тремя пальцами, балансируя на одной ноге, ненадежно стоявшей на подоконнике. Вторая нога болталась, как палка салями. Внизу чернела пустота. Одно неверное движение - и смерть обеспечена.

- Все в порядке, папа? - раздался за моей спиной шепот одного из близнецов.

Лишь невероятным усилием воли мне удалось сжать губы, чтобы с них не сорвались ругательства, которые детям слышать не полагается. Особенно от родителей. Я с трудом выдавил из себя нечто похожее на "Ничего...", пытаясь удержать равновесие. Это мне удалось, хотя пальцы уже ослабли. С величайшей осторожностью я прицепил к поясу уже ненужное приспособление и сунул руку в карман, где у меня лежал стеклорез.

Времени было в обрез. Обычно я сначала устанавливаю присоску, вырезаю небольшой участок стекла, просовываю туда руку, открываю защелку и так далее. Но сейчас мне было не до этого. Одним движением я начертил стеклорезом неровный круг и тут же ударил по стеклу кулаком. Оно упало в комнату, я швырнул в отверстие стеклорез и, подавшись вперед, ухватился за раму.

Стекло громко звякнуло, ударившись о пол, и в этот момент моя нога соскользнула с подоконника. Я повис на одной руке, стараясь не замечать боль от стекла, впившегося мне в ладонь. Затем я стал медленно подтягиваться на одной руке - хорошо, что я постоянно занимаюсь спортом, - пока не ухватился за раму второй рукой.

После этого было все очень просто, хотя мне мешала кровь, капавшая с порезанной руки. Отдышавшись, я пробормотал пару проклятий. До меня не доносилось ни звука. Звон разбитого стекла никто не услышал. Ребята тоже молчали, хотя я знал, что они волнуются за меня. Посветив фонариком, я крепко привязал конец веревки к стальной трубе. Затем я три раза дернул за веревку.

Через пару минут ребята уже стояли рядом со мной.

- Мы так беспокоились за тебя, - сказал Джеймс.

- Я и сам за себя беспокоился. Быстренько откройте аптечку и перевяжите мне руку. Вы ведь знаете, что кровь - это улика.

Порезы были неглубокими, и ребята быстро справились с ними. Нога еще здорово болела, но я уже мог на нее наступать. Я немного походил по комнате.

- Ну все, - наконец сказал я. - Теперь нам не о чем волноваться.

Выйдя из комнаты, я быстро заковылял по темному коридору, чтобы как следует разработать ногу. Так что ребята были метрах в трех позади меня, когда я завернул за угол и услышал голос:

- Ни с места, ди Гриз! Ты арестован!

3

В жизни часто случаются подобные моменты. По крайней мере, в моей жизни. Не стану говорить за других. Это ужасно неприятно и даже смертельно для тех, кто к ним не готов. К счастью, основываясь на богатом опыте, я предвидел такую ситуацию. Не успело еще стихнуть эхо, как я швырнул вперед маскировочную гранату. Она глухо рванула, из нее вырвалось черное облако дыма, и до меня донеслись недовольные крики. Чтобы немного поразвлечь противника, я швырнул в дымовую завесу имитатор перестрелки. Это небольшое приспособление производит столько шума, что, кажется, идет небольшая война, а во все стороны разлетаются капсулы с веселящим газом. Должен сказать, что это всегда приводит к немыслимой суматохе. Я повернулся к ребятам, которые замерли с вытаращенными глазами. Приложив палец к губам, я сделал жест рукой, чтобы они возвращались обратно. Подальше от этого адского грохота.

- Здесь мы расстанемся, - сказал я. - Вот вам компьютерные коды к программам.

Боливар машинально взял их, а потом помотал головой, пытаясь привести в порядок свои мысли.

- Папа, может, ты объяснишь...

- Конечно. Когда я выдавил стекло, я знал, что даже малейший шум тут же засекут детекторные сигнализаторы. Поэтому я сразу перешел к плану Б, не сообщив вам об этом. По плану Б я совершаю отвлекающий маневр, а вы тем временем пробираетесь к компьютерам и завершаете операцию. Используя свое служебное положение агента Спецкорпуса, я узнал все, что необходимо для доступа к компьютерам МДНС. Стоит только ввести нужную команду, как в памяти сотрутся все данные на людей, обитающих в радиусе нескольких световых лет. Повезет тем, чья фамилия начинается на букву Д, Иногда я думаю...

- Папа!

- Знаю, знаю. Я отвлекся. После этого вы сотрете все данные на буквы У и П, чтобы уничтожение записей нельзя было связать с моим присутствием в этом здании. Буквы выбраны не случайно...

- Потому что "дуп" - самое оскорбительное слово в местном жаргоне.

- Правильно, Джеймс. Твой котелок сегодня варит как надо. Закончив операцию, вы сможете покинуть здание через окно и смешаться с толпой. Что может быть проще?

- Но ведь тебя арестуют, папа! - возразил Боливар. - Мы не можем бросить тебя.

- Я благодарен вам, но ничего не выйдет. Кровь легче идентифицировать, чем отпечатки пальцев, а там наверху я оставил целую лужу. Поэтому, если я смоюсь, меня будут разыскивать как беглого преступника. Кроме того, они меня уже заметили. К тому же ваша мама в тюрьме, и я жду не дождусь, когда смогу ее увидеть. Когда вы уничтожите все данные в компьютере, меня могут обвинить разве что в проникновении со взломом в служебное помещение. Я внесу залог, выйду из тюрьмы, и мы навсегда распрощаемся с этой планетой.

- Они могут не выпустить тебя под залог, - обеспокоенно сказал Джеймс.

- В этом случае мы сами удерем из местной тюрьмы. Не беспокойтесь. Делайте свое дело, а я буду делать свое. Потом возвращайтесь домой и ждите моего звонка. Ну, вперед!

Ребята послушно ушли. Я вернулся на поле битвы, предварительно надев защитные очки и вставив носовые фильтры. У меня было полно гранат - дымовых, парализующих, слезоточивых и рвотных. От действий МДНС меня не раз тошнило, и поэтому я решил отплатить им той же монетой. Что я и сделал с превеликим удовольствием. Кто-то начал палить из пистолета. Вот дурак. У него было гораздо больше шансов уложить своих товарищей, чем меня. Пройдя через дымовую завесу, я нашел его, сбил с ног одним ударом и забрал пистолет. Всю обойму я выпустил в потолок.

- Вам никогда не поймать Скользкого Джима! - закричал я в темноту и устроил веселую игру в прятки с этими финансовыми пиратами.

Я прикинул, сколько времени понадобится моим ребятам на работу, для верности добавил еще пятнадцать минут, а потом устало плюхнулся в директорское кресло и, закурив одну из его сигар, принял расслабленную позу.

- Сдаюсь! Сдаюсь! - завопил я, обращаясь к измученным преследователям. - Мне вас никогда не перехитрить. Только пообещайте, что не станете меня пытать.

Они с опаской вошли в кабинет. Крупные чины местной полиции и целая рота вооруженных солдат.

- И все ради меня? - спросил я, выпустив в их сторону колечко дыма. - Я польщен. Кстати, хочу сделать заявление для прессы, как меня похитили и принесли сюда в бессознательном состоянии. Мне нужен адвокат.

С чувством юмора у них было туго, поэтому, когда мы выходили, улыбался только я один. Завыли сирены, и машины рванули с места. В наручниках меня везли в тюрьму.

Впрочем, не в тюрьму, и это удивительно. Мы подъехали к тюремным воротам и остановились. Послышались крики, кое-кто даже размахивал руками из окна. Меня снова запихнули в машину, и мы понеслись к центру города. К моему удивлению, прежде чем ввести в здание, с меня сняли наручники. Я понял, что происходит нечто странное, когда пинок в зад подтолкнул меня к двери без таблички. Дверь за мной захлопнулась, я привел в порядок одежду и изумленно поднял брови, увидев в кресле за столом знакомую фигуру.

- Какой приятный сюрприз, - сказал я. - Как дела?

- Тебя бы следовало пристрелить, ди Гриз! - рявкнул сидевший за столом человек.

Это был Инскипп, мой босс, глава Специального Корпуса, один из самых могущественных людей в Галактике. Лига поручила Специальному Корпусу поддерживать межпланетный порядок, и он делал это по своим правилам. И не всегда придерживался закона. Говорят, что только мошенник может поймать другого мошенника, и сам Инскипп служил этому примером. До того как возглавить Корпус, Инскипп был самым талантливым мошенником во всей Галактике, вдохновляя нас своими подвигами. Я вынужден признать, что и мое поведение в былые годы трудно назвать образцовым. Но затем я стал служить силам добра. Правда, добропорядочным гражданином я так и не стал. Иногда меня все еще тянет на старое. Вытащив из кармана пистолет с холостыми патронами, который я держу как раз для таких случаев, я приставил дуло к виску.

- Если великий Инскипп считает, что меня надо пристрелить, я сам совершу этот акт. Прощай, жестокий мир...

Я нажал на спусковой крючок, и пистолет громко хлопнул.

- Хватит дурачиться, ди Гриз, дело серьезное.

- У вас всегда все серьезно, хотя я считаю, что легкомыслие положительно влияет на пищеварение. Позвольте, я сниму с вашего плеча эту пылинку.

Я так и сделал, заодно вытащив из его кармана портсигар. Он был так озабочен, что заметил это лишь тогда, когда я зажег сигару и предложил закурить ему. Он вырвал портсигар у меня из рук.

- Мне нужна твоя помощь, - сказал он.

- Разумеется. С чего бы это вы стали ловить меня и заниматься прочей ерундой. Где моя дорогая Анжелина?

- Ее выпустили из тюрьмы, и сейчас она направляется домой к своим бандитским сыночкам. Эти идиоты из МДНС не знают, что произошло с их архивами. Но я знаю. Впрочем, забудем об этом. В космопорту тебя ждет корабль, отправляющийся на Какалак-2.

- Захудалая планета, вращающаяся вокруг темной звезды... И что я найду в таком неуютном местечке?

- Речь идет о том, что ты там не найдешь. Там была спутниковая база, на которой проводились ежегодные конференции начальников штабов всех флотов Лиги.

- Если я не ошибаюсь, вы сделали ударение на слове была?

- Не ошибаешься. Спутник с адмиралами бесследно исчез. - Мы понятия не имеем, что произошло.

- Кто станет печалиться об их исчезновении? Я полагаю, младшие чины будут прыгать от радости...

- Оставь свои шутки при себе, ди Гриз. Представь, какой будет скандал, если об этом узнает пресса. А какой урон это нанесет нашей обороне.

- Я думаю, об этом не стоит беспокоиться. Пока на горизонте не видно межгалактических полчищ врагов. В любом случае, прежде чем мы вылетим, я хотел бы позвонить домой.

За вентиляционной вытяжкой, присосавшись щупальцами к стене, висела тварь. Поморгав огромными зелеными глазами, она издала несколько чавкающих звуков и заскрежетала красными, остро заточенными зубами. Тварь ужасно воняла.

- Скользкий Джим, все это кажется слишком подозрительным и совсем мне не нравится, - сказала Анжелина с видеоэкрана, метая глазами молнии.

Как я любил ее несдержанность.

- Что ты, моя милая, - солгал я. - Просто срочное задание. Работенка на пару дней. А потом я сразу же вернусь домой. Теперь, когда ребята закончили школу, покопайся в старых туристических проспектах и подыщи подходящее местечко для отдыха.

- Я рада, что ты вспомнил о своих сыновьях. Они заявились домой несколько минут назад грязные и усталые. Говорят, что без твоего разрешения не скажут ни слова.

- Это действительно так. Скажи им "Отец дает добро", и они расскажут тебе о наших сегодняшних приключениях. До встречи, любовь моя.

Я послал ей воздушный поцелуй и отключил экран, прежде чем она успела что-либо возразить. К тому времени, когда ребята закончат рассказ, я буду уже далеко в космосе, выполняя свое новое задание. Меня не столько интересовала судьба нескольких сотен военачальников, сколько причина их исчезновения.

Действительно, это оказалось весьма интересным. Как только корабль взял курс на Какалак-2, я вскрыл пакет с документами, налил себе порцию "Пота Сирианской Пантеры" - гарантированный инфаркт в каждой бутылке - и принялся за чтение. Первый раз я читал медленно. Второй раз быстрее. В третий раз я просматривал лишь отдельные абзацы. Когда я отложил досье, то увидел перед собой Инскиппа. Он сидел напротив меня, сверкая глазами, жуя нижнюю губу, постукивая пальцами по столу и дергая ногой.

- Нервничаете? - спросил я. - Выпейте бокальчик этого...

- Заткнись! Лучше скажи, что ты обнаружил.

- Прежде всего я обнаружил, что мы летим не туда, куда надо. Измените курс и направьте корабль на главную базу Специального Корпуса, чтобы я мог поболтать с моим старым другом профессором Койпу.

- Но расследование...

- Ничего нам не даст. - Я постучал пальцем по досье. - Все это уже в прошлом. Военные занимались своими делами, когда внезапно по радио раздался непонятный крик "Зубы!" и эфир затих. Ваша команда высокопрофессиональных исследователей, прибыв на место, не обнаружила там никаких следов спутника. Если мы полетим туда, я обнаружу то же самое. Лучше поговорить с Койпу.

- Зачем?

- Потому что Койпу специалист по спирали времени. Чтобы разобраться в случившемся, я должен отправиться обратно во времени в тот злополучный день и увидеть все своими глазами.

- Я об этом и не подумал, - пробурчал Инскипп.

- Разумеется. Вы ведь работаете за письменным столом, в то время как я - лучший полевой агент. Дайте мне одну из ваших сигар в знак благодарности за мои выдающиеся умственные способности, которые я вам столь часто демонстрирую.

Профессору Койпу мое предложение не понравилось. Покусав своими выпирающими желтыми зубами нижнюю губу, он так сильно замотал головой, что несколько седых прядей скудной шевелюры упали ему на глаза. Одновременно профессор размахивал руками.

- Вы хотите сказать, что не одобряете мою идею? - поинтересовался я.

- Безумие! Нет! Никогда! После последнего использования временной спирали у нас возникла обратная связь в статических синергических кривых...

- Пожалуйста, профессор Койпу! - взмолился я. - Попроще, если можно. Обращайтесь со мной и своим начальником Инскиппом, как с полными профанами в науке.

- Таковыми вы и являетесь. Однажды меня уже заставили использовать спираль времени, чтобы спасти мир от гибели. Затем меня уговорили использовать ее еще раз, чтобы вытащить тебя из прошлого. Но даю вам слово, больше на это не рассчитывайте.

Инскипп доказал, что может поставить на место любого зарвавшегося ученого. Он подошел к профессору и, упершись лбом в его лоб, вернее, носом в нос, поскольку у них обоих были огромные носы, выдал несколько отборных ругательств, подкрепив их недвусмысленными угрозами.

- Если я, как ваш начальник, приказываю сделать это, вы обязаны подчиниться. Без всяких возражений. Конечно, мы вас не убьем. Но как вам понравится перспектива обучать тупоголовых студентов на какой-нибудь отсталой планете, где до сих пор считают, что машина времени - это обычные часы? Будете сотрудничать?

- Вы не смеете мне угрожать... - пролепетал Койпу.

- Смею. У вас одна минута, чтобы принять решение. Охрана!

Два здоровенных андроида стали по бокам профессора и, крепко схватив его под руки, подняли над полом.

- Тридцать секунд, - как змея прошипел Инскипп.

- Мне всегда хотелось лишний раз проэкспериментировать со спиралью времени, - быстро пошел на попятную профессор.

- Отлично, - сказал Инскипп. - Опустите его. Вам предстоит отправить нашего друга на неделю назад вместе с приспособлением для успешного возвращения после того, как он успешно выполнит свою задачу. Готов, ди Гриз?

- Всегда готов, - ответил я, глядя на космический скафандр и гору оборудования. - Давайте быстрее. Мне не терпится узнать, что там такое произошло, и поскорее вернуться. Я по опыту знаю, что подобные скачки во времени плохо влияют на человеческий организм.

Скрученная лента спирали времени противно зеленела, и, вздохнув, я приготовился к путешествию. На какое-то мгновение я подумал, что в лапах обварщиков налогов мне было бы гораздо уютнее.

Но только на мгновение.

4

Тот факт, что я не впервые совершал путешествие во времени, отнюдь не смягчил неприятные ощущения. Меня снова закрутило в пространстве, и перед глазами заплясали звезды. Ужасное чувство. И длилось оно слишком долго. Затем оно исчезло так же быстро, как и возникло. Вместо серого времени-пространства снова приятно чернел космос с сияющими звездами.

Я медленно парил в своем противоперегрузочном скафандре, когда в поле моего зрения появилась спутниковая станция. Я включил радарное устройство на груди и определил, что до спутника - десять километров. Он был огромных размеров, с антеннами, мигавшими маяками и светившимися иллюминаторами. Битком набитый пузатыми адмиралами, которые в перерывах между трапезами и возлияниями изредка решали свои военные вопросы. Что ж, их ждет сюрприз, которого я тоже с нетерпением ожидал. Настроив приемник на волну спутника, я выяснил, что оказался здесь на час раньше намеченного времени. Койпу интересно будет узнать об этом. Мне еще предстояло убить целый час до момента истины.

По понятным причинам я не мог закурить сигару в космическом скафандре, но выпить мне никто не мешал. Я заранее вылил воду из резервуара скафандра и наполнил его виски. Тридцать две тысячи лет назад на планете под названием "Земля" я пристрастился к этому напитку. Хотя этой планеты давно уже не существовало, я запомнил формулу и, после серии неудачных экспериментов, научился производить вполне приемлемое пойло. Я пососал виски из трубочки. Недурно. Коротая время, я любовался звездами, спутником и декламировал стихи.

Исчезновение должно было произойти ровно через пять минут. Боковым зрением я заметил какое-то движение. Повернувшись, я увидел космонавта, летевшего в мою сторону. Он сидел на двухметровом сигарообразном предмете. Я выхватил пистолет, который взял с собой на случай всяких непредвиденных обстоятельств, и направил его на незнакомца.

- Держи руки так, чтобы я мог их видеть, и повернись ко мне. Пистолет заряжен разрывными пулями.

- Убери его, идиот! - крикнул незнакомец, все еще сидя ко мне спиной и щелкая переключателями на пульте своей ракеты. - Если уж ты не знаешь, кто я такой, тогда этого никто не знает.

- Я! - сказал я, пытаясь не выдать своего удивления.

- Нет, я. Я - это ты... Что-то в этом роде... Уже запутался. Убери пистолет, дубина!

- Теперь я понимаю, что тебе, то есть мне, пришлось отправиться второй раз назад во времени, чтобы захватить с собой эту космическую "пиявку".

Он - или я? - посмотрел на часы, а затем указал на спутник.

- Разуй глаза и не пропусти это зрелище.

Зрелище действительно было потрясающим. Еще секунду назад возле спутника ничего не было, а сейчас нечто огромное, невероятно огромное приближалось к нему. Темное, продолговатое, с неровной поверхностью, оно внезапно раскрылось посередине. Горящая адским огнем гигантская пасть с острыми зубами.

"Зубы!" - раздался крик в моем приемнике. Единственное сообщение с исчезнувшего спутника, вернее, со спутника, который вот-вот должен исчезнуть. Пасть захлопнулась, мгновенно проглотив станцию. Яркая вспышка ослепила меня, когда космическая "пиявка" помчалась в сторону гиганта. Там заискрилось поле искривленного пространства, и непонятное создание исчезло.

- Что это было? - выдохнул я.

- Откуда мне знать? - ответил я. - Даже если бы я и знал, то ничего бы тебе не сказал. Возвращайся обратно, чтобы я тоже мог вернуться, или ты мог вернуться. Я хотел сказать... Ладно, черт с ним! Вперед!

- Полегче, - проворчал я. - Не думаю, что стоит так разговаривать с самим собой.

Я нажал на кнопку возвратного устройства спирали времени. И снова совершил малоприятное путешествие в настоящее.

- Ну, и что ты там обнаружил? - спросил Инскипп, как только я снял шлем.

- То, что я должен вернуться в прошлое еще раз. Прикажите, чтобы приготовили космическую "пиявку", и я вам с удовольствием все расскажу.

Я решил не вылезать из скафандра, чтобы снова не надевать его. Поэтому прислонился к стене и пососал виски из трубочки. Инскипп принюхался.

- Ты что, пьешь во время работы?

- Разумеется. Это единственное, что делает эту работу привлекательной. А теперь, будьте добры, - помолчите и выслушайте меня. Что-то огромное появилось из подпространства рядом со спутником. Довольно тонкая работа, я и не думал, что такое возможно. И эта штука раскрыла огненную пасть, полную острых зубов, и проглотила спутник со всеми находившимися на нем адмиралами.

- Да ты просто пьян!

- Алкоголь тут ни при чем. Все это я заснял на пленку. Как только эта штука "пообедала", она снова вернулась в искривленное пространство и исчезла.

- Мы должны прикрепить к ней космическую "пиявку".

- Именно это я и сказал сам себе, запуская "пиявку" в нужном направлении. - В этот момент в комнату вкатили "пиявку". - Отлично. Койпу, отправьте меня и эту штуку за пять минут до времени "ноль". Кстати, в прошлый раз вы ошиблись на час. Надеюсь, сейчас вы поточнее рассчитаете время.

Койпу что-то пробормотал и принялся колдовать над своими приборами, а я схватился за космическую "пиявку" и отбыл в прошлое. Там я наблюдал все то же, что и раньше, только с другой стороны. Когда я вернулся из второго путешествия во времени, мне хотелось только получить плотный ужин, бутылку вина и завалиться в мягкую постель. Все это я получил и вдобавок мог валять дурака целую неделю, пока не поступила информация от космической "пиявки".

Я был рядом с Инскиппом, когда ему передали отчет, и он, вытаращив глаза, прочел его два раза.

- Это невозможно, - наконец сказал он.

- Мне нравится ваш оптимизм, Инскипп.

Я взял у него отчет и углубился в чтение. Затем проверил координаты по карте, висевшей за его спиной. Он был прав. Почти.

Космическая "пиявка" отлично справилась со своим заданием. Я выстрелил ею как раз вовремя, и она, присосавшись к спутнику, проделала Весь путь вместе с неведомым гигантом. Она путешествовала с ним все время в искривленном пространстве. "Пиявка" была запрограммирована отцепиться лишь в случае обнаружения атмосферы или космической станции. Отсоединившись в такой момент, она поплыла прочь. Сделанная из неметаллических материалов, "пиявка" не появлялась на экранах радаров. Используя химический двигатель, она пролетела через искривленное пространство, ориентируясь по сигналам ближайшего маяка Лиги. Затем она вышла из подпространства и заявила о своем прибытии.

Разумеется, возле своей цели "пиявка" сделала массу фотографий. Проанализировав снимки, компьютеры быстро определили, где они были сделаны. Только ответ, который они выдали, казался невероятным.

- Трудно поверить, - сказал я, рассматривая карту. - Но если местонахождение правильное, то у меня есть нехорошее предчувствие, что нам грозят неприятности.

- Значит, ты не считаешь случайностью, что похищены именно наши адмиралы?

- Ха-ха!

- Другого ответа я от тебя и не ждал.

Чтобы понять наше беспокойство, вы на минуту должны вспомнить физическую природу нашей Галактики. Да, я знаю, что это скучно, и только астрофизики получают наслаждение от подобной ерунды. Но без объяснений здесь не обойтись. Представьте себе Галактику в виде морской звезды. Это, конечно, не совсем так, но для нас сойдет и такой пример. Так вот, лучи и центр составляют группы звезд, а между ними располагается космический газ, другие звезды и тому подобное. Надеюсь, я не запутал вас, однако сам уже сбился с толку. В любом случае все звезды, входящие в Лигу, находятся в правом верхнем луче. Есть еще пара звезд ближе к центру и совсем немного - в правом и левом лучах. Понятно? Так вот, похоже, наш зубастый пожиратель спутников прилетел из нижнего левого луча. Ну, скажете вы, а какая разница? Ведь все это относится к одной и той же Галактике. Что ж, я вам отвечу. Это та часть Галактики, где мы никогда не были, которую никогда не исследовали и где не устанавливали никаких контактов. Там нет обитаемых планет.

То есть планет, где обитают человеческие существа. За те тысячелетия, что род людской шныряет по космосу, нам так и не удалось обнаружить другую разумную форму жизни. Мы нашли следы давно исчезнувших цивилизаций, от которых нас отделяли миллионы лет. Во времена колониальной экспансии космические корабли Звездной Империи летали во всех направлениях. Но затем наступил Распад, и на многие тысячи лет все связи были оборваны. Только сейчас мы снова начинаем контактировать с другими цивилизациями. Пока речь не идет о новых открытиях. Лига пытается собрать хотя бы то, что осталось от первой экспансии.

Но сейчас мы столкнулись с чем-то совершенно неизвестным.

- Что ты собираешься делать? - спросил Инокини.

- Я? Ничего. Жду, когда вы отдадите мне приказ расследовать эту необычную ситуацию.

- Отлично. Слушай приказ. Ты, ди Гриз, отправишься туда и проведешь расследование.

- Я и так в последнее время загружен работой. В вашем распоряжении флоты тысяч планет, разве что без адмиралов, и бесчисленное количество агентов. Задействуйте кого-нибудь из них.

- Нет. У меня такое предчувствие, что отправить туда обычный патруль, это все равно, что попросить их прогуляться по внутренностям ядерного реактора.

- Несколько туманное объяснение, но суть понятна.

- Надеюсь. Ты у меня самый лучший агент. У тебя настолько развит инстинкт самосохранения, что убить тебя практически невозможно. Я полагаю, что твой извращенный ум мошенника поможет тебе и на этот раз. Отправляйся туда, проведи расследование и возвращайся обратно с подробным отчетом.

- Адмиралов тоже прихватить с собой?

- Если ты сам этого захочешь. Найти им замену трудности не составит.

- Вы такой же бессовестный и бессердечный негодяй, Инскипп, как и я сам.

- Конечно. Как, по-твоему, можно еще руководить Специальным Корпусом? Когда ты отправляешься и что тебе нужно?

Мне надо было хорошенько все обдумать. Я не мог улететь, не сообщив об этом моей Анжелине, а стоит ей узнать, как это опасно, она тут же потребует, чтобы я взял ее с собой. Отлично. Я конечно свинья, но учитывая таланты Анжелины, лучше уж ее взять с собой, чем весь Специальный Корпус. А как быть с моими ребятами? Ответ очевиден. Судя по всему, их ожидаеткарьера либо отъявленных мошенников, либо агентов Спецкорпуса. Пора проверить их в деле, и это как раз подходящий случай.

Итак, все решено. Я встряхнул головой и понял, что несколько минут тихо разговаривал сам с собой. Инскипп с подозрением наблюдал за мной, держа палец на кнопке вызова охраны. Я с трудом вспомнил, какой вопрос он задал мне до того, как я погрузился в размышления.

- Ах да, гм-м. Конечно. Я вылетаю как можно скорее. Экипаж я подберу сам, но мне нужен полностью автоматизированный крейсер со всем вооружением и прочим.

- Хорошо. Он будет здесь не раньше чем через двадцать часов. У тебя есть время, чтобы собрать вещи и составить новое завещание.

- Я тронут вашей заботой. Мне нужно поговорить по пси-связи.

Через центр коммуникаций я связался с пси-оператором на Блодгетте и уже через несколько секунд разговаривал с Анжелиной.

- Привет, любовь моя, - сказал я. - Угадай, где мы проведем наш отпуск.

5

- Классный корабль, папа! - воскликнул Боливар, осматривая пульт управления крейсера "Л.С.Гнэшер".

- Еще бы. Крейсеры такого класса по праву считаются самыми лучшими в Галактике.

- Даже есть централизованное управление огнем. Ого! - сказал Джеймс, нажимая на кнопку, прежде чем я успел его остановить.

- Тебе не обязательно было уничтожать этот метеорит. Он тебе абсолютно не мешал, - недовольно пробурчал я, отключая орудийные системы, пока ребенок не натворил чего-нибудь еще.

- Дети есть дети, - с материнской гордостью сказала Анжелина.

- Пускай тогда тратят свои карманные деньги. Знаешь, во сколько тысяч кредиток обходится каждый выстрел из орудия?

- Не знаю и знать не хочу! - Она удивленно подняла бровь. - А с каких пор это стало волновать тебя, Скользкий Джим, любителя пошарить в государственном кармане?

Я пробормотал нечто неопределенное и повернулся спиной к пульту управления. Действительно ли это волновало меня? Или это была отцовская строгость? Нет! Это было чувство власти.

- Я здесь главный! - провозгласил я грозным голосом космического волка. - Я капитан, и команда должна подчиняться моим приказам!

- Может, нам стать по стойке смирно? - ехидно полюбопытствовала Анжелина.

Я решил сменить тему.

- Так, оставайтесь здесь, а я закажу бутылку шампанского и шоколадный торт. Мы немного отдохнем, прежде чем начнется операция и я стану отдавать приказы.

- Ты уже нам все объяснил, папа, - сказал Джеймс. - Может, вместо шоколадного торта ты закажешь клубничный?

- Я знаю, что вы в курсе того, что произошло и куда мы направляемся. Но нам еще предстоит решить, что мы там будем делать.

- Я уверена, что в нужное время ты все нам расскажешь, дорогой. Не слишком ли рано для шампанского?

Я принялся щелкать переключателями, одновременно пытаясь привести мысли в порядок. Никто не хочет подчиняться. Надо быть с ними построже.

- Слушайте меня внимательно. Приказ на сегодня. Стартуем через пятнадцать минут. Затем направляемся к точке в космосе, определенной космической "пиявкой". Мы выйдем из искривленного пространства ровно на одну и пять десятых секунды, чтобы произвести необходимые замеры. Затем автоматически вернемся на прежнее место и проанализируем полученные данные. Дальнейшие действия определим позже. Понятно?

- У тебя настоящий командный голос, - пробормотала Анжелина, поднося к губам бокал с шампанским.

По ее тону трудно было сказать, что она имела в виду. Я решил оставить ее реплику без внимания.

- Тогда за дело. Боливар, я знаю, что у тебя хорошие оценки по навигации.

- Пришлось выучить. Нас привязывали к партам и оставляли без еды, пока нам не удавалось сдать зачет.

- Неважно. Все это осталось позади. Установи курс к цели и покажи мне его, прежде чем ввести в компьютер. А ты, Джеймс, составь программу, по которой все данные в районе цели должны записаться ровно за полторы секунды.

- А мне что делать, любовь моя?

- Открой еще одну бутылку, дорогая, и полюбуемся, как работают наши сыновья.

Оба прекрасно справились с заданием. Никто из них не жаловался, понимая всю ответственность происходившего. Я несколько раз проверил результаты их работы и не смог ни к чему придраться.

- Награждаю каждого из вас Золотой Звездой. Можете взять по два куска торта.

- От него портятся зубы, папа. Может, вместо него ты нальешь нам шампанского?

- Конечно. Пора произнести тост. За успех!

Мы чокнулись и пригубили шампанское. Затем я нажал на кнопку старта. Корабль взлетел. В подобных путешествиях обычно нечего делать, так как за всем следит запрограммированный компьютер. Близнецы облазили весь корабль и изучили по техническим описаниям все его детали. Мы с Анжелиной тоже нашли себе занятие и прекрасно проводили время. Пока не запищал сигнал тревоги. Мы подготовились к выходу из подпространства. Все собрались в центральной рубке.

- Па, ты знаешь, что у нас на борту два патрульных катера? - спросил Боливар.

- Знаю. Полезная вещь. Приготовьтесь к выходу на разведку. Но сначала мы все наденем бронированные скафандры.

- А это еще зачем? - спросил Джеймс.

- Потому что тебе так сказали. - В голосе Анжелины звучали металлические нотки. - Если бы у тебя работали мозги, ты бы и сам сообразил.

Это упрочило мой авторитет, и я не отдавал больше никаких приказов, пока мы не облачились в скафандры. Боевые скафандры, бронированные и оснащенные оружием, должны были предохранить нас от ожидавших нас неприятностей.

Никакие неприятности нас не ожидали. Мы прибыли на место. Все приборы зажужжали и защелкали - и мы снова вернулись в исходную точку в ста световых годах отсюда. Некоторое время я не разрешал никому снимать скафандры на случай, если за нами кто-нибудь бросится в погоню. Никто не бросился. Через полчаса мы вылезли из скафандров и принялись изучать результаты наших исследований.

- Поблизости ничего нет, - сказала Анжелина, рассматривая распечатку компьютера. - Но в двух световых годах - звездная система.

- Это наша следующая цель, - сказал я. - План такой. Мы останемся здесь на безопасном расстоянии от чего бы там ни было. Но мы запустим "разведглаз", чтобы тот исследовал все планеты системы и передал информацию на спутниковый приемник. Спутник запрограммирован так, что вернется сюда, если с "разведглазом" что-нибудь случится. Все понятно?

- Можно я запрограммирую "разведглаз"? - спросил Боливар, на секунду опередив своего брата.

Молодцы! Мое сердце пело, когда я отдавал им соответствующий приказ. Через пару минут спутник и "разведглаз" были уже в пути, а мы сели ужинать. Не успели мы поесть, как спутник сообщил нам о своем возвращении.

- Уж очень быстро он вернулся, - заметила Анжелина.

- Чересчур быстро. Если они сбили "разведглаз", то у них, должно быть, превосходная система обнаружения. Сейчас все узнаем.

Я на большой скорости прокрутил пленку, пока не дошел до нужного месте. Звезда в центре экрана приближалась к нам, превращаясь в раскаленное солнце. Данные на экране компьютера указывали, что в данной системе имеется четыре планеты и на всех четырех зарегистрирована промышленная активность. "Разведглаз" направился к ближайшей планете и начал снижение.

- Ничего себе... - прошептала Анжелина, и мне ничего не оставалось, как согласно кивнуть.

Вся планета казалась огромной крепостью. Черные дула орудий были направлены в небо, бесконечными рядами стояли боевые звездолеты. "Разведглаз" летел над массой бесчисленных военных машин, уходившей за горизонт. Вся видимая площадь планеты была занята оружием.

- Смотри, - сказал я. Вон та штука очень похожа на космического кита, который проглотил наш спутник с адмиралами. А вот и вторая, третья...

- Интересно, они дружелюбны? - спросила Анжелина и даже сама не улыбнулась своей шутке.

Ребята, вытаращив глаза, уставились на экран.

Конец наступил очень быстро. По экрану пошли полосы, и он погас.

- Не очень дружелюбны, - сказал я, наполняя свой бокал нетвердой рукой. - Запиши все это на пленку и отправь по радио на ближайшую базу. Пусть пси-оператор немедленно передаст сокращенный отчет. Потом мне хотелось бы получить дальнейшие указания для нас. После передачи сообщения об увиденном мы можем снова ни от кого не зависеть.

- И делать, что захотим? - спросил Боливар.

- Ты быстро схватываешь, сынок.

- Отлично, - сказал Джеймс. - Больше не будет ни от кого никаких приказов.

Я не совсем понял, что он имел в виду, но гордость за сыновей переполняла меня.

- Вопросы есть? - спросил я. - Если нет, то у меня родился один план.

- Ты ведь капитан, дорогой, - сказала Анжелика, и по ее голосу я понял, что она действительно так считает.

- Конечно. Не знаю, заметили ли вы, что в этой звездной системе полно всякого космического мусора. Я предлагаю найти какую-нибудь каменную глыбу подходящего размера, выдолбить ее изнутри и спрятать там один из патрульных катеров. Если ее как следует замаскировать, то она ничем не будет отличаться от других булыжников, плавающих в космосе. Затем мы выведем ее на орбиту, проверим другие планеты и соберем побольше информации, чтобы выработать план. Должно ведь тут быть какое-нибудь спокойное местечко, где не так много оружия, как на первой планете. Согласны?

После небольшой дискуссии - никто не смог предложить лучший план - все согласились. Включив радар, мы перешли на малый ход и через час натолкнулись на скопище каменных и железных астероидов. Скоро я заметил подходящую глыбу.

- Это то, что надо, - заявил я. - Нужного размера, нужной формы и из чистого железа. Мы спрячем катер в нем. Анжелина, становись за штурвал и приближайся к этому астероиду. Боливар, мы с тобой наденем скафандры и прогуляемся туда на патрульном катере. Джеймс, ты будешь обеспечивать связь. При помощи пушки мы проделаем в астероиде дыру необходимого размера. Пустяковая работенка.

Так оно и оказалось. Установив пушку на минимальную мощность, мы принялись долбить астероид. Когда дыра стала достаточно глубокой, я Застегнул скафандр и отправился туда на разведку.

- Выглядит неплохо, - сказал я, выплывая из туннеля. - Боливар, ты сможешь завести сюда катер, не поцарапав его обшивку?

- Детская забава, папа!

Боливар прекрасно справился с этим заданием. Я наблюдал, как патрульный катер плавно зашел в туннель и скрылся из виду. Теперь мы могли установить на поверхности нужное оборудование, подсоединить его к кораблю и замаскировать астероид.

Летая в космосе, я отчетливо видел "Гнэшер", который находился на границе зоны астероидов в двух километрах отсюда. Его иллюминаторы весело светились в межзвездной темноте. Мне захотелось поскорее вернуться и как следует отдохнуть.

Внезапно рядом с кораблем возникла огромная черная тень. Космический кит! Его гигантская пасть распахнулась и, поглотив "Гнэшер", снова захлопнулась. Затем гигант исчез. Все это произошло в мгновение ока. Я застыл, парализованный страхом.

Корабль исчез. Исчезли Анжелина и Джеймс.

Они пропали...

6

Мне не раз приходилось испытывать удары, но такого со мной еще никогда не случалось. Застыв, я сжал кулаки, в ужасе глядя на то место, где еще недавно находился корабль. Неприятности, которые раньше случались со мной, всегда касались меня самого. Такого рода опасности заставляют мозг работать быстрее и насыщают адреналином кровь, чтобы немедленно принять нужное для выживания решение. Но теперь опасность, а может быть, и смерть, угрожала не мне, а Анжелине и Джеймсу. А я ничего не мог сделать.

Наверное, я непроизвольно издал какой-то звук, потому что до моих ушей донесся голос Боливара:

- Папа? Что происходит? Что-то не так?

Оцепенение прошло, и я метнулся к патрульному катеру. Пробравшись в шлюзовую камеру, я объяснил сыну, что произошло. Слушая, он смотрел на меня с побелевшим лицом.

- Что нам теперь делать? - упавшим голосом спросил он.

- Пока не знаю. Направиться за ними. Только куда? Нужен план...

Раздалась пронзительная трель, и я резко обернулся.

- Что это? - спросил Боливар.

- Общая пси-тревога. Я читал об этом в наставлениях о полетах, но никогда не слышал, чтобы она применялась. - Я кинулся к пульту управления. - Как ты знаешь, радиоволны распространяются со скоростью света, и, чтобы получить сигнал от станции на расстоянии в сто световых лет, понадобится сто лет. Не самый быстрый способ связи. Поэтому большинство посланий передается с одного корабля на другой. Это также единственная форма связи, которая не подчиняется законам Эйнштейна. Пси-энергия мгновенна. Поэтому пси-операторы общаются друг с другом без всякой потери времени. И все самые лучшие операторы работают на Лигу, соответственно и на Специальный Корпус. Существуют электрические приборы, которые могут улавливать пси-сообщения. На каждом корабле Лиги установлены такие детекторы, но до сих пор они использовались только во время испытаний. Чтобы этот детектор заработал, каждый пси-оператор должен мысленно передавать одно и то же слово. Это слово - "опасность". Получив сигнал пси-тревоги, каждый корабль выходит из искривленного пространства возле ближайшей станции, чтобы узнать, в чем дело. Именно это мы сейчас и сделаем.

- А мама и Джеймс?..

- Чтобы найти их, нам понадобится помощь. К тому же, у меня такое предчувствие, что эта тревога каким-то образом связана с их исчезновением.

К несчастью, я оказался прав. Мы вынырнули возле ближайшего радиомаяка, и записанный сигнал тут же загремел в динамиках:

- ...вернуться на базу. Всем кораблям вернуться на базу. Час назад семнадцать планет Лиги подверглись нападению чужого флота. Началась космическая война на многих фронтах. Всем кораблям вернуться на базу. Всем кораблям...

Я изменил курс еще до того, как сообщение стало повторяться. Теперь мы направлялись на главную базу Специального Корпуса. Куда еще было лететь? Сопротивление захватчикам будет возглавлять Инскипп, и в его штаб станет стекаться вся информация. Трудно описать, как долго тянулись дни. Нас с Боливаром успокаивала только одна мысль - если бы захватчики хотели уничтожить Лигу, они бы это уже давно сделали при помощи космических китов, которые проглотили спутник с адмиралами и наш корабль. Они хотели захватить людей живыми. Мы не осмеливались даже предположить, зачем им это нужно.

Я вывел корабль из искривленного пространства возле главной базы. Мы снижались на максимальных перегрузках, включив реверсные двигатели в самый последний момент. Я отключил управление, как только магнитные захваты коснулись поверхности, и выскочил из корабля. Боливар не отставал от меня ни на шаг. Преодолев коридор быстрым шагом, мы ворвались в кабинет Инскиппа, который храпел, положив голову на стол.

- Говорите! - скомандовал я.

Он открыл красные от бессонницы глаза. Затем застонал.

- Я так и знал. Стоило мне только задремать в первый раз за четверо суток, как тут появляешься ты. Знаешь ли...

- Я знаю, что один из космических китов проглотил мой крейсер вместе с Анжелиной и Джеймсом. Нам пришлось несколько дней тащиться сюда на патрульном катере.

Пошатываясь, он поднялся с кресла.

- Извини, мы тут совсем замотались.

Проковыляв к бару, он налил себе в бокал какой-то темной жидкости и опорожнил его одним глотком. Я принюхался и последовал его примеру.

- Объясните, - сказал я, - что здесь происходит?

- На нас напали чужаки, и, надо сказать, воевать они умеют. Эти космические киты - на самом деле военные корабли, покрытые непробиваемой броней. Нам даже не удалось их поцарапать. Мы бессильны против них в космосе. Поэтому нам не остается ничего другого, как отступать. Благодаря эффективности нашей противокосмической обороны, им пока еще не удалось высадиться ни на одной планете, но они подвергают их массированной бомбардировке. Не знаю, как долго все это будет продолжаться.

- Значит, мы проигрываем войну?

- Разумеется.

- Я поражаюсь вашему оптимизму. А не скажете ли, с кем мы воюем?

- Скажу. С ними.

Он щелкнул переключателем, и перед нами на трехмерном цветном экране возникло отвратительное существо. Когтистое, клыкастое, с огромными щупальцами и несколькими парами глаз, смотревших в разные стороны, оно было покрыто зеленоватой слизью. У этой жуткой твари было еще немало разных отростков, о которых лучше не говорить.

- Уф-ф, - сказал Боливар за нас обоих.

- Ну, если этот экземпляр вам не понравился, - пробурчал Инскипп, - как насчет этого... или вот этого...

На каждом иском слайде чудища были все безобразнее и отвратительнее - возможно ли такое? - чем на предыдущих. Жуткие твари. Их объединяло лишь одно - уродство.

- Хватит! - воскликнул я. - Меня тошнит. Теперь целую неделю я не смогу притронуться к пище. Кто из них является нашим противником?

- Все они наши враги. Послушаем профессора Койпу.

На экране появилось изображение профессора Каину, и, несмотря на свое скрежетание зубами и отвратительную манеру говорить, после этих мерзких тварей он выглядел довольно сносно.

- Мы исследовали захваченные экземпляры. Мертвым провели вскрытие, а живым пропылесосили мозги, чтобы добыть нужную информацию. Результаты весьма неутешительные. В нашествии участвует большое количество жизненных форм из различных планетарных систем. С их слов - а в достоверности мы не сомневаемся - стало ясно, что все они принимают участие в священном крестовом походе. Их единственная цель - уничтожить Человечество и изгнать всех представителей нашего рода за пределы Галактики.

- Но зачем? - удивился я.

- Вы можете спросить, а зачем это надо? - продолжал вещать профессор с экрана. - Резонный вопрос. Ответ заключается в том, что они не могут нас выносить. Они считают нас слишком уродливыми, чтобы иметь право на существование. Они говорят, что у нас недостаточно конечностей, мы слишком сухие, наши глаза не свисают на отростках, мы не выделяем слизь и у нас отсутствуют другие важные органы.

- Кто бы говорил! - воскликнул Боливар.

- Красота - понятие относительное, - нравоучительно сказал я. - Впрочем, в данном случае я с тобой полностью согласен. А теперь помолчи, и послушаем профессора.

- Вторжение было тщательно подготовлено, - сказал Койпу, шелестя бумагами и постукивая ногтями по своим выпирающим зубам. - Нам удалось обнаружить образцы чуждых жизненных форм в мусорных ведрах, вентиляционных вытяжках, помойных баках и туалетах. Судя по всему, они давно уже следили за нами, собирая различную информацию. Перед вторжением они похитили наших адмиралов, чтобы обезглавить наш флот и посеять панику в войсках. Вместо исчезнувших адмиралов были назначены младшие чины, и боеготовность увеличилась в два раза. Однако мы не располагаем достаточной информацией о вражеских структурах и базах, потому что нам удалось захватить лишь несколько небольших вражеских кораблей, пилотируемых летчиками-новобранцами. Необходимо собрать как можно больше данных...

- Спасибо большое, - проворчал Инскипп и выключил экран, оборвав профессора Койпу на середине фразы. - Сам бы я до этого никогда не додумался.

- Я смогу это сделать, - сказал я, с удовольствием наблюдая, как он таращил на меня свои покрасневшие глаза.

- Ты? Уж не думаешь ли ты победить там, где весь остальной флот постигла неудача?

- Конечно. Отбросив ложную скромность, скажу, что я - это то секретное оружие, которое позволит выиграть войну.

- Как?

- Дайте сначала мне поговорить с Койпу. Я задам ему пару вопросов, а потом все расскажу.

- Мы полетим спасать маму и Джеймса? - спросил мой сын.

- Разумеется, сынок. Это задача номер один. А заодно мы спасем цивилизованную Галактику от разрушения.

- Почему вы всегда отрываете меня от работы? - брызгая слюной, завопил с экрана связи профессор Койпу.

У него были такие же красные глаза, как и у Инскиппа.

- Успокойтесь, - ласковым голосом сказал я. - Я решу все ваши проблемы, как это уже делал раньше, но я должен рассчитывать на вашу помощь. Сколько видов чужаков вам удалось выявить до сих пор?

- Триста двенадцать. Но зачем...

- Сейчас объясню. Они всех размеров, цветов и форм?

- Точно как в моих кошмарах. Хочешь посмотреть?

- Спасибо, не надо. Вы, наверное, уже определили язык, на котором они общаются друг с другом. Он сложный?

- Ты говоришь на нем. Это эсперанто.

- Без шуток, Койпу!

- Перестань разговаривать со мной таким тоном - истерично завизжал профессор. Затем он успокоился, выпил таблетку и пожал плечами. - А почему бы и нет? Несомненно, они уже давно наблюдали за нами, пытаясь собрать всевозможную информацию перед тем, как предпринять наступление. Должно быть, из всех языков - как и мы - они выбрали эсперанто, как самый простой и эффективный способ общения.

- Понял. Спасибо, профессор. Постарайтесь немного отдохнуть, потому что скоро я прибуду к вам, и вы поможете мне пробраться во вражеский штаб, чтобы выяснить обстановку и спасти мою семью. И, возможно, адмиралов, если представится такая возможность.

- Что, черт побери, ты имеешь в виду? - рявкнул Инскипп.

Профессор на экране одновременно произнес эту же фразу. Таким же противным голосом.

- Все просто. По крайней мере, для меня. Профессор Койпу сконструирует для меня костюм чужака с выделителем слизи, и я залезу в него. Они примут меня за своего. Подумают, что я - представитель новой отвратительной формы жизни, который желает записаться в их армию. Они полюбят меня. Я готов, профессор.

Техники неплохо постарались, выполнив все в короткий срок. Они загрузили в компьютер данные о щупальцах, клыках, когтях, отростках, бородавках и заставили его выдать несколько вариантов. Мы получили рисунки, немного покумекали и выбрали самый подходящий экземпляр.

- И это мой отец! - восхищенно сказал Боливар, ходя вокруг этой штуковины и осматривая ее со всех сторон.

Костюм чужака был похож на страдающего проказой миниатюрного тиранозавра. У этой штуки было две ноги, понятно почему. Тяжелый хвост с двумя щупальцами на конце для равновесия. В хвосте располагались источники энергии и прочее оборудование. Огромная пасть с желтыми и зелеными зубами украшала голову. Зубы слегка выпирали, как и у создателя этого чудовища. Уши - как у летучей мыши, усы - как у крысы, глаза - как у кошки, жабры - как у акулы. Бр-р, какая мерзость! Я осторожно расстегнул брюхо и залез внутрь.

- Предплечья соответствуют твоим рукам и имеют силовой привод, - сказал Койпу. - Но тяжелые задние лапы оснащены серводвигателями и повторяют движения твоих ног. Будь повнимательней. Своими когтями ты можешь проделать дыру в стальной стене.

- Обязательно попробую. А что хвост?

- Оснащенный автоматическим противовесом, он шевелится при ходьбе. При помощи вот этих двух рычажков ты можешь размахивать им в движении. Для большей правдоподобности. Вот этот переключатель автоматически включает шевеление хвоста, когда ты находишься в сидячем положении. А вот с этой кнопкой будь поосторожней - она приводит в действие безоткатную пушку 75-го калибра, вмонтированную в голову между глаз. Прицел на носу.

- Чудесно. А гранаты?

- Гранатомет, естественно, находится под хвостом. А сами гранаты замаскированы сам знаешь под что.

- Милая деталь. Только в вашей ученой голове могла родиться подобная идея. А теперь я застегну молнию и попробую эту штуку в действии.

Пришлось немало повозиться, прежде чем я смог естественно передвигаться, но через пару минут мне все стало ясно. Я бродил по лаборатории, оставляя за собой склизкие следы, царапая когтями стальной пол, сбивая хвостом все подряд и даже разок выстрелил из вмонтированной в мою голову пушки. "Безоткатная она или нет?" - думал я, выпив пригоршню таблеток от головной боли, и решил пользоваться ею только в чрезвычайных случаях. Когда я повернулся в дверях, небольшой робот наступил мне на хвост.

- Эй, убирайся прочь! - закричал я, когда на табло перед моими глазами вспыхнула надпись "Боль в хвосте". Я попытался смахнуть робота, но тот легко увернулся от удара. Затем он стал напротив меня, снял голову с оптическими линзами, и я увидел улыбающееся лицо Боливара.

- Можно ли полюбопытствовать, что ты делаешь в этой штуке? - спросил я.

- Конечно, папа. Я отправляюсь с тобой. Робот-слуга, он же оруженосец. Логично, не правда ли?

- Нет, неправда.

Я перебирал в уме различные аргументы, но понял, что мне нечего возразить. Впрочем, это меня обрадовало. Хотя я и опасался за сына, мне была нужна поддержка. Мы отправимся туда вдвоем.

- Куда? - спросил Инскипп, с отвращением глядя, как я выбираюсь из маскировочного костюма.

- На военную планету, где они держат адмиралов. И, возможно, Анжелину и Джеймса. Даже если это не их главный штаб, там, по крайней мере, мы сможем выяснить, где он находится.

- А не мог бы ты сообщить, как собираешься туда попасть?

- С удовольствием. На том же патрульном катере, на котором мы прилетели сюда. Но до того, как мы стартуем, я хочу, чтобы его как следует изуродовали и залатали. Пара пробоин, несколько разбитых приборов, второстепенных, разумеется. Пусть привезут с бойни побольше крови и разольют ее по всему кораблю. Мне, конечно, не хочется об этом говорить, но обстоятельства вынуждают. Нет ли у вас человеческих трупов?

- Больше, чем хотелось бы, - хмуро ответил Инскипп. - Ты хочешь, чтобы мы занесли на корабль пару убитых офицеров в военной форме?

- Они могут спасти наши жизни. Я примчусь на планету чужаков на всех парах, включив все огни и непрерывно подавая сигналы по радио. Скажу им, что хочу присоединиться к священной войне против Человечества.

- О которой ты узнал, когда захватил этот корабль?

- Для вашего возраста вы на редкость сообразительны. Приготовьте корабль немедленно, потому что я хочу вылететь через пять минут.

Так как все надежды на победу над этими тварями теперь были связаны только со мной, нас обслужили по высшему классу. Покореженный патрульный катер загрузили на крейсерский звездолет, который стартовал, как только мы поднялись на борт. Он отвез нас к ближайшей вражеской звезде и оставил в космосе одних. Я провел катер мимо сгустка космической пыли, прошел через одну или две черные дыры, чтобы запутать следы, а затем решительно направился в тот луч Галактики, где обитали наши противники.

- Ты готов, сынок? - спросил я, высунув голову из разреза на груди тиранозавра.

- Я в полной готовности. Скользкий Джим, - ответил робот, устанавливая свою голову на место.

Я застегнул молнию и когтистой лапой пожал его металлическую руку. Затем принялся за работу. На носу катера были установлены дополнительные огни, и я включил их на полную мощность. Теперь мы были похожи на летящую в космосе рождественскую елку. Затем я поставил пленку с недавно записанным гимном моей воображаемой планеты и стал передавать его на ста тридцати семи частотах. Закончив необходимые приготовления, мы спокойно приближались к военной планете под оглушающие звуки торжественной музыки.

Хвостатые, клыкастые -

Мы самые ужасные.

Вокруг на сотни светолет

Кошмарней тварей в мире нет.

7

- Кто ты такой? - спросил загробный голос на эсперанто, и в тот же момент на экране появилась на редкость гадкая физиономия чужака.

- Кто я такой? Меня знают все, но я тебя не знаю, красавец...

Я решил, что немного лести обеспечат мне теплый прием. Но мне стоило большого труда назвать этого безобразного слизняка красавцем. Пригладив скользким щупальцем пучок усиков на голове, слизняк перешел на более дружелюбный тон:

- Ладно, ладно, крошка. Возможно, тебя и знают на родной планете, но сейчас ты далеко от дома. А туг у нас война, и надо соблюдать меры предосторожности.

- Конечно, о чем речь! Я просто сгораю от нетерпения. Вы действительно воюете против этих сухокожих и розовотелых чужаков?

- Да, цыпочка.

- Что ж, принимайте меня к себе. Мы захватили этот корабль, когда он шнырял рядом с нашей планетой. У нас нет звездолетов, но одной боевой ракеты хватило, чтобы сбить его. Мы пропылесосили мозги оставшимся в живых, выучили их язык и узнали, что все привлекательные расы Галактики объединились в войне против людей. Мы хотим воевать под вашими знаменами. Ждем приказа о зачислении.

- Молодцы! - брызгая слюной, воскликнул урод на экране. - Мы пришлем за вами корабль, который покажет вам путь к нашей планете. Гарантирую торжественную встречу. Только один вопрос, милашка.

- Задавай, красавчик.

- Судя по глазам, ты ведь женского пола, не так ли?

- Я перейду в женский пол ровно через год, а сейчас я в нейтральном положении. И не он и не она.

- Тогда через год я назначаю тебе свидание.

- Сейчас помечу в записной книжке, - проворковал я и выключил экран.

Затем я потянулся за бутылкой. Но робот Боливар опередил меня и налил полный стакан виски, который я высосал через трубочку.

- Может, я ошибаюсь, папа, - сказал он, - но мне кажется, что этот обитатель канализации имеет на тебя виды.

- К несчастью, ты прав, мой мальчик. Судя по всему, в своем маскировочном костюме я похож на самую что ни на есть красавицу их уродливого мира. Надо было сделать костюм еще более отвратительным.

- Это только увеличило бы твою привлекательность.

- Конечно, ты прав. - Я снова пососал виски. - Надо подумать, как обратить себе на пользу их амурные чувства.

Через пару минут появился корабль-лоцман, и я установил автопилот, чтобы тот следовал указанным курсом. Мы облетели минные поля и защитные экраны и наконец приземлились на металлической площадке внутри огромной крепости.

Я надеялся, что это был космодром для особо важных гостей, а не тюремный двор.

- Тебе не мешало бы надеть шлем, папа.

Голос Боливара вывел меня из мрачных раздумий.

- Ты прав, мой славный робот. - Я надел украшенный золотом стальной шлем с бриллиантовой звездой во лбу и посмотрел на свое отражение в зеркале. Превосходно. - И, пожалуйста, больше не зови меня папой. А то это вызовет массу вопросов о нашей биологической несовместимости.

Когда мы вышли из люка, нас ожидало сборище прыгающих и ползающих тварей. Робот Боливар нес мой багаж. Один из встречавших с золотым ободом на покрытой слизью голове сделал шаг вперед и замахал своими щупальцами.

- Добро пожаловать, звездный посол, - сказал он. - Я - Гар-Бэй, председатель Военного Совета.

- Рад познакомиться. Я - Скользкий Джим с Гештункина.

- Скользкий - это твое имя или титул?

- Это дворянский титул, который на моем языке звучит следующим образом: "Тот, который ходит когтистыми лапами по спинам крестьян".

- Довольно емкий у вас язык, Скользкий Джим. Я бы хотел поговорить с тобой. Наедине.

Шесть из его восемнадцати глаз мигнули, и я понял, что покорил его своей сексапильностью.

- Мы уединимся с тобой во время моего следующего периода оплодотворения, Гар. Сейчас все мои мысли только о войне. Расскажи мне, как идут дела, и чем могут помочь гештункинцы.

- Я все тебе расскажу. Позволь мне провести тебя в твои личные апартаменты.

Движением одного щупальца он отпустил своих подчиненных, а жестом другого пригласил меня следовать за ним. Мой верный робот не отставал от меня ни на шаг.

- Военные действия идут по плану, - сказал он. - Ты, конечно, не знаешь, но мы потратили много лет на подготовку вторжения. Наши шпионы проникли во все человеческие миры, и мы знаем, сколько у них оружия, до последнего лазерного пистолета. Нас невозможно остановить. Мы полностью держим космос под контролем и сейчас готовимся перейти ко второму этапу.

- Какому?

- Высадка на планеты. Уничтожив их флот, мы станем захватывать их планеты одну за другой, как спелые сливы с дерева.

- Это то, что нам надо! - завопил я, проделывая когтями дыры в стальном полу. - Мы, гештункинцы, прирожденные бойцы и готовы пойти на смерть ради правого дела.

- Другого я и не ожидал услышать от такого зубастого и клыкастого монстра, как ты. Сюда, пожалуйста. У нас полно звездолетов, но опытные воины не помешают...

- Мы - бесстрашные солдаты!

- Тем лучше. Мы пригласим тебя на заседание Военного Совета и договоримся там о сотрудничестве. Но сейчас ты, наверное, устал и хочешь отдохнуть.

- Ни за что! - Я оторвал зубами кусок кресла. - Никакого отдыха, пока последний враг не будет уничтожен!

- Я восхищен твоим мужеством, но всем нам надо иногда отдыхать.

- Только не гештункинцам! Нет ли у вас парочки пленных, которых я мог бы разорвать на части перед телекамерой. Для пропаганды.

- У нас есть целая куча адмиралов, но они нужны нам живыми, чтобы высосать из них информацию, которая поможет лучше подготовиться к планетарному вторжению.

- Как жаль. Я бы оторвал у них руки и ноги, как лепестки с цветов. А нет ли у вас пленных женщин или детей? Они так приятно визжат.

Это был важный вопрос, и в ожидании ответа я нетерпеливо помахивал хвостом. Робот перестал жужжать.

- Странно, что ты об этом спросил. Мы действительно захватили шпионский корабль, пилотируемый женщиной и молодым существом мужского пола.

- То, что нужно! - закричал я от радости. - Их необходимо подвергнуть пыткам, допросам, а потом разорвать в клочья. Это работа для меня. Ведите меня к ним.

- Я бы с удовольствием, но это невозможно.

- Они мертвы? - спросил я, стараясь выдать свое отчаяние за разочарование.

- Нет, к сожалению. Мы так до сих пор и не знаем, что произошло. В комнате с этими бледными двуногими находились пять наших лучших бойцов. Всех пятерых мы обнаружили мертвыми. А пленники сбежали.

- Плохо, - сказал я с наигранной скукой, почесывая лапой раздвоенный кончик хвоста. - Разумеется, вы, их уже поймали?

- Нет, как это ни странно. Это произошло несколько дней назад. Но тебе не следует беспокоиться из-за таких пустяков. Отдохни, а когда соберется Совет, за тобой придет посыльный. Смерть гладкокожим!

- Смерть! Увидимся на Совете.

Дверь за ним закрылась, и робот Боливар спросил:

- Куда поставить багаж, могучий Скользкий Джим?

- Куда хочешь, металлическая башка. - Я попытался стукнуть его хвостом, но он ловко увернулся. - Не отвлекай меня по таким пустякам.

Я принялся расхаживать по комнате, громко распевая гештункинский гимн и внимательно проверяя обстановку. Затем я остановился, и, расстегнув молнию, высунул голову наружу.

- Если желаешь, можешь выйти и размяться, - сказал я. - Никаких "жучков" и оптических детекторов тут нет.

Боливар тут же вылез из металлического одеяния и сделал несколько приседаний под аккомпанемент хрустевших суставов.

- Не так уж и приятно сидеть в этой жестянке, - сказал он. - Что будем делать дальше? Как мы найдем маму с Джеймсом?

- Хороший вопрос, но на него сразу не ответишь. По крайней мере мы знаем, что они живы и сумели напакостить неприятелю.

- Может, они оставили нам какой-нибудь знак? След, по которому мы их найдем?

- Поищем, хотя надежды мало. Ведь по их следам могли направиться и эти твари. Достань-ка бутылочку виски, чтобы прочистить мозги, и поищи, нет ли здесь стакана.

Я думал очень долго, но так ничего и не придумал. Возможно, сказывалась непривычная обстановка. На стенах висели картины с красными пятнами по зеленому фону. Половину комнаты занимал бассейн с булькающей жижей. Поднимавшиеся на поверхность пузыри лопались, наполняя воздух ужасным зловонием. Боливар принялся обследовать служебные помещения, но, когда его чуть не засосало в туалете и как только он увидел еду на кухне, он стал зеленее моего маскировочного наряда и сел перед телевизором.

Большинство программ было непонятно. А то, что мы понимали, вызывало у нас чувство отвращения. Как, например, военная хроника.

Мы даже не подозревали, что телевизор служит одновременно коммуникатором, пока на экране не появилась как всегда отвратительная голова Гар-Бэя. К счастью, рефлексы у ди Гриза отменные. Боливар юркнул в сторону, а я повернулся к экрану спиной, застегивая молнию.

- Я не хотел беспокоить тебя, Джим, но Военный Совет уже собрался, и все ждут твоего появления. Посыльный укажет тебе дорогу. Смерть гладкокожим!

- Да-да, - пробурчал я, пытаясь просунуть свою голову через пластиковые складки.

Пронзительно заверещал звонок.

- Открой, робот, - сказал я. - Скажи, что я сейчас выйду. Затем понесешь за мной шлейф.

Когда мы вышли, монстр, которого послали за нами, удивленно вытаращил глаза. Выглядело это довольно забавно, ибо на торчащих отростках у него их было не менее дюжины.

- Указывай дорогу, макаронная голова! - скомандовал я.

Я шел за монстром, а за мной следовал робот, держа шлейф мантии, спадающей с моих плеч. Это украшение было длиной в добрых три метра. Пурпурный шлейф с вышитыми на нем золотыми и серебряными звездами был оторочен по бокам розовыми кружевами. Ух! К счастью, я не видел сам себя со стороны, но бедному Боливару не завидовал. Не то чтобы мне был нужен этот наряд, но таким образом я держал Боливара при себе, Я произвел на Совет неизгладимое впечатление. Восторженное хлюпанье, чавканье и хрюканье доносилось со всех сторон, и я два раза прошелся по комнате, прежде чем занял свое место.

- Добро пожаловать, неотразимый Скользкий Джим, на наш Военный Совет, - прочавкал Гар-Бэй. - Нечасто такие красавцы удостаивают нас своим посещением. Если все гештункинцы похожи на тебя - не говоря уже о ваших бойцовских качествах, - я уверен, что мы поднимем боевой дух наших солдат на небывалую высоту.

- Надо снять пропагандистский ролик, - прошамкала какая-то темная пупырчатая тварь в дальнем конце комнаты. - Пусть все имеют возможность любоваться тобой. Это привлечет к нам новых добровольцев.

- Чудесно! Прекрасная идея!

Со всех сторон слышались одобрительные крики, сопровождающиеся радостными взмахами щупалец, клешней, антенн и других отростков. Меня чуть не вырвало, но я защелкал зубами, сделав вид, что ужасно доволен. Не знаю, как долго продолжалось бы всеобщее ликование, если бы секретарь не ударил молоточком в гонг, призывая к порядку. Это было жуткое существо, похожее на раздавленную лягушку с морщинистым хвостом и пиявкообразной головой. Как только шум стих, секретарь прочавкал:

- Заседание Военного Совета номер четыре тысячи тринадцать объявляю открытым. При желании вы можете получить копию стенограммы предыдущего заседания. В сегодняшней повестке дня - вопросы боевых действий, тылового обеспечения и снабжения продовольствием. - Подождав, пока прекратятся стоны и вопли, секретарь продолжал: - Однако прежде чем начать обсуждение, мы хотели бы попросить нашего нового друга Скользкого Джима выступить с небольшой речью для вечерних новостей. Мы записываем тебя, Джим. Не будешь ли ты столь любезен...

Послышалось хлюпанье и шмяканье щупальцами, означавшее аплодисменты, и я кивнул в объектив камеры. Подтянув вверх подол мантии, я начал:

- Дорогие мои мокрые и склизкие друзья из космической шайки. - Скромно опустив глаза, я ждал, пока стихнут аплодисменты. - Все мои четыре сердца бьются от радости, что я нахожусь среди вас. Как только мы у себя на Гештункине узнали, что в Галактике есть существа, похожие на нас, мы решили тут же вступить с вами в контакт. И сегодня я хочу заверить вас, что все мы с радостью присоединимся к священному крестовому походу, чтобы очистить Галактику от бледнокожих двуногих. Всем известна смелость гештункинцев! - С этими словами я оторвал кусок железной трибуны, и присутствующие одобрительно захлюпали. - Поэтому можете положиться на нас. Как говорит наша королева Энжела Рдендрант, никто не справится с гештункинцем, даже если решится на это!

Я сел, скрестив лапы, в надежде, что моя хитрость удалась. Похоже, никто ничего не заподозрил. Если Анжелина все еще на этой планете, возможно, она увидит выпуск вечерних новостей. В этом случае она узнает имя, которое она носила, когда я познакомился с ней много лет назад. Слабая надежда, но другого выхода у меня не было.

Моим друзьям-монстрам не особенно понравилась моя речь, но жабообразный секретарь остался доволен. Я запомнил все подробности военных планов и, как новенький, не стал соваться со своими предложениями. Хотя, когда меня спросили о численности гештункинской армии, я назвал им такие умопомрачительные цифры, что все снова повеселели. Я вдохновенно врал, но всеобщему ликованию положил конец секретарь, который сообщил, что заседание объявляется закрытым. Гар-Бэй дружески обнял меня своими щупальцами за талию.

- Может, ты зайдешь ко мне, красавчик? Мы разопьем с тобой бутылочку вонючего вина и съедим по паре кусочков какой-нибудь гадости. Как тебе это нравится?

- Превосходно, крошка Гар. Но у Скользкого Джима закрываются глазки, и ему надо как следует выспаться. А после этого мы просто обязаны встретиться. Не звони мне: я сам тебе позвоню.

Я поскорей убрался, прежде чем он успел что-либо ответить. Робот семенил за мной, держа край шлейфа. Я несся по сырым коридорам к своей комнате, радуясь, что избежал любовных объятий моего тошнотворного поклонника.

Не успел я коснуться двери, как она с грохотом захлопнулась, и луч бластера прожег дыру в стене рядом со мной. Я застыл на месте, когда услышал хриплый голос:

- Только пошевелись, и я разнесу твою гнилую башку!

8

- Я без оружия! - крикнул я в ответ. - Не стреляйте!

Что-то знакомое было в этом голосе. Может, все же повернуть голову и посмотреть? Я никак не мог решиться, пока Боливар не сделал это за меня. Он открыл верхнюю часть робота и высунул голову.

- Привет, Джеймс! - весело поздоровался он. - Что с твоим горлом? И не стреляй в этого уродливого чужака. Там внутри - твой собственный отец.

Я скосил глаза и увидел Джеймса, вылезавшего из-под шкафа. С бластером в руке и отвисшей челюстью он удивленно смотрел на нас.

Из другой комнаты вышла Анжелина, одетая в изящное меховое бикини, на ходу засовывая пистолет в кобуру.

- Немедленно вылезай из этой штуки, - приказала она, и я с удовольствием променял пластиковый плен на ее объятия.

- Ух! - сказала она после долгого и страстного поцелуя, который мы прекратили только из-за недостатка воздуха. - Мне кажется, я не видела тебя уже несколько световых лет.

- Взаимно. Я вижу, ты получила наше послание.

- Когда чудище упомянуло то самое имя в вечернем выпуске новостей, я поняла, что ты каким-то образом замешан в этом деле. Я не знала, что ты находишься внутри, вот почему мы пришли с оружием.

- Ничего, самое главное - ты здесь, и мне нравится твой наряд. - Я посмотрел на меховые шорты Джеймса. - И Джеймса тоже. Я вижу, вы одеваетесь у одного портного.

- Они забрали всю нашу одежду, - все тем же хриплым голосом пояснил Джеймс.

Япригляделся к нему.

- Что это у тебя за шрам на горле? - спросил я.

- Меня поцарапали во время побега. Но из шкуры чужака, который ранил меня, мы сделали себе одежду.

- Узнаю любимого сына! Боливар, если тебе не трудно, достань из аварийного запаса бутылочку шампанского. Мы отпразднуем нашу встречу, а твоя мама тем временем расскажет, что же с ними произошло.

- Все очень просто, - начала Анжелина, морща носик от пузырьков шампанского. - Нас захватил один из боевых кораблей чужаков. Думаю, ты видел, как это случилось.

- Это был самый ужасный момент в моей жизни, - простонал я.

- Бедняжка. Как ты понимаешь, мы чувствовали себя точно так же. Мы открыли огонь из всех орудий, но внутренним стенам из коллапсиума это не причинило ни малейшего вреде. Когда появились чужаки, мы хотели разделаться с ними, но у нас опять ничего не вышло. Потолок опустился и раздавил наш корабль. Нам пришлось сдаться, и они обезоружили нас. По крайней мере, они так считали. Я вспомнила, как ты когда-то спасся на Бураде с помощью отравленных ногтей, и мы сделали то же самое. Они схватили нас и отвели в тюрьму или камеру пыток - у нас не было времени узнать поточнее - где мы быстро их уложили и дали деру.

- Прекрасно! Но ведь с тех пор прошло бесчисленное количество дней! Как вам удалось выжить?

- Благодаря помощи силайринов.

Она помахала рукой, и из другой комнаты выскочили пятеро мужчин, угрожающе размахивая оружием. Видя, что Анжелина совсем не беспокоится, я продолжал стоять на месте. У них были бледные лица и длинные черные волосы. Их одежда - если ее можно так назвать - состояла из обрывков шкур, скрепленных кусками проволоки. Оружие - примитивные топоры и сабли - были остро заточены и имели довольно устрашающий вид.

- Очень рад приветствовать вас, - произнеся на эсперанто, но они даже не пошевелились.

- Если они не понимают эсперанто, то на каком языке они говорят? - спросил я у Анжелины.

- На своем собственном. Я уже выучила несколько слов.

- Ду геобхайр деармад тайше Гош сеонд, - сказала она.

Они закивали и стали потрясать оружием, испуская воинственные крики.

- Здорово ты с ними общаешься, - заметил я.

- Я сказала им, что ты мой муж и глава племени. И прибыл сюда, чтобы уничтожить врагов.

- Так оно и есть.

Я приветливо поднял руки над головой, и они снова одобрительно закричали.

- Боливар, угости наших союзников виски, пока твоя мамочка будет рассказывать, что, черт возьми, тут происходит.

Анжелина отпила шампанского из бокала и мило нахмурилась.

- Подробности мне неизвестны, - сказала она. - Языковой барьер и все такое прочее. Силайрины - коренные обитатели этой планеты или переселенцы. Похожи на людей. Судя по всему, здесь находилась колония, которая оказалась отрезанной после Распада. Как они оказались здесь, вдали от цивилизованных миров, мне до сих пор непонятно. Когда здесь появились чужаки, силайрины сразу же возненавидели их и стали оказывать ожесточенное сопротивление. Чужаки хотели истребить их и покрыли всю поверхность планеты металлом. Но люди пробрались в здания чужаков и стали жить в подвалах и за стенными переборками.

- Стальные Крысы! - воскликнул я. - Молодцы!

- Я знала, что они тебе понравятся. Когда, убежав от чужаков, мы мчались по коридору, они вылезли из подвального люка и жестами позвали нас к себе. Именно в тот момент на Джеймса набросился чужак, но наш сын справился с ним. Силайрины сняли с него шкуру и отдали ее нам. Может, мы не так хорошо говорим на их языке, но дела лучше всяких слов. Прячась за стенными панелями, мы разработали план похищения звездолета. И освобождения адмиралов.

- Ты знаешь, где они?

- Конечно. Недалеко отсюда.

- Тогда нам нужен план. И хороший отдых. Почему бы нам не поспать, а битву устроить с утра?

- Потому что у нас нет времени и, к тому же, я знаю, что у тебя на уме.

- Ладно, - вздохнул я. - И что же мы будем делать?

Мы как раз решали этот вопрос, когда дверь распахнулась, и в комнату вошел мой любвеобильный Гар-Бэй. Он был настроен игриво, судя по его розовой ночной рубашке. Гар-Бэй жутко удивился.

- Джим, крошка, почему у тебя разрезано брюхо?.. Ох!

Последнее слово он добавил, когда чья-то сабля проткнула ему грудь. После короткой битвы он рухнул на пол, хотя его отрезанный хвост, в котором несомненно находился рудиментарный мозг, извиваясь, пополз по коридору и скрылся за углом.

- Надо сматываться, - сказал я.

- В спасательный туннель! - крикнула Анжелина.

- А я пролезу в него в своем маскировочном костюме? - спросил я.

- Нет.

- Тогда подождите: я что-нибудь придумаю.

Я стал думать. Быстро думать.

- Так, Анжелина, ты хорошо разбираешься в этом лабиринте коридоров?

- Разумеется.

- Прекрасно. Боливар, вылезай из робота и уступи место маме. Покажи ей, как управлять этой штуковиной, и отправляйся со всеми остальными. Мы потом сами тебя найдем.

- Как здорово! - расцвела Анжелина. - А то мои ноги совсем устали. Джеймс, покажи брату, куда идти. Встретимся позже. Отрежьте от этой туши пару кусков мяса. У нас сегодня на обед будут гости.

- Кого ты имеешь в виду? - спросил я.

- Адмиралов. Мы освободим их при помощи твоего оружия, а я проведу их подземными туннелями.

Все согласились с этим планом. В семье ди Гризов долго не думают, а силайрины научились быстро принимать решения, сражаясь с противником. Со стены сорвали гобелен, за которым открылась потайная дверь. Как это чужаки не заметили, что происходит у них под самым носом, или нюхательным щупальцем, или как это у них там называется? Боливар и Джеймс скрылись в проеме, а за ними туда ринулись наши союзники, громко крича "Скадан! Скадан!"

- Как тут уютно, - сказала Анжелина, залезая в корпус робота. - Здесь есть замкнутая радиосеть?

- Да. Цепь номер четырнадцать. Переключатель рядом с твоей правой рукой.

- Нашла! - Ее голос раздался рядом с моим ухом. - Ты иди впереди, а я буду указывать тебе дорогу.

- Слушаюсь и повинуюсь.

Я выскочил в коридор, а робот последовал за мной. Отрубленного хвоста нигде не было видно. Я несколько раз ударил по металлической двери, пока ее не заклинило. Это задержит преследователей и собьет их с толку.

Путешествие по металлическому городу был долгим и на редкость скучным. Чужаки слабо разбирались в планировании и лишь добавили незначительные постройки к уже существующим. Сырые извилистые коридоры, где с потолков капала вода, сменялись металлическими площадками под открытым небом. Иногда коридоры использовались как стоки воды, и я плыл по ним, активно работая хвостом. Робот был слишком тяжелый, и ему приходилось передвигаться по дну. Мы проходили через склады, фабрики - вы можете себе представить тысячу крокодилоподобных существ, работающих отбойным молотком? - спальные и другие помещения. И везде было полно всяких монстров, которые радостно приветствовали меня. Я махал им рукой, бормоча себе под нос проклятия.

- Все это мне уже порядком надоело, - признался я Анжелине по цепи замкнутой связи.

- Терпение, мой герой. Мы уже почти у цели. Осталось всего несколько километров.

Вскоре мы заметили стену, которую охраняли вооруженные пиками зубастые монстры. При виде меня они восторженно зашумели и стали стучать пиками о землю.

- Джим! Джим! - кричали они. - Да здравствует Гештункин! Добро пожаловать к нам!

Судя по всему, все они видели вечерние новости, и я произвел на них неизгладимое впечатление. Я поднял лапы и подождал, пока стихнет шум.

- Спасибо! Спасибо! - завопил я. - Как я рад, что сражаюсь бок о бок с такими тошнотворными тварями, как вы! - Падкие на лесть монстры зашумели еще больше. - За время моего короткого пребывания здесь я видел немало уродливых, омерзительных и жутких тварей, но вы уродливейшие, омерзительнейшие и жутчайшие из всех. - Подождав, пока стихнут восторженные крики, я перешел к делу. - Мы на Гештункине видели только один корабль с бледными двуногими. Естественно, мы сразу же разорвали их на куски. Как я понял, у вас тут целый спутник. Не так ли?

- Именно так, Джим Скользкий, - ответил, брызгая слюной, один из них.

Теперь я разглядел у него на голове золотые изображения комет и понял, что это какой-то важный чин. Я обратился к нему:

- Это хорошая новость. Они здесь?

- Да, здесь.

- А нет ли у вас какого-нибудь ненужного бледнокожего, которого я бы мог сожрать?

- Я бы с удовольствием отдал бы его такому красавчику, как ты, но увы... Все они нужны для получения информации. К тому же, список желающих расправиться с ними после этого уже полон.

- Жаль, конечно. Может, мне хотя бы удастся посмотреть на них? Надо знать противника в лицо.

- Только отсюда. Без пропуска к ним нельзя. Просунь глаза через решетку и полюбуйся на них.

В одном из моих фальшивых глаз была вмонтирована телекамера, и я просунул отросток с этим глазом через решетку. Они действительно были там. Изможденные, с седыми бородами, они бродили по тюремной камере. Некоторые лежали на полу. Адмиральская форма превратилась в лохмотья. Хоть они и адмиралы, но мне их стало жалко. И адмиралы когда-то были обычными людьми. Их надо освободить!

- Спасибо, - поблагодарил я. - Я обязательно доложу Совету о вашей любезности.

Я помахал им лапой и пошел прочь. В ответ они замахали своими щупальцами. Они напоминали мне стаю взбесившихся осьминогов.

- Я в отчаянии, - сообщил я своей жене-роботу, когда мы завернули за угол. - Их оттуда не вытащить.

- Выше голову! - передала мне по радио Анжелина. - Спускайся по ступенькам. Мы проберемся к ним снизу.

- Умница! - Я ласково похлопал когтистой лапой по ее металлическому плечу. - Это то, что надо. Но как узнать, что мы под ними?

- Мы узнаем. Пока ты толкал политическую речь перед этими монстрами, я прикрепила к стене ультраволновой сигнализатор.

- Конечно! Ты это еще раньше придумала! А то я чуть не позеленел от зависти. Но все равно я доволен находчивостью моей женушки.

- Если это так, то не стоит говорить об этом в таком пренебрежительном тоне. Женщины вообще умнее мужчин.

- Признаю свою вину, о мой робот! Веди меня, и я последую за тобой.

Мы спустились по скользким ступенькам в кромешную тьму. Прекрасно, значит здесь никого нет. Анжелина включила пару прожекторов, и мы увидели перед собой массивную дверь.

- Можешь проделать в ней дыру? - спросила она, высунув голову наружу, чтобы немного подышать воздухом.

- Подожди. Проверь своими детекторами, нет ли там сигнализации.

- Полным-полно, - ответила она, тщательно проведя детектором по поверхности дыры. - По крайней мере, двенадцать сигнальных устройств. Отключить их?

- Не стоит. Просканируй эту стену. Если она чистая, мы пройдем через нее.

Так мы и сделали. Тупоголовые чужаки. Мое мнение об их умственном коэффициенте упало еще на несколько пунктов.

- Так вот почему они так охраняют это место! - воскликнула Анжелина, освещая подвал своими прожекторами.

- Городская казна! - присвистнул я. - Надо будет еще сюда вернуться.

Повсюду валялись награбленные богатства из многих миров. Слитки золота и платины, бриллианты, всевозможные монеты и банкноты. Да на эти деньги можно построить целый банк! Не в силах противиться своим преступным инстинктам, я разорвал мешок с золотыми монетами и принялся валяться в деньгах.

- Я знаю, тебя всегда это успокаивает, - снисходительно сказала Анжелина. - Но ты не забыл, что мы еще должны спасти адмиралов?

- Нет, конечно. Веди меня. Теперь я чувствую себя помолодевшим.

Она включила свой ультраволновой приемник и пошла по направлению стрелки. Взломав несколько дверей и пробив пару стен, мы оказались на месте.

- Мы прямо под сигнализатором, - объявила Анжелина.

- Отлично. - Я осмотрелся. - Здесь должна быть охраняемая стена, а здесь - пленники. - Я тщательно измерил расстояние. - Электродрель готова?

- Жужжит от нетерпения.

- Вот здесь. Принимайся за работу.

Протянув руку с укрепленной на ней дрелью, она принялась сверлить ржавый потолок. Когда звук изменился, Анжелина выключила прожекторы и уменьшила обороты дрели. Через некоторое время она опустила руку, и через дырку в потолке пробился луч света. Мы молча ждали тревоги, но все было тихо.

- Дай-ка я сам посмотрю, - сказал я.

Стоя на кончиках пальцев и хвоста, я просунул в дырку отросток с глазом. Просканировав все на триста шестьдесят градусов, я убрал отросток.

- Отлично. Вокруг полно всякого хлама, никто из адмиралов не смотрит в нашу сторону, а охранников не видно. Дай мне молекулярный расщепитель и отойди в сторону.

Я вылез из своего костюма, встал на него и легко дотянулся до потолка. Молекулярный расщепитель - это такое приспособление, которое уменьшает связывающую способность молекул и превращает их в мономолекулярный порошок. Я вырезал в потолке круглую дыру, стараясь не чихать от летевшей во все стороны пыли. Взяв вырезанный диск, я передал его Анжелине, аккуратно просунул голову в отверстие и огляделся по сторонам. Все в порядке. Прямо передо мной сидел приунывший адмирал. Я решил немного поднять его боевой дух.

- Эй, адмирал, - прошептал я, и он повернулся в мою сторону.

Его глаза округлились, а искусственная челюсть чуть не выпала, когда он увидел перед собой голову без тела.

- Тихо, я пришел спасти вас. Понятно? Кивните головой.

Зря я доверял адмиралам. Он не только кивнул головой, но и вскочил на ноги, заорав во все горло:

- Охрана! На помощь! Нас хотят спасти!

9

Я и не ждал благодарности, особенно от офицера, но это было выше всякого понимания. Пролететь тысячи световых лет через всевозможные опасности, вытерпеть омерзительные объятия Гар-Бэя, чтобы спасти побитых молью адмиралов, первый из которых тут же выдал меня охране. Это уж слишком.

Впрочем ничего другого я и не ожидал. Стальная Крыса всегда начеку. Мой пистолет с иголками был наготове на случай появления охранников, но я мог использовать его и против пленников. Я переставил защелку с "яда" на "сон" - надо сказать, это потребовало от меня большого усилия воли, - и всадил стальную иглу адмиралу в шею. Он шлепнулся на пол, растопырив руки, будто в последний момент захотел обнять своего спасителя.

Я замер, вернее, окаменел, когда увидел его запястья.

- Что случилось? - раздался снизу шепот Анжелины.

- Ничего хорошего, - прошипел я в ответ. - Тихо!

Я опустил голову пониже, чтобы среди поломанных стульев, пустых жестянок от еды и другого мусора ее не было видно. Услышали ли охранники шум? Но остальные пленники точно услышали. Два дряхлых адмирала подошли к распростертому телу товарища.

- Что с ним такое? Припадок? - спросил один из них. - Ты слышал, что он кричал?

- Не совсем. Я выключил свой слуховой аппарат, чтобы не садилась батарейка. Нечто вроде "Хахана! Аромащь! Гас патят хахитеть!"

- Бессмыслица. Может, это что-то означает на его родном языке?

- Нет. Старый Шимсчах с Дешника, но в дешниканском языке нет таких слов.

- Давай перевернем его и посмотрим, дышит ли он еще.

Так они и сделали. Я одобрительно кивнул, увидев, что, как только они повернули тело, иголка выпала из шеи старого Шимсчаха. Улика уничтожена, а Шимсчах придет в себя не раньше, чем через два часа. У меня будет достаточно времени. Планы уже роились в моей голове.

Опустившись вниз, я схватил металлический диск, намазал его края лепак-клеем - крепче всякой сварки - и поставил его на место. Клей мгновенно затвердел, и дыра в потолке исчезла. Тогда я спрыгнул на пол и тяжело вздохнул.

- Анжелина, будь так любезна, включи свой прожектор и достань бутылку самого лучшего виски.

Зажегся свет, в моей руке оказался стакан, и Анжелина терпеливо ждала, когда я поднесу его к губам. Затем спросила:

- Может, теперь ты поведаешь своей жене, что, черт возьми, там произошло?

- Извини, свет моей жизни. Случилось нечто непредвиденное. - Я опустошил стакан. - Все началось, когда я шепотом обратился к ближайшему адмиралу. Он взглянул на меня и принялся звать охранников. Пришлось в него выстрелить.

- Одним меньше, - удовлетворенно заметила Анжелина.

- Не совсем. Я выстрелил в него усыпляющей иглой. Никто не понял, что он сказал, меня не заметили, и дыра в потолке заделана. Но не это меня беспокоит.

- Я знаю, что ты еще не пьян, но в твоих словах отсутствует ясность.

- Извини. Все дело в адмирале. Когда он упал, я увидел на его запястьях тонкие красные полоски, похожие на шрамы.

- Ну и что? - удивленно спросила Анжелина и вдруг побледнела. - Нет, это просто невозможно.

Я нахмурился и медленно кивнул.

- Серые люди. Их почерк я узнаю, где угодно.

Серые люди. По спине у меня пробежали мурашки, что со мной случается крайне редко. Я могу храбро и стойко сражаться против любой физической угрозы, но, как и все вы, ненавижу вмешательство в мое серое вещество. У мозга нет защиты. Стоит воткнуть электрод в центр удовольствий мозга подопытного животного, как оно будет нажимать на кнопку, посылающую электрический разряд до тех пор, пока не умрет от голода или жажды. Умрет счастливой смертью.

Несколько лет назад, улаживая один межпланетный конфликт, я оказался в роли такого подопытного животного. Меня поймали, связали, а затем отрезали кисти рук. Я тогда потерял сознание, а когда очнулся, кисти снова были на месте. Только на запястьях остались такие же тонкие шрамы, какие я видел у адмирала.

Но руки мои на самом деле никто не отрезал. Эту картину внушили мне подсознательно. Но я чувствовал, будто это действительно случилось со мной, вместе с другими отвратительными вещами, о которых лучше не вспоминать.

- Здесь должны быть серые люди, - сказал я. - Они заодно с чужаками. Не удивительно, что они подчинили себе адмиралов. Привыкшие к приказам и суровой дисциплине, они представляют собой прекрасные объекты для промывания мозгов.

- Ты прав. Но разве это возможно? Чужаки ненавидят людей и никогда бы не стали сотрудничать с серыми людьми. Какими бы противными они ни были - они все равно люди.

Как только она произнесла эти слова, я сразу же все понял. Улыбнувшись, я обнял и поцеловал ее, что принесло удовольствие нам обоим. Затем я отстранил Анжелину, ибо ее близость мешала мне сосредоточиться.

- Послушай внимательно, любовь моя. Похоже, я придумал, как распутать этот клубок. Не все еще ясно, но я знаю, что должна сделать ты. Не могла бы ты привести сюда ребят и толпу силайринов? Надо пробраться наверх, перестрелять охрану, усыпить адмиралов и унести их отсюда.

- Все это возможно, но слишком опасно. Как мы освободим их из тюрьмы?

- Я позабочусь об этом. Если на всей планете начнется страшная неразбериха и никто не будет знать, чьи приказы выполнять, - это не облегчит твою работу?

- Разумеется, это упростит задачу. Что ты собираешься предпринять?

- Если я тебе скажу, ты запретишь мне ввязываться в это опасное дело. Скажу только, что это надо сделать, и только я способен на это. Я снова залезу в свой костюм чужака, а у тебя будет два часа, чтобы собрать свое войско. Как только начнется неразбериха, приступай к действиям. Отведи всех в какое-нибудь безопасное место, желательно возле космодрома. Я постараюсь вернуться как можно скорее. Пусть меня ждет проводник. Только не дольше двух часов. Именно столько времени мне нужно, чтобы осуществить свой план. Проблем не должно быть. Но если они все же возникнут и я не вернусь вовремя, пусть он сразу возвращается к тебе. Как ты знаешь, я сам могу о себе позаботиться. Мы не можем рисковать всей операцией из-за одного человека. Вернется проводник со мной или без меня - уходите. Захватите звездолет и улетайте с этой планеты.

- И все же я надеюсь на твое возвращение. - Анжелина грустно поцеловала меня. - Ты так и не признаешься, что задумал?

- Нет. Если я тебе начну об этом рассказывать, то могу и сам передумать. Мне надо сделать всего три вещи. Обнаружить серых людей, выдать их нашим друзьям чужакам, а затем вовремя смыться.

- Думаю, тебе это удастся. Надеюсь, ты справишься со всеми тремя пунктами. Особенно с последним.

Мы залезли в свои маскировочные костюмы и быстро разошлись. Анжелина направилась в нужную ей сторону, а я - в противоположную. Я думал, что хорошо запомнил дорогу, но, наверное, где-то повернул не в ту сторону. Пытаясь выбраться на верхний уровень, я провалился через ржавый пол в какое-то подземное озеро или водохранилище. Мне пришлось немало поработать хвостом в полной темноте. Вскоре я наткнулся на стену. Выход тут был явно не предусмотрен, но я исправил это обстоятельство следующим образом. Сбросив из-под хвоста гранату, я ударом лапы направил ее в стену. Она с грохотом взорвалась, и через пролом я увидел свет. Ко мне уже спешил патруль чужаков, чтобы узнать, что произошло.

- Ох! Помогите, пожалуйста! - застонал я, раскачиваясь из стороны в сторону и держась лапами за голову.

К счастью, патрульный офицер тоже смотрел новости по телевизору.

- Красавчик Джим! Что с тобой? - взволнованно закричал он, показав пять тысяч гнилых зубов и два метра пурпурной глотки.

- Предательство! Среди нас предатели! - завопил я. - Передайте своему командиру, чтобы немедленно созвали Военный Совет. И пусть меня туда отнесут.

Они исполнили это немедленно, обхватив меня сотнями щупалец с присосками. Таким образом я отдохнул и сэкономил энергию аккумуляторов. Наконец они опустили меня возле двери в конференц-зал.

- Все вы - омерзительные ребята, и я вас никогда не забуду, - пообещал я.

Они радостно закричали, хлопая по полу мокрыми щупальцами.

Я ворвался в зал с криком:

- Предательство! Измена!

- Займите свое место и сделайте свое заявление по всем правилам, - сказал секретарь.

Но чудище, напоминавшее фиолетового кита, страдающего геморроем, отнеслось ко мне с большим сочувствием.

- Скользкий Джим, ты взволнован. Мы слышали, что в твоих апартаментах произошло сражение. От славного Гар-Бэя остался один хвост, который почти ничего не может рассказать. Может, ты объяснишь, что там произошло?

- Конечно. Я все расскажу, если секретарь даст мне слово.

- Ну ладно, - хмуро прогнусавил секретарь, с каждой секундой становясь все больше и больше похожим на раздавленную лягушку. - Заседание считаю открытым. Слово имеет Скользкий Джим.

- Вот в чем дело, - сообщил я притихшим тварям из Военного Совета. - У нас, гештункинцев, есть масса разных достоинств. Не считая сексапильности, конечно. - Последовала шумная овация, восторженное хлюпанье и чавканье. - Спасибо, спасибо. И вам того же. Так вот, что касается запахов... Сядь на место, я знаю, что от меня приятно пахнет. Мы наделены тончайшим обонянием. И, как я уже говорил, именно это обстоятельство привело меня к мысли, что на этой планете что-то не так. Я нюхал и нюхал, пока не вынюхал людей!

Среди воплей ужаса я различил выкрики "Силайрины!" и отрицательно покачал головой.

- Нет, это не силайрины. Не местные обитатели планеты. Я сразу же обнаружил их, но от них нет никакого вреда, и я уверен, что карательный корпус позаботится о них. Я имею в виду людей, проникших в наши ряды.

Всполошившись, твари кричали и визжали, пока я приводил в порядок свои коли при помощи пилочки. Затем я поднял лапы вверх, призывая к тишине, и шум мгновенно стих. Все глаза - большие и маленькие, красные и зеленые - смотрели на меня.

- Да. Они среди нас. Люди. Делают все возможное, чтобы выиграть эту войну. И одного из них я вам покажу! Прямо сейчас!

Моторы в моих задних лапах загудели, когда я прыгнул, пролетев по воздуху метров двадцать. Это был изящный прыжок. Я со страшным грохотом приземлился прямо на стол секретаря. Схватив когтями за шиворот, я поднял его в воздух. Он брыкался, пытаясь вырваться.

- Ты с ума сошел! Отпусти меня! Я такой же, как и ты!

Именно этого я и ждал. Пока у меня в голове были одни лишь догадки. Если здесь действительно присутствовали серые люди, то они были замаскированы под чужаков, а единственной тварью с четырьмя конечностями, кроме меня, был секретарь. Для чужака он был слишком организован. И когда он заговорил, все мои сомнения рассеялись. Издав торжествующий крик, я вонзил только что отточенные когти в его горло.

Он хрипло заорал, и во все стороны брызнула черная жидкость.

Я сглотнул и на какое-то мгновение растерялся. Может, я ошибся? Может, я собирался разорвать секретаря Военного Совета в присутствии высших командных чинов? Вряд ли им это понравится. Нет! Мои сомнения длились всего лишь секунду, а потом я принялся за дело. Ошибки быть не могло. Проведя острым когтем по шее секретаря, я оторвал ему голову.

Воцарилась мертвая тишина, когда голова шмякнулась о пол. Затем послышался всеобщий вздох.

Внутри первой головы находилась вторая. Маленькая, лысая человеческая голова. Секретарь был серым человеком!

Если все члены Совета застыли, охваченные ужасом, то серый человек не растерялся. Выхватив пистолет из жаберной щели, он направил его на меня. Разумеется, я этого ждал и выбил пистолет у него из рук. Но когда, выхватив из другой жабры микрофон, он принялся что-то кричать туда на непонятном языке, я слегка замешкался.

Я не стал спешить, потому что именно это было мне и нужно. Дав ему время, чтобы передать свое сообщение, я выхватил у него микрофон. Тут он пнул меня ногой в живот, и я, сложившись пополам, рухнул на пол. Открыв потайной ход, он быстро скрылся внутри.

Придя в себя, я отмахнулся от предложенной помощи.

- Не беспокойтесь обо мне, - прохрипел я. - У меня смертельная рана. Отомстите за меня! Арестуйте всех черных лягушек, похожих на секретаря. Не дайте им скрыться. Быстрее!

Я тут же откатился в сторону, чтобы меня никто не раздавил. На всякий случай, если кто-нибудь наблюдал за мной, я слегка побился в конвульсиях и, прикрыв глаза, осмотрелся. Зал был пуст.

Только тогда я открыл потайной ход и последовал за серым человеком.

Вы спросите меня, откуда я знал, куда идти? С удовольствием отвечу. Во время схватки я прицепил к его костюму маленький генератор нейтрино. Частички нейтрино могут беспрепятственно проходить через толщу планеты. Так что металлические конструкции города абсолютно не влияли на прохождение сигнала. Стоит ли говорить, что детектор нейтрино находился в кончике моего носа. Я никогда не отправлялся на задание без полной экипировки.

Светящаяся стрелка указывала вперед и вниз. Я направился вперед и вниз. Мне хотелось узнать, чем занимались серые люди на этой планете. Беглец должен привести меня прямо в их логово.

Мне повезло. Он привел меня прямо к их кораблю.

Увидев впереди свет, я замедлил шаг, оставаясь в затемненном туннеле, и принялся разглядывать огромное куполообразное сооружение. В центре стоял звездолет темно-серого цвета. Со всех сторон к нему спешили серые люди. Некоторые уже сбросили свои маскировочные костюмы, а другие шлепали в своих нарядах чужаков. Крысы, покидающие тонущий корабль. И все это благодаря мне. Теперь на планете царит паника, значит Анжелина уже начала операцию по спасению адмиралов. Все шло по плану.

Хотя я и не думал, что обнаружу их корабль, но, глядя на их поспешное бегство, я решил, что не стоит упускать такую возможность. Но как узнать, куда он полетит? Существует множество приспособлений, которые можно легко прицепить к кораблю и следить за его передвижениями. Но ни одного из них у меня при себе не было. Тут я дал маху. Впрочем, самый маленький детектор такого типа весит около девяноста килограммов. Что же делать?

Я принял решение в тот момент, когда сверху на меня упала металлическая сетка и серые люди облепили меня со всех сторон.

Я мужественно сражался, но кто-то ударил меня по голове железной трубой. Я не смог увернуться, и моя фальшивая голова треснула.

А через секунду мне показалось, что треснула и моя собственная.

10

Я проснулся, почувствовав, что задыхаюсь. Я ослеп, оглох и не мог двигаться. Голова раскалывалась от невыносимой боли. Я немного подергался, но бросил это бесполезное занятие, потому что голова разболелась еще сильнее.

Понемногу охватившая меня паника исчезла, и я попытался оценить ситуацию. Прежде всего, я на самом деле не задыхался, а просто уткнулся лицом в мягкую ткань. Слегка повернув голову, я вздохнул полной грудью.

Так что же произошло? Несмотря на пульсирующую боль в черепе, ко мне вернулась память. Серые люди! Они поймали меня в сеть и били по голове до тех пор, пока я не потерял сознание. После этого - темнота. А что потом? Где они меня держат?

Осуществив это путешествие по лабиринтам памяти, я понял, где я нахожусь. Меня оглушили и оставили в костюме чужака. И я до сих пор нахожусь внутри своего маскировочного наряда. Мои руки внутри механических рук, которые были прочно связаны. Пошевелившись - хотя это движение отозвалось резкой болью в голове, - я сумел высвободить правую руку. Я отодвинул пластиковые складки, которые давили мне на лицо, и понял, что моя голова соскользнула в шею костюма. Подергавшись еще немного, я сумел поднять голову до оптического устройства и посмотреть на металлический пол. Очень интересно. Я постарался освободить вторую руку и ноги, но из этой затеи ничего не вышло. Все это было крайне неприятно, я хотел пить, а голова раскалывалась от боли.

Хорошо, что я оказался предусмотрительным и установил дополнительный резервуар с водой рядом с основным. Нащупав губами трубку, я выпил немного воды, а потом, включив языком подачу виски, влил в себя порцию спасительного напитка. Это быстро меня взбодрило, и, хотя в голове продолжали стучать молоточки, я уже не обращал на них внимания. Теперь, по крайней мере, я мог манипулировать глазами. С трудом мне удалось высунуть один оптический отросток и повернуть его на триста шестьдесят градусов.

Интересное зрелище. Я сразу же понял, почему не могу двигаться. Тяжелые цепи, связывавшие меня, были намертво приварены к полу. Это значительно уменьшало мои шансы на освобождение. Я находился в небольшом помещении без мебели с куполообразным потолком. Это что-то напоминало мне, и глоток виски освежил мою память.

Космический корабль. Космический корабль, последнее, что я увидел перед тем, как потерять сознание. Корабль серых людей, летевший в космосе. Я прекрасно знал, куда он летит, но не хотел думать об этом, чтобы не впадать в депрессию. Сначала надо ответить на один вопрос. Почему они связали меня в костюме чужака?

- Да потому что, идиот, они не знали, что это всего лишь маскировочный костюм! - закричал я.

И тут же пожалел об этом, потому что моя голова чуть не взорвалась от боли.

Но это действительно было так. Костюм чужака был слишком хорош, чтобы заподозрить подделку. Когда серые люди набросились на меня, они понятия не имели, кто я такой на самом деле. Они приняли меня за обычное чудище. Наверное, они очень спешили - цепи были приварены к полу кое-как. Они спешили покинуть планету, пока их не разорвали на части миллионы склизких чужаков. Поэтому они закинули меня на корабль, опутали цепями и стартовали в не известном мне направлении, надеясь разобраться со мной позже.

- Ура! - прошептал я. Затем принялся выбираться из костюма.

Нелегкая работенка, но все же мне это удалось, и я вылез через разрез на груди, как мотылек из куколки. Потянувшись и похрустев суставами, я почувствовал себя гораздо лучше. И совсем обрадовался, когда вытащил из костюма свой пистолет. Теперь, стоя на металлической палубе, я чувствовал вибрацию. Корабль летел в космосе в не известном мне направлении. Освободившись от оков, с пистолетом в руке, я мог посмотреть в глаза правде. Десять к одному, что мы летели домой. На планету серых людей.

Не совсем приятная перспектива, но у меня были шансы улучшить ее. До того, как мы приземлимся и меня придут проведать. Сейчас они, наверное, устали после такого спешного побега и совсем потеряли бдительность. То, что я хотел сделать, надо было делать немедленно. В этом я не сомневался. Я поставил переключатель на пистолете со "взрыва" на "яд", а потом на "сон". Хотя я и был уверен, что серые люди заслуживают смерти, я не мог хладнокровно убивать их. Хватит и того, что я их выведу из строя на время. Если я захвачу корабль, я смогу их всех изолировать. Если же мне не повезет, число оставшихся не будет иметь значения.

- Вперед, Скользкий Джим, спаситель Человечества, - подбодрил себя я.

И тут же с отчаянием обнаружил, что дверь намертво закрыта. Конечно, здесь нужен термит, как же я мог об этом забыть. Я направился к своему маскировочному одеянию. Все системы еще работали, и из-под хвоста выпала граната. Всего лишь пару секунд мне понадобилось на то, чтобы прикрепить гранату к замку. Она замечательно рванула, проделав дыру в двери и наполнив комнату густым, едким дымом. Я не закашлялся лишь потому, что вовремя схватил себя за горло и сжал пальцами кадык.

Отдуваясь, пыхтя и багровея, я пнул ногой дверь. И тут же нырнул в коридор, где упал на пол, целясь во все стороны из пистолета. Ничего. Пустой коридор, к тому же, плохо освещенный. Затем я прикрыл дверь дулом пистолета. Вызвать подозрения могли только небольшие выпуклости возле замка. Пока дверь закрыта, время работает на меня.

Куда теперь? На дверях были номера, и, как на любом звездолете, они уменьшались в сторону носа, где размещался центр управления кораблем. Туда я и направился, как вдруг одна из дверей открылась и оттуда вышел серый человек. Он вытаращил глаза и открыл рот, чтобы позвать на помощь. Но игла из моего пистолета вонзилась ему в горло, и он хлопнулся на палубу. Я прижался к стене, готовый к любым неожиданностям, но коридор был пуст. Пока мне везло.

Но куда деть тело? Решение созрело через секунду. Я приоткрыл ближайшую дверь и заглянул внутрь. Судя по всему, это было спальное помещение. Там, храпя наперебой, спали двенадцать серых людей. Их сон стал еще крепче, когда я выпустил в каждого по иголке. Притащив из коридора первого спящего красавца, я швырнул его на кучу маскировочных костюмов.

- Приятных снов, - пожелал я им, закрывая дверь. - У вас был тяжелый день, но я обещаю, что все ваши трудности еще впереди.

Судя по всему, я недолго находился в бессознательном состоянии. Сваленные в кучу костюмы и спавшие серые люди указывали на то, что мы недолго находимся в космосе. Несколько человек управляли кораблем, остальные безмятежно спали. Может, найти бодрствовавших и тоже уложить спать? Нет, слишком опасно. Неизвестно, сколько их вообще на корабле. К тому же в любую секунду меня могли обнаружить и поднять тревогу. Лучше всего захватить капитанскую рубку. Отрезать ее от остальной части корабля, направиться к ближайшей станции Лиги и позвать на помощь. Если мне удастся сообщить о своем местонахождении, я смогу остановить корабль и дождаться прибытия подмоги. Прекрасная идея. Надо воплотить ее в жизнь.

С пистолетом в руке я крался по коридору к командирской рубке. Проходя мимо двери с надписью "Радиорубка", я открыл ее и пожелал спокойной ночи радисту. Он уткнулся носом в панель передатчика. И тут же заснул. Передо мной была последняя дверь. Я сделал глубокий вдох. С тыла и флангов мне ничего не угрожало. Медленно выдохнув, я открыл дверь.

Больше всего я опасался перестрелки, ведь шансы на победу у меня были невелики. Зайдя в командирскую рубку, я тихо закрыл за собой дверь и огляделся по сторонам. Четыре человека. И все заняты работой. Прямо передо мной маячили два затылка, и я вонзил в них по иголке. Владельцы затылков тут же расслабились. Я осторожно шагнул вперед. Человек, сидевший на месте главного инженера, повернул голову, и тут же получил за это иглу в шею. Оставался последний. Командир. Я не стал его усыплять, потому что хотел с ним поговорить. Засунув пистолет за пояс, я на цыпочках приблизился.

В последний момент он обернулся, но было уже поздно. Я сомкнул пальцы на его шее. Его глаза вылезли из орбит, и он еще несколько секунд подрыгал ногами, прежде чем потерять сознание.

- Шестнадцать-ноль в пользу хороших парней, - удовлетворенно заметил я и сплясал боевой танец. - Но сначала закончи дело, а потом веселись, идиот!

Я был прав. Как всегда, я давал себе полезные советы. Порывшись в ящике, я выудил оттуда моток проволоки и крепко связал руки и ноги командиру. Затем привязал его к трубе подальше от пульта управления. Уложив остальных членов экипажа в ряд, я отстучал пару вопросов компьютеру.

Это был чудесный компьютер, который изо всех сил старался мне понравиться. Сначала он сообщил мне курс и конечную точку полета. Я запомнил эти данные, а для верности записал их на ладони. Если корабль летел туда, куда я предполагал, это должна быть планета серых людей. Специальный Корпус давно уже хотел узнать, где она находится. Что ж, Инскипп получит от меня массу полезных сведений. Затем я запросил координаты ближайшей базы Лиги, установил нужный курс и расслабился.

- Два часа, Джим, всего два часа. Потом мы выйдем из искривленного пространства и окажемся возле базы. Одно коротенькое сообщение - и серым людям конец. Гип-гип - ура!

Затылком я почувствовал на себе взгляд. Обернувшись, я увидел, что командир пришел в себя и смотрел в мою сторону.

- Ты слышал это? - спросил я. - Или тебе повторить?

- Я слышал, - ответил он бесстрастным голосом.

На его лице не отражалось никаких эмоций.

- Вот и хорошо. Меня зовут Джим ди Гриз.

Он молчал.

- Ну, давай, как тебя зовут? Или мне посмотреть на твой ошейник?

- Я - Ком. Твое имя нам известно. Ты и раньше вмешивался в наши дела. Мы уничтожим тебя.

- Рад слышать, что моя репутация идет впереди меня. Но не кажется ли тебе, что это пустая угроза?

- Каким образом ты обнаружил наше присутствие? - спросил Ком, проигнорировав вопрос.

- Уж если ты так хочешь знать, вы сами себя выдали. Возможно, вы и мастера на всякие гадости, но у вас убогое воображение. Ваш фокус с отрезанными руками работает безотказно - уж я-то знаю! - поэтому вы и зациклились на нем. Я видел шрамы на запястьях у одного адмирала.

- Ты один?

Кто кого допрашивал? Но, учитывая свое преимущество, я мог позволить себе быть вежливым.

- Сейчас я один. Но через пару часов здесь будет полным-полно представителей Лиги. На планете нас было четверо. Всем остальным, я надеюсь, удалось бежать, прихватив адмиралов, с которыми вы так нехорошо поступили. Они расскажут о том, что с ними произошло, и, будьте уверены, вас ожидает теплый прием. Вы и ваши люди ведете себя довольно гадко.

- Ты говоришь правду?

Мое терпение лопнуло, и я сказал ему пару теплых слов, каких ему до сих пор еще не доводилось слышать. Надеюсь.

- Ком, друг мой. Ты разозлил меня. Мне нет смысла тебе лгать, ведь у меня на руках все козыри. А теперь заткнись, и я сам задам тебе пару вопросов, на которые я жажду получить ответы. Ты готов?

- Нет.

Я удивленно посмотрел на него. Впервые за все время он повысил голос. Нет, он не закричал, и тон был не злобный. Он просто сказал "нет" твердым командирским голосом.

- Пора заканчивать этот фарс. Мы узнали все, что хотели. Можете заходить.

Это был самый настоящий кошмар. Двери распахнулись, и в рубку стали заходить серые люди. Я стал в них стрелять, но они все шли и шли. Трое лежавших офицеров поднялись с пола и тоже направились ко мне. Я истратил все иглы, я швырнул в них пистолет и попытался удрать.

Но они схватили меня.

11

Хотя я и специалист по рукопашному бою и знаю массу запрещенных приемов, всему есть предел. Особенно если противникам нет числа. Хуже всего то, что они совершенно не умели драться. Они просто висли на мне. Этого было достаточно. Я сбил с ног первых двух, потом еще трех, уложил еще пару человек, но они продолжали наступать. Честно говоря, мне это уже порядком надоело. В конце концов они просто навалились на меня всем скопом, и на этом все закончилось. Сковав мне руки и ноги, они бросили меня на пол. Офицеры заняли свои места. Я хмуро смотрел, как они снова ввели в компьютер прежний курс. Покончив с этим. Ком повернулся ко мне.

- Ты обманул меня, - сказал я.

Не совсем удачная реплика, но как-то надо завязать разговор.

- Конечно.

Трудно обвинить серых людей в многословии. Они никогда не скажут лишнего слова. Но я продолжал гнуть свою линию. Меня охватила легкая паника, потому что теперь я попал в ловушку и не видел никакого выхода.

- А зачем ты это сделал? Скажешь?

- Я полагаю, что это очевидно. Мы, разумеется, могли бы применить к тебе нашу стандартную процедуру мозгового контроля, как мы в начале и планировали. Но мы хотели срочно получить ответы на некоторые интересовавшие нас вопросы. Несколько лет мы работали среди чужаков, и они ничего не заподозрили. Мы желали узнать, каким образом ты обнаружил наше присутствие. Дело в том, что у нас есть технологии психоконтроля для любых жизненных форм. Когда мы готовили мозговые датчики, мы и узнали твою истинную личность. В природе ведь не существует металлических черепов. Мы поняли, что это всего лишь твой маскировочный костюм. Твое лицо слишком было похоже на лицо человека, за которым мы охотимся много лет. Именно тогда я решил пойти на хитрость. Если ты - тот, которого мы ищем, тебе никогда в голову не придет, что тебя могут обмануть.

- Твоя мать никогда не встречалась с твоим отцом, - огрызнулся я.

Никудышный ответ, но ничего лучше я пока не мог сказать. Потому что знал - Ком прав. Меня обвели вокруг пальца как простака.

- Я знал, что если ты будешь считать, что у тебя на руках все карты, ты ответишь на все вопросы. Иначе, чтобы получить на них ответы, нам бы понадобилось несколько дней. А на это у нас не было времени. Поэтому мы разыграли эту комедию. Твой пистолет был заряжен стерильными иглами. Все хорошо сыграли свои роли. А ты - лучше всех.

- Считаешь себя слишком умным?

Это все, что я смог ответить. Меня охватило отчаяние.

- Я действительно умный. Много лет я являюсь организатором всех наших операций, и только два раза они провалились. И оба раза по твоей вине. Теперь, когда мы поймали тебя, никто не сможет помешать нам.

Жестом он приказал своим людям поднять меня с пола.

- Держите его взаперти, пока мы не прилетим. У меня больше нет желания с ним разговаривать.

Деморализованный... Раньше я не понимал смысла этого слова. Лишенный способности двигаться, охваченный тяжелейшей депрессией и отчаянием. Это кого угодно заставит думать о самоубийстве. Но только не меня, конечно. Пока я жив, жива и надежда. Эта мысль лишь углубила мое отчаяние, потому что никакой надежды не было.

Эти люди работали слишком старательно. Подвесив меня за руки на крюк, они принялись снимать с меня одежду, обувь и все остальное. Медленно, не спеша. Затем они избавили меня от таких явных вещей, как ножи, гранаты и отмычки.Затем, при помощи флуороскопа и детектора металлов, они забрали у меня то, что было спрятано гораздо тщательнее. Просветив рентгеном челюсть, они удалили два моих зуба, которые до этого никому обнаружить не удавалось. Когда они закончили, я полегчал на несколько фунтов и чувствовал себя, как новорожденный ребенок. Какое унижение.

Забрав все с собой, меня оставили голым на холодном полу камеры. Который, как я заметил, становился холоднее с каждой минутой. Когда на нем появился иней, я застучал зубами и покрылся гусиной кожей. Я принялся скакать по камере. Это немного согрело меня. Дверь приоткрылась, и охранник просунул ко мне голову.

- Я сейчас умру от холода, - заикаясь, произнес я. - Вы специально понизили температуру. Прекратите эту пытку.

- Мы не используем такие пытки, - почти удивленно ответил он. - Корабль разогрелся при взлете, а теперь он охлаждается до нормальной температуры.

- Я замерзаю. Может, вы и привыкли жить в холодильнике, но я - нет. Дайте мне какую-нибудь одежду или убейте сразу.

В тот момент я действительно так думал. Выжить в таких условиях было невозможно. Охранник немного поразмышлял и удалился. Вернулся он с теплым комбинезоном и четырьмя помощниками. Они сняли с меня оковы и надели комбинезон. Я не стал противиться, потому что один из них засунул мне дуло пистолета прямо в рот. Палец на спусковом крючке побелел от напряжения. Я знал, что в случае чего он не станет долго раздумывать. Я не шевелился, пока на меня надевали комбинезон и натягивали тяжелые башмаки. Пока меня снова не заковали в кандалы, пистолет оставался в том же месте.

Прошло четыре дня, прежде чем мы достигли конечного пункта нашего путешествия. Мои враги были никудышными собеседниками и не отвечали даже на самые оскорбительные ругательства. Еда была безвкусной, но питательной. Поили меня только водой. Естественные потребности я удовлетворял при помощи горшка, и все это мне смертельно надоело. Какие только планы побега ни рождались в моем мозгу. В наручниках, без оружия, я не смог бы захватить корабль, даже если бы мне удалось сбежать. Чего я тоже не мог сделать. К тому времени, когда мы прибыли, я уже почти впал в кому от безысходности и тоски.

- Где мы? - спросил я пришедших за мной охранников. - Давайте, болтуны, говорите. Если вы мне скажете название планеты, никто вас за это не расстреляет. Я ведь все равно никому об этом не расскажу.

Они долго думали, и наконец один из них решился.

- Кеккончихи, - сказал он.

- Будь здоров. Только не вытирай нос рукой. Ха-ха!

Мне пришлось самому смеяться над своей шуткой. Никто меня не поддержал.

Какая ирония судьбы! Я обладал информацией, которая могла навсегда покончить с серыми людьми. Знал название планеты и где она находится. И не мог передать эту информацию. Если бы я обладал минимальными пси-способностями, через минуту здесь было бы полно солдат Лиги. Но таких способностей у меня нет. Меня не раз подвергали пси-тестированию. Я ничего не мог сделать.

Но теперь я мог занять свой мозг и избавиться от депрессии, угнетавшей меня все эти дни. Наступило время снова подумать о побеге.

Нет, я совсем не сумасшедший. Просто мы наконец прибыли и скоро должны покинуть корабль. Меня отведут в какое-нибудь место, где со мной произойдут не очень хорошие вещи. Я в этом не сомневался. Я еще не знал, что именно со мной произойдет, но понимал, что будет только лучше, если я этого никогда не узнаю. Когда мы выйдем из корабля, какое-то время проведем в пути. Именно тогда я должен действовать. Правда, я понятия не имел, что ждет меня после посадки. Но все равно я должен что-то делать.

Серые люди и не думали создавать мне условия для побега. Я попытался выглядеть равнодушным, когда с меня сняли все цепи и застегнули на шее металлический ошейник. Хотя в тот момент в моих жилах застыла кровь. Тонкий шнур от ошейника шел к металлической коробочке, которую один из охранников держал в руке.

- Можно обойтись без демонстрации, - попытался сказать я самым непринужденным тоном. - Я уже носил такую штуку, и ваш друг Край - помните Края? - довольно долго демонстрировал мне принцип действия ошейника.

- Я могу сделать так, - сказал охранник, дотрагиваясь пальцем до одной из кнопок.

- Мне это уже показывали, - закричал я, пятясь назад. - И слова те же самые. Я знаю, вы никогда не отступаете от правил. Стоит только нажата, на кнопку...

Пламя охватило все мое тело. Я ослеп, оглох, чувствуя, как горит моя кожа. Каждый болевой нерв заработал на полную катушку под воздействием нейтральных токов, генерируемых в коробочке. Я знал это, но какая польза от таких знаний? Боль была нестерпимой и, казалось, никогда не прекратится.

Когда все наконец закончилось, я обнаружил, что лежу на полу, не в силах пошевелить и пальцем. Меня подняли на ноги и потащили по коридору. Охранник с коробочкой время от времени толкал меня в спину, чтобы показать, кто тут главный. Я с ним не спорил. Хотя я мог уже ковылять сам, двое серых людей крепко держали меня под руки.

Мне это нравилось. Я еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Они были уверены, что я не сбегу.

- Снаружи холодно? - спросил я, когда мы подошли к шлюзовой камере.

Никто не удостоил меня ответом. Однако они надели меховые шапки и рукавицы.

- А как насчет рукавиц для меня?

Меня снова проигнорировали.

Когда дверь шлюзовой камеры распахнулась, я понял, почему они так тепло оделись. Мощный поров ледяного ветра со снегом ударил мне в лицо. Судя по всему, сейчас далеко не лето. Меня потащили через метель.

Может, это была и не метель, но с неба падали тяжелые хлопья снега. Тусклое солнце освещало снежную белизну ландшафта. Снег, снег и снег, куда ни посмотри. Нет, что-то темное промелькнуло вдали и пропало - каменная стена или какое-нибудь здание. Мы продолжали брести, и я старался не обращать внимание на онемевшие руки и лицо. Нам оставалось пройти еще добрые двести метров. Ноги и тело согрелись, хотя лицо просто заледенело.

Мы были уже на полпути к ожидавшему нас теплому жилищу, когда снова налетел шквальный ветер. За секунду до этого я поскользнулся и упал, потащив за собой одного из охранников. Он не стал жаловаться, хотя и нажал на кнопку, отчего мое тело пронзила острая боль. Так он предупреждал, чтобы в следующий раз я был повнимательней. И все это молча. Я тоже не издал ни звука. Потому что в падении изловчился перекинуть провод от ошейника через плечо, а затем схватил его зубами. И перекусил.

Это не так трудно, как может показаться. Ведь коронки на моих передних зубах сделаны из силиконового карбида. Они невидимы для рентгеновских лучей, потому что у них такая же плотность, как и у обычной эмали. Но по прочности они не уступают и стали. Коронки захрустели и потрескались, когда я плюхнулся на снег, чтобы никто не видел, как я грызу шнур. Снег скрыл меня от охранников на несколько секунд. Этого было вполне достаточно. Человеческие челюсти могут сдавливать предмет с усилием до тридцати пяти килограммов, и я старался изо всех сил.

Шнур лопнул. Как только это произошло, я двинул коленом в пах охраннику, стоявшему справа. Он громко вскрикнул и отпустил мою руку. Ударом ладони по горлу я вырубил второго. Теперь мои руки были свободны, и я прыгнул в сторону.

Стоявший позади меня охранник больше полагался на электронику, чем на свои рефлексы, поэтому и потерял драгоценные секунды. Занимаясь его коллегами, я все время был к нему спиной. А он ничего не предпринял. Только судорожно нажимал на кнопки своей коробочки. Он все еще тыкал в нее пальцем, когда получил удар ногой в живот. Я подставил ему плечо, и он рухнул на меня.

Я даже не оглянулся, чтобы посмотреть, кто же там так кричит. Взвалив обмякшее тело охранника на плечо, я заковылял в снежную мглу.

Все это может показаться безумием. Но не большее ли безумие покорно следовать за этими существами, обрекая себя на верную смерть? Я это уже однажды испытал, и до сих пор на моих запястьях краснели шрамы. Конечно, я теперь мог замерзнуть насмерть. Но это гораздо лучше, чем попасть в лапы серым людям. К тому же я надеялся, что, оставшись на свободе, смогу причинить им немало неприятностей.

Не так уж сильно я ослаб. Это была всего лишь хитрость, чтобы сбить охранника с толку. Хотя теперь я ослабевал - и замерзал - очень быстро. Безжизненное тело охранника весило немало, и это замедляло мой шаг. Но я продолжал идти, пока не споткнулся и не упал головой прямо в сугроб. Мои руки и лицо так онемели, что совсем не чувствовали холода.

Со всех сторон доносились крики, но метель скрывала меня от преследователей. Непослушными пальцами я снял шапку с охранника и нахлобучил ее на свою голову. Мне еле удалось расстегнуть его одежду. Я сразу же сунул свои руки ему под мышки. Казалось, их охватил огонь, но понемногу пальцы стали отогреваться.

От холода мой спутник быстро пришел в себя. Как только его глаза открылись, я вытащил одну руку и, сложив ее в кулак, врезал ему по челюсти. Он тут же потерял сознание, а я присел на корточки, ожидая, когда утихнет боль. Один из преследователей прошел совсем рядом, но нас не заметил. Я не чувствовал никаких угрызений совести, когда снял с охранника перчатки. Поднявшись на ноги, я пошел прочь сквозь снежную пелену.

Потом я побежал. Я часто спотыкался, но не чувствовал холода. Это было единственным утешением. Когда метель стала стихать, я плюхнулся спиной в сугроб, глубоко провалившись в снег. Голоса преследователей раздавались все дальше и дальше. Я лежал, восстанавливая дыхание, и чувствовал, как по лицу течет пот. Затем я осторожно разгреб снег и высунул голову.

Никого не видно. Я подождал, пока снова пойдет снег, и резвым галопом побежал к металлическому забору. Высоченный забор из металлической сетки тянулся до горизонта как в правую, так и в левую сторону. Если к забору была подключена сигнализация, то она уже наверняка сработала. Поэтому отступать не было смысла. Я уже забрался на забор, когда мне в голову пришла прекрасная идея, и я спрыгнул обратно.

Если сигнализация сработала, они станут искать меня в этом месте. Я не собирался облегчать им работу. Вместо того, чтобы перелезть через металлическую сетку, я во всю прыть помчался вдоль забора. Бежал я минут десять. Оглядевшись, никого не увидел. Тогда я перелез через забор, спрыгнул с другой стороны и направился в белую пустыню. Я бежал, пока не рухнул от изнеможения. Лежа в снегу, я с трудом переводил дыхание. Отдышавшись, я внимательно огляделся по сторонам.

Ничего. Только снег. Никаких следов. Ни кустов, ни деревьев, ни камней. Никаких признаков жизни. Белая бескрайняя пустыня, тянущаяся, насколько хватало глаз. Когда вьюга прекратилась, я увидел вдали темное здание, от которого я хотел уйти как можно дальше.

Я развернулся и, спотыкаясь, побрел прочь.

12

- Ты свободный человек, Джим. Свободный. Свободный как птица.

Я пытался таким образом немного взбодрить себя, и это помогло. Только здесь не было птиц. В этой застывшей пустыне не было ничего и никого, кроме меня, в одиночку бредущего по глубокому снегу. Что мне рассказывал Край об этой планете много лет тому назад? Покопавшись в памяти, я на пару секунд отвлекся от мрачных мыслей. Не зря же я посещал курсы по развитию памяти. Я выстроил нужную ассоциативную цепочку и - готово. Память сработала.

Он сказал, что здесь всегда холодно. Здесь нет зеленых растений. Да и вообще тут ничего не растет. Судя по всему, сейчас стояло лето. А что же будет зимой? Они ловят в море рыбу, сказал Край. Жизнь существует только в море. В снегу ничто не выживает. Кроме меня, разумеется. А сколько я еще проживу, зависит от того, сколько я еще смогу двигаться. Одежда согревала меня. Правда, только тогда, когда я передвигал ногами. Но это не может продолжаться вечно. Я видел уже одно здание. Значит, должны быть и другие. Должно же здесь быть что-нибудь еще кроме этого проклятого снега?

Действительно, кое-что было. И я чуть не свалился туда. Интуитивно почувствовав, как снег ушел у меня из-под ног, я отскочил назад. Раздался треск, и в зияющей расщелине я увидел темную воду. Когда щель стала шире, я заметил лед и понял, что все это время я шел не по земле, а по замерзшей поверхности моря.

При такой температуре мне наверняка бы грозила смерть, даже если бы я намочил только ноги. Я бы замерз. Мне эта мысль совершенно не понравилась. Не поднимаясь, я распределил свой вес на снегу и пополз от расщелины. Лишь оказавшись на безопасном расстоянии, я встал и, шатаясь, побрел обратно по своим следам.

- Что теперь, Джим? Думай быстрее. Повсюду вода, а по ней ходить довольно трудно.

Остановившись, я посмотрел по сторонам. Снег перестал идти, но снежная пыль, поднимаемая ветром, клубилась в воздухе. Но я теперь знал, куда смотреть, и в один из периодов затишья увидел темную линию океана. Она уходила налево и направо, насколько хватало глаз.

- Значит, сюда мне путь закрыт. - Я обернулся. - Судя по этим припорошенным следам, великий арктический путешественник, ты пришел отсюда. Нет смысла идти обратно. Пока. Встречающая группа точит ножи. Думай, что делать дальше.

Я стал думать. Если эта земля была такой пустынной, как мне рассказывал Край, то жилища не должны располагаться далеко от океана. Поэтому мне стоило держаться берега. На безопасном расстоянии, чтобы не свалиться в воду. Надо идти в другом направлении. Я надеялся, что здание космодрома не было последним строением в этой ледяной пустыне. Я тронулся в путь, стараясь не думать о том, что тусклый диск солнца опустился почти до самого горизонта. Когда стемнеет - мне конец. Я понятия не имел, как долго длится ночь на Кеккончихи, но знал наверняка - короткая она или длинная, рассвета мне уже не видать. Надо немедленно найти какое-нибудь укрытие. Вернуться обратно? Нет. Конечно, это сумасшествие - но я продолжал идти вперед.

Солнце угасло, мои надежды тоже. Снежная пустыня окрасилась в темные цвета, но я по-прежнему не видел никаких признаков жизни. Увязая в глубоком снегу, я совсем выбился из сил. Но я знал, что стоит мне только остановиться, и мне грозит смерть. Поэтому я продолжал переставлять свинцовые ноги. Хотя я натянул шапку на лицо, нос и щеки совсем потеряли чувствительность.

Мне пришлось остановиться, когда я стал валиться с ног. Я стоял на четвереньках, тяжело дыша.

- Почему бы тебе не остаться здесь, Джим? - спросил я сам себя. - Это гораздо легче, чем куда-то идти. Говорят, что смерть от холода абсолютно безболезненна. - Это показалось мне хорошей идеей. - Какая еще хорошая идея, идиот! Вставай и продолжай идти!

С величайшим трудом мне удалось подняться на ноги. Еще больше усилий понадобилось, чтобы передвигать одну ногу за другой. Полностью поглощенный процессом ходьбы, я не сразу обратил внимание на темные точки, маячившие на горизонте. Сначала я просто остановился и уставился на них, пытаясь привести в порядок свои заледеневшие мысли. Точки передвигались и увеличивались в размерах. Когда я это осознал, то плашмя шлепнулся на снег. Лежа в снегу, я внимательно наблюдал, как трое лыжников проскользили метрах в ста от меня.

Дождавшись, когда они исчезнут из виду, я встал. На этот раз мне не понадобилось никаких усилий. Из маленькой искры надежды разгорелось пламя. Снег перестал падать, а ветер стих. Следы от лыж четко виднелись на снегу. Они куда-то вели. Вели туда, куда лыжники хотели попасть до наступления темноты. Что ж, именно это мне и нужно. Внутри меня закипела энергия, и я пошел по лыжне.

Хотя энергия быстро улетучилась, я продолжал идти. Приближавшаяся ночь уже не пугала меня - отчаяние уступило место надежде. Лыжники двигались быстрее меня, но не слишком быстро. До начала сумерек они уже будут дома. Я надеялся, что тоже дойду туда.

Теория была правильной, но воплотить ее в жизнь оказалось не так уж просто. Солнце еще не опустилось за горизонт, но скрылось за плотными облаками, и видимость резко ухудшилась. Идти по следам было все труднее и труднее. К тому же я смертельно устал. Остановившись, я поднял глаза, поморгал, прищурился и увидел черное пятно на горизонте. Мой мозг настолько промерз, что я не сразу осознал важность увиденного.

- Черное - это прекрасно! - хрипло прошептал я. - Это не белый снег, а тебе подходит все, кроме снега.

Я снова заковылял, размахивая руками и высоко держа голову. Я попытался насвистывать, но мои губы потрескались от холода. Белое безмолвие уже не тревожило меня. Черное пятно оказалось зданием, нет, группой зданий. Все ближе и ближе. Здания из темного камня. Маленькие окна. Покатые крыши, чтобы на них не скапливался снег. Крепкие и уродливые здания. Но что за скрип вдруг донесся до моих ушей?

Я шел беззвучно, потому что ступал по рыхлому снегу. А это были шаги по утоптанному снегу. И они приближались. Вернуться обратно? Нет, лучше упасть. Когда я рухнул на снег, идущие завернули за угол ближайшего здания.

Мне ничего больше не оставалось, как лежать неподвижно и надеяться, что меня не заметят. По чистой случайности меня никто не увидел. Шаги становились все громче и громче, затем стали удаляться и, наконец, стихли. Я осторожно поднял голову и увидел колонну уходивших людей. Человек двадцать. Они завернули за следующее здание и скрылись из виду. В отчаянии я вскочил на ноги и засеменил за ними. Я завернул за угол как раз вовремя - последний человек как раз скрылся в здании. Большая и тяжелая дверь громко хлопнула. Именно туда мне и надо. Я скорее падал вперед, чем шел. И откуда у меня только взялись силы? Подойдя к двери, я дернул за ручку.

Дверь не открывалась.

В жизни полно таких моментов, которые лучше забыть и никогда не вспоминать. Спустя некоторое время они кажутся забавными, о них можно со смехом рассказывать после ужина, сидя у горящего камина. Но сейчас мне было абсолютно не смешно. Мало того, я понял, что мне конец.

Сколько я ни дергал за дверь, она не поддавалась. Напрасно я крутил ручку окоченевшими пальцами. Окончательно выбившись из сил, я навалился на дверь, чтобы не упасть. Она вдруг поддалась и открылась вовнутрь.

Впервые в жизни я не стал проверять, что находится по ту сторону двери. Я просто ввалился в теплое помещение и услышал, как дверь захлопнулась за мной. Тепло, великолепное тепло окутало меня, и, прислонившись к стене, я наслаждался им. Передо мной тянулся длинный, плохо освещенный коридор со стенами из грубо отесанного камня. Я был один, но вдоль коридора виднелось множество дверей, откуда в любой момент мог кто-нибудь выйти. Но я ничего не мог с собой поделать. Если бы стены не было, я бы просто упал на пол. Я стоял, прислонившись к ней, как ледяная статуя. Снег таял, и под ногами у меня натекли лужицы. Я чувствовал, как вместе с теплом ко мне возвращается жизнь.

Ближайшая от меня дверь распахнулась, и оттуда вышел человек. До него было не более двух метров.

Стоило ему только повернуть голову, он бы заметил меня. Даже в сумрачном свете я разглядел его серую одежду, длинные сальные волосы и даже перхоть на плечах. Стоя ко мне спиной, он сунул ключ в замочную скважину и запер дверь.

Затем он пошел по коридору и вскоре пропал из виду.

- Хватит подпирать стену. Подумай лучше о том, что делать дальше. Ты, ржавая стальная крыса, действуй! - подбодрил я себя хриплым шепотом. - Не испытывай судьбу. Убирайся из этого коридора. Почему бы тебе не зайти в ту дверь? Если он ее запер, то там наверняка никого нет.

Хорошая мысль, Джим. Только где взять отмычку? Найди что-нибудь подходящее, вот и все. Я снял меховые рукавицы и вместе с шапкой засунул их за пазуху. Хотя внутри здания было холодно, мне показалось, что я нахожусь в раскаленной печи. Мои посиневшие пальцы обрели гибкость, хоть и сильно болели. Я потрогал обрывок шнура, свисавшего с металлического ошейника. Внутри были провода. Разжевав их зубами, я сделал из них подобие отмычки и засунул ее в замок.

Замок с огромной замочной скважиной оказался большим. Я превосходный взломщик. Что ж... мне повезло. Я шуровал отмычкой в замке, пока он наконец не поддался. В помещении царила тьма. Я зашел, закрыл за собой дверь, запер ее, а затем облегченно вздохнул. Впервые за все время после побега я почувствовал, что у меня появился шанс на спасение. Со счастливой улыбкой я повалился на пол и заснул.

Почти заснул. Хотя мои глаза слипались, я понял, что это не самое лучшее решение. Столько пройти и снова попасть в плен лишь потому, что меня сморил сон. Ни в коем случае.

- За работу! - приказал я себе и прикусил кончик языка.

Это тут же привело меня в чувство. Я вскочил на ноги, ругаясь от боли, и принялся на ощупь продвигаться по комнате. Это было узкое помещение, похожее на коридор. Оставаться здесь не было никакого смысла, поэтому я направился туда, где за поворотом виднелся тусклый свет. Осторожно высунув голову, я увидел в стене небольшое окошко. По ту сторону окна стоял мальчик и смотрел прямо на меня.

Отступать было поздно. Я улыбнулся ему, потом нахмурился, но он не обратил на меня никакого внимания. Затем мальчик пригладил волосы рукой. Где-то глухо прозвенел звонок, и мальчик поспешно ушел.

Конечно. Одностороннее стекло. С его стороны зеркало, а с моей - дымчатое стекло. Зеркало, установленное специально для наблюдения. Чтобы наблюдать, оставаясь незамеченным. Наблюдать за кем? Я прошел дальше по коридору и увидел за стеклом помещение, напоминавшее классную комнату. Мальчик вместе со своими одноклассниками теперь сидел за партой и внимательно слушал учителя. Учитель - серый человек с серыми волосами и бесстрастным лицом - вел занятие. На нем не отражалось никаких эмоций. И - как я внезапно понял - на лицах мальчиков тоже. Никто не улыбался, не смеялся, не жевал резинку. Все внимательно слушали учителя. Совсем не похоже на урок. По крайней мере, моя учеба проходила гораздо веселее. За спиной учителя висел плакат. На нем было написано большими черными буквами: НЕ УЛЫБАЙСЯ, и дальше: НЕ ХМУРЬСЯ.

Оба указания неукоснительно выполнялись. Что это за школа? Когда мои глаза привыкли к тусклому свету, я увидел рядом с окошком динамик и выключатель. Понятно, для чего это надо. Я щелкнул выключателем и тут же услышал монотонный голос учителя:

- ...Моральная Философия. Это обязательный предмет, который вы будете изучать, пока не овладеете им в совершенстве. Вы не должны допускать ошибок. Именно Моральная Философия делает нас великими. Именно Моральная Философия позволяет нам править другими. Вы уже читали книги по истории и знаете о Днях Кеккончихи. Вы знаете, как нас бросили на произвол судьбы и только Тысяча осталась в живых. Когда они проявляли слабость, они умирали. Когда они боялись, они умирали. Когда они позволяли эмоциям брать верх над разумом, они умирали. Сегодня вы здесь лишь потому, что они выжили. Моральная Философия дала им силы выжить. Она даст силы и вам. Когда вы вырастете, вы покинете этот мир и установите господство над более слабыми расами. Мы - высшая раса. У нас есть на это право. А теперь отвечайте. Если вы слабы?

- Мы умрем, - монотонным хором ответили ученики.

- Если вы боитесь?

- Мы умрем.

- Если вы позволяете эмоциям...

Я выключил звук, чувствуя, что услышал более чем достаточно. А затем погрузился в раздумья. Все эти годы, которые я посвятил преследованию и борьбе с серыми людьми, я никогда не задумывался, почему они такие? Я воспринимал их враждебность, как нечто само собой разумеющееся. То, что мне удалось подслушать, говорило о том, что их жестокость и настойчивость были далеко не случайными проявлениями. Их бросили на произвол судьбы, как сказал учитель. Наверное, на этой планете когда-то существовала колония. Возможно, чтобы добывать там руду, минералы или что-нибудь в этом роде. Планета была неприветливой и настолько удаленной от цивилизованных миров, что для основания колонии надо было иметь весомую причину. Затем этих людей бросили. Очевидно, это случилось в тяжелые годы Распада. Судя по всему, колония во всем зависела от внешнего мира. Оставшись одни, люди вынуждены были сами заботиться о своих нуждах. Наверное, большинство из них умерли, выжила лишь горстка самых стойких. Они выжили - если это можно назвать жизнью, - отказавшись от всех человеческих чувств и эмоций, посвятив свою жизнь лишь борьбе за существование. Они начали борьбу с безжалостной планетой и победили.

Но при этом они потеряли свою человечность. Они стали похожи на машины, стремящиеся только к одной цели - выжить. Они эмоционально огрубели и превратились в моральных уродов. И теперь называли это силой, которая возвеличит их будущие поколения. Моральная Философия. Назвать ее моральной можно было лишь в то время, когда они старались выжить на этой планете. Но о какой морали может идти речь, когда они принялись закабалять другие народы. Их надо было исправлять, так, по крайней мере, считали серые люди. Остальная часть Человечества была слабой и излишне эмоциональной, смеялась и хмурилась, тратила энергию на всякие глупости. Серые люди не только считали себя самыми лучшими - их заставляли думать, что они самые лучшие. Несколько поколений, взращенных на ненависти к тем, кто их бросил, - и серые люди превратились в беспощадных галактических завоевателей. Они навязывали свои условия покоренным планетам. Слабые должны умирать - это основное правило. Выживших насильно вели к лучшей жизни.

Для тех немногих, которых они не могли завоевать сами, серые люди использовали других. Они задумали и осуществили межпланетную интервенцию на Клианду. Это продолжалось до тех пор, пока не вмешался Специальный Корпус. Операцию по борьбе с серыми людьми организовал я. Не удивительно, что они так хотели захватать меня своими холодными руками.

А здесь находилась их тренировочная база. Школа, в которой из каждого юного жителя Кеккончихи делали ревностного приверженца дела предков серых людей. Здесь не существовало никаких развлечений. Это школа выживания, где в детях убивали их природные склонности, поразила меня. Я находился в тепле и - пока - в безопасности. Чем больше я узнаю об этом месте, тем больше у меня шансов придумать какой-нибудь план дальнейших действий. Хватит слоняться по темным коридорам. Я подошел к следующей классной комнате. Здесь располагалась мастерская. Подростки собирали какие-то приборы.

Какие-то приборы? Те самые приборы. Я схватился за обруч на шее, глядя на них, как кролик на удава.

Они собирали маленькие металлические коробочки с кнопками. Коробочки с проводами, которые тянулись к ошейникам. Точно такой же ошейник был на мне. Машины для пыток. Я провел рукой по стене и нащупал выключатель.

- ...разница только в применении, но не в теории. Вы собираете и испытываете эти синаптические генераторы, чтобы ознакомиться с их методом действия. Затем, когда вы перейдете к изучению аксионных фидеров, вам станет понятен их принцип функционирования. А теперь посмотрите на диаграмму на странице номер двадцать...

Аксионный фидер. Я должен узнать про него как можно больше. Я подозревал, что этот аппарат я ни разу не видел. Но сталкиваться с ним мне уже приходилось. Мозговой угнетатель, который порождал ужасные воспоминания в памяти. Воспоминания о том, чего на самом деле не было. Впрочем, от этого мне было не легче.

Какой же я идиот. Стоял там, как столб, позабыв об опасности. Загипнотизированный голосом учителя, я не слышал приближавшихся ко мне шагов и не видел человека, который подошел ко мне вплотную.

13

В таких случаях надо сначала действовать, а потом уже думать. Поэтому я бросился на него, пытаясь сдавить руками его горло. Он даже не пошевелился, а только тихо произнес:

- Добро пожаловать в школу Юрусарата, Джеймс ди Гриз. Я надеялся, что ты найдешь сюда дорогу...

Он замолчал, когда мои пальцы сдавили его горло. Он не сопротивлялся, на его лице не отражалось никаких эмоций. Он спокойно смотрел мне в глаза. У него была дряблая, морщинистая кожа, и я внезапно понял, что он очень-очень стар.

Хотя я прошел специальную подготовку и могу убить, защищая свою жизнь, я не могу душить стариков, которые не оказывают сопротивления. Мои пальцы разжались сами собой. Я выдержал его взгляд и сказал своим самым грозным голосом:

- Стоит тебе только позвать на помощь - и ты покойник!

- Я не собираюсь этого делать. Меня зовут Ханасу, и я ждал встречи с тобой, как только ты совершил побег. Я сделал все возможное, чтобы ты пришел сюда.

- Может, ты объяснишь, что все это значит?

Я опустил руки, но был готов к любым неожиданностям.

- Разумеется. Как только я услышал сообщение о твоем побеге, я сразу же попытался поставить себя на твое место. Если ты пойдешь на юг или на восток, ты окажешься в городе, где тебя сразу же поймают. Если ты пойдешь в обратную сторону - на запад - ты выйдешь к этой школе. Конечно, если ты направишься на север, то сразу же окажешься возле моря и все равно повернешь на запад. Основываясь на этой теории, я изменил расписание занятий и сказал, что сегодня всем ученикам нужна физическая подготовка. Они, конечно, обозлились на меня, потому что теперь им придется наверстывать пропущенные часы в вечернее время. Но все же они прошита несколько километров на лыжах. Не случайно их маршрут пролегал следующим образом - сначала на юг, потом на запад, а затем обратно по берегу океана. Я решил, что увидев лыжников, ты последуешь за ними. Ты ведь так поступил?

Мне не было смысла лгать.

- Да. А что теперь ты собираешься делать?

- Делать? Поговорить с тобой, что еще? Никто не видел, как ты вошел в здание?

- Нет.

- Все гораздо лучше, чем я ожидал. Я был уверен, что мне придется кое к кому применить аксионный фидер. Я совсем забыл, что ты очень изобретательный человек. Если пройти до конца по этой наблюдательной галерее, мы окажемся в моем кабинете. Пойдем?

- Зачем? Ты хочешь выдать меня?

- Нет. Я хочу с тобой поговорить.

- Я тебе не верю.

- Это понятно. Тебе нет смысла доверять мне. Но у тебя нет выбора. Уж если ты сразу не убил меня, вряд ли ты это сделаешь сейчас. Следуй за мной.

С этими словами Ханасу повернулся и пошел по коридору. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. И держаться рядом. Я не собирался его убивать, но если бы он только попытался поднять тревогу, я бы быстро его успокоил.

Галерея извивалась, и мы проходили мимо многих классных комнат, но, к сожалению, я не мог остановиться и посмотреть, чем занимаются ученики. Я шел за спиной Ханасу, когда он поднялся по ступенькам и взялся за ручку двери. Я схватил его за плечо.

- Что здесь? - спросил я.

- Мой кабинет. Я уже говорил...

- Здесь кто-нибудь есть?

- Навряд ли. Никто не имеет права заходить сюда без моего разрешения. Но я посмотрю...

- Лучше это сделаю я.

Я так и сделал. Ханасу оказался прав.

Я чувствовал себя как ящерица, одним глазом держа его в поле зрения, а другим осматривая комнату. Узкое, темное окно, полки с книгами, большой стол, шкаф с картотекой, несколько стульев. Я указал ему на стул, стоявший подальше от стола - в столе могли быть скрыты кнопки сигнализации. Он покорно уселся и сложил руки на груди. А я еще немного порыскал по кабинету. На столе стоял кувшин с водой и стакан. Я внезапно почувствовал, как мне хочется пить. Я налил себе полный стакан воды и опустошил его одним духом. Затем я упал на стул и закинул ноги на стол.

- Ты действительно хочешь мне помочь? - скептическим тоном спросил я.

- Да.

- Для начала ты можешь показать, как снять эту штуку с шеи?

- Конечно. Ключ в правом ящике стола. Замочная скважина рядом с проводом.

Немного повозившись, я наконец расстегнул ошейник и швырнул его в угол.

- Прекрасно. - Я повертел головой. - Хороший кабинет. Ты заведуешь этой школой?

- Да. Я здесь Наставник. Меня сослали сюда в наказание. Они не осмелились убить меня.

- Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Может, ты объяснишь, в чем дело?

- Разумеется. Планетой правит Комитет Десяти. Многие годы я состоял в этом Комитете. Я хороший организатор. Именно я спланировал всю операцию по захвату Клианды. Когда операция провалилась благодаря твоему вмешательству, я вернулся и стал Первым в Комитете. Именно тогда я попытался изменить наши программы, и меня за это наказали. С тех пор я руковожу этой школой. Я не могу уйти отсюда и не могу изменить ни единого слова в программе обучения. Это надежная тюрьма.

Все это становилось весьма интересным.

- А какие изменения ты хотел внести?

- Радикальные. Я стал сомневаться в правильности наших целей. Я имел дело с другими культурами - прогнившими, как утверждали наши теоретики, - и у меня возникло много вопросов касательно нашей. Но как только я решил претворить свои идеи в жизнь, меня лишили власти и сослали сюда. На Кеккончихи не должны появляться никакие новые идеи...

Дверь открылась, и ученик втолкнул тележку на колесиках.

- Я привез ваш ужин, Наставник, - сказал он, а затем увидел меня. На его лице не отразилось никаких эмоций. - Это сбежавший пленник.

Только усталость удержала меня на месте. Мне пришлось немало пережить за день, и мозг - как и тело - уже не реагировал с присущей ему быстротой. Как мне поступить с этим учеником?

- Ты прав, Иору, - сказал Ханасу. - Заходи. Ты проследишь за пленником, а я пойду позову на помощь.

Когда я услышал эти слова, я подскочил как ужаленный, готовый прикончить их обоих. Но Ханасу не вышел из комнаты. Вместо этого он зашел Иору за спину и бесшумно закрыл дверь. Затем он взял с полки черную металлическую коробочку и коснулся ею затылка ученика. Мальчик застыл с широко раскрытыми глазами.

- Опасность миновала, - сказал Ханасу. - Я сотру в его памяти воспоминания о последних минутах. Вот и все.

К горлу у меня подкатил комок. Я почувствовал отвращение и страх. Да-да, именно страх.

- Что это за штука?

- Аксионный фидер. Ты не раз его видел, но, конечно, ничего не помнишь. Этот прибор может стирать воспоминания и заменять их другими. А теперь выйди на минутку в коридор, чтобы ученик мог спокойно уйти.

Был ли у меня выбор? Я не знал. Возможно, усталость взяла верх. Я не стал спорить. Я просто подчинился. Хотя и не полностью закрыл дверь, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим в комнате. Ханасу что-то покрутил в аксионном фидере и снова приложил его к затылку мальчика. Ничего не произошло. Затем Ханасу открыл дверь и сел на свое место. Через несколько секунд мальчик зашевелился и принялся двигать тележку в комнату.

- Я привез ваш ужин, Наставник, - сказал он.

- Оставь его здесь и больше сегодня не приходи. Я не хочу, чтобы меня беспокоили.

- Слушаюсь, Наставник.

Повернувшись, ученик вышел, и я вернулся в комнату.

- Это приспособление... то самое, которое применяли ко мне? - спросил я.

- Да.

- Это самая ужасная и жестокая вещь во всей Галактике.

- Это всего лишь машина, - ровным голосом ответил Ханасу, кладя аксионный фидер обратно на полку. - Я не хочу есть, а ты, должно быть, голоден после стольких испытаний. Угощайся.

Действительно, я и думать забыл о голоде, но когда Ханасу напомнил мне о еде, я почувствовал, что могу съесть целого быка. В сыром виде. Я снял крышку с тарелки, и от вида пищи у меня потекли слюнки. Это была все та же безвкусная рыба, которой меня кормили на звездолете, но теперь она показалась мне изысканным деликатесом. Я засовывал себе в рот огромные куски, жевал и слушал Ханасу.

- Я пытаюсь понять, по какой причине ты считаешь эту машину жестокой вещью. Может, ты имел в виду цель, для которой она используется? - Я кивнул с набитым ртом. - Тогда причина мне понятна. Это моя беда. Я слишком умен, иначе бы я не был первым учеником в школе, а затем - Первым в Комитете. За годы, проведенные в ссылке, я пришел к мысли, что большинство людей на этой планете глупы и лишены воображения. Ум и воображение являются препятствием для выживания в таком суровом мире, как наш. В результате селективного отбора мы уничтожили эти качества. Это означает, что я - исключение, мутант. Эти различия не проявлялись во мне в годы юности. Я верил во все то, чему меня учили, и получал только отличные оценки. Я раньше не задавал вопросов, потому что их здесь никто не задает. Самое главное - это послушание. Теперь меня терзают сомнения. Мы не высшая, раса, мы просто не похожи на других. То, что мы хотели подчинить или уничтожить других, было нашей ошибкой. Наши контакты с чужаками в войне против собственного рода - величайшее преступление.

- Ты прав, - сказал я, с сожалением проглотив последний кусок. - Я бы не отказался еще от одной порции.

Но Ханасу, казалось, не слышал меня. Он продолжал:

- Когда я все это понял, я попытался изменить наши цели. Но это оказалось невозможным. Хотя я и руковожу этой школой, я не могу изменить ни единого слова в учебных программах.

- Я могу все изменить, - сказал я.

- Конечно, - согласился он, повернувшись ко мне.

Его лицо дрогнуло, и уголки губ слегка приподнялись. Он слабо улыбался, но все же это была улыбка.

- А как ты думаешь, почему я хотел, чтобы ты пришел сюда? Ты можешь сделать то, о чем я давно мечтаю. Спасти людей этой холодной планеты от самих себя.

- Достаточно одного сообщения. Стоит только передать данные о местонахождении этой планеты.

- А затем появятся... солдаты вашей Лиги и нас уничтожат. Трагедия неизбежна.

- Ничего подобного. Ни один волосок не упадет с ваших голов.

- Это издевательство, и оно мне не нравится. Перестань смеяться надо мной. - Мне даже показалось, что в его голосе прозвучало раздражение.

- Это правда. Ты просто не знаешь законов цивилизованного мира. Признаюсь, многие действительно предпочли бы стереть вашу планету в порошок, если бы узнали, где она находится. Но об этом будут знать только представители Лиги. Лига станет следить, чтобы ваши люди больше не делали гадостей. И предложит вам, как это делается в подобных случаях, помощь и сотрудничество.

Ханасу удивился.

- Не понимаю. Они должны убить нас...

- Достаточно убийств. У вас в голове только одно - жить или умереть. Убить или быть убитым. Эта философия принадлежит темному этапу развития человечества, который, я надеюсь, остался далеко в прошлом. Возможно, у нас не самая лучшая система правления с точки зрения этики, но мы, по крайней мере, запрещаем применять насилие в качестве меры воздействия. Как ты думаешь, почему ваши друзья чужаки добились таких успехов? У нас уже нет армий и флотов, предназначенных для ведения войн. Да и войн у нас давным-давно не было. Пока не появились серые люди и не постарались перевести стрелки часов на двадцать тысяч лет назад. Государство не должно возводить убийство в ранг государственной политики. Никогда.

- Такой закон необходим. Тот, кто убил, заслуживает смерти.

- Чепуха. Это не вернет мертвого к жизни. А общество, прибегающее к убийству, само становится убийцей. А сейчас у тебя вообще отвиснет челюсть. Высшая мера наказания не останавливает рост преступности, это доказанный факт. Насилие порождает насилие, убийство порождает убийство.

Ханасу мерил шагами комнату, пытаясь уяснить эти чуждые для него принципы. Тем временем я облизал тарелку и ложку. Вздохнув, Ханасу снова уселся на стул.

- То, что ты мне рассказал, не укладывается в моем сознании. Я должен все как следует обдумать, но не это сейчас важно. Самое главное - это то, что я уже принял решение. Оно созрело после долгих лет раздумий. Агрессии Кеккончихи надо положить конец. Слишком много крови. Я считал, что по законам логики вы убьете всех нас за эти преступления. Но ты сказал, что этого не произойдет, и я верю тебе. Но это не так важно. Надо отправить послание вашей Лиге.

- Как?

- Это ты должен ответить на этот вопрос. Будь у меня такая возможность, разве я сам не связался бы с Лигой?

- Да, конечно. - Теперь наступила моя очередь ходить по комнате. - Конечно почтовая связь с другими планетами отсутствует. Пси-операторов тоже нет. Или есть? Неважно. Они все равно не передадут это сообщение. Радио?

- Ближайшая база Лиги находится на расстоянии четыреста тридцать световых лет.

- М-да, мы не можем столько ждать. Мне придется каким-то образом проникнуть на один из звездолетов, когда они будут стартовать.

- Это практически невозможно.

- Не сомневаюсь. Так что же ты предлагаешь? Знаю-знаю, ты только что сам задал мне подобный вопрос. Должен же быть какой-то выход. Может, он приснится мне. Есть здесь безопасное место, где...

Резкая трель прервала меня на полуслове. Я широко раскрыл глаза.

- Это коммуникатор. Меня вызывают по дальней связи. Отойди к стене, чтобы не попасть в поле зрения.

Он сел за стол и щелкнул переключателем.

- Ханасу, - произнес он бесцветным голосом.

- ОТРЯД ПРИБУДЕТ К ВАМ ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО МИНУТ. ВСЕ ВЫХОДЫ ИЗ ШКОЛЫ БУДУТ ПЕРЕКРЫТЫ. СЛЕДЫ БЕГЛЕЦА ВЕДУТ К ВАМ, И, ВОЗМОЖНО, ОН ПРЯЧЕТСЯ В ВАШЕЙ ШКОЛЕ. В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ К ВАМ ОТПРАВИТСЯ ТРАНСПОРТ С ШЕСТЬЮ ОТРЯДАМИ НА БОРТУ. ШКОЛУ ОБЫЩУТ, И БЕГЛЕЦ БУДЕТ ПОЙМАН.

14

- Какие у вас имеются доказательства, что он в школе? - спросил Ханасу.

- СЛЕДЫ НА СНЕГУ, ВЕДУЩИЕ В ВАШЕМ НАПРАВЛЕНИИ. ИЛИ ОН ПРЯЧЕТСЯ В ВАШЕЙ ШКОЛЕ, ИЛИ ОН ПОГИБ.

- Ученики помогут вам обыскать школу. Они хорошо знают, где можно спрятаться в школьных зданиях.

- ДАЙТЕ СООТВЕТСТВУЮЩИЙ ПРИКАЗ.

Выключив коммуникатор, Ханасу холодно посмотрел на меня.

- Итак, наш план провалился. Поймав тебя, они применят аксионный фидер и узнают о моем участии в заговоре. Согласен ли ты совершить самоубийство, чтобы защитить меня?

Все это он высказал мне с непроницаемым лицом. Тем же бесцветным тоном. Хотя в комнате было холодно, я почувствовал, как на лбу у меня выступила испарина.

- Не так быстро. Еще не все потеряно. Давай оставим самоубийство в качестве последнего средства. Я могу где-нибудь спрятаться?

- Нет. Они все обыщут.

- А здесь? В твоем кабинете. Скажешь им, что меня здесь нет.

- Ты не знаешь наших людей. Что бы я - или кто другой - ни сказал, они обыщут все помещения согласно полученному приказу. Мы очень старательные.

- Но у вас отсутствует воображение. Я перехитрю их.

В тот момент у меня самого было туго с воображением. Только адреналин, выброшенный в кровь предложением о самоубийстве, заставил шевелиться мои извилины. В отчаянии я посмотрел по сторонам.

- Окно! Я вылезу через него и спрячусь...

- Оно никогда не открывается. Закрыто намертво.

- Никогда не открывается? Даже летом?

- Сейчас лето.

- Я боялся, что ты это скажешь. Не все еще потеряно. - В моем голосе звучала безысходность, потому что у меня было предчувствие, что все потеряно. - Если нельзя спрятаться внутри, я спрячусь снаружи. Должен существовать какой-то выход на крышу. Чтобы сделать тамремонт. Или закрепить черепицу.

- Там нет черепицы.

Я с трудом удержался, чтобы не вырвать у себя клок волос.

- Не надо понимать меня буквально. Ведь можно как-то попасть на крышу изнутри?

- Можно.

Я еле сдержался, чтобы не схватить его за горло и не вытряхнуть из него необходимые мне сведения.

- У тебя есть планы? Планы-схемы школьных зданий?

- Да. Они в шкафу.

- Тогда достань их. Побыстрее, если можно.

Сколько времени осталось до прибытия поисковых отрядов? Я защелкал пальцами, погрыз ногти, и, когда Ханасу достал планы, вырвал их у него из рук. Я быстро переворачивал листы, не обращая внимания на его оптимистические замечания.

- Мы зря теряем время. Выхода нет. Я не хочу, чтобы меня пытали при помощи аксионного фидера. Если ты не желаешь покончить жизнь самоубийством, тогда я сам...

- Хватит ныть! - рявкнул я.

Мне это уже начинало действовать на нервы. Я ткнул пальцем в схему.

- Вот это. Что это за обозначение?

Ханасу взял листок, направил на него свет и прищурился. Мое сердце застучало в два раза быстрее.

- Да, я вижу, - наконец произнес он. - Это дверь.

Я хлопнул его по плечу.

- Мы спасены! Если ты сделаешь все, что я прикажу. Первое, распорядись, чтобы все собрались вместе. Я имею в виду не только учеников, но и учителей, поваров, садовников, специалистов по пыткам. Всех.

- У нас нет садовников.

- Какая разница! - Мой голос сорвался, и я с трудом взял себя в руки. - Самое главное, чтобы они собрались все вместе. Сейчас! Скажи им, что они должны участвовать в поисках. Остальное я объясню тебе потом.

Он беспрекословно выполнил мой приказ. Да здравствует железная дисциплина Кеккончихи! К тому времени, когда он объявил общий сбор, я уже знал, что делать дальше.

- Я не могу выйти отсюда незамеченным, поэтому тебе придется самому принести из лаборатории все, что мне нужно. А мне нужен гвоздемет - проверь, чтобы в нем было не менее десяти гвоздей или шурупов, - пятьдесят метров веревки, выдерживающей груз до пятисот килограммов, фонарик с батарейками и машинное масло. Где мне подождать, пока ты все это принесешь?

- Здесь. В коридоре полно людей. К тому времени, когда я вернусь, все уже соберутся в конференц-зале.

- Замечательно.

- Я не знаю, что ты собираешься делать, но я тебе помогу. Когда тебя поймают, у меня будет время покончить с собой.

- Мне нравится, что ты, Ханасу, всегда смотришь в будущее с оптимизмом. А теперь за дело!

Он ушел, а я принялся мерить шагами ковер, пытаясь найти хоть один необгрызенный ноготь. Зажужжал коммуникатор, и я быстро отпрыгнул в сторону. Ханасу отсутствовал четыре минуты, а мне показалось, что прошло четыре дня.

- Тебе звонят, - сообщил я, забирая у него вещи.

Пока он направлялся к коммуникатору, я рассовал все по карманам.

- Поисковые отряды прибыли. Все собрались в конференц-зале, - сообщил Ханасу.

- Хорошие новости. Спускайся вниз и организуй их. Скажи, чтобы они тщательно обыскали все здания снизу доверху. Мне необходимо как можно больше времени, ведь я не знаю, что ждет меня впереди.

- Ты собираешься вылезти на крышу?

- Пока еще сам не знаю. Пошевеливайся.

- Конечно, ты прав.

Он пошел к двери, открыл ее и обернулся.

- Удачи. Ведь так принято говорить в подобных случаях?

- Да. Спасибо. Я тоже желаю тебе удачи. Я постараюсь, чтобы нам не пришлось прибегать к пакту о взаимном самоубийстве.

Я вышел вслед за ним. Ханасу стал неторопливо спускаться по ступенькам, а я рванул по лестнице вверх, сжимая в кулаке схему здания. Восхождение согрело меня, но, добравшись до последнего этажа, я запыхался. Сегодня у меня был нелегкий день. В конце коридора виднелась дверь. Разумеется, она была заперта.

- Джим ди Гриз смеется над такими замками, - рассмеялся я, засунув ноготь большого пальца в замочную скважину огромного замка.

Дверь со страшным скрипом распахнулась, я заскочил вовнутрь и захлопнул ее за собой. Я поискал выключатель, но так и не нашел его. Было холодно и пахло сыростью. Я включил фонарик, который взял с собой, и огляделся. Вокруг меня громоздились ящики и груды пожелтевших бумаг. Дверь, которую я искал, находилась в дальнем конце комнаты. В добрых четырех метрах от пола. Лестницы не было.

- Все лучше и лучше, - подбодрил себя я и принялся ставить ящики один на другой.

Пришлось немного повозиться. Ведь я не мог таскать ящики по полу, чтобы не оставлять следов. Приходилось носить их на себе. Когда я закончил это занятие, мне уже не было холодно. Я даже вспотел, когда вспомнил про поисковые группы. Интересно, где они сейчас? Я принялся быстро карабкаться по ящикам.

Это была не дверь, а крышка люка размером в квадратный метр, расположенного почти у верхушки крыши. Когда я толкнул ее, она заскрипела, и на меня посыпалась ржавчина. Ничего другого я и не ожидал. Я тщательно смазал петли машинным маслом, чтобы не скрипели, а затем тщательно вытер всю ржавчину. Теперь это была обычная крышка люка со смазанными петлями. Оставалось только надеяться, что тот, в чьи обязанности входит следить за такими люками, не окажется в составе поисковой группы. Мне ничего не оставалось, как пойти на этот риск. Теперь, когда я толкнул крышку люка, она легко открылась, и в лицо мне ударил ледяной ветер. Я высунул голову в холодную темноту. При тусклом свете звезд я увидел, что на крыше мне спрятаться негде.

- Решишь эту проблему в свое время, - сказал я сам себе с неискренним энтузиазмом. - Делай все по порядку. Раз до сих пор тебе удавалось их перехитрить, то в конце концов ты победишь.

Пытаясь таким образом поднять свой моральный дух, я вколачивал здоровенный гвоздь в замерзшую крышу. Затем я привязал к нему конец веревки. Веревка была достаточно толстой. По ней не будут скользить руки. Именно поэтому я и взял ее с собой.

Теперь мне осталось только перетащить все ящики обратно на свои места, стараясь не думать, что поисковые группы приближаются с каждой секундой. Я уже был почти там, хотя до сих пор не знал, где находится это "там". Мне хотелось лишь одного - залезть на крышу и закрыть за собой крышку люка. Но вместо этого я внимательно осмотрел весь пол при свете фонарика. И обнаружил чудесный отпечаток своей ноги на пыльной поверхности одного из ящиков. Я перевернул этот ящик этой стороной вниз. Только теперь, убедившись, что никаких следов больше не осталось, я направился к веревке. Прежде чем ухватиться за нее, я проверил свое снаряжение и выключил фонарик.

И тут, в полнейшей темноте, я услышал, как в замке поворачивается ключ.

Не знаю, существует ли такое спортивное состязание, как карабкание по четырехметровой веревке на время. Но если есть, то я установил новый мировой рекорд. Не переводя дыхания, я лез вверх, подгоняемый страхом. Еще мгновение назад я стоял на полу, а через секунду уже коснулся рукой крышки люка, вылез через него и, балансируя на коньке крыши, стал подтягивать веревку. Казалось, она никогда не закончится, и, когда я наконец втянул ее и стал закрывать крышку люка, в комнате зажегся свет.

- Ты, Букай, проверь эту сторону, а я - ту, - услышал я приглушенный монотонный голос. - Посмотри за ящиками. В самые большие - где может спрятаться человек - загляни.

С величайшей осторожностью я опустил крышку на место. Что дальше? Ответ напрашивался сам собой. Конечно, они посмотрят везде, где только возможно. Значит, мне надо отыскать невозможное место. Гладкая металлическая крыша не вызвала у меня прилива энтузиазма. Она спускалась в обе стороны под крутым углом. В пяти метрах от меня крыша заканчивалась. Недовольно ворча, я попытался повернуться, чтобы посмотреть в другую сторону. И только тогда я обнаружил, что металлическая крыша была покрыта тонким слоем льда. Нога не удержалась на гладкой поверхности, и я заскользил вниз.

Тщетно я пытался ухватиться за какой-нибудь выступ, их попросту не было. Я продолжал скользить по замерзшей крыше.

Пока не вспомнил о привязанной веревке. Я схватил ее обеими руками. Она скользила между рукавицами. Я сжал ее изо всех сил. Пальцы свело от боли.

Я крепко держался за конец веревки. Ожидая, когда пройдет боль. Чувствуя, как мои ноги болтаются над бездной. Отдышавшись, я стал медленно подтягиваться. Скоро я снова оказался на крыше. Там я вспомнил о поисковой группе и понял, что крышка люка может открыться в любой момент.

Спрятаться на крыше было абсолютно негде. Может, они не увидят меня при таком слабом свете. Надо как можно дальше отползти от люка. Отвязав веревку негнущимися пальцами, растопырив руки и ноги, я пополз вдоль конькового бруса. Я знал, что стоит мне только свалиться вправо или влево - и мне конец.

Конец. Крыша закончилась. Оглянувшись, я увидел ясные очертания люка. Тот, кто высунет из него голову, так же ясно увидит меня.

Один раз веревка меня уже спасла, спасет и на этот раз. Медленно и аккуратно, чтобы удержать равновесие, я вытащил гвоздемет. Я надеялся, что толстая крыша приглушит звук выстрела. Легким нажатием на спусковой крючок я вогнал гвоздь в самый край крыши. Замерзшими пальцами я соорудил нечто, напоминавшее петлю, и набросил ее на гвоздь. Встал на нее ногами и медленно сполз вниз. Теперь я висел в воздухе, стараясь не обращать внимания на то, что гвоздь уже слегка изогнулся.

Громко хлопнула крышка распахнувшегося люка. Я спокойно висел, радостно улыбаясь, что и на этот раз обвел своих преследователей вокруг пальца. До меня донеслись их голоса.

- Видишь что-нибудь, Букай?

- Нет.

- На крыше никого нет?

- Нет. Мне спускаться вниз?

Отлично, ди Гриз. Куда им тягаться с тобой.

- Нет. Пройди вдоль крыши и осмотри все самым внимательным образом.

Это не люди, а какие-то машины. Ни один здравомыслящий человек не стал бы ходить по скользкой крыше. Ни один здравомыслящий человек никогда бы меня не обнаружил. Но эти тупоголовые болваны выполняли инструкции, и ничто не могло их остановить.

Я слышал, как кто-то ползет в мою сторону. Вдруг он дернул за веревку.

Я посмотрел вверх и увидел бесстрастное лицо серого человека.

15

Я видел, как он вздрогнул от неожиданности, когда обнаружил меня. Я видел, как он уселся на конек крыши, повернул голову и раскрыл рот.

- Ахиру!

...И тут он сорвался. Впервые я увидел эмоции на лице серого человека. Страх. Он попытался ухватиться за гвоздь, но промахнулся. Его ногти царапали гладкий лед. Затем он пропал из виду, и я закрыл уши, чтобы не слышать, как он ударился о землю.

Что мне делать теперь? Холод пробирал меня до костей, пока я висел на веревке и ждал неизвестно чего. До меня доносились приглушенные голоса. Я не мог разобрать слов, пока кто-то не высунул голову из люка.

- Букай что-нибудь сказал?

- Да. Он произнес мое имя.

- Затем поскользнулся и упал?

- Да.

- Это нехорошо.

- Нехорошо. Лучше бы он разбился молча. Ведь он проявил эмоции.

Крышка люка захлопнулась.

Какие чуткие люди. У Букая наверняка были друзья. Наверное, я больше скорбел о нем, чем они. Моральная Философия! Пока мои пальцы еще не полностью окоченели, я снова вылез на крышу и осмотрелся. Крышка люка закрыта, крыша пуста. Медленно и осторожно я пополз к люку. У меня не было ни малейшего желания присоединяться к Букаю.

Выждав десять нескончаемых минут, я решил, что внизу уже никого нет. По крайней мере, надеялся на это. Дрожа от холода я поднял крышку. Мои зубы так стучали, что этот звук можно было услышать внизу. В комнате царила тьма. Все ушли.

Существует определенный предел мучений, которые может вынести человек, и я уже давно перешел его. Я решил немного отдохнуть, но, как только прилег на пол, мгновенно уснул. Так крепко уснул, что, когда проснулся, не мог определить, сколько же времени я проспал. Минуту или день. А что, если серые люди продолжают поиски? И сколько здесь длится день? Ругая себя за проявленную слабость, я занялся замком. Медленно открыл дверь. Коридор был пуст. За окнами чернела ночь.

- Тебе снова повезло, ди Гриз. Может, твой подсознательный таймер работает лучше, чем твой мозг. Пора приниматься за работу.

Сон освежил меня. Я на цыпочках стал красться вдоль стены, готовый к любым неожиданностям. Все двери были закрыты, и ученики, очевидно, крепко спали после тяжелого дня. В кабинете Наставника горел свет, и, слегка отворив дверь, я заглянул внутрь. Он сидел на стуле, ожидая меня. Я зашел в комнату и бесшумно закрыл за собой дверь.

- Это ты... - сказал он, держа в руке стакан с водой.

Он осторожно поставил его на стол.

- Если это вода, то я ее выпью, - сказал я, беря стакан. - Меня мучает жажда.

- Это яд, - бесцветным голосом сообщил он.

Я тут же поставил стакан на место.

- Ты собирался покончить с собой?

- Да. В случае необходимости. Я не знал, кто первым войдет в мой кабинет.

- Все ушли?

- Да. Они ничего не обнаружили. Один из них упал с крыши и разбился насмерть. Ты виноват в его смерти?

- Косвенно. Я видел, как он сорвался с крыши.

- Теперь они считают, что ты замерз в снегу. Утром они отправятся искать твое тело. Не думаю, что они станут сильно стараться, потому что некоторые думают, что ты мог утонуть в океане.

- Это вполне могло произойти. Но теперь, когда вечерние приключения закончились, я думаю, нам надо вернуться к прерванной беседке.

- Как передать послание Лиге?

- Именно. Пока я там прохлаждался на крыше, у меня возникли кое-какие идеи. Думаю, у нас все получится. Ты устал?

- Не очень.

- Прекрасно. Тогда я хочу поработать сегодня в электронной лаборатории. Мне там никто не помешает?

- Я позабочусь об этом. Что ты хочешь сделать?

- Сходи в библиотеку и принеси мне схему детектора искривленного пространства. Думаю, у вас достаточно деталей, чтобы я мог его собрать?

- На складе есть уже собранные детекторы. Их тоже изучают в школе.

- Еще лучше. Тогда пойдем в лабораторию и займемся делом. Я покажу тебе, что я хочу сделать.

Ханасу подавал мне нужные детали, а я занимался сборкой, и скоро мое приспособление было готово. Я отошел в сторону, чтобы полюбоваться на него. Приспособление представляло собой металлическую трубу, заостренную с одной стороны и, расширяющуюся с Другой.

- Произведение искусства, - сказал я.

- Для чего оно нужно? - с присущей ему практичностью спросил Ханасу.

- Эту штуку надо прикрепить к одному из ваших звездолетов. Это наша следующая задача. Если все сделать аккуратно, никто не обратит на нее внимания - ведь это копия сигнального отстреливателя, которым оснащены все корабли. Только вместо сигнальных ракет внутри находится вот это. - Я показал ему пластиковый цилиндр. - Внутри располагается батарея и мощный радиопередатчик. Я смастерил десять таких передатчиков, больше, чем достаточно. Работает эта штука следующим образом. Каждый раз, когда корабль выходит из искривленного пространства в нормальный космос, это фиксируется приемником на носу, и один из передатчиков выстреливается. Он начинает передавать сигнал каждые полчаса. За это время корабль уже давно вернется в искривленное пространство. Сигнал передается на частоте Лиги и содержит мой номер и местонахождение этой планеты. И, разумеется, призыв о помощи. Нам останется только сидеть и ждать, когда появится космическая подмога.

- Очень интересно. А если вблизи не окажется ни одного приемного устройства?

- Я предвидел этот вопрос. Теория вероятности на нашей стороне. Большинство пилотов время от времени включают навигационную аппаратуру. То же самое относится к пассажирским кораблям. Одно из наших радиопосланий обязательно достигнет цели.

- Остается надеяться. Это лучше, чем ничего. В крайнем случае мы покончим жизнь самоубийством.

- Конечно. Ты неисправимый оптимист.

- А как ты прикрепишь это приспособление к звездолету?

- При помощи атомного сварочного аппарата. - Я поднял руку, когда он хотел что-то сказать. - Ладно, я пошутил. Больше не буду. Я должен незаметно пробраться к одному из звездолетов. Чтобы все сделать, мне понадобится всего лишь несколько минут. Космопорт охраняется?

- Он обнесен металлическим забором. На воротах стоит охрана. Больше я ничего не знаю.

- Если это так, то задача упрощается. Мне нужна твоя, помощь. Я хочу знать, когда отправляется ближайший рейс. И мне нужен транспорт до космопорта.

- Что касается информации, то сложностей нет. Согласно графику "Такай Ча" стартует сегодня в шесть сорок пять.

- А сколько сейчас времени?

Прищурившись, Ханасу посмотрел на свои часы.

- Три часа одиннадцать минут, - наконец сообщил он.

- Ты можешь раздобыть транспорт? И вовремя доставить меня в космопорт?

Он долго думал и неохотно кивнул.

- Обычно это невозможно. Мне не разрешается выезжать за пределы школы. Но сегодня я могу сказать, что собираюсь присоединиться к поискам. Думаю, мне не откажут.

- Надо постараться.

Хитрость удалась. Через десять - минут мы уже тряслись в колымаге на лыжах, приводимой в действие электрическим мотором с пропеллером. Обогревателя, естественно, не было, как и мягких подушечек на сидениях. Эти люди зашли слишком далеко в своем аскетизме. К своему радиоэжектору я приделал ремень и повесил его на плечо. Все инструменты, которые могли мне понадобиться, я сложил в сумку. Глядя на снежинки, пляшущие в свете фар, я пытался придумать какой-нибудь план.

- Насколько близко ты можешь подъехать к забору? - спросил я.

- Вплотную. Как видишь, здесь нет дорог. Можно ездить, где угодно.

- Это хорошо. План таков. Высадишь меня возле забора и поедешь дальше. Но запомнишь место. Вернешься туда ровно через час. Но если по радио передадут сигнал тревоги, держись отсюда подальше.

- Хорошо. У меня будет достаточно времени, чтобы вернуться в школу и выпить яд.

- Примешь его вместо завтрака. Только сначала убедись, что они поймали меня. Возможно, там будет суматоха, но не так уж и легко взять меня в плен.

- Ты когда-нибудь ходил на лыжах?

- Я чемпион по лыжному спорту.

Операция прошла как по маслу. Пару раз мы видели огни других машин. Но они были далеко. Затем мы на бешеной скорости петляли мимо каких-то темных зданий. Ханасу вел машину, какао. Вскоре мы оказались возле ограждения и поехали вдоль него. Впереди ярко горели фонари возле ворот. Затем на какое-то мгновение резкий порыв ветра поднял с земли клубы снега.

- Я спрыгну здесь! - закричал я. - А ты езжай дальше и не забывай поглядывать на часы!

Я сбросил сумку с инструментами в снег и нырнул вслед за ней. Не успел я приземлиться, как Ханасу уже рванул с места, обдав меня снегом. Темно, холодно, противно - прекрасная маскировка. Вытащив из сумки детектор, я осторожно приблизился к металлической сетке забора.

Простенькая система сигнализации. Я мог отключить ее и прорезать дыру в сетке, закрыв один глаз, стоя на одной ноге и спрятав правую руку за спину. Не в силах удержаться от соблазна, я закрыл один глаз, поджал одну ногу, правой рукой схватил себя за затылок и быстро справился с работой. Прорезав в сетке дыру, я раздвинул ее обеими руками, побросал туда свои инструменты, а затем пролез сам. За пару секунд я заделал дыру при помощи молекулярной сварки, нацепил лыжи и заскользил в темноту. Снег засыпал мои следы. Первый этап прошел отлично.

Звездолет я нашел без всяких проблем. Он стоял на ярко освещенной площадке. Я направился к нему, лавируя между зданиями. Возле последнего строения я остановился и принялся рассматривать стартовую площадку.

Какое великолепное зрелище открывалось передо мной. Мощные прожекторы на башнях освещали корабль. Снежинки падали на горевшие лампы и немедленно таяли. Вокруг звездолета царило оживление - ходили люди, ездили машины. На боку красовалось название - "Такай Ча". Тот самый корабль. Скоро он отправится в полет.

Только как мне приблизиться к нему, чтобы прицепить свое приспособление?

16

На этот вопрос можно было ответить только однозначно. В своей одежде я не мог незаметно подойти к кораблю. Но я мог это сделать, одевшись как рабочие, копошившиеся вокруг звездолета. Итак, мне нужен один из рабочих.

Однако заполучить рабочего оказалось не так уж и просто. Я ходил возле границы освещенной зоны, как волк вокруг костра, и ничего не мог поделать. Никто не приходил, никто не уходил. Рабочие на Кеккончихи работали тщательно, не торопясь и не проявляя никаких эмоций. Зато моих эмоций хватило бы на них всех. Время летело. Прошел уже целый час. Я уже не успевал вернуться в назначенное место для встречи с Ханасу. Хуже того - я не сделал то, зачем сюда пришел. До старта звездолета оставалось меньше часа, а я все никак не мог до него добраться.

Мое терпение было на исходе - я придумывал и отвергал десятки самоубийственных планов, когда один из рабочих решил уйти. Он - вылез из башни крана и направился к одному из зданий. Я плюхнулся на живот и пополз по снегу, чтобы меня не увидели из окон. Подняв голову, я увидел, что рабочий скрылся за дверью с надписью "БЕНЖО". Я ринулся вслед за ним и увидел, что такое на самом деле бенжо.

Я человек терпеливый и дал ему возможность закончить свои дела, прежде чем свалить на пол. Он как раз застегивал пуговицы. Он так и не узнал, что его ударило. Но я знал - ребро ладони моей правой руки. Стянув с него одежду, я связал его по рукам и ногам, засунул в рот кляп, затолкал в кабинку и прикрутил проволокой к трубе. Я, конечно, мог оставить его замерзать на снегу, но это шло вразрез с моей собственной моральной философией, которую я проповедовал Ханасу. К тому же, я сам в нее верил. Самое главное, чтобы его не обнаружили до старта звездолета. До которого осталось совсем немного.

Его комбинезон сидел на мне в обтяжку, но я думал, что никто не станет обращать на это внимания. Надев защитную каску, я поднял воротник, чтобы скрыть лицо. Наступил самый ответственный момент.

С замирающим сердцем я шел по освещенной площадке, держа под мышкой свою трубу. На другом плече у меня болталась сумка с инструментами. Мне хотелось бежать, но вместо этого я был вынужден идти медленным шагом. Мне это давалось нелегко, но я знал, что моя безопасность зависит от того, насколько естественным будет мое поведение. Никто не смотрел на меня, все были заняты своей работой. Я облегченно вздохнул, когда наконец дошел до подвижного крана, побросал свои вещи в кабину и залез туда. Разобраться с ручками управлений оказалось несложно. Медленно и осторожно я подъехал к основанию звездолета, скрывшись из поля зрения остальных рабочих. Но за мной могли наблюдать из темноты, поэтому мне пришлось работать в таком же монотонном ритме, как и другие. Я медленно поднялся до рулевого крыла корабля, где обычно крепится сигнальный отстреливатель.

Там его, разумеется, не было. Впрочем, это не имело никакого значения, потому что единственный человек, который мог заметить разницу, находился в туалете, привязанный к трубе. Я принялся за работу Молекулярный сварочный аппарат весело зашипел, и через несколько минут мой радиоэжектор оказался намертво приваренным к корпусу звездолета. С земли его никто не увидит. Тем более, что снег все еще продолжал падать.

- Не подведи меня, крошка, - сказал я, ласково похлопав по нему рукой.

Спустившись, я быстро покинул место преступления. На этот раз я не пошел пешком, а подъехал к зданиям прямо на кране и оставил его возле ближайшего строения. До старта оставалось десять минут. К звездолету подъехала машина с экипажем. Рабочие покидали стартовую площадку.

- Почему этот кран стоит здесь? - послышался голос за моей спиной.

- Бур-бур? - промычал я, не поворачивая головы.

Я слышал, как кто-то подошел ко мне.

- Не понял. Повтори.

- А это ты понял? - сказал я, развернувшись, и схватил его обеими руками за горло.

Его глаза вылезли из орбит, а затем закрылись, когда я стукнул его головой о косяк двери. Когда решается судьба Галактики, тут не до вежливости. Я связывал ему руки, когда корабль стартовал. Такого приятного звука я еще не слышал в своей жизни.

- Ты победил, Джим. Ты опять победил, - поздравил я сам себя, так как вокруг не было никого, кто мог бы это сделать за меня. - Еще не родившиеся поколения станут благословлять твое имя. А все жители Кеккончихи - проклинать его каждый день. Скоро жестокому господству серых людей наступит конец.

Оставив очередное бесчувственное тело возле дверей, я вдруг заметил большой и сложный замок. Зачем он нужен? Табличка на двери помогла мне ответить на этот вопрос и подсказала, что делать дальше.

"Склад боеприпасов. Вход запрещен". Идеальное место для укрытия. Только сначала надо запутать следы. Это очень просто. Нацепив лыжи, я выехал на освещенное место и стал ждать, когда же меня заметят.

Никогда еще не встречал таких глупых и ненаблюдательных людей. Минут пять я катался взад-вперед, но никто не обращал на меня внимания. Все это мне уже порядком наскучило, к тому же я немного устал. В конце концов я почти вплотную подъехал к двум рабочим, сбив на своем пути две железные бочки. Только тогда они меня заметили. Когда они подняли головы, я закрыл лицо рукой и, пригнувшись, помчался в темноту, спотыкаясь на каждом шагу. Не хватало только стрелки, указывавшей, в какую сторону я побежал. Они, конечно, стояли как вкопанные, но я надеялся, что по крайней мере они запомнят меня и в каком направлении я скрылся. А бежал я прямо к забору. На этот раз я вырезал в сетке огромную дырищу, куда свободно мог пройти танк. Набрав скорость, я скользил по открытым местам, оставляя четкие следы на снегу. Одновременно размышляя, как бы сбить с толку преследователей. Скоро такая возможность представилась. Недалеко от меня проехала машина с лыжами вместо колес. Поравнявшись с ее следами, я принялся пересекать их во всех направлениях. Затем, ухватившись за лыжные палки, я совершил поворот, который бы наполнил гордостью сердца моих инструкторов. Приземлился я на лыжные колеи, оставленные другой машиной. Теперь я не отталкивался палками, чтобы не оставлять от них следов. Теперь, если преследователи бросятся за мной в погоню, они пойдут по ложному следу. А я возвращался в город, где мог чувствовать себя в безопасности.

Надо сказать, что на Кеккончихи просыпались довольно поздно. Я заметил лишь несколько человек, идущих на лыжах по своим делам. Не думаю, чтобы кто-нибудь их них видел меня. И никаких признаков погони. Когда я достиг зданий, стоявших возле дальнего края космопорта, то там тоже все было спокойно. Что теперь? Я не хотел направляться в убежище, пока все не бросятся за мной в погоню по ложному следу. Трудно сказать, когда это произойдет. Заметив освещенное окно, я подкрался к нему и заглянул вовнутрь. Это была кухня. Горшки на печи и повар, готовивший завтрак. Заманчивая перспектива. Перспектива стала еще более заманчивой, когда повар обернулся, и я увидел, что это женщина. Я еще ни разу не разговаривал с жительницами Кеккончихи и не мог удержаться от соблазна. Анжелина всегда упрекает меня, что я приударяю за другими женщинами, так что у меня был повод, чтобы оправдать ее подозрения. Получается, что я зря старался запутывать следы, но упускать такую возможность было выше моих сил. Я подошел к двери, снял лыжи, прислонил их к стене и зашел в дом.

- Доброе утро, - поздоровался я. - Холодный сегодня денек, не правда ли.

Она повернулась и молча уставилась на меня. Молодая, симпатичная, с огромными глазами. Этакая кукла.

- Ты тот, которого все разыскивают, - произнесла она с едва заметным волнением. - Я должна поднять тревогу.

- Ты не должна этого делать, - ответил я, готовый схватить ее в любую секунду.

- Слушаюсь, мой господин, - сказала она, поворачиваясь к своим горшкам и сковородкам.

Господин! Немного поразмыслив, я понял, что мужчины на Кеккончихи считают женщин за людей второго сорта. Мужчины относятся друг к другу холодно, безо всяких чувств, с сознательной и бессознательной жестокостью. Представляю, как они тогда относятся к женщинам! Как к личному имуществу, как к рабыням. А если кто-нибудь из женщин проявляет недовольство, ее наверняка выкидывают из дома на мороз. Раса послушных служанок, о которой мужчины мечтали испокон века, и которую вывели в результате селективного отбора серые люди. Они достигли этой благородной цели.

Мои философские размышления улетучились, когда я унюхал запах, исходивший из горшков на печи. Я давно уже не ел, и после физической нагрузки голод рвал мой желудок острыми зубами. В калейдоскопе событий я опять забыл о еде. Теперь живот напоминал мне об этом недовольным бурчанием.

- Что у тебя тут готовится, мой прекрасный цветок Кеккончихи?

Не поднимая глаз, она стала указывать на горшки и сковородки.

- Здесь кипяток. Здесь вареная рыба. Здесь запеченная рыба. Здесь соус из водорослей. Здесь...

- Прекрасно. Можешь не продолжать дальше. Дай мне по порции всего, кроме кипятка, разумеется.

Она подала мне несколько полных металлических мисок и вырезанную из кости ложку. Пища была невкусной, но я не стал жаловаться. Я даже уплел вторую порцию, не снижая темпа. Жуя и чавкая, я внимательно наблюдал за женщиной, но она не предприняла ни малейшей попытки убежать или позвать на помощь.

- Меня зовут Джим, - сообщил я, громко икнув. - А тебя как?

- Каеру.

- Ты прекрасно готовишь, Каеру. Не особо вкусный завтрак, но это не твоя вина. Такая уж кухня на вашей планете. Тебе эта работа приносит радость?

- Я не знаю, что такое радость.

- Не сомневаюсь. Работа занимает у тебя много времени?

- Я не понимаю вашего вопроса. Я встаю, работаю, ложусь спать. И так каждый день.

- Праздников и выходных у тебя тоже, разумеется, нет. В этом мире нужны перемены, и они не за горами. - Каеру вернулась к своей работе. - Эту культуру не надо разрушать. Она сама рассыплется на куски. Она исчезнет, и цивилизация войдет в ваши жизни. Тебя ждет радостное завтра, Каеру.

- Завтра я буду работать, как и сегодня.

- Надеюсь, это продлится недолго. - Ногтем я вытащил водоросль, застрявшую у меня в зубах. - Во сколько ты должна приготовить завтрак?

Она посмотрела на часы.

- Через несколько минут. Когда прозвенит звонок.

- А для кого ты готовишь?

- Для мужчин. Для солдат.

Не успела она произнести последнее слово, как я уже вскочил со стула и стал натягивать рукавицы.

- Прекрасный завтрак, но, боюсь, мне пора идти. Я двигаюсь на юг. Надо закончить кое-какие дела, пока не взойдет солнце. Полагаю, ты не станешь возражать, если я тебя свяжу?

- Делай со мной все, что захочешь, мой господин.

Сказав это, она опустила глаза. Впервые в жизни мне стало стыдно за то, что я мужчина.

- Когда-нибудь твоя жизнь изменится, Каеру. Я тебе обещаю. Если мне удастся спасти свою шкуру, я пришлю тебе посылку с гуманитарной помощью. Платья, губную помаду и брошюру о движении феминисток. А теперь скажи - есть ли здесь кладовка?

Она указала мне на дверь, и я поцеловал ее в лоб. Она тут же принялась раздеваться и очень удивилась, когда я остановил ее. Представляю, какие романтические любовники эти серые люди! Еще одно преступление, за которое они должны ответить. Каеру не противилась, когда я закрыл ее в кладовке и запер дверь на ключ. Ее, конечно, быстро обнаружат, когда солдаты придут завтракать. Но все же я выиграю несколько минут.

Выйдя из дома, я некоторое время шел, держа лыжи на плече, пока не оказался на обледеневшей площадке, где следов не будет видно. Только тогда я встал на лыжи и помчался в обратном направлении. Вскоре я оказался возле ограждения космопорта и снова проделал дыру в проволочной сетке. Слышались крики и завывания сирен. Значит, мой предыдущий визит не остался незамеченным. Как раз вовремя. Я с трудом боролся с зевотой. Светало. Самое время отдохнуть. Я заделал отверстие в сетке и заковылял по полю.

Без всяких приключений я добрался до склада боеприпасов. Человек, которого я оставил лежать возле дверей, исчез, как, впрочем, и все остальные в округе. Замок так и просил, чтобы я обратил на него свое внимание, и я справился с ним за пару секунд. Прекрасно, Джим! Закрыв за собой дверь, я вошел внутрь, едва передвигая свинцовые ноги. Здесь была комната, где хранились осколочные гранаты. Спрятавшись за ними, я лег на пол и тут же безмятежно заснул.

Какое прекрасное чувство. Казалось, я мог бы спать вечно. Но что-то потревожило меня. Сознание вернулось ко мне, и я увидел, что уже наступил день. Так что же меня разбудило? Свет?

Нет. Звук ключа, поворачивавшегося в замке, и скрип открываемой двери.

Я сам во всем виноват. Как я мог забыть о поисковых отрядах. Этих людей никак не перехитришь. Как только они узнали, что я жив, они принялись обыскивать все здания подряд. Игра продолжалась.

17

Сон освежил меня, богатая протеином рыба восстановила мои силы. К тому же я был зол на себя, что не смог выбрать себе более надежного убежища. Но, как и все мы, я был готов скорее сорвать зло на ком-нибудь другом, нежели признать свою вину. И решил отыграться на злополучном человеке, который вошел в комнату. Выждав, когда он приблизится, я прыгнул на него, как разъяренный тигр. И тут же запутался в лыжах, которые забыл снять. Я рухнул к его ногам. Но судьба схватки была предрешена заранее, ведь серые люди абсолютно не умели драться. Пару ударов - и все готово. После чего я положил лыжи на плечо, переступил через неподвижное тело и высунул голову из двери. По всему зданию рыскали серые люди. Они были со всех сторон. Я засеменил к выходу. Один из них заметил меня, но я успел сделать три шага, прежде чем он опомнился.

- Он здесь. Пытается убежать, - монотонно произнес он.

- Уже убежал! - закричал я, выскочил через дверь и сбил при этом с ног одного из преследователей. Нацепив лыжи, я рванул прочь.

Естественно, это ничего мне не дало, просто отсрочило неизбежное на несколько минут. Дыру в решетке заделали, на воротах стояла охрана, а моя сумка с инструментами осталась на складе боеприпасов. Скользя по снегу и обдумывая, что делать дальше, я услышал звук заводящихся машин. Можно захватить одну из них. Прорваться через охраняемые ворота. А что потом? Я не смогу в одиночку побороть целую планету. Но, возможно, мне удастся найти в городе укромное место.

Только зачем? От этих людей мне не скрыться. Зачем тешить себя иллюзиями? Я остановился, чтобы обдумать это как следует, но, вспомнив про аксионный фидер, снова бросился бежать. Может, Ханасу прав, и самоубийство - единственный выход. Но я сразу же отмел этот вариант. Я не самоубийца. По крайней мере, я пытался себя в этом убедить.

Все это полностью занимало мое внимание. Побег из космопорта, погоня и нерадостные мысли привели меня в состояние депрессии. Конечно, в таком состоянии я не услышал звука снижавшейся ракеты, пока она не зависла у меня над головой. Как и все остальные, я остановился, посмотрел вверх и раскрыл рот.

Окутанный облаком дыма приземлялся небольшой патрульный катер.

С эмблемой Лиги на борту.

- Получилось! - завопил я, подпрыгивая от радости.

Издавая победные звуки, я ринулся ему навстречу. Не успел корабль коснуться поверхности, как я уже находился рядом с ним. Стоит ли упоминать, что никто из местного населения не проявил такого энтузиазма. Люк корабля открылся.

- Добро пожаловать на Кеккончихи, - приветствовал я появившегося пилота. - Провозгласи эту планету собственностью Лиги, о завоеватель.

- Насчет этого у меня нет никаких указаний, - ответил молодой и бородатый пилот в грязном и заштопанном комбинезоне. - Мне приказали взять на борт некоего Джеймса Боливара ди Гриза.

- Он перед тобой.

- Местных тоже здесь полно. И они с оружием. Залезай в корабль.

- Нет, сначала я должен объяснить им, что произошло.

Я был поражен, увидев знакомое лицо человека, возглавлявшего группу подоспевших преследователей. Ком, командир и капитан корабля, на котором меня привезли сюда.

- Брось пистолет! - приказал я.

Но вместо этого он направил его на меня.

- Вы оба пойдете со мной.

У меня глаза налились кровью. Упрямство этих людей просто бесило. Сколько они уже пролили крови, сколько смертей на их совести!

- Я умоляю тебя, не стреляй! - закричал я, поднял руки и, спотыкаясь, пошел к Кому.

Ребром ладони я выбил у него пистолет, который поймал в воздухе, завернул ему руку за спину и ткнул дуло пистолета в шею.

- Послушайте, замороженные идиоты! - закричал я. - Все закончилось. Вы проиграли. Вы больше ничем не навредите Галактике. Секретность была вашим главным оружием, вы скрывались, как тараканы за обоями. Но этому пришел конец. Видите эмблему на этом корабле? Это корабль Лиги. Теперь они знают о вас все. Знают, кто вы и где. Справедливость спустилась на вашу планету в лице этого симпатичного пилота, который принес вам грозное предупреждение и завоевал Кеккончихи.

- Разве? - удивленно пробормотал пилот.

- Заткнись, болван, и выполняй свое задание.

- Мое задание заключалось в том, чтобы взять вас на борт.

- Я расширил твои полномочия. Забери у них оружие.

В моем голосе едва заметно звучали нотки отчаяния, потому что серые люди направили свои пистолеты на нас. Зная их сущность, я не сомневался, что они хладнокровно убьют Кома, чтобы схватить меня. Я еще сильнее завернул ему руку за спину.

- Ну давай, Ком, скажи им, чтобы они бросили оружие и сдались в плен. Если прозвучит хоть один выстрел, я лично прослежу, чтобы тебя подвергли самым страшным пыткам.

Ком задумался и вскоре принял решение.

- Возможно, этот корабль оказался здесь случайно.

- Ничего подобного, - ответил пилот. - Мы получили сигнал тревоги, и все корабли в этой зоне летят к вашей планете. Мы уже долго разыскиваем вас. Сейчас я покажу вам послание.

- Не надо нам никакого послания. Убейте их обоих! - громко приказал Ком. - Если они лгут, то они заслуживают смерти. Если не лгут, то мы все равно погибнем. Нет никакой разницы.

- Отойди в сторону, Ком, - сказал один из серых людей, поднимая пистолет. - Иначе мне придется стрелять в тебя.

- Стреляй в меня, - последовал монотонный ответ.

- Стой! - закричал я, метким выстрелом выбив пистолет из руки серого человека. - Это бесполезно!

Они так не думали. И уже изготовились стрелять, когда пилот показал им послание, о котором говорил раньше. Застрекотал корабельный пулемет, и разрывные пули полетели во все стороны. Не теряя времени, я двинул Кома пистолетом по затылку, чтобы он не артачился. Обычно я не злой человек, но сейчас получал прямо-таки садистское наслаждение.

Через секунду мы с пилотом уже находились в шлюзовой камере, и я нажал на кнопку закрытия люка.

- Ложись на пол! Мы взлетаем с пятикратной перегрузкой! - предупредил пилот.

Так оно и случилось. Меня придавило к полу, я ударился обо что-то головой, и перед глазами поплыли разноцветные круги. Затем давления исчезло, и я запарил в невесомости.

- Спасибо, - искренне поблагодарил я.

- Пожалуйста. Надо же, какие у тебя чокнутые друзья.

- Это те самые психи, которые развязали войну. Кстати, что нового?

- Мы по-прежнему отступаем, - мрачно ответил пилот. - И ничего не можем поделать.

- Не унывай. Направь ракету к ближайшей станции, где есть пси-оператор. Мне нужно срочно передать важную информацию. Кстати, ничего не слышал о побеге с планеты чужаков?

- Ты имеешь в виду адмиралов? Они вернулись. Правда, на них жалко было смотреть. Я хочу сказать, что обычно мне наплевать на старших офицеров, я отношусь к ним как к непонятной форме жизни. Но с этими адмиралами поступили жестоко.

- Их вылечат. Не смотри, что я улыбаюсь, просто это моя жена и сыновья освободили пленников.

- Семейка у тебя что надо!

- Приятно слышать такие слова.

- Семейка у тебя что надо!

- Не обязательно повторять, хотя мне это и приятно. А теперь прибавь скорости. У нас полно дел.

К тому времени, как мы приземлились на спутниковой станции, я написал все послания на бумаге. Чтобы немедленно послали громадный крейсер с солдатами для установления порядка на Кеккончихи. Чтобы нашли Ханасу и поставили его во главе комитета по умиротворению. Справедливость, месть и все остальное могут подождать. Сейчас самое главное - нейтрализовать серых людей, защитив таким образом наши фланги. Нам еще предстояло выиграть войну. Я прочитал все сообщения, поступившие с фронтов и, когда мы достигли главной базы Специального Корпуса, в моей голове родились кое-какие идеи. Все они тут же улетучились, когда я увидел свою обожаемую женщину.

- Воздуха... - прохрипел я после затяжного и страстного поцелуя. - Как приятно вернуться домой.

- Это еще не все, но я полагаю, ты сначала займешься войной.

- Если ты не против, моя прелесть. Операция по спасению адмиралов прошла гладко?

- Как по маслу. Ты здорово нам помог, устроив такую суматоху. Мальчики поработали на славу. Они быстро учатся. Сейчас они занимают важные должности на флоте. Я так о тебе беспокоилась.

- У тебя были для этого основания, но все уже позади. Кстати, вы не захватили с собой сувениры, когда возвращались через казначейство чужаков?

- Этим занимались близнецы, у которых такие же наклонности, как и у тебя. Того, что они захватили с собой, хватит на всю оставшуюся жизнь. Если, конечно, мы выживем.

- Война... - Мой восторг улетучился. - Как идут дела?

- Ничего утешительного. Оставшись одни, чужаки сначала наделали немало глупостей. После того, как серые люди покинули планету, власть разделилась. Но у них осталось немало смышленых командиров, которые начали наступление на всех фронтах. Они оставили свою базу и наносят нам один удар за другим. Мы продолжаем отступать. Лишь иногда контратакуем, чтобы они не подозревали, в каком тяжелом положении мы находимся. Они превосходят нас в живой силе и вооружении по крайней мере в тысячу раз.

- И сколько это может продолжаться?

- Недолго. Мы оставили почти все обитаемые планеты и скоро окажемся в межгалактическом космосе. Дальше отступать некуда. А если мы отступим дальше, эти монстры поймут, что победили. Сдерживая нас небольшими силами у границы Галактики, они начнут планетарную интервенцию.

- Мрачную картину ты мне нарисовала.

- Так оно и есть.

- Не волнуйся, радость моя. - Я обнял и поцеловал Анжелину. - Твой Скользкий Джим снова спасет Галактику.

- Как приятно это слышать.

- Мне приказали явиться сюда... - раздался знакомый голос. - Чтобы посмотреть, как вы обнимаетесь и целуетесь? Вы что, не знаете, что идет война? Я очень занятой человек.

- Скоро вы будете еще более занятым, профессор Койпу.

- Что ты хочешь этим сказать? - Он нервно передернул плечами и заскрежетал своими выпирающими зубами.

- Я хочу сказать, что вам придется создать оружие, которое спасет нас всех, итогда ваше имя навсегда войдет в историю. Койпу, Спаситель Вселенной.

- Ты сумасшедший.

- Вы не первый, кто мне это говорит. Гениев всегда называли сумасшедшими. А иногда и хуже. Я прочитал в совершенно секретном отчете, что вы верите в существование параллельных миров...

- Тихо, идиот! Об этом никто не должен знать. Особенно ты!

- Я узнал об этом случайно. Когда я проходил мимо сейфа, он неожиданно открылся и оттуда выпал листок с этим секретным отчетом. Так это правда?

- Правда, правда, - пробурчал он с несчастным видом, постукивая себя ногтями по зубам. - Мысль об этом пришла камне в голову, когда ты застрял во временней петле и попал в прошлое, которого не существует.

- Но ведь для меня оно существовало.

- Разумеется. Как я и говорил. Таким образом, возможно существование еще одного прошлого, а стало быть, и бесчисленного количества прошлых. И настоящих тоже, как подсказывает логика.

- Действительно, - подбодрил его я. - Итак, вы провели эксперименты.

- Да. Я получил доступ в параллельные вселенные и провел там необходимые наблюдения. Но как это может спасти Галактику?

- Сначала, с вашего разрешения, я задам еще один вопрос. Можно ли попасть во все эти вселенные?

- Конечно. Как иначе я мог проводить там свои наблюдения? Я посылал туда специальный аппарат, который делал замеры и фотографии.

- И какого размера аппарат можно туда послать?

- Это зависит от мощности поля.

- Отлично. Мне все понятно.

- Может, это понятно тебе. Скользкий Джим, - недовольно сказала Анжелина, - но я ничего не понимаю.

- О, дорогая, ты только представь, какие это дает нам возможности. Мы пошлем военный корабль с мощным источником питания. Корабль присоединится к нашему флоту и вступит в сражение. Флот отступит, корабль останется, его захватят враги, включится поле и...

- И все эти уродливые создания со своим вооружением отправятся в другую вселенную. И нам больше никто не будет угрожать!

- Примерно так, - сказал я скромно. - Мы сможем это сделать, Койпу?

- Может быть, может быть...

- Тогда пойдемте в вашу лабораторию и посмотрим на это устройство. Надо сделать возможное реальным.

Новое изобретение Койпу выглядело довольно невзрачно. Куча всяких ящиков с проводами и переключателями. Но он им гордился.

- Кое-что еще предстоит доделать, как вы сами видите, - сказал профессор. - Я назвал это устройство параллелолайзер...

- Мне в жизни не произнести такое слово.

- Не смейся, ди Гриз! Это изобретение изменит судьбу нашей Вселенной и, по крайней мере, еще одной неизвестной.

- Не принимайте это так близко к сердцу, - примирительно сказал я. - А теперь, будьте так добры, покажите, как работает ваш параллелолайзер.

Бормоча себе под нос, Койпу принялся щелкать переключателями. Пока он этим занимался, я обнял Анжелину, и она обвила руки вокруг моей шеи. Профессор, занятый своей работой, не замечал, что мы заняты своим делом. Настраивая свое приспособление, он объяснял принцип его действия.

- Самое главное - это точность. Различные параллельные вселенные отделены друг от друга лишь фактором вероятности. Основная сложность заключается в том, чтобы выбрать нужный фактор из бесчисленного числа ему подобных. Разумеется, сложные факторы вероятности относятся к дальним вселенным, и для них требуется более мощное силовое поле. Для начала мы возьмем ближайшую вселенную. Итак...

Он установил в нужное положение последний переключатель, и свет померк, когда машина стала поглощать энергию. Она гудела, во все стороны летели искры, а в воздухе резко запахло озоном. Я выпустил Анжелику из своих объятий и посмотрел по сторонам.

- Знаете, профессор, - сказал я, - насколько я вижу, ничего не произошло.

- Ты кретин! Посмотри через генератор поля.

Я посмотрел через большую металлическую раму, на которую были намотаны медные провода. И все равно ничего не увидел, о чем и сообщил профессору. Тот заскрежетал зубами от злости.

- Посмотри через поле, и на другой стороне ты увидишь параллельную вселенную.

- Я вижу всего лишь лабораторию.

- Тупица. Это другая лаборатория. Лаборатория из другого мира.

- Замечательно, - улыбнулся я, не желая обижать старого профессора. Хотя и считал его психом. - Вы хотите сказать, что стоит мне только пройти через экран, как я попаду в другой мир?

- Возможно. А, может, ты умрешь. Я пока еще не перемещал через экран живую материю.

- Не пора ли попробовать? - сказала Анжелина, крепко беря меня за руку. - Только не на моем муже.

Бормоча под нос проклятия. Койпу вышел и вскоре вернулся с белой мышью. Он поместил ее в зажим на длинном металлическом пруте и осторожно переместил мышь через экран. Мышь высвободилась из зажима и плюхнулась на пол. Затем побежала вперед и исчезла.

- Куда она побежала? - спросил я, моргая.

- В параллельный мир, как я уже объяснял.

- Бедняжка испугалась, - сказала Анжелина. - Но, похоже, ничего плохого с ней не произошло.

- Надо сделать необходимые анализы, - сказал Койпу. - Заслать туда еще несколько мышей, затем произвести микроскопическое исследование срезов тканей, спектрографическую детерминацию факторов...

- В нормальных условиях - да, профессор, - сказал я. - Но идет война, и у нас нет времени. Только если мы прямо сейчас...

- Нет! - завопила Анжелина, которая поняла, что я имею в виду быстрее, чем профессор.

Но она опоздала.

Когда она закричала, я уже проходил через экран.

18

Я почувствовал всего лишь легкий зуд. Впрочем, это могло быть плодом моего болезненного воображения - ведь я ждал каких-то необычных ощущений. Я осмотрелся. Знакомая обстановка, только, разумеется, отсутствовал параллелолайзер.

- Возвращайся немедленно, Джим ди Гриз, или я пойду за тобой, - сказала Анжелина.

- Подожди минутку. Это исторический момент в науке, и я хочу насладиться им сполна.

Оказавшись на другой стороне, я с грустью заметил, что прежняя лаборатория - с Анжелиной и профессором - исчезла из поля зрения. Спереди само поле было невидимым, но с обратной стороны оно представляло собой черное пятно, висевшее в воздухе. Боковым зрением я заметил какое-то движение - возле шкафа пробежала мышь. Надеюсь, здесь ей понравилось. Прежде чем вернуться, я почувствовал, что должен как-то увековечить это историческое событие. Вытащив авторучку, я написал на стене "ЗДЕСЬ БЫЛ СКОЛЬЗКИЙ ДЖИМ". Это им на память. В этот момент дверь стала открываться, и я тут же шмыгнул обратно через экран. У меня не было ни малейшего желания встречаться с кем бы то ни было. Возможно, это был мой двойник из параллельного мира.

- Очень интересно, - сказал я.

Анжелина повисла у меня на шее, а Койпу выключил машину.

- Какой величины можно сделать экран? - спросил я.

- Не существует ни физических, ни теоретических пределов, так как его на самом деле нет в природе. Сейчас для удержания поля я использую медную обмотку, но в принципе от нее можно и отказаться. Когда я смогу создать поле без материальных ограничителей, оно будет таким большим, что через него пройдет весь флот чужаков.

- В этом и состоит мой план, профессор. Возвращайтесь за свой кульман и шевелите извилинами. А я пока доложу о новостях нашим хозяевам.

Собрать вместе всех начальников штабов оказалось не так просто. Все они руководили боевыми действиями, хотя от этого не было никакого толку. Пришлось действовать через Инскиппа, который использовал свои полномочия главы Специального Корпуса, чтобы созвать совещание. Так как база использовалась в качестве главного штаба обороны, никто не посмел ответить отказом.

В отутюженной униформе я ждал, когда они усядутся на свои места. На груди у меня блестели несколько медалей, половина из которых были фальшивыми. Адмиралы приветствовали друг друга, раскуривали длинные сигары и бросали в мою сторону неодобрительные взгляды. Когда они все уселись, я попросил слова.

- Джентльмены, в настоящее время мы проигрываем войну.

- Мы собрались здесь не для того, чтобы слушать прописные истины, ди Гриз! - рявкнул Инскипп. - Что у тебя на уме?

- Я собрал вас здесь, чтобы объявить о приближающемся конце войны. Мы победим.

Это заявление поразило присутствовавших. Все седые головы повернулись в мою сторону.

- Это станет возможным при помощи нового изобретения под названием "параллелолайзер". Посредством его мы сможем отправить весь флот чужаков в параллельную галактику и навсегда забыть об этих тварях.

- Что за чушь порет этот сумасшедший? - проворчал один из адмиралов.

- Я веду речь о таком новом изобретении, что даже моего ума недостаточно, чтобы уяснить его сущность. Что тогда говорить о ваших усохших мозгах? Но я попытаюсь объяснить вам принцип его действия.

Послышались недовольные вздохи, но, по крайней мере, я завладел их вниманием.

- Теоретически все обстоит следующим образом. Мы можем путешествовать в прошлое, но не можем изменить его. Если мы и совершим там какие-нибудь радикальные изменения, они станут частью прошлого того настоящего, в котором мы сейчас живем.

Несколько адмиралов погрузилось в дремоту, но я продолжал:

- Впрочем, изменения в прошлом могут привести к образованию другого прошлого для другого настоящего. Только мы не знаем об этом, но это настоящее существует для людей, которые там живут. Эти альтернативные линии времени или параллельные миры были закрыты для нас, пока наш гений - профессор Койпу не изобрел параллелолайзер. Это приспособление позволяет пройти в другие параллельные вселенные, или пролететь туда, или переместиться туда другим способом. Сейчас главное - создать поле достаточных размеров, чтобы через него пролетел весь флот чужаков. Таким образом мы навсегда от них избавимся. Вопросы есть?

Вопросов хватало, но после часа подробных объяснений мне удалось убедить их, что таким образом мы выиграем войну. Им это пришлось по душе. Адмиралы заулыбались, одобрительно закивали, раздались восторженные возгласы. Общее мнение высказал Инскипп.

- Мы сможем это сделать! Мы закончим эту ужасную войну! Мы отправим вражеский флот в другую вселенную!

- Абсолютно правильно, - сказал я.

- ЭТО ЗАПРЕЩЕНО! - вдруг раздался чей-то оглушительный голос. Казалось, он звучал прямо с потолка.

Это было настолько необычно, что один адмирал схватился за сердце. Но старого мошенника Инскиппа трудно сбить с толка.

- Кто это сказал? Кто из вас занимается чревовещанием?

Отовсюду послышались протестующие крики, многие стали заглядывать под стол.

- ЭТО ЗАПРЕЩЕНО, ПОТОМУ ЧТО АМОРАЛЬНО.

- Кто это говорит? - закричал Инскипп.

- Мы, Моральный Корпус.

На этот раз голос раздался от дверей, а не с потолка. Головы адмиралов одна за другой стали поворачиваться туда. Все уставились на вошедшего. Выглядел он весьма впечатляюще. Высокий, с длинными седыми волосами и бородой, в белой тунике до пола.

Но Инскипп не растерялся.

- Ты арестован, - заявил он. - Вызовите охрану. Пусть они уведут его. Я никогда не слышал о Моральном Корпусе.

- Конечно, не слышал. Мы - секретная организация.

- Так уж и секретная, - хмыкнул Инскипп. - Мой Специальный Корпус такой секретный, что о нем ходят только слухи.

- Знаю. Разве это секретность? Мой Моральный Корпус настолько секретный, что о нем даже слухи не ходят.

Инскипп побагровел. Я быстро втиснулся между спорившими.

- Все это очень интересно, но как это доказать?

- Пожалуйста. - Незнакомец смерил меня пристальным взглядом. - Какой ваш самый секретный код?

- Это я должен сказать?

- Нет, конечно. Я сам его назову. Это шифр "Васарнап", не так ли.

- Возможно, - уклончиво ответил я.

- Не возможно, а точно, - твердо сказал он. - Подойди к совершенно секретному компьютеру и сделай в этом шифре запрос: "Сообщить все о Моральном Корпусе".

- Я сам этим займусь, - сказал Инскипп. - У агента ди Гриза нет допуска к этому шифру.

Что ж, пусть думает, что нет.

Все смотрели на Инскиппа, когда он подошел к компьютеру и включил его. Достав из кармана колесико с шифром, он вставил его в терминал и отстучал запрос. Динамик захрипел, и механический голос спросил:

- Кто делает запрос?

- Инскипп, глава Специального Корпуса.

- Сообщаю, что Моральный Корпус является самой главной секретной силой Лиги. Его приказы должны выполняться неукоснительно. Приказы отдаются руководителем Морального Корпуса. В настоящее время таковым является Джей Ховах.

- Я - Джей Ховах, - сказал незнакомец. - Поэтому повторяю: запрещается посылать флот чужаков в параллельный мир.

- Но почему? - спросил я. - Ведь вы не возражаете, когда мы стреляем в них.

Он спокойно посмотрел мне в глаза.

- Самозащита не бывает аморальной. Вы защищаете свою родину и своих близких.

- Но если вы не возражаете против истребления чужаков, почему же их нельзя вышвырнуть в параллельную галактику? Так прольется меньше крови.

- Вы хотите отправить огромный боевой флот в параллельный мир, где никогда не существовало чужаков. На вас ляжет ответственность за гибель человеческой расы той галактики. Это аморально. Надо найти способ уничтожить врага, не заставляя страдать других.

- Вы не сможете нас остановить! - раздраженно закричал один из адмиралов.

- Смогу. И остановлю, - ответил Джей Ховах. - Конституция Лиги Объединенных Планет гласит, что ни один аморальный акт не должен совершаться правительствами планет или силами, подчиняющимися этим правительствам. В оригинале подписанного договора вы найдете параграф, где говорится, что для определения моральности актов создается Моральный Корпус. Мы - высшая власть. Мы говорим "нет". Придумайте другой план.

Пока Джей разглагольствовал, шарики в моей голове крутились со страшной быстротой. И скоро у меня созрело отличное решение.

- Хватит пререкаться, - сказал я.

Мне пришлось крикнуть это еще раз, прежде чем меня услышали.

- У меня есть запасной план.

Это успокоило спорщиков, и даже Джей с интересом посмотрел в мою сторону.

- Моральный Корпус протестует против высылки этих уродливых тварей в параллельную вселенную, где они могут навредить человеческим существам. Правильно, Джей?

- Суть верна.

- Тогда ты не станешь противиться, если мы отправим чужаков в параллельную вселенную, где нет человеческих существ?

Он несколько раз открыл и закрыл рот, затем бросил на меня злой взгляд. Адмиралы озадаченно загудели. Они не отличались сообразительностью, иначе бы они никогда не стали адмиралами.

- Мне надо посоветоваться, - наконец сказал Джей Ховах.

- Конечно. Только побыстрее.

Он недовольно покосился на меня, взял в руку золотой медальон, висевший у него на шее, и что-то прошептал в него. Затем прислонил медальон к уху. Пару раз кивнул.

- Высылка чужаков в параллельный мир, где нет человеческих существ, не считается аморальным актом. Я все сказал.

- Что происходит? - удивленно спросил один из адмиралов.

- Все очень просто, - ответил я. - Существуют миллионы и миллионы параллельных галактик. Может, их вообще бесчисленное множество. Среди них должна быть хотя бы одна, где никогда не существовал гомо сапиенс. Возможно, что существует галактика, населенная одними чужаками, где наших врагов примут с распростертыми объятиями.

- Раз ты это предложил, то сам и найдешь такую галактику, - приказал Инскипп. - Пошевеливайся, ди Гриз. Найди хорошее местечко, куда можно отправить вражеский флот.

- Он не будет действовать один, - заявил Джей Ховах. - Мы пристально следим за действиями этого агента. Ведь он самый аморальный человек во всем Специальном Корпусе.

- Прекрасный комплимент, - сказал я.

- Мы не можем доверять его словам. В поисках подходящей параллельной галактики его будет сопровождать один из наших агентов.

- Все это хорошо, - сказал я, - но не забывайте, что идет война, и я не хочу, чтобы на моей шее висел ваш моралист, распевающий псалмы.

Джей что-то шептал в свой коммуникатор.

- Это военная операция, и я должен действовать быстро...

Я поперхнулся, когда она появилась в дверях. На ней была такая же туника, как и у Джея, которая не скрывала, а лишь подчеркивала изгибы фигуры. Блондинка с розовыми губками и сияющими глазами. И все при ней.

- Тебя будет сопровождать агент Инкуба, - сказал Джей.

- Что ж, в таком случае я забираю обратно свои возражения, - промямлил я. - Уверен, что она великолепно справится с заданием...

- Вот как? - снова раздался голос с потолка. На этот раз женский, и я тут же узнал его. - Если ты собираешься мотаться по Галактике вместе с этой сексуальной бомбой наедине, то ты ошибаешься, ди Гриз. Закажи билет и для меня.

19

- И это называется секретным совещанием? - заныл Инскипп. - Наши разговоры прослушивают все, кому не лень. Это ведь голос твоей жены, ди Гриз?

- Очень похож, - ответил я немного поспешно. - Полагаю, вам следует усилить меры безопасности. Но это вы сделаете без меня, потому что я срочно отправляюсь искать подходящую галактику. До скорой встречи, джентльмены.

Я вышел из комнаты вместе с Инкубой. Анжелина поджидала меня в коридоре. Глаза, как у львицы, ногти готовы впиться мне в горло. Смерив меня взглядом с головы до ног, она уничтожающе посмотрела на Инкубу.

- Ты собираешься отправиться в путешествие в этом купальном халате? - спросила она голосом, приближающимся по температуре к абсолютному нулю.

Инкуба молча осмотрела Анжелину. Ее лицо осталось спокойным, хотя ноздри слегка задергались, как будто она понюхала что-то с неприятным запахом.

- Нет. Я надену кое-что более практичное - и гораздо более привлекательное.

Чтобы не допустить эскалации боевых действий, я отпрыгнул в сторону и бросил на пол мини-гранату с дымовым зарядом. Она глухо рванула, и женщины на мгновение забыли о своих разногласиях.

- Леди, - быстро сказал я, - мы вылетаем через полчаса. Так что приготовьтесь. Я сейчас пойду к профессору Койпу и надеюсь, что вы тоже скоро там появитесь.

Подскочив ко мне, Анжелина схватила меня за руку и повела по коридору, шипя на ухо различные угрозы. Чтобы придать вес своим словам, она вдобавок укусила меня за ухо.

- Один только взгляд в ее сторону, одно только прикосновение к ней - и ты покойник, развратный Джим ди Гриз.

- А как же презумпция невиновности? - простонал я, потирая укушенное ухо. - Я люблю тебя и никого другого. А теперь прекрати это и займемся войной. Надо, чтобы Койпу помог нам осуществить нашу миссию.

- Существует только одна галактика подобного типа, - заявил Койпу, когда я объяснил ему суть дела.

- Что значит одна? - изумился я. - Вы ведь утверждали, что таких галактик миллионы, бесконечное множество.

- Утверждал. Их действительно столько. Но мы можем переправить большой объект - такой, как космический корабль - только в шесть из них. Чтобы попасть в остальные, у нас хватит энергии для создания поля диаметром лишь в два метра. В такую дырку много чужаков не загонишь.

- Так значит, шесть галактик. Почему же вы сказали, что только одна?

- Потому что в пяти из них существует эта лаборатория. Там я видел себя и других людей. В шестой - я называю ее Космос номер шесть - нет такой лаборатории. Экран выходит прямо в межзвездное пространство.

- В эту галактику мы и направимся, - послышался ласковый голос, и в лабораторию вошла Инкуба.

На ней был облегающий космический комбинезон, высокие черные сапоги и масса других интересных вещей. Но Анжелина стояла за моей спиной, и я быстро отвел взгляд. Лучше смотреть на Койпу. Он хотя и уродливый, но это более безопасно.

- Да, мы направимся именно туда, - сказал я.

- Я предвидел это решение, - сказал Койпу. - Экран параллелолайзера установлен вне здания. Диаметр его сто метров. Выберите себе корабль соответствующих размеров, и я проинструктирую вас, как действовать дальше.

- Отлично. Нам подойдет патрульный катер типа "Лансер".

Я вышел, и мой верный экипаж последовал за мной. Я расписался за катер и произвел все необходимые проверки с помощью Анжелины. Инкуба находилась в рубке управления, что значительно облегчило мне жизнь.

- Мне всегда хотелось побывать в другой галактике, - весело сказал я.

- Заткнись и приготовься к старту.

Я вздохнул и вызвал Койпу по радио.

- Вылетайте курсом в сорок шесть градусов, - сказал он. - Вы увидите светящийся круг.

- Понял.

- Пролетайте через него. Не забудьте оставить в этом месте радиомаяк.

- Хороший совет. Ведь мы собираемся вернуться.

Катер пролетел сквозь круг, который исчез позади нас. На экране заднего вида я увидел черный диск, закрывавший звезды.

- Радиомаяк установлен, - доложила Анжелина.

- Молодец. В пятидесяти световых годах расположена звезда G-2. Приемник поймал радиосигналы, посланные оттуда пятьдесят лет назад. Посмотрим на эту систему?

- Да. Но это единственное, на что ты будешь смотреть.

- Любовь моя. - Я взял Анжелину за руки. - Мои глаза смотрят только на тебя. - Сначала она улыбнулась, потом засмеялась, и я обнял ее. - Ты меня разыграла?

- Самую малость. Мне хотелось отправиться вместе с тобой, и мне был нужен хороший повод. Правда, я изрежу тебя на куски, если ты приблизишься к этой цыпочке из Морального Корпуса.

- Не беспокойся. Я занят тем, что в очередной раз спасаю Галактику.

Когда мы вышли из искривленного пространства, в рубку управления вошла Инкуба.

- Вокруг этой звезды вращаются только две планеты?

- Так утверждают приборы. Сначала мы рассмотрим ближайшую.

Мгновенно переместившись туда в подпространстве, мы вынырнули в атмосфере. Голубое небо, белые облака, приятное место. По радий звучала тревожная музыка и доносились обрывки разговоров на незнакомом языке. Никто из нас не произнес ни слова. От того, кто населял эту планету, зависела судьба Человечества. Мы опускались все ниже и ниже.

- Дома, - с несчастным видом сказала Анжелина. - Вспаханные поля. - Так похоже на наш мир...

- Не совсем, - заметил я, увеличивая изображение.

- Красота! - вздохнула Анжелина и осеклась.

Какая-то тварь с дюжиной ног тянула плуг. За плугом шел крайне отвратительный чужак, ничем не отличавшийся от наших врагов.

- Галактика чужаков! - со смехом воскликнул я. - Мы отправим их сюда, и они заживут здесь счастливой жизнью. Вернемся обратно и сообщим всем эту приятную новость.

- Давайте исследуем вторую планету, - спокойно предложила Инкуба. - И все остальные. Мы должны убедиться, что в этой галактике действительно не существует людей.

Анжелина холодно посмотрела на нее, а я печально вздохнул.

- Конечно. Именно это мы и сделаем. Посмотрим везде и убедимся, что здесь обитают только чужаки.

Я все сглазил. Выйдя на орбиту второй планеты, мы увидели города и деревни, поля и шахты. На этой планете обитали самые что ни на есть настоящие люди.

- Может, внутри они чужаки, - сказал я, хватаясь за соломинку.

- Давайте разрежем одного и посмотрим, что у него внутри, - совершенно серьезно предложила Анжелина.

- Моральный Корпус запрещает разрезать живых существ, будь то люди или чужаки...

Тут заработало радио, и из динамиков раздались крики на непонятном языке. На пульте зажглись несколько лампочек, и я взглянул на экран. И тут же отшатнулся.

- У нас гости, - сообщил я. - Улетаем?

- Не стоит торопиться, - посоветовала Анжелина.

Рядом с нами появился огромный военный корабль черного цвета. Его пушки были нацелены на нас. В дуле каждой из них мог спокойно разместиться такой катер, как наш. Остановив двигатель, я почувствовал, как нас захватили в магнитное поле.

- Я, пожалуй, отправлюсь к ним и узнаю, в чем дело, - сказал я, поднимаясь с кресла. - А вы оставайтесь здесь.

- Я пойду с тобой, - решительно сказала Анжелина.

- Не сейчас, свет очей моих. Это приказ. Если я не вернусь, летите на базу и расскажите им обо всем, что мы видели.

С этими словами я направился в шлюзовую камеру. Надел скафандр, вышел в космос и полетел к люку военного корабля, который уже открыли для меня. Я вошел с высоко поднятой головой и очень обрадовался, когда увидел, что меня окружают люди. С суровыми лицами, в черной военной форме.

- Крзти пиклин стимфрекс! - сказал один из них. На его погонах сверкали золотые звезды.

- Замечательно сказано, но я не понимаю.

Он склонил голову набок, прислушиваясь к моим словам, а затем что-то приказал своим подчиненным. Они убежали и вернулись, неся в руках металлический ящик, кучу проводов и устрашающий на вид шлем. Я попытался отклониться, но в ребра мне уткнулись стволы их пистолетов. Пришлось подчиниться. Шлем нацепили мне на голову, настроили соответствующие приборы, и офицер снова заговорил.

- Сейчас ты понимаешь меня, презренный червь?

- Понимаю, но не стоит разговаривать со мной подобным образом. Мы проделали нелегкий путь, чтобы попасть сюда, так что поберегите свои оскорбления для других.

Он зловеще улыбнулся, обнажив зубы, и мне показалось, что он готов перегрызть мне горло. Все остальные присутствующие испуганно шарахнулись в сторону.

- Ты знаешь, кто я такой? - закричал он.

- Не знаю и знать не хочу. Потому что ты не знаешь, кто я. Ты имеешь честь находиться в присутствии первого посла из параллельной вселенной. Можешь поприветствовать меня.

- Он говорит правду, - сообщил техник, следивший за стрелками приборов.

- Что ж, это меняет дело, - сказал офицер. И тут же успокоился. - Вряд ли тебе известно о карантинной зоне полетов. Меня зовут Каннг. Пойдем выпьем, и ты мне расскажешь, что привело тебя в наши края.

Выпивка была неплохой, и все, раскрыв рты, слушали мою потрясающую историю. Я еще не закончил, а они уже пригласили моих женщин, и мы дружно чокнулись бокалами.

- Желаю вам удачи, - сказал Каннг, поднимая свой бокал. - Я вам не завидую. Как вы заметили, нам удалось решить проблему с чужаками, и меньше всего нам нужно вторжение новых полчищ. Война закончилась тысячу лет назад. Мы взорвали все их космические корабли и отправили чужаков на свои планеты. Они готовы в любой момент снова вцепиться нам в глотку, поэтому такие корабли, как мой, постоянно патрулируют космос.

- Мы вернемся домой, и я доложу, что посылать сюда чужаков будет аморально, - сказала Инкуба.

- Мы можем одолжить вам парочку боевых крейсеров, - предложил Канет. - Хотя у нас их тоже немного.

- Я сообщу о вашем предложении. Спасибо, - поблагодарил я. - Но, боюсь, нам необходимо более радикальное решение. А теперь нам пора возвращаться, чтобы быстро решить, как действовать дальше.

- Желаю победы в войне. Эти уроды довольно мерзкие существа.

В подавленном настроении мы вернулись на свой корабль и отправились в обратный путь, ориентируясь по сигналам радиомаяка. То ли на меня подействовала выпивка из параллельного мира, то ли глубочайшая депрессия, но в голове у меня промелькнула одна потрясающая мысль.

- Придумал! - закричал я, не в силах сдержать радость. - Наша проблема решена!

Мы проскочили через поле, и я совершил головокружительную посадку.

- Пойдемте со мной, и вы все услышите!

Я ворвался в конференц-зал, когда адмиралы, срочно вызванные по моему требованию, занимали свои места. Женщины не отставали от меня ни на шаг.

- Мы сможем отправить к ним чужаков? - спросил Инскипп.

- Ни в коем случае. Там своих чужаков хватает.

- Так что же нам делать? - простонал один дряхлый адмирал. - Шесть параллельных миров - и везде живут человеческие существа. Куда же нам отправить чужаков?

- В эти галактики мы их не пошлем, - ответил я. Вместо этого мы отправим их в другое место. Я разговаривал с профессором Койпу, и он утверждает, что это возможно.

- Куда? Отвечай! - приказал Инскипп.

- Мы отправим их в путешествие по времени.

- В прошлое? - удивился Инскипп.

- Нет, это не даст результатов. Они подождут, пока появится человеческая раса, чтобы снова пойти на нее войной. Значит, не подходит. Поэтому мы отправим их в будущее.

- Ты сошел с ума, ди Гриз. Что это нам даст?

- Послушайте, мы отправим их на сто лет вперед. За это время лучшие умы Галактики придумают способ, как с ними расправиться. Ста лет для этого хватит. Так что через сто лет люди будут ждать появления чужаков и, как только они появятся, покончат с ними раз и навсегда.

- Чудесно! - воскликнула Анжелина. - Мой муж - гений. Подготовьте машину времени и отправьте их в будущее.

- ЭТО ЗАПРЕЩЕНО, - снова раздался голос над нашими головами.

20

Мертвая тишина, которая воцарилась после этого неожиданного сообщения, длилась не больше двух секунд, потому что Инскипп вытащил пистолет и принялся палить в потолок.

- Секретная конференция! Максимальная безопасность! Было бы больше толку, если бы нас показывали по телевизору. По крайней мере, об этом узнало бы гораздо меньше людей!

Он отталкивал старых адмиралов, которые тщетно пытались его остановить. Я перевернул стол и разоружил Инскиппа, слегка оглушив при этом. Он рухнул в кресло с остекленевшими глазами и принялся что-то бормотать себе под нос.

- Кто это сказал? - крикнул я.

- Я, - ответил внезапно появившийся в воздухе человек. Зависнув над столом, он ловко спрыгнул на пол. - Я сказал, доблестные сэры. А наречен я Га Бинетто.

Выглядел он довольно странно. Бархатный камзол, сапоги-ботфорты, широкополая шляпа с пером и длинные усы, которые он постоянно подкручивал одной рукой. Вторая рука лежала на эфесе шпаги.

Так как Инскипп еще не пришел в себя, вести переговоры пришлось мне.

- Нам все равно, как ты наречен. Скажи свое имя.

- Имя? Именовать? Меня именуют Га Бинетто.

- А по какому праву ты врываешься на секретное заседание?

- Секретов никаких не может быть от Констеблей Времени.

- Полиция Времени? - Это что-то новенькое. - Путешественники во времени из прошлого?

Даже я был немного озадачен.

- О нет, рыцарь! Что заставляет тебя думать так?

- Я думаю так, потому что твой наряд и язык устарели на двадцать тысяч лет.

Он бросил на меня испепеляющий взгляд и нажал какие-то кнопки на эфесе шпаги.

- Не думай, что ты такой умный, - проворчал Га Бинетто. - Попробуй поскакать по времени и выучить все языки с диалектами. Тогда бы ты...

- Перейдем к делу, - прервал его я. - Ты из Полиции Времени, но не из прошлого. Значит - дай-ка я сам соображу - наверное, из будущего? Кивни, если я угадал. Отлично. Тогда скажи нам, почему нельзя забросить чужаков на пару сотен лет вперед?

- Потому что это запрещено.

- Ты уже это говорил. А по какой причине?

- Я не обязан отчитываться перед тобой, - презрительно процедил он. - Вместо меня вы могли получить водородную бомбу. Так что заткнитесь и слушайте.

- Он прав, - вздрогнув, сказал один из адмиралов. - Добро пожаловать в наше время, досточтимый путешественник во времени. Мы готовы выполнить твои приказы.

- Вот так-то лучше. Я могу только сказать, что Полиция Времени патрулирует время. Мы следим, чтобы не возникали парадоксы, чтобы путешествиями во времени не злоупотребляли, как это вы собираетесь сделать сейчас. Время - это очень тонкая материя, и его легко повредить необдуманными действиями. Так что это запрещено.

Воцарилась гнетущая тишина, во время которой я изо всех сил пытался что-нибудь придумать.

- Скажи, Га Бинетто, - спросил я, - ты человек или чужак в человеческом обличье?

- Я такой же человек, как и ты, - недовольно ответил он. - А может, и больше.

- Это хорошо. Если ты человек из будущего, значит, людям все-таки удалось изгнать чужаков из своей галактики. Правильно?

- Правильно.

- Так как же мы выиграли войну?

- Победа была достигнута при помощи... - Он закрыл рот рукой и густо покраснел. - Это совершенно секретная временная информация, и я не могу ее разглашать. Догадайтесь сами.

- Хватит полоскать нам мозги, - прохрипел Инскипп, постепенно приходя в себя. - Ты отменил единственный план, который мог спасти Человечество. Мы его действительно не используем, даю тебе слово, если ты нам скажешь, как нам поступить с чужаками. Иначе нам придется действовать, как было намечено.

- Мне запрещено об этом говорить.

- Но намекнуть-то ты можешь? - предложил я.

Подумав немного, он улыбнулся. Мне его улыбка совсем не понравилась.

- Решение может принять только такой сообразительный человек, как ты, ди Гриз. Все дело в мозгах.

Он подпрыгнул в воздух, щелкнул каблуками и исчез.

- Что он имел в виду? - нахмурился Инскипп.

Что он имел в виду? Га Бинетто обратился ко мне, значит я должен решить эту загадку. Говоря о моей сообразительности, он явно хотел меня запутать. Все дело в мозгах. Моих мозгах? Чьих мозгах? Может, мы чего-то не учли? А может, он имел в виду не настоящие мозги? Я не знал, что и думать.

Инкуба мечтательно смотрела в пространство, очевидно, размышляя о моральных принципах. Я уже стал подозревать, что от нее нам не будет никакого толка. Но Анжелина думала по-другому. Нахмурив лоб, она явно что-то замышляла. Она прищурилась, напрягая работу мысли, а затем широко открыла глаза. Затем улыбнулась. Заметив, что я смотрю на Инкубу, она улыбнулась еще шире. Я вопросительно поднял бровь, и она едва заметно кивнула в ответ.

Если я ее правильно понял, то она давала мне понять, что разгадала эту головоломку. Я и так уже раскаялся в том, что раньше пренебрежительно относился к женщинам, и был готов отказаться от мысли о превосходстве мужчин. Если Анжелина нашла правильное решение, я был готов принять его со свойственными мне великодушием и благодарностью. Я придвинулся к ней.

- Если ты знаешь ответ, скажи его нам, - прошептал я.

- С годами ты становишься мудрее, мой дорогой. - Она послала мне воздушный поцелуй, а затем громко произнесла: - Джентльмены, ответ очевиден.

- Только не мне, - проворчал Инскипп.

- Нам сказали, что все дело в мозгах. Это означает контроль над мозгом...

- Серые люди! - закричал я. - Промыватели мозгов с Кеккончихи!

- Я все еще не понимаю...

- Инскипп, старый воин, вы привыкли к физическим схваткам с противником, - сказал я. - А этот клоун из будущего намекнул, как одержать полную и окончательную победу.

- Как?

- Заставив чужаков изменить свое мнение о нас. Заставив их полюбить человеческие существа. Чтобы они направили всю свою военную мощь на мирное строительство и сделали нашу Вселенную образцовой. А кто у нас главные специалисты по промыванию мозгов? Жители Кеккончихи. Они сказали мне, что их методы психоконтроля применимы ко всем живым существам. Пусть теперь это докажут.

- А как они это смогут сделать? - спросил один адмирал.

- Детали обсудим попозже, - ответил я, подразумевая, что не имею пока об этом ни малейшего понятия. - Пусть приготовят боевой крейсер с космическими пехотинцами на борту. Я вылетаю немедленно, чтобы в очередной раз спасти Галактику.

- Я не уверена, что это разрешено, - сказала Инкуба. - Все, что касается манипулирования сознанием... - Вдруг она запнулась на полуслове и упала на пол.

- Бедняжка упала в обморок, - сказала Анжелина. - После такого стресса это не удивительно. Я отнесу ее в спальню.

Ничего себе обморок! Я-то знал, на что способна моя жена. Как только она вышла из комнаты, неся на руках бесчувственное тело Инкубы, я тут же принялся действовать, чтобы воспользоваться драгоценным временем.

- Готовьте крейсер немедленно! Мне некогда ждать.

- Конечно, - ответил Инскипп. - Ждать тебе не придется.

Он все понял и тоже хотел как можно быстрее отправить меня на Кеккончихи, пока наблюдательница из Морального Корпуса еще не пришла в себя.

Мы летели быстро и молча. Я приказал соблюдать радиомолчание и запретил пси-оператору принимать любые сообщения, адресованные нам. Поэтому, когда замерзший мир Кеккончихи появился на экране, мы не получили приказа возвращаться обратно. У меня было достаточно времени, чтобы выработать план действий.

- Выходите из режима радиомолчания. Я хочу связаться с первой экспедицией, - приказал я.

- Они на связи, - сообщил оператор. - Их корабль не спустился, а все еще находится на орбите.

- А что случилось?

- С вами будет разговаривать командир, сэр.

На экране появился офицер с забинтованной головой. Увидев мою парадную форму с золотыми погонами, он отдал честь.

- Они рвутся в бой, - сообщил он. - Мы прибыли сюда с миссией умиротворения, а не для того, чтобы взорвать эту планету. Поэтому, когда переговоры зашли в тупик, я принял решение покинуть планету. Но прежде мы нейтрализовали все звездолеты серых людей.

- Они же знают, что не смогут победить.

- Вы это знаете, и я это знаю. Но попробуйте убедить в этом жителей Кеккончихи!

Этого следовало ожидать. Упрямые фаталисты готовы были скорее погибнуть, чем сдаться в плен. Очевидно, само понятие "плен" было чуждо их Моральной Философии выживания. Но мы нуждались в их помощи. На всей планете был только один человек - надеюсь, еще живой, - который смог бы оказать нам содействие.

- Оставайтесь на орбите, командир, и ждите моих распоряжений. Мне необходимо установить контакт с одним представителем этой планеты. Я свяжусь с вами по радио.

Мне понадобился час, чтобы отдать необходимые приказы своему экипажу и подготовить нужное оборудование. Затем я надел скафандр и полетел вниз к белой планете. Гравитационный парашют замедлил мое падение, а инфракрасный прибор давал возможность видеть через снег. Увидев знакомое здание, я направился туда и довольно жестко приземлился на крышу, на которой я уже был раньше. Мне стало холодно и неуютно, ведь я полагал, что больше никогда в жизни не окажусь на этой планете.

Я, конечно, мог опуститься вместе со взводом космических пехотинцев и зайти через дверь, но у меня были другие планы. Я должен поговорить с Ханасу, пока никто не знал о моем возвращении. Открыв крышку люка, я, пыхтя и отдуваясь, протиснулся в своем скафандре через отверстие и спрыгнул вниз. Первый этап прошел успешно. Затем сняла себя скафандр и прочие неудобные приспособления, открыл замок двери - надеюсь, в последний раз, - и пошел по коридору.

- Ты враг, и тебя надо убить, - монотонно произнес маленький мальчик, появившийся на моем пути.

Я отскочил в сторону. Он споткнулся я упал, представляя собой чудесную мишень. Игла из пистолета вошла в его мягкое место. Он сразу же обмяк. Схватив его под мышку, я пошел дальше.

Когда я открыл ногой дверь кабинета Ханасу, я тащил на себе четырех учеников и слегка вспотел. Наставник сидел за столом. Подняв голову, он изобразил на лице нечто отдаленно напоминающее улыбку.

- Все произошло, как ты и предсказывал, - сказал он. - Послание достигло цели. Тебе удалось спастись.

- Я спасся, но решил вернуться. Правда, твои юные друзья восприняли мое возвращение без энтузиазма. Они слышали по радио выступление Кома и не знают, чему теперь верить. Вот они и всполошились. Ну этих ребят я успокоил. Пусть поспят немного на полу.

- Я применю к ним аксионный фидер. Они все забудут.

- В этом нет никакой необходимости. Они будут спать достаточно долго. А теперь расскажи, что произошло после того, как я покинул планету.

- Неразбериха. В учебнике по Моральной Философии не написано, как действовать в такой ситуации. Поэтому, когда Ком приказал им сражаться или умереть, все подчинились ему. Это все понимают. Я ничего сам не мог сделать, поэтому просто жду развязки.

- Мудрое решение. Но теперь я здесь и хочу поручить тебе важное задание.

- Какое?

- Ты должен убедить своих людей, чтобы они снова надели свои маскировочные костюмы, вернулись к чужакам и восстановили над ними свой контроль.

- Я не понимаю. Ты хочешь, чтобы они заставили чужаков продолжать войну против Человечества?

- Нет. Совсем наоборот. Я хочу, чтобы они остановили эту войну.

- Объясни. Это выше моего понимания.

- Сначала я задам тебе один вопрос. Можно ли применить к чужакам синаптический генератор? Убедить их, что на самом деле люди очень хорошие. Что у нас влажные глаза и мы много потеем. И пальцы не так уж сильно отличаются от щупалец. Это можно сделать?

- Легко. Ты должен понимать, что чужаки относятся к примитивным культурам и ими легко управлять. Когда мы проникли в их среду, чтобы подготовить вторжение, сначала мы столкнулись с полным безразличием. Тогда нам пришлось научить их лидеров ненавидеть Человечество. Затем, при помощи пропаганды, они убедили в этом всех остальных.

- А можно этот процесс повернуть вспять?

- Думаю, что да. Но как заставить пойти на это моих людей?

- Это основной вопрос. - Я встал и принялся расхаживать по кабинету, переступая через храпевших учеников. - Это можно сделать при помощи вашей Моральной Философии. Я был не прав, когда утверждал, что вашу культуру следует уничтожить. Ни в коем случае. В ней содержится много постулатов, которые могут принести пользу всему Человечеству. Просто она неправильно применяется на вашей планете. В этом учении где-нибудь говорится, что вы должны быть завоевателями Галактики?

- Нет. Мы учились ненавидеть тех, кто оставил нас в этом мире, потому что они никогда не вернутся, чтобы спасти нас. Мы должны сами позаботиться о своем спасении. Выживание - вот смысл нашего учения. Все, что идет против него - неправильно.

- Тогда Ком не прав, что собирается устроить самоубийство всей расы.

Для жителя Кеккончихи Ханасу отреагировал довольно бурно.

- Конечно! Его проповеди идут вразрез с законом. Надо сообщить об этом всем.

- Разумеется. Но это только начало. Давай еще раз разберем законы Моральной Философии. Вы выжили. Вы стоите выше, чем все остальное Человечество. Вы ненавидите тех, кто оставил вас умирать много сотен лет тому назад. Но нынешнее поколение ничего не знает об этом и ни в чем не виновато. Хватит ненависти. Мало того, раз обитатели Кеккончихи считают себя выше остальных, они обязаны помогать остальному Человечеству, когда ему грозит опасность. Это укладывается в рамки Моральной Философии?

Широко раскрыв глаза, Ханасу пытался собраться с мыслями. Наконец он кивнул.

- Все именно так, как ты сказал. Надо приспособить Моральную Философию к новым условиям. Раньше такого никогда не случалось. Раньше не было новых условий. Теперь они появились. Только сейчас я понял, как мы ошибались. Мы поддались эмоциям. Мы нарушили основной закон Моральной Философии. Когда я объясню это моим людям, они поймут. Мы спасем человеческий род. - Подойдя ко мне, он пожал мне руку. - Ты спас нас от самих себя, мой друг. Мы неправильно применяли постулаты учения. Пора исправить эту ошибку. Я пойду и объясню это своим соотечественникам.

- Подожди. Вдруг Ком сначала откроет огонь, а потом только будет вести с тобой переговоры.Если мы его нейтрализуем, сможешь ли ты убедить войска?

- Несомненно. Никто не осмелится возражать моим словам, ведь я им буду излагать закон, который они учили с тех пор, когда были такими маленькими мальчиками, как эти.

Не успел он закончить, как дверь распахнулась, и на пороге появились такие же маленькие мальчики с оружием в руках. Во главе стоял один из учителей, который направил свой пистолет прямо на меня.

- Брось оружие, - приказал он. - Иначе я тебя убью.

21

Конечно, я целился прямо в них. Моя интуиция никогда не подводит меня. Как только дверь скрипнула, я уже выхватил свой пистолет и присел. Теперь я медленно поднялся и бросил пистолет на пол. Я находился в неравном положении. Столько оружия в руках этих нервных учеников.

- Не стреляйте! - закричал я. - Сдаюсь!

- Что это значит? - спросил Ханасу, направляясь к двери. - Уберите пистолеты. Это приказ.

Ученики тут же подчинились приказу Наставника, но учитель колебался.

- Ком сказал...

- Кома здесь нет. Ком не прав. В последний раз приказываю убрать оружие.

Учитель никак не мог принять решение, и Ханасу повернулся ко мне.

- Пристрели его, - приказал он.

Что я и сделал. Разумеется, я выстрелил в него снотворной иглой, хотя ученики этого и не знали. Ханасу это вообще не волновало. Он не привык, чтобы кто-то не выполнял его приказы.

- Дай мне пистолет, - сказал он стоявшему рядом с ним ученику. - Пойди передай, чтобы вся школа собралась в конференц-зале.

Все остальные побросали оружие и тут же удалились. Я оттащил учителя и положил его рядом со спавшими учениками. Ханасу закрыл дверь и погрузился в размышления.

- Вот что надо сделать, - наконец сказал он. - Я объясню им все, пользуясь постулатами Моральной Философии. Их больше не будут мучить внутренние противоречия по поводу ее применения. Когда они это поймут, мы отправимся в космопорт. Там находятся Ком и его активисты. Я выступлю перед ними, и они перейдут на нашу сторону. Тогда твой космический корабль сможет спуститься, и мы Приступим ко второму этапу операции.

- Все это хорошо. Но если они не согласятся с тобой?

- Им придется это сделать. Потому что не со мной они должны будут согласиться, а со священным текстом Моральной Философии. Когда они это поймут, речь будет идти не о согласии, а о повиновении.

Говорил Ханасу весьма убедительно, но я, на всякий случай, скрестил пальцы за спиной.

- Может, мне лучше пойти с тобой? На всякий случай.

- Ты подождешь здесь. За тобой придет посыльный.

С этими словами Ханасу вышел, и мне ничего не оставалось, как подчиниться его приказу. Тела учеников наводили меня на грустные мысли. Чтобы отвлечься от них, я вызвал по радио корабли и обрисовал ситуацию. Я приказал им находиться на орбите над космопортом и ожидать моих дальнейших распоряжений. Потом выключил радио. В дверь постучали.

- Пойдем со мной, - приказал вошедший ученик.

Я последовал за ним. Ханасу ждал меня возле открытых дверей школы, а к нему со всех сторон стекались учителя и ученики.

- Мы отправляемся в космопорт, - сказал он. - К рассвету мы будем там.

- Проблем нет?

- Конечно, нет. Все обрадовались, когда постулаты Моральной Философии наконец обрели для них смысл. Мои люди сильные, но их сила проистекает от повиновения. Теперь они гораздо сильнее.

Ханасу ехал впереди на единственной машине, и я радовался, что сижу в кабине вместе с ним. Преподаватели и ученики тащились за нами на лыжах. Никто не пожаловался, что вместо сна им приходится совершать лыжный поход. Да, дисциплина - это великая вещь! Чего не скажешь о машине, на которой мы ехали. Хотя в этот раз трясло не так сильно, потому что Ханасу ехал медленно, чтобы лыжники не отставали от нас.

Занималась заря, когда мы приблизились к космопорту. Из сторожевой будки вышли два охранника и спокойно наблюдали за нами, как будто такие процессии появлялись здесь каждый день.

- Скажите Кому, что я хочу его видеть, - приказал Ханасу.

- Проход запрещен. Таков приказ Кома. Всех врагов надо убить. В твоей машине враг. Убей его.

- Четырнадцатое Правило Послушания гласит, - сказал Ханасу властным голосом, - что вы должны подчиняться приказам членов Комитета Десяти. Я даю вам приказ. Нет такого закона, чтобы убивать врагов. Отойдите в сторону.

На лицах охранников отразилось легкое волнение, но они с ним быстро справились.

- Проходите, - сказал один из охранников. - Я сообщу Кому о вашем визите.

Выстроившись в цепочку, наше юное войско направилось к административным зданиям. Мы проходили мимо зенитных установок, но их расчеты не обращали на нас никакого внимания.

Внезапно пошел снег. Наша машина остановилась у главного здания, и, как только Ханасу спрыгнул на землю, дверь здания распахнулась. Я съежился на сидении. Из здания вышел Ком и дюжина его сторонников. Все они были вооружены.

Наверное от холода я совсем плохо соображал, потому что только сейчас осознал, что в нашей колонне только у меня есть оружие.

- Возвращайся в свою школу, Ханасу. Твое присутствие здесь нежелательно, - закричал Ком.

Не обращая никакого внимания на эти слова, Ханасу подошел к нему вплотную. Затем он громко заговорил, чтобы все могли его услышать.

- Я приказываю вам всем сложить оружие, потому что ваши действия противоречат учению Моральной Философии. Это учение обязывает нас возглавлять другие расы. Согласно ему, мы не должны идти на самоубийство, борясь с другими народами, которые превосходят нас в числе в соотношении один к миллиону. Если мы станем продолжать борьбу, нас всех убьют. Разве этому учат нас законы Тысячи оставшихся в живых? Вы должны...

- Ты должен уйти, - перебил его Ком. - Это ты нарушил закон. Уходи, или тебя убьют.

Он поднял пистолет и направил его старику в грудь. Я мигом выскочил из машины.

- На твоем месте я на стал бы этого делать, - сказал я, беря его на мушку.

- Ты привел с собой врага! - выкрикнул Ком. - Его убьют, тебя убьют...

Он осекся, когда Ханасу залепил ему звонкую пощечину.

- Я объявляю тебя вне закона, - сказал Ханасу. - Ты отказался повиноваться. Тебе конец.

- Мне конец? Скорее тебе! - вне себя от ярости завопил Ком, целясь из пистолета.

Я прыгнул в сторону, держа пистолет наготове, но Ханасу находился на линии огня. Тут раздался грохот выстрелов.

Но Ханасу продолжал стоять. Бесстрастно наблюдая, как изрешеченное тело Кома рухнуло на землю. Сторонники Кома разом разрядили свои пистолеты в своего командира. Моральная Философия погубила его.

Спокойно и невозмутимо Ханасу повернулся ко всем присутствующим и стал объяснять им новую интерпретацию Закона. Серые люди с трудом скрывали свое облегчение. Лишь бездыханное тело Кома портило всю картину, напоминая о случившемся расколе. Люди старались не смотреть на него.

На планете снова был порядок.

- Можете спускаться, - сказал я в микрофон передатчика.

- Никак нет. Получен новый приказ от вышестоящего начальства.

- Вы что, с ума там все посходили. Быстро сажайте ваши жестянки, иначе я изжарю вашего командира и съем его на завтрак.

- Никак нет. Корабль с вышестоящим начальством будет у вас через три минуты.

Связь прервалась, и я, выпучив глаза, уставился на радио. Что там такое происходит? В это время собравшиеся внимательно слушали речь Ханасу. Ситуация под контролем, все проблемы решены, и вдруг такая загвоздка.

Тут я увидел спускающийся с неба корабль. Не успел открыться шлюзовой люк, как я уже стоял рядом с кораблем, метая глазами молнии и барабаня пальцами по кобуре. Из корабля вышла знакомая личность. Очень знакомая.

- Ты! - закричал я.

- Да, это я. И я прибыл как раз вовремя, чтобы предотвратить свершение аморального акта.

Это был Джей Ховах, босс Морального Корпуса. И я понимал, зачем он сюда прилетел.

- Мы не нуждаемся в твоих советах, - сказал я. - К тому же ты одет не по сезону. Вернись-ка лучше на корабль.

- Моральность превыше всего, - простучал зубами он.

Никто не предупредил его о местном климате, и он прилетел сюда в своем купальном халате.

- Я пыталась его убедить, но он и слушать меня не хотел, - раздался еще более знакомый голос, и по трапу спустилась Анжелина.

- Дорогая! - закричал я, бросившись ей навстречу, но голос Джея остановил меня.

- Мне сообщили, что ты прибыл сюда, чтобы убедить этих людей использовать их технику психоконтроля, с помощью которой можно выиграть войну. Психоконтроль аморален, и его использование запрещено.

- Это кто такой? - ледяным голосом спросил Ханасу.

- Его зовут Джей, - сказал я. - Он заведует нашим Моральным Корпусом. Он следит за тем, чтобы никто не нарушал наш моральный закон.

Окинув Джея презрительным взглядом, Ханасу повернулся ко мне.

- Я его уже когда-то встречал, - сказал он. - Уведите его отсюда. Пусть прибудут ваши корабли, и мы приступим к операции против чужаков.

- Похоже, ты меня не понял, - сказал Джей Ходах, выбивая зубами чечетку. - Я запрещаю эту операцию. Она аморальна.

Ханасу медленно повернулся и окинул его ледяным взглядом.

- Ты не имеешь права говорить со мной об аморальности. Я главный толкователь Моральной Философии, и я олицетворяю здесь Закон. Мы совершили ошибку, заставив чужаков развязать войну. Теперь мы прекратим ее при помощи того же способа.

- Нет! Два отрицательных действия не равны одному положительному. Операция запрещена.

- Ты не можешь остановить нас, так как здесь у тебя нет никакой власти. Ты можешь лишь убить нас, чтобы остановить. Если ты не убьешь нас, мы будем действовать согласно нашему собственному моральному закону.

- Вас остановит...

- Только смерть. Если ты не можешь отдать такой приказ, то отойди в сторону и не мешай.

Повернувшись, Ханасу пошел прочь. Джей пару раз открыл и закрыл рот, но не произнес ни слова. Он весь посинел от холода. Я сделал знак двум школьникам.

- Эй, ребята. Помогите этому бедному старику вернуться на корабль, чтобы он согрелся и обдумал там свои философские проблемы.

Джей пытался сопротивляться, но ученики крепко взяли его под руки и повели на корабль.

- И что теперь? - спросила Анжелина.

- Обитатели Кеккончихи полетят к чужакам и попытаются выиграть войну. Моральный Корпус не сможет убить их, чтобы помешать им защитить нас. Полагаю, Джею и Инкубе будет над чем поломать головы. Возможно, они не разрешат нам оказывать помощь серым людям, если нападут способ оправдать это решение.

- Я уверена, что ты прав. А что дальше?

- Дальше? Мы спасем Галактику. В очередной раз.

- Ты как всегда скромен, - сказала Анжелина и громко чмокнула меня в щеку.

22

- Потрясающе выглядит, как ты считаешь? - спросил я.

- По-моему, отвратительно, - ответила Анжелина, морща нос. - И воняет к тому же.

- Это улучшенный вариант первой модели. Запомни, там, куда мы отправляемся, все плохое считается хорошим.

Впрочем, Анжелина была права. Выглядело все это отвратительно. Однако меня это обрадовало.

Мы стояли в дверях кают-компании космического корабля, который заказали специально для этой операции. Перед нами располагалось множество рядов глубоких кресел. Не менее пятисот. В каждом кресле сидел омерзительнейший чужак. От их вида у любого нашего врага вылезут на лоб глаза - ведь все они были сделаны по образцу и подобию моего первого маскировочного костюма. Целая армия гештункинцев. Конечно, многочисленные сердца и плазменные помпы врагов не стали бы биться так сильно, знай они, что в каждом костюме чужака сидит обитатель Кеккончихи. А в хвостах у них спрятаны мощные синаптические генераторы.

Наш крестовый поход за мир начался.

Организовать его оказалось не так уж и легко. Моральный Корпус решительно противился нашей операции по промывке мозгов. Но им пришлось проводить свои приказы через планетарные правительства, и я впервые благословил бюрократический аппарат. Пока эти приказы дошли до нас. Специальный Корпус предпринял ряд мер, чтобы избежать их выполнения. Главные техники исчезли, и никто не мог узнать, куда они подевались. Возмущенного профессора Койпу подняли среди ночи с постели и отправили в глубь Галактики, не дав даже времени, чтобы надеть носки. Была построена полностью автоматизированная планета, где разместились наши агенты и добровольцы с Кеккончихи. Пока готовились костюмы чужаков, Ханасу возглавил занятия с группой специалистов по психоконтролю. Мы как раз успели все закончить и вылетели к чужакам, когда через час после этого к нам направился боевой корабль Морального Корпуса. Чтобы остановить нас. Впрочем, это скорее помогло нам, чем помешало. Благодаря ему мы быстро преодолели вражеские заслоны.

- Мы в зоне устойчивой связи, - сообщил я. - Вы готовы к работе, добровольцы с Кеккончихи?

- Мы готовы, - послышался громкий, но монотонный ответ.

- Удачи вам. Экипажу надеть костюмы.

Я залез в свой костюм, а Анжелина - в свой. Джеймс и Боливар запрыгнули в костюмы роботов. Нахлобучив металлические головы, они помахали мне руками. Я застегнул молнию на животе и повернулся к коммуникатору.

- Мой дорогой Скользкий Джим вернулся с того света. - На экране появился отвратительный урод, размахивавший клешнями и щупальцами.

- Я вас не знаю, сэр, - жеманно проворковал я. - Но вы, наверное, были знакомы с моей сестрой. А меня зовут Скользкий Боливар. - Я нажал на кнопку, и из моего глаза выкатилась огромная слеза. - Мы на Гештункине услышали о ее доблестной смерти и прибыли сюда, чтобы отомстить!

- Тогда добро пожаловать! - захрюкала тварь. - Меня зовут Сесс-Пула. Я новый командующий вооруженных сил. Давай ко мне на корабль, и мы устроим замечательный банкет!.

Я так и сделал. Состыковав наши корабли, я направился к нему в гости. Чтобы увернуться от его склизких объятий, я сделал шаг в сторону, и он шлепнулся на пол.

- Познакомься с Анн-Желем. Он - мой начальник штаба. Эти маленькие роботы принесут нам еду и выпивку.

Банкет удался на славу. К нам присоединялись все новые и новые уроды. Мне стало интересно, кто же остался управлять кораблем. Очевидно, никто.

- Как идет война? - поинтересовался я.

- Ужасно! - пожаловался Сесс, опустошая ведро какой-то отвратительной булькающей жидкости. - Нет, конечно мы продолжаем гнать этих двуногих, но они не хотят вступать с нами в сражение. Моральный дух солдат упал. Всем им уже по горло надоела война, и они мечтают, как бы быстрее вернуться к своим склизким возлюбленным. Но война должна продолжаться. Я так думаю.

- Мы покажем тебе, - закричал я, хлопнув его по плечу. - Мой корабль битком набит кровожадными добровольцами, которые так и рвутся в бой. Они великолепные солдаты. К тому же, превосходные навигаторы, артиллеристы и повара.

- Клянусь Мокрым Гогом, мы возьмем их к себе, - громко икая, сказал Сесс. - У тебя много солдат?

- Ну, - уклончиво ответил я, - достаточно, чтобы поместить по одному на каждый флагманский крейсер. Кстати, если офицерам понадобятся совет или доброе слово, пусть они обращаются к моим людям. Кстати, они очень сексуальны.

- Мы спасены! - завопил Сесс.

Скорее наоборот, подумал я, оскалив в улыбке зубы. Мне стало интересно, сколько времени понадобится моим саботажникам, чтобы справиться с работой.

Оказалось, что немного. Чужаки уже созрели для мозговой атаки. Разложение шло своим ходом, и через несколько дней Сесс-Пула заполз в командирскую рубку, где я следил за тем, чтобы не столкнуться с космическим флотом людей. Он мрачно посмотрел на экран тремя парами покрасневших глаз.

- Бессонница мучает? - спросил я, щелкнув его по глазному отростку, и он втянул его внутрь с несчастным видом.

- Да, дорогой Боливар. Флот разваливается на глазах. Солдаты хотят вернуться домой, собрать урожай прошлогодних девственниц, у которых скоро начнется период течки. Я и сам задаюсь вопросом, что я здесь делаю.

- А что ты здесь делаешь?

- Не знаю. Мне опротивела эта война.

- Надо же. Я тоже об этом думал. Ты обратил внимание, что люди не такие уж и сухие? У них влажные глаза и мокрые красные отростки во рту.

- Ты прав! - забулькал он. - Как-то я об этом раньше не задумывался. А что мы можем сделать?

- Ну... - начал я и стал рассказывать.

Через десять часов могучая космическая армада стала разворачиваться в космосе. Корабли возвращались на свои планеты.

На грандиозной попойке, которую они закатили в честь победы, - мы внушили чужакам, что они победили - мы с Анжелиной наблюдали за весельем.

- Я уже к ним привыкла, и они мне кажутся довольно милыми, - призналась Анжелина.

- Я бы не стал этого утверждать но теперь, когда они отказались от своих захватнических планов, я отношусь к ним гораздо терпимее.

- Кстати, они довольно богатые, - заметил Джеймс, подливая какого-то пойла в мой бокал.

- Мы тут все исследовали, - добавил Боливар, подкатываясь с другой стороны. - За время боевых действий они захватывали корабли, планеты и спутники. Они очищали все банки, потому что знали, с каким трепетом люди относятся к их содержимому. Но они не используют деньги, как мы.

- Знаю, - ответил я. - Они пользуются кое-чем другим, о чем лучше не говорить вслух.

- Ты прав, папа, - сказал Джеймс. - Не зная, что делать с этими сокровищами, они сложили их в один из грузовых трюмов.

- Я не удивлюсь, - сказала Анжелина, - что сейчас этот трюм пуст.

- Ты как всегда права, мамочка. А наш транспортный корабль полон.

- Надо раздать эти ценности тем, у кого они были украдены, - сказал я, с удовольствием наблюдая, как вытянулись их лица.

- Джим!.. - выдохнула Анжелина.

- Не волнуйся. Я не потерял свою хватку. Я хотел сказать, что мы вернем только то, что нам удалось обнаружить...

- ...а обнаружили мы не так уж и много, - закончила Анжелина.

Что-то зеленое, мокрое и противное плюхнулось на стул рядом со мной.

- За победу! - закричал Сесс-Пула. - Мы должны выпить за победу! Тихо! Очаровательнейший Скользкий Боливар произнесет тост.

- Конечно! - закричал я, вскочив со стула.

Воцарилась тишина. Все глазные отростки, оптические щупальца, не говоря уже о трех парах человеческих глаз, уставились на меня.

- Тост! - крикнул я, с таким энтузиазмом подняв бокал, что часть жидкости выплеснулась на ковер и прожгла в нем дыру. - Предлагаю выпить за всех существ, живущих в нашей Вселенной, за больших и маленьких, твердых и рыхлых. Пусть все живут в мире и любви. За жизнь, свободу и противоположный пол!

Так началась эра гораздо лучшей жизни.

Надеюсь.

Гарри Гаррисон Стальную крысу — в президенты!

Глава 1

Официант сноровисто откупорил бутылку, разлил пенящееся искрящееся вино по бокалам и исчез, словно растворился в воздухе.

— Может, произнесешь в мою честь тост? — ненавязчиво предложил я.

— Что ж, ты, вроде, заслужил. — Моя дорогая Анжелина подняла бокал, прищурила левый глаз, правым лукаво взглянула сквозь резной хрусталь мне в глаза. — За моего мужа, Джима ди Гриза, — спасшего Вселенную. В очередной раз!

Я был польщен. Особенно словами «В очередной раз». По природе я скромен, застенчив, но непредвзятое мнение о своих выдающихся способностях выслушиваю всегда с удовольствием. Тем более из уст такой очаровательной, умной и смертельно опасной женщины, как моя женушка. Да и кому судить, если не ей? Ведь она не только с самого начала следила за моей героической борьбой с вознамерившимися захватить Галактику Слими, но и сама приняла в этой истории весьма активное участие.

— Ты так добра ко мне, — пробормотал я. — Хотя, что правда, то правда. Вселенную я спас. И не в первый раз. Ну да ладно, приключение кончено. Забудем мрачные эпизоды и отпразднуем мою славную победу.

Мы чокнулись и выпили.

Ярко-оранжевый диск блодгеттского солнца на четверть скрылся за лиловым горизонтом, в углах террасы плясали отраженные от бездонных каналов блики. Играл струнный квартет, мы с Анжелиной мило болтали, пили вино многолетней выдержки, с аппетитом уплетали фирменное в этом ресторане блюдо — поджаренные, от души приправленные кэрри^[34] ломти мяса местной разновидности мастодонта. Изысканное вино, приличная кухня, сносное обслуживание, приятное общество жены. Чего еще желать? Только вот два мрачных типа за столиком у входа… Весь вечер они пялились на нас, а их пиджаки были красноречиво оттопырены под влажными от пота подмышками.

Но не прерывать же чудесный ужин из-за пустяков?

Совсем стемнело. В ресторане включилось мягкое рассеянное освещение, на столиках загорелись разноцветные светильники. Не спеша допив кофе с ликером, Анжелина достала из сумочки крошечное зеркальце и накрасила губы. — Дорогой, а ты знаешь, что нас пасут уже не первый час двое верзил у двери?

Я со вздохом кивнул и вытащил сигару.

— К сожалению, знаю, моя радость. Я их засек, как только мы вошли. Не говорил тебе, не хотел портить аппетит.

— Глупости! Немного остроты только добавит прелести вечеру.

— У меня лучшая во всей Галактике жена! — Я улыбнулся ей и прикурил. — На этой планете от скуки сдохнешь, и любая, пусть даже мало-мальская, перемена здесь развлечет меня.

— Рада, что ты так считаешь… — Анжелина кинула мимолетный взгляд в зеркальце. — О, да они идут сюда. Тебе помочь, милый? Правда, я экипирована не лучшим образом; сам понимаешь, в дамскую сумочку много не напихаешь. Так, с десяток гранат, акустическая бомба-другая, в общем, ничего особенного.

— И только-то? — Я слегка приподнял брови.

— Нет. Футляр от губной помады — однозарядный пистолет, смертелен при малейшем попадании с расстояния до пятидесяти метров. Есть еще…

— Хватит-хватит, твой арсенал сейчас ни к чему. Их ведь только двое. Сиди и смотри, а мне физические упражнения улучшат пищеварение.

— К ним присоединились друзья, и их уже четверо.

— Двое, четверо — невелика разница. Перевес все равно на моей стороне.

За спиной уже громыхали шаги. Поступь тяжелая, неуклюжая — недаром даже в самых отдаленных уголках Галактики полицейских называют косолапыми. Полицейские! Ха! С преступниками, может, еще и пришлось бы повозиться, а с местными полицейскими… Да я, бывало, укладывал целое отделение таких одной левой и даже дыхание не сбивал.

Шаги смолкли. Надо мной навис громадный детина, полез в карман. Я напрягся, но тут же расслабился: он вытащил всего-навсего золотой, усеянный драгоценными камнями значок полицейского.

— Я капитан блодгеттской полиции Критин. А вы, насколько мне известно, действуете под кличкой «Стальная Крыса»…

Кличка! И это обо мне-то, будто речь идет о заурядном преступнике! Скрежеща от обиды зубами, я поднялся и сломал у него под носом сигару. Его зрачки расширились, а через секунду он закрыл глаза: спрятанная в сигаре капсула треснула, и в его волосатые ноздри попал сонный газ. Я вырвал из его толстых пальцев значок, который он мне только что продемонстрировал, и сделал шаг в сторону. Он повалился лицом в сахарницу.

Вытянув левую руку, я крутанулся на каблуках. Как обычно, не промазал, угодил указательным пальцем точнехонько в нервный узел под ухом стоявшему рядом здоровяку. Тот охнул, согнулся в три погибели и рухнул на своего коллегу.

Времени любоваться поверженными недругами не было.

— Двадцать два! — крикнул я Анжелине и направился к кухне.

Дверь на кухню распахнулась передо мной, оттуда вышли двое полицейских. У главного выхода маячили еще четверо.

— Я в западне!

Средним пальцем левой руки я коснулся пряжки ремня. Спрятанная там кричалка испустила не слышимые обычным ухом, но вызывающие безотчетный ужас инфразвуковые колебания, публика в ресторане завопила в унисон. Отлично! В суматохе я легко выскочу через запасной выход.

За занавеской, у двери на пожарную лестницу, оказались двое полицейских.

Представление порядком затянулось. Я вспрыгнул на длинный банкетный стол, не опрокинув, заметьте, ни единой посудины, протанцевал к другому его концу и повернулся спиной к окну.

Ловушка захлопнулась. Все выходы перекрыты, блюстители закона приближались.

— Взять Скользкого Джима пытались сотни копов. И все получили лишь дырку от бублика! — закричал я. — Вряд ли вы, ребята, ловчее!

Анжелина из-за спин полицейских послала мне воздушный поцелуй. Я помахал ей в ответ и, напрягшись, прыгнул назад.

— Быстрая смерть лучше позора заточения.

Последние мои слова заглушил звон оконного стекла, и я вылетел в ночь.

В воздухе я перегруппировался и в воду канала вошел не хуже заправского ныряльщика. Отплыв под водой с десяток метров, вынырнул в темном месте, огляделся. Погони не видно. Я не спеша поплыл к берегу. Ничего не скажешь, весело завершился приятный вечер! Я расшевелил здешнее сонное царство: полицейские, маленько поупражнявшись, поди, уже строчат столь милые их сердцам рапорта; газетчикам есть о чем написать; а читающая публика будет заинтересована событиями сегодняшнего вечера.

Я — благодетель человечества. Но нет в мире справедливости, уж я-то эту истину познал на собственной шкуре. Меня разыскивают копы чуть ли не всей Галактики. Чтобы вручить заслуженную награду? Держи карман шире! Чтобы покарать меня, Джима ди Гриза, как закоренелого преступника! «Двадцать два» означало надежный домик на окраине Блодгетт-сити.

Анжелина, безусловно, поняла меня и в ближайшее время объявится там.

Мой мокрый костюм не вызвал у редких в этот час прохожих удивления. Воспользовавшись потайным ходом из общественного туалета, я пробрался в дом, принял душ, переоделся и к приходу жены сидел в мягком кресле с сигарой в одной руке и с полупустым стаканом коктейля в другой.

— Уход со сцены тебе удался, дорогой, — прокомментировала мое эффектное бегство вернувшаяся Анжелина.

— Рад, что угодил тебе. Дверь. Ты по рассеянности не закрыла входную дверь, моя радость.

— Вовсе не по рассеянности, любовь моя.

Через открытую дверь один за другим стали врываться полицейские.

— Предательство! — закричал я, вскочив на ноги.

— Сейчас я все объясню. — Анжелина подошла ко мне.

— Измену словами не объяснишь!

Я рванулся к спасительной панели в стене. Анжелина выставила передо мной изящную ножку, и я грохнулся на пол. Рывком поднялся, но поздно, меня уже окружили полицейские.

Глава 2

Я опытный, закаленный в сотнях схваток боец, но силы были неравны. С первыми двумя нападавшими я справился, потом еще с двумя. На меня навалились сзади, прижали руки к телу. Когда я расшвырял их в разные стороны, мне в лодыжку вцепился громадный полицейский. И пошло, и пошло… Я ревел, точно осаждаемый муравьями гигант. Они свисали с меня гроздьями, под непомерной тяжестью я упал на четвереньки. Свободной еще рукой достал из кармана полицейский значок и швырнул через комнату под ноги Анжелине.

— Держи! Носи с честью, своим предательством ты его заслужила по праву.

Десятки рук подняли меня, поставили на ноги.

— Прелестная вещица. — Анжелина подобрала значок, подошла ко мне и профессионально врезала мне в челюсть. — А этот синячок, милый, ты заслужил за недоверие собственной жене. Отпустите мистера Скептика. Удерживающие меня руки разжались, и я, оглушенный, свалился на пол.

Анжелина пнула меня мыском туфли под ребра.

Туман перед глазами мало-помалу рассеялся, и я увидел, что она возвратила значок здоровенному полицейскому в штатском.

— Это капитан Критин, — представила его Анжелина. — Он пытался с тобой побеседовать сегодня. Может, выслушаешь его сейчас?

Я поднялся, пробурчал что-то невразумительное и, потирая подбородок, рухнул в ближайшее кресло.

Капитан заговорил:

— Как я уже объяснил вашей очаровательной супруге, мистер ди Гриз, сегодня совершено зверское убийство. Обнаружен труп…

— Я не убивал! Меня в это время не было в городе! Немедленно свяжитесь с моим адво…

— Джим, дорогуша, выслушай капитана.

Слово «дорогуша» она произнесла таким тоном, что в жилах стыла кровь, и я умолк на полуслове.

— Вы не поняли, мистер ди Гриз. Я вас не обвиняю, а прошу помощи. Это первое убийство на Блодгетте за последние сто тринадцать лет, и, боюсь, мы несколько потеряли форму. — Капитан вытащил записную книжку и монотонно забубнил: — Сегодня приблизительно в тринадцать ноль-ноль в Цейтоунском районе города, кстати, невдалеке от вашего дома, раздались крики о помощи и звуки борьбы. Свидетели утверждают, что место преступления в спешке покинули трое мужчин. Прибывший наряд полиции обнаружил неизвестного с многочисленными ножевыми ранениями. По дороге в больницу, не приходя в сознание, неизвестный скончался. Карманы его одежды оказались пусты, отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза в банке данных полицейского компьютера отсутствуют, особых примет на теле убитого, позволяющих установить личность, не обнаружено. При вскрытии в ротовой полости трупа найден клочок бумаги. Вот этот.

Капитан протянул мне смятый листок. Я развернул его. На нем корявым почерком было выведено:

СТОЛЬНАЯ КРИСА.

После удара Анжелининого кулачка соображал я туго, оттого, наверно, и брякнул:

— Кто бы ни написал это послание, с грамматикой он явно не в ладах.

— Чертовски ценное наблюдение, — бросила Анжелина, заглядывая мне через плечо. В ее голосе я не услышал и намека на симпатию.

— Мы предполагаем, что неизвестный направлялся к вам. На него напали, и, чтобы скрыть от противников записку, он сунул ее в рот. Вот снимок убитого. — Капитан протянул мне стандартную, три с половиной на пять дюймов карточку. — Быть может, вы его знали?

Что же, покойников на своем веку я повидал немало, взглянуть еще на одного не страшно.

Я поморгал, внимательно рассмотрел контрастную цветную голограмму. Хмыкнул, покрутил снимок и так и сяк, вернул капитану.

— Занятная история, — заявил я. — Но, клянусь, этого человека я вижу впервые в жизни.

Хоть и сказал я им чистую правду, они, естественно, не поверили. Но разве у них был выбор? Они задали с десяток формальных вопросов и, взвалив на плечи еще не очухавшихся товарищей, удалились восвояси.

Вечер выдался на удивление суетный. Я подошел к бару, смешал коктейли, со стаканами в руках повернулся… В полудюйме от моего левого глаза застыл остро заточенный кончик кухонного ножа.

— Так что ты говорил насчет моего предательства? — Голос Анжелины был приторно ледяным, прямо мед со снегом.

— Любовь моя! — Я отступил на шаг, нож двинулся за мной, так что расстановка сил осталась прежней. Чувствуя струящийся по спине холодный пот, я начал импровизировать: — Как ты можешь быть так бессердечна? Почему такое недоверие? Когда ввалились полицейские, я был на все сто уверен, что они силой привели тебя. Я не знал, какие злодеяния мне приписывают, но, назвав тебя предателем, дал им понять, что ты к моим делам не имеешь ни малейшего отношения. Я поступил так, моя радость, защищая тебя!

— О, Джим! — Нож со стуком упал на пол. — Видит Бог, я была несправедлива к тебе!

Она бросилась мне на шею. Я напрягся, стараясь не расплескать коктейли. Ее руки были горячи, объятия — крепки, поцелуй — страстен. Чувствовал я себя в ту минуту вовсе не стальной, а серой мохнатой крысой. — Да… — выдохнул я, отойдя на шаг. — Ты просто неверно истолковала мои слова, дорогая. Давай простим друг другу ошибки, выпьем и обмозгуем, что же случилось с шедшим ко мне человеком.

— Ты сказал полицейским правду? Ты действительно не знаешь убитого?

— Я сказал им правду и ничего, кроме правды! Покойник мне абсолютно незнаком. Конечно, я нарушил свой давний зарок не помогать полиции, но проку им от моих слов мало.

— Тогда давай выясним, кто он. — Из-за спинки софы Анжелина извлекла знакомую мне голограмму. — Я позаимствовала ее из кармана капитана, решила не вмешивать местную полицию в наши дела. В ближайшее время я свяжусь со здешним агентом Корпуса, пусть запросит Центр и выяснит, кем был убитый. Она, конечно, права. Отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза покойного не зафиксированы в полицейском компьютере Блодгетта. Следовательно, он с другой планеты, и дело, таким образом, в компетенции легендарных, непревзойденных, прославленных на всю Галактику, профессиональных полицейских сил, известных как Специальный Корпус. При всей своей скромности добавлю, что в этой организации я — самый важный сотрудник.

— Для установления личности убитого голограммы недостаточно, — сказал я. — Веди агента сюда, а я тем временем познакомлюсь с покойником поближе. Я сунул в карман дежурный набор инструментов и отбыл. Морг находился поблизости. Милое соседство, не правда ли? Внутрь я проник через заднее окно, три запертых двери миновал, почти не останавливаясь. Замки я взламываю не хуже, чем гурман со стажем вскрывает раковины устриц.

Я выдвинул ящик холодильника и осмотрел труп. Призрачная надежда, что наяву я его узнаю, растаяла, тайна осталась. За считанные секунды я срезал с ладони покойного крошечный кусочек кожи и клочок волос с головы, соскреб из-под ногтей грязь. Его костюм лежал тут же, в ящике, аккуратно сложенный и увешанный полицейскими бирками на манер рождественской елки. Я отодрал две-три ниточки от штанов, еще две — от рубашки, с подошв ботинок счистил кусочки почвы. Вроде, достаточно. Отбыл я, никем не замеченный, тем же путем, каким явился.

В дверях своего дома я нос к носу столкнулся со здешним агентом Специального Корпуса.

— Славная сегодня погодка, Джим, — сказал он, одергивая пиджак.

— На Блодгетте всегда такая погода, Чарли. Оттого-то я эту планету и ненавижу. Когда очередная почта в Центр?

— Через два с небольшим часа. Обычные еженедельные рапорта и доклады. Почту сопровождаю я сам.

— Прихвати с собой этот контейнер. Вот, держи еще снимок покойного, с которого я взял образцы. Скажи в лаборатории, пусть проведут все тесты, какие только придут в их безумные головы, но установят личность убитого. Если не смогут, пусть выяснят хотя бы, откуда он родом. Он разыскивал меня, а я понятия не имею почему.

Ответ из Центра пришел на удивление быстро.

Через три дня в дверь позвонили. Я взглянул на монитор. Чарли. Впустив его, я потянулся к чемоданчику у него в руке. Он отдернул руку, задумчиво пожевал нижнюю губу и, услышав мой утробный рык, совсем сник.

— Мистер ди Гриз, у меня приказ. От самого Инскиппа.

— И что же наш дражайший шеф повелевает?

— Он сказал, что, воспользовавшись поддельными чеками, ты снял с секретного счета Корпуса семьдесят пять тысяч кредитов, и прежде чем ты, жалкий воришка ди Гриз, получишь информацию из Центра…

— Ты назвал меня жалким воришкой?

Видя мои сжатые кулаки, он с воплем отскочил и прижался спиной к стене.

— Нет, нет! Ты неверно понял! Это не я, это Инскипп так сказал. Это он назвал тебя жалким воришкой, а я только передаю его слова.

— Принесший дурную весть достоин смерти.

Я двинулся на него, но откуда ни возьмись появилась Анжелина и вклинилась между нами.

— Вот деньги, Чарльз, которые мы брали В ДОЛГ. В записи бухгалтерии, вероятно, вкралась ошибка. Сам понимаешь, бывает.

— Конечно, конечно. Ошибка! Случается, я сам беру в долг деньги. — Чарли утер со лба пот и протянул ей чемоданчик. — Будь добра, передай мужу, а мне некогда: дела, знаешь ли. До свидания.

За его спиной хлопнула дверь. Я взял у Анжелины чемоданчик, сделав вид, что не замечаю ее раздувающихся от гнева ноздрей, нажал на потайную кнопку. Чемоданчик раскрылся, из него поднялся экран. На экране — Инскипп собственной персоной и смотрит мне прямо в глаза. Захотелось вдруг оказаться в другой комнате. А лучше — на другой планете. Должно быть, заметив мое замешательство, Анжелина подхватила чемоданчик и поставила на стол. Инскипп на экране громко высморкался и потряс листом бумаги.

— Ди Гриз, прекрати воровать деньги организации. Подумай, какой пример ты подаешь коллегам. Ты меня слышишь, следовательно, возместил похищенное, но заруби себе на носу, впредь ты так легко не отделаешься. На этот раз воровство тебе сошло с рук только потому, что мы интересуемся Параисо-Аки.

— Что такое Параисо-Аки? — спросил я вслух.

Ненавистный Инскипп глубокомысленно кивнул.

— Сейчас ты спрашиваешь, что такое Параисо-Аки, — как всегда, опережая меня за шаг, самодовольно заявил он. — Так слушай. Параисо-Аки — планета, где родился убитый. Отправляйся туда и осмотрись. По возвращении сразу доложишь мне. Прежде прочти документ и, может, поймешь, почему нас заинтересовал этот мир. До скорого.

Экран потух и опустился. За ним оказался запечатанный пакет. Я разорвал его, достал оттуда тоненькую книжку в черном переплете с грифом «Сов. секретно», открыл на первой странице.

— Очень интересно, — заявил я, пробежав по строчкам глазами.

— Что именно, дорогой?

— Оказывается, я не только не знал убитого, но и слыхом не слыхал о его родной планете.

— В конце концов, о чем-то всегда узнаешь впервые. Что нам предписано?

— Хотим мы того или нет, отправляемся на эту таинственную планету и производим общую разведку.

Анжелина понимающе кивнула. Мы стояли и, зная, что недолгий мирный отдых подошел к концу, улыбались, как идиоты.

Глава 3

Тяжелый путеводитель приятно согревал пальцы, обложка мягко светилась.

— Проведите отпуск на прекрасной солнечной Параисо-Аки, — громко продекламировал я.

Сидевшая рядом Анжелина читала брошюру потоньше и оформленную поскромнее.

— Параисо-Аки заселена во время первой галактической экспансии и вновь открыта совсем недавно. Главная особенность этой планеты — самое коррумпированное правительство во всей Галактике.

— Похоже, авторы малость расходятся во мнениях, — заметил я, потирая руки в предвкушении трапезы.

Подкатил, раскланиваясь, робот-стюард.

— Вам порцию бульона, сэр?

— Утопись в нем сам, механический болван. Мне же принеси двойную «Альтаирскую Пантеру» со льдом. Нет, неси две…

— Одну, — твердо сказала Анжелина. — Мне — бульон.

— Да, мадам. У вас безукоризненный вкус, мадам. — Капая машинным маслом, раскланиваясь, кивая и потирая руки-манипуляторы, железный подхалим отбыл.

Я его ненавидел всей душой. Так же как ненавидел весь космический корабль, совершавший круиз с пышным названием «Роскошный тур по райским планетам», и всех его пассажиров — без умолку болтавших и выряженных как попугаи туристов. Должно быть, я свои мысли произнес вслух, потому что Анжелина напомнила мне:

— Мы сами точно так же одеты.

Действительно, одеты мы не лучше. На мне были усеянные лиловыми и желтыми цветочками шорты и свободного покроя рубашка аналогичной расцветки. На Анжелине — то же самое, но выглядит она почему-то как всегда привлекательной и желанной. Следуя последней курортной моде, мы обесцветили и завили волосы, кончики локонов подкрасили зеленым.

Чувствовал я себя в таком виде круглым дураком, несколько утешало лишь то, что все вокруг поголовно наряжены и причесаны таким образом. Отменная маскировочка, только, одеваясь по утрам, я скрипел зубами.

Я перевернул страницу. Панорама на развороте впечатляла: под светло-голубыми небесами плескался темно-синий океан, волны едва слышно накатывали на белоснежный песок, в воздухе — свежесть, щекочущие нос запахи йода и водорослей.

— На Параисо-Аки вас ждут теплое солнце, ласковый океан, целебный воздух, изобилие сочных тропических фруктов, неповторимая национальная рыбная кухня и счастливые, всегда приветливые местные жители.

— Большая часть населения Параисо-Аки живет в условиях, близких к рабству, — прочитала Анжелина из своей книжки. — Бедность и болезни здесь давно стали нормой. Указы деспотичного правительства исполняются беспрекословно. Наказание за малейшую провинность — смертная казнь или длительный срок заключения.

— Через тридцать минут — посадка, — забубнил динамик на стене. — Через тридцать минут…

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — глубокомысленно изрек я и швырнул путеводитель в ядерный обогреватель — искусное подобие камина. Брошюра вспыхнула, с чернеющих, скрючивающихся страниц раздались слабенькие крики. — Если у нас в багаже обнаружат секретный отчет информационного отдела, наше знакомство с Параисо-Аки закончится, еще не начавшись.

Анжелина протянула мне тоненькую книжечку в скромном черном переплете, и секретный отчет последовал за рекламным проспектом в огонь. Подкатил стюард, поставил наши заказы на стол. Анжелина подняла чашку с бульоном, улыбнулась мне сквозь парок.

— Не будь занудой, ди Гриз. Считай наше задание отпуском, нашим вторым медовым месяцем… Что я говорю? У нас же не было медового месяца. Этот будет первым!

— Не поздновато-то ли? Нашим близнецам скоро стукнет по двадцать.

— Следовательно, для тебя я стара и безобразна? — В ее голосе явственно слышалась угроза.

Я отшвырнул бокал и упал перед ней на колени, краем глаза заметив, что напиток разлился и проел в ковре здоровенную дыру.

— Анжелина! Свет моей жизни! Клянусь, день ото дня ты лишь хорошеешь! Я схватил ее руку и перецеловал каждый палец, каждый ноготок. Туристы в кают-компании дружно зааплодировали, а Анжелина с улыбкой кивнула.

— Так-то лучше.

Корабль приземлился точно по расписанию. Распахнулись люки, и в кают-компанию ворвались теплый свежий ветерок и мягкая мелодия.

Я повесил на плечо фотокамеру, надел темные очки, взял Анжелину под руку, и, смешавшись с толпой весело галдящих туристов, мы спустились по трапу.

Космопорт был выстроен на берегу океана. Как и обещала реклама, солнце ласкало, пропитанный солью и ароматами цветов воздух восхищал, пьянил. Улыбавшиеся местные девушки с обнаженной грудью надевали на головы туристам венки, совали в карманы цветы, а самым симпатичным, таким, например, как я, вручали крошечные бутылочки с золотистым напитком. Анжелина улыбалась и ахала, покачивала бедрами в такт захватывающей музыке. У меня к подобному веселью иммунитет, и хоть хихикал и гримасничал я, как настоящий турист, внутри оставался тем же хладнокровным и проницательным Скользким ди Гризом.

Двигаясь с толпой туристов, мы очень скоро оказались в здании таможни. Таможенник, такой же загорелый и улыбчивый, как местные девушки, носил рубашку, которая, без сомнения, демонстрировала важность его должности.

— Добро пожаловать на Параисо-Аки! — обратился он ко мне на эсперанто. — Прошу ваши паспорта.

— О, да на этой планете говорят на эсперанто! — воскликнул я на том же языке и протянул ему паспорт. Поддельный,естественно.

— Не все. — Улыбаясь, таможенник сунул паспорт в щель компьютера. — Наш родной язык — несколько измененный испанский. Но не беспокойтесь, все, кого вы здесь встретите, владеют эсперанто. — Бросив взгляд на дисплей, он вернул мне паспорт и указал на висевшую у меня через плечо камеру. — Отличная у вас камера.

— О да. Обошлась недешево. Готов поспорить, такой кучи денег, что я за нее выложил, вы отродясь не видели. Ха-ха.

— Ха-ха… — эхом отозвался он. — Можно на нее взглянуть поближе?

— Взглянуть? Да это же не бомба, а всего лишь фотокамера.

— Осматривать съемочную аппаратуру предписано специальными правилами. — Почему? Местные власти что-то от нас скрывают?

Его губы сжались в ниточку, глаза прищурились. Я улыбался во весь рот и протянул ему камеру.

— Поаккуратней с ней. Тонкий механизм.

Едва он коснулся камеры, задняя крышка отскочила; на пол, разматываясь, выпала кассета с пленкой. Я выхватил камеру из его дрожащих рук.

— Я же предупреждал! Испортили все снимки моей жены и друзей на корабле. Впредь смотрите, что делаете!

Я смял пленку, швырнул ее в мусорную корзину, не обращая внимания на его извинения, подхватил Анжелину под руку, и мы зашагали к выходу.

Наш багаж чист, в карманах и на теле — ничего подозрительного. Опасения внушала лишь камера — чудо миниатюризации, которая не только делала отменные стереоснимки, но и выполняла уйму других операций, в основном запрещенных законом. Но наш план сработал, все прошло как по маслу.

Выйдя из таможни, Анжелина взвизгнула. Такие же визги раздавались со всех сторон.

— Господи, вы только поглядите на них!

— Кто это такие?

— Они не опасны?

— Дамы и господа, минуточку внимания, — заговорил в мегафон юноша в униформе. — Меня зовут Хорхе, я ваш гид. Если у вас возникнут вопросы, обращайтесь ко мне. Сейчас я с удовольствием отвечу на ваши первые вопросы. Запряженные в тележки животные на нашем языке называются «кабайос». История их появления на Параисо-Аки скрыта завесой времени, но предания гласят, что они привезены первыми переселенцами с мифической планеты, родины всего человеческого рода, называемой согласно одним источникам «Земля», согласно другим — «Грязь». Кабайос — наши друзья, они безобидны, перевозят грузы и незаменимы в сельском хозяйстве. Сейчас они домчат вас до отеля.

Мы расселись по хлипким скрипучим повозкам, и кабайос тронулись в путь. В действительности они назывались лошадьми, я имел с ними дело, когда, путешествуя во времени, очутился на вовсе не мифической, а очень даже реальной Земле.

Запряженные лошадьми повозки оказались самым неудобным транспортом из всех, какими я когда-либо имел несчастье пользоваться. Не обращая внимания на тряску, туристы смеялись и перекликались пронзительными резкими голосами. Анжелина, похоже, тоже наслаждалась путешествием, и только я чувствовал себя скелетом на венчании.

— Э-ге-гей! — подражая остальным, закричал я.

Сунув руку в карман, я обнаружил подаренную гостеприимной девушкой бутылочку. Несомненно, плескавшуюся внутри янтарную жидкость туземцы приготовили, раздавив грязными мозолистыми ногами гнилые фрукты или выварив старые тухлые носки. Я открыл пробку и залпом осушил бутылку.

— Э-ге-гей! — на этот раз вполне искренне заорал я и знаком подозвал смело скакавшего рядом Хорхе. — Из чего приготовлен этот напиток? — Я поднял бутылочку. — Уж не из солнечных ли лучей? Не пил ничего подобного с тех пор, как меня оторвали от материнской груди!

— Рад, сэр, что вам понравилось местное вино. Оно приготовлено из сока канья и называется «рон».

— Божественный напиток. Жаль только, что разливаете вы его по таким малюсенькими бутылочкам.

— Мы разливаем его в посуду самых разных размеров. — Засмеявшись, он вытащил из седельной сумки полную янтарной жидкости бутылку более приемлемого, на мой взгляд, размера и протянул мне.

— Как мне вас отблагодарить?

— Благодарность ни к чему, стоимость вина будет вписана в ваш счет.

Он галопом поскакал прочь.

Я отхлебнул из бутылки приличный глоток и удовлетворенно крякнул.

— Стоит ли напиваться в такую рань, дорогой?

— Напиваться? Я не напиваюсь, а, как ты и настаивала, привожу себя в праздничное настроение. — Я протянул бутылку Анжелине. — Попробуешь?

— Не сейчас. Может, позже. Посмотри, какая красотища кругом.

Она, как всегда, была права: вид открывался великолепный. Дорога, плавно изгибаясь, бежала через зеленые поля к берегу, под лучами солнца искрился девственно белый песок, голубой океан манил.

Но где же местные жители? Кроме кучеров и нашего гида, не видно ни одного.

— Папа, папа, смотри! Умники выискались, слова не вымолвят!

Я проследил за пальцем сидевшего рядом юнца.

У дороги срезали высокую траву длинными ножами оборванные мужчины. Солнце припекало, работа была монотонна и изнурительна, их лохмотья пропитались соленым потом. Завидев нас, они замерли, на грязных изможденных лицах — жалкие подобия улыбок.

О туристах здесь, похоже, заботятся вовсю, а вот местные… Не будь занудой, Джим, наслаждайся жизнью, отдыхай на полную катушку!

Я поднял камеру и заснял людей в поле. Услышав треск камеры, наш кучер повернулся, дежурная улыбка исчезла с его лица. Через секунду он взял себя в руки и белые зубы засияли с прежней силой, но я успел снять и его.

— Поберегли бы лучше пленку для цветущих садов и великолепного отеля, — посоветовал мне кучер.

— Почему? Разве запрещено снимать крестьян?

— Разумеется, нет, но это неинтересно.

— У людей в поле усталый вид. Сколько часов в день они работают?

— Понятия не имею.

— А сколько им платят?

Ответа я не получил — он повернулся ко мне спиной и тряхнул вожжи. Я поймал взгляд Анжелины и подмигнул. Она кивнула.

— Думаю, глоточек рона мне придется сейчас кстати, — сказала она.

Отель, как нам и обещали, был выше всяких похвал. Наш багаж, без сомнения внимательно изученный, ожидал нас в роскошных апартаментах.

Зная, как остальные мужчины-туристы относятся к своим женам, я собрал волю в кулак — маскировка прежде всего!

— Когда распакуешь вещи, дорогая, найдешь меня внизу, — бросил я Анжелине и, не дожидаясь возражений, выскользнул за дверь.

Я заглянул в бар, не торопясь прогулялся по саду. У плавательного бассейна привлекательные девицы принимали солнечные ванны нагишом. Я решил их заснять, уже было поднял камеру, но, представив, что произойдет, если Анжелина наткнется на эти кадры, одумался.

Жена у меня вспыльчивая, этим мне и нравится. Во всяком случае, считать так спокойнее.

Метрах в ста от бассейна я наткнулся на торговавший туристским барахлом магазинчик, из любопытства заглянул внутрь. На полках красовались кораблики из покрытых разноцветным лаком ракушек, пестрые купальники-ниточки, очки от солнца на пол-лица, шапочки с надписями типа: «ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ СТРАСТНО, ДУРАЧОК!» и «ДАВАЙ ПОТОЛКУЕМ!», позолоченные цепочки, колечки с бриллиантами-стекляшками, бусы из фальшивого жемчуга. Нахмурив брови, я прошел в секцию книг, топографических карт и путеводителей.

— Могу ли я вам помочь, сэр? — раздался за моей спиной мягкий голос. Я обернулся. Девушка — прекрасная фигура, золотистая кожа, огромные сияющие глаза, выразительные алые губы…

Может ли она мне помочь? Может, да еще как! Тут я вспомнил об Анжелине, и мой энтузиазм в мгновенье испарился. Флиртовать с туземкой, когда жена рядом? Я не сумасшедший!

— Я хочу… Дайте мне книгу!

— В продаже много превосходных изданий. Желаете что-нибудь конкретное?

— Да. Меня интересует история Параисо-Аки. Не рекламная чушь вроде той, что в путеводителях для туристов, а реальные факты. У вас есть что-нибудь в таком духе?

Оценивающе оглядев меня, она отошла к полке и вернулась с пухлым томом в руке.

— Думаю, это то, что вам нужно. — Она протянула мне книгу, грациозно повернулась и, покачивая бедрами, зашагала в глубь магазинчика.

«Работа прежде всего, Джим!» — одернул я себя и с трудом перевел взгляд от ее манившей фигуры на обложку.

«Социальная и экономическая история Параисо-Аки». Звучное название, под стать бестселлеру.

Перевернув несколько страниц, я наткнулся на вложенный внутрь лист. Не доставая лист из книги, я прочитал выведенную крупными печатными буквами надпись:

ОСТОРОЖНО! НЕ ЧИТАЙТЕ ЗАПИСКУ ПРИ ПОСТОРОННИХ!

На страницу внезапно легла тень. Я захлопнул книгу и поднял глаза. Передо мной стоял верзила в мундире и казенно улыбался.

— Дай мне книгу. — Он протянул руку.

Полицейский — дурные манеры, багровая рожа, глаза навыкате, только что на лбу не написано «коп».

— Извините, зачем вам моя книга? — Я прижал книгу к груди.

— Не твое собачье дело. Давай сюда!

— Не дам.

Я отступил на шаг. Он холодно улыбнулся и двинулся ко мне, намереваясь вырвать книгу из моих трясущихся рук.

Ну, вот! Наконец-то начался настоящий отдых!

Глава 4

Дождавшись, когда коп вцепится в книгу обеими руками, я ухватил его за мясистый нос и что было сил сжал пальцы. Признаюсь, поступил я так из чистого садизма. Его полный гнилых зубов рот распахнулся во всю ширь, из глотки вырвался нечеловеческий рык. Выждав секунду, я легонько ткнул его кончиками пальцев левой руки в солнечное сплетение. Закрыв рот и глаза, он без чувств плюхнулся на пол. Я поднял книгу и отвернулся от поверженного тела. За мной стоял одетый в униформу отеля туземец — челюсть на груди, глаза с блюдца.

— Парень умаялся за день, должно быть, прилег вздремнуть, — поделился я с ним догадкой. — На вашей чудесной планете так хорошо отдыхается. Эту книгу я покупаю.

Поморгав, он уставился на обложку.

— Сожалею, но книга не наша.

Теперь заморгал я.

— Не может быть. Я собственными глазами видел, как девушка-продавец сняла ее с полки.

— В магазине только один продавец — я.

Я пожал плечами и направился в свой номер.

Все яснее ясного: и девушка, и книга мне пригрезились. Да и валявшийся на полу полицейский, наверно, тоже.

Анжелина встретила меня на пороге номера. Она успела переодеться в купальник, от чего мое сердце взволнованно забилось. После нескольких долгих поцелуев она мягко отстранила меня.

— Прямо зверь дикий. Отдых, как вижу, пошел тебе на пользу. Впредь будем чаще выбираться на курорт. А что за — книга у тебя под мышкой?

— Так, случайно купил в магазине. Интересно, твой купальник гармонирует с цветом здешнего песка? Пойдем на пляж, проверим. Я выразительно повращал глазами. Анжелина едва заметно кивнула, показывая, что намек поняла.

— Отличная мысль. Я сейчас, только сандалии надену.

Мы молча покинули отель, прошли через сад к пляжу. У кромки воды Анжелина заговорила:

— Полагаешь, в номере «жучки»?

— Не знаю, но береженого, как говорится, Бог бережет.

Я рассказал жене о своих приключениях в магазине, достал из книги сложенный лист, развернул, и мы молча прочитали написанное от руки послание:

НЕСЧАСТНЫЙ НАРОД ЭТОЙ ПЛАНЕТЫ ВЗЫВАЕТ К ВАМ!

УМОЛЯЕМ, ПОМОГИТЕ!

ПОЖАЛУЙСТА, ПРИХОДИТЕ В ПОЛНОЧЬ НА БЕРЕГ. ОДИН.

Подписи не было.

Я разорвал записку на мелкие клочки, зачерпнул из океана пригоршню воды, смешал бумагу с водой, размял. Получившуюся однородную массу зарыл в песок.

— Интересно, кто написал записку?

— Я закатил скандал на таможне, заснял работавших в поте лица крестьян, задал уйму щекотливых вопросов. Я выделился из праздной толпы туристов, и теперь меня приглашают на встречу. Но ты правильно ставишь вопрос: кто? Может, записку послали несчастные жители Параисо-Аки, а может…

— Местные силы безопасности.

— Именно. Но выбора нет, в полночь иду на берег, хоть это и будет непросто.

— Почему?

— Не знаю, кто написал записку, но верзила, которого я уложил в туристском магазине, был точно коп. Боюсь, как только он очухается, мне на хвост сядет вся здешняя полиция.

— Тогда сделаем так: ты развлекаешься, играя в догонялки с полицией, а на встречу отправлюсь я.

— Дорогая, это же опасно!

Она улыбнулась и нежно сжала мне руку повыше локтя.

— Милый, как трогательно, что ты беспокоишься обо мне.

— Вовсе не о тебе. Я опасаюсь за жизни тех, других, если они вдруг надумают морочить тебе голову.

— Грязное животное! — Мне в бицепс впились ее железные пальчики, но через секунду-другую она ослабила хватку и вновь улыбнулась. — А ты прав, им лучше поостеречься.

— Сделаем все, как ты сказала. — Я потер синяк на руке. — Не люблю бегать на пустой желудок. Пока есть время, давай вернемся в номер и пообедаем.

В нашем номере, раскинув руки, спал на полу незнакомец, рядом лежала камера.

— Первый, — прокомментировал находку я. — Не дождался хозяев, решил разглядеть камеру получше и получил порцию усыпляющего газа.

Из карманов спящего Анжелина извлекла удостоверение капитана полиции, автоматический пистолет, дубинку, наручники, охотничий нож и три гранаты со слезоточивым газом.

— Мерзкий тип, — заключила она.

— Согласен. Параисо-Аки уже не кажется раем. — Я вытащил из камеры несколько необходимых предметов. — Отныне куда бы ни шла, бери камеру с собой. А сейчас, пока не нагрянули очередные визитеры, давай закажем обед. Обслуживали туристов в отеле превосходно. Через две-три минуты, катя перед собой сервировочный столик, явился официант. К неописуемой нашей досаде за ним увязались двое полицейских.

— Вас не звали. — Анжелина преградила им дорогу. — Убирайтесь откуда пришли.

Официант подкатил столик к моему креслу, преданно глядя в глаза, сделал стойку, я же занялся приготовлением сэндвичей. Не люблю есть всухомятку, но, что поделаешь, сегодня придется.

— Прочь с дороги, женщина! — рявкнул уродливый, заросший щетиной полицейский.

Решив поторопить Анжелину, он положил волосатую лапищу ей на плечо. С его стороны это было опрометчиво — хрустнула кость, и, издав сдавленный крик, он рухнул на ковер. Второй полицейский потянулся к пистолету. Я отложил недоделанный сэндвич, но не успел встать, как он уже лежал рядышком со своим напарником.

Официант, не дождавшись чаевых, пулей вылетел из номера. Анжелина со счастливой улыбкой закрыла за ним дверь. Я приготовил второй сэндвич, завернул их в салфетку, кинул в пластиковый пакет. Подумав, сунул в пакет и бутылку рона.

— Не хотелось бы, чтобы они помешали полуночной встрече, признав в тебе моего сообщника. — Я подошел к двери, склонился над полицейским, на секунду приложил его шее черную коробочку, повернулся ко второму о повторил операцию. — Вколол им по двойной дозе, продрыхнут не меньше суток.

Наш прощальный поцелуй прервал громкий нетерпеливый стук в дверь.

— Что ж, выберусь другим путем. — Я выскочил на балкон, Анжелина последовала за мной. Наш номер находился на двадцатом этаже, стены здания гладкие, без выступов и трещин. Не беда. Я протянул Анжелине пакет с едой. — Подержи, пожалуйста.

Я перелез через ограждение, повис на руках, качнулся и мягко приземлился на балконе этажом ниже. Анжелина кинула мне пакет и послала воздушный поцелуи.

Все идет нормально, во всяком случае, пока.

Номер, как по заказу, оказался пустым. Перекушу и промочу горло здесь, потом уж отправлюсь дальше.

Я дожевывал последние крошки, когда услышал позвякивание ключа в замке. Глотнув из горлышка, я неохотно отставил недопитую бутылку, пересек комнату и прижался к стене за дверью.

Дверь открылась, в номер ввалились военные с оружием на изготовку. Убедившись, что их только двое, я вышел из-за двери и небрежно поинтересовался:

— Кого-то разыскиваете?

Они как по команде повернулись. Набрав в легкие побольше воздуха, я шагнул вперед, раздавил перед их носами капсулу с сонным газом и отступил. Они, бряцая оружием, повалились на пол.

Один из них ростом и фигурой походил на меня, и я решил воспользоваться старым как мир, но очень эффективным трюком. Надев форму поверх купального костюма, я мысленно пожелал солдату почаще мыться. Его нижнее белье оказалось украшенным кружевом из дыр и заплаток. Видно, на солдатское жалованье не разгуляешься. Зато на экипировке не экономили: коротковолновый передатчик, ионная винтовка, револьвер без отдачи пятидесятого калибра и полный комплект боеприпасов. В форме меня невозможно отличить от заправского военного, та же выправка, та же осанка, тот же загорелый цвет кожи.

«Классная работа, Джим, — поздравил я себя. — Ты, как всегда, на высоте: проникаешь в самые недоступные места, раскрываешь гнусные тайны тоталитарных режимов, двигаешься, подобно духу, разишь почище молнии. Бесстрашный и несокрушимый. Неотразимый!»

Подбодрив себя таким образом, я расправил складки на мундире и распахнул дверь…

В воздухе засвистели пули, из дверного косяка на уровне моего лица полетели щепки.

Глава 5

Я захлопнул дверь и отскочил в сторону. Как раз вовремя: в том месте, где я только что стоял, в двери появился аккуратный ряд дырочек.

— Туристов здесь обслуживают по первому классу, только держись, — бормотал я под нос, двигаясь ползком к балкону.

Зная теперь, на что способны местные парни, я надел каску на ствол винтовки и высунул ее над ограждением. Грянули выстрелы, каска подпрыгнула и, громыхая, покатилась по балкону. Вспыльчивые ребята. Я подобрал каску и, не обращая внимания на вмятины, нахлобучил себе на голову.

— Впредь не будешь обжорой, Джим, — сказал я себе. — Расплачивайся теперь за затянувшийся ленч.

Обидные слова, но я их заслужил. Я всегда откровенен с собой и, когда прав, а обычно так и бывает, поздравляю себя, а когда нет, что ж, честно признаю свои ошибки. Преступник, который водит себя за нос, оглянуться не успевает, как оказывается зарытым на два метра в землю или разглядывает небо в клеточку.

«Ну, покаялся? Хватит, теперь думай, как выберешься отсюда».

Я призадумался. С обоих флангов — враги, время работает против меня. Выходит, пробил час открыть новый фланг. Не хотелось бы, чтобы из-за наших с полицией игр пострадали невинные люди. Вряд ли кто пользуется душем днем, так что лучшего места не придумаешь.

Входную дверь снова прошила автоматная очередь. Я заскочил в ванную комнату, вытащил резак и, нажав на кнопку, очертил по дну ванной круг. Невежды считают, что молекулярный резак испускает разрушающие материю лучи. Вздор! Он всего лишь генерирует поле, которое на время ликвидирует силы молекулярных связей. Просто, как все гениальное, не правда ли?

Круг на дне ванной и пол под ним обрушились на нижний этаж. Я услышал, как грохнулась на пол входная дверь в номер, и не раздумывая прыгнул в дыру.

Самая мудрая тактика в моем положении — двигаться попроворнее. Так я и сделал. Выскочив из ванной в гостиную, я наткнулся на отчаянно накручивавшую диск телефона туристку с нашего корабля. При виде меня она завизжала точно резаная.

— Канья, кабайос, испаньон, рон! — выкрикнул я грозно все известные мне слова местного наречия.

Они пискнула и хлопнулась в обморок.

Великолепно. Приоткрыв самую малость дверь, я выглянул наружу. В холле ни души.

Осторожничать некогда. Я стрелой пересек холл, не церемонясь растолкал хихикающих туристов и оказался в ведущем к служебной лестнице коридоре.

Прибыв в незнакомое место, я всегда первым делом осматриваю возможные пути отхода. Эта привычка не раз выручала меня, пригодилась и сейчас. Дверь на служебную лестницу была именно там, где я ее и приметил. Я взялся было за ручку, но, услышав за дверью топот кованых сапог, замер. Меня опередили! Шум за дверью постепенно становился тише. Я рискнул и приоткрыл дверь. За поворотом исчезала спина последнего солдата. Отлично! Я бросился следом.

Сержант Истошно орал, солдаты, грохоча по каменной лестнице подковами, бежали вниз. Я пристроился сзади, улучив минуту, когда замыкающие остановились, смешался с солдатами. Вместе с отделением выскочил из отеля, пронесся мимо других строившихся, бежавших, оравших солдат и полицейских, без суеты свернул за ближайший угол.

Через несколько минут, запихав мундир и оружие в мусорный бак на заднем дворе отеля, я весело насвистывал. Став снова обычным туристом, я влился в толпу таких же бездельников. Тут и там сновали гиды и служащие отеля, успокаивали туристов. От них, какими бы безобидными они ни выглядели, я держался подальше.

Я без приключений прошел через сад, увязался за бредущей вдоль берега экскурсионной группой. Никто не возразил. Да и кому до туриста дело? Вскоре мы обогнули мыс; отель и гомонившая перед ним толпа скрылись из глаз.

Я отстал от экскурсии, взобрался по покатому склону и, пройдя с десяток шагов, очутился на невидимой ни с берега внизу, ни из отеля опушке леса. Сел в тени большого дерева. Трава оказалась на удивление мягкой, тропических насекомых, слава Богу, не было. В океан медленно опускалось солнце, сгущались сумерки. Неожиданно ощутив, что порядком устал, я прилег, закрыл на минутку глаза и тут же заснул сном праведника.

Не знаю, виной ли тому рон, или физические нагрузки, или их сочетание, но проснулся я только на рассвете. Потянувшись, зевнул, прислушался к жалобным стонам пустого желудка.

Единственная возможность покинуть эту гостеприимную планету — быть арестованным. Пора обратно в отель, сдамся властям, а между делом, глядишь, и перекушу.

Вытащив из карманов и закопав под большим деревом все запрещенные законом предметы, я направился к отелю. Дорогой соблюдал осторожность: избегал открытых мест, держался по возможности в тени, то нырял в кусты, то становился обычным, праздношатающимся туристом. Согласитесь, после всех выпавших на мою долю приключений оказаться продырявленным каким-нибудь ретивым юнцом было бы обидно.

Скрываясь за кустами, я подкрался к ресторану — идеальному, на мой взгляд, месту для ареста. Улучив минуту, когда курсировавший перед входом полицейский отвернулся, я влез через открытое окно в зал. Никто не счел мое появление чем-то из ряда вон выходящим. Я налил чашку кофе, прихватил со стойки тарелку с омлетом и уселся за ближайший свободный столик. Огляделся. Час был ранний, в ресторане завтракало совсем немного туристов. Официант как раз ушел на кухню, я быстро доел омлет и с чашкой кофе в руке подошел к престарелой паре за соседним столиком.

— Не возражаете, если присоединюсь к вам?

Супруги переглянулись.

— Присаживайтесь, — выдавил через добрую минуту молчания муж — тощий старик в роговых очках.

— Благодарю. А часом не знаете, из-за чего вчера был переполох?

— Нет. — Старик стукнул серебряной ложечкой по вареному яйцу так бережно, будто это яйцо снесла последняя в Галактике курица и, не сходя с места, протянула тощие лапки. — Нам не сказали. Ни единого слова.

Его супруга кивнула.

— Ни единого правдивого слова. Мы платили деньги не для того, чтобы любоваться пальбой. Сейчас позавтракаем и пойдем к управляющему. «Мы улетаем ближайшим рейсом. Верните нам деньги», — вот что я ему скажу.

Нашу милую беседу нарушил шум потасовки у входа. Мы повернули головы. Войти в дверь одновременно пытались с десяток полицейских. Они натужно пыхтели, толкались, давили друг другу ноги, пихались локтями. Наконец в зал проскочил самый маленький и шустрый и, подняв свою «пушку», подбежал к нашему столику.

— Шевельнешься — схлопочешь пулю! — прорычал он, не мигая глядя на меня.

На помощь ему подоспели остальные, обступили наш столик.

— Официант! — заорал я во всю глотку. — Управляющего сюда! Да поживей!

Я одним глотком допил кофе, а полицейские подошли ко мне вплотную.

— Следуйте за нами, — потребовал офицер.

Туристы и персонал ресторана во все глаза следили за происходившим.

— Почему? — невинно поинтересовался я.

— Взять его! — рявкнул офицер.

Двое здоровенных полицейских вцепились в меня, подняли на ноги. Хотя это и стоило мне огромных усилий, я не сопротивлялся. Людей вокруг столика становилось все больше, и вдруг я приметил в толпе нашего гида.

— Хорхе! Что происходит? Кто эти хамы?

— Полицейские. — Хорхе выглядел очень несчастным. — Они настаивают на беседе с вами.

— Что ж, я не против, побеседуем прямо здесь. Я — гражданин другой планеты и свои права знаю.

Хорхе сказал что-то по-испански. Полицейские замахали руками, залопотали, перекрывая гул толпы. Мало-помалу шум утих. Ко мне повернулся Хорхе, выглядел он несчастней прежнего.

— Сожалею, но помочь вам не в силах. Они стоят на своем, желают, чтобы вы шли с ними.

— Похищение! — заорал я. — Бедного туриста похищают переодетые полицейскими преступники! Звоните властям, звоните в Совет по туризму, звоните моему адвокату! Если меня сейчас уведут под дулами винтовок, я подам иск и планета враз обанкротится!

Туристы одобрительно зашептались. Еще минута-другая такой сумятицы, и я был бы волен, как ветер, но тут сквозь толпу протолкался высокий офицер и немедленно взял дело в свои стальные руки.

— Извините, сэр! Произошло недоразумение, вас не арестовывают. Боже упаси. Немедленно отпустите его!

Полицейские разжали влажные ладони. Офицер улыбнулся и заговорил, глядя мне в глаза:

— Вчера в отеле произошел несчастный случай. Есть веские основания предполагать, что вы были свидетелем…

— Не видел я ничего. А вы, собственно, кто такой?

— Меня зовут Оливера, капитан полиции Оливера. Жаль, что вы ничего не видели, очень жаль. Не будете ли вы так любезны пройти со мной и подтвердить свои слова для протокола? Понимаете ли, пострадай люди, и мы рассчитываем на вашу помощь.

Его улыбка была столь искренней, а логика — столь непогрешимой, что в глазах собравшихся я вдруг из жертвы произвола превратился в заурядного жулика.

— Всегда рад помочь. Но прежде я бы хотел оставить жене записку. Скажите, куда мы направляемся?

В глазах Оливеры вспыхнул холодный огонь, но он превосходно владел собой, и через мгновение огонь бесследно потух.

— В центральный полицейский участок.

— Спасибо. Эй ты! — Я махнул ближайшему официанту. — Поднимись к моей женушке в номер двадцать-десять. Расскажи ей, что произошло. Скажи, что я вернусь к ленчу. — Я повысил голос. — Люди, вы слышали меня. Я помогу этим вежливым полицейским в их расследовании. Возможно, они объяснят мне, что стряслось вчера. Скоро вернусь и обо всем расскажу вам. Ждите меня. Пойдемте, капитан Оливера.

Я двинулся к двери столь стремительно, что полицейские едва поспевали за мной.

Сделано все, что в моих силах. Теперь, если со мной произойдет несчастный случай, каждый в отеле знает, кто виноват.

Сопровождаемый хмурыми взглядами и неодобрительным бормотанием, я залез на заднее сиденье патрульной машины. Взвыли сирены, завизжали шины, и мы помчались прочь от ласкового берега. Машина с капитаном Оливерой вырвалась вперед и вскоре скрылась из виду. Он спешит, несомненно, подготовит мне достойную встречу. До чего же страшно! Я громко рассмеялся, полицейские в автомобиле опасливо покосились на меня, наверно, приняли за сумасшедшего. Не исключено, что они не слишком далеки от истины, ведь я сам сунул голову в пасть льву. Но сокрушаться нечего, сделанного не вернешь.

Мы промчались мимо космопорта, снова потянулись поля. Через полчаса машина с ревом ворвалась в город, прогромыхав по брусчатке мостовой, остановилась перед серой двухэтажной постройкой. Ворота распахнулись.

Я в совершенстве владею техникой глубокого дыхания и полного расслабления, так что в мрачный тюремный двор вошел, чувствуя себя великолепно отдохнувшим и бодрым.

В отделении меня раздели донага, просветили рентгеном, тщательно обыскали мой костюм. Дохнув в лицо чесноком, дантист осмотрел мои зубы. Ни в одежде, ни на теле ничего подозрительного. С обычной рутиной, к которой я давным-давно привык, покончено. Мне выдали полосатую робу и пару стоптанных шлепанцев, двое полицейских препроводили меня в кабинет Оливеры. Он переоделся и из капитана превратился в полковника, а от былой вежливости не осталось и следа: в голосе металл, взгляд пронзал насквозь. — Кто ты? — спросил он без предисловий.

— Самый обычный турист, оскорбленный вашими…

— Каргата! — проревел он. Слово я запомнил, авось когда и сгодится. — Офицер полиции видел, что ты разговаривал с числящейся в розыске преступницей и получил из ее рук послание. Он обратился к тебе с вопросом, ты на него напал. Арестовать тебя прибыл наряд полиции и тоже подвергся нападению. Чтобы предотвратить дальнейшее насилие, были посланы оперативные силы полиции и армии, но, напав на военнослужащих, ты скрылся. — Он говорил спокойно, не повышая голоса, но внутри его бушевала холодная ярость. Такая же ярость постепенно закипела и во мне. — У нас мирная планета, и насилия мы здесь не потерпим. Теперь говори, кто ты, чем здесь занимаешься и что было в послании.

— Ничего не знаю, — твердо заявил я. — Я прилетел на вашу убогую планету в отпуск. На меня напали, я защищался. Я служил в «зеленых беретах», меня голыми руками не возьмешь! — О моей доблестной службе в десанте написано в межзвездном паспорте, так что врал я, опираясь на «факты». — Не знаю, почему меня пытались убить ваши люди, да мне и плевать. Дождавшись, когда поутихнет стрельба, я сдался. Вот и вся история в том виде, как ее услышат от меня журналисты. Теперь отпустите меня, сказать мне больше нечего.

— Этот фокус не пройдет! — Потеряв самообладание, Оливера грохнул кулаком по столу. — Ты скажешь правду или я выбью ее из тебя!

— Не валяйте дурака, Оливера. Туристы в ресторане знают, что я взят полицией под стражу. Если с моей головы упадет хотя бы волос, прибыльной туристской индустрии на вашей чертовой планете конец. Сейчас я сделаю официальное заявление, а там уж решайте. Подключите меня к детектору лжи. — Кресло, на котором ты сидишь, — детектор лжи. Говори!

Хорошо, что я не знал о кресле, когда врал напропалую. Теперь надо сосредоточиться и подбирать каждое слово с предельной осторожностью.

— Записывайте. Книгу мне дала неизвестная девушка. Больше я ее не видел и другой информации от нее не получал. Кто она и почему обратилась именно ко мне, не знаю. Конец заявления. Теперь верните мне одежду и выпустите отсюда.

Глядя полковнику в глаза, я встал. Его лицо выглядело спокойным, только на висках едва заметно пульсировали голубые жилки. Перед ним был выбор: убить меня или отпустить. Третьего не дано, и мы оба знали это. Он в ярости, но он далеко не глуп.

Молчание длилось с минуту, показавшуюся мне вечностью. Когда Оливера наконец заговорил, голос полностью подчинялся ему:

— Я освобождаю тебя. В сопровождении моих людей ты вернешься в отель и упакуешь вещи. Тебя и твою жену доставят в космопорт и отправят ближайшим рейсом. Не знаю, да и не желаю знать, в какую грязную историю ты тут влип, но, если ты когда-нибудь вернешься на Параисо-Аки, клянусь, я убью тебя на месте. Понял?

— Вполне, полковник. Убраться с вашей поганой планеты мне хочется не меньше, чем вам спровадить меня.

Я не добавил, что при первой же возможности вернусь сюда.

Глава 6

Отлет космического корабля власти задержали почти на час. Как только мы поднялись на борт, был объявлен старт.

Покинув противоперегрузочное кресло, я первым делом плеснул в стакан солидную порцию виски, залпом выпил и, включив вмонтированный в камеру детектор, обошел каюту. «Жучков» не было.

— Чисто, — сказал я. — Ты была в полночь на берегу?

— Ты сказал, что повстречал одного из местных. — Голос Анжелины был лишь градуса на четыре выше абсолютного нуля. — Ты даже не упомянул, что этот местный — юная, весьма соблазнительная особа.

— Любовь моя! Клянусь, для ревности нет причин! Я видел ее не больше минуты, и между нами ничего, ровным счетом ничего не было.

— Пусть это «ничего» будет и впредь. Я тебя давно знаю, ди Гриз, ты как был, так и остался сексуальным маньяком. Учти, если твои грязные руки хотя бы прикоснутся к ней, я тебе их пообрываю.

— Договорились, не прикоснусь. А теперь, пожалуйста, расскажи, что произошло на берегу.

— В полночь я шла вдоль берега. Девица окликнула меня из-за деревьев, спросила, читала ли я записку. Я повторила послание, сказала, что тебя задержали неотложные дела. Девицу зовут Флавия, она — член движения сопротивления. По ее словам, открытой оппозиции на Параисо-Аки нет и быть не может; как только недовольные объединяются, чтобы заявить протест, госбезопасность внедряет в организацию своих агентов и вскоре всех арестовывают. Лидеров публично казнят, остальных отправляют на принудительные работы до конца жизни. Последняя надежда местных жителей — сообщить Галактике правду о царящем на Параисо-Аки произволе.

— Боюсь, в Галактике давным-давно об этом знают, однако всем на них плевать.

— Я тоже так считаю, но, узнав, что ее сообщение будет обнародовано, девушка выглядела такой счастливой, что я придержала свое мнение при себе. Ее сообщение — пять отпечатанных на принтере страничек. Она страшно удивилась, когда я, пробежав текст глазами, запомнила его слово в слово.

— Не пытайся казаться глупее, чем ты есть. Сообщение было напечатано светящейся краской. На меня оно произвело впечатление. Оказывается, основная причина, по которой другие планеты не вмешиваются и не покончат с беспределом на Параисо-Аки — правительство там формально выглядит демократичным. Каждые четыре года проходят всепланетные выборы президента. Демократия! Только вот результаты голосования фальсифицируются и генерал-президент Джулио Сапилоте неизменно оказывается выбранным на новый срок. Два с половиной года назад он принял свою сорок первую присягу…

— Да старичку не меньше двухсот!

— Именно. Он регулярно проходит курс интенсивного омолаживания, ну и там мелочи: сон в кислородной барокамере, свежие фрукты, физические упражнения по специальной методике… Прежде чем негодяй Сапилоте стал президентом, Параисо-Аки была мирной планетой с умеренным монархическим строем. Согласна, монархия не лучшая из известных в Галактике форм правления, но при короле люди по крайней мере не голодали, бесчисленных убийств и разгула насилия не было. Недовольных, конечно, хватало, к ним-то и обращался Сапилоте, проповедуя свободу и всеобщее равенство. Ему поверили, народ восстал, король отрекся и вместе с королевой и принцами был посажен в тюрьму. Дальнейшая судьба королевской семьи неизвестна. Прошли первые выборы. Сапилоте стал президентом, обосновался в королевском дворце. Было казнено шесть чиновников из правительства короля, еще с десяток сослано, остальные, вдруг оказавшись пламенными революционерами, своих кресел не покинули, хотя названия их должностей изменились, а чины были упразднены. Сапилоте один за другим выпустил бесчисленное множество декретов, постановлений, законов. Он ввел трудовую повинность, возобновил пытки и публичные казни, позволил в «исключительных случаях» расстреливать на месте, увеличил продолжительность трудового дня, на базе бывшей королевской охранки создал секретную полицию и прочее, и прочее. Его ставленники получили возможность на вполне законных основаниях эксплуатировать народ. Бедные нищали, богатые жирели, а тюрем между тем не хватало, были изобретены трудовые лагеря. Ко времени перевыборов на стороне Сапилоте оказались все коррумпированные генералы и чиновники. С их помощью результаты выборов с тех пор подделывают.

— Почему же народ не восстанет?

— Власть диктатора держится на штыках, агенты секретной полиции — вездесущи, объединиться в оппозицию людям не дают, а одинокие бунтари обречены. Социальное устройство общества на Параисо-Аки — типичная пирамида: на вершине — диктатор, в его руках сосредоточена вся власть; ступенькой ниже — несколько богачей, вассалы тирана; основание пирамиды — большая часть населения планеты, люди, практически лишенные элементарных человеческих прав; между угнетателями и угнетенными — немногочисленная прослойка, так называемый средний класс.

— Веселенькое общество. — Я зашагал по каюте, напряженно размышляя. — Надо изменить порядки на Параисо-Аки.

— Согласна, но это дело непростое.

— Для человека, спасшего Вселенную, — любое дело по плечу.

— Дважды спасшего, — напомнила Анжелина.

— Вот именно. Я вернусь и…

— Мы вернемся. Мне и сыновьям тоже нужен отдых.

— Мы, конечно, мы, любовь моя! Ты, я и два наших замечательных близнеца. Флавия не сказала, почему она обратилась именно ко мне?

— Наш гид, Хорхе, поведал ей о твоих попытках разобраться в социальном устройстве тамошнего общества.

— Отлично. Вернувшись, свяжемся с подпольем через него. А мы вернемся, и очень скоро! Направлявшийся ко мне человек был хладнокровно убит. Теперь, побывав на его родной планете, я понимаю почему. Несправедливости я не потерплю в любом, пусть самом отдаленном уголке Галактики! И еще, за полковником Оливерой должок. Вернусь — рассчитаемся. Брови Анжелины сошлись на переносице.

— Если этот коп коснется тебя хотя бы пальцем, он умрет! Страшной, мучительной смертью!

— У меня лучшая в Галактике жена! Но не беспокойся, о полковнике Оливере я сам позабочусь, ты же поможешь мне освободить всю планету.

— Заманчиво звучит. Милый, а ты уже придумал, как будешь освобождать Параисо-Аки? У тебя есть план?

— Плана пока нет, но это пустяки, спасал же я Вселенную безо всякого плана, спасу и эту планету.

— Может, наймем армию и объявим им войну?

— Нет, провернем это дельце потоньше. У меня вроде бы уже появилась первая гениальная мысль на этот счет.

Стоит ли говорить, что близнецам наша затея пришлась по сердцу?

Джеймс возглавлял зоологическую экспедицию, которая собирала ядовитых гадов на мрачной, покрытой туманом планете Виниола близ безымянного красного карлика. Приняв наше послание по мгновенной ССВ-связи, он сдал свой зоопарк помощнику и на полной скорости помчался домой. Боливар в то же самое время изучал тюремную реформу, как говорится, изнутри, но, получив по «тюремному телеграфу» весточку из дома, бросил все, сбежал из гарантированной от побегов кутузки на Хелионе и прибыл домой лишь на считанные минуты позже брата.

В молодости всегда отменный аппетит. Зная это по собственному опыту, я терпеливо ждал в кабинете, пока близнецы поглощали приготовленный женой обед из девяти восхитительных блюд.

— Отец, да ты на себя не похож! — заметил с порога Джеймс.

— Верно подмечено, братишка, — подтвердил Боливар. — Темная кожа, черные волосы и усы, карие глаза, квадратная челюсть и широкие скулы… Тебя, отец, не узнать!

— И говорю я теперь на новом языке, — похвастался я на безукоризненном испанском.

— Потрясно звучит, — одобрил Джеймс. — На эсперанто похоже, и почти все понятно.

— Включите на ночь гипнофон, утром проснетесь с головной болью, но по-испански заговорите не хуже меня.

Вошла Анжелина, поставила на стол поднос с бутылкой рона и стаканами, села в свободное кресло.

— Спасибо, ма, — поблагодарил ее Боливар. — За ночь овладеем языком, а что потом?

— Потом отправимся на Параисо-Аки, родину этого божественного напитка. — Я разлил рон по стаканам, мы выпили, причмокивая от удовольствия. — Название планеты переводится как «Рай Земной». Сделаем же, чтобы планета не только называлась раем, но и стала им.

— Как? — в очередной раз поинтересовалась Анжелина.

— На месте разберемся. А пока взгляните на это…

Я нажал кнопку на подлокотнике кресла, стена плавно поднялась, и нашему взору предстала мастерская, посредине — огромный черный автомобиль. — С виду — старье старьем, — подметил наблюдательный Боливар.

— Спасибо на добром слове, я этого и добивался. Внешне автомобиль — точная копия того, что я сфотографировал на Параисо-Аки, деталька к детальке…

— Только в нем наверняка еще куча деталей, которых не было в оригинале, — подхватил Джеймс.

— Сообразительный у меня сынишка. В папу. Осторожно! Пока не объясню, как тут что работает, не прикасайтесь ни к одной кнопке, ни к одному переключателю. Такие вот машины на Параисо-Аки оснащены громоздкими, чудовищно неэффективными, да в придачу еще и ядовитыми двигателями внутреннего сгорания. На плодородных полях этой отсталой планеты выращивают сахарный тростник, из которого потом получают этиловый спирт. Думаете, из спирта готовят рон? Ничуть не бывало! Им заправляют автомашины. — Я поморщился, как от зубной боли. — В наш автомобиль вмонтирован миниатюрный ядерный двигатель. Он не только приводит машину в движение, но и питает радар, поворачивает стволы гранатометов и пулеметов, снабжает энергией лазеры в фарах и прочие механизмы, без которых на той планете не обойтись.

— Классная тачка, па, — похвалил Джеймс.

— Да, па, как раз то, что нам нужно, — поддержал брата Боливар. — Поздравляю!

— Спасибо.

— Ладно, с техникой разобрались. А вот что делать нам? — сказала Анжелина.

— Отдыхайте и готовьтесь. Измените цвет кожи и волос, выучите вариант испанского. Через два дня невидимый для любых радаров крейсер Спецкорпуса доставит нас на Параисо-Аки. Нас бросят там одних, беззащитных…

— Беззащитных? Я бы не сказал! — не вытерпел Боливар.

— …в десятках световых лет от ближайшей дружеской планеты. Четверо против целого мира. Против всемогущей государственной машины всепланетного тоталитаризма. Мне до слез их жалко…

— Ты, наверно, говоришь не о нас, а о тех, врагах, государственных людишках?

— Конечно. А теперь выпьем за нашу победу и за начало новой жизни на Параисо-Аки.

Глава 7

Одно дело сидеть со стаканом виски в руке на крыльце собственного домика и рассуждать, какие мы великие и непобедимые, совсем другое — остаться с тремя близкими людьми на враждебной планете. Признаюсь, даже у меня, бойца, покрытого шрамами схваток, сдавило горло при виде бесшумно взлетающего, и растворяющегося в ночи крейсера Спецкорпуса.

Так что же, мы обречены? Если так, виноват во всем только я.

— Ну, отец… — начал Боливар.

— Начинается потеха, — закончил за брата Джеймс.

Они весело рассмеялись. Их дружеские похлопывания по спине едва не свалили меня на землю и выбили, должно быть, из головы все сомнения.

Мы победим! Иначе и быть не может!

— Вы правы, ребята. Пора за дело!

Джеймс распахнул перед матерью заднюю дверцу автомобиля. Одетый в униформу шофера Боливар сел за баранку, завел мотор. Я расположился на заднем сиденье с Анжелиной, Джеймс — рядом с братом. На Джеймсе были черная рубашка, белыекостюм и галстук-шнурок — любимая на Параисо-Аки одежда чиновников средней руки. Мы с Анжелиной облачились в пышные наряды богатеев, тщательно скопированные спецами Корпуса по маскировке со снимков в путеводителе.

Боливар надел темные очки, включил сцепление, и мы тронулись. Фары, с виду выключенные, излучали перед машиной не видимые невооруженным глазом ультрафиолетовые лучи, лишь темные очки воспринимали их.

Ночь выдалась безоблачной, быстрая езда в призрачном свете звезд хоть и была абсолютно безопасной, но все же приятно щекотала нервы.

— Почва здесь, как мы и думали, — сплошной камень, — сообщил Боливар. — Даже если корабль заметили и власти явятся сюда, наших следов вовек не сыщут. А вон и автострада. Пустая. Держитесь крепче, сейчас перемахнем через кювет.

Нас порядком тряхнуло. Повернув, автомобиль набрал скорость и стрелой помчался по ровной прямой автостраде.

— Километров через пять включи фары, — велел я Боливару. — Станем праздно катающимися на автомобиле законопослушными гражданами.

— Катим без остановок? — спросил Боливар.

— До берега — без. Если прибудем засветло, дождемся рассвета у обочины за развилкой и двинем вдоль побережья до самого туристского рая. Там перекусим, дальше — по плану.

Дорога, как и предполагалось, в это время суток была пустынна, лишь однажды нам навстречу попался автомобиль и, не притормаживая, пронесся мимо.

Я вставил в видеомагнитофон кассету с записью симфонического концерта, из бара в спинке переднего сиденья достал бутылку шампанского, и мы с Анжелиной выпили за успех нашего предприятия. В общем, ночь мы провели если не в роскоши, то в комфорте уж точно.

На заре мы достигли берега и свернули к курорту. По дороге брели к полям крестьяне. Завидев приближавшийся черный автомобиль, они отскакивали к обочине, снимали шапки, кланялись. Мы, как и полагается богачам, не замечая их, величественно катили мимо.

Еще полтора часа пути — и мы у туристского комплекса.

— А вон и ресторан! — воскликнула Анжелина. — Столики на открытой террасе. Выглядит вполне прилично.

— Боливар, высадишь нас у входа, поставишь машину на стоянку так, чтобы была видна из ресторана, займешь столик на должном от нас расстоянии, — распорядился я. — Джеймс, сядешь с братом.

Быть богатым среди бедных — что ни говори, приятно, обслуживают тебя только по первому классу.

К нашему автомобилю подскочил сам управляющий рестораном, с поклоном распахнул дверцу.

— Рад вас видеть в нашем ресторане, леди и ваша честь, рад видеть!.. Столик? Вон тот устроит? — Он кивнул на столик в глубине зала. — Малейшее ваше желание — закон для меня.

— Огня.

Я вытащил из нагрудного кармана черут.^[35] С зажженными спичками ко мне бросились трое официантов, чуть не подрались за привилегию подать мне огня. Я развалился в кресле, небрежно пустив из ноздрей дым, сдвинул широкополую шляпу на затылок. Анжелина села напротив. — Вот это жизнь!

— Джим ди Гриз, ты — неисправимый пижон, — сквозь зубы прошептала Анжелина. — Ты освобождаешь этих людей от угнетателей, а ведешь себя под стать тирану.

— Разве, выполняя за местных грязную работу, нельзя наслаждаться жизнью? Нет, первый класс во всем! Ну, наконец-то! — добавил я, выхватывая из трясущихся рук официанта меню.

Допив четвертую чашку кофе, я с удовлетворением откинулся на спинку кресла, щелчком пальцев поманил Джеймса. Изображая преданного хозяину слугу, тот суетливо вскочил с места, подбежал ко мне. Я не торопясь извлек из целлофановой обертки очередную сигару. Он с зажигалкой в руке склонился ко мне.

— Пойдешь к своему столику, обрати внимание на разговаривающего с тремя упитанными туристами юношу в зеленой рубашке, — тихо сказал я. — Нам везет, это Хорхе. Он выведет нас на связь с подпольем. Незаметно следуй за ним, узнай, где он живет.

— Будет сделано, па. Он в жизни не догадается, что за ним «хвост».

Джеймс ушел. Анжелина наступила мне под столом на ногу и сообщила:

— Дорогой, похоже, у нас проблемы. Взгляни направо.

Я скосил глаза. К нам приближались двое. Одежда штатская, но походка, заносчивый вид… Полицейские! У крайнего столика они остановились, заговорили с юной парочкой. Парень и девушка поспешно достали бумаги, очевидно — удостоверения личности, дылды придирчиво их просмотрели.

Н-да, проблемы — документов у нас нет.

— Анжелина, ты — сама наблюдательность, — похвалил я жену. — Отправляйтесь вместе с Боливаром на стоянку, подгоните машину к выходу, а я тем временем расплачусь.

Я поманил официанта, он стремглав кинулся ко мне. Полицейские, не останавливаясь, прошли мимо двух занятых инопланетными туристами столиков и рядом со мной оказались одновременно с официантом. Я бросил несколько банкнотов, встал.

— Ваша честь, у вас есть паспорт? — обратился ко мне полицейский похлипче и пониже.

Я не спеша оглядел его с головы до пят и, дождавшись, когда он пошел лиловыми пятнами, отрезал:

— Разумеется, у меня есть паспорт.

И направился к выходу. Немудреный прием, обычно срабатывает, но на этот раз не прошел. За спиной раздался дрожащий голос хлипкого:

— Будьте добры, покажите паспорт нам.

К тротуару у выхода подкатила наша машина. Она совсем близко, до нее рукой подать, но погони, перестрелки… Надоело!

Я развернулся на каблуках и уставился на полицейского взглядом василиска.

— Как тебя зовут, грубиян?

— Виладелмас Пуюол, ваша честь.

— Напряги слух, повторять не буду. Я никогда, слышишь, никогда не общаюсь с полицией на улице. Тем более не показываю документов. Ты свободен.

Я вновь повернулся, но тот, что покрупней, был то ли тверже, то ли глупее.

— Если ваша честь настаивает, мы проводим вас к Верховному комиссару. Он будет счастлив лично принять вас в нашем городе.

Соображать, да побыстрее. Обмен репликами подзатянулся, скоро мы привлечем всеобщее внимание. Что же предпринять? Бежать к машине? Полицейские дадут описание и номер машины по рации, дороги перекроют… В общем, неприятностей не оберешься. В моей голове молнией вспыхнуло решение.

— Благодарю за предложение. — Я добродушно улыбнулся. Они немного расслабились и тоже заулыбались. — Я издалека, здешних мест не знаю. Садитесь со мной в машину, покажите дорогу в город, заодно и с комиссаром потолкую.

— Спасибо! Спасибо!

Улыбаясь до ушей, они залезли в автомобиль, опустили свои зады на обитые кожей ручной выделки сиденья напротив нас с Анжелиной. Уверен, позволь я, они бы расцеловали мне руки.

— Дорогая, здешний комиссар желает приветствовать нас лично, — обратился я к Анжелине. — Эти милые полицейские сопроводят нас к нему.

— Прелестно, — проворковала Анжелина, едва заметно приподняв левую бровь.

— Водитель, следуй указаниям полицейских, — распорядился я.

— Вперед, третий поворот направо, — сказал Пуюол.

Автомобиль плавно покатил к городу.

— Друзья должны помогать друг другу, — глубокомысленно изрек я, с улыбкой глядя на полицейских. — Или, как написал великий поэт: «При счете три усыпишь своего, я — своего».

— Что-то я не уловил рифмы, — пожаловался Пуюол.

— Сейчас объясню. Слушайте. Один, два, три…

Я схватил Пуюола за горло и сдавил. Он дернулся, судорожно глотнул и, закатив глаза, обмяк. Анжелина всей душой ненавидела полицейских, и ее подопечному пришлось совсем не сладко: она пнула его стройной ножкой в живот и, когда он сложился вдвое, ударила тыльной стороной ладони по шее. Он без чувств свалился у ее ног. — Аккуратная работа, — одобрил Боливар, глядя в зеркало заднего вида. — Прохожие на улице ничего не заметили. А мы только что миновали третий поворот.

— Езжай вдоль берега, а мы решим, что делать с ищейками.

— Чего тут решать? Перережем глотки, привяжем по камню к ногам — и в воду, — Анжелина победно улыбнулась.

— Нет, дорогая. — Я похлопал ее по руке. — Мы — освободители. Разве забыла? Убивать и калечить никого не будем.

— К колам это не относится! — Она, мрачнее тучи, откинулась на спинку.

— К колам тоже, дорогая. Спросив, что с ними делать, я имел в виду, куда их запрячем, накачав предварительно наркотиком. Наркотик, как ты, несомненно, знаешь, стирает воспоминания о событиях последних двадцати часов. — Стрихнин действует надежнее.

— Слишком надежно, дорогая.

— Отец, впереди развилка, — сообщил Боливар. — Боковая дорога ведет прямиком в лес.

— Сворачивай, а я вколю им по дозе.

Не хотелось, чтобы полицейские через двадцать часов очухались калеками, и от помощи Анжелины пришлось отказаться. Я достал из-под сиденья аптечку, ввел полицейским наркотик. Автомобиль тем временем, прошуршав шинами по грунтовой дороге, остановился. Вокруг — лес. Мы с Боливаром отволокли спящих красавцев подальше в кусты, сели в машину и покатили обратно.

У ресторана нас поджидал Джеймс.

— Свежим воздухом дышали? — спросил он.

— Дышали, заодно избавились от двух приставучих полицейских, — ответил я. — Как там Хорхе?

— Я с ним зашел в бар, пропустил за соседним столиком рюмочку. Он сказал своим друзьям, что всю ночь промаялся с туристами и теперь отправляется в постель.

— Где он сейчас? И как его найти?

— Так и думал, па, что ты решишь потревожить его сладкий сон. Пошли покажу.

Никем не замеченные, мы добрались до многоквартирного дома, поднялись на третий этаж. Я отослал Джеймса к матери и, как и подобает профессионалу, открыл замок входной двери легким движением пальцев. В квартире царил сумрак, шторы были задернуты.

Спесь до добра не доводит. То ли сон у Хорхе, как у кота, то ли дверь его квартиры снабжена бесшумной сигнализацией. Когда я на цыпочках дошел до середины комнаты, вспыхнул свет. В двери спальни стоял Хорхе и целился в меня из большого, страшного на вид пистолета.

— Сейчас ты умрешь, шпик! Читай молитву!

Глава 8

— Не стреляй, Хорхе! Я друг!

— Неужели? С каких это пор друзья как воры крадутся в ночи?

— День, ясный день за окном, взгляни сам. А крался я, чтобы меня не видели враги. Я сам, как и ты и как Флавия, не жалую поли…

Последние слова едва не стоили мне жизни.

— Что ты знаешь о Флавии?! — заорал Хорхе, и, клянусь, его палец на спусковом крючке побелел.

Я, как герой мыльной оперы, пал перед ним на колени и с мольбой простер руки.

— Выслушай меня, храбрый Хорхе! Твое послание получено на другой планете, я прибыл оттуда. То самое послание, что ты передал туристу и его жене, которых потом вышвырнули из вашего райского мира.

— Ты знаешь о послании?

Ствол пистолета самую малость опустился. Я встал с колен, отряхнул брюки и сел на диван.

— Знаю, ведь я — тот самый турист.

— На того туриста ты не похож.

— Внешность изменена, но я — тот самый.

— Докажи.

— Правильно, что не доверяешь первому встречному, но я свой, друг. Сейчас убедишься. Я знаю, например, что туристка, моя жена, встречалась на берегу с Флавией и Флавия показала ей послание на пяти листах, которое моя жена прямо на месте запомнила, а позже пересказала мне. Могу прочитать тебе его слово в слово.

— Читай.

Я продекламировал без запинки все пять листов. Я читал и читал, а пистолет в его руке опускался и опускался. Когда я закончил, Хорхе и вовсе отложил его в сторону.

— Убедил. Я сам написал это послание, и видели его только Флавия и жена туриста.

Он, блестя глазами, подбежал ко мне, поднял на ноги, обнял и расцеловал в обе щеки. Не мешало бы ему, конечно, прежде побриться.

— Рад, что мы наконец-то нашли общий язык. — Я мягко высвободился из объятий. — Счастлив буду помочь.

— Я едва глазам верю. Мы так давно взывали о помощи извне. Несколько месяцев назад один из наших под видом туриста пробрался на космический корабль. С тех пор о нем — ни слуху ни духу.

— Такой низенький, загорелый, нос крючком?

— Он самый. А ты откуда…

— Боюсь, что принес печальную весть: он мертв, убит, без сомнения, агентами полиции.

— Бедный, бедный Хестер, он был храбрым бойцом, надеялся найти легендарную Стальную Крысу, заручиться его помощью…

Я, скромно потупив глаза, принялся многозначительно полировать и без того ухоженные ногти об отворот пиджака.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что… что ты…

— Стальная Крыса, к вашим услугам. В разных мирах я известен под разными именами, и «Стальная Крыса» — одно из них. А теперь расскажи, что тут творится и какой у вас план.

— Положение у нас простое и безнадежное. Плана нет, и, если честно, мы пребываем в смятении. Секретная полиция действует эффективно, слишком эффективно. Едва организуется новая группа сопротивления, как всех ее членов арестовывают и уничтожают. Наша организация совсем новая, но о Флавии уже знают, на нее ведется охота. Я по работе встречаюсь со многими инопланетными туристами, и план поиска помощи со стороны предложила она. Сами мы, к сожалению, очень слабы.

— Не так ух плохо для начала. Скажи, а многие ли на этой благодатной планете разделяют твои взгляды?

— Любой крестьянин спит и видит казнь президента Сапилоте. Но крестьяне беспомощны, вся власть в руках кучки богачей — ставленников диктатора, а с инакомыслящими расправляются головорезы из военизированной секретной полиции, ултимадо, как они себя называют. Правда, президента не жалуют многие дворяне из древних семей, но они давно утеряли свое былое влияние.

— Дворяне? — ухватился я за идею. — Расскажи мне о них.

— Я сам, к стыду своему, из старинного дворянского рода и наделен длиннющим, ничего не значащим титулом. Власти мне доверяют, вот даже туристов сопровождаю. Дворяне в свое время совершили ошибку — примкнули к так называемому «демократическому движению», а когда разобрались, что к чему, было поздно. Свинья Сапилоте стал президентом, ключевые позиции в правительстве заняли его люди. Результаты следующих выборов его шайка подделала. Так с тех пор и повелось каждые четыре года. Скоро очередные выборы, но это лишь фарс, каждый ребенок на Параисо-Аки знает, что Сапилоте — генерал-президент пожизненно.

Долго зревшая в моем черепе идея наконец оформилась, и я радостно закричал:

— Нет же, нет! На следующих выборах будет иначе!

— Каким образом?

— Найдем честного, уважаемого дворянина из старинной семьи, сделаем его кандидатом на пост президента.

— Но сколько бы человек ни проголосовало за нового кандидата, президентом ему не стать — результаты выборов будут фальсифицированы.

— Будут фальсифицированы непременно, но не местными чиновниками, а мной. Я покажу этой примитивной планете один-другой трюк из джентльменского набора по-настоящему грязных политиков. Выборы выиграем мы!

— А получится?

— А то как же, только нужен достойный кандидат. Не знаешь случайно такого?

Хорхе сосредоточенно потер подбородок.

— Сразу и не сообразишь.

— Может, расшевелим мысли стаканчиком рона?

— Отличная идея! У меня как раз есть старый выдержанный рон, вовсе не такой, каким обычно потчуют туристов. Тебе, думаю, он придется по вкусу.

Придется по вкусу? От напитка я был в восторге. Мы провозгласили тост за новую счастливую жизнь, потом друг за друга, потом… Открыв третью бутылку, мы возобновили работу.

— Чем дальше живет человек от крупного города, тем он лучше, чище душой, — сообщил Хорхе. Похоже, алкоголь промыл его мозги, и они теперь работали не хуже отлаженного часового механизма. — В глубине континента находятся большие имения, где выращивают пшеницу, кофе и ягоды бискохо и канья. Там же изготовляют рон, перемалывают пшеницу. Крестьяне там живут в достатке, надсмотрщики мягки, дворяне, хозяева поместий, справедливы. До тех пор пока в города по утвержденным планам поступает продовольствие, а люди там не занимаются политикой, Сапилоте не суется в местные дела.

— Ты кого-нибудь из тех дворян знаешь?

— Я всех знаю, ведь мы родственники.

— Кто-нибудь из них, на твой взгляд, подходит на роль кандидата в президенты?

— Да, Гонсалес де Торрес, маркиз де ла Роса. Он честен, справедлив, храбр, недурен собой и всей душой ненавидит Сапилоте.

— Вроде, подходит. Ты его хорошо знаешь?

— Он — четвероюродный брат мужа двоюродной кузины матери. Я встречаю его только на похоронах, свадьбах и юбилеях, но знаю о нем все. У аристократов нет секретов друг от друга.

— Как с ним связаться?

— Сначала надо купить или взять на прокат автомобиль…

— Уже сделано. Ты поедешь с нами?

— Если я неожиданно оставлю работу, возникнут подозрения. С вами поедет Флавия. Она родом из тех мест, покажет дорогу, да и в имении ей быть безопаснее.

Я допил рон и неохотно поставил пустой стакан на стол.

— Где и когда мы ее подберем?

— Где она сейчас, не знаю, но к вечеру выясню. Подходи в полночь к подъезду этого дома, и я отведу тебя к ней.

— Договорились.

Мы пожали друг другу руки. В дверях я обернулся и указал на недопитую, покрытую толстым слоем пыли бутылку рона.

— Древний напиток в открытой посуде мгновенно выдохнется. Не возражаешь, если я позабочусь о вине?

— Забирай рон с собой, умоляю тебя. — Хорхе подал мне бутылку. — У меня еще есть, на полуночную встречу прихвачу несколько бутылок.

— У вашей планеты два достоинства, почему-то не упомянутых в рекламной брошюре: рон многолетней выдержки и жульнические выборы. Порой кажется, что я действительно попал в рай.

Глава 9

— Отличный план, па! — воскликнули близнецы хором.

Анжелина фыркнула.

— Я бы предпочла, чтобы твоя подружка Флавия сидела дома.

Я глотнул доброго старого рона прямо из горлышка.

— Если я и был волокитой, что крайне сомнительно, то это в прошлом. Давно уже не любуюсь я женщинами, даже такими прекрасными, как Флавия. Брови Анжелины, изогнулись дугой то ли в знак недоверия, то ли в знак признательности. Я не стал выяснять, отчего именно; душевное спокойствие, в конце концов, дороже всего.

— До полуночи еще почти десять часов. Может, махнем на природу, устроим пикник?

Мальчики тут же поддержали меня.

— Отличная мысль, па!

— Сейчас, завожу машину!

— Если вам не силится, что ж, поехали. Но сначала — по магазинам, продуктов купим.

Умиротворенные сытной трапезой, мы наслаждались тишиной и покоем вблизи опушки леса на холме. Джеймс дремал. Боливар ковырялся в машине. Я лежал на траве, положив голову Анжелине на колени, в мире с собой и со всей Вселенной. Огненный диск солнца медленно опускался, так же как и уровень рона в моей бутылке.

— Вот она, настоящая жизнь. — Я вздохнул. — Может, бросим все к чертям, уйдем на пенсию, осядем на такой же мирной планете и будем коротать старость, согретые лучами ласкового, теплого солнышка?

— Не мели чепухи. — Голос Анжелины звучал как сама практичность. — Не Пройдет и дня, как ты от скуки на стенку полезешь. Сейчас тебе по нраву покой только потому, что предстоит схватка. И еще потому, что за нынешний день ты влил в себя не меньше литра древнего рона.

— Дорогая, ты несправедлива ко мне! Я трезв как стеклышко! Хочешь, назову число пи до двадцатого знака после запятой?

— Лучше скажи быстро: купи кипу пик.

— Купи пипу… э-э-э… кип.

— Восхитительно! — Анжелина резко встала, и я пребольно ударился головой о землю. — Пора в путь! Джеймс, похоже, твой папаша на ногах не держится. Затащи его в машину на заднее сиденье.

Джеймс открыл глаза и хитро подмигнул мне. Я подмигнул в ответ, перекатился на живот и пятьдесят раз отжался на кулаках. Тут же пожалел об этом — в голове будто заработал паровой молот. Оказывается, забористая штука — рон. Я допил последние капли и отшвырнул бутылку в кусты, дав зарок не прикасаться к вину до конца жизни. Ну, если не до конца жизни, то до завтрашнего утра точно.

Джеймс вырыл ямку и сложил туда весь мусор. Анжелина собрала тарелки, вилки, ложки, ножи, чашки, стаканы в кучу и по очереди запихала их через щель в крышке в корзину для пикника; разогнанный до сверхзвуковой скорости поток воздуха счистил с посуды остатки пищи. Мы сели в машину и покатили к городу.

Почти всю обратную дорогу я проспал на заднем сиденье. Сохраняя для подвигов свой боевой дух, а не в пьяном угаре, как намекала Анжелина.

Меня расшевелил ласковый толчок локотка Анжелины под ребра. Я протер глаза. Машина остановилась у знакомого многоквартирного дома. Из тени выскочил Хорхе, распахнул дверцу и мигом залез внутрь.

— Поехали! Поехали быстрее! — забормотал он, и Боливар тронул с места. — Все пропало! Флавию схватили ултимадо!

— Когда? — спросил я.

— Несколько минут назад. Я уже выходил, когда она позвонила, сказала, что к ферме, где она скрывается, подъехал крытый грузовик, из него выскакивают ултимадо и окружают дом.

— Далеко эта ферма?

— Не очень. Полчаса быстрой езды, а может, меньше.

— От фермы к городу одна дорога?

— Да.

— Перехватим их!

Отчаяние на лице Хорхе сменилось надеждой, но через секунду он вновь помрачнел.

— Их целая армия, и они вооружены до зубов!

— Неважно! Куда ехать?

— Прямо, четвертый поворот направо.

Хорхе смотрел на нас, как на сумасшедших, мы не удержались и загоготали. Боливар утопил педаль газа в пол, и нас вдавило в спинки кресел.

Армия головорезов! Эка невидаль!

Через пять минут мы оказались у развилки. Я привстал, оглядел место будущей операции, в голове уже возник план.

— Джеймс, живо достань из багажника большой резак и четыре игольчатых пистолета. Боливар, отгонишь машину с дороги. Остальные — из машины. Анжелина, будешь приманкой.

— Поразительная глубина мышления!

Наш автомобиль умчался. Я осветил фонариком большое дерево у дороги. — Джеймс, срежь его так, чтобы упало поперек дороги… — Я услышал рев приближавшейся машины. — Быстрее, они с минуты на минуту будут здесь! Анжелина легла у дерева, ноги под стволом, будто ее придавило.

Верхушки деревьев осветили фары. Мы попрятались в кюветах по сторонам дороги. Свет стал ярче, из-за поворота выскочил грузовик и помчался к поваленному дереву. Завизжали тормоза, ужасно длинную секунду мне казалось, что они раздавят Анжелину. Машина замерла в метре от дерева, Анжелина вяло зашевелилась и позвала на помощь.

Открылась дверца, из машины вылез водитель, и воздух наполнился еле слышным шелестом — мы начали стрелять из игольчатых пистолетов. Игольчатый пистолет — бесшумное оружие, мощное электромагнитное поле выталкивает из стволов крошечные стальные стрелы с ампулами сильнодействующего снотворного на концах. Едва тело водителя коснулось асфальта, как я с фонариком в одной руке и пистолетом в другой подбежал к машине.

Мои предосторожности оказались излишни — в кузове вповалку лежали и храпели полицейские, среди них, как живое подтверждение нашей меткости, сидела бледная, перепуганная Флавия.

— Ты спасена.

Я подал ей руку, помог выпрыгнуть из кузова. К нам, отряхивая юбку и метая гневные взгляды, приближалась моя жена. Я поспешно отпустил руку Флавии и шагнул в сторону. Рядом как по мановению волшебной палочки появился Хорхе и тут же припал к освободившейся руке губами. Большой охотник до поцелуев был этот Хорхе.

— Если не считать, что меня чуть не раздавили в лепешку, операция прошла успешно, — дала оценку сделанного Анжелина. — Посадим теперь водителя на место, положим на колени термитную гранату.

Я вздохнул и поцеловал руку Анжелине а-ля Хорхе.

— Дорогая, я умер не меньше тысячи раз, пока скрипели античные тормоза этой повозки. При следующей засаде я лягу под дерево, а ты перестреляешь всех ултимадо. Джеймс, Боливар, выволоките из кузова храпящих уродов и оттащите с глаз долой в лес. Заберите все ценное из их карманов. Хорхе, прервись хотя бы на секунду, пусть рука Флавии просохнет. Ты сможешь вести этот драндулет? — Я кивнул на полицейский грузовик.

— По-твоему, я что, крестьянин? Конечно, смогу.

— Извини, ты не крестьянин. У тебя есть на примете местечко, где машину не сразу найдут?

— Знаю поблизости отвесную скалу. Если грузовик столкнуть оттуда в море, его век не найдут.

— Век — подходящий срок. Сделай, пожалуйста, эту работенку. Да, чуть не забыл, десяток прощальных поцелуев — и в путь!

Мы помахали отъезжавшему грузовику. Флавия повернулась, и я впервые заметил, что ее правый глаз заплыл, бровь рассечена, верхняя губа справа опухла.

— Сейчас принесу аптечку, — сказала Анжелина. — Знала бы я, как поработали над тобой эти ултимадо, они бы заснули долгим, может, даже вечным сном.

— Не знаю, как и благодарить вас! — воскликнула Флавия. — Вы не только спасли меня, но и задумали освободить нашу планету. Хорхе мне все рассказал. Думаете, ваш план сработает?

— Непременно сработает, — ответила Анжелина, нанося на лицо Флавии антисептическую мазь. — Если, конечно, я удержу мужа от глупостей.

Из леса вышел Боливар с кучей одежды в руках.

— Все нормально, па.

Следом появился Джеймс с ботинками.

— Мы видели, как эти громилы обошлись с юной леди, и решили, пусть, очухавшись, прогуляются до города нагишом.

— Вполне разумно. Флавия, познакомься, это — наши сыновья, Джеймс и Боливар.

Молодые люди с энтузиазмом пожали друг другу руки.

Анжелина положила ладонь мне на плечо и улыбнулась уголками губ.

— Смотри, как у них блестят глаза. Похоже, оба влюбились с первого взгляда. Что, поехали?

Мы выехали на главную дорогу и, следуя указаниям Флавии, направились на юг. — Ултимадо не суются во внутренний район страны. Как только окажемся за Стеной, мы в безопасности, но пересечь ее не просто.

— Что за Стена? — поинтересовался я.

— Стена ткнется через весь континент, проехать можно только через охраняемый пост. Сама Стена неприступна — мили колючей проволоки в несколько рядов, ограды из металлической сетки под напряжением, частоколы из стальных прутьев с отравленными остриями, бетонные стены, мины, детекторы…

— Если описание верно, то там и ребенок пройдет, — заметила Анжелина. — Джим, открой, пожалуйста, шампанское — успокоим нервы и выработаем план. Флавия сидела на откидном сиденье напротив нас и маленькими глоточками пила из хрустального бокала. Я к своему едва притронулся, для одного дня выпивки достаточно.

— Расскажи об охраняемых постах, — попросил я.

— Посты — это маленькие, хорошо укрепленные форты. В фортах тяжелая артиллерия, пулеметы, войска. Проезд через двойные ворота. Внутри солдаты проверяют паспорт с визой, обыскивают багаж. Нам там никогда не прорваться.

— Слова «никогда» нет в лексиконе нашей семьи, — твердо сказала Анжелина. — Твое мнение, Джим. Стена или пост?

— Разумеется, пост. Иметь дело с людьми легче, чем штурмовать бетонную стену и стальные заграждения. До ближайшего поста далеко?

— Двести километров, может, чуть больше.

— Джеймс, слышал?

— Да.

— За сорок километров до цели включи радар. За десять — останови, осмотримся и подготовимся.

Лицо Флавии вытянулось, видимо, она представила, как богатые туристы на стареньком автомобиле штурмуют набитый отборными армейскими частями форт. Она не первая на этой планете приняла нас за сумасшедших, но ее так же, как и солдат, ждало несколько сюрпризов. Продумывая детали предстоящего штурма, я отхлебнул приличный глоток шампанского.

Боливар остановил машину у обочины.

— Приехали, — сказал Джеймс. — Радар ни к чему, форт как на ладони.

Он был прав: в сумеречном свете отчетливо виднелась тянувшаяся от восточного горизонта до западного Стена, впереди высилось мрачное неприступное здание — охраняемый пост.

Флавия поежилась. Будь я женщиной, я бы, наверно, тоже поежился.

Неприступное? Глупости!

Джим ди Гриз никогда не пасовал и не спасует перед трудностями! Планета будет освобождена!

— Слушайте внимательно. — Я достал из-под сиденья кейс. — С этими фильтрами мы не заснем, как все вокруг. Анжелина, пока едем, объяснишь гиду, как их вставляют в нос. Джеймс, подготовь газовые баллоны. Боливар, подними верх. — С мягким жужжанием над открытым автомобилем поднялась крыша из бронированных полос. Я одобрительно кивнул. — Проверим окна. Джеймс, по команде «сейчас» закроешь окна. Сейчас! — Глухой стук, все окна закрыты. — Отлично. Теперь переключи управление лазерной пушкой на меня. Проверь наш главный калибр, не исключено, что ворота слишком толсты и лазером их не возьмешь. — Из подлокотника моего кресла выскочил пульт управления. Я коснулся кнопок, взглянул на контрольные приборы. Все в норме. — Вопросы есть?

— А то как же, — подал голос Джеймс. — Когда обед?

— Прорвемся и сразу перекусим. Еще вопросы?.. Нет. Тогда вперед!

Мотор взвыл, и мы ринулись в атаку.

Глава 10

Атаковали мы, конечно, медленно — чем позже обнаружат наши истинные намерения, тем больше шансов на успех.

Подкатив с неторопливой величественностью к форту, автомобиль замер. Я достал очередную бутылку шампанского, взялся за пробку. Мощные прожекторы залили площадку перед воротами ослепительным желтым светом, торчавшие из бойниц в каменной стене стволы пушек повернулись.

Я высунулся из окна.

— Какого черта копаетесь?! Открывайте! Шофер, посигналь!

Боливар нажал на клаксон, раздался записанный на пленку рев стартовых двигателей межзвездного крейсера. Мне заложило уши. Видимо, наш призыв был услышан, ворота медленно двинулись вверх, и я победно замахал бутылкой. Мы въехали в форт, остановились перед вторыми, запертыми воротами. Открывая шампанское, я почти не обратил внимания, что ворота за нашими спинами так же медленно закрылись, а к машине подошли вооруженные солдаты. Пробка с хлопком вылетела, Анжелина восторженно закричала и подставила свой стакан. Мальчики тоже обернулись и протянули свои. Анжелина незаметно толкнула Флавию локтем, намекая, чтобы она присоединилась к общему веселью. Я начал не торопясь разливать шампанское.

Солдаты встали у машины разинув рты, — подобные причуды аристократов им в диковинку. Сквозь их неровный строй вперед протолкался офицер.

— Документы, живо!

— Молчи, хам, когда находишься в обществе дворян! — От избытка эмоций я взмахнул рукой с бутылкой, и пенящееся вино залило серый китель офицера. — Открывайте ворота и проваливайте!

— Ваши документы, пожалуйста, — сказал более учтиво офицер, видимо, признавая наше превосходство.

Дальнейшие события хотя и длились секунды, но были столь ярки, что до сих пор стоят перед глазами.

Робко заглянув в окно, офицер увидел Флавию, его зрачки расширились, губы задергались.

Узнал!

Я выплеснул в его распахнутый рот шампанское из стакана.

— Окна! Газ! — заорал я.

Доля секунды — и окна надежно закрыты, из специальных отверстий в кузове автомобиля пошел газ. Офицер, упав у колес, скрылся из виду, солдаты молча повалились рядом. Я включил лазер.

В ворота уперся рубиновый луч, сталь приобрела красивый красный цвет, во все стороны брызнули искры.

— Не особо впечатляет, — прокомментировала происходящее Анжелина.

— Металл слишком толст. Джеймс, пушку! Стреляй в верхнюю часть… Капот машины открылся, оттуда вылез ствол пушки. Выстрел стопятимиллиметрового безоткатного орудия в замкнутом пространстве форта больно ударил по ушам, на время лишив нас слуха. Прогремел еще один выстрел. Бронебойные снаряды рвали сталь, закрытый автомобиль не спасал от оглушительных звуков, и мы заткнули уши пальцами. Выстрел. Ощущение было такое, будто я — внутри колокола, а моя голова — гигантский язык. Ворота перед нами прогнулись и затряслись. Еще выстрел, еще. Ворота сорвались с петель и с грохотом обрушились наземь.

Из здания с автоматами в руках выскочили солдаты. Пули смертоносными градинами застучали по бронированной крыше автомобиля, на стекле напротив моего лица появился аккуратный ряд звездочек. Солдаты стреляли на бегу и, попав в озеро сонного газа, падали.

— Боливар, жми! — В ушах стоял такой звон, что я едва слышал собственный крик. — Стой!

Солдат, пошатываясь, добрел до самой машины и, выпустив напоследок очередь в небо, завалился перед бампером. Если мы тронемся, ему конец.

Я распахнул дверцу, спотыкаясь о спящих, обогнул машину. И увидел солдата, который, дрыхнул, широко раскинув руки, правая — под передним колесом. Я отпихнул руку этого ногой, схватил за сапоги того, что своим телом преградил нам путь, и оттащил в сторону.

На бегу я краем глаза заметил метрах в пяти солдата — лицо скрыто маской противогаза, пистолет нацелен на меня. Едва слышный выстрел — и левое плечо пронзила острая боль. Меня развернуло, перед глазами — асфальт.

Дальнейшее было подернуто багровой дымкой. Я безуспешно попытался встать, туман перед глазами сгустился. Затем я увидел рядом с собой Джеймса. Выстрелив из игольчатого пистолета, он нагнулся, схватил меня поперек туловища, подтащил к машине и бережно уложил на заднее сиденье. Я хотел знать, что происходит, но глаза сами собой закрылись. Автомобиль сорвался с места, позади раздался оглушительный взрыв. Мы проехали по покореженным воротам, меня швыряло из стороны в сторону. Дальше — сплошная тьма.

Я открыл глаза. Надо мной склонилась Анжелина. Видеть ее прелестное лицо приятно всегда, но сейчас — особенно. Я открыл рот, но вместо слов из горла вырвался сухой кашель. Анжелина повернулась, ставя пустой стакан, и я увидел над собой бездонное голубое небо. Красотища. Не то что грязный потолок тюремной камеры. Вода смочила глотку, и вторая попытка заговорить удалась.

— Как прошел штурм?

— Все бы ничего, если бы не твой дурацкий героизм.

Она улыбнулась? Или мне только показалось? Глаза в уголках блестят. Неужели слезы?

Ее ладонь в моей, и я слегка сжал руку. Ее улыбка стала шире.

— Газ просочился в здание, и оборона захлебнулась. Несколько солдат успели надеть противогазы, но их уложили игольчатые пистолеты. Мы проехали по разрушенным воротам и помчались по шоссе. Хорошо, что автомобиль укреплен броневыми листами, а то бы нам несдобровать. Сзади по нам стреляли из крупнокалиберных орудий, потом взглянешь — вмятины будь здоров. За нами погнались несколько машин и броневик, но мы взорвали за собой мост и с тех пор их не видели. С шоссе мы свернули на проселок, потом покатили и вовсе без дороги по холмам. Отыскав эту поляну, остановились на отдых. Как видишь, машина и лагерь скрыты деревьями, и с воздуха нас не найти. Короче, все прекрасно. Вот только твоя рука… Пуля прошла, не задев кости. Входное отверстие в бицепсе — маленькая аккуратная дырочка, а выходное в трицепсе… Большущая рваная дырища.

— Странно, но рука совсем не болит.

— Еще бы болела, ведь тебя под завязку накачали наркотиками.

Я пошевелился. Анжелина усадила меня, подложив подушку под спину. Оказалось, лежал я у высокой сосны на спальном мешке. Рядом в таких же спальниках посапывали близнецы и Флавия. Я посмотрел вдаль. Зеленые холмы, у самого горизонта — горы. Мир и покой. Идиллия.

— Ты спала?

— Нет, я дежурю.

— Теперь моя очередь, а ты ложись отдохни.

Анжелина — хороший солдат и возражать не стала. В самом деле, бодрствовать и ей причины не было. Нежно поцеловав меня в губы, она пододвинула ко мне складной столик, на котором стояли кувшин с водой и аптечка, и залезла в спальник.

От наркотиков во рту пересохло, и я с жадностью осушил кувшин. Тихо, только шелест веток над голован да пение птиц вдалеке. Я встал и направился к автомобилю. Меня слегка покачивало, а в остальном чувствовал я себя удовлетворительно. Боливар открыл глаза и молча взглянул на меня. Я соединил указательный и большой пальцы правой руки, показал ему, мол, все нормально, затем коснулся пальцем губ. Он кивнул и снова закрыл глаза.

Я заглянул в кабину. Сигнальное устройство и радар включены, если в нашем направлении двинется кто-нибудь крупнее птицы, в приемнике, который, несомненно, лежит под ухом у одного из мальчиков, раздастся сигнал тревоги. Мысль, что мое маленькое войско позаботится о себе в любых обстоятельствах, наполнила меня гордостью, придала сил.

В холодильнике меня ожидал сюрприз — контейнер с водой и дюжина пива. Я откупорил запотевшую бутылку и жадно припал к горлышку. Рядом раздались шаги. Я сжал горлышко бутылки — какое-никакое, а оружие. Обернулся. Флавия. Я расслабился и снова хлебнул из бутылки.

— Только благодаря вашей храбрости мы добрались сюда, — сказала она. — Спасибо от всего сердца.

— Пустяки. Я совершаю нечто подобное не реже двух раз в неделю. К тому же на этот раз у меня были отличные помощники.

— Признаюсь, что, когда Хорхе рассказал мне о вашем плане обставить Сапилоте на выборах, я сочла вас сумасшедшим. Простите меня за сомнения. Теперь я не только верю, что вы доведете задуманное до конца, но и очень хочу, чтобы Параисо-Аки освободили именно вы. Знаете почему?

— Извините, сегодня я туго соображаю.

Она подошла ближе, остановилась на расстоянии вытянутой руки. Красивая девушка: губы алые, зовущие, в глазах можно утонуть… Я едва слышно вздохнул, осушил бутылку и, чтобы оказаться подальше от этих бездонных глаз, сел на заднее сиденье автомобиля. Она — сама серьезность — стояла, сложив руки на груди, и будто светилась изнутри.

— Я хочу, чтобы победили именно вы, потому что вы — человек чести. Я вам безоговорочно верю.

— Спасибо на добром слове, хотя полицейские на сотнях планет не разделяют вашего мнения, для них я — преступник.

— Не поняла, о чем вы, но все равно верю. Скажите, почему вы рисковали жизнью, почему покинули безопасный автомобиль?

— Под колесами лежал солдат. Если бы мы поехали, то раздавили бы его в лепешку.

— Но это был всего лишь солдат.

— Прежде всего — человек.

— Разве жизнь одного человека, тем более врага, так важна для вас?

— А что важнее человеческой жизни? Жизнь — это все, что есть у каждого из нас. Одна-единственная попытка; и пустота до рождения, пустота после смерти.

Флавия покачала головой.

— А как же загробная жизнь? По моей религии…

— Рад за вас, уверен, религия поддерживает вас в трудные минуты. Моя же вера предельно проста: я вижу реальность и сомневаюсь, что после смерти попаду на небеса, так как не верю в их существование. У меня одна жизнь, и я дорожу ею. Так имею ли я право лишить другого человека его единственной, по моим же собственным убеждениям, попытки — жизни? Только самовлюбленные политиканы и религиозные фанатики убивают людей ради собственной выгоды или абстрактных идей — справедливости, абсолютной истины, веры! По мне, живи и дай жить другим, помогай добрым людям и сторонись дурных. А что касается веры… Вера — личное дело каждого!

Позади Флавии появился Боливар.

— Отлично сказано, отец, — поддержал он меня. — Теперь, может, пойдешь приляжешь, а я подежурю?

— Спасибо, так я и сделаю, — пробормотал я. Сын кивнул мне, но смотрел он только на Флавию, она — так же пристально на него. — Что ж, поковыляю. Флавия, если тебе не спится, может, поговоришь с Боливаром? Уверен, у него к тебе куча вопросов о вашей планете.

Они оба энергично закивали, а я поплелся обратно.

На смену моему поколению пришло новое, и тут уж ничего не поделаешь. Чувствовал я себя не то что старым и ненужным, но все же… Интересно, депрессия вызвана наркотиками или моей лекцией о религии?

— Выше нос, Джим, — сказал я себе, залезая в спальник. — Ты — освободитель, и на этой планете еще будет воздвигнут твой памятник!

Мысль о памятнике согрела сердце, и я заснул с улыбкой на губах.

Глава 11

На следующий день наше войско проснулось поздно и сразу потребовало пищи. Рука моя побаливала, в голове слегка шумело. Я взвесил, принять ли мне наркотики или оставаться с ясной головой. Нужно продумать дальнейшие действия, так что без ясной головы не обойтись.

Я ковырнул вилкой яичницу из порошковых яиц с обезвоженным беконом, глотнул из кружки разведенный концентрат кофеина. Надо бы впредь более основательно продумывать рацион для подобных путешествий. Опустошив тарелку, я принял решение.

— Боливар, предстоит работенка, — сказал я повелительно. Он с явной неохотой оставил компанию прекрасной Флавии. О юность, юность! — Достань из багажника большой железный ящик с надписью: «Совершенно секретно».

— Ура! Наконец-то мы узнаем, что в нем!

Он вытащил тяжелый серый контейнер, поставил на землю у моих ног. Остальные собрались вокруг. Осмотрев царапины на замке, я прищелкнул языком.

— Признавайтесь, кому не терпелось. Кто ковырялся в замке?

— Это не я, это Джеймс, — сообщил Боливар. — А вот оплавленные швы — моих рук дело.

— И оба, как вижу, не преуспели. Неудивительно. Ведь не только содержимое, но и сам контейнер, а также замок — последние достижения профессора Койпу и лаборатории Специального Корпуса.

Я приложил к замку большой палец, на минуту задравшись, набрал буквенно-цифровой код, и верхняя часть контейнера плавно отошла в сторону. Все придвинулись ближе. Я наклонился, достал из контейнера черный металлический ящик и поставил его на землю.

Анжелина пренебрежительно фыркнула:

— Не слишком впечатляет.

— Перед вами — молекулярный уменьшительно-восстановительный агрегат, или, как окрестили его создатели, МУВА, модель двенадцать-сорок четыре дробь два бис. Штучка хоть и неказистая на вид, но творит чудеса. Сейчас сами убедитесь. — Я вновь покопался в контейнере и извлек на свет божий крошечный механизм, игрушку на первый взгляд. — Джеймс, как по-твоему, что это?

Джеймс положил «игрушку» на ладонь, покрутил так и этак и вернул мне. — Точная копия крупнокалиберного миномета.

— Верно, да не совсем. Это — не копия, а настоящий крупнокалиберный миномет, только из него извлекли девяносто девять процентов молекул. Верни недостающие молекулы на прежнее место и стреляй.

— Милый, вероятно, у тебя после ранения разыгралась лихорадка. — Анжелина приложила к моему лбу прохладную ладонь. — Вот, что я говорила! Иди приляг в тенек.

Из контейнера я достал кабель и большую раздвижную воронку. Один конец кабеля подсоединил к МУВА, а другой — к миномету; воронку привел в рабочее состояние, сунул узкий конец в отверстие наверху агрегата.

— Теперь не хватает самой малости — сырья. Мальчики, тащите сюда песок, камни, любой мусор, складывайте горкой возле МУВА, засыпьте воронку с верхом и следите, чтобы во время работы она была полной. — Через минуту все было готово. — Отлично. Начинаем.

Я щелкнул переключателем на боку агрегата, раздался негромкий,режущий ухо вой — и только. На меня глядели если не как на дурака, то со скептицизмом точно.

— Запаситесь терпением. Восстановление — не мгновенный процесс. Сначала компьютер вычислит, где и каких именно молекул недостает, а уж потом… Ну, полюбуйтесь сами!

Миномет на глазах рос, раздувался, словно воздушный шар; и мальчики проворно работали лопатами. Минута — и вой стих, зазвенел серебряный колокольчик, а перед нами оказался миномет в натуральную величину.

Я погладил ствол. Сталь под ладонью гладкая, без изъянов. — Кто-то еще сомневается?

— Потрясно! — воскликнул Боливар, крутя ручку вертикального наведения. — Выходит, в обычном чемодане уместится уйма любого, даже самого громоздкого оружия, и теперь, отправляясь… Признайся, а ведь…

— В контейнере куча интересных штучек, — закончил за брата Джеймс, ни на секунду не отрываясь от окуляра прицела.

— Конечно. Сейчас уменьшим миномет до первоначальных размеров и воспользуемся одной из них. — Я перевел переключатель на противоположное положение, послышался уже знакомый вой, из отверстия МУВА хлынул поток пыли, а миномет начал уменьшаться. — Вот так. Девяносто девять молекул из каждых ста долой. — Вой стих. Я положил миниатюрный миномет в контейнер и вытащил оттуда другую «игрушку». — Полный медицинский комплекс ДМ-7а. Такие комплексы есть только в крупнейших госпиталях Галактики, они восстанавливают поврежденные или утерянные ткани, залечивают раны. Двадцать четыре часа внутри ДМ-7а — и моя рука не хуже новой. Хотелось бы быть в форме к началу предвыборной кампании. Как, согласны отдохнуть здесь еще сутки?

Все дружно поддержали мое предложение. Мальчики снова загрузили воронку, МУВА завыл, и через минуту перед нами стоял полный медицинский комплекс ДМ-7а в натуральную величину. От пульта комплекса я отмотал кабель и подключил его к атомному генератору нашего автомобиля. Анжелина разбинтовала мою руку. Взглянув на ужасную рану, я поморщился и влез в целебное чрево ДМ-7а. Машина зажужжала монотонно, успокаивающие, и я сразу почувствовал себя куда как лучше.

На следующий день погода выдалась отменная.

Анжелина вязала из мономолекулярного волокна пуленепробиваемый жилет. Я, греясь на солнышке, сидел рядом. Мальчики наперебой ухаживали за Флавией. Та, согретая их вниманием, и думать позабыла о выпавших на ее долю суровых испытаниях, отчего еще больше похорошела.

Да, расставаться с гостеприимной рощей жаль. Здесь возродились и моя рука, и наш боевой дух, здесь мы прекрасно отдохнули. Но ничего не поделаешь, пора за работу.

Я разобрал и принялся смазывать игольчатый пистолет. Анжелина, кинув на меня быстрый взгляд, поняла, что пикник в раю подошел к концу, и крикнула:

— Пакуйте вещи, ребята. Мы уезжаем.

В детстве Флавия вместе с отцом — инспектором земледелия — исколесила здешние края вдоль и поперек. Теперь ее знание этих мест пригодилось. Следуя ее указаниям, мы катили по проселкам, горным тропам, изредка — вовсе без дороги, через холмы. Города и крупные фермы оставались в стороне, в пути нам встречались только одинокие путники да работающие в полях крестьяне.

На второй день после полудня Флавия сообщила:

— Мы пересекли границу владений маркиза де ла Роса.

Я глянул в окно. От горизонта до горизонта — те же поля, холмы, рощи, леса.

— Давно?

— Около часа назад.

— Ничего не понимаю. Где же его владения?

— Везде. Вся земля вокруг, сотни тысяч гектаров — его. На Параисо-Аки дворяне — феодальные лорды, большинство из них — деспоты, тираны. Маркиз де ла Роса — редкое исключение. Оттого-то он нам и нужен как союзник.

— Положитесь на меня, — уверенно заявил я. — У меня в таких делах хватка, как у сержанта-вербовщика. Боливар, будь добр, притормози.

Машина остановилась перед двумя каменными башенками по сторонам дороги. Башенки соединяла резная арка с родовым гербом посередине — геральдическим щитом с грифонами, шестилапыми львами и прочими мифическими зверюгами.

Я достал из морозильника ведерко со льдом. Ведерко как ведерко, только дно двойное.

— Это тебе, моя драгоценная. — Я надел Анжелине на пальчик колечко с четырехсоткаратовым бриллиантом. Она вздохнула. Я протянул ей ожерелье, под стать колечку. Ее второй вздох прозвучал много громче. — Так, безделушки, хранил до случая.

— Они прекрасны!

— Рад, что угодил, моя великолепная. А эти побрякушки — мне. — Я надел на указательный палец перстень с рубином величиной с голубиное яйцо, к шляпе прицепил украшенную подобными рубинами и расшитую золотом ленту. Близнецы зааплодировали, Флавия приоткрыла рот. — Надеюсь, хозяина поместья это тоже впечатлит. А теперь — вперед, к нашей судьбе!

Дорога сначала петляла меж зеленых лужаек, потом — среди цветущих садов. Повернув у огромного, древнего, как само время, дерева, машина покатила по аллее парка. Слева и справа — фонтаны, статуи, подстриженные правильными геометрическими фигурами кусты. Последний поворот — и перед нами дом. Или дворец, или замок, как вам больше нравится. Я бы назвал постройку красивой, если бы не витиеватый стиль и архитектурные излишества — башни, башенки, колонны, бесчисленные окна и ряды декоративных бойниц. Дверь, размерами с ворота ангара, распахнулась, из дома вышел ярко одетый человек, с достоинством остановился, ожидая нашего приближения.

— Маркиз? — спросил я Флавию.

— Дворецкий. Назовите ему ваше имя и титул… если он у вас, конечно, есть.

Есть ли у меня титул? Да у меня их дюжины. Какое там дюжины — столько, сколько мне подсказывает моя фантазия. Какой же выбрать?

Джеймс открыл передо мной дверцу, почтительно склонил голову. Дворецкий чинно спустился по парадной лестнице. Я вышел, не спеша огляделся.

— Это резиденция его превосходительства Гонсалеса де Торреса, маркиза де ла Роса?

— Это…

— Рад, что мне дали верный адрес. Замки, знаешь ли, ужасно похожи друг на друга. Будь любезен, сообщи своему господину добрую весть — прибыл герцог ди Гриз со свитой.

— Сию минуту. Прошу за мной.

Следом за дворецким мы пересекли огромный, богато обставленный зал, утопая по щиколотку в бесценных коврах, миновали длинный широкий коридор и оказались перед огромными, как все в этом доме, резными дверьми. Дворецкий торжественно распахнул обе створки, вошел первым, объявляя зычным голосом мое имя и титул. Приподняв подбородок и расправив плечи, я прошествовал за ним.

Маркиз — высокий красавец с седеющими висками — устремился навстречу. Слегка поклонившись, я пожал протянутую руку.

— Добро пожаловать, герцог ди Гриз! — вполне искренне воскликнул он. — Джим, если не возражаете. В мире, откуда я родом, не приняты пустые формальности.

— Весьма мудрый обычай. Зовите меня Гонсалес. Из ваших слов следует, что вы с другой планеты. То-то ваш титул показался мне незнакомым.

— А ваш титул известен во многих уголках Галактики.

— Спасибо. Нашим языком вы владеете безукоризненно. Примите мои самые искренние поздравления.

— Благодарю. Я не осмелился бы нанести визит столь знаменитому человеку, если бы не рекомендации вашего родственника. Вот письмо от него. Я протянул записку Хорхе, чем окончательно закрепил свой успех. В приемном зале появилась маркиза, и я с удовольствием отметил, что драгоценности на ней помельче, победней, чем на Анжелине.

Собравшиеся по этикету были представлены друг другу, после чего мы с маркизом прошли в его кабинет и удобно расположились за столом. Слуга поставил перед нами фужеры и внушительный графин с вином, и я немедленно приступил к делу.

— Маркиз, вам известно, что направивший меня к вам родственник — член движения сопротивления?

— Нет, я этого прежде не знал, но рад, что Хорхе борется против Сапилоте, этого монстра, этого стервятника, этого…

Дальнейшая часть его длинного монолога пополнила мой скудный запас ругательств на местном диалекте.

— Если я правильно понял, вы не слишком высокого мнения о способностях генерал-президента Сапилоте?

Маркиз снова разразился потоком ругательств. Воистину, бесценный для нас человек, и я, смакуя вино, одобрительно закивал в такт его словам.

— Все сказанное вами, — без сомнения, чистая правда. Ибо рассказы о чудовищных злодеяниях генерал-президента Сапилоте достигли даже моей родной планеты во многих световых десятилетиях отсюда. И что, на мой взгляд, самое ужасное, все эти преступления совершены от имени и во имя демократии — системы, так высоко ценимой во всей Галактике. Знаю, замена почитаемого предками закона наследования урнами для голосования поначалу вызывает у людей нашего с вами класса определенного рода подозрения, но, поверьте, такая перемена в конечном счете к лучшему. — Я выждал секунду, глядя на маркиза. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы выразить свои сомнения вслух, и в знак удивления лишь слегка приподнял аристократические брови. — Это именно так, Гонсалес, и, немного подумав, вы со мной согласитесь. В самом деле, аристократия управляла государством многие века, и введение выборной системы вовсе не означает конец ее правления. На планетах с истинной демократией обычно все ключевые посты в правительстве занимают дворяне, и их, как ни странно, выбирает народ. Почему? Дворяне от рождения наделены высоким интеллектом и куда образованнее крестьян. Так кому же, как не им, управлять государством? — Я вновь сделал паузу, дожидаясь кивка маркиза. — И вот еще что, не знаю, как здесь, но у нас дома, да и на многих других планетах, встречаются такие, с позволения сказать, дворяне, которым не то что государство, свинарник доверить боязно.

Маркиз усиленно закивал, видимо, тема задела его за живое.

— То же и на Параисо-Аки. Здесь есть дворяне, чьи имена я не рискну произнести, боясь осквернить воздух в комнате.

— Вот вам и важнейшее преимущество демократического государства: чтобы быть избранным, нужны не только голова на плечах и диплом университета в кармане, но и характер.

— Похоже, Джим, вы меня убедили.

— Рад, Гонсалес, что мы смотрим одинаково на одни и те же вещи. — Я поднял свой фужер, маркиз — свой, и мы залпом их осушили. Невесть откуда появившийся слуга, к моему удовольствию, наполнил их вновь. — На ближайших выборах будут по крайней мере два кандидата, и я, пользуясь всем запасом своих профессиональных знаний и опытом в политической жизни государства, прослежу, чтобы принципы истинной демократии были соблюдены и победил достойнейший.

— Вам это по силам?

— Вне всяких сомнений.

— В таком случае вы — спаситель Параисо-Аки.

— Вовсе нет, спасением планеты займется новый президент, я же лишь помогу избрать его.

— И кто же станет новым президентом?

— Ответ очевиден. Новым президентом станет ваша честь.

Маркиз был ошеломлен. Он низко склонил голову и надолго задумался. Когда же наконец взглянул на меня, его глаза были полны печали.

— Сожалею, но вам придется подыскать другого кандидата. Президентом я быть отказываюсь.

Глава 12

Слушая роковые слова де Торреса, я как раз пил вино и не удивительно, что поперхнулся. Прокашлявшись, я спросил:

— Вы не будете президентом? Но почему?

— Причины отказа просты. Прежде всего, у меня нет опыта в управлении планетой. Вторая причина, на ваш взгляд, может, и вздор, но я считаю иначе. Всю жизнь я посвятил обустройству своих владений и поместье в чужие руки не передам. Не скрою, предложение польстило моему самолюбию, но, уверен, чтобы покончить с ненавистным деспотом Сапилоте, на пост президента нужен более подготовленный человек, чем я.

— У вас есть на примете такой человек?

— Да. И этого человека знаем мы оба.

— Неужели? И кто же он?

— Вы.

Настал мой черед задуматься. Предложение де Торреса показалось мне заманчивым. Не то слово. Гениальным! Действительно, обстоятельства требовали на роль президента человека моего размаха. Но на пути к посту президента существовали некоторые преграды.

— Я — гражданин другой планеты.

— А это имеет значение?

— Обычно да, но… — Я вновь задумался и чем больше размышлял, тем радужнее казались перспективы. Нужно только уточнить незначительные детали. — Прежде чем я приму решение, не ответите ли вы на несколько вопросов?

— Я к вашим услугам.

— Нет ли у вас родственника-домоседа, предпочитающего одиночество общению с внешним миром?

— Поразительно! — Маркиз покачал головой и вновь наполнил фужеры. — Вы только что описали моего внучатого племянника, Гектора Харапо. Конечно, Гектор он только для нас, ближайших родственников, для остальных он — сэр Гектор, Рыцарь Алой Розы, Наследник Серебряного Кинжала. Его крошечное поместье граничит с моим, но мы с ним не виделись, пожалуй, уже лет десять. В свете он не показывается, целыми днями читает научные трактаты и выводит новый сорт ягоды бискохо. Сказать по правде, мудрым в житейских вопросах его никак не назовешь, и, если бы не моя финансовая помощь, он бы давным-давно разорился.

— Судя по описанию, сэр Харапо идеально подходит для наших целей. Сколько ему лет?

— Он приблизительно ваших лет, примерно так же сложен, но, что досадно, носит огромную черную бороду.

— Подделать бороду — дело нехитрое. Если не возражаете, еще один вопрос.

— Сколько угодно.

— Если мы победим и сэр Харапо станет президентом, согласитесь вы занять пост вице-президента? Вся работа ляжет на плечи главы государства, но ваш авторитет как кандидата в вице-президенты придаст избирательной кампании вес.

— Да, я согласен, но предупреждаю, Харапо — мягкий, добрый человек и в президенты точно не годится.

— Спорный вопрос. Я, например, сам неоднократно видел выборы, после которых президентами становились актеры, отпетые негодяи, сумасшедшие… Хотя это для нас неважно. Решим лучше вот что. Как вы смотрите на некоторые незначительные отступления от закона и общепринятых норм морали?

— Нельзя ли поконкретней?

— В частности, я думаю ввести избирателей в некоторое заблуждение, выдав за сэра Харапо совсем другого человека. Уверяю, по сравнению с чудовищными преступлениями, которые Сапилоте творит каждый божий день, это — детская шалость, но ваш судья — вы сами.

— Скажите, а кого вы собираетесь выдать за Харапо?

— Человека благородного, умного, в меру честного, проницательного, с характером, имеющего опыт политической борьбы…

Я говорил медленно, с расстановкой, а глаза маркиза разгорались, улыбка становилась шире и шире. Наконец он не выдержал и закончил за меня: — Вас!

— Меня, и никого другого?

— Отличная идея. По мне, лучшего кандидата в президенты не сыщешь!

— Есть еще некоторые трудности. Прежде чем мы с вами заключим окончательный союз, давайте обсудим нашу политическую платформу. Боюсь, некоторые реформы, которые я намерен провести, придутся вам не по вкусу. Маркиз отмел все возражения небрежным взмахом аристократической руки. — Бросьте. Мы с вами — люди чести, в главном согласны. А все эти реформы, законопроекты… Они яйца выеденного не стоят.

— Думаю, не все так просто. Например, как бы вы отнеслись к человеку, предложившему разделить обширные владения на участки и раздать их крестьянам?

— Я бы пристрелил наглеца на месте, — ответил он просто.

— Какое счастье, что я этого не предлагаю. — Говоря так, я, конечно, кривил душой. Теперь ясно, что земельная реформа — основа всех реформ — пойдет на этой планете медленно и болезненно, но начинать надо, ведь, как говорят сапожники, даже самое длинное путешествие начинается с одного единственного шага. — При мне — никаких разделов поместий. Земельную реформу я упомянул лишь как один из вопросов, которые, безусловно, появятся у избирателей во время предвыборной кампании. Мы же проведем только две-три малюсеньких, ничего не значащих реформы. Понимаю, слово «реформа» режет утонченный слух, но что поделаешь — политика… — Я красноречиво развел руками.

— Какие именно реформы? — При слове «реформа» маркиз поморщился, видимо, картина его земель, разделенных между крестьянами, стояла перед его мысленным взором.

— Например, введем всеобщее избирательное право — один человек — один голос, и распространим его на всех граждан Параисо-Аки, включая женщин.

— Женщин? Разве у них могут быть те же права, что у мужчин?

— Может, вы зададите этот вопрос моей жене?

— Что вы, никогда. — Маркиз задумчиво потер подбородок. — И своей, пожалуй, тоже. Мысль насчет равноправия мужчин и женщин опасная и, я бы сказал, революционная… Да, Бог с ними, с женщинами, с равноправием, считайте, что мы договорились. Что у вас еще?

— Ради победы на выборах мы поддержим habeas corpus,^[36] запретим пытки и тайные спецслужбы, сделаем медицину бесплатной и доступной, дадим молоко младенцам, легализуем разводы, признаем общепринятые в Галактике права человека и введем законы, гарантирующие их.

Он согласно кивнул.

— Похоже, вы правы. От таких новшеств все работники будут в восторге, да не только они, большинство жителей планеты поддержат их. И если вдуматься, люди давно все это заслужили. Оказывается, политика — непростое ремесло.

— Вот именно. Теперь давайте не торопясь, взвешенно подготовим платформу нашей политической партии.

— У нас будет партия на платформе?

— Нет, это только так говорится. На самом деле платформа — положение вещей, которого мы намерены добиться после победы нашей партии на выборах. — А как называется наша партия?

Он спросил, и меня тут же осенило.

— Дворянско-Крестьянско-Рабочая Партия, сокращенно — ДКРП.

— Звучное название. Быть посему!

Так начался тот памятный вечер. Долго мы сидели, склонив головы, наморщив лбы, как заговорщики, кем мы, собственно, и были, и разрабатывали в деталях план действий. Маркиз оказался парнем не промах, он отлично представлял жизнь на Параисо-Аки, знал всех сколько-нибудь значимых людей на планете. Ближе к полуночи мы проголодались, и маркиз послал за едой. Слуга вкатил сервированный столик, на котором среди бесчисленных тарелок с яствами оказался, к моей радости, большущий графин с роном. Мы плотно подзакусили и снова углубились в работу. К утру все детали были оговорены, и отдыхать мы отправились с чувством выполненного долга.

Завтракали мы с Анжелиной, как истинные аристократы, в постели. Я подробно пересказал ей наши с маркизом вчерашние переговоры, она почти без иронии поздравила меня с очередным успехом.

Де Торрес в отличие от меня не был лежебокой, и к часу, когда я соизволил выйти из спальни, дворецкий по его приказу уже привез на автомобиле из соседнего замка Рыцаря Алой Розы. Я и сэр Харапо были представлены друг другу. Рыцарь непрерывно поглаживал свою черную длинную бороду и невнятно бормотал под нос, похоже, плохо понимая, что происходит. Может, он хотя бы в будущем оценит по достоинству работу, которую я проделаю от его имени? А борода у него чудесная, изготовить такую по фотографии — пара пустяков. Я пил предобеденный бокал рона для аппетита, когда в комнату вбежал де Торрес.

— Получена срочная депеша. Идемте со мной.

Я почти бегом проследовал за ним в лифт. Закрыв за нами бронзовые двери, лакей взялся за вентиль. Отделанная бронзой и полированным деревом кабина задрожала и двинулась вверх. Вентиль? В лифте?!

Должно быть, я произнес эти слова вслух, потому что де Торрес улыбнулся и гордо кивнул.

— Вижу, лифт произвел на вас впечатление. Неудивительно. В городах, кроме дешевой электроники и слабеньких электродвигателей, ничего не увидишь, а у нас… Леса с избытком снабжают нас топливом, парасиловые установки в изобилии вырабатывают энергию, пар качает воду. Гидросистемы — вот чудо современной техники. Чувствуете, как равномерно, без толчков поднимает поршень кабину?

— З-з-здорово!

Длиною поршень был не меньше ста метров, следовательно, гидроцилиндр глубоко зарыт в землю. Малейшая неточность в изготовлении крошечной детальки, ничтожный перекос при сборке системы, да что там перекос, микроскопическая трещинка в металле — и…

Глядя на капавшую из вентиля воду, я мысленно молился всем известным и неизвестным мне богам металлургии и облегченно вздохнул, лишь когда кабина наконец замерла.

Поднявшись по крутой винтовой лестнице, мы попали в комнату в верхней части самой высокой в замке башни. Я ожидал увидеть здесь радиопередатчик или, на худой конец, телефон, но у маркиза были еще припасены для меня механические диковинки. В комнате стояла огромная, извергавшая пар и вонявшая горячим металлом машина с бесчисленными колесами, колесиками, шестеренками, кожаными ремнями, рычагами, циферблатами… От нее во все стороны отходили трубы самых разных диаметров, из сочленений труб капала вода, и вокруг суетились с полдюжины служащих в серых халатах.

Внезапно механический рев смолк, и центром всеобщего внимания стал щуплый человечек у мощного телескопа. Махая в такт словам левой рукой, он выкрикивал:

— Семь… Девять… Два… Четыре… То ли семь, то ли восемь, не разобрал. Конец строки. Передайте, пусть повторят последнюю фразу. Оператор налег на рычаги. Машина застонала, засвистела, заскрипела, длинные поршни пришли в движение. Я проследил за ними взглядом. Поршни пронзали окантованную сталью стеклянную крышу и шли дальше к острию шпиля, где дергалась огромная металлическая ручища.

— Ну, и как вам наш семафор? — гордо выпятив грудь, спросил де Торрес. — Впечатляет?

— Впечатляет — слабо сказано! — честно признался я. — На какое расстояние передается сообщение?

— Вдоль всего побережья, от станции к станции. Семафорная связь привилегия владельцев крупных поместий, и мы с ее помощью постоянно общаемся друг с другом. Код известен только дворянам, так что секретность переговоров гарантирована. Это сообщение пришло с пометкой: «Особо срочно», и я сердцем чувствую, что оно имеет отношение к нашим планам избирательной кампании, потому пригласил вас с собой. А, вот и конец передачи.

Слуга с поклоном вручил де Торресу листок с колонкой цифр. Маркиз, нахмурив брови, махнул мне и проследовал в кабинку у стены.

Из высокого окна на резной стол падал солнечный свет. Маркиз сел за стол, положил листок перед собой, из кармана достал крошечный механизм — дешифратор, как догадался я вскоре, — повернул несколько рычажков, крутанул ручку.

— Мы управимся быстрее, если я буду расшифровывать и диктовать, а вы — записывать.

Я писал, буквы складывались в слова, а грудь мне будто сдавливал стальной обруч. Продиктовав последнюю букву, маркиз заглянул мне через плечо и молча прочитал получившееся:

В СТРОЖАЙШЕЙ ТАЙНЕ ИЗМЕНЕНЫ ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ ЗАКОНЫ ТЧК КАНДИДАТ В ПРЕЗИДЕНТЫ ДОЛЖЕН ДО 6 ЧАСОВ ЗАВТРАШНЕГО УТРА ЗАРЕГИСТРИРОВАТЬСЯ В ПРИМОРОСО ТЧК ХОРХЕ — Мы не сделали и первого шага, а уже начались трудности, — сказал я. — Видимо, Сапилоте пронюхал о наших планах и выступил первым. Приморосо, это где?

— Приморосо — столица планеты, цитадель Сапилоте. Негодяй перехитрил нас! Если мы сунемся туда, нас арестуют, если нет — тебя не признают кандидатом в президенты.

— Как учил меня отец: не кричи, что на лопатках, не начав бой. Если отправимся немедленно, доберемся в Приморосо до шести утра?

— Да. Мой вертолет доставит нас туда меньше чем за три часа.

— Сколько человек поднимает машина?

— Пятерых, включая пилота.

— Полетим вы, я, Боливар и Джеймс.

— Но ваши сыновья так молоды. Лучше возьмем мою вооруженную охрану… — Молоды годами, но боевой опыт у них богатый. Увидите сами, на что они годятся. А сейчас, если не возражаете, прикажите готовить вертолет, а я пойду порадую близнецов. Я вытаскивал из нашего автомобиля вещи в дорогу, когда мне на плечо легла рука Анжелины.

— Хорош муженек, нечего сказать! Сам развлекаться отправляется, а меня оставляет здесь!

— Нет же, нет! — Положив на заднее сиденье увесистый контейнер, я повернулся. — У тебя, дорогая, самая ответственная задача: как только мы улетим, займешься обороной замка, установишь оружие, детекторы. Об обороне замка я ничего толком не знаю и рассчитываю лишь на наше оружие. И на тебя, любовь моя!

Я обнял жену, она покачала головой и лукаво взглянула мне в глаза.

— Поклянись, Джим, что ты не выдумал все это прямо на месте, чтобы я осталась в безопасности.

— Клянусь! — Мне кажется, такая клятва — не слишком тяжкий грех. — Мы ударим, а потом дай Бог ноги унести, нам просто необходим надежный тыл, который обеспечишь ты. К тому же выборы даже не начались, приключений и возможностей отличиться будет еще предостаточно. А сейчас помоги мне отыскать чемодан с гримом и срочно изготовь большую черную бороду.

Подумав немного, она нехотя кивнула.

— Уговорил. Но если ты погибнешь в этой операции, берегись!

Вот вам классический образец женской логики, но свое мнение на сей счет я оставил при себе. Что я, сумасшедший?!

Через полчаса я, путаясь в бороде, поцеловал Анжелину и влез в кабину вертолета.

Первый раунд поединка с Сапилоте начался!

Глава 13

На близнецах были желто-серые ливреи, которые подчеркивали пышность нарядов маркиза и моего: шляпы с перьями, расшитые золотом жилеты, широкие плащи до колен, ботфорты. Именно так, по мнению крестьян, одеваются вельможи. Наши глупые наряды, без сомнения, произведут на столичных бюрократов впечатление, да и оружие скрывают великолепно.

Как ни гордился де Торрес старыми технологиями, вертолет у него был новый, современный и, что приятно, без гидравлических излишеств. Взвыли мощные двигатели, и мы, молниеносно набрав высоту, понеслись к восточному побережью.

— Если мы опустимся на пригородном аэродроме, проникнуть через городские стены и попасть в Пресидио, где регистрируют кандидатов, будет чрезвычайно сложно, — вслух рассуждал маркиз.

— А что собой представляет этот Пресидио?

— Старый форт, традиционное местопребывание правительства королей Параисо-Аки. Сейчас, увы, форт занят узурпатором.

— А может, приземлимся прямо в форте?

— Это запрещено… Хотя вертолет Сапилоте постоянно садится перед Пресидио на площади Свободы.

— То, что годится ему, годится и нам. В худшем случае нас оштрафуют за посадку в неположенном месте.

— В худшем случае нас застрелят, — мрачно изрек де Торрес.

— Выше голову, маркиз! — Я указал на кейс на своих коленях. — Там кроме необходимых для регистрации документов еще и оружие. Да и мои сыновья неплохо экипированы.

— Именно. — Боливар приподнялся с сиденья и похлопал себя под мышками и по бедрам.

— Конечно. — Джеймс повторил действия брата. — А перекусим мы до или после операции?

— Если хотите, прямо сейчас. — Я передал им пакет с сэндвичами из кухни замка. — Обертки по кабине не разбрасывать.

— Да, — пробормотал де Торрес, думая о своем. — Приземлимся мы на площади, там нас меньше всего ждут.

— А нас ждут?

— Несомненно. Если их радары еще не засекли наш вертолет, то засекут в самое ближайшее время.

— Тогда усложним им жизнь. Как бы мы добрались до Пресидио, если бы приземлились, как обычно, на пригородном аэродроме?

— Я бы заранее сообщил о прибытии по радио, и у посадочной площадки нас встречала бы машина с шофером.

— Так дайте такое сообщение. Автомобиль отправится на аэродром, противник — за ним, а мы тем временем без помех сядем на площади. Как только мы выберемся из кабины, пилот поднимет машину и перелетит на аэродром. Войска уже оттуда отбудут, пилот спокойно приземлится и отошлет автомобиль за нами к Пресидио.

— Гениальный план! — де Торрес тут же схватил микрофон рации и отдал распоряжение.

Делать больше было нечего, и я задремал в кресле. Не то чтобы я демонстрировал крепость своих нервов, вовсе нет. Просто прошлой ночью я почти не спал и без помощи прогнозирующего компьютера знал, что нынешний день выдастся суетным.

— Отец, через минуту приземляемся.

— Спасибо, Джеймс.

Я открыл глаза, зевнул, потянулся. Под нами проплывал пригород большого города, справа виднелась размеченная белым посадочная полоса. Вдалеке я заметил городскую стену, пронзенную сейчас автострадой. На вид — все спокойно. Возможно, чересчур спокойно.

— Когда скажу «давай», разворачивай и жми на газ, — приказал пилоту де Торрес. — Давай!

Пилот заложил крутой вираж, и мы стрелой помчались над островерхими крышами. Несколько секунд безумной гонки — и вертолет плавно опустился на площади перед большущим мрачным фортом и, разок-другой подпрыгнув, замер; немногочисленные прохожие шарахнулись в стороны. Едва полозья коснулись брусчатки, близнецы выскочили с двух сторон и, дождавшись, пока вылезли мы с маркизом — старики в их понимании, — захлопнули дверцы. Вертолет взмыл в небо и через мгновение скрылся за зданиями. Зеваки еще стояли, открыв рты, а наша процессия с маркизом во главе промаршировала к входу в Пресидио.

У нижней ступеньки нас поджидала первая, весьма незначительная помеха — молоденький тщедушный офицер полиции в парадной форме.

— Посадка летательных аппаратов на площади запрещена. Вы отдаете себе отчет, что ваши действия…

— С дороги, малявка. — В голосе де Торреса звучало наработанное десятками поколений предков презрение к простолюдину.

Офицер застыл, его лицо вытянулось, побледнело. Мы беспрепятственно проследовали мимо. Поднялись по истертым ступеням, вошли в просторный холл. При нашем появлении чиновник за столом у входа вскочил на ноги.

— Где регистрируют кандидатов в президенты? — спросил де Торрес.

— Не знаю, ваша честь.

— Срочно выясни.

Де Торрес придвинул стоявший на столе телефон к чиновнику. Выбора у того не было, и под грозным взглядом маркиза он быстро добыл нужную информацию.

— Третий этаж, ваша честь. Лифт там…

— Лестница там, — перебил его я. — С лифтами случаются аварии, бывает, отключат энергию, и часами сидишь между этажами.

— Бывает, — подтвердил маркиз, и мы зашагали через две ступеньки.

Мы нашли нужный кабинет, получили бланки, и я уже заполнял их, когда прибыла оппозиция. Хлопнула дверь, и внутрь хлынула толпа негодяев в черной форме, черных фуражках и темных очках, — без сомнения, наводящие ужас ултимадо. Головорезы диктатора выстроились у двери, вперед вышел пузатый офицер — морщинистое лицо багрово от ярости, желтые пальцы на ручке пистолета в расстегнутой кобуре.

— Всем оставаться на местах! — рявкнул пузатый.

Маркиз нарочито медленно повернулся к нему, на губах — холодная улыбка.

— Кто вы такой? — спросил он с оскорбительной смесью превосходства и скуки в голосе.

— Вам прекрасно известно, де Торрес, кто я такой! — завопил Сапилоте, открывая лягушачий рот не в такт словам. — Чем занят бородатый недоумок, что рядом с вами?

— Этот джентльмен — мой внучатый племянник, сэр Гектор Харапо, Рыцарь Алой Розы, и он заполняет бланки как претендент на пост президента республики. У вас есть по этому поводу возражения?

Генерал-президент Сапилоте вовсе не случайно правил все эти годы целой планетой. Он открыл было рот, но тут же, овладев собой, закрыл. Краска сбежала с его лица, гнев в глазах уступил место более для нас опасной расчетливости.

— Я не возражаю. — Голос Сапилоте теперь звучал так же спокойно, как голос де Торреса. — Но регистрация начнется только завтра, пусть завтра и приходит.

— В самом деле? — В улыбке де Торреса не было и намека на теплоту. — Вам следовало бы внимательней знакомиться с решениями вашего собственного конгресса. Сегодня утром в действующее законодательство внесена поправка, согласно которой регистрация не только открывается сегодня, но сегодня же и закрывается. Хотите взглянуть на копию отчета утреннего заседания?

Де Торрес демонстративно сунул руку в нагрудный карман. Он, конечно, блефовал, но делал это мастерски. Сапилоте покачал головой.

— Разве кто-нибудь сомневается в правдивости слов такого известного человека, как вы, маркиз? Нет, ни в коем случае, но для регистрации сэру Харапо необходимы копия свидетельства о рождении, справка о состоянии здоровья…

— Все здесь. — Я приподнял кейс и улыбнулся во весь рот.

Глядя в змеиные глазки Сапилоте, я почти видел, как в его голове лихорадочно бегают мысли. Отделаться от конкурентов хитростью не вышло, оставалось насилие. Если бы удалось устранить нас потихоньку, уверен, он бы глазом не моргнув прикончил нас, но прибыли мы с шумом, с помпой, свидетелей хоть отбавляй, а маркиз — слишком видная в здешнем обществе фигура, чтобы его смахнуть, как пылинку с лацкана. Зловещая тишина затянулась. Наконец, приняв решение, Сапилоте махнул рукой, мол, черт с вами.

— Заполняйте бумаги, — приказал он мне и повернулся к де Торресу. — А у вас, Гонсалес, в этом деле какой интерес? Неужели ваш внучатый племянник не обойдется без няньки?

Маркиз будто бы и не заметил, что диктатор обратился к нему по имени — явное оскорбление по здешним понятиям, и ответил совершенно спокойно:

— Нет, Джулито, он не нуждается в няньке. — Уменьшительное от имени диктатора прозвучало как пощечина. — Я — его партнер, баллотируюсь в вице-президенты. Когда нас изберут, я первым делом вышвырну вашу гнилую администрацию из столицы.

Показное спокойствие оставило Сапилоте, и он заорал:

— Никто не смеет разговаривать со мной в подобном тоне!

Диктатор дрожал от гнева, пальцы вцепились в ручку револьвера.

— Я разговариваю с вами так, потому что стану вице-президентом лишь ради того, чтобы раздавить вас, как букашку, ничтожный человечишка!

Внешне спокойный, маркиз был зол не меньше Сапилоте. Достойного пути к отступлению ни у одного их них не существовало.

— Не поможете ли вы мне с этой бестолковой анкетой? — я встал между ними, поднес лист бумаги к самому лицу Сапилоте. — Вы — президент, значит, все знаете…

— Прочь, дубина!

Сапилоте оттолкнул мою руку. Я покачнулся и, сохраняя равновесие, вцепился в его мундир. В воздух полетели бланки. В гневе диктатор ударил меня кулаком по лицу. Едва заметный поворот головы — и его кулак едва скользнул по моей щеке. Я непонимающе взглянул на диктатора, пожал плечами и нагнулся, собирая с пола бумаги.

— Если даже вы не знаете… Что ж, спрошу у клерка. — И, волоча ноги, я побрел в угол комнаты и уселся за письменный стол.

Явный идиотизм моего поведения несколько разрядил обстановку. Сорвав на мне гнев, Сапилоте вроде бы слегка успокоился, проницательный же де Торрес верно истолковал мои действия. Повернувшись спиной к диктатору, маркиз подошел ко мне.

— Спасибо, Джим, — проговорил он тихо. — Сегодня вы спасли меня от самого себя. — И громко, чтобы слышали все, добавил: — Давайте помогу вам, сэр Харапо, в этих анкетах сам черт ногу сломит.

Выстрела в спину я не опасался, полагаясь на сыновей. Но до схватки дело так и не дошло — последовали команды, и, повернувшись, я увидел, что Сапилоте уходит, его люди следуют за ним. Дверь за последним ултимадо захлопнулась, и я перевел дыхание.

— Вы были правы — политика захватывает не хуже азартной игры, — признался де Торрес. — Давайте быстрее заполним эти чертовы анкеты и уберемся отсюда.

Нас больше не беспокоили. Покончив с бесчисленными анкетами, мы отдали их клеркам, те понаставили на них подписей и печатей, вручили нам копии. Маркиз и я не торопясь спустились по лестнице, близнецы прикрывали сзади.

— Начало положено, — сказал де Торрес. — Врагом, который продаст душу дьяволу, но с нами разделается, мы обзавелись.

— Это точно. Думаю, без боя из города он нас не выпустит.

— Он не осмелится!

— Осмелится, маркиз, осмелится, мы сейчас на его территории, здесь устранить нас легче. В убийствах потом обвинят разъяренную толпу или предварительно застреленного фанатика. Гарантирую, басня прозвучит весьма правдоподобно, а Сапилоте, убрав нас навсегда со своего пути, принесет семьям и близким погибших соболезнования.

— Что же нам делать?

— Следовать во всем плану. На аэродром поедем на автомобиле, толпе нас из него не выковырнуть. Но давайте поторопимся, оставим неприятелю как можно меньше времени на подготовку.

У подъезда нас ожидал лимузин, но оснований для радости не было: не исключено, что Сапилоте опережает нас на шаг. Шофер поклонился и распахнул перед нами заднюю дверцу.

— Боливар, дай шоферу денег и отправь на все четыре стороны, — распорядился я. — Машину поведешь ты.

Удивленного шофера оттеснили от машины, я достал из кейса маленькую черную коробочку с единственным индикатором и протянул Джеймсу.

— Прибор реагирует на все виды взрывчатки. Обследуй автомобиль.

Джеймс змеей заполз под передний бампер, через секунду вылез из-под заднего.

— Чисто. Проверь под капотом.

Он поднес прибор к замку и застыл. Нагнулся, присматриваясь, медленно поднял капот. По пояс залез внутрь, вскоре появился с контейнером в руке. — Провода были подсоединены к педали тормоза. Как только шофер воспользовался бы тормозами — бух! — доложил Джеймс. — Но сработано топорно: ни о маркировке, ни о мине-ловушке не побеспокоились.

— Спешили, но ошибку вряд ли повторят. Поехали быстрей.

— Вот это да! Двигатель-то паровой! — воскликнул Боливар, резко трогаясь с места. — На аэродром? Дороги я не знаю, говорите, куда ехать.

— Из города только одна дорога? — спросил я де Торреса.

— Да, и ее наверняка перекрыли, а помощи нам ждать неоткуда.

— На аэродром, Боливар. Де Торрес, показывайте дорогу.

Маркиз давал указания, а Боливар гнал как сумасшедший. Автомобиль несся то посреди шоссе, то резко сворачивал, срезая углы; редкие прохожие боязливо жались к стенам. Крутой поворот, визг тормозов — и перед нами городская стена. В воротах — наспех сооруженная баррикада, справа и слева — солдаты с оружием на изготовку.

— Времени на переговоры нет, — бросил я. — Будем прорываться. Боливар, перед баррикадой притормози, будто останавливаешься. Джеймс и я забросаем солдат гранатами с усыпляющим газом. — Я достал из кейса с десяток гранат. — Воспользоваться фильтрами не успеем, так что просто задержите дыхание. Боливар, как только гранаты взорвутся, вперед!

Боливар сбавил перед баррикадой скорость, мы швырнули гранаты, и автомобиль понесся сквозь густые облака дыма. Удар, треск, во все стороны полетели куски дерева, ящики, обломки кирпичей. Мы прорвались, и автомобиль вновь набрал скорость. Если сзади по нам и стреляли, выстрелов не было слышно. Три минуты бешеной езды — и машина, встав на два колеса, свернула, впереди — аэродром.

…Наш вертолет был объят пламенем, из кабины свисало безжизненное тело пилота.

Глава 14

— Негодяи! — воскликнул де Торрес. — Убили невинного человека! Они за это поплатятся!

Я разделял чувства маркиза, но сейчас было не до разговоров. Один вариант бегства отпал. Нужно найти другой. И немедленно.

На посадочной площадке — еще четыре или пять вертолетов. Воспользоваться одним из них? Пока вскроем запертую дверцу, пока запустим двигатель… Да и неизвестно, есть ли в баках горючее! Погоня за нами по пятам. Нет, этот вариант не подходит.

Из-за угла выскочил и помчался прямо на нас набитый солдатами грузовик.

— Двигай! — крикнул я Боливару.

Наш автомобиль понесся мимо горевшего вертолета.

— Что находится за аэродромом? — спросил я де Торреса.

— Дома, фабрики, пригород. Еще дальше — скоростная автострада на север, но ее уже наверняка перекрыли. Нам не прорваться.

— Поживем — увидим. Жми, шофер!

Моральный дух своего войска я вроде поддержал. А кто поддержит мой?

Мы чудом выскочили из одной западни и теперь на всех парах несемся к другой. Наша свобод? — всего лишь иллюзия. Ясно, что все дороги перекрыты, мы в кольце.

— Вы в кольце! — обрушился на нас голос. — Сдавайтесь!

Улица позади пуста, впереди — только дома и ни души. Откуда же голос? Боливар крутанул руль, и мы помчались по перпендикулярной улице.

Голос снова ударил по барабанным перепонкам:

— Вам не убежать! Остановитесь или мы откроем огонь!

С нами будто говорили боги с небес.

Я высунул голову в окошко, посмотрел вверх. Так и есть, над нами парит двухместный полицейский флаер на гравитационной подушке, с виду точь-в-точь тропическая бабочка; крупнокалиберный ствол нацелен на наш автомобиль. Я поспешно убрал голову и успел схватить де Торреса за руку.

— Отпустите меня! Я пристрелю эту свинью в воздухе!

— Не стоит. У меня мысль получше. Боливар, притормози. — Я вывернул запястье маркиза и подхватил выпавший пистолет на лету. Кроме того, что я не сторонник убийств, пусть даже жертвы — головорезы Сапилоте, мой план действительно не плох. — Машина останавливается, мы, подняв руки, выходим. Уверен, на уме у них что-то почище убийства, а то бы нас давным-давно расстреляли с воздуха.

— Сдаться этому отребью?.. Без боя? — Маркиз задохнулся от возмущения.

— Вовсе не сдаться, а перехитрить, — поправил я. — Мы только сделаем вид, что сдаемся, а сами завладеем флаером. Он — наш счастливый билет. А теперь, пока к ним не прибыла подмога, действуем.

Автомобиль остановился, флаер завис над нашими головами, ствол все так же нацелен на нас. Я отвел взгляд, надеясь, что моя теория верна. Иначе мы — покойники.

— Вылезайте! — приказал усиленный электроникой голос. — Да пошевеливайтесь!

Мы вылезли.

— Руки за голову, ноги расставить! — не унимался тип в флаере.

Мы подчинились. Флаер бесшумно опустился на шоссе перед нами. Пилот был в зеленой форме полицейского, пассажир на сиденье рядом — во всем черном, глаза за темными стеклами очков. Черный навел на нас крупнокалиберный автомат.

— Убивать я вас не хочу, поверьте. — Черный противно заржал. — Уладим дельце без пулевых ран в телах. Вертолет потерпит аварию при взлете, вы все сгорите. Красивая смерть? Ха-ха! Предупреждаю: одно лишнее движение — и я стреляю.

— Я не вынесу этого кошмара! Мое сердце… — Джеймс, прижав руку к груди, упал и задергался на асфальте.

— У него сердечный приступ? — Боливар склонился над братом. — Скорей врача!

— Отойди, в сторону… не прикасайся к нему! — заорал ултимадо, направляя на Боливара автомат.

Наш замечательный спектакль испортил де Торрес. Увидев, что ултимадо отвлекся, он с криком понесся к флаеру. До флаера было метров двадцать. Ултимадо дал очередь из автомата, де Торреса подбросило, развернуло в воздухе, и он рухнул замертво. В это мгновение Боливар отскочил от Джеймса. Тот, пока был прикрыт от взораултимадо братом, достал игольчатый пистолет и теперь несколько раз выстрелил. Ултимадо выпал из кабины, пилот схватился за кобуру, но тут же откинулся на спинку сиденья и замер. Схватка длилась меньше минуты. Я подскочил к маркизу, рывком разорвал плащ.

— Черт возьми! Боливар, аптечку из флаера! Быстро!

Плащ, жилет, сорочка залиты кровью. Кровь везде, где рана или раны, — не ясно. Кинжалом я разрезал на маркизе одежду. Пулевое отверстие в бедре. Не опасно. А вот рана в животе… Очень скверно. Аптечкой тут не обойтись. Из аэрозоля я опрыскал раны антибиотиком, наспех наложил повязки.

Перевернув бесчувственное тело на бок, обработал выходное отверстие пули в спине. Напряг память, вспоминая анатомию. Пуля прошила кишечник, но жизненно важные органы как будто не задела. Я пощупал пульс на руке маркиза. Сердце бьется без перебоев, дыхание хоть и слабое, но ровное.

— Боливар, сможешь вести флаер? — Я вожу все, что двигается, па. — Вышвырни из кабины пилота и ултимадо, сам садись за штурвал.

Джеймс, помоги! Бери маркиза за ноги, усадим его на пассажирское кресло.

— Доставим его в госпиталь? — спросил Боливар.

— Нет, там его непременно прикончат ултимадо. Единственный для него шанс — попасть в замок. Джеймс, сядешь рядом с маркизом. Троих двухместный флаер поднимет…

— А ты, па…

— Вчетвером не взлететь. Приспособь капельницу, введи маркизу антибиотики и следи заработай сердил В случае чего знаешь что делать? — Я взглянул Джеймсу в глаза. Он неохотно кивнул. — О своем отце-старике не беспокойтесь — я выбирался из передряг покруче. Удачи вам. Взлетайте! Близнецы — послушные сыновья, да и времени на уговоры не было. Флаер свечой взмыл в воздух и скрылся за крышами домов. Я отволок пилота к лимузину, втащил внутрь, уложил на пол у заднего сиденья. Ту же операцию повторил с ултимадо, но с ним уже не церемонился, а швырнул довольно грубо. Останутся у него синячки, и поделом. В окне ближайшего дома шевельнулась занавеска, выглянуло бледное, перепуганное лицо и вновь исчезло. Невдалеке завыли сирены. Выбраться отсюда, и побыстрей — первый, самый важный шаг к спасению.

Усевшись за баранку, я вдруг вспомнил, что не спросил у Боливара, как управлять паровым чудовищем. Я оглядел кабину. Сотни начищенных до блеска ручек, вентилей, кнопок, циферблатов. Таращить глаза некогда! Я ухватился за самую большую рукоять и дернул на себя.

Раздался громогласный рык, и автомобиль окутался клубящимся черно-белым облаком. Я быстро вернул рукоять в исходное положение. В течение следующей минуты, орудуя ручками и рукоятями, я продул дымовую трубу паром, включил и выключил дворники, свет в салоне, радио, магнитофон. Наконец мне повезло, после поворота очередной ручки завелся двигатель, и я покатил прочь.

На первом же перекрестке я свернул, на следующем — опять. Дорога шла через холмы, домов становилось все меньше. Сирены за спиной смолкли, и, чтобы не привлекать внимания, я сбавил скорость.

Но куда я еду? От преследователей с воздуха не скроешься, а они появятся надо мной с минуты на минуту.

Очередной поворот дороги — и передо мной загородная вилла. Из гаража выехала машина и свернула на шоссе.

Я ударил по тормозам, крутанул руль; автомобиль, перепрыгнув через бордюр, прокатился по лужайке, юзом вошел в распахнутые ворота гаража и с оглушительным металлическим грохотом врезался в дальнюю стену. Меня швырнуло вперед, баранка едва не сплющила мне грудную клетку.

Хватая ртом воздух, я выбрался из автомобиля и… не оказался подготовленным к беседе со стоявшим передо мной высоким мускулистым грубияном.

— Ты что, сумасшедший?! Чуть гараж мне не разворотил!

— Иззфеее… — пробормотал я.

— Так ты еще и издеваешься надо мной! — Детина побелел от гнева. — Получай!

Он ударил меня в челюсть. В форме я или нет, но к таким разговорам готов всегда. Я сделал вид, что оглушен его ударом, и, вытаращив глаза, застыл. Он хорошенько прицелился и нанес убийственный прямой в грудь. Я отпрянул в сторону, пропуская детину, и саданул его ребром ладони в основание шеи. Он охнул и без чувств растянулся на полу.

Сирены надрывались совсем рядом. Я перешагнул через грубияна, взялся за ворота гаража. По дороге к дому мчался полицейский автомобиль. Я поспешно затворил ворота и замер, прислушиваясь. Сейчас завизжат тормоза, автомобиль развернется и…

Вой сирены стал удаляться и вскоре смолк вовсе.

Я расслабился, взглянул на часы. Время сыграло со мной злую шутку — по моим представлениям, с тех пор, как я переступил порог Пресидио, прошло лет сто, а на самом деле — меньше двух часов. Водитель выехавшей отсюда машины и владелец гаража, что отдыхает на полу, — одно и то же лицо?

Я выглянул а крошечное окошко на воротах гаража. У дома стоял автомобиль. Пустой. Что ж, задача облегчилась.

Есть ли в доме кто-нибудь, кроме меня, и, если есть, видел ли он мое вторжение? Если видел, то он спустится в гараж, здесь и решим все щекотливые вопросы.

Следующий шаг к спасению — план.

Владелец машины и дома зашевелился. Из сострадания я всадил в его бычью шею иглу из пистолета, и больше он меня не беспокоил. В голове уже сами собой складывались первые пункты плана. Моя аристократическая внешность издалека бросается в глаза. Изменю внешность. Стать полицейским? Стоит ли повторяться, если под рукой великолепный набор одежды лодыря курортника — белая рубашка и белые шорты? И даже широкополая шляпа с бантом из змеиной кожи — отряхни и носи!

К владельцу курортного набора симпатии я не питал — при режиме ненавистного Сапилоте преуспевали только законченные негодяи. Раздевая грубияна, я старательно не глядел на расшитое кружевами нижнее белье из золотистого ламе^[37] с алыми сердечками.

Теперь — борода. Из кейса я достал флакон растворителя, смочил кожу, рывком отодрал бороду и вместе с растворителем сунул в кейс. Кто знает, вдруг понадобится в будущем?

Как раз впору мне пришлась не только одежда грубияна, но и, что меня особенно обрадовало, обувь. В его одеянии я — вылитый он, за исключением, естественно, белья.

Я сунул грубияна в лимузин ногами к лицу ултимадо, подхватил кейс и вышел из гаража. Солнце клонилось к горизонту, но припекало еще вовсю. Я огляделся. Вокруг и в домах по соседству никого не заметил. Я направился к машине у обочины. На дороге показался возвращавшийся в город огромный черный автомобиль. Богатый лоботряс не вызвал у полицейских подозрений, и автомобиль промчался мимо. Я забрался в свою новую ярко-красную спортивную машину. К счастью, в движение она приводилась двигателем внутреннего сгорания на спирту. Управлять ею оказалось много проще, чем паровым монстром, и через минуту я уже несся по улице.

Вопрос: куда я направляюсь? Выезды из Приморосо блокированы, полиция проверяет документы и обыскивает машины у всех без разбору. С владельцем автомобиля сложены мы почти одинаково, но сомнительно, что его документы послужат мне пропуском. Нет, из города не выбраться. Следовательно — назад, в столицу, там подыщу убежище, продумаю дальнейшие шаги. Кроме того, крысе, даже если она Стальная, всегда уютней в городе.

Я повозился с кнопками и переключателями. Подняв и опустив верх, посигналив, включил плейер и к центру Приморосо подъезжал в относительном комфорте, насвистывая под легкую музыку.

Глава 15

Как долго я останусь на свободе? Ответ напрашивался сам собой: недолго. Жители домов видели нашу стычку с полицией, видели, как потом взлетел флаер, а я укатил на лимузине. Как только это станет известно, поиски от того места пойдут по спирали. Будут заданы вопросы, обысканы дома, открыты гаражи. Полицейские найдут лимузин со спящими у заднего сиденья красавцами, вмиг сообразят, что я отбыл на автомобиле хозяина виллы, выяснят номер и…

Я невольно сильнее надавил на педаль газа.

Впереди показалась городская стена. Через открытые ворота беспрепятственно двигался поток машин, меня здесь пока не ждали. Миновав ворота, я увидел впереди Пресидио и поспешно свернул направо. Вскоре я оказался в красивом районе с тщательно обрезанными деревьями, аккуратными особнячками, магазинчиками под полосатыми навесами и барами с выставленными прямо на тротуар столиками. Люди за столиками потягивали напитки из высоких стаканов и резных бокалов, здесь же, без сомнения, подавали удобоваримую пищу.

Мой рот наполнила слюна, жалобно заурчал желудок. Я вспомнил, что, кроме аристократического завтрака, у меня во рту целый день не было ни крошки. Необходимо срочно исправить несправедливость!

Деревья вдоль дороги мало-помалу исчезли, улица сузилась, уютные бары уступили место неряшливым забегаловкам, тут и там стены подпирали мрачные типы. Подходящий райончик!

Я повернул за угол, заглушил мотор и вылез из автомобиля, якобы по рассеянности не закрыв окошко, не запоров дверцу и даже оставив ключи в замке зажигания. Вряд ли машина простоит здесь больше минуты, преследователи на время потеряют мой след. Беззаботно насвистывая, я направился обратно к респектабельным кварталам. Когда я переступил порог заманившего меня неоновой рекламой ресторана, уже смеркалось и повсюду включили свет.

Кухню на Параисо-Аки я уже оценил по достоинству, не был разочарован и теперь. На первое я съел суп с альбондигас — маленькими фрикадельками, за ним последовали эмпанады — пироги с мясной начинкой, салат «Гуакемол», еще что-то и еще. Каждое блюдо я запивал бокалом вина из запотевшей бутылки. Ресторан называется «Откормленный поросенок», и, пообедав, я понял почему. Погладив живот, я вздохнул и мысленно вернулся к своим проблемам.

Лимузин, наверно, уже найден, мое подробное описание передали или в ближайшее время передадут по радио и телевидению. По описанию я — темнобородый мужчина в старинном костюме. То, что сейчас я бритый, а в курортном костюме вроде моего нынешнего в этой части города разгуливает каждый второй, замедлит преследование, но не остановит.

Я расплатился, не забыв о щедрых чаевых, и заботливый официант проводил меня к выходу и к суровой действительности.

Местные богатеи, набив животы отменными закусками и напитками, в дневные часы дремлют под теплыми лучами солнца и просыпаются только под вечер. Следовательно, магазины открыты допоздна, и там я куплю все, что нужно.

Я отправился за покупками. Купил новую шляпу в первом магазине, жакет — во втором, рубашку — в третьем. Награждая себя за труды, я зашел в бистро и опрокинул стаканчик рона. Осмотревшись, прошмыгнул в туалет, а вышел совсем другим человеком. Выбросив старую одежду в ближайшей темной аллее, я почувствовал себя в относительной безопасности.

Дневная эйфория улетучилась, усталость взяла свое. Я прошагал два квартала и зашел в мягко освещенный бар поддержать моральный дух. Все, что было в моих силах, я сделал. А теперь? Один, небритый, всеми брошенный на произвол судьбы в незнакомом городе…

— Скучаешь, красавчик?

Брошенный всеми мужчинами, но не женщинами!

Она была привлекательна и стройна, ножки под мини-юбкой даже очень ничего. Пойти с ней, найти безопасность и утешение на ночь?

Я покачал головой, она нецензурно выругалась.

Если о моих похождениях узнает Анжелина, мне несдобровать. К тому же девицы легкого поведения обычно на учете полиции, а их сутенеры все как один — стукачи. Нет, придумаю что-нибудь получше.

Пока я размышлял, решение пришло ко мне само. Двое молодых людей рядом разговаривали довольно громко.

— …Он так и не появился?

— Нет. Видно, дела задержали. Сам понимаешь, бизнесмен.

— Выходит, сегодняшний покер отменяется?

Широко улыбаясь, я повернулся и положил руку на плечо низенькому.

— Извините, что невольно подслушал ваш разговор. В этом городе я чужой, но дома очень люблю коротать вечер за игрой в карты с друзьями. Играю я так себе, но для дружеской игры вполне подойду.

Низенький обернулся, и хотя его улыбка напоминала оскал крокодила, то мне-то что.

— Хотите присоединиться к нам?

Я кивнул. Кто они такие, я понял сразу, как если бы на шее каждого висел плакат с надписью печатными буквами: «ШУЛЕР». Полиции они боятся как черт ладана. Что меня, собственно, вполне устраивает.

— …приезжие, как и вы, любим дружескую игру. Пойдемте.

Меня, как овцу на бойню, вывели из бара, посадили в такси, препроводили в номер гостиницы. На пороге нас встретила чертовски привлекательная женщина.

Чудный выдался вечерок!

— Проходи, присаживайся, чувствуй себя как дома, — вился вокруг меня низенький. — Я — Адолфо, тот здоровяк — Сантос, мою девушку зовут Рената. А как твое имя?

— Джим.

— Очень приятно, Джим. Надеюсь, от стаканчика рона перед игрой не откажешься.

— Не откажусь.

Меня забавляла каждая минута в их обществе, каждая, наверно, давно набившая им оскомину фраза. Жулики обжуливали жулика. Вот хохма.

Регата смешала нам коктейли, а Адолфо разложил на столе несколько колод карт и фишки. Здоровяк Сантос двигался медленно, неуклюже, но я-то отлично понимал, что каким-каким, а неуклюжим он не был. Здесь он выполнял те же функции, что и вышибала в баре. Адолфо вскрыл первую колоду, перетасовывая карты, уронил одну под стол, с улыбкой поднял.

Ого, да руки у него почти такие же ловкие, как у меня.

— Раскидаем на старшего?

Мы согласились. Адолфо сдал каждому по карте рубашкой вверх. У меня оказался король, старшая карта. Я взял колоду, перетасовал, Сантос поднял — и пошла потеха.

Рената время от времени наполняла наши стаканы, снова садилась к окну и слушала тихую музыку из радиоприемника. «Раздевали» меня умно, не спеша. Когда колода попадала к Адолфо, он подмешивал крупные карты вниз и сдавал их мне. Настоящие профи следуют заповеди: «Пусть клиент испытает радость выигрыша, подержит в руках деньги, а потом он твой».

Я тоже исправно играл свою роль и сдавленно хихикал, сгребая фишки.

— Извините, ребята, деньги мои.

— Что поделаешь, в картах уж если повезет, так повезет, — философствовал Адолфо, сдавая.

— Что вы думаете по поводу предстоящих выборов?

Я разложил свои карты. Две пары: десятки и шестерки.

— Ты, наверно, шутишь? — удивился Адолфо. — Меняешь? Одну, две?

— Одну. Нет, не шучу. Говорят, независимые выставили против Сапилоте своего кандидата. — Я поменял карту, пришла еще одна десятка.

Мы прошлись по кругу, Адолфо удвоил, прошлись еще. Сантос сбросил. Регата принесла мне очередной коктейль.

— Дураки, — заявил Адолфо. — Против ветра плюют. Заполучат по сердечному приступу или автокатастрофу. Вскрываюсь. У тебя что?

— Три десятки и две шестерки.

— Не все тебе выигрывать, у меня — полный дом. Может, твоя полоса везения и кончилась.

Полоса везения действительно кончилась, и вскоре мой бумажник опустел.

— Все, ребята, я на нуле. — Я бросил карты. — Разве что достать неприкосновенный запас?

— Конечно, Джим, — поддержал меня Адолфо. — У нас же дружеская игра, шанс отыграться мы тебе дадим.

Я положил кейс на стол, открыл.

— Не шевелись. — Дружелюбия в голосе Сантоса как не бывало.

Я поднял глаза. Он целился в меня из большого пистолета. Адолфо — из такого же. И Регата. Я по возможности простодушно улыбнулся и поднял руки. — Что происходит?

Сантос вместо ответа снял свой пистолет с предохранителя, щелчок прозвучал в тишине комнаты громовым раскатом.

Глава 16

— Что случилось с нашей дружеской игрой?

— А что случилось с нашим дружелюбным путешественником, который так любил играть в покер? — ответил вопросом на вопрос Адолфо.

— О чем ты? Не понимаю.

— Под столом спрятана рентгеновская установка. У тебя десять секунд, чтобы убедительно объяснить нам, почему в твоем кейсе три пистолета. Давай же, мистер полицейский шпик, лезь из кожи!

Я искренне рассмеялся над нелепым предположением, но Адолфо тоже щелкнул предохранителем, и мне стало не до смеха.

— Только полицейские ищейки заговаривают с посторонними о политике. — Адолфо криво усмехнулся. — Осталось семь секунд.

— Кончай считать, я признаюсь! Я — карточный шулер, собирался у вас поживиться.

— Что? — Адолфо потряс головой: такого ответа он никак не ожидал.

— Не веришь? Я наблюдал за тобой весь вечер, видел, как ты метишь старшие карты ногтем большого пальца, а при своей сдаче замешиваешь их в низ колоды и сдаешь кому нужно. Я позволил потихоньку обыграть меня, достал НЗ. Вы бы удвоили ставки, потом еще. В конце концов все мои и ваши деньги оказались бы на кону и я бы их взял при последней сдаче. А пистолеты у меня, чтобы выбраться отсюда с выигрышем.

— Ты лжешь, спасая шкуру. — Голос Адолфо звучал не слишком уверенно. — Со мной подобные фокусы не проходят.

— Не проходят? Сейчас продемонстрирую. Колоду, что на столе, тасовал ты? — Дождавшись его кивка, я продолжал: — Я медленно, без резких движений сяду, раздам карты. Вы уж не палите.

Я осторожно пододвинул стул, сел, собрал со стола колоду, перетасовал, раздал на троих. Они глядели не отрываясь. Я откинулся на спинку, переплел кисти рук за шеей — ни дать ни взять, безмятежно отдыхаю — и указал подбородком на пять карт перед собой.

— Полюбопытствуйте.

Слегка опустив пистолет, Адолфо вытянул руку, перевернул карты. На него глядели четыре туза и джокер.

— Пять тузов обычно берут банк, — заявил я.

Адолфо и Сантос не отрываясь смотрели на карты, Рената подошла ближе, тоже склонилась над столом.

Я выстрелил сначала в нее, потом в Сантоса. Из игольчатого пистолета, который предусмотрительно подшиваю к воротничку сзади, Увидев, что компаньоны упали, Адолфо подпрыгнул, пистолет в его руке дернулся, но мой уже смотрел ему между глаз.

— Не суетись, — спокойно велел я. — Будь паинькой, положи пушку. О партнерах не беспокойся, они всего лишь спят.

Адолфо подчинился. Я взял пистолеты его и Сантоса, кинул на кушетку. Третий пистолет валялся на полу рядом с вытянутой рукой Ренаты. Отшвырнув его ногой в угол комнаты, я расслабился, убрал оружие и глотнул из стакана.

— Вы всегда просвечиваете багаж клиентов?

Ошеломленный событиями последних секунд, Адолфо вяло кивнул.

— По возможности. Если у них с собой что-нибудь «горячее», Рената дает нам знак.

— Код у вас великолепный, даже я не заметил. Дай обещание, что не бросишься на меня, тогда я не только оживлю твоих коллег, но и в знак особого расположения оставлю весь выигрыш вам.

— Что ты сказал? Кто ты? Полицейский?

Я решил сыграть в открытую:

— Как раз наоборот, каждый полицейский в этом городе сегодня ищет меня. Я и пошел с вами, рассчитывая, что сюда они не заглянут.

Он отшатнулся.

— Так ты тот парень, о котором передавали по радио. Маньяк, убивший сорок два человека…

— Ты прав лишь отчасти. Я — действительно тот парень, о котором передавали по радио, но убийства — легенда полиции. Я занимаюсь политикой, пытаюсь опрокинуть Сапилоте.

— А не врешь? — Адолфо так разволновался, что позабыл о своих страхах. — Если ты против Сапилоте, я на твоей стороне. Его полицейские вконец обнаглели, обкладывают ребят вроде меня таким налогом, что ни вздохнуть ни охнуть.

— Более веской причины, чтобы вышвырнуть зажравшееся правительство, я отродясь не слышал. — Я протянул ему руку. — Пожмем руки, Адолфо, ты только что присоединился к нашей партии. Даю слово, что, как только нашего человека изберут в президенты, он посадит самых гнусных колов за вымогательство.

Адолфо с энтузиазмом сжал мою ладонь. Мы уложили его компаньонов на кушетку, я, предусмотрительно сунув их пистолеты в свой кейс, достал шприц и ввел им по дозе противоядия.

— Минут через пять проснутся.

— Джим, мы оба знаем, как я подмешивал карты, но разрази меня гром, если я понимаю, как ты сдал себе четырех тузов и джокера!

— Не велика хитрость, — не без гордости заявил я. Обставить профессионала, что ни говори, приятно! — Просмотри колоду.

Он разложил карты рисунками вверх, откинул их взглядом.

— Постой, постой… Вот туз… Еще один… А вот и джокер. — Адолфо рассмеялся, как ребенок. — Так ты их вытащил из рукава!

— Именно. Пока мы играли предыдущей колодой, я изъял из нее нужные карты. Остальное — дело техники.

— Как же так, ведь за стол ты садился с пустыми руками… Ах да, ты же передвигал стул! Доли секунды, пока мы не видели твоих рук, тебе оказалось достаточно. Ты сунул карты под низ колоды и потом сдал их себе. Ну, ты и силен, Джим!

Отлично, по-моему, сказано!

Некоторое время мы обсуждали профессиональные темы. Я показал ему несколько уловок, неизвестных пока на его планете, он, в свою очередь, обучил меня двум-трем новым трюкам. Когда Сантос застонал и зашевелился, мы с Адолфо были уже закадычными приятелями. Облизав губы и открыв глаза, Сантос с ревом бросился на меня. Адолфо сделал ему подножку, и тот растянулся на полу.

— Не трогай Джима, — повелительно сказал Адолфо. — Он — наш друг. Сейчас объясню.

Адолфо был мозгом их небольшого предприятия, и компания по его рекомендации сразу приняла меня. Я открыл кейс и вручил каждому по солидной пачке денег. — Эти скромные подарки скрепят наш договор, — сказал я. — Отныне вы на жаловании партии. Обещаю, что этот гонорар не последний и что, когда в президентское кресло сядет наш человек, все будет так, как я говорил. — Сказанное мною, как всегда, было правдой, так как этим человеком буду я сам. — Но и вы помогите мне, свяжите меня с моими людьми. С туристами в Пуэрто-Азуле вы работаете?

— Что ты, мы не самоубийцы. Инопланетные туристы — единственный источник конвертируемой галактической валюты на Параисо-Аки, и если ултимадо только увидят нас рядом с ними, то сотрут нас в порошок. Мы довольствуемся местными деньгами, занимаясь своим безобидным бизнесом здесь, в столице, исправно отстегиваем полицейским их долю, а уж они заботятся, чтобы о нашем существовании не пронюхали палачи ултимадо.

— А вы можете попасть в Пуэрто-Азул?

— Почему бы и нет? Паспорта у нас в порядке.

— Отлично. В Пуэрто-Азуле живет человек, через которого я передам весточку маркизу де Торресу, а тот уж позаботится обо мне.

— Ты знаком с маркизом? — хрипло спросила Рената. Выходит, титулы на этой планете в почете даже у карточных шулеров. — Знаком ли я с маркизом? Да не далее как этим утром мы с ним завтракали. Так, со связью ясно, сейчас составлю послание.

Но что я напишу? Неизвестно даже, жив ли Торрес. И Боливар, и Джеймс… Добрались ли они до замка?

Я заходил по комнате из угла в угол.

Прежде чем строить планы, не худо бы выяснить ситуацию. Вопрос: каким образом срочно связаться с замком?

Задай верный вопрос и получишь верный ответ.

— Адолфо, ты что-нибудь знаешь о семафорах, которыми пользуются аристократы?

— Кто же о них не знает? Вечно, как проходишь мимо замка, на крыше машет, сжимается, разжимается, загибает пальцы дурацкая ручища. Эти дворяне будто в каменном веке живут, на их месте я бы давно обзавелся телефонами.

— Ты ходишь мимо замка? А разве замки не за Стеной?

— Большинство, но не все. Например, один — ближе чем в двух километрах от нас.

— А внутрь попасть сложно?

— Да легче легкого. Показываешь полицейским у дверей паспорт и…

— Не подходит. — Я на минуту задумался. — А ваши документы, вроде, в порядке?

— Еще бы! Иначе за что, по-твоему, мы платим полицейским?

— Рената, отнесешь в замок письмо?

— Для тебя — что угодно.

— Вот держи. — Я дал Регате еще пачку банкнотов. Сегодня я был сама щедрость, буквально сорил деньгами, тем более, что деньги-то не мои, а маркиза. — Это покроет накладные расходы. Опиши подступы к замку, а я придумаю, как туда проникнуть.

План получился простым, каким и должен быть хороший план. Детали я додумывал уже на рассвете. Сантос спал на кушетке. Сената — в соседней комнате, Адолфо раскладывал пасьянс. Для меня — вторая ночь подряд без сна. Бодрствовать по ночам уже входило в привычку.

— Адолфо, во сколько открываются магазины?

Он взглянул на часы.

— Через два часа.

— Времени позавтракать и проинструктировать вас хватит. Буди свою команду, а я по телефону закажу завтрак в номер.

Два кофейника крепкого черного кофе — и мои глаза не слипаются.

Помогая де Торресу расшифровывать послание, я прихватил несколько почтовых листов с родовым гербом маркиза. Чисто рефлекторно, естественно.

Сейчас листы пришлись как нельзя кстати. Я написал на одном из них записку, в точности подделал подпись маркиза, чем вызвал у моих друзей вздох восхищения, запечатал послание в конверт и отдал Регате.

— Что делать, знаешь?

— Да. Иду по магазинам, делаю покупки. На такси подъезжаю к замку. Полицейским у входа говорю, что доставила заказы из магазина. Они пропускают меня, я вручаю письмо герцогу.

— Молодчина! А вы, ребята, так же хорошо заучили свои роли?

— Да, — ответил за себя и компаньона Адолфо.

— Тогда сверим часы — и за дело.

Наступил «час-ноль». На душе у меня скребли кошки.

Можно ли доверять жуликам, даже озолотив их? Скоро узнаю. Если мои новые союзники верны мне, то они уже заняли исходные позиции.

Я, вновь став чернобородым, сидел в кафе напротив стены замка Пеносо. В двухстах метрах находилась окованная железом дверь в стене, к двери от тротуара вели четыре каменные ступени, у нижней стояли двое полицейских — лица суровы, руки на кобурах. К крыльцу подкатило такси, из него вылезла Рената, подошла к полицейским, предъявила документы. Ее пропустили. Минут через десять она вышла. Руки пустые — послание передано.

Я посмотрел на часы. Пора. Кинув монетку на стол, я подхватил кейс, покинул кафе, перешел дорогу и не спеша зашагал к входу в замок.

Мимо крыльца грациозно проплыла стройная молодая дама, полицейские проводили ее глазами, один из них в знак одобрения поднял большой палец. На улице больше ничего не происходило.

Где же мои помощники? Запаздывают или?..

Я нагнулся, завязывая шнурок. Невдалеке, перекрывая привычный городской гул, завыл мотор. Вой усиливался, приближался.

Я медленно двинулся к крыльцу.

На дороге, виляя из стороны в сторону, появился автомобиль. Взвизгнули тормоза, автомобиль врезался в бордюр, из окошка водителя высунулась безжизненная рука.

Полицейские переглянулись и кинулись к машине на другую сторону улицы. Я взбежал по четырем ступенькам и, повернув ручку, толкнул дверь. Дверь не поддалась.

Заперто!

Глава 17

Кровь мгновенно насытилась адреналином, усталость как рукой сняло. Если мое послание получено, дверь должна быть открыта. Что-то случилось, план не сработал.

Я снова нажал на ручку. Тот же результат.

Я оглянулся через плечо. Полицейские подошли к автомобилю. Безжизненная рука исчезла внутри, взревел двигатель, и машина рванула с места. Полицейский помоложе погрозил удалявшейся машине кулаком, другой записал ее номер в блокнот. Проку от действий и того и другого одинаково мало: машину мои друзья сегодня угнали со стоянки.

Еще секунда-другая, полицейские повернутся и увидят меня. Что же предпринять?!

Я снова повернул ручку и что было сил толкнул дверь плечом. Дверь неожиданно распахнулась. Я влетел внутрь и растянулся на полу. Дверь за мной захлопнулась.

— Добро пожаловать в замок Пеносо, сэр Харапо, — раздался надтреснутый голос. — Добро пожаловать.

Я поднялся, отряхнулся. Передо мной стоял не то человек, не то призрак — кожа серая, одежда серая, седые волосы до плеч. Я поклонился, легонько сжал дрожащую костлявую руку.

Как обращаются к герцогу? Милорд? Ваша милость? Ваша честь? Ваше герцогство? Хоть убей, не помню, но выкручусь, не впервой.

— Как мне вас благодарить? Я был на волосок от гибели, вы меня спасли.

— Ерунда, сэр Харапо, я всего лишь открыл дверь. Да, открыл дверь. Герцог махнул бесплотной рукой. — Садитесь же, умоляю. Выпейте капельку бренди и расскажите мне обо всем по порядку. Я получил записку от маркиза де Торреса, в которой он просит принять вас. Подробности, пишет он, вы изложите сами.

Прихлебывая восхитительный старый бренди, я рассказал герцогу всю историю, приукрасив и сократив разве что самую малость. Он завороженно слушал меня, ловя широко открытым ртом воздух, его глаза подслеповато моргали, руки тряслись. Я даже забеспокоился, не хватит ли его удар, прежде чем закончится рассказ, но старик выдержал, лишь плеснул себе в бокал изрядную порцию бренди.

— Ужасно! Ужасно! С Сапилоте пора кончать! А как здоровье моего дорогого пятиюродного брата в тринадцатом колене? Опасны ли его раны?

Я помотал головой, но вскоре сообразил, что он имел в виду маркиза.

Интересно, как дворяне запоминают свою родословную?

— Не знаю и прошу вас о помощи. Если я напишу, вы передадите послание по семафорной связи?

— Сию секунду, любезный, сию секунду!

Он позвонил в колокольчик, приказал позвать оператора. Я написал записку:

Я В ЗАМКЕ ПЕНОСО, ЖИВ И ЗДОРОВ. КАК СЕБЯ ЧУВСТВУЮТ ДЕ ТОРРЕС, ДЖЕЙМС И БОЛИВАР?

СЭР ГЕКТОР ХАРАПО Герцог прочитал, кивнул, достал уже знакомую мне машинку и, повозившись минут пять, вручил зашифрованный текст оператору. Тот умчался. Последовавшее тягостное ожидание несколько скрасил графин бренди.

Наконец прибыл ответ, я вырвал бумагу из рук оператора и, увидев ровные ряды цифр, заскрежетал зубами.

Опять герцог крутил ручку дешифратора, опять скрипело перо в его руке, а я мерил комнату шагами. Едва он выпрямился, я, затаив дыхание, заглянул ему через плечо.

МАРКИЗ ПОПРАВЛЯЕТСЯ ТЧК БОЛИВАР И ДЖЕЙМС НЕВРЕДИМЫ ТЧК ЖДЕМ ВАШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ ТЧК ЛЕДИ ХАРАПО Все замечательно! Сыновья доставили маркиза домой; медицинское оборудование и докторов в замке я видел, о нем заботятся; всеми делами распоряжается Анжелина. Мне можно расслабиться. Что я и сделал, налив полный бокал бренди.

— Отличные новости! — воскликнул герцог. — Что вы теперь предпримете? — Мы счастливо отделались, выбравшись из логова льва живыми, впредь подобного не повторится. Избирательную кампанию нужно тщательно спланировать, шаг за шагом, как военную операцию. Отныне, где бы ни появились маркиз или я, нас будет сопровождать вооруженная охрана, будто мы королевская корона.

— Да, королевская корона… Ее потеря — настоящая трагедия. Помню так же ясно, как если бы это было вчера, день, когда Сапилоте впервые принимал присягу. — Взор герцога затуманился, оказывается, он такой же долгожитель, как генерал-президент. — Он обещал неукоснительно следовать законам, а мы, как деревенские дурачки, поверили. Он обещал беречь королевскую корону как зеницу ока, с тех пор ее никто не видел. Негодяй, должно быть, присвоил ее…

Герцог погрузился в воспоминания, я задумался.

Пока я в безопасности. Но что же дальше? Попасть обратно в замок де ла Роса было бы неплохим началом. Вопрос: как?

Ответа не было. За исключением коньячных паров, моя голова пуста, тело требует отдыха. Но должно быть, о Стальной Крысе заботилось само провидение.

В дверь робко постучали — прибыло решение моих проблем.

Не дождавшись ответа, человек за дверью постучал вновь.

— А, что?.. — Герцог открыл глаза. — Входите, входите.

В зал, шаркая, прошел дворецкий, по виду — ровесник отца герцога.

— Мне крайне неприятно беспокоить вашу светлость, но сегодня четверг. — Голос дворецкого дребезжал не меньше, чем у его господина.

— Ну и что? — Герцог, разгоняя дремоту, потряс головой.

— Ваша светлость сами приказали мне напомнить об их прибытии не позже чем за полчаса.

— Черт! — прорычал его светлость, сверкая металлическими зубами. — Они скоро будут здесь!

— Они?

— Каждый четверг одно и то же! И ничего не поделаешь — приказ правительства! Экскурсия по дворянским домам, будь она неладна! И я с этого не имею ни гроша, весь доход в виде налога уходит в казну! Проклятые инопланетные туристы шляются по священным залам замка Пеносо…

Он продолжал в том же духе, но я не слушал. Туристы! Здесь! Вот оно — решение проблемы! Усталости и опьянения как не бывало.

Схватив со стола серебряный колокольчик, я позвонил. Герцог умолк на полуслове и уставился на меня, в зал снова вошел дворецкий.

— Я правильно понял, что скоро сюда с экскурсией пожалуют придурковатые туристы?

— Именно, сэр Харапо. Ужасные нынче времена!

— Совершенно с вами согласен. А сколько их будет?

— Из Пуэрто-Азула прикатит битком набитый автобус, — разъяснил дворецкий. — В нем умещается от сорока до пятидесяти туристов. — Вторжение пролетариев, — подытожил герцог. — А какие предосторожности вы соблюдаете, чтобы туристы в качестве сувениров не прихватили с собой фамильное серебро или картины?

— По замку их сопровождают мои лакеи.

— Подходит. — Я потер руки. — А лакеи будут держать язык за зубами, если я, не привлекая внимания полиции, выберусь из вашего великолепного замка?

— Для будущего президента Параисо-Аки — все, что угодно.

Герцог встал и положил руку на сердце. Увидев кивок своего господина, дворецкий сделал то же самое.

— Хвала славному президенту Параисо-Аки! — с жаром воскликнули они.

Я скромно потупил взор.

— Еще один вопрос, если не возражаете. — Я вскинул на них глаза, седые головы с готовностью закивали. — В вашем замке есть потайной ход?

— В каждом замке есть потайной ход, — ответил несколько удивленный моим невежеством герцог. — Наш ведет в дом через дорогу. Некогда там располагался публичный дом, и ход прорыли по приказу третьего в роду герцога. — Нынешний герцог мечтательно закатил глаза, наверно, вспоминая одну из обитательниц дома напротив. — Слушайте мой план. Переодевшись лакеем, я сопровождаю туристов, выбираю среди них подходящего. Он остается здесь, а я вместо него покидаю замок и отправляюсь в Пуэрто-Азул.

— Но ваш костюм?.. — возразил было герцог. — Я переоденусь в одежду туриста.

— А ваша борода?

— Я сбрею ее.

Уяснив идею, герцог захихикал.

— Как вы умны, сэр Харапо! Не то что в детстве, когда вы без умолку несли околесицу. А туриста мы, конечно, живьем замуруем в стену потайного хода.

— Никаких трупов! — твердо сказал я. — Если турист будет убит, следствие непременно выяснит, что пропал он в замке. Обтяпаем дельце иначе, не вызывая подозрений. Я введу туристу наркотик, и из его памяти начисто выпадут события этого дня. Вы же обольете его роном, сунете в карман полупустую бутылку и пачку денег, выведете через подземный ход в город. Завтра полицейские найдут его бесцельно бродящим по улицам. Запах алкоголя, бутылка и деньги в кармане — все ясно, турист пустился в загул и опоздал на автобус, но на него не напали, не ограбили. Полицейские начальники посмеются над незадачливым туристом, вернут его в отель, и инцидент будет благополучно забыт.

— Жаль, так хотелось кого-нибудь убить, — недовольно произнес герцог. — Позже, ваша светлость, может, после выборов. Пойду переоденусь. Едва я отлепил порядком потрепавшуюся бороду и напялил бриджи и ливрею, как разнесшиеся по замку пронзительные неприятные голоса возвестили о прибытии туристов. Я выскользнул из боковой двери, вклинился в ряд слуг и вместе с вызывающе одетыми туристами зашагал по залам замка. Лакеи были вышколены безукоризненно, и в мою сторону не повернулась ни одна голова.

— …великолепный образец живописи прошлого столетия… — вещал гид, тыкая указкой в довольно посредственные пейзажи на стенах и еще более посредственные портреты. Туристы разглядывали картины, а я разглядывал туристов. Большинство из них прибыли парами и мне не подходили. Были среди них и одинокие женщины, но менять пол я не собирался. Наконец я выбрал жертву: скучавшего мужчину примерно моего роста в лиловых шортах и украшенной кружевами рубашке; шагает один, на шее — камера, в руке — сумка с надписью:

В ПУЭРТО-АЗУЛЕ ЛУЧШИЕ НА ПОБЕРЕЖЬЕ КРАСОТКИ.

ЕСЛИ НЕ ВЕРИШЬ, УБЕДИСЬ САМ!

То, что мне надо.

Толпа повернула головы к очередной картине, я подошел к незнакомцу и коснулся плеча. Он обернулся — лицо мрачно, брови нахмурены. Я прошептал ему на ухо:

— Вас ждет подарок герцога — бутылка древнего рона из винных погребов замка. Бутылка вручается одному туристу из каждой экскурсии. Поздравляю, сегодня выбор пал на вас. Пожалуйста, следуйте за мной и ни слова остальным.

Косясь на толпу, он на цыпочках двинулся за мной. О алчность, сколько преступлений совершено от твоего имени!

Я распахнул перед ним дверь зала.

— Сюда, сэр.

За дверью стоял дворецкий с подносом, на подносе — пыльная, запечатанная сургучом бутылка. Турист шагнул через порог, я уколол его смазанной наркотиком иголкой, помог бесчувственному телу мягко опуститься на ковер и закрыл дверь. Герцог выглядел счастливым, в нашем маленьком триумфе он, без сомнения, разглядел предвестие новой, лучшей эпохи. Хотя, может, так оно и было.

Переодевшись и переложив содержимое кейса в сумку с дурацкой надписью, я незаметно смешался с толпой.

Мы вышли из замка. У дверей автобуса зевавший полицейский пересчитал нас по головам, сделал пометку в записной книжке и махнул шоферу, мол, езжай. Двери автобуса закрылись, включился кондиционер, заиграла ненавязчивая музыка, и мы покатили к побережью.

Меня подозрительно оглядела женщина на соседнем сиденье.

— Я вас прежде не видела.

Глава 18

Я разоблачен! Если я заставлю соседку молчать, бесчувственное тело привлечет внимание. Что же делать? Для начала тянуть время.

— Я вас тоже прежде не видел.

— Так смотрите же. — Она жеманно улыбнулась. О, да она не подозревает меня, а заигрывает. — Меня зовут Джойелла, я с Фиджеринадона-2…

Она многозначительно замолчала, и я поддержал игру.

— Какое совпадение. Я — Варбл, с Блодгетта.

— В чем же здесь совпадение?

— Обе планеты находятся в одной и той же Галактике.

Мою не Бог весть какую остроту она восприняла с восторгом, и вскоре мы стали друзьями. Джойелла оказалось милой, общительной девушкой, но одна беда: она несколько засиделась в невестах. Жила она в заштатном городишке Лашфлаш, работала в бухгалтерии фабрики по производству роботов. За долгую дорогу я, изредка кивая и поддакивая, узнал все сплетни и слухи, циркулировавшие в тех краях.

В Пуэрто-Азул мы прибыли после полудня. Кроме двух-трех бокалов бренди из подвала герцога, у меня с утра во рту не было ни капли спиртного, поэтому мы с моей новой знакомой заскочили в бар и пропустили по коктейлю. Мы хорошо провели время, но, пока наши отношения не зашли слишком далеко, я попрощался с Джойеллой и, не замечая, как дрожит ее нижняя губа, исчез в сумерках.

У многоквартирного дома, в котором жил Хорхе, стояла большая черная машина. Оснований, что незваные гости пожаловали именно к нему, вроде бы нет. Почему тогда сосет под ложечкой? Интуиция не раз выручала меня в прошлом, прислушаюсь к ней и сейчас.

Достав из туристской сумки карту и шприц, я подошел к машине, заглянул в открытое окошко. За баранкой сидел верзила в темных очках.

— Извини, приятель, — обратился я к нему, — где здесь такой дом?.. Ну, там еще отменная выпивка и, по слухам, веселые девочки.

— Не разговаривайте со мной, — пробормотал он на эсперанто.

— Не понял ни слова, приятель. Взгляни-ка лучше на карту.

Я сунул ему под нос развернутую карту. Он в негодовании оттолкнул ее и вдруг обмяк — игла впилась в его руку. Я пристроил его голову на руль, со стороны казалось — дремлет человек.

Устранив угрозу с тыла, я направился к подъезду. Навстречу мне вышли два ултимадо, волоча за руки основательно избитого Хорхе. Я преградил им дорогу.

— Он что, болен?

— Пошел прочь, придурок! — Свободной рукой ултимадо толкнул меня в грудь.

— Какой стыд! Вы напали на беззащитного туриста!

Я ударил грубияна в кадык, отступил на шаг, с удовлетворением услышал удар тела об асфальт. Другой ултимадо вытащил из кобуры пистолет, но поднять не смог: на его руке повис Хорхе. Я ткнул в нервный узел на руке ултимадо. Пистолет выпал из его ослабевших пальцев, лицо перекосила гримаса боли, и из жалости я отключил его коротким апперкотом.

— Счастлив вновь тебя видеть, — сказал Хорхе, старательно удерживая равновесие.

Он вытащил изо рта обломок зуба, мрачно разглядел его и, отбросив прочь, пнул ближайшего ултимадо под ребра.

— Уезжаем, — сказал я. — На том черном лимузине.

— Куда?

— Это ты мне подскажешь. — Я открыл заднюю дверцу, втащил бесчувственных громил внутрь и швырнул на пол. — Залезай туда же, — редел я Хорхе. Он стоял и бессмысленно моргал. Я помог ему влезть, захлопнул дверцу, отпихнув водителя, сел на его место, и мы тронулись. — Итак, куда поедем?

Ответа не последовало. Я обернулся. Хорхе спал — досталось бедняге. Будь возможность, я бы тоже вздремнул, ведь, бегая от полиции вторые сутки, я устал как черт, но дело есть дело.

— Опять, Джим, тебе все расхлебывать. Да ничего, тебе не привыкать. Везти ултимадо в город не имело смысла, и я покатил по скоростной трассе вдоль берега.

Пока окончательно не стемнело, я свернул к обочине, связал ултимадо их собственной одеждой, сунул во рты кляпы и оттащил бесчувственные тела в придорожные кусты. Мимо промчались несколько машин, но ни одна не притормозила. Зашевелился и застонал Хорхе. Покопавшись в сумке, я достал аптечку, вколол ему смесь стимулирующего и обезболивающего. Посмотрев на его розовеющие щеки, я вспрыснул себе такой же коктейль.

Хорхе сел и потянулся.

— Как самочувствие? — поинтересовался я.

— Неплохо. Спасибо тебе за все.

— У тебя есть идея, как нам отсюда добраться до замка де ла Роса?

Он растерянно огляделся.

— А где мы?

— В нескольких километрах к югу от Пуэрто-Азула, на дороге вдоль берега.

— Ты умеешь водить вертолет?

— Я вожу что угодно. А почему ты спрашиваешь, у тебя что, вертолет в кармане?

— Нет, но поблизости есть частный аэродром, там стоят машины любых конструкций и размеров. Правда, аэродром охраняется и оснащен сигнализацией…

Я фыркнул, но не от гнева, а от желания ринуться в бой.

Хорхе вызвался помочь, но он бы, скорее, путался под ногами, и я оставил его в машине. Закоротив провода немудреной сигнальной системы и перерезав колючую проволоку, я ужом прополз на территорию аэродрома, а минут через десять уже открыл ворота изнутри. Мы покатили к залитому огнями посадочному полю.

— Глядя на тебя, кажется, что с сигнализацией и ребенок бы справился, — сказал Хорхе.

— Каждый — мастер в своем деле, — пробурчал я. — Глядя на тебя, мне тоже кажется,что водить крикливых туристов по окрестностям — занятие для дебилов. До темного ангара мы ехали молча. За ангаром прямо под открытом небом стояли вертолеты.

— Оставим машину тут, в тени. В замок полетим вон на том спортивном вертолете.

Пока Хорхе пристегивался ремнями, я перехитрил систему зажигания, завел двигатель, включил навигационные приборы.

— Сначала мы направимся к Приморосо. — Я ткнул пальцем в светившуюся на мониторе карту. — Здесь резко свернем, пересечем Стену и рванем напрямую к замку. Ты готов?

Хорхе кивнул, и мы взмыли в небо.

Полет прошел на удивление гладко, на экране радара не появилось ни единого пятнышка; не напали на нас и когда мы пересекали Стену. Впереди показался замок де ла Роса, я нарушил радиомолчание, назвал себя, сообщил, что мы прибываем через несколько минут.

Мы мягко сели на ярко освещенную посадочную площадку. Я выпрыгнул из кабины, ко мне подбежали самые дорогие люди во Вселенной. Я обнял жену, махнул рукой сыновьям, а те стали хлопать меня по плечам и спине.

— Мне тебя так не хватало, милый. — Анжелина шагнула назад и придирчиво оглядела меня. — Тебя не ранили? Если да, то скоро планета будет усеяна трупами врагов. — Остынь, любовь моя! Все как раз наоборот: я скосил несметные полчища недругов, обзавелся множеством новых друзей и соратников, в пух и прах продулся в карты, в общем, был чертовски занят все это время. А как тут вы?

— Помаленьку. Маркиз быстро идет на поправку, мы с сыновьями воспользовались передышкой и составили детальный план.

Действие стимуляторов прекратилось, и на меня вновь навалилась усталость.

— План чего?

— План избирательной кампании, самой бесчестной со времени изобретения урн для голосования. Это будет триумф надувательства, монумент крючкотворству, гимн коррупции.

Мы с сыновьями восторженно зааплодировали великолепной речи Анжелины, и только Хорхе стоял с отвисшей челюстью и вытаращенными глазами.

Глава 19

Балкон заливало яркое утреннее солнце. Остатки трапезы со стола быстро убрали бесшумные слуги, а мы допивали кофе. Анжелина — самая практичная из всех — промокнула уголки губ салфеткой и напомнила нам о предстоящей работе:

— Дорогой, пока ты развлекался, я познакомилась с библиотекой маркиза. Один из его предков, оказывается, коллекционировал универсы. В библиотеке их почти тысяча.

Неординарное хобби, я бы даже сказал, экстравагантное. Хотя, если у тебя денег куры не клюют, почему бы не собирать универсы? Сами универсы — цельные диски с ладонь размером с банком данных большого университетского компьютера: учебники, лекции по всем дисциплинам, методические указания, тексты рекомендованных книг, прикладные программы и прочее — стоят сущие гроши, но вот проездные расходы… Разыскивая редкие универсы, забираешься в самые отдаленные уголки Галактики, копаешься в магазинах подержанной машинной памяти на Богом забытых планетах, а дорога обходится в кучу денег. — В поисках описаний незаконных выборов и грязных политических трюков я просмотрела все универсы в библиотеке. Оказывается, в древних университетах читалось множество курсов, так или иначе связанных с политикой, но, к сожалению, во всех них сами трюки упоминаются только мельком и подробно описываются лишь меры по их предотвращению.

— Проку нам от этого никакого.

— Именно. Но я наткнулась на невероятно древний универс. Диск посерел, потрескался от времени, название университета на наклейке не разберешь, не исключено, что он даже с Земли. Записанная на нем информация, на наше счастье, почти не повреждена, и среди прочего я наткнулась на книгу, которую мы будем использовать, как проповедники — святое писание. Вот ее распечатка.

Анжелина подняла с пола тяжелую пачку сброшюрованных листов и передала мне.

— «Как добиться победы на выборах», — прочитал я. — Подзаголовок: «Большинство голосов вам поставит кладбище». Автор — Симус О'Нилл. Что значит подзаголовок?

— Подробно прочитаешь сам, а вкратце, там описана методика, при использовании которой каждое имя на надгробном памятнике заносится в число проголосовавших за тебя. Эту методику мы сами в скором времени опробуем. Прочитав тут же первую главу, я не удержался и воскликнул:

— Здорово придумано! Автор книги — гений. И ты, любовь моя, тоже гений, ведь ты обнаружила для нас это сокровище. С таким подходом, как говорится, при любом раскладе выборы наши.

— Еще бы. Мальчики уже начали подготовку, и через неделю мы развернем широкомасштабную избирательную кампанию. И нашей величайшей ценностью будет сам генерал-президент Сапилоте.

— Что-то я туго соображаю с утра. Может, объяснишь?

— Знаешь, как проводил Сапилоте выборы в прошлом?

— Подделывал их результаты.

— Не только. В его руках — все средства массовой информации. Перед очередными выборами избирателей массированно обрабатывали: по телевидению прокручивали записанные на пленку елейные речи, в газетах печатали льстивые обещания, сообщали об ошеломляющем потоке голосов в его пользу при выборочных опросах. В этом году диктатор повторит отработанную тактику.

— И нам это поможет?

— Безусловно. — Анжелина снисходительно улыбнулась мне, как ребенку-идиоту. — С помощью современной электроники мы захватим телевидение, выпустим собственные газеты и подделаем результаты выборов в пользу попранной справедливости.

С подобным заявлением не поспоришь. Я молча допил кофе, так же молча удалился в комнату, навел грим и приклеил черную бороду. Превращаясь в сэра Харапо, я бегло просматривал книгу О'Нилла.

Книга стала для меня настоящим откровением. Уверен, если бы автор дожил до наших дней, он бы стал президентом Галактики. И что с того, что такого поста нет, он бы изобрел его. Предыдущий справочник по политическим играм, прочитанный мною, был «Воспитание Принца» Мака О'Велли. Так эта книга по сравнению с шедевром О'Нилла казалась детским букварем. Переодевшись и загримировавшись, я созвал военный совет. Вокруг меня, оживленно переговариваясь, собралась вся моя семья, последним вошел озабоченный будущим де Торрес.

— Совещание, посвященное подготовке избирательной кампании, объявляю открытым.

— Ого! — Анжелина приподняла брови. — Да ты говоришь точь-в-точь, как грязный политик.

— Именно, дорогая. Мне предстоит играть эту роль, так что вживаюсь помаленьку в образ. — Я помолчал, переводя взгляд с одного лица на другое. — Я созвал вас, чтобы как кандидат в президенты от Дворянско-Крестьянско-Рабочей Партии сделать текущие назначения. Боливар, отныне ты — секретарь партии. Пожалуйста, вовремя меняй в магнитофоне кассеты и веди протокол заседаний. Джеймс, ты — организатор избирательного ралли, твои функции я разъясню чуть позже. Анжелина ди Гриз, будешь менеджером избирательной кампании. Менеджер нам необходим, а твое назначение на этот пост, кроме всего прочего, добавит нам голосов избирателей-женщин. Ты принимаешь должность? — Дождавшись ее кивка, я продолжал: — Хорошо. Назначения сделаны.

— Не совсем, — вмешался де Торрес. — Если не возражаете, еще одно, на мой взгляд, самое важное.

— Разумеется, маркиз, ведь вы — кандидат в вице-президенты. Если я что-то забуду, ваша обязанность напомнить.

Де Торрес громко хлопнул в ладоши. Дверь отворилась, в зал вошел щуплый юноша и едва заметно поклонился нам.

— Это Эдвин Родригес, — представил юношу маркиз. — Он будет личным телохранителем кандидата в президенты. Допустить повторение кризиса в Приморосо нельзя. Отныне, следуя за вами тенью, Родригес будет выявлять и устранять убийц и по возможности заботиться о вашем здоровье.

Я, сдерживая улыбку, оглядел юношу.

— Благодарю вас, маркиз, но о себе я позабочусь сам. К тому же, боюсь, молодой человек подвергается неоправданному риску в…

— Родригес! — крикнул маркиз. — В окне убийца!

В мгновенье ока я оказался на полу под столом, на мне лежал Родригес и палил в окно из огромного пистолета; грохотало так, что мои барабанные перепонки едва не лопнули.

— Нападение отбито, — воскликнул маркиз. Родригес встал и отпустил меня. Я тоже поднялся, отряхнул брюки и уселся в кресло на почтительном от него расстоянии. Маркиз одобрительно кивнул. — Это была только репетиция. После того как Родригес стал победителем всепланетных соревнований по рукопашному бою и стрельбе из огнестрельного оружия, я нанял его, сделал начальником охраны замка. О своем решении я ни разу не пожалел.

— Думаю, я тоже не пожалею. — Я окинул замершего рядом юношу уважительным взглядом. — Избирательная кампания начнется через несколько дней, думаю, работы у моего телохранителя будет предостаточно. Мы выбьем Сапилоте из привычной колеи и не дадим ему опомниться до конца выборов. Начнем с предвыборного ралли.

— Что такое предвыборное ралли? — поинтересовался де Торрес.

— Предвыборное ралли — серия встреч с избирателями, на которых произносятся громкие речи, целуются младенцы, пожимаются руки, раздаются бесплатные выпивка и закуска. В общем, предвыборное ралли нечто среднее между карнавалом, религиозным действом и бессовестным подкупом потенциальных избирателей. Мы наврем с три короба, заклеймим позором существующий режим и создадим себе престижный имидж в средствах массовой информации.

Маркиз покачал головой.

— Выступать публично для вас смерти подобно. Я знаю Сапилоте, он ни перед чем не остановится. Не удивлюсь, если он сбросит на город тактическую ядерную бомбу, лишь бы с гарантией покончить с вами.

Я улыбнулся.

— Полностью с вами согласен, маркиз. Поэтому ралли начнем не в столице и даже не в крупном промышленном городе, а в ничем не примечательном курорте на берегу океана. Я говорю о Пуэрто-Азуле.

— Почему именно, там? — удивился маркиз.

Анжелина мгновенно уловила мою мысль и захлопала в ладоши.

— Первая встреча с избирателями состоится именно в Пуэрто-Азуле, потому что там полным-полно инопланетных туристов. Они — гарантия безопасности Джима. Сапилоте не осмелится на акты насилия в их присутствии. Да и сам городок — прекрасное место для первого публичного выступления. Что бы там ни говорили, а котелок у моего мужа варит.

Я кивнул, благодаря как за комплимент, так и за то, что она не прибавила свое обычное «иногда».

— Как мы туда доберемся? — спросил Джеймс.

Действительно, дорога туда — проблема.

— Маркиз, подскажите, как безопаснее добираться: по воздуху или по земле?

— Конечно, по воздуху. Все дороги за Стеной — под контролем войск Сапилоте. Если мы поедем, то каждый метр достанется нам с боем.

— А войска диктатора могут напасть на нас в воздухе?

— Не исключено. Самолетов-истребителей у Сапилоте всего ничего. Прежде они ему не были нужны, ведь он контролирует все воздушные сообщения, ему принадлежат все вертолеты, за исключением нескольких частных спортивных моделей. Но с десяток истребителей у него, вроде, есть. Так, на всякий случай. А уж оснащенных крупнокалиберными пулеметами полицейских вертолетов — великое множество…

— К дороге подготовимся без спешки. — Я обратился к Боливару: Сынок, запиши в протокол: используя МУВА, увеличить тяжелое вооружение и детекторы раннего обнаружения.

— Сделано, отец… Я хотел сказать, господин президент.

— Хорошо. Следующий вопрос: где мы проведем публичные выступления?

— В центре Пуэрто-Азула есть открытый стадион, — сообщил де Торрес. — Каждое воскресенье там устраивают бои быков. Меня передернуло.

— Бои быков?

— Да. Весьма зрелищное состязание, советую посмотреть. Быки-мутанты в боксерских перчатках…

— Красиво звучит, будет время — заглянем. Сейчас стадион нам нужен для выступления перед избирателями, но наши замыслы необходимо держать в секрете до последней минуты. Есть предложения по этому поводу?

— Поручим Хорхе арендовать стадион на несколько дней, — предложила Анжелина. — Он работал в Пуэрто-Азуле туристским гидом, знаком с тамошними чиновниками. Пусть назовет мероприятие фестивалем фольклора для туристов или придумает легенду на свой вкус.

— Принято. Мы появимся там утром перед выступлением, остановимся в отеле для туристов, произнесем на каждом углу речи, раздадим желающим бесплатные билеты. И кампания начнется. У кого-нибудь есть дополнения? — Я выдержал паузу. — Нет? Тогда объявляю заседание закрытым, предлагаю пойти в сад и пропустить перед ленчем по коктейлю.

— Шампанского! — зычно приказал маркиз. — Поднимем бокалы за успех кампании и конец эры беззакония!

Глава 20

Наша маленькая эскадрилья — четыре вертолета и битком набитый старинный грузовой самолет с жесткими крыльями — взлетела на рассвете. Сияло солнце, на небе — ни облачка. Все прекрасно. Едва мы пересекли Стену, на экране радара дальнего обнаружения появились два пятнышка.

— Отец, компьютер утверждает, что их курсы и наш сходятся в одной точке, — доложил Боливар, читая данные на мониторе.

Боливар в полете отвечал за работу аппаратуры обнаружения, его брат — за вооружение.

Взглянув на экран радара, я включил радиопередатчик.

— Вертолет маркиза де ла Роса вызывает два неизвестных летательных аппарата. Назовите себя.

Ответа не последовало, пятнышки на экране приближались.

— Собьем их, пока они не открыли по нам огонь, — предложил маркиз, не отрываясь от экрана.

Я покачал головой.

— Нет, пусть нападут первыми. Камера зафиксирует их действия, и у нас будут убедительные доказательства, что мы только защищались.

— Отличная эпитафия. Может, ее выбьют на вашем надгробном камне. Они на расстоянии выстрела.

— Они выпустили ракеты! — сообщил Джеймс, нажимая кнопку. — Наши ракеты-перехватчики стартовали. Результат увидите в правой верхней четверти экрана.

Внезапно впереди и чуть выше заклубились белые облачка. Облачка увеличились и быстро остались позади.

— Противник удирает, — доложил Боливар. — Через тридцать секунд он окажется вне пределов досягаемости нашего оружия.

Все выжидающе смотрели на меня, а я молчал.

Тишину разорвал хриплый голос маркиза:

— Стреляйте же! Уйдут!

Палец Джеймса лежал на кнопке цели стрельбы, и, приняв выкрик маркиза за приказ, он ее нажал. Я повернулся и уставился на экран переднего обзора, стараясь не замечать две огненные вспышки, вскоре последовавшие на боковом. Анжелина положила мне на плечо руку, ее голос был едва слышен:

— Я понимаю, что ты чувствуешь, милый, и люблю тебя за это. Но пойми и нас. Они пытались нас убить и попытались бы вновь, не останови мы их раз и навсегда. Мы только защищались.

— Я понимаю, но… — В моем голосе почти не было горечи. — Мне это не нравится. Убийство ради чего угодно…

— Убийства кончатся, как только ты победишь на выборах. Ради этого ты и баллотируешься в президенты. Ты заменишь человека, который отдал приказ убивать.

Обсуждать больше было нечего, и мы замолчали.

Полагаю, каждый из нас был прав по-своему. Убийства недопустимы ради любой цели, но управлявшие вертолетами наемники тоже впредь никого не убьют. В одном Анжелина права безоговорочно: с насилием на этой многострадальной планете будет покончено, если выборы выиграю я.

— Прогляжу еще разочек свою речь, — сказал я.

Анжелина поцеловала меня в щеку и отошла.

Дальше наш полет протекал без затруднений. Вскоре показались белоснежный песок и зелено-синий океан, затем белые здания Пуэрто-Азула. Мы покружили над посадочной площадкой, детекторы показывали «безопасно», и наша маленькая эскадрилья приземлилась. Я кивнул на ряд розовых туристских автомобилей на краю поля.

— Наша лучшая гарантия безопасности. Пока все спокойно. Разворачиваем кампанию!

И мы развернули. Из хвостовой части грузового самолета выкатился агитационный автомобиль — лучший седан маркиза. Сейчас он был слегка переделан: один белый борт украшала ярко-красная надпись: «Харапо в президенты» и «Как один голосуем за Харапо» — другой; на крыше располагались мощные динамики, а задние сиденья были заменены подъемной платформой.

Через несколько минут прибывшие с нами рабочие погрузили оборудование во взятые напрокат автомобили и под звуки марша наш маленький парад победы покатил от аэродрома.

— Давайте начнем, — сказал я. — Пусть все знают, что наступают новые дни.

Я щелкнул переключателем, и гремящий из громкоговорителей марш сменился нашей бодрой президентской песней:

Слава, рабочим, слава!

Слава, крестьянам, слава! Марширует с вами сэр Харапо — Могильщик прихвостней Сапилоте!

Согласен, слова поэтичными не назовешь, но зато избирателям наверняка нравятся ритм и задиристые слова.

Мы въехали в пригород Пуэрто-Азула. За нами наблюдали взрослые — молча, глаза расширены от страха. К машинам выбегали только дети. Получив прикрепленный к флажку с надписью: «Харапо — лучший в мире президент» пакетик леденцов, они совали леденцы в рот и махали флажками в надежде получить еще.

С первыми трудностями мы столкнулись, свернув на главную улицу города. Поперек дороги стояли большой черный грузовик — кузов полон здоровяков в полицейской форме с автоматами на изготовку — и броневик с офицерами. Наша маленькая кавалькада остановилась перед препятствием. Боливар вылез из кабины и, улыбаясь, подошел к стоявшему перед грузовиком неулыбчивому офицеру.

— Харапо в президенты! — воскликнул Боливар и приколол значок с аналогичной надписью к груди офицера.

Тот сорвал значок, швырнул под ноги и растоптал.

— Убирайтесь откуда явились. Здесь прохода нет!

— Объясните, пожалуйста, почему? — попросил Боливар, протягивая горсть таких же значков полицейским, но те лишь скорчили недовольные рожи. Анжелина тоже вышла из машины и принялась раздавать собравшимся детишкам сладости и флажки.

— У вас нет разрешения на проведение парада! — рявкнул офицер.

— А мы вовсе не парад. Мы — компания закадычных приятелей, которые… — Если я сказал, что вы — парад, значит, вы — парад. Разговоры кончены, у вас десять секунд на то, чтобы развернуться и убраться прочь!

— А иначе?

— Иначе вас перестреляют, вот что!

Секунда — и улица опустела, лишь изодранные флажки на тротуаре указывали на то, что недавно здесь кто-то был. Оставшись без дела, Анжелина подошла к броневику и предложила флажки офицерам.

— Вы будете стрелять в нас? Но почему? — Зная, что происходящее записывается на пленку. Боливар повернул искаженное ужасом лицо к нам в профиль. — Вы будете стрелять в беззащитных граждан собственного государства?.. Вы, кто стоит на страже закона и порядка?.. — Словно подавившись собственными словами, он широко открыл рот.

— Время вышло. Оружие к бою! Це-е-ель-ся!

Автомат поднял лишь один полицейский, да и тот тут же свалился на своих потерявших сознание коллег, ведь кроме флажков Анжелина раздавала и капсулы с сонным газом.

— Огонь! — рявкнул офицер.

Тишина. Офицер повернулся, открыв рот, схватился за кобуру. Анжелина раздавила очередную капсулу — и офицер растянулся у ее ног. Послышался гул одобрения, на улицу, размахивая флажками, высыпали дети. На этот раз среди них были и взрослые. Люди смеялись, прикалывая к мундирам полицейских значки и вкладывая в руку каждому флажки. Добровольные помощники откатили полицейские машины с дороги, а наша процессия последовала дальше. Теперь с флажками потенциальные избиратели получали не только сладости, но и зеленые хрустящие прямоугольники предвыборных денег. Придя вечером на стадион, каждый банкнот можно будет обменять на бутылку вина или сэндвич. Все складывалось, по моему мнению, очень удачно.

Но Сапилоте в покое нас не оставил.

На центральной площади толпа стала гуще, восторженные крики — громче. Под звуки нашего гимна мы с маркизом стояли на открытой платформе и приветливо махали руками. Между нами и толпой ничего, кроме невидимого силового поля, которое погасит луч любого лазера, замедлит и остановит нацеленные на нас пули. Мой верный страж — Родригес — стоял рядом, его суровое лицо выглядело угрюмее обычного, должно быть, оттого, что по моему приказу он оставил свой автоматический пистолет пятидесятого калибра дома. Моя предосторожность, как оказалось, не была излишней. Его рука вдруг дернулась под мышку, где обычно висела кобура, а перед моим лицом появились пули и, замедлив в защитном поле свой смертоносный полет, остановились.

— Стрелок в окне второго этажа.

Родригес указал рукой, где именно. Я поднял глаза, но наемник уже скрылся.

— Возьми его! — приказал я. — Живым!

Родригес бросился через толпу, как серфингист через волны, и исчез в здании. По моему знаку машина остановилась, я вытащил из защитного поля не остывшие еще пули и включил микрофон на подворотничке.

— Покушение засняли? — Я взглянул на Джеймса в соседней машине.

Он победно поднял над головой камеру, а в моем ухе прозвучало:

— В мельчайших подробностях, отец!

— Отлично. Включи запись звука.

— Есть.

— Только что на меня совершено покушение, и верный мне телохранитель отправился за стрелявшим. А вот и он.

Из подъезда вышел Родригес — в одной руке он держал длинноствольную винтовку, другой тащил за шиворот обмякшего стрелка. По толпе прошел шепот. Я включил усилитель и привлек всеобщее внимание к себе:

— Леди и джентльмены! Избиратели Пуэрто-Азула! Несказанно рад вам и искренне надеюсь вновь вас увидеть вечером на стадионе. Приходите и не пожалеете. Там будут речи, развлечения, бесплатные выпивка и закуска, детям — мороженое. Вход свободный. Будут разыграны сто призов — дартов с набором стрел. Мишень необычная, господа! На каждой мишени изображено лицо. Чье, спросите вы? Выиграв, вы будете метать стрелы в рожу ненавистного диктатора Джулио Сапилоте!

Люди заохали и махали, некоторые подняли глаза к небу, ожидая, что после кощунственных слов на мою голову обрушатся громы и молнии. Ничего подобного, естественно, не произошло, лишь едва слышно хлопнула дверца автомобиля. Родригес швырнул наемника и его оружие на пол, перевернул бесчувственное тело и показал на темные очки. Я понимающе кивнул. Над толпой вновь разнесся мой усиленный динамиками голос:

— Сейчас, господа, вы услышите действительно неприятные новости, но ничего не поделаешь, такова жизнь. Я рассержен! Я прибыл сюда на мирную встречу с избирателями — и что произошло? В меня стреляли, вот что! — Я выждал, пока шум в толпе улегся. — Я вне себя! В моей руке — пули, которыми меня пытались убить, у моих ног — убийца и его винтовка. И знаете, что самое, на мой взгляд, удивительное? Хотя стрелял он из здания, на нем темные очки…

Люди зароптали и двинулись вперед.

— Стойте! — закричал я, и толпа замерла. — Самосуда не будет! Я выдвину против этого человека официальные обвинения, и посмотрим, как работают законы на этой благословенной земле.

Я махнул рукой, машина выехала из толпы, набрала скорость и не останавливалась до самого отеля.

Отель «Гран Парахеро» мы выбрали в основном потому, что гараж в нем подземный. Наша маленькая процессия въехала в гараж, мой седан окружили остальные машины. Пока детекторы выясняли обстановку, я просмотрел карманы нашего пленника. Он оказался настолько глуп, что прихватил на «дело» удостоверение личности. Я развернул документ.

— Здесь написано, что он — член Федерального комитета перестройки общественного сознания. Что это за комитет такой?

— Так официально называется организация убийц-ултимадо, — разъяснил маркиз.

— Славно.

Будто услышав мои слова, ултимадо пришел в себя и вытащил из-за пояса охотничий нож. Я ткнул его мыском ботинка в висок, и он снова потерял сознание.

— Приборы показали, что непосредственной опасности нет, — доложил Боливар.

— Я понесу стрелка, а вы, де Торрес, его оружие. Журналисты наверху, и мы не обманем их ожиданий, подкинем отличный материальчик.

Я вылез из седана, взвалил ултимадо на плечо и направился к лифту, маркиз последовал за мной.

В превращенном в конференц-зал банкетном зале собрались газетчики, телевизионщики, корреспонденты радио. При нашем эффектном появлении замигали фотовспышки, зажужжали кинокамеры, журналисты загомонили — настоящий пчелиный улей.

Я бросил ултимадо на пол, оглядел журналистов и, подняв над головой сжатый кулак, наклонился к микрофону.

— Знаете, что у меня в руке? Пули! Пули, которые всего несколько минут назад были выпущены в меня. — Из моей разжатой ладони на пол посыпались пули, а я указал на ултимадо у ног. — И их выпустил вот этот человек из оружия, которое вы видите в руках маркиза де ла Роса. Маркиз раздосадован произошедшим не меньше моего. Мы начали мирную демократическую избирательную кампанию, а в меня стреляли. И стрелок — не просто убийца-одиночка, в его кармане я обнаружил удостоверение личности. Видите? — Я потряс бумагой. — Он — ултимадо, наемник генерал-президента Сапилоте. Теперь вы знаете, почему следует голосовать за меня, а не за проклятого диктатора. Потому что со мной на Параисо-Аки придут мир и свобода. Голосуйте за меня, и название планеты обретет свое истинное значение! Голосуйте за меня! Голосуйте!!! Голосуйте!!!

Избирательная кампания шла вовсю. С выходом газет весь мир узнает, что случилось в небольшом курортном городке.

Глава 21

— Твое имя даже не упоминается! — раздраженно воскликнула Анжелина. — Ни строчки в вечерних газетах, ни слова в выпусках новостей по телевидению и радио. Гробовое молчание, будто тебя и нет.

— Ничего удивительного, дорогая, — сказал я, выскребая остатки обеда из бороды. — Иного мы и не ожидали, ведь всю прессу контролируют Сапилоте и его прихвостни. Но теперь на этот счет у нас есть не сомнения, а неопровержимые доказательства. Посмотрим, может, завтрашние новости будут более содержательными. А пока сосредоточимся на ралли. Как там дела?

— Стадион забит так, что яблоку негде упасть. Для тех, кто не попал внутрь, мы установили вокруг стадиона телеэкраны и громкоговорители, всем желающим раздаются бесплатные сэндвичи и вино.

— Туристы на стадионе есть?

— Полным-полно. Они считают, что предвыборное ралли затеяно исключительно для их забавы.

— Не будь их там, не было бы и забавы. Сапилоте, наверно, отгрыз себе все ногти до основания. Сомневаюсь, что он выкинет что-нибудь в присутствии толпы туристов, но после…

— Не лезь на рожон.

— Любовь моя, я только этим и занимаюсь. Поехали на стадион?

— Поехали.

Как только электронный наблюдатель в нашем номере отеля дал добро, седан выскочил из гаража и юркнул между двумя туристскими автобусами. Защитное поле вокруг нашего автомобиля включено, все другие предосторожности соблюдены, но туристы-инопланетчики все же нам лучшая защита.

Свернув со скоростной автотрассы, мы оказались среди взятых напрокат туристских легковушек и с этим почетным эскортом благополучно добрались до стадиона. У входа нас ожидало нечто новенькое: в прозрачном кубе сидело с десяток раздраженных людей; вокруг толпились жители Пуэрто-Азула, показывали на сидевших в кабинке пальцами, смеялись, швыряли в гибкое стекло пустые бутылки и обертки из-под сэндвичей.

— Что все это значит? — спросил я подбежавшего ко мне Джеймса.

— Когда мы приехали с обеда, у дверей стояли полицейские шпики и демонстративно фотографировали всех входящих. Как ты понимаешь, народу при столь неблагоприятных условиях собралось немного. Боливар и я убедили полицейских отдать нам камеры и проследовать в специально возведенную для них кабинку.

— Лучше не рассказывай, как именно вы их убедили. Еще какие-нибудь помехи были?

— Нет. А ты, отец, готов к выступлению? Я хотел сказать, сэр Харапо. — Готов, как никогда. А вы, маркиз?

— Тоже. Эта встреча войдет в историю.

— Тогда пошли.

Мы пошли по проходу сквозь возбужденно шумевшую толпу, махая руками, улыбаясь в туристские камеры, целуя младенцев. Добравшись наконец до центра стадиона, мы влезли на платформу. Платформа с нами поднялась, зазвучали записанные на пленку фанфары. Шум постепенно утих, и вперед выступил маркиз.

— Как знает всякий, я — маркиз де ла Роса. Я с удовольствием баллотируюсь на пост вице-президента. Избирательную кампанию возглавляет мой родственник, сэр Гектор Харапо, Рыцарь Алой Розы. В недавнем прошлом затворник и джентльмен-ботаник, он оставил лаборатории и сады, чтобы помочь своей многострадальной планете. Без дальнейших предисловий представляю вам следующего президента Параисо-Аки… Досточтимого сэра Харапо!

Крик, визг, свист, топот. Я махал, пока не устала рука, затем подал знак. Снова зазвучали фанфары. Мыском ботинка я нажал на кнопку. Пол стадиона завибрировал с инфразвуковой частотой. Звука не слышно, но каждый на стадионе испытал безотчетный приступ депрессии. Толпа мгновенно смолкла, в глазах многих я заметил слезы.

Не забыть бы ослабить уровень инфразвука.

В наступившей тишине я заговорил:

— Леди и джентльмены! Избиратели! Гости из других миров! Я сообщу вам великую радостную новость! — Я переместил носок ботинка с кнопки депрессии на кнопку энтузиазма, и слушатели, еще не услышав великую радостную новость, разулыбались до ушей. — Через несколько недель состоятся выборы в президенты Параисо-Аки, и у вас есть счастливая возможность избрать на этот пост меня. Вы спросите, почему вам следует голосовать именно за меня? На то есть весьма веская причина: я — не Джулио Сапилоте, вот почему!

Люди одобрительно зашумели, а я, воспользовавшись случаем, наполнил стакан сухим джином из графина и сделал несколько глотков. — Голосуйте за меня — и с коррупцией в высших сферах будет покончено раз и навсегда! — продолжал я. — Голосуйте за меня — и все ултимадо отправятся на акульи фермы инструкторами по плаванию. Голосуйте за меня — и у вас будет лучшее в Галактике правительство. Я торжественно обещаю, что, когда приду к власти, у каждого жителя Параисо-Аки всегда будет кусок мяса в кастрюле и бутылка вина в буфете. Я отменю все налоги, введу ежегодный шестинедельный оплачиваемый отпуск, тридцатичасовую рабочую неделю, а для членов Дворянско-Крестьянско-Рабочей Партии — анкеты ждут добровольцев при выходе — пенсию с пятидесяти лет. Также в Пуэрто-Азуле каждое воскресенье будут проводиться бои быков с легализированным мною тотализатором. Я издам еще множество полезных законов, каких именно, придумаю по ходу дела. Голосуйте за меня!

Мои последние слова заглушили восторженные крики толпы, так что даже не понадобилась стимуляция инфразвуком. Если бы выборы проводились сейчас, здесь, и машина для подсчета голосов была беспристрастна, меня бы избрали в президенты единогласно.

Я сел, махая правой рукой, левой поднес к губам кем-то вновь заботливо наполненный стакан.

— Дорогой, тебе не кажется, что ты наобещал уж слишком много? — прошептала мне на ухо Анжелина.

— Ерунда. Политикам все равно не верит ни один здравомыслящий, а их предвыборные обещания произносятся лишь для привлечения внимания масс.

— Чего-чего, а внимания к себе ты привлек предостаточно.

— Вот и славно. Еще немного поболтаем и опускаем занавес. Ночка предстоит хлопотная.

Выступление вскоре кончилось, мы прорвались сквозь восторженную толпу к своим машинам и вместе с автомобилями туристов без проблем добрались до отеля.

— Готовы, ребята? — спросил я, в порыве нетерпения выдирая из бороды клок волос.

— Как всегда! — ответили сыновья хором.

— Тогда докладывайте.

Пока Боливар читал из записной книжки, я переодевался.

— Вся информация на Параисо-Аки в ведении Министерства пропаганды. Их штатные цензоры в Центре вещания просматривают макеты газет и все телевизионные программы на мониторах, прослушивают радиосообщения. Если они дают добро, то информация транслируется на спутники, со спутников — в типографии или на телерадиовышки.

— Спутников много?

— Восемнадцать, все крутятся на геостатических орбитах, зона их трансляции — вся суша планеты. Личные антенны спутниковой связи их сигналы не принимают.

— Замечательно. — Я негромко рассмеялся, зашнуровывая ботинки из мягкой кожи. — Газеты нас до поры не интересуют, ведь саботировать работу каждой чертовски утомительно. Да и вообще, самое популярное средство массовой информации на планете — телевидение. И самое уязвимое. Нам нужны подробный план Центра вещания и схема расположения оборудования.

Боливар протянул мне план, Джеймс — схему.

Да, по части жульнических уловок мои сыновья перещеголяли меня. Я издал слабый стон, который они, надеюсь, приняли на сдавленный кашель и не заметили тоску в глазах стареющей Стальной Крысы.

— Мы сопоставили оба плана. — Боливар ткнул пальцем в свой лист.

— И обнаружили уязвимое место. — Джеймс ткнул в свой.

Я склонился над бумагами.

— Здесь расположены микроволновые радиопередатчики, которые посылают сигналы на висящий над Центром спутник, а он, в свою очередь, транслирует их на другие спутники в поле его зрения, те — по цепочке дальше…

— Красная и зеленая линия на схеме — волноводы радио— и телеканалов от передатчика к антеннам на крыше Центра…

— Здесь эти волноводы проходят по подвалу…

— Здесь! — Я ткнул на схему, и мы победно рассмеялись. — Для операции понадобятся два компактных электронных устройства, которые по сигналу извне не только отрежут в волноводе их сигналы, но и введут взамен наши. Сможем ли мы изготовить такие устройства?

Джеймс молча вытащил из кармана черную коробочку с ладонь размером. Боливар — из своего такую же.

— Ребята, я горжусь вами!

— Питание внутреннее, — сообщил Боливар. — От атомных батареек. На годы хватит.

— Неплохо, — похвалил я. — Жаль, что коробочки годятся лишь для одноразового использования. Узнав, что их информационная программа заменена нашей, сторонники Сапилоте организуют поиски и не успокоятся, пока не обнаружат наши устройства. В канун выборов без специального выпуска новостей не обойтись, а вновь установить аналогичную аппаратуру окажется гораздо обременительней.

Пока я говорил, Джеймс открыл ящик и вытащил два довольно массивных прибора с выключателями и болтавшимися во все стороны проводами.

— Мы примерно так и подумали, — воскликнул он. — И вот результат — полные электронной начинки обманки. Мы их установим на виду, при попытке вскрыть, они взорвутся.

— Отец, ты устал, Джеймс и я позаботимся обо всем…

— Устал? Устал быть грязным политиком. Вы уж не лишайте старика отца развлечения перед сном.

— Я бы силой оставила тебя здесь, но, к сожалению, слишком хорошо тебя знаю, — впервые заговорила Анжелина. — Езжай, развлекайся, но не надейся, что, вернувшись, застанешь меня бодрствующей.

Я поцеловал свою понятливую жену, мы с мальчиками спустились по пожарной лестнице во двор отеля, прошли два квартала до стоянки и залезли в неприметную легковушку.

Машину мы припарковали в полукилометре от Центра прессы, дальше отправились пешком. Конечно, парадным входом мы не воспользовались, а сократили путь и, не потревожив сигнализации, проникли в подвал через окно. Дальше — проще. Мы нашли нужную дверь. В помещении в это время суток, как и предполагалось, только гудевшие машины — и ни души. Был, правда, еще вооруженный охранник, но при нашем появлении он тут же мирно уснул. Мы прикрепили обманки к волноводному тракту за набитым электроникой ящиком, затем, аккуратно разобрав пол, установили настоящие аппараты за жгутами проводов. — Неплохо, — сказал я, любуясь делом наших рук. — Отправляемся обратно в отель, там нас ждут прохладительные напитки, да и программу нужно подготовить.

Удалились мы тем же путем, каким прибыли, незамеченными дошли до оставленной в тени легковушки.

Я открыл дверцу, в автомобиле вспыхнул свет…

На месте водителя сидел мой старый знакомый, полковник Оливера и целился мне в голову из пистолета.

— Оказывается, ты уже не просто турист, а пособник врага, предателя Харапо. При нашей прощальной встрече я тебя предупреждал, чтобы ты не возвращался на эту планету.

Глава 22

Темную улицу вдруг залил ослепительный свет десятков прожекторов, из подъездов посыпались солдаты.

— Пожалуйста, не стреляйте! Мы сдаемся. Ребята, поднимите руки, это приказ. Доучан куоунбоула!

Мальчики подчинились, как и я, подняли руки над головой и, коснувшись запястьем запястья, привели в действие дымовые бомбы. Что я и приказал им сделать на редком инопланетном языке. Их тут же скрыли из глаз клубящиеся облака дыма.

Я отпрыгнул в сторону. Вовремя. Через долю секунды Оливера выстрелил, пуля просвистела у виска. Прежде чем Оливера нажал на курок второй раз, я швырнул в кабину дымовую бомбу, за ней — гранату с сонным газом.

Дверцу машины я открыл секунд десять назад, а все вокруг изменилось до неузнаваемости: улицу заполнили облака дыма и атакующие солдаты; слух резали отрывистые команды, свистки, крики, рев двигателей машин.

— Добавьте дыма! — приказал я на том же инопланетном языке. — Да про снотворный газ не забудьте! Я отвлеку их, а вы уносите ноги.

Давая мальчишкам шанс на бегство, я залез в машину, отпихнул тело Оливеры с водительского сиденья, завел двигатель, включил сцепление и что было сил вдавил педаль газа. Автомобиль рванул с места, набрал скорость, дымовая завеса поредела, а вскоре и вовсе исчезла, в глаза ударил свет прожекторов. Я прищурился и увидел, что машина несется на солдат. Я резко крутанул руль, автомобиль промчался в двух-трех сантиметрах от крайнего и врезался в броневик.

Я ударился о лобовое стекло и осел в водительском кресле. Вскоре очнулся: мой нос был разбит, рубашку залила кровь, голова тоже пострадала, мир вокруг несся в бешеном хороводе. Мысли шевелились еле-еле, и я лишь надумал, что еще немного дыма и сонного газа не повредят. Едва я швырнул через открытое окошко дымовую гранату, как в борту броневика открылась дверь. Вторую гранату я чисто рефлекторно закинул туда.

Я задержал дыхание. Кровь вымыла из моего носа фильтры, если я хотя бы раз вдохну, то засну, как полицейские и солдаты вокруг, но вряд ли мое пробуждение будет столь же мирным, как у них.

Я на четвереньках выполз из машины, стукнулся носом во что-то твердое. Грудь горела огнем: не набрать в легкие наполненный газами воздух чертовски трудно. Я пошарил рукой перед собой. Оказывается, я уткнулся в дверцу броневика. Транспорт! Вслепую отпихнув бесчувственное тело от входа, я забрался внутрь, перелез еще через два тела.

Если я не вдохну, то умру. Но дышать пока нельзя. Я прополз еще немного и ударился головой о металлическую поверхность. Долго ощупывал, прежде чем понял, что это сиденье. Сиденье водителя на высокой платформе в передней части броневика. Пошарив по полу, я обнаружил педаль газа. Педаль вибрировала — двигатель работал!

Я привстал, вытянув ногу, надавил на акселератор. Броневик задрожал и, подмяв под себя мой автомобиль, двинулся вперед. Беззвучно выругавшись, я снял ногу с педали. Пошарил рукой. Ручка. Наверно, ручка переключения скоростей. Я рванул ее на себя, снова нажал на газ. Тусклый, наполненный дымом мир перед глазами запрыгал, и броневик пополз назад.

Воздуха!

Забрезжил свет. Надеясь, что сонный газ вместе с дымом остались позади, я высунул голову из двери и вдохнул полной грудью.

Ничего не произошло. Ровном счетом ничего, если не считать, что воздух был восхитительно свеж. Я обернулся. Все великолепно: позади в дыму бессмысленно метались люди; оттуда кроме моего броневика выбрались и другие и теперь пятятся прочь.

Я захлопнул дверцу, снова втиснулся в кабину, толкнул плечом водителя, и тот со стуком шлепнулся на пол.

Мои сыновья там, в дымовой заносе, им отчаянно нужна помощь. Я уселся на водительское сиденье, осмотрел приборы. На одной ручке маркировка: «Управление стрельбой из переднего орудия». Подходит! Я поднял ствол до упора и нажал на гашетку.

Оглушительно загрохотало, броневик задергался, к ногам посыпались пустые гильзы. Солдаты на экране засуетились: кто спешил к стенам зданий; кто, закрыв голову руками, падал на мостовую.

Отлично, пора удирать и мне. Ручка передач все еще в положении «Назад». Я надавил на акселератор. Здания на экране заднего вида поползли навстречу. Вести броневик задним ходом оказалось непросто, его болтало из стороны в сторону. Надеясь привлечь к своему отходу внимание, я надавил на клаксон и включил дальний свет. На экране появился взвод солдат, но при моем приближении бравые вояки бросились врассыпную.

Перекресток. Я резко крутанул руль. Машину занесло, затем она рывком встала. Я переключил скорость на переднюю. Прежде чем успел нажать на газ, мимо моего броневика, направляясь к месту боевых действий, прогромыхали три его собрата-близнеца. На перекрестке броневики столкнулись с преследовавшей меня машиной. Я от души посмеялся над их неуклюжими попытками разъехаться и покатил мимо устроенной кучи малы.

Прежде я был чертовски занят, но теперь на меня с неимоверной силой навалились мысли о судьбе Боливара и Джеймса.

Они выбрались. Они непременно выбрались! Иначе и быть не может. Стрельбы оттуда я не слышал, близнецы в сознании, клубившиеся облака дыма скрыли их, да и враги, поди, давно как один спят. Я отвлек внимание на себя, создал панику. Ребята умны и проворны, возможностей спастись у них было сколько душе угодно.

Так почему я волнуюсь, почему по спине течет холодный пот?

Потому что рассуждаю я не как безжалостный агент межзвездной службы безопасности, а как отец. Они — мои дети, я втянул их в свою авантюру, и что бы ни случилось, в ответе я.

Я медленно ехал по темным пустым улицам. Мой мозг захлестывала черная волна вины и отчаяния.

— Поплакался, и будет. — Мой голос звучал почти бодро и на время даже заглушил настойчивый внутренний голос. Я выпрямился в кресле и крепче сжал баранку. — Так-то лучше. Причитаниями и стенаниями им ты, ди Гриз, не поможешь, а на себя беду накличешь. Твоя текущая задача — добраться до отеля живым, а там уж взяться за работу. Так двигайся же.

Я до предела вдавил акселератор в пол и покатил насколько возможно кратчайшим путем. Бросив броневик посреди скудно освещенной улицы, оставшиеся два квартала до отеля я пробежал. Служебный вход оказался закрыт, и я воспользовался булавкой. Никем не замеченный, я поднялся на грузовом лифте на двенадцатый этаж, подошел к своему номеру. Дверь передо мнойраспахнула Анжелина.

— Ну и видок у тебя. Серьезно ранен?

— Пустяки: синяки, ссадины. Только вот…

Я не знал, как продолжить, но, должно быть, выражение моего лица было куда красноречивей слов. — Мальчики?.. Что с ними?

— Не знаю толком. Уверен, у них все в порядке. Мы расстались после операции и к отелю отправились разными дорогами. Впусти же меня, я расскажу подробнее.

Как только дверь за моей спиной захлопнулась, я ей все рассказал. Медленно, выбирая слова между глотками выдержанного рона. Пока я говорил, жена сидела как изваяние. Печальное повествование подошло к концу, и она кивнула.

— Мучаешься?

— Мучаюсь. Я во всем виноват. Только я. Я взял их с собой…

— Помолчи. — Анжелина наклонилась ко мне и коснулась губами щеки. — Они — взрослые люди, на дело пошли с открытыми глазами. Ты не только не вел их к катастрофе, но и, дав им шанс на спасение, подставил себя под огонь врага. Ты сделал все, что в человеческих силах. А теперь успокойся, и, пока ждем новостей, я подлатаю твой безобразный нос.

Она промыла рану и наложила на мой нос пластырь; за всю операцию я лишь несколько раз сдавленно охнул. Потянулось ожидание. Анжелина, которая обычно пила лишь на официальных приемах, наполнила стакан роном и потягивала из него маленькими глотками. Мы поминутно отводили глаза от часов, а каждый раз, заслышав на улице сирену, как по команде вздрагивали. Мой стакан опустел, я потянулся к бутылке.

— Милая, тебе плеснуть?

Пронзительно зазвонил телефон. Прежде чем я опустил бутылку на стол, Анжелина сняла трубку и включила внешний усилитель.

— Говорит Джеймс, — раздался знакомый голос, и я облегченно вздохнул. — Поменялся одеждой с солдатом и выбрался из заварушки без проблем, но появиться в отеле в таком виде не могу.

— Я подберу тебя, — сказала Анжелина.

— Как отец?

— Нормально, сидит рядом с расквашенным носом. А как Боливар? Последовала секундная пауза, и напряжение во мне возросло десятикратно.

— А он не звонил?

— Нет. Я бы сказала.

— Выходит, его взяли. Я видел, как оттуда выскочили полицейские в противогазах. Они были единственными, кто покинул поле битвы. Я оставался на месте, пока не рассеялся дым и не начали строиться войска. Сожалею, что…

— Не вини себя, сынок, ты сделал что смог. Для начала доставим тебя сюда, затем подождем новостей. Уверена, вреда Боливару не причинят. Все будет хорошо.

Голос Анжелины звучал спокойно, но, глядя ей в глаза, я знал, что в душе она рыдает.

Глава 23

Анжелина отправилась за Джеймсом.

Решив, что сегодня как никогда нужна свежая голова, я закупорил и отставил в сторону бутылку рона. Передо мной на столе стояли сэндвичи и горох — лучшая пища для мозга. Весьма кстати. Я придвинул тарелку с горохом, открыл бутылку сухого вина — нужно чем-то запивать еду. В последовавшие полчаса мой невидящий взгляд был прикован к телефону, зажатая в руке вилка ковыряла горох, мозг же лихорадочно работал. Чем больше я размышлял, тем более логичным мне казалось одно из самых непривлекательных решений проблемы.

Хлопнула дверь, вошли жена и сын. — Телефон не звонил, — сообщил я. — Я бы поел, — сказал Джеймс, наливая в стакан немного вина.

Я рад, что по части алкоголя близнецы пошли в мать, а не в меня, забулдыгу.

— Я придумал план, — объявил я. — Возвращение Боливара гарантировано. — Я тоже придумала план. Мы ворвемся в тюрьму, перестреляем всех, кто встанет на пути, и освободим его.

— Нет. Именно этого от нас ждут, мы же ударим в другом месте.

— И где?

— Мы возьмем пленного, которого они с радостью обменяют на Боливара. — Кого?

— Самого Сапилоте!

Джеймс был столь удивлен, что на минуту даже перестал работать челюстями. Анжелина куда лучше контролировала себя.

— Может, разъяснишь, как додумался до этого?

— Охотно. До сегодняшнего вечера мы всюду опережали врагов на шаг и высокомерно полагали, что так будет и впредь. Но медовый месяц кончился — у кого-то в их стане есть голова на плечах. Весьма вероятно, что этот кто-то — полковник Оливера, ведь не случайно именно он поджидал нас в нашей машине. Пока не уверимся в обратном, считаем его врагом номер один. Он знал, что для успеха нашей избирательной кампании нам не обойтись без средств массовой информации. Из нашей сегодняшней пресс-конференции наружу не просочилось ни слова, и он резонно предположил, что мы попытаемся прорвать блокаду молчания. Что именно мы предпримем, неизвестно, но он верно угадал, где нас ожидать. У Центра вещания. Там он и устроил западню, а мы, беспечные простачки, в нее угодили — Боливар попался. Оливера был прав, расставив силки у Центра вещания, и теперь он, несомненно, ожидает, что мы бросимся освобождать пленного. Поэтому можно не сомневаться, что Боливара упрятали в место понадежней, чем муниципальная тюрьма, само же здание тюрьмы превратили в ловушку. Но мы перехитрим умника Оливеру: вместо того чтобы сунуться в тюрьму, мы возьмем Сапилоте в заложники. Боливара освободят, и счет снова станет ничейным.

— Все, что ты сказал — правильно, но ты не упомянул самого главного: как мы захватим Сапилоте, — заметила Анжелина.

— Сейчас я посплю несколько часиков, а утром отправлюсь в столицу и навещу достопочтенного генерал-президента в его резиденции.

— Удар пришелся тебе по носу, но, видно, пострадали и мозги. — Анжелина едва заметно шевельнулась в кресле, и в ее руке оказался нацеленный на меня пистолет. — Отправляйся спать, а мы с Джеймсом придумаем план, который не будет самоубийством.

— Ты застрелишь меня, спасая мне жизнь? Не перестаю удивляться таинствам женского разума. Положи пистолет и расслабься. То, что я предлагаю, не самоубийство, а четко спланированная операция. Некоторые детали еще неясны, но, уверен, к утру все додумаю до конца.

Так и случилось. Проснувшись на рассвете, я обнаружил в фронтальных долях своего мозга план предстоящей операции в мельчайших подробностях. Успех гарантирован!

Уверенность в успехе не покидала меня, пока я принимал душ, завтракал, летел в Приморосо и пересекал площадь Свободы. Лишь когда перед железными дверьми в Пресидио меня остановил вооруженный охранник, в душу закрались сомнения.

— Пропуск! — рявкнул он.

Отступать поздно. Только вперед!

— Пропуск? Ты спрашиваешь пропуск у меня? Ты что, кретин, не знаешь, что я здесь по специальному вызову полковника Оливеры?!

— Сожалею, сэр, полковник только что проходил мимо, но насчет вас не распорядился.

— Оливера здесь?

— Да, сэр, но…

— Тем лучше. Позвони ему. И пошевеливайся, если дорожишь жизнью.

Дрожа всем телом, охранник набрал номер. На экране появился садист Оливера. Прежде чем охранник заговорил, я отпихнул его в сторону и приблизил лицо к экрану.

— Оливера! Я — у парадного входа. Спускайся, поговорим. Оливера недоверчиво оглядел меня, узнал, его зрачки расширились. Он, несомненно, продумал множество вариантов моих дальнейших действий после бегства от Центра вещания, но подобного оборота никак не ожидал. Он судорожно глотнул и заорал:

— Хватай его!

Я дал отбой и уселся в кресло охранника.

— Видел, в какой восторг пришел твой начальник?

Охранник, раскрыв рот, кивнул.

Я достал сигару и едва раскурил ее, как по лестнице сбежал Оливера. За ним по пятам следовал взвод солдат.

— Прошлой ночью вы взяли моего человека. — Я пустил в лицо Оливеры колечко дыма. — Немедленно освободите его.

Как я и предполагал, он не подчинился. Солдаты схватили меня и поволокли в подземную часть здания. Я не сопротивлялся. Меня раздели, осмотрели, ощупали, просветили рентгеновскими лучами, промыли кишечник и желудок. За всеми предварительными процедурами наблюдал лично Оливера. Он чувствовал в моей добровольной сдаче подвох, но в чем он заключался, не понимал. По его приказу все предварительные процедуры повторили в обратной последовательности. Вновь не найдя ничего подозрительного, мне выдали стоптанные шлепанцы и тюремную робу, затем сковали запястья и лодыжки тяжелыми цепями, затащили в следственную камеру и швырнули на жесткий железный стул. Оливера навис надо мной, постукивая тяжелой дубинкой по раскрытой ладони.

— Кто ты?

— Я — Джим ди Гриз, генерал Межгалактического комиссариата политических расследований. Называй меня просто — сэр.

Он ударил меня дубинкой по голени. Удар чертовски болезненный, но я и бровью не повел. К счастью, предварительная процедура не выявила, что я под завязку был накачан новокаином — мощнейшим болеутоляющим. Когда действие препарата прекратится, мне придется тяжко, но пока, бей меня чем угодно, мне начхать.

— Не лги или получишь еще. Кто ты? Говори правду!

— Я и сказал тебе свое настоящее имя и звание. Мы, члены МКПР, посвятили свою жизнь искоренению несправедливости, развитию политически отсталых планет. Мы помогаем демократам, вроде Харапо, и низвергаем с постов в правительстве преступников, вроде Сапилоте.

Оливера ударил меня еще и еще раз, я же сидел и не мигая смотрел ему в глаза.

— Наслаждаешься? — спросил я. — Должно быть, ты серьезно болен.

Он вновь занес дубинку, но, подумав, отшвырнул. Что за удовольствие избивать человека, если тот не чувствует боли?

Я одобрительно кивнул.

— Теперь поговорим, как взрослые люди. Моя организация, как я уже сказал, поддерживает Харапо. Прошлой ночью вы схватили моего оперативного работника. Освободи его немедленно!

— Никогда! Считай его покойником. Да и себя — тоже.

— Опять угрозы? Да ты глупей, чем кажешься. — Я медленно поднялся: чертовски мешали тяжелые кандалы. — Что ж, обращусь через твою голову. Вели отвести меня к Сапилоте.

— Я убью тебя! — взвыл Оливера, поднял дубинку и занес ее над моей головой.

— Моя организация продолжит работу без меня и непременно прокатит Сапилоте на выборах, а он уж спустит с тебя шкуру. Если ты этого добиваешься, что ж, бей.

Дубинка в его руке дрожала, в душе боролись желание вышибить Из меня мозги и страх за собственную шкуру. Наконец последнее победило, и он медленно опустил дубинку.

— Так-то лучше, — подбодрил его я. — Теперь веди меня к Сапилоте, и мы заключим с ним соглашение, которое устроит обе стороны.

— Что за соглашение?

— Узнаешь, если твой шеф не выгонит тебя при переговорах. Пошли!

Я с наслаждением наблюдал, как Оливеру передернуло. У него был небогатый выбор, и он, слегка поколебавшись, тяжело вышел из камеры.

Я упал на стул. На моем теле проступили синяки; грудь справа заметно опухла, видимо, сломано ребро или два. Отвлекая себя от тяжких дум о собственном бренном теле, я принялся мысленно перебирать варианты мести ненавистному Оливере после победы на выборах. Вариантов осталось предостаточно, когда вернулся сам полковник Оливера со взводом солдат. Поставив меня на ноги, солдаты образовали вокруг сплошную стену.

Получив прикладом в спину, я промаршировал с этим почетным эскортом по длинному мрачному коридору, поднялся по бесконечным лестницам, прошел пышные приемные покои и оказался перед огромными позолоченными дверьми. По сторонам застыли охранники — лица строги, руки на оружии. Двери распахнулись, и солдаты втолкнули меня в центр здешнего ада — личные покои генерал-президента. Сам генерал-президент скорчился в кресле, кривые ручки — на массивном письменном столе. На вид жаба жабой, а уж внутри… Если он и распознал во мне Харапо, то виду не подал.

— Расскажи мне об этом человеке, — приказал он Оливере.

— Он представился Джимом ди Гризом, генералом МКПР…

— Если врешь, я пристрелю тебя!

— Нет, пожалуйста, я сказал все как есть, ваше превосходительство! — заскулил Оливера, покрываясь испариной и мелко дрожа. — Его слова похожи на правду. Межгалактический комиссариат политических расследований вроде бы существует, а он, без сомнения — межпланетный агент. Впервые он здесь появился несколько месяцев назад под видом туриста, вступил в контакт с организованной оппозицией и туг же был выдворен с планеты. Теперь он нелегально вернулся и причинил нам… э-э… некоторые хлопоты. Он, несомненно, занимает высокое положение при мятежнике Харапо…

— Я убью Харапо! Повешу! На его собственных кишках!

— Да! Повесим, всех предателей! Каждого! На их кишках!

— Заткни глотку, Оливера, или тебя вздернут первым! — заорал Сапилоте. Оливера захлопнул рот, его зубы громко щелкнули, не удивлюсь, если один-два при этом сломались. — Так ты работаешь на Харапо! — Поросячьи глазки диктатора впились в меня. — Ты — причина всей смуты! Прежде чем я убью тебя, скажи, зачем ты хотел меня видеть.

— Я намерен заключить с тобой соглашение о…

— Я не веду переговоров с предателями. Расстреляйте его!

Ко мне, намереваясь немедленно привести приговор в исполнение, подскочили солдаты. Такой оборот дела меня вовсе не устраивал.

— Подождите! Выслушайте меня! Я пришел сюда один, без оружия. Думаете, по дурости? Нет. Я пришел, чтобы сообщить вам, что… — Я умолк. Сапилоте замер, слушая. Что же ему сказать? Что, на взгляд диктатора-параноика, достаточно важно? Паранойя? Вот ключевое слово, вот на что я сделаю ставку! — Я пришел, намереваясь сообщить, что рядом с тобой предатель! Он плетет заговор против тебя!

— Кто?!

Аудитория напряглась, ловя каждое мое слово. Сапилоте даже вскочил на ноги и перегнулся через стол.

— Мгртсссо… — буркнул я.

— Что?

— Произнести имя предателя вслух? Прямо здесь? При посторонних?

— Говори быстрей! — взвыл Сапилоте, обходя стол. — Кто он?

— Я скажу тебе. — Я напряг мышцы, согнул ноги в коленях. — Этот некто близок к тебе. Он желает твоей смерти…

Оттолкнув стоявшего передо мной охранника, я прыгнул. Шатаясь под весом цепей, поднял руки. Царапнул кончиками пальцев по лицу диктатора. Меня ударили сзади по голове, наверно, прикладом. Мир закружился. Я упал на пол, солдаты принялись избивать меня ногами. Сквозь багровый туман я увидел, как Оливера остановил их, приказал поднять меня. Меня поставили на ноги, сдавили грудь так, что я едва дышал. Оливера приставил ствол пистолета к моему лбу.

— Говори, прежде чем я размажу твои мозги по стене! Кто хочет убить генерал-президента?

— Я, — прохрипел я. — Я хотел его убить и только что это сделал. Видишь кровоточащие царапины на его лице? — При этих словах Сапилоте поднял руку, провел по лицу, тупо уставился на окровавленные пальцы. — Вы ощупали, осмотрели меня! — уже кричал я. — Оружия не нашли. А оружие, вот оно — ногти! На них — инопланетный четырехчасовой вирус. Сапилоте заражен и через четыре часа умрет. Ты мертв, старик! Мертв!

Глава 24

На лица приспешников Сапилоте стоило посмотреть, но на рожу их шефа — особенно: его пергаментная кожа побелела, поросячьи глазки под густыми бровями норовили вылезти из орбит, нижняя губа судорожно дергалась. Он прижал руку к лицу, шатаясь, пересек комнату и плюхнулся в кресло. Казалось бы, после двух столетий жизнь любому надоест. Любому, но не ему, видимо, он слишком привык жить. Я вновь заговорил и, помня о пистолете у моего лба, слова подбирал тщательно:

— Ты покойник, Сапилоте. Если, конечно, вовремя не получишь противоядие. Убери от меня своего пса!

Сапилоте поднялся, проковылял к Оливере, схватил его за ухо, и, повернув, дернул. Полковник взвыл и выронил пистолет, который, к счастью, не выстрелил.

— Поставьте пленного на колени! — приказал Сапилоте, и солдаты тут же выполнили его приказ. Сапилоте оттолкнул Оливеру и навис надо мной, дыша в лицо чесноком. — Говори, где противоядие!

— Где оно, знаю только я. Если в ближайшие три часа сделают укол, ты будешь жить. Неизвестный на вашей планете вирус сейчас разносится кровью по твоему организму. Твои доктора не поймут, и не надейся. Первые симптомы приближающейся смерти ты уже наверняка ощущаешь — тебя лихорадит.

Температура будет подниматься, пока жар не разрушит мозг. Чувствуешь покалывание в кончиках пальцев? Скоро их парализует и паралич постепенно охватят все твое тело, член за членом…

Завизжав, он поднес пальцы к лицу — они побелели. Не переставая визжать, он сделал шаг назад, пошатнулся и упал бы, но подоспели двое солдат, подхватили его под руки, отволокли к письменному столу и усадили в кресло.

— Вели своим людям снять с меня кандалы и убираться прочь, — распорядился я. — Оливера пусть останется, еще пригодится. Отдавай приказы! Живо!

Дрожащим голосом Сапилоте отдал приказы. Как только с меня сбили кандалы, я добрался до кресла и упал в него. Оливера замер рядом, прижимая ладонь к уху, между его пальцами сочилась кровь.

— Оливера, слушай мои инструкции. Отдай по телефону приказ, чтобы захваченного прошлой ночью пленного освободили и доставили живым и невредимым в отель «Гран Парахеро» в Пуэрто-Азул. Сообщите ему номер здешнего телефона, и он, благополучно добравшись, позвонит сюда. Когда услышу его голос, поговорим о противоядии. Чего стоишь, время тянешь?

— Исполняй! — прорычал Сапилоте и, убедившись, что Оливера опрометью бросился к телефону, повернул голову ко мне. — Противоядие… Где оно? Мне все хуже, я весь горю внутри!

— Ничего, в ближайшие три часа не умрешь, хотя и будешь чувствовать себя все хуже и хуже. Противоядие поблизости, тебе его доставят, едва получат мое распоряжение по телефону. А позвоню я не раньше чем выберусь отсюда живым.

— Кто ты?

— Твоя судьба, старик, твой черный ангел, сила, которая низвергнет тебя. Но не теряй понапрасну времени, пошли за моей одеждой. Видишь, Оливера уже освободился, пусть сбегает.

— Какие гарантии, что, отпустив тебя, я получу противоядие?

— Мое слово, старик, но выбора у тебя нет. Отдавай приказы!

Телефон зазвонил чуть меньше чем через два часа. Сапилоте к тому времени почти впал в коматозное состояние: вокруг него суетились доктора, сгоняли температуру жаропонижающими препаратами, но остановить прогрессирующий паралич конечностей они были не в силах. Диктатор уже не ощущал собственных ног и рук и при первом звонке телефона лишь слабо булькнул.

Я поднял трубку.

— Ди Гриз на связи.

— Тебе сильно досталось, милый? — послышался из трубки голос дорогой Анжелины.

— Не слишком. Как Боливар?

— Сидит рядом. Ест. Выбирайся побыстрей оттуда.

— Уже в пути, милая.

Я швырнул трубку и, не оглядываясь, вышел. Мои инструкции выполнялись в точности: перед подъездом ожидал автомобиль с шофером — дверца нараспашку, двигатель тарахтел. Едва я сел, автомобиль сорвался с места и понесся к аэродрому. На взлетной площадке стоял мой вертолет, вычищенный и дозаправленный. Я немедленно взлетел и, сделав круг над аэродромом, на полной скорости направился на север. Минут через пять рядом появилась тяжеловооруженная машина, Джеймс в кабине помахал мне рукой, из динамика послышалось:

— Молодчина, па! В небе — никого. А если кто и появится, я вмиг его собью.

— Хорошо. Посылай Сапилоте имя и адрес доктора в Приморосо, и жмем прямиком домой. Денек выдался не из легких.

На пути в Пресидио я заглянул к доктору, заручившись его обещанием не выходить весь день из дома и сделать обратившемуся к нему пациенту инъекцию, вручил ему кошелек с деньгами и наполненный шприц. Доктору у Сапилоте обеспечен весьма теплый прием. У доктора я, казалось, побывал лет сто назад, а на самом деле — утром.

На полпути к замку де ла Роса мы с Джеймсом нагнали весь наш небольшой воздушный флот. Остальные покинули Пуэрто-Азул, как только вернулся Боливар. Быть в досягаемости диктатора, когда он, получив укол, оправится от болезни, никому не хотелось.

Приземлились мы все вместе. Бок болел все сильнее. Повернув ключ в замке зажигания, я вылез из вертолета. Первым ко мне подбежал Боливар: лицо в синяках, под рубашкой повязка. Перехватив мой взгляд, он улыбнулся. — Довольно легко отделался. Так, ногами малость попинали, пока тащили. Ты выглядишь хуже.

— И чувствовать себя буду значительно хуже, если в ближайшее время не приму обезболивающее. Принеси аптечку.

— Она со мной. Мама мне все рассказала. — Сын делал мне укол, и его лица я не видел. — Спасибо, отец… Даже не знаю, как тебя благодарить… — И не надо. Если бы я попал в подобную передрягу, уверен, ты бы сделал для меня то же самое. А теперь веди меня к мягкому креслу и крепким напиткам, а я расскажу… Осторожней, ребра! — закричал я, видя, что подбегает Анжелина и хочет обнять меня. — Поддерживайте меня лучше под руки. И пусть док осмотрит мои ребра.

Маркизу, должно быть, уже сообщили о моих подвигах, и, завидев меня, он распростер объятья. Но его знаком остановил Джеймс.

— Давайте устроим вечеринку, — предложил я.

— Шампанского? — закричал де Торрес. При таких темпах его винные подвалы скоро опустеют. — Лучшего! О геройстве этих часов будут сложены легенды!

Мы расселись по креслам и подняли бокалы. Вскоре по моему телу разлилось блаженное тепло; шампанское было действительно из лучших. После того как мой стакан наполнили трижды, я, оставляя мрачные подробности и преувеличивая, где надо, неспешно повел рассказ о своем визите к диктатору:

— …Положив трубку, я спокойно вышел. Доехав на автомобиле до аэродрома, пересел в вертолет. И вот я здесь, с вами, пью шампанское.

— Потрясающе! — вскричал маркиз. — Нужно обладать невероятной отвагой, чтобы, как вы, пойти в логово смертельно опасного врага.

— Уверен, маркиз, для своего сына вы бы сделали то же самое.

— Конечно, но удачный случай выпал не мне, а вам. И какая поразительная храбрость — нести смертельно опасных микробов на кончиках пальцев…

Конец его фразы потонул во взрыве всеобщего хохота. Анжелина склонилась и похлопала его по плечу.

— Не обижайтесь, маркиз, мы смеемся не над вами, а над дурнем Сапилоте. Самое потешное во всей этой истории, что мой муж не способен убить кого-либо. Он не ввязался бы в операцию, будь хотя бы малейшая вероятность, что умрет человек. Даже такой гнусный, как Сапилоте.

Маркиз недоумевающе моргал.

— Это выше моего понимания.

— Никакого смертельного вируса не было. Ногти покрывали безвредные пиретоген и анестезирующее. От первого у Сапилоте поднялась температура, от второго занемели конечности. Оба препарата действуют не более четырех часов, поэтому такой срок и был назначен.

— Но доктор?.. Инъекция?..

— Инъекция — безобидный биораствор. Теперь вы понимаете, в чем хохма? Смертельная болезнь диктатора была пустым блефом! Мой муж — не только величайший из героев Галактики, но и величайший пройдоха и актер!

В показной скромности я опустил голову. То, что сказала жена, — чистая правда, и, по-моему, всем очевидная.

Глава 25

Дальнейшая часть вечера прошла для меня болезненно, так как действие новокаина прекратилось прежде, чем врач залечил мои синяки и ссадины. И ребра. Оказалось, что проклятый Оливера сломал мне целых три ребра. Пока врач вводил мне в ребра восстановитель костной ткани, а затем бинтовал грудную клетку, я сидел и клял Оливеру последними словами. Наконец врач закончил, и маленькая доза новокаина и большая — рона погрузили меня в заслуженный сон.

Утром Анжелина не будила меня, и я выспался на славу. Выпив две чашки кофе из заботливо оставленного ею на ночном столике у изголовья кофейника, я встал и спустился вниз.

— Как мы себя чувствуем? — спросила Анжелина.

— Не знаю, как себя чувствуете вы, но у меня ощущение, что вчера по мне проехал дорожный каток.

— Бедненький! — Анжелина пригладила мои взъерошенные волосы и коснулась лба губами. — Мальчики подготовили тебе сюрприз. Уверена, ты позабудешь обо всех неприятностях.

Дверь распахнулась, в комнату вошел Джеймс, неся проекционный телевизор, за ним следовал Боливар со свернутым экраном. Я непроизвольно поморщился.

— Ненавижу чертов ящик. Особенно утреннюю жвачку для дебилов. Анжелина легонько хлопнула меня по лбу.

— Утро ты уже проспал, а сейчас — полдень, традиционное на этой планете время обеда. После сытной трапезы местные жители плюхаются перед включенным телевизором и, поглаживая вздувшиеся животы, просматривают новости.

— Мой живот прилип к спине, — пожаловался я. — И я ненавижу телевизионные новости.

— Вот и горничная с завтраком из девяти блюд для героя, — сообщил Боливар, давая проход катившей перед собой сервированный столик горничной. — Попав в засаду возле Центра вещания, мы резонно предположили, что нашу аппаратуру обнаружат. И действительно обнаружили. Наши обманки. Джеймс вчера проверил цепи, настоящая аппаратура работает нормально. Мы чуть ли не всю ночь готовили пленку к эфиру. Уверен, наш выпуск новостей тебе придется по сердцу.

— Ну и балда же я! — воскликнул я с набитым ртом. — Позабыл обо всем на свете. Забираю свои опрометчивые замечания обратно. Анжелина, любовь моя, садись рядом, бери самую большую отбивную, посмотрим передачу вместе. Я покончил с завтраком, а на экране закончилась предшествующая выпуску новостей программа. Это была романтическая опера с бесчисленными слащавыми любовными сценами, бездарными актерами и идиотской интригой, какие по вкусу лишь умственно отсталым. Прежде чем я дотянулся до чего-нибудь тяжелого, намереваясь запустить в телевизор, кончилась очередная серия и последовала реклама. Из нее мне понравилась лишь реклама рона, остальное — тоска зеленая… К счастью, все, даже реклама, имеет конец. Под звуки фанфар на экране пошла заставка выпуска новостей, затем появилась смышленая на вид девица в очках.

— Добрый день, леди и джентльмены. Как всегда в это время — новости. Из столицы получено радостное сообщение: состояние здоровья генерал-президента Сапилоте после вчерашнего отравления несвежей рыбой улучшилось. Наш дорогой генерал-президент, мы все желаем ему скорейшего выздоровления и…

Джеймс нажал кнопку на черном ящике перед собой. Экран мигнул, и вместо смышленой девицы появилась фотография — я, при бороде и с лучезарной улыбкой на лице, рядом маркиз. Голос за кадром женский, его я тут же узнал и сжал руку Анжелины.

— Но не будем забивать головы дурацкими болезнями ненормального диктатора. Лучше встретимся с человеком чести — будущим президентом Параисо-Аки. Я с удовольствием представляю вам сэра Гектора Харапо. Рядом с ним — будущий вице-президент, маркиз де ла Роса. Эти дворяне только что закончили свое предвыборное выступление в небольшом курортном городке Пуэрто-Азул. Их выступление, несмотря на неоднократные попытки коррумпированной полиции Сапилоте помешать, имело ошеломляющий успех. Первая попытка была совершена…

Пошли кадры документальной хроники. Фильм был смонтирован так, что показывал действие официальных органов в самом неприглядном свете, а нас делал чуть ли не богами. Фильм кончился, и я в восторге захлопал в ладоши. — Классная работа! Мои поздравления всем! Я бы заплатил тысячу кредитов, чтобы полюбоваться физиономией диктатора, когда он увидит это. Итак, первый этап избирательной кампании закончен, до выборов — почти два месяца, и каждая секунда на счету. Пора подумать и о будущем.

— Будем действовать без выстрелов и взрывов, — твердо заявила Анжелина.

— Полностью согласен. Но нам непременно нужен информационный канал, иначе проиграем выборы. Наша аппаратура после этой передачи уничтожена, можно и не проверять, шансы установить новую на прежнем месте приблизительно равны нулю. Надо что-то придумать. У кого-нибудь есть соображения по этому поводу?

— Ответ очевиден, — сказала Анжелина. — Установим нашу перехватывающую аппаратуру в самом уязвимом и в то же время самом неожиданном месте. Надеюсь, догадались где?

— Хоть убей, не знаю. — Я потер лоб. — Должно быть, вчера моей бедной головушке досталось.

— Ма права, — выпалил Джеймс. Его вчера по голове не били, оттого, наверно, он сообразил быстрее меня и Боливара, который тоже непонимающе моргал. — Мы установим аппаратуру на спутниках связи!

Да, ответ лежал на поверхности, и непонятно, как я не дошел до него сам. Теперь я сидел, надув губы, а Джеймс вещал дальше:

— Вначале разузнаем побольше о спутниках…

— Уже сделано, — сообщила Анжелина. — На космодроме, что рядом с Пуэрто-Азулом, находится компания «Всепланеткосмосвязь». Эта компания запускает спутники связи и спутники наблюдения за погодой. Подобной работы так мало, что эта компания — единственная на планете с таким профилем деятельности. В их распоряжении только один устаревший космический тягач, который и выводит спутники на орбиту.

Услышав эту информацию, мы заулыбались. У всех на уме была одна и та же идея, в слова ее облек я:

— А может, это единственный на всей планете космический корабль, пригодный для такой работы?

— Именно. Если этот корабль, «Популачо», выйдет из строя, замену ему подыщут не раньше чем через несколько месяцев. Я в нетерпении потер руки.

— Следующий шаг очевиден. Разработаем и изготовим управляемые нашими кодированными сигналами блоки с автономным питанием. На орбиту нас с приборами доставит «Популачо». После того как мы установим блоки на спутники, космический корабль исчезнет по крайней мере до окончания выборов, а зрители и слушатели получат ежедневную беспристрастную информацию. Возражения есть?

— Конечно, нет, — заверила меня Анжелина. — У меня лишь незначительное дополнение. Мы участвуем в выборах под знаменем демократии и в своих поступках должны руководствоваться законами демократии, в которую мы, без сомнения, верим. Сегодня мы заменили их программу новостей своей, но впредь такого не повторится. Демократия — это прежде всего свобода слова! Избиратели сами выберут программу и решат, кто чего стоит. — А разве им можно верить? — удивился я.

— Да, мой дорогой муж, можно и нужно. А твои собственные политические убеждения лежат где-то между фашистскими и анархистскими доктринами. Анархистские мне больше по сердцу, но при полной свободе выбора я бы остановилась на демократии. Голосуем?

Близнецы подняли руки, я нахмурился.

— Большинство за, — подвела итог Анжелина. — Теперь, когда решение принято, скрупулезно спланируем преступление во имя великой демократии.

— Так кто теперь фашист-анархист? — вскричал я.

— Не мы. — Анжелина улыбнулась. — Мы — лишь практичные люди. Наши сердца горячи, наши помыслы чисты, а результат наших дел пойдет во благо всем.

— Скажи это владельцам «Популачо» после того, как они обнаружат свой корабль на дне дымящейся воронки.

Сбить Анжелину с толку не так-то просто.

— От страховой компании они получат компенсацию и на эти деньги купят себе новый, современный корабль. Что ты на это скажешь?

Сказать было нечего, и я впился зубами в тост. Но даже работая челюстями, я улыбался.

— Моя семья — замечательная команда, — изрек я, прожевав. — Спорить с вами не стану. Давайте, непогрешимые праведники, демократы-республиканцы, верные сторонники закона и порядка, спланируем похищение космического корабля.

Глава 26

Я высунул голову из окошка.

— Что-нибудь видишь? — обратился я к сидевшему на крыше автомобиля Джеймсу.

— Задраили грузовой люк, должно быть, готовятся к старту. Подожди… Да, именно, только что вышел один из экипажа, отстыковал от корпуса корабля разъем силового кабеля и вернулся внутрь. Теперь их корабль перешел на внутреннее питание. Рабочие и служащие обеспечения уезжают.

— Хорошо. Залезай в машину, мы начинаем.

Джеймс спрыгнул на мостовую и через миг уже оказался на переднем сиденье. Боливар тут же тронул машину. Мы выехали из темного ангара на залитый солнцем космодром. Я повернул голову и невольно залюбовался сидевшей рядом Анжелиной.

— В одежде медсестры ты восхитительна! Жаль, что не прихватил белый хлыст.

— Тебе в самом деле нравятся подобные вещи? Вот не знала. — Она будто не заметила моего шутливого тона. — Как по-твоему, юбка не слишком коротка?

— Очень коротка и очень тебе идет. — Я погладил ее по гладкой бархатистой коже между коленкой и юбкой. — Идея отвлечь экипаж, на мой взгляд, замечательная. А ты, дорогая, самая отвлекающая штучка на всей этой планете.

— Да и ты при усах и в мундире вроде на человека стал похож.

Я подкрутил кончики усов, небрежным взмахом руки позвенел медалями, полюбовался чистым отглаженным мундиром и танцующими по салону бликами от кокарды на моей фуражке.

— Каждый уважает власть. Чем больше на тебе символов власти, тем больше почета и уважения. О, да мы прибыли. Начинаем операцию под кодовым названием «Виват, медицина».

Я вылез из машины и не спеша поднялся по трапу. За мной следовала Анжелина, шествие замыкали близнецы в белоснежных халатах и с огромными саквояжами в руках. Увидев нас, вахтенный у входа вытаращил глаза, но внутрь не пропустил.

— В корабль нельзя. Через три-четыре минуты старт.

Я осмотрел его с головы до пят с таким выражением, будто он только что вылез из-под тяжелых обломков. Дождавшись появления обеспокоенности на его лице, я достал из кармана свиток и развернул. Пластик был испещрен черными и красными печатными буквами, внизу красовалась огромная золотая печать. Я заговорил, мой голос — сама суровость:

— Видел? Распоряжение о карантине от Министерства здравоохранения. Ситуация не терпит отлагательств. Быстрей веди меня к капитану.

Он скривился, но повел. Как только его спина скрылась за поворотом коридора. Боливар и Джеймс задраили люки шлюза.

Мы вошли в каюту капитана, хозяин ее одарил нас хмурым взглядом.

— Что происходит?

— Вы капитан Сего де Авила? — Дождавшись его утвердительного кивка, я продолжал: — У меня предписание о проведении инспекции Министерства здравоохранения. Прежде чем корабль взлетит, осмотрю ваших людей.

— Какого черта идиоты бюрократы в Приморосо суют свои носы в мои дела?! График!.. У меня жесткий график полетов! Если не взлетим в ближайшие полчаса, то…

— Вы взлетите вовремя, это я вам обещаю. Поймите, осмотр не прихоть, а необходимость, проводится ради вашего же блага. На планету проник редкий инопланетный вирус. Откуда, пока неизвестно, ведутся поиски. Болезнь заразна, называется перротонитус.

— Впервые слышу о такой.

— Это лишний раз говорит о том, насколько редка болезнь. У зараженных этим вирусом сначала поднимается температура, затем обильно выделяется слюна, временами они рычат, как собаки. Имеется веское подозрение, что один из членов вашего экипажа заражен.

— Кто?

— Вот он. — Я ткнул пальцем в приведшего нас сюда вахтенного. Тот попятился. — Сестра, осмотри его горло.

Вахтенный неохотно открыл рот. Анжелина повернула его голову к свету и, прижав язык деревянной палочкой, заглянула в глотку.

— Гортань воспалена, — сообщила «сестра».

— Я не болен! — взвыл вахтенный. Из уголков его губ потекла слюна, и он поспешно вытер рот горячей ладонью. — Я не… — Он зарычал, затем дважды гавкнул.

— Это он! — закричал я. — Скоро хвостом завиляет. Держите же его, я его вмиг вылечу!

Боливар схватил несчастного за левую руку, Джеймс — за правую. Они уложили подвывавшего вахтенного на палубу, и я сделал ему укол. Препарат из шприца не только усыпил его, но и нейтрализовал действие растворов, которые всосались в его кровь через слизистую оболочку рта, когда Анжелина прижимала язык деревянной палочкой.

Я оглядел бесчувственное тело у ног. — Вовремя мы его выявили. Придя в себя, он будет здоров. Капитан, постройте экипаж для проверки. Если вы поторопитесь, то взлетите по расписанию.

Команда построилась быстро. Через пять минут у большинства были выявлены симптомы опасного заболевания, и они сопели на палубе. Бодрствовать остались лишь вахтенные машинного отделения и офицеры рубки управления. И вовсе не случайно.

Я одобрительно кивнул сыновьям, достал из саквояжа большой пистолет и нацелил его на капитана.

— Мы захватили ваш корабль. Да здравствует Революция!

— Что это значит? Вы — сумасшедшие?

— Мы не сумасшедшие, просто мы не совсем в своем уме. Мы — члены революционной партии «Черная Пятница» и не колеблясь убьем любого, чтобы освободить его. Мы ничего и никого не боимся. Выполняйте наши приказы, или мы начнем одного за другим убивать людей из вашей команды, пока вы добровольно не согласитесь сотрудничать с нами.

— Вы из дурдома сбежали. Я вызову полицию…

Он потянулся к радиопередатчику, но я двигался проворнее. Схватив его за руку, повернул к себе.

— Убейте первого! — завопил я.

— Свобода и братство! — взвыл Боливар, вытаскивая из-под халата огромный мясницкий нож и усаживаясь на грудь ближайшего лежавшего в беспамятстве «больного».

Изогнувшись, Боливар одним взмахом острого ножа перерезал человеку горло. Из чудовищной раны с бульканьем хлынула кровь. Все выглядело весьма реалистично.

— Уберите тело! — заорал я, поворачиваясь к капитану.

Если даже я, зная, что кровь лилась из укрепленной на горле астронавта пластиковой емкости телесного цвета, а пронзительный звук испускало специальное устройство в ручке ножа, был потрясен увиденным, то что уж говорить о капитане.

В общем, своего мы добились, проблем с командой больше не было, капитан и оставшиеся на ногах члены экипажа лезли из кожи вон, лишь бы угодить нам.

Проверив приборы, мы благополучно взлетели, вышли на орбиту планеты. Вскоре корабль сблизился с первым спутником. Боливар вытащил из саквояжа наш блок. Я в это время внимательно изучал чертеж спутника, запоминал, куда какие провода нашего блока крепить. Все провода с цветной маркировкой, перепутает разве что законченный тупица.

— Первый установлю сам, — заявил я.

— Пусть выйдет один из мальчиков, — возразила Анжелина. — У тебя еще ребра толком не зажили.

— Для такой простецкой работенки, как установка блока, зажили достаточно. А отличиться в космосе еще каждый успеет, ведь спутников как-никак восемнадцать, но первый установлю своими руками — вдруг возникнут трудности.

— Да не трудностей ты опасаешься, а лавров жаждешь. К тому же прогуляться в космосе ты всегда не прочь.

— Ты права, без развлечений жизнь пресна.

Выход в космос оказался действительно развлечением. Голубой шар Параисо-Аки умиротворяюще парил подо мной. Полюбовавшись им немного, я включил реактивный ранец, поднырнул под растопыренные солнечные батареи и прижал магнитные подошвы к металлическому корпусу спутника связи. Открыл кожух, извлек нужный блок и заменил его нашим. На все ушло чуть больше минуты.

— Блок к тестированию готов, — доложил я по радио.

— Начинаю тест, — донесся до меня голос Джеймса. Я ничего не увидел, ведь все процессы происходили внутри спутника, да и разглядеть движение электронов невооруженным глазом вообще непросто. — Блок функционирует нормально. Конец связи.

Несколькими касаниями плазменного сварочного аппарата я запечатал свою работу и направился обратно к кораблю.

Так и пошло. Блоки на спутники устанавливали мы быстро, но много времени уходило на маневрирование. Бортовой компьютер получал с датчиков данные о положении корабля, его скорости и направлении полета, в него также вводились желаемые координаты, он пережевывал всю эту информацию и выдавал команды на ракетные двигатели.

К четвертому дню полета мы порядком вымотались. Кроме выходов в открытый космос приходилось непрерывно следить за экипажем.

— У тебя под глазами синяки, — посетовала Анжелина, протягивая мне бутылку рона. — Надо бы тебе поберечь себя.

Питался я в последнее время в основном роном, а в зеркало смотреть старался пореже. Сыновья выглядели не менее изнуренными. Только Анжелина, вкалывая наравне с любым из нас, как всегда, казалась бодрой, полной жизненных сил. Ее как будто ничего не берет. Вечная юность!

— Дело почти сделано, вернемся назад и отдохнем. Я плеснул в стакан рона, глотнул. Недурственно.

— Как-то там проходит избирательная кампания? — Анжелина тяжело вздохнула.

— Думаю, движется помаленьку. Маркиз удерживает форт, его люди выпускают новости, которые, увы, пока никто, кроме них самих, не видит и не слышит. Как только мы приземлимся и включим нашу систему спутниковой связи, положение в корне изменится.

— Дай-то Бог, чтобы так оно и было. — Анжелина налила в стакан рона и пригубила. — Плохо, что нет связи с маркизом.

— Дорогая, ты же знаешь, иначе нельзя. Пока с поверхностью идет только обычный обмен текущей информацией, никто ни о чем не подозревает, но если враги узнают, чем мы тут занимаемся, то сразу собьют наш корабль. — Я посмотрел на жену, ее взгляд блуждал по каюте. — О чем волноваться? До выборов — больше месяца, при голосовании мы получим девяносто девять процентов голосов и будем избраны.

— Ты, конечно, прав. Должно быть, вымоталась за последние дни, вот и полезли в голову всякие страхи. Уверена, немного отдохнув, снова буду в форме. Во всяком случае, надеюсь. — Анжелина нахмурилась и повернула голову ко мне. — Не смейся, Джим ди Гриз, или я тебе руки переломаю. Я в самом деле что-то недоброе чувствую.

Она смотрела на меня так, что смеяться, хихикать или перечить ей вмиг расхотелось. Да в общем-то, такого желания у меня и не было, я тоже чувствовал неладное.

Я покачал головой и допил стакан до дна.

— Я и не собирался смеяться над тобой, дорогая. У меня тоже тяжело на душе, не пойму отчего. Наверно, оттого, что нет вестей от маркиза. Хотя, убей меня, не представляю, что может пойти не так.

— Через несколько часов узнаем. Иди в трюм, посторожи пленных, а Джеймса отправь обедать.

Вошел Боливар в скафандре, под мышкой шлем.

— Сделано! — отрапортовал он. — Последний блок установлен. Теперь, когда заговорит Харапо, его голос услышит весь мир. Напяливай, отец, свою изъеденную молью бороду. Ты — снова в фокусе камеры!

— Лучшая новость за последние дни. Мы направляемся домой!

Капитан, вычислив по моему приказу посадочную орбиту, увидел под своим носом раздавленную капсулу. Бедняга все еще считал нас бандой убийц и наверняка решил, что ему конец. Что ж, тем приятней будет пробуждение, ведь в капсуле был всего лишь безвредный усыпляющий газ.

Мы отправили маркизу зашифрованное послание, и я на случай, если посадка будет трудной, уселся в кресло пилота.

— Трудная посадка! — бубнил я, скармливая компьютеру данные. — Эка невидаль!

Из черной космической ночи мы попали в золотой рассвет и, пронзив облака, увидели под собой поверхность планеты. Голую поверхность и никакого космодрома.

— Надеюсь, они последовали нашим наставлениям насчетдыры, проговорила Анжелина, хмуро глядя на обзорный экран.

— Есть дыра, есть. На де Торреса можно положиться.

Я оказался прав: посреди поля вблизи замка де ла Роса в земле открывалось черное отверстие. К цели корабль скользил по радиолучу, но в двухстах метрах я взял управление на себя и, сконцентрировав все внимание на радаре и экране нижнего вида, точнехонько опустил корабль в темную дыру. Выдвижные опоры мягко коснулись выжженного грунта, и я выключил двигатели.

— Сели, — сообщил я. — После того как над кораблем возведут коровник, его сам черт не сыщет. Во всяком случае, до выборов. Хотя экипажу мы и не вернем свободу, уверен, гостеприимство замка они оценят.

Мы поднялись в носовую часть корабля. Открылся верхний люк, и на нас хлынули солнечные лучи. Специальный кран установил трап, и мы с достоинством выбрались наружу. У дальнего конца трапа стоял маркиз, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

— Ужасные новости! — запричитал он, энергично жестикулируя. — Случилась трагедия! Всему конец!

Анжелина и я обменялись многозначительными взглядами. Не зря, оказывается, нам не давали покоя внутренние голоса.

— Что стряслось? — спросил я.

— Жаль, что я не мог вызвать вас раньше. Вся наша работа насмарку!

— Может, расскажете почему?

— Выборы!.. Сапилоте объявил на планете чрезвычайное положение и перенес дату выборов. Они начнутся завтра утром. За такой короткий срок мы ничего не успеем! Тиран будет переизбран!

Глава 27

У нас остался один день! Целый день, ой как долго, но для победы во всепланетных выборах один день слишком малый срок.

Признать поражение трудно. Особенно мне, не знавшему их горечь прежде.

Что-нибудь придумаю!

— Я переиграю гнилого политика!

Моя семья в недоумении уставилась на меня. После некоторого замешательства Боливар задал мучивший всех вопрос:

— Как ты его остановишь, па?

В самом деле, как? Я не имел ни малейшего представления.

— Завтра узнаете. Парни покруче, чем Сапилоте, тягались со Скользким Джимом ди Гризом. Все были биты!

Я повернулся и, прежде чем последовали провокационные вопросы, зашагал к замку.

«Что же делать?» — Эта мысль безостановочно билась в моем мозгу, не находя ответа.

Я скинул одежду, влез в ароматизированную ванну, натер себе мочалкой бока до зеркального блеска. Затем побрился, почистил зубы. Ответа все не было. Не одеваясь, я плотно позавтракал, выпил бесчисленное количество чашек кофе. За кофе последовал выдержанный рон. Результат все тот же. Я уселся на балконе и уставился в пустоту.

— Смирись, Джим, — сказал я себе. — Выборы ты проиграл.

С этим признанием пришло облегчение.

Я дрался как тигр, но проиграл. Что ж, бывает. Залижу раны и вернусь. Через четыре года следующие выборы, и тогда посмотрим, кто кого!

Выиграть во всепланетных выборах за один день невозможно. И неважно, сколько людей проголосует за Харапо, жульнический компьютер признает победу ненавистного Сапилоте.

Как только я подумал о подделанных в пользу диктатора голосах избирателей, в моей голове зародилась идея.

Почему бы и нет? В конце концов, перенос выборов не такая уж и скверная новость.

Я послонялся из угла в угол, взлохматил волосы, налил в стакан рона, выпил, потер подбородок и совершил все остальные действия, которые обычно подстегивают деятельность серого вещества. Должно быть, один из этих приемов сработал, и в моей голове внезапно сформулировалось решение проблемы. Подпрыгнув, я ударил в воздухе пяткой о пятку. Схватил телефон и набрал личный номер де Торреса. Через секунду экран ожил.

— В чем дело? — поинтересовался маркиз.

Лицо на экране непрерывно дергалось, из динамика доносился цокот копыт. Маркиз скачет верхом, а аппарат, как я понял, прикреплен к передней луке седла.

— Один вопрос, если не возражаете.

— К вашим услугам.

— На планете теоретически правит демократическое правительство. Значит, есть конституция?

Голова маркиза подпрыгнула и вновь появилась на экране, он кивнул.

— Теоретически, верное слово. У нас есть конституция, по которой мы имеем все, что душа пожелает. На деле же на планете царит полное беззаконие, все, кому дают, берут взятки, все, что плохо лежит, крадется. А на бумаге, да, у нас демократия…

— Меня сейчас интересуют только бумаги. Где мне найти текст конституции?

— Конституция есть в банке данных компьютера замка. Распечатка лежит на окне в библиотеке. А почему вы спрашиваете?

— Очень скоро узнаете. Спасибо.

Я накинул халат и поспешил в библиотеку. Анжелина и сыновья завтракали на балконе. Время для разъяснений еще не пришло, и мимо высокой открытой двери я прокрался на цыпочках.

Копию конституции я нашел там, где и сказал маркиз. Открыв пухлый том, я застонал. Девять тысяч страниц мелкого печатного текста. Одному с такой работой не справиться.

Но вовсе не обязательно просматривать страницу за страницей самому. «Не делай работу, которую за тебя сделает другой» — вот мой девиз.

Я включил компьютер, отыскал в банке данных текст конституции, составил и запустил простенькую программу. Налил рона и, ожидая, пока умная машина отыщет крупицу золота в куче навоза, принялся листать том. Конституция была написана с использованием полудюжины различных стилей; текст, полный туманных, ничего не значащих фраз, изобиловал сокращениями и аббревиатурами. Вскоре я понял почему. Сочинил конституцию Сапилоте не сам, а настриг статей из законов различных планет. Хорошая и плохая новость одновременно. Плохая, потому что компьютер потратит на анализ уйму времени. Хорошая, потому что среди этого бюрократического бреда непременно найдется то, что мне надо.

По полу библиотеки пролегли тени, прежде чем компьютер выдал результат — вторую сноску к пятому подпункту приложения сто семнадцатой статьи. Я быстро пробежал по строчкам глазами и почувствовал прилив сил. Перечитав сноску еще раз медленно, я станцевал перед мерцающим экраном джигу.

— Эврика! — не в силах сдержаться, закричал я. — Эврика!

Я ввел слово «эврика» в голосовой модулятор компьютера, и по библиотеке прокатилось:

— Эврика!

Я пощелкал кнопками, и по залу понеслось, отражаясь, накладываясь друг на друга, многоголосье:

— Эврика! Эврика! Эврика!

В дверях, прижимая ладони к ушам, появилась Анжелина.

— Что значит сей хор безумцев? Ты решил проблему?

— Да, моя дорогая, решил! — Я схватил ее за руку, и мы закружились по залу. — Не говори никому, но я решил неразрешимую задачу! Молчал до последней секунды, не хотел прослыть пустомелей. Я пришел к заключению, которое не осмеливаюсь даже произнести вслух, боясь, что подслушают враги. Если они узнают, то легко избегут моей ловушки. Но они не пронюхают, я расскажу только тебе, дорогая! Сегодняшними вечерними новостями я приведу Сапилоте в бешенство. Пошли в студию, смонтируем выпуск новостей.

Я не садист и тому, что наш выпуск новостей испортит вечернюю телепрограмму, не радовался. Но без этого не обойтись.

Программу, которую я решил заменить нашим выпуском новостей, можно с легкостью потом повторить, хотя не вижу особой причины зачем. Это был фильм из длиннющего сериала о жизни психов. Наследники помещали своих престарелых родителей в дом для умалишенных с ласковым названием «Уют», а делами там заправляло семейство садистов… Сюжет вы сами представляете. Добавлю лишь, что сериал назывался «Не возлюби отца своего» и его, как утверждала заставка, смотрели сто восемь процентов телезрителей. Видимо, некоторые смотрели его дважды, а то и трижды.

Как только мы закончили монтаж выпуска новостей, сыновья прогнали тест и подтвердили, что наши блоки на спутниках работают безукоризненно. Кодированные сигналы из гостиной замка передавались на антенну на крыше, оттуда — на спутник над нами, с этого спутника сигналы ретранслировались на остальные, с них — обратно на поверхность планеты на телерадиовышки, дальше — на телевизоры наших потенциальных избирателей. И все эти сложности ради того, чтобы сегодня вечером они увидели великолепное зрелище.

— Осталось три минуты, — сообщил Джеймс, засовывая в плейер кассету. — Отец, ты уверен, что, увидев заставку политической передачи, зрители не повыключают телевизоры?

— Повыключают? Ну нет, они прилипнут к экранам. Сейчас убедишься.

Наша семья расселась перед телевизором. Наверно, подобную мирную картону в этот час можно было наблюдать по всей планете. Отцы семейств уселись в мягкие кресла перед светившимися экранами со стаканом пива или чашкой кофе в руке. Матери рядом делали какую-нибудь нехитрую домашнюю работу, например, вязали детские башмачки или просматривали налоговые декларации. Детишки вертелись тут же. Слуги жались в своих хижинах перед устаревшими и обшарпанными телевизорами. Весь мир замер, затаив дыхание, в ожидании любимой программы.

И вот она началась. И через минуту была грубо прервана простым нажатием кнопки. Экран мигнул, на нем появилась Анжелина, на ней такая же униформа, как на дикторах центрального телевидения, на столе перед ней — микрофон, фон в точности дублировал привычную студию.

— Дорогие зрители, у меня для вас неприятная новость. — Голос Анжелины дрожал. — Совершено убийство. Нет, убили не ненавистного диктатора, это было бы слишком радостным событием. Кандидат в президенты сэр Гектор Харапо сейчас вам расскажет, что случилось. После краткого сообщения будет возобновлена обычная программа, так что не выключайте телевизоры.

На экране появилась моя бородатая физиономия, поднятый кулак, того и гляди, обрушится на стол.

— Убийство! — вскричал я на экране. — Хладнокровное, зверское убийство! Вы спросите, кто убит? Я скажу вам. Ваша гарантированная конституцией свободная воля, вот кто! Вы спросите кем? Червем Сапилоте, который вот уже годы подтачивает устои нашего свободного государства, вот кем! Видит Бог, я всегда был лоялен по отношению к сопернику по выборам, но последняя его выходка переполнила чашу моего терпения. Он не раз пытался остановить меня, а теперь обнаглел вконец и передвинул дату проведения выборов, чтобы не позволить вам, честным гражданам Параисо-Аки, выразить свое мнение. — Я остановился, послышались записанные на пленку рукоплескания. Я поднял руку, шум утих. — Завтра у вас есть шанс! Голосуйте за Харапо и де Торреса, и мыльный пузырь Сапилоте лопнет. Каждый ваш голос, отданный за землевладельца Харапо, приближает планету к свободе! Голосуйте за меня, и занимающее пост генерал-президента существо с интеллектом таракана будет сметено в мусорную корзину истории! Спасибо за внимание.

Мое изображение сменилось развевавшимся знаменем, заиграл наш марш.

— По-моему, отец, теперь всякому ясно, что ты недолюбливаешь генерал-президента, — заметил Боливар.

— Да уж, па, ты хватил через край, — добавил Джеймс. — Увидев этот выпуск, Сапилоте будет в ярости, и вряд ли ты получишь хотя бы один голос. Я снял со своей докторской формы самую большую медаль и приколол ее Джеймсу на грудь.

— Вот тебе, сынок, награда за светлый ум. Как говорится, ты попал в самое яблочко.

Анжелина и Боливар вскочили и зааплодировали.

— Спасибо, па, буду носить награду с честью. Даже в темноте, даже в ванной. Но, может, разъяснишь, как ты выиграешь проигранные выборы?

— Это пока наш с матерью секрет, но обещаю, вы все узнаете первыми. А если ты, Джеймс, раскусишь кой замысел до утра, получишь еще медаль.

Глава 28

День выборов начался со взрыва.

Взрыв выбил в замке множество окон и мгновенно вывел меня из состояния глубокого сна. Я подскочил и замер на кровати в каратистской стойке.

— Не замерзнешь нагишом, милый? — поинтересовалась из-под одеяла Анжелина.

— Да, пожалуй, прохладно.

Я поежился и снова лег. Тут же затрезвонил телефон, и я схватил трубку.

— Защитное поле остановило самолет на расстоянии пяти километров от замка, — сообщил Боливар. — Самолет сбросил огромную, как дом, бомбу и лег на обратный курс. Компьютер вычислил траекторию его полета и выпустил вдогонку ракету. Самолет сбит далеко, второго взрыва слышно не было.

— Спасибо за информацию.

Я облизнул губы, встал и накинул халат. — А ты, дорогой, надеялся, что после твоего вчерашнего выступления и всех нелестных эпитетов Сапилоте пришлет тебе цветы?

— Нет. Но я не хотел, чтобы гибли люди.

Я посмотрел на серый рассвет за окном, на душе было так же серо.

— Новый президент навсегда покончит с убийствами. Вот как ты должен смотреть на случившееся. Прикажи принести завтрак, впереди трудный день. Анжелина как в воду глядела. Перекусив на скорую руку, я приклеил бороду и отправился на луг за замком. Слуги маркиза, выгнав оттуда всех коров, выгружали из грузовика свернутые полотняные палатки. За работой наблюдал сам хозяин замка.

— Доброе утро, Джим.

— Доброе утро.

— Все делается, как вы распорядились. Мои рабочие спрашивают, с чего это нам вздумалось именно сегодня устраивать карнавал. Уж не победу ли на выборах мы собираемся отмечать? Вы все-таки полагаете, что мы победим?

— Дорогой Гонсалес, потерпите несколько часов и все узнаете, но пока я опасаюсь, что подслушивают враги, и не осмеливаюсь дать вслух ответы на ваши вопросы. Ведь, как известно, даже у стен есть уши. Скажите своим людям, пусть не возводят трибуны для зрителей, они нам не понадобятся.

— Пустые палатки и все?

— Именно.

На обычно невозмутимом лице маркиза появилось озабоченное выражение. С подобным выражением на меня в тот день смотрели многие. Люди в замке были слишком вежливы, чтобы высказать свои мысли, но думали они, наверно, примерно так: «Старина Харапо совсем рехнулся от обиды».

Что ж, впереди целый день, может, еще смогу их переубедить.

Прежде всего следовало проголосовать мне самому. Избирательный пункт округа, к которому был прикреплен замок де ла Роса, находился в маленьком городке Тортоса. Туда мы отправились на автомобилях, капот каждого украшал флажок нашей партии. На место мы прибыли, когда часы на городской башне показывали девять. Через центральную площадь городка выстроилась очередь. — Наши избиратели! — воскликнул маркиз.

— Да, но и холуев Сапилоте тоже хватает. — Я кивнул в окно.

Перед входом в мэрию собрались последователи диктатора. Махая грязно-коричневыми знаменами с бледно-зеленым кругом в центре — эмблемой партии «Счастливый Канюк»^[38] — они с наглым видом расхаживали среди избирателей и прикалывали на грудь каждого значок с аналогичной символикой.

— Наш выход на сцену.

Я выбрался из автомобиля и направился к избирательному участку. За мной следовал мой верный телохранитель Родригес, за ним — Джеймс и Боливар. Все трое хоть и безоружны, но крайне опасны. Анжелина вытаскивала из машины видеокамеру.

— Снимай все, — бросил я ей.

Мы промаршировали через площадь к избирательному участку — зданию мэрии. У дверей нас поджидали мэр и шеф местной полиции. Обоим явно не по себе, рука кола на кобуре, мэра — под пиджаком у подмышки.

— Здесь нарушается избирательный закон. — Я повернулся к камере в профиль и указал на раздававших в толпе значки прихвостней Сапилоте. — Агитировать за кандидата в день выборов согласно конституции разрешается не ближе чем в двухстах метрах от входа в избирательный участок. Прикажите тем людям удалиться на должное расстояние.

— Мэр здесь — я, и я издаю указы.

— Мэр прежде других обязан соблюдать законы.

— Капитан, арестуйте наглеца.

Шеф полиции был настолько глуп, что вытащил пистолет. Родригес шагнул вперед, его рука со свистом рассекла воздух, и шеф полиции мешком осел на асфальт. Члены партии «Счастливый Канюк» придвинулись друг к другу и глухо забормотали. Я пошел на них, Родригес и близнецы — по бокам.

Горе-агитаторы переглянулись и бросились врассыпную.

— Уберите тело, портит праздничное настроение, — распорядился я, указывая на шефа полиции. — А вы, мэр, открывайте участок, я проголосую первым.

Как только мэр скрылся за дверью, избиратели зааплодировали, сорвали с одежды значки партии Сапилоте и побросали их на мостовую. Мои помощники, соблюдая дистанцию в двести метров, начали раздавать значки с символом нашей партии — Разъяренным Терьером. Маленькая бело-коричневая собачка держала в зубах дохлую жабу. Сказать, что жаба походила на Сапилоте, значит ничего не сказать. Каждому хотелось проголосовать с красивым значком на груди, и даже те, кто уже подошел к входу в мэрию, поспешили обратно на площадь.

— А теперь, — обратился я к избирателям, — выборы начинаются.

Последовали аплодисменты и крики «Харапо в президенты» и «Разъяренный Терьер задаст жабе перцу». Мы с де Торресом прошли в мэрию, за нами проследовали охранники.

Я зашел в кабинку для голосования, задернул занавеску и включил машину для подсчета голосов. На лицевой панели только две кнопки, по одной на каждую партию. Я нажал на кнопку с надписью: «ДКРП». Машина довольно загудела, и на мониторе высветилось: «Ваш голос принят». Занавеска за моей спиной сама собой поднялась, я вышел, отступил на шаг, пропуская в кабинку маркиза.

— Как работает ваша аппаратура? — спросил я мрачного чиновника у входа.

Он недовольно поднял глаза от пола. Разговаривать со мной ему страшно не хотелось: вдруг заметят; но от ответа ему было не отвертеться.

— Аппаратура электронная. Ваш голос поступает в банк машинной памяти. Вечером, после окончания голосования, центральный компьютер в столице подсоединится к нашему и другим таким же по всей стране и считает информацию. Затем, просуммировав голоса, выдаст окончательный результат.

— Откуда известно, что центральный компьютер не врет? Может, он запрограммирован так, чтобы присудить победу одной из сторон?

От столь нелепого предположения чиновнику сделалось дурно.

— Такого просто не бывает! И законом это запрещено. Уверяю вас, выиграет партия, набравшая большее количество голосов. — Что ж, поживем — увидим. — Я протянул ему руку. После секундного колебания он неохотно пожал ее. — Запомните этот день. Сегодня диктатор будет выметен поганой метлой из нашего свободного государства. Желаю успехов!

Под рукоплескание избирателей мы пересекли площадь, сели в машины и покатили к замку.

— Итак, — сказал я, — дело сделано, до шести вечера отдыхаем. Надеюсь, повар приготовил нам приличный обед.

— Мы что, не будем сегодня никого агитировать? — удивился Боливар.

— И не будем защищать лояльных избирателей? — добавил Джеймс. — В таком случае, если не произойдет чуда, Сапилоте победит.

— Как интересно. — Я продемонстрировал им свой таинственную улыбку. — Надеюсь, на обед будет рыба. С сухим белым вином очень вкусно.

Обед удался на славу, а после отменных ликеров, признаюсь, я удалился в спальню. Заниматься политикой, знаете ли, весьма утомительно.

Вздремнув всласть, я открыл глаза. Анжелина стояла у западного окна. Солнце уже коснулось горизонта, и от ее точеного силуэта на светящемся оранжевом фоне было не отвести глаз.

— Дорогая, ты великолепна. Который час? — Я подавил зевок.

— Самое время лежебокам просыпаться. Избирательные участки только что закрылись. Я обо всем рассказала мальчикам. Твой замысел привел их в восторг, и они отбыли в назначенное время.

— Вот и славно. — Я встал, потянулся. — Пойду узнаю предварительные результаты.

Я спустился вниз и присоединился к маркизу. Тот, прослушав сообщение о ходе выборов, расхаживал по гостиной, как разъяренный тигр по клетке, и грозил телевизионному экрану кулаком.

— Ошеломляющая победа тирана, как и предсказывали. Сапилоте запугал избирателей, и те побоялись отдать свои голоса за правое дело.

— Думаю, маркиз, все гораздо проще. Главным компьютером для подсчета голосов управляют прислужники Сапилоте, и неудивительно, что он присудил победу своему господину. Именно поэтому мы и не стали терять время на дальнейшую предвыборную кампанию.

— В таком случае мы проиграли.

— Кто знает, кто знает? Все зависит от того, насколько зол на меня диктатор. А, вот и окончательные результаты.

Диктор — смазливый парень с жидкими усиками — махал перед камерой зажатыми в руке компьютерными распечатками.

— Воистину ошеломляющие результаты, — подогревал он энтузиазм аудитории. — Впечатляющая победа нашего дорогого генерал-президента Сапилоте. Свободное волеизъявление избирателей в очередной раз доказало, насколько он горячо любим нашим народом. И это несмотря на активные попытки подрывных элементов подточить десятилетиями сложившиеся устои нашего замечательного государства. Подождите секундочку… Да, только что мне вручили распечатку с окончательными результатами, результатами, которых все мы с нетерпением ждем.

— Ближе к делу, — не выдержал я.

Будто услышав меня, диктор сально улыбнулся и развернул лист бумаги.

— Результаты из городка Тортоса, относящегося к центральному избирательному округу. Городок граничит с земельными владениями де Торреса, так называемого маркиза де ла Роса. Против него недавно выдвинуты официальные обвинения в государственной измене и клевете, но, несмотря на это, его имя осталось в избирательном бюллетене в качестве кандидата на пост вице-президента. Так же как и имя умалишенного Гектора Харапо, который столь серьезно болен, что вознамерился стать нашим президентом. Но, граждане Параисо-Аки, повторяю, их имена были оставлены в списках, что еще раз подтверждает демократичность нашего общества. В нашем государстве, леди и джентльмены, каждый, абсолютно каждый, даже самый ничтожный человечишко может претендовать на высокий пост. А эти двое, скажу я вам, как раз из класса ничтожнейших. Доказательства тому передо мной. Цифры, как известно, не лгут.

Он опять замахал листом, а я пробурчал:

— Скорее, скорее, кретин.

Он будто вновь услышал меня.

— Поступившие из городка Тортоса результаты весьма забавны. Двое отъявленных негодяев, именующих себя дворянами, считали этот городок своей вотчиной и не стесняясь оказывали давление на избирателей, понуждая отдать свои голоса за них. Так вот, в Тортосе за генерал-президента проголосовало… пять тысяч триста двенадцать избирателей. За смутьянов Харапо и де Торреса… — выдержав секундную паузу, он заорал в микрофон: — Два голоса! Они сами за себя проголосовали!.. И больше — никто! Ни единый житель Тортосы! Вот что значит преданность своему вождю! Результаты выборов все еще поступают, но уже ясно, что наш дорогой великий генерал-президент будет переизбран на новый срок и никакие…

— Свинья! — заорал де Торрес, ударом ноги сбросив телевизор на пол. — Мы своими глазами видели, за кого голосовали жители Тортосы. Ложь! Бессовестная ложь!

— Иного я и не ожидал.

Я нажал на кнопку висевшей через плечо рации, послышался голос Боливара:

— Все готово.

— Начинайте. Итоги даже лучше, чем мы надеялись.

Маркиз, топча останки телевизора, непонимающе смотрел на меня.

— Как только вернется колонна автомобилей, мы выйдем в эфир. Весь мир узнает, что…

— Колонна автомобилей?

— Сейчас объясню. Вы, маркиз, должны узнать новость раньше других. Сапилоте в своей дикой ярости угодил в наши силки!

Глава 29

Просветить маркиза было одним удовольствием.

— Решение всех наших проблем здесь, в тексте конституции. Прочитайте внимательно.

Де Торрес пнул напоследок телевизионные детали и взял из моих рук распечатку. По мере того как он читал, морщины на его лбу разглаживались, улыбка становилась шире и шире. Дочитав до конца, он разразился хохотом и, отшвырнув распечатку, прижал меня к груди.

— Вы — гений! Гений!

Я не возражал. Да даже если бы и захотел, в его медвежьих объятиях было не то что слово вымолвить, вздохнуть невозможно. Горячо расцеловав в обе щеки, он отпустил меня. Воистину обычаи некоторых культур непонятны. От философских мыслей меня отвлек голос Анжелины из рации:

— Колонна автомашин пересекла охраняемый периметр. Пленки доставят через несколько минут.

— Отлично. Мы с маркизом успеем переодеться.

Вся наша команда собралась в гостиной. На большущем телевизионном экране мелькали сцены народного ликования по поводу очередного избрания Сапилоте в президенты, звук был приглушен, но и смотреть на вакханалию было тяжко. Я стоял перед книжной полкой с полным изданием законов Параисо-Аки в кожаных переплетах с золоченым тиснением, в правой руке — том конституции, указательный палец левой — на кнопке.

— Мы закончили, — сказала Анжелина. — Когда будешь готов, выходи в эфир.

— Я и сейчас готов, но пусть прежде заговорит сам Счастливый Канюк. А, вот и он. Эй, кто там ближе, включите звук!

Диктор, извиваясь от удовольствия, тыкал пальцем куда-то за камеру.

— Да, это случилось. Сквозь сущий ад к нам идет наш добрый ангел, не раз пожертвовавший собой ради нас в прошлом. Сегодня он вновь удостоил нас чести встать во главе государства. Он идет сюда, толпа ликует: слабые женщины падают в обморок, суровые мужчины смахивают слезы с глаз. Он поднимает руку, призывая к тишине, и тишина тотчас наступает, слышно только тяжелое дыхание его товарищей по партии и стук тел женщин, падающих в обморок. Леди и джентльмены, граждане благословенной Параисо-Аки, с неописуемым восторгом передаю микрофон генерал-президенту Джулио Сапилоте! Довольная рожа Счастливого Канюка крупным планом. На большом экране он выглядел еще безобразней, чем в жизни, лягушачий рот был вытянут в подобие улыбки, маленькие глазки остекленели.

— Я рассчитывал на своих верных избирателей и не ошибся. Выборы закончены, и вы, жители Параисо-Аки, выполнили свой гражданский долг, проголосовали за достойного. Надеюсь, о преступнике Харапо мы сегодня слышим в последний раз…

Я нажал на кнопку, и его изображение сменилось моим.

— В последний раз? И не надейся, ничтожный лживый клоп! Бой еще впереди! Думаешь, подделал результаты выборов в своем лживом компьютере, обманул всех, и дело с концом? Не тут-то было! Приговор себе ты произнес собственными жабьими губищами. Правосудие восторжествует! Ты совершил тяжкое уголовное преступление и поплатишься. Сейчас мир увидит, что мы отсняли в маленьком городишке Тортоса. Леди и джентльмены, взгляните, пожалуйста, на часы на городской башне. После закрытия избирательного участка прошло лишь несколько минут…

На экране появилась центральная площадь Тортосы, не переднем плане — Джеймс с микрофоном.

— Избирательный участок только что закрылся, и жители Тортосы собрались на площади, чтобы услышать результаты. По неустановленным причинам, вероятнее всего, из-за своей приверженности режиму лживого диктатора, мэр и шеф местной полиции несколько минут назад пытались незаметно покинуть город. Шеф полиции все еще в бессознательном состоянии, но мэр горит желанием поговорить с вами. — Камера отодвинулась, рядом с Джеймсом оказался мэр, его лицо было белее полотна. — Вы мэр города Тортоса?

Мэр покосился за спину, где маячил с виду щуплый Родригес, обеспечивая, видимо, добровольную помощь главе местной администрации.

— Да.

— Скажите, пожалуйста, господин мэр, проходили ли выборы в вашем городе в соответствии с законом и все ли голоса попали в избирательную машину?

— Да, конечно, все по закону.

— Скажите, а собравшиеся на площади люди — жители вашего города?

Побледнев еще больше, мэр оглядел толпу.

— Да… Большинство, я полагаю.

— Вы не знаете точно? Странно, ведь вы же мэр. Кстати, сколько лет?

— Двадцать два года.

— Тогда вы просто обязаны знать своих горожан в лицо.

— Я не уверен во всех из них.

— Да? Может, укажете хотя бы одного незнакомца?

— Ну… Вроде, таких нет… Но я не уверен.

— В таком случае мы уверены, что в толпе — ни одного чужака. А-а-а, вот к нам присоединился и шеф местной полиции. Уж он-то поможет. Скажите, пожалуйста, капитан, как давно вы живете в Тортосе?

— Ну… Всю жизнь.

— Отлично. Не укажете ли вы хотя бы одного чужака в толпе?

Глаза капитана под густыми низкими бровями бегали.

— Нет.

— Замечательно. Мы закончили как раз вовремя. Сейчас огласят результаты выборов. На площади ожили громкоговорители, сообщая уже известные нам результаты. Мэру и шефу полиции, казалось, вдруг стали тесны их костюмы.

Прозвучала информация из Тортосы, послышались возмущенные крики горожан, а отцы города собрались было бежать, но на их пути встал Родригес.

— Вы слышали? Только два голоса за сэра Гектора Харапо, все остальные за Сапилоте. Давайте разберемся. — Джеймс щелкнул переключателем, и над площадью разнесся его голос: — Жители города Тортоса, с вами говорит доверенное лицо сэра Харапо. Машиной для подсчета голосов управляют приспешники Сапилоте. Зная это, сэр Харапо предположил, что лживый диктатор попытается одурачить вас, подделав ваши голоса в свою пользу. Так давайте узнаем правду. Пожалуйста, каждый, кто голосовал за сэра Харапо поднимите руку. — Над площадью повисла тишина. Люди медленно подняли руки. Море рук. — Спасибо, опустите руки. А теперь поднимите руки те, кто голосовал за Сапилоте. — Все руки опустились и поднялись лишь две — мэр и шеф полиции, естественно, голосовали за своего босса. Джеймс продолжал: — Вот она, правда, граждане Параисо-Аки! Убедительнейшее доказательство нарушения закона о выборах. Все жители этого города, за исключением двоих, отдали свои голоса за сэра Харапо и были обмануты. Теперь ясно, что в Тортосе нарушены избирательные права граждан и победил не тот кандидат.

Я подал знак, и на экране вновь появилась моя физиономия. Я потряс перед камерой увесистым томом.

— Совершено преступление. Преступление, о котором упоминается на восемь тысяч третьей странице конституции Параисо-Аки. Закон однозначно трактует возникшую ситуацию. Сейчас я вам прочитаю. — Я раскрыл том. — «В случае использования электронных машин для подсчета голосов избирателей местной администрации предписывается: а — обеспечить точную запись голосов избирателей в машинную память; б — обеспечить тайну волеизъявления граждан. Подробнее о мерах по обеспечению данных требований смотри параграф девятнадцать статьи сорок закона о выборах.

В случае, если будет неопровержимо доказано, что распределение голосов хотя бы в одной машине одного округа не соответствует действительности, результаты всех выборов признаются недействительными, а через две недели проводятся повторные выборы с использованием старой системы подсчета голосов, в скобках: бумажных бюллетеней и ящиков для голосования. Победивший в этих выборах становится президентом. В обязанность ему вменяется организация инспекции всех электронных машин для голосования с целью использования в следующих выборах». — Я захлопнул том и поставил его на полку. Снова повернувшись к камере, насколько было в моих силах безразлично сказал: — Объявляю результаты сегодняшних выборов недействительными. Через две недели проводятся повторные выборы, и победит достойный!

Глава 30

— Сделано! — Анжелина пригладила мне бороду и звучно чмокнула в щеку. — Молодец! И об избирателях Тортосы ты также позаботился.

— Верно. Ради их и нашей безопасности они размещены в палатках возле замка. Они погостят у нас в недосягаемости от гнева Сапилоте две недели до выборов и получат щедрое вознаграждение. Вынужденные каникулы их вполне устраивают.

— Сапилоте наплюет на нашу передачу, — предрек де Торрес. — Новые выборы ему ни к чему, а власти в его руках достаточно, чтобы оставить все как есть.

— Он не осмелится, — заверил я маркиза. — Запись нашей передачи разошлем на все планеты, которые посылают сюда туристов. Если не будет новых выборов, правительства этих планет отвернутся от диктатора, а без поступления твердой галактической валюты его коррумпированный режим рухнет за месяц.

— Тогда мы победили! — Маркиз гордо поднял подбородок.

— Еще нет. Предстоит борьба за избирательные урны. Трудностей впереди уйма, но на каждый грязный трюк Сапилоте у меня заготовлено три, и наши шансы на успех весьма внушительны.

Последующие две недели мы вкалывали как каторжные. Власти Параисо-Аки изготовили ящики для голосования и в надлежащей обстановке запечатали их.

С некоторыми трудностями мы достали один такой ящик с правительственного склада. С бюллетенями для голосования повторили ту же операцию. Обзаведясь образцами, мы наладили производство своих ящиков для голосования и напечатали столько же бюллетеней, сколько правительство. Не зная, что именно выкинет Сапилоте, я готовился к любым неожиданностям.

Хорхе, возглавив нашу агитационную команду, носился по городам и весям. Под его руководством местные добровольцы создавали секретные комитеты по выборам, получали рации и непрерывно поддерживали контакт с нами. Мы отпечатали агитационные брошюры и раздавали их повсюду. Каждый вечер граждане Параисо-Аки узнавали сначала официальные новости, затем в прямой эфир выходили радио и телекомпания замка. Мы делали новости по возможности далекими от политики и максимально объективными. Правительственные техники старались вовсю, разыскивая нашу аппаратуру, но, как сами понимаете, безрезультатно. Вскоре они смекнули, что к чему, и пытались глушить сигналы из замка, но ничего из этой затеи у них не вышло. Жители Параисо-Аки впервые получили доступ к свободной информации, наши выпуски новостей стали для них глотком свежего воздуха в затхлой атмосфере, годами царившей здесь. К концу второй недели мы не сомневались, что если бы итог предстоящих выборов зависел только от мнения избирателей, то режим Сапилоте потерпел бы сокрушительный крах.

На одиннадцатый день, за три дня до выборов, мы получили убедительнейшее тому доказательство.

Со мной связался руководивший охраной замка наемник.

— Извините, сэр Харапо, но вынужден побеспокоить вас.

— В чем дело?

— У границы периметра задержан правительственный автомобиль, и люди в нем не желают разговаривать ни с кем, кроме вас.

— Они представляют опасность?

— Вряд ли. Детекторы показали, что с собой у них только личное огнестрельное оружие. Взрывчатые, радиоактивные и ядовитые вещества не выявлены. В автомобиле один пассажир на заднем сиденье, на переднем двое — охранник и шофер.

— Кто пассажир?

— Неизвестно, окна в автомобиле прозрачны лишь в одном направлении.

— Пропустите их. Думаю, что, если за ними присматривать, хлопот они не доставят.

Так оно и вышло. Автомобиль остановился в полукилометре от замка среди деревьев. Боливар и Родригес позаботились о гостях — в секунду двое на переднем сиденье были разоружены и вышвырнуты вон. Я подошел и взглянул в темное окно. Чувствовал я себя в безопасности, возможно, благодаря своим бойцовским навыкам, возможно — переносному генератору защитного поля на поясе.

— Выходите, — велел я пассажиру.

Дверца машины медленно раскрылась, высунулась голова. Сапилоте.

— Вот так сюрприз? — воскликнул я.

Диктатор, кряхтя, вылез.

— Оставьте, Харапо, я здесь по делу. — Он достал с сиденья металлический контейнер. Повернулся. Мой пистолет смотрел ему между глаз. — Убери пистолет, глупец. Твоя жизнь мне не нужна. — Он щелкнул переключателем на ящике, послышалось равномерное гудение, нас окружила стена густого, как кисель, тумана. — Это генератор белого шума. Теперь нашу беседу невозможно ни подслушать, ни прочитать по губам. Не хочу, чтобы появилась запись наших переговоров. — Меня это тоже устраивает. — Я сунул пистолет в кобуру. — Что тебе здесь надо?

— Безмятежное правление давно наскучило мне, а ты — первый человек, давший мне бой за последние сто семьдесят лет. Я высоко ценю тебя и готов договориться по-хорошему.

— Тебе наскучило безмятежное правление? А что ты думаешь о людях, которых замучил до смерти за эти годы?

— Нас здесь только двое, так что прибереги пышные словеса для журналистов. Мне прекрасно известно, что о толпе баранов — народе — ты заботишься не больше, чем я…

— С чего ты взял?

— Ты, как и я, политик, а всех настоящих политиков интересуют только выборы, перевыборы. Выступив против меня, ты доказал твердость характера.

Время схваток прошло, сейчас для нас наступил час сплотиться и прийти к взаимовыгодному соглашению. Ты знаешь, я не бессмертен…

— Лучшая новость из всех, какие я когда-либо слышал!

Мою реплику он пропустил мимо ушей.

— Мои гериатрические уколы уже не дают того эффекта, что прежде. Моя отставка — не за горами. Я присматриваю достойного преемника, ты меня устраиваешь. Ну, как предложение?

Демонстрируя, насколько подорвано его здоровье, он закашлялся и полез в карман за пилюлями.

Да, отличное предложение. Во всяком случае, в его понятии. Он создал безотказную политическую машину и предлагает рычаги управления мне… В обозримом будущем, конечно! Царское предложение!

— А от меня что требуется?

— Ты проиграешь выборы и возглавишь официальную оппозицию. Каждый крестьянин будет считать тебя величайшей исторической личностью со времени изобретения секса. К тебе примкнут все изменники либералы. Ты их организуешь, позаботишься, чтобы не путались у меня под ногами. И конечно, сообщишь о настоящих революционерах, а дальше уж мы ими займемся. Ну как, по рукам?

— Нет.

Лицо диктатора вытянулось, он так и сунул пузырек с пилюлями обратно в карман, не открыв. — Почему?

— Видишь ли, я верю в закон: один человек — один голос…

— Ха, ха! Рассмешил!

— В равенство личности перед законом…

— Да брось ты!

— В свободу слова, в habeas corpus, в презумпцию невиновности…

— Да у тебя жар, Харапо!

— Так я и думал, что ты не поймешь. Хорошо, объясню доступно. Я хочу всю власть, и хочу прямо сейчас. Я хочу все богатство, все привилегии и почести, всех женщин и убью любого, кто встанет на моем пути. Теперь ясно? Сапилоте кивнул.

— Как ты однажды заметил, я — старик, а от таких речей у меня поднимается давление. Ты напоминаешь мне меня в молодости. Становись моим другом, Харапо!

— Прежде я убью тебя!

— Отлично сказано! Но только я это сделаю первым. — Он повернулся, влез в автомобиль и, тяжело вздохнув, покачал головой. — Я не желаю тебе удачи, Харапо, но признаюсь, что, поговорив с тобой с глазу на глаз, испытал сильнейший эмоциональный подъем. Теперь я уверен, что после моей отставки работу продолжит достойный человек, человек, который понимает меня, думает, как я!

Хлопнула дверца. Я дал знак вернуть шофера и охранника на место. Они с довольным видом уселись на переднее сиденье, автомобиль развернулся и покатил прочь.

— Отец, что значит этот визит? — спросил Боливар.

— Сапилоте предложил мне весь мир. Партнерство сейчас и президентское кресло после его смерти.

— И ты согласился?

— Дорогой мой сын! Я — жулик, но в отличие от Сапилоте, честный жулик. Я люблю людей, он же презирает все человечество в целом и каждого в отдельности. Бывает, я украду неправедно нажитое, но я не лишаю человека жизни или свободы. Да и вообще, у людей я не ворую, а изымаю богатства у корпораций, компаний, этих зажравшихся бездушных монстров нашей эпохи, которые…

— Извини, отец, но эту лекцию я уже слышал.

— Тогда пошли в замок. Не терпится после такой компании вымыть руки. Да и выпить не грех.

Глава 31

В день выборов я проснулся с первыми лучами солнца. Спрыгнув с постели, вдохнул полной грудью наполненный прохладой воздух.

Анжелина открыла правый глаз, взглянула на часы на туалетном столике. Увиденное ее явно не вдохновило.

— Откуда силы вскакивать в такую рань?

— Нынешний день не для лежебок! Сегодня вершится история, а я в этом деле — главное действующее лицо!

— Твои словоизлияния особенно раздражают по утрам. — Анжелина с головой укрылась простынкой. — Уходи, философствуй в другой комнате! Насвистывая веселенький мотивчик, я спустился в столовую. Там застал раннюю пташку — маркиза. Он как раз завтракал, и я составил ему компанию. — Сегодня вершится история! — воскликнул маркиз.

— Именно это я и сказал жене, но она не поняла. — Я вздохнул. — Что с нее взять, женщина.

Я произнес тост за победу, мы подняли чашки с кофе, чокнулись и выпили. Вскоре к нам присоединились Боливар и Джеймс.

В девять утра открылись избирательные участки, и мы вышли на связь с нашими сторонниками по всей стране. В течение минуты наши наблюдатели в дюжине мест подверглись нападению, в двоих стреляли, было выявлено четыре случая злостного нарушения закона о выборах. На меньшее я и не рассчитывал. Мы делали что могли, но наши силы были незначительны по сравнению с мощью государственного аппарата Сапилоте, да и к тому же разрозненны. Было принято решение сконцентрировать наши усилия на крупных городах. Нашим самым действенным оружием были журналисты-инопланетчики. После того как по Галактике прокатилось известие об аннулировании результатов мошеннических выборов, многие соседние планеты заинтересовались политической обстановкой на Параисо-Аки. Некоторые крупные газеты прислали сюда своих репортеров, но, к сожалению, не у всех нашлись средства и время. Поэтому большинство писательской братии на Параисо-Аки имели в кармане свободную лицензию.

— Сработало! — воскликнул Боливар, снимая наушники рации. — Сообщение из десятого участка в Приморосо. Там холуи Сапилоте устанавливали свой ящик для избирательных бюллетеней и их застукали прямо на месте преступления. Подоспевший репортер заснял весь скандал на видео. Их ящик под шумок был заменен нашим. Нам повезло, что сюда прибыло так много журналистов. — Везение, сынок, не всегда дело случая. На выборы прибыли сорок три журналиста со свободной лицензией, так как их нанял я. Журналисты наслаждаются оплачиваемыми каникулами и, если подвернется подходящий материальчик, не прочь на нем подзаработать.

— Мне следовало бы догадаться, па. Если существует какой-нибудь жульнический трюк для достижения своей цели, мой отец обязательно им воспользуется!

Я похлопал сына по плечу. Похвала, подобная этой, да еще от знатока в таких вещах, для меня дороже жемчуга.

К полудню нам пришлось туго. Наши люди были выдворены из многих избирательных участков в провинциях, где было сильно влияние Сапилоте. Да и свои собственные мы уже удерживали с трудом. В некоторых маленьких городкахприслужники Сапилоте, угрожая пистолетами и даже винтовками, вламывались в избирательные участки и заменяли ящики для голосования. В вооруженные столкновения мы не вступали, ведь значение имели только крупные центры с большим количеством избирателей. Там уж мы позиций не сдавали.

По мере поступления рапортов маркиз мрачнел. Наконец он не выдержал и, ударив кулаком по раскрытой ладони, разразился речью:

— Наши люди сидят и наблюдают за устроенными Сапилоте бесчинствами! Мы проиграем, если будем только обороняться и не нанесем ответный удар. Почему бы нам не перестрелять прихвостней диктатора?

Я покачал головой. Гонсалес де Торрес — неплохой человек, но мыслил весьма прямолинейно. Переделать его невозможно, и в обращении с ним я опирался на его врожденную доброту да на собственную хитрость.

— Дорогой маркиз, уверяю вас, что, если и дальше все пойдет как сейчас, мы выиграем выборы с разгромным для Сапилоте отрывом. Но если мы откроем стрельбу и затеем гражданскую войну, то ни о каких демократических выборах не может быть и речи.

— Плевать на демократию, главное — победа!

— Успокойтесь, маркиз. Пока, как вы говорите, мы оборонялись, к телефонным номерам каждого уличенного в жульничестве избирательного участка были прикреплены наши стафферы.

— Прикреплены… что?

— Стафферы. — Я вытащил из кейса небольшую металлическую коробку со множеством проводов. — Эти машинки соединены с нашим большим компьютером. После подсчета голосов чиновник зачитает результаты по телефону. Как только он наберет номер, наш компьютер смодулирует его изображение и голос и передаст их по телефонному кабелю; лже-чиновник на приемном экране скажет то, что мы вложим в его уста.

— Вы совсем заморочили мне голову. — Маркиз разлил по стаканам рон. — Алкоголь стимулирует мою умственную деятельность.

— Благодарю. Мою тоже.

— Скажите, а насколько совершенен компьютерный чиновник? Если враги заподозрят подмену…

— Чиновник на экране будет выглядеть не хуже живого. Правда, процесс модуляции занимает время…

— Как много?

— Не беспокойтесь, никто ничего не заметит. Задержка не превышает четырех микросекунд. Компьютер у нас самый современный. Привезли с собой в миниатюре и увеличили с помощью МУВА.

— Объясните, пожалуйста, зачем мы тратим столько усилий на избирательных участках, если у нас есть столь хитроумные машины.

— Выборы, хотя бы внешне, должны выглядеть честными. Если новый мир начнется с явного мошенничества, то честным, справедливым ему уже не быть. Конечно, мы пользуемся жульническими уловками, иначе будем биты, но избирателям об этом знать ни к чему. Пусть остаются в беспечном неведении, считают, что демократия работает сама по себе… А она и будет работать, после выборов!

— Значит, мы изменим распределение голосов в избирательных участках… Вы, наверно, и общий счет голосов знаете?

— Что вы, маркиз, конечно, нет. Компьютерные чиновники появятся только в тех участках, где мы точно знаем, что приспешники Сапилоте подменили ящики для бюллетеней избирателей.

— Но почему? Можно же подделать все голоса, в нашу пользу и избежать излишних волнений.

— Нет, пусть народ сам выберет своего президента.

— Какая разница, кто выберет, главное результат.

— Нет, все голоса мы подделывать не будем, это аморально. То, что мы совершаем, незаконно, но вполне соответствует нормам любой, пусть даже самой строгой морали. По поводу необходимости соблюдения моральных норм я вас просвещу как-нибудь в другой раз, а сейчас плесните, пожалуйста, еще по капельке рона — и за работу.

Мы работали не покладая рук, пока Анжелина и маркиза не вытащили нас из-за стола и не сопроводили в поджидающий вертолет.

— Зачем тебе эти побрякушки, дорогой? — спросила Анжелина, указывая на золотые ордена и орденские планки на моей груди.

— Избиратели хотят, чтобы их президент выглядел как президент. Так стоит ли их разочаровывать?

Результаты выборов огласят в оперном театре Приморосо. Традиционно каждые четыре года там собирались сторонники Сапилоте, горячо приветствовали его очередное переизбрание. В этом году в выборах участвовало два кандидата, и результат, как я надеялся, будет иным.

Не исключено, что Сапилоте попытается нас устранить по дороге, поэтому до Приморосо мы долетели в сопровождении тяжеловооруженных вертолетов. На аэродроме нас поджидали автомобили, и до оперного театра мы добрались благополучно. В здании опасаться было уже некого, так как Сапилоте тоже дорожил своей жизнью и по взаимному молчаливому соглашению вооруженные люди внутрь не допускались.

Мы поднялись на сцену. Сапилоте прибыл раньше. Я приветливо помахал ему рукой, он в ответ высморкался и демонстративно харкнул на пол.

— Похоже, генерал-президент сегодня не в лучшем расположении духа, — заметила Анжелина. — Надеюсь, у него на то веские причины.

Празднество было организовано с шиком, шампанское лилось рекой, толпа, поглядывая на огромное табло над нашими головами, неистовствовала. На табло высвечивалось распределение голосов. Сейчас на нем, как перед футбольным матчем, был счет 0:0.

Звякнул колокольчик, люди притихли. На трибуну поднялся председатель комитета по выборам.

— Все избирательные участки закрыты, начался подсчет голосов, — сказал он в микрофон. Зал разразился бурей оваций. — Только что поступили первые результаты из города Кукарача. Кукарача, вы нас слышите?

Экран под табло со счетом засветился, на нем появилось огромное лицо. — Кукарача на связи. — Чиновник на экране опустил глаза на бумаги в руках. — За Сапилоте проголосовало шестнадцать избирателей, за Харапо… девятьсот восемьдесят. Желаем сэру Харапо крепкого здоровья!

Человек на экране обеспокоенно огляделся и исчез. Ко мне придвинулся маркиз и прошептал на ухо:

— Отлично сделано. Никогда бы не догадался, что говорил не живой человек, а смодулированное компьютером изображение.

— Дела, маркиз, обстоят даже лучше, чем вы думаете. Говорил настоящий человек. И распределение голосов тоже настоящее. Будем надеяться, что и дальше все пойдет так.

Но получилось иначе. Приспешники Сапилоте не дремали, и после следующего сообщения счет оказался не в мою пользу. Так и пошло, из избирательных участков поступали результаты, и после каждого то я вырывался вперед, то — Сапилоте. Так мы с ним и шли голова к голове. Счет на табло постепенно увеличился, напряжение в зале тоже.

— Весьма острые ощущения, — поделился со мной маркиз. — Выборы возбуждают не меньше, чем бои быков. У меня даже в горле пересохло. Я случайно прихватил с собой фляжку с роном девяностолетней выдержки. Чертовски хочется глотнуть. Не подскажете, долго ли еще до конца?

— Осталось четыре округа.

— Какие из них наши?

— Не знаю, — признался я. — Давно сбился со счета.

На первом участке победил Сапилоте. На следующем — я, но общий счет все равно остался не в мою пользу. Поступило сообщение из третьего участка. После него я отставал на семьдесят пять голосов. — Лучше бы мы подделали все сообщения! — воскликнул маркиз.

— А еще лучше — пристрелили бы старого канюка, — недовольно заявила Анжелина.

— Мы — демократы, — сказал я. — Разве забыли? Один гражданин — один голос, и результат неизвестен до самого конца…

— Внимание, леди и джентльмены. Поступил еще один результат. Последний!

На экране над нашими головами появилось очередное лицо, и мы вывернули шеи, силясь разглядеть его получше.

— Несказанно рад, что финальный результат принадлежит именно нашему Салисомбре — городу-саду на южном берегу океана… — Чиновник запнулся, слушатели недовольно забормотали, я заскрипел зубами. — В нашем городе по результатам голосования следующие итоги… Минуточку, сейчас сверюсь с записями…

— После выборов первым делом казню этого шута горохового! — донеслась до нас реплика Сапилоте.

Маркиз кивнул, первый и последний раз соглашаясь с диктатором.

— А, вот и бумаги. Рад сообщить, что жители великолепного города Салисомбре отдали 819 голосов за нашего дорогого генерал-президента Сапилоте…

— Итак, старый негодяй опережает нас на 894 голоса, — прошептала Анжелина. — Придется все-таки его отравить.

— …А за другого кандидата… Забыл, как его зовут… А, вот мне подсказывают — Харапо… За него отдано… постойте… О господи! — Глаза чиновника округлились, на лбу выступил пот. — Я вынужден сказать, что за него отдано… 896 голосов!

Люди в зале точно с цепи сорвались. Сапилоте покраснел до корней волос и погрозил мне кулаком.

— Вы победили с отрывом в два голоса! — воскликнула Анжелина. — Ты, мой дорогой, и замечательный маркиз де Торрес!

— Правда восторжествовала! — неистовствовал маркиз.

Я встал, поклонился залу, нагнулся, поцеловал Анжелину, обменялся рукопожатием с де Торресом и, показав Сапилоте нос, подошел к микрофону. На меня были нацелены десятки камер, от шума закладывало уши. Я поднял руки, призывая зал успокоиться. Гвалт стих лишь минуты через три-четыре, и я заговорил:

— Спасибо, друзья, спасибо. Я скромный человек… — Анжелина захлопала в ладоши, и зал поддержал ее. Ожидая тишины, я стоял и улыбался. Наконец смог продолжить: — Как я уже сказал, я скромный человек и от волнения едва говорю. Но публика меня просит выступить, и я выступаю. В эту историческую минуту я торжественно обещаю…

Выстрела я не услышал. Меня отбросило на несколько метров и швырнуло на спину. Моя голова безвольно упала на грудь. Последнее, что я увидел — расползавшееся по сорочке кровавое пятно…

ПОСЛЕСЛОВИЕ Не исключаю, что где-то на задворках планеты есть люди, не знающие меня. Для них представлюсь. Мое имя — Рикард Гонсалес де Торрес, маркиз де ла Роса. Выполняя просьбу историков Параисо-Аки, я записываю события того черного для нашей планеты дня. Я — не профессиональный писатель, но мужчины из рода Торрес как бы ни были обременены заботами, никогда не уклонялись от ответственности. Не уклонюсь и я, ведь мне больше других известно об обстоятельствах дела.

Начну, как и должно начинать рассказ, с начала.

Я сидел позади благородного сэра Гектора Харапо, этого джентльмена, ученого, любящего и любимого отца. Любой самый возвышенный эпитет слишком беден для него. Но я отвлекся… Я сидел позади него, а он обращался к залу, к миру, ко всей Галактике. Это был час нашей величайшей победы, час, когда ненавистный Сапилоте потерпел сокрушительное поражение в ходе честных демократических выборов; сэр Харапо стал президентом Параисо-Аки, а ваш покорный слуга — вице-президентом. Мир в ту историческую минуту стал чище, лучше.

Прогремел выстрел. Стреляли из крошечного окошка под потолком, которым, как я полагаю, пользуются осветители или техники в ходе спектакля. Я видел, как от удара пули дрогнуло тело дорогого мне человека и он упал. Через мгновение я был рядом. В его глазах еще светилась жизнь, но взор его с каждой секундой тускнел. Я встал перед ним на колени, взял его ладонь в свою. Из последних сил он слабо сжал мою ладонь.

— Друг мой… — Он вдруг закашлялся, его губы посинели. — Дорогой мой друг… Я покидаю этот мир. Продолжи нашу работу… Борись за идеалы справедливости. Будь тверд. Обещай мне… Обещай, что построишь новый мир, мир, о котором мы мечтали вместе…

— Обещаю, я обещаю. — Клянусь, мой голос в ту минуту сорвался от переполнявших меня чувств. Его глаза закрылись, но, должно быть, он услышал мое обещание, ибо еще крепче стиснул руку. Через секунду он был мертв. Тут подоспела его верная жена, оттолкнула меня и с необычайной для ее хрупкого тела силой сжала его в объятиях.

— Этого не может быть! — кричала она, и мое сердце обливалось кровью. — Этого не может быть! Он жив!.. Врача, скорую помощь! Его спасут…

Его вынесли, но ему уже нельзя было помочь. Я упал на стул и опустил глаза. Впервые я увидел на своей руке его благородную кровь. С трепетом я вытащил из нагрудного кармана носовой платок и прижал его к ладони. Капли крови впитались в тонкий шелк, и тогда я поклялся хранить окровавленный платок как величайшую реликвию.

Своей клятве я верен. Вскоре священный платок был помещен под стеклянный колпак и будет храниться в нейтральных газах вечно. Сейчас, когда я пишу эти строки, реликвия стоит на столе рядом с драгоценной королевской короной, которую нашли в личных покоях негодяя Сапилоте. Похоже, диктатор намеревался короноваться.

Дальнейшее всем хорошо известно. Похороны собрали многотысячные толпы, его скромную могилу до сей поры ежедневно посещают сотни людей.

О судьбе его врагов вы тоже знаете, ведь об этом написано в десятках книг и газет. Вы знаете, как люди в зале оперного театра в едином порыве вскочили на ноги и с криком «Смерть деспоту!» бросились на Сапилоте, намереваясь разодрать его в клочья. Знаете, как одержимый страхом диктатор скулил перед праведным гневом народа.

В эту минуту вернулась жена благородного сэра Харапо, загородила собой скулящее создание и, подняв над головой руки, обратилась к толпе:

— Слушайте меня, люди Параисо-Аки, слушайте меня! Мой дорогой муж мертв. Его не воскресить, но не предавайте его, не нарушайте мир, ради которого погиб мой муж! В своих деяниях опирайтесь на силу закона, а не на закон кулака и не изменяйте этой заповеди, даже имея дело с такой нечистью, как Сапилоте. Прокляните его за преступления, но не оскверняйте его кровью своих рук. Мой муж всей душой ненавидел убийства, так не совершайте убийство от его имени. Спасибо.

Я закаленный человек, но признаю, в ту минуту в моих глазах стояли слезы. Да и не было тогда в зале человека с сухими глазами. Даже ненавистный Сапилоте расплакался от облегчения.

Вдова благородного сэра Харапо покинула Параисо-Аки на следующее утро. Я провожал ее на космодроме. На трапе она обернулась и помахала мне рукой. За ней в космический корабль прошли двое храбрых юношей, Джеймс и Боливар. Все имущество сэра Харапо осталось в родовом имении, стюард внес за вдовой лишь два больших чемодана. Люк за их спинами захлопнулся, и с тех пор я их не видел.

Дальнейшие события тоже принадлежат истории. Хотя я и не хотел принимать ответственный пост президента Параисо-Аки, но отказать не смог, ведь такова была последняя воля умирающего. Этот пост я занимаю и поныне, и большинство граждан Параисо-Аки считают, что я не подвел благородного сэра Харапо.

Негодяи, которые терроризировали людей многие годы, предстали перед судом, и их вина была доказана. Мы обратились в Межзвездную лигу правосудия, там наш приговор подтвердили и отправили негодяев на планету-тюрьму Калабосо. Отправили всех, каждого коррумпированного судью и полицейского, каждого гнусного ултимадо. Подобной нечисти не место на нашей цветущей планете. Калабосо — довольно дикая планета с суровым климатом. Людей-охранников там нет, порядок поддерживают лишь несколько мощных роботов. Чтобы выжить, все заключенные там сами добывают себе хлеб насущный. Негодяи заслужили свою участь, отныне их судьба в их руках, но с планеты-тюрьмы им не выбраться.

Мой рассказ подошел к концу. Как ваш президент я делаю все, что в моих силах, и мир с моим вступлением на пост изменился к лучшему. И все благодаря ЕМУ. ОН будет жив в нашей памяти вечно. Спасибо тебе, дорогой друг. Прощай!

ЕЩЕ ОДНО ПОСЛЕСЛОВИЕ Как уже говорилось, убить Стальную Крысу много сложней, чем утомить. Не знаю, какие уж сувениры прихватила с собой Анжелина, возможно, бруски платины или мешочки с золотыми монетами, но чемоданы едва не вырвали мне руки из суставов. Пошатываясь, я поднялся за женой и сыновьями на борт космического корабля. Люк за нами захлопнулся, я с облегчением разжал ладони, и чемоданы грохнулись на палубу.

— Джеймс, Боливар! Не соблаговолит ли кто-нибудь из вас донести эти тяжеленные чемоданы до каюты вместо вашего стареющего отца?

Я прижал кулак к ноющей спине, и мой позвоночник громко хрустнул. Что за благодать! Два пассажира повернулись и удивленно воззрились на нас. Я тут же выхватил проклятые чемоданы из рук Боливара.

— Нет-нет, сэр. Таскать тяжести на корабле — моя работа. Старик Джим донесет их до вашей каюты. Сюда, пожалуйста, мадам и джентльмены, ваши апартаменты там.

Я засеменил по коридору. Моя семья последовала за мной. Лишь только за спиной захлопнулась дверь, я уронил чемоданы и застонал.

— Бедненький мой. — Анжелина подхватила меня под руки и отвела к креслу. — Сядь отдохни, а твоя верная женушка облегчит твои страдания. Опустившись в кресло, я отлепил от лица седые усы и брови, снял порядком надоевший парик и зашвырнул их в угол. Анжелина открыла ближайший чемодан. Внутри оказались проложенные мягким пластиком темные бутылки. Анжелина достала одну, стерла носовым платком вековую пыль.

— Рои стотридцатилетней выдержки. И довольно изрядное количество. На память о славной планете Параисо-Аки. Если не возражаешь, налью тебе стаканчик.

— О, свет моей жизни! — воскликнул я. — Ты так добра ко мне!

Выпив рона, я будто заново на свет родился.

— После твоего «убийства» раздобыть для тебя сувенир посущественней я просто не успела.

— Убийство было вроде разыграно неплохо? — впервые после своей «кончины» я говорил с семьей без посторонних. — Ты отличный стрелок, Джеймс. Попал точнехонько в пакет с кровью, но в следующий раз используй калибр помельче. Пуля ударила с такой силой, что меня зашвырнуло на противоположный конец сцены.

— Извини, па, но двести девять метров — приличное расстояние. Для точного попадания мне нужна была прямолинейная траектория, оттого и такой калибр. А твой большой золотой орден, скажу я тебе, прекрасная мишень.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — философски заметил я, отпил еще глоток рона и причмокнул от удовольствия. — Проблем с отходом, надеюсь, у тебя не возникло?

— Все прошло гладко. Боливар поднялся по лестнице через секунду после моего выстрела. Я бросил винтовку на месте, и мы возглавили «погоню за убийцей». Получилось даже лучше, чем мы планировали. Твой старый знакомый, полковник Оливера, тоже включился в преследование, и мы без труда выманили его в пустую темную аллею.

— Глупый, глупый полковник! — не удержался я. — Надеюсь, вы его наградили по заслугам?

— Еще бы. Мы отправили его спецрейсом на планету-тюрьму, роботов запрограммировали высадить его на необитаемом острове и продержать там в полной изоляции три года. Думаю, размышления в одиночестве улучшат его характер.

— Правильно сделали. Пока я в отеле прикидывался туристом, просмотрел несколько выпусков теленовостей. Все вроде выглядело достоверно. Даже мои «похороны». Я сам чуть не поверил, что в гробу настоящее тело.

— Так оно и было. — Анжелина внезапно стала серьезной. — У меня две новости: плохая и хорошая. Начну с плохой. Один из наших был убит ултимадо. Ты, может, его помнишь — Адолфо, карточный шулер. Тот самый, что так ловко подменил в Приморосо фальшивые урны для голосования нашими. Его, смертельно раненого, доставили в тот же госпиталь, что и тебя. Умер он через несколько минут. Друзей у него не нашлось, вот мы и воспользовались случаем…

— Жаль Адолфо. Он был неплохим карточным шулером и отличным человеком. Да упокоится тело его в мире. — Я вздохнул и молча выпил в его память. — Ну, а хорошая новость?

— Хорхе и Флавия поженились. Оказывается, они вот уже несколько лет были обручены и поклялись не венчаться, пока их планета не обретет свободу.

— Как романтично. — Я взглянул на помрачневших близнецов. — Не грустите, ребята, в Галактике на вашу долю незамужних дам хватит. Ну, а как дела у настоящего сэра Харапо?

— С ним — полный порядок, — сообщил Боливар. — Мы снабдили его безумно дорогими гериатрическими препаратами Сапилоте и сбрили бороду. В одночасье он помолодел лет на тридцать и теперь вполне сойдет за собственного сына. Он продолжает исследования своего «отца» по выведению нового сорта какой-то там ягоды. Что произошло, он толком не понимает, но верные семье слуги его не оставят.

— По-моему, приключение закончилось как нельзя лучше. Плохие парни наказаны, маркиз возглавляет спектакль, на Параисо-Аки наконец — мир и спокойствие. А некоторыми эпизодами нашей героической борьбы с несправедливостью и собственной скукой мы можем вполне гордиться.

— Выпьем за это! — Анжелина откупорила бутылку. — Последний бокал шампанского — и я вступаю в Межгалактическое общество трезвенников. — Вот и отлично, мои запасы рона дольше протянут.

Мы подняли бокалы, чокнулись и выпили. Что за счастье жить в нашей благословенной Вселенной, особенно с такой замечательной семьей, как моя! Шампанское и древний рон смешались в моем желудке, и живот недовольно заурчал. Через секунду последовал острый приступ гастрита.

Анжелина права, пора в общество трезвенников. Прикончив напоследок, конечно, бутылки в чемоданах.

Гарри Гаррисон Стальная крыса отправляется в ад [= Стальная крыса в гостях у дьявола]

ГЛАВА 1

Я утопил кубики льда в слоновьей порции виски, осклабился, предвкушая удовольствие, а затем плеснул еще чуть-чуть. Пока живительная влага восхитительно булькала в горле, глаза медленно поднялись к часам, вмурованным в стену над баром.

Всего-навсего десять утра.

Джим, дружище, а не рановато ли ты нынче за воротник закладываешь? И ведь это уже который день, гляди, в привычку войдет.

«Тебя не касается! — беззвучно огрызнулся я на себя. — Мои привычки — это мои привычки. Моя печенка — это моя печенка».

Виски добулькало, стакан опустел. И домашний компьютер — словно дожидался этого момента — обратился ко мне гнусавым и даже, как мне показалось, насмешливым голосом:

— Сэр, к передней двери кто-то приближается.

— Превосходно. Надеюсь, это разносчик из винного магазина. — Вместе со звуками я источал яд, но компьютеры, как известно, невосприимчивы к сарказму.

— Сэр, вы ошибаетесь. Винно-продуктовый магазин «Балкалея» доставляет покупки по товаропроводу. Я установил личность приближающегося человека. Это миссис Ровена Виникультура. Она запарковала автомобиль на передней лужайке и направляется к дому.

Как только это имя коснулось барабанных перепонок, мой боевой дух полетел вниз, точно свинцовое грузило. Среди красавиц-зануд (а Луссуозо ими изобилует) Ровена, должно быть, первая красавица и первая зануда. Спастись от нее можно только двумя способами: или сбежать, или покончить с собой. Я двинулся в другую половину дома, к бассейну, но и там меня настиг голос компдворецкого.

— Сэр, мне кажется, миссис Виникультура упала на пластмассовый коврик у двери, который произносит на шести языках «добро пожаловать».

— Что ты подразумеваешь под словом «упала»?

— Я полагаю, это слово вполне подходит к данной ситуации. Она закрыла глаза. Ее тело перестало сопротивляться гравитации. Она медленно опустилась на землю и теперь лежит неподвижно. Если верить датчику давления в коврике, пульс ее замедлен и неровен. На лице видны синяки и царапины…

Я уже бежал через дом, а вдогонку несся голос компдворецкого.

— Дверь отвори! — прокричал я. Она распахнулась, и я выскочил на крыльцо.

Прекрасный лик — белее полотна, темные волосы восхитительно растрепаны, пышная грудь бурно вздымается и опадает… На щеках — кровоточащие ссадины, на лбу — багровый синяк. Губы чуть заметно шевелятся. Я склонился над ней.

— Пропала… — вымолвила она едва разборчиво. — Анжелина… пропала…

Услышав эти слова, я, кажется, похолодел градусов на тридцать. Но на рефлексах это никоим образом не отразилось. Протягивая к ней руки, я успел набрать на браслете-коммуникаторе число 666.

— Где у нас домашняя клиника? — выкрикнул я, просовывая руки под теплые бедра и мягкую спину и очень осторожно поднимая Ровену.

— Диван в библиотеке, сэр.

Я побежал, стараясь не замечать ледяной комок отчаяния в груди.

Поскольку мы с Анжелиной не бедствовали, услугами домашней клиники нам еще пользоваться не приходилось. И вот теперь мне подвернулся случай похвалить себя за предусмотрительность. Подписывая договор об аренде дома, мы не крохоборствовали. Иными словами, за ту сумму, которую мы выложили за домашнюю клинику, можно было купить провинциальную больницу или даже что-нибудь посерьезнее.

Пока я нес Ровену в библиотеку, диван ушел в стену, а на его месте появился операционный стол. Как только я уложил на него свою бесчувственную ношу, медробот, который вынырнул из потолка, протянул гибкие щупальца с датчиками на концах. Один из них прижался к моему затылку, и я раздраженно оттолкнул его.

— Не меня! Ее! Вот она, на столе. Тьфу ты, идиотская машина!

Застоявшийся без дела медробот с механическим энтузиазмом приступил к работе. Я отошел подальше от его щупалец. На дисплее замельтешили цифры и диаграммы — все от температуры и пульса до состояния эндокринной системы, печени и всего остального, что только можно измерить.

— Говори! — потребовал я. — Докладывай! Медробот загудел — различные программы сортировали и тасовали вводимые данные, в считанные микросекунды сопоставляли и согласовывали результаты.

— Пациент перенес контузию и получил сотрясение мозга. — Компьютер говорил мужским голосом — сочным и успокаивающим. — Все ссадины — поверхностные. — Передо мной молниеносно двигались щупальца и сверкающие инструменты. — Они обеззаражены и закрыты. Введены необходимые антибиотики.

— Помоги ей очухаться! — рявкнул я.

— Сэр, если под термином «очухаться» вы подразумеваете приведение пациента в сознание, то это уже сделано.

Не знаю, можно ли обидеть компьютер, но мой мед-робот говорил таким тоном, будто его оскорбили в лучших чувствах.

— Что случи… — пролепетала красавица, моргая огромными фиолетовыми глазами, перед которыми все расплывалось.

— Это меня не устраивает, — процедил я сквозь зубы, обращаясь к медроботу. — Накачай ее стимуляторами или чем-нибудь в этом роде. Я должен с ней поговорить.

— Но пациент серьезно травмирован…

— Но не смертельно, — сказал я. — Судя по твоим же словам. А теперь добейся, чтобы она заговорила. Понял ты, сверхдорогой набор микросхем? А иначе закорочу твои РОМ, ПРОМ и ЭПРОМ!

Похоже, это возымело действие. Ровена снова заморгала и посмотрела на меня.

— Джим…

— Во плоти, моя сладкая. Не пугайся, Ровена, все будет хорошо. Рассказывай, что стряслось. Где Анжелина?

— Пропала… — ответила она. И ее роскошные ресницы затрепетали. А я заскрежетал зубами и, поймав себя на этом, кое-как изобразил улыбку.

— Это я уже слышал. Где пропала? Когда? При каких обстоятельствах? — Я умолк — почувствовал, что вхожу в раж.

— В Храме Вечной Истины. — Больше она ничего не сказала. Снова закрылись глаза. Но я уже услышал достаточно.

— Лечи ее! — крикнул я на бегу компдворецкому. — Сторожи! Вызывай «скорую»!

Полицию я не упомянул — не хотел, чтобы плоскостопые путались у меня под ногами.

— Заводись! — вбегая в гараж, приказал я атомоциклу. — Ворота, отворяйсь!

Я вскочил в седло, выжал полный газ и сорвал нижнюю, запоздавшую, створку ворот. Едва не задавив на тротуаре гуляющую парочку, я проскочил между двумя машинами и с ревом понесся по дороге. А куда понесся? Это не мешало бы выяснить.

— Справочная! — крикнул я в телефон атомоцикла. — Срочно! Храм Вечной Истины! Адрес!

На свежерастрескавшемся обтекателе спроецировалась карта города. Под визг покрышек я свернул за угол и увидел мигающую лампочку коммуникатора. Не иначе, ответ на мой срочный вызов. Его могли получить только Анжелина, Джеймс и Боливар.

— Анжелина! — воскликнул я. — Это ты?

— Боливар. В чем дело, папа?

Я доложил кратко и по существу, затем повторил рассказ, когда подал голос Джеймс. Я не имел представления, где находятся сыновья, но это сейчас не играло роли. Достаточно было знать, что они осведомлены и спешат ко мне на помощь. Нам еще ни разу не случалось пользоваться сигналом «три шестерки», который требовал бросать все дела и мчаться к тому, кто его послал. Я сам это придумал, когда птенцы решили покинуть родительское гнездо. Чтобы прийти на выручку, если кто-нибудь из них попадет в передрягу. Так мне это представлялось. Но вышло так, что первым о помощи воззвал я. Они выслушали и сразу отключились — знали, ни к чему отвлекать меня ненужными расспросами.

Я круто свернул за последний угол и нажал на тормоз. К небу поднимались клубы маслянистого дыма, в искалеченном здании умирал огонь под ливнем белой пены из пожарного вертолета. В груди моей разрастался ледяной ком. Я несколько секунд оставался в седле — глубоко дышал, стараясь взять себя в руки, — а затем бросился к развалинам. Двое в синих мундирах попытались заступить мне путь и растянулись на тротуаре. Затем передо мной возник их предводитель, — упитанный, с обилием золотого шитья на мундире; за ним сомкнули ряды многочисленные шавки. Я усмирил рефлексы, взбесившиеся от избытка адреналина в крови, и обуздал рассудок.

— Моя фамилия диГриз. У меня есть основания считать, что там — моя жена.

— Мистер диГриз, соблаговолите отойти назад и…

— Нет! — Я плюнул этим словом, как змея — ядом, и он невольно присел. — Я плачу налоги. Большие налоги. Чтобы вы могли получать зарплату. У меня огромный опыт в полицейских делах. — Я счел излишним уточнять, по какую сторону закона набрался этого опыта. — Что вы успели выяснить?

— Ничего. Мы только что прибыли. Сработала пожарная сигнализация.

— В таком случае, я скажу, что известно мне. Это здание… вернее, бывшее здание, принадлежало Храму Вечной Истины. Несколько минут назад ко мне пришла уцелевшая прихожанка Ровена Виникультура. Она сказала, что в этом Храме была моя жена.

Я расслышал писк компьютера в головном телефоне полицейского.

— Сэр адмирал Джеймс диГриз! Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы найти вашу супругу… Анжелину. Я, капитан Коллин, готов признать, что ваша должность подразумевает достаточную меру компетентности и ответственности для передачи вам руководства этим расследованием.

Прилетев на Луссуозо, я исключительно по привычке зарегистрировался по липовому военному билету адмирала космического флота. Видимо, не зря говорят, что лишних предосторожностей не бывает.

За большим и надежно защищенным пожароботом мы побрели по развалинам. Он прокладывал для нас аккуратную тропу, время от времени обрызгивал пеной дымящиеся останки и фиксировал в памяти каждое свое движение, каждое препятствие, которое ему приходилось огибать. Дверь, висевшая на одной петле, жалобно скрипнула, сорвалась, и мы оказались на дымном пепелище просторного молельного зала. Шелестя лопастями, над нами плыли робопрожекторы и пронизывали лучами дым. Куда ни глянь — развалины, но тел не видно. Ледяной комок под ложечкой никуда не делся, но заметно уменьшился.

Зал был щедро украшен резными панелями из дерева и гардинами; от гардин почти ничего не осталось. Ряды церковных скамей были обращены к наиболее разрушенной части зала, где дым был почти непроницаем. Но вскоре химические абсорбенты очистили воздух, и в свете летучих прожекторов заблестели исковерканные, искромсанные машины.

— Дальше не пойдем, — сказал капитан Коллин. — Теперь дело за бригадой судмедэкспертизы.

Под бригадой судмедэкспертизы подразумевался один-единственный робот. Его серый металлический корпус был под завязку набит программами пожарной и судебной экспертизы, всевозможными датчиками и микроанализаторами. Логика мне твердила, что со своими обязанностями он справится гораздо лучше, чем неуклюжие люди. И все-таки очень хотелось пинком отшвырнуть его в сторону и перевернуть руины вверх дном.

— А людей не видно? — крикнул я.

— Ни единого живого существа. Трупы также пока не замечены… Поправка! На полу — красная жидкость. Идентифицирую. Это человеческая кровь.

У меня закружилась голова, а из горла вместо нормальной человеческой речи вырвался хрип.

— Экспресс-анализ. Группа крови?

— Анализирую. Первая группа, резус отрицательный, аглютинин…

Остального я не слышал. У Анжелины — третья группа и положительный резус. Я успокоился — правда, самую малость. Прошло совсем немного времени, и я узнал два важных факта. В молитвенном зале отсутствовали человеческие останки, если не считать крови. Зато к залу примыкала комната, в которой находилось большое количество электронного оборудования. Все оно было тщательно (а значит, намеренно) уничтожено, определить его предназначение робот не сумел.

Где же моя Анжелина?

* * *

Роботы усердно копались в развалинах. Я ждал. Никаких новостей. Напрасная потеря времени. Полиция запретила вылеты всех космических кораблей, я не сомневался, что в ближайшее время никому не удастся покинуть планету. Из успевших к этому времени вылететь не было ни одной женщины, хотя бы отдаленно напоминающей Анжелину. Ну что тут можно сделать?

Я медленно ехал домой. Соблюдал все правила движения. Останавливался на перекрестках и махал пешеходам рукой — дескать, проходите. Громыхнув сорванной створкой гаражных ворот, я слез с седла. Направился прямиком в бар, вылил дежурную бурду и состряпал крепкую, хоть и гораздо меньшую по объему, замену. А потом зарылся в почтовые распечатки.

Близнецы уже в пути. Обоих мой вызов застал вне дома, так что они прибудут лишь через несколько дней. Они скупились на подробности, но я не сомневался, что в этот самый момент они покупают, выпрашивают, вымогают или даже крадут самые быстроходные транспортные средства в освоенной вселенной. Они прилетят. Быть может, наш маленький клан отвергает чужие этические нормы, но зато он стойко придерживается своих.

Но пока я обречен на бездействие. Когда еще малоподвижная технология просеет и изучит останки Храма Вечной Истины, когда еще она выяснит, что там произошло! Я ничего не смогу предпринять, пока не дождусь новостей из полиции. Решив поговорить с Ровеной, я позвонил в больницу, но там от меня отмахнулись. С расспросами придется обождать, пока она не оправится от контузии. Луссуозо — богатая, прогрессивная планета, судмедэксперты здесь работают не хуже, чем на всех остальных планетах, где мне доводилось бывать. А то и лучше. Я ненавидел ее всеми потрохами, но к высоким технологиям и компетенции специалистов это не относилось.

Куда же подевалась Анжелина?.. Я перебирал в уме самые страшные варианты…

Опомнись, Джим! Выбрось все это из головы! Ты давным-давно выбрал жизнь, которая кому-то может показаться странной и даже преступной. Сколько раз ты потом жалел, что связался со Специальным Корпусом, что не остался в преступной среде. На стороне закона тебе всегда бывало нелегко. И сколько раз ты задумывался об этом с тех пор, как обосновался на Луссуозо? А ведь когда-то это показалось тебе недурной идеей. Когда-то…

Райская планета. И невероятно дорогая. Чтобы на нее перебраться, я был вынужден снять деньги с банковских счетов, к которым не притрагивался годами. Пришлось даже вытрясти давно просроченные долги, а это было совсем не просто. В том смысле не просто, что мне понадобилось тяжелое оружие и кое-кто оказался в больнице. Преступная жизнь не всегда малина, особенно когда ты получаешь задания от Специального Корпуса. Конечно, спасать вселенную очень романтично, но подобные волнующие приключения очень плохо оплачиваются. А много ли я заработал, став президентом Параисо-Аки? Пока ты развлекаешься, дело стоит. Под делом я, конечно, подразумеваю личное обогащение. Поэтому мы с Анжелиной, служа закону, в перерывах позаботились и о себе. Провернули несколько афер, в результате чего наши банковские сейфы наполнились, зато опустело множество чужих. Да, немало мы припасли на черный день… который довольно скоро настал и оказался вовсе не таким уж черным. Но оно того стоило — на Луссуозо Анжелина была счастлива, как никогда и нигде. Когда она улыбалась и целовала меня, я даже забывал о том, как жгуче ненавижу эту оранжерейную планету…

А начиналось все довольно просто.

— Ты слышал когда-нибудь о Луссуозо? — спросила однажды моя жена.

— Новый горячительный напиток? Или в кожу втирается?

— Джим диГриз, привычка острить по любому поводу тебя до добра не доведет. Я говорю о планете. Каждый день в новостях…

— Необузданный восторг или завистливое брюзжанье. Знаешь, сколько людей могут позволить себе всего-навсего однодневный визит на Луссуозо? Один на триллион — это в лучшем случае.

— И мы в их числе.

— Ну конечно…

Ну конечно. Кто-то мог истолковать эти слова двояко. Но только не моя благоверная. Слишком поздно я вспомнил, что Анжелина всегда знает, чего хочет. А когда она чего-нибудь хочет, она это получает.

Я просто-напросто сплясал под ее дудку. Она заранее продумала этот простенький диалог, и я ни на словечко не отошел от роли.

Луссуозо. Прославленная мифами, легендами и мыльнокосмическими операми. Планета-рай. Населенная только богатыми, очень богатыми и теми, кто еще богаче. Меня сразу заинтриговал этот феномен, и я решил навести справки. И вскоре понял, чем Луссуозо так привлекает определенный слой галактического населения.

Луссуозо — омолодительный центр освоенной вселенной. Медицинские услуги стоят невероятно дорого; надо быть миллионером, чтобы вам позволили взглянуть на прейскурант. Курс омоложения безболезнен, но требует времени, может понадобиться не один год… все зависит от степени износа заказчика. Поскольку клинические процедуры скучны, а спонсоры проекта вовсе не бедствовали, целая планета была отведена под санаторий. И теперь виллы богачей состязаются между собой в пышности. Оперных и иных театров и аттракционов — хоть отбавляй. Все виды спорта — от глубоководного ныряния и рыбалки до альпинизма и охоты. И прочие блага загнивающего капитализма, какие только можно вообразить. А в укромных местах — клиники и лечебницы, где богатых делают молодыми и, если удается, бедными.

Да, я коснулся запретной темы, нарушил табу. У нас не принято говорить о том, что омоложение — главная и единственная причина существования цивилизации на этой планете.

Все это я открыл для себя и мгновенно забыл. А вот Анжелина не забыла. В один прекрасный день, как раз перед выездом на обед, она подошла к зеркалу в гостиной, и я понял, что мой приговор подписан. Я казался себе рождественским гусем — зажаренным, поданным на стол, разрезанным и разложенным по тарелкам. Грациозным касанием руки, которому позавидовала бы любая кинозвезда, Анжелина поправила безупречную прическу и наклонилась к зеркалу. Изящным пальчиком коснулась уголка глаза.

— Джим, смотри, у меня, кажется, морщина.

— Ну что ты! Просто свет неудачно падает. Пока я произносил эти вежливые, правдивые и простые слова, мысли мои уже неслись вскачь. Счастливые годы супружеской жизни открыли мне одну важную истину… если не целую гору важных истин. Женщина никогда не изъясняется на одном смысловом уровне. Самый немудрящий вопросик, например, «ты не проголодался?» может означать «я проголодалась», или «ты не забыл, что нас пригласили на обед?», или «я не хочу есть, но ты наверняка скоро начнешь ко мне приставать, требовать завтрак». Возможны и тысячи других толкований. Но мнимая морщинка у глаза, вслед за невинными расспросами о Луссуозо и случайным появлением рекламного проспекта на краю стола, могла означать только одно. Я улыбнулся.

— Дорогая, мне начинает казаться, мы злоупотребляем гостеприимством этой планеты и она рискует нам надоесть. Ты еще не подумывала о перемене обстановки? По-моему, нам пора отдохнуть на какой-нибудь роскошной, щедрой на развлечения планете.

Она развернулась на каблуках и осыпала меня восторженными поцелуями.

— Джим! Ты, наверное, телепат! Что скажешь насчет…

Если честно, «говорить насчет» от меня не требовалось. Только вспомнить давно забытые номера банковских счетов.

Но удовольствие того стоило. Поначалу. Иногда Анжелина куда-то уходила, но мы с ней ни разу не обсуждали омолодительные процедуры. Обнаружив у себя в шевелюре седые волосы, а также заметив одышку после серьезных тренировок, я вынужден был признать, что и мне не повредит оздоровительный цикл, а то и два. В конце концов я раскошелился.

Рекламные проспекты не солгали, на Луссуозо нам жилось весело и интересно. У нас был великолепный дом и красивые друзья. Уж не знаю, насколько красивы они были до того, как стали красивыми, но теперь они смотрелись очень даже неплохо. Говорят, не все на свете можно купить за деньги, но в наши времена это не более чем избитый штамп. На Луссуозо все молоды, красивы и богаты. Хотя, пожалуй, слово «богаты» заслуживает первого места. А потом идут «молоды» и «красивы».

Не так уж много времени мне понадобилось, чтобы узнать, какие они все неизлечимые зануды. Похоже, избыток денег способствует появлению на свет людей, которые интересуются только избытком денег. Не скажу, что я сноб (куда мне до настоящего сноба!), в круг моих друзей и знакомых попадали воистину удивительные, даже изумительные образчики самых невероятных проявлений жизни. Всезнайки и зазнайки. Диктаторы и махинаторы. Политиканы и полицейские болваны. Вояки и прочие бяки. И в их обществе мне никогда не бывало скучно, если, конечно, не брать во внимание кое-какие нюансы. Однако, проведя месяц на Луссуозо, я уже был согласен на что угодно… только не на второй месяц на Луссуозо.

Даже самоубийство казалось вполне приемлемым вариантом. А может, вернуться в армию? Или поплавать в озере серной кислоты? Все веселее, чем провести пять минут в обществе Ровены Виникультуры или Вивилии фон Брун.

Но я покорно сносил их дурацкую болтовню и топил горе в вине. На то были две причины. Во-первых, за медицинское обслуживание я заплатил кучу денег величиной со спутник и вовсе не желал бросать их на ветер. Во-вторых (и эта причина гораздо важнее), на Луссуозо Анжелина очень хорошо проводила время. Прежде наш образ жизни не позволял ей обзавестись подругами и приятельницами. Ее кровожадная юность осталась в далеком прошлом и глубоком забвении благодаря психиатрам, которые вернули ее в лоно цивилизованного общества, но избавили далеко не от всех преступных наклонностей. Мы с ней старались лишний раз не вспоминать дела давно минувших дней, когда я (разумеется, в порядке исключения) воевал под знаменем закона, а под ее очаровательной внешностью таилась коварная, злобная и жестокая натура. Я никак не мог понять, в чем тут дело, пока она (любившая меня, должно быть, уже тогда) недоверилась мне, пока не раскрыла медальон со страшной тайной своего прошлого. Ее красота вышла из-под скальпеля хирурга. Операции стоили безумно дорого, только беспримерные по лихости и жестокости кражи и грабежи позволили Анжелине расплатиться с врачами. Она приобрела ангельский облик, но в душе так и осталась жуткой уродиной.

Имея за плечами такое прошлое, да еще привычку то и дело переступать рамки закона, поневоле станешь анахоретом. Разумеется, мы старались вести не слишком замкнутый образ жизни, но все равно он изрядно отличался от образа жизни 99,99 процента человечества. А потом у нас родились близнецы… Не скажу, что я встретил эту новость с энтузиазмом, но потом мало-мальски вошел во вкус отцовства и изменился к лучшему. Так утверждает Анжелина, а уж кому и знать меня, как не ей. Когда мальчуганы подросли, мы постарались дать им самое лучшее образование. А потом долго спорили и в конце концов пришли к выводу, что Джеймс и Боливар должны выбрать образ жизни, который им импонирует. Сказать по правде, мы с Анжелиной все-таки показали им наиболее заманчивые аспекты нашего бытия. И счастлив заметить, что мальчики не колебались в выборе. Все эти приятные и полезные занятия не позволяли нам скучать, и поскольку у Анжелины никогда не было близких друзей, она не стремилась обзавестись и близкими подругами.

На Луссуозо ее словно подменили. Я постоянно видел ее в обществе светских див, они вместе приходили и вместе уходили, а куда уходили, я не спрашивал, меня это мало заботило. Главное, что Анжелине было хорошо. Она даже как-то раз упомянула (эх, растяпа ты растяпа, ну почему не расспросил?) о Храме Вечной Истины. Анжелину он не слишком интересовал, но ее туда несколько раз заманивали увлекающиеся подруги. И вот результат…

Я надолго присосался к стакану, а потом строго-настрого запретил себе наполнять его заново.

Зазвонил телефон.

— ДиГриз, — буркнул я.

— Адмирал, это капитан Коллин. Есть кое-какие новости о Храме Вечной Истины. Вы бы не могли приехать в мой офис?

Когда я выскочил за дверь, он еще говорил.

ГЛАВА 2

— Итак, что вы обнаружили? — Я бесцеремонно ворвался в офис капитана Коллина. Он говорил по телефону и жестом велел мне подождать.

— Да. Спасибо, я понял. — Он повернулся ко мне. — Это из больницы. Похоже, у миссис Виникультуры посттравматическая амнезия.

— Забыла все, что с ней случилось?

— Вот именно. У врачей есть способы проникнуть в ее память, но с этим придется обождать, пока она не оправится от шока.

— Но ведь вы меня не для этого позвали?

— Вы правы. — Он провел пальцем по внутренней стороне воротника. Он выглядел смущенным — насколько это возможно для перегруженного мускулатурой капитана полиции. — Мы, граждане Луссуозо, гордимся нашей сверхнадежной службой безопасности, сверхтщательным делопроизводством…

— Следует понимать, — перебил я, — что ваша служба безопасности опростоволосилась, а делопроизводство дало маху?

Он открыл рот для гневной отповеди. Но тут же закрыл его и обессиленно упал в кресло.

— Вы угадали. Но этого еще никогда не бывало.

— Один раз — это уже перебор. Рассказывайте.

— Просто беда с этим Храмом Вечной Истины. Видите ли, он зарегистрирован должным образом, религия признана общественно безопасной. Бухгалтерия в полном порядке, финансовые отчеты предоставлялись точно в срок. Но Храм, как и остальные церкви, был освобожден от уплаты налогов. Короче говоря, все выглядело очень даже пристойно. Разумеется, у нас есть досье на всех священнослужителей, мы располагаем сведениями, и весьма подробными, обо всех рядовых членах секты…

— Досье? Сведения? Вас не затруднит объяснить? Капитан явно был не в своей тарелке.

— Видите ли… Луссуозо, как и любая цивилизованная планета, свято блюдет Межзвездный закон о свободе вероисповедания. Вам, конечно, доводилось о нем слышать.

— Что-то такое слышал. В школе.

— Межзвездный закон — это вам не что-то такое. История религии — это история насилия. Слишком уж часто верующие проливали кровь. Мы сыты по горло убийствами. А посему ни одно государство, ни одна планета не может иметь официальной религии. Точно так же государство или планета не может иметь законов, контролирующих религию. Свобода собраний и отправления религиозных обрядов — краеугольный камень цивилизации.

— А как насчет изуверских культов?

— К этому-то я и подвожу. Галактический кодекс требует от нас невмешательства в дела религиозных общин, и мы ни в коей мере не поступаемся этим принципом. Но, поскольку юным и морально неустойчивым необходима защита, мы бдительно следим за всеми сектами. Разумеется, совершенно легально и с предельной осторожностью. Желая убедиться, что никто не посягает на права верующих, что каждая секта вольна по-своему вершить религиозные обряды, что никто не посягает…

— Давайте покороче. Вы пытаетесь сказать, что держите все секты под колпаком. Знаете, кто в какую церковь ходит, как часто и к чему эти хождения

могут привести.

— Именно, — агрессивно прорычал он. — Мы храним эти сведения за семью печатями и допускаем к ним лишь самых высокопоставленных лиц, и то в исключительных случаях…

— Отлично. Случай исключительный, а мы с вами — высокопоставленные лица. Излагайте.

— Ровена Виникультура — одна из самых «старых» прихожанок храма. Службы посещает регулярно. Вашу жену она приводила на четыре сеанса, или мессы, или как у них это называется…

— И?

Капитан Коллин опять стушевался.

— Как я уже говорил, наши досье полны и весьма подробны. Только один человек — магистр Фэньюимаду, глава Храма Вечной Истины…

Он замялся и уперся глазами в стол. Я договорил за него:

— Магистр Фэньюимаду не фигурирует ни в одном из ваших файлов.

Он кивнул, не поднимая головы.

— Мы знаем его адрес и зафиксировали каждое посещение храма. Но ничего сверх этого мы не сделали, дабы не нарушить Межзвездный закон о свободе вероисповедания.

— Не следили за ним? Не интересовались его прошлым? Обстоятельствами иммиграции? Темными делишками?

Он отрицательно покачал головой. Я не на шутку разозлился.

— Позвольте мне слегка порассуждать. Вам неизвестно, как он попал на эту планету. Вы не знаете, здесь он сейчас или уже улетел. Я прав?

— Видите ли… мы допустили небольшую оплошность.

— Оплошность?! — Я вскочил на ноги и забегал по кабинету. — Оплошность?! Пожар! Взрыв! Кровь! Женщина в больнице! Бесследное исчезновение моей жены! Это вы называете оплошностью?

— Адмирал, вовсе ни к чему так волноваться.

— «Ни к чему»? Я вам покажу «ни к чему»!

— Адмирал, мы ведем расследование и уже добились кое-каких результатов. — Он притворился, будто не услышал мой презрительный смех. — Обнаруженная в Храме кровь собрана и проанализирована на молекулярном и субатомном уровнях. Результаты сопоставлены с образцами крови всех людей, находящихся сейчас на Луссуозо. Как вам известно, мы тщательно храним данные медицинского обследования. На сегодняшний день компьютеры располагают огромной базой данных. Еще когда я вам звонил, сектор поиска значительно сузился — до двадцати, даже меньше, человек. Пока мы тут с вами беседовали, я получил самые свежие данные. — Он постучал по экрану на столе. — Число подозреваемых сократилось до пяти… Нет, до четырех! Погодите, их уже всего три, и две пробы крови взяты у женщин. Остается мужчина…

Как только он выдернул лист из принтера, мы дружно повернулись и бросились к двери.

— Кто? — крикнул я на бегу. Он прочитал не останавливаясь.

— Профессор Джастин Слэйки!

— Где?

— Отсюда — шестьдесят секунд полета. Ну хоть на этот раз он оказался точен. Вертолет оторвался от земли, едва мы запрыгнули в салон. Очевидно, на этой планете военные узнавали новости одновременно с полицейскими — над нами ревели десантные реактивные «вертушки». Еще до захода на посадку мы увидели, как десантные машины приземляются, из них высыпает пехота и окружает дом.

Под вой двигателей мы спрыгнули на мощенный каменными плитами внутренний двор. Коллин выхватил огромный пистолет и на секунду раньше меня ударил ногой в дверь.

Пусто. Птичка улетела.

Спальня. В платяном шкафу — четыре чемодана в ряд. Между ними брешь, точно след вырванного зуба. Одного чемодана не хватало. Дверь гаража была распахнута настежь. Вошел офицер связи, отдал честь и достал распечатку из нагрудного ранца.

— Удрал, сэр.

Коллин зарычал и выхватил у него лист.

«Профессор Дж. Слэйки. Пассажир межзвездного лайнера пятизвездного класса „Звезда суперзвезд“. Отправление…»

Он посмотрел на меня. Он был мрачнее тучи. — Больше часа назад.

Стало быть, корабль уже в кривопространстве и до его прибытия на место связи с ним не установить. Я призадумался. Выбор был небогат.

— Вам, конечно, надо обратиться к правительству места назначения. Впрочем, вряд ли это что-нибудь даст. Случай, мягко говоря, не совсем обычный. Я очень сильно подозреваю, что этот тип все время опережает нас на корпус. Скорее всего разговор с пунктом ожидаемого прибытия корабля ничего не даст, поскольку лайнер идет по другому, непредвиденному маршруту. Капитан, по-моему, мы упустили Слэйки. Но вы, по крайней мере, можете мне сказать, что он собой представляет. Или хотя бы, за кого вы его принимаете.

— Самое неприятное, что он действительно профессор Слэйки. Я начал розыск, едва прочитал его фамилию, и только что получил доклад непосредственно от медицинского начальства. Профессор Слэйки — врач с межпланетным именем, прибыл сюда по приглашению правительства, — за услуги такого профессионала никаких денег не жаль. Что-то связанное с замедлением энтропии применительно к нашему медицинскому обслуживанию.

— На мой взгляд, это разумно. Замедлить энтропию — значит, замедлить старение. Для чего и предназначена ваша планета. Так вы говорите, он — настоящий?

— Несомненно. Мне посчастливилось однажды увидеть его за работой. Он истинный гений, не только я, но и наши ученые, в основном врачи, остались от него в восторге. Ко мне поступают сведения, — Коллин дотронулся до динамика в ухе, — что они отказываются верить в его причастность к деятельности Фэньюимаду.

— А вы верите?

Он не успел ответить. Снаружи донеслась перебранка, затем распахнулась дверь и вбежал полицейский с герметичным контейнером под мышкой.

— Капитан! Бригада судмедэкспертизы разобрала все обломки Храма Вечной Истины и обнаружила вот это… под разрушенным электронным устройством. Мы не могли понять, что это, пока не подняли аппарат. Это… человеческая рука!

Он поставил контейнер на стол, и мы ошеломленно уставились на раздавленную, искромсанную руку в прозрачном контейнере. На меня нахлынул страх, но отпустил, как только я по форме и величине руки определил, что она несомненно принадлежала мужчине.

— Кто-нибудь додумался взять отпечатки пальцев?

— Додумался, сэр. Они уже в компьютере и… Его перебил звонок телефона. Капитан Коллин поднес аппарат к уху, послушал и медленно положил на место.

— Отпечатки идентифицированы. Да, сэр. Это рука профессора Слэйки.

— Если вам нужно вещественное доказательство, вот оно. — Я показал на раздавленную конечность. — Слэйки и Фэньюимаду — одно и то же лицо. Сначала — анализ крови, а теперь еще и это. Постоянно держите меня в курсе. Ясно?

Не дожидаясь ответа, я повернулся на каблуках, направился к выходу и крикнул через плечо:

— Надеюсь, когда я доберусь домой, все сведения о Слэйки уже будут в моем компьютере.

Все, Джим, хватит заниматься ерундой. Возня с полицией и властями — напрасная трата времени. Пора браться за работу.

Я вызвал такси, позвонил своему водителю, чтобы перегнал машину домой от управления полиции (плох тот богач, который не жмет соки из слуг), и по дороге продумал во всех деталях план спасения Анжелины.

— Здесь я выйду, — сказал я таксисту в километре от дома. Я слишком нервничал, чтобы наслаждаться шикарной ездой. Хотелось пройтись и поразмыслить. Во мне крепло предчувствие, что полиция очень скоро зайдет — если еще не зашла — в тупик. Злоумышленник слишком превосходит ее по части ума. Но удастся ли мне его одолеть?

Вокруг стояли роскошные дома, их окружали великолепные сады, вовсю щебетали птицы. Я мало что слышал и ничего не видел. Но, приближаясь по тропинке к дому, все-таки заметил, что передняя дверь приотворена. А ведь я ее запер собственной рукой. Воры? Исключено. На солнечной Луссуозо от бытового воровства избавились, чего нельзя сказать о бытовом занудстве. Я вошел, хлопнул дверью и широко улыбнулся. Джеймс вскочил с кресла, подбежал ко мне и обнял. Или Боливар?

— Папа, я — Джеймс. — Он помнил о моей ахиллесовой пяте. — Ничего, когда-нибудь ты научишься нас различать.

— А я уже научился. Ты предпочитаешь синие рубашки.

— Эта — зеленая. Советую найти примету понадежнее.

Он мне налил горячительного, а о себе успел позаботиться до моего прихода, и я доложил об успехах полиции. Вернее, об отсутствии таковых. Затем он произнес слова, которые вряд ли могли нас ободрить:

— Я уверен, с мамой все в порядке. Да, она исчезла. И наверняка попала в беду. Но в нашей семье она лучше всех может за себя постоять.

— Конечно, сынок, она лучшая из лучших. — Вопреки моему желанию, прозвучало это довольно мрачно. Джеймс положил руку мне на плечо, очень сильно сжал.

— Да, папа. Произошло что-то непонятное и страшное. Но эта женщина, Ровена, говорит «пропала», а не «умерла». Поэтому мы должны взяться за дело и найти маму. Только и всего.

— Верно. — Я упрекнул себя за надрыв в голосе. Ах ты, старая серая сентиментальная крыса! Хватит распускать нюни! — Правильно, сынок! И если клан диГризов не справится с этой работой, то значит, с ней не справится никто.

— Чертовски хорошо сказано! Да, я получил от Боливара весточку, очень скоро он будет здесь. Твой вызов застал его на исследовательском корабле — он занимался геологической съемкой на спутниках. Все бросил и летит быстрее света.

— Лунная геология? Что-то новенькое. А я думал, он в биржевые маклеры подался.

— Эта профессия ему быстро наскучила. В конце концов он вложил свои миллионы в самые рискованные предприятия — я уверен, с гораздо большей выгодой для себя, чем для клиентов, — вонзил брокерский штык в землю и купил космический корабль. Так чем мы сейчас займемся?

— Для начала, если не возражаешь, я тебя попрошу еще разок наполнить стаканы. — Я упал в кресло. — Старым, добрым, стопроцентно надежным и как раз для таких случаев предназначенным «Мозговым штурмом». Нам предстоит работенка.

— Какая, папа?

— Прежде всего надо раз и навсегда отказаться от сотрудничества с власть предержащими. Их тянет все дальше в лес, хотя они уже достаточно наломали дров.

— А мы пойдем другим путем. — Он не спрашивал. Он констатировал факт.

— Вот именно. Бюрократы затеяли невероятно дотошные, необыкновенно кропотливые поиски Слэйки, а у нас нет времени на глупости.

У него поднялись брови, и мне пришлось улыбнуться.

— Если они добьются успеха, в чем лично я весьма сомневаюсь, мы об этом очень скоро узнаем. А тем временем мы должны собрать все сведения, какие только можно, о Храме Вечной Истины. Будем брать их из первых рук. Прихожане расскажут все, что нас интересует. — Я помахал перед его носом списком сектантов, которым без особого труда разжился в полиции. — Среди них три женщины, я с ними довольно хорошо знаком. Ну что, начнем?

— Как только я сниму щетину с физиономии и надену чистую рубашку, можешь считать, что дело в шляпе. Я ведь красавчик и знаю подход к слабому полу.

Я довольно хмыкнул. Думайте о нас, что хотите, но я-то знал, что сын говорит чистую правду. В нашей семье ложная скромность не поощрялась.

— Действуй. А я пока разогрею мотор семейного драндулета.

Разумеется, я говорил в переносном смысле. Процветающая планета Луссуозо по праву гордилась своим чистым воздухом, наверное, самым дорогостоящим в галактике. По-моему, за одну только мысль о гадком двигателе внутреннего сгорания можно было угодить в кутузку. Здешние машины бегали на атомных или электрических батареях или, как наш шикарный «парящий орел», на энергии, аккумулированной в маховом колесе, которое на ночь подключалось к источнику тока.

Я свистнул. Робошофер выкатил машину из гаража, склонил передо мной пластмассовую голову и глупо улыбнулся. Вздыбилась золотая крыша, в салоне заиграла легкая гостеприимная музыка. Как только я расположился на сиденье, включился телевизор. Передавали новости, но как раз их-то я и не желал слышать.

— Спорт, — сказал я, и телевизор молниеносно выбрал из множества передач скоростную гонку на воздушных шарах. К приходу Джеймса бар разлил шампанское по бокалам.

— Ух ты! — восхитился Джеймс. — Настоящее золото?

— Конечно. А еще алмазные фары и ветровое стекло. За ценой мы не постояли.

— Куда? — спросил он, потягивая шампанское.

— Первая в списке Вивилия фон Брун. Не только в этом списке, но и во всех остальных, надо полагать. Невероятно богата, умопомрачительно красива. Я ей позвонил, и она к нашим услугам.

Чарующе улыбаясь, она выплыла нам навстречу. Она оставила под изумительными глазами красноватые тени — след недавних переживаний. Конечно, те переживания были во всех отвратительных подробностях описаны в программах новостей. На ней было нечто серое и просвечивающееся, каждое ее движение позволяло нам взглянуть на загорелые прелести. Выглядела она лет на двадцать пять, от силы на двадцать шесть, и вообще казалась идеалом красоты и здоровья. Но я не верил в идеалы и даже помыслить не решался о ее настоящем возрасте. Должно быть, это что-то астрономическое.

Она протянула изящную руку. Я ее взял и легонько коснулся губами.

— Милый Джим, бедняжка! — Она вздохнула. — Какая трагедия!

— Ничего, еще не вечер. Разреши представить тебе моего Джеймса.

— Ах какой ты умница! Молодец, что заглянул. Уолдо, мой муж, опять на охоте. А по мне, так что может быть скучнее, чем взрывать диких животных? Если Джеймсу негде переночевать…

Вивилия не теряла времени. Пока Уолдо крошил робохищников на лоне природы, она помаленьку хищничала на дому. Вероятно, она не годилась Джеймсу даже в прапрабабушки. А значит, имела кое-какой опыт…

Я выбросил из головы неприличную мысль и вспомнил, за чем пришел.

— Вивилия, мы ищем Анжелину, и ты способна нам помочь. Для этого надо рассказать все, что тебе известно о Храме Вечной Истины.

— Ах, Джимми, ты такой… напористый! И твой сын, конечно, унаследовал…

— Сначала факты! — рявкнул я. — Флирт — потом!

— Грубо, но по существу, — улыбнулась невозмутимая Вивилия. — Хорошо, расскажу все как на духу.

Ее рассказ доставил бы нам с Джеймсом намного больше удовольствия, будь он раз в десять короче. Вивилия обожала чесать язык, но я не позволял ей слишком далеко отходить от темы. Между прочим, от очень интересной темы.

Поистине олимпийская скука привела к расцвету на Луссуозо спорта, эскапизма и всевозможных религиозных культов. Магистра Фэньюимаду приглашали на различные приемы и званые вечера, с гипнотизмом его проповедей соперничал только магнетизм его глаз. Праздношатающиеся дамы нет-нет да и заглядывали в Храм Вечной Истины, очень многие становились завсегдатаями. И Вивилия вполне доходчиво объяснила почему.

— Его религия, как и любая другая, дает утешение, но дело не столько в утешении, как в обещании вечного блаженства. Впрочем, у него и проповеди интересны, уж поверьте. Все лучше, чем ежедневная телемуть. А проповедует он вот что. Тому, кто часто ходит в Храм, истово молится и охотно жертвует, предоставляется возможность заглянуть в рай.

— В рай? — Я торопливо перерывал свои познания в рудиментарной теологии.

— В рай. Да неужели ты о нем ничего не слышал? Неужели в твоей религии…

— Папа атеист, — сказал Джеймс. — Как и все мы, диГризы.

Вивилия многозначительно усмехнулась.

— Что ж, не мне вас судить. В наш век реализма и социального равенства таких, как вы, большинство. Но у этой медали есть и оборотная сторона — обожествление рутины, возведение прагматизма в культ. Тоска смертная. Поэтому нет ничего странного в том, что самые чувствительные из нас ищут высший смысл бытия…

Наступил мой черед многозначительно усмехнуться. Но снисходительная Вивилия притворилась, что не заметила.

— Мне бы не пришлось этого объяснять, если бы ты прилежнее учился в школе и не прогуливал уроки прикладной теологии. После смерти все мы попадем на небеса, и тот, кто при жизни вел себя хорошо, получит в награду вечное блаженство. Те же, кто вел себя плохо, отправятся в ад — на вечные страшные муки. Я понимаю, все это выглядит слишком упрощенно и нелогично. Так показалось и мне, и всем остальным девушкам, когда мы впервые услышали о небесах и преисподней. Однако возможность побывать в этих местах, по крайней мере, с кратким визитом, придает им весомость и осязаемость. После того, как я сама там побывала, у меня основательно поубавилось недоверия.

— Гипноз, — предположил я.

— Ха! Джимми, это же слово я услышала от Анжелины. Она тоже поджимала губы и фыркала, точь-в-точь как ты. А я ей на это ответила, что все мои подруги, побывавшие в раю, пережили в точности те же ощущения, что и я. Уж поверь, я способна отличить гипнотическое наваждение от реальности. Нет, это был вовсе не транс. Не могу описать сам перенос в рай, но я там была, честное слово. Одной рукой магистр Фэньюимаду держал меня, а другой эту редкостную тупицу Роузбадд. Она слишком бедна умом, чтобы ее можно было загипнотизировать. Но в раю мы видели друг друга, и у нас остались схожие впечатления. Там так чудесно, так красиво — даже слов не подобрать. И… здорово воодушевляет. — Она запнулась и покрылась легким румянцем. Воодушевление было не в ее стиле.

— Анжелина тоже побывала в раю? — спросил я. — Мне она ни о чем подобном не рассказывала.

— Я тоже ни о чем подобном не могу рассказать. Не имею привычки совать нос в чужие дела.

Она притворилась, будто не заметила моей поднятой брови. Я понял, что ничего нового здесь не узнаю. Сейчас она скажет: «Вы и сами могли бы увидеть рай, если бы верили». Не женщина, а твердыня веры.

Она вдруг резко сменила тему — предложила Джеймсу взглянуть на дом и взяла его под руку. Я вдруг почувствовал себя третьим лишним. Отпускать моего сына за здорово живешь она явно не собиралась, но, к счастью, из космопорта позвонил Боливар, и нам не пришлось искать повод для бегства.

По пути в космопорт я вдруг поймал себя на том, что скалю зубы и все сильнее злюсь.

— Р-р-р-р! — сказал я наконец.

— Недурной рык, папа. Нельзя ли узнать его причину?

— Можно. Джеймс, я в ярости. Слишком много загадок, и одна из них загадочнее всех. Меня уже с души воротит от этого пройдохи и его липовой церкви.

— А мне казалось, к жуликам и проходимцам ты снисходителен.

— Снисходителен, но лишь при условии, что они надувают богатых. Я никогда не обжуливал вдов, сирот и вообще всех тех, кто не смог бы этого пережить. И к тому же я иду на преступление только ради денег. Ради старых добрых зелененьких и желтеньких, ради хрустящих и звенящих красотулечек.

— Я все понял. — На лице Джеймса появилась свирепая, под стать моей, улыбка. — Ты — за чистое, высоконравственное мошенничество. За то, чтобы отнимать деньги у богатых и отдавать их не столь богатым. В частности, тебе. И чтобы никто не страдал от этой процедуры.

— Совершенно верно! В афере Фэньюимаду, несомненно, тоже замешаны деньги, но оскорблять чувства верующих — это уже недостойно! Фальшивый гуру переступил грань приличия. Вера — самое сокровенное богатство человека. Религия — исключительно тонкая материя, руками ее лучше не трогать. Я никому не диктую, во что ему верить, а во что — нет. Я даже внимательно выслушиваю искренне верующих, какую бы они чушь ни мололи. Но Слэйки, он же Фэньюимаду, ведет грязную игру. Мало ему лживых проповедей, он использует машины, чтобы дурачить простодушных, убеждать их в существовании загробного мира. Я не спорю, может быть, он и существует, но в данном случае мы имеем дело с чистейшей воды мошенничеством. Если человек после смерти попадает на небеса, значит, единственная дорога туда — смерть. Никакие обзорные экскурсии природой не предусмотрены. Короче говоря, у Слэйки не просто очень грязный промысел, но и, возможно, очень опасный. Добро бы он показывал своим доверчивым прихожанам настоящий рай, где им неизбежно предстоит оказаться. Он бы просто вытягивал из них деньги, а это красивое, благородное занятие. Но он вытягивает из них индивидуальность и веру. Он им лжет, наживается на страхе перед смертью. Представляешь, как они будут потрясены, узнав, что их одурачили? Шок, психическая травма, эмоциональная контузия. Мы должны его остановить! Во что бы то ни стало!

Рыча в унисон, мы подъехали к космопорту. Боливар, загоревший под лучами кварцевой лампы, помахал нам и отворил дверцу машины. Он еще не успел снять скафандр. По пути к дому мы ему обо всем рассказали.

Едва переступив порог, я почувствовал легкий голод. Без особой надежды заглянул в меню автоповара, решил не рисковать и набрал три бифштекса из ардварка с гарниром из жареных овощей. А в душе пожалел, что не могу заказать экзотический обед на четверых, он бы сейчас был очень кстати.

— Спасибо, папа, ты отличный кулинар. — Боливар отодвинул тарелку и бокал с вином, которое даже не пригубил. — А то эти сухие пайки уже вот где сидят. Ты не поверишь, я даже хотел попробовать их упаковку — вдруг она повкуснее, чем содержимое. Впрочем, это к делу не относится. По-моему, нам пора браться за работу.

Как раз в этот момент просигналил центральный терминал, и на экране появилось лицо Анжелины.

— Джим, я хочу тебя предупредить, — сказала она, и мое сердце, подскочившее к горлу, медленно сползло на свое привычное место. — Я еду в Храм. Мне обещали показать кое-что интересное. Конечно, я не верю в ахинею, которой нас пичкает краснобай и пройдоха Фэньюимаду, но точно знаю, что скучать не придется. Предстоит путешествие в физическом теле, — вероятно, даже за пределы планеты. Подробнее пока рассказать не могу, у меня в основном догадки и интуитивные предположения. Только не смейся, ладно? Будет опасно, но я хорошо подготовилась. Так что, если вдруг потеряешь меня из виду, не теряй надежды. Счастливо.

Анжелина послала мне воздушный поцелуй и исчезла.

— Она сказала «за пределы планеты»? — спросил Боливар. Я кивнул.

— Папа, воспроизведи-ка еще раз. Мы снова прослушали запись. И когда Анжелина снова умолкла, я кое-что понял.

— Она сказала «за пределы планеты» и ничего другого не имела в виду. Предположения?

— Уйма, — сказал Боливар. — Папа, давай на время забудем про Слэйки, как ты и предлагал. Полиция и без нашей помощи сумеет просмотреть свои банки информации. Из этой записи мы узнали то, о чем полиция не подозревает. Если мама за пределами планеты, значит, она в космосе, а космос — понятие очень емкое. Но я думаю, это нас не остановит. Надо искать в галактических информаториях. Мы должны найти Храм Вечной Истины, как только он снова вынырнет на поверхность, — скорее всего под другим именем или личиной. Надо составить его «словесный портрет», и пусть наши агенты перевернут галактику вверх дном.

— Вот именно, — согласился я. — Необходимо определить его модус операнди.

— Папа, я не так хорошо знаю мертвые языки, — сказал Боливар, — но если ты имеешь в виду, что мы должны разыскать этого шутника и его чокнутую секту, то я — за.

— А что, это мысль. Пусть он даже изменит фамилию и способы заманивания легковерных, почерк у него останется прежним.

— Каким?

— Пока — ни малейшего представления. Поручаю это выяснить вам с Джеймсом.

— Мы будем искать не только в прошлом, но и в будущем, — сказал Джеймс. — Нет никаких оснований считать, что эта секта привязана к одной-единственной планете. Зато есть все основания предполагать обратное.

— В точку, — кивнул Боливар. — Исходя из этого, разработаем план поисков.

Я с гордостью посмотрел на своих мальчиков. На лету схватывают, ни секунды не теряют. Да и сам я — хоть и старая крыса, только еще не заржавел. Но смотреть, как молодые, блестящие оттачивают зубы, — одно удовольствие.

Они разделили космос на двоих и принялись его обзванивать и опрашивать. Секторы поисков стремительно расширялись. Я решил не мешать сыновьям. Нашел холодное пиво, перенес к себе в кабинет и свистнул терминалу компьютера, чтобы включился. Потягивая пивко, я скользил по всевозможным базам данных и застревал на религиях. Надо было побольше разузнать насчет рая и ада. Все необходимое я нашел в разделе «Эсхатология». Там очень подробно и столь же сумбурно рассказывалось о жизни после смерти. За долгие века накопилось несметное множество различных религий, которых придерживалось такое же несметное множество различных социальных групп. В большинстве случаев загробная жизнь рассматривалась как новая стадия человеческого бытия, но в более или менее предпочтительных условиях. Другие религии рисовали потусторонний мир в черных красках. Умершему, считали они, неизбежно придется расплачиваться за грехи.

Я вызубрил статьи о рае и аде, затем о гадесе, парадизе и шеоле. В любой религии хватало путаницы и зауми, а то и откровенной белиберды. Впрочем, попадались и исключения, в основном компилятивные религии, составленные из клочков и осколков других. У меня заболела голова. Из всей этой теософской неразберихи несложно было вылущить один простой и ясный факт: религия — дело серьезное. Она затрагивает тему жизни и смерти. Очевидно, ранние религии были ненаучны, да и как иначе, если они не стремились понять действительность, а только воздействовали на эмоции? Они появлялись благодаря естественному желанию людей разгадать тайну своего существования. Но затем на сцену вышла наука, и религии должны были исчезнуть под натиском логики и эмпирики. Но не исчезли, и это наглядно доказывает способность человечества верить во взаимоисключающие явления.

День выдался утомительный, и я вдруг обнаружил, что красочные иллюстрации загробной жизни уже не скользят перед моим взором. Я вздрогнул и открыл глаза. Все, хватит на сегодня. Зевнем разок — и в постель. От выспавшейся крысы проку гораздо больше, чем от усталой, с обвислыми усами.

Я провалился в сон, а через десять секунд (или часов?) бестолково заморгал.

— Джеймс?

— Папа, это Боливар. Мы нашли второй Храм Вечной Истины.

Сон как рукой сняло. Я вскочил с кровати.

— Под тем же названием?

— Ничего подобного. Эта секта называется Церковь Ищущих Путь. В именах, биографиях, книгах ничего общего с Храмом Вечной Истины. Но по совокупности признаков — это он.

— Где?

— Недалеко. Планета Вулканн. В основном тяжелая промышленность и добыча сырья. Но есть симпатичный тропический архипелаг, на нем только курорты и виллы. Похоже, там довольно уютно. С ближайших звездных систем народ валом валит.

— Вылетаем?..

— Как только будешь готов. Билеты заказаны. До старта — час.

Я заглянул в бумажник. Кредитные карточки на месте.

— Я уже готов. Захватите какие-нибудь паспорта и — вперед!

ГЛАВА 3

На всякий случай мы отправились в путь под новыми именами и с новыми паспортами. В моем сейфе хранились десятки паспортов, все — подлинные. Из снаряжения мы взяли только две кинокамеры — надо заметить, их конструктору в самых диких грезах не привиделись бы мои усовершенствования. Еще я, разумеется, прихватил алмазные запонки и герметичную шкатулку с драгоценностями и прочими невинными вещицами.

Прибытие на Вулканн выглядело более чем эффектно. Когда мы с пестрой толпой туристов высаживались из корабля, духовой оркестр грянул бравурный марш; под эту воодушевляющую музыку и наш взволнованный гомон к кораблю чеканным шагом приблизился Корпус Экскурсоводов. Черные ботфорты на высоких каблуках, а также облегающие и тонкие до прозрачности ярко-красные мундиры подчеркивали великолепные формы наших будущих гидов. Раздалась отрывистая команда, они дружно остановились и разошлись. Каждая гидесса получила назначение, и самая привлекательная — блондинка с очаровательными веснушками на носу — строевым шагом приблизилась к нам и отдала честь.

— Сэр, фирма «Диплодок и сыновья» счастлива приветствовать вас на планете Вулканн. Я — Дивина де Зофтиг, но друзья меня называют просто Ди.

— Мы — друзья!

— Ну разумеется. Пока вы будете гостить на нашей чудесной планете, я всегда к вашим услугам. Позвольте обращаться к вам неформально: Джим, Джеймс и Боливар.

— Ну разумеется! — хором откликнулись близнецы, дружно копируя ее белозубую улыбку.

— Вот и прекрасно. Добро пожаловать на праздник, который всегда с вами.

— С удовольствием! — воскликнули они, излучая жар буквально из каждой поры.

— А коли так, прошу следовать за мной. Будьте добры, махните справками о здоровье вон туда, в сторону врача. Отлично. А теперь посмотрите вон на того робота. Это носильщик, он понесет ваш багаж. Выход — там, благодарю вас. Рентгеновский аппарат на выходе просветит ваши бумажники и убедится в подлинности кредитных карточек. Вам предстоит восхитительный и очень дорогой отдых на нашей планете.

Прямолинейность гидессы создавала самое выгодное впечатление. Планета Вулканн уже начинала мне нравиться — почти так же, как мальчикам Ди. Ужасно не хотелось портить им настроение, но ведь мы прибыли сюда ради дела, а не ради удовольствий.

— Нам нужна роскошная гостиница, — сказал я.

— У нас их тысячи.

— Предпочтительна ближайшая к Церкви Ищущих Путь. Мы хотим повидаться с друзьями.

— В таком случае, вам очень повезло, поскольку на той же площади Гротского стоит робособняк Разумовского. В обслуге — только роботы, гостиница открыта круглосуточно, и там всегда есть места.

— Годится, — сказал я. — Веди.

— Ваш номер готов и ждет, — сообщила она, когда такси остановилось перед гостиницей.

— Добро пожаловать! Добро пожаловать! — загомонили, хватая наши чемоданы, до неприличия жизнерадостные робопортье.

— Это вам. — Ди приколола каждому из нас на рубашку искусственный цветок в алмазах. — Сейчас мы расстанемся, но я не забуду о вас ни на миг. Достаточно сказать цветку мое имя, и я прилечу, как на крыльях. От всей души желаю вам только одного: приятного времяпрепровождения. Молю, развлекайтесь!

— Будем! Будем! — хором ответили мы и позволили робокоридорным отвести нас в номер.

Перед тем, как сесть за работу, я связался с домом — нет ли новостей? Увы, никаких следов Анжелины. Полиция топталась на месте. Я чувствовал, что мы правильно сделали, поняв намек Анжелины и улетев с Луссуозо.

— Отлично. — Боливар провел стеклорезом по окну я вынул аккуратный стеклянный кружок. Стеклорез щелкнул и снова превратился в карманный нож. Боливар установил нашу умную кинокамеру на подоконнике, так чтобы объектив смотрел в отверстие. — Теперь можно не только снимать входящих и выходящих, но и записывать их голоса.

— Превосходно. — Глядя в видоискатель, я настроил и включил камеру.

— Теперь она в автономном режиме.

— А память? — спросил Джеймс.

— Молекулярная, примерно на десять тысяч часов. Нам столько и не понадобится. Сейчас мы спокойно выпьем, перекусим и вздремнем, а утром полюбуемся на улов.

Утро мы благополучно проспали. День на Вулканне длился десять часов. Пока мы спали, солнце взошло и зашло. Когда завтракали, оно снова вынырнуло из-за горизонта и быстро полезло вверх. Без особого воодушевления мы смотрели в окно; тем временем робофициант убирал тарелки, а кровати застилались сами. Поскольку гостиница была целиком автоматизирована, никто не обращал внимания на нашу странную деятельность. На той стороне улицы в Церковь входили первые прихожане. Ни одного знакомого лица. Когда затворялась высокая дверь, я заметил, что грызу ногти, и вскочил на ноги.

— Я в спортзал, а потом в бассейн.

— Мы там будем раньше тебя. — Боливар метнулся к двери в свою спальню.

Подойдя к бассейну, мы сняли и отбросили полотенца. Войдя через другую дверь, Ди тоже сняла и отбросила полотенце. Но не стоило переоценивать этот жест. Просто на Вулканне нагота не считалась постыдной.

— Надеюсь, вам нравится на нашей сказочной планете. — Широкая улыбка Ди, как и все остальное, смотрелась восхитительно.

Конечно, это был риторический вопрос. Я нырнул и энергично заработал руками и ногами, а близнецы столь же энергично — языками. «Ах, молодость, молодость… что-то в тебе все-таки есть», — подумал я, когда остановился передохнуть и полюбоваться сыновьями и красоткой Ди.

Потом мы перешли в гимнастический зал, и мальчики размялись до седьмого пота. Как ни крути, мы прилетели работать, а не жирок нагуливать. Упражнения, не требующие усилий мозга, пошли нам на пользу — подняли настроение и позволили забыть об Ищущих Путь. Со свежими силами, а еще с ленчем, утрамбовавшим в желудках недопереваренный завтрак, мы вернулись в номер. Я включил ускоренное воспроизведение, затем прослушал несколько диалогов и, наконец, увеличил изображение каждого прихожанина и сделал снимки их лиц. Мы их расстелили на столе, внимательно рассмотрели и дружно приуныли. Потом Джеймс высказал мысль, которая угнетала всех:

— Одно мы теперь знаем наверняка. Никто из нас не сможет внедриться в секту.

— Да, без радикальной хирургии не получится. Боливар широко улыбнулся. Мы ответили сердитыми взглядами. Среди посетителей Церкви Ищущих Путь не было ни одного мужчины.

— Нам нужна помощь, — сказал я.

— Ты еще не расстался со Специальным Корпусом? — спросил Джеймс.

— Расстанешься с ним, как же! Правда, я уже давно не общался со своим начальником, достопочтенным Инскиппом… а впрочем, может, оно и к лучшему.

— Я глянул на ручные часы, затем нажал несколько кнопочек и улыбнулся. — Отличная новость. На главной базе сейчас глубокая ночь. Придется разбудить старого лежебоку.

Сначала ответил секретарь, но я знал код и обошел его крошечный робомозг. Чем упорнее звонил телефон, тем надрывнее храпел Инскипп, — он у нас не дурак поспать. Наконец он очухался, и телефон заскрипел знакомым сердитым голосом:

— Кто бы ты ни был, можешь считать себя покойником, если только это не самый чрезвычайный случай.

— Старина, это я, диГриз. Неужели разбудил?

— Сейчас я прикажу арестовать все твои банковские счета, даже те, о которых, по твоему глубокому убеждению, я ничего не знаю.

— Мне нужна помощь. Анжелина исчезла.

— Подробности. — Совершенно спокойный голос, раздражения как не бывало.

Я правдиво рассказал обо всем. А тем временем мальчики отправили по электронной почте все относящиеся к делу файлы, в том числе предупреждение Анжелины.

Инскипп не стал тратить время на соболезнования и поднял войска по тревоге раньше, чем я закончил рассказ. Будучи начальником Специального Корпуса — самой секретной из всех секретных служб, призванных защищать мир и охранять галактику, — он обладал внушительными возможностями и умел ими пользоваться.

— Сейчас на Вулканн летит крейсер, на его борту наш специальный агент. В ходе операции она будет носить кличку Сивилла. До сего момента она выполняла только мои приказы, а теперь поступает в твое распоряжение. Скажу вдобавок, что она — лучший агент из тех, кого я знаю.

— Даже лучше меня?

— Лучше всех, диГриз, лучше всех. Будут новости, докладывай.

Он отключился. Либо снова завалился спать, либо я его совершенно не знал.

На предельной скорости крейсер Специального Корпуса способен обогнать или перехватить любое космическое тело. И все-таки время шло невыносимо медленно. Чтобы хоть как-то развлечься, я залез в компьютерную сеть местной полиции — до смешного простая работенка, но она позволила убить несколько часов. Как только я с нею справился, у нас исчезла проблема опознания прихожан. Мы нисколько не удивились, проникнув в совершенно секретные финансовые отчеты и обнаружив, что все эти люди исключительно богаты. Подобно Храму Вечной Истины, Церковь Ищущих Путь ждала от своих адептов солидных пожертвований в обмен на проповеди и возможность получить некоторое представление о радостях загробной жизни.

У экрана монитора мы сидели по очереди. А в свободное от дежурств время старались не слишком много пить. Я побывал в бассейне, сорок раз пересек его из конца в конец, а когда вернулся, Боливар вскочил со стула и закричал:

— Ура!

Мы с Джеймсом подбежали к экрану и вытянули шеи.

— Точно, ура, — сказал я. — И еще раз ура. Мало того, что он не женского рода, он еще и очень знакомо выглядит.

— Слэйки-Фэньюимаду?

— И никто иной. Правую руку держит в кармане.

— И ты бы так делал, — без тени сострадания проговорил Джеймс, — если бы твоя рука заканчивалась запястьем.

Словно подслушав эту фразу, Слэйки вынул руку и помахал прихожанке.

— Отличный протез, — сказал я.

— И быстро же он им обзавелся, — с откровенным подозрением в голосе добавил Боливар. — При первой возможности пожму руку святому отцу.

Я вдруг уловил нечто странное, даже сам не понял, что именно. Может быть, сквозняк, а может, звук. Оглянулся и увидел, что дверь в коридор, надежно запертая на замки и засовы, отворена настежь. Вошла женщина и затворила ее за собой.

— Я — Сивилла, — произнесла она сочным контральто.

Высокая, загорелая, рыжая, статная, красивая. Она носила моднейшее платье с вращающимися алмазами, они сверкали и шарили лучиками вокруг, как прожекторы. Для такого броского, облегающего наряда необходима идеальная фигура. Вряд ли Сивилла могла пожаловаться на свою. Близнецы обернулись на голос и погрузились в одобрительное молчание. Я тоже одобрил — не столько ее внешность, сколько сам факт ее прибытия.

— Я — Джим диГриз. Это мои сыновья Боливар и Джеймс. Вы в курсе происшествия?

— Вполне.

— Отлично. Но вы еще не знаете, что Слэйки здесь, в Церкви, напротив этой гостиницы.

— И у него новехонькая правая рука, — добавил Боливар. — Мы рады, что вы не задержались.

— Я должна как можно скорее проникнуть в Церковь. Уверена, пока я сюда добиралась, вы навели справки о прихожанах. Вы отобрали наиболее перспективных для контакта?

— Вот эти три — самые многообещающие. — Джеймс достал из стопки фотографии и копии паспортов и протянулСивилле. — Все они богаты и молоды, либо выглядят молодо после омоложения. Очень общительны, охотно бывают на приемах и вечеринках. Познакомиться с ними будет несложно.

— Что я и сделаю. Как только стану Ищущей Путь, я с вами свяжусь.

За ней затворилась дверь, и мы долго сидели молча.

— Очень самоуверенная, — сказал наконец Боливар. Конечно, это был комплимент.

— Лучший агент за всю историю Специального Корпуса. Так сказал Инскипп. — Поразмыслив немного, я кивнул. — Может, на этот раз он прав.

Видимо, Инскипп действительно был прав. Через три часа мы снова увидели Сивиллу, она входила под мраморную арку Церкви рука об руку с Моуди Лесплэйнс. В списке, который мы вручили Сивилле, это имя стояло первым. Почти через два часа она вошла в номер. На этот раз мы все видели, как отворялась дверь, ибо уже давно не сводили с нее глаз. Сивилла посмотрела на нас и улыбнулась.

— Джеймс, Боливар, надеюсь, кто-нибудь из вас угостит даму? Я бы предпочла что-нибудь жидкое, алкогольное и большую дозу.

Близнецы галопом помчались к бару, и мне пришлось отпрянуть. Она подошла к дивану, села и жестом предложила мне сделать то же самое.

— Джим, вы уж извините за бесцеремонность. Я устала с дороги, к тому же думала, действия вы цените выше разговоров о пустяках. Я вам очень сочувствую и надеюсь, что ваша супруга вернется в добром здравии. Я прослушала ее сообщение и твердо верю, что нам удастся ее найти. Но не на Луссуозо.

Будь на ее месте кто-нибудь другой, такие слова вряд ли ободрили бы меня. Но Сивилла, похоже, нисколько не сомневалась, что выполнит свое обещание. Мне очень хотелось ей поверить.

— Прошу. — Мой сын протянул бокал. Она взяла, пригубила, улыбнулась и блаженно вздохнула.

— Спасибо, Боливар. Как раз то, что надо.

— Вот еще. А то вдруг покажется мало.

— Нет, Джеймс, хватит, благодарю.

— А вы уверены, что не путаете их? — ляпнул я.

— Ну что вы, Джим. Сами прекрасно знаете, это невозможно. Разве не всю жизнь у Джеймса вон тот шрамик на левой мочке?

Я оторопело заморгал. Шрамик? Да его почти невозможно разглядеть.

— С четырех лет, — сказал Джеймс. — Это меня Боливар укусил.

— Теперь я верю, что Инскипп не преувеличил. Она улыбнулась моим сыновьям, затем повернулась ко мне, и улыбка исчезла.

— Ладно, пошутили, а теперь к делу. Я побывала на мессе Ищущих Путь. Похоже, она мало отличается от службы в Храме Вечной Истины, о которой я узнала на инструктаже. Все громче играет орган, все сильней запах ладана… это чтобы заглушить запах тойлинина. Вы, конечно, знаете, тойлинин — это транквилизатор, не из самых мощных. Здоровью не вредит, помогает расслабиться, облегчает внушение. Впрочем, особой нужды в этом нет, поскольку каждый ждет не дождется, когда его загипнотизируют. Очень вдохновенная проповедь. Было странно слышать ее от врача с такой репутацией, как у Слэйки. Тьма-тьмущая мистицизма и всякой чепухи о загробном мире, праведной жизни и благих делах, которыми выстлана дорога в рай. Потом опять музыка, женщины с большим энтузиазмом поют о предстоящем визите на небеса, после которого они пожертвуют внушительные суммы на нужды Церкви. На мой взгляд, все это очень похоже на рассказ Вивилии фон Брун.

— Значит, новая лавочка, старые жулики? — спросил я.

— Вряд ли здесь годится слово «жулики». Похоже, эти люди искренне верят в то, что проповедуют. Чтобы узнать побольше, я сама должна побывать в раю. Мне удалось приблизить этот день, — конечно, пришлось раскошелиться. Инскипп за голову схватится, когда узнает, сколько я истратила.

— Когда? — спросил Боливар.

— В самое ближайшее время. Не стоит спешить, можно спугнуть Слэйки. Да, кстати, здесь его называют отцом Мараблисом. И вот еще что показалось мне интересным. После мессы я к нему подошла и осыпала комплиментами. Ему это понравилось, и он не обиделся, когда я в порыве восторга схватила его за правую руку и пожала от всей души.

Я взволнованно подался вперед. Но спрашивать не пришлось. Она кивнула.

— Не протез. Теплая человеческая рука.

— Но… — Я запнулся. — Я же своими глазами видел отрубленную руку. И она опознана.

— Я знаю. Правда, интересно? Жду не дождусь, когда мы наконец разгадаем эту загадку.

Мальчики влюбленно смотрели на нее. Наш человек, своя в доску. Если и есть на свете детектив, способный найти Анжелину, то этого детектива зовут Сивилла. В ее сверхспособностях я больше не сомневался.

Через два дня (и два очень щедрых денежных взноса) ей велели приготовиться к «восхождению на небеса».

— Как я выгляжу? — спросила она, медленно поворачиваясь. Если женщина задает этот вопрос, значит, ей уже известен ответ. На ней было нечто черное, облегающее, дорогое и очень подходящее к шляпе. А еще много драгоценностей.

— А вдруг все-таки разглядят? — Она коснулась крошечной алмазной брошки на лацкане.

— Только в микроскоп, — сказал я. — И то, если будут знать, что разглядывать. Центральный алмаз — кинокамера. Обычно я ее маскирую под запонку от рубашки. Я расположил вокруг еще несколько камешков, получилась эффектная брошь. Алмазная линза фокусирует изображение на нанометровые записывающие молекулы, а те доставляются под нее броуновским движением. Это движение поддерживается за счет тепла тела, поэтому источник питания обнаружить невозможно. Насчет освещенности не беспокойся, как и человеческий глаз, камера улавливает даже отдельные фотоны. Он разглядит то же, что и ты. И снимет.

— В жизни ничего подобного не видела.

— Как и твой босс Инскипп, — гордо произнес Джеймс. — Папа сам изобрел.

— Как только закончим это дело, я тебе подарю усовершенствованную, звукозаписывающую модель, — пообещал я Сивилле.

— Другой такой во всей галактике нет, — уточнил Боливар.

— Я… не знаю, как и благодарить, — с жаром произнесла она. И я был уверен, что этот жар — не притворный. Она быстро вышла из номера. Через несколько минут мы увидели, как она переходит улицу и исчезает под аркой Церкви.

ГЛАВА 4

Шел тропический ливень, то и дело полыхали молнии и грохотал гром. Церковь Ищущих Путь превратилась в туманное пятно, ее очертания терялись в сумраке за стеклом, испещренным брызгами дождя. Оптика позволяла видеть ее довольно сносно, но невооруженным глазом я почти ничего не мог разглядеть. Уже почти час Сивилла — в этом здании. У Слэйки. Я задыхался в четырех стенах.

— Пойду подышу свежим воздухом. — Я нахлобучил бейсболку с логотипом «Кокаин-кола» над козырьком.

— Промокнешь, — сказал Боливар.

— Будешь слоняться вокруг Церкви, спугнешь Слэйки, — добавил Джеймс.

Я высокомерно скривил верхнюю губу.

— Спасибо за сыновнюю заботу, но ваш старый папаша еще не в полном маразме. Эта кепочка не только рекламирует дрянной напиток, она в придачу создает водоотталкивающее поле. Вас еще на свете не было, когда я слонялся возле церквей, невидимый и непромокаемый, аки дух святой.

Мое натужное остроумие не заслужило ни одной кривой улыбки. Я понял, что сыновья волнуются ничуть не меньше старого папаши. И все-таки мне было необходимо глотнуть свежего воздуха.

В вестибюле гостиницы — ни единого признака жизни. В смысле, белковой. Робоуправляющий поклонился и помахал мне рукой в перчатке. Робошвейцар распахнул передо мной дверь, и дождь мигом забрызгал его металлическую физиономию.

— Вечерок не то чтобы очень, сэр, — елейно проговорил он. — Но завтра будет солнечный денек, это как пить дать.

— Это что, в программе у тебя? — прорычал я. — Ты всегда эти слова говоришь, когда дождь?

— Да, сэр.

Подумать только, я беседую о погоде с безмозглым роботом! Должно быть, нервы сдают. Я вышел из гостиницы. Дождь лил как из ведра, но я не сомневался, что выйду сухим из воды. Спасибо электростатическому полю, которое отталкивало дождевые капли.

Анжелина… В груди сидела боль. Не метафорическая — самая что ни на есть настоящая. Я гнал мысли о жене, чтобы не мешали действовать, но тоска терзала сердце. Сколько раз Анжелина спасала мне жизнь, сколько раз ей приходилось выхватывать из коляски с близнецами припрятанное оружие! А как ловко мы с ней брали банки, как весело делили на двоих приключения, уже не говоря о деньгах! Как лихо спасали вселенную, отражали орды скользких чудовищ! Воспоминания, воспоминания… Бывали в нашей жизни и тяжелые времена, но в этот вечер мне хотелось стать цифрой на солнечных часах, чтобы замечать только светлые, радостные дни… Я оборвал нить тягостных раздумий. Слезами горю не поможешь. Чтобы вернуть Анжелину, необходимо действовать. Только по этой причине я здесь. И мальчики. И только по этой причине Сивилла сейчас рискует жизнью.

Я шел куда глаза глядят. А они глядели не куда попало, а на кафе, которое стояло напротив Церкви Ищущих Путь, на другой стороне площади. Несколько столиков на тротуаре были защищены от непогоды навесом и водоотталкивающим полем. Когда я вошел под навес, это поле наложилось на мое, и по мне забегали крошечные молнии. Я коснулся выключателя на козырьке бейсболки и расположился за столиком лицом к Церкви.

— Милости просим, господин или госпожа, милости просим, — произнесла свеча на столике. Вспыхнул и затрепетал огонек.

— Не госпожа. Господин.

— Что желает заказать не госпожа, а господин? Проклятие! Везет же мне нынче на бестолковых роботов!

— Пива. Холодного. Большую кружку.

— С превеликим удовольствием, господин, а не госпожа.

Столик задрожал, а затем посреди него возникло отверстие и появилась кружка. Я протянул к ней руку, но взять не смог.

— Два кропотника с полтиной, — произнес другой механический голос, не такой теплый, как у свечи.

Я уронил в прорезь три монеты, зажим отпустил кружку.

— Спасибо за чаевые, — сказал наглый механизм. Я удержал в горле невольный рык и смыл его в пищевод глотком пива. По площади лупил тропический дождь, вдали рокотал гром. Мимо изредка проносились машины. Дверь Церкви Ищущих Путь не отворялась. Пиво было так себе. Я ждал. Время шло. Я осушил кружку и заказал вторую.

— Два кропотника семьдесят, — сказал столик.

— Почему семьдесят? Та кружка стоила два пятьдесят.

— Тогда еще действовала дневная скидка. Платите. На сей раз я не дал роботу шанса зажилить сдачу.

— Жадина. — Он сопроводил этот эпитет электронным фырканьем.

Помаленьку дождь сошел на нет, сквозь облака проглянул один из трех спутников Вулканна. Я заметил движение на той стороне площади. Пригляделся. Отворилась дверь Церкви, вышли три женщины. Постояли, поговорили и разошлись. Сивилла направилась прямиком в мою сторону, и у меня отлегло от сердца. Она не смотрела на меня, но, по-видимому, каким-то образом узнала о моем присутствии.

Сивилла вошла в кафе. Я еще несколько минут посидел, глотая пиво. Похоже, «хвоста» за ней нет. Я осушил кружку и вошел в кафе.

Она сидела в дальнем углу, в кабинке, и перед ней стоял бокал с коктейлем. Она едва заметно кивнула, и я направился к ней. Она сделала большой глоток, затем второй и вздохнула с облегчением.

— Джим, я такое испытала… словами передать невозможно. Кроме меня, там были еще две женщины. Мы подошли к отцу Мараблису… или Слэйки… Я уже запуталась. Никаких машин на виду. Он с нами немного побеседовал, затем положил ладонь мне на лоб. И тут что-то произошло… неописуемое. Обморок… или нечто в этом роде. Могу только повторить вслед за Вивилией фон Брун, это невыразимо. Но зато я хорошо запомнила, что было потом. Мы шли за отцом Мараблисом по полю, по очень низкой траве. Он остановился, простер руки, и в тот же миг я услышала приятный звон. Очень явственно. Отец Мараблис показывал на белое облако, оно плыло к нам. С него-то и доносился звон. И пение. Слыша все это, я испытала прилив радости, душевный подъем. А после — только не смейся! — увидела над облаком маленькое летучее существо. Правда, всего лишь мельком.

— Птицу?

— Нет. Малюсенького розового ребеночка с крылышками на плечах. Он тотчас исчез, и все кончилось.

— А больше тебе ничего не запомнилось?

— Я… даже не знаю. Помню, отец Мараблис взял меня за руку, повернул лицом к себе, и я снова оказалась в Церкви, а рядом стояли те женщины… И почему-то было очень грустно, словно я утратила что-то дорогое…

Ну что я мог на это сказать?

Сивилла неподвижно глядела вперед, будто видела там нечто недосягаемое для моего взора. По ее щеке сбежала слезинка. Фыркнув, она вытерла ее и улыбнулась.

— Извини. Ничего не могу с собой поделать. Конечно, я знаю, это мошенничество, в однодневные экскурсии на небеса я не верю. Но со мной действительно что-то было. Чувства ведь не лгут.

— Так-то оно так, но ведь есть наркотики, вызывающие разные эмоции.

— Знаю. И все-таки… — Она встала, одернула платье и дотронулась до броши. — Чем слушать мою болтовню, лучше выяснить, что она сняла.

— Ты отлично поработала. Спасибо.

Близнецы заметили нас на улице и отворили перед нами дверь номера. Потом я сидел молча, а Сивилла делилась с ними впечатлениями. Ничего нового я не услышал, но на этот раз она не поддалась сентиментальному настроению и даже слегка рассердилась на себя. Как только она закончила рассказ, я вставил в активационный модуль электронную брошь. Засветился экран, на нем развернулась Церковь и двинулась к нам. Запись воспроизводилась без звука. Мы тоже помалкивали, глядя, как Сивилла встречается с двумя другими прихожанками. Они о чем-то поговорили, затем в Церкви появился Слэйки и женщины обернулись к нему. Он успел неплохо вжиться в образ отца Мараблиса, мягкие пассы очень гармонировали с коричневой сутаной. Я радовался, что не слышу елейных речей.

— Вот до этого момента я все помню, — сказала Сивилла. — Он красочно описал блаженство, которое нас ожидает на том свете, а теперь следите за рукой: получил несколько чеков, ибо за удовольствие полагается платить. И тут все кончилось. Вот сейчас…

Должно быть, Слэйки что-то сказал. Все три женщины вдруг повернулись и двинулись за ним. Экран почернел.

— Может, камера испортилась, — предположил Боливар.

— Вряд ли. — Я нажал кнопку ускоренного воспроизведения, и экран ожил.

— Опять мы в Церкви, — сказала Сивилла. — Но то, что я увидела в раю, не записалось. Мне очень жаль.

— О чем тут жалеть? — Я подверг запись экспресс-анализу. — Все, что от тебя зависело, ты сделала. И камера в полном порядке, только запись не сохранилась. Не знаю, как это могло произойти. Похоже, не обошлось без электроники. Но все равно, должны были остаться следы. — Я бросил на аппаратуру раздраженный взгляд. — Не верю я в чудеса.

— Никто и не думает о чудесах, — сказал Джеймс. — Мы думаем о технике. Допустим, путешествие в рай — это результат действия силового поля или электромагнитного излучения. Вопрос: не могло ли это поле или излучение повлиять на работу нашей камеры?

— Разумеется, этого нельзя исключать, — сказал я.

— У меня мысль, — произнес Боливар. — Ничего, что первая попытка сорвалась. Сивилла — молодчина. Пора делать следующий ход. Надо как следует обыскать это местечко. Помните, в первой церкви взорвалась какая-то техника? Интересно, нет ли и здесь чего-нибудь подобного?

— Не пойдет, — сказал я.

— Почему?

— Я не в том смысле, что мы не будем обыскивать Церковь. Я в том смысле, что вы не будете обыскивать Церковь. Эту работу я беру на себя.

Они возмущенно загомонили, и я решительно поднял руку.

— Я говорю «нет» не потому, что я старше и мудрее, хотя, конечно, все это так. Просто у меня гораздо больше опыта в подобных делах. Боливар, я не моргнув глазом позволю тебе вложить мои деньги в самое рискованное предприятие. Я видел последний турнир по карате и теперь не рискну состязаться с твоим братом даже в спарринге. Но в некоторых профессиях мастерство приходит только с годами. Кто из вас считает, что лучше справится с дверным замком, проникнет в чужие владения и обыщет их? — Я не дождался ответа и произнес гораздо добродушнее: — Спасибо. Но и вам без дела сидеть не придется. Вот мой план.

* * *

Всю ночь и часть следующего дня мы посвятили приготовлениям. Операция намечалась серьезная, требующая от нас четких и слаженных действий. Обедня в Церкви отца Мараблиса начиналась в полдень, и за час до нее мы провели командно-штабные учения.

— Сивилла, — произнес я, — сначала — ты.

— Вхожу с остальными. Разговариваю, держусь непринужденно. И смотрю во все глаза. Если ничего из ряда вон выходящего, действую строго по плану. Я знаю, что перед началом службы дверь Церкви всегда запирается, поэтому, как только отец Мараблис начнет проповедь, я сожму вот это. — Она подняла на ладони крошечную пластмассовую пилюлю.

— Это передатчик одноразового действия, — сказал я. — Батарейка разряжается в микросхему, та сгорает, но успевает послать сигнал длительностью в миллисекунду. Ни до, ни после использования передатчика его обнаружить невозможно. Я буду ждать неподалеку от Церкви. Как только получу сигнал, войду с улицы. — Я показал усовершенствованную отмычку. Сивилла хорошо рассмотрела замок. — «Собака на сене», знакомая система. Я с ней легко справлюсь. Джеймс, твоя очередь.

— Подгоняю фургон доставки товаров на дом. Мы его взяли напрокат и заменили номера и название фирмы. Как только отец Мараблис запирает дверь, я объезжаю вокруг Церкви и останавливаюсь за ней. Боливар!

— Я в фургоне с аппаратурой слежения, магнитометрами и детекторами теплового излучения. Смогу наблюдать за передвижением людей в Церкви. Еще у меня приемник сигнала тревоги.

Я кивнул.

— Который я пошлю одним из четырех способов. Крепко сожму зубы мудрости, дважды стукну каблуком или оторву пуговицу рубашки.

— Но ты перечислил всего три.

— Четвертый способ мне неподконтролен. Приемник поднимет тревогу, когда у меня остановится сердце. Если это случится, мальчики бросятся на штурм, стреляя из всех видов оружия. Вопросы? Замечания?

— Не только стреляя, но и разбрасывая гранаты с парализующим и усыпляющим газом, — сказал Джеймс.

— Вот именно.

Мы обсудили погоду на Вулканне, а заодно опустошили высокие стаканы с безалкогольными напитками.

Затем Сивилла глянула на часы, встала и направилась к выходу. Мы пошли следом.

Я зашел за угол и, с напускным интересом разглядывая пеструю витрину магазина, одну за другой ощупал выпуклости на одежде. Оружие, датчики, инструменты, сигнальные устройства и тому подобное. Не имея представления о том, что ждет меня в Церкви, я на всякий случай посетил множество магазинов электроники и приобрел все, что могло нам пригодиться. Резко щелкнул телефон, приклеенный лейкопластырем к коже за ухом. Я повернулся кругом, вышел из-за угла и поднялся на церковное крыльцо. Под прикрытием левой руки, опустившейся на дверную ручку, правая дважды быстро провернула отмычку. С такой же скоростью я бы успел провернуть ключ — кое-какой опыт в этом деле у меня имеется.

Клацнул замок, я решительно вошел в Церковь и запер за собой дверь. Коридор был тускло освещен, его противоположный конец занавешен. Я раздвинул занавеси на ширину волоса и посмотрел.

За высоким аналоем отец Мараблис-Слэйки разливался соловьем. На почтительно внимающую паству низвергался водопад слащавой безвкусицы.

— …Несомненно, лучше отдать церкви, а взамен получить страховой полис. В «Книге книг» речено, что тропа спасения лежит на земле благих деяний. Да будут сии благие деяния и любовь путеводными звездами вашими, перстами, указующими в потусторонний мир. О да, возлюбленные чада мои, вас ждет загробная жизнь, исполненная покоя и радости, блаженства и восторга, кои превзойдут все ваши чаяния.

Отлично. То есть не отлично, а отвратительно. Но меня устраивает. Пока он чешет язык, я успею проникнуть в святая святых.

Слева — дверь, за нею, по словам Сивиллы, — лестница. Куда она ведет, Сивилла не знает. Следовательно, выяснять это придется мне.

Я вошел, беззвучно затворил за собой дверь, легонько сдавил зубами микрофонарик. Пыльная винтовая лестница. Держась ближе к стене, чтобы не скрипели ступени, я двинулся вверх. Лестница привела к другой двери, я отворил ее и увидел просторную комнату. В ней было сумрачно, свет проникал через единственное окно. Я находился над молельным залом и слышал приглушенное бормотание проповедника. Я медленно пошел между ящиками и наваленными друг на друга стульями к противоположной стене. В ней тоже оказалась дверь, через нее я попал в таинственную прихожую, вполне возможно, преддверие рая. Это место приблизительно соответствовало тайнику с электронной техникой, которая погибла в Храме Вечной Истины. Как только я отворил дверь, внизу смолк голос Мараблиса-Слэйки.

Я замер с поднятой ногой, но тотчас успокоился и шагнул вперед. Внизу зазвучал орган, запели женщины. Я увидел еще одну винтовую лестницу, эта вела вниз. Медленно, бесшумно я стал спускаться. Остановился перед очередной дверью. Будем надеяться, она — последняя…

Было душно, и я потел — разумеется, только из-за высокой температуры воздуха. Пульс был в норме, боевой дух — на высоте. Хватит ждать, пора действовать. Я выключил и спрятал в карман фонарик, отворил дверь и шагнул во тьму. Вспыхнули яркие лампы. Передо мной стоял Слэйки. Улыбался. Я заметил его самым что ни на есть мельком. Как только вспыхнул свет, я метнулся в сторону и стиснул зубы мудрости.

По крайней мере, попытался. Но как я ни спешил, кое-кто действовал гораздо быстрее. Я не утратил способности видеть и слышать… в отличие от всех остальных способностей. Тело меня больше не слушалось, глаза смотрели в одну точку. На грязный пол. Потому что я вдруг ткнулся в него носом. У меня отпала челюсть, изо рта потекла слюна. Охваченный страхом, я понял, что совершенно беспомощен, ни единый мускул не подчиняется мозгу. Правда, я еще дышал и сердце билось, его громкое эхо регулярно отдавалось в ушах. Перед глазами появился носок туфли. Мир опрокинулся вверх тормашками, и я уставился на яркую лампу. Должно быть, Слэйки меня перевернул. Я ничего не чувствовал. Лампа исчезла, на ее месте появилась ухмыляющаяся физиономия.

— Ты меня видишь, правда? И слышишь. Мой нейтрализатор нервных клеток это позволяет. Джим диГриз, я о тебе знаю все. Я вообще все на свете знаю, ибо я всеведущ. Мне ведомо, как ты проник в это святилище, обитель веры. Ведомо, кто тебе помогал. — Его руки опустились, и у меня повернулась голова. Рядом лежала Сивилла — распластанная, неподвижная. Снова мой взор обратился вверх, и Слэйки выпрямился. Он был при полном параде: сутана из яркой материи с диковинными символами и высоким воротником, на голове что-то вроде короны. Он торжествующе поднял сжатые кулаки. Правая рука действовала отлично. Когда запястья вынырнули из обшлагов, я не заметил шрама.

— Жалкие смертные, вас ждет суровая кара. Вы чаяли сорвать покров с тайны, — ты, диГриз, и твоя шпионка, это существо женского пола, но просчитались. Хотели увидеть загробный мир? Что ж, будь по-вашему. Я вас туда отправлю. Прямиком.

Картинка перед моим взором снова закачалась и замерла. Голова моя была запрокинута, я сообразил, что Слэйки поднял меня и бросил на бесчувственное тело Сивиллы.

— Ступайте, ступайте! На тот свет. — Он расхохотался, закашлялся, а потом захохотал еще громче. — Но он не совсем тот, о котором вы мечтали.

ГЛАВА 5

Со мной что-то случилось.

Я не мог вспомнить, что именно. Даже не пытался. Не хотелось об этом думать. Хватало других, гораздо более насущных проблем. Я все еще лежал в параличе, но теперь — лицом вниз, в красном порошке. Я его не осязал, но чувствовал запах.

Сероводород. Гниль.

Запах! Он мне не чудился. Он все крепчал. Это должно означать что-то важное. С тех пор, как меня вырубил Слэйки, я не ощущал никаких запахов. Вообще ничего не ощущал, а теперь могу! Похоже, я оправляюсь от паралича. Щека уже чувствовала колючее. Я сосредоточился, собрал все силы… и уловил слабое шевеление кончиков пальцев. Чувства возвращались гораздо медленнее, чем покидали меня при встрече с Лжемараблисом. Очень не скоро началось суровое испытание. По оживающему телу пробегали алые волны боли, такой мучительной, что хотелось выть. Я корчился, по щекам катились слезы. Минула целая вечность, прежде чем боль угасла и мне удалось перевернуться на спину. Я поморгал, чтобы выжать слезинки из глаз, и уставился в серый потолок.

Раздался тихий стон, и я ценой огромных усилий повернул голову и увидел лежащую рядом Сивиллу. Глаза ее были закрыты, тело корчилось от боли. Она снова застонала. Я-то знал, каково ей.

Из последних сил, хрипя и кряхтя, я подполз и взял ее за руку.

— Потерпи, — с трудом выговорил я. — Пройдет.

— Джим… — прошептала она так тихо, что я едва расслышал.

— И никто иной. Все будет в порядке.

Трогательное обещание, но в ту минуту мне ничто другое не пришло на ум. Где мы, что случилось? Если мы попали на тот свет, то он изрядно отличается от местечка, которое описывала Сивилла. Вместо травы — колючий вулканический шлак, вместо неба — скалы. Откуда идет свет? И что сказал Слэйки на прощание? Кажется, он говорил о том свете, который не совсем тот…

После долгого самоистязания я принял сидячее положение и увидел брешь в каменной стене. Мы находились в расселине или пещере. Сквозь проем виднелось красное небо.

Красное? Вдали глухо зарокотал гром, подо мной задрожала земля. По небу расползалась черная туча. Придерживаясь за скалу, я кое-как поднялся на ноги и заковылял к Сивилле. Я помог ей сесть и опереться спиной о шершавый камень.

Она попыталась заговорить и зашлась кашлем. Наконец выдавила из себя:

— Слэйки… постоянно нас опережал.

— Что ты имеешь в виду?

— Играл с нами, как кошка с мышью. Должно быть, сразу узнал, что ты проник в Церковь. Внезапно прервал мессу, сослался на неожиданный визит, включил орган и запись хорового пения и попросил всех уйти. Всех, кроме меня. Пообещал сказать кое-что важное, отвел в сторонку. Меня это, конечно, заинтриговало, и к тому же, что я могла поделать? Как только остальные женщины вышли, он набросил на меня какую-то штуковину… что-то вроде серебряной паутины, я толком не успела разглядеть, потому что сразу упала. Это было ужасно! Я ни единым мускулом не могла пошевелить, даже глазами. Видела, что он затаскивает меня в темную комнату, и не могла сопротивляться. Даже слова сказать! А самое страшное, тебя не могла предупредить. Потом зажглись лампы, и я увидела, как ты падаешь. Помню, он к тебе обращался. А после — снова мрак.

— Я запомнил не намного больше. Он меня подстерег и вырубил. А потом открываю глаза и вижу здесь тебя.

Я похлопал ладонью по боковому карману, нащупал выпуклость рации и слегка повеселел. Вынул ее, поднес к уху, включил. Тишина. Я проверил все остальные устройства. Бесполезный хлам. Аккумуляторы и батарейки разряжены. Даже лезвие перочинного ножа вытащить не удалось. Он выглядел так, будто побывал в плавильней печи.

Глядя на кучку металлолома, я испытал желание пинком разбросать его по пещере. Я поддался соблазну — все равно больше заняться было нечем. Бывшая техника приятно зазвенела о камни.

— Хлам. Не работает. Все испорчено. — Я встал и побрел навстречу свету.

— Джим, не уходи…

— Я недалеко. Хочу только выглянуть, утолить любопытство.

Придерживаясь за скалу, я медленно зашаркал к выходу из пещеры. Добрался до выхода, высунул нос наружу. Тут у меня отвисла челюсть И подкосились ноги. Добрую минуту я стоял на коленях и мог только пялиться, а затем с трудом встал и вернулся к Сивилле. Она уже устроилась поудобнее и вообще выглядела гораздо лучше.

— Ну и что там?

— Не рай, это ясно как дважды два. Небо не голубое, а красное. Ни белых облаков, ни травы. Зона тектонической активности, неподалеку от нас действующий вулкан. Туча дыма, хотя лавы не заметил. А еще — разбухшее до безобразия солнце, отродясь такого не видал. Не белое или голубое, а красное. Чем и объясняется преобладание красных тонов в расцветке ландшафта.

— Где мы?

— Гм… — Я замялся в поисках толкового ответа. — Ну, с уверенностью можно сказать, что не на Вулканне. И…

От нее не укрылись мои колебания.

— И?

— Кажется, я что-то видел.

— «Что-то видел»! Посмотрел бы сейчас на свое лицо! Ты же серый от страха.

Я попробовал рассмеяться, но из горла вырвалось только жалкое бульканье.

— Или кого-то. Только мельком, буквально сотую долю секунды. Он сразу убежал. Двуногий, прямоходящий. — Я умолк, и Сивилла посмотрела на меня с нескрываемой тревогой.

— Извини, я, наверное, глупо выгляжу. Он и правда слишком быстро двигался, я не успел как следует разглядеть. Но мне показалось… Нет, я даже уверен, у него хвост. И… он с головы до ног ярко-красный.

Очень не скоро она нарушила паузу:

— Ты прав. Конечно, мы не в раю. Ты хорошо разбираешься в теологии?

— Не то чтобы очень, но все-таки достаточно, чтобы гнать из головы мысли, которые там сейчас возникают. До твоего прибытия я успел немного покопаться в информационной сети насчет рая и загробного бытия в целом. Короче говоря, всякой душе хочется закончить свои дни на небесах. Там упоминается также местечко под названием ад, полная противоположность раю. Я уверен, ты об этом слышала.

Ее зрачки расширились от страха.

— Так мы, по-твоему, туда и попали? В так называемый ад?

— Ну за неимением лучшей идеи и в надежде, что она появится, я считаю эту гипотезу вполне…

Снова издали донесся гром и под ногами вздрогнула земля. Внезапно на меня обрушилась страшная тяжесть, я повалился на колени. Тяжело… Ужас как тяжело. Сивилла опять распласталась на земле.

Тяжесть исчезла так же внезапно, как и возникла. Я встал. Меня трясло.

— Что… Что это было?

— Даже не представляю… Со мной такое в первый раз. Кажется, мы побывали под гравитационной волной.

— «Гравитационная волна»? Чепуха.

— Здесь — не чепуха. — Она попыталась улыбнуться и тоже задрожала. Казалось, она вот-вот расплачется.

— Не надо, — попросил я. — Мы попали в очень необычное место, вполне возможно, оно находится в так называемом аду. Но при этом мы, кажется, живы, так что давай выйдем из пещеры и попробуем выяснить, суда же нас, черт подери, занесло!

Она встала, выпрямилась, расчесала пальцами волосы. Ей хватило сил даже на слабую улыбку.

— Бьюсь об заклад, я чертовски плохо выгляжу. Пошли.

Воодушевление вскоре нас покинуло. Жара крепчала. Это было и неприятно, и непонятно. В чем тут дело, выяснилось, когда мы обогнули одинокий утес.

Мы попятились под раскаленным ветром, а после, цепенея от страха, стояли и разглядывали картину, открывшуюся нашим глазам. Широкую реку пышущей жаром лавы. Темная корка на ее поверхности была сплошь растрескана, в бороздах сияла огненно-красная жидкость. Мы отступили по собственным следам.

— Попробуем в другую сторону. — Я закашлялся.

Сивилла не ответила, только кивнула, ее, должно быть, тоже мучила жажда. Есть ли хоть капля воды на этом огромном красном лоскутном одеяле? Ответ так и напрашивался, но я его отмел с порога.

А вслед за ним отправил другую мысль. Об Анжелине. Может быть, она где-то здесь? Что, если Слэйки закинул ее сюда незадолго до нас? Нет, не сюда, твердо подумал я. В рай. Я упорно внушал себе, что Анжелина не могла попасть на эту ужасную планету.

Мы прошли мимо пещеры и углубились в пустыню с покатыми шлаковыми барханами. Было жарко, но не так нестерпимо, как у лавовой реки.

— Минуточку. — Сивилла остановилась и села на широкий валун. — Устала немножко. Я кивнул и сел рядом.

— Неудивительно. Не знаю, что за штуковину испытал на нас Слэйки, но она явно небезопасна для здоровья. И для физического, и для психического.

— Так тяжело на сердце… просто жить не хочется. Знала бы, как тут руки на себя наложить, — даже рассуждать не стала бы…

Видя грусть на ее прекрасном лице, внимая отзвукам изнеможения в голосе, я вдруг рассвирепел. Каким надо быть подонком, чтобы довести до такого состояния этого красивого, умного, сильного агента?!

— Слэйки! — заорал я. — Ненавижу тебя! — Я вскочил на ноги и погрозил небу кулаком. Но вряд ли стоило принимать за ответ рев далекого вулкана. Я разозлился еще пуще. — Тебе это с рук не сойдет, даже не надейся! Клянусь, мы отсюда выберемся! На этой планете есть воздух, и там, откуда он поступает, должна быть зелень. А где растения, там и вода. Мы ее найдем, и ты нас не остановишь!

— Джим, ты молодчина! — Сивилла встала и разгладила грязное, измятое платье. — Конечно, мы доберемся до воды. И конечно, победим.

Я сердито кивнул, а затем показал на долину.

— Туда. Подальше от лавы и вулканов нам будет гораздо лучше.

Так оно и вышло. Мы шагали и шагали, а жара потихоньку спадала. Вскоре долина раздалась вширь, и я заметил впереди зелень. Я решил не торопиться с ликованием — вдруг почудилось? — но и Сивилла ее заметила.

— Зелень, — уверенно сказала она. — Трава или деревья или что-то в этом роде. А может быть, всего-навсего мираж?

— Исключено. Прекрасно вижу зелень, и это очень бодрящая картина. Вперед!

Нашим глазам открывался яркий пейзаж, и мы прибавили шагу. Трава. Высокая, до колена, прохладная, слегка влажная. Мы шли, оставляя позади протоптанные тропинки. Впереди — разрозненные деревья, а за ними целая роща.

— Хлорофилл, старый дружище, — восторгался я. — Нижняя ступенька пищевой пирамиды, первооснова всей жизни. Ловит солнечную энергию и производит пищу.

— И воду?

— Можешь не сомневаться. Вода где-то рядом, и мы ее найдем.

— Тсс! — цыкнула она. — Слышишь? Шорох. Как сухие листья под ногами.

Да, я тоже услышал шорох, приближающийся к нам по лесу. Затем между деревьями появился симпатичный малютка и боязливо ступил на траву.

— Сколько лет, сколько зим, — сказал я красновато-коричневому существу.

Оно вытаращило черные глазки-бусинки и испуганно взвизгнуло. Из лесу, точно эхо, донесся визг — правда, более громкий и не испуганный, а гневный. Вслед за ним прилетел топот раздвоенных копыт, и из рощицы выбежал громадный мститель — добрые два метра от пятачка-непоседы до вертлявого хвостика. Всем своим обликом мамаша демонстрировала готовность вступиться за детеныша и подтверждала ее свирепым хрюканьем. Вдобавок она была сплошь покрыта длинными жесткими шипами, и все они стояли дыбом.

Сивилла вскрикнула. Я улыбнулся и произнес:

— Ца-ца-ца. Хрю-хрю-хрю.

— Джим, ты что, с ума сошел?

— Позволь тебе представить одного из самых славных и добрых обитателей галактики, друга юности моей и давнего спутника человека. Это свинобраз.

Сивилла глядела на меня как на форменного психа.

— Это он-то добрый? Он нас на куски сейчас разорвет!

— Не он, а она. И ничего она нам не сделает, если не будем пугать поросенка.

При появлении монструозной матушки крошечное существо перестало бояться и, решив подкрепиться молочком, зарылось головой в частоколы грозных игл. Я медленно приблизился, наклонился и подобрал с земли сухую ветку. Налитые кровью глазки подозрительно следили за каждым моим движением.

— Какая хорошая девочка! — Успокаивающе цокая, я двинулся к свинобразихе. Она задрожала, но не сдвинулась с места. Только голову повернула, чтобы не упускать меня из виду. Из пасти под длинным острым бивнем свесилась капля слюны, сорвалась на траву. — Ах ты, славная моя хрюшечка! Маленький Джимми не обижает свинобразиков. Маленький Джимми обожает свинобразиков. — Я протянул руку, осторожно раздвинул иглы на голове, просунул между ними ветку и с силой почесал загривок. Свинобразиха зажмурилась и громко захрюкала.

— Свинобразы очень любят, когда им чешут загривок. Самим-то ни в жизнь до него не добраться.

— Где ты научился ладить с этими жуткими тварями?

— «Жуткие твари»? Помилуй! Они — спутники человечества на звездном пути. Советую получше изучить историю освоения галактики. Почитать о неведомых чудовищах и коварных существах, которые подстерегали первопоселенцев на каждом шагу, о монстрах, способных проглотить тебя, даже не жуя. Уж поверь, древние свинобразы научили своих хозяев их уважать. Это плод искусственной генетической мутации, скрещивания громадных лесных кабанов и дикобразов. Бивни и копыта — для нападения, иглы — для обороны. Когда надо, они верные друзья, когда надо, стойкие защитники…

— Когда надо, вкусные бифштексы…

— Верно, но об этом в их присутствии мы говорить не будем. Я вырос на ферме, и поверь, стадо свинобразов с успехом заменяло мне друзей. А вот и глава семьи!

Я поприветствовал радостным возгласом огромного и грозного кабана, вперевалочку вышедшего из леса. Кабан сверкнул в мою сторону налитыми кровью глазками, а потом долго кряхтел от удовольствия, когда я скреб веткой его загривок. Я же кряхтел от натуги… впрочем, от удовольствия тоже.

— Откуда они взялись? — спросила Сивилла.

— Из лесу, — ответил я, даря радость четвероногому другу.

— Я о другом. Как эти твари сочетаются с вулканами, лавовыми потоками и гравитационными волнами?

— Очень просто. Это обитаемая планета, на ней есть поселения, и очень скоро мы в этом убедимся. Но сначала сходим по свинобразьей тропе в лес, поищем воду. Когда в котелке есть жидкость, он лучше варит.

— Согласна. — Она направилась к лесу. Я пошел следом, а за нами побрели новообретенные друзья, настойчивым хрюканьем требуя восхитительного почесывания. Расстались мы с ними только на поляне, окаймленной дубарисами. Кабан вонзил бивни в ствол перегруженного плодами дерева и безжалостно затряс. С ветвей посыпались желуди величиной с мою голову, и семейка увлеченно захрупала.

Мы вышли на заливной луг, изрытый острыми копытами. Он обрамлял живописное озеро, противоположный берег хоронился в размытой дымке. Мы сошли с топкой тропы, обнаружили россыпь камней, которая вела к воде, устроились на бережку и черпали ладонями чистую, прохладную воду, пока не напились вдоволь.

— Осталось только найти сухие палочки, добыть трением огонь, и можно будет подкрепиться жареной свининой. — Сивилла облизнулась.

— Никогда! Они — друзья. — Разбуженный словом «подкрепиться», мой желудок заурчал. — Разве что как-нибудь потом, в отдаленном будущем, если не найдем другого источника пищи. По-моему, сейчас самое время для небольшой разведки. Этот мир — обитаемый или был обитаемым. Мутанты-свинобразы не сами расселились по галактике, их развезли люди. Значит, тут должны быть и фермы.

— Фермы? Я даже не представляю, как они выглядят. Я родилась и выросла в городе, вернее, в городке. Всегда верила, что еда растет в магазинах. Родители мои, если они вообще существовали, были программистами, или телеведущими, или еще кем-нибудь в этом роде. Ни фабрик, ни загрязнения окружающей среды — в дальних городах, построенных роботами, о подобных спутниках цивилизации знают только понаслышке. Моя родина — самый что ни на есть заурядный городишко, сплошь ухоженные парки и дома, вписанные в ландшафт, скучища невыносимая…

В тумане на другом берегу озера появилась брешь. Я показал на нее.

— Как вон то местечко?

ГЛАВА 6

— Какое местечко? — Она встала и притенила глаза ладонью.

Я снова показал, на этот раз молча.

— Увидишь один, считай, что увидел все, — хмурясь, пробормотала она.

— Такое впечатление, будто их на конвейере делают, как завтраки из кукурузных хлопьев. Вынимаешь из коробки, склеиваешь, раскрашиваешь, подключаешь к источнику тока — и пожалуйста, городок живет. В Родинограде

— так и называется, хочешь верь, хочешь не верь, — я даже в школе не смогла учиться. Экстерном сдала экзамены за первые классы, а потом улетела и с тех пор не возвращалась. Мир повидала, в полиции послужила. Ничего, понравилось. А после меня завербовали в Специальный Корпус. Вот и вся биография.

— И что, не тянет хоть на денек заглянуть в родной Родиноград?

— Ни капельки.

— А ведь там, наверное, уютно, и еда в магазинах растет. Или так охота жареной свинины, что ты готова убить свинобраза голыми руками?

— Слушай, сколько можно, а? Заглянем, все равно больше делать нечего.

Озеро было невелико, и обойти его труда не составило. Бодрый спортивный шаг Сивиллы постепенно укорачивался. Наконец она остановилась и твердо произнесла:

— Не хочу.

— Чего ты не хочешь?

— Заходить туда. Ни малейшего желания. Это Родиноград, один к одному. Штамповка с конвейера. Вставляешь штепсель в розетку, и пошло… Ненавижу свое детство!

— В этом ты не одинока. Правда, мое детство скрашивали свинобразы, — по крайней мере, светлые воспоминания остались только от них. Давай-ка все-таки заглянем. Может, в этом штампованном городишке есть ресторанчик Мак-Свини, и там мы раздобудем по сандвичу?

На улицах не было ни души. Дома казались необитаемыми. Единственная дорога, выходившая из городка, обрывалась посреди луга. Возле нее стоял щит указателя, обращенный лицевой стороной к городу, и мы не смогли ничего прочесть, пока не приблизились. Сивилла застыла как вкопанная и с такой силой сжала кулаки, что побелели суставы. И зажмурилась.

— Прочти.

— Уже.

— Ну и что?

— Просто совпадение.

Она резко открыла глаза и процедила сквозь зубы:

— Сам-то хоть веришь? Что тут написано? «Добро пожаловать в Родиноград». Мы что, спятили? Или вся эта планета умом тронулась?

— Ни то ни другое. — Я сел, сорвал травинку, воткнул в зубы. — Здесь что-то творится. И мы должны выяснить, что.

— Я уже выяснила, что здесь творится. Ты сидишь на пятой точке и жуешь траву. — Она не на шутку рассердилась. Впрочем, ее злость меня гораздо больше устраивала, чем страх или подавленность.

Я ободряюще улыбнулся и похлопал по земле рядом с собой.

— А коли так, к делу! Садись и жуй траву. А я схожу на разведку.

Она села. Возможно, подчинилась силе моей личности, а может, просто устала. Я со скрипом поднялся на ноги и поплелся в Родиноград.

Очень скоро я узнал все, что стоило узнать, и вернулся посидеть рядом с Сивиллой и пожевать траву.

— Странно, — подвел я итог своим раздумьям. — В жизни ничего подобного не видел. Во-первых, в городе пусто. Ни людей, ни собак, ни машин, ни детей. В Родинограде никто не живет. А почему? Скорее всего потому, что он для этого и не предназначался. Дверные петли не поворачиваются, а сами двери, похоже, неотделимы от стен. То же самое и с окнами. И не видно в них ничего. То есть видно, но такое впечатление, будто все это — не в доме, а на стекле. На что ни глянь, все кажется халтурным, недоделанным. Городишко не так на Родиноград похож, как напредставление о Родинограде.

Она помотала головой.

— Какое еще представление? Ты хоть сам представляешь, о чем говоришь?

— Не надо нервничать. Да, я еще не во всем разобрался. Пока лишь пытаюсь собрать в логическую цепочку разрозненные и очень странные факты. Мы с тобой очутились в какой-то пещере. Кругом — вулканы, лавовые потоки, зато ни травы, ни чего-нибудь еще. — Я поднял глаза, а затем указал на распухшее светило. — Заметь, солнце прежнее. Итак, мы решили прогуляться и обнаружили зеленую траву и живность, свинобразов из моей юности…

— И Родиноград из моей. Неспроста это все…

— Совершенно верно. — Я вскочил и быстро заходил взад-вперед. Ничто не стимулирует мозги лучше такой ходьбы. — Слэйки знал, что отправляет нас вовсе не в рай. Так и сказал. Следовательно, он тут уже побывал. Вероятно, он считал, что забрасывает нас в преисподнюю. То местечко, где мы очухались, чертовски смахивает на ад, там красные твари, вулканы, лава и все такое прочее. А может, оно такое адское, потому что он ожидал его таким увидеть? Может, этот ад — представление Слэйки об аде?

— Продолжай, Джим, продолжай, хотя я не успеваю вникать.

— В этом нет твоей вины, потому что моя идея — из ряда вон выходящая

— самому кажется абсурдной. Итак, мы уже знаем: где-то есть место, которое называется рай. Если оно существует, значит, должны существовать и остальные. В одно из остальных мы и угодили. Правда, у него несколько необычные свойства.

— Например?

— Например, ты здесь находишь то, что ожидаешь найти. Предположим, эта планета, или скажем проще — место, раньше была всего лишь вероятностью места. А когда сюда прибыл Слэйки, оно стало местом, которое он рассчитывал увидеть. Предположим, красное солнце натолкнуло его на мысли о преисподней. И чем больше он о ней думал, тем больше ад походил на ад. По-моему, это логично.

— Вот уж не сказала бы! По-моему, это чушь несусветная.

— Ты права. Я несу чепуху. Но ведь мы с тобой здесь, не так ли?

— В аду, придуманном каким-то маньяком?

— Да. Вернее, были в аду, как только оказались на этой планете. Но в преисподней нам не понравилось, и мы решили поискать местечко поуютнее. Помнится, я подумал, что этот пустынный вулканический мир — полная противоположность тому, на котором я вырос.

Пришел мой черед спросить себя: «А может, все это — безумный морок?» Но Сивилла была практичнее.

— Ну хорошо. Давай пока будем считать, что ты прав. В этом аду мы оказались потому, что до нас тут побывал Слэйки, и все увиденное им совпало с его дьявольскими ожиданиями. Нам тут не понравилось, и ты очень захотел перебраться в более мягкий климат. Помнится, ты очень рассердился; возможно, это помогло оформиться тому, что мы хотели увидеть. Мы пустились в путь и пришли туда, куда хотели прийти. Жажда нас больше не мучит, но есть все еще хочется. Во всяком случае, мне. В голову так и лезут воспоминания о разных вкусностях из детства. А детство мое, к сожалению, прошло в Родинограде. Предположим, так оно все и обстоит. Что дальше?

— А «что дальше»? Возвращаемся в ад.

— Зачем?

— А затем, что оттуда мы вышли, а значит, должны находиться там, если хотим отсюда выбраться. Кроме Слэйки, никто дорогу сюда не знает. И вот еще что… — Я вдруг помрачнел.

— Что, Джим? Что?

— Всего-навсего трезвая мысль. Возможно, до нас сюда сослали Анжелину. Если это так, то нам ее не найти ни в моей, ни в твоей юности. Должно быть, она в личном аду Слэйки.

— Правильно. — Сивилла встала и отряхнула платье от травы. — Если захотим пить, всегда сможем вернуться. И если проголодаемся…

— Я тебя умоляю, не будем сейчас об этом. Всему свое время.

— Конечно. Ну что, идем?

По своим следам мы вновь обогнули озеро и пересекли луг. Заслышав вдали умилительное хрюканье, я изрядно приободрился. Пока на свете живут свинобразы, наша галактика не так уж и безнадежна.

Мы вышли из рощи и зашагали по траве. Она редела и укорачивалась и наконец исчезла. Опять под ногами вулканический пепел, из каждой трещины в земле сочится желтый серный дым. Мы оставляли позади сопку за сопкой, они вздымались все выше, и наконец мы добрались до самой высокой. С ее гребня мы увидели дымящийся вулкан — судя по всему, ближайший и далеко не единственный в этом мире. А за ним над самым горизонтом багровело солнце. Барханы подступали к отрогам истресканных, оплавленных и, конечно, красных гор. Гряду прорезал узкий каньон, к нему-то мы и направились. Тесниной идти гораздо легче, чем лазать по скалам.

Скрежет мы услышали одновременно и остановились

— Подожди здесь, — сказал я. — Пойду взгляну.

— ДиГриз, я с тобой! Пока мы здесь, мы напарники!

Конечно, она была права. Я кивнул и прижал палец к губам. Мы очень медленно, осторожно двинулись вперед. Скрежет звучал все громче и вдруг оборвался. Мы остановились.

Невдалеке раздалось чавканье, затем царапанье возобновилось. Мы сделали еще несколько шагов и увидели…

Человек стоял на цыпочках и острым камнем сдирал со скалы что-то серое. Отвалился кусочек, человек сунул его в рот и принялся шумно жевать. Мне это показалось занятным, но еще интереснее выглядела его кожа. Ярко-красная. Из одежды на нем были только старые, выцветшие шорты, похоже, когда-то они были брюками. Сзади в экс-брюках зияла прореха, из нее торчал красный хвост.

А тут человек нас заметил. Мгновенно развернулся кругом, разинул слюнявый рот с черными пеньками зубов и запустил в нас камнем. Мы пригнулись, камень угодил в скалу рядом со мной и разлетелся вдребезги.

В тот же миг негостеприимный туземец обратился в бегство. С удивительным проворством вскарабкался на отвесный утес и скрылся за его кромкой.

— Краснокожий…

— Очень краснокожий. А ты заметила красные рожки на лбу?

— Трудно было бы не заметить. Может, выясним, чем он занимался?

— Да. Чем занимался и что ел. — Я подобрал камень с острым краем и направился к тому месту, где до нашего появления трудился хвостатый незнакомец. И обнаружил небольшую трещину в скале, там росло что-то серое, похожее на резину. Будучи повыше ростом, чем наш недружелюбный друг, я легко дотянулся до растения. Резал и рубил, пока из трещины не вывалился серый кусок.

— Что это? — спросила Сивилла.

— Понятия не имею. По-моему, больше смахивает на растение, чем на животное. И мы видели, как он его ел. Хочешь попробовать?

— Разве что после тебя.

Очень пресно, очень скользко и почти невозможно разжевать. Такое ощущение, будто сунул в рот кусок пластмассы. С той лишь разницей, что растение содержало влагу. Наконец перемолотый зубами «деликатес» спустился в желудок и, похоже, решил поселиться там надолго. Желудок жалобно заурчал.

— Попробуй. Гадость неимоверная, но в ней есть вода, а может, и несколько калорий.

Я оторвал веточку и протянул Сивилле. Она подозрительно оглядела угощение со всех сторон и положила в рот. Я поднял голову и тотчас прыгнул в сторону, увлекая за собой Сивиллу. На то место, где мы только что стояли, с грохотом рухнул валун.

— Сердится, — прокомментировал я. — Мы его оставили без обеда. Давай-ка отойдем от скал и понаблюдаем за ним.

Но краснокожий не дал нам возможности понаблюдав. Он полез наверх и целиком скрылся из виду.

— Побудь здесь, — сказал я Сивилле. — Присматривая за рогатым злыднем. А я еще надергаю жвачки.

К тому времени, как мы управились с завтраком, солнце чуть-чуть поднялось над горизонтом. А может, мне только показалось. Мы худо-бедно заморили червячка, отогнали жажду и расположились на отдых в тени поскольку воздух ощутимо разогревался.

— Не деликатес, зато сытно. — Сивилла выковырнула из зубов жесткий кусочек растения, брезгливо посмотрела на него и уронила на землю. — Что теперь делать будем? Есть предложения?

— Попробуем шевельнуть мозговыми извилинами. С тех пор, как мы здесь проснулись, нас бросает то в жар, то в холод. Давай разберемся с тем, что уже знаем.

— Во-первых, — сказала она, — мы попали в ад, каким его себе представляет Слэйки. Предлагаю называть это место адом, пока мы его не изучим как следует. Мы перенеслись в другое место, либо на другую планету. Или сошли с ума.

— Последнюю версию я не приемлю. Нам известно, что без техники тут не обошлось, — на Луссуозо найдена тщательно разрушенная аппаратура. Из Храма Вечной Истины Слэйки куда-то перебросил Анжелину. А нас закинули сюда из Церкви на Вулканне. Это мы знаем доподлинно, и вдобавок нам известно кое-что поважнее. Обратное путешествие возможно. Человек попадает на небеса и возвращается. И еще следует допустить, что раньше нас здесь оказалась Анжелина.

— Из чего следует: нужен «язык».

— Точно. Из чего следует: надо поймать краснокожего увальня за хвост, взять за рога и вытрясти все, что он знает. Пусть расскажет об Анжелине, об этом месте и с том, как он — и мы — здесь очутились. И как отсюда выбраться.

Я умолк, заслышав подозрительный шорох. Он нарастал и вскоре превратился в гул. Чуть позже мы различили человеческие голоса.

— Люди, — пробормотал я.

И тут показался наш новый знакомый. Его сопровождала целая делегация встречающих — по меньшей мере дюжина мужчин и женщин, все ярко-красные, у всех острые камни в руках. Одного взгляда на теплую компанию хватило, чтобы понять: Анжелины среди этих людей нет и быть не может. Завидев нас, они остановились, а в следующий миг по мановению руки своего предводителя пошли в наступление.

— Бегите, если хотите! — выкрикнул вождь, потрясая камнем. — Все равно догоним. Бегите или стойте — разницы никакой. Мы вас убьем! Убьем и съедим! Ад — очень голодная страна.

ГЛАВА 7

Я поднял руку ладонью вперед — во всей вселенной этот жест означает мирные намерения. По крайней мере, так я полагал.

— Погодите, — сказал я. — Если вы нападете, нам придется за себя постоять. А мы очень опасны. Все вы получите увечья и даже погибнете, если осмелитесь сопротивляться. Мы не простые люди. Мы — безжалостные убийцы.

— Обед! — кипятился вождь краснокожих. — Мясо! Убейте их!

Я сложил поднятую кисть в чашечку, выставил перед собой другую и угрожающе запрыгал на полусогнутых ногах. Рядом Сивилла приняла точно такую же стойку для защиты и нападения.

— Надеюсь, ты это не всерьез? Ведь ты не собираешься их убивать?

— Нет. Но хочу напугать, чтобы побыстрее с этим закончить. Вперед!

Мы дружно завопили и напали. Ребром ладони я саданул краснокожему верзиле по запястью, он взвизгнул и выронил оружие. Не теряя времени, я вонзил пальцы ему в солнечное сплетение, и, пока он падал, я проскочил мимо и сделал подсечки двоим рогатым, которые прикрывали его с тыла. Тем временем Сивилла стремительно обошла неприятеля с фланга. Два молниеносных удара по почкам, и две женщины с воплями летят с ног.

Увидев занесенный над моей головой камень, я резко присел, выпрямился и рубанул противника по шее. И шагнул в сторону, чтобы он не упал на меня.

Еще несколько красивых тумаков, и все кончено. Полз боя покрыто корчащимися, стенающими краснокожими людоедами. Один из них потянулся за камнем, я наступил ему на запястье. Это был последний очаг сопротивления.

— Какие-то хилые, жалкие… — Сивилла недовольно отряхнула ладони.

— Иначе бы мы с ними не справились. Кажется, обошлось без переломов и крови.

Мы подобрали и отшвырнули подальше каменное оружие. А затем как следует рассмотрели поверженных забияк. Одеждой (если это слово здесь уместно) им служили грязные и выцветшие лохмотья, плохо скрывавшие, а то и вовсе не скрывавшие, те места, которые принято скрывать хорошо. Все щеголяли пунцовой кожей, изящными рожками и хвостами. Хвосты волочились по земле вслед за своими хозяевами, когда те трусливо отползали от меня. Я прошел между ними, схватил под мышки бесчувственного вожака, привалил спиной к скале и подождал, пока он очухается. Он со стогом открыл глаза, взвизгнул, упал и попытался отползти. Я вернул его в прежнюю позу.

— Послушай, приятель, тебе некого винить, кроме самого себя. Ведь это ты подкинул шайке идею прикончить нас и съесть. Мы только защищались. Давай считать что мы квиты. Не надо мычать, просто кивни. Вот так, уже лучше. Первый контакт не удался, попробуем еще раз. Меня зовут Джим.

За моей спиной раздался болезненный возглас и звук падения. Я понял, что Сивилла надежно прикрывает меня стыла.

— А меня… Катберт Подписи, я профессор кафедры сравнительной анатомии университета Войданетвой.

— Профессор? Рад познакомиться. Далековато вас занесло от родных пенатов.

Он помассировал ушиб на животе, поднял мутные красные глаза и тяжело вздохнул.

— Пожалуй. Я давно об этом не думал. Тут все мысли подчинены голоду и жажде, мы хотели только добыть чуть-чуть протеина… — Профессор всхлипнул, видимо, ему стало очень жаль себя. — Наш рацион слишком однообразен и малопитателен. Я абсолютно уверен, в местной пище нет многих необходимых аминокислот, минеральных солей и витаминов…

— А, вы о той серой дряни из скалы? Это и есть ваша пища?

— Именно. Она называется колимикон. Не представляю, что означает это слово. Я его услышал, как только сюда попал.

— А как вы сюда попали? — поинтересовалась Сивилла. Она подошла ко мне, но не спускала глаз с побитых туземцев.

— Если бы я знал… Я решил провести отпуск на праздничной планете, понежиться на пляжах Вулканна… Все было так хорошо, я отлично загорел, совсем не так, как здесь… Я растолстел от переедания, испортил печень, злоупотребляя алкоголем, ну, вы понимаете… Помню только, однажды вечером улегся в постель, а проснулся здесь.

— А что вы знаете о других?

— У тех, с кем я разговаривал, истории очень похожи на мою. Остальные сошли с ума, они вообще не говорят. По-видимому, они сюда попали задолго до меня… Что вы со мной сделаете? Съедите?

— Не говорите глупостей. На своем веку я много экзотических блюд перепробовал, но ни разу не мечтал продегустировать человечину.

— Да-а… Вот я вам поверю, а вы…

— Слово чести. Годится? И раз уж речь зашла о профессорах… Вам знакомо имя профессора Джастина Слэйки?

— Нет. Впервые слышу. Наш университет очень маленький…

— Ну хорошо. Расскажите о ваших краснокожих братьях. Судя по вашим словам, в этот мир время от времени попадают люди. А удавалось кому-нибудь уйти?

— Только через желудки. — Он захихикал, ощерил черные зубы и пустил слюну. В зрачках мелькнул огонек безумия, и я поспешил сменить тему.

— Раз уж вы профессор анатомии, вас, наверное, не затруднит объяснить, откуда этот любопытный загар? Я уже не говорю о рожках и хвостах.

Он ущипнул себя за живот, оттянул кожу и оторопело заморгал.

— Да, очень любопытно, — рассеянно произнес он. — Я изучал этот феномен и записывал выводы… Пытался записывать. Полное отсутствие пигмента… Я полагаю, цвет кожи объясняется усиленным ростом капилляров под эпидермой. Ну а хвост… — Он схватил его и погладил. — Вполне может быть, это следствие разрастания копчика. Конечно, не за счет образования костей, тут, скорее, дело в хрящах…

Я предоставил ему бормотать и жестом отозвал Сивиллу в сторонку. Мы ни на миг не спускали глаз с разгромленного противника, а тот, похоже, напрочь утратил воинственный пыл. Некоторые краснокожие еще лежали без чувств, другие жалобно стонали, и только двое или трое сидели. Молодой рогоносец кое-как поднялся на ноги и с нескрываемым страхом посмотрел на нас. Увидев, что мы не двигаемся, он заковылял по каньону и скрылся за буграми.

— Не нравится мне все это, — сказала Сивилла.

— А мне и раньше не нравилось. И с каждой минутой нравится все меньше. Эти люди — не туземцы. Их сюда закинули. Выбросили, как на свалку. Но по крайней мере, мы знаем, чьи это проделки. Нужно найти обратный путь, пока мы не уподобились этим созданиям. Я еще не краснею?

— Нет, но ты прав. Надо найти какой-то выход.

— Пока я его не вижу.

Солнце вдруг померкло, и мы зашатались под непосильной тяжестью. Это закончилось так же внезапно, как и началось. Гравитационная волна? Раздумывать я себе не позволил. Есть проблема поважнее. Что мы можем предпринять для своего спасения?

— Наберем колимикона, сколько сумеем унести, — решительно произнес я.

— Колимикон — пища и вода, он позволит выжить и что-нибудь придумать.

Тут вдохновение меня покинуло, однако Сивилла не теряла времени и шевелила мозгами.

— Возвращаемся в пещеру, где мы проснулись. Нам тогда было очень нехорошо, поэтому мы не обыскали ее как следует. Правда, я понятия не имею, что там искать.

— Все равно, идея недурна. Какая бы сила ни забросила нас сюда, она предпочла забросить нас в ту пещеру. Значит, надо ее хорошенько осмотреть.

— Я показал на распростертые пунцовые тела. — Только как быть с этим стадом?

— Мы им сейчас ничем не поможем. Вот вернемся в пещеру, тогда и для них что-нибудь сделаем, если удастся. До сих пор они не умерли, значит, продержатся еще немного. К тому же не забывай: они пытались нас убить.

— Аргумент принят. Пошли.

Мы обнаружили колимикон, надергали из трещин в скале местного заменителя жевательной резинки. Нести его было довольно трудно, пока Сивилла не превратила макси-юбку в мини.

— Не так жарко, — сказала она, сооружая аккуратный узелок с едой и питьем. Я взял у нее узелок и махнул свободной рукой вперед.

— Иди в авангарде.

Я не решался задумываться о том, сколько длится здешний день. Казалось, солнце застряло на той высоте, где мы его увидели в первый раз. А может, планета вовсе не вращается вокруг своей оси и этот день не закончится даже через миллион лет?

Мы приближались к пещере, откуда начались наши тоскливые блуждания по преисподней. Поднимались по склону сопки из вулканических камешков. Я споткнулся о крупный камень и упал на четвереньки. И тут перед моим носом образовалась маленькая воронка, взметнулся песок и взвизгнула отрикошетившая пуля.

— В укрытие! — воскликнул я. — По нам стреляют! Сивилла побежала к валунам, я отпрянул в сторону я вскочил на ноги. По нам выпустили еще несколько пуль, но трудно попасть издали в быстро движущуюся мишень. Задыхаясь от бега, я скользнул под прикрытие огромного валуна и увидел, что Сивилла уже залегла между камнями.

— Где этот снайпер? — выкрикнула она.

— Наверху, на склоне нашей сопки. Я его не разглядел, только краем глаза заметил.

— А цвет?

— Преобладающий в этих краях.

— Что будем делать?

— Переведем дух. А затем поохотимся на охотника. Попробуем взять в клещи. Ты уж не сердись, я выронил наши припасы. Потом их поищем, когда краснокожего завалим. Ты не против?

— Не против. Кто бы он ни был, я хочу, чтобы он находился впереди, а не сзади.

Я короткой перебежкой одолел отрог холма и укрылся за валуном. Пуля угодила в камень, брызнули осколки. Вторая пуля ударила в землю. Пока снайпер палил в меня, с другого фланга к нему подбиралась Сивилла.

Перебегая от камня к камню, мы медленно поднимались на холм. Неприятель стрелял без передыху, похоже, боеприпасов у него было вдоволь. Когда до вершины осталось совсем немного, я его увидел. Краснокожий толстяк перебегал к другому укрытию. На одном плече — сумка, на другом — длинноствольное оружие. Я что было сил припустил вдогонку. Он обернулся и пальнул навскидку. Я метнулся за валун. Пока краснокожий посылал в мою сторону пулю за пулей, Сивилла зашла ему в тыл.

Закончилась наша игра внезапно. Я услышал, как он палит в другую сторону — должно быть, заметил мою напарницу. Я опустился на четвереньки и быстро пополз вверх по склону. И вот он в считанных метрах, направляет на меня ружье… и тут ему между лопаток попадает камень, брошенный меткой рукой.

Он завопил, подпрыгнул и попытался взять меня на мушку. Но я уже был рядом. Пяткой отбил ружье в сторону, изо всех сил ударил толстяка в грудь.

Он снова взвизгнул и повалился навзничь. Сумка слетела с плеча, из нее высыпались блестящие цилиндры.

Сивилла, запыхавшаяся не меньше моего, подошла взглянуть на поверженного неприятеля. Он был толст, красен и, как полагается, хвостат и рогат. Но в отличие от других аборигенов, показался нам очень знакомым. Когда он, пятясь от нас на четвереньках, повернул голову в поисках пути к спасению, я увидел его профиль.

— Это невозможно! Он же вылитый… Сивилла закончила фразу за меня:

— Слэйки! Или магистр Фэньюимаду! Или отец Мараблис!

Все эти имена, конечно, были ему знакомы. Я не знал, что и думать. Он таращил на нас глазищи и дрожал от страха.

— Разве… мы встречались? — пролепетал он.

— Возможно, — сказал я. — Моя фамилия диГриз. Вам доводилось ее слышать?

— Не припоминаю. Вы не из родственников Гродзинского?

— Насколько мне известно, нет. А как ваша фамилия?

— Интересный вопрос. Может быть, Эйнштейн… Он с надеждой посмотрел на меня. Когда я отрицательно покачал головой, улыбку с его лица как ветром сдуло.

— Значит, ответ неправильный… А фамилии Митчельсен и Морли вам знакомы? Эпинард?

— Да, эти фамилии я слышала, — сказала Сивилла. — Все они принадлежали знаменитым физикам, и все они — покойники.

— Физики? — Он просиял и показал на багровое солнце. — Горение длится вечно. Но ядро, как вы знаете, нестабильно. Ядро, сфера Ферми. Далее

— ядра. Литий нестабилен…

— Профессор, — обратился я к нему.

— Да? Что? Но эти ядра просто-напросто распадаются. Снова и снова…

Он закрыл глаза и, непрерывно бормоча под нос, медленно закачался вперед-назад.

— Спятил, — уверенно сказала Сивилла. Я кивнул.

— Как и все остальные.

— Он снова бубнит о физиках. Ты заметила, как он отреагировал, когда я его назвал профессором?

— Профессоров тут хоть пруд пруди.

— Твоя правда. — Я поднял оружие и рассмотрел. — Интересно, где он ее раздобыл? Вполне исправна, и стрелок он неплохой. — Я постучал пальцем по шкале на прикладе и указал на рассыпанные цилиндры. — Знаешь, что это за штуковина?

— Конечно. Боевой линейный ускоритель. В армии его называют гаусс-винтовкой.

— Точно. Ни одной съемной части, сверхмощная ядерная батарейка и уйма стальных пуль в этих трубках. Откуда тут взялась гаусс-винтовка? Помнишь, что случилось со всеми моими снастями? И механическими, и электронными? Все пришло в негодность. До сего момента мы с тобой не видели тут ни одного артефакта.

Наш демонический приятель умолк, посмотрел на винтовку, вскочил на ноги и попытался ее схватить. Сивилла всадила ему каблук в солнечное сплетение, и он ткнулся носом в землю. Я опустился на корточки и поднес винтовку к его лицу.

— Профессор, где вы ее взяли?

— Моя. Я дал себе… — Он изумленно огляделся по сторонам. Затем опустил голову, закрыл глаза. Похоже, уснул.

— Не очень-то разговорчив наш «язык», — заметила Сивилла.

— Похоже, в этих краях безумие заразно. А может, оно просыпается в человеке, если он тут надолго задерживается.

— Мне тоже так кажется. Ну так что, возвращаемся к первоначальному плану? Идем в пещеру?

— В пещеру. — Я собрал боеприпасы в сумку, повесил ее на плечо.

Удаляясь от сумасшедшего профессора, мы то и дело оглядывались, но он не разу не пошевелился.

— А тебе не кажется, что чем дольше мы торчим в аду, тем больше у нас вопросов и меньше ответов? Сивилла мрачно кивнула.

— Смотри, это не она? Вон там, впереди, брешь в скале.

— Похоже, она.

Я еще ни разу в жизни не испытывал такого уныния, и это о многом говорит, поскольку мне доводилось попадать в очень и очень неприятные ситуации. Поиск пещеры — жест отчаяния. Будь там какое-нибудь приспособление, какой-нибудь механизм, мы бы его сразу обнаружили. Мы возвращались в тупик.

Как только мы подошли к пещере, внутри раздался оглушительный хлопок, его сопровождала ослепительная вспышка. Сивилла метнулась в сторону, а я вскинул гаусс-винтовку и сдвинул рычажок питания. Из пещеры доносился шорох. К нам приближался кто-то большой и темный. Я смотрел через прорезь прицела и все сильнее давил на спусковой крючок.

В проеме появился человеческий силуэт.

— Брось эту гадость, и пошли со мной, — сказал мой сын. — Быстрее!

— Боливар, мы идем! — выкрикнула Сивилла на бегу.

ГЛАВА 8

Я бросил винтовку, сумку с боеприпасами, узелок с колимиконом и пустился вприпрыжку. Сивилла не отставала ни на шаг. Боливар бежал впереди. У стены напротив входа он остановился и, взволнованно переминаясь с ноги на ногу, огляделся.

— Нет, левее, — пробормотал он. — Назад, назад. Здесь! — воскликнул он и протянул к нам руки. — Хватайтесь!

Мы не спорили. Он напряг могучие мышцы и крепко прижал нас к груди. Я открыл рот, но не успел вымолвить ни слова.

Я пережил что-то совершенно неописуемое. Это никоим образом не напоминало привычные человеческие ощущения — жар, холод, боль, грусть или удар электрического тока.

Потом все закончилось. Сверкнула белая молния и раздался оглушительный хлопок.

— Ложись! — выкрикнул кто-то.

Боливар повалил нас на пол. Рядом загрохотало. Я мельком увидел мужчину со стрелковым оружием в руках. Точнее, в руке — левой, потому что правая была забинтована. Сильная отдача заставила его выронить оружие, он повернулся и бросился наутек. Я услышал топот погони.

— Джеймс! — выкрикнул Боливар.

— Все в порядке! — донеслось издалека. Из-за пылающих обломков сложного электронного устройства появился Джеймс. Лицо его было в саже, он стряхивал с рубашки красные угольки. — Едва не зацепило. Хорошо, что не по мне стрелял, но над машиной он неплохо потрудился.

— Мальчики, спасибо что выручили. — Я закашлялся. — Горло! Печет, как в аду!

Зашипели автоматические огнетушители, пламя исчезло в белом облаке. Вдали ревела сирена.

— Объяснения позже, — сказал Джеймс. — А сейчас надо сматываться.

Я спорить не стал, ибо еще не совсем очухался от событий минувшего дня. Дня? Мы выбежали из Церкви в темноту. Фургон стоял на том же месте, где я его видел в последний раз… Когда?

— В кузов! — скомандовал Джеймс.

Пока мы залезали в фургон, Джеймс завел двигатель. Он нажал на газ, не дожидаясь, пока закроется задняя дверь.

Мы покатились по полу и услышали нарастающий рев сирен. А затем он начал стихать. Фургон повернул за угол, Джеймс сбросил скорость почти до максимально дозволенной. Еще несколько раз фургон сворачивал и наконец остановился. Джеймс развернулся вместе с водительским сиденьем к нам лицом и произнес с улыбкой:

— Кажется, у кого-то в горле пересохло? Сквозь ветровое стекло виднелась большая вращающаяся вывеска: «Шалман робота Родни», а чуть ниже буквы меньшего размера сулили: «Самые дешевые и самые алкогольные напитки в городе».

В боковом окне появилось лицо андроида.

— Добро пожаловать в мечту пьяниц, — проскрежетал он. — Что будем заказывать?

— Пива. Четыре большие кружки.

— Расскажите нам, что случилось, — попросила Сивилла моих сыновей, пока я боролся с кашлем.

— Конечно, — пообещал Боливар. — Только сначала скажите, вы невредимы?

Он с тревогой смотрел на нас, и пришлось кивнуть, чтобы он успокоился.

— Слава Богу! Ну и напугал же ты нас, папа. Представляешь, как мы всполошились, когда получили сигнал тревоги!

— Правда? А мне казалось, я не успел его послать.

— Не успел. Но у тебя остановилось сердце, и мы поняли: что-то не так. И решили действовать.

— Оно не останавливалось! — Я схватился за запястье, нащупал пульс. Приятное, уверенное «тук-тук».

— Рад слышать. Но тогда мы об этом не знали. Буквально через несколько секунд после того, как ты отправился в ад, мы вломились в Церковь и увидели Мараблиса в дурацкой шапке. Он еще возился с пультом. Когда поворачивался, Боливар шарахнул по нему из парализатора.

— Я его уложил, но вас уже не было в Церкви. Оттого-то и сработал сердечный датчик. Потом Слэйки признался, что закинул вас, или телепортировал, в ад. Интенсивный гипноз, по этой части Джеймс мастер.

— Да, у меня это вроде хобби. Уже несколько лет. Впрочем, расколоть Мараблиса было нетрудно. Стресс и шок. Я проник в его психику и взял контроль на себя. Он сказал, что отправил вас обоих в ад. Джеймс вызвался идти за вами. Я заставил Мараблиса включить машину, а остальное вы уже видели. Все это заняло целых пять минут, но закончилось благополучно.

— Удивляюсь, как это я до сих пор не разучился удивляться! — воскликнул я.

— Пять минут! Но ведь в аду мы провели несколько часов, почти целый день!

— Разные масштабы времени? — предположил Боливар. — И вот что еще я вам скажу, просто для сведения. Отправясь в ад, я в то же самое время находился здесь. То есть отсюда я видел все то, что видел в аду Боливар, слышал, как он говорил. И наоборот…

— Пиво, — произнес жестяной голос.

— Еще четыре, — распорядился Боливар и, когда мы с Сивиллой осушили кружки, вручил нам две оставшиеся.

Прохладительный напиток благотворно подействовал на мозги. Я крякнул от удовольствия и кое-что вспомнил.

— Джеймс! А почему была стрельба в Церкви? Что произошло?

— Да ты же сам видел. Когда вы возвращались, откуда ни возьмись появился тот парень с пушкой в лапе. Я бросился в укрытие, а он расстрелял аппаратуру. Потом они с Мараблисом удрали.

— Я успел на него взглянуть, — сказал я. — Этого не может быть, но…

Джеймс хмуро кивнул.

— Я его очень хорошо разглядел. Это был профессор Слэйки с повязкой на правой культе.

— Тогда кто… кто… кто… — сбивчиво зактокал я.

— Ты хочешь спросить, кто включал машину? Кто отправлял тебя в ад и возвращал обратно? Тоже профессор Слэйки. И на клавиши он нажимал здоровой правой рукой.

— А у меня еще есть новость, — сказал я. — В аду мы встретили ярко-красного, длиннохвостого и рогатого Слэйки.

Наступила тишина. Мы напряженно искали в этой информации смысл, а может быть, хотели убедиться в его отсутствии. Наконец Сивилла оборвала паузу.

— Джеймс, будь другом, свистни официанту, пусть принесет бутылочку чего-нибудь покрепче.

Никто не возразил. Все произошло так быстро и выглядело так непостижимо, что в голове у меня образовалась дикая путаница. Точно иголка, из нее высунулась и ужалила страшная мысль. Анжелина? Где она?

— Не в аду, — сказал Джеймс. — Этот же вопрос я задал Мараблису, как только погрузил его в транс. Он очень не хотел отвечать, даже едва не вынырнул, но в конце концов поддался. Я погрузил его еще глубже, чтобы вызволить вас из ада. Надеялся взяться за него по-настоящему, когда вы вернетесь… Но вы и сами знаете, что потом случилось. Уж простите.

— Простить? — радостно вскричал я. — За что? Анжелина жива, но ее куда-то закинули. Может быть, в рай. Выясним. Спасибо и на том, что ты нас выручил. Словечко «простите» совершенно неуместно. Надо как следует пораскинуть мозгами, разобраться со всеми этими головоломками и парадоксами. Но не сейчас. В первую очередь необходимо сделать два дела. Заручиться поддержкой и покончить с ненужным риском. Слэйки знал, что мы с Сивиллой на него охотимся. Сам в этом признался, когда нас отключил. А теперь он знает, что за ним гоняется вся дружная семейка. Он способен перейти в контратаку — что ж теперь, прикажете носу из гостиницы не высовывать? Короче говоря, мы должны немедленно связаться со Специальным Корпусом.

— Мне нужен только телефон, — сказала Сивилла. — У меня есть номер местного резидента, он нас соединит непосредственно с Инскиппом.

— Отлично. Доложим старику обо всем. Попросим взять Церковь под надежную охрану. Никого не впускать и не выпускать. А еще посоветуем как можно скорее прислать сюда профессора Койпу. Ученый, способный создавать действующие модели машины времени и творить прочие чудеса, наверняка разберется в этих адско-райских штучках. До прибытия Койпу и космической пехоты мы не будем беспокоить Слэйки. Не забывайте, мы побывали в аду и сумели вернуться. Теперь нам предстоит найти Анжелину и возвратиться вместе с ней.

x x x ч чччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччччч

В другое, не столь тяжелое, время несколько дней интенсивной релаксации в «Праздничной обители Васка Нулджа», наверное, оставили бы у меня самые светлые воспоминания. Но в те дни мысли об Анжелине не давали мне покоя. Чем бы я ни занимался (плавал, загорал, выпивал и закусывал), я даже на секунду не мог забыть о том, что ее нет рядом. Правда, негодяй Слэйки признался, что она жива, но если бы заодно сказал, где ее искать, мне бы спалось гораздо спокойней. На душе скребли кошки, и я ничего не мог с собой поделать. Я знал, что близнецы разделяют мою тревогу. Под их жеребячьими играми и ухаживанием за Сивиллой скрывались все те же грустные мысли. Я замечал тоску на лицах сыновей, когда они не подозревали, что за ними наблюдают.

Но очень скоро игры и забавы кончились. Мы приступили к делу. Вселившись в эту гостиницу по фальшивым паспортам, мы составили подробный отчет обо всем, что узнали, увидели и пережили. Картина получилась нелепая, однако мы понимали, что смысл в ней есть. Мы переслали отчет в Специальный Корпус, надеясь, что там найдутся головы помудрее наших.

Они нашлись. Обзорная экскурсия по аду подействовала на меня оглупляюще. Как ни пытался я состыковать мысли, они упрямо разбредались. То и дело я поглядывал в зеркало — не краснею ли? Спустя некоторое время я перестал подходить к зеркалам, но, моясь под душем, нет-нет да и ощупывал копчик — вдруг отрастает хвост?

Все это действовало на нервы. Но однажды рано утром ситуация в корне изменилась. Я спустился в ресторан и увидел за нашим столиком знакомый силуэт.

— Профессор Койпу! — радостно воскликнул я. — Наконец-то!

Он улыбнулся. Некоторые из его желтых зубов торчали вперед, точно покосившиеся надгробья.

— А, Джим. А ты неплохо выглядишь. Загорелый, но не красный. Хвост еще не проклюнулся?

— Благодарю вас, нет. Я за этим слежу. А как ваши дела?

— Отлично, отлично. По пути сюда я изучил обломки машины из Церкви и проанализировал все ваши записи, а также подверг экспертизе одежду, которую вы носили в аду. Вы молодцы. Правильно сделали, что отослали все это к нам. По-моему, теперь все ясно.

— Вам все ясно?! А мне ничего не ясно! Бред какой-то. Абсурд, неразбериха…

— Джим, ты за деревьями не видишь леса. Смею тебя уверить, изобрести темпоральную спираль для моей машины времени было куда труднее, чем разобраться с этой мозаикой.

Койпу отломал зубами кусочек гренка и деловито захрупал. Он очень смахивал на грызуна, нашедшего пшеничное зерно.

— Профессор, давайте не будем забираться в метафорический лес и ломать дрова.

— Да, конечно. — Он вытер салфеткой рот, а заодно тайком отполировал торчащие зубы. — Когда я узнал, что в этом деле замешан Джаз Джастин, разобраться с остальным было гораздо проще…

— Джаз Джастин? — пробормотал я, ровным счетом ни черта не понимая.

— Да. — Койпу хихикнул, блеснув желтыми зубами. — Мы его так в университете прозвали.

— Кого, кого? — заковокал я, точно заезженная доисторическая музыкальная пластинка.

— Джастина Слэйки. Он играл на тромбоне в университетском джазовом квартете… недурно играл, смею тебя уверить. По правде говоря, я ничуть ни хуже наяривал на банджо и…

— Профессор, ближе к делу, пожалуйста. Постарайтесь обойтись без экскурсов в историю музыки.

— Да, конечно. Слэйки — гений, это я понял еще в первую нашу встречу. Он очень стар. Учитывая достижения гериатрии, он, наверное, гораздо старше, чем выглядит. Он создал теорию галактических перемычек, — несомненно, ты знаешь, что она очень долго ходила в гипотезах. Никому не удавалось приблизиться к ее математическому выражению, пока Слэйки не вывел формулы, которые доказывали существование перемычек. Он сумел даже математически описать природу червоточин в перемычках между галактиками. Изредка Джастин писал научные статьи, но никогда не соединял свои открытия в единую систему. До недавних пор я считал, что его теория так и осталась незавершенной.

Профессор снова оттяпал кусок гренка и торопливо смыл его в пищевод глотком кофе.

— Подождите, — попросил я. — Начните сначала. Я ничего не понял.

— А зачем тебе понимать? Природу червоточин в перемычках можно объяснить только с помощью алгебры отрицательных чисел. Любая нематематическая модель будет всего лишь грубой профанацией.

— Меня вполне устраивает грубая профанация. Он пожевал, задумчиво поморщил лоб, рассеянно смахнул с глаз длинную жидкую прядь волос.

— Что ж, утрируя…

— Да?

— Предельно утрируя, можно сказать, что наша вселенная напоминает недожаренную глазунью из одного яйца. Лежащую на противне рядом с другими, тоже полусырыми яичницами.

Похоже, завтрак подстегнул его воображение. У меня же здешние яичницы никаких ассоциаций не вызывали, я успел к ним привыкнуть.

— Противень с яичницами символизирует пространство-время. Но он должен быть невидимым, поскольку у него нет измерений и, следовательно, его невозможно измерить. Не отстал еще?

— Пока держусь.

— Отлично. Энтропия — заклятый враг вселенной. Все изнашивается, остывает, пока не наступает тепловая смерть вселенной. Но с этой проблемой было бы нетрудно справиться, если бы существовала возможность обратить энтропию вспять. Но это невозможно. Но!

Это было важное «но», судя по тому, как профессор ораторски воздел палец и щелкнул зубами.

— Но хотя обратить энтропию вспять нельзя, измерить и увидеть степень энтропийного разложения можно — разумеется, только математически. И можно доказать, что в разных вселенных этот процесс идет с разной скоростью. Ты понимаешь, как это важно?

— Нет.

— Подумай! Предположим, скорость энтропии в нашей вселенной гораздо больше скорости энтропии во вселенной Икс. Гипотетическому наблюдателю из той вселенной покажется, что распад нашей вселенной происходит быстрее. Правильно?

— Правильно.

— Столь же очевидно, что, если наблюдатель в нашей вселенной смотрит на вселенную Икс, ему покажется, что энтропия там идет в противоположном направлении, и это явление можно назвать обратной энтропией. Хотя этой обратной энтропии не существует, ее можно увидеть. Вот тебе и уравнение.

Койпу откинулся на спинку стула и улыбнулся. Похоже, он был доволен собственной логикой. А мне она показалась сущим бредом. Я так и сказал, и он нахмурился.

— Жаль, диГриз, что в школе ты валял дурака на уроках математики. Ладно, попробую еще больше упростить. Допустим, явления не существует, но если оно наблюдается, его можно выразить математически. А если его можно выразить, то на него можно и повлиять. А на что можно повлиять, то можно и изменить. В этом-то и прелесть. Чтобы добраться до червоточин между вселенными, не нужно источника энергии, хотя энергия, конечно, потребуется для путешествий по ним. Для самих червоточин источником энергии служит разница в скорости энтропии. Этот закон открыт Джастином Слэйки, и я первым снимаю перед ним шляпу.

Он приподнял над головой воображаемую шляпу. Я тупо заморгал, а затем подстегнул мозги. Да что это со мной? Котелок совершенно не варит. С огромным трудом я вылущил из буйных физических фантазий профессора кое-какую суть, доступную моему первобытному умишку.

— Так. Давайте по порядку. Если ошибусь, поправьте. Существуют разные вселенные. Так?

— И да и нет.

— Пусть будет да. Хотя бы на минутку. Существуют разные вселенные, и если они существуют, то связаны друг с другом перемычками, в которых есть червоточины. Далее. Разница в скоростях энтропий этих вселенных позволяет человеку путешествовать по червоточинам из одной галактики в другую, и Слэйки изобрел для этого специальную машину. Так?

Профессор поднял палец, нахмурился и отрицательно покачал головой. Затем поразмыслил и пожал плечами.

— Так, — произнес он весьма сдержанным тоном. Я поспешил, пока он не передумал:

— Ад находится в иной вселенной, там действуют иные физические законы, а может быть, и химические. И время там течет с другой скоростью. Если это так, то рай — это уже совсем другая вселенная, соединенная с нашей червоточинами в пространстве-времени. Возможно, есть вселенные и кроме этих двух…

— Теоретически их множество бесконечно.

— И машина Слэйки позволяет снова и снова налаживать связь с ними, и что по силам ему, то по силам и вам. Я прав?

— И да и нет.

Я одолел соблазн выдрать из своей шевелюры клок волос.

— Что вы подразумеваете под «да»? Что вы подразумеваете под «нет»?

— «Да» означает, что теоретически это возможно. А «нет» — что мне это не по плечу. По крайней мере, без математического выражения энтропийного соотношения, которое было записано в машине. В той, которую ты позволил уничтожить.

— Но должны существовать и другие машины.

— Раздобудь хоть одну, и я тебе построю межгалактическую подземку.

— Раздобуду, — пообещал я. Пообещал твердо, ибо не видел другого способа выручить Анжелину. После чего у меня возник очередной закономерный вопрос: — У кого есть эти машины?

— У Слэйки.

— У которого Слэйки?

— Слэйки только один.

— Не верю. Своими глазами видел по меньшей мере троих. Краснокожий с хвостом — раз. Без правой руки — два. А третий — со здоровой правой рукой.

— Ты видел одного и того же человека, только из разных времен. Представь, у тебя есть машина времени, и ты отправляешься на ней в гости к новорожденному ребенку. Затем передвигаешься вперед во времени и видишь того же ребенка, но уже взрослым, а потом еще раз перемещаешься и встречаешь уже старика. Математически это вполне объяснимо. Джастину каким-то образом удалось продублировать себя в разные времена своего существования. Все эти двойники — один и тот же человек. Поскольку они из разных времен, у них одни и те же мысли. Вот каким образом однорукий Слэйки узнал, что Слэйки невредимый попал в беду. Узнал и пришел на выручку. То же самое явление наблюдали твои сыновья. Поскольку они — биологические близнецы, то есть произошли от одного яйца, некогда они были одним и тем же лицом, или яйцом. Поэтому, оказавшись в разных вселенных, они думали одинаково и видели одно и то же. Все это вполне очевидно.

— «Что очевидно»? — спросила Сивилла, подходя к нашему столику.

— То очевидно, — сказал я, — что мы теперь знаем, как попасть в рай. Или в ад. Всюду, куда понадобится. Похоже, наш гениальный профессор все знает об этих вселенных.

Она кивнула.

— Профессор, если вы все поняли, объясните, как Джиму удалось обнаружить в аду своих свинобразов.

— Объясню. Я прочитал отчет и полностью согласен с вашими предварительными выводами. Судя по всему, ад — этопластичная, еще не до конца сформированная вселенная. Должно быть, когда Слэйки увидел ее впервые, она была тектонически активна. Он ошибочно принял ее за ад, и она стала адом. Вы оба оказались в его аду, но и сами создали по фрагменту из миров вашего детства.

— Можно спросить, — произнесла Сивилла. — Если это получилось у нас, почему не удалось никому из тех, кого мы там нашли?

— Это тоже вполне понятно, — чинно вещал профессор. Он всегда был рад внимательной аудитории. — Те люди — простые обыватели, а не суперагенты Специального Корпуса. Вам же сила воли, психическая устойчивость помогли материализовать воспоминания, слепить наиболее знакомые вам мирки. Там, где простые обыватели в страхе убегали, вы поворачивались к опасности лицом и встречали ее свирепым рыком.

— Послушать вас, так мы — одичавшие терьеры, — свирепо прорычал я.

— Так и есть. Еще вопросы?

— Да, — сказала Сивилла. — Что теперь будем делать?

— На это отвечу я, — откликнулся я. — Профессор Койпу построит машину для путешествий в эти далекие вселенные, и мы вернем Анжелину.

— Отличная идея. Но давайте не будем этим заниматься до завтрака, — с женской практичностью добавила она. — У меня предчувствие, что работенка намечается не из легких.

ГЛАВА 9

Я дождался, когда к нам подсядут Джеймс с Боливаром и съедят полусырые яичницы, а затем взял быка за рога.

— Объявляю заседание открытым.

Они внимательно посмотрели на меня. Все, кроме профессора Койпу. Он уже бормотал под нос и заполнял уравнениями широкий блокнот.

— Надеюсь, профессор не будет в обиде, если я чудовищно упрощу все, что он мне сейчас объяснил. Рай и ад находятся в других вселенных, и туда можно попасть. Есть и кроме них вселенные, и в одной из них — Анжелина. При некотором нашем содействии профессор смонтирует машину пространства-времени, и мы на ней отправимся в путешествие.

Все кивнули и улыбнулись — опять же, кроме Койпу, который бубнил что-то математическое. Но он мог делать одновременно два дела. Выводя свои закорючки, он произнес:

— Твое упрощение — полная ахинея. Из этих уравнений вытекает…

— Что вы понимаете, что от вас требуется, — перебил я, пока остальные не приуныли, — а мы — что требуется от нас. Надо найти одного из клонов. Если Слэйки еще не удрали с этой планеты при помощи своей машины, то они должны быть где-то здесь. По-моему настоянию Специальный Корпус надавил на местных военных, и они надежно изолировали планету. Как мотель, где морят насекомых, — вселиться можно, а съехать нельзя. Сейчас ведутся тщательные и методичные поиски…

— А давайте их отпустим, — предложила Сивилла. Воцарилось молчание. Даже Койпу дал передышку авторучке.

Сивилла обворожительно улыбнулась и окинула снисходительным взглядом ошеломленную аудиторию.

— Давайте посмотрим чуть дальше собственного носа, — сказала она, — и не будем такими прямолинейными. Вся беда мужчин в том, что их тестостерон и прочие гормоны, которые носятся по кровеносной системе, делают их слишком предсказуемыми. Давайте мыслить изощреннее, хотя бы в порядке эксперимента. Люди, за которыми вы охотитесь, «Слэйки и Слэйки», — такие же недалекие мужланы, как и вы. Они рассчитывают, что вы будете действовать точь-в-точь, как они запланировали.

— Что же ты посоветуешь?

— Умерить пыл, не пороть горячку, набраться терпения. Пусть они тычутся носами во все щели, пока не найдут лазейку. Когда выберутся, мы пойдем следом.

— Это будет не просто…

— Да нет, просто, — сказал Койпу. — Я как раз обдумываю новую уникальную теорию… насчет побочных эффектов путешествий между вселенными.

— Он помахал блокнотом с формулами. — И теперь с удовлетворением вижу, что мои предположения верны. Назовем это энтропийным размежеванием. — Крайне довольный собой, он расплылся в улыбке и постучал ногтями по зубам. Наши вытаращенные глаза еще больше подняли его настроение. — Объясню. Как вы заметили, в аду с людьми происходят некоторые перемены. Краснеет кожа, отрастают новые конечности, прогрессирует психическое расстройство. Мои уравнения доказывают, что генезис этих метаморфоз не физический. То есть они вызваны не химическим составом атмосферы или чем-нибудь подобным. Нет, в этих переменах виновато энтропийное размежевание, коренная несовместимость материи исконной и материи привнесенной. Как только я это понял, разработать принцип энтропометра было легче легкого. Это устройство, будучи очень простым по конструкции, заключает в себе невероятные возможности. Вот оно.

Он достал из кармана рубашки маленькую вещицу и бережно положил на стол. Мы дружно вытянули шеи.

— Похоже на камешек на ниточке.

— Именно. Проанализировав ваш доклад и определив для себя направление поисков, я не поленился найти чуть-чуть адской материи. В твоей одежде, Джим, которую ты мне весьма благоразумно прислал. В карманах оказались камешки. Я полагаю, ты ими разжился, когда ползал по земле. Как говорится, чтобы поверить в существование пудинга, лучше всего его отведать. — Он поднял ниточку за свободный конец, встал и обогнул столик. Остановился рядом со мной и протянул руку. Хитроумное устройство закачалось перед моим носом.

Я скосил на него глаза.

— Движется? — спросил он.

— Похоже, ко мне тянется.

— Да. Ты достаточно долго пробыл в аду, чтобы энтропийное размежевание изменило твой организм. Правда, это очень незначительная перемена. — Он подержал энтропометр над ладонью Сивиллы, довольно кивнул, перешел к близнецам, подержал ниточку с камешком у обоих над макушками, а затем показал на Джеймса.

— Вот этот брат управлял машиной и в аду не побывал.

Джеймсу оставалось лишь молча кивнуть. Койпу гордо любовался своим изобретением.

— Видите, я определил это буквально с ходу. Представьте теперь, как засветится в темноте Джаз Джастин. Как только я сделаю несколько тысяч датчиков, а это достаточно просто, мы отменим запрет на движение транспорта. И не станем разыскивать злоумышленников или мешать их бегству.

— Отлично! — возликовал я. — Им удастся сбежать, но не удастся спрятаться. Мы поставим датчики на всех поездах, автобусах, космических кораблях, мотоциклах и рикшах. На всем, что способно двигаться. Мы пойдем за ними следом, и они нас приведут к одной из своих машин, и мы ее захватим, и как всегда победят хорошие парни.

На деле все оказалось далеко не так просто. Вместо того, чтобы убегать, «Слэйки и Слэйки», похоже, залегли на дно. В конце концов славному профессору Койпу надоело ждать, когда они попадутся в одну из наших многочисленных ловушек. Он отправился в мастерскую и усовершенствовал энтропометр. Первая модель, сделанная наспех, была очень грубой. Новые датчики были крупногабаритными, с мощными усилителями и имели больший радиус действия.

Военные разбили на квадраты небо над островами, и через несколько часов самолеты-разведчики обнаружили след.

— Вот здесь, — сказал техник из Специального Корпуса, расстилая большую карту и тыча пальцем в красный кружок. — Пилот самолета-разведчика обнаружил слабое излучение, а когда сбросил высоту, загудели все зуммеры.

Мы склонились над картой.

— Это в самом центре города, — сказал я.

— Так точно. В центре Гаммара, столицы этой планеты. В первый раз стрелка датчика зашкаливала, и с тех пор ничто не изменилось. Но в городе есть еще два источника излучения, послабее, и один из них движется.

— Да, это возможно. Если сильный источник — машина, а два послабее — близнецы Слэйки.

— Такого же мнения придерживается и профессор Койпу. Он просил предупредить его, если вы решите предпринять агрессивные действия.

— Никаких проблем. Где он?

— Внизу, в ночном клубе. Работает.

— Работает?.. — У меня опять царил разброд в мыслях. — В котором клубе? В этой гостинице их семь.

— «Зеленая ящерица». Очень этническое местечко.

— Интересно, что может быть этнического в ящерицах?

Вскоре я это выяснил. В теплом влажном воздухе рокотали барабаны джунглей, вопли ночных животных сотрясали полумрак. Я пригнулся, чтобы не задеть низко свисающие ветви, а в следующую секунду меня едва не задушила лиана.

— Человек-посетитель, чем могу служить? — спросила рослая зеленая ящерица, одарив меня змеиной улыбкой.

Ящеричьей была только голова, тело же — совершенно человеческое и восхитительно женское, хоть и зеленое. Краска, сразу понял я. Даже в тусклом свете джунглей было несложно ее разглядеть. А еще было несложно разглядеть, что, кроме краски, на женщине-ящерице нет ничего. Любопытно, над чем здесь работает профессор?

— Койпу, — сказал я. — Мне надо с ним встретиться. Невысокий гомо сапиенс. Седые волосы, необычные зубы…

— Дорогой человек-посетитель, прошу сюда. — Удивительная официантка повела меня сквозь джунгли к бревенчатому столу. За ним на толстом чурбане сидел Койпу, тоже обнаженный, но вовсе не такой сексапильный, как женщина-ящерица. Он что-то тянул через соломинку из бамбукового стакана и царапал авторучкой широкий банановый лист.

— Что он пьет, то и я буду, — заказал я и с трудом оторвал взгляд от ускользающей официантки.

— А, Джим. Присаживайся.

— Не хотел вам мешать…

— А ты и не мешаешь. Я только что закончил и завтра смогу опубликовать научный труд «Ископаемые ящеры как суррогат насильственного подавления подсознательной сексуальности».

— Звучное название.

— Мне тоже так кажется. А еще я пишу сокращенную популяризаторскую версию для «Интернет». Назову ее «Обида на либидо».

— Главный приз вам обеспечен. О чем вы хотите со мной поговорить?

— О планах. Надо придумать надежный способ захватить целую и невредимую действующую модель универсального дифференциатора Слэйки. Без нее я не смогу и шагу дальше ступить. Две машины мы уже получили — в виде обгорелых обломков. Я сконструировал одно устройство, надеюсь, оно пригодится.

— Что за устройство?

— Темпоральный ингибитор. Интеллектуальный отпрыск моей спирали времени. Джим, ты должен ее помнить, ведь ты по ней путешествовал. Когда отправлялся искать приключения, а заодно спасать мир. Кое-чем это изобретение обязано и тебе. Еще ты должен помнить, как спас от нападения из времени Специальный Корпус, как повстречал хрононавтов из будущего и они тебе дали хронобур… Помнишь, он все кругом замораживал, погружал во временной стазис. Как только я узнал, что такое в принципе возможно, полдела было уже сделано.

— Профессор, вы гений.

— Знаю. Допивай и берись за работу. На столе в моем номере ты найдешь темпоральный ингибитор, или для краткости ТИ. Действием он ничем не отличается от уже знакомого тебе. Включишь его, и все кругом застынет. Конечно, кроме тебя. Ступай, Джим, ступай с темпоральным ингибитором наперевес и добудь универсальный дифференциатор, машину пространства-времени. А сейчас давай попрощаемся, потому что у меня много дел, а ты человек женатый.

Я ушел. Поднялся в его номер, увидел на столе «фонарик». Взял, включил. Вместо луча света он испустил механический гул, а больше, на мой взгляд, ничего не произошло. Я выключил ТИ, достал из кармана монетку, подбросил и включил «фонарик». Монетка повисла в воздухе и упала не раньше, чем я нажал на кнопочку.

Следующая станция — город Гаммар.

Я позвонил из профессорского номера мальчикам. Они для меня оставили сообщение на автоответчике, предлагали встретиться в «Подводном мире», самом популярном ночном баре в гостинице. Я сунул ТИ в карман, вышел и разыскал бар без особых затруднений, надо было только идти на звуки пляжной музыки и плеск волн. Но у входа я заколебался. Не хватит ли с меня на сегодня ночных клубов? Я еще от «Зеленой ящерицы» не очухался. Впрочем, этот кабак был освещен гораздо лучше, и вообще в нем все выглядело привычнее. Специальная подсветка и близкая к нулю гравитация создавали почти полную иллюзию пребывания под водой. Официантки с русалочьими хвостами не несли, а подталкивали к плавающим столикам подносы с напитками и закусками. Подгулявшие посетители танцевали в нескольких футах над полом, извивались, точно косяк угрей. Боливар отплясывал с Сивиллой — похоже, им было очень весело. Кажется, Боливар не был против, когда к ним присоединился Джеймс. Или просто не подал виду? Впрочем, это не имело значения. Они были молоды, задорны и заслуживали все удовольствия, которые только могла подарить таким замечательным сыновьям освоенная галактика. Пусть себе гуляют, а я тем временем позабочусь о машине Слэйки.

Я поднялся к себе в номер за кой-какими мелочами, и тут зазвонил телефон. На экране появился Инскипп и зло блеснул глазами.

— ДиГриз, что это ты затеял?

— Да так, поработаю немножко мальчиком на побегушках, — невинно проговорил я. — Принесу одну машинку профессору Койпу.

Злой блеск сменился насмешливым.

— Отставить. Одного я тебя не пущу. Учти, я в курсе всего. Знаю даже, о чем тебя попросил Койпу. За последнее время ты наделал слишком много ошибок. Неряшливая работа. Теперь с этим покончено. В вестибюле гостиницы тебя ждет взвод космической пехоты во главе с капитаном Гризли.

— Спасибо, спасибо, вы сама доброта. Сейчас я к ним спущусь.

Разумеется, я решил покинуть гостиницу через черный ход. Я всегда стараюсь избегать докучливого общества, коим вполне обоснованно считаю космическую пехоту. Но тут снаружи громко заколотили в дверь.

— Взвод ждет в вестибюле, но капитан поднялся к тебе. Действуй.

Я выхватил из кармана ТИ и подумал, не избавиться.1И с его помощью от вояки. Но телефон зловеще зарычал:

— ДиГриз, не вздумай шутки шутить! Я за тобой слежу!

Я пробормотал несколько любимых ругательств и затворил дверь. За ней стоял коренастый военный с некрасивыми красными глазками и тяжелой, как наковальня, нижней челюстью. Дрожа от боевого задора, он кинул руку к козырьку. Я коснулся лба «фонариком».

— Мы вас доставим в аэропорт, — проорал Гризли. И галантно повел рукой. — После вас, сэр.

На огневой рубеж мы выдвигались эффектно. В чем, в чем, а в таких делах Специальный Корпус знает толк. Выли сирены, топали солдаты, вскидывались и опускались винтовки. Все как обычно. По пути капитан Гризли ввел меня в курс дела, подчеркивая каждый пункт резким взмахом указательного пальца.

— Первое. Гаммарская полиция держит объект под надежным колпаком. В ходе розыска установлено, что машина, которую вы ищете, находится в молельном зале, арендованном организацией под названием «Круг Святости». Это очень узкий круг, только важные персоны — политики и бизнесмены. Кое-кого из них сейчас допрашивают.

— А вам известна цель операции?

— Так точно, агент диГриз. Я в ней участвую с самого начала. Второе. В отличие от всех прочих сект, фигурирующих в этом деле, Круг Святости — сугубо мужская организация. Ее не так загробный мир интересует, как деньги и власть. А управляет ею, по нашим данным, некий промышленник, барон фон Крюмминг.

— Значит, они богатеют, и барон — быстрее всех?

— Так точно.

— Личность установлена?

— Так точно. Чуть постарше, пожирнее, полысее. Но это Слэйки, никаких сомнений. Очередная инкарнация. Сколько еще двойников Слэйки шастает по галактике?

Я приуныл. Возможно, им несть числа. Армия из одинаковых солдат. Штамповки, разбросанные по всем временам. У них одни и те же мысли, одни и те же воспоминания. Это казалось настолько невероятным, что я предпочел вообще об этом не думать.

— Какие будут распоряжения? — спросил капитан.

— А что, разве я руковожу операцией?

— Так точно, сэр. По решению вышестоящего начальства.

— Инскиппа, что ли?

— Так точно.

— Никак, он поумнел на старости лет.

— Сомневаюсь, сэр. Мы выполним все ваши приказы, поскольку я и два сержанта не расстанемся с вами до конца операции.

ГЛАВА 10

Полет в баллистическом орбитальном шаттле отнял не слишком много времени. Взлет и посадка — с многократной перегрузкой, зато в промежутке — невесомость. Пока мы в ней пребывали, я выспался, казалось, на всю оставшуюся жизнь. Кстати, при нулевой гравитации спится неплохо.

Мы благополучно сели и на чем-то колесном добрались до гостиницы, где нас поджидал еще один космический пехотинец, на сей раз лейтенант. Он и мои спутники вволю нащелкались каблуками и накозырялись. Я нетерпеливо переждал этот ритуал, столь милый сердцам военных. Наконец все большие пальцы улеглись по брючным швам.

— Лейтенант, что-нибудь изменилось с тех пор, как пришла последняя сводка?

— Никак нет, сэр. Как и прежде, наши люди с энтропометрами следят за двумя подозреваемыми. Они не перемещаются, мы тоже сохраняем дистанцию. Ни один из них не приближался к универсальному дифференциатору.

— Они не догадываются о слежке?

— Никак нет. Мы к ним ни разу не подходили, даже де видели их. Нам приказано вести наблюдение издали, тока вы не захватите машину.

— Чем я сейчас и займусь. Лейтенант, ведите! Я решил действовать предельно просто, очень уж не хотелось в третий раз перехитрить самого себя. Парадная дверь была уже распахнута и взята под охрану, за проемом входа скрылось из виду еще несколько пехотинцев. Мой вооруженный эскорт трусцой бежал рядом со мной и застыл как вкопанный, когда я остановился.

— Доложите-ка еще разок, — прошептал я. Лейтенант показал на высокую двустворчатую дверь в конце коридора.

— Вон там они собираются. Конференц-зал. Круглый, метров двадцать в поперечнике. — Он протянул мне металлическую коробочку со шкалами. — Ваш энтропометр, сэр.

— Отдайте капитану, пускай носит. Дверь не на замке?

— Не знаю, сэр, мы к ней не приближались. Но у меня есть ключ.

— Отлично. Вот что мы сейчас сделаем. Тихо подойдем к двери. Вставим ключ в замок. Вы попытаетесь отворить. Как только будете уверены, что справились, кивните мне и распахивайте дверь. — Я поднял ТИ. — Это не «фонарик», а темпоральный ингибитор. Вы отворяете дверь, я его включаю, и в молельном зале останавливается время. Ни люди, ни механизмы не смогут шелохнуться, пока я его не выключу. А сделаю я это не раньше, чем машина пространства-времени окажется в моих руках. Все ясно?

Они нетерпеливо закивали.

— Тогда приступаем.

Они дружно отдали честь, и хоть на этот раз обошлось без строевого топота. Мы крались на цыпочках. Гризли и два сержанта дышали мне в затылок. Я взял ТИ на изготовку.

Лейтенант вставил ключ в замочную скважину, медленно провернул, а затем изо всех сил ударил ногой в дверь.

— Включаю! — крикнул я. И включил ТИ. В зале царила чернильная мгла.

— Нельзя ли зажечь свет? — поинтересовался я. Ответа не последовало. Все застыли. Лейтенант — под острым углом к полу, и вдобавок на одной ноге. Мой эскорт — точно статуи со стеклянными глазами. Я отступил к двери, и пехотинцы задвигались, как только оказались в моем поле.

— Мы вошли, — сообщил я. — Но я ничего не вижу и не решаюсь отключить эту машинку, чтобы найти выключатель. Предложения?

— Боевые фонари. — Капитан Гризли взял энтропометр в левую руку, а правой снял с пояса фонарь. Ударил яркий луч, к нему присоединились еще три.

— Держитесь за руки и за меня, а не то будете похожи на него. — Я указал на неподвижного лейтенанта.

Капитан и сержанты подскочили ко мне. Мы медленно зашаркали вперед, точно на состязаниях по групповому бегу в мешке.

— Показания четкие, — произнес Гризли. — Стрелка направлена вон на ту дверь.

Насчет двери беспокоиться не пришлось. Она была не заперта. Мы двигались, светя боевыми «фонарями». И обнаружили стеллажи с электронным оборудованием, точной копией того, которое я уже видел.

— Вот, — показал я, — то, что мне нужно. Не разбредаемся. Все, стоим. Потому что у нас возникла проблема. Чтобы снять эту штуковину, мне придется выключить ТИ. — Я показал огонек на пульте машины Слэйки. — А еще мы должны ее обесточить, если хотим вынести. Предложения?

— Сержанты, оружие к бою! — скомандовал Гризли. — Никого не подпускать. А мы с вами, — сказал он мне, — хватаем машину, снимаем со стеллажа и ищем рубильник или разъем силового кабеля. Больше ничего не придумать.

Я поразмыслил над его идеей и не нашел альтернативы.

— Ладно, попробуем. Сержанты, охраняйте нас, увидите кого-нибудь — кричите. Впрочем, нет, лучше скачала попробуйте пристрелить. Я отключаю хрономорозильник, восстанавливаю статус-кво. Готовы?

Телохранители мрачно кивнули. Сержанты взяли оружие на изготовку, капитан крепко ухватился за универсальный дифференциатор.

— На счет «три». Раз… Два…

Я нажал на кнопку, и все случилось в один миг. Машина вдруг ожила, на пульте заполыхали огоньки. Жутко вереща, рядом со мной возник человек, облапил, вывел из равновесия. Я вцепился в него свободной рукой…

Мы летели. Где-то, куда-то, В пустой тишине все громче и громче стучало мое сердце. Больше я ничего не слышал и не чувствовал. Что это, страх? Почему бы и нет? Снова в ад? Или в рай? Белый свет, густой, теплый воздух… Хруст, треск, звон разбитого стекла.

Я лежал спиной на чем-то колючем, а от меня, спотыкаясь, удалялся толстый и старый вариант Слэйки. В руке я держал темпоральный ингибитор.

— Слэйки, ты попался! — закричал я, направляя на него ТИ и нажимая кнопку. А он отбежал, спотыкаясь и размахивая руками, подальше, остановился и повернулся. И захохотал.

— Здесь твое оружие не действует. Здесь вообще не действует техника из другой вселенной. Ты дурак! Неужели это до тебя еще не дошло?

Доходило, но очень уж медленно. Болели расцарапанные ноги. Я уперся бесполезным ТИ в битый хрусталь и с трудом встал. Выдернул из лодыжки осколок стекла и увидел, как штанина пропитывается кровью.

— Мы не в аду, — крикнул я, оглядевшись. — Это и есть твой рай?

Я бы не удивился, если бы он ответил утвердительно. Ибо глазам моим открылись поистине райские кущи. Я даже рот разинул — не столько от удивления, сколько от восторга. Но при этом я ни на миг не упускал из виду жирного Слэйки. Только он тут выглядел знакомо, а все остальное не могло привидеться даже в сладостных грезах.

Кругом вздымался мир хрустальной красоты. Пышный, красочный и прозрачный. Во все стороны расстилались заросли стекла, — аналоги деревьев и кустов. Листья — просвечивающие, с прожилками. Я стоял на круглой полянке, под ногами похрустывали осколки.

— Нет, — сказал Слэйки. — Это не рай.

— Что же тогда?

Он не ответил. Я сделал несколько шагов в его сторону, и он вскинул руки.

— Стой! Не приближайся. Будешь стоять, я отвечу. Согласен?

— Пока да. — Я не был расположен давать обещания, но любые сведения могли пригодиться. — Если мы не в раю, то где?

— В другом месте. Я здесь нечасто бываю. От него мало проку, а может, и вовсе никакого. Раньше я это место называл Силиконовой долиной, а теперь зову Стеклом. Просто Стеклом.

— Ты — профессор Слэйки. А еще, наверное, ты — босс в Круге Святости. Барон фон Крюмминг.

— Как тебе угодно. — Он насупился и оглянулся. Я осторожно шагнул вперед, но он это заметил.

— Не двигайся!

— Успокойся, я не двигаюсь. Лучше расскажи, зачем это все.

— Ничего я тебе не расскажу.

— Даже о том, как ты оказался в аду? Едва я это произнес, он понурился.

— Трагическая ошибка. Но больше я ее не повторю. Да, я не могу оттуда убежать. Слишком долго там прожил, слишком долго. Если уйду, обязательно умру.

— А винтовка? Зачем тебе там винтовка?

— «Зачем винтовка»? Что за глупый вопрос. Конечно, чтобы жить, чтобы есть. В колимиконе слишком мало питательных веществ, а может, их и вовсе нет. Медленная смерть от голода… Ружье — чтобы охотиться, чтобы давать отпор охотникам…

Меня затошнило. Я разговаривал с явным безумцем и вдобавок почти ничего не понимал в происходящем. Но он откровенничал, и я решил задать давно мучивший меня вопрос. Я произнес как можно беспечнее:

— А где та дамочка с Луссуозо? Куда ты ее закинул?

— «Та дамочка»?! — Он рассмеялся, и мне тот смех совершенно не показался заразительным. — Помилуй, диГриз! Неужели я тебе кажусь круглым дураком? Ты хочешь знать, где твоя жена? Твоя Анжелина? Это ее ты называешь «той дамочкой»?

Заметив выражение моего лица, он повернулся и побежал по тропинке, устланной битым хрусталем, через волшебный лес. А я мчался следом и настигал.

Но он-то знал, что делает. Внезапно он остановился, огляделся, метнулся вправо-влево. Я прыгнул на него, и он исчез. Спасся. Выскочил из этой вселенной.

Мне стало очень одиноко. Еще бы, ведь я оказался на чужой планете, в чужой вселенной. И не в первый раз. Оставалось лишь одно утешение: я побывал в аду и сумел выбраться.

— Джим, у тебя опять получится. Непременно. Ты хороший парень, а хорошие парни всегда побеждают.

Укрепив таким образом свой боевой дух, я огляделся. В солнечных лучах искрился хрустальный лес. Ничто не шевелилось в тепле и тишине. Тропинка вела прочь от полянки, оставалось лишь гадать, куда она ведет. Я медленно брел под стеклянными кронами. Тропка сворачивала, огибая край утеса. Передо мной открылась водная гладь — до самого горизонта.

Тропинка шла влево. Глянув в ту сторону, я увидел невдалеке острова. Над моей головой хрустальные ветви висели над водой, и опадающие листья со звоном разбивались о камни. По морю бежали небольшие волны, пенились, накатывая на берег.

Я остановился. Слэйки удрал, я один как перст. Не слишком отрадная мысль, постараемся ее отогнать. Я отсюда обязательно выберусь, это всего лишь дело времени. Наверное, капитан Гризли и его бравые пехотинцы ухе вынесли машину из здания и спешат к гениальному профессору Койпу. А тот изучит трофей, выведет уравнения, сконструирует собственную машину пространства-времени и придет ко мне на помощь.

Что же предпринять? Я один в хрустальной вселенной. Один-одинешенек. Я захохотал. Что тут смешного? Я потряс головой, и она вдруг сильно закружилась.

— Кислород, — сказал я вслух, чтобы успокоиться. — Избыток кислорода.

И в самом деле, не было никаких причин считать, что атмосфера этой планеты неотличима от атмосфер терраформированных и заселенных планет. Намного вероятнее, что все обстоит совсем иначе. Очевидно, Слэйки находит и посещает планеты, малопригодные для жизни людей. Я задержал дыхание, затем решил дышать «через раз». В голове прояснилось, веселья поубавилось. Я оглядел хрустальные заросли. Протоптанная в них тропинка тянулась вдоль утеса. Стоит ли по ней идти? Я не привык к нерешительности, а потому пребывал в нерешительности. Но знал, что от решения никуда не деться. Путешествие в ад доказало, что между точками прибытия и отправления нет географической разницы. Взять хотя бы ту пещеру. Мы с Сивиллой в нее прибыли и из нее вернулись. Как же быть? Возвратиться на круглую полянку? Или побольше разузнать о Стекле?

— ДиГриз, по-моему, ответ очевиден, — сказал я себе тоном мудрейшего и авторитетнейшего наставника. — Сиди на пятой точке и жди, когда тебя спасут. Или когда ты тихо-мирно дашь дуба от жажды и голода. А хочешь, поиграй в первопроходца, выясни побольше об этом местечке. Например, чиста вода в этом океане или насыщена ядовитой химией. И вообще, вода ли это. Иди узнавай.

Я пошел. По земле, усыпанной битым стеклом. Мое счастье, что подошвы ботинок были сделаны из серин-геры, эластичного компаунда, который считался прочнее стали. Будем надеяться, что так оно и есть.

Вдоль берега росли высокие хрустальные деревья, между ними попадались лужайки синеватой травы. Тропинка петляла, и на очередной лужайке я увидел стеклянного зверя.

До сего момента я мирился с присутствием хрустальной растительности. С тех пор, как я здесь очутился, слишком много всего произошло, чтобы сомневаться в реальности этого ландшафта. Мало ли диковин на свете? Может быть, это природное минеральное образование либо отходы жизнедеятельности местных организмов наподобие кораллов?

Но что, если все это создал некий гениальный скульптор? Поистине, маленькое пламенно-оранжевое существо на поляне казалось произведением искусства. Оно было покрыто стеклянным мехом — отчетливо виднелась каждая шерстинка. В пасти блестели два ряда великолепно изваянных крошечных зубов. Я посмотрел под ближайшее дерево и отскочил. Там изготовилось к прыжку создание вдвое крупнее меня. Но зверь не двигался, и я успокоился. Полюбовался зазубренными, как гарпуны, саблевидными клыками, громадными когтями, торчащими из пальцев. Хрустя стеклянной травой, я подошел поближе. Изумительная работа. Глаза зверя находились на одной высоте с моими и казались особенно правдоподобными… отчасти потому, что они очень медленно двигались. Зверь наблюдал за мной.

Это не статуи! Это живые существа!

Я прошел назад и нагнулся над меньшим зверем, убегавшим от хищника. Да точно. Одна нога заметно опустилась, другая чуточку приподнялась. Это не скульптура и вообще не артефакты. Я — в мире медлительной хрустальной жизни.

— А почему бы и нет? — проговорил я вслух — собственный голос слегка успокаивал. — Джим, ты не тронулся умом. Просто воспользовался наконец своей недюжинной наблюдательностью и увидел то, что с самого начала бросалось в глаза.

Я вспомнил, что мало-мальски разбираюсь в химии. У стекла аморфная структура, то есть это вещество, по сути, не жидкое и не твердое. И если в природе встречается жизнь, основанная на углероде, то вполне могут существовать и силиконовые организмы. И существуют. На Стекле наверняка можно обнаружить какие-нибудь необычные молекулы и экзотические реакции. И все, что меня сейчас окружает, убедительно иллюстрирует эту теорию.

Я расчистил ботинком местечко на земле и сел. Обхватил руками колени, опустил на них подбородок и набрался терпения.

Да, животные двигались. Заторможенный метаболизм, замедленная жизнь. По всей видимости, здесь другая скорость энтропии, по крайней мере, для этих стеклянных существ. Жаль, я не досижу до конца гонки. Интересно, кто ее выиграет? Но это выяснится денька через два, не раньше.

Было жарко, мне уже хотелось пить. Тропинка сбегала по обрыву к океану и заканчивалась на песчаном берегу. Песок был великолепен — как и полагается кварцевой планете. Был отлив, из чего я заключил, что у планеты есть как минимум один спутник. Впереди между выветренными рифами поблескивала вода. Я подошел к ближайшей лужице, нагнулся, и тотчас крошечная тварь поспешила укрыться в трещине. В лужице она была не одна. Трепеща конечностями, малюсенькие рыбоподобные существа метнулись врассыпную от моей тени. На стеклянных они не походили. Они жили в воде, если только это была вода.

— А ты глотни, Джим, — предложил я себе. — Вдруг понравится?

Зачерпнул ладонью, понюхал. Запах как у воды. Макнул левый мизинец и осторожно дотронулся им до языка. Вода. С легким привкусом, но — вода. Я глотнул. Никаких болезненных ощущений.

Ладно, хорошего понемножку. Привкус может означать все что угодно, а я еще не умираю от жажды. Подожду, не случится ли чего со мной.

Я побрел по песку к маленьким островкам, что лежали у самого берега. Они были чуть больше обычных песчаных кос, и за ними виднелись острова покрупнее. Довольно далеко, но кое-что рассмотреть можно. На них росло что-то зеленое, не похожее на хрустальный нес. Хлорофилл? Почему бы и нет? Во вселенной всякое бывает. Где хлорофилл, там и вода. Возможно, и пища. Похоже, все не так уж и страшно.

Я напряг зрение. Вроде кусты шевелятся. Это не ветер. Он настолько слаб, что просто не заслуживает упоминания. Живые существа? Разумные или съедобные? Меня устроят и те и другие. Я вошел по колено в воду, постоял в нерешительности, а затем направился к ближайшему островку. Очень мелко. Возможно, удастся перейти вброд.

— Эгей! — крикнул я. — Есть там кто-нибудь? Я добрый и миролюбивый пришелец с далеких планет и не желаю вам зла! Mi vidas vin! Diru min — parolas Esperanto!

Из тени появился человек и, размахивая руками, крикнул:

— А ты вовремя!

— Анжелина!

ГЛАВА 11

Я окаменел от неожиданности, одеревенел от восторга. Стоя столбом, вновь и вновь выкрикивал ее имя. И глупо улыбался. А она махала рукой и посылала мне воздушные поцелуи.

Потом она бросилась в воду — видимо, рассудила, это от криков и махания руками толку мало. Она всегда была практичнее, чем я. Полдюжины мощных гребков, и вот она встает передо мной, точно богиня из морской пены. И, мокрая до нитки, попадает в мои объятия, чтобы, смеясь, осыпать меня жаркими поцелуями.

Недостаток кислорода в легких заставил нас прервать поцелуй, но из объятий мы друг друга не выпустили.

— Ты жива и здорова, — сказал я наконец, — и это великолепно. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Лучше некуда. Особенно теперь, когда ты рядом. А где Боливар и Джеймс?

— Насчет них не беспокойся. Нелегко было тебя найти, нам пришлось как следует потрудиться. Честное слово, мы очень волновались. Да ты, наверное, представляешь.

— Конечно, представляю. Но ты сюда очень быстро добрался. Кстати, когда я ушла из дому? Вряд ли больше двух-трех дней назад. Сутки здесь такие короткие, трудно судить о времени.

Мы пошли обратно к берегу. Я отрицательно покачал головой.

— С твоей точки зрения, ты здесь провела считанные дни. Рад слышать, ведь это означает, что тебе не пришлось сильно мучиться. Судя по некоторым признакам, в разных вселенных время течет по-разному. Разные скорости энтропии, так говорит профессор Койпу.

— Разные скорости? Не понимаю. И разные вселенные?

— Похоже, в этом-то все и дело. Слэйки научился передвигаться между этими вселенными, поэтому для тебя здесь минуло лишь несколько дней, а для нас, после твоего исчезновения, больше месяца. Разумеется, я тебе во всех подробностях опишу наши удивительные приключения, но сначала расскажи, что с тобой случилось.

Она перестала улыбаться.

— Джим, я допустила ошибку, и очень жаль, что из-за меня поднялся такой переполох. Я надеялась, что сама справлюсь. Честное слово, я считала рай и все остальное сплошным жульничеством и бредом сивой кобылы. А жуликов и сивых кобыл я насквозь вижу. Посмотришь на магистра Фэньюимаду — заурядный тюфяк, мешок с салом. Я и не подозревала, что он такой шустрый… И что ему поможет брат-близнец…

— Любимая, погоди. А лучше начни сначала. Сядь со мною рядом на песочек, вот так, давай возьмемся за руки. Один-два поцелуя делу не повредят. А теперь — с самого начала, если, конечно, ты не против. Я ведь о твоих злоключениях ничего не знаю. Запись, которую ты для меня оставила, видел и слышал, а что потом с тобой было, не представляю.

— Я была слишком самонадеянна… Ровена и остальные девчонки с таким восторгом описывали рай, вот я и захотела посмотреть своими глазами. Магистр Фэньюимаду заупрямился, и пришлось его уговаривать, даже кучу денег выложить. В конце концов он согласился. Я не хотела отправляться совсем безобидной, поэтому захватила пистолет и несколько гранат, ну, все как обычно. Решила взглянуть на рай и вывести Фэньюимаду на чистую воду. Но до этого не дошло. Мы собрались в Храме, он произнес елейную проповедь и сказал, что пора отправляться. Взял нас с Ровеной за руки, и я унеслась вместе с ним. Что-то случилось, было какое-то движение, но я не возьмусь его описать.

— Я тоже не возьмусь. Так всегда бывает, когда проносишься сквозь вселенную. Или попадаешь в другую.

— Если так, ты меня понимаешь. Очень скоро все закончилось, мы снова очутились в Храме, и тут появился этот незнакомец, точная копия Фэньюимаду. Что-то выкрикнул и показал на меня. Сам понимаешь, у меня сработал рефлекс…

— Ты имеешь в виду рефлекс стрелять, бросать гранаты и вообще защищаться?

— Ну конечно, ты же меня знаешь. Ровена завопила и хлопнулась в обморок, я тоже полетела с ног, но могу тебя обрадовать: успела нанести врагу серьезный урон. Потом… не знаю, как это произошло, но мы очутились в этом хрустальном мире. Втроем: я и двое мужчин. Они не обращали на меня внимания, один был ранен, другой его перевязывал. Как только я к ним бросилась, они исчезли. Раз, и нету. Я поняла, что осталась одна, и решила осмотреться.

— Так что же, здесь, кроме нас, ни души?

— Я никого не видела. Конечно, мне было очень одиноко, я и скучала, и грустила, и тосковала, но потом успокоилась. Это было несложно, ведь здесь довольно интересно. К тому же ничего другого не оставалось. Я прошла по тропинке к океану — такая красотища, ты в жизни ничего подобного не видел. Напилась морской воды, похоже, она безвредна. На островах есть что-то вроде травы и кустов, на них растут крошечные оранжевые фрукты, но они ядовиты. Ты хочешь спросить, как я это выяснила? У меня был только один способ, не самый приятный.

— Отравилась?

— Уже прошло. Я проголодалась и надкусила фрукт. Сначала показалось, что все в порядке, я проглотила кусочек, и стало плохо. И очень долго было очень плохо. Я решила отлежаться на острове, а когда полегчает, сплавать к большим островам. Воды здесь хоть отбавляй, но пищи нет. Я уже начала слегка беспокоиться, и тут слышу, ты кричишь. А теперь рассказывай, что с нами происходит и как это все понимать.

Она начала слегка беспокоиться! Да на ее месте любая другая женщина с ума бы сошла от отчаяния. Я приник к ее губам в страстном поцелуе и получил от этого занятия несравненное удовольствие.

— Пока тебя не было с нами, много всякого случилось. Мне помогали мальчики, но своими силами мы бы не справились. Поэтому обратились в Специальный Корпус, и Инскипп подкинул солдат. А еще — профессора Койпу и агента по имени Сивилла. Она проникла в другую липовую церковь и повстречала еще одного Слэйки. Судя по всему, он постоянно размножается. Мы решили найти его машину, придумали недурной план, но нас с Сивиллой обезвредили в самом начале операции и закинули в жуткую дыру под названием ад. У Койпу есть теория, что все эти места — рай, ад и Стекло — находятся в разных вселенных. Потом мы придумали новый план, и мне удалось сорвать еще одну аферу Слэйки. Я хотел захватить универсальный дифференциатор, — профессору необходима действующая модель, — но получилось не слишком удачно, и вот я здесь.

— Да, времени ты зря не терял. А теперь расскажи-ка поподробнее про ад и эту твою спутницу. Как бишь ее? Сивилла?

Ее тон не мог не вызвать у меня тревоги, поэтому я в ярких красках описал визит в ад. О Сивилле я старался без нужды не упоминать. По-видимому, я сумел убедить благоверную, что в аду мне было не до курортных романов.

— Ладно, — сказала она наконец. — Так ты говоришь, мальчикам эта агентша нравится? Сколько ей лет? Я имею в виду, не годится ли она им в бабушки?

В этом вопросе пряталась мина-ловушка, и я решил идти на цыпочках.

— Ты не поверишь, но она — ровесница наших малышей. Взаимный интерес, со стороны очень мило смотрится. Но еще милее твои объятья, любимая.

Какое-то время нам было не до Сивиллы.

— Хватит, — сказала наконец, Анжелина, вставая и отряхивая одежду. — Итак, насколько я понимаю, Джеймс с Боливаром живы-здоровы и не скучают, Инскипп руководит операцией, а Койпу упражняет мозги. И нам о них беспокоиться не стоит.

— Верно, лучше побеспокоимся о себе. Впрочем, и это ни к чему. От жажды можно умереть через три дня, но нам это не грозит, воды тут целый океан.

— Да, но ты не учел того, что от голода можно умереть через месяц. А у меня уже аппетит появился. — Она показала на большие острова. — Может быть, там есть пища? Почему бы не взглянуть? Ничего другого в голову не приходит, а ведь у меня было время поразмыслить. Ты заметил, что все хрустальные животные сторонятся берега?

— Заметил. Только сейчас. Уверен, ты знаешь разгадку.

— Знаю. Я провела несложный эксперимент. Все это живое стекло — вовсе не стекло. Оно растворяется в воде. Правда, довольно медленно. Размягчается, оплывает и в конце концов тает без следа.

— Значит, местная растительность и живность должны бояться дождя.

— А его здесь не бывает. Посмотри, на небе ни облачка.

— Зато прочие формы жизни к воде претензий не имеют. Я видел у берега несколько водоплавающих.

— И некоторые разновидности зеленых растений тянутся к воде корнями или чем-то наподобие. Предположим, они, как и мы, большей частью состоят из воды…

— А потому вполне могут оказаться съедобными, — подхватил я с растущим воодушевлением. — Мы не можем питаться стеклянными тварями, но вполне вероятно, заморим червячка на островах.

— Ты читаешь мои мысли.

Я почесал подбородок и скользнул взором по голому берегу ближайшего из крупных островов. Он находился самое большее в двухстах метрах от нас. За песчаным пляжем виднелись зеленые заросли, они были гораздо выше кустарников, покрывавших островок, на котором побывала Анжелина.

— А еще нам не мешает подумать о том, — сказал я, — как выбраться со Стекла. Надо вернуться в то место, куда нас затащили Слэйки. Чтобы Койпу, когда наладит машину, сумел нас найти.

— Он ее сможет наладить не раньше, чем изобретет и построит, — заметила моя практичная супруга. — Предлагаю оставить записку, где нас искать. А потом сходим на разведку. Если мы намерены здесь задержаться, необходимо найти пищу.

— Умница. — Я восторженно поцеловал ее. — Отдохни, наберись сил. Я сбегаю оставлю записку.

Я побежал трусцой, но вскоре перешел на шаг — избыток кислорода вызвал приступ неудержимого хихиканья. Затем передо мной встала исключительно серьезная проблема — на чем писать послание для Койпу? Но я решил эту задачку, пока добирался до полянки. В кармане лежал бумажник, набитый обесцененными деньгами и бесполезными кредитными карточками, и на каждой стояла моя нынешняя фамилия. Я пробороздил носком ботинка аккуратный круг, в его центре положил бумажник, затем оторвал от рубашки лоскут, обмотал им руку, набрал разноцветных осколков стекла и соорудил из них стрелку, указывающую на тропу, а под стрелкой выложил слово ОСТРОВА. И отошел полюбоваться делом рук своих. Отличная работа, Джим. В тебе пропадает великий художник. Когда прибудут спасатели, они сразу это поймут.

Когда я вернулся к Анжелине, уже смеркалось и она крепко спала. Воздух был теплым, а песок мягким, и денек выдался не из легких. Я улегся рядом с женой и, кажется, сразу заснул. Когда она похлопала меня по плечу и я открыл глаза, было уже светло.

— Доброе утро, спящая красавица, которой давно не мешает побриться. Пора вставать. Предлагаю напиться океанской водицы, а затем отправиться в плаванье на поиски завтрака.

— Позволь, я тебе кое-что покажу. — Я достал из кармана матерчатый сверток. — Это от моей рубашки. А другим куском обернул рукоятку, чтобы пальцы не порезать.

— Дорогой, ты уменя такой предусмотрительный. — Она полюбовалась на стеклянный кинжал и вернула мне. — А он не растает, пока будем плыть?

— Не растает, милая, если держать его над головой, а грести свободной рукой.

— Я вышла замуж за атлета. Ну что, поплыли? В несколько гребков она добралась до первого, самого маленького острова, и там терпеливо дождалась меня. Мы двинулись к противоположному берегу. Внезапно она остановилась и показала.

— Вон там. Под тем растением помесь чахоточного осьминога и полузасохшего кактуса. Кусты, о которых я тебе говорила. С оранжевыми фруктами. Чистый яд.

Мы поплыли к другому острову. Пришлось помучиться, но зато ни единой капли не упало на лезвие. Сопя и пыхтя, я вышел на берег и огляделся. Может, тут найдутся другие фрукты или ягоды, не слишком ядовитые?

— Смотри, похоже на тропку.

— Если это тропа, значит, ее кто-то протоптал. И этот «кто-то», возможно, небезобиден.

— Не забывай, со мною мой верный клинок. — Я развернул тряпицу и любовно протер ею лезвие.

— Коли так, иди первым.

Тропка на самом деле оказалась тропой, ее протоптало множество ног, или лап, или иных конечностей. Она вовсю петляла по непривычным моему глазу зарослям. Мы встречали аналоги деревьев и кустов, даже зеленую землю, точнее, покрытую чем-то средним между травой и мхом. И — ничего знакомого или хотя бы чуть-чуть похожего на съестное.

Анжелина первой увидела наш шанс.

— Смотри, — сказала она, раздвигая ветки. — Видишь наросты на стволе?

Наросты удивительно напоминали сизые фурункулы. Я наклонился, дотронулся ногтем до одного из них. Лопнула тонкая кожица, потек голубой сок.

— Как ты думаешь, это съедобно? — спросила Анжелина.

— Возможно, — произнес я с великим сомнением. — Есть способ выяснить, но он, к сожалению, только один.

Похоже, пришел мой черед играть в морскую свинку. Я решительно макнул палец в сок, приблизил к носу, понюхал и скривился.

— Фу, гадость! Даже если это съедобно, наружу быстрее выйдет, чем попадет внутрь. Пошли отсюда.

Я выпачкал палец землей, зато очистил от сока. Сторожко зыркая по сторонам, мы снова пошли по тропе. Заросли поднимались все выше, тропка петляла, но вела в одном направлении — вверх по склону холма, в глубь острова.

— Постой, — сказала Анжелина. — Ты ничего не слышишь?

Я навострил ухо и кивнул.

— Похоже на буханье.

— Барабаны джунглей. Неужели туземцы всполошились?

— Скоро узнаем, — проговорил я с бодростью, коей вовсе не испытывал. Как ни крути, мы попали на чужую планету, в чужую вселенную, у нас не было еды, зато нам угрожала неведомая опасность. Было от чего приуныть. Хотя, конечно, я не прав, ведь я нашел мою Анжелину, и это очень, очень отрадно. Настроение слегка приподнялось, и я постарался удержать его в таком положении. При этом я не забывал медленно и бесшумно шагать и осторожно прощупывать заросли ножом.

Буханье звучало все громче и аритмичней, ослабевало, затем совершенно непредсказуемо учащалось. Ну а почему бы и нет? Что я надеюсь увидеть, слаженный полковой оркестр?

Заросли редели, попадались все более высокие деревья, и впереди я разглядел поляну. Тропа сворачивала, похоже, она не пересекала поляну, а огибала.

— Очень странно, — сказала Анжелина. — Почему те, кто протоптал эту тропинку, боялись ходить через поляну?

— Может, у них агорафобия, а может, просто стесняются показаться на люди…

— А еще может быть, на поляне кто-то живет и он не жалует гостей. Кстати, буханье доносится оттуда.

Мы остановились у большого толстого ствола, покрытого чем-то наподобие зеленой шерсти, и настороженно огляделись.

— Ух ты! — воскликнула Анжелина.

В самом центре поляны лежала массивная серая тварь, похожая на огромную кучу мокрой глины. С верхушки этой кучи до самой земли ниспадали длинные прутья. И на этих прутьях, словно фрукты на ветках, поблескивали красные шары.

— Они или съедобные…

— Или ядовитые, — договорила за меня Анжелина. — Что-то мне эта зверюга не нравится. Развалилась посреди поляны, а тропинка в обход идет.

Мне все это тоже не нравилось.

— В таком случае, есть два варианта. Либо идем по тропинке и не приближаемся к твари, либо подходим поближе и узнаем побольше.

— Джим диГриз, насколько я тебя знаю, ты уже принял решение. Я иду с тобой.

— Годится. Но с условием, что будешь держаться сзади.

Как только мы ступили на поляну, барабанный бой прекратился — тварь узнала о нашем присутствии. Через несколько секунд она снова забухала, но уже гораздо громче и чаще. И не умолкала, пока я медленно приближался к ней. Я остановился, присмотрелся и озадаченно покачал головой. Трудно было понять, на кого она смахивала, но выглядела сущей уродиной.

В центре серой кучи появилась слюнявое отверстие и раздался низкий скрипучий голос:

— Сущая уродина.

ГЛАВА 12

— Она говорить умеет! — воскликнула Анжелина.

— Не только говорить, но и читать мысли. Что я сейчас подумал, то она и сказала. Слово в слово.

— Неужели она и в мои мозги может залезть? — хрипло произнесла тварь. Анжелина отшатнулась.

— А это уже моя мысль. Слушай, не нравится мне это существо. Совсем не нравится. Пойдем отсюда, а?

— Секундочку. Я все-таки хочу выяснить, для чего ей эти шарики…

Я выяснил, и гораздо раньше, чем мне того хотелось. Тварь с невероятным проворством хлестнула отростком-прутом, и я не успел отпрянуть. Прут обвился вокруг моей шеи и потащил меня вперед.

— Грррк… — только и сумел выговорить я, всаживая в бок твари стеклянный нож. Из раны потекла желтая жидкость. Резать было невероятно трудно. Тварь упорно подтаскивала меня к себе.

— Щупальце руби! — Анжелина обхватила меня сзади, изо всех сил уперлась ногами в землю. Это немного помогло, но я все равно приближался к пасти, из которой вырывался голос. Тварь умолкла, пасть все расширялась, и я разглядел в ней множество темных острых роговых пластин.

Я рубил и хрипел. Перед глазами сгущалась красная пелена, но я не сдавался.

Волокнистая конечность отделилась от туловища твари, когда ее пасть была уже перед моим носом. Я опрокинулся навзничь. Сквозь обморочный туман я видел, как Анжелина тащит меня по земле. Тварь снова заговорила. Громко, хрипло.

— Неужели это страшилище… читает мои… Я сел и потер саднящую шею. Надо же, чуть ни прикончила!

— Как самочувствие?

— Больно! Но в целом — терпимо.

Я опустил глаза. Нож и правая рука были покрыты вязкой жидкостью, а в другой руке я все еще сжимал отсеченную конечность с красным шаром.

— Давай вернемся к океану, — произнес я так же хрипло, как и телепатка-душительница, которая все еще исторгала мешанину из обрывков наших мыслей. — Хочу отмыться от этой гадости и узнать, годится ли в пищу наша добыча.

— Давай я ее понесу, — предложила Анжелина. — И советую пошевеливаться, а то это чудо-юдо, чего доброго, за нами поползет.

Конечно, она шутила, но у меня от этой шутки прибавилось сил. Скоро мы вернулись на берег, я отскреб и отмыл запекшуюся кровь. Рядом со мной Анжелина полоскала шар в воде.

— Дай-ка нож, — попросила она. — Сейчас моя очередь отведать туземной пищи.

— Он же размяк.

— Я быстро.

Я не успел ее остановить. Она разрезала шар, мякоть оказалась влажной, ярко-красной, волокнистой. Больше всего она напоминала мясо. Анжелина отрезала ломтик, понюхала.

— Запах вроде ничего.

— Не надо, — сказал я. Но опоздал. Она сунула ломтик в рот, быстро разжевала и проглотила.

— Недурно. Нечто среднее между морепродуктами и конфетами.

— Не стоило этого делать.

— Почему? Кто-то ведь должен был попробовать. К тому же сейчас действительно моя очередь. И я пока отлично себя чувствую. Ладно, по крайней мере, знаем теперь, почему тропа огибала полянку.

— Ой! — Я коснулся ободранной шеи. — Ты была права, и больше мы не будем сходить с тропы. Эта тварь — здешний аналог рыбы-удильщика. Один к одному.

— «Рыба-удильщик»?

— Угу. Она живет в океанских глубинах. У нее есть орган наподобие удочки — стебелек растет из макушки, а на кончике фонарик качается, перед самым ртом. Отсюда и название. Фонарик сияет во мраке, другие рыбы плывут на свет и попадают в пасть к удильщику.

— А зачем этой зверюге читать мысли? Я тяжело вздохнул и пожал плечами.

— Кто знает? Должно быть, это как-то действует на местные организмы. Что ты делаешь?

Она отрезала еще кусочек красного шара и прожевала.

— Ем. А ты что подумал?

Я смотрел на движущиеся тени и прикидывал, сколько времени прошло с тех пор, как я оказался здесь. Анжелина посмотрела мне в лицо, а затем погладила по руке.

— Бедняжка Джим. Не бойся, я здорова, только есть очень хочется.

— Дай и мне попробовать. Может, этот яд убивает избирательно, по половому признаку.

— Очень остроумно. — Анжелина насупилась.

— Извини, я, конечно, глупость сморозил. Должно быть, обстановка на психику действует.

Я отрезал, разжевал и проглотил.

— А знаешь, ничего. Но я не собираюсь идти за другим шариком, когда мы этот съедим.

— Как скажешь. Кстати, ты заметил? Опять стемнело.

— Заметил. Предлагаю поспать, а на рассвете пройти дальше по тропе. Согласна?

— Согласна.

Когда нас разбудили лучи солнца, мы пребывали в добром здравии и очень хотели есть. Мы разделили и проглотили остатки трофея, запили океанской водой, зевнули, потянулись и посмотрели на тропу.

— Можно сегодня я ножик понесу? — спросила Анжелина. — Буду прорубать дорогу сквозь заросли.

— Его больше нет. — Я показал на песок, там осталось влажное пятно в форме ножа.

— Ничего, найду подходящий камень.

Она подобрала камень, отдаленно напоминающий топор — традиционное оружие человечества. Я безуспешно поискал другой такой же, затем набил карманы галькой. Анжелина пошла впереди. Она ничуть не уступала мне силой и ловкостью, а ее рефлексам я всегда завидовал. Вдобавок я никогда не решался дискутировать с нею на тему равенства полов.

Отдохнувшие и сытые, мы шли довольно быстро. На этот раз мы благоразумно обогнули охотничьи угодья коварной твари. Я только на секунду остановился, чтобы запустить в нее камнем, которым только для этого и запасся. Он смачно влепился в бок, и зверюга яростно взмахнула «удочками».

— Эх, была бы у меня… мощная пила… — сказала тварь.

— Это ты подумала? — спросил я жену.

— А то кто же?

Мы одолели последний, самый крутой участок тропы и взобрались на гребень холма. И остановились.

— Что-то новенькое, — сказала Анжелина. Зеленый растительный покров обрывался перед нами — четко по гребню, словно отрезанный по линейке.

Впереди лежала котловина. Ни единого признака жизни. Песок, камень и ничего кроме. Бесплодная пустыня.

— Ты говорила, на этой планете дождей не бывает? — спросил я.

— На моей памяти ни разу не было.

— Пойди тут дождь, стеклянные организмы сразу прикажут долго жить. Это означает также, что углеродная и хлорофилловая жизнь не может удалиться от океана. Держу пари, она либо пускает корни, либо собирает влагу из воздуха. А здесь влаги нет, а значит, нет и жизни.

— Но тропа есть. — Анжелина показала вперед.

— Интересно. Полагаю, стоит по ней пройти. Мы пошли. Тропа попетляла, огибая камни величиной с дома, и вывела нас на песчаную равнину.

— Это еще что за диво? — спросила Анжелина.

Я не нашелся с ответом.

На песке стояла небольшая пирамида, по всей видимости, каменная. Монолитная, но полая. Это сразу стало ясно. Верхушка отсутствовала, и нам удалось заглянуть внутрь. Но еще любопытнее выглядела другая пирамида, она была чуть повыше и стояла неподалеку. И тоже имела наверху отверстие. А рядом с ней — третья, а за третьей — четвертая… Целый ряд пересекал пустыню строго по прямой, у всех пирамид были отверстия наверху, причем каждое шире предыдущего.

— Инопланетная загадка, — бодро сказал я. Анжелина пренебрежительно фыркнула. Она не считала, что над этой загадкой стоит ломать голову.

Мы сошли с тропинки и двинулись вдоль ряда пирамид. Насчитали больше тридцати, и последняя была выше нас.

— Взгляни-ка, — указала на ее верхушку Анжелина. — Целехонька. Гипотезы?

Я смущенно промолчал, что со мной бывает нечасто.

— Хочешь, объясню? — спросила она.

— Будь любезна.

— Наверное, эти пирамиды созданы силиконовым организмом. Он поедает песок и выделяет камень, создавая таким образом вокруг себя пирамидальную раковину. Когда существо вырастает из раковины, оно проламывает верхушку, вылезает и строит следующую пирамиду.

— Очень интересно. — Меня действительно поразила ее логика. — Но позволь спросить, откуда тут взялся этот силиконовый организм и как ему удается строить пирамиды изнутри?

— Я кто, по-твоему? Всезнайка? — отбрила она меня. — Возвращаемся на тропу.

— Давай не будем спешить. — Я показал на ближайший холм. — Кажется, по ней сюда кто-то идет.

— И этот «кто-то» не один.

— Ты права. Скажи, нам обязательно торчать на открытом месте, пока мы их не разглядим получше?

Она отрицательно покачала головой, и мы отступили в тень самой большой пирамиды. Анжелина прижалась к ней ухом.

— Слышишь? — спросила она. — Скажи, там правда шуршит или мне кажется?

— Дорогая, давай с этим обождем. Я считаю, инопланетные загадки надо разгадывать по одной за раз.

Существа шли гуськом и несомненно представляли собой загадку. Их было одиннадцать, каждое со взрослого человека ростом. Но этим сходство полностью исчерпывалось. Мельтеша, бахрома ног или щупалец несла вперед туловище — массивное, сморщенное, издали напоминающее неокоренное полено. Один-единственный отросток, очень похожий на «удочку» твари, которая пыталась мною закусить, венчал «полено», и на его конце покачивалось нечто вроде глазного яблока.

Существа как ни в чем не бывало шли по тропе и, похоже, не замечали двух инопланетян, затаившихся в тени пирамиды.

Они поднялись по склону холма и исчезли за гребнем, взбитая ими пыль быстро осела.

— Ну что, послушаем пирамиду? — спросила Анжелина.

— Да, конечно.

Я напряг слух и, кажется, расслышал похрустывание в глубине.

— Вроде слышу.

— Возвращаются, — сказала она.

Да, они возвращались. Конечно, я не мог с уверенностью сказать, что это та самая стая. Тем более что существа выглядели иначе. Пока мы их не видели, сморщенные туловища так раздались вширь, что от борозд остались только неровные следы на поверхности.

— Воды набрали, — сказала Анжелина, и я растерянно покивал.

— Возможно, возможно.

— Они прошли через пустыню и набрали воды из источника или океана. Теперь возвращаются. Зачем?

— Ну это-то как раз несложно выяснить. Достаточно пойти за ними следом.

Когда загадочные существа исчезли из виду, мы пошли за ними. Далеко идти не пришлось. Тропа нас привела к шеренге громадных валунов и скрылась между двумя из них.

— Подозрительно, — сказал я. — Кому понадобилось тащить сюда такие громадные камни?

— А может, это природное образование?

— Не исключено. Но все равно, остается проблема: стоять или идти на разведку? Ты ведь помнишь, что было в последний раз, когда я…

— Сзади!

Я резко повернул голову и отскочил в сторону. Появилась вторая колонна водоносов, они шли прямиком к нам. Мы застыли в боевых стойках. Но существа, хоть и увидели нас, не проявили ни малейшей заинтересованности. Они просеменили мимо, только глаза на стебельках поочередно повернулись к нам. И отвернулись.

— Похоже, им нет до нас дела, — сказал я.

— Зато мне до них есть.

Мы пробрались между двумя валунами и оказались на круглой площадке. Там мы и остановились и сделали все возможное, чтобы не разинуть рты от изумления, хотя наши ай-кью в сумме были никак не ниже температуры наших тел.

Все выглядело так необычно… Трудно было разобрать, что там происходило. По крайней мере, теперь мы знали, куда девается вода. Существа бродили по зеленому лабиринту, разбрызгивая воду и одновременно съеживаясь. Вот один из них, закончив работу, отошел в сторонку, другой, третий… Затем, то ли по собственной воле, то ли по чьей-то беззвучной команде, они построились в колонну по одному и засеменили к проходу между скалами.

Мы приблизились к растительной путанице и остановились, заметив движение под широкими листоподобными образованиями. В сумраке по стволам и лианам бегали существа, похожие на пауков, — очевидно, садовники. На землю сыпались куски растений, их подбирали другие существа. Один паук свесился на толстой нити или щупальце, в лапах он сжимал что-то красное.

— Очень похоже на фрукт, — сказала Анжелина, — из-за которого пострадала твоя шея.

— Вполне может быть. Поглядим, куда он его отнесет

Высокий проем в скале служил, по всей видимости, входом в пещеру. Я попытался заглянуть, и в этот момент кто-то легонько, осторожно дотронулся до моей ноги. Как будто перышком пощекотал.

— Что это?

Как всегда. Стекло предпочло не отвечать на этот вопрос. Я увидел что-то похожее на мягкий веник или очень многоногое насекомое. Впрочем, кто бы это ни был, он теребил мою штанину. Затем оставил ее в покое и засеменил в пещеру. Остановился. Вернулся, снова пошевелил штанину.

— Попытка общения, — сказал. — Кажется, он хочет, чтобы мы следовали за ним. — Вообще-то, я не против.

— Не возражаю. Мы уже слишком далеко зашли. Мы двинулись вперед. Насекомое возглавляло шествие, время от времени останавливаясь, чтобы дождаться нас. В пещеру проникали солнечные лучи, и мы вполне отчетливо увидели спрутообразное (иначе не скажешь) существо, которое там расположилось. Щупальца, росшие прямо из зеленой шкуры, сплелись в невообразимую путаницу. Верхняя половина выглядела знакомо, она напоминала туловище водоноса. Нижняя представляла собой веник из многочисленных конечностей, как у нашего проводника. А другие члены тела я не возьмусь описать.

Внезапно к нему подбежал паук-садовник с красным шаром. В боку большой твари образовалось отверстие, и шар исчез.

— На нас глядит, — сказала Анжелина. В нашу сторону изогнулось несколько стебельков с глазами на концах.

— Привет, — сказал я.

— Привет, — громыхнула тварь.

ГЛАВА 13

— Речь или имитация? — спросила Анжелина.

— Речь… речь… речь…

Не ахти какой ответ. Глаза на стебельках смотрели на нас и покачивались, а на нижней половине туловища отрастал новый орган. Сначала образовалась выпуклость, затем раскрылось нечто наподобие цветка или гриба. Гриб-цветок задвигался, будто что-то искал, затем потянулся ко мне. Я отступил.

Цвет, звук, движение, страх.

Боль. Удушье. Неприятные воспоминания. Крик…

Все это вдруг кончилось, и я понял, что крик рвется из моего горла. Кто-то крепко держал меня за руки. Я сморгнул пелену с глаз и увидел, что меня держит Анжелина.

— В чем дело? — спросила она.

— Я… не знаю. А что ты видела?

— Ты закрыл глаза, упал и стал корчиться и вопить. Но почти сразу успокоился.

— Это из-за твари, — тяжело дыша, ответил я. — В мозги ко мне забралась. Кажется, хотела контакт наладить. Большая, сильная…

— Она тебе ничего не повредила?

— Что ты, она мирная. Ни злобы, ни угрозы, только любопытство. Она что-то искала, но не нашла. И сразу выскочила. Может, я ей по уровню интеллекта в собеседники не гожусь?

Пока я это говорил, цветок закрылся и исчез. На тварь забрался водонос, прижался боком и стал пульсировать. Похудев, он с чмоканьем оторвался, спрыгнул на землю и поспешил прочь.

— Это королева, — сказала Анжелина. — Отращивает части колонии. А может, она сама — колония.

Тварь больше не пыталась завязать с нами разговор. Как только она утратила к нам интерес, глазастые стебельки разошлись в стороны. Но она помнила о нашем присутствии.

В пещере появился паук с двумя красными фруктами. Один сунул в отверстие на боку гигантской королевы, а другой уронил перед нами и выбежал.

— Спасибо, ваше величество, — сказал я. — Вы очень любезны. А что, уже пора обедать? Знакомое блюдо, кажется, мы недавно точно такое же пробовали. Да и вы сейчас продемонстрировали, что оно съедобно. Думаете, стоит рискнуть? — Я опустился на корточки и пригляделся к фрукту, затем ткнул в него пальцем. Кожица лопнула, я слизнул с ладони сок. — Вкус точь-в-точь как у того, из-за которого нам пришлось подраться. А почему бы и нет? Когда коварная зверюга на поляне предлагает тебе соблазнительную приманку, смело можно предположить, что приманка съедобна.

— Дай-ка и мне откусить.

Мы съели угощение, а затем, видя, что новой знакомой явно не до нас, вышли в инопланетный сад.

— Как насчет добавки? — спросил я.

— Отличная идея.

Не заметив поблизости ни одного семенящего создания, я залез на дерево и сорвал красный фрукт. Похоже, никто этого не заметил. Мы уютно расположились у каменной ограды и поели. Фрукт был мясист и сочен, он и насыщал, и утолял жажду.

— Что теперь? — спросила Анжелина, слизывая с пальцев последнюю каплю сока.

— Хороший вопрос. Предлагаю поразмыслить над ним завтра. Утро вечера мудренее.

— Будем спать по очереди. Не верю я этой пчелиной матке.

— В таком случае, надо отсюда уйти. Найдем безопасное местечко в стороне от тропы, если проголодаемся, всегда можно будет вернуться.

Анжелина грациозно зевнула.

— Муж мой, ты дежуришь первым. До чего же утомительный день…

Так мы провели два коротких дня и две ночи. Спали, лазали в чужой сад и решали, как быть дальше. Когда важное решение не приходило сразу, заставляли себя ломать головы. Потом засыпали, а поутру начинали все сначала.

На третий день Анжелина кое-что предложила и в конце концов убедила меня действовать. Она гораздо дольше, чем я, прожила в этом экзотическом мире, а значит, гораздо сильнее соскучилась по приличной еде.

— Джим, ты худеешь. И я.

Так оно и было, но я ей об этом не говорил. Не хотел расстраивать.

— Фрукты — это хорошо, но ты заметил, как быстро возвращается голод?

— Я все время об этом думаю и не могу понять, в чем тут дело.

— Хватит думать. Вода — это вода, водород плюс кислород. Жажда нас не мучит, значит, мы получаем вдоволь воды из фруктов. Но еда — это совсем другое дело. Мы ведь даже не представляем себе, что за элементы и молекулы содержатся в этих красных штуковинах. Очень сомневаюсь, что мы получаем хоть какие-то питательные вещества. Если будем сидеть на месте и лопать эту дрянь, запросто протянем ноги с голодухи. Я огорченно вздохнул.

— Вынужден согласиться. — В моей голове бродили точно такие же мысли, но я их держал при себе — боялся показаться глупым. — Тут, конечно, по-своему забавно, но толку от нашего сидения… Возвращаемся в стеклянную страну?

— Можешь предложить что-нибудь получше? Странное у тебя чувство юмора, если ты считаешь, что здесь забавно. Что же касается меня, то я истосковалась по хорошей пище, горячей ванне и прочим благам цивилизации. Пойдем-ка на ту полянку, с которой все началось. Вдруг кто-нибудь уже получил твою весточку?

На тропе я обернулся и помахал инопланетному саду.

— До свиданья. И спасибо за гостеприимство.

Ответа мы, конечно, не дождались. Спустились с холма, миновали рыболова-убийцу и вплавь добрались до Большой Земли.

— Вперед, в стеклянный лес! — воскликнул я, мобилизовав всю свою бодрость. — Наверняка профессор Койпу уже успел изучить трофейную машину и теперь очень скоро построит собственную. С ее помощью он разыщет нас и спасет. Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься за тарелкой с отменным бифштексом.

Прошло еще три дня по местному времени, и мне захотелось съесть эти слова, поскольку больше в Стекле есть было нечего. Бумажник, стрелка и слово «острова» дождались нас нетронутыми. Я подобрал бумажник, а остальное растоптал в порошок, рыча от злобы и отчаяния.

Оставалось только ждать. Никто не появлялся в сказочном лесу, и вообще ничего не происходило. Мы сидели на полянке и лишь изредка совершали короткие прогулки к океану — напиться. Время ползло, как самая ленивая улитка на свете, и вскоре нам стало казаться, что мы сами движемся не быстрее хрустального хищника. Он настигал свою хрустальную жертву, но слишком уж медленно… слишком медленно…

Опять наступила ночь, ее сменил очередной безоблачный день, и снова — ночь… Я потуже затянул пояс и постарался не глядеть на впалые щеки и обострившиеся скулы Анжелины. Но на пятый день мне стало не по себе.

— По-моему, сидеть сложа руки — не выход, — жалобно произнес я.

— Другого не вижу. Кажется, ты сам говорил, что нам осталось только ждать. Наберись терпения.

— Не хочу!

— Вот так всегда. Джим, надо попытаться. Иначе язву наживешь.

— А я и мечтаю нажить язву! И цирроз! — Воспоминание о крепких напитках вызвало мощное слюновыделение. Я плюнул на стеклянный кустик и стал глядеть, как растворяется веточка. Все-таки хорошо, что здесь, не бывает дождей.

И вот наступило шестое утро. Я проснулся с первыми лучами солнца и увидел диск в зеленую полоску, сияющий сквозь разноцветную листву. Картина эта уже давно не казалась чарующей, и больше не хотелось ломать голову над загадкой зеленых полос. Рядом лежала бледная, исхудалая Анжелина и постанывала во сне. Я не стал ее будить. Сон — единственное спасение от голода. А еще — неисчерпаемое терпение. Я решил для разнообразия поглядеть на океан. По-прежнему волны неторопливо бились в утесы, а больше ничто не шевелилось. «Какая тоска, — подумал я. — Тоска на тоске едет и тоской погоняет». Я тяжело вздохнул и вернулся на полянку. Когда проснулась Анжелина, мы поговорили о том о сем. У меня пересохло в горле, ей же пить не хотелось, поэтому я снова отправился к берегу. Носить воду было не в чем, поэтому мы ходили на водопой по очереди. Кто-то всегда оставался на полянке. Ждал. Ходьба утомляла, но тут уже ничего не поделаешь. Я напился вдосталь, затем впрок. С полным желудком легче терпеть голод.

Обратный путь лежал в гору. Он начисто выкачал из меня силы, вдобавок идти приходилось медленно, чтобы не хохотать от перенасыщения кислородом.

— Отворяй, старуха, двери, за порогом — пьяный муж! — Слабая попытка сострить. — Эгей! Доброе утро? Может, опять уснула? — Я умолк и прибавил шагу. А потом застыл как вкопанный.

Анжелина исчезла!

Кажется, еще ни разу в жизни мне не было так страшно. Впрочем, чего это я так всполошился? Профессор Койпу построил машину пространства-времени и выдернул отсюда мою жену. Да, конечно, это сделал Койпу, а не Слэйки. Но разве такое возможно? Почему бы и нет? Если космические пехотинцы захватили машину, если доставили к Койпу не повредив и если он построил свою… Чересчур много «если». А у Слэйки чересчур много машин, и, в отличие от Койпу, он-то знает, где нас искать. Запросто мог вернуться и унести Анжелину, обречь меня на медленную смерть в полном одиночестве…

— Кто это сделал? Кто! — кричал я, кипя от злости и шатаясь от голода.

Конечно, Койпу. Не Слэйки, а Койпу. Что мне еще оставалось? Только надеяться. Но если это дело рук Койпу, почему он забрал только Анжелину, а меня оставил? Должна быть записка… хотя бы записка! Я забегал по полянке, расшвыривая битое стекло. Ни записки, ни следов.

А потом долго, очень-очень долго ничего не происходило.

Я хихикал от страха и избытка кислорода. Ну-ну, Джим, успокойся. Не надо так волноваться. Я сидел на расчищенном участке, где совсем недавно мы лежали с Анжелиной, и старался дышать помедленней. Еще разок хихикнув, я умолк. Навалилась тоска. Дни на Стекле коротки, но этот мне показался самым длинным в моей жизни. Наступили сумерки, и я, должно быть, задремал, свесив голову на грудь. Просто сил не осталось из-за треволнений, голода и всего прочего. Слишком большая беда на меня обрушилась. Как ни крути, есть предел человеческой стойкости.

— Папа! Вот ты где, — сказал Боливар.

Я поморгал. Нет, я все еще сплю. Вижу сон.

— Папа, ты цел? Надо поторапливаться. Это не сон! В меня точно новую батарейку вставили. Я бросился к Боливару, схватил… и не удержался на ногах. Он тоже. Мы повалились… на мягкий ковер в светлом гостиничном номере. Я так и остался на полу — глядеть на профессора Койпу, который восседал за пультом, и на улыбающуюся Анжелину.

— Надеюсь, ты успела приготовить что-нибудь вкусное? — беспечно проговорил я. Мне не верилось, что все кончилось, что моя жена цела и невредима.

Она опустилась на колени и взяла меня за руки.

— Прости, что мы так задержались. Профессор говорит, у него были неполадки с машиной.

— При настройке допустил ошибки, затем они разрослись, — произнес Койпу. — Но с каждым новым запуском — все лучше.

— Папа, подкрепись. — Боливар помог мне встать и протянул огромный сандвич с ростбифом. Я зарычал и, захлебываясь слюной, оторвал здоровенный кусок.

— М-м-м-м! Райское блаженство! — Я схватил за горлышко протянутую сыном бутылку пива и все глотал, глотал, глотал… пока не отморозил кончик носа.

— Садись за стол. — Анжелина придвинула стул. — И не слишком быстро ешь, а то плохо станет.

— Хамфамжум?..

— Я не могу с тобой разговаривать, пока у тебя рот набит. Ешь помедленней, вот так, а я расскажу, что случилось. За мной пришел Боливар. Он сказал, ждать некогда, машина вот-вот разладится, у него считанные секунды. Я не хотела уходить, но он меня схватил и утащил. Потом профессор очень долго возился, я представляю, каково тебе было. Но все закончилось хорошо, мы вместе, волноваться больше не о чем.

— Вам-то не о чем, зато кое-кому из нас есть о чем, — проворчал, входя в номер, Инскипп. Мне была до боли знакома свирепая ухмылка на его физиономии. Он плюхнулся в кресло и грозно сверкнул глазами. — Неплохо устроились, как я погляжу. Пивко попиваете, рассказываете друг дружке о своих инопланетных приключениях. И не вспоминаете о тех, кто изнемогает под тяжким бременем ответственности. С того дня, как начался этот сыр-бор, мы — в цейтноте, увязли, точно черепаха в дегте, и куда ни кинь — всюду клин…

Я не стал распутывать сложный клубок метафор, а потянулся за новым сандвичем. Всему свое время, вот мой девиз.

— Попадаем из огня да в полымя, и везде нам натягивают нос. Еще ни одному Слэйки не удалось зало-мать руку. Только к нему подкрадемся, откуда ни возьмись, выныривает другой, предупреждает его, и все наши труды насмарку. Пока нам удается только выручать тебя, диГриз, из переделок. И нести убытки. Огромные убытки! Как я полагаю, это ты родил гениальную идею снять всю эту гостиницу, «Праздничную обитель Васка Нулджа», под штаб-квартиру? А ты хоть представляешь, в какую копеечку нам это влетело?

— Надеюсь, эта цифра сопоставима с годовым доходом богатой планеты, — изрек я надменно и подавился. — Извини, проголодался очень. Анжелина права, за едой спешить нельзя. Еще пивка не найдется? Спасибо, Джеймс. Инскипп, старый вы скупердяй, неужели еще не сообразили, что каждый из этих кредитов потрачен с толком? Ревут ракеты, марширует космическая пехота, сверхурочно работают новые каналы вещания, галактика в восторге, и триллионам счастливых граждан не приходится скучать. Чем хныкать из-за нескольких жалких кредитов, лучше скажите спасибо за бесценный вклад в дело Специального Корпуса. Кроме выгоды, наша операция ничего не дает.

Он побагровел, выпучил глаза и разинул рот, но Анжелина заговорила раньше:

— Джим, ты и прав, и не прав. Похоже, Слэйки отошел от дел. Поиски все еще ведутся, но наши энтропо-метры потеряли его след. Ни на одной цивилизованной планете он больше не показывался. Насколько я поняла со слов нашего мудрого руководителя, любезного Инскиппа, сектор поиска сейчас охватывает практически все зарегистрированные миры. — Она улыбнулась Инскиппу, но тот обладал врожденным иммунитетом к добрым словам и ласковым прикосновениям.

— Как хотите, — сказал он, — а я собираюсь вставить затычку в бездонную бочку. И тут я неописуемо разозлился.

— Ничего вы не вставите! Зануда-монетарист! Все цивилизованные планеты отстегивают вашему Корпусу огромные налоги и не требуют никаких отчетов. Только для того, чтобы вы существовали и хоть изредка шевелили пальцем. А стоит человечеству оказаться перед лицом страшнейшей опасности, вы устраиваете истерику и трясетесь над каждым грошом!

— Какая еще «опасность»? Да неужели псих-одиночка способен угрожать тысячам миров?

— Инскипп, пошевелите извилинами. — Я схватил бутылку пива — размочить сандвичи. — Допустим, профессор Джастин Слэйки начинал как светило науки и гений. Но скачки по вселенным не только повредили ему мозги, но еще каким-то образом их размножили. Вы хотите, чтобы эти психи плодились и умножали число проблем? Нам уже известно, что он отправляет кого ни попадя в ад, на завтрак своей чокнутой персонификации. Слэйки — массовый убийца, и это самый меньший из его грехов. Убийцу, способного в своем безумии натворить невообразимых бед, необходимо остановить. А кроме того…

Мне внимали. С меня не сводили глаз. И молчали. Я поднял бутылку и заполнил паузу драматическим бульканьем. Затем ораторски воздел палец.

— Есть еще много чего. Давайте посмотрим на его «достижения», на все эти церкви, храмы и круги. Он собрал целую гору денег. Зачем она ему? Ответ очевиден. Ради денег. В этом деле замешаны умопомрачительные суммы. Задайте себе вопрос, для чего он копит деньги? Что он затевает? Если кто-то верит, что Слэйки мечтает облагодетельствовать человечество, пусть выйдет из номера. А те, кто останутся, узнают безотказный способ найти его и обезвредить. Ну что, хотите узнать мой план?

ГЛАВА 14

— Конечно, милый, мы хотим узнать твой план. — Анжелина наклонилась и поцеловала меня в щеку. — Мой муж — гений.

Может, она и лицемерила, но все равно у меня потеплело на сердце. Боливар и Джеймс показали мне большие пальцы, их примеру последовала Сивилла, а затем и Койпу неохотно кивнул. Только Инскипп упрямо глядел букой, он все еще подсчитывал растущие убытки. Я постучал по столу бутылкой.

— В таком случае, объявляю заседание Лиги Спасения Галактики открытым. Кто возьмет на себя обязанности секретаря?

— Мой диктофон работает. — Сивилла опустилась в кресло и положила перед собой на стол диктофон. — Добро пожаловать домой, Джим диГриз. Ты нас заставил здорово поволноваться.

— Я и сам здорово поволновался. Помнишь, что Слэйки сделал с нами в аду? А как забросил на Стекло нас с Анжелиной? Только за эти преступления надо загнать его за край галактики и наложить запрет на профессию. Но и помимо обычной жажды мести у нас вдоволь причин, чтобы отловить Слэйки и все его ипостаси.

Инскипп негромко фыркнул.

— И ты знаешь, как это сделать?

— Вот уж от кого не ожидал подобного вопроса, так это от вас. Как я понимаю, пока меня тут не было, вы полностью потеряли его след. Я прав?

— Гм… Ну, выражаясь фигурально… Пожалуй, да.

— А я выражусь совершенно буквально. У меня есть план, отличный план, и на этот раз мы не промахнемся. Профессор, как поживает ваш универсальный дифференциатор?

— Благодарю, отменно. Еще чуточку подрегулировать… Но это много времени не займет.

— Рад слышать. И много ли вселенных вы теперь можете посетить?

Он постучал ногтями по зубам, задумчиво нахмурился.

— Теоретически их бесконечное множество. Вероятно, Слэйки и сам создавал эти вселенные, когда попадал в них, как ты предположил по возвращении из ада. На сегодняшний день мы побывали в сорока одной.

— В том числе и в раю?

— Нет. Но мы его ищем. Захваченная тобою машина настроена на разные частоты, но, к сожалению, чьи они, можно узнать, только побывав в каждой вселенной.

— А как насчет ада?

— В ад мы попасть можем, тут никаких сомнений. Помнишь, как твой сын Джеймс загипнотизировал Слэйки и заставил отправить Боливара к тебе на выручку?

— Да, это я помню. — Я откинулся на спинку кресла и удовлетворенно вздохнул. — Пожалуй, я еще не прочь пожевать, если сандвичи не кончились.

— Джим диГриз, — сердито произнесла Анжелина, — хватит над нами издеваться. А то в придачу к сандвичам получишь плюху.

— Прости, любимая. Я вовсе не пытаюсь извлечь выгоду из своего положения. Просто за последнее время так наскучался, вот и хочется слегка развлечься.

— Ты прощен. Так к чему ты завел речь про ад?

— К тому, что там обитает Слэйки. Краснокожий, толстый, сумасшедший и хорошо вооруженный. Как вы думаете, почему остальные двойники не пытаются его оттуда вытащить? Потому что не могут. Он тогда наверняка умрет, так мне сказал Слэйки на Стекле. Исходя из этого соображения, мы отправим в ад небольшую экспедицию и потолкуем с рогатым профессором. Экспедиция будет хорошо вооружена, ведь что известно одному Слэйки, то знают и остальные. Они его не прикончат — для них это все равно что самоубийство. Зато без особых угрызений совести попробуют разделаться с нами. Но мы, возможно, доберемся до него раньше и попробуем слегка загипнотизировать. И зададим вопросик-другой, правильно, Джеймс?

— Отлично, папа.

— Мы зададим два исключительно важных вопроса. Где находится ад и чего, по большому счету, добивается профессор? Необходимо выяснить, с какой целью эти Слэйки копят денежки.

— Действуй. — Инскипп, при всех его недостатках, всегда отличался решительностью. — Что тебе понадобится?

* * *

План был неплох, но связан с риском. Как только Слэйки прознает о нашей затее, он отреагирует, и очень агрессивно. К тому же он постоянно опережает нас технически. Койпу до сих пор не придумал способа переносить в другую вселенную действующие машины, а у Слэйки в аду мы отняли исправную гаусс-винтовку. Оставалось лишь надеяться, что этот хвостатый забияка не обзавелся оружием посерьезнее.

Мы рассчитывали только на внезапность нападения и численное превосходство. Но все-таки я рассудил, что ударный отряд должен быть невелик, иначе стремительного натиска не получится. Первым в списке я поставил свое имя, ведь идея принадлежала мне. Со мной отправится Джеймс — кто, как не он, загипнотизирует старого краснокожего дьявола? И конечно, Анжелина — она не допустит, чтобы мы остались без женской опеки. Конечно, и Боливар не захочет расставаться с дружным семейством. Мы явимся как гром с ясного неба, упадем как снег на голову. Но с флангов нас должны прикрывать две сотни опытных и несносных космических пехотинцев, вооруженных только руками, зубами и рукопашным ноу-хау. И этого должно хватить. Проводником у них будет Сивилла, она уже освоилась в аду. Конечно, пока я разговаривал с суперагентшей, Анжелина не раз и не два бросала на меня мрачный взгляд, который означал: «Джим, у тебя гораздо больше шансов вернуться живым, если Сивилла пойдет не с нами, а с солдатами».

Возглавит роту мой старый приятель капитан Гризли. Я уже получил от него весточку — он желал меня видеть. Быть по сему.

— Без оружия? — спросил он, оглушительно притопав в номер. — Космический пехотинец без оружия — не космический пехотинец.

— А как же рукопашный бой голыми руками? Я всегда считал, что космическая пехота в таких делах знает толк.

— Знает. Но разве не будет лучше, если мы прихватим гранату-другую.

— С таким же успехом можно прихватить гнилые яблоки. На Стекле я даже перочинный нож раскрыть не смог.

— Штыки?

— Намертво застрянут в ножнах. Только не предлагайте оставить ножны здесь. Я не вынесу мысли о том, как двести космических пехотинцев посыплются друг на друга со штыками наголо. Но не беспокойтесь, кое-что я придумал. Будет вам оружие.

— Какое?

— Мне еще надо поработать над деталями. Увидите перед выступлением. Вы свободны.

На приготовления ушло несколько дней, впрочем, нам позарез требовалась передышка. Анжелина времени не теряла и восстановила вес, в этом ей здорово помогло четырехразовое питание. По этой части я от нее не отставал. Профессор Койпу возился с электроникой и корпел над уравнениями и в конце концов получил усовершенствованную модель двери в иные миры.

— В сущности, главную роль тут играет энергия, — объяснил он мне. — Джастин Слэйки вынужден прятать машины, делать их миниатюрными. У нас такой проблемы нет.

Новая машина выглядела очень даже впечатляюще. За огромные деньги мы ее подключили напрямую к общепланетной системе электроснабжения. Через главный бальный зал гостиницы, превратившийся в электронные джунгли, тянулся толстенный, больше метра диаметром, красный кабель. Посреди зала стояли гаражные ворота в полную величину. Я поглядел на них — спереди, конечно, — и восхитился. А задней стороны у них не было. Обойдешь — ничего не увидишь. Вообще ничего. Но снаружи ворота казались массивными и прочными.

— Что ж, давайте поглядим, что у нас получилось. — Койпу понажимал клавиши на пульте управления, я взялся за ручку гаражных ворот и приотворил на ширину пальца. Сразу засвистел утекающий воздух. Я с лязгом затворил ворота.

— Черным-черно. И звезды. И низкое давление. Это не ад.

— Но очень близко. Это ближайший к нему мир. Ну-ка, попробуй еще разок.

В красных небесах заполыхало красное солнце. Нахлынул запах сероводорода, защипало в ноздрях.

— Это он. — Я снова затворил ворота. — Звать войска?

— Давай. Я уже готов.

Все нетерпеливо ждали моего сигнала. Первыми вошли Сивилла и Анжелина. Затем чеканный топот возвестил о прибытии космической пехоты. Десантники вошли строевым шагом, развернулись и, топнув в последний раз, замерли.

— Отлично, — сказал я капитану Гризли. — Скомандуйте им «вольно» и приготовьтесь к раздаче оружия.

— Оружия?! — Губы капитана Гризли растянулись в непривычной улыбке.

Джеймс с Боливаром вкатили нагруженные тележки. Я вскрыл одну из коробок, достал продолговатый предмет с закругленными краями и помахал им над головой.

— Салями? — опешил Гризли.

— Капитан, вы очень наблюдательны. Оружие смертоносное и съедобное. Раздайте подчиненным.

— Ты что, опять издеваешься? — спросила Анжелина. Сивилла тоже глядела на меня с подозрением.

— Ну что ты, любовь моя. Это очень серьезное решение. Я исходил из жесткой логики. Вместо того чтобы драться с обитателями ада, мы их накормим. Они ведь каннибалы поневоле, будь у них эта ароматная колбаса, ад показался бы раем. Правда, среди них есть маленько чокнутые, поэтому мы должны быть готовы к затруднениям. На всякий случай советую учесть, что удар десятикилограммовой копченой колбасой способен причинить серьезную травму, и вдобавок, если нам придется задержаться, мы ее сами съедим.

Каждый пехотинец получил по батонуколбасы.

— И без приказа не грызть! — предупредил я. Сивилла и близнецы тоже вооружились салями, но Анжелина метнула в меня такой свирепый взгляд, что я даже не рискнул протягивать колбасу в ее сторону. Я взвалил на плечо предпоследний батон.

— Профессор, мы готовы.

— Я тоже.

— А коли так, вперед! — Я распахнул врата ада и взял салями на изготовку. — В атаку!

Выглядело это потрясающе. С колбасой наперевес, чеканным шагом космические пехотинцы маршировали за Сивиллой в ад. В арьергарде шествовала моя семейка.

Затем капитан Гризли, помня мои указания, растянул роту в широкую цепь. Сивилла взмахом салями указала направление главного удара. Мы двинулись к сопкам, в противоположную сторону от лавовой реки.

— Какое ужасное место, — сказала Анжелина. Задрожала земля, далекий вулкан дохнул огнем и дымом.

— Надеюсь, мы здесь не задержимся.

— Вон там какая-то проблема, — сказал Боливар. Один из космических пехотинцев попал в засаду — на него из укрытия бросились двое местных и попытались схватить. Умело орудуя колбасой, точно дубинкой, он уложил обоих, но при этом колбаса сломалась пополам, и от нее пошел восхитительный чесночный запах. Не обращая внимания на солдата, краснокожие подползли, схватили добычу и обратились в бегство.

— Отличная работа. — Анжелина повернула голову и чмокнула меня в щеку.

— Мы под огнем! — прокричал капитан. — Один подстрелен! В укрытие!

— Вперед! — Я бросился в атаку.

Все шло по плану. С такой толпой загонщиков мне будет гораздо проще поймать краснокожего Слэйки. Два пехотинца подняли своего раненого товарища.

— Кость не задета! — крикнул один из них.

— За ворота! Там ждет гостиничный врач. Потея и тяжело дыша, мы перешли на шаг. К тому времени, как добрались до противника, космические витязи уже сделали свое дело. Слэйки был пленен и обезоружен, его крепко держали двое самых рослых солдат. Их сменили Боливар и Джеймс, а десантники присоединились к своим товарищам, которые образовали вокруг нас широкое живое кольцо.

— Мы уже встречались, — сказал я профессору Слэйки.

Он маленько подергался, побрыкался в железной хватке близнецов, но не проронил ни слова. Я схватил его за руку, предоставляя Джеймсу заняться гипнозом. Но у того ничего не вышло.

— Извини, папа. Не могу завладеть его вниманием. Он совершенно спятил, мне с такими еще не доводилось работать.

— Дай-ка я попробую.

Я переломил огромный батон салями и поднес к ноздрям пленника. Они сразу затрепетали. Слэйки прекратил сопротивление и разинул рот. Затем рванулся к колбасе, и я едва успел ее отдернуть. Челюсти щелкнули вхолостую. Я отдал пахучую колбасу Джеймсу.

— Все, теперь он готов тебя слушать.

— Вы голодны, — сказал Джеймс. — Вам хочется есть и спать. Кусайте, жуйте, не стесняйтесь. А теперь глотайте. Отлично. Если хотите еще, кивните. Вот так.

— Не сметь! — завопил, сбегая к нам по склону холма, профессор Слэйки в темном костюме. Воздев над головами грозные салями, космическая пехота ринулась в контратаку. Слэйки ретировался за гребень.

Мы очень правильно поступили, взяв с собой в ад столько народу. Слэйки появлялись один за другим, в одной из атак их участвовала целая дюжина, и наше счастье, что все они были безоружны, — должно быть, успели смастерить в аду только одну винтовку. Как ни старались, они не сумели прорвать мускулистое кольцо. Один из них возник у нас над головами и попытался схватить рогатого двойника, но Анжелина перехватила его и бросила через голову, и он покатился вниз по склону.

Нашествие прекратилось так же внезапно, как и началось. Пленник сидел на земле и довольно пожирал наши дары.

— Они унялись! — выкрикнул я. — Но будьте бдительны, возможно, это подвох. Будьте готовы ко всему.

— Они не вернутся, — жуя, произнес Джеймс. — Что известно одному, то и остальным. Они уже знают, что пленный проговорился. У него в голове такой кавардак, он даже не понял, о чем я его спрашивал. Правда, я так и не выяснил, для чего ему нужны деньги. Но Слэйки ясно помнит рай, помнит, что он очень важен. Как только он выдал частоту этой вселенной, его двойники оставили нас в покое.

— Ты запомнил?

Он протянул оставшуюся половину колбасы.

— Еще и ногтем нацарапал.

ГЛАВА 15

Каждый день я трудился в гостиничном оздоровительном клубе. В первый день выбился из сил через час — сказалась голодовка на Стекле. Но и тренеру приходилось потеть вместе со мной, и довольно скоро я вернул форму, которая позволяла заниматься спортом по пять часов в день и чувствовать себя при этом бодрым и дееспособным. Возвратился прежний вес, и я снова оброс мышцами. Разумеется, все это благотворно повлияло на боевой дух. Слой жира на моих любимых бицепсах — дар праздной и разгульной жизни на Луссуозо — исчез без следа.

Наконец я понял, что больше не могу откладывать момент истины. Мне этого просто-напросто не позволит Анжелина.

— Мне не нравится, — сказала она, словно прочитав мои мысли, — что мы бездельничаем.

— Милая, ты, как всегда, права. — Я взял ее за руки. Кроме нас, в баре никого не было, только робобармен видел этот рассудочный порыв страсти. Едва ощутимо повернув запястья, она высвободила руки, взяла бокал и пригубила.

— Любовь моя, свет моих очей. — Я решил призвать на помощь логику. — Я рассмотрел вопрос со всех сторон и вижу только один ответ…

— Я могу с ходу предложить намного больше.

— Но только мой — правильный. Необходимо разузнать, что творится в раю. Чем больше народу туда отправится, тем больше шансов, что кого-нибудь заметят. Должен идти кто-нибудь один. Невероятно талантливый, исключительно опытный суперагент. Одинокий волк, крадущийся в ночи, ловкий, красивый и непобедимый. Короче говоря, лучший агент галактики. Если ты еще не вспомнила его имя, могу намекнуть. Кое-где его зовут Стэлоуи Сцкцер, кое-где — Рэтинокс, кое-где — Растимуна Стальрато…

— Ты о себе, что ли?

— Как приятно слышать это от собственной жены! Люди редко говорят правду вслух. А ты что, знаешь специалиста более высокой квалификации?

Она нахмурилась и промолчала. Почти бесшумно по ее соломинке перетекла последняя капля напитка. Но робобармен уловил этот звук и вжикнул к нам по рельсу, проложенному вдоль стойки. И произнес глубоким, проникновенным голосом:

— Сударыня желает еще порцию нашей восхитительной амброзии?

— Почему бы и нет?

Металлическое щупальце по-змеиному обвилось вокруг ножки бокала, и тот мигом скрылся из виду. На груди робота раскрылась дверца, в нише стоял запотевший бокал пенящегося напитка.

— А что угодно сударю? Горячительного? Я только что позанимался спортом и еще не настроился заложить за воротник.

— Диетическое виски с долькой фрукта.

— На это мне возразить нечего, — сказала наконец Анжелина. — У Инскиппа ты лучший агент. Главным образом потому, что не зеленый новичок и не добропорядочный слуга закона. Нет, по сути, ты — изощренный жулик, всю жизнь посвятил криминальному ремеслу…

— Век бы слушал.

— Знаю. Но все-таки из этого не вытекает, что в райское пекло тебе надо лезть одному. Я пойду с тобой.

— Нет, дорогая, не пойдешь. Ты будешь хранить домашний очаг, заботиться о детях и…

— Еще одно словечко в этом духе, и я тебе глаза выцарапаю! Терпеть не могу шовинистических свиней мужского пола.

Когда она говорит таким тоном, с ней лучше не шутить. Я увидел ее скрюченные пальцы и невольно отпрянул.

— Прошу прощения. Не бери в голову, я вовсе не это имел в виду. Неудачная попытка пошутить.

Она рассмеялась, я понял, что гроза миновала, и снова взял ее за руки.

— Я должен идти. И я должен идти один. Она тяжело вздохнула.

— Понимаю, и все-таки ужасно не хочется уступать. Я знаю, ты вполне способен о себе позаботиться…

— Клянусь, таким я и останусь.

— Когда уходишь?

— Это выяснится сегодня во второй половине дня.

Наш славный друг Койпу считает, что довел наконец до ума связь между нами и другими вселенными.

— Помнится, он говорил, что это невозможно.

— В тот день он был в плохом настроении. Ты бы посмотрела на него сейчас!

— А что, пойдем посмотрим.

Нагромождение электронных устройств и путаница проводов за эти дни успели спрятаться под широкой черной консолью — сплошь разноцветные лампочки, шкалы и спирали Тесла; венчал все это сияющий экран. Неизменным остался лишь толстенный электрический кабель.

— А, Джеймс! — Когда мы вошли, профессор выдвинул из бюро ящик и перерыл содержимое. — У меня для тебя кое-что есть.

Он извлек плоский черный диск с отверстием в центре, сдул с него пыль и гордо протянул мне.

— Музыка? — озадаченно спросил я. Койпу слегка рассердился.

— Джим, временами мне кажется, будто ты не намного умнее одноклеточной водоросли. Сейчас ты держишь в руках уникальное, совершенно необыкновенное изобретение — межвселенностный активатор. Он твердый, не имеет съемных частей, и в его атомах не электроны, а псевдоэлектроны, они движутся с нулевой скоростью. Обнаружить это устройство невозможно, воздействовать на него каким-либо образом — тоже. Я его испытал во многих вселенных и остался вполне доволен.

— И что же оно делает?

— Будучи включено, оно пошлет сигнал универсальному дифференциатору. А тот возвратит тебя обратно. Все очень просто.

— И в самом деле просто. Но как же я его включу?

— А это еще проще. Активатор улавливает волны мозга. Стоит только захотеть, и машина перенесет тебя домой.

Я восхищенно посмотрел на диск. Повертел его на пальце. Какое чудо! Достаточно лишь подумать: «Унеси меня домой»…

Я вдруг оказался на другом краю комнаты. Врезался в машину. Диск прилип к консоли, а палец в его дырочке чувствовал себя так, будто его ампутировали.

— Не могу… дышать… — прохрипел я. Койпу нажал на клавишу, и я свалился на пол.

— Надо еще кое-что подрегулировать. Я встал и потер ушибленные ребра. И поспешил снять диск, пока палец не распух.

— Впечатляет, — сказала Анжелина. — Спасибо, профессор, теперь я меньше буду волноваться. Когда он отправляется?

— Когда захочет. — Он нажал другую клавишу, в недрах машины сверкнула молния, раздался хлопок, и от спирали Тесла брызнули искры. — Но перед отправлением следует учесть несколько факторов. Мне удалось засунуть в рай кончик многофункционального анализатора и получить довольно интересные результаты. Смотрите.

Засветился экран, на нем замельтешили цифры, закорчились диаграммы.

— На что смотреть? Для меня это полнейшая бессмыслица.

Койпу раздраженно фыркнул, а затем ухмыльнулся с видом превосходства. И постучал по штрихам газового спектра на экране.

— Это же очевидно.

— Только для таких высоколобых, как вы. Не откажите в любезности, растолкуйте профанам.

Не стоило мне этого говорить. Профессор с радостью ухватился за возможность прочитать длиннейшую и нуднейшую лекцию. Гравитация, атмосферное давление, давление кислорода — все это было мне знакомо. Худо-бедно я разбирался в таких вещах, как спин электрона, хаотичная дисперсия, качество воды, предельно допустимое загрязнение и так далее. Но когда он перешел к анализу компонентов атмосферы, я его перебил.

— Кажется, вы упомянули о каком-то газе? Он снова показал на экран, заштрихованный спектральными линиями.

— Вот он. Я еще ни разу не встречал этой формулы, поэтому дал газу условное название «закисин». Он действует на человека аналогично закиси азота.

— Веселящий газ?

— Точно. Закисин — это закись азота в кубе, я имею в виду фактор радости.

— Мне это не нравится, — сказала Анжелина. — Может возникнуть привычка, а у Джима их и так хоть отбавляй. Вы можете чем-нибудь помочь?

— Конечно. — Он протянул пузырек с фиолетовой жидкостью. — Это противоядие, полностью снимет все побочные эффекты. Ну-ка, диГриз, закатай рукав. — Он достал шприц и ввел мне прямо в вену дозу противоядия. — Больше тебе ничего не понадобится. Ну что, готов?

Он нажал кнопку, и машина нетерпеливо загудела.

— Давайте без спешки, — произнес я, хотя меня самого вдруг охватило нетерпение. — Для начала нужно как следует подкрепиться и выспаться. А завтра на рассвете начнем. Улетать в рай лучше на свежую голову.

В тот вечер мы отправились гулять по городу — впервые вкусили радостей праздничного мира. Мы с Анжелиной шагали в обнимку, Сивилла держала под руки моих сыновей, и вечер удался на славу. Над городом полыхало искусственное северное сияние, в оркестровой яме на центральной площади наяривали две тысячи инструментов. Еда там была просто шик, а питье и того лучше. Но только не для меня. Ближе к утру я перешел на диетическое виски.

На рассвете я встал, вышел на цыпочках из спальни, предоставив Анжелине улыбаться во сне, и твердо прошествовал в преддверие рая.

— Что-то ты поздно, — ворчаньем встретил меня Койпу. — Неужели оробел?

— Профессор, давайте обойдемся без воодушевляющих речей. Я готов идти хоть сию секунду.

— Межвселенностный активатор не забыл?

— В каблуке. Нас даже смерть не разлучит.

— Ну а коли так, желаю удачи. — Он нажал на сколько клавиш, и машина зловеще взвыла. — Ворота не заперты.

Я приотворил створку гаражных ворот и глянул в щель. Вроде не так уж и страшно. Я распахнул ворота настежь и шагнул вперед.

Мило. В голубых небесах — теплое желтое солнце, совсем не похожее на багровое в аду. Рядом со мной на высоте моих плеч проплывало белое облачко. Я ткнул в него пальцем, и оно отпрянуло с мелодичным звоном. Совершенно безмятежный ландшафт — низкие, округлые, поросшие короткой травой холмы. Неподалеку купа деревьев бросала тень на мощеную дорожку. Я подошел, постучал каблуком по желтым плитам. Мягкие. Дорога петляла и исчезала среди деревьев справа от меня. Слева она сворачивала в долину между холмами.

Ну и куда прикажете идти? С холмов доносился приглушенный рокот, похожий на гром. Как всегда, любопытство победило, и я двинулся налево. И очень скоро понял, что не ошибся в выборе. Я увидел перекресток с указателем и приблизился к нему с нарастающим интересом.

— Три пути, — сказал я, глядя на стрелки указателя. — Я пришел со стороны «свалки мусора». Слишком волнующее название, чтобы захотелось вернуться по своим следам. Остаются «валгалла» и «парадиз». Что выбрать, вот вопрос.

Парадиз — это, конечно, заманчиво, мне сразу вспомнилась чудесная планета по имени Параисо-Аки. Она и впрямь стала парадизом, когда меня там выбрали в президенты. Валгалла? Тоже вроде знакомое слово, кажется, попадалось на глаза, когда я копался в истории религий. Смутно ассоциируется со снегом, топорами и рогатыми шлемами. Нет, парадиз мне нравится гораздо больше.

И тут я заметил прикнопленную к столбику указателя бумажку: «Парадиз закрыт на ремонт». Разумеется, после этого я уже не колебался.

Дорога вилась по дну узкой долины. Закончилась она у высокого уродливого частокола из неокоренных бревен. В стене была металлическая дверь

— казалось, она только меня и ждет. Впечатление оказалось ложным, ручка на двери не поворачивалась. Я налег на дверь плечом, но она даже не шелохнулась. Я уже совсем было решил попытать счастья в парадизе, но тут заметил на двери табличку: «Служебный вход» — прозрачный намек на существование другого входа. Он-то мне и нужен.

Заметив тропинку, я пошел по ней вдоль стены и повернул за угол. И сказал с неподдельным восхищением:

— Вот это да!

Массивные золотые колонны поддерживали карниз над массивной золотой дверью. Несметное множество драгоценных камней на карнизе лучилось светом. Внезапно затрубили невидимые рожки, зазвучала героическая музыка. Под волнующий бой барабанов я взошел на крыльцо. Пока я, заинтригованный донельзя, приближался к двери, огоньки на карнизе выстроились в слова, но прочитать их мне не удалось. Наверное, потому, что я не знал этого языка, и вообще впервые видел причудливые письмена, очень похожие на рассыпанные спички. Над драгоценными камнями сверкали золотом огромные скрещенные топор и молот.

— А классно смотрится, правда? — прозвучало за спиной.

Я развернулся в прыжке и принял защитную стойку. Только благодаря музыке этот человек сумел приблизиться ко мне незамеченным. Но выглядел он вполне мирно — средних лет, полный, в дорогом деловом костюме, белой рубашке с жабо и кроваво-красном галстуке. И улыбался он вполне дружелюбно.

— Тоже валгаллу решили посмотреть?

— Конечно. — Я успокоился и заметил на его галстуке золотое шитье — скрещенные топор и молот, точно такие же, как над входом.

— Наконец-то мы в валгалле.

— Еще нет, — замахал он на меня руками. — Я только посмотреть пришел, только посмотреть. Одним глазком глянуть. Каждому ведь интересно, что его ждет после жизни. Я еще не готов переселиться насовсем.

Его слова утонули в душераздирающем реве рожков и оглушительной барабанной дроби. Золотая дверь медленно отворилась, музыка стихла, и к нам обратился женский голос:

— Добро пожаловать, благочестивые и доблестные приверженцы Лиги Длинной Ладьи И Верных Друзей Фрейи. Входите и обретите до срока один день из грядущей вечности. Перед вами валгалла! Колодезь медового молока на краю радуги. Входите и не наступите на змею!

Ничего себе змея! Толщиною в добрый ярд, голова и хвост где-то за горизонтами. Когда мы через нее перепрыгивали, она медленно извивалась.

— Уроборос, — сказал мой спутник. — Опоясывает мир.

— Поторопитесь, — велела нам невидимая экскурсовод. — Время не ждет. Я могу поднять завесу, но совсем ненадолго и только по специальному разрешению богов. Тор всегда благоволит воинам Лиги Длинной Ладьи, а Локи сейчас в хеле, поэтому Тор в безмерной щедрости своей позволяет вам заглянуть в будущее. Так что смотрите и радуйтесь, ибо когда-нибудь все это будет вашим…

Мрак неторопливо растаял. Я шагнул вперед, чтобы получше рассмотреть, и стукнулся носом о невидимое препятствие, оно начиналось от земли и поднималось выше, чем я мог дотянуться. Мой спутник постучал по нему костяшками пальцев.

— Стена Вечности, — сказал он. — Хорошо, что она нас не пускает. Пройти сквозь нее может только мертвый.

— Спасибо, я не настолько любопытен. Ух ты! Возглас посвящался удивительной сцене, которая внезапно открылась по ту сторону барьера. В громадном каменном очаге ревел огонь, над ним жарился на вертеле огромный зверь. За длинными столами восседало множество здоровяков с пышными шевелюрами и бородами. Они вели себя совершенно непринужденно, выпивали и закусывали с неописуемым энтузиазмом. На деревянные столы с грохотом падали глиняные кружки с напитками, их тут же хватали и опрокидывали над разинутыми ртами. Причем это делалось одной рукой, потому что в другой почти каждый пирующий держал кусок дымящегося мяса или ногу очень крупной птицы.

Голоса были едва различимы — как отдаленное эхо. Насколько мне удалось разобрать, выпивохи орали и ругались. Некоторые пели что-то боевое. Еду и питье разносили громадные светловолосые официантки с толстенными ляжками и ничуть не уступающими им бюстами. Время от времени над ревом мужественных глоток поднимался истошный визг — кто-то щипал даму за ягодицу. Иногда раздавался глухой треск — проворная официантка, не желая оставаться в долгу, обрушивала кружку на череп нахала, чтобы секунду спустя с хохотом дернуть его за бороду, прозрачно намекая на предстоящую оргию. Сказать по правде, в отдалении мясистая парочка, похоже, именно этим и занималась прямо на столе — из полумрака доносился смех. Он стих, как только снова воцарилась мгла.

— Ну каково? — У моего спутника маслились глаза от возбуждения.

— Не для вегетарианца, — пробормотал я едва слышно, чтобы не испортить ему настроение. И вкрадчиво спросил: — Насколько я понял, мы с вами из одной длинной лодки?

Ответа не последовало — толстяк уже исчез. Я упустил свой шанс, надо было вытягивать из него информацию, а не пялиться на красоты валгаллы. Я вышел на крыльцо, но благочестивый и доблестный приверженец Лиги Длинной Ладьи, похоже, успел убраться восвояси. За моей спиной хлопнула дверь, драгоценные камни-лампочки померкли. Финита ля комедия. И что же я узнал?

Немало, утешил я себя. Но это, конечно, не тот рай, о котором рассказывала Вивилия фон Брун. Похоже, валгалла — это воплощенная мужская греза о вечном мальчишнике. Из чего вытекает: в раю наверняка не один рай. Наверное, Вивилия побывала в каком-нибудь другом. В парадизе? Возможно. Из чего вытекает: мне тоже надо сунуть туда нос. Даже если парадиз на ремонте.

Повинуясь сей железной логике, я вернулся на распутье и пошел по тропинке к парадизу. Она петляла среди деревьев и густых кустарников. Внезапно я услышал рокот мотора впереди и остановился. Я всегда ставил осторожность превыше отваги, а потому упал на землю и пополз сквозь кустарник. Возле последнего куста я залег и раздвинул ветви.

ГЛАВА 16

Передо мной стояли самые обычные на вид городские многоэтажки, такие можно найти на любой цивилизованной планете. За ними, вокруг декоративного озера, стояли дома пониже, похожие на замки. Совсем неподалеку от меня высилось недостроенное здание, ничем не отличающееся от соседних. Подле него копошилась строительная техника.

На площадке трудились люди, а не роботы. Я услышал, как один из них крикнул: «Bonega! Veldu gin nun!» Цивилизованные знатоки эсперанто говорили о сварке. Картина была столь привычна, что я недоумевал, как она могла оказаться в этой райском уголке рая?

Меня охватил такой зуд любопытства, что пришлось почесаться. Я лежал под прикрытием куста и смотрел во все глаза. Уже не в первый раз я пожалел, что Койпу до сих пор не нашел способа переносить технику невредимой в другие вселенные. Сейчас бы телескоп — получше разглядеть стройку и рабочих. Если бы среди них оказался хоть один Слэйки, я бы десять раз подумал, стоит ли выходить из укрытия.

Но его на площадке, похоже, не было. Все строители были поджары и молоды. Впрочем, не все; я обнаружил одного пожилого и довольно упитанного. Больше он ничем не напоминал Слэйки, которых мне доводилось встречать. Он то и дело покрикивал на рабочих, из чего я сделал вывод, что он десятник или прораб. Посвятив довольно много времени наблюдениям, я обнаружил, что сидеть в кустах довольно скучно. И подавил зевок. Надо придумать что-нибудь дельное либо убраться отсюда и поискать где-нибудь в другом месте… Где, как не на свалке мусора? Но судьба распорядилась за меня.

Пожилой толстяк глянул на часы, а затем с силой дунул в свисток. Рабочие побросали инструменты и заглушили моторы. Сначала я предположил, что закончился рабочий день, но тут на стройплощадку въехала автокормушка, знакомая мне по тысячам строек и фабрик, под завязку набитая замороженными продуктами и вооруженная микроволновой печью. Удобная штука. Выбираешь свинобразью котлету или конечность ракообразного, нажимаешь кнопку и получаешь дымящееся блюдо.

Хрипло переругиваясь и сально перешучиваясь по обычаю строителей нашей галактики, рабочие стояли в очереди, получали через пазы в бортах фургона тарелки и располагались на сваях и ящиках, которых на площадке была тьма-тьмущая. Мне повезло — несколько человек решили устроить пикничок на травке рядом с моим наблюдательным пунктом. Впрочем, не так уж и рядом — я не мог расслышать, о чем они говорят. Но достаточно близко, чтобы у меня в голове заработали шестеренки.

Среди этих любителей природы был толстый прораб, он разглагольствовал, сжимая в пятерне мясистое ребро. Судя по размерам, оно вполне могло принадлежать бронтозавру.

Я немного подождал, затем поднялся и, насвистывая, двинулся к ним.

— Чудесный денек, не правда ли? — заискивающе произнес я и наткнулся на угрюмое молчание и зловещие гримасы. — Как работа, спорится?

— Кто ты такой, черт бы тебя побрал?! — Толстяк отшвырнул ребро и тяжело поднялся на ноги.

— Я бухгалтер, работаю на босса.

— На Слэйки?

— Поскольку он мне платит, я его предпочитаю называть мистером Джастином Слэйки. А вы?..

— Грушер. Я тут десятник.

— Рад познакомиться. Это вы жаловались на задержки с подвозом цемента?

— Что это ты плетешь? Ни на что я не жаловался. — Он смотрел на меня

с откровенным подозрением. Как, впрочем, и все остальные работяги.

— Значит, не жаловались? Что ж, тогда вопрос снимается…

— Да кто ты такой, чтобы тут расхаживать и вопросы задавать? Я у Слэйки много лет работаю, головорезов, сорвиголов и мордоворотов нанимаю, стройматериалы выписываю, строю все, что ни закажет… Заказал парк аттракционов — пожалуйста, будет тебе парк. — Грушер кивком указал на стройплощадку. — А вопросов он никогда не задает, только счета мои оплачивает. И никаких таких бухгалтеров ко мне не подсылает.

— Не нравится мне этот парень, — прорычал рабочий с самой жуткой физиономией и могучими бицепсами. — Грушер, когда мы нанимались, ты обещал, что проблем не будет. Солидный заказчик, секретная стройка. Даже привез нас сюда в полной отключке. Большие деньги, нормальный рабочий день, зарплата — наличными…

— Ты из налоговой полиции? — спросил меня другой строитель, тоже далеко не красавчик.

— А то откуда же? — ухмыльнулся парень с толстыми бицепсами, вытягивая из петли на поясе гаечный ключ.

— Ну так поприветствуем дорогого гостя. — Грушер недобро улыбнулся, и его люди быстренько меня окружили. — Он цементом интересуется? Это кстати, мы как раз нынче бетон заливаем. Пускай поглядит, только изнутри.

Я отскочил в сторону, и гаечный ключ просвистел возле уха. Затем я поднырнул под яростный хук. Я не новичок в карате, но одолеть такую толпу не надеялся. Девять, нет, десять на одного, и все — наглые и в хорошей физической форме. Кольцо сжималось.

— Вы правы! — закричал я. — Вы все арестованы за неуплату налогов! А теперь руки вверх и не вздумайте…

Мускулистые работяги свирепо заревели и ринулись на меня.

«Домой! — подумал я. — Сейчас же!»

Я врезался в металлическую панель и повис, неистово размахивая руками и свободной ногой.

— Профессор… выключите…

— Извини, — сказал Койпу. — Кажется, я забыл кое-что сделать. А конкретно, кое-что подрегулировать перед твоим возвращением.

Он дотронулся до клавиши, и я сполз на пол. На пульте стояла откупоренная бутылка пива. Я приблизился на негнущихся ногах и осушил ее единым духом.

— И что же ты там обнаружил?

— Сущие пустяки. Экскурсия прервалась в самом начале. Я побывал в пригороде рая, он называется «валгалла», народ там подобрался некультурный и разнузданный, и вообще это местечко никак не вяжется с моими представлениями о загробном мире. Еще там есть парадиз, он пока закрыт для посетителей. Я не успел его как следует рассмотреть, решил вернуться — пивка хлебнуть, а заодно рассказать, что там делается. У меня возникли трения… впрочем, ерунда. Если Анжелина будет обо мне спрашивать, скажите, что все идет великолепно. Ну а теперь вы можете меня снова туда отправить? Только не в то самое место, откуда сейчас выдернули.

— Никаких проблем. Пока тебя здесь не было, я откалибровал сферический локатор. В километре по горизонтали устроит?

— Вполне. — Я приотворил ворота и увидел только синее небо и зеленую траву. — Да, в самый раз. До скорой встречи.

Я вышел и ощутил спиной теплые лучи солнца. Дул слабый ветерок, над головой медленно проплывали маленькие облака. Их появлялось все больше, некоторые плыли против ветра, и это мне не понравилось. Одно из них держало курс прямо на меня. Оно нежно позвякивало… И не только! С него доносился смех. Или мне почудилось? Оно пролетело мимо, и я двинулся следом по дорожке.

Спустя некоторое время я увидел далеко впереди холм, а на нем — белое строение. Вдогонку за моим пушистым облаком плыло точно такое же и тоже чарующе звенело. Они летели вдоль дорожки, в этом я уже не сомневался. Дорожка была вымощена желтыми плитами — мягкими, эластичными. Впереди над ней кружила стая птиц. То есть я сначала принял их за птиц, а когда приблизился, понял свою ошибку. Они были розовые, круглые, с белыми крылышками — такими маленькими, что удерживались в воздухе не благодаря им, а вопреки. Мне эти существа показались очень знакомыми. Когда я штудировал историю религий, я в конце концов добрался до иллюстраций и очень скоро понял: во все времена религии, при всей их противоречивости, спорности и бестолковости, очень сильно стимулировали вдохновение у творчески одаренных людей. Благодаря религиям появлялись стихи и песни, книги и картины, архитектура и весьма своеобразная скульптура. В некоторых банках информации я видел этих розовых воздушных акробатов.

Я все приближался, а они все кружили. Наконец я остановился и вытаращил глаза.

Толстенькие розовые младенцы помахивали прозрачными крылышками. Все они были златокудры, и различить их по половому признаку я бы так сразу не взялся. Я имею в виду, что у всех у них были набедренные повязки из тонкой материи. Трепеща крыльями, они резвились над моей головой, точно комариная стайка. Я с трудом одолел искушение подпрыгнуть, схватить кого-нибудь за ножку и рассмотреть получше. Они порхали, улыбались и смеялись; казалось, надо мной звенят десятки крошечных колокольчиков. Внезапно они зазвенели и замельтешили оживленнее — к нам приближалась еще одна стая точно таких же малюток. В ручках они держали нечто наподобие оружия, и я огляделся в поисках укрытия.

— Стыдно, Джим, — сказал я себе, когда они подлетели ближе. — У тебя извращенный, не в меру подозрительный ум. Это не луки, а крошечные золотые арфы.

Пощипывая на лету струны, малыши окружили первую стайку. Я сел на желтые плиты и обнаружил, что дорога не только мягкая, но и теплая.

Внезапно к трогательному арпеджио добавилось хоровое пение на незнакомом языке:

— Die Entfuhrung aus dem Serail! — распевала, уносясь, первая музыкальная стайка. Но ее место уже прочно заняла вторая:

— Per queste tue manine, In wuale eccessi, mi tradei, un bacio de mano…

Потом они затянули на эсперанто. Я разобрал слова, но так и не понял, о чем идет речь.

— Profunde li elfosis min Bele li masonis min, Alte li konstrius min, Sed Bid-Auld estas foririnta…

И так далее. Все это звучало очень мило, хотя, на мой взгляд, небесные создания перебарщивали с высокими тонами. И чересчур усердно щипали струны. И без умолку хихикали. Впрочем, я, наверное, слишком придирчив. Закончили они на такой писклявой ноте, что у меня заныли зубы. Потом, кружась, небесные создания понеслись вверх.

— Браво! — крикнул я им вдогонку. А потом запоздало осведомился: — Нет ли где-нибудь поблизости приличного бара? Или ресторанчика?

Ответом было только хихиканье.

— Огромное спасибо, — уныло пробормотал я и зашаркал по дороге, стараясь не замечать першения в горле.

Солнце припекало, а белая постройка на холме будто и не приближалась вовсе. Но за поворотом я приободрился. У дорожки стояла небольшая торговая палатка, рядом на траве — позолоченные кресла с резными подлокотниками. В одном из кресел сидела женщина в белом платье и прихлебывала напиток из позолоченного бокала.

Увидев меня, она широко улыбнулась. Но улыбка так и застыла на лице, глаза не следили за мной. На столике под тентом стояло много запотевших бокалов с напитками. Я взял один из них, понюхал, пригубил. Сладко, прохладно и, похоже, небезалкогольно.

— Недурно, — произнес я, лучась дружелюбием. Женщина не ответила, даже головы не повернула. Я подошел к ней, опустился в соседнее кресло. Очень симпатичная леди — высокая грудь, пышные волосы. Хорошо, что Анжелины здесь нет, во всяком случае, сейчас. Я наклонился вперед и спросил:

— И часто вы сюда заглядываете?

Боюсь, я выглядел пошляком, но надо же было как-то завязать разговор.

И я своего добился — привлек ее внимание. Она медленно повернула голову, остановила на мне взгляд красивых темных глаз и разжала влажные алые губы. И спросила хрипловатым грудным голосом:

— Что, уже пора? — После чего встала и пошла к дорожке.

Да, Джим, умеешь ты разговаривать с женщинами, попенял я себе и глотнул из бокала. И озадаченно заморгал. Женщина исчезла, едва ступила на желтые кирпичи. Исчезла совершенно беззвучно. Я подошел, посмотрел, но не обнаружил ни люка, ни какого-нибудь другого устройства. Я резко повернулся. Кругом — ни души. Она что, тоже купила однодневный тур? Взглянуть на рай — и сразу обратно за бухгалтерские книги? Я вспомнил слова Койпу о наркотическом газе в здешнем воздухе. Женщина выглядела заторможенной, — наверное, это от газа, а может, из-за выпивки. Я поставил стакан с недопитым коктейлем. Впрочем, я уже вполне утолил жажду и мог идти дальше.

Дорожка завела в лощину, на склонах холмов в изобилии росли цветы. Отсюда до белого сооружения уже было рукой подать, оно виднелось гораздо отчетливей. Золоченая крыша опиралась на красивые беломраморные колонны. С дорожки к ним поднималась каменная лестница. Ступеньки пришли в движение, и я остановился.

— Эскалатор райских масштабов, — сказал я, подозрительно и мрачно разглядывая лестницу. — Джим, тебя заметили. Или ты нажал невидимую кнопку.

Но я не видел смысла отступать. Все равно, Слэйки уже знает, что я проник в его владения. Я в разведке, значит, надо действовать, а не рассусоливать. Я боязливо шагнул на ступеньку, и она бережно понесла меня к зданию. В нем оказался один-единственный, но очень просторный зал. Стены отсутствовали, между тесно стоящими колоннами виднелось голубое небо. На лоснящемся мраморном полу — ни соринки. Напротив входа возвышался трон, на нем сидел старый толстый седой мужчина. В руках он держал арфу и рассеянно пощипывал струны. Чего-чего, а этих музыкальных инструментов в раю хватало с избытком. Над головой старика висел золотистый нимб. Когда я приблизился, ко мне повернулся благородный лик, вместе с ним крутанулся и нимб. Арфист кивнул и растянул губы в улыбке.

— Добро пожаловать в рай, Джим диГриз, — сказал он сочным, богатым обертонами голосом.

— Если не ошибаюсь, профессор Слэйки?

ГЛАВА 17

Очень хотелось подумать: «Заберите меня отсюда! Домой, домой!» Но я удержался. Сбежать всегда успею, во всяком случае, так утверждал Койпу, и на стройплощадке я в этом убедился. Поэтому имеет смысл обождать. Похоже, Слэйки в неплохом настроении, к тому же я, как ни крути, в разведке.

— Вы на меня разве не сердитесь? — спросил я.

— А за что я должен сердиться?

— И это вы говорите мне? Последний раз, когда мы встречались, точнее, когда я встречался со множеством ваших инкарнаций, вы были готовы рвать и метать.

— А, ты о том досадном инциденте в аду. Лично я там не был, но, конечно, обо всем знаю. Очень вкусное салями. Надеюсь, ты не откажешь в услуге, назовешь имя твоего поставщика.

Диалог переходил на почву сюрреализма, но я решил не отступать. Ведь мы со Слэйки впервые разговаривали в мирной обстановке.

— И где же ваш хваленый рай? — спросил я.

— Вокруг тебя. Разве он не прекрасен?

— Тот самый рай, куда многие надеются попасть после смерти?

— Не правда ли, мило? А херувимчики тебе понравились? — Он благодушно улыбнулся. А я решил спросить напрямик:

— А почему вы здесь? В раю?

— По той же причине, что и ты.

— Давайте ближе к фактам. Вы — жулик с толстенным кошельком. И убийца. Да-да, убийца, ведь вы отправляете в ад ни в чем не повинных людей, и они там едят друг дружку. А жулик вы потому, что продаете дуракам однодневные путевки на небеса. На самые разнообразные небеса.

Он пожевал губами и задумчиво кивнул.

— Пожалуй, я не буду с тобой спорить, мой мальчик. Мне ни к чему споры в раю.

— Можно поинтересоваться, чего вы добиваетесь? Зачем выуживаете деньги у простофиль?

В его глазах появился характерный ледяной блеск.

— Джим, ты меня начинаешь утомлять. Тебе еще не говорили, что ты зануда? И вдобавок назойливый.

— Да неужели? — Я опечаленно вздохнул. — Подумать только, а ведь я всегда считал себя душой компании. Вы уж извините, профессор. Я не всегда такой.

— Ну разумеется, я тебя прощаю. Здесь, в раю, так хорошо, зачем же нам ссориться? Почему бы тебе не присесть, не отдохнуть?

За моей спиной стояло кресло — я мог поклясться, что секундой раньше его там не было. Впрочем, я не так удивился, как обрадовался. Я ведь и в самом деле устал… чертовски устал. Я упал в кресло. Слэйки кивнул.

— Пора устроиться поудобнее. Снять ботинки. Размять пальцы ног…

Отличная идея… Или не совсем? Чем-то она мне не нравится… В голове вертелась какая-то мысль, но я так и не смог ее поймать за хвост. Поэтому снял ботинок, затем второй и бросил в сторону. Слэйки обнажил в улыбке частокол зубов, щелкнул пальцами, и усталость как рукой сняло. «Каблук! Унеси меня отсюда!» — Я не проговорил — прокричал это мысленно. Так громко, что эхо раскатилось под черепом.

Я вскочил на ноги, бросился к Слэйки и упал ничком. И увидел золотой браслет на своей лодыжке. От него шла золотая цепь, которая исчезала в полу.

— Ловкий трюк, — произнес я стоически, но довольно пискляво. Затем встал и опустился в кресло.

— Да какой там трюк… Просто ты очень глупый человечишка, тебя легко перехитрить. Джим, тебе не приходило в голову, что твой необнаружимый межвселенностный активатор — ну и названьице, курам на смех! — все-таки можно обнаружить? Знал бы ты, как вы с Койпу отстали от меня в технологии,

— слезами бы горючими умылся. Обводить вас вокруг пальца — детская забава. Для начала я тебя размягчил с помощью гипнотического газа, а потом хватило простенького соблазна, чтобы твой недалекий ум целиком подчинился мне и ты отдал ботинки… вместе со своей жизнью. Впрочем, наверное, ты и сам уже это понял. Я — божество! Властелин науки, жизни и смерти, времени и энтропии!

«Ноль без палочки, — мрачно подумал я. — Дырка от бублика».

Но выбраться из его западни будет непросто.

— Воистину, все это так, — сказал я торжественно. — Вы не только божество, вы еще и гений. У вас столько талантов… Скажите, профессор, почему вы опустились до мелкого жульничества?

Слэйки предпочел не отвечать. Хоть он и свихнулся, но тайны свои держал за семью печатями. И он начал выходить из себя.

— Жалкий недолговечный червь! Да ты хоть знаешь, сколько мне лет?

— Нет, но уверен, вы мне скажете. Впрочем, меня это не слишком интересует.

Я отвернулся, зевнул и краешком глаза заметил, как у него побагровела физиономия.

— ДиГриз, ты испытываешь мое терпение. Таким, как ты, надлежит относиться к таким, как я, с уважением, даже с благоговением. Ведь мне больше восьми тысяч лет!

— Да что вы говорите? А я бы вам больше семи тысяч не дал.

— Баста! — прорычал он, вскакивая с трона. — Ты мне надоел. А потому слушай приговор. Ты отправляешься в чистилище. Увести!

Последнее слово адресовалось громоздкому человекообразному роботу. Лязгая, тот поднялся по ступенькам. Он был весь во вмятинах, царапинах, ржавчине и черной пыли. Зловеще поблескивал электронный глаз, другой был «с мясом» вырван из глазницы. Андроид затопал ко мне, а я привстал от испуга — до того грозно выглядел бесчувственный металлический монстр. Он с шипением нагнулся, вытянул руку и когтями-ножами перекусил мою цепь. Я отпрыгнул, но ладони шириной с полотенце поймали меня в воздухе и влепили в ржавую грудь. Было невыносимо больно, я не то что вырваться — пошевелиться не мог.

Толстый и седой Слэйки крякнул, с трудом поднимаясь на ноги, и заковылял к лестнице, за ним следом залязгал мой мучитель. Мы спустились на желтую дорожку.

Слэйки топнул ногой. Что-то звучно хлюпнуло, и дорожка вздыбилась, точно огромный желтый язык. Открылась черная яма, из нее хлынул ужасающий запах.

— Оставь надежду всяк сюда входящий, — прогнусавил Слэйки. — Ступай, обреченный.

Не выпуская меня из объятий, робот склонился над ямой. Он кренился все сильнее и сильнее… а потом мы сорвались и полетели в бездну.

* * *

Не раз и не два на моем богатом приключениями веку у меня возникало жгучее желание оказаться где угодно, только не там, где я в тот момент находился. И вот опять как раз такой случай. Не скажу, что мимо меня пронеслась вся моя жизнь, зато это сделали неровные серые каменные стены. Снизу шахта была подсвечена красным. Мы быстро набрали предельную скорость.

Неужели все должно кончиться здесь? В этой вонючей норе?

Робот то и дело громко лязгал, задевая за стены. Но не жаловался. Я беспомощно корчился в его железных объятиях. Затем падение замедлилось, и я, воспользовавшись резким торможением, едва не вырвался из жестких ручищ. Но робот спохватился и чуть не задушил меня в объятиях. Наконец он лязгнул в последний раз, ударясь ногами о землю, и позволил мне рухнуть навзничь.

Не дав ни секунды передышки, он схватил меня за руку и потащил за собой. Я понял, что сопротивление бесполезно, кое-как поднялся на ноги и заковылял по невероятно жесткому каменному полу. Носки быстро превратились в лохмотья, — все-таки даже на том свете обувь надо беречь.

Сцена моим глазам открылась, мягко говоря, безрадостная. Воздух был перенасыщен миазмами, они не только нестерпимо воняли, но и раздражали дыхательные пути. Я кашлянул; этот звук призрачным эхом раскатился над головой. Мы обогнули высокую груду камней, и я увидел фабрику.

В красном полумраке тянулись вдаль, насколько хватало глаз, длинные низкие сооружения, похожие на столы. Над столами склонилось множество людей, они неторопливо водили руками, но я не успел как следует разглядеть, что они делали. Раздался шорох; я оглянулся и увидел раструб в стене; из него валил черный порошок. Поднялась пыль, я снова закашлялся и узнал, почему здесь так мерзко пахнет и что раздражает слизистую оболочку носа.

Не останавливаясь и не укорачивая шага, мой металлический конвоир тащил меня вперед. Но мало-помалу я начал вникать, поскольку сцена повторялась снова и снова. Вернее, я не сумел ничего понять, зато смог разглядеть и запомнить.

Пыль медленно плыла или ползла по столам-транспортерам. Труженики — я уже понял, что все они женщины, — водили над ней руками. Этим занимались все без исключения, медленно, монотонно, не поднимая глаз, не останавливаясь. Вдруг одна из них что-то подобрала — что именно, мне разглядеть не удалось — и уронила в стоящий рядом контейнер. Неприятнее всего было отсутствие интереса ко всему, что не имело отношения к работе. Я бы на их месте обязательно повернул голову, если бы огромный ветхий робот протащил мимо Джима диГриза. А они даже не покосились.

Мы миновали один стол за другим. Работницы молча исосредоточенно делали свое таинственное дело. Их тут были сотни, а может, и тысячи. Наконец мы оставили позади последний транспортер, и я оказался во мраке.

— Любезный экскурсовод, скажи, пожалуйста, куда ты меня тащишь?

Он целеустремленно топал. Я попытался разжать металлические пальцы и крикнул:

— Прекрати! С тобой разговаривает хозяин! Человек — твой господин, ты должен мне повиноваться! А ну стоять, металлолом ходячий!

Он не замедлил поступи и вообще не обратил на меня внимания. Волок, точно какую-то падаль. Я снова поднялся на ноги и, спотыкаясь, засеменил вслед.

Вскоре перед нами появилась металлическая дверь в скале. Робот ее отворил и повел меня по темному коридору. Я услышал, как за нами лязгнула дверь, но разглядеть ничего не смог. Андроид затопал по невидимым ступенькам

— похоже, его единственный глаз превосходно видел в темноте.

Я споткнулся и ушиб голени и еще несколько раз спотыкался, пока не привык к ступенькам. Когда робот остановился и отворил следующую дверь, я уже шатался от усталости. Робот выпустил меня — лишь для того, чтобы схватить за шиворот и толкнуть вперед. Пока я летел, дверь лязгнула. Реальность исказилась, я испытал знакомое ощущение переноса в другую вселенную. Внезапно вспыхнул яркий свет, и я с грохотом распластался на каменном полу.

Новая сцена выглядела ничуть не отраднее предыдущих. Я сразу застучал зубами. Я находился в комнате с металлическими стенами и решетчатой дверью, через решетку врывался ледяной ветер и залетали снежинки.

Неужели чистилище — это заурядный морозильник? Бессмыслица какая-то. Наверняка можно было придумать уйму более легких и менее сложных способов избавиться от меня. И тут мои голые, посиневшие пальцы ног, торчащие из останков носков, что-то задели. Я посмотрел вниз, на груду теплой одежды и обуви. Что ж, и на том спасибо.

Дрожащими пальцами я натянул теплые носки, затем надел толстые брюки и сунул ноги в ботинки. Не мой размер, но от холода спасают, и ладно. Вся без исключения одежда была унылого пепельно-серого цвета, но это меня нисколько не огорчило. Я обмотал шею шарфом, нахлобучил поношенную меховую шапку и протиснул руки в толстые рукавицы.

Словно только этого и дожидаясь, дверь распахнулась и пропустила мощный снеговой заряд. Я не удостоил его вниманием, лишь огляделся — нельзя ли вернуться обратно тем же путем, каким я сюда попал.

— Мя звуть Бубо, — произнес не очень внятный, но очень зловещий голос.

Я вздохнул и повернулся к своему новому мучителю. Ростом с меня, но упитаннее и шире в плечах. Одежда неотличима от моей. В руке — гибкий металлический прут, он мне сразу не понравился. Особенно когда Бубо ткнул им в мою сторону.

— Эвто быохлысть. Больно — жуть. А ишшо — каюк, ежли че. Слухать Бубо — жить. Не слухать Бубо — больно. Во как больно. — Он замахнулся своей штуковиной.

Я отскочил, и прут задел меня самым кончиком. Такой боли я еще не испытывал — как будто руку рассекли до кости и в рану налили кипящей кислоты. Я не мог кричать, не мог даже шевельнуться, только стоял, держась за левую руку, и ждал, когда утихнет боль. Она в конце концов утихла, и я с изумлением увидел, что предплечье и рукав невредимы.

— А опосля — каюк. — Бубо погрозил мне биохлыстом, и я с дрожью отступил.

— Смекать — жить, не смекать — каюк.

В лингвистике он звезд с неба не хватал, но зато располагал очень убедительным аргументом на все случаи жизни. И к тому же худо-бедно умел говорить. А я в тот момент мог только кивнуть, не вполне доверяя своему языку.

— Работать. — Он указал прутом на отворенную дверь.

Я на негнущихся ногах вышел в голубой день, в унылое, заснеженное, студеное чистилище. Вокруг двигались большие машины, но мне не удавалось понять, что они делают, пока глаза не привыкли к ледяному ветру. Я — в открытом карьере, в огромной яме, среди груд свеженарубленного камня. Громоздкие экскаваторы крошат черные пласты породы, многоколесные самосвалы вывозят камень с карьера. Сначала я принял эти машины за строительных роботов, затем увидел в кабинах людей — водителей и операторов.

— Тудыть. — Бубо ткнул биохлыстом в сторону неподвижной машины.

Одного взгляда на тонкий стержень было достаточно, чтобы я беспрекословно полез по скобам к кабине.

Я втиснулся в корзину-сиденье, глянул в исцарапанное, грязное окно и призадумался. Что теперь делать? Над головой затрещал громкоговоритель.

— Идентификация. Личность неизвестна. Представиться.

— Ты кто? — Я оглянулся в поисках оператора, но никого не обнаружил. В кабине я был один. С вопросом ко мне обращалась стальная махина.

— Дробилка-черпалка, девяносто первая модель. Представиться.

— Зачем? — сердито спросил я. Всегда считал болтовню с машинами занятием пустым и глупым.

— Представиться, — упорствовала она.

— Мое имя тебе знать не обязательно, — мрачно произнес я и тотчас пожалел о своих словах.

— Тебе Знать Не Обязательно, какой у тебя стаж работы на девяносто первой модели?

— Заткнись! Я — человек, я буду приказывать, а ты будешь исполнять. А теперь слушай…

— Тебе Знать Не Обязательно, какой у тебя стаж работы на девяносто первой модели?

Я понял, что в этом споре мне не победить.

— Никакого.

— Начинаю инструктаж.

И она выполнила свою угрозу. Прочитала нуднейшую, подробнейшую, глупейшую лекцию, явно рассчитанную на умственные способности двухлетнего олигофрена. Я очень скоро узнал, как управлять этой штуковиной, а потом не слушал, только искал способ прекратить эту пытку. Но так и не нашел.

— А теперь, Тебе Знать Не Обязательно, я включаю двигатель. Приступаем к работе.

И мы приступили. У каждого моего колена торчало по рычагу, а еще были две педали — скорости и направления. От меня требовалось прижимать громадный отбойник к поверхности скалы и давить на гашетку. Во все стороны летели каменные брызги, чем и объяснялись выбоины и царапины на лобовом стекле. Нарубив достаточно камня, я коснулся горящей красной кнопки — послал сигнал грузовику. Он пригромыхал на двух рядах тяжелых колес и занял позицию подо мной. Я понажимал кнопками на пульте управления ковшами, который находился прямо под носом. Заполняя первый ковш, я помахал водителю самосвала. На мрачном лице труженика не дрогнул ни один мускул, он был достаточно разумен, чтобы показать мне толстый средний палец. Как только я загрузил самосвал, он отъехал.

Наступила ночь, и я почему-то решил, что рабочий день вот-вот закончится. Мысль была приятная, но, увы, не слишком верная — на моей дробилке-черпалке вспыхнули прожектора, осветили скалы и падающие снежинки. Сколько это продолжалось, я судить не берусь. Но не ошибусь, если скажу: очень долго. Наконец громкоговоритель выпустил птичью трель и моторы умолкли. Я увидел, как оператор ближайшей девяносто первой устало спускается по скобам, и столь же устало последовал его примеру. На земле поджидал другой тепло одетый человек; как только я слез, он вскарабкался в кабину. Мне он ничего не сказал, да и у меня к нему вопросов не возникло. Я зашаркал вслед за другими в большое, теплое, светлое помещение, битком наполненное людьми; могучий запах пота господствовал там над разнообразной коллекцией барачных ароматов.

Мой новый дом. Ничуть не лучше любого военного или трудового лагеря, где мне случилось побывать. На меня давил толстый слой безысходности, и я ничего не мог с этим поделать. У моих обреченных товарищей по несчастью давно угасла последняя искорка воли. И надежды.

Только один раз они проявили интерес — когда я нашел пустую койку, свалил на нее тяжелую зимнюю одежду и уселся за длинный стол. Пока я разглядывал отвратительную пищу на доставшемся мне обшарпанном подносе, чья-то здоровенная лапища больно стиснула мое плечо.

— Я съем твое kreno, — сообщил здоровенный наглый тип, приросший к руке с другого конца. Другая лапища, похожая на первую как две капли воды, протянулась к моему подносу за дымящимся фиолетовым куском.

Я отпустил поднос, дождался, когда нахал покрепче стиснет kreno, и вывернул ему кисть. Впервые сделал что-то хорошее с того утра, как отправился в рай. Кстати, когда это было? Неделю назад? Или вечность?

Поскольку противник мне достался очень рослый, недюжинной силы и, судя по всему, с крайне дурным характером, я решил зря не рисковать. Как только громадная башка пошла вниз, я треснул ребром ладони по переносице. Он завизжал от невыносимой боли, но я позаботился об анестезии, ткнув ему в горло натренированными пальцами. Он растянулся на полу и больше не шевелился. Я подобрал поднос и вынул kreno из обессилевших пальцев. А затем обвел взглядом остальных едоков.

— Кто еще хочет попробовать мое kreno? Те немногие, кто потрудились оторваться от еды, сразу опустили глаза. Лежащий у моих ног человек засопел. Ему аккомпанировали дружным, сосредоточенным чавканьем и хрупаньем.

— Ребята, честное слово, я рад с вами познакомиться, — сказал я макушкам. Сел и отужинал с аппетитом. А заодно поразмыслил о том, где я очутился и что здесь делаю. И какие еще сюрпризы готовит мне будущее.

ГЛАВА 18

В монотонном и неинтересном труде прошло бесчисленное множество мучительных дней, а о ночах я уже не говорю. Пища была столь же разнообразна, как и работа, и вдобавок мерзка на вкус, но худо-бедно поддерживала огонь в телесной топке. Вскоре я узнал имя своего приятеля-креноцапа. Его звали Лэсч, и в бараке он считался первым задирой. Но меня он сторонился, хоть и злобно сверкал фонарями, которые я ему понаставил. Впрочем, он довольно быстро успокоился и нашел себе другие, не такие драчливые жертвы.

Мы работали в две смены, пока одна отсыпалась, другая управляла машинами. Выходных не полагалось. Рабочий день начинался с рассветом — в бараке появлялся Бубо и биохлыстом сгонял лежебок с нар. Пока мы выходили из барака, другая смена входила, едва волоча ноги от усталости. Действовала система неостывающих матрасов — один слезает с койки, другой на нее падает. Никто никогда не менял и не стирал грубые одеяла, потому в спальном помещении стояла ужасающая вонь.

Так начинался день… а заканчивался он, когда гасли огни. Между работой и сном, сном и работой мы ели кошмарную дрянь, состряпанную кухонными робомужиками. Разговоров я почти не слышал, скорее всего по той причине, что говорить было совершенно не о чем. Только однажды мне для разнообразия дали поработать на самосвале, но это оказалось еще нуднее, чем на дробилке-черпалке. Я вывозил камень с карьера, сваливал и возвращался порожняком. Впрочем, во мне шевельнулось любопытство, когда я ехал в первый рейс — трясся в колее за другими нагруженными машинами. Однако не нашел ничего интересного в громадной металлической воронке, врытой в землю. Оставалось лишь гадать, куда девается ссыпаемый туда камень и зачем вообще он нужен. Может, под землей склад или транспортер? Вряд ли. На этой планете я очутился благодаря машине Слэйки, значит, вполне логично допустить, что добытый камень точно таким же образом переправляется в другую вселенную. Я размышлял об этом, но вскоре перестал под спудом однообразия и усталости. Должно быть, именно однообразие и усталость усыпили мою бдительность. Пока «фонари» Лэсча меняли цвет с черного на зеленый, я о нем начисто забыл. Но он не забыл обо мне.

За ужином, доедая остывшее kreno, я вдруг заметил странное выражение на лице человека, сидевшего напротив меня. У него отвисла челюсть и расширились зрачки. Рефлексы заставили меня отпрыгнуть, а везение спасло от трещины в черепе. Камень обрушился на плечо, парализовал руку и свалил меня со скамейки.

Взревев от боли, я откатился в сторону, вскочил на ноги и прислонился к стене, чтобы не свалиться в обморок. Левую кисть я сжал в кулак, но правая рука висела плетью. Я двигался влево, прижимаясь к стене, пока передо мной не образовалось свободное пространство. Лэсч преследовал меня, угрожающе подняв камень.

— Теперь ты покойник, — сообщил он. У меня не было желания вступать с ним в дискуссию. Я смотрел в противные, налитые кровью глазки и ждал, когда он нападет. Он напал — и полетел ничком. Человек, сидевший напротив меня за столом, подставил ногу, а остальное доделал я. Взметнул колено к физиономии Лэсча. Он заорал и выронил камень, я подхватил его здоровой рукой и приготовился обрушить на череп.

— Если ты его убьешь или изувечишь и он не сможет работать, Бубо тебя прикончит.

Я выронил камень и довольствовался тем, что дал подлецу хорошего пинка по ребрам и врезал кулаком по нервному узлу. Это его на время успокоило.

— Спасибо, — сказал я. — За мной должок. Мой спаситель был тощ, жилист и черняв. Не только волосы, но и лицо, и руки были черными от толстого слоя тавота. Я помассировал ушибленное правое плечо. Зудит. Хороший признак.

— Меня зовут Беркк.

— Джим.

— С дуговой сваркой знаком?

— Эксперт.

— Так я и думал. Я к тебе с первого дня присматриваюсь, ты умеешь за себя постоять. Пошли, навестим Бубо.

Наш суровый страж занимал отдельную комнату. Для такого места она выглядела поистине роскошной, в ней даже была электроплитка. Когда мы входили, Бубо как раз помешивал варево ядовито-оранжевого цвета в помятой кастрюльке. Но пахло оно недурно и, судя по всему, выгодно отличалось от гадости, которой нас кормили.

— Че надыть? — ощерился он. Видимо, его раздражала необходимость говорить членораздельно.

— Мне нужен помощник, чтобы завтра поднять девяносто первую. Ту, что со скалы сверзилась.

— 3'щем?

— Затем, что я так говорю, вот зачем. В одиночку не справиться, а Джим варить умеет.

Бубо оставил стряпню в покое. Взгляд выпуклых красных глаз подозрительно ощупал Беркка, затем меня. На это ушла уйма времени. По всей видимости, мышление было столь же чуждо его натуре, как и речь. Наконец он хрюкнул и снова заработал ложкой.

Беркк направился к двери, я вышел следом за ним и спросил:

— Тебя не затруднит перевести?

— Поработаешь со мной в ремонтной мастерской.

— И все это — в одном «хрю»?

— Точно. Если бы он сказал «нет», мы бы ушли ни с чем.

— Ну что ж, спасибо.

— Не за что. Работа тяжелая, грязная. Пошли.

Он почесал нос черным пальцем, а затем на секунду прижал его к губам.

Помалкивать? Это мы запросто. Что-то тут явно крылось, и впервые с того дня, как я оказался на каторге, во мне шелохнулась надежда.

От логова Бубо коридор вел к большой запертой двери. Беркк сел и прислонился к стене спиной, я понял, что у него нет ключа. Я расположился рядом, и мы ждали в молчании, пока не вышел Бубо. Дожевывая последний хрящеватый кусок своей стряпни, он отворил дверь и запер ее за нами.

— Ну что, начнем? — предложил Беркк. — Надеюсь, ты не преувеличил насчет сварки?

— Я владею всеми слесарными инструментами, ремонтирую печатные схемы и вообще все на свете. Если у тебя сварочный аппарат неисправен, я починю.

— Ладно, посмотрим.

У девяносто первой была вмята боковая панель и вдобавок сломана ось. Работенка и впрямь выдалась трудная, я бы не отказался от нескольких роботов в помощь.

— Сейчас можно говорить, — произнес Беркк, лупя кувалдой по панели.

— Я за тобой наблюдал. По-моему, ты не такой тупица, как все эти мускулистые увальни.

— По-моему, ты тоже. Он криво улыбнулся.

— Ты не поверишь, но я доброволец. А все остальные… Кого подпоили, кого оглушили или еще что-нибудь в этом роде. Очухались они уже тут. А я клюнул на объявление в сети, требовался опытный механик. Зарплату предлагали невероятную, условия — прямо-таки санаторные. Ну я и отправился в контору, потолковал с профессором Слэйки, шлепнулся в обморок и очнулся здесь.

— «Здесь» — это где?

— Понятия не имею. А ты знаешь?

— Кое-что. Я знаком со Слэйки и знаю, что попасть сюда можно через рай. Только не надо на меня так глядеть, я сейчас объясню. Меня швырнули в яму, и я оказался в другой. Я имею в виду, в другой вселенной. Должно быть, и с тобой случилось что-то подобное.

Пока мы чинили машину, я рассказал ему о деятельности профессора Слэйки. Конечно, поначалу ему все это казалось несусветной чушью, но ничего другого не оставалось, как поверить. Ремонтируя, мы решили передохнуть, и он достал банку с жидкостью самого что ни на есть зловещего вида.

— Меня на кухню пускают роботов чинить, ну я и стибрил сырых kreno. Поэкспериментировал с кожицей разных овощей, получил приличные дрожжи. Подверг kreno брожению. Короче говоря, спирта достаточно, но пить невозможно. Правда, я эту бурду прогонял через пластмассовую спираль…

— Змеевик! Нагревание, испарение, охлаждение, конденсация — и вот перед нами напиток богов. — Я обрадованно взболтнул самогон.

— Я тебя предупредил. Со спиртом все в порядке, но вкус…

— Позволь мне самому оценить, — торопливо перебил я. Поднял банку, наклонил и жадно глотнул. — По-моему… — просипел я вмиг севшим голосом.

— По-моему, это самая дрянная дрянь на свете, а уж дряни я на своем веку перепробовал…

— Спасибо. Дай-ка и мне глотнуть, если ты не против. Потом банка снова вернулась в мои руки, но к этому времени ее содержимое не стало вкуснее. Зато уже подействовал этиловый спирт. Быть может, по большому счету мои муки не были напрасны.

— Ладно, кое-что и я могу добавить. Был тут у нас как-то говорливый парень, он сказал, что ремонтировал валы на камнедробилке. Там из камня делают порошок. Может, этот камень из нашего карьера?

— А для чего, он не сказал?

— Нет. Исчез на другой день. Слишком много болтал. А потому нам с тобой надо быть поосторожнее. Не знаю, кто его подслушал…

— Зато я знаю. Слэйки в одном из своих воплощений. Здесь он добывает породу и куда-то ее транспортирует. Потом дробит и отправляет порошок к женщинам, и те в нем что-то ищут.

— Что?

— Этого я не знаю. Но одно могу сказать с уверенностью: это очень дорогостоящее занятие. Требует уйму денег и рабочего времени.

— Пожалуй, ты прав. И разгадки мы здесь не найдем. Послушай, Джим, я хочу отсюда выбраться, и мне нужен помощник.

В моих ушах это звучало музыкой. Я схватил его за руку, а другой ладонью похлопал по спине.

— У тебя есть план?

— Всего-навсего идея. Мне не верится, что отсюда можно удрать тем же путем, каким мы сюда попали, через ту комнату с решетчатой дверью.

Я кивнул.

— Наверняка это дверь между вселенными, и швейцаром при ней сам Слэйки. Но что еще остается? Я тут осмотрелся и не знаю, как выбраться из карьера. Даже если выберемся, куда денемся? Может, эта планета — голая пустыня на краю вселенной?

— Совершенно с тобой согласен. Значит, остается только один путь. Ты уже догадался?

— Конечно. Порода ссыпается в воронку. Мы отправимся вместе с ней, и нас раздавит насмерть. Так?

— Не так. Я очень долго над этим думал и подготовил все необходимое. Но мне нужен помощник.

— Я твой помощник, — сказал я. Правда, уже не так решительно.

— Ну, тогда за работу. — Он с трудом поднялся на ноги. — Сначала надо закончить ремонт.

Работа нас протрезвила, и в тот день мы больше не разговаривали. На зов электрического звонка явился Бубо, отворил ворота в карьер, которые отпирались только снаружи. Пока я дрожал и притоптывал, Беркк вывел из мастерской девяносто первую и оставил ее за воротами. Бубо снова клацнул замком и отпер дверь в барак. Он безжалостно обыскал нас, прежде чем пустил в тепло.

Техника в карьере успела изрядно поизноситься, и работы у нас было вдоволь. Но мы не спешили — меня не тянуло возвращаться в кабину дробилки-черпалки или на открытое всем ветрам сиденье самосвала. Беркк больше не заговаривал о побеге, а я не спрашивал — решил, что он сам обо всем расскажет, когда придет время. Мы вкалывали и спали, спали и вкалывали

— так проходила жизнь. И скрашивали ее только кратковременные застолья с отвратительными яствами.

Пока мы не управились с ремонтом, Беркк ни словом не обмолвился о побеге. На следующий день мне предстояло сменить сварочный аппарат на баранку самосвала. Мы лежали бок о бок под днищем машины, один держал панель, другой стучал по ней кувалдой.

— Бубо говорит, у него на карьере людей не хватает, — сказал Беркк.

— Он хочет, чтобы ты вернулся. Я его пытался уломать, но он больше не уламывается. Ты готов бежать?

Я не спросил куда. Я спросил когда.

— Сейчас. — Он повернул ко мне голову, и я понял, что ему не по себе.

— Тебе приходилось убивать?

— А что, это важно?

— Еще бы. Придется обезоружить Бубо, а то и убить. Я не ахти какой боец…

— Зато я — «ахти». Я о нем позабочусь. И будем надеяться, не убью. А что потом?

— А потом погрузим в самосвал вот эти штуки и смоемся отсюда. — Он откинул брезент, и в тусклом свете лампы я увидел две продолговатые клетки, сваренные из металлических прутьев толщиной в палец. Формой и размерами они очень напоминали гробы. Беркк торопливо спрятал их под брезентом.

— Неужели это единственный способ? — спросил я.

— А ты можешь предложить другой?

— Но это же самоубийство.

— Все равно тут подохнем, если не сбежим. Я набрал полные легкие воздуха, медленно его выпустил и сказал:

— Хорошо, попробуем. И чем скорее, тем лучше. Потому что мне не хочется раздумывать и подсчитывать наши шансы. Надеюсь, мы выберемся отсюда целыми и невредимыми, а не в виде порошка.

ГЛАВА 19

Больше в мастерской не оставалось поврежденных самосвалов. Мы тянули ремонт до последнего, насколько хватило смелости. Знали: когда он вернется в карьер, вместе с ним туда вернусь и я. Пока этого не случилось, необходимо бежать. Вместе. Одиночке эта задача не по силам.

Мы давно подготовились к побегу. Удерживала только боязнь оказаться перемолотыми вместе с камнями. Я поводил напильником по выступающей шляпке болта, отступил на шаг, чтобы полюбоваться на свою работу, а затем бросил инструмент на землю.

— Начинаем. Сейчас же.

Беркк постоял в нерешительности несколько мгновений, а затем хмуро кивнул. Я порылся в куче металлолома и ветоши и достал самодельную дубинку. Просунул руку в темляк и затолкал дубинку под рукав. Беркк смотрел на меня, я поднял большой палец и улыбнулся, как я надеялся, ободряюще.

Он повернулся и нажал на кнопку звонка. Однако наш надсмотрщик не спешил на вызов, должно быть, ему подвернулась срочная грязная работенка. Уходили минуты, я видел, как на лбу Беркка выступают капли пота, хотя в мастерской царила полярная стужа.

— Нажми-ка еще разок, — сказал я. — Может, не услышал.

Беркк нажал.

— Еще.

За моей спиной со скрежетом отворилась дверь, и я едва успел спрятать дубинку в рукаве.

— Ну че ты звонишь? Че звонишь-то?

— Закончили. — Беркк с лязганьем поднял тяжелый борт самосвала.

— Ну дык выводь.

Бубо вставил ключ в замочную скважину. Ворвался ледяной ветер. Бубо повернулся ко мне и сверкнул глазами.

— А ты пыдь отседа. Работать. Он не сводил с меня глаз. Стоял спиной к машине и похлопывал биохлыстом по штанине.

— Конечно. Как скажешь, так и будет. — Хотелось орать на него, но я лишь улыбнулся с неискренним подобострастием.

Все шло не так, как мы задумывали. Он должен был смотреть на Беркка, а я — вырубить его, не дав пустить в ход биохлыст. За его спиной Беркк забирался на сиденье самосвала. Машина загудела, задрожала. А Бубо упорно таращился на меня. Потом шагнул вперед и скомандовал:

— Пыдь отседа! Кому грю? И занес над головой биохлыст. У самосвала надсадно взвыл, закашлялся и стих двигатель.

— Э, да тут вон что творится! — испуганно крикнул Беркк из кабины.

Уходили секунды, а мы оставались в прежних позах. Биохлыст угрожающе покачивался, надсмотрщик свирепо таращился на меня. Беркк сидел за баранкой и не знал, что предпринять. К счастью, мозги Бубо не могли удерживать одновременно две мысли. Когда в них наконец пробился смысл Беркковых слов, Бубо задрал голову.

— Ну че такое?

— А вот че. — С меня вдруг спало оцепенение. Я сделал один-единственный шаг вперед. Дубинка скользнула в ладонь, я размахнулся… и Бубо упал как подкошенный. Я снова занес дубинку, но он не двигался. Даже не шелохнулся, когда я вырвал из его руки биохлыст. — Начали! — скомандовал я, сдергивая брезент с клеток.

Беркк схватил первую и, кряхтя, перевалил через борт самосвала. Загодя приготовленными кусками проволоки я связал бесчувственного стража, затем притянул его руки к ногам. Когда очухается, сможет освободиться, но не сразу. А нас к тому времени уже и след простынет. Я засунул кляп и оттащил Бубо в угол, а Беркк погрузил вторую клетку. Я накинул на связанного брезент и выпрямился. Беркк уже распахнул ворота в карьер. Пока я забирался в кузов самосвала, он, придерживал одну из створок.

— Есть там кто-нибудь? — крикнул я, когда он уселся за баранку.

— Грузовиков не видать. Ни одного. — Он снова завел двигатель, и я увидел, что у него дрожат руки. Мотор выл, но самосвал не трогался с места, и я понял, что мой товарищ потерял голову от страха. Но и это я предвидел.

— А ну-ка успокойся. Замри. Глубокий вдох. Вот так, а теперь поехали. И помни: как только выедем, надо будет затворить ворота.

Мы выехали за ворота и остановились. Беркк заглушил мотор и поставил машину на ручной тормоз. Мы медленно спустились на землю и затворили ворота.

— Готово, — сказал он, и мы полезли обратно. Когда мы тряслись на темной дороге, я подтянулся на руках и бросил взгляд за борт. Впереди вокруг воронки горели огни, лязгали машины.

— Ты его… не убил? — крикнул Беркк.

— Какое там! Череп что твой камень. Но голова поболит.

— А нас тут уже не будет. Вон там самосвал разгружается.

— Только один?

— Да.

— Сбрось скорость, двигай в объезд. Подожди, пока не отъедет.

Беркк убавил газ, и машина загромыхала на ухабах. На нас упали лучи прожекторов, и я свалился на дно кузова. Через несколько минут мы остановились. Мотор умолк, но лучи не отрывались от черной громадины самосвала.

— Пошли! — крикнул Беркк и спрыгнул на землю. Я спохватился, что все еще держу в руке биохлыст, швырнул его в воронку, и он исчез из виду. Клетки одна за другой перевалились через борт, я — следом. Пока мы действовали строго по плану, у нас не было времени задумываться над его заключительным этапом. Беркк встал на пологий край воронки, наклонился и схватил клетку, которую я уже толкал к нему. И тут я увидел, что он дрожит от макушки до ступней.

— Н-не… м-могу! — Он всхлипнул, сел и схватился за голову. А за его спиной вдруг вспыхнули фары приближающейся машины.

— Поздно отступать! — закричал я, откидывая крышку стальной клетки.

— Залезай!

— Нет! — Он подался назад.

Я сжал кулак и ударил его в челюсть. Не ободрить хотел — успокоить. Получилось. Я уложил бесчувственное тело в клетку, но Беркк почти сразу очнулся, завопил благим матом, просунул руки между прутьями и вцепился в меня.

— Руки убери! — Я пинком столкнул клетку в воронку. Она загрохотала по металлическим листам и исчезла из виду.

Отлично. Молодец, Джим, ты хорошо позаботился о своем товарище. Ты хороший мальчик, а поэтому сейчас точно так же позаботишься и о себе.

Легко сказать, трудно сделать. Я поднял крышку и заглянул в клетку, точно в металлический гроб. Кто знает, сколько времени я так простоял, не в силах пойти на риск, которому с такой легкостью подверг своего напарника… Не в силах даже пошевелиться.

По мне скользнули лучи фар.

— Джим, не дрейфь! — Я упал в клетку, опустил крышку, щелкнул задвижкой. И с гримасой ужаса на лице, отбивая зубами барабанную дробь, схватился за край воронки. Рванул изо всех сил и полетел во мглу.

* * *

Шагая по жизни, люди многому учатся на своих и чужих ошибках. Но не все. Далеко не все. На своем веку я совершил великое множество в высшей степени идиотских и неоправданно рискованных поступков. Но вряд ли горький опыт меня чему-нибудь научил.

Клетка лязгала и громыхала, а я, держась внутри за скобы, ругался во весь голос. Затем лязганье и громыхание прекратились, и началось свободное падение. Я стиснул зубы, вытаращил глаза, уперся коленями и ступнями в прутья и стал ждать неминуемого приземления.

Возникли уже привычные ощущения, а затем внизу появился красный свет. Он становился ярче и ярче. Я падал в топку.

Меня объял ужас. Сердце забилось, как молот. Я понял: это конец.

Клетка упала рядом с вершиной горы, подскочила, снова ударилась и заскользила вниз. Невыносимая боль пронзила все мое тело. Отступила на миг и опять вспыхнула — на этот раз в боку. Острый камень застрял между прутьями. Треск, лязганье, грохот и наконец — последний тяжкий удар.

Надо было двигаться, но я не мог. Вот-вот обрушится камнепад, раздавит и похоронит, если я сейчас же не выберусь из клетки. Дрожащими пальцами я потянул задвижку. Она не тронулась с места — прогнулась от удара. Меня выручил страх. Я прижал к задвижке обе ладони, налег изо всех сил и выпрямил ее. И услышал грохот лавины над головой.

Я откинул крышку и вывалился из клетки. А вокруг сыпались камни. Один рикошетом ударил по ноге. Я пополз на четвереньках и вдруг заметил, что подо мною шевелятся булыжники. Они уносили меня прочь от груды. Тусклого красного света хватило, чтобы разглядеть широкую движущуюся ленту, она потащила меня

— неведомо куда. Вряд ли меня там ждет теплый прием. Спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, я добрался до края транспортера и свалился на твердую землю.

— Беркк! — закричал я. Где же он, черт бы его побрал? На транспортере его нет. Может, его клетка упала по ту сторону груды?

Ушибленная нога не слушалась. В боку засела мучительная боль. Я упал, затем поднялся и пошел. Чтобы утвердиться на ногах в очередной раз, я схватился не за камень, а за прут из легированной стали. Металл? Я отвалил несколько камней от полупогребенной клетки и увидел лицо Беркка. Бледное, неподвижное. Мертв? Выяснять не было времени, вокруг клетки зашевелились камни. Я откатил еще несколько булыжников и откинул крышку, которую совсем недавно закрыл своими руками. Чистое везение, что она оказалась наверху. Случись иначе, Беркк неизбежно погиб бы, у меня бы не хватило сил перевернуть клетку.

Мне даже не удалось вытащить его. Я просунул руки ему под мышки, потянул вверх. Ничего не выходит. Он слишком тяжелый и вдобавок, кажется, застрял. Я снова рванул, и он снова не шелохнулся. Придется его бросить, иначе оба попадем в камнедробилку. И тут я почувствовал, что он слабо шевелится.

— Беркк, жалкий ты ублюдок! — закричал я ему в ухо. — А ну вставай! Вставай, или тебе конец! Вставай!

И он встал. Я тянул его к себе, он протискивался между вогнутыми прутьями, сдавившими его с боков. Наконец он вырвался из клетки и упал на меня. А потом мы ползли на четвереньках — ни на что другое не хватало сил. Ползли, пока не оставили позади последний камень. И рухнули на землю.

В рубиновом свете его кровь казалась черной. А ее на бледном и грязном лице было немало. Одежда была изорвана, на теле — множество ссадин. Но он остался в живых. Мы оба остались в живых.

— Я что, не лучше твоего выгляжу? — прохрипел я и надсадно закашлялся.

— Хуже, — только и сумел выговорить он. Я поднял голову и взглянул на каменную пирамиду, едва не ставшую нашей усыпальницей. Она казалась огромной

— настоящая гора. У нас был один шанс из тысячи уцелеть, и мы его не упустили. А еще мы сбежали с каторги.

— Давай больше не будем играть в такие игры, — вымолвил я под нажимом вполне объяснимых чувств.

— Так ведь и не придется, потому что… мы это сделали. Драпанули с копей. И никогда туда не вернемся.

ГЛАВА 20

Я осторожно дотронулся до ребер и вскрикнул.

— Болят. Может быть, даже сломаны. Но об этом придется забыть, все равно сейчас ничего не сделаем. А ты как?

Беркк медленно поднялся на ноги и сразу припал на ушибленную.

— То же самое. Кажется, мне от каждого из всех этих камней досталось. Ты уж прости, что я голову от страха потерял.

— Ничего, с кем не бывает.

— С тобой. Ты меня засунул в клетку и бросил в воронку и сам отправился следом.

— Будем считать, что у меня в таких делах больше опыта. И не кори себя понапрасну. Сейчас другое важно. Что делать будем?

— Что скажешь, то и сделаем. Ты мне жизнь спас, я перед тобой в долгу.

— А ты мне жизнь спас, когда подножку дал жлобу, который хотел мне вышибить мозги. Так что квиты. Идет?

— Идет. Но все-таки лучше ты решай, как нам теперь быть. Я ведь только клетки придумал, а ты — весь план.

Я огляделся.

— Попытаемся выяснить, где мы, и попробуем это сделать незаметно. Хватит на сегодня приключений.

Мы шагали вдоль транспортера и всматривались в багровую мглу. Впереди нарастал грохот. Мы прошли мимо сияющей ямы, я в нее заглянул. Свет шел со дна. Я бросил камень, он поднял брызги, а затем медленно исчез из виду. Очередная загадка. Но в тот момент загадки нас мало интересовали.

— Впереди свет, — сказал Беркк. И не обманул меня. Огни были белые — наверное, для разнообразия. И они горели по нашу сторону грохочущей ленты.

— Мы не на той стороне. Я бы предпочел идти в темноте. Как думаешь, сможем перелезть через эту штуковину?

— Веди.

Превозмогая боль, мы очень медленно залезли на транспортер, а дальше продвигаться было легче, лента ползла не очень быстро. Мы оступались, спотыкались о камни и наконец спрыгнули на другой стороне. А дальше шли согнувшись, прячась в тени, стараясь не наступать на упавшие с ленты булыжники. Грохот все нарастал. Мы добрались до конца транспортера, и я нисколько не удивился. Увидишь одну камнедробилку — считай, что видел все. Камни сыпались с ленты в широкий раструб, множество спаренных металлических валов последовательно дробили их на все меньшие фракции, до тончайшего порошка, который я видел на сортировочных столах. Валы были заключены в стальном кожухе, который исчезал из виду внизу, в огромной шахте. На стенах шахты горели прожектора. Мы нагнулись, приблизились и глянули вниз. Беркк показал.

— Лестница. Похоже, до самого дна.

Я вытянул шею, повертел головой и кивнул.

— Там лестничные площадки для ремонта дробилки. И вроде бы пульт управления на самом дне.

— Видишь кого-нибудь?

— Нет, но все-таки зря рисковать не стоит. Я спущусь погляжу…

— Не пойдет. Куда ты, туда и я. Мы же вместе в этом деле.

Он, конечно, был прав. Пока не имело смысла расставаться.

— Хорошо, но я иду первым. Прикрывай мне тыл. Готов?

— Нет, — признался он со стыдливой улыбкой. — И вряд ли когда-нибудь буду. Но тут уже ничего не поделаешь. Давай считать, что я готов, и пошли.

Толковый парень. Я двинулся вниз по лестнице, держась ближе к стене. Когда добрался до первой площадки, жестом разрешил ему спускаться. И подождал в тени огромного, помятого, растресканного вала. Когда Беркк спустился, я показал на толстый слой пыли, который покрывал ступеньки.

— Видишь? — крикнул я, перекрывая вой валов и треск камней.

— Да. Нет следов, кроме наших.

— А пыль толщиною в добрый сантиметр. По этой лестнице давным-давно никто не ходил. Но вполне возможно, нас поджидают внизу.

Мы оставляли за собой площадку за площадкой, а грохот все нарастал, и вскоре мне стало казаться, что мои мозги вот-вот рассыплются. Я остановился. До дна шахты было рукой подать, я видел скопление пультов. Поманив к себе Беркка, я показал ему на пульты, и он кивнул. В таком оглушительном шуме мы не слышали друг друга, приходилось изъясняться с помощью жестов. Но мы отчетливо видели на дне шахты следы ног. Напротив лестницы следы тянулись вдоль огромной трубы, которая исчезала в стене рядом с тяжелой металлической дверью.

Я показал на дверь, а затем торжествующе вскинул кулак.

— Бежим отсюда, пока у меня череп не растрескался.

Я опустил руку. Дубинка выскользнула из кармашка в рукаве и съехала в ладонь. Я подкрался к двери, коснулся штурвала замка и подозвал Беркка. Он ухватился за штурвал обеими руками, налег изо всех сил. На шее натянулись сухожилия, на висках вспухли вены.

Ничего не произошло. Я подергал его за рукав, а когда он обернулся, жестом предложил крутить штурвал в другую сторону, по часовой стрелке.

Идея оказалась удачной. Штурвал повернулся, а когда я навалился на дверь — тяжелую, прочную, — она поддалась. Я заглянул в щель и увидел тесную комнату с металлическими стенами. Мы распахнули дверь. Ни души. В противоположной стене — другая дверь. Мы затворили и заперли первую, и грохот тотчас превратился в далекий слабый рокот.

— Похоже на воздушный шлюз, — произнес Беркк. Я едва расслышал — в ушах звенело.

— Тогда уж на звуковой.

Сверху доносилось дребезжание. Я поднял голову и увидел толстую трубу, пересекавшую комнату под потолком. Это она дребезжала.

— Попробуем и эту дверь отпереть? — осведомился Беркк.

— Секундочку… только молот в башке утихнет. В комнате было неинтересно. Стены голые, на потолке — одинокая лампочка рядом с трубой, на полу — цепочка следов от двери к двери. Она заканчивалась на резиновом коврике. Я вытер о него ноги.

— По ту сторону должно быть что-то поприличнее. Пол в чистоте держат…

Я скомкал фразу. Передо мной начал поворачиваться штурвал.

— К двери! — прошептал я и прижался к стене. Если там один человек, я с ним легко справлюсь. Если несколько, будет труднее. Дверь отворилась. Я напрягся, поднял оружие. Появился металлический сапог, затем металлическое колено. Я опустил дубинку. Робот вошел и, не обращая на нас внимания, повернулся и запер дверь. На его сияющем затылке виднелась номерная пластинка, мне удалось прочитать: «Компробот 707».

— Отлично! Это всего-навсего ходячий измерительный прибор. Тебе доводилось с такими встречаться? Беркк кивнул, улыбаясь.

— У самого штук пятнадцать было на сборочной площадке, когда я работал мастером. На что запрограммируешь, то и сделают, а сами ни черта не соображают. Этот малыш даже не догадывается, что мы рядом.

Робот отворил дверь в шахту. Ворвался грохот, мы закрыли уши. Дверь лязгнула, и снова стало терпимо.

— Ну так как, поглядим, что на той стороне? — Я повернул штурвал и приотворил дверь. Коридор, никого не видать. Я отворил дверь шире, шагнул через, порог.

— Э, ты ведь не собираешься меня тут бросить? — тревожно прозвучало за спиной.

— Совсем ненадолго. Надо разведать, что к чему. Я вышел в длинный, хорошо освещенный коридор. Огляделся. Под самым потолком — труба, несколько дверей в боковых стенах, еще одна — в противоположной. В любой момент она могла отвориться. Я поспешил к ближайшей боковой, нажал на ручку. Не заперто. Я глубоко вздохнул, взял дубинку на изготовку и отворил.

Склад. Стеллажи и ящики, как раз то, что нужно. Я поспешил обратно к Беркку.

— Выходим. Там склад, в нем можно спрятаться. Затворив дверь склада, я сполз по ней на пол. Беркк последовал моему примеру.

— Что дальше? — нетерпеливо спросил он. Похоже, возомнил, что я знаю ответы на все вопросы. Эх, если бы!

— Отдыхаем. И планируем. Впрочем, с планами погодим. Мы ничего не сможем предпринять, пока не выясним, где находимся. — Я умолк — больше сказать было нечего. В голове царила неразбериха, все эти падения, кувыркания и ушибы не пошли мне на пользу. — Ты отдыхай, — предложил я, с великими мучениями поднимаясь на ноги, — а я загляну в соседние комнаты, выясню, что удастся. Скоро вернусь.

Три первые комнаты оказались на редкость неинтересны. Ящики с шарикоподшипниками, компьютерные панели, мили проводов. Ни съесть, ни выпить, ни в дело пустить. Но в четвертом помещении я нашел бесценный клад и бегом вернулся к Беркку.

— Все боковые двери ведут на склады, но только в одном, кроме колесиков, я нашел аптечку. А еще там есть душ и одежда, и вдобавок какая-то добрая душа оставила бутылочку медицинского коньяку.

Мы распили целительный бальзам, а затем приступили к помывке и перевязке. Судя по всему, мы очень легко отделались. Когда я вышел из-под душа, с головы до ног испятнанный лейкопластырем, наступило время подумать о будущем.

— Ты отдохни, поспи, если сможешь, а я — на рекогносцировку.

— Это что, медицинская процедура?

— Нет. Совсем забыл, ты же штатский. Это военный термин, я его в армии узнал. Рекогносцировка — это разведка в районе предстоящих боевых действий. Рисковать я не буду, вернусь, как только смогу. Лучше этим заниматься в одиночку, так что не спорь.

— Удачи, — сказал он.

— Не верю я в удачу, предпочитаю ковать ее собственными руками, — солгал я, чтобы поднять его (а может, и собственный) боевой дух, и вышел.

Дверь в конце коридора вела в очень просторное помещение. До его центра доходила толстая труба, затем изгибалась и исчезала под полом. Мне эта комната совсем не понравилась, я долго смотрел в щель между дверью и косяком на ряды консолей и стулья. Где есть стулья, там обычно бывают люди. На консолях мерцали Лампочки, издали доносился гул моторов. Похоже, сейчас тут никого, но долго ли это продлится?

Я не заметил ни малейшего движения, никто не входил и не выходил. Я не видел проку в ожидании, но все-таки еще немного понянчился с дурными предчувствиями. Наконец отворил дверь шире и бесшумно двинулся между консолями, стараясь при этом ничего не упустить из виду. Через дверь со свободно ходящими створками я вошел в еще более просторную и ярче освещенную комнату. Ни души. Это казалось невероятным. Я крался и гадал, долго ли еще меня будет баловать удача, пока не приблизился к двери с круглым оконцем. Посмотрел в оконце и сглотнул. Автоматизированная кухня. Ее ни с чем невозможно спутать. Я вошел, тихо притворил за собой дверь и нажал на кнопку. Кофеиновый напиток — как раз то, о чем я давно мечтаю и что мне сейчас позарез необходимо. М-м-м, какое блаженство…

Я торопливо осушил две чашки, понажимал на клавиши, и автоматика отправила в микроволновую печь замороженные котвич и песбургер. Я жевал и озирался по сторонам. Жевал усерднее, чем озирался. Я вдруг вспомнил о Беркке, но под напором сытости жалость к нему исчезла. Пускай отдохнет, поспит, а я ему принесу еды, в крайнем случае, самого сюда приведу.

Вскоре живот округлился и довольно заурчал. Я решил еще немного разведать, а потом вернуться к напарнику. За поворотом я увидел кое-что интересное. Между неровными бетонными стенами вниз уходила лестница. Я вспомнил трубу, по которой перемещался каменный порошок. Напрашивался вывод, что место его назначения внизу. Взглянуть? А почему бы и нет? Желудок полон, по кровеносной системе циркулирует кофеин, и вдобавок я очень и очень любопытен.

Я спустился по ступенькам в широкий коридор, он изгибался вправо и влево и терялся из виду.Передо мной висела толстая труба, но не такая, как наверху. Эта была значительно шире, из полированного металла. Стены здесь были еще шершавее, чем в лестничной шахте, из-под штукатурки там и сям выпирала скала. Гирляндами свисали тяжелые электрические кабели, металлическая труба была испещрена всевозможными электронными устройствами. Я не мог взять в толк, что это за сооружение. Прошел немного вдоль трубы — она плавно изгибалась вместе с туннелем. Если и дальше буду так идти, вполне вероятно, опишу огромный круг и вернусь к лестнице.

Кольцеобразный туннель, пронизанный металлической кишкой… Это казалось знакомым.

Впереди раздался звук шагов. Пора возвращаться. И снова — тишина. Уходи, Джим. Уходи, пока цел.

Любой здравомыслящий человек на моем месте поспешно и бесшумно ретировался бы, а любопытство приберег для более подходящего случая. А я всегда считал себя здравомыслящим. Почему же я снимаю тяжелые рабочие ботинки и заталкиваю за пазуху? Почему я крадусь на цыпочках и заглядываю за поворот?

Я застыл как вкопанный на одной ноге. В считанных метрах от меня профессор Джастин Слэйки смотрел в окошко на боку огромной трубы.

ГЛАВА 21

В тот же миг я отпрянул. И подумал, что он не может не слышать барабанную дробь моего сердца, эхом разносящуюся по коридору. А вдруг он меня заметил? Я выждал секунду-другую, но не услышал погони и двинулся обратно так же бесшумно, как и пришел, и тут за моей спиной зазвучали шаги. Оставалось только бежать. Если я чуть-чуть задержусь или он прибавит шагу, я не успею дойти незамеченным до выхода из кольцевого туннеля. Или если я нашумлю. Или если… Слишком много «если».

Впереди лестница, по которой я спустился. Подняться? Нет, она ведь не изогнута, как туннель. Когда Слэйки ступит на нижнюю ступеньку, я еще буду виден наверху. Вперед, только вперед.

И все-таки я не прошел мимо лестницы. Широкие бетонные ступеньки вели наверх, а под ними был темный закут. Рискнем. Я прыгнул и вжался в стену под ступеньками. Затаил дыхание. Но все равно казалось, я соплю, как разгоряченный свинобраз.

Шаги приближались. Что, если Слэйки свернет на лестницу? Он меня заметит. И даже если я накинусь на него и оглушу, меня это не спасет — остальные Слэйки узнают, что я здесь.

Топ-топ. Шаги все ближе. И вдруг они зазвучали над моей головой. Слэйки поднимался по лестнице. Но не заметил меня.

Когда затих последний «топ», я сполз по стенке на пол и надел ботинки.

«Ну, Джим, как тебе рекогносцировочка? Еще немного, и она бы оказалась последней в твоей жизни».

Потом я долго ждал. Гораздо дольше, чем сам считал необходимым. Когда же решил уходить, обнаружил, что от сидения на жестком полу затекли ягодицы.

Хрустя суставами, я осторожно двинулся вверх по лестнице. При этом так вертел головой, что скоро заболела шея. Снова побывал в большой лаборатории, невидимкой проскользнул на склад. И там ужасающий рык заставил меня отпрянуть. Но я тотчас успокоился и плотно затворил за собой дверь. Рычал Беркк. Точнее, храпел. От легкого прикосновения ботинка к ребрам он пришел в чувство.

— Сон на посту карается смертью, — сказал я.

На это ему крыть было нечем, и он мрачно кивнул.

— Прости, не хотел. Думал, смогу не заснуть. Не смог. Что ты узнал?

— Тут кормят и поят незваных гостей. О, я вижу на твоем лице неподдельный интерес. Нет, ты бы только посмотрел на себя! Сразу вскочил, ноздри раздуваются, сна ни в одном глазу. Ладно, пошли к кормушке, а по пути я тебе расскажу, что еще увидел.

В столовой мы не задержались. Запаслись едой и сразу вышли. Опасались, что у Слэйки вдруг появится аппетит.

— Мы с тобой едва не погорели. — Я слизнул с пальцев последние крошки. — Может, удача помогла, которой ты мне пожелал. Если так, спасибо.

— Не за что. Мы живы, еды и питья вдоволь, нас пока не ловят, и вдобавок ты слегка разведал дорогу. К тому же здесь гораздо лучше, чем на карьере. Для начала годится.

— Точно. Мы с тобой ступили на тернистый путь, но все-таки мы еще движемся. — Я стал загибать пальцы. — Во-первых, выбрались из каменоломни вместе с камнями. Во-вторых, выяснили, что подземная дробилка размалывает эти камни в порошок. В-третьих, — загнул я третий палец, — порошок переправляется по трубе, возле которой мы с тобой прячемся. И мы все еще под землей. Кое-кто не пожалел огромных трудов и непомерных затрат, чтобы пробить и оштукатурить кольцевой туннель и нашпиговать его очень сложной техникой. Зачем — этого я пока не знаю. А у тебя какие соображения?

— Ума не приложу. Я только одно знаю: нам лучше не высовываться из норы, точнее, из туннелей.

— Ты не прав. Конечно, мы тут отдохнем, малость отъедимся, но это не решит главной проблемы. Рано или поздно придется идти на риск. Сдается мне, перемолотый камень нужен кому-то для очень серьезного дела. Не стал бы Слэйки развлечения ради так с ним возиться. И я готов поспорить, в конце концов он попадает на столы к женщинам, о которых я тебе рассказывал.

— Да, помню. Ты там побывал как раз перед тем, как тебя отправили на карьер.

Я кивнул и как следует напряг память.

— Мимо столов мы прошли к лестнице, по ней — в комнату, откуда я перенесся в раздевалку на карьере. А ты попал в раздевалку прямо с другой планеты.

Он кивнул.

— Это означает, что машина пространства-времени настроена на ту раздевалку. Но… — У меня заболела голова, но я упорно рассуждал: — Но я попал в цех со столами через дырку в раю…

Тут мой разум вдруг опалила догадка, и я, взбодренный, даже окрыленный, вскочил на ноги.

— Подумай! Нас обоих машина перенесла в комнату на холодной планете с карьером. Потом вместе с камнями мы полетели в шахту. Никаких сомнений, мы попали в поле действия еще одной машины. Вполне возможно, мы сейчас под самим раем, и вся эта сложная операция заканчивается здесь.

Он глядел на меня стеклянными глазами. Не успевал за моими рассуждениями.

— Думай! — приказал я. — Рай — это штаб Слэйки. Чем бы он ни занимался, на что бы ни тратил миллиарды кредитов, — все это здесь начинается и здесь же заканчивается. — Я ткнул пальцем вверх. — Там, на поверхности, — рай. И профессор Койпу из Специального Корпуса знает, как туда попасть.

— Здорово. Но нам-то от этого какая выгода? На меня вдруг нахлынула тоска, я съехал по стене на пол.

— Да никакой. Это я так, хватаюсь за соломинку. На его лице отразилась тревога.

— Да? Если и впрямь все обстоит так, как ты обрисовал, то нам остается только идти следом за каменной пылью к тем столам. Раз ты туда попал, значит, оттуда и выбраться можно.

— Это не так просто.

— Почему?

В самом деле, почему? Назад мы повернуть не можем, значит, остается только вперед. Это наш единственный шанс.

— Ты прав. Пойдем.

— Сейчас?

Несколько секунд я раздумывал.

— Тут Слэйки. Он не спит. Бродит. И возможно, он не один. И в любую минуту кто-нибудь может прийти на склад. Куда ни кинь, всюду клин.

— Ты разве не устал?

Я подумал над этим и отрицательно покачал головой.

— Нисколечко. Наглотался кофеина, аж вибрирую. Так что идем.

Мы пошли. Пробегали по комнатам, точно мыши, пока не увидели кое-что обнадеживающее. Беркк показал, я кивнул. Из стены выныривала знакомая толстая труба и мирно шуршала над нашими головами. И через отверстие в противоположной стене уходила в соседнюю комнату.

Но это оказалась не комната, а пещера, вырубленная в монолитной скале. Освещение было тусклое, бетонный пол — в выбоинах и пыли. Но труба была здесь, только не висела под потолком, а лежала на полу.

— Шумит, — сказал, приложив к ней руку, Беркк. — Вибрирует. Что-то по ней идет, это точно.

— Вот и чудненько. — Только одно мне не нравилось — труба исчезала в неровной каменной стене. И в этой стене не то что двери — крошечной щелки не видно.

— Двери нет, — сказал Беркк.

— Должна быть!

— Почему? — спросил он с убийственной прямотой.

И правда, почему? Потому лишь, что до сих пор мы без особых проблем шли вдоль трубы?

— Подумай! — Это относилось не только к нему, но и ко мне. — Черный камень добывается с огромными затратами труда и денег, переносится сюда и с еще большими затратами измельчается в порошок. А тот подвергается обработке

— что-то добавляется или извлекается. Затем порошок поступает… куда?

— В то место, о котором ты рассказывал. Где робот, женщины и столы. И куда мы можем попасть, хотя почему это место должно находиться рядом с трубой?

— Молодчина. Конечно, ты прав. Куда пойдем, налево или направо?

— Налево, — сказал он твердо. — Когда я был бойспраутом,^[39] мы всегда…

— Начинали с левой ноги. Убедил, идем налево. За нами тускнели, удалялись огни. Мы шагали почти во мраке, вели руками по каменной стене, и это ничего не дало, кроме сломанных ногтей. Мы свернули за угол, а затем, спустя целую вечность, за другой. Потом впереди показались тусклые огни и знакомая труба. Пройдя по трем коридорам, мы оказались на прежнем месте.

— Может, надо было вправо идти? — бодро предположил мой спутник.

Я не удостоил его откликом.

Мы дошли до стены, в которую упиралась труба, и повернули направо, во тьму. Беркк шествовал впереди и вел по скале обломанными ногтями.

— Ой! — воскликнул он.

— Что — «ой»?

— Костяшки ободрал. Тут что-то вроде дверного косяка.

Мы ощупали это «что-то», и оно оказалось дверным косяком. А еще мы обнаружили колесо очень знакомой формы. Мне оно оказалось не по силам, но вдвоем удалось его повернуть. Раздался противный скрежет.

— Давно… — прохрипел я, — не отпирали. И — р-раз!

Замок в последний раз протестующе скрипнул и сдался. Распахнув дверь, мы вошли в тесную комнату. На стенах еле-еле светили зеленые плафоны, но наши глаза давно привыкли к темноте и теперь вполне отчетливо увидели другую дверь в противоположной стене. Не со штурвалом, а с ручкой.

Беркк протянул руку и ощупал замок.

— Цифровой.

— Стой! — Я хлопнул его по запястью. — Дай-ка я сначала посмотрю.

Я моргал и водил головой из стороны в сторону, пытаясь разглядеть замок в тусклом свете.

— Ага, цифры вижу. Барабанный замок. Архаика, я такие в детстве отпирал.

— А с этим справишься?

— Может быть. А может и не быть, поскольку число возможных кодов — астрономическое. Но у нас есть серьезный шанс. Такой замок не запрется, если набрать предыдущий код. Об этом многие забывают.

«А многие не забывают». Но вслух я этой мысли не высказал, потому что сразу ее отогнал. Слишком уж она была муторной. Нет, я обязан справиться с этой дверью! Обратного пути у нас нет. Мне опять позарез нужна удача, очень уж многое поставлено на кон. Я вытер о рубашку вспотевшую ладонь, схватился за дверную ручку и потянул.

Дверь не шевельнулась. Но ручка легонько клацнула. Неужели поворачивается? Я налег изо всех сил.

И она повернулась. Дверь была не заперта. Я ее приотворил и заглянул в щель.

ГЛАВА 22

— Ну что видишь? — прошептал Беркк.

— Ничего. Темно.

И очень тихо. Я распахнул дверь настежь, и зеленые плафоны осветили неровный пол, заваленный всяким хламом. На стене змеилась надпись светящейся краской: «Если ты сюда пришел, уходи скорее!» Похоже, тут и до нас кому-то очень не понравилось. На полу в изобилии валялись обломки пластика и пустые раздавленные контейнеры. И стояла неописуемая вонь.

— Фу! — сказал Беркк. — Здесь что-то сгнило.

— Тут везде такой запах. Я тебе говорил, так пахнет каменный порошок. Там, где я в самом начале очутился. В раю.

— Запашок не райский.

— Это потому, что рай на поверхности. Меня сюда принес робот со встроенным гравишютом, мы упали в яму и приземлились здесь. А рай наверху.

— Так всегда бывает.

— Идиот! Он на поверхности планеты. Это планета по имени Рай.

— Здорово. Но как нам туда подняться?

— Очень хороший вопрос. Но у меня пока нет ответа. Поэтому начнем с того, что уберемся с этой помойки. Смотри, вон там вроде свет пробивается. Притвори дверь, но неплотно. Вот так. И постой рядом с ней, а я пока взгляну.

Вертикальная щель в стене пропускала красный свет. Похоже, тонкие металлические плиты были пригнаны неплотно. Подойдя к ним и ощупав стык, я убедился в правильности своей догадки. И приник глазом к щели. Пустыня, светящиеся красным ямы, пламя, то и дело рвущееся из них. Вонь шла снаружи. Знакомая сцена. Отсюда начались мои мытарства в подземном мире.

— Беркк.

— Что?

— Поройся в мусоре. Нужно что-нибудь тонкое и прочное. Эта стенка — из листового металла, попробуем оторвать панель.

Осколок жесткого пластика согнулся и громко затрещал. Тогда мы прибегли к помощи кривого арматурного прута. Щель удалось расширить; мы просунули в нее пальцы и, проклиная острый край листа, потянули его на себя.

— А ну-ка, — сказал я, и мы рванули разом. Лист с треском отвалился, в стене появилась брешь, достаточно широкая, чтобы мы смогли пролезть… Из одной тюрьмы в другую. Я не поддался пораженческому настроению и огляделся.

Невдалеке — темный силуэт. Здание, понял я. В первый раз я его не заметил. Впрочем, я тогда ничего толком не разглядел.

— Ну что, посмотрим?

— А разве есть выбор?

Ответа не последовало. В пронизанной красными сполохами полутьме видно было не слишком далеко. Укрыться на равнине было негде. Но людей мы поблизости не заметили.

— Пошли.

Мы осторожно приблизились к темному силуэту — он и впрямь оказался зданием. Черные проемы в стенах походили на двери и окна без стекол и занавесок. Некоторые помещения были слабо освещены. Тишина, никого не видать. Я заглянул в окно и увидел ряды кроватей или топчанов, ни с чем другим их нельзя было спутать.

— Женщины, — прошептал я, показывая. — Они не могут работать без отдыха. Смотри, некоторые койки заняты.

— Ага. Мы на карьере тоже в две смены вкалывали. Мы обогнули безмолвствующее здание и увидели столы. Они терялись из виду в красном далеке. Над ними сгибались женщины. Налетел мерзкий запах, его сопровождал шорох… прибыла новая партия каменного порошка.

— Хочу с ними поговорить, — сказал я. — Наверняка им кое-что известно об этом местечке, ведь они сюда тоже откуда-то попали. Значит, тут должен быть и выход.

Я двинулся вперед, но Беркк ухватил меня за руку.

— Куда без меня?

Мы подбежали к ближайшему столу и залегли в тени, у ног одной из работниц. Если она и заметила нас, то виду не подала.

— Ni estas amikoj, — сказал я. — Parolas Esperanto?

Сначала она не отвечала, даже не поворачивала головы. Только медленно водила руками по движущемуся слою порошка на столе. Потом спросила, не глядя на нас:

— Да. Кто вы и что здесь делаете?

— Друзья. Ты можешь рассказать об этом месте?

— Нечего рассказывать. Мы работаем. Ищем то, что надо искать. Когда находим достаточно, об этом узнает Он. Он всегда узнает. Он приходит, забирает, а потом мы едим и спим. И снова работаем. Вот и все. — Она умолкла, и вновь руки медленно задвигались.

— Кто это Он? Тот, кто заставляет вас работать? Она повернулась и вытянула руку.

— Вон Он. Вон там.

Я приподнял голову и тотчас упал на пол и повалил Беркка.

— «Он» — это робот. Тот, что меня сюда притащил. Здешний черт, я тебе о нем рассказывал. Что будем делать?

— Что скажешь. — В его голосе звучал страх. И небеспричинно.

— Я могу сказать, чего не надо делать. Не надо допускать, чтобы нас видели. Иначе мы покойники. В лучшем случае вернемся на карьер к симпатяге Бубо.

Мы вжимались в тень и надеялись, что нас не заметят. Вдали между столами появился робот, рядом с ним, шаркая от усталости, шла женщина с опущенной головой. Они направлялись к зданию и прошли так близко от нас, что я хорошо разглядел на боку робота потеки ржавчины. Единственный светящийся глаз потух, как только они исчезли в дверном проеме. Я поднялся на ноги.

— Пошли. Как можно дальше от этого робоизверга. Беркка уговаривать не пришлось, его стаж борьбы за выживание в чертогах Слэйки был побольше моего. Он даже опередил меня в этой смертельной гонке. Пока мы бежали, ни одна голова не повернулась в нашу сторону. Женщины сосредоточенно разгребали порошок.

— Впереди какие-то огни, — крикнул Беркк. — Может, здание?

Я оглянулся и с перепугу припустил со всех ног. Нас заметили! И гонятся!

Когда я снова осмелился посмотреть назад, он был гораздо ближе. Робот бежал быстрее нас, стальные ноги работали, как поршни мотора. Нам не уйти…

Я повернул голову — как раз вовремя, чтобы увидеть, как одна женщина бежит от стола нам наперерез. Она остановилась у меня на пути. Я попытался ее обогнуть, но она вытянула руки и схватила меня. Внезапный разворот, и я, бездыханный, лечу на землю.

В следующую секунду на меня рухнул Беркк. А робот был уже совсем рядом.

Но женщина его опередила. Прыгнула с разбегу, увенчала собой нашу кучу малу, и ее лицо оказалось как раз перед моим.

— А ты вовремя, — сказала Анжелина.

ГЛАВА 23

Тьма исчезла под натиском яркого света, я заморгал от рези в глазах. И почувствовал, как подо мной корчится Беркк. И тут мне открылось самое прекрасное зрелище во всей освоенной и неосвоенной вселенной. Перепачканное и улыбающееся лицо Анжелины. Я поднял голову и поцеловал ее в кончик носа.

— Гргль, — гргльнул Беркк, извиваясь ужом. Я слегка сдвинулся, выпуская его, но все еще прижимался к теплому мускулистому телу Анжелины. Мы увлеченно целовались и при этом испытывали такое райское блаженство, какого никогда не познает рай, откуда мы только что вырвались.

— Когда закончите, поделитесь, пожалуйста, новостями, — сказал Койпу.

Знакомый тон. Мы неохотно выпустили друг друга из объятий и встали. И взялись за руки. За спиной Койпу я увидел очень знакомые приборы.

— Мы на главной базе Специального Корпуса, — сказал я.

— Совершенно верно. Когда ты не вернулся из рая в срок, мы перенесли сюда штаб операции. Слэйки — очень опасные люди. С тех пор, как мы здесь, они не дают нам покоя. То и дело пытаются прорваться. Но мы устояли, и теперь наша защита надежнее прежней.

— Ты, конечно, не откажешься выпить. — Анжелина свистнула робобару.

— Охлажденная венерианская водка, две двойные порции.

— После тебя, дорогая. Познакомься с моим другом Беркком.

Он все еще сидел на полу с разинутым ртом и озирался по сторонам. Робобар протянул ему бокал. Беркк вцепился в него мертвой хваткой. Мы воодушевленно забулькали.

— А теперь, профессор, извольте объяснить, — сказал я, отдавая робобару бокал, чтобы наполнил заново, — что делала в этом ужасном месте Анжелина и как ей удалось нас вернуть?

Едва профессор открыл рот, распахнулась дверь и ворвался Боливар (или Джеймс?), а за ним его брат. Сивилла отстала от них совсем чуть-чуть.

— Папа!

Мы долго и взволнованно обнимались, а потом засыпали робобар заказами, надо же было отметить мое благополучное возвращение. Затем мы поставили бокалы, а Беркк выронил свой. Наклонился за ним, да так и рухнул на пол. Я схватил его за запястье. Пульса почти не было!

— Врача! — выкрикнул я, а затем перевернул Беркка на спину и раскрыл ему рот — хотел убедиться, что дыхательные пути не засорены. Но тут меня не слишком нежливо отстранил упавший с потолка медробот. Он сунул Беркку в рот манипулятор, вытянул язык. В то же самое время другие манипуляторы прижали к коже Беркка диагност, взяли кровь на анализ, сунули под голову подушку и накрыли его одеялом. Еще один медробот вызвал по радио врача, и через несколько мгновений тот вбежал в комнату.

— Отойдите! — приказал он нам.

Медробот расстелил под Беркком металлическую сеть, поднял его на лебедке и осторожно укатил вместе с ним.

— Операционная готова, — сказал врач. — Похоже, у пациента небольшое кровоизлияние в мозг, скорее всего результат удара по черепу. Будем надеяться на скорое выздоровление. — Он поспешил вслед за медроботом, а Сивилла, крикнув: «Я посмотрю и вернусь», — побежала вдогонку. Боливар и Джеймс кинулись за ней. Они уже были неразлучны.

Похоже, у меня назревала семейная проблема, но в ту минуту не хотелось о ней думать. Происшествие слегка омрачило вечеринку, и некоторое время мы молча потягивали напитки. Перед тем как опустели бокалы, зазвонил телефон, и Койпу схватил трубку. Современная медицина действует быстро. Койпу выслушал, кивнул и улыбнулся.

— Спасибо, Сивилла. Операция прошла успешно, пациент вне опасности, необратимых изменений в мозгу нет. Беркк полежит под наркозом, пока не закончится лечение.

Мы сразу развеселились.

— Спасибо, профессор, — сказал я. — Проблема решена, теперь можно слегка успокоиться и поделиться новостями. Расскажите, как Анжелине удалось вызволить меня из ада в раю и как вообще она там оказалась. А затем попробуем разобраться во всей этой путанице. Профессор, мы вас слушаем.

— Если не возражаешь, начнем по порядку. С того, что ты не вернулся в назначенный срок. Я активировал твой межвселенностный активатор и получил ботинок. Без тебя. И пришел к неизбежному выводу, что мое устройство обнаружили. Следовательно, мне пришлось еще над ним поработать, чтобы в следующий раз его ни при каких обстоятельствах не смогли найти. Я сделал что очень быстро — у меня был мощный стимул…

— Я прижимала пистолет к его затылку, и мой палец дрожал на спусковом крючке, — обворожительно улыбаясь, пояснила Ажелина. — Джим, я решила отправиться к тебе на выручку, и мне требовалась машинка получше, чем это кустарное изделие, которое всучил тебе профессор.

— То была первая модель, — парировал Койпу. — Я значительно улучшил конструкцию и собрал три активатора различной степени необнаружимости.

— Первый я спрятала в складках ридикюля, — сказала Анжелина. — Второй — в руке, вот здесь. — Она потерла длинный белый шрам, едва заметный под грязными пятнами, и ухмыльнулась. — Слэйки пришлось повозиться, чтобы увидеть этого невидимку.

— Он еще за это поплатится, — проскрежетал я зубами. — Я до него доберусь!

— Нет, дорогой, ничего у тебя не получится. Я дала себе слово добраться раньше до этой его ипостаси. Конечно, он сразу нашел активатор в сумочке, а потом, — надо отметить, не без труда, — в моей руке. Но он был так доволен собой, что даже не заподозрил о третьем.

— А где он прятался? — спросил я.

— Там, где Слэйки не мог его найти. — Койпу гордо постучал пальцами по зубам. — Я знал, что обнаружить пеевдоэлектроны невозможно. Предположил, что тебя подвела активность псевдоэлектронов в твердом веществе. Поэтому я вживил активатор в нервную систему Анжелины, и активность нервных клеток замаскировала активность активатора.

— Вы имеете в виду, что пристроили свою машинку прямо к ее нервам?

— Совершенно верно. Поскольку псевдоэлектроны двигались на псевдоскоростях, электромагнитное поле ее синапсов не интерферировало с ними. Цепь заканчивалась в ее мозгу.

— Поэтому, когда я подумала: «Летим», — мы все улетели. — Она бросила робобару пустой бокал, тот ловко поймал его щупальцем. — А сейчас я намерена смыть с себя райскую грязь, и тебе, Джим, советую сделать то же самое.

— Охотно. Только сначала я задам тебе один-единственный вопрос…

— С этим можно повременить. Она ушла. Я свистнул роботу, тот поспешил ко мне с наполненным бокалом.

— Так ты наконец расскажешь, что там было?

— Вы отпустили ее одну к Слэйки, — упрекнул я. — Хоть и располагали всей мощью Корпуса!

— А еще пистолетом, приставленным к моей голове. Неужели ты всерьез считаешь, что я мог ее удержать?

— Могли бы хоть попытаться.

— Я и пытался. Так что ты там увидел? Я устало опустился в кресло, пригубил напиток и поведал профессору обо всех своих неприятностях. О том, как низринулся из ада в чистилище и увидел там женщин за длинными столами. Как затем оказался на адской каторге. Профессор слегка выпучил глаза, услышав о нашем бегстве в металлических клетках. Но глаза превратились в задумчивые щелочки, когда я описал лабораторию и загадочный кольцевой туннель.

— А потом мы вернулись в сортировочный цех, и там была моя драгоценная Анжелина, и она нас вытащила оттуда, а остальное вы и сами знаете.

— Так-так-так, — задумчиво проговорил Койпу. Он уже давно поднялся на ноги и возбужденно расхаживал взад-вперед. — Теперь нам известно, что он делает и как он это делает. Мы только не знаем, для чего он это делает.

— Профессор, может, вы что-то знаете, но кое-кто из нас по-прежнему блуждает во мраке.

— Но ведь это так очевидно! — Он остановился и назидательно поднял палец. — Мы уже знаем наверняка, что рай — центр всей его деятельности. И для нас совершенно не имеет значения, где добывается минерал. Потому что, по твоим словам, его переправляют в рай. Рабы мужского пола рубят породу, потом ее сбрасывают в воронку, универсальный дифференциатор переносит ее в рай, и там она тщательно измельчается и подвергается бомбардировке в циклотроне.

— В чем, в чем?

— В циклотроне. Это аппарат, который ты видел в кольцевом туннеле. Ты его очень убого описал, но я все равно догадался. Циклотрон — древнее и очень громоздкое лабораторное устройство, оно уже давно не применяется. В сущности, это очень большая труба, из которой выкачан воздух. В циклотрон закачиваются ионы и движутся по кругу, разгоняясь и удерживаясь на расстоянии от внутренней поверхности трубы благодаря электромагнитному полю. Развив невероятную скорость, ионы попадают в металлическую мишень.

— Зачем?

— Мой дорогой друг, как тебе удалось окончить школу, не изучив азов физики? Любой первокурсник тебе ответит, что при бомбардировке платины ионами получается элемент номер сто четыре, уннильквадий. Столь же очевидно, что если облучать изотопы свинца хромом, то получишь уннильсекстий.

— Это еще что такое?

— Трансурановый элемент. В каменном веке ядерной физики считалось, что химических элементов всего девяносто восемь, самый тяжелый из них — уран. Когда были открыты следующие, их назвали, как мы считаем, именами богов-хранителей. Например, кюрий — в честь бога медицины, который исцелял от болезней, что-нибудь в этом роде. После открытия менделевия, нобелия и лоуренсия элементы стали просто перечислять на древнем, давно забытом языке. Сто четвертый — уннильквадий, сто пятый — уннильквинтий и так далее. Слэйки создал новый элемент, я уверен, он стоит гораздо дальше в периодической таблице. Несомненно, он добывается в очень малых количествах и поступает из циклотрона вперемешку с исходным веществом. Обнаружить элемент с помощью техники невозможно, иначе Слэйки обязательно бы ею воспользовался. Зато его, очевидно, способны чувствовать женщины — не мужчины, а именно женщины. И об этом нам расскажет Анжелина.

— О чем я должна рассказать? — Моя супруга торжественно вошла в зеленой космической блузе, идеально шедшей к новому рыжевато-золотистому цвету волос.

— Что ты искала в каменном порошке вместе с теми женщинами?

— Понятия не имею.

— Тогда просто расскажи поподробней, чем вы там занимались.

— Сказать по правде, это было довольно интересно. Все крупинки выглядят совершенно одинаково, но некоторые, когда дотрагиваешься, медлительнее других… Нет, не совсем так. Вероятно, другие крупинки быстрее… Черт, словами не выразить. Но стоит один раз почувствовать, и уже никогда не забудешь.

— Энтропия, — уверенно сказал Койпу. — Любимый конек Слэйки. Я уже ничуть не сомневаюсь, что он добывает элемент с иной энтропией.

— Зачем? — Я был удивлен, изумлен и ошеломлен.

— Это мы и должны выяснить.

— Как?

— Ты найдешь способ. — Анжелина похлопала меня по руке. — Ты их всегда находишь.

Но едва она заметила мои грязные ногти, улыбка исчезла, а брови сдвинулись.

— А ну-ка, пойди и сожги это тряпье, — приказала она. — А потом отмойся добела. А потом еще раз вымойся.

Я охотно подчинился. Побитое тело уже явственно ощущало грязь, зуд ссадин и боль ушибов. Пока вонючие тряпки корчились в огне, я напустил в ванну жидкого мыла вперемешку с антисептиками, а затем со вздохом неимоверного облегчения погрузился в горячую воду и блаженную дремоту. А очнулся, когда в ноздри попала вода. Я закашлялся и выплюнул ее. Должно быть, заснул.

Я вытерся, припудрил синяки, потом на четвереньках перебрался в спальню, сонно заполз на кровать и позабыл обо всем на свете.

* * *

Перед обедом мы с Анжелиной, чтобы слегка расслабиться, пропустили по стаканчику. Близнецы с Сивиллой куда-то ушли, профессор хлопотал в лаборатории. Мы ненадолго остались наедине.

— Как посоветуешь разделаться со Слэйки? — спросил я.

— Самым грязным способом. И самым мучительным. Не скажу, что я его ненавижу до глубины души, просто он старая, толстая и противная крыса. Видел бы ты, как он хихикал, когда робохирург вырезал у меня из руки активатор. Правда, это было безболезненно, но все равно очень неприятно. Сразу после этого Слэйки утратил ко мне всякий интерес — я стала всего-навсего одной из его рабынь. Меня схватил жуткий одноглазый робот и утащил в сортировочный цех. Клянусь, я своими руками разделаюсь с этой ржавой железякой. Там одна женщина дала мне дотронуться до песчинки, а затем я сама приступила к работе. Но я, в отличие от всех этих бедняжек, знала, что в любой момент смогу вернуться, и мне было не очень страшно. А еще я знала, что ты при первой возможности сбежишь, и на долгое ожидание не настраивалась. Трудилась наравне со всеми, а потом увидела, как вы с приятелем удираете от робота. Ну и решила, что будет лучше, если мы вернемся вместе.

Ни слова жалобы! А ведь ей столько пришлось пережить ради меня! Мой ангел, моя Анжелина. Я не находил слов, чтобы выразить свою признательность, но несколько жарких поцелуев сделали слова излишними. Когда появился Койпу, мы оторвались друг от друга. Я заказал профессору его любимый коктейль, а Анжелина пошла заняться тем, чем занимаются все женщины, когда у них растрепана прическа.

— Профессор, можно вопрос? — Да? — Он пригубил и с блаженством почмокал.

— Как вы совладали с той загвоздочкой? Помнится, вы говорили, что не можете переправить в другую вселенную исправную технику. Из-за этого нам, отправляясь в ад, пришлось вооружиться безотказной салями.

— Да, я помню, и поэтому сразу по вашему возвращении я приступил к устранению проблемы. Ее больше нет. Теперь энергетическая клетка защитит от воздействия переноса любой предмет, который ты захочешь переправить. А что, у тебя появилась идея?

— Так точно. Помните, как в аду мой сын Джеймс загипнотизировал старого дьявола Слэйки?

— Да, но, увы, толку от этого было мало. Он ведь совершенно ничего не соображал, да и времени у вас было мало.

— А если я доставлю сюда его или другого Слэйки?

— Тогда — никаких проблем. Тут у нас психологи высочайшей квалификации, с помощью компьютерных зондов они способны проникнуть на любой уровень его разума. Снимут блокировку с памяти, восстановят ее травмированные участки, доберутся до воспоминаний. Но ты же сам понимаешь, это всего лишь мечта. Он слишком долго там прожил в аду и сразу умрет, если его перенести в другую среду.

— Я знаю. И предлагаю вовсе не это. Давайте-ка вернемся мыслями в наше богатое событиями прошлое. Помните войну во времени, когда едва не погиб Специальный Корпус?

— Какое там «едва»! — Койпу содрогнулся и хлебнул коктейля. — Ты одолел супостатов и возродил нас в реальности и настоящем. Такое не забывается.

— Ради друзей я готов на все. Но сейчас меня интересует фиксатор времени. Я имею в виду машину, которую вы создали, когда распадалась структура настоящего и исчезали люди. Вы мне сказали: «Пока человек помнит, кто он, атака из времени ему не страшна». Поэтому вы изобрели устройство, которое считывало воспоминания индивидуума и через каждые три миллисекунды перезаписывала их в его память.

— Конечно, я помню фиксатор времени, ведь это мое детище. На складах Корпуса их сейчас достаточно. А зачем он тебе?

— Терпение. Надеюсь, также вы помните, что я забрал с собой вашу память. Потом, возвратясь в прошлое, позволил вашей памяти завладеть моим телом, чтобы построить спираль времени, то есть машину времени, которую тоже изобрели вы.

У него округлились глаза, а сверхсообразительный разум одним прыжком добрался до вывода, к которому я приближался черепашьим шагом. Он широко улыбнулся, осушил бокал, вскочил и энергично пожал мне руку.

— Великолепно! Идея, достойная любой из моих! Мы переправим в ад фиксатор времени, подключим его к Слэйки и сделаем запись. Потом оставим там телесную оболочку Слэйки, но перенесем сюда его воспоминания.

Как раз в этот момент вошла Анжелина и услышала последние фразы.

— Если опять собрался скакать по вселенным, не надейся, что я отпущу тебя одного.

Прозвучало это беззлобно, но совершенно непререкаемо. Я открыл рот, чтобы возразить, но вовремя одумался и кивнул.

— Конечно. Прогуляемся по аду. Надень что-нибудь летнее.

— Только на этот раз без колбасы.

— Ну разумеется. То была чрезвычайная мера, и смею напомнить, она себя оправдала. Но на сей раз такие крайности ни к чему. Мы опять возьмем с собой космическую пехоту, но теперь уже хорошо вооруженную и экипированную. И под ее надежной защитой спокойно перепишем память краснокожего Слэйки.

— Никакой пехоты, — отрезала она. — Только под ногами путаться будет. Нет, мы с тобой поедем вдвоем на быстром и прочном танке-разведчике. Стремительной атакой подавим сопротивление старого черта и захватим его в плен, а после я пришибу любого, кто вздумает к нам приблизиться. Надеюсь, до ленча управимся. Завтра?

— Почему бы и нет? Сегодня меня ждут в больнице. Хотят залечить шрамы и ушибы, а заодно вправить сломанные ребра. Завтра утром будет в самый раз.

* * *

Насчет сломанных ребер я не преувеличивал. Как показало сканирование, я отделался всего двумя переломами, и о них вполне могла позаботиться микроскопная хирургия. Требовался такой крошечный разрез, что врачи не видели необходимости в общей анестезии. Но поскольку я всегда очень нервно воспринимаю любые проникновения в мой организм, врачи уступили и предоставили мне голографический монитор, точно такой же, как у оперирующего хирурга. Все, что со мной делали, я видел в превосходной цветной трехмерной проекции. Мягкая змейка залезла мне под кожу и ткнулась в ребро. Из кончика иглы сразу же посыпались субмикроскопические машинки. Они вцепились манипуляторами в края моих сломанных костей и плотно прижали их друг к другу. Загудели микромоторы, и ребра сошлись тютелька в тютельку. Чудненько. Пока не зарастут трещины, машинки побудут во мне.

Прямо с операционного стола я отправился в лабораторию, где ждали машина пространства-времени и Анжелина.

— Куда ты, туда и я, — сказала она.

Верная боевая подруга. Ей была очень к лицу черная униформа, усыпанная металлическими шипами и карабинчиками для гранат. А также черные ботфорты и тяжелые пистолеты в кобурах на бедрах.

— Очень стильно, — похвалил я и надел на спину ранец с фиксатором времени. — Что показала предстартовая проверка нашего стального коня?

— Все отлично. — Она похлопала по лобовой броне танка-разведчика. — Быстрый, крепкий, и огневая мощь вполне приличная. Для ада вполне достаточно. Как твои косточки?

— Лучше не бывает. Я превосходно себя чувствую и рвусь в бой.

— Ну что, поехали?

— Одну секундочку. Перед отъездом я хочу, чтобы профессор Койпу зарубил себе на носу: мы вовсе не собираемся обживаться в аду.

— Ну разумеется. — Койпу отступил от пульта, выглядел он при этом слегка раздраженно. — Не беспокойся, на сей раз с межвселенностным активатором проблем не возникнет.

— То же самое вы говорили, отправляя меня в рай. А я там едва не дал дуба!

— Теперь я подстраховался. Один активатор в корпусе вашего танка, другой — опять же у тебя в каблуке. А если все-таки придется туго, надо только покрепче обнять Анжелину…

— Это я всегда с удовольствием.

— …и она вернется вместе с тобой.

— Благодарю, теперь мне намного спокойнее. — Я не кривил душой.

Я залез в танк и лязгнул крышкой люка. Анжелина завела двигатель, и я показал профессору большой палец. На экране коммуникатора его физиономия расплылась в виноватой ухмылке.

— Можешь заглушить мотор, — сказал он. — У нас тут маленькая проблема.

— Маленькая?

— Ну… точнее сказать, большая. Кажется, я не могу найти дорогу в ад.

— Что значит — «не можете найти»?

— Это и значит. Похоже, он исчез.

ГЛАВА 24

Анжелина заглушила мотор, а я поднял крышку люка. Слегка дрожа от волнения (срыв такой важной операции — дело нешуточное), мы затопали подкованными каблуками. Койпу сосредоточенно возился у пульта.

— Почему вы говорите, что он исчез? — спросила рассерженная Анжелина.

— Потому что он исчез. Не понимаю, что за чертовщина творится с этим адом.

— Потеряли целую вселенную? Это еще ухитриться надо было.

— Я ее не терял. Просто она не там, где должна быть,

— По-моему, это все равно, что потерять, — сказал я. Он раздраженно скривил губы и снова защелкал клавишами и тумблерами. Но толку не добился.

— Прежний набор частот не соответствует нынешнему аду. Я уже несколько раз перепроверил. Похоже, там вообще нет вселенной.

— Уничтожена? — спросила Анжелина.

— Сомневаюсь. Гибель вселенной — очень долгий процесс, на много миллиардов лет.

— А рай на месте? — спросил я.

— Конечно. — Он покрутил верньеры, нажал на клавишу, крякнул и вытаращил глаза. Нашарил рукой кресло позади, рухнул в него. — Невероятно!

— Профессор, вы себя хорошо чувствуете? — спросила Анжелина.

Он не услышал. Его пальцы бегали по клавишам, экран стремительно заполнялся математическими формулами.

— Оставим его в покое, — сказал я жене. — Все равно только он один способен выяснить, что случилось. А мы пока отдохнем.

Мы отправились в бар, и я щелкнул пальцами, подзывая робофицианта. Анжелина поморщилась.

— Не рановато ли зенки заливать?

— Ничего я не собираюсь заливать. Просто хочу утолить жажду одним-единственным бокалом пива. Составишь компанию?

— Только не в это время дня. Я потягивал пиво и думал.

— Опять придется начинать все сначала. До поры до времени забудем о других вселенных. Когда ты исчезла с Луссуозо, мы с Боливаром и Джеймсом тщательно обыскивали все планеты подряд — вдруг Слэйки проворачивает где-нибудь аферу под другой личиной? Храма Вечной Истины мы не нашли, зато обнаружили Церковь Ищущих Путь на Вулканне. Проникли в нее, а что было дальше, ты знаешь.

— Знаю. Побывали в аду, на Стекле и в раю. И теперь застряли, и будем ждать, пока наш замечательный профессор не найдет кого-нибудь из Слэйки.

— Ждать не придется. — Я схватился за телефон. — Возможно, в ходе наших поисков мелькали следы других афер Слэйки. Давай-ка выясним, что удалось найти мальчикам.

Мне ответил Боливар, а может быть, Джеймс. Звуковым фоном ему служили радостный визг и плеск.

— Я что, нарушил заслуженный отдых?

— Просто решили провести денек на пляже. В чем дело, папа?

— Расскажу, когда вы будете здесь. Но сначала попробуй вспомнить: когда мы были на Луссуозо, нам не попадались на глаза следы других предприятий Слэйки?

— Даже не знаю. Мы там все бросили и улетели. Но помню, когда улетали, компьютер все еще работал. Мы с ним свяжемся. Как только получим распечатки, будем у тебя.

Профессор Койпу все еще бубнил свои формулы, Анжелина пила чай, а я подумывал о новом бокале пива. И тут появились мальчики.

— Новости? — спросил я.

— Прекрасные! — хором ответили они.

Я полистал распечатки и передал их Анжелине.

— Действительно, прекрасные новости. Несколько слабых следов, два-три довольно отчетливых…

— И один верный, — сказала Анжелина. Паства Блеющего Агнца. Прихожане

— только женщины. И причем богатые женщины.

— А ты заметила название планеты?

— Еще бы! Клианда. Вы, мальчики, были тогда слишком малы, чтобы сохранить воспоминания об этой планете. Вы ее видели из детской коляски. Там были кое-какие проблемы, но мы с вашим папой все уладили. Как-нибудь расскажем на досуге. А пока вам достаточно знать, что Клианда — это планета-музей.

— Музей чего?

— Военщины, милитаризма, фашизма, джингоизма и тому подобной древней чепухи. В последний раз, когда мы были на Клианде, она едва сводила концы с концами. Но с тех пор, говорят, многое изменилось к лучшему — разумеется, благодаря деньгам туристов. Ну что, отправляемся на экскурсию?

Страдальческий стон заставил нас дружно повернуть головы. Профессор Койпу тонул в пучине горя.

— Все пропало, — снова простонал он. — Ничего не понимаю. Просто абсурд какой-то. Все сгинуло без следа — и рай, и ад.

Он выглядел таким несчастным, что Анжелина подошла и погладила его по руке.

— Ничего, профессор, все будет в порядке. Пока вы тут потели за уравнениями, мы раскрыли еще одно религиозное жульничество Слэйки. Осталось только хорошенько поработать над планом и разобраться наконец с этим мерзавцем. Не думаю, что мы можем себе позволить еще одну ошибку.

Мы все одобрительно закивали.

— Нельзя ли сделать новый темпоральный ингибитор? — спросил я.

— А твой куда подевался? — Койпу сразу воспрянул духом, он всегда так поступал при малейшем проблеске света в конце туннеля. — Ах да, ты же говорил, что на Стекле он не действовал. Ты его там оставил?

— Зашвырнул в океан. Кусок металла, что с него проку? Кстати, Слэйки там говорил, что наше оружие в его мирах бесполезно. Так и сказал «оружие», а не «темпоральный ингибитор». Выходит, он не подозревает, что для захвата его машины мы воспользовались ТИ.

— А коли дело обстоит так, я не понимаю, почему бы нам не объединить ТИ с фиксатором времени.

— Точно! Так мы и сделаем. И нанесем внезапный удар! Как раз во время проповеди, когда Слэйки наверняка будет в церкви. Заморозим все и вся, войдем, приставим к голове Слэйки ФВ и перепишем его память. Профессор, неужели это возможно?

— Конечно. Действие обоих устройств основано на одном принципе. Их можно соединить друг с другом и снабдить переключателем. Не нужен режим ТИ, включаешь ФВ. А через миллисекунду автоматически срабатывает обратное переключение.

Я потер ладони, предвкушая успех.

— Спокойненько войдем, выкачаем память и выйдем, а когда окажемся в безопасном месте, отключим хронозаморозку. Слэйки будет разливаться соловьем и даже не заподозрит, что мы скопировали его разум. Но нампонадобится машинка помощнее того ТИ, — чтобы удержала в стазисе уйму народу. И нейтрализующее поле пошире, чем то, рассчитанное на горстку агентов. А еще как-то надо отпереть двери, чтобы проникнуть в здание.

Профессор слушал меня с таким видом, будто я требовал от него сущих пустяков.

— Не предвижу осложнений. Ты получишь большой ТИ, испускаемое им поле будет формой и размерами точно соответствовать зданию, в которое ты захочешь проникнуть. Когда остановится время, никто не сможет ни войти, ни выйти. Никто, кроме тебя. Нейтрализующее поле твоего ТИ будет рассчитано на одного человека.

— Не пойдет, — сказала Анжелина. — Одного я его больше не отпущу. Ему обязательно потребуется помощь и прикрытие. Можно это устроить?

* * *

Мы задумывали небольшую семейную операцию, но Инскипп, везде понатыкавший «клопов» и «жучков», не дремал. Я подчинился высокому начальству и явился на ковер.

— Положа руку на сердце, неужели нам необходимо больше четырех человек?

— Положа руку на сердце, мне плевать, сколько агентов будут участвовать в этом деле. Меня беспокоит расцвет кумовства в наших рядах. Не забывай, ты агент Специального Корпуса, а значит, должен подчиняться правилам Специального Корпуса. А правила Специального Корпуса не предусматривают семейных операций.

— Зато они предусматривают использование темпоральных ингибиторов и фиксаторов времени в церквах. Где об этом сказано, в каком пункте?

— Когда я говорю «правила Специального Корпуса», я имею в виду мои правила. Ты возьмешь с собой специального агента, и он будет постоянно держать меня в курсе.

— Кого?

— Сивиллу. Я ее уже отправил на рекогносцировку.

— Согласен. Значит, вы нам даете зеленый свет?

— Да. — Он выпроводил меня царственным взмахом руки.

* * *

На борт крейсера мы поднялись только через неделю — этот срок потребовался на изготовление и проверку заказанной нами техники. Совершив путешествие в кривопространстве, мы расстались с военными на орбитальной станции и вместе с многочисленными пассажирами крейсера спустились на планету в челноке. Как и все они, мы были одеты по-курортному. Мы прилетели налегке (несколько мелких сувениров не заслуживали названия «багаж»), а оружие и снаряжение переправлялись дипломатической почтой. В память о добрых старых временах я снял самые роскошные номера в лучшем городском отеле «Злато-Злато».

— Почему мне знакомо это название? — спросила Анжелина. — Не в этой ли гостинице мы жили, когда тебя пытался убить тот нехороший серый человек?

— Совершенно верно. И в тот раз ты спасла мне жизнь.

— Воспоминания… — Она лучезарно улыбнулась. — Воспоминания…

В вестибюле нас встретил сам управляющий — высокий, красивый, с проседью на висках. Он поклонился и улыбнулся.

— Генерал, миссис диГриз и сыновья. Добро пожаловать на Клианду, здесь вам всегда рады.

— Остров? Ты ли это?

— Конечно, генерал. Теперь я владелец этого отеля.

— Надеюсь, среди гостей нет убийц?

— На этот раз нет. Не угодно ли посмотреть ваш номер?

В номере оказалась превосходная гостиная, за стеклянными стенами открывался прелестный пейзаж. Но Джеймс с Боливаром восторженно закричали при виде совершенно иной картинки.

— Сивилла!

Она ласково улыбнулась.

— Рекогносцировка узаконена? — Ужасно не хотелось портить им радость встречи, но дело — превыше всего.

— Все сведения здесь. — Она протянула мне атташе-кейс. — Завтра в одиннадцать утра — торжественная месса Паствы Блеющего Агнца.

— И мы на ней поблеем, если вовремя прибудет снаряжение.

— Уже прибыло. Огромный грузовик с черепами и скрещенными костями на бортах.

Анжелина предалась любимому занятию — проверке оружия, а я распаковал фиксатор времени, очень хитроумно замаскированный под типичное клиандское устройство охранной сигнализации. Он не привлечет внимания, когда мы его прикрепим к стене клуба голосистых овечек. И потом его снять будет невозможно — он застынет во времени вместе со зданием. Я выключил голоэкран и ввел в процессор ФВ все данные о форме и размере здания, которые собрала Сивилла.

— Готово, — удовлетворенно произнес я и пристегнул к поясу металлическую коробочку с темпоральным ингибитором и фиксатором времени. А затем нажал белую кнопку режима ФВ. Ничего не происходило, пока я не нажал красную кнопку ТИ. Моя семья и Сивилла превратились в статуи.

Я выключил ингибитор. Снова — звуки и движение. Все системы в порядке, можно не волноваться.

В тот вечер мы ужинали в ресторане, пили и танцевали, но спать отправились рано. А утром, сразу после одиннадцати, наша дружная компания продефилировала по Глупость-авеню. Достопримечательности радовали глаз, но еще больше его порадовала Анжелина, поджидавшая нас на углу. Проводок ее наушника тянулся к плейеру, точнее, усилителю подслушивающего устройства, замаскированному под плейер.

— Вон там, за тем оконным витражом, — едва заметно указала она, — молельный зал. От голоса Слэйки вибрирует стекло, и я отлично слышу его тошнотворные разглагольствования.

— Ну что ж, друзья мои, — сказал я, — пора начинать представление.

Взявшись за руки, мы бодро и весело двинулись через улицу. По пути Боливар отделился от нашей компании, вошел в переулок и поднес к стене здания пляжную сумку. Затем сдернул сумку, и на стене осталось красивое охранное устройство. Никто из прохожих и проезжих этого не заметил. Боливар догнал нас у парадного.

— Молодец, — похвалил его я.

Я включил ТИ. И ничего не случилось. Во всяком случае, ничего заметного. Но здание вместе со всем содержимым погрузилось в стазис. И выйдет из него через час, а может, и через год, но не раньше, чем я отключу машинку. Люди в этом доме ничего не почувствуют и не узнают. Только удивятся, если обнаружат, что их часы показывают одно и то же неверное время.

— Джеймс, отвори, пожалуйста, дверь. Мы зашагали по вестибюлю, а позади нас поле ТИ заперло дверь надежнее любого засова. Теперь ее даже атомным взрывом не вышибить. Вот я какой могущественный.

— Вперед, — сказала Сивилла. — К высокой двустворчатой двери.

— К той, что голубыми овечками разрисована?

— Да.

За микросекунду рука Анжелины успела выхватить и снова вложить в кобуру пистолет. Моя жена явно искала неприятностей, и я надеялся, что не найдет.

Мальчики взялись за дверные ручки и по моему кивку рванули. Прямо перед нами стоял Слэйки и глядел на нас. Мы инстинктивно выхватили оружие — шесть стволов (Анжелина сразу два). Затем пистолеты медленно вернулись в кобуры.

— Остановись, мгновенье, ты прекрасно, — сказал я. Слэйки и впрямь выглядел эффектно, хоть картину пиши. Рот разинут в порыве словоблудия, на лбу — крупные капли пота. Мы обошли толпу замороженных прихожан и поднялись по ступенькам за аналой.

— Милый, ты готов? — спросила Анжелина.

— Ну еще бы!

Она подняла руку и прижала к черепу Слэйки, сразу за ухом, контактный диск фиксатора времени. Кивнула, и я нажал на кнопку темпорального ингибитора.

Не произошло ничего зрелищного. Но на кратчайшую долю секунды поле ТИ отключилось, и изобретение гениального Койпу скопировало и заключило в своей памяти разум профессора Слэйки. Со всеми его знаниями и бредовыми идеями.

— Под завязку! — сказала Анжелина, глянув на шкалу памяти прибора.

— Ах ты, мошенник! — обратился я к Слэйки. — Ах ты, черт из райских кущ, ах ты, козлище среди Блеющих Агнцев! Наконец-то попался!

ГЛАВА 25

Я нервно грыз ноготь и ждал беды. До сих пор Слэйки постоянно нас опережал, еще ни один демарш против него не увенчался хотя бы пустяковым успехом. Лишь ценой героических усилий нам каждый раз удавалось избежать полной катастрофы в последнюю минуту. И я вовсе не испытывал уверенности, что теперь все пройдет гладко. Поэтому я не выпускал из рук ФВ, не забывал о нем ни на миг. Он лежал у меня на коленях, а я сидел в пассажирском кресле челнока, который вез вас на главную базу Специального Корпуса. Уже в сотый, нет, в тысячный раз я глянул на шкалу и слегка успокоился. Стрелка держалась на красной риске, а над риской виднелась надпись: «Полная загрузка». Ни один бит памяти профессора Слэйки не вырвался из этого крошечного узилища. Только бы дотянуть до базы!

В лаборатории нас с нетерпением дожидалась целая толпа. Там был даже Беркк, он уже вполне поправился и теперь наслаждался вполне заслуженным отдыхом. Как только мы вошли, гул голосов уступил напряженной тишине. Профессор Койпу нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Я торжественно приблизился и вручил ему ФВ.

— Он здесь?

— А то где же?

Он постучал по шкале пальцем.

— Похоже, разум скопирован целиком. Проверим. Но вот загвоздка: куда пересадить Слэйки из этого «фиксатора»?

— Может, в другой?

— Глупости. Пока он в машине, к нему не подступиться. Нужен человек. Заложник. Помнишь, Джим, как это было? Когда ты с помощью моего разума, моих воспоминаний строил машину времени?

— Да, я вам сдал напрокат мое серое вещество. И не скажу, что это было сплошное удовольствие. Помнится, вы еще рассказывали, что с огромным трудом заставили себя отключить ФВ, когда соорудили спираль времени. Ведь это было все равно, что с собой покончить.

— Совершенно верно. Нам нужен доброволец. Мы ж нему подключим ФВ, и безумец завладеет его мозгом и телом. И разумеется, не захочет потом отпустить их за здорово живешь. Правда, не слишком заманчивая перспектива? Теперь вы все сознаете риск. Так кто согласится на него пойти?

Наступила самая что ни на есть драматическая пауза. Все старательно прятали глаза. Я уже было совсем решился подать голос, чтобы опередить жену и сыновей. Но, как только я открыл рот, Беркк сказал:

— Профессор, считайте, что доброволец у вас есть. Правда, ребята, я вам по гроб жизни задолжал. И Джиму — за то, что от каторги спас, и Анжелине — за то, что из ада в раю вытащила. Иначе бы так и пропал заодно с другими бедолагами. Я не хочу видеть, как вы, или ваши сыновья, или Сивилла пустите к себе в мозги этого психа. Профессор Койпу, у меня к вам только один вопрос. Вы уверены, что потом сможете его выковырнуть и возвратить мне рассудок?

Койпу энергично закивал.

— Выковырну, не сомневайся. Если понадобится, вышибу нервным разрядом.

— Здорово. А что при этом будет со мной?

— Не волнуйся. Нервный разряд нейтрализует синапсы, полностью стирает воспоминания. Поэтому мы заранее скопируем твой разум с помощью фиксатора времени. Это несложная и хорошо отработанная процедура, не веришь мне, спроси у Джима. Что бы Слэйки ни вытворял, у тебя в конце концов все будут дома.

— Ну, тогда ладно. — Бледный как полотно (если не считать темных струпьев) Беркк медленно встал. — Только поскорее, профессор, пока я не раздумал.

Для Койпу слово «поскорее» всегда означало «молниеносно». Похоже, психобластер лежал у него на коленях. Он громко зажужжал, и у Беркка подкосились ноги. Мы с Анжелиной едва успели его подхватить.

Из стены выдвинулся длинный, обитый мягким медицинский стол. Мы аккуратно положили на него Беркка, и Койпу приступил к работе. Взял со стеллажа пустой ФВ, приложил диск к затылку Беркка. Щелкнул выключателем и удовлетворенно кивнул.

— Готово. Теперь этот смелый юноша некоторое время полежит на полке. Если Слэйки заартачится, я его «приласкаю» нервным разрядом и верну Беркку его психику. А теперь — к делу.

Он схватил и положил на пульт ФВ со Слэйки, подключил к его порту процессор, запустил программу тестирования. Затем отсоединил фиксатор времени и прижал контактный диск к голове Беркка.

— Погодите, — сказал я, и Койпу замер. — А не пристегнуть ли нам Беркка к столу, чтобы не поранился и нас не поранил?

— Нет причины для опасений. Все под надежным контролем электроники.

— Слэйки еще ни разу не бывал под нашим контролем. Давайте все-таки подстрахуемся, а то чем черт не шутит.

Койпу нажал несколько кнопок, из-под стола с гудением выползли обитые мягким захваты. Я зафиксировал их на лодыжках и запястьях Беркка, затем нашел широкий пояс, перекинул через живот смельчака и кивнул Койпу. Он убрал контактный диск, понажимал на клавиши и передвинул микрофон ко рту.

— Вы спите. Спите очень крепко. Но вы меня слышите. Слышите мои слова. Вы не можете проснуться. Но вы меня слышите. Вы меня слышите?

Динамик пошуршал несколько секунд, затем испустил нечто наподобие вздоха. И мы с трудом разобрали ответ:

— Я вас слышу.

— Очень хорошо. — Койпу чуть повернул регулятор усилителя. — А теперь скажите, кто вы, как вас зовут.

Пауза затягивалась. Мы все сидели как на иголках. Наконец динамик снова прошелестел:

— Я профессор… Джастин Слэйки… Кто нас упрекнет за дружное «ура!»? Мы победили! Не совсем. Беркк, точнее его тело, корчилось и рвалось из оков. Он до крови прокусил губы, а затем открыл глаза.

— Что вы со мной делаете? Убить пытаетесь? Я вас первым убью!

Койпу снова пустил в ход психобластер, и Беркк обмяк.

По-видимому, профессор Джастин Слэйки не собирался легко сдаваться. Даже Джеймсу, гипнотизеру гораздо более опытному, чем Койпу, не удалось подчинить разум Слэйки. Стоило загипнотизировать одного, как тут же появлялся другой. Неистовые рывки и жуткие корчи не слишком благотворно сказывались на физическом здоровье Беркка, и я уже всерьез опасался, что он останется без губ.

— Похоже, не обойтись без помощи профессионала, — сказал Койпу. — Сюда направляется доктор Мастигофора, главный психосемантик в клинике Корпуса.

— Семи пядей во лбу?

— Угадал.

В лабораторию вошел высоколобый скелет, обвитый сухожилиями, обтянутый кожей и увенчанный пышной седой гривой.

— Я полагаю, это и есть пациент? — Он направил на Беркка длинный костлявый палец.

— Он самый, — ответил Койпу. Мастигофора окинул нас яростным взором.

— Всем выйти. — Он раскрыл чемоданчик. — Единственное исключение — профессор Койпу.

— У пациента проблема чисто физического свойства, — объяснил я. — Он нам одолжил свое тело, но мы не хотим его повредить.

— Что, Койпу, опять фокусы с обменом разумов? В один прекрасный день ты зайдешь слишком далеко. — Он посмотрел на меня и ощерился. — Когда я говорю «выйти», это означает «выйти». — С этими словами он прыгнул ко мне, схватил за руку и довольно ловко ее выкрутил. Разумеется, я ему это позволил, не драться же с представителем такой гуманной профессии, как медицина. При всей своей худобе профессор Мастигофора был весьма ловок и силен, и я надеялся, что он в случае чего справится с телом Беркка. Как только он меня отпустил, я вышел следом за остальными.

* * *

Прошло много часов. Нами овладела зевота и мысли о сладком сне, и тут загудел коммуникатор. Мы с Анжелиной отправились в лабораторию.

— Невероятно, — стенал Мастигофора. — Невозможно удержать разум под контролем, невозможно снять блокировку, невозможно проникнуть в глубь психики! Да вы и сами видите, это же многоличностная сущность! Коллега мне объяснил, что профессору Слэйки каким-то неизвестным образом удалось наделать себе двойников. Их мозг… или правильнее будет сказать — мозги? Их разумы постоянно находятся в контакте друг с другом. Это похоже на сущий свинобразий бред! Но я это вижу воочию! И ничего не могу сделать! Ровным счетом ничего!

— Ровным счетом ничего, — эхом вторил ему Койпу.

— Ничего? — заорал я. — Вранье! Безвыходных положений не бывает!

— Бывает, — хором возразили они.

— Кое-что я могу предложить. — Во всех жизненных передрягах моя Анжелина оставалась практичной и здравомыслящей. — Давайте пока забудем о Слэйки и займемся машиной пространства-времени. Что, если удастся опять привести ее в действие?

Койпу отрицательно покачал головой. Он был мрачнее тучи.

— Пока доктор Мастигофора сушил себе мозги, я снова занялся этой проблемой. Даже освободил центральный компьютер главной базы Специального Корпуса от всех остальных задач. На всякий случай напоминаю: это самый большой, быстродействующий и мощный компьютер в истории человечества. — Койпу повернулся к видеоэкрану и поднял руку. — Видите, вон там спутник? Он почти втрое больше этой базы. Так вот, это не просто спутник, а компьютер, и сейчас он корпит над одной-единственной задачей. Я ему предоставил эквивалент одного миллиона лет компьютерного времени.

— И?

— Он рассмотрел вопрос со всех без исключения сторон, но всякий раз приходил к одному и тому же выводу. Частоты излучения вселенных, на которые настроена машина, измениться не могли.

— Но это случилось? — спросил я.

— Очевидно.

— А мне ничего не очевидно! — Я очень устал, терпение иссякло, и все это нытье, все эти мрачные взгляды и вздохи здорово действовали на нервы. Я вскочил, подошел к блестящему стальному пульту, посмотрел на мигающие лампочки и змеящиеся диаграммы. И дал машине пространства-времени крепкого пинка. Даже ногу ушиб, но зато с радостью увидел, как на одном из приборов чуть дрогнула стрелка. Затем изготовился для второго пинка. И замер. Несколько долгих секунд я простоял на одной ноге, а тем временем мысли бегали наперегонки.

— Похоже, у него идея. — Казалось, голос Анжелины доносится издали.

— Когда он вот так замирает, это верный признак вдохновения. Скоро выдаст.

— Сейчас выдам! — закричал я, разворачиваясь в прыжке и щелкая в воздухе каблуками. — Профессор, компьютер абсолютно прав, его выводы подтверждают вашу репутацию гения. Все эти вселенные остались на прежних местах. Как только я это понял, ответ стал очевиден. Надо искать причину, по которой мы не можем попасть в эти вселенные. И знаете, что это за причина?

Я их ошеломил. У Койпу и Мастигофоры отпали челюсти и задергались головы. Анжелина гордо кивнула, она знала, что объяснения долго ждать не придется.

— Саботаж. — Я указал на пульт. — Кто-то изменил настройки.

— Но я же сам ее настраивал, — сказал Койпу. — А после много раз проверял и перепроверял, вплоть до исходных данных.

— Значит, их тоже изменили.

— Это невозможно.

— Очень подходящее слово. Когда использованы все возможности, пора браться за невозможное.

— Мои первые записи, — пробормотал Койпу. — Они должны были сохраниться. — Спотыкаясь от усталости, он подошел к письменному столу и вытащил ящик. Тот грохнулся о пол, рассыпались авторучки, скрепки, клочки бумаги, сигарные окурки и пустые мыльницы — все, что обычно скапливается в ящиках письменных столов. Он порылся среди мусора, поднял скомканный листок, расправил и поднес к глазам.

— Да. Мой почерк, первые расчеты. Их никто не мог изменить. Никто не знал об этом листке.

Он подошел к пульту, постучал по клавишам и торжествующе показал на уравнение, которое появилось на экране.

— Видите? То же, что и здесь. — Он посмотрел на бумажку, затем на экран, затем снова на бумажку; взгляд скакал туда-сюда, точно шарик для пинг-понга. — Не то, — хрипло произнес он.

Должен признаться, в тот миг на моем лице сияла победоносная улыбка. И я охотно позволил Анжелине нежно обнять меня и поцеловать.

Пока Койпу выбивал из компьютера дурь, Мастигофора решил взглянуть на пациента.

— Ну как он, доктор? — спросил я-

— Без сознания. Пришлось как следует шарахнуть из психобластера, не только мозг парализовать, но и все тело. А что еще оставалось?

— Вот он! — завопил Койпу, и мы обернулись. — Ад! На экране багровел знакомый отвратительный ландшафт. И еще более отвратительное солнце.

— Ад, — сказал Койпу. — И рай. Никуда они не делись. Ошибка в расчетах, в уравнениях. Изменены совсем чуть-чуть, но в итоге получаются совсем другие частоты. Но кто, кто мог это сделать?!

— Я же вам сказал, саботажник. Шпион, затесавшийся в наши ряды.

— Это невозможно! В Специальном Корпусе шпионов не бывает, а на главной базе и подавно. Это невозможно!

— Очень даже возможно. Я успел над этим как следует подумать и теперь, к сожалению, могу назвать его имя.

Я снова приковал к себе внимание. Даже моя супруга взволнованно подалась вперед. Я одарил их безмятежной улыбкой, отполировал ногти о рубашку и показал.

— Вот он.

Они дружно повернули головы.

— Шпион — не кто иной, как мой верный друг-каторжанин. Беркк.

ГЛАВА 26

— Джим, как у тебя язык поворачивается? — спросила Анжелина. — Ведь он тебе жизнь спас.

— Он — мне, а я — ему.

— Он же вместе с тобой на карьере спину гнул. Не может он быть шпионом.

— Еще как может.

Скептик Койпу встал на сторону Анжелины.

— Это невозможно. Ты же сам говорил, он простой механик. Изменить эти уравнения, да так ловко, чтобы я ничего не заметил? Это задача для гениальнейшего, искуснейшего математика.

Я поднял руки, чтобы остановить поток возражений.

— Друзья мои, давайте выясним эмпирическим путем. Спросим его самого.

Профессору понадобилось несколько секунд, чтобы пропустить через мозг Беркка мощный пучок электронов и полностью очистить его от разума. Пленный Слэйки превратился в рой снующих наугад электронов, и нас это вполне устраивало. И так его ипостасей в мире было с избытком. Затем профессор схватил ФВ, заряженный психикой Беркка, и прижал контактный диск к голове подозреваемого. Нажал кнопку, и Беркк благополучно вернулся к нам.

Доктор Мастигофора наполнил шприц противошоковой сывороткой, и Беркк, получив укол в руку, пошевелился и застонал. Веки его затрепетали и размежились.

— Почему я привязан?

Прежний голос. Слэйки исчез.

— Профессор, если вас не затруднит, освободите его,

Щелкнули зажимы, я отстегнул пояс.

— Ой! — Беркк коснулся кровоточащих губ. — Это все Слэйки, да? Это он натворил? — Он со стоном сел, — Но хоть дело того стоило, а? Вы узнали, что хотели?

— Не совсем. Беркк, прежде чем мы тебе все расскажем, можно задать один простенький вопросик?

— Вопросик? Какой вопросик?

— Зачем ты подделал расчеты для машины пространства-времени?

— Я? Подделал расчеты? С чего ты взял, что я на это способен?

— Беркк, отвечай.

Он обвел нас взглядом затравленного зверя. Он уже не улыбался. Внезапно зрачки расширились, лицо исказилось от ужаса.

— Нет! Не надо! Вы же обещали! — Он уронил голову на ладони и горько заплакал. Все молчали, никто ничего не понимал. Беркк поднял голову, вытер глаза рукавом.

— Все кончено. Он вернулся в каменоломню

— Тебя не затруднит объяснить?

— Это я про себя. Про моего двойника. Он, то есть я, вернулся в карьер. Его утащил тот мерзкий одноглазый робот.

Меня вдруг осенило.

— Слэйки тебя размножил? Как себя?

— Да. Нас двое.

— Ну, тогда все ясно, — произнес я с ухмылкой.

— Только не нам, тупым крестьянам. — У Анжелины лопнуло терпение. — А ну-ка, диГриз, выкладывай, и побыстрее!

— Прости, дорогая. Все очень просто. Отправляя твоего любящего супруга в каменоломню, Слэйки, должно быть, все-таки его побаивался. И еще больше он побаивался следующего шага Койпу или Специального Корпуса. Поэтому он поручил Беркку за мной следить. Раздвоил его и делал всякие гадости одному, чтобы другой беспрекословно подчинялся.

— Цепи, — простонал Беркк. — Пытки. Электрошок. Я не мог ему противиться, ведь я испытывал все, чему подвергали мое «второе я». А оно было приковано к стене в лаборатории Слэйки.

— И постоянно сообщало Слэйки обо всем, что мы с тобой делаем?

— Да. Это Слэйки приказал мне изготовить клетки для побега.

— Но ведь мы запросто могли в них угробиться.

— Да разве его это волновало? Если б мы погибли, он бы нисколько не огорчился. Но как только мы благополучно приземлились на груду камней, он снял охрану с циклотрона, чтобы мы смогли пройти беспрепятственно. Как только мы дошли до столов, где уннильдекновий собирают, он послал робота в погоню — посмотреть, сумеем ли мы оттуда сбежать.

— Ах ты, крыса двуличная! — Я похолодел, увидев, как Анжелина подняла руки со скрюченными пальцами. — Змея, на груди пригретая! Мы тебя от верной смерти спасли, а ты нас чем отблагодарил? Тем, что разладил машину профессора?

— У меня выбора не было, — простонал Беркк. — Мой двойник обо всем доносил Слэйки. Если б я не подчинился, Слэйки бы его тотчас убил. Когда я очнулся после операции, вы уже разошлись. Я пришел сюда, вижу, никого, только профессор Койпу спит за пультом. Ну и, понятное дело, Слэйки не упустил своего шанса. Я все сделал, как он сказал.

— Это он тебе предложил добровольцем вызваться? Чтобы в твою голову его разум закачали?

— Нет, это моя идея. Честное слово, я сам этого хотел. Но Слэйки не возражал, он знал, что ничего у вас не получится. Зато вы мне будете еще больше доверять. У меня не было выбора.

— Ладно, забудь, — сказал я. — Все в прошлом, и нам опять доступны другие вселенные, ведь профессор перенастроил машину. Больше ты не будешь шпионить, но зато поможешь нам рассчитаться со всеми Слэйки. Окажи нам эту услугу, а мы попытаемся спасти твое второе «я».

— Да неужели это возможно?

— Попробуем. А теперь первый вопрос. Куда деваются все эти добытые, перемолотые, облученные и отсортированные камни? Мы до сих пор не имеем представления о главной цели Слэйки. Ты произнес слово «уннильдекновий». Что это такое?

— Чего не знаю, того не знаю. Просто я все время был рядом со Слэйки, а потому видел и слышал все, что он делает и говорит. При мне это слово только раз прозвучало, а речь тогда шла о сортировочных столах.

— Наверное, уннильдекновий — то самое вещество, которое мы ищем, — предположила Анжелина. — Но для чего оно используется?

— Не знаю. Но могу сказать твердо: для Слэйки нет ничего важнее этого самого уннильдекновия. И кажется, я знаю, куда он девается. Слэйки приковал меня к машине цепью, почти как профессор Койпу к столу. И я ему рассказывал обо всем, что тут происходило. Но при этом я видел, чем он сам занимается. Иногда рядом со мной были двое, а то и трое Слэйки, но они не разговаривали друг с другом, им это ни к чему. А один раз на экране появился тот одноглазый робот, и Слэйки сказал ему, куда доставить уннильдекновий. Вот и все.

— Этого достаточно. — Профессор Койпу постучал по клавиатуре, и экран показал синее небо и низкие белые облака. — Рай. Вот где все это происходит. Копи могут находиться на любой из многих тысяч планет, но минерал, который там добывают, заканчивает свой путь в раю.

— Одну секундочку, профессор. Что значит «на любой из тысяч планет»?

— Я имею в виду сырье. Это очень широко распространенный минерал.

— Да? И вы можете его назвать?

— Конечно. Его пылью была покрыта твоя одежда. И Беркка, и Анжелины. Этот минерал называется графит. Кристаллическая форма углерода. Его можно найти на многих планетах. Слэйки его добывает и размалывает в порошок, затем подвергает бомбардировке в циклотроне, и при этом очень небольшое количество углерода превращается в уннильдекновий, который потом собирают женщины. У него говорящее название. Сто девятнадцатый элемент периодической таблицы. Новое вещество с неизвестными свойствами. И эти свойства как-то связаны с энтропией, тут никаких сомнений. Женщины способны чувствовать разницу в скорости энтропии, поэтому извлекать уннильдекновий из графитовой пыли поручено им. Потом его забирает тот дешевый робот и куда-то зачем-то уносит.

— Найдем куда, выясним зачем, — торжественно обещал я. — Одно можно сказать с уверенностью: это место — в раю.

— Этим займусь я, — произнес Инскипп, чеканным шагом входя в лабораторию. Очевидно, он внимательно следил за нашим разговором и выбрал самый подходящий момент для вмешательства. — Сюда уже летит космическая пехота. Проведем штурм по всем правилам тактики и стратегии. Канонерские лодки, танки, огнеметы, пушки, полевые кухни…

— Отставить! — с жаром произнес я. — Я вам не позволю сорвать мою операцию на заключительном этапе. Оружие и войска не понадобятся. Обойдемся своими силами. Не забывайте, нам предстоит битва с одним-единственным человеком, пусть даже у него множество дублей. Да еще с ветхим роботом, но заботу о нем берет на себя Анжелина. И уж она о нем позаботится, ни одного целого винтика не оставит. У нас опытная, притертая команда, и мы все сделаем сами. Конечно, если профессор Койпу снабдит нас защитой от оружия Слэйки.

— Уже готово, — с нескрываемым самодовольством произнес Койпу. — Я изучил атмосферу рая и теперь доподлинно знаю, что Слэйки пользуется энергетическим оружием и гипнотическим газом. Кроме того, в атмосфере есть и природные наркотические газы. — Он нахал на клавишу. Из стенки вынырнула металлическая рука и уронила на пол прозрачный скафандр.

— Серингера, полимер нового поколения. Прозрачна и сверхпрочна, надежно защитит и от силовых полей, и от ядовитых газов. Под верхним слоем

— оболочка с наномолекулярной структурой, она за микросекунды отреагирует на внезапный удар, такой, например, как попадание пули. Молекулы сцепляются намертво, и вещество становится прочнее самой прочной стали, не позволяя пуле углубиться даже на миллиметр. Вот этот маленький ранец на спине — источник питания для системы цикличной переработки ваших газов и влаги, а еще в него вмонтирован гравишют, который позволит левитировать в случае необходимости. Я сейчас продемонстрирую.

Он скинул туфли, рубашку и саронг и продемонстрировал… фиолетовые трусы с вышитыми крошечными роботами и золотыми кружевами. Схватил и напялил на себя прозрачный костюм, нахлобучил пузыреобразный шлем. Внешний динамик заскрежетал его голосом:

— На свете не существует лезвия, способного его разрезать. — Он выдвинул из стола ящик с инструментами, схватил нож и ткнул им себе в грудь. Нож отскочил. Точно так же поступили и все другие виды оружия, которыми профессор сам себя атаковал. Он включил гравишют и отлетел от потолка, как мячик, вовсю паля из своих смертоносных игрушек. Лаборатория заполнилась удушливыми газами и рикошетирующими пулями, совершенно неопасными для профессора, чего нельзя было сказать о нас.

Заливаясь слезами и кашляя, мы выбежали в коридор и не возвращались, пока не закончилась демонстрация и кондиционер под потолком не ликвидировал ее последствия.

— Замечательно, профессор. — Я вытер глаза уголком носового платка.

— Надеваем ваши чудесные скафандры и отправляемся в рай. Под словом «мы», конечно, я подразумеваю себя, мою семью, а также Беркка и Сивиллу. Профессор будет следить за нашим продвижением, а мудрый руководитель Инскипп при необходимости обеспечит огневую поддержку. Вопросы?

— Все это выглядит достаточно безумно, — сказала Анжелина, — а потому может закончиться благополучно. Профессор, когда мы получим скафандры?

— К утру они будут готовы.

— Отлично. — Обведя нас взглядом, она улыбнулась. — Предлагаю небольшую вечеринку. Выпьем за нашу скорую победу, падение Слэйки и воссоединение Беркка с самим собой. Все согласны?

Ответом ей было радостное хоровое «да». Робобар поспешил начать час коктейля, и даже Инскипп в этот раз согрешил, пригубив сухого черри.

— Меня очень интересует новый элемент. — Он облизал едва смоченные вином губы. — Этот психопат основал множество религий, чтобы выманивать у богачей деньги, чтобы заточать рабов в графитовые копи, чтобы превращать углерод в уннильдекновий. Должно быть, у этого вещества весьма необычные свойства, иначе зачем столько хлопот? Я собираюсь это выяснить, так что ступай, Джим, победи, и возвращайся с образцом и подробными объяснениями.

— Считайте, что это уже сделано. — Я поднял бокал.

ГЛАВА 27

Все мы под скафандрами носили только купальные костюмы. Сивилла и Анжелина выглядели потрясающе. Я поспешил отвести взгляд от одной и послать воздушный поцелуй другой.

— Проверка снаряжения. — Я вытащил из кобуры пистолет. — Парализатор, заряжен до отказа. В этом контейнере — гранаты со слезоточивым газом. В этом — дымовые шашки. Боевой нож с серебряной зубочисткой. Наручники для пленных, сыворотка правды — для них же. Чтобы разговаривали.

— Плюс алмазная энергетическая пила для разделки одного робота. — Анжелина подняла жуткий агрегат.

— Все исправно, все практично. И вот еще. — Я показал белый ранец с красным крестом. — На всякий случай. Всемогущий Инскипп, вы на связи?

— Да, — проскрипело в ухе. — И не забывай, у меня туг уйма запасных игроков, они только и ждут, когда ты сядешь в лужу.

— Великолепно. Профессор Койпу, вас не затруднят отпереть ворота?

Он постучал по клавишам, и над стальными воротами, обезображенными шляпками болтов и тяжелыми петлями, погасла красная лампочка и вспыхнула зеленя. Я схватился за ручку, повернул, распахнул створку ворот, и мы решительно вступили в рай.

— Что это с ним? — Я ткнул пальцем в сторону пролегающего мимо облачка. Оно весело позвякивало.

— Облако — местная форма жизни, — прозвучал в ум голос Койпу. — У него хрустальные внутренности, этим и объясняется позвякивание. А плавает оно благодаря метану, который само же и вырабатывает. Поосторожнее с огнем, может взорваться.

Оно не только могло взорваться, оно взорвалось. На меня обрушилась волна пламени. Я моргнул от неожиданности, но ничего не почувствовал. Судя по всему, Слэйки обнаружил нас и открыл заградительный огонь. В кашу сторону плыли и другие облака, но мы их сбили, не подпуская близко. Получился восхитительный фейерверк.

Когда ветер унес последний клуб дыма, я указал на извилистую желтую дорожку.

— Нам туда. Валгалла — балаган и сплошное жульничество, а парадиз все еще недостроен. Прошлый раз я повстречал Слэйки в той стороне, на холме. Пойдем по дорожке, она сама приведет.

Мы пошли. Оглядываясь по сторонам, Анжелина сказала:

— А ведь неплохая была бы планета. Если бы не Слэйки.

— Мы ее сделаем еще лучше. Для того и прибыли.

— Сделаем. Кажется, я слышу музыку. Это что, птицы? Вон там, впереди.

— Не совсем. — Я узнал крылатых певцов. — Я их видел в книжке «Все, что вы хотите знать о религии, но о чем стесняетесь спросить». Мифологические существа, не то херафины, не то серувимы. Судя по всему, бесполые и очень увлекаются игрой на арфе, не говоря уже о хоровом пении.

Облачко приближалось, все громче звучали струны и голоса. Появился еще один рой, эти создания тоже пели, ничуть не обескураженные отсутствием легких и вообще тел. Это были просто головы с крылышками за ушами. Выглядели они настолько странно, что у меня возникли закономерные подозрения.

— Ты уверен, что это настоящие аборигены? — спросила Анжелина.

— Не знаю, не знаю. Но очень бы хотелось выяснить.

Они снижались, кружили над нашими головами и пели фальцетом. Я подпрыгнул и ловко ухватил одного за ножку. Он знай себе заливался, возведя горе голубые очи. Я пощупал грудку, животик, крылышки, попытался заглянуть под набедренную повязку. Потом взялся одной рукой за туловище, а другой за головку, и крутанул.

— Джим, ты чудовище!

— Ну что ты. — Я поднял оторванную головку, и за ней из шеи потянулись провода. А туземец знай себе пел и помахивал крылышками. Я его отпустил, и он улетел; свисающая головка как ни в чем не бывало исторгала нежные трели.

— Нуль-гравитационные роботы с музыкальными затеями. Для пущей достоверности райских кущ. Чтобы проще было охмурять доверчивых прихожан.

Дорога извивалась по дну узкой долины, кусты на склонах холмов стояли в цвету. Как только мы приблизились к ближайшему кустарнику, кто-то выскочил из них и галопом поскакал к нам.

— Он мой! — радостно вскричала Анжелина и побежала навстречу.

Я разглядел грязного, обшарпанного одноглазого робота. И поспешил вслед за женой — не для того, чтобы испортить ей развлечение, а просто на всякий случай. Но моего участия не понадобилось, дело было сделано за несколько секунд. Когда робот замахнулся могучей рукой с когтями-ножами, Анжелина еще быстрее взмахнула энергетической пилой. Рука с лязгом покатилась по дорожке, зато робот обзавелся металлической культей, а в следующее мгновение и второй.

Тогда он решил ударить мою верную спутницу жизни ногой. Снова лязгнуло, и робот попытался ускакать на уцелевшей конечности. А затем лишился и ее и покатился по мягким желтым плитам.

— Ты обижал людей, — сказала Анжелина, поднося к нему пилу. — Тупо выполнял приказы своего начальства. Твое счастье, что ты — всего-навсего бесчувственная железка, а потому не почувствуешь того, что я с тобой сейчас сделаю. Но ничего, очень скоро мы доберемся и до твоего господина.

Металлическая голова подкатилась к моим ногам. Я досмотрел на нее и улыбнулся. Медленно погас огонек в единственном глазу. Я пинком отшвырнул голову робота.

— Один готов. А теперь по этой дороге мы доберемся до логова его хозяина. И пожалуйста, будьте осторожны. Слэйки знает о нашем вторжении и обрушит на нас весь свой арсенал.

Тут в моей голове мелькнуло тревожное воспоминание, я подпрыгнул и закричал:

— С дороги!

Поздновато. Рядом громко и противно хлюпнуло, и дорога вырвалась у нас из-под ног. И разверзлась бездна.

— Гравишюты! — воскликнул я, включая собственный.

Падение прекратилось в считанных метрах от зазубренных сталагмитов и острых металлических кольев, которые торчали из дна. Мы благополучно поднялись наверх и двинулись дальше. Но уже по обочине.

— Вот он. — Я показал на белый храм, украшавший собою вершину холма.

— Там я повстречал старого толстого Слэйки, в этом адском раю он корчил из себя Бога. Интересно, там ли он сейчас?

Нам предстояло очень скоро это выяснить. Мы осторожно поднимались по мраморным ступенькам. На сей раз они не двигались — небесный эскалатор не предназначался для враждебно настроенных пришельцев. Но мы решительно приближались к храму и наконец увидели трон. А на нем сидел Слэйки. И свирепо ухмылялся.

— Вас сюда не звали, — процедил он сквозь зубы, тряся головой. Вместе с нею тряслись жирные складки на шее и золотой нимб.

— Профессор, где же ваше гостеприимство? — спросил я. — Ответьте на несколько вопросов, и мы уйдем.

— Вот мой ответ! — прорычал он, вскидывая руку к голове.

В нас полетел золотой нимб. При ударе о мой костюм он взорвался и свалил меня с ног. Я встал и обнаружил, что трон вместе со Слэйки провалился сквозь пол.

Как только он помчался вниз, его примеру последовал потолок. Колонны, которые его поддерживали, были одновременно поршнями. Убежать мы никак не могли, каменный потолок вместе с кровлей обрушился на нас и расплющил, как жуков. То есть непременно расплющил бы, не окажись на нас боевых скафандров. Под натиском камня наномолекулы сомкнулись, и костюмы стали тверже стали. Стальные гробы…

— Кто-нибудь может пошевелиться? — прокричал я. Ответом были только стоны и кряхтенье.

Неужели это конец? Вот так бездарно погибнуть в раю под тяжестью храма с дистанционным управлением? Мы задохнемся, если не успеем что-нибудь придумать. Сто часов, а потом мучительная смерть от удушья.

— Не… пойдет! — сердито пробормотал я. Мои локти были прижаты к бедрам. Храм всей своей тяжестью давил мне на грудь, а та, казалось, затвердела, как наносталь. Но кисть находилась в свободном пространстве, и я мог пошевелить пальцами. Что я и сделал. Нащупал бризантную гранату на бедре, сорвал, сдавил. Просунул как можно дальше в щель между камнями. Сделал глубочайший вдох. Разжал и отдернул пальцы.

Пламя и страшный грохот. И конечно, дым и пыль. Как только они улеглись, я увидел свет — он проникал сквозь пробоину в каменной толще. Еще несколько гранат, и дело сделано. Я неуклюже поднялся на ноги. Очередной взрыв заставил меня подпрыгнуть вместе с развалинами храма, и в облаке дыма появилась Анжелина. Мы обнялись, а затем с помощью гранат освободили остальных.

— Давайте больше так делать не будем, — предложила Сивилла, потрясенная в прямом и переносном смысле.

— С его стороны это жест отчаяния, — сказал я. — Он чувствует близость неизбежного краха и пытается любой ценой избавиться от нас. Однако фокус не удался, и скоро мы сразимся со Слэйки.

— Где? — спросила моя практичная Анжелина.

— За мной. — Я повел их по лестнице назад. — Помните яму, в которую мы сверзились? Она только для этого и предназначалась — убивать людей. Но тут есть еще одна шахта, она ведет в подземный мир, к фабрике уннильдекновия. — С этими словами я бросил на дорогу гранату. Она красиво взорвалась и разметала желтые плитки. Под ними открылась пропасть.

— Я здесь уже бывал, поэтому и поведу.

Мы включили гравишюты и прыгнули в отверстие с рваными краями. Но на сей раз я не падал камнем, а медленно снижался. Остальные делали как я, неспешно миновали каменные неровные стены, освещенные снизу красным. Наконец появился унылый черный ландшафт, изредка оживляемый багровыми сполохами. Показались столы, они никуда не делись, исчезли только женщины. Скоро мы выяснили, в чем тут дело. Женщины стояли перед зданием. Мое отделение приземлилось, взяло оружие на изготовку и растянулось в цепь.

— Не стреляйте! — крикнула Анжелина. — Это женщины! Они рабыни, жертвы.

Мы осторожно приблизились к ним и услышали тихие стоны и плач. Над причиной долго ломать головы не пришлось. Женщины были крепко связаны по десять-двадцать человек.

— Помощь идет! — крикнул я. — Мы вас освободим.

— И не мечтай! — хором возразили Слэйки. Рядом с каждой группой заложниц стоял негодяй с винтовкой наперевес, и все они говорили одновременно, потому что разум был один на всех. — Прочь, или мы их перестреляем! — Каждый поднял винтовку к плечу.

Пат.

— Тебе это с рук не сойдет. — Я решил потянуть время. Как же спасти этих бедняжек?

— Еще как сойдет! — грянул хор. — Считаю до трех. Если не уйдете, в каждой группе умрет одна женщина. Их смерть будет на вашей совести. Затем еще по одной. Раз, два…

— Стой! — крикнул я. — Мы уходим.

Но мы не ушли. Это сделали женщины. Рыдания и стоны вдруг утихли, зато раздались хлопки, и группы заложниц исчезли одна за другой. На миг меня объял страх — что творится, неужели они погибли? Но я успокоился, как только увидел изумление на физиономиях Слэйки. Ну конечно! Профессор Койпу не дремлет, он вовремя пришел к нам на помощь и перенес женщин из рая на Надежную, безопасную главную базу.

Я вскинул пистолет, выстрелил в ближайшего Слэйки и побежал к его неподвижному телу. Поднялась жуткая пальба, и огненный луч гаусс-винтовки отшвырнул меня назад. Но я тотчас поднялся, снова бросился вперед и схватил подстреленного мною Слэйки.

Схватил пустоту. Он исчез.Стрельба утихала, Слэйки скрывались один за другим. Анжелина вложила пистолета кобуру, подошла ко мне и похлопала по руке.

— Я видела, ты одного прикончил. Поздравляю.

— Преждевременно. Я хотел с ним поговорить, а потому стрелял парализующим лучом.

— Что теперь?

— Хороший вопрос. На графитовый карьер идти не имеет смысла, это всего-навсего источник сырья. И к циклотрону спускаться ни к чему. Мы знаем, что там производится уннильдекновий, но все равно он поступает сюда для очистки от пыли.

— Значит, надо выяснить, куда девается конечный продукт.

— Именно. И вряд ли это место находится далеко отсюда. — Я повернулся к Беркку. — Ты слышал, как Слэйки приказывал ныне покойному роботу куда-то его отнести?

— Должно быть, туда. — Он повернулся и показал за ряды пустых столов. В противоположном направлении от циклотрона.

— Пойдем глянем.

Мы пошли. Осторожно. Догадываясь, что поиски наши близятся к концу и вряд ли это может понравиться профессору Слэйки. Ему и не понравилось.

— В укрытие! — крикнул я за миг до того, как в воздухе перед нами материализовалось и заняло позицию огромное полевое орудие.

Оно выстрелило, и рядом со мной взорвался снаряд. Земля вздыбилась и отшвырнула меня в сторону, дождем посыпались шрапнель и осколки камней. Э, так нечестно! Даже боевые костюмы Койпу не спасут от прямого попадания артиллерийского снаряда. Пушка выстрелила, еще раз и исчезла.

— Поймал! — прозвучал в моем шлемофоне голос

Койпу. — Осадная пушка с дистанционным управлением. Я ее сбросил с большой высоты в адский вулкан. — Других нет?

— Пока не видно. Спасибо за своевременную поддержку.

Мы наступали. Приближались к громадному металлическому строению, похожему на крепость. Мне оно не понравилось, особенно когда в стенах открылись бойницы и из них вылезли стволы крупнокалиберных пулеметов. И принялись метать крупные пули.

— Профессор Койпу! — воззвал я.

Вокруг шлепались пули, попадали в нас, сбивали с ног и катили по каменному полу.

Профессор не оставил нас в беде. Между нами и цитаделью появилась бронированная самоходка и выстрелила еще до того, как грянулась оземь. Орудийный ствол неторопливо передвигался, и пулеметы Слэйки умолкали один за другим. Подавив сопротивление, пушка развернулась еще раз и проломила ворота крепости. Когда я проходил мимо самоходки, из люка вынырнула голова космического пехотинца, бравого капитана Гризли.

— Когда ворветесь, я буду прикрывать. Только кричите и показывайте, куда стрелять.

— Хорошо. — Я воздел над головой кулак, а затем указал вперед. — На приступ!

Мы ринулись в атаку. Подбежали к зияющей бреши на месте ворот.

— Гризли, вы меня слышите?

— Отлично слышу.

— Прежде чем мы войдем, дайте два-три выстрела.

— Никаких проблем.

«Два-три выстрела» для Гризли означали больше сотни. Похоже, ему было приказано не жалеть снарядов. Разрывы гремели все дальше и дальше — фугасы одну за другой сносили перегородки. Взрыв последнего крупнокалиберного снаряда показался хлопком детского пугача.

— Насквозь!

— Ну коли так, прекратить огонь. Мы входим. Если и ждали нас в крепости пушки и ловушки, то пережить стрельбу капитана Гризли им не удалось. Мы ощупью пробирались среди обломков. Наконец тьма начала рассеиваться вместе с дымом. Навстречу из неровной пробоины в стене лился свет. Мы подкрались с оружием на изготовку, выглянули.

— Ну разве не красота? — спросила Анжелина. — Похоже, мы добрались наконец до конца дороги.

ГЛАВА 28

Мы любовались прелестной райской долиной. Голубое небо, зеленая трава. Ласковый ветерок шевелил листву декоративных кустов и деревьев и наполнял наши ноздри благоуханием. На дне долины белые маленькие строения с черепичными крышами тонули среди цветов. По долине змеились тропинки, огибали клумбы и беседки. И все это великолепие окружало самую необыкновенную вещь, которую мне довелось увидеть в моей необыкновенной жизни. Черную матовую сферу диаметром не менее десяти метров. Безупречно гладкую и чистую. Гигантский восьмой бильярдный шар без семи остальных, бробдингнегский^[40] кегельный шар без отверстия для пальцев. Мы стояли и смотрели во все глаза.

— Разве ты не чувствуешь? — спросила Анжелина, протягивая руки к загадочному предмету. — Это непередаваемое ощущение, но оно мне знакомо. Именно это вещество мы искали в графитовой пыли.

Я сразу понял, что она имеет в виду. Невесомый вес, неподвижное движение, медленная быстрота. Женщины способны чувствовать крошечные дозы этого элемента, но здесь, в черной сфере, его были тонны. А в таких дозах его может ощущать даже мужчина.

— Уннильдекновий, — сказал я. — Вот где он скапливается. Вот для чего он нужен Слэйки. Он собирал вещество по крупицам, чтобы построить этот шар. Должно быть, на это ушли тысячелетия.

— Но зачем? — спросила Анжелина.

— Не знаю. Однако надеюсь, очень скоро мы это выясним. Взгляни.

Из-за колонн одной из построек вышел толстяк. Слэйки из белого храма, и никто иной. Он добрался до большого круглого стола, тяжело опустился на ближайший стул. Долго смотрел в землю, а затем поднял голову. Гневно посмотрев в нашу сторону, он махнул рукой — дал знак подойти.

— Это ловушка, — сказала Анжелина.

— Не думаю. Этот шар — святой Грааль Слэйки. Он столько сил ему отдал, так упорно и бесстрашно защищал. Но битва проиграна. Так что давай спустимся и послушаем, что он скажет.

Ни на миг не утрачивая бдительности, держа оружие наготове, мы спустились в долину — мирную, уютную и, несомненно, очень опасную. Чем ближе я подходил к Слэйки, тем спокойнее было у меня на душе. И вот я совсем рядом с ним, и остальные Слэйки уже не рискнут применить тяжелую артиллерию. Я опустился на соседний стул, снял ранец и положил на колени. Удобно облокотился на него и улыбнулся. Слэйки ощерился.

— Ребята, рассаживайтесь и приготовьтесь услышать занятную историю.

— ДиГриз, если б ты только знал, как я мечтаю тебя прикончить! Ты — главная моя ошибка. Если б я тебя сразу убил, ничего бы этого не случилось.

— Слэйки, что толку махать кулаками после драки? Никто не застрахован от ошибок, а ты их наделал больше чем достаточно. Но теперь все кончено, и ты это знаешь.

Он с огромным трудом держал себя в руках. Щеки покраснели, зубы скрежетали. Смотреть на это было одно удовольствие. Я расплылся в улыбке.

— Я знал, что в конце концов мы припрем тебя к стенке. Поэтому на всякий случай подстраховался. Вот это — для тебя. — Я взял ранец с колен и положил на стоя между нами.

Несколько секунд Слэйки оторопело разглядывал большой красный крест на белом фоне.

— Походная аптечка? Ты что, умом тронулся?

— Вовсе нет. Сейчас ты все поймешь. — Я протянул руку и сорвал наклейку с крестом. Под ней алел символ радиоактивной опасности. А под ним — надпись:

«АТОМНАЯ БОМБА (мощность десять мегатонн).

ОБРАЩАТЬСЯ БЕРЕЖНО! НЕ ДАВАТЬ ДЕТЯМ!»

— Всего лишь небольшая предосторожность. Только что я поставил ее на боевой взвод, и больше она от меня не зависит, хотя, сказать по правде, кнопка выглядит соблазнительно. Видите ли, у профессора Койпу есть другая кнопка, и он сейчас внимательно наблюдает за нами. Постарайтесь об этом не забывать.

— Ты не посмеешь…

— Еще как посмею. Я настроен очень решительно. Еще один нюанс, прежде чем мы закроем эту тему. Профессор Койпу, пора.

Перед уходом с базы у нас с Койпу был серьезный разговор. И я его убедил, что другого выхода нет. Необходимо остановить Слэйки во что бы то ни стало. Как только Анжелина, близнецы, Сивилла и Беркк исчезли, я улыбнулся с облегчением. Они снова на главной базе, я опасность им не грозит. Я помахал рукой.

— Милая Анжелина, прости, но эту работу я должен сделать сам. Если бы ты была рядом, у меня бы не хватило смелости, а теперь хватит. Я уверен, все выйдет, как задумано, но, если я все-таки не вернусь, помни, что я всегда любил тебя.

Я вскочил на ноги и похлопал ладонью по бомбе.

— Все, довольно сантиментов. Я вполне способен ненадолго забыть о любви и вспомнить о дикой ненависти. Ты — подлое чудовище, многоглавая гидра, наконец-то ты в моих руках! Слэйки, на этот раз тебе не сбежать, мы остались один на один, и для тебя все кончено!

— ДиГриз, мы могли бы договориться…

— Никаких сделок. Только безоговорочная капитуляция. И не зли меня, иначе я выйду из себя, стукну по кнопке и успокою тебя раз и навсегда.

— Погоди, ты же еще не выслушал мое предложение. А оно не из тех, от которых отказываются. Ведь я предлагаю тебе бессмертие. Ну что скажешь?

В чем-то он был прав. Очень заманчивое предложение. Но этот физик-шизик давно зарекомендовал себя пройдохой, каких поискать, и я не верил ни единому его слову.

— Ну что ж, профессор Слэйки, я даю вам шанс. Объясните. Попробуйте убедить. Может, я и соглашусь подумать.

— Энтропия, — начал Слэйки, машинально переходя на лекторский тон. — Тебе уже известно, это мое поприще. Но ты не знаешь, насколько далеко я продвинулся в этой области знаний, как широко раздвинул горизонты науки. Сначала была теория. Я математически исследовал трансурановые элементы. И обнаружил любопытное явление: чем выше атомное число, тем выше степень замедления энтропии. Хоть и очень слабо выраженная, закономерность проявлялась в каждом случае. И мне удалось вывести уравнения, которые показали, что у элемента номер сто девятнадцать обратная энтропия будет максимальной. И я не ошибся. Когда циклотрон произвел первую крупицу уннильдекновия, я ее почувствовал! И чем больше масса, тем ярче выражен эффект. — Слэйки поднялся на ноги. — Идем, я тебе покажу.

— Не возражаете, если я ее захвачу? — Я кивнул в сторону бомбы.

Он зашипел от злости.

— Я готов показать тебе врата в вечность, а ты все остришь.

Взяв себя в руки, он повернулся и направился к черному шару. Краем глаза я уловил движение в одном из белых строений и понял, что остальные Слэйки рядом. Наблюдают. Все ближе и ближе шар, и вот мы останавливаемся перед ним, и черная выпуклость затмевает собой небосвод.

— Дотронься, — прошептал Слэйки, поднимая руку и касаясь шара. После недолгих колебаний я дотронулся до матовой черной поверхности. Неописуемое, но восхитительное ощущение. Из тех, которые хочется запомнить на всю жизнь.

— Иди за мной.

Он двинулся вдоль шара, ведя по нему ладонью. Я шагал следом и тоже не отрывал от сферы руки. Впереди — беломраморная лестница в несколько ступенек. Слэйки нажал кнопку на ее боку, и над нами отошла кверху большая квадратная дверца люка. Мы поднялись по ступенькам и вошли.

Сфера была полой, стена в толщину достигала метра. И внутри шара невыразимое ощущение было еще невыразимей. Слэйки указал на ряд черных ячеек в центре шара, они напоминали гробы. Мы приблизились к ним и заглянули в крайний «гроб», в нем лежал довольно поджарый Слэйки, глаза были закрыты, грудь едва заметно поднималась и опускалась, и на ней лежала правая рука. Я узнал его. Однорукий. Впрочем…

Я наклонился и увидел крошечную розовую кисть. Ока росла из культи.

— Жизнь бесконечна! — закричал Слэйки, брызгая слюной. — Здесь я отдыхаю и набираюсь сил. Если я ранен, мое тело восстанавливается. И здесь, в окружении энтропии, повернутой вспять уннильдекновием, я молодею. Другие стареют, слабеют, впадают в маразм, а я с каждым днем все моложе, энергичнее и сообразительнее. И чем больше уннильдекновия в этой сфере, тем быстрее идет обратная энтропия. Теперь ты понимаешь, что я тебе предлагаю? Вечность. Переходи на мою сторону, Джим, и обретешь бессмертие. Одна из этих энтропийных ячеек будет твоей.

Да, от такого предложения отказаться непросто. Положа руку на сердце, у кого хватит хладнокровия сказать «нет», когда ему поднесут бессмертие на блюде?

Одного такого упрямца я знаю. Увы, далеко не всегда я поступаю так, как мне хочется. Гораздо чаще — как велит долг. Если бы я встал под знамена Слэйки, я бы уподобился этому негодяю и сам себя перестал уважать.

И все-таки, должен признаться, я колебался. Но своевременно вспомнил об Анжелине, которая дожидалась меня на главной базе Специального Корпуса, и собрал волю в кулак. Ценой невероятных усилий повернулся и медленно двинулся к выходу.

Нет, это не для меня. Не для одного меня. Но до чего же соблазнительно! А может, я бы согласился, будь рядом Анжелина? Но тогда надо будет договариваться и насчет мальчиков. Да и профессору Койпу мысль о вечной молодости наверняка придется по вкусу. И нашему мудрому боссу Инскиппу. Слэйки глазом не успеет моргнуть, как в его шарик набьется целая толпа народу.

Трудно, невероятно трудно было идти к лестнице. Не знаю, сколько времени я простоял у выхода. Не было сил шагнуть на верхнюю ступеньку. Чудом удалось наклониться вперед, потерять равновесие. Я упал, машинально сгруппировался и кувырком скатился на траву. И долго лежал, не шевелясь. Наконец вздохнул и встал. Наверху, в темном проеме, стоял Слэйки.

— Профессор, признаюсь как на духу: мне еще никто и никогда не делал такого заманчивого предложения.

— Ну еще бы. И ты его, конечно, принимаешь.

— По крайней мере, нам есть что обсудить. Давайте-ка сядем возле бомбы рядком и поговорим ладком.

Не буду лгать, что я боялся бомбы. Мне хотелось очутиться как можно дальше от искушения бессмертием.

— Поговорим? — Я похлопал по бомбе, и Слэйки угрюмо кивнул. — Я отвергаю ваше предложение. Большое спасибо, но нет, спасибо.

— Это невозможно! — выдавил он.

— Для вас — да. Но не для меня. Профессор, должно быть, тысячи людей легли костьми из-за вашей навязчивой идеи, из-за вашего патологического желания сохранить свою жалкую, бесполезную жизнь. Будь моя воля, я бы сейчас же, не сходя с этого места, покончил с нею. Со всеми ее отвратительными проявлениями. Вы даже не представляете, как мне хочется взорвать эту бомбу, но я слишком высоко ценю свою жизнь. Мне надо совершить еще уйму добрых дел, и я намерен жить долго и счастливо и по возможности не стареть. А теперь к делу. — Я склонился над бомбой и грозно наставил палец на Слэйки. — Вот наши условия. Вы больше никогда не будете добывать графит. Шахтеры вернутся к прежней, привычной жизни. Беркки воссоединятся. Женщины не будут гнуть спину над столами. Они отмоются от угольной пыли и возвратятся к своим мужьям и возлюбленным. Ваша лавочка закрывается. Имущество «Слэйки и Слэйки» идет с молотка.

— Я не…

— Молчать! Стройка парадиза замораживается, рабочие получают расчет. В валгалле — никаких пьянок и оргии. Не спорьте, профессор, у вас нет выбора. Вы прекратите религиозные аферы на всех планетах, и все ваши ипостаси соберутся здесь. И останетесь тут на веки вечные.

— Я этого не сделаю! — завопил он.

— Нет, вы это сделаете.

— Неужели думаешь, что я тебе поверю?

— А что еще остается?

— Ты все равно взорвешь бомбу!

— Только если вы нас к этому вынудите. Разве мы можем быть уверены, что кто-нибудь из вас не останется на воле и не попробует начать сызнова весь этот кошмар? Бомба — гарантия, что вы на это не осмелитесь. А мы не осмелимся ее взорвать, подозревая, что один из вас гуляет на свободе. Это парадокс, проблема без решения, начало без конца, как ваша обращенная вспять энтропия. Так что посидите здесь и подумайте.

Посоветуйтесь сами с собой. Ум — хорошо, а два — лучше, даже если они с одного конвейера. Это наше первое, последнее и единственное предложение. Я устало поднялся и потянулся.

— Профессор Койпу, заберите меня отсюда. У меня был очень трудный день.

ГЛАВА 29

— Их там не меньше пятидесяти. — Анжелина скривилась от отвращения.

— И все мерзавцы, как на подбор. Профессор, я вас умоляю, нажмите кнопочку, взорвите бомбу, и все мы будем крепче спать по ночам.

Мы сидели втроем и смотрели на экран постоянно действующего монитора. Койпу сокрушенно вздохнул и отрицательно покачал головой.

— Слишком рискованно. Достаточно одному из его «я» спрятаться на одной из миллионов планет в тысячах вселенных, чтобы все началось сначала.

— Но мы будем следить, наблюдать, бдить…

— Да, — произнес я с глубокой печалью, — все-таки жаль, что нельзя взорвать бомбу. Конечно, смерть Слэйки — ничто по сравнению со всеми его злодеяниями, но я бы не стал лить по нему слезы. Однако профессор прав. Может быть, Слэйки и псих, но он далеко не дурак. Если снова возьмется за старое, то на сей раз обойдется без фальшивых религий. Придумает что-нибудь похитрее, и мы не сможем его разоблачить. Найдет планету с подходящим климатом, с запасами графита и построит там фабрику. Будет работать подпольно, стараясь не вызвать подозрений, и в конце концов добьется своего. Ведь у него в запасе целая вечность. Ага, вот и они!

Мы едва успели заметить движение возле черного шара. Космические пехотинцы репетировали, наверное, тысячу раз, сократили необходимое время до трех секунд и в решающий момент полностью в него уложились. Двое огромных сержантов с лязгом припечатали к шару водородную мину, капитан Гризли саданул кулаком по кнопке, и они исчезли так же внезапно, как и появились. Рядом с Койпу вспыхнул экран, на нем показалось изображение Беркка.

— Готово, профессор. Фугас на боевом взводе, датчик действует исправно.

— Очень хорошо, спасибо. До связи.

Экран погас, и Койпу с облегчением вздохнул.

— Беркк — хороший техник. Я рад, что он решил служить в Корпусе. И его двойник. Они мне помогли сконструировать датчик, и теперь за сохранность уннильдекновия беспокоиться не стоит.

— Я что-то упустила? — спросила Анжелина.

— Да. Сегодня ночью меня замучила бессонница, а ты спала как убитая. Я пришел сюда и увидел профессора Койпу, он таращил на экран красные глаза и мучился над той же проблемой, которая не давала покоя и мне. Что, если…

— Какое именно «если» ты имеешь в виду?

— Что, если один из Слэйки гуляет на воле? Что, если он соорудит машину пространства-времени, достаточно мощную, чтобы перенести уннильдекновиевую сферу в другую вселенную? Тогда его братцы непременно сбегут снова и заварят кровавую кашу. И мы нашли выход из тупика. Взяли со склада водородную мину, дополнили молекулосвязью, и только что на твоих глазах бесстрашные десантники сделали ее неотъемлемой частью сферы.

— А еще, — сказал Койпу, — мы на ней установили датчик энтропийного размежевания. Если шар окажется в другой вселенной, там появится водородное облако.

— Но если Слэйки не украдет шар, — возразила Анжелина с несокрушимой женской логикой, — то будет преспокойно жить-поживать в своих многочисленных телах. И как вы намерены избавиться от этой вечной угрозы?

Мы с профессором хором тяжело вздохнули.

— Над этой проблемой трудятся наши эксперты, — сказал я. — Мы замаскировали ее под абстрактную головоломку и предложили всем философским кафедрам галактических университетов. Когда-нибудь в чьей-то светлой голове родится ответ. А до тех пор нам остается только наблюдать.

— Ага, до скончания века. Значит, оставляем правнукам в наследство головную боль?

Я не люблю, когда мне сыплют соль на раны, и всегда в таких случаях стараюсь сменить тему.

— Зато мы можем кое-что сделать для жертв Слэйки. Я имею в виду женщин из чистилища. Те из них, кто не нуждался в госпитализации, разлетелись по своим планетам. Им назначены пожизненные пенсии — в основном из средств, вырученных за имущество Слэйки, которое пошло с молотка. То же относится и к шахтерам, с одним-единственным исключением. Бубо отправлен в психиатрическую лечебницу для преступников, а уж там врачи посмотрят, можно его вылечить или нет.

— А как же те бедняги из ада? — спросила Анжелина. — Неужели мы их бросим на произвол судьбы?

— Ну что ты! Конечно, это задача посложнее, ведь они не могут покинуть ад. Но уже делается все возможное, чтобы жизнь не была им в тягость. Эту почетную миссию взяло на себя Межзвездное благотворительное общество. В ад уже отправились отряды добровольцев, они строят временные жилища с кондиционерами, оказывают медицинскую помощь, готовят бесплатный суп, барбекю, коктейли и тому подобное. Но скоро краснокожие братья по разуму перейдут на самообеспечение.

У Анжелины полезли вверх брови.

— На самообеспечение? В аду?

— Знаешь поговорку: «О вкусах не спорят»? Туристическая фирма «Отпуск в аду» уже отправила туда первую партию желающих снимать дикарей за деньги, жарить мясо на раскаленной лаве и трястись под гравитационными волнами. Страшновато, но не опасно. Чем не развлечение?

— Возмутительно. Надеюсь, всех этих туристов перестреляет и съест краснокожий дьявол Слэйки.

— Увы, этому не бывать. До него уже добрались туземцы. Им надоели его стрельба и крайний эгоизм.

— Вот молодцы! Я бы не стала их упрекать, если бы они зажарили всех его двойников. Чем не решение проблемы?

— Кстати, о проблемах. Профессор, меня давно беспокоят два вопроса. Зачем Слэйки понадобилось столько двойников? И как ему удалось размножиться?

Как всегда, у Койпу ответы были наготове.

— На первый вопрос ответ самоочевиден. Кому еще он мог доверять? Он желал вечной жизни только себе, а потому только сам и годился себе в соучастники. А о том, как он размножился, я узнал совершенно случайно. Помните, его машину пространства-времени мы получили вместе с набором координат различных вселенных. Только благодаря им я и нашел вас на Стекле и вернул обратно. Всякий раз, когда выдавалась свободная минутка, я ее тратил на изучение других вселенных. Но среди них попадались довольно жуткие. Чтобы не расходовать понапрасну время и средства, я сконструировал бронированный зонд и отправлял его измерять температуру, гравитацию, плотность и состав атмосферы — все, что полагается. Каково же было мое удивление, когда он вернулся из Двойников, — название, как вы понимаете, я выбрал не случайно, — вместе со своей точной копией! Довольно скоро мне удалось выяснить, что там удваивается частота всех видов излучения и точно так же удваивается любая побывавшая таи материя. Не правда ли, интересный феномен? Каждый раз, когда Слэйки нуждался в помощнике, он заскакивал во вселенную Двойников и возвращался со своим дублем. Между прочим, ты не первый задаешь мне этот вопрос.

— А кто первый?

— Я. — В дверном проеме лучезарно улыбалась Сивилла.. — Мистер и миссис диГриз, я больше не могу скрывать, что очень хочу называть вас мамой и папой. Я безумно влюблена в вашего сына и мечтаю выйти за него замуж.

— За которого? — спросила Анжелина.

— За обоих. — Два голоса слились в один. Сивилла вошла в лабораторию, за ней по пятам шагала ее точная копия. Я посмотрел на них и впервые в жизни утратил дар речи. Но Анжелину было гораздо труднее сбить с панталыку.

— Ты раздвоилась? Теперь у нас две Сивиллы?

— А что еще оставалось? — спросили они с несокрушимой женской логикой. — Я люблю ваших сыновей, а кто любит, тот обязательно что-нибудь придумает.

— Ты их еще не порадовала приятной новостью?

— Еще нет, — хором ответили Сивиллы. — Но я знаю, они тоже в меня влюблены. Женщины всегда это чувствуют. Но ваши сыновья слишком благородны, честны, отважны и порядочны, чтобы просить моей руки. Ведь она может достаться только одному, и тогда другой будет несчастен. Но этой проблемы больше не существует.

— Похоже на то, — кивнула Анжелина. Некоторые решения женщины принимают не умом, а сердцем. Это был как раз тот самый случай. — А ты, Джим, что скажешь?

— Скажу, что решать мальчикам. Она снова кивнула.

— Скоро они будут здесь, — дуэтом произнесли Сивиллы. — Я им позвонила…

В этот миг вошли Джеймс и Боливар. Я в жизни не видал такой уморительной немой сцены. Прежде чем близнецы вновь обрели способность двигаться и говорить, к каждому подошла Сивилла, обняла и горячо поцеловала. Ответный поцелуй не был холодней ни на градус.

— Люблю тебя, — прошептали Сивиллы. — Люблю всем сердцем. А ты меня любишь?

Как вы, наверное, уже поняли, это был чисто риторический вопрос. Улыбаясь до ушей, мы с Анжелиной взялись за руки, повернулись спиной к влюбленным парочкам и отошли в уголок — обсудить предстоящие свадьбы.

Мы поклялись себе и друг другу, что главная база Специального Корпуса запомнит их навсегда.

Я щелкнул пальцами. Робобар достал заиндевелую бутылку игристого вина, ловко откупорил двумя щупальцами, наполнил бокалы до краев и подал нам. Мы чокнулись.

— Не желаешь ли произнести тост? — спросил я.

— Конечно. За здоровье молодых. И пусть они живут долго и счастливо.

— Как мы с тобой, — сказал я.

— Да.

Мы поцеловались и осушили бокалы. За спиной Анжелины на экране виднелся чудовищный шар. Я отвернулся — не хотелось портить себе настроение в такой прекрасный день. И все-таки забыть о нем никак не удавалось. Ни мне, ни Анжелине.

— Сколько у нас денег в банке? — спросила она. — На циклотрон хватит?

— Мы и угольную шахту можем себе позволить. А почему ты спрашиваешь?

— Да так, есть одна мысль… насчет оригинального свадебного подарка.

Гаррисон Гари Стальная крыса на манеже

Глава 1

– Все, я выдохлась, – пожаловалась Анжелина. – Шутка ли – столько времени лупить по клавишам.

– Любовь моя, ты ведь не задаром лупишь. – Я оторвался от своей клавиатуры, зевнул, потянулся до хруста. – Меньше чем за два часа мы через брокеров выкачали с фондовой биржи свыше двухсот тысяч кредитов. Кто-то скажет, что это противозаконно. Пусть так, зато очень выгодно. Что до меня, то я предпочитаю считать это служением обществу. Я стимулирую оборот денег, снижаю уровень безработицы...

– О Господи, Джим! Оседлал любимого конька! Уши вянут.

– Не беспокойся. От того, что ты сейчас услышишь, они не завянут. Нам необходимо развеяться, и медлить с этим нельзя. Что скажешь насчет пикника на живописной поляне в Моншервудском лесу? Насчет шампанского?

– Идея прекрасная, но для пикника необходимо запастись продуктами и...

– Все схвачено. Есть и корзина, и все остальное – от икры до роковых яиц. Ждет в стазисном холодильнике. Нужно только забросить еду вкупе с неисчерпаемым запасом шипучего напитка в лодку на воздушной подушке – и вперед, навстречу развлечениям.

Сказано – сделано. Пока Анжелина выбирала наряд для пикника, я погрузил снедь и ящики с шампанским на борт лодки. При этом я напевал от счастья – еще бы не напевать, последнее время мы с Анжелиной вкалывали, как заправские трудоголики, и заслужили отдых. Бежать, бежать от прозы будней! Скорее сменить декорации! Укрыться под сенью ближайшей дубравы, в одном из редких зеленых уголков мучительно скучной планеты Усти-над-Лабам. Мой Бог, во что ее превратили аборигены! Куда ни кинь взор, он непременно упрется в сатанински мрачную фабрику с тупейшим компьютерным управлением.

Обворовывать такие – одно удовольствие. Что я и проделывал с неизменным успехом. С помощью передовой техники взламывания компьютерных защит я закинул хитрую программу в операционную систему преуспевающей брокерской конторы. Это позволило мне задерживать поступление информации на фондовую биржу. Для чего, спросите? Разумеется, чтобы покупать акции, пока на них не подскочили цены, а затем продавать с выгодой. Чистая работа!

Вдобавок это просто услуга с моей стороны здешним финансово-промышленным воротилам. Рано или поздно афера раскроется, и тогда, я уверен, газетная шумиха и веселая беготня полицейских натолкнут их на мысли о необходимости перемен. А то ведь только и слышишь: РАМ, РОМ, ПРОМ... Да, мы с Анжелиной в своем роде благотворители, скрашиваем унылое туземное житье-бытье. И почитай что даром. Ну, за чисто символическую плату.

Анжелина вышла из дома. и мы взмыли в небеса. Мощно ревел мотор, воздух стремительно обтекал корпус лодки, мы с женой взволнованно держались за руки, и прекрасное средство передвижения уносило нас все выше и выше.

– Как чудесно! – воскликнула Анжелина.

– Merda! – прорычал я, потому что пульт забибикал, заполыхал лампочкой предупреждения об атаке. Так и есть – прямо на нас пикировал полицейский крейсер. Я врубил форсаж.

– Пожалуйста, милый, не надо! – Анжелина ласково положила ладонь мне на запястье. – Не будем портить такой день головокружительными гонками. Давай остановимся, улыбнемся славным блюстителям правопорядка. Если не хочешь улыбаться, предоставь это мне, а ты только заплатишь штраф. Я очарую легавых, ты их подмажешь, и мы со спокойной совестью полетим дальше.

Мысль показалась мне здравой. И верно, к чему лишние проблемы, особенно в такой славный денек? Я для порядка театрально вздохнул и с превеликим облегчением сбросил скорость.

Полицейский крейсер открыл огонь из носовых орудий.

Все стремительно завертелось. Я ударил по рычагу ускорения, дал полный назад. Пушки промазали, а я – нет. Лодка описала мертвую петлю, и я снес крейсеру хвост. И отпрянул что было тяги на тот случай, если за крейсером идет ведомый. Когда подбитый корабль ринулся вниз, я присмотрелся к нему. Иллюминаторов не было. Следовательно, не было и пассажиров. – Роботы-полицейские! – Я довольно фыркнул. – Прекрасно. Не надо задерживаться и щадить их жизнь, потому что они таковой не располагают. На свалку металлолома, и вся недолга!

Настало время вспомнить веселые деньки, когда имя Джима ди Гриза гремело на всю галактику. Я набрал высоту, а затем ринулся вниз с пятикратной перегрузкой – стая полицейских крейсеров появилась слишком неожиданно. Когда они пристроились мне в хвост, я дал задний ход. Анжелина, не теряя времени, приготовила к бою оружие и защиту и, пока крейсеры проносились мимо, ухитрилась сбить троих. Я не летаю безоружным даже в небе самых мирных планет. Наша уютная лодочка безобидна только с виду. Однако дело принимало неважнецкий оборот.

Нас чудовищно превосходили в численности и огневой мощи.

– И снаряды на исходе, – предупредила Анжелина, словно прочла мои безотрадные мысли.

– Меняем маршрут! – крикнул я, падая на зеленый лес. – Хватай “энзэ” и готовься к жесткой посадке!

Мы пронеслись на бреющем над скалистой грядой, нырнули в долину и зависли над самой землей под деревьями. Анжелина распахнула дверцу вибрирующей лодки, сбросила ранец и спрыгнула в тот самый момент, когда я нажал на кнопку двухсекундного замедления. Сам я слишком замешкался и, прыгая, получил дверцей по каблуку. Пришлось делать сальто с выходом на плечи, а потом лежать пластом почти без чувств. – Мой герой! – Дражайшая супруга погладила меня по щеке и чмокнула в лоб. – Надо пошевеливаться.

Надо – значит надо. Она подхватила ранец и грациозно – не то что я – скользнула под прикрытие кустов. В небесах грохотала канонада, наша верная лодка защищалась изо всех своих робосил. Увы, вскоре чудовищной силы взрыв положил конец пальбе.

– Прощайте, шампанское с икрой, – произнесла Анжелина таким ледяным тоном, что у меня резко понизилась температура.

– В этом году пожертвований на праздничный зал легавые не получат, – зловеще поклялся я.

Моя боевая подруга вмиг повеселела, рассмеялась и ласково сжала мне руку. Смертоносный холод сгинул без следа.

– Надо запутать след, – сказал я. – Пока полиция не выяснила, что сражалась с робопилотом.

– Ничего не надо запутывать, – возразила Анжелина. – Мы с тобой под большим красивым деревом. Нас нельзя заметить с воздуха, даже, надеюсь, в инфракрасном спектре. Если роботы заподозрят, что лодке пуста, они будут искать нас по ее траектории.

– Безупречная логика, – признал я, роясь в спасательных ранцах. Винтовки, гранаты – все, что необходимо для выживания. – Позволь слегка дополнить цепочку твоих рассуждений и задать вопрос: с какой стати полиции вздумалось нас расстрелять?

– Ума не приложу. Для местных властей мы самые обыкновенные туристы, для развлечения играем на рынке ценных бумаг. Иногда теряем, иногда...

– Но гораздо чаще приобретаем.

– Что это? – спросила она, когда я вынул из кармашка на поясе серебристую флягу.

– Коктейль “Веселый бармен”. Действует мгновенно. Купил на распродаже. – Я отвинтил колпачок, на ладонь упали две пластмассовые стопки. Зашипело, ладонь ощутила холод – во фляге конденсировалась жидкость. Я протянул Анжелине полную искристого напитка стопку. Под воздействием “Веселого бармена” серые кружки на дне стаканчиков молниеносно превратились в дольки фруктов. Мы сняли пробу.

– Недурно. – Я облизнулся и подстегнул мозги. – Этих роботов не арестовать нас послали, а прикончить. Мы где-то дали маху?

– Похоже на то. По-моему, надо выбраться из леса и разузнать, кто нас так невзлюбил и за какие грехи.

– И. мы, конечно, не можем позвонить в полицию и спросить, почему стражи закона лупят из пушек по мирным туристам? Не можем?

– Не можем. Но я придумала более тонкий ход. Свяжись с Джеймсом и усади его за компьютер. Пускай побьется с нашей проблемой. Он здесь, он занят компьютерным бизнесом, он умеет добывать информацию.

– Отличная мысль. Заодно попросим забрать нас отсюда, а то возвращаться пешком из такой дали мне почему-то не хочется.

Мы осушили стопки, и я взвалил ранцы на спину. В небе разлилась тишина, лишь насекомые жужжали, да где-то вдалеке перекликались птицы. Мы двигались, избегая открытых мест и напрягая слух. Однако ничто не выдавало близости полицейского флота. Я улыбнулся. Затем помрачнел – над головой зарокотал мотор.

– Возможно, это всего лишь местный житель, кряжистый лесовик. Летит куда-то по своим лесным делам.

– Будем надеяться. – Анжелина кивнула. – Хотя, кто бы это ни был, он приближается, и быстро. Если это по нашу душу, я буду вынуждена признать) что такая бурная деятельность и пристальное внимание чрезмерны для рядового дорожного происшествия.

– Вынужден согласиться. Выйти с нами на связь никто не пытается. Только палят. Кому-то мы нужнее мертвые, чем живые.

Я нахмурился: Анжелина раскрыла ранец и достала громадный пистолет.

– Но нас не так-то легко одолеть, согласись.

Я согласился. Мы разбили бронированному полицейскому крейсеру гусеницы, но, и обездвиженный, он яростно сражался. Пригибаясь, мы подобрались вплотную – на таком расстоянии он уже не мог навести на нас скорострельные пушки. Я запрыгнул на корпус, распахнул люк, бросил две сонные капсулы. Затем осторожно заглянул в кабину.

– Очень интересно. – Я вернулся к Анжелине. – Никого нет дома. Из чего вытекает: эта штуковина, как и те, что нас преследовали, – робот с дистанционным управлением.

– Но кто же ее на нас науськал?

– Да кто бы ни науськал, он враг. Вдали за деревьями загудели моторы, и мы бросились в противоположном направлении, в гущу леса. Выбор оказался не самым удачным – вскоре машины загудели впереди.

– Выслеживают датчиками, так что беготней мы только выдаем себя. Лучше останемся здесь, и будь что будет. Захватим с собой на тот свет как можно больше машин.

– А мне казалось, что убивать или калечить людей – против законов роботехники.

– Похоже, законы отменены. Оружие к бою – противник атакует!

Не буду лгать, что я не испытывал угрызений совести, превращая полицейских в металлолом. Но все же эти угрызения были не столь мучительны, чтобы отравить мне удовольствие. Однако силы оказались слишком неравными. На смену разбитым машинам появлялись новые, а наш боезапас неуклонно таял.

– У меня последняя граната, – предупредила Анжелина, взорвав танк на воздушной подушке.

– А у меня последняя пуля, посетовал я, выведя из строя робоцикл. – Мне было с тобой хорошо.

– Чепуха! Джим, не сдавайся. Ты же никогда не сдавался.

– Ты это знаешь, а они – нет.

Я вышел на открытое место, замахал носовым платком и продемонстрировал окружившим нас робофараонам, что безоружен.

– Мир, пакс, капитуляция. Довольны?

– Недовольны, – ответил вооруженный до зубов робот с сержантскими полосками на манипуляторе и злобной иронией в механическом голосе. И поднял раскаленный докрасна огнемет.

Я разнес его вдребезги выстрелом из спрятанной в паху пушечки.

Неужели конец? Неужели нам суждено лечь в землю этой убогой планетки, затерявшейся на задворках галактики?

Окружавшие нас танки, робоциклы и прочие военные сооружения с грохотом двинулись вперед, их оружие зловеще колыхалось и вибрировало. На мою руку легла ладонь Анжелины. Я обдумывал последнюю свою атаку – сейчас ринусь в самую гущу этих железных душегубов, и пусть я погибну, лишь бы дать обожаемой спутнице жизни малейший шанс прорваться. Но в тот самый миг, когда я напряг мышцы, чтобы броситься вперед, за деревьями раскатился голос.

– Вы показали себя очень неплохо, снисходительно заявил, выбираясь на полянку, его щеголеватый владелец. Он был при полном параде: вечерний костюм, черная мантия, сколотая алмазной брошью, трость с алмазным набалдашником.

Это было уже слишком. Я услышал жуткий первобытный клокочущий рев и запоздало сообразил, что он рвется из моего горла. И выпустил последний – на этот раз и в самом деле последний – снаряд из пушечки.

Была вспышка, и был грохот.

Перед самым носом у франта. Взрыв не причинил ему ни малейшего вреда – силовое поле, генерируемое тростью, защищало надежно.

– Спокойствие, спокойствие, – изрек он, зевая и прикрывая рот ладонью. Эбеновая трость небрежно описала дугу, и весь самодвижущийся арсенал с громыханием и лязгом скрылся в лесу.

– Вы не из полиции, – заключила Анжелина.

– Миссис ди Гриз, вы абсолютно правы. Зато мои слуги, взявшие вас в плен, – из полиции. Или, точнее, мои служащие. Вынужден признать, их ряды значительно поредели.

– Крепитесь, – сказал я. – И позвоните в страховую компанию. Но не забывайте: это вы начали.

– Вы правы, начал я и вполне доволен результатом. Из многих источников я слышал, что вы – лучший джентльмен... и, разумеется, лучшая леди из тех, кто подвизается на определенном поприще. В это верилось с трудом, но теперь я убедился. Да, впечатляющая работа. Настолько впечатляющая, что я готов предложить вам контракт.

– Не нанимаюсь. Вы кто?

– О, думаю, мне вы все-таки не откажете. Позвольте представиться: Имперетрикс фон Кайзер-Царский. Зовите меня просто Кайзи.

– До свидания, Кайзи. – Усмехаясь, я взял Анжелину за руку и повернулся кругом.

– Миллион кредитов в день. Плюс издержки.

– Два миллиона.

Я повернулся к нему. Ухмылки как не бывало.

– По рукам. Обе стороны подпишут договор.

Он вынул из трости разукрашенный золотом лист бумаги и вручил мне. Анжелина встала на цыпочки, заглядывая в документ через мое плечо.

– Что-нибудь не так? – спросил Кайзи.

– Все так, – ответил я. – Мы берем на себя обязательство выполнить порученную работу за согласованный гонорар. Сумма выплачивается частями, ежедневно, путем перевода денег на мой счет. Превосходно. Но тут нигде не сказано, чего вы от нас хотите.

Кайзи глубоко вздохнул и вновь коснулся рукой трости. Она раскрылась, превратилась в удобное складное кресло, в которое наш собеседник вальяжно уселся.

– Прежде всего, вам следует войти в мое положение, уяснить, кто я и что из себя представляю. Моего имени вы, разумеется, раньше не слышали, потому что до сего дня это не входило в мои планы. Я старался не привлекать к своей персоне внимания жуликов с загребущими лапами. Видите ли, ваш покорный слуга – один из самых богатых людей в галактике. – Губы его чуть тронула улыбка – несомненно, он вспомнил о своих сокровищах. – Вероятно, я еще и абсолютный чемпион среди долгожителей. В последний разя пытался сосчитать свои годы, кажется, сорок тысяч лет назад, плюс-минус тысячелетие-другое. Как вы сами, несомненно, знаете, с веками память уже не та. Я был ученым... то есть, я полагаю, что был ученым. А может быть, нанимал ученого. Иными словами, я первым в галактике получил средство для долголетия. И, разумеется, оставил его себе. А потом усовершенствовал. На сколько я выгляжу, по-вашему?

Он приподнял и повернул голову. Ни двойного подбородка. Ни “гусиных лапок” у глаз. Ни седины на висках.

– Сорок я бы, пожалуй, дала.

– Веков?

– Годков. – Вы очень любезны. Так вот, тысячелетие за тысячелетием я копил деньги, движимое и недвижимое имущество. Чтобы мой капитал неуклонно рос, хватило бы одних инвестиций под сложные проценты. Но это было бы слишком скучно, а скуку я ненавижу больше всего на свете. Чтобы не ощущать бремени прожитых лет, я охочусь за развлечениями. Чего я только не испробовал! По мере того как росло мое состояние, я покупал целые созвездия. Между прочим, сейчас, чтобы коллекция не выглядела слишком однообразной, я выторговываю спиральную галактику – вдруг да пригодится когда-нибудь. В числе моих последних приобретений – несколько черных дыр. Но, боюсь, я их скоро сбуду с рук. Скучища. Увидел одну черную дыру – считай, что увидел все.

Он достал из нагрудного кармана носовой платок, легонько дотронулся до губ, вернул на место. Не хватает последнего атома до полной молекулы, подумал я. И, поймав взгляд Анжелины, прочел в нем ту же мысль.

– Однако сейчас передо мною стоит более сложная проблема, нежели скука, и ее необходимо срочно решить. Тут не обойтись без вашей помощи.

– Три миллиона в день.

Моя подозрительность быстро уступала жадности.

– Согласен. – Он подавил зевок. – Итак, проблема в том, что меня систематически обворовывают. Некоему мошеннику или шайке мошенников удается проникать в мои банки. В каком бы краю галактики они ни находились. И успешно их обчищать. И если мне случается приобрести банк – к примеру, “Первый межзвездный банк вдов и сирот”, – они обчищают его до последнего кредита. И это плохо сказывается на моих отношениях с клиентами. На миллионах клиентов с миллиардами кредитов. Как вы понимаете, в подобной ситуации любой на моем месте был бы весьма огорчен. Вы, джентльмен Джим ди Гриз, должны мобилизовать все свои нержавеющие стальные таланты, чтобы положить конец воровству и разоблачить преступников. Я открыл было рот, но Кайзи поднял трость и устало вздохнул.

– Знаю, знаю, не тратьте слов. Четыре миллиона в день, и торг окончен. О, если б вы только знали, как мне наскучил бизнес!

– Вы посвятите меня во все подробности предыдущих краж, – сказал я. – И дадите список банков, где храните деньги, а также банков, которые вам принадлежат.

– Уже сделано. Всю информацию найдете в вашем компьютере.

– Вы очень уверены в себе, не правда ли?

– О да.

– И не теряете времени даром.

– Приходится. Да и вам не грехпоработать споpo – за такие-то деньги. Я из тех, кто на вопрос: “Когда надо сделать?” – всегда отвечает: “Вчера”. Может быть, вас подвезти? Чтобы не теряли времени?

– Какая любезность, – процедила Анжелина. – Особенно после того, что вы сделали с нашей воздушной лодкой. И с корзиной для пикника.

– Деньги в размере стоимости поврежденного транспортного средства уже переведены на совершенно секретный, никому не известный счет в “Банке ди Наполи”. И в качестве некоторой компенсации за причиненные неудобства прошу вас быть моими гостями на сегодняшнем приеме в “Зале Пепельного Света”. Просто скажите метрдотелю, что счет оплатит Кайзи. Отужинаете, как никогда в жизни.

На полянку бесшумно спустился “Роллс-Ройс” на воздушной подушке. Отворилась дверца.

– Миссис ди Гриз, после вас. А можно вас звать Анжелиной? Не сочтете меня нахалом?

– О чем речь? – снисходительно улыбнулась она, изящно поднимаясь по трапу. – За те деньги, что вы заплатите моему мужу, зовите меня как хотите.

Глава 2

Кайзи держал слово. Обещанная сумма легла в “Банко ди Наполи” на мой счет. И это несмотря на то, что я считал его совершенно секретным, ни единой душе не известным. Похоже, Кайзи и в самом деле неплохо разбирался в банках и банковских операциях.

Необходимо учесть это. Я мысленно завязал узелок на память – надо подыскать новый, куда более секретный банк. А также нетрадиционный и абсолютно безопасный способ перевести все мои средства из финансового учреждения, чьими услугами я пользуюсь сейчас. Уж если Кайзи без всяких хлопот положил кредиты на мои счет, нет сомнении, что выкачать их оттуда ему тоже труда не составит.

Включая компьютер, я содрогался. Кайзи напихал в него столько информации о своих банках и банковских счетах, что из кластеров вываливались биты и байты, а с экрана сыпались пиксели.

– Тебе понадобится гораздо больше компьютерной памяти.

Анжелина хмурилась, разглядывая электронный хаос.

– Чувствую, что и компьютеров понадобится гораздо больше. Ведь нам нужен доступ не только к этим данным. Скажи, мне не изменяет память – наш дорогой сынишка Джеймс рассказывал о суперкомпьютере собственного изобретения, но я был занят другими делами и все пропустил мимо ушей?

– Удивлена, что хоть это помнишь. Ты тогда сразу уснул.

– Не сомневаюсь, в том виноваты выпивка и закуска.

– А я сомневаюсь. Ты, засыпая, бормотал что-то об идеях, которые твоим мозгам не переварить.

– Ну, виноват! Ну, каюсь. Да, ты права. Я превосходно помню этап компьютерного энтузиазма в моей юности, но те дни уже давно позади. Сейчас, видя перед собой умную машину, я интересуюсь только одним: где у нее выключатель.

– Наши компьютерные проблемы Джеймс возьмет на себя.

С такой незыблемой верой в способности человека может говорить только его родная мать.

Но эта уверенность имела под собой почву. Если бы не трудолюбие и незаурядный ум Джеймса и его брата-близнеца Боливара, наша недавняя беготня по параллельным галактикам вполне могла бы закончиться катастрофой. Тогда Анжелина побывала в раю, а я, в свою очередь, посетил ад. Или местечко, очень похожее на преисподнюю. Немало мы помучились, пока не разобрались со временем и пространством и не ухватили за хвост многоликого черта, наломавшего дров во множестве миров. Да, без помощи наших славных мальчиков мы бы не справились. И хотя не всегда нам сопутствовал успех в геройской, пусть и нерегулярной, борьбе за очищение вселенной от скверны, в тот раз все закончилось благополучно. Венцом отчаянного предприятия стала двойная свадьба. Близнецы влюбились в некую Сивиллу, лучшего агента Специального Корпуса. Она была столь же красива, сколь и умна, и это ей удалось разрубить гордиев узел проблем, которые иначе неизбежно привели бы к ревности и соперничеству. У машины профессора Койпу, с помощью которой мы скакали по вселенным, оказался любопытный побочный эффект: дублирование при переходах. Иными словами, если некто отправлялся в параллельный мир, у него или у нее появлялся двойник. То есть некто становился одним в двух лицах. Или два лица в одном. Это не очень легко усваивается, зато здорово помогает, когда двое мужчин обожают одну и ту же женщину, а она любит обоих. Сивилла, натура целеустремленная, отправилась в параллельный мир, а вернулись оттуда две Сивиллы. Вопрос, кто из них “второе я”, они решили, подбросив монетку. Свадьбу мы закатили на славу. Одно удовольствие было смотреть, как Сивилла с радостью выходит замуж за Джеймса, а счастливая Сивилла отдает руку и сердце Боливару. Чем не идеальное решение труднейшей головоломки?

– Надо поговорить с Джеймсом, – сказала Анжелина. – Пускай разберется с компьютером.

– Надо – значит надо.

Я потянулся к телефону.

На унылой планете Усти-над-Лабам мы очутились не случайно. Когда Джеймс обнаружил, что Сивилла разделяет его увлечение нанотехнологией, они отправились сюда – утилизировать ноу-хау этой планеты. Время от времени они сообщали нам о своих успехах. Похоже, дело шло как по маслу, и денежки вместо того, чтобы безудержно растекаться, начали уверенно притекать. Поэтому, когда мы искали подходящее местечко для операции по увеличению капитала, выбор Усти-над-Лабам выглядел вполне оправданным.

“Будет вполне логичным, – говорила тогда Анжелина, – нанести молодым визит, а заодно провернуть новую финансовую аферу. У меня такое впечатление, что на этой планете циркулирует изрядная денежная масса”.

“Так-то оно так, – добавил я, листая рекламный буклет планетарного туристического бюро, – но, если читать между строк, понятно, что планетка не Бог весть какая развеселая. На турбазах запрещены азартные игры. Хорошо, хоть алкогольные напитки не под запретом, но бьюсь об заклад: власти об этом подумывают” .

“Джим ди Гриз, ты превращаешься в старого брюзгу. Мы летим навестить нашего сына и невестку. И заработать кучу денег. Если и правда там смертная тоска, прямиком махнем на планету, где можно гульнуть на славу”.

И мы перебрались на Усти-над-Лабам. Надо сказать, все оказалось не так уж плохо. Закон запрещал азартные игры, однако в подполье они цвели пышным цветом. Я с детства увлекался карточными фокусами и со временем стал неплохим каталой. Катала – это спец по карточным манипуляциям, он вполне уместен на эстраде и хорош за покерным столом. Когда мне надоела фондовая биржа, я облюбовал несколько злачных местечек, где играли по-крупному, и никогда не оставался внакладе.

Анжелина тоже не скучала. Она (как, впрочем, и я) с удовольствием посещала Джеймса и его жену.

Каждый такой визит непременно служил поводом для вечеринки. Мы праздновали мои картежные успехи в лучших ресторанах.

Если это было прекрасно, то все прочее оставляло желать лучшего. Я имею в виду наше временное пристанище – унылый мирок. Должно быть, его породила сверхновая. Литосфера была перенасыщена тяжелыми металлами, вполне пригодными для копирования компьютерных полупроводников. Я уже не говорю о широчайших полях чистого кремния, из которого изготовляются сами проводники. Недаром в Силиконовое ущелье валом валят компьютерные фабриканты, а за ними тянутся чокнутые программисты и прочая шушера, зарабатывающая свой кусок хлеба в промышленности высоких технологий.

Мы не собирались там застревать, но обнаружили, что отвратительно организованный фондовый рынок вполне годится на роль дойной коровы. И задержались. Пожалуй, даже слишком. Следует признать, Кайзи объявился весьма кстати. Нас приободрила перспектива в ближайшем будущем покинуть этот малопривлекательный мир.

– Я им позвоню.

Анжелина назвала номер.

– Соединяю, – откликнулся телефонный аппарат. Он не бросал слов на ветер – через секунду я услышал гудок.

– “Нанотехтрик”. Чем можем служить? – прозвучал елейный компьютерный голос.

– Я хочу поговорить с боссом.

– Кто ее спрашивает?

– Славная девочка. – Анжелина всегда горой стояла за женские права.

– Не ее, а его. Это его отец Джеймс.

– Грррк. – Компьютер отключился.

– Папа, здравствуй, рад тебя слышать. Что-то ты давно не звонил.

– Очень давно. Столько работы – не до забав. Вот и сейчас – прежде всего о деле. Мы с Анжелиной решили кое-что расследовать, и нам нужен мощный компьютер. Желательно, величиной не с дом, не из тех машин, для которых требуется электрический кабель толщиной с твою руку.

– Ты только что описал наш “Нанотехтрик шестьдесят восемь икс”. Сейчас же доставлю.

– Остаюсь в неоплатном долгу.

Я отсоединился.

Загудел дверной звонок.

– Я открою, – сказала Анжелина.

Через несколько секунд снова послышался ее голос:

– Джеймс! Какой приятный сюрприз! Входи.

Когда мой сын говорит: “ Сейчас же”, это означает “сейчас же”.

– Твой звонок застал меня в вертолете. “Шестьдесят восьмой” был при мне, а я был совсем рядом.

Он держал в руке видавший виды кожаный чемодан. После усаживания, поцелуев и рукопожатий я подозрительно глянул на Джеймсову ношу.

– Решил попутешествовать?

– Это “Шестьдесят восемь икс”, наша последняя модель.

Он положил чемодан на стол и щелкнул замками. Откинулась крышка с экраном, выскочила клавиатура. Я посмотрел на компьютер с сомнением, а сын рассмеялся.

– Это же первая действующая модель. Мы втиснули ее в чемодан, но со временем обеспечим потрясный дизайн. А для полевых испытаний чемодан – самое то.

Он любовно похлопал по обшарпанной коже.

– Превосходная работа в параллельном режиме. Процессор обращается к дистрибутивным источникам, а через них – к информации, распределенной по высокоскоростным сетям, чем достигается невероятная скорость. И практически неизмеримая. В пределах нескольких терафлопов. – Терафлоп? Что за диво? Падение на землю?

– Один терафлоп – это триллион вычислений в секунду. Так что, сам видишь, этому малышу место в высшей лиге. Немаловажно и то, что вся его память – на нанооснове. Мы изобрели и запатентовали молекулярную нанопамять. В ней ряды молекул двигаются тем или иным путем, за счет чего и осуществляется запись информации. Я продемонстрирую. Можно у тебя скопировать какую-нибудь базу данных?

– Да мне их просто девать некуда, данные эти. Посмотри в файле “КАЙЗИ”.

Напевая под нос, Джеймс соединил системные блоки и нажал клавишу. Раздался треск, у меня на затылке вздыбились волосы. Джеймс посмотрел на экран и улыбнулся.

– Готово. И задействована, между прочим, всего сотая доля памяти моей машинки. Что ты хочешь сделать с этой информацией?

Я рассказал о наших приключениях в лесу и о проблемах Кайзи. Джеймс понимающе кивнул, его пальцы запорхали над клавиатурой. Когда я упомянул о сегодняшнем переводе на мой банковский счет, Джеймс улыбнулся. Услышав, с какой легкостью работодатель нашел этот счет, он задумчиво покачал головой.

– С этим придется что-то делать. Подыскать надежную кубышку для твоих кровных.

Он откинулся па спинку кресла и хрустел суставами пальцев, пока экран задумчиво вспыхивал и потрескивал.

– Я включил программу поиска, – объяснил мой сын. – Вернее, сейчас в нервной компьютерной системе действует великое множество программ. Нм придется перелопатить гору материала. Сейчас мы в межзвездной сети высматриваем каждую деталь каждого происшествия в каждом городе, где имела место кража. А также все подробности всех происшествий до и после того дня, когда был ограблен тот или иной банк. Потом компьютер сравнит данные. И если, к примеру, какой-нибудь космический лайнер прилетал в каждый из этих городов ровно за день до ограбления...

– То жулики, считай, у нас в руках. Найдем звездолет, найдем и преступников. – Легче сказать, чем сделать. Ведь это всего лишь условный пример. Мне кажется, найти настоящие следы будет гораздо трудней. Но давайте сначала соберем все факты, а потом попробуем их сопоставить. Пускай компьютер поработает спокойно – ему нужно время. А мы пока откупорим бутылку шампанского и обмоем вашу новую работу. И первое серьезное испытание моего “Шестьдесят восьмого икс”.

Он и договорить не успел, как Анжелина внесла бутылку и бокалы. Мы тяпнули. Через секунду появилась Сивилла, и стало еще веселей. Только Джеймс, попивая шампанское, не забывал о деле.

– Папа, – спросил он, – что ты знаешь о банках?

– Что в них лежат деньги, – жизнерадостно ответил я.

– Я имею в виду нечто более конкретное. Что тебе известно о фидуциарных фондах, процентных отчислениях с оборота, кредитовании частных предприятий, краткосрочных инвестициях, казначейских векселях и сертификации вкладов?

– К счастью, ничего. Предпочитаю старый добрый чистоган.

– Согласен. Но, поскольку мы с Сивиллой организовали собственное предприятие, я был вынужден окунуть палец ноги в золотые финансовые воды и нашел их весьма многообещающими в плане прибыли. Но я в этом деле всего лишь любитель. Чтобы вывести на чистую воду жуликов такого калибра, как те, что залезли в карман к Кайзи, нам не обойтись без помощи специалиста по банковской системе.

– Я считаю, эта задачка как раз для Боливара, – сказала Сивилла.

Она прислушалась к разговору, пока Анжелина ходила за новой бутылкой шипучего вина.

У меня взлетели брови.

– Но он же далеко! Дарит свой неисчерпаемый энтузиазм лунной геологии! И во всех его подвигах рядом с ним – Сивилла. Как я полагаю, она разделяет его пристрастие к жизни на границе.

– Все верно, но твои сведения слегка устарели. Мы поддерживаем тесный контакт, и я чувствую все, что чувствует она. Ведь она – это я. И хотя Сивилла не из тех, кто жалуется на обстоятельства, я прекрасно понимаю, что многодневная жизнь в скафандре плохо сказывается на прическе. Не говоря о личной гигиене. Мы обсуждали альтернативные ситуации, которые могут сделать необходимым краткосрочный отдых от прелестей безвоздушного пространства и свободного падения. Как и я, Сивилла живо интересуется историей живописи, археологией и, что весьма кстати, банковским делом. Для меня в перерывах между заданиями Специального Корпуса фидуциарная экономика стала чем-то вроде хобби. Сюда немножко вложишь, там перехватишь контрольный пакетик акций и изымешь оборотные фонды... Как вы понимаете, исключительно развлечения ради. Но у меня прочный банковский баланс, а тут еще такое совпадение... ты заинтересовался финансами.

– Я ими всегда интересовался, – скромно возразил я.

Она рассмеялась.

– Я имею в виду интерес несколько иного рода. Скажи, если вы с Анжелиной ничего не вложили в здешнюю экономику, как вам удается получать дивиденды?

– Намек ясен.

– Возможно, это не просто совпадение. Грядущие события бросают перед собою тень. В последний раз мы с Сивиллой говорили о том, как ей недостает старой доброй игры на фондовой бирже. А также... о, неужели я посмею это сказать?! – о жизни в тысячу раз привлекательнее, чем изучение лун. Хоть чуточку другого! Уверена, если бы Боливар занялся банковскими операциями, он бы непременно увлекся. И тогда Сивилла с огромной радостью поделилась бы с ним глубокими познаниями в этой области.

– Ты веришь, что ему понравится эта идея?

– Конечно, понравится, – хором ответили Сивилла и Анжелина.

Я понял, что вторая Сивилла тоже участвует в сговоре. И Боливар, конечно, уступит. Шутка ли – один против троих? У него ни малейшего шанса.

– Я все устрою, – вызвалась Сивилла. – На одной очень гостеприимной планете Элизиум есть филиал “Банко Куэрпо Эспесиаль”. Мало кому известно, что владеет и управляет этим банком Специальный Корпус. Если все решено, можем отряхнуть с наших ног пыль Усти-над-Лабам и отправиться на Элизиум. Будет настоящий семейный сбор. Там мы продолжим компьютерный поиск, а я помогу Сивилле и Боливару освоить новую профессию.

– Бедный Боливар, тяжело вздохнул Джеймс и тотчас был вынужден поднять бокал, чтобы укрыться от убийственных взглядов. Когда мы наконец связались с Боливаром и Сивиллой, на моем сыне лица не было. Но поделать он ничего не мог, разве что корчиться на крючке.

– А ведь я был так близок к прорыву в области тектонической гравиметрии и фотонной интерференции!

– Звучит восхитительно, – сказала Анжелина. Когда соберемся на Элизиуме, обязательно расскажешь во всех подробностях.

– Но не слишком распинайся, потому что за несколько недель тебе необходимо разобраться во всех деталях банковского бизнеса, – заметила Сивилла. Очевидно, она слегка жалела мужа. – И не забывай: банки – это где деньги лежат.

– Верно. – Он явно приободрился. – Чтобы довести исследования до конца, мне понадобится дополнительное финансирование. – И еще бодрее: – Мы давненько не собирались всей семьей. Нет худа без добра.

– И необезвоженная пища! – поспешила развить успех Сивилла. – А еще мы устроим бал. Так закончился мой первый день на новой работе. На следующее утро, проснувшись, я обнаружил, что Сивилла встала спозаранку и все уже готово к отлету. Билеты куплены, чемоданы уложены, компьютер озадачен, а у дверей ждет такси. Я задержался только для того, чтобы убедиться: Кайзи перевел на мой счет суточную зарплату.

* * *

Должен признаться, мы прекрасно проводили время. Сивилла и Сивилла до того обрадовались встрече, что остальные купались в лучах их счастья. Как мы и надеялись, банковское дело пришлось Боливару по душе. Вскоре он получил должность технического помощника директора и не собирался медлить на лестнице успеха. Искал, как бы применить новые познания к вящей выгоде нашего семейства.

Элизиум и впрямь оказался планетой блаженства, и мы с удовольствием причастились всех щедро предложенных благ. Банк располагался в экваториальном поясе. Климат там был восхитителен, и мы, разумеется, устроились в высшей степени комфортно. В теплом море было не счесть островков. Я плавал с аквалангом и скубой и чувствовал себя как дома среди разнообразных существ. В мои старческие мышцы вливалась юношеская сила. Но и о деле я не забывал. Ежедневно трудился не за страх, а за совесть и убеждался, что Кайзи платит исправно. Благодарно похлопывал компьютер, попискивающий от усердия. Он бы уже давно управился и с поисками, и с сопоставлениями, если бы не одна загвоздка – нелегко получать информацию с далеких планет.

– Пусть это тебя не беспокоит, – говорил Джеймс. – Моя программа поиска работает во всех городах нашего списка. Развлекайся, а когда все будет готово, я тебе сообщу.

Уговаривать меня не было нужды. Как ни приятно нырять со скубой, куда больше меня привлекал суровый континент у Северного полюса. С зубчатыми гребнями, острыми горными вершинами и бескрайними снегами. Настоящий рай для лыжника. Мои мышцы уже гудели от избытка сил. Мы с Анжелиной наслаждались каждой секундой вынужденного простоя. И все же самым приятным было просыпаться утром и проверять банковский баланс. С каждым днем сумма на моем счету увеличивалась на четыре миллиона. Этот вклад Боливар по теоретически не обнаружимому пути переводил в далекий и в высшей степени секретный банк.

Но любой простой рано или поздно заканчивается. Получив от Джеймса весточку, что компьютер наконец-то получил желанную информацию, мы сдали лыжи на базу и вернулись первым же авиарейсом. И встретились вчетвером поутру за семейным завтраком.

– Вот это уже больше похоже на дело, – заявил я, выходя на балкон и закуривая сигару.

И как раз в этот момент раздался звонок компьютера, замигала красная лампочка и из вентиляционного отверстия в корпусе повалил дым.

Джеймс оторвал взгляд от тарелки и положил вилку и нож.

– Вот и результаты. Наконец-то. Все-таки долго.

– Три недели, – сказал я. – Разве это долго?

– Для такой машины – да. Ладно, посмотрим, что тут у нас.

Он сел за клавиатуру и набрал команду. Поморщился, пальцы быстрее застучали по клавишам. Наконец он откинулся на спинку кресла, тяжело вздохнул и нажал на кнопку. Принтер щелкнул, выдал лист бумаги.

– Ответ. – Джеймс помахал листом.

– Какой? – спросила Анжелина.

– Странноватый. Из всех событий – будь то прибытия и отправления, преступления и наказания, случайности и неслучайности, рождения и смерти – из всего, что произошло на всех фигурирующих планетах в дни ограблений банков, из всей этой горы вероятностей компьютер вычленил один-единственный элемент.

– Говори! – приказал я, и все остальные дружно кивнули.

– Скажу. В городе был цирк.

– Джеймс, хватит нас разыгрывать, – с холодком заметила Анжелина.

– Что ты, дорогая матушка, я вас не разыгрываю. Это правда, только правда, и ничего, кроме правды.

– Везде один и тот же цирк?

– Нет. Я сначала тоже так подумал. Множество цирковых трупп.

– Но у них есть что-то общее? – спросил я.

– Папа, холодный скальпель твоей логики режет глубоко. Похоже, все эти труппы в дни ограблений показывали один и тот же номер.

В комнате воцарилась гробовая тишина, было слышно, как в воздухе сталкиваются пылинки.

– На планете, где совершалось преступление, обязательно присутствовала некая личность по имени Пьюссанто с кичливым титулом первого силача галактики.

– Известно, где он сейчас?

– Нет. Где-то отдыхает. Но я знаю, где он объявится примерно через месяц. В одном из городов скоро откроет сезон “Большой Бигтоп” <Вот еще одно подтверждение тому, что визит Гарри Гаррисона в Россию в мае 1998 года не мог не оставить яркий след в его творчестве. Если “Бигтоп” это традиционное название цирка в англоязычных странах (сравн. наш “Шапито”), то слово Bolshoy (так в оригинале) пришло понятно откуда. Автор и раньше питал здоровый интерес к гиперборейской культуре. Но тогда его русские персонажи носили архетипические фамилии Онегин, Капустин и т. п., звякали шпорами на борту космических дредноутов и лихо цедили через бороду водку из горлышка или курили сигареты “papirossi”, а теперь мы на каждом шагу замечаем более тонкие аллюзии. Пускай кому-то это покажется сметным или наивным, но мне лестно.>. Пьюссанто участвует в программе.

– И же где этот город?

– На далекой планете, я о ней никогда не слыхал. Она на том конце галактики, и у нее непривлекательное имя Феторр. Название города столь же неблагозвучно: Феторрскория.

Я поднялся на ноги и оставил окурок умирать в пепельнице.

– Собираемся.

– Блеск.

Анжелина вовсе так не считала, судя по презрению в голосе.

– Конечно, согласился я, вновь усаживаясь. – Вы хотите спросить, чем мы займемся, когда окажемся там. Что ж, отвечу. Вы будете сидеть тихо, а я – выполнять план “А”.

– Что еще за план?

– Поступлю в цирковую труппу. Сидя среди публики, мы ничего не узнаем. И пока я буду блистать на арене, вы сделаете все остальное. Джеймс и Сивилла!

Кажется, я слышу, как вас тихим свистом зовет любимая нанотехнология.

– Да, папа. Это очень веселая планета, но даже лучший отпуск когда-нибудь кончается. Ты берешься за дело, и я чувствую, мы должны последовать твоему примеру. Но, хотя мы и возвращаемся, канал связи будет открыт, и ты мгновенно нас найдешь, если потребуется помощь.

– Весьма признателен. Боливар, тебя еще не кличет романтика звезд?

– Кличет, но пока не очень громко. Оказывается, финансовые операции – это довольно занятно. Хочу узнать как можно больше, а потом наварить деньжат. Устрою, так сказать, экзамен самому себе. А еще хочу, когда понадобится, прийти тебе на помощь. Вернуться в космос мы с Сивиллой всегда успеем.

– Коли так, за работу!

Я снова вскочил на ноги и больше уже не садился.

Глава 3

– И какими же талантами ты сразишь наповал хозяев цирка, когда пойдешь наниматься в труппу? – поинтересовалась Анжелина. – Что тебе ближе всего? Акробатика?

– Не совсем. Хотя смог и акробатом, если б захотел.

– Ну, в этом не сомневаюсь. Несмотря на...

– Несмотря на почтенный возраст, ты хочешь сказать? – перебил я скрипучим стариковским голосом. После чего подпрыгнул и успел до приземления пятикратно ударить пяткой о пятку.

Анжелина восхищенно зааплодировала.

– Думаю, для меня найдется работенка полегче. – Я достал из кармана пять монет и погонял их между пальцами. – Фокусы. Всегда ими увлекался. Особенно карточными. Я буду каталой.

– Каталой? Я считала, так называют карточных шулеров. – Ошибаешься. Катала – термин фокусников, определяет одно из направлений этой профессии. Сейчас покажу.

Я снял с полки запечатанную колоду карт, сорвал упаковку. Веером разложил карты на столе, собрал, лихо перетасовал и снова пустил веером, рубашками кверху.

– А теперь выбери карту. Любую. Вот так. Посмотри. Отлично.

Я смахнул карты в ладонь и снова разложил.

– Верни ее в колоду.

Когда Анжелина это сделала, я хорошенько перетасовал карты и разложил лицом вверх.

– Будь любезна, покажи ту, которую выбрала.

Она посмотрела на карты, затем на меня и снова – внимательно – на карты.

– Ее здесь нет.

– Уверена?

– Конечно, уверена.

– Король пик?

– Да! Но как ты узнал?

– Чего проще! Я вижу эту карту через карман твоей юбки.

Я вытянул пикового короля и вручил ей. Она ахнула:

– Это он! Да ты и правда фокусник! И столько лет скрывал! Я думала, в карты ты умеешь только жульничать.

Я поклонился, принимая комплимент.

– Фокусы только с виду похожи на волшебство. Но это дело непростое. Прежде всего надо отвлечь внимание, чтобы ты смотрела туда, куда мне нужно. Потом я заставляю...

– Заставляешь? Меня? Никогда!

– Это, опять же, профессиональный термин. То есть я добиваюсь, чтобы ты взяла именно ту карту, которую нужно. Потом я смотрю, как ты возвращаешь ее в колоду, и отмечаю эту карту ногтем мизинца. Но ты этого не видишь, так как карты обращены рубашкой к тебе. А тасуя колоду, я извлекаю карту и прячу в ладони. И опускаю ее в твой карман.

– Но я этого не заметила!

– И не должна была заметить. Остается только достать карту из кармана. Опля! Дело в шляпе. Однако на сцене одних манипуляций с картами, конечно, будет недостаточно. Как любитель я неплох, но пора идти в профи.

– Мысль здравая, – сказала Анжелина. – Тем паче что ты показал себя настоящим профессиональным фокусником, когда в последний раз очищал банк. – Она улыбнулась и восторженно хлопнула в ладоши. – А я буду твоей прекрасной ассистенткой. Какая женщина не мечтает об артистической карьере? Носить прелестные, потрясающие костюмы!

– Я об этом думаю. Очень серьезно думаю. А еще – о том, что пора получше изучить мое новое поприще.

Увы, это оказалось не так-то просто. Испокон веков фокусники не отличались разговорчивостью, когда дело касалось секретов мастерства. Держали их за семью печатями, под семью замками. И хотя я прошерстил миллиарды банков данных, стоящей информации удалось собрать очень мало. Так, карточные проделки, исчезающие кролики и прочие пустяки. И возникло нехорошее и стойкое предчувствие, что в “Большом Бигтопе” меня поднимут на смех, если я явлюсь с таким убогим репертуаром.

Я рявкнул компьютеру: “Отключись”, – а затем прорычал:

– Ну, ничего. На худой конец остается акробатика.

– Не отчаивайся.

Анжелина наполнила мой бокал алкогольсодержащим средством от отчаяния. Я глотнул и благодарно улыбнулся своей верной боевой подруге.

– Ты права. Не к чему тревожиться, лучше напрячь старые мозговые клетки. Если бы профессия фокусника была такой простой, мы бы сидели по уши в факирах. А дело обстоит совсем иначе. Но по телику постоянно показывают фокусников, и я, глядя на них, благоговею. Каким удается то, что они делают? Вернее, как они научились этому? Не по книгам и не по компьютерным программам, я проверял. Но ведь научились! Как?

– Ты хочешь спросить, у кого, не правда ли?

– Хочу, хочу! – воскликнул я, вскакивая на ноги и тыча пальцем вверх. – Они перенимают тайны друг у друга. У каждого мага должен быть подмастерье. Вот кем я стану.

Я повернулся к давно уже привычному чемодану с “Нанотехтриком68Х”.

– Мой верный компьютер, проснись!

– О великий, слушаю и повинуюсь.

Анжелина приподняла изящную бровь.

– Ты сделал из него электронного раба?

– А почему бы и нет? Чем бы мое старое эго ни тешилось, лишь бы не плакало. – Я снова обратился к чемодану: – Фокусники. Лучшие фокусники. Фокусники, знаменитые на всю галактику. Всех найти, составить список.

Я и договорить не успел, а из компьютера с тихим шелестом полезла распечатка. Всего-навсего шесть пунктов. Узкий круг избранных, ничего не скажешь.

* * *

Я добрый час убил на подготовку неотразимой рекламы, перечислил свои многообразные и убедительные дарования и выразил желание поступить в ученики к волшебнику сцены. Разумеется, главной приманкой была моя готовность платить за обучение огромные деньжищи. Когда послание отправилось в электронный вакуум, я осушил бокал и навострил ухо. Да, я не ошибся – желудок укоризненно урчал.

– Пора обедать, – проурчал, вторя ему, я. – Предлагаю сделать это в самом шикарном и чудовищно дорогом ресторане, а тем временем, надеюсь, кто-нибудь клюнет на мой крючок. И мы, возвратясь, узнаем, кого судьба прочит мне в наставники.

Мы пообедали шикарно и чудовищно дорого, и в тот момент, когда я дал знак официанту принести счет, появилась Сивилла. Да, это была Сивилла, потому что Сивилла, ее “второе я”, вместе с Джеймсом вернулась на Усти-над-Лабам к работе над совместным компьютерным проектом.

– Поесть? – предложил я. – Или выпить?

– Нет, спасибо. Ну, может, крошку пирожного и каплю вина. Благодарю. – Она глотнула вина и улыбнулась.

– Урвала несколько минут – поговорить, пока Боливар на заседании совета директоров только что созданного нами частного банка “Кредитный ручеек”. Мы решили поиграть с инвестициями.

– С инвестициями? Может, и мне попробовать? Надо же куда-то пристроить деньги Кайзи.

– Те же самые слова произнес Боливар. Вдобавок он неуверен, что твой сверхсекретный счет абсолютно надежен, и потому перевел все твои деньги сюда, чтобы лежали под его присмотром.

– Как любезно с его стороны!

– А также чтобы профинансировать учреждение “Кредитного ручейка”.

Пожалуй, даже слишком любезно, подумал я. Но вслух этого не сказал. Я был уверен: Боливар знает, что делает.

– Еще вина?

Я наполнил бокалы. Мы выпили.

– Ведь ты не для того пришла, чтобы говорить о банках, – сказала Анжелина.

– Верно. Пока Боливар увлеченно Делает деньги, я думаю о новой карьере Джима. В Специальном Корпусе у меня есть связи, и я разузнала кое-что о цирках. Просмотрела самые популярные программы, и одна показалась мне очень интересной. Называется “Чудовищное шоу Гара Гуйля. Всегалактическое уродство”.

– На мой взгляд, не слишком заманчивое название, – заметила Анжелина. – Вдобавок такие вещи, кажется, противозаконны.

– Я тоже так подумала, а потому провела через Специальный Корпус осторожное расследование. Нет, все совершенно легально и интересно...

Во мне проснулось любопытство:

– Интересно? В каком отношении?

– Боюсь, тебе придется выяснить самому. На сегодняшний день это все, что я раскопала. Ну, разве что еще одна мелочь: по мнению Специального Корпуса, Гар Гуйль заслуживает доверия. Если еще что-нибудь узнаю, непременно сообщу. Как продвигается освоение твоего ремесла?

– Это будет ясно, как только я получу ответы на несколько вопросов. У меня такое чувство, будто впереди – совершенно неизведанный путь.

– Желаю удачи. – Она гляну дана часы, коснулась губ салфеткой. – Боливар, наверное, уже освободился, я должна лететь. Пока.

И она упорхнула на крыльях энтузиазма.

Мы расплатились и вернулись, сытые, в номер. Мне не терпелось узнать, кто польстился на мои денежки.

Никто! Ровным счетом никто!

Не лучшим образом дело обстояло и на другой день. Мои рекламные листки канули в межзвездную пустоту. Вот тебе и фокус! А потом звякнул колокольчик электронный почты, и я, исполненный восторга, подхватил лист с лотка.

Через секунду клочки полетели на пол. Сопровождаемые трехэтажной бранью на эсперанто:

– Fiegulo! Bastardego! Ekskrementkapo!

– Похоже, ты не слишком доволен результатом, – констатировала Анжелина.

Отвечать пришлось сквозь скрежещущие зубы:

– В жизни мне так не плевали в душу. Не просто отказ, еще и насмешки, унижение, оскорбление, хамство...

– И все прочее. Видать, и правда свою науку фокусники держат в строжайшем секрете. Каков будет твой следующий шаг?

– Спроси что-нибудь полегче, – проворчал я, нервно расхаживая по комнате. Чего стоило не рычать и не крушить мебель! – Проклятье! Ни один знаменитый фокусник не захотел взять меня в ученики!

– Тогда почему бы не обратиться к незнаменитым?

– Не пойдет. Мне нужны только лучшие.

– Может, все лучшие вымерли? Впрочем, если они действительно были лучшими, то сумеют, наверное, поговорить с тобой из могилы.

– Без шуток! Дело серьезное!

И тут я застыл как вкопанный. Меня осенило. Не живые, не мертвые... Но... отошедшие от дел! Мой верный чемодан ждал только команды. Новый список состоял лишь из двух имен. Обладатель первого находился во многих световых годах от нас. Затем мой дрожащий палец указал на адрес второго:

– Вышел на пенсию и живет в “Счастливых Гектарах”, доме престарелых артистов. Мне это нравится!

– А ты знаешь, где они, эти “Счастливые Гектары”?

– Конечно! На Элизиуме слышал. Ничего удивительного – эта планета развлечений обслуживает тьму-тьмущую звездных систем. Ну что, звоним в “Самокат напрокат”? Заказываем транспорт?

– А то как же! Жду не дождусь встречи с Великим Гриссини. А пока ты будешь звонить, я распечатаю его послужной список.

* * *

Через несколько часов мы подкатили к воротам “Счастливых Гектаров”. Они располагались под аркой с вывеской из мигающих лампочек: “Дом звезд”. Мы пересекли шикарный сад, где пожилые люди прогуливались по дорожкам или сидели в тенистых' беседках, где трудились на клумбах робосадовники, где циркулировали роболакеи с чаем, сандвичами и пирожными. У некоторых на подносах я заметил запотевшие бокалы. Анжелина перехватила мой взгляд и укоризненно покачала головой.

– Джим, рано заливать зенки. Сначала найдем фокусника.

Дама за стойкой бюро обслуживания, обладательница элегантного платья и изысканной прически, была сама обходительность.

– Великий Гриссини? Конечно, он проживает у нас. Ну-ка посмотрим...

Она перебирала ключи, а я ломал голову: где же я ее раньте видел? В таких ситуациях у Анжелины мозги работали гораздо быстрее.

– Да вы же Хеди Ластарр! Подумать только, я вас видела в “Планете страсти”. Какое это было удовольствие – словами не передать!

– Неужто поклонница? – проворковала Хеди, приглаживая стильные седые локоны. – Как мило с вашей стороны. Мало кто в наши дни помнит старое доброе объемное телевидение.

– Кто забыл, тот очень много потерял. Старое кино – не то что нынешняя мура.

– Всем сердцем согласна. Ага! Великий Гриссини – в западном саду. Ступайте за служителем, он вас проводит. И не забудьте: мы освобождены от уплаты налогов. – Она деликатно указала на ящик для пожертвований с надписью красивыми узорными буквами: “Подавать бедным никогда не вредно”. Я затолкал в щель несколько кредитов, и Хеди Ластарр просияла. Затем робот голубой окраски вывел нас в сад.

– Вот человек, которого вы ищете, – указал он на сидящего под зонтиком мужчину и покатил восвояси.

Великий Гриссини вовсе не выглядел исполином. Кожа да кости, бледный как смерть, парик смахивает на старую швабру. Нас экс-факир встретил подозрительным взглядом. Я вспомнил, как реагировали (и не реагировали) фокусники на мои попытки сближения. Ершистый народ. Не стоит повторять ошибки. Пока Анжелина везла меня в “Счастливые Гектары”, я ознакомился с биографией Гриссини и решил не излагать свою фальшивую “легенду”. Тут нужен деликатный подход.

– Позвольте спросить, имею ли я честь обращаться к Паскуале Гриссини, известному всей галактике как Великий Гриссини?

Невнятный горловой звук мог означать все, что угодно. Я попытался изобразить располагающую улыбку и представил себя и Анжелину. Гриссини не дослушал до конца:

– Тяпнуть хотите?

– Ода, конечно. Вы очень любезны.

Он снова булькнул горлом – на этот раз оживленнее – и нажал на столе перед собой кнопку. Когда он отводил большой палец, я увидел на ногте рисунок – стилизованный бокал для коктейлей. Что ж, вполне красноречиво.

Приехал робот – ящик на колесах. Ящик обладал руками и был увенчан головой мужского манекена.

– Чего изволите? – спросила эта штуковина. – Сегодня наш фирменный напиток – Цубенельгенубийский чай со льдом. Сто пятьдесят градусов. – Мне двойную!

Великий Гриссини с заметным воодушевлением подался вперед.

Мы с Анжелиной тоже заказали фирменный.

Внутри у робота погудело, затем откинулась крышка люка и показался поднос с охлажденным напитком. За прозрачной перегородкой!

– Это стоит двадцать два кредита, – сообщил робот. – Только наликом. – И широко раскрыл рот, показывая прорезь для денег на месте языка.

Я покосился на Гриссини. Тот уподобился мраморной статуе. Стало быть, мой ход.

Я шпиговал робота монетами, пока вмонтированный в него рожок не исполнил краткий туш. Перегородка скрылась, механические руки водрузили поднос на стол.

– А еще – прожаренных крендельков из морских водорослей, – потребовал наш новый друг, улыбаясь одними глазами.

Я с удовольствием расплатился. А когда Великий Гриссини присосался к стакану с токсичным чаем, я ударил по самым ярким параграфам его карьеры:

– Ваш “Исчезающий бойспраут” – подлинная вершина циркового искусства. Настоящий мальчик поднимался по канату на глазах у публики, а затем мгновенно пропадал. Вам известно, что этому фокусу посвящены две книги? И оба автора утверждали, что знают, в чем тут хитрость.

– Они и правда знали?

– Нет. Во всей галактике ваша тайна – до сих пор тайна. И она жива в памяти благодарных зрителей.

– Да, им этот номер нравился.

Он покивал, но несильно, чтобы губы не оторвались от стакана.

– Но больше всего, насколько мне известно, завсегдатаев цирка восхищал “Исчезающий свинобраз”. Прямо на глазах у зрителей огромная свирепая тварь просто-напросто дематериализовалась. О да, это было поистине чудо! Цирковое искусство в неоплатном долгу у Великого Гриссини, в галактике несть числа его почитателям, и он никогда не познает забвение.

– Дерьмо свинобразье! – рявкнул он, подавая наконец признаки жизни. – Если бы меня помнили, я бы не ушел с арены, не страдал бы от жажды на солнцепеке, не жил бы одними воспоминаниями!

У него на миг увлажнились глаза. Он осушил бокал, отодвинул, посидел с опущенной головой, жалея себя, а затем протянул к роботу руку с посудиной. И молчал, пока она не наполнилась. Изрядный глоток вернул ему самообладание.

– Когда ты стар, публика за тебя гроша ломаного не даст. Не дадут и продюсеры. Молодых фокусников со свежими номерами – пруд пруди. Вот я и ушел, не дожидаясь пинка под зад. И увяз в этой выгребной яме, чей девиз “Живи, пока не сдохнешь”. Подписал контракт и получил обещанные стол и кров. Да вот незадача – не прочел набранный петитом текст. Самоуверенный я тогда был, самоуверенный и глупый. Положился на своего хитрозадого адвоката, а когда хватился, было уже слишком поздно. Он впал в маразм, и теперь с него взятки гладки. Представляете, этот олух устроил меня сюда, даже не заглянув в контракт! Даже не заметив, что меня брались обеспечивать лишь самым необходимым! Обещали кормить, но не вкусно. Обещали стелить, но не мягко. Захочешь еще чего-нибудь – плати. Разумеется, адвокаты забыли об этом предупредить.

Он с шумом высосал последние капли, и я азартно нажал кнопку на столе. На этот раз улыбка на моем лице была совершенно непринужденной. Что плохо для него, то хорошо для меня.

– Запомните сегодняшний день, – сказал я. – Поскольку это первый из дней, которые вам суждено провести в холе и неге. Подумайте о лучших яствах, какие только можно вообразить. Подумайте о холодильнике, где никогда не иссякнет выпивка.

– Чего ради я должен обо всем этом думать?

В нем мгновенно проснулась подозрительность. Впрочем, она не помешала сцапать бокал коктейля, едва тот появился на столе.

– А того ради, что все это вы получите. Плюс лучшие гериатрические процедуры. К чему вам столько морщин? Все это мы гарантируем, как и то, что ваши замечательные чудеса снова украсят звездные арены и принесут вам известность.

– Какие арены? Какая известность? Да из меня песок сыплется.

– Не волнуйтесь, вам не придется ударить пальцем о палец. Но вы будете почивать на лаврах, зная, что ваш ученик упрочивает благородную традицию...

– Нет у меня ученика. Всегда в одиночку работал.

– С этого дня будет. Договорились?

– Нет. Мои фокусы – это мои фокусы. Ни с кем не делюсь!

– Речь идет не о дележе, а о преемственности. – Я придвинул к нему полный до краев бокал. – Вы меня научите всему, что знаете, а я никому ничего не раскрою.

– Даже мне, – подхватила Анжелина. – Конечно, за исключением тех номеров, в которых мне предстоит ассистировать. Как это будет прекрасно! Она погладила его по запястью и получила в награду безрадостную улыбку.

– А ведь неплохо было бы еще разок выйти на сцену. Подержите меня за руку, детка... – Вдруг он нахмурился. – Не согласен. Уйду в могилу я, уйдут и мои тайны. Меня не подкупите.

– Да я и не пытаюсь вас подкупить! – воскликнул я с жаром, который свидетельствовал как раз об обратном. – Но искусство не должно умереть вместе с вами. Как же без него обойдутся тысячи еще не родившихся зрителей?

На мой взгляд, это прозвучало неубедительно. Должно быть, спиртное затуманило мозги. Убийственная штука этот Цубе... небе... Тьфу, не выговорить.

– Я объясню, что пытается сказать мой муж. – Похоже, из нас троих только Анжелина осталась сравнительно трезвой. – Он до такой степени восхищен достижениями Великого Гриссини, что решил сделать его счастливым до конца дней. И если вы поделитесь своими секретами, он свое обещание сдержит. Для него – карьера. Для вас – счастливые годы. Вот и решайте.

– Ну... – промямлил он, и я понял, что этот бой мы выиграли.

* * *

Мы сняли дом неподалеку от “Счастливых Гектаров”. Каждое утро Великого Гриссини привозил лимузин. День ото дня он выглядел все лучше – хорошее питание, в меру выпивки плюс чудодейственные гериатрические процедуры делали свое дело. Казалось, он и в росте прибавил, когда ради нас взялся за старое.

Мы заказали столь жедорогую, сколь и удивительную аппаратуру, и, пока дожидались ее, Великий Гриссини преподавал мне азы мастерства.

– Отвлекать, отвлекать и еще раз отвлекать! Накрепко зарубите себе на носу эти три волшебных слова. Не забывайте: публика хочет, чтобы ее надули. Пока она смотрит сюда, вы манипулируете здесь..

“Сюда” – это его поднятая белая рука, выхватившая из пустоты припрятанную в ладони монетку. “Здесь” был цилиндр, секунду назад пустой, а теперь таящий в себе белого грызуна, которого факир миг спустя вытащил за длинные уши. Меня он надул безупречно. Я и не заметил, как он достал зверушку из подвешенного под столом мешка, а затем, прикрывая ее собой, сунул в шляпу. Когда он продемонстрировал все медленно и открыто, фокус показался донельзя примитивным. Гриссини угадал мою мысль и улыбнулся.

– Конечно, когда объясняешь, в чем секрет, зритель разочаровывается. Думает: до чего же просто, как это я не заметил? Вот почему фокусник никогда не раскрывает своих тайн. Разоблачить его – все равно что лишить невинности. Он должен верить в волшебство, хоть и знает назубок рецепты своей кухни, и внушать эту веру публике. Не пренебрегайте сим правилом, и вам отплатят любовью. Скажете, в мире нет волшебства? Сделайте так, чтобы оно появилось, и вас будут носить на руках. А теперь исполните все, что я показал. Не торопитесь. Вот так, уже лучше... хоть и не слишком.

В дверь постучала Анжелина, я открыл.

– Доставка. Огромный ящик от “Просперо электроникс” .

– Ага! – Гриссини возбужденно потер ладони. – Очень скоро мы воссоздадим потрясающее чудо – “Исчезновение свинобраза”!

Глава 4

Этот дом мы сняли еще и по той причине, что в нем была огромная гостиная. Когда мы убрали всю мебель и забили ею гараж, гостиная стала нашим театром. Ее разгородили занавесами, раздвигавшимися и сдвигавшимися от одного нажатия на кнопку. Мы с Анжелиной, сидя в кресле перед сценой, служили благодарной публикой. И смотрели, как техники под руководством Гриссини готовят аппаратуру к “Исчезновению свинобраза”.

Все выглядело довольно просто. На сцене перед задним занавесом возвели двустенную клетку из металлических брусьев. В плане она образовывала треугольник. Одна сторона – занавес, две другие – металлические решетки.

Нас Гриссини удостоил вниманием лишь после того, как техники получили щедрый магарыч и разрешение отправляться восвояси.

– Для фокуса все готово, – объявил он. – Дело только за свинобразом.

– Это довольно хлопотно, – сказал я. – А нельзя ли при демонстрации использовать другое существо?

Он поразмыслил, затем указал на Анжелину.

– Конечно, большое и грозное животное чрезвычайно усугубляет эффект. Но в целях демонстрации сгодится и она. Прошу, дорогая.

Гриссини и мою жену скрыл занавес, а через минуту я увидел их в клетке.

– Вы должны стоять совершенно неподвижно, – предупредил он. – Что бы ни происходило, не двигайтесь. Понятно?

– Вполне. Я буду как статуя.

– Хорошо. Когда я делаю фокус по всем правилам, свинобраз скован цепями и не шевелится. Итак, начинаем.

Он скрылся за занавесом. Анжелина сложив руки на груди, терпеливо ждала, когда Великий Гриссини выйдет на сцену и поклонится публике, то есть мне. Я ответил бурными и продолжительными аплодисментами.

– Леди и джентльмены, – заполнил гостиную его усиленный электроникой голос, – вы только что видели, как униформисты заключили опасного свинобраза... простите, очаровательную леди в эту клетку. Она изготовлена из несокрушимых стальных брусьев. – Гриссини постучал волшебной палочкой с металлическим наконечником по прутьям решетки. Они звякнули, как и полагается несокрушимым стальным. – Вы видите крепкие замки и цепи, которые удерживают на месте огромного зверя. – Замки и цепи присутствовали, чего нельзя сказать о свинобразе. – Бежать из этой клетки невозможно.. ну, разве что с помощью волшебства. Волшебства, которое вас изумит и поразит. Держитесь за стулья!

Громом раскатилась дробь невидимых барабанов и оборвалась на последнем крещендо. В тот же миг на клетку упал черный покров. Он висел одну-единственную секунду, потом Гриссини сдернул его.

– Анжелина! – вскричал я.

Она исчезла. Клетка была пуста. Я вскочил и ринулся вперед.

– Спокойствие! – громовым голосом рявкнул Гриссини. Я остановился и сел. – Это же всего-навсего фокус.

Почему же с меня ручьями льется пот?

Пока факир уходил за занавес, мне огромного труда стоило усидеть на месте.

Он появился, ведя под руку Анжелину. Оставаться в кресле я уже не мог, подбежал к ней и заключил в объятия.

– Что произошло? – спросил я.

– Не знаю. Кругом; было совершенно темно, пока не появился мистер Гриссини н не вывел меня. А ты что видел?

– Ничего. На мгновение упал покров, и ты исчезла.

– А мне не казалось, что я исчезла. Или что меня передвигали. Вообще ничего не заметила, кроме темноты. – Она посмотрела на улыбающегося фокусника. – Что вы сделали?

Он поклонился и картинно раскинул руки.

– С удовольствием расскажу, поскольку вы собираетесь участвовать в этом представлении. – Улыбка стала еще шире, и он театрально ткнул пальцем вверх. – Все благодаря зеркалам.

Боюсь, в ту минуту мы с Анжелиной были способны только на то, чтобы показать Великому Гриссини наши миндалины.

Он велел нам посмотреть на металлическую решетку в упор.

– Сейчас все произойдет открыто, без черного покрова. Смотрите внимательно. Абракадабра!

Мгновенно и бесшумно промежутки между брусьями превратились в зеркала. Мы с женой изумленно переглянулись. Фокусник счастливо рассмеялся.

– В брусьях скрыты зеркальные полоски. Выдвигаются по сигналу радиопередатчика. Зрителям клетка кажется пустой, поскольку они смотрят на отраженный в зеркалах голубой занавес. И пока они сидят, разинув рты, ассистенты уводят свинобраза, зеркала исчезают, и на этот раз клетка действительно пуста. Не правда ли, просто и в высшей степени эффектно?

– Разит наповал, – кивнул я.

– Совершенно с вами согласен, – заметил Кайзи, отворяя лично мною запертую дверь и входя в гостиную. – Джим, вы потратили кучу моих денег, и у меня возникло вполне естественное желание посмотреть, чем вы тут занимаетесь. Я читаю ваши ежедневные отчеты и, разумеется, отчеты моих агентов. Вы уверены, что цирк имеет отношение к кражам?

– Компьютерные программы не лгут. Мы составили перечень краж. Я дал компьютерам задание изучить и сопоставить малейшие детали всех преступлений. Мы прочесали файлы новостей, тщательно проанализировали расписания космопортов и аэропортов. Встречались довольно похожие эпизоды. Из горы данных, которую мы добыли и проанализировали, удалось извлечь только одно обстоятельство, связанное со всеми преступлениями. В каждом городе выступала цирковая труппа. То есть труппы были разные, но на манеже обязательно появлялся некий силач по имени Пьюссанто.

Пришел черед Великого Гриссини таращиться на нас, изумленно раскрыв рот.

– Пора сделать антракт. – Анжелина вежливо взяла его под руку и увела со сцены. – А заодно и горло промочить.

– Мысль здравая. – Кайзи уселся в кресло и пригладил мягкий мех утреннего костюма. – И все же она не решает главной проблемы: я трачу большие деньги и жду утешительных результатов. Если уж на то пошло, я готов вас материально стимулировать. То есть придержу ежедневные выплаты, пока вы не войдете в контакт с подозреваемым силачом.

– Вы не посмеете!

– Помилуйте, отчего же? Статья шестая, восемнадцатый параграф нашего договора.

– Что-то я не припоминаю такого параграфа. – У меня перед глазами живо встала горестная картинка: крылатые банкноты улетают в ночную мглу.

– Припомните, если повнимательнее прочтете документ, на котором стоит ваша подпись. Копия контракта при вас?

– Нет. Она в банке.

– Разумная предосторожность. Ничего, я прихватил свою – подумал, вдруг вам захочется взглянуть.

Он достал из мехового бумажника документ – на сей раз не шедевр полиграфии, а обычную принтерную распечатку. Я пробежал текст глазами и победоносно воздел копию контракта над головой.

– Я прав! В шестой статье всего семнадцать параграфов!

– Да неужели? – Кайзи выглядел сбитым с толку. Но тут он склонился над бумагой и ткнул пальцем в конец семнадцатого параграфа. – А на это что скажете?

Я заморгал.

– Похоже на чернильную кляксу.

– Внешность обманчива. – Он достал из саквояжа медную трубу и вручил мне. – Поглядите в микроскоп.

Я поглядел. Все равно обыкновенная клякса.

– Это потому, что он настроен на четырехкратное увеличение. Поставьте-ка на четыреста.

Я нашел регулировочное колесико, покрутил и снова посмотрел. Клякса превратилась в текст, в восемнадцатый параграф. Меня надули.

– Не отчаивайтесь, – посоветовал Кайзи. – Просто работайте энергичнее, и все будет хорошо. Вдохновитесь мыслью о кругленькой сумме, которая накапливается на вашем депоненте.

– Уже вдохновился. И уже работаю. Энергично. Мой агент связался с “Большим Бигтопом” и подписал контракты. Скоро я поступлю в труппу. Как раз накануне премьеры на Феторре.

В голосе моем звучала роковая решимость. Кайзи ни к чему знать, что я освоил еще не все заявленные фокусы. А также что здесь, на развлекательной планете, нет ни одной свинобразьей фермы. К тому же факт остается фактом: до сих пор Кайзи был добрым и щедрым работодателем, и мне не хотелось его разочаровывать. Пусть даже это требовало некоторой скупости по части правды.

Короче говоря, если он оказался способен натянуть нос старине ди Гризу, то и старина ди Гриз вправе кое-что оставить в загашнике.

– Позаботьтесь о том, чтобы не опоздать к открытию сезона, – сказал Кайзи. – Ради нашей обоюдной выгоды. Увидимся на премьере.

Он удалился так же внезапно, как пришел, а я огляделся в поисках Анжелины. Как там насчет упомянутого ею возлияния?

Анжелина и Гриссини сидели и болтали в саду, в крытом портике. Я подошел и скорее с вожделением, чем с простой благосклонностью устремил взор на полный до краев запотевший бокал. Он поджидал меня. Одним глотком расправясь с его содержимым, я сказал:

– Бальзам на мои раны!

Анжелина вопросительно подняла изящные брови.

– Похоже, кого-то из нас вдруг разобрала жажда. Проблема с Кайзи?

– Так уж и проблема... Хотя радоваться особенно нечему. Ты ведь знаешь, в последние дни он мне подбрасывал деньжат. Похоже, чернильная клякса на контракте позволяет Кайзи приостанавливать выплаты, когда ему этого захочется. И вот – захотелось. Но он обещал возобновить отчисления, как только мы поступим в цирк.

– Клякса? – удивилась Анжелина.

– Только для невооруженного глаза. Под лупой она превращается в кошмарный параграф.

– Значит, тем важнее то, о чем мы говорили, пока ты беседовал с Кайзи. Я имею в виду сроки.

– Подготовиться полностью все равно не успеете. – Гриссини поднес бокал ко рту и глубоко вздохнул. – Схватываете вы на лету, но этого недостаточно.

Я потупился и постарался выглядеть в глазах маэстро скромным.

– Я позабочусь о том, чтобы в вашем репертуаре было достаточно фокусов и трюков. Но все же “Исчезающего бойспраута” вам не осилить.

– Но как же без него? Это ваш коронный номер! Почему мы его не осилим?

– Ну, главным образом потому, что у нас нет бойспраута. – Как всегда, логика Анжелины была убийственной. – Я думала над этим, но трудно подыскать восьмилетнего мальчугана. К тому же это противозаконно.

– Когда я выступал, передо мной такой проблемы не стояло, – припомнил фокусник. – Гриссини – большая семья, и всегда удавалось найти маленького кузена или племянника. Увы, все они выросли и рассеялись по дальним уголкам галактики.

– А нельзя ли обойтись без мальчика? – упорствовал я.

– Ни в коем случае! На этом-то и построен фокус. Мальчика сажают среди публики, чтобы вызвался в нужный момент добровольцем. “Исчезающего бойспраута” я всегда приберегал напоследок, как долгожданный номер под занавес. Для начала встряхивал свою огромную крылатку. Взлетали голуби, выскакивали два кролика. Восторженная публика вопила и аплодировала. Я поднимал руки над головой, звучали оглушительные фанфары и громовой раскат. Зрители не умолкали. Я обращался к ним: “Вот он, момент, которого ждали все. Найдется ли среди вас бойспраут в мундирчике?” Всегда находилось несколько. “Ну-ка, – говорю, – покажитесь!” Дети вскакивали на ноги. “Идите сюда! – кричу. – Кто первым заберется на сцену, тот вместе со мной будет демонстрировать следующий фокус, а еще получит двадцать кредитов”. Малыши кричали и отпихивали друг дружку. А мой помощник сидел в первом ряду, поблизости от ступенек. Он тоже вскакивал и устремлялся к сцене. При этом налетал на людей, даже на ноги наступал. То есть всячески доказывал, что он обыкновенный маленький зритель, а никакая не подсадка. Я просил его принести корзину, опустить на пол передо мной. Брал кусок веревки и бросал в корзину. Мальчик терпеливо ждал. И вдруг раздавалась сверхъестественная музыка. Я делал над корзиной магические пассы, веревка выныривала и без всякой поддержки, извиваясь змеей, поднималась в воздух. Казалось, мой мальчик поражен ничуть не меньше остальных. Я махал ему рукой, и он проходил позади меня к корзине. А музыка – все громче, напряженнее... Возьми веревку, говорил я, и мальчик боязливо пятился. Я делал пасс, и у него выпучивались глаза, а все мышцы деревенели. И вот он уже полностью под моим контролем. Что я ни прикажу, все исполнит в точности. Я машу рукой, ион хватается за веревку. И лезет по ней.

Мы с Анжелиной кивали, зачарованные рассказом. Я живо представил, как мальчик лезет по веревке, изумляясь этому ничуть не меньше зрителей.

– И вот, – драматически интонировал Гриссини, – мальчик добирается до верхнего конца веревки. Музыка обрывается оглушительным громом литавр, и я всплескиваю рукой. И в тот же миг мальчик пропадает, исчезает, а обмякшая веревка падает в корзину. Я переворачиваю корзину, веревка вываливается. И все. Я кланяюсь. Занавес.

– Чудесно, – сказала Анжелина. – В чем же фокус?

– Вам его не показывать, а потому и знать ни к чему.

И никакая лесть не убедила его передумать.

– Я вам не расскажу. Зато раскрою загадку “Левитирующей леди”. Сегодня утром прибыла аппаратура, пойду устанавливать. – Он повернулся к Анжелине. – Вы купили черное платье, о котором я упоминал?

– Да.

– Замечательно. Если соблаговолите надеть его сейчас, перейдем к следующему номеру.

Я остался в одиночестве. Гриссини возился с аппаратурой, Анжелина переодевалась. Я пил. Разумеется, в меру. Только для того, чтобы поднять настроение, испорченное коварным мошенником Кайзи. Мне ведь уже понравилось звонить по утрам в банк.

– Божественно!

Платье заслуживало этой похвалы. Оно было черное, бархатное, длиной до пят, с изумительно глубоким вырезом, и ткань развевалась, когда Анжелина поворачивалась.

– Сойдет, – бросил из дверей Великий Гриссини. – Ну что ж, начнем. Я должен объяснить Анжелине ее роль. – Он глянул на часы. – Джим, приходите к нам ровно через полчаса.

– Будет сделано. – Я тоже посмотрел на часы, потом на бутылку. Пожалуй, бокал-другой поможет мне скоротать вынужденный досуг. В наш домашний театр я возвратился изрядно навеселе. На этот раз голубой занавес не закрывал авансцену. Она была пуста, если не считать трех больших кубов. Волной накатывала музыка, предвещая выход Гриссини. И вот магистр на сцене. Он поклонился, а публика, то бишь я, неистово захлопала.

– Благодарю вас, леди и джентльмены, благодарю. А сейчас вам необходимо подготовиться к потрясающему чуду, которое обязательно вас изумит, зачарует и заставит теряться в догадках. – Он один за другим повертел кубы, демонстрируя, что у каждого отсутствуют две противоположные грани. Кубы были черны снаружи и белы внутри. В руке у факира появилась волшебная палочка, и он провел ею внутри каждого куба, показывая, что они полые.

– Простенькие четырехгранные конструкции, совершенно пустые. Сейчас я их поставлю вот так.

Волшебная палочка исчезла, руки фокусника освободились. Он поднял первый куб и перенес на середину сцены. Потом переместил остальные. Получилась платформа. Снова я увидел волшебную палочку. Гриссини постучал ею по кубам и еще раз помахал внутри каждого. Затем повернулся и поклонился.

– А теперь, леди, джентльмены и почетные гости, прошу поаплодировать моей очаровательной ассистентке.

Я изо всех сил захлопал в ладоши, не сомневаясь, что любой зритель на моем месте точно так же встретил бы появление Анжелины. Она ступала неторопливо и безмятежно, и чарующе улыбалась, и махала восторженным толпам, состоящим, разумеется, из меня одного.

Под спокойную мелодию Гриссини взял Анжелину за руку и подвел к рампе. Они поклонились, затем вернулись к кубам. Анжелина медленно и осторожно села на средний куб, затем закинула ноги и улеглась на все три ящика. И улыбнулась зрителям, подпирая ладонью подбородок. Юбка свешивалась и была черна, как смоль, на фоне белых внутренних поверхностей кубов. Гриссини делал пассы, его волшебная палочка снова исчезла.

Он нагнулся и выдернул из-под Анжелины средний куб.

Я изумленно ахнул, как ахнул бы на моем месте любой зритель. Анжелина лежала как лежала, совершенно неподвижно, хотя средняя часть ее тела лишилась опоры.

А потом я ахнул еще громче – Гриссини выдернул куб из-под ее локтя, и она повисла в воздухе. В довершение всего он убрал и третий, последний куб.

Когда факир отвернулся, Анжелина улыбнулась мне и помахала рукой. Я хлопал так, что даже руки заболели.

Под мои аплодисменты и под крещендо Гриссини поднял над головой металлический обруч и грохнул им об пол – дескать, убедитесь, какой он крепкий и цельный. А затем повел им вдоль тела Анжелины, доказывая, что она действительно висит в воздухе.

Мои руки онемели от восторженных хлопков. Обруч скользнул назад и со стуком покатился за кулисы. Музыка оживилась, фоку сник один за другим вернул кубы на место. Затем помог Анжелине спуститься и поклонился вместе с ней. Я вскочил на ноги, чтобы заключить ее в объятия.

– Моя волшебница! – воскликнул я. – И не больно тебе было висеть на проволоке?

– Никакой проволоки. Ты же видел, как проходил обруч.

– Видел и ничего не понял. Настоящая магия?

– Скажем так: настоящая иллюзия.

Гриссини вышел из гостиной. Я заметил, что направился он к портику. Фокусыдело утомительное. А может, старик не желал слышать, как раскрывают его тайны.

– И все-таки не понимаю, как это удалось. Может, дело в кубах?

– Нет. Они в точности такие, какими выглядят. Прочное дерево. Устанавливаются, как ты помнишь, рядком. Потом, как ты помнишь – мой выход.

– Это незабываемо!

– И привлекает внимание. Гриссини идет по сцене встречать меня, и луч прожектора движется за ним. Вот тут-то и делается фокус, а не в тот момент, когда он убирает кубы.

– Ну, конечно. Многие фокусы делаются задолго до того, как их показывают. Публика смотрит на тебя и на Гриссини и не смотрит на кубы. Тут-то все и происходит.

Я направился к кубам, лежащим на сцене у черного занавеса. Фокус был столь хорош, что я лишь в футе от себя разглядел тонкую черную платформу, висящую в воздухе. Она-то и поддерживала Анжелину.

– Но это все равно волшебство! Не может она просто так висеть!

Я рассмотрел платформу, заглянул под нее, провел по ней руками.

И обнаружил прочный черный стержень. Он торчал из занавеса. И, несомненно, крепился к скрытой там прочной раме. Меня осенило:

– Все ясно! Когда он обходил сцену, а затем укладывал кубы, платформы здесь не было. Она появилась, лишь когда он пошел навстречу тебе и за ним поплыл луч юпитера. В темноте выдвинулся стержень, несомненно управляемый по радио, и поместил платформу над ящиками. Публика ее не видит, потому что она черна, как и наружная поверхность коробок. Ну, а обруч? Он прошел вдоль твоего тела...

– И назад, – напомнила она. – Он достаточно широк.

– Все ясно! Обруч уперся в брус, и его пришлось возвращать. Тем же путем.

Мы пошли поздравить Гриссини. Он по обыкновению пожал плечами и напомнил, грозя пальцем:

– У вас мало времени, а научиться надо сочень многому.

Разумеется, он был прав. Я располагал одной-единственной неделей. Все эти дни я трудился не покладая рук, не брал в рот хмельного и спал урывками. И вскоре научился ловко доставать больших птиц прямо из воздуха и сотнями вытаскивать платочки из пустой тубы. Я тренировался с аппаратурой для подвешивания человека, что особенно нравилось Анжелине, и мастерски освоил этот фокус. Я даже постиг искусство читать записки из зрительного зала, прижимая их неразвернутыми ко лбу.

Научившись, я был на седьмом небе от счастья. Раньше, видя это диво на сцене, я неизменно приходил в восторг. А все оказалось так просто! Вы прижимаете ко лбу сложенный клочок бумаги, произносите имя приславшего записку зрителя, и он откликается. Ответив на его вопрос, вы разворачиваете записку и читаете ее вслух для сверки, затем отбрасываете и берете следующую. Отвечаете и на нее, а затем разворачиваете и прочитываете вслух под аханье публики. Дело в том. что первый зритель – подсадка, и никаких записок он вам не присылал. Зато благодаря ему вы получили возможность прочитать настоящую записку. Вы постоянно обгоняете публику на один вопрос. Чудо? Отвлечение внимания!

Прошла неделя, и вот наши чемоданы уложены, билеты куплены. Пора в путь-дорогу. И пора снова зарабатывать деньги. С тех пор как Кайзи Ткнул меня носом в микроскопический параграф контракта, я нес убытки, и это причиняло невыразимые мучения.

Когда мы прощались, Великий Гриссини вовсе не выглядел великим.

– А все-таки славно было вновь постоять на сцене, – сказал он с тяжелым вздохом.

– Остаюсь навеки вам благодарен. Вы уж простите, что все так быстро кончилось. – Я отвернулся, чтобы не видеть тоску в его глазах.

– Берегите себя, – сказала Анжелина.

Он скривился.

– Пускай меня берегут “Счастливые Гектары”. – Особой радости в его голосе я не услышал.

У меня рука не поднялась нанести задуманный удар.

– Послушайте, – сказал я, – мне выпала великая честь поработать с вами и чуточку скрасить вашу жизнь. Поверьте, вам не придется об этом жалеть.

– Что вы имеете в виду?

– Деньги. Еженедельно вы будете получать чек. Хватит и на еду получше, и на выпивку поприличней, и на все маленькие радости, ради которых стоит жить. Его это потрясло. Он сощурился.

– В чем подвох? Почему вы это делаете?

– Потому что он хороший человек, – ответила Анжелина.

– Так уж и хороший, – пробормотал я. – Признаюсь, столь исключительная щедрость не входила в мои планы. Скажем так: я внял голосу сердца.

– О, черт! – Анжелина была растеряна. – Джим, о чем мы вообще говорим?

– Видишь ли, я собирался платить и дальше, но лишь за тайну “Исчезающего бойспраута”. А сегодня вдруг понял: в моем послужном списке нет ни одного случая шантажа. И я уже слишком стар, чтобы за него браться. Так что живите на пенсии в свое удовольствие и поминайте меня добрым словечком по вечерам, в час коктейля.

Я свистнул. Загудели моторчики, чемоданы поехали за нами.

– Не верю! – крикнул Великий Гриссини нам вслед.

– Поверьте, – сказала Анжелина. – Старина ди Гриз только с виду кремень, а сердце у него нежное.

– Если не прекратишь меня нахваливать, я покраснею.

Я поцеловал жену в щеку.

Когда я подошел к такси, позади отворилась дверь коттеджа.

– Я вам скажу, – произнес факир. – Я решился.

– Лайнер ждать не будет, – предостерегла Анжелина.

– Это и минуты не займет. Вы бы сами могли догадаться, когда я сказал, что мальчик заходит мне за спину. На секунду он исчезает с глаз публики. Отвлекай внимание!

– И тут кое-что происходит. -Я обрадовался. – Но что?

– Он останавливается. Его скрывает моя крылатка. Вот почему я всегда оставляю этот номер на конец представления. Когда он заканчивается, падает занавес. Но прежде, чем он поднимется снова, мальчик успевает убежать за кулисы. Я кланяюсь.

– Но если не он поднимается по веревке, то кто?

– Никто. Нет никакой веревки над корзиной, это изображение. В тот момент, когда мальчик заходит мне за спину, я включаю проектор. Передо мной тотчас появляется голографическое изображение веревки. Помните, настоящий мальчик скрывается от публики за моим плащом. А в следующий миг из-за меня выходит голографическое изображение мальчика и поднимается по голографической веревке. И исчезает, как может исчезнуть лишь изображение. А изображение веревки падает в корзину. И остается только настоящая веревка на дне.

– И тут опускается занавес, – со смехом добавила Анжелина, – и довольные зрители расходятся по домам.

– Пора и нам честь знать, дорогой магистр. Великий Гриссини, вы действительно великий.

На сем мы и расстались. Он – кланяясь, мы – смеясь. Под занавес жизни он дал великолепное представление.

Глава 5

Как только мы оказались на борту лайнера, которому выпала честь доставить нас в Феторрскорию, эйфория от последнего представления Великого Гриссини испарилась. Мы так и не решили одну из серьезнейших проблем. Должно быть, Анжелина увидела мой злобный оскал. Она попыталась меня развеселить, но ничего путного из этого не вышло. В моей черепной коробке плясали мысли о свинобразах. Да разве могу я допустить, чтобы исчезло одно из этих чудесных созданий, даже будь оно в моем распоряжении?

– Что скажешь о бокале шампанского перед ленчем?

Из моего пересохшего горла вырвался хрип, и Анжелина похлопала меня по руке.

– Да, милый.

– Тогда – в “Звездный бар”!

Тут пискнуло сигнальное устройство коммуникатора и засветился экран.

– Ну, конечно, – фыркнул я и состроил кислую мину своему отражению в зеркале. Это было несложно – я как раз причесывался. – Сейчас нам прочтут нуднейшую лекцию о применении спасательных средств. – Ошибаешься, – возразила подошедшая к экрану Анжелина. – Это от Джеймса. Ниже все подробности. Он договорился, чтобы нас встретили, как только пройдем таможню. Некто Игорь, владелец грузовика. Игорь знает, куда нам надо ехать. Еще Джеймс желает удачи и всего наилучшего.

Она нажала кнопку принтера, и машина выдала распечатку.

– Он подготовил для нас полное расписание.

– Наш мальчик! – с любовью и воодушевлением отозвался я. – А сейчас – шампанского!

“Звездный бар” вполне оправдывал свое название. Потолочным сводом служил огромный хрустальный купол, за ним раскинулась космическая тьма в желтую крапинку. Впрочем, я очень сомневался, что в корпусе звездолета прорубили окно только для того, чтобы пассажиры имели удовольствие посмотреть на космос. Нет, это был фокус, и не из плохих. Мы попивали шампанское и строили планы. Я делал заметки на листе с посланием от Джеймса. Если звездолет не выбьется из расписания, а законы космической механики позволяют на это рассчитывать, мы прилетим на Феторр всего за день до открытия циркового сезона. Свинобразье ранчо примерно в пятистах километрах от космопорта, еще двести километров до Феторрскории. Если и успеем, то впритык.

– Твоя правда, но что поделаешь?

– Ничего. А потому давай отложим тревоги на потом.

Я сунул лист в карман, осушил бокал и отодвинул бутылку.

– Надо извлечь из полета максимум пользы, то есть постоянно упражняться. Без похмельной дрожи в руках.

– А как же стаканчик перед сном?

– Это святое. Я не намерен записываться в абстиненты.

Дни проходили быстро. Я упражнялся, пока мои пальцы не приобрели змеиную изворотливость. В последние дни перед отлетом Анжелина взяла на себя все покупки. Тогда я не осознавал, сколь хлопотное это дело – все мое внимание было отдано фокусам. Однажды она появилась из спальни, когда я отрабатывал очень сложную карточную манипуляцию.

– Ну, как тебе? – спросила она.

Я обернулся.

– Ух ты!

Карты порхнули во все стороны. На Анжелине был настоящий шедевр швейного искусства – сногсшибательное алое платье с высокими разрезами на бедрах, глубоким декольте и облегающее везде, где только можно. Я бросился обнять ее, но застыл, как вкопанный, от ласкового удара кулаком в челюсть.

– А тебе не кажется, что для женщины в моем возрасте оно слишком много открывает?

– Ты в самом подходящем возрасте! – воскликнул я. – Ты шикарная и желанная, и любой зритель мужского пола, достигший половой зрелости, будет пялиться не на меня, а на тебя. Я уже слышу шипение перегретых оргонов <Оргоны гипотетические частицы живительной космической энергии, питающей, по мнению известного психоаналитика Вильгельма Рейха, нервную систему человека (сравн.“ци” и “прана” из цигуна и йоги).> в зрительном зале.

– А изумрудная тиара – это не чересчур?

– В самый раз. Подчеркивает осиную узость твоей талии.

– Не уверена. – Она проделала перед зеркалом изящный пируэт. – Может, лучше зеленый цвет?

– У тебя есть еще наряды вроде этого?

– А как же?

– Доставь мне удовольствие! Давай устроим дефиле.

Я отложил карты, пододвинул кресло, зажег сигару, налил себе бокальчик белого вина. Анжелина запаслась костюмами для всех фокусов. Зеленый – в пару бурому, как ржавчина, окрасу нашего предполагаемого свинобраза. Черное с красным платье – чтобы ассистировать, когда я буду показывать карточные фокусы. Полуночно-черное – для левитации. Мы чудесно провели время, пока гонг не возвестил начало обеда.

В подобном духе истекли последние дни полета. Пока я пестовал в себе таланты фокусника, супруга доводила до совершенства наряды. Мы хорошо питались, прекрасно высыпались, и я позволял себе лишь бокал-другой вина за обедом.

Мы уже знали, что по прибытии на место назначения свободного времени у нас почти не будет. А значит, надо избежать лишнего стаптывания подметок и распихивания локтями остальных пассажиров. Иными словами, меня ждала дружеская встреча с корабельным экономом.

Им оказался слащавый тип с привычкой то и дело вытирать влажные ладони и скалить в улыбке белоснежные зубы.

– И чем же я могу служить вам, дорогой сэр?

– Советом насчет багажа. Если мы уложим чемоданы заранее, вы возьмете на себя их выгрузку?

– С превеликим удовольствием.

– Значит, если вы получите наш багаж вечером накануне прибытия, ничто вам не помешает выгрузить его в первую очередь?

С этими словами я сунул ему пятьдесят кредитов. – Сэр, считайте, что это уже сделано. Даю слово, вам не о чем беспокоиться.

– Тогда, если не возражаете, я попрошу вас о дополнительной информации. С кем бы мне поговорить, чтобы мы с супругой получили возможность первыми покинуть этот гостеприимный корабль?

– Со мной, сэр. Высадка пассажиров – в моем ведении.

В его потливой ладошке исчезла вторая банкнота.

– Судя по всему, вы часто летаете этим рейсом. Не поделитесь ли опытом ускоренного прохождения через таможенный контроль?

– Как кстати, сэр, что вы завели об этом речь!

Мой кузен – сотрудник таможни в космопорте, и я...

У меня основательно полегчало не только в кармане, но и на душе. И я отправился в каюту собирать вещи.

Встреча с бесстыжим взяточником дала плоды – мы первыми сошли по трапу, первыми преодолели таможню, где царил любезный кузен нашего мздоимца, и получили свой багаж нетронутым и непросвеченным. У выхода нас дожидался коренастый субъект в промасленной и мятой спецовке, державший лист бумаги с надписью “Мистюр Догрыз”. Я помахал рукой, и он приблизился.

– Это вы – Догрыз?

– Это я – ди Гриз. С кем имею честь?

– Игорь. Поехали.

Я свистнул, и багаж последовал за нами, а мы – за Игорем на пыльную и дымную улицу. Анжелина фыркнула.

– Мне не нравится это место. А еще мне не нравится наш односложный приятель Игорь.

– Боюсь, вся планета такая. Тут первую скрипку играют добыча природных ресурсов и тяжелая промышленность. Ты разве не заметила в последнем письме Джеймса легкий тон отчаяния?

– Заметила. Пошли поглядим, па чем нас собираются везти. О-о!

И правда, о-о! Нас ждало огромное, обшарпанное, грязное кубовидное нечто о четырех колесах. Когда-то его, несомненно, по ошибке покрасили в розовый цвет. На боку я с трудом прочел под слоем грязи: “Грузоперевозки Игоря. Куда захочешь, туда и доставим”.

Я надеялся, что это не пустые слова. Игорь открыл дверцу и затолкал в кузов наш багаж. Потом по лестнице забрался в установленную наверху кабину. Зарычал, залязгал двигатель, выхлопную трубу стошнило зловонным черным дымом. Мои слезящиеся глаза увидели, как из кабины вынырнула рука, приглашающе махнула нам один-единственный раз и снова исчезла. Мы залезли в кабину, уселись на обшарпанное залатанное сиденье, уставились в грязное ветровое стекло. Где-то внизу скрежетали шестеренки. Грузовик дернулся, затрясся и наконец с грохотом покатил вперед.

– Вы знаете, куда нам надо? – спросил я, стараясь не кривиться при виде унылого ландшафта.

– Угу, ответил Игорь. Или что-то вроде этого.

– Мы едем в Лортби, верно? На свинобразью ферму “Бекон и иголки”?

Очень нескоро дождался я от Игоря утвердительной фонемы. Затем последовала целая речь:

– Грязь возить – вдвойне платить.

Я решил, что это следует перевести примерно так: если вы намерены погрузить в мое транспортное средство нечистоплотное животное, вам следует учесть, что и без того возмутительно высокая плата будет удвоена.

В свою очередь я невнятно буркнул, и на сем наш разговор окончился. Постепенно и с великой неохотой фабрики, дымовые трубы и закопченные стены уступили место невзрачным пустошам. В основном болотистым, декорированным свалками обочинам дороги. Мы с Анжелиной попытались завести легкую беседу, но из этого ничего не вышло. Оставалось лишь подскакивать и качаться на сиденье и отупело разглядывать чахоточные пейзажи. Спустя несколько часов, а может, веков мы свернули с шоссе и разухабистым грейдером миновали дорожный знак, который гласил: “Бекон и иголки”. Его дополнял не слишком отвратительно намалеванный геральдический свинобраз. Надпись под ним предупреждала: “Нарушителей права частной собственности расстреливаем на месте”.

Ободренный сим посулом теплого приема, я дождался, когда грузовик остановится, и сполз на землю. Со стоном потянулся и направился к большому приземистому строению. Когда я отворял дверь, звякнул колокольчик и сидящий за столом человек поднял голову. Телосложением и манерами он был ровня Игорю. Я хотел сказать “Доброе утро!”, но вовремя одумался и лишь хмыкнул. Он точно так же хмыкнул в ответ.

– Нужен свинобраз, – сказал я.

– Туша? Или разделанный?

– Зачем мне труп? Я приехал за живым свинобразом. Целым и невредимым.

Это застигло его врасплох, и лоб избороздили непривычные морщины. В конце концов он выдал:

– Живьем не продаем.

– А сейчас продадите.

Я катнул к нему по столу монету в сто кредитов. Он ее сцапал и буркнул:

– Противозаконно.

– Я этот закон отменяю.

Вторая монета покатилась следом за первой.

С чудовищным усилием улыбка исказила его гранитные черты. Он с шумом поднялся на ноги и направился к двери. Снаружи ждала Анжелина, ее глаза метали молнии.

– Еще минута в обществе Игоря, и я бы его прикончила. И в налитых кровью глазках я читала взаимную любовь. Его счастье, что нам нужен водитель. У тебя все готово?

– Искренне надеюсь, – ответил я с натужной бодростью. – Я повстречал еще одного балагура, он отведет нас к свинобразу.

Предвкушая встречу с этим чудесным существом, я снова повеселел. Мы не должны забывать, что свинобразы вместе с человечеством покоряли звезды, защищали нас и кормили. Эти гибриды, потомки смертоносно-колючих дикобразов и могучих кабанов, настоящие красавцы.

– Ах, – сказал я, входя в хлев и оказываясь липом, к морде с гигантским хряком.

У Анжелины дрогнули ноздри. Она не разделяла моей любви к свинобразам.

– Поистине, я вижу свинью моей мечты!

При виде нас хряк вздыбил рыжеватые иглы, крошечные глазки сердито заблестели. С клыка скатилась капля слюны.

– Фью-фью-фью, – тихо позвал я. – Ах ты, славная хрюшечка!

Я просунул руку между прутьями решетки и почесал его за ушами. Он загремел иглами, довольно заурчал. Свинобразы обожают чесаться, а до затылка им не достать. Анжелина уже видела меня за этим занятием и никак не отреагировала, зато свинмейстер выпучил глаза и побагровел, как при закупорке коронарной артерии.

– Берегись! Это убийца!

– Не сомневаюсь. Но он суров лишь с теми, кто этого заслуживает. Для всех остальных, то есть для прогрессивного человечества, свинобразы – верные, надежные и даже почтительные друзья. Хо-орошая свинка, – сказал я, любуясь огромной зверюгой.

Ужасно не хотелось уходить, но время поджимало. Как ни красив этот кабан, он не годится для циркового номера. Нам нужен актер поминиатюрнее.

Мы пошли дальше, минуя настороженных свиноматок с поросятами, минуя сотни неуемных пятачков и тысячи острых игл. Когда свернули за угол, я ахнул и замер. Передо мной в загоне стоял самый очаровательный подсвинок на свете. Добродушно блестели глазки-пуговки, дыбом стояли тонкие иглы. Самочка побежала на мой зов, стуча копытцами, и захрюкала от удовольствия, когда я почесал, где нужно.

Мы быстренько поладили с ее хозяином. В его руки перешло еще несколько сотен кредитов, в мои – кусок веревки. Свинка спокойно приняла поводок и послушно засеменила перед нами к машине.

– Чудо-свинка, – сказал я. – Назовем ее Глорианой.

– Это в честь кого же? – вмиг насторожилась Анжелина. – Одной из подружек твоей юности?

– Да Бог с тобой! Это имя из легенды, из мифологии. Глориана – богиня скотного двора, ее часто изображали с поросенком на коленях.

– Ты выдумал!

– Ну, что ты!

– Джим ди Гриз, если бы я не знала тебя так хорошо, приняла бы за скрытого зоофила.

– Маленьким я дружил с этими симпатичными зверушками.

– Сейчас ты большой, так что изволь держать свои симпатии в узде. И вообще, поехали-ка в цирк.

Я выдвинул из кузова сходни, и Глориана бодро взбежала по ним. Из кабины кузов просматривался через оконце, и я поглядывал на нашу покупку. Но Глориане было не занимать самообладания, и вскоре она уснула.

О том, как мы добрались до Феторрскории, рассказывать особо нечего. Бывают впечатления, которые лучше поскорее выбросить из клеток памяти, развеять, как страшный сон. Когда мы пересекли городскую черту, наше настроение подпрыгнуло... по крайней мере, чуточку приподнялось. Уже в су мерках мы добрались до цели – большого здания. Игорь сбросил в сточную канаву наш багаж и скривился при виде семенящей мимо Глорианы.

– В кузове свинячье пу. Еще двадцать кредитов. Я заглянул в кузов и отрицательно покачал головой:

– Нет пу, нет и кредитов. И вручил ему оговоренную сумму.

Он медленно сосчитал деньги, убрал в карман. Затем его чело пробороздили глубокие складки. Очевидно, мышление не входило в число его привычных занятий.

– Я вижу пу. Плати.

– А я не вижу пу, и ты не увидишь денег. Он замахнулся гранитным кулаком и ринулся вперед. Анжелина улыбнулась:

– Моя очередь, если не возражаешь.

Ответить я не успел. Анжелина махнула ногой и врезала Игорю по лодыжке. Пока он падал, она сомкнула руки и треснула его по шее. Он восхитительно шмякнулся оземь.

Пока он, исторгая грязные ругательства, поднимался на ноги, я указал на грузовик и предупредил:

– Езжай отсюда. А то хуже будет.

Я слегка надеялся, что Игорь не уймется. Он оскорбил мою обожаемую Анжелину, а я такие штучки прощаю нелегко.

Не я один испытывал по отношению к нему подобные чувства. Краем глаза я заметил рыжеватое пятно. Глориана, встопорщив иглы, метнулась вперед. Игорь взвизгнул и запрыгал на одной ноге, держась за лодыжку, по которой ударил острый бивень. А затем, нечленораздельно ругаясь, поспешил вскарабкаться в кабину. Фургон исчез в ночи, увозя Игоря с полными карманами моих денег. Глориана, довольная собой, уже рылась в мусорном баке у двери. Я нажал на кнопку под табличкой: “Колоссео. Вход для работников сцены”. Дверь со скрипом отворилась, появилась усатая физиономия.

– Че надо?

– Здесь находится “Большой Бигтоп”?

– Ну.

– В таком случае, добрый человек, отвори дверь шире. Перед тобой не кто иной, как Могучий Марвелл собственной персоной!

– Ты опоздал.

– Я никогда не опаздываю к благодарной публике, которая очень скоро будет взирать, затаив дыхание, на Могучего Марвелла. Дружище, веди нас в наши покои.

Обладатель усатой физиономии повел нас в недра “Колоссео”. Мы с Анжелиной шли рука об руку, Глориана семенила сбоку, следом катился багаж. Все предвещало мне начало новой эффектной карьеры.

– Вы опоздали, – произнес другой голос.

Я обернулся.

– Те же слова изрек цербер у вашего портала. А вы?..

– Харли-Дэвидсон. Со всеми вопросами – ко мне. Он вошел в артистическую уборную, и мы пожали друг другу руки. Харли-Дэвидсон был высок и черняв, и в наряде инспектора манежа выглядел щеголем. Все, начиная от блестящих черных сапог и заканчивая еще сильнее блестящим черным цилиндром, выдавало прирожденного артиста.

– Надеюсь, вы стоите своих афиш, – сказал он. Я тоже на это надеялся, потому что, придумывая афиши, полностью расстреножил фантазию.

– Еще бы!

Я пытался излучать шарм и пробуждать положительные эмоции.

– Последний наш факир пил горькую и пропускал почти все выступления.

– Уверяю вас, я с младых ногтей не прикасаюсь к спиртному. Позвольте представить Анжелину, мою жену.

Он, как истинный актер, поцеловал ей руку.

– А это – Глориана.

Харли-Дэвидсон одобрительно посмотрел на свинку, но от поцелуя воздержался.

– Мне нравится, когда в номерах участвуют животные. Это стильно. Вы знакомы с Великим Гриссини? У него есть несколько фокусов наподобие ваших.

– Так вы его знаете? Это мой наставник. Я ему обязан всем, что умею.

– Приятно это слышать. Гриссини – профессионал высочайшей пробы. Ну что ж, до начала еще часа два. Располагайтесь, отдохните. Если что понадобится, не стесняйтесь, зовите коридорного.

– А где тут ближайший ресторан? – спросила Анжелина. – Мы давно не ели.

– Увы, ни одно из окрестных заведений я рекомендовать не берусь. Но возле вашего телефона лежит список фабрик-кухонь, они доставляют вполне приличную еду...

– Харли, че ты от меня прячешься? – прогрохотало, как вулкан. – Есть разговор.

В комнату вошел человек примерно моего роста, но, как минимум,вдвое шире в плечах и талии. Он был наголо обрит, с вислыми черными усами. Казалось чудом, что одежда на нем не лопается от малейшего движения. Мышцы бегали и сплетались в узлы диаметром с древесный ствол. Его предплечье было толще моего бедра. Я видел этого человека на фотографиях и афишах и сразу узнал его. Ради него-то мы и преодолели бесчисленные световые годы.

– Подумать только! – воскликнул я. – Вы не можете быть никем иным, кроме знаменитого на всю галактику Пьюссанто! Поистине, встреча с вами – великая честь для меня. Я – Могучий Марвелл.

Я шагнул вперед и протянул руку. Он подал только два пальца, и это было вовсе не чванство – три его пальца я бы попросту не обхватил. Я энергично пожал, но с таким же успехом можно пожимать арматурные прутья. Красные глазки богатыря моргнули, на лбу пролегли морщины.

– Че, правда? Слыхал обо мне?

– Вам поют оды в самых дальних звездных системах.

На его лице промелькнула хиленькая улыбка – видно, грубую лесть он принял за чистую монету. Но к Харли-Дэвидсону повернулся с прежней гримасой на физиономии.

– Че это ради сторожа меня не выпускают?

– А того ради, что тебе запрещено покидать город. И учти, каждый кредит на взятки, без которых не удалось бы спасти тебя из кутузки, вычитается из твоего жалованья.

– Но тута же скучища!

– В городе – тоже.

– Все вранье! Напраслина!

– Ну, конечно! Да знаешь ли ты, сколько свидетелей пришлось подкупить, чтобы держали языки за зубами? Ты и раньше выкидывал такие номера, и сколько раз!

– На меня напали!

– Что я слышу?! Двадцать восемь сталеваров напали на одного лысого клоуна? Трое сейчас в больнице, а когда прибыла полиция, все до одного, без малого три десятка, лежали в отключке.

– Да я же пошутил только.

– В последний раз предупреждаю! Еще одна подобная выходка, и ищи новый цирк.

Харли, видать, был не робкого десятка. Уж не знаю, смог ли бы я вот так отчитывать монстра вроде Пьюссанто. Секунду-другую я даже ожидал кровопролития и разрушения. Пьюссанто напрягся, бицепсы вздувались, вены под кожей извивались, как змеи. Потом он пробормотал что-то не слишком приличное, круто повернулся и вышел.

– И часто он так? – спросил я, когда атмосфера слегка разрядилась.

– Увы, слишком. Как закончим сезон, он получит расчет. Хватит с меня возни с этим двуглазым циклопом. – Харли-Дэвидсон мрачно посмотрел на Глориану. – А ей лучше не пакостить в коридорах.

С этими словами он вышел. Анжелина затворила двери, села и сказала:

– Фу-ух!

– Присоединяюсь.

Она улыбнулась.

– Добро пожаловать в шоу-бизнес.

Глава 6

Судя по всему, в старом городе намечался шумный вечерок. Это я понял, миновав пост охраны неподалеку от нашей уборной. Мое внимание привлекли шеренги экранов. На экранах горели прожектора, освещали площадь у парадного входа. Там царила суета, начиналось много всякого интересного. Шоферы отворяли дверцы машин и отдавали честь пассажирам. Из всевозможных транспортных средств появлялись шикарно одетые пары. Чего там только не было – крылатого, колесного, гусеничного. А одна хитроумная штуковина даже прыгала. Все это пахло внушительными деньгами.

Сей запах я учуял сразу. Он и удивлял, и радовал. На Феторре мы до сих пор видели только грязное подбрюшье индустриального мира: копи, плавильни, фабрики – и сажу, сажу, сажу. Но все это означало солидные банковские счета для немногих везунчиков, покоривших вершину социальной пирамиды. Иными словами, нашим взорам явился старый добрый капитализм с обнаженными клыками и когтями. Минимум – для большинства на дне, максимум – для меньшинства на плаву. Однако все раздумья об экономической несправедливости испарились, когда я вернулся в уборную и обнаружил Анжелину. Она придирчиво изучала себя в зеркале.

– Зеленый костюм! – вскричал я. – Безупречный, шикарный, невероятный. О, дайте мне облобызать эту богиню шарма.

Вполне ощутимый толчок ладонью в грудь остановил мой страстный порыв. – Позже. Я полчаса убила на макияж и не позволю, чтобы ты его размазал.

– А можно я его размажу потом?

Ответом мне было крайне отрицательное “фи”. Только теперь я заметил, что тени на ее веках необычно густы. Черные брови ярче очерчены и круче изогнуты. А на щеках рдеют румяна.

– А ну-ка, Джим, садись гримироваться. Не забыл, чему я тебя учила?

– Сажусь, сажусь.

Я сел перед зеркалом и наложил слой основы. И тут краем глаза уловил движение. Глориана устраивалась в своей корзине.

– С ней не было хлопот?

– Что ты, совсем напротив. Она была настоящей паинькой, пока какой-то оболтус не попробовал к нам вломиться. Малютка отреагировала быстрее меня. В один миг превратила его штаны в лохмотья, и он с визгом умчался по коридору. В награду она получила сандвич с сыром и черными трюфелями и миску молока, а теперь отдыхает. Я специально надела зеленое, потому что этот цвет прекрасно гармонирует с рыжими иглами.

Время еще было – нам предстояло выступать под занавес первого отделения. Но мы так разволновались, что пошли за кулисы смотреть через дырочки в занавесе. Ряды и ложи были забиты до отказа – яблоку негде упасть. Пришлось посторониться – униформисты тащили тяжелые снасти Пьюссанто. Он открывал шоу.

– Марш отсюда, – приказал нам Харли-Дэвидсон, когда духовой оркестр сыграл туш. Он выскочил на сцену, навстречу восторженным аплодисментам.

– Дамы, господа и простые пеоны, мы рады приветствовать вас в “Большом Бигтопе”!

Это вызвало новый, еще более мощный взрыв аплодисментов. Особенно усердствовал пролетариат на высокой галерке, отделенной от сливок общества прочной металлической сеткой. Инспектор манежа дождался, когда утихнут хлопки.

– Друзья мои, вам предстоит насладиться лучшими цирковыми номерами в галактике. Оставьте свои заботы, целиком отдайтесь самому чудесному развлечению в освоенной вселенной. Сегодня вас поразит таинственное волшебство Могучего Марвелла. Вас заворожат многообразные жизненные формы Гара Гуйля и его изумительной труппы уродов. С их чудовищной притягательностью сравнятся только красота и пластика Белиссимы и ее “Прыгающих балерин”.

Это вызвало не только аплодисменты, но и пронзительный свист на галерке.

– А открывает наше сегодняшнее представление лучший среди отважных, стремительных и презирающих смерть. Позвольте представить вам подлинного титана, сильнейшего человека нашей галактики и всех других галактик, неудержимого, незабываемого, невероятного Пьюссанто!

Инспектор манежа отошел в сторону, занавес раздвинулся и явил взорам публики борца – скользкого, блестящего от масла, перегруженного мускулами и, несомненно, источающего запах тестостерона. Со своего закулисного НП мы с Анжелиной видели его как на ладони – конечно, если этот фразеологический оборот применим к такой громадине.

– Высокоуглеродистая сталь! – возгласил Харли-Дэвидсон, и силач постучал прутом толщиной в палец и длиной метр по стоящей перед ним наковальне. После чего взял его за концы и положил на коле но. Под охи и ахи зрителей он напряг мускулы, да так, что лопнула рубашка, и согнул стальной прут. Всем это понравилось, но еще больше им понравилось, когда он цапнул железяку зубами.

И перекусил пополам!

– А сейчас обратите внимание, – сказал Харли-Дэвидсон, когда утихли крики, – на веселых каменщиков. Они займутся своим делом, пока Пьюссанто будет вас развлекать.

Партер промолчал, зато с галерки на цирковых рабочих посыпались добродушные ругательства и советы. Пока Пьюссанто вершил свои подвиги, каменщики быстро замесили раствор и принялись возводить стену. Когда верхний ряд кирпичей лег вровень с их головами, снова раздался туш, и к рампе вышел инспектор манежа.

– Настоящие кирпичи! Настоящий строительный раствор! Вы своими глазами видели, как возводилась эта стена. Она крепка, вернее, будет крепка через некоторое время. Мы не можем ждать, когда раствор затвердеет сам по себе. Видите, к нам выезжает машина? Это специальная техника, она применяется лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Она укрепит эту стену у вас на глазах.

Вырвалась струя пламени, публика закричала и заахала. Облаченный в защитный костюм оператор гонял огонь вверх и вниз по стене. Когда он сделал свое дело, вышли два тяжеловеса с кувалдами и под грохот кузнечных молотов из оркестровой ямы взмахнули своими орудиями. На стену посыпались удары, но она осталась невредима.

Рабочие покинули сцену вместе с машиной и своими инструментами, Харли-Дэвидсон поклонился и тоже отошел. Свет померк, лучи юпитеров освещали только громадный силуэт Пьюссанто. Силач побрел к стене. В мертвой тишине постучал по ней пальцем и улыбнулся. Все утонуло во тьме, кроме стены и богатыря.

Он прошелся по сцене, повернулся спиной к зрителям и постоял в эффектной позе. Возбужденно рокотали малые барабаны, их дробь поднималась волнующим крещендо и вдруг оборвалась, вмиг уступив место гробовой тишине.

Пьюссанто опустил голову, раскинул руки и ринулся на стену, сгибаясь на бегу. И со всего маху врезался бритой макушкой в кирпичи.

Стена содрогнулась, пошла трещинами и рассыпалась. Под безумное ликование зрителей Пьюссанто смахнул с черепа кирпичную крошку и поклонился. Публика влюбилась в него без памяти, трижды вызывала на бис и, когда он задержался за кулисами, долго шумела и рукоплескала. Мы с Анжелиной поняли: сейчас что-то будет. И оказались правы. Это был экспромт.

– Пьюссанто вас слышит и понимает ваши чувства, – объявил инспектор манежа. – А потому, идя навстречу вашим пожеланиям, он исполнит небольшой оригинальный номер.

Силач, вместо того чтобы вернуться на авансцену, сошел по ступенькам в партер. Пожал несколько рук, вернее, позволил пожать его пальцы, довольно улыбался, когда его целовали красивые дамы. Потом возвратился в первый ряд и поклонился. И, кланяясь, схватил два привинченных к полу кресла. Одним могучим рывком выкорчевал их и вскинул над головой.

Зрители хохотали, глядя, как бледные от страха мужчина и женщина в поднятых силачом креслах судорожно вцепились в подлокотники и пытаются улыбаться. Под звуки труб раздвинулся занавес, и Пьюссанто, держа своих пленников над головой, взобрался на сцену. Повернулся и поклонился зрителям. И принялся подбрасывать кресла с людьми, как гири!

Вопя от ужаса, пленники совершали сальто и снова, подхваченные ловкими и могучими руками, летели вверх. Пятикратно продемонстрировав чудесную силу и координацию движений, Пьюссанто целыми и невредимыми опустил свои жертвы на сцену. Девушка поцеловала его, зрители пришли в неистовство. Стоявший рядом со мной Харли-Дэвидсон закричал, но в оглушительном реве только мне удалось расслышать его:

– Пьюссанто! Ты заплатишь за эти кресла! Вычту из жалованья!

Униформисты вернули кресла в зал, а силач поклонился последний раз и ушел за кулисы.

Крики смолкли, и туш сменился унылым похоронным маршем. Его сопровождали пронзительные замогильные крики и маниакальный хохот.

Потускнели, а затем и вовсе погасли прожектора, а леденящие кровь вопли звучали все громче. Появилось одинокое пятнышко синеватого света, в нем стоял красивый мужчина в смокинге. Он поклонился зрителям и голосом, исполненным угрозы, проговорил:

– А вот и мы! “Межзвездное шоу уродов Гара Гуйля!” Прошу любить и жаловать!

Он отошел в сторону, и место под прожектором занял четверорукий зеленокожий артист в килте из шотландки и со спорраном, низко поклонился, достал из споррана маленький белый череп с крохотными рожками и подбросил вверх. Затем появился другой череп. Вскоре множество черепов замелькало в синеватом луче над ловким четвероруким жонглером. Выглядело это классно, и публика получила огромное удовольствие. Особенно когда уродец один за другим отправил черепа в зрительный зал. Из-за них дрались и, завладев и рассмотрев, поедали. Черепа оказались конфетами.

– Приветствую вас, дорогие друзья, приветствую! Нынче вечером я с вами. Я подарю вам трепет ужаса, дрожь отвращения и судороги экстаза! По всей галактике собирал я доселе сокрытые от глаз почтеннейшей публики капризы природы, и вот они перед вами. Любуйтесь или содрогайтесь от омерзения, как пожелаете. В моей коллекции недоношенные недоумки и помешанные помеси – возможно, вы о них слышали, возможно, они вам снились. Но если это были сны, дамы и господа, то сны кошмарные! Ужасающие наездники ночи! И человек-улитка!

Занавес стремительно раздвинулся, и резкий свет юпитера залил существо на сцене. В зале – возгласы, крики. По вполне понятной причине. Уродец был скрючен, изогнут в три погибели, наполовину скрывался в шипастой раковине. Напуганный шумом, он еще глубже забрался в свое укрытие и пустился в бегство. Вернее, медленно пополз по сцене, оставляя за собой полосу слизи. Он двигался в мою сторону, и я, глядя в дико выпученные глаза, попятился.

“Это не человек! Это робот из псевдоплоти!” – твердил я себе. Однако мне невыразимо полегчало, когда он повернулся и пополз в обратную сторону. Несомненно, создатель этой твари обладал самым извращенным воображением.

Затем публика весело приветствовала птицедевушку с недоразвитыми крыльями вместо рук и ороговелым клювом. Особенное оживление вызвал ее полет – она вспорхнула на несколько футов. Были и другие уродцы. Публике все это нравилось, а мне сии восторги немало поведали о нравах обитателей Феторра. Показалось, что отвратительное зрелище несколько затягивается, и все же я надеялся в глубине души, что оно никогда не кончится. Поскольку это с каждой минутой приближало меня к сценическому дебюту. Удастся ли завоевать симпатии зрителей? Теперь-то я знал, что им по вкусу, но, увы, слишком поздно украшать свои номера кровью и слизью. Я мог предложить только фокусы простые и чистые.

Следующие выступления миновали мое сознание. Я возился со снастями, гармошкой перебрасывал карты из руки в руку. Подошла Анжелина, ведя на золотой цепи Глориану, и, склонив голову набок, подозрительно посмотрела на меня.

– Как самочувствие? У тебя ужасный цвет лица.

– Мандраж перед премьерой. Неужели ты не понимаешь, что мы впервые в жизни выступаем на сцене? Что бы там ни утверждали наши лживые афишки.

– Джим ди Гриз, на тебя это не похоже. Ты глядел в огромные жерла пушек, в лица мелких злобных генералов, в морды гигантских хищных зверей, в мрачные физиономии таможенников. И никогда не колебался. Хорош потеть! Соберись, хлебни. – Она достала фляжку лечебного бренди. – И вспомни девиз шоу-бизнеса.

– Очутишься на сцене – уймется дрожь в коленях! – хором воскликнули мы, и я сделал добрый глоток.

И вот мы готовы выйти на авансцену и слушаем, как разливается соловьем доверчивый конферансье.

– ...Нырнул с тысячеметровой башни в крошечную ванну с водой и остался жив! В наручниках, опутанный цепями и запертый в стальной сейф, он был сброшен в океан, несколько часов боролся за свою жизнь и нашел-таки путь к спасению!

Боже, неужели я спятил, когда садился писать всю эту рекламную ахинею? Гореть мне веки вечные на адской жаровне!

– ...Без лишних слов представляю вам магистра магии, корифея колдовства, властелина волшбы – Могучего Марвелла!

Действуй спокойно, Джим, и ты успокоишься, твердил я себе. Не дергайся.

Я вышел на середину сцены, поклонился и едва не потерял дар речи. Потому что прямо передо мной, в первом ряду, у прохода сидел мой сын Боливар и хлопал, как очумелый. А ведь он должен находиться во многих световых годах от Феторра!

К счастью, говорить мне и не требовалось. Я повернулся и дал Анжелине знак выходить. Что она и сделала с непередаваемой грацией под шквал аплодисментов. Оставалось лишь гадать: либо аборигены обожают свинобразов на золотых цепях, либо они в таком же восторге, как и я, от Анжелины.

Не возьмусь описать свои действия в те минуты – со мной приключилось что-то вроде трупного окоченения. Слава Богу, я ничего не уронил. В нужные моменты публика ахала или смеялась. Анжелина своевременно подавала мне аксессуары, кричала, когда я укладывал ее в ящик и распиливал пополам, собирала клочки бумаги при фокусе с чтением мыслей, плавала в воздухе. И вдруг Анжелина с Глорианой на поводке оказалась передо мной. Я понял, что наступил черед последнего фокуса – с исчезновением.

– Глядите и восхищайтесь! – прокричал я. – Красавица и чудовище. Они из плоти и крови, но это – пока. Умоляю, молчите, ведь достаточно малейшей оплошности, малейшей ошибки, малейшей невнимательности, и все может закончиться даже не провалом, а неописуемой катастрофой! Глядите! Они входят в клетку! А сейчас неподражаемая Анжелина пристегнет свирепого свинобраза к полу тяжелыми замками и цепями. Видите, все уже готово. А вы готовы? Да, похоже на то. А теперь волшебное слово – моносодиумглютамат!

Упал и через миг поднялся покров. Анжелина с Глорианой исчезли. При виде опустевшей клетки публика одобрительно заревела. Закрылся занавес, и я вышел на авансцену раскланяться в последний раз. Боливар кинул букет цветов, я поймал и едва заметным движением пальца указал сыну на кулисы. Он кивнул.

В уборной он оказался раньше меня и поцеловал воздух перед материнской щекой, чтобы не испортить грим. Когда я вручал ей букет, она сделала изящный реверанс.

– От Боливара, – сказал я.

– И от Джеймса, Сивиллы и Сивиллы. Я обещал им позвонить, как только вы закончите выступление. Это было поистине великолепно! Какой шикарный свинобраз!

Глориана хрюкнула в знак согласия и подставила Боливару спину для почесывания.

– Можно поинтересоваться, что ты здесь делаешь? – спросил я.

– Разумеется, можно. Работаю в банке. Как только мы узнали, что вы летите сюда, Джеймс пришпорил свою поисковую программу и создал на Феторре базу данных, какая тебе и не снилась. Знаешь, сколько банков только в этом городе? Сорок.

– Верю. Где бабки, там и банки.

– Самыми большими резервами располагает “Банкротт-Гейштесабвезед”. Ты о нем что-нибудь слышал?

– Нет. А что, должен был? Название не из самых запоминающихся.

– Мы покопались в его реквизитах, что было совсем не просто, и в конце концов обнаружили: банк принадлежит твоему старому другу. Некоему Имперетриксу фон Кайзеру-Царскому.

– Кайзи?

– Именно. Он же владеет “Первым межзвездным банком вдов и сирот”, о котором тебе говорил. По некой причине, известной только Кайзи, здешнему банку полагается быть секретным. Я послал письмо, что мы намерены помочь тебе в расследовании. И добавил, что это будет гораздо легче осуществить, если среди сотрудников здешнего филиала “Вдов и сирот” появится наш человек. Я надеялся, что твой наниматель достаточно влиятелен и сумеет организовать мое назначение.

– И ты получил работу? – спросила Анжелина, всегда интересовавшаяся карьерой сына.

– О да. Ему так понравился мой опыт в банковском деле, что он назначил меня менеджером.

– Мой сын – менеджер банка! – Анжелина улыбнулась. – Лишний повод закатить вечером пирушку.

И тут зазвонил телефон. Боливар достал его из кармана, выслушал и отключил.

– Что-нибудь важное?

Мой сын кивнул. Мне казалось, что он слегка помрачнел.

– Звонил ночной менеджер. Похоже, несколько минут назад “Вдов и сирот” ограбили.

Глава 7

– Мне надо вернуться в банк. – Боливар направился к двери.

– А мне надо идти с тобой. – Я запрыгал на одной ноге, пытаясь стащить брюки.

– Нам всем сначала надо подумать, – заявила самая практичная из нас – Анжелина. – Ограбили банк. Охрана и полиция уже полностью изолировали место преступления. А значит, нам нет смысла бегать кругами и хлопать крыльями.

Рука Боливара застыла на дверной ручке.

– Здравая мысль. – Он вернулся и сел.

– Ты – яркий светоч мудрости в ночных потемках глупости. – Я сел и скинул туфли, что основательно облегчило процедуру снятия брюк. – Пока я переодеваюсь, может, Боливар окажет услугу – забронирует нам номер в самом элегантном из ближайших отелей, а также закажет такси. Сами мы это сделать не успели – слишком поздно приехали.

– Считай, что дело в шляпе. – Он застучал по кнопкам телефона. – Готово. Вас ожидают королевские апартаменты в “Уолдорф-Кастории” и лимузин у подъезда.

– Скажи, что мне нужен час переодеться и упаковаться. – Анжелина скрылась за ширмой. – И позаботься, чтобы Глориане предоставили первоклассное обслуживание. Ей, наверное, тоже нелегко далось сегодняшнее представление.

Свинка подтвердила это тихим хрюканьем.

Мало-помалу в мои перенапрягшиеся мозговые клетки возвращался рассудок. Я указал на кожаный чемодан.

– Возьмем с собой суперкомпьютер. Может, зададим ему вопросик-другой.

– Ты позвонишь и расскажешь, что случилось в банке, – велела Анжелина.

– Как только узнаю.

Я послал ей воздушный поцелуй, и мы с Боливаром вышли.

Представление еще не закончилось, и перед зданием стояла уйма наемных экипажей. Мы сели в первое попавшееся такси, Боливар объяснил водителю, куда ехать, затем повернулся к машинке, вмонтированной в перегородку между нами и шофером.

– Что это? – спросил я.

Он указал на табличку “Индикатор шпионских устройств”.

– На Феторре процветает промышленный шпионаж. Эта штуковина находит “жучки” в машине и генерирует “белый шум”, мешающий наблюдению снаружи.

– Ты уверен, что в самом индикаторе нет “жучка”?

– Я ее проверил вот этим. – Он отстегнул от пояса приборчик и показал мне. Вещица пискнула и полыхнула зеленым. – Индикатор “жучков” в индикаторах “жучков”. Их выдают в банке и ежедневно проверяют с помощью...

– Знаю, знаю! С помощью индикаторов “жучков” в индикаторах “жучков” в индикаторах “жучков”. Хватит, хватит! Этак и с катушек недолго слететь!

– Да, папа, лучше подумать о чем-нибудь другом, например о том, как нам быть с ограблениями банков. Боливар щелкнул выключателем встроенного индикатора. Тот дал красную вспышку и произнес тонким машинным голосом:

– Слева под сиденьем подслушивающее устройство.

Боливар порылся под сиденьем и извлек несколько монет.

– Ложная тревога? – спросил я.

– Сомневаюсь. – Он пристально рассмотрел монеты, затем выбросил их в окно. Индикатор отреагировал на это гудком и зеленой вспышкой и отключился.

– В одной из этих монет – радиопередатчик.

– Кому понадобилось за нами следить?

– Может, и не за нами. Кто бы ни были эти люди, им, возможно, захотелось понаблюдать за кем-то из зрителей, и они подсунули “жучки” во все машины.

– Дорогое удовольствие.

– Но вполне позволительное, если денег куры не клюют. Итак, мы теперь наедине. Не пора ли подумать о деле? Нужен план игры.

– Ты совершенно прав, – изрек я важно. И обмяк. – Только негде его взять.

– Ошибаешься. Впервые с тех пор, как начались эти кражи, мы с тобой оказались на месте преступления. Мы соберем все улики... Под словами “все улики” я подразумеваю абсолютно все улики. Науськаем на них суперкомпьютер и посмотрим, что из этого вылупится.

Я похлопал компьютер по кожаной шкуре.

– Можно считать, дело сделано.

Однако я вновь ошибался. Впереди были сонмы легавых, шеренги полицейских машин и длиннющие куски желтой ленты с надписью: “Полицейский барьер! Не пересекать!” Такси остановилось. Когда мы вышли, к нам решительным шагом приблизился кряжистый слуга закона.

– Уезжайте! Посторонним запрещено!

– Мы останемся. – Боливар достал бумажник. – Я менеджер банка, и я войду.

Лоб под узорной, инкрустированной алмазами кокардой избороздили морщины. Полицейский взялся за телефон. От его начальника проку оказалось ненамного больше, поэтому мы с Боливаром прошли по всей иерархической цепочке, пока не достигли фараона, облеченного золотыми галунами и властью достаточной, чтобы нас пропустить.

– Кто такие? – прорычал он.

– Боливар ди Гриз, управляющий этим банком. А вы?

Золотогалунник сверкнул глазами.

– Капитан Кидонда из Отдела серьезных преступлений. Меня вызвали из цирка. Смею вас уверить, я не люблю, когда мне портят вечер.

– Вполне разделяю ваши чувства. Мой вечер тоже безнадежно испорчен.

Мы остановились перед фасадом банка и уставились на огромную пробоину. Вряд ли ее могли проделать вдова или сирота.

– Впечатляет, – заключил Боливар. – В этом месте стоял счетчик банкнот.

Золотогалунник кивнул:

– По показаниям свидетелей, его выдернули летающим краном. Один рывок и он в небесах. На поиски брошены все дежурные силы полиции.

– А что творится в банке? – спросил Боливар.

– Все устройства охранной сигнализации молчат. Кроме тех, что на счетчике денег. Пискнул капитанов телефон, и Кидонда рыкнул:

– Ну?

Выслушал ответ, кивнул:

– Хорошо, действуйте. Подключите экспертов. Он повесил телефон на пояс и повернулся к нам.

– Найден счетчик денег. Выпотрошенный и брошенный. Вам известно, сколько в нем было наличных?

– В банке есть сведения. Пойдемте посмотрим. Боливар наклонился и заглянул в сияющий глаз сетчаткоскопа. Тот дважды пискнул. Мой сын прижал ладонь к металлической пластине на косяке парадной двери, та погудела и дала замку сигнал открыться. Мы вошли.

Внутри едва тлели лампы дежурного освещения. Медленно вращались на своих осях телекамеры. С улицы в огромную пробоину вливался свет фонарей. На полу везде лежала щебенка.

Датчики заметили наше присутствие, и заиграла нежная музыка – серьезная финансовая классика с арпеджио выгоды. В подвале с мощными стенами и контрфорсами Боливар склонился над пультом.

– Слава Богу, хоть хранилище цело. Здесь надежные запоры. Снаружи нельзя изменить код часового замка. Он сработает только утром, когда явится персонал.

Неужели хранилище только и ждало этих слов? Едва они прозвучали, на потолке вспыхнули лампы и посреди двери ожил огромный штурвал.

– Доброе утро, дорогие клиенты, сказало хранилище.

Штурвал щелкнул и замер, толстые стальные штыри вышли из гнезд.

– Кажется, вы сказали, что он не откроется до утра?

Увиденное не обрадовало капитана Кидонду. Боливар не успел ответить. Массивные врата распахнулись настежь, и мы увидели хранилище. Повсюду валялись пустые депозитные сейфы. И тут же оглушительно заревели сирены, а в глазах зарябило от вспышек ламп охранной сигнализации. Капитан закричал в телефон, потом замахал руками на хлынувшую в ворота толпу полицейских.

– Отправьте взвод к задней стене! – Он повернулся к Боливару. – В банке есть черный ход?

Боливар кивнул.

– Маленькая дверь для персонала, а также ворота для бронированных фургонов. – Ясно. Я хочу окружить здание, да так, чтобы комар не вылетел. Возможно, преступники еще в банке. Шевелитесь!

Толпа зашевелилась. Он вызвал тяжело вооруженный взвод.

– Стрелять во все, что движется.

– Надеюсь, это не относится к нам?

Капитан на шпильку не отреагировал.

– Ведите нас к черному ходу, – приказал он. Боливар подчинился.

Я брел в арьергарде. Очень хотелось выяснить, что происходит, но я не хотел привлекать к себе излишнего внимания. Боливар отпирал замки. Через кабинеты и кладовые мы добрались до последней двери.

– За нею гараж, – сказал Боливар.

– Отоприте – и сразу в сторону.

Капитан махнул рукой, и штурмовое подразделение двинулось вперед.

– Когда я ее распахну, врывайтесь. Зря не рискуйте. Стреляйте первыми.

Мрачные фараоны кивками выразили согласие и взяли оружие на изготовку.

Дверь распахнулась, и взвод ринулся в атаку. Штурмовики стреляли на бегу в темноту. Боливар шагнул в дверной проем и включил свет. Клубился пороховой дым. Пусто.

– Откройте наружные ворота! – приказал капитан.

Боливар поднял рубильник. Загудели моторы, застрекотали шестеренки, и тяжелые бронированные ворота утонули в земле. Мы напряженно ждали, пальцы штурмовиков застыли на спусковых крючках. И наконец впереди показались люди. Это тоже были полицейские. И тоже стояли шеренгой. И тоже целились.

– Не стрелять! – крикнул Боливар этим парням не промах. – Мы свои!

Пальцы дрогнули и расслабились. Защелкали предохранители.

– Можете объяснить, как это случилось? – Капитан Кидонда повернулся к Боливару.

– Конечно, не могу. Я тоже был в цирке.

– Но вы хоть поняли, что произошло?

– Я понял ровно столько же, сколько и вы. Счетчик денег извлечен через пробоину в стене. И каким-то образом неизвестный, или неизвестные, проникли в подвал и вынесли все его содержимое.

– Каким образом?

– Почем я знаю?

– Должны знать, потому что это ваша работа. – Капитан выходил из себя. – Мне начинает казаться, что здесь не обошлось без “крота”. Тот, кто планировал кражу, прекрасно знал, как открывается дверь в хранилище. А затем он отправился в цирк, чтобы обеспечить себе алиби.

– Я не нуждаюсь в алиби! – вспылил Боливар. – Я не совершал кражи, не имею к ней никакого отношения! Доходит это до ваших куриных мозгов через толстую черепную кость?

– Что? – взревел капитан. – Оскорблять офицера полиции при исполнении служебных обязанностей? Это преступление! Арестовать его!

Подскочили плоскостопые крепыши и схватили моего сына.

– Вы не смеете! – вскричал я, замахиваясь компьютером.

На моем пути встал капитан.

– Не только смею, но и вас упеку вместе с ним в каталажку, если услышу еще хоть слово!

– Папа, успокойся. Это недоразумение, досадная ошибка.

– Ваша ошибка! – мрачно изрек олух-полицейский. – Новый менеджер с чужой планеты, разве это не подозрительно? – Он несколько секунд помолчал, держа телефон возле уха. – Отлично. Комиссар со мной согласен. Приказал доставить вас к нему. – Он ткнул в мою сторону жирным пальцем. – А вы убирайтесь, не то и вам обеспечены очень большие неприятности.

Запах из его рта говорил о многолетних отложениях еды в дуплах, в голосе сквозили ненависть и презрение. Я оглянулся на Боливара. Тот подмигнул. Я понял: не надо вмешиваться и устраивать истерику. Следует убраться отсюда и искать более деликатное решение назревшей проблемы.

Я стушевался.

– О, дорогой сэр! Вы должны простить меня. Я позволил всем этим ужасным обстоятельствам затуманить мой рассудок. И вы, конечно же, правы. Вы – слуга закона, и ваш долг – служить закону. Позвольте же мне заползти в мой жалкий отель и глубоко раскаяться в своей ошибке.

Я поклонился ему в ноги и, не разгибаясь, шаркая, попятился. Золотогалунник хотел что-то сказать, но тут Боливар оттолкнул полицейского и хорошенько врезал второму. В суматохе никто не заметил моего ухода. Я пролез под барьерной лентой и помахал зеваке, который случайно оказался водителем медленно кружившего около банка такси.

– Тормози, – сказал я. – Включай счетчик и стой здесь. Надо кое-кого подождать.

Он с радостью подчинился и с восторгом лицезрел прибытие визжащего сиреной автофургона, задом подъехавшего к парадной двери банка. Люди разместились в кузове, дверь закрылась, и фургон тронулся.

– Поезжай за этой машиной.

– Ну уж дудки! Это Полиция Безопасности, а с ней шутки плохи.

– Только для преступников. А я – репортер газеты, и вот мое удостоверение.

Я протянул золотую монету в пятьдесят кредитов. Водитель ее забрал, хоть и не без колебаний.

– Ладно. Но ближе, чем сейчас, не подъеду.

Движение на улицах было невелико и вполне позволяло нам сохранять дистанцию, не теряя фургон из виду. Он подъехал к отворенной двери уродливого, чудовищно закопченного здания. Мой шофер нажал на тормоз, и такси с визгом остановилось.

– Выходи, выходи, – трусливо приказал он.

Я открыл дверцу, но выходить не спешил.

– Что это за дом?

И услышал в ответ стон и ругательство. Наконец шофер прохрипел:

– Пыткодром. Кто сюда попадает, тот уже не возвращается.

– Отлично. Из этого выйдет превосходный репортаж, мой издатель будет доволен. А теперь поехали в “Уолдорф-Касторию”, меня там ждут.

Тут я похолодел – в гостинице ждала Анжелина, и несложно было предугадать, как она воспримет новости. Такси ехало быстро, расстояние было невелико, а ее гнев – вполне оправдан.

– И ты позволил легавым бросить за решетку нашего сына?

В голосе был яд, а во взоре – жажда крови.

– Я хотел с ними расправиться, но Боливар не велел. Он мне подмигнул.

– У него тело юноши, а голова мудрого старца. Он тебе жизнь спас! Неужели ты всерьез надеялся одолеть всю полицию города? В твои-то годы? Что дальше?

– Мы его вызволим. Дело принимает очень неприятный оборот. В ту же ночь, когда мы приехали в город, произошло ограбление. Это во-первых. Во-вторых, оно резко отличается от предыдущих. Раньше сигнализация не срабатывала, а банк к утру оказывался пуст. Теперь же злодеи с шумом и пылью утащили счетчик денег, чего доселе не случалось. А когда мы вошли в банк, у нас под носом обчистили хранилище. Во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление. А тут еще нас разлучили с Боливаром, и теперь нам необходимо крепкое алиби.

– Ты его обеспечишь?

– Обеспечу. Вернее, это сделаешь ты. Звони, заказывай гору еды и реки питья. Устроим вечеринку.

Пока она делала заказ, я извлек из чемоданов и сумок аппаратуру, распихал по карманам всякую всячину. Портативную рацию, под завязку набитую функциями, которые даже не снились ее конструктору. Фотоаппарат, делающий неплохие снимки, но это лишь второстепенное и, пожалуй, простейшее из его умений.

Как только я переоделся в черное, раздался звонок в дверь. Сервировочные столики я встречал, сидя на диване с зажженной сигарой.

– Выпивай, закусывай, веселись! -Я удобно откинулся на спинку дивана и откупорил бутылку шипучего. Но как только затворилась дверь, я вскочил на ноги и достал из кармана паутинник. – Пошли. Облаченные в черное и готовые на все!

– Надеюсь, у тебя есть хитроумный план спасения нашего мальчика, – заметила, натягивая трико, Анжелина.

– Не такой уж хитроумный, потому что у нас мало времени и еще меньше представления о том, где его держат. Обойдемся без затей. Пробьемся к нему и вызволим.

– Хорошо. Приступаем.

Выйдя на балкон, я прижал фишку к стене возле перил, и она соединилась с камнем нерушимой молекулярной хваткой. Я ухватил рукоять катушки и перебрался через перила во тьму.

– Держись!

Анжелина ухватилась за мою руку. Я нажал на кнопку, и из паутинника потек, мгновенно застывая, жидкий полимер. Мы плавно двинулись вниз – в точности как паук на своей нити. Мимо балкона соседнего этажа пролетели не задерживаясь – в окнах горел свет. Еще этажом ниже окно было темным, и там, на перилах, мы остановились. Я замаскировал паутинник, одним поворотом отмычки справился с. замком раздвижной двери. Мы спустились на четыре лестничных марша и очутились на цокольном этаже. К счастью, нас никто не заметил. Затем мы преодолели запертую и снабженную сигнализацией дверь аварийного выхода. Это было плевым делом.

– Мне нравится вон та синяя спортивная малютка, – указала на машину Анжелина.

– Мне тоже. Но, по-моему, сейчас требуется что-нибудь побольше и поскромнее.

Дверца большого черного лимузина открылась от одного моего прикосновения. Машина вмиг завелась и повезла нас в ночную мглу.

– Запаркуюсь по ту сторону здания, – решил я. – Войдем через парадную дверь. Действуем быстро, экспромтом, не копаясь. Вызволяем Боливара и убираемся отсюда.

– Звучит неплохо, надеюсь, скучать не придется. Я только сейчас поняла: в последнее время мы с тобой даже не жили, а, как говорится, влачили унылое существование.

– Вам сюда нельзя, – сказал охранник у парадной двери. И словами не ограничился – поднял оружие.

Пришлось сунуть ему под нос и раздавить капсулу сонного газа. Я был уверен, что он не вспомнит о нас, когда проснется, – не зря же я добавил в газ амнезийный наркотик.

Прежде чем войти в здание Пыткодрома, мы натянули противогазы. В столь поздний час там было тихо, и стало еще тише, когда поработали аэрозоль “Отключка” и капсулы с газовой смесью “Глубокий сон”. Кругом валились на пол тела в полицейских мундирах. Перешагивая через них, мы добрались до крепыша, обмякшего за конторкой. Получив укол, он что-то невнятно пробулькал, а от второго укола снова обмяк.

– Я твой господин, – прошептал я ему в ухо. – А ты мне подчиняешься.

– Только скажи, я все исполню.

– Отвечай: где доставленный сюда недавно арестант? Подозреваемый в ограблении банка?

– В шестой допросной.

– Веди нас туда.

Он повел. Безропотно, как овечка. В коридорах уютно почивали его коллеги. Мы остановились перед указанной дверью, и наш гид отправился к своим друзьям в сонное царство. Где-то вдали завыла сирена.

– Все-таки всполошились, – сказала Анжелина.

– Ничего, время еще есть. Ты готова?

Она кивнула. Я не видел под маской ее лица, но знал, что она улыбается.

Анжелина распахнула дверь и бросила капсулу. Когда мы вошли, все лежали без чувств, только Боливар безвольно висел на чем-то вроде дыбы. Его лицо и руки были в крови. Анжелина бросилась к нему, наверное случайно ступая только по животам полицейских.

– Спасибо, – сказал, открыв глаза, Боливар. – Ну и садисты здешние легавые!

Когда мы уходили, Анжелина шагала по физиономиям. Наверное, случайно.

Сирены выли громче, к ним добавился отдаленный топот бегущих ног, хриплые крики и беспорядочная пальба. Очевидно, фараоны ударились в панику и лупили по теням. Мы старались держаться подальше от суматохи и пробирались к задам здания.

– Кажется, здесь, – произнес я с сомнением, когда мы спустились на первый этаж.

– Мне очень хочется, чтобы это было здесь, – сказала Анжелина таким тоном, что мне захотелось того же. – А ну, выводи нас отсюда!

Я плохо представлял себе толщину стены, а потому установил заряд помощнее. Мы благоразумно укрылись за углом коридора, но и там нас оглушило и парализовало взрывом. Шатаясь, мы прошли по обломкам и через огромную пробоину выбрались на ночную улицу. Неподалеку стояла наша машина. Никто не помешал нам преспокойно уехать.

Мы вернули краденое авто на прежнюю стоянку, добрались до балкона и оттуда по паутинке залезли в наш номер.

– Боливару надо умыться и переодеться, – сказала Анжелина. – Я ему помогу, а ты закажи еще выпивки.

– Теперь это и впрямь вечеринка, – хмыкнул я. – Нам есть что отметить. А потом надо будет подумать, что делать дальше. У меня очень стойкое подозрение, что с тех пор, как мы прибыли на эту планету, невидимые враги постоянно опережают нас на корпус. Так не годится. Надо сравнять счет.

Глава 8

Я опорожнил над кухонной раковиной две бутылки доброго пойла. Сердце обливалось кровью, но это была необходимая жертва. Затем я позвонил и заказал еще выпивки. Будем веселиться.

По номеру бродил испятнанный лейкопластырем Боливар с индикатором шпионских устройств в одной руке и жареным ребром свинобраза в другой.

Глориана вышла узнать, в чем причина оживления, уловила запах убиенного сородича, скорбно взвизгнула и вернулась в свою спаленку. Анжелина в модном неглиже в тигровую полоску восполняла ущерб, причиненный ее ногтям в наших недавних приключениях.

– В награду за медицинское обслуживание предлагаю еще бокал шампанского, – сказал я. – Думаю, он будет кстати.

– Еще как кстати.

Она взяла бокал и выпила.

Я одолел двойную дозу “Старого почкоубийцы” и налил еще, на этот раз со льдом. Съел пару-тройку канапе и приказал себе расслабиться. Но не смог. – Как быть с Боливаром? – задал я актуальный вопрос. – Гостиничный номер – не лучшее убежище.

– Как и этот город, да и вся планета, – раздраженно заявила Анжелина. – Мне здесь все не нравится, потому что наш план оглушительно трещит по швам. Я уже начинаю жалеть, что мы повстречали Кайзи и позволили его деньжищам нас загипнотизировать.

Я был вполне согласен с ней, но чувствовал, что должен хотя бы изобразить оптимизм.

– Не волнуйся, все у нас получится, и мы разбогатеем. Но сначала давай-таки решим, как быть с Боливаром.

– Успокойся, со мной все будет в порядке, – сказал он. И тут, словно наперекор его словам, в дверь позвонили. – Однако береженого Бог бережет, перейду-ка я в другую комнату.

– На этой завалящей планетке очень настырная полиция, – заметил я. – Так что, думаю, будет лучше всего, если ты перелезешь через балкон и повисишь снаружи. Я чую запах беды.

Сверхчуткий нос меня не подвел. Стоило только отворить дверь, как в прихожую устремились три бугая.

– Здесь интимный ужин, а вас нет в списке приглашенных, – сказал я, затворяя дверь. Вернее, пытаясь затворить. Воспрепятствовал огромный ботинок.

– Полиция Национальной Безопасности, – заявил главный бугай и сверкнул узорчатым жетоном с голографическим изображением жалящей змеи. – Мы войдем.

– Без моего разрешения или ордера на обыск?

– И без того, и без другого. Мы на Феторре и во имя правосудия имеем право вторгаться в любые владения, которые считаем подозрительными.

– У нас тут что-то вроде вечеринки... это она вызвала подозрения?

– Это ты вызвал у нас подозрения! – прорычал полицейский и толкнул меня в грудь.

В других обстоятельствах ему бы это даром не сошло, но сейчас я не мог рисковать. Я неохотно попятился, и он улыбнулся.

– Сегодня тебя видели рядом с известным преступником.

– Но это же не преступление!

– Если я называю это преступлением, то это преступление. А ну, с дороги!

Полицейские ринулись вперед, и пришлось шагнуть в сторону, чтобы не затоптали. Анжелина попивала вино и не давала ни малейшего повода счесть, что она заметила наглое вторжение.

– Где Боливар ди Гриз? – спросил главный самым злобным и подозрительным тоном. Остальные, наверное, не обладали правом говорить.

– С кем имею честь?

– Инспектор Муавули. Где он? – Полицейский огляделся. – Все обыскать!

– Вы о ком? О Боливаре? Он в тюрьме. Его на моих глазах увезли ваши приятели.

– Он не в тюрьме. Сбежал.

– Приятно слышать! Выпить не желаете?

Очевидно, такого штампа, как “на службе не положено”, феторрская полиция не знала. Не сводя с меня глаз, инспектор Муавули налил полный стакан и осушил единым духом. Его присные вернулись в гостиную с пустыми руками и при виде выпученных глаз и залезших на лоб бровей патрона неодобрительно захмыкали.

– Пределы города не покидать! – приказал он и удалился.

– Какая прелесть! – сказала Анжелина, заперев входную дверь на два замка, цепочку и подставив под дверную ручку стул.

Боливар залез на балкон и прижал палец к губам. После чего обыскал номер индикатором и вернулся к нам спригоршней “жучков”. Их замаскировали под монеты, туалетное мыло и крючки для картин, а один даже под таракана. Боливар сбросил их с балкона и налил себе бокал красного вина.

– Боливар, ты поступаешь в цирковую труппу, – распорядилась Анжелина.

– Всю жизнь мечтал!

– Не ерничай. Я говорю серьезно.

– Не сомневаюсь. Но вижу небольшую проблему – как добраться до “Колоссео”? Наверняка вся полиция поднята на ноги и мои фотографии розданы филерам. На улицах небезопасно.

– Да, для молодого мужчины. Но молодой женщине бояться нечего, кроме будничных опасностей этой неописуемой планеты. Приготовься к временной смене пола. Заранее сочувствую тому недоноску, который попытается обидеть мою любимую дочурку. Побрей ноги, а я подберу тебе одежду.

Они провозились до первых проблесков зари. Наконец Анжелина удовлетворенно кивнула.

– Что скажешь? – спросила она меня.

– Лучше, чем сейчас, Боливера никогда не выглядела.

Я не кривил душой – Боливар смотрелся на все сто. Изящное телосложение, длинная юбка, плоский живот. Отличный грим и неслишком париковидный парик.

– А теперь поспать несколько часов, – распорядилась Анжелина. – Не вздумай помять платье. И постарайся отработать женскую походку. Вот такую.

Когда он справился с этой задачей, все улеглись спать – устали изрядно.

Я проснулся довольно свежим, но не настолько, чтобы обойтись без бодрящей пилюли. Проглотив ее, я, как всегда по утрам, проверил свой банковский счет. Обещанные четыре миллиона не пришли, зато поступило сообщение: “Неважная работа, Джим. Надо стараться”.

В разгар утра мы вышли из гостиницы. Первыми номер покинули мы с Анжелиной. Я нес компьютер, а она вела Глориану. Боливера выскользнула за дверь, как только получила от нас сигнал, что в коридоре пусто. И осталась у лифта ждать следующей кабины – мы не сомневались, что к нам приставлен “хвост”.

Так оно и оказалось.

Не обращая внимания на слежку, мы поймали такси и велели шоферу везти нас в цирк.

– Животных не вожу.

Шофер подозрительно глянул на Глориану.

– Это не животное, – возразил я, щедро кладя ему на лапу. – Это наша дочь, зачарованная злой колдуньей. Мы везем ее к доброму волшебнику, он обещал за вознаграждение вернуть ей человеческий облик.

Водила выпучил глаза. Но если он и сомневался в моей правдивости, деньги его убедили. Проверить индикатор “жучков” было нечем, поэтому мы говорили в пути только о пустяках. Лишь в артистической уборной я достал собственный индикатор и обшарил все закоулки.

– Чисто.

Я сложил и спрятал прибор.

– Отлично. Оставим Боливару записку, пусть ждет нас здесь. А потом надо будет подыскать ему уборную. И поговорить с Гаром Гуйлем. Уверена, он с радостью нам поможет.

– Почему?

– Увидишь.

Я узнал этот тон и решил ничего не выпытывать. В нужное время, и ни секундой раньше, я все узнаю.

Когда мы направились к выходу, Глориана негромко взвизгнула, а услышав наш зов, радостно засеменила. И взволнованно хрюкнула, едва мы отворили дверь в уборную Гуйля. Там крепко пахло скотным двором. Или зоопарком. Я уже познакомился с этим запахом, когда стоял за кулисами. Конечно, он был искусственный – чтобы добавить зрелищу реалистичности.

За столом сидел мужчина в смокинге и писал. Когда мы вошли, он даже головы не поднял. Это он Гар Гуйль? Или четверорукий жонглер?

Уродец-жонглер тоже был здесь. Облаченный в килт, он сидел напротив Гуйля и разговаривал по телефону. Я огляделся. Просторное помещение было скудно освещено, но все же удалось рассмотреть клетки и тех, кто в них сидел. Что за твари! Некоторых я видел на сцене, но больше было незнакомых. По своему узилищу расхаживал некто двуглавый и хищный. Встретив мой взгляд, он зашипел и обнажил громадные клыки.

А вот Мистер Скелет – я видел его на афишах – прилег на кушетку вздремнуть. Ростом он вымахал под два метра, но в талии был не толще моей руки.

– Что вам угодно? – прозвучало в сумраке.

Я повернулся и увидел, что Гар Гуйль по-прежнему водит стилом по бумаге.

– Мистер Гуйль, мы бы хотели с вами поговорить.

– О чем?

Только сейчас я обнаружил, что говорит четверорукий.

– Да так, вообще. Поболтать о цирке. Ну, как о погоде.

Я говорил что-то еще в том же духе, пока ходил по комнате с индикатором “жучков” наперевес. Нашел их шесть штук – пять в виде настоящих насекомых и одну монету. Я давил их каблуком, пока индикатор не дал зеленую вспышку.

– Мы о вас много слышали, – вкрадчиво произнесла Анжелина.

– В Специальном Корпусе, – шепотом добавил я.

Он сидел, молчал, не проявлял никаких чувств. И шевельнулся только один раз, когда подошла Глориана и расположилась у его ног. Вдруг она подалась вперед и укусила его за руку.

– Невоспитанная свинка! – рявкнула Анжелина. – Немедленно оставь в покое этого джентльмена!

А джентльмен поглядел вниз и кивнул.

– Видите, она способна отличить плоть от пластмассы. У свинобразов отличное обоняние.

С этими словами он схватился верхней парой рук за свои плечи и резко потянул вниз. Кожа отошла, Анжелина ахнула. А он все тянул и тянул, пока не освободился от лишних рук.

– Почему вы упомянули Специальный Корпус?

Я перевел взгляд на сидящего за столом.

– О нем не беспокойтесь. Это робот из псевдоплоти, как и все остальные. Зрители глазами протирают на нем дырки и не замечают, что всем управляю я.

– Отвлекай внимание! – радостно воскликнул я.

– Ну, конечно. А теперь будьте любезны, ответьте на мой вопрос.

– Мистер Гуйль, у нас есть основания считать...

– Зовите меня просто Гар.

– С удовольствием. Вы, Гар, конечно, слыхали о Специальном Корпусе, о мифической группе лиц, которая якобы по всей галактике сражается с преступностью и защищает справедливость.

– Разумеется. Все наслышаны о Специальном Корпусе, хотя такового и не существует в природе. Но позвольте задать вам вопрос. Если бы в этом мифическом Корпусе был мифический научно-исследовательский институт, кто из мифических ученых возглавлял бы его?

Я снова дотронулся до индикатора. Увидел зеленый огонек и произнес еле слышно:

– Профессор Койпу.

Гар глубоко вздохнул и выскользнул из остатков четверорукого уродца. Глориана отпустила его конечность и легла. Псевдочеловек за столом прекратил писать и свалился на пол. Я сел в кресло.

– Профессор Койпу прислал весточку. Просил помочь, если вы ко мне обратитесь. Когда я создавал труппу, он оказал неоценимую помощь.

– Так вы – агент Специального Корпуса? – спросила Анжелина.

– В отставке. Работал в лаборатории судебной экспертизы. Вначале было интересно, потом – прескучно. Видел один труп – считай, что видел все. Но мне эти годы не кажутся потерянными. Именно тогда я подготовил свое нынешнее поприще. Поверьте, сейчас моя работа весьма увлекательна.

– Шоу уродов?

– Это прикрытие. Я... – Он жестом велел нам приблизиться, с опаской огляделся и еле различимо прошептал: – Я из СОС.

– Специалист по спасению душ? – удивленно переспросила Анжелина, но он в страхе замахал на нее руками.

– Тихо! СОС – это Союз Объединенных Союзов. Вы наверняка о нас слышали.

– Вроде что-то слышали. Вы организуете профсоюзы?

– Да. Мы сражаемся с произволом сильных мира сего и создаем профсоюзы там, где это запрещено.

– Например, здесь, на Феторре?

– Товарищ, вы очень проницательны. И я вам так скажу: среди планет, созревших для профсоюзов, эта – самая перезревшая.

– И ей не помешали бы чуточку больше свободы предпринимательства, добрая взбучка хамам в полицейских мундирах и хотя бы зачаточные представления об экологическом контроле.

– Согласен. Но пускай все это до поры останется нашей тайной, а пока – чем могу помочь?

– Спрячьте нашего сына Боливара.

– Не тот ли это Боливар ди Гриз, который вчера ограбил банк и бежал из тюрьмы, убив при этом множество женщин и детей?

– Тот самый. Конечно, минус женщины и дети. Плюс тот факт, что он не грабил банк.

– Ну разумеется. – Гар помял подбородок и окинул взором комнату. – Как вы считаете, он не откажется стать Человеком-Мегалитом? У моего помощника проблема с обратной связью.

В сумраке возникло шевеление, на передний план вышло серое существо. Анжелина ахнула, я с трудом подавил возглас. Мощный выпуклый лоб почти закрывал глаза, далеко выступающая челюсть, скрюченные пальцы и еще несколько подобных штрихов создавали поистине отвратительное подобие человеческого существа. Гар улыбнулся и кивнул:

– Не правда ли, красавчик? Одно из лучших моих творений.

Тварь застонала, закатила глаза и с шумом растянулась на полу.

– Под такой личиной никто вашего сына не узнает.

– Не сомневаюсь. – Анжелина фыркнула. – И, зная его, я уверена, что ему это придется по вкусу.

– Как только он прибудет, мы пошлем его к вам, – сказал я. – Спасибо. Агенты Корпуса понимают, что такое взаимовыручка.

Покидая нашу уборную, я запер дверь. Но, как выяснилось, это не остановило нашего Боливара. Он вернул себе мужскую внешность и теперь сидел за компьютером.

– Похоже, маскировка тебя не подвела, сказала Анжелина. – Я отложу эти тряпки, может, еще пригодятся.

Он рассеянно кивнул и быстро набрал команду.

– Интересно, – произнес наш сын.

Я вопросительно хмыкнул.

– Я велел программе поиска заняться твоим нанимателем.

– Кайзи? Ну и как, нашлось что-нибудь занятное?

– Много чего нашлось. Во-первых, его не существует в природе.

– Не может быть! Мы же с ним встречались!

– Речь не о его физической форме, с этим все в порядке. Я имею в виду биографию Имперетрикса фон Кайзера-Царского. Богатейшего человека в галактике. Не могу найти ни единого его следа.

– A как же банки, рассеянные по всему космосу?

– Они ему не принадлежат. Их хозяева – корпорации, которыми, в свою очередь, владеют другие корпорации. Я прошел по длинной цепочке собственников и не обнаружил среди них ни одного Кайзи. Похоже, все, что он наговорил тебе, – ложь.

У меня заболела голова. Я тяжело опустился в кресло и разложил факты по полочкам.

– Во-первых, он должен быть очень богат, иначе не смог бы платить нам по четыре миллиона кредитов. То есть платить до вчерашнего дня. Я проверял: вчера он не только не перевел деньги, но и оставил очень оскорбительную нотацию.

– Да, конечно, он платил. Чтобы у тебя не возникло сомнений в его правдивости. Согласись, огромные суммы внушали доверие. А если бы он предложил жалкую сотню кредитов в день? Представляешь, как бы ты отреагировал?

– Я бы дал ему пинка! Но не будем уходить в сторону. Разберемся с тем, что нам известно.

– Во-вторых, мы знаем, что все эти банки на всех этих планетах были ограблены. Так утверждают официальные источники.

– Верно. Но меня беспокоит другая информация.

– Например?

– Цирковые представления, какие номера показывали в тот или иной день, ну и так далее.

И тут до меня дошло:

– Ну, конечно! Имея дело с базой данных, трудно судить, что факт, а что – плоды воображения искусного хакера. Невозможно отличить правду от вымысла, когда дело касается отдаленной планеты, если только не обращаться к первоисточникам. Чему, понятное дело, крайне мешают световые годы.

– Вот и я рассуждал точно так же. Оттого и решил порыться в здешних базах данных. Без особого, впрочем, успеха. Ко всему закрыт доступ, кроме железнодорожных расписаний. Экран хлопнул передо мной уймой электронных дверей.

– Похоже, туземцам не нравится, когда чужаки суют нос в их дела.

– В этом я с самого начала не сомневался. Потому-то, рассылая запросы по другим системам, хорошенько запутал следы. Я не хочу, чтобы нас нашли.

Он даже не успел закончить фразу – дверь затряслась под сокрушительными ударами.

– Немедленно откройте! У вас тридцать секунд, потом мы выломаем дверь.

– Кто там? – спросила Анжелина.

– Спецотдел по компьютерным преступлениям. Не пытайтесь сопротивляться. Вы обвиняетесь в противозаконном использовании компьютера и проникновении в секретные файлы.

Глава 9

Похоже, все спецслужбы Феторра ели свой хлеб недаром. Я затравленно огляделся. Мы находились в комнате без окон, с однойединственной дверью. Правда, была ширма, но она давала уединение, лишь когда требовалось переодеться, и шанс укрыть за ней нашего сына выглядел крайне ничтожным.

– Боливар! – прошипел я. – За ширму!

Он в один миг пересек комнату. Тем временем дверь трещала и содрогалась под градом ударов. – Перестаньте колотить! Я иду!

Анжелина тоже не бездействовала. Закрыла чемодан с компьютером, придвинула к ширме, уселась перед ним на стул. И намотала на руку цепочку Глорианы. Напуганная свинобразка скалила клыки и скребла копытцами пол. Дрожали взъерошенные иглы. Я подошел к двери, отомкнул, распахнул.

– Это вы стучали? – спросил я разлюбезно.

Передо мной стоял невероятно толстый человек с отвисшими подбородками и необъятным брюхом. Он наставил на меня палец и обвинил:

– Вы пользуетесь нелегальным компьютером.

– Клевета!

– Хафифу, тщательно обыщи комнату.

Хафифу, столь же тощий, сколь тучен был его напарник, вбежал в артистическую уборную. Медленно огляделся. При этом глаза-бусинки возбужденно блестели, а костлявый нос по-крысиному вздрагивал. Тощий фараон взглянул на компьютер, отвел взор. Несомненно, принял его за обычный кожаный чемодан.

– Я не вижу здесь компьютеров! – доложил он пронзительным тонким голосом.

– Так загляни за ширму! – прорычал тучный полицейский. – Видел же ориентировку! Компьютер где-то в этом помещении. Наши детекторы никогда не ошибаются.

Хафифу послушно подошел к ширме и тут же с визгом отскочил. Сверкнули бивни и ударили его по лодыжкам. Я тотчас принял решение: жизнь и свобода Боливара дороже бездушного компьютера.

– Назад! – приказал я. – Это злобный сторожевой кабан. Он обучен убивать любого дурака, который посмеет приблизиться к его хозяину. И вообще, вот он, компьютер. В чемодане.

Хафифу охотно дистанцировался от нашего колючего цербера и схватил компьютер. Открыл, достал клавиатуру, включил, неистово застучал по клавишам.

– И правда, это орудие преступления, – пропищал он.

– Что в нем преступного? Я всего лишь просматривал официальные источники информации. Разве это противозаконно?

– Да! – в превеликом азарте воскликнул жирный. – Потому что у нас на Феторре не существует официальных источников информации, только конфиденциальные. Я конфискую это устройство!

Запротестовать я не успел – Хафифу с чемоданом молниеносно выскочил за дверь.

– Кроме того, я взыскиваю с вас штраф в размере пятисот кредитов за попытку нелегального проникновения в секретную общественную базу данных.

– Вы не смеете!

– Еще как смею! Власть, данная мне государством, позволяет штрафовать на месте преступления. Если у вас есть причина сомневаться в моем праве взыскивать штрафы, можете обратиться в судебные инстанции.

– Судиться? Всегда готов!

– Для этого требуется внести две тысячи кредитов невозвратимого залога за судебные издержки плюс пятьсот кредитов гонорара судье авансом.

Я открыл рот для решительного протеста и закрыл – понял, до чего же глупо веду себя.

– Чеки берете?

Пока я доставал стило и чековую книжку, Анжелина незаметно отмотала цепочку.

На Феторре у меня не было банковского счета. Я выписал чек на пятьсот галактических кредитов, вспомнив, что они конвертируются в феторрские по курсу один к одному. В следующий миг Глориана яростно хрюкнула и бросилась вперед. Толстяк торопливо схватил чек, выскочил за дверь и исчез.

– Отличная работа, – сказал, выходя из-за ширмы, Боливар. – Но мы остались без компьютера.

– Со временем будет новый, – пообещал я. – Но, похоже, на Феторре от компьютеров проку не больше, чем от дверных замков. Пока мы вынуждены полагаться на обыкновенные человеческие мозги – кстати, они существовали задолго до того, как были изобретены электронные.

– А также на письменность. – Анжелина достала из туалетного столика блокнот и стило. – Сначала составим список того, что мы знаем, а затем того, что должны узнать.

– Правильно. – Я походил по комнате, привела порядок взбаламученные мысли. – Еще есть нераскрытая тайна нашего работодателя, и не скажу, что она как нельзя более уместна в настоящий момент. Кем бы он ни был и чем бы ни занимался, он может подождать.

– По крайней мере до того дня, когда возобновит выплаты, – добавила моя в высшей степени практичная супруга.

– Очень здравая мысль. И мы вправе забыть обо всех остальных ограбленных банках на других планетах. Вполне возможно, они не имеют никакой связи с нашим расследованием, а факты, связующие их вместе, судя по всему, сфабрикованы.

– С какой целью?

– Очень существенный вопрос. Самый простой ответ: Кайзи было нужно, чтобы мы прилетели на эту планету. Под предлогом расследования банковских ограблений. Но и эта версия вызывает у меня вполне закономерные сомнения. Впрочем, сейчас не важно, почему он выбрал такой сложный окольный путь. Своего он добился – мы прилетели и взялись за работу.

– И теоретически подозреваем Пьюссанто, – подхватила Анжелина. – Как я помню, изначально именно эта причина привела нас сюда. Не следует ли приглядеться к нему?

– Мы бы и пригляделись, но все совершенно неожиданно и стремительно полетело под откос, – напомнил Боливар. – Как только мы прибыли, был обворован банк. И полиция записала меня в преступники.

Я отрицательно покачал головой.

– Думаю, все это просто досадная случайность. Воры, строя планы, не могли предугадать твое появление.

– Согласна, – сказала Анжелина. – Кайзи стоило немалого труда привести нас сюда в назначенный день. И конечно, появление Боливара явилось для него сюрпризом. Что бы он ни замышлял, он не добивался вступления в игру нашего сына.

– И все-таки, что же он замышлял? – спросил я и тотчас сам ответил: – Не будем гадать на кофейной гуще. Сейчас важнее, что замышляем мы. Найти воров, которые обчистили его банк. Или банки. А для этого прежде всего необходимо выяснить, каким образом осуществилась кража. Нам нужен кто-нибудь из служащих.

– Поэтому как нельзя кстати, что там работает Боливар.

– Уже не работаю.

Услышав эти слова и обдумав их скрытый смысл, я ощутил вдохновение.

– Нет, работаешь. Ты возвращаешься на вершину банковского успеха.

– Да, секунды на две, до появления полиции.

Я увлеченно потер ладоши.

– Тебя не арестуют, так как примут за брата-близнеца Джеймса. Сейчас мы его вызовем, он сразу же прилетит, и при нем случайно окажется новый компьютер.

– Ну, и что нам это даст? – спросила Анжелина. – Джеймс ни бельмеса не смыслит в финансах.

– Зато Боливар смыслит, – хихикнул я. – Он просто вернет утраченные позиции. Банк принадлежит Кайзи, и Кайзи поможет нам подделать удостоверение личности, рисунок сетчатки и все прочее.

– Поздравляю! – сказал Боливар. – Это похоже на бред, значит, должно сработать.

– Согласна. – Анжелина кивнула. – Сейчас же отправлю Джеймсу межзвездограмму, что срочно требуется его присутствие.

Она сняла с Глорианы поводок, и та почесала себе шею задним копытцем. И вдруг приятное погромыхивание игл прекратилось. Свинка вмиг оказалась на ногах, голова наклонена вбок, уши торчком. Я приложил палец к губам, затем указал на дверь. С той стороны тихо скреблись. Боливар бесшумно скользнул за ширму, а Глориана, гортанно исторгая свинские ругательства, затрусила к двери. Там на полу появилось что-то белое, и наша любимица вмиг пустила в ход зубы.

– Лист бумаги, – констатировала Анжелина. – Наверное, письмо. Хо-орошая свинка. Ну-ка, неси его папочке.

Копытца зацокали по полу, письмо упало к моим ногам. Я перевернул его и прочитал: “Фабрика-кухня Рыгающего Барни. Рободоставка бесплатная и быстрая” .

– Любопытно, – сказал покинувший свое укрытие Боливар. – Сказать по правде, я сегодня завтракал, но уже успел проголодаться.

– Бесплатное пиво, если стоимость заказа превышает пятнадцать кредитов. Орехбургеры для вегетарианцев, жирафбургеры для хищников, диетбургеры из пенополистирола... И тому подобное. А что, мне нравится.

Анжелина заказала по телефону еду, и нас, в самом деле, обслужили стремительно. Пока Анжелина соединялась с местным центром связи и диктовала межзвездограмму, в коридоре загудели клаксоны. Въехал робомармит, по каким-то неясным маркетинговым соображениям изготовленный в форме гроба. Его сопровождали органная музыка и запах давно не менявшейся смазки. Я скормил ему пять кредитных монет, и лишь после этого звякнул колокольчик и откинулась гробовая крышка. Пища оказалась горячей, пиво холодным. Проклятый робот ждал, играя мрачную литургию, пока я не бросил в него еще несколько монет. Да и потом пришлось выпроваживать его пинками по колесам.

– Хорошо, – сказал я, облизав пальцы и полюбовавшись, как Глориана изящно поглощает бананбургер с пряностями.

– Слишком калорийно, – возразила Анжелина. – Небезвредно для талии.

Загудел телефон, и она взяла трубку. Послушала, кивнула.

– Десять минут. – Она положила трубку и повернулась к нам. – Это портье. Сюда направляется репортер из “Феторрских серых будней”, желает взять у Могучего Марвелла интервью для программы “Жизнь сегодня и ежедневно”. Памятуя о том, что мы артисты и заинтересованы в паблисити, я сказала “да”.

Она встала и подошла к Боливару.

– В этой уборной скоро будет слишком людно. Боливар, давай-ка сходим к Гару, пока не нагрянули репортеры.

Я переоделся во фрак и уже завязывал галстук, когда в дверь громко постучали. Отворив, я уставился на исполинского серебристого андроида.

– Приветствую! – молвил он сочным голосом. – Я роборепортер номер тринадцать, представляю “Феторрские серые будни”. Вот мое удостоверение. – Он вынул из паза в груди зеленую пресс-карту, помахал ею перед моим носом и спрятал обратно. – Можно войти? Спасибо.

Я отскочил, иначе бы это чудовище меня затоптало.

– Тут темновато. Мне нужно больше света.

Ярко вспыхнула прозрачная макушка куполообразной головы, из груди вынырнула камера и взяла меня на прицел. На спине серебристого монстра загудела, наводясь, тарелка спутниковой антенны. Чуть ниже камеры засветился экран, и я уставился на свою собственную изумленную физиономию. Спохватясь, показал зубы в натянутой улыбке. Вот так-то лучше. Тринадцатый заговорил:

– Дорогие телезрители, мы вновь с вами, а где мы, там и горячие новости. Где бы что бы как бы ни происходило, Бариди Барака, ваш любимый репортер, всегда в эпицентре событий. А сейчас он стоит на волшебной сцене, и перед ним – Могучий Марвелл собственной персоной!

Зажужжали линзы телекамеры, и у моего изображения на экране появился визави – темнокожий мужчина в зеленом костюме. Очевидно, он обращался ко мне. Хотя существовал, возможно, только на телеэкранах. То есть его генерировал встроенный в робота компьютер. Ничего не скажешь, экономный подход.

– А сейчас, Могучий Марвелл, скажите, каково это – быть фокусником?

– Да проще пареной репы, дорогой мой дружище Бариди. Вот так, например.

Я помахал рукой (отвлекай внимание!), а другой выхватил прямо из воздуха букет черных цветов. И сунул их под нос виртуальному репортеру. Экранный человек в зеленом склонился, понюхал, расплылся в счастливой улыбке.

– Дорогие зрители, уверяю вас, это настоящие цветы и великолепно пахнут. Марвелл, вы – мастер своего дела, я вижу это собственными глазами. Вам нравится быть фокусником?

– Нравится? Дружище, я просто влюблен в эту профессию. Обожаю путешествовать, развлекать людей.

Отворилась дверь, вошла Анжелина. Я приглашающе помахал.

– А еще больше я влюблен в мою ассистентку Анжелину, которой нипочем, когда ее распиливают каждый вечер и, вдобавок, на субботних утренниках.

– Привет, Анжелина, – сказал наш несуществующий интервьюер. – Скажите “Здрасьте”! Скажите это миллионам зрителей, очарованным вашими фокусами и, несомненно, вашей красотой. А теперь, не выдавая никаких секретов, ответьте: каково это – быть распиленной?

Анжелина восхитительно улыбнулась и пустилась в объяснения. Разумеется, ни один ее слог ничего не сказал миллионам недоумков, которые смотрят “ящик” среди бела дня. Зато виртуальный репортер кивал, как будто понимал каждое слово. Когда Анжелина отговорила ровно тридцать секунд – очевидно, на больший срок туземные домохозяйки сосредотачиваться не умели, – он прервал и поблагодарил ее. И повернулся ко мне.

– Могучий Марвелл, скажите нашим зрителям, какое событие было самым ярким в вашей увлекательной карьере?

– О, легко. Это случилось, когда я давал представление на далекой планете по имени Виртшафтлих. На туманной улице за стенами театра произошла авария. Среди пострадавших машин оказался фургон со свинобразом. Зверь выскочил из покореженного кузова и напал на театрального швейцара – наверное, его привела в ярость красная ливрея. Преследуемый по пятам громадным колючим вепрем, швейцар вбежал в театр. Я не растерялся, бросился навстречу чудовищу, закричал во всю силу легких и замахал своим плащом с алым подбоем. И зверь повернул ко мне. Догадываетесь, что произошло затем? Я поднял волшебную палочку и на глазах у охваченной ужасом публики совершил “Исчезновение свинобраза”. Вы верите, что чудовище сгинуло в один миг?

– Нет, не верю.

– Да за такие слова я бы вам свернул виртуальную шею, если бы только смог в нее вцепиться! – вскричал я, хватая скрюченными пальцами пустоту.

На экране это выглядело лучше, чем в действительности – человек в зеленом захрипел в моей хватке.

– Милый! Спокойствие, спокойствие!

Анжелина ласково оттащила меня от жертвы.

– Ну что ж, раз вы это так болезненно воспринимаете, то я вам, конечно же, поверю. Ха-ха-ха. А сейчас, Могучий Марвелл и Анжелина, оставайтесь с нами, потому что я знаю: у вас в запасе тьма-тьмущая анекдотов из жизни фокусников для миллионов наших телезрителей.

И тут я увидел на экране другого компьютеризованного репортера – он стоял перед банком.

– Сразу за моей спиной, – вещал этот псевдожурналист, – стоит мирный и процветающий “Банкротт-Гейштесабвезед банк”. И хотя на его названии язык сломаешь, до сего дня он имел репутацию надежного и нынче утром готов был открыться как всегда, и тут...

Экран расширился, чтобы показать пробитый фасад. Компьютер поохал и поахал, а заодно выдал звон бьющегося стекла.

– Преступление свершилось средь бела дня, и не где-нибудь, а здесь, в симпатичном пригороде Феторрскории. Только что кругом царили мир и процветание, и вдруг...

Громыхнул чудовищный взрыв, раскатилось эхо, снова зазвенело стекло.

– ...Случилось ужасное. В банк не вломились – из него выломились. Очевидно, ночью жуликам удалось проникнуть в хранилище денег, и при этом они не только обошлись без взлома, но и протащили с собой бронированные мотоциклы. Отличная работа! Держу пари, вы сейчас представили, какова была физиономия у менеджера, когда он повернул штурвал и отворил дверь хранилища! Если приглядитесь, вы его увидите – он лежит в банке, и ему смазывают йодом ссадины. Грабители промчались по нему и по коридору и вылетели через стеклянную витрину на улицу. И мгновенно растворились в транспортном потоке. Сейчас полиция ищет их по всему городу. Следите за нашими выпусками, и мы познакомим вас с новыми поворотами потрясающего сюжета. Это великолепно организованное преступление. Грабители сбежали при свете дня и унесли с собой всю добычу.

По пятам за ними гналась полиция, однако им удалось благополучно скрыться в промышленной зоне. Они перескочили через высокую стену по заранее приставленному пандусу.

Камера мельком показала толпы у барьерных лент, сдерживающих людей полицейских, давку и суматоху. Вдруг из банка вышел седовласый офицер полиции в мундире и направился к репортеру. А тот, не моргнув глазом, знай себе трещал:

– Есть новые сведения! На месте преступления обнаружена новая улика! И эта улика, возможно, выведет полицию на след грабителей, позволит их обнаружить и опознать. Капитан, скажите, что туту вас?

– Улика. Обнаружена в хранилище денег. И очень красноречивая улика!

– Так что же это?

– Ключ к разгадке.

– Да, мы это уже поняли. – Неужели я уловил раздражение в электронном голосе? – Не соблаговолите ли сказать миллионам наших зрителей, что за ключ вы держите в руках?

Я увидел громадные ручищи, вокруг них нервозно суетилась камера, пытаясь увидеть, что они прячут.

– Металлическая улика, сказал полицейский. И наконец показал ее. – Как видите, я держу в руках вещь, похожую на резную фигурку из какого-то металла. Это фигурка грызуна, скорее всего мыши.

Камера наплывала, пока предмет не закрыл весь экран.

– Капитан прав. Да, он прав. Это самый настоящий металлический грызун. Для мыши он слишком велик, должно быть, это крыса. Да, дорогие зрители, сейчас вы видите очень четко.

Действительно, мы видели очень четко.

– Дорогие зрители, перебейте меня, если я не прав. Но я уверен... что это фигурка... крысы из нержавеющей стали!

Глава 10

В ту минуту я был крайне рад, что камера смотрит не на меня.

Наверняка моя физиономия выражала крайнюю степень изумления и непонимания. Проще говоря, с выпученными глазами и отвисшей челюстью я здорово смахивал на идиота.

Что происходит? Я бросил взгляд на Анжелину – она была ошарашена не меньше моего. Но быстрее пришла в себя. Тыльной стороной ладони поправила прическу и изобразила на лице абстрактный интерес. Что бы ни происходило, нам это добра не сулило. Должно быть, кто-то из тех, кто промышляет грабежами банков, славно потешился на мой счет. Стальная крыса? Подсказка для полиции? Скорее предупреждение мне.

Впрочем, как только я это понял, вернулось самообладание. Я дослушал до конца с видом расслабленным и беспечным. Ухитрился даже без сучка, без задоринки показать несколько простеньких карточных фокусов. – Итак, дорогие зрители, близится к волшебному концу наше интервью с магической супружеской четой. С той самой, что демонстрирует свои чудеса по вечерам в “Колоссео”, в очаровательном пригороде нашей обожаемой Феторрскории, в приюте театрального искусства, спорта и просто хорошего времяпрепровождения.

В голове робота померк свет. Из груди выдвинулся металлический лоток с листом бумаги. Репортер вручил его мне.

– Стандартная платежка. Подпишитесь здесь, поставьте инициалы тут и тут. А теперь вы, леди. Спасибо.

Он выдернул у Анжелины лист, и на его металлическом бедре со щелчком поднялась маленькая панель. Манипулятор робожурналиста извлек тонкую пачку банкнот. Аккуратно разделил ее надвое и вручил одну половину мне, другую – Анжелине.

– Стандартный гонорар. По сто восемьдесят кредитов. До свидания.

Он отворил дверь и скрылся с глаз. Анжелина тщательно заперла ее и повернулась ко мне.

– Объяснения имеются?

– Если бы. Я понял только одно: кто-то невзлюбил меня, и дело не в моей паранойе.

– Как нам с этим быть?

– Со стальной крысой? А разве мы можем что-нибудь сделать?

– Можем. Улететь с этой противной планеты.

– Нет. – Меня вдруг охватила ярость. – Он, или они, или оно, или она... Кто бы или что бы ни играл в эти игры, ему это с рук не сойдет. Если мы сейчас улетим, то так и не узнаем, что за чертовщина творится на этой планете. Вдобавок мне нравится зарабатывать по четыре миллиона в день.

Последняя фраза заставила Анжелину приподнять бровь.

Я обдумывал свои слова, пока шагал к бару и доставал бутылку “Цубанишамалийского кислого сусла” и бокал. Вернее, два бокала. Один предложил ей. Она отрицательно покачала головой.

– Нет, спасибо. Не понимаю, как ты можешь пить эту кошмарную муть. Мне белого вина, если не возражаешь.

Я открыл бутылки, налил. Мы чокнулись и выпили.

– Дело не в деньгах, – заявил я по некотором размышлении. – Дело в моей репутации, вернее, в угрозе престижу. Кто-то решил покуражиться над биографией старины Джима ди Гриза. Необходимо разыскать шалуна и положить конец гнусным проделкам. Я глубоко оскорблен, хуже того, оскорблена вся моя семья. И мне это не нравится. Но кто же нас подставляет?

– Кайзи, – уверенно произнесла Анжелина.

– Не исключено. Либо вмешались некие темные силы, разоблачить которые он меня нанял. История знает немало случаев, когда охотник и дичь менялись ролями. – Я глянул на часы. – Пока не начались новые приключения, я займусь нашим единственным подозреваемым – Пьюссанто. До представления времени еще уйма.

Прежде чем искушать судьбу, я подошел к двери, ведущей за кулисы. Там престарелый охранник читал голокомикс-ужастик. Перелистывание страниц сопровождалось пронзительными воплями и демоническим смехом.

– Я ищу Пьюссанто. Вы давно его видели?

– Не-а. Вышел подкрепиться. Четыре или пять раз в день лопает.

– А вы не знаете, когда он вернется?

– Через часок. У него на каждую заправку около часа уходит. Видал я однажды, как он рубает. Словами не передать!

– Отлично, спасибо. Поищу его попозже.

Но это была ложь. По ряду вполне очевидных причин я решил с ним разминуться. Дверь его уборной была на замке. Я громко постучал, но не дождался отклика. Памятуя, как Пьюссанто перекусывал стальной прут, я, прежде чем войти, воспользовался электронным подслушивающим устройством. Тишина. Ни топота, ни вздоха. Затем я проверил, нет ли охранной сигнализации. Лишь после этого взялся за отмычку. Без труда одолел замок, вошел, запер за собой дверь и уставился во тьму.

Нашарив на стене выключатель, я заморгал от резкого света. Типичная артистическая уборная: ширма, диван со сломанными пружинами и крепкими с виду подпорками, стальные прутья, наковальня, две бочки пива, подвешенная к потолку копченая свинобразья туша. У туши отсутствовал изрядный клок мяса и зато ясно виднелись следы зубов. Впрочем, что еще я ожидал обнаружить в жилище силача?

Я огляделся пристальнее. По-прежнему ничего неожиданного. В мусорной корзине – бумаги. Квитанции из химчистки. На полу – траченная молью львиная шкура, на вешалке – мужской пиджак сто восьмого размера. Это мало о чем говорило. Я подошел к туалетному столику. В выдвижных ящиках – ни клочка бумаги, на столе – одна-единственная книга. Я ее потряс, быстро пролистал, поднес к свету, чтобы прочитать заголовок. “Звездные убийцы галактических скитальцев”. А что полагается читать цирковому богатырю, кроме дурацкой бульварной фантастики с морями крови и лазерной пальбой?

Еще на столе я обнаружил видавший виды компьютер. Включил. Замерцал экран, затем на черном поле красным вспыхнули слова “Введите пароль”. Я перевернул компьютер и нашел марку: “Эпром-80”. Будь у меня паспорт этого изделия и чуть побольше времени, я бы попытался обойти пароль. Или дождался Джеймса – это как раз по его хакерской части.

В коридоре, прямо за дверью, раздались грубые мужские голоса. Неужели возвращается Пьюссанто? Меня охватил страх. Я ощутил, как в мое горло вонзаются стальные пальцы. Где тут можно спрятаться? В углу, за гигантским сундуком, если сумею туда втиснуться!

Уже поворачивалась дверная ручка. Я ударил по выключателю за наносекунду до того, как между дверью и косяком образовалась щель. В следующую секунду дверь остановилась.

– ...Плюс стоимость установки колеса, которое ты оторвал от грузовика.

Я узнал голос Харли-Дэвидсона.

– Че такое? Он меня угробить хотел! Вшивый водила! Шиш ему!

– Это был несчастный случай. Ты же читал полицейский отчет. И водитель тебя пальцем не тронул.

– Зато колесо тронуло. И отлетело.

– Это ты его отломал! Вместе с полуосью и дифференциалом.

– Грузовик – дешевка. На соплях держался.

– И все равно ты возместишь ущерб.

Пока шла эта высокоинтеллектуальная беседа, я на цыпочках пересек комнату. В приотворенную дверь проникало достаточно света, и я бесшумно огибал препятствия. Но сундук пришлось слегка отодвинуть. иначе я за ним не поместился бы. Он отошел от стены с жутким скрежетом, но в коридоре, похоже, ничего не услышали. Едва я скользнул за сундук, распахнулась дверь и вспыхнул свет.

Пьюссанто хлопнул дверью и, бормоча, пошел по комнате. Скрипели половицы, застонало под его тяжестью кресло. Должно быть, он схватит телефон. Я услышал электронное попискивание. Силач набрал номер и в ожидании ответа тяжело дышал и невнятно ругался.

– С Пакой поговорить, – сказал он невидимому собеседнику. И снова тяжело засопел. – Пака? Почему ты не явился на встречу, как мы уславливались? У тебя есть что сказать в свое оправдание? Есть? Говорят, кто хочет делать – ищет способ, кто не хочет ищет причину. С огнем играешь. В каком смысле? В таком. Будь там через пятнадцать минут, иначе конец нашему взаимовыгодному сотрудничеству.

Раздался удар телефоном об стол, затем опять тяжелые шаги. Щелкнул выключатель, комната погрузилась во тьму. Хлопнула дверь, скрежетнул в замочной скважине ключ. Я судорожно выпустил застоявшийся в легких воздух, выполз из-за сундука. Передо мной встала новая загадка. Оказывается, наша слабоумная гора мускулов способна, когда захочет, говорить, как профессор. Может это иметь отношение к нашему делу? Еще как может! С помощью компьютера установлено: Пьюссанто присутствовал везде, где происходили ограбления. Будь у него вместо мозгов мышечная ткань, как он старается доказать, его бы не привлекли к участию в сложных и технически превосходно оснащенных кражах. Но он, оказывается, вовсе не дебил. Из чего следует: он вполне может быть связан с преступниками.

Я глубоко вздохнул. Мало мне загадок!

Выждав несколько минут, я ушел. По пути к нашей уборной ломал голову над последним своим открытием.

Анжелина сидела у туалетного столика.

– У меня интересные новости, – сказал я, распахивая дверь настежь. – Только что я узнал...

Я умолк, обнаружив, что она не одна. Напротив сидел некто в чиновничье-строгом, с глазками-пуговками. Он повернулся и холодно воззрился на меня. На черном как смоль мундире блестели регалии. Особенно привлекали внимание петлицы со скрещенными мечами над ухмыляющимися черепами.

– Так что же ты узнал, милый? Скажи, не то я сейчас умру от любопытства.

Анжелина поняла, что мне нужно оправиться от шока, и пришла на выручку.

– Смею поинтересоваться, кто у тебя в гостях.

Обладатель черепов и мечей опередил ее. В голосе сквозили холод и угроза:

– Капитан Везекана из Отдела по делам инопланетников. Предъявите документы.

Я вынул бумажник. Ни на одной планете не встречал я такого обилия разных спецслужб.

Везекана долго шуршал моими удостоверениями, одну страницу даже разглядывал, подозрительно щурясь, на просвет.

– Возможно, я смогу помочь, если скажете, что вас интересует.

– Не скажу.

Что ж, вряд ли в компании обладателя подобного мундира можно рассчитывать на увлекательную беседу.

Пауза затягивалась. Он изучал документы, точно микробов под микроскопом. Если он пытался напугать меня, то это ему вполне удалось.

– Ты купил свинобразье пойло? – спросила Анжелина.

– Увы. Заходил в магазин, но оно кончилось.

– Ладно, сама потом этим займусь. Мы же не хотим, чтобы проголодалась наша драгоценная свинка.

– Конечно, не хотим. Может, предложить ей сандвич?

– Отличная идея! Только без свинины.

Но в мрачной тени полицейского наша слабая попытка завязать разговор успеха не имела.

– Документы я забираю, – сообщил он, запихивая их в карман.

– Вы не смеете!

– Смею, не беспокойтесь.

– Зачем они вам?

– Мы подозреваем, что вы – инопланетный преступник.

– Что за чушь?! С какой это стати?

– С той стати, что вы – инопланетник. Прибыли недавно. Мужской пол и определенный возраст. Этого достаточно, чтобы вас заподозрить.

– Но ведь при таком подходе можно заподозрить любого туриста!

– Что мы и делаем. На сегодняшний день у нас шестьсот двенадцать подозреваемых. Мы отсеем тех, у кого железное алиби. Где вы находились в момент совершения преступления?

– Сидел. На этом самом стуле, где сейчас сидите вы. И давал интервью. Между прочим, тогда-то я и узнал про ограбление банка. Интервью прервали ради экстренного выпуска новостей.

– Мы проверим ваши показания. А до тех пор вам лучше не покидать пределы города.

– Да я и сам не собираюсь покидать пределы города. Каждый вечер я выступаю в цирке. На меня смотрят тысячи людей и, между прочим, бешено аплодируют.

– Мы проверим и это алиби, – холодно пообещал он.

– Это не алиби. Это правда. – Я порылся в кармане. – Смотрите. Контрамарка на сегодняшнее представление. Вы увидите меня в “Колоссео” своими глазами.

– В тюремной камере, вот где я вас увижу. – Он схватил билет, разорвал, бросил клочки на пол. – Я обвиню вас в попытке подкупа офицера полиции.

Он брезгливо вытер руки, встал и пошел к двери. Мое облегчение испарилось, когда он круто развернулся.

– Что вам известно о Стальной Крысе?

Нет, я не завопил и не обратился в бегство. Я ответил точно таким же ледяным взглядом.

– Это еще что за диво?

– Кличка преступника, совершившего множество серьезных злодеяний на множестве планет.

– Преступники меня не интересуют. Я честный чародей, и моих заработков на сцене вполне хватает для скромного образа жизни.

Я поймал себя на том, что барабаню пальцами по бедру. Спокойствие, Джим! Я спрятал руки в карманы. Вынул. Об пол звякнул металл.

Мы посмотрели вниз.

Я выронил отмычку, которой недавно отпирал дверь Пьюссанто.

– Отмычка! – возликовал капитан, испепеляя меня взглядом.

– Самая настоящая. – Анжелина подошла и нагнулась. Подобрала. Подала. И все это – как ни в чем не бывало.

– Я без нее из дому не выхожу, – спокойно произнес я. – Смотрите. – Я пересек комнату и взял альбом с моей фальшивой биографией. Полистал, подал фараону. – “Чудесное подводное бегство”. Видите, у меня на руках наручники? А на ногах – цепи с замками. А вокруг – стальная клетка. И все это под водой. Не будь отмычки, я бы давно утонул. Спасибо, милая.

Я спрятал отмычку в карман. Отворачиваясь, чувствовал, как полицейский василиск буравит взглядом мой затылок.

Я подошел к креслу, сел. А Везекана все таращился, пока не родил новую идею:

– Иметь на Феторре отмычку запрещено законом. Вашу я должен немедленно конфисковать.

Он протянул руку. Я отпрянул.

– Вы с ума сошли! Как же я отопру замки подводной клетки? Я попросту утону!

– Этоне моя забота. – Не фараон, а сама доброта. Не дождавшись повиновения, он вытащил из кобуры здоровенный пистолет. – Повторять не буду.

Бормоча ругательства, я отдал отмычку. В тот же миг она исчезла. Слава Богу, исчез и пистолет.

– Я еще вернусь.

Везекана ушел.

Анжелина приблизилась к двери, выждала несколько секунд и отворила.. Я достал индикатор и обыскал комнату. Капитан времени даром не терял. Только в кресле, где он посидел – две хитрые монеты. Еще несколько – под ковром и в мусорной корзине. Они трещали и искрили под моим каблуком. Наконец прибор замигал зеленым.

– Мне это не нравится, – сказал я. – Такое чувство, будто я в ловушке, а вокруг смыкаются силы тьмы.

– Многовато драматизма, но в целом довольно близко к истине. Тебе налить?

– О, мой ангел! Лошадиную дозу. Спасибо.

Спиртное помогло – прочистило мозги.

– Может, нам лучше отменить турне и убраться отсюда? – предложила Анжелина. – Не ты ли говорил: “Мало быть других смелее, чтоб дожить до юбилея”?

– Говорил. И не шутя. Но много лет назад. В ту пору я был легче на подъем. И все время искал свежие впечатления. А сейчас я – старая ржавая одураченная крыса. Вдобавок упрямая. И по многим причинам, в том числе и по тем, которые я даже не возьмусь выразить, мне не хочется улетать отсюда несолоно хлебавши.

– Четыре миллиона кредитов в день. Ни о чем другом ты сейчас думать не в состоянии. Угадала?

Я неохотно кивнул.

– Отчего бы нам не плюнуть на них? Много ли радости от миллионов в какой-нибудь зловонной феторрской кутузке?

– Твои слова не лишены мудрости. Но погоди сдаваться, ладно? Я уже пытался сообщить, прежде чем увидел твоего незваного гостя, что обнаружил кое-что интересное. Оказывается, наш малыш Пьюссанто вовсе не такой дебил, каким кажется. У него словарь академика, но лишь когда он не знает, что его подслушивают. Так что сегодня, пока он будет вершить на сцене свои подвиги, я поиграю с его компьютером. – Тут я схватил телефон. – Хочу обратиться в местный сервер, пускай пришлют техпаспорт и прочую документацию на “Эпром-восемьдесят”. Конечно, если это не секрет государственной важности.

К счастью, эти сведения оказались незасекреченными, из чего вовсе не вытекает, что я получил их без труда. Похоже, на Феторре царила паранойя. Я узнал телефонный номер “Эпрома ЛТД”, позвонил и уйму времени убил на болтовню с автоответчиками. Наконец меня удостоило разговором человеческое существо, и я сразу добром помянул роботов. – “Эпром-восемьдесят”? Назовите серийный номер.

– Откуда мне его знать? Машина сейчас не у меня. А номер на ее документах утрачен вместе с документами.

– В таком случае я даже не представляю, чем могу вам помочь...

– Зато я представляю. Назовите цену этой модели и доставьте мне один экземпляр вместе со всей документацией. Или она тоже – секрет?

– Нет. Но она защищена законом об авторском праве...

– Само собой! Но вы ее прилагаете ко всем продаваемым машинам. Говорите цену, а я пришлю деньги.

Многократно повторенное слово “деньги” наконец пробилось в сознание. Мой собеседник долго жеманничал, но все-таки принял заказ. У меня уже болело ухо. Я подошел к бару, достал бутылку “Старого ушного бальзама” и налил себе, не скупясь. Что и говорить, денек выдался еще тот.

Глава 11

На вечернем представлении мне пришлось потрудиться до седьмого пота, чтобы выбросить из головы все мысли о неприятностях и не разочаровать зрителей. Потом мы с Анжелиной сняли грим, переоделись и вернулись на такси в гостиницу. В номере мигала лампочка автоответчика. Я нажал на кнопку, прослушал сообщение: “Здрасьте, предки, это Джеймс. Я уже купил билеты. Прямого рейса на Феторр отсюда нет, так что не знаю, когда мы встретимся. Через несколько минут мой лайнер вылетает на Гелиор. Я привезу новый, невероятно усовершенствованный компьютер. Как только узнаю время прибытия, сообщу”.

– Помощь идет.

Я потянулся за бутылкой крепкого. И замер. Наши дела приняли очень непростой оборот, и не стоило их еще больше усложнять, затуманивая себе мозги алкоголем. Я обошелся рюмочкой сухого шерри и сигарой. Глориана умоляюще гремела иголками. Я наклонился и почесал ее между ушами.

Я чувствовал, как давит на меня зловещий рок, и мне это совсем не нравилось. Должно быть, Анжелина поняла все по выражению моего лица. Она села рядом на диванчик и взяла меня за руку.

– Дорогой супруг, у тебя очень мрачный вид. Не хочешь ли рассказать, что у тебя на сердце?

Я благодарно пожал ей руку и хлопнул рюмашку.

– Я выгляжу мрачно, потому что я мрачен. Меня не оставляет ощущение, что ситуация вышла из-под контроля. А я, как тебе известно, привык опережать события, держать в руках вожжи собственной судьбы. Чего сейчас, увы, не происходит. Ты только взгляни на все эти беды и несчастья, что сыплются на наши головы со дня прибытия на убогую планету! Сначала ограбили банк Кайзи и обвинили в преступлении Боливара. Согласен, мы вытащили его из каталажки, но теперь вынуждены прятать среди уродов до прибытия Джеймса. Затем – второй обчищенный банк, и этим банком, как мы знаем, негласно владеет Кайзи, а на месте преступления остается крыса из нержавеющей стали. Теперь полиция решает приглядеться к моей скромной персоне и подвергает экспертизе каждый миллиметр моих совершенно подлинных документов. Все это в совокупности поджаривает мне пятки, и я вынужден задать себе вопрос: стоит ли такая свистопляска четырех миллионов кредитов в день?

– И что ты себе отвечаешь?

– Что давно пора делать ноги.

– И сделаем?

– А то нет? На свете много других способов зарабатывать деньги – и законных, и незаконных. У меня здорово полегчает на душе, если мы решим испробовать новые возможности.

– Так мне собирать чемоданы?

Я отрицательно помотал головой.

– Подождем до завтрашнего представления. Из всей этой каши мне удалось вылущить один неоспоримый факт: Пьюссанто, наш подозреваемый, не такой простак, каким прикидывается. Я хочу выяснить, кто он на самом деле. Завтра, когда он выйдет на сцену, я покопаюсь в его компьютере. И сразу после этого мы уберемся отсюда, захватив с собой Боливара.

– План недурен, но мне не нравятся два нюанса. Во-первых, твои документы находятся в полиции, а во-вторых, у Боливара вообще нет документов. И к тому же местная – и далеко не самая лучшая – порода блюстителей правосудия разыскивает его за побег из тюрьмы.

– Похоже, ты забыла, что разговариваешь с непревзойденным мастером подделки. Не вижу проблем. К утру у нас с Боливаром будут новые ксивы. А во-вторых?

– Мы что, оставим Джеймса прикрывать наш отход?

– Ни в коем случае. – Я налил еще рюмку шерри и осушил одним глотком. – Наш новый форс-мажорный план позволяет сбежать до его прибытия. Если мы отказываемся от сложного расклада, по которому Джеймс теоретически занимает место брата в банке, то зачем он вообще нам здесь нужен? Свяжемся с ним, дадим отбой. Боюсь, что работенка за четыре миллиона кредитов в день превращается в кошмар. Напомни, где у него первая остановка?

– На Гелиоре.

Я схватил телефон.

– Отправлю туда межзвездограмму. Пускай сидит и дожидается нас.

– Абсолютно с тобой согласна.

Из Глорианиной корзины донеслось сонное хрюканье.

– Давай возьмем пример с этого очаровательного существа и хорошенько выспимся. По-моему, нам это не повредит.

Так мы и сделали. А утром, после завтрака, Анжелина вооружилась тугим кошельком и отправилась на поиски нечистоплотного агента бюро путешествий. Или это тавтология? Я же занялся подделкой документов, для чего прибег к скрытым способностям нашей портативной рации. Настало время похвалить себя за предусмотрительность: отправляясь на Феторр, я оборудовал в стандартном корпусе рации тайничок. К возвращению Анжелины все было готово.

– Есть. – Я помахал толстым конвертом. – А у тебя как дела?

– Больше всего времени ушло на разборки с субчиками, которые нашли меня привлекательной. Сейчас шестеро мирно спят, а один, боюсь, угодил в больницу.

– Уверен, поделом.

– Ты и сам не представляешь, до какой степени прав. Жулик-таксист привез меня в бар, где, по его уверениям, сшивается местная мафия. Он не обманул. Тот, кого я отправила в больницу, – бывший телохранитель туземного капо. Крестный отец остался в таком восторге от расправы над его прихвостнем, что сразу предложил пойти к нему в “торпеды”. Когда я его убедила, что не работаю на полицию и единственное мое желание – поскорее счистить с обуви грязь этой жуткой планеты, он связался со специалистами по контрабанде.

– Контрабанде чего?

– Не уточняла. Как бы то ни было, в конце концов мы ударили по рукам. Вот три билета на полуночный поезд на воздушной подушке. Он нас довезет до Мтумвапорта. Это промышленный город, известный своей загрязненностью и высоким уровнем смертности.

– Чудненько. А зачем нам этот курорт?

– Затем, что к нему примыкает региональный промышленный космодром. И мы – в списке экипажа звездолета, который отбывает завтра с грузом сталепроката.

– Мне это нравится! Что у нас за должности?

– Я – помощник кока. Вы с Боливаром – техники в машинном отделении.

– В пути придется вкалывать?

– Не придется, если я вручу капитану вторую половину взятки.

Каждый из нас подготовил в дорогу одну сумку – все остальное необходимо было оставить. Глориана внимательно наблюдала за сборами, наконец вопросительно хрюкнула. Анжелина нахмурилась.

– Заберем ее с собой?

– А что будет, когда нас хватятся? Тебе не кажется, что семейная пара, путешествующая в обществе свинобраза, очень бросается в глаза?

– Ты совершенно прав. Но если бросим бедняжку, ее дни сочтены.

Это не вызывало сомнений. Я посмотрел на нашу очаровательную питомицу и явственно представил шмат сала.

– Решим ее судьбу позже? – спросила Анжелина.

– Нет, не будем откладывать. Звони в зоомагазин, заказывай собачью будку на колесиках.

В “Колоссео” мы приехали рано. Я переоделся и дождался выхода Пьюссанто на сцену. На выступление силача я отвел тридцать одну минуту и, включив секундомер, быстро пробрался в его уборную. Запершись изнутри, достал компьютерные брошюрки и включил машину. Я уже знал, что имею дело с дешевой штамповкой и ее пароль несложно обойти. На эту задачу ушло десять минут. Я положил секундомер на виду и зарылся в файлы. В основном платежки, бухгалтерские отчеты. Но ни единого намека на то, какое отношение ко всему этому имеет наш силач.

Оставалось десять минут. Потея, я залез в другую директорию. Пора убираться. У меня по шее бежали мурашки. Не от страха – от сквозняка!

Я резко развернулся. В дверях стоял Пьюссанто. Жуткие глазки пылали. Он затворил за собой дверь. Вот он, кошмар наяву! Я заперт вместе с монстром!

– Убью! – лаконично пообещал он и ринулся в атаку.

С одной стороны, этой горе мышц недоставало проворства, но с другой, уборная была невелика. Единственное окошко загораживали толстые металлические прутья. Я отскочил назад, запрыгнул на сундук и ласточкой сиганул через стенобитную башку и ручищи со скрюченными пальцами. Еще в прыжке угодил отмычкой в замочную скважину. Рванул дверь на себя...

И тут ее захлопнула огромная, как свиной окорок, рука. Каменные пальцы жестоко вонзились в мою шею. Оторвали меня от пола, затрясли, как пыльный коврик. Я перхал, я не мог говорить, я задыхался. И вдруг Пьюссанто выронил меня.

Я успел судорожно глотнуть воздуха, но в следующий момент на грудь опустилась тяжеленная ножища. Сразу вспомнилось, как силач перекусывал стальной прут, как крушил головой кирпичную стену.

– Я могу объяснить, – прохрипел я наконец.

– Валяй.

– Я не тот, за кого себя выдаю...

– Полицейский шпион!

Нога нажала, и я зажмурился, боясь услышать треск ребер.

– Нет! Я... Частный сыщик!

– Кто тебя нанял?

Я понял, что ситуация совершенно не подходит для вранья и уверток.

– Банкир! Очень богатый делец по имени Имперетрикс фон Кайзер-Царский.

– Врешь!

Он надавил сильнее, и у меня потемнело в глазах. Словно издали донеслись слабые крики: “Нет! Нет!” Снова и снова... Неужели это мой голос?

И вдруг отлегло. Могучая рука подняла меня и бросила в кресло. Постепенно в глазах прояснилось, и я увидел, что чудовище спокойно сидит передо мной. Потом оно заговорило:

– Ну что ж, не слишком могучий Марвелл, на сей раз фокус не удался. В комнате у меня спрятан необнаружимый “жучок”. Поэтому я всегда узнаю, если в мое отсутствие сюда проникает незваный гость. И сегодня я раньше времени покинул сцену, чтобы посмотреть, кто это вторгся тайком в мое жилище.

– У тебя вдруг прорезалось красноречие.

– Верно. Но никто об этом не узнает, если вздумаешь лгать.

Температура упала градусов на десять. Он улыбнулся.

– Мы поняли друг друга, а потому расслабься и выкладывай, что тебя сюда привело.

Я выложил. Как на духу. Ну, разве что не коснулся ярких страниц своей биографии до работы на Кайзи. Межзвездный частный сыщик, вот кто я такой.

Пьюссанто кивал и слушал. Когда я закончил, он, по-видимому, решил спокойно обдумать мои слова. Наконец снова кивнул.

– До чего же нелепо, Джим, выглядит твоя история. Расскажи кому другому, он бы ни за что не поверил. Но я верю. Потому что я, ведя расследование на этой планете, тоже натыкался на следы твоего работодателя. Да, здесь творятся нечистые дела, и насколько я, изучив их лишь поверхностно, могу судить, твой приятель Кайзи принимает в аферах живейшее участие. Да будет тебе известно, я ГНУС.

– Ошибаешься! Да я съезжу по носу любому, кто тебя так назовет.

– Не гнус, а ГНУС. Галактического налогового управления следователь.

– Фискал!

Поистине, я вижу дурной сон.

– В таких мирах, как этот, где процветает уклонение от уплаты налогов, моя профессия – самая что ни на есть полезная. Без налоговых кодексов в космосе воцарилась бы анархия. А Феторр – родина невероятно жадных, даже героических в своей жадности, неплательщиков. И возглавляет список подозреваемых твой работодатель.

Все это не укладывалось у меня в голове.

– Налоговый инспектор... кто бы мог подумать!

– Никто. У меня идеальная маскировка. Скудоумная гора мышц – не правда ли, остроумно? Мне изрядно надоело читать лекции – да будет тебе известно, я возглавляю кафедру фидуциарной непримиримости в одном престижном университете. А потому, когда пошли доклады о налоговых бесчинствах здешних финансовых воротил, я добровольно взялся вывести их на чистую воду. И с этой целью воспользовался своими естественными активами.

– Естественными активами?

Я уже чувствовал, что чего-то недопонимаю.

– Надеюсь, ты слышал о Транторе? Это моя родная планета.

– Извини, но в галактике тысячи обитаемых миров. – Верно, однако с такой массой, как у Трантора, найдется немного. Планетарная гравитация в три с лишним раза превышает стандартную. То есть у нас три “же” на поверхности.

– Ах, вот оно что! Стоит ли удивляться тому, что ты вытворяешь на сцене!

– Да, в ваших крошечных мирках я кажусь себе перышком. Порой даже летаю во сне. Но поговорим о более важном. Человек, которого ты зовешь Кайзи, – межзвездный финансист и владелец огромного состояния. И он подозревается в...

Резкий стук в дверь заставил его оборвать фразу.

– Заперто! – прорычал он, мгновенно вернувшись в образ Пьюссанто. – Кыш!

– Мне надо поговорить с Могучим Марвеллом, – раздался невнятный голос.

– Вы знаете...

– Не знаю! – взревел мой собеседник. – Пшел! Снова стук. Я утратил дар речи, потому что Пьюссанто схватил меня за шею и на вытянутой руке поднял перед дверью. И отворил.

– Че? – спросил он. – Ты кто?

– Человек-Мегалит, – ответил скрежещущий голос. – Я ищу Могучего Марвелла.

Я брыкался, корчился и наконец сумел выдавить несколько слов. – Впусти... его... Все в порядке...

И свалился на пол.

Вошел Человек-Мегалит и посмотрел на распростертого меня.

– Папа, ты цел?

Пьюссанто затворил дверь и перевел взгляд с меня на Человека-Мегалита.

– Если это твой сын, то у тебя явно рецессивные гены.

– Рабочий костюм, – пояснил Боливар, снимая голову Человека-Мегалита. – У нас большие неприятности. Когда Пьюссанто неожиданно ушел со сцены, мама очень встревожилась. Велела мне найти его уборную, но не успела сказать зачем. Представление сорвано, театр набит легавыми. Я заметил, как трое направились сюда. Все входы и выходы, кроме одного, заперты, зрителей выпускают по очереди после тщательного обыска.

– Не догадываешься, в чем тут дело? – спросил Пьюссанто.

– А что тут догадываться? – Сын посмотрел на меня с невеселой улыбкой. – У плоскостопых твоя фотография, и они спрашивают всех подряд, известно ли им что-нибудь о Стальной Крысе.

Глава 12

Я уже давно понимал: силы тьмы подтягиваются все ближе. Но только сейчас обнаружил, что они подступили вплотную, и затылком ощутил их жгучее дыхание. В мой розовый мирок вторгалась суровая действительность. Да, на сей раз я облажался: еще вчера вечером следовало смазать пятки. Захотел напоследок разгадать одну из загадок, и вот теперь вся операция под угрозой срыва. Уже не говоря об угрозе здоровью и благополучию всего моего семейства. Я вздохнул глубоко и судорожно.

– Ладно, – изрек я с решительностью, которой, увы, не испытывал. – Я должен придумать, как нам отсюда выбраться. Предложения есть?

– Ты, часом, не та ли Стальная Крыса, за которой гоняется полиция? – спросил Пьюссанто.

Лгать не имело смысла, тем паче что фараоны связали кличку с моей фотографией.

– Имею счастье быть таковой.

– Что-то мне это прозвище кажется очень знакомым. Скажи, я не мог на него натыкаться в архивах?

– В каких еще архивах?

– Налоговых.

– Исключено. Я верен золотому правилу закоренелых капиталистов: дешево покупай, дорого продавай и старайся не платить налогов, но только в рамках закона.

– И все-таки... Стальная Крыса... Где-то я уже слышал... Ага! Однажды кто-то уничтожил огромную базу данных по налоговым поступлениям. Скажи, что ты не имеешь к этому отношения.

– Клевета! Нет доказательств. Предпочитаю смотреть на свою миссию под другим углом зрения. Я – самый правый среди неправых. Современный вариант мифического героя, благотворителя по прозвищу Роббин Гуд <Игра слов. Знаменитый разбойник Robin Hood обязан своим именем малиновке. “...И пусть тебя люди зовут по имени птицы, живущей в лесу...” (“Рождение Робина Гуда”, перевод С. Маршака). Автор изменил имя легендарного героя на Robbing Good, что можно перевести как “Грабящий Хороший”.>. Да, в мою специализацию входит стачивание грани между богатыми и бедными, перераспределение благ, можно и так сказать. Я имею право добавить, что не единожды спасал галактику. А ведь это что-нибудь да значит.

– Так ты уверен насчет налоговых файлов?

Если ГНУС вонзил в тебя челюсти, отделаться от него нелегко.

– Абсолютно! Я к ним никогда не прикасался.

Бывают случаи, когда правда вреднее лжи. Пьюссанто задумчиво помял подбородок.

– Ладно, замнем пока эту тему. Но если дело не в налогах, почему полицейским так не терпится тебя сцапать?

– Меня обвинили в недавних ограблениях, хотя на самом деле я, как и говорил тебе, прибыл их расследовать.

– Выходит, ты в западне?

– В точку, – сказал Боливар. – И западня эта столь велика, что в нее поместился и я. Я был управляющим первым из ограбленных банков. Полиция заявила, что поработал “крот”, и арестовала меня. Но кое-кто пришел на помощь, и я вновь на свободе.

Пьюссанто поразмышлял минуту-другую, потом неохотно решился:

– Если вы оба невиновны, то мой долг добропорядочного гражданина и налогового инспектора – помочь вам выскользнуть из лап блюстителей порядка. Я уже присмотрелся к полицейским силам этой планеты и пришел к выводу, что они насквозь коррумпированы. Их полностью контролируют уклоняющиеся от уплаты налогов промышленники.

Он нашел стило, и оно исчезло в могучем кулаке. Затем Пьюссанто вручил мне записку со словами: “Пака – мой человек. Он сумеет вам помочь. Позвоните по этому телефону и представьтесь... “

И тут дверь затряслась под сокрушительными ударами. Раздались громовые голоса:

– Немедленно открывайте! Полиция!

– Кыш! Я дрыхну. – Пьюссанто окинул взглядом комнату, увидел окно. – Быстро! – прошептал он нам.

Боливар напялил на себя голову Человека-Мегалита, и мы поспешили вслед за силачом. Он распахнул окно и ухватился за два железных прута. Даже не крякнув, согнул их.

– Вылезайте, – сказал он, а затем закричал прямо в мое ухо, отчего у меня чуть не слетела голова: – Будить Пьюссанто?! Убью!

Это не остановило легавых, но внесло в их ряды некоторое замешательство. А нам дало выигрыш во времени. Мы успели выскользнуть через окно, а Пьюссанто, выпрямив прутья, пошел отпирать дверь.

Мы побежали и в считанные секунды промокли. Во всяком случае, я промок. Боливару, понятное дело, в оболочке из псевдоплоти было комфортно и сухо. Полыхали молнии, раскатывался гром и хлестал ливень. И такой живописной и, несомненно, запоминающейся парочке, как мы, не стоило на это пенять. Немногочисленным встречным было не до нас – они, опустив головы, спешили в укрытие. Мы тоже спешили, нам не терпелось побыстрее набрать спасительную дистанцию между собой и преследователями. Свернув за очередной угол, я увидел впереди манящие огни фабрики-кухни.

– Это она! – воскликнул я. – Тихая пристань в бурном море.

– Ты уверен? “У Ядовитого Пита. Заказы мигом доставляем, а коль охота, здесь травись”. Не очень-то заманчиво.

– Не нравится – не ешь. Нужно только позвонить по телефону.

Возможно, Боливар прав, подумал я, когда за нами затворилась дверь и мы очутились в грязном заведении с двумя обшарпанными колченогими столиками. В углу пьяница, конвульсивно сжимая бутыль, пребывал в полной отключке. Вдохнув “сладостный аромат” еды, я закашлялся от боли в легких.

– Добро пожаловать, о голодные ночные путники! Милости просим к Ядовитому Питу! Он вам так скажет: наши харчи ешь и торчи! Наше пойло дракону бы в хайло!

Чудненько. Ядовитым Питом оказался робот с длинными усами и замасленным одеялом на плечах. Вдобавок это создание носило огромную широкополую шляпу. Несомненно, Пит символизировал собой некую давно канувшую в глубины времен культуру.

– Ну, гринго, что хавать будем? Супец из кактусовых колючек? Chile con serape picante?

– Нам нужно воспользоваться вашим телефоном.

– Cabrones, кто здесь ест, тот и пользуется нашим телефоном.

Я понял, что это чудо техники запрограммировано выгребать из карманов посетителей последние кредиты.

– Ладно, давай, что назвал. На двоих. – Я глянул на стену с изображением пенящихся кружек. – И пива.

Робокулинар оживился, со стуком водрузил на стол кружки с пивом, наполнил тарелки убийственным на вид зеленым месивом и запустил их к нам по стойке. После чего достал портативный телефон и уронил его в еду.

– Тридцать пять кредитов. Цена божеская.

Я был склонен в этом усомниться. Пока Боливар расплачивался, я выловил телефон и набрал номер Паки. Пальцы жгло, как напалмом, пока я их не вытер. Наконец длинные гудки оборвались.

– Пьюссанто сказал, чтобы я позвонил по этому номеру...

– Если вы – Марвелл, то он меня предупредил.

– Вот как? Хорошая новость.

– Он сказал, что это плохая новость. Но велел вас забрать. Где вы?

Я объяснил, и он нашел в справочной директории адрес Ядовитого Пита. А тем временем Боливар – ах, легкомыслие юности! – совершил роковую ошибку, попробовав еду. И вот его затылок опирается на стойку, а я заливаю пиво ему в рот. Оно с шипением испарялось. К моменту появления человека, похожего на грызуна, Боливар почти пришел в себя.

Оглядываясь, прибывший подергивал носом и щеточкой усов. – Это вы – Марвелл? – Он пнул алкаша носком туфли.

У Паки и зубы оказались крысиные – острые, желтые.

– Я здесь, – сказал я.

Он оглядел меня с головы до ног и съежился при виде отвратительной Боливаровой личины.

– Мы из цирка, как и Пьюссанто, – объяснил я. – Мы его друзья. У вас есть на чем нас увезти?

– У меня кенгурудль. Пьюссанто приказал доставить вас в его контору.

– А я и не знал, что у ГНУСа есть контора.

– Тихо! – Он испуганно огляделся, но ни алкаш, ни робоповар не услышали моей последней фразы. – Не к чему трубить на весь мир о налоговых расследованиях. А контора у него, конечно же, есть. Но это, разумеется, секрет, потому что никому не полагается знать, чем он здесь занимается. Я его бухгалтер. Вы готовы ехать?

– Разумеется.

Мы покинули ресторан, и я с подозрением осмотрел машину. Подобное я видел лишь у цирка в вечер премьеры. Пассажирская кабина кенгурудля была подвешена между огромными пружинно-поршневыми ногами. Мы взобрались по трапу, привинченному к ближайшей ноге.

– Пристегнитесь, – велел Пака. – Эта штуковина умеет двигаться. Придумана специально для геологов, на пересеченной местности ей цены нет.

Он врубил двигатель как раз в ту минуту, когда, завизжав тормозами, позади остановилась полицейская машина. В тыл кенгурудлю ударил луч мощного прожектора. Мы с Боливаром съежились, сползли на дно кабины.

– А ну, слезай! – властно прорычали снизу. – И держи руки на виду.

– Я ничего плохого не сделал! – пискнул Пака.

– Мы не спрашиваем, что ты сделал и чего не сделал. Мы приказываем слезть с этой штуковины. А ну, живо!

– Только попробуй, и ты покойник! – обещал я со всей свирепостью, на какую только был способен. И ткнул его в бок согнутым пальцем.

Пака ойкнул.

– Это пистолет, – сказал я, – и мой палец дрожит на спусковом крючке. Вперед!

Паке ничего не оставалось, как нажать на акселератор. Кенгурудль взвился в воздух. Когда он приземлялся, пружины и поршни смягчили удар. И тут же последовал новый гигантский прыжок. Пока мы находились в воздухе, я не испытывал особых неудобств, но при ударе о землю подбородок с силой бился о ключицу.

Патрульная машина с включенной сиреной пустилась в погоню. Я понял, что наш попрыгунчик в дорожных пробках незаменим – он разом перемахивал через несколько машин. Но на пустом шоссе ему не тягаться с колесным транспортом.

На окраине города полиция начала приближаться. Мы скакали по промышленному району, вдоль дороги чернели фабричные корпуса. За очередным перекрестком здания уступили место оградам, и я махнул рукой.

– Вон через тот забор! Прыгай!

– Не могу! Мы погибнем! Я не знаю, что там!

– Ты погибнешь, если выстрелит этот пистолет. Прыгай!

Вереща от ужаса, Пака рванул рычаг. Когда приземлились, кенгурудль на одной ноге развернулся ровно на девяносто градусов и снова взмыл в воздух. И опустился на вспаханное поле. И красиво поскакал. Полицейская машина осталась далеко позади.

– Вы бы меня не застрелили, правда? – пролепетал наш спаситель.

– Конечно, нет. Тем более что я забыл пистолет дома.

Он пробормотал какое-то крысиное ругательство. Мы поехали, вернее, поскакали дальше. В конце концов оказались на грейдере. Он привел нас обратно на бетонку, там прыгать было легче. Судя по всему, Пака хорошо знал эти места. Он уверенно сворачивал в переулки и закоулки, и вскоре мы достигли района мастерских и прочих мелких предприятий. И резко затормозили около “Финансовых услуг Удонго”. Смолк двигатель, и мы, вторя шипению поршней, облегченно вздохнули. Пака открыл дверь и провел нас в здание.

– А будь у вас пистолет, вы бы меня застрелили?

Похоже, мнимая близость смерти потрясла его до глубины души.

– Сожалею.

Я преувеличивал. В то время я мог думать только об одном: встреча с полицией не сулит ничего хорошего. Я глянул через окно на кенгурудль, на большую лицензионную пластину, украшавшую его огузок.

– А нас не могут найти по номеру?

– Могли бы, если бы номер был подлинный. Мистер Пьюссанто очень предусмотрителен. Кенгурудль приобретен вполне законно, но я заменил номера. А это здание арендовано несуществующей компанией.

Я огляделся. Офис как офис, битком набит компьютерами и каталожными шкафами. Боливар снял мегалитическую голову и тоже осмотрелся.

– У вас тут нет водоохладителя?

Очевидно, воспоминания о Ядовитом Пите все еще жгли ему душу.

– В соседней комнате. Вон в ту дверь.

Боливар вышел.

– Мне надо позвонить, – сказал я.

– За звонок я буду вынужден предъявить вам счет.

– Ну, о чем разговор.

Я извлек бумажник, жалея, что поступаюсь стародавним принципом никогда не платить налоговой инспекции.

Потом я набрал номер. Гудки, гудки, гудки. С каждой секундой ожидания температура моего тела падала на градус. Почему Анжелины нет в артистической уборной?

Я позвонил в администрацию “Колоссео”.

– Это из “Уолдорф-Кастории”, – сказал я измененным, как надеялся, голосом. – У меня сообщение для одного из ваших гостей. Миссис ди Гриз...

– Ее здесь нет.

– Где же она?

– Не имею ни малейшего представления. Я только заметил, как она вышла вместе с друзьями. Они уехали в большой черной машине.

Разговаривая, я глядел в окно. Дождь унялся, и в сиянии уличных фонарей отчетливо виднелся длинный черный автомобиль.

Я положил телефон, отошел от окна, озабоченно посмотрел на Паку.

– Вы кого-нибудь ждете?

– Только Пьюссанто. Он обещал приехать, как только отделается от полицейских.

Хлопнула дверца машины. Затем раздался стук в дверь.

– Это не Пьюссанто! У него ключ!

– Спокойно! Вы тут один.

Я схватил Боливарову голову и метнулся в соседнюю комнату.

– Минутку! – крикнул Пака. Я услышал, как он отпирает дверь. – Приемный день закончился, мы уже закрыты.

– Весьма досадно, но я все равно войду.

Голос показался знакомым. Кто же это?

– Вы не посмеете... Ой! Это что, настоящий пистолет?

– Уверяю вас, не игрушечный. Так можно войти?

Снова – испуганный возглас. Не везет сегодня Паке с пистолетами.

– Где он?

– Я здесь один.

– Пака, вы бездарный лжец. К тому же я давно засадил “жучка” в ваш телефон. И знаю, что Пьюссанто поручил вам доставить сюда одного субъекта.

“Одного субъекта”? Я попытался воспроизвести в памяти телефонный разговор с Пакой. Упоминалось ли в нем о Боливаре? Я вернул сыну голову и приложил палец к губам.

Если человек с пистолетом не знает о его присутствии, у Боливара остается шанс.

Боливар кивнул своей родной головой, я дал ему знак отойти и отворил дверь.

– Что вам нужно?

Человек с пистолетом, щедро разукрашенным серебром и жемчугом, повернулся ко мне и расплылся в улыбке.

Кайзи? Имперетрикс фон Кайзер-Царский? Мой босс?

– Сдается мне, Джим, у вас неприятности. И у вашей семьи.

– Допустим. Но при чем тут пистолет?

Черное жерло уставилось мне в солнечное сплетение.

– Вас разыскивает полиция. Будем считать, что я забочусь о собственной безопасности.

– Кайзи, вы лжете! И у меня такое чувство, что вы никогда не говорили мне правду.

Он улыбнулся.

– Так уж и никогда! Ошибаетесь, Джим. К тому же я всегда вовремя платил.

– Можно спросить, зачем вам понадобилось прослушивать телефон?

– Ну, это же очевидно. Как финансист я предпочитаю всегда быть в курсе дел налоговой инспекции.

Кто-то вошел в дом. Кайзи поднял пистолет.

– Без глупостей. Повернитесь, руки вперед.

Я подчинился. На запястьях щелкнули наручники. Ухмыляющаяся жлобская физиономия оказалась до боли знакомой.

– Игорь!

Передо мной стоял водитель грузовика, доставившего нас с Анжелиной на свинобразью ферму.

– И никто иной, – согласился Кайзи. – Я люблю заботиться о своих сотрудниках. А теперь, будьте любезны, присядьте. Посмотрим кино.

Он поставил на стол и включил голопроектор. В воздухе повисло изображение.

Анжелина!

– Джим, когда ты это увидишь, не делай ничего скоропалительного или глупого, – сказала Анжелина и уменьшилась. Это отдалилась камера. В кадре появился человек в маске, он держал мою жену под прицелом. Я увидел, что у нее связаны руки. Изображение замерцало и сдвинулось, и появилась Глориана. Возмущенная свинка билась в крепких путах. Снова сдвиг, и снова передо мной Анжелина. Ее глаза метали ледяные молнии, и она цедила сквозь зубы: – Это дело рук Кайзи. Возможно, он сейчас рядом с тобой. Вот что он велел мне сказать: подчиняйся его приказам. Он обещал убить Глориану на месте, если ослушаешься. – Моя обожаемая супруга покраснела от гнева. – А если это тебя не образумит, наступит мой черед.

Глава 13

Я бы врагу не пожелал оказаться в подобной ситуации.

И пускай мне было не в диковинку стоять под дулом пистолета, согласитесь, привыкнуть к этому невозможно. Кроме того, в такую беду я обычно попадал один. Не столь уж часто опасность угрожала еще и моим родственникам. Меня согревал лишь тоненький лучик надежды – может быть, Кайзи не знает, что Боливар находится в соседней комнате? Я посмотрел на Паку, тот молча посмотрел на меня. Он не собирался рассуждать о Боливаре. О, этот крошечный фотончик света в омуте мрака!

Да, дело приняло крайне нежелательный оборот. Но надо держать себя в руках, что толку закатывать истерику? Спокойствие, Джим! Говори вежливо, но твердо.

– Согласен, Кайзи, сейчас условия диктуете вы. Но давайте с самого начала четко договоримся: если хоть один волос упадете головы моей супруги, это будет означать, что вы подписали себе смертный приговор.

– Вы не в том положении, чтобы командовать.

– А я и не командую, просто констатирую факт. Даже если я лично не сумею положить конец вашему жалкому существованию, найдется человек, который это непременно сделает. Будем считать вопрос решенным и перейдем к следующему. Чего вы хотите?

Он обдумал мою угрозу и решил посмотреть на нее сквозь пальцы. Я понял, что его самомнение размерами не уступит карликовой звезде. Он улыбнулся. Почти дружелюбно.

– Ничего сложного, вот увидите.

Он убрал пистолет в кобуру и посмотрел на струхнувшего Паку. Сурово наставил на него палец.

– Хотите жить? Я правильно понял?

Пака побледнел, как мертвец. Он утратил дар речи и сумел только кивнуть.

– Отлично. Я бы попросил вас сохранить в тайне все, что здесь сейчас произойдет, но у меня нет уверенности, что вы послушаетесь. – Кайзи окинул меня взором. – Я тщательнейшим образом изучил ваш modus operandi и обнаружил, что в подобных случаях вы применяете усыпляющий газ с амнезийной добавкой. Не ошибусь, предположив, что этот газ имеется у вас при себе?

Я кивнул как можно угрюмее.

– Замечательно. Не соблаговолите ли одолжить дозу Паке? – Под его одобрительным взором бухгалтер без чувств растянулся на полу. – Это для вашей же безопасности, как и для моей. Никому не следует знать о нашем сотрудничестве. Хочу, чтобы вы взяли на себя финансовое обеспечение моего банка.

– Но я ни бельмеса не смыслю в экономике.

– Я говорю о банковских кражах. И мне достоверно известно, что кое-каким опытом по этой части вы все же располагаете. До сего дня за эту сферу отвечал Игорь. Однако он не обладает ни воображением, ни смекалкой, умеет только исполнять приказы.

Это замечание побудило Игоря состроить злобную гримасу, но он не запротестовал.

– Я вынужден сам все планировать, как будто мало у меня других дел. Вы возглавите отряд роботов. Я имею в виду робограбителей, созданных с одной-единственной целью – потрошить банки.

– Ничего не выйдет. Роботы обязаны подчиняться законам роботехники. Они не способны причинить человеку вред, не способны лгать, красть, не идут на сексуальные контакты и безнравственные поступки...

– Джим, постарайтесь не быть таким занудой. Мы говорим не о разумных роботах. Мы говорим о тщательно запрограммированных безмозглых машинах. Отправляйтесь вместе с Игорем. От него вы узнаете план и получите все инструкции, касающиеся вашего первого задания. Начнете с того, что завершите ту операцию, в ходе которой воры проникли в мой банк.

Разрозненные кусочки мозаики легли на свои места.

– Так-так... Выходит, вы нарочно подставили Боливара? – Он кивнул с довольным видом. – Что позволило обложить меня еще плотнее. Оставалось только показать пальцем на ни в чем не повинного Джима ди Гриза как на закоренелого преступника... Яркая криминальная биография и все такое... Нет, я вам понадобился не для того, чтобы положить конец ограблению банков. Совсем наоборот!

Я прыгнул в его сторону, но он проворно дотронулся до голоэкрана, и передо мной появилось изображение Анжелины. Пришлось опустить зудящие руки. Чего стоило не корчиться от ненависти и не скрежетать зубами слишком громко! Подумать только, меня провели, как сопливого мальчишку!

Угадав мои мысли, он со счастливой улыбкой кивнул.

– Пенять вам следует только на собственную жадность. – Кайзи откатил ногой бесчувственного Паку и опустился в его кресло. – Как я и ожидал, вы ничего не видели и ничего не желали видеть, кроме ежедневной подачки в четыре миллиона. Я тушил золотым дождиком любые ваши подозрения, я за нос тянул вас в капкан. Любой человек, обладающий хоть каплей мозгов, выскочил бы из ловушки, не дожидаясь, когда она захлопнется. Любой, кроме вас. Кроме Стальной Крысы, которая гуляет сама по себе! Я поставил на ваш чудовищный эгоизм и не прогадал, верно?

Верно, согласился я в глубине души. Но вслух этого не высказал – не хотел его лишний раз порадовать. Да и насчет чудовищного эгоизма можно было бы поспорить. Я сел в складное металлическое кресло, расслабился, отполировал о рубашку ногти и полюбовался их сиянием.

– Кайзи, старый ворюга, неужели до вас все еще не доходит, что я знаю про ваши делишки и мне ничего не стоит выдать вас полиции?

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, это исключено. Вы в бегах, вас разыскивают все спецслужбы этой перенасыщенной фараонами планеты. И у меня, как вам известно, есть заложник, гарантирующий ваше безоговорочное сотрудничество. И вдобавок, – широко улыбнулся он, вонзая последний нож в мое распластанное эго и садистски его проворачивая, – я тщательно отслеживал все ваши жалкие финансовые маневры. Подумать только, вы возомнили, что способны перехитрить человека, который собаку съел на отмывании грязных денег и криминальных межбанковских трансфертах. Во всей этой мышиной возне я нахожу оригинальной только одну деталь: чтобы спрятать мои миллионы, вы учредили собственный банк. Так ведь и это не ваша идея, правда? До этого додумался Боливар. Скажу откровенно, приятно было взять на работу такую светлую голову. И еще приятнее – сдать Боливара полиции, когда он наивно попытался меня обыграть.

– Кайзи, что за чушь вы тут городите? – отважно вопросил я. – Не понимаю ни единого слова.

На самом деле у меня было неприятное и стойкое чувство, что я понимаю все. Самопроизвольно сжимались кулаки – с каким бы удовольствием я смахнул гнусную ухмылочку с его физиономии! А ну, Джим, расслабься!

Я разжал кулаки и откинулся на спинку кресла. Ему будет только на руку, если у меня не выдержат нервы.

– Кстати, о тех миллионах, о золотом крючке, на который я вас подцепил. В вашем банке этих денежек больше нет. Они вернулись ко мне. Что скажете?

– Скажу, что лучше бы нам сменить тему, пока вы не перевозбудились. А то, чего доброго, от восторга кондрашка хватит. Помнится, мы говорили о надувательстве. Признаться, за это я вас уважаю, чего не скажу обо всем остальном. По части вранья вы мастер. И чем больше я об этом думаю, тем сильнее ощущение, что вы лгали с первой нашей встречи. На Феторре я понадобился лишь для того, чтобы прикрывать ваши козни. Быть единственным подозреваемым в серии эффектных – а они, надо отдать должное, очень впечатляют – грабежей. И при этом вся добыча оседала в вашем кармане.

Он улыбнулся и отвесил легкий поклон.

– В нашей галактике царит конкуренция. Чтобы побеждать, необходимо воображение. А Феторр – идеальное место для таких операций, как те, в которых вам предстоит участвовать. Коррумпированная полиция, алчные капиталисты, отсутствие налогового кодекса – согласитесь, это настоящая лицензия на загребание денег. Пришлось напрячь все силы, чтобы подавить гнев. В эти минуты мне, как никогда, нужна была холодная голова. Рано или поздно ограблениям банков придет конец, и что потом?

– Итак, я должен обтяпать для вас какое-то дельце. А дальше? Чем мы займемся, когда возьмем последний банк?

– А это, мой дорогой друг, будет целиком зависеть от вас. Слишком опасно сдавать вас полиции – феторрские спецслужбы умеют вытягивать признания даже из самых упрямых арестантов. И пускай мне удастся дезавуировать ваши показания, к чему лишние проблемы, если можно их избежать? Поэтому в ваших же интересах не попадаться в лапы блюстителей закона. Я тщательно изучил криминальное досье Стальной Крысы – собственно говоря, потому-то и решил нанять вас. В таких делах, как то, которое я задумал, вам равных нет. Допускаю даже, что вам удалось бы ценой невероятных усилий вырваться, сбежать с этой планеты, отсидеться в какой-нибудь норе, пока о вас не забудут. Но в этом не возникнет нужды. Если на то пошло, я сам предлагаю убежище. У меня щедрая душа, и я помогу укрыться на очень далекой планете. Туда же прилетит и ваша супруга. Уверен, там у вас не возникнет соблазна возвратиться на Феторр.

– И что я за это получу?

– Как? Неужели одной свободы недостаточно? – Веселья как не бывало, мне удалось мельком увидеть истинную сущность, таящуюся под лоском барина-сибарита. – Свободу и воссоединение с обожаемым семейством. На мой взгляд, это более чем достойная награда за ожидаемые от вас скромные услуги.

Вот так-то. И крыть нечем. Пока. Одно хорошо: не только наши с Кайзи уши слышат этот разговор. Стена тонкая, дверь хлипкая. Наверняка Боливар различает каждое слово. Он знает, что я вполне способен о себе позаботиться, а ему необходимо проследить за Кайзи, выяснить, где его берлога и где он держит Анжелину. Если ее освободить, планы нашего злого гения рухнут, как карточный домик. А значит, от меня сейчас требуется только одно: тянуть время. Ладно, попляшу под его дудку. А заодно постараюсь наладить устойчивую связь с Боливаром.

У меня и в самом деле не было выбора.

– Когда приступать? – спокойно осведомился я, заморозив до поры все истинные чувства.

– Согласны? Великолепно! – Кайзи азартно потер руки. – Будете иметь дело с Игорем, он позаботится о транспорте и передаче моих приказов. – Он выглянул в окно – там смеркалось. – Банки уже закрылись, служащие разошлись, окрестности пусты. Отправляйтесь в “Банк вдов и сирот” и вернитев сейфы то, что мне принадлежит.

Мы поехали. Кайзи – в своем роскошном лимузине, мы с Игорем – в знакомом грязном автофургоне без рессор. Я уселся рядом с этим дебилом.

– Игорь, наступит день, когда я тебя изувечу и прикончу. Или что похуже сделаю.

Он то ли хмыкнул, то ли хохотнул – поди разбери.

– Не выйдет. Босс тебя крепко взял за шкирку. Мы теперь напарники.

Громыхая, фургон медленно, но неуклонно приближал нас к Феторрскории. Был час пик, навстречу ехала прорва машин. Однако никого не интересовал заурядный грузовик. Даже полицейские из дорожных патрулей равнодушно отводили остекленевшие глаза. Мы съехали с платной трассы, прокатились по городским улицам, миновали “Первый межзвездный банк вдов и сирот”, свернули в переулок, и там Игорь нажал на тормоз. Машина, конвульсивно задрожав, остановилсь. Водитель порылся в груде хлама на сиденье и достал диктофон. Повесил его себе на шею, надавил кнопку “воспроизведение”.

– Отключить охранную сигнализацию, прижав руку к пластине на косяке черного хода, – сказала эта штуковина. – Немедленно.

Игорь понимающе хрюкнул, открыл дверцу кабины, спустился на землю. Я увидел, как он прижимает к пластине костяшки пальцев. Раздался писклявый голос:

– Ладонь!

Неужели я слышу нотку отчаяния?

Заурчал скрытый механизм, массивный портал медленно утонул в земле. Игорь вернулся в кабину и снова нажал кнопку диктофона.

– Завести машину в банк, – велел компьютерный голос.

Чудненько! Наверное, этот кретин даже читать не умеет.

Мы въехали в банк. Мой напарник, подчиняясь диктофону, вернул на место ворота гаража и знаком велел мне следовать за ним.

– Включить роботов, – услышали мы новую команду.

Мы открыли заднюю дверь фургона, выдвинули аппарель, поднялись в кузов. В полутьме я различил среди всякого металлического хлама множество небольших роботов. Игорь склонился над ними, включил одного за другим. Загорелись зеленые лампы, пришли в движение колеса и гусеницы. И сразу замерли. Игорь вновь нажал кнопку электронного поводыря.

– Людям и всем, всем, всем устройствам идти в хранилище.

Игорь повернулся ко мне спиной.

– Пошли. Веди роботов. – Вперед, орлы! – скомандовал я.

И ничего не произошло. Я привык к тому, что любой приличный робот реагирует на человеческий голос. Эти не реагировали. Я наклонился к ближайшему и заметил сзади между гусеницами рычаг. Передвинул его ударом ноги. Робот забибикал и покатил вперед. Я поспешил отвесить пинки всем остальным, они с шумом покружили, а затем съехали следом за мной по аппарели. Интересно, что за садомазохист придумал такое управление?

Мы продвигались со скоростью улитки, и я надеялся, что к рассвету доберемся до места. Часто приходилось останавливаться, чтобы выслушать диктофонные указания, но мало-помалу мы забирались все глубже в банковское чрево. Охранная сигнализация бездействовала, лампы не горели, ворота и решетчатые двери были распахнуты настежь. Наконец мы остановились перед тяжеленной дверью хранилища.

– Ввести шесть, шесть и шесть, – велел робоголос. – Шестикратно.

Игорь подчинился. Защелкали тумблеры, замигала зеленая лампочка. Пока мой спутник ждал распоряжения повернуть штурвал замка, я подошел и повернул.

В последний раз я заглядывал сюда вместе с Боливаром. Тогда мы увидели сцену варварского ограбления – на полу валялись депозитные сейфы, выкорчеванные из своих ниш и выпотрошенные. Сейчас они стояли, где нужно, но местами зияли бреши – кое-какие сейфы пришлось отправить в ремонт.

– Что дальше?

– Подойти к сейфу три-два-пять. Открыть.

Я подтолкнул Игоря к названному сейфу – тот легко и беззвучно выскользнул из ниши.

– Включить пульт.

В сейфе лежал пластмассовый ящичек с одной-единственной кнопкой. На ней я прочел: “Нажми меня”. Я и нажал. После чего свалился с ног и заскользил по полу.

Весь пол подземного хранилища, соединенный петлями с порогом, ушел вниз. Я увидел свет. Подземный зал!

А в нем гора пластиковых мешков, под завязку набитых банкнотами и монетами всевозможного достоинства. И драгоценностями, и произведениями искусства. Недавнее содержимое депозитных сейфов. – Какая потрясающая задумка! – сказал я. – Снимаю перед Кайзи шляпу, поистине, это гений преступного мира. Эх, не был бы он еще и свинтусом с мозгами набекрень...

Кайзи продемонстрировал идеальный способ обчистить свой собственный банк. Пробираешься тайком после закрытия и открываешь в хранилище люк (разумеется, сначала надо подрядить нечистых на руку строителей с другой планеты, чтобы сделали внизу потайную комнату). Ссыпаешь туда ценности и возвращаешь крышку люка на место. Вот вам идеальное преступление, никаких концов не сыщешь, и вдобавок страховые компании, проливая слезы и ломая руки от горя, вынуждены платить пострадавшему владельцу. Получается, жулик-банкир срывает двойной куш.

Чтобы запрограммированные роботы взялись за дело, понадобилось еще несколько пинков. Хватоботы сгребали в охапки кредиты и ссыпали их в тележки тащиботов, а те, погромыхивая, увозили добычу. Мы с Игорем стояли в сторонке и следили за этим муравейником, пока в потайной комнате не осталось лишь несколько пластиковых обломков. Мы вышли следом за нашими помощниками, при этом Игорь на каждом шагу включал диктофон. Очевидно, одного приказа вернуться прежним путем, заперев хранилище и банк, его куриным мозгам не хватало.

Мы управились к полуночи, я здорово устал. Когда ехали по темным улицам с редкими тусклыми фонарями, я клевал носом. Наконец мы остановились перед громадным складом. Наверняка Игорь уже побывал здесь раньше – не требуя указаний, он подошел к стене и набрал код на приборной доске. Загудели потайные моторы, и огромные гаражные ворота утонули в земле. Мы въехали.

– Сейчас поспим? – с надеждой спросил я. – А может, и перекусим?

– Разгрузимся сначала.

Мы очутились в помещении с толстыми стенами и надежными запорами. Я подремал, сидя на ящике, пока роботы сноровисто вытаскивали из кузова грязные деньги. Когда дело было сделано и роботов пинками прогнали к зарядным устройствам, Игорь громко зевнул и возглавил наше шествие в комнаты, вероятно в насмешку названные жилыми, – названные тем, кто привык обитать в грязи, достойной свинобраза.

Игорь залпом опорожнил янтарного цвета бутыль, пробормотал что-то совершенно нечленораздельное, рухнул на устланную рваньем койку и вмиг уснул. Я, подавив желание угостить его пинком по голове, отправился на разведку.

Вскоре я обнаружил стол с телефоном, но даже не притронулся к нему. Наверняка он напрямик соединен с подпольным логовом Кайзи. Освинцованная сантехника гармонировала с мебелью и постельными принадлежностями. А вот морозильно-жарочный шкаф меня заинтересовал. Все его отделения пустовали, кроме ящика с табличкой: “Осьминожье рагу и крошево”. Я бросил мерзлую глыбу в духовку, и через несколько минут она превратилась в изрядный ком чего-то, смутно напоминающего пищу.

Я проглотил, сколько смог, остальное отправил в мусорное ведро, а потом выбрал самую далекую от громко храпящего Игоря койку. И перед сном успел подумать, что в жизни моей бывали деньки намного лучше нынешнего.

Глава 14

Через два часа сработал мой будильник – безмолвно завибрировал на запястье. Игорь все еще храпел, и я, вспомнив осушенную им бутыль, пришел к выводу, что проснется он не скоро. Пора наладить связь, если получится. Я выскользнул из нашей убогой ночлежки, переступил через подзаряжающихся роботов и нашел возле гаражных ворот неприметную дверцу. Естественно, она была снабжена и замком, и сигнализацией, но даже усталость не помешала мне в два .счета одолеть и то, и другое. Я выглянул на улицу – пусто. А также грязно и ветхо. Этот отживший район идеально подходил для целей Кайзи. И для моих. Никто не шатался по улицам в столь поздний час. Я понадеялся, что так будет и впредь – в смокинге, хоть и рваном, посреди этих трущоб я выглядел белой вороной. Дождь уже не лил, но кругом было мокро; я поднял воротник и пошел искать таксофон. Нашел два – они стояли в получасе ходьбы друг от друга. Оба были зверски раскурочены.

Я чуть не падал с ног от усталости – но кто знает, вдруг это мой последний шанс побыть в одиночестве? Надо во что бы то ни стало связаться с сыном. Я шагал. Наверное, я был единственным пешеходом на весь район. Время от времени мимо проносилась легковушка или грузовик. Вот еще один разгромленный телефон. Я почти утратил надежду, но тут вдруг увидел впереди гроздь разноцветных огней.

Механомаркет! Как раз то, что надо. Круглосуточно открытый универмаг, полностью автоматизированный, ни единого человеческого существа, не считая, конечно, покупателей. Но их можно было по пальцам пересчитать, и мне легко удавалось не попадаться им на глаза. Тем более легко, что они и сами старались не замечать друг друга, сосредоточенно нагружая тележки пивом и снедью. Я обогнул их и зашагал по дорожкам в кромешной тишине. Только датчики движения реагировали на меня страстными мольбами. Но я пропускал мимо ушей призывы купить обувь, мебель, книги, искусственные половые органы, вибраторы и таблетки для похудения, все эти предметы первой необходимости современного общества.

– Купите мой костюм! – заорал манекен в витрине, когда я с ним поравнялся.

– Купите меня! – соблазнительно прошептал сексробот из недр розовой постели.

– Выигрывайте кредиты в лотерею!

– Быстро хмелеть, медленно трезветь! Рекордный эффект! Внутривенная алкогольная капельница марки “Лейнежалей”!

Передо мной высился голодисплей, а на нем играли в пятнашки краски и абрисы телефонов. С пультом заказов я разобрался эмпирическим путем и наконец отыскал портативный аппарат, способный легко уместиться в кармане рубашки. Я бросал в прорезь монеты, а затем и банкноты – плату за разговорное время. Наконец экран зажегся целой радугой, духовой оркестр сыграл короткий туш, и приторный голос сказал:

– Ну, спасибо, дружище! Угодил так угодил! Ты классный покупатель!

Телефон с грохотом свалился в корзину. Я схватил его и вышел на улицу, чтобы найти темную подворотню и оттуда позвонить. Вывел на экранчик директорию и шарил по ней, пока не отыскал нужный номер.

– Вас приветствует знаменитый на всю галактику “Колоссео”. Сейчас здесь дает представление неподражаемый “Большой Бигтоп”. Если хотите обратиться в кассу и заказать билет, нажмите единицу. Если желаете...

У меня уже болел палец, а я все жал и жал, перескакивал из меню в меню, и наконец добился нужного номера. Телефон долго гудел, но вот раздался сонный голос:

– Да вы хоть представляете, который теперь час?

– Да, Гар, представляю. И без крайней необходимости я бы не позвонил. Тяжело заболела Матильда, хуже того, бедняжка дышит на ладан. Если хотите получить более подробную информацию, позвоните по номеру, который я сейчас назову.

Наступила пауза, затем он произнес:

– Секундочку, мне надо найти стило.

Получилось! Пускай Гар давно не служит в Специальном Корпусе, он не забыл пароль “Матильда”. И дал правильный отзыв – “стило”.

Все проще пареной репы. Если агент сомневается в надежности телефонной линии, он вставляет в свое обращение слово “Матильда”. И произносит телефонный номер, несколько отличающийся от правильного. Чтобы получить верный, надо к каждой цифре названного добавить единицу. Например, 4-7-0-9 означает 5-8-1-0. Просто и надежно. Я отключился и побрел обратно на склад.

По-видимому, Гару тоже нелегко было отыскать невредимый телефон. Я успел дойти почти до места.

– Марвелл, это вы?

– Да. Я уверен, что некие заговорщики вставили “жучки” во все телефоны “Колоссео”. Учтите это. Человек-Мегалит еще не вернулся?

– Нет. А что, должен был?

– Не знаю. С ним все было в порядке, когда мы расставались, но это произошло в трущобах, и боюсь, он там застрял. – Я глянул на часы. – Как только объявится, передайте, чтобы ровно в полдень позвонил мне по безопасному телефону. Если не вернется к этому сроку, пускай звонит ровно в полночь. Или завтра в эти же часы, пока не свяжется. Понятно?

– Понятно.

Он отключился.

Больше от меня пока ничего не зависело. Наверное, Боливару в обличье Человека-Мегалита будет очень непросто вернуться в цирк. Но он доберется, если только не попадет в лапы Кайзи или полиции. Я всей душой надеялся на лучшее.

– Нет, Джим, он цел и невредим, и он возвратится! – выкрикнул я для поднятия собственного боевого духа, а затем отправился на склад.

Игорь все еще оглушительно храпел. Я попытался взять с него пример, предварительно натянув на голову одеяло.

* * *

Я проснулся с проклятиями. Мой скудоумный компаньон бил ногой по кровати. Двигался он куда быстрее, чем соображал, иначе бы не уйти ему от моего свинга.

– Приказы получил. Ехать надо. На север. Это хорошо. Там будет босс. Это для тебя. На север.

Он был весел, но я не стал выпытывать причину. Скоро и сам узнаю, чем так хороша поездка на север.

Я взял сверток и прочитал этикетку: “Фирма “Маск-А-Рад”. А на другой стороне было написано: “Разыграй своих друзей”. В коробке оказалась физиономия. Незнакомая. В этом-то все и дело. Кайзи прислал маску из псевдоплоти с прилагающимися инструкциями. Как прилепить ее к лицу. Как содержать в рабочем состоянии. Чем кормить. Наверное, куриным бульоном с обилием питательных добавок. Действительно, в коробке я нашел банку супа и воронку.

Они совершили чудо. Из растрескавшегося зеркала на меня уставилось мое “второе я”. Ладно, спасибо и на том, что можно больше не беспокоиться насчет полиции. Кайзи полон решимости выжать из меня максимум пользы.

Ночью я нагулял аппетит, но, стоило увидеть, как Игорь расправляется с двойной слоновьей порцией осьминожьего рагу, мысли о завтраке начисто испарились из головы. В который раз я пожалел, что судьба не послала менее тошнотворного соседа по комнате.

Мы пинками вернули бригаду роботов к электронной жизни и загнали в кузов грузовика. Туда же Игорь закинул портативное зарядное устройство. Он подключил его к электропроводке фургона, и это показалось мне очень интересным. Значит, вечером мы сюда не вернемся. Где же предполагается ночевка?

Мы долго ползли в утреннем транспортном потоке и наконец добрались до платной скоростной трассы. Полностью автоматизированная, она переключила наш грузовик на автоуправление. Мы разгонялись, пока не оказались ровно в десяти метрах от другого грузовика. Так и ехали, сохраняя дистанцию с машинной точностью. Что позволило Игорю мгновенно уйти в спячку. Я праздно глазел на убогий промышленный ландшафт и считал станции обслуживания. Они появлялись с промежутками ровно в полчаса. Я решил, что такая четкость заслуживает похвалы.

За десять минут до полудня я отключил автоводитель. Оглушительно завыла сирена, Игорь в ужасе пробудился и отчаянно защелкал тумблерами автоуправления. После чего съехал к обочине и вдавил тормоз.

– Угробить нас хотел?

– Нет. Всего лишь остановиться.

– Остановиться? Зачем остановиться?

– Привальчик. Малышам пора оправиться.

– Оправиться? Как это – оправиться?

– Отлить! Вот болван!

– Чего отлить? – Он выпучил глаза, словно проверял на прочность свой мочевой пузырь. – А-а!

Мы вошли в туалет. Я, поглядывая на часы, управился раньше Игоря.

– Ты куда?

– Перекусить. До встречи в грузовике.

Он проводил меня подозрительным взглядом, но остановить не решился. Я подождал, пока он отойдет к стоянке. Десять минут до полудня. Хватит времени, чтобы выбить заказ из автомата, торгующего кофеинколой – ночью я не отдохнул толком – и высококалорийными беконвичами. Устроившись в кабинке в глубине зала, я жевал, хлебал и смотрел на дверь. Ровно в двенадцать зазвонил телефон.

– Боливар?

– А то кто же?

– Скажи... нет, молчи. – В дверях неожиданно появился Игорь. – Назови твой номер и будь готов к полуночному звонку.

Я съежился в кабинке, окунул палец в кофеинколу и написал на столе цифры. Телефон исчез в кармане за секунду до того, как подошел мой подельник.

– Некогда. Ехать надо.

– Да-да, я уже готов. Вставая, я выучил номер.

Мы забирались все дальше на север, и картина постепенно принимала божеский вид. Карьеры, шахты и фабрики уступали автоматизированным фермам. Признаться, я успел чуток соскучиться по зелени. Затем пошли деревья, все чаще и чаще, и вот уже вдоль дороги тянется девственный лес. Впереди я увидел округлые холмы и зев туннеля – мы нырнули в него, а вынырнули на равнине, окаймленной синим морем. Теперь-то я понял, чем так привлекает Игоря север. Наконец появились дома, в основном обширные усадьбы. Даже на обочинах скоростной трассы поработали дизайнеры ландшафтов. – Кто здесь живет? Шишки?

Игорь хрюкнул, что я перевел как “да”. В этом поляризованном обществе не было середины – только верх и низ. На первом же повороте мы съехали с автострады, нашли ультрамодерновое поместье – увидеть его с шоссе мешали деревья. Очевидно, Игорь здесь уже бывал. Он уверенно загнал грузовик на задворки этого райского уголка. В ласковых лучах солнца перед нами возник травяной лоскуток, на нем – стол под зонтом. А за столом – Кайзи с запотевшим бокалом в руке.

– Ужасно выглядите, – сказал он, когда я спрыгнул на землю.

В точку. Под живой маской зудела небритая кожа, глаза щипало, вдобавок они приобрели любопытный красный оттенок. Да и причудливый наряд, побывав разок под дождем, запросился в утиль.

– Что скажете об Анжелине?

– Ничего не скажу, – прорычал он. И я понял, что под этой кремневой оболочкой бьется корундовое сердце. – Вы наемный работник и будете в точности исполнять все мои приказы. Обстоятельства требуют, чтобы вы делали это быстрее.

Он бросил на стол кредитную карточку.

– На четырнадцатой улице есть механомаркет. Купите одежду. Приличную одежду. Еще – мыло и все для качественного бритья. Здесь вам не Феторрскория. Я хочу, чтобы вы ничем не отличались от местных жителей и не давали легавым повода для подозрений. Здесь селятся сливки планеты. Покупая одежду, думайте, как подобает думать богачу. И не позволяйте, чтобы вас заметили в подобных обносках. – Он указал на мой наряд. – Они выглядят совершенно неуместно. А полицейские имеют привычку задерживать и обыскивать любого, кто неуместно выглядит. И не будем забывать, что вы до сих пор в розыске. Угодите под арест – вспомните, что не только вы в беде.

Что толку с этим спорить?

Между разнообразными магазинчиками и офисами пролегали пешеходные дорожки, окаймленные цветами. Я высматривал номера и потихоньку добрался до четырнадцатой улицы. На дорожках гудел немногочисленный транспорт. Я старался, чтобы меня не заметили.

В механомаркете одна-единственная парочка покупала вино. Я украдкой проскочил в отдел готового платья и приобрел легкий спортивный пиджак, который тут же надел. Хотел бросить смокинг, но передумал – не к чему радовать полицию такой шикарной уликой. Купил все необходимое, сложил в безразмерную сумку и вернулся тем же путем. Автофургон уехал и, к великому моему облегчению, увез Игоря. Я открыл было рот, но Кайзи жестом велел молчать.

– Сначала вымойтесь. В таком виде вы мне противны не меньше, чем Игорь.

Я не спорил, меня тоже не устраивал мой вид.

– Вон там.

Он указал на дверь.

Над дверью висела табличка: “Бюро Чафуки. Обслуживание инвестиций”. Еще одно предприятие Кайзи?

За кабинетом оказалась жилая комната с одной кроватью. Я снял накладное лицо, размяк под горячим душем, затем взбодрился под холодным. Хорошенько вымылся, тщательно побрился, переоделся и сразу почувствовал себя несравненно лучше. Затем счистил грязь с маски снова надел ее. И вышел на улицу. Путь мой лежал мимо маленького, но богатого бара. Я поддался неодолимому соблазну. С бокалом в руке я сел за столик своего работодателя.

Он осмотрел меня с головы до ног и одобрительно кивнул.

– Что дальше? – уныло спросил я. – Хотите, чтоб я еще один банк грабанул?

– Нет. Есть дело посолиднее. Что вы знаете о производстве электричества?

– Скажу как на духу: очень и очень немногое. Щелкаешь выключателем на стене, и загорается свет. Вот и все мои познания.

Он придвинул ко мне чертеж.

– Возьмите. Скоро у меня появится дополнительный материал. Но этот план еще на ранней стадии разработки. Его мы обсудим потом. А пока есть более неотложная задача. Речь идет не о банке, а о едином источнике снабжения для множества банков. Вам предстоит взять бронированный фургон, который доставляет наличные в городские банки. У вас два дня, чтобы выяснить, как это происходит. На третий день фургон до отказа набьют кредитами и отправят в рейс.

– Что вы собираетесь с ними делать?

В его улыбке не было юмора ни на грош.

– Повторяю, вы проведете операцию самостоятельно. Каким образом – я не знаю и ничего подсказать не могу. Вы – профессионал, вам и карты в руки. – Он достал из кармана проектор и тоже придвинул ко мне. – Здесь все подробности. Расписание загрузки и выгрузки, маршрут, сведения о водителях и так далее. Лично мне кажется, что задача невыполнима. Я, располагая только этой информацией, никогда бы не сумел разработать план успешного ограбления. Но мне очень интересно, как с такой загвоздкой справитесь вы.

– А если никак не справлюсь?

Он указал на свое запястье, украшенное черной штуковиной вроде часов, с серебряной кнопкой в центре.

– Достаточно нажать ее дважды, и вы уже никогда не увидите жену. И даже не узнаете, мертва она или жива, но увезена на другую планету. Или ее прячут здесь. Никогда не узнаете. Для вас она просто исчезнет. Думаю, пора браться за дело. У меня свои заботы, и я вернусь только завтра. Спать будете здесь.

– Но тут всего лишь одна кровать! Неужели делить ее с Игорем?

Эта мысль потрясла меня до глубины души.

– Нет, он спит в фургоне. Так ему больше нравится.

– Мне тоже.

Кайзи осушил бокал и поднялся.

– Не делайте ничего такого, о чем можете пожалеть. Или о чем может пожалеть ваша супруга.

Я безмятежно потягивал напиток, зная, что на моем лице не дрогнет ни один мускул. А если и дрогнет, этого не увидеть под накладной физиономией. И тут я понял, что обязан не только вызволить из беды Анжелину, но и вставить Кайзи палку в колесо. Я должен его разорить, сломать, растоптать или сделать что похуже. В чем и поклялся себе.

– Кушать хочется, – произнес тоненький голосок. Еле-еле слышно.

Я огляделся. Никого. Снова услышал мольбу и понял, откуда она исходит. Прежде всего необходимо позаботиться о накладном лице. Накормить в прямом смысле этого слова. Я пошел в туалет, положил физиономию в умывальник и достал воронку. Затем вынул банку куриного бульона.

И вот дело сделано, можно возвращаться к работе – планировать ограбление.

– Пара пустяков, – сказал я и потянулся за проектором.

Через час я уже так не думал. Денежный фургон был оснащен надежной броней, оружием и прочными замками, вдобавок газонепроницаем. Установленная в нем рация работала и на прием, и на передачу. Вдобавок – многочисленные сигнальные устройства. При тревоге они автоматически свяжутся с полицией. Водитель и два инкассатора вооружены до зубов. Есть даже противорадиационная защита на случай, если кому-то вздумается применить ядерный заряд. Ко всему прочему, уехал Кайзи и я мог рассчитывать исключительно на собственные силы. Вернется он только завтра и потребует результатов. А час уже поздний, солнце село, и у меня тяжелая голова. Я снова просмотрел материалы. Нет, это преступление мне не по зубам.

– Невозможно! – вскричал я и побежал в бар за новой порцией “Силурийской сливовицы”. – Даже волшебнику это не по силам! Волшебнику?

Через несколько минут я поморгал и обнаружил, что бокал уже полон, моя рука мокра, а сливовица льется на ковер. Я поставил бутылку и стакан. В сознании забрезжила гениальная идея. Не надо автоматов, бомб, стрельбы и насилия, достаточно элементарного волшебства!

Глава 15

О дорогой наставник! О славный Великий Гриссини! Да будут мирными и спиртуозными твои пенсионные годы! Ведь это ты передал мне свое мастерство, а самое главное – научил смотреть на мир глазами факира. Переворачивать реальность с ног на голову. Все подвергать сомнению. Всех мистифицировать и одурачивать. Нужно, чтобы исчез бронированный фургон? Почему бы и нет. Его размеры роли не играют. Дело техники, только и всего. Почему с машиной нельзя сделать то же, что и со свинобразом? Все у меня получится и будет списано на магию, а почтеннейшая публики, то бишь свидетели, сами убедят себя в том, что лицезрели чудо.

Я запасся в конторе бумагой и приступил к подготовке иллюзии, которой суждено стать венцом всех иллюзий. Через несколько часов план вчерне был готов. Автор уткнулся в него носом и заснул.

– Хватит! – сказал я себе, очнувшись. – Я знаю, что делать, знаю в целом. А нюансы продумаю поутру, хорошенько выспавшись.

Я завел будильник, добрел до кровати и рухнул. В сны вторглось большое насекомое. Оно устроилось на моем запястье и зловеще гудело. Потом раскрыло челюсти еще шире и загудело еще громче.

Я проснулся, широко зевнул и отключил будильник. Десять минут до полуночи. Сполоснув лицо холодной водой, выскользнул на улицу. Отошел подальше от домов. Лучше не рисковать – на этой планете слишком много “жучков” и датчиков. Доподлинно известно, что их вовсю использует и мой работодатель. Наверняка рассовал по всей конторе. Остановившись на полдороге, я позвонил Боливару. Телефон пискнул двадцать раз, и я сдался. Не волнуйся, Джим, успокаивал я себя. Просто ему что-то помешало подойти к телефону. Но он парнишка крепкий, ничего с ним не случится. А через двенадцать часов ты попытаешься еще разок.

Однако увещевания не помогли, я здорово расстроился. Так расстроился, что еле-еле уснул.

И все же к утреннему визиту Кайзи я отшлифовал все детали. Подготовил чертеж конструкции, а также напечатал список необходимых материалов. И придвинул его по столу к своему недругу.

– Здесь все, что понадобится для ловушки. Чем быстрее достанете, тем скорее получите свой бронированный фургон.

Пока Кайзи листал бумаги, брови его лезли на лоб.

– Это еще что такое? Семьсот пятьдесят квадратных метров экрана для микроволновых печей? Четыре мультимегаваттных проектора, легкий грузовик, фанера, алюминиевый порошок, стальные листы... Что вы со всем этим делать собираетесь?

– Совершать кражу века. А сейчас – или вы достанете все это, или так и будем сидеть тут и чесать языками. Что едва ли поможет управиться в срок. Выбор за вами.

Его глаза не пожалели сил на попытку пробурить дыру в моем черепе. Я подул на ногти, ошлифовал их о рубашку. Наконец моя взяла.

– ДиГриз, если затеяли водить меня за нос...

– Уверяю, это не входит в мои планы. Предоставьте все перечисленное, а я добуду вам деньги. Ну, а теперь один важный вопрос. Этот край и этот город, как вы его называете...

– Санкист-у-Моря.

– Прелестное имя. Город и его окрестности – под надзором спутников?

– Весь этот мир – под надзором спутников. Что бы вы ни сделали, они увидят. Проследят и запишут.

– Отлично. Это как нельзя кстати. Пускай увидят, что, по их мнению, произойдет. Я их отвлеку.

К тому времени, когда откроется правда, мы будем уже далеко. Где Игорь?

– Спит в грузовике.

– Будите. Отправляйте. Пускай достает все, что я перечислил, и везет сюда. Уверен, вы умеете делать покупки, не вызывая подозрений у продавцов. Я тем временем куплю здесь фургон. Не беспокойтесь, этого не заметят.

Наградив меня еще одним сверлящим взором, он вызвал по телефону Игоря.

– Он идет сюда. И пока он не появился, потрудитесь объяснить, что вы задумали.

– Охотно. – Я толкнул к нему чертеж. – Этот фокус, как и любой хороший фокус, прост в изложении.

К приходу Игоря Кайзи уже улыбался.

– Да, теперь я вижу, это получится. – Улыбка исчезла. – Ведь это не может не получиться, верно, Джим? Слишком велика ставка, чтобы вы могли позволить себе ничтожную ошибку.

Я отвернулся. Реагировать на бесконечные угрозы – только время зря терять.

Дождавшись ухода Игоря, я налил себе выпить. Впервые за этот день.

– Не рановато ли заливать за воротник? – спросил Кайзи.

– Может, и рановато, но я выпью, и это не последняя. Все равно мне нечего делать до возвращения Игоря с покупками. Кстати, что касается грузовика. Куда посоветуете обратиться?

– В городе есть автосалон. Воспользуйтесь моей карточкой. Если возникнут проблемы, платите наличными. – Он подал тугой бумажник. – А сейчас поставьте стакан, допьете по возвращении. Мне что, делать больше нечего, только смотреть, как вы нагружаетесь?

Кайзи высадил меня в центре города, рядом с фирмой “Крылья и колеса”. И поехал дальше. Я подождал, пока он скроется. До звонка Боливару еще полчаса. Неподалеку я заметил ресторан с баром. В полуденный час они были пусты. Я расположился в патио, заказал выпивку, а в двенадцать позвонил. Телефон успел прогудеть лишь дважды.

– Боливар?

Гудок, щелчок, а затем его голос:

– Меня сейчас нет. Но все великолепно. Не буду вдаваться в подробности по открытой линии. Позвони, пожалуйста, ровно через двое суток. Пока.

Что-то случилось. Что? Оставалось лишь догадываться. Я не собирался ни гадать, ни волноваться. Необходимо выбросить все это из головы и сосредоточиться на злободневной работе. Осушив стакан, я пошел в “Крылья и колеса”.

Городок и впрямь оказался из роскошных. Встречал меня не робопродавец, а человек, приторный, как патока.

– Сэр, доброе утро, меня зовут Джуман, и я к вашим услугам. Мы только что получили партию комфортабельных двухместных вертолетов – идеальный выбор для вас и вашей возлюбленной. Если приобретете, мы бесплатно выложим золотом на корпусе ваше имя...

– Гм... – Я лучился энтузиазмом.

– Прекрасный выбор! Конечно, конечно, вы предпочитаете видеть на борту не свое имя, а вашей подруги. Опять же, без всякой дополнительной оплаты. В полете оно будет навевать блаженные воспоминания...

– Мне нужен легкий фургон. Джуман резко сменил передачу:

– Дальнобойный, не требующий ремонта, ни грамма лишнего веса, пожизненная страховка, последний день в продаже. “Груз-Мейстер-Шайстер”, как раз то, о чем вы мечтаете.

– Какие у вас цвета?

Кредитная карточка Кайзи вполне устроила продавца. Как и водительские права, а также лицензия его служащего – все это было заблаговременно внесено в центральный сервер. Лишних вопросов не возникло. Моя одежда, деньги, чаевые и само присутствие в этом райском транспортном уголке служили пропуском.

Я сел за баранку и поехал в солнечном сиянии дня.

Следующие несколько часов я провел, колеся наобум по бульварам и аллеям Санкиста-у-Моря. Город вполне оправдывал свое название. Кругом – особняки с плавательными бассейнами величиной с озера. Возле дорогих магазинов я замечал неописуемо красивых и самым шикарным образом наряженных женщин. Когда я благодушно кивнул регулировщику, он четко козырнул. Сей солнечный парадиз разительно контрастировал с чахоточно-копченой Феторрскорией. Казалось, все деньги, все жизненные соки были выжаты из одного города и отданы другому. Возможно, так оно и обстояло. Вполне понятно, почему на этой планете галактические налоговые инспекторы и лидеры профсоюзов жили в черном теле. Мне даже захотелось им помочь. Чем вершить преступные подвиги, лучше вывести на чистую воду плутократов, финансовых баронов. Джим ди Гриз – борец за справедливость. Как будто впервой! Я ехал и пялился по сторонам. Не просто пялился, а по кусочкам запоминал увиденное. И не просто ехал, а маршрутом бронированного фургона. Я улыбался. Все получится!

Джим, поздравляю, сказал я себе. Ты и впрямь лучший из лучших. Такие гении рождаются раз в тысячелетие. Это ограбленьице банка войдет в анналы идеальных преступлений.

И тут настроение испортилось Ведь я не только не получу награду за все свои усилия, за риск провести остаток жизни в какой-нибудь вонючей кутузке. Я иду на дело под принуждением. Даже если все пройдет без сучка, без задоринки, я останусь с носом. Рано или поздно меня с потрохами сдадут полиции. А что будет с Анжелиной?

Но тревоги ничего не дают, кроме язвы желудка. Я вернулся на склад, налил себе геройскую дозу, растянулся на койке и уткнулся в “ящик”. По спортивному каналу шли состязания. Не то кликет, не то крикет, из-за аденоидов комментатора не разберешь. Непонятно, зачем этот безумный вид спорта извлекли из справедливого забвения. Глядя на мельтешащих человечков в белом, я уснул в считанные секунды.

Но шорох колес на подъездной дорожке вырвал меня из самого приятного, наверное, в моей жизни сна. Бесконечный крикет был в самом разгаре, и я получил истинное удовольствие, выключив телевизор.

Уже стемнело. Игорь вернулся с покупками. Я зевнул и потянулся. Предстояла долгая ночь. А за ней еще более долгий день.

Я жевал стимуляторы, как конфеты, и знал, что нервная система за это отомстит. От Игоря было мало проку, и я его отпустил. Зато оставил роботов. Они не только трудились гораздо лучше, но и, похоже, соображали.

На следующий день вернулся Кайзи. К этому времени я едва стоял на ногах, глаза были красны и слезились.

– Завтра – день “О”, – сказал он. – “О” – значит ограбление. Не беспокойтесь, оборудование готово. Как только стемнеет, я его доставлю на место. А грузовик?

– Тоже готов. – Позвольте взглянуть.

Мы пошли в гараж, но прежде, чем опустить ворота, велели Игорю погасить свет. Я не хотел, чтобы туда заглянули случайные прохожие. Подняв ворота, я включил лампы.

– Не правда ли, класс? – с гордостью спросил я.

– Трехлетнего младенца не обманет, – проворчал Кайзи.

Игорь вернулся к своему занятию – красил серебрянкой фанерные борта. Я здорово вымотался, а потому вспылил:

– Кайзи, напрягите мозги. Никого я не собираюсь обманывать, кроме космических телекамер. У серебрянки точно такое же альбедо, как у краски на броневике. Мой фургон – его точная копия по форме и размерам. И тень у него точно такая же. Если вы с Игорем выполните мои четкие и точные инструкции, никаких проблем не возникнет.

– Не хочу я эту хреновину вести, – вторил хозяйским сомнениям Игорь. – Вон сколько всего понапихал в кабину – не продохнуть...

– Заткнись, – попросил я. – Делай, что тебе говорят, а думать не пробуй. Только силы зря потратишь. – Я глянул на часы и попытался остыть. – У тебя еще час, за это время необходимо докрасить. Затем покрасишь свою машину в точности, как я сказал. От этого зависит успех или неуспех. А теперь – за работу.

Я самолично подмешал в краску катализатор замедленного действия. Тут рисковать было нельзя, ошибешься в пропорциях – сорвешь операцию и окажешься в кутузке вместе с Кайзи и Игорем.

Вскоре Кайзи ушел – очевидно, любой тяжелый труд ему претил. Любой, кроме мошеннического добывания денег. Я знал, что он запомнил мои наставления и сумеет их выполнить без малейших усилий. Теперь надо отдохнуть, дождаться темноты, а после полуночи отвезти снаряжение.

Приятно было пинками разбудить Игоря и загнать его, шатающегося спросонья, в наш фанерный “броневик”. Я возглавил колонну, сидя за баранкой грузовика со всем оборудованием. Вернулись мы с первыми проблесками зари. Наступал день “О”, а еще это был день “Т”, или телефонного звонка. В полдень я позвонил, но услышал то же самое сообщение. Я решил не поддаваться унынию, успокаивая себя мыслью, что близок день и скоро злоба его изгонит из моей головы все страхи.

Как раз в тот момент, когда я засовывал телефон в карман, в дверях конторы появился Кайзи. Неужели заметил? Лучшая оборона – это нападение.

– Кажется, сейчас вы не здесь должны находиться, а в очаровательном Санкисте-у-Моря.

– Успеется. Не хочу мозолить глаза горожанам. Вдруг запомнят? У вас все готово?

– Все на месте. Через пять минут выезжаем.

– Не оплошайте. Вы знаете, чем это чревато. С этими словами он удалился. Его счастье. Я чертовски устал и мог не сдержаться. Пальцы жили собственной жизнью, им очень хотелось кое-кому сломать шею. Я наградил роботов пинками, обругал Игоря и почувствовал себя немного лучше.

Мы вывели из зоны операции покрашенный в желтое фургон Игоря и оставили его под прикрытием деревьев. Затем я проводил своего придурковатого подельника к тому месту, где загодя нарисовал на траве красную букву X. И показал.

– Стой здесь и не двигайся. – Я снова посмотрел на часы. – Через несколько минут на вершину вон того холма въедет броневик. Гляди в бинокль в направлении этой стрелки. Да, правильно. Что будешь делать, когда увидишь фургон?

– Нажму кнопку. Вот так.

Он нажал кнопку, как я и ожидал. Ничего не произошло. Мне достало благоразумия не подсоединить цепь.

– Ничего! – изумленно сказал Игорь.

– А ничего и не должно случиться, пока ты не увидишь цель.

Я был прав – безмозглые роботы гораздо смышленее этого олуха.

– Стой. Жди. Гляди. Увидишь – нажмешь. И беги.

Я поспешил вернуться на свою позицию. Проверил всю аппаратуру. Еще раз проверил часы. Если фургон появится вовремя – а Кайзи уверяет, что он ходит без задержек, – операция начнется через две минуты. Я рискнул привести в готовность Игореву кнопку. Воздел очи горе, прочитал безмолвную молитву – Господи, лишь бы он все сделал правильно!

Внезапно картина вокруг изменилась – включились голопроекторы. Казалось, моя рука вросла в большое дерево; я в испуге отскочил. Очень убедительно. Послышался приближающийся частый топот. Слава Богу, Игорь не забыл вторую инструкцию – бросить кнопку, как только нажмет, и бежать к поддельному броневику, спрятанному за ближайшими деревьями. Сейчас в промежутках между деревьями должен мелькнуть настоящий броневик, прежде чем исчезнет за поворотом. За одним из множества поворотов этой живописной вьющейся дорожки в зеленых пригородах. Дорожки, по которой всегда ездит эта машина. Но какой водитель запоминает все повороты? Я поставил на то, что большинство шоферов преодолевают знакомые участки пути на автопилоте. Обычно в этом месте фургон проезжает чуть дальше, прежде чем свернуть направо. А сейчас голопроекторы специально для него создали иную местность. Дорога плавно сворачивает влево. Туда-то он и поедет. Или водитель насторожится и затормозит?

Сердце билось в груди кузнечным молотом. Но через несколько секунд я успокоился, услышав приближающийся рев мотора. Затем прямо передо мной появился броневик – катит себе как ни в чем не бывало.

И вдруг колеса заклинило, машина заскользила вперед только по инерции. Я знал, что на месте водителя любой поступил бы точно так же – безрассудно вдавил педаль тормоза. Только что он ехал по обсаженной деревьями сельской дороге. А в следующий момент перед самым его носом выросла скала. Тут не до раздумий – тормози, если хочешь жить.

Я нажал на кнопку. Голопроекторы сменили изображение. Дорога теперь, как и прежде, бежала между деревьями. И кто бы по ней ни ехал, он видел около шоссе только лес. Но в этом лесу вперемежку с настоящими деревьями стояли иллюзорные, они маскировали наш грузовик и бронированный фургон.

И в тот же миг, когда переключились проекторы, с деревьев упала плита непроницаемого для радиоволн экрана. Упала точно на четыре другие плиты, которые встали вертикально и сцепились друг с другом. Бронированная машина оказалась в ящике. От человеческих глаз ее прятали голопроекторы. Как только захлопнулась ловушка, под кузовом взорвалась гаусс-мина. Я содрогнулся от магнитного удара, но гаусс-взрыв, даже такой мощный, не причиняет вреда человеческому организму. Чего, конечно, нельзя сказать об электрических и электронных цепях. Их смяло, растопило, закоротило, превратило в кашу.

Намертво заглох двигатель. Вместе с ним приказала долго жить вся электроника и аппаратура связи. Взорвались лампы, заварились электрические замки на двери. Трое охранников оказались запертыми в кромешной мгле. Если они и пытались до взрыва вызвать помощь по радио, этому воспрепятствовала металлическая коробка. Наверное, охранники паниковали, но недолго. Громыхнули мои самодельные минометы – врытые в землю куски обычной водопроводной трубы – и пробили дыры в днище фургона. Но не огонь и не осколки разлетелись по кузову, а молекулы сонного газа.

Я надел противогаз с темными линзами, выпустил из автогена яркую струю пламени и полез под днище фургона. При этом я не забывал прислушиваться и улыбнулся, когда завелся и поехал поддельный броневик.

А в космосе, в тысячах миль над нашими головами, недреманное око наблюдательного спутника фиксировало все, что происходит внизу. Оно увидело, как бронемашина съехала с дороги. Увидело, как броневик вновь появился на шоссе и преспокойно покатил к своей цели – следующему банку.

Увы, ему не суждено было туда добраться. Я откатился в сторону, наземь упал раскаленный докрасна металлический диск. На всякий случай я бросил в отверстие несколько снотворных гранат. Затем снял противогаз, вставил в нос фильтры и залез в кузов. Резко повернулся на громкие звуки. Увидел в свете своего фонаря мирно храпящего полицейского. Двое других тоже были целы и невредимы и тоже сладко спали. Алмазной пилой я вырезал из двери оплавленный замок. Распахнул ее пинком, впустив в фургон свежий воздух и птичьи голоса. Выволок и сбросил на землю набитый деньгами металлический ящик.

Со своей ролью я справился блестяще, но сумел ли Игорь столь же добросовестно выполнить все, что я предписал? Любой кретин на его месте без труда осилил бы задание – до того оно было простым. Всего-то и требовалось: провести фургон по холмам и остановиться в городке. Но ни в коем случае не у банка, а на задворках механомаркета, где в это время дня никто не топчется. Игорь, умоляю, сделай это! Припаркуйся. Открой дверь. Нажми взрыватель. Не беги. У него двадцатисекундный замедлитель, все время в мире – твое. Иди в магазин и спокойно выходи через переднюю дверь. Садись в поджидающую машину Кайзи.

И тут мне показалось, будто я заметил далекую вспышку. Алюминиевая пудра в смеси с железными опилками. Термит. Проверенный веками рецепт жарчайшего из огней. Пламя, пожирающее все, к чему ни прикоснется. Оно не погаснет, пока от брошенного нами фальшивого броневика не останутся только угли. Пускай полиция копается в них, когда остынут. Такой огонь не оставляет улик.

Сбрасывая последний ящик, я услышал, как на дороге затормозила машина. Чужой? Нет, это может быть только Кайзи. Хлопнула дверца, раздались тяжелыешаги. Завелся двигатель, машина поехала дальше.

– Переноси их в грузовик, – приказал я Игорю. – Наступает последний этап величайшего ограбления банка в истории.

Глава 16

Фокус-покус, и дело в шляпе. В шляпе ли? Не наделал ли я ошибок? Не пропустил ли часом какой-нибудь роковой пункт или подпункт своего плана? Броневик угодил в плен голографической иллюзии и съехал с дороги. Правильно. Как и было задумано, он аккуратно затормозил в заранее подготовленном укрытии. Я изолировал его, пока он еще двигался, и охранники не успели бы сообщить своим по радио, даже если бы додумались. Гаусс-мина вырубила всю электроаппаратуру, вывела из строя двигатель. Затем ударили снаряды с сонным газом. Охрана лишилась чувств, никто не пострадал, я сам в этом убедился. А тем временем из-под деревьев выехал фальшивый броневик и занял на дороге место настоящего. Там его заметило бдительное око спутника. Чуть позже фургон был подогнан к отдаленному механомаркету и красиво сгорел. Игорь благополучно добрался до машины Кайзи, иначе бы он не бросал сейчас в свой грузовик ящики с деньгами.

А чем сейчас занимаются те, кого подняли по тревоге? Я надеялся, что мечутся без толку. Пожарные, наверное, поливают дымящиеся обломки. Полицейские ищейки готовятся ковырять спекшуюся гарь. Из свидетельских показаний они узнают, что сгорел банковский фургон. Еще больше суматохи, еще больше телефонных звонков. Да, броневик с деньгами уехал из такого-то банка. Нет, в такой-то банк он не прибыл. Новые звонки. Кадры со спутников отправят на экспертизу. К делу подключатся важные шишки. Легавые потеряют еще больше времени. Все – в строгом соответствии с планом. Слава Богу, Игорь громоздит последние ящики. Пора сматывать удочки.

Тут я вспомнил: надо сделать кое-что еще. Забрался в бронированный кузов, раскрыл коробочку с пилюлями. Сунул каждому спящему охраннику в рот капсулу замедленного действия. Через четыре часа они растворятся и выпустят нейтрализатор сонного газа. Не хочу, чтобы кто-нибудь умер по моей вине. Охранники проснутся и, если к тому времени их не обнаружат, поднимут тревогу. Мне нужен всего час, чтобы благополучно скрыться. Иными словами, времени еще вагон.

Я достал металлическою фигурку, вырезанную из лучшей нержавеющей стали. Ругаясь, подержал секунду-другую в кулаке, бросил на пол. Кайзи предупредил меня, что произойдет, если эту вещицу не найдут на месте преступления.

Я осторожно спустился на землю, еще более осторожно поднялся в кабину пожелтевшего Игорева фургона. Напарник только что запер заднюю дверь.

– Поехали, – буркнул я, когда он устроился рядом на сиденье. – На платную автостраду. Я, может, усну но дороге. Запрещаю будить под страхом смерти.

Я дремал, пока мы не достигли платной трассы, встряхнулся, позевал и достал активатор катализатора. Впереди появилось отверстие пронизывавшего холмы туннеля. Как только мы въехали, я нажал на кнопку.

Мощный и продолжительный импульс радиоэнергии с длиной волны точно 46,8 метра превратил краску в тончайшую пыль. Она развеялась, и фургон обрел прежний грязно-потечно-розовый цвет. Полицейские обнаружат пустой броневик. Со временем они увидят на кадрах, снятых со спутников, как от места преступления отъехал желтый фургон. Если и сумеют проследить его путь аж до платной трассы, выяснится, что он бесследно исчез в туннеле. Идеальное преступление. Успокоив себя этими мыслями, я крепко уснул.

И проснулся незадолго до того, как мы въехали на феторрвилъский склад Там я вымыл и напоил накладное лицо, этим же бодрящим процедурам подверг и себя. Потом на негнущихся ногах добрался до койки. Погружаясь в сон, чувствовал на губах улыбочку. И правда, чистая работа...

– Преступление века – вот как это назвали.

Я открыл воспаленные глаза и увидел отвратительный силуэт Кайзи. Он бросил мне на грудь охапку распечаток. Я вяло порылся в них. На самом верху лежало фото мясистой чиновничьей пятерни, державшей металлическую крысу. Во всех до единого заголовках сквозила истерика.

“Преступная Крыса наносит удар в чертоге богачей!”

“Украдены миллионы!”

“Паника на финансовых рынках!”

“Повышаются страховые взносы!”

Еще бы не повышались. Но это – не моя проблема. Я торопливо просмотрел остальные бумаги и на последней обнаружил нечто интересное. “Профсоюз организовал локаут на сталелитейном .заводе”. Гару Гуйлю удалось-таки сдвинуться с мертвой точки. Эго навело меня на мысль, что Боливар все играет роль Человека-Мегалита. Что, в свою очередь, заставило глянуть на часы. В полночь надо позвонить ему. Я сбросил листы и не без усилий поднялся на ноги. Вся эта суета не потревожила Игоря, который сладко посапывал на своей койке.

– Ужасно выглядите, – сказал Кайзи.

– А чувствую себя еще гаже.

– Если вас увидят на улице в этом грязном спортивном тряпье, сразу заподозрят.

– И что прикажете делать?

– Наденьте. – Он вручил мне темно-зеленую спецовку. – Ступайте и приобретите что-нибудь рабочее. И тяжелые ботинки. Потом возвращайтесь сюда и ждите. Скоро получите новое задание. Отдайте карточку.

– Что? – Голова все еще была тяжелая. Однако от взбадривающих пилюль следовало временно воздержаться.

– Кредитную карточку, по которой расплачивались за фургон. Я не хочу, чтобы она и здесь засветилась. – Взамен он дал пачку банкнот. – Теперь будете платить наличными.

– Куда же мне идти? Я в этом городе впервые.

– Тут неподалеку механомаркет.

– Может, подвезете?

Он окинул меня брезгливым взором.

– Не думаю. Выйдя из склада, сразу поверните направо. И не слишком задерживайтесь.

– Ладно, ладно. Но разве дверь не запрется?

– Конечно, запрется. Игорь вас впустит. Я сорвал надоевшую спортивную одежду, облачился в пролетарское, затем отмылся, насколько удалось, холодной водой над грязным обшарпанным умывальником, вытер накладное лицо, скормил ему остатки бульона из банки. Надо бы еще купить. Спецовка была поношенная, по чистая. К тому времени, когда я вышел, Кайзи уже удалился. Не видно было и его машины. Движение чуток оживилось по сравнению с ночью, но все машины проезжали мимо. Видать, ничто не соблазняло водителей в этих трущобах. На ближайшем углу светофор горел красным, на тротуаре топталось несколько пешеходов. Когда я к ним присоединился, ко мне повернулся молодой человек и сунул в руку карточку. Рекламный агент? Попрошайка? Я опустил глаза и прочитал: “Молчи”. И ниже: “Переверни”. Я послушался и на другой стороне прочитал очень странное требование: “Дай телефон”.

Это что, уличный грабеж? Впервые я внимательно посмотрел на незнакомца. Одет хорошо. Густой загар. Темная борода. Усы. Глубоко посаженные голубые глаза. Эти глаза я уже где-то видел...

Я задавил в горле возглас: “Боливар!” Он кивнул и протянул руку. Я отдал ему телефон и с превеликим интересом наблюдал, как он прижимает к нему двустороннюю присоску. Светофор переключился, машины поехали. Боливар прилепил телефон к заднему бамперу ближайшей. Мы провожали ее глазами, пока она не скрылась из виду. Я повернулся, открыл было рот, но снова прочитал на карточке: “Молчи”. Боливар поманил меня в ближайший переулок. Там он достал индикатор шпионских устройств и обыскал меня. Выудил из моего кармана монету в пять кредитов, срезал пуговицу со спецовки и аккуратно поместил их в экранированный мешочек. И не произнес ни слова, пока его не завязал.

– Здравствуй, папа, – сказал он наконец. – Сначала я не был уверен, что это ты, но узнал по походке. Я очень рад! Между прочим, тебе идет новое лицо.

– Я тоже рад. Ты и сам неплохо замаскировался.

– Когда ты звонил в последний раз, я пустил по линии сигнал индикатора и обнаружил, что твой телефон на прослушке. Поэтому-то тебе и пришлось иметь дело с автоответчиком.

– Кайзи! Не иначе, подсмотрел, как я говорю по телефону.

– Наверное. Следящее устройство фиксировало все твои передвижения. Я все утро наблюдал за складом. Классическое ограбление, папа.

– Спасибо, я тоже так считаю. К сожалению, никакой прибыли оно нам не принесло. Я таскаю для Кайзи каштаны из огня. От мамы никаких новостей? – Я старался не подавать виду, что глубоко встревожен.

– Никаких. Но это не должно нас обескураживать. С нами Джеймс, и втроем мы горы своротим.

– Джеймс? Ты же должен был его остановить!

– Его остановишь! Ничего, папа, он прилетел под чужим именем. Финансовый ревизор от “Банко Куэрпо Эспесиаль”.

– Это же крыша Специального Корпуса! Сюда. – Мы подошли к механомаркету. Жажда и голод включили у меня под ложечкой сигнальный звонок. – Сначала поедим, – сказал я, ведя сына в заведение с вывеской “Быстро-дешево”.

Боливар не пожелал уничтожить по моему примеру наименее жуткое на вид блюдо – медведьбургер с жареной саранчой, но заказал голубое пиво. Прихлебывая, он рассказывал:

– Джеймс купил мне новую ксиву, и теперь я его помощник. Я ушел из ненадежного шоу-бизнеса, хотя там было весьма забавно. Но от поклонниц – нет отбоя. Был бы я холостяком... Мы неплохо покопались в здешних базах данных и с неоценимой помощью Специального Корпуса составили на твоего работодателя неплохое досье.

– На Кайзи? Он и правда первый богач в галактике?

Я с трудом сжевал медведьбургер и выдернул застрявшую в зубах саранчовую ногу.

– Какое там! Пройти по его следу было легче легкого. Он вовсе не хозяин этих бесчисленных банков. – Умно. Держу пари, вся эта мишура была нужна только для того, чтобы я подрядился работать в цирке.

Я отстукал на клавиатуре заказ еще на два пива – надо было утихомирить запрыгавших в желудке акрид.

– Цирк – тоже приманка. Я нанял на трех разных планетах частных детективов, имеющих прямой доступ к базам данных. Все, что мы накопали, – фикция, шито белыми нитками.

– Но на далекой планете все кажется убедительным, не так ли? И все же, зачем Кайзи взвалил на себя столько хлопот?

Боливар хлебнул пива и нахмурился.

– Ему было нужно, чтобы ты оказался на этой планете. А вот для чего – мы пока не знаем. Но есть кое-какие догадки. Первая: ему понадобилось совершить серьезные преступления, и он решил заручиться содействием профессионала. То есть твоим. И не пожалел труда, чтобы пристроить тебя в “Большой Бигтоп”. Вторая версия: ты нужен в качестве шпиона. Как тебе известно, многие программы этого цирка служат прикрытием для различных межзвездных служб. Возможно, он хочет, чтобы ты за ними присматривал.

У меня шипели и дымились мозги. Заодно с желудком. Неподалеку стоял “Бар Ржавого Роби”. Указав на него, я предложил:

– Давай-ка переберемся туда. Глотнем какого-нибудь противоядия от этого пива, да и саранчу надо утопить.

– Милости просим, милости просим, – услышали мы скрипучий голос, распахнув салунные дверки на пружинных петлях. – Милости просим, если, конечно, вам уже исполнилось восемнадцать.

– Мне уже исполнилось восемнадцать, сказал я, – но иногда чудится, будто у меня мозги пятилетнего. Уму непостижимо, как это я клюнул на удочку Кайзи! Боюсь, я должен с тобой согласиться. Вся афера вместе с моими гонорарами и предполагаемыми ограблениями банков – всего лишь увертка, чтобы заманить меня на этот кошмарный Феторр, а после шантажом толкнуть на грязные делишки.

Я был мрачен, Боливар выглядел подавленным. Он кивнул. Мы расположились у стойки бара.

– Что желают господа? Есть отменная еда, и хмельного бьют ключи – от пивка до птеродактильей мочи, – соблазнял нас Ржавый Роби. Это и правда был древний неухоженный механизм, весь в шляпках заклепок. Я посмотрел на ряды бутылок.

– А что, выбор недурен... Мне бы чего-нибудь от бешенства желудка.

– “Горькая настойка на фарше кольчатых червей”. – Он вскинул растягивающуюся руку. Темная жидкость, ударяясь о стенки бокала, дымилась.

Я глотнул и рыгнул – жару из моего рта позавидовал бы дракон. Но “горькая” помогла. Правда, от депрессии не вылечила.

– Кто я теперь, если вдуматься? Всего лишь нержавеющая стальная марионетка преступного кукловода.

– Тут небольшой перебор, хотя в целом ты прав. Как бы то ни было, один фактик в деле твоего кукловода мне показался особенно интересным. В космосе у него есть кое-какое имущество, но ядро бизнеса – здесь, на Феторре. Частный банк – “Первый межзвездный вдов и сирот”. Мы теперь о нем много чего знаем. Похоже, Кайзи нанял меня управляющим, чтобы легче было за мною следить. А затем ограбил собственный банк и подставил меня.

– И меня, после того как я обчистил этот банк во второй раз. Между прочим, все якобы украденное лежало в подполье под хранилищем денег. – А вот еще более любопытный факт: этот банк теснейшим образом связан с мощной брокерской фирмой.

Я понял слова, но не их смысл – очень уж сильно шарахнули по мозгам кольчатые черви. Я счистил с языка их вкус и бросил его на пол.

– А ну-ка, повтори.

– Сначала Кайзи обворовывает собственный банк. Ему платит страховая компания – в сущности, он удваивает добычу. Затем он обчищает другой банк и выставляет виновным тебя. После чего шантажом вынуждает украсть для него целый броневик кредитов. Добычу прокручивает через своих брокеров. И получает новые инвестиции, новые кредиты.

– А он способный малый, надо отдать ему должное.

Я рассмеялся с подозрительной хрипотцой. Боливар поднял бровь и обеспокоенно посмотрел на меня.

– Давай куда-нибудь пересядем. Пока тебя не сбросил вертящийся табурет.

– Давай. – Я заковылял, тяжело опустился на скамью в кабинке. – Прости. Я два дня, готовя ограбление, держался на бодрящих пилюлях. Не думаю, что они сочетаются с тутошним убийственным пойлом. Пожалуй, мне лучше вернуться. Как с тобой связаться?

Он достал блокнот и написал на красивом зеленом листе телефонный номер.

– Звони в любое время. Или я отвечу, или Джеймс. Но сначала не забудь проверить, нет ли “жучков”.

Я запомнил номер и съел листок. Вкусом он напоминал перечную мяту, вдобавок бодрил. Наступил черед неизбежного напутствия.

– А ты ищи. Сейчас самое главное – выяснить, где прячут маму. Он помрачнел.

– Знаю. Мы ищем, но пока – никаких результатов. Ни в банке, ни в брокерской конторе ее нет. Кроме подвала под хранилищем, мы не знаем ни одной потайной комнаты. Может, она где-нибудь еще в банке?

– Не исключено.

– Я загляну туда с датчиками.

– Загляни.

– Еще мы разведали, что у Кайзи здесь имеется холостяцкое гнездышко. Ночью я проник туда и успел обыскать, прежде чем сработала сигнализация. Мы тщательно следим за его передвижениями и пока не обнаружили другие владения или подозрительные места. Что ты думаешь о Санкисте-у-Моря?

– Это шанс. У Кайзи там офис и гараж, но я не заметил потайных комнат.

– Дай мне адрес. Я поищу как следует.

– Неплохая мысль.

Я написал адрес в зеленом блокноте. И приуныл еще больше. Говорить уже было не о чем. Я достал из мешочка электронных шпионов и помахал сыну рукой на прощание.

Глава 17

В механомаркете я выбрал какую-то неописуемую одежду, а заодно чистые простыни и покрывала. Было ясно, что в свинарнике Игоря я задержусь, так почему бы не провести эти дни в относительном комфорте? Желудку чуть-чуть полегчало, но въевшаяся в плоть и кость усталость никак не желала выветриваться. Подходя к складу, я еле ноги волочил, а поскольку ключа мне не доверили, пришлось колотить в дверь, пока не раздался недовольный голос:

– Игорь спит.

– Да? Игорь спит? А ты кто? Отпирай, идиот! Надо же было родиться таким дебилом!

Моим голосом говорили усталость и тревога. Обычно я веду себя осмотрительно, лишних неприятностей не ищу. И не смеюсь над чужими физическими недостатками. Просто в этот раз я ляпнул не подумав. И в ответ услышал нечленораздельный рык.

Когда я проходил мимо, он двинул мне в скулу кулаком.

Удар был не из тех, что убивают или калечат. Скорее чисто рефлекторный ответ человека, которого природа обделила умением жалить словами. И все же я растянулся на полу, покупки разлетелись в стороны.

Этот удар спустил с цепи давно копящуюся ярость. Злость на идиотскую, унизительную ситуацию, в которой я оказался. Возобладали рефлексы, выработанные за годы тренировок. Игорь стоял совсем рядом, и пинок в колено заставил его опуститься до моего уровня. Пока он падал, удар локтем в солнечное сплетение оборвал ему дыхание. У него явно пропала охота махать кулаками. Он лежал пластом и очумело таращился на меня.

Тут бы и оставить его в покое, но моя ярость едва не привела к трагедии. Не отдавая себе отчета, я обхватил его шею левой рукой, а правой сжал запястье. Удушающий захват. Продолжительное давление на дыхательное горло, остановка тока крови в сонной артерии. Сначала – потеря сознания, потом – смерть. А если вы куда-нибудь торопитесь, рваните как следует корпусом, и сломаете жертве позвоночник. Летальный исход не заставит себя ждать.

Но тут в моих глазах растаял красный туман. В считанных дюймах от моего носа находилась лицо Игоря – глаза выпучены, высунут язык. Еще секунда, и ему бы конец. Понадобилось чудовищное усилие воли, чтобы его пощадить. Я выронил Игоря и, тяжело дыша, встал. Его глаза были закрыты, но он по крайней мере хватал ртом воздух. Я дождался, когда он разлепит веки, и двинул ногой по ребрам – уже не со зла, а только чтобы привлечь к себе внимание. И сказал, почти сомкнув подушечки большого и указательного пальцев:

– Ты был на волосок от смерти. Вот на такой. Еще раз дотронешься до меня, и тебе крышка.

Я собрал покупки и отошел. Снова навалилась усталость. Последний выброс адреналина в кровь довел меня почти до изнеможения. Сказывалось и злоупотребление стимуляторами. Я свалил все на кровать и едва нашел в себе силы, чтобы не повалиться сверху. Не хотелось заснуть к тому времени, когда Игорь очухается и в его студенистых синапсах забрезжит мысль о возмездии. Я накормил лицо и огляделся.

Впервые я разведывал складские недра. Кругом – хаотичные залежи и грязь, а в задней стене дверь, полузаваленная пустыми металлическими бочками. Я их откатил и обнаружил бронированный мотоцикл – несомненно, из тех, что участвовали в ограблении банка. Я отодвинул его, отворил дверь и увидел маленькое конторское помещение. Свет проникал через единственное оконце, зарешеченное и затянутое паутиной. Мне все это показалось очень даже привлекательным. Отражая натиски слабости, я придвинул к стене обшарпанный стол и вернулся за своей койкой. Игорь куда-то скрылся, но я по нему не скучал. Тратя последние крохи энергии, я перетащил койку в комнатушку; казалось, это отняло часы. Дверь отворялась внутрь, замок на ней отсутствовал, и нечего было подставить под ручку. Опираясь на нее, я огляделся. Стол! Он достаточно тяжелый – задержит, если кто-нибудь попытается войти. За это время я успею проснуться. Выбиваясь из сил, я придвинул стол к двери. Как только дерево ударилось о дерево, я рухнул на койку, прямо на свертки. Я выдохся.

Когда проснулся, свет за окном мерк. Во рту пересохло, губы спеклись. Я вспомнил, что купил самоохлаждающееся пиво, и торопливо содрал крышечку с одной из банок. Заклокотал фриз, стенки запотели. Изрядный глоток вернул меня к жизни. Я в один миг осушил банку. Несравненное облегчение! Почал вторую банку и едва успел пригубить, как снова навалилась усталость. Потянуло в сон.

Громкий стук в дверь ничуть меня не взбодрил. К Я внимал ему сквозь сон и не реагировал. Очнулся, лишь услышав шум отодвигаемого стола.

– Стой! – вскричал я и сразу об этом пожалел – череп сдавило стальным обручем. Но полегчало, едва прекратился скрежет.

– Босс зовет.

– Передай, что иду, – ответил я хриплым шепотом.

Я сунул голову под струю холодной воды. Помогло, но лишь самую малость. Вытершись полотенцем и прилепив накладную физиономию, я пошел встречать босса. Он внимательно меня осмотрел, но воздержался от колкости. Только скривил губу. А затем подошел к столу, хранящему многочисленные жирные следы Игоревой кормежки. Решительно смахнул объедки на пол.

– Игорь, наведи здесь порядок.

Кайзи сел в кресло и подождал, пока скудоумный ворчун распинает мусор в стороны. Стало ненамного чище. Игорь улегся на койку и вперился в телевизор. Кайзи поманил меня пальцем. Я обошел кресло, чтобы не поворачиваться спиной к Игорю, сел.

– Что вам известно об облигациях на предъявителя? – спросил Кайзи.

– Это что, от слова “облегать”? Прозрачная дамская одежда?

– Или вы имбецил под стать Игорю, или решили отточить на мне остроумие. Ни то ни другое до добра не доведет. Я говорю о ценных бумагах.

– А-а, ценные бумаги. Так бы сразу и сказали. Ничего мне о них не известно.

На самом деле я знал, что такое облигации. Но видел, что Кайзи собрался прочитать лекцию, и решил не лишать его этого удовольствия.

– Так вот, облигации, о которых вы почему-то, дожив до почтенных лет, не знаете, – это сертификаты, удостоверяющие, что их владелец может претендовать на некоторую долю государственного дохода, или дохода того или иного предприятия, например авиакомпании, или какой-либо корпорации, или даже физического лица. Как правило, на облигации указан подлежащий выплате фиксированный процент. Он должным образом регистрируется при факте выпуска и продажи, а сведения о покупателе и продавце в дальнейшем тщательно хранятся. При перепродаже эта процедура обязательно повторяется. Но облигации на предъявителя – совсем другое дело. Никаких имен. Эти бумаги легко покупать и продавать, для их владельца они удобны почти как наличные. Представляете, о чем я говорю?

– О бумажке, которая для ее хозяина равнозначна куче денег. – В сущности, да.

– Держу пари, вы знаете, где этих облигаций куры не клюют, и хотите с моей помощью наложить на них лапу.

– Грубо говоря, это так.

– Хорошо. Но прежде, чем об этом зайдет речь, я хочу узнать последние новости об Анжелине.

– Она прекрасно себя чувствует и шлет вам воздушные поцелуи, – ответил Кайзи с потрясающе омерзительной улыбкой.

– Хватит зубы скалить, аферист несчастный! Мне нужны не тупые шуточки, а твердое доказательство. – Я огляделся и увидел в мусоре на полу принесенные им распечатки с заголовками о нападении на бронированный фургон. Схватил, стряхнул пыль с верхнего листка и сунул его Кайзи под нос.

– Берите. И принесете мне видеозапись, как вы вручаете этот лист моей жене. Пускай она его прочитает и подержит перед камерой. А потом скажет о чем-нибудь, известном только мне и ей. Я должен убедиться, что это не монтаж, ясно? Так и передайте. Она что-нибудь придумает.

Он задумчиво пожевал нижнюю губу, затем отрицательно покачал головой.

– Предвижу затруднения и напрасную трату времени. Это невозможно.

– Позаботьтесь, чтобы это стало возможным. Не дождетесь от меня никаких преступлений, пока не докажете, что она жива и здорова.

Он и над этим поразмыслил и наконец сообразил, что я не шучу. Я и правда не испытывал желания помогать ему без достаточных гарантий.

– Так и быть, устрою. Но вы в качестве ответной услуги должны тщательно изучить планировку одного здания. Настолько тщательно, чтобы потом не заблудились в нем даже впотьмах.

Почему бы и нет? Терять мне было нечего.

– Ладно. Что тут у вас?

Он достал из “дипломата” компьютер-пальмтоп, поставил его на стол между нами.

– У меня есть “крот”. Несколько лет назад я запустил его в эту лавочку, и он зарылся очень глубоко. И постоянно фотографировал. – Кайзи напечатал команду, и перед нами появилось голоизображение огромного белого здания. Исполинский цоколь поддерживал множество колонн. За колоннами лестница вела к парадному входу, и, когда пошел наплыв, я прочитал высеченные на мраморе слова над дверью:

“Центральная планетарная сокровищница”.

– Так-так. Позвольте-ка мне самому догадаться. Где-то в чреве этого монетаристского мавзолея кроется комната, битком набитая облигациями на предъявителя.

– Верно, – сказал Кайзи.

– Парадный вход, – изрек компьютер густым мужским басом.

– Когда мы расстанемся, погуляйте по этому зданию. Вам поможет программа виртуальной симуляции. Хорошенько все запомните. Поотворяйте и позатворяйте двери. Надеюсь, к моему возвращению научитесь вполне сносно ориентироваться. Когда управитесь с этим, я скажу, что мне от вас надо.

Я подумал секунду-другую и кивнул.

– Согласен. Езжайте, я никуда не денусь. Он хотел встать, но я удержал.

– Игорь примет в этом участие?

– Думаю, примет. Да, пожалуй, он пригодится.

– Тогда хорошенько припугните его. Он посмел меня ударить и получил сдачи. Хорошей сдачи. Попробуйте втолковать придурку, что ему конец, если еще раз поднимет на меня руку.

– Игорь! – вскричал хозяин. Наш неотесанный компаньон оторвался от телевизора. Встал и, шаркая, приблизился.

– Кажется, у вас с Джимом возникли разногласия?

– Не нравится он мне.

– Мне тоже. Но мы вынуждены работать вместе. Ты будешь за ним присматривать, охранять. Если с ним что-нибудь случится, то же случится и с тобой. А попытаешься сбежать, я тебя найду, не сомневайся. Помнишь, что было в прошлый раз?

На физиономии Игоря нарисовалось глубокое раскаяние. Он теребил штаны и нервно озирался. Наконец прошептал:

– Помню...

– Вот то-то. Давай постараемся, чтобы это не повторилось. – Кайзи повернулся ко мне. – С ним у вас больше не возникнет хлопот. Даю одни сутки. К моему возвращению вы должны изучить это здание как свои пять пальцев. – Изучу, только принесите видеозапись. И вот еще что. Мне нужен ключ от двери. Не могу питаться теми же помоями, что и ваш любимчик.

Кайзи, не колеблясь, уронил на стол ключ и вышел. Я повернулся к компьютеру.

Здание меня заинтересовало. А почему бы и нет, если учесть, какие ценности там хранятся? Прогулявшись по всем легкодоступным помещениям и научившись без труда ориентироваться, я начал заглядывать в некоторые любопытные хранилища. Банкноты, новенькие монеты, залежи пряностей и бульона. Экскурсия успокаивала.

Часа через два я узнал достаточно, чтобы удовлетворить своего нанимателя. Я зевнул и потянулся. Пора хлебнуть пивка. Или позавтракать. Или совместить эти приятные занятия. А главное, пора поговорить с близнецами.

Когда я пошел к двери, Игорь поднял голову, но тут же съежился и уставился на экран. Мне его было почти жаль. Ящик издавал тонкие стоны и вопли, и я поспешил отвести глаза, потому что не желал углубленно изучать Игоревы вкусы.

Я бродил в дебрях механомаркета, пока не наткнулся на ресторанчик с настоящим метрдотелем. Впрочем, возможно, это был хорошо замаскированный робот.

– Добрый день, сударь. Вы как раз к ленчу. Сегодня у нас фирменное блюдо – бифштекс из настоящего, генетически восстановленного бронтозавра юрского периода. Мясо очень постное, сами скажете, как прожарить. Обычная порция – ровно килограмм, но для серьезно проголодавшихся – любой вес. Десять, двадцать, тридцать кило...

Я остановил его взмахом руки, боясь окончательно потерять аппетит.

Но готовили роботы хорошо, быстро обслуживали, наливали вкусные напитки и носили вкусные закуски. Я хорошенько подкрепился и пошел к знакомому прилавку. На этот раз я купил самую дешевую модель телефона, затем нашел в переулке укромное местечко. Но прежде чем звонить, бросил на землю “жучков” и отошел подальше.

– Папа! Как я рад тебя слышать! Мы проследили за Кайзи от склада, но потеряли его на платной трассе.

– Он едет на север?

– Точно.

– Так я и думал.

Я рассказал о том, какое условие поставил перед Кайзи, и о том, что готовлю новое преступление.

– Думаю, он поехал в Санкист-у-Моря. Как пить дать, там у него резиденция. Когда он сказал, что не скоро сможет привезти запись, я убедился: Анжелина не здесь, не в этом городе.

– И что же нам делать?

– То же, что и сейчас. Действуйте быстро и присматривайте за ним. Но не допускайте, чтобы он вас заметил.

– Мы можем предложить кое-что получше. За этой суперсвиньей буду следить я, Боливар. Что позволит нашему компьютерному гению Джеймсу слегка пошарить по базам данных Санкиста-у-Моря. Поглядим, вдруг да удастся что-нибудь выяснить об имуществе твоего босса.

– Блестящая мысль. Позвоню завтра, когда узнаю побольше о новой ступеньке моей преступной карьеры.

Я бросил телефон в урну, подобрал “жучки” и сунул в карман.

Мальчики меня ободрили – я позарез нуждался в их помощи и убедился, что они не подведут. Но угнетала мысль, что Анжелина по-прежнему в опасности. С другой стороны, я славно подкрепился, по кровеносной системе мигрировали животные белки. Впрочем, огорчало, что надо возвращаться на склад, в общество дебила. Такой теплый солнечный денек, гулять бы и гулять по аллеям. На глаза попался бар на открытом воздухе – самое то. Несколько кружек пива мне никак не повредят.

У входа стояла газетная машина – не так уж часто встречается подобный реликт в нашей галактике высоких технологий. Я попытался вообразить бедняка, которому не по карману компьютер с функцией распечатки новостей, и не сумел. Но здесь, на Феторре, таких бедняков хватало – вещественное доказательство тому я получил, бросив в щель машины монетку.

Я потягивал пиво и читал газету. Новый всплеск истерии по поводу преступлений одиночки, а также совершенно мифическая биография Стальной Крысы. Оказывается, на моей совести – все крупные злодеяния последних сорока лет. В середине таблоида я нашел статью под заголовком: “Седьмой день забастовки” и понял, что Гар Гуйль времени зря не теряет. Пьюссанто тоже не сидел сложа руки: “Налоговый скандал бьет по видным банкирам”. Увы, все это не имело отношения к Кайзи.

Упоминание о банкирах побудило меня заглянуть на финансовую полосу. “Репутация банков катастрофически падает”. “Феторрская валюта на грани коллапса”. “Стремительный рост муниципальных долгов”.

Я зевнул. Все-таки хорошо, что в нашей семье банкир не я, а Джеймс. Читать такие заголовки – тоска зеленая. Я нашел трехмерный кроссворд и достал стило.

Глава 18

Это было чем-то вроде отгула. Можно отдохнуть душой и телом, чего со мной не бывало со дня катастрофического выезда на пикник. С того дня, когда в мою жизнь с возмутительной наглостью вторгся Кайзи. Увы, памятуя о том, что Анжелина все еще узница, я так и не сумел расслабиться как следует. Но пытался. Сколько мог, просидел над газетой. Потом отбросил ее и крайне неохотно вернулся на склад. Унес компьютер Кайзи в свою келью и там несколько раз от начала до конца прогнал программу виртуальной симуляции, чтобы зарубить на своем носу планировку сокровищницы. После чего переключил компьютер в телевизионный режим и выяснил, что к моим услугам свыше тысячи телестанций. Вскоре выяснилось, что показывают в основном всякую дребедень. Кому из великих принадлежит мысль, что в нашей вселенной гораздо больше мусорщиков, чем университетских профессоров? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы угадать, кто сляпал большую часть этих телеопусов. Братья Игоря по разуму. Но я не сдавался, сорил деньгами Кайзи и наконец нашел исторический канал. Со всякой всячиной о заселении планеты и уничтожении туземных форм жизни. Все это я просмотрел с откровенным любопытством, поскольку знавал не так уж много форм жизни, которые заслуживали бы уничтожения.

На следующее утро появился Кайзи, в руке он держал “дипломат”.

– Наш план меняется..

– Еще бы он не менялся. Никаких разговоров, пока я не посмотрю ваше домашнее видео. Давайте сюда.

Он достал диск, я вставил его в компьютер. Засветился экран. И я с облегчением улыбнулся. До сей минуты я и не подозревал, как туго натянулись мои нервы.

– Здравствуй, Джон, – сказала Анжелина. – Как видишь, у меня все в порядке. У Глорианы тоже.

Я услышал тихое хрюканье – свинка отозвалась на кличку.

– Правда, кажется, я тут без гимнастики набираю вес...

– Ты выглядишь шикарно! – вскричал я.

– Вот заметка, которую ты хотел увидеть. Об успешном преступлении века – ни больше ни меньше. Поздравлять не буду. Как я понимаю, всю прибыль загреб этот мерзкий тип, который держит камеру. А ну, выключи! – добавила она. Изображение пропало. В следующий миг Анжелина снова появилась на экране. – Прошу прощения за эту паузу. Надо было убедиться, что некие лица не сфальсифицировали предыдущую часть моего интервью. В нашу эпоху технологических чудес это пара пустяков. А о том, чего нельзя подделать, известно только нам с тобой. Поэтому вернись мыслями на многие годы, к нашей первой встрече. Я всегда носила на шее медальон. Ты помнишь, что в нем было?

Да разве ее забудешь? Фотографию, увиденную мной мельком за секунду до того, как ее уничтожила Анжелина? На этой фотографии была она, вернее, ее предыдущая, скажем так, инкарнация. Не красавица и даже не хорошенькая. И тогда я с легкостью понял, почему ее глубоко уязвленное прежнее “я” вступило на стезю преступлений. Пластическая операция требовала огромных денег. С тех пор и до сего дня мы больше никогда не говорили об этом снимке. И сейчас Анжелина упомянула о нем далеко не случайно.

В ее словах есть скрытый смысл. Нетрудно представить, что она чувствует в своем узилище.

– Моя фотография. Будь осторожен, милый. И она исчезла.

– За работу, – опечаленно произнес я.

– Как я уже сказал, наша стратегия требует корректив. Облигации на предъявителя прождали долго, могут и еще подождать. Сначала выполните другое задание.

– Секундочку, секундочку! Когда же это кончится? Сколько еще будет подобных заданий до конца нашего плодотворного сотрудничества?

Кайзи почесал подбородок.

– Справедливый вопрос. Не хочу вас расстраивать намеками, что намерен бесконечно держать кое-кого в рабстве, а кое-кого в плену. Мои деловые операции близятся к благополучному завершению. Если четко исполните приказы, гарантирую, что изъятие облигаций – ваша последняя миссия. Затем получите свободу. И я буду настаивать, чтобы вы покинули эту планету.

– Один?

– Ну, что вы. Вместе с супругой подниметесь на борт космического лайнера, и я помашу вам ручкой.

Я не поверил ни единому слову. Но выбирать было особо не из чего. Как говорится, довольствуйся тем, что дают.

– Ладно. Что теперь?

– Атомная энергия и выработка электричества. Сила, вращающая колесики нашего технологического общества. Что вы о ней знаете?

– Ничего. Кроме того, что нажимаешь на кнопочку и зажигается...

– Взгляните. – Он раскрыл “дипломат” и достал кипу чертежей и карту. – Это атомная электростанция на острове Сикузоте. Вот он на карте. Совсем рядом с южным берегом материка, за одноименным проливом. Доберетесь туда...

– На чем?

– На магнитолевитационном поезде. Сядете на центральном вокзале, пересадок не будет. Я дам новый паспорт с фотографией вашего накладного лица. Прибудете под видом туриста. Южный берег славится галечными пляжами, незамысловатыми развлечениями, а также игорными домами курорта Шварцлеген. Эти места очень популярны среди рабочих, они там проводят отпуска.

– А разве они не ездят на север, в солнечный и радостный Санкист-у-Моря?

– Нет. Там им не рады.

Непоколебимое чванство! Нет, иронией его не прошибешь.

– На юге часты дожди, поэтому пляжи обычно пустуют. Но, как вы догадываетесь, в злачных местечках под крышей жизнь бьет ключом. Одно из таких развлечений, не требующих зонтика и резиновых сапог, – обзорная экскурсия по атомной электростанции. Она очень популярна, вдобавок бесплатна. И вы на ней побываете.

– Кайзи, послушайте, нельзя ли хоть намекнуть, к чему вы клоните? Там же нечего красть. Или я ошибаюсь?

Он откинулся на спинку кресла и задумался.

– Вы правы. В отведенной вам роли нет ничего финансового. О денежной стороне позабочусь я. Вы осуществите несложную промышленную диверсию.

– То есть? Взорву или расплавлю ядерный реактор?

– Да. Именно это я и задумал.

– Исключено! – Я вскочил на ноги и нервно заходил по комнате. – Не мое амплуа! Буду шататься около реакторов – кончу тем, что засвечусь во тьме.

На него эти слова не произвели впечатления.

– Помолчите. Сядьте. Посмотрите вот на это. “Этим” оказался поэтажный план электростанции, испещренный совершенно непривлекательными надписями, такими, как “радиоактивные отходы”, “хранилище тепловыделяющих элементов”, “реакторный зал”.

– Вы должны прекратить подачу энергии с этого генератора.

– На какой срок?

– Как минимум на несколько недель. Лучше – на несколько месяцев. Реактор обеспечивает потребности Феторра в электричестве почти на треть. Его остановка неизбежно скажется на финансовой ситуации.

До меня вроде бы начало доходить.

– Все-таки опять деньги? Ай да Кайзи, ай да хитрец! Если верить газетам, для старой доброй феторрской экономики наступили тяжелые времена. Беды сыплются на нее как из рога изобилия: ограбления банков, падение курса валюты, брожение в умах рабочего класса. А тут еще энергетический кризис. Допустим, кто-то заранее знает о неизбежности этого кризиса. Так почему бы прозорливцу не скупить акции неядерных электростанций? А потом за эти акции он выручит кучу денег. Я правильно рассуждаю?

– ДиГриз, вы даете слишком большую волю воображению. Сосредоточьтесь на том, что вам поручено, а о финансах и кризисах предоставьте думать мне. Итак, каким способом вы собираетесь остановить подачу энергии?

– Ни малейшего представления. – Я рассмотрел чертежи на просвет, но и это не подстегнуло фантазию. – Если остановить реактор, электричество не пойдет наверняка. Но это самый крайний вариант. Очень уж хлопотно проникать на станцию, минуя охрану и сигнализацию. И что потом? В такой технологии я ни бум-бум. – Я сложил чертежи. – Есть идея. Я появлюсь там под видом туриста и сориентируюсь на месте. Потом позвоню вам. Возможно, мне понадобятся кое-какие материалы. Сможете прислать их грузовиком?

– Грузовиком – слишком долго. Магнитолевитационный поезд в таких делах куда эффективнее.

Он поразмыслил, извлек из кармана пластмассовый цилиндр.

– Это еще что?

– Плайтекс.

Он подал цилиндр, я не без колебаний взял. Как-никак самая мощная взрывчатка из известных в галактике. Я знал о ее существовании, но ни разу не пользовался. Потому что не принадлежу к числу любителей подрывать все кругом.

– Надеюсь, она устойчива?

– Как глина. Хоть стреляй в нее, хоть поджигай, хоть топчи. Только это способно ее инициировать.

Он вручил мне дисковидный электронный взрыватель с выступающим из него шипом.

– Поставьте на часовом механизме нужное время. Проткните шипом пластмассовый контейнер. И бегите со всех ног. Ясно? Отлично. А теперь кладите ее в чемодан, а еще прихватите что-нибудь из одежды. Уезжайте сейчас же. Жду доклада самое позднее утром.

Я открыл рот, но тут же закрыл, сообразив, что протестовать бесполезно. И к тому же мне вряд ли повредит небольшой отдых в гостеприимном Шварцлегене.

Кайзи сам отвез меня на вокзал. Дал новый бумажник и телефон. И кое-какие инструкции. Я согласно кивал, но не слушал. Я уже знал, как буду действовать. Меня ждет риск, возможно смертельный. Но я не сомневался в благополучном исходе.

Как только поезд выбрался на южную равнину, зарядил дождь. Ландшафт вмиг помрачнел, утратил привлекательность. Мокрые черные камни громоздились на мокрые черные камни, и над всей этой унылой картиной носились черные тучи. Но унынию поддался я один, остальные пассажиры азартно состязались, кто наклюкается первым. Конечно, я имею в виду мужчин. Женщин было мало, а детей – по пальцам пересчитать. В каждом вагоне имелся бар, и бармену скучать не приходилось. Я уже понял, что этот поезд – не для семейного отдыха. Зато он идеально подходил крутым парням, которым необходимо выпустить лишний пар и бросить на ветер честно заработанные кредиты перед возвращением к любимой фабричной трубе.

Через несколько часов мы оказались в раю для трудяг. Железнодорожные платформы шварцлегенского вокзала упирались в море. Высокая набережная в обе стороны уходила до горизонта. Я держался за перила и смотрел под дождем, как черные волны набегают на черную гальку. Отступая, вода с громом уносила камешки. Небеса тоже не молчали. Они силились оглушить меня раскатами и вдобавок слепили молниями. Вот еще одна сверкнула над бурунами. В черных разводах неба мелькнула бледная суша. И силуэты низких, кучно стоящих зданий. Остров Сикузоте со своей атомной электростанцией. Я повернулся к морю спиной и окинул взором ряды построек на набережной. Парки аттракционов, бары, рестораны, снова бары, гостиницы, опять бары, галереи игровых автоматов, бары, сувенирные лавки, бары, таксофоны, бары. Намек ясен. Под дождем я торчать не буду. Зайду в ближайший бар и закажу пивка. Но сначала свяжусь с Боливаром.

Автоматизированный магазин электронных приборов предлагал большой выбор противошпионских устройств. Я напихал денег в прорезь, забрал покупку, включил, обыскал сам себя. Индикатор пищал, как электронный пинбол. Видать, Кайзи мне совсем не доверяет. Монеты, пуговицы, диски, даже гвоздь в новом ботинке. Ну и конечно, “жучок” сидел в любезно предоставленном им телефоне. Не передать, до чего же надоела мне эта неусыпная забота. Я вышвырнул в океан все шпионские штучки, купил новый телефон, сунул его в чемодан и направился к ближайшему бару. Там взял пиво и нашел свободную кабинку. Это было несложно – бар пустовал. Я достал телефон. После третьего гудка ответил Боливар.

– Папа, рад тебя слышать. Порадовать пока нечем, мы еще не нашли в Санкристе-у-Моря дом Кайзи, но Джеймс роет носом землю. А у тебя как дела?

– Путешествую. У меня новое задание. Я рассказал о намеченной диверсии с моим участием.

– Мне это не нравится. Наверное, ты не откажешься от нашей помощи?

– Пока нет необходимости, но за предложение спасибо. Если эта затея в принципе осуществима, я, наверное, справлюсь сам. Ты лучше вот что сделай. Запиши этот номер и позвони, когда будут результаты.

– Понял. Береги себя.

Беречь себя? Я поразмыслил над пожеланием и решил, что оно скорее всего неосуществимо. И отключился от линии. Заменил сигнал с гудка на вибрацию. Допил пиво, взял чемодан и подошел к стойке.

– Ну и погодка, – сказал я старшему бармену. Он протирал стакан и зорко присматривал за своими робофициантами.

– Тут всегда так.

Утешил, ничего не скажешь.

– Народу маловато.

– В этот час – да. Ничего, к вечеру наберется, дождь пригонит.

– Я слыхал, тут экскурсия есть. Про электричество.

– Да, по Вольт-сити. Скучища. Но хоть сухо. – Он поставил идеально чистый стакан, взял другой. Вон там, у пристани, паром. Отправлениечерез каждые полчаса. Без выходных.

– Заманчиво, – неискренне обрадовался я.

– Хотите, здесь оставайтесь, выпейте чего-нибудь. Дело ваше.

– А можно оставить чемодан?

– Десять кредитов. Я переложил телефон в карман, бармен забрал чемодан и спрятал под стойкой.

– Мы открыты круглые сутки.

Я снова вышел под дождь. Интересно, когда-нибудь он прекратится? Вряд ли, судя по тому, как азартно ветер гоняет воду во все стороны.

У пристани опасно кренился на волнах крошечный паром “Мисс Киловатт”. Уважения он не внушал, как и уверенности в благополучном возвращении из плавания.

Дождь вдруг унялся. Если бы еще и ветер...

– Добро пожаловать на борт “Мисс Киловатт”. – Замученная скукой девица в мундире цвета электрик вручила мне буклет. – Через несколько минут мы отправимся на великую электрическую экскурсию. Это будет лучшая экскурсия в вашей жизни. – Говорила она монотонно и в нос, а в голосе звучала смертная тоска. Я прошел на полубак и опустился на мокрую банку. Разницы никакой, я и так уже промок до нитки. Я полистал буклет, затем сел на него. Не спасает. Чуть погодя в чреве “Мисс Киловатт” заурчало, и мы медленно отвалили от пристани.

Вскоре мне удалось худо-бедно рассмотреть свою цель. В белую морскую пену врезался каменистый берег длинного острова. На берегу гроздь белых зданий примыкала к сооружению покрупнее и повнушительнее. Над ним высилась длиннющая дымовая труба, из ее жерла сочился и расстилался над сушей дымок. Как пить дать, вместе с дымом па город оседала радиоактивная грязь. С дальней окраины к массивной башне на противоположном берегу пролива тянулись черные толстые провода. По этим проводам на материк бежали несметные полчища джоулей и ампер. Вдохновляющее зрелище, ничего не скажешь Плавание оказалось трудным, но, к счастью, коротким. С превеликой радостью влился я на берегу в небольшую толпу. Вместе с нею пошел по пристани к зданиям. Широкий вход встречал нас головокружительным мельтешением огней и скрипучей электронной музыкой.

– Добро пожаловать! – произнес жестяной голос. – Добро пожаловать на великую электрическую экскурсию! Внутри вас ждет гид, он расскажет о том, каким образом наш атомный генератор превратил этот мир в лучшую жемчужину вселенной.

Мы гуськом потянулись в узкий вход, минуя охранника в мундире. Он держал в руках счеты и щелчком отмечал прохождение каждого из нас. Впрочем, не каждого. Женщина с маленькой дочкой щелчка не удостоились. Экскурсантами здесь считались только лица мужского пола. Я пригляделся к охраннику. Он щелкнул и посмотрел в распечатку.

– Номер пятьдесят, – громко произнес он и улыбнулся. – Сегодня у вас счастливый день. Вы выиграли ценный приз стоимостью в двести кредитов. И вручил мне позолоченный диск с изображением молнии, указав на дверь с таким же символом.

Ужасно не хотелось отрываться от группы, но протестовать я не посмел. Кротко взял диск и пошел вслед за охранником. Дверь затворилась за нами с подозрительным лязгом.

– Вот, Джюка, последний на сегодня, – сказал мой поводырь другому охраннику. Тот открыл дверь, за которой оказалась еще одна, решетчатая. Сквозь решетку я увидел комнату, а в ней – нескольких субъектов самого удручающего вида.

– Что происходит? – всполошился я. – Не пойду туда!

И, не успев договорить, почувствовал, как мне в копчик уперся ствол пистолета. Джюка отстегнул от пояса электродубинку.

– Пойдешь, – произнес он не терпящим возражений тоном. – Ты, как и эти джентльмены, вызвался поработать один час в ночной смене. За что и получишь двести кредитов. – Поработать? Что за работа? Интересно, сумею ли я вырвать пистолет? Один из калек, весь в язвах и струпьях, уже стоял у решетки, держался за брусья и таращился на нас с откровенным наслаждением.

– Работа простая, увидишь, – сказал позади охранник. Он шагнул в сторону, на безопасное расстояние от меня, но пистолет не опустил.

Человек за решеткой рассмеялся. Это был тот самый смешок, который во всей галактике называют ехидным.

– Если поверишь, то ты – круглый болван. Хочешь знать, что это за работа? Убирать радиоактивные отходы. За час нахватаешься рентген на всю оставшуюся жизнь.

Глава 19

– Эй ты, закрой пасть, иначе будут неприятности! Джюка замахнулся на калеку электрической дубинкой.

Тот снова рассмеялся:

– Неприятности? Что может быть неприятнее лучевой болезни?

Он яростно затряс решетку, но та даже не шелохнулась.

Отвлекай внимание! Я еле заметно повернул голову и увидел стоящего рядом охранника. В запертой комнате поднялся шум. Пистолет не колебался, но я заметил, что его хозяин смотрит на своего напарника. И тут ребро моей ладони со всей силы рубануло ему по запястью.

Он взвизгнул от боли, пистолет упал на пол. Охранник резко наклонился за оружием, а я, продолжая разворот, треснул его другой рукой по шее. Затем крутанулся на сто восемьдесят градусов и оказался лицом к двери, через которую мы вошли. Схватился за ручку, рванул на себя, выскочил.

Все заняло считанные секунды. Группа туристов уходила, вестибюль был почти пуст. В его конце я заметил последних экскурсантов. Никто не смотрел в мою сторону. Я пошел быстрым шагом, подавляя соблазн побежать к выходу. Снаружи больше шансов скрыться. Там море, пристань, паром. Нет, не самая блестящая идея. В любую секунду из комнаты выскочат вооруженные охранники. И сразу ринутся к выходу. Я догнал группу.

Да, если бы я вышел наружу, меня бы схватили. Тут никаких сомнений. Паром не спасет, еще меньше смысла в беготне по острову. Есть способ получше. Охрана не сразу догадается, что я не выбежал из здания, а как ни в чем не бывало отправился на экскурсию.

Я шагал за остальными посетителями. Коридор расширился и превратился в зал, где тускло горели лампы и золотисто светилась стена. Гид уныло бубнил заученный монолог:

– Первое, что бросается в глаза на этой поражающей воображение выставке, – неоспоримое господство нашей атомной электростанции над ее меньшими сестрами. Предназначение реактора на острове Сикузоте – поставлять электроэнергию за самую что ни на есть символическую цену. Здесь видно, сколь эффективна и чиста наша технологическая цепочка...

Поводырь знай бубнил, а экскурсанты пялились на модели и мигающие лампы. Я украдкой поглядывал через плечо и старался, чтобы от входа в зал меня отделяли люди. Кто-то бежал к выходу из здания, доносились вопли. Несколько экскурсантов повернули в ту сторону головы, а я пробрался в середину толпы.

В противоположной стене зала я заметил проем и сообразил, что вскоре экскурсовод поведет нас туда. Я неторопливо сменил курс. При этом регулярно поворачивался, как будто разглядывал панораму. Но и оборачиваясь, пятился. И вот я в коридоре. Никто не смотрит в мою сторону, и темнота не позволяет заметить меня из другого коридора. Я медленно скрылся за углом.

– А теперь, Джим, соображай быстрей, – пробормотал я на ходу.

В коридоре пусто. Надолго ли? Любой, кто попадется навстречу, вмиг определит чужака. Если меня заметят, остановят, потребуют документы – все пропало!

Никаких дверей на пути. Только подсвеченные диорамы в стенах, славящие я/верную мощь. Исполинские машины, мужественные строители, жаркие электроны. Я быстро прошел мимо. Коридор заканчивался эскалатором, ступеньки со скрежетом тонули в недрах здания. Спуститься? Спрятаться под эскалатором? Глупо, меня легко найдут. Надо идти дальше. Я шагнул на ступеньку, затем побежал со всех ног. Еще наверху успел заметить в самом конце коридора дверь.

А на ней – табличку. “Только для сотрудников”.

Моя группа все еще в первом зале. Никто пока меня не заметил. Я должен стать сотрудником. Быстрый поворот отмычки. Впереди – туманная мгла. Я колебался.

– А сейчас, если вы последуете за мной... Я скользнул в темноту и затворил за собой дверь.

Услышал щелчок замка. В течение долгого прерывистого выдоха осмысливал, сколько же времени воздух стоял в легких.

Пока я в безопасности. Затравленный зверь нашел укрытие. А ведь только что я бежал куда глаза глядят, бежал не думая, движимый одним лишь страхом.

– Хорошая работа, Джим, – похвалил я себя хриплым шепотом. Чуточку приободриться совсем не вредно.

А еще не вредно призвать мозги к порядку. Я попытался представить, что творится снаружи. Сигнализация молчала – похоже, за мной охотились втихую. Сначала охрана вопила и бестолково носилась, затем задело взялся кто-то из начальников, умеющих соображать. Администрация не желает беспокоить посетителей, не привлеченных к чистке радиоактивных конюшен. Кто-то вовремя смекнул: если задержать паром, я застряну на острове. Значит, в первую очередь охранники позаботятся о плавсредстве. Когда его обыщут и не найдут меня, кто-нибудь вспомнит об экскурсии. Группу проверят, и на это тоже уйдет время, ведь меня отчетливо разглядел только один человек – вырубленный мною охранник. Его придется оживить и послать вдогонку за экскурсантами. Но меня среди них не обнаружат. Зону поиска расширят до границ острова, и в нее неизбежно попадет это здание. Что потом?

Держаться подальше от двери, вот что. Любой, кто сюда войдет, сразу меня увидит.

Между тем глаза привыкли к полутьме. Я осмотрелся. Через ряды дырочек необычной формы просачивался свет. Я озадаченно поморгал, затем понял, что нахожусь по другую сторону диорамы, мимо которой проходил. Здесь – служебное помещение для тех, кто ухаживает за выставками, переоформляет, вытирает пыль.

Я побрел наугад и уперся в глухую стену. Хорошо, пойдем в другую сторону. И лучше бы ей предложить что-нибудь поинтереснее тупика, иначе я буду вынужден вернуться в коридор, где меня без труда обнаружит охрана. Опять стена. Но в ней хоть дверь есть. Я приотворил ее на волосок и увидел хорошо освещенный пещерообразный зал. По нему двигались люди. Что-то вроде выставки. Я уловил запах краски. Подмости, кабели, лестницы. Вдали ревела сирена.

– Что там еще? – раздался в нескольких футах от моей головы мужской голос.

Я замер, затаил дыхание, вцепился в дверную ручку. Человек стоял прямо за дверью. Протяни руку – и дотронешься. Он отошел, не поглядев в мою сторону.

– Похоже, тревога, – сказал другой голос. – Приказано всем покинуть здание. Опять, что ли, пожарные учения? Из-за этих дурацких игрищ ни за что не успеем закончить выставку ко Дню Основателя.

Должно быть, он увидел, что дверь приотворена. Схватил за ручку, хлопнул. И с ворчанием пошел прочь.

Но меня он не заметил! Я выждал внушительный, как мне казалось, промежуток времени, затем еще чуть-чуть постоял. Наконец очень осторожно приотворил дверь. Зал безмолвен и безлюден. Я медленно вошел, озираясь и прислушиваясь к каждому шагу. Издали донеслись голоса, хлопнула дверь, наступила тишина. Сколько у меня времени до возвращения рабочих, можно только гадать. Прежде чем это случится, я должен придумать план. Найти путь к спасению или убежище. Найти хоть что-нибудь!

Я увидел панораму с макетом здания. Какую-то лабораторию с массивными бесформенными аппаратами и путаницей проводов. Голый манекен в неприличной позе за пультом. Рядом – груду других манекенов, среди них виднелись полуодетые. Еще один – на заднем плане. В белом и с противогазом на голове. На груди – красная эмблема радиоактивной опасности. Я в испуге отпрыгнул и тотчас спохватился.

Джим, не будь болваном вроде этих безмозглых манекенов. Никто не додумается выставить на витрине настоящий источник радиации. Это все подделки.

Я зашел за панораму и наткнулся на шкафы, стеллаж с красками, полки для моделей и деталей. Есть где спрятаться. И есть где быть найденным. Надо идти дальше.

Надо ли? Смотри, Джим. Думай. Размышляй как фокусник. Отвлекай внимание. Всегда и везде Людей притягивает тайное, непонятное, сложное. На очевидное они просто не обращают внимания.

А в этот миг очевидное смотрело мне в глаза.

Я осторожно снял противогаз и посмотрел в нарисованные очи манекена.

– Понижаю тебя в должности, – решил я. Прежде чем снять с куклы одежду, я как следует запомнил ее позу. А когда раздел, перенес к груде манекенов. Будет восьмым в этой куче, на самом ее дне. Вон они какие пыльные, давно тут лежат. Авось никто не заметит, что полку пластмассовых трупов прибыло. Я оделся в белое и прислонился к скамье в точности как оригинал. Надел противогаз и тут же едва не задохнулся. Снял маску, обнаружил, что закрыт один из клапанов. Я его открыл, снова надел противогаз. Душно, но сносно. Я присмотрелся к скамейке. Как бы незаметно опереться, чтобы удобнее было стоять? Это удалось. Я сел на ближайший стул и прислушался.

Хлопающие двери и громкие голоса предупредили меня задолго до возвращения рабочих. Когда они вошли, я неподвижно стоял у скамьи и смотрел на них через пыльные стекла противогаза.

– Где мы? – спросил появившийся передо мной охранник, тот самый, которого я свалил с ног. Он держал большую сложенную карту.

– Вот здесь, – ткнул пальцем один из техников. – Аккурат в центральном зале.

Охранника сопровождало человек шесть техников. – Есть какие-нибудь двери?

– Только одна. В мастерскую за выставкой.

– Посмотрим сначала там.

Выходит, я правильно сделал, что убрался оттуда.

Они методично обыскали помещение. Открывали встроенные шкафы, выдвигали ящики. Потом один за другим зашли мне за спину. Я стоял в напряженной позе, по хребту бежали мурашки.

Кто-то оглушительно чихнул, затем в поле моего зрения появился охранник.

– Почему всем наплевать, что тут столько пыли?

– Мы оформители, а не уборщики. А тебе-то какая разница?

– Антисанитария.

Тыльной стороной ладони он вытер нос. Прирожденный джентльмен, ничего не скажешь.

– А может, он тут спрятался? Охранник пнул груду манекенов. – Сейчас же прекрати! Что-нибудь сломаешь – пеняй на себя.

Техник оттолкнул охранника, нагнулся, поправил пострадавшую конечность манекена.

Вдруг он заметит лишнюю фигуру? А если и не заметит, то наверняка услышит буханье моего сердца Или шум крови в ушах.

– А может, это он?

Охранник указал на меня.

Он смотрел мне прямо в лицо. И остальные посмотрели. А я глядел на них и думал, что предпринять, когда меня разоблачат.

– Я сам его сделал, – сказал один из техников. – Ну что, может, дальше пойдем? Если будем канителиться, сверхурочно придется работать.

– Ладно, ладно, – уступил охранник. – Только покажите на карте, куда идти.

Когда за ними наконец затворилась дверь, по моему телу пробежала дрожь облегчения. Было не жарко, но я взмок. Шатаясь, добрался до стула.

– Джеймс, ты слишком стар для таких проделок, – признался я себе.

Я положил противогаз на пол возле стула, но белую форму не снял. Когда вернутся техники, я снова превращусь в манекен.

Однако они не вернулись. Наверное, кончился рабочий день. Или, что вероятнее, всех мобилизовали на розыски. Как быть дальше? Мне удалось сбить погоню со следа, но этот остров – ловушка. Наверняка паром сейчас под присмотром. Допустим, я проберусь на него под покровом темноты, затаюсь. А потом он отвезет меня на материк... Нет, слишком ничтожен шанс. Охранники все же не совсем дураки и перед отходом непременно обыщут паром.

Что же делать? Ответ был очень прост: обратиться за помощью. Пусть я крыса-одиночка, бывают обстоятельства, в которых не грешно опереться на чью-нибудь сильную руку. Можно ли остаться в этой комнате? Лампы горят, но световые люки в потолке потемнели. Вероятно, сейчас это убежище не хуже любого другого. И до восхода я много чего успею сделать.

Я достал телефон и набрал номер.

– Боливар, – сказал я, – ты не мог бы оказать небольшую услугу?

Глава 20

Первым делом он сообщил мне, что поиски Анжелины продолжаются. И я понял: сыновья не считали ворон. Боливар ни разу не хихикнул, пока я рассказывал, где нахожусь и по какой причине. Он выслушал мои поручения, потом задал несколько вполне оправданных вопросов. – Все будет хорошо, – сказал он наконец.

– Приятно слышать от тебя такие слова, но что-то в последние дни судьба нас не балует.

– Ничего, рано или поздно тьма неизбежно уступит свету. Я собираюсь позвонить Джеймсу, посмотрим, не поможет ли нам его компьютер. Есть и своих несколько идей.

– Очень рад, мне ведь и такими пустяками не похвастаться.

– Не давай себя поймать и жди звонка. И постарайся отдохнуть.

Отдохнуть! В ловушке? В панораме на атомной электростанции? А что, недурная мысль. Я собрал кое-какую ветошь, устроил себе за перегородкой гнездышко, – если кто войдет, сразу замечу. Некоторое время лежал напряженно, прислушивался, не раздадутся ли шаги. Потом, должно быть, уснул, так как следующим моим ощущением была вибрация – на запястье сработал телефон.

– У нас есть зародыш идеи, но пока маловато данных. Скажи, на электростанции охрана носит мундиры?

– Да, с золотыми пуговицами.

– А бляхи есть? Я напряг память.

– Нет. Только карточки с именами. Боливар задал еще несколько вопросов, затем пожелал спокойной ночи. Я поблагодарил и простился. Усталость притупила все мои тревоги. Снова я открыл глаза уже при проблесках рассвета. Моросил дождь – только его и не хватало. Самочувствие было хуже некуда. Уныние, вялость, красные глаза Я снял фальшивое лицо и почесал настоящее, покрытое щетиной. Послышался тонюсенький голосок.

Я огляделся, но никого не увидел. Но тут снова раздался зов. Я поднес к уху накладное лицо.

– Супчику куриного... – молило оно.

– Поешь, когда я поем, и ни секундой раньше. Но воду получишь, я и сам хочу пить.

Я отыскал в одном из закутков мастерской большой умывальник, где мокли малярные кисти. Побрызгал водой на обе мои физиономии, затем напился из горсти. Тщательно напоил личину через вороночку. В кармане завибрировал телефон.

– Папа, как самочувствие? – спросил Боливар.

– Измучен и жалок, но до сих пор свободен.

– Постарайся еще немного продержаться. Я узнал, что на острове дежурит ночной караул. Кроме часовых и тебя, никого не осталось. Весь персонал станции вывезен на пароме. Отправляюсь к тебе первым же рейсом.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Знаю. Я теперь офицер Полиции Здравоохранения и Безопасности, а ты – наш тайный агент.

– В самом деле? Никогда не слышал о такой организации.

– И никто не слышал. Ее только что создал Джеймс и поместил в государственные банки памяти. На Феторре столько всевозможных разновидностей полиции, что одной больше, одной меньше – никто не заметит. Как мы с тобой встретимся?

– Не знаю. Если меня увидят, сразу схватят!

– Не схватят, если я буду рядом. Я поразмыслил.

– Пройди вместе с экскурсантами через парадный вход Поверни налево, пересеки большой зал и иди по коридору. Доберешься до эскалатора, но не спускайся. Сначала позвони. Я к тебе выйду.

– Согласен. До связи.

Я, не внемля мольбам о курином супчике, надел личину и возвратился на недооформленную выставку. Она меня спасла, но вряд ли удастся провести здесь еще одну ночь. Я вернул манекену одежду и противогаз, поставил его на прежнее место. Вышел в ту же дверь, через которую проник на выставку, и очутился в зале за диорамами. И направился в его противоположный конец, надеясь, что там меня не заметят. Разумеется, если не будет нового тщательного обыска.

Я сел, прислонился к стене и даже ухитрился вновь уснуть.

Разбудил меня телефон.

– Ты где?

– Возле упомянутого тобой эскалатора.

– Там и стой. Я иду.

Мне невыразимо полегчало. Неизвестно, что затеял Боливар, но одно ясно: из этой переделки он меня вытащит. Я отворил дверь в коридор и увидел его – в очень опрятном и очень официальном мундире.

А рядом с ним стояли двое легавых и при виде меня сделали стойку. С тыла их прикрывала решительная группа поддержки в белых лабораторных халатах. Я попятился, но Боливар двинулся вперед и обнял меня за плечи.

– Инспектор Кидого, вы потрудились на славу. Отдел вами гордится.

Он протянул правую руку, я ее пожал. И ощутил в ладони металл.

– А теперь, инспектор, скажите, вы кого-нибудь узнаете?

– Разумеется, узнаю! Вот этих двух мужчин. Мои слова остудили пыл охранников. Настолько, что они затряслись от страха.

– Правда, что они угрожали вам насилием и принуждали к нежелательным действиям? Я кивнул.

– Отлично. И еще один вопрос: чего они от вас добивались?

– Чтобы я вопреки своей воле работал с радиоактивными материалами.

– Ах, вот как! – вскричал Боливар и грозно наставил палец на субчиков в белых халатах. Похоже, они перепугались не меньше охранников. – Инспектор, покажите этим людям ваше служебное удостоверение.

Я полез в карман и достал незаметно переданный сыном жетон. Очень официальный на вид, позолоченный, с голубыми буквами: “Полиция Здравоохранения и Безопасности”. На него вытаращились, как на ядовитую змею. И затряслись от страха. Боливар достал телефон, набрал номер. Пока он говорил, обслуга электростанции, казалось, даже не дышала.

– Да, генерал. Мы получили неопровержимые улики. Как вы и опасались, на острове охрана никуда не годится, любой диверсант проникнет без всякого труда. Инспектор Кидого легко миновал так называемых часовых. Он пробрался к ядерному реактору и все сфотографировал. Более того, сэр, подтвердился слух, будто обслуживающий персонал заставляет посторонних убирать радиоактивные отходы. Тайное наконец стало явным. У нас есть доказательства. Да, сэр, спасибо. Всех арестовать? С удовольствием. Не беспокойтесь, им отсюда не убежать.

Он опустил телефон и окинул моих недругов очень впечатляющим взглядом.

– К острову Сикузоте летят вертолеты Полиции Здравоохранения и Безопасности. Любой, кто попытается выйти из здания, будет застрелен на месте. Немедленно соберите свои вещи, потому что никто из вас сюда не вернется.

Все разбрелись, оплакивая свою карьеру и готовясь к отсидке. Одно удовольствие было смотреть на понуро согбенные спины и заплетающиеся ноги. Когда исчез последний дрожащий халат, мы с Боливаром вышли через парадный вход и направились к поджидающему парому.

– Поздравляю, – сказал я. – Отличная работа.

– Благодари Джеймса. Все он придумал. И помог ему компьютер. Психологически план безупречен. Все эти люди нарушили множество законов. И пока они ждут, когда на их шею опустится топор палача, мы преспокойно выберемся отсюда. Думаю, я и в самом деле позвоню властям, расскажу, что тут творится. Преступники получат по заслугам. Только боюсь, им долго придется ждать. В Шварцлегене лишь один вертолет – тот, на котором я прилетел. Сейчас мы на нем смоемся...

– Нельзя. – Мы зашли в пустую каюту, я упал в кресло, а паром отдал швартовы. – Забыл, зачем я здесь? Кайзи мне поручил диверсию. Только ума не приложу, как это сделать. Остров – что разворошенный муравейник, все мечутся и ждут полицию.

– На этот счет не беспокойся, перед отлетом все уладим.

Я разинул рот, недоверчиво покачал головой.

– Что ты сказал?

– Это просто, как два плюс два. Ты говорил, Кайзи дал тебе взрывчатку. Надо полагать, она в надежном месте.

– В баре на берегу.

– Отлично. Я, пока летел сюда, не забывал о твоем задании. А когда садился, нашел очень легкий способ его выполнить.

– Легкий способ? Если я сегодня кажусь тебе идиотом, прости. Это лишь потому, что я и чувствую себя идиотом. Так что же ты увидел, когда твой вертолет шел на посадку?

Боливар с ухмылкой ткнул пальцем в небо. Я посмотрел на палец, затем туда, куда он указывал, – и на моем лице улыбка расползлась шире, чем на сыновьем.

И правда, ответ крылся в небе. С острова электроэнергию качали но толстенным проводам.

– Через пролив ходи г только одно судно – наш паром. Башня стоит на скалистом мысу у самой воды Зданий и дорог поблизости нет. Если точно направить взрыв, она вместе с проводами упадет в море, и при этом никто не пострадает.

– Да, и представляю, как зашипит море! Этот звук услышат все фондовые биржи! Погаснут лампы и фонари, остановятся магнитолевитационные поезда. Рад, что нам предстоит лететь, а не ехать.

На берегу мы двинули прямиком в бар. Угостились пивком с медведьбургерами, а потом я забрал чемодан. И купил банку куриного бульона, чтобы лицо не свалилось от истощения.

Боливар взял напрокат колымагу. За городом трасса была почти пуста. Мы дождались на обочине, когда она совсем очистится, и свернули на служебную дорогу, что вела к электрической башне. Спрятали машину на полпути за грудой валунов, дальше пошли пешком.

Я задрал голову, поглядел на стальную громадину и тяжело вздохнул.

– Вынужден признать, я ничего не смыслю в подрывном деле.

Боливар осторожно забрал у меня плайтекс.

– Ни разу не слышал подобных признаний. Я вырос в уверенности, что ты разбираешься во всем на свете.

– Почти во всем.

– А я, когда занялся изучением лун, в первую очередь освоил подрывное дело. Даю слово, эта малютка свалится, куда нам надо, и никого не заденет.

Башню огораживал забор с колючей проволокой наверху. Ну хоть что-то по моей части!

Пока я разбирался с замком на воротах, Боливар на глаз прикинул габариты башни.

– Видишь, четыре опоры вмурованы в камень. Они очень прочные, на вид несокрушимые. Но вверху утончаются и образуют решетку, которая поддерживает поперечную балку и провода.

Я вглядывался, все сильнее прогибаясь назад. Чуть не упал.

– Какая высоченная!

– Правда, красавица? Отличное будет восхождение. Как на горную вершину. До скорой встречи.

Он положил мину и взрыватель в карманы и тронулся в путь, прежде чем я успел молвить хоть слово. Впрочем, что я мог сказать? Предупредить, чтобы он был осторожен? Пожелать удачи?

Боливар знал толк в скалолазании, я многократно наблюдал, как он справлялся с труднейшими маршрутами, но на сей раз у меня аж дух захватило. Он поднимался уверенно и размеренно, как автомат. Добрался до стыка четырех опор. Здесь и заложит взрывчатку? Нет. Он полез дальше, исчез из виду, а затем появился у огромных изоляторов. Рядом ходуном ходили провода. Там Боливар и замер – темное пятнышко на фоне блестящего металла.

Не знаю, сколько он провозился. Но субъективного времени минула целая вечность. Наконец я увидел, как он спускается – медленно и уверенно. Когда до земли остались считанные метры, он спрыгнул, выпрямился, улыбнулся и отряхнул ладони.

– Пара пустяков. Я поставил часовой механизм, через два часа рванет.

– Полюбуемся! Займем места в первом ряду.

– Точно.

Наемная тачка отвезла нас в вертопорт. Там оказался уютный робобарчик. Неописуемой жидкостью, якобы предназначенной для внутреннего употребления, я смыл чуточку усталости. Боливар пил минералку и поглядывал на часы.

– Папа, как управишься с этой отравой, встаем и улетаем.

Мы летели над темными берегами, восходящее солнце светило нам в спину. Внизу все было умыто ночным дождем. “Стрекоза” прошла на бреющем над толстыми кабелями, лениво описала круг. – Паром у причала. Внизу никого. И дорога пуста.

– Пора бы уже... – заметил Боливар, и тут в небо рванулся огненный шар. А затем взвилась клубящаяся туча черного дыма.

Потом долго ничего не происходило. Наконец вертолет тряхнуло – до нас добралась ударная волна.

– Сейчас, – сказал мой сын.

И тут это произошло. Накренилась макушка башни, сорвалась, и ее падение было по-своему красивым. Огромные изоляторы неслись к воде, дергались и корчились толстенные провода.

Из могучих черных змей рвались электрические молнии. Эти змеи корчились, бились в конвульсиях, летели все быстрее, а вдогонку мчались исковерканные фермы. И вот все это рухнуло в море, и поднялись высоченные волны, и разбежались по проливу.

– Теперь островитянам будет о чем подумать, – с огромным удовлетворением сказал Боливар. – Я не очень-то люблю ломать и портить, но разве подонки, загоняющие экскурсантов на уборку ядерных отходов, не заслужили такой урок?

Я был абсолютно с ним согласен и охотно признал это.

Глава 21

В вертопорте, прежде чем расстаться, мы позвонили Джеймсу. По-прежнему не было новостей, кроме одной, и то неутешительной: ему так и не удалось найти логово Кайзи. Оказывается, легче проникнуть в правительственные архивы, чем одолеть частые барьеры этого элитарного городка. Когда Боливар улетел, я подхватил чемодан. Но далеко не ушел. Поравнявшись с винной лавкой, перед которой стояла скамейка для алкоголиков, я понял: вот и конец путешествия. Получив банку охлажденного пива, я расположился на солнышке и позвонил Кайзи.

– Дело в шляпе. Надеюсь, я не покажусь вам нескромным, если скажу, что поработал на славу.

– Вы где?

Я объяснил и отключил телефон. Прежде чем я успел осушить банку, подъехал Кайзи. Отворилась дверца лимузина, я сел, бросил на заднее сиденье фальшивый паспорт, сорвал физиономию и в последний раз услышал жалобное “супчику куриного...” Накладная харя отправилась вслед за ксивой.

– В Шварцлегене меня видела уйма народу. К тому же по этому паспорту и с этой личиной я брал напрокат вертолет, потому что магнитолевитационные поезда без электричества не ходят. Вам понравилась моя работа?

– Понравилась бы гораздо больше, если бы вы не прервали связь со мной.

– А, вы имеете в виду “жучки”? Естественно, от них пришлось избавиться. Простите, но я ценю свое уединение.

– Сегодня вечером поедете в сокровищницу.

– Как? Разве я не услышу “спасибо”? Не получу денек отгула? Или хотя бы одобрительный хлопок по спине?

– ДиГриз, не утомляйте меня. Как я и говорил, осталось последнее задание По-моему, вам и самому не терпится расстаться со мной.

Тут он был прав Я и в самом деле этого ждал. И не доверял ему ни на йоту.

На складе он сразу приступил к делу:

– Игорь, принеси из машины большой ящик и сгинь.

Шаркая и кряхтя, Игорь приволок ящик, взгромоздил на стол и вышел Кайзи достал фотографию и вручил мне.

– Этот человек носит имя Иба Ибада. По известным причинам его прозвали Иба Невезучий.

Трудно было бы ему не обзавестись таким прозвищем. На фотографии я увидел мужчину среднего роста и рыхлого телосложения. Пожалуй, он бы не выглядел уродом, если бы не бесформенный шрам Он начинался на лбу, оставлял на носу глубокий ров и пересекал щеку. Шрам был зашит, но столь грубо, что виднелись следы стежков. – Производственная травма, – пояснил Кайзи. – Иба по неосторожности угодил в станок. И зашил его малоопытный, судя по всему, санитар Парень лишился и работы, и надежды когда-нибудь ее найти. Во мне он видит своего спасителя, ведь я устроил его в бригаду уборщиков сокровищницы. К тому же я из своего кармана плачу ему хорошее дополнительное жалованье, чтобы он мог тешить свои отвратительные наклонности. Он это ценит и оказывает мне услуги. Сегодня вечером вы займете его место.

– И что, никто не заметит подмены?

– Никто. Все продумано до малейшей детали. Это были не пустые слова. Лежащий в том же ящике искусственный шрам ничем не отличался от оригинала. К тому же он был влагостоек и поддавался лишь специальному растворителю. Определенной формы прокладки за щеками увеличили мое сходство с Ибой. Его спецовка была достаточно мешковатой, чтобы скрыть разницу в телосложении. Тяжелые ботинки были хорошо разношены и не жали.

– А как быть с удостоверением личности? Я с гримасой отвращения гляделся в зеркало. Кайзи подал футлярчик.

– Контактная линза на правый глаз. Не потеряйте. Она очень дорога и незаменима. На ней рисунок его сетчатки. Вот четыре пары пластиковых перчаток с отпечатками его ладоней. Этого должно хватить, потому что вам предстоит побывать в сокровищнице лишь дважды. В первый раз – чтобы самому увидеть оборудование и сигнализацию, особенно в хранилище облигаций. На следующую ночь – непосредственно кража. У меня есть специальный набор взломщика, он тоже очень дорог и незаменим. Сумеете им воспользоваться?

Я взял футляр, открыл и ухмыльнулся.

– Еще до того, как я начал бриться, мне случалось делать наборы получше. Но с чего вы взяли, что на вторую ночь мне удастся взять сокровищницу?

– С того, что у вас нет выбора. Другого шанса не будет. Иба получил билет и огромную премию. Сегодня он покинет планету. Кроме того, у меня заложник Вспомните видеозапись.

Я вспомнил. Что ж, похоже, деваться некуда.

– Взгляните, – вторгся в мои печальные мысли Кайзи, подавая диск.

Я вставил его в компьютер.

– Это Иба в ночную смену. Вот таким маршрутом он идет, вот так он работает. Как видите, он нетороплив. Успеете выполнить и его задачу, и свою.

– Как я туда попаду?

– Вас подвезет Игорь. И заберет на том же месте после работы. А сейчас .мы расстанемся. Есть еще вопросы?

– Пока ничего в голову не приходит.

– Другой возможности задать их не появится. Мы не увидимся до вашего возвращения.

Что может быть скучнее, чем елозить шваброй по полу и опустошать бумагоизмельчители? Разве что смотреть на это. И не столько на это, сколько на ковыряние в носу и почесывание задницы. Впрочем, понять Ибу было нетрудно – львиную долю уборки выполняли роботы. Я включил ускоренное воспроизведение. Стало повеселее, но ненамного.

Все необходимое я успел выучить, так как выезжать предстояло около полуночи. Потом я лег на койку и задремал перед компьютером.

– Ехать пора! – прокричал мне в ухо шофер. Пора так пора. Громыхая, фургон вез нас по темным и тихим улицам. Контактная линза вызывала зуд, я едва сдерживался, чтобы не тереть глаз. Руки потели в резиновых перчатках, набор взломщика оттягивал карман. Наконец Игорь остановил грузовик и махнул рукой.

– За углом.

Я приступил к делу. Вместе с другими ночными уборщиками, тоже облаченными в спецовки, я поднялся по ступенькам сокровищницы, прикидываясь, будто не замечаю их. Совсем как Иба в учебном фильме.

– Ну, и как твоя подружка? – крикнул один, и этот вопрос вызвал огромное воодушевление среди остальных гигантов мысли.

Я ответил, подражая Ибе:

– Твою мать!

Других слов в фильме попросту не было. Зато эти он повторял к месту и не к месту.

Скучающий охранник придерживал отворенную дверь. Я укоротил шаг, чтобы войти последним. Если что-нибудь не заладится и поднимется тревога, никто не должен стоять на пути моего бегства. Приближаясь к сияющему отверстию сетчаткоскана, я неудержимо мигал – контактная линза сильно раздражала глаз. Мало того, она еще и сдвинулась!

Я выругался и пошел еще медленнее, стараясь кулаком вернуть ее на место. Уже последний человек передо мной миновал сканер.

– Эй ты, задница, пошевеливайся, – заботливо посоветовал охранник. – Не собираюсь тут всю ночь торчать.

Это меня подстегнуло. Я в последний раз надавил на контактную линзу и нагнулся к светящемуся отверстию. Затем встал, не дыша. Я ждал сигнала тревоги. Лампа над входом полыхнула зеленым. Я медленно подошел к запертой двери. Прижал ладонь к пластине на косяке. Щелкнул замок, я вошел. Остальные ночные уборщики расходились, исчезали в темном безмолвном здании. Я распахнул дверь на служебную лестницу и спустился на два марша. Когда я входил в аккумуляторную, вспыхнул свет. Меня встречали ряды молчаливых неподвижных роботов. – Твою мать, – по обычаю своего двойника сказал я.

У двери висело заряженное под завязку электрострекало. Я снял его с кронштейна и ткнул в ближайшего робота.

В пластину приемника ударила большая искра, среагировало реле, и штуковина ожила. Зарядный кабель отсоединился и юркнул в свой контейнер. Робот вышел из комнаты. Я танцевал вокруг своих подчиненных, жалил разрядами, пока не выгнал всех. Мы шествовали, оставляя позади кабинет за кабинетом, под клацанье и шуршание опустошаемых бумагоизмельчителей, под перестук пепельниц. Позади нас шелестели мокрые швабры. Время от времени какой-нибудь бестолковый робот зацикливался, снова и снова доставал и вытряхивал уже пустой ящик. Прикосновение стрекала к нужному месту заставляло его образумиться. От скуки я вообразил, как буду заниматься этим до конца дней своих, и содрогнулся. Хватит и часа такой работенки, чтобы почувствовать, как тупеешь.

Я монотонно искрил и ругался, пока мы не достигли этажа, где располагалось хранилище облигаций.

– Всем стоять. Перерыв десять минут.

Они не подчинились, и я снова выругался. Я что, не так приказал?

– Стоп! Стоп!

Когда я повторил это в четвертый раз, роботы замерли. Я прислонил стрекало к стене и побежал по тускло освещенному залу. По пути я считал двери, которые столько раз проходил в виртуальной реальности. Вот и нужная. Замок на ней был простенький, охранная сигнализация отсутствовала. Я справился легко.

Сразу за ней стояла металлическая решетка на петлях – эта задачка уже посложнее. Слава Богу, все сигнальные устройства – антиквариат. Им бы в музее красоваться, а не сокровищницу охранять. Сначала достаем кусок проволоки и шунтируем электронный замок. В этот древний механизм заложены миллионы комбинаций, чтобы его открыть, необходимы часы компьютерного времени. Мой же приборчик нашел код меньше чем за три минуты. Я ввел цифры в память замка и отворил решетчатую дверь.

Теперь – сигнальное устройство в косяке. Ну, это не проблема. С такой системой я сталкивался не раз. Я надел инфракрасные очки, и комнату сразу же пронизали многочисленные лучи. Они перекрещивались под всевозможными углами. Угоди под такой лучик – поднимется страшный тарарам. Но если поставить перед линзой приемника генератор луча с нужной частотой, я пройду по комнате незамеченным.

Допустим, все получится. Допустим, я войду в комнату, сниму с полок облигации, нагружу роботов, вынесу добычу. Куда? И, что гораздо важнее, как вместе с ними покинуть здание?

– Твою мать, – выдал я, испытывая что-то соответствующее этому ругательству. И подстегнул роботов стрекалом. До конца смены еще есть время, успею что-нибудь придумать Время еле плелось. Время ползло, как улитка. Роботы мыли, вытирали, вытряхивали, стучали, зацикливались, но в конце концов наступил положенный перерыв. Я превратил свою орду в немую сцену и поискал подходящее местечко, чтобы перекусить. Вскоре мне приглянулся кабинет какого-то важного чиновника. Я уселся в кожаное кресло за огромным, как футбольное поле, блистающим столом, и посмотрел в хрустальное окно. Я постарался не ощущать вкус еды. По какой-то неведомой причине Иба питал противоестественную любовь к маринованным и копченым свинобразьим хвостам и всегда тащил на работу контейнер этого лакомства. Ради пущего сходства с образом я пошел на эту пытку, о чем теперь горько жалел. Хрящики вмиг забили горло, застряли в зубах. Вместо зубочистки я использовал иглу свинобраза, оказавшуюся в контейнере вместе с куском шкуры.

Но, пока мое сознание подвергалось физическим и нравственным мучениям, подкорка времени не теряла. Она анализировала, планировала, замышляла, корпела. Я бросил недоеденные останки свинобраза в мусороконвертер, где они превратились в космические лучи, и встал.

И тут же снова сел – в мозгу забрезжило решение всех проблем.

Да, выход есть. Он непрост, и никак не обойтись без риска. Возможно, я единственный человек в цивилизованной галактике, способный хотя бы вообразить такое дерзкое преступление, уже не говоря о том, чтобы его выполнить. И, хуже всего, без всякой выгоды для себя. Нет, все-таки я должен вырваться из жадных лап Кайзи.

Глава 22

Когда я выходил из сокровищницы, на востоке забрезжил рассвет. Я устало поплелся на место встречи, к Игорю. В молчании мы доехали до склада; опустились ворота гаража, и я увидел машину Кайзи. Он двинулся навстречу и властным жестом остановил фургон. Я устало спустился на пол.

– Игорь, пойди купи пива, – скомандовал он. – Автомат пустой.

– А деньги?

– Вот деньги. Ступай.

Я понял, что Кайзи хочет не пива, а разговора с глазу на глаз.

– Как прошла рекогносцировка? – спросил он, едва поднялись ворота.

– Как по маслу. Могу проникнуть в хранилище и выкрасть облигации за десять минут. И то большая часть времени уйдет на транспортировку.

– Прекрасно.

– Не спорю, не спорю. Если бы не одна пустяковая проблемка, я бы назвал этот план идеальным.

– Проблемка? Вы о чем? Похоже, он встревожился Я посолил ему рану.

– За одну ночь можно вынести облигации из хранилища, но не из сокровищницы.

– Что вы городите? – процедил он сквозь зубы.

– Помилуйте, это же так просто понять! Даже Игорь сумел бы. Я говорю о том, что облигации можно вынести из хранилища, но не из сокровищницы.

Он побагровел. Я понял, что совершаю большую ошибку – сейчас его бесить нельзя. Ладно, поспешим исправить – Операция осуществима Уверяю вас, я могу вынести облигации из хранилища, а со временем из здания. Просто на это уйдет больше времени. Не беспокойтесь, получите вы свои бумажки. Но не сразу. Я обошел здание и проверил каждый выход Все двери запираются снаружи Значит, мне нужен помощник который откроет дверь с улицы. А еще – грузовик Он должен дождаться меня и увезти добычу.

– Все это легко устроить.

– Так уж и легко! Уличные ворота для транспорта тоже запираются вечером. По ночам машины не ездят. Грузовик сразу заметят, значит, риск слишком велик Но есть и другой способ, и он с риском не связан. К тому же на дело пойду я один, а значит, не надо привлекать сообщников. Будет что-то вроде той вашей кражи в собственном банке В таких делах, надо признать, вы настоящий гений.

Он самодовольно ухмыльнулся – известно, что все эгоисты принимают любую лесть за чистую монету.

– Не будь я гением, не стал бы богатейшим человеком в галактике. Продолжайте.

– Слушайте внимательно. Прежде чем обчистить хранилище, я проникну на склад номер восемь ноль три. Там лежат канцелярские запасы. Как вы, наверное, уже догадываетесь, эго очень просторное помещение, потому что бюрократы обожают переводить бумагу. Я пройду к самым дальним штабелям, до которых не дотрагивались месяцами, если не годами, и запасусь бумагой в том же объеме, который занимают облигации...

– Зачем?

– Выслушайте до конца и поймете. Открыв хранилище, я сложу бумагу посреди комнаты, а затем вынесу облигации. И установлю термитную мину замедленного действия. Обожаю термитные мины. И, наконец, последний, если можно так выразиться, штрих гения – я разбросаю по комнате несколько обгоревших облигаций Как будто их разметало пламенем. – Позвольте закончить за вас! – азартно вскричал Кайзи. – Вы перенесете краденые облигации на склад канцелярских принадлежностей, спрячете их подальше от глаз, на месте изъятой бумаги! Утром в обычноевремя выйдете из здания, и после вашего ухода взорвется мина. Вы, конечно, оставите хранилище запертым?

– Конечно.

– И тогда полиция столкнется с неразрешимыми загадками: поджог или самовозгорание? Кто сложил бумаги? Почему заперто хранилище? Вдоволь пищи для подозрений и догадок. О краже никто поначалу не подумает Что же это за вор, который оставляет добычу на месте?

– Позвольте добавить несколько деталей к вашей мастерской реконструкции, – сподхалимничал я. Он кивнул. – Заказы от разных отделов на канцелярские принадлежности скапливаются в одной из служб. А та отправляет их поставщику. Он раз в неделю присылает грузовик с товаром.

Кайзи выжидательно наклонился вперед, а я играл свою роль по всем законам сценического искусства.

– Следующая доставка – через три дня. Водитель в сопровождении одного из охранников повезет груз прямиком на склад. Но в этот раз водителем буду я. После разгрузки охранник уснет. Я перенесу облигации в машину, а их место займет спящий страж. Затем я выйду из здания. Вот вам и преступление века.

Он глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла. И улыбался, обдумывая мой гениальный план.

Вошел Игорь. Кайзи взял бутылку пива, откупорил и хлебнул от души. Потом оценивающе посмотрел на меня.

– Справитесь?

– Справлюсь. Но понадобится кое-какое снаряжение.

– Давайте список. Сегодня же вечером все получите.

– Отлично. А теперь я собираюсь перекусить и вздремнуть.

Кайзи не пытался меня остановить. Знал: пока Анжелина – пленница, я целиком в его власти.

Я медленно брел по улице, а мимо плелись на работу наемные невольники. Вот и сень знакомого механомаркета. Но сначала надо оторваться от слежки, хоть я ее и не заметил. Я вошел в первое же попавшееся конторское здание, в одиночестве поднялся на лифте, спустился по ступенькам и вышел черным ходом. Для верности несколько раз повторил процедуру. Лишь затем купил дешевый телефон.

Но прежде, конечно, выбросил старый. У Кайзи была целая ночь, чтобы посадить в него “жучок” и увешать подобными насекомыми меня.

– Официант, подойдите-ка, – сказал я, как только откликнулся Боливар. – Напомните, что я заказывал, когда был здесь в последний раз. Да, медведьбургер и пиво.

Я вышел и бросил телефон в ближайшую урну, надеясь, что Боливар все услышал и понял: на мне “жучки”, и я буду ждать в ресторане, где мы уже встречались.

Я брел, нигде не задерживаясь подолгу, на тот случай, если какой-нибудь из “жучков” дает пеленг. Затем вернулся в ресторан и увидел в угловой кабинке Боливара. Я описал широкий круг, возвратился и чуть ли не вбежал в ресторан. Зашел сыну за спину и подал карточку, когда он повернулся.

“Обыщи меня индикатором”.

Что он и сделал, лишь единожды изумленно посмотрев мне в лицо Три монеты, как обычно, а еще машинка полыхнула красным на металлическую пуговицу. Кайзи постоянно шел на новые ухищрения. Я сорвал пуговицу и отдал Боливару вместе с монетами. Он достал из кармана экранированный мешочек и спрятал миниатюрные передатчики.

– Теперь нас не услышат, – сказал Боливар. – Отличный грим, папа, я тебя еле узнал. У меня хорошая новость: Боливар нашел дом Кайзи.

– Как? Ведь это ты – Боливар!

– Джеймс, папа. Вечно ты нас путаешь.

– Она там?

– Этого мы не знаем. Но дом очень большой, и его обслуживают первоклассные роботы.

– Первоклассные. То есть умные и бдительные. Чтобы с ними сразиться, необходимо как следует подготовиться.

– Пока вы с Боливаром ездили в Шварцлеген, я наконец вломился в муниципальную базу данных Санкиста-у-Моря. Вломился в прямом смысле слова.

– Не понял.

– Тамошние противохакерские программы оказались мне не по зубам. Поэтому однажды ночью я совершил ночную кражу со взломом. Для отвода глаз вынес принтер и факс. Ну, и встроил передатчик в главный сервер. Теперь данные для нас не тайна. Я оставил Боливара рыться в государственных файлах, и скоро он раздобудет подробнейшие чертежи интересующего нас здания.

– У меня была долгая ночь. – Я постучал по клавиатуре карты вин, заказал нам по двойной порции зенкораскрывателя. – Позволь, я расскажу обо всем.

– Ух ты! – воскликнул он, выслушав, сделал большой глоток и поперхнулся.

Я постучал его по спине. Помогло.

– Самый красивый “скачок” из тех, о которых я слышал, – восхищенно сказал сын.

– Спасибо. Польщен. Но, боюсь, я скрыл от своего любезного работодателя один нюанс.

– Какой?

– Машина с канцелярской дребеденью прибудет не через три дня, а через два.

Он мгновенно понял всю важность этого факта. И расплылся в улыбке.

– Собираешься вывезти и припрятать облигации?

– Вот именно. Но прежде, чем хотя бы думать об этом, мы должны быть абсолютно уверены, что твоя мать в безопасности. У меня еще одно поручение для тебя. Я не случайно так вырядился. Я похож на некоего Ибу, который работает в “Планетарной сокровищнице”. По словам Кайзи, он получил крупную сумму денег и улетел вчера на космическом лайнере.

– Не похоже на методы Кайзи. По-твоему, это ложь?

– Да. Выясни, кто вчера покинул планету. А заодно просмотри свежие новости.

– Считай, что уже сделано. Как тебе сообщить?

– Вот этого пока не знаю. Думаю, нам до поры лучше держаться подальше друг от друга. Если Кайзи хотя бы заподозрит, что мы виделись, нам несдобровать. Я позвоню завтра. Рано, примерно в это же время. Как только проверну дельце с облигациями.

– Береги себя, – напутствовал меня сын. Судя по всему, он тревожился.

– Я всегда себя берегу.

В эти слова я вложил больше уверенности, чем испытывал. Сказать, что я нервничал, – значит ничего не сказать.

Джеймс отдал мне экранированный пакет, я вытряхнул “жучков” и положил в карман. Забрав мешочек, Джеймс молча помахал на прощание. Я ответил тем же и отправился на склад – отдохнуть.

Вернее, я надеялся отдохнуть. Когда я вошел, Игорь посмотрел в мою сторону и отвернулся. Зато Кайзи встретил меня горящим взором, его обуревали идеи.

– Мне не нравится, что вы бродите по городу в одиночку.

– Почему? Кого мне бояться?

– ДиГриз, я вам не доверяю. Слишком гладко стелете. – Он указал на заваленный покупками стол. – Здесь все, что вам понадобится.

Он полез в сумку и достал пистолет.

– Хочу, чтобы вы сидели спокойно, пока Игорь наденет наручники.

Я вынужден был подчиниться. Битюг зашел мне за спину, пистолет неуклонно смотрел в лоб. Щелкнули наручники. А мерзавцам и того мало – еще одной парой Игорь сковал мне щиколотки.

Кайзи убрал пистолет и улыбнулся.

– Теперь можете поспать. У вас впереди трудная ночь.

Оба с наслаждением смотрели, как я поднимаюсь на ноги, поворачиваюсь, скачу к койке, тяжело на нее падаю. Я корчился, пока не оказался на спине. Глянул на наручники и понял, отчего улыбается Кайзи. Отмычкой с такими не справиться. Комбинационные замки утоплены так глубоко, что диски не повернешь, даже если дотянешься пальцами. Я попытался. Не получилось.

Даже скованный по рукам и ногам, я крепко уснул – помогла усталость. Проснулся, услышав голоса, и в следующий миг снова провалился в сон. И лишь почувствовав щекой дыхание Игоря, а главное, уловив мерзкий запах из его рта, я полностью очнулся.

Он, согнувшись, возился с комбинационным замком. Я растопырил пальцы, чтобы вцепиться в его горло, но тут увидел Кайзи. Он держал меня на мушке.

– Тащи его сюда, тут светлее.

Игорь схватил меня за лодыжки и стащил с кровати. Я рванулся вбок и упал на плечо, а не на голову Водитель, ругаясь, перетащил меня в другую комнату и сидел на мне, пока не снял оковы.

– Разве так принято обращаться с лояльными служащими? – поинтересовался я, усаживаясь на стул.

– Сейчас Игорь отвезет вас в сокровищницу, – сказал Кайзи. – Я буду рядом, в своей машине, глаз с вас не спущу. А утром прослежу, как вы покинете здание. Если возникнет хоть малейшее подозрение, что вы отступили от плана, можете не сомневаться: вам больше никогда не увидеть жену.

Я промолчал, потому что не надеялся на свою выдержку. Он принял это за согласие. Посмотрел на часы.

– Пора. Возьмите коробку с завтраком. В ней необходимое снаряжение, замаскированное под мерзкую еду.

Мы поехали знакомой дорогой к знакомому углу. Потом – знакомая прогулка к входу в сокровищницу. Все как тогда, разница лишь в том, что сзади бесшумно катила черная машина. Она остановилась на соседней улице.

Я был счастлив скрыться за углом от глаз Кайзи. Контактная линза на этот раз не своевольничала. Замок среагировал на фальшивую ладонь. Я вошел – Ты! Иба, я к тебе обращаюсь!

– Мать твою! – угрюмо буркнул я, не глядя на говорившего. Что ему нужно?

– Иди сюда! У меня кое-что есть. Пришлось остановиться, посмотреть на него. Он протягивал газету.

– Какой-то парень принес, велел тебе передать. И даже заплатил пять кредитов – хочешь верь, хочешь не верь. Я просмотрел. Ничего особенного. Просто сегодняшняя газета. Хотел даже выбросить Он уронил газету и ушел.

Газета? От кого? Уж конечно, не от Кайзи. Значит, от Джеймса. Но почему?

Я не мог прочитать газету сразу. Другой охранник, в вестибюле, подозрительно таращился на меня.

– Мать твою! – крикнул я вслед уходящему и поспешил к своим заждавшимся помощникам.

Лишь пробудив их к жизни, я раскрыл газету. Торопливо просмотрел Читать не было времени. Хотя погодите-ка! На последней странице из поля был вырван крошечный полукруг. Рядом с рекламой набора “Сделай сам себе грыжу”. Не может быть! Я посмотрел на другой стороне листа и обнаружил заметку петитом: “Самоубийство в озере Центрального парка”.

Меня прошиб озноб. Я пробежал заметку.

“Неизвестный... изорванная одежда... вода в легких... опознать не удалось...”

И последняя строка: “Бесформенный шрам на лице”.

Значит, не надо изучать списки пассажиров. Иба уволен. Слишком много знал о делишках Кайзи.

Теперь было ясно как день, что ожидает меня.

Глава 23

Впервые я порадовался тому, что работа уборщика не требует участия мозгов. Мои мысли описывали бесчисленные круги в поисках выхода и не находили. Выкрасть облигации можно – это самая простая часть операции. Но сразу после кражи меня снова закуют и посадят под замок. А через два дня в сокровищницу приедет машина с канцелярскими припасами. Что делать? Признаться, что доставка произойдет днем раньше? Если признаюсь, Кайзи получит краденые облигации на блюдечке, а я следом за Ибой отправлюсь купаться в озере. Если не случится чего-нибудь похуже.

Роботы брели внесенным в программу курсом, я едва замечал их. Лишь когда один зациклился, я вспомнил свои обязанности и шарахнул его стрекалом. А затем снова целиком занялся неразрешимыми задачами.

Хватит! Меня заклинило, как робота. Пора что-то предпринять. В смысле ограбление. Я отключил всех помощников, кроме одного, чтобы не разбрелись. Потом снял с самого большого тащибота мусорные ящики и заставил его следовать за мной к канцелярскому складу. Дверь там даже не была заперта. В этом мавзолее бюрократии только тусклые ночные лампы освещали мой путь. Штабеля бланков чуть не доставали до потолка, с ними соперничали горы конвертов и пачек чистой бумаги. Мы огибали их, все глубже забираясь в эту пещеру. Слой пыли на полу, сухость, сумрак, затхлость. Вот н моя цель – залежи у самой стены. Пыль витала в воздухе. Пересохшие бланки пожелтели по краям. Прекрасно будут гореть! Я принялся за работу и нагрузил робота бумагой, лишь несколько раз остановившись, чтобы чихнуть. Готово. Еще одно “апчхи” – и я покидаю склад, а за мной с механической покорностью погромыхивает верный робот.

Я прошунтировал электронный замок, затем нейтрализовал сигнальное устройство на дверном косяке. Теперь – самое хитрое: не задев луча, установить инфракрасный генератор перед приемной линзой. Медленно вперед, шаг за шагом. По лицу ручьями течет пот. Готово. Чистая работа. Настал черед побыть грузчиком, и роботы мне тут не помощники. Складываем бланки на полу посреди комнаты, ворошим, чтобы лучше горели. Я запыхался, нагружая тележку облигациями. А теперь – последний штрих. Я сгреб в охапку этак на миллион облигаций – какое расточительство! – и оттащил подальше от датчиков пожарной сигнализации. Достал зажигалку, поджег бумаги одну за другой. Каждой давал погореть, затем тушил. Отнес их назад и со вкусом прирожденного дизайнера разбросал по комнате. Ну и наконец повернул диск часовою механизма термитной мины. Она рванет через час после моего ухода, за несколько минут до появления дневных рабочих. Сегодня они проведут время гораздо веселее, чем ожидают.

Я остановился передохнуть. Остыл, потер ладони, разминая одеревеневшие пальцы. И лишь после этого с бесконечным терпением убрал инфракрасный проектор. Медленно... медленно... Готово. Все остальное – детская игра. Привести в порядок сигнализацию, запереть дверь...

Я сходил напоследок в кладовую, тщательно сложил облигации, прикрыл сверху старыми бланками. Здесь краденое преспокойно дождется моего возвращения. Либо останется на веки вечные, если наделаю ошибок, мрачно подумал я.

Следующие часы тянулись мучительно. Я изо всех сил старался не думать о термитном заряде. А вдруг что-нибудь случится, прежде чем она.... Не надо, Джим, выброси из головы.

И вот – последняя пепельница, последний бумагоизмельчитель. Спускаемся в подземное логово роботов, где они с радостью приникают к электрическим сосцам, а я смываю с рук следы поджога.

Все-таки я нервничал. II не просто нервничал – поджилки тряслись. Что, если я неправильно установил часовой механизм? Сбегать проверить? Желудок стянулся в узел и не распускался, пока я не оказался на улице. Я медленно дошел до угла и не увидел фургона. Что-то случилось? Прежде чем я успел обуздать мечущиеся мысли, рядом затормозила машина Кайзи.

– Садитесь, – сказал он.

– А где Игорь?

– Не ваше дело. Мы поехали.

– Все по плану?

– Да.

Он улыбнулся, облизал губы. Затем, крутя баранку одной рукой, достал блокнот со стилом, подал мне.

– Начертите подробно, как добраться до кладовой. Пометьте, где лежат облигации. Еще напишите имя фирмы-поставщика и водителя.

– Не думаю, что мне следует это делать.

– ДиГриз, не шутите. Вы ответите на все мои вопросы и очень хорошо понимаете, почему.

– Понимаю. Но сначала – моя жена. И ваши угрозы. Вот о чем я хочу поговорить. Что будет, когда я принесу вам облигации?

– Вы встретитесь с ней, как я и обещал. Угу, встретимся, подумал я. В могиле.

– Какие гарантии?

– Мое слово, какие же еще?

– Маловато, Кайзи. Ведь вы соврете – недорого возьмете.

Он холодно покосился на меня, но промолчал.

– Давайте-ка лучше заключим сделку. Я привезу облигации, но сначала вы ее отпустите.

Он молча крутил баранку. Затем отрицательно покачал головой.

– Нет, не могу.

– В таком случае я не могу предоставить информацию, как вывезти облигации без моего содействия.

На это он ничего не ответил. Я тоже решил поиграть в молчанку.

При нашем приближении опустились складские ворота. Я не увидел в гараже ни Игоря, ни его грузовика. Кайзи вышел из лимузина первым, открыл заднюю дверцу, что-то достал.

– Взгляните, – предложил он.

Я взглянул и судорожно дернулся. Но опоздал.

В бок ударили два металлических электрода. Чудовищный разряд прошил болью все тело. Мышцы сжались в мучительном спазме, я рухнул на пол.

Я был в сознании, но шевелиться не мог. Кайзи протащил меня по не знавшему метлы и швабры полу, взвалил на койку. Безнаказанно надел наручники и приковал мою ногу к металлической спинке кровати. Когда он протащил койку по комнате и с грохотом врезался в стену, я почувствовал, как в тело начинает возвращаться жизнь.

Кайзи вышел в соседнюю комнату и вернулся с очередной парой наручников. Я понял, что у него на уме, решил перекатиться на бок, свалить его ударом пятки, но удалось только вяло дрыгнуть ногой. Он стащил меня с кровати, приковал за ногу к металлической трубе на стене. Кайзи тяжело дышал, физиономия его перекосилась от злости. Утонченный мультимиллионер исчез, передо мной стоял зверь. Снова и снова я получал удары в лицо. Лишь больно ушибив кулак о мою челюсть, он унялся.

– Никто не смеет мне перечить! Никто! Он потер ссаженные костяшки.

– Да как тебе, заурядному преступнику, хватило наглости диктовать мне условия?! Не потерплю!

Вернулась жестокая улыбка. Выровнялось дыхание. Я получил болезненный удар ногой по ребрам. Но это было уже не по злобе, а по расчету.

– Ты беспомощен. Я могу сделать с тобой все, что захочу. А сейчас я хочу одного: оставить тебя здесь на несколько дней без воды и пищи. И вскоре ты будешь с нетерпением ждать моего возвращения, чтобы рассказать, как вывезти облигации. Если расскажешь, я, может, и оставлю тебя в живых.

Вот он, настоящий Кайзи. Имперетрикс фон Кайзер-Царский без маски.

– Как Ибу? Которого выловили в озере? Я прокричал это Кайзи в спину, и он повернулся.

Лицо пошло багровыми пятнами. Ну почему я так и не научился следить за своим языком?

Я понял, что подписал себе смертный приговор.

– Считай, что ты уже в могиле!

Кайзи вышел, хлопнув дверью.

Я услышал, как завелась его машина, как с визгом опустились ворота гаража. А потом с таким же визгом поднялись.

Я остался один.

– Джим, когда-нибудь найди время и научись держать норов в узде.

Мудрый совет. Мудрый, но запоздалый. Впрочем, что толку себе пенять? Лучше подумаем, как выбраться из западни.

Не так-то просто, понял я, вдосталь надергавшись и накорчившись и ободрав кожу о металл. Можно дотянуться до ножных оков и повернуть диски на замках, но, вертя их наугад, до скончания века не найти правильную комбинацию. И труба на стене незыблема. Я крутился, хрипя от натуги. Она сказалась, как и ночное бдение. Я расслабился и крепко уснул.

Потом меня что-то разбудило. Сколько же я проспал? Судя по свету в окне, было все еще утро. Болело разбитое лицо, ныли ребра. Я услышал шорох – кто-то скребся в дверь. Я кое-как повернулся и увидел, как медленно поворачивается дверная ручка. Кайзи? Игорь? Кто бы там ни стоял, мне это ничего хорошего не сулило. В тот миг я почувствовал, как мало осталось во мне надежды. Вообще ничего.

Плавно отворилась дверь. В гараж скользнул некто в темном. Я решил закричать, но сразу передумал. Дождался, когда гость закончит традиционный поиск “жучков” и спрячет трофеи в экранированный мешочек. Затем я с шумом выпустил из легких застоявшийся воздух.

– Джеймс!

– Нет, Боливар. Джеймс все еще роется в компьютерных архивах, ищет чертежи здания.

– Вытащи меня отсюда!

Он повозился с оковами и отрицательно покачал головой.

– Проще сказать, чем сделать.

– Ты на машине приехал?

– Да.

– Слесарный набор. Клещи, молоток.

– Верно!

Клещи сломались – наручники, приковавшие меня к трубе, оказались крепче. Но спинка кровати была сделана из металла помягче, и Боливар разломал ее молотком. Затем помог мне встать и снять наручник с трубы.

– Неважно выглядишь, – сказал он. – К этому фальшивому шраму, да настоящие синяки, да еще наручники... – Он огорченно покачал головой.

– Веди меня к машине и доставай аптечку. Потом – в магазин режущих инструментов. Без этих железок мне сразу полегчает, даю слово. – Я зашаркал прочь из комнаты, гремя цепями. – Кстати, спасибо за внезапное появление.

– Я решил, что пора вмешаться. Ты обещал позвонить, но не позвонил. Тот жлоб, водитель грузовика, сейчас, наверное, едет в Санкист-у-Моря. Я следил за ним, пока он не свернул на скоростную трассу.

– А Кайзи?

– Вероятно, все еще в банке Его машина – на тамошней стоянке. Прежде чем ехать сюда, я проверил.

Загудел его телефон.

– Оба в пути, – сказал он и дал отбой. – Джеймс добыл чертежи особняка. Просил ехать туда, не задерживаясь.

– В этом городе можно взять напрокат вертолет?

– Запросто. Но сначала – в магазин слесарных инструментов. Боливар затормозил точно перед входом в лавку и юркнул туда. Через несколько секунд вернулся с молекуразлучником. Бросил его мне на колени, и машина рванула вперед. Я перевернул штуковину, прижал к наручнику. Тонкая энергетическая плоскость ослабила молекулярные связи в металле, и я кожей ощутил поток осыпающихся атомов. Когда мы добрались до вертолетной площадки, я уже смазывал кремом синяки и ссадины. Я собирался бросить молекуразлучник на заднее сиденье вместе с остатками оков, но передумал и спрятал в карман.

Оказалось, что межзвездные пилотские права вместе с тугими бумажниками и кредитными карточками способны творить чудеса. Я ждал в машине появления арендованного вертолета. Затем быстро перебрался на борт и устроился на пассажирском сиденье.

– Только что говорил с Джеймсом, – доложил Боливар, когда мы взмыли. – По его словам, грузовик Игоря стоит возле особняка. Джеймс собрался войти, но я велел дождаться нас.

Я кивнул – Один в поле не воин. Эта штуковина летит во всю мочь?

– Мигом домчим. Я велел Джеймсу подыскать местечко для посадки. Там он и будет нас ждать.

Мы летели быстро, но меня изводила мысль, что уже поздно. Мозги жужжали, как пропеллер вертолета. Что делает Игорь в особняке Кайзи? Если Анжелина там, то он, возможно, приехал по ее душу. Нет, Игорь не причинит ей вреда, по крайней мере, без приказа босса. А вдруг такой приказ уже отдан? Мысли мои описывали круги, желудок капризно урчал. Болел бок. Я порылся в аварийной аптечке и нашел фляжку медицинского бренди.

– Мне нельзя, я за штурвалом, – отказался Боливар. – А тебе, похоже, не повредит.

Разбитые губы обожгло спиртом, но для желудка это был целительный бальзам. Неужто я слишком стар для таких приключений? Судя по самочувствию, да. И в ту минуту я понял, что меня и впрямь укатали крутые горки.

– Вижу площадку, – сказал Боливар в телефон. – Джеймс, это ты нам машешь? Отлично, садимся.

Не дожидаясь, когда остановятся лопасти, мы побежали к машине. Джеймс внимательно осмотрел мое лицо и повязку, но ничего не сказал. Мы уселись, и колеса закрутились.

– Жми во всю мочь, – велел я.

– Грузовик, о котором вы говорили, стоит возле особняка. Насколько мне известно, Игорь в здании один, конечно, если не считать роботов. Чертеж здания – рядом с тобой на сиденье. Дом большой, очень большой. Я насчитал десять... нет, двенадцать комнат. На крыше – пентхауз. И судя по ортогональной проекции, дом стоит на монолитной плите, подвал отсутствует.

Я подозрительно рассмотрел чертеж, затем постучал по нему.

– Все эти комнаты – с окнами.

– Тут большинство комнат – с окнами, – сказал Боливар.

– По моему настоянию Кайзи принес видеозапись, подтверждая, что Анжелина жива и здорова. В комнате, где велась съемка, было искусственное освещение. И я не заметил в кадре окон.

– А может, это происходило ночью?

– Нет, он уезжал утром. Если Анжелина здесь, он бы вернулся до темноты.

Боливар тоже рассмотрел чертежи.

– Если есть хоть одна комната с зашторенными окнами, с нее и начнем. Найти такое окно снаружи будет нетрудно.

– А если все шторы раздвинуты? – спросил я и добавил, не дожидаясь ответа: – Помните банк? Где Кайзи прятал якобы украденные деньги?

– Конечно! – воскликнул Боливар. – Потайная комната под хранилищем. Если ему в центре города удалось соорудить такое, то в пригороде сделать эго проще простого.

Джеймс остановил машину и поднял руку.

– Особняк – за углом, сразу за той рощицей

Глава 24

Мы высадились и в тот момент, когда Джеймс затворял дверцу машины, услышали скрежет стартера, а затем вой мощного двигателя.

– Это грузовик Игоря, – сказал Джеймс. – Он запаркован возле особняка. Что теперь делать? Поедем следом?

– Нет, – ответил я. – Остановим. Есть шанс, что в кузове Анжелина. А если не в кузове, то в доме. В любом случае Игорь скажет.

– Но это, наверное, опасно... – озабоченно произнес Боливар.

– Я отвечаю.

Я услышал, как фургон тронулся с места и выехал на шоссе. Когда он появился, я поднял руку. В тот момент я так волновался за Анжелину, что совершенно забыл, как выгляжу сам. Я был не я в буквальном смысле. С синяками и ссадинами на лице я – вылитый Иба, восставший из мертвых. Вот почему Игорь, заметив меня посреди шоссе, до отказа вдавил педаль тормоза.

У него отпала челюсть, физиономию перекосила гримаса ужаса.

Затем он упал грудью на баранку. Грузовик катил по инерции прямо па меня.

Я рыбкой нырнул в сторону, сделал кувырок и выпрямился уже на обочине около моих мальчиков. – Остановите грузовик! – закричал я. И поморщился от боли – только что обзавелся новыми ушибами.

Неуправляемая машина съехала па обочину и врезалась в кущу деревьев. Толстые стволы растрескались, наклонились, но не рухнули.

Однако грузовик – не танк. Колеса покрутились вхолостую и замерли, содрогнулся кузов, в последний раз рыкнул двигатель и умолк.

Первым до кабины добрался Джеймс, распахнул дверцу. Выскользнуло бесчувственное тело Игоря и врезалось бы в землю головой, не схвати мой сын водителя за ноги. Я перелез через обоих в кабину. Анжелины там не было. В кузове тоже было пусто – Поверни его набок, вытащи язык, – командовал Боливар. – Вот так. Пульс?

– Есть. Но очень слабый, учащенный и неровный.

– Сердечный приступ? – спросил я.

Джеймс кивнул и огляделся. Немногочисленные дома стояли на порядочном отдалении, свидетелей, кроме нас, не было.

– Все это мне не нравится.

Жалеть Игоря было не за что, но не стоять же над ним, дожидаясь, когда он испустит дух. Но не я, а Джеймс высказал эту мысль.

– Не хочу, чтобы его смерть легла на нашу совесть. Давайте-ка вызовем “Скорую помощь”. Он достал телефон.

– Вызови, – согласился я. – Будет не лишним, если ты съездишь с ним в больницу. Или хотя бы проследишь за машиной. А тем временем мы с Боливаром обыщем дом. Если ничего не выясним, позвоним тебе, и ты допросишь Игоря, когда он очухается.

Джеймс вызвал медиков. – “Скорая” в пути. Я назвался родственником, мне позволят сопровождать Игоря. Буду держать вас в курсе.

– Погоди-ка, – сказал Боливар. – Не лучше ли будет, если я тебе позвоню? Мы хотим незаконно проникнуть в чужой дом, вряд ли будет разумным дожидаться там звонка. К тому же он может нас выдать – Так и сделаем. Идите в дом, а когда что-нибудь найдете, сразу позвоните.

Послышался вой сирены, и мы скрылись в рощице, что окаймляла поместье с двух с горой. Под се прикрытием выбрались па задворки. По пути мы заглядывали в каждое окно – все не зашторены. Пентхауз был из стекла, и мы, разумеется, проверили и его.

– Погляжу с той стороны, – сказал Боливар. – А ты лучше подожди здесь.

Он исчез, не дожидаясь ответа. Безмолвным призраком обогнул широченный плавательный бассейн и скрылся. Я постоял под деревьями, посмотрел па дом. За окнами – ни малейшего движения. На заднем дворе стоял большой гараж на две машины. Он был на запоре, но это меня не остановило. Однако в гараже я обнаружил лишь одно средство передвижения – старинный мопед со спущенной камерой. Полом служила крепкая плита из замасленного бетона. Я постучал ногой. Плита звучала, как и полагается массивной бетонной плите.

Я вышел наружу. Через минуту появился Боливар, отрицательно мотая головой.

– Ни одного зашторенного окна. Думаю, пора вспомнить твою гипотезу о потайной комнате.

– Входим?

– Сначала позвоним Джеймсу. Он, наверное, уже в больнице. Если “Скорая” и не доехала, робофельдшер наверняка сообщил все сведения о пациенте. Сейчас узнаем, что стряслось с нашим приятелем.

Боливар набрал номер.

– Это дядя Том. Мы очень волнуемся.

– Да, Том, есть от чего волноваться. Игорь без сознания, у него обширный инфаркт миокарда. Придется пересаживать правый желудочек. Как только приедем, ему подключат искусственное сердце. Как ваша охота?

– Стоим перед красивым домом с замечательным видом из каждого окна. Сейчас войдем.

– Обо мне не забывайте.

– Ну что ты!

– Бедный Игорь, – сказал я. – Знаю, я выгляжу не ахти, но чтобы при моем виде – инфаркт... Видать, у кого-то нечистая совесть. Я намекаю на исчезновение настоящего Ибы. Если Игорь – соучастник, он принял меня за призрак или подумал, что его жертва восстала из могилы. Впрочем, сейчас не до него. Надо проникнуть в дом. Есть идеи?

– Как насчет того, чтобы позвонить в дверь? Снаружи мы никаких ответов не получим.

– Железная логика, дитя мое.

Я нажал на кнопку, и где-то в глубине дома зазвонили колокола. Из дверного косяка торчала линза телекамеры. Я поспешил шагнуть в сторону, надеясь, что не угодил в кадр. Чего доброго, еще кого-нибудь доведу до инфаркта, а это уже перебор. Дверь отворилась.

– Чем могу служить? – произнес рафинированно-вежливый голос.

– Я приехал навестить Имперетрикса фон Кайзера-Царского, – сказал я.

– С глубоким сожалением вынужден поставить вас в известность, что хозяина нет дома. Что ему передать?

– Я скажу, что ему передать.

Я шагнул к привратнику.

Разумеется, им оказался роскошный робот. Выше меня. Сверкающий великолепно отполированной сталью. Глазами служили громадные бриллианты отменной огранки. Вдобавок робот носил белые перчатки. И от него на версту веяло механическим чванством.

– И что же вам угодно передать моему хозяину, сударь?

– Не твое, железка, дело. С дороги! Я двинулся вперед, но меня решительно остановила металлическая десница в белой перчатке.

– У меня строжайший приказ этого не допускать.

Извольте сейчас же выйти вон.

– Я не уйду, и ты меня не остановишь. Я нажал, и робот убрал руку. Затем сложил металлическую кисть в кулак и врезал мне в челюсть.

– А как же законы роботехники? – возопил я, хватаясь за ушибленный подбородок. – Робот не может причинить вред человеку.

– Вы, милостивый государь, не человек. Вы гадкая инопланетная форма жизни.

Боливар вставил ногу между дверью и косяком. Робот наступил ему на ботинок и захлопнул дверь.

– Эй! – вскричал мой сын, прыгая на одной ноге и держась за другую.

– И правда, “эй”, – согласился я, потирая челюсть. – Не уверен, что этот робот мне понравился.

С этими словами я достал молекуразлучник, включил и быстро провел им вокруг замка. Тот вывалился на коврик. Отошедший в конец коридора робот вернулся.

– Вход воспрещен! Я немедленно обращусь в полицию.

– Мы и есть полиция! – заорал я. – Офицер, предъявите этой штуковине ваш жетон.

Боливар сверкнул роскошным, хоть и фальшивым, жетоном с позолотой и рубинами.

– К нам поступила жалоба, что по этому адресу бесчинствует сумасшедший робот. Собирайся, поедешь с нами.

– Мне запрещено покидать эти апартаменты. Соблаговолите немедленно уйти.

– Не соблаговолим, потому что попран закон! Ты меня ударил, хотя не мог не знать, что наносить побои человеческому существу – ужасное преступление. Ты арестован.

– Я знаю законы. Но вы никакой не человек.

– Тебе прекрасно известно, что я человек. А ты – конструкция. Значит, существует и твой конструктор. Тебя сделали люди, и я, как видишь, принадлежу к их числу. Следовательно, я – представитель сконструировавшей тебя человеческой расы. А конструкция обязана подчиняться своему конструктору. Подумать только, я веду философский диспут с роботом. Докатился!

– А я вижу, что никакой вы не человек. Хозяин мне объяснил, что люди – это налогоплательщики Феторра. Инопланетяне к человеческой расе не относятся. Еще он дал мне список всех настоящих людей в этом городе. Вы туда не включены. Следовательно, вы должны уйти. Если не уйдете, я выполню приказ уничтожать все инопланетные формы жизни.

Он двинулся вперед, и Боливар поспешил отойти в сторону, так что мы с ним оказались на одинаковом расстоянии от робота. Дворецкий остановился, растерянно завертел головой, не зная, кого уничтожить в первую очередь.

– Вы обязаны удалиться. Инопланетным формам жизни входить сюда запрещено. Наказание – уничтожение на месте.

Я зашел роботу за спину и тем самым вывел его из логической западни.

– Вы оба обязаны уйти. – Он повернулся и схватил меня. – Вы прошли дальше, чем ваш спутник, а потому уходите первым, иначе будете демонтированы.

Он держал меня мертвой хваткой и, судя по интонациям, наслаждался своими умозаключениями.

Боливар проскочил мимо нас и закричал:

– А я прошел еще дальше! Заставь меня выйти первым, это твой долг. – Прошедший дальше должен выйти первым. В тон дворецкого вторглась нотка растерянности. Он отпустил мою руку и потянулся к Боливару. Я пробежал по коридору с криком:

– А я – еще дальше! Меня первым надо выгнать.

Робот держал Боливара за руку, но бриллианты уже уставились на меня.

– Я дальше! – крикнул я.

Раздался непонятный скрежет – я надеялся, что это лопаются логические цепи. Казалось, робот забыл о Боливаре. Вдруг дворецкий пошел за мной, не выпуская его руки.

– Эй! – вскричал Боливар, пытаясь вырваться. А в следующий момент робот и меня схватил за предплечье. Значит, время точить лясы вышло. У меня не было желания подвергаться демонтажу. Я выхватил из кармана молекуразлучник и показал роботу.

– Знаешь, что это такое? А коли знаешь, советую припомнить остальные законы роботехники. Не допускай, чтобы тебе причинили вред. А ну, отцепись, не то манипуляторы отрежу! Учти, в наши дни безрукой жестянке нелегко найти работу.

Снова раздался скрежет, и металлические пальцы разжались. Робот стоял столбом, над макушкой курился дымок.

– Молодец, папа. В диспутах ты силен. Особенно с роботами. Ну, а теперь пойдем поищем.

Мы поискали, но ничего не нашли. Одну за другой осмотрели комнаты – пусто. Боливар заглянул во все чуланы, а я поднялся в пентхауз. Ничего. И ничего похожего на дверь, ведущую вниз. Хоть бы один винный погребок на всю хоромину.

– Робот должен знать.

– Да, если только ты ему мозги не расплавил. Я топнул. Судя по звуку, внизу – земля.

– Мы только в одном месте не посмотрели, – сказал Боливар. – В будке у бассейна, где пульт нагревателя н фильтра.

Он не договорил, а я уже открывал дверь, ведущую к бассейну. Но в будке не было ничего, кроме обычной техники. И стояло это сооружение на монолитной плите.

– Значит, в доме, – решил я. – Уверен, мы что-то проглядели. Давай вернемся, я хочу осмотреть каждый квадратный сантиметр.

Так мы и сделали. Во всех комнатах. Отодвигали мебель, пинками отшвыривали ковры. Даже холодильник оттащить попытались. Ничего.

– Последняя комната, – заметил Боливар, заглядывая в дверной проем. В голосе сквозила тревога. – Хозяйская спальня.

Сначала мы осмотрели ванную. Вся сантехника – на своих местах, ничего не сдвинешь. В спальне – полированный паркет, между планками даже ногтю не влезть. Посреди внушительной комнаты возвышалась кровать. Я тяжело опустился на нее – давали себя знать усталость и увечья. Уронил голову на ладони. До чего же я услал...

Эге! А это еще что? Едва заметная царапинка на паркете. У ножки кровати.

– Ага! – Я упал на колени и вгляделся.

– Папа, что-нибудь не так?

– Что-нибудь так! Погляди-ка. Видишь, на полу, у ножек, царапины? Похоже, кровать отодвигали. Вот так.

Я изо всех сил толкнул ее. И ничего не произошло. Сначала.

Затем раздался металлический щелчок, и сопротивление прекратилось. Я упал ничком, а кровать легко поехала но комнате. И в считанных дюймах от собственного носа я увидел утопленную в полу ручку. Мы с сыном потянулись к ней одновременно. Победила молодость. Боливар схватил ручку, повернул, дернул на себя Крышка люка была даже шире, чем в банке, но снабжена превосходно отрегулированными противовесами и поднялась, как перышко. Снизу в отверстие хлынул свет.

Анжелина смотрела на нас и улыбалась.

– Какая замечательная картина! – сказала она.

Глава 25

– Мы спускаемся! – крикнул я.

– Сделайте одолжение. С удовольствием бы сама к вам запрыгнула, но я в связана. Ты там не видишь кнопку или рычажок?

– Да, есть. В раме люка.

– Нажми.

Она отошла в сторону.

Я до отказа вдавил кнопку. Загудел мотор, заскрежетали шестеренки и в подвал спустилась металлическая лестница. Я оказался на ней еще до того, как она коснулась пола. В доли секунды слетел, пересек комнату и заключил свою подругу жизни в крепкие объятия.

– Я... рада тебя видеть... даже с таким лицом... Но мне бы и вздохнуть хотелось.

– Извини. – Я отстранился от нее, но удержал за плечи. – Ты как, цела?

– Вроде да, хотя еще секунду назад уцелеть не надеялась.

– А где наша Глориана?

– Вон она.

Я посмотрел, куда указывал палец Анжелины. Свинка лежала без чувств. – Это газ, – сказала Анжелина. – Она жива? У Глорианы были закрыты глаза, разинут рот. Я склонился над бедняжкой и погладил по иглам. Они мешали добраться до кожи, проверить, стучит ли сердце.

– Не могу сказать, – признал я свое поражение.

Анжелина порылась в сумочке, достала косметичку, подала.

Я недоуменно открыл сумочку. Сообразил не раньше, чем увидел зеркальце.

– Ну, конечно! – Я склонился над неподвижным зверем и приблизил зеркальце к пятачку. – Ничего... Нет! Погоди! Запотевает! Она жива!

Боливар тоже спустился по лестнице и теперь рылся в карманах.

– Наверное, это сонный газ. Сомневаюсь, что Кайзи доверил бы Игорю ядовитый. Вот противоядие.

Я взял у него аэрозольный баллончик и брызнул нашей любимой свинке в каждую ноздрю. Сначала ничего не происходило, затем встрепенулось веко, открылись глаза. Глориана тихонько взвизгнула и с трудом поднялась на ноги. Я почесал ей за ушами, и снова мир стал розовым.

Анжелина поцеловала Боливара в щеку.

– Как я вам рада! Не беспокойся, я вполне здорова. Но без этого железа мне будет еще лучше.

Она погремела цепью, что тянулась от оков на запястьях к толстой скобе в полу.

– Я и не заметил. Прости.

Молекуразлучник еще раз доказал, что в некоторых случаях он незаменим.

– Это идея Игоря. Когда он спустился по лестнице, Глориана занялась его лодыжками. И поработала на славу. Он удрал, потом вернулся и усыпил Глориану. И пригрозил то же самое сделать со мной, если не дам посадить себя на цепь. Поэтому я больше не смогла дотянуться до стены. – Она указала на выбоину в штукатурке, где виднелись провода. – Хотела их перерубить, надеялась устроить короткое замыкание. Может, электрики, выясняя причину аварии, нашли бы меня.

И тут я впервые оглядел узилище своей драгоценной жены. На потолке одиноко светился плафон из бронестекла.

– Никогда не выключался, – пожаловалась Анжелина, проследив за моим взглядом. – Трудновато засыпать.

Кровать, раковина с одним краном, унитаз без крышки, автокормушка. Спартанская обстановка, как в настоящей тюрьме.

Мой гнев остыл, стянулся в тугой узел решимости.

– Кайзи за все это заплатит. И дорого заплатит. Не деньгами.

– Пошли отсюда, – сказала Анжелина, хватая сумочку и направляясь к лестнице. – Мне срочно надо подкрепиться и выпить чего-нибудь освежающего, и побольше. Эта машина набита обезвоженной едой. Я даже свинке брезговала ее давать.

Глориана хрюкнула, услышав эти слова, – ее словарь рос не по дням, а по часам. А затем сосредоточенно полезла по узким ступенькам. Вслед за ней и мы покинули бункер.

– День! – воскликнула Анжелина. – Какая прелесть! А теперь ты должен рассказать, что случилось в мире, пока я маялась в подвале.

Боливар сразу позвонил по телефону, и Джеймс уже подъезжал, когда мы выходили из особняка. Опять – трогательная сцена воссоединения, и вот мы наконец едем прочь.

Пока я просвещал супругу, Джеймс запарковался подальше от других авто – не к чему, чтобы меня видели дети и чтобы им потом снились кошмары. Затем мы пошли в ближайшую закусочную. К несчастью, ею оказалась “Забегаловка Макальпо”. Но Анжелину это вроде бы не смутило, и под мой рассказ она лихо расправилась с “двойным доберманом”. Глориана, сопя, уплетала огромную порцию жареного картофеля.

– Вот так обстоят дела. Облигации полежат в надежном месте, пока я не приеду за ними. Думаю, Кайзи еще не знает, что я сорвался с крючка. Нам больше незачем плясать под его дудку, а значит, пора строить планы на будущее.

– Согласна. При условии, что в эти планы войдет изощренная месть с причинением телесных увечий одному наглому аферисту и его придурковатому помощнику.

– Помощник отпадает, вернее, уже отпал. Джеймс отвез Игоря в больницу, этот паршивец при виде моей физиономии схлопотал инфаркт. Должно быть, принял меня за ходячего покойника. Кстати, как он там? – обратился я к Джеймсу.

Тот пожал плечами.

– Когда я уходил, его везли на операцию. Доктор сказал, что Игорь силен и молод, возможно, выкарабкается. Но вряд ли в ближайшие дни доставит нам проблемы. Между прочим, в больнице я прихватил газеты. Смотрите, на первых полосах – сообщения о таинственном пожаре. И полиция все еще расследует диверсию в Шварцлегене.

Мы отправили Джеймса за едой, а сами прочли новости. И не сосчитать, сколько раз мы пропускали регулярные трапезы. Насытившись, задумались о будущем.

– У меня великолепное предложение, – сказал Джеймс, слизывая с пальцев сок песбургера и стараясь не лаять. – Папа, твое лицо сейчас даже без шрама красивым не назовешь. Синева с чернотой вперемешку. А мама, похоже, устала еще больше, пока сидела в подвале и не ведала, что творится в мире. Советую вам отправиться на Элизиум, планету вечного праздника, а мы с Боливаром закончим дела здесь – Поддерживаю, – оторвался от газеты Боливар.

– Приятно это слышать, – сказала Анжелина. – Да, мы полетим на Элизиум, по сначала я должна кое-что сделать.

– И я. В частности, надо забрать эти проклятые облигации.

– Нет, – твердо заявила Анжелина. – Мы больше не расстанемся. Облигации не стоят риска. Женская интуиция подсказывает, что мы должны махнуть на них рукой и улететь. Конечно, после того как...

Я заметил, что Боливар не участвует в разговоре. Очевидно, газеты казались ему более интересными. Я хотел поинтересоваться, что пишут, но тут он смял газеты в комок и азартно вскричал:

– Эврика!

Это, естественно, вмиг привлекло к нему внимание.

– Я понял, что затеял Кайзи, что стоит за всеми его махинациями.

Наше любопытство увеличилось вдвое.

– Моя хоть и краткая, но интересная карьера финансиста сейчас достигла зенита. И прежде чем я вернусь к изучению лун, она сослужит мне добрую службу. Все кусочки мозаики ложатся на свои места. Чтобы видеть картину в целом, надо вернуться к самому началу, к моменту, когда Кайзи сделал Стальной Крысе предложение, от которого невозможно былоотказаться.

– Если б я захотел, отказался бы. Анжелина красиво изогнула бровь.

– Ты? Отказался бы от четырех миллионов кредитов в день?

– Но ты должна признать: это довольно соблазнительная сумма.

– Кайзи очень точно знал, что делает. Он первоклассный межзвездный мошенник. Сначала – деньги, потом – поиски в базах данных, далее – сообщение, что все ниточки ведут в цирк “Большой Бигтоп”, к силачу Пьюссанто.

Я с горечью кивнул.

– Превосходное надувательство Мы сами нашли эти ниточки и думали, что Кайзи о них не догадывается. На самом же деле он их нам подсунул. Но что он имел против Стальной Крысы? Почему его выбор пал на меня, на мою семью?

– Ничего он против пас не имел, но твоя персона идеально вписалась в его планы, разработанные, несомненно, еще в то время, когда он узнал, что “Большой Бигтоп” собирается гастролировать на Феторре. Бизнесмены этой планеты – жуткие провинциалы, им достаточно снимать пенки по месту жительства и наслаждаться радостями буколической жизни. Но Кайзи такой удел не подходит. У него и впрямь галактический размах, и он знает, что творится во вселенной.

– Галактические интересы? В космосе? Я все еще не понимал, как эти детали стыкуются друг с другом.

– Он знал, что цирк – прикрытие для межзвездных сыщиков. У меня стойкое ощущение, что он с ними уже сталкивался на других планетах. То есть знал, что Пьюссанто – налоговый инспектор, а Гар Гуйль – организатор Союза Объединенных Союзов. Я провел небольшое расследование и выяснил – что танцовщица-акробатка Белиссима – сотрудница ФБР, Фонда Биржевых Расследований. Кайзи понял, что для неплательщиков налогов, для душителей профсоюзов, для финансовых махинаторов наступают тяжелые времена. И решил извлечь из этого выгоду. В первую очередь постарался отравить жизнь конкурентам. Для того-то и понадобилась Стальная Крыса. Сначала ты был нужен, чтобы тебя обвинили в совершенных Кайзи преступлениях… – А потом мне и самому пришлось нарушать законы. У вора вор дубинку спер, – с горечью сказал я. И моргнул. Я все еще не понимал, какая польза от этого мерзавцу-Кайзи.

– Допустим, ему пригодятся деньги, украденные в собственном банке, но все остальное?

– Ты только погляди на финансовые полосы, – сказал Боливар, разглаживая смятые газеты. – Прочти заголовки. “Затянувшийся локаут привел к снижению котировок акций”. “Инвесторы в ужасе от резкой девальвации национальной валюты”. Это из-за твоих облигаций. “Бум на рынке топлива”. Ни о чем не говорит? А вот это мне нравится больше всего:

“Первый межзвездный банк вдов и сирот” отправляет персонал в бессрочный отпуск. Это банк Кайзи, если помнишь. Он целенаправленно посеял панику и натравил вкладчиков на собственный банк.

– Мне доводилось слышать о подобных вещах, – признал я. – Правда, я думал, это просто сказки.

– Да, в галактике такое случается редко, потому что за банками надзирает специальная контрольная комиссия. Здесь же, очевидно, нет ее отделения. Тебе должно быть известно, что не все активы банков выражены в наличных. Как правило, денежный запас – это лишь фиксированный процент от оборотного капитала. Остальное вложено в операции, которые поддерживают банк на плаву. Когда вкладчики сомневаются в его надежности, они спешат забрать деньги со своих счетов, но банк не может расплатиться со всеми. Если процесс не остановить, неизбежен крах.

– И все-таки не могу взять в толк, зачем ему понадобилось подставлять под удар свою же лавочку. Вдруг она лопнет?

– Не лопнет. Насколько я понимаю, ему нужно все средства, вложенные в другие предприятия, перевести в наличные. Но паника распространяется, как чума. Клиенты других банков тоже побегут за своими кровными, и это подольет масла в огонь. Затем Кайзи раздует истерию на фондовом рынке, переполошит инвесторов, и разорение банков примет необратимый характер. Прочти.

Он передал мне газету, постучал по заголовку одной из статей.

– “Феторрский кредит удручающе отстает от соперника”. А кто у нас соперник?

– Межзвездный кредит. Когда мы сюда прилетели, эта парочка конвертировалась один к одному. А сейчас, после всех финансовых потрясений, здешняя денежная единица упала на семнадцать пунктов. Иными словами, ты можешь за восемьдесят три межгалактических кредита купить сто местных.

До меня наконец дошло.

– Теперь понятно. Не считай меня тупым, просто все это мне в диковинку. Так-так, помнится, Кайзи владеет не только банками, но и брокерской конторой?

– Вот я вас слушаю, слушаю, – вмешалась Анжелина, – но, боюсь, не понимаю, почему вы так возбудились. Может, растолкуете?

– Не волнуйся, мама, это проще пареной репы, – сказал Джеймс. – Кайзи позаботился о том, чтобы здешняя экономика сошла с рельс, и теперь помогает ей лететь под откос. Сначала – опустошительные кражи, затем – диверсия на атомной электростанции. Он играет на понижение и скупает кредиты по дешевке.

– Он прибирает к рукам активы! – догадалась Анжелина, и мы закивали как сумасшедшие. – Все свои деньги поставил на дальнейшее падение феторрского кредита. Даже если экономика превратится в руины, он загребет миллиарды.

– Вот именно, – сказал, довольно потирая руки, наш финансовый гений Боливар. – Итак, мы разгадали стратегию Кайзи и теперь обыграем его. Обдерем как липку. Ударим по ахиллесовой пяте.

– То есть по его бумажнику, – уточнила Анжелина. – Но, занимаясь полезным, не будем забывать и о приятном. – Она легонько дотронулась до моей забинтованной головы. – Мальчики, вы разберетесь с деньгами, а я – с их хозяином.

Ободренные, даже взволнованные, мы полетели в Феторрвиль. Даже Глориана выглядела довольной, похоже, ей понравился ее первый воздушный рейс. Мы спорили, генерировали идеи, строили планы. Грезили возмездием. Делили шкуру неубитого медведя. А потом я загрустил. Мальчики не обратили внимания, но Анжелина заметила. И встревожилась:

– Что, ушибы? Дать обезболивающего?

– Ушибы ни при чем, но я и в самом деле не отказался бы от какой-нибудь микстуры от боли. А лучше – от депрессии. – Мои мысли, кружа по накатанной колес, приходили к одному и тому же неприятному выводу. – Боливар!

Он повернул голову.

– Сколько тебе нужно времени, чтобы вырыть для Кайзи монетарисгскую яму?

– День, от силы два. А что?

– А то, что я, к сожалению, должен вернуться в свою тюрьму, то есть на склад. Если Кайзи обнаружит, что я сбежал, он обрежет все концы. Ведь он знает, что я могу притянуть его за грабежи и убийство.

– Я тебя не отпущу, – запротестовала Анжелина.

– Боюсь, придется. Ничего, за меня не переживайте. Сначала я хорошенько наемся и напьюсь, а кандалы надену, только когда он подъедет к складу. Сказать по правде, мне это даже нравится. Еще поглядим, кто у кого украдет дубинку. Если все сделаем правильно, он даже не поймет, что его надули.

Глава 26

Перед тем как мы отправились на склад, Боливар позвонил Кайзи, но ответил его секретарь – мол, хозяин слишком занят и к телефону не подойдет.

Еще бы он не был занят! Поди, не каждый день доводится развалить банки, на которых зиждется планетарная экономика.

В вертопорте был ресторан, к нему примыкал уютный маленький бар. Мы нашли столик, сделали заказы, а тем временем Боливар договорился с администрацией о билетах на обратный рейс.

Мой язык все еще хранил неприятную память о совершенно безалкогольной кошкаколе, которую подавали в “Макальпо”. Впрочем, от этого ощущения меня быстро избавил “Гнилой потрох” со льдом.

Анжелина в порядке исключения взяла с меня пример, а затем перешла на белое вино.

– Нам нужны план и список, – сказал я, нажимая кнопку, чтобы повторить заказ. Джеймс водрузил на стол компьютер-пальмтоп и приготовился печатать под мою диктовку. – Косметический набор, чтобы вернуть моей физиономии прежнюю красоту, когда снимем повязку. Новые наручники, а также подержанную койку взамен разломанной Боливаром.

– И новый “жучок”, – добавила Анжелина, – чтобы знать, когда объявится Кайзи. Джеймс, я собираюсь за покупками, и мне необходимы ты и твоя кредитная карточка.

– Нам предстоит вложить уйму денег, – сказал Джеймс, подсаживаясь к нам за столик. – Фьючерсные сделки, скупка валюты... Но лишь в том случае, если я получу необходимые фонды.

– Вот тут-то на сцену и выходит “Банко Куэрпо Эспесиаль”, – заметил я. – Которым владеет наш старый знакомый – Специальный Корпус. Если не сумеешь наскрести нужную сумму, свяжись с Инскиппом, он тряхнет кошельком. Не постесняйся упомянуть мое имя.

Боливар поймал такси и отправился в банк, а Джеймс взял список необходимых покупок.

Мы с Анжелиной остались ждать его возвращения в тепле и уюте бара. Я заказал выпивку.

– Когда вывернем Кайзи карманы, – сказал я, – не откажусь от длительного отдыха под тропическим солнышком.

– И я. Для начала. Но я заглядываю в будущее гораздо дальше.

– И что ты там видишь?

– Вижу, что нашему возрасту приличествует более спокойный образ жизни.

– Что? Бросить шоу-бизнес!

– И шоу-бизнес, и валяние дурака, которым мы занимались все эти годы. Довольно, пора на заслуженный отдых. Я повешу на стену свои верные пистолеты, а ты – любимую отмычку.

Я рассмеялся и вдруг увидел, что она нисколечко не шутит. А может, не так уж и плохо – день-деньской посиживать на солнышке в шезлонге... или в инвалидном кресле...

– Да, но не будет ли это несколько ... гм... скучновато?

– Чепуха. Можно путешествовать. В галактике тьма-тьмущая планет, па которых мы еще не бывали. яств, которых не едали...

– Вин, которых не пили!

– Ага, кажется, до тебя наконец доходит. – Ее счастливая улыбка исчезла. – Джим, я не жалуюсь, ты ведь знаешь это не в моем характере. Но в том ужасном подвале было вдоволь времени чтобы подумать о будущем. И меня не тянет пережить подобное еще раз.

– Мне тоже не хочется валяться на кровати в наручниках и ждать смерти от жажды или пули.

– Вот именно. Надо позаботиться о том, чтобы в будущем не попадать в такие переделки. Подумай над моими словами.

– Непременно подумаю, обещаю. Как только облегчим кошелек нашему общему другу.

– Да, о нем мы позаботимся непременно. А потом уйдем не оглядываясь.

В дверях появился Джеймс, помахал нам рукой. Глориана проснулась, потянулась. Мы вышли из-за столика.

Должен признаться, когда мы ехали к складу, меня обуревали нехорошие предчувствия. Мы ждали снаружи, пока Джеймс выловит “жучков” и посадит их в мешочек. Я не испытал особого восторга, услышав щелчки наручников. Анжелина тоже не выглядела счастливой, гримируя мое разбитое лицо. Она полюбовалась на дело рук своих, затем нахмурилась.

– Джеймс, я передумала насчет поездки по магазинам. Возьму такси, отправлюсь в вашу с Боливаром гостиницу. Надолго залягу в пузырьковую ванну и буду отдыхать. Отведу Глориану на прогулку, нам обеим не повредит моцион. Тебя прошу держаться поблизости, вдруг что-нибудь пойдет не так. Давайте забудем про Кайзи, про деньги, про месть, вообще про все, что связано с риском для жизни вашего отца. Ты меня понял?

– Прекрасно понял. Я буду рядом. С такой же рацией в ухе – Он протянул на ладони что-то вроде рисового зернышка. – Со склада меня не заметят, но я услышу все.

Я забрал зернышко и вставил себе в ухо. Анжелина поработала на славу – на моем лице не оставалось живого места. Когда все было готово, Джеймс освободил “жучков” Анжелина послала мне воздушный поцелуй, и они удалились.

Навалилась тоска, но выпивка взяла свое. Я уснул в считанные секунды.

Я пересмотрел множество отвратительных снов, пока меня не разбудил шепот в ухе. Том самом, где лежала крошечная рация.

– Похоже, к складу подъезжает Кайзи, – предупредил Джеймс.

– Который час? – произнес я тихо-тихо. Слышать мог только сын.

– Скоро закат. Кайзи засиделся в банке допоздна.

– Нетрудно угадать, почему. Будь на связи.

– Обязательно.

Я мог снять наручники, но надеялся, что такая необходимость не возникнет. Осталось потерпеть совсем недолго, и, если я правильно сыграю свою роль, наш ответный демарш приведет к победе.

Я услышал, как отворилась и затворилась входная дверь. Потом раздались шаги – кто-то приближался к моей комнате. Клацнула ручка. Я повернулся, посмотрел.

– Что, Джим, небось пить хочется? Под глазами у Кайзи лежали черные круги. Он денно и нощно строил свои мошеннические планы. Но все же сохранил достаточно энергии для садистских шуточек.

Я ответил хриплым кашлем.

– Ты готов отдать облигации?

– Воды...

– Пожалуйста Он вернулся с чашкой воды, поднес к моему лицу и вылил на пол.

Я играл, как заправский лицедей, – хрипел, кашлял, стонал. Ему понравилось.

– Так как насчет облигаций?

– Я... отдам...

В награду я получил полчашки тепловатой воды. Ровно столько, сколько нужно, чтобы не умереть от жажды. Кайзи холодно смотрел па меня.

– Не верю, – сказал он. – Джим ди Гриз так легко не сдается. В ближайшие дни я буду очень занят, поэтому мы, пожалуй, перенесем операцию на следующую неделю.

Моя голова упала на грязную подушку, я жалко захрипел, н это вызвало у Кайзи улыбку.

– Так и быть, время от времени будешь получать глоток воды, однако никакой пищи. Ты мне нужен слабым, но не мертвым. Думаю, за эту недельку ты одумаешься и согласишься встать под мои знамена. А если нет, подождем еще немного. Ну, я тем временем найду о чем потолковать с твоей супругой.

Я очень реалистично скорчился в припадке бешенства.

– Джим, даже тебя можно сломать. Уж поверь.

– Чтоб тебе... сгнить в аду... – прохрипел я вслед ему.

Ах, до чего же ему нравилось мучить людей. Я насобирал горсть “жучков” и спрятал в радионепроницаемый мешочек. Но одумался и рассыпал по кровати. Если они у молкнут надолго, Кайзи насторожится.

– Джеймс, забери меня отсюда, – проговорил я. – Думаю, близится последний акт.

Джеймс бесшумно открыл дверь гостиничного номера. Но Анжелина уже не спала. Она сидела на кровати, и ей потрясающе шел мужской купальный халат. – На столике – горячий кофе.

– Чудненько!

Я наполнил две чашки, одну дал Джеймсу.

– Кайзи пришел и ушел. Этот садист решил держать меня взаперти, чтобы я варился в собственном соку. Но теперь он обо мне вспомнит не скоро – других забот полон рот. – Я потер накладной шрам, который норовил отвалиться. – Хочу смыть грим, а может, и эту гадость заодно, пока не омертвело слишком много клеток. Не согласится ли кто-нибудь позвонить вниз и заказать гору еды на завтрак?

Умытая и высушенная феном Глориана сладко посапывала. Она не проснулась, пока я обмывал раны и надевал халат. Я вышел из ванной и воспрянул духом при виде стола, ломящегося под тяжестью яств. – Мрунгль... – Не так-то просто говорить с набитым ртом.

– Сначала проглоти, – послышался разумный совет Анжелины.

Наконец, блаженно отдуваясь, я сказал:

– Только одного не хватает – сигары!

– Папа, я знаю наперечет твои грязные привычки. Джеймс подал коробку с сигарами.

– Мы правильно воспитали детей, сказала Анжелина.

С этим я поспорить не мог. Такими сыновьями можно только гордиться. Уже не говоря о невестках.

– Как там наша игра?

– Ставки сделаны, к концу дня Кайзи будет богатейшим человеком планеты.

– Это он так считает, – поправила Анжелина. – И что потом?

– Потом на сцену выйдете вы, и упадет занавес. Боливар все подытожил. – Джеймс глянул на часы – До занавеса еще несколько часов. Отвезти нас туда?

– Сделай одолжение. – Я сколупнул последнюю чешуйку шрама. – И мне понадобится одежда.

– Об этом я уже подумала. – Анжелина встала. – Не забудь, полиция все еще ищет лицо, которое ты сейчас носишь Мне чадо проехаться по магазинам, заодно и для тебя что-нибудь подберу. Джеймс, составишь мне компанию?

– Увы. Я бы с удовольствием, но есть неотложные дела. Компьютерные проблемы в банке. Я открыл для тебя неограниченный кредит в самом дорогом универмаге.

– Этого вполне достаточно. – Она грозно посмотрела на меня. – Не кури до моего возвращения. И не налегай на выпивку.

– Что ты, как можно! Одна-единственная сигара, один-единственный глоточек вина. Сладкий ликер успеха – вот что мы выпьем вместе.

– Его будет хоть отбавляй, – пообещал Джеймс и вышел.

Я остался один и был рад этому. Я очень устал, ныли многочисленные ушибы и ссадины. Но при этом я испытывал огромное облегчение. И не сомневался, что Анжелина разделяет его. Вдобавок она просто обожает делать покупки. Мальчики тоже счастливы – у них интересная работа. И выгодная. И справедливая. Разве не благородно изымать огромные денежные суммы со счетов жадных и жестоких капиталистов и потихоньку затягивать удавку на шее ни о чем не подозревающего Кайзи? Я включил успокоительную музыку и отыскал в баре несколько бутылочек, успокаивающих еще лучше.

И подумал о том, что нам с Анжелиной и правда пора на отдых. Впереди – праздные солнечные месяцы. Минимальная зарядка по утрам, только для того, чтобы вечером был аппетит.

Но долго ли я так протяну, не позеленев от тоски? Я ведь не из любителей сидеть сиднем. Мы с Анжелиной, конечно, будем чаще ездить в театр, даже в оперу. А может, и не будем. Я содрогнулся, представив, как часами внимаю писклявому сопрано Возможно, изредка буду по ночам тайком выбираться из дома с отмычкой – тряхнуть стариной, вскрыть сейф-другой.

В раздумьях я задремал. Меня разбудил громкий храп. Мой собственный. Я освежился винцом и решил больше не смотреть в будущее сквозь темные очки. Погоди, Джим, погоди. Сначала доведи до конца дело.

В середине дня вернулась Анжелина, возглавляя эскадрон робоносилыциков. Они сложили ношу в высокий штабель и получили разрешение отправляться восвояси. Вскоре номер был завален оберточной бумагой. Анжелина одну за другой демонстрировала мне свои покупки. Не только платья для нее, но и спортивную одежду для меня. Мы оделись и успели заскучать без дела. Наконец отворилась дверь. Это, наверное, возвратился Джеймс.

– Ну, и как все идет? – выкрикнул я.

– Точно по плану, – сказал Кайзи, входя в номер и недрогнувшей рукой направляя на нас пистолет.

Глава 27

Подобное в моей жизни приключалось так часто, что выработались рефлексы, и сейчас они включились, не дожидаясь, когда новая и совершенно непредусмотренная ситуация уложится в сознании. Эти превосходные рефлексы побуждали меня заорать:

“Оглянись!” – запустить в Кайзи торшером, вскочить на диван, ласточкой перелететь через комнату и выбить пистолет из его руки. Как и полагается действовать супермену в таких случаях. Но, едва я напряг мышцы, вмешалось сознание и удержало тело в узде. Я спазматически, как рыба, хватанул ртом воздух и упал в кресло. Потому что целился Кайзи не в меня. Да, он смотрел мне в глаза со своей леденящей улыбкой, но держал на мушке Анжелину. Ему уже случалось убивать, и я знал, что он нажмет на курок без малейших колебаний.

– Ты правильно рассудил, – сказал он. – Пускай эго дурной вкус, но я ее непременно застрелю, если какое-нибудь твое движение мне не понравится. Сначала изуродую огненной струей, а не возьмешься за ум – пущу пулю. А сейчас вы оба медленно пересядете на кровать. Вот так, отлично.

Анжелина напряженно села, сложила руки на сумочке. Я опустился кулем, руки сунул в карманы, лихорадочно поискал, чем бы сразиться. Увы, на мне было новенькое, с иголочки, трико. Нашлась только полоска бумаги со словами: “Упаковано Моши Лайни”.

Кайзи шагнул вперед, затворил за собой дверь. Ни его взгляд, ни пистолет не колебались. Он обошел вокруг нас, нащупал кресло, осторожно сел.

– Что ты сделал с Игорем? Он не выходит на связь.

Значит, ему известно не все. Я должен выиграть время. Чем дольше буду заговаривать ему зубы, тем больше шансов найти спасительный выход.

– Мы его и пальцем не тронули. Наверное, он все еще в Санкисте-у-Моря.

Отчасти это было правдой. Но Кайзи такой ответ не удовлетворил.

– ДиГриз, не юли! Игорь отправился в Санкист-у-Моря, потому что твоя жена доставляла нам хлопоты. А потом он исчез. Учти, я не только убивать умею, но и калечить. – Пистолет фыркнул, и из огромной дыры в подушке рядом с Анжелиной вылетели клочья набивки. – Последнее предупреждение! Говори!

Я зачастил:

– Я там побывал, видел, как он уезжает. Если помнишь, я тогда ходил загримированный под Ибу. Игорь меня увидел и едва не свихнулся, даже разбил фургон. Наверное, он как-то причастен к исчезновению настоящего Ибы.

Кайзи бесстрастно внимал.

– Игоря потрясло мое внезапное появление. До того потрясло, что его отвезли в больницу с инфарктом.

– Ты убил его! – Он приподнял пистолет.

– Нет! Он жив! Ему сделали операцию, и сейчас он в реанимационной палате. Не веришь – позвони в больницу.

Он не верил. И позвонил. Его разговор с врачами показался мне очень интересным.

– Да. Сегодня принят? Идет на поправку? Хорошо. Кто я? Его брат. Обеспечьте ему наилучший уход, я оплачу счета.

– Брат? – спросил я, когда он убрал телефон.

– Да. Наша мать была техником, работала с рентгеновской установкой. Утечка радиации. Лучшие гены достались мне, худшие – Игорю.

– А почему ты не в банке? – поинтересовалась Анжелина. – Кажется, сейчас самое время делать деньги.

– Если вы мните, что я не в курсе ваших махинаций с “Банко Куэрпо Эспесиаль”, то жестоко ошибаетесь. Что бы вы ни предприняли, мне это на руку. И обещаю: пока вы исполняете мои приказы, вам ничто не грозит.

– Если будем исполнять твои приказы, ты нас обязательно убьешь, – сказала Анжелина. Он кивнул.

– Да, не исключено. Но, пока вы живы, у вас остается надежда на благополучный исход. А сейчас дайте подумать, как извлечь из этого максимум выгоды. Итак, передо мной любящие супруги. Но вы, Анжелина, – женщина и, как полагается женщине, более эмоциональны. Вы будете действовать, как диктуют чувства, то есть верить в спасение. Сейчас вы позвоните вашему сыну Джеймсу и передадите мои инструкции. Воспользуйтесь этим телефоном, он не прослушивается.

Кайзи достал из кармана и бросил на кровать телефон.

Анжелина даже не посмотрела на него.

– Чувства чувствами, но с чего вы взяли, что я это сделаю?

Ответом был выстрел. Мое предплечье пронзила жгучая боль. Я поспешил другой рукой закрыть рану, увидел, как между пальцами сочится кровь.

– Звоните, – сказал Кайзи. Анжелина позвонила, не сводя с меня глаз. Она была бледна, но совершенно спокойна.

– Свяжитесь с Джеймсом ди Гризом. Да, я знаю, что он на собрании. Передайте: звонит его мать, это срочно. Ах, работу потерять боитесь? Юная леди, если вы сейчас же его не позовете, то лишитесь не только работы. Я сама приеду и вырву вам глаза.

Потом она ждала. Безучастно и безмолвно. Она еще ни с кем так не разговаривала. Но, хотя снаружи Анжелина была холодна, как айсберг, я знал, что внутри она корчится от жара.

– Да, Джеймс, это крайне важно...

– Передайте, пусть будет готов перевести в мой банк фонды, которые я назову.

– У меня для тебя инструкции. Здесь Кайзи с огромным пистолетом. И по причинам, которые я сейчас излагать не могу, я уверена, что он им воспользуется. Он хочет, чтобы ты перевел какие-то фонды...

И тут это произошло. Раздался громкий взрыв, и в двери образовалась огромная дыра. Кайзи подпрыгнул, мушка пистолета дрогнула. Я ринулся к нему, а Анжелина запустила в него телефоном и сумочкой. Он выстрелил, затем моя окровавленная рука схватила его за запястье. Снова и снова хлопал пистолет, с потолка летела штукатурка. Вдруг Кайзи взвизгнул от боли – острые каблуки Анжелины вонзились ему в руку. Тут и Глориана, разбуженная шумом, молнией пронеслась по комнате и всадила клыки в его лодыжку.

Крик захлебнулся. Рука Джеймса обвила шею нашего мучителя, потянула его назад, а другая рука выкрутила пистолет из ослабевших пальцев. В считанные секунды мизансцена полностью изменилась. Джеймс прыгнул в номер через пробитую дверь. Теперь он держал пистолет и ввинчивал каблук в шею корчившегося на полу афериста. Глориана оставила свою жертву в покое – видимо, мясо Кайзи ей не понравилось – и теперь вытирала рыло о ковер. Анжелина ласково усадила меня на диван и зажала вену, чтобы остановить кровь. Другой рукой она держала телефон и говорила спокойнейшим голосом:

– Да, Боливар, все в порядке. Тут Джеймс, он позаботился о незваном госте. Мы тебе перезвоним через несколько минут.

– Как ты узнал? – спросил я Джеймса.

– Забыл? У тебя же в ухе передатчик. И он отлично работает. Как только я услышал голос Кайзи, бросился сюда. Но вас не предупреждал – боялся спугнуть его. Решил, что в такой ситуации лучшая тактика – внезапность.

– И оказался прав, – согласилась Анжелина – Когда угомонишь животное, на котором ты стоишь. дай мне, пожалуйста, простыню с кровати.

Раздался болезненный возглас, и Кайзи умолк.

– Ай да мы! – вяло восхитился я. Анжелина нежно дотронулась до моего лица.

– Милый, успокойся, теперь все будет хорошо. Как ни странно, она оказалась нрава. Джеймс разорвал простыню на ленты, Анжелина сплела из них жгут и остановила кровотечение.

– Помогу тебе перейти в спальню, – сказал Джеймс. – Тут скоро будет людно и шумно.

– Мне помощь не нужна, – сказал я, опираясь на его сильную руку н медленно выползая из комнаты.

За нами семенила Глориана. Кровать была мягкая. Анжелина забинтовала пульсирующую рану.

– Нужно принять антибиотик и обезболивающее.

– В той комнате, в баре, целая бутылка обезболивающего. Надо ее перенести, пока толпа не набежала.

В гостиной уже звучали громкие голоса. Анжелина вышла, тут же вернулась и заперла за собой дверь. Она принесла бокалы н вожделенную бутылку.

– Не злоупотребляй.

– Помилуй, как можно? – Я бросил взгляд на дверь. – Что там творится?

– Настоящий переполох. Объявился гостиничный детектив, Джеймс велел ему вызвать полицию и заодно врача. Сказал, что Кайзи вломился к нам с целью ограбления. Вся эта кровь – из ран на ноге преступника. Когда началась стрельба, жильцы над нами подняли тревогу. Прибыли пожарные, но мы их отослали. Врач дал обезболивающего получше, чем это пойло. А сейчас будь паинькой и объясни все Боливару.

– С удовольствием.

Дожидаясь Боливара, я сделал еще несколько глотков. Мой сын выглядел встревоженным.

– Не волнуйся. Это всего лишь налет. К тому же бандит уже без оружия Джеймс с ним разобрался.

– Кто это был?

– Кайзи. Можешь себе представить? Ухитрился нас выследить.

– Невероятно! Мы подкупили человека в его банке Кайзи там со вчерашнего дня, ни разу не выходил.

– Но...

Я не нашел слов. К счастью, Боливар не утратил сообразительности.

– Должно быть, их двое, и это многое объясняет. Наверное, они близнецы, как мы с Джеймсом. Мне надо срочно вернуться к разрушению экономики. Держите меня в курсе.

Вошла Анжелина, тщательно затворила за собой дверь, отсекла нас от голосов в гостиной.

– Полиция, страховой инспектор, врач... Я всем дала на лапу. Даже Пьюссанто здесь.

– Кайзи все еще в банке... Хотя он лежит в соседней комнате...

– Подними руку.

Она припудрила рану антибиотиком.

– Боливар считает, их двое. Кайзи и Кайзи.

– Вполне возможно. И это объясняет, как ему удавалось держать меня в подвале, пока он занимался с тобой. Я и сама подозревала...

– Подозревала? Что у него есть двойник? Почему же не сказала?

– Да, знаешь ли, решила не полагаться на женскую интуицию. Ждала возможности убедиться.

Она обвязала рану эластичным бинтом, затем приставила к моему предплечью ультразвуковой инъектор. Он вогнал под кожу обезболивающее. Очень скоро передо мной все зарозовело. Я нахмурился, когда Анжелина унесла бутылку и бокалы. Но расслабился и погрузился в золотое сияние, когда отворилась дверь. Только появилась не моя жена, а атлетическая туша Пьюссанто.

– Похоже, тебе здорово досталось, – сказал он, разглядывая бинт и пятна крови.

– Поглядел бы ты на того, кто это сделал.

– Поглядел. Отличная работа. Видно, его карьере пришел конец. И карьере его братца.

– Значит, близнецы?

– Нет. Тот постарше. Он подвергся небольшой хирургической операции, слегка изменил внешность. Это помогало нашим мошенникам прокручивать галактические аферы. Мы, ГНУСы, давно гоняемся за этими неплательщиками. Рад, что вы наконец вывели их на чистую воду.

– И что их ждет?

– Их много чего ждет. Галактическое налоговое управление работает в тесной связке с местными фискальными органами и полицией. Туповатый братец наших прохвостов уже признался в соучастии в убийстве рабочего по имени Иба. Игорь пройдет курс медицинского и психиатрического лечения. Раненому Кайзи обеспечена высшая мера наказания. Правда, на Феторре не казнят, но пожизненный срок в здешних тюрьмах ненамного лучше веревки или пули.

– Двух мы одолели, остался один.

– Последнего Кайзи хотят арестовать за ограбление банка – тут поможет откровенность Игоря. Одного этого преступления достаточно, чтобы надолго посадить его за решетку. Если и выйдет когда-нибудь на свободу, его передадут нам, и мы сразу упечем его за неуплату межзвездных налогов. – Неплохо, – сказал я, когда Пьюссанто собрался уходить. – Похоже, победа за хорошими парнями. Но как обстоят дела у преступника, о котором трубят газеты и в поисках которого полиция сбилась с ног? Как обстоят дела у супервора по прозвищу Стальная Крыса?

Он повернулся ко мне.

– Честные полицейские, а их, увы, очень немного, склоняются к мысли, что этого супервора коварно подставил Кайзи. Впрочем, они бы не отказались допросить Стальную Крысу, возможно, предъявить ей кое-какие обвинения. К сожалению, им сообщили, что Стальная Крыса сбежала с планеты и укрылась за пределами их юрисдикции – Он порылся в кармане, что-то достал. – Вдобавок у них больше нет самой главной улики.

Знакомая вещица упала на кровать, и Пьюссанто вышел Я поднял фигурку, провел пальцем по блестящей поверхности. И глубоко вздохнул. И провалился в сон, держа в руках подарок – нержавеющую Стальную Крысу.

Глава 28

Кое-что я вспомнил, остальное мне рассказали. На какое-то время смесь обезболивающих препаратов, спиртного, усталости и прочего вывела меня из строя. Очевидно, мы благополучно выбрались из гостиницы, потому что следующее, что я увидел, – больничная койка, на ко горой я приходил в себя после операции.

– Все закончилось прекрасно. Анжелина сидела у кровати, держа меня за руку. Недурственная картинка.

– Прекрасно? – пробормотал я.

– Я про операцию. Ты получил серьезное ранение, разорван бицепс. Врачи взяли у тебя две-три клетки и вырастили из них отличный кусок новой мышечной ткани. Имплантировали мускул, затем покрыли рану кожей, культивированной по образцу твоей. Уже не должно болеть.

– И не болит.

Я пощупал бицепс.

Глориана закинула передние копытца на койку и обнюхала мою руку. Мне даже удалось почесать ее между ушами. Ах, эта чудодейственная современная медицина! Я огляделся.

– Где я?

– В клинике “Банко Куэрпо Эспесиаль”. Напоминаю, это по совместительству банк Специального Корпуса, а также его официальное посольство. Вдобавок у него собственная больница. Здесь до прибытия корабля Корпуса нам совершенно нечего опасаться. А он прилетит уже скоро.

– Нам?

– Боливар тоже здесь. Его вес еще разыскивает феторрская полиция за побег из тюрьмы. Но не слишком усердствует, потому что у легавых полно других забот. Скоро приедет и Джеймс. Он заканчивает последние компьютерные трансферты. Намекал на большую прибыль, в основном для Корпуса. Но и нам кое-что перепадет, когда все уляжется.

– Ты-то как себя чувствуешь?

– Великолепно. Не меня же подстрелили.

– Но ведь это тебе пришлось сидеть в ожидании пули. – Я завозился, пытаясь сесть. – Встаю.

– Конечно. Одежда вон там, на стуле. Поначалу слегка кружилась голова, но вскоре это прошло. Анжелина провела меня по коридору в уютную комнату отдыха с соблазнительными автоматами по продаже еды и питья. Боливар пил пиво, и снова была встреча, и снова была радость.

– Я слышал, все твои финансовые игры уже отыграны.

– Да, папа. Мы неплохо заработали и при этом не обанкротили планету, как замышлял Кайзи. Рад доложить, что и ты основательно поправил свои дела.

– Кто? Я? Но ведь Кайзи сказал, что снял с моего счета все выплаченные деньги.

– Так и было. Уверен, он задумал это с самого начала, и его было не остановить. Но когда деньги переводились из банка в банк, я позаботился о том, чтобы пять с лишним процентов отчислялись нам – за обслуживание. Общая сумма переводов столь велика, что даже наши комиссионные выглядят внушительно. И теперь эти деньги надежно зарыты.

– Зарыты? У меня такое чувство, что я чего-то недопонял.

– Все очень просто. Комиссионные я получил наличными, и теперь невозможно проследить, куда они ушли. На эти деньги мы купили в фирме Джеймса микросхемы нанопамяти. Они такие емкие, что платка величиной с твой ноготь стоит сотни тысяч кредитов. Я их зарыл в саду, под розами.

– Подумать только!

И этим было выражено все.

– Жду не дождусь, когда появится случай срезать несколько розочек, – сказала моя практичная жена.

Наше счастье нарастало, а с появлением Джеймса возвелось в квадрат.

– Занавес, – объявил он. – Феторрская операция закончилась успешно для всех ее участников. – Так уж и для всех? – сказал я. – Разве Кайзи, Кайзи-Два и Игорь не получили по заслугам?

– Получили. Правосудие здесь не канителится, особенно когда речь идет об активах всей планеты. Сладкую парочку отправили туда, где ей самое место, и теперь она любуется небом в клетку. Младший брат поправляет здоровье и поет как соловей. Он знает, что братьям до него теперь не дотянуться, и, похоже, впервые в жизни счастлив – Меня гложет совесть, ведь эго по моей вин его хватила кондрашка. Ну да Бог с ним. – Я облизал пересохшие губы. – Если Анжелина страдает от жажды так же, как и я, ей необходимо жидкое лекарство.

– Это мы мигом. Вина и пива? Именно в таком порядке? – спросил Боливар. Мы с Анжелиной кивнули. Джеймс заказал себе нива.

Мы высоко подняли бокалы.

– Кто-нибудь придумал тост? – спросила Анжелина.

Молчание длилось, пока я не кашлянул. Все посмотрели на меня.

– Разумеется. Он очень простой. За мою семью. И чтобы пропавшие жены поскорее возвращались к своим истосковавшимся мужьям. А еще – за долгую и счастливую жизнь для всех нас и каждого в отдельности.

Мы выпили.

– И за годик отдыха для нас с вашей матушкой, – добавил я.

– Ушам своим не верю, – сказал Боливар.

– Я тоже, – присоединился к нему Джеймс.

– Это правда, – подтвердила Анжелина. – Мы уже давно решили. Никакой работы, зато вдоволь развлечений. На звонки Инскиппа не отвечаем. Специальный Корпус, чай, не маленький, сам о себе как-нибудь позаботится. Будем проматывать сбережения и не поддадимся соблазнам пополнить кубышку честным или нечестным путем.

Мальчики изумленно переглянулись. Джеймс булькнул горлом и высказался за обоих:

– А... а через год...

– Почему бы не начать еще один точно такой же? – с чарующей улыбкой спросила Анжелина. Близнецы посмотрели на меня, я терпеливо кивнул.

– Послушайте меня, ребятки. Я слишком часто спасал вселенную. Меня избирали президентом, перебрасывали во времени, посылали отражать нашествия чужих рас и грабить бесчисленные банки. И думается мне, настало время почить на лаврах. – Я помолчал секунду-другую. – Впрочем, одно дельце я бы напоследок провернул...

– Никогда! – вспылила Анжелина.

– Ты не так поняла. Я не о жульничестве. Я имею в виду мемуары.. Впрочем, никто мне, конечно, не поверит...

– Тогда замаскируй их под беллетристику.

– Правильно! Какая замечательная идея! У меня и название уже есть. Первую книгу озаглавлю так:

“Стальная Крыса”. И будет много томов с продолжением...

Боливар задумчиво почесал подбородок.

– Знаешь, у меня всегда была тайная мечта, вторая после изучения лун. И очень пригодится приобретенный банковский опыт. В глубине души я всегда хотел стать... издателем. Папа, ты не будешь возражать, если я начну с твоей книги?

– Разумеется, не буду. Составляй договор и позаботься, чтобы аванс выглядел солидно.

– Это мы мигом!

Он с воодушевлением раскрыл карманный компьютер.

Джеймс собрал пустые бокалы и пошел заказать по новой. Анжелина наклонилась ко мне, взяла за руку.

– Джим, ты это всерьез? Насчет отставки?

– Еще как всерьез! Если и были сомнения, их развеяла вся эта суета с Кайзи. Во вселенной много неизведанных миров, давай возьмем от них сполна.

– Это самые прекрасные слова в моей жизни. – Она порылась в сумочке и что-то положила мне на ладонь. – Нашла у тебя в кармане. Хочешь сохранить?

Я посмотрел и отрицательно покачал головой.

– Да на что мне стальная крыса?

– Тогда оставлю ее себе. – Анжелина убрала фигурку. – Спрячу в шкатулку, буду возить с собой. Если когда-нибудь загрущу, или расстроюсь, или захандрю без причины, выну ее и посмотрю. И вспомню, как нам бывало весело.

Улыбаясь, она окинула взором свою семью. Потом наклонилась и почесала Глориану между ушами.

– А еще вспомню, что всем нам очень везло и из любой переделки мы выходили целыми и невредимыми.

За это мы тоже выпили.

КОНЕЦ?

Гарри Гаррисон Золотые годы Стальной Крысы

— Да никак это старина Скользкий Джим диГриз!

Когда охранник увидел меня прикованным наручниками к запястью рослого полицейского, его уродливое лицо расплылось в злобной ухмылке. С нескрываемым наслаждением он распахнул дверь и, пока снимали наручники, подошел поближе и крепко — пожалуй, даже чересчур крепко — ухватил меня за руку. Едва мое запястье освободилось, он резко дернул меня и потащил вперед. Я еле удержался на ногах, но засеменил следом, прошаркав за дверь, на которой висела покрытая патиной бронзовая табличка с трогательной надписью:

В СИИ ВРАТА ВХОДЯТ ДРЯХЛЫЕ КЛЯЧИ

ПРЕСТУПНОГО МИРА ГАЛАКТИКИ

Грандиозно! Вот так всегда: полиция не преминет пнуть лежачего. Садист-провожатый все ускорял шаги, и мне приходилось шаркать быстрее.

— Мне надо сесть… — пропыхтел я, делая слабые попытки освободиться от цепкой хватки и присесть на стоящую у стены скамью.

— Успеешь насидеться, папаша. Тут только этим и занимаются. Сначала познакомься с начальством.

И он повлек меня, несмотря на вялое сопротивление, дальше по коридору, к массивной стальной двери и громко постучал. Колени мои подгибались, я ловил воздух ртом. На стене висело зеркало с увещевающей табличкой:

ПОСМОТРИ-КА, УБЕДИСЬ:

АККУРАТЕН ЛИ И ЧИСТ?

А КОГДА ТЫ НОГИ МЫЛ?

МОЖЕТ, ВОВСЕ ПОЗАБЫЛ?

— Не помню… — дрогнувшим голосом признался я, с трепетом и отвращением глядя на собственное отражение: жиденькие седые волосенки спутаны и торчат клочьями, с отвисшей нижней губы тянется ниточка мутной слюны, бледную кожу избороздили морщины, глаза покраснели, взгляд жалкий, как у дворняги. Несимпатичное зрелище, что и говорить.

Тут загорелась зеленая лампочка, замок щелкнул, дверь открылась, и мой провожатый, подтолкнув меня мясистой ладонью, приказал:

— Заходи!

Я споткнулся и с трудом восстановил равновесие. Позади хлопнула дверь. Передо мной сидел, склонившись над толстой папкой, похожий на небритого верблюда тюремщик.

— Твоя папка. — Он поднял голову и мрачно поглядел на меня. — Личное дело преступника. Джеймс диГриз, он же Стальная Крыса. — Безразмерные губы изогнулись в некоем подобии улыбки. — Где уж там стальная — просто ржавая.

Он радостно заухал над своей пресной шуткой, оскалив длинные зубы.

— Все попадают ко мне, Ржавая Крыса. В конце концов, все предстают перед начальником тюрьмы Сакксом. Как ни бегай, как ни хоронись, все равно попадешь ко мне. Даже самый хитроумный преступник со временем стареет, начинает хуже соображать и совершает одну-единственную ошибочку, необходимую для того, чтобы его поймали и отправили в Каторжную тюрьму последнего отбывания — таково официальное название. А знаешь, как ее называют в народе?..

— Адский Предбанник! — слова помимо моей воли соскользнули с губ и липким комком упали на пол.

— Знаешь. Да только так ее называют снаружи. Войти сюда можно, а вот обратно — ни-ни. Здесь мы не пользуемся этим замысловатым названием, у нас есть другое, получше. Просто Чистило — вроде как уменьшительное от Чистилища, если ты не понял. А данное слово означает место, где муками искупают…

— Мне надо в туалет, — просипел я, скрестив ноги и крепко их сжав. Его оскал стал еще шире.

— Все вы, старые клячи, только об одном и думаете. — Он надавил на кнопку, и дверь позади меня со скрежетом распахнулась. — Боггер покажет, где сортир, а потом отведет тебя на медосмотр. Мы будем следить, диГриз, чтобы ты пребывал в хорошей форме и долго еще мог наслаждаться нашим гостеприимством.

Плетясь по коридору, я слышал за спиной издевательский смех. Не могу сказать, что подобный прием так уж меня поразил.

То же можно сказать и про медосмотр — дебелые скучающие садисты-тюремщики раздели меня донага, потом прикрыли выпирающие из-под кожи ребра ветхим серым халатиком и начали таскать от одного диагностического аппарата к другому, не обращая внимания на мои протесты и хныканье. Результаты небрежно комментировались.

— В бедре стержень. Вроде бы старый.

— Не такой старый, как эти пластиковые суставы. Да, древняя кляча изрядно побегала на своем веку.

— Доку этот экземпляр понравится: в легких затемнения — туберкулез, пневмосклероз или что-нибудь в этом роде.

— Еще не кончили? — поинтересовался Боггер, явившись внезапно, как жуткое воспоминание.

— Кончили. Он весь твой, Боггер. Забирай. Прижимая скомканную одежду к груди, я зябко переступал босыми ногами по холодному полу, а он волок меня за собой. Затем впихнул в камеру. Невзирая на слабое сопротивление, Боггер отнял у меня одежду, вытряхнул содержимое из карманов, швырнул на кровать грубую тюремную робу и пару шлепанцев.

— Обед в шесть. Двери отпираются за минуту до этого. Опоздаешь — останешься голодным.

Лязг захлопнувшейся двери оборвал его гнусный смешок.

Дрожа и поеживаясь, я присел на кровать и спрятал лицо в ладонях, являя собой жалкое зрелище для наблюдателя, следившего за мной через замаскированные объективы. Вот и пришел конец гордому, хоть и преступному человеку. Я — просто обреченный столетний старец, подошедший к последней черте.

Чего они немогли разглядеть сквозь заслонившие лицо ладони — так это мимолетной счастливой и довольной усмешки. Я таки добился своего!

Но когда я поднял лицо, от ухмылки не осталось и следа, а губы мои опять тряслись.

Пластиковое стеклышко моих дешевых часов было так исцарапано, что цифры удавалось разглядеть лишь с большим трудом. Я поднес их к свету и принялся вглядываться, пыхтя от усердия. Наконец, мне удалось разобрать, который час.

— Обед в шесть, Боженьки мои! Надо выходить, как только дверь откроется.

Прошаркав к двери, я сразу после щелчка замка распахнул ее и заплетающейся походкой вывалился в коридор.

При первом же взгляде на шаркающую в одном направлении толпу одетых в серое дряхлых развалин стало ясно, где находится столовая. Я влил свои шаги в общий шелест, у входа получил поднос и подставил его для получения своей доли казенного месива. По виду нипочем не догадаться, что это такое, а по вкусу — тем более. Ну, надеюсь, хоть какие-то питательные вещества там есть. Трясущейся рукой я начал таскать эту жижу в рот, ложка за ложкой.

— Впервые тебя вижу, — с подозрением заметил сидевший рядом старец лет восьмидесяти. — Ты что, провокатор?

— Я осужденный рецидивист.

— Добро пожаловать в Чистило, хе-хе, — хрюкнул он, радуясь новичку.

— Тебе приходилось угонять корабли?

— Пару раз.

— А мне трижды. На третьем и попался — корабль оказался приманкой. Но я пристратился и, сам понимаешь, недостаток средств, возраст, да и глаза стали подводить…

Его воспоминания текли ручьем, сливаясь в однообразное жужжание, и были ничуть не интереснее последнего. Я позволил старику бубнить, а сам тем временем старательно приканчивал свой навозбургер с почесухой. Едва я, давясь, пропихнул в горло последний кус этой гадости, как до омерзения знакомый голос перекрыл заполнившие столовую бряцанье ложек и хлюпанье старческих ртов:

— Ржавая Крыса! Я вижу, ты покончил с обедом. Так что давай, быстренько волоки свои старые кости к доку.

— А как я его найду?

— По зеленым стрелкам на стене, ты, тупорылый! Зеленые стрелки с красным крестиком. Пошел!

Я выкарабкался из-за стола и потащился куда сказано. Стены были усеяны разноцветными стрелками, указывающими разные стороны. Я заморгал и подошел к стене вплотную, чтобы разобраться, потом повлек свои стопы налево.

— Входите, садитесь, отвечайте на мои вопросы. Недержанием страдаете?

Молодой доктор сидел как на иголках, будто куда-то спешил. Я поскреб в затылке и пробормотал:

— Уж и не знаю толком…

— Вы не можете не знать!

— Да откуда? Не знаю, что это такое.

— Недержание мочи! Вы мочитесь по ночам в постель?

— Только если пьян.

— Здесь, диГриз, такая возможность вряд ли представится. Я смотрел вашу медицинскую карточку. Вы просто развалина — в легких затемнения, в бедрах гвозди, череп на скобах…

— У меня было тяжкое житье, док.

— Это ясно с первого взгляда, не говоря уж о взбесившемся обмене веществ. Сейчас я сделаю вам пару уколов, чтобы приостановить процесс деградации, а потом будете принимать вот эти пилюли три раза в день.

Я взял банку и вытаращил глаза на пилюли величиной с ружейную пулю.

— Чего-то великоваты.

— А вы чего-то не слишком здоровы. Это специальная формула, которая решит ваши многочисленные проблемы. Все время носите их при себе — зуммер в крышке сообщит, когда настало время принять очередную пилюлю. А теперь закатайте рукав.

Он начал орудовать зазубренной иглой. Готов присягнуть, пару раз кончик задел кость. Потирая саднящие плечи, я вывалился в коридор, в поисках своей камеры заблудился, был наставлен на верный путь встречным тюремщиком и наконец вернулся к себе. Как только дверь за мной захлопнулась, замок щелкнул, а через несколько минут начал тускнеть свет. Я выпутался из робы, натянул тошнотворно-оранжевую пижаму, рухнул на кровать и едва успел натянуть одеяло, как свет потух окончательно.

Вот оно — конец строки. Чистило, преддверие ада, чистилище у небесных врат. Тут тебя кормят и лечат, чтобы продержать как можно дольше. Приговор с одним-единственным исходом.

Угу-ага! — мысленно воскликнул я и позволил себе широко ухмыльнуться под одеялом. Кожа под полосками прозрачного пластика на спине зудела, и я с наслаждением почесался. Пластик совершенно незаметен для глаза, зато покрыт непрозрачным для рентгеновских лучей свинцово-сурьмяным сплавом. Я сделал ставку на то, что здесь нет ни дорогостоящих томографов, ни чего-то в этом роде — и выиграл! На двухмерном экране рентгеновского аппарата полоски на моих ногах выглядели, как скрепляющие кость металлические гвозди, а полоски на черепе — как скрепы. Пластик сделал свое дело, во время очередного мытья он растворится и исчезнет.

Мне это удалось! Первая часть операции завершена. Труднее всего было раздобыть информацию об этой тюрьме-богадельне. Пришлось с немалым риском для себя долго рыться в планетарных правительственных картотеках, прежде чем я нащупал след. Предприятие рискованное, зато увлекательное. Поначалу мы с Анжелиной активно руководили полулегальной карьерой наших близнецов, но теперь они устроились вполне благополучно (следует добавить, комфортно и богато), так что можно насладиться — как бы это выразиться? — полуотставкой. Анжелину это вполне устроило, она без памяти кинулась в вихрь увеселительных круизов и развлекательных планет. А мне, как вы прекрасно понимаете, это было не по нутру. Если мне не дать очистить подвернувшийся банк или угнать дорогостоящую космическую яхту, то в конце концов недолго и свихнуться. Но это так, шуточки. И вдруг подвернулась грандиозная идея! Крохотное сообщение в вечерних новостях. Я отпечатал его и показал Анжелине. Она быстро прочитала и отложила листок в сторону.

— Надо что-то делать, — сказал я.

— Нет, — моментально отреагировала моя дорогая.

— По-моему, мы кое-чем ему обязаны — ты, во всяком случае.

— Чепуха. Взрослый человек должен сам отвечать за себя.

— Ну да, конечно. Но мне все-таки хочется знать, куда его засунули.

Когда я проследил его путь и раскрыл местонахождение Каторжной тюрьмы последнего отбывания, то изложил свой план Анжелине. Слушая меня, она прищурилась и помрачнела, но стоило мне договорить, как моя женушка задумчиво кивнула.

— Давай, Джим. Это опасно и очень смахивает на самоубийство — но ты единственный человек в Галактике, кому это по зубам. Разумеется, не без моей помощи.

— Разумеется. И первоочередная твоя задача — найти лишенного практики, но компетентного доктора.

— Нет проблем! Ты хоть раз слыхал, чтобы доктор (или адвокат) — лишен он практики или нет — выстоял под непрерывным дождем банкнот, сыплющихся на стол перед его носом?

— Ну да, после твоих слов я сообразил, что ни разу. Как там наш счет?

— Немного поистончился, осталось всего несколько миллиончиков. Почему бы тебе не колупнуть какой-нибудь солидный банк, пока я буду заниматься медиком?

— Твои слова — как бальзам на душу. Но на приготовления ушел еще целый год. Не тот случай, когда можно решать в спешке, нахрапом, строить план на догадках или рассчитывать на везение; если каждый шаг не будет выверен до последней цифры после запятой, мне придется ужасно долго отдыхать за решеткой.

Приехавшая за мной в клинику Анжелина в ужасе отшатнулась.

— Джим, ты жутко выглядишь!

— Спасибо, ради того и старались. Потерять вес было достаточно легко, так же как состарить кожу, перекрасить волосы — ну, и прочий традиционный набор. Больше всего мне недостает мышц.

— Мне тоже. А твоя великолепная фигура…

— При помощи ферментов сведена на нет — альтернативы просто не было. Если я хочу сойти за дохлую клячу, то должен выглядеть как дохлая кляча. Не волнуйся, когда все будет позади, несколько месяцев бодибилдинга меня восстановят, и я буду как новенький.

На глаза Анжелины навернулись слезы, и она нежно обняла меня.

— Ты идешь на это ради меня.

— Ну, конечно. Но ради него тоже — а заодно и ради Джима диГриза. Чтобы я вновь мог смотреть в зеркало без ужаса и отвращения, которые внушает мне нынешнее отражение.

А потом было вот что. Провести неудачное ограбление ювелирного магазина и попасться легко; единственное условие — совершить преступление на Гелиотропе-2, откуда исходила заметка, заварившая всю эту кашу.

И заварилось на славу! Здесь, в Чистиле, у меня была ровно неделя на ознакомление с планировкой, сигнализацией и «жучками», затем операция должна перейти во вторую фазу. Скучать не приходилось. Наутро за завтраком я обвел взглядом лысые головы и серые балахоны своих коллег и сразу же заметил его, но продолжая держаться поодаль. Времени для возобновления старого знакомства вполне достаточно, так что дождемся подходящего момента. Прихлебывая лиловую кашицу, я заканчивал осмотр узников и тут вздрогнул от удивления.

Неужели он? Да, поседел как лунь, лицо избороздили бесчисленные морщины, но два месяца совместного пребывания в ледяной пещере… Словом, есть вещи, которые не забываются. Когда мы сдали свои судки, я прошаркал за ним в общий зал и сел рядом.

— Давно ты здесь, Баррин? — поинтересовался я. Он обернулся и близоруко сощурился, потом лицо расплылось в широкой улыбке.

— Клянусь жизнью и душой, это Джимми диГриз!

— Весьма рад, что у тебя жизнь и душа на месте! Баррин Бах, ты же лучший фальшивомонетчик в Галактике!

— Спасибо на добром слове, Джимми. Раньше так и было, да только в последние годы…

Улыбка померкла, и я торопливо обнял его за плечи.

— У тебя по-прежнему мерзнут щиколотки?

— Спрашиваешь! Ты же знаешь: я даже в выпивку лед не кладу, мне один его вид противен.

— Да, но в ледяной пещере была лишь икота…

— Да уж, икота! Но тут ты прав, Джимми, парнишка. Когда мы спихнули это дельце, мне не надо было работать лет десять. Ты был юн, но гениален. Жаль видеть, что ты кончаешь как все. Никогда не думал, что тебя упекут.

— И на старуху бывает проруха.

Я говорил, а моя спрятанная в горсти авторучка тем временем быстро выписывала на ладони короткое сообщение. Потом я потер подбородок тыльной стороной руки, дожидаясь, когда Баррин взглянет на текст. Тот увидел надпись и сделал круглые глаза.

— Ну, мне пора, — сказал я, стирая сообщение смоченным слюной пальцем. — Увидимся.

Он только молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Винить его не за что. Даю голову на отсечение, что с самой посадки Баррин и не надеялся увидеть подобное:

МОТАЕМ ОТСЮДА

Невероятная взятка, уплаченная Анжелиной городским властям, стоила того. Строительные эскизы хоть и страдали пробелами, но оказали неоценимую услугу. На второй день я остановился рядом с намеченной нами комнатой, на третий — сунул авторучку в замочную скважину. После часового пребывания под мышкой ее пластик размяк, как пластилин, но при соприкосновении с холодным металлом застыл, став зеркальной копией внутренностей замка.

Нас ежедневно выпускали на часовую прогулку в тюремный парк. Я нашел уединенную скамейку вдали от мест, где можно установить «жучки», и сидел там с открытой книгой, в полудреме свесив голову на грудь. Чтобы понять, чем я занят на самом деле, надо подойти вплотную.

В то утро я содрал часть пластикового покрытия своего потрепанного бумажника и хорошенько разжевал полученную пленку. На вкус она была ничуть не хуже, чем здешняя кормежка. Пропитавшись слюной, пленка размякла до состояния отлично лепящейся тестообразной массы и в таком виде нырнула в темные глубины моего кармана, где я прижал ее к слепку замка, чтобы получить дубликат ключа, способного открыть нужную дверь. Удовлетворившись полученным результатом, я подставил пластик под жаркие лучи солнца — содержащийся в нем катализатор на свету начал действовать, и пластик моментально затвердел.

По логике вещей следовало подождать подходящего момента, прежде чем пытаться открыть дверь — но требовался пробный прогон, чтобы устранить с дороги все потенциальные препятствия и пребывать в уверенности, что в запланированный момент все пройдет без сучка без задоринки.

Баррин помогал мне с упоением. Мы свернули часы, и в тот момент, когда я дошел до двери, он споткнулся и упал на стол в самый разгар какой-то карточной игры. Раздался грохот, злобные вопли, а я тем временем сунул доморощенный ключ в замочную скважину, повернул его и нажал на дверь.

Ничего не произошло. Я глубоко вздохнул, задержал дыхание, а потом пустил в ход весь опыт медвежатника, приобретенный за долгую жизнь.

Замок слегка заскрежетал-и уступил.

Мгновенно нырнув в комнату, я запер за собой дверь и прижался к ней, ожидая услышать топот шагов и встревоженные крики.

Ни того ни другого. Теперь можно оглядеться. Комната оказалась небольшой кладовкой и была до потолка завалена стопами бумаги и грудами столь дорогих сердцу бюрократа бланков и формуляров. Крохотное оконце пропускало достаточно света, чтобы ориентироваться. Я мысленно зарисовал план, потом переставил одну коробку, преграждавшую путь. Все, хватит. Пора убираться, иначе День Д, Час Ч и Минута М, когда я нарвусь на неприятности, окажутся в роковой близости. В коридоре ни звука. Теперь быстро за дверь, запереть замок — и бросок по коридору обратно в зал, в эпицентр вялой потасовки. Жаль, что мы испортили игру. Впрочем, нет, жалеть не стоит. Баррин стрельнул в мою сторону глазами, а я то ли заговорщицки подмигнул, то ли просто глаз мой дернулся от нервного тика.

Мы с Анжелиной сошлись на том, что при первой встрече контакт должен быть предельно кратким. Выбор момента вообще играл главную роль. Ради конспирации встреча должна состояться в сумерках, но не настолько поздно, чтобы нас отправили баиньки. В назначенный вечер после обеда я вышел из столовой первым и быстро заковылял к сортиру. Мимо двери и вверх по лестнице. Пришел впритык, в запасе оставалось буквально несколько секунд. Открыть и закрыть дверь, несколько шагов по проходу, часы уже наготове.

Быстро перехватить ремешок в обе руки — для удобства. Прижать его к оконному запору. Пластик, покрывающий ремешок, тут же сполз, обнажив куда более твердую пластисталь мини-пилы. Пила громко взвизгнула, раздался резкий щелчок. Сунув часы в карман, я дотянулся до окна и приоткрыл его.

Снаружи уже ждала Анжелина, вся в черном, вплоть до черных перчаток и черного грима на лице. Она сунула мне в руки сверток, но вопреки нашему уговору не удержалась и тихо прошипела: «Самое время!» — пока я закрывал окно.

Я тут же смылся, спрятав сверток в складках робы, а укладываясь в постель, сунул его под подушку, предварительно вытащив детектор.

Вскоре после того, как в тюрьме вырубили свет, я начал ворочаться с боку на бок с громкими стонами:

— Никак не уснуть. Бессонница и артрит меня в гроб вгонят. О-ох!

Я поворочался еще чуток, а потом встал и начал слоняться по камере, почесывая ногу. А заодно почесывая регуляторы детектора с потрясающими результатами: всего лишь одна телекамера над дверью — что дарило мне два слепых сектора вне обзора. Теперь стоило хорошенько выспаться, потому что наутро предстояла масса работы.

Баррина Баха я отправился искать уже перед самым полуднем, обнаружил его на солнечной террасе и присел рядом. Он вопросительно приподнял брови, но я не проронил ни слова, пока не поработал с детектором.

— Великолепно, — наконец кивнул я, — только не говори слишком громко. Контакт состоялся.

— Значит, у тебя все есть? Он аж трепетал от волнения.

— Все. Большая часть упрятана так, что ее не найдут. Выйдем в парк ровно через двадцать минут.

— Зачем?

— Затем, что у меня во рту лазерный оптический телефон. — Я приоткрыл губы и продемонстрировал объектив. — Звук передается через кости черепа на уши.

— Какой звук? — Баррин был явно заинтригован.

— Звук сладкого голоска моей милой Анжелины, которая держит путь во-он к тому правительственному зданию, что виднеется за оградой. Такой разговор перехватить невозможно. Пошли.

Я откинулся на спинку шезлонга, а в нужный момент улыбнулся в сторону далекого здания. Особой точности не требовалось, поскольку у Анжелины двухметровый объектив.

— Доброе утро, любимая.

— Джим, я жалею, что мы затеяли эту безумную авантюру, — забренчал в моем черепе ее голос.

— Да только теперь она уже мчит на всех парах.

— Знаю. Но мне не нравится карабкаться по стенам даже в молекусвязных перчатках и ботинках.

— Но ты же справилась с этим, любимая. Ты очень сильная и опытная…

— Если ты осмелишься добавить «для женщины твоих лет», я с тебя живого шкуру спущу, когда выберешься!

— У меня и в мыслях этого не было! Слушай, а потянем мы двоих вместо одного? Я встретил тут старого знакомого, который, честно говоря, однажды спас мне жизнь. В ледяной пещере. Как-нибудь расскажу на досуге. Ну, так как?

Она мгновение поколебалась, и я представил себе, как она очаровательно нахмурилась: моя Анжелина слова не проронит, пока не примет решение.

— Да, конечно. Надо только поменять транспорт.

— Хорошо. Раз уж будешь менять транспорт, позаботься, чтобы он оказался достаточно вместительным.

— На четверых?

— В общем, нет. Мне в голову пришла цифра, ну, несколько ближе к шестидесяти пяти…

— Сбой связи. Повтори последние слова. Прозвучало «шестьдесят пять».

— Вот именно! В самую точку! Правильно! — Я изо всех сил старался придать голосу радостные нотки и убрать заискивающие, но мою жену не проведешь.

— И не пытайся, диГриз, знаю я тебя. Шестьдесят пять — да это, должно быть, все зэки до единого!

— Именно так, любимая. Ровно столько. Я бы предложил в качестве варианта туристский автобус. Однажды я это проделал, и все прошло как по маслу. Найди автобус, а завтра в это же время обсудим детали. Надо идти, а то кто-то приближается.

С этими словами я отключился. На самом деле никто нас не засек, но я хотел выждать сутки, чтобы поостыл праведный гнев моей благоверной, а уж потом толковать о деталях.

— Что случилось? — поинтересовался Баррин. — Я слышал, как ты бормотал себе под нос, и все.

— Все работает как часы, лучше некуда. Моя дражайшая супруга полна искреннего энтузиазма, особенно по поводу последних доработок.

— Каких?..

— О подробностях после, пора на ленч. Воду не пей.

— Почему это?

— Я утром ее проанализировал. Буквально напичкана успокоительными, селитрой и отупляющими средствами. Потому-то заключенные заговариваются и еле таскают ноги. По-моему, почти все находятся в куда лучшей форме, чем выглядят.

На следующий день гнев Анжелины действительно остыл, даже чересчур. Хотя лазерный телефон иска жал ее голос, превращал его в жужжание, я уловил г нем ледяные нотки настолько отчетливо, что невольно вспомнил ту самую пещеру.

— Автобус есть. Куплен легально. Что еще?

— Лично тебе — форма водителя, чтобы оправдать пребывание за рулем. А еще — ну, несколько мелочей…

— Каких, например? — Температура жидкого азота. Пока я диктовал список, голос остыл до абсолютного нуля.

— Это самый безумный план, придуманный куриными мозгами, какой мне только приходилось слышать. Мне придется из кожи вон лезть, чтобы он не провалился, а ты выбрался бы в целости и сохранности — я хочу пришить тебя собственноручно.

— Любимая, ты шутишь!

— А вот узнаешь! — И она отключилась.

Может, идея и в самом деле не такая и блестящая — но раз уж я ступил на эту дорожку, то должен пройти ее до конца. Впервые в жизни я чувствовал не волнение, а подавленность — может, перепил воды. И тут я вспомнил о лекарстве, которое положил в сверток как раз на такой случай.

Пристроившись вне поля зрения «жучка» над дверью, я вынул вентиляционную решетку и извлек пластиковую бутылку с этикеткой:

«ОСТОРОЖНО! ОСОБОВЗРЫВЧАТАЯ ЖИДКОСТЬ».

В каком-то смысле так оно и было: сто десять градусов плюс двадцать лет выдержки в бочке. Хорошее расположение духа вернулось тотчас же.

Мы с Анжелиной регулярно общались при помощи лазера на протяжении последующих шести дней. Весьма краткие беседы проходили в официальном ключе, как ни старался я говорить по-дружески или выдать какую-нибудь шутку. Все тщетно. Моя милая была не в духе. И не без повода, со вздохом констатировал я. Оставалось лишь смириться с этим.

На седьмой день наша беседа вообще была односторонней: она произнесла одно-единственное слово и прервала связь. Кончиком языка я отключил передатчик и повернулся к Баррину; теперь он выглядел куда живее — перестал пить воду в столовой.

— Срок назначен.

— И когда?

— Скажу после обеда.

Он открыл было рот, но тут же его захлопнул, осознав мудрость моего решения. Чем меньше народу знает, тем меньше шансов проговориться. Сохранить тайну в тайне под силу лишь одиночке.

В тот же вечер, когда бряцанье ложек по металлу судков сменилось хлюпаньем серого желеобразного десерта, я отнес свой поднос на мойку, вышел и закрыл за собой дверь. Кое-кто из хлебавших десерт с вялым интересом в мутном взоре наблюдал, как я накрыл «жучок» на стене крохотной металлической коробочкой.

— Попрошу вашего внимания, — сказал я, громко постучав ложкой по столу, подождал, пока гул голосов стихнет, а потом указал на боковую дверь.

— Сейчас мы все выйдем через эту дверь. Джентльмен, который ее откроет, Баррин Бах, будет вашим провожатым. Все следуют за ним. — Пришлось повысить голос, чтобы перекрыть бормотание присутствующих. — Сейчас же заткнитесь и не задавайте никаких вопросов. Обо всем узнаете после. Сейчас могу сказать только одно: властям наверняка не понравится то, что мы сделаем.

Все одобрительно закивали, поскольку каждый оказался здесь именно потому, что попирал закон и обводил власти вокруг пальца. Это обстоятельство да еще транквилизаторы в питьевой воде заставили их невозмутимо выполнять дальнейшие мои приказания.

Я остановился у двери, улыбаясь и время от времени похлопывая проходящих по плечу, изо всех сил стараясь не выдать своего беспокойства.

Каждая истекшая минута грозила тем, что массовое бегство обнаружат. Повара и двое охранников мирно спали в кладовой; «жучок» выдавал запись счастливого чавканья, а две другие двери были на запоре — в этом-то и заключалось самое слабое звено плана. Обычно во время еды в столовую никто не заходил, но бывали и исключения. На счастье я скрестил пальцы за спиной, от всей души надеясь, что нынешний день не станет этим самым исключением.

Наконец последняя согбенная спина скрылась в коридоре, я вздохнул с облегчением, вышел следом и запер за собой дверь. Следуя за своими шаркающими коллегами вниз по лестницам в подсобный коридор, я запирал за собой каждую дверь. То же самое я проделал, миновав подвал и войдя в котельную. Огнеупорная дверь была массивнее прочих, и засов вошел в пазы с приятным лязгом.

Я обернулся и оглядел коллег, удовлетворенно потирая ладони.

— Что происходит? — спросил кто-то.

— Мы покидаем эти пенаты, — сообщил я, поглядев на часы, — ровно через семь минут!

Легко представить, какой поднялся переполох. Я прислушался к голосам, а потом криком призвал всех заткнуться.

— Нет, я вовсе не сошел с ума! И вовсе я не так стар, как выгляжу. Я позволил себя арестовать и водворить сюда по одной-единственной причине: чтобы взломать эту цитадель. Теперь позвольте пройти — вот именно, расступитесь, спасибо — к той стене. Может, вам известно, а может, и нет, но тюрьма выстроена на склоне холма. Это означает, что хотя здание и утоплено в землю и скалы, мы сейчас находимся на одном уровне с проходящей рядом дорогой. Будьте добры, отойдите в дальний угол. Да, вот именно. Как видите, я размещаю на стене направленный заряд макротермита. Стоит его зажечь, как он не только загорится, но и прожжет себе дорогу наружу.

Зэки в напряженном молчании следили, как я леплю аляповатое кольцо из тестообразной массы, поливаю его изолирующим составом и вгоняю запал.

— Сбейтесь в компактную группу, отойдите как можно дальше, — распорядился я, глядя на часы. Когда до выхода осталось пять секунд, я стукнул по бойку и поторопился присоединиться к остальным.

Наступил самый драматический момент представления. Запал вспыхнул, и стену прочертило огненное кольцо. Оно потрескивало, сыпало искрами и дымило. Помещение заполнилось густым дымом, многие закашлялись, пока вентиляторы трудолюбиво не отсосали дым. Потом я размотал брандспойт с висевшей на стене катушки, открутил вентиль и окатил стену холодной водой. Взвились клубы пара, вызвав вопли ужаса и еще более натужный кашель.

Когда треск и шипение утихли, я завернул вентиль и устремился вперед. Хорошенько примерившись, ударил ногой в центр выжженного на стене круга, и, к моей великой радости, тот с грохотом обрушился наружу.

— Погасить свет! — приказал я, и Баррин щелкнул выключателем.

Снаружи землю заливал свет уличных фонарей, открывая взору скатанный рулоном ковер. Рулон начал вращаться, и его снабженный гибким приводом конец вполз в отверстие. Как я и заказывал, ковер был красным.

— Уходим по одному! Не разговаривать и не касаться ни земли, ни стен. Оставаться на ковре, он теплоизолирующий. Баррин — сюда!

— Джим, сработало, действительно сработало!

— Твоя вера прямо за душу берет. Перед уходом проверь, все ли вышли.

— Будет сделано!

Я влился в колонну бредущих на подгибающихся ногах старцев, торопливо миновал ковер и рванулся к жене, одетой в аккуратно подогнанную по фигуре форму водителя.

— Любимая!..

— Заткнись, — отрезала она. — Вон автобус. Сажай их внутрь.

И действительно, неподалеку стоял автобус с включенным двигателем и освещенным салоном. Большой транспарант на борту гласил:

УВЛЕКАТЕЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПЕНСИОНЕРОВ

— Сюда, — велел я, направил ближайшего беглеца в нужную сторону, и подвел его к дверям. — Идите в конец, найдите свободное сиденье. Наденьте лежащую там одежду и парик. Вперед!

Я повторял это вновь и вновь до подхода Баррина. Он сменил меня, пока я сгонял к автобусу отставших. Анжелина тоже вошла и молча уселась на водительское место.

— Все погрузились! — сообщил я как можно радостнее.

— Двери закрываются, отправляемся! Я уже проделала это однажды, много лет назад, только тогда были велосипеды.

Я обернулся и одобрительно оглядел седые парики и платья — оказалось, в автобусе расположилась толпа пожилых дам.

— Отлично сработано! — крикнул я. — Преотличнейше!

И действительно, все шло отлично. Если не брать в расчет ледяного молчания моей женушки, все шло прямо-таки идеально. Мы весело катили сквозь ночь и были уже далеко за пределами города, когда впереди замаячил полицейский пост. Я влез в платье, нахлобучил парик и начал дирижировать сборищем леди, распевающих: «Мы на лодочке катались…»

Не успел автобус затормозить, как нам велели ехать дальше. Пока мы набирали скорость, раздалось множество писклявых воплей радости; на прощание дамы помахали полицейским кружевными платочками.

Время подбиралось к полуночи, когда фары автобуса осветили щит с надписью:

ПРИЮТ БЛАГОРОДНЫХ ДАМ «ПОГОДИ НЕМНОЖКО».

Я выскочил, открыл ворота и закрыл их за автобусом.

— Заходите в дом, леди, — пригласил я. — Чай с пирогами ждет вас — а заодно и бар.

Последние слова были встречены хриплым ревом удовольствия, и дамы устремились внутрь, по пути теряя платья и парики. Анжелина посигналила мне, и я поспешил к ней.

— И что я ему скажу?

— По-моему, ты на меня сердилась?

— Это давно прошло. Всего лишь… Он стоял поодаль и смотрел, как мы разговариваем, а потом медленно подошел.

— Я должен поблагодарить вас обоих — за все, что вы для нас сделали.

— Так уж получилось, Пепе, — ответил я. — Правду сказать, мы затеяли это дело, чтобы вытащить тебя. А идея большой операции… возникла несколько позже.

— Значит, ты не забыла меня, Анжелина? Я узнал тебя сразу же.

Он ласково улыбнулся, и глаза его увлажнились.

— Идея принадлежала мне, — поспешил вставить я, пока события не вышли из-под контроля. — Я. узнал о тебе в новостях и почувствовал, что обязан что-то предпринять — хотя бы во имя прошлого. Ведь это я арестовал тебя за кражу крейсера.

— А я сбила тебя с пути, — твердым голосом сказала Анжелина. — Мы чувствовали, что на нас лежит определенная ответственность.

— Особенно если учесть то обстоятельство, что мы много лет состоим в счастливом браке и нажили двух чудесных сыновей. Если бы вы не грабили на пару, я бы нипочем не встретил свет моих очей, — добавил я, давая понять, каковы правила игры. Пепе Неро кивнул и утер кулаком слезу.

— Пожалуй, я могу сказать лишь… спасибо. Значит, в конце концов все становится на свои места. Анжелина, по-моему, я был создан для преступной жизни, ты всего лишь подтолкнула меня. А теперь я намерен на славу выпить.

— Грандиозная идея, — согласился я.

— У меня тост! — крикнул Баррин. — Джим и Анжелина, наши спасители! Спасибо за жизнь!

Все подняли стаканы и чашки, и одновременно из глоток всех присутствующих к потолку взмыл хриплый рев одобрения. Я обнял Анжелину за талию — и на этот раз настала моя очередь уронить слезу.

Гарри Гаррисон «Новые приключения Стальной Крысы»

Мойре и Тодду, чьи любящая помощь и поддержка позволили этой книге появиться на свет

ГЛАВА 1

Стояла заветная пора дня, посягать на которую — святотатство, один из редчайших моментов в жизни, когда все идет без сучка без задоринки. Откинувшись на спинку кресла, я включил стерео размером с комнату — сабвуферы с локомотив, пищалки, от которых зубы ноют, — и воздух напоила благодать токатты и фуги И. С. Баха.

Моя ладонь ласкала стакан только что налитого трехсотлетнего, драгоценного бурбона, охлажденного кубиками миллионолетнего льда, доставленного с одной из внешних планет. Просто идеально! Благодушно улыбнувшись, я поднес стакан к губам.

И тут в рай вторглось нечто чуждое, будто пульсирующая зубная боль или чуть слышный комариный зуд. С могучим Бахом схлестнулось тоненькое треньканье. Чувствуя, как губы искажает оскал, я коснулся регулятора громкости, и великий орган жалобно захлебнулся молчанием. И дверной звонок прозвучал вполне отчетливо.

Динь-динь…

Я гневно вдавил кнопку, и с осветившегося экрана на меня воззрилась ухмыляющаяся загорелая физиономия. Щербатый рот и… неужели с его губ свисает увядшая травинка?

— Джимми, ты тама? Ничегошеньки не видать…

Жидкая седая бороденка, заношенная кепка, жутко знакомый акцент… Я почувствовал, как волосы встают дыбом.

— Ты… ты!.. — сипло пробулькал я.

— Стало быть, ты видишь меня нормалек! Не видавший тебя сто лет кузен Эльмо прилетевши аж с самого Райского Уголка.

Ощущение такое, будто пробудился от кошмара, чтобы обнаружить, что жуткий сон стал явью. Я-то думал, что больше не услышу этого названия никогда! Названия родной планеты, с которой я удрал невесть когда. Непрошеные воспоминания захлестнули мой мозг, а зубы сами собой сцепились так, что эмаль начала скалываться чешуйками.

— Ступай прочь… — выдавил я сквозь скрежет зубовный.

— Угу, далековато. Хуч я тя и не вижу, но разумею, что ты радый меня видеть… — Идиотская ухмылка, подпрыгивающая в губах соломинка.

Рад! Эльмо такой же желанный гость, как моровая язва, чаша яду, неистовое цунами… И отчего я не встроил в дверь пулеметы?.. Я ожесточенно надавил на регулятор громкости, в результате лишь усиливший его хриплое дыхание и причмокивание губ, жующих соломинку. Ткнул в кнопку детектора оружия — тот подмигнул зеленым огоньком. Будь гость вооружен, нашелся бы повод его уничтожить…

— Впусти, Джимми, у меня для тя мировецкая весточка.

Фоном ему послужило тонкое повизгивание. А я-то думал, что больше никогда его не услышу! Встав, как робот, я доковылял до двери и отпер…

— Ого, Малыш Джимми, ты взаправду подросши…

Его слова утонули в оглушительном визге, а между ног у меня шмыгнуло черное тельце и, тарахтя иглами, устремилось прямиком в кухню.

— Свинобраз! — проклекотал я.

— Верняк. Звать Розочка. Захватил ее, шоб напомнить про старые добрые деньки!

Уж напомнил так напомнил! Скука, тоска, тупость, удушающая кондовость, клаустрофобия — да уж, Райский Уголок мне не забыть! Из кухни донесся грохот, тут же утонувший в оглушительном визге, и я на подкашивающихся ногах поплелся в ту сторону.

Полнейший разгром! Розочка опрокинула мусорное ведро и упоенно копалась в нем, с грохотом толкая рылом по всей кухне. Эльмо приковылял следом за мной, протягивая кожаный поводок.

— Сюды, Розочка, будь хорошей свинкой!

У Розочки на сей счет имелось собственное мнение. Она гоняла ведро по кухне, врезаясь в стены, опрокинув стол и вереща как сирена, а Эльмо гонялся за ней с поводком. В конце концов припер в углу, выволок за заднюю ногу, под неистовый визг повалил и таки взял ее на поводок.

Пол усеивал мусор вперемешку с битой посудой. В ужасе потупив взор, я увидел, что по-прежнему сжимаю в руке полный до краев стакан. Одним духом осушил его и закашлялся, вторя злобному визгу.

— И правда, радый тебя видеть, Джим. У тебя тута страсть какое славное жилье…

Я нетвердой походкой заковылял в комнату, нацелившись на бутылку бурбона.

Эльмо со спутницей не отставали ни на шаг — эдакая хрюкающая парочка амикошонов. Трясущейся рукой наполнив стакан, я в полнейшей прострации дошел до того, что налил и родственничку. Он заглотил, облизнулся — и протянул пустой стакан за добавкой, но я закупорил бутылку. Наверно, одна эта порция стоит дороже, чем он заработает свинобразоводством за год. Я неспешно потягивал свою, дурея от скуки в потоке его буколических разглагольствований.

— …вроде как нас постигши какой-то межпланетный раскол, фьючерсы на свинобразьи акции чахнут…

«И не без причины», — пробормотал я под нос и сделал изрядный глоток.

— …а потом Малыш Эбнер ди Гриз, твой сорокавосьмиюродный брат с папашиной стороны, говорит, видавши тя по телику, во как. Мы все толковали, и Аберкромби ди Гриз, который ходивши в крутую школу, кузен со стороны твоей мамаши, он чегой-то там поглядевши в компьютере и говорит, ты круто на бабках стоишь, прям миллионер…

Я прям удушил бы Аберкромби до смерти, медленно и мучительно.

— …так что мы все вроде как скинувшись и нанявши этот старый космолет, набивши его свинобразами — и вот мы туточки. Без гроша, зато счастливые, будь спок! Мы ж знавши, шо как сюда доберемся, ты уж об своих сродственниках позаботишься!

Я сделал большущий глоток. Мысли мои неслись вскачь.

— Да, э-э… кое-что в твоих словах есть. Свинобразоводство, чудесное будущее. На подходящей планете. Конечно, не здесь, эта планета — Уймабашлия — сплошной курорт. Рискну предположить, что сельское хозяйство здесь вообще под запретом. Но небольшие изыскания выявят другую аграрную планету, выпишем чек…

— Нельзя ли мне на минуточку вас прервать и осведомиться, что здесь творится?!

Температура голоса, произнесшего эти невинные слова, приближалась к абсолютному нулю.

На пороге кухни с разбитой чашкой в руке стояла моя дорогая Анжелина. Стоило мне мысленным взором увидеть кухню — ее кухню — с ее точки зрения, как температура моей крови вмиг упала градусов на десять.

— Я могу объяснить, любимая…

— Разумеется, можешь. А также можешь представить меня субъекту, сидящему на моей софе.

Эльмо — хоть и деревенский дурачок, но отнюдь не идиот — тут же подскочил, отчаянно комкая свою потрепанную кепку.

— Кличут меня Эльмо, мэм, я Джиммин сродственник…

— Да уж… — Два коротеньких слога прозвучали так, что вселили бы ужас в сердце самого неустрашимого мужчины. Эльмо пошатнулся, чуть не рухнув, и забулькал, не в силах выдавить ничего внятного.

— Полагаю, именно вы привели с собой эту… тварь? — Разбитая чашка указывала на Розочку, набившую брюхо помоями и растянувшуюся на полу, что-то урча во сне.

— Дык это ж не тварюка, сударыня ди Гриз, это Розочка. Она свинобразка.

Носик моей милой поморщился, и я сообразил, что со времени ее последней встречи с этими животными прошло немало лет. А Эльмо все лепетал:

— Она с моей родной планеты, разумеете, помесь диких свиней с дикобразами. Их выведши, шоб защищать первых поселенцев от жутких местных зверюг. Но свинобразы доконавши их всех подчистую! Защищавши поселенцев, и кушать их хорошо, и друзья обалденные.

— Вот уж действительно! — фыркнул я. — Насколько помню, во время нашего чародейского ангажемента на Феторр тебя просто-таки обаяла свинюшка по кличке Глориана…

Единственного ледяного взгляда в мою сторону было довольно, чтобы я моментально захлопнул рот.

— Там было дело другое. Она была культурным существом, в отличие от этой неотесанной твари, повинной в сокрушительном опустошении моей кухни!

— Розочке самой жалко, мэм. Просто была голодная. Клянуся, она бы попросивши прощения, кабы умела. — Он легонько подтолкнул виновную хрюшку носком ботинка.

Та открыла красный глаз, неспешно поднялась на ноги и зевнула, с тарахтением тряхнув иголками. Потом, подняв безмятежный взор на Анжелину, тихонько взвизгнула.

Я думал, небо разверзнется, и свинскую негодницу поразит громом.

Но Анжелина, отшвырнув фарфоровый осколок, опустилась на колени.

— Какая милашка! Какие очаровательные глазки!

Готов поклясться, Розочка чарующе улыбнулась.

И словно из неведомой дали, до слуха донесся мой собственный хриплый шепот:

— Вспомни, свинобразы любят, когда их чешут за ушами…

Кому-кому, а Розочке это действительно нравилось, и она довольно захрюкала. Помимо свинского хмыканья, в комнате не раздавалось ни звука. Эльмо расплылся в идиотской ухмылке. Осознав, что сижу с разинутым ртом, я влил в него бурбон и потянулся за бутылкой.

Будущее сулило мне сплошные беды, погрузив меня во мрак отчаяния. Новообретенная сердечная склонность моей милой поставила на моих мечтах о свиноциде и массовой резне жирный крест.

— Ну, Эльмо, вы должны поведать мне о своих странствиях с этой очаровательной свинкой.

— Ее кличут Розочка, сударыня ди Гриз.

— Очаровательно! А я для своих Анжелина. — Брошенный на меня ледяной взгляд проинформировал, что я до сих пор не прощен. — Пока мы поболтаем, Джим малость приберется на кухне, а потом принесет напитки, чтобы мы тоже могли принять участие в его празднестве…

— Уже бегу, отличная идея, выпьем, закусим, да!

Я ретировался, подгоняемый гугнящим говором Эльмо.

Быстро смел всю посуду — и битую, и целую — в мусоросборник и заказал во «Всем для кухни» новый комплект. Выходя из кухни, я услышал, как в буфете брякнул прибывший сервиз, и направил на пол молекулоразлучитель. Энергия связи молекул, удерживающая их вместе, уменьшилась ровно настолько, чтобы разбросанный мусор погрузился в него, скрывшись из виду. Едва энергия связи восстановилась, послышался приятный хруст мусора, ставшего с полом единым целым.

Теперь шерри для Анжелины — полусухое, как она любит. Мне пришлось порядком покопаться в буфете, пока не отыскалась бутылка угольного виски «Старая шинель», безграмотно, зато гордо возглашавшего «Выдиржано боле двух часов!». Эльмо будет от него без ума.

Добавив миску воздушных кокосов, я покатил свою колесницу наслаждений в общую комнату.

— …так оно и вышедши, шо мы теперя здеся, в вашем доме, сударыня Анжелина.

Гнусавые фонемы стихли, и настала благословенная тишина.

— Вот так приключение, Эльмо! По-моему, все вы очень отважны. Спасибо, Джим. — Принимая бокал шерри, она улыбнулась.

Температура в комнате повысилась до комнатной. Солнце проглянуло из-за туч. Все прегрешения прощены! Я налил Эльмо «Старой шинели». Он ахнул стакан, зелье моментально сожгло слизистую, и он засипел, как чайник. Я же довольно потягивал свой напиток, пока голос моей любимой не произнес слова, обрекавшие меня на погибель:

— Надо сейчас же продумать, как позаботиться о твоих родственниках и друзьях, а заодно об их милых спутниках.

Позаботиться о полном корабле кочевых лапотников и сопутствующем им свинстве…

Я так и видел, как мой банковский счет тает со скоростью света, а на горизонте маячат одни нули.

ГЛАВА 2

Я полностью сосредоточился на своем напитке, когда гнусавое хныканье Эльмо вдруг пробилось сквозь черные мысли о грядущей финансовой катастрофе.

— Что сказал капитан? — перебил я.

— Тока, шо добиравшись мы сюда дольше, чем он думал, и мы должны ему восемнадцать тысяч тринадцать кредитов. И он не пустит из корабля ни одной твари — хуч человека, хуч свинюшки, — покамест мы не расплатимся…

— Это называется насильственное удержание людей — и свиней — и противозаконно, — рыкнул я, радуясь, что нашел объект для вымещения все растущей злобы. — Как зовут этого прохвоста?

— Фамилия Рифути. А зовут Капитан. Капитан Рифути.

— А корабль называется?..

— «Роза Рифути».

Меня передернуло.

— Тебе не кажется, что давным-давно пора наведаться к этому капитану в гости? — сказала Анжелина, улыбнувшись похрапывающей Розочке, но думала при том о подлом капитане, и от слов веяло смертельным холодом.

— Наведаемся, но с шиком, — отозвался я, поворачиваясь к экрану и набирая номер. На экране тотчас засветилось изображение робота — по-видимому, сконструированного из деталей автомобилей.

— «Уймабашлия Моторз» к вашим услугам, сир ди Гриз. Чем мы можем помочь вам в сей очаровательный летний день? — проворковал он чарующим сопрано.

— Прокат. Вашу лучшую восьмиместную машину…

— «Роллс-Саблезуб», позолоченный, со спутниковой навигацией и настоящими алмазными фарами. Он будет перед вашим домом через… тридцать шесть секунд. Стоимость аренды первых суток внесена в ваш счет. Всего вам.

— Выходим! — провозгласил я, наклоняясь и почесывая Розочку за ушами. Она счастливо хрюкнула, потянулась, поднялась на копытца и хорошенько встряхнулась, громыхнув иглами.

Автомобиль уже дожидался нас, вибрируя от едва сдерживаемой энергии; его альбедо было столь высоким, а сверкавшее в позолоте солнце столь ярким, что мне пришлось прищуриться, чтобы не ослепнуть. Робошофер кивнул и механически улыбнулся. Я помог Анжелине занять сиденье, подождал, когда свинобразенок свернется у ее ног, и сел рядом. И когда в машину забрался Эльмо, нажал инкрустированную жемчугом кнопку «ПУСК» на подлокотнике.

— В космопорт.

— Время следования три минуты двенадцать секунд, сир Джим и благородныепассажиры. — Робошофер явно не рассмотрел Эльмо достаточно внимательно. — И добро пожаловать также их ручной соб… э-э… кош… кхшш… — Его голос со скрежетом забуксовал, потому что его программное обеспечение явно не содержало ни бита информации о свинобразах.

В златоалмазной роскоши мой дух на минутку воспрял, чтобы тут же низринуться в бездны депрессии при мысли о грядущем покушении на мой банковский счет.

Уймабашлия — планета удовольствий, обслуживающая тех, кто очень богат и еще богаче. Блистание алмазных фар заставило охранника у въезда в космопорт лихо отсалютовать, пока ворота распахивались во всю ширь.

— Мы едем на «Розу Рифути», — поведал я. Это название заставило его ноздри раздуться, но стоило мне сунуть в его кармашек для чаевых монету в пять золотых, как они с трепетом опали.

— Вы шутите, сир.

— Увы, такова наша цель.

— В таком случае рекомендую вам держаться с наветренной стороны. Девятый ряд, площадка шестьдесят девять.

Автокомп пискнул, как только водитель услышал местоположение, и машина рванулась вперед.

Вокруг меня попутчики улыбались, смеялись, по-свински хрюкали, я же потрясенно погружался во хляби отчаяния. Я ненавидел Эльмо уже за то, что он родился на свет и дожил до зрелых лет, чтобы погубить мое счастье. Меня радовало, что Анжелина радуется, но меня угнетало муторное ощущение, что все идет наперекосяк.

И я оказался прав. Наш волшебный мотор умолк, дверцы распахнулись… Должно быть, мы все-таки оказались на подветренной стороне, потому что на нас нахлынули некие миазмы. Амбре-де-хлев единым махом швырнуло меня вспять, в годы юности.

— Свинобразы… — угрюмо буркнул я.

— Не самая теплая встреча, — заметила Анжелина, с прищуром окидывая звездолет взглядом.

Всем преуменьшениям преуменьшение. Каждая посадочная опора потрепанного, проржавевшего космического корабля была опутана толстой цепью, а та, в свою очередь, прикована к земле. Площадку окружала тяжелая цепная ограда. В ограде были одни-единственные большие ворота, как раз закрывавшиеся за автомобилем официального вида. Дюжина вооруженных охранников при нашем приближении нахмурились, а седовласый сержант, ступив вперед, ткнул большим пальцем куда-то за спину.

— Никаких визитов. Все вопросы в караулке.

— Но эта машина только что въехала!

— Только официальные лица. Это команда инспекторов из таможенно-карантинной службы.

— Понятно. Что ж, сержант, не будете ли любезны сделать мне одолжение? Проследите, пожалуйста, чтобы это пожертвование попало в «Дом и бар призрения престарелых сержантов».

Банкнота в тысячу кредитов исчезла чуть ли не быстрее, чем появилась. И беседа тут же наладилась.

— Корабль на карантине. Сейчас внутрь пускают только этих санитарных работников.

Но дело пошло не совсем по плану. Едва чиновники зашагали по пандусу, спущенному из открытого нижнего шлюза, как оттуда послышались громкие вопли и ужасающее верещание. И через миг из корабля с громовым топотом хлынула черная масса потрясающих иглами свинобразов. Чиновники прыснули в стороны, устраняясь с дороги обезумевшего стада, которое галопом понеслось к воротам, уже закрытым и запертым на замок. Гневно всхрюкнув, секачи развернулись и повели буйную ватагу по окружности вдоль забора.

А затем, размахивая лопатами и вилами, по пандусу повалили разъяренные фермеры, устремившись вдогонку. Вся эта развеселая компания носилась по загородке, наматывая круг за кругом. Прислонившись к автомобилю, я расплылся в счастливой улыбке.

— Красота!

— Поросятки могли пораниться… — сердито зыркнула на меня Анжелина.

— Ни за что! Свиноматки — лучшие мамаши во Вселенной!

Мало-помалу громадным зверюгам надоело их круговое шествие, и они поспешили обратно на борт судна. Я едва удержался, чтобы не зааплодировать от восторга перед этим представлением. Дождавшись, пока перестук копыт стихнет, сержант пустился изливать свои горести.

— Карантин-то — он совсем не без причины, я бы сказал, сэр. Вдобавок к этим санитарным проблемам еще и финансовые. Не оплачены портовый сбор, уборка мусора и аренда участка. Ежели подождете здесь, я пошлю за офицером, который предоставит вам сведения.

И тут же коршуном ринулся вперед. Пинком распахнул ворота, сграбастал заголготавшего Эльмо за шиворот и швырнул внутрь, одновременно мощным рывком ошейника послав следом визжащую Розочку, и ворота с лязгом захлопнулись. Сержант отряхнул руки.

— Этот тип и эта тварь улизнули, прежде чем ввели карантин. Кто-то в беде по уши.

Трепетно вздохнув, я заподозрил, что этим кем-то наверняка окажусь я. И снова запустил руку поглубже в бумажник. Один из охранников тащил Эльмо и громко протестующую Розочку в звездолет. Оба отправились наверх в лифте кабель-мачты, и их прибытие на корабль дало результат почти тотчас же. Считаные мгновения спустя показался индивидуум в мундире, проделавший тот же путь в обратном направлении.

Когда он направился в мою сторону, я разглядел потрепанную фуражку, измятый мундир и еще более измятое небритое лицо. Отвернувшись от сержанта, я холодно взглянул на подошедшего. Должно быть, этот отталкивающий субъект и есть капитан Рифути.

— Я хочу с вами поговорить! — рявкнул он.

— Заткнись, — порекомендовал я. — Я олицетворяю твой единственный шанс выпутаться из этой передряги. Я говорю — ты отвечаешь. Ясно? — Терпение мое было готово лопнуть.

С искаженным и потемневшим от гнева лицом он набрал в грудь побольше воздуха, но, прежде чем успел проронить хоть слово, я нанес упреждающий удар:

— Сержант, судя по всему, этот офицер нарушил карантинные процедуры. Он командир корабля, представляющего опасность, насильно удерживает своих пассажиров, а также совершил ряд прочих преступлений. Вы можете упрятать его за решетку, и без отлагательств?

— Считайте, что уже. — Сержант поднял было руку, но тут же опустил; он был отнюдь не болваном и мигом смекнул, что к чему, так что с рычанием добавил: — Если только он не заткнет свое хлебало и не последует вашим указаниям.

А в подкрепление этих слов сграбастал протестующего капитана и так тряхнул, что у того зубы залязгали.

Капитан явно был пакостником, но отнюдь не дураком. Он побурел лицом, и мне показалось, что его вот-вот хватит апоплексический удар.

— Чего вам надо? — спросил он, хоть и крайне неохотно.

— Уже лучше. Вы заявили, что пассажиры должны уплатить сверх договорной суммы. Предоставьте документы, подтверждающие необходимость данных платежей. Лишь тогда я уплачу как таковые, так и спровоцированные вами портовые расходы. После этого мы обсудим, в какой порт вы зайдете дальше, чтобы доставить туда пассажиров и их груз… — Последнее являло собой вялую попытку сбыть с рук друзей и соседей, не говоря уж об их свинской компании.

— Ни в жисть! У меня контракт, где говорится, что я везу их сюда, здесь они и останутся!

— Поглядим, что скажут об этом карантинные власти. — Хватаешься за соломинку, а, Джим?

Немного времени спустя — и спустив уйму наличных — я сидел в кабинете командира базы, потягивая весьма приличное местное бренди, потому что он оказался достаточно любезен, чтобы откупорить бутылочку для нас и для первого помощника мэра, составившего нам компанию. Оба улыбались — еще бы им не улыбаться, прикарманив все мои денежки, — но оставались непреклонны.

Эльмо со своими паломниками и колючими тварями на курортной планете Уймабашлия не место. Это место отдыха для туристов, а также дом для толстосумов вроде меня. А все продукты питания импортируются. Бережно взлелеянные пасторальные пейзажи не замараны ни единой фермой или возделанным полем. Ужасно жаль, но эта политика закреплена в конституции, запечатлена в юридических нормах, священна и неприкосновенна. Мы безутешны, сир Джим, но позвольте подлить вам еще капельку бренди, пресмыкался командир базы. Каковую пропозицию я без малейшего предубеждения принял. Перед моими глазами маячили лишь мрак, злосчастье и чернота моей участи.

Черный — цвет свинобразьих игл…

ГЛАВА 3

С облегченным банковским счетом и тяжелым сердцем я первым направился к лифту кабель-мачты, а оттуда в гостеприимный шлюз «Розы Рифути». Моя Анжелина улыбнулась, а там и рассмеялась в голос, услышав отдаленное повизгивание и похрюкиванье свинобразьего стада. Перед мысленным взором промелькнула моя юность на ферме — с неизменной спутницей, черной депрессией. Я удрал из аграрной выгребной ямы под названием Райский Уголок ради успешной — и счастливой — преступной жизни. Теперь же я чувствовал, как стремительно лечу назад во времени, возвращаясь к удушающей фермерской участи, которую считал похороненной в прошлом. Шагая по коридору от входа, я прямо-таки покачивался под обрушившемся на меня бременем уныния.

Обратно в настоящее меня рывком вернул душераздирающий визг в сопровождении воплей боли и трехэтажных матюгов. Дальше по коридору снова раздался грохот и топот могучих копыт. А затем, визжа и хрюкая, из-за поворота вылетел свинобраз и галопом устремился к нам.

Хоть Анжелина и не из пугливых, это зрелище исторгло из ее груди вскрик. Да и кто бы ее осудил за такое?

На нас неслась тонна свиного бешенства. С острых клыков брызгала слюна, налитые кровью крохотные глазки пылали злобой.

Внезапная кончина неумолимо близилась.

Спасение нехотя всплыло из темных глубин памяти, и я будто со стороны услышал собственный голос, спокойный и непринужденный, ласково воркующий на свиной лад:

— Уиии… Уиии… тсс, хрюша, хрюша, хрюша!

И разъяренный хряк весом в добрую тонну затормозил, скрежеща копытами о гладкий пол. Возвел налитые кровью глазки, чтобы поглядеть на меня; бритвенно-острые зубы чавкали и истекали слюной. Протянув руку, я аккуратно приподнял метровые иглы левой рукой, сунул вглубь правую и принялся энергично скрести у зверюги за ушами.

Содрогаясь от удовольствия, кабан счастливо заурчал.

Анжелина восторженно захлопала в ладоши.

— Мой герой!

— Скромный детский навык, оказавшийся чрезвычайно полезным, — отозвался я под аккомпанемент блаженного хрюканья.

Как только кризис был предотвращен, до слуха донесся ропот голосов, то и дело срывавшихся на крик и становившихся все громче. Потом показались двое членов экипажа, бежавших в нашу сторону с носилками с распростертым на них телом. А за ними по пятам неслась толпа гневных фермеров, размахивающих вилами и дубинками, точь-в-точь как в заключительной сцене фильма о вампирах. А впереди с багровым от ярости лицом мчался обычно такой тихий и миролюбивый Эльмо.

— А ежли он сунувши нос на эту палубу еще раз, то уйдет вперед ногами!

Объектом его гнева оказался не кто иной, как сам капитан Рифути. Когда его несли мимо нас, мерзавец наигранно стонал, баюкая здоровой рукой явно сломанное предплечье другой.

— Мы его подловили, как он кравшись на свинарную палубу! — Остановившись, Эльмо улыбнулся довольному хряку и тоже наспех поскреб его за ушами. — Наш Скрежетун капитана заваливши и сожрал бы как пить дать, кабы мы не поспевши. Задумал покражу, вот оно как, одного с наших свинобразенышей! И мы-то знаем ЗАЧЕМ!

Тут даже Анжелина в ужасе ахнула, влив свой голос в хор крестьян.

— То есть он… хотел?..

— Верно, сударыня Анжелина, — угрюмо кивнул он, и все снова ахнули.

Кроме меня: слишком уж это было бы лицемерно, ведь я не прочь время от времени полакомиться за завтраком ломтиком-другим бекона.

Ужас Анжелины быстро перерос в холодный гнев — к несчастью, направленный на меня, поскольку ближайшей мишенью оказался именно я.

— Итак, бывший фермер ди Гриз, что ты намерен предпринять по этому поводу? — От одной лишь ее интонации температура воздуха упала градусов на десять. Я мучительно подыскивал ответ.

— Ну… сначала я передам эту добрую тонну свинобразины законным владельцам. А затем позабочусь о хищном Рифути.

— И каким же катастрофическим образом?

Оглядевшись, я прошептал:

— Скажу наедине, а то тут присутствуют и другие дамы, — тем самым отчаянно пытаясь выиграть время, поскольку вместо идей в голове зиял глубокий вакуум. — Держись с Эльмо, и я потом тебя найду. Не хочу, чтобы ты видела дальнейшее, ибо во гневе я ужасен!

Выкрикнув последние слова, я развернулся и затопал по коридору вслед за мерзавцем.

Вот только что я могу сделать? Рифути уже порядком поплатился за попытку разнообразить несомненно тухлый бортовой рацион. Да сверх того, мне надо обдумать куда более важные вещи, чем свинокража. Это непредвиденное осложнение уже обошлось мне в состояние, а тратам конца-краю не видать.

Я уже добрался до навигационной палубы с чрезвычайно официальными табличками на дверях на каком-то архаичном языке — вероятно, языке родной планеты капитана: UFFICIALE, CAPITANO, COMUNICAZIONE и OBITORIO.^[41]

С capitano видеться мне пока что не хотелось, зато рядом с его дверью была более многообещающая, ведь она очень смахивала на komunikoj в эсперанто. Постучав, я открыл ее.

На полукруглой приборной панели перемигивались огоньки, из динамика слышался треск помех.

— Закрыто, — бросил человек у контрольной панели, не отрываясь от трехмерного комикса, который читал; со страниц доносился чуть слышный вопль. — Открываемся в пятнадцать ноль-ноль.

— Хочу отправить субпространственную космограмму. Оплата наличными.

Вопль конвульсивно оборвался: радист захлопнул журнал и развернулся в кресле лицом ко мне.

— Открыто. Что у вас там?

О, зов тельца златого, предвкушение подношения! Срабатывает безотказно. Я обдумал свою проблему со всех сторон, и ответ казался очевидным. Деньги — это банки, а банки — это банкиры. А мой сын Боливар сейчас как раз преуспевающий банкир. Я нацарапал лаконичный вопль о помощи.

Ответ вскоре пришел, и я отправил следующее послание с ответами на вполне уместные вопросы сына. По мере роста кучки кредитов эфирных платежей взгляд радиста становился все теплее.

— Капитан увидит что-нибудь из этого? — осведомился я.

— Вы только что из психушки? — осклабился он. Нелегкая задача, когда проверяешь на зуб серебряный кредит, тут же присоединившийся к остальным в ящике стола.

Когда прибыло последнее послание от Боливара, в моем бумажнике оставался лишь прах.

ПРИБЫВАЮ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО С СИНГХОМ.

Я сел на мель, так что придется подождать наступления «незамедлительна» тут же, чтобы узреть, что или кто такой сингх.

— Заходите в любое время! — хихикнул радист. В ответ я лишь зарычал и хлопнул дверью. Вот теперь расположение духа для визита к капитану самое что ни на есть подходящее. Распахнув дверь его каюты, я тут же возрадовался.

Капитан верещал и извивался на твердом столе, пока демоны в зеленых балахонах пытали его, крепко держа за руки и за ноги. Я не стал вмешиваться. Тем более разглядев, что это медики, вправляющие ему сломанные кости, — процедура чрезвычайно болезненная.

А вот когда стали готовить инъекцию болеутоляющего, я притормозил эскулапов.

— Хочу, чтобы он немного побыл в сознании и смог ответить на пару вопросов.

— Зачем? — осведомился доктор, профессиональную принадлежность которого теперь демонстрировал висящий на шее стетоскоп.

— Затем, что я должен разузнать у него кое-какие крайне важные факты.

Говоря, я шарил по всем карманам, пока не нашел случайно завалявшуюся одинокую монетку и передал ее из рук в руки.

— Пожертвование в сотню кредитов в благотворительный фонд по вашему выбору за помощь в этом важном вопросе.

— Благодарю вас. Обществу помощи детям. Да вдобавок я не в особом восторге от некоторых мытарств, которым он нас подверг. Обезболивающее и стимулятор.

Сверкнули иглы. Потом врачи собрали свои причиндалы и удалились. Обратив на меня взор налитых кровью глаз, Рифути хотел придать то же направление и своему гневу, но не успел и рта раскрыть, как я нанес упреждающий удар.

— Ты в беде по уши, Рифути. Полиция уже направляется сюда с обвинением тебя в покушении на свиноцид, нападении и оскорблении действием, насильственном удержании, причинении тяжких увечий и баратрии. — Он невнятно заквохтал, но я безжалостно напирал: — Твое счастье, что я здесь ради твоего спасения. Я позабочусь, чтобы полиция сняла обвинения. Уплачу все долги пассажиров — и двуногих, и четвероногих. Пока что я плачу все полагающиеся портовые сборы. И — минуточку внимания! — выложу приличную цену за эту утлую пародию на космический корабль.

На последних словах он снова заквохтал, выпучив глаза, а я с милостивой улыбкой кивнул.

— Потому что, если ты не согласишься, не пройдет и суток, как отправишься на тот свет. — Мой шелестящий голос буквально источал яд.

С побуревшим от возмущения лицом он раскрыл было рот, но тут же прикусил язык, выпучив глаза еще больше.

Потому что в моей руке появился скальпель, изъятый из докторского саквояжа, неколебимо застывший в считаных миллиметрах от его глаз. Совершив молниеносный выпад, он пронзил кончик выдающегося капитанского носа и снова замер — с блестящей капелькой крови на острие.

— Скажи «да»… — шепнул я.

И хранил молчание и хладнокровие, рассчитывая, что темное прошлое, наверняка стоящее у него за плечами, насылает на него мандраж.

— Да… — шепотом же отозвался он.

Скальпель исчез, а я отступил на шаг.

— Я вернусь с офертой. Конечно, если ты хоть кому-нибудь об этом скажешь, то до утра не доживешь.

Я удалился. Не ведая, сработают мои угрозы или нет. Если он нажалуется властям, я уж позабочусь, чтобы над ним поглумились; а заодно обрушили на его голову уйму официальных обвинений. Ну как минимум мои туманные угрозы хотя бы помогут в грядущих финансовых переговорах. Так что я радостно поспешил предстать перед дражайшей половиной. Странствуя по коридорам, я мысленно приукрашивал и шлифовал историю моего успеха.

Разыскать Анжелину удалось в кают-компании, где у нее проходило деревенское чаепитие с мадам фермершами. От мужчин за ненадобностью избавились, отослав их трудиться. Когда я, энергично кивнув, поднял оба больших пальца, Анжелина улыбнулась, после чего элегантно отведала вафельного пирога, поделившись кусочком с Розочкой, которая не менее элегантно принялась сопеть над ним.

— Дамы, — воззвал я, — попрошу внимания. Силы зла повержены, капитан перевязан и — весьма болезненно — подлатан. И узрел явленный ему свет.

— И какого же рода этот свет? — осведомилась Анжелина.

Я с улыбкой поклонился внимающей женской аудитории.

— Все долги будут уплачены. Эти добрые люди и их свиные подопечные обретут новую родину на райской планете, купающейся в лучах солнца. Добро побеждает!

В ответ на восторженные овации я поднял сжатый кулак над головой и потряс им в победном салюте. Анжелина заговорила было, но я ее опередил.

— И это еще не все! Вдобавок прямо сейчас сюда мчится наш добрый сын Боливар, дабы распорядиться финансами и механизмом договора!

— Джим… Не может быть!

— Может, любовь моя, очень даже может! Лучась от радости, она подалась вперед и с чувством звонко чмокнула меня в щеку под бурные аплодисменты зрителей. К счастью, она подалась вперед не настолько далеко, чтобы увидеть скрещенные у меня за спиной пальцы обеих рук.

О, только бы так оно было, о силы, правящие вероятностью, сотворите, чтобы ложь во спасение стала явью.

О, пожалуйста, пусть это случится — или Скользкий Джим ди Гриз вправду в глубоком-преглубоком экскременте.

Анжелина задумалась, наморщив лоб, и не без причины. В моем воодушевленном словоизвержении было больше дыр, чем truo^[42] в сыре. Я хмыкнул и развернулся, бросив через плечо:

— Извини, некогда чаи распивать. Боливар просил провести для него инвентаризацию корабля. Вернусь без промедления.

Будь у меня совесть, я бы не устоял под гнетом всей своей невинной лжи. К счастью, избрав путь преступления, я благополучно сбросил это бремя с плеч.

Но я в самом деле хотел поглядеть, в каком состоянии пребывает судно. Осмотр я начал с навигационной палубы, мало-помалу подбираясь к машинному отделению. Входя в один шумный отсек за другим, открывая одну облупившуюся дверь за другой, я все больше падал духом. Начать хотя бы с того, что вахту вроде бы никто не нес. Ни на одном из постов не было ни души, лампы либо притушены, либо вообще перегорели. Повсюду грязь. «Роза Рифути» оказалась дырявой космоплавающей лоханкой. Следы экипажа обнаружились лишь на жилой палубе. Распахнув дверь с надписью «ВОШЕДШИЕ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ БУДУТ РАССТРЕЛЯНЫ», я едва устоял на ногах под напором миазмов протухшей еды, закисшего пота и перегара наркоты. Пинками расчищая путь среди разбросанных подносов и смятых емкостей от напитков, я пробился к койке обтерханного неряхи, курившего зеленый косяк, наслаждаясь скрипучей записью угледобывающе-сталелитейной музыки. Пинком сбив плеер на палубу, я раздавил его каблуком. Подняв голову, небритый меломан буркнул:

— Ekmortu stultulo!

Сиречь сдохни, дурачина! Терпение мое, до сих пор державшееся буквально на соплях, лопнуло. Рывком стащив его с койки за шиворот засаленного комбинезона, я потряс замухрышку, как терьер крота, изрыгнул трехэтажное проклятье, и, будто этого мало, появившийся скальпель вырос перед его выпученными глазами.

— Только дыхни, и ты труп, — прорычал я гласом рока.

Лишь когда его лицо посинело от начинающегося цианоза, я отшвырнул его на койку, где он со всхлипом перевел дыхание.

Пылающим взором я окинул передрейфившую команду, валявшуюся вокруг на изгвазданных койках.

— А теперь слушайте! Я только что купил это космическое корыто, и я новый владелец. Будете делать, что прикажу, или… — Моя кисть дернулась, и скальпель, промахнув комнату, тюкнулся в дальнюю подушку — в каком-то миллиметре от ошарашенной физиономии матроса.

Развернувшись на пятке, я принял боевую стойку карате, испепеляя взором окончательно запуганных членов команды.

— Кто-нибудь не согласен?

Разумеется, таких не нашлось. Раздув ноздри, я медленно повернулся, переводя взгляд с одного на другого. Прошел через весь кубрик и забрал скальпель.

— Меня зовут Джеймс ди Гриз. Можете звать меня «хозяин» — НУ-КА, ДРУЖНО!

— Да… хозяин… — раздалось нестройным хором.

— Хорошо. Сейчас я осмотрю остаток корабля и вернусь ровно через час. К этому времени вы уберете этот свинарник, помоетесь, побреетесь и приготовитесь быть лояльной командой — или умереть…

Последние слова прозвучали настолько холодно, что исторгли единодушный стон матросов, закачавшихся, будто деревья на ветру. На этой патетической ноте я вышел, чтобы продолжить удручающую инспекцию этого липового звездолета.

Машинное отделение оказалось последним. Несмазанные дверные петли скрипели, как везде. Мои барабанные перепонки задрожали от рева:

— Ты в механике круглый идиот! Ты что, не знаешь, каким концом суют отвертку в шлиц? Подойди поближе, я покажу это на твоей…

Последовал вопль боли, и мимо меня шмыгнул матрос, преследуемый целым градом отверток. Его страдальческие вопли стихли дальше по коридору, а я одобрительно кивнул — наконец-то хоть кто-то на этой мусорной шаланде работает.

Седовласый, сбитый крепко, как какой-нибудь из его механизмов, он зарылся в недра одного из них, обследуя укромные уголки за открытой панелью. Подойдя поближе, я расслышал, как он бормочет ругательства.

А я их понял! Язык, который я выучил ценой жутких мук на жутко мучительной планетенке. Клизанд.

— Хорошая работа, о могучий инженер, отличная работа! — сказал я на том же языке. Выпрямившись, он обернулся, как ужаленный, разинув рот.

— Вы говорите по-клизандски…

— Рад, что вы заметили.

И тут, широко распахнув глаза, он нацелил на меня испачканный смазкой палец.

— А я вас знаю! Вы были пилотом моего корабля во время Последней войны.^[43] На самом деле я даже помню ваше имя: лейтенант Васко Хулио.

— Какая память! А я вот ваше напрочь забыл.

— Штрамм, лейтенант Хулио.

— Лейтенант Хулио приказал долго жить вместе с войной! Меня зовут Джим. Я рад, мой добрый Штрамм. Я действительно был вашим пилотом. И, как ни прискорбно, диверсантом. Позвольте наконец попросить прощения за то, что взорвал четыре ваших чудесных двигателя.

— Это я должен благодарить, Джим, — отмахнулся он с широкой улыбкой. — Вы покончили с войной, вытащив меня из военного флота обратно на гражданку. — Тут улыбка погасла, и он угрюмо сдвинул брови. — Не ваша вина, что я завербовался на это ведро ржавых болтов.

— Скоро все переменится, — сказал я, пожимая его замасленную руку, после чего утер свою ветошью, которую он мне вручил. — Ни за что не угадаете, кто новый владелец.

— Да будь я неладен! Неужели… вы?..

Я склонил голову, медленно кивнув. Фыркнув от радости, он снова одарил меня смазочным рукопожатием.

— Можно задать вам пару вопросов об этом корабле?

Улыбка его погасла, а из груди послышалось сдавленное рычание.

— Спрашивайте. Но ответы вам не понравятся.

— Заранее согласен.

— Капитан — жулик и контрабандист. Экипаж — спившиеся негодяи. Их завербовали лишь потому, что межпланетное право предписывает экипаж такого размера. Ничего не делают. За них всю работу выполняют роботизированные системы управления, а они мало-помалу ломаются. Я вообще диву даюсь, как мы припланетились. Я уже уволился. Но хотел проверить атомный генератор, пока он не пошел вразнос. Мои двигатели в полном порядке, чего не скажешь больше ни о чем на этом корабле. Все на соплях и на заплатках, разваливается прямо на глазах. Я вывел двигатели из строя. Я их отремонтирую — когда мне выплатят задолженность по зарплате. Добро пожаловать, Джим, добро пожаловать на «Розу Рифути».

— Я чувствовал, что вы скажете именно это, о честный инженер Штрамм, — порывисто передохнул я. — Ну, хотя бы хуже уже быть не может.

Не успел я произнести эти слова вслух, как в ушах моих прозвучала сентенция, которую мать твердила мне то и дело.

«Прикуси язык!»

В своем беспробудном суеверии она не сомневалась, что подобное высказывание искушает судьбу. Ха-ха — вот тебе и суеверие…

Дверь с грохотом распахнулась, и ввалился Эльмо с побагровевшим лицом, прижимая руку к груди.

— Джим… — пропыхтел он. — Скорее! Случившись худшее! — С мучительным всхлипом перевел дыхание и проговорил обреченным тоном: — Они уже тута… наверно, их сотни! — выкрикнул он в отчаянии. — Люди с ружьями! Хотят поубивать свинобразов!!!

ГЛАВА 4

Забыв о существовании лифта, я поскакал по лестнице, как бешеная газель. Пошатываясь, запыхавшись, на свинарную палубу, оттуда через открытую дверь… и с ходу остановился перед стеной разъяренных фермеров. Последний эпизод кино про вампиров запустили снова. А перед взятыми на изготовку лопатами и вилами, ограждающими наш скот, стоял крохотный отряд перепуганных солдат, выстроившихся в каре и выставив взятое на изготовку оружие. А в центре каре трясся устрашенный бюрократ, изо всех сил сжимая портфель, роняющий бумаги. Катастрофа вызревала полным ходом.

— Граждане Райского Уголка, прекратите и разойдитесь! — вскричал я. — Опустите оружие, ибо Джеймс ди Гриз уже здесь! Вы спасены!

Мои слова мало-помалу подействовали. Негодующие крики сменились сердитым ворчанием, сельскохозяйственные орудия одно за другим опускались. Решив половину проблемы — хоть на время, — я обернулся к солдатам, прекрасно зная, что на этой идиллической планете они привыкли лишь к ненасильственным действиям. Достаточно лишь одному нажать на спуск…

— Мятеж окончен. Не направляйте винтовки на этих простодушных людей, всего лишь защищавших свой домашний скот! Опустите оружие — и поставьте его на предохранители!

Медленно и неохотно, но они вняли гласу разума в моем лице. Конфликт удалось предотвратить. Хотя бы на время.

Проложив среди фермеров дорогу вперед, Анжелина с улыбкой взяла меня под руку. И проговорила медленно и отчетливо:

— Теперь, когда Джим здесь, все будет хорошо.

Послышался ропот одобрения; аграрное вооружение с тарахтением посыпалось на палубу.

Мы развернулись сплоченным фронтом, и я тоном переговорщика бросил:

— Эй, вы, с портфелем, не поведаете ли, что все это значит?

Перестав дрожать, чиновник выпрямился.

— Непременно поведаю. Я начальник штаба Планетарного карантинного корпуса. Мы призваны обеззараживать и защищать. Ко мне поступил звонок из Центральной больницы, что член экипажа этого судна поступил к ним в весьма прискорбном состоянии. Сказал, что среди этих тварей на данном судне вспыхнула эпидемия ужасающей болезни клыка и пятака. Он опасался за собственную жизнь и за жизни сотоварищей…

— Минуточку, — перебил я. — Я озадачен. За все годы непреднамеренного приспособленчества в роли свинопаса я о такой диковинной болезни даже не слыхал. А вы? — обернулся я к своим буколическим слушателям.

Последовало коллективное потрясание головами и нестройным хором прозвучавшее «Не-а».

— Ну, вот видите. — Обернувшись к сбитому с толку функционеру, я милостиво улыбнулся. — Позволительно ли мне предложить, чтобы мы спокойно подождали, пока вы свяжетесь со своим медицинским департаментом, чтобы осведомиться о симптомах этого устрашающего недуга?

— К ноге! — рявкнул сержант, и приклады ружей грохнули о стальную палубу. Чиновник выудил из портфеля телефон и что-то забормотал в него.

Молчание затягивалось, напряжение нарастало. Его бормотание перешло в невнятное мычание, а затем — в рычание; свободной рукой он яростно замотал в воздухе. В конце концов брякнул телефон обратно в портфель и обернулся ко мне с красным от гнева лицом.

— Стройте людей, сержант, и ведите обратно на базу. Медики решили, что я рехнулся… Просто покатывались со смеху! Нет такой болезни. Розыгрыш! Головы покатятся…

— А вам часом не сообщили имя члена экипажа, который доложил о заболевании? — В голове у меня проносились мысли об убийстве, декапитации или чем-нибудь похуже. Он снова зашелестел бумагами.

— Да… вот. О болезни сообщил некий капитан Рифути.

Под скрежет моих зубов он удалился вслед за войсками, что-то ворча под нос. Слушатели шумно возликовали, свинобразы в отдалении заверещали, а Анжелина одарила меня теплым, любящим поцелуем. Мы были спасены…

На минуту. Мрак сгущался. Силы зла сплотились против меня. Я должен действовать — и без промедления.

Осознав, что все это обойдется очень и очень дорого, я трепетно вздохнул; перед глазами у меня заплясали сплошные нули.

— Что будем делать дальше? — поинтересовалась Анжелина, прислушиваясь к громкому визгу. — Похоже, свинобразы ужасно огорчены!

— Я ужасно огорчен! — проскрежетал я сквозь стиснутые зубы. Или стиснутыми зубами? — Финансы… остаток на счету… надо узнать худшее… мне нужен твой телефон.

Взяв у нее телефон, я ввел номер банка, настучал личный код доступа, выпучил глаза… и выронил телефон из дрогнувших пальцев на палубу.

— Пропало, все пропало… все наши средства… а счета все идут и идут…

Пока я раздумывал, поможет ли самоубийство выпутаться, до меня будто издали донесся теплый, утешительный голос Анжелины:

— Бедняжка Джим. Что ты будешь делать?

Делать?

— Сяду, — буркнул я.

Заботливые руки сопроводили меня до кают-компании и усадили в кресло. Староват я уже для подобного гуано.

— Пить… — выдохнул я, и тут же к моим губам поднесли стакан. Отхлебнув, я поперхнулся. — Вода!

— Ошибочка вышла. — Анжелина обернулась к морю встревоженных лиц. — Нет ли у кого-нибудь из вас напитка для Джима капельку покрепче воды?

Мужчины начали переговариваться вполголоса, и вскоре вперед передали бутылку из дымчатого стекла с черной пробкой весьма зловещего вида. Раскупорили, наклонили, налили… Содержимое задымилось. Я бросил взгляд на этикетку.

СВИНОБРАЗЬЕ БОЛЕУТОЛЯЮЩЕЕ

БЕРЕЧЬ ОТ ДЕТЕЙ И БЕРЕМЕННЫХ СВИНОМАТОК

Вроде бы годится. Я пригубил, хлебнул, глотнул, взревел.

— Спасибо, — выговорил я, утирая слезы с глаз и хрустя щетиной. — Будущее прояснилось. Теперь я знаю, что надо делать.

Воцарилась прямо-таки подавляющая тишина; собравшиеся затаили дыхание.

— Что? — шепнула Анжелина, высказав вопрос, терзавший всех без исключения.

— Надо… увидеться с банковским менеджером.

Воздух всколыхнул единодушный стон сочувствия. И тут же мой настрой круто переменился. Стальная Крыса, гуляющая сама по себе, ни в чьем сочувствии не нуждается. Вперед! Перво-наперво надо уладить финансовые дела. Затем разыскать гниду Рифути, в мстительном порыве измыслившего хворь и из кожи вон лезшего, лишь бы ткнуть меня мордой в грязь. Месть Крысы будет воистину ужасна!

Подскочив на ноги, я покачался с носков на пятки, раздувая ноздри и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не испустить воинственный свинский визг: свинобразье снадобье еще кружило по моим жилам.

— В банк! — возопил я вместо того. — Все будет спасено!

Фермеры шумно возликовали, и овации смолкли лишь тогда, когда динамик интеркома на переборке очнулся и прохрипел:

— Внимание, внимание! У меня межзвездное сообщение для сира Джеймса ди Гриза. Говорит офицер связи. Сообщение…

— В банк — через радиорубку!

Когда я распахнул дверь, связист уже дожидался меня, подняв в воздух полоску желтой бумаги. Выхватив ее, я прочел…

ПРИБЫВАЮ КОСМОПЛАВАЮЩИЙ ДУРДОМ ЗАВТРА УТРОМ ВАШЕМУ ВРЕМЕНИ — БОЛИВАР

Ясно и недвусмысленно: помощь в пути.

— У меня есть для вас и другие новости, — сообщил радист. Я вопросительно приподнял брови. — Я единственный член экипажа, оставшийся на этом ржавом корыте. Не знаю, что вы им сказали, но все до единого дезертировали.

— А вы?

— Если вы не собираетесь больше ничего передавать, то моя сумка собрана, и я тоже сматываюсь.

— До свиданья. Уходя, не хлопайте за собой люком.

На время я выбросил весь этот омерзительный бардак из головы. Придет время, и я этого сволочного Рифути…

— Позже, Джим, много позже, — угомонил я себя. — Первым делом бабло. — И направился к дожидавшейся машине.

Пока моя позолоченная колесница уносила меня в банк, я позвонил Анжелине, чтобы донести до нее новости; ее искренняя радость по поводу прибытия нашего сына воистину укрепила мой дух. Но тут же дал отбой, потому что мой золотой экипаж подкатил к обочине — прямиком у здоровенного мусорного бака.

— Это не банк, — заметил я.

— Миллион извинений, сир Джеймс, — отозвался робошофер. — Но ваш платеж только что исчерпался.

— Тогда спишите с моего счета еще.

— Всенепременно… кррккк… Сбой банковской системы. Мы не можем получить дальнейшего платежа. — Голос робота обрел явные ледяные нотки. — Однако вы можете внести наличные.

Из подлокотника выскочил пустой ящичек.

— Ну, так уж получилось, что я — ха-ха! — оставил бумажник дома…

Ящичек захлопнулся, зато дверца машины распахнулась. Голос холодно проскрежетал:

— «Уймабашлия Моторз» к вашим услугам в любое время — как только у вас будут деньги.

Кондиционер исторг порыв ледяного воздуха, выстуженного, как моя душа. Я вылез, дверь захлопнулась, и я медленно зашагал в сторону банка.

Но пока я дошел до Первого банка Уймабашлии, походка моя вновь обрела пружинистость, а выражение лица — решимость. Обескуражить добрую Крысу невозможно!

— Добро пожаловать, дражайший клиент, милости просим! — проворковал робошвейцар, широко распахивая двери. Я как-то воспрянул духом.

При проявлении таких теплых чувств я поднял руки и приветственно потряс ими в воздухе. Стишки барахло; будем надеяться, что чувства настоящие.

Ради их же блага. После последнего краха галактического банка, ввергшего множество звездных систем в отчаянную нищету, по всей Галактике прокатилась волна негодования. «Больше никогда! — твердили банкиры. — Финансовым катастрофам пришел конец!»

Сказано — сделано.

Ужасающие слова наподобие субстандартный кредит, облигации без обеспечения, коллатерализованные кредитные обязательства, своп кредитного дефолта, деривативы вышли из употребления, сохранившись только в словарях архаизмов. За банками бдительно следят бестрепетные ревизоры, регулирующие их деятельность. Деньги ложатся на депозиты и приносят проценты. Ссуды и ипотеки дают с радостью, и банки зарабатывают за счет отчислений 1 процент. И — шаг столь революционный, что Международный союз финансовых руководителей просто не мог в это поверить, — новые инструкции означают, что одалживать можно только те деньги, которые есть в банке!

Матерые банкиры рыдали, как дети; поговаривали и о самоубийствах. Но закон есть закон. Отныне воцарились мир и фидуциарная ответственность.

Улыбаясь вовсю, работники сопроводили меня в дверь управляющего. Сей функционер дожидался меня в кабинете, кланяясь и потирая руки.

— Тысячу раз милости прошу, сир ди Гриз. Пожалуйста, присаживайтесь. — С этими словами он подвинул мне кресло, и я сел. Он подхватил свое черное ядро, прикованное цепью к лодыжке, чтобы не споткнуться, и уселся за свой массивный письменный стол.

Вид этих оков всегда доставлял мне массу удовольствия. Это постоянное напоминание об участи, ожидающей банкира, если его счета будут перерасходованы хоть на грош. Ядро, сделанное из импровиума, легче перышка. Но если в банковской бухгалтерии обнаружатся какие-то махинации, в ядро будут закачаны новые молекулы импровиума, и оно потяжелеет. Вес ядер варьируется в зависимости от серьезности преступления. В банковских кафетериях нередко приходится видеть, как взмокший менеджер с натужной улыбкой волочет ядро за собой. В случае вопиющего финансового головотяпства вес иной раз доходит до тонны, и, говорят, если бы не сочувствующие, многие менеджеры были бы попросту обречены на голодную смерть. Как поговаривают злые языки, достойная участь для страдающих избыточным весом.

— Чем же я могу служить, сир Джим?

Я пропустил эту елейную фамильярность мимо ушей.

— Мой счет. Хочу сделать запрос.

— Разумеется. Минуточку, вызову его на экран. — Он прикоснулся к кнопке, поглядел… охнул и тяжело обмяк в кресле. — Пусто, перерасход. Ваш лимит пройден, а перерасход продолжается прямо на глазах…

— Да, гм, в этом и есть мой вопрос. Что будем делать?

— Первым делом — хо-хо — отключим функцию овердрафта. — Он припечатал клавишу и, откинувшись на спинку кресла, начал промокать платком взмокший лоб. Затем осведомился: — Активы?

— Мой дом! — утробным голосом проронил я, стараясь не думать об Анжелине.

— Да, действительно!

Он выстучал что-то на клавиатуре, с улыбкой поглядел на экран и снова откинулся со вздохом облегчения.

— Девять спален, две кухни, четыре бара, два плавательных бассейна с барами у бортиков… в самом деле, превосходная недвижимость. За нее дадут хорошую цену…

— Продать?! Никогда! В заклад!

Улыбку сменили насупленные брови.

— К несчастью, наши средства для операций по закладным сегодня ограничены, закон, знаете ли. Секундочку, только что поступил новый депозит. Так что мы можем предложить вам ссуду… минуточку, вычту ваш перерасход… мы с радостью выдадим вам — после вычитания — четыре тысячи двадцать три кредита.

— За мой шикарный дом?! — В голосе у меня прозвучало отчаяние.

— Секунду… только что поступил очередной овердрафт. Баланс составляет триста сорок два кредита.

— Беру…

— Поздно, только что поступил запрос на очередной причитающийся платеж. Боюсь, что если вы заложите свой дом сейчас, то останетесь перед банком в долгу. — Выключив экран, он выпрямился в кресле и натужно улыбнулся. — Могу ли я помочь вам сегодня еще чем-нибудь, сир Джеймс?

Скрипнув зубами, я изобразил улыбку. Не произнося непроизносимых вещей, помощи в которых я бы хотел от него получить.

— Был рад потолковать с вами. — Я встал, развернулся и покинул кабинет. Когда я, насвистывая, удалялся из банка, по чистейшей случайности никто из банковских служащих в мою сторону не смотрел. Я поглядел вдоль улицы: путь до кос-мопорта пешком неблизкий. Медленно шаркая в сумерки близящегося вечера, я вдруг поднял глаза. Три золотых шара, подвешенных над входом. Неужели ломбард расположился совсем рядом с банком случайно? Обернувшись, я поглядел назад — и, поглядите-ка! — в лучах клонящегося к закату солнца сверкнули еще три золотых шара. Забавно: прежде я их ни разу не замечал. В глубине звякнул колокольчик, когда я распахнул дверь и решительно шагнул в помещение, загроможденное пианино, золотыми украшениями, кошачьими чучелами…

Уходя, я натянул рукав пиджака пониже, чтобы скрыть незагорелую полоску кожи на запястье, где раньше красовались мои часы. Позвенел кредитами в кармане и безмолвно вознес молитву.

«Поспеши, мой добрый сын Боливар, Ржавая Крыса, которой стал твой отец, отчаянно нуждается в поддержке».

Снова позвенел монетами, свернул к обочине и проголосовал проезжавшему такси.

ГЛАВА 5

— Как здорово будет снова увидеть нашего сына, — радостно провозгласил я.

Анжелина не шелохнулась; лицо ее превратилось в ледяную маску, и мои слова рухнули в пустоту, будто чугунные чушки. Мне оставалось лишь упорствовать.

— Его звездолет прибывает вовремя! Погляди на информационное табло. Видишь тот уютный бар? Не хочешь выпить со мной за компанию, пока ждем?

— Ты уверен, что нам это по средствам?

Да, пожалуй, вопрос вполне обоснованный. И ответом послужит твердое «да». Это исключительно в лечебных целях. Ускользнув, я заковылял к приюту алкоголиков, постучал монетой, чтобы привлечь внимание барробота, и надолго припал к нацеженной влаге.

Сказать, что моя супруга была не в восторге от моего финансового отчета, все равно что назвать землетрясение легкой дрожью почвы. О, мой добрый сын Боливар, несущий благие вести — и, хочется надеяться, груды бабок! — пожалуйста, прибудь поскорее. Осушив бокал, я смотрел поверх его края, как первые пассажиры выходят из таможни с катящимся следом робобагажом.

И впереди всех — с сияющим лицом — шагал наш сын! Мать и сын палидруг другу в объятья, а я взирал на них с отеческим умилением. Удостоив объятий и меня, Боливар отступил, подтолкнув вперед человека, терпеливо дожидавшегося у него за спиной.

— Это Массуд Сингх, я писал о нем в космограмме.

Мы обменялись рукопожатием. Кожа у новоприбывшего была темная, зубы белые, а голова замотана зеленой тканью. Повязка? Ладно, там видно будет.

— Массуд прилетел со мной, потому что он, к вашей радости, космический судовой маклер.

— Приветствую, дважды приветствую! — возликовал я.

— А у мистера Сингха надежная кредитная линия, способная покрыть любые финансовые трансакции? — Как ни крути, а сбить мою Анжелину с панталыку не так-то просто.

— Я лишь смиренный маклер, дорогая миссис ди Гриз. Денежным мешком во всех трансакциях выступает ваш сын.

Боливар приподнял черный «дипломат», прикованный наручником к его запястью:

— Набит кредитами по самое некуда и готов к употреблению!

— Тогда все будет хорошо! — воскликнула она, внезапно сменив гнев на милость. — Массуд, станьте же нашим избавителем!

— В финансовых соглашениях я смертоносный противник, Анжелина! Мы, сикхи, народ воинов.

— Тогда тюрбан понятен. Полагаю, кинжал и железные браслеты тоже при вас?

— Совершенно верно, о мудрая госпожа! — Он чуть приподнял манжету — блеснул металл. Потом похлопал по лодыжке. — Вы воистину знаток древних религий и обычаев.

Моя Анжелина не устает удивлять меня.

— Пока вы будете вводить меня в курс дела, не отпраздновать ли нам встречу бутылочкой шампусика? — Боливар первым двинулся к бару, по пути свистнув, и колесные чемоданы покатили следом.

Чокнувшись, мы выпили. Неизменно практичная Анжелина обрисовала нашу проблему, а я тем временем осушил второй бокал укрепителя морали. Закончив рассказ, она изящно отхлебнула из бокала под наши аплодисменты.

— Сколь достойное дело для милосерднейшей из дам! — воскликнул Массуд. — Можете положиться на мою квалифицированную помощь в спасении этих сельских беженцев!

— Тогда все сводится лишь к одной проблеме… — Она бросила взгляд на меня. Я кивнул, чтобы она продолжала, снова наполняя бокал: она замечательно справлялась и без меня. — Хватит ли нам финансового благосостояния, чтобы провернуть это дело?

— Увы, нет… — откликнулся Боливар, но, увидев, что лицо ее омрачилось, поднял руку. — Но я отзываю ряд долговременных инвестиций, сделанных в вашу пользу несколько лет назад. Однако даже посредством нуль-Т-космограмм на это уйдет день-другой. А пока что я положил на ваш счет миллион кредитов на повседневные нужды.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал я — и отставил бокал. Довольно горячительного, Джим, теперь нужна ясная голова. — В космопорт, разберемся с капитаном Рифути.

Мы поймали такси; услугами «Уймабашлия Моторз» я воспользуюсь снова, только если не будет другого выхода. По пути мы заскочили в отель, где у входа в «Рай космоплавателя» уже дожидался нас робопортье. Боливар зарегистрировался и сдал свой багаж, после чего мы поехали дальше и, подкатив к шлюзу «Розы Рифути», не без удовольствия обнаружили небольшую депутацию, вышедшую поприветствовать нас.

— Она прям-таки чахнувши по вас, сударыня Анжелина, — изрек Эльмо в своем лучшем сервильном стиле, скручивая кепку винтом и ковыряя землю носком ботинка — едва слышно за радостным верезгом Розочки. Когда же Анжелина, присев на корточки, хорошенько поскребла ее под иглами, визготня сменилась довольным похряпыванием. Просиявший Эльмо повел нас в кают-компанию.

Которой на своем месте не оказалось. Облупившуюся табличку сменил вручную вышитый гобелен с надписью «ГОСТИНАЯ-СТОЛОВАЯ» розовыми буквами в окружении цветочных гирлянд.

— Дожидаясь вас, я внесла кое-какие усовершенствования, — сообщила Анжелина. — Здесь — да и в остальных жилых помещениях — была сущая экологическая катастрофа.

Я даже толком не заметил, как Массуд выскользнул обратно в коридор.

Кают-компания преобразилась до неузнаваемости. Крепкие, закаленные сельским трудом руки, мыло и вода отскоблили и отчистили все так, что полы — да и стены — сияли чистотой и блеском. Столы покрывали красочные скатерти, стулья — подушки, а стену украшали большие голограммы призовых свинобразов. Нас поспешно с гордостью усадили за головной стол, и воздух наполнили радостные восклицания, как только мы опрокинули по кувшинчику крепкого сидра.

И вдруг воцарилось молчание, тут же сменившееся гневным ропотом. Мускулистые руки двух дюжих свинобразопасов втащили в комнату капитана Рифути, пребывавшего на грани беспамятства, с безвольно болтающейся головой. За ними шагал пунцовый от ярости инженер Штрамм, держа в одной руке маленькую машинку размером с кулак, а в другой — здоровенный гаечный ключ.

— Я поймал этого преступника, когда он ковырялся в моей механике. Приложил его ключиком и позвал на помощь. Он хотел стащить этот атомный копраксилятор, который стоит целое состояние, а корабль без него ни с места. Я решил, что вы захотите перекинуться с ним парой слов.

— Еще как! — живо откликнулся я, потирая руки с садистским шорохом. — Спасибо, дальнейшее я беру на себя. Люди добрые, предоставьте это нам и получите от меня полный отчет незамедлительно.

Они вышли. Проходя мимо несчастного капитана, парализованного крепкой хваткой Боливара, каждый либо щерился, либо изрыгал проклятье.

Как только последний фермер удалился, вошедший Массуд запер за ним дверь.

— Я осмотрел этот космоплавающий барак от носа до хвоста, — сердечным тоном произнес он с раздувающимися от гнева ноздрями. — Это просто хлам. Владелец с радостью уступит его по смехотворно низкой цене!

— Сядь, Рифути! — приказал я, как только дверь захлопнулась. — Позволь представить тебе многоуважаемого космического судового маклера Массуда Сингха, который сейчас организует куплю-продажу этого жалкого корыта по наилучшей — для нас — возможной цене.

— Руку мне сломали… — заныл капитан, поднимая раненую руку и тыча гипсом в нашу сторону. — И по голове саданули. Найду адвоката, вчиню иск!

— Уясни себе одно. — Я подался вперед; голос мой сочился ядом, а дыхание отдавало парами крепкого сидра. Рифути съежился — и не без причины. — Еще раз вякнешь о своей руке — и угодишь за решетку за попытку свиноцида. Тебя приговорят, заточат, заклеймят по суду как нищего, а все твое имущество — в частности, этот корабль — будет реквизировано. Я понятно выразился?

Вполне. Массуд без проблем перешел к переговорам за дальним столиком. Семейство ди Гриз сдвинуло бокалы и пригубило еще капельку сидра, пока Боливар доносил до Анжелины последние семейные новости. Мы едва успели снова наполнить бокалы, когда Массуд присоединился к нам, радостно размахивая в воздухе стопкой бумаг.

— Предварительное соглашение тебе на одобрение, Боливар.

Они бормотали, что-то вычеркивали, дописывали, хмыкали.

— А ты должен найти гостеприимную планету для наших друзей свинобразов, — заявила Анжелина.

— Поиск уже идет. — Я сказал истинную правду: на моем компьютере уже вовсю крутилась поисковая программа, нашаривавшая подходящую планету, способную принять эту ораву. — При первой же возможности погляжу, что там откопала программа.

— Хорошо. Следующий вопрос в том, что делать с домом, пока мы будем в отлучке. Поместить его в стазис или сдать?

Я с трудом удержался, чтобы не вытаращиться на нее с неартикулированным клекотом, и все-таки выдавил из себя ответ:

— Но… мы же не улетаем… а? — Отчаянная попытка к бегству, заранее обреченная на провал.

— Конечно, улетаем! Не можем же мы допустить, чтобы эти милые создания путешествовали в одиночку, опекаемые лишь простыми фермерами, и испытали на собственной шкуре все беды и горести нового света. Мы отправляемся с ними и позаботимся, чтобы они хорошо устроились. Устроим себе отпуск; давненько мы в нем не бывали.

Отпуск?! Нескончаемый визг, тарарам, гоны, стоны, хрюканье свинобразов… Я так долго из кожи вон лез, чтобы распроститься с фермой и свинским хрюканьем…

— Ни за что! — вскричал я. — Однажды я уже сбежал от этой жизни — и ни за что не вернусь!

— Тебя можно понять, — холодно проронила Анжелина, пригубив капельку сидра. — Я разделяю твои чувства. Пожалуй, и хорошего бывает чересчур, вроде милой крохотной Розочки.

Я содрогнулся. Шорох игл или мне послышалось?!

— Но мы должны позаботиться, чтобы эти люди и их питомцы хорошо устроились. А потом, и это я тебе обещаю, распростимся с ними и устроим себе преспокойный отпуск. — Наклонившись через стол, она чмокнула меня в щеку.

Разоруженного, разгромленного на всех фронтах, беспомощного. Мне оставалось лишь поднять белый флаг.

— Поместим дом в стазис. Будет так приятно вернуться домой к…

— Согласна. Не пора ли нам собрать вещи?

— Прими поздравления, — провозгласил Боливар, выкладывая на стол передо мной толстую папку с бумагами. — Теперь ты гордый владелец космолета «Роза Рифути».

— Поменяй название, — услышал я собственный голос будто издалека.

— На «Свинобразий экспресс»! — подхватила Анжелина, и воздух огласился криками одобрения. За спинами собрания я увидел ковыляющего прочь Рифути; обернувшись, он погрозил нам кулаком.

Что же сулит нам будущее? Лично я об этом понятия не имел.

Зато испытывал сильнейшие и сквернейшие предчувствия. Есть ли способ избежать этой отчаянной трагической ситуации?

ГЛАВА 6

Я вертелся, как уж на сковородке.

— Подготовить корабль будет нелегко. Найти здесь, на Уймабашлии, квалифицированного капитана попросту невозможно…

В ответ Массуд широко улыбнулся, продемонстрировав белоснежные зубы.

— Да возраздуется мой будущий босс Джим, ибо я квалифицированный и опытный космический пилот. Мне уже не терпится встать у кормила сего судна, каковое вскорости будет весьма усовершенствовано.

— Но радист уволился. Заменить некем…

— Уже! В моем резюме перечислены мои лицензии, опыт работы и так далее в качестве компетентного офицера связи.

Мне оставалось лишь хвататься за соломинку.

— Вам понадобится экипаж…

— Лишь по закону, как продемонстрировал предыдущий капитан со своими спившимися лежебоками. Корабль полностью автоматизирован. Дабы удовлетворить бюрократов, мы можем завербовать кое-кого из ваших фермеров. Зачислить их в команду для отчетности.

Очаровательно! Космоплаваюший свинарник под управлением полоумных мужланов.

— Уже приглашены квалифицированные инопланетные космические инспекторы, сейчас направляющиеся сюда, — добавил Массуд, прежде чем я успел измыслить очередную отговорку. — Необходимый ремонт будет проведен незамедлительно.

— Мы с Массудом все уладим, — вставил Боливар. — А вы собирайте вещи и ни о чем не беспокойтесь. И приготовьтесь к путешествию всей своей жизни.

Именно этого я и боялся. Тут зазвонил мой синафон, прошив вибрацией всю голову. В момент помутнения рассудка я выбросил свой карманный телефон и согласился на вживление в синус этого нового прибамбаса. Используя энергию тепла тела, он может работать десятилетиями. Но громкость звонка надо убавить. Все еще не оправившись от шока, я пробормотал «включить», и в голове у меня зазудел голос Анжелины: «Я разнесла добрую весть, и теперь все празднуют. — Голос тонул в радостных воплях, звоне стаканов и свином визге. — Хотят тебя поблагодарить…»

— Я потрясен, но стесняюсь предстать перед ними. Да и дело не ждет: компьютер сообщил, что нашел для наших паломников подходящую планету. Надо ковать, пока горячо…

Отмахнувшись от возражений, я пробормотал «отключить» и позволил плаксивой жалости к себе захлестнуть меня на пару секунд с головой.

— Довольно, Джим, — пробормотал я, по-садистски упиваясь собственными невзгодами. И тряхнул себя за метафорический шиворот. — Найди планету, доставь туда эту родню неотесанную вкупе с их свинством, пожелай им всего доброго и возвращайся к собственной жизни. Подумай, с каким удовольствием ты вернешься на эту планету удовольствий.

Я пробирался по коридорам украдкой, чтобы избежать всяческих встреч и нескончаемых отговорок. Выходя, я не мог не улыбнуться при виде того, как сержант охраны молодцевато козырнул мне благодаря моей изрядной финансовой щедрости.

Вернувшись домой, я решительно миновал бар, вошел в кабинет и велел компьютеру включиться. Потом умерил свой абстинентский пыл холодным пивом; пока не найду приемлемую планету, ограничимся этим.

Я сидел, прихлебывая, глядя на экран и шипя ругательства при виде прокручивавшегося на экране нескончаемого списка подходящих планет.

Чтобы укоротить список, я быстренько написал программный фильтр. Климат, туземное население, форма правления, средний коэффициент интеллекта полицейских, смертная казнь, процент заключенных на душу населения, капитализация банковской системы — подумать о деловых возможностях никогда не повредит, — словом, традиционный набор.

Часы спустя я выпрямился и вздохнул. Пиво выдохлось, тысячи планет обратились в электроны; уцелели лишь три. Зевнув, я потянулся и отправился за свежим пивом. На баре лежала записка.

Не хотела мешать. Увидимся утром. Удачи.

Я бросил взгляд на часы: порядком за полночь. Я даже не слыхал, как пришла Анжелина. Добавил к пиву стопочку виски, получив древнюю смесь, прозванную «ершом» по причинам, затерявшимся в дебрях времен. И снова зевнул.

Как только синапсы заскворчали от стимулятора, я вернулся к работе. Отпало еще две планеты. Я ударил по клавише, и экран заполнило одно-единственное уцелевшее название:

МЕХАНИСТРИЯ

Не успел я поднять руку, как воздух напоила сладостная музыка. Стоило мне обратиться к планетному сайту, дорогое, мощное послание тараном прошло сквозь все мои спам-фильтры. Невероятно красивая полуодетая девушка улыбнулась с экрана, уставив на меня изящный пальчик.

— Я хочу тебя… — похотливо выдохнула она. — Если ты фермер, занят в сельском хозяйстве или пищевой промышленности, тогда Механистрия может стать твоей новой родиной. Позволь объяснить…

Раздались ликующие аккорды, изображение девушки наплывом сменили улыбающиеся рабочие, трудящиеся на могучих машинах под певучий рассказ закадрового голоса:

— Наши счастливые рабочие трудятся с радостью, ибо знают, что труд делает их свободными. Мы строим и экспортируем транспортные средства и машины всяческого рода на множество планет в окрестных звездных системах.

По экрану промаршировала несметная вереница сменяющих друг друга самолетов, мотоколясок, локомотивов, прыщедавок, лифтов, краномобилей и прочей техники. И вдруг все переменилось: музыка взвыла фальцетом, и машины исчезли, сменившись рабочими, усаживавшимися за трапезу, с улыбками уплетавшими свое кушанье — но вдруг замершими, не дожевав. Затем они с напускным ужасом воззрились на еду в своих тарелках под барабанную дробь. Дробь резко оборвалась, картинка застыла, и раздался мужской голос, источавший отвращение:

— Однако нас водят за нос, морят голодом, пользуясь нашим безвыходным положением. Планеты, поставляющие нам продукты питания, вступили в злодейский сговор, обложив нас кабальными условиями! Они единодушно взвинтили цены и снизили качество своей продукции. Проще говоря, нас надувают! Наши отцы-основатели так усердно развивали на планете дух предпринимательства, что не удосужились позаботиться о ее самообеспечении. Но с этим будет покончено!

Последовали красочные сцены смеющихся веселых фермеров, счастливой скотины, копченых окороков, зреющих хлебов и столов, ломящихся от яств. Закадровый голос вещал:

— Наша новая политика поощряет сельскохозяйственных работников всяческого рода прибывать сюда, чтобы помочь нам преобразить планету в плодородный сад! Будут оплачены все ваши расходы, предоставлены сельскохозяйственные постройки, подъемные, бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное страхование жизни от колыбели до могилы…

И далее в том же духе, но мне хватило и этого. В яблочко!

В порыве энтузиазма я ахнул остатки коктейля одним духом, поперхнулся и закашлялся до слез. Смахнув слезы тыльной стороной кисти, я отправился налить себе «Старого кашледава».

Я спасен! Прихлебывая свою отраву, я так и лучился довольством. Я прямо-таки слышал топот копытец вниз по сходням, навстречу лучезарному будущему. Ханжеское прощание, лицемерные слезы, мытье палуб из брандспойта, — а потом вверх, вверх и куда подальше…

Но тут мои приятные сновидения упорхнули от ласкового похлопывания по руке. Приподняв тяжелое веко, я узрел склонившуюся ко мне улыбающуюся Анжелину.

— Пора вставать! Я поставила кофе.

В окна струился солнечный свет. Шея ныла: я уснул в кресле, и шея от неудобного положения затекла до хруста.

— Добрые вести… — проскрипел я и хрипло закашлялся.

— Прибереги их до той поры, когда вернешься к жизни, — проворковала любимая.

Добрый совет. Пошатываясь, я доковылял до душа, швырнул вещи в сторону прачкобота, подхватившего их на лету, и нырнул под душ, оросивший меня под сладостные звуки музыки, напоившие воздух…

Отмытый, отскобленный, депилированный и освеженный, я сидел за столом, потягивая кофе.

— Так что там за добрые вести? — осведомилась Анжелина, вопросительно приподнимая бровь.

— Наилучшие. Я нашел планету обетованную, мир, который встретит нас с распростертыми объятьями, устроит наших друзей, поможет им и предоставит им все необходимое для счастливого будущего.

— И как же он называется?

— Механистрия. Просто введи в компьютер, откинься на спинку кресла и упивайся.

Как только она последовала моему совету, я свистнул духовке, продиктовал свой заказ и налег на солидный завтрак, как только тот, источая благоуханные пары, скользнул на стол передо мной.

— На сей раз ты для разнообразия не соврал и даже не преувеличил, — сказала Анжелина, входя в комнату с охапкой брошюр из принтера. Я был настроен чересчур благодушно, чтобы отражать этот легкий выпад в адрес моей правдивости, и потому лишь улыбнулся с набитым ртом. Она вздохнула.

— Мне будет жаль расставаться с ними, но в конечном итоге это ради их же блага.

Жаль?! Я поперхнулся, захлебнулся, закряхтел, отпил еще глоток кофе, улыбнулся и заявил:

— Вот видишь, все в конце концов уладилось!

ГЛАВА 7

Должен признать, добрый капитан Массуд организовал наше отбытие по-армейски четко. Двое суток он не спал, подстегивая трудолюбивых техников, и те развили лихорадочную деятельность. То и дело прибывало оборудование, и тут же его энергично расхватывали. Без какой-либо просьбы с нашей стороны он снес перегородки ряда кают, перестроив их в номер-«люкс» для нас с Анжелиной, вплоть до смежного бара. Искры сварки взлетали под потолок, дрели визжали, молотки грохотали, а свинобразы сердито верещали в ответ. Мы отправились домой собрать вещи, и я нашел утешение в выпивке. Мысль о грядущем полете отнюдь не тешила меня. Уймабашлия еще никогда не казалась мне такой привлекательной. Я поднял бокал за мириады ее утех, которые вот-вот уйдут для меня в небытие.

Слишком уж быстро я окажусь во многих парсеках от ее ласковых объятий. Я порядком хлебнул, почтив теплые воспоминания. Расслабился, ворча под нос, вздремнул, глотнул еще — и снизошла тьма…

Неопределенное время спустя я пробудился оттого, что Анжелина ухватила меня за нос. Открыл было рот, дабы возгласить протест, и она тут же вбросила туда здоровенную пилюлю. И залила ее солидным глотком воды. Захлебнувшись, я подскочил, задрожал, как тронутая струна контрабаса, а из ушей у меня повалил дым. Пилюля «Отрезвина» оказывала свое отрезвляющее воздействие, а я содрогался и корчился.

— А это было обязательно? — просипел я.

— Да. Меня уведомили, что праздник по поводу отбытия на корабле уже выдыхается, и взлет состоится, как только мы прибудем. Мы выходим.

Мы вышли. Парадная дверь лишь скрипнула, как только стазис-поле крепко-накрепко запечатало ее. Наш шофер отсалютовал, распахнув для нас дверцу лимузина. В космопорте тоже царил четко налаженный порядок. Мы полюбовались сверкающим на солнце «Свинобразьим экспрессом», избавленным от ржавчины и отполированным до блеска. При нашем приближении лифт съехал вниз, и из него вышел Боливар, радостно замахавший нам рукой.

— Желаю вашему свинобразьему курорту замечательного путешествия. Жду лучезарных вестей с дороги.

Мать обняла его; я обменялся сердечным рукопожатием. Потом мы весело помахали на прощание сыну, силуэт которого скрылся в лучах закатного солнца. Я обернулся, подавив порывистый вздох, к нашему космическому свинарнику. Мы ступили в портал входа, и лифт стремительно вознес нас навстречу будущему, наверняка сулившему массу интересного. Дверь шлюза с жужжанием загерметизировалась.

— Пожалуйста, займите места. До старта три минуты.

Противоперегрузочные кресла уже дожидались нас. Чтобы пристегнуть ремни, потребовались считаные секунды. Счастливая Анжелина пожала мне руку. Я фальшиво улыбнулся в ответ, и тут же двигатели заставили звездолет встряхнуться, будто пробуждаясь ото сна.

Механистрия, мы идем к тебе!..

Едва перегрузки кончились, я отстегнулся и направился — чисто рефлекторно — к только что установленному бару.

— Заливаем бельма с утра пораньше, а?.. — прозвучал у меня в ушах ледяной голос моей ненаглядной. Обернувшись к ней, я отставил бокал и угрюмо кивнул.

— Разумеется, ты права. Я просто почувствовал жалость к себе и прошу прошения. За работу! Дай мне знать, когда придет время коктейля.

— Непременно. А теперь пойду найду Розочку! Этот взлет наверняка перепугал ее.

— А я на мостик.

Мы расстались. Карабкаясь по лестнице, я сетовал об упущенном коктейле. Признайся же хоть себе, Джим, — ты хлещешь горькую потому, что, откровенно говоря, толку от тебя в этом полете ничуть не больше, чем от пятого колеса. С отличным капитаном, бравым инженером в полностью автоматизированном корабле тебе попросту нет работы.

Я поднялся на мостик, и Массуд радостно помахал мне в знак приветствия.

— Деньги на капитальный ремонт потрачены с толком. Мы уже делаем курсовые поправки, и все системы работают…

Его полный энтузиазма доклад прервал треск помех, исторгнутый настенным громкоговорителем.

— Это Штрамм. У нас небольшая проблемка…

— Босс ди Гриз уже в пути! — проговорил я в микрофон, жестом остановив Массуда, приподнявшегося было из кресла. — Вы нужней здесь. Я выясню, в чем дело, и сообщу.

— Вы босс, босс. — Он уселся на место.

Направляясь в машинное отделение, я насвистывал, напрочь позабыв и о выпивке, и о депрессии, как только почуял добычу.

Штрамма я застал угрюмо взирающим на большой подсвеченный индикатор в ряду других таких же. Постучав по шкале, инженер тяжко вздохнул.

— Что? — спросил я.

— Беда, — отозвался он тоном приговоренного.

— Говорите.

Что он и сделал — с чудовищным переизбытком технических подробностей, как и любой инженер, заарканивший слушателя.

— Как вам известно, этот корабль капельку архаичен. У него нет левитационного поля для взлета и посадки.

— Но мы же взлетели!

— С большим трудом. Когда вы в последний раз пользовались противоперегрузочным креслом?

— В армии…

— Правильно. Все современные гражданские корабли используют компенсаторы перегрузок.

— Но мы же взлетели…

— Взлетели. Но с посадкой у нас будут проблемы.

— Объясните!

Он снова постучал по шкале.

— Показывает полный бак. А бак отнюдь не полон. Я тут вспомнил, как застал здесь этого борова Рифути. И начал гадать, не устроил ли он тут заодно еще какую-нибудь диверсию. Потом проверил этот бак реактивной массы для ядерных ракетных двигателей. Для взлета нам пришлось использовать часть этой массы, а стрелка показывает, что бак полон. Такого быть попросту не может. Так что я прибег к сбросу и перезагрузке — вот так.

Стрелка задрожала и прыгнула из одного конца шкалы в другой. Потом медленно чуть-чуть продвинулась — и замерла.

— Откуда следует?..

— Что Рифути слил изрядную часть содержимого бака. У нас осталось достаточно массы для взлета, да еще чуток сверх того. Но для торможения при посадке у нас ее недостаточно.

— Застряли в космосе! Обречены скитаться среди звезд во веки вечные!..

— Не совсем. Но нам придется порыскать, чтобы найти орбитальную станцию и взять на борт запас реактивной массы.

— А что это такое?

— Вода.

Пошевели-ка мозгами, Джим!

— А больше воды на борту нет?

— Есть. Но немного. Мы можем продолжать ее пить — или использовать для посадки.

— Выбор невелик.

Я прикусил губу, что всегда подстегивает мою мысль, но только сделал себе больно. Думай, Джим, думай!

— А вода — единственная реактивная масса, которой можно воспользоваться?

— Нет, но с ней проще манипулировать скопом. Отшвырните прочь достаточно быстро любую массу — и получите реактивную силу.

Первый закон Ньютона; его проходят в школе. Но что же еще можно взять, кроме воды?.. Вместе с вопросом пришел и ответ!

— Скажите-ка, Штрамм, а что фермы всегда производят в неимоверном количестве?

Он сосредоточенно сдвинул брови.

— Ну не знаю… Я горожанин до мозга костей. Ба!.. — Тут он вытаращил глаза — и ухмыльнулся до ушей. — Швырять можно что угодно!

— Верно! Так что этот звездолет будет первым в истории, применившим для приземления…

— Дерьмовую тягу!

Я был вполне доволен своим нестандартным мышлением. Штрамм же в глубокой задумчивости потирал свою незаурядную челюсть, бормоча:

— Доставка, доставка…

— Не проблема. Вызовем специалиста.

Схватив трубку корабельного интеркома, я переключил его на общий вызов и проговорил как можно более авторитарным тоном:

— Внимание, внимание! Эльмо должен сейчас же явиться в машинное отделение. Эльмо нужен внизу.

Я изучал пломбы на инспекционном лючке бака, когда мой родственничек ввалился, чуть не лопаясь от любопытства, сменившегося блаженством, как только до него дошла суть моего запроса.

— Да это ж распрекрасная идея, кузен Джим! Признаюсь, мне чегой-то невдомек, какого рожна…

— Первым делом работа, объяснения после. Вам понадобятся ведра и тачки, лопаты и вилы…

— Этого-то добра у нас навалом! — Он понесся прочь, и голос его доносился все тише. — Когда мужики прослышат про это, они будут счастливше, чем свиньи по уши в помоях!

Представить, чего ждать от мужиков дальше, было проще простого, а я не хотел иметь к этому ни малейшего касательства.

— Оставляю вас рулить ситуацией, бравый инженер Штрамм. А пока все не будет… завершено… я постараюсь избегать коридоров отсюда до свинарной палубы. Если будут еще проблемы, пожалуйста, обращайтесь ко мне на мостик.

И я постыдно бежал. В отдалении уже гремели ведра, тачки и смачные кондовые вульгаризмы. Присоединившись к Массуду, я принял любезно предложенную им чашку чая. Когда же поведал ему о вероломной выходке Рифути, безмятежная улыбка на лице капитана угасла. Он угрюмо сдвинул брови.

— Я радирую подробности планетарной полиции. Может, они смогут схватить его, прежде чем он покинет планету.

— Держи карман шире, — проворчал я. — Рифути наверняка давным-давно скрылся.

Тут на компьютере звякнул колокольчик, и капитан отставил чашку. Пробормотал что-то под нос, ввел еще несколько чисел и довольно кивнул при звуке сочного зуммера.

— Хорошо. Курсовые поправки введены и корректны. — Он нажал большую красную кнопку. — Готово. Начинаем наше первое Припухание.

Не расслышав, я поковырял пальцем в ухе.

— Наверно, пробка. Я — ха-ха! — ослышался. Мне показалось, что вы сказали «припухание»!

— Так и есть. Звездолет не так уж нов…

При этих словах лицо его омрачилось, как у инженера Штрамма, когда тот говорил о корабле. В голосе его прозвучали глубинные обертона, будто эхо бездонной депрессии.

— Вы видели, какая у нас архаика вместо посадочных двигателей? Ну а маршевый двигатель немногим лучше.

— Он разве не тахионный?

— Куда там! У нас древний, давно вышедший из употребления, устаревший ветхозаветный двигатель, так называемый припухательный.

Я невольно потянулся пальцем к уху, но удержался.

— А вы не против, вроде как… ну, знаете, объяснить чуть подробнее?

— Разумеется. — Он извлек из выдвижного ящика консоли очки в металлической оправе, надел их и сложил пальцы перед собой домиком. И чего это мне чудится, будто в одной из своих многочисленных инкарнаций он был профессором? — Насколько хорошо вы знакомы с ядерной физикой?

— Употребляйте односложные — или более короткие! — слова, и я буду поспевать за вашими рассуждениями.

Угрюмо кивнув, он вздохнул. Я прямо прочел его мысли: дескать, очередной микроцефал.

— Вы слыхали об энергии связи молекул?

— Определенно! В прошлом я весьма успешно пользовался молекусвязными устройствами. — Я не потрудился уточнить, что на прибыльной ниве преступления.

— Тогда молекулярная теория для вас не пустой звук. В этой реакции энергия связи молекул ослабляется, так что другие молекулы могут проскользнуть в существующую структуру. Припухательный двигатель работает аналогичным образом, только куда в больших масштабах — фактически говоря, в два миллиона раз в квадрате — с высвобождением соответствующих сил. Он позволяет молекулам корабля рассеиваться в экспоненциальной зависимости, пока они не окажутся в световых годах друг от друга в самом буквальном смысле.

Пожалуй, я бы тоже не отказался от травки, которую он курит!

— Вы шутите?

— К сожалению, нет. Припухание действует вдоль центральной оси АВ. Без сколько-нибудь заметного смешения точки А и с непрерывным ускорением точки В…

Голова моя пошла кругом.

— Умоляю, попроще!

Капитан снял очки.

— Корабль становится больше и длинней в одном направлении.

— Понятно!

— Так что, когда один конец корабля находится у точки назначения, он начинает снова укорачиваться — в том же направлении. Это напоминает растягивание резинки. Сначала вы тянете ее правой рукой, а затем подводите к ней левую. Растянутая резинка возвращается к нормальным размерам, но уже в новом месте. Точно так же сокращается и вытянутый корабль. Это происходит до тех пор, пока корабль снова не станет маленьким — вот только теперь он находится в новой точке космического пространства.

Профессор снова надел очки, хмуря брови из-за глупости неуча.

— Вот потому-то двигатель и назвали припухательным. Кроме того, он расходует уйму энергии и очень неточен. После его прибытия к звезде назначения делаются астрономические наблюдения, рассчитывается новый курс и выполняется очередное Припухание. Обычно требуется несколько заходов.

— Что ж, спасибо…

Слишком поздно! Он уже припухал на крейсерской скорости:

— Тут задействованы гравитоны. Гравитон — элементарная частица, носитель гравитационной силы и молекулярного притяжения в рамках квантовой теории поля. Гравитон лишен массы покоя, потому что сила гравитации должна простираться до бесконечности, и должен иметь спин, равный двум, потому что гравитация — тензорное поле второго порядка.

Зато в голове у меня к тому времени не было никакого порядка, и я отчаянно нуждался в палочке-выручалочке.

— И как же все это работает? — безнадежно осведомился я — пожалуй, просто пытаясь сменить тему беседы.

— По-моему, я объяснил это достаточно внятно. Гравитоны ориентированы в тензорном поле, как вы видите здесь. — Он указал на светящийся экран, отвел взгляд, но тут же вновь сфокусировал внимание на нем. Челюсть у него отвисла. Протянув руку к экрану, капитан чуть ли не постучал по нему. Потом угрюмо сорвал очки с носа и щелкнул выключателем, резко бросив: — Инженер Штрамм, на мостик! Код красный.

ГЛАВА 8

Я впервые увидел, как наш высокоэффективный капитан теряет хладнокровие. Он злобно заклацал клавишами, быстренько прогнал на компьютере программу, ворча что-то под нос, а затем, вполголоса чертыхнувшись, очистил экран. Но едва примчался Штрамм, капитан развил еще более лихорадочную деятельность. Они колотили по панели управления, прогоняя уравнение за уравнением. И даже стучали по циферблатам измерительных приборов.

— Ребята, что-то не так? — поинтересовался я.

Должен сказать, капитан Сингх выказал изрядное самообладание, не укокошив меня на месте.

— Гравитоны… — угрюмо буркнул Штрамм. Оба глухо заворчали и в унисон недовольно вздохнули.

— Нельзя ли попросить капельку развернуть мысль?

— Эта коварная свинья Рифути… — прорычал капитан. Но тут же взял нервы в кулак и снова возобладал над ситуацией.

— Очередная диверсия. Хитроумный жучила устроил двойные диверсии в надежде, что пока мы будем разбираться с одной, то не заметим его второго черного дела. — Капитан постучал по шкале прибора. — Он слил более восьмидесяти процентов наших гравитонов.

— А их разве не заметили?

— Где там! Они ведь невидимы, бесконечно малы и существуют лишь в квантовом смысле. Может, земля стала тяжелей на пару микросекунд, прежде чем они исчезли в ядре планеты.

— Ну, и что же нам делать?

— Надеяться, что на том конце — когда мы закончим свое Припухание — нас ждет гравитонная заправочная станция.

— Они не так уж и распространены, — заметил Штрамм, усугубив атмосферу безнадежности. — Накопительные станции располагают на массивных планетах с высокой гравитацией, где под рукой уйма гравитонов. — Тут он с улыбкой воздел указательный палец. — Но зато у нас в машинном отделении есть конденсатор гравитонов!

— Я его видел, — угрюмо тряхнул головой капитан. — Это такой же антиквариат, как и все остальное оборудование этого корабля. При работе на всю катушку на планете с тяготением в 1g ему понадобится года два, чтобы набрать достаточно для наших нужд. На планете с 3g вполне хватило бы и трех месяцев. Вот только мы все отправимся на тот свет.

И тут я вбросил в нависшее молчание очевидный вопрос:

— Тогда… что будем делать?

Взяв себя в руки, капитан Сингх выпрямился в кресле и встряхнулся, как пес.

— Выкручиваться. — Бросил взгляд на часы. — Наше первое Припухание закончится часов через пять, когда у нас запланирован навигационный контроль. Придется пока забыть о путешествии на Механистрию, пока не изыщем возможность дозаправиться.

— А куда мы попадем после первого Припухания?

— Надеюсь, окажемся недалеко от звездной системы, включающей в себя единственную обитаемую планету под названием Флорадора.

— Звучит недурно! — возгласил я.

— Веселенькие названия обычно присваивают самым омерзительным планетам, — буркнул Штрамм, снова взвинтив градус уныния.

— Обитаемая планета, — зачитал с экрана капитан. — Зачаточный технический мир типа Альфа-Икс. На момент инспекции ни орбитальных спутников, ни космических станций.

— А когда проводили инспекцию? — осведомился Штрамм.

— В следующий День сурка стукнет как раз четыреста два года.

— Ого, да за это время могла случиться уйма всякого! — жизнерадостно заявил я, но мой порыв натолкнулся на холодную стену молчания. Капитан барабанил по клавишам, углубившись в запущенную программу. Но, закончив, откинулся на спинку кресла и даже улыбнулся.

— По моим оценкам, когда первое Припухание завершится, у нас будет достаточно гравитонов еще для двух Припуханий на то же расстояние. — Тут его улыбка угасла. — Надеюсь, нам удастся принять груз гравитонов в одном из двух пунктов назначения. — Тут и голос покинули теплые нотки. — А если нет — приготовьтесь к затяжному визиту.

На это у меня бодрого ответа не нашлось. Зато имелся важный вопрос.

— А не проще ли вернуться на Уймабашлию, чем следовать тем же курсом дальше?

— Не все так просто, — покачал он головой. — Работая, припухательный привод оставляет в межзвездном пространстве виртуальный тоннель. Мало-помалу эти туннели затягиваются, но порой на это уходят годы. Зато их легко детектировать и избежать.

— Значит, возврата нет?

— Есть, но не тем же путем. А у нас недостаточно гравитонов, чтобы делать крюк.

В нашу каюту я вернулся мрачнее тучи. Я как раз смешивал себе летально-взрывной коктейль, когда послышались легкие шаги и цокот копытец. Удвоив количество коктейля, я наполнил миску чипсами карри. Охладил смесь и разлил ее в два бокала со льдом.

Понюхав воздух, Розочка радостно закурлыкала. Я швырнул ей лакомство.

При виде напитков Анжелина изогнула бровь.

— Мы празднуем?

— И да, и нет. — Я протянул ей бокал. — Да, мы празднуем успешный взлет и первое Припухание…

— И много ты успел в себя влить?

— Не больше, чем ты, — это мой первый. За успешное путешествие! — Я поднял свой бокал и порядком хлебнул.

— Но?..

— Нас ждут трудные времена. Сядь, выпей, погрызи чипсы. А я объясню.

Она выслушала мою горестную повесть в чутком молчании. А в конце кивнула и поднесла бокал, чтобы я налил еще. Отхлебнув, она стальным голосом отчеканила:

— Надо было прикончить Рифути, когда был шанс. Ну, я хотя бы послала сообщение полиции Уймабашлии о его диверсии. Я его убью. Но это на будущее, когда мы наполним гравитонный бак.

— Съешь еще чипс, — протянул я ей миску. Свирепо блеснув глазами, она взяла угощение и с хрустом вгрызлась в него, будто это была шея Рифути. Тут ее внимание привлекло просительное сопение, и она скормила еще чипс Розочке.

— А что за планета эта Флорадора?

— Не знаю. Очевидно, во время раскола контакт был потерян, а архивы погублены.

— Придется ориентироваться по обстоятельствам. — И тут Анжелина улыбнулась. — Не хочется признаваться, Джим, но я вдруг осознала, что сыта по горло пребыванием на планете радостей. Для меня будет большим облегчением поглядеть на новый свет. И попутно разобраться с всплывшими проблемами.

Природа проблем, которые могут нас подстерегать, стала очевидна, когда в руке у моей женушки появился маленький, но крайне смертоносный нож. Аккуратно потрогав лезвие кончиком пальца, она слегка нахмурилась и отправилась в кухню, откуда вернулась с атомным точилом, доводящим толщину острия клинка до одной молекулы. Потом быстрым взмахом отхватила от металлического стола изрядный кусок и радостно улыбнулась.

— По-моему, на Флорадоре будет весело!

Мы радостно чокнулись, одновременно улыбнувшись друг другу.

* * *

Конец первого Припухания близился, и день стремительно улетал за днем. Но воздух вроде бы стал посвежее, хотя и продолжал дразнить ноздри тяжким духом скотного двора. Хотя постоянная дозаправка бака реактивной массы окупала это неудобство. При мысли о приходе более интересных и соблазнительных времен и пища казалась вкусней, и напитки крепче, и будущее долгожданнее.

Мы только-только успели отужинать, когда динамики проскрипели голосом капитана Сингха:

— Босс Джим, на мостик. Отпухание началось.

Когда мы взбирались по ступеням, Анжелина улыбалась, и мы даже взялись за руки. Мы не ведали, чего ждать от этого нового света, зато знали, что в самом ближайшем будущем жизнь наверняка станет куда интереснее.

— Вот светило, — сообщил Массуд, указав на звездочку в центре экрана. — Буду оставаться на этом месте, пока не передам сигнал в космическую аварийно-спасательную службу.

Отказавшись идти в радиорубку, Анжелина отправилась ухаживать за Розочкой. Я же последовал за Массудом. Тот включил питание передатчика.

— Потребуется какое-то время на настройку…

Не знаю, настроился он или нет, но раздался громкий хлопок, после чего переднюю панель снесло огненным извержением. Повалил дым, и по всему кораблю поднялся трезвон пожарной тревоги.

Бросившись к задней стене, я сорвал с кронштейна огнетушитель, выдернул чеку и оросил зияющую пробоину пламегасящим порошком. Тут в рубку ворвался Штрамм, размахивая огнетушителем на пару размеров побольше. Пламя взревело, заскворчало и угасло. Подавив последние очаги огня и дыма, он извлек из своего инструментального пояса фонарик и заглянул в закопченную дыру. Потом, изрыгая гортанные проклятья, аккуратно сунул туда руку и вытащил почерневшую искореженную коробочку.

— Очень изобретательно.

— Опять дело рук Рифути? — спросил я.

— Очевидно. Детектор Припухания, подключенный к взрывчатке. Пока шло Припухание, запал не включался. До того передатчик работал бы замечательно. А теперь, после Припухания, распрекрасно взорвался.

— Связи нет… — утробным голосом проговорил Массуд. — Будем надеяться, что на Флорадоре передатчик найдется.

Мы медленно потащились на мостик, пригибаясь под бременем мрачных мыслей. Там уже дожидались Анжелина с Розочкой.

— Беда? — при виде наших угрюмых лиц осведомилась моя жена.

— Да еще с целым выводком злосчастий в придачу, — отозвался я, тут же посвятив ее в подробности последней диверсии. Розочка, уловив наше настроение, дрожа, забилась в угол. Массуд взялся за дело.

— Я направил в сторону планеты припухательное поле малой напряженности. Через пару минут мы будем на ее орбите.

Светило у нас на глазах превратилась в кружок и медленно сместилась в сторону от центра экрана.

— Планета засечена, и мы прибудем к ней, как только Припухание закончится.

Тут воздух замерцал и раздался негромкий хлопок — это отключился припухательный двигатель. Далекое пятнышко разрослось до диска, стремительно заполнившего собой экран. Голубые небеса и белые стайки облаков.

— Выглядит очень мило, — заметила Анжелина.

— Мы принимаем сильные телевизионные сигналы ряда станций, — сообщил Массуд. — Давайте поглядим, что они вещают.

Он вдавил кнопку, и из динамиков хлынула громкая военная музыка. Потом отошла на второй план, и грубый мужской голос проскрежетал:

— Начинаем час счастливых ребятишек. Сегодня, мой дружок, мы проведем время, слушая веселую сказочку о твоем противогазике и о том, как он защищает тебя от всех нехороших ядовитых газов…

У меня прям челюсть отвисла.

— Наверно, шутят… Попробуйте другой канал.

Звук забулькал, потом выровнялся.

— Добро пожаловать на вечернюю передачу «Будь готов». Сегодняшняя тема озаглавлена «Как построить собственное бомбоубежище».

— Ну, хотя бы говорит на эсперанто, — прокомментировал я.

— А вот темы мне как-то не по душе, —нахмурилась Анжелина. — Как вы думаете, там война?

— Сейчас поглядим, — откликнулся Массуд, манипулируя с настройками. — Я вывел корабль на геостационарную орбиту над источником сигнала. Обзор прекрасный… электронный телескоп имеет высокое разрешение…

Изображение сфокусировалось на городе, обнесенном высокой стеной. Его окружали какие-то поля. На одном из них отчетливо виднелась туча пыли. Увеличение телескопа возросло, и стал виден трактор, тянущий плуг.

Через мгновение сцена преобразилась. Трактор остановился, из него выпрыгнул тракторист в сером комбинезоне. Бросив на небо один-единственный взгляд, он опрометью бросился бежать. Добежал до города, вбежал в большие ворота, и те сразу захлопнулись. И в тот же миг радио забубнило на частоте экстренного вызова:

— Инопланетный звездолет, назовитесь. Десять секунд. Назовитесь. Пять секунд…

— А что будет, когда дойдет до нуля? — поинтересовался я.

С ответом не мешкали. Из города взвилась ракета — и взорвалась намного ниже нас. Массуд ударил по клавишам, и мы быстро вышли из сектора обстрела.

— Добро пожаловать на очаровательную Флорадору, — криво усмехнулась Анжелина. — По-моему, мне здесь понравится!

Нрав у моей разлюбезной очень своеобразный. Там, где другие бросились бы наутек или искать убежище, она очертя голову устремляется вперед. Заразившись ее настроением, я тоже рассмеялся. Капитан с инженером уставились на нас как на умалишенных.

— Давайте-ка покинем этих параноидальных пейзан и осмотрим окрестности, — предложил я. — Оставьте их за горизонтом и сделайте широкий круг вне поля подальше от их глаз.

— Почему бы и нет? — пробормотал Массуд за неимением лучших предложений.

Когда город скрылся вдали, планета показалась довольно симпатичной. Возделанные поля внезапно закончились, сменившись густыми лесами. В них встречались ручьи и заводи, а изредка даже озерца.

— Похоже, тут недурная рыбалка, — заметил Штрамм, выказав пасторальную сторону своей натуры.

— Впереди снова возделанные поля, — сообщил Массуд, увеличивая изображение раскинувшейся внизу местности. Грунтовые сельские дороги, петляя, убегали от полей — все в одном направлении. Мы проследовали за ними, проходя над зелеными лугами, на которых пасся скот, пока впереди не замаячили низкие строения.

— Эти здания что, крыты соломой? — удивилась Анжелина.

— В самом деле, — подтвердил Массуд, давая увеличение. — А стены плетеные и промазанные глиной, если не ошибаюсь.

Повсюду цвели цветы, а вдоль дорог выстроились фруктовые деревья. Я указал на большой луг рядом с рощицей чуть подальше зданий.

— Не посадить ли нам корабль вон там, а после проверить, насколько дружелюбны туземцы?

— Выполняю, — откликнулся капитан. — Но не буду снимать руку с дросселя на случай, если придется отбыть несколько поспешно.

Навозный привод полыхнул пометом, и мы мягко опустились на землю. Подождали. Нигде ни гугу. Двери оставались запертыми.

— Есть кто дома? — спросил Штрамм. — Может, наши намерения внушают им подозрения.

— На их месте вы повели бы себя точно так же, учитывая, какие у них соседи, — ответила Анжелина. — Пожалуй, немного прогуляюсь и погляжу, что будет.

— Только не одна, — отрезал я, заодно похлопав себя по пояснице, чтобы проверить, на месте ли оружие.

Едва мы подошли, нижний люк распахнулся, и пандус с лязгом опустился. Послышался цокот крохотных копытец — это к нам присоединилась Розочка. Потянув пятачком благоуханный воздух, она радостно взвизгнула. Держась за руки, мы вслед за ней спустились на зеленый луг, где хрюшка с неистовым верещанием галопом умчалась прочь.

Я схватился было за пистолет, но Анжелина положила ладонь мне на запястье.

— Расслабься, — проворковала она. — Похоже, там просто какой-то орешник.

— Причем съедобный, — отметил я при звуках радостного чавканья.

— Из хижины у тебя за спиной за нами наблюдают, — негромко проронила Анжелина. — Я видела, как качнулась занавеска.

— Из других хижин тоже. Одна из закрытых дверей чуточку приотворилась.

— Давай успокоим их, — предложила она, наклоняясь и собирая букетик белых цветов поблизости. Потом повернулась к дому с колышущейся занавеской — и с улыбкой протянула его вперед.

Чары сработали. Занавески сомкнулись, и через миг дверь распахнулась. На порог нерешительно ступила женщина в домотканом одеянии. Анжелина медленно двинулась к ней через луг — и вручила букет.

Теперь начали открываться и другие двери, откуда с опаской выглядывали мужчины и женщины. Один седовласый, седобородый старец отделился от собирающейся толпы и зашагал к нам. Подойдя поближе, он поднял руки открытыми ладонями вперед — недвусмысленный жест миролюбия; я ответил в том же духе.

— Добро пожаловать, мирные чужестранцы — и чудесное животное, добро пожаловать на Флорадору, — провозгласил он. — Есмь Бильбоа из рода Берканси.

— Приношу благодарность и отвечаю на приветствие, о благородный флорадорский джентльмен. — Подобная вычурность заразительна. — Аз есмь Джим из рода ди Гризов.

За спиной у меня послышался чересчур знакомый гнусавый голос Эльмо.

— Эй, кузен Джим. Энтот свежий воздух пахнет просто чудно. Свинки тоже так думают. Можно пустить их подхарчиться?

Почему бы и нет?

— Но сначала только маток с поросятами. — Мне не хотелось, чтобы исполинские кабаны испортили теплый прием.

Когда свинобразы хлынули из корабля, в растущей толпе флорадорцев послышались охи и ахи. Через минуту радостная визготня смолкла, сменившись счастливым похрюкиванием и чавканьем. Одна из женщин от восторга сомлела.

Снова обернувшись к Бильбоа, я увидел, что Анжелина завязала оживленную беседу с кружочком внимательных женщин. Пока что все хорошо.

— Чудесная у вас тут планета, брат Бильбоа.

— Се воистину мир чудес, брат Джим. Предание повествует, что мы прибыли сюда с планеты тьмы, где нас притесняли и презирали за чистоту наших верований. Но мы, Дети Природы и Любви, бежали от тьмы и скверны и прибыли на сию планету лучезарного мира, дабы пребыть вовеки. Пока… — Громко застонав, он погрозил небу кулаками. — А затем пришли они, неся с собою вящее зло… — Поежившись, он опустил кулаки. — Прошу снисхождения и извинения, брат Джим из рода ди Гризов. Я замарал сей благодатный день новых Друзей — и двуногих, и четвероногих — и прошу у тебя прощения.

— Нет проблем, брат Бильбоа, давай наслаждаться…

Тут в голове у меня зажужжало радио.

— Джим, что там происходит? Я вижу порядочную толпу.

— Все идет превосходно, капитан. Я перезвоню вам незамедлительно.

— Ты говоришь со своими друзьями в корабле космоса? — заинтересовался Бильбоа.

— Именно так.

— Не присоединятся ли они к нам? Как зришь, мы готовимся к приветственному пиру.

Пока мы сотрясали воздух, мужчины выносили столы и стулья. А через считаные мгновения нагруженные женщины накрыли их скатертями, уставили блюдами с едой и вазами с цветами. А также интересными кувшинами с освежающими жидкостями. Этот бесхитростный народ начал мне нравиться. Я тихонько сказал: «Включить радио».

— Тут затевается пирушка, и веселье вот-вот начнется. Вы все тоже приглашены.

— Наслаждайтесь. Мы со Штраммом останемся здесь. Я выпущу пассажиров — и запру за ними шлюз.

— При нашей-то везучести шаг вполне понятный. Мы соберем для вас корзинку.

Когда появились Эльмо с компанией, послышался смех и даже приветственные возгласы. Появление хряков — каждому из которых тщательно привязали к задней ноге поводок — встретили восторженными охами. Они затрусили через пастбище, довольно урча, и присоединились к остальному стаду, окопавшемуся под деревьями по уши. Со всех сторон слышались возбужденные крики ликования; я же воспользовался моментом, чтобы обследовать охлажденные кувшины с жидкостью.

Отхлебнул из глиняной кружки. Свежий фруктовый вкус… и намек на что-то еще. Алкоголь? Я влил в себя изрядную порцию. Да, действительно, мой добрый старый друг Этил, если не ошибаюсь. А ошибаюсь я редко.

— Я вижу, ты вкушаешь наше вино из звоночковой ягоды, — заметил Бильбоа, наполняя себе добрую кружечку до краев.

— За здоровье и счастье! — провозгласил я. Мы сдвинули кружки.

— За природу и любовь!

Счастливо улыбнувшись, мы наполнили кружки сызнова.

Пирушка уже шла полным ходом. Я лакомился вкуснейшими печеными сырными бисквитами. Потом компанию нам составила Анжелина, в духе дня положившая свое радио на стол и включившая какую-то пасторальную музыку.

— Изумительный механизм, — заметил Бильбоа.

— Вы разве не пользуетесь радио?

— По счастью, нет. Простая, естественная жизнь священна для нас. Покинув и запечатав корабли, доставившие нас сюда, мы распростились со всеми машинами. Вкупе с прочей пагубой наподобие денег, налога на недвижимость, ружей и автодебилей — во всяком случае, так повествует предание. Хотя мне значение сих словес неведомо.

— Оно и к лучшему для вас. Итак, у вас никаких машин, музыкальных плееров, радио… ни машин для космической связи?

Упомянутых как бы между прочим…

— Ничего подобного.

Я пал духом. Тем не менее в городе машины есть, если только телевидение и ракеты «земля — воздух» в счет.

Подождав, пока мы опрокинем еще пару кружечек Старого Оттягивающего Нектара, я снова обиняками направил разговор на более серьезные материи.

— Дорогой друг Бильбоа, я безмерно благодарен за вашу нескончаемую куртуазность. Но, рискуя оскорбить того, кто выказал такое радушие и щедрость, вынужден обратиться к теме, представляющей для меня величайшее значение. Те, кто обитает в городе за стенами… — Едва я сделал этот выпад, он порывисто вздохнул, и улыбка его угасла. — Хотя мы пришли к ним с миром, они прибегли к оружию в попытке истребить нас. Ради собственной защиты я должен знать, кто они и почему в нас стреляли. У нас есть такое выражение: «познай своего врага». Я должен знать об этих людях побольше ради нашей же собственной безопасности.

Казалось, свет дня померк, и воздух дохнул морозом.

— Ты прав, а я нет, что утаивал сие знание от тебя. Записано, что в один черный день наше мирное и любящее житие — в одиночестве на сей дружелюбной планете — было попрано громом посадки их громадных кораблей. Как и мы, они прибыли сюда в поисках убежища и уединения, дабы следовать собственной философии и обычаям. — Глаза Бильбоа сверкнули, и он погрозил беззащитному небу кулаком. — Покамест мы едины с природой, они истязают ее своими нечистыми машинами и чудовищными смрадами. Они пытались понудить нас разделить их пагубные верования. Нам же оставалось лишь бежать в величайшем ужасе. В конце концов они устали тщиться обратить нас в веру своей Церкви Карающего Бога и замуровали себя за городскими стенами.

— Значит, вы больше не поддерживаете контакт с ними?

Бильбоа снова вздохнул с безмерной печалью, тряхнув седой головой.

— Ах, кабы так было! Знать, мы слабы, ибо превозносим их лекарства, исцеляющие нас от хворей.

— Но что-то не похоже, чтобы эти Каратели проявляли великодушие…

— И не проявляют! Мы платим высокую цену! Не этими штукенциями деньгами, про кои ты толкуешь, но тяжкими трудами в поте чела своего в обмен за сии жизненные нужды.

Уже теплее!

— То есть?..

— Цветами.

Тупик какой-то. Космический цветочный привод? Религиозные маньяки, питающие слабость к распускающимся бутонам? Я ухитрился выдавить вопрос.

— Но… то бишь… почему цветами?

— Когда их машины ломаются, их надо ремонтировать, заменять. Во всяком случае, мне так объясняли, хотя подробности мне не ведомы.

Вот оно! Космические контакты по поводу ремонта и запчастей.

— А знаешь ли ты, что они делают с этими Цветами? — кротко поинтересовался я.

— Они некими окольными путями вытягивают из цветов ароматы. Говорят, из цветов Флорадоры получаются столь дивные ароматы, что их ценят по всей Галактике.

— А ты не знаешь, как эти превосходные ароматы попадают в упомянутую Галактику?

— Они призывают космоплавателей, кои в обмен привозят то, что им надобно.

В яблочко! Вступить в контакт удастся!

ГЛАВА 9

Подойдя с кувшином, я наполнил кружку Анжелины крепким флорадорским фруктовым пуншем. Она благодарно улыбнулась, а я наклонился поближе.

— Хорошие новости от местного капо. Они торгуют с горожанами цветами в обмен на лекарства.

Она иронично приподняла бровь.

— Очень мило с их стороны. И с какой стати ты мне это сообщаешь?

— Да уж не без причины! Воинственные городские граждане обращают цветы в духи, которые забирают инопланетные торговцы…

— Контакт! — От радости она захлопала в ладоши. Потом бросила взгляд через мое плечо на солнце, клонящееся к закату. — Пора вернуться на корабль и сообщить хорошие новости.

— Я попрощаюсь от нашего имени и заставлю свиней и людей трогаться.

— А я пока соберу корзинку с угощением для Массуда со Штраммом. Надеюсь, они не против вегетарианской пищи.

— В самом деле? А я и не заметил.

— Она была так хороша, что это не играет роли. У тебя уйма бифштексов на борту.

Тут подошел Бильбоа, неся свежий кувшинчик, я составил ему компанию, и мы выпили на стремя, сдвинув кружки.

— Как ни прекрасен был день — новые друзья и чудесная еда, — все хорошее должно заканчиваться, — сказал я. Он сразу приуныл.

— Нам надо потолковать еще о многом, новый друг Джим.

— И вправду, чудесный друг Бильбоа, но с этим придется обождать до другого случая.

— Скажем, пусть будет завтра? Ты должен увидеть нашу маслобойню!

— Первым же делом поутру. Ваши молоко и масло — да и сыр — более чем великолепны.

— От всей души благодарю! Значит, до утра.

Веселье мало-помалу затихало. Со столов начали убирать, прозвучали слова прощания, и началась посадка на корабль. Набив животы, свиньи радостно затрусили обратно в свои стойла. Как и фермеры — правда, те направились вовсе не в свинарник. Ряд сердечных рукопожатий спустя мы помахали новым друзьям и вернулись к остальным. Я поднял пандус и закрыл шлюз. Чисто рефлекторно, потому что у меня и в мыслях не было, что флорадорцы могут причинить нам вред. В столовой я застал экипаж судна, наворачивавший обильное угощение за обе щеки.

— Прямо с фермы, свежее и вкусное! — реплика Массуда прозвучала как телевизионная реклама. Штрамм же, не тратя времени на болтовню, просто кивнул и заработал челюстями еще энергичнее. Я составил им компанию, потягивая фруктовый пунш, пока они не насытились.

— Хорошая новость заключается в том, что обитатели города, являющиеся последователями религиозного культа под названием Церковь Карающего Бога, располагают космической связью.

Услышав их радостные крики, я кивнул в знак согласия.

— Это хорошая новость. А плохая в том, что их еще надо уговорить, а это угрюмая и предубежденная компания, как доказала их ракета «земля — воздух».

Сдвинув брови, Массуд потер подбородок.

— Церковь Карающего Бога? Ни разу о такой не слыхал.

— Да оно и неудивительно. В годы раскола наплодилось множество несусветных религий. — Я указал на висящий на стене интерком. — Он подключен к центральному компьютеру корабля?

— Конечно, как предписывает закон. Минимэйнфрейм с почти неограниченными банками памяти.

Я положил терминал на стол, и капитан запустил поиск в «Кругле».

— Вот.

Наклонившись поближе, я прочел:

ЦЕРКОВЬ КАРАЮЩЕГО БОГА

В годы Раскола на Земле (или Грязи), которая, как полагают, была планетой, изначально послужившей человечеству родиной, возник ряд замечательных и отвратительных религий. Все они отмерли, хотя не исключается возможность, что некоторые из них распространились на другие колонизированные планеты.

Каратели, как прозвали эту диковинную религию, отличались довольно предосудительной философией.

Они верили, что Бог на самом деле Дьявол, свергший истинного Бога и заточивший его в ад. Ублажить Дьявола-Бога они могут лишь строжайшим послушанием, и тогда он в конце концов освободит Бога из ада, дабы они могли примкнуть к нему в небесах. С этой целью они умерщвляли плоть, веря, что она изначально греховна, воздерживаясь от всех удовольствий и радостей. Они также верили, что остальное человечество им завидует и ведет против них непреходящую войну. Утверждение, что они крайне параноидальны, будет сильным преуменьшением.

Сообщают, что культ этот отмер, когда они бежали на другие планеты, чтобы скрыться от того, что считали вековечной священной войной.

Прошло уже много столетий со времени последнего сообщения о том, что их видели. Однако по всей Галактике по-прежнему действует предупреждение, что к ним не следует приближаться или пытаться вступить с ними в контакт.

— Славный народец, — с отвращением поморщился Массуд.

— Я смогу с ними поладить, — энергично заявил я.

С куда большей уверенностью, чем чувствовал. И все же я должен сделать это — или смириться с вегетарианской жизнью среди цветов. Но мне требовалось больше сведений о городе. И я знал, где их найти.

— Капитан Сингх. Ответьте на вопрос, пожалуйста. Когда мы были над городом и нас атаковали ракетой, у нас на экране было прекрасное изображение происходящего. Оно записывалось?

— Конечно. Автоматически.

— Замечательно! Вы не могли бы распечатать качественные изображения города?

— Конечно.

— Тогда, как только покончите с едой, не напечатаете ли несколько увеличенных снимков? Познай своего врага и все такое.

— Считайте, что сделано.

День выдался долгий и хлопотный, и похоже, все отошли ко сну пораньше. Но мне надо было обдумать чересчур многое. Я покопался в запасах бара, которые на всякий пожарный тщательно пополнил перед вылетом. Нашел бутылку «Старой мозжечковой щекотки» и налил себе высокий бокал с массой льда. Под негромкую фоновую музыку Моцарта я пододвинул писчий экран и стило.

Много минут и глотков спустя он оставался возмутительно чист.

— Ну же, Джим, пошевели извилинами! Ты единственный — ты, находчивая старая Крыса, — кто может отыскать выход из этого бардака. Обвести вокруг пальца дьяволомольцев, связаться с Галактикой, убедить свинобразоводов, что все они будут просто счастливы, оставшись здесь. Покончив с этим, ты можешь выбросить Механистрию из головы и отправиться домой, чтобы вкусить мира и покоя.

Звучит заманчиво.

Вот только как все это осуществить?

А, чего там — вспомнив старую дигризскую аксиму, — надо поставить все с ног на голову! Слишком уж часто сильные верования выказывают изъяны. Кажущаяся сила зачастую несет в себе неотъемлемую слабость.

Так в чем же эти псевдорелигиозные шизики действительно хороши? Задай вопрос — получишь ответ.

В паранойе.

Они думают, что все их ненавидят.

Значит, я должен претворить это в жизнь! Попутно получив от этого массу удовольствия.

Допив коктейль, я промокнул губы, выключил свет и, усталый, но счастливый, отправился баиньки.

* * *

Отсутствие иллюминаторов в кораблях дальнего космоплавания понятно, но неудобно. Пробудившись, я с зевком подал на экран картинку с наружных камер. Очередной ясный, солнечный день на планете, которая, как я надеялся, скоро станет свинским раем. Как же я буду упиваться видом последнего удаляющегося ходячего окорока!

Я как раз намазывал мармелад на последний тост, когда подоспела Анжелина — причесанная и лучащаяся здоровьем, в соблазнительном наряде, которого я еще не видел. Впрочем, даже если б и видел, то вряд ли запомнил бы. Не удержавшись, я радостно присвистнул.

— У кого-то сегодня горят глазки и хвост трубой, — заметила моя ненаглядная. — А меня флорадорская женская лига пригласила на швейные посиделки.

— Звучит восхитительно — как смерть под кисло-сладким соусом. Ты знакома с этим буколическим ритуалом?

— Нет, но уверена, что меня введут в курс дела.

Едва она это произнесла, как на меня снизошло вдохновение. Огни сверкали, звонки звенели.

— Я гений, и ты должна это признать!

— Только после того, как я попью кофе.

— Как я полагаю, это имеет отношение к шитью одежды, поскольку без машин у них вряд ли есть фабрики. А если это так — вы с дамочками можете оказать грандиозную помощь в том, чтобы мы покинули эту планету.

Отставив чашку, Анжелина захлопала в ладоши и звонко рассмеялась.

— Мой гений разработал хитроумный план?

— Твой гений свершил именно это! — отозвался я, полируя ногти о рубашку на животе, а потом подул на них. — В союзе с новым и могущественным бюрократическим учреждением с всегалактическими полномочиями.

— И как же называется эта новоиспеченная всемогущая организация?

Я встал в позу и гордо провозгласил:

— Межгалактический департамент религиозного надзора.

— Ты серьезно?

— Как никогда! В качестве полномочного Первого галактического инспектора я расследую донесения о нарушении Галактического религиозного кодекса.

— А это еще что, позволь спросить?

— Еще не знаю, но будет штука что надо. Впрочем, все по порядку. Первым делом надо разработать мне мундир, чтобы ты отнесла эскиз на заседание дамского швейного кружка.

Она с прищуром поглядела на крохотные часики, встроенные под ее розовым ноготком.

— Это долго?

— Трудно сказать. Почему бы тебе не отправиться в дамское общество и не узнать, насколько они искусны в шитье. А я подоспею, как только закончу эскиз.

Бурля творческим задором, я залогинился и вызвал на экран терминала парад великолепия. Боже, как же человечество обожает свою военную славу!

По экрану ярмаркой тщеславия плыли мундиры всех видов и расцветок. Выбрав самые роскошные и блистательные, я записал их в файл воинского великолепия. Быстрый поиск в каталоге компьютера выявил графическую программу, позволившую скомбинировать самые ошеломительные элементы. Покончив с этим, я ударил по кнопке «Печать», и на свет появилась большая ослепительно-красочная распечатка. Держа ее на вытянутых руках, я залюбовался.

— Воистину впечатляюще, Джим. Карателям остается лишь трепетать перед его величием!

Начнем с того, что мундир был бездонно-черным, как межзвездное пространство. И на этом фоне сверкали, переливаясь всеми цветами радуги, разнообразнейшие украшения. На плечах — большие эполеты, отягощенные золотой бахромой. Ряд золотых пуговиц, аксельбанты, блестящие манжеты, грудь увешана экзотическими орденами и медалями. Для разработки этих наград я покопался в истории религии, сделав копии всех символов многих вер: скрещенные сабли возле полумесяца, пять сцепленных звезд соседствовали с пятиконечной звездой, пылающее солнце в черном гробу — рядом с простым крестом. Ах, какие чудеса под силу человеку!

Единственной сдержанной нотой в этом блистательном мундире был белый пасторский воротничок. Полюбовавшись на распечатку с расстояния вытянутой руки, я одобрительно кивнул.

— И этого мундира заслуживаешь именно ты, Джим. — Ложной скромностью я никогда не отличался.

Теперь о воплощении в материале. Швейный кружок свою часть сделает, а вот с медалями как быть? Немного поразмыслив, я позвонил Штрамму.

— В чем дело, босс? — осведомилось его изображение на экране.

— У вас в машинном отделении есть лазерный фрезеровальный станок?

— Конечно. Нужен для изготовления запчастей.

— Тогда раскочегаривайте его. Я сейчас подойду с небольшой работенкой для вас.

Когда я вручил ему распечатку, у него глаза буквально полезли на лоб. От ужаса или от восторга — сказать трудно.

— Какого лешего?..

— Не спрашивайте! Со временем узнаете. Мне нужны трехмерные реплики этого фруктового салата на груди. Справитесь?

— Конечно. Отсканирую, потом вырежу лазером из бронзы. Детали можно без проблем заполнить цветной керамикой.

— Тогда приступайте, а я позабочусь о мундире.

Нижний пандус был спущен, и свинобразы уже с хрюканьем копались в лесу под бдительным присмотром свинопасов. Я помахал в ответ на их приветственные крики и поспешил дальше, не желая вступать в свинский треп. Уйдя от них подальше, я воспользовался телефоном, чтобы позвонить Анжелине, тут же пославшей одну из товарок найти меня. Вскоре ко мне подошла застенчивая юная девушка. Зардевшись, она сделала книксен и тут же заспешила к одному из самых больших зданий. Вслед за ней я вошел в просторную комнату, где пара десятков дам усердно орудовали иглами. Анжелина, отнюдь не склонная к домашнему хозяйству, подавала чай.

— Это и есть произведение искусства? — спросила она, но, как только я гордо продемонстрировал распечатку, в благоговении — или в ужасе — отступила на шаг. — Что ж, это определенно нечто особенное…

— Именно так. Но не забывай, мундир призван потрясти не это собрание, а произвести впечатление на куда более суровых зрителей.

— Непременно произведет!

— Они с этим справятся?

— По-моему, с этим проблем не будет. Они шьют чудесные вещи. Не только одежду, но и занавески, постельное белье — да почти все, что угодно.

— Тогда предоставляю это тебе.

Я вышел под восторженные ахи швейного кружка над моим дизайном. Или они трепетали в шоке?

ГЛАВА 10

Когда я вернулся на корабль, только-только пробило полдень. Я намеревался провести совещание на мостике, но вид солнца прямо над нок-реей был чересчур соблазнителен. Всего один бокал, Джим, пообещал я себе. Войдя в бар, я щелкнул тумблером корабельной системы оповещения.

— Внимание, внимание! Все члены экипажа, а именно капитан и главный инженер, приглашаются на важное совещание. В баре. И пусть капитан будет любезен принести распечатки видов города.

Я едва успел наполнить три бокала льдом, когда моя верная команда уже явилась.

— Джентльмены, что желаете выпить?

— Извините, — покачал головой капитан. — На вахте никогда не пью.

— А я пью, — сообщил Штрамм, чем поддержал благородную традицию мотористов. — Все, что предложите.

— Розовый джин. Традиционный полуденный напиток.

Капитану я налил фруктового соку. Чокнувшись, мы сели.

— Теперь я могу открыть, как планирую выбраться с этой терзаемой раздорами планеты. Всем нам известно о тошнотворной псевдорелигии Карателей. Теперь я намерен воспользоваться их буйной паранойей к нашей выгоде. Раз они живут в страхе, мы применим этот страх против них. Вернее, его применит Межгалактический департамент религиозного надзора, поскольку этой организации вменяется в обязанность надзор над всеми религиями, она должна быть всемогущей.

— А что вы им скажете? — спросил Массуд.

— Еще не знаю. Буду действовать по наитию. Выясню суть их тревог и сомнений, а затем обращу последние себе на пользу. — Увидев, что Массуд нахмурился, я кивнул. — Согласен. Обращать худшие страхи человека себе на пользу, попутно усугубляя их, — дело грязное. Но нам нужна помощь, а я вижу, что заодно могу помочь народу Природы и Любви. Равно, как я надеюсь, это не принесет долгосрочных пагубных последствий, ведь нам известно, что эта паранойя уже основательно укоренилась.

— И все равно мне это не по душе.

— Как и мне. И я вовсе не утверждаю, что это во имя высшего блага, потому что это не так. Эта отговорка меня не обеляет. Я копаюсь в грязи и перепачкаюсь в ней по уши. Нам всем от этого станет лучше, но это не искупает того, что я творю. Так что я сожалею.

Я ничуточки не кривил душой. Но обратного пути не было. Несмотря на свое обещание «одна и ни каплей больше», я налил себе крепкий виноискупитель. Да еще один для Штрамма. Тот, хоть и не чувствовал за собой ни малейшей вины, с радостью составил мне компанию.

— Теперь нам надо измыслить план, как вступить в контакт с греховными горожанами. Есть идеи?

Ответом мне послужило гробовое молчание. Замечательный капитан и бравый инженер явно страдали острым дефицитом идей, смердящих хитроумным коварством. Я мысленно испустил горестный вздох; сейчас нам нужны извращенные измышления извращенного рассудка.

— При первом контакте мы должны выбить их из равновесия и не давать встать на обе ноги.

Соки вдохновения уже заструились по моим жилам, так что я отхлебнул еще, дабы поток не иссяк. И пододвинул к себе фото города с высоты ракетного полета.

— Мы нанесем удар при первых лучах рассвета, когда они еще будут спать. Приведем свои войска ночью, скрыв их на лесной опушке. А на рассвете перейдем к действию.

— Какие еще войска? — озадаченно поинтересовался Штрамм.

— Еще не знаю. Зато знаю, что мы должны с ходу произвести сильнейшее впечатление. Полагаю, вы сумеете соорудить портативный усилитель с очень мощными колонками?

— Без проблем.

— Тогда я смогу явиться во всем великолепии. Поразить их, повергнув в шок и благоговение. Очень жаль, что я не могу въехать на танке — или хотя бы на броневике…

— У меня в трюме есть мотоцикл, — сообщил Штрамм, проникшийся духом нашего предприятия. — Но он ярко-желтый…

— Перекрасьте в черный под цвет моего мундира.

— Будет сделано!

— Тогда я подлечу к воротам, с визгом заторможу и оглашу приказания…

— С помощью микрофона, дистанционно связанного с усилителем.

Штрамм в самом деле проникся духом происходящего, да и капитан заодно.

— Что вам требуется, так это поддержка войск. А если на самой опушке поставить всех фермеров?

— В их же комбинезонах, но перекрашенных в черный цвет, — подхватил Штрамм.

— И с деревянными винтовками, тоже черными, — вставил я.

— План хорош, — одобрил капитан, осушив свой бокал.

— Да, но дальше… Что вы будете делать, когда окажетесь у ворот? — внезапно встревожился Штрамм.

— Не бойтесь! При такой помпе они должны быть достаточно взбаламучены, чтобы следовать моим приказам, по меньшей мере поначалу. А мне остается лишь держаться на гребне волны.

Как я надеялся! План довольно безумный, а я обязан привести его в действие. Я потянулся было к бутылке джина, но тут же одернул себя и отставил пустой бокал. Настало время, Джим, для ясной головы и тщательных раздумий.

Штрамм поспешил к себе в мастерскую, чтобы приступить к работе. Капитан отправился на мостик, а я отыскал мемопланшет, чтобы делать пометки. На планирование атаки времени ушло порядком. Отвлекло меня лишь появление в дверях бара Анжелины — глядевшей очень строго.

— Так и думала, что найду тебя здесь. Не рановато ли… — Она осеклась, во все глаза воззрившись на стол передо мной. — Джим ди Гриз… перед тобой чашка кофе…

— Нет.

Она помрачнела было, но тут я добавил:

— Это чашка чая.

Анжелина одарила меня поцелуем.

— Поздравляю с безалкогольным днем.

Кивнув в знак признательности, я предпочел промолчать, не желая портить ей настроение.

— Ты еще долго?

— Почти закончил, — приподнял я записки.

— Хорошо. Я хочу освежиться и переодеться, а потом объявим коктейль-час открытым.

— Я буду здесь.

Когда она вернулась, я перелистывал страницы барпьютера.

— Я тут пустился в изыскания истории выпивки и наткнулся на тома рецептов коктейлей. Изумительно! Не хочешь ли попробовать «Лошадиную шею» или «Манхэттен»? «Овечье копытце специальный»? А может, «Ржавый гвоздь», «Вдовий поцелуй» или «Сучий потрох»?

— Пусть это будет для меня сюрпризом.

— Готово! — Я ввел данные и стукнул по клавише «Смешать».

С дребезжанием ожив, машина глухо механически забубнила. Лед захрустел, и на подносе выдачи появились заиндевевший графин и два бокала. Наполнив бокал, я передал его Анжелине.

— «Очень сухой мартини с вывертом».

— Название ужасное, вкус замечательный! — Она отхлебнула раз, другой, потом отставила бокал на стол.

— Пошив мундира продвигается хорошо, однако мы сделали кое-какие мелкие поправки — и одну крупную.

— А именно?

— У нас возникли проблемы с золотым галуном и золотыми пуговицами. Под рукой нет ничего, сколько-нибудь напоминающего золото. Мы перепробовали уйму разнообразной желтой пряжи с переменным успехом. Галун выглядит скверной дешевкой. А пуговицы вырезаны из дерева или кости. Их можно покрасить в желтый цвет, но результат убогий…

— Нужда — мать изобретательности. Давай забудем о воинских финтифлюшках, ограничившись сугубо черным. Мрак и безнадежность! Очень впечатляюще. Но хватит ли у них черной краски?

— Вполне, очень черной и впечатляющей. Сделанной из какой-то озерной устрицы.

— Так и поступим. — Я бросил взгляд на барные часы. — До заката еще пара часов. Хочу переговорить с Бильбоа. Если мы не надумаем перебросить корабль, нам понадобится помощь, чтобы добраться до города.

— Увидимся за обедом. Я хочу устроить Розочке долгую прогулку. После того как она столько жировала в орешнике, она чересчур округлилась.

— Свинобразы для того и живут.

— Другие — может быть, но я хочу, чтобы она сохранила фигуру.

Мы расстались у основания пандуса, и я ничуть не удивился, застав Бильбоа терпеливо дожидающимся за столом неподалеку, уткнув нос в полную кружку. Я с радостью составил ему компанию.

— Я толковал с твоим родичем по имени Эльмо, и он открыл мне много важных вещей.

Мне оставалось лишь с улыбкой кивнуть, потому что я как-то не представлял, чтобы Эльмо мог сказать что-нибудь, представляющее хоть смутный интерес.

— Похоже, они выращивают ряд культур для снабжения пропитанием своих свинобразов. У него есть удивительная книга с картинками, которые движутся, будто по ветру. Многие из показанных в ней растений произрастают и здесь, но иные неведомы, вроде кукурузы. Она дает золотые зерна, которые, как он сказал, весьма питательны, и был настолько добр, что поделился ими со мной.

Я его сельскохозяйственный энтузиазм не разделял.

— Очень мило. — Я пытался найти способ поменять тему, но он шел уже на всех парах.

— В обмен на них мы дадим ему семена манны, каковая дает муку для пирогов, которые, как мне помнится, тебе чрезвычайно понравились.

— Понравились — не то слово! Это просто райское кушанье! Да и растение! Я-то думал, пирожки с мясом…

Я осекся, увидев, как он отшатнулся с широко распахнутыми глазами, громко охнув, а его загорелое лицо побелело как плат.

— Тебе плохо? — спросил я, прикидывая, где ближайшая аптечка. Пробулькав нечто невразумительное, он хотел было встать, но тут же рухнул на место. И заговорил, мучительно запинаясь:

— Больше… никогда… не произноси того, что сказал только что. Мы едим плоды земли. Мы не могли, невозможно…

Он смолк, и его мертвенную бледность сменил пунцовый румянец.

И тут я сообразил, что эти люди — вегетарианцы, да притом оголтелые.

— С маслом, с маслом… — выдавил я. И сразу сменил тему: — Из кукурузы получается замечательная каша и лепешки. А еще вкусней отварить ее прямо в початках и подавать со сливочным маслом.

Еще раз содрогнувшись, он обмяк и, выудив из рукава большую бандану, принялся утирать взмокший лоб.

— Впрочем, довольно о еде, ха-ха, — хохотнул я. — Я хотел спросить: как вы доставляете цветы в город?

— Да, конечно. Возим на телегах, запряженных волами. Они сильные и усердные животные.

— А дорога долгая?

— Через Бернемовский лес идет удобная дорога. От силы полдня пути. Но, умоляю, не ходи туда! Город не несет ничего, кроме зла. — Он порядком хлебнул, вроде бы напрочь позабыв о недавно окончившемся рискованном разговоре.

— Я должен повидаться с горожанами — и договориться. Уверяю тебя, ради обоюдной пользы. Мой визит не принесет ничего, кроме добра.

— В таком случае мы поможем вам, Джим из рода ди Гризов, ибо ты — человек великого ума.

— Искренне надеюсь, что так, Бильбоа из рода Берканси. Поговорим утром.

Возвращаясь на корабль в весьма сумрачном настроении, я увидел свою единственную в ореховой рощице. Она помахала мне рукой, я помахал в ответ и, подойдя поближе, заметил, что она так и лучится от счастья, держа в руках поводок, на конце которого пыхтит и отдувается Розочка, уставившая в пространство остекленевший взор. Пот капал даже с ее игл.

— Мы дивно прогулялись по цветущим лугам. А потом замечательно пробежались обратно. Сегодня она будет спать без задних ног. И ты тоже.

— Я? Почему?

— Потому что дамы сказали, что твой мундир готов к примерке.

— Сейчас?

— Именно!

Разбуженная Розочка попыталась слабо заныть в знак протеста, когда ее заставили идти между нами. Должно быть, дамы из швейного кружка поджидали нас, потому что при нашем приближении они высыпали из дома всей толпой. Как только мы подошли, они расступились и гордо продемонстрировали траурное одеяние.

— Tre tre bonegaf^[44] — выдохнул я: творение было действительно прекрасным.

— Он еще не совсем просох, — сообщила Анжелина.

— Он может очернить мою кожу, но не душу!

Сразу за входной дверью обнаружилась небольшая гардеробная. Раздевшись, я с радостью скользнул в липкие объятия мундира. Мой сумрачный вид в зеркале был поистине внушителен. Распахнув дверь, я ступил в комнату под бурные аплодисменты и поклонился.

— Это произведение искусства, превосходящее самые смелые мои ожидания. Спасибо, добрые флорадорские дамы, спасибо.

И триумфально понес мундир на корабль, где с радостью узнал, что Штрамм закончил все металлические религиозные регалии. Мы созвали военный совет на мостике, где мой новый мундир стал объектом всеобщего восхищения. А с иконостасом на груди он выглядел еще внушительнее.

— Я перебрала всю твою обувь, — сообщила Анжелина. — У тебя есть черные альпинистские ботинки, вписывающиеся в картину просто идеально. Но тебе нужна какая-нибудь форменная шляпа.

— Считай, что уже есть. Я просто сделаю то же, что и с мундиром, — сублимирую все самые омерзительные головные уборы в одну похоронно черную и устрашающую фуражку. Смогут твои дамы ее соорудить?

— У них есть замечательные праздничные головные уборы, так что я уверена, что смогут.

— Дела идут как нельзя лучше, — резюмировал я. — Прямо вижу, как все это происходит. Наш караван подвод, запряженных волами, выезжает с сумерками, и на место мы прибываем перед рассветом. Войска выстраиваются на опушке. Устанавливается усилитель, а я оседлываю мотоцикл. По сигналу раздается душе- и ушераздирающий рев труб, и я бросаю мотоцикл вперед. И…

Мой голос упал до шепота и стих, и все выжидательно подались вперед…

— И… чего-то не хватает.

— Чего же? — негромко выдохнула Анжелина вопрос, терзавший всех присутствующих.

— И мы должны устроить что-то воистину впечатляющее. Что-то потрясающее вроде огненного столпа…

— Нет проблем, — отреагировал Штрамм. — Не знаю, доводилось ли вам слыхать о термите?

— Еще бы! Я пользовался им… э-э… для строительства. — Правильней было бы сказать «для разрушения».

— А я вот слышу впервые, — сказал капитан.

— Это смесь предельно измельченного оксида железа и алюминия, — пояснил Штрамм. — Используется в основном для сварки.

— Или устройства грандиозных огненных шоу! — подхватил я. — Но манипулировать им опасно.

— Нет, если запал правильный. И какая-нибудь пусковая установка. Погляжу, что сумею сварганить.

— Пожалуйста, постарайтесь! — возликовал я. — Господа — и дама, — план сложился окончательно!

— В самом деле? — не без раздражения осведомилась Анжелина. — И какую же именно роль играю в нем я?

— О свет моих очей, ты сделала его осуществимым благодаря этому замечательному мундиру!

— Понятно. Дамочка сидит себе в швейной комнате, пока бравые мужчины отправляются на войну…

— Вовсе нет! Просто это работа для одного…

— Одного и одной. Я состряпаю черный мундир и для себя и отправлюсь с тобой в качестве ассистента — и телохранителя.

В голосе ее прозвучала окончательная решимость, ставившая на спорах жирный крест. Я открыл было рот запротестовать, но не смог издать ни звука. Поглядел в поисках поддержки на Штрамма с капитаном, но те отвели глаза.

— Да, действительно. Идея, несомненно, хорошая.

ГЛАВА 11

На приготовления ушла добрая часть трех суток. И все это время я пребывал в блаженном неведении. Будущее казалось таким безоблачным! Мы ошеломим город огнем и угрозами и — якобы — вооруженной мощью. Усмирим Карателей, выйдем на космическую связь — и покинем эту планету на веки вечные. Эльмо с Бильбоа стали закадычными дружками, и обоим идея оставить свинобразоводов на этой дружелюбной планете пришлась по душе. Будущее лучезарно сияло всеми цветами радуги.

Пока все не рухнуло. Эльмо отловил меня в машинном отделении, где я помогал Штрамму сооружать термитный бомбометатель.

— Кузен Джим…

Подняв глаза, я увидел, что он пребывает в самом что ни на есть уничижительном состоянии. Весь скукожился, скрутил кепку винтом и трясется.

— Да?

— Можно вроде как потолковать с тобой? Эта… лучше где в другом месте…

— Говори здесь, мой добрый многоюродный братец. У меня нет секретов от инженера Штрамма.

— Я, это, того…

— Говори, ведь мы здесь все в одной лодке в самом буквальном смысле.

— Ну… Я вроде того поднесши нашему другу Бильбоа презент, ну, знаешь, вроде по дружбе. А он странный, понявши не с того конца. Осерчавши. Велел мне сказать тебе, чтоб мы все убирались с этой планеты немедля. Или еще допрежь того, вот как он сказанул.

Раздался громкий лязг: Штрамм выронил гаечный ключ. Теперь мы оба уставились на трепещущего Эльмо, так и шарахнувшегося от нас.

— И что же, позволь спросить, за презент ты ему преподнес?

Воцарившееся ледяное молчание все тянулось и тянулось, пока Эльмо наконец не кашлянул и едва слышно проронил:

— Я кумекал, ему верняк понравится… они кормят нас так хорошо и все такое. Я ж не знавши, что он обидится…

— Эльмо! Что это было?

— …чудный большущий кус копченых свинобразьих ребрышков…

Мой ключ тоже грохнулся на палубу.

— Ты безмозглый болван! Они же вегетарианцы! Что ж ты заодно не угостил его копченой ляжкой собственной бабушки…

Эльмо юркнул прочь, и брошенный Штраммом молоток просвистел на волосок от него.

Перед лицом этой катастрофы все наши тщательно взлелеянные планы обратились во прах. Впрочем…

— Что будем делать? — спросил Штрамм.

— Планы менять не будем. Скажем Бильбоа, что если он не поможет нам попасть в город, то вынужден будет мириться с нашим плотоядным присутствием крайне долго. Мы должны попасть туда, чтобы призвать помощь извне. Он сделает это — хотя бы затем, чтобы отделаться отнас. Мы следуем плану, для нас ничего не изменилось.

— Верно. И для начала вынесем и испытаем катапульту.

Чтобы вытащить громоздкую конструкцию из корабля, нам требовалась мускульная сила, и я призвал на помощь свинобразоводов. В своих перекрашенных в черный цвет комбинезонах они выглядели весьма внушительно. Ко времени, когда мы были готовы к пуску, собралась солидная толпа. Анжелина с капитаном тоже пришли, но рассказывать им о чудовищном преступлении Эльмо было не время. Он напоминал о себе одним уж тем, что отсутствовал, — и отнюдь не без причины.

В основу своей машины Штрамм положил мощную стальную пружину. Питающийся от батарей мотор с редуктором сжимал пружину до тех пор, пока собачка не фиксировала ее в сжатом состоянии.

— Я рад, что раздобыл у местных кремень, — сказал Штрамм, — до того, как этот идиот обломал всю малину.

— Кремень?

— Лучший способ зажечь термит — хорошенькая жаркая искра. Я рискнул предположить, что на этой планете кремни есть. И действительно, есть. Плюс заполучил огнива, которыми они разжигают свои печи. — Он приподнял тяжелый мешок. — Мешок с песком, весит столько же, сколько и термитные бомбы. Ну, поглядим, какую получили дальнобойность.

Разогнав зевак с линии огня, он потянул за пусковой рычаг. Катапульта крякнула, и мешок с песком пролетел добрых сто метров, прежде чем брякнулся на землю, подняв облачко пыли. Штрамм довольно улыбнулся.

— Я измерил дистанцию на фотографии города, а потом отсчитал ее шагами. Мешок упал как раз на таком же расстоянии, как от города до леса.

— Замечательно. Нельзя ли испытать заодно и одну из термитных бомб? Чтобы не сомневаться, что ночью все пройдет как надо?

— Конечно. Потому-то я и сделал несколько про запас.

Пружину сжали и зафиксировали. Вынув из ящика один из запалов, Штрамм вонзил шпору запала сквозь мешок в термитный порошок, после чего аккуратно закрепил его скрученными кусками проволоки. Работал он медленно и методично, пока зрители переминались с ноги на ногу и вполголоса переговаривались. Торопить его было нельзя. В качестве последнего штриха он накинул петлю на конце запального шнура на рычаг катапульты.

— Готово, — произнес он, выпрямляясь. — При пуске искра воспламенит термит и — бах! — он вспыхнет. — Повернувшись к стоявшей рядом Анжелине, он указал на пусковой рычаг. — Не окажете ли честь?

— С восторгом.

— Готовы, Джим?

— Поехали!

Короткий рывок освободил пружину — и зажигательная бомба взвилась с яркой вспышкой, оставляя дымовой след. А когда она грохнулась оземь, выбросив столб пламени, зрители единодушно ахнули.

— Полагаю, это привлечет внимание, — отметил я. — Поздравляю, бравый Штрамм.

— Просто хорошая конструкция, босс.

— Значит, мы готовы выступать?

— Как только скажете.

— Сегодня?

— Решено!

Но лишь после того, как соберусь с духом потолковать с Бильбоа.

Однако, подойдя с Анжелиной к селению, мы обнаружили, что двери во всех домах заперты, а шторы задернуты. И даже когда я колотил в двери, никакой реакции не последовало. Видя, что я совсем упал духом, Анжелина ласково положила ладонь мне на запястье.

— Я поговорю об этом с подружками-швеями. Не стоит недооценивать деликатный подход.

— Ты права, конечно, — неохотно кивнул я. — Давай, а я подожду здесь.

Много времени ей не потребовалось. Скоро она с радостной улыбкой вышла на крыльцо.

— Можно сказать, готово. Они понимают, что разум требует проведения конференции на высшем уровне, и целая их депутация говорит с Бильбоа прямо сейчас.

Какое простое утверждение — и какая скрытая тектоническая мощь таится за ним! И почему это мне вдруг стало жалко Бильбоа?

Прошло совсем немного времени, и вышедшая на порог седовласая матрона помахала нам.

— Он там, — указала она на открытую дверь соседнего здания.

— Предоставляю это тебе, — сказала Анжелина. — Меня пригласили на чай.

— Приятного чаепития. И спасибо за деликатный подход.

Но в Бильбоа — равно как и паре десятков седобрадых старейшин, сидевших позади него, угрюмо насупив брови, — не было и намека на деликатность.

— Что ж, господа, — бросил я холодно и мрачно им под стать. — Перед нами стоит проблема, нуждающаяся в решении.

* * *

Когда я вернулся на корабль, всепонимающая Анжелина протянула мне большой стакан с холодной янтарной жидкостью, как только я рухнул в кресло.

— Убедить их было не так-то просто, но рано или поздно я должен был взять верх. Я разъяснил им, что единственный способ сбыть с рук и нас, и наши омерзительные пищевые пристрастия — это отвести нас в город. Выступаем сегодня же вечером с наступлением сумерек. Когда доберемся, подводы будут ждать нас в глубине леса, чтобы отвезти обратно. Если они все сделают, я обещал, что мы покинем их в течение двадцати четырех часов.

— Думаю, я буду скучать по Флорадоре и новым друзьям. Они в самом деле чудесные люди.

— Согласен. Но, боюсь, мы-то им не очень по вкусу. Ну, чувствую, настало время малость передохнуть. Завтра с рассветом день будет очень-очень хлопотный.

* * *

Обещанные подводы для нашего воинства уже ждали, вытянувшись длинной вереницей. Солдаты-фермеры оживленно болтали между собой, радуясь перерыву в повседневной рутине. Сомневаюсь, что они до конца понимали, что мы затеваем. Да им-то это и незачем. Мы отрепетировали назначенные им роли и лихо освоились с хитроумным делом прятаться за деревьями. Шагнуть вперед, когда будет велено. Громко закричать, потрясая деревянными ружьями. А затем снова отступить за деревья. Потребовалось провести не одну и не две репетиции, прежде чем они проделали эту чудовищно сложную процедуру без сучка без задоринки. Они везли с собой корзинки с едой и крепким сидром, воспринимая все происходящее как корпоративный пикничок. О, святая простота!

Довольно! Не годится всю дорогу изводить себя тревогами. Я знаю, что надо сделать, и сделаю это. Отобрав кувшин у проходившего мимо мужлана, я надолго присосался к нему. И тут же явилась Анжелина, соблазнительно облаченная в черное.

— Твоя фуражка, — она протянула мне нечто завернутое в дерюгу. — Им пришлось пронести ее контрабандой, но они прямо превзошли себя.

Сорвав обертку, я прямо охнул.

— Жуть!

В хорошем смысле. Чернее черного. Длиннейший черный козырек, а сверху, по всей тулье, изысканный узор из черепов и скрещенных костей. Я натянул ее, и Анжелина зааплодировала.

— Чрезвычайно внушительно!

— Спасибо. — Я указал на подводы. — Вперед, к победе!

Вернее, к убийственной скуке под скрип колес. Пока мы ни шатко ни валко тащились сквозь ночь, я ухитрился подремать. К месту назначения мы прибыли почти за три часа до рассвета. Бильбоа уверял, что мы там, где надо. Две луны давали достаточно света, чтобы отыскать тропу, ведущую к опушке. И там, грозно возносясь над нами, обрисовался на фоне неба темный, зловещий силуэт города.

Стоя под высокими стенами и глядя на их жуткий абрис, я вдруг впал в отчаяние. А вдруг мои планы — лишь дым и зеркала? Неужели мой блеф может обмануть хоть кого-нибудь?..

Положив руку мне на плечо, Анжелина подарила мне теплое объятье.

— Ты справишься. Пожалуй, во всей Вселенной это по плечу только тебе.

Как хорошо она меня знает! Я ответил нежным, полным благодарности объятьем. Вновь преисполнившись энтузиазмом и благодарностью.

— Мы их поразим насмерть!

— Вот это Крыса, которую я знаю и люблю!

— Теперь можно расставлять снаряжение. Мотоцикл я проверил и надеюсь, что ты будешь сидеть позади меня, когда мы устремимся на штурм бастионов.

— Конечно, это будет веселенькая поездочка!

Веселенькая? Вообще-то я обычно прибегаю к другому определению. Впрочем, возможно, моя ненаглядная права. Мы справимся.

ГЛАВА 12

Ночь выдалась теплая, и наше воинство дремало под деревьями. Я же был свеж и бодр, планируя грядущую стычку. При первых проблесках рассвета на востоке я вернулся под деревья, растолкал спящих солдат и тычками заставил доковылять до позиций. Присоединившаяся ко мне Анжелина осаживала пробуждающихся фермеров, чтобы они не разговаривали слишком громко.

Штрамм, расставивший оборудование по местам, показал мне большой палец, уже отчетливо видимый в предрассветном сумраке.

— Только скомандуйте, — шепнул он, держась за пусковой рычаг.

— Уже скоро.

Я забрался на мотоцикл, а Анжелина уселась позади меня. Ворота в стене уже были видны вполне ясно, как и силуэты солдат наверху.

— Погнали!

Я врезал по кнопке зажигания в тот самый момент, когда громкоговорители среди деревьев исторгли ушераздирающий трубный клич, напрочь заглушивший грохот выхлопа. Огненный шар термитной бомбы, прожужжав у меня над головой, врезался в стену, полыхнув ярким пламенем.

Чувствуя, как вцепилась в меня Анжелина, я погнал мотоцикл вперед, вздыбив переднее колесо.

Подъезжая к воротам, я выжал газ до предела, ударив по тормозам в самый последний момент, и под их истошный визг мы остановились.

Мимо, чуть ли не чиркнув меня по макушке, просвистела вторая термитная бомба, врезавшаяся прямо в ворота. Через считаные секунды деревянные створки занялись и полыхали самым чудесным образом.

— Очень зрелищно! — заметила Анжелина, соскальзывая с мотоцикла. Я притронулся к выключателю микрофона на шлеме, и рев труб сменился грохотом моего усиленного голоса.

— ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ!

И тут же послышался крик войска, выступившего из-под сени леса, потрясая оружием над головой. Как только они отступили обратно, их гортанный клич сменил мой усиленный голос:

— Повинуйтесь, и вам не причинят вреда! Мои войска и оружие со мной. Мой звездолет, вооруженный атомным оружием, на орбите ожидает моих приказов. Откройте мне ворота. ЖИВО!

Для пущего эффекта я выдержал паузу, а потом произнес голосом самого рока:

— Я генерал ди Гриз, главный инспектор Межгалактического департамента религиозного надзора.

Подхваченный энтузиазмом Штрамм запустил еще одну шипящую огненную бомбу в уже пылающие ворота. Я подошел к ним, ощутив опаляющий лицо жар. Встал, уперев руки в бока и глядя на них.

— ОТКРЫВАЙТЕ! — прогрохотал мой усиленный голос, вслед за чем оглушительно взревели трубы.

На стене у нас над головами суетилось все больше фигур, но ничего не происходило. Нельзя дать им опомниться. Выключив микрофон, я обернулся к Анжелине:

— Прострели ворота — повыше.

Не успел я договорить, как выстрел проделал в деревянных воротах зияющую дыру, а пистолет уже покоился в кобуре. Я снова включил микрофон.

— Приверженцы Церкви Карающего Бога, повелеваю вам! Открывайте — или умрите в грехе!

Самое время чуть расшевелить паранойю. Вроде бы какое-то движение… Да, ворота открываются!

Чеканя шаг, мы прошли мимо стены огня.

По двору разбегались облаченные в черное солдаты. Выбросив руку, я сграбастал ближайшего за шиворот и малость тряхнул.

— Веди меня к своему повелителю, — приказал я, и мои слова прозвучали эхом из громкоговорителей позади. Следуя за солдатом в мрачное здание, я отключил микрофон.

В окна уже вливался свет дня, озаряя интерьер здания — сумрачный и убогий. Единственным ярким пятном была картина в раме, изображавшая языки пламени, пожирающие людей. Омерзительно.

Вслед за спотыкающимся провожатым мы поднялись по каменным ступеням и вошли в дверь в позолоченной раме. Находившаяся за ней просторная комната освещалась витражами, изображающими новые сцены дьявольских пыток. Разглядеть их я не мог, потому что внимание мое тут же было приковано к сидевшему передо мной мужчине в черной рясе. Я оказался прав: черный здесь явно в моде.

С выбором узора из черепов и костей мне повезло еще больше, потому что у него на шее на цепочке висел большой серебряный череп.

— Ни разу не слыхал о вашей организации, — сказал он. Слова его прямо-таки сочились ядом.

— Потому что живете на этой отсталой планетенке. Ваше имя?

Он долго молчал, испепеляя меня взором и изо всех сил впившись пальцами в подлокотники. Наконец неохотно изрек:

— Я отец Коагула, верховный пастырь Церкви Кар…

— Тогда вы-то мне и нужны. К нам поступили серьезные жалобы на вашу церковь.

Он не поднялся из кресла, а я не собирался стоять перед ним как проситель. У стены стояли стулья. Встретившись взглядом с Анжелиной, я указал на них. Угрюмо кивнув в ответ, она принесла мне стул.

— Женщины в сей покой не допускаются, — прошипел он.

— Теперь допускаются. Куда иду я, идет и сестра Анжелина.

Сев, я начал мериться с ним ледяными взорами. Он моргнул первым.

— Чего вам здесь надо?

— Я же сказал, к нам поступили жалобы. — Я извлек блокнот в черном переплете, перелистал его и зачитал: — Вы пытались ниспровергнуть другую религию, а именно Детей Природы и Любви, с которыми делите эту планету.

— Они идолопоклонники, почитающие лжебога. Мы просто показали им Путь…

— Вы подавляли их, изгнав из домов, а сейчас мошеннически лишаете их законного заработка.

— Что вы такое говорите?

Неужели в его голосе прозвучали оправдывающиеся нотки? Естественно, они обжуливают Детей при торговле, не давая за цветы реальной цены.

— Нам поступили жалобы от тех, кому вы продаете духи.

— Они лгут!

— Они говорят лишь правду. Наши агенты беседовали с ними. Другие искусные агенты проникли в ваши ряды и узнали секреты ваших дистилляторов, с помощью которых вы получаете парфюм, которым торгуете.

Коагула откинулся на спинку, будто его ударили в лицо:

— Вы не можете…

— Можем. И будем. Возгонка — процесс, хорошо известный цивилизованному миру. Мы откроем все секреты процесса перегонки Детям Природы и Любви. А затем дадим материалы для постройки перегонных кубов. Именно этих людей вы обманули столь пагубно. Если только вы не согласитесь на наши условия.

— Как… какие условия?

— Они записаны здесь, — похлопал я по блокноту. — Вызовите своих писцов, дабы они записали то, что я продиктую.

Он совсем осунулся в кресле, чувствуя, что разбит по всем фронтам. Чуть помедлив, взялся за колокольчик, висевший на подлокотнике, и позвонил.

— Вы мудры. Я дам войскам отбой. — И тем же скучающим тоном я добавил: — Для связи с кораблем мы воспользуемся вашей аппаратурой связи.

Подняв глаза, он покачал головой.

— Но… у нас ее нет.

— Не испытывайте мое терпение, — рявкнул я. — Мы знаем, что вы связываетесь с торговцами, когда у вас есть парфюм на продажу.

— Нет, вовсе нет. Они прилетают когда вздумается. Они отказались дать нам аппарат связи. Не хотят, чтобы мы связались с их товарищами по Ремеслу.

Ноль. Ничегошеньки. Старательно выношенные планы… Взяв себя в руки, я принялся спасать из руин что удастся.

— Это не играет роли, — и сердито: — Где же ваш писец?

— Идет. — Он прокричал приказание священнику, явившемуся на зов колокольчика.

Я же уныло предался раздумьям о будущем. Надо с Флорадоры улетать. Но куда?

ГЛАВА 13

Мне пришлось доиграть фарс до самого конца. Продиктовать условия договора, согласно которому в будущем плата за цветы будет удвоена. Кроме того, Каратели согласились больше не пытаться обратить в свою садистскую религию ни души. Пусть оставят ее себе. Я мысленно присягнул — конечно, если мы сумеем вернуться в цивилизованный мир — доложить об их присутствии властям Галактики. Пусть о здешних проблемах болит голова у них. Конечно, они уважают права всех религий верить во что угодно. Но как они отнесутся к тому, что дети на этой планете растут в атмосфере паранойи и суеверия? До меня доходили слухи, что Психокорпус содействует распространению рассудка и здравомыслия, так что мне остается лишь надеяться, что слухи верны. Соглашение переписали в нескольких экземплярах. Они были зачитаны, подписаны, засвидетельствованы, снова подписаны. Когда мы уходили, отец Коагула отвернулся, старательно пряча глаза.

Провал попытки выйти на связь все еще угнетал меня, но слабым утешением служило хотя бы то, что мы сумели помочь друзьям-вегетарианцам.

Бильбоа ждал нас у подвод. Я — надеюсь, радостно — показал ему большой палец. Он удивленно вытаращился на меня.

— Жест твоей руки означает, что еда очень хороша… Это ты хотел сказать?

— Извини, у нас это значит, что все хорошо.

— В каком смысле?

— Каратели подписали соглашение о счастливом будущем. Прежде всего они раз и навсегда прекратят попытки обратить кого-либо в свою зловещую религию.

— Благодарю, друг Джим.

— Пожалуйста, друг Бильбоа. Заодно они согласились в будущем удвоить вам плату за цветы.

— О, радость и счастье! Мы можем купить у них больше лекарств. Исцелить некоторые хвори мы не в силах, и теперь спасены будут многие жизни…

Тут он осекся, отступил на шаг, и лицо его омрачила глубокая печаль.

— Прошу у тебя прощения, дорогой друг. Я неправедно судил о тебе, порицал твой народ, а ты оказался тем, кто подставил другую щеку, как учит Святое Писание. Я был так оскорблен вашими ужасающими обычаями питания, что ложно осудил такого мудрого и щедрого человека, как ты.

Он порывисто потянулся вперед и взял меня за обе руки. В глазах у него стояли слезы, и я порядком смутился.

— Рад помочь… — пробормотал я. — Ерунда. Этого требовала справедливость.

— И все равно я не могу забыть, как неправильно судил о тебе и твоих людях. Нижайше прошу простить. Они и их чудесные животные могут остаться на Флорадоре, ибо разве мы пастыри братьям своим? Мы уже делим свой мир с ненавистными обитателями города. Места наверняка хватит всем — разумеется, подальше от нас. И ты со своим экипажем тоже должен остаться.

Вот уж действительно, воодушевляющая речь! Мой дух взмыл на крыльях добрых вестей. Наконец-то избавлен от Эльмо и его команды! Дальнейшее будущее по-прежнему вырисовывается очень смутно, зато в нем хотя бы не будет ни свинобразов, ни их пастырей. Вслед за остальными я полез на подводу.

Когда я поделился новостью с Анжелиной и Штраммом, они обрадовались ничуть не меньше моего. А как только мы окажемся в радиусе прямой связи с кораблем, сообщу и капитану.

Эльмо может и обождать, особенно учитывая, что он дрыхнет без задних ног, как и остальные.

Без особых усилий я тоже опустил голову и последовал их примеру.

* * *

Когда мы вернулись на корабль, на мостике собралась угрюмая, молчаливая группа.

— По-моему, лучше обсудить будущее до того, как мы скажем Эльмо, что они могут остаться на Флорадоре.

— Что бы мы ни решили, я с радостью выпровожу их с корабля, — заметил капитан.

— Поддерживаю! — подхватил Штрамм. — А в качестве реактивной массы можно снова взять воду. — От этой блаженной мысли у него на губах заиграла улыбка. Однако затем он сдвинул брови, выудил из кармана смятую бумажку и зачитал: — Я включил конденсатор гравитонов сразу же после посадки. На сегодня бак пополнился на две тысячи двадцать две единицы.

— То есть? — уточнил капитан.

— Еще сорок три минуты времени Припухания. — Инженер вздохнул. — Не забывайте, машина старенькая.

Ответом послужило лишь гробовое молчание.

— По крайней мере, цистерна реактивной массы полна, да и питьевой воды тоже хватает. Мы можем выйти на орбиту, как только скажете.

У Анжелины имелись лишь вдохновляющие новости.

— Пока старейшины судили да рядили, как вести дела с нами, хищниками, женщины принесли на борт уйму свежего сыра, овощей и свежей зелени.

— Да здравствуют женщины! — восторженно провозгласил я, пытаясь разрядить обстановку. — Итак, мы договорились, что улетаем, как только выгрузим свиней и людей. — Тут я нахмурился. — Я и забыл, что мы должны перебросить их и их омерзительные пищевые пристрастия подальше от детей цветов. Надо по общей связи объявить собрание в столовой.

Растормошить Эльмо с компанией и направить их на собрание удалось не сразу. Капитан с инженером весьма благоразумно демонстративно отсутствовали. Анжелина болтала в окружении женщин, передо мной же сидели мужики с мутными взглядами.

— Джентльмены, — начал я свою речь, погрешив против истины, — вы с радостью услышите, что наше небольшое приключение увенчалось полнейшим успехом. Каратели больше никого не покарают и не станут донимать других добрых жителей этой планеты — что относится также и к вам. Мы с Анжелиной и остальная команда должны покинуть этот прекрасный мир. Но вы — везунчики! — получили приглашение сделать его своим домом. Вас ждет процветание, хотя, должен признаться, каналы сбыта ваших великолепных свинопродуктов будут весьма ограниченны…

— А вот это проблема не шутейная, кузен Джим, — вякнул Эльмо, снова набравшийся смелости. — Ежели не будет доходов, то как же нам жить-то?

— Можете торговать с городом, — с тенью отчаяния в голосе ответил я. Эльмо лишь угрюмо тряхнул головой.

— Местные сказывают, от них лучше держаться подальше.

— И других проблемов у нас хватаеть, — гаркнул дородный свинопас. — Окромя как с городу, тут никакого телевизору, а тамошний и вовсе оторви да брось.

— Сплошь стрельба, смертоубийства, молитвы и все такое и ни единой мыльной оперы, — сказала женщина в переднем ряду, и ее товарки яростно закивали.

— Но… — начал было я с крайне хилого «но». Утраченные прелести телевидения перевешивали для них любые аргументы. Окинув взором их решительные лица, я вынужден был капитулировать.

— Да, — сказал я, с трудом сдержав тяжелый вздох. — Лучше загоняйте животных на борт как можно скорее.

Я отправился сообщать новость экипажу, принявшему ее в стоическом молчании. Новости в сегодняшней повестке дня — сплошь скверные.

— Мне эта планета не понравилась с того самого момента, как мы подлетели и чуть не схолопотали ракету, — сказал капитан Сингх. — Давайте покинем ее побыстрее, а затем наметим свое следующее Припухание. — Он развернулся вместе с креслом к панели управления. — Дайте мне знать, когда все и вся будут на борту. Скажите им, что во время взлета максимальное ускорение не превысит 1g. Пусть позаботятся, чтобы скотина была закреплена. Когда мы приземлялись, одна из маток сломала ногу, и с той поры пассажиры только и делают, что достают меня.

Я отправился попрощаться с Бильбоа и прочими друзьями, что оказалось процессом крайне затяжным. И даже после этого я обнаружил, что погрузка идет медленно, с морем слез и уймой прощаний. Поднявшись на мостик, я составил компанию не менее угнетенному капитану, угрюмо взиравшему на медленные приготовления к отправлению.

— Я проверила, все на борту, — радостно сообщила пришедшая Анжелина. — Мне будет недоставать чудесных здешних людей.

Последовавшее молчание было прямо-таки оглушительным.

— Пойдем-ка лучше в свою каюту, — сказал наконец я.

И мы пошли. Перед тем как улечься в свое противоперегрузочное кресло, Анжелина наспех обняла меня.

— Джим, ты сделал все возможное. Мы все были абсолютно уверены, что у этих Карателей есть космическая связь. А вегетарианцы должны вообще сказать тебе спасибо за то, как ты улучшил их взаимоотношения с этими ужасными горожанами.

Это малость развеселило меня, но я по-прежнему питал серьезные опасения на предмет будущего.

— Надо поменять название корабля, — сказал я, пристегиваясь. — Ты когда-нибудь слыхала древнюю легенду о «Летучем голландце»?

— А что такое голландец?

— Понятия не имею. Но это было какое-то океанское судно, якобы преданное проклятью. А это означало, что они ни за что не смогут войти в порт и обречены скитаться по морям во веки вечные.

— Ужасно! Но с нами такого не случится, я уверена.

Тут громко зазудел зуммер, и записанный голос произнес:

— Десять секунд до старта.

Взлет прошел хорошо. Хоть что-то прошло хорошо для разнообразия.

Отстегнувшись, Анжелина встала.

— Пойду погляжу, как свинобразы перенесли взлет.

— Правильно. А я на мостик.

Капитан с инженером корпели за компьютером, по экрану которого бежали каббалистические уравнения. Они долго переговаривались вполголоса и, наконец, вроде бы пришли к соглашению. Отодвинув кресло от пульта, капитан указал на экран.

— Вот это, судя по всему, оптимальный вариант.

Я кивнул, хотя пространственные координаты оставались для меня просто бессмысленным набором цифр.

— Я сопоставил предпочтительные точки, куда можно добраться за одно Припухание, с плотностью звезд. Это лучший вариант.

— Валяйте! — сказал я. — Поглядим, улыбнется ли нам удача на этот раз.

— Начинаю Припухание, — доложил он, нажимая на клавишу запуска программы.

Флорадора начала неспешно уменьшаться у нас за кормой, становясь все более и более крохотной, пока вовсе не скрылась из виду.

— Бар открыт! — объявил я с наигранным энтузиазмом. Потом вспомнил, что капитан никогда не пьет на вахте, а Штрамм уже на полпути в машинное отделение.

Остается надеяться, что Анжелина выпьет за компанию бокальчик коктейля. Если же нет — уж Розочка-то наверняка похрустит со мной чипсами-карри…

ГЛАВА 14

Дни тянулись за днями. Я почти не виделся с Анжелиной, получавшей немалое удовольствие от нежданного общества дам. Я начал осознавать, что женщинам компания друг друга доставляет куда больше удовольствия, чем мужская — мужчинам. Мысль о том, чтобы покрутиться в обществе Эльмо со товарищи — интересно, о чем они могут между собой говорить? — повергала меня в ужас! Немного развлечься — и хорошенько потренироваться — я смог, помогая Штрамму разобрать и снова собрать подвеску одного из посадочных двигателей. И все же обрадовался объявлению капитана по корабельной радиосети:

— Принимаю радиосигналы… Попробую их усилить.

Должен сказать, интервал между экстренными ситуациями становился все короче и короче. Я расслаблялся по окончании работы, только-только смешал первый коктейль и размешивал лед, чтобы охладить его, когда динамик щелкнул, и капитан сказал:

— Босс Джим, на мостик.

Я отхлебнул — и тут же нахмурился. В его голосе… что, прозвучал намек на отчаяние? Да, действительно. Отставив бокал, я направился к лестнице. Когда я поднялся на мостик, капитан сосредоточенно вглядывался в обзорный экран.

— Что-то не так? — спросил я.

— Определенно. Поглядите-ка на это.

«Это» оказалось яркой звездой чуть в стороне от центра экрана. Капитан указал на куда более тусклую в самом центре.

— Вот звездная система, куда мы направляемся. А яркой звезды там быть не должно.

— Откуда следует?..

— Скажу, как только будет закончен спектральный анализ… Ага, вот и он.

Компьютер пискнул, принтер зашелестел — и изрыгнул листок. Взяв его, капитан быстро пробежал текст взглядом, хмурясь все более и более озабоченно.

— Гелий, углерод, азот и кислород… да в таких количествах…

— Откуда следует?

— Выброс.

— Растолкуйте, пожалуйста, физика никогда не была моей сильной стороной.

Он прикоснулся к меняющемуся числу внизу экрана.

— Она становится все ярче и жарче. — Это капитану явно не понравилось. — У нас на глазах звезда становится Новой. Оставшись на этом курсе, мы очень скоро превратимся в дымящуюся золу.

— Стоп машина! Полный назад!

— Невозможно, как я уже объяснял. Мы не можем возвращаться по следам своего Припухания. Что я могу, так это постепенно сбросить мощность и сократить время Припухания. Но мы не можем лечь на новый курс, пока не закончится текущее Припухание.

— Мы поджаримся…

— Надеюсь, нет.

Я все еще толком не понимал, что происходит. И откуда там взялась Новая?

— А разве Новой не было в атласах, когда вы прокладывали курс?

— Очевидно, что нет. — Массуд пошарил в ящике, чтобы выудить очки; очевидно, пришло время лекции. Он их надел, и я снова оказался в классе. — Хотя звездная инспекция проводится постоянно. Сама по себе эта звезда была указана, но вот ее светимость…

— Но звезда не становится Новой вот так вот запросто.

— Обычно да, согласен. Но бывают и исключения. Некоторые Новые бывают периодическими, хотя период широко варьируется от тысячи до ста тысяч лет. Интервал повторяемости Новой меньше зависит от скорости аккреции белого карлика, нежели от его массы…

Лекция шла по накатанным рельсам, но я отключился. Сейчас было важно лишь одно: каково нам придется, когда мы выскочим в нормальное пространство. Ломая пальцы, я предавался мрачным раздумьям, пока лекция со скрежетом не затормозила. Задать вопрос я рискнул лишь тогда, когда капитан снял очки.

— А вам известно, насколько жарко будет, когда это Припухание закончится?

— Нет. Я могу это измерить, но, разумеется, до завершения Припухания мы ничего не ощутим.

— Почему?

— Из-за разрежения наших молекул во время Припухания все длины волн, естественно, меняются. Изменение температуры мы ощутим, лишь когда наши размеры вернутся к норме.

— И это будет?..

Он бросил взгляд на панель управления.

— Я неуклонно сокращаю время Припухания. На данный момент до завершения у нас пять часов. Но коррекции еще будут.

Поглядев на часы, я установил будильник.

— Вернусь часа через три.

И медленно двинулся к бару и своему выдохшемуся коктейлю. Анжелина вошла в тот самый миг, когда я наполнял шейкер, чтобы сделать новую порцию.

— Кто-то выглядит очень мрачным, — прокомментировала она.

— И, боюсь, по вескому поводу.

Я налил нам обоим. После чего изложил самую суть, зная, что она способна стоически принять любую весть — и ненавидит секретность.

— Через пару часов мы увязнем в солидной передряге.

Повторить все физические данные, которые капитан столь туманно мне прояснил, я даже не пытался.

— Подробности и чересчур сложны, и совершенно неизбежны. Единственное, что я могу сказать однозначно, это что в конце Припухания мы можем попасть в беду. То бишь погореть. Подождем — увидим.

— Тогда и говорить не о чем. Давай допьем и наведаемся к капитану. Мы обязаны попытаться ободрить его.

Моя хладнокровная милая неизменно ободряет меня!

Да и капитан не просиживал в это время штаны. К нему присоединился инженер Штрамм, и оба чуть не по пояс влезли в пульт управления. Панели были вскрыты, и кабели от них тянулись к наспех сооруженному аппарату, прикрученному к пульту сверху.

— Готов к испытаниям, — сообщил Штрамм.

— Поехали!

Капитан щелкнул тумблером. Ничего не произошло.

Это увидели мы. Очевидно, инженеру было видно больше. Расплывшись в улыбке до ушей, он подбросил отвертку в воздух и поймал ее на лету.

— Фактическая суммарная продолжительность чуть меньше двух секунд.

— А нельзя ли еще уменьшить? — осведомился капитан.

— Невозможно. Сигнал завершения Припухания длиной всего три миллисекунды. Его надо транслировать, модифицировать, усилить, передать — и новый курс активирован. Мы уже сократили время активации до предела.

— Ладно, такое мы как-нибудь переживем. Но не помешает проверить еще пару раз.

— Смеет ли смиренное крестьянство осведомиться касательно того, что происходит? — спросил я.

— Все проще простого, — ответил капитан. — Установленная нами здесь электронная схема будет автоматически активирована в ту же микросекунду, когда окончится Припухание. Рассчитан новый курс, направленный на девяносто градусов в сторону от исходного. Мы будем в нормальном пространстве-времени менее двух секунд, после чего внешнее излучение снова перестанет представлять опасность для нас.

— И что же произойдет за эти две секунды? — спросила Анжелина.

— На нашу обшивку обрушится излучение Новой. Удар будет очень сильным и очень внезапным. Предположить, к каким результатам это приведет, я не рискую.

— Следует ли сообщать пассажирам о предстоящем? — спросил я.

— Как капитан этого судна, находящегося сейчас в активном полете, командую здесь я. Я решил, что информировать о происходящем кого-либо еще смысла нет. Как ни стар этот звездолет, построен он прочно и надежно экранирован. Думаю, мы выживем… или…

Затянувшееся молчание прервала Анжелина:

— Или мы даже не узнаем, что с нами стряслось.

— Совершенно верно, — кивнул он.

После этого оставалось лишь как-то убить время. Я отправился освежить наши напитки, а заодно снабдить Штрамма, поскольку теперь он официально был свободен от вахты. Когда я вернулся на мостик с подносом, то обнаружил, что к компании присоединилась Розочка, научившаяся карабкаться по лестницам и теперь свободно разгуливавшая по кораблю. Анжелина стальной щеткой причесывала ей иглы, и животное урчало от удовольствия.

— Сколько еще до конца Припухания? — спросил я, ставя поднос с напитками на картографический стол.

— Около двадцати шести минут, — сообщил капитан. — В минус одну минуту я запущу обратный отсчет.

Мы прихлебывали напитки в гнетущем молчании. Говорить было больше не о чем. Пожалуй, настало время для интроспекции, а не для бесед.

Правду говоря, я даже вздрогнул, когда механический голос заговорил…

— Шестьдесят секунд до маневра… Подавшись вперед, Анжелина взяла меня за руку. Я ответил ей пожатием.

— Тридцать одна.

Секунды беспощадно уносились прочь.

* * *

ВСЕ РАЗЫГРАЛОСЬ В МГНОВЕНИЕ ОКА

* * *

Остов корабля содрогнулся, стальные стены завибрировали, а пол под нашими ногами чудовищно изогнулся.

Истошно заверещали и заревели три разных сигнала тревоги одновременно. Свет выключился, и в тот же миг погасли все приборы пульта управления. Отлетев к стене, я почувствовал, как она раскаляется.

Затем сигналы тревоги один за другим умолкли, красное аварийное освещение мигнуло и загорелось ровно.

На заплетающихся ногах я подошел к Анжелине и сжал ее в объятиях.

— Давай не будем пытаться проделать это еще раз, — улыбнулась она.

Капитан лихорадочно манипулировал с пультом управления, восстанавливая питание одного прибора за другим.

— Повреждений корпуса нет. Утечки воздуха нет, — доложил он. — Но все датчики, сенсоры и антенны на наружной обшивке испарились.

— Не все, — возразил Штрамм, указывая на два светящихся индикатора. — Эти были на дальней стороне корпуса от вспышки Новой.

— Придется обойтись ими, пока мы в пространстве Припухания.

— У вас есть запасные комплекты?

— Конечно, — ответил Штрамм. — Как предписано законом. И комплекты, и скафандр для ремонта в открытом пространстве.

— Может ли кто-нибудь выйти наружу и сделать это прямо сейчас? — поинтересовался я.

— Пока мы в пространстве Припухания — нет, — покачал головой капитан. — Были случаи, когда люди выходили в космос во время Припухания…

Нависшее молчание прервал Штрамм:

— Ни один из них так и не вернулся.

Самое очевидное заметила только Анжелина.

— А не следует ли сделать объявление для пассажиров? Немного успокоить их после полученной встряски.

— Разумеется, — встрепенулся капитан. — Прошу простить меня за промедление.

Он включил систему общего оповещения. Постучал по микрофону и услышал в ответ радостный усиленный стук.

— Говорит капитан. Во время осуществления коррекции курса с помощью маршевого двигателя мы столкнулись с одной из пространственных аномалий, которые в этой части космоса довольно распространены. Хотя тряска, которую вы ощутили, была кратковременной и мимолетной, она все же заставила сработать сигнализацию. Уверяю вас, все снова под контролем, никаких повреждений мы не получили. Сир ди Гриз просил передать его извинения за этот инцидент и преподносит сегодня к ужину по две бутылки вина на каждый стол. Всего доброго.

Отключив систему оповещения, он подмигнул мне.

— Надеюсь, вы не против того, что я потратил толику ваших денег, чтобы отвлечь их внимание от этой ерунды.

— Вы прямо подслушали мои мысли. Однако есть вопрос. Вам известно, куда выведет нас это Припухание?

— Нет. Но узнаем через десять часов, в конце Припухания. Поскольку мы удаляемся от Новой под углом девяносто градусов к исходному курсу, у нас будет достаточно времени убраться подальше от излучения.

Штрамм направился к двери.

— Пойду разберусь со скафандром. Как только Припухание закончится, надо будет осмотреть корпус на предмет повреждений.

— Еще вопрос, пока вы здесь, — придержал его я. — Сколько часов работы в открытом космосе у вас на счету?

— Ну… с ходу так и не сообразишь…

— А я соображу. Потому что у меня лицензия мастера и свыше трех тысяч официально подтвержденных часов космических работ, — сказал я, не потрудившись добавить, что все это произошло, когда я малость старательствовал. На углеродном спутнике с алмазными включениями, наведаться на который мне довелось — чисто случайно — в отсутствие хозяев. — По-моему, будет разумнее, если осматривать повреждения буду я после того, как вы мне скажете, на что смотреть. А затем произведу необходимый ремонт. А теперь пойдем поглядим на ваш скафандр.

— Пора выпить чаю с пассажирами, — заметила Анжелина. — Немного укрепить дух у дам. Мужчины сейчас и так заняты по уши, успокаивая свинобразов.

Мы разошлись, оставив капитана в раздумьях над пультом управления. Обшивка уже остыла, и все вроде бы вернулось к норме.

Одна из секций склада была заперта и опломбирована. Штрамму пришлось звонить капитану, чтобы узнать код ее открывания. Скафандр — в собственном опечатанном контейнере — висел на крючке задней стены.

— Замечательно, — бросил Штрамм, смахнув пыль напротив инспекционной бирки, едва просматривающейся сквозь толстую прозрачную обертку. — Последняя инспекция состоялась чуть более девяноста лет назад.

— Они практически вечны. Очень износостойки, — успокоил его я с куда большим энтузиазмом, чем чувствовал сам.

Не без труда выпутав скафандр из обертки, мы обнаружили жизнерадостную этикетку:

КОСМИЧЕСКОЕ СУПЕРСНАРЯЖЕНИЕ АКМЕ

РАЗМЕР УНИВЕРСАЛЬНЫЙ

— Такого не бывает, — буркнул Штрамм.

Я испытывал искушение согласиться, но ради поддержания боевого духа промолчал. Не его — своего собственного. Насмотрелся я на эти бюджетные скафандры на своем веку.

Впрочем, этот оказался вполне работоспособным. Подгонка размера осуществлялась с помощью ряда встроенных пневматических камер и подушек — и пульта управления ими на рукаве. Я ввел свой рост, вес, процент жира, длину руки, размер обуви и все прочее — кроме, разве что, семейного положения. И включил.

— Будем надеяться, — сказал я без особого энтузиазма.

Скафандр закряхтел и принялся извиваться, раздуваясь и стягиваясь со стонами, будто испытывал муки рождения на свет. В конце концов все эти телодвижения завершились, загорелась зеленая лампочка, и крохотный горн протрубил краткий призыв к бою.

— Примерьте, — предложил Штрамм, взиравший на эволюции скафандра во все глаза.

И тут все замерло. Замигала красная лампочка, и голос проскрежетал: «Батарея разряжена, батарея разряжена, подзарядите… крррк…»

А следом погасла и лампочка.

Вскрыв батарейный отсек, Штрамм выудил аккумулятор.

— Не так уж скверно, учитывая, сколько лет прошло с последней подзарядки.

— Долго будет подзаряжаться?

— Минимум пять часов, если вообще будет держать заряд в таком-то возрасте. Но у меня на складе есть запасные.

Тут у меня из живота раздалось раскатистое урчание. За всеми этими перипетиями мы как-то забыли о еде.

— Пора пригласить жену на ленч. Увидимся позже.

ГЛАВА 15

Розочка составила нам за ленчем компанию и, до мозга костей будучи свиньей, порядком насвинячила. Мы покинули ее спящей под столом и тихонько шуршащей иглами в такт дыханию. Мы едва-едва успели покончить с трапезой, как получили приглашение к капитану.

Когда мы поднялись на мостик, Штрамм уже был там.

— Пятнадцать минут до завершения Припухания, — сообщил капитан. — Из-за пространственной разреженности мы имеем очень смутное представление о пространстве, лежащем впереди.

— Но на сей раз без Новых? — поинтересовалась Анжелина.

— Чего нет, того нет. Судя по тому, что видно, пространство достаточно нормальное. Но не забывайте, это лишь аварийное подключение к камере, уцелевшей при тепловом ударе. Она предназначена для захода на посадку и имеет очень незначительное увеличение.

— Лучше, чем ничего, — отозвался я. — По крайней мере, мы имеем хоть какое-то представление, где находимся.

Когда Припухание закончилось, мы все сгрудились перед экраном. С негромким писком экран очистился, и на нем четко проступили звезды. Вернее, одна звезда. Остальные были тусклыми и отдаленными, едва заметными.

— Не слишком многообещающее начало, — проворчал я. И попытался улыбнуться, когда остальные едва не испепелили меня взглядами.

— На данный момент это лучшее, что нам доступно, — поглядел на меня капитан. — Чтобы узнать больше, необходимо прежде восстановить инструментальные компоненты на обшивке.

— Считайте, что уже сделано, — сказал я с надеждой. Потому что у меня сложилось отчетливое впечатление, что все обстоит не так-то просто.

Что и подтвердилось. И если надевание скафандра прошло просто и легко, то выбраться из корабля было куда труднее.

— Кормовой выход не открывается, — сообщил Штрамм. — Надо было сразу догадаться.

— Почему?

— Из-за Новой. Эти три секунды облучения оплавили всю наружную арматуру. То бишь, по сути, наружный люк крепко-накрепко заварился.

Вообще-то я тоже чувствовал, что плавлюсь и завариваюсь: охлаждающая система скафандра включалась, только когда он был загерметизирован и находился в вакууме. Я порядком попотел, выбираясь из него, пока инженер проверял датчики один за другим во всех отсеках без исключения.

— Есть! — радостно провозгласил он наконец. — Единственный аварийный смотровой порт, который был на теневой стороне, когда на нас обрушился удар Новой.

— Давайте-ка поглядим.

На неприятность мы напоролись с ходу.

Когда мы попытались открыть запор внутреннего люка, мотор и зубчатая передача протестующе взвизгнули, а затем предохранители выбило. Осмотрев механизм, Штрамм сердито проворчал:

— Им не пользовались годами. Он практически спаялся от бездействия.

Единственным решением оказалась грубая сила. Открыть люк удалось лишь после обработки его в течение часа кувалдой, ломом, маслом и крепкими выражениями. В конце концов он с пронзительным скрипом распахнулся, выпустив порыв затхлого воздуха.

— Может, с наружным люком пойдет легче, — с надеждой сказал Штрамм, утирая струящийся по лицу пот замасленной ветошью.

Его надежды не оправдались. Хотя бы из-за того, что мне пришлось делать это в одиночку. И потому, что блокировка не давала открыть оба люка шлюза одновременно. Что, конечно, выпустило бы весь воздух из корабля в космос.

Надев скафандр, я с помощью инженера втиснулся в шлюз, по сути представлявший собой трубу метров двух длиной. Я влез в него головой вперед, лежа на спине, а он передавал мне нужные инструменты, проталкивая их мимо меня в дальний конец.

— Лучше загерметизируйте скафандр, прежде чем колотить.

«Оно и к лучшему», — подумал я, как только прохладный воздух заструился по моему лицу. Когда шлем был закрыт — а следом и внутренний люк, — общаться пришлось по радио. В ушах у меня затрещали помехи.

— Если смотреть на люк, петли будут слева…

— Знаю, — буркнул я, потея и испытывая нешуточную клаустрофобию. — Пробую потянуть запорную рукоять.

Конечно же, это кончилось ничем. Я матерился и колотил — сперва кулаком, а потом монтировкой и рычагом. В конце концов нам пришлось открыть внутренний люк и с немалым трудом пропихнуть гидравлический домкрат поверх моего уязвимого тела.

Когда люк был запечатан снова, я подставил плунжер домкрата под рукоятку наружного люка и начал качать. Порядком поработав насосом и взмокнув, я был вознагражден скрежетом металла. Качнул еще — и увидел, что стальная рукоятка начала сгибаться. Прекратив качать, перевел дыхание.

— Как дела? — прошелестело у меня в ушах. Я лишь зарычал в ответ, медленно-медленно качая рычаг раз за разом.

Рукоятка гнулась — и вдруг с пронзительным визгом чуточку сдвинулась. Плунжер соскочил, и я порядком ссадил костяшки, ударившись рукой о металл.

— Стронулась, — пропыхтел я, устанавливая плунжер на место.

Еще два нажатия на рычаг — и дело сделано. Воздух с хлопком вырвался в темную щель, и я узрел межзвездное пространство. Поднатужился—и люк распахнулся.

Звезды представлялись сверкающими точками, четкими и яркими — но не настолько яркими, как диск солнца, к которому мы приближались. Вот оно, место нашего назначения, потемневшее, когда я повернулся к нему и забрало шлема поляризовалось от яркого света.

Убедившись, что магнитный якорь моей страховки держится надежно, я выкарабкался из люка в космическую пустоту.

Обшивка, как и у всякого космолета, была шершавой от соударений с пылевыми частицами. Неспешно перемещаясь с места на место, я миновал объектив одной из камер и двинулся вокруг корпуса.

И тут поверхность резко преобразилась, став глянцевой, лишенной малейших выпуклостей. Пропали все монтажные скобы и проушины, так что уплыть в космос мне не давали лишь магнитные захваты.

— Включить, — сказал я, чтобы активировать радио. — Вспышка Новой оплавила обшивку до глянца. Как зеркало. От инструментария и крепежа ни следа. Я возвращаюсь. Тут работы побольше, чем мы думали.

Едва я по возвращении снял шлем, как влил в себя литр воды чуть ли не одним глотком.

— Мы можем сделать лишь одно, — сказал Штрамм, извлекая абсорбционный пакет скафандра и заменяя его свежим.

— Сверлить?

— Верно. Найти место, где стоял расплавившийся прибор. Загерметизировать отсек. Просверлить корпус изнутри и проложить новый кабель. Выполнить герметизацию швов и установить аппаратуру снаружи.

— Труд немалый.

— Я узнаю у капитана, каким минимумом приборов он обойдется.

Допив воду, я вздохнул:

— Пошли.

* * *

После трех дней исключительно долгой и трудной работы электронные и оптические датчики были расставлены по местам вкупе с широкополосной антенной, которая пока возьмет на себя всю связь. Спал я просто замечательно, а еще у меня болели такие мышцы, о существовании которых я прежде и не подозревал. Когда все было установлено и проверено, я выполз из скафандра в последний раз. Анжелина помогла мне отстегнуть пряжки, и, как только я выбрался, меня уже ждал обросший инеем бокал.

— Капитан просил передать благодарность, — сказала она. — И приглашение на мостик — взглянуть на цель нашего путешествия.

— Пошли! — Чтобы не портить счастливый момент, я не стал вслух выражать надежду, что это окупит труды. Когда мы взбирались по лестнице на мостик, к нам присоединилась приветственно повизгивающая Розочка. Вероятно, по-свинобразьи это означало «покормите меня».

Мы смотрели, как капитан прогоняет звездный скан, модифицирует параметры поиска и запускает программу определения местоположения.

— Паршиво, — прокомментировал он. — Похоже, мы угодили в неописанный сектор Галактики. Тут так мало звезд, что при предыдущих звездных съемках его, очевидно, пропускали.

— Значит, что видим, то и получим, — отозвался я. — Либо приглядимся к этой единственной звезде, либо сделаем очередное Припухание.

— Верно, — поддержал капитан. — Поскольку мы находимся в непосредственной близости, предлагаю потратить еще несколько гравитонов и подойти достаточно близко для спектрального анализа. Это покажет, стоит ли тратить силы и средства для более пристального изучения обнаруженных планет.

— Давайте, — сказала Анжелина, и все мы с ней согласились.

Последовало короткое Припухание и успешное сканирование.

— Четыре планеты. Одна из них на орбите ровно в одной астрономической единице от светила.

— Пригодна для обитания? — осведомился я.

— Очень. А еще я улавливаю что-то вроде очень слабых радиосигналов.

— Стоит взглянуть, — вставил Штрамм; возражений не последовало. — Можно внести предложение? — добавил он.

— Конечно, — отозвался капитан.

— У нас маловато гравитонов, зато реактивной массы более чем достаточно. И с каждым днем все больше. При ускорении в 1g мы очень скоро войдем в пределы радиоконтакта.

Капитан поглядел на меня.

— Давайте, — одобрил я. — Крупный сброс реактивной массы пойдет кораблю только на пользу.

ГЛАВА 16

И потянулись нескончаемые дни. Свое нетерпение я умерял, напоминая себе о гравитонах, сэкономленных с помощью этого медленного подхода, не говоря уж о массированном избавлении от поднакопившейся реактивной массы. Немного развлечься и хорошенько потренироваться я смог, помогая Штрамму разобрать и снова собрать одну из главных расширительных обмоток реактора припухательного двигателя. И все же с восторгом принял радостное объявление капитана по корабельной радиосети. Мы перевалили за середину пути и уже тормозили с ускорением в lg, когда он потребовал:

— Босс Джим и экипаж, на мостик.

Капитан не мог удержаться от улыбки, указывая на цифры рядом с диском планеты, растущим и сияющим в центре экрана.

— Весьма удовлетворительно, — сказал он. — Пригодна для жизни, кислородная атмосфера. А дальше еще лучше.

По экрану побежали цифры, по большей части янтарного или серого цвета. Потом одна группа цифр стала зеленой и раздался приглушенный зуммер.

— Подробнее, — распорядился капитан.

— Обитаемая планета. Гравитация один запятая ноль три… — Последовали и другие характеристики, при каждой из которых он радостно кивал.

— А теперь смотрите — и слушайте.

Капитан коснулся клавиш, и на экране открылось новое окно с зернистым, нерезким телевизионным изображением метеорологической карты с хриплым закадровым комментарием.

— Небольшой дождь надвигается на район с востока. К утру прояснится, и всех нас порадует солнце в очередной День Основателя…

Мы разразились радостными криками, хлопая друг друга по спинам.

— Хорошие новости, как я понимаю? — изрекла Анжелина, входя на мостик.

— Пирушка! — провозгласил я. — Время отпраздновать.

— А может, обождем с этим, пока не увидим, что там внизу? — предложила Анжелина — воплощенная практичность.

— У меня есть предложение, — подал голос капитан. — Мы уже достаточно близко, и заход с помощью Припухания потребует ничтожного количества гравитонов. Это сэкономит нам уйму дней торможения…

— Валяйте! — сказал я, и все радостно закивали. — Если у них есть телевидение, то почти наверняка есть и межзвездная связь…

— А ты уверен… — начала Анжелина.

— Нет, но мне кажется, игра стоит свеч. Никто не возражал. Путешествие выдалось слишком долгое.

Припухание прошло быстро. Несколько звездочек проплыли по экрану, и в центре утвердилось голубое пятнышко планеты, быстро выросшее в мир, окутанный сверкающими облаками. Капитан мудрил за пультом.

— Принимаю все больше телевизионных и качественных радиосигналов… Попробую усилить.

Затрещали помехи, и стали слышны призрачные голоса; одновременно на телеэкранах появились четкие изображения — по большей части говорящих голов.

— …скажи-ка, Петр, зачем индюшка перебежала дорогу?

— Не знаю, Василий. Почему индюшка… Изображение голов прояснилось. Двое мужчин в смешных шляпах и клоунском гриме. Канал сменился; пошла передача о природе с заполнившим экран изображением вулканов, изрыгающих пламя.

— Эльмо и его друзья-телезрители почувствуют себя как дома, — резюмировал я. — Попробуйте найти какую-нибудь музыку.

Выполняя просьбу, капитан в конце концов нашел не слишком новаторский джаз-концерт, который наверняка пришелся бы по вкусу зрителям из трюмов.

— Учитывая содержание телепередач, склонна согласиться с Джимом. Судя по всему, они принимают инопланетные передачи, — рассудительно отметила Анжелина.

Я оглянулся на остальных.

— Я за то, чтобы вступить в контакт с этими людьми. Согласны? — Все единодушно закивали. Я подошел к консоли связи корабль — планета и уселся за нее. — Мы достаточно близко, чтобы наш сигнал дошел до приемников на поверхности?

— Достаточно, — отозвался капитан. — Включайте.

— Минуточку! — встрепенулся Штрамм. — Прежде надо подумать еще об одном.

Внезапно воцарилось молчание, и все взгляды устремились на него.

— О чем? — спросил я.

— Сесть-то мы сядем, будь спок, но вот как выберемся из корабля? По одному через аварийный люк?

— Да, вопрос хороший, — выразил я общее мнение. — Как же нам выйти?

— На самом деле довольно просто. Но мы не можем сделать это в космосе, потому-то я и не поднимал этот вопрос прежде. Нам придется вскрыть нижний портал, чтобы опустить пандус. А сделать это можно лишь при нормальном наружном давлении. После этого мы откроем внутреннюю дверь. Прибегнем к принудительной процедуре, чтобы можно было открыть оба люка одновременно. Затем прорежем путь наружу. Выжжем наружный уплотнитель, потому что шов теперь заварен вспышкой Новой.

— Если вы это сделаете, потребуется солидный ремонт, — сказал капитан с беспокойством о целостности корпуса корабля. Штрамм кивнул:

— Потребуется, но пойти на это придется. А я сделаю новый уплотнитель при первой же возможности. Так и поступим. Или у кого-нибудь есть идеи получше?

Последовало молчание — очевидно, другого способа нет.

— Давайте я сперва узнаю, какой прием нас ждет, — подал голос я. — А там уж будем беспокоиться о дальнейших шагах.

Я повернулся к передатчику, уже настроенному на частоту связи «корабль — земля», используемую на всех планетах. И щелкнул тумблером микрофона.

— Говорит космический корабль «Свинобразий экспресс» с орбиты. Как слышите? Прием.

Мне пришлось повторить сообщение дважды, прежде чем пришел ответ. Мне оставалось лишь надеяться, что он будет более дружелюбным, чем ракета «земля — воздух» в прошлый раз. Динамик затрещал, по экрану проплыла искаженная картинка, потом автоматика настроилась на несущую частоту, и изображение стабилизировалось. На экране появился мужчина в белом мундире с симпатичным темнокожим лицом.

— Говорит космопорт Саутгемптон. Слышу вас четко и громко. Прием.

— Алло, Саутгемптон. Прошу разрешения на посадку.

— Сохраняйте высоту и орбиту, звездолет. Сейчас свяжусь с санитарными службами.

— Вас понял. Прошу информации, будьте любезны. Вас нет в планетарных эфемеридах. Можно спросить, кто вы?

Мой собеседник от души рассмеялся.

— Вам надо обновить свои архивы, звездолет на орбите. Вы найдете в откорректированном реестре пункт Соединенные Штаты Англии. Президент Черчилль. Это выборная демократия на Британском материке — единственной обитаемой суше на этой планете. — Поглядев мимо камеры, он кивнул. — Да, сэр. — Повернулся обратно. — Переключаю вас на адмирала Сумереца, командира порта.

Экран замигал, кадры побежали, потом изображение опять стабилизировалось. Крепкий седовласый мужчина в мундире, сидящий за столом и принимающий бумаги от другого носителя мундира. Пигментация у обоих оказалась любопытная: розовая кожа у адмирала, землисто-желтая — у адъютанта, тотчас же вышедшего, как только адмирал поднял глаза.

— Вы хотите здесь сесть?

— Определенно.

— У вас есть медицинская виза из последнего порта захода?

Я поглядел на капитана. Тот кивнул.

— Она в моем распоряжении.

— Хорошо. — На экране рядом с ним появилось число. — Это радиочастота космопорта. Она выведет вас в карантинную посадочную зону. Команда санитарных инспекторов будет вас ждать.

— Их ожидание может затянуться. Нас накрыло солнечной вспышкой, заварившей все наружные люки. После посадки нам придется прорезать путь наружу.

Адмирал подхватил стопку документов, явно утратив интерес к нашим проблемам.

— Хорошо. Выходите на контакт снова, когда откроете люки.

Экран погас.

— У меня есть частота и координаты точки посадки, — сказал капитан. — Я проведу визуальный и радарный осмотр места. Потом можем сесть.

— А нельзя с этим немножко обождать? — придержал его я.

— Конечно, можно. Но почему?

— Цвет кожи этих людей… — вставила Анжелина.

— Приз достается леди! — Я поцеловал ее, и она улыбнулась. Зато экипаж был откровенно озадачен.

— Тут какая-то тайна, — пояснил я. — А я тайны не люблю.

Теперь я пленил их внимание. И вознамерился отплатить капитану его же монетой, то бишь прочитать ему лекцию.

— То, что человечество состояло из разных рас — уж и не помню, как они назывались, — теперь дело генетической истории. Зато я помню, что имелись и различные физические отличия, одним из которых был цвет кожи. Когда человечество стало единым, большинство этих отличий мало-помалу исчезли. Но следы сохраняются и по сей день. Готов поспорить, капитан Сингх — выходец изолированной общины.

— Действительно! Это счастливое прибежище в окружении по большей части враждебных территорий. Мы, сикхи, гордимся своим наследием.

— И по заслугам! Чтобы продержаться настолько долго, ваша культура должна быть сильной и плодотворной. Но ни Анжелина, ни я не припоминаем, чтобы хоть раз посетили планету, где у людей разный цвет кожи. Скрещивание должно было нивелировать отличия столетия назад.

Все это поставило капитана в тупик.

— И как это сказывается на нашем образе действий? Может, не стоит здесь садиться?

Теперь переполошился я.

— Делать очередное Припухание нежелательно, пока мы хотя бы не определим, есть ли у них аппаратура межзвездной связи.

— Можно спросить у них напрямую, — высказался Штрамм.

— Можно, но где гарантии, что они скажут нам правду? — Сумрачные подозрения — моя вторая натура — спасали мне шкуру не раз и не два.

— Давайте сядем, — предложила Анжелина. — Приняв все возможные меры предосторожности. Ответ на наши вопросы наверняка очень прост.

Мы согласились с этим.

— Направляемся в космопорт, — заключил капитан. — А перед посадкой выходим на орбиту над ним и хорошенько его изучаем. — Он ввел координаты, и финальный заход начался.

— Выглядит точь-в-точь как любой другой космопорт, — заметила Анжелина, когда облака рассеялись и экран заполнило изображение большого расчищенного участка посреди сплошного лесного массива. Зелень прорезала единственная прямая дорога, протянувшаяся к горизонту.

— Солидных размеров, — прокомментировал капитан. — Сбоку, у тех зданий, сгруппированы шесть космолетов…

— Алло, космический корабль на орбите, отзовитесь. Это управление посадкой, — прохрипел громкоговоритель.

— Привет, диспетчерская. У вас есть посадочные инструкции?

— Так точно. Не садитесь рядом с другими судами, пока не получите санитарный допуск. Инфицированная зона удалена от остальных кораблей. Площадка обозначена нашим национальным флагом.

— Вас понял. Конец связи. — Капитан дал увеличение, и на экране появился большой красный флаг, изображенный на посадочной площадке. Его украшали золотой молоток и какой-то изогнутый инструмент. — Двадцать минут до посадки, — проговорил Массуд в корабельный интерком; мы поспешили к своим противоперегрузочным креслам.

Посадка прошла очень мягко: безопасность животных по-прежнему стояла на повестке дня. Пока пассажиры снова не затеяли бучу, капитан поведал им о планете и о том, что возникнет небольшая заминка перед открыванием портала из-за проблем при заходе на посадку. Штрамм отправился за ацетиленовой горелкой; когда он подошел, я уже открыл внутренний люк и отключил блокировку наружного. Уши у меня слегка заложило.

— Я открыл клапаны внешнего давления, — сообщил инженер. — Перепад с корабельным минимальный.

Работенка предстояла жаркая и неприятная. Он зажег воспламенитель, надел сварочную маску и взялся за дело. Поначалу шло довольно легко, хотя дым горящего уплотнителя порядком досаждал. Когда тянуться до зоны резки стало трудновато, я принес стремянку. А когда у инженера устали руки, сменил его, и длина вскрытого шва продолжала увеличиваться, пока круг не замкнулся.

— Готово, — сказал я, закручивая вентиль; пламя с хлопком погасло. — Давайте проверим, работает ли мотор.

Откинув защитный кожух панели управления, Штрамм щелкнул пускателем. Пение электродвигателя показалось нашим ушам музыкой — наконец-то работает хоть что-то. Механизм залязгал, и люк распахнулся. Затем выехал пандус, а навстречу ему хлынул свежий теплых воздух. Я блаженно потянул носом.

— Я и забыл, как пахнет под открытым небом.

Штрамм кивнул в знак согласия.

— За время долгого путешествия корабельный воздух малость разит. Особенно на этом корабле. — О чем навязчиво напоминали отдаленные визги в глубине корабля.

Конец пандуса громыхнул о бетон, и мы увидели дожидающийся санитарный комитет по встрече — двух мужчин в форме.

Верхом.

— Медицинские документы у вас? — окликнул один из них. У него кожа была темно-ореховой; у его спутника — мертвенно-бледной. Штрамм вручил мне папку, и я протянул ее вперед.

— Пожалуйста, положите их на посадочную площадку, — попросил чиновник, соскакивая с коня. — Затем вернитесь на корабль. Боюсь, пока медицинские документы не будут рассмотрены, выходить из корабля не разрешается никому.

В отдаленном визге и хрюканье отчетливо слышался протест.

— Запросто, — отозвался я, делая, как он просил. Он взял папку, вскочил в седло, и оба галопом умчались прочь. Я сел на пандус, по-прежнему наслаждаясь ароматом воздуха, и позвонил капитану, чтобы ввести его в курс. Штрамм присел рядом.

— Странно, почему они на лошадях? — проронил он.

— Может, топливный кризис. А вы обратили внимание на разный цвет их кожи?

— Такое трудно прозевать. Это важно?

— Возможно. А может, я чересчур подозрителен ради своего же блага. — Тут мое радио зажужжало, и я включил его, сказав «Радио».

— Джим слушает, капитан, — произнес я.

В пространстве передо мной воспарило его голографическое изображение.

— Они только что радировали, что санитарный допуск получен. Команда таможенников уже в пути.

— Что-то они не торопятся… — проворчал я.

— Нам же пока дали разрешение покинуть корабль, если только мы не будем отходить от него более чем на двести метров. То есть не дальше деревьев.

— А как насчет животных?

— Они тоже могут выйти, пока не вырвались силой.

Не успел он договорить, как мы услышали радостный визг и грохот копыт. Мы едва успели отпрыгнуть в сторону, когда мимо пронеслись хряки, за которыми по пятам следовали матки и поросятки. Как только они ворвались в ближайшую рощицу, их опекуны поспешили следом.

— Взаправду славно чуять такой свежий воздух! — воскликнул Эльмо, следуя за ними. Вот уж воистину умелец констатировать очевидное!

Дальше последовали женщины, настроенные на праздничный лад. Они несли с собой складные стулья и корзинки; да здравствует праздник!

— Все равно, не нравится мне это, — пробормотал я, хмуро глядя в их удаляющиеся спины.

— Согласна на все сто, — подхватила Анжелина, вслед за остальными спускаясь по пандусу. — Все здесь — кроме свежего воздуха — попахивает как-то дурно.

Указав на ранец у нее в руках, я вопросительно поднял брови.

— Регистрация корабля и разнообразные бумаги, которые запросили власти. Что мне не нравится, так их просьба, чтобы документы принес командир судна. Я отобрала их у капитана, когда он уже собирался выйти. Сказала, что ты владелец и обо всем позаботишься. А еще сказала, что он не должен покидать мостик, пока ты не скажешь.

— Ты прямо прочла мои мысли!

— Это не потребовалось. Я не менее подозрительна, чем ты. — Она вручила ранец мне.

— Они сказали, что мне с этим делать?

— Администрация уже в пути, чтобы их забрать.

— Опять верхом, полагаю?

— Отойдем в сторонку от остальных, — негромко проронила она. Мы сели на траву под солнышком, и Анжелина указала на космические корабли, сгруппированные в дальнем конце порта.

— Тебе выдалась возможность приглядеться к остальным звездолетам поближе?

— Нет. Я был слишком занят, прорезая выход.

— Ну а мне выдалась. Там нет ни людей, ни транспорта. Никто не входит в здания и не выходит. А нижние люки на кораблях вроде бы открыты. Но никакого движения ни внутрь, ни обратно. Мы слишком далеко, чтобы разобрать толком, но вид у них очень заброшенный. И потом, где в этих зданиях работники?

— На этой планете мне не нравится ничего, ровным счетом ничегошеньки!

Я был озадачен, расстроен — и совершенно Уверен, что дело здесь очень и очень нечисто.

— Наконец-то что-то происходит. — Анжелина указала через поле на дорогу, ведущую в лес.

И в самом деле. На поле выкатилась одна, а там и другая повозка. Обе крытые, и из людей видны были только двое возниц, сидевшие на приподнятых платформах в передней части повозок.

Каждый держал в руках поводья шестерки лошадей, впряженных в повозки и тянувших их в нашу сторону.

— Скверно! — сказала Анжелина.

— Согласен! — ответил я, срываясь с места, даже не договорив. И помчался к лесу, крикнув Анжелине через плечо: — Загоняй женщин внутрь. А я мужчин!

Повозки приближались приличным галопом. Когда они оказались неподалеку, я узнал возниц.

Те же двое, что забрали медицинские документы.

Теперь они придержали лошадей настолько близко от нас, что вопящие женщины бросились врассыпную, устремившись к пандусу. Я снова заорал мужчинам, таращившимся на меня, будто я рехнулся:

— За женщинами, болваны! — Когда мимо пробегал Эльмо, я отдал ему корабельную документацию. — На корабль! Что надо сделать… — окончить предложение я так и не успел.

Из фургонов посыпались вооруженные люди в форме. Вооруженные чем-то вроде… ну да, луками и стрелами! Едва успев отметить этот факт, я заметил что-то куда более странное.

Кожа их не была ни черной, ни розовой, ни коричневой…

Их руки — и лица — были ярко-зелеными.

ГЛАВА 17

Это могло бы показаться фарсом, не будь все настолько серьезно.

Женщины, вопя от ужаса, бежали вверх по пандусу, побросав стулья и опрокинув корзинки для пикника. Мужчины, пытаясь собрать свинобразов, торопились к кораблю. Услышав ужас в женских воплях, бегом бросились даже самые неповоротливые увальни. Я обернулся к зеленым нападающим — и обнаружил, что Анжелина опередила меня. Ее пистолет был невелик, зато мощен; первый выстрел разорвался перед передним фургоном с высоченным столбом пламени.

Атакующие тут же запаниковали. Один ухитрился выпустить стрелу — прямо в белый свет. Остальные либо копались с луками, либо побросали их. Чтобы поторопить их, я выстрелил в землю прямо перед лошадьми. Они заржали и взвились на дыбы.

— Отличная работа, — бросил я.

— Я не хотела поранить лошадей, — пояснила Анжелина. — Что же до зеленокожих солдат…

— Разбиты наголову.

Можно уточнить, и на голову тоже. Остались лишь двое возниц, пытавшихся собрать свое воинство, но тщетно. Один из них даже пнул солдата, улепетывавшего на четвереньках. Они последними покинули поле боя, теперь усеянное колчанами, луками и стрелами.

Осерчавший возница, скорый на ногу, обернулся и гневно погрозил нам кулаком, чертыхнулся и прокричал:

— Зеленый — замечательный, розовый — размазня!

Следующий выстрел Анжелины — ему между ног! — осыпал его комьями земли. Он развернулся и припустил за остальными.

Вверх по пандусу бежали уже последние из наших пассажиров. Но свинобразы по-прежнему кормились под деревьями, не обратив на нашу легкую потасовку ни малейшего внимания.

— Что дальше? — спросила Анжелина.

— Хороший вопрос.

— Пока ты будешь решать, позволь привлечь твое внимание к большому числу фургонов, как раз прибывающих на поле.

И действительно, они подкатывали один за другим, и скоро их стало настолько много, что почти и не сочтешь.

— Попытаемся загнать хрюшек на борт?

— До прибытия войск не успеем. Если они не забудут воспользоваться луками, то их не остановишь.

Мысль о возможной свинобойне заставила меня решиться. Фрагменты возможного плана встали на места. Я включил телефон.

— Велите Штрамму втянуть пандус и закрыть наружный люк.

— Что будете делать вы?

— Мы с Анжелиной присоединимся к животным в лесу. Мы на свободе и терять ее не намерены. Похоже, эти зеленые типы по большей части довольно тупы…

— Вы сказали зеленые?

— Приглядитесь; конец связи.

— Отличная мысль, — кивнула Анжелина. — Свежий воздух и замечательная прогулка по лесу с нашими четвероногими друзьями. Согласна. Но давай захватим с собой несколько корзинок, если ты только не намерен жевать корешки, как твои хрюкающие спутники.

— Весьма практично, — одобрил я, подхватывая корзинку. — Нам надо узнать побольше об этих неспелых головорезах, пока не решим, что делать дальше.

— Головорезах, энтузиазма отнюдь не питающих, — указала через поле Анжелина.

По ту сторону поля из леса выходило все больше и больше лучников, — но не далеко и не быстро. Они сбивались в кучки, вцепившись в свои луки, медленно продвигаясь, лишь когда немногочисленные офицеры пинками и тычками гнали их вперед.

Потом мы добрались под сень деревьев в окружении дружелюбного сопенья кормившихся животных; раздался пронзительный визг — это от стада отделилась Розочка с измазанным глиной пятачком. Ей явно хотелось, чтобы Анжелина почесала ее.

— Пока зеленцов пинками гонят в бой, — заметил я, — по-моему, было бы разумно оторваться от них подальше.

Деликатными тычками стадо удалось направить глубже в лес, прочь от преследователей. Я поддерживал радиоконтакт с капитаном, сообщавшим, что атакующие войска почти не предпринимают действий: просто топчутся вокруг, но приближаться к кораблю не рвутся. Некоторое количество зеленых в конце концов смогли погнать за нами, но они мало-помалу рассеялись по лесу.

Мы неуклонно двигались вперед, и скоро они остались далеко позади, скрывшись из виду. После часа неспешного продвижения мы отошли от поля достаточно далеко, чтобы устроить привал. И расположились на берегу озерца, где свинобразы смогли напиться вволю.

— Я вот тут думал, — проронил я, добывая кувшин сидра, чтобы утолить собственную жажду.

— Что ж, я на это надеялась… И будь добр поделиться. В конце концов, это ведь ты принял решение садиться на эту планету.

Мне оставалось лишь молча поделиться с ней сидром. Не время сейчас выяснять, кто прав, кто виноват, — если такое время вообще бывает.

— По-моему, у всех на этой планете кожа зеленая, — сказал я. Верный способ переменить тему.

— А как же другие люди, с которыми мы говорили по видео? Черный, розовый, коричневый…

— Грим, маскирующий их зеленую кожу.

— Зачем?

Вопрос хороший. Мне оставалось лишь развести руками и невнятно пробормотать:

— Найди ответ — и мы будем куда ближе к выяснению того, что здесь творится.

— Я знаю, что они затеяли. Они старались заманить нас обманом, демонстрируя такой же цвет кожи, как у нас.

— Но… к чему столько разных цветов? — усомнился я.

— Это же очевидно: они не знали, какого цвета кожа у нас, вот и дали нам целый ассортимент на выбор.

Я пожал плечами. Пока не узнаем побольше, это объяснение ничуть не хуже любого другого.

Мы поели молча, погрузившись в раздумья. Розочка сопела, выпрашивая подачки. Остальные животины отдыхали и дремали. А что, мысль удачная. День выдался долгий и насыщенный, да и закончился продолжительной прогулкой. Я расстелил одну из скатертей на поросшем мхом берегу, еще две накинул вместо одеяла. Как только на землю легли теплые сумерки, легли и мы, подражая нашим четвероногим друзьям.

* * *

Когда я пробудился, было темно. Тьму разгоняла лишь большая розоватая луна, едва проглядывающая сквозь деревья. Один из хряков издавал сердитое горловое ворчание, втягивая ноздрями ночной воздух. Прошло уже немало лет с той поры, когда я слышал этот звук в последний раз, но значение его было мне абсолютно понятно. Где-то там что-то ему не понравилось. Я выскользнул из нашей импровизированной постели, не разбудив Анжелину, и подошел к хряку. Им оказался Скрежетун, верховный кабан стада. Я быстренько почесал его под иглами, но ему явно было не до того. Встряхнувшись, он поднялся, продолжая нюхать воздух и ворчать.

— Пойдем-ка поглядим, в чем дело, — прошептал я, и он хрюкнул в ответ.

Его копыта совершенно беззвучно понесли тонну свинины между деревьями. Я следовал за ним, изо всех сил стараясь двигаться так же тихо. Он остановился на краю прогалины, нюхая воздух и пристально вглядываясь в гущу деревьев по ту сторону поляны. Там вроде бы смутно угадывался темный силуэт, перемещающийся на фоне тьмы под деревьями. Мы оба затаились, не издавая ни звука.

И увидели, как на поляну вышел человек. Над его плечом обрисовался силуэт лука.

Скрежетун с громовым топотом рванул через подлесок и набросился на чужака прежде, чем тот успел дернуться, — врезавшись в него всей массой и отшвырнув в сторону. Солдат пронзительно взвыл, и я тут же сграбастал его. Прижал ногой к земле и сорвал лук у него с плеча.

— Хорошая свинка, хороший Скрежетун! — похвалил я, оборачиваясь к покрытым пеной клыкам разъяренного зверя. — Хорошая свиночка! — отчаянно воскликнул я, скребя и почесывая луком под иглами вдоль хребта.

Несколько бесконечных мгновений он продолжал сердито ворчать, а я, покрывшись холодным потом, — чесать. Потом ворчание мало-помалу стихло, сменившись довольным урчанием. Чужак у меня под ногой извивался, и я надавил посильнее. Потом сграбастал его за шиворот и вздернул на ноги.

— Пойдешь со мной, зеленый! Только дернись бежать — и пойдешь на корм свиньям…

Скрежетун одобрительно заурчал, и мой пленник затрепетал, как лист на ветру.

Поднятый нами шум переполошил все стадо. Животные жались в кучу в разгорающихся лучах рассвета, кабаны сердито ворчали, матки прикрывали поросят. Я издавал все успокоительные звуки, какие только приходили на ум, только бы угомонить их. Скрежетун же решил, что треволнений на сегодня достаточно, плюхнулся и скоро уже похрапывал. Остальные животные, последовав его примеру, тоже утихли.

— Позволь спросить, из-за чего такой переполох? — осведомилась Анжелина, выступая из-за деревьев и пряча пистолет.

— Вот, — ответил я, снимая ногу с шеи пленника и поднимая его на ноги. В разгорающемся свете дня мы увидели, что он трясется от ужаса.

— Он же совсем мальчишка, — сказала Анжелина. — Ты совсем затерроризировал бедняжку.

— И отнюдь не без причины; стрелы в колчане идут в комплекте с этим луком. Вообще-то я не люблю, когда в меня стреляют из темноты.

— Но сейчас он выглядит совсем не угрожающе, — не унималась Анжелина.

В лучах рассвета пленник стал прекрасно виден — с бегающими глазками, все еще напуганный; его бледно-зеленая кожа была усеяна бисеринками пота. Мундир в бурых пятнах был сшит из какой-то дерюги.

— У меня есть несколько вопросов к нему, — сказал я, ступая вперед. Заскулив, зеленый шарахнулся.

— Хватит задирать ребенка, Джим ди Гриз. Дай я с ним поговорю. — Она с улыбкой повернулась к пленнику, негромко заговорив. Я же, по-свински хрюкнув, сел и потянулся к кувшину сидра.

— Успокойся, юный зеленый друг, я хочу лишь поговорить с тобой, — сказала она. Я же лично считал, что контакт с ботинком в нужном месте добыл бы ответы куда быстрее. — Почему бы тебе не назвать свое имя?..

Крайне неохотно он наконец промямлил ответ:

— Гринчх…

— Это имя — или последствия насморка? — проворчал я. И был по праву оставлен без внимания.

— Ты солдат, Гринчх?

— Нет, не солдат. — Он выпрямился не без гордости. — Следопыт. Лучший следопыт в Среднедрыхе!

«Дивная заявка на славу», — подумал я, но благоразумно оставил свои мысли при себе.

— Но почему ты следил за нами?

— Пришли Плохие! Пытались прятаться в сене, я и Псшер, но они ткнули острые вилы. Вытащили, забрали. Мама!..

— Ну, не волнуйся. Здесь плохих нет…

Это было уже свыше моих сил. Ворча под нос, я направился к корзинке для пикника, отогнал Розочку и принялся копаться в поисках завтрака. У меня за спиной допрос продолжался — очевидно, в моей помощи не нуждались.

Прошло порядком времени, прежде чем Анжелина оставила пленника уныло сидящим под деревом и присоединилась ко мне.

— Если он попробует удрать, свиньи его заживо сожрут.

— Не будь жестоким, Джим, это на тебя не похоже. Он просто неотесанная деревенщина, да вдобавок очень далеко от дома. Он куда больше боится тех, кого зовет Плохими, чем нас.

— Приятно слышать. Может, мы сможем поднять крестьянский бунт.

— Сомневаюсь. Он слишком их боится.

— А кто такие эти Плохие, про которых он твердит?

— Трудно сказать толком, кроме того, что они всемогущи и всевластны. Но одно очевидно. Он простодушен и глуповат, и наверняка безграмотен. В отличие от тех, с крашеными лицами, с которыми мы беседовали. Не знаю, как и почему, но, похоже, относительный уровень интеллекта — очень весомый фактор в равенстве.

Заинтригованный этой идеей, я выпрямился.

— Это многое объясняет. Вот почему те двое, что просили у нас бумаги, позже правили фургонами! У них ограниченный ресурс интеллекта — Плохие! Планета переполнена крестьянствующими болванами, возглавляемыми элитой с монополией на мозги. Но почему…

— Найди ответ, — сказала она с мрачной уверенностью, — и ответишь на самый большой вопрос об этой загадочной планете. Ну, маэстро планировщик, что будем делать дальше?

И действительно, что?

На эту загадку у меня ответов не было.

Уже окончательно рассвело. Все корзинки были пусты, и мы — вернее, я — осушили последний кувшин. Передо мной рисовалось будущее с озерной водицей и голодом. Свинобразы вполне могут протянуть и на подножном корму, но людям это не дано.

— Придется вернуться. Связаться с кораблем…

— На вашем месте я бы этого не делал, — сказал человек, выходя из-под сени леса. — По крайней мере, пока.

ГЛАВА 18

Сработал чистой воды рефлекс. Едва прозвучали первые слова, как пистолет Анжелины — да и мой, конечно — уставился на чужака.

— Я не причиню вам вреда. — Он улыбнулся и поднял принесенный лук вверх. — Я им пользуюсь лишь для охоты. Чтобы доказать, что хочу лишь мира, я положу его на землю.

При мысли, что он мог причинить нам вред, Анжелина лишь улыбнулась, и ее пистолет исчез так же быстро, как и появился. Равно как и мой.

— Ты застал нас врасплох, — сообщила она.

— Извините. Но мне было необходимо встретиться с вами.

На нем был кожаный килт, покрашенный в зеленый цвет, и обувь из того же материала. Лук был изготовлен очень тщательно, как и стрелы, видневшиеся из колчана.

Но важнее всего была его кожа, окрашенная загаром в здоровый светло-коричневый цвет.

— Меня зовут Брам. Можно сесть? Ночка выдалась долгая и утомительная, пока я следовал за тем, кто выслеживал вас.

Опустившись на землю, он привалился спиной к стволу толстого дерева.

— Итак, чужеземцы, милости просим на нашу несчастную планету.

— И тебя милости просим, добрый Брам, — отозвался я, тоже усаживаясь. — Раз ты здесь по собственному почину, надеюсь, будешь не против ответить на пару вопросов?

— С радостью помогу всем, чем смогу.

— Что ты тут делаешь? — опередила меня Анжелина с первым вопросом.

— В наш стан прибыл гонец, сообщивший нам замечательную новость о прибытии инопланетного космического корабля. Со времени прибытия последнего прошло уже пять лет. Мы ждали и надеялись на сей раз все-таки вступить в контакт. Памятующий говорит, что в прошлом такие попытки всегда проваливались. Но удастся ли это нам теперь? Должен сказать, весть, что ряд домашних животных и двое людей покинули корабль, избежав пленения, была встречена изрядным ликованием. За вами следовал небольшой отряд наших людей, как только вы вошли в лес. К вам приблизиться не пытались, пока не переловили большинство следопытов, которых Зеленые отрядили за вами. Единственного оставшегося следопыта держали под наблюдением, пока вы им не завладели. Тогда меня удостоили чести поприветствовать вас.

Подскочив на ноги, он поклонился.

— Добро пожаловать, добрые путники. Да будет будущее замечательным.

— Оно будет замечательнее, — откликнулась Анжелина, указывая на нашего пленника, — если ты поведаешь нам, почему он зеленый, а ты нет.

— Если бы я мог! Но я не осведомлен в подробностях об истории этой несчастной планеты. Зато я буду более чем счастлив отвести вас к тому, кто может вам это поведать. К Памятующему, который в это самое время радостно спешит навстречу к вам. Мы решили, что присоединимся к нему в нашем стане. Я с радостью провожу туда вас и ваших домашних существ.

Он был умен — в отличие от нашего пленника — и рад побеседовать с нами. Но, как оказалось, к уже сказанному он почти ничего добавить не мог. Когда мы тронулись в путь, Анжелина пошла рядом с ним, пытаясь выведать побольше того, что ему известно об этом мире.

— Судя по его словам, все выглядит довольно просто, — сообщила она мне позже, когда мы остановились у ручья, с журчанием сбегавшего в зеленую долину. — А еще он дал мне этот мешок.

Она открыла принесенную мягкую кожаную котомку и извлекла что-то вроде горсти темных щепок.

— Это мясо какой-то безымянной твари. Копченое и вяленое. Вкусное.

— Действительно, — согласился я, энергично работая челюстями.

— Он извинился за него. Сказал, нас ждет куда лучшее угощение, когда мы доберемся до их стойбища. Это куда более теплый прием, чем нам оказали зеленцы.

Вот уж трудно не согласиться!

— Он тебе много рассказал об этой планете?

— Немногим больше, чем мы уже знаем. Очевидно, на планете живут две отдельные расы или группы, разделенные цветом кожи. Зеленцы, заманившие нас сюда, доминируют повсюду — и значительно превосходят численно тех, у кого другой цвет кожи.

— И много здесь других цветов?

— Нет, только два. А встречая нас, Плохие использовали грим. На самом деле они ненавидят бледные лица других рас. Во всяком случае, умные. Большинство зеленцов — простачки вроде солдат, атаковавших нас столь немощно. Зеленое меньшинство боссов держит их в ежовых рукавицах. На сей счет наш друг Брам высказался довольно смутно, упорно твердя, чтобы я приберегла вопросы для Памятующего.

— Что ж, все равно выбора у нас нет.

Через полчаса тропа, по которой мы следовали, прошла через рощицу деревьев, сильно смахивавших на каштаны. Во всяком случае, свинобразы разницы не заметили и радостно захрумкали паданцами.

— Теперь нам нипочем их не стронуть с места, — угрюмо заметил я, припомнив юношеские свиноводческие годы.

— Да и незачем, — откликнулся Брам. — Наши ждут как раз за теми деревьями.

Что и подтвердилось. Тропа вывела нас на зеленое поле, где паслись несколько коров. А за ними небольшая группа лучников — с розовой кожей. Увидев нас, они нестройным хором прокричали «ура» и поспешили через поле нам навстречу. Затем остановились, и их предводитель — седой, серьезный мужчина — выступил вперед и произнес:

— Я Отмар, первый среди прочих в этой части леса. Меня назначили отвести вас к Памятующему. — Пока он говорил, рука его покоилась на чем-то очень смахивавшем на рукоять ножа в ножнах на поясе. Я напрягся, чтобы отразить возможное нападение. Он же медленно извлек сверкающий стальной клинок — положил его на открытые ладони — и протянул мне.

— Я, Отмар, отдаю тебе свой клинок и провозглашаю нашу дружбу, — изрек он с предельной серьезностью. Приняв оружие, я кивнул, а затем передал его обратно тем же манером. И проговорил, тщательно подлаживаясь под него:

— Я, Джим, возвращаю тебе твой клинок и провозглашаю нашу дружбу.

Среди людей, стоявших у него за спиной, послышался одобрительный ропот.

— Теперь мы пойдем к Памятующему.

— Это не так-то просто, — заявила моя жена, выходя вперед. — И зовут меня Анжелина. — Прозвучало это небрежно, но с ледяными нотками. Отмар, отнюдь не дурак, сразу же уловил, что к чему.

— Прошу прощения, друг Анжелина. Что же тебя тревожит?

— Наше стадо. Вряд ли его будет легко сдвинуть с места.

— Это и не потребуется — для того-то и пришли эти люди. Они пастухи, ухаживающие за нашим скотом. Они позаботятся о ваших животных, будут стеречь и оберегать их.

— Тогда мы готовы идти, — ответила Анжелина.

Отмар, схватывавший все на лету, кивнул в знак согласия. Мы еще не видели женщин и ничего не знали об их социальном статусе в этом обществе. Зато местные теперь знали о социальном статусе наших.

Свинобразы продолжали чавкать, ничуть не взволновавшись из-за нашего ухода. Кроме Розочки, хрюкнувшей вопросительно разок и тут же уткнувшей пятачок обратно в трапезу.

Пока мыбеседовали, подходили все новые и новые улыбающиеся люди, с любопытством разглядывавшие инопланетных пришельцев. Некоторые оказались женщинами в кожаных юбках и с плетеными корзинами на спинах.

— Угадай-ка, кто делает тяжелую работу, — сказала Анжелина.

Вопрос был сугубо риторическим.

— Здесь пища, — сообщил Отмар. — Прежде чем выступать, мы поедим.

Нанося упреждающий удар, я торопливо проговорил, пока Анжелина не успела раскрыть рот.

— Отличная мысль, не так ли, любовь моя?

Ответом мне послужил лишь леденящий взгляд.

Могло быть и хуже.

Свежий воздух и физическая нагрузка нагуляли нам зверский аппетит. Нам снова подали кусочки вяленого мяса — несомненно, говяжьего. Свежий сыр, хрустящие хлебцы — да вдобавок снятое молоко в глиняных кувшинах. Не знаю, как питаются зеленцы, но у розовых с продуктами полный порядок. Я быстро насытился и ощутил блаженный покой.

— Пора выступать, — заявил Отмар, поглядев на солнце. — Надо дойти до стана до сумерек. Памятующий уже не молод, но его ученики принесли его туда для встречи с вами.

— Ученики? — переспросила Анжелина, когда мы двинулись по тропе. — И чему же он их учит?

— Помнить. — Разумеется. — А еще есть искусство, именуемое чтением, о каковом ты наверняка слыхала. Он учит этому… — Тут он осекся и обернулся к Анжелине. — Конечно же, ты слыхала о чтении, прости мою грубость. И… наверно, ты тоже умеешь читать, о многомудрая госпожа?

— Конечно, — отрезала она. И улыбнулась. — Там, откуда мы прибыли, все умеют.

Отмар потупился.

— Вы должны простить мое невежество. Поймите, жизнь здесь нелегка, ведь греннеры^[45] неустанно преследуют нас.

— Не волнуйся. Мы уж позаботимся, чтобы на вашей планете скоро произошли крупные перемены.

Ее твердая решимость заставила его охнуть.

— Все переменится, Отмар, — заверил его я. — Обещаю, что переменится.

Переводя взгляд с Анжелины на меня, он не находил слов. И я вполне мог его понять. Если мы не соврали, то мир, известный ему, очень скоро будет вывернут наизнанку.

В молчании мы снова двинулись по лесной тропинке к их стоянке и, как все мы надеялись, лучезарному будущему.

Прибыли мы на закате. Чуточку усталые, но не так чтобы очень. Надо отдать Уймабашлии должное, мы были в отличной форме. Планета удовольствий, в число которых входит катание на лыжах зимой — и серфинг летом, — об этом позаботилась.

Здесь деревья были повыше, обеспечивая укрытие от посторонних взоров. Под ними раскинулись шатры из шкур, сливавшиеся с лесом. Отмар подвел нас к самому большому, но у входа задержался.

— Я буду ждать вас снаружи. Да обретете вы мудрость и поделитесь ею по возвращении.

Мне сказать было нечего, но Анжелина подобных неудобств не чувствовала. Подавшись вперед, она взяла Отмара за обе руки.

— Спасибо, — только и сказала она. А потом повернулась и вошла в сумрачный шатер.

В мерцающем свете огня в открытом очаге мы увидели пожилого человека, дожидавшегося нас, сидя на каком-то возвышении. Позади него стояла группка молодых людей. Когда мы приблизились, один из них — чернобородый, в рясе с капюшоном — выступил вперед и поднял руку.

— Остановитесь здесь, — произнес он холодным, требовательным тоном. — Я Школяр-Прима. Ныне вы находитесь пред ликом Памятующего. Вы будете…

— Непременно — и намерены с ним поговорить, — холодно отрезала Анжелина, потеряв терпение. — Отойди.

Краска бросилась ему в лицо. Но прежде чем он успел запротестовать, я показал ему кулак, — чего Анжелина не видела, — и знаком велел отойти. Он оказался достаточно умен, чтобы закрыть рот и убраться с дороги. Памятующий начал было вставать, но тут же тяжело осел обратно. Анжелина улыбнулась ему.

— Это мой муж, Джим ди Гриз. Меня зовут Анжелина. Нам сказали, что ты единственный, кто может в точности рассказать, что происходит на этой планете.

— Воистину так, добрая госпожа. Добро пожаловать на бедствующую планету Спасения и к ее несчастным обитателям. Да начнется сей печальный рассказ.

ГЛАВА 19

Он поднял трясущуюся руку, и ученики начали хорошо отрепетированное действо. Один из младших вынес низенький столик и поставил его перед стариком. Школяр-Прима разыграл целое представление, положив на него громадную книгу в кожаном переплете, после чего отступил в сторону.

— В начале была Книга, — возгласил Памятующий. — Сие истинная копия, сделанная древними писцами. Вот как она начинается. — Он указал на фолиант, и Прима, склонившись, распахнул его. — Это бортовой журнал звездолета дальнего плавания под названием «Дух свободного предпринимательства». Он прибыл с планеты Дас Капитал^[46] с нашими предками на борту, звавшимися Партией Тори. Они бежали от притеснений на родной планете. Странствие было долгим и тяжким, сопровождавшимся ужаснейшими трудностями. Их поразило бедствие под названием Утечкарадиации. Мы не знаем, что означает сие слово. Но знаем, что многие заболели и многие из них умерли. Затем они достигли этой планеты, каковую нарекли Спасением, где покинули корабль, навлекший на них бедствия. Хотя многие умерли, и многие новорожденные умерли тоже, отцы отцов наших отцов выжили, и мы благословляем их память.

Он кивнул, и страница была перевернута. Затем поднял глаза на посетителей.

— Теперь я должен употребить другое слово, значение коего никому не ведомо. Поколения ученых мужей спорили о нем, но суть так и осталась неясной. Мы знаем, что это было проклятье. Проклятье, сделавшее сей мир таким, каким вы зрите его ныне.

— И это слово?.. — осведомилась Анжелина. Он порывисто передохнул и изрек:

— Радиационныйгенетическийдефект.

— Это слово — вернее, эти слова — известны, — откликнулся я. — Пожалуйста, доскажи нам свою историю до конца, и мы все растолкуем.

Памятующий обмяк в кресле.

— Значит… вы знаете?

— Знаем и все объясним.

Тут ученики всполошились и загомонили. Один из них бухнулся оземь, и его отволокли в сторонку. Старику поднесли чашу с водой, и он порядком отхлебнул. Наконец, Прима восстановил порядок, раздавая младшим ученикам оплеухи налево и направо, и выстроил их в шеренгу.

— Пожалуйста, продолжай, — попросила Анжелина, и старик кивнул.

— Проклятье пало на наш народ. Матери, страдавшие от этого проклятья, рожали детей, не похожих на нас. Их кожа была зеленой, и они были не такими, как мы. И хотя матери любят всех своих детей одинаково, зеленые на эту любовь не отвечали. Они кричали и вопили, утихая лишь в обществе других с таким же цветом кожи. Поколение зеленых достигло зрелости и отвергло своих родителей, любивших их.

Родились еще многие, и они присоединялись к другим себе подобным, когда взрослели, пока людей с зеленой кожей не стало больше, чем с розовой. Зеленые стали жить отдельно от нас. Но скоро их стало куда больше, и они были крайне жестоки. Они пристально следили за нами, и когда рождался ребенок, они приходили смотреть на него. Если кожа у него была зеленая, они силой отнимали дитя у матери. Годы шли, зеленых у нашего народа рождалось все меньше, и в конце концов таких совсем не стало. Таков мир, каким вы зрите его ныне. Греннеров — как нарекли их наши отцы — куда больше, чем нас.

Он выпил еще воды и откинулся на спинку кресла.

— Но почему сейчас больше зеленых, чем розовых? — озадаченно спросил я.

— Потому, — сказала Анжелина, — что они, очевидно, куда плодовитее, чем наши друзья. Мутация, вызвавшая это обширное генетическое изменение, должно быть, сопровождается повышенной способностью к воспроизводству.

— Сказанное вами истинно, — поддержал Памятующий. — Их женщины приносят детей в очень юном возрасте, даже совсем детьми — и куда больше. И умирают они еще юными.

— Возможно ли, чтобы плодовитость сопровождалась пониженным уровнем интеллекта? — поинтересовался я.

— Конечно, — кивнула Анжелина. — Стремительное половое созревание не оставляет времени для развития интеллекта. В результате получаем плодовитую расу зеленых придурков, возглавляемых весьма незначительным меньшинством соплеменников с интеллектом, близким к нормальному.

В воцарившемся следом молчании я увидел, что старик и его ученики слушают, что мы говорим, — но почти ничего не понимают. Я с улыбкой повернулся к ним.

— Теперь я, надеюсь, сумею объяснить, что случилось на этой планете. Если у вас возникнут вопросы по ходу объяснений, не стесняйтесь, задавайте.

— И пожалуйста… — добавила Анжелина. — Не найдете ли пары стульев — и воды попить? День выдался очень долгий. — Ученики поспешили услужить. Вместо стульев дали складные табуреты, но мы не сетовали.

Теперь нам стало мучительно ясно, что же стряслось с этими несчастными людьми. А вот объяснить им будет трудновато. Памятующий потратил целую жизнь, заучивая один текст. Скорее всего он попросту не в состоянии усвоить новые арсеналы знаний. Большинство учеников, вероятно, могут лишь зубрить наизусть и не справятся с новыми концепциями. И лишь Прима, похоже, понимал наши слова, а его вопросы были чрезвычайно уместны.

— Так эта радиация, про которую вы толкуете, имеет большую силу, которая повреждает частички в наших телах, называемые генами. Они малы, но могущественны, и формируют наши тела до нашего рождения?

Я кивнул.

— В точку.

— Они делают нас мужчинами или женщинами, высокими или низкими.

— Верно.

— А еще определяют наш цвет кожи — скажем, делают некоторых из нас зелеными?

— Именно! Какая-то авария на корабле вызвала выброс радиации…

— Вызвавший радиационные генетические дефекты. Вот что означает это слово!

— Ты смотришь в суть! Вот все и стало ясно.

— Только тебе, Школяр-Прима, — подкинула Анжелина, указывая на спящих вповалку юных послушников, а заодно и их патриарха в кресле. Но Прима был чересчур взбудоражен своими новыми познаниями, чтобы обращать на них внимание.

— Теперь нам известно, что случилось, известно, почему мы такие — и греннеры такие. Но что нам проку от этого новообретенного знания? Как оно поможет нам одолеть их, чтобы жить в мире и согласии?

— Боюсь, — вздохнул я, — что вашему народу ничего не остается, как пытаться выжить, как вы делали это в прошлом. Генетические дефекты необратимы.

— Как раз напротив, — отрубила Анжелина. — У вас есть надежда. На власти, распространяющие мирное правление над всеми ведомыми планетами там, в космосе. Когда мы свяжемся с ними, они уж будут знать, что надо сделать, чтобы покончить с этим ужасным раздором.

Мне потребовалось немалое усилие, чтобы улыбнуться и ободрить этого юношу, ожидавшего от нас чересчур многого. Потому что это будет не так-то просто. Ему-то неведомо, что проблема в нас самих.

— Продолжим утром, — рассудительно заявила Анжелина. — Не знаю, как вы двое, а я более чем готова малость поспать.

Брам ухитрился даже не задремать, хоть и выглядел выжатым как лимон.

— Место для вашего ночлега приготовлено. Сюда.

Угол одного из шатров был отгорожен висящими шкурами, обеспечивавшими нам хоть какое-то уединение. Мерцающий фонарь давал достаточно света, чтобы более-менее ориентироваться. Подобие постели образовывали свежие зеленые ветки, накрытые грубыми домоткаными одеялами. Анжелина потерла их между пальцами.

— Это первая ткань, которую я тут видела; похоже, кожа здесь последний писк моды.

— У зеленцов форма из ткани; может, наши приятели стибрили ее у них.

— Эта загадка может обождать и до утра. — Разгладив одеяло, она испытала постель на мягкость. — Отлично. — И скользнула под одеяла. — Не знаю, как тебе, но мне утром нужно выкупаться — или хотя бы помыться. — Она потянула воздух носом. — Да и тебе тоже. Доброй ночи…

* * *

Как и остальные, мы встали на рассвете. Миска свежих фруктов пришлась весьма кстати. Анжелина отправилась с какими-то женщинами к месту купания; мне же пока осталось лишь чесаться. Едва я вышел из шатра, меня тут же поприветствовал Школяр-Прима. Взгляд у него был мутный, будто он не спал вовсе.

— У меня есть несколько вопросов, друг Джим…

Я знаком велел ему помолчать, пока я дожую кусок фрукта. Сок стекал у меня с пальцев и подбородка.

— Сперва помыться, а разговоры после. Где мне это смыть?

— Там, за теми домами.

Ванная не ахти какая, но сойдет. Сарайчик из веток с листвой и большое деревянное корыто с водой. Имелись и черпаки из сушеных тыкв. Освежившись и чувствуя себя чуть более чистым, я нашел снаружи скамейку и уселся на солнышке, чтобы обсохнуть. Прима сел рядом.

— Мне надо задать тебе кое-какие вопросы… — начал я.

— Искренне надеюсь, что сумею на них ответить.

— Я заметил, что ваш народ носит кожаные одеяния. По собственному выбору?

— Поневоле. Олени водятся в изобилии, и для еды, и для шкур. У нас есть ткани, все ворованные. У греннеров обширные хлопковые поля. А нам такое недоступно, потому что их легко могут обнаружить их разведчики, постоянно выискивающие нас. У нас есть небольшие грядки, с которых мы можем снять урожай прежде, чем их обнаружат. Краску легко найти и извлечь из одного лесного растения. Мы используем ее для покраски кож, чтобы они сливались с лесом. У нас нет промышленности, нет постоянных поселений. Мы владеем лишь тем, что можем унести.

— Я видел на поляне коров.

— Да, у нас есть немного скота, который кочует вместе с нами. Наша жизнь — постоянные кочевья, постоянный страх.

Мы оба приуныли, но мне все еще надо было разузнать побольше.

— Когда следопыт Брам впервые вышел на нас, он был очень взволнован возможностью поговорить с нами. Сказал, что вы не могли вступить в контакт с остальными кораблями, приземлившимися в космопорту. В том числе и с прибывшим пять лет назад. Почему?

— Потому что мы должны найти способ связаться с другими мирами во Вселенной. Чтобы перестать жить изгоями на собственной планете! Но до вашего прибытия всех остальных приземлившихся на машинах из космоса хватали и уводили.

— Зачем — и куда?

— Не знаю. Но пленников время от времени видели. Всегда далеко отсюда. Совсем недавно вероятного инопланетянина видели на хлопковой фабрике, но были сумерки, и в цвете его кожи следопыт не был уверен.

— А как насчет зданий космопорта? Там-то люди должны быть?

— Мы не можем подобраться близко. Следопыты пытались, но там масса проволочных изгородей, и все они бдительно охраняются.

Нехватка сведений не только раздражала, но и была откровенной помехой. Зеленцы явно заманили нас сюда, как и остальные корабли на поле.

Но зачем?..

— Что вы предпримете теперь? — поинтересовался Прима.

— Вопрос хороший. — Вот уж действительно! И ответ очевиден. — Я должен связаться с кораблем. Ты знаешь, что там происходит?

— Мы выставили в лесу наблюдателей. Они сообщают, что все без перемен. Один раз греннеры пытались пойти на штурм, но безуспешно. Металл вашей летающей машины не поддался их деревянным таранам. Потом что-то случилось — вдруг появилось огромное облако дыма, и все солдаты разбежались. Они кашляли и падали, и больше не атаковали.

Наконец-то добрые вести! Должно быть, капитан и Штрамм состряпали какой-то ядовитый газ. Очко в пользу наших. Я включил радио — но услышал лишь треск помех. В отсутствие спутников, пересылающих сигнал, я должен подобраться поближе, чтобы оказаться в пределах прямой видимости.

— Если мы подойдем поближе к космолету, я смогу с ними поговорить. Узнать, что происходит.

— Тебя увидят… схватят! — В ужасе воззрился он на меня.

— Не настолько близко. Где-нибудь поблизости среди деревьев подойдет. — Как мне растолковать суть радио этим крестьянам, не знающим машин? — У меня есть волшебный способ говорить с ними по воздуху, которым я могу воспользоваться для связи.

— Какое-нибудь радио?

Вот тебе и безграмотный крестьянин! Я и забыл, что он принадлежит к образованному, крайне малому меньшинству.

— Да, радио. Называется наушник.

— Но… я не вижу его у тебя на ухе!

— Потому что оно у меня внутри головы, в кости.

— Какие есть удивительные вещи, о которых мы и слыхом не слыхивали! Мы как розовые крысы, шмыгающие по зеленому миру и балансирующие на грани выживания.

Его аналогия пробрала меня до костей. Братья Крысы — вот кто эти люди такие. Передо мной интеллигентный человек, отрезанный почти от всех знаний. Я мысленно присягнул, что эта заблудшая планета будет возвращена в лоно всего человечества. Вот тебе и еще одна важная причина возобновить связь с содружеством миров. Так сделай же это, Джим!

— Как я погляжу, ты серьезен как никогда, — заметила Анжелина, усаживаясь на солнышке рядом со мной.

— Пора кончать с нашей лесной идиллией. Пусть свинобразы тешатся этим вольготным житьем, а нам это не пристало. Мы должны найти способ выпутаться из этого бардака. Но сперва мне надо поговорить с кораблем.

— Отличная идея. Теперь я чувствую себя чистой, но по-прежнему отчаянно нуждаюсь в чистой одежде.

— И это тоже… — Я обернулся к Приме. — Когда мы сможем выйти?

— Сейчас же. Те, кто поведет тебя, ждут вон там.

Встав, я потянулся и обернулся к Анжелине:

— Ты с нами?

— Только если ты уверен, что мы сможем вернуться на корабль. Я хочу посмотреть, как там Розочка и стадо. Бедняжке наверняка чересчур одиноко.

«Скорее ей чересчур жирно», — подумал я, но мне хватило ума не высказать этого вслух.

Брам с небольшой группой мужчин дожидался на опушке. Вместо луков они вооружились крепкими деревянными дубинками. Отличное оружие для ближнего боя. Школяр-Прима дожидался вместе с ними.

— Я должен покинуть тебя здесь, дабы вернуться к Памятующему. Но я присоединюсь к тебе при первой же возможности.

— Давай. Твоя помощь нам понадобится.

Разведчики веером ушли вперед, и мы тронулись. Продвижение шло куда быстрее, чем на пути сюда, потому что нам не приходилось приноравливаться к скорости свиней. Когда мы достигли цели путешествия, двое разведчиков уже дожидались среди деревьев у границы космопорта.

— Вокруг вашего небесного скитальца много их людей, — сообщил один из них. — Но после случая с газом они боятся подходить чересчур близко.

— Отлично! Тогда выходим на связь. Включить радио. Алло, корабль, босс вернулся…

ГЛАВА 20

— Что ж, давно пора, — громом раскатился голос капитана у меня в черепе.

— Уменьшить громкость! — сказал я. — Да возрадуйтесь, услышав, что мы живы и здоровы, как и свиньи. А у вас как дела?

— Пока отлично. Эти зеленушки несколько раз пытались ворваться, но мы дали им отпор. Однако пассажиры начинают терять терпение. Замороженные продукты безвкусны, воды в обрез, а без животных на борту им совершенно некуда себя деть…

— Просто замечательно. Нам надо встретиться и набросать планы на будущее. Есть ли способ мне попасть на борт?

— Поговорите об этом со Штраммом.

Разработка стратегии потребовала времени.

Открыть нижний люк, не рискуя спровоцировать дожидающиеся войска на очередную атаку, явно было нельзя. Однако оставался шанс воспользоваться аварийным люком, который мы вскрыли первым.

— Я осмотрю его и перезвоню, — сказал Штрамм.

Мы отдыхали в лесу, подальше от глаз зеленых, выставив охрану со всех сторон. Уже совсем стемнело, и я, должно быть, задремал, когда голос Штрамма в моей черепушке быстро вернул меня в строй.

— Вы готовы?

— Говорите, и я буду повиноваться.

— Люк будет открыт через десять минут. Я спущу веревку, как только получу сигнал от вас. Хватайтесь за кольцо на ее конце…

— И карабкаться?

— Я тут приладил мотор, который вас вытянет. Не свалитесь.

— Весьма ободряюще…

Как и было намечено, Брам и несколько самых дюжих разведчиков дожидались под деревьями на опушке. При свете месяца я едва-едва разглядел темное устье аварийного люка. Оно казалось ужасно маленьким и ужасно высоким.

— Вижу шлюз…

— Бросаю веревку. Пошли!

Мы побежали — насколько могли, бесшумно.

И напоролись прямиком на солдат, разлегшихся на бетоне. Несколько испуганных вскриков были оборваны молниеносными ударами деревянных палиц.

Потом я врезался в хвостовой стабилизатор и попытался схватить кольцо, медленно покачивавшееся надо мной вне пределов досягаемости.

Теперь на поле слышались крики со всех сторон, и зеленцы начали оживать.

— Брам, подкинь меня!

Отшвырнув палицу, он наклонился, схватил меня за талию — и метнул вверх. Я ухватился за кольцо, едва сумев уцепиться кончиками пальцев, а затем прочно впился в него второй рукой.

— Уводи людей! — крикнул я, как только веревка резко дернулась вверх, чуть не вырвавшись из моей хватки.

Я цеплялся за нее с угрюмой решимостью, раскачиваясь и глядя вниз. Мой отряд прорывался под кров леса, покинув по пути несколько распростертых зеленых тел. Насколько я мог судить, обошлось без потерь.

Я снова сосредоточился на своем стремительном восхождении. Меня швыряло на корпус, и я отталкивался ногами. Потом урчание мотора оборвалось, и мое запястье ухватила мощная ладонь. Собрав остатки сил, я вскарабкался в шлюз и рухнул на пол.

— Давайте… больше так не делать… — пропыхтел я.

— Капитан вас ждет. — Наш инженер — сама сердечность.

Пока закрывался наружный люк, я просто лежал на полу, переводя дыхание. Когда же с лязгом распахнулся внутренний, я уже был на ногах в полной готовности. Угрюмый Штрамм шел молча. Капитан был не лучше, но хотя бы попытался изобразить теплый прием — налил мне стакан крепкого сидра из кувшина, стоявшего на картографическом столе. Сделав солидный глоток, я перевел дыхание.

— Спасибо. Как раз то, что мне было нужно.

— Мы в беде по уши — и погружаемся все глубже, — мрачно предрек он.

— Добро пожаловать обратно, босс, добро пожаловать! — провозгласил я, изображая радость. — Сказать ли вам, что я открыл, как нам выбраться из этой передряги?

— Да, скажите, — вздохнул он, не проникнувшись энтузиазмом ни на йоту.

Но когда я описывал им наши приключения во время бегства, слушали они внимательно. И о новых лесных друзьях, и что мы узнали.

— Так что будем делать дальше? — спросил Штрамм. Я налил себе еще стакан, подыскивая ответ. В голове зиял абсолютный вакуум. Когда тебя терзают сомнения — а меня они терзают всегда! — отвечай на вопрос другим вопросом.

— Вы вступали в контакт с зеленцами?

— И даже больше, чем надо… — насупился капитан. — Сперва они сказали, что это ошибка, какие-то предатели, их уже арестовали. Сказали, чтобы мы выходили поговорить, как разумные люди. Потом пошли угрозы — и штурм. Когда же мы отогнали их газом, притворству пришел конец. Они даже стерли грим — зелены, как трава, как и все остальные. Вот так все обстоит и поныне.

— И долго продержится эта патовая ситуация?

— Никому на корабле это не по вкусу, но еще какое-то время мы продержимся. Пищи более чем достаточно, а вот вода — дело другое. Заполнять цистерны водой придется довольно скоро. На открытый бунт пассажиры еще не пошли, но и он не за горами.

— Еще пару дней продержитесь? А затем мы перебросим корабль отсюда. Посадим, примем животных на борт, заполним водяные цистерны — и рванем прочь до подхода зеленцов. Но прежде чем покинуть эту несчастную планету, я хочу выяснить, есть ли у них космическая связь или нет. Согласны?

— Согласны, но сперва скажите, как вы собираетесь покинуть корабль теперь, когда он в окружении всех этих разъяренных аборигенов?

— Еще капельку сидра, пожалуйста. — Я пододвинул свой стакан, улыбнувшись заведомо фальшивой улыбкой. — Дайте-ка минутку подумать.

Минутка оказалась очень краткой, потому что считаные секунды спустя дверь затряслась от ударов. Мрачное лицо капитана омрачилось еще более.

— Они не заставили себя долго ждать. — Он кивнул Штрамму. — Лучше впустите их.

Первым в отпертую дверь ворвался Эльмо. За ним по пятам — сударыня Джулия, по каким-то неведомым причинам прихватившая с собой скалку.

— Что стрясшись со стадом?! — рявкнул Эльмо, потрясая кулаком. — Оно целое?

— Скажите нам! — заверещала сударыня Джулия, размахивая своим диковинным оружием. — Матки… поросятки…

— Чувствуют себя распрекрасно и кормятся в лесу. Анжелина присматривает за ними с величайшим тщанием.

— Нам надоть их поглядеть — и выбраться с этого корабля! — заявил Эльмо, более озабоченный собой, чем свиньями.

— Позвольте вас уверить, что уже приводится в действие план осуществления именно этого. Как только я покину корабль…

— И как же ты надумал это сделать?

Я уже малость подустал от Эльмо.

— Предоставь это нам, — рыкнул я, после чего повернулся к сударыне Джулии, встал и предложил ей руку. — Позвольте проводить вас до каюты? Рад был побеседовать с вами снова.

Она поглядела на меня с подозрением — и отнюдь не без причины. Но руку приняла. Покидая мостик, мы очень дружелюбно болтали.

— Матки кормятся в ореховой роще, а поросята раздобрели на сытных кормах…

— Боже, как радостно слышать! — Забыв о своем оружии, она небрежно помахивала им.

— Однозначно. А теперь, пока мы так мило беседуем, могу я попросить вас об одолжении?

— Ну конечно!

— Я вот все думал, нет ли у вас или у кого-нибудь из ваших дам крема для лица? — Увидев ее широко распахнутые глаза и отвисшую челюсть, я быстро добавил: — Не для меня! Для Анжелины. Жизнь в суровых условиях, солнце, она так тревожится о своей коже…

— Ох, бедное дитя! Конечно… Я знаю, что у Бекки-Сью есть запасец.

— Не могли бы вы принести его в мою каюту, будьте так любезны! Заодно я соберу для нее кое-какие вещички.

— Непременно, сейчас же! — Она поспешила прочь, и я тоже, зарычав, когда разминулся с Эльмо, попытавшимся затеять беседу, которая наверняка вынесла бы мне мозги.

Когда сударыня Джулия принесла крем, я поблагодарил ее и попросил заодно выразить благодарность и помешанной на косметике Бекки-Сью. Крем я положил в легкий рюкзачок вместе с одеждой и двинулся обратно на мостик.

— Я ухожу сейчас же, — сообщил я удивленным офицерам.

— Как… и почему? — спросил капитан.

— Почему? Потому что сейчас не слишком мозговитые разносят весть о вечернем переполохе, потом туго соображают, что делать, и притом они в полнейшем замешательстве. Чем быстрее мы перейдем к действиям, тем лучше сработает на нас элемент внезапности. Что же до того, как я выберусь, то выйду тем же путем, каким и вошел. И чем быстрей, тем лучше. Рассчитываю на скорость и на то, что мой надежный и бдительный отряд будет опережать зеленцов на шаг. Годится?

Энтузиазмом они не пылали, но выбора у них не было.

— Смахивает на самоубийство. Но когда — и если — вы ухитритесь вырваться, вы дадите нам знать, что происходит? — спросил капитан.

— Как только смогу.

Штрамм первым направился к шлюзу.

— Хватайтесь за кольцо, потому что я выключу свет, прежде чем открыть наружный люк. И запускать мотор, чтобы спустить вас, я не хочу: они могут услышать. Я набросил пару петель веревки вокруг стойки, так что приторможу ваш спуск.

Луна закатилась; воцарилась темная, тихая ночь. Я надеялся, что она и дальше останется такой. А еще более пылко надеялся, что крепкая десница инженера — десница крепкая…

Закинув рюкзак за спину, я ухватился за кольцо и по-пластунски выполз из люка.

— Готов, — шепнул я, перенося вес на веревку. И рухнул! Штрамм то ли потерял контроль, то ли проявил чрезмерный энтузиазм в отношении скорости моего спуска.

Земля ринулась мне навстречу.

За миг до удара я изо всех сил лягнул корпус обеими ногами и покатился кубарем. Рюкзак звезданул меня по спине, после чего я оказался на земле, отчаянно хватая воздух ртом. Мне напрочь отшибло дыхание.

Со всех сторон послышались крики и свистки, в темноте замаячили бегущие зеленые. Я споткнулся, упал, снова вскарабкался на ноги—и тут они набросились на меня, схватив за руки.

А потом схлопотали дубинками по головам.

Во тьме завязалась кровавая схватка.

Все больше криков, все больше людей. Зеленец, державший меня за руки, хрюкнул и повалился, как мешок.

— Ко мне! — раздался громкий шепот, и на сей раз меня схватили более дружелюбно, спеша вывести с поля боя. Послышался негромкий посвист — наверное, условленный сигнал.

— Подождем здесь остальных, — прошептал Брам. — Мы никого не бросим.

И не бросили. Когда все собрались, мы молча, быстро двинулись прочь.

— Один без сознания, — сообщил Брам. — Мы его несем. У Бркура сломана рука — слышишь, как матерится.

Еще бы не слышать. Остальные радовались, что вполне понятно. Но все-таки мне было жаль Бркура.

Первый привал мы сделали, лишь порядком удалившись от поля. Когда на сломанную руку накладывали лубки, не обошлось без стонов и охов. Затем мы тронулись дальше.

Рассвет только-только занимался, когда мы вернулись на стойбище — и к Анжелине, дожидавшейся там.

— Как ты? — спросила она, взяв меня за руки.

— Отлично, равно как и наше верное войско. Корабль атаковали, и совершенно безрезультатно, находящиеся внутри умирают от скуки, но живы и здоровы. План разработан, и я открою его тебе, как только напьюсь воды. — Я передал ей рюкзачок. — А здесь чистые вещи.

Она ахнула, засмеялась — и чмокнула меня в щеку.

— Ты не устаешь меня изумлять! Крыса из Нержавеющей Стали — с сердцем из чистейшего золота.

ГЛАВА 21

Сидя на поросшем травой берегу, мы любовались восходом. Наступал очередной чудесный день в месте, которому следовало быть раем, но вместо того обратившемся в зеленое чистилище.

— Я разработал черновой план действий, — сообщил я, беря рюкзачок. — И вот это может стать ключом к успеху.

Вынув банку крема для лица, я гордо поднял ее над головой.

— Будь любезен, больше никаких загадок и розыгрышей.

— Я серьезней серьезного. Прежде чем мы покинем эту несчастную планету, мы должны выяснить, есть ли у омерзительных зеленцов космическая связь. В конце концов, ради этого-то мы сюда и прибыли в первую голову. И явно не можем спросить у них напрямую по вполне очевидным причинам. Но наши новые друзья сказали мне, что розовых пленников время от времени видят. И есть вероятность, что один из них находится на хлопковой фабрике менее чем в дне пешего пути отсюда…

Засмеявшись, она захлопала в ладоши; моя Анжелина отнюдь не глупышка.

— Значит, ты собираешься покрасить свою кожу—и прорваться туда, чтобы вырвать пленника из их рук!

— Ты права на все сто! Чтобы красить свои кожаные одежды, розовые используют зеленый растительный пигмент. Быстрый замес — и я готов идти.

— А одежда?

— Плененный нами следопыт Гринчх примерно моего роста…

— Я велю его раздеть сейчас же, чтобы постирать его вещи, прежде чем ты хоть подумаешь надеть их.

— А я пока раздобуду пигмент и изложу предложение Браму.

Тот понял меня сразу же — и подхватил на лету.

— Я раздобуду краску и расскажу остальным. Пойти захотят все!

— Только не все. Мне нужен лишь небольшой боевой отряд.

— Но тебе нужно побольше узнать о фабрике и хлопковых плантациях. Я пошлю одного — нет, лучше двух — наших самых быстроногих следопытов для встречи с нашими людьми, находящимися к плантациям ближе всех. Нам они понадобятся как проводники. Ты действительно хочешь просто, ну, разгуливать среди них?

— В этом план и состоит.

— Ты действительно отважный человек…

— Большинство сказало бы, что я невероятно глуп.

— Но не мы!

— Время должен выбрать ты… скажем, затемно?

— Идеально.

— Это значит, что мы должны прибыть туда еще при свете дня. — Он поглядел на солнце. — Сегодня выступать поздновато…

— Не говоря уж о том, что перед дорогой нужно поспать…

— И это тоже, конечно, — согласился он без особой убежденности. Следопыты — люди особого закала.

Зеленый пигмент представлял собой белесый порошок, при добавлении небольшого количества воды становившийся ярко-зеленым. Я разбавлял и смешивал его с кремом для лица, пока не добился желаемого оттенка. Втер немного в тыльную сторону кисти и поднял ее, чтобы полюбоваться.

— У меня мурашки по коже от одного вида, — сказала Анжелина, протягивая мне еще влажную одежду из дерюги.

— Размер мой? — справился я.

— Скоро увидим. Вообще-то вещи мешковатые и бесформенные, так что проблем не будет. Да вот беда: его сандалии совсем развалились…

— Не проблема. Я надену собственные ботинки. Измызгаю их и покрою грязью, чтобы не отличались от прочей здешней обуви.

Назавтра мы встали перед рассветом. Анжелина трудилась при свете чахлой лампы, стараясь нанести крашеный крем на мои руки и лицо по-ровнее.

— Полагаю, меня ты в эту вылазку не приглашаешь, — заметила она небрежно, но очень многозначительно. Я со вздохом покачал головой.

— Если бы ты могла помочь мне хоть чем-нибудь, я бы попросил не задумываясь. Но это работа для одиночки. И я справлюсь лучше, если буду знать, что ты здесь в полной безопасности.

Ее медленный кивок послужил самым красноречивым ответом. Она достаточно разумна, чтобы знать, что, по крайней мере, на сей раз от ее талантов не будет никакой пользы.

— Готово. — Анжелина приподняла фонарь, чтобы полюбоваться своим искусством визажиста. — Ты выглядишь крайне омерзительно.

— Искренне благодарю! Моя задача — слиться со столь же омерзительными противниками.

— Только не подходи близко к здешним детишкам, а то доведешь их до слез.

Брама тоже пробрало. Он даже схватился было за дубинку, когда, обернувшись, увидел меня в предрассветном сумраке.

— На мгновение я подумал, что на нас напали! Пойдем, надо показать это остальным.

Мой грим и наряд принесли мне мгновенный и устрашающий успех. Мужчины пучили глаза и хватались за оружие; женщины с визгом разбегались.

— Вы идете всего впятером? — спросила Анжелина.

— Они позаботятся, чтобы я в целости и сохранности дошел туда — и обратно. Кроме того, когда придем, нас должна поджидать уйма помощников.

Многое осталось недосказанным. Оба знали, что я должен сделать это сам. Мы выступили, как только среди деревьев проглянуло солнце.

Следопыты были закаленными, опытными людьми. Дважды шепотом приносили весть об опасности впереди, и мы быстро делали крюк, избегая неприятностей. У двоих из моих спутников в заплечных мешках было вяленое мясо; мы ели на ходу, запивая водой из ручьев, прорезавших леса.

Небо нахмурилось, и под вечер с набрякшего тучами небосвода послышались зловещие раскаты грома. Начала сеяться мелкая морось, и мне оставалось лишь надеяться, что моя боевая раскраска не боится воды.

Странствие было нелегким, и я с радостью плюхнулся на землю, как только Брам скомандовал привал. Дождь перестал, а цвет моей кожи остался неизменным.

— Хлопковые плантации совсем рядом, — сообщил Брам. — Мы встретимся с остальными, вышедшими прежде нас, в этой рощице.

Ожидание не затянулось, и незадолго до сумерек сквозь деревья заскользили бесшумные тени. Все больше и больше — подоспели местные следопыты, по большей части вооруженные луками. Вперед выступил высокий мужчина — очевидно, их вождь.

— Ты Брам. Я хорошо знаю твоего отца, мы росли вместе.

— Тогда… должно быть, ты Алюн.

— Да. — Они обменялись рукопожатием. — В добром ли здравии твой отец?

— Он погиб. От их рук.

— Будь прокляты все греннеры.

Брам кивнул; участь слишком уж привычная, не о чем и говорить.

— Видели ли снова того, кто нам нужен? — осведомился Брам.

— Лишь однажды. — Алюн указал на низкие строения по ту сторону поля. — Уверенное опознание. Он был связан и не был зеленым.

— Вы можете подвести меня к нему поближе? — спросил я.

Он кивнул.

— Позволь показать тебе, как там все устроено. — Он склонился над сухим участком почвы и кончиком лука вычертил на земле квадрат.

— Это хлопковое поле, а мы вот тут, со стороны леса от него. С другой стороны, — он вычертил еще прямоугольник, — здание с какими-то машинами. Мне говорили, что они превращают хлопок в ткань.

За фабрикой он начертил еще несколько прямоугольников.

— Здесь много строений, в которых живут хлопкоробы, множество и множество. Мы предпочитаем держаться от них подальше. Там множество охранников, огромное множество. — Он постучал по самому большому квадрату. — Полевые работники уйдут отсюда очень скоро. Когда они уйдут, мы пропустим тебя через изгородь, чтобы ты мог пойти следом. — Он с отвращением посмотрел на мое зеленое лицо. — Ты впишешься замечательно, просто замечательно.

— Они уже уходят с поля! — окликнул нас Брам. — Ты должен идти за ними следом.

Двое следопытов склонились над плетнем, раскрыв для меня щель между сплетенными прутьями. Как только я ужом полез в дыру, Брам указал на рощицу высоких деревьев.

— Мы будем ждать твоего возвращения вон там.

А затем я оказался с той стороны и пошел следом за остальными. Один-одинешенек.

Именно так мне и по нраву.

Некоторые из работников несли деревянные мотыги, еле волоча ноги от усталости после долгого трудового дня. Когда я подошел поближе, никто в мою сторону даже не взглянул.

Первый шаг сделан, Джим. Ты всего лишь еще один зеленый среди зеленцов. Теперь тебе надо найти свой объект.

Мои спутники прошаркали мимо здания, направляясь к баракам, расположенным чуть дальше. Я замедлил шаг и поотстал. Помедлил у двери и потянул за ручку. Она была открыта.

Закрыв ее, я дождался, когда проковыляет последний хлопкороб, скрывшись из виду. Раскрыл дверь ровно настолько, чтобы протиснуться. И закрыл за собой.

Просторное помещение с множеством деревянных колонн, поддерживающих крышу. И ряд громадных машин — грубо слаженных ткацких станков, едва угадывающихся в сгущающемся сумраке. Люди — вероятно, женщины — сгрудились в дальнем конце здания, выходя через тамошние двери. Их путь освещало несколько чадящих фонарей. Я направился к ним, украдкой перебегая от станка к станку.

Внезапно поднялся переполох, послышались гневные выкрики. Я припал к земле, глядя в просвет между станками. Послышался громкий мужской смех — и выкрики приказов. Женщины расступились, и показались трое мужчин, проталкивавшихся сквозь толпу.

С появлением мужчин пронзительные вопли взмыли до разъяренного визга. У того, что посередине, руки, вероятно, были связаны за спиной, он весь съежился, пытаясь уклониться от скрюченных пальцев окружающих. Когда он наконец выпрямился, я разглядел кровоточащие царапины на его лице.

Красные следы на бледно-розовой коже!

Есть!

Я крадучись двинулся за ними среди темных станков, подбираясь все ближе и ближе.

— Болваны, вы же должны защищать меня, — раздался сердитый голос. Я увидел, как пленник утер лицо о плечо, измазав его кровью.

— А ты крой лицо-то, — изрек один охранник, тут же крепко съездив его по уху. Его напарник рассмеялся над доброй шуткой.

Затем они остановились под фонарем; я затаился за станком. Они возились с веревками, спутывающими запястья пленника, потратив на освобождение безумно много времени. А затем взашей втолкнули узника чуть ли не кубарем в какую-то комнату. Тюремщики не без труда заложили дверь тяжелым брусом, крепко запечатав ее.

— Не уходь долго! — крикнул оставшийся, когда второй охранник зашаркал прочь.

— Вернуся, када сержан скажет вернутися.

— Не долго, не долго… — заныл первый.

Все лучше и лучше. Теперь один на один; шансы растут. Я скользнул между рядами машин. Потом встал и беззвучно зашагал к нему. Заметив движение, он обернулся — и челюсть у него отвисла.

— Ты хто? Чего те тут…

— Видишь палец? — негромко сказал я, вытянув сжатую в кулак руку с оттопыренным большим пальцем.

Он очумело вытаращился, даже слюни пустил.

Я нанес молниеносный удар, угодив большим пальцем прямо в нервный узел у него на шее. Хрюкнув, он сложился пополам, безмолвно рухнув на грязный пол. Переступив недвижное тело, я снял фонарь с крюка и осторожно огляделся.

Тишина. Опустив мерцающий, чадящий фонарь, я выворотил засов из пазов на двери и тихо отставил в сторону. Поднял фонарь и распахнул дверь.

— Пшел вон, — прохрипели из темноты. — Хватит меня бить. Станок был сломан, когда я пришел. Виновата эта корова, я же тебе говорил, что она сделала…

— Тихо, — осадил я, направляясь к нему. — Я друг.

Он смотрел, как я приближаюсь, во все глаза.

— У меня нет друзей, — проговорил он разбитыми губами. Теперь стали видны струпья и незажившие кровоподтеки у него на лице, сбившиеся в колтун грязные волосы. В душе моей всколыхнулась волна ненависти к злобным безмозглым тварям, сотворившим с ним такое.

— Поглядите на мою кожу, — сказал я, подтягивая рукав, чтобы обнажить незагримированную кожу запястья. — Теперь друг у вас есть.

Он тяжело привалился к стене, всхлипывая взахлеб, — и в ужасе отшатнулся, когда я протянул руку, чтобы помочь ему подняться на ноги.

— Вопросы — и объяснения — потом. А сейчас просто пойдем со мной. Уходим отсюда.

Вдали послышались голоса. Задув лампу, я отшвырнул ее прочь, вздернул пленника на ноги и поволок за собой.

Позади что-то неистово затрещало — это разлившееся горючее лампы занялось от тлеющего фитиля. Меня это ничуть не встревожило. Приближающиеся голоса перешли на крик, послышался топот бегущих ног.

Мы столкнулись в дверях. С двоими. Глаза вытаращены, бездумные зеленые рожи.

Я крепко врезал одному свободной рукой, свалив его на землю. Второй замахнулся дубинкой. Я же вцепился ему в запястье и выкручивал руку, пока он не заверещал от боли; потом я заставил его умолкнуть молниеносным ударом.

Двоих уложил. Больше не видать. Позади пламя ревело, жадно пожирая сухую древесину строения.

— Это их отвлечет, — бросил я новому спутнику. — Не останавливайтесь.

Мы побежали между станками, без труда огибая их при сполохах пожара. Аборигены нас до сих пор не заметили, потому что все их внимание поглотил вынос потерявших сознание охранников из горящего здания.

Я остановился перевести дыхание у той же двери, через которую проник в здание. Хотя казалось, что с тех пор прошел не один час, западный горизонт до сих пор рдел. На поле не было ни души.

Криков стало еще больше, но все далеко позади нас.

— Вы готовы идти дальше? — спросил я.

— Да… конечно. Ведите.

Мы заковыляли между хлопковыми кустами к лесу по ту сторону поля.

Силуэты у пролома в изгороди принадлежали друзьям. Крепкие руки помогли нам перебраться на тусторону.

Опасность осталась позади.

ГЛАВА 22

Как только я отпустил его руку, только что получивший свободу пленник рухнул на землю.

— Мы следили, — сообщил Брам. — Погони за вами не было. Так что вряд ли они видели, как вы покинули здание. Но тем не менее мы должны убраться отсюда до начала поисков. — Он наклонился над упавшим, который никак не мог отдышаться.

— Сейчас… еще минутку…

— Он будет вас задерживать, — заметил Алюн. — Мы пойдем с вами, пока вы не уберетесь отсюда подальше. И будем по очереди нести его.

Небрежным движением подняв лежащего, он закинул его на широкие плечи.

— За мной!

Следопыты быстро последовали в лес.

По очереди неся изнуренного пленника, мы возвращались домой в очень бодром темпе. Взошла вторая из трех лун, и разглядеть тропу стало проще. Наконец Алюн поднял ладонь, остановив нас на поляне.

— Теперь вы в безопасности. Их следопыты не настолько хороши, чтобы проследить нас аж досюда. Но мои люди пойдут обратно тем же путем, каким пришли, — на случай, если пара-тройка их следопытов еще не отстала. Мимо нас они не проскользнут.

— Благодарю за помощь, — произнес Брам.

— Мы одной крови. Мой сын Тоум отправится с вами. Он вернется и расскажет нам, что вы узнали, когда поговорите с этим человеком.

— Мы с радостью разделим с ним пищу.

Бежавший пленник уже сидел, внимательно нас слушая.

— Люди, кто вы? Что со мной будет?

Его замешательство — и страх — были видны невооруженным взглядом. Я присел рядом.

— Мы ваши друзья, — увещевающим тоном сказал я. — С другой планеты. У нас есть звездолет, и очень скоро вы отсюда улетите.

— Gott im Himmel^[47] — воскликнул он на каком-то заумном наречии. — Только поверить… после стольких лет… — Он рыдал от облегчения, хватаясь за мою руку. — Вы не понимаете…

— Очень даже понимаю. Эти зеленцы воплощают в себе зло и глупость в равной степени. Но куда важнее факт, что вы были их пленником. Весьма велики шансы, что вы сможете нам помочь…

— Просите что угодно! — Он тужился встать, и я помог ему подняться. Собравшись с силами, он выпрямился и хлопнул правым кулаком себя в грудь, явно какое-то приветствие. — Ганс Штайггер, второй помощник исследовательского корабля «Румфартроман».^[48]

— Рад познакомиться. Джим ди Гриз. Гражданский. Безработный. — Я тоже стукнул себя кулаком в грудь. — Можно задать вам пару жизненно важных вопросов?

— Сколько угодно!

— Когда вас взяли в плен — водили ли вас в какие-нибудь из зданий космопорта?

— Они нам лгали! Сказали, что нас ждет радушный прием… Сказали, что их инспекторы поднимутся на борт лишь затем, чтобы посмотреть карантинные и санитарные документы корабля. Обычное дело. Но когда мы открыли портал, нас подавили числом! Хлынула лавина зеленых головорезов, перебили нас дубинками. Убили бедолагу Клауса, выволокли нас в здания космопорта.

— Значит, вы были внутри?

— Конечно. Нас всех туда отвели. Верховодил ими тот, который говорил с нами по радио. На самом деле он был в гриме. Потешался над нами, когда стирал его. А потом вызывал нас для допроса по одному. Хотел знать, какое положение каждый занимал на корабле. На самом деле ему нужны были только связисты. Те, кто разбирается в радиоаппаратуре. Их увели, и больше мы их не видели.

— А что случилось с вами? И с остальными?

— Погонщики рабов — вот кем мы стали! Эти зеленые ублюдки дурачье, кретины! Глупы невероятно. Из них сколачивают рабочие бригады с кем-нибудь из нас во главе. Нас охраняли, бандиты с дубинками глаз с нас не спускали. Трудяги… просто не поверите, насколько они безумно тупы, как умственно недоразвитые куры. Да нет, куры умнее! Даешь такому мотыгу в руки и показываешь, как пользоваться. Говоришь, рыхли между рядами, вот так, продолжай. — Он сплюнул в сердцах. — А минуты через три они напрочь забыли, что ты им талдычил. Если их не остановить, так выполют те растения, которые пытаются растить…

Он повалился спиной на землю, тяжело дыша, вымотанный до отказа. Я похлопал его по руке.

— Все отлично, спасибо. Вам лучше отдохнуть, прежде чем мы продолжим.

Аппаратура связи в зданиях космопорта есть! Как раз та новость, в которой мы нуждались. Труды по освобождению Ганса окупились с лихвой.

— Надо двигаться, — сказал Брам и обернулся к севшему Гансу: — Сможешь теперь идти сам?

— Конечно. Но, боюсь, не очень быстро.

— Это поможет, — Брам дал Гансу вяленого мяса. — Как только доешь, трогаемся.

Ответом ему послужило лишь негромкое чавканье.

Путь продолжался, и очень скоро стало ясно, что идти спотыкающийся Ганс не в состоянии. Тягаться в выносливости с железными следопытами не мог даже я, куда уж там Гансу. Ему нужен привал. Я согласился, такой вариант привлекал и меня. Но только не моих несгибаемых спутников. Засыпая, я слышал беседу вполголоса, кончившуюся тем, что двое из них нырнули во тьму. И я тоже.

Пробудился я очень неохотно вскоре после рассвета. Из туманной дымки появилось то, что военные называют сменными ротами. Их встретили с радостью, особенно когда они положили на землю принесенный сверток. Это оказались незатейливые носилки — мягкие шкуры, натянутые на два крепких шеста.

Теперь мы продвигались куда быстрее и добрались до стойбища задолго до полудня. Едва глянув на оборванного Ганса, сквозь лохмотья форменной одежды которого проглядывала израненная плоть, Анжелина тут же увлекла его прочь. Мы же с Брамом уселись вместе строить планы.

— Нужно ровное поле неподалеку отсюда, — начал я, — место, где можно без риска посадить корабль.

— Насколько большое?

Действительно, насколько? О квадратных метрах и прочих общепринятых единицах измерения здесь и речи быть не может. Я окинул взором поляну, на которой раскинулось стойбище, а затем указал мимо шатров на пасущихся лошадей.

— Видишь деревья вон там? Такие, с желтоватыми цветами.

Приставив ладонь козырьком, чтобы защитить глаза от слепящего солнца, он кивнул.

— Это не так уж далеко.

— Точно. Нам требуется открытое пространство вдвое большего размера.

Найдя палку, он наклонился и нацарапал на земле круг.

— Мы вот здесь. Если пойдешь в этом направлении — идти недалеко. — Он указал чуть правее солнца. — Выйдешь к мелкой речушке. — Палка вычертила на земле плавную излучину. — В излучине реки находится большое, ровное поле. Лишь трава и мелкие кустики. Ваша летающая машина может сесть тут.

Он воткнул палку в землю.

— В направлении ты уверен? — Не ответив, он весь чуть подобрался, приподняв брови. — Извини. Негоже мастера учить. Значит, корабль сядет здесь. Ну а космопорт в каком направлении?

Встав, он указал на лес.

— Что ж, отлично.

Я начертил на земле стрелку, указывающую на выбранную нами посадочную площадку, а потом попытался сориентироваться по солнцу. Под руководством Брама чертил новые линии, стирал их и перемещал, пока мы не наметили точный — как я искренне надеялся — курс полета. Следующий этап…

— Лучше начать перегонять свинобразов к посадочной площадке как можно раньше. Если можно, сегодня же утром. Ведь покидать свою каштановую рощу они не очень-то захотят.

Так и оказалось. Помогать вызвались все мальчишки стойбища, и все они оказались очень кстати. Бил, один из следопытов Брама, отправился со стадом, чтобы мы не сбились с пути. Когда мы добрались до стада, я собрал мальчишек и устроил им блиц-лекцию по ремеслу свинопаса.

— Направляйте их палками, но только не тыкайте и не бейте, а то рискуете превратиться в подушечки для игл, заколют до смерти. На поросят внимания не обращайте, они пойдут за своими мамками. Те же очень ленивы и ходьбе предпочитают жратву. Ничего страшного, если они перехватят что-нибудь на ходу, но не давайте им останавливаться, потому что стронуть их с места опять будет очень трудно. Готовы?

Хоровое «да» и несколько разрозненных «ура». Я надеялся, что энтузиазма им хватит на весь неспешный путь. Я вырезал палку покрепче, перевел дыхание — и подошел к Скрежетуну, довольно чавкавшему в тени.

— Уиии, хрюша, хрюша, хрюша…

Он поднял голову, нацелив на меня злобный красный глаз, — и вернулся к трапезе. Потребовалось ужасно долго скрести его между иголок, уйма ласковых слов и деликатного подталкивания, чтобы заставить его тронуться. Мой детский опыт жизни на ферме не забылся.

Медленно, как в летаргическом сне, стадо двинулось в путь. А мы не давали ему останавливаться. Сперва кабаны, за ними матки, а следом припустили поросята, чтобы угнаться за взрослыми. Мальчишки бегали, гикали и развлекались от души. Энергия их казалась неисчерпаемой.

Должен признаться, мои силы скоро начали иссякать. Когда же последняя охапка игл протрюхала мимо, я мысленно присягнул, что никогда — совершенно никогда, после последнего завитка скрученного штопором хвоста, я никогда, повторяю, никогда больше не увижу ни единого свинобраза.

Бил ушел вперед проверить направление — и скоро вернулся с улыбкой и невероятно хорошей новостью.

— Вон за теми деревьями сразу будет поле и река.

Так оно и оказалось. Учуяв воду, кабаны радостно заурчали и пошли в том направлении чуть быстрей. А я тяжело опустился на землю.

Готово. Я выбрал первых счастливых добровольцев из числа моих помощников. Пообещал, что их сменят задолго до сумерек. Они с гордостью приняли на себя ответственность, тем более что и делать-то было практически нечего. Свинобразы прекрасно могут позаботиться о себе сами. Обратный путь прошел куда быстрей. Еда и питье уже ждали нас. О свинской компании можно забыть хоть на время. Смыв с себя дорожную пыль, я от души напился холодной воды и радостно помахал Анжелине.

— Я гляжу, ты светишься от радости, — заметила она.

— Еще бы! Свинобразов перегнали, они благополучно пасутся на поле, где сядет наш звездолет.

Она чуть нахмурилась.

— Это хорошо, но… Розочка цела и здорова?

— И даже очень. Просила заверить в любви.

Анжелина пропустила шуточку мимо ушей.

— Я о Гансе… С ним действительно обращались очень скверно. Просто чудо, что он еще жив.

— Но теперь-то он в порядке.

— Весьма. Хочет тебя видеть…

— Обоюдное желание.

— Мы промыли и перевязали его раны, и нашли для него мягкую кожаную одежду. Он наверняка жаждет с тобой потолковать.

— А я еще больше жажду его выслушать. Перед новой встречей с омерзительными зеленцами мне нужно узнать об их социальной структуре побольше. Как ими правят? Кто отдает приказы? Как построены их взаимоотношения?

Ганса мы застали сидящим, лениво привалившись к стволу толстого дерева. Он жевал какие-то сушеные фрукты, рядом стояла тыквенная фляга с водой. Увидев нас, он хотел было встать, но Анжелина его остановила.

— Не стоит сводить на нет плоды нашей славной работы. Мы составим вам компанию, — сказала она, усаживаясь на мягкую траву. Я присел рядом.

— Должен поблагодарить за спасение моей жизни. Новому эстро^[49] было наплевать, жив я или помер. Дория была другое дело. Она была достаточно умна и заботилась, чтобы я не протянул ноги.

— Женщина-босс? — переспросила Анжелина. — Мы видели только мужчин.

— Их немного, но среди эстро^[50] пол значения не имеет.

— Это вожди? — уточнил я.

— Пожалуй, можно назвать их и так. Потому что они самые умные. Среди этих зеленых ублюдков действует естественная табель о рангах, просто по степени глупости. У некоторых мозгов не хватает даже для элементарного выживания. Тех, кто выполняет грязную работу, пинками строят и заставляют работать чуть более умные. Теми верховодят бандиты с дубинками — и так далее, вплоть до эстро. У тех тоже есть орудия наказания под названием фрапило.^[51] Тонкое, крепкое, у некоторых даже с металлическими наконечниками или шипами. Бей, или бит будешь — это насквозь прогнившее общество, управляемое беспардонным насилием.

— А эстро очень умны?

— Да не особо. Думаю, в любом другом месте это назвали бы нормальным уровнем интеллекта. К тому же их не так много.

— А эта женщина, Дория, была одной из них?

Кивнув, Ганс языком перебросил комок фруктов за другую щеку.

— Да. По сути она была так же груба, как и остальные, часто меня избивала. Но заботилась, чтобы у меня хватало еды, — и оберегала от работяг. Видя мой цвет кожи, они впадали в ярость. Все они так, независимо от того, насколько они умны или безмозглы. Дория знала это и заботилась о моей защите от случайных нападок. Я был чересчур важен для их прогнившей экономики. Особенно когда она выяснила, что могу ремонтировать эти ветхие ткацкие станки. Обучить работе на них можно всех, кроме самых тупых. Но они и понятия не имеют, как станок устроен. Если что-то ломается или рвется нитка, они просто сидят и таращатся.

Он устало привалился к стволу, тяжело дыша. Годы бедствий наложили на его лицо свою сумрачную печать.

— Ну, теперь они далеко. А вы скоро сможете покинуть эту планету — и выбросить все это из головы.

Он сумел улыбнуться.

— За что даже не сумею вас отблагодарить по достоинству.

— Да пожалуйста! Рад помочь. Но у меня еще несколько вопросов. Когда я в сумерках вломился на ткацкую фабрику, меня видела лишь парочка охранников, тут же потерявших сознание. А вот как сработает моя зеленая маскировка при свете дня?

— Чудовищно здорово! Мне даже сейчас трудно смотреть на вас.

— Но будут ли меня останавливать, приставать с расспросами?

— Ни за что. Эти твари вроде стада невероятно тупых животных. Если ноги у вас будут заплетаться, изо рта капать слюна, если вы не будете привлекать к себе внимания, можете считать себя невидимкой.

Чем дальше, тем лучше!

— А если я буду выглядеть как власть предержащий — скажем, буду раздавать приказы?

— Вас тотчас же признают начальником. Вы не поверите, насколько редко встречается хоть малейший проблеск разума. Вы столкнетесь с сотнями — а то и тысячами — из них, прежде чем найдете человека, способного связать пару слов или понять приказ.

Анжелина потрогала лоб Ганса — тот совсем взмок.

— На сегодня разговоров довольно. Вы должны отдохнуть, Ганс. Потом у нас будет уйма времени для разговоров.

Кивнув, он снова привалился к дереву, как только мы ушли.

— Я хотела потолковать с тобой, — сказала мне жена тоном, не терпящим прекословия. Провела меня мимо шатров к тихой лужайке, где мы оказались в полнейшем одиночестве.

— По-моему, ты вырвал Ганса из их лап как раз вовремя. Такого обращения он бы больше не выдержал. Некоторые из его ран инфицированы, и мне пришлось израсходовать свой последний карандаш антибиотиков.

— Скоро мы вернемся на корабль и раздобудем для тебя новый запас. А заодно чистое белье, душ, аппетитные сублимированные продукты…

— Не пытайся увильнуть от разговора. Ты же знаешь, о чем я хочу потолковать.

— Разве? — наивно распахнул я глаза.

— О твоем грядущем визите в здания космопорта.

— Само собой! Я должен отыскать аппаратуру связи, послать сообщение…

— И знаешь, что я иду с тобой?

— Ни сном ни духом! Это опасная, смертельная работа, явно неподходящая для…

— Если скажешь «для женщины», я вырву у тебя сердце.

— …для более чем одного человека! — поспешно сымпровизировал я.

— Чушь! Ум хорошо, а два лучше. Ты же слышал, что сказал Ганс, тут полное равноправие женщин. По меньшей мере среди эстро. А кто еще может справиться с подобным делом, как не я?

Неопровержимый аргумент — потому что это чистейшая правда.

— Пойду за кремом для кожи, — сказал я. Еще очко в пользу прекрасного пола. Анжелина, никогда не рвавшаяся мериться успехами, похлопала меня по руке:

— Когда Ганс проснется, я должна поинтересоваться у него, как одевалась эта Дория. Наверняка во что-то мешковатое и бесформенное. — И тут же встревоженно нахмурилась. — Как ты думаешь, зеленый мне к лицу?

ГЛАВА 23

Следующие пару дней выдались суматошные. Вкупе с форсированными маршами и перегоном свиней они меня доконали. Основательно подкрепившись какой-то холодной олениной, я зевнул во весь рот.

— Покемарь чуток, — посоветовала Анжелина. — С такого тебя толку чуть.

— Надо устроить совещание — военный совет…

— Позже. Сперва поспи.

Уговаривать меня не пришлось. Я растянулся, широко зевнул, повернулся с боку на бок — и, должно быть, мгновенно отключился. Пришел в себя я оттого, что Анжелина ласково трясла меня за руку.

— Мне уже лучше, — прохрипел я пересохшим горлом. — Воды…

— Вот. — Она протянула припасенную тыкву. С холодной, животворной водицей. — Ганс ждет, а за Брамом я послала. Еще кто-нибудь нужен?

— Вообще-то нет. Уже представлены все стороны.

Брам, подоспевший последним, тихонько присел рядом с Гансом.

— Собрание считаем открытым, — провозгласил я, постучав воображаемым молотком по земле. — Наша задача — проникнуть в здания космопорта и получить доступ в радиорубку. Это берем на себя мы с Анжелиной — с надлежаще зеленой кожей…

— Я хочу помочь, — подал голос Ганс. — Я там был, могу показать дорогу…

— Спасибо за предложение, — отозвался я, сделав вид, что не заметил, как дрожал его голос; он был в ужасе, но все-таки вызвался сам. — Но вы уже дали жизненно важные сведения, в которых мы нуждались…

— И мы не хотим снова отдать вас в их омерзительные зеленые лапы, — сурово и решительно заявила Анжелина. — Хватит нас двоих. Конец дискуссии.

— Брам, — сказал я, — тебе выпадает довести нас до зданий. Мы явно не сможем сделать это, пройдя через посадочную площадку при ярком свете дня. Что там с другой стороны?

Переломив палку пополам, он процарапал на земле черту.

— Через лес идет дорога, ведущая к их ближайшему поселку. Кончается она у подступов к космопорту. Там конюшни, бараки для рабочих и склады.

— Много там людей? — спросил я.

— Днем — да. Постоянно ходят туда-сюда.

— Эстро тоже? — уточнила Анжелина.

— Конечно. И больше, чем обычно. Как мы ни приглядывались, не знаем, зачем и чем они занимаются в зданиях.

— Эти эстро… как они одеваются? Не так, как другие?

— Не знаю. Мы смотрели на них украдкой, близко не подходили.

— Я вам скажу, — встрял Ганс. — Это один из способов отличить их от толпы. Их одежда пошита из более качественной ткани, более тонкотканной. Все они носят фрапило, стеки. Носят кожаную обувь…

— Сделанную из кожи, украденной у нас, — буркнул Брам. — Не часто, но время от времени зеленцы устраивают набеги на наши стоянки. Если удается, забирают наши шатры. Нам удается вроде как сквитаться, потому что мы тоже устраиваем набеги на них. Крадем их ткани, когда можем.

— Очень важно, — не унималась Анжелина, — как одеваются женщины?

— Работницы ткацкой фабрики — во что-нибудь свободное и бесформенное. Большинство носят длинные платья, почти до пола.

— А Дория, ваша госпожа?

Он наморщил лоб.

— Иной раз по-всякому. Помнится, была в кожаной юбке, покороче, чем у ткачих.

— По колено?

— Нет, длиннее — до середины икр. А еще она надевала юбку и высокие кожаные ботинки.

— Чем дальше, тем лучше, — улыбнулась Анжелина.

Значение этой улыбки встревожило меня.

Больше Ганс не смог сообщить нам почти ничего, и совещание закончилось. Анжелина отправилась потолковать с женщинами, а мы с Брамом стали сушить мозги над вопросами тылового обеспечения этой попытки проникновения.

— Вы пойдете в сумерках или ночью? — спросил он.

— Ни то ни другое. При свете дня, чтобы видеть, куда идем, когда вокруг будет уйма народу.

— Вас увидят… схватят!

— Увидят — да. Но захватят — искренне надеюсь, вряд ли. Суть всей операции в проникновении в техническую зону здания. А как именно это сделать, сообразим по ходу.

— Это будет нелегко, вы не знаете, куда идете!

— Это-то и забавно! Тебе просто неизвестно, что мы проделывали подобные операции в прошлом, и притом вполне успешно.

Он тряхнул головой — очевидно, не поверив ни слову. Моя долгая криминальная карьера пока должна остаться закрытой книгой. Вкупе с еще более долгой карьерой в Спецкорпусе.

Мы расстались, и я пошел поглядеть, как у Анжелины дела в отделе одежды. Но меня бесцеремонно отшили. Мне пришлось направиться потолковать с Гансом — нашим ценнейшим источником. Чем больше мы узнаем об омерзительных зеленцах, тем лучше сыграем свои роли при проникновении.

* * *

Чтобы снарядить нас к удовлетворению Ганса, понадобилось чуть ли не два дня. На мне были неприглядные китель и штаны, но скроенные из более качественного материала, чем крестьянская дерюга. Талию опоясывал широкий кожаный ремень, на ногах — мягкие кожаные мокасины. А еще имелся ряд потайных кармашков для нескольких приспособлений, с которыми я не расстаюсь. Не говоря уж о пистолете, уютно покоившемся в кобуре, подвешенной к поясу сзади. Под мышку я сунул длинную палку из крепкого дерева.

— Так пойдет? — осведомился я.

— Да, хорошо, очень хорошо, — наконец одобрил Ганс. — В таком виде вы запросто можете разгуливать между ними.

Костюм Анжелины удостоился куда больших похвал.

— Да, моя начальница Дория выглядела почти как вы. Но не так хорошо — и не так…

Он смешался.

— Вы хотели сказать «сексуально». — Она с улыбкой крутнула своим белым деревянным фрапилом. Похоже, Ганс зарделся.

— Ты сразишь их наповал, — сказал я.

— Надеюсь. — Тон Анжелины снова стал ледяным. — Но лишь после того, как мы завершим свою миссию. — И улыбнулась, словно это была шутка.

Но я-то знал, что это не так. Мы войдем, потом выйдем, и никто не сможет встать у нас на пути.

— Брам хочет выйти завтра на рассвете, — сообщил я. — А еще хочет провести заключительное совещание.

— Я там нужен? — осведомился Ганс.

— Спасибо, но уже нет. Вы сделали больше всех, чтобы повысить наши шансы на успех, когда мы отправимся туда.

Ожидавший нас Брам был всерьез встревожен.

— Я тут думал обо всей этой затее, и она меня отнюдь не радует. — Как бы в доказательство он нахмурился.

— Глупости, — светозарно улыбнулась Анжелина. — Отведете нас туда, поближе к космопорту, через лес. А мы войдем, сделаем что должны и выйдем.

— А что потом?

— Присоединимся к вам и скроемся в лесу.

— Нет. Опасно. — Он явно не шутил.

— Чем?

— Зеленых слишком много вокруг крайних строений. Если подымется тревога, на вас набросятся тысячи, и вам нипочем не выжить.

— А разве у нас есть другой вариант? — спросила Анжелина.

— Вы должны вернуться на свой корабль, потому что этот путь будет открыт.

— Может, и открыт, — отозвался я, — но как насчет всех этих вооруженных зеленых бандитов вокруг корабля? Как сообщили твои разведчики, их стало не в пример больше.

— Это не проблема. Там нас встретят Алюн и множество его людей. Мы разгоним зеленцов, чтобы вы могли подняться на корабль и скрыться.

Я едва удержал челюсть, чуть было не отвисшую при этом заявлении.

— А ты-то куда — и все остальные следопыты?

Он широко улыбнулся.

— А чего, поднимемся на корабль космоса вместе с вами. Для нас наверняка найдется местечко, раз ваших свинобразов на борту нет.

Громко рассмеявшись, Анжелина захлопала в ладоши.

— Какая оригинальная и замечательная идея! Принимаем, Джим?

Я пытался нащупать в этом дерзком плане хоть одну прореху, но так и не нашел. И тоже зааплодировал.

* * *

Мы тронулись, едва рассвело. Поскольку мы вторгались в самое сердце вражеской территории, следопыты выступили куда раньше, чтобы убедиться, что путь чист. Мы шагали без отдыха до полудня, когда Брам объявил привал.

— Дорога совсем рядом, — сообщил он. — Прежде чем идти врукопашную, мы подберемся к космопорту как можно ближе. Потом вам придется идти одним, потому что они будут со всех сторон.

Нам пришлось пройти через брошенные поля, очень опасные, так как там нас запросто могли заметить. Большинство следопытов покинули нас прежде, чем мы добрались до дороги, по двое-трое скрываясь в лесу. В конце концов на последнем отрезке нас вел один Брам. У густых зарослей кустарника он остановил нас поднятой рукой, дав знак залечь.

Мимо шли люди; их голоса были слышны вполне отчетливо. Брам бесшумно скользнул в высокую траву, скрывшись из виду. Потянулись секунда за секундой.

— Что-то долго он не показывается, — шепнула Анжелина, чуть переместив вес, чтобы пистолет был под рукой. Тут листва чуть всколыхнулась, и Брам очутился рядом с нами.

— Сейчас дорога почти пуста, так что можете идти. Следуйте за мной.

Мы догнали его под большим густым кустом. Прямо перед нами протянулась грунтовая дорога. Брам раздвинул листву, чтобы бросить взгляд, — и отпрянул.

— Приближаются двое всадников. Как только проедут, выбирайтесь и следуйте за ними.

Жестом он велел нам не шевелиться. Послышался неспешный перестук копыт и приглушенные голоса. Вот они стали громче — прошли мимо — и нас на миг накрыли тени.

— Вперед! — шикнул Брам. Протиснувшись сквозь тонкий барьер, мы встали и зашагали за двумя всадниками. Они же не замечали нас у себя за спиной, пока лошади их не скрылись за поворотом.

— Давно пора, — проговорила Анжелина, отряхивая пыль. — Надеюсь, это будет наша последняя вылазка в лес на долгие-долгие годы. — Подняв глаза, она потрогала прическу. — У меня что, прутик в волосах?

— Крохотный. Вот, уже нет.

Дорога снова свернула, и мы увидели всадников, далеко нас опередивших. И кое-что еще. Небольшую группу — человек пять, сидящих у дороги. Тут они увидели нас и смолкли.

— Что-нибудь делаем? — спросила Анжелина.

— Да. Полностью их игнорируем. Небрежно болтаем.

— Сегодня тепло. Ни намека на дождь.

Мы прошли достаточно близко, чтобы разглядеть дерюжные одеяния и бессмысленное выражение грязных лиц. Они проводили нас взглядами, не проронив ни звука, просто таращились, разинув рты. И остались позади.

— Проще простого, — прокомментировала Анжелина. — Первый тест прошли.

— Смотри вперед, — предупредил я. — Всадники в нашу сторону.

Трое, все мужчины. Болтали между собой, но при виде нас смолкли. Ни у единого фрапила не было. Зато один, указав на Анжелину, что-то проговорил, прикрывшись ладонью. Остальные заулыбались.

— И что же вас так развеселило, дурачье? — громко вскинулся я. И ухватил ближайшую лошадь под уздцы.

ГЛАВА 24

Седок затрясся, шлепая губами и лепеча что-то невнятное.

«Следующий ход, Джим?» — спросил себя я, но Анжелина меня опередила.

— Слезай с лошади, — распорядилась она ледяным тоном. — И ты тоже. — Она указала на следующего всадника, хлопнув себя фрапилом по ноге. Удачный ход… или она хватила лишку? Я потянулся к пистолету, но оба сползли на землю.

— А теперь пошли вон! — рявкнул я.

Что и получилось. Они стремглав, спотыкаясь, ринулись по дороге, а оставшийся всадник припустил галопом — сначала вслед, а там и опередив бегущих. Не успели мы и глазом моргнуть, как все они скрылись за поворотом. Анжелина удовлетворенно кивнула.

— Что ж, Ганс говорил нам, что если ты ведешь себя как эстро, ты и есть он! Как бы там ни было, устала я идти пешком, так что попробовать стоило. А еще я видела, как ты хватался за оружие.

Мы уселись верхом и затрусили дальше, самодовольно ухмыляясь оттого, что мы такие задиристые наглецы.

Мы предоставили лошадям самим выбирать темп, неспешно неся нас к цели. Оставалось надеяться, что следующие столкновения будут столь же успешными. Мы миновали большую группу людей, несших посреди дороги что-то вроде длинного шеста.

— В сторону! — рявкнул я. Что они послушно исполнили, спотыкаясь и чуть не уронив ношу. Мы проехали мимо, даже не потрудившись взглянуть, как они там. Превращение в наглого хама прошло для меня как-то чересчур легко и естественно. Очевидно, Анжелина разделяла мое мнение.

— Интересно, что будет, если мы встретим кого-то, кто перехамит нас? — задумчиво проронила она.

Простого ответа на этот вопрос у меня не нашлось. Мы рысцой продвигались вперед — уже медленнее, потому что дорога мало-помалу заполнялась людьми.

— Впереди здания. — Анжелина указала поверх голов толпы на грубые деревянные постройки у дороги. Подъехав поближе, мы разглядели за ними силуэты зданий космопорта.

— Ну, — стегнул я себя фрапилом по ноге, — скоро мы выясним, насколько высоко поднялись по карьерной лестнице хамства.

Толпа становилась все гуще, и наши лошади шли все медленнее и в конце концов чуть ли не остановились.

— Скверное дело, — заметила Анжелина, натягивая поводья, когда напуганная давкой лошадь чуть не встала на дыбы.

— Лучше спешимся, — предложил я. — А то начинаем привлекать внимание.

Едва мы ступили на землю, сгрудившиеся субъекты начали напирать. Выход был только один.

— Веди свою лошадь следом! — крикнул я Анжелине, охаживая по спинам ближайших марширующих недоумков. Даже не пикнув в знак протеста, они стали расталкивать остальных, чтобы убраться с дороги. Задыхаясь от гнева — и клаустрофобии, — я принялся фрапилом расчищать дорогу лошади и увидел, что Анжелина следует за мной по пятам. И тут мы вырвались из толпы, зашагав по придорожной траве.

— Предельно отвратительная планета, и чем раньше мы ее покинем, тем счастливее я буду, — с тяжким вздохом заметила Анжелина.

— Кто бы спорил. Как только завершим свое дело в космопорте.

Роящаяся позади нас толпа продолжала двигаться, вслед за передними направляясь к огражденной территории у дороги. Охранники следили, чтобы люди потихоньку шли в одном и том же направлении, дубинками загоняя в толпу отбившихся. Бродя туда-сюда, как муравьи, они все вместе мало-помалу перемещались к длинному придорожному бараку. Мы держались у самого края толпы, а потом были вынуждены съехать с обочины, чтобы приглядеться к происходящему.

Настало время кормежки стада, чем и объяснялось все это роение, ковыляние и броски туда-сюда.

— Как-то это не по-человечески, — покачала головой Анжелина. — Людям так жить не пристало…

— Что ж тут скажешь… Они хотя бы живы.

— Если это можно назвать жизнью.

Теперь зеленцы шарили в своих одеяниях. Очевидно, у каждого с собой была миска. На низких столах располагались тяжелые котлы. Прислужники с черпаками разливали то ли похлебку, то ли кашу во вздымающиеся к ним волной миски. Обслуга оттаскивала стремительно пустеющие баки, поднося из соседних зданий полные. Мы обошли эту суматошную сцену стороной, радуясь, что дорога наконец-то освободилась, и вновь уселись в седла. Позади те, кому миски только что наполнили, усаживались на землю и черпали еду руками, горстями запихивая в рот. А подальше охранники с дубинками без зазрения совести пускали их в ход против тех, кто после еды не наклонялся к ручью, чтобы сполоснуть миску и спрятать ее прямо мокрой в свой балахон.

Поглядев на Анжелину, я — наверное, впервые в жизни — не нашел что сказать. Сцена, разыгравшаяся у нас перед глазами, была совершенно бесчеловечной — и в то же самое время ужасающе человеческой. Чистой воды выживание на самом скотском уровне.

— Ладно, мы тут по делу, — наконец нарушила молчание Анжелина.

— Действительно. Давай избавимся от лошадей и доведем его до конца.

Как только желудочный ажиотаж остался позади, пейзаж стал относительно мирным. Людей вокруг было по-прежнему много — очевидно, они были заняты другими делами в множестве мелких строений. Однако желания выяснять, что они делают, мы не питали ни малейшего.

— Вон. — Анжелина приподнялась в стременах, чтобы лучше видеть. — Не лошади ли это за той дальней халупой?

— В самом деле. Давай бросим этих одров и выясним, что здесь считается цивилизацией.

Выяснилось, что конюшней заправляют чуть более разумные особи. Они приняли у нас поводья без единого слова и увели кляч прочь, покрикивая на своих шаркающих подручных.

— Веди поить…

— Дорогу!

— Не туда!

Грубое подобие организации поддерживали здесь пинками и тычками. Сунув фрапило под мышку и изобразив ухмылки — надеюсь, выглядевшие кичливыми, — мы зашагали к основательным, с виду вполне цивилизованным зданиям космопорта.

Анжелина решительно маршировала к цели со мной, положив свое оружие на плечо.

Более прочные здания образовывали небольшой анклав, отмежевавшийся от окружающих халуп и от леса проволочной изгородью. Ворот не было — просто широкая брешь в заборе рядом с дорогой. У нее толклась группа охранников, вооруженных дубьем — очевидно, чтобы держать цивильное население в ежовых рукавицах. Мы придержали шаг, и я указал в пространство.

— Давай-ка задержимся на минутку и посмотрим, как вымуштрованы эти у входа.

Анжелина кивнула, поглядев в указанном направлении.

— Пока что не дергаются.

Но стоило двоим пролетариям из бредущей мимо толпы оказаться рискованно близко, как все пришло в движение. Дубинки свистнули, пеоны взвизгнули и припустили прочь.

— Вон, — сообщила Анжелина. — Два человека выходят из самого большого здания.

Направляясь к бреши в заборе, они беседовали между собой, даже не замедлив шага при приближении к ней. Зато вертухаи ринулись врассыпную, расталкивая друг друга, чтобы освободить дорогу. Как только те вышли, мы разглядели, что оба несут фрапила.

— Что выходит… — начал я.

— Должно вернуться.

Дождавшись, когда они пройдут мимо, мы развернулись и повторили их путь в обратном направлении.

Бросив в нашу сторону один лишь взгляд, караульщики расступились. Мы ровной поступью проследовали мимо них ко входу в главное здание, открыли дверь и вошли.

И оказались в просторном центральном фойе с высоким сводчатым потолком, украшенным буколическими фресками — лошади, впряженные в плуг, пасущийся скот и все такое. Но время не пощадило росписи — облупившаяся краска местами облезла, местами потемнела и заплесневела от протечек. Сбоку поднималась спиральная лестница, в стенах виднелись закрытые двери. Вокруг было не так уж мало людей — сплошь опрятно одетых и целеустремленно шагавших по своим делам. Ни малейшего намека на заплетающуюся походку плебса вовне.

— Мы явно попали куда надо, — резюмировала Анжелина. — Очевидно, строили все это в более благополучные времена. Даже коровы выглядят довольными…

— Чем могу служить? — послышался голос. Я опустил взгляд от купола на стоявшего перед нами коротышку. Зеленая кожа, опрятная одежда, фрапила нет.

— Ты кто? — бросил я самым надменным тоном.

— Н'тракс. Из администрации этого здания.

— Рад слышать. Но наше дело здесь — не твое дело.

Он чуть отшатнулся с несчастным видом.

— Но я здесь, чтобы помогать вам, эстро. Вы пришли сюда с кем-то повидаться?

— Да, — встряла Анжелина тоном холоднее холодного. — Но он высокого ранга, а ты плебей. Свободен.

Охнув, Н'тракс попятился. Оказавшись подальше, он развернулся и юркнул прочь.

— Запугивание дается как-то уж чересчур легко, — угрюмо прокомментировала она. — С какой же радостью я окажусь подальше отсюда!

— Согласен. Ладно, надо двигаться.

— Вверх по лестнице, прочь от входа.

Когда мы карабкались по истертым шагами ступеням, навстречу нам попался мужчина с фрапилом под мышкой. Проходя, он бросил на нас взгляд лишь мельком.

— Очевидно, мы где надо: ни одного худородного простолюдина не видать, — заметил я.

— Замечательно, но нам-то что дальше делать?

— Вопрос хороший. — Мы уже поднялись на второй этаж. Вдоль стены шли двери, все закрытые, помеченные только номерами. — Выбери число.

— Двести тринадцать. Похоже на счастливое.

— Почему бы и нет? — Я зашагал к названной двери. Выбор оказался удачным, потому что мы не дошли пару шагов, как дверь распахнулась, и оттуда вышли двое охранников. Низкие зеленые лбы, дрянная одежонка, грозные дубинки в свободных руках. А между собой они вели, крепко держа за обе руки, еще одного человека.

Весьма интересного тем, что кожа у него была бледно-розовая.

— Так, и что это у нас здесь? — спросил я, заступая им дорогу. Они остановились и вытаращили глаза, переводя взгляды с Анжелины на меня. Я хлопнул фрапилом по бедру.

— Куда ведете эту скотину? — осведомилась Анжелина.

— Место еды… — промямлил один из них. — Велено кормить…

— Не сейчас, — отрезал я. — Ведите обратно.

Они без колебаний вернулись в комнату.

— Вы хотите, чтобы я работал? — огрызнулся заключенный. — Уже два дня без…

— Заткнись, — оборвал я, оглядывая комнату. Какие-то машины, смахивающие на генератор, проклепанные трубы, из которых каплет вода.

И кроме нас, больше ни души.

— Беру правого, — бросил я. Анжелина кивнула. — На счет… раз!

Мы ударили одновременно, и охранники рухнули на пол, выронив дубинки из обмякших пальцев.

Обретший свободу пленник попятился, вытаращившись на нас.

— Что… вы делаете, вы, зеленые ублюдки?

— Освобождаем вас. А еще нам нужна информация, и без промедления. Ваше имя?

— Вольфи… но оставьте меня в покое, вы, чокнутые…

— Прежде всего, мы не зеленые, — перебила Анжелина, выправляя блузку из юбки и показывая полоску весьма привлекательной розовой плоти. — Все объяснения после. Главное, помните, что нам надо смыться с этой планеты, так что помогите нам.

— Сколько всего пленников в этом здании?

— Трое, — ответил он. — Но…

— Вопросы — и ответы — потом, — не дал ему досказать я. — Кто работает в аппаратной связи?

— Все мы…

— Ведите нас туда сейчас же.

Он поглядел на нас озадаченно, растерянно и недоверчиво.

— Подумайте, — тут Анжелина улыбнулась, — разве любой исход не будет лучше жизни здесь? Ну же, показывайте нам дорогу.

— Конечно. Держите меня за руки, они всегда так делают.

Мы вышли, закрыв комнату за собой.

— Налево. Комната двести тридцать.

Увидев троих мужчин, шедших нам навстречу, мы насторожились, но те болтали между собой, не обратив на нас внимания.

— Эта, — сообщил пленник.

Я повернул ручку, но дверь оказалась заперта.

— Она всегда заперта. Надо постучать.

Что я и сделал. Раз, потом другой. На сей раз послышался приглушенный голос, произнесший что-то вроде «Пошли вон». Скверно. Позади нас ходили туземцы, и мой нахмуренный лоб чуточку взмок.

— Туда нельзя, — послышался голос у меня за спиной. Обернувшись, я увидел Н'тракса — чиновника, встретившего нас у входа в здание, которого мы прогнали.

— Мы должны войти туда без промедления, это дело величайшей важности, — бросила Анжелина.

Но он не уступал, хотя голос у него дрожал.

— Вы не понимаете… но там Властелин… он приказывает…

— Конечно, — невозмутимо произнесла Анжелина. — Его-то мы и пришли повидать. Положение чрезвычайное.

Раздираемому между противоречивыми приказами Н'траксу предстояло принять ужасающее решение.

— Открывай! — рявкнул я, упирая фрапило ему под подбородок. Он пытался отпрянуть, но я лишь надавил сильней. В конце концов устрашенный человечек заколотил в дверь.

Прохожий хотел было посмотреть, в чем дело, но тут же отвернулся и пошел дальше, как только я одарил его свирепейшим взором. Долго эта патовая ситуация не продержится…

Тут дверь распахнулась, и на пороге вырос крупный разъяренный мужчина.

И я его узнал.

Хоть кожа у него уже не была розовой, но это был все тот же офицер, с которым мы говорили с корабля перед посадкой здесь.

— Экстренная ситуация! — бросил я, толкая невольника на него. — Случилось ужасное!

Он начал было упираться, но затем отступил.

— Какого черта, что вы несете?..

— Вот, послушайте Н'тракса. — Я волоком тащил трепещущего Н'тракса за собой. — Он был там, видел убийство, море крови!

Уголком глаза я видел, как Анжелина и наш инженер оборачиваются и запирают дверь. Миндальничать я был не в настроении, да и терпения не хватало. Мой кулак угодил Властелину прямо в здоровенную зеленую челюсть, и он рухнул. Н'тракс, съежившись, заверещал, но Анжелина заставила его умолкнуть молниеносным ударом. Он присоединился к своему правителю на полу. Оглядевшись, я расплылся в улыбке.

Дальнюю стену загораживала аппаратура связи, мерцающие экраны и камеры, пульты управления и громкоговорители. Очаровательно! Я улыбнулся технику — розовокожему, с отвисшей челюстью, застывшему на коленях перед открытой панелью с паяльником в руке. Больше в комнате никого не было.

— Милости прошу, — провозгласил я, — в первый день долгой и счастливой жизни.

— Ч-что?.. — пролепетал он.

— Это друзья, — пояснил Вольфи. — Не знаю как, но они говорят, что все мы покинем планету.

— После того, как я сделаю исключительно важный вызов, — сказал я. — Какой из этих замечательных приборов космический трансивер?

— Вот, вот этот. — Техник указал на громоздкий аппарат.

— Вы можете отправить сообщение? — Я озарил его широкой блаженной улыбкой.

— Нет, не могу. Он демонтирован, начинку убрали.

Моя душа, воспарившая на миг в горние выси, низринулась в пучины отчаяния.

— Это… не может быть…

— Так всегда было. Меньше всего эти зеленые дьяволы хотят, чтобы мы вышли на дальнюю космическую связь. А ближнюю радиосвязь поддерживают, чтобы заманивать сюда новые звездолеты. А вы не зеленые, правда?

— Нет, это грим, — проворчал я, удрученный ужасающим открытием.

— Есть предложение, — подала голос неизменно практичная Анжелина, — пока что выбросить связь из головы. И убраться с этой наводящей тоску планеты как можно скорее.

Я сделал очень глубокий вдох — и мысленно крепко зажал себя в кулак.

— Ты права, конечно. Следующий план… вытащить всех нас отсюда.

Я не торопясь оглядел ряд недвижных тел на полу — и все еще не опомнившихся, но уже улыбающихся экс-заключенных.

— Говорите, здесь еще один из ваших?

— Да, Джорджо. Он работает на парогенераторе. Это в подвале.

— Ведите меня туда сейчас же, — распорядилась Анжелина. — А Джим тем временем разработает план нашего бегства. — Взяв пленника за руку, она бросила через плечо, когда я открыл было рот запротестовать: — Не спорь. Некогда. — И тут же они переступили порог и закрыли за собой дверь.

— Ладно. — Я запер дверь. — Тогда за дело… как звать?

— Томас.

— Свяжите этих людей, Томас. Проводами, у вас их наверняка уйма. Потом соорудите им кляпы, чтобы не крикнули. У вас есть резак?

— Вон там, в инструментальном ящике.

Властелин забормотал и зашевелился. Отрезав рукав его мундира, ясделал из него кляп, затем проводами связал ему запястья. Властелин извивался, выпучив глаза и жуя кляп, так что я загнал тряпку поглубже. Мы едва успели связать последнего, как в дверь резко постучали. Бросившись к ней, я услышал голос Анжелины:

— Со мной еще двое охранников, которые помогли мне с заключенными.

Получив предупреждение, я пропустил в комнату Анжелину, пленников и охрану и тут же закрыл за ними. Не успели охранники вскинуть дубинки, как, связанные и с кляпами, составили компанию соплеменникам на полу.

— Пришлось привлечь подмогу, — пояснила Анжелина. — Я и с одним-то розовым пленником выглядела странно, не говоря уж о двух.

— Отличная работа. На полу всегда найдется местечко еще для парочки.

— Что дальше?

— Вопрос хороший. — На меня вдруг навалилась усталость. Подтянув кресло радиста, я тяжело опустился в него. — Пока что мы в безопасности… надеюсь. Так что прикинем план побега без спешки.

Как только возможность покинуть планету начала доходить до их сознания, трое техников залепетали что-то восторженное.

— Как только мы попробуем вывести этих бледнолицых из здания, нас задержат, — сказала Анжелина.

— Я и сам так думаю.

— Больше грима у нас нет.

— Он нам и не понадобится. — Я свистнул, и они обернули лица ко мне. — Показывать вашу кожу нельзя. Так что режьте одежду этих вырубившихся зеленцов, заворачивайте головы и руки. Вы будете выглядеть дико, но не будете розовыми. Возьмете дубинки. Будет замешательство, но, надеюсь, обойдется без нападения. За дело!

Поднявшись из кресла, я полюбовался результатом. И тут же сел, сообразив, что забыл о самой важной части побега — о корабле.

— Включить радио, — распорядился я. — Капитан Сингх, вы на связи?

— Конечно, — отчетливо прозвучало у меня в голове. — В чем дело?

— Мы вот-вот составим вам компанию. Нас пятеро. В комплексе зданий через поле от вас. Покинем самое большое здание через парадное крыльцо. Будьте готовы открыть нижний порт, причем оба люка. Потому что убираться нам придется весьма поспешно.

— Вижу на экране увеличенное изображение парадного входа.

— Отлично. По пути мы захватим еще пассажиров — наших бледнолицых туземных друзей, которые — будем надеяться — снимут всю зеленую охрану. Взлетная сирена в порядке?

— Конечно.

— Включите ее перед открыванием люков, чтобы предупредить наших союзников.

— Такого безумного плана я не слыхал ни разу в жизни. Конец связи.

— Приятно услышать слова ободрения… — проворчал я. — Войска готовы?

Трое инженеров в масках и рукавицах с энтузиазмом взмахнули палицами, что-то промычав сквозь маски. Я оттолкнул кресло.

— Я иду первым. За мной бойцы. Анжелина замыкающая.

— За дело! — Она хлопнула фрапилом себя по бедру.

Мы вышли из дверей по-военному четко, маршируя в ногу.

Не думаю, что мы выглядели такими уж грозными, но спровоцировали немало вытаращенных глаз и разинутых ртов.

Вниз по лестнице и через двустворчатые двери. Прямо к бреши в ограде, где я своим фрапилом отогнал топтавшихся на месте караульщиков в сторону. Колеблющаяся масса тоже расступилась, и мы оказались в считаных метрах от посадочной площадки, где впереди призывно высился звездолет.

А дорогу нам заступили трое решительных зеленых следопытов с натянутыми луками. И нацеленными стрелами.

— Стоп! — крикнул их вожак. — На поле заходить запрещено.

Требовалось молниеносное решение, и пистолет тут же оказался у меня в руке.

— Бегом! — гаркнул я одновременно с выстрелом.

Взрыв опрокинул следопытов, подняв громадные комья земли и бетона. Пробегая мимо, мои вопящие инженеры дубинками уложили их надолго.

Мы бежали. Анжелина, легкая как лань, обогнала мужчин и присоединилась ко мне.

— Очень забавно! — рассмеялась она. — И погляди-ка, кто впереди!

Снова зеленокожие охотники, размахивающие дубьем и луками. Но ненадолго. Крик Брама, возглавившего атаку, раздался у них за спинами. И как только следопыты схлестнулись с нашими противниками, те начали валиться от ударов палиц направо и налево. И скоро все кончилось.

Один лишь взгляд через плечо, на ревущую массу врагов, несущихся за нами по пятам, придал мне новых сил.

— На корабль!

Мы уже приближались, манящий портал уже распахнулся во всю ширь, но ноги у меня ужасно устали. Ревела сирена, выли преследователи, наши люди ликовали. Весьма любопытная и необычная сцена.

Мы хлынули вверх по пандусу, спотыкаясь и падая, помогая друг другу подняться. Оказавшись внутри, я привалился к переборке, чтобы отдышаться, а пандус медленно, со скрежетом начал втягиваться. И перед самым закрыванием наружного люка я увидел дым и пламя из наших посадочных двигателей — вполне достаточно, чтобы обескуражить преследователей.

Взвыв еще громче, те развернулись и помчались прочь от опасности. Наружный люк захлопнулся, а за ним и внутренний. Повалившись на пол, я сел, опершись спиной о переборку.

— То-то было весело! — с сияющими глазами рассмеялась Анжелина.

Я даже не пытался выразить согласие.

ГЛАВА 25

— Босс, на мостик незамедлительно, босс, на мостик, — прохрипел динамик на стене.

Я кое-как вскарабкался на ноги, опираясь о стену. А еще на более крепкую Анжелину. Она-то почти не запыхалась.

— Всего лишь… ха-ха… малость не в форме, — утробно хохотнул я. Она благоразумно промолчала. — Брам, пойдем-ка лучше с нами. Поможешь нам найти посадочную площадку. Да вдобавок впервые прокатишься на лифте! — А мне не придется карабкаться по лестнице.

— Сообщите, куда мы следуем, да побыстрей, — вместо приветствия сказал капитан. — Я больше не хочу напрашиваться здесь на неприятности. Но и не хочу поджарить аборигенов при взлете.

— Мы примерно в двадцати кэмэ от посадочной площадки. Дорогу покажет вам мой коллега. Брам? — Я указал на обзорные экраны, дававшие изображение поля на все 360 градусов.

Он неспешно огляделся, ориентируясь в пространстве. Игнорируя надвигающиеся зеленые орды, я не торопил его. Наконец он аккуратно указал:

— Туда. К той группе деревьев с холмиком по ту сторону.

Двигатели взревели, и палуба навалилась тяжестью на наши ноги.

Под нами заскользил лес, и очень скоро показалась излучина реки. По мере приближения изображение росло.

— Там, — сказал я. — Сажайте в центре поля, подальше от реки. Мальчики согнали свинобразов к воде.

Посадка прошла гладко, разве чуток тряхнуло. Обернувшись, я увидел, что Брам изо всех сил вцепился в пульт, остекленевшим взглядом уставившись на раскинувшийся внизу пейзаж.

— Прямо не верится… что-то подобное… — выдавил он, ошеломленный и кораблем, и полетом, за один миг катапультированный из железного века прямо в просвещенный век науки. Анжелина тоже смотрела на него, понимая его чувства. И приобняла его за плечи.

— Это ваше будущее, Брам. Теперь ты тоже часть этого, ты увидишь все его чудеса.

Он с улыбкой кивнул.

— Как много еще предстоит узнать, — проронил он тихонько, покидая мостик.

Нижний шлюз уже был распахнут, и на обзорных экранах мы видели, как радостные пассажиры сплошным потоком устремляются на поле, спеша к толкущемуся у воды стаду. Услышав их, увидев их, свинобразы мимо мальчишек лавиной ринулись навстречу шумному воссоединению с криками, хрюканьем и почесыванием.

— Не составить ли им компанию? — взяла меня за руку Анжелина.

— А в самом деле! Но, надеюсь, сперва ты составишь компанию мне в тосте за победу. Своего рода…

— Конечно. А еще мы освободили бедных инженеров из омерзительного плена, и Ганса тоже. Этим стоит гордиться.

После стольких дней незатейливой жизни без излишеств бар казался воплощением роскоши — мягкие кресла, еще более мягкая музыка, а вот напитки бодряще крепкие. Мы чокнулись.

— Во время нашей неолитической эпопеи радостей цивилизации мне недоставало, — признался я, подняв глаза на вошедшего капитана.

— С удовольствием составлю вам компанию. — Он взял бокал. — Я не на вахте. Так и думал, что застану вас здесь. Спасибо. — Он сделал долгий глоток и опустился в кресло. — Нам надо о многом поговорить.

— В самом деле. Но обождать с этим нельзя?

— Увы. Терпеть не могу беспокоить в часы досуга, но вовне многие взывают к вашему вниманию. Штрамм их сдерживает, поскольку ему не все равно, кого он пускает на корабль.

— Понимаю. — Я с кряхтением встал.

— Я составлю тебе компанию позже, — сказала Анжелина. — Я не почувствую себя чистой, пока не смою этот кошмарный зеленый цвет.

— Хотите выйти туда? — с нотками упрека произнес Штрамм, когда я подоспел. Он смотрел на экранчик над пультом управления порталом, показывавшим, что происходит в непосредственной близости. Там Брам толковал с двоими из своих следопытов. Насупленный Эльмо сидел на траве, жуя соломинку с крайне уязвленным видом.

— Если разрешается, то да, — ответил я.

— Никто не вернется на борт, пока я не дам добро. Техобслуживание надо было провести давным-давно, и я не собираюсь нянчиться еще и с чужаками.

— Согласен. Но нам может понадобиться убираться отсюда впопыхах. Мерзкие зеленцы того и гляди нахлынут сюда всем скопом, как только смогут его организовать. И будут очень не в духе.

— Перед взлетом нужно пополнить запасы реактивной массы и питьевой воды. Чтобы дотянуть шланги до реки, мне понадобится физическая сила.

— Пришлю. Еще что-нибудь?

— Не сейчас…

Крайне неохотно он выпустил меня наружу — и закрыл внутренний люк, как только я ступил на пандус.

— Кузен Джим, надоть уладить такую уйму штуковин…

— Позже, — оборвал я. — Сейчас нам нужен ты и еще с полдюжины добровольцев помочь Штрамму дотащить водяные шланги. Незамедлительно. — Я протиснулся мимо него.

И увидел лошадей, в изрядном количестве появившихся в дальнем конце поля, впряженных в тяжело нагруженные волокуши. А затем стало подходить все больше и больше людей.

— Мы должны уходить сейчас же, — сказал Брам. — Очень трудно прощаться с новыми друзьями со звезд. Но мы знаем, что после стольких причиненных нами бед зеленые следопыты приведут сюда своих людей в огромном множестве. Мы должны уйти как можно дальше и как можно быстрее.

— Но это же мы на них напали, а не вы, и освободили их пленников.

— Они не видят разницы. Преследовать — и убивать — будут всех бледнолицых без разбора.

— Это нечестно! — возмутился я.

— Такова наша жизнь, другой мы не знаем. Но теперь у нас появилась надежда, принесенная новыми друзьями со звезд. Покидайте этот несчастный мир. Надеюсь, вы не забудете здешние леса и тех, кто в них живет.

— Ни за что не забуду! Но разве ты не можешь отправиться с нами?

Он покачал головой в безмерной печали.

— Если б я только мог! Как я жажду увидеть чудеса множества иных миров! Но мое место здесь, на этой бедствующей планете. С моим народом. Но не забывайте нас, наши новые друзья со звезд.

— Мы не просто не забудем. Клянусь. Я вернусь и приведу тех, кто положит конец расовой войне и розни. Не могу сказать, когда это случится, но я вернусь.

Он кивнул, улыбнувшись мне сквозь бездны печали. Развернулся и зашагал за остальными. Они уже покинули поле у реки, скрывшись в лесу. Возобновив нескончаемое бегство от жестокого и беспощадного врага.

— Дорогу! — крикнули сзади. Я отступил, и мимо промчалась бригада фермеров с бухтами шлангов на плечах. И почти тотчас же вдали послышались заунывные визги — плюс время от времени всхрюки протеста. Кабаны шли первыми, а стадо трусило по пятам. Фермеры со смехом перекрикивались, понукая свинобразов двигаться вверх по пандусу в корабль.

За их спинами поле опустело. Небо нахмурилось — налетели грозовые тучи, и на поле вдруг обрушился ливень. Я укрылся от него на корабле, погрузившись в мысли куда более темные, чем небосвод.

— Босс, на мостик незамедлительно, — крякнул динамик у меня над головой.

Я пошел, радуясь возможности ускользнуть от углубляющейся депрессии. Что мы сумели совершить за время опасного визита на планету? Попасть в беду — и выпутаться из нее. Растревожить осиное гнездо ненависти и гнева. Старались принести хоть капельку мира, а вместо того посеяли новый раздор. То, что удалось освободить от плена четверых, — утешение слабое, ведь остальная-то планета — все тот же бурлящий котел ненависти, что и до нашего прибытия.

Осерчав, я мысленно взял себя за шиворот и хорошенько тряхнул.

— Нет, Джим! Сегодня ты воплощаешь силы добра во Вселенной. Не сейчас, но однажды ты принесешь этому бедствующему миру и помощь, и утешение.

— Разговариваем сами с собой, а? — окликнула меня Анжелина. — Приметы надвигающейся старости?

— Нет. Я просто принес присягу вернуться на эту ужасную планету и к ее бедствующему народу. Мы должны переменить это — и переменим!

Она с улыбкой подарила мне поцелуй.

— Из уст любого другого я бы сочла это напрасной похвальбой. Но в устах Джима ди Гриза это стопроцентная гарантия. Я пошла на вечеринку.

— Какую еще вечеринку?

— Ту, что мы устраиваем в честь спасенных бедолаг. Решили, что их надо малость развеселить.

Наши пути разошлись; мой вел на мостик. Интересно, что за очередной кризис подстерегает меня там? Как выяснилось, очень даже немаленький.

— У нас хватит гравитонов для одного среднего Припухания — или двух коротких, — предельно мрачно поведал капитан. — Что так, что эдак, куда мы угодим — дело случая. Как повезет.

— Не очень-то вдохновляющая новость. Есть ли еще какие-нибудь факторы, которые можно принять в расчет?

— Направление, — повернувшись к усеянному звездами экрану, он указал на самый яркий участок, с самым густым скоплением светил. — Галактический центр. При всякой возможности я направлял курс туда. Чем больше солнц, тем больше планет, с которыми мы могли бы выйти на связь.

Пока мы беседовали, я смотрел на панорамные обзорные экраны, показывающие обстановку снаружи. Ливень утих, в синем небе заиграла радуга. Наши новые друзья и их лошади давным-давно скрылись. Теперь виднелась лишь горстка людей, стоявших у шланга, протянутого к реке.

— Чем дальше, тем лучше, — сказал я.

— Что?

— Когда играешь, мелочиться не следует. Выбирай стратегию — и воплощай ее. Делайте самое большое Припухание, какое удастся. Идем ва-банк.

Надеюсь, в голосе у меня было куда больше уверенности, чем в душе. Кто смел, раз-два — и сел. Или что-то в том же духе.

— Надо оставить резерв гравитонов. Чтобы подойти к хоть какой планете поблизости.

Это небрежное «хоть какой» мне не понравилось. На экранах команда помощников неторопливо шагала к кораблю, а шланг пульсировал, явно наполнившись водой. Радуга угасла вслед за ливнем. И больше нигде ничто не шелохнется…

Или нет? Вроде бы что-то промелькнуло в дальнем конце поля, где деревья доходят до самого берега реки. Увеличив изображение, я навел на резкость. Ничего. Померещилось. Глюк от усталости и перенапряжения.

— Окончательный курс я проложить не могу, пока мы не выйдем на орбиту, — пробормотал капитан, колотя по клавишам. — Я бы хотел стартовать, как только цистерны будут заполнены.

— Лучше и не придумаешь. Хватит с нас этой гибельной планеты…

— Штрамм, — проговорил он в интерком. — Как там с водой?

— Питьевые цистерны полны. Добираю остатки реактивной массы.

И тут мое внимание привлекло что-то мелькнувшее на опушке. Что-то там все-таки есть.

— Капитан, не посмотрите ли на те деревья?.. — Голос мой пресекся, потому что лес как-то разом изверг бегущих людей.

Сотни… нет, тысячи! Со всех сторон. Капитан врезал по кнопке тревоги, пронзительно взвывшей и в корабле, и снаружи.

— Экстренная ситуация! Взлетаем, как только люки закроются. Экстренный взлет! Оставшиеся снаружи, на корабль!

Они уже бежали что есть духу, а на поле — со всех сторон — выплескивались все новые и новые полчища зеленых. Передние ряды атакующих колебались, но их дубинками гнали вперед заградительные отряды.

— Штрамм! Отключить насосы, обрезать шланг!

Последний из наших вскочил на втягивающийся пандус. Сирены завывали по-прежнему. Капитан стукнул кулаком по пульту, глядя на красный огонек, означавший, что шлюз еще открыт.

— Бесчеловечные изверги! — воскликнул он. — Избивают собратьев, гонят к кораблю. Прекрасно зная, что, если мы включим стартовые двигатели, те обратятся в пепел. В надежде, что это нас остановит.

Избивающие и избиваемые все так же мчались к нам. Навстречу мгновенной кремации.

Красный огонек сменился зеленым.

— Взлет! — взревел капитан, припечатав кнопку.

Рокот двигателей стремительно взмыл до оглушительного рева. Палуба задрожала и вдруг рванулась вверх. Обзорные экраны заволокло огнем и дымом. Сирены тревоги смолкли.

Как только мы вышли на орбиту, капитан пустил видеозапись задом наперед в замедленном темпе. Неистовство дыма и пламени мало-помалу сошло на нет.

— Стоп-кадр! — скомандовал я.

Травы на поле было попросту не видно, скрытой бегущими, толкающимися, падающими фигурками атакующих. Пламя ракетных двигателей было направлено прямо на них. Подавшись вперед, я ткнул пальцем в экран.

— Поздравляю со своевременным стартом, капитан! — Передние ряды атакующей толпы были в считаных метрах от выхлопа. — Вы спасли им жизнь.

ГЛАВА 26

Первое Припухание началось, и терзаемая планета Спасения затерялась вдали. После изнурительных приключений в этом несчастном мире вояж на космоплавающем свинарнике теперь казался увеселительным круизом. Боль в мышцах и синяки понемногу проходили, и я нашел, что неспешный, расслабленный ритм жизни мне по душе. Посмотрел античный фильм-другой, почитал книги из многомиллионной базы данных и с радостью предвкушал послеобеденное возлияние в баре.

Получившие свободу узники расцвели под материнской опекой сударыни Джулии и ее товарок. С громадным энтузиазмом смаковали сублимированные и свежемороженые продукты — сущее объедение после баланды, которой пичкали их зеленые угнетатели. Я блаженно благоволил к ним; хоть какая-то польза от нашего душераздирающего визита. В следующий час коктейля я повторил свой обет, подняв бокал и поклявшись когда-нибудь, как-нибудь принести мир этой отчаянно бедствующей планете.

— За это я выпью, — поддержала Анжелина, и мы чокнулись. — А еще за погибель и разорение злодея Рифути.

За суматохой последних событий я напрочь позабыл о капитане-уголовнике. А вот она — нет. И ему не уйти. Справедливость восторжествует; если понадобится, она позаботится об этом лично.

Приглушенный интерком был едва слышен на фоне негромкой мелодии сонаты Моцарта:

— Босс, на мостик.

— Идешь со мной?

— Позже. Сегодня у Розочки банный день. Она обожает ароматизированный скраб.

— Лучше ты, чем я, — с чувством произнес я. В самом верху списка дел, от которых я предпочитаю уклониться, стояло мытье игл свинобразихи Розочки. Совещание на мостике привлекало меня куда больше.

— Момент решения по следующему Припуханию. — Капитан указал на черный обзорный экран. — Впереди лишь одна звезда. — Наклонившись, я разглядел крохотную сияющую точку. — Снова припухаем в этом направлении?

— А больше ничего в округе? — с надеждой поинтересовался я.

— Нет. На оставшихся гравитонах нам больше никуда не добраться. Даже так мы израсходуем почти все запасы.

Пора решать.

— А у нас есть выбор?

— Вообще-то нет.

— Тогда поехали!

Он угрюмо кивнул. И занялся припухательным двигателем.

Я же занялся баром. Малость взбодриться очень не помешает. Анжелина была уже там, наводя глянец на иглы Розочки с помощью бархотки. Вопросительное похрюкивание провозгласило, что свинобразка всегда готова перекусить. Я выставил блюдо претцелей-пирри, чтобы мы могли составить ей компанию.

— Выпьем? — спросил я.

— Почему бы и нет? — Пока я наливал, Анжелина угощала лакомством Розочку.

Я задумался над бокалом, и Анжелина тут же уловила мое настроение.

— Встревожен?

— Вообще-то нет. Просто озабочен. Пошло последнее Припухание. Еще дня два, и узнаем, насколько нам не повезло…

— Или повезло — у всякой медали две стороны.

— Верно. Может, просто не оклемался от тоски зеленой. Но…

— Да все мы. Планетенка не из курортных.

После этого я стал держать свои тревоги при себе. Так и так скоро все будет ясно. И я вздохнул с облегчением, когда голос капитана по интеркому сказал:

— Припухание заканчивается через два часа.

Анжелина отправилась на мостик вместе со мной. А вскоре подоспел и Штрамм.

— Скоро все будет ясно.

Наш инженер — просто кладезь банальностей! И ответа не заслуживает.

К добру оно или к худу, но порывистый хлопок поля Припухания я встретил с радостью.

И едва в центре экрана засияла звезда, радио с треском очнулось.

— Добро пожаловать в звездную систему Альфы Адониса…

— Удалось! — возликовал Штрамм.

— …говорит навигационный роботизированный маяк.

По мере продолжения записи нас захлестывало все большее уныние.

— …в систему входят три планеты и пояс астероидов. Колоний ни на одной из планет не имеется…

— Внимание, маяк, — сказал капитан в микрофон. — Оборудован ли маяк аппаратурой связи?

— …координаты планет следующие… скррк… Данный маяк оборудован аппаратурой только для ближней радиосвязи. Ближайшие средства всесторонней связи находятся в звездной системе один дефис тридцать…

Отключив связь, капитан обернулся к нам.

— И что теперь? — безмерно устало проронил он.

Ответом ему было гробовое молчание, которое в конце концов нарушила Анжелина.

— Включите-ка снова. Давайте послушаем про эти планеты.

Если отбросить всяческие излишества роботизированной велеречивости, ответ сводился к следующему.

— Один газовый гигант, — резюмировал капитан. — Кольцо впечатляющее, но лун нет. Две планеты в обитаемой зоне. На одной есть атмосфера, чуть менее одного g, и впечатление, что пригодна для обитания, хоть и жарковата. На другой сносная атмосфера, но…

Последний гвоздь вогнал я:

— Но это большая и тяжелая планета с силой тяжести почти три g. И парциальное давление кислорода почти на треть меньше нормального.

Молчание было хоть топор вешай, уныние колыхалось в воздухе черной пеленой. Куда отсюда податься? Признаки жизни выказывал лишь Штрамм, постукивавший себя по подбородку и что-то бормотавший. Потом, ни слова не говоря, повернулся к панели управления и начал выстукивать цифры. По экрану побежали уравнения. Снова обработав челюсть, он ввел еще несколько цифр, кивнул — и обернулся к нам.

— Есть одна возможность.

— Возможность чего? — уточнил я.

— Ускользнуть из этой звездной системы.

— Как? — вскинулся капитан.

— Для начала — надо сесть на тяжелую планету. При такой гравитации человеческий организм может функционировать, хоть и недолго.

— И что сделать? — высказала Анжелина вопрос, вертевшийся на языке у каждого.

— Выгрузить конденсатор гравитонов на поверхность планеты. Как только он заработает при 3g, потребуется… — он обернулся к своим расчетам и указал на экран, — …ровно три месяца, чтобы собрать достаточно гравитонов для длинного Припухания в, будем надеяться, другую звездную систему.

В воцарившемся молчании все обдумывали это неуютное решение так и эдак.

— Это невозможно, — заявила Анжелина. — При таком тяготении мы долго не протянем.

— Нам и не придется. — Ответ Штрамма оказался полнейшим сюрпризом. — Мы сядем, вытолкнем конденсатор гравитонов, а затем взлетим. Единственная проблема — да и то ерундовая, — что нам понадобится загрузить побольше реактивной массы, чтобы взлететь при такой гравитации. Затем выйдем на орбиту…

— Невозможно, — отрезал капитан. — На борту не хватит пищи и воды на трехмесячное пребывание на орбите. Этот корабль не предназначен для долгих плаваний.

Настала моя очередь подкинуть нотку надежды в эту крайне гнетущую беседу.

— А нам вовсе незачем торчать на орбите, — лучезарно улыбнулся я остальным. — Почему бы нам не провести это время на соседней планете? Теплой, пригодной для обитания, но пока необитаемой. Мы станем отцами-основателями — и матерью, конечно. — Я сделал полупоклон в сторону Анжелины.

— Замечательная идея, — одобрила она. — Я и не осознавала до сих пор, но всегда хотела открыть планету. И как же эта планета называется?

Капитан сверился с экраном.

— Названия нет, только идентификационный номер. Один, икс, семь…

— Не пойдет, — тряхнула она головой. — Нам нужно название.

— А почему бы тебе не назвать ее? — предложил я.

Капитан кивком выразил согласие.

— Капитальная идея. Вы первой ступите на поверхность нового света.

— Тогда я и права на нее предъявлю! — рассмеялась Анжелина.

Эта минутка веселья пришлась не по вкусу Штрамму, сидевшему мрачнее тучи.

— Мы еще не знаем, можно ли там оставаться. Не следует ли прежде провести разведку?

Хладный глас рассудка подействовал на наш энтузиазм, как ледяной душ — на пьяного.

— Есть предложение, — произнес я. — Прежде чем принимать решение, не следует ли посоветоваться с остальными? Оно повлияет на всех — и на жизнь, и на будущее.

— Отличная мысль, — одобрил капитан. — У наших пассажиров-аграриев есть лидер?

— Есть, — отозвался я. — К сожалению, это мой многоюродный родственничек по имени Эльмо. А еще я предлагаю пригласить делегата освобожденных узников. Беседуя с ними, я обнаружил, что Томас на самом деле капитан Томас Шлейк, командир одного из захваченных судов.

— Блестящая идея, — встрепенулся капитан Сингх, наверняка преданный член профсоюза капитанов. — Я спишу характеристики обеих планет. Предлагаю провести общее собрание через два часа в столовой. Договорились?

— Предложение принято, — подытожила Анжелина. — Сделайте объявление, и встречаемся там. — Бросив взгляд на меня, она указала на дверь. — Тебе не кажется, что пора слегка освежиться?

Меня дважды просить не пришлось. Вернувшись в бар, я наполнил бокалы и погрузился в недра кресла. А заодно в хляби хандры.

— Погляди на Розочку, — призвала Анжелина. — Эта жемчужина в куче свиней отлично чувствует наши эмоции. — Поглядев, я увидел лишь кончики налощенных черных игл, скрывающихся за дверью. Глядя на меня, Анжелина только головой покачала. — И это бесстрашная и нержавеющая Крыса, не терпящая никаких препон?

— Ни препон, ни терпежу. Но малость заржавела…

— Чушь! У меня такое ощущение, что последняя тягостная планета все еще давит на тебя. Не поддавайся.

— Не поддамся! — вскричал я, подскакивая на ноги. А раз уж встал, заодно освежил наши напитки. — Очищаю мозги и строю планы нашего спасения с этого космического «Летучего голландца». Информация, а затем действия.

Преисполнившись новообретенной энергией, я влез в архив и распечатал характеристики нашего грядущего планетарного — как я надеялся — приюта.

Мы с Анжелиной передавали листки туда-сюда.

— Теплая и уютная, — заметил я.

— Кто-то сказал бы: жаркая и сырая.

— Но сносно. Куда важнее, что разведка не обнаружила ни в атмосфере, ни в почве патогенных микроорганизмов. Во всяком случае, способных повлиять на наш метаболизм. Не говоря уж о визуальном контакте с иными формами жизни.

— Но образчиков-то нет, — приподняла брови Анжелина.

— Запрещено. Роботам-разведчикам разрешается смотреть, но не трогать. Давай-ка поглядим сканы, которые они передали!

Во всепланетном океане обнаружился один-единственный большой материк. Точка съемки снизилась и остановилась над просторным песчаным пляжем. Некоторое время она следовала вдоль линии прибоя, показывая лишь пустой пляж и волны. Ничегошеньки. Потом углубилась на сушу, оказавшуюся всепланетным девственным лесом.

— Ни в океане, ни на берегу никого. Остается только приземлиться и провести изыскания. — Я выключил экран.

— Пора на собрание. — Анжелина собрала раскиданные распечатки в аккуратную стопочку.

Помещение было набито до отказа — впервые мы собрали всех своих пассажиров в одном месте в одно время. На подиуме в дальнем конце комнаты установили стол. Мы присоединились к уже сидевшим за ним инженеру и двум капитанам.

— Спасибо, что пригласили, — вполголоса сказал Томас, когда я уселся.

— Это ваше право, как старшего офицера среди освобожденных военнопленных.

— И эта свобода не будет забыта никогда.

Капитан Сингх резко постучал костяшками по столу.

— Собрание считаю открытым. — И постучал перед собой стопкой бумаг, чтобы подровнять ее. — Сир ди Гриз, владелец этого судна, просил меня созвать это чрезвычайное собрание для обсуждения нашего текущего положения. Когда я закончу, будут открыты общие прения.

Далее зачитал сведения о двух планетах, которые мы наметили посетить. Свиноводы продемонстрировали уйму разинутых ртов и остекленевших глаз, и вполне понимаю почему. Нас занесло черт-те куда от простых радостей свинобразоводства. Когда капитан закончил, последовала пара-тройка вопросов о климате и экологии — в частности, об источниках пропитания. Затем Эльмо, успевший прочесать на затылке и подбородке проплешины, неуверенно поднял руку.

— Наскока я разумею, у нас на все про все пара варьянтов… Так оно, капитан?

— Так.

— Допрежь надоть сесть на эту большую планету, где всем нам потяжелеет, так оно? — Получив подтверждение, он продолжал: — Ежели вещи тяжельше, то и скотина будет еще тяжельше. А хряки-то и нонча не легонькие!

Послышались крики одобрения. Капитан громко застучал по столу. Ободренный поддержкой, Эльмо продолжал:

— Таперича возьмем одного с хряков. Все они твари аграмадные! Возьмем Скрежетуна — в ем, надо быть, цельная тонна. Скока ж ен будет весить?

— Я бы сказал, в районе трех тонн.

— Тре-о-ох?.. Ну, я б сказал, тежелехонький район!

Он клюнул головой и расплылся в ухмылке, когда его собратья захохотали над этой незатейливой шуткой. Капитан снова громко застучал. Эльмо уныло затарахтел дальше, ввергнув всех в зевоту. Моему терпению было далеко до капитанского, и в конце концов я оборвал его пасторальное словоблудие.

— Регламент, капитан! Не могли бы вы избавить нас от дальнейших комментариев на эту тему и сообщить, какой у нас есть выбор?

— Это просто. Два варианта…

Тут же воцарилась тишина.

— Первый я вам только что изложил. Сесть на планете с высокой гравитацией и оставить конденсатор гравитонов там на три месяца. Пока он будет работать, мы высадимся на пригодной для обитания планете и… как-нибудь уцелеем. — Надо отдать должное, он постарался убрать из голоса нотки сомнения.

— Или шо? — встрял Эльмо, и тут же его зашикали.

— Или другой вариант: самое долгое возможное Припухание в сторону центра Галактики, где наблюдается наибольшая концентрация звезд. И обитаемых планет. На Припухание мы израсходуем все наши гравитоны. А когда они кончатся, застрянем.

Воцарившуюся тишину нарушил голос Томаса.

— А каковы шансы, что это произойдет поблизости от звезд и планет?

Капитан расправил плечи.

— Вообще-то крайне ничтожные. По грубой прикидке… я бы сказал, сто к одному.

— Тогда никакого выбора у нас нет, — подытожил Томас. — Все, кто за план конденсации гравитонов, говорят «да».

Мало-помалу собравшиеся неохотно бормотали свои «да», пока не пришли к подавляющему большинству.

Должно быть, даже Эльмо осознал, что выбора нет ни малейшего.

ГЛАВА 27

— Все надо спланировать тщательно, как военную операцию, — изрек я, оглядев свое войско. К нашей компании на мостике присоединился Томас, став разумным пополнением нашей команды. — Инженер Штрамм, насколько велик прибор, который нам надо выгрузить?

— Вместе с контейнером гравитонов, я бы сказал, не больше капитанского кресла.

Все развернулись и уставились на кресло.

— Такой маленький?

— Конечно, ведь это электроника. И работает на молекулярном уровне.

— А сколько весит? — осведомился Томас.

— На первый прикид кило двадцать. Взвешу, скажу поточнее.

— А сколько он будет весить с полным грузом гравитонов? — поинтересовался я, щегольнув своей технической компетенцией.

— Да ровно столько же, конечно, — отрезал он, блеснув своими познаниями. — Ведь гравитоны не имеют массы. — Намекая, что этого не знает только полный дебил.

— Но на планете аппарат все равно весит шестьдесят кило, — молниеносно парировал я. — Поднять его не так-то просто.

— Нет проблем, — не уступал Штрамм и вроде бы даже вздернул губу. — Я прилажу к нему колесики.

Я мысленным взором увидел нижний шлюз — и очередную проблему.

— Значит, вы приладите колесики, и мы скатим его через открытый шлюз на пандус. Который, насколько помню, идет сверху вниз под углом. И как нам удержать его, чтобы он не укатился?

— Наклон пандуса около пятнадцати градусов. Я прилажу блоки, чтобы получилась тормозная система. С мономолекулярным тросом. Прочность на разрыв свыше тысячи кило.

Прежде чем протрубить отход, я двинул в бой последний вопрос.

— А реактивная масса?! Для приземления вам ее потребуется ужасно много, а потом еще и для взлета, преодолевая тяготение в три g!

— У нас ее более чем достаточно. Свинобразы переполнили бак.

Остался лишь один последний вопрос Томаса.

— В атмосфере недостаточно кислорода для поддержания жизни…

— У нас есть кислородные аппараты. Вам придется их надеть, — парировал Штрамм.

— Тогда можно садиться. Я и мои люди идем на эту операцию добровольцами, — с улыбкой сказал Томас. — Полагаю, их технические познания предпочтительней фермерских.

— Еще бы! — откликнулся я. — Я содрогаюсь при одной мысли…

Еще один чрезвычайно важный вопрос поднял капитан Сингх:

— А по окончании трех месяцев, когда вернемся, как мы найдем машину?

— Я прилажу к ней транспондер, — самодовольно бросил Штрамм, одержав окончательную техническую победу.

— Мы пойдем подготовим конденсатор, — сказал Томас. — Я пособлю инженеру.

После их ухода капитан Сингх поставил в списке галочку. Я же подумал о другой проблеме.

— А вас не тревожит утечка воздуха через наружный люк нижнего шлюза? Когда мы впервые сели на ту взбаламученную планету, его пришлось резать горелкой.

— Нет. Пока мы стояли в космопорту, Штрамм установил на люке новый уплотнитель, так что целостности атмосферы корабля ничего не грозит. Сейчас мы легли на курс к этой грузной планете…

— Вот! Планета Грузная. Нам как раз требовалось название.

— Мы выйдем на орбиту вокруг Грузной часа через три.

Что-то грызло меня на периферии сознания, что-то важное. Вот мы сели. И что потом?

На планете мы все будем весить втрое больше.

Пассажиры перед посадкой улягутся в противоперегрузочные кресла. Пусть там и остаются. Неудобно, но необходимо. Но животные-то! Перед моим мысленным взором нарисовалась чудовищная картина…

— А как насчет свинобразов, когда мы сядем? Кабаны будут весить по три тонны! Если они попытаются пройтись… переломанные ноги… скрежет клыковный… ни за что! — Я включил интерком. — Эльмо, на мостик незамедлительно. Эльмо, на мостик…

Когда я изложил ему грядущую проблему, Эльмо побледнел.

— Божечки… это вовсе скверно… вообще скверно. С матками-то проблемов не будет. Будут лежавши, жуть ленивые. И поросенки, с которыми они нянчатся…

— Но кабаны…

— Угу, кабаны… — эхом отозвался он, побледнев еще больше.

Я лихорадочно выуживал основательно забытые воспоминания о моем прискорбном прошлом житье на ферме, нашаривая среди обрывков… Смутные видения больных свинобразов… есть!

— Свиная лихорадка… у нас однажды была эпидемия!

— По счастью, те дни давно прошедши, кузен Джим. Прививка новорожденным напрочь ее стерши и…

— Заткнись, — порекомендовал я. — Теперь помню, нам приходилось колоть их в рыло, где нет игл. И матки-то были не сахар, но…

— Уж хряки-то навряд порадуются, скажу я тебе! Надоть их сперва вырубить.

— Как?

— Ну, известно как. Транкером.

— Это еще что?

— Малехонькая машинка. Навряд уразумеешь, как она работает, но распрекрасно работает что ни раз. Токмо поднеси к загривку и нажми крохотулечную кнопочку. Бам! Какое излучение или чего, и старина хряк бряк и дает храпака!

— А у тебя этот транкер с собой? — Я скрипнул зубами, подавляя желание удушить его.

— Кто его знает… — Скрючившись, мои пальцы потянулись к глотке родственничка. — Должон быть, в ветаптечке. Ежли мы не выкинули…

Схватив Эльмо за плечо, я чуть не волоком погнал его на свинарную палубу, не слушая писклявых протестов, мимо дремлющих свиноматок к складу в дальнем конце. Сорвал крышку с ветаптечки… заглянул…

— Толком не уверен, но вон та штукенция смахивает на его.

Я благоговейно извлек сверкающий металлический аппаратик и взялся за рукоятку.

— Угу, ен самый, будь спок!

Я едва удержался, чтобы не испытать его на загривке Эльмо…

От свинского хрюканья и поросячьего визга я сбежал в мир и покой машинного отделения. Работники как раз заканчивали свои труды над конденсатором гравитонов. С прикрепленными теперь крепкими колесами он очень смахивал на мобильный картотечный шкаф, привязанный к крепким талям. И с металлической коробкой для завтрака, прилаженной сверху.

— Валяй, — сказал Штрамм, и Томас нажал кнопку на небольшом радио, которое держал в руке. На коробке для завтрака мигнула лампочка, и она издала гудок.

— Транспондер работает отлично, — заключил Томас.

— Готов в путь, как только капитан скажет, — сказал Штрамм. — После того, как мы откатим его в шлюз и закрепим снаружи.

Вскарабкавшись по лестницам на мостик, я доложил капитану:

— Конденсатор готов в путь. Когда прикажут, пассажиры улягутся в противоперегрузочные кресла. Эльмо и его фермеры улягутся на свинарной палубе. Он сказал, что ему понадобится около часа, чтобы утихомирить животных.

— А вы?

— Я буду с командой конденсатора на нижней палубе. Для посадки мы приготовили там матрасы. Чем быстрей будет покончено с делом, тем раньше мы сможем взлететь.

Я не стал уточнять, что Анжелина, неохотно признав, что ей в предстоящей операции роли не найдется, останется в противоперегрузочном кресле.

— Отлично. Велите начинать готовить животных. Как только они закончат, садимся.

Дело с кабанами прошло куда более гладко, чем мы ожидали. Поглядев на меня, Скрежетун хрюкнул свой свинский привет — и грохнулся на палубу, когда Эльмо оглушил его транкером, включив его у загривка великана. Просто рухнул — и захрапел. Остальные не обратили на него ни малейшего внимания и быстро последовали его примеру, сонным хором выводя булькающие трели.

Я присоединился к добровольцам на нижней палубе, где те лежали на матрасах у внутреннего люка. Конденсатор был прикреплен к переборке. Трос уже был прицеплен одним концом к нему, а вторым — к скобе на полу. На стене повыше были смонтированы полдюжины кислородных баллонов. Я активировал радио.

— Все готовы, капитан. Настенные громкоговорители ожили.

— Начинаю заход на посадку. Занять противоперегрузочные кресла. Начинаю торможение.

Посадка тянулась нескончаемо. Когда ракетные двигатели наконец смолкли, мы поняли, что находимся на Грузной. Вот только чувства этому противоречили: при тройной силе тяжести казалось, что ускорение продолжается и продолжается.

— Поехали. — Томас с трудом поднялся на ноги, доковылял до кнопки люка и нажал ее. Покачнулся, чуть не упал, затем нажал и кнопку пандуса, как только — с ужасающим протестующим скрежетом — внутренний люк распахнулся. Придавленный тяготением к переборке, Томас вдруг рухнул на колени, взахлеб втягивая воздух в легкие. Я добрел до переборки, отцепил кислородную маску и протянул ему. И сграбастал еще одну для себя: дыхание тут требовало немалых усилий.

Как только внутренний люк открылся, мы двинулись в шлюз. Легче всего было скатиться с матрасов и перемещаться на четвереньках. В шлюзе мы нацепили кислородные баллоны и маски, катя с собой ставшую вдруг тяжеловесной машину. Внутренний люк медленно закрылся.

— Открываю наружный люк. — Томас нажал на кнопку. Уплотнитель резко хлопнул — как и наши барабанные перепонки; это давление в шлюзе уравнялось с наружным. Медленно отползший люк открыл взорам серую пустошь — безжизненный каменистый грунт на фоне зловеще черного небосвода. Ледяной ветер вздымал пыль вокруг нас. — Ладно, за дело, — проговорил Томас. — Сначала мы с Вольфи, а если не сможем довести до конца, подхватит следующая пара.

Он отпустил хомуты машины, и та поехала, но была тут же остановлена полиспастом. И медленно покатилась вниз по пандусу по мере вытравливания троса. У основания пандуса, достигнув земли, она прекратила спуск.

— Не отцепляйте трос… — с трудом переводя дыхание, произнес Томас. — Пригодится, когда… вернемся… тащить его… на корабль. — Не пытайтесь встать. — Голос его сквозь кислородную маску звучал глухо, — оставайтесь на четвереньках, распределяйте вес равномерно.

Склонившись вперед, они совместными усилиями покатили неповоротливую махину прочь от корабля. Эта изнурительная работа требовала предельного напряжения сил. Продвинувшись метра на три, Томас с трудом поднял руку.

— Теперь… следующая… команда…

Я дополз до них на четвереньках и принял эстафету, толкая конденсатор по грунту с волокущимся следом кабелем.

Пожалуй, такой тяжкой работы мне не выпадало еще ни разу в жизни. Искренне надеюсь, что больше ни разу и не выпадет. Мы толкали ужасную тяжесть, преодолевая чудовищное бремя тяготения… и остановились. Пошла следующая пара. На четвереньках, как младенцы, мы налегали на упирающуюся машину, сдвинули ее на несколько бесконечных сантиметров…

— Говорит капитан… — раскатился эхом голос у меня в черепушке, и спустя долгие мгновения отупения я осознал, что это мое радио.

— Да, — пропыхтел я.

— Штрамм говорит, вы продвинулись достаточно: взлетный выхлоп туда не достанет.

Говорить было трудно, но в конце концов я донес мысль до остальных.

— Готово. Возвращаемся на корабль…

Остановиться нам не дал лишь инстинкт выживания. Если не будешь двигаться — на разбитых в кровь коленях и ладонях, — погибнешь. Тут уж никто не в силах помочь.

Проталкиваясь сквозькрасную пелену боли, я вдруг ощутил, как мне что-то вталкивают в ладонь. Карабин на конце троса. Я лишь пялился на него, не понимая.

— Передай дальше… — пропыхтел Томас. — Заднему… пусть положит вне пределов выхлопа!

Сунув карабин ползшему за мной, я снова двинулся вперед.

Ладонями ощутил холодную шершавость пандуса. Оставляя на металле смазанные кровавые пятна, я упорно продвигался вверх, на корабль. Дотянул до матраса и без сил рухнул на него, хрипло втягивая воздух легкими.

А потом из чудовищной дали долетел голос. Томас?

— Закройте люк… пересчитал… все вернулись…

— Включить радио… — просипел я. — Закройте люк…

Должно быть, я тут же потерял сознание. Лишь смутно осознал навалившуюся на грудь дополнительную тяжесть. Вероятно, взлет.

Когда я открыл глаза снова, то тут же почувствовал себя почти невесомым, дышать было легко, сорвал кислородную маску, и это далось почти без усилий. Я медленно сел, тут же ощутив головокружение, увидел Томаса, глядевшего на меня. Он улыбался.

— Мы справились, правда?

Я лишь безмолвно кивнул в знак согласия.

ГЛАВА 28

Вокруг было чересчур много людей, чересчур много поздравлений. Доброжелательных хлопков по спине, отзывавшихся болью — как и все мышцы моего тела. Спасла меня Анжелина. Я плелся, а она поддерживала меня, мудро направляя в бар, а не в постель. Развалившись в мягком кресле, задрав ноги, когда мои колени и ладони были умащены бальзамом и перевязаны, я трясущейся рукой поднял холодный бокал и хлебнул. И прохрипел:

— Так явно лучше. — После кислорода по горлу как рашпилем прошлись.

— Ты был просто чудо — и ты, и остальные. Капитан снимал все на внешние камеры. Порой казалось, что это неосуществимо… потом мы увидели кровь на пандусе…

— Что сделано, то сделано, — прижал я палец к ее губам. — Сейчас конденсатор конденсирует в весьма возросшем темпе. Капитан мне все растолковал — правду говоря, просто прочел лекцию. Похоже, темп конденсации зависит от квадрата силы тяжести. Так что вместо того, чтобы собирать гравитонов втрое против обычного, наша старательная машина гребет сам-девять…

— Еще «Манхэттенушку»? — осведомилась она и наполнила мой бокал до краев, как только я поднял его дрожащей рукой. Вот и вся лекция по физике.

— Знаешь, когда мы приземлимся на следующей планете?

— Капитан сказал, время прибытия завтра утром. Хочет потратить целый день на проверку, прежде чем открыть шлюз.

— Кто ж его упрекнет после недавних планетарных приключений?

Планетарное время отставало от корабельного часа на два. Приняв еще пару-тройку коктейлей (и обезболивающее), я заснул сном праведника. Пробудившись на рассвете, я почувствовал себя разбитым, но почти человеком. После завтрака пришлось снова укладываться в противоперегрузочные кресла для посадки. Должен признаться, я дремал, пока голос капитана не вонзился мне в мозг.

— Босс, на мостик. Капитан Шлейк, на мостик.

Потянувшись, я зевнул.

— Идешь со мной?

— Не сейчас. Розочка что-то заскучала, и Эльмо обещал осмотреть ее ветботом.

— Отличная машина, ее даже ему не испортить. Если он не забудет нажать выключатель, — бросил я и отправился на мостик.

— Я веду разведку планеты с орбиты и отправил разведбот для анализа воздуха и образцов биосферы, — сообщил капитан, когда я присоединился к компании. Штрамм был уже на месте, а Томас подоспел вслед за мной.

По экрану побежали данные и цифры.

— Гравитация девяносто процентов нормы, всем нам это понравится. Содержание кислорода почти в норме. — Капитан указал на ряд цифр, сплошь мигавших зеленым. — В атмосфере болезнетворных микроорганизмов нет. Масса пыльцы. То же касается и почвы. Микробов нет, масса растительных тканей.

Откинувшись на спинку кресла, он поставил пальцы домиком.

— Я бы сказал, что эта планета готова к осмотру на месте, и я вызываюсь добровольцем. Я не покидал корабль уж забыл сколько…

— Ни за что! — отрезал я насколько мог жестко. — Вы в этом космическом сафари незаменимы. Кроме того, удовольствие наречь сей новый свет мы обещали Анжелине.

— Таки помнишь, — заметила она, ступая на мостик. — Конечно, Джим тоже будет настаивать на участии в предварительной рекогносцировке. Я не против, если только ступлю на поверхность первой. Согласны?

Голосующих против не было. Попросту не посмели.

Изображение крохотной голубой планеты было на экране. Капитан указал на две белые точки сбоку.

— Это две луны, так что должны наблюдаться солидные приливы. — Он дал увеличение, и планета медленно повернулась, когда он принялся выстукивать по клавишам. — По большей части покрыта водой, но есть и крупный материк с цепью островов неподалеку. Берега у них отвесные — очевидно, это вершины подводной горной гряды. Плоских участков для приземления нет. Зато на материке я подыскал подходящую посадочную площадку.

Изображение остановилось — и устремилось на нас. Вниз, сквозь тонкий слой облаков, к суше внизу. И остановилось над самыми верхушками деревьев.

— Похоже, всю планету покрывают джунгли, изредка встречаются прогалины, широкие пляжи, но вот что я нашел у побережья.

Точка съемки взмыла, уплыла в сторону. Показалась просторная бухта, обрамленная широкой зеленой дугой.

— Здесь, — сообщил капитан. — Я проверил георадаром. Примерно метр почвы над прочным скальным основанием. Вероятно, эта часть суши — прилегающая к бухте и сама бухта — раньше была низменностью, а потом была поглощена морем. Должно быть, снова поднялась в недавнем геологическом прошлом. Трава — или что-то, играющее ту же роль — снова освоила сушу. Но деревьев не видно. Поверхность выглядит довольно гладкой.

— С виду место идеальное, — прокомментировал Томас, манипулируя ручками, чтобы взглянуть поближе. — Трава на почве поверх скального основания. За все годы командования космолетом лучшей посадочной площадки не встречал.

— Тогда мы «за», — сказал я. — Садимся здесь?

— Возможно, — проворчал капитан. — Мы с Томасом хотим провести еще одну детальную рекогносцировку. Если лучшего места не найдется, садимся через час.

— Отлично. Мы с Анжелиной подготовим основное снаряжение для первой вылазки.

Когда мы допили свои коктейли, основное свелось к самому основному. Крепкие ботинки. Две камеры. Рюкзак с экспресс-лабораторией. И неразлучное оружие.

— О, дивный новый мир! — сказала Анжелина. — Мне не терпится посетить его.

— И наречь!

— Конечно.

Посадка прошла гладко, пассажиры ликовали, свинобразы вожделели свежих пастбищ. Как и все мы. Мы уже дожидались у нижнего шлюза, когда внутренний люк распахнулся. Я отвел глаза от темных помарок на пандусе; довольно напоминаний, хватит и бинтов у меня на коленях.

Как только внутренний люк загерметизировался, распахнулся внешний. Мы потянули носами свежий, жаркий, сырой воздух и ступили на пандус, а с него — на зеленую плоскую массу, устилающую землю.

— Жарковато, — охнула Анжелина. — Как в сауне…

— Вот! — воскликнул я.

— Что?

— Ты только что назвала планету. Сауна.

— Ты прав, годится. Пусть будет Сауна.

Наклонившись, я пригляделся к ковру, устилающему Сауну. Не трава, а пружинящая масса из стеблей и крохотных листочков. Сверху тонкие стебельки, снизу потолще. Она ровным слоем простиралась до узкого пляжа и синего океана по ту сторону.

— Доложитесь, — прозвучал голос капитана у меня в голове.

— Пока что все отлично, а планета отныне именуется Сауной.

— Отлично. Нам нужны пробы океанской воды. Только осторожно. Она горячая. Близ берега ровно сорок градусов без перепадов.

— Пойдет.

Я обернулся к Анжелине, вглядывавшейся в не столь уж отдаленную зеленую стену джунглей:

— Интересно, что там творится?

— Скоро узнаем, но сперва капитан хочет получить пробы воды.

Мы зашагали к океану и широкому пляжу. Мелкие волны разбивались о золотистый песок. Мы подошли к небольшой луже, оставленной приливом. Сбросив возле нее рюкзак, я извлек пробирку.

— Не нравится мне эта вода, — заметила Анжелина.

— Чем? Какая-то живность?

— Не то. Просто подойди.

Я подошел. В мелком конце лужи вода имела желтоватый оттенок. И лениво бурлила. От песка отрывались крохотные пузырьки, лопавшиеся на поверхности.

— Вроде бы кипит, — сказала Анжелина. — Будь осторожен.

Я послушался. Отложив пробирку, выудил пару пластиковых перчаток. И лишь надев их, погрузил пробирку в жидкость.

— С виду совсем безвредная, — заметил я, запечатывая пробирку.

— А ты полюбуйся на перчатки.

И действительно. Утратив прозрачность в тех местах, где погружались в воду, они стали молочно-белыми. Сунув пробу в рюкзак, я стащил перчатки, не давая мутному пластику коснуться моей кожи, и бросил их на песок.

— Первая инопланетная помойка, — сказал я. Никто из нас не улыбнулся.

— Давай-ка поглядим, что нам могут предложить деревья, — произнесла Анжелина. — Океана с меня хватит.

Шагая к джунглям, я начал мало-помалу осознавать, насколько они огромны. Ввысь возносились мощные деревья, достигавшие в высоту тридцати, а то и сорока метров. Вместо листьев у них имелись зеленые колючки. Толстые ближе к веткам, более тонкие к концам. Вроде живой колючей проволоки.

А под деревьями и между ними буйствовали зеленые растения — и большие, и малые. У некоторых были большие плоские листья. С некоторых ветвей свисали золотистые шары — и цветы всех цветов спектра.

— С виду непролазные. — Анжелина остановилась перед зеленой стеной растительности.

Снова натянув пластиковые перчатки, я вынул из рюкзака длинный пинцет и потыкал им жуткие зеленые шипы — как оказалось, водянистые и сгибавшиеся без труда.

— Они очень мягкие. — Я сунул руку в гущу зелени, чтобы дотянуться до золотистого сферического плода. Едва я коснулся его, как он лопнул, и по моим пальцам потекла теплая жидкость. Я подставил пробирку и держал, пока она не заполнилась.

И тут на корабле взвыла сирена тревоги. Мы с Анжелиной разом обернулись; ее пистолет уже был на изготовку. Я замешкался, потому что прежде мне надо было стащить перчатки. Сирена смолкла, и со стороны корабля послышались крики. Мгновение спустя по пандусу на зеленый простор пронеслась исполинская черная фигура.

— Похоже, Скрежетун хочет поразмять ноги и клыки, — заметил я, как только мы убрали оружие.

— Я его не виню. Должно быть, его опьянил свежий воздух.

Хряк решительно трусил вперед, нюхая воздух и радостно хрюкая. Повернувшись к океану спиной, он направился к зеленой стене джунглей.

— Не остановить ли его? — предложила Анжелина. — Ведь мы не знаем о растениях ровным счетом ничего.

— Зато он знает. В чутье свинобразам нет равных.

По пути Скрежетун подхватил полный рот зелени, устилавшей землю, и довольно чавкал ею на ходу.

Но на опушке повел себя совсем иначе. Вдруг остановившись, он громко заворчал. Сунул свою массивную голову в заросли.

Тут же отдернул ее, гневно взвизгнув. Все еще ворча, развернулся — и снова принялся копаться в зеленом ковре.

— Послание вполне внятное, — сказал я, наклоняясь и вытягивая хлыст растительности. — Эта штука вполне съедобна, но от джунглей надо держаться подальше.

Мы собрали еще несколько проб, взмокнув от жары, и отнесли их на корабль. На пандусе нас поджидали Эльмо со товарищи. Внутренний люк был уже закрыт.

— Он никого не поранивши, а? Рванувши через ворота, сшибши Мальца Эбнера и чуть не затоптавши его…

— Он в полном порядке. К лесу не подходит, а подножный корм ему очень даже по вкусу. — Я поднял образчик, потыкав свисающие с него черные клубеньки. — Жрет эти бугристые штуки так, что за ушами трещит.

— Значица, для стада вреда не будет?

— Если он в ближайшее время не скопытится, то, пожалуй, да.

Как только внутренний люк распахнулся, свинобразы избавили Эльмо от необходимости принимать решение. Пока стадо грохотало мимо, мы стояли за дверью. По пятам следовали фермеры, хоть и без грохота. Прохладный воздух омыл нас как благословение.

— Отнесем-ка эти пробы к капитану, — без особого энтузиазма сказал я.

— По пути заглянув в бар ради холодного коктейля, — добавила неизменно практичная Анжелина.

Графин с коктейлем мы принесли с собой на мостик, упиваясь прохладой и комфортом, пока Штрамм с капитаном потели над анализами. Машины работали быстро, показания были душераздирающе подробными.

— Мы сможем побыть здесь до возвращения за гравитонами, — подытожил капитан, держа распечатки. — Весьма любопытная планета.

Следуя указанию моего пальца, он наполнил себе бокал, прежде чем плюхнуться в кресло.

— Пока анализатор анализирует, компьютер выдал перекрестные ссылки. — Он пошелестел страницами. — А, вот. Экзобиохимик из всегалактически прославленного МТИ — Мракобесского Технологического Института. Профессор доктор Мерклер. Пишет о планете, очень смахивающей на эту…

«Много раз в начале эволюции планеты проходят стадию, когда они еще расплавлены, легкие металлы и прочие элементы поднимаются к поверхности. Время от времени во время остывания и отвердевания планеты среди доступных элементов — сера. Выделяющиеся испарения и прочие газы формируют океаны и атмосферу. На молодых планетах — проходящих ранние стадии, как эта, — сера растворяется в океанах. До такой степени, что по сути те состоят из серной кислоты с рН, равной трем. На дне находятся чудовищные открытые залежи серы. Весьма неблагоприятные для жизни. Но на суше дело обстоит иначе. Испаряясь из океана, вода свободна от серы. На протяжении эпох растения процветают. В борьбе за существование различные растения вырабатывают множество ядовитых соединений».

— Должно быть, Скрежетун учуял или почувствовал их на вкус, — кивнула Анжелина. — Но принесенные нами растения — дело другое. — Она приподняла один из ростков с черными клубнями.

— Не лишено смысла, — согласился я. — В эту раннюю геологическую эпоху материки тут еще движутся. Когда море отступает — как здесь, на нашей посадочной площадке, — почва насыщена соединениями серы. За длительный период наземные растения мутировали и выжили в серной среде. Они размножаются вегетативно с помощью этих клубеньков. Семян они не дают. Вместо них питание накапливается в клубеньках. Потом у них образуются глазки, как у картофеля, из которых прорастают новые растения. Это хранилища крахмала, которые так нравятся животным.

— А мы их есть можем? — поинтересовалась Анжелина.

— Несомненно. И на роль морской свинки я выдвигаю добровольцем Эльмо, — с надеждой предложил я.

Пропустив ответ мимо ушей, Анжелина снова наполнила бокалы.

И тут я задал важный вопрос:

— Мы можем прожить тут без риска три месяца?

— Однозначно, — подтвердил капитан. — На поверхности должна найтись вода без серы, хотя, возможно, придется ее прежде опреснить. Эти земляные клубни могут оказаться вполне съедобными, что позволит сберечь запасы замороженных продуктов…

— И наверняка будут лучше на вкус, — подхватила Анжелина. — Так и сделаем!

* * *

Потянулись праздные дни. Клубни наземной растительности — с ходу прозванные «терпомоем»^[52] — оказались вкусными и питательными. Сударыня Джулия и ее товарки скоро начали готовить из них уйму замечательных блюд — варенные с приправами и жареные, пюре, холодные салаты и тушенные с мороженым мясом. Мы благоденствовали.

И хотя днем царила чистейшая баня, после заката было очень комфортно. Мы расставляли столы и трапезничали под открытым небом при свете лун. Расставив шатры для защиты от многочисленных ливней, проводили вне корабля все больше и больше времени. Довольные хрюшки совсем разжирели, даже Розочка, вопреки усилиям Анжелины сохранить ей фигуру. В отсутствие животных какого бы то ни было рода, даже насекомых, существование у нас было не бей лежачего.

Дни складывались в недели, недели в месяцы, и когда капитан созвал собрание, это чуть не стало для нас сюрпризом.

— Скоро мы отбываем, так что пора наметить планы на будущее.

Действительность нагнала нас. Пора покончить с отдыхом и готовиться к отлету. Заставив забыть о свежем загаре и заметно улучшившихся фигурах, перед нами в ближайшем будущем замаячила безобразная реальность Грузной.

ГЛАВА 29

Было самое чудесное время — близился послеполуденный час коктейля. Я вознамерился забыть о Грузной, до которой было уже рукой подать. И до трудов, которые нам вскоре предстоит свершить. Предамся хотя бы на минутку блаженному забвению. Я как раз наводил глянец на бокалы в баре, мыча какой-то мотивчик и просматривая этикетки на уставленных ярусами бутылках, когда вошла Анжелина.

— Воистину безупречно своевременное явление! Милости прошу.

— Не очень безупречно, — негромко отозвалась она. Я приподнял брови.

— У тебя посетитель, который хотел бы с тобой потолковать прежде, чем ты налижешься.

— С кем угодно! Если только это не Эльмо.

— Это Эльмо.

Я испустил порывистый вздох. Прикуси пулю. Раз — и готово! Предвкушая, как утопишь печали — потом.

— Да, ага… конечно… давай его сюда.

— Уже здеся, кузен Джим. — Эльмо вырос на пороге как дурное воспоминание. — Допрежь всего, хотевши тебе сказать, мы все оченна благодарные за то, шо ты и другие мужики сделали на Грузной. Вроде как, знаешь, ну, великое дело. Ежли понимаешь, про чего я…

Черные воспоминания нахлынули на меня, лишив дара речи.

— Мы все хотели поблагодарить — за то, что вы сделали в тот день, — подхватила Анжелина с искренним теплом в голосе.

— Вы сказавши, сударыня Анжелина, чего я сказанул бы, найди я слова. А мы с хлопцами тут толковали и сыскали способ, чтоб вам не делать этого сызнова.

Смысл его корявых синтаксических построений пробился сквозь мою усугубляющуюся депрессию.

— Верно говорю. Мы толковали и подбили хлопцев с клуба «Грубая гиря» в добровольцы, и они прям жаждавши, чтоб я тебе сказавши!

О чем это он? Никогда не употребляй одно слово, если десять лучше. В груди у меня родилось утробное рычание.

— Пусть войдут, — сказала Анжелина. Неужели и она замешана в каком-то замысловатом заговоре аграриев? Не успел я и рта раскрыть, как ребятишки молча потянулись в бар. Челюсть у меня отвисла.

Шаркающие, смущенные, с толстыми шеями, могучими ляжками — в каждом больше двух метров бугрящейся мускулатуры.

— Они мировые чемпионы среди тяжелоатлетов! — по-отечески проговорил Эльмо. — Хотят притащить эту машину обратно, заместо тебя и этих тощих дохляков.

В моем сознании воссиял свет. Ну конечно! Для перетаскивания конденсатора мозги не нужны. Только грубая сила, а она тут в самом гипертрофированном виде.

— Да! — не замедлил с ответом я. — От лица всех тощих дохляков говорю: работа ваша!

Они просияли и зарделись, радость волнами пробежала от бицепсов через трицепсы на грудные мышцы. Они поспешно зашаркали прочь, а меня вдруг обуяла щедрость.

— Выпей с нами, кузен Эльмо. Я откупорю бутылку.

Что и исполнил, ибо день выдался воистину великолепный.

Я все еще радостно улыбался, когда капитан созвал на мостике собрание. Войдя, я увидел на обзорном экране зловеще заполнившую его Грузную. Капитан, Штрамм и Томас таращились на нее в скорбном унынии.

— Я принес добрые вести, дабы развеять ауру безысходности, тяжким бременем навалившуюся на всех присутствующих. — Они с сомнением поглядели на меня, явно решив, что у меня шарики за ролики закатились. — У нас на корабле нашлись дюжие добровольцы, которые поползут за конденсатором вместо нас.

Когда я закончил объяснения, отчаяние сменилось ликованием.

— Я должен руководить ими, — заметил Томас.

— Несомненно, — согласился я. — В горизонтальном положении на мягком матрасе.

Наш второй визит на Грузную прошел не в пример лучше, чем первый. Когда мы вышли на орбиту, кабаны довольно похрапывали, свиноматки спокойно похрюкивали. Самые крупные однолетки составили взрослым компанию в объятиях электронного морфея, так что на сей раз обошлось без переломов. Я лежал в противоперегрузочном кресле, благословляя перекачанных культуристов, сулящих визиту успех. Благодаря большому экрану на стене мы наблюдали происходящее, как из первого ряда партера.

Как только посадочные двигатели смолкли и 3g навалились на нас, Томас с натугой сел.

— Никакой показухи, — приказал он, когда дверь шлюза со скрежетом отворилась. — Я знаю, что вы, парни, сможете стоять на своих двоих, но встать все же не пытайтесь.

Они кивнули.

— Когда стоишь на четвереньках, нагрузка на каждую конечность вдвое меньше. Делайте скользящие движения. Для того-то у вас наладонники и наколенники. Лады, пошли в шлюз.

Подымаясь на локти — а затем на колени, — они кряхтели. Но справились. И двигались куда элегантнее, чем мы тогда. Томас медленно последовал за ними и рухнул, запыхавшись, на подстилку в шлюзе.

Тяжеловозы терпеливо ждали, когда закроется внутренний люк и медленно, с громким скрипом, откроется наружный.

— Первая пара, вперед. — Томас не договорил, закашлявшись. — Видите вон там трос с петлей на конце?

Неспешные кивки.

— За ним. Тащите его сюда.

Они двинулись вперед, медленно и упорно. Главное, ровно. Я тут же вспомнил, как мы мучительно дергались. Эти битюги — дело другое. В таком деле мозги и вовсе не нужны. Они уже были на полпути к тросу, когда Томас окликнул:

— Второй пусть ждет там. Первый берет трос и тащит его ко второму.

Ведущий без колебаний медленно, ровно пополз дальше.

Добравшись до троса, остановился, тяжело дыша. И не двигался, пока не отдышался. Трясущейся рукой взялся за карабин. И — с явным усилием, от которого вздулись все его мышцы, — пристегнул к поясу. Сделал полукруг и пополз обратно.

Я поймал себя на том, что сижу, взмокнув от напряжения, прекрасно понимая, что он чувствует. И снова улегся с глубоким вздохом. Сделав огромное усилие, Анжелина положила ладонь мне на руку. Я улыбнулся ей.

— Лучше он… чем ты… — пропыхтела она.

Я в ответ лишь слабо кивнул.

Эти силачи были просто великолепны. Медленно и неуклонно, без суеты они передавали трос вперед и тащили его за собой. Вторая команда встретила их у основания пандуса, и трос ровно продвигался вперед, пока они не накинули карабин на крюк лебедки.

Ведущий первой пары с усилием поднял кулак и тряхнул им в воздухе.

— Готово! — Он улыбнулся сквозь заливающий лицо пот.

Остальное было дело техники. Втащить конденсатор лебедкой внутрь и закрепить его. Работа тяжелая, но проделана она была быстро. Как только все оборудование было закреплено для взлета, мы взмыли на орбиту, стремительно расставшись с сокрушительной гравитацией.

Как только на меня нашел такой слог, я отправился в машинное отделение. Где Штрамм сливал остатки гравитонов в бункер припухательного двигателя. Во всяком случае, я предположил, что именно этим он и занят. Поскольку гравитоны лишены массы, веса и видимости, толком тут не скажешь.

Но они были важнейшим источником силы Припухания, которое способно вынести нас отсюда.

Как мы искренне надеялись…

Дерева, чтобы постучать, на космолете не нашлось, так что в качестве паллиатива я скрестил пальцы. А заодно и глаза, воззвав к незримым богам суеверия.

Закрыв и опечатав гравитонный бак, Штрамм поглядел на индикатор.

— Полон-полнехонек и горит желанием провернуть громаднейшее Припухание! — изрек я.

— Может быть, — отозвался он, постучав по шкале и снова поглядев на показания. — А может, надо было подержать его на Грузной подольше…

— Он полон! Гравитонов через край. Более чем достаточно, чтобы припухнуть обратно в цивилизованный уголок Галактики. Написать счастливый конец нескончаемому странствию этого космического «Летучего голландца»!

В ответ он лишь пожал плечами. Что я проигнорировал. Мы молча двинулись на мостик.

Два капитана там сидели перед пультом управления Припуханием, прогоняя по экрану уравнения. Анжелина сидела за картографическим столом с Розочкой, прикорнувшей у ее ног и по-поросячьи похрапывавшей.

— Ветбот показал, что она в полном порядке. Просто легкая диспепсия. От переедания. — В ответе это заявление не нуждалось.

— Мы вышли на курс, — сообщил наш капитан, разворачиваясь в кресле. — К яркой звезде, находящейся, похоже, на полпути к ближайшему скоплению центральных звезд. Туда мы доберемся за два длинных Припухания. С коррекцией курса после первого. Вопросы есть?

Ответом ему послужило молчание. Вот оно. Единственный наш шанс. Все или ничего.

— Давайте, — выразила Анжелина наше общее мнение.

Он активировал Припухание.

— Бар открывается, и все вы приглашены, — объявила Анжелина. — В том числе и капитан, сейчас официально освободившийся от вахты. Напитки и закуски для всех!

При этих словах глаза Розочки распахнулись, и она хрюкнула с предвкушением. Встала на ноги и встряхнулась, жутко затарахтев иглами.

* * *

Весь корабль пребывал в расслабленном, праздничном настроении. Планета омерзительных зеленцов затерялась в глубинах космоса. Надрывы и растяжения Грузной давно зажили, а пот Сауны напрочь испарился. Замечательные гравитоны, припухаючи во всю прыть, несли нас к цели. Мы предали себя в руки судьбы. Что будет, то и будет. Скоро сами все увидим.

Ряд праздничных вечеринок пришелся по душе всем и каждому. Гиревики устроили чрезвычайно впечатляющее силовое шоу и показ боевых искусств. Эльмо сколотил оркестрик сельских музыкантов, терзавших наши уши музыкальными расческами, однострунными контрабасами и банджо из ящиков. Вспомнив свою недолгую карьеру в роли эстрадного музыканта, я устроил демонстрацию искусства престидижитации и сорвал овации. Словом, царила радость.

Пока не завершилось первое Припухание. Ради этого события мы собрались на мостике.

Сидели как на иголках, пока Припухание не схлопнулось и мы не оказались в нормальном пространстве. Наша звезда назначения ярко сияла посреди экрана.

— Хорошее Припухание, — одобрил капитан. — А теперь давайте проверим ее спектр.

По экрану побежали числа.

— Горячая. Большая. С такого расстояния стопроцентной уверенности нет, но пертурбации связаны с потемнениями.

— И что это значит? — уточнила Анжелина.

— Сопутствующие планеты. Большие. Узнаем подробнее, когда следующее Припухание приведет нас куда ближе.

— Долго еще? — спросил я.

— Дня два, не больше.

Развлечения закончились. Настало время для самокопания — и надежды. Странствие выдалось очень-очень долгим. Пора бы ему закончиться давным-давно.

Зная, с каким нетерпением все на борту ждут развязки, и свинобразы, слишком долго проторчавшие в загонах, в том числе, инженер смонтировал на стене столовой большой экран. Для нас. Свиньям пришлось обходиться без него. Камера и проектор транслировали картинку с мостика, и увеличенный обзорный экран занимал в ней центральное место.

Когда начался окончательный обратный отсчет, мы с Анжелиной отправились на мостик, воспользовавшись привилегией увидеть все напрямую.

На сей раз обратный отсчет казался нескончаемым, но в конце концов дополз до конца. Припухание, хряснув, свернулось, и экран на миг залил яркий свет, пока объектив не закрыли фильтры.

Ослепительно-яркий. Раздался тревожный гудок, когда в нижней части побежали данные спектрального анализа. Капитан отшатнулся, ухватившись за подлокотники.

— Этот спектр… может означать лишь одно… эта звезда готова стать Новой!

Из динамиков послышался треск: это радио включилось, чтобы принять входящее сообщение.

— Добро пожаловать на Эпсилон Кастора. Хоть эта звезда и готова стать Новой!

ГЛАВА 30

Надо отдать моим спутникам должное: они не запаниковали. Хоть и не часто случается, чтобы тебе говорили — второй раз кряду, — что ближайшая к тебе звезда вот-вот рванет, обращаясь в Новую.

Капитан — спокойно! — проговорил в микрофон:

— Радиоконтакт. Назовитесь.

— Добро пожаловать, новоприбывший звездолет, добро пожаловать в звездную систему Эпсилона Кастора. Спектральный анализ показывает, что звезда станет Новой с тысячелетия на тысячелетие. Так что забудьте о своих бедах, и пусть пребывание здесь оставит наилучшие воспоминания!

Добро пожаловать на торговый пост Пита Бронко — приветливый спутниковый рай!

В этот миг телеэкран заискрился жизнью, показав лучащееся радостью лицо электронного Пита Бронко — загорелого, зубастого, в широкополой шляпе с высоким коническим верхом. Я заключил, что его голова заполняет все пространство шляпы. Капитана это отнюдь не позабавило.

— Выключить эту запись. Мне нужен оператор-человек.

— Мне тоже! Увы, последний человек отбыл более трехсот лет назад. Но наш роботизированный сервис лучше всех! Отведайте наши аппетитные стейки, выдержанные свыше тысячи лет при температуре одного градуса выше абсолютного нуля. Остановитесь в нашей гостинице с лучшим обслуживанием номеров во всей Вселенной, с девушками, которые…

— Заткнись! — рявкнул капитан. — Давай список доступных услуг.

— …гррррк. Имеются «Трубкозубий стейк», «Астероидная кухня», «Чуткий консультант»…

— Стоп. Список средств связи.

— Связь. Звездная база данных. FTL Comms…

— Стоп. Дай доступ к FTL Comms.

Мы лишь молча таращились, онемев от изумления. Неужто правда? Неужели «Летучий голландец» наконец пришел в надежную гавань? Может ли быть, чтобы наше странствие в никуда наконец подошло к концу?

— Пит Бронко приветствует вас в лучшем центре связи в этом секторе космоса. Наш робокатер «Подвода» сейчас уже спешит к вам навстречу, чтобы доставить вас и ваших уважаемых спутников сюда, дабы насладиться нашими услугами, славящимися по всей Галактике. Принимаются платежи любого рода после санкции банка. Транспорт сейчас же состыкуется с вашим верхним шлюзом, как только подгонит размеры портала. Итак, стыковка! Пожалуйста, откройте наружный люк и упивайтесь восхитительнейшими потребительскими впечатлениями в жизни!

С нижних палуб до нас донеслись перекаты ликования фермеров — и визга свинобразов.

— Спросите его, есть ли здесь запас гравитонов… — ровным тоном произнес Штрамм.

— Я слышал это, досточтимые гости, и — да, действительно! — у нас в наличии наилучшие гравитоны во всей Вселенной по минимальным ценам!

К воплям и верещанию наших пассажиров с нижних палуб присоединилось наше «ура».

— Гравитоны! — выдохнул капитан, с облегчением откидываясь на спинку кресла.

— Связь! — вторил я, пронзая воздух кулаком.

— Стейки, свежие продукты! — напомнила нам Анжелина. — Ну и гулянку же мы закатим!

Мы трое поднялись и направились к двери.

— Штрамм, — окликнул капитан через плечо, — приготовьтесь принять гравитоны. Томас, пожалуйста, объясните пассажирам, чем мы заняты.

— И сообщите о намечающейся вечеринке, — добавила Анжелина, когда мы подошли к лестнице.

Мы нетерпеливо дожидались у шлюза, когда откроется медлительный наружный люк. Индикатор давления замигал красным, потом сменился зеленым, когда давление уравнялось с давлением подстыковавшегося катера. Его люки тоже были распахнуты, и едва мы переступили порог, как нас встретила зажигательная музыка. И приветствия робостессы, указавшей нам на мягкие кресла.

— Добро пожаловать к Питу Бронко, предлагающему вам бесплатно угоститься любым напитком по вашему выбору. Первая порция за счет заведения! Все последующие оплачиваются кредитными картами, наличными или космическими подарочными купонами. Итак, прошу сообщить ваш выбор!

Полет был недолгим и приятным. По-моему, стремительный взлет из бездн отчаяния к вершинам эйфории вскружил всем нам головы. До нас еще не дошло, что нескончаемое странствие наконец-то окончилось.

У входа в «Пит Бронко» нас встретило пение фанфар робота — духового оркестра, увязавшегося за нами, когда мы зашагали по пышно украшенному фойе. Музыка просто-таки оглушала и смолкла лишь тогда, когда капитан, поднаторевший в космической торговле, бросил монету в щель отключения на пупке у робота.

Капитан откололся у двери с вывеской «Гравитоны для вас», а Анжелина направилась в «Супер-супермаркет Пита Бронко». Я же устремился в «Связь».

— Я здесь, дабы служить вам! — сообщил коммуникационный робот, вставая и аж трясясь от рвения перед пультом управления во всю стену.

Я вынул свою карту памяти и передал ее со словами:

— Свяжитесь с Специальным корпусом.

На экране вызова появился до боли знакомый номер.

— Три тысячи кредитов плюс галактический налог с продаж.

Нетерпеливые пальцы робота выхватили мою кредитную карту, сунув ее в щель «Платеж». Послышался звук механической отрыжки, и машина выплюнула мою карту на пол.

— На этом счету денег нет, — перестав лебезить, буркнул робот.

— Звонок за счет абонента.

— Тройной тариф плюс спутниковый налог с продаж.

— Валяйте, им это по карману.

— Третья кабинка. Доброго дня — или ночи, как вам будет угодно.

На экране появился Инскипп, глава Спецкорпуса и мой непосредственный начальник, рычавший во всю мощь:

— Да вы знаете, сколько я пытался связаться с вами, ди Гриз? Назревает катастрофическая ситуация в…

— Мои скверные новости вашим сто очков вперед дадут. Позвольте поведать, какие планеты я недавно посетил и какие летальные ситуации они таят…

Надо отдать ему должное, он сумел выслушать мою скорбную повесть в молчании.

— …и на Спасении хуже всех. Эта убийственная зеленая мутация превратила жизнь в ужасающий ад и для их собственных соплеменников, и для потомков первоначальных поселенцев.

— Спецкорпус уже справлялся с таким. Наше подразделение КЗД.

— Каких кассет?

— Комитет зеленых дел. Мы внесем вашу планету в список. — Отвернувшись от экрана, он что-то забормотал невидимому компаньону и обернулся обратно: — Командир КЗД генерал Карутерс как раз рядом. Он будет на корабле, который мы отправим за вами. Он все и объяснит.

— Отлично. Но перед следующим заданием переведите на мой счет миллион кредитов — на непредвиденные расходы.

Он взрыкнул, но неохотно кивнул.

— Вам их разместить на счету кредитной карты — или на одном из секретных, о которых мы якобы не знаем?

— Как вам угодно. — Закончив разговор, я сделал мысленную пометку, что надо велеть моему сыну-банкиру Боливару быстренько пожонглировать счетами.

Денек выдался долгий, и мне предстояло многое обдумать.

— Где тут бар? — спросил я. Робот-радист нажал на кнопку.

— Робогид ждет вас снаружи, многоуважаемый сэр, — раболепствовал он, протягивая мне отвергнутую — а теперь переполненную — кредитную карту.

Тема первопоселенцев — сплошь бревна да чучела коров — в салуне меня коробила, но я хотя бы смог подкупить оркестрик, оглушительно лабавший кантри-рок, чтобы тот смолк.

Отхлебнув из запотевшего бокала, я попыхивал тысячелетней сигарой и высчитывал, что надо — а теперь и можно — сделать.

Славный корабль «Свинобразий экспресс», наполнив баки дисконтными гравитонами под завязку, может завершить свое путешествие до Механистрии. Без меня.

Затем, как только командир КЗД генерал Карутерс прибудет на этот захолустный спутник, я введу его в курс зеленой трагедии на той несчастной планете.

А по завершении взваленного на меня Инскиппом прискорбного задания мы с Анжелиной наконец вернемся в свой курортный мир к вполне заслуженному — и заработанному потом и кровью! — отдыху. Я попыхивал и пил, пребывая с миром в полнейшем согласии.

Томаса и его товарищей-беглецов по пути подбросят на родные планеты.

Добрый капитан Сингх, если захочет, продолжит путь в качестве хозяина и владельца космолета. Я без всяких сожалений выброшу из головы и этот космический свинарник, и всех, кто улетит на нем…

— Так и думала, что найду тебя здесь, — бросила Анжелина.

— Ничуть не сомневался. Выпьешь?

— Конечно. — Она плюхнулась в кресло, попутно скомандовав: «Сидеть». Позади нее перегруженный портьебот с лязгом рухнул на пол.

— Ни за что не угадаешь, с кем я только что говорил, — изрек я. И в тот же миг ее холодный, обросший инеем бокал вознесся из середки столика.

— С Инскиппом. И у него есть для тебя работа, которую уже давным-давно пора выполнить.

— О прозревающая мысли, это правда! — Я поглядел на гору вещей, которую она принесла. — Но давай сперва отпразднуем! Устроим всем пирушкам пирушку.

— А в самом деле!

* * *

Помню открытие вечернего торжества, множество тостов, великолепную трапезу, множество тостов, пение диковинных песен вместе с нестройным хором, множество тостов… Но окончание вечеринки почему-то напрочь стерлось из памяти.

Когда я выдрался из недр сна с пересохшим ртом, энергии мне хватило лишь на то, чтобы шевельнуть пальцем и нажать на кнопку диспенсера в изголовье кровати. И ухитриться изловить таблетку «Возврат с того света», пока она не скатилась на пол. Я залил ее литром воды. И лежал пластом, пока не прекратились конвульсии. Открыл наверняка налитый кровью глаз, когда на пороге появилась Анжелина.

— Вот так погуляли, — сказала она. — Все оттянулись по полной, даже свинобразы, умудрившиеся сожрать тонну турнепса. Кофе?

— Да, медсестра… — прохрипел я, со скрипом садясь.

— Капитан хочет видеть тебя на мостике. Как только ты будешь в форме.

— Сначала кофе, пожалуйста.

Как только я более-менее вернулся к жизни, Анжелина передала мне еще приглашение — на сей раз куда более сомнительного свойства.

— Я поговорила с дамами, и они хотели бы видеть нас обоих.

— Без мужиков? — с надеждой уточнил я.

— Ну, разве что пара-тройка.

Тут и гадать не надо, чтобы сказать, кто возглавит мужскую компанию.

— После встречи с капитаном. — Я решил оттягивать неизбежное до упора.

Когда я вошел на мостик, Томас был уже там.

— Бокал вина? — предложил капитан; перед ним и Томасом стояли полные бокалы; на столе дышала раскупоренная запыленная бутылка красного вина. — В винном подвале спутника есть великолепные, очень выдержанные вина.

Я пригубил, посмаковал, выпил еще. Конечно, только за компанию.

— Я обновил карты с помощью банков памяти спутника, — сообщил капитан. — До Механистрии мы доберемся за пять, максимум шесть Припуханий. Как только прибудем, фрахт заканчивается. Что вы планируете сделать с этим судном потом?

Мне на ум пришло несколько колких ответов, произносить которые на публике не стоит. Отхлебнул еще; вино просто великолепное. Заметив мои колебания, Сингх продолжал:

— У меня — и присутствующего здесь капитана Шлейка — есть предложение.

— Но прежде, — подхватил Томас, — мы должны позаботиться об остальных бежавших узниках, планирующих вернуться на родные планеты.

— Об их доставке позаботится моя организация.

Инскипп поворчал из-за затрат, но в конце концов согласился.

— Меня с ними не будет, — сказал Томас. — Я не планирую возвращаться на родину. Я связался со своим тамошним отделением профсоюза, и мне уже перевели причитающуюся зарплату, больничные и пенсионные накопления.

— Да и я малость подустал от маклерства, — добавил капитан Сингх. — Мы бы хотели выкупить у вас этот корабль. Старое корыто нам по душе, как и Штрамму, готовому тоже подписать контракт.

— Мы собираемся устраивать живописные старомодные турне на пасторальные планеты на сельском космолете, — продолжал Томас. — Пенсионеры и ветераны будут от этого без ума.

— По рукам! — Я поднял бокал. — За счастливое будущее «Припухания в семейных турах»!

— И еще одно, — сказал я, когда мы чокнулись и выпили. — Корабль теперь ваш. Подготовьте документы на собственность, я подпишу.

— Но оплата…

— Никакой оплаты. Он весь ваш. Я получу деньги обратно от моих работодателей, которых эта идея приведет в восторг. — А может, и нет. Я не чувствовал ни ностальгии, ни сожалений.

Только громадное, ошеломительное… облегчение.

ГЛАВА 31

Стены украшали гирлянды, столы ломились от пирогов и кувшинов с крепким сидром. Я покусывал одно, воздерживался от другого. После капитанского вина я завязал на всю жизнь. Или хотя бы до вечера. Оглядев аудиторию, я попытался улыбнуться, но не очень-то преуспел. Убийственный Эльмо поднялся на ноги под жидкие аплодисменты.

— Дамы и народ, уважаемые гости. Надоть сказануть пару слов…

Вот только не пару. Правильней было бы сказать, несть числа. Забыв о хрупкости своего организма, я с вожделением смотрел на крепкий сидр — и сдерживался. Погружаясь в оцепенение и отупение. Наконец, через век-другой, прозвучали долгожданные слова…

— Как грится, перейдем к повестке дня. Сударыня Джулия имеет сказануть вам шо-то важное.

Она поднялась, зардевшись и нервно разглаживая фартук.

— Я лишь хотела сказать, как многим мы обязаны Анжелине и Джиму. Так что… спасибо вам большое! — Мы улыбались, раскланиваясь под громовые овации. Они смолкли, лишь когда сударыня Джулия жестом призвала к тишине. — Разумею, что это малость, но наши вязальщицы сделали это для тебя, Анжелина.

Она дала знак, и одна из вязальщиц вышла вперед с чудесным разноцветным свитером, который вручила Анжелине. Снова аплодисменты, а затем, когда она поглядела в мою сторону, я сообразил, что настал мой черед.

Как сквозь серую пелену я пытался действовать и говорить, что пристало, когда мне вручили какую-то вязаную бракозябру. В первый — и наверняка в последний — раз я просто обрадовался, когда снова подал голос Эльмо.

— Как грится, у нас есть еще махонький довесок. Один с хлопцев, Малец Билли, варганит эдакие цацки-пецки… — «Нэцкэ!» — прошипело с дюжину голосов, — …ну, шо-то такое. Валяй, Малец Билли, покажь, шо ты сработавши.

Малец Билли оказался одним из здоровенных гиревиков, вытащивших конденсатор с Грузной. Не проронив ни слова, он прошаркал вперед, держа в руках коробку. И ухитрился выдавить пару слов:

— Вырезал с кабаньего клыка, вот.

Это было настоящее произведение искусства. Полный жизни образ свинобраза-вожака. Тончайшая резьба, с тщательной проработкой каждой иглы. Моя благодарность была совершенно неподдельной, а его рукопожатие — сокрушительным и парализующим.

После всех этих треволнений я пропустил чуток сидра. И улизнул при первой же возможности.

Позже Анжелинаприсоединилась ко мне в баре, где я упаковывал бутылки.

— Я буду скучать по ним, — печально проронила она. — Больше всех по Розочке. Но знаешь их поговорку: «Возьмешь нынче поросеночка, завтра схлопочешь свинью». — Я брякнул в коробку очередную бутылку, и она подняла глаза. — Укладываешься?

— Переезжаю. В отель спутника. Капитан Сингх хочет отчалить при первой же возможности — уверен, и пассажиры тоже. После планет, где мы побывали, Механистрия покажется очень радушной. Мир, покой, безопасность, телевизор — все чудеса цивилизации.

— И свинобразы. Как же они, должно быть, истомились по зеленым пастбищам и небесам над головой!

— И мы тоже.

Вот и все. Как только мы уложили последнюю сумку, она оставила меня приглядывать за портье-ботами при переезде в отель, а сама пошла сказать последние-распоследние «прощай». Ручаюсь, Розочке тоже. Я же из номера отеля сделал последний звонок капитану и экипажу.

— И не забудьте мне прислать буклет своего первого круиза…

Когда разговор окончился и экран почернел, я испустил глубокий, искренний вздох. После возвращения Анжелины мы отправились в холл спутника с исполинским иллюминатором и смотрели, как корабль, служивший нашим домом невесть сколько месяцев, отплывает прочь. Медленно отдаляясь, он разворачивался.

Долгие секунды спустя его озарило розовое сияние. Донесся знакомый отдаленный хлопок Припухания. Когда сияние погасло, «Свинобразьего экспресса» уже не было.

— Мне будет недоставать всех их, — промолвила Анжелина.

Послышался отдаленный мелодичный гонг, а за ним — коротенький трубный глас из настенного громкоговорителя.

— Добро пожаловать, новоприбывшие клиенты, добро пожаловать, — проворковал синтезированный женский голос. — «Кактусовая гостиная» открылась для ланча — обеда — или как пожелаете. Легкие закуски или зажаренная целиком корова, выбор за вами. Плюс лучшие напитки во всей известной Вселенной…

— Тишина, — приказал я.

— Завтрак-то был давным-давно, — заметила Анжелина, отворачиваясь от иллюминатора. — Может?..

* * *

Если Анжелина и скучала по корабельным друзьям, то ни разу не помянула об этом. Зачастила в салон красоты «У мамзели» ради массажа лица, отшелушивания, заплетания косичек, причесок и всех прочих загадочных ритуалов, которыми упиваются женщины и мамзели. Я же вкалывал в спортзале, наматывал круг за кругом в бассейне — и ни капельки не скучал по недавнему заточению в космосвинарнике. Да будут успешными его вояжи в новой роли круизного судна!

Лучше уж они, чем я.

Ужин прошел при свечах, под негромкую музыку оркестрика «Франты Бронко Родео Банд», ввечеру преобразившегося в «Музыкальных миледи Марты». Вдобавок к смене пола роботы перешли на сентиментальную скрипичную музыку.

— По-моему, это замечательно, — заметила Анжелина, когда мы плавно кружили по танцплощадке.

— Земля и небо по сравнению с фермой, — добавил я, выписывая ногами замысловатые кренделя.

Но к прибытию космолета Спецкорпуса я уже сыт был роботизированным досугом почти по горло и с нетерпением ждал возможности выйти на простор. Только без зеленых людишек, которые все испортят.

— Сообщение с новоприбывшего судна сиру ди Гризу, — сообщил динамик. Мгновение спустя лебезящий голос робота сменился по-военному четким.

— Говорит генерал Карутерс.

— Добро пожаловать на борт, генерал! Не подойдете ли к нам в номер один-штрих-один?

— Иду.

Ждать себя генерал не заставил; входной гонг прозвонил очень скоро.

— Открыть, — сказала Анжелина, выходя вперед. — Пожалуйста, входите, генерал.

Распахнулась дверь, и генерал вошел… Обман… ловушка! Генерал был зеленым!

Как только это дошло до моего сознания, я метнулся вперед, вытянув и нацелив пальцы для сокрушительно удара в кадык, убивающего мгновенно.

Удар в тошнотворную зеленую глотку…

Аккуратно выставленная нога Анжелины зацепила меня за лодыжку, и я пластом рухнул на ковер. Генерал отступил на шаг, уклонившись от моих нацеленных пальцев. А Анжелина наступила мне на запястье.

— Конечно, я зеленый, — рявкнул он. — С какой же еще стати, по-вашему, я возглавляю КЗД?

Красная пелена спала с глаз, и я с ворчанием рухнул обратно в кресло, баюкая пострадавшую руку.

Анжелина все уладила. Забрала у генерала портфель и вернулась с шампанским и бокалами на подносе.

— Генерал Карутерс заслужил отнюдь не такого приема, Джим, — сказала она, вручая ему бокал шипучки.

Пробормотав извинения, я взял бокал здоровой рукой.

— Понимаю ваши чувства, — произнес генерал. — Теперь, пожалуй, вы сумеете понять реакцию зеленых при виде розового лица. Чистейшая ненависть.

— Но вы, похоже, этих чувств не разделяете, — заметила Анжелина.

— В том-то и смысл Комитета зеленых дел. Инциденты, вызывающие зеленую трансформацию, хоть и не слишком распространены, но в прошлом случались уже не раз. Одна из моделей атомных двигателей первых звездолетов при неблагоприятных обстоятельствах начинала излучать гамма-радиацию. Сублетальная доза гамма-излучения вызывает хлоазму — от греческого хлоазейн, быть зеленым. Зеленая кожа, связанная с этим состоянием — хлоазмой, — возникает вследствие возрастания выработки меланина, меланоцитов и меланосом. Обычно это состояние вызывается экспозицией среднедиапазонным ультрафиолетом, влекущим феномен зеленой кожи. К несчастью, необычное воздействие гамма-излучения вызывает дополнительные последствия, означающие, что вкупе с зеленой кожей идут раннее половое созревание, повышенная плодовитость и пониженный уровень интеллекта. Поскольку гамма-радиация проникает очень глубоко, она также повреждает нейромеланин, задействованный в синтезе моноаминов нейротрансмиттеров. Это ведет к тому, что вы видели. Ненависть в сочетании с возросшей плодовитостью и сопутствующим снижением уровня интеллекта. Но это состояние поддается лечению.

— Как? — спросил я. Уже хладнокровнее; шампанское помогло.

— Утрата этих нейротрансмиттеров обычно наблюдается в запущенных случаях болезни Альцгеймера, вот почему эти несчастные страдают от потери рассудка и возросшей агрессивности, когда гамма-излучение убивает весьма чувствительные клетки, вырабатывающие нейромеланин. Так что впрыскиванием в мозг стволовых клеток, перестроенных для преобразования в нейротрансмиттерные, можно восстановить функции мозга, не затрагивая безвредную зеленую кожу. Плодовитость возрастает попросту из-за пониженного интеллекта. Слишком глупы, чтобы думать, но не настолько глупы, чтобы не… ну, сами понимаете. Стоит восстановить нормальный уровень интеллекта и ввести контроль рождаемости, и скорость воспроизведения вернется к норме.

КЗД — миротворцы. Все мы, конечно, зеленые и потому не вызываем ненависти с первого взгляда, которую провоцируют розовые на новооткрытой зеленой планете. Более того, благодаря помощи, которую мы приносим, нас встречают с распростертыми объятиями.

Осушив свой бокал, он отставил его на стол. Вынул из кармана что-то вроде карандаша и положил рядом с бокалом. Я сразу понял, что это рекордер, а резинка на конце — микрофон-объектив.

— Включить, — произнес он. — Теперь попрошу вас изложить все, что вам известно об этой планете. Группы, подгруппы, социальная организация, отношения с незелеными… словом, все.

Это отняло уйму времени, потому что генерал оказался очень дотошным дознавателем. Шампанское давным-давно кончилось, и я уже охрип, когда он наконец откинулся на спинку кресла.

— По-моему, пора устроить перерыв. А еще у меня есть приказы для вас.

— Я принесу ваш портфель, — встала Анжелина.

Вынув из портфеля какие-то бумаги, генерал протянул Анжелине конверт:

— Вы можете опознать этого человека?

Сдвинув брови, она пригляделась к снимку — и охнула в голос.

— Это Рифути!

— Хорошо. — Генерал забрал фото и спрятал его. — Мы хотели быть на сто процентов уверенными. Вы сообщили, что он повинен в диверсиях на звездолете. Спецкорпус относится к подобным преступлениям весьма неблагосклонно. А уж тем паче когда Инскипп увидел вашу фамилию под рапортом, Рифути разыскали, арестовали, судили — и приговорили к десяти годам трудповинности. Он в цепях находится на борту моего корабля. Свой срок он отслужит в зеленом гриме, помогая нам в наших многочисленных трудах.

— Желаю ему удачи, — сказала Анжелина. — Особенно после того, как ему добавят срок за новые преступления, о которых мы хотим сообщить.

При этой приятной мысли мы тепло улыбнулись.

— Для вас. — Карутерс протянул конверт. Мне пришлось расписаться в четырех отдельных квитанциях, прежде чем генерал отдал его.

Я приложил к печати большой палец. Считав мой отпечаток, она пискнула — и с шипением вскрылась.

— Если вы не против, — сказал я, извлекая листы бумаги.

— Ради бога, — откликнулся он. — Боюсь, в горле у меня малость пересохло…

— Конечно. — Анжелина отправилась за свежей бутылью.

Быстро пробежав документ глазами, во второй раз я прочел помедленнее, затем откинулся на спинку кресла. Анжелина устремила на меня вопросительный взгляд.

— Интересно, — сказал я. — Несомненно, опасно.

— Это мы уже проходили, — улыбнулась она. — Но это наверняка лучше досрочной пенсии.

— О, однозначно!

Насколько именно опасно, нам предстояло выяснить в ближайшее время.

Некоторое — немалое — время спустя.

Мы путешествовали на армейском транспорте Спецкорпуса, лишенном не только излишеств, но и всяких удобств. Нас наверняка запроторили бы в третий класс, но Анжелина по-дружески потолковала с капитаном, прежде чем мы распаковали вещи. Уступив нам свою каюту, несчастный юркнул в трюм. Я был совершенно счастлив, наверстывая уйму недобранных часов сна. Плюс мне требовалось время, чтобы исцелились самые жуткие синяки и ссадины. Сказать, что последнее задание было чуток изнурительным, было бы серьезным преуменьшением. Я отдыхал на всю катушку, Анжелина же тем временем стала звездой офицерской кают-компании. Она побивала их в бильярд и обирала как липку в покер. Они же только радовались и напрашивались на то же самое снова и снова. Я присоединился к ней там после послеобеденной сиесты.

Окружавшие со всех сторон улыбающиеся зеленые лица все еще смущали меня — правда, лишь самую малость. Зато это стало отличной акклиматизацией перед визитом на планету.

— Я поговорил с капитаном, — сообщил я Анжелине. — Сядем завтра утром. В шесть склянок утренней вахты.

— И что это означает, как по-твоему?

— Не имею ни малейшего понятия. По-моему, он читает чересчур много исторических романов.

— Будет славно снова вдохнуть свежего ветра. — Подняв руку, она полюбовалась своими ногтями. — Пожалуй, надо заняться маникюром.

И попрощалась с офицерами и ушла. Я же заказал корабельный ром — напиток, к которому питал все более сильное пристрастие. Когда я его потягивал, ко мне присоединился зеленокожий офицер.

— Я майор Бонд. Джим Бонд.

— Мы тезки.

— Я буду вашим гидом. У меня с собой отделение.

— Гидов — или телохранителей?

— Помаленьку и того, и другого. В зеленых районах планеты розовых все еще очень мало. Так что приходится соблюдать осторожность. Эмоции укоренились чересчур глубоко.

— Присаживайтесь. Рому?

— Да, пожалуй. Я еще не при исполнении.

— Вы уже бывали на Спасении?

— Это мое второе турне. Планета будет замечательная, как только возрастет процент новой мутации.

— Удачи! Вам уже приходилось иметь дело с… тамошними розовыми?

— Я был офицером связи с одним из крупнейших кланов. Замечательные люди. Сейчас там довольно мирно. Они просто счастливы возможности держаться от зеленых подальше. Мы организовали разделительные зоны, чтобы они уж наверняка не сталкивались. Есть и ограждения, но по большей части электронные датчики, чтобы все так и оставалось.

— Мне нужна одна группа, точнее, один конкретный охотник.

— Зайдите в Бюро аборигенных розовых дел. Там есть полные данные на каждую группу. Я с ними больше дел не веду. Я теперь в ПИПе. Питание и продукты. Мы доставляем пункты питания и обучаем людей приходить туда в нужное время. Вместо старого обычая жрать с боем.

— Дело большое.

— Да и планета немалая. Население сейчас на неизменном уровне чуть более четырех миллионов. И будет равномерно снижаться, как только заработает контроль рождаемости. С каждым годом будет чуть лучше. Особенно когда вырастет средний коэффициент интеллекта.

— Годы… — отхлебнув рому, я вдруг осознал масштабы зеленой операции. — В конечном итоге это должно влететь в очень кругленькую сумму.

— Миллиарды, — улыбнулся он. — Но в галактическую лигу входит уйма планет. И каждая ежегодно отчисляет Корпусу пару-тройку миллионов, так что на финансирование мы не жалуемся.

Космопорт ни капельки не переменился со времени нашей первой посадки давным-давно. Мы сидели в рубке наблюдения и регистрации, глядя, как на экранах растет изображение посадочного поля.

— Все тот же старый порт и те же здания, — заметила Анжелина.

— Но брошенные звездолеты убрали. И построили современное здание порта сбоку. А вон там три… нет, четыре корабля дальнего плавания. Один из них класса дредноута.

Мы приземлились на площадку рядом с остальными кораблями. Когда были подстыкованы мостики и переходы, люки стали открываться один за другим. Там, где когда-то была заряженная мышеловка для залетных космических кораблей, царила оживленная деятельность. В рубку вошел незнакомый офицер — конечно же, зеленый. Оглядевшись, он подошел к нам и козырнул.

— Капитан Страуд. Я тут с машиной. Мне сказали, вы направляетесь в БАРД?

— Именно туда.

— Пожалуйста, пойдемте со мной.

Я обратил внимание, что стекла у дожидавшегося автомобиля поляризованы и снаружи кажутся зеркалами.

— Инкогнито? — уточнил я.

— Мера предосторожности, — пояснил капитан. — Первое новое поколение еще не родилось. Вид розового лица может спровоцировать уличные толпы на беспорядки. Некоторые из самых умных эстро, теперь работающие вместе с нами, научились сдерживать свои реакции на розовую кожу. Однако для этого требуется интенсивная терапия и гипнотическое внушение. Инстинктивная ненависть угаснет лишь в третьем поколении подвергшихся генной терапии.

— Вас ждет ужасно долгая и тяжелая работа, — заметила Анжелина.

— Она того стоит, — угрюмо проронил он, указывая на шаркающую толпу по ту сторону ограды. — Без помощи КЗД века назад я вырос бы на родной планете таким же, как они. Меня бы ждала короткая, жалкая, тупая жизнь, преисполненная ненависти. Я лишь возвращаю долг за услугу, оказанную моему родному миру.

Мы припарковались во дворе большого четырехэтажного здания.

— Это штаб-квартира Бюро аборигенных розовых дел, — сообщил капитан, когда мы вышли из автомобиля. — Как видите, учреждение весьма солидное. Столетия ненависти обездолили этот незеленый народ так же, как и мой. Мы придаем большое значение оказанию медицинской помощи, образованию и консультациям по сельскому хозяйству.

— Благодарю от имени всех нас, розовых, — сказал я.

— Давайте я отведу вас в регистрационный отдел. Вы помните имена вождей — и где кочевали племена?

— Дайте мне карту, и я покажу места, где мы побывали. А главного охотника звали Брамом.

— Я прекрасно его знаю! — откликнулся Страуд. — На первых порах я был прикомандирован к его племени. Давайте-ка справлюсь у нашего тамошнего комиссар-резидента. Когда хотите выехать?

— Сейчас же — или еще раньше, — ответила Анжелина.

Капитан Страуд был воплощенной эффективностью. Сверился с записями, сделал несколько звонков — и повел нас на парковку, где уже ждала машина — громадная мощная зверюга с колесами спереди и гусеницами сзади.

— Вездеход, — пояснил капитан, заводя двигатель. — Там, куда мы едем, дорог еще нет.

Мы с наслаждением прокатились по знакомым краям и скоро доехали до пастбища у реки, где квартировали свинобразы. Подняв фонтаны брызг, пересекли мелкую речушку и углубились в низкие холмы по ту сторону. Затем перед нами развернулся зеленый луг со знакомыми шатрами. Над ними вились дымки, столбом уходя в безветренные небеса.

Как только мы затормозили, встретить нас бросились смеющиеся детишки, толпой окружив наш вездеход. Взрослые подоспели по пятам за ними. Встав, я поглядел поверх голов и увидел знакомую фигуру, появившуюся из одного из шатров. Замахав рукой, я крикнул — и он поспешил к нам.

— Как поживаешь, Брам? — спросил я, когда он схватил меня за руки.

— Ты говорил, что вернешься, — ответил он. — Все перемены — высадившаяся зеленая армия, воцарившийся мир — это твоих рук дело?

— Мы же обещали, — сказала Анжелина.

— Да. И спасибо вам от всего сердца. Всей благодарности Вселенной не хватит…

— А давайте отпразднуем! — предложил я, передавая ему ящик. — Тут есть любопытные напитки, которые тебе, по-моему, должны прийтись по вкусу.

Праздник получился на славу. Встреча друзей и пиршество. Солнце сияло, жареная говядина таяла на языке, громкий смех не утихал. Праздник угас лишь с наступлением сумерек.

— Нынче вы заночуете у нас, — заявил Брам.

— Конечно, — не спорила Анжелина. — А еще Джим хочет вручить тебе кое-что.

Покопавшись в сумках, я нашел большой золотой конверт и вручил его Браму.

— Открой, — сказала Анжелина. Он приподнял конверт, с прищуром разглядывая его в угасающем свете дня и шевеля губами, и наконец промолвил:

— Тут по-письменному сказано «Брам». Это мое имя. Видите, я учусь читать.

Вскрыв для него конверт, я зачитал при последних лучах солнца:

ПОЖИЗНЕННЫЙ ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ПРОПУСК. ДЕЙСТВИТЕЛЕН В ЛЮБОМ ЗВЕЗДОЛЕТЕ, СЛЕДУЮЩЕМ НА ЛЮБУЮ ПЛАНЕТУ

Инструкция по пользованию внутри.

Бережно взяв пропуск, Брам провел пальцами по выпуклым буквам.

— То, что тут сказано… Это правда?

— Такая же правда, как мое обещание, что ты когда-нибудь посетишь звезды. И теперь ты можешь сделать как раз это…

— И навестить вас с Анжелиной?

— Мы надеемся, что ты сделаешь это первым делом. — Она взяла его за руки. — Только дай знать.

Уехали мы рано утром. Злоупотреблять гостеприимством не по мне.

— Это чудесные люди, — сказал капитан Страуд, вздымая вездеходом брызги в русле и хрустя галькой берега. — А пропуск, который вы дали Браму… Ни разу не слыхал ни о чем подобном.

— Мы тоже, пока эта идея не пришла нам в головы.

— Замечательно!

А вот Инскипп этого мнения не разделяет, подумал я. Потому что все счета будут поступать к нему.

Когда мы с лязгом затормозили на парковке, Страуд поинтересовался:

— Вы возвращаетесь на этом звездолете?

— Капитан сказал, что да. Просто коротенький крюк с заходом сюда.

— Я поговорил со здешним персоналом, и они с огромной радостью встретились бы с вами, чтобы показать здешнюю работу. Ведь это благодаря вам планету вырвали из темных веков гибели и отчаяния. Они хотели бы поблагодарить за это. От лица бессчетных зеленых, переставших быть париями и вырожденцами…

— Конечно, мы придем, — согласилась Анжелина. — Это большая честь.

Здание оказалось самым большим в комплексе — очевидно, штаб-квартира. Ни одного розового. Зеленая кожа и зеленые мундиры были здесь в порядке вещей. Мы миновали отдел связи, где военные — и мужчины, и женщины, — уткнувшиеся в свои экраны, удостаивали нас взглядов лишь мельком. У некоторых на плечах были красные погоны. Один из обладателей последних поглядел на нас и не сводил глаз долгие секунды, но в конце концов снова уставился в клавиатуру.

И я узнал его. Кажется. Все зеленые лица похожи одно на другое, как горошины. И все же это встревожило меня.

— Мы устроили небольшое собрание, — сказал капитан. — Старший персонал хотел бы встретиться с вами.

— Нет проблем.

В актовом зале на столах обещанием сверкали стаканы и бутылки. Но не успели мы добраться до них, как дорогу мне заступил седовласый офицер с красными погонами на плечах.

На сей раз я его узнал.

— Вы Властелин, — сказал я. Он мрачно кивнул.

— Был. Тем разом мы встречались при сильно других обстоятельствах.

— Вот уж действительно.

— Теперь я работаю с добрыми людьми, пришедшими сюда помочь нам. Это ваших рук дело, полагаю?

— С радостью признаю, что да.

— Так я и думал. А теперь прошу простить, у меня еще масса дел.

Он развернулся и ушел. Анжелине это не понравилось.

— Это не тот бандит, которой хотел нас убить?

— Тот самый. Уже реформированный.

— Будем надеяться…

После массы приветствий и решительно безалкогольных напитков мы ушли. По другому коридору.

— Еще одна встреча, — пояснил наш гид. — Вас хочет видеть наш командир.

— С удовольствием, — проворчал я.

Коридор был пуст, не считая единственного человека в мундире у двустворчатой двери. На плечах у него были красные погоны. Когда мы приблизились, он резко обернулся и распахнул двери.

Оттуда молча ринулся поток людей, вооруженных знакомыми дубинками.

Возглавлял их Властелин. С искаженным от ненависти лицом он взмахнул дубинкой.

Чисто инстинктивно заслонившись предплечьем, я взревел от боли.

Я и не оборачиваясь знал, что происходит у меня за спиной.

— Только не в сердце! — крикнул я, покачнувшись от мощного удара.

Властелин ударил снова — и взвыл, когда пуля прошила ему руку. Снова заверещал и рухнул, когда Анжелина аккуратно прострелила ему обе ноги.

Следующие три ее выстрела угодили в ноги очередных атакующих, потом пули разорвались в потолке над толпой нападавших, осыпав их градом обломков штукатурки и облаком пыли. Натыкаясь друг на друга, они падали, бросали свои дубинки, спеша удрать от смертоносных выстрелов. Не прошло и трех секунд, как все они скрылись. Остались лишь сбившиеся в кучу раненые на полу.

— Тебе стоило его прикончить еще тогда, — сказала Анжелина. Ее пистолет был по-прежнему готов к действию, дайте лишь мишень.

— Спасибо, — выдохнул я, потирая онемевшую от боли руку.

Нам принесли множество пылких извинений. Врач забинтовал мне руку, но лишь после того, как впрыснул желанное обезболивающее. Мы с радостью встретили вооруженный эскорт, который препроводил нас до машины в целости и сохранности.

— Я понимаю побуждения Властелина, — сказал я. — До моего появления вся планета была его собственностью.

— Король на куче дерьма, — бросила Анжелина. Во взоре ее еще не угас отблеск смерти.

— Да. Но это была его собственная куча дерьма. Взяв меня за здоровую руку, она наконец улыбнулась.

— Не пора ли домой, как ты думаешь?

— Давно пора! Солнце, покой, отдых и всяческие цивилизованные удовольствия.

Мы в унисон засмеялись; будущее рисовалось лучезарным и счастливым.

«До следующего раза», — прошептало мое подсознание.

Но я его проигнорировал..

Примечания

1

Товарищи, я говорю извинение, это наши друзья, друзья нашей планеты (эсперанто).

(обратно)

2

Cabron – букв. козел, очень грубое испанское ругательство.

(обратно)

3

Sane – разумный, здравомыслящий (англ.)

(обратно)

4

Я знаю только то, что ничего не знаю (греч.) – знаменитое изречение Сократа.

(обратно)

5

Все меняется. Большой человек сказал (греч.)

(обратно)

6

Это мы попасть в орбиту вокруг Пирра? (искаж. швед.)

(обратно)

7

Oradd – бесстрашный, oratt – неправильный (швед.)

(обратно)

8

Kunglig brorson – королевский племянник (швед.)

(обратно)

9

На, вот тебе тысяча лир на мороженое! (итал.)

(обратно)

10

Gammal papperrot – старый хрен (швед.)

(обратно)

11

Trampa, trama, falla – слово «ловушка» на испанском, итальянском и шведском языках.

(обратно)

12

Бритбак – от английских слов «breath» – «дышать» и «back» – «спина».

(обратно)

13

Цитируется по собранию сочинений Гарри Гаррисона, том 1, роман «Мир Смерти» (изд-во «Полярис», 1991 г.).

(обратно)

14

The tongue is not steel, yet it cuts – язык не из стали, но может ранить (англ. пословица).

(обратно)

15

Tabula rasa – пустые места, пробелы (лат.).

(обратно)

16

Английская пословица; имеет смысл: пререкаться попусту.

(обратно)

17

Английская пословица.

(обратно)

18

Дуо-дуо – дуо в квадрате, или двенадцать в восьмой степени, более четырехсот миллионов.

(обратно)

19

Около двенадцати миллионов.

(обратно)

20

Основные комбинации одной из типичных разновидностей покера: двойка (например, две десятки); две двойки (например, две десятки и две дамы); тройка (например, три десятки); стрит – пять карт разной масти, следующих друг за другом (например, пиковые дама и валет, десятка треф, девятка бубен и восьмерка червей); колор (цвет) – пять карт одной масти (например, бубны); флеш-рояль – пять карт одной масти, следующих друг за другом (например, пиковые дама, валет, десятка, девятка и восьмерка); каре – четыре карты одного достоинства (например, четыре короля). В колоде ругов масть обозначается цветом (красный, желтый, зеленый, синий); самой старшей карте, тузу, соответствует Великая Пустота, а затем следуют: Великий Творитель-Навигатор, Творительница, Творитель, Хозяин-Навигатор, Помощник Навигатора, Советник, Измеритель, Пилот, Защитник и так далее. (Примечание авт.).

(обратно)

21

Lege artis – по всем правилам искусства (лат.).

(обратно)

22

Смелли (Smelly) — зловонный (англ.)

(обратно)

23

кулачный бой в грязи

(обратно)

24

Конь (knight) и ночь (night) по-английски звучат одинаково

(обратно)

25

отделочный материал

(обратно)

26

Спидидайн — ресторан (кафе) быстрого обслуживания

(обратно)

27

густой острый суп с пряностями (инд.)

(обратно)

28

никогда не отчаиваться (лат.)

(обратно)

29

монета в 4 пенса (истор.)

(обратно)

30

власть военных предводителей; warlord — военачальник (англ.)

(обратно)

31

Не двигаться! Вы арестованы! Руки вверх! (эсперанто).

(обратно)

32

псевдоним, прозвище (франц.)

(обратно)

33

Игра слов. Boy Sprouts созвучно известным «бойскаутам», или «мальчикам-разведчикам», но может быть переведено как «мальчики — отростки брюссельской капусты».

(обратно)

34

Приправа из куркумного корня, чеснока и пряностей.

(обратно)

35

Сигара с обрезанными концами.

(обратно)

36

Habeas corpus (лат.) — начальные слова закона о неприкосновенности личности, принятого парламентом в 1679 году.

(обратно)

37

Парчовая ткань для вечерних туалетов.

(обратно)

38

Канюк — хищная птица из семейства ястребиных; крик канюка напоминает плач ребенка.

(обратно)

39

Игра слов. Буквальный перевод: мальчик — брюссельская капуста.

(обратно)

40

Бробдингнег — название страны великанов в «Путешествиях Гулливера».

(обратно)

41

Это итальянский язык. Надписи означают «Штурман», «Капитан», «Связь» и — что интересно — «Морг». В контексте синонимов последнего слова — покойницкая или мертвецкая — логично предположить, что имеется в виду кубрик. — Здесь и далее примечания переводчика.

(обратно)

42

Тонкая игра слов. В переводе с эсперанто truo означает «дыра», но англоязычному читателю напоминает true — то есть «истинный».

(обратно)

43

Речь идет о событиях, описанных в романе, опубликованном на русском языке под названием «Месть Крысы из нержавеющей стали».

(обратно)

44

Весьма и весьма превосходно! (эсп.)

(обратно)

45

В оригинале — Gronner, что еще более запутывает клубок из Соединенных Штатов Англии, советского флага и Британского континента. Не говоря уж о кое-каких деталях из следующей главы.

(обратно)

46

Das Kapital — именно так назывался труд классика.

(обратно)

47

Здесь: Отец небесный! (нем.)

(обратно)

48

Rumfahrtroman — вероятно, искаженное «Raumfahrtroman», т. е. «Космоплавающий романец». Довольно прозрачная аллюзия на «Летучий голландец». Впрочем, возможно, Rum — сиречь «ром», а не «космос» — ошибка намеренная.

(обратно)

49

Estro (эсп.) — начальник.

(обратно)

50

В оригинале estroj — множественное число от estro, что еще раз напоминает нам о том, что герои общаются на эсперанто.

(обратно)

51

От frapo — «бить», то есть «ударялка».

(обратно)

52

Terpomoj (эсп.) — картофель.

(обратно)

Оглавление

Гарри Гаррисон Запад Эдема

  От Автора

  Пролог: Керрик

  Книга первая

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

    Глава шестая

    Глава седьмая

    Глава восьмая

    Глава девятая

    Глава десятая

    Глава одиннадцатая

    Глава двенадцатая

    Глава тринадцатая

    Глава четырнадцатая

    Глава пятнадцатая

    Глава шестнадцатая

    Глава семнадцатая

    Глава восемнадцатая

    Глава девятнадцатая

    Глава двадцатая

    Глава двадцать перва

    Глава двадцать вторая

    Глава двадцать третья

    Глава двадцать четвертая

    Глава двадцать пятая

    Глава двадцать шестая

    Глава двадцать седьмая

  Книга вторая

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

    Глава шестая

    Глава седьмая

    Глава восьмая

    Глава девятая

    Глава десятая

    Глава одиннадцатая

    Глава двенадцатая

    Глава тринадцатая

    Глава четырнадцатая

    Глава пятнадцатая

    Глава шестнадцатая

    Глава семнадцатая

    Глава восемнадцатая

    Глава девятнадцатая

    Глава двадцатая

    Глава двадцать первая

    Глава двадцать вторая

    Глава двадцать третья

    Глава двадцать четвертая

    Глава двадцать пятая

    Глава двадцать шестая

    Глава двадцать седьмая

    Глава двадцать восьмая

    Глава двадцать девятая

    Глава тридцатая

    Глава тридцать первая

    Глава тридцать вторая

    Глава тридцать третья

  Зоология (подписи к рисункам)

    Рисунок 01. Бансемнилла

    Рисунок 02. Лодка

    Рисунок 03. Плащ

    Рисунок 04. Олень

    Рисунок 05. Энтисенат

    Рисунок 06. Эйсекол

    Рисунок 07. Элиноу

    Рисунок 08. Эретрук

    Рисунок 09. Гигантский олень

    Рисунок 10. Хесотсан

    Рисунок 11. Длиннозубый

    Рисунок 12. Мастодонт

    Рисунок 13. Ненитеск

    Рисунок 14. Онетсенсаст

    Рисунок 15. Сандуу

    Рисунок 16. Таракаст

    Рисунок 17. Угуншаа

    Рисунок 18. Унутак

    Рисунок 19. Урукето

    Рисунок 20. Уруктоп

Гарри Гаррисон Зима в Эдеме

  От Автора

  Предисловие Керрика

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

  Глава двадцать седьмая

  Глава двадцать восьмая

  Глава двадцать девятая

  Глава тридцатая

  Глава тридцать первая

  Глава тридцать вторая

  Глава тридцать третья

  Глава тридцать четвертая

  Глава тридцать пятая

  Глава тридцать шестая

  Глава тридцать седьмая

  Глава тридцать восьмая

  Глава тридцать девятая

  Глава сороковая

  Глава сорок первая

  Глава сорок вторая

  Глава сорок третья

  Глава сорок четвертая

  Глава сорок пятая

  Приложение

    Иилане

      От переводчика

      История мира

      Физиология

      Наука

      Общество

      От переводчика

      Язык

    Тану

      Язык

    Парамуганы

      Окружающая среда

      Язык ангурпиаквов

    Словари

      Словарь тану

      Словарь иилане

      Словарь саску

      Словарь парамутанов

        Существительные

        Глаголы

        Аффиксы

    Животный мир

      Рисунок 01-20

      Рисунок 21. Гулаватсан

      Рисунок 22. Долгозуб

      Рисунок 23. Естекел

      Рисунок 24. Исекул

      Рисунок 25. Масиндуу

      Рисунок 26. Нениттск

      Рисунок 27. Окхалакс

      Рисунок 28. ОНЕТСЕНСАСТ

      Рисунок 29. Руутса

      Рисунок 30. Эпетрук

    Благодарность

Гарри Гаррисон Возвращение в Эдем

  От Автора

  Предисловие Керрика

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

  Глава двадцать седьмая

  Глава двадцать восьмая

  Глава двадцать девятая

  Глава тридцатая

  Глава тридцать первая

  Глава тридцать вторая

  Глава тридцать третья

  Глава тридцать четвертая

  Глава тридцать пятая

  Заключение

  Приложение

    Иилане

      От переводчика

      История мира

      Физиология

      Наука

      Общество

      От переводчика

      Язык

    Тану

      Язык

    Парамуганы

      Окружающая среда

      Язык ангурпиаквов

    Словари

      Словарь тану

      Словарь иилане

      Словарь саску

      Словарь парамутанов

        Существительные

        Глаголы

        Аффиксы

    Животный мир

      Рисунок 01-20

      Рисунок 21. Гулаватсан

      Рисунок 22. Долгозуб

      Рисунок 23. Естекел

      Рисунок 24. Исекул

      Рисунок 25. Масиндуу

      Рисунок 26. Нениттск

      Рисунок 27. Окхалакс

      Рисунок 28. ОНЕТСЕНСАСТ

      Рисунок 29. Руутса

      Рисунок 30. Эпетрук

    href=#t243> Благодарность

Гарри Гаррисон Неукротимая планета

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

Гарри Гаррисон Этический инженер

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

Гарри Гаррисон Конные варвары (Мир смерти-3)

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

Гаррисон Гари Линкор в нафталине

Гарри Гаррисон Ант Скаландис (Антон Молчанов) Возвращение в мир смерти

  Книга 1 ВОЗВРАЩЕНИЕ В МИР СМЕРТИ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

    ГЛАВА 8

    ГЛАВА 9

    ГЛАВА 10

    ГЛАВА 11

    ГЛАВА 12

    ГЛАВА 13

    ГЛАВА 14

    ГЛАВА 15

    ГЛАВА 16

    ГЛАВА 17

    ГЛАВА 18

    ГЛАВА 19

    ГЛАВА 20

    ГЛАВА 21

    ГЛАВА 22

    ГЛАВА 23

  Книга 2 МИР СМЕРТИ НА ПУТИ БОГОВ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

    ГЛАВА 8

    ГЛАВА 9

    ГЛАВА 10

    ГЛАВА 11

    ГЛАВА 12

    ГЛАВА 13

    ГЛАВА 14

    ГЛАВА 15

    ГЛАВА 16

    ГЛАВА 17

    ГЛАВА 18

Гарри Гаррисон, Ант Скаландис Мир Смерти на пути богов

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

Гарри Гаррисон, Ант Скаландис Мир Смерти против флибустьеров

  Книга первая Флибустьерский рай

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

  Книга вторая Ад для флибустьеров

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

Гарри Гаррисон, Ант Скаландис Мир Смерти и твари из преисподней

  Часть первая

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

    Глава шестая

    Глава седьмая

    Глава восьмая

    Глава девятая

    Глава десятая

    Глава одиннадцатая

    Глава двенадцатая

    Глава тринадцатая

    Глава четырнадцатая

    Глава пятнадцатая

    Глава шестнадцатая

    Глава семнадцатая

    Глава восемнадцатая

    Глава девятнадцатая

    Глава двадцатая

    Глава двадцать первая

    Глава двадцать вторая

  Часть вторая Парад феноменов

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

    Глава шестая

    Глава седьмая

    Глава восьмая

    Глава девятая

    Глава десятая

    Глава одиннадцатая

    Глава двенадцатая

    Глава тринадцатая

    Глава четырнадцатая

    Глава пятнадцатая

    Глава семнадцатая

    Глава восемнадцатая

Гаррисон Гари Недруги по разуму

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

Гарри Гаррисон Крыса из нержавеющей стали появляется на свет

Гаррисон Гари Стальная крыса идёт в армию

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

Гарри Гаррисон Стальная крыса поёт блюз

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

Гарри Гаррисон Крыса из нержавеющей стали (Крыса из нержавеющей стали – 4)

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

Гарри Гаррисон Месть крысы из нержавеющей стали * * *

Гарри Гаррисон Крыса из нержавеющей стали спасает мир

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

Гарри Гаррисон Ты нужен стальной крысе!

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

Гарри Гаррисон Стальную крысу — в президенты!

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

Гарри Гаррисон Стальная крыса отправляется в ад [= Стальная крыса в гостях у дьявола]

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

Гаррисон Гари Стальная крыса на манеже

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

Гарри Гаррисон Золотые годы Стальной Крысы

Гарри Гаррисон «Новые приключения Стальной Крысы»

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

*** Примечания ***